К 400-летию Дома Романовых


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
в двух томах
том первый
(1 января - 31 июля 1917)
Ответственный редактор и составитель В.М.Хрусталев
МОСКВА
ПРОЗАиК
2012


УДК 94(47) ББК 63.3(2) Д54
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»
Дизайн Вадима Гусейнова
На фронтисписе:
Николай II и императрица Александра Федоровна в Крыму
Д54 Дневники Николая II и императрицы Александры Федоровны: в 2 т. / отв. ред., сост. В.М.Хрусталев. —
М.: ПРОЗАиК, 2012.
Т. 1: 1 января — 31 июля 1917. — 624 с.; ил.
ISBN 978-5-91631-161-7 (Т. 1)
ISBN 978-5-91631-160-0
Настоящий двухтомник — издание уникальных исторических документов, наиболее полная публикация под одной обложкой дневников последних представителей династии Романовых. Читатель имеет редкую возможность непосредственно сопоставить поденные записи монарха и его супруги — часто об одних и тех же событиях — и в период их царствования, и во времена опалы и крушения государственных устоев. Непосредственное соприкосновение с большим количеством архивных документов и печатных первоисточников позволит читателю лучше понять ход исторического процесса и воссоздать подлинный образ царской семьи.
Первый том включает дневники императорской четы в последние месяцы их царствования и в пору домашнего ареста царской семьи в Царском Селе — до того, как они были высланы Временным правительством в Сибирь.
УДК 94(47) ББК 63.3(2)
ISBN 978-5-91631-161-7 (Т. 1) ISBN 978-5-91631-160-0
© Хрусталев В.М., составление, предисловие, комментарии, перевод с английского, 2008 © Оформление. ЗАО «ПРОЗАиК», 2012


ПРЕДИСЛОВИЕ
«Дневники Николая II и императрицы Александры Федоровны (1 января 1917 г. — 16 июля 1918 г.)» — наиболее полная публикация под одной обложкой дневников и писем последних представителей династии Романовых на российском троне. Она также включает относящиеся к теме извлечения из разнообразных архивных источников, мемуаров, периодических и печатных изданий, позволяющие проследить динамику развития событий, связанных с Февральской революцией и Октябрьским переворотом 1917 г., приходом к власти большевиков и началом Гражданской войны в России.
Читатель впервые имеет редкую возможность сопоставить поденные записи российского монарха и его супруги, часто об одних и тех же событиях, в период их царствования и во времена опалы и крушения государственных устоев старого мира. В документальной публикации составителем сделана попытка через дневники, посредством их комментирования, показать прежде всего восприятие мира царской четой, влияние ее на политику и государственный курс державы, отношение к Первой мировой войне, окончательному развалу фронта и хозяйства страны после революции. Непосредственное соприкосновение каждого из читателей с архивными документальными и печатными первоисточниками позволит лучше понять ход исторического процесса и воссоздать образ царской семьи, столь неоднозначно воспринятый их современниками как в лагерях их преданных сторонников, так и яростных противников. До сих пор, почти век спустя, о них можно встретить взаимоисключающие отзывы и характеристики. Только знание первоисточников позволит приблизиться к выяснению объективного образа последних российских венценосцев.
Давно подмечено, что человеческая цивилизация развивается по конкретным законам, своеобразными историческими циклами, которые на определенном этапе этой бесконечной «спирали» в какой-то мере повторяются, напоминают о пройденном опыте и предостерегают от повторения ошибок. Особенно необходимо понимать и помнить об этом в наши неспокойные дни, в период переоценки и определения важных вех в истории России, к которым в первую очередь относятся Февральская революция и Октябрьский переворот большевиков 1917 г. Прошло 90 лет со дня свершения этих судьбоносных событий, но они до сих пор являются предметом злободневных дискуссий и продолжения традиционного «курса шатаний» нашего государства в определении перспектив будущего.
Поденные записи царской семьи являются уникальными документальными и яркими свидетельствами минувшей эпохи. Они позволяют, в какой- то мере, не только восстановить последовательность событий переломного
5


ПРЕДИСЛОВИЕ
и мятежного времени, но и показать их восприятие представителями династии Романовых и их ближайшего окружения. Подлинные документы дают возможность развеять устоявшиеся мифы и домыслы относительно царской семьи, которые часто появлялись из-под пера репортеров ради «красного словца» или журналистов, государственных деятелей и историков для достижения целей «политического заказа». Перечисленные прегрешения (включая тенденциозность) нередко содержат и множество мемуаров и воспоминаний бывших царских сановников, «демократов» Временного правительства, случайных очевидцев тех или иных событий, связанных с судьбой царской четы. Необходимо помнить, что только в сопоставлении данных различных исторических источников — залог достоверности и, в конечном итоге, возможность установить истину.
В ночь с 16 на 17 июля 1918 г. большевики расстреляли в Екатеринбурге (на Урале) всю семью последнего российского императора Николая II. Официально объявили только о казни бывшего самодержца. Спустя три дня после убийства Романовых центральный печатный орган ЦК РКП(б) газета «Правда» сообщила, что в распоряжении Центрального Исполнительного Комитета (ЦИК) находятся «чрезвычайно важный материал и документы Николая II: его собственноручные дневники, которые он вел от юности до последнего времени; дневники его жены и детей; переписка Романовых и т.д. Имеются, между прочим, письма Григория Распутина к Романову и его семье. Все эти материалы будут разобраны и опубликованы в ближайшее время». В действительности личные документы царской четы, их детей и приближенных в это время еще не были вывезены с Урала. Лишь в ночь с 19 на 20 июля 1918 г. непосредственный исполнитель убийства Романовых чекист Я.М.Юровский выехал в Москву, имея при себе «семь мест багажу». Кучер
А.К.Елькин, отвозивший Юровского на вокзал в Екатеринбурге, видел среди вещей два кожаных саквояжа; на одном из них была сургучная печать.
Из документов бывшего Центрального партийного архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (ныне Государственный архив социально-политической истории — РГАСПИ) и бывшего Архива КГБ СССР (ныне Центральный архив Федеральной службы безопасности РФ — ЦА ФСБ РФ) видно, что дневники царской четы, вывезенные после расстрела Романовых в Москву, были сданы в Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) РСФСР, а затем, по крайней мере частично, переданы в Президиум Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК). В Москву попали только наиболее важные личные документы императора Николая II и императрицы Александры Федоровны. Спешная эвакуация (на Екатеринбург наступали белые) заставила чекистов оставить в кладовой одного из банков значительную часть личных вещей и бумаг Романовых и их окружения. Некоторые из документов, личных вещей и драгоценностей исчезли — были расхищены охраной и впоследствии утрачены. Кое-что белыми было вывезено за пределы России.
В 1920-е гг. документы Романовых, попавшие к большевикам, в том числе и привезенные из Екатеринбурга, оказались на государственном
6


ПРЕДИСЛОВИЕ
хранении в Центральном архиве. После его реорганизации документальные материалы последних представителей династии попали в Центральный государственный архив древних актов (ЦГАДА СССР, ныне РГАДА), а позднее в Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и управления СССР (ЦГАОР СССР, ныне Государственный архив Российской Федерации).
Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ) хранит личные документальные фонды императора Николая II (Ф. 601) и императрицы Александры Федоровны (Ф. 640). В них насчитывается 3188 дел, включая последние дневники за 1917—1918 гг.
Публикация фрагментов дневников царской четы в СССР и Российской Федерации предпринималась неоднократно, но, главным образом, в политических целях. В годы советской власти фрагменты из дневников императора Николая II впервые появились в периодической печати в 1918 г. после тайного расстрела всей царской семьи в Ипатьевском доме в Екатеринбурге. Через пять лет была издана небольшая брошюра: «Дневник императора Николая II (1890—1906)» (Берлин, 1923) — выборочная публикация отдельных фрагментов дневника с целью показать лишь классовую сущность тирании династии Романовых.
Дневники Николая II за 1917—1918 гг. были наиболее полно опубликованы к 10-летию Октябрьской революции в журнале «Красный архив» № 1—3 за 1927 г. Однако журнальная публикация содержит некоторые неточности (по сравнению с оригиналом), кроме того, в ней почти отсутствуют именные и тематические комментарии.
Последние дневники императрицы Александры Федоровны, написанные на английском языке, никогда не публиковались полностью. Впервые американский журналист Айзек Дон Левин напечатал отдельные фрагменты из них в «Chicago Daily News» (1920, June, 22—26, 28). Публикация была подготовлена на основе фотокопий, полученных в ноябре 1919 г. от известного советского историка М.Н.Покровского. Впоследствии американский журналист воспроизвел выдержки из них в своих мемуарах «Eyewitness to History» (New York, 1963). Позднее их цитировал американский историк Ричард Пайпс в монографии «Русская революция». Судя по русскому переводу, они в целом соответствуют архивным дневникам, хранящимся в ГА РФ.
В советские времена «романовская тема» находилась под идеологическим прессом, а порой и под прямым запретом. Только начиная с «хрущевской оттепели» и особенно с периода «горбачевской перестройки», эта тема стала предметом общественного внимания. Сначала появилась репринтная перепечатка издания дневников самодержца: «Дневник императора Николая II. 1890—1906 гг.» (Берлин, 1923; М., 1991). Чуть позднее сотрудники ГА РФ подготовлили наиболее полное издание дневников последнего монарха Российской империи: «Дневники императора Николая И» (М., 1991), где были опубликованы дневники за периоды: 21 сентября 1894 г. — 31 декабря 1896 г.; 1 января 1904 г. — 30 июня 1907 г.; 1 января 1913 г. — 30 июня 1918 г. Издание послужило достойным вкла¬
7


ПРЕДИСЛОВИЕ
дом архивистов в объективное освещение существующих «белых пятен» в истории России конца XIX — начала XX в.
Стоит отметить, что наследник российского престола великий князь Николай Александрович (впоследствии император Николай II) начал регулярно писать свои дневники с четырнадцатилетнего возраста и продолжал вести их ежедневно (за исключением единичных дней) до 13 июля 1918 г., т.е. почти до конца своего земного пути. Только небольшая часть из них опубликована на сегодняшний день, но даже в наиболее полном их издании не удалось по каким-то причинам избежать погрешностей. Из наиболее существенных пробелов издания 1991 г. следует назвать необоснованный пропуск отдельных записей императора Николая II за 1917—1918 гг., которые имеются в оригинале и даже в более раннем журнальном варианте издания 1927 г. Кроме того, эти дневниковые записи не снабжены должным научно-справочным аппаратом. Имеются только краткие именные комментарии, которые содержат неточности и фактические ошибки.
Государственный архив Российской Федерации и Йельский университет подготовили и в октябре 1997 г. выпустили в США (на английском языке) сборник документов, получивший в американской версии название «The Last Diary of Tsaritsa Alexandra» («Последний дневник царицы Александры»), включающий дневник императрицы Александры Федоровны за 1918 г. и снабженный общим вводным историческим очерком известного американского писателя Роберта К. Мэсси. К сожалению, в нем были сняты большинство подготовленных тематических и именных комментариев, что, по нашему мнению, осложняет должное понимание текста поденных записей императрицы.
Российский выпуск «Последних дневников императрицы Александры Федоровны Романовой. Февраль 1917 г. — 16 июля 1918 г.» (Новосибирск, 1999) охватывает более широкий период (от ареста до расстрела) и отличается максимальной детализацией комментариев. Включая в комментарии обширные фрагменты известных и неопубликованных исторических документов, составители сборника хотели раскрыть исторический и культурный контекст коротких поденных записей императрицы, показать частную жизнь царской семьи и ее ближайшего окружения после отречения и ареста, выявить их круг общения, личные симпатии и привязанности. Однако в связи с тем, что многие дневниковые записи весьма лаконичны и однообразны, публикаторы пошли по пути фрагментарной выборки наиболее интересных событий за 1917 г. Сборник получил позитивные отклики со стороны историков и широких кругов общественности.
Стоит упомянуть также издания последних лет: «Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Дневниковые записи, переписка» (М., 1998); «Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Дивный свет. Дневниковые записи, переписка, жизнеописание» / Сост. Нектария (Мак Лиз) (М., 2004); «Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни» (Псалтирь, 2004); «Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Слова добрые. Дневниковые записи 1908—1915 годов» (М., 2006). Все
8


ПРЕДИСЛОВИЕ
они касаются духовного образа страстотерпицы императрицы Александры Федоровны, и лишь небольшие фрагменты ее дневников за 1917—1918 гг. получили в них некоторое освещение в качестве иллюстраций.
Предлагаемое вниманию читателей издание является продолжением предыдущих трудов историков и архивистов, но отличается от них полнотой содержания и построением. Это первая полная публикация дневников царской четы за 1917—1918 гг., сопровождающаяся обширным комментарием, составленным на основе различных архивных документов, писем, воспоминаний, а также периодической печати и исторической хроники. Помимо дневников и переписки царской семьи, значительный интерес здесь представляют поденные записи из камер-фурьерских журналов и мемуары лиц ближайшего окружения, многие из которых разделили трагическую участь венценосцев, и лишь некоторым из них чудом удалось спастись. В связи с этим в комментариях приводятся наиболее интересные фрагменты вышеназванных источников, если они дополняют и уточняют те или иные события, упомянутые в дневниках. В личных архивных фондах последних представителей династии Романовых хранятся дела, составленные Екатеринбургским совдепом и ЧК во время пребывания их в тобольской ссылке и в заточении в Ипатьевском доме, а также подлинные документы (письма, открытки и т.п.), изъятые после их расстрела. Главной целью данного издания является публикация дневников и других исторических архивных источников, показ на этой документальной базе наиболее полной версии ииографической хроники царской семьи.
Впервые мысль о публикации последних дневниковых записей императрицы Александры Федоровны появилась через несколько лет после расстрела царской семьи. В 1923 г. переписчик-архивист сделал рукописные копии интересующих нас двух тетрадей — за 1917 и 1918 гг. Ему удалось разобрать и переписать большую часть сложного рукописного текста на английском языке, правда, иногда допуская описки и ошибки, но, к сожалению, дальше этого работа не пошла, перевода на русский язык сделано не было. От публикации в то время отказались, вероятно, по причинам политическим и идеологическим, так как их содержание слишком явно противоречило уже сложившимся советским идеологическим штампам об облике последней российской императрицы. Тем не менее, работа переписчика сослужила добрую службу. Только по сделанной в 1920-е гг. копии можно сегодня судить о содержании дневника за 1917 г., поскольку оригинал, по составленному в 1991 г. заключению, находится в картотеке розыска и все еще не снят с учета. Официально этот дневник пока пропавшим не числится, но нет гарантии, что он не похищен из Государственного архива Российской Федерации.
В пользу версии о том, что дневники императрицы Александры Федоровны за 1917 и 1918 гг. предполагалось опубликовать на заре советской власти, говорит не только существование рукописной копии. Известно, что 10 сентября 1918 г. Президиум ВЦИК создал комиссию «по разборке материалов, найденных у последнего Романова» (ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 35. Д. 11. Л. 1—3). В 1920-е гг. архивисты осуществили ряд публикаций руко-
9


ПРЕДИСЛОВИЕ
писного наследия династии Романовых, в том числе многотомное издание: «Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю И», т. I—II (Берлин, 1922); «Переписка Николая и Александры Романовых. 1914—1917 гг.», т. III—V (М.; Л., 1923—1927), а также журнальный вариант «Дневника Николая Романова» (Красный архив. 1927. № 1—3).
Все сохранившиеся дневники императрицы Александры Федоровны и императора Николая II хотя и различаются по формату и переплету, но разлинованы и сброшюрованы таким образом, чтобы каждому дню недели соответствовала приблизительно одна страница. И царская чета почти никогда не выходила за этот стандартный лимит. Подобная форма, с одной стороны, дисциплинировала автора дневника, побуждая его вести ежедневные записи, а с другой — неизбежно придавала записям однотипность, лапидарность и информационную сухость. Эмоционально окрашенные записи встречаются довольно редко, зато существует некий набор обязательных сведений, повторяющихся изо дня в день: пометки о здоровье детей, семейных и религиозных праздниках, встречах и визитах, погоде, наиболее важных личных письмах и т.п. Кстати, относительно личных писем царской семьи стоит отметить, что, несомненно, они гораздо ярче описывают те события, которые нашли упоминания в дневниках, и в этом может убедиться каждый читатель. Обвинения со стороны некоторых историков в замкнутости и сухости дневниковых записей царской четы, а отсюда сделанные соответствующие устоявшиеся выводы относительно свойств их характеров можно поставить под сомнение, если брать во внимание всю совокупность рукописного наследия Романовых. Всякий, кто прочитает публикуемый текст поденных записей, легко поймет, что они не предназначались для публикации, так как писались исключительно для себя — «для души и памяти», а не для потомков.
Дневник императрицы Александры Федоровны за 1918 г. — небольшая общая тетрадь в клеточку в матерчатой обложке сиреневого цвета с вышитым на ней белым крестом совастики (перевернутый знак свастики, древнеиндийский символ счастья и благополучия). Дневник представляет собой автограф, который написан карандашом мелким и сложным для понимания почерком на английском языке, с редкими вкраплениями отдельных слов на русском, французском и немецком языках. Тетрадь для дневника была подарена Александре Федоровне ее дочерью великой княжной Татьяной Николаевной, о чем свидетельствует дарственная надпись.
На первой странице дневника 1918 г. императрица написала для памяти обозначения чисел буквами старославянского алфавита, как часто было принято в религиозных изданиях. В дальнейшем она нумеровала свои записи этими обозначениями, проставляя их после каждого дня (в данной публикации не воспроизводятся). В связи с тем, что царская семья после Февральской революции находилась под домашним арестом, многие записи бывшей императрицы сделаны весьма сжато, т.е. со многими сокращениями слов и имен (порой граничащими с шифрованной записью, полностью понятной лишь самому автору дневника), употреблением иносказа-
ю


ПРЕДИСЛОВИЕ
ний, домашних прозвищ и уменьшительных имен близких. В ряде случаев содержание дневников приобретает неясный, иносказательный смысл.
Составителем предпринята попытка восстановить непонятные, «темные места» дневниковых записей, дописывая окончания слов в угловых скобках, а для облегчения понимания текста вводятся в квадратных скобках некоторые пропущенные по смыслу слова. Авторские подчеркивания текста в дневниках выделены курсивом. Для удобства читателей примечания и комментарии даны непосредственно за каждым днем записей царской четы с указанием соответствующей отсылки нумерации их. Кроме того, если в каких-то материалах встречаются неточности, то непосредственно в тексте рядом в круглых скобках составителем даются пояснения. Особые сложности представляют места дневника, когда идет сжатый пересказ уроков Закона Божия или истории средневековой Англии (с перечислением массы библейских сюжетов, исторических персонажей и дат), которые императрица давала своим младшим детям. В большинстве случаев эти тексты оставлены как в оригинале и сопровождены лишь редкими пояснениями и комментариями, что, к сожалению, не исключает некоторых неточностей в связи с возможным неправильным прочтением, переводом или трактовкой записей. Возможно, эти и другие погрешности можно будет исправить или уточнить при последующих переизданиях, когда станут более доступными материалы и архивные источники по истории царской семьи, рассеянные не только в России, но и по многим странам мира.
Император Николай II (в отличие от супруги) заполнял свои дневники, как правило, ровным и четким почерком, главным образом на русском языке. К особенностям его записей можно отнести лишь то, что он продолжал их датировать до конца жизни по старому стилю. Последняя запись им была сделана 30 июня по старому стилю, что соответствует 13 июля 1918 г. по новому стилю. Его супруга, как правило, проставляла в своих дневниках двойную датировку. Впрочем, в различных документальных источниках этого периода имеется разнобой в употреблении старого и нового календаря, что сбивает с толку порой не только рядового читателя, но и исследователей. В исторической литературе можно встретить утверждения, что Николай II перестал вести свой дневник за две недели до расстрела, хотя это случилось гораздо позже, и объясняется это введением советским правительством нового стиля летоисчисления. Следует помнить, что не только император Николай II, но и «белогвардейские» правительства не признавали нововведения большевиков и продолжали датировать свои документы по старому стилю, как и Православная Церковь.
Если фрагменты дневниковых записей царской четы не поддавались по тем или иным причинам окончательной расшифровке или четкому переводу, то они воспроизведены по архивному источнику. Даты в соответствии с общепринятыми правилами до 1 февраля 1918 г. приводятся по старому стилю, при необходимости рядом в круглых скобках проставлена дата по новому стилю. Другие особенности текста дневников оговорены в особых примечаниях и комментариях.
Для удобства чтения тексты самих дневников помечены личными вензелями последнего российского императора и его супруги:
и


ПРЕДИСЛОВИЕ
V — вензель Николая И;
<»да>
^ — вензель Александры Федоровны.
В аннотированный именной указатель составителем включены краткие сведения о лицах, наиболее часто упоминающихся в дневниках.
Следует отметить, что в последние годы внимание российского общества было привлечено к судьбе царской семьи рядом обстоятельств: вскрытием тайного захоронения «бывших узников Ипатьевского дома» под Екатеринбургом и торжественным погребением их по православному обряду в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга; возвращением на родину части подлинных документов следственного дела об обстоятельствах убийства царской семьи и представителей Российского императорского дома Романовых на Урале, т.е. архива белогвардейского следователя Н.А.Соколова; причислением последнего императора него семьи клику страстотерпцев Поместным архиерейским собором Русской Православной Церкви в августе 2000 г.
История не терпит сослагательного наклонения. Ее нельзя повернуть вспять и переиграть заново. Другое дело отношение современников или потомков к происшедшим событиям, их оценка. Кстати, с течением времени одни и те же события разными поколениями оцениваются по-своему. Примеров этому можно привести множество. Так, в 1989 г. во Франции, в дни 200-летней годовщины Великой французской революции, была сделана инсценировка суда Конвента над королем Людовиком XVI. Суд транслировался по французскому телевидению, были повторены все доводы обвинения и защиты. Каждый из телезрителей имел возможность посредством голосования по телефону зарегистрировать свой приговор. В итоге большинство французов проголосовало за оправдание монарха. За осуждение к смертной казни короля никто не высказался.
Династия Романовых, олицетворявшая собой в общественном мнении реакционные силы старого мира, оказалась политическим заложником в военном противоборстве двух непримиримых лагерей на переломном рубеже истории России. Несмотря на то, что большинство представителей императорского дома пытались стать рядовыми гражданами своего Отечества, они оказались под колесницей Гражданской войны. Кровавая расправа большевиков над Романовыми и их приближенными в 1918—1919 гг. как над непримиримыми «классовыми врагами», остается темным пятном в истории России.
Издательство «Вагриус» и ответственный составитель В.М.Хрусталев выражают благодарность за содействие в работе и внесенный вклад в появление данного труда историкам и архивистам: В.П.Козлову, С.В.Мироненко,
В.А.Козлову, О.В.Лавинской, Т.Ф.Павловой, 3.И.Перегудовой, Л.Н.Пищик, Л.И.Тютюнник,|Ю.А.Буранову|, Ю.А.Жуку, Л.А.Лыковой, В.М.Осину, а также преподавателю Московской Духовной Академии П.К.Доброцветову.


1917
ЯНВАРЬ


Январь 1го. Воскрес<енье>
Царское Село1
О02.
[Флигель-адъютант] Свечин д<е>ж<урный>3. Мы все здесь. (Аня4 в нашем доме.)
Вчера Н.П. [Саблин]5 дежурн<ый>.
12 	[часов]. Завтрак6.
Апраксин.
1Уг [часа]. Настенька [Гендрикова]7.
Аня [Вырубова].
Миша8.
5 	ч<асов>. Чай.
8 [часов]. Обед9.
А<ня> [Вырубова]10.
1 января. Воскресенье
День простоял серенький, тихий и теплый. В 101/2 ч. поехал с дочерьми к обедне11. После завтрака сделал прогулку вокруг парка12. Алексей13 встал и тоже был на воздухе. Около 3 ч. приехал Миша, с кот<орым> отправился в Большой дворец14 на прием министров, свиты, начальников частей и дипломатов. Все это кончилось в 5.10. Был в пластунской черкеске. После чая занимался и отвечал на телеграммы. Вечером читал вслух.
1 Царское Село (в настоящее время г. Пушкин) расположено в 24 км от Санкт-Петербурга. Здесь с 1904 г. в Александровском дворце находилась постоянная резиденция Николая II и его семьи.
2 Свои записи в дневнике императрица Александра Федоровна обычно начинала с указания температуры воздуха на улице по шкале Цельсия. Если перепад температуры в течение дня был значительным, то в конце дня делалась еще одна запись. Обычно императрица записывала температуру выше ноля над чертой и ниже ноля — под чертой (вместо знаков «плюс» и «минус»).
3 Всего в этот период несли по очереди круглосуточное дежурство при
Александровском дворце Царского Села 12 флигель-адъютантов свиты им¬
ператора, одним из которых был В.В.Свечин (см. Именной указатель).
15


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
4 Имеется в виду Вырубова (Танеева) Анна Александровна. Она позднее писала в своих воспоминаниях о событиях начала 1917 г.: «Я ежедневно получала грязные анонимные письма, грозившие мне убийством ит.п. Императрица немедленно велела мне переехать во дворец, и я с грустью покинула свой домик, не зная, что уже никогда туда не возвращусь. По приказанию Их Величеств с этого дня каждый шаг мой оберегался; даже по дворцу меня не пускали ходить одной, не разрешили присутствовать и на свадьбе дорогого брата» (Фрейлина Ее Величества: «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. М., 1990. С. 176).
Следует отметить, что и после убийства Григория Распутина угроза дальнейшего кровопролития все еще существовала, и не только по отношению к Анне Вырубовой, но и по отношению к самой императрице Александре Федоровне. Так, в своем дневнике великий князь Николай Михайлович записал: «Только что проводил Дмитрия Павловича; Феликс (речь идет об участниках убийства Г.Распутина великом князе Дмитрии Павловиче и Ф.Ф.Юсупове. — В.Х.) уехал раньше в Ракитное. Мое почтение, кошмар этих шести дней кончился! А то и сам на старости лет попал бы в убийцы, имея всегда глубочайшее отвращение к убиению ближнего и ко всякой смертной казни.
Не могу еще разобраться в психике молодых людей. Безусловно, они невропаты, какие-то эстеты, и все, что они совершили, — хотя очистили воздух, но — полумера, так как надо обязательно покончить и с Александрой Федоровной, и с Протопоповым. Вот видите, снова у меня мелькают замыслы убийств, не вполне еще определенные, но логически необходимые, иначе может быть еще хуже, чем было. Голова идет кругом, а графиня Н.А.Бобринская, Миша Шаховской меня пугают, возбуждают, умоляют действовать, но как, с кем, — ведь одному немыслимо. С Протопоповым еще возможно поладить, но каким образом обезвредить Александру Федоровну? Задача — почти невыполнимая. Между тем время идет, а с их отъездом и Пуришкевича я других исполнителей не вижу и не знаю. Но, ей-ей, я не из породы эстетов и еще менее убийц, надо выбраться на чистый воздух. Скорее бы на охоту в леса, а здесь, живя в этом возбуждении, я натворю и наговорю глупости» (Записки Н.М.Романова // Красный архив. 1931. № 6 (49). С. 101—102; Гибель монархии: Великий князь Николай Михайлович. М.В.Родзянко. Великий князь Андрей Владимирович. А.Д.Протопопов. М., 2000. С. 71).  55 Как писал влиятельный царедворец генерал-лейтенант А.А.Мосолов: «Капитан Саблин, прошедший свою морскую карьеру на "Штандарте", был обязан своим приближением желанию Государыни благодаря создавшейся во время плавания интимности с царской четою, но политической роли не играл... В письмах, которые Государыня отправляла мужу в Ставку, постоянно упоминается имя Саблина» (Мосолов А.А. При дворе последнего императора: Записки начальника канцелярии министра двора. СПб., 1992.
С. 	170,235).
16


ЯНВАРЬ 1917
6 Царская семья придерживалась английского распорядка дня. На завтраке (lunch) обычно присутствовали Николай II, Александра Федоровна, дочери Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, иногда — наследник-цесаревич Алексей. Временами на завтрак приглашались А.А.Вырубова, великие князья, приезжавшие с визитами в Александровский дворец. В 5 часов дня обычно пили чай. В 8 часов вечера начиналась главная семейная трапеза — обед. В камер-фурьерском журнале всегда отмечалось количество персон за обеденным столом. Чаще всего оно равнялось шести или семи. В первом случае это были император, императрица и четыре великие княжны, во втором — еще и наследник. Но очень часто на обед приглашались дежурный флигель-адъютант, примерно раз в неделю — министр Императорского Двора граф В.Б.Фредерикс, посещавшие дворец великие князья, иногда — свитские дамы и почетные гости.
В камер-фурьерском журнале от 1 января 1917 г. было записано: «В 121А часа Их Величества завтракали с августейшими детьми в 7 персон» (Николай II накануне отречения: камер-фурьерские журналы (декабрь 1916 — февраль 1917 г.). СПб., 2001. С. 31).
7 В камер-фурьерском журнале от 1 января 1917 г. было записано: «Ее Величество изволила принимать: в 12 час. 10 мин. дня в должности гофмейстера графа Апраксина, а в 1 час 30 мин. фрейлину графиню Гендрико- ву» (Там же).
8 В своем дневнике в этот день великий князь Михаил Александрович записал: «Из Алек<сандровского> дворца я поехал с Ники в Б<олыиой> дворец, где было поздравление, — министры, свита, дипломатический корпус. В 4 ч. я поехал к [великому князю] Борису [Владимировичу], где были Кирилл, Андрей. Оставался там до 5'/г, затем поехал в Гатчину» (ГА РФ. Ф. 668. Оп. 1.Д. 136. Л. 1).
9 В камер-фурьерском журнале от 1 января 1917 г. записано: «В 8 час. за обеденным столом Их Величества кушали с августейшими дочерьми в 6 персон» (Николай II накануне отречения... С. 31).
10 Обычно по вечерам императрица Александра Федоровна проводила время в беседах и за рукодельем с Анной Вырубовой. Государыня и ее ближайшая подруга были единомышленниками, их душевные устремления и нравственные представления часто совпадали, хотя по своей природе, психологическому и эмоциональному складу они были очень несхожи.
Начальник канцелярии Министерства Императорского Двора и уделов генерал-лейтенант А.А.Мосолов писал в своих воспоминаниях, что «Анна Александровна всюду сопутствовала царской семье. Граф Фредерикс, которого коробило ее постоянное присутствие, не оправдываемое никаким официальным положением, говорил с императрицею о необходимости со¬
17


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
здать для Вырубовой придворную должность, чтобы оправдать присутствие ее в свите. Государыня отнеслась к этому вопросу равнодушно, заявив, что может иметь приятельницу без официального звания» (Мосолов А.А. Указ. соч. С. 96).
Граф П.В.Гендриков (1883—1938), бывший офицер л.-гв. Кавалергардского полка, курский вице-губернатор (брат фрейлины императрицы Александры Федоровны графини А.В.Гендриковой), находясь после Февральской революции в эмиграции, писал о причинах сближения Государыни с Анной Вырубовой: «Поневоле должен я остановиться на личности Вырубовой и на той роли, которую она играла, т.к. во всех клеветах, возводимых на императрицу, имя Вырубовой всегда выступало на первый план.
Анна Александровна Вырубова — дочь бывшего, ныне покойного, главноуправляющего Собственною Его Величества канцелярией А.С.Танеева. Мы с детства знали эту семью и часто виделись. Аня Танеева была недалекая, добродушная, восторженная девушка, воспитанная, как и мы сами, в духе любви и преданности к царской семье.
Живя летом в Петергофе, где находились Их Величества, она имела быть несколько раз приглашаемой ко дворцу, в результате чего искренно и восторженно привязалась к императрице Александре Федоровне; та искренняя, почти детская в то время любовь не могла не тронуть императрицу, которая приблизила к себе Танееву. Отношения их особенно упрочились во время тяжелой болезни последней, когда императрица постоянно ее навещала.
Вскоре Танеева вышла замуж за морского офицера Вырубова, но брак этот оказался несчастливым и в скором времени кончился разводом. В это тяжелое для Вырубовой время императрица морально ее поддерживала и вместе с ней искала молитвенного утешения во всех горестях ее и своих» (Двуглавый Орел. Париж. 1927.15/28 января. № 3).
11 	В Царском Селе был выстроен Федоровский Государев Собор, который стал для семьи Николая II придворной церковью. Собор находился в нескольких сотнях метров от Александровского дворца, но царская семья добиралась до него на автомобиле. Николай II и его семья обязательно посещали всенощную вечером каждую субботу и божественную литургию утром в каждое воскресенье. Кроме того, они присутствовали в соборе на службах по случаю церковных праздников. Ряд богослужений проходил в Походной церкви Александровского дворца с приглашением митрополита Петроградского и Ладожского Питирима, архимандритов и монахов.
Гофмейстерина императрицы Александры Федоровны княгиня Е.А.На- рышкина, которая присутствовала на церковной службе, записала в этот день в своем дневнике: «С печальным наследием вступаем мы все в Новый год. Вера должна быть нашим маяком, иначе мы потерпим крушение. В полночь — умилительный новогодний молебен в Александровском дворце. Затем взаимные сердечные поздравления. Государь поцеловал мне руку. Обедня в соборе. Зашла к моим раненым, целый день принимала...
18


ЯНВАРЬ 1917
Написала императрице, просила принять меня завтра. [Великий князь] Николай Михайлович выслан в свое екатеринославское имение» (ГА РФ. Ф. 6501.0п. 1.Д. 595. Л. 2).
У Николая II было четыре дочери: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Августейшие сестры составляли как бы одно целое, будучи очень дружны между собой. Хорошо знавший царскую семью Пьер Жильяр позднее писал в своих воспоминаниях: «Трудно было найти четырех сестер столь разных по характеру и в то же время столь тесно сплоченных дружбой. Последняя не лишала их личной самостоятельности и, несмотря на различие темпераментов, объединяла их живой связью. Из начальных букв своих имен они составили общее имя: "Отма". Под этой общей подписью они иногда делали подарки или посылали письма, написанные одной из них от имени всех четырех» (Жил ьяр П. Император Николай Ни его семья. Вена, 1921; М., 1991. С. 68).
Разница в возрасте между сестрами была невелика, но для родителей и ближайшего окружения они всегда были как бы разделены на две пары: Ольга и Татьяна — «большие», Мария и Анастасия — «маленькие». Все сестры, будучи цесаревнами, должны были со временем выйти замуж и войти в монаршие семьи Европы. Их готовили к этому — они изучали сразу три языка: английский, немецкий и французский. Много внимания уделялось среди прочих предметов урокам музыки, танцев, рисования. Сестры играли на фортепьяно, неплохо рисовали. Это помогало им в дальнейшем скрашивать медленно тянувшиеся дни и вечера под домашним арестом после Февральской революции в Царском Селе, Тобольске и Екатеринбурге (см.: Титов И.В. ОТМА. 0 великих княжнах Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии Николаевнах // Дворянское собрание. 1996. № 4. С. 28—45).
12 Обычно Николай II с 10 до 11 часов утра принимал первых посетителей, а затем выходил на прогулку пешком по Александровскому саду. Это правило неукоснительно соблюдалось, и только после прогулки он в течение примерно полутора часов снова принимал министров и пр. Иногда, примерно раз в неделю, в это время ему представлялись военные по разным поводам и вопросам. После завтрака в течение часа император мог принимать еще кого-либо из посетителей. Обычно в 3 часа дня (чуть раньше или позже) Николай II выходил на вторую прогулку в парк. Перед 4 часами начинался новый раунд приемов и бесед с министрами, генералами и прочими приглашенными. Часто министры принимались по очереди царем, а потом царицей, или наоборот.
13 Жизнь цесаревича Алексея Николаевича из-за его болезни (гемофилии) всегда находилась под смертельной угрозой. Так, например, Анна Вырубова писала в своих воспоминаниях: «Следующий факт из жизни наследника тронет сердце каждой матери. Все знают, что во время постоянных заболеваний Алексея Николаевича Их Величества всегда обращались к Распутину, веря, что его молитва поможет бедному мальчику. В 1915 году,
19


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II ^ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
когда Государь стал во главе армии, он уехал в Ставку, взяв Алексея Николаевича с собой. В расстоянии нескольких часов пути от Царского Села у Алексея Николаевича началось кровоизлияние носом. Доктор Деревенко, который постоянно его сопровождал, старался остановить кровь, но ничего не помогало, и положение становилось настолько грозным, что Деревенко решился просить Государя вернуть поезд обратно, так как Алексей Николаевич истекает кровью. Какие мучительные часы провела императрица, ожидая их возвращения, так как подобного кровоизлияния больше всего опасались. С огромными предосторожностями перенесли его из поезда. Я видела его, когда он лежал в детской: маленькое восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Профессор Федоров и доктор Деревенко возились около него, но кровь не унималась. Федоров сказал мне, что он хочет попробовать последнее средство — это достать какую-то железу из морских свинок. Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять. Вернувшись домой, я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича. Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу. По их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотеченье прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло. Но это — факт. Поняв душевное состояние родителей, можно понять и отношение их к Распутину: у каждого человека есть свои предрассудки, и когда наступают тяжелые минуты в жизни, каждый переживает их по-своему; но самые близкие не хотели понять положения, и поняв — объяснить тем, кого заведомо вводили в заблуждение» (Фрейлина Ее Величества... С. 189—190).
А.А.Вырубова, находясь позднее в эмиграции, особо подчеркивала роль оппозиционных сил в борьбе с монархией в России: «Распутиным воспользовались как поводом для разрушения всех прежних устоев; он как бы олицетворял в себе то, что стало ненавистным русскому обществу, которое, как я уже писала, утратило всякое равновесие; он стал символом их ненависти. И на эту удочку словили всех, и мудрых и глупых, и бедных и богатых. Но громче всех кричали аристократия и великие князья и рубили сук, на котором сами сидели. Россия, как и Франция 18-го столетия, прошла через период полного сумасшествия, и только теперь через страдание и слезы начинает поправляться от своего тяжелого заболевания. Плачут и проклинают большевиков. Большевики — большевиками, но рука Господня страшна. Но чем скорее каждый пороется в своей совести и сознает свою вину перед Богом, Царем и Россией, тем скорее Господь избавит нас от тяжких испытаний. "Аз есмь Бог отмщения и Аз воздам"» (Там же. С. 183).
14 	В камер-фурьерском журнале от 1 января 1917 г. записано: «В 3 часа 25 мин. дня Государь император с великим князем Михаилом Александровичем выезд имели в Большой Царскосельский дворец.
20


ЯНВАРЬ 1917
Прием Его Величеством в Большом Царскосельском дворце поздравлений от Совета Министров, лиц свиты, дипломатического корпуса.
По прибытии во дворец Государь император проследовал на половину императора Александра I, где Его Величеству имели счастье принести поздравления с Новым годом Председатель и члены Совета Министров, Председатель Государственного совета, Председатель Государственной думы, главноуправляющие, министр статс-секретарь Великого Княжества Финляндского, государственный секретарь, помощник министра Императорского Двора, первые чины Двора, лица свиты Его Величества, временно и.о. начальника канцелярии Министерства Императорского Двора, начальник кабинета Его Величества, начальствующие лица и начальники частей войск Петроградского военного округа.
По окончании приема Его Величество в 5 час. 10 мин. дня возвратился в Александровский дворец» (Николай II накануне отречения... С. 31—32).
М.Палеолог, принимавший участие в этой торжественной церемонии, записал в своем дневнике: «Сегодня первый день нового года по православному календарю. Император принимает в Царском Селе поздравления от дипломатического корпуса. Жестокий холод...
В тот момент, когда мы вступали в большую залу, в которой должно было происходить торжество, церемониймейстер Е. (имеется в виду Евре- инов Василий Вячеславович, заведующий церемониальной частью Министерства Императорского Двора. — В.Х.), горячий патриот, пылкий националист, который часто приходил ко мне изливать свое отвращение к Распутину и свою ненависть к германофильской партии, дрожащим голосом шепчет мне на ухо:
— Ну, что же, господин посол, не прав ли я был, повторяя месяцами, что нашу великую святую Русь ведут к пропасти?.. Неужели Вы не чувствуете, что мы теперь совсем близки к катастрофе?..
Едва мы заняли наши места, как появляется император, окруженный своими генералгадъютантами и высшими сановниками. Он проходит по очереди перед персоналом каждого посольства, каждой миссии. Банальный обмен пожеланий и поздравлений, улыбок и рукопожатий. Николай II держит себя, как всегда, приветливо и просто, принимая даже вид непринужденный; но бледность и худоба его лица обнаруживают истинный характер его затаенных мыслей.
В тот момент, когда он кончает свой обход, я говорю с моим итальянским коллегой, маркизом Карлотти, и мы одновременно делаем одно и то же наблюдение: во всей пышной и покрытой галунами свите, сопровождающей царя, нет ни одного лица, которое не выражало бы тревоги...
Уже темно. Под толстым снежным саваном смутно выделяется во мраке купол храма... Я думаю о всех экзальтированных вздохах и покаянных коленопреклонениях императрицы, свидетелями которых были стены храма. И мне кажется, будто я вижу, как призрак Распутина бродит вокруг
21


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
паперти» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 300—301).
Князь императорской крови Гавриил Константинович позднее писал в своих воспоминаниях: «1 января 1917 года у Государя императора был прием в Царском Селе, в Большом дворце. Члены [императорского] Семейства как всегда поздравляли Государя в числе лиц свиты.
Дяденьки (великого князя Дмитрия Константиновича. — В.Х.) не было в Петрограде. Он был у себя в Кичкинэ на южном берегу Крыма вместе с моей сестрой Татьяной и ее малолетними детьми. Татьяна мне говорила, что дяденька был очень рад, что в то время его не было в Петрограде и что, таким образом, его никто не убеждал подписать письмо членов Семьи к Государю, навлекшее на подписавших неудовольствие Их Величеств. Я думаю, что если бы дяденька был в то время в Петрограде, он бы и сам не подписал, и не допустил, чтобы матушка, тетя Оля, мои братья и я подписали это письмо. Не знаю, послушался ли я его, так как тогда я горой стоял за Дмитрия [Павловича], не оправдывая убийства как такового» (Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце: Из хроники нашей семьи. СПб., 1993. С. 217).
Дворцовый комендант, генерал-майор свиты императора В.Н.Воейков позднее вспоминал: «Новогодний дипломатический прием состоялся в Большом Царскосельском дворце. На этом приеме послы Бьюкенен и Палеолог были неразлучны. На их вопрос о вероятном сроке окончания войны я ответил, что, на мой взгляд, состояние армии настолько поднялось и улучшилось, что если ничего непредвиденного не произойдет, то с началом военных операций можно будет ожидать скорого и благополучного исхода кампании. Они мне ничего на это не ответили, но обменялись между собою взглядами, которые на меня произвели неприятное впечатление.
Издавна существовал обычай, по которому Государь посылал на праздник Рождества подарки всем членам императорской фамилии. В этот раз подарки посланы не были, в ответ на что великие князья в предшествовавшие новогоднему приему дни обсуждали вопрос о том, чтобы демонстративно не приносить Государю новогодних поздравлений; и только вмешательство в это дело министра Двора графа Фредерикса устранило готовившийся скандал...
С целью успокоения населения Государь дал на имя вновь назначенного председателя Совета Министров князя Голицына рескрипт, в котором указывал на ближайшие задачи его деятельности по упорядочению продовольственного дела, улучшению перевозок, выражая пожелание, чтобы "к законодательным установлениям отношение было самое благожелательное, прямое и достойное", причем ставил это в непременную обязанность призванным к государственному служению лицам. К сожалению, выраженные Его Величеством пожелания не улучшили взаимоотношений между представителями правительства и народа» (Воейков В.Н. С царем и без царя: Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя императора Николая II. М., 1995. С. 153—154).
22


ЯНВАРЬ 1917
А.И.Спиридович следующим образом изложил события первого дня 1917 г.: «Новогодний Высочайший прием принес две сенсации. Принимая поздравления дипломатов, Государь очень милостиво разговаривал с французским послом Палеологом, но подойдя к английскому послу Бьюкенену, сказал ему, видимо, что-то неприятное. Близстоящие заметили, что Бьюкенен был весьма смущен и даже сильно покраснел. На обратном пути в Петроград Бьюкенен пригласил к себе в купе Мориса Палеолога и, будучи крайне расстроенным, рассказал ему, что произошло во время приема. Государь заметил ему, что он, посол английского короля, не оправдал ожиданий Его Величества, что в прошлый раз на аудиенции Государь упрекал его в том, что он посещает врагов монарха. Теперь Государь исправляет свою неточность: Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюкенен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что Его Величеству стали известны закулисная игра Бьюкенена и его связи с лидерами оппозиции.
Вторая сенсация заключалась в том, что, встретившись во дворце, Родзянко демонстративно не подал руки Протопопову, когда последний подошел к нему поздороваться. Одни злорадствовали, другие говорили, что Родзянко поступил невежливо. Их Величества порицали Родзянко и расценивали его поступок как неприличный. Даже дворцовые лакеи говорили, что Родзянко не умеет себя держать во дворце» (Спиридо- в и ч А.И. Великая война и Февральская революция: Воспоминания. Минск, 2004. С. 449).
Гофмейстерина Императорского Двора княгиня Е.А.Нарышкина в тот же день записала в своем дневнике: «На приеме во дворце Родзянко отказался подать руку Протопопову» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 2).
Любопытно отметить, что этот частный инцидент между Родзянко и Протопоповым был предметом разбирательства после Февральской революции Чрезвычайной следственной комиссии (ЧСК) Временного правительства. В протоколе показаний А.Д.Протопопова от 28 июля 1917 г. читаем: «На новогоднем приеме в Царском Селе у меня произошел инцидент с председателем Государственной думы М.В.Родзянко. На мой поклон ему при встрече, когда б. царь уже шел в комнату, он, повернувшись ко мне, сказал: "нигде и никогда". На мои слова о том, что я принужден буду послать к нему своих друзей, он ответил: "хорошо, как хотите". Зная, что вызов без разрешения царя я послать не могу, я составил письмо, в котором довожу до сведения Родзянко, что принужден отложить дуэль до того времени, когда оставлю свое место. Настоящее же письмо прошу считать за вызов. Это письмо я показал б. царю; он против него не возражал, но в тот же день Голицын воспротивился отсылке этого письма и пожелал вновь доложить дело царю. Я согласился. Дубликат письма был засвидетельствован Куколем и еще не помню кем, с обозначением, что подлинник находится у председателя Совета Министров. Через дня два Голицын мне сказал, что б. царь, после его доклада, высказался против отсылки письма, которое осталось непосланным; по утверждению моих секундантов, причина была уважи-
23


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
тельная, и я сохранял право послать это письмо после выхода в отставку (говорил я по этому поводу с Радкевичем, Ознобишиным и Куколем)» (Падение царского режима. Л., 1925. Т. 4. С. 38).
Стоит отметить еще одно событие, произошедшее в этот период в императорском доме Романовых. Великий князь Николай Михайлович, завсегдатай яхт-клуба и возмутитель спокойствия, получил в ночь под Новый год предписание срочно выехать в свое имение Грушевку, в Херсонскую губернию, на два месяца. Возмущенный таким оборотом дел великий князь сделал эмоциональную запись в своем дневнике: «31/ХП. Первый час. Готово дело. Только что фельдъегерь мне привез приказание выехать в ссылку в Грушевку. Александра Федоровна торжествует, но надолго ли стерва удержит власть?! А он (император Николай II. — В.Х.), что это за человек, он мне противен, а я его все-таки люблю, так как он души недурной, сын своего отца и матери; может быть, люблю по рикошету, но что за подлая душонка!
Хорошо встречаю новый год! Что он нам даст? Ничего хорошего. Иду спать, спать и спать» (Записки Н.М.Романова// Красный архив. 1931. № 6(49). С. 102; Гибель монархии... С. 71).
А.И.Спиридович отмечал в воспоминаниях: «В высших кругах наперебой говорили о высылке великого князя Николая Михайловича. В этом видели угрозу для тех членов Императорского Дома, о которых в последнее время ходили разные сплетни. Некоторые, зная великого князя только как болтуна, находили высылку слишком строгой мерой и обвиняли за нее, конечно, царицу» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 449).
Янв<арь> 2го. Понед<ельник>
Св. Серафим1 Ц<арское> С<ело>
-8°.
Д<митрий> Ден2 дежурн<ый>.
2-я годовщина несчастного случая с Аней3.
21А [часа]. Ген<ерал> Шведов4.
2Vi [часа]. М-me Зизи [Нарышкина]5.
А<ня> [Вырубова]. Лили [Ден].
6 	[часов]. Мин<истр> юст<иции> Добровольский. А<ня> [Вырубова].
2 января. Понедельник
Мороз снова усилился. Погулял недолго. Принял Григоровича, Риттиха и нового управл<яющего> мин<истерства> путей сообщения Войновского-Кригера6. Обошел весь парк с дочерьми7.
24


ЯНВАРЬ 1917
В 6 ч. у меня был Протопопов3  * * 6 * 8, затем Танеев. Занимался вечером после прощания с Алексеем.
1 Православная Церковь в этот день чествовала святого Серафима Саровского. Известно, что императрица Александра Федоровна, перейдя в православие, стала глубоко и истинно верующей женщиной. Поражающую воображение картину, например, представляла супружеская спальня в Зимнем дворце. Вся задняя стена у изголовья кроватей сверху донизу была увешана сотнями икон разных размеров. Александра Федоровна за свою жизнь в России посетила многие монастыри и храмы.
2 Последний протопресвитер русской армии и флота Георгий Шавель- ский так характеризовал Д.В.Дена в своих воспоминаниях: «Капитан I ранга Ден выгодно выделялся своим умом, образованностью и открытостью характера. Он был помощником начальника Походной канцелярии, но в Ставке показывался редко, держал себя в стороне от всяких придворных интриг, хотя весьма несочувственно относился к распутинской клике. К сожалению, это был физически больной человек, с трудом передвигавшийся» (Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 1. М., 1996. С. 334).
3 В результате катастрофы на железной дороге 2 января 1915 г. серьезно пострадала А.А.Вырубова, возвращавшаяся из Александровского дворца Царского Села в Петроград. Врачи считали ее положение безнадежным. Императрица срочно вызвала Г.Е.Распутина, который сумел спасти жизнь пострадавшей. Более двух месяцев Вырубова провела в Царско¬
сельском лазарете, но осталась инвалидом на всю жизнь и передвигалась на костылях.
Вот как сама А.А.Вырубова описала события этой железнодорожной катастрофы: «2 января 1915 г. произошла железнодорожная катастрофа. Я ушла от Государыни и с поездом 5.20 поехала в город. Села в первый вагон от паровоза, первого класса; против меня сидела сестра кирасирского офицера, г-жа Шиф. В вагоне было много народа. Не доезжая
6 верст до Петербурга, вдруг раздался страшный грохот, и я почувствовала, что проваливаюсь куда-то головой вниз и ударяюсь об землю; ноги же запутались, вероятно, в трубы от отопления, и я чувствовала, как они
переломились. На минуту я потеряла сознание. Когда пришла в себя, вокруг была тишина и мрак. Затем послышались крики и стоны придавленных под развалинами вагонов раненых и умирающих. Я сама не могла ни пошевельнуться, ни кричать; на голове у меня лежал огромный железный брус, и из горла текла кровь. Я молилась, чтобы скорее умереть, так как невыносимо страдала.
Через некоторое время, которое казалось мне вечностью, кто-то приподнял осколок, придавивший мне голову, и спросил: "Кто здесь лежит?"
25


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Я ответила. Оказалось, что нашел меня казак из конвоя Лихачев. С помощью солдата железнодорожного полка он начал осторожно освобождать мои ноги; освобожденные ноги упали на землю — как чужие. Боль была нестерпима. Я начала кричать. Больше всего я страдала от сломанной спины. Перевязав меня под руки веревкой, они начали меня тащить из- под вагонов, уговаривая быть терпеливой. Помню, я кричала вне себя от неописуемых физических страданий. Лихачев и солдат выломали дверь в вагоне, переложили меня на нее и отнесли в маленькую деревянную сторожку неподалеку от места крушения. Я попросила Лихачева позвонить по телефону родителям и Государыне. Четыре часа я лежала умирающей на полу без всякой помощи. Прибывший врач, подойдя ко мне, сказал: "Она умирает, ее не стоит трогать!" Солдат железнодорожного полка, сидя на полу, положил мои сломанные ноги к себе на колени, покрыл меня своей шинелью (было 20 градусов мороза), так как шуба моя была изорвана в куски. Он же вытирал мне лицо и рот, так как я не могла поднять рук, а меня рвало кровью.
Часа через два появилась княжна Гедройц в сопровождении княгини Орловой. Я обрадовалась приходу Гедройц, думая, что она сразу мне поможет. Они подошли ко мне; княгиня Орлова смотрела на меня в лорнетку, Гедройц пощупала переломленную кость под глазом и, обернувшись к княгине Орловой, произнесла: "Она умирает" и вышла. Оставшись совершенно одна, так как остальных раненых уносили, я только молилась, чтобы Бог дал мне терпение. Только около 10 часов вечера по настоянию генерала Ресина, который приехал из Царского Села, меня перенесли в вагон-теплушку какие-то добрые студенты-санитары.
Я видела в дверях генерала Джунковского, и когда меня положили на пол в вагоне, пришли мои родители. Папа плакал. Вновь появилась Гедройц; она вливала мне по капле коньяку в рот, разжимая зубы ложкой, и кричала в ухо: "Вы должны жить!" Но я теряла силы, страдала от каждого толчка вагона, начались глубокие обмороки.
Помню, как меня перенесли через толпу народа в Царском Селе и я увидела императрицу и всех великих княжон в слезах. Меня перенесли в санитарный автомобиль, и императрица сейчас же вскочила в него; присев на пол, она держала мою голову на коленях и ободряла меня; я же шептала ей, что умираю. В лазарете Гедройц вспрыснула мне камфару и велела всем выйти. Меня подняли на кровать, я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, Государыня наклонилась надо мной, спрашивая, хочу ли я видеть Государя. Он пришел. Меня окружали Их Величества и великие княжны. Я просила причаститься; пришел священник и причастил меня Св. Тайн. После этого я слышала, как Гедройц шепнула, чтобы шли со мной прощаться, так как я не доживу до утра. Я же не страдала и впала в какое-то блаженное состояние. Помню, как старалась успокоить моего отца, как Государь держал меня за руку и, обернувшись, сказал, что у меня есть сила в руке... Помню, как вошел Распутин и сказал другим: "Жить она будет, но останется калекой". Замечательно, что меня не обмыли и даже не перевязали в эту ночь. Меня постоян¬
26


ЯНВАРЬ 1917
но рвало кровью, мама давала мне маленькие кусочки льда, — и я осталась жить» (Фрейлина Ее Величества... С. 152—154).
4 В камер-фурьерском журнале от 2 января 1917 г. записано: «Ее Величество изволили принимать: в 2!Л часа дня генерала артиллерии Шведова и статс-даму Е.А.Нарышкину и в 6 час. вечера министра юстиции Добровольского» (Николай II накануне отречения... С. 33).
С 1 января 1917 г. была проведена небывалая по размерам чистка членов Государственного совета: удалены сразу 16 человек, в том числе П.М.Кауфман, Н.П.Балашов, А.П.Извольский, Ф.Ф.Трепов. Вновь назначенные члены, в том числе Н.К.Шведов, известны своими правыми взглядами.
5 В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной от 2 января 1917 г. имеется запись: «Была у императрицы, — она расстроена и раздражена. Говорила ей
06 опасности положения и о враждебном против нее настроении, советовала пойти навстречу желаниям страны. В ответ поток страстных речей: "Если мы хоть на йоту уступим, завтра не будет ни Государя, ни России, ничего!.. Надо быть твердыми и показать, что мы господа положения". Хочет оставить Протопопова. Кее негодованию по поводу политики примешиваются обиды на семью (имеется ввиду императорская фамилия. — В.Х.). Мне ее жаль до глубины души». На следующий день в своем дневнике княгиня сделала уточнения: «Вчера императрица мне сказала: "Вы увидите, что эта смерть (имеется в виду убийство Г.Е.Распутина. — В.Х.) падет на их головы (убийц); в народе будут говорить, что крестьянина убили во дворце". Это верно; такая идея может быть использована революционерами» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 2).
Любопытно отметить, что М.Палеолог в октябре 1916 г. писал об образе княгини Е.А.Нарышкиной следующее: «Изящная и симпатичная вдова, г-жа Нарышкина, рассказывает мне о своей жизни в Царском Селе. "Статс- дама с портретом Их Величеств императриц", "дама ордена св. Екатерины", "Высокопревосходительство", она, несмотря на свои семьдесят четыре года, сохранила снисходительную и приветливую грацию и любит делиться воспоминаниями. Сегодня она выстроена меланхолически:
— Моя должность гофмейстерины совсем не отнимает у меня времени. Время отвремениличная аудиенция,какая-нибудьинтимная церемония — вот и все. Их Величества живут все более и более уединенно...
Затем она рассказывает мне о многочисленных учреждениях, которыми она лично занята: о приютах для пенсионеров, военных лазаретах, школах для подмастерьев, патронатах для заключенных женщин и пр.
— Вы видите, — продолжает она, — что я не сижу без дела. По вечерам, после обеда, я регулярно посещаю своих старых друзей Бенкендорфов. Они живут, как и я, в Большом дворце, только в другом конце. Мы говорим немного о настоящем и много о прошлом... Ах, господин посол, как много вещей доживают теперь свои века!.. И как плохо доживают!..
27


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Я не должна бы говорить Вам это. Но мы все смотрим здесь на Вас как на истинного друга и мыслим перед Вами вслух» (Палеолог М. Указ. соч. С. 231—232).
6 Войновский-Кригер Э.Б. был назначен министром путей сообщения 28 декабря 1916 г.
В конце 1916-го и начале 1917 г. остро проявились кризисные моменты в железнодорожном транспорте. Нехватка в России рельсового металла, подвижного состава и топлива не давала железнодорожному транспорту выполнить возросший объем перевозок, в том числе на нужды фронта. Многие из этих проблем были в центре внимания императора Николая II.
7 Царские дети часто совершали с отцом пешие прогулки. Государь в любую погоду гулял по аллеям царскосельского парка, часто при этом проходя по несколько верст.
8 Назначение Протопопова в правительство рассматривалось царской четой как своеобразный компромисс с оппозицией. Так, императрица Александра Федоровна в одном из писем супругу выражала надежду относительно кандидатуры Протопопова, что «так как он член Думы, то это произведет на них большое впечатление и закроет им рты» (Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Л., 1927. Т. 5. С. 16).
Справедливости ради, стоит упомянуть, что Николай II в конце 1916 г. был склонен заменить Протопопова на столь ответственном посту, но политические интриги и нехватка подходящих преемников не позволили это вовремя осуществить. Все «потаенные пружины» закулисной борьбы с
А.Д.Протопоповым и попыток ограничить влияние императрицы Александры Федоровны на государственные дела постарался вскрыть в своих воспоминаниях жандармский генерал А.И.Спиридович, писавшиий по этому поводу: «Польщенный высоким назначением Трепов (назначенный в ноябре 1916 г. председателем Совета Министров. — В.Х.) высказал императору откровенно свое мнение о текущем политическом моменте и просил снять Протопопова с поста министра внутренних дел. Государь согласился. Согласился он и на смещение еще двух министров, которые были непопулярны, потому как являлись поклонниками Распутина. В тот же день Штюрмер и Трепов выехали в Петроград, а Государь на следующий день послал царице обычное письмо, в котором сообщал о намеченном уходе Протопопова. Государь писал, между прочим: "Мне жаль Протопопова. Он хороший, честный человек, но у него нет твердой позиции, одного определенного мнения. Я это с самого начала заметил. Говорят, что несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни (когда обращался к Бадмаеву). Рискованно оставлять в руках такого человека Министерство внутренних дел, да еще в такие времена. Только прошу тебя, не вмешивай в это нашего Друга (имеется в виду Г.Е.Распутин. — В.Х.). Ответственность несу я и поэтому хочу быть свободным в своем выборе"» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 396).
28


ЯНВАРЬ 1917
Январь 3го. Вторн<ик>
Ц<арское> С<ело>
-12°.
[Флигель-адъютант] Линевич д<е>ж<урный>.
2<-го> л<азарета> ст<аршего> унт<ер> оф<ицера> [13-го] пе- х<отного> сиб<ирского> п<олка> Рура1.
А<ня> [Вырубова].
8 [часов]. Линевич2.
А<ня> [Вырубова].
3 января. Вторник
Утром у меня был Воейков3. После небольшой прогулки принял Шуваева4, кот<орый> уходит, и Покровского5.
После завтрака просидел полтора часа наверху у зуб<ного> врача Кострицкого, приехавшего из Ялты. Погулял с дочерьми. Мороз стоял порядочный. В 6 ч. принял Шаховского. Обедал Линевич (деж.). Вечером говорил с ним. Читал вслух6.
1 	Очевидно, императрица Александра Федоровна приняла бывшего раненого офицера, который проходил лечение в ее местном лазарете.
А.А.Вырубова позднее в своих мемуарах о начале этой большой работы по оказанию помощи раненым и военнопленным в годы мировой войны под руководством императрицы Александры Федоровны сообщала следующее: «Государыня, забыв свои недомогания, организовала особый эвакуационный пункт, в который входило около 85 лазаретов в Царском Селе, Павловске, Петергофе, Луге, Саблипе (так в источнике. — В.Х.) и других местах. Обслуживали эти лазареты около 20 санитарных поездов ее имени и имени детей. Чтобы лучше руководить деятельностью лазаретов, императрица решила лично пройти курс сестер милосердия военного времени с двумя старшими великими княжнами и со мной. Преподавательницей Государыня выбрала княжну Гедройц, женщину-хирурга, заведующую Дворцовым госпиталем. Два часа в день занимались с ней и для практики поступили рядовыми хирургическими сестрами в лазарет при Дворцовом госпитале и тотчас же приступили к работе — перевязкам, часто тяжело раненных. Стоя за хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные ноги и руки, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запахи и ужасные картины военного госпиталя во время войны. Объясняю себе тем, что она была врожденной сестрой милосердия.
Императрица и дети, наряду с другими сестрами, окончившими курс, получили красные кресты и аттестаты на звание сестры милосердия военного времени. По этому случаю был молебен в церкви общины, после ко-
29


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
торого императрица и великие княжны подошли во главе сестер получить из руки начальницы красный крест и аттестат. Императрица была очень довольна; возвращаясь обратно в моторе, она радовалась и весело разговаривала.
Началось страшное, трудное и утомительное время. Вставали рано, ложились иногда в два часа ночи. В 9 часов утра императрица каждый день заезжала в церковь Знаменья, к чудотворному образу, и уже оттуда мы ехали на работу в лазарет» (Фрейлина Ее Величества... С. 148—149).
2 В камер-фурьерском журнале от 3 января 1917 г. имеется запись: «В 8 час. за обеденным столом Их Величества кушали с великими княжнами и дежурным флигель-адъютантом Линевичем в 7 персон» (Николай II накануне отречения... С. 34).
3 В.Н.Воейков входил в ближайшее окружение императора Николая II. Начальник канцелярии Императорского Двора генерал-лейтенант А.А.Мосолов отзывался о нем следующим образом: «Генерал Воейков — человек, безусловно, талантливый, не лишен светской любезности и юмора, равно как и придворной ловкости», — и далее перед крушением Российской империи рассказывал: «Граф Фредерикс был уже очень стар и часто болел, я в это время получил назначение в Румынию. Воейкова сдерживать было некому, и он, пользуясь своим влиянием, стал полным и безответственным распорядителем полиции и первым лицом в окружении Государя» (Мосолов А.А. Указ. соч. С. 63,168).
В чем-то созвучна и другая характеристика В.Н.Воейкова, которая данав воспоминанияхпротопресвитераармиии флотаГ.И.Шавельского. В частности, в них отмечалось, что В.Н.Воейков был «самым ловким, энергичным, распорядительным и настойчивым» в свите Николая И. В то же время он «имел дурную привычку совсем легкомысленно расценивать очень крупные события и грозные тучи принимать за маленькое облачко... Где дело касалось парада, церемониала или коммерческого оборота и вообще материального предприятия, там генерал Воейков оказывался перворазрядным дельцом. В государственных же делах он был недалек и легкомыслен. Предшествующая дворцовая служба не могла выработать из него серьезного государственного деятеля, ибо всю свою жизнь он занимался полковыми и личными хозяйственно-коммерческими делами. Кроме того, большое честолюбие и боязнь за карьеру лишали его в трудных и опасных случаях мужества, прямолинейности и готовности к самопожертвованию» (Шавел ьский Г.И. Указ. соч. С. 331; Федорченко В.И. Свита российских императоров. М., 2005. Кн. 1. С. 172).  44 0 причинах отставки военного министра Д.С.Шуваева и назначения на эту должность генерала М.А.Беляева говорит в какой-то мере протокол допроса министра внутренних дел А.Д.Протопопова ЧСК Временного
зо


ЯНВАРЬ 1917
правительства от 28 августа 1917 г., в котором значится: «О выступлении военного и морского министров в Государственной думе я говорил царице и царю. Царю я особенно подчеркнул ошибку Д.С.Шуваева — его ответ П.Н.Милюкову. Царице я сказал, что следовало бы скорее заменить Шуваева, и назвал ей М.А.Беляева, которого знал и Распутин. Царица была подготовлена, не возражала, сказала: "Да, знаю". Я хотел скорейшего ухода Шуваева, с которым не ладил. В Ставке, во время завтрака в офицерском собрании, я говорил с М.А.Беляевым о своем желании вместе работать и о надежде его видеть военным министром. По странной случайности, М.А.Беляева и меня доставили первого марта в Петропавловскую крепость вместе в автомобиле» (Падение царского режима. Т. 4. С. 79).
5 Жандармский генерал А.И.Спиридович позднее свидетельствовал: «Так, 3 января министр иностранных дел Покровский откровенно говорил о возможном заговоре. Он советовал Государю пойти на уступки, сменить Протопопова. Государь сказал, что тот сгущает краски, что все далеко не так плохо и все устроится. Покровский попросил уволить его, но царь настоял, чтобы тот остался» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 454).
6 Император Николай II в кругу семьи часто читал художественные литературные произведения вслух. А.И.Спиридович об этом писал: «После обеда Его Величество очень часто читал семье вслух произведения русских авторов. Государь мастерски читал. Он прекрасно знал русскую литературу, не говоря уже о русской истории» (Там же. С. 463).
Январь 4го. Среда Ц<арское> С<ело>
-17°.
[Флигель-адъютант] гр<аф> Замойский д<е>ж<урный>.
12 [часов]. Ген<ерал>лейт<енант> Носов (фельд<ъегерский> корпус).
Тов<арищ> мин<истра> иностр<анных> дел Половцов1.
А<ня> [Вырубова].
4 января. Среда
Утром приехал Алек по случаю награждения тройным портретом на груди2. Погулял. В 11 ч. принял Добровольского и затем кн. Голицына-Муравлина. После завтрака провел полтора часа у Кострицкого.
31


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Сделал прогулку в полутьме. В 6 ч. у меня был Щегловитов3. Занимался. Вечером почитал вслух.
1 В камер-фурьерском журнале от 4 января 1917 г. было записано: «Ее Величество изволила принимать от 2 час. дня генерал-майора Носова, товарища министра иностранных дел Половцова и старшего унтер- офицера 13-го Особого пехотного полка Рура, имевшего счастье поднести от имени своего полка фарфоровое блюдо» (Николай II накануне отречения... С. 34).
2 Принцу А.П.Ольденбургскому (1844—1932) были пожалованы портреты трех последних императоров, миниатюры, осыпанные бриллиантами на Андреевской ленте.
3 В камер-фурьерском журнале от 4 января 1917 г. было записано: «Его Величество в 4 часа дня выходил прогуливаться, а в 6 час. вечера принимал Председателя Государственного совета Щегловитова» (Николай II накануне отречения... С. 34).
А.И.Спиридович позднее писал: «Новый 1917 год начался тревожно. Интересующиеся политикой прочли в газетах о важных переменах в Государственном совете. Председателем был назначен бывший министр юстиции Щегловитов, человек умный, большого опыта, железной воли, которого недолюбливали левые круги и евреи.
Зимой 1915 года он председательствовал на проходившем в Петрограде монархическом съезде. Был председателем правой группы Государственного совета. Он был "Ванькой Каином" для левых, надеждой для правых. Выступая в 1916 году в Государственном совете, Щегловитов так выразился о тогдашнем правительстве: "Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции". С осени проявились слухи о выдвижении Щегловитова на крупный пост. К сожалению, его не назначили председателем Совета Министров, пост которого он по праву и с пользой для России должен был занимать в то беспокойное критическое время.
Состав Государственного совета был пополнен лицами молодыми, с консервативными взглядами. В некоторых из них узнавали ставленников Щегловитова. Несколько старых членов Совета были освобождены от при- сутствования в Совете.
Был исключен и товарищ председателя Голубев, не остановивший в свое время зарвавшегося в своей речи Таганцева. В этих переменах видели усиление правого сектора Государственного совета, желание найти в нем действительную опору для правительства и монарха. Волновались и злословили политиканы и все задетые происшедшими переменами» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 448).
32


ЯНВАРЬ 1917
Янв<арь> 5го. Четверг
-7°.
[Флигель-адъютант] Квицинский1 д<е>ж<урный>.
12 [часов]. На водосвятие Ф<едоровский> соб<ор>2.
Wi [часа]. Корн<ет> Кр<ымского> к<онного> п<олка> Седов3.
2 	[часа]. Г<енерал->м<айор> Гальфрех (возможно, правильно Гальфтер В.П.4 — В.Х.) (3000 р. для Алексея).
А<ня> [Вырубова].
5 января. Четверг
Утром принял кн. Голицына5.
В 11 час. поехали к обедне с водосвятием. После службы о. Александр окропил все наши комнаты6.
После завтрака опять посидел у зуб<ного> врача [С.С.Костриц- кого] и погулял с Татьяной7 и Марией8. До чая принял ген. Шиль- дера, директора лицея9. Перед обедом принял Гурко, кот<орый> приехал из Могилева10 на 3—4 дня. Занимался недолго.
1 Квицинский Борис Иосифович (1868—19?) — капитан, флигель-адъютант свиты императора.
2 В камер-фурьерском журнале от 5 января 1917 г. записано: «Крещенский сочельник. Во время Богослужения Св. воду Их Величествам подавало духовенство, а придворные чины не участвовали... От 10 час. 30 мин. в Федоровском Государевом Соборе совершалось Богослужение в присутствии Их Величеств и августейших детей» (Николай II накануне отречения... С. 34).
Княгиня Е.А.Нарышкина свидетельствовала в то время: «Обычная обедня с водосвятием в дворцовой церкви. Днем приняла несколько лиц, в том числе артистку Кузнецову, с прошением. Протопопов собирается круто повернуть вправо; слово и дело: все союзы под контроль, печать под строгую цензуру. Что касается евреев, — это неизбежно: если равноправия не дать, Америка не поможет нам вооружением. Это еще не дает уверенности в победе, но, может быть, единственный шанс не дойти до поражения; тогда равноправие нам будет навязано. Необходимо ввести разумные законы, однако при условии, чтобы они отражали, по возможности, права русского населения. Начинается исполнение пророчества о господстве евреев по всей линии» (Последние Новости (Париж). 1936. 10 мая. № 5527).
3 В камер-фурьерском журнале от 5 января 1917 г. записано: «В 2 часа
дня Ее Величество принимала корнета Крымского конного своего имени
полка Седова» (Николай II накануне отречения... С. 34).
зз


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
4 Гальфтер Виктор Петрович (1868—1951) — генерал-майор, командир полка л.-гв. Московского, наследника Алексея Николаевича полка, член отдела заготовок и складов при Главном управлении Красного Креста.
5 В камер-фурьерском журнале от 5 января 1917 г. записано: «В 10 час. утра Его Величество изволил принимать Председателя Совета Министров князя Голицына и свиты генерал-майора Нарышкина» (Николай II накануне отречения... С. 34).
А.И.Спиридович позднее свидетельствовал в воспоминаниях: «5 января премьер князь Голицын докладывал о тревоге в обществе и о слухах из Москвы о предстоящем перевороте. Он доложил и о том, что в Москве называют имя будущего царя. Государь успокаивал его и говорил: "Мы с царицей знаем, что все в руках Божьих. Да будет воля Его"» (Спиридо- в и ч А.И. Указ. соч. С. 454).
6 Васильев Александр Петрович (отец Александр).
7 Татьяна Николаевна (Татьяна) — вторая дочь императора Николая II. Император воспитывал своих детей в спартанском духе, с малолетства приучал к различным физическим упражнениям, верховой езде, полковым праздникам, смотрам и парадам. Татьяна с детства была очень похожа на мать не только внешне, но и характером. С возрастом она стала высокая и стройная темная блондинка, а своеобразный слегка восточный разрез глаз придавал ей удивительный шарм. Она являлась советчицей матери до конца жизни и в наиболее ответственные моменты оказывалась рядом с ней. По характеру была обстоятельная и скрупулезная, вела подробный список прочитанных книг, аккуратно регистрировала, когда и от кого получила письмо или открытку, когда и кому написала сама. В ее поведении нетрудно было заметить властные повелительные нотки. Сестры придумали ей кличку «гувернантка» за то, что она была поборницей этикета и соблюдения правил приличия, подобающих великим княжнам. А.А.Вырубова признавалась: «Иногда я побаиваюсь коготка великой княжны Татьяны. У нее своеобразный характер, многое от мамы». В годы Первой мировой войны она вместе с сестрами окончила курсы сестер милосердия и ухаживала за ранеными офицерами в собственном лазарете в Царском Селе. Находясь с августа 1917-го по май 1918 г. в тобольской ссылке, вела переписку с родственниками и знакомыми. Уже из Тобольска в письме одной из своих бывших фрейлин, рассказывая о дочерях, императрица Александра Федоровна писала: «Дети все выросли... Татьяна, как и всегда, всем и везде помогает».  88 Мария Николаевна (Мария) — третья дочь императора Николая II.
Генерал Спиридович так характеризовал ее в своих воспоминаниях:
«Мария Николаевна была очень развитой девочкой, крепкой, с большими голубыми глазами, типично русской красоты. Она обладала замечательной
34


ЯНВАРЬ 1917
памятью, и всякий раз, когда было необходимо припомнить какую-то деталь, сестры обращались к ней за помощью» (Спиридович А.И. Указ, соч. С. 55). Учитель французского языка П.Жильяр также отмечал, что она была воплощенной добротой и сестры немного этим пользовались. Между собой сестры и брат называли ее Машка. Она была самой крупной из сестер. На ее долю чаще всего выпадали подшучивания и розыгрыши. Однако она никогда не обижалась, наоборот, разоружающе улыбалась в ответ и смеялась вместе со всеми. Великая княжна Мария Николаевна являлась шефом ряда гвардейских полков. Имела чин полковника. Из тобольской ссылки вела переписку с родственниками и знакомыми. Была расстреляна вместе с остальными членами царской семьи в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. в возрасте 19 лет. Позднее возникла легенда об ее чудесном спасении, рождении сына, который якобы является наследником российского престола.
9 В камер-фурьерском журнале от 5 января 1917 г. записано: «В 3 часа 50 мин. дня Его Величество выходил прогуливаться; от4 час. 50 мин. принимал генерал-лейтенанта Шильдера, а от 6 час. 15 мин. вечера — генерала от кавалерии Гурко» (Николай II накануне отречения... С. 34).
10 В Могилеве в это время находилась Ставка Верховного Главнокомандующего, начальником штаба которой временно являлся генерал В.И.Гурко (младший брат члена Государственного совета Владимира Иосифовича Гурко).
Янв<арь> 6го. Пятница -7°.
[Флигель-адъютант] Вилькицкий. Церковь — митрополит, служба1.
2 [часа]. М-me Медем с дочерьми2. Иза [Буксгевден].
А<ня> [Вырубова].
6 [часов]. Гр<аф> Ростовцов3. А<ня> [Вырубова].
Воейков4.
6 января. Богоявление. [Пятница]
Поехали к обедне, которую служил митрополит Питирим5 — скоро и благолепно. После завтрака был у Кострицкого долго6. Погулял с Татьяной и Марией. Было солнечно и морозно -10°. До чая принял А.С.Боткина, а в 6 ч. кн. Ширинского7. Много читал и все окончил. Вилькицкий (деж.) обедал. Вечером читал вслух.
35


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
1 Русская Православная Церковь (РПЦ) отмечала Богоявление Господне. Литургию по повелению Их Величеств совершал митрополит Петроградский Питирим (1858—1919). От 101А час. утра в Федоровском Государевом соборе в присутствии Их Величеств и августейших детей совершалась Божественная литургия.
2 В камер-фурьерском журнале 6 января 1917 г. записано: «От 2 час. дня Ее Величество изволила принимать баронессу Медем, рожд. Шиллинг; с дочерьми, а в 61Л час. вечера секретаря своего, в должности гофмейстера графа Ростовцова» (Николай II накануне отречения... С. 35).
Медем Татьяна Ивановна — баронесса. Вдова камергера Императорского Двора барона Н.Н.Медема (1867—1916). Сестра милосердия Петроградской Крестовоздвиженской больницы. Очевидно, императрица Александра Федоровна выразила ей свои соболезнования в связи с кончиной супруга.
3 Любопытноотметить,что Валентина Ивановна Чеботарева (старшая медсестра собственного Е.И.В. лазарета в Царском Селе) писала в своем дневнике о графе Я.Н.Ростовцове за этот период: «Сегодня Ростовцов был принят здесь Государем, [тот] благодарил за службу, за деятельность. Несколько интересных моментов. "Кормить нечем, а голодный желудок плохой советник. Солдаты давно не видали каши, питаются картофелем". — "Спросите Риттиха". — "Да он это знает, подчиненные не исполняют его приказаний. Одна из причин недовольства и брожения — отмена выборов в Городскую думу". — "Да, но они были незаконны". — "Никак нет, незаконны потому, что нежелательны правительству, прошли либеральные деятели, неутверж- дение их обидело деловой люд". Всякое упоминание о недовольстве, видимо, неприятно и, как дитя, старается найти лучшее объяснение. Упоминал о закрытии съездов, опять благодарил. То же, что императрица говорила Марье Дмитриевне.
Ростовцову очень тяжело, прослывает реакционером, представителем клики. Хотя на месте сначала получал много угроз, смертных приговоров, но чем дальше, тем реже угрозы, а за последние полгода пишут доносы, но угрозы прекратились, поверили в честную волю. Военнопленных офицеров выдержал полтора года на солдатском режиме, пока немцы не отпустили наших; пока не отменят запрета покупать нашим съестное в нейтральных странах, держит на казенном пайке их офицеров. Вчера опубликовано распоряжение: по повелению Государыни императрицы соблюдать строгие гуманитарные правила содержания военнопленных.
Ростовцов говорит, что, возможно, действительно имеется неопубликованный декрет о регентстве, так как не раз к нему приходили циркуляры по повелению Ее Величества. Грустно смотреть на все происходящее. 17-е (имеется в виду убийство Г.Е.Распутина. — В.Х.) ни к чему не привело, "убрали палку, а не бьющего"». (Чеботарева В. В дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 — 5 января 1918 г. // Новый журнал. Нью-Йорк, 1991. Кн. 182. С. 203—204).
36


ЯНВАРЬ 1917
4 В 10 час. 40 мин. вечера Их Величества принимали дворцового коменданта генерал-майора В.Н.Воейкова. В демократических общественных кругах Петрограда его относили к «темным силам», имевшим влияние на царскую чету. В.Н.Воейков писал в своих воспоминаниях: «Благорасположением царской четы я пользовался до того времени, когда императрица Александра Федоровна, иногда подпадавшая под влияние окружающих ее лиц, стала ко мне менее благосклонна. Но даже и в этот период она давала мне возможность откровенно высказывать ей мои мнения по самым щекотливым вопросам. Ярким показателем высоких нравственных качеств императрицы служит то, что она в период начавшегося с декабря 1916 года охлаждения ко мне не повлияла на своих детей, имея как мать полную к тому возможность; отношение ко мне со стороны наследника цесаревича и великих княжон нисколько не изменилось. С великими княжнами я чаще всего виделся и разговаривал, ожидая Государя для сопровождения его, а также на половине наследника. Одною из тем оживленных наших споров служили иностранные фамилии: великие княжны не допускали, чтобы они произносились не чисто по-русски, я же настаивал на произношении их так, как они пишутся на иностранных языках. В отместку великие княжны делали мне экзамены по именам и отчествам офицеров Сводного и Железнодорожного полков и конвоя, которые они знали наизусть. Мои систематические "провалы" на этих экзаменах доставляли им большое удовольствие, и о них каждый раз ставился в известность Государь.
С первых дней моего знакомства с наследником у нас установились простые и сердечные отношения. Характеризовать цесаревича, своею трагическою судьбою возбуждающего во мне содрогание, я мог бы следующими словами: будучи горячим патриотом (считал хорошим только все русское), он был умен, благороден, добр, отзывчив, постоянен в своих симпатиях и чувствах. При полном отсутствии гордости его существо наполняла мысль о том, что он — будущий царь: вследствие этого он держал себя с громадным достоинством. Благодаря болезни знакомый со страданиями, он проявлял большую чуткость к несчастным и обездоленным и не упускал случая, когда мог сделать что-нибудь приятное окружающим его. Одним словом, по мнению всех, близко знавших цесаревича Алексея Николаевича, он представлял по уму и характеру идеал русского царя. В Царском Селе я проводил с наследником меньше времени,чем во время поездок и на Ставке» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 156—157).
5 Княгиня Е.А.Нарышкина 6 января 1917 г. записала в своем дневнике: «Обедня в соборе; служил митрополит Питирим. После обедни он приехал ко мне, добивается моего расположения. Я ни разу у него еще не была, опасаясь встретиться с Гр. [Распутиным]. Теперь отдам ему визит; он его ждет уже полтора года» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 2).
37


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
А.А.Вырубова позднее отметила в мемуарах: «Много было разговоров и о митрополите Питириме, будто бы назначенном Распутиным. Государь познакомился с ним в 1914 году во время посещения Кавказа. Митрополит Питирим был тогда экзархом Грузии. Государь и свита были очарованы им, и когда мы в декабре встретились с Государем в Воронеже, я помню, как Государь говорил, что предназначает его при первой перемене митрополитом Петроградским.
Митрополит Питирим был очень осторожен и умен. Их Величества его уважали, но никогда не приближали его к себе. Когда он раз или два был у Их Величеств, темой разговора, как они рассказывали мне, была Грузинская церковь, которая, по его словам, недостаточно поддерживалась Синодом, хотя, в сущности, была первой по времени Христианской церковью в России. Митрополит Питирим, видимо, всей душой любил Грузию, где и он был очень любим. Он же первый завел речь о "приходах". Эти вопросы очень интересовали Их Величеств, но они откладывали все вопросы до окончания войны» (Фрейлина Ее Величества... С. 178—179).
6 Император Николай II продолжал лечить зубы у С.С.Кострицкого.
А.И.Спиридович по этому поводу писал: «После завтрака в первую
половину месяца Государь любил заходить побеседовать к зубному врачу Кострицкому. Он и работал, и жил во дворце. Простота, правдивость и искренность Сергея Сергеевича нравились Его Величеству. Государь любил поговорить с ним о литературе, о людях, о событиях. О многих своих приближенных говорил с ним откровенно, зная, что собеседник умеет хранить в тайне что следует. Любимый царской семьей Крым, красавица Ялта не раз были темой тех разговоров. Казалось, что Государь так любит Крым и свою Ливадию, что как будто лелеет мечту, отойдя от власти, окончить там свои дни простым человеком, в кругу своей семьи.
По часу и по два просиживал император у Кострицкого, крепко жал на прощание руку и уходил морально отдохнувшим.
"Государь был очень простой и хороший человек. С ним проще всего было говорить. Обо всем можно было говорить, — вспоминал те беседы Сергей Сергеевич и неизменно прибавлял: — Хороший был человек". И, слушая эти слова, я невольно думал: "Да и Вы-то, Сергей Сергеевич, хороший человек. Вот почему Государь и приходил к Вам и разговаривал с Вами часами. Государь искал доброго, хорошего"» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 463).  77 В камер-фурьерском журнале от 6 января 1917 г. имеется запись: «ВЗ часа 35 мин. дня Его Величество выходил прогуливаться; в 4 часа 30 мин. принимал отставного капитана 2-го ранга Боткина и в 6 час. 10 мин. вечера — гофмейстера князя Ширинского-Шихматова» (Николай II накануне отречения... С. 35).
38


ЯНВАРЬ 1917
Январь 7го. Суббота
-7°.
[Флигель-адъютант] Генрици1.
12 [часов]. Воен<ный> мин<истр> ген. Беляев [и] Воейков2.
2 [часа]. Апраксин и Вл.В.Мекк.
21А [часа]. Сот<ник> 3-й Заб<айкальской> Каз<ачьей> бат<ареи> Деникин, штабс-рот<мистр> 20-го Др <агунского> Финл<яндского> п<олка> Коржавин, подп<оручик> л.-гв. 3-го стр<елкового> п<олка> Петров3.
А<ня> [Вырубова].
5 [часов]. Гр<аф> Фредерикс4.
9 [часов]. Протопопов5.
А<ня> [Вырубова].
7 	января. Суббота
Беляев имел свой первый доклад как военный министр. После него принял Родзянко6  *. От 2 до 3Vi сидел у Кострицкого. Погулял с Марией7. Фредерикс пил у нас чай. Поехал к всенощной. Вечером принял Протопопова8.
1 Генрици Альфред Вильгельмович — с 1914 г. флигель-адъютант свиты императора, полковник л.-гв. Драгунского полка.
2 В камер-фурьерском журнале от 7 января 1917 г. записано: «Ее Величество изволила принимать от 12 час. 10 мин. дня военного министра Беляева и дворцового коменданта Воейкова» (Николай 11 накануне отречения... С. 35).
3 В камер-фурьерском журнале от 7 января 1917 г. записано: «Ее Величество изволила принимать от 2 час. дня в должности гофмейстера графа Апраксина с камер-юнкером фон Мекк и излечившихся от ран штабс- ротмистра 20-го драгунского Финляндского полка Коржавина, сотника 3-й Забайкальской казачьей батареи Деникина и подпоручика лейб-гвардии 3-го Стрелкового Его Величества полка Петрова» (Николай II накануне отречения... С. 35—36).
4 В камер-фурьерском журнале от 7 января 1917 г. записано: «К полуденному чаю приглашался министр Императорского Двора граф Фредерикс, и в 6 час. 15 мин. был принят Его Величеством» (Там же. С. 36).
Анна Вырубова позднее тепло отзывалась о графе В.Б.Фредериксе
в своих воспоминаниях: «Министр Двора граф Фредерикс, который про¬
служил всю свою жизнь при Дворе, сперва при Александре III, а потом
при Николае II, был глубоко порядочным и беззаветно преданным. Ему
39


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
не раз приходилось иметь дело с всевозможными денежными и семейными делами великих князей, что было очень нелегко. Несмотря на разные интриги, все его уважали, любили и понимали, что он не изменит своему принципу. Их Величества очень любили его; особенно нежно к нему относилась Государыня, называя в шутку "our old man". Он же, говоря о них, часто называл их "mes enfants". Государыня поверяла ему разные заботы и горести — "как часто помогает он мне добрым советом!" Дом его был мне вторым родительским, а дочери его, госпожа Воейкова и бедная, больная Эмма — моими друзьями, которые мне никогда не изменили. У Эммы, несмотря на то, что она была горбатая, был прелестный голос. Государыня любила ей аккомпанировать. Граф Фредерикс был также арестован Временным правительством, но позже освобожден из-за преклонных лет. В 1924 году скончался в Финляндии» (Фрейлина Ее Величества... С. 179).
Г.Шавельский в своих воспоминаниях писал о графе следующее: «Первым в свите — и по положению, и по влиянию на Государя — должен был быть министр Двора. Но граф Фредерикс, с которым мы уже имели случай говорить, в данное время представлял собою, так сказать, лицо без лица. При наличии министра Двора место министра Двора фактически оставалось пустым. И видя это, даже некоторые лица свиты, глубоко уважавшие престарелого графа за его прежние заслуги и за высокое благородство души, теперь жестоко обвиняли его в том, что он в столь ответственную и тяжелую пору не хочет оставить места, которое должен был бы теперь занимать исключительно сильный и энергичный человек» (Шавельский Г.И. Указ, соч. С. 331).
5 В камер-фурьерском журнале от 7 января 1917 г. записано: «От 9Ул час. вечера Ее Величество, а от 10 час. Его Величество изволили принимать министра внутренних дел Протопопова» (Николай II накануне отречения... С. 36).  66 В камер-фурьерском журнале того же дня сделана запись: «Пред утренней прогулкой Его Величество изволил принимать принца Александра Петровича Ольденбургского, а по возвращении с прогулки от 11 час. 10 мин. — военного министра Беляева и Председателя Государственной думы Родзянко» (Там же. С. 35).
Княгиня Е.А.Нарышкина тогда же записала в своем дневнике: «Дума отложена до 14 февраля. Играют с огнем. Приехала в Петроград с Родзянко и с новым военным министром Беляевым (очень симпатичный). Родзянко пробыл у Государя три четверти часа; он считает положение очень серьезным, живо изобразил инцидент с П<ротопоповым>, который так и не послал ему секундантов, хотя и угрожал дуэлью. У меня был министр Шаховской, сказал, что уходит; Барк тоже, думаю, и Покровский. Рада, что Сазонов назначен в Лондон» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 2—2 об.).
40


ЯНВАРЬ 1917
Следует отметить, что председатель Государственной думы М. В. Родзянко старался координировать свои действия по борьбе с царским правительством с выступлениями объединенного дворянства, которому он предлагал взять на себя функции рупора оппозиции, если Дума будет распущена.
За период с 17 декабря 1916 г. по 14 февраля 1917 г. различные ведомства внесли на утверждение Государственной думы 126 законопроектов, главным образом «вермишельного» характера. Только Министерство путей сообщения пыталось наметить какие-то меры по улучшению функционирования железных дорог. Министерство земледелия разработало некоторые проекты, имевшие целью возобновление после войны столыпинской аграрной политики, но не предложило никаких действенных мер, направленных на разрешение продовольственного кризиса в данный момент. Государственная дума все более становилась ареной схваток с правительством и набора политических очков ее лидерами перед новыми предстоящими выборами.
Великий князь Михаил Александрович был близок к императору, чем пытались воспользоваться не только военные начальники, но и многие политические деятели в борьбе за власть. Так, например, об этом свидетельствуют воспоминания члена IV Государственной думы Я.В.Глинки: «В 5 ч. дня 3 января Родзянко посетил великий князь Михаил Александрович, который спросил Родзянко, как он полагает, будет ли революция, на что он (имеется в виду Родзянко. — В.Х.) ответил, что ее не будет, но что положение серьезно и что необходимо принять меры к замене правительства лицами общественного доверия, которые примут на себя эти обязанности, когда будут устранены безответственные влияния. На вопрос, кто же может быть во главе, Родзянко ответил, что указывают на него, Родзянко, и что он не сочтет возможным отказаться, если условия, указанные выше, будут выполнены. Он просил обо всем, возмущающем общество, доложить Государю и просить его, чтобы ему, Родзянко, была, наконец, назначена аудиенция. Великий князь обещал. Между прочим, в разговоре великий князь спросил, чего хотят — ответственного министерства? Родзянко ответил: "Ваше Высочество, конечно, читали резолюции, разве там об этом говорится?" И они оба решили, что там об этом ничего не говорится» (Гл и н к а Я.В. Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906—1917: Дневник и воспоминания. М., 2001. С. 174).
Обращает внимание, что М.В.Родзянко в несколько ином, более выгодном для себя свете, порой искажая факты, преподносит деловые свидания с великим князем Михаилом Александровичем в своих поздних мемуарах: «8 января* ко мне на квартиру неожиданно приехал великий князь Михаил Александрович.
* Указанная дата встречи с великим князем Михаилом Александровичем неверна, так как последний упоминает в своем дневнике за 9 января 1917 г. следующее: «В 12 ч. приехал пред<седатель> Гос<ударственной> д<умы> М.В.Родзянко. В 3 ч. мы с ним прокатились на санях, Вяземские тоже с нами катались. Мы его отвезли на вокзал в 4 ч. В 5 ч. я поехал в Царское с Дж<онсоном>» (ГА РФ. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 9).
41


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
— Мне хотелось бы с Вами поговорить о том, что происходит, и посоветоваться, как поступить... Мы отлично понимаем положение, — сказал великий князь.
— Да, Ваше Высочество, положение настолько серьезное, что терять нельзя ни минуты и спасать Россию надо немедленно.
— Вы думаете, что будет революция?
— Пока война, народ сознает, что смута — это гибель армии, но опасность в другом. Правительство и императрица Александра Федоровна ведут Россию к сепаратному миру и к позору, отдают нас в руки Германии. Этого нация не снесет, и если бы это подтвердилось, а довольно того, что об этом ходят слухи, — чтобы наступила самая ужасная революция, которая сметет престол, династию, всех вас и нас. Спасти положение и Россию еще есть время, и даже теперь царствование вашего брата может достичь еще небывалой высоты и славы в истории, но для этого надо изменить все направление правительства. Надо назначить министров, которым верит страна, которые бы не оскорбляли народные чувства. К сожалению, я должен Вам сказать, что это достижимо только при условии удаления царицы. Она вредно влияет на все назначения, даже в армии. Ее и царя окружают темные, негодные и бездарные лица. Александру Федоровну яростно ненавидят, всюду и во всех кругах требуют ее удаления. Пока она у власти — мы будем идти к гибели.
— Представьте, — сказал Михаил Александрович, — то же самое говорил моему брату Бьюкенен. Вся семья сознает, насколько вредна Александра Федоровна. Брата и ее окружают только изменники. Все порядочные люди ушли... Но как быть в этом случае?
— Вы, Ваше Высочество, как единственный брат царя, должны сказать ему всю правду, должны указать ему на вредное вмешательство Александры Федоровны, которую в народе считают германофилкой, для которой чужды интересы России.
— Вы считаете, что необходимо ответственное министерство?
— Все просят только твердой власти, и ни в одной резолюции не упоминается об ответственном министерстве. Хотят иметь во главе министерства лицо, облеченное доверием страны. Такое лицо составит кабинет, который будет ответственен перед царем.
— Таким лицом могли бы быть только Вы, Михаил Владимирович: Вам все доверяют.
— Если бы явилась необходимость во мне, — я готов отдать все свои силы родине, но опять-таки при одном условии: устранении императрицы от всякого вмешательства в дела. Она должна удалиться, так как борьба с ней при несчастном безволии царя совершенно бесплодна. Я еще 23 декабря послал рапорт о приеме и до сих пор не имею ответа. Благодаря влиянию царицы и Протопопова царь не желает моего доклада, и есть основание предполагать, что Дума будет распущена и будут назначены новые выборы. У меня есть сведения, что под влиянием разрухи тыла начинаются волнения и в армии. Армия теряет спокойствие... Если вся про¬
42


ЯНВАРЬ 1917
литая кровь, все страдания и потери окажутся напрасными, — возмездие будет ужасным.
— Вы, Михаил Владимирович, непременно должны видеть Государя и еще раз сказать ему всю правду.
— Я очень прошу Вас убедить Вашего державного брата принять меня непременно до Думы. Ради Бога, Ваше Высочество, повлияйте, чтобы Дума была созвана и чтобы Александра Федоровна с присными была удалена.
Беседа эта длилась более часу. Великий князь со всем согласился и обещал помочь» (Родзянко М.В. Крушение империи. Харьков, 1990. С. 203—205).
А.И.Спиридович позднее делился воспоминаниями, порой своеобразно трактуя происходившие события: «7 января Государь принимал председателя Государственной думы Родзянко. Не участвуя в заговорах против императора, Родзянко знал о них многое. Лишь за несколько дней до этого у него состоялось собрание видных общественных деятелей, на котором высказывались самые крайние мнения. Приехавший из Киева Терещенко, член Государственной думы Шидловский и генерал Крымов доказывали необходимость свержения монарха.
Родзянко доложил Государю с присущей ему резкостью и прямолинейностью, что вся Россия требует смены правительства, что императрицу ненавидят, что ее надо отстранить от государственных дел, в противном случае произойдет катастрофа. Однако, зная многое о готовящемся перевороте, Родзянко не называл Государю конкретных лиц. Он лишь настаивал на устранении царицы, на смене Протопопова, на даровании ответственного министерства.
Государь слушал спокойно: "Представьте факты. Нет фактов, подтверждающих ваши слова!"
А фактов и лиц Родзянко не указывал. Зная о заговорах, Родзянко докладывал о них общими фразами, и получалось нечто несерьезное. Докладывать же по-полицейски, как надлежало министру внутренних дел, Родзянко не мог. И Государь попрощался с Родзянко ласково, не высказал никакого неудовольствия, несмотря на личные выпады против императрицы» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 454—455).
Много позднее бывший председатель Государственной думы М.В.Родзянко, находясь в эмиграции, писал в воспоминаниях: «На докладе у Государя я прежде всего принес свои извинения, что позволил себе во дворце так поступить с гостем Государя. На это царь сказал:
— Да, это было нехорошо — во дворце...
Я заметил, что Протопопов, вероятно, не очень оскорбился, так как не прислал вызова.
— Как, он не прислал вызова? — удивился царь.
— Нет, Ваше Величество... Так как Протопопов не умеет защищать своей чести, то в следующий раз я его побью палкой.
Государь засмеялся.
43


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Я перешел к докладу.
— Из моего второго рапорта Вы, Ваше Величество, могли усмотреть, что я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо. Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений. Партий уже нет, и вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа. Надо при взаимном доверии с палатами и общественными учреждениями наладить работу для победы над врагом и для устройства тыла. К нашему позору, в дни войны у нас во всем разруха. Правительства нет, системы нет, согласованности между тылом и фронтом до сих пор тоже нет. Куда ни посмотришь — злоупотребления и непорядки. Постоянная смена министров вызывает сперва растерянность, а потом равнодушие у всех служащих сверху донизу. В народе сознают, что Вы удалили из правительства всех лиц, пользовавшихся доверием Думы и общественных кругов, и заменили их недостойными и неспособными. Вспомните, Ваше Величество, Поливанова, Сазонова, графа Игнатьева, Самарина, Щербатова, Наумова, — всех тех, кто отстранен без всякой причины и вины... Вспомните таких старых государственных деятелей, как Голубев и Ку- ломзин. Их сменили только потому, что они не закрывали рта честным голосам в Государственном совете. Точно умышленно все делается во вред России и на пользу ее врагов. Поневоле порождаются чудовищные слухи о существовании измены и шпионства за спиной армии. Вокруг Вас, Государь, не осталось ни одного надежного и честного человека: все лучшие удалены или ушли, а остались только те, которые пользуются дурной славой. Ни для кого не секрет, что императрица помимо Вас отдает распоряжения по управлению государством, министры ездят к ней с докладом и что по ее желанию неугодные быстро летят со своих мест и заменяются людьми совершенно неподготовленными. В стране растет негодование на императрицу и ненависть к ней... Ее считают сторонницей Германии, которую она охраняет. Об этом говорят даже среди простого народа...
— Дайте факты, — сказал Государь, — нет фактов, подтверждающих Ваши слова.
— Фактов нет, но все направление политики, которой так или иначе руководит Ее Величество, ведет к тому, что в народных умах складывается такое убеждение. Для спасения Вашей семьи Вам надо, Ваше Величество, найти способ отстранить императрицу от влияния на политические дела. Сердце русских людей терзается от предчувствия грозных событий, народ отворачивается от своего царя, потому что после стольких жертв и страданий, после всей пролитой крови народ видит, что ему готовятся новые испытания.
Переходя к вопросам фронта, я напомнил, что еще в пятнадцатом году умолял Государя не брать на себя командования армией и что сейчас пос¬
44


ЯНВАРЬ 1917
ле новых неудач на румынском фронте всю ответственность возлагают на Государя.
— Не заставляйте, Ваше Величество, — сказал я, — чтобы народ выбирал между вами и благом родины. До сих пор понятия "царь" и "родина" были неразрывны, а в последнее время их начинают разделять.
Государь сжал обеими руками голову, потом сказал:
— Неужели я двадцать два года старался, чтобы все было лучше, и двадцать два года ошибался?..
Минута была очень трудная. Преодолев себя, я ответил:
— Да, Ваше Величество, двадцать два года Вы стояли на неправильном пути.
Несмотря на эти откровенные слова, которые не могли быть приятными, Государь простился ласково и не выказал ни гнева, ни даже неудовольствия» (Гибель монархии... С. 239—240).
7 Яркая характеристика третьей дочери Николая II, великой княжны Марии Николаевны, имеется в записях приближенных царской семьи, например фрейлины императрицы Александры Федоровны баронессы С.К.Буксгевден: «Мария Николаевна, подобно Ольге Николаевне, была живой, с такою же, как у сестры, улыбкой, овалом лица, цветом глаз и волос, но все у нее было более яркое, а ее глаза — "Мариины блюдца", как говорили ее кузины, были изумительны, глубокого темно-синего цвета... Мария Николаевна одна из всех сестер обладала талантом рисования, наброски ее были весьма хороши. "Машка", как звали ее сестры, была в полном подчинении у младшей, Анастасии Николаевны, "постреленка", как звала ее мать» (Царские дети. М., 2003. С. 410).  88 Министр внутренних дел А.Д.Протопопов согласовывал действия по предотвращению назревающего революционного кризиса. Так, 11 января МВД разослало циркуляр, запрещавший обсуждение земскими собраниями и городскими думами политических вопросов и предлагавший привлекать к уголовной ответственности городских голов в случае несоблюдения этого запрета (ГА РФ. Ф. 1467. On. 1. Д. 782. Л. 14—16).
А.А.Вырубова писала о Протопопове и царской семье в своих воспоминаниях: «Протопопов был назначен лично Государем под влиянием хорошего впечатления, которое он произвел на Его Величество после его поездки за границу в должности товарища председателя Государственной думы. "Тем более, — писал Государь, — что я всегда мечтал о министре внутренних дел, который будет работать совместно с Думой..." Протопопов, выбранный земствами, товарищ Родзянко. Я не могу забыть удивление и возмущение Государя, когда начались интриги; однажды за чаем, ударив рукою по столу, Государь воскликнул: "Протопопов был хорош и даже был выбран Думой и Родзянко делегатом за границу; но стоило
45


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
мне назначить его министром, как он считается сумасшедшим!" Под влиянием интриг Протопопов стал очень нервным, а мне казалось, кроме того, очень слабохарактерным. Во время революции он сам пришел в Думу, где его и арестовали по приказанию Родзянко» (Фрейлина Ее Величества... С. 177).
Янв<арь> 8го. Воскрес<енье>
-10°.
[Флигель-адъютант] Н.П.Саблин. 12 [часов]. Кароль (румынский)1. Румынская свита2.
Гр<аф> Бенкендорф3.
А<ня> [Вырубова].
Н.П. [Саблин].
8ч<асов>. [Обед.] Н.П.[Саблин]. А<ня> [Вырубова].
8 января. Воскресенье
После обедни поехал встречать Кароля4 — наследного [принца] румынского и привез его домой. Он завтракал с нами. Принял его свиту5; затем долго разговаривал с ним и с Пред<седателем> Сов<ета> Мин<истров> Братиано. Погулял с Марией и Анастасией6. Мороз был небольшой. Занимался до 8 час. Обедал с Н.П. [Саблиным] (деж.).
1 	В камер-фурьерском журнале от 8 января 1917 г. записано: «Прием Их Величествами Его Королевского Высочества Наследного Принца Румын¬
ского» (Николай II накануне отречения... С. 37).
В конце 1913-го и начале 1914 г., т.е. еще во время посещения Петербурга высокими гостями из Румынии, а также ответного визита царской семьи летом 1914 г. в Констанцу, ходили упорные слухи о сватовстве принца Кароля к цесаревне Ольге Николаевне. Приезд румынского принца с визитом в Россию возобновил прежние предположения.
Приближенная к царской семье старшая медсестра Царскосельского дворцового лазарета В.И.Чеботарева 9 января 1917 г. записала в своем дневнике: «На днях Ольга (великая княжна Ольга Николаевна. — В.Х.) была особенно грустна. "Уж не гости ли виноваты?" — "О нет, теперь нам это не грозит — пока война, и мы на военном положении".
Как молва пристрастна — ненависть к Государыне так велика, что все
готовы ей приписать: "Война, а она наряжается, безумные деньги тратит
46


ЯНВАРЬ 1917
на туалеты". Безусловная ложь — одевается сама и девочки мещански просто, перешиваются без конца старые платья с вышитыми красными мотивами, что-то вроде скорпионов. До сих пор эти платья живы и одеваются к обеду. Большинство платьев ужасно» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 204—205).
В приведенных выше строках дневника имеется явный намек на сватовство румынского принца к старшей дочери императора Николая II. В частности, визит царской семьи в Констанцу (Румыния) летом 1914 г. нашел отражение в воспоминаниях Пьера Жильяра. Великая княжна Ольга Николаевна спросила Жильяра: «Скажите мне правду, Вы знаете, почему мы едем в Румынию?» Он ответил, что это, очевидно, всего лишь акт вежливости, на что она сказала: «Да, это может быть официальный повод, но настоящая причина... Ах, я понимаю, Вы не должны ее знать, но я уверена, что все вокруг меня об этом говорят и что Вы ее знаете». Далее у П.Жиль- яра сказано:
«Когда я наклонил голову в знак согласия, она прибавила: "Ну так вот! Если я этого не захочу, этого не будет. Папа мне обещал не принуждать меня... а я не хочу покидать Россию"».
На возражение Жильяра, что она будет иметь возможность приезжать, когда захочет, Ольга Николаевна ответила убежденно: «Несмотря на все, я буду чужой в моей стране, а я русская и хочу остаться русской!» (Жильяр П. Указ. соч. С. 62).
Цесаревна Ольга Николаевна не пожелала использовать шанс, который, казалось, само Провидение посылало ей. Принц Кароль в 1930 г. стал править Румынией под именем Карла II и оставался королем в течение 10 лет.  22 	В камер-фурьерском журнале значится: «Свита Принца проследовала на 3-й подъезд Александровского дворца и была прошена в Круглый зал к Гофмаршальскому завтраку; кушало 12 персон.
В 12 час. 15 мин. у Их Величеств завтракали: Наследный Принц Румынский, наследник цесаревич, великая княжна Ольга Николаевна, великая княжна Татьяна Николаевна, великая княжна Мария Николаевна, великая княжна Анастасия Николаевна — 8 персон. По окончании завтрака в 1 час. 20 мин. Их Величества с Их Высочествами и Наследный Принц Румынский проходили в Угловую гостиную, где Принц представил Их Величествам свою свиту» (Николай II накануне отречения... С. 37—38).
Княгиня Е.А.Нарышкина в тот же день записала в своем дневнике: «Сегодня чудная погода. Рескрипт Государя кн. Голицыну, — ему указано направление, которого он должен держаться. Это будет очень хорошо, если только он не встретит препятствий, и ему предоставят свободу действий... Вернувшись, приняла Братиану; он приехал с румынским принцем. Приятно говорить с таким государственным деятелем. Получила приглашение на обед в Царском [Селе]. Еду завтра утром» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 2 об.).
47


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 Вкамер-фурьерскомжурналечитаем:«В1час50мин.былпринят Ее Величеством обер-гофмаршал граф Бенкендорф, а в 3 часа 25 мин. — Государем императором» (Николай II накануне отречения... С. 38).
4 В камер-фурьерском журнале ранее сказано: «В 10 час. 30 мин. утра в присутствии Его Величества и августейших детей в Федоровском Государевом соборе совершалась Божественная литургия. Из собора Его Величество проследовал на Императорский железнодорожный павильон, куда в 12 час. дня с экстренным поездом из Петрограда прибыл Румынский Наследный Принц Кароль. Встретив Принца, Государь император проследовал вместе с Его Высочеством в Александровский дворец, куда и прибыл в 12 час. 5 мин. дня» (Там же. С. 37).
Генерал А.И.Спиридович по этому поводу вспоминал: «...В Петроград приехал румынский наследник принц Кароль, которого сопровождали министр Братиано и еще несколько человек. Война изменила принца. Он возмужал, выглядел серьезным мужчиной. Государь ездил на павильон встречать его. Их Величества принимали его почтительно. Четыре раза он был приглашен к Высочайшему завтраку, в его честь был дан обед, на который были приглашены все с ним приехавшие. Велись разговоры о возможности брака с великой княжной Ольгой Николаевной. Родители обеих сторон относились к этому благожелательно. Принц пробыл в России с 8 по 17 января, официально ни о чем объявлено не было, и вопросом женитьбы было поручено заниматься нашему посланнику генералу Мосолову. Великая княгиня Виктория Федоровна, тетка принца, возвращаясь из Румынии в Петроград, встретилась в Киеве с принцем. Они говорили о браке. Принц очень желал его, но высказал сожаление, что в Царском Селе ему ни разу не удалось поговорить с великой княжной Ольгой Николаевной без посторонних» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 465—466).
5 В камер-фурьерском журнале записано: «В 1 час 45 мин. дня в новом кабинете Его Величеством были приняты Наследный Румынский Принц, Председатель Румынского Совета Министров г-н Братиано и флигель-адъютант Ангелеско. Аудиенция кончилась в 3 часа 15 мин. дня. После аудиенции Румынский Наследный Принц Кароль со своею свитою в экстренном поезде по Императорскому пути отбыли обратно в Петроград» (Николай II накануне отречения... С. 38).
6 Анастасия Николаевна (Анастасия) — великая княжна, четвертая (младшая) дочь императора Николая И. Росла она очень подвижной девочкой и не переставала быть такой даже в последние годы после Февральской революции, проведенные под домашним арестом. Пока Анастасия была подростком, сестры звали ее Настаськой или Швыбз. Она была ниже сестер ростом, коренаста, ас годами к тому же начала полнеть. Тормошить окружающих, возиться, передразнивать — было ее
48


ЯНВАРЬ 1917
обычным времяпрепровождением. При этом она подмечала в каждом какие-то смешные черты и привычки, а затем мастерски воспроизводила их, облекая результаты своих наблюдений в целые пародийные сценки. Развлекая, таким образом, своих домашних, сама оставалась при этом совершенно серьезной. К своему дню рождения, 5 июня 1915 г., она стала шефом 148-го Каспийского пехотного полка и получила, как и ее сестры, чин полковника. В годы Первой мировой войны ухаживала за ранеными бойцами вместе с неразлучной с ней сестрой Марией в их собственном лазарете в Царском Селе. Находясь в тобольской ссылке, вела переписку с родственниками и знакомыми. В письме своей тетке великой княгине Ксении Александровне из Тобольска она писала: «Пока я еще не обратилась в слона, но это еще вполне может быть в скором будущем, уж не знаю почему... может быть, очень мало движений». Данная самой себе характеристика проникнута иронией.
Январь 9го. Понед<ельник>
-4°.
[Флигель-адъютант] Велепольский.
Лежала на балконе1.
А<ня> [Вырубова].
8 	[часов]. Обед для этих румын, более 40 человек2.
9 января. Понедельник
Немного погулял. После доклада Григоровича принял Шуваева и графа Игнатьева3. От 2 до 3 ч. посидел у Кострицкого4. Сделал хорошую прогулку. До чая принял ген. Мрозовского из Москвы. Занимался до 71А ч. Дали обед Каролю и всем румынам. Миша тоже приехал5. Разговаривали до 91А. Вечером был свободен.
1 В этот период императрице Александре Федоровне нездоровилось. В камер-фурьерском журнале от 9 января 1917 г. сделана запись: «В 1 час Их Величества завтракали с августейшими детьми в 7 персон.
Ее Величество изволила принимать: в 2 часа дня чиновника Министерства финансов действительного статского советника Галатова, а в 41А часа генерала от артиллерии Мрозовского» (Николай II накануне отречения... С. 38).
2 В камер-фурьерском журнале далее читаем: «В 8 час. в Круглом зале
состоялся Высочайший парадный обед в честь Наследного Принца Румын¬
ского Кароля. (Обед окончился 55 минут 9-го часа вечера.)
49


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Кофе подавался в Портретном зале. Их Величества беседовали с приглашенными особами до 9 час. 40 мин., после чего особы разъезжались» (Николай II накануне отречения... С. 38).
Княгиня Е.А.Нарышкина 8 января 1917 г. записала в своем дневнике: «Большой парадный обед. Из царской семьи один Михаил Александрович, остальные — в опале. Братиану много разговаривал с Государем и совсем им очарован. Молодой принц прелестен, мне так бы хотелось, чтобы предполагаемое состоялось... (Имеется в виду обручение принца и цесаревны Ольги Николаевны. — В.Х.) Продолжительный cercle после обеда, очень утомительно. У императрицы был нездоровый вид, и она была одета не к лицу» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 2 об.).
3 В камер-фурьерском журнале следующая запись: «После утренней прогулки от 11 час. 15 мин. Его Величество изволил принимать: морского министра Григоровича, генерала от инфантерии Шуваева, шталмейстера графа Игнатьева и полковника Шуберского» (Николай II накануне отречения... С. 38).
4 Император Николай II продолжал лечить зубы у С.С.Кострицкого. А.И.Спи- ридович отмечал в воспоминаниях: «Он (император Николай II. — В.Х.) был категорически против дарования ответственного министерства, т.е. против конституции, особенно во время войны. Вот какой разговор произошел у Его Величества в тот месяц разговоров по этому поводу с приехавшим по его вызову из Ялты в Царское Село личным зубным врачом Сергеем Сергеевичем Кострицким.
Зная, что Кострицкий объехал много городов, побывал даже на Кавказе, куда его вызывал великий князь Николай Николаевич, Государь, любивший приходить в кабинет Кострицкого (оборудованный во дворце) и беседовать с ним, спросил его однажды: "Что нового, как настроение в стране?"
Кострицкий извинился за то, что будет откровенен и затронет вопросы, которые его по профессии не касаются, и рассказал Государю о всеобщей тревоге, о беспорядках и затруднениях в тылу. Он высказал предположение, что, может быть, дарование ответственного министерства, о котором все говорят, и внесло бы успокоение в общество и принесло бы пользу стране.
Государь помолчал и сказал: "Это выгодно". Кострицкий не понял, удивился. Заметив его удивление, император пояснил, что это, конечно, было бы очень выгодно для него (Государя) лично, так как сняло бы с него ответственность. И он добавил, что даровать во время войны ответственное министерство не находит возможным.
"Сейчас это неблагоприятно отразится на фронте. А вот через три-четыре месяца, когда мы победим, когда окончится война, это будет возможно. Тогда народ примет реформу с благодарностью. Сейчас же все должно делаться только для фронта".
50


ЯНВАРЬ 1917
Не раз в те дни Государь говорил с Кострицким об ответственном министерстве и не раз утверждал, что даст его стране, но только по окончании войны» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 458—459).
5 	Великий князь Михаил Александрович записал в этот день в своем дневнике: «В 5 ч. я поехал в Царское с Дж<онсоном>. Ехали мы на автом<обиле>, кот<орый> переделан для зимней работы (под передними колесами лыжи, а вместо задних кол<ес> — четыре ролика, покрытые резиной, как ремень, система Кегресс). Кегресс сам правил, за нами шла вторая машина. На колесах было бы немыслимо ехать из-за снега. Я поехал прямо в Павловск к тете Ольге, где пробыл час, затем поехал в Александровский дв<орец>, где был обед для Румынского Кароля, — были также: Алике, дети, все румыны и часть свиты. В 10 ч. все разъехались. Я поехал к [великому князю] Борису [Владимировичу] за Дж<онсоном> и с ним домой на том же автомобиле» (ГА РФ. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 9).
Январь 10го. Вторник -6°.
[Флигель-адъютант] Мордвинов1.
11 	[часов] 45 [минут]. Дантист.
1 	ч<ас>. [Завтрак.] Мордвинов.
21А [часа]. Корн<ет> Кр<ымского> к<онного> п<олка> Обель2. Епископ Исидор.
Катались на санках в саду.
А<ня> [Вырубова].
8 ч<асов>. [Обед.] Мордвинов.
А<ня> [Вырубова].
10 января. Вторник
Утром принял Беляева, Самарина и кн. Шаховского3. Завтракал и обедал Мордвинов (деж.)4.
Погуляли все вместе, Алике в санках. Было ясно и морозно. В 6 ч. у меня был Стахович5 по коннозаводству. Окончил бумаги скоро6. Вечером читал вслух.
1 По словам генерал-лейтенанта А.А.Мосолова, флигель-адъютант Морд¬
винов «пробыл при Государе недолго и роли не играл, хотя император любил
с ним беседовать...» (Мосолов А.А. Указ. соч. С. 170). Г.И.Шавельский
отмечал, что среди окружения императора полковник л.-г. Кирасирского
51


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
полка Мордвинов выделялся своей скромностью и застенчивостью. «Это был весьма чуткий, мягкий, отзывчивый человек. Его скромность и материальная необеспеченность не позволяли ему играть какую-либо заметную роль» (Шавельский Г.И. Указ. соч. С. 334).
2 В камер-фурьерском журнале от 10 января 1917 г. записано: «От 2 час. дня Ее Величество изволила принимать настоятеля Тюменского монастыря епископа Исидора и корнета Крымского конного своего имени полка 06е- ля» (Николай II накануне отречения... С. 41).
3 В том же журнале чуть ранее читаем: «После утренней прогулки в 11 час. 10 мин. Его Величество изволил принимать военного министра Беляева, в должности егермейстера Самарина и министра торговли и промышленности князя Шаховского» (Там же. С. 40).
Самарин добился аудиенции у Николая II в качестве новоизбранного председателя Совета объединенного дворянства и доложил царю о настроениях дворянских кругов. В частности, Симбирское дворянское собрание исключило из своей среды А.Д.Протопопова. В конце 1916 г. Самарин был избран председателем совета съезда объединенного дворянства, выступившего за «министерство доверия». М.В.Родзянко, ожидая ареста и разгона Думы, вызвал секретно Самарина и поручил ему действовать в направлении совершения дворцового переворота, если царское правительство не пойдет на требования Государственной думы.
А.И.Спиридович позднее отмечал в воспоминаниях: «10 января московский предводитель дворянства Самарин представлялся Государю. Вызванный нарочно в Петроград, он должен был поддержать, подкрепить доклад Родзянко. И сделал это честно и откровенно, предупредив Его Величество о готовящемся перевороте» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 455).
Председатель Государственной думы М.В.Родзянко следующим образом отразил эти события в своих мемуарах:
«Незадолго до доклада, 3 января, я вызвал из Москвы Самарина, избранного председателем Совета объединенного дворянства. Нужно сказать, что тогда упорно ходили слухи, что я буду арестован и выслан из Петрограда. Мне это подтвердил и один из членов правительства. Я счел нужным осведомить об этом тех из своих единомышленников, которые могли взять на себя в мое отсутствие борьбу за интересы и достоинство России и могли бы защитить народное представительство от незаслуженных оскорблений. Самарин приехал ко мне с двумя членами Совета объединенного дворянства — Карповым и князем Куракиным. Самарин также просил аудиенцию и просил доложить Государю о резолюции съезда объединенного дворянства, подробно объяснить ее истинный смысл и в волнении говорил, что он чувствует, что долг его откровенно все высказать царю. Накануне своего доклада он весь вечер просидел у меня, и его до последней минуты не оставляла вера в торжество справедливости и правды, в то, что нас наконец услышат.
52


ЯНВАРЬ 1917
После Самарина у меня были князь Львов, Челноков и Коновалов. Все они одобряли мои действия, поддерживая в том, что настало время говорить одну правду, как бы она ни была неприятна.
После этих двух докладов, Самарина и моего, пошли слухи, что Тре- пову было предложено составить кабинет доверия из членов законодательных палат. Слухи эти проникли и в газеты, но скоро они заглохли. Протопопов продолжал оставаться министром и постоянным посетителем Царского Села, и все шло по-прежнему. Стали даже говорить, что Дума будет распущена до окончания войны, а затем будут назначены новые выборы. Начались даже как будто приготовления к новой избирательной кампании. Так как на дворянство и духовенство уже не полагались, то, по мысли Протопопова, решено было привлечь на сторону правительства крестьян, и с этой целью стали разрабатывать законопроект о наделении крестьян — георгиевских кавалеров землею в количестве до тридцати десятин, путем принудительного отчуждения от частных владельцев» (Гибель монархии... С. 241—242).
4 	Флигель-адъютант А.А.Мордвинов был близок к царской семье и позднее делился своими воспоминаниями об императоре Николае II. В частности, имеется его характеристика последнего самодержца как одного из выдающихся деятелей своего времени: «Одним из таких людей являлся постоянно в моих глазах и император Николай Александрович, совершенно своими современниками не понятый, большинством оклеветанный и никем, кроме русской деревни, по своему значению не оцененный.
Знавший довольно хорошо Государя, великий князь Николай Николаевичу годы еще не начинавшейся между ними розни, убежденно называл его "необыкновенным человеком". Действительно, выдвинутый не только рождением и своими правами, но и всей историей Родины во главу 175-миллионного народа, поставленный властвовать над шестою частью земного шара, он не мог являться обыденною личностью и в глазах других, оставаясь при том, конечно, таким же простым смертным, как и все остальные. С тем же двойственным сознанием правителя, выдвинутого не собственным желанием, а милостью Бога, и слабого без помощи Бога человека, относился к самому себе и сам Государь. Сознавать себя иначе он по своей постоянной вдумчивости и религиозному настроению не мог, да и его выдающееся положение к тому обязывало, несмотря на всю его изумительную скромность и полное нежелание какого-либо собственного величия.
Поэтому следующею основною чертою его характера, после его глубокой религиозности и покорности воле Божьей, а также и его удивительно любовного и доверчивого отношения к бесхитростным простым русским людям, являлось постоянное сознание лежащего на нем царского долга и чувства единоличной ответственности перед Богом и историей и всеми подвластными ему людьми. Отсюда, главным образом, вытекало и его крепкое убеждение в необходимости для православной России самодержавного монарха — природного, надпартийного вождя своей Родины, ко¬
53


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ IIVI ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
торый не вправе уклоняться от возложенного на него бремени, передавая другим хотя бы часть своих священных прав и обязанностей. Такая передача в его глазах являлась бы лишь источником пагубной борьбы партий, несправедливым возвышением одних в ущерб другим и сводила бы на нет весь смысл его служения. Все эти главные черты характера Государя, в благородстве которых нельзя отказать и которые могли бы быть выражены тремя словами старого, любимого массой народа политического исповедания: "Православие, самодержавие и народность", подвергались почти постоянно насмешкам со стороны передовых людей того времени, стремившихся к власти.
Его любовь и приверженность к простому, мало просвещенному науками, но верующему и непритязательному народу объяснялась ими лишь как собственная "удивительная ограниченность"; его глубокая религиозность и сознание человеческого несовершенства и бессилия называлась у них, без всякого вдумывания в эти понятия, то "мистицизмом", то "фатализмом", то "смешным простонародным суеверием".
Крепкое верование Государя в превосходство самодержавного образа правления для России вызывало больше всего злобных осуждений: это было "позором для всей Европы", "пережитком Средних веков, даже в Азии давно отброшенным", "упрямством недалекого человека" и "отвратительным нежеланием поступиться своею властью на благо всех". К этим крикам "передовых людей" присоединялось и большинство просто обывателей: "Ну, чего он действительно упорствует, — говорили они, — дал бы уж им это ответственное министерство и неурезанную конституцию, да и жил бы себе беззаботно царем и еще считался бы самым просвещенным монархом в России". Кого, даже крепко державшегося за власть, могли не смутить эти заманчивые слова. Они все же не смутили, вплоть до собственного отречения, "слабого", "вечно колеблющегося", "действующего лишь по чужой указке" императора Николая II.
Все это доказывает как непоколебимую его преданность им осознанного долга, так и глубокую продуманность и верность его политических убеждений. Всякий знает, в какие страдания и в какой позор превратилось управление тех "ответственных" людей, передать власть которым, даже с угрозами,требовали все» (Мордвинов А.А. Каким я знал моего Государя и каким знали его другие//Отечественные архивы. 1993. №3. С. 70).
5 В камер-фурьерском журнале от 10 января 1917 г. записано: «В 6 час. вечера Его Величество принимал управляющего Государственным коннозаводством генерал-лейтенанта Стаховича» (Николай II накануне отречения... С. 41).
6 Камердинер Терентий Иванович Чемодуров, который состоял на службе у императора Николая II с декабря 1908 г., позднее свидетельствовал: «Камердинеров при б. Государе было трое: я, Петр Федорович Котов и Никита Кузьмич Тетеревятников: каждый из нас дежурил при б. Государе по-
54


ЯНВАРЬ 1917
недельно. В круг обязанностей дежурного камердинера, кроме обычных, входили исполнение всех личных приказаний Государя и доклад о всех особах, имевших к нему личный доступ; без доклада камердинера никто, кроме супруги б. Государя и его детей, не имел права входить в кабинет Государя. За время моей почти 10-летней службы при Государе я хорошо изучил его привычки, наклонности в домашнем обиходе и по совести могу сказать, что б. царь был прекрасным семьянином; обычный порядок дня был такой: в 8 часов утра Государь вставал и быстро совершал свой утренний туалет; в 8'Л часов — пил у себя чай, а от 81Л до 11 часов занимался делами: прочитывал представленные доклады и собственноручно налагал на них резолюции. Работал Государь один, и ни секретарей, ни докладчиков у него не было; от 11 до 1 часу, а иногда и долее, Государь выходил на прием, а после часу завтракал в кругу своей семьи. Если прием представлявшихся Государю лиц занимал более положенного времени, то семья ожидала Государя и завтракать без него не садилась. После завтрака Государь работал и гулял в парке, причем непременно занимался каким-либо физическим трудом, работая лопатой, пилой или топором; после работы и прогулки в парке — полуденный чай, от 6 до 8 часов вечера Государь снова занимался у себя в кабинете делами, в 8 часов вечера Государь обедал, затем опять садился за работу до вечернего чая (в 11 часов вечера).
Если доклады были обширны и многочисленны — Государь работал далеко за полночь и уходил в спальню только по окончании своей работы. Бумаги наиболее важные Государь сам лично вкладывал в конверты и заделывал; для отсылки бумаг по принадлежности Государь приглашал дежурного камердинера. Перед отходом ко сну Государь принимал ванну. Кроме того, Государь вел дневник и писал иногда до глубокой ночи. Тетради дневников тщательно сохранялись, и таких тетрадей накопилось очень много. В семейном быту Государь не допускал никакой роскоши, и в столе, одежде и домашнем обиходе Государь и его семья придерживались скромных и простых привычек. Отличительной чертой всей царской семьи была глубокая религиозность: никто из членов семьи не садился за стол без молитвы; посещение церкви для них было не только христианским долгом, но и радостью. Отношения между членами семьи были самые сердечные и простые, как между Государыней и Государем, так между детьми и родителями» (Расследование цареубийства. Секретные документы. М., 1993. С. 16).
Янв<арь> 11го. Среда -7°.
[Флигель-генерал] Воейков.
11 [часов] 45 [минут]. Дантист.
Настенька [Гендрикова].
Мин<истр> пут<ей> сообщения Войновский-Кригер1.
55


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 	ч<аса>. Д<окто>р Лентовский2.
Катя Кульнева с мальчиком3.
А<ня> [Вырубова].
6 	ч<асов>. Щегловитов4.
8 ч<асов>. [Обед:] А<ня> [Вырубова]. Лили Ден, муж [Ден]. Н.П. [Саблин].
11 	января. Среда
Утром ко мне заходили Воейков и Боткин. Погулял недолго. Принял Войновского-Кригера, Ягмина, ком<андира> нижегородцев, и сенатора Кривцова5. После завтрака приняли вместе жену Кульнева с маленьким сыном, моим крестником. Погулял с Ольгой6. В 4 ч. принял Щегловитова, а в 6 ч. Штюрмера7. Занимался бумагами. Обедали: Лили Ден с мужем, кот<орый> приехал с «Варяга» с Мурмана, Аня [Вырубова] и Н.П.[Саблин]. Вечером читал вслух.
1 В камер-фурьерском журнале от 11 января 1917 г. записано: «Ее Величество изволила принимать: в 12 час. 45 мин. дня управляющего Министерством путей сообщения Войновского-Кригера» (Николай II накануне отречения... С. 41).
2 Императрица Александра Федоровна приняла С.А.Лентовского. Лентовский Сергей Александрович (1858—?) — действительный статский советник, почетный лейб-медик, врач императорской яхты «Полярная звезда».
3 Императрица Александра Федоровна приняла Е.В.Кульневу.
Кульнева Екатерина Васильевна (урожденная княжна Кочубей) — жена начальника лазарета № 23 Кульнева Леонида Ивановича. Их малолетний сын являлся крестником Николая II.
4 Императрица Александра Федоровна приняла председателя Государ¬
ственного совета И.Г.Щегловитова.
Е.А.Нарышкина в этот день записала в своем дневнике: «У меня был председатель Государственного совета Щегловитов. Он считает нужным поддерживать правительство, а основные реформы отложить до конца войны. Если начать сейчас — "все распадется". Я ему сказала, что держусь того же мнения, но что, по-моему, следует пойти на некоторые уступки. Спрашивает: "На какие?" Говорю: "Сместить Протопопова". Он его не защищает безусловно, находит, что ему следовало уйти, когда был назначен Трепов, что Дума относится к нему с возмущением, считая его ренегатом, но не видит повода для такой ненависти» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 2 об.).
56


ЯНВАРЬ 1917
Императрица Александра Федоровна неоднократно указывала своему супругу, что монархисты и черносотенцы, «если их не слушать, они возьмут дело в свои руки, чтобы спасти тебя, и может невольно выйти больше вреда, чем лишь твое простое слово — закрыть Думу, но до февраля» (Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. С. 190).
5 В камер-фурьерском журнале от 11 января 1917 г. записано: «Перед утренней прогулкой в Ю'/г час. Его Величество принимал дворцового коменданта Воейкова, а по возвращении с прогулки от 1VA час. — полковника Ягмина, управляющего Министерством путей сообщения Войновско- го-Кригера и сенатора Кривцова» (Николай II накануне отречения... С. 41).
6 Ольга Николаевна — старшая дочь императора Николая II. Яркое описание великой княжны оставлено баронессой С.К.Буксгевден, которая была фрейлиной императрицы и подругой цесаревен: «Великая княжна Ольга Николаевна была красивая, высокая, со смеющимися голубыми глазами, чуть коротким носиком, который она сама называла "мой кур- носик". У нее были очень красивые зубы, изумительная фигура, она прекрасно ездила верхом и танцевала. Из всех сестер она была самая умная, самая музыкальная; по мнению ее учителей, она обладала абсолютным слухом. Она могла сыграть на слух любую услышанную мелодию, переложить сложные музыкальные пьесы, аккомпанировать без нот самые трудные вещи, пальцы ее извлекали из инструмента чудесный звук.
Ольга Николаевна была очень непосредственна, иногда слишком откровенна, всегда искренна. Она была очень обаятельная и самая веселая. Когда она училась, бедным учителям приходилось испытывать на себе множество ее всевозможных штучек, которые она изобретала, чтобы подшутить над ними. Да и повзрослев, она не оставляла случая позабавиться. Она была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу. От нее часто слышали: "Ой, надо помочь бедняжке такому-то и такой-то, я как-то должна это сделать..."
Ольга Николаевна была предана своему отцу. Ужас революции повлиял на нее гораздо больше, чем на других. Она полностью изменилась, исчезла ее жизнерадостность» (Царские дети. С. 402—403).  77 В камер-фурьерском журнале от 11 января 1917 г. далее записано: «В 3 часа 5 мин. Его Величество выходил в сад прогуливаться, от 4 час. изволил принимать председателя Государственного совета Щегловитова и в 6 час. обер-камергера Штюрмера» (Николай II накануне отречения... С. 41).
А.И.Спиридович о нем писал: «Щегловитов также стоял за борьбу с левой общественностью в Государственной думе, но бороться с ней он хотел посредством правого общественного мнения. С этой целью, по его мнению, и был обновлен состав Государственного совета.
57


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
14 января Щегловитов (по данным камер-фурьерских журналов, он принимался императором 11 и 30 января. — В.Х.) представил Государю весьма содержательную записку правых "Русских православных кругов г. Киева". Описывая картину происходящих в стране беспорядков, записка называла и меры к их устранению. Это была целая программа борьбы с левой общественностью. Записка была составлена членом Думы священником Митроцким, и представление ее Его Величеству наделало много шуму в Думе.
Записка очень понравилась Государю. Его Величество подчеркнул многие места и наложил резолюцию: "Записка достойна внимания". Государь передал ее премьеру Голицыну для обсуждения в Совете Министров.
Эти выступления правых, особенная серьезность Щегловитова и юношеская вспыльчивость Маклакова встревожили оппозиционные и революционные круги и подтолкнули их лидеров действовать дружнее и решительнее» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 458).
Председатель правительства князь Н.Д.Голицын вскоре докладывал императору Николаю II по поводу упомянутой записки: «...Вследствие сего обязываюсь всеподданнейше доложить Вашему Императорскому Величеству, что упомянутая записка, несомненно, заслуживает внимательного соображения и во исполнение Высочайшего предуказания затронутые в ней вопросы будут подвергнуты подробному обсуждению в одном из ближайших заседаний Совета Министров. В частности, долгом поставляю отметить, что один из возбужденных составителями записки вопросов — о необходимости обязательного привлечения к ответственности городских голов за допущенные ими в собраниях противоправительственные речи и постановления — уже получил свое развитие: особым секретным циркуляром министра внутренних дел вменено губернаторам в обязанность привлекать к законной ответственности председателей городских дум и земских собраний за допущение политических резолюций противоправительственного содержания» (Дневники и документы из личного архива Николая И. Минск, 2003. С. 365).
Январь 12го. Четверг -4°.
[Флигель-адъютант] гр<аф> Замойский. 113/4 [часа]. Кн. Голицын1.
12/4 [часов]. Молебен2.
1 	[час]. Миша3.
Костя4.
А<ня> [Вырубова].
58


ЯНВАРЬ 1917
12 января. Четверг
После утренней прогулки принял кн. Голицына и Покровского5.
По случаю именин Татьяны6 пошли к молебну в Походную церковь. Миша завтракал. В 21А у меня были Костя и Игорь7. Погулял с Ольгой и Марией. В 6 ч. был кинематограф8.
1 Председатель Совета Министров князь Николай Дмитриевич Голицын был принят Ее Величеством после окончания доклада его у Николая II.
2 Тезоименитство Е.И.В. великой княжны Татьяны Николаевны.
В камер-фурьерском журнале от 12 января 1917 г. имеется запись: «В 12 час. 30 мин. дня Их Величества с августейшими детьми изволили слушать молебен в Походной церкви Александровского дворца.
0 	молебне извещались Свитные дамы Ее Величества и дежурный флигель-адъютант» (Николай II накануне отречения... С. 42).
В этот день Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «Молебен в Александровском дворце, по случаю именин Татьяны Николаевны, затем визит кн. Голицына. Он мне понравился: нет у него ни тщеславия, ни самоуверенности, понимает серьезность своей задачи. Я ему сказала, что в Думе он должен взять на себя роль миротворца. В ответ: "Позвольте бывать у вас и пользоваться вашими указаниями; они для меня очень ценны"» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 2 об.).
3 В дневнике великого князя Михаила Александровича читаем: «В 12 ч. все поехали в Петроград, а я вылез в Александровской и поехал к Ники и Алике, где завтракал, а потом имел разговор с Ники. В 2Ул виделся с Юзефовичем в Александровском же дворце...» (ГА РФ. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 12).
4 В камер-фурьерском журнале чуть позже записано: «В 3 часа Ее Величество принимала князя Константина Константиновича и Свиты генерал- майора Нарышкина» (Николай II накануне отречения... С. 42).
5 В камер-фурьерском журнале сделана запись: «После утренней прогулки от 1Г/4 час. Его Величество изволил принимать с докладом Председателя Совета Министров князя Голицына и министра иностранных дел Покровского» (Там же. С. 41—42).
6 Великая княжна, вторая дочь императора Николая II.
С.К.Буксгевден так характеризовала ее в своих воспоминаниях: «Татьяна Николаевна, по-моему, была самая хорошенькая. Она была выше матери, но такая тоненькая итак хорошо сложена, что высокий рост не
был ей помехой. У нее были красивые, правильные черты лица, она была
59


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
похожа на своих царственных родственниц, чьи фамильные портреты украшали дворец. Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными светло-карими глазами: это придавало ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не совсем соответствовало ее характеру. В ней была смесь искренности, прямолинейности и упорства, склонности к поэзии и абстрактным идеям. Она была ближе всех к матери и была любимицей у нее и у отца. Абсолютно лишенная самолюбия, она всегда была готова отказаться от своих планов, если появлялась возможность погулять с отцом, почитать матери, сделать то, о чем ее просили. Именно Татьяна Николаевна нянчилась с младшими, помогала устраивать дела во дворце, чтобы официальные церемонии согласовывались с личными планами семьи. У нее был практический ум императрицы и детальный подход ко всему. Она не обладала сильным характером Ольги Николаевны, всегда была под ее влиянием, но в случаях, требующих решительных действий, принимала решение быстрее, чем ее старшая сестра, и никогда не теряла головы» (Царские дети. С. 398).
7 В камер-фурьерском журнале записано: «От 2 час. дня Его Величество изволил принимать великого князя Михаила Александровича и князей Константина Константиновича и Игоря Константиновича» (Николай II накануне отречения... С. 42).  88 Следующая запись в камер-фурьерском журнале: «В 6 час. вечера в Круглом зале Его Величество с августейшими детьми присутствовали при кинематографическом представлении.
При представлении присутствовали: Свитные дамы Ее Величества, гоф-лек- триса Шнейдер, г-жа Вырубова, Дворцовый комендант Воейков, Свиты генерал- майор Нарышкин и дежурный флигель-адъютант граф Замойский» (Там же).
О 	проводимых во дворце киносеансах вспоминал В.Н.Воейков: «В Александровском дворце обыкновенно раз в неделю устраивались кинематографические сеансы. Выбор фильмов был поручен Жильяру. Когда наследник был здоров, сеансы происходили в Круглом зале дворца: в присутствии Государя, иногда и императрицы, Алексея Николаевича, великих княжон, дежурного флигель-адъютанта, живших в Александровском дворце фрейлин и воспитателей наследника. Приглашения на эти собрания исходили от наследника и всегда передавались мне Государем от имени Алексея Николаевича; в дни же, когда наследник был болен, сеансы происходили в его большой угловой комнате в верхнем этаже дворца и присутствовали на них только служащие детской половины, воспитатели Алексея Николаевича и я. Никогда в жизни не забуду последнего сеанса в начале февраля. Это был фильм "Мадам Дюбарри" — со всеми ужасами французской революции, гильотиной, народным судом, казнями и т.д. После этого фильма я почувствовал невероятную тяжесть на душе, а теперь не могу даже вспоминать про него» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 157—158).
60


ЯНВАРЬ 1917
Январь 13го. Пятница -17°.
[Флигель-адъютант] Лейхтенбергский.
12/4 [часов]. Мекк1.
1 ч<ас>. [Завтрак:] Кедров адм<ирал>2.
2 ч<аса>. Кн. Авалов, кн. Амилохвари иДидия (Груз<инский> Кон<ный> п<олк>).
2'А [часа]. Ген<ерал> Гаусман.
Д<ействительный> ст<атский> сов<етник> Балинский [правильно — Савинский] (русский— день благотворительной распродажи).
Ком<андир> Кавказ<ского> п<олка> г<енерал>-м<айор> Шипов.
2/4 [часа]. Вильчковский3.
А<ня> [Вырубова].
91Л [часов]. Калинин4.
А<ня> [Вырубова].
13 января. Пятница
Солнечный день при 12° мороза. Погулявши, принимал5 — докладов не было. Завтракал Кедров, кот<орый> теперь контр-адмирал свиты и начальник минной дивизии Балт<ийского> моря. Днем сделал хорошую прогулку с Ольгой6 и Марией. В 61А ч. принял Протопопова7. Вечер был свободный.
1 В камер-фурьерском журнале от 13 января 1917 г. записано: «Ее Величество изволила принимать: от 12 час. дня камер-юнкера фон Мекка» (Николай II накануне отречения... С. 42).
Императрица Александра Федоровна назначила Владимира Владимировича фон Мекка руководить работой пяти своих поездов-складов, которые стояли в Двинске и очень помогали полкам.
2 В камер-фурьерском журнале 13 января 1917 г. записано: «В 1 час за
завтраком Их Величества кушали с августейшими детьми и Свиты контр-ад¬
миралом Кедровым в 8 персон» (Там же).
А.И.Спиридович позднее вспоминал: «Желая убедиться в настроении армии и флота, Государь принял в январе, как и в начале следующего месяца, ряд высших войсковых начальников. Никаких сомнений в преданности армии и флота не возникало. Армия, гвардия и флот были гордостью императора Николая Александровича. Он их любил.
Некоторых из этих начальников принимала также и императрица. Она живо интересовалась настроением офицеров и солдат, внимательно выслу¬
шивала ответы. 13 января был вызван с моря и приглашен к Высочайшему
61


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II Й ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
завтраку начальник минной дивизии и начальник морских сил Рижского залива Свиты Его Величества контр-адмирал Кедров. Государь показался адмиралу усталым и озабоченным. Императрица была в приподнятом настроении. Она много расспрашивала о минной дивизии, вспоминала ежегодную охранную службу миноносцев при путешествии в шхерах, приравнивала службу миноносцев к гвардии» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 460—461).
3 В камер-фурьерском журнале позднее записано: «Ее Величество изволила принимать: ...от 2 час. дня Грузинского Конного полка ротмистра князя Авалова и вольноопределяющихся князя Амилохвари и Дидия, генерала от артиллерии Гусмана (И.К.Гаусман. — В.Х.), генерал-майора Шипова, директора заводов, работающих на оборону, действительного статского советника Савинского и полковника Вильчковского» (Николай II накануне отречения... С. 42—43).
0 	его приеме императрицей Александрой Федоровной читаем в дневнике В.И.Чеботаревой: «Сегодня Государыня принимала Сергея Николаевича — получена телеграмма о катастрофе в Ливадии — рушится и ползет санатория. Грустна, ни единой шутки,улыбки» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 205).
4 Так в Царском Селе называли министра внутренних дел А.Д.Прото- попова. Позднее следователи ЧСК Временного правительства при допросе
А.А.Вырубовой 6 мая 1917 г. допытывались:
«Председатель. — Почему Протопопов в телеграммах назывался не Протопоповым, а Калининым?
Вырубова. — Он всегда себя так называл и письма подписывал — Калинин.
Смиттен. — Отчего же Вы с таким трудом вспомнили, если это всегда так было?
Вырубова. — За последнее время он сам себя называл Калининым. Он себе такое прозвище дал» (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. М., 1993. С. 361).
5 В камер-фурьерском журнале имеется более ранняя запись: «После утренней прогулки от 11 Ул часа Его Величество изволил принимать статс-секретаря графа Коковцова, министра финансов Барка, иркутского генерал- губернатора действительного статского советника Пильца, генерал-майора Шипова, генерал-адъютанта князя Васильчикова, Свиты генерал-майора Дашкова и Свиты контр-адмирала Кедрова» (Николай II накануне отречения... С. 42).  66 Ольга Николаевна (Ольга) — старшая дочь императора Николая II. В ее дневнике от 5 августа 1913 г. имеются следующие строки: «В 10 ч. 35 м. мы 2 в формах поехали на плац. Сели на лошадей: я на Регента, Татья-
62


ЯНВАРЬ 1917
на на Робино; и дядя Николаша со мной поехал к моему полку. Мартынов встретил меня с рапортом, и я галопом поскакала к трубачам, с каждым эскадроном поздоровалась и на правом фланге встретила Папа и за ним еще раз объехала фронт. Так волновалась до заезда, но ничего вышло. Ужасно красивый и хороший парад был. Так хорошо прошли мои молодцы Елисаветградцы... Довольна сегодняшним днем ужас как!!!» (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1.Д. 5).
А.И.Спиридович, бывший в свое время начальником дворцовой стражи, так описывал ее в своих мемуарах: «Ольга Николаевна с ее необычными глазами, глазами святой, буквально дышала простотой и скромной невинностью. Она была самой искренней и морально чистой, без пятен. Всякая несправедливость, всякая жестокость по отношению к кому бы то ни было ее жестоко ранили. Красневшая от негодования, с глазами, полными слез, она всегда живо протестовала против того, что считала "плохим"...» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 155). В начале войны Ольга Николаевна стала почетной председательницей особого Петроградского Комитета по оказанию помощи семьям лиц, призванных на войну. В годы Первой мировой войны окончила курсы сестер милосердия и ухаживала за ранеными офицерами в собственном лазарете в Царском Селе.
7 	Министр внутренних дел А.Д.Протопопов согласовывал с императором многие текущие вопросы государственной политики и хозяйственного строительства в России, в том числе принятия мер против сторонников оппозиции.
Стоит отметить, что А.Д.Протопопов на допросе ЧСК Временного правительства 28 августа 1917 г. показал: «...полученные мною от правых членов Государственной Думы и департамента полиции сведения о том, что крестьянские депутаты и священники боятся роспуска Думы и могут уговорить других членов Гос. Думы прекратить всякую критику правительства и выпады против "темных сил", что не следует обнаруживать решение правительства прибегнуть в случае, если повышенное настроение Думы будет продолжаться, лишь к перерыву занятий Гос. Думы, а пригрозить ее роспуском» (Падение царского режима. Т. 4. С. 75—76).
Январь 14го. Суббота -7°.
[Флигель-адъютант] Стефанович.
12Ул [часа]. Обер-прок<урор> Раев.
1 	[час]. [Завтрак:] Фредерикс1.
2!4 [часа]. С<татс->с<екретарь> Булыгин (В. Им. М.).
63


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Тайный сов<етник> Дейтрих (Вице-п<редседатель> Г<осудар- ственногс» Сов<ета>).
Ком<андир> 17-го Нижег<ородского> п<олка> Ягмин. Шт<аб->рот<мистр> 5-го гус<арского> Алекс<андрийского> п<олка> Алашеев.
Пр<апорщик> 2-го рижск<ого> Латыш<ского> с<трелкового> п<олка> Затлер2.
2Уг ч<аса>. М-me Зизи [Нарышкина]3.
Апраксин.
А<ня> [Вырубова].
8 	[часов]. [Обед:] Стефанович.
А<ня> [Вырубова].
14 января. Суббота
От 11 час. принял: Дейтриха — вице-председателя Госуд<арст- венного> совета, Беляева, Трепова и Фредерикса4. Он с нами завтракал. Принял с Алексеем депутацию от 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка5. Погулял с Ольгой и Марией. В 4 ч. принял ген. Гурко6.
В 6У2 поехал с детьми ко всенощной. Обедал Стефанович (деж.). Читал.
1 В камер-фурьерском журнале от 14 января 1917 г. имеется запись: «В 1 час Их Величества завтракали с августейшими детьми и министром Императорского Двора графом Фредериксом в 8 персон» (Николай II накануне отречения... С. 43).
2 Следующая запись в камер-фурьерском журнале: «Ее Величество изволила принимать: ...от 2 час. в должности гофмейстера графа Апраксина, статс-секретаря Булыгина, действительного тайного советника Дейтриха, полковника Ягмина, штаб-ротмистра 5-го гусарского Александрийского Имени Своего полка Алашеева, прапорщика 2-го Рижского Латышского стрелкового полка Затлера и гофмейстерину Нарышкину» (Там же. С. 43).
3 Княгиня Е.А.Нарышкина в этот день записала в своем дневнике: «У меня только что был военный министр, после доклада Государю. Очень предупредительный и приятный, просит, чтобы я им располагала; это очень любезно с его стороны. Передала ему два прошения, которые он обещал удовлетворить. Была у императрицы. Ей лучше, и она спокойнее; на приеме
было много народу. Балашев (имеется в виду обер-егермейстер Иван Пет¬
рович Балашев. — В.Х.) написал ей тридцать страниц всевозможных, по ее
словам, дерзостей: "Вы себя вообразили Марией-Терезией, но Вы ошибае-
64


ЯНВАРЬ 1917
тесь. Вам надлежит заниматься только детьми и матерями". От имени Государя Фредерикс сделал ему выговор» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 3).
4 	Ранее в камер-фурьерском журнале за этот день записано: «После утренней прогулки от 11 час. 5 мин. Его Величество изволил принимать: вице-председателя Государственного совета Дейтриха, военного министра Беляева, члена Государственного совета егермейстера Трепова и министра Императорского Двора графа Фредерикса» (Николай II накануне отречения... С. 43).
Прием императором Николаем II военного министра М.А.Беляева обуславливался рядом обстоятельств. Одновременно с усилением боеспособности действующей армии царским правительством предпринимались меры по укреплению безопасности столицы в случае военной угрозы со стороны неприятеля или возникновения беспорядков. В Петрограде, на крышах многих зданий, как-то Зимнего дворца, окружного штаба, главного штаба, Путиловского завода и других, были размещены пулеметы и противовоздушные батареи, расставленные по особому оборонному плану генералом Бурманом, который непосредственно подчинялся генералу Хабало- ву. Одной из таких многочисленных мер являлось выделение Петрограда в особый военный округ с подчинением его военному министру, а не командующему Северным фронтом генералу Рузскому, как это было ранее.
Позднее следователи ЧСК Временного правительства пытались выяснить в деталях эти обстоятельства при допросах арестованного последнего военного министра царского правительства генерала М.А.Беляева:
«Апушкин. — Будьте добры сказать по вопросу о предполагавшемся выделении Петроградского округа в особую административную единицу с подчинением его военному министру.
Беляев. — На одном из первых докладов я получил приказание провести вопрос о выделении города Петрограда. Государь император по этому поводу высказал, что главнокомандующий Северным фронтом находится на театре военных действий и что его интересы обращены на линию Двинск—Рига, а не Петроград. Петроград входил в Северный фронт, и, следовательно, он был подчинен генералу Рузскому, который находился во Пскове...» Далее бывший военный министр уточнял: «В это время Государь находился в Царском Селе, и, кроме того, в это время начиналась конференция, и у нас происходили предварительные обсуждения. Здесь находился начальник штаба Верховного главнокомандующего (имеется в виду генерал В.И.Гурко.— В.Х.), и поэтому Государь приказал мне переговорить с ним». На вопрос следователя: «Почему же Государь Вам поручил переговоры с начальником штаба?», бывший военный министр ответил: «Затрудняюсь ответить почему. Может быть, он одновременно приказал переговорить и генералу Гурко. Во всяком случае, я получил приказание от Государя обсудить этот вопрос и представить по этому поводу соображения. Я отлично помню, что это было в воскресенье; я воспользовался пребыванием в Петрограде Гурко и с ним имел по этому поводу переговоры. Когда я был
65


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
у генерала Гурко, тут же находился и начальник штаба главнокомандующего Северным фронтом генерал Данилов. Тут как раз и были намечены те основы, на каких этот перевод должен быть совершен. Было установлено, что произойдут необходимые письменные сношения; затем генерал Рузский представил свои соображения, на основании которых приходил к выводу, что это было неосуществимо...» (Падение царского режима. Т. 2. М.; Л., 1925. С. 162—163).
Несмотря на то, что генерал Н.В.Рузский пытался противодействовать осуществлению предложенного плана, вопрос был уже предрешен, и его необходимо было исполнять. Император Николай II дал поручение также военному министру М.А.Беляеву о возбуждении вопроса относительно «перехода Кронштадта из ведения сухопутного ведомства в морское».
5 В камер-фурьерском журнале того же дня запись: «От 2 час. дня Государю императору имела счастье представляться депутация от 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеевича, ныне Его Величества, полка в составе: бывшего командира этого полка, ныне командующего 1-й бригадою Сибирской казачьей дивизии полковника Белова, временно командующего полком Войскового старшины Волкова, командующего сотней Его Величества Войскового старшины Рожнева, полкового адъютанта подъесаула Водопьянова и вахмистра подхорунжего Зенченко — по случаю принятия Его Императорским Величеством шефства названного полка и для поднесения шашки Его Императорскому Высочеству Наследнику Цесаревичу, после чего Государь император принимал флигель-адъютанта фон Дена» (Николай II накануне отречения... С. 43).
6 В.И.Гурко позднее в эмиграции писал об императоре: «Главной отличительной чертой его характера была всепроникающая самоотверженная преданность исполнению того, что он почитал своим царским делом. Даже ежедневными своими прогулками, которыми, судя по тому же дневнику, он особенно дорожил, он часто жертвовал для исполнения своих разнообразных царских обязанностей. Исполнял он эти обязанности и занимался государственными делами с необыкновенной усидчивостью и добросовестностью, но делал это из принципа, почитая своим священным долгом перед врученной ему Богом державой посвящать служению ей все свое время, все свои силы...» (Гурко В.И. Царь и царица. Париж, 1927. С. 9—10).
Январь 15го. Воскрес<енье>
-4°.
[Флигель-адъютант] Линевич. Церковь.
12 	[часов]. [Завтрак:] Линевич.
66


ЯНВАРЬ 1917
Катались на санках в саду.
А<ня> [Вырубова].
6 ч<асов>. Полк<овник> 2-го С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Марцинишин.
Подп<олковник> 9-го С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Новицкий.
Пр<апорщик> 407-го п<ехотного> Саранск<ого> п<олка> Красота1. 93Л [часов]. На противоположной стороне2 [были:] Лили с мужем, Н.П.[Саблин], Злебов, Линевич — А<ня> [Вырубова].
15 января. Воскресенье
В 10/4 поехал к обедне. Завтракал Линевич (деж.).
В 2 ч. отправился со всеми детьми на снеговых моторах Кег- ресса3 к Пулкову; проезжали по разным оврагам, спустились с горы, ехали прямо полями и болотами вдоль Гатчинского шоссе и вернулись чрез Баболово. Нигде не застряли, несмотря на глубокий снег, и вернулись домой в 4 ч. очень довольные необычайной прогулкой. Погулял еще в саду. После чая принял сен<атора> Милютина по делам наместничества. Читал до 8 ч. Вечер провели на той стороне у Ани [Вырубовой] с Н.П.[Саблиным], обоими Ден<ами>, С.В.Злебовым и Лине- вичем.
1 В камер-фурьерском журнале от 15 января 1917 г. имеется запись: От 10 час. 30 мин. утра в присутствии Их Величеств и августейших детей в Федоровском Государевом Соборе совершалась Божественная литургия... В 2 часа 5 мин. дня Их Величества с августейшими детьми выезд имели кататься на моторе... В 6 час. вечера Ее Величество изволила принимать полковника 2-го Сибирского стрелкового полка Марцинишина и прапорщика 407-го Саранского полка Красота» (Николай II накануне отречения... С. 44).
2 Имеется в виду другое крыло Александровского дворца, куда приходила императорская чета для общения с приближенными.
А.И.Спиридович отмечал: «Пять раз Их Величества с детьми были вечером в гостях у Вырубовой, которая после убийства Распутина жила в левом крыле Александровского дворца. Там обычно бывали в те вечера супруги Ден, Саблин и приглашался кто-нибудь из офицеров, симпатичных царской семье. Бывали Злебов, Линевич, Салтыков, Чистяков, Ребиндер, брат Саблина Александр и генерал Гротен.
Любезная хозяйка приглашала иногда на эти вечера небольшой румынский оркестр. Это, конечно, раздражало некоторые салоны Петрограда и давало повод к разным сплетням в адрес Анны Александровны.
67


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Комнаты Вырубовой были тогда единственным местом, где Их Величества, не считая официальных приемов, соприкасались с внешним миром. Через эти двери проникали во дворец всевозможные сведения. Через эту квартиру шла вся предварительная информация от Протопопова» (Спи- ридович А.И. Указ. соч. С. 463—464).
3 	Об этом в воспоминаниях А.И.Спиридовича читаем: «Личная жизнь царской семьи в Александровском дворце после тяжелых событий декабря протекала более спокойно. Государь совершал свою обычную прогулку по парку с кем-нибудь из дочерей. Однажды даже ездил с дочерьми на моторных санях по снегу. Сани-мотор изобрел царский шофер, инженер Кегрес, получивший у нас за войну офицерский чин. Государь благодарил Кегреса. В последние годы Кегрес являлся уже начальником целого великолепного гаража с громадным количеством автомобилей всех видов» (Там же. С. 462).
Январь 16го. Понед<ельник>
-9°.
[Флигель-адъютант] Вилькицкий.
12/4 [часов]. Кн. Жевахов1.
1 [час]. [Завтрак:] Вилькицкий.
2 [часа]. Ген<ерал>-м<айор> Маслов (улан).
Ротм<истр> Михайлов (братск<ая> помощь — мин<истерство> призрения).
Д<ействительный> с<татский> с<оветник> Григорьев.
2!4 [часа]. М-me Комстадиус.
Pose Кантакузин (mire)2.
M-me Зизи [Нарышкина]3.
Иза [Буксгевден].
А<ня> [Вырубова].
6 [часов]. Калинин4.
7 [часов]. Маклаков5.
8 [часов]. [Обед:] Вилькицкий.
А<ня> [Вырубова].
-20°.
16 января. Понедельник
Стало холоднее, день простоял ясный. Погулял. Принял Григоровича с Русиным6. Затем двенадцать итальянцев из торговой палаты7. Завтракал и обедал Вилькицкий (деж.). Гулял полтора часа с 0<льгой>, М<арией> и А<настасией>.
68


ЯНВАРЬ 1917
В 6 час. принял Маклакова8. Вечером был свободен и читал вслух.
1 	Князь Н.Д.Жевахов (1876—1949) писал в своих воспоминаниях о состоявшемся Высочайшем приеме: «Оправившись от болезни, я испросил Высочайшую аудиенцию у Государыни и поехал в Царское Село с докладом о своей поездке в Новгород и с заготовленным для подписи Ее Величества рескриптом на имя начальницы Харьковского епархиального женского училища Евгении Николаевны Гейцыг. Это было в начале января 1917 года.
Доклад длился недолго, и, передав императрице подарки от старицы Марии Михайловны, какие Государыня приняла и отнесла в соседнюю комнату, я стал рассказывать о деятельности Е.Н.Гейцыг и ее самоотверженной работе, закончив рассказ такими словами: "Эти маленькие, скромные труженики всегда в тени: их никто не замечает, они и не ждут ничего; а между тем оказанное им с высоты Престола внимание так бы осчастливило их, вдохнуло бы так много энергии и новых сил. Е.Н.Гейцыг имеет уже портрет Государя императора с собственноручным подписанием Его Величества, и, может быть, Вашему Величеству было бы угодно пожаловать ей и Ваш портрет, при рескрипте на ее имя"... Мне не нужно было говорить дольше, ибо никто не был ближе и дороже сердцу царицы, как именно эти скромные, никому не ведомые маленькие люди. С материнской любовью, готовой раскрыть свои объятия каждому подобному труженику, выслушала меня императрица и затем взяла у меня рескрипт, внимательно прочитала его и одобрила текст.
Подойдя затем к маленькому дамскому письменному столику, Государыня хотела подписать его, но в чернильнице не оказалось чернил.
"Сколько лакеев, а никто ничего не делает: только и умеют стоять на одном месте", — сказала Государыня благодушно и ушла в соседнюю комнату в поисках чернил.
Я невольно улыбнулся, ибо, действительно, во дворце было много слуг, но они умели только мастерски поворачивать головы в разные стороны, не двигаясь с места, и провожать глазами проходивших мимо, но, конечно, ни для чего другого не были пригодны.
Подписав рескрипт, Ее Величество вручила его мне вместе со своею фотографической карточкой с собственноручным автографом.
Я был безмерно счастлив, что мне удалось порадовать старушку Е.Н.Гейцыг, и увидел в этих знаках милости императрицы награду Святителя Иоасафа за то, что Е.Н.Гейцыг явилась первою правозвестницею славы Святителя в Харьковской епархии, одним из самых горячих сотрудников моих в деле собирания материалов для жития Святителя и последовавшего засим прославления великого угодника Божия» (Князь Же- вахов Н.Д. Воспоминания. Т. 1. М., 1993. С. 257—258).
69


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 В камер-фурьерском журнале от 16 января 1917 г. имеется запись: «Ее Величество изволила принимать: в 2 часа дня ротмистра армейской кавалерии, состоящего по Петроградскому военному округу Михайлова, Свиты генерал-майора Маслова, заведующего продовольственной организацией г-на Григорьева, гофмейстерину Нарышкину, княжну Кантакузен (правильно: княгиню Кантакузин. — В.Х.), графиню Сперанскую, рожд. Сикар, г-жу Комстадиус, рожд. Малама, и фрейлину баронессу Буксгевден» (Николай II накануне отречения... С. 45).
3 Е.А.Нарышкина в этот день записала в своем дневнике: «Я рада, что Михайлов и Григорьев были приняты императрицей и что я могла этому посодействовать. Оба они в восторге. Протопопов и князь Голицын тоже; она в них вызывает к себе полувлюбленное преклонение. Я ее видела тоже и сказала, что скроюсь на несколько дней. Вечером у меня были Иза и Настенька (имеются в виду свитские фрейлины: баронесса Буксгевден и графиня Гендрикова. — В.Х.). Бедная Настенька; ее сестра в Кисловодске и очень больна, боюсь, что скоро наступит развязка» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 3).
4 Императрица Александра Федоровна принимала министра внутренних дел А.Д.Протопопова. Известно, что в этот период МВД потребовало от Центрального военно-промышленного комитета сообщить о месте и времени заседаний его рабочей группы и начало аресты членов рабочих групп в провинции за антиправительственную пропаганду и покушение на основы существующего строя. «Всего за время с половины января и до половины февраля было арестовано около 130 человек» (Падение царского режима. Т. 4. С. 87).
Еще в конце декабря 1916 г. была составлена «Сводка общих положений и пожеланий», выработанных в монархическом салоне
А.А.Римского-Корсакова, которую тот передал Протопопову 15 января. В ней предлагалось пересмотреть законы оДуме и усилить власть на местах, направив «все силы объединенного правительства... к водворению порядка и спокойствия в стране», для чего рекомендовалось: создать 10—12 «мощных» органов правой печати и воздействовать на имеющуюся прессу с помощью цензуры, ослабить Земский и Городской союзы, усилить полицию, провести закон о конфискации имущества у осужденных «за попытку к ниспровержению государственного порядка, либо в возбуждении смут, крамол или волнений», пресечь «заигрывания с общественностью высших чинов армии» (Красный архив. 1927. № 1. С. 242—244).
5 Императрица Александра Федоровна принимала Н.А.Маклакова.
А.А.Вырубова позднее писала о Маклакове в своих воспоминаниях:
«Маклаковым Государь был очарован и говорил: "Наконец я нашел человека, который понимает меня и с которым я могу работать". Но настало
70


ЯНВАРЬ 1917
время, когда великий князь Николай Николаевич и другие стали требовать его удаления, и, по рассказам самого Маклакова, которые мне передавали, Государь лично ему об этом сообщил на докладе. Маклаков расплакался... Он был один из тех, которые горячо любили Государя не только как царя, но и как человека, и был ему беззаветно предан» (Фрейлина Ее Величества... С. 177).
6 В камер-фурьерском журнале от 16 января 1917 г. имеется запись: «Предутренней прогулкой Его Величество изволил принимать дворцового коменданта Воейкова и Свиты генерал-майора Гротена, а по возвращении с прогулки от 111/4 час. — великого князя Андрея Владимировича, морского министра Григоровича и начальника Морского Генерального штаба адмирала Русина» (Николай II накануне отречения... С. 44).
Великий князь Андрей Владимирович 16 января 1917 г. записал в своем дневнике: «Сегодня я был принят в Царском Селе Ники, по случаю моего отъезда в Кисловодск. Прием самый обыкновенный, даже любезный, но без каких бы то ни было намеков на прошлое. Длилось это минут 5, и я уехал» (ГА РФ. Ф. 650. On. 1. Д. 35. Л. 47). Николай II о приеме кузена в своем дневнике не упомянул.
7 Далее в камер-фурьерском журнале записано: «Высочайший прием Итальянской торгово-промышленной делегации.
В 12 час. 15 мин. дня в Угловой гостиной Его Величество изволил принимать итальянского посла маркиза Карлотти ди Рипарбелла и членов Итальянской торгово-промышленной делегации: полномочного министра маркиза делла Торрета и членов: гг. Оберти, Мариани, Пулейо, Гизи, барона Кантони, Жаккарино, Батталия, Сельбароли, Чезари и Мазотта. По окончании приема итальянский посол с делегацией были прошены к Гофмаршаль- скому завтраку в Круглый зал; кушало 14 персон.
При приеме делегации присутствовали: в должности гофмаршала граф Долгоруков, гофмейстер Евреинов и дежурный флигель-адъютант Виль- кицкий» (Николай II накануне отречения... С. 44—45).
8 Следующая запись в камер-фурьерском журнале: «В 3 часа дня Его Величество выходил прогуливаться, а по возвращении с прогулки в 454 час. принимал члена Государственного совета князя Голицына-Муравлина и от 6 час. вечера гофмейстера Маклакова» (Там же. С. 45).
Николай II в этот период стал все больше склоняться к мысли о роспуске Думы, в связи с чем он позднее (8 февраля 1917 г.) поручил Н.А.Маклакову составить проект соответствующего манифеста о долженствовавших произойти изменениях во внутренней государственной политике (Падение царского режима. Т. 5. Л., 1925. С. 208).
А.И.Спиридович позднее делился воспоминаниями: «Маклаков после убийства Распутина передал Государю письмо, в котором указывал на начавшуюся анархию, на штурм власти. Письмо произвело большое впечатле-
71


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ние. Маклакова даже хотели призвать к власти, но он куда-то уехал, и дело расстроилось.
8 января Маклаков был принят Государем (в камер-фурьерских журналах за 8 января таких сведений нет. — В.Х.). Он передал ему записку, составленную Говорухой-Отроком, это было дополнение к записке кружка Римского-Корсакова. В ней говорилось о том, что введение в России конституции приведет к гибели России. Более правые партии будут разбиты левыми, а затем — "затем наступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник".
Записка доказывала, что России нужен лишь неограниченный монарх, а старая народная формула: "Народу мнение, а царю решение" — является единственно приемлемой для России» (Спири- дович А.И. Указ. соч. С. 457).
Январь 17го. Вторник -18°.
[Флигель-адъютант] Свечин.
1 ч<ас>. [Принц] Кароль из Румынии. А<ня> [Вырубова].
8 [часов]. Миша1.
А<ня> [Вырубова].
17 января. Вторник
В 10 ч. у меня был [великий князь] Борис [Владимирович] и затем Воейков. Вышел на четверть часа. Принял Беляева и Покровского2. Завтракал Кароль. Погулял с ним3. Было ясно и мороз 16°. В 6 ч. у меня был ген. Хабалов4. Миша приехал к обеду и посидел до 10 ч. Читал вслух.
1 Великий князь Михаил Александрович записал в этот день в своем дневнике: «Я в Царское [Село] приехал в 7Уг и отвез Джонсона к [великому князю] Борису [Владимировичу], а сам поехал к обеду к Ники и Алике» (ГА РФ. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 17).
2 В камер-фурьерском журнале от 17 января 1917 г. записано: «От 10 час. утра Его Величество изволил принимать: обер-гофмаршала графа Бенкен¬
дорфа, великого князя Бориса Владимировича, который представил Государю императору трех казаков, бежавших из неприятельского плена, после
чего Его Величество принимал Дворцового коменданта Воейкова, военного
72


ЯНВАРЬ 1917
министра Беляева, попечителя Варшавского учебного округа в должности шталмейстера князя Куракина и министра иностранных дел Покровского» (Николай II накануне отречения... С. 45).
3 Далее в камер-фурьерском журнале записано: «В 3 часа 5 мин. Его Величество с Принцем Румынским и великими княжнами Татьяной Николаевной, Марией Николаевной и Анастасией Николаевной выходили в парк прогуливаться» (Там же. С. 46).
4 Следующая запись в камер-фурьерском журнале: «От 614 час. вечера Его Величество изволил принимать Главного начальника Петроградского военного округа генерал-лейтенанта Хабалова» (Там же. С. 46).
После того как 8 февраля 1917 г. по личному распоряжению Николая II Петроградский военный округ был выделен из Северного фронта, командующий округом генерал Хабалов получил широкие полномочия. Гарнизон Петрограда состоял из почти 200 тыс. недавно призванных и необученных солдат, ожидавших отправления на фронт. 59-летний генерал С.С.Хабалов практически солдат не знал и должности не соответствовал. С 1900 г. он был преподавателем, инспектором и начальником военных училищ. Император знал об этом, но во время войны было сложно с боевыми военачальниками. На эту ответственную должность предполагалось назначить генерала К.Н.Хагондокова (участника подавления восстания в Маньчжурии), но императрица Александра Федоровна, прослышав, что он неосмотрительно отозвался о Распутине, заявила, что «лицо у него очень хитрое». Его назначение так и не состоялось.
Январь 18го. Среда -17°.
[Флигель-адъютант] Велепольский.
Сидела с Ал<ексеем>. 12—12V4 [часов].
12/4 [часов]. Г<енерал>-м<айор> Гротен.
Сазонов1.
214 [часа]. Од<есский> гор<одской> гол<ова> Пеликанов (правильно: Пеликан. — В.Х.).
214 [часа]. Сен<атор> Витте.
3 	ч<аса>. Игум<енья> Екатерина2.
Сидела с младенцем3. А<ня> [Вырубова].
Ал<ексей> 6 [часов] — 38,7°.
6 ч<асов>. Д<ействительный> с<татский> с<оветник> Бурдуков4. 614 ч<асов>. Шт<абс-> кап<итан> Сыробоярский5.
Сидела с Ал<ексеем> — 38,4°.
А<ня> [Вырубова].
73


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
18 января. Среда
Солнечный день, 14° мороза и свежий SW. Недолго гулял. В 11 час. принял членов съехавшейся конференции6 — от Англии, Франции и Италии, всего 37 чел. Поговорил с ними около часа. В 12 час. у меня был Сазонов, назначенный послом в Англию.
У Алексея болели гланды, он пролежал весь день. Обошел весь парк. В 6 ч. принял Танеева. Читал.
1 Императрице Александре Федоровне представлялись: Свиты генерал- майор П.П.Гротен и член Государственного совета гофмейстер С.Д.Сазонов по случаю назначения российским послом в Лондоне.
2 В камер-фурьерском журнале от 18 января 1917 г. записано: «От 2 час. дня Ее Величеству имели счастье представляться: Одесский городской голова Пеликан, сенатор Витте, игуменья Лестнического монастыря мать Екатерина» (Николай II накануне отречения... С. 48).
Княгиня Е.А.Нарышкина в этот день записала в своем дневнике: «У меня была игуменья Екатерина (в миру графиня Ефимовская. — В.Х.). Она ведет в Бессарабии широкую христианско-просветительную деятельность и очень меня заинтересовала. ...Ходят нелепые слухи: о покушении на императрицу, о казни известных лиц; с трудом удается убедить, что это сказки. Вечером была княгиня Кантакузина — умна и приятна; связь с прошлым, Кокона (имеется в виду княжна Мария Аполлинариевна Барятинская. — В.Х.), Лиза (имеется в виду княжна Елизавета Григорьевна Волконская. — В.Х.) единственная, которая еще осталась. Она оптимистка: видит зарю новой жизни, перерождение общества, пробуждение заснувших сил» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 3 об.).  3 43 Императрица Александра Федоровна сидела с цесаревичем Алексеем Николаевичем, у которого воспалились гланды. В такие дни обычно цесаревичу читал книги его учитель английского языка С.И.Гиббс. Среди любимых книг его воспитанника были: «Робинзон Крузо» и «Копи царя Соломона».
4 А.И.Спиридович писал о Н.Ф.Бурдукове: «Живший в те дни в Царском Селе Бурдуков был однажды в гостях у богатого коммерсанта. Были там и офицеры собственного полка. Улучив минуту, хозяин дома отвел Бурдукова в кабинет и с тревогой предупредил его, что положение, видимо, очень плохо: сидящие у него офицеры весьма резко порицают императрицу. Они говорят, что царица — виновница всего происходящего и что ее необходимо устранить. Хозяин дома, будучи большим патриотом, был и поражен, и смущен.
Бурдуков на другой же день отправился к помощнику дворцового коменданта генералу Гротену и передал ему об этом случае. Генерал посоветовал ему поговорить лично с генералом Воейковым.
74


ЯНВАРЬ 1917
Дворцовая сутолока последних лет так уронила престиж царской власти, что в те дни можно было слышать среди придворных служащих: "Ну что же, не будет Николая II, будет другой".
При всех на редкость хороших душевных качествах Государь Николай Александрович редко кого привязывал к себе безраздельно как монарх, что и сказалось при перевороте.
Из ближайшего окружения беспредельно преданными Государю людьми были граф Фредерикс, граф Бенкендорф, адмирал Нилов, князь Долгорукий, генерал Воейков, лейб-медик Боткин. Других из близкого окружении Государя я не помню» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 453—454).
Позднее следователи ЧСК Временного правительства при допросе А.А.Вырубовой 6 мая 1917 г. допытывались:
«Председатель. — Вы знаете Бурдукова?
Вырубова. — Знаю.
Председатель. — Вы передавали это длинное письмо на политическую тему?
Вырубова. — Ах, да. Если бы знали, как они все мне надоедали. Бурдуков всегда всем надоедал, он, кажется, нигде не состоял, но писем всем писал страшно много» (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. С. 360).
5 Далее в камер-фурьерском журнале записано, что императрице представлялись «от 6 час. вечера — в должности шталмейстера Бурдуков и 8-го броневого дивизиона штабс-капитан Сыробоярский» (Николай II накануне отречения... С. 48).  66 В Петрограде 16 января 1917 г. открылась Союзная военная конференция, деятельное участие в подготовке и проведении которой принимал генерал В.И.Гурко. Конференция стала также полем соперничества противоборствующих сил в России, каждая из которых стремилась доказать союзникам по Антанте свою дееспособность.
Союзники ждали от России новых усилий и жертв на фронтах мировой войны во имя общей победы. Так, Морис Палеолог относительно планов этой конференции еще 14/27 декабря 1916 г. записал в своем дневнике: «В то время как Франция из всех сил налегает на хомут союза, Россия делает лишь половину или треть усилий, на которые она способна. Это положение тем серьезнее, что заключительная фаза войны, может быть, началась и, в таком случае, важно знать, будет ли у России время наверстать все, что она потеряла, раньше, чем решится участь Востока.
Итак, я желаю, чтобы на совещаниях предстоящей конференции делегаты правительства республики постарались заставить императорское правительство принять программу очень точную и очень подробную, которая, в некотором роде, вооружила бы императора против слабости его характера и против предательского влияния его бюрократии... Что касается области стратегической, то нахождение генерала Гурко во главе штаба Верховного главнокомандующего позволяет нам надеяться, что
75


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
можно будет составить план очень точный и очень обстоятельный...» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 260— 261).
В день открытия конференции на ней присутствовали представители России: министр иностранных дел Покровский, военный министр генерал Беляев, морской министр Григорович, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Гурко, генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович, министр финансов Барк, министр путей сообщения Войновский, товарищ министра иностранных дел Нератов, новый российский посол в Лондоне Сазонов. Чуть менее представительными по своему составу были делегации Англии, Италии, Франции.
В камер-фурьерском журнале за этот день записано: «От 10 час. 10 мин. Его Величество изволил принимать: обер-гофмаршала графа Бенкендорфа, от 11 час. министра Императорского Двора графа Фредерикса и послов: Великобритании — сэра Джорджа Бьюкенена, итальянского — маркиза Карлотти ди Рипарбелла и французского — г-на Палеолога.
После чего в Портретном зале Государю императору имели честь представляться делегации трех союзных государств: Великобритании, Италии и Франции...
При приеме присутствовали: министр Императорского Двора граф Фредерикс, министр иностранных дел Покровский, обер-гофмаршал граф Бенкендорф, обер-церемониймейстер барон Корф, генерал-адъютант Максимович, гофмейстер Евреинов, в должности гофмаршала князь Долгоруков, Свиты генерал-майоры Нарышкин и Гротен и флигель-адъютант фон Ден и дежурный — граф Велепольский.
По окончании представления Его Величество с делегатами проследовал в Круглый зал, где изволил сняться в фотографической группе» (Николай II накануне отречения... С. 46,48).
Этот торжественный прием иностранных миссий Николаем II нашел отражение в записках генерала Д.Н.Дубенского: «...В Царском Селе, в Александровском дворце, должен был состояться прием иностранных миссий наших союзников — Англии, Франции, Америки, Италии, собравшихся в Петрограде для обсуждения вопросов, насколько помню, о снабжении союзных армий предметами довольствия по какой-то общей программе и системе.
Был ясный, солнечный морозный день. Чудные залы блистали своей красотой. Иностранцы собрались в полукруглом нижнем зале.
Каждая группа в своих военных формах стала по государствам во главе со своим представителем. Я обратил внимание на великобританского посла Бьюкенена. Он среднего роста, худ, седоват, с красным, некрасивым лицом, с лысиной, которую зачесывает; через его черный английский мундир протянулась сине-лиловая лента.
Государь вышел в кителе, орденах, в сопровождении министра Двора графа Фредерикса, обер-гофмаршала графа Бенкендорфа, министра иностранных дел Покровского и лиц своей Свиты. Его Величество обошел всех
76


ЯНВАРЬ 1917
иностранцев, со многими говорил. Бьюкенен старался держаться как-то напыщенно и гордо, и это бросалось в глаза. После приема Государь разрешил фотографу снять общую группу. Его Величество поместился в центре, окруженный послами и офицерами союзных армий. Граф Бенкендорф был недоволен, что Государь снялся в группе. "Очень жаль, что это случилось", — сказал он. "Тут далеко не все сочувствуют Государю; достаточно указать на Бьюкенена, чтобы не желать этой группы". Граф Бенкендорф, пользовавшийся глубочайшим уважением не только всего Двора, но и всех, кто его знал, был выдержанный, спокойный человек, и если он решился высказать такую мысль, хотя и в тесном кругу лиц Свиты, то, значит, имелись к сему основания. Впрочем, широко известно было, что посол Англии стоит близко к тем сферам Государственной думы и Государственного совета, которые ведут интригу против Государя и желают срочных перемен в правительстве России.
Прием был короткий; Высочайшего завтрака не было, и все присутствовавшие иностранцы скоро уехали из Царского Села» (Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России. Записки-дневники // Русская Летопись. Кн. 3. Париж, 1922. С. 13—14).
В.Н.Воейков позднее вспоминал: «Во время войны значительно увеличилось число официальных и неофициальных агентов стран Антанты. Все они, при благосклонном содействии наших общественных деятелей, проявляли большую любознательность к распоряжениям по снабжению армии, вели счет приготовленным на наших заводах снарядам. А прибывшая в половине января в Петроград комиссия союзников даже не постеснялась доложить Его Величеству следующие требования: введение в состав штаба Верховного главнокомандующего, с правом решающего голоса, представителей союзных армий (английской, французской и итальянской); реформа правительства в смысле привлечения к власти членов Государственной думы и общественных деятелей, а также целый ряд других требований приблизительно такого же характера.
Государь ответил, что представителей союзных армий с правом решающего голоса он допустить в свою армию не желает, так как его армия сражается не хуже союзных. Своих представителей с правом решающего голоса в союзные армии назначать не предполагает. Что же касается требований относительно реформы правительства и других, то это есть акт внутреннего управления, союзников не касающийся» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 154).
Январь 19го. Четверг -11°.
[Флигель-адъютант] Раевский.
Ал<ексей> — 37,5°.
12 [часов]. Пенз<енский> губ<ернатор> Евреинов.
77


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Сидела с Ал<ексеем> перед завтраком и с 2 до 4 [часов] А<ней> [Вырубовой].
Ал<ексей> 9 ч<асов> — 38°.
91А [часов]. На другой стороне: Лили [Ден] с мужем, Н.П.[Саблин], Гротен и А<ня> [Вырубова].
19 января. Четверг
Мороз увеличился, день простоял светлый. После прогулочки принял Мамонтова, ген. Фролова, Пильца и пензенского губернатора Евреинова1. После завтрака посидел у Алексея; ему лучше, и жара почти не было. Сделал хорошую прогулку с Татьяной. До чая принял А.С.Боткина, после Добровольского2. Вечером занимался и затем посидел у Ани [Вырубовой] с Денами, Гротеном и Н.П.[Саблиным].
1 В камер-фурьерском журнале от 19 января 1917 г. записано: «От 11 час. утра Его Величество изволил принимать: генерала от кавалерии Смагина, егермейстера Мамонтова, члена Государственного совета генерала от инфантерии Фролова, иркутского генерал-губернатора Пильца и пензенского губернатора в звании камергера Евреинова» (Николай II накануне отречения... С. 48).
А.И.Спиридович вспоминал об этом: «19 января Государю представлялся иркутский генерал-губернатор Пильц. Его Государь любил по службе в Могилеве. Пильц был человек гражданского мужества. Он доложил о всеобщем недовольстве, о потере властью престижа, о розни в самом Совете Министров, о слабости власти. Государь слушал внимательно и закончил беседу заверением, что предстоящей весной всеобщее наступление будет победоносным и все устроится» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 455).
2 В камер-фурьерском журнале записано: «От 2 час. 45 мин. дня Его Величество выходил в сад прогуливаться, а затем принимал отставного капитана 2-го ранга Боткина и от 6 час. вечера — министра юстиции Добровольского» (Николай II накануне отречения... С. 49).
Январь 20го. Пятница -20°.
[Флигель-адъютант] Н.П.[Саблин].
Ал<ексей> — 36,6°. Сидела с ним 11.40 —1ч.
1 	ч. [Завтрак:] Лорд Милнер, Н.П.[Саблин], Валя Долсго- руков>1.
78


ЯНВАРЬ 1917
2 	ч. Пор<учик> 2-й бат<ареи> арт<иллерийской> бриг<ады> Дмитриев.
Корнет 17-го Др<агунского> Нижегор<одского> п<олка> Нахи- башев2.
Сидела с Ал<ексеем> до 4 [часов].
Саб<лин>. Кал<инин>3.
8ч<асов>. [Обед:] Н.П.[Саблин].
Ал<ексей> 9 [часов] — 37,5°.
А<ня> [Вырубова].
-23°.
20 января. Пятница
Утром у меня был [великий князь] Кирилл [Владимирович] по возвращении из поездки на Мурман, в г. Романов4. После прогулки принял Барка ив 12 ч. — lord Milner5. Он, В.Долгоруков и Н.П. [Саблин] (деж.) завтракали. Погулял с Татьяной. Мороз был здоровенный — к ночи он дошел до 23°. В 7 ч. принял Протопопова6. Обедал Н.П.[Саблин]7. Читал немного.
1 В текстах встречаются разночтения: Долгоруков и Долгорукий.
2 В камер-фурьерском журнале от 20 января 1917 г. записано: «От 21А час. дня Ее Величеству имели счастие представляться выздоровевшие от ран поручик 2-й батареи 6-й тяжелой артиллерийской бригады Дмитриев и корнет 17-го драгунского Нижегородского Его Величества полка Нахи- башев» (Николай II накануне отречения... С. 49).
3 Запись, очевидно, означает, что императрица Александра Федоровна принимала министра внутренних дел А.Д.Протопопова в сопровождении флигель-адъютанта императора Н.П.Саблина.
В камер-фурьерском журнале позднее записано: «От 6Ул час. Ее Величество принимала штабс-капитана Скоробогатого и министра внутренних дел Протопопова» (Там же. С. 49).
4 Великий князь Кирилл Владимирович позднее описал эту служебную командировку в своих воспоминаниях: «В начале 1917 года я поехал в Мурманск, куда только что прибыли три военных корабля, купленные
у японского правительства и ранее принадлежавшие нам. Они были захвачены японцами при взятии Порт-Артура и модернизированы. По прибытии
я нашел корабли в превосходном состоянии.
Когда я поехал в Мурманск, новая железная дорога была только что построена. На строительстве работали немецкие и австрийские военнопленные. Я нашел, что они содержались очень неплохо, но из-за суровых
79


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
климатических условий в этих северных районах смертность среди них была высокой...
В это время Даки (великая княгиня Виктория Федоровна. — В.Х.) еще находилась в Яссах, в Румынии. Она вернулась в Петроград через Киев, и в начале февраля мы встретились в столице, где я принял командование Гвардейским экипажем» (Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. СПб., 1996. С. 235—236).
5 В камер-фурьерском журнале за этот день сделана более ранняя запись: «В 10 час. утра Его Величество выходил прогуливаться, а по возвращении с прогулки от 11% час. изволил принимать министра финансов Барка и лорда Мильнера (член английского Военного совета и министр без портфеля). ...От 2% час. дня Его Величеству имели счастье представляться казаки Уральского Казачьего войска: Домрин, Голохвастов, Бождомов и Шишанков, а затем Государь император выходил прогуливаться» (Николай II накануне отречения... С. 49).
6 Министр внутренних дел А.Д.Протопопов регулярно посещал Александровский дворец и согласовывал с Николаем II многие вопросы, в том числе по безопасности столицы. Так, из материалов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства известно, что Протопопов 31 августа 1917 г. показал на допросе: «Я всего более боялся возникновения беспорядков в Петрограде; надеялся, что сильного революционного движения среди рабочих не будет до конца войны; небольшое же забастовочное движение, думал, будет прекращено действиями одной полиции. В разговорах с П.Г.Курловым и А.Т.Васильевым я все же высказывал, что в случае возникновения беспорядков в Петрограде и невозможности остановить их действиями одной полиции может представиться необходимость вызвать войска; что надо знать их настроение; сведений же о настроении в войсках я от департамента полиции почти не имел и указал А.Т.Васильеву на желательность получать их более часто. А.Т.Васильев мне ответил, что прежде департамент полиции знал настроение войск; теперь же получает лишь случайные сведения от бывших своих служащих, попавших в солдаты, но что он постарается восстановить получение сведений из войска. Я докладывал царю о своем намерении иметь агентов в войсках и от них узнавать о настроении солдат; сказал, что не доверяю сведениям о том контрразведке, что он будет лучше осведомлен мною, что агентов департамента полиции в войсках не существует со времени ген. В.Ф.Джунковского. Царь одобрил мое предложение. Несмотря на мой разговор с А.Т.Васильевым, департамент полиции постоянных сотрудников в войсках не имел, и я продолжал получать о их настроении лишь случайные сведения. До меня доходили слухи, что настроение и там повышается. Я знал, что в войсках читаются газеты преимущественно левого направления, распространяются воззвания и прокламации; слышал, что служащие Земского и Городского союзов агитируют среди солдат; что ген. М.С.Алексеев сказал царю: "Войска уже не те стали", намекая на растущее
80


ЯНВАРЬ 1917
в них оппозиционное настроение. Меня это беспокоило... Приезжавшие из армии офицеры, с некоторыми я говорил, или не знали, или стеснялись мне сказать, что недовольство в войсках растет. У меня сложилось впечатление, что оппозиционное настроение среди солдат и офицеров еще глубоких корней не пустило. Я думал, что настроение запасных батальонов и других войск, стоявших в Петрограде, мне более известно; считал благонадежными учебные команды запасных батальонов и все войска, за исключением частей, пополняемых из рабочей и мастеровой среды; жизнь показала, что я и тут был не осведомлен. От знакомых офицеров и от приходивших ко мне солдат я имел разноречивые сведения; я чувствовал, что в войсках есть брожение; однако сильных революционных течений в военной среде я не ожидал; я был уверен, что, в случае рабочего движения, правительство найдет опору в войсках; думал, что придется избегать вызова некоторых частей на помощь полиции, но в верности царю общей массы войск я не сомневался. Я это докладывал царю. Говорил, что оппозиционно настроены высший командный состав и низший; что в прапорщики произведены многие из учащейся молодежи; но что остальные офицеры — консервативны; что в войсках, конечно, есть агитация и, я думаю, процентов пять революционно настроенных солдат; что этот контингент дают рабочие, но что я верю в преданность ему остальных; что офицеры Генерального штаба полевели: наделав за эту войну столько ошибок, они должны покраснеть и чувствовать, что после войны у них отнимут привилегии по службе; что оппозиция для осуществления своей программы не искала бы опоры в рабочем классе, если бы само войско было революционно настроено. Царь, по-видимому, был доволен моим докладом, — он слушал меня внимательно» (Падение царского режима. Т. 4.
С. 	81—83).
7 	Флигель-адъютант Н.П.Саблин был особенно близок к царской семье. Это вызывало разное отношение к нему. Г.Шавельский следующим образом характеризовал его в своих воспоминаниях: «Красавец капитан I ранга Н.П.Саблин был любимцем царицы и близким человеком к царю. В Ставке держал себя скромно и приветливо, ничем не вызывая подозрений в неблагонадежности. Но адмирал Нилов и профессор Федоров неоднократно предупреждал меня: "С Саблиным будьте осторожны — он распутинского толка"» (Шавельский Г.И. Указ. соч. С. 334).
Январь 21го. Суббота -24°.
[Флигель-адъютант] Мордвинов.
Ал<ексей> — 36,2°. Сидела с ним.
12!/г [часов]. Кульчицкий1 (мин<истр> нар<одного> прсосве- щения>).
81


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
1 [час]. [Завтрак:] Фредерикс, Мордвинов.
2 Уг [часов]. Леди Сесиль Грей, мисс Дороти Симур2.
3 ч. Алия П<истолькорс>. Сережа Т<анеев>3.
Сидела с Ал<ексеем>.
А<ня> [Вырубова].
6 ч. Ген<ерал> Гурко4.
7 [часов]. Церковь.
Ал<ексей> — 36,6°. Н<иколай> устроил большой обед, я принимала джентльменов5, участвовавших в этом собрании.
9 	[часов] 20 [минут]. М<исте>р Думерг вечером6.
М<исте>р [Витторио] Шалойя.
Ген<ерал> [граф] Руджери[-Ладерки].
Ген<ерал> [сэр Генри] Вильсон.
Лорд Ревельсток [полномочный министр Великобритании].
21 января. Суббота
Морозный ясный день. Принял Беляева, Кульчицкого и Фредерикса7, кот<орый> завтракал, также Мордвинов (деж.). В 2 часа принял Думерг<а>8 и говорил с ним до 3Vi ч. Погулял полчаса и принял Раева9. После чая у меня был Гурко и затем кн. Голицын10. В 8 час. был большой обед всем членам союзной конференции11. Разговоры окончились в 1(УА ч.
1 Императрица Александра Федоровна принимала управляющего Министерством народного просвещения Николая Константиновича Кульчицкого. По утверждению фрондирующего к царской чете великого князя Андрея Владимировича, говоря о новых министрах, Николай II якобы подчеркивал, что он «нарочно выбирает лиц, которых общественное мнение не любит и ненавидит, считая, что Россия одобрит эти назначения, а все неудовольствие идет исключительно из Петрограда» (Из дневника великого князя Андрея Владимировича // Красный архив. 1928. № 1. С. 191).
2 В камер-фурьерском журнале от 21 января 1917 г. записано: «От 2!/4час. дня Ее Величеству имели честь представляться леди Сесиль Грей и мисс Симур» (Николай II накануне отречения... С. 50).
Сесиль Грей — леди, супруга английского министра иностранных дел Эдуарда Сесиля (1905—1916).
3 Императрица Александра Федоровна принимала приближенных к Им¬
ператорскому Двору: фон Пистолькорс Александру Александровну, Танее¬
ва Сергея Александровича.
Е.А.Нарышкина в этот день записала в своем дневнике: «Грустные
мысли: императрицу ненавидят. Думаю, что опасность придет с той сторо-
82


ЯНВАРЬ 1917
ны, откуда не ожидают: от Михаила [Александровича]. Его жена [графиня Брасова] — очень интеллигентна, никаких сдержек интеллигентной среды. Она уже проникла к Марии Павловне. В театре ее ложа полна великих князей, сговорятся вместе с М<арией> Павл<овной>. Добьется быть принятой императрицей-матерью и императором. Чувствую, что они составляют заговор. Бедный Миша будет в него вовлечен, вопреки себе, будет сперва регентом, потом императором. Достигнут всего» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. Зоб.).
4 	В камер-фурьерском журнале за этот день читаем: «В 6 час. 10 мин. Государыня императрица принимать изволила генерала от кавалерии Гурко» (Николай II накануне отречения... С. 50).
Стоит отметить, что член Государственного совета, родной брат генерала В.И.Гурко в своей книге «Царь и царица» следующим образом характеризовал императрицу: «Дать верную характеристику убиенной царицы задача нелегкая, настолько природа ее была сложная, многогранная, а в некоторых отношениях даже противоречивая. Рассудительность и страстность, мистицизм и непоколебимая верность воспринятым ею отвлеченным теориям и усвоенным принципам каким-то странным образом в ней настолько переплетались и уживались, что порой решительно недоумеваешь, чем вызвано то или иное принятое ею решение — порывом ли ее страстной природы, слепой ли верой в нечто, навеянное ей тем лицом, которое она почитала за выразителя абсолютной истины, или неуклонным соблюдением укоренившегося в ней принципа?
Одно лишь можно утверждать с уверенностью, а именно, что по природе своей Александра Федоровна была, прежде всего, страстная, увлекающаяся женщина, с необыкновенной настойчивостью и жаром преследующая раз намеченную цель. Присущая же ей рассудительность была лишь продуктом полученного ею англо-протестантского воспитания, пропитавшего ее рационализмом, равно как высокими и стойкими принципами пуританизма. Вследствие этого во всех повседневных делах, не захватывавших ее личных, жгучих интересов, она отличалась рассудительностью. Но коль скоро вопрос касался того, что живо ее затрагивало, неудержимая страстность брала верх.
В одном лишь отношении природа и полученное воспитание сошлись вполне — они выработали в Александре Федоровне абсолютную правдивость, а отсюда прямоту и определенность высказываемых ею суждений. В этом отношении царица не сходилась характером со своим супругом, напоминавшим, по скрытности и умению таить свои истинные чувства и намерения, византийство Александра I.
В частной семейной жизни Александра Федоровна была образцом всех добродетелей. Безупречная, страстно любящая супруга, примерная мать, внимательно следящая за воспитанием своих детей и прилагающая все усилия к их всестороннему развитию и укреплению в них высоких нравственных принципов; домовитая, практичная и даже расчетливая
83


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
хозяйка — вот как рисуют Александру Федоровну все ее приближенные. Наряду с этим, она неизменно интересовалась широкими отвлеченными вопросами общего, даже философского, характера, а женская суетность была ей абсолютно чужда; например, нарядами она вовсе не интересовалась.
Во всех конкретных, доступных ее пониманию вопросах Государыня разбиралась превосходно, и решения ее были столь же деловиты, сколь и определенны.
Все лица, имевшие с ней сношения на деловой почве, единогласно утверждали, что докладывать ей какое-либо дело, без предварительного его изучения, было невозможно. Своим докладчикам она ставила множество определенных и весьма дельных вопросов, касающихся самого существа предмета, причем входила во все детали и в заключение давала столь же властные, сколь точные указания. Так говорили лица, имевшие с ней дело по различным лечебным, благотворительным и учебным заведениям, которыми она интересовалась, равно и заведовавшие кустарным делом, которым ведал состоявший под председательством Государыни кустарный комитет.
Вообще Александра Федоровна была преисполнена инициативы и жаждала живого дела. Мысль ее постоянно работала в области тех вопросов, к которым она имела касательство, причем она испытывала упоение властью, чего у ее царственного супруга не было» (Гурко В.И. Царь и царица. С. 6—8).
5 	Далее в камер-фурьерском журнале записано: «В это же время Ее Величество в Новой гостиной изволила принимать: французского министра колоний Думерга, министра итальянского кабинета сенатора Шалойя, генерала итальянской службы графа Руджери-Ладерки, генерала английской службы сэра Генри Вильсона и английского полномочного министра лорда Ревельстока» (Николай II накануне отречения... С. 54).
В.Н.Воейков писал об этом в своих воспоминаниях: «21 января члены союзной комиссии с французским министром Думергом во главе были приглашены к Высочайшему обеду в Царскосельском дворце. На время их пребывания приехал из Ставки в Петроград генерал Гурко, вызванный телеграммою Государя для замещения с 8.IX.1916 по 23.11.1917 лечившегося в то время в Севастополе генерал-адъютанта Алексеева.
По словам находившихся одновременно с ним в Севастополе общественных деятелей, генерал Алексеев будто бы сказал двум посетившим его делегатам Государственной думы: "Содействовать перевороту не буду, но и противодействовать не буду"». (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 154— 155).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в этот день в своем дневнике: «Хорошие политические новости: Америка, возмущенная намерением Германии вести беспощадную войну, прерывает с ней сношения и открыто
84


ЯНВАРЬ 1917
присоединяется к союзникам. Большое облегчение не столько при мысли о помощи, которую может оказать Америка, сколько от сознания, что она теперь уже не выступит против нас. Германия действительно истощена; мир близится. Какое счастье! Кровопролитные бои под Ригой: мужество, доблесть, но все эпизоды, которые ни к чему не ведут, так как никто не командует.
Государь дал делегатам (имеются в виду члены союзной делегации. — В.Х.) большой обед и сказал хорошую речь» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. Зоб.).
6 Генерал А.И.Спиридович позднее делился воспоминаниями: «21 января делегатам был дан парадный обед в Александровском дворце. Императрица из-за болезни на обеде не присутствовала, но после обеда приняла у себя в салоне главных представителей. Морис Палеолог утверждает, что императрица сказала между прочим господину Думергу: "Пруссия должна быть наказана". В этом нет ничего удивительного. Будучи немкой, императрица не любила Пруссию с ее гегемонией, не любила императора Вильгельма. Только людская злоба, политическая интрига, провокация создали легенду о германофильстве царицы Александры Федоровны» (С п и р и д о - вич А.И. Указ. соч. С. 466).
7 В камер-фурьерском журнале записано: «В 10 час. 50 мин. утра Его Величество изволил выходить в сад прогуливаться, а по возвращении с прогулки от 111А час. принимал с докладами военного министра генерала от инфантерии Беляева, управляющего Министерством народного просвещения Кульчицкого и министра Императорского Двора графа Фредерикса» (Николай II накануне отречения... С. 49—50).
8 В камер-фурьерском журнале далее читаем: «От 2 час. 10 мин. дня Его Величество изволил принимать французского министра колоний г-на Ду- мерга, а затем выходил в сад прогуливаться» (Там же. С. 50).
9 В камер-фурьерском журнале об этом сказано: «В 41А час. Его Величество принимал с докладом обер-прокурора Святейшего Синода Раева» (Там же. С. 50).
10 В камер-фурьерском журнале записано: «От 6Уг час. вечера Государь император изволил принимать исполняющего дела начальника своего Штаба генерала от кавалерии Гурко, товарища министра путей сообщения генерал-майора Кислякова и Председателя Совета Министров князя Голицына» (Там же. С. 50).
11 Об этом в камер-фурьерском журнале сказано следующее: «В 8Уа час. в Круглом зале в Высочайшем Государя императора присутствии состоялся обед в честь делегаций трех союзных держав; кушало 82 персоны...
85


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Во время обеда Государь император изволил произнести следующую речь (при сем — приложение): "С чувством живейшего удовлетворения я приветствую Ваше прибытие в Россию и благодарю правительства, которые благоволили прислать столь выдающихся государственных людей и генералов для принятия участия в конференции союзников в Петрограде.
Будучи твердо убежден в благотворном влиянии согласованности усилий каждого из союзников на ход дальнейших операций, я рассчитываю, что ваш труд окажет мощное содействие скорейшему наступлению часа окончательной победы, которая нам обеспечена выдающеюся доблестью морских и сухопутных сил союзников.
Я поднимаю бокал за здоровье Государей и глав дружественных и союзных России государств, а также делегатов, здесь присутствующих, и пью за торжество нашего благородного дела, которое равным образом является делом справедливости и свободы народов".
По окончании обеда Его Величество с приглашенными к обеду особами проходили в Портретный зал, где Государь император изволил милостиво беседовать с членами делегаций, куда подавался кофе с рук» (Там же. С. 50, 53—54).
Любопытно сравнить с вышеизложенными событиями запись в дневнике французского посла в России М.Палеолога о Высочайшем приеме участников конференции: «Император принял сегодня в особой аудиенции первых делегатов конференции. Думерг энергично высказался за необходимость ускорения общего наступления. Император ответил:
— Я вполне с вами согласен.
Я предпочел бы согласие менее абсолютное, более оттененное, умеренное даже несколькими возражениями.
Думерг затронул затем вопрос о левом береге Рейна. Он основательно развил все стороны: политическую, военную, экономическую этого важного вопроса, который царит, так сказать, в нашей национальной истории, потому что он ставился между Францией и Германией уже в эпоху Лотара, и над знаменитым "договором о дележе", подписанном в Вердене в 1843 г., нам полезно подумать еще и теперь.
После внимательного рассмотрения Николай II признал законность гарантий, которых мы требуем, и обещал содействовать тому, чтобы они были включены в мирный договор.
Думерг заявил затем, что союзники должны были бы сговориться насчет того, чтобы не признавать за Гогенцоллернами права говорить от имени Германии, когда наступит время для переговоров. Эта идея, которую император давно лелеял и о которой он несколько раз говорил со мной, и он обещал Думергу поручить рассмотреть вопрос с точки зрения исторической и юридической своему министру иностранных дел.
Далее обменялись несколькими словами о будущем союзе, о братских чувствах, соединяющих с этих пор и навсегда Францию и Россию и пр. После этого аудиенция кончилась.
86


ЯНВАРЬ 1917
В восемь часов парадный обед в Александровском дворце. По правде сказать, торжественность выражается только в ливреях, освещении и серебре; меню отличается крайней простотой, совершенно буржуазной простотой, которая составляет контраст всегдашней роскоши императорской кухни, но к которой принуждают моральные обстоятельства во время войны...» (Палеолог М. Указ. соч. С. 315—316).
Конференция имела относительный успех. Британский военный атташе в России А.Нокс подчеркивал: «Накануне революции перспективы кампании 1917 года были более ясными, чем те, что были в марте 1916 года на кампанию этого года... Русская пехота устала, но она была менее усталой, чем 12 месяцев назад». М.Палеолог с удовлетворением отмечал: «Между генералом Кастельно и генералом Гурко полное доверие. Генерал Кастель- но настаивает на том, чтобы русское наступление началось к 15 апреля, чтобы совпасть с французским наступлением, но генерал Гурко считает невозможным начать операцию в значительном масштабе раньше 15 мая...» (Там же. С. 319).
Настроение в русской армии на тот момент было неплохим, ее резервы составляли 1 млн 900 тыс. воинов, а призыв 1917 г. должен был прибавить еще 600 тыс. человек. Очевидно, наиболее неблагоприятные прогнозы на кампанию 1917 г. были у германского командования в отношении Восточного фронта и истощения ресурсов Тройственного союза на проведение активных боевых действий. Немцы особенно опасались за те участки позиций, где оборонялись австро-венгерские формирования.
А.И.Спиридович позднее вспоминал: «Работа конференции носила хозяйственный характер. Все военные планы были решены уже раньше. Конференция должна была помочь их осуществлению.
Весной предстояло общее наступление союзников на всех фронтах. Наконец будет покончено с "дерзким врагом", как мечтал Государь. Сербия, Бельгия будут вознаграждены. Франция получит свои земли. Россия — проливы, Царьград. Мечта была близка к осуществлению. Весной. Все мысли обращены к армии, которая была укомплектована, усилена и снабжена всем необходимым как никогда. В Ставку, к войскам тянуло Государя, но министры удерживали Его Величество, считая, что переживаемый тревожный момент требует его присутствия в столице» (Спиридо- в и ч А.И. Указ. соч. С. 466—467).
Январь 22го. Воскресенье
-19°.
[Флигель-адъютант] Сердюков1.
Церковь2. [Алексей] —36,1°.
12 	[часов]. [Завтрак:] Мордвинов, Сердюков.
87


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Сидела с Ал<ексеем>.
А<ня> [Вырубова].
Сергей Петрович [Федоров].
На другой стороне: Лили [Ден] с мужем, Н.П.[Саблин], Солта- нов, Чистяков, Аля П<истолькорс>.
22 января. Воскресенье
Солнечный морозный день.
В 10 час. принял итальянского министра из состава членов конференции — Шалойя. В IOV2 ч. поехали с дочерьми к обедне. Завтракали: Мордвинов и Сердюков (деж.). Посидел у Алексея3 и затем погулял с Татьяной. Читал и писал до 8 ч. После обеда провели вечер на той стороне с Денами, Алей [Пистолькорс], Н.П.[Саблиным], Солтановым и Чистяковым.
1 Сердюков Дмитрий Александрович — флигель-адъютант свиты императора, подъесаул.
2 В 10V* час. царская семья посетила Федоровский Государев собор и присутствовала при службе Божественной литургии.
3 Николай II часто свое свободное время проводил с детьми. В записках генерал-майора свиты императора Д.Н.Дубенского имеются любопытные наблюдения за цесаревичем Алексеем и царской семьей: «В последних числах января я был в Царскосельском Александровском дворце, у гувернера Наследника Жильяра, и мы вместе с ним прошли к цесаревичу. Алексей Николаевич с каким-то кадетом оживленно вел игру у большой игрушечной крепости. Они расставляли солдатиков, палили из пушек, и весь их бойкий разговор пестрел современными военными терминами: пулемет, аэроплан, тяжелая артиллерия, окопы и пр. Впрочем, игра скоро кончилась, и Наследник с кадетом стали рассматривать какие-то книги. Затем вошла великая княжна Анастасия Николаевна... Вся эта обстановка детских двух комнат Наследника была проста и нисколько не давала представления о том, что тут живет и получает первоначальное воспитание и образование будущий Русский Царь. На стенах висели карты, стояли шкафы с книгами, было несколько столов, стульев, но все это просто, скромно до чрезвычайности.
Алексей Николаевич, говоря со мной, вспоминал нашу с ним беседу, когда он был в поезде с Государем осенью 1915 года на Юге России:
— Помните, Вы мне сказали, что в Новороссии Екатерина Великая, Потемкин и Суворов крепким узлом завязали русское влияние и турецкий султан навсегда потерял значение в Крыму и южных степях. Мне это
88


ЯНВАРЬ 1917
выражение понравилось, и я тогда же сказал об этом папе. Я всегда ему говорю, что мне нравится.
Затем Наследник стал вспоминать Ставку.
Все это Наследник оживленно говорил и бодро и весело глядел своими большими, выразительными глазами. Да и вообще Алексей Николаевич имел здоровый и красивый вид. Он постоянно перебегал с одного места на другое. Хромоты не было заметно. Он рассказывал о своих зимних работах в саду, о снежных траншеях и целом ряде своих игр. Пребывание у Алексея Николаевича было приятно, и я с истинным удовольствием беседовал с этим умным, добрым и очень способным цесаревичем. А насколько спокойна была жизнь детей, особенно младших, настолько трагично и сумрачно шла жизнь Государя и императрицы в эти дни.
Его Величество ясно понимал все то, что происходило в Петрограде. От него требовали гласного, торжественного отказа от самодержавия, передачи власти Государственной думе и Государственному совету и превращения их в парламент с ответственным министерством. Государь прекрасно сознавал, что это облегчило бы ему личную жизнь и освободило бы от громадной работы, постоянно лежавшей на его плечах. Он выиграл бы, успокоилась бы семья, но Его Величество считал себя не вправе этого сделать, ибо не верил, чтобы это улучшило жизнь России, и вот почему он отклонял все предложения о реконструкции государственной власти.
Императрица, которая была посвящена во все дела и жила душой с мужем, тоже ради интересов России, а не своих личных (семейных и династических), находила нежелательным менять правление.
Ко всему этому, Государь не допускал возможности начать обсуждение таких важных государственных дел в разгар войны. "Я не могу допустить, чтобы теперь, когда все мы поглощены борьбою с немцами, можно было поднимать вопрос о преимуществах парламентаризма; с грустью, но должен сказать, что все это хотят совершить не в чистых интересах Родины, а в своих личных, и мне трудно верить в разумность и искренность планов Родзянко и Гучкова, первого — недалекого, но признавшего себя государственным деятелем, второго — авантюриста и явно враждебного мне".
Фронт и армия сравнительно не беспокоили Государя своим состоянием. Он хорошо знал положение всех войск, ежедневно получая донесения с фронта в Ставке, а при отъезде оттуда ему все доносил генерал Алексеев по телеграфу и телефону (который был в последнее время устроен между Царским и Могилевом), и был поэтому уверен, что в огромной массе армия спокойна, хорошо устроена, всем снабжена и ожидает боевых операций весной.
Конечно тыл, и в особенности Всероссийский Земский и Городской союзы, раскинувшие широко и всюду свои органы и ячейки, вел агитацию подобно прогрессивному блоку Государственной думы. Однако у Государя была надежда, что серьезных волнений это не внесет в войска. Кой-где начинали сочувствовать "блоку" высшие командные лица, штабы, но самая
89


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
толща солдатско-офицерская была, по мнению царя, вне политики. Тем не менее,смута шла» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 14—16).
Член Государственного совета В.И.Гурко позднее вспоминал: «Всего лучше чувствовал себя Николай II в тесном семейном кругу. Жену и детей он обожал. С детьми он состоял в тесных дружеских отношениях, принимал участие в их играх, охотно совершал с ними совместные прогулки и пользовался с их стороны горячей неподдельной любовью. Любил он по вечерам громко читать в семейном кругу русских классиков.
Вообще более идеальной семейной обстановки, нежели та, которая была в царской семье, представить себе нельзя. На почве общего разложения семейных нравов как русского, так и западноевропейского обществ семья русского самодержца представляла столь же редкое, сколь и сияющее исключение» (Гурко В.И. Указ. соч. С. 8).
Январь 23го. Понед<ельник>
-19°.
[Флигель-адъютант] кн. Эристов.
Ал<ексей> 36.6°.
12 ч. Вице-адм<ирал> Непенин1.
Сидела с Ал<ексеем>.
1 	ч. [Завтрак:] Ген<ерал> Кастельно, Эристов2.
4 	[часа]. Принимала (254—4/4 [ч.] 237 (так в дневнике. — В.Х.) офицеров, окончивших военную академию)3.
Пошла к Ал<ексею>.
8 	[часов]. [Обед:] Эристов и А<ня> [Вырубова].
23 января. Понедельник
Утром у меня были Гротен и Граббе с новым офицером 1-го Гре- бенского полка Вертеповым4. После прогулки принял Григоровича и командующего Балтийским флотом вице-адмирала Не- пенина. Затем франц<узского> генерала Castelnau, кот<орый> завтракал с нами. От 2!4 до 454 ч. принимали офицеров, окончивших ускоренный курс военной акад<емии> числом 227 чел.; громадное количество из них ранено и контужено.
Выбежал на полчаса в сад.
В 6 час. принял Булыгина5. Читал. Обедали—Аня [Вырубова] и Эристов (деж.). Вечером читал вслух.
1 	В камер-фурьерском журнале от 23 января 1917 г. записано: «От
12 час. 15 мин. Ее Величество изволила принимать вице-адмирала Непе-
90


ЯНВАРЬ 1917
нина и французской службы генерала де Кастельно» (Николай II накануне отречения... С. 55).
2 Далее в камер-фурьерском журнале записано: «В 1 час за завтраком у Их Величеств кушали: великая княжна Ольга Николаевна, великая княжна Татьяна Николаевна, великая княжна Анастасия Николаевна, генерал де Кастельно, дежурный флигель-адъютант князь Эристов — 8 персон» (Там же).
3 Следующая запись камер-фурьерского журнала: «В VA часа дня Их Величества с великими княжнами Ольгой Николаевной, Татьяной Николаевной, Марией Николаевной и Анастасией Николаевной выход имели в Круглый зал, где Государю императору имели счастье представляться офицеры, окончившие 1-й подготовительный курс императорской Николаевской военной академии в числе 240 лиц (возможно, имеется в виду общее количество курса академии и преподавательского состава. — В.Х.).
При приеме присутствовали: в должности гофмаршала князь Долгоруков, Свиты генерал-майор Гротен, Свиты генерал-майор Нарышкин, дежурный флигель-адъютант князь Эристов. Для гг. офицеров и начальствующих лиц в 1-й и 2-й антикамерах Большого дворца приготовлялся завтрак фуршет.
В это же время Ее Величество изволила обходить гг. офицеров и раздавать им образки, затем принимала поручика Гусева» (Там же).
Князь императорской крови Гавриил Константинович писал об этом в своих воспоминаниях: «24 января (правильно: 23 января. — В.Х.) все окончившие ускоренный курс Академии являлись Государю в Царском Селе в Александровском дворце. В этот день был страшный мороз. Мы все приехали на Царскосельский вокзал на Царскую ветку, где нам был подан экстренный поезд. Во дворце мы разместились в двух или трех залах. Нам пришлось очень долго ждать Государя, потому что он принимал французского генерала де Кастельно, который, идя к Государю, прошел мимо нас.
Наконец, вышел Государь с Государыней и великими княжнами. Государь был в черкеске Пластунского батальона, шефом которого он назначил себя во время войны. Государь стал нас обходить и каждому из нас говорил несколько слов. Когда Государь кончал говорить со стоящим в передней шеренге, последний делал шаг вправо, а стоявший ему в затылок становился на его место. Когда очередь дошла до меня, я смутился и вперед не встал, а остался стоять на своем месте, несмотря на то, что начальник Академии сделал мне знак. Государь посмотрел на меня, улыбнулся и обратился к следующему. Увы, таким образом, Государь со мной не поговорил. Мне тем более досадно, что в этот день я видел его в последний раз в жизни.
Уезжая из Александровского дворца обратно в Петроград, мог ли я думать, что через несколько недель будет революция и что Государь со всем
91


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
своим семейством будет арестован в этом самом дворце!» (Великий князь Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники нашей семьи. СПб., 1993. С. 218—219).
4 В камер-фурьерском журнале ранее записано: «От 10 час. утра Его Величество изволил принимать: помощника дворцового коменданта Свиты генерал-майора Гротена, командира Собственного Его Величества Конвоя Свиты генерал-майора графа Граббе и 1-го Кизляро-Гребенского Его Величества Терского казачьего войска полка сотника Верженова (так в тексте. — В.Х.), а по возвращении с прогулки от 11 час. 15 мин. — морского министра Григоровича, командующего Балтийским флотом вице-адмирала Непени- на и французской службы генерала де Кастельно» (Николай II накануне отречения... С. 54).
Г.Шавельский позднее характеризовал графа А.Н.Граббе в своих воспоминаниях: «Командир Конвоя гр. А.Н.Граббе одним своим видом выдавал себя. Заплывшее жиром лицо, маленькие, хитрые и сладострастные глаза, почти никогда не сходившая с лица улыбка, особая манера говорить — как будто шепотом. Все знали, что Граббе любит поесть и выпить, не меньше — поухаживать, и совсем не платонически. Слыхал я, что любимым его чтением были скабрезные романы, и лично наблюдал, как он, при всяком удобном и неудобном случае, переводил речь на пикантные разговоры. У Государя, как я заметил, он был любимым партнером в игре в кости. Развлечь Государя он, конечно, мог. Но едва ли он мог оказаться добрым советником в серьезных делах, ибо для этого у него не было ни нужного ума, ни опыта, ни интереса к государственным делам» (Шавел ь- с к и й Г.И. Указ. соч. С. 332—333).
5 В камер-фурьерском журнале в этот день записано: «От 4 час. 50 мин. Его Величество выходил прогуливаться, а от 6 час. 10 мин. вечера принимал с докладом Главноуправляющего Собственной Его Величества Канцелярией по учреждениям Императрицы Марии обер-шенка Булыгина» (Николай II накануне отречения... С. 55).
Январь 24го. Вторник -15°.
[Флигель-адъютант] Дм. Шереметев.
Сидела с Ал<ексеем>.
1 	ч. [Завтрак:] Кароль1.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
Иза [Буксгевден]2.
4!/г [часа]. Полк<овники> гр<аф> Адлерберг [и] Старосельский; Ш<табс>-р<отмистры> Эллис [и] Каульбарс3.
92


ЯНВАРЬ 1917
24 января. Вторник
С 10 час. до часа принимал: Гурко, Беляева и Покровского4. Завтракал Кароль, вернувшийся с фронта. Погулял с дочерьми. Было 12° мороза. Занимался до 8 час.5 Вечер был свободный.
1 В камер-фурьерском журнале от 24 января 1917 г. записано: «В 1 час за завтраком Их Величеств кушали с августейшими дочерьми и Румынским принцем Каролем в 7 персон» (Николай II накануне отречения... С. 55).
2 В этот день при императрице Александре Федоровне находилась свитская фрейлина баронесса С.К.Буксгевден.
3 В камер-фурьерском журнале записано: «От 4 час. 55 мин. Ее Величеству имели счастье представляться: командиры полков: Ейского казачьего полковник граф Адлерберг и Кабардинского конного полковник Старосельский; штабс-ротмистры лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка Эллис и барон Каульбарс» (Там же. С. 55—56).
4 В камер-фурьерском журнале ранее записано: «От 10 час. утра Его Величество изволил принимать с докладами: генерала от кавалерии Гурко, военного министра Беляева и министра иностранных дел Покровского» (Там же. С. 55).
5 В камер-фурьерском журнале читаем: «В 3 часа дня Его Величество выходил прогуливаться, а от 4 час. 55 мин. принимал флигель-адъютанта фон Дена» (Там же).
Январь 25го. Среда -15°.
[Флигель-адъютант] Н.П.[Саблин].
10У2 [часов]. Пенз<енский> Храм — Зауп<окойная> лит<ургия> 40 д<ней> пом<инания>.
Гр<аф> Граббе (атаман)1.
Сидела с Ал<ексеем>.
1 ч. [Завтрак:] Н.П.[Саблин].
214 [часа]. Игум<енья> Мария (Ивинецк)2.
2% [часа]. Кн<ягиня> Салтыкова.
3 [часа]. Подп<оручик> Андреев (начальн<ик> санит<арного> отряда).
3 ч. Подп<оручик> л<ейб>-гв<ардии> Сем<еновского> п<олка> Кедров. Младший пр<апорщик> Кр<ымского> к<онного> п<ол- ка> Паршенов.
93


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Ал<ексей> — 37,2°. А<ня> [Вырубова]. 6 ч. Кн. Голицын3.
Н.П. [Саблин].
8 ч. [Обед:] Н.П.[Саблин].
Ал<ексей> — 36,7°.
А<ня> [Вырубова]4.
25 января. Среда
Утром явился Воейков из Пензенской губернии. Погулял. Принимал представляющихся, последним был Граббе — Донской атаман5. Завтракал и обедал Н.П.[Саблин] (деж.). Гулял один. Погода была солнечная и очень морозная —17°.
До чая принял сенатора Трегубова6, а после кн. Шаховского. Вечером занимался7.
1 В камер-фурьерском журнале от 25 января 1917 г. записано: «От 12 час. 55 мин. дня Ее Величество изволила принимать генерал-лейтенанта графа Граббе» (Николай II накануне отречения... С. 56).
2 В камер-фурьерском журнале далее записано: «От 21А час. дня Ее Величество изволила принимать: игуменью Ивинецкого монастыря Минской губернии мать Марию, статс-даму Е.А.Нарышкину, светлейшую княгиню Салтыкову, урожд. княжну Долгорукову, фрейлину баронессу Буксгевден; излечившихся от ран: подпоручика л.-гв. Семеновского полка Кедрова и младшего врача Крымского конного Ее Величества полка Парпетова и начальника Санитарного имени Ее Величества отряда подполковника Андреева, а от 6 час. вечера Председателя Совета Министров князя Голицына и дежурного флигель-адъютанта Саблина» (Там же).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной в этот день записано: «В здешнем дворце так же холодно, как и в Зимнем... Была у императрицы, — говорили мало, за недостатком времени; она неважно выглядела. Я чувствовала себя далекой от нее сегодня. Она принимала и, между прочим, Анюту Салтыкову, из-за которой я и была во дворце (Александровском)... Обедала с Анютой у Бенкендорфов. Бенкендорф считает, что неприятель не так истощен, как говорят, боится, что потребуется еще много времени и усилий. Печально» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 4).
3 Императрица Александра Федоровна принимала председателя прави¬
тельства князя Н.Д.Голицына.
А.И.Спиридович писал в своих мемуарах по этому поводу: «Наконец
в конце января вновь выступил, и уже официально, премьер князь Голи¬
цын. Желая подготовить почву, он предварительно поговорил с императ-
94


ЯНВАРЬ 1917
рицей и просил Ее Величество поддержать его ходатайство о замене Протопопова другим лицом. Императрица слушала Голицына внимательно, но осталась недовольна и поддержки не обещала» (Спиридович А.И. Указ, соч. С. 456).
4 В этот период императрица Александра Федоровна постоянно общалась со своей ближайшей подругой.
А.И.Спиридович, ранее входивший в охрану царской семьи, делился своими наблюдениями относительно влияния при дворе А.А.Вырубовой: «Бытовало весьма распространенное мнение, что Анна Александровна была глупой женщиной. Многие говорили об этом категорически. Но это не так. Она не блистала особым умом, но и не была глупа. Чтобы удержаться в фаворе у Их Величеств в течение двадцати лет под напором всеобщей ненависти, надо было обладать определенным разумом. Ее святые глаза, наивная улыбка и казавшийся искренним тон помогали ее карьере.
Не надо забывать и о том, что за нею стоял ее отец — мудрый и умный Танеев. Вырубова втянулась в политическую интригу. Новые друзья, конечно, использовали ее для того, чтобы доводить до сведения дворца все, что находили нужным» (Там же. С. 225).
5 В камер-фурьерском журнале записано: «От 9 час. 55 мин. утра Его Величество изволил принимать обер-гофмаршала графа Бенкендорфа, дворцового коменданта Воейкова, а по возвращении с прогулки от 11 час. 10 мин. Государю императору имели счастье представляться: Римско-Католический епископ Дубовский, командующий лейб-гвардии Конно-гренадерским полком полковник Гревс, командир Кабардинского конного полка полковник Старосельский, командир 1-го лейб-гренадерского Екатери- нославского императора Александра II полка полковник Ассанович и Войсковой наказной атаман войска Донского генерал-лейтенант граф Граббе» (Николай II накануне отречения... С. 56).
6 Император Николай II принял тайного советника, сенатора Сергея Николаевича Трегубова (1866 — не ранее 1940).  77 Обычно Николай II занимался разбором важных государственных бумаг, которые требовали срочного решения. Член Государственного совета В.И.Гурко позднее делился своими наблюдениями: «Исключительное самообладание давало царю силы проводить целые часы за неустанным чтением представляемых ему докладов и подробных записок. В этом тягостном и неинтересном для него занятии он полагал главное исполнение своего долга и не отступал от него. "Я никогда не позволю себе идти спать, — говорил он, — пока совсем не расчищу моего письменного стола"» (Гурко В.И. Указ. соч. С. 28).
95


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Январь 26го. Четверг -20°.
[Флигель-адъютант] гр<аф> Велепольский.
Сидела с Ал<ексеем>.
1 	ч. [Завтрак:] Кароль и его 4 джентльмена1.
Гр<аф> Бенкендорф, М-me Зизи [Нарышкина]2, Настенька [Ген- дрикова], гр<аф> Велепольский.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
83А [часов]. Калинин3.
На другой стороне: Лили [Ден] с мужем. А<ня> [Вырубова]. Алия [Пистолькорс]. Н.П.[Саблин]. Серг. Вас. [Злебов].
26 января. Четверг
Мороз полегчал. День стоял солнечный. После прогулки принял Мамонтова, ген. Остроградского и Раева4. Завтракал Кароль и его свита. Простились с ними — они уезжают в Москву. Погулял с Татьяной. В 6 час. принял Протопопова5. После обеда сидели на той стороне с Денами, Алей [Пистолькорс], Н.П. [Саблиным] и Злебовым.
1 В камер-фурьерском журнале от 26 января 1917 г. записано: «В 1 час дня Его Величество изволил принимать Наследного принца румынского Кароля.
В 1 час 10 мин. за завтраком у Их Величеств кушали: Наследный принц Кароль, Великая княжна Ольга Николаевна, Великая княжна Татьяна Николаевна, Великая княжна Мария Николаевна, Великая княжна Анастасия Николаевна, Статс-дама Нарышкина, Фрейлина графиня Гендрикова, Свита принца Румынского: Генерал-адъютант Римниче- ано. Флигель-адъютант Ангелеско. Майор Атанасеско. Обер-гофмар- шал граф Бенкендорф. Свиты генерал-майор граф Ферзен. Дежурный флигель-адъютант граф Велепольский» (Николай II накануне отречения... С. 57).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина в этот день записала в своем дневнике: «За¬
втрак во дворце в честь румынского принца, который возвращается в Румынию и уезжает сегодня вечером в Москву. Я сидела рядом с Государем, — это доставило мне удовольствие. Государь один оживлял разговор. Императрица все время натянута и молчалива; великие княжны в форме сестер мило¬
сердия, что их связывает: все очень холодно. После завтрака императрица
сидела со мной. Государь разговаривал стоя с принцем и мужчинами, великие княжны отдельно между собой. Никакого сближения еще не заметно. Они так далеки от всего, что невозможно с ними ни о чем говорить...» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 4).
96


ЯНВАРЬ 1917
3 Императрица Александра Федоровна принимала министра внутренних дел А.Д.Протопопова. Известно, что Петроградская охранка в своем обзоре от 26 января 1917 г. тревожно характеризовала настроения представителей политической оппозиции: «Всем крайне хотелось бы предоставить право первой и решительной "боевой встречи" с обороняющимся правительством кому угодно, только не себе, и потом уже, когда передовые борцы "свалят власть" и расчистят своими телами дорогу к "светлому будущему", — предложить свои услуги стране на роли "опытных и сведущих государственных деятелей"» (ГА РФ. Ф. 102. 1917 г. Д. 20. Ч. 56. Л. 17).
4 В камер-фурьерском журнале за этот день более ранняя запись: «В 10 час. 45 мин. утра Его Величество изволил выходить в сад прогуливаться, а по возвращении с прогулки от 11 час. 10 мин. принимал: Свиты генерал-майора князя Кантакузена, графа Сперанского, главноуправляющего Собственной Его Величества Канцелярией по принятию прошений егермейстера Мамонтова, генерала от кавалерии Остроградского и обер-прокурора Св. Синода Раева» (Николай II накануне отречения...
С. 	57).
Мамонтов Василий Ильич (1864—1928) — егермейстер, главный управляющий канцелярией Его Величества по принятию прошений.
Остроградский Всеволод Матвеевич (1843—1932) — генерал от кавалерии, член совета Главного управления государственного коннозаводства, член Государственного совета.  55 Министр внутренних дел А.Д.Протопопов был на приеме у императора с очередным докладом.
В материалах ЧСК Временного правительства имеются показания А.Д.Протопопова, в которых он говорил о наиболее актуальных проблемах, стоявших на тот момент перед ним: «Желая предупредить рабочие беспорядки и забастовки, я говорил, что нельзя давать рабочим сорганизоваться и допускать в их среде брожение. Департамент полиции приводил мое указание в исполнение, стараясь арестовать и выслать "главарей" и "зачинщиков" движения, не допуская их сорганизовать и возбуждать рабочих. Считались опасными три политические группы: социалисты-демократы, которые были более сорганизованы; социалисты-революционеры считались не сорганизованными, как и анархисты. Анархистов числилось в Петрограде около 40 человек. Среди лиц, принадлежащих к этим партиям, главным образом и производились обыски, аресты и высылки, причем исключение делалось для членов Государственной думы, так как опасались недовольства Думы, которое было бы этим вызвано; за этими лицами только следили» (Падение царского режима. Т. 4. С. 86).
А.Д.Протопопов стремился любым способом избежать непосредственной встречи с Государственной думой, если можно — путем отсрочки
97


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ее созыва, если это станет невозможным — ценой роспуска, сопровождаемого одновременно и усилением цензуры, и провозглашением мер в духе той программы, с которой он пришел в МВД и которые помогли бы, как он надеялся, заручиться поддержкой части избирателей и способствовать его личной популярности в стране. Кроме того, он предложил Николаю II издать указ, предусматривавший принудительное отчуждение части помещичьих земель, но царь, несмотря на дворянскую фронду против него, не согласился с таким предложением (См.: Рейн Г.Е. Из пережитого. 1907—1918. Берлин, б.г. Т. 2. С. 161—162). Это, возможно, было одной из причин, по которым он отказался в тот момент и от идеи роспуска Думы. Кроме того, Николай II рассчитывал на успех весеннего наступления на фронте, план которого им был утвержден еще 27 декабря 1916 г. Подъем патриотических настроений в стране в случае успеха лишил бы, как надеялся император, либеральных лидеров поддержки и дал бы возможность справиться с ними без слишком резких и раздражающих общество действий.
Кроме глобальных проблем, министр внутренних дел имел отношение и к более частным вопросам. А.Д.Протопопов позднее признавался на допросах ЧСК Временного правительства: «По совету А.Т.Васильева, в конце сентября [1916 г.] я познакомился с заведовавшим перлюстрационным бюро тайным советником Мардарьевым. Он уже тридцать лет вел это дело; его обязанность, которую многие осуждали, была из тяжелых, он считался департаментом полиции очень почтенным и верным чиновником, и я хотел показать ему особое внимание. От него я узнал, что императору Александру II перлюстрация представлялась в собственные руки, то же было в начале царствования Александра III, позже он поручил читать перлюстрацию министру внутренних дел, который из нее делал выдержки, для очередных докладов царю. Николай II перлюстрации не любил, он поручал мне давать ему лишь необходимое, но такого было мало... За время моего управления наиболее интересные письма касались событий, связанных со смертью Распутина; они давали понятие об отношении великих князей и знати к убийству и, в связи с ним, — к царице. Такие письма я доводил до ее сведения; иногда представлял и царю, если в письмах его резко не осуждали. Ему я посылал перлюстрацию писем к великим князьям оппозиционного характера или касающихся событий в Государственной думе, вообще, — деловой политики. Я отослал царю письмо г. Клопова к вел. кн. Михаилу Александровичу по поводу назначенной царем Клопову аудиенции. Оппозиционное направление письма заставило меня опасаться, не произведет ли он покушения на царя. Я сообщил об аудиенции В.Н.Воейкову и написал свои сомнения царю, представив письмо г. Клопова к вел. кн. Михаилу Александровичу. Царь ответил мне надписью на моем же письме: "Клопов старичок давно мне известный". Письмо Клопова к великому князю царь оставил у себя. Зная, что царь не любит перлюстрации (иной раз мне казалось, он на-
98


ЯНВАРЬ 1917
рочно подчеркивал свою брезгливость), я избегал давать ему таковую. Царица ею интересовалась. Желая ее ставить в курс отношений к ней царской семьи (правильно: императорской фамилии. — В.Х.) и знати, я посылал или отдавал лично перлюстрацию нужных царице писем ей самой или А.А.Вырубовой. Начал это делать после убийства Распутина, когда отношения к царице ее семейных и придворных кругов очень обострились. Передал не более 5 или 6 писем. В январе, кажется, А.Т.Васильев сообщил мне, что М.В.Родзянко секретно вызывает в Петроград многих губернских предводителей дворянства; я распорядился, чтобы эти письма не попали адресатам» (Падение царского режима. Т. 4. С. 110—112).
Январь 27го. Пятница -9°.
[Флигель-адъютант] Мордвинов.
Знам<енская> [церковь].
Сидела с Ал<ексеем>.
1 ч. [Завтрак:] Мордвинов.
2 ч. М-р Лайдих, Хемельтон, Фелл1 (Ам<ериканские> автомобили скорой помощи).
2Va [часа]. Кап<итан> 21-го С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Ковригин.
Кн. Андроников (улан).
Пор<учик> 54-го С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Гржи- мальский.
Пор<учик> 409-го п<ехотного> Новохопе<рского> п<олка> Мат- виевич.
Прапор<щик> 26-го Могиле<вского> п<олка> Голубенков. Лежала на балконе. А<ня> [Вырубова].
Сидела с Ал<ексеем>, 0<льгой>, Т<атьяной>, Аснастаси- ей> — дочерьми.
Сыробсоярскийх 8 ч. [Обед:] Мордвинов.
Ал<ексей> — 37, Г.
А<ня> [Вырубова].
27 января. Пятница
За ночь сделалась оттепель — первая с начала декабря. Было ясно и очень ветрено. Погулял. Принял Барка и Войнов<ского>- Кригера; познакомился с инж.-строителем Мурманской жел. Дор. Горячковским2. Завтракал и обедал Мордвинов (деж.)3. Гу-
99


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
лял с дочерьми и работал у начала основания снеговой башни. От 4 ч. принимал Братиано, а после чая — кн. Голицына4. Вечером читал недолго.
1 В камер-фурьерском журнале за этот день записано: «По окончании завтрака Ее Величество с великими княжнами Ольгою Николаевной и Татьяной Николаевной изволили принимать американских граждан: Лайдиха, Хемельтона и Фелла, затем Государыне императрице имели счастье представляться выздоровевшие от ран: штабс-капитан 21-го Сибирского стрелкового Ее Величества полка Ковригин, поручик 54-го Сибирского стрелкового полка Гржимальский, поручик 409-го пехотного Новохоперского полка Матвиевич и прапорщик 26-го пехотного Могилевского полка Голубенков» (Николай II накануне отречения... С. 59).
2 Ранее в камер-фурьерском журнале сделана запись: «В 10 час. 40 мин. утра Его Величество выходил в сад прогуливаться, а от 11 час. 10 мин. принимал министра финансов Барка, командира л.-гв. Преображенского полка Свиты генерал-майора Дрентельна, управляющего Министерством путей сообщения Войновского-Кригера и строителя Мурманской железной дороги инженера Горячковского» (Там же. С. 58).
По характеристике А.А.Мосолова: «Дрентельн был умным, честным человеком, ширококультурным и с большим характером. Я видел в нем лицо, наиболее подходящее для ближайшего окружения царя. Типичный и обходительный царедворец (в лучшем смысле), он, думается мне, был единственным близким, к которому Государь был более других привязан, не считая, понятно, Фредерикса. Беседы с ним были царю по душе. После инцидента с Орловым (Орлов настоятельно просил Государя удалить Распутина от двора, но в результате сам был удален из Ставки. — В.Х.) положение Дрентельна поколебалось. Случай с Джунковским окончательно подорвал его авторитет. Товарищ Дрентельна по полку шеф жандармов генерал Джунковский решился довести в личном разговоре с Государем истину о Распутине. Вскоре после доклада генерала в Ставке его уволили от должности» (Мосолов А.А. Указ. соч. С. 170).
Горячковский Владимир Васильевич — коллежский советник, инженер путей сообщения, строитель Мурманской железной дороги.  33 А.А.Мордвинов позднее некоторые из своих наблюдений о членах царской семьи описал в мемуарах: «Государю были противны всякая игра, всякие замаскированные ходы, всякая неискренность, даже вынужденная, якобы для пользы дела. Он предпочитал молчать вместо того, чтобы подобранными фразами или осторожными поступками скрыть свое настоящее отношение к делу, как это умеют скрывать ловкие политики или дипломаты. Он и бывал очень часто молчалив, в осо-
100


ЯНВАРЬ 1917
бенности когда предполагал, что его слова могут чем-нибудь обидеть собеседника и сделать ему больно, но, будучи раз высказанными, эти слова всегда искренно передавали то, что он в данное время думал, не оставляя за собой никакой задней мысли. За все время довольно близкого общения с Государем я видел его, быть может, слишком часто уходящим в себя, иногда, по моему мнению, непоследовательным (обычно в пользу справедливо им недолюбливаемых людей), но всегда, безусловно, искренним и прямым, когда он высказывал свое мнение. Все же нередко чувствовалось, что ему, от природы чрезвычайно скромному, даже застенчивому, насквозь проникнутому чувством единоличной ответственности, невольно приходилось сомневаться в верности своих выводов и поэтому было очень трудно "навязывать" свою волю другим. Но ведь только самовлюбленные, поверхностные натуры могут не иметь сомнений и высказывать свои решения с жестокостью сильной воли, недоступной для более вдумчивых и деликатных. Сильная воля — это свойство, присущее не всякому. Оно часто органическое, как и физическая сила, и, конечно, как эта последняя, не предполагает непременно высоких нравственных качеств. В этом отношении настроения Государя очень часто совпадали с настроениями Мериме, считавшего своим долгом "лишь быть честным человеком и сомневаться"» (Мордвинов А.А. Указ. соч. С. 75—76).
4 В камер-фурьерском журнале за этот день читаем: «От 4 час. 5 мин. дня
Государь император изволил принимать Румынского Председателя Совета Министров и министра иностранных дел г-на Братиано, а от 6 час. 20 мин. вечера Председателя Совета Министров князя Голицына» (Николай II накануне отречения... С. 59).
А.И.Спиридович позднее писал: «На первом же докладе Государю князь Голицын подробно изложил ему о полной непригодности Протопопова как министра внутренних дел, о вреде, который он приносит, и о тех осложнениях, которые неизбежно произойдут из-за него и его политики, как только соберется Государственная дума. Государь сказал, что подумает и даст ответ в следующий раз» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 456).
Январь 28го. Суббота -4°.
[Флигель-адъютант] гр<аф> Замойский.
Сидела на балконе с Воейковым1.
Затем с Ал<ексеем> наверху.
1 	ч. [Завтрак:] Гр<аф> Фредерикс.
На балконе с А<ней> [Вырубовой] и с Ал<ексеем>.
101


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Церковь2.
8 ч. [Обед:] Замойский. А<ня> [Вырубова].
28 января. Суббота
Теплый серый день. Утром был Воейков. После прогулки принял Беляева, Хана Нахичеванского, Стремоухова, Седергольма и Фредерикса3, он завтракал. Погулял с дочерьми и поработал в снегу. B6V2 поехали к всенощной. Обедал Замойский (деж.). Вечером читал и делал puzzle с Марией.
1 От 113/4 час. императрица Александра Федоровна принимала дворцового коменданта генерал-майора В.Н.Воейкова.
2 От 6 час. 30 мин. вечера в Федоровском Государевом соборе в присутствии Их Величеств и августейших дочерей совершалась всенощная.
3 В камер-фурьерском журнале за этот день записано: «От 11 час. утра Его Величество принимал дворцового коменданта Воейкова и по возвращении с прогулки от 1VA час. принимал с докладом военного министра Беляева; после чего Государю императору имели счастье представляться: генерал-адъютант Хан Нахичеванский, егермейстер Стремоухое и командующий 36-м пехотным Орловским [имени] генерал-фельдмаршала Варшавского графа Паскевича-Эриванского полком генерал-майор Седер- гольм, а от 12Ул час. Его Величество изволил принимать с докладом министра Императорского Двора графа Фредерикса» (Николай II накануне отречения... С. 59).
Хан Нахичеванский Гуссейн (1863—1919) — генерал от кавалерии, генерал-адъютант (с 1915), командир гвардейского кавалерийского корпуса.
Стремоухое Петр Петрович (1865—1935) — действительный статский советник, в должности егермейстера, сенатор, директор Департамента общих дел МВД.
Январь 29го. Воскресенье
-8°.
[Флигель-адъютант] Герц<ог> Лейхтенбергский.
Церковь1.
1 Уг [часа]. Подп<оручик> Полоц<кого> к<онного> п<олка> Силин2. Подп<оручик> 34-го С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Чернецов. Ломан.
102


ЯНВАРЬ 1917
2 	ч. Гр<аф> Бенкендорф.
2/4—4/4 [часа]. Сидела с Ал<ексеем>3 — А<ня> [Вырубова].
На противоположной стороне —Лили [Ден], гр. Ребиндер с женой, (кап<итан> арт<иллерии>) Линевич, Н.П.[Саблин], Ал.П.[Саблин], А<ня> [Вырубова].
29 января. Воскресенье
Был мороз в 6°. Поехали к обедне. Днем погулял и поработал в снегу. Сидел у Алексея до чая. В 6 час. принял старого Клопова4. Читал до 8 час. Вечером были на той стороне и видели Н.П.[Саблина], Лили Ден, Ребиндера с женою5, Линевича, А.П.Саблина6. Пили с ними чай.
1 С 10 час. 30 мин. Николай II с супругой и дочерьми присутствовал на Божественной литургии в Федоровском Государевом соборе.
2 В камер-фурьерском журнале за этот день записано: «От 1 часу 30 мин. дня Ее Величеству имели счастье представляться выздоровевшие от ран: подпоручик 28-го Полоцкого полка Силин и подпоручик 34-го Сибирского стрелкового полка Чернецов, а затем Государыня императрица изволила принимать полковника Ломана, обер-гофмаршала Бенкендорфа и подполковника л.-гв. Уланского имени Своего полка князя Андроникова» (Николай И накануне отречения... С. 60).
3 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в этот день в своем дневнике: «Маленький заболел, — новая тревога у императрицы!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 4).
4 В камер-фурьерском журнале позднее сделана запись: «В 2Vi часа дня Его Величество изволил выходить прогуливаться, а от 6 час. 5 мин. принимал отставного коллежского асессора Клопова» (Николай II накануне отречения... С. 60).
В записке А.А.Клопова, лично им врученной Николаю II в этот день, особо подчеркивалась необоснованность надежд императора на армию, которая «в критический момент пойдет со страной, а не с нынешним правительством» (РГИА. Ф. 1099. On. 1. Д. 15. Л. 10).
В воспоминаниях члена IV Государственной думы А.Я.Глинки об этом сказано: «Издан [императорский] рескрипт председателю Совета Министров Голицыну о достойном отношении правительства к Думе и Думы к правительству. Он производит очень незначительное впечатление, но все же многие члены Думы находят, что этот акт дает указание на известное просветление. А.А.Клопов пишет царю письма, предупреждая его об опасности революции и убеждая в необходимости решиться на ответственное
юз


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
министерство. Он неоднократно видится с великими князьями, которые очень этому сочувствуют, они приезжают к нему, совещаются и устраивают свидание с Государем. Предварительно чрез [великого князя] Михаила Александровича накануне посылается подготовительное письмо весьма решительного тона, рисующее ужасное положение и рекомендующее выход. В редакции письма принимают участие кн. Львов и другие лица. Кроме того, Клопов снабжается документами, записками и тезисами, на основании которых он должен вести разговор. Государь его встречает очень радушно, благодарит его за искреннее письмо, которое, как он выразился, он был очень рад получить; по обыкновению молча выслушивает его, но когда Клопов сказал, что он не уйдет, не получивши ответа на главный вопрос об ответственном министерстве, то ответил: "Да, кажется, другого выхода нет".
Засим Клопов указывал на то, что общественное мнение недовольно вмешательством императрицы в дела государства], и выразил просьбу высказать Государыне несколько мыслей. Но Государь отвел этот разговор указанием, что императрица в дела не вмешивается. Казалось, что дело как будто бы налаживается, почему я всячески старался помешать Родзянке ехать к царю, хотя у него было к тому непреодолимое желание, но определенной темы не было.
Тем временем Прогрессивный блок никак не мог решить своей линии поведения. Многих смущал рескрипт, и они забыли, что они сказали 1 ноября, что с этим правительством они работать не могут, они забыли, что они провозгласили: "Мы или вы"» (Глинка Я.В. Указ. соч. С. 177—178).
О приеме Николаем II А.А.Клопова рассказывал и А.И.Спиридович: «29 января известный императору старик Клопов, знакомый князя Львова, принятый Государем, убеждал Его Величество пойти на уступки общественности и дать соответствующее министерство. Он даже вручил записку по этому поводу. На записку был дан ответ, составленный Гур- ляндом и подписанный Протопоповым» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 455—456).
5 	Возможно, имеется в виду Ребиндер Сергей Александрович (1885 — после 1938) — граф, окончивший Пажеский корпус (1905), в годы Первой мировой войны служивший в л.-гв. Конной артиллерии, полковник (1916). В эмиграции проживал в Германии.
Январь 30го. Понедел<ьник>
-9°.
[Флигель-адъютант] Линевич.
[Церковь] Знам<ения> [Божией Матери]1. Лежала 20 м. на балконе.
104


ЯНВАРЬ 1917
Сидела с Ал<ексеем>.
1 ч. [Завтрак:] Линевич.
2 ч. Ротм<истр> Яковлев.
2Va [часа]. Кн. Андроников (улан).
21А [часа]. Наши сестры [милосердия] вернулись из Г<ермании> и Австрии.
Княжна Голицына, Самсонова, Шуберская.
Ганецкая, Ключарева, Тарасевич, Шимкевич.
[Принимала] Еписк<опа> Сераф<има> Челябинского2.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
6 	ч. Калинин3.
Щегловитов.
8 ч. [Обед:] Линевич.
А<ня> [Вырубова].
30 января. Понедельник
Проснулся с хрипотой. После Григоровича принял ген. Меллер- Закомельского, ген. Хелленса и полковника гр. Адлерберга4. Погулял с Татьяной. Погода стояла приятная. Сидел у Алексея до чая. В 6 ч. принял ГЦегловитова, а затем Протопопова. Завтракал и обедал Линевич (деж.). После вечерних бумаг делали puzzle.
1 В камер-фурьерском журнале от 30 января 1917 г. имеется запись: «В 11 час. утра Ее Величество выезд имела в церковь Знамения Божией Матери» (Николай II накануне отречения... С. 61).
2 Далее в камер-фурьерском журнале записано: «От 2 час. дня Ее Величество изволила принимать: Преосвященного Епископа Серафима Челябинского, ротмистра Яковлева (комендант санитарного Ее Величества поезда), фрейлину баронессу Буксгевден; сестер милосердия: г-жу Витт, княжну Голицыну, г-жу Самсонову, г-жу Генецкую, г-жу Ключареву, г-жу Тарасевич и г-жу Шимкевич, а от 6 час. вечера министра внутренних дел Протопопова, командира 8-го броневого дивизиона капитана Сыробоярского и Председателя Государственного совета Щегловитова» (Там же).
Яковлев Георгий Александрович — ротмистр, бывший офицер л.-гв. Уланского Е.И.В. Александры Федоровны полка, комендант санитарного Ее Величества поезда.
Де Витт, Мария Владимировна — сестра милосердия.
Голицына Александра Николаевна — княжна, фрейлина императрицы, сестра милосердия.
Ключарева Екатерина Николаевна — сестра милосердия, настоятельница Елизаветинской больницы сестер милосердия Красного Креста.
105


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Тарасевич Авелия Адольфовна —- сестра милосердия Гатчинского сиротского института императора Николая I.
Шимкевич Мария Николаевна — сестра милосердия, старшая сестра лазарета им. Английского короля Генриха V.
Княгиня Е.А.Нарышкина в своем дневнике в этот день записала: «Чудный зимний день. Утром была в лазарете императрицы. Там были великие княжны. Татьяна работает усердно и бодро» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 4).
3 Императрица Александра Федоровна в 6 ч. приняла министра внутренних дел А.Д.Протопопова.
Позднее А.Д.Протопопов на допросах в ЧСК Временного правительства утверждал: «Меня поддерживали правые и нейдгардтовцы. Эти две группы давали перевес правому крылу. Правая группа была очень влиятельна в Гос. совете и в Царском Селе, куда ее представители приглашались к б. царице. Б. царь не заходил и беседовал с представляющимися царице лицами частным порядком. Таким образом, после смерти Распутина курс не изменился. Заменены были лишь люди. Существовало опасение, что б. царицу могут убить: ее не любили ни в войске, ни в тылу. Я старался содействовать сближению ее с обществом: ею было принято много частных лиц, которые делались после если не ее сторонниками, то все же доброжелателями. Все желающие ей представиться отказов уже не получали. Она встала на курс компромисса менее резко правый (так в тексте. — В.Х.) и приняла, например, даже предложение быть ходатаем за прощение великих князей, сосланных в деревню» (Падение царского режима. Т. 4. С. 26).
4 В камер-фурьерском журнале записано: «От 11% час. утра Его Высочество изволил принимать морского министра Григоровича, члена Государственного совета генерала от инфантерии барона фон Хелленса и командира Ейского полка Кубанского казачьего войска графа Адлерберга» (Николай II накануне отречения... С. 61).
Меллер-Закомельский Александр Николаевич (1844—1928) — барон, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного совета, во время Первой мировой войны инспектор лечебных заведений Петрограда.
Хелленс фон Яльмар Федорович — барон, генерал, командир бригады 12-й Сибирской стрелковой дивизии.
Январь 31го. Вторник -11°.
[Флигель-адъютант] Козлянинов. [Церковь] Знам<ения>а.
106


ЯНВАРЬ 1917
Сидела с Ал<ексеем>.
2Уа [часа]. Гр<аф> Бобринский2.
2Ул [часа]. Гахам.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
6 ч. Юнкер Обручев (улан).
Лихачев, Бубнов, Каманский.
Готовицкий (Александр).
Молоствов, 3-й г<вардейский> Елисаветгр<адский> с<трел- ковый> п<олк>.
Крученых, 18-й ул<анский> Вознес<енский> п<олк>.
Читала Ал<ексею>.
А<ня> [Вырубова].
31 января. Вторник
Хрипота была меньше. Зашел утром к Алексею и погулял. Принял Беляева и Покровского. Обошел парк с Марией.
Ольга и Татьяна были в городе до чая и заседали в Татьянин- ском комитете3. В 6 час. у меня был с докладом д. Павел4. Читал до обеда. Вечером делали puzzle.
1 В камер-фурьерском журнале от 31 января 1917 г. имеется запись: «В 11 час. 40 мин. Ее Величество выезд имела прогуливаться (так в тексте. — В.Х.), возвратилась в 12 час. 5 мин. дня» (Николай II накануне отречения... С. 61).
2 Далее в камер-фурьерском журнале отмечено: «От 2Уа час дня Ее Величество изволила принимать обер-гофмейстера графа Бобринского и Таврической губернии Караимского Гахама г-на Шапшала... От 6 час. вечера Ее Величеству имели счастье представляться юнкера Николаевского кавалерийского училища: Обручев, Лихачев, Готовицкий, Бубнов, Каманский, Молоствов и Крученых» (Там же. С. 62).
3 Имеется в виду Комитет Ее Императорского Высочества великой княжны Татьяны Николаевны по оказанию временной помощи пострадавшим от военных действий.
4 Великий князь Павел Александрович делал доклад у императора о состоянии гвардии на фронте как инспектор войск гвардии, а также предупреждал о ходящих слухах о готовящемся государственном перевороте.
По свидетельству А.И.Спиридовича: «Существовало довольно распространенное мнение, что Государь не знал, что происходило вокруг. Это совершенно ошибочно. Всякими путями, официальными и неофициальными,
107


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
он знал обо всем, за исключением, конечно, тайной (конспиративной) революционной работы.
В январе, не считая военных докладов, Государь принял более 140 разных лиц. Со многими он обстоятельно говорил о текущем моменте, о будущем. Некоторые из этих лиц предупреждали Его Величество о надвигающейся катастрофе и даже об угрожающей ему лично, как монарху, опасности» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 454).


1917
ФЕВРАЛЬ


Февраль 1го. Среда
-2°.
[Флигель-адъютант] Гр<аф> Замойский.
Знам<ения> [церковь].
Сидела с Ал<ексеем>.
Федоров1.
2Ул ч. Кап<итан> С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Зимчен- ко (Германия)2.
М-me Муфтий-Заде3.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
6 [часов]. Акинина4.
Кн. Голицын.
Церковь5.
1 февраля. Среда
Утром принял Танеева, Феодосьева, английского адмирала Дже- рама и японского мор<ского> агента Сузуки6. Погулял с Марией, пока другие ездили на лыжах, держась веревкой за сани. Дул шторм, но было тепло. В 4 часа принял кн. Шаховского, а после чая — кн. Голицына7. В 6.45 поехали ко всенощной. Вечером занимался и затем читал вслух.
1 Федоров Сергей Петрович (1869—1936) — лейб-хирург наследника-це- саревича Алексея Николаевича, профессор Военно-медицинской академии.
Княгиня Е.А.Нарышкина в этот день записала в своем дневнике: «Узнала, что наследничек был болен серьезнее, чем мы думали. Представляю себе волнение императрицы, усиленное исчезновением Григория (имеется в виду Распутин. — В.Х.). Оказывается, он сделал неловкое движение, и его болезнь бросилась в спину. Бедная, дорогая, я жалею ее от всего сердца, но не могу выразить ей никакой симпатии. Иза и Настенька у меня обедали после всенощной. Завтра еду в город, так как Государь отложил отъезд» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 4).
2 В дневнике ошибочно указана фамилия Силиченко.
В камер-фурьерском журнале от 1 февраля 1917 г. имеется запись: «От
2 час. Ее Величеству имели счастье представляться капитан 21-го Сибир¬
ского стрелкового полка Зимченко и вдова полковника г-жа Муфтий-Заде»
(Николай II накануне отречения... С. 63).
in


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 Вдова полковника Муфтий-Заде — богатая крымская помещица и благотворительница, основала в Крыму лазарет для раненых.
4 В камер-фурьерском журнале за этот день позже записано: «От 6 час. Ее Величество принимала сестру милосердия санитарного Имени Своего поезда г-жу Лаптинскую и Председателя Совета Министров князя Голицына» (Там же).
Лаптинская (Лапшинская) Акулина Никитична (1876 — после 1960) — сестра милосердия санитарного поезда имени Александры Федоровны, бывшая секретарша Г.Е.Распутина.
5 В 7 часов вечера Александра Федоровна и Николай II с дочерьми отправились в Федоровский Государев собор на всенощную службу.
6 В камер-фурьерском журнале за этот день имеется более ранняя запись: «От 10/4 час. утра Государь император изволил принимать Свиты генерал-майора Ресина, а от 11 час. 20 мин. — главноуправляющего Собственной Его Величества Канцеляриею Танеева и государственного контролера Феодосьева, и представляться Его Величеству имели честь вице-адмирал английской службы Джеррам и бывший морской атташе при японском посольстве капитан Отоме Сузуки» (Там же).
7 Император Николай II принимал председателя Совета Министров князя Н.Д.Голицына.
А.И.Спиридович позднее писал: «В следующий раз император уже сам начал разговор о Протопопове. "Я Вам хотел сказать по поводу Протопопова, — начал Государь. — Я долго думал и решил, что пока увольнять его не буду".
Князь Голицын пытался переубедить Его Величество, но безуспешно» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 456).
Февраль 2го. Четверг
-12°.
[Флигель-адъютант] Мордвинов.
Церковь1.
12 ч. [Завтрак:] Мордвинов.
IVi [часов]. Всеволжский2.
13Л Вильчковский.
Ком<андир> 1-го Кизляро-Греб<енского> п<олка> полк<овник> Корсун.
Есаул Карданов, под<ъесаул> Вертепов, вахм<истр> и старш<ий> урядник.
112


ФЕВРАЛЬ 1917
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
6 [часов]. Матреша и Мара3.
Всен<ощная> в госпитале А<ни> [Вырубовой]4. Калинин5.
8 	ч. [Обед:] Мордвинов.
А<ня> [Вырубова].
2 февраля. Сретение Господне
Утром был [великий князь] Борис [Владимирович] с раненым прапорщиком Массальским, потерявшим зрение, и двумя казаками, убежавшими из плена6. В 10!4 поехали к обедне. Завтракал и обедал Мордвинов (деж.). В 2 часа приняли вдвоем депутацию моего 1-го Кизляро-Гребенского полка. Сделал хорошую прогулку с Татьяной. Погода была солнечная и морозная. В 41Л принял Мамонтова7, а в 6 час. Протопопова. Читал после обеда.
1 В 11 час. в Федоровском Государевом соборе в присутствии членов царской семьи совершалась Божественная литургия.
2 В камер-фурьерском журнале за этот день имеется запись: «От 11А час. Ее Величество изволила принимать камер-юнкера Всеволжского.
От 2 час. Их Величествам имела счастье представляться депутация от 1-го Кизлярского Гребенского Его Величества полка Терского казачьего войска в составе: командира полка полковника Корсуна, есаула Кар- данова, подъесаула Вертепова, вахмистра Уськова и старшего урядника Романова, которая принесла Государю императору всеподданнейшую благодарность по случаю принятия Его Величеством шефства названного полка.
От 2 час. 20 мин. Ее Величество принимала полковника Вильчковско- го» (Николай II накануне отречения... С. 64).
3 Распутина Матрена Григорьевна (Матреша, Мария, Мара) (1898— 1937) — старшая дочь Г.Е.Распутина. С 5 октября 1917 г. замужем за поручиком Б.Н.Соловьевым. После разгрома армии Колчака в эмиграции. Умерла в США. Автор книги о своем отце.
4 А.А.Вырубова в годы Первой мировой войны организовала в Царском Селе собственный госпиталь.
А.И.Спиридович позднее отмечал в своих воспоминаниях: «Старшая сестра госпиталя Вырубовой, госпожа Воскобойникова, стала
близким человеком Протопопова. К ней в госпиталь приезжал он по несколько раз в неделю. Там получал сведения о дворце, об Анне Александровне. Там он говорил, что нужно передать Вырубовой, если
из


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
он сам не встретит ее. Госпиталь Анны Александровны как бы заменил собой квартиру Распутина на Гороховой. Протопопов разыгрывал человека, который духовно общается с Распутиным. Говорили даже о каких-то видениях.
И как раньше Вырубова поддерживала Распутина перед Их Величествами, так теперь она поддерживала Протопопова» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 464—465).
5 В 7 час. 45 мин. Ее Величество принимала министра внутренних дел
А.Д.Протопопова.
Следует отметить, что при допросе в ЧСК Временного правительства от 28 июля 1917 г. А.Д.Протопопов показал: «От жандармского генерала Попова, временно командированного мною в распоряжение дворцовой охраны, лежавшей на ген. Гротене (в отсутствие Воейкова, помнится), я слышал, что среди офицеров и солдат-стрелков императорской фамилии и, помнится, сводного батальона, стоявших в Царском Селе, существует возбуждение против б. царицы. Это я говорил ген. Воейкову и б. царице; не помню, говорил ли я про это царю, но, кажется, говорил» (Падение царского режима. Т. 4. С. 45).
6 В камер-фурьерском журнале имеется запись: «От 10 час. утра Государь император изволил принимать великого князя Бориса Владимировича и представляться Его Величеству имели счастье: прапорщик 57-го пехотного Модлинского полка Массальский и бежавшие из плена старший унтер-офицер Кубанского казачьего войска 2-го Запорожского полка Константин Шульга и казак Оренбургского казачьего войска 9-го Оренбургского казачьего полка Александр Бетехин; затем Его Величество принимал дворцового коменданта Воейкова» (Николай II накануне отречения... С. 63).
7 Император Николай II принимал главного управляющего Канцелярией Его Величества по принятию прошений В.И.Мамонтова (1863—1928).
# Февраль 3го. Пятница
1гель-адъютант] Н.П.[Саблин]. Именины А.
Сидела с Ал<ексеем>.
11ч. Знам<ения> [церковь]. Госпиталь1.
1 	ч. [Завтрак:] Н.П.[Саблин].
21А [часа]. Иза [Буксгевден].
114


ФЕВРАЛЬ 1917
23Л [часа]. Ротм<истр>Яковлев2.
Полк<овник> Энгельгардт.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова]. Тайнька.
Ездила с А<ней> [Вырубовой] посмотреть на ее строящуюся церковь.
8 ч. [Обед:] Н.П. [Саблин] и Лили [Ден].
9 ч. Родители, брат и жених3.
А<ня> [Вырубова].
3 февраля. Пятница
После прогулки принял Барка, Рейна, Скалона и Дрентельна4. Завтракал Н.П. [Саблин] (деж.). В 2V4 [часа] у меня был Трепов5. Погулял с Ольгой. В 4!/2 принял Кутайсова6, кот<орый> вернулся из Персии, куда он сопровождал Дмитрия7. После чая читал и затем принял Добровольского8. Обедали Лили Ден и Н.П. [Саблин]. Сидели и собирали вместе puzzle.
1 Императрица Александра Федоровна посетила собственный лазарет в Царском Селе. Об этом визите имеются сведения в дневниковой записи старшей медсестры В.И.Чеботаревой, которая отмечала: «Третьего неожиданно приехала к нам Государыня, первый раз после "происшествия". Бодрая, ласковая, минутами задумывается и выражение какое-то отсутствующее. Ко мне ласково подошла: "У меня были сестры, рассказывали, что вашего мужа видели. Я думаю, что удастся устроить его перевод в нейтральную страну. Если доктора не пустят, может быть, мне удастся". Вот эта последняя деталь — косвенное подтверждение слухов о возможности. Не верю, никогда не поверю, что побудительная причина — желание им помочь.
Единственное похожее на правду объяснение — полное уничтожение Германии, что повлечет за собой свержение Гогенцоллернов, той опоры монархизма в Европе, на которую рассчитывают, если заколеблется трон сына. Что-то жуткое творится за кулисами политики. Молва все неудачи, все перемены в назначениях приписывает Государыне. Волосы дыбом встают: в чем только ее не обвиняют, каждый слой общества со своей точки зрения, но общий, дружный порыв — нелюбовь и недоверие» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 205).
2 В камер-фурьерском журнале в этот день сделана запись: «От 2V* час. Ее Величеству имели счастье представляться гласный Городской думы г. Киева г-н Добрынин, комендант санитарного имени великой княжны Марии Николаевны поезда ротмистр Яковлев и заместитель его полковник Энгельгардт» (Николай II накануне отречения... С. 65).
3 Имеется в виду семейство Танеевых. В это время брат Анны Вырубовой
церемониймейстер Сергей Александрович Танеев женился.
115


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
4 В камер-фурьерском журнале того же дня имеется более ранняя запись: «От \\ХА час. утра Государь император изволил принимать министра финансов Барка и главноуправляющего государственным здравоохранением Рейна, и представляться Его Величеству имели счастье командир л.-гв. 4-го стрелкового Императорской фамилии полка Свиты генерал-майор Скалой, командир л.-гв. Финляндского полка генерал- майор барон Клодт фон Юргенсбург и командир л.-гв. Преображенского полка Свиты генерал-майор Дрентельн» (Там же).
Г.Шавельский в своих воспоминаниях позднее писал: «Флигель-адъютанту полковнику А.А.Дрентельну недолго пришлось жить в Ставке. Его единомыслие с великим князем Николаем Николаевичем и князем Орловым и вражда к Распутину слишком хорошо были известны императрице. Кажется, через месяц или через два он был сплавлен из Свиты в командиры л.-гв. Преображенского полка. Как ни подслащена была пилюля, всем было понятно, что Дрентельн принесен в жертву за тот же грех, что и великий князь Николай Николаевич и князь Орлов» (Шавельский Г.И. Указ. соч. С. 333).
5 Император принимал статс-секретаря А.Ф.Трепова (1862—1928)...
6 ...и флигель-адъютанта, полковника, графа К.П.Кутайсова (1876—?). Выполнение К.П.Кутайсовым роли конвоира великого князя Дмитрия
Павловича в ссылку получило осуждение в широких кругах Петрограда. Так, В.И.Чеботарева отметила в своем дневнике: «Андрей Владимирович (великий князь.— 8.Х.) возмутился, негодовал, что флигель-адъютанту конной артиллерии дано такое позорное поручение, которое он принял. Выбор Кутайсова [сделала] императрица: в последнее время часто его призывала, ласкала, утешала в смерти сестры, погибшей от скарлатины. [Андрей Владимирович] кричал, что его нельзя принимать в собрании, нельзя подавать руку. До того, на приеме 1-го (имеется в виду торжественный прием 1 января 1917 г. — 8.Х.), Его Величество со всеми беседовал, Андрею — ни звука» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 202—203).
7 Имеется в виду сопровождение великого князя Дмитрия Павловича в ссылку на Персидский фронт за участие в убийстве Г.Е.Распутина.
8 Император принимал тайного советника, егермейстера, сенатора, министра юстиции Н.А.Добровольского (1854—1918).
Февраль 4го. Суббота -15°.
[Флигель-адъютант] Вилькицкий. Знам<ения> [церковь].
116


ФЕВРАЛЬ 1917
Сидела с Ал<ексеем>.
123Л ч. Козырев — тов<арищ> мин<истра> иут<ей> сообщения:^.
1 	[час]. [Завтрак:] Фредерикс и Вилькицкий.
2Ул [часа]. Г-жа Львова.
2/4 [часа]. Г<енерал->л<ейтенант> Шульман2  * *. Г<енерал->м<айор> Никифоров.
Подп<олковник> легк<ой> арт<иллерии> Пестриков. Подп<оручик> 75-го п<ехотного> Сев<астопольского> п<олка> Шибаев.
Пор<учик> 146-го п<ехотного> Цар<ицынского> п<олка> Крюков.
Подп<оручик> 5-го С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Мельник.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
Церковь3.
8 ч. [Обед:] Вилькицкий.
Читала Ал<ексею>.
А<ня> [Вырубова].
4 февраля. Суббота
Солнечный морозный день. Утром были Воейков и Сандро4. Погулял. Принял Беляева и Фредерикса. Он и Вилькицкий (деж.) завтракали. Погуляли с Марией. Писал Georgie английскому5. После чая поехали к всенощной. Вечером занимался.
1 В камер-фурьерском журнале в этот день записано: «От 12 час. 45 мин. Ее Величество изволила принимать тайного советника Козырева и г-жу Львову (супругу управляющего имением "Массандра")» (Николай II накануне отречения... С. 66).
Козырев Дмитрий Павлович — тайный советник, инженер путей сообщения, управляющий Министерством путей сообщения.
Львова — супруга Георгия Леонидовича Львова, статского советника, управляющего имением «Массандра».
2 В камер-фурьерском журнале позднее сделана запись: «От
2!/2час. Ее Величеству имели счастье представляться выздоровевшие
от ран генерал-лейтенант Шульман, генерал-майор Никифоров, подполковник легкой артиллерии Пестриков, поручик 246-го пехотного Царицынского полка Крюков, подпоручик 75-го пехотного Севастопольского полка Шибаев и поручик 5-го Сибирского стрелкового полка Мельник» (Там же).
117


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 В 6 час. 40 мин. царская семья отправилась в Федоровский Государев собор ко всенощной.
Следует отметить, что 4 февраля 1917 г. императорской фамилией Романовых отмечалась годовщина гибели в результате террористического акта великого князя Сергея Александровича (1857—1905) и смерти великого князя Владимира Александровича (1847—1909).
Супруга великого князя Павла Александровича княгиня 0.В.Палей об этом писала в своих воспоминаниях: «Итак, отмечалась 4 февраля годовщина, и поехали мы в Петропавловскую крепость на молебен. После службы был обед у великой княгини Марии Павловны — старшей, вдовы Владимира. Несколько дней спустя она, к слову сказать, уехала на Кавказ, а оттуда в революцию бежала на итальянском корабле в Европу. А на том поминальном обеде даже она, великая княгиня, оказалась заодно с недовольными, со всеми государевыми ругателями. Царя она щадила, но царице прописала по первое число. Вдова всегда была с ней на ножах, а теперь и вовсе, ничтоже сумняшеся, винила ее во всех тяжких. Великая княгиня вместе с нами подписала прошение о Дмитрии и приняла отказ царя как личное оскорбление.
Словом, Государей не ругал лишь ленивый. Можно себе представить, каково им было в атмосфере всеобщей нелюбви! А произошла нелюбовь эта от двух-трех недоразумений да злой воли русского общества. Некая великосветская дама, княгиня В., послала Государыне неслыханно наглое письмо. Я это письмо видела. Дама написала его, как курица лапой, на тетрадных листках. Писала, в частности: "Убирайтесь вон. Вы нам чужая..." Мудрено ли, что Государыня была оскорблена до глубины души. И это она, за время своего царствования, особенно в две последних войны, столько сделавшая для народа своего! К тому ж, царствовала "чужая" — двадцать три года!» (Палей 0. Воспоминания о России. М., 2005. С. 23).
4 В камер-фурьерском журнале того же дня записано: «От 10 час. утра Государь император изволил принимать дворцового коменданта Воейкова и князя Александра Георгиевича Романовского, от 11 час. — военного министра Беляева, и представляться Его Величеству имел честь японского Генерального штаба полковник Фукуда, затем Его Величество принимал товарища управляющего Министерством путей сообщения Козырева и министра Императорского Двора Фредерикса» (Николай II накануне отречения... С. 65).
Романовский Александр Георгиевич, герцог Лейхтенбергский (Сандро) (1881—1942) — князь, флигель-адъютант.  55 Император Николай II написал письмо своему кузену, английскому королю Георгу V.
Княгиня 0.В.Палей, поддерживавшая знакомство со многими дипломатами, позднее вспоминала: «Так прошел январь, причем общее положение
118


ФЕВРАЛЬ 1917
дел ухудшалось день ото дня. В газетах недовольство прорывалось даже сквозь цензуру. Революционная пропаганда в войсках резервистов распространялась не по дням, а по часам. А рассадником ее стало английское посольство под началом Ллойд Джорджа. Наши либералы, князь Львов, Милюков, Родзянко, Маклаков, Гучков и иже с ними, из посольства не вылезали. Там же и решено было отказаться от мирных путей борьбы и встать на путь революции. Причем сам английский посол, сэр Джордж Бьюкенен, Государю нашему просто мстил. Николай не любил его и в последнее время держался с ним все суше и суше, особенно после того, как Бьюкенен сошелся с государевыми личными врагами. На последней аудиенции Государь принял посла стоя и даже не предложил ему сесть. Бьюкенен спал и видел отомстить. Водил он дружбу кое с кем из великих князей. С их помощью он чуть было не затеял дворцовый переворот...» (Палей 0. Указ. соч. С. 21—22).
Февраль 5го. Воскресенье
-19°.
[Флигель-адъютант] Сандро Лейх<тенбергский>.
Церковь1.
12 ч. [Завтрак:] Сандро Лейхт<енбергский>.
1 	Ул [часов]. Прап<орщик> 21-го С<ибирского> с<трелкового> п<олка> Вихрев (из Германии)2.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
8 [часов]. [Обед:] Сандро Л<ейхтенбергский>.
На противоположной стороне — Лили [Ден], Иза [Буксгевден], Рита [Хитрова], Н.П.[Саблин], Сандро [Лейхтенбергский], Валя [Долгоруков], Гротен, Аля [Пистолькорс] с мужем, Кутай- сов. Играли румыны (Гулеско).
-20°.
5 февраля. Воскресенье
Очень холодный ясный день — 20° мор<оза>. Были у обедни. Завтракал и обедал Сандро (деж.). В 2 часа принял Думерга, лорда Мильнера, Шалойя и ген. Кастельно перед отъездом их из России3. Погулял с Марией и Анастасией. В 9 час. пошли на ту сторону и послушали оркестр Гулеско. Румыны играли отлично4. Разошлись в полночь.
1 В10 час. 35 мин. утра в Федоровском Государевом соборе в присутствии
императорской четы и их дочерей совершалась Божественная литургия.
119


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 В камер-фурьерском журнале в этот день сделана запись: «От VA час. Ее Величество изволила принимать прапорщика 21-го Сибирского полка Вихрева...» (Николай II накануне отречения... С. 66).
3 «...От 2 час. Его Величеству имели честь представляться старшие делегаты Союзной конференции: Французский — г-н Думерг, Великобританский — лорд Мильнер, Итальянский — сенатор Шалойя и Французской службы генерал де Кастельно.
При представлении присутствовали: в должности гофмаршала князь Долгоруков и дежурный флигель-адъютант князь Александр Георгиевич Романовский» (Там же).
4 А.А.Вырубова позднее вспоминала: «Чтобы немного отдохнуть от монотонности и развлечься, Их Величества пожелали услышать маленький румынский оркестр, который понравился им в одном из лазаретов. Я раза три приглашала их вечером к себе. Сюда приходили и Их Величества. По их приказанию я пригласила на концерт также герцога Александра Георгиевича Лейхтенбергского, дочерей графа Фредерикса — г-жу Воейкову и Эмму, мою сестру с мужем, Лили Ден, нескольких флигель- адъютантов и некоторых других лиц. Все мы с удовольствием слушали красивую игру румын, особенно же были довольны Государь и великие княжны. Сидя между Их Величествами, помню, как я испугалась, когда увидела, что Государыня обливается слезами. Она сказала мне, что не может слушать музыку, что душа ее полна необъяснимой грустью и предчувствием. Наши три безобидных вечера подняли в петроградском обществе бурю злостности — во дворце происходили, по их словам, "оргии!"...» (Верная Богу, Царю и Отечеству. Анна Александровна Танеева (Вырубова) — монахиня Мария / Авт.-сост. Ю.Ю.Рассулин. СПб., 2005. С. 132—133).
Баронесса С.К.Буксгевден также упоминала об этих вечерах: «Вырубова жила теперь в Александровском дворце. В своих апартаментах она трижды устраивала небольшие музыкальные вечера для великих княжон. Приходили на эти вечера и император с императрицей. Помимо них, Вырубова приглашала обычный круг знакомых: Лили Ден, Эмму Фредерикс с ее сестрой, госпожу Воейкову, несколько девушек, а также тех офицеров "Штандарта", которые были в это время в Царском Селе, князя Долгорукова, герцога Александра Лейхтенбергского и меня. Играл румынский оркестр, но, несмотря на то что великие княжны от души радовались таким переменам в их монотонном существовании, настоящего веселья на этих вечерах не было. Всех угнетало мрачное предчувствие грядущей катастрофы, и во всех песнях, казалось, проскальзывали грустные нотки. Я ясно помню выражение беспокойства на лице императора и невыразимую грусть в глазах императрицы» (Буксгевден С.К. Венценосная мученица.Жизнь и трагедия Александры Федоровны, императрицы всероссийской. М., 2006. С. 389).
120


ФЕВРАЛЬ 1917
Февраль 6го. Понед<ельник>
-15°.
[Флигель-адъютант граф] Кутайсов. Сидела с Ал<ексеем>.
1 	ч. [Завтрак:] Кутайсов1.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
5 ч. Миша2.
6 ч. Церковь.
Калинин3.
8 [часов]. [Обед:] Кутайсов.
А<ня> [Вырубова].
6 февраля. Понедельник
Утром у меня был Нилов. Погулял 10 мин. Принял Григоровича и Риттиха4, кот<орый> вернулся из поездки на юг и в Самару. Завтр<акал> и обедал Кутайсов (деж.). Посидел у Алексея, как всегда, перед прогулкой. В 4 ч. принял Мосолова, а в 61А ген. Ад- лерберга5. Миша пил чай. Протопопов был у меня на полчаса6. Вечером долго занимался7.
1 В камер-фурьерском журнале от 6 февраля 1917 г. сделана запись: «В 1 час Их Величества завтракали с августейшими дочерьми и дежурным флигель-адъютантом графом Кутайсовым в 7 персон» (Николай II накануне отречения... С. 67).
2 Великий князь Михаил Александрович в этот день записал в своем дневнике: «В 4 ч. 25 мин. я поехал в Царское [Село] к Ники, где пил чай» (ГА РФ. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 37).
3 В камер-фурьерском журнале далее читаем: «От 7 час. 50 мин. Ее Величество принимала министра внутренних дел Протопопова» (Николай II накануне отречения... С. 67).
4 Ранее в камер-фурьерском журнале отмечено: «От 10 час. утра Госу¬
дарь император изволил принимать генерал-адъютанта Нилова и помощника дворцового коменданта Гротена, а от 11 час. Его Величеству имел честь представляться покидающий свой пост военный атташе при Японском посольстве генерал Одагири; затем Его Величество принимал морского министра Григоровича и министра земледелия Риттиха» (Там же).
Нилов Константин Дмитриевич (1856—1919) — адмирал, генерал- адъютант, флаг-капитан императорской яхты «Штандарт».
Г.Шавельский в своих мемуарах дал К.Д.Нилову следующую характеристику: «Правдивый и прямой адмирал Нилов в последние три года
121


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
был в немилости у императрицы за свое открыто враждебное отношение к Распутину. Что касается Государя, то его отношение к адмиралу оставалось по-прежнему доброжелательным, но и только. Может быть, тут влияла особая причина. Адмирал был человек с большими странностями. Он много читал, еще больше на своем веку видел, но в беседе с ним чувствовалась какая-то хаотичность его взглядов — религиозных, политических, бытовых, которые он к тому же излагал каким-то путаным, заплетающимся языком. Поэтому многие его не понимали и над ним смеялись и тогда, когда он высказывал самые серьезные и дельные мысли. Речь его становилась еще больше непонятной, когда он бывал под хмельком, а такое состояние было у него более или менее постоянным. Это могло, конечно, лишь забавлять Государя» (Шавельский Г.И. Указ. соч. С. 331—332).
5 В камер-фурьерском журнале читаем: «По возвращении с прогулки от 4 час. Его Величеству имел счастье представляться временно управляющий Российской миссией в Румынии генерал-лейтенант Мосолов.
К полуденному чаю Их Величеств прибыл великий князь Михаил Александрович.
От 61А час. Его Величество принимал великого князя Михаила Александровича, генерала от инфантерии Адлерберга и министра внутренних дел Протопопова» (Николай И накануне отречения... С. 67).
Мосолов Александр Александрович (1854—1939) — генерал-лейтенант, временно управляющий императорской Российской миссией в Румынии, начальник канцелярии Императорского Двора.
Адлерберг Александр Александрович (1849—1931) — генерал от инфантерии, служил в л.-гв. Финляндском полку.  66 Министр внутренних дел А.Д.Протопопов часто появлялся в Царском Селе, пытаясь добиться расположения царской четы.
А.И.Спиридович позднее писал: «Выступая против дарования конституции во время войны, будучи часто недовольным действиями Государственной думы, Государь, однако, не поддавался убеждениям тех, кто уговаривал его распустить Думу. Вопреки этим советам, император приказал возобновить сессию Государственной думы и Государственного совета с 14 февраля, что было очень не по душе Протопопову.
Когда Протопопов в отсутствие Думы убеждал Его Величество подписать манифест о даровании равноправия евреям и об отчуждении земель в пользу крестьян, Государь заявил, что эти вопросы столь важны, что их должны рассмотреть государственные законодательные учреждения.
Государь верил в здравый смысл и патриотизм Думы. Он не допускал мысли, что Дума может пойти на какой-либо государственный переворот во время войны. Он верил в преданность армии и ее начальников, эта вера еще более успокаивала его относительно невозможности переворота.
122


ФЕВРАЛЬ 1917
Между тем момент был критический. Нужно было председателем Совета Министров и министром внутренних дел иметь сильного человека, который, действуя как диктатор, опирался бы на Государственную думу, как это делал Столыпин до злосчастного дня роспуска законодательных установлений на три дня для проведения его планов.
К несчастью России, Их Величества приняли за такого человека выдвинутого Государственной думой ее вице-председателя Протопопова, который буквально очаровал их своим мистицизмом и обманул их в полной мере, хвастаясь своею смелостью, энергией и пониманием людей и обстановки. Обманул мнимым наличием тех нужных качеств, которые у него совершенно отсутствовали. Обстоятельство трагическое, малопонятное, подлежащее изучению и историка, и психиатра.
Государь беспредельно верил в проницательность, во всезнание и энергию Протопопова. Он верил, что, когда нужно будет, Протопопов примет все предупредительные меры и не допустит возможности государственного переворота. Государь был спокоен в главном.
Но некоторые меры предосторожности Его Величество все-таки стал принимать. Государь стал подбирать министров по своему усмотрению. Был взят новый военный министр генерал Беляев, министр народного просвещения Кульчицкий, министр путей сообщения Войковский-Кригер» (Спи- р и д о в и ч А.И. Указ. соч. С. 459—460).
7 	Последняя запись за этот день в камер-фурьерском журнале сообщает: «От 91А час. вечера Его Величество изволил принимать помощника дворцового коменданта Гротена» (Николай II накануне отречения... С. 67).
Февраль 7го. Вторн<ик>
-18°.
[Флигель-адъютант] Свечин.
Сидела с Ал<ексеем>.
1 ч. [Завтрак:] Свечин.
2 ч. Подп<оручик> 161-го Александр<опольского> п<олка> Ро- жицкий1.
2V* [часа]. Епископ Арсений Новгородский.
2/4 [часа]. Лейб-медик Герасимович.
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова].
6 	ч. Полк<овник> Ревшин (ком<андир> Кр<ымского> к<онного> п<олка>).
А<ня> [Вырубова].
-24°.
123


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
7 февраля. Вторник
Морозный день. С 10 Vi принял: Гурко, Беляева, нового японца — посла Ушида с посольством и Покровского2. Завтракал Свечин (деж.). Погулял один. В 6 час. был д. Павел с докладом3. Читал и писал. Вечер провели вместе.
1 В камер-фурьерском журнале в этот день записано: «От 2 час. Ее Величество изволила принимать подпоручика 161-го пехотного Александ- ропольского полка Рожицкого, архиепископа Новогородского Арсения и доктора Герасимовича... От 6 час. Ее Величество принимала командира Крымского конного имени Своего полка полковника Ревешина» (Николай II накануне отречения... С. 68).
Арсений — архиепископ Новгородский и Старорусский, член Синода.
Герасимович Владимир Петрович — лейб-медик, вице-председатель совета Всероссийского попечительства об охране материнства и младенчества, директор Царскосельской школы нянь императрицы Александры Федоровны.
Ревешин Николай Петрович — полковник, командир Крымского конного Ее Величества полка.
Княгиня Е.А.Нарышкина тогда же отметила в своем дневнике: «Телефон; императрица принимает дам завтра. Известила кого нужно и еду в Царское [Село]. У меня был князь Голицын: он настойчиво просил императрицу и императора уволить Протопопова или дать ему другое назначение. Получил решительный отказ. Просил меня ему помочь» (ГА РФ. Ф. 6501.0п. 1.Д. 595. Л. 4 об.).
2 Ранее в камер-фурьерском журнале сделана запись: «От 10 час. 10 мин. утра Государь император изволил принимать генерала от кавалерии Гурко и военного министра Беляева, и представляться Его Величеству имел счастье командир л.-гв. Гродненского гусарского полка генерал- майор Генрици.
Прием Его Величеством в торжественной аудиенции вновь назначенного японского посла виконта Ушида.
В 12 час. в Угловой гостиной Его Величеству имел честь представляться вновь назначенный при Высочайшем Дворе японский посол Ушида, причем посол вручил Государю императору свои верительные грамоты и отзывные грамоты своего предшественника и затем представил Его Величеству чинов японского посольства...
От \2х/г час. Его Величество принимал министра иностранных дел Покровского» (Николай II накануне отречения... С. 67—68).
3 Император принимал великого князя Павла Александровича.
124


ФЕВРАЛЬ 1917
Февраль 8го. Среда
-18°.
[Флигель-адъютант] Дм. Шереметев.
Знам<ения> [церковь].
Сидела с Ал<ексеем>.
1 ч. [Завтрак:] Гр<афиня> Воронцова1.
2Уг [часа]. М-me Раева, М-me Половцова2.
Гахам у Ал<ексея>3. А<ня> [Вырубова].
6 ч. Ген<ерал> Скалой (л.-гв. 4-го с<трелкового> [Императорской фамилии] п<олка>)4.
Прапор<щик> Крымского полка Карпинский.
Бар<он> Ган.
8 февраля. Среда
Весь день была метель, и поезда всюду задерживались. Принял четырех представляющихся5. Завтракала графиня Воронцова. Посидел у Алексея и погулял. В 6 ч. принял Добровольского. Занимался. Обедал Дмитрий Шер<еметев> (деж.).
1 Императрица Александра Федоровна в 12 час. 50 мин. принимала статс- даму графиню Елизавету Андреевну Воронцову-Дашкову (1845—1924), вдову покойного наместника Кавказа, — она была приглашена к завтраку царской семьи.
2 В камер-фурьерском журнале за этот день сообщается, что императрица Александра Федоровна с 2Уг час. принимала: «статс-даму Нарышкину, г-жу Раеву (супругу обер-прокурора Святейшего Синода) и г-жу Половцову (супругу товарища министра иностранных дел)» (Николай II накануне отречения... С. 69).
Раева Софья Георгиевна исполяла обязанности директрисы высших женских историко-литературных курсов.
Половцова Елизавета Августовна — супруга товарища министра иностранных дел.
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в этот день в своем дневнике: «Вот я снова в Царском, 17° и ветер свирепый. Настоящее бедствие. Император принял генерала, приехавшего из армии. Разговор: "Какое впечатление на вас произвел Петроград? — Много толков, но, к несчастью, среди разговоров много верного. Следовало бы жить в мире с Думой и отставить Протопопова". Император горячо воскликнул: "Никакой возможности жить в мире с Думой, я сам виноват, я их слишком распустил. Мои министры мне не помогали. Протопопов один мне поможет сжать их в кулак (показал сжатый кулак)". Резко отпустил, не владея собой. Обедала у Бенкендорфов. Из чужих никого. У нас опасения насчет Думы».
125


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
На следующий день она продолжила запись: «Видела вчера императрицу, пред приемом дам у нее завтракала графиня Воронцова. Хотят иметь добрые отношения с М. (Очевидно, имеется в виду брат царя Михаил. — В.Х.) Я оставалась у нее недолго; по-моему, она выглядит хорошо» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 4 об.).
3 По свидетельству А.А.Вырубовой, гахам и раньше посещал с визитами царскую семью, а также встречался с цесаревичем: «В августе (1916 г. —
В.Х.) из Крыма приехал гахам караимский. Он представлялся Государыне и несколько раз побывал у наследника, который слушал с восторгом легенды и сказки, которые гахам ему рассказывал. Гахам первый умолял обратить внимание на деятельность сэра Бьюкенена и на заговор, который готовился в стенах посольства с ведома и согласия сэра Бьюкенена. Гахам раньше служил по Министерству иностранных дел в Персии и был знаком с политикой англичан. Но Государыня отвечала, что это сказки, так как Бьюкенен был полномочный посол короля Английского, ее двоюродного брата и нашего союзника. В ужасе она оборвала разговор» (Фрейлина Ее Величества... С. 165—166).
4 Императрица Александра Федоровна принимала командира л.-гв. 4-го стрелкового Императорской фамилии полка флигель-адъютанта свиты генерал-майора Михаила Николаевича Скалона; Крымского конного Ее Величества полка прапорщиков барона Гана и Николая Викторовича Карпинского.
5 В камер-фурьерском журнале записано: «От 1VA час. утра Государю императору имели счастье представляться член Государственного совета генерал от кавалерии Остроградский, московский губернский предводитель дворянства в должности шталмейстера действительный статский советник Базилевский, командир л.-гв. Гусарского Его Величества полка Свиты генерал-майор Левшин и Луцко-Житомирский Римско-Католический епископ суффраган Годлевский» (Николай II накануне отречения... С. 68).
Базилевский вручил Николаю II резолюцию Московского дворянского собрания.
Февраль 9го. Четверг -8°.
[Генерал-адъютант] Георг<ий> Лейхтенбергский.
Завтракала в постели. Затем поднялась наверх кАл<ексею>. А<ня> [Вырубова].
4 	ч. Гр<аф> Ростовцев1.
Калинин2.
126


ФЕВРАЛЬ 1917
После обеда читала Бэби. А<ня> [Вырубова].
-17°.
9 февраля. Четверг
С 10 ч. принял Гурко, Мамонтова и Раева. Погулял четверть часа. Завтракал Георгий Мих<айлович>3, вернувшийся из объезда армий в течение трех месяцев. Сделал прогулку с Марией. В 6 час. принял Протопопова. Весь вечер читал.
1 Императрица Александра Федоровна принимала своего секретаря графа Якова Николаевича Ростовцова (1865—?).
2 В 6 час. 10 мин. Николай II принял министра внутренних дел А.Д.Протопопова, а от 7 час. 55 мин. министр был принят императрицей Александрой Федоровной.
Камердинер императрицы А.А.Волков позднее писал в своих воспоминаниях: «В феврале 1917 года прошли слухи о том, что что-то в Петрограде подготовляется. Государь почти постоянно находился в Ставке и только изредка приезжал в Царское.
Возникли забастовки. С докладом к императрице стал часто приезжать Протопопов. Однажды, после приема, он вышел от императрицы, зашел ко мне в дежурную комнату и сказал: "Как будто начинается революционное брожение. Но мы успокоим" (В о л ков А.А. Около царской семьи. М., 1993. С. 63).
3 В 1 час Николай II завтракал с дочерьми и великим князем Георгием Михайловичем. Императрица Александра Федоровна кушала отдельно.
А.И.Спиридович писал об этом: «9-го числа у императора был с докладом и завтракал великий князь Георгий Михайлович, вернувшийся из объезда в течение трех месяцев армий. Он знал о пессимистическом взгляде на происходящее своих братьев великих князей Николая Михайловича и Сергея Михайловича. Много слышал он на фронте от Брусилова и других генералов. Князь доложил, что некоторые из высших начальников считают желательным дарование реформ, что все с уважением относятся к Государственной думе» (Сп иридович А.И. Указ. соч. С. 480).
Февраль 10го. Пятница -17°.
[Флигель-адъютант] Линевич.
Сандро 1%—3 [часа]1, затем встала и поднялась к Ольге и Ал<ек-
127


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ IIVI ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
сек». А<ня> [Вырубова]2. (Ольга3 — воспаление средн<его> уха, выделения).
5 	ч. Миша4.
73/4 [часов]. Щегловитов5.
8 ч. [Обед:] Линевич.
А<ня> [Вырубова].
-17°.
10 февраля. Пятница
В 10 час. у меня был кн. Голицын. Погулял. Принял пять генералов и затем Войновского-Кригера6. Завтракал и обедал Линевич7 (деж.). В 2 часа приехал Сандро и имел при мне в спальне разговор с Алике. Гулял с Марией; у Ольги заболело ухо. До чая принял Родзянко8. Миша пил чай. Затем принял ГЦегловитова. Вечером занимался до 11 час.
1 Имеется в виду великий князь Александр Михайлович.
В камер-фурьерском журнале в этот день сделана запись: «Ее Величество кушала отдельно в 1 персону, а от 1 час. 50 мин. изволила принимать великого князя Александра Михайловича» (Николай II накануне отречения... С. 70).
Царская чета имела в эти дни несколько деловых встреч с великими князьями на предмет результатов их командировок по определенным заданиям. Так, Кирилл Владимирович докладывал императору о результатах поездки на Мурман и в Архангельск, великий князь Георгий Михайлович сообщил императору о трехмесячной инспекционной поездке по фронтам, о том же докладывал великий князь Павел Александрович — генерал от кавалерии, инспектор войск гвардии.
Иной характер носила встреча 10 февраля с великим князем Александром Михайловичем, который давно добивался аудиенции лично у императрицы Александры Федоровны. Вот как эту встречу описывает сам великий князь: «Я вошел бодро, Алике лежала в постели в белом пеньюаре с кружевами. Ее красивое лицо было серьезно и не предсказывало ничего доброго. Я понял, что подвергнусь нападкам. Это меня огорчило. Ведь я собирался помочь, а не причинить вред. Мне так же не понравился вид Ники, сидевшего у широкой постели. В моем письме к Алике я подчеркнул слова: "Я хочу Вас видеть совершенно одну, чтобы говорить с глазу на глаз". Было тяжело и неловко упрекать ее в том, что она влечет своего мужа в бездну в присутствии его самого.
Я поцеловал ее руку, и ее губы едва прикоснулись к моей щеке. Это было самое холодное приветствие, с которым она когда-либо встречала меня с первого дня нашего знакомства в 1893 году. Я взял стул, придвинул его близко к кровати и сел против стены, покрытой
128


ФЕВРАЛЬ 1917
бесчисленными иконами и освещенной голубыми и красными лампадами.
Я начал с того, что, показав на иконы, сказал, что буду говорить с Алике как на духу. Я кратко обрисовал общее политическое положение, подчеркивая тот факт, что революционная пропаганда проникла в гущу населения и что все клеветы и сплетни принимались им за правду.
Она резко перебила меня:
— Это неправда! Народ по-прежнему предан царю. (Она повернулась к Ники.) Только предатели в Думе и в петроградском обществе мои и его враги.
Я согласился, что она отчасти права.
— Нет ничего опаснее полуправды, Алике, — сказал я, глядя ей прямо в лицо. — Нация верна царю, но нация негодует по поводу того влияния, которым пользовался Распутин. Никто лучше меня не знает, как Вы любите Ники, но все же я должен признать, что Ваше вмешательство в дела управления приносит престижу Ники и народному представлению о самодержце вред. В течение двадцати четырех лет, Алике, я был вашим верным другом. Я и теперь ваш верный друг, но на правах такового я хочу, чтобы Вы поняли, что все классы населения России настроены к Вашей политике враждебно. У Вас чудная семья. Почему же Вам не сосредоточить Ваши заботы на том, что дает Вашей душе мир и гармонию? Предоставьте Вашему супругу государственные дела!
Она вспыхнула и взглянула на Ники. Он промолчал и продолжал курить.
Я продолжал. Я объяснил, что, каким бы я ни был врагом парламентарных форм правления в России, я был убежден, что если бы Государь в этот опаснейший момент образовал правительство, приемлемое для Государственной думы, то этот поступок уменьшил бы ответственность Ники и облегчил его задачу.
— Ради Бога, Алике, пусть Ваши чувства раздражения против Государственной думы не преобладают над здравым смыслом. Коренное изменение политики смягчило бы народный гнев. Не давайте этому гневу взорваться.
Она презрительно улыбнулась.
— Все, что Вы говорите, смешно! Ники — Самодержец! Как может он делить с кем бы то ни было божественные права?
— Вы ошибаетесь, Алике. Ваш супруг перестал быть Самодержцем 17 октября 1905 года. Надо было тогда думать о его "божественных правах". Теперь это — увы — слишком поздно! Быть может, через два месяца в России не останется камня на камне, что бы напоминало нам о Самодержцах, сидевших на троне наших предков.
Она ответила как-то неопределенно и вдруг возвысила голос. Я последовал ее примеру. Мне казалось, что я должен изменить свою манеру говорить.
— Не забывайте, Алике, что я молчал тридцать месяцев, — кричал я в страшном гневе. — Я не проронил в течение тридцати месяцев ни слова
129


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
о 	том, что творилось в составе нашего правительства или, вернее говоря, вашего правительства. Я вижу, что Вы готовы погибнуть вместе с Вашим мужем, но не забывайте о нас! Разве все мы должны страдать за Ваше слепое безрассудство? Вы не имеете права увлекать за собою ваших родственников в пропасть.
— Я отказываюсь продолжать этот спор, — холодно сказала она. — Вы преувеличиваете опасность. Когда Вы будете менее возбуждены, Вы сознаете, что я была права.
Я встал, поцеловал ее руку, причем в ответ не получил обычного поцелуя, и вышел. Больше я никогда не видел Алике» (Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний. М., 1991. С. 222—224).
Великий князь Александр Михайлович 14 февраля 1917 г. в письме своему старшему брату Николаю Михайловичу, находившемуся в то время в имении Грушевка, сообщал следующие детали прошедшего неудачного свидания с императрицей Александрой Федоровной: «В Петрограде провел вместо четырех дней шесть, причина — моя решимость во что бы то ни стало видеть А<ликс>, дело в том, что, проезжая через Ц<арское Село, я оставил письмо А<ликс> и в очень милых выражениях просил назначить мне время для разговора, причем просил меня не торопить, так как разговор будет длинный, через сутки получил приглашение приехать в Ц<арское> в три часа, но благодаря нашей общей неразберихе меня пригласили на заседание конференции за три часа, и я через 0<льгу> Н<иколаевну> просил меня извинить и назначить другой день. Мне назначили четверг, но в последний момент дали знать, что больны и принять меня не могут. В тот же день к завтраку у Государя был Георгий [Михайлович], которому он передал, что А<ликс> из-за болезни не может меня принять и что я могу возвращаться в Киев, но так как я накреп, то тотчас же написал второе письмо А<ликс>, в котором убеждал ее меня принять и уверял, что гораздо важнее ей видеть меня, чем мне возвращаться в Киев. В результате утром через Татьяну меня позвали в два с четвертью... Ники встретил меня очень мило и тотчас же провел к А<ликс> в спальную, где она лежала. Я был допущен к руке, причем выражение лица было ледяное, сначала мне было сказано, что ее сердце всегда для всех открыто, что я сам не хотел с ней говорить, что когда я приезжаю в Петроград, то никогда у нее не бываю, правда, это было три раза. Я взял вину на себя, но прибавил, что всегда чувствую, хотят со мной говорить или нет. Затем просил разрешения говорить как на духу и верить, что, говоря, я не преследую никаких личных целей, и что то, что я буду говорить, идет из глубины моей души, и что моя единственная цель — помочь ей и Ники. К сожалению, программа моего разговора была нарушена приходом Ники, так что всю часть разговора о душе и о том, что она должна чувствовать душою, где правда, и что я по всему вижу, что она душою не живет, пришлось отстаивать, и я прямо приступил к выяснению теперешнего положения России и тех мер, которые следует немедленно принять, чтобы спасти Россию и свой престол. Говорил я долго, полтора часа, за¬
130


ФЕВРАЛЬ 1917
тронул положительно все вопросы, на все встречал ее возражения, не выдерживающие ни малейшей критики; она находится в полнейшем и неизлечимом заблуждении, главные ее аргументы были, что надо всех привести в порядок, всех поставить на свое место, что все суются не в свое дело, что надо терпение, дать настоящему правительству время и все в этом роде. Я ей доказывал, что терпения у нас масса, что правительство, не пользующееся доверием и состоящее из лиц, не идущих навстречу нуждам и желаниям народным, не может ничего сделать, что настроение увеличивается, что недовольство растет, что нельзя править и рассчитывать на одну полицию и т.п. Ничего не помогало. Я прочел им громко мое письмо, которое я хотел послать Ники, но передал ему лично, после прочтения дополнял все мои положения долгими доказательствами, уверял, что мое письмо отражает настроение громадного большинства. Ничего не помогало. На ее лице все время было выражение, которое выражало сожаление и уверенность в моем заблуждении. Ники принимал совершенно пассивное участие в разговоре, изредка вставлял свои возражения, но без убеждения. С другой стороны, она все говорила, горячась и торопясь, я не оставил ни одного ее возражения без моего. Ники был третьим лицом, в присутствии которого обсуждались его действия, он больше занимался своей черкеской, поправлял полы, но слушал. Обстановка спальни, три стены, полные образов от потолка до полу, лампадки, молельня, какое-то капище со всеми атрибутами православия при полном отсутствии души; ни разу за все время разговора не было на ее лице приятного выражения, которое иногда у нее бывает: все время плотно сжатые губы и такое, так сказать, злое выражение лица. После разговора с ней и прощанием, самым холодным, прямо полярный лед, пошли с Ники в другую комнату, и там я еще говорил с ним с 20 минут, стараясь убедить в необходимости увольнения Протоп<опова>, он мне говорил, что все ему говорили то же, что я: и Родзянко, и Клопов, и Миша, и я прибавил все многочисленные резолюции дворян и т.д., но, по-видимому, все это на него не производит ни малейшего впечатления, он находится под ее влиянием вполне и безнадежно. Разговор с А<ликс> произвел на меня крайне тяжелое впечатление, нечего надеяться чего-нибудь достигнуть и у него тоже, они уступят только силе, в этом нет никакого сомнения, это какое-то фатальное и непонятное заблуждение. В тот же день был у Ники Миша и потом Родзянко, оба говорили в том же духе, последним был Щеглови- тов и, вероятно, стер начисто следы, если они остались, от наших разговоров. Родзянко был у меня в субботу, он говорит, что прием в этот раз был очень немилостивый и на него Ники произвел впечатление, как будто он над ним издевался. Резюме: ждать добра из Ц<арского Села> нельзя, и вопрос стоит так: или сидеть сложа руки и ждать гибели и позора России, или спасать Россию, приняв героические меры. Положение безвыходное, такое, в котором Россия никогда не находилась, и вот люди, любящие Россию, стоят на перепутье и думают, как поступить, первый раз в жизни приходится думать, как далеко связывает данная присяга. В об¬
131


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
щем, это какой-то кошмар, выхода из которого не вижу. Что касается дела Д<митрия> П<авловича> и Ф<еликса>, то все идет, как я предполагал, и на днях оно будет окончено и предано забвению, видел Степанова, и он того же мнения... В разговоре с А<ликс> и Н<ики> я также затронул два вопроса, которые выдвигает Прот<опопов>: отчуждение земель помещиков в пользу крестьян и равноправие евреев. Типично, что на эти вопросы А[ликс] не возражала, но он первое отрицал, а второе как-то замялся и ответил, что равноправие только в смысле расширения черты оседлости, я, как мог, сильно возражал и говорил, что никакого расширения или дарования новых прав евреям немыслимо, нельзя давать милость именно той народности, которую русский народ еще больше ненавидит вследствие отрицательного отношения к войне и сплошного предательства; характерно то, что А<л икс> не протестовала, ясно, что такие проекты существуют. Зная положение, которое А<ликс> отстаивает, — царь и народ, я старался ей доказать, что, во-первых, народ не тот, даже трудно провести границу, где начинается народ и кончается другой класс, а во-вторых, народ нужно вести и, следовательно, необходимо еще другое сословие, которое повело бы народ за них, в противном случае явятся вожаки, которые поведут его против них. Она все настаивала, что народ им предан и что она имеет много этому доказательств, причем откинулась на подушку и закатила глаза. Единственный вопрос, на котором мы с ней сошлись, — это свобода прессы при самых строгих законах, карающих за клевету, здесь она обратилась к Н<ики> и говорила: "Я тебе всегда говорила, что нужно издать такой закон". Весь разговор происходил по-английски. Из интересных людей, в Петрограде, я видел Гурко (член Гос. совета. — В.Х.) и Гучкова, первый состоит председателем авиационной комиссии особого совещания, а второй — член того же совещания, конечно, с обоими говорили о вопросах дня; я им прочел мое письмо Н<ики>, и они оба сказали, что в данный момент под этим письмом подписались бы и крайние правые и левые. Общий вывод, что надо действовать, но как — вот вопрос. Из семейства видел только Кирилла и его жену [Даки, великая княгиня Виктория Федоровна], вторая рассуждает весьма здраво, первый только мотает головой и авторитетно соглашается. Сергей [Михайлович] на все соглашается со мной, но собственных мнений не выражает и мер не предлагает, он махнул на все рукой и только ведет свое артиллерийское дело. Да, я усиленно настаивал на скорейшем возвращении Ники в Ставку, причем она вмешалась в разговор и уверяла, что он не мог ехать теперь, так как надо было устроить дела в Петрограде. Говорено было много, и все написать очень трудно, но в общем ты схватываешь, в чем дело и как безнадежно положение, я нарочно не затрагивал вопроса ни о тебе, ни о Д<митрии> и Ф<еликсе>, не хотел вмешивать ничего личного. Миша тоже не видит никакого выхода, кроме высылки ее в Ливадию, но вопрос, как это сделать, он никогда на это не решится, да и она не поедет. Буду уговаривать Мама ехать в Ставку, когда Н<ики>туда приедет, следует попытать и это средство, хотя убежден, что ничего из этого не
132


ФЕВРАЛЬ 1917
выйдет. О Думе тоже говорили, я все настаивал на невозможности править без Думы, что нужно опираться на блок, но это ни к чему, так как у них явное желание Думу распустить. Да, еще говорил о провокации, о том, что Прот<опопов> хочет непременно вызвать беспорядки в рабочей среде, причем Н<ики> сказал, да, я уверен, что это так, прямо непонятно. Говорить можно с людьми нормальными, а с такими, у которых чего-то не хватает и при этом главного — здравого смысла, невозможно. Добровольский мне говорил, что он и несколько еще человек уговаривали Прот<опопова> уйти, но он все повторяет, что "я не могу его оставить". Голицын дважды просил его уволить или Протоп<опова>, но получил приказание оставаться, ведь это такой сумбур, что прямо ужас. В морском уставе, который, как ты знаешь, весьма строгий и командиру дана власть самодержца, есть статья, что если командир сойдет с ума, то офицеры могут его арестовать, причем это обставлено кое-какими формальностями. Вот Россия находится сегодня в состоянии корабля, которым командует сумасшедший. В день отъезда я написал А<ликс> письмо, в котором говорю, что глубоко огорчен, что мой разговор не привел положительно ни к чему, что я повторяю, что все, мною сказанное, есть не мое личное мнение, а мнение громадного большинства, что когда я шел к ней, то надеялся найти в ней союзника, чтобы убедить Н<ики> взять единственно возможный и правильный курс, но она моего голоса не слышала и что, если будет нужно, я ей буду писать. Что меня приводит в полное отчаяние, это факт совершенного отсутствия в душе сознания, как у него, так и у нее, при этих условиях нельзя ожидать, чтобы они когда-либо услышали или поняли слово правды. Я глубоко верующий человек, и все основано на развитии в душе сознания и на голосе души, и только живущие душою могут понять все великое учение Христа и воспринять его, оно было дано Христом только для душ, а духовенство веками извратило это высшее из учений и все применило к телу, результат налицо, мы видим человечество, в смысле душевном, на самой низкой ступени развития, великие заветы Христа, так сказать, скользят по поверхности и душ не достигают. Одна из моих задач, когда я решил иметь разговор с А<ликс>, была именно убедиться, что души у нее нет или, скорей, что она не слышит голоса душевного, к сожалению, я в этом убедился, хотя, когда я шел к ней, у меня был луч надежды, что все же душа ее говорит. Теперь я окончательно убедился, что душа у нее молчит и вовсе не развита, при этих условиях нет надежды на спасение, и у него то же самое. Для них положение драматическое, все атрибуты православия налицо, вся техника этой религии в полном ходу, но главного — души — нет и следа, вот это меня окончательно убило. Когда получишь это письмо, прошу, телеграфируй: благодарю письмо, без всяких комментарий. Мне так было совестно перед иностранцами (конференция), все они воочию убедились в ужасающей неразберихе, прямо больно и невыносимо тяжело, и все это нужно терпеть во имя чего, право, не знаю. Еду в Киев, и вот на трехсотверстном перегоне уже пять часов опоздания. Железно¬
133


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
дорожный вопрос обострился до крайности, мы накануне катастрофы, ни угля, ни продовольствия больше нет, живем изо дня в день, все доведено до полного расстройства, и наверху нет власти, есть отчего с ума сойти, а там как с гуся вода, полная слепота и покорность Богу, т.е. в данном случае какой-то злой силе, иначе я не могу себе объяснить полную слепоту и глухоту.
Надеюсь, твое здоровье хорошо, пришли несколько слов в ответ с моим нарочным.
Твой Сандро» (РГИА. Ф. 549. On. 1. Д. 1067. Л. 2—4 об. Опубликовано: Российский Императорский Дом. М., 1992. С. 186—188).
2 А.А.Вырубова оказалась свидетелем этой встречи, о чем позднее поведала в своих воспоминаниях: «В то же время великий князь Александр Михайлович писал письмо за письмом, требуя свидания с императрицей для личных объяснений. Писал он и великой княжне Ольге Николаевне о том же. Императрица сперва не хотела принять его, зная, что начнется разговор о политике, Распутине и т.д. Кроме того, она заболела. Так как великий князь настаивал на свидании, то Государыня приняла его, лежа в кровати. Государь хотел быть в той же комнате, чтобы в случае неприятного разговора не оставить ее одну. Дежурным был в тот день флигель-адъютант Линевич. После завтрака он остался с великой княжной Татьяной Николаевной в кабинете императрицы, в соседстве со спальней Государыни, во время приема Их Величествами великого князя на тот случай, если бы ему понадобилось кинуться на помощь Государыне: так обострились отношения великих князей к Ее Величеству. Нового великий князь ничего не сказал, но потребовал увольнения Протопопова, ответственного министерства и устранения Государыни от управления государством. Государь отвечал, что, пока немцы на русской земле, он никаких реформ проводить не будет. Великий князь ушел чернее ночи и, вместо того чтобы уехать из дворца, отправился в большую библиотеку, потребовал себе перо и чернила и сел писать письмо... Великий князь писал долго. Окончив, он передал письмо на имя великого князя Михаила Александровича и отбыл» (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. С. 285).
3 Позднее П.Савченко писал: «В начале февраля 1917 года великая княжна Ольга Николаевна была больна воспалением уха, и вся семья обычно собиралась у нее в детской; там же играл с Наследником приехавший к нему в гости кадет 1-го корпуса, подозрительно кашлявший и на другой день заболевший корью. Дней через десять этой же болезнью и в сильной форме заболели великая княжна Ольга и ее любимец Наследник. Болезнь протекала весьма бурно, при температуре 40,5°» (Савченко П. Русская девушка. М., 2001. С. 43).
4 Великий князь Михаил Александрович в этот день записал в своем дневнике: «Я принял в Алек<сандровском> дв<орце> Юзефовича по де¬
134


ФЕВРАЛЬ 1917
лам. Затем пил чай у Ники, после кот<орого> имел с ним разговор» (ГА РФ. Ф. 668. Оп. 1.Д. 136. Л. 41).
Великий князь Михаил Александрович в разговоре с братом сообщил, что в Ставке выражают неудовольствие его длительным отсутствием. Более подробно об этом написала А.А.Вырубова в своих воспоминаниях: «19-го или 20 февраля к Государю приехал великий князь Михаил Александрович и стал доказывать ему, что в армии растет большое неудовольствие по поводу того, что Государь живет в Царском и так долго отсутствует из Ставки. После этого разговора Государь решил уехать. Недовольство армии казалось Государю серьезным поводом спешить в Ставку, но одновременно он и Государыня узнали о других фактах, глубоко возмутивших их. Государь заявил мне, что он знает из верного источника, что английский посол, сэр Бьюкенен, принимает деятельное участие в интригах против Их Величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с великими князьями. Государь добавил, что он намерен послать телеграмму королю Георгу с просьбой воспретить английскому послу вмешиваться во внутреннюю политику России, усматривая в этом желание Англии устроить у нас революцию и тем ослабить страну ко времени мирных переговоров» (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. С. 287).
Разговор между братьями о недовольстве в Ставке в самом деле состоялся, но дату А.А.Вырубова явно перепутала, так как Михаил Александрович последний раз посещал Александровский Царскосельский дворец 22 февраля, а предыдущий — 10 февраля.
5 В камер-фурьерском журнале за этот день записано: «От 6 час. Его Величество, а от 7 час. 40 мин. Ее Величество изволили принимать Председателя Государственного совета Щегловитова» (Николай II накануне отречения... С. 70).
6 В камер-фурьерском журнале записано: «От 10 час. утра Государь император изволил принимать Председателя Совета Министров князя Голицына, а от 1VA час. Его Величеству имели счастье представляться: Свиты генерал-майор князь Барятинский, Командир 1-й бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии Свиты генерал-майор Княжевич 2-й, состоящий в резерве чинов Киевского военного округа генерал-лейтенант Шульман, командующий 12-й кавалерийской дивизией Свиты генерал-майор барон Маннергейм и начальник Николаевского артиллерийского училища генерал-майор Промтов; затем Его Величество принимал управляющего Министерством путей сообщения Войновского-Кригера» (Там же. С. 69—70).
Барятинский Анатолий Владимирович (1871—1924) — князь, генерал-майор Свиты императора.
Княжевич Дмитрий Максимович (1874—1918) — генерал-майор Свиты императора.
Шульман, фон Сергей Николаевич (1869—1927) — генерал-лейтенант.
Маннергейм Карл Карлович (1867—1951) — барон, генерал-майор Свиты императора.
Промтов Михаил Николаевич (1857—1951) — генерал-майор.
135


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
7 «В 1 час Его Величество завтракал с августейшими дочерьми и дежурным флигель-адъютантом Линевичем в 6 персон» (Там же. С. 70).
8 «От 4 час. 25 мин. Его Величество принимал Председателя Государственной думы Родзянко и великого князя Михаила Александровича» (Там же).
У Николая II 10 февраля 1917 г. был еще один официальный прием, традиционный накануне открытия Государственной думы, он принял М.В.Родзянко, который все добивался «ответственного министерства». Эта деловая встреча, как показали дальнейшие события, имела большое значение для судеб династии. В своих воспоминаниях М.В.Родзянко позднее рассказывал: «Необычайная холодность, с которой я был принят, показала, что я не мог даже, как обыкновенно, в свободном разговоре излагать свои доводы, а стал читать написанный доклад. Отношение Государя было не только равнодушное, но даже резкое. Во время чтения доклада, который касался плохого продовольствия армии и городов, передачи пулеметов полиции и общего политического положения, Государь был рассеян и наконец прервал меня:
— Нельзя ли поторопиться? — заметил он резко. — Меня ждет великий князь Михаил Александрович...
По поводу передачи пулеметов царь равнодушно заметил:
— Странно, я об этом ничего не слыхал...
А когда я заговорил о Протопопове, он раздраженно спросил:
— Ведь Протопопов был Вашим товарищем председателя в Думе... Почему же теперь он Вам не нравится?
Я ответил, что с тех пор, как Протопопов стал министром, он положительно сошел с ума...
При упоминании об угрожающем настроении в стране и возможности революции царь прервал:
— Мои сведения совершенно противоположны, а что касается настроения Думы, то если Дума позволит себе такие же резкие выступления, как в прошлый раз, то она будет распущена.
Приходилось кончать доклад:
— Я считаю своим долгом, Государь, высказать Вам мое личное предчувствие и убеждение, что этот доклад мой у Вас последний.
— Почему? — спросил царь.
— Потому что Дума будет распущена, а направление, по которому идет правительство, не предвещает ничего доброго... Еще есть время и возможность все повернуть и дать ответственное перед палатами правительство. Но этого, по-видимому, не будет. Вы, Ваше Величество, со мной не согласны, и все останется по-старому. Результатом этого, по-моему, будет революция и такая анархия, которую никто не удержит.
Государь ничего не ответил и очень сухо простился» (Родзянко М.В. Крушение империи. С. 212—213).
136


ФЕВРАЛЬ 1917
Февраль 11го. Суббота -14°.
[Флигель-адъютант] Петровский.
12—1 [час]. С Ольгой и Алексеем.
1 ч. [Завтрак:] Петровский.
2 ч. Ген<ерал> Маннергейм1.
21Л [часа]. Ген<ерал> Мосолов.
2ХА [часа]. Шт<абс-> кап<итан> л.-гв. 3-го Стр<елкового> п<олка> Кикнадзе.
Пор<учик> XI Особ<ого> П<ехотного> п<олка> Якубов. Вет<еринарный> врач 40-го обозн<ого> бат<альона>, колл<ежс- кий> асес<сор> Соболевский.
23Л [часа]. М-me Зизи [Нарышкина].
Сидела с Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова]. Гахам, затем —с Ольгой.
5 ч. Соня Ден.
8 ч. [Обед:] Петровский.
Читала Ал<ексею>. — Осльгах А<ня> [Вырубова].
-1°.
11 февраля. Суббота
В 10 час. принял Маркова по финлянд<ским> делам. Погулял полчаса; опять была метель при 8°мороза. В 11 ч. Принял Беляева, затем гр<афа> Нирода2. Пошел наверх к Ольге и Алексею, кот<орые> днем лежали в одной комнате. Завтракал и обедал Петровский (деж.). Он сопровождал Георгия [Михайловича] в его поездке. Принял гахама караимов Шапшала из Евпатории3. Погулял с Марией. Соня Ден пила чай. Маклаков был у меня4 до 6/4 ч. Поехал ко всенощной с Т<атьяной>, М<арией> и А<настасией>. Вечером долго читал.
1 	В камер-фурьерском журнале за этот день записано: «Ее Величеству имели счастье представляться Свиты генерал-майор барон
Маннергейм, генерал-лейтенант Мосолов и выздоровевшие от ран
штабс-капитан л.-гв. 3-го Стрелкового Его Величества полка Кикнадзе 2-й, поручик XI Особого Пехотного полка Якубов и ветеринарный врач 40-го обозного батальона коллежский асессор Соболевский, затем Ее Величество принимала статс-даму Нарышкину» (Николай II накануне отречения... С. 70).
Е.А.Нарышкина об этом написала в своем дневнике: «Была вызвана к императрице; нашла, что у нее плохой и утомленный вид. Оставалась недолго; она была достаточно сердечна, но видно, что мысли ее в другом мес-
137


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
те. Я сказала, что хотела бы поехать в Петроград на более продолжительное время. Отговею с ними, если Господь сподобит. Вижу, что это будет очень хорошо: нет недовольства, но положение более или менее определилось. У меня была Катуся (княгиня Екатерина Петровна Васильчикова. — В.Х.); я ей сказала, что она не должна была писать (императрице) и, в особенности, устраивать демонстрацию, которая ни к чему не привела. Видела Мосолова, вернувшегося из Бухареста. Их Величества согласились пригласить весной королевскую чету; они там в ужасном положении» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 5).
2 В камер-фурьерском журнале далее читаем: «От 11 час. утра Государь император изволил принимать министра, статс-секретаря Великого княжества Финляндского Маркова, а от WA час. — военного министра Беляева и помощника министра Императорского Двора графа Нирода» (Николай II накануне отречения... С. 70).
Марков Владимир Иванович (1859—?) — генерал-лейтенант, министр, статс-секретарь Великого княжества Финляндского.
Нирод Михаил Евстафьевич (1852—1930) — граф, обер-егермейстер Высочайшего Двора, помощник министра Императорского Двора (1915— 1917).
3 «От 2 час. Его Величеству имел счастье представляться Таврический и Одесский Караимский гахам Шапшал» (Там же).  44 Еще 9 февраля 1917 г. бывший министр внутренних дел Н.А.Маклаков писал Николаю II, что необходимо покончить, «чего бы то ни стоило», с внутренним врагом, который «давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего» (См.: Мел ь гу н о в С.П. Легенда о сепаратном мире. Канун революции. М., 2006. С. 538). Член Государственного совета Н.А.Маклаков 11 февраля 1917 г. докладывал и передал императору составленный им проект манифеста о закрытии Думы, в котором она обвинялась, что «вступила в борьбу за власть с правительством, преисполненным искреннего желания дружной и совместной с ней работы» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1003. Л. 1—2). И снова Николай II не рискнул распустить Думу, сказав Маклакову, что манифест нужен ему лишь «на всякий случай» (Падение царского режима. Т. 5.
С. 	208). В ноябре 1917 г. истекал срок полномочий IV Государственной думы.
А.И.Спиридович вспоминал: «Горячая кампания, поднятая против проектов Маклакова и Протопопова, возымела успех. Когда 11 февраля Маклаков лично привез Государю проект манифеста о роспуске Государственной думы, тот принял его, но заметил, что вопрос надо обсудить всесторонне. Изменение отношения Государя к Думе было так очевидно, что все говорили, будто император намерен приехать на открытие Государственной думы, чтобы объявить о даровании ответственного министерства. Гово-
138


ФЕВРАЛЬ 1917
рили, что слухи шли от премьера князя Голицына. Вопрос о комбинации правительства — Маклаков и Протопопов — заглох совершенно» (С п и - ридович А.И.Указ. соч. С. 483).
Февраль 12го. Воскрес<енье>
-2°.
[Флигель-адъютант] Козлянинов.
Церковь1.
12 ч. [Завтрак:] Митя2.
Сидела с Ал<ексеем> и Ольгой — его двумя кадетами, Макаровым, А<геевым>3.
Вечером на противоположной стороне, румыны (Гулеско) играли и Лерский декламировал стихи4.
Лили [Ден], Эмма [Фредерикс], Аня [Вырубова], Сандро Л<ейхтенбергский>5, Н.П.[Саблин], Гротен, Линевич, Козлянинов, Кутайсов, Валя [Долгоруков].
12 февраля. Воскресенье
Утром шел снег и мело; днем вышло солнце и стало морознее. Были у обедни, завтракал Митя. Осмотрел дом с трапезною, кот<орый> построен заботами Ломана в старом русском стиле — очень красиво. Погулял с Марией. До чая принял Сергея6. После 6 ч. читал и писал Карлу Норвеж<скому>. Вечер провели на той стороне. Опять играли румыны, и Лерский потешал нас до 12 час.
1 В камер-фурьерском журнале в этот день сделана запись: «В 10 час. 40 мин. утра в Федоровском Государевом соборе в присутствии Их Величеств и великих княжон Татьяны, Марии и Анастасии Николаевн совершалась литургия» (Николай II накануне отречения... С. 71).
2 Имеется в виду великий князь Дмитрий Константинович (1860—1919).
В воспоминаниях князя императорской крови Гавриила Константиновича читаем: «Когда дяденька [великий князь Дмитрий Константинович]
вернулся в Петроград, он, как полагалось, явился к Государю. Это было
в воскресенье, и он был приглашен к обедне в Федоровском соборе в Цар¬
ском Селе, а затем к завтраку. Он стоял на правом клиросе, как и Государь со своей семьей. Их Величества, как всегда, были с ним любезны. Никаких неприятных разговоров о происшедших событиях не было. Государь и Государыня прекрасно знали, что дяденька ни во что не вмешивался, а за-
139


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
нимался своим Дубровским конным заводом. Они также знали, как и все, каким глубоко религиозным человеком он был» (Вел и к и й князь Гавриил Константинович. Указ. соч. С. 217—218 ).
3 Агеев Василий — воспитанник кадетского корпуса, приятель по играм цесаревича Алексея Николаевича. В переписке и дневнике цасаревича часто упоминается как «Глина».
4 В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной от 13 февраля 1917 г. имеется запись: «Вчера было маленькое собрание у Их Величеств, — музыка и декламация. Я не приглашена! Я буду причащаться вместе с ними, чтобы найти мир в моей душе по отношению к ним, — и так как я уже сказала об этом императрице, то потом я перееду в Петроград на месяц» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 5).
В воспоминаниях Ю.А. фон Ден имеются следующие сведения: «В это время Государыня встречалась со многими людьми. Каждый четверг устраивались музыкальные вечера, во время которых я могла видеть наших друзей — офицеров-артиллеристов, флигель-адъютанта Его Величества Линевича, графа Ребиндера и его жену (имевшую несколько карикатурное сходство с императрицей), офицеров со "Штандарта", князя Долгорукова (впоследствии убитого большевиками в Екатеринбурге), госпожу Воейкову, супругу Дворцового коменданта, полковника Гроте- на и многих других.
Во время этих вечеров играл румынский оркестр под управлением знаменитого Гулеску, и Государыня получала настоящее наслаждение, слушая поистине изысканную музыку. В салоне всегда топился огромный камин. Государыня садилась рядом с ним, а сразу за ней, специально для меня, ставили небольшой табурет. Если я приходила после того, как Государыня усаживалась, она с милой улыбкой жестом указывала мне на свободное место.
Однажды вечером, приблизительно за две недели до революции, заняв свое обычное место и слушая румынский оркестр, я заметила, что императрица особенно грустна. Собравшись с духом, я наклонилась вперед и озабоченно прошептала:
— Ваше Величество, почему Вы сегодня так грустны?
Государыня повернулась и посмотрели на меня.
— Почему я грустна, Л или? Я и сама не знаю, но музыка меня угнетает. Надрывает душу.
В тот же вечер Анна Вырубова по своей детской наивности заявила:
— Мы все словно не в своей тарелке. Давайте выпьем шампанского, сразу веселей станет!
Услышав предложение Анны, Государыня рассердилась.
— Нет, — проговорила она. — Государь не любит вино и терпеть не может женщин, которые пьют. Но дело не в том, что он любит и чего не любит; просто люди скажут, что он и сам пьяница.
140


ФЕВРАЛЬ 1917
Здоровье Государыни совсем расстроилось. Заботы усугубили ее сердечную болезнь, однако она продолжала выполнять свои обязанности, не обращая внимания на недуги. Во время официального приема после проводов гвардейцев на фронт императрица мне призналась, что с трудом справляется с нервным напряжением» (Ден Ю. Подлинная императрица. Воспоминания близкой подруги императрицы Александры Федоровны. СПб., 1999. С. 118—119).
А.И.Спиридович писал в воспоминаниях: «5 и 12 февраля царская семья была в гостях у Вырубовой. Были приглашенные, знакомые, играл румынский оркестр "Гулеско", смешил рассказами артист Лерский. Слухи об этих вечерах проникли в Петроград, и была пущена легенда о целых оргиях. Чего только не выдумывали в петроградских гостиных, чтобы облить грязью царский дворец» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 486).
5 А.А.Вырубова так написала об этом в своих воспоминаниях: «На другой день приехал ко мне герцог Александр Георгиевич Лейхтенбергский. Взволнованный, он просил меня передать Его Величеству его просьбу, от исхода которой, по его мнению, зависело единственно спасение царской семьи, а именно: чтобы Государь потребовал вторичной присяги ему всей императорской фамилии. Я ответила тогда, что я не могу об этом говорить с Их Величествами, но умоляла его сделать это лично. О разговоре Государя с герцогом Александром Георгиевичем, одним из самых благородных людей, я узнала от Государыни только то, что Государь сказал Ее Величеству: "Напрасно Сандро так беспокоится о пустяках! Я не могу обижать мою Семью, требуя от них присяги!"» (Верная Богу, Царю и Отечеству... С. 131—132).
6 В 4*/2 часа император принял полевого генерала-инспектора артиллерии великого князя Сергея Михайловича.
Февраль 13го. Понед<ельник>
1-я нед<еля> Вел<икого> Поста -4°.
[Флигель-адъютант] Гр<аф> Замойский.
11/4 [часов]. Церковь (Пещ<ерный> Хр<ам>)а. 1 ч. [Завтрак:] Замойский.
2Уг [часа]. Ген. Абашидзе2.
Сидела с Ал<ексеем>.
ЬУг [часов]. Кн. Голицын.
6 Vi—8 [часов]. Церковь.
А<настасия>. 0<льга>.
А<ня> [Вырубова].
141


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
13 февраля. Начало Великого поста
Хороший нехолодный день. С 10 час. принял: Григоровича, Риттиха3 и Гурко. Последний меня задержал4 настолько, что я опоздал вовсе к службе и пошел наверх к Ольге и Алексею. Завтракал Замойский (деж.) по случаю моего Уланского праздника.
Принял Абациева — командира 6-го Кавк<азского> арм<ейского> корпуса5. Долго гулял. В 6 ч. принял кн. Голицына и поехал в пещерный храм. Вечером читал.
1 В камер-фурьерском журнале в этот день сделана запись: «В 1VA час. в Федоровском Государевом соборе в присутствии Ее Величества и великих княжон Марии и Анастасии Николаевн совершалось Богослужение» (Николай II накануне отречения... С. 71).
2 Возможно, в дневнике допущена неточность и императрица Александра Федоровна принимала не генерала Абашидзе, а генерал-лейтенанта Абациева, который в этот день представлялся на приеме у императора.
После этого приема императрица Александра Федоровна написала записку фрейлине А.В.Гендриковой: «Спасибо, дорогая. Телеграмму послала. Могу видеть Толю (А.И.Барятинского. — В.Х.) завтра в 2 ч. Целую, Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. М., 2001. С. 30—31).
3 Частые встречи министра земледелия с императором были связаны с растущим продовольственным кризисом. А.А.Риттих пошел на скрытое повышение закупочных твердых цен на продовольствие и введение премий за доставку крупных партий. Это разжигало аппетиты производителей и предпринимателей и давало им основание надеяться, что продолжением саботажа в поставках они смогут добиться дополнительных выгод. В январе—феврале 1917 г. продовольственное положение обеих столиц и промышленных центров стало катастрофическим. Петроград и Москва получили лишь 25% запланированных им на эти месяцы поставок, а в отдельные недели они еще сокращались.
Директор Департамента полиции в феврале 1917 г. в своем докладе предупреждал, что «продовольственные затруднения, все более обостряясь, угрожают повлечь за собою весьма серьезные осложнения внутри страны», и предсказывал «массовые стихийные беспорядки, которые могут послужить «поводом к возникновению повсеместных в империи открытых противоправительственных выступлений». (Кризис самодержавия в России. 1895—1917. Л., 1984. С. 646).
4 Генерал В.И.Гурко на военном совещании 4 мая 1917 г. делился воспо¬
минаниями об этом дне и разговоре с императором: «Я расскажу Вам один
142


ФЕВРАЛЬ 1917
эпизод из периода, когда я временно исполнял должность начальника штаба Верховного главнокомандующего.
13 	февраля с.г. я долго убеждал бывшего царя дать ответственное министерство. Как последний козырь я выставил наше международное положение, отношение к нам союзников, указал на возможные последствия, но тогда моя карта была бита» (Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Крушение власти и армии, февраль—сентябрь 1917. М., 1991. С. 310—311).
5 	В камер-фурьерском журнале записано: «От 2!4 час. Его Величеству имели честь представляться бывший военный атташе при Норвежской миссии капитан Рустал и вновь назначенный — капитан Стеффене, а также имел счастье представляться генерал-лейтенант Абациев» (Николай И накануне отречения... С. 71).
Рустал Карл Федорович — бывший военный атташе при Норвежской миссии.
Февраль 14го. Вторник
-5°.
[Флигель-адъютант] Мордвинов.
11/4 ч. Церковь1.
123Л [часов]. [Завтрак:] Мордвинов.
Валя Долгорук<ов>2.
2 	ч. Толя Барятинский3.
Ген. Княжевич (новый улан).
2/4 [часа]. Бризак (сан<итар>брит<анской>санит<арной> службы, полк во Франции).
Ездила с Т<атьяной>4 в моих маленьких санях смотреть постройки А<ни> [Вырубовой].
Сидела с 0<льгой> и Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова]. Ал<ексей> впервые встал с постели.
Церковь5.
8 ч. [Обед:] Мордвинов [и] Н.П.[Саблин]. Читала Ал<ексею>. А<ня> [Вырубова]6.
14 февраля. Вторник
В 10 час. принял Покровского и затем Беляева7. В 11/4 поехали к службе. Погода была мягкая, серая. Принимал после завтрака8 до 3!4. Погулял. Алексей днем встал, Ольга еще лежит. В 6/4 поехали в церковь. Обедали: Мордвинов (деж.) и Н.П.[Саблин]. Занимался до 101А час.
143


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
1 Императрица Александра Федоровна и Николай II с дочерьми Татьяной, Марией и Анастасией присутствовали на богослужении в Федоровском Государевом соборе.
2 Императрица в 1 !4 ч. принимала генерал-майора Свиты императора, гофмаршала Высочайшего Двора князя В.А.Долгорукова.
Г.Шавельский в своих воспоминаниях дал ему следующую характеристику: «Гофмаршал князь В.А.Долгоруков был бесконечно предан Государю. Его честность и порядочность во всех отношениях были вне всяких сомнений. Попал он в Свиту, так сказать, по наследству, так как приходился de jure пасынком, a de facto (как утверждали) — сыном обер-гофмаршалу гр. Бенкендорфу. Профессор Федоров часто говорил, что "Валя Долгоруков — ни к черту не годный гофмаршал". Еще менее он годился для чего-либо иного в Царском Селе: чтобы развлекать Государя — он был слишком скучен и не остроумен; чтобы быть советником — он был слишком прост умом» (Ша- вельский Г.И. Указ. соч. С. 332).
3 Императрице в 2 часа представлялись генерал-майоры Свиты императора: князь Анатолий Иванович Барятинский и Дмитрий Максимович Кня- жевич. В 2Уг часа ей представлялся унтер-офицер французской службы Бризак, служивший в английском санитарном отряде.
4 Императрица вместе с дочерью Татьяной ездила на постройку часовни, которую строила на собственные деньги А.А.Вырубова.
5 В Федоровском Государевом соборе в присутствии императорской четы и их дочерей Татьяны, Марии и Анастасии совершалось богослужение.
6 А.А.Вырубова позднее в своих воспоминаниях передавала тревожную политическую атмосферу, которая сложилась в этот период: «Еще один человек предупреждал о той грозе, которая вскоре разразилась над головами Их Величеств. Это — некий Тиханович, член Союза Русского Народа, который приехал из Саратова. Он стучался повсюду и, не добившись ничего, приехал в мой лазарет; он был совсем глухой. Он умолял меня устроить ему прием у Их Величеств, говоря, что привез доказательства и документы насчет опасной пропаганды, которая ведется союзами земств и городов с помощью Гучкова, Родзянко и других в целях свержения с престола Государя. К сожалению, Государь мне ответил, что он слишком занят, но велел Государыне принять его. После часового разговора с ним Государыня сказала, что она очень тронута его преданностью и искренним желанием помочь им, но находит, что опасения его преувеличены» (Верная Богу, Царю и Отечеству... С. 132).  77 В камер-фурьерском журнале в этот день записано: «От 10 час. 10 мин. утра Государь император изволил принимать дворцового коменданта Воей-
144


ФЕВРАЛЬ 1917
кова, министра иностранных дел Покровского и военного министра Беляева» (Николай II накануне отречения... С. 72).
А.И.Спиридович писал в воспоминаниях: «Как всегда днем между докладами Государь много работал. Присылавшихся и оставляемых министрами докладов было так много в этом месяце, что Его Величество даже ни разу не читал вслух вечером семье, что было для него всегда большим отдыхом. Государь был полон энергии и много работал.
Никакой апатии, о чем так много говорили, особенно в иностранных посольствах, у него не было. Иногда была заметны усталость, особая озабоченность, даже тревога, но не апатия. Много комментировали тогда тот факт, что Государь не приехал на собрание Комитета обороны, что очень обидело Родзянко, и то, что Его Величество отклонил личный доклад вернувшейся из Румынии великой княгини Виктории Федоровны.
Что руководило первым обстоятельством — неизвестно, второе же обстоятельство — тем, что у Государя только что прошли совещания приезжавших принца Кароля, Братиано с Гурко и министрами. Его Величеству все было ясно относительно Румынии. Играли роль, конечно, и натянутые отношения с возглавлявшей "Владимировичей" великой княгиней Марией Павловной. В середине февраля княгиня Мария Павловна сочла за лучшее уехать на Кавказ. Но до дворца доходили слухи, что и взгляды великой княгини Виктории Федоровны не были в пользу императрицы. Отклонив личный доклад, Государь просил прислать письменный, что и было исполнено.
На этот доклад Государь ответил великой княгине Виктории Федоровне очень любезным личным письмом. Государь писал, что он по-прежнему любит великого князя Кирилла Владимировича и его братьев, безусловно верит им и не сомневается в их преданности ему. Я слышал об этом лично от великой княгини Виктории Федоровны. Пересказав это, она прибавила, что это историческое письмо сохранилось как реликвия в их семье даже при большевиках» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 486—487).
8 	Далее в камер-фурьерском журнале записано: «От 2 час. имели счастье представляться Его Величеству английской службы полковник Нор- тон-Гриффиц, Свиты генерал-майор граф Ферзен, командир 2-го лейб-улан- ского Курляндского императора Александра III полка полковник Муханов и инженер-полковник Яковлев» (Николай II накануне отречения... С. 72).
Февраль 15го. Среда -6°.
[Флигель-адъютант] Гр<аф> Воронцов.
11/4 [часов]. Церковь1.
Завтрак2. Георгий [Михайлович], Сашка Вор<онцов>.
145


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2Va [часа]. Д<окто>р Адеевский3.
2!4 ч. Гр<аф> Апраксин.
Сидела с 0<льгой> и Ал<ексеем>. А<ня> [Вырубова]. 6/4 [часов]. Церковь4.
8 ч. [Обед:] Сашка В<оронцов>.
А<ня> [Вырубова].
15 февраля. Среда
У меня сразу сделался сильный насморк. В 10 час. принял ген<ерал>-ад<ъютанта> Безобразова5. В 11!4 час.— к обедне. Завтракал и обедал Сашка Воронцов (деж.). Принимал и осматривал собрание рисунков и фотографий военной трофейной комиссии6 до 3!4. Погулял. Погода была мягкая. Сегодня прибыл из Измаила батальон Гвар<дейского> Экипажа7 и расположился в Александровке. В 6 ч. принял А.С.Боткина. Вечером занимался.
1 В Федоровском Государевом соборе в присутствии Их Величеств и великих княжон Марии и Анастасии Николаевн совершалось богослужение.
2 На завтраке в 12Va ч. присутствовали великий князь Георгий Михайлович и флигель-адъютант граф Александр Илларионович Воронцов-Дашков.
3 Императрица Александра Федоровна принимала старшего врача санитарного своего имени поезда статского советника Андрея Александровича Авдеевского и гофмейстера Высочайшего Двора графа Петра Николаевича Апраксина.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной 15 февраля 1917 г. записано: «В газетах отчеты о думских речах. Речь Риттиха меня разочаровала. Причины, вызвавшие кризис, изложены очень хорошо и ясно, но нет ничего обнадеживающего, что этот кризис прекратится. Риттих похож на врача, который у постели больного, вместо того чтобы дать лекарство, объяснит научно процесс болезни. Очень опасно отсутствие угля и хлеба!!! Как бы наше истощение не началось раньше, чем у немцев» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 5 об.).
4 В Федоровском Государевом соборе в присутствии Их Величеств и великих княжон Татьяны, Марии и Анастасии Николаевн совершалось богослужение.
5 Николай II принял генерала от кавалерии, генерал-адъютанта Свиты
императора Владимира Михайловича Безобразова (1857—1932).
146


ФЕВРАЛЬ 1917
6 В камер-фурьерском журнале в этот день записано: «От 2Vi час. Его Величество изволил принимать генерал-лейтенанта князя Белосельского- Белозерского, командира запасного батальона 4-го стрелкового Императорской фамилии полка полковника фон Вейса.
В 2 час. 45 мин. в Круглом зале Его Величество принимал от генерал- адъютанта Скалона и генерал-майора Белолипского доклад о положении работ Комиссии для сбора трофеев настоящей войны и осматривал представленные ими фотографии, художественные этюды и гипсовые маски» (Николай II накануне отречения... С. 73).
7 15 февраля 1917 г. прибыл из Измаила вместе с великим князем Кириллом Владимировичем батальон Гвардейского Экипажа и расположился в Александровке, рядом с Царским Селом. Это в какой-то мере оказалось вопреки воле императора, который просил генерала В.И.Гурко в первую очередь вернуть какой-нибудь л.-гв. кавалерийский полк или дивизию на отдых с фронта в окрестности Петрограда. На этот счет можно найти критическое замечание в одном из писем императрицы Александры Федоровны, направленном Николаю II в Ставку: «Гурко не хочет держать здесь твоих улан, а Гротен говорит, что они вполне могли бы разместиться» (Переписка Николая и Александры Романовых 1916—1917 гг. Т. 5. С. 219).
А.А.Вырубова в своих воспоминаниях утверждала следующее: «Вероятно, все же Государь отчасти тревожился и высказывал сожаление, что в Петрограде и Царском Селе нет настоящих кадровых войск, и выражал желание, чтобы полки гвардии поочередно приходили в Царское Село на отдых и, в случае нужды, думаю, чтобы предохранить от грозящих беспорядков. Первый приказ последовал Гвардейскому Экипажу выступить с фронта в Царское Село, но почти сейчас же получился контрордер от главнокомандующего (правильно: от начальника штаба Верховного главнокомандующего. — В.Х.) генерала Гурко, заменившего больного генерала Алексеева. Насколько я помню, командир полка испросил тогда дальнейших приказаний Государя через Дворцового коменданта. Государь вторично приказал Гвардейскому Экипажу следовать в Царское Село, но, не доходя Царского, снова полк был остановлен высшими властями под предлогом карантина, и только после третьего приказания Его Величества полк прибыл в Царское Село. Государь приказал уланам Его Величества следовать в Царское. Но Государь рассказывал, что приехавший генерал Гурко под разными предлогами отклонил приказание Государя» (Фрейлина Ее Величества... С. 196—197).
Февраль 16го. Четверг -10°.
[Флигель-адъютант] Н.П.[Саблин]. Сидела с 0<льгой> и Ал<ексеем>.
147


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Церковь1.
Завтрак с Н.П.[Саблиным].
2 ч. Ген<ерал-майор> Мустафи2.
1ен<ерал->м<айор> Печенкин.
Прап<орщик> 407-го п<ехотного> Саранск<ого> гколка> Фесай. Прап<орщик> 10-го п<ехотного> Новоингерм<анского> п<олка> Эгер.
Прап<орщик> 164-го п<ехотного> Закат<альского> п<олка> Барч.
Г<енерал->л<ейтенант> Ушаков.
Пр<апорщик> лейб-<гвардии> Чеботарев (артиллерия).
Сидела с Ал<ексеем>, 0<льгой> и М<арией>. А<ня> [Вырубова].
Пошла к Жилик — инфлюэнца3.
654 [часов]. Церковь4.
8 	ч. [Обед:] Н.П.[Саблин].
Калинин5.
А<ня> [Вырубова]6.
16 февраля. Четверг
С 10 час. принял: Ильина, Кочубея и Мосолова7. В 1154 поехали к часам (так в дневнике. — В.Х.). Завтракал и обедал Н.П. [Саблин] (деж.). Посидел у Ольги, Марии и Алексея. Погулял с Татьяной и Анастасией. Было 5° мороза и тихо. В 954 принял Протопопова8.
1 В 11 час. 40 мин. императрица Александра Федоровна и Николай II с дочерьми Татьяной и Анастасией выехали на богослужение в Федоровский Государев собор.
2 В камер-фурьерском журнале в этот день записано: «От 2 час. Ее Величество принимала генерал-лейтенанта Ушакова и генерал-майора Мустафи и выздоровевших от ран генерал-майора Печенкина, прапорщиков: 10-го пехотного Новоингерманландского полка Эгера, 164-го пехотного
Закатальского полка Барча, 407-го пехотного Саранского полка Фесая
и л.-гв. конной артиллерийской бригады Чеботарева» (Николай II накану¬
не отречения... С. 73).
В результате встречи и общения с военными императрица написала за¬
писку фрейлине А.В.Гендриковой: «Дорогая Настенька, пожалуйста, передайте Апраксину, что это та дивизия, которая не получила ничего. Он может попросить Мекка послать им вещей. Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой...
С. 31).
148


ФЕВРАЛЬ 1917
3 Преподаватель французского языка царским детям и гувернер цесаревича П.Жильяр имел домашнее прозвище в царской семье Жилик или Жи- льярд. В это время он был простужен.
4 В 6 час. 40 мин. выезд к богослужению в Федоровский Государев собор в прежнем составе.
5 Императрица Александра Федоровна в 11 !4 часов вечера принимала министра внутренних дел А.Д.Протопопова.
Камердинер императрицы А.А.Волков позднее писал в своих воспоминаниях: «Посещения Протопопова были частыми. После одного из них он вновь зашел ко мне и сказал, что Государыня приказала мне принимать от него, министра внутренних дел, все секретные телефонные сообщения о ходе волнений и докладывать таковые императрице.
Сообщения эти делал или он сам, или его секретарь. Сообщения эти в течение первого времени были успокоительного характера» (Волков А.А. Указ. соч. С. 64).
6 В воспоминаниях А.А.Вырубовой читаем: «16 февраля, накануне отъезда Государя, у меня обедали два или три офицера Гвардейского Экипажа, приехавшие с фронта, и моя подруга, госпожа Ден. Во время обеда я получила записку от императрицы, которая приглашала нас всех провести вечер у Их Величеств. Государь пришел очень расстроенный. Пили чай в новой комнате за круглым столом. На другой день утром, придя к Государыне, я застала ее в слезах. Она сообщила мне, что Государь уезжает» (Фрейлина Ее Величества... С. 197—198).
С.К.Буксгевден позднее делилась воспоминаниями: «Верность императора нашим союзникам никогда и ни у кого не вызывала сомнений. Он возлагал свои надежды на большое наступление, планировавшееся на весну этого года как на российском, так и на французском фронте. В течение всей зимы наши армии готовились к этому наступлению, причем в систему их организации было внесено много нового. Именно в связи с той реорганизацией императора (против его воли) убедили вернуться в Ставку 8 марта (дата указана по новому стилю. — В.Х.). Император решился ехать — и то лишь на короткое время — лишь после того, как получил срочную телеграмму от генерала Алексеева. Я находилась возле императрицы в тот момент, когда император пришел к ней с телеграммой в руке. Он попросил меня остаться и сказал императрице: "Генерал Алексеев настаивает на моем приезде. Не представляю, что там могло случиться такого, что потребовалось мое обязательное присутствие. Я съезжу и проверю лично. Я не задержусь там дольше, чем на неделю, так как мне следует быть сейчас именно здесь".
Был ли это заговор? Бог знает! Но революция произошла именно в течение этих восьми дней. Если бы император находился в это время в Цар¬
149


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ском Селе, то Родзянко мог бы напрямую связаться с ним, и тогда вся правительственная машина находилась бы в ведении императора. Революцию, которая началась с восстания в Петрограде, удалось бы подавить в зародыше, а это избавило бы страну от всех последующих трагедий» (Б у к с г е в - ден С.К. Указ. соч. С. 389—390).
7 Николай II принимал гофмейстера Высочайшего Двора Алексея Алексеевича Ильина; начальника Главного управления уделов генерал-адъютанта князя Виктора Сергеевича Кочубея и начальника канцелярии Министерства Императорского Двора генерал-лейтенанта Александра Александровича Мосолова. В 2 час. 30 мин. император принимал генерал-майора Мустафи.
8 Министр внутренних дел А.Д.Протопопов, чувствуя приближение революционного кризиса, намеревался прибегнуть к решительным контрмерам. Четыре гвардейских кавалерийских полка были отозваны с фронта в Петроград, а полиция стала обучаться стрельбе из пулеметов. Однако лейб-гвардейская кавалерия так и не была переведена в столицу. В Ставке планы подавления народных волнений с помощью армии вызвали ропот и недовольство, и генерал В.И.Гурко отменил этот приказ.
Позднее А.Д.Протопопов на допросах ЧСК Временного правительства давал об этом подробные показания: «Когда стала предвидеться возможность революционного движения в Петрограде, согласно сведениям департамента полиции, я спросил градоначальника Балка, выработаны ли меры, которые надо принять для сохранения порядка (это было в декабре прошлого года или в январе). Эти меры были двух родов: доставка продовольствия (шло через Министерство земледелия), как мера предупредительная, и борьба с движением, если оно возникнет, с помощью полицейской и военной охраны. Балк мне сказал, чтобы я не беспокоился по этому поводу, что у него на дому происходят совещания под председательством Хабалова, где вырабатывается план распределения полиции и войск по полицеймейстерствам с тем, что в каждом будет особый начальник военных частей. В основание плана принято распределение охраны, действовавшее в 1905 году, но, конечно, тогда войск было больше, теперь же приходится полагаться более на полицию, конную стражу, жандармов и учебные команды запасных батальонов. Всего около 12 тысяч человек, а в 1905 г. было более 60 тысяч, как я слышал. По поводу охраны я говорил также с ген. Вендорфом, пережившим движение 1905 года, и, помнится, просил Курлова быть на совещании у Балка. Курлов там был, кажется, раз и больше не ездил, сказав мне, что там он лишний и дело обойдется без его участия. От Балка я получил дислокацию полиции и войск на случай беспорядков; она предполагала меры сначала полицейские, затем войсковые. Составлена была на четыре дня, кажется. Эту дислокацию я представил царю, который ее у себя оставил. Позже я слышал от царя, что он приказал ген. Гурко прислать в Петроград части гвардейской
150


ФЕВРАЛЬ 1917
кавалерии (помнится, улан) и казаков, но что Гурко выслал не указанные части, а другие, в том числе моряков (кажется, 2-го Гвардейского Экипажа), считавшихся менее надежными (пополнялись из фабричного и мастерового контингента). Царь был этим недоволен; я ему выразил удивление, как Гурко осмелился не исполнить его приказа? Настаивал ли Государь далее на исполнении своего приказа — не знаю» (Падение царского режима. Т. 4. С. 45—46).
Следует заметить, что в тех же следственных материалах ЧСК сохранились показания жандармского полковника Пиранга, который утверждал: «Протопопов был прекрасно осведомлен о надвигавшихся беспорядках, но он не придавал им значения и полагал, что если не войска, то полиция и жандармский дивизион подавят беспорядки» (См.: Мартынов Е.И. Царская армия в Февральском перевороте. Л., 1927. С. 57).
Февраль 17го. Пятница -15°.
[Флигель-адъютант] Гр<аф> Кутайсов.
11/4 [часов]. Церковь1.
[Завтрак:] Кутайсов.
Ал<ексей> впервые снова завтракал вместе с нами.
2 	ч. Гофм<ейстер> Ильин (леб f)2.
2Ул [часа]. М-me Зизи [Нарышкина].
Сидела с 0<льгой>, М<арией>, А<настасией>. А<ня> [Вырубова].
4 [часа] 50 [минут]. Вильчковский.
6!4 [часов]. Церковь3.
[Обед:] Кутайсов.
10 	ч. Исповедь4.
17 февраля. Пятница.
Утром принял Барка и затем М.Граббе5. Ездили к обеим службам. День был солнечный и морозный. Погулял с Татьяной и Анастасией. В 4/4 принял Озерова6. Завтракал и обедал Кутайсов (деж.). Вечером исповедовались.
1 Царская чета с дочерьми Татьяной и Анастасией выезжала на богослужение в Федоровский Государев собор.
2 Императрица принимала в 2 часа председателя Главного управления
Российского общества Красного Креста гофмейстера Алексея Алексееви-
151


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ча Ильина и гофмейстерину княгиню Елизавету Алексеевну Нарышкину, а в 4!4 часа помощника начальника Царскосельского дворцового управления полковника Сергея Николаевича Вильчковского.
Княгиня Е.А.Нарышкина в тот же день записала в своем дневнике: «17 февраля/2 марта. Опять страшные холода, и повсюду: в Крыму санный путь и сильные морозы, в Кисловодске 18°! Была у обедни дома. Потом меня вызвала императрица и просила созвать комитет по делам лазарета; остальную часть дня провела в приготовлении к исповеди. У всенощной в Пещерном храме. Служили чудно; исповедовалась у о. Александра — он человек молитвы и веры, знает мою жизнь со всеми ее трудностями. Благодарю Бога, что Он мне облегчает жизнь» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 5 об.).
3 В 6 час. 35 мин. царская чета вместе с дочерьми Татьяной и Анастасией выехала к богослужению в Федоровский Государев собор.
4 По окончании обеда императрица и Николай II во внутренних апартаментах Александровского дворца исповедовались у духовника царской семьи о. Васильева. Сохранилось короткое письмо императрицы Александры Федоровны к графине А.В.Гендриковой от 17 февраля 1917 г., где читаем: «Дорогая Настенька, конечно, Вы можете ехать в город к исповеди. Я также прошу сердечно Вашего извинения, если случайно обидела Вас или причинила Вам страдание.
Жду хороших известий от Иночки (имеется в виду Александра Васильевна Балашова, урожденная графиня Гендрикова, сестра фрейлины А.В.Гендриковой. — В.Х.).
Благословляю Вас. Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. С. 31).
5 В камер-фурьерском журнале за этот день сделана запись: «От 10 час. 10 мин. Его Величество изволил принимать министра финансов Барка и генерал-лейтенанта графа Граббе» (Николай II накануне отречения... С. 74).
6 Император Николай II принимал генерал-майора Свиты, бывшего командира л.-гв. Преображенского полка Сергея Сергеевича Озерова.
Февраль 18го. Суббота -17°.
[Флигель-адъютант] Свечин.
9 	ч. Церковь: Н<иколай>, Т<атьяна>, А<настасия> ия —Пещ<ер- ный> храм1.
152


ФЕВРАЛЬ 1917
Святое Причастие —и bIVA [часов] 0<льга>, М<ария> иАл- <ексей> приобщались к нему в спальне Бэби.
Сидела наверху с детьми.
2 ч. Г<енерал->м<айор> Арапов1  2.
2Уа [часа]. Пор<учик> Чеченск<ого> к<онного> п<олка> Васильев.
21А [часа]. Команд<ир> 21-гоС<ибирского>с<трелкового>п<ол- ка> Сергеев.
2!Л [часа]. Пор<учик> 42-го п<ехотного> Якутск<ого> п<олка> Мелихов (отправляется в Георг<иевский> бат<альон> в Могилев).
Ездили в закрытом автомобиле3 с Т<атьяной>, А<настасией> и Аней [Вырубовой] до Александр<овской> ул<ицы> и назад (Род<ионов>, Кубл<ицкий>).
Сидела наверху (Гвард<ейский> Экипаж вернулся с 3<ападного> [фронта] и расквартировался здесь — в Пулково).
Церковь4.
8 [ч]. [Обед:] Свечин.
Читала Ал<ексею>.
А<ня> [Вырубова].
18 февраля. Суббота
Солнечный морозный день. В 9 час. поехали с Татьяной и Анастасией к обедне и причастились Св. Тайн. Затем о. Ал<ександр> Васильев приехал к нам и приобщал Ольгу, Марию и Алексея. В 12 час. принял Беляева5. Погулял один. В 4 ч. у меня был Рейн6. Ездили к всенощной. Обедал Свечин (деж.).
1 	В камер-фурьерском журнале в этот день сделана запись: «Сего числа Их Величества с августейшими [детьми] приобщались Святых Христовых Тайн. В 9 час. утра Их Величества с великими княжнами Татьяною и Анастасиею Николаевнами выезд имели к богослужению в Федоровский Государев собор, во время которого сподобились приобщиться Святых Христовых Тайн. Наследник цесаревич и великие княжны Ольга и Мария Николаевны по несовершенному здоровью приобщались у себя в апартаментах» (Николай II накануне отречения... С. 74—75).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «18 февраля /
3 марта. Очень счастлива, причастившись Св. Тайн. Причащались вместе
Государь, императрица и две великие княжны; остальные еще не совсем
поправились. Наследнику лучше, но он еще не выходит. Страшный холод: 17° и снежные сугробы. Устала порядочно; едва вернулась. Пришли
Григорьев, потом Вильчковский, которых я вызвала для комитета (име-
153


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ется в виду Комитет по делам лазаретов. — В.Х.). Хочу в понедельник поехать в город и вернуться в четверг утром из-за комитета. Наши славные офицеры и сестры лазарета пришли меня поздравить; очень тронута их привязанностью. Видела милую Настеньку Гендрикову, — Иза Буксгевден в Петрограде, больна бронхитом» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 5 об.).
2 Далее в камер-фурьерском журнале записано: «Ее Величество принимала выздоровевших от ран командира 21-го Сибирского стрелкового имени Своего полка полковника Сергеева, поручика Чеченского конного полка Васильева и поручика 42-го пехотного Якутского полка Мелихова, а также Свиты генерал-майора Арапова» (Николай II накануне отречения... С. 75).
Арапов Петр Иванович (1871—1930) — генерал-майор Свиты императора (с 1912).
3 «В 3/4 час. Ее Величество с великими княжнами Татьяною и Анастаси- ею Николаевнами и г-жой Вырубовой выезжали кататься» (Там же).
Стоит отметить, что сохранились записка великой княжны Татьяны Николаевны императрице Александре Федоровне и ответ на нее от 18 февраля 1917 г.: «Моя дорогая, милая Мама, сегодня я была такой дурой! Когда ты звала меня несколько раз, чтобы я пришла, когда у тебя днем была Аня, я ужасно хотела пойти. Но я чувствовала, что если я пойду, то могу заплакать, и мне не хотелось показываться Ане в таком виде, но мне очень хотелось пойти к вам, чтобы вы меня приласкали. Потом я еще не поблагодарила тебя, как следовало бы, за чудесную поездку. Мне было очень приятно, но из-за какого-то глупого упрямства я не хотела это показать. Когда ты спросила меня, не хочу ли я поехать, я сказала, что не знаю. Это была неправда, потому что я хотела, но боялась, что ты устанешь от поездки. Я была так счастлива утром, это просто бес в меня вселился, что я так отвратительно себя вела. Пожалуйста, прости меня, милая, бесценная Мама. Да благословит тебя Бог, ангел мой.
Целую тебя 1000 раз и еще больше, так я тебя люблю. Спокойной ночи, дорогая, желает тебе твоя любящая, намного-намного больше, чем можно выразить словами, — дочь, Татьяна».
Вот ответная записка императрицы Александры Федоровны: «Спасибо за твою записку, милое дитя. Я вполне поняла твое настроение, когда ты сказала, что тебе все равно, — я часто сама такая; не могу беспокоить, и хотя хочу чего-то, все делаю, чтобы этого не получить, — такая глупая гуманность. Я видела, что ты близка к слезам, и была уверена, что ты расплакалась бы в ответ на ласку.
Я очень рада, что у нас была такая хорошая прогулка. Спи спокойно.
Нежный поцелуй от твоей Мамы f» (Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Дневниковые записи, переписка. С. 356— 357).
154


ФЕВРАЛЬ 1917
4 В 6У2 час. царская чета вместе с дочерьми Татьяной и Анастасией выезжали к богослужению в Федоровский Государев собор.
5 В12 час. дня император Николай II принимал генерала от инфантерии, военного министра Михаила Алексеевича Беляева.
6 В камер-фурьерском журнале записано: «От 21А час. Его Величество изволил принимать Свиты генерал-майора Арапова и Оренбургского муфтия Баязитова, а в 4Vi час. — главноуправляющего государственным здравоохранением Рейна» (Николай II накануне отречения... С. 75).
Февраль 19го. Воскресенье
-16°.
[Флигель-адъютант] Вилькицкий.
Церковь1.
12 	ч. [Завтрак:] Вилькицкий2.
Сидела наверху с детьми.
А<ня> [Вырубова] и церковь.
8 ч. [Обед:] Вилькицкий3.
Вечером в моей большой комнате присутствовали: Лили [Ден], А<ня> [Вырубова], Н.П.[Саблин], Мясоедов-Иванов, Родионов, Кублицкий.
19 февраля. Воскресенье
В 10У2 поехали к обедне с Татьяной, Анастасия тоже простужена. Завтракал и обедал Вилькицкий (деж.). Гулял один. До чая принял Балашова4 — члена Гос. думы. В 6 час. был кинематограф5 — видели конец «Таинственной руки». Вечером у Алике собрались: Лили Ден, Н.П. [Саблин], Мясоед<ов>-Ива- нов, Родионов и Кублицкий6.
1 В 10 час. 40 мин. царская чета с дочерью Татьяной выезжали в Федоровский Государев собор на богослужение.
2 В 12 час. 10 мин. Их Величества завтракали с наследником цесаревичем Алексеем Николаевичем, великою княжною Татьяной Николаевной и дежурным флигель-адъютантом Борисом Андреевичем Вилькицким в 5 персон.
3 На обеде царской четы присутствовали их дочери Татьяна, Мария и Анас¬
тасия, а также дежурный флигель-адъютант Борис Андреевич Вилькицкий.
155


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
4 В 2 час. 55 мин. Николай II прогуливался в саду Александровского дворца, а в 4 часа принимал члена Государственной думы в должности егермейстера Петра Николаевича Балашова.
5 В камер-фурьерском журнале от 19 февраля 1917 г. записано: «В 6 час. в Круглом зале в присутствии Его Величества, наследника цесаревича, великих княжон Татьяны, Марии и Анастасии Николаевн состоялось кинематографическое представление» (Николай II накануне отречения... С. 75).
Дворцовый комендант В.Н.Воейков написал об этом в своих воспоминаниях: «В воскресенье, 19 февраля, после обедни в Федоровском соборе Государь, прощаясь со мною, сказал, что Алексей Николаевич просит меня прийти сегодня в пять часов дня на кинематограф в Александровском дворце, причем спросил, свободен ли я? В такую вежливую форму часто облекал Государь свои приглашения. Конечно, другого ответа, кроме выражения благодарности и обещания прийти, быть не могло. В 5 часов был кинематограф в Круглом зале Александровского дворца. Насколько мне помнится, императрица не присутствовала.
Когда кончился сеанс, я проводил Государя в его кабинет. По пути Его Величество обратился ко мне со словами: "Воейков, я решил в среду ехать на Ставку".
Я знал, что Государь имел намерение ехать, но думал, что момент этот — не подходящий для его отъезда, и потому спросил, почему он именно теперь принял такое решение, когда на фронте, по-видимому, все спокойно, тогда как здесь, по моим сведениями, спокойствия мало и его присутствие в Петрограде было бы весьма важно. Государь на это ответил, что на днях из Крыма вернулся генерал Алексеев, желающий с ним повидаться и переговорить по некоторым вопросам. Касательно же здешнего положения, Его Величество находил, что, по имеющимся у министра внутренних дел Протопопова сведениям, нет никакой причины ожидать чего-нибудь особенного.
На этом разговор кончился. Государь простился со мною. Вернувшись к себе, я сделал распоряжение для отъезда и вызвал к телефону Протопопова. "Александр Дмитриевич, — сказал я ему, — Государь решил в среду ехать на Ставку. Как Ваше мнение? Все ли спокойно и не является ли этот отъезд несвоевременным?" На это Протопопов, по обыкновению по телефону говоривший со мною на английском языке, стал мне объяснять, что я напрасно волнуюсь, так как все вполне благополучно. При этом он добавил, что в понедельник или во вторник после доклада у Государя заедет ко мне и подробно расскажет о происходящем, чтобы меня окончательно успокоить. После этого телефона я поехал к графу Фредериксу, вполне разделявшему мое мнение о несвоевременности отъезда Государя из Петрограда» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 158—159; см. также запись дневника от 12 января 1917 г., комментарий 8).
156


ФЕВРАЛЬ 1917
6 	А.И.Спиридович писал в воспоминаниях: «19 февраля Государь пригласил Дворцового коменданта, сообщил о своем решении ехать в Ставку. На осторожно высказанную Воейковым мысль о переживаемом времени Государь ответил, что Протопопов не предвидит никаких осложнений, и попросил сделать все распоряжения к отъезду на 22-е число.
Вечером императрица, узнав, что у Вырубовой собрались несколько офицеров прибывшего для охраны Гвардейского Экипажа, пригласила Анну Александровну со всеми гостями в свои апартаменты. Собралась вся царская семья, кроме больных. В числе приглашенных были госпожа Ден, Саблин, командир прибывшего батальона Мясоедов-Иванов и офицеры Родионов и Кублицкий.
Батальон прибыл с фронта лишь 15-го числа и расположился в деревне Александровка. Он по охране выходил из прямого подчинения великому князю Кириллу Владимировичу и подчинялся Дворцовому коменданту. Их Величества были очень довольны прибытием моряков. Царские дети были в восторге. Командир батальона Мясоедов-Иванов по прибытии батальона собрал офицеров и попросил быть осторожнее при разных встречах и парировать должным образом, если кто-либо позволит себе непозволительное в адрес царской семьи. Обращение командира встретило самый горячий отклик офицеров.
В этот вечер в гостиной императрицы, прощаясь с офицерами, Государь сказал Мясоедову-Иванову, что он уезжает совершенно спокойно, так как оставляет семью под их охраной» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 487— 488).
Февраль 20го. Понед<ельник>
-10°
[Дежурный флигель-адъютант] Сандро Л<ейхтенбергский>. Сидела с Ал<ексеем> и с девочками.
1 ч<ас>. [Завтрак:] Георгий [Михайлович]. Сандро Л<ейхтен- бергский>1.
2 ч<аса>. Ком<андир> л<ейб>-гв<ардии> Фин<ляндского> гколка> бар<он> Клодт фон Иргенсбург2.
10!Л [часов]. Сенат<ор>, шталм<ейстер> Охотников.
Сен<атор>, гофм<ейстер> Веревкин.
Сен<атор>, т<айный> с<оветник> Семенов.
Сен<атор>, т<айный> сов<етник> барон Таубе.
Сидела наверху. А<ня> [Вырубова].
5/4 [часов]. Кн. Голицын.
8 ч<асов>. [Обед:] Сандро Л<ейхтенбергский>3.
А<ня> [Вырубова].
157


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II Vt ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
20 февраля. Понедельник
Встал поздно. Утром был Воейков. После десятиминутной прогулки принял Григоровича и полк. Данильченко, командира запасного батальона Измайловского полка4. Побыл наверху у болящих5. Завтракал и обедал Сандро [Лейхтенбергский] (деж.). В 2Уг принял деп<утацию> от 8-го грен<адерского> Московского полка6. Погулял. В 4 ч. у меня был Шаховской7. В 6 ч. кн. Голицын и затем д. Павел8. Успел прочесть нужные бумаги до обеда.
1 Императрица и Николай II завтракали с дочерьми Татьяной, Марией и Анастасией, великим князем Георгием Михайловичем и дежурным флигель-адъютантом князем Александром Георгиевичем Романовским — герцогом Лейхтенбергским в 7 персон.
2 В камер-фурьерском журнале в этот день сделана запись: «Ее Величество изволила принимать в должности гофмейстера графа Апраксина, члена Государственного совета Охотникова, гофмейстера Веревкина, тайных советников Семенова и барона Таубе, командира л.-гв. Финляндского полка генерал-майора барона Клодта фон Юргенсбурга, а в 5Уг час. Председателя Совета Министров князя Голицына» (Николай II накануне отречения... С. 76).
Веревкин Александр Николаевич (1864—1922) — тайный советник, гофмейстер, товарищ министра юстиции (1 января 1910 по 1 января 1917 г.). Сенатор (1915). 1 января 1917 г. назначен членом Государственного совета; в мае 1917 г. оставлен за штатом.
Таубе Михаил Александрович (1869—1963) — барон, генеалог, юрист, доктор международного права, вице-директор второго департамента Министерства иностранных дел, товарищ министра народного просвещения (1911—1915), тайный советник, сенатор, член Государственного совета с 1 января 1917 г.
Клодт фон Юргенсбург Эдуард Карлович (1855—?) — барон, генерал- майор, командир лейб-гвардии Финляндского полка.
3 В 8 час. за обедом присутствовали императрица и Николай II с дочерьми Татьяной, Марией и Анастасией и князь Александр Георгиевич Романовский — герцог Лейхтенбергский (6 персон).
4 Император Николай II принял дворцового коменданта В.Н.Воейкова, морского министра адмирала И.К.Григоровича и командира запасного батальона л.-гв. Измайловского полка полковника Петра Васильевича Данильченко.
5 В это время были больны великая княжна Ольга Николаевна и цесаре¬
вич Алексей Николаевич.
158


ФЕВРАЛЬ 1917
6 В камер-фурьерском журнале за этот день записано: «В 2!4 час. Его Величество изволил принимать депутацию от 8-го Гренадерского Московского полка в составе командира полка полковника Носкова, командующего 2-м батальоном капитана Шапулина, полкового адъютанта штабс-капитана Кривошапкина, полкового казначея титулярного советника Олисова, фельдфебеля подпрапорщика Хамко и ефрейтора Санникова для поднесения Его Величеству альбома в память посещения Государем императором полка на позициях при станции "Погорельцы" 21 декабря 1915 г.» (Николай II накануне отречения... С. 76).
А.И.Спиридович писал в воспоминаниях: «За три недели февраля до отъезда в Ставку Государь принял до ста лиц в деловых аудиенциях. Принял пять представителей иностранных держав, великих князей с деловыми докладами: Бориса Владимировича, Павла Александровича (2 раза), Сергея Михайловича, Георгия Михайловича и Александра Михайловича и герцога Александра Лейхтенбергского» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 485).
7 Император Николай II принимал министра торговли и промышленности князя Всеволода Николаевича Шаховского...
8 ...председателя Совета Министров князя Николая Дмитриевича Голицына и великого князя Павла Александровича.
Николай II сообщил председателю Совета Министров князю Н.Д.Голицыну, что уезжает на короткое время в Ставку. Когда князь Голицын напомнил царю, что тот собирался ехать в Думу и говорить о даровании ответственного министерства, монарх спокойно ответил, что он изменил свое решение.
Перед тем как покинуть Петроград, император подписал Указы Сената, как об отсрочке заседаний, так и о роспуске Думы, не поставив на обоих документах даты, и вручил их на непредвиденный случай князю Н.Д.Голицыну с твердым обещанием возвратиться из Ставки не позднее чем через восемь дней.
Февраль 21го. Вторн<ик>
[Дежурный флигель-адъютант] Петровский. Сидела с Ал<ексеем> и 0<льгой>.
1 ч<ас>. [Завтрак:] Елена П<етровна>1.
21А [часа]. Кн. Белосельский-Белозерский2.
2Уг [часа]. Гр<афиня> Воронцова (жена Сашки)3. М-me Селиванова (Икона)4.
Сидела наверху. А<ня> [Вырубова].
159


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
6 	ч<асов>. Полк<овник> л<ейб->гв<ардейского> Преображен- ск<ого> п<олка> Сергеев5.
Пр<апорщик> 85-го Выб<оргского> п<олка> Рутон. Пр<апорщик> 2-го Екат<еринодарского> п<олка> Куб<анского> каз<ачьего> [войска] Соловьев.
Пр<апорщик> 1-го Усть-Дв<инского> Латышск<ого> с<апер- ного> п<олка> Малъценок.
Барон Каульбарс6.
8 ч<асов>. [Обед:] А<ня> [Вырубова] и [флигель-адъютант] Петровский.
-17°.
21 февраля. Вторник
Погулял полчаса. Погода была холодная и ветреная, шел снег. Принял Беляева, Покровского, Щегловитова, полк. Доброжанского и Крейтона, нового командира л<ейб>- гв<ардии> 1-го Стрелк<ового> полка7. Завтракала Елена Петровна. Посидел наверху у Ольги и Алексея, кот<орым> лучше. Погулял с Татьяной. В 4 ч. принял Танеева, в 6 час. Стаховича и в 9.45 Протопопова8. Обедали Аня [Вырубова] и Петровский (деж.).
1 Перед отъездом императора в Ставку царскую семью посетила княгиня Елена Петровна, супруга князя императорской крови Иоанна Константиновича.
2 Императрица принимала генерал-лейтенанта, генерал-адъютанта Свиты императора князя Константина Эсперовича Белосельского-Белозерско- го (1843—1920).
По словам бывшего начальника канцелярии Министерства Императорского Двора генерал-лейтенанта А.А.Мосолова: «...Князь Константин Эсперович был очень близок Александру III, хотя политического значения не имел» (Мосолов А.А. Указ. соч. С. 130). Его супруга княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская-Белозерская была родной сестрой З.Д.Богарне, герцогини Лейхтенбергской.
3 Императрица принимала графиню Анну Ильиничну Воронцову-Дашкову.
А.И.Воронцова-Дашкова (1891—1940; урожденная княжна Чавчавад- зе, по первому браку Мацашвили) — с 1916 г. супруга флигель-адъютанта Свиты императора графа А.И.Воронцова-Дашкова (1881—1938).  44 Императрица принимала госпожу Селиванову.
160


ФЕВРАЛЬ 1917
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «20 февраля / 5 марта. Ехала по ветке с Валей Догоруковым и Воейковым... М-м Селиванова приехала из Пензы, чтобы поднести императрице фамильный образ, который она считает чудотворным; она полна преданности. Императрица примет ее завтра, вместе с княгиней Воронцовой (женой Сашки), которую мне рекомендовала ее свекровь. Значит, придется ехать в Царское, тем более что Иза Бук<сгевден> все еще больна. Были Сазонова и графиня Елена Потоцкая.
21 февраля / 6 марта. Выехала в Царское с 12-часовым поездом, завтракала у себя. В два часа поехала в Александровский дворец, на прием. Государь отбывает завтра. Я собиралась его провожать, но императрица сказала, что это не нужно, и привела его сама со мной проститься. Очень мило и любезно. Мне показалось, что Государь похудел и постарел» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 5 об.—6).
5 Императрица принимала выздоровевших от ран офицеров.
6 Возможно, Каульбарс Александр Васильевич (1844—1929), генерал от кавалерии, или штабс-ротмистр л.-гв. Уланского Ее Величества полка Каульбарс Виктор Евгеньевич.
7 Николай II принимал военного министра М.А.Беляева, министра иностранных дел Н.Н.Покровского, члена Государственного совета И.Г.Щегловитова, полковников Доброжанского и Крейтона.
A. 	И.Спиридович писал в воспоминаниях: «21-го числа Государь принял министров Беляева и Покровского, Щегловитова, а вечером Протопопова. Протопопов уверял Его Величество в полном спокойствии в столице, желал хорошего путешествия и скорейшего возвращения. Потом Протопопов был принят императрицей. Уходя из царских покоев, Протопопов сказал весело скороходу Климову: "Вот, Климов, ваши генералы уговаривают Его Величество не уезжать в Ставку и говорят, что будут какие-то беспорядки. А я Вам говорю, можете ехать, все в порядке, берегите Государя". И, похлопав по плечу Климова, министр быстро пошел к выходу. Позже эти заверения Протопопова не раз будет вспоминать царская прислуга» (Спиридович А.И.Указ. соч. С. 488).
8 Николай II принял главного управляющего собственной Его Величества канцелярией А.С.Танеева, управляющего государственным коннозаводством Павла Александровича Стаховича и министра внутренних дел
А.Д.Протопопова.
B. 	Н.Воейков по этому поводу вспоминал: «В понедельник
А.Д.Протопопов в Царском Селе не был, приехал во вторник вечером. Заехав после [Александровского] дворца ко мне, он клялся, что все обстоит прекрасно и нет решительно никаких оснований для беспокойства, причем
161


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ Н И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
обещал в случае появления каких-либо новых данных немедленно известить меня. На этом мы расстались.
Оказалось, что А.Д.Протопопов, ручавшийся Государю, императрице и мне за полное спокойствие в столице, вернувшись из Царского Села, в тот же вечер якобы рассказывал окружающим его о том, сколько энергии он потерял на уговоры Государя не уезжать на фронт. Он рассказывал даже подробности своего доклада Его Величеству, подкрепляя свои слова изображением жестов, которыми Государь встречал его мольбы. Он говорил, что умолял императрицу повлиять на Его Величество и уговорить его не ехать на Ставку.
Для меня этот факт остается полной загадкой, так как Государь мне подтвердил сам, что министр внутренних дел Протопопов не видел никакого основания считать его отъезд несвоевременным. Где говорил А.Д.Протопопов правду— в Царском Селе или в Петрограде?» (Воейков В.Н. Указ. соч.
С. 	159).
Любопытно отметить, что позднее следователями ЧСК Временного правительства было выделено специальное делопроизводство «о влиянии темных сил» на императорскую чету и государственную политику. В частности, в допросах бывшего министра внутренних дел А.Д.Протопопова имеются характеристики многих деятелей царского правительства и ближайшего окружения Императорского Двора. Даны краткие словесные портреты Николая II и Александры Федоровны: «Государь — умный и расположенный делать добро, нервный, упрямый и переменчивый, очень изверившийся в людях. Нелюбимый придворными, которые его боялись: "равнодушно устранит человека, которого недавно ласкал" (характеристика Распутина). Он оставался вещателем власти до конца. Мнительно относился к этому своему праву; не любил, когда чувствовал, что уступает другому.
Государыня — дополняла своею волею волю царя и направляла ее. Имела большое влияние. Твердый характер — нелегко сближалась с человеком, но полагаться на нее, по словам всех и моему впечатлению, было возможно, раз расположение было приобретено (хотя за последние недели я заметил в ней некоторую перемену)» (Падение царского режима. Т. 4. С. 8).
Февраль 22го. Среда -12°.
[Написала письмо] № 6441.
IP/2 [часов]. Мин<истр> юстиции Добров<ольский>2.
Сидела наверху.
1 ч<ас>. [Завтрак:] Ксения. Миша3.
2 ч<аса>. К Знам<енской> [церкви] с Ники и затем отвезла его на вокзал.
162


ФЕВРАЛЬ 1917
Отправилась на молебен [в] Ф<едоровский> с<обор>.
Сидела с детьми наверху и пила чай с ними и с А<ней> [Вырубовой].
Ал<ексей> — 38,3°.
53/4 [часов]. Сестра [милосердия] Карцева.
Обедала наверху, в 10% [ч.] спустилась к А<не>4 — [она] в постели, [температура] 37,3°.
22 февраля. Среда
Читал, укладывался и принял: Мамонтова, Кульчицкого и Добровольского5. Миша завтракал6. Простился со всем милым своим [семейством]7 и поехал с Алике к Знамению, а затем на станцию. В 2 часа уехал на Ставку8. День стоял солнечный, морозный. Читал, скучал и отдыхал; не выходил из-за кашля9.
1 Императрица Александра Федоровна нумеровала письма, направленные к своему супругу. Письмо № 644 от 22 февраля, написанное на английском языке, следующего содержания: «Мой драгоценный! С тоской и глубокой тревогой я отпустила тебя одного без нашего милого, нежного Бэби. Какое ужасное время мы теперь переживаем! Еще тяжелее переносить его в разлуке — нельзя приласкать тебя, когда ты выглядишь таким усталым, измученным. Бог послал тебе воистину страшно тяжелый крест. Мне так страстно хотелось бы помочь тебе нести это бремя! Ты мужествен и терпелив — я всей душой чувствую и страдаю с тобой, гораздо больше, чем могу выразить словами. Что я могу сделать? Только молиться и молиться! Наш дорогой Друг (имеется в виду Г.Е.Распутин. — В.Х.) в ином мире также молится за тебя — так он еще ближе к нам. Но все же, как хочется услышать его утешающий и ободряющий голос! Бог поможет, я верю, и ниспошлет великую награду за все, что ты терпишь. Но как долго еще ждать! Кажется, дела поправляются. Только, дорогой, будь тверд, покажи властную руку, вот что надо русским. Ты никогда не упускал случая показать любовь и доброту, — дай им теперь почувствовать порой твой кулак. Они сами просят об этом — сколь многие недавно говорили мне: "Нам нужен кнут!" Это странно, но такова славянская натура — величайшая твердость, жестокость даже — и горячая любовь. С тех пор как они стали теперь "чувствовать" тебя и Калинина, они начали успокаиваться. Они должны научиться бояться тебя — любви одной мало. Ребенок, обожающий своего отца, все же должен бояться разгневать, огорчить или ослушаться его! Надо играть поводьями: ослабить их, подтянуть, но пусть чувствуется властная рука. Тогда доброта больше будет цениться, мягкость одну они не понимают. Удивительны людские сердца! И, странно сказать, у людей из высшего общества они не мягки и не отзывчивы. В обращении
163


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
с ними нужна решительность, особенно теперь. Мне грустно, что мы были не одни во время последнего нашего завтрака, но твои тоже хотели тебя видеть. Бедная крошка Ксения с такими мальчишками, как у нее, и дочерью, вышедшей замуж в эту порочную семью, с таким лживым мужем! (Речь идет об Ирине Александровне, дочери вел. кн. Александра Михайловича и Ксении Александровны, — жене кн. Ф.Ф.Юсупова, одного из убийц Распутина. — В.Х.). Мне глубоко жаль ее. Столько в мире печали и горя, великая сердечная скорбь гложет непрерывно! Так хочется покоя и мира, чтоб немножко набраться сил и продолжать бороться и пробиваться по этому тернистому пути к сияющей цели!
Надеюсь, что никаких трений или затруднений у тебя с Алексеевым не будет и что ты очень скоро сможешь вернуться. Это во мне говорит не одно только эгоистическое желание. Я знаю слишком хорошо, как "ревущие толпы" ведут себя, когда ты близко. Они еще боятся тебя и должны бояться еще больше, так что, где бы ты ни был, их должен охватывать все тот же трепет. И для министров ты тоже такая сила и руководитель! Вернись скорее — ты видишь, я прошу тебя не за себя и даже не ради Бэби — об этом ты сам всегда помнишь. Я понимаю, куда призывает долг, — как раз теперь гораздо нужнее здесь, чем там. Так что, как только уладишь дела, пожалуйста, вернись домой дней через десять, пока все не устроится здесь, как надо. Твоя жена — твой оплот — неизменно на страже в тылу. Правда, она немного может сделать, но все хорошие люди знают, что она всегда твоя стойкая опора. Глаза мои болят от слез. Со станции я поеду прямо к Знаменью — именно потому, что бывала с тобой там раньше, это успокоит и укрепит меня, и я помолюсь за тебя, мой ангел. О, Боже, как я люблю тебя! Все больше и больше, глубоко, как море, с безмерной нежностью. Спи спокойно, не кашляй — пусть перемена воздуха поможет тебе совсем оправиться. Да хранят тебя светлые ангелы, Христос да будет с тобой, и Пречистая Дева да не оставит тебя! Наш Друг поручил нас ее знамени. Благословляю тебя, крепко обнимаю и прижимаю твою усталую голову к моей груди. Ах, одиночество грядущих ночей — нет с тобой Солнышка и нет Солнечного Луча! (Имеется в виду цесаревич Алексей. — В.Х.). Вся наша горячая, пылкая любовь окружает тебя, мой муженек, мой единственный, мое все, свет моей жизни, сокровище, посланное мне всемогущим Богом! Чувствуй мои руки, обнимающие тебя, мои губы, нежно прижатые к твоим — вечно вместе, всегда неразлучны. Прощай, моя любовь, возвращайся скорее к твоему старому Солнышку.
Пожалуйста, съезди к образу Пречистой Девы, как только сможешь. Я так много молилась за тебя там» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 479— 483 об.; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 208—210).
2 Императрица принимала министра юстиции Н.А.Добровольского.
Следует отметить, что Н.А.Добровольский был арестован в первый же день Февральского переворота, 27 февраля 1917 г., и после непродолжи¬
164


ФЕВРАЛЬ 1917
тельного пребывания под арестом в Таврическом дворце был заключен в Петропавловскую крепость.
3 Вместе с царской семьей на завтраке присутствовали сестра и брат Николая II: великая княгиня Ксения Александровна и великий князь Михаил Александрович.
Накануне, 21 февраля 1917 г., великая княгиня Ксения Александровна написала письмо в Киев и известила вдовствующую императрицу Марию Федоровну об отъезде Николая II вСтавку: «Ники... днем уезжает, наконец, в Ставку. Может быть, ты теперь к нему съездишь и повидаешь его одного!» (Hoover, box 2, folder 2; Белякова 3. Романовы. Как это было. СПб., 1998. С. 116).
4 Позднее А.А.Вырубова вспоминала: «Мне в этот день очень нездоровилось. Проводив Государя, я легла, написала Государыне, что не могу прийти к чаю. Вечером пришла Татьяна Николаевна с известием, что у Алексея Николаевича и Ольги Николаевны — корь. Заразились они от маленького кадета, который приезжал играть с наследником десять дней тому назад. Мы с императрицей долго сидели в этот день у детей, так как у Ольги Николаевны было воспаление уха. Кадет подозрительно кашлял и на другой день заболел корью. Для себя я не верила в возможность заразы» (Фрейлина Ее Величества... С. 198).
5 Император Николай II принял главного управляющего канцелярией Его Величества по принятию прошений Василия Ильича Мамонтова, министра народного просвещения Н.К.Кульчицкого и министра юстиции Н.А.Добровольского.
6 Великий князь Михаил Александрович в этот день записал в своем дневнике: «В 12 ч. Дж<онсон> и я поехали в Царское [Село]. Дж<онсон> поехал к [великому князю] Борису [Владимировичу], потом в Петроград, а я завтракал у Ники и Алике. В 2 ч. Ники уехал в Могилев, а я с экстренным поездом в Гатчину в 21А» (ГА РФ. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 53).
7 А.И.Спиридович так писал об этом: «22 февраля. В Царском Селе ясный, солнечный, морозный день. Государь с утра собирался в дорогу. Принял Мамонтова, которому приказал через неделю приехать с докладом в Ставку, затем Кульчицкого и Добровольского.
К завтраку приехал великий князь Михаил Александрович. Он был очень доволен поездкой Государя. Распрощавшись после завтрака с семьей и Вырубовой, Государь выехал из дворца с императрицей. Дружно крикнули "Здравие желаем, Ваше Императорское Величество!" стоявшие у главных ворот чины конвоя, Собственного полка, дворцовой полиции. Проехали в церковь Знамения. Приложились к чудотворной иконе Божьей Матери. Поехали к царскому павильону. Белая пелена расстилалась
165


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
кругом. Блестел на солнце купол Федоровского собора. Переливался веселый звон его колоколов. Там только что окончили напутственный молебен.
В два часа императорский поезд тронулся в путь. По сторонам как вкопанные стояли часовые Железнодорожного полка. Вдали на лыжах — охрана второй линии. Царский поезд скрылся, повернув на Гатчину.
Царица в красных пятнах от волнения вернулась во дворец. Неясное предчувствие чего-то нехорошего угнетало ее. Ее Величество долго молилась и плакала. Плакали и на детской половине. Вечером слегла в постель Вырубова» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 488—489).
8 	В камер-фурьерском журнале в этот день записано: «Сего числа Его Величество отбыл из Царского Села в Могилев.
В 2 часа дня Его Величество в сопровождении министра Императорского Двора графа Фредерикса, генерал-адъютанта Нилова, Дворцового коменданта Воейкова, в должности гофмаршала Долгорукова, командира Собственного Его Величества конвоя графа Граббе, начальника Военнопоходной канцелярии Свиты генерал-майора Нарышкина, лейб-хирурга Федорова, флигель-адъютантов Мордвинова и герцога Лейхтенбергского отбыли из Царского Села с императорского павильона в действующую армию» (Николай II накануне отречения... С. 76—77).
А.А.Мордвинов достаточно подробно описал отбытие императора в Ставку: «Я приехал в Царское Село около 12 часов, переоделся в служебную форму и пошел завтракать в соседнее помещение, к товарищу по службе флигель-адъютанту Дену, помощнику начальника Военно-походной канцелярии. Кроме самого хозяина и Киры Нарышкина, я застал там и жену Дена Софью*Владимировну, урожденную Шереметеву. Завтрак прошел в очень тягостном настроении, в каком мы находились все за последнее время. Всем хотелось больше думать, чем говорить, а тогдашние злобы дня не могли сделать разговор для меня очень занимательным. Вспоминаю только, что пребывание в Ставке предполагалось непродолжительным и намечалось скорое возвращение. Около 3 часов мы с Нарышкиным поехали в царский павильон, где уже собрались для проводов все обычные в этих случаях лица.
Вскоре прибыли Их Величества. Государь обошел всех собравшихся, простился в своем вагоне с императрицей, мы вошли в поезд, и он незаметно тронулся в путь. В эту последнюю поездку Государя сопровождали: министр Двора граф Фредерикс, флаг-капитан Его Величества адмирал К.Д.Нилов, Дворцовый комендант В.Н.Воейков, гофмаршал князь
В.А.Долгорукий, командир конвоя граф А.Н.Граббе, лейб-хирург профессор С.П.Федоров, начальник Военно-походной канцелярии К.А.Нарышкин и дежурные флигель-адъютанты герцог Н.Н.Лейхтенбергский и я. Комендантом императорского поезда был начальник дворцовой полиции полковник Герарди, помещавшийся в служебном вагоне вместе с начальни¬
ке


ФЕВРАЛЬ 1917
ком императорских поездов инженером Ежовым. В другом служебном, почему-то называемом "свитским", поезде, следовавшем обыкновенно в часовом расстоянии от императорского, насколько я помню, находились: генерал Цабель, командир железнодорожного полка барон Шта- кельберг, чиновник канцелярии Министерства Двора генерал Дубенский, описывавший в издаваемых периодически книжках пребывание Государя в действующей армии, чиновник гофмаршальской части Суслов и находившиеся в наряде офицеры Собственного Его Величества полка, конвоя Государя и железнодорожного батальона. Потянулась обычная в наших путешествиях жизнь, столь мне знакомая и привычная за последние годы. Императорский поезд был невелик. Он состоял в центре из вагона Его Величества, где находились спальня и кабинет Государя; рядом с этим вагоном был, с одной стороны, наш свитский вагон из восьми отделений, а с другой — вагон-столовая, с отделением салона для приемов. Далее шли кухня с буфетом, вагон, где помещалась Военно-походная канцелярия, и последний служебный вагон, где помещались железнодорожные инженеры и начальник той дороги, по которой приходилось следовать поезду.
Время в путешествиях, если не было смотров и приемов, распределялось обыкновенно, как и дома, следующим образом: завтрак в час дня, обед в восемь часов, дневной чай в пять часов, вечерний около одиннадцати. Государь вставал рано, но выходил в столовую не раньше девяти или девяти с половиною часов. Лица свиты к утреннему брекфасту появлялись в разное время; некоторые из нас пили утром кофе у себя в купе, но все неизменно собирались вместе к обеду, завтраку и дневному чаю. К Высочайшему обеду, кроме лиц свиты, приглашались всегда начальник императорского поезда и начальник дороги.
Обед бывал всегда очень скромный, непродолжительный и состоял из трех блюд, как и в Ставке, где, даже несмотря на приемы "знатных иностранцев", изредка наезжавших в Могилев, ничего не прибавлялось лишнего. Вопреки кем-то пущенных слухам, вина Государь совершенно не любил и выпивал иногда у себя за обедом лишь одну небольшую рюмку портвейна, довольствуясь большею частью превосходным сухарным квасом.
Встав из-за стола, Государь немедленно удалялся в свой вагон, где продолжал заниматься делами. Иногда, на какой-нибудь продолжительной остановке, Государь выходил с противоположной стороны от платформы для небольшой прогулки. Его всегда сопровождали дежурный флигель-адъютант, ординарец-урядник конвоя и кто-нибудь из лиц свиты, вышедших также подышать свежим воздухом. Иногда вечером, когда не было очередного фельдъегеря с бумагами, перед вечерним чаем, Его Величество, закончив текущие дела, предлагал сыграть две-три партии в домино. Обычными партнерами Государя при этом бывали адмирал Нилов, граф Граббе и я.
Во время движения в поезде получались на имя Его Величества агентские телеграммы, и Государь обыкновенно просматривал их за утренним,
167


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
дневным и вечерним чаем, передавая их затем для прочтения и нам. Тут завязывались всегда очень оживленные беседы на известия со всего мира, в которых войне было отводимо главное место. Вопросов о нашей внутренней политике и "злобах дня" Государь, видимо, избегал касаться. Чувствовалось, что это было отнюдь не из-за недоверия к нам, а лишь невольное нежелание Его Величества касаться в редкие минуты отдыха того, о чем ему и без того часами и днями приходилось мучительно думать одному и говорить с многочисленными правительственными лицами во время докладов и приемов.
В эту поездку Государь, как всегда, был спокоен и ровен, но что-то озабоченное, порою очень грустное, на мгновение появлялось на его лице и опять исчезало...» (Русская Летопись. Кн. 5. Париж, 1923. С. 65—178; Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. М., 1998.
С. 	80—82).
Для многих этот отъезд императора в Ставку (Могилев) был неожиданным. Так, генерал-майор Д.Н.Дубенский, который являлся редактором журнала «Летопись войны 1914—1917 гг.» и состоял в свите императора в качестве официального историографа по описанию военных действий на фронте, позднее показал в ходе дознания следователям ЧСК Временного правительства следующее: «Председатель. — 22 февраля, в среду, Вы начинаете свою запись словами (читает): "Отъезд Государя в Ставку. Этот отъезд был неожиданный, многие думали, что Государь не оставит императрицу в эти тревожные дни. Вчера прибывший из Ялты ген. Спиридович говорил, что слухи идут о намерении убить Вырубову и даже Александру Федоровну, что ничего не делается, дабы изменить настроение в царской семье, и эти слова верны". Почему Вы делаете эту запись? Как Вы объясняется этот неожиданный отъезд в эти тревожные дни?
Дубенский. — У меня 21-го был Спиридович, который только что приехал из Ялты; он часа полтора сидел и рассказывал то, что я записал. Он признавал, что уезжать из Петрограда невозможно, потому что тут накопляются такие события, которые, по его мнению, должны были бы Государя остановить... Насколько я припоминаю, кажется, было так: Государь ехал на короткое время, 1 марта он должен был вернуться сюда, и решено было, что он поедет, а 1 марта вернется, и уже тут были разговоры о создании нового ответственного министерства, был целый ряд соображений; но, очевидно, что-то произошло, что мне, вероятно, было неизвестно, почему мы вдруг, внезапно уехали. Какие были соображения, я не могу Вам объяснить. Вероятно, Алексеев его вызвал или были какие-нибудь события, о которых я не знаю» (Падение царского режима. Т. 6. С. 387—388).  99 	Император Николай II в 20 ч. 55 мин. направил в Царское Село со станции Бологое следующую телеграмму: «Ее Величеству. Едем хорошо. Мысленно со всеми. Одиноко и скучно. Очень благодарю за письма. Обнимаю всех. Спокойной ночи. Ники» (Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 210).
168


ФЕВРАЛЬ 1917
Февраль 23го. Четверг [Царское Село].
-9°.
[Написала письмо] № 645х.
Сидела с А<нной> [Вырубовой], которая лежит в постели2.
1 ч<ас>. Завтракала в игральной [комнате]3.
0<льга>4 и Ал<ексей> заболели корью*.
2 ч<аса>. Ген<ерал> Безобразов6.
21А [часа]. Сестра Любушина7.
В закрытом автомобиле8 с Т<атьяной>, М<арией>, Ан<аста- сией>. Чай наверху9.
6ч<асов>. 0<льга> — 37,7°; Ал<ексей> — 38,3°.
Обедала наверху.
9 	ч<асов>. 0<льга> — 37,7°. Ал<ексей> — 38,1°.
8 ч<асов>. Сандро Л.10 (время и имя с инициалом зачеркнуты. — В.Х.). А<ня> — 37,7°.
Пошла на другую сторону [дворца] навестить Лили [Ден], Н<иколая> П<авловича> и Н.П.11 (так в тексте. — В.Х.) и прихватила [подарок] для маленького друга Бэби — кадета Макарова12.
23 февраля. Четверг
Проснулся в Смоленске13 в 9/4 час. Было холодно, ясно и ветрено. Читал все свободное время франц<узскую> книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем. Приехал в Могилев14 в 3 ч. Был встречен ген. Алексеевым и штабом15. Провел час времени с ним. Пусто показалось в доме без Алексея16. Обедал со всеми иностранцами и нашими17. Вечером писал и пил общий чай.
1 Императрица Александра Федоровна в этом письме с тревогой сообщала супругу в Ставку в Могилев: «Мой ангел, любовь моя! Ну, вот — у Ольги и Алексея корь. У Ольги все лицо покрыто сыпью, у Бэби больше во рту, и кашляет он сильно, и глаза болят. Они лежат в темноте — мы завтракали еще вместе в игральной. П.В.П. (имеется в виду Петр Васильевич Петров, учитель наследника Алексея по русскому языку. — В.Х.) читает ему, я слышу его голос, я сама на Ольгином диване. Мы все в летних юбках и в белых халатах, а если надо принять кого (кто не боится), тогда переодеваемся в платья. Едим в Красной комнате. Если другим не миновать этого, то я хотела бы, чтоб они захворали скорее. Это веселее для них и не продлится так долго.
Аня может также заразиться. Она лежит в постели и кашляет, вчера у нее было 38°, а после приема лекарств температура упала. Только что получила твою телеграмму, что ты прибыл благополучно, — слава Богу!
169


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Представляю себе твое ужасное одиночество без милого Бэби — он просил телеграфировать тебе. Ему и Ольге грустно, что они не могут писать тебе —■ им нельзя утомлять глаза. Все целуют тебя крепко, крепко. Ах, любовь моя, как печально без тебя — как одиноко, как я жажду твоей любви, твоих поцелуев, бесценное сокровище мое, думаю о тебе без конца! Надевай же крестик иногда, если будут предстоять трудные решения, — он поможет тебе. Ездили в деревню Алекс.<андровку> с Т<атьяной>,М<арией> и А<настасией> в закрытом автомобиле, встретили много матросов и Куб- лицкого, говорила с ним. Он рассказал, что Хвощинский видел, как ты проехал.
Ясный, солнечный день, и не очень холодно. Если им будет нехорошо, буду тебе телеграфировать очень часто. Прощай, мой единственный. Господь да благословит и сохранит тебя! Осыпаю тебя поцелуями. Навсегда Твоя» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 484—485; Красный архив. 1923. № 4. С. 203; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 211).
Императрица 23 февраля сделала письменное распоряжение фрейлине А.В.Гендриковой: «Дорогая Настенька, пожалуйста, передайте Апраксину, что я могу принять завтра, 24-го в 2 часа: Испанского посла, Японского посла с женой, Бельгийского посланника, Персидского, Датского, Сиамского посланников. А в субботу, 25-го — Китайского посланника, Португальского с двумя дочерьми, Греческого посла с супругой, Аргентинского посланника с супругой. Ух! Это много. Ну, а затем домой к детям. Еще кашляют. Алексей вчера в постели. [Температура] 38,3. Сегодня 37,2 и кашель. Целую. Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. С. 32).
2 А.А.Вырубова позднее вспоминала: «Несмотря на сильный жар, на другой день, 22 февраля, я превозмогла себя и встала к обеду, когда приехала моя подруга Лили Ден. Вечером императрица с девочками пришла к нам, но у меня сильно кружилась голова, и я еле могла разговаривать. На следующий день императрица нашла, что у меня появились подозрительные пятна на лице, привела доктора Боткина и Полякова, которые определили корь в очень сильной форме; заболела и Татьяна Николаевна. Дорогая императрица, забыв все свои недуги, одев белый халат, разрывалась между детьми и мною.
В полусне я видела Государыню постоянно возле моей постели: то она приготовляла питье, то поправляла подушки, то говорила с доктором. Подозрительно стали кашлять Мария и Анастасия Николаевны» (Фрейлина Ее Величества... С. 198—199).  33 Игральная комната цесаревича содержала множество игрушек и игр. Среди них были железная дорога, тир и т.п., о чем имеются описания в воспоминаниях придворных. Об обстановке игральной комнаты можно судить и по фотографическим снимкам Александровского дворца.
170


ФЕВРАЛЬ 1917
4 У великой княжны Ольги Николаевны в начале февраля началось воспаление среднего уха, и ее надолго уложили в постель. А едва оправившись от продолжительной болезни, она на этот раз заразилась корью. Лишь 15 марта, только начав вставать с постели, она продолжила записи в своем дневнике, кратко обобщив ход болезни: «23-го к завтраку заболела корью, уложили. Алексей днем и Аня [Вырубова] тоже. Ухо понемногу прошло. На следующий день приболела Т<атьяна>. Лежали вместе. Было темно... Т<емпература> доходила у меня до 40,3°. Мама все время с нами. Швыбз (младшая сестра Анастасия. — В.Х.) заболела 2-го м<арта>. Мария 7-го м<арта>. 27-го или 28-го февр<аля> к нам переехала Лили Ден и до сих пор живет в Красной комнате» (ГА РФ. Ф. 673. On. 1. Д. 8. Л. 55).
5 После отъезда 22 февраля 1917 г. Николая II в Ставку в Могилев один за другим заболели корью все царские дети.
6 Владимир Михайлович Безобразов был однополчанином Николая II по л.-гв. Гусарскому полку, состоял генерал-адъютантом свиты императора, в первые дни Февральской революции посещал Александровский дворец. В письме от 24 февраля 1917 г. императрица писала супругу: «Принимала вчера Безобразова. Он крепко надеется, что ты его не забудешь, — я сказала, что, конечно, нет, но он должен выждать, чтоб получить хорошее место» (Переписка Николая и Александры Романовых. 1914—1917 гг. Т. 5. С. 493).
7 Имеется в виду сестра милосердия Любушина, которая вместе с императрицей Александрой Федоровной ухаживала за ранеными офицерами и солдатами в Царскосельском лазарете. Очевидно, Любушина информировала о положении дел в лазарете императрицу, которая в связи с болезнью детей не могла ежедневно посещать своих подопечных раненых воинов.
8 Императрица совершила поездку на автомобиле со своими еще не заболевшими дочерьми.
Придворный гараж последнего российского императора насчитывал свыше четырех десятков легковых автомобилей. Среди них были: «Рус- со-Балт С24-35» (Россия), «Роллс-Ройс» (Англия), «Пежо-148» (Франция), «Мерседес-Найт» (Германия) и др. Но основу царского автомобильного парка (один или полтора десятка машин) составляли различные модели «Дэлонэ-Бельвиль» (Франция). Автомобили находились в Царском Селе, Петрограде и Петергофе. В тот день императрица с дочерьми, очевидно, совершила поездку в крытом пятиместном «Дэлонэ-Бельвиль-СМТ», который при весе 4000 кг имел мощность мотора 70 л.с. и развивал скорость до 120 км в час. Внутри роскошно отделанного кузова были панели красного дерева, дорожный буфет, электрическое освещение от аккумулятора, обитые дорогим сукном кресла. Автомобиль был сделан по специальному
171


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
заказу во Франции. В переводе с французского языка аббревиатура «СМТ» означала «Его Величество царь».
А.И.Спиридович позже писал об этой поездке: «Днем Государыня выехала с тремя княжнами прокатиться в сторону Александровки, где расположился батальон Гвардейского Экипажа. Встретили офицера Кублицкого, симпатичного, всегда жизнерадостного молодого человека, остановились и поговорили с ним» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 507).
9 Императрица в это время и позднее страдала болями в ногах, и ее часто возили в кресле-каталке. По этой же причине она часто принимала пищу отдельно, а иногда, когда чувствовала себя лучше, спускалась к общему столу семьи.
10 Имеется в виду герцог Александр Георгиевич Лейхтенбергский.
Многие приближенные к царской семье были обеспокоены политической обстановкой в Петрограде. Так, супруга великого князя Павла Александровича княгиня 0.В.Палей отмечала: «23-го с думской трибуны кадет Шингарев и эсер (в наши дни красный агент) Скобелев бушевали и кричали: "Долой правительство, которое не кормит граждан". Правительство пряталось и делало вид, что глухо и немо» (Палей 0. Указ. соч. С. 24).
11 Очевидно, имеется в виду Н.П.Саблин.
А.И.Спиридович позже утверждал: «О происходивших беспорядках царица не получила никаких официальных сведений. Вечером, повидав у Вырубовой (на ее половине) госпожу Ден, Саблина и Родионова, царица получила сведения о том, что происходило в Петрограде. На следующее утро в письме Государю царица так охарактеризовала их: "Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском. Бедняки брали приступом булочные. Они разнесли булочную Филиппова, и против них вызывали казаков. Все это я узнала неофициально".
В общем, беспорядки совсем не обеспокоили Государыню, и она вечером не только беседовала с Вырубовой, но и читала вслух наследнику веселый рассказ Габертона "Дети Елены"» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 507).
12 Макаров Евгений — воспитанник кадетского корпуса, приятель цесаревича, с которым познакомился во время пребывания цесаревича в Ставке в Могилеве. В переписке цесаревич часто называет его «Кулик».
13 Генерал-майор Свиты императора Д.Н.Дубенский писал о следовании императорского поезда в Ставку: «Я уезжал неспокойно, да и все были в таком же состоянии...
Весь путь наш прошел совершенно обычным порядком; всюду было спокойно: в городах царские поезда встречались местным начальством.
172


ФЕВРАЛЬ 1917
Станции были пустынны, так как проезд был неожиданный и никто почти не знал о следовании Государя. Только в Ржеве, Вязьме и Смоленске народу было больше, и он приветливо встречал царя, снимал шапки, кланялся, кричал "ура"» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 23).
14 Николай II направил в 15 ч. 40 мин. телеграмму в Царское Село: «Ее Величеству. Прибыл благополучно. Ясно, холодно, ветрено. Кашляю редко. Чувствую себя опять твердым, но очень одиноким. Сердечно благодарю за телеграммы тебя и Бэби. Мысленно всегда вместе. Тоскую ужасно. Нежно целую всех. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 203; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 210).
15 Д.Н.Дубенский оставил описание прибытия императора вСтавку: «В Могилев мы прибыли на другой день к вечеру. Государь был встречен генерал-адъютантом Алексеевым и высшими командными лицами.
Его Величество проехал к себе во "Дворец", т.е. бывший губернаторский дом. Мы все разместились по своим помещениям.
Обычная жизнь Царской Ставки началась. В тот же вечер я посетил разных лиц, видел многих штабных генералов, офицеров, спрашивал о том, как идут дела на фронте, какие события в самом Могилеве.
"У нас все по-прежнему, на фронте затишье, спокойно, новостей особых нет", — отвечали мне.
"Но что делается в Петрограде, по газетам, агентским телеграммам (без цензуры), там ожидают тревожных дней. Предстояли будто бы волнения из-за недостатка хлеба. А Дума и даже часть Государственного совета тоже неспокойны... Здесь опасаются, как все это пройдет и что будет дальше"... — спрашивали меня в свою очередь.
Государь находился в обычном своем настроении: ровен, спокоен, приветлив и к вечеру принял с коротким докладом генерал-адъютанта Алексеева.
Весь вечер мы долго беседовали с К.Д.Ниловым и С.П.Федоровым на тему о тех сюрпризах и неожиданностях, которые принесет нам будущее: словом, рисовалась нам невеселая перспектива.
Когда я вышел из дворца, в первом часу ночи, тихий мягкий снег спускался с неба, — начиналась оттепель.
У подъезда стояли в своих дубленых полушубках часовые Георгиевского батальона, а в садике, между дворцом и Управлением дежурного генерала, дежурила дворцовая полиция; на крыше дома генерал-квартирмейстера ясно виднелись пулеметы в чехлах, установленные на случай налета неприятельских аэропланов, и около них фигуры часовых в папахах и постовых шинелях» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 23—24).
Флаг-капитан Александр Дмитриевич Бубнов, являвшийся в феврале 1917 г. начальником Военно-морского управления при штабе Верховного главнокомандующего в Ставке, в своих воспоминаниях составил неоднозначную характеристику российскому монарху: «Император Николай II
173


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
был по своему нравственному облику из тех, кого в общежитии называют хорошим и скромным человеком.
По природе своей деликатный, он был приветлив и благосклонен в обращении с людьми, особенно со своими приближенными и со всеми, в ком не чувствовал резко оппозиционного настроения или стремления воздействовать на его слабую волю. Никто никогда не слыхал от него грубого или обидного слова.
Его приветливость и благосклонность мне довелось испытать лично на себе: однажды в Ставке, вследствие сильного расстройства нервной системы, я надолго потерял сон, что крайне меня тяготило. Узнав об этом, Государь через своих приближенных дал мне несколько советов, как избавиться от бессонницы, и лично мне их заботливо повторил во время «серк- ля» после одного из ближайших приглашений к его столу. Между тем я был рядовым офицером его штаба...
Государь не был подвержен никаким страстям и излишествам. Стол у него был совсем простой, и мы в Ставке никогда не видели, чтобы он выпивал больше одной рюмки водки и иногда за едой еще одной рюмки вина. Из игр любил лишь домино и триктрак, в карты не играл.
Он был истинно верующим и глубоко религиозным человеком, склонным к мистицизму и фатализму под влиянием несчастий, преследовавших его с самого начала царствования, что и отразилось в его с затаенной печалью взоре. Вера была единственной его твердой опорой в несении непосильного бремени правления, свалившегося на его слабые плечи.
Подобно своему отцу императору Александру III, он был совершенно чужд каких-либо стремлений к роскоши и театральности и, подобно ему, вел в кругу своей семьи простой образ жизни, не ища при безупречной своей нравственности каких-либо для себя развлечений и удовольствий.
Император Николай II был исключительно нежный муж и семьянин. И это его качество, могущее составить счастье обыкновенного человека, для него, слабовольного правителя огромного государства, и для самого этого государства являлось фатальным несчастьем...
Император Николай II, при своих высоких нравственных качествах, не обладал, к сожалению, свойствами, необходимыми, чтобы править государством. Ему, прежде всего, недоставало твердости воли и решительности — этих основных свойств настоящего правителя и вождя» (Бубнов А.Д. В царской Ставке. М., 2002. С. 90—91).
16 	Цесаревич Алексей обычно находился при Николае II в Ставке в Могилеве.
Начинавший болеть корью цесаревич Алексей написал отцу письмо в Ставку:
«Дорогой мой, милый папа! Приезжай скорей. Спи хорошо. Не скучай. Пишу тебе самостоятельно. Надеюсь, что кори у нас не будет и я скоро встану. Целую 10 000 000 раз. Будь Богом храним! А.Романов» (Боханов А.Н. Сумерки монархии. М., 1991. С. 263).
174


ФЕВРАЛЬ 1917
В 18 час. 44 мин. император Николай II направил еще одну телеграмму в Царское Село: «Ее Величеству. Какая досада! Так надеялся, что они избегнут кори. Сердечнейший привет всем. Спи спокойно. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 204; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 212).
В этот же день император Николай II начал писать письмо к супруге, которое завершил и отправил 24 февраля.
А.А.Мордвинов позднее в своих воспоминаниях описал нахождение императора в Ставке: «В четверг, пятницу, субботу и воскресенье потянулась обычная однообразная жизнь в Могилеве, где один день походил на другой, как две капли воды.
В Ставке Государь жил в довольно неуютном губернаторском доме, в котором наверху занимал две комнаты: одна служила кабинетом, другая спальней, где вместе с походной кроватью Государя стояла такая же походная кровать для наследника, на которой он спал во время своих частых пребываний в Могилеве. Рядом с кабинетом находилась пустынная приемная зала и столовая, а низ дома занимала часть свиты.
Неизменно в десять часов утра, после утреннего чая, к которому постепенно собиралась вся ближайшая свита, Государь направлялся пешком, в сопровождении дежурного флигель-адъютанта и Дворцового коменданта, в штаб Верховного главнокомандующего, где и занимался с генералом Алексеевым до завтрака, который был в час дня и к которому, как и к обеду в семь с половиною часов вечера, приглашались все начальники иностранных военных миссий и, по очереди, начальники разных отделов Ставки, а также приезжавшие в Могилев с докладом министры и чины фронта.
После завтрака Государь занимался у себя в кабинете, подготовляя необходимые бумаги для отправки с отъезжавшим фельдъегерем, а затем до дневного чая Его Величество и желающие из свиты выезжали за город на автомобилях и делали несколько верст прогулки пешком, всегда быстрым шагом, и возвращались к короткому дневному чаю, после которого Государь снова направлялся в кабинет для работы или принимал доклады разных лиц, прибывших из Петрограда или с фронта.
Я не помню, чтобы в эти предпоследние дни кто-либо из министров или общественных деятелей приезжал в Могилев. Настроение в Ставке, обыкновенно более бодрое и серьезное, более "разное", чем в столичном тылу, в эти дни мало отличалось от угнетенного петроградского. Мне удалось лишь мельком видеть генерала Алексеева и сказать с ним несколько незначительных фраз» (Отречение Николая И... С. 82—83).
17 	Протопресвитер Г.Шавельский позднее в эмиграции писал в мемуарах: «23 февраля, в четверг, в 3 часа дня Государь прибыл в Ставку. На вокзале обычная встреча. Как и прежде, Государь ласков и приветлив. Но в наружном его виде произошла значительная перемена. Он постарел, осунулся. Стало больше седых волос, больше морщин, — лицо как-то
175


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
сморщилось, точно подсохло. С ним приехали министр Двора и прежние лица свиты.
Вечером, как и прежде, я был приглашен к Высочайшему обеду. По одну сторону меня сидел адм. Нилов, по другую — проф. Федоров. Старик Фредерикс занимал свое обычное место, против Государя, и запивал обед вином. Дома жена и дочь, опасаясь за его здоровье, лишали его этого удовольствия. В Ставке никто не стеснял его. В конце обеда он приказал лакею подать ему фрукты. Лакей поднес на тарелке грушу.
— Это яблоко или груша? — спросил гр. Фредерикс, глядя в упор на лакея.
— Слышите! — обратился ко мне адм. Нилов. — Дожить до такого состояния, что не уметь отличить яблоко от груши... И это министр Двора, первый советник Государя!.. Хорош советник?..
Когда пили кофе, я обратился к проф. Федорову:
— Я хочу задать Вам, Сергей Петрович, один щекотливый вопрос. Если найдете почему-либо неудобным ответить на него, скажите прямо.
— Пожалуйста! — сказал Федоров.
— Вы, Сергей Петрович, знаете, что в Вашей придворной семье я являюсь почти случайным гостем. То Вы уезжаете в Царское Село, а я остаюсь здесь, то я уезжаю либо на фронт, либо в Петроград, когда Вы находитесь в Ставке. Я чаще вдали от Вас, чем с Вами. И, однако, я начинаю задыхаться в Вашей атмосфере — фальши, с одной стороны, безумия — с другой. Мне страшно становится, когда я вижу, как люди с закрытыми глазами несутся к пропасти, оставаясь наружно спокойными и жизнерадостными. Но Вы всегда в этой среде. Вот я и не могу понять: как это Вы — человек широко образованный, с прогрессивными взглядами, умный и чуткий, можете мириться со всем происходящим, как Вы уживаетесь с этой средой? Еще раз повторяю: если почему-либо неудобно Вам ответить на мой вопрос, — пожалуйста, не отвечайте.
— Почему же не ответить? — спокойно сказал Федоров. — Не Вы первый задаете мне такой вопрос. В Москве мои знакомые часто задавали его. Я коротко отвечу Вам. Я — врач: лечу Алексея Николаевича, прекрасно знаю его организм, он привык ко мне, — я не имею права его оставить. Вы, может быть, думаете, что мне выгодно оставаться тут. Совсем нет! В Петрограде я зарабатывал 40 тысяч рублей в год; тут я получаю крохи. По долгу врача, а не из-за выгоды я живу здесь. Относительно же всего происходящего... Оно меня не касается... Помочь делу я бессилен...
После обеда я доложил Государю о своем намерении созвать съезды духовенства в Пскове, Минске, Бердичеве и Кишиневе и о цели этих съездов. Государь отнесся с большим сочувствием к моему желанию расшевелить духовенство для усиленной работы и разрешил мне выехать из Ставки в Псков в субботу 25 февраля» (Шавельский Г.И. Указ. соч. Т. 2. С. 284—286).
176


ФЕВРАЛЬ 1917
Февраль 24го. Пятница -4У2°.
[Написала письмо]1 № 646.
Ал<ексей> — 37,7°; 0<льга> — 37,3°; Т<атьяна> — 37,2°; Аня — 37,7°.
У Татьяны и Ани [Вырубовой] - корь.
Сидела с А<ней>, затем поднялась наверх и завтракала там со всеми.
13Л [часа]. Гр<аф> Бенкендорф.
2 ч<аса>. Испанский посол2.
Японский посол с женой.
Бельгийский министр.
Персидский министр.
Датский министр.
Сиамский министр.
Иза [Буксгевден]3 — Настенька [Гендрикова].
3 ч<аса>. Гротен [Павел Павлович]4.
Знамения. В 3 ч<аса> 0<льга> — 37,7°; Т<атьяна> — 38,3°; Ал<ексей> — 37,9°; А<ня> — 38,3°.
В 6 ч<асов> 0<льга> — 37,9°; Т<атьяна> — 38,9°; Ал<ексей> — 38,9°; А<ня>- 38,7°.
Чай наверху.
6 ч<асов>. Г-жа Дитрих (с госпит<альными> работами).
6!/4 [часов]. Оренб<ургский> муфти<й> Баязитов5.
Обед наверху.
В 9 ч. 0<льга> — 38,1°; Т<атьяна> — 38,3°; Ал<ексей> — 39°; Аня — 38°. Позднее сидела с А<ней> [Вырубовой] и Лили [Ден].
24 февраля. Пятница
В 10Уг пошел к докладу6, который окончился к 12 час. Перед завтраком принес (в подлиннике нет указания на конкретное лицо. — В.Х.) мне от имени бельгийского короля военный крест7. Погода была неприятная — метель. Погулял недолго в садике. Читал и писал8. Вчера Ольга и Алексей заболели корью, а сегодня Татьяна последовала их примеру.
1 	Императрица Александра Федоровна в этом письме сообщала супру¬
гу: «Бесценный мой! Погода теплее, 41А гр. Вчера были беспорядки на
В<асильевском> острове и на Невском, потому что бедняки брали при¬
ступом булочные. Они вдребезги разнесли Филиппова, и против них
вызывали казаков. Все это я узнала неофициально. Вчера вечером
Бэби был весел, я читала ему "Дети Елены" (юмористическая повесть
Дж.Габбертона.— В.Х.), потом ему читал П.В.П<етров>, [температу-
177


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ра у него] —■ 38,1 в 9; в 6 — 38,3. У Ольги оба раза 37,7. Вид у нее хуже, изнуренный. Он спал хорошо и теперь у него 37,7. В 10 пошла посидеть с Аней (у нее, вероятно, корь — 37,7, сильный кашель, болит горло, —- а может быть, ангина), а потом с Лили, Н.П.[Саблиным] и Родионовым, который обедал у нее в коридоре, так как она была в постели.
Итак, наконец Варяг уходит в Англию, на 6 месяцев — может быть, сегодня. Она (Лили Ден. — В.Х.), конечно, молодцом, но видно, как огорчена, разочарована и беспокоится.
Каким страшно одиноким должен был ты чувствовать себя первую ночь! Не могу представить тебя без Бэби, мой бедный, милый ангел!
Я надеюсь, что Кедринского (правильно: Керенский. — В.Х.) из Думы повесят за его ужасную речь — это необходимо (военный закон, военное время), и это будет примером. Все жаждут и умоляют тебя проявить твердость.
Мне хочется, чтобы ты расследовал историю с [великим князем] Андреем [Владимировичем] и Кутайсовым (истинность ее удостоверена, есть артиллерийские офицеры, которые готовы присягнуть по этому делу). Надо наказать Андрея за то, что он осмелился отказать в приеме твоему адъютанту только потому, что тот исполнял свой долг. Ах, если б Фредерикс был более здоров — это его дело!
Я думаю, Кутайсов будет скоро у тебя по делам службы, но я надеюсь, что ты вернешься раньше.
Не забудь написать Джорджи (Георг V, король английский. — В.Х.) о Бьюкенене. Не откладывай этого.
Ну, у Ани корь, вЗ у нее было 38,3; у Татьяны тоже, и тоже 38,3. Ал<ексей> и Ольга — 37,7,37,9. Я перехожу из комнаты в комнату, от больного к больному. Отправили и Анастасию обратно в их комнаты. М-r Гиббс в халате читает Алексею в его комнате, — несколько занавесок спущено. У Ольги иТ<атьяны> совсем темно, так что я пишу у лампы (на диване). Принимала в течение VA часов бельгийца, сиамца, датчанина, перса, испанца, двух японцев, Корфа, Бенкендорфа, моих двух пажей, Настеньку, которая завтра едет на Кавказ, так как ее сестра очень больна, Изу (не дотрагиваясь до нее) и Гротена от Калинина. Беспорядки хуже в 10 часов, в 1 меньше — теперь это в руках Хабалова. Приняла твоего Муфти в 6 час., а также одну даму.
Вышла на минуту поставить свечки за всех вас, мои сокровища, — воздух показался дивным. Марию и Анастасию не могла взять с собой, так как у них (и у Шуры) в горле обнаружились определенно подозрительные признаки, — так сказали 4 доктора, так что они остались с Аней. Я отправляюсь к ней утром на час и вечером тоже — целое путешествие в другой конец дома, но меня возят. Она страшно кашляет. Татьяна также, — у нее головная боль. У Ольги на лице сильная сыпь. Бэби большей частью на ногах.
Принимала вчера Безобразова. Он крепко надеется, что ты его не забудешь, — я сказала, что, конечно, нет, но он должен выждать, чтоб получить хорошее место.
178


ФЕВРАЛЬ 1917
Прости за скучное письмо, но за день столько хлопот и, кроме того, без конца разговоры по телефону. Дети целуют тебя крепко. Бэби целует и спрашивает, как ты себя чувствуешь и что делает Кулик (смотритель). Надо кончать, мое солнышко. Благослови и сохрани тебя Бог! Без конца целую тебя. Нежно преданная и горячо любящая твоя старая Женушка.
Непременно выясни насчет креста Н.П.[Саблина]. Он обедает сегодня с Маклаковым, Калининым, Римским-Корсаковым и др. у Бурдукова» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 486—489; Красный архив. 1923. № 4. С. 206—207; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 214—216).
2 Императрица принимала во дворце представителей зарубежного дипломатического корпуса. Накануне этого приема княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «23 февраля / 8 марта. Съездила в Царское [Село]... Сейчас получила записку от Настеньки [Гендриковой]: императрица принимает завтра и послезавтра дипломатов! Вот, значит, приходится возвращаться в Царское. Поеду завтра с дипломатическим поездом в 1 ч. 15 м. и решила остаться там некоторое время... Настенька телефонирует, что наследник заболел корью. Придется провести несколько дней в Царском, пока не выяснится, не попаду ли я в карантин». На следующий день она записала: «Ночью повторные сердечные припадки... Пригласили доктора из верхнего лазарета; он категорически запретил мне ехать в Царское. Мне нельзя ни с кем видеться, ни разговаривать. На улицах — движение; население требует хлеба; рабочие ходят по улицам, лишенные работы, вследствие недостатка материалов» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 6).
3 Императрица принимала своих фрейлин. Баронесса С.К.Буксгевден позднее делилась воспоминаниями об этих днях: «В первый раз за много лет императрица приняла представителей дипломатического корпуса. Обычно она чувствовала себя слишком плохо, чтобы присутствовать вместе с императором на новогодних приемах, так что нередко иностранные министры приезжали и уезжали, так и не повидав императрицу. В этот год ее здоровье немного улучшилось, поскольку она уже не так сильно утомляла себя инспекционными поездками. Это позволило ей принять в полном составе всех министров и секретарей иностранных миссий, с которыми она прежде еще не встречалась.
В Петрограде бастовало уже большинство рабочих. Повсюду вспыхивали небольшие бунты, вызванные недостатком продовольствия. Атмосфера в столице накалялась все сильнее. Десятого марта датский министр, месье де Скавениус, сказал мне, что ситуация в Петрограде крайне напряженная. Его слова сильно встревожили меня, так как все мы во дворце убаюкивали себя заверениями, что во время войны невозможны
179


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
никакие восстания. А придворные из свиты императора всячески укрепляли это мнение.
Дипломатический прием прошел, как всегда, очень торжественно: впереди представителей иностранных миссий выступали церемониймейстеры, скороходы в отделанных перьями шляпах и слуги в ливреях с золотыми галунами. Императрица была очень приветлива со всеми, так что все дипломаты разъехались из дворца под впечатлением ее обаяния. Этот прием оказался последним мероприятием во дворце, поскольку спустя пять дней Российская империя перестала существовать» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 390—391).
4 В 3 часа императрица приняла с докладом от министра внутренних дел А.Д.Протопопова генерал-майора Свиты императора П.П.Гротена.
А.И.Спиридович в воспоминаниях отмечал: «Императрица Александра Федоровна продолжала относиться к происходящему в Петрограде совершенно спокойно. Посланный утром к Протопопову генерал Гротен привез ей успокоительные заверения от министра. В письме Государю от 24 февраля, написанном в 3 часа дня, царица не высказала ни малейшей тревоги.
"Беспорядки хуже в 10 часов и меньше в 1 час", — писала царица в то время, когда толпа на Невском кричала "Долой царя", "Да здравствует республика и мир". Царицу обманывал Протопопов.
В тот день выяснилось, что у великой княжны Татьяны Николаевны и у Вырубовой тоже корь. Государыня всецело была занята больными.
Около полуночи Саблин позвонил во дворец и доложил, как хорошо прошел обеду Бурдукова и как спокойно относится к происходящему Протопопов» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 514).
5 Императрица принимала оренбургского муфтия Мухаммеда Сафа Атау- ловича Баязитова.
6 Д.Н.Дубенский оставил описание этого дня в Ставке: «После утреннего чая Государь отправился на доклад генерал-адъютанта Алексеева, который обычно происходил в Генерал-квартирмейстерской части, помещавшейся рядом, в здании Губернских присутственных мест.
На докладе всегда присутствовали только помощник начальника штаба генерал Клембовский и генерал-квартирмейстер генерал-лейтенант Лу- комский. Доклад тянулся до завтрака, т.е. до 121А часов.
К завтраку было много приглашенных: Свита Государя, великие князья Сергей и Александр Михайловичи, генерал-адъютант Н.И.Иванов, все иностранцы Военных миссий. Его Величество в защитной рубашке, в погонах одного из пехотных полков, — обошел всех здороваясь и разговаривая с некоторыми из приглашенных. Государь был в обычном спокойном, приветливом настроении.
Тихо спрашивали друг друга: "Какие вести из Петрограда"; передавали, что только что полученные телеграммы сообщили о волнениях
180


ФЕВРАЛЬ 1917
в рабочих кварталах; но в общем Высочайший завтрак прошел так же, как и всегда.
После 2 часов Государь с Воейковым, дежурным флигель-адъютантом герцогом Лейхтенбергским, князем Долгоруким, графом Граббе и лейб-хирургом Федоровым поехали в автомобилях за город по шоссе для прогулки. Часа через полтора Его Величество вернулся и прошел к себе в кабинет.
Затем был дневной короткий чай, после которого Государь снова ушел в кабинет на обычные занятия и оставался там до обеда. Все шло по внешности давно установленным порядком, — и это внушало какую-то уверенность, что сюда, до Ставки, никакие волнения не докатятся и работа высшего командования будет идти независимо от всяких осложнений в столице» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 24—25).
7 	А.И.Спиридович об этом написал в воспоминаниях: «С 24-го числа жизнь пошла обычным порядком. С 10 до 12 Государь работал с Алексеевым. Вернувшись, принял бельгийского генерала Рикеля, который вручил от Бельгийского короля ордена для Его Величества, царицы и наследника. Рикель жалел, что не мог лично передать орден наследнику, с которым был очень дружен. Ордена в тот же день были отправлены в Царское Село...
Из полученного вечером письма от царицы император узнал, что у Ольги Николаевны корь, а также у наследника. Это очень обеспокоило Его Величество, он вызвал Федорова, беседовал с ним и даже говорил о поездке детей в Крым.
Уже поздно вечером из разговора по телефону с императрицей Государь узнал кое-что "о голодных беспорядках". Узнали о них к вечеру и в свите, но серьезного значения им не придали» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 564—565).
Император Николай II завершил письмо к супруге, начатое еще 23 февраля, и отправил его 24 февраля в Царское Село: «Мое возлюбленное Солнышко! Сердечно благодарю за твое дорогое письмо, которое ты оставила в моем купе. Я с жадностью прочел его перед отходом ко сну. Мне стало хорошо от него в моем одиночестве после того, как мы два месяца пробыли вместе. Если я не мог слышать твоего нежного голоса, то, по крайней мере, мог утешиться этими строками нежной любви. Я ни разу не выходил, пока мы не приехали сюда. Сегодня я чувствую себя гораздо лучше — хрипоты нет и кашель не так силен. Был солнечный и холодный день, и меня встретила обычная публика с Алексеевым во главе. Он выглядит действительно очень хорошо, и на лице выражение спокойствия, какого я давно не видал. Мы с ним хорошо поговорили с полчаса. После этого я привел в порядок свою комнату и получил твою телеграмму о кори Ольги и Бэби. Я не поверил своим глазам — так неожиданна была эта новость. Особенно после его собственной телеграммы, где он говорит, что чувствует себя хорошо. Как бы то ни было, это очень скучно и беспокойно для
181


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
тебя, моя голубка. Может быть, ты перестанешь принимать такое множество народу? Законный повод —боязнь передать заразу их семьям. В 1-м и 2-м кадетских корпусах количество мальчиков, заболевших корью, все увеличивается. За обедом видел всех иностранных генералов — они были очень огорчены такими печальными новостями. Здесь в доме так спокойно, ни шума, ни возбужденных криков! Я представляю себе, что он спит в своей спальне. Все его маленькие вещи, фотографии и безделушки в образцовом порядке в спальне и в комнате с круглым окном!
Не надо! (интимное семейное выражение. — В.Х.). С другой стороны, какое счастье, что он не приехал со мной теперь сюда — для того только, чтобы заболеть и лежать здесь в нашей маленькой спальной! Дай Бог, чтоб корь прошла без осложнений, и лучше бы все дети переболели ею сразу!
Мне очень не хватает !4-часового пасьянса каждый вечер. В свободное время я здесь опять примусь за домино. Эта тишина вокруг гнетет, конечно, если нет работы. Старый Иванов был любезен и мил за обедом. Моим другим соседом был сэр Г.Виллиамс, который в восторге, что видел здесь за последнее время столько соотечественников.
Ты пишешь о том, чтобы быть твердым — повелителем, это совершенно верно. Будь уверена, я не забываю, но вовсе не нужно ежеминутно огрызаться на людей направо и налево. Спокойного резкого замечания или ответа очень часто совершенно достаточно, чтобы указать тому или другому его место.
Ну, дорогая моя, уже поздно. Спокойной ночи, Бог да благословит твой сон! Спи спокойно, хоть я не могу согреть тебя.
24 февраля
Очень пасмурный, ветреный день, идет густой снег, ни признака весны. Только что получил твою телеграмму о здоровье детей. Я надеюсь, они все схватят на этот раз.
Посылаю тебе и Алексею ордена от короля и королевы бельгийских на память о войне. Ты поблагодари ее лучше сама. Вот он обрадуется новому крестику! Бог да сохранит тебя, моя радость! Целую крепко тебя и детей. Мысленно и в молитвах со всеми вами. Твой муженек Ники» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 115. Л. 45—48 об.; Красный архив. 1923. № 4. С. 204—205; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 212—213).
Кроме письма, Николай II направил в Царское Село в 15 ч. 22 мин. и в 21 ч. 8 мин. следующие телеграммы:
«Ее Величеству. Большое спасибо за обе телеграммы. Пожалуйста, не переутомись, бегая от одного больного к другому. Поезд опоздал из-за снежной бури. Кашель меньше. Нежнейшие поцелуи всем. Ники».
«Ее Величеству. Сердечно благодарю за милые письма тебя и Татьяну. Передай всем болящим мой самый горячий привет. В мыслях непрестанно вместе. Спи хорошо. Бог да благословит тебя! Ники» (Красный архив. 1923.
182


ФЕВРАЛЬ 1917
№ 4. С. 205; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 214).
8 	В.Н.Воейков позднее писал в своих воспоминаниях: «В пятницу днем я получил из Петрограда от своего начальника особого отдела известие, что в Петрограде неспокойно и происходят уличные беспорядки, которые могут принять серьезные размеры, но что пока власти справляются...
Полученные сведения навели меня на мысль просить Государя под предлогом болезни наследника вернуться в Царское Село. Я стал убеждать Его Величество уехать со Ставки. Государь на это возражал, что он должен пробыть дня три-четыре и раньше вторника уезжать не хочет» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 162).
Февраль 25го. Суббота
-8°.
[Написала письмо]1 № 647.
0<льга> — 37,6°; Т<атьяна> — 37,1 °; Ал<ексей> — 38,2°; Ан<я> — 38,6°. 10/4 [часа]. Сидела с Аней наверху и завтракала там. Ал<ексей> в 1 ч<ас> — 38,5°.
Чай. Апраксин2.
2 ч<аса>. Китайский министр.
Португальский — с дочерьми.
Греческий.
Аргентинский — с женой.
Крымск<ий> губ<ернатор> полк<овник> Бойсман3.
3 ч<аса>. 0<льга> — 38,1 °; Т<атьяна> — 37,4°; Ал<ексей>, Аня — 39,8°. Ходила к Знамению.
Сидела наверху и там пила чай.
0<льга> — 38,7°; Т<атьяна> — 38,7°; Ал<ексей> — 39,6°; М<ария> — 37°; А<ня> — 36,9°.
Rested, обедала наверху.
9 	ч<асов>. 0<льга> — 38,8°; Т<атьяна> — 38,6°; Ал<ексей> — 39,6°. Позднее сидела с А<ней> [Вырубовой] и Лили [Ден].
В 12 ч. А<ня> — 39,1°.
25 февраля. Суббота
Встал поздно. Доклад продолжался полтора часа4. В 2/4 заехал в монастырь и приложился к иконе Божией Матери. Сделал прогулку по шоссе на Оршу5. В 6 ч. пошел к всенощной. Весь вечер занимался6.
183


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
1 Императрица написала очередное письмо супругу в Ставку: «Бесценное, любимое сокровище!
8°, легкий снежок, — пока сплю хорошо, но несказанно тоскую по тебе, любовь моя. Стачки и беспорядки в городе более чем вызывающи (посылаю тебе письмо Калинина ко мне. Оно, правда, немного стоит, так как ты, наверное, получишь более подробный доклад от градоначальника). Это — хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, — и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Но это все пройдет и успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя. Худших речей не печатают, но я думаю, что за антидинастические речи необходимо немедленно и очень строго наказывать, тем более что теперь военное время. У меня было чувство, когда ты уезжал, что дела пойдут плохо. Уволь Батюшина, вспомни, что Алексеев твердо стоит за него. Бат<юшин> выбрал себе адъютанта — теперь он полковник, который прежде был очень беден. Его жена принесла ему в приданое 15 000, теперь же он стал очень богат. Странно! Батюшин также запугивает людей, заставляет платить ему большие суммы, чтобы не быть высланными (без всякой вины). Отделайся от него, мой дорогой, — я говорю о Батюшине, — поскорее. Как ты находишь Алексеева? Не возьмешь ли к себе доброго Головина вместо нового человека, который не очень тебе нравится? Прежде всего, твори свою волю, мой дорогой! Тяжело не быть вместе. Аня шлет привет. Ей хуже всех, она страшно страдает от ужасного кашля и днем и ночью, сыпь внутри так и жжет. Сегодня утром у нее было тоже 38,6, у Ольги — 37,6, у Татьяны — 37,1. Бэби еще спит. Напиши мне привет для Ани — это будет ей приятно. Милая Лили приходила и потом, после того как мы побывали у Ани в 11 часов, сидела со мной и пила чай до отхода поезда. Страшно неприятны приемы: был китаец, португалец с
2 дочерьми, грек, аргентинец с женой. Я надеюсь, что Бойсман окажется подходящим для Крыма. Пожалуйста, сходи на минуту к иконе Пречистой Девы и спокойно помолись за себя, чтоб прибавилось сил, за наше большое и малое семейство. Брат нашего Княжевича умер в Москве, он был заведующим в моем складе. Старая, m-me Мин умерла в городе, но ее похоронят здесь. Я думаю, Анастасия заразится сегодня, вчера она выглядела подозрительно. Доктора нашли ее горло подозрительным, но температура пока нормальна. Акилина ухаживает за Аней, и все доктора тоже. Сейчас я читаю отчет шведского пастора Неандера, посетившего наших пленных в Германии и Австрии. Теперь он приехал продолжить работу здесь; на той неделе я его приму. Бывший пензенский губернатор Горяйнов просил его посетить могилу его сына в Фридланде; он был и нашел ее в порядке, на ней березовый крест, сделанный нашими солдатами в одном германском поместье. Многие там умерли (наши устроили в том доме госпиталь) с 5 авг. до 8 сент. 1914 г. Семейство справлялось о днях рождений и именин, чтобы возложить венки. Потом он был на городском
184


ФЕВРАЛЬ 1917
кладбище и нашел там много наших могил и одну с надписью: ген.-майор Маковский, командир СПБ полка, павший во славу русского оружия на поле брани под Фридл. 2-го июня 1807 г.
Аня послала за мной, потому что чувствовала себя очень плохо: не могла дышать как следует; так продолжалось от IOV2 до 12. Потом я ее успокоила, и она почувствовала себя легче, — просит твоих "чистых молитв" — она все время боится. В час у Бэби было 38,5, у Ольги — 38,1, у Татьяны — 37,4. Сижу со всеми, сменяю, пишу в темноте на диване Ольги.
Только что поставила свечки у Знаменья. Устала после приемов, разговаривала с Апраксиным и Бойсманом. Последний говорит, что здесь необходимо иметь настоящий кавалерийский полк, который сразу установил бы порядок, а не запасных, состоящих из петербургского люда. Гурко не хочет держать здесь твоих улан, а Гротен говорит, что они вполне могли бы разместиться.
Бойсман предлагает, чтобы Хабалов взял военные пекарни и пек немедленно хлеб, так как, по словам Бойсмана, здесь достаточно муки. Некоторые булочные также забастовали. Нужно немедленно водворить порядок, день ото дня становится все хуже. Я велела Б<ойсману> обратиться к Калинину и сказать ему, чтоб он поговорил с Хабаловым насчет военных пекарен. Завтра воскресенье, и будет еще хуже. Не могу понять, почему не вводят карточной системы и почему не милитаризуют все фабрики, — тогда не будет беспорядков. Забастовщикам прямо надо сказать, чтоб они не устраивали стачек, иначе будут посылать их на фронт или строго наказывать. Не надо стрельбы, нужно только поддерживать порядок и не пускать их переходить мосты, как они это делают. Этот продовольственный вопрос может свести с ума. Прости за унылое письмо, но кругом столько докуки.
Целую и благословляю. Навеки твоя старая Женушка.
Никто не чувствует себя особенно плохо. Аня кашляет и страдает больше всех. Все целуют тебя 1000 раз» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1155. Л. 490—493 об.; Красный архив. 1923. № 4. С. 208—210; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 217—220).
2 	Княгиня Е.А.Нарышкина продолжала болеть, и придворными делами распоряжался Апраксин.
А.И.Спиридович вспоминал: «В Царском Селе во дворце было спокойно. Императрица продолжала смотреть на происходящие события глазами Протопопова. Утром она получила от министра письмо, которое ничего тревожного не сообщало... Приняла очередной доклад состоявшего при Ее Величестве графа Апраксина.
Встревоженный беспорядками, видевший в них политический смысл, граф после доклада начал говорить о текущем моменте. Он высказал много отрицательного в адрес некоторых министров. Сказал, что почти у каждого министра есть в прошлом что-либо нехорошее. По ходу разговора Государыня стала терять спокойствие, наконец рассердилась так, что отшвырнула
185


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
стул. Разговор был настолько серьезным, что вернувшийся домой граф рассказал своей жене, что вряд ли ему придется продолжать службу при особе Ее Величества» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 523—524).
Княгиня Е.А.Нарышкина пометила в своем дневнике: «В городе беспорядки, все это вызвано Протопоповым, который всовывает палки в колеса Риттиху. Войска отказываются стрелять в народ. Царские дети заболели корью» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 6).
В дневнике великого князя Михаила Александровича за этот день записано: «Сегодня были беспорядки на Невском пр. Ходили рабочие с красными флагами, бросали в полицию ручные гранаты и бутылки, войскам пришлось стрелять. Главная причина беспорядков — отсутствие муки» (Там же. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 56).
Камердинер императрицы Алексей Андреевич Волков позднее писал в своих воспоминаниях: «События развертывались быстро, но до дворца доходили только глухие слухи. На другой день опять звонит Протопопов:
— В Петрограде бурно. Казаки понемногу переходят на сторону революционеров. Завтра решится все. Надеюсь, наша сила возьмет верх. Я приказал полиции занять посты на чердаках.
Я передал императрице доклад: "В Петрограде не все благополучно; казаки идут против правительства".
— Этого никогда не может быть: это ошибка.
— Ваше Величество, так докладывает министр внутренних дел.
— Никогда не поверю: казаки против нас не пойдут.
Скоро опять звонок Протопопова: "Доложите Ее Величеству, что, я надеюсь, мы устоим". Государыня на это заметила: "Конечно, это так и будет".
На следующий день звонит секретарь министра:
— Доложите Ее Величеству, что из некоторых тюрем стали выпускать арестантов. Литовский замок горит. Горят и некоторые участки.
Я доложил.
— Что же делать? Посмотрим, что дальше будет... — сказала императрица, на которую эти известия подействовали несколько удручающе.
Это было последнее телефонное сообщение. После секретарь министра приезжал лично и сообщил, что горят участки, тюрьмы и суд. Это было последнее сношение с Петроградом» (Волков А.А. Указ. соч. М., 1993. С. 64—65).
3 	Бойсман — полковник, в 1917 г. был назначен Таврическим губернатором вместо генерал-майора Свиты императора Н.А.Княжевича.
Из воспоминаний А.И.Спиридовича: «Государыня приняла нового Таврического губернатора генерала Бойсмана. Они много говорили о Крыме, а затем перешли на беспорядки. Царица высказала свое отношение к происходящему и основное внимание уделила продовольственному вопросу и вообще выпечке хлеба в Петрограде. Ей понравилось предложение Бойс-
186


ФЕВРАЛЬ 1917
мана о том, чтобы Хабалов стал выпекать хлеб в казенных хлебопекарнях. Государыня поручила Бойсману побывать у Протопопова и передать ему, чтобы он обсудил этот вопрос с Хабаловым.
Государыня была против репрессивных мер и особенно против стрельбы. "Не надо стрельбы, не надо стрельбы, — повторяла она несколько раз. — Нужно только поддерживать порядок"» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 523—524).
4 По свидетельству дворцового коменданта В.Н.Воейкова: «На следую¬
щий день (25 февраля. — ВХ), в субботу, я получил от А.Д.Протопопова телеграмму с извещением, что в городе беспорядки, но все клонится к их подавлению (текст телеграммы приведен ниже. — В.Х.). Доложив эту телеграмму Государю, я вторично стал просить его ускорить отъезд. Но Государь продолжал настаивать на своем отъезде во вторник, добавив, что я на этот день могу сделать соответствующие распоряжения к отбытию со Ставки» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 162—163).
В шифрованной военной телеграмме № 179 министра внутренних дел А.Д.Протопопова дворцовому коменданту В.Н.Воейкову от 25 февраля 1917 г. читаем: «Внезапно распространившиеся [в] Петрограде слухи [о] предстоящем якобы ограничении суточного отпуска выпекаемого хлеба взрослым по фунту, малолетним [в] половинном размере вызвали усиленную закупку публикой хлеба, очевидно в запас, почему части населения хлеба не хватило. На этой почве двадцать третьего февраля вспыхнула [в] столице забастовка, сопровождающаяся уличными беспорядками. Первый день бастовало около 90 тысяч рабочих, второй до 160 тысяч, сегодня около 200 тысяч. Уличные беспорядки выражаются [в] демонстративных шествиях частью [с] красными флагами, разгроме [в] некоторых пунктах лавок, частичном прекращении забастовщиками трамвайного движения, [в] столкновениях [с] полицией. 23 февраля ранены 2 помощника пристава, сегодня утром [на] Выборгской стороне толпой снят [с] лошади [и] избит полицмейстер полковник Шалфеев, ввиду чего полицией произведено несколько выстрелов [в] направлении толпы, откуда последовали ответные выстрелы. Сегодня днем более серьезные беспорядки происходили около памятника императора Александра III на Знаменской площади, где убит пристав Крылов. Движение носит неорганизованный стихийный характер, наряду [с] эксцессами противоправительственного свойства буйствующие местами приветствуют войска. [К] прекращению дальнейших беспорядков принимаются энергичные меры военным начальством. [В] Москве спокойно. МВД. Протопопов» (ГА РФ. Ф. 1788. On. 1. Д. 74. Л. 29—29 об.).
Когда в Ставку пришла тревожная телеграмма председателя Государственной думы Родзянко о начале революции, то якобы Николай II сказал министру Императорского Двора графу В.Б.Фредериксу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать» (Падение царского режима. Т. 5. С. 38). Но уже около 9 часов ве-
187


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
мера 25 февраля 1917 г. генерал Хабалов и министр внутренних дел Протопопов получили от царя из Ставки строгое телеграфное предписание: «Повелеваю Вам прекратить с завтрашнего дня всякие беспорядки на улицах столицы, недопустимые в то время, когда отечество ведет тяжелую войну с Германией» (Мартынов Е.И. Указ. соч. С. 81).
В 10 часов вечера, когда начальники районов войсковой охраны Петрограда, по обыкновению, собирались в здании градоначальства, генерал С.С.Хабалов прочел им Высочайшую телеграмму и отдал следующее словесное приказание: «Господа, Государь приказал завтра же прекратить беспорядки. Вот последнее средство, оно должно быть применено. Поэтому если толпа малая, если она не агрессивная, не с флагами, то Вам в каждом участке дан кавалерийский отряд — пользуйтесь кавалерией и разгоняйте толпу. Раз толпа агрессивная с флагами, то действуйте по уставу, т.е. предупреждайте троекратным сигналом, а после троекратного сигнала — открывайте огонь» (Падение царского режима. Т. 1. С. 191).
5 А.А.Мордвинов позднее в своих воспоминаниях писал: «В субботу,
25 	февраля была наша последняя продолжительная прогулка с Государем по живописному Могилевскому шоссе к часовне, выстроенной в память сражения в 1812 году, бывшего между нашими и наполеоновскими войсками.
Был очень морозный день, с сильным леденящим ветром, но Государь по обыкновению был лишь в одной защитной рубашке, как и все мы, его сопровождавшие. Его Величество был спокоен и ровен, как всегда, хотя и очень задумчив, как все последнее время. Навстречу нам попадалось много людей, ехавших в город и с любопытным недоумением смотревших на нас.
Помню, что во время этой прогулки Его Величество сообщил нам, что получил печальное известие о том, что великая княжна Анастасия Николаевна заболела корью и что теперь из всей семьи только Мария Николаевна еще на ногах, но что он опасается, что и она скоро разделит участь своих сестер.
Вечером в этот день Государь был по обыкновению у всенощной» (Отречение Николая II... С. 84—85).
Г.Шавельский позднее писал в своих мемуарах о напряженной атмосфере этих дней в Ставке: «25 февраля за завтраком я в последний раз видел своего Государя.
После приезда Государя в Ставке начали усиленно говорить о готовящихся каких-то серьезных мерах в связи с работой Думы. Поговаривали о роспуске Думы, об усилении административных строгостей и пр. Предполагая, что подобные разговоры идут и на фронте и что в Пскове меня начнут осаждать разными вопросами и расспросами, насколько можно придавать значения таким разговорам, я перед своим отъездом старался узнать у ген. Воейкова, проф. Федорова и других лиц Свиты: не готовится
188


ФЕВРАЛЬ 1917
ли в государственном управлении что-либо серьезное и неожиданное. Они уверяли меня, что все разговоры не имеют решительно никакого основания. И я, успокоенный ими, вечером 25 февраля выехал из Ставки в Псков через ст. Дно» (Шавельский Г.И. Указ. соч. Т. 2. С. 286).
6 	Император Николай II, кроме служебных дел, завершил письмо к супруге, начатое еще 24 февраля, и отправил его 25 февраля в Царское Село:
«Моя душка, Солнышко милое!
Благодарю сердечно за твое дорогое письмо. Итак, у нас трое детей и Аня лежат в кори! Постарайся, чтобы Мария и Анастасия тоже схватили (т.е. чтобы тоже переболели. — В.Х.), так проще и лучше для всех них и для тебя также! И все это случилось, как только я уехал, всего только два дня назад! Сергей Петрович [Федоров] интересуется, как будет развиваться болезнь. Он находит, что для детей, а особенно для Алексея, абсолютно необходима перемена климата после того, как они выздоровеют — вскоре после Пасхи. На мой вопрос, куда, по его мнению, лучше было бы поехать, он назвал Крым. Он сказал мне, что у него есть сын (я никогда не знал об этом), который схватил корь, и целый год мальчик непрерывно кашлял, пока его не послали на юг, где он совершенно и очень быстро выздоровел. Когда он говорил об этом, у него были слезы на глазах. Действительно, совет великолепный, и каким отдыхом это было бы для тебя! Кроме того, комнаты в Царском надо дезинфицировать, а ты, вероятно, не захочешь переехать в Петергоф, — тогда где же жить?
Мы спокойно обдумаем все это, когда я вернусь, что, как я надеюсь, будет скоро!
Мой мозг отдыхает здесь — ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания. Я считаю, что это мне полезно, но только для мозга. Сердце страдает от разлуки. Я ненавижу эту разлуку, особенно в такое время! Я буду недолго в отсутствии — по возможности направить все дела здесь, и тогда мой долг будет исполнен.
25 февр<аля>
Сейчас получил твою утреннюю телеграмму. Слава Богу, нет осложнений. Первые дни температура всегда высока и спускается медленно к концу. Бедная Аня, представляю, что она чувствует и насколько ей хуже, чем детям.
Сейчас, в 2.30, перед тем как отправиться на прогулку, я загляну в монастырь и помолюсь за тебя и за них Пречистой Деве. Последние снежные бури, окончившиеся вчера, по всем нашим юго-западным ж.-д. линиям поставили армии в критическое положение. Если движение поездов немедленно не возобновится, то через 3—4 дня в войсках наступит настоящий голод. Ужасно! Прощай, моя любовь, моя дорогая маленькая женушка. Бог да благословит тебя и детей!
Нежно любящий, твой навеки муженек Ники» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 115. Л. 49—51 об.; Красный архив. 1923. № 4. С. 207—208; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 216—217).
189


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ И И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
В этот же день в 19 час. 35 мин. Николай II направил в Царское Село телеграмму: «Ее Величеству. Нежно благодарю за милое письмо. Марию тоже. Мысли мои все время не покидают вас. Холодная, ветреная, серенькая погода. Шлю тебе и больным мой сердечный привет. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 210; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 220).
Февраль 26го (11 марта). Воскрес<енье>
-7°.
[Написала письмо] № 6481.
0<льга> — 38,1°; Т<атьяна> — 37,8°; Ал<ексей> — 38,9°; Аня [Вырубова] — 39,8°2.
10V4 [часов]. С Аней [Вырубовой].
Сидела наверху и завтракала там.
В 1 ч<ас>. Ал<ексей> — 39,6°.
В 2 ч<аса>. 0<льга> — 39,1°; Т<атьяна> — 37,8°; Аня — 40,1°. Ездила на автомобиле с Марией3 к [отцу] Алекс<андру> [на проповедь] об уч<ении> Знамен<ия>.
Чай наверху.
3Va [часа]. Бурдуков4.
6 ч<асов>. 0<льга> — 39,3°; Т<атьяна> — 39°; Ал<ексей> — 40°. Обедала наверху.
9 	ч<асов>. 0<льга> — 39,9°; Т<атьяна> — 39,3°; Ал<ексей> — 40,6°; Аня — 39,9°, позднее — 39,5°.
Спустилась кА<не> [Вырубовой], нашла там Алию [Пистоль- корс] иН.П.[Саблина].
26 февраля. Воскресенье
В 10 час. пошел к обедне5. Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы6. Написал Алике7 и поехал по Бобр<уйскому> шоссе к часовне8, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял сен<атора> Трегубова9 до обеда. Вечером поиграл в домино.
1 Императрица направила очередное письмо супругу в Ставку:
«Дорогой мой возлюбленный!
Какая радость! В 9 часов сегодня получила твое письмо от 23—24-го.
Подумай, как долго оно шло! Еще и еще благодарю за него. Я покрыла
его поцелуями и буду еще часто целовать. Я так одинока без тебя, не с
кем поговорить по душе, так как Аня ужасно страдает: она кашляет, у нее
190


ФЕВРАЛЬ 1917
очень высокая температура. Доходило, я думаю, даже до 40. Почти не спит. Сейчас утром уже 39,8. Около нее много сиделок — Акилина, Федосья Степановна, сестра Татьяна (из моего поезда), они сменяются по 2, и Маня и Жук, 4 детских доктора утром, потом Евгений Степанович [Боткин] и Владимир Николаевич [Деревенко] от 2 до 3 раз в день; и ее доктор, которого она любит и который ее любит провел около нее эту ночь. Дети бывают трижды в день, я — дважды. Вечером — Лили [Ден], милое существо. Ты знаешь, какая это беспокойная и капризная больная. Но она, действительно, страдает, и теперь, к счастью, пятна начали покрывать все ее лицо и грудь. Это лучше, когда они выходят наружу. Я ходила к Знамению вчера и хочу побывать сегодня. Ходить в церковь в одиночку к службе, когда я так устала и так нужна им, я думаю, не надо. Бог видит мои молитвы здесь. Дети веселы, Анастасия и Мария называют себя сиделками, болтают без умолку и телефонируют направо и налево. Они страшно помогают мне, но я боюсь, что они тоже свалятся. Жилик еще очень слаб и навещает только Бэби. М-r Гиббс с ним. Все эти темные комнаты угнетают, хотя большая комната Бэби со спущенными занавесками все же светлее.
Сегодня я не приму никого, не могу продолжать приемов. Но завтра придется снова. Бойсман говорил очень хорошо, только он боится, что Княжевича выберут предводителем дворянства — это осложнит дело. Рассказывал мне много о беспорядках в городе (я думаю, больше 200 000 человек). Он находит, что просто не умеют поддержать порядка. Но я писала об этом уже вчера, прости — я глупенькая. Необходимо ввести карточную систему на хлеб (как это теперь в каждой стране), ведь так устроили уже с сахаром, и все спокойны и получают достаточно. У нас же — идиоты. Оболенский этого не желал сделать, хотя Медем и хотел этого — после того, как удалось в Пскове. Один бедный жандармский офицер был убит толпой, и еще несколько человек. Вся беда от этой зевающей публики, хорошо одетых людей, раненых солдат и т.д. — курсисток и проч., которые подстрекают других. Лили заговаривает с извозчиками, чтобы узнавать новости. Они говорили ей, что к ним пришли студенты и объявили, что если они выедут утром, то в них будут стрелять. Какие испорченные типы! Конечно, извозчики и вагоновожатые бастуют. Но они говорят, это не похоже на 95 (так в подлиннике; очевидно, 1905 год. — В.Х.), потому что все обожают тебя и только хотят хлеба. Лили говорила с Гротеном вместо меня, так как я не могла оставить Ани. Теперь, наконец, я могу принять свои капли. Какая теплая погода! Досадно, что дети не могут покататься даже в закрытом автомобиле. Славный Родионов послал для Ольги, Татьяны и Ани по горшку ландышей от [Гвардейского] Экипажа. Завтрак у стрелков не состоялся, так как полк должен быть наготове на случай тревоги.
Одиночество твое должно быть ужасно — окружающая тебя тишина подавляет моего бедного любимого!
3!4 [ч.]. Только что получила твое милое письмо от вчерашнего дня. Сердечно благодарю, мой дорогой. Да, конечно, перемена воздуха помо¬
191


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
жет после болезни, но в Ливадии будет слишком мучительно и хлопотливо теперь. Ну, хорошо — мы это еще обдумаем потом. Маленькие все время вместе с другими и с Аней — они еще могут заразиться. Татьяна кашляет страшно — 37,8, Ольга — 39,1, Алексей — 39,6, Аня — 40,1. Я только что брала Марию к Знамению поставить свечи, ходили на могилу нашего Друга (имеется в виду могила Г.Е.Распутина. — В.Х.). Теперь церковь настолько высока, что я могу стать на колени и молиться там спокойно за всех вас, и дневальный меня не видит. Мы ездили к Алекс. Остановились и разговаривали с М<ясоедовым>-Ивановым, Хвощинским, с новыми и с доктором. Мягкая погода, очень солнечно. Я принесла тебе этот кусочек дерева с его могилы, где стояла на коленях.
В городе дела вчера были плохи. Произведены аресты 120—130 человек. Главные вожаки и Лелянов (имеется в виду действительный статский советник Павел Иванович Лелянов, петроградский городской голова в 1915—1917 гг. — В.Х.) привлечены к ответственности за речи в Гор<одской> думе. Министры и некоторые правые члены Думы совещались вчера вечером (Калинин писал в 4 час. утра) о принятии строгих мер, и все они надеются, что завтра все будет спокойно. Те хотели строить баррикады и т.д. В понедельник я читала гнусную прокламацию. Но, мне кажется, все будет хорошо. Солнце светит так ярко, и я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле! Он умер, чтобы спасти нас. Бурдуков настаивает на том, чтоб повидать меня сегодня, а я так надеялась никого не видеть! Настенька (Гендрикова. — В.Х.) уезжает сегодня вечером в Кисловодск — там царит Михень (великая княгиня Мария Павловна старшая. — В.Х.), как говорят. Бэби — это одна сплошная сыпь — покрыт ею, как леопард. У Ольги большие плоские пятна, Аня тоже вся покрыта сыпью. У всех болят глаза и горло. У Ани было шесть докторов, 2 сестры и Жук, Мария и я. Это безумие, но ей это нравится, успокаивает ей нервы. Беккер явилась к ней. Совсем не чувствуется воскресенье.
Надо идти обратно, к ним, в потемки. Благословляю и целую без конца. Дай Бог, чтоб морозы прекратились на юге. Мой Римановский поезд сошел с рельс из-за льда близ Киева. Бог поможет — это, кажется, уже предел. Вера и упование! Так спокойно от сознания, что ты был у этого дорогого образа. Навеки, дорогой Ники, твоя старая Солнышко». (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 494—499; Красный архив. 1923. № 4. С. 210—212; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 220—223).
2 А.И.Спиридович, вспоминая об этих днях, писал в мемуарах: «Александровский дворец действительно был похож тогда на госпиталь. В комнатах наследника и великих княжон были опущены шторы, царил полумрак. У наследника и двух старших великих княжон температура держалась свыше 39 градусов. Младшие великие княжны Мария и Анастасия ухаживали за больными и гордились тем, что они сестры милосердия и помогают царице. Царица успевала всюду. Положение наследника было тяжелое. Самочувст¬
192


ФЕВРАЛЬ 1917
вие Ольги и Татьяны очень хорошее. Они были даже веселы. Присланные офицером Родионовым ландыши от Гвардейского Экипажа доставили больным истинное удовольствие.
На другом конце дворца лежала в жару любимая царской семьей Вырубова. У нее температура была более 40 градусов. Приходили несколько докторов. Там дежурила Аклина. Великие княжны Мария и Анастасия два раза в день приходили тоже на дежурство. Туда также были присланы ландыши. Эти ландыши были едва ли не последним напоминанием о старом режиме царским детям. В тот день никто ни о чем не подозревал, от детей скрывали правду. Великие княжны были счастливы. Царица запретила говорить больным о беспорядках.
Императрица в костюме сестры милосердия была то у детей, то у Вырубовой. Она руководила всем, сама ухаживала за больными.
Царица настолько была занята больными, что даже не смогла лично выслушать генерала Гротена, который ездил к Протопопову за новостями. Царица поручила выслушать генерала своей подруге госпоже Ден.
Протопопов прислал письмо, в котором сообщал, что вчера положение было хуже, сегодня лучше, произведены многочисленные аресты, главные вожаки и Лелянов привлечены к ответственности за речи в Городской думе. Вечером министры совещались по поводу принятия дальнейших мер. Все надеются, что завтра все будет спокойно.
Так легкомысленно лгал и успокаивал императрицу Протопопов, а ведь царица передавала эти сведения Государю, принимая их за чистую монету» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 527—528).
В эти тревожные дни княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «26 февраля / 11 марта. Объявлено осадное положение. Газеты не вышли. На улицах полки дерутся между собою. Бедная Настенька [Гендри- кова] выехала в Кисловодск; сестре ее совсем плохо, вряд ли она ее застанет. У Ани [Вырубовой] корь в очень сильной форме. Больны: наследник, старшие великие княжны (младшие пока не заразились) и обе их горничные. Наследник заразился от кадетов, которые приходили с ним играть; следовало бы приглашать для игр мальчиков из хороших семей, которые умеют принимать меры предосторожности при эпидемиях. Политическое положение приводит меня в отчаяние. Немцы ликуют за наш счет!» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 6 об.).
Запись в дневнике великого князя Михаила Александровича в этот день более краткая: «Беспорядки в Петрограде усилились, на Суворовском проспекте и Знаменской, убитых было около 200 чел.» (Там же. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 57).
3 	Об этой поездке в автомобиле императрица сообщала в письме к Николаю II от 26 февраля 1917 г.
А.И.Спиридович упомянул в своих мемуарах: «После завтрака Государыня была с Марией Николаевной у Знамения. Потом поехали на могилу Распутина. Над ней уже был довольно высокий сруб. Вырубова строила
193


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
часовню. Проехали в деревню Александрова, поговорили с Мясоедовым- Ивановым, с Хвощинским и другими офицерами. Вернувшись во дворец, царица обошла больных. У всех жар увеличился. Корь в разгаре. Царица написала письмо Государю. Ее Величество сообщила все те сведения, которые прислал Протопопов. Написала, как молилась у могилы Распутина и послала кусочек дерева с его могилы, где стояла на коленях» (Спири- дович А.И. Указ. соч. С. 528).
В Царском Селе, судя по дневниковым записям, не проявляли большого беспокойства по поводу беспорядков в Петрограде. Князь императорской крови Гавриил Константинович, позднее вспоминая февральские события, писал: «26 февраля 1917 г. я был, как всегда, в Академии. Днем, перед концом занятий, А.Р. (Антонина Рафаиловна Нестеровская, балерина Мариинского театра, в ту пору невеста Гавриила Константиновича. — В.Х.) передала мне по телефону, что просит меня немедленно вернуться домой и повернуть мой вензель на автомобиле, так как в городе происходит что- то неладное и на улицах собираются толпы народа. Я сел в автомобиль и поехал к себе.
На набережной Невы я встретился с великой княгиней Ксенией Александровной, которая тоже ехала на автомобиле, и мы друг друга приветствовали. У Троицкого моста меня остановил служащий моей конторы С. и передал мне дрожащим от волнения голосом, чтобы я скорее возвращался домой, так как начались уличные беспорядки. Шофер предложил мне, чтобы не обращать на себя внимания толпы, перевернуть бывший на автомобиле мой вензель, на обратной стороне которого был номер машины, но я не согласился. Троицкий мост был запружен толпами народа. Я благополучно доехал до дому.
В этот день началась всероссийская революция, которую ее творцы назвали "великой и бескровной".
Мой брат Игорь несколько раз звонил по телефону в Царское Село в Александровский дворец и говорил с одной из великих княжон, кажется, Марией Николаевной, которая тогда еще не была больна корью, как ее сестры. Игорь спрашивал, что у них происходит, и предлагал наши услуги, так как Государь был в Ставке и царская семья была одна. Нас благодарили, но от услуг отказались» (Вел и к и й князь Гавриил Константинович. Указ. соч. С. 219).
4 	Императрица принимала Н.Ф.Бурдукова, состоявшего в должности шталмейстера при министре внутренних дел, который сделал сообщение о беспорядках в столице.
А.И.Спиридович отмечал в воспоминаниях: «...Царица приняла Бурдукова. Он еще накануне просил срочного приема. Ему было назначено на сегодня. Хорошо осведомленный о происходящем, Бурдуков решил предостеречь царицу. Он не был связан служебной дисциплиной. Он — журналист. Писать Вырубовой нельзя — больна. Расстроенный, не сменив даже обычного серого костюма, прошел он на этот раз как-то необычно просто во
194


ФЕВРАЛЬ 1917
дворец. У ворот даже не сделали опроса. Чувствовалась растерянность. Во дворце было мертвенно тихо, как-то неприятно.
Его провели в салон. Вышла императрица в костюме сестры милосердия. Подала руку, предложила сесть. Царица как будто постарела, поседела.
Волнуясь, Бурдуков описал положение в столице, охарактеризовал его как безнадежное, катастрофическое. Царица выслушала спокойно и сказала, что она ждет доклада от графа Бенкендорфа. Бурдуков упрашивал уехать с детьми куда угодно, но уехать. Царица отвечала, что она при больных. Она сейчас сестра милосердия. Казалось, что слезы блестели на глазах царицы, но она старалась быть спокойной. Бурдуков пытался продолжать, но императрица поднялась. С гордостью твердым голосом она сказала: "Я верю в русский народ. Верю в его здравый смысл, в его любовь и преданность Государю. Все пройдет, и все будет хорошо".
Аудиенция окончилась. Поцеловав руку Ее Величества, Бурдуков покинул дворец. Он был подавлен» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 528—529).
Несколько позднее в этот день министр внутренних дел А.Д.Протопопов направил из Петрограда в Ставку дворцовому коменданту В.Н.Воейкову очередную шифрованную телеграмму следующего содержания:
«Сегодня порядок в городе не нарушался до четырех (зачеркнуто: до трех. — 8.Х.) часов дня, когда на Невском проспекте стала накапливаться толпа, не подчинявшаяся требованию разойтись. Ввиду сего возле Городской думы войсками были произведены три залпа холостыми патронами, после чего образовавшееся там сборище рассеялось. Одновременно значительные скопища образовались на Литовской улице, Знаменской площади, также на пересечениях Невского [с] Владимирским проспектом и Садовой улицей, причем [во] всех этих пунктах толпа вела себя вызывающе, бросая в войска каменья, комьями сколотого [на] улицах льда. Поэтому, когда стрельба вверх не оказала воздействия на толпу, вызвав лишь насмешки над войсками, последние вынуждены были для прекращения буйства прибегнуть [к] стрельбе боевыми патронами по толпе, [в] результате чего оказались убитые, раненые, большую часть коих толпа, рассеиваясь, уносила с собой. [В] начале пятого часа Невский был очищен, но отдельные участники беспорядков, укрываясь за угловыми домами, продолжали обстреливать воинские разъезды. Охранным отделением арестованы запрещенное собрание 30 посторонних лиц [в] помещении группы Центрального военного комитета и 136 человек партийных деятелей, а также революционный руководящий комитет из пяти лиц. [По] моему соглашению [с] командующим войсками контроль [за] распределением выпечного хлеба [и] также учетом использования муки возлагается на заведующего продовольствием империи Ковалевского. Надеюсь, будет польза. Около шести часов вечера четвертая рота Павловского полка, возмущенная участием учебной коман¬
195


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ды того же полка [в] подавлении беспорядков, самовольно вышла с оружием под командой унтер-офицера навстречу учебной команде, желая с ней расправиться, но, встретив разъезд конных городовых, открыла по нему огонь, причем один городовой убит, другой ранен. Затем эта рота возвратилась [в] свои казармы, куда явился батальонный командир полковник Экстерн, который был ранен. По сему поводу производится расследование военными властями. Рота усмирена вызванными Преображенцами. Поступили сведения, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить [к] работам. [В] Москве спокойно. МВД Протопопов» (ГА РФ. Ф. 1788. On. 1. Д. 74. Л. 31—31 об., 32).
В докладе Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в столице министру А.Д.Протопопову 26 февраля сообщалось: «По полученным Охранным отделением агентурным сведениям, сегодня в 8 часов вечера в доме Елисеева на Невском проспекте предположено устройство тайного собрания представителей революционных организаций, с участием члена Государственной думы Керенского и присяжного поверенного Соколова, для обсуждения вопроса о наилучшем использовании в революционных целях возникших беспорядков и дальнейшем планомерном руководительстве таковыми. Собрание это предположено арестовать» (Там же. Л. 35 об.).
5 А.А.Мордвинов позднее в своих воспоминаниях писал: «В воскресенье, 26 февраля утром, как всегда пешком, в сопровождении свиты Его Величество отправился в штабную церковь к обедне, и, как всегда, большая толпа собралась по сторонам прохода и на площади, чтобы посмотреть на царя.
После церкви Государь пошел на занятия в штаб, где оставался очень долго. Прогулки в этот день не было, чем я воспользовался и прошел в Могилевскую городскую думу, где находились портреты императора Павла работы Боровиковского, с которых я просил нашего фотографа Гана снять фотографии, так как намеревался заказать с этих портретов копии взамен сгоревших у меня вместе с домом таких же точно картин Боровиковского. Мне этих портретов было более жаль, чем самого дома, так как они были единственными в своем роде.
Я тогда еще мог думать о таких мелочах и даже строить предположения о близком будущем.
Вечер этого последнего, относительно спокойного для меня дня прошел обычным порядком. Ввиду воскресенья посторонних докладов не было, и после долгого промежутка мы — адмирал Нилов, граф Граббе и я — по предложению Его Величества сыграли две партии в домино, но Государю, видимо, было не по себе, и мы вскоре разошлись» (Отречение Николая II... С. 85).
6 Генерал-майор Свиты императора Д.Н.Дубенский оставил описание этого дня вСтавке: «Государь был у обедни. Церковь переполнена
196


ФЕВРАЛЬ 1917
молящимися — генералами, офицерами, командами солдат и простыми прихожанами. Свита Его Величества, генерал-адъютант Алексеев, генерал Кондзеровский находились в храме. Служил протопресвитер Георгий Ша- вельский.
После обедни Государь прошел на доклад в генерал-квартирмейстер- скую часть, который продолжался недолго. Никаких важных событий за субботу не произошло, и вести от союзных армий были также спокойного характера.
На завтраке, по случаю воскресенья, много приглашенных: все наличные иностранцы, то есть не только военные агенты, но и их помощники. Государь обходил всех, здоровался и довольно долго беседовал с английским генералом Вильямсом, которого ценил как высоко порядочного человека, толкового и дельного военного агента.
Среди присутствовавших на завтраке шли разнообразные разговоры о печальных событиях в Петрограде, но, по внешности, это был обычный царский воскресный завтрак» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 362—363).
7 	Николай II написал 26 марта письмо супруге из Ставки, в котором сообщал:
«Моя любимая!
Поезда все опять перепутались. Письмо твое вчера пришло после 5 часов. Сегодня же последнее, № 647, пришло как раз перед завтраком. Крепко целую за него. Пожалуйста, не переутомись, бегая между больными.
Видайся чаще с Лили Ден — это хороший, рассудительный друг.
Я был вчера у образа Преч<истой> Девы и усердно молился за тебя, моя любовь, за милых детей и за нашу страну, а также за Аню. Скажи ей, что я видел ее брошь, приколотою к иконе, и касался ее носом, когда прикладывался.
Вчера вечером был в церкви. Старуха, мать архиерея, благодарила за деньги, которые мы пожертвовали. Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся 1А часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота. Я не понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Девы.
Если это случится еще раз, скажу об этом Федорову. Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову!
Скажи Алексею, что Кулик и Глина здоровы и помнят его!
Да благословит тебя Бог, мое сокровище, и детей и ее! (Так в тексте. — В.Х.)
Целую всех нежно. Навеки твой Ники» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 115. Л. 52—53 об.; Красный архив. 1923. № 4. С. 212—213; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 223—224).
197


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
В этот же день в 18 час. 32 мин. и 21 час. 20 мин. император Николай II направил в Царское Село телеграммы императрице: «Ее Величеству. Нежно благодарю тебя за дорогое письмо, Анастасию тоже, — и за известия. Рад, что самочувствие их не плохо. Сердечнейший привет всем. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 212; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 223).
«Ее Величеству. Сердечно благодарю за телеграммы. Выезжаю послезавтра. Покончил здесь со всеми важными вопросами. Спи спокойно. Да благословит вас всех Бог! Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 213; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 224).
8 	Д.Н.Дубенский об этом записал в своем дневнике: «Около двух часов Государь с Воейковым, графом Граббе, герцогом Лейхтенбергским и профессором Федоровым поехал по Бобруйскому шоссе на прогулку и вышел около часовни в память 1812 года и гулял там не более часа. Мне передавали, что Его Величество не поднимал никаких вопросов о происходящих событиях и вообще почти не разговаривал ни с кем и задумчиво гулял по лесной дорожке.
Однако уже с утра Государя глубоко заботили события в столице. Он не раз беседовал о них с графом Фредериксом, с Воейковым, Алексеевым, Ниловым и другими более близкими ему людьми. Государь говорил, что его тревожат отрывочные известия, получаемые из Царского, что он волнуется за Петроград, за императрицу и всю семью, тем более что наследник хворает корью» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 363).
Насколько события в Петрограде серьезны, понимали окружающие царя генералы его свиты. Так, В.Н.Воейков позднее писал:
«В воскресенье утром поразил меня начальник дворцовой полиции полковник Герарди: вместо доклада об имевшихся у него касательно последних событий сведениях он, страшно расстроенный, обратился с просьбою разрешить ему немедленно уехать в Царское Село, передав исполнение обязанностей на Ставке своему помощнику Н.А.Гомзину... В течение этого утра никаких сведений о Петрограде ко мне не поступало, что стало меня чрезвычайно беспокоить; я вызвал по телефону Царское Село. Ни одного из старших чинов моей канцелярии на месте не оказалось, так что я никакого толку добиться не мог. В штабе я узнал, что у них имеются сведения, что уличные беспорядки в Петрограде приняли очень большие размеры.
Днем один из бывших моих сослуживцев по должности дворцового коменданта, генерал А.Н.Спиридович, телеграфировал мне из Царского Села, как он говорил, из моего собственного кабинета, что последние полученные из департамента полиции сведения таковы: «Ничего грозного во всем происходящем усмотреть нельзя; департамент полиции прекрасно обо всем осведомлен, а потому не нужно сомневаться, что выступление это будет ликвидировано в ближайшее
198


ФЕВРАЛЬ 1917
время». То обстоятельство, что, передавая мне эти сведения, полученные от департамента полиции, генерал Спиридович не сказал мне ничего утешительного от себя лично, еще более утвердило меня в убеждении, что положение безвыходно, так как мнение генерала Спиридовича я высоко ценил и, считая его за человека умного, преданного и хорошо разбирающегося в подобных вопросах, искренно сожалел, что А.Д.Протопопов, несмотря на неоднократные мои к нему обращения, не согласился на назначение А.И.Спиридовича петроградским градоначальником.
В этот день это был единственный мой разговор с Царским Селом. Как я впоследствии узнал от оставшихся без начальства младших чинов канцелярии, начальник и юрисконсульт моей канцелярии были в эти дни серьезно заняты делами, к их прямым обязанностям ни малейшего отношения не имевшими: они писали во дворце великого князя Павла Александровича проект конституции Российской империи (очевидно, речь идет о манифесте великих князей. — В.Х.). Ни один из наших служащих вверенного мне управления, как и прикомандированных к нему унтер-офицеров корпуса жандармов, не погрешил против присяги, чего нельзя сказать про большинство высших чинов» (Воейков В.Н. Указ, соч. С. 163—164).
9 	Император Николай II принял тайного советника, сенатора Сергея Николаевича Трегубова, помощника генерал-адъютанта М.В.Алексеева по гражданской части, с докладом, касающимся событий данной минуты. По свидетельству генерал-майора Д.Н.Дубенского: «Государь долго беседовал с этим неглупым пожилым судебным деятелем, не возражал Трегубову, но твердых личных указаний не дал» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 365).
Далее, по свидетельству В.Н.Воейкова, Николай II сообщил ему о полученной из Петрограда от М.В.Родзянко телеграмме и просил зайти в кабинет ее прочесть. Содержание телеграммы следующее: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на Венценосца».
На вопрос В.Н.Воейкова, ответил ли Государь на эту телеграмму, тот сказал, что еще подумает, так как Родзянко пишет от имени Государственной думы, которая вчерашним указом распущена, и при этом добавил, что, по его сведениям, Дума постановила не расходиться, а потому до выяснения создавшейся обстановки он от ответа воздержится» (См.: В о е й к о в В.Н. Указ. соч. С. 164).
199


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Февраль 27го. Понед<ельник>
-9°.
[Написала письмо] № 6491.
0<льга> — 39,1°; Т<атьяна> — 39°; Ал<ексей> — 38,9°; Аня — 38,4°.
9.55 — 11 [часов]. С Аней [Демидовой] встретили Лили на станции2, панихида, могила3.
1 ч<ас>. Аня — 39,7°. Завтракала наверху с Лили.
Ужасные вещи происходят в Санкт-Петербурге.
Революция4.
2 ч<аса>. Д<октор> Матиус Дейн5.
Сестра Масленникова6.
Раев.
Ольга — 40°, Т<атьяна> — 39°, Аня — 38,5°.
Наверху и чай с Лили [Ден].
Гротен7.
6 ч<асов>. 0<льга> — 39,8°; Т<атьяна> — 39,2!/г0; Ал<ексей> — 39,2!/20.
Аня -38,5°.
Обедала с Н<иколаем> П<авловичем>, Лили. А<ня> — 38,7°. 0<льга> — 39,9°; Т<атьяна> — 39,3!/2°; Ал<ексей> — 39,7°.
Сидела с А<ней> — 38,3°. Ее родители8 и Лили [Ден] спят в доме.
12 ч<асов>. Гротен9.
27 февраля. Понедельник
В Петрограде начались беспорядки10 несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у доклада11. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. Погода стояла солнечная12. После обеда решил ехать13 в Ц<арское> С<ело> поскорее и в час ночи перебрался в поезд14.
1 Императрица, обеспокоенная состоянием здоровья заболевших детей
и революционными выступлениями в столице, продолжала каждый день
посылать тревожные письма мужу в Ставку.
А.И.Спиридович свидетельствует: «В Царскосельском дворце 27-е чис¬
ло было первым днем, когда императрица поняла наконец всю серьезность
происходящих в Петрограде событий. Стараясь казаться спокойной, она
очень волновалась. Наследнику было хуже. Новости о военных бунтах по¬
разили царицу. Верность войск казалась ей всегда вне сомнений. И вдруг
бунты.
200


ФЕВРАЛЬ 1917
В 11 часов утра царица отправила первую тревожную телеграмму: "Революция вчера приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем когда бы то ни было. Алике". В час дня она сообщала: "Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону революции. Алике". В 9 часов вечера писала следующее: "Лили провела у нас день и ночь, не было ни экипажей, ни машин. Окружной суд горит. Алике". Окружающие были в большой тревоге. Новости были ужасны. Но императрицу старались не беспокоить. Приближающуюся катастрофу все-таки никто из бывших при Ее Величестве не предвидел» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 562).
2 События этого дня также нашли отражение в воспоминаниях Ю.А.Ден: «В субботу, 25 февраля 1917 года, Государыня пожелала, чтобы в понедельник я приехала в Царское Село. Должна признаться, что когда в 10 часов утра зазвонил телефон, я все еще была в постели. То, что я замешкалась с ответом, видно, позабавило императрицу, поскольку первыми ее словами были следующие: "Полагаю, Вы только что встали с постели, Лили. Послушайте, я хочу, чтобы Вы приехали в Царское Село на поезде, который отправляется в 10.45. Утро чудное. Мы едем кататься на автомобиле, так что я встречу Вас на вокзале. Вы сможете повидать Анну, а в четыре часа вернетесь в Петроград. Наверняка на этот поезд Вы опоздаете, но я все равно буду на вокзале, чтобы Вас встретить".
Я стала лихорадочно одеваться. Схватила перчатки, кольца и браслет, выбежала на улицу в надежде поймать извозчика. Я совсем забыла, что идет забастовка! Но тут увидела экипаж господина Саблина. Я окликнула его и попросила подвезти меня к вокзалу. По дороге спросила его:
—- Какие новости, сударь?
— Ничего нового, — ответил мой собеседник, — но все в полном порядке. Хотя должен признаться, нехватка хлеба мне кажется весьма подозрительной.
Когда я выбежала на платформу, поезд на Царское уже успел тронуться с места. Я вскочила в вагон и оказалась в обществе госпожи Танеевой, матери Анны, решившей навестить свою дочь. Та, как и великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны, заболела корью. Подобно Саблину, госпожа Танеева новых известий не имела; она была занята в основном болезнью Анны. Однако первыми словами императрицы, которая, верная своему обещанию, ждала меня, были такие слова:
— Ну, что происходит в Петрограде? Я слышала, что положение очень серьезное.
Мы заявили, что тревожиться, похоже, нечего, и Государыня предложила госпоже Танеевой сесть рядом с нами в автомобиль, чтобы поехать во дворец.
Утро выдалось великолепное. Впоследствии я часто вспоминала тот погожий день: ярко-голубое небо и ослепительно белый снег. По парку мы не могли покататься: дорожки были заметены сугробами. На обратном
201


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
пути мы встретили старшего лейтенанта Хвощинского, одного из офицеров Гвардейского Экипажа. Императрица выразила желание поговорить с ним, и автомобиль остановился. При упоминании об опасной обстановке моряк улыбнулся:
— Нет никакой опасности, Ваше Императорское Величество.
Успокоенные, мы с Государыней вернулись во дворец. Я сразу же отправилась к великим княжнам. Они действительно были очень больны и испытывали сильную боль в ушах. Но, увидя меня, обе обрадовались. Сев на стул между походными кроватями, я стала беседовать с ними. После ленча снова поднялась наверх; вскоре к нам присоединилась и императрица.
Сделав знак, она пригласила меня в соседнюю комнату. Я заметила, что Государыня очень взволнованна.
— Лили, — произнесла она, тяжело дыша. — Дела из рук вон плохи. Я только что видела полковника Гротена и генерала Ресина. Они доложили, что Литовский полк взбунтовался, солдаты перебили своих офицеров и оставили казармы. Их примеру последовал Волынский полк. Не могу этого понять. Никогда не поверю, что возможна революция. Ведь только вчера все заявляли, что ее не может быть! Крестьяне любят нас... Они обожают Алексея! Я уверена, что беспорядки происходят в одном лишь Петрограде. Хочу, чтобы Вы сходили к Анне... Наверно, она тоже узнала о происходящем, а Вы же знаете, как просто ее напугать!
Оказалось, что Анна больна и в бреду. Войдя в ее спальню, я была поражена контрастом с той прохладной, затемненной комнатой, которую недавно оставила. Ольга и Татьяна были настолько терпеливы, что лежали тихо и были благодарны за любые знаки внимания к ним. Зрелище этой же комнаты напомнило мне картину "Утро короля" — сцену времени Людовика XIV. Анну окружала целая толпа сестер, тут же находились и три доктора. Рядом стояла госпожа Танеева, всем своим видом выражая глубочайшее горе. Сестра Анны, близкая к истерике, то и дело восклицала: "Все пропало!" Они ждали к ленчу генерала Танеева, но он не приехал, и от него не было никаких известий. Что же делать? Среди этого смятения вошел генерал Танеев. Тяжело дыша, с багровым лицом, он сказал:
— Петроград в руках толпы. Останавливают все автомобили... Мой мотор отобрали, пришлось идти пешком от самого Питера.
Услышав это, Али Пистолькорс (она была замужем за пасынком великого князя Павла Александровича) разрыдалась и стала умолять меня узнать у Государыни, как ей теперь быть. Я пообещала тотчас же увидеться с императрицей, и, поскольку за мной приехали великие княжны Анастасия и Мария, я вместе с ними вернулась в апартаменты императорской семьи.
Зимний день клонился к вечеру. Императрица находилась одна в своем будуаре. Никакого сообщения для госпожи Пистолькорс она мне не передала.
— Я не знаю, что ей посоветовать, — грустно заметила она. Затем, повернувшись ко мне, спросила: — А что намерены делать Вы, Лили? Тити в Петрограде... Не лучше ли Вам вернуться к нему сегодня же вечером?
202


ФЕВРАЛЬ 1917
При виде Государыни, такой одинокой, такой беспомощной среди символов и великолепия светской власти, я едва сдерживала слезы. Сделав усилие, чтобы унять волнение, я произнесла умоляюще:
— Позвольте мне остаться с Вами, Ваше Величество!
Ни слова не сказав, Государыня посмотрела на меня. Потом заключила в объятия и, крепко прижав к себе, принялась меня целовать со словами:
— Я не вправе просить Вас об этом, Лили.
— Но я должна быть с Вами, — отозвалась я. — Прошу Вас, позвольте мне остаться. Я не могу уехать в Петроград и оставить Вас одну.
Государыня сообщила мне, что пыталась связаться с императором по телефону, но безуспешно:
— Однако я послала ему телеграмму, умоляя его немедленно вернуться. В среду утром он будет здесь.
После этого разговора мы пошли навестить великих княжон. Государыня прилегла на кушетку в их комнате. Я села рядом, и мы стали говорить вполголоса, чтобы не разбудить спящих девочек. Императрица все еще не могла поверить полученным донесениям и выразила желание встретиться с великим князем Павлом Александровичем.
— Как бы я хотела, чтобы он приехал, — проговорила она. Затем попросила меня сходить к Анне и сообщить той, что чувствует себя нездоровой и не может приехать сама.
Спальня Анны была в таком же беспорядке. Али, по словам госпожи Танеевой, покинула их дом, и я отправилась во дворец великого князя Павла Александровича. Не теряя времени понапрасну, передала просьбу императрицы и тотчас вернулась к ней. Время шло... Пришло сообщение о том, что в Петрограде бунт, что толпы мятежников бродят по всему городу. Государыня попросила меня позвонить Линевичу, флигель-адъютанту императора, и узнать у него, что происходит. Линевич командовал ротой конной артиллерии, расквартированной в Павловске, поэтому связаться с ним оказалось легко.
— Передайте Ее Императорскому Величеству, — заявил он, — что я нахожусь здесь вместе со своей ротой и что все будет в порядке.
Вечер я провела вместе с Государыней в ее лиловом будуаре. Она сказала, что рада тому, что я рядом с нею.
— Я не знаю, великие княжны хотят, чтобы Вы находились где-нибудь поблизости от их комнаты, поэтому я решила, что лучше всего Вам устроиться на ночь в Красной гостиной. (Помещения, предназначенные для гостей и свиты, располагались в третьем и четвертом крыльях Александровского дворца. Красная гостиная находилась в частных апартаментах царской семьи. — Примеч. авт.) Пойдемте со мной. Анастасия ждет нас, — продолжала Государыня.
Красная гостиная была уютной, нарядной комнатой; стены обтянуты алой тканью, кресла — алым и чинцем. На одной из кушеток была приготовлена постель. Обе великие княжны с трогательным вниманием позаботились обо всем. На покрывале лежал ночной халатик Анастасии; Мария
203


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
поставила лампу и икону на столик возле кровати. Рядом со святым образом стояла фотография моего Тити, извлеченная из альбома великих княжон и торопливой рукой помещенная в рамку. До чего же я всех их любила и как я была счастлива находиться рядом с ними в минуту опасности!
Государыня оставила меня в обществе Анастасии, так как захотела повидать графа Бенкендорфа. С удобством расположившись на алом ковре, мы вместе с младшей великой княжной занимались разгадыванием головоломок, пока не вернулась императрица.
Она была расстроена и взволнованна и после того, как Анастасия легла спать, сообщила мне, что получены еще более тревожные сообщения.
— Не хочу, чтобы девочки что-то узнали до того, как станет невозможно скрывать от них правду, — сказала она, — но все вокруг перепились, на улицах стрельба. Какое счастье, Лили, что с нами самые преданные войска и Гвардейский Экипаж. Все они наши друзья, и еще я всецело доверяю стрелкам, расквартированным в Царском.
Мне показалось, что мысль об этом успокоила императрицу. Когда она пожелала мне спокойной ночи, лицо у нее повеселело» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 125—129).
3 Императрица вместе со своими приближенными отслужила панихиду в церкви по убитому Григорию Распутину и посетила его могилу.
4 Императрица была обеспокоена нарастающими революционными выступлениями в Петрограде. Баронесса С.К.Буксгевден позднее делилась воспоминаниями: «В понедельник, 12 марта (по новому стилю. — В.Х.), я позвонила по просьбе императрицы в Петрограде госпоже Сазоновой (это было в 9 часов утра) и пригласила ее приехать на завтрак в Царское Село. Госпожа Сазонова ответила, что нет никакой возможности добраться до станции. На улицах шли сражения, а Преображенский полк, чьи казармы находились прямо напротив ее дома на Кирочной, присоединился к мятежникам и теперь там слышна стрельба из пулеметов. Ее брат, сенатор Нейгардт, в доме которого она находилась, продолжил разговор со мной. Он выяснил, что нам во дворце ничего не известно о происходящем в столице, и дал мне полный отчет о событиях прошлой ночи и о том, что Преображенский, Павловский и Волынский полки присоединились к мятежникам. Сенатор также попросил меня рассказать обо всем императрице.
Я сразу же направилась в комнату Ее Величества. Она была еще в постели, но ее горничная, Магдалина Занотти, передала ей, что я очень хотела бы с ней поговорить. Императрица тотчас предложила мне войти. Я пересказала ей все, что сообщил мне Нейгардт. Она выслушала с полным самообладанием, заметив лишь, что если войска взбунтовались, то "это конец всему". Она немедленно занялась своим туалетом, попросив меня послать кого-нибудь за полковником Гротеном — комендантом дворца в отсутствие генерала Воейкова» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 394—395).
204


ФЕВРАЛЬ 1917
5 Возможно, врач, который лечил царских детей от кори.
6 Сестра милосердия Масленникова информировала императрицу о положении дел и нуждах Ее Императорского Величества Царскосельского лазарета.
7 Баронесса С.К.Буксгевден, которая находилась в Александровском дворце, свидетельствовала: «Гротен сообщил императрице, что, хотя несколько полков в Петрограде взбунтовались, гарнизон в Царском Селе по-прежнему верен своему Государю и что о событиях прошлой ночи сообщили в Ставку и теперь по приказу императора в Петроград прибывает генерал Иванов с войсками, которые должны подавить мятеж в столице. Днем раньше граф Бенкендорф звонил генералу Воейкову в Ставку, спрашивая, какими будут указания императора на случай ухудшения ситуации. Генерал Воейков ответил, что "согласно его информации, известия о беспорядках сильно преувеличены". Император отправил генерала Иванова с "батальоном Святого Георгия" на подавление мятежа, и ему бы не хотелось, чтобы императрица покидала Царское Село до того момента, как опасность станет неминуемой, поскольку сам император возвращается во дворец (от Могилева до Царского Села было двадцать шесть часов пути).
Генерал Воейков был настроен очень оптимистично, и ему удалось внушить императрице тот же оптимистичный взгляд на вещи. Их Величества так часто слышали сообщения об опасных заговорах, что оба в какой-то мере стали фаталистами. Они также склонялись к мысли, что в данный момент опасность намеренно преувеличивалась теми, кто хотел удержать их в безопасности в Царском Селе. Генерал Ресин, командующий сводным полком, из которого формировалась внутренняя охрана дворца, подчинялся непосредственно генералу Воейкову. Ресин говорил мне в январе 1917 года, что его очень беспокоит моральное состояние дворцовой охраны, так как революционная пропаганда проникла даже в их ряды. Департамент полиции также делал ему серьезные предупреждения. Ресин доводил все это до сведения Воейкова, но, к отчаянию генерала, его шеф не отнесся к этой информации всерьез. Поэтому вполне естественно, что император не обращал внимания на намеки частных лиц, коль скоро министр внутренних дел и генерал Воейков, отвечавшие за его личную безопасность, заверяли его в отсутствии какой-либо реальной опасности...
Двенадцатого марта (по новому стилю. — В.Х.) обстановка в Царском Селе в целом оставалась спокойной. Императрица попросила своих фрейлин продолжать работу на складе, стараясь тем самым избежать какой бы то ни было паники» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 396—397).
А.И.Спиридович воспоминал по этому поводу: «В 10 часов вечера генерал Гротен был вызван к телефону военным министром Беляевым. Беляев, по совету Родзянко, советовал немедленно увозить императри¬
205


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
цу с детьми куда-нибудь из Царского Села. Завтра, возможно, будет уже поздно. На Царское Село может быть произведено нападение из Петрограда.
Гротен доложил о разговоре обер-гофмаршалу графу Бенкендорфу. Последний немедленно вызвал из Могилева к телефону генерала Воейкова, передал ему это известие и просил доложить Его Величеству и просить указания. В ответ был получен приказ Государя готовить немедленно поезд для отъезда Ее Величества с детьми, но до утра императрице об этом не докладывать. Было передано и то, что император хочет выехать в Царское Село и прибудет рано утром 1 марта. Гофмаршальская часть начала готовиться к отъезду. Генерал Гротен сделал все надлежащие распоряжения относительно поезда.
Под утро графа Бенкендорфа вызвал к телефону генерал Хабалов и доложил, что он с остатками верных Государю войск находится в Зимнем дворце. Но войска голодны, нет пищи. Хабалов просил выделить что-либо войскам из запасов дворца. Граф Бенкендорф сделал соответствующее распоряжение. Паника и растерянность Хабалова были настолько очевидны, что спокойный, уравновешенный Бенкендорф понял, что положение Хабалова катастрофическое, его сопротивление скоро кончится» (Спири- д о в и ч А.И. Указ. соч. С. 562—563).
8 Имеются в виду родители А.А.Вырубовой: Александр Сергеевич и Надежда Илларионовна Танеевы. А.А.Вырубова позднее писала об этих днях: «В полузабытье я видела родителей и сестру и помню, как долетали до меня их разговоры с Государыней о каких-то беспорядках и бунтах в Петрограде, но о первых днях революции и восстании резервных полков ничего не знала. Знаю одно, что, несмотря на все происходившее, Государыня была вполне спокойна и мужественно выслушивала все доходившие до нее известия. Когда моя сестра пришла и рассказывала Государыне происходившее в Петрограде, говоря, что пришел всему конец, императрица только улыбнулась и старалась успокоить мою сестру» (Фрейлина Ее Величества... С. 199).
9 Баронесса С.К.Буксгевден вспоминала: «Двенадцатого марта (по новому стилю. — В.Х.) вопрос о необходимости отъезда императрицы из Царского Села обсуждался графом Бенкендорфом и полковником Гротеном (императрица тогда ничего об этом не знала). Граф и полковник так и не пришли ни к какому решению, поскольку им было известно, что сама императрица не желает уезжать, а от императора не поступало на этот счет никаких указаний (в то время все полагали, что он уже возвращается в Царское Село).
В тот же самый вечер председатель Думы Родзянко позвонил графу Бенкендорфу под предлогом того, что ему хотелось знать о состоянии здоровья цесаревича (слухи о смерти которого циркулировали в это время по Петрограду). На самом же деле Родзянко настоятельно советовал императ¬
206


ФЕВРАЛЬ 1917
рице уехать вместе с детьми из Царского Села, поскольку ситуация приняла настолько серьезный характер, что для ее нормализации требовались уже чрезвычайные меры.
Императрица сказала мне, что отъезд был бы "похож на бегство", к тому же она опасалась перевозить своих детей, пока те находились в таком тяжелом состоянии» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 398).
10 Генерал-майор Свиты императора Д.Н.Дубенский в своем дневнике записал следующее: «Ночью в Ставке получены определенные известия, что в Петрограде начался солдатский бунт и правительство бессильно водворить порядок. Я видел М.В.Алексеева; он был очень встревожен и сказал: "Новые явления — войска переходят на сторону восставшего народа".
Как на причину быстрого перехода войск на сторону бунтовавших рабочих и черни указывали в Ставке на крайне неудачную мысль и распоряжение бывшего военного министра Поливанова держать запасные гвардейские батальоны в самом Петрограде в тысячных составах...
Вместе с тем, однако, получились известия, что некоторые роты, как, например, Павловского, Волынского, Кексгольмского запасных батальонов, держались в первые два дня стойко.
Удивлялись, что генерал Хабалов не воспользовался такими твердыми частями, как петроградские юнкерские училища, в которых в это время сосредоточивалось несколько тысяч юнкеров.
Мне передавал генерал Клембовский, что Родзянко прислал телеграмму Государю, где настойчиво просит образовать новое правительство из лиц, пользующихся доверием общества. Клембовский не знал и потому не мог мне сообщить, какой ответ послан на эту телеграмму. Обо всем этом я узнал до завтрака, к которому Государь прибыл после обычного, но на этот раз короткого доклада генерал-адъютанта Алексеева в генерал-квар- тирмейстерской части.
Государь сегодня заметно более сумрачен и малоразговорчив. Граф Фредерикс, Нилов и другие не скрывают своих опасений и боятся революционных переворотов. К.Д.Нилов все повторял свою обычную фразу: "Все будем висеть на фонарях, у нас будет такая революция, какой еще нигде не было".
Генерал Воейков держится бодро, но, видимо, все-таки волнуется, хотя все же очень занят устройством своей новой квартиры» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 367—369).
11 Последующие события изложены в воспоминаниях В.Н.Воейкова:
«В понедельник, 27 февраля, когда Государь утром принимал доклад в штабе, генерал-адъютант Алексеев передал ему вторую телеграмму от Родзянки, гласившую: "Положение ухудшается. Нужно принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и Династии".
207


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Во время пребывания Государя на Ставке приходившие на его имя телеграммы принимались на аппарат штаба и представлялись Его Величеству или начальником штаба лично, или же посылались с дежурным офицером Генерального штаба. Эту телеграмму (по данному генералом Алексеевым объяснению) Родзянко послал как представитель временного комитета Государственной думы, председателем которого он был избран.
Несмотря и на это известие, Государь не хотел уезжать из Могилева; но поступавшие тревожные сведения навели его на мысль послать с широкими полномочиями в Петроград и Царское Село генерал-адъютанта Иванова, за которым во время кронштадтских беспорядков 1905 года упрочилась репутация твердого и распорядительного начальника. Переговоривши с генерал-адъютантом Алексеевым, Государь назначил генерала Иванова главнокомандующим Петроградским военным округом, разрешил ему взять в охрану находившийся на Ставке Георгиевский батальон и повелел выехать в тот же день вечером.
В эти дни впечатление от работы руководителей общественными кругами получалось такое, будто бы они, в своих сношениях с военными властями, старались представить положение дел в такой окраске, что единственным выходом было свержение существующей власти» (Воейков В.И. Указ. соч. С. 164—165).
Начальник Военно-морского управления при штабе Верховного главнокомандующего А.Д.Бубнов позднее вспоминал: «27 февраля я был приглашен на завтрак к царскому столу. С глубокой тревогой в душе пошел я на этот завтрак, который должен был быть последним завтраком императора Николая II с приглашенными к его столу гостями.
Зайдя по дороге в управление генерал-квартирмейстера, я узнал, что рано утром от председателя Государственной думы Родзянко была получена срочная телеграмма, в которой он излагал критическое положение в столице, умоляя Государя согласиться на образование правительства из пользующихся общественным доверием лиц, считая это единственным выходом из положения для спасения страны.
Телеграмму принес лично Государю тяжелобольной генерал Алексеев, у которого была высокая температура. Но Государь своего согласия не дал, и это был последний акт его правления, которым он положил конец своей династии и монархии в России...
Завтрак проходил в обычном порядке, но в полном молчании и в скрываемом всеми тревожном настроении. Государь, по правую руку которого сидел генерал Иванов, был бледнее обыкновенного и ни с кем не разговаривал. После завтрака он сейчас же ушел в кабинет в сопровождении генерала Иванова...
Когда я спускался по лестнице, меня догнал дворцовый комендант генерал Воейков, который, как обычно, выглядел самоуверенно и самодовольно. Тут же на лестнице он задал мне вопрос: "Можем ли мы гарантировать безопасность царской семьи в Ливадии?" Дело в том, что в связи с событиями в Петрограде, по совету Воейкова, возникло намерение пере¬
208


ФЕВРАЛЬ 1917
везти императорскую семью из Царского Села в Крым, если это позволит состояние заболевших корью царских детей. Ливадийский же дворец находился на самом берегу Черного моря, и вопрос Воейкова относился к безопасности от неприятельского обстрела со стороны моря.
Я ему ответил, что за безопасность от врага внешнего мы ручаемся, но за безопасность от врага внутреннего — нет. На это Воейков небрежно махнул рукой, сказав: "Пустяки — с этим мы справимся"» (Конец российской монархии. А.Д.Бубнов. В царской ставке. С. 151).
В Ставке в 13 час. 20 мин. из Петрограда была получена от военного министра М.А.Беляева телеграмма: «Начавшиеся с утра в некоторых войсковых частях волнения твердо и энергично подавляются оставшимися верными своему долгу ротами и батальонами. Сейчас не удалось еще подавить бунт, но твердо уверен в скором наступлении спокойствия, для достижения коего принимаются беспощадные меры. Власти сохраняют полное спокойствие. [№] 196. Беляев» (Красный архив. 1927. № 2(21). С. 8).
А.А.Мордвинов в своих воспоминаниях передал тревожную обстановку в Ставке: «В понедельник, 27 февраля, я был дежурным при Его Величестве. Утром Государь отправился по обыкновению в штаб, где и оставался необычно долго.
В ожидании выхода Государя от генерала Алексеева я прошел в одну из комнат генерал-квартирмейстерской части, где встретил генерала Лу- комского, бывшего тогда генерал-квартирмейстером в Ставке.
Он был, видимо, чем-то очень взволнован и удручен. На мой вопрос, "что нового и что случилось", он ответил, что "на фронте, слава Богу, ничего худого, но что ночью получилось известие, что в Петрограде со вчерашнего дня начались сильные беспорядки среди рабочих, что толпа громит лавки, требует хлеба и настолько буйствует, что приходится употреблять в дело войска, среди которых много ненадежных".
Генерал Беляев, бывший тогда военным министром, хотя и успокаивает, что беспорядки будут прекращены, но генерал Хабалов, командующий войсками округа, говорит другое и просит подкреплений, так как не надеется на свои запасные части.
Была получена и телеграмма от Родзянко, указывавшего, что единственная возможность прекратить беспорядки — это немедленное формирование ответственного министерства.
По имеющимся сведениям, в то время из-за снежных заносов Петроград был обеспечен продовольствием на восемь дней, а войска Северного фронта — на полмесяца. Государь оставался долго у генерала Алексеева и вернулся, опоздав к завтраку, озабоченный. Иностранные представители, вероятно, уже получившие тревожные сведения, были очень смущены, но, видимо, и они надеялись, что беспорядки будут вскоре прекращены. По крайней мере, они это высказывали довольно искренно и убежденно.
После завтрака, около двух часов дня, когда я спускался по лестнице вместе со всеми приглашенными, чтобы пойти на свободный час домой,
209


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
на нижней площадке меня остановил с крайне озабоченным видом дежурный полковник штаба, кажется Гюленбегель, с открытыми телеграммами в руке. "Генерал Алексеев, — обратился он ко мне, — приказал передать лично Вам эти телеграммы и просит Вас, чтобы Вы, лично же, не передавая никому другому, немедленно же доложили Его Величеству". На мой вопрос, что это за телеграммы, полковник отвел меня в сторону, к окну, и сказал: "Вот, прочтите сами, что делается в Петрограде. Сейчас, когда я уходил из штаба, я мельком видел, что получились и еще более ужасные известия".
Я наскоро, взволнованный, просмотрел протянутые мне телеграммы: их было две, одна от генерала Беляева, другая от генерала Хабалова, обе на имя начальника штаба для доклада Государю. В обеих говорилось почти одно и то же, что войска отказываются употреблять оружие и переходят на сторону бунтующей черни; что взбунтовались запасные батальоны Гренадерского и Волынского полков, перебили часть своих офицеров и что волнения охватывают и другие части. Они прилагают все усилия, чтобы с оставшимися немногими верными присяге частями подавить бунтующих, но что положение стало угрожающим и необходима немедленная помощь.
"Генерал Алексеев, — добавил мне штаб-офицер, — уже докладывал утром Его Величеству о серьезности положения, и подкрепления будут посланы, но с каждым часом положение становится все хуже и хуже".
Не буду говорить, что перечувствовал я в эти три-четыре минуты, читая такие неожиданные для меня известия и подымаясь наверх к кабинету Государя. Я постучал и вошел.
Его Величество стоял около своего письменного стола и разбирал какие-то бумаги. "В чем дело, Мордвинов?" — спросил Государь. Наружно он был совершенно спокоен, но я чувствовал по тону его голоса, что ему не по себе и что внутренне его что-то очень заботит и волнует. "Ваше Величество, — начал я, — генерал Алексеев просил Вам представить эти только что полученные телеграммы... Они ужасны... В Петрограде с запасными творится что-то невозможное..."
Государь молча взял телеграммы, бегло просмотрел их, положил на стол и немного задумался. "Ваше Величество, что прикажите передать генералу Алексееву", — прервал я эту мучительную до физической боли паузу. "Я уже знаю об этом и сделал нужные распоряжения генералу Алексееву. Надо надеяться, что все это безобразие будет скоро прекращено", —■ ответил с сильной горечью и немного раздраженно Государь.
"Ваше Величество, мне дежурный штаб-офицер сказал, что видел в штабе новые, уже после этих полученные телеграммы, где говорится, что положение стало еще хуже, и просят поторопить присылкою подкреплений..."
"Я еще увижу генерала Алексеева и переговорю с ним", — спокойно, но, как мне почувствовалось, тоже довольно нетерпеливо сказал Государь и снова взял со стола положенные телеграммы, чтобы их перечитать.
210


ФЕВРАЛЬ 1917
Я вышел, как сейчас помню, с мучительной болью за своего дорогого Государя, со жгучим стыдом за изменившие ему и родине хотя и запасные, но все же гвардейские части.
Я хотел верить и успокаивал себя, что присланные настоящие военные части сумеют восстановить порядок и образумить свихнувшихся мирных тыловиков... Я не помню, как прошел остаток этого тяжелого волнующего дня.
Помню только, что генерал Алексеев приходил с коротким докладом к Государю и затем Его Величество сам отправился в штаб с телеграммой на имя председателя Совета Министров князя Голицына, в которой не соглашался, ввиду создавшего положения, на испрашиваемые перемены в составе правительства. Генерал Алексеев был очень болен, вид у него был лихорадочный, он был апатичен и угнетен. Он мне сказал, что получены были еще телеграммы от Родзянко и князя Голицына. Первый просил вновь о сформировании ответственного министерства, второй — об отставке. Вечером, около десяти часов, во время чая, когда ни граф Фредерикс, ни Воейков обыкновенно не появлялись, они оба неожиданно вошли к нам в столовую. Граф Фредерикс приблизился к Государю и попросил разрешения доложить о чем-то срочном, полученном из Царского Села. Его Величество встал и вышел вместе с ним и Воейковым в соседнюю залу, где доклад и переговоры продолжались довольно долго. Государь затем вернулся к нам один, но был, видимо, очень озабочен и вскоре удалился в свой кабинет, не сказав нам ни слова.
Мы совершенно не знали, в чем заключался неурочный доклад министра Двора, но, судя по озабоченности Государя и по отрывкам долетавшего до нас разговора, догадывались, что положение в Царском Селе становилось серьезным и опасным, о чем сообщал по телефону из Александровского дворца граф Бенкендорф.
Встревоженные, мы начали расходиться по своим помещениям, а профессор Федоров отправился к графу Фредериксу, чтобы узнать подробности волновавших нас событий» (Отречение Николая II... С. 85—88).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «27 февраля / 12 марта. Чувствую себя как будто получше, не так слаба. Варавка пришел вне себя: на улицах — пулеметы, есть раненые и убитые. Он все это видел собственными глазами и с трудом досюда добрался. Нашел, что мне лучше, предписал продолжать лечение; отказался ездить в Царское лечить Аню [Вырубову]: слишком сложно и потеря времени. Все точно в горячке. Революция. Теперь требуют уже не хлеба, а смены правительства. Еще не поздно, Государь еще не утерял своего престижа. Пусть он уволит Протопопова — виновника всех зол и составит кабинет министров, пользующихся доверием страны. Но упорство императрицы, под влиянием темных сил, этому противится» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 6 об.).
12 	Император Николай II написал 27 марта письмо супруге из Ставки следующего содержания:
211


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
«Мое сокровище! Нежно благодарю за твое милое письмо. Это будет моим последним. Как счастлив я при мысли, что увидимся через 2 дня! У меня много дела, и потому письмо мое кратко. После вчерашних известий из города я видел здесь много испуганных лиц. К счастью, Алексеев спокоен, но полагает, что необходимо назначить очень энергичного человека, чтобы заставить министров работать для разрешения вопросов: продовольственного, железнодорожного, угольного и т.д. Это, конечно, совершенно справедливо. Беспорядки в войсках происходят от роты выздоравливающих, как я слышал. Удивляюсь, что делает Павел? (Великий князь Павел Александрович. — В.Х.). Он должен был бы держать их в руках. Благослови тебя Бог, мое дорогое Солнышко, крепко целую тебя, детей. Передай ей (имеется в виду А.А.Вырубова. — В.Х.) мой поклон.
Навеки твой Ники» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 115. Л. 54—54 об. Автограф (на англ. яз.). См.: Красный архив. 1923. № 4. С. 213; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 224—225).
В этот же день в 19 ч. 6 мин. Николай II направил в Царское Село телеграммы: «Ее Величеству. Сердечно благодарю за письмо. Выезжаю завтра 2.30. Конная гвардия получила приказание немедленно выступить из Нов<города> в город [Петроград]. Бог даст, беспорядки в войсках скоро будут прекращены. Всегда с тобой. Сердечный привет всем. Ники» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 108. Л. 130; Красный архив. 1923. № 4. С. 213; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 225).
13 	В.Н.Воейков позднее писал в своих воспоминаниях: «В понедельник вечером, по поручению Ее Величества, ко мне позвонил из Царского Села обер-гофмаршал граф Бенкендорф, передавший, что Государыня очень беспокоится за детей ввиду всего происходящего в столице и предлагает выехать с детьми навстречу Его Величеству. Кроме того, граф Бенкендорф мне сообщил, что основанием беспокойства Ее Величества явились сведения, полученные от военного министра генерала Беляева, так как ни с кем другим из членов правительства в данное время войти в контакт нельзя. По словам генерала Беляева, волнения в Петрограде настолько разрослись, что нужно опасаться движения революционной толпы из Петрограда на Царское Село.
Поставив тотчас министра Двора в известность о подробностях моего разговора с графом Бенкендорфом, я с графом немедленно пошли к Государю.
Когда я доложил Его Величеству содержание разговора с графом Бенкендорфом, Государь сказал: "Ни в коем случае... Больных детей возить поездом... ни за что..." В то время уже четверо из детей были больны корью. Затем Государь добавил: "Передайте Бенкендорфу, чтобы он доложил Ее Величеству, что ввиду создавшегося положения я сам решил сейчас ехать в Царское Село, и сделайте распоряжения для отъезда".
Я доложил Государю, что он может сейчас же ехать ночевать в поезд, что все приготовлено и что поезд может через несколько часов идти в Цар¬
212


ФЕВРАЛЬ 1917
ское Село. Затем я прошел к генералу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде Его Величества. Я его застал уже в кровати. Как только я сообщил ему о решении Государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение и он с ехидной улыбкой слащавым голосом спросил меня: "А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?"
Хотя я никогда и не считал генерала Алексеева образцом преданности царю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного им в такую минуту ответа. На мои слова: "Если Вы считаете опасным ехать, Ваш прямой долг мне об этом заявить", генерал Алексеев ответил: "Нет, я ничего не знаю, это я так говорю". Я его вторично спросил: "После того, что я от вас только что слышал, Вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете Вы опасным Государю ехать или нет?" — на что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ: "Отчего же? Пусть Государь едет... ничего..." После этих слов я сказал генералу Алексееву, что он должен немедленно сам лично пойти и выяснить Государю положение дел; я думал, что, если Алексеев кривит душой передо мною, у него проснется совесть и не хватит сил слукавить перед лицом самого царя, от которого он видел так много добра.
От генерала Алексеева я прямо пошел к Государю, чистосердечно передал ему весь загадочный разговор с Алексеевым и старался разубедить Его Величество ехать при таких обстоятельствах, но встретил со стороны Государя непоколебимое решение во что бы то ни стало вернуться в Царское Село. При первых словах моего рассказа лицо Его Величества выразило удивление, а затем сделалось бесконечно грустным. Через несколько минут к Государю явился генерал Алексеев и был принят в кабинете.
По окончании разговора с генералом Алексеевым Его Величество сказал мне, что он не изменил своего решения ехать, и поручил мне переговорить по аппарату Юза с генералом Беляевым, так как последний, по словам графа Бенкендорфа, имел сведения о Царском Селе.
Вернувшись в штаб в аппаратную комнату, я потребовал соединения с военным министром. Генерал Беляев сам подошел к аппарату и на мой вопрос о положении дел сказал, что положение катастрофическое, что все правительство, равно как и командующий войсками Хабалов, совершенно растерялись, и если не последует энергичного вмешательства, революция примет грандиозные размеры. Относительно высказанного ему опасения за движение толпы на Царское Село генерал Беляев сказал, что это сведения, распространяемые председателем Государственной думы Родзянко.
Мой разговор с генералом Беляевым я доложил Государю. Его Величество сказал, что им уже послан со Ставки в Царское Село назначенный главнокомандующим Петрограда генерал-адъютант Иванов с Георгиевским батальоном, причем выразил уверенность, что прибытие всеми любимого и уважаемого в армии генерала Иванова дает возможность мирным и спо¬
213


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
койным путем разрешить военные беспорядки» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 165—167).
27 	февраля в 23 час. 25 мин. Николай II передал следующую телеграмму: «Председателю Совета Министров. Петроград. О главном военном начальнике для Петрограда мною дано повеление начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно войск. Лично Вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Относительно перемен в личном составе: при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми. Николай» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2089. Л. 2).
По распоряжению императора приказом генерала М.В.Алексеева были назначены к отправке в Петроград следующие войска из действующей армии:
с Северного фронта — 67-й Тарутинский полк, 68-й Бородинский полк, 15-й Уланский Татарский полк, 3-й Уральский казачий полк; с Западного фронта — 34-й Севский полк, 36-й Орловский полк, 2-й лейб-гусарский Павлоградский полк; с Юго-Западного фронта — 2-й Донской казачий полк, л.-гв. Преображенский полк, 3-й л.-гв. Стрелковый Его Величества полк, 4-й Стрелковый Императорской Фамилии полк, л.-гв. Уланский Его Величества полк.
Отправка войск с Северного и Западного фронтов происходила 28 февраля и 1 марта. Отправка войск с Юго-Западного фронта: к погрузке должны были выступать 2 и 3 марта.
Кроме того, следует подчеркнуть, что (по некоторым сведениям) генерал М.В.Алексеев советовал Николаю II остаться вСтавке или отправиться в район расположения гвардейских частей на время беспорядков именно для того, чтобы он находился в сфере надежных и верных императору частей.
14 	По свидетельству генерал-майора Д.Н.Дубенского, свита императора получила срочное предписание об отъезде. «Часов в одиннадцать вечера, — вспоминал он впоследствии, — когда я сидел у себя в комнате, ко мне вошел барон Штакельберг и взволнованным голосом сказал: "Скорее собирайтесь. Мы сейчас уезжаем. Государь едет в Царское. Происходят такие события, что нельзя сказать, чем все это кончится. Правда, ответственное министерство, на которое согласился Его Величество, может поправить дело. На него только надежда, но все-таки очень тяжело".
Через полчаса мы уже переезжали в автомобилях в свой свитский поезд...» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 374).
Более подробно об этом рассказывал в своих воспоминаниях А.А.Мордвинов: «Внизу, в передней, ко мне подошел скороход Климов и предупредил, что, по имевшимся у него сведениям, назавтра утром назначено наше отбытие в Царское Село, что час отъезда еще не установлен и будет сообщен дополнительно, но что всей свите приказано готовиться к отъезду.
214


ФЕВРАЛЬ 1917
Я направился к себе в гостиницу "Франция" чтобы отдать распоряжения своему старику Лукзену, и, к своему удивлению, нашел его уже почти готовым к отъезду, с уложенными вещами, ожидающим присылки автомобиля, чтобы ехать на вокзал.
Оказывается, что за несколько минут до моего прихода было передано по телефону извещение всем быть немедленно готовыми к отъезду, так как императорский поезд отойдет не завтра утром, а сегодня же, около 12 часов ночи. Было уже около половины двенадцатого. Я был дежурным и потому поспешил вернуться в губернаторский дом. Внизу шла обычная перед отъездом суматоха; наверху, в полуосвещенном большом зале, перед кабинетом Государя было пусто и мрачно. Пришел и генерал Алексеев, чтобы проститься с Его Величеством. Он оставался довольно долго в кабинете и, наконец, вышел оттуда. На вид был еще более измучен, чем днем. Его сильно лихорадило, он совсем осунулся и говорил апатично, но оживился и, как мне показалось, с особенной сердечностью пожелал нам счастливого пути, добавив: "Напрасно все-таки Государь уезжает из Ставки, в такое время лучше оставаться здесь. Я пытался его отговорить, но Его Величество очень беспокоится за императрицу и за детей, и я не решился очень уж настаивать".
На мой вопрос, не наступило ли улучшение в Петрограде, Алексеев только безнадежно махнул рукою: "Какое там, еще хуже. Теперь и моряки начинают, и в Царском уже началась стрельба".
— Что же теперь делать? — спросил я волнуясь.
— Я только что говорил Государю, — отвечал Алексеев. — Теперь остается лишь одно: собрать порядочный отряд где-нибудь примерно около Царского и наступать на бунтующий Петроград. Все распоряжения мною уже сделаны, но, конечно, нужно время... Пройдет не менее пяти-шести дней, пока все части смогут собраться. До этого с малыми силами ничего не стоит и предпринимать.
Генерал Алексеев говорил все это таким утомленным голосом, что мне показалось, что он лично сам не особенно верит в успешность и надежность предложенной меры. "Ну, дай Вам всем Бог всего лучшего в Вашей поездке, — в заключение, немного оживляясь, сказал он, — чтобы все кончилось у Вас благополучно. На всякий случай впереди Вас пойдет Георгиевский батальон с Ивановым, но вряд ли Вам будет возможность выехать ранее утра, ведь надо время, чтобы уведомить все пути о Вашем маршруте..."
Двери кабинета раскрылись, и вышел Государь, уже одетый в походную, солдатского сукна шинель и папаху. Его Величество еще раз простился с генералом Алексеевым, пожав ему руку, сел в автомобиль с графом Фредериксом, я сел в другой с дворцовым комендантом Воейковым, и мы поехали на вокзал. Было уже около часа ночи. В.Н.Воейков по дороге, как всегда, был неразговорчив о служебных делах и на мои попытки подробнее узнать, чем вызван такой внезапный отъезд, отвечал многозначительным молчанием или уклончиво; с раздражением отзывал¬
215


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ся о Родзянко и К° и был убежден, что генерал Иванов сумеет справиться с бунтующими запасными.
Этим же иллюзиям невольно поддавался и я... Без них было бы слишком тяжело на душе...» (Отречение Николая II... С. 88-—89).
Рассказ А.А.Мордвинова дополняют воспоминания В.Н.Воейкова: «Около 12 часов ночи Государь император со свитой прибыл на станцию в поезде, где принимал еще с докладом генерал-адъютанта Иванова, уехавшего только под утро следующего дня. Когда генерал Иванов зашел от Государя ко мне в купе, я его спросил, отчего он так медлит с отъездом, и получил в ответ, что он не хочет нарушать военного графика, так как это может произвести замедление в движении продовольственных грузов для армии. В такую минуту ответ этот показался мне более чем странным» (В о - е й к о в В.Н. Указ. соч. С. 167—168).
Начальник военных сообщений генерал-лейтенант Н.М.Тихменев так передает сложившуюся тревожную атмосферу в Ставке: «Думаю, что у Алексеева тогда уже мало было надежды на успех экспедиции Иванова, с которым и раньше этого мне приходилось несколько раз дружески и откровенно беседовать, [Иванов] был очень озабочен, когда через час приехал ко мне, чтобы сговориться о подробностях поездки. Я уговорился с ним, что буду непосредственно осведомлять его о движении прочих частей, направляемых из района Северного фронта в его распоряжение, и что он будет телеграфировать непосредственно мне о своем движении. "Только сомневаюсь я, Ваше Высокопревосходительство, чтобы Вы получили мои телеграммы, — сказал я ему, — перехватывать их будут". Я оказался прав. Сколько помнится, из нескольких посланных Ивановым телеграмм (о чем я узнал от него уже впоследствии) я получил только одну. А моих телеграмм он не получал вовсе. Зато потом, значительно уже позже, я имел удовольствие прочесть все мои телеграммы напечатанными в книге "Палладиум русской свободы". Эта книжка, где под "Палладиумом" разумелся Таврический дворец (помещение Государственной думы), была издана полковником, комендантом Думы. Написанная в тех тонах, в каких описывались обычно отчеты о Высочайших смотрах, парадах и путешествиях, эта книжка представляет собой махровый образец пошлости и верноподданнического лежания на брюхе перед революцией.
Если не ошибаюсь, то часов около 9 вечера, в день разговора моего с ген. Ивановым — 27 февраля, ген. Лукомский (ген. квартирмейстер штаба) передал мне распоряжение о немедленной подаче литерных поездов (двух царских поездов, водном из которых обычно ехал Государь, в другом свита), т.к. Государь собрался уезжать в Царское Село. Я был несколько удивлен. Во-первых, я только что получил сведения — и довольно точные, — что Государь собирается уезжать не сегодня, а лишь послезавтра утром. Затем, никаких распоряжений о пропуске царских поездов я обычно и не делал, т.к. всеми царскими поездками ведала инспекция императорских поездов, лишь согласуя, когда это было нужно, график движения с со-
216


ФЕВРАЛЬ 1917
ответственным моим путейским органом. По техническим условиям, поезда не могли отойти раньше поздней ночи» (Тихменев Н.М. Из воспоминаний о последних днях пребывания императора Николая II в Ставке. Ницца, 1925. С. 16—18).
Февраль 28го. Вторник -12°.
0<льга> — 39,Г; Т<атьяна> — 39,5!/2°; Ал<ексей>1 — 37,4°; Ан<ас- тасия> — 37,7°.
Сидела с А<ней>. [Были:] Бенкенд<орф>2, Гротен, Борисов3. Наверху — Линевич4.
1 	ч<ас>. Ал<ексей> — 37,3°; 0<льга> — 39,8/4°; Т<атьяна> — 39,8°. Иза [Буксгевден]5.
6 ч<асов>. 0<льга> —40,3°; Т<атьяна> — 39,4°; Ал<ексей> — 37,1°.
Весь день наверху, кушала вместе с М<арией>, 0<льгой>, Лили [Ден], которая опять спит здесь6.
9 	ч<асов>. 0<льга> — 40,2°; Т<атьяна> — 39,7°; Ал<ексей> — 36,7°; Аня [Вырубова] —40,1°.
Войска поместили в саду7.
Лили [Ден] спит в Красной комнате8.
Графиня Бенкенд<орф> и Иза [Буксгевден]9 — в моей большой гостиной.
28 февраля. Вторник
Лег спать в 3V*, т.к. долго говорил с Н.И.Ивановым, кот<орого> посылаю в Петроград с войсками водворить порядок10. Спал до 10 час. Ушли из Могилева в 5 час. утра11. Погода была морозная, солнечная. Днем проехали Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 час.
1 Цесаревич, как и другие царские дети, болел в это время корью. Гувер¬
нер наследника Пьер Жильяр позднее рассказал об этом дне: «13 марта
(28 февраля по старому стилю. — В.Х.), в 954 часов утра, когда я входил
к цесаревичу, императрица сделала мне знак следовать за нею в соседнюю
залу. Она мне объявила, что столица фактически в руках революционеров
и что Дума образовала временное правительство (правильно: временный
комитет Государственной думы. — В.Х.), во главе которого стоит Родзянко.
— Дума оказалась на высоте положения, — сказала она, — мне ка¬
жется, что она поняла наконец опасность, грозящую стране, но я боюсь, как
бы это не было слишком поздно: образовался комитет из революционеров-
217


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
социалистов, который не хочет признавать власти временного правительства. Я только что получила от Государя телеграмму, в которой он извещает о своем прибытии к 6 часам утра. Но он желает, чтобы мы покинули Царское Село и переехали в Гатчину или чтобы мы выехали к нему навстречу. Прикажите все приготовить на случай отъезда Алексея.
Приказания отданы. Ее Величество находится в тревожной нерешительности. Она дала знать Родзянко о тяжелом состоянии цесаревича и великих княжон. Родзянко ответил: "Когда дом горит, из него прежде всего выводят больных".
В 4 часа доктор Деревенко возвращается из госпиталя и объявляет нам, что весь петроградский железнодорожный узел уже занят революционерами, что мы не можем выехать и что очень мало вероятий, чтобы Государь мог сюда доехать» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 160).
2 Императрица Александра Федоровна обсуждала создавшуюся ситуацию с обер-гофмаршалом Высочайшего двора графом П.К.Бенкендорфом, о действиях которого в тот день известно из воспоминаний баронессы С.К.Буксгевден.
«...Утром 13 марта она (императрица Александра Федоровна. — ВХ) сказала мне, чтобы я начала, "не торопясь, паковать свои вещи, чтобы можно было при необходимости сразу уехать вместе с императорской семьей из дворца". В это утро вновь был поднят вопрос об отъезде императрицы, но, как оказалось, — слишком поздно. Когда граф Бенкендорф поинтересовался у командующего железнодорожным батальоном, сможет ли императорский поезд немедленно прибыть из Петрограда в Царское Село для отъезда императрицы (заметив в то же время, что на сборы придворным потребуется четыре часа), то командующий ответил, что даже если бы ему удалось доставить поезд из столицы, за эти самые четыре часа события способны зайти так далеко, что поезд просто могут не пропустить дальше по линии. Если бы императрица и ее дети отправились в путь 12-го или рано утром 13-го на обычном поезде, они, скорее всего, успели бы застать императора в Могилеве или встретились бы с ним по дороге.
У императрицы до сих пор не было никаких известий от императора, и она лишь с большим трудом могла справляться со своим беспокойством. Император обычно отвечал на ее телеграммы в течение двух часов, поэтому его молчание оказалось для нее свидетельством того, что ситуация стала угрожающей и за пределами Петрограда» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 398—399).
3 Очевидно, Борисов Вячеслав Евстафьевич (1861—?) — генерал-лейтенант, в 1916—1917 гг. генерал для поручений при штабе Верховного главнокомандующего.  44 В дни Февральской революции флигель-адъютант Свиты императора, полковник лейб-гвардии конной артиллерии А.Н.Линевич (1882—1961)
218


ФЕВРАЛЬ 1917
находился в Александровском дворце, принимал активные меры по его защите от восставших солдат. О своих действиях он регулярно докладывал императрице.
5 Императрица общалась с одной из немногочисленных оставшихся при ней фрейлиной С.К.Буксгевден, которая позднее делилась воспоминаниями о событиях дня: «Из всех придворных дам только я и чтица императрицы, госпожа Шнейдер, находились на тот момент во дворце. Госпожа Нарышкина была тогда в Петрограде. Она смогла прибыть в Царское Село лишь 20 марта (по новому стилю. — В.Х.). Графиня Гендрикова уехала к больной сестре на Кавказ. Генерал Ресин, генерал Добровольский и полковник Гро- тен были все это время во дворце, так же как и доктора Боткин и Деревенко и наставник цесаревича Пьер Жильяр. Граф Апраксин прибыл по просьбе графа Бенкендорфа утром 13 марта, а сами граф и графиня Бенкендорф 13-го вечером переехали из здания Лицея во дворец и поселились в комнатах графини Гендриковой.
Императрица встречалась с господами из свиты и со мной несколько раз в течение дня. Эти встречи происходили в "нейтральной" комнате, чтобы избежать дальнейшего распространения инфекции. По своей давней привычке императрица посылала мне небольшие записки. Она всегда предпочитала писать и не любила общения по телефону. Ее друзья и придворные обычно получали от нее такие коротенькие записки, в которых содержались ее распоряжения или комментарии к заинтересовавшим ее событиям.
Новости, которые передал приехавший из Петрограда граф Апраксин, оказались очень тревожными. Почти все полки в столице присоединились к мятежникам. Правительство укрылось в Адмиралтействе под защитой немногих оставшихся верными присяге войск. Министры непрерывно заседали — что, впрочем, не привело ни к каким результатам, так как исполнительная власть была вырвана из их рук. Дума проигнорировала указ императора о временном перерыве в работе (этот указ был издан еще до того, как события приняли необратимый характер) и взяла на себя руководство текущей ситуацией» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 399—400).
6 События этого дня в Александровском дворце Царского Села позднее нашли отражение в воспоминаниях Юлии Ден: «Во вторник утром я проснулась рано. Я долго не могла сомкнуть глаз, лишь после рассвета погрузилась в тревожный сон. Я торопливо оделась, чтобы опередить Государыню, но она уже давно была на ногах и в половине девятого вошла в Красную гостиную. Мы сразу отправились к великим княжнам и у них в комнате выпили кофе с молоком. Государыня сказала, что неоднократно посылала телеграммы императору, но ответа так и не получила. Немного позже она приняла графа Бенкендорфа и полковника Гротена, которые уведомили императрицу о том, что обстановка стала более тревожной и что Гвардейскому Экипажу следует находиться во дворце, так как, судя
219


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
по донесениям, толпа, поддерживаемая Думой, направляется в сторону Царского Села.
Императрица тотчас же согласилась. Ее действительно обрадовала мысль, что Гвардейский Экипаж расположится во дворце. Что же касается великих княжон, те пришли в неописуемый восторг.
— Мы словно опять на нашей яхте, — восклицали они.
Гвардейский Экипаж, усиленный Сводно-пехотным полком и казаками
Собственного Его Императорского Величества конвоя, расположились снаружи дворца и в просторных подвальных помещениях. Часть дворца была превращена в перевязочный пункт. Работы у нас было хоть отбавляй, но великие княжны не обращали никакого внимания на опасность и не проявляли каких-либо признаков тревоги, в отличие от нас с Государыней. Она по-прежнему ждала ответа на свои телеграммы. Но ответа не было...
Я обзвонила нескольких знакомых, но новости оказывались все более неутешительными. Наконец я позвонила к себе домой. На мой звонок ответил флигель-адъютант императора Саблин, живший в одном с нами доме. Я попросила его присмотреть за моим сыном и, если возможно, приехать к нам в Царское Село, потому что императорская семья нуждается в защите. Но господин Саблин заявил, что здание окружено агрессивно настроенными матросами. Однако он согласился подозвать Тити к телефону...
Я передала Государыне то, что сообщил мне Саблин. Она молча выслушала меня, но затем огромным усилием воли обрела прежние свои спокойствие и выдержку. Сила ее передалась и мне. А мужество было нам очень кстати. Бедные дети тяжело заболели. Они находились на грани, отделяющей жизнь от смерти... Анна металась в горячке, обитатели дворца были поражены ужасом, а за его стенами бродил страшный призрак революции.
Неожиданно у Государыни возникла мысль поговорить с солдатами. Я умоляла ее разрешить мне сопровождать ее на случай какой-нибудь предательской выходки. Но Ее Величество не позволила мне этого сделать.
— К чему это, Лили? — проговорила она укоризненно. — Все они наши друзья!
Вместе с Ее Величеством к защитникам дворца вышли великие княжны Мария и Анастасия. Я наблюдала за ними из окна. Совсем стемнело, и огромный двор был освещен прожекторами. Издалека доносился гул орудий. Стужа стояла нестерпимая. Оттуда, где я находилась, я видела Ее Величество, закутанную в меха. Она подходила к одному солдату за другим, совершенно не опасаясь за свою жизнь. Она была спокойна, величественна — поистине царица, супруга, достойная императора Всероссийского. Она не была той охваченной религиозной истерией распутной маньячкой, какой ее изображают в дешевых романах! В этой драматической обстановке Государыню охраняли лишь ее доброта и благожелательность. Когда на прекрасное лицо Ее Величества упал свет, я затрепетала. Я знала об ее слабом сердце, хрупком здоровье и испугалась за нее. Только бы она не упала в обморок!
220


ФЕВРАЛЬ 1917
Вернулась во дворец Государыня во взволнованном, приподнятом настроении. Она сияла, она верила в "народ", и веру в ней поддерживали воспоминания о тех узах, которые некогда связывали ее с ним и которые, увы, были этим народом преданы забвенью.
— Они наши друзья, — твердила Ее Величество. — Они так нам преданы. — Увы, скоро ей предстоит узнать, что зачастую слова "Иуда" и "друг" становятся синонимами.
Мимолетную ее радость тревожило одно лишь обстоятельство.
— Я не видела роту в подвальном этаже... Такая жалость, что я не спустилась туда, но я чувствовала себя не вполне здоровой. Возможно, я исправлю свою оплошность завтра.
После обхода войск Ее Величество приняла у себя графа и графиню Бенкендорф, которые обратились с просьбой к Государыне, чтобы та позволила им остаться во дворце. Просьба их была охотно удовлетворена, и было отдано распоряжение приготовить апартаменты для престарелой четы.
Вечером прибыл великий князь Павел Александрович. Это был высокий, высокий, внушительного вида господин, пользовавшийся репутацией обворожительного и, к его чести, очень добросердечного человека. У них с Государыней состоялся продолжительный разговор. Их возбужденные голоса доносились до нас из комнаты. Впоследствии Ее Величество мне рассказывала, что чуть ли не первым вопросом, который она ему задала, был следующий:
— А как обстоит дело с гвардейскими частями?
Упавшим голосом великий князь ответил на это:
— Я ничего не могу поделать. Почти все они на фронте» (Д е н Ю. Указ, соч. С. 130—134).
Княгиня 0.В.Палей несколько иначе описывает посещение великим князем Павлом Александровичем императрицы 28 февраля 1917 г.:
«Великий князь был в крайнем волнении. Судьба любимого Государя не давала ему покоя. Он ходил взад-вперед по кабинету и нервно дергал себя за ус. Идти или не идти к Государыне? Он не был у нее с Дмитриева отъезда. Вдруг телефонный звонок. Государыня требует великого князя Павла немедленно. Время — четыре часа. Вывезли автомобиль, и спустя мгновения Павел у нее. Приняла она его хуже некуда. Сперва спросила, как дела в Петрограде, потом отчеканила, что не советуй они Государю глупости, а поддержи его, ничего не случилось бы. Павел ответил, что Их Величества не имеют права сомневаться в его верности и преданности; что не время старым ссорам; что Государь должен вернуться как можно скорее. Александра сказала: он вернется завтра, 1 марта, утром. Великий князь сказал, что встретит его на вокзале сам. Затем удостоверился, что Государыне с детьми, кстати, больными, ничто не угрожает, — и уехал.
В семь вечера прошел слух: толпа рабочих с колпинских фабрик с криками и угрозами подходит к Царскому Селу. С перепугу мы решили так: я и муж идем к г-же Спейер, вдове русского посланника в Персии... Бодя и девочки с бонной Жаклиной — к супругам Михайловым...
221


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Ночью спали плохо. За окнами пальба. Мне так и виделось: дворец наш в огне, вещи переломаны и разворованы» (Палей 0. Указ. соч. С. 26—27).
7 	В связи с революционными выступлениями в столице и Царском Селе ряда воинских частей верные царю гвардейские батальоны были стянуты к Александровскому дворцу.
А.И.Спиридович об этом рассказал в мемуарах: «Около 8 часов вечера солдаты различных частей Царскосельского гарнизона вышли на улицу с оружием, оркестр играл "Марсельезу". Кричали ура, стреляли в воздух.
Начался военный бунт. При полной на улицах темноте, так как не было электрического света, все происходившее казалось особенно зловещим. Вооруженная толпа освободила арестантов из тюрьмы, разгромила несколько магазинов, с музыкой и песнями, с криками и со стрельбой направилась ко дворцу.
Ко дворцу при первом слухе о бунте были уже вызваны по тревоге собственный полк, конвой Его Величества, рота Железнодорожного полка и батарея воздушной охраны. Отряд уже был выстроен в ограде дворца; раскинута цепь по ограде, и против главных ворот стояли два орудия. Подошли две роты Гвардейского Экипажа, вызванные из Александровки. Отряд, которым командовал генерал Гротен, был готов к любому нападению. Настроение солдат и офицеров было воодушевленное. А шумевшие толпы то приближались ко дворцу, то удалялись, не смея начать нападение.
Вдали слышалась беспорядочная стрельба. Со стороны Софийского собора виднелось зарево.
Во дворце царили тревога и переполох. При первых сообщениях о начавшихся в городе беспорядках во дворец приехал обер-гофмаршал граф Бенкендорф с супругой. Приехал начальник дворцового управления князь Путятин с помощником генералом Добровольским. Кроме обычно живших во дворце лиц, там находились: состоящий при Ее Величестве граф Апраксин, фрейлина баронесса Буксгевден и флигель-адъютант граф Замойский. Последний находился случайно в те дни в Царском Селе и, увидев опасность для царской семьи, счел своим долгом как флигель-адъютант Его Величества явиться в распоряжение императрицы. Его решение было достойно восхищения, но, к сожалению, было единственным в те дни.
Военное начальство дворца, понимая, что всякое столкновение сторон опасно для жизни царской семьи, начало переговоры с мятежниками. Мятежники заявили, что, если войска охраны начнут стрелять, они тяжелой артиллерией разнесут дворец. Мятежникам ответили, что войска охраны первыми не начнут стрелять, но если гарнизон попытается напасть — он получит решительный отпор. Из гарнизона предложили, чтобы дворцовая охрана отправила в Государственную думу парламентеров, а до их возвращения решено было установить нейтральную между сторонами зону.
В целях безопасности царской семьи начальство решило послать де- легатов-парламентеров в Думу. Назначили представителей от всех частей.
222


ФЕВРАЛЬ 1917
Разорвали скатерть и сделали для всех делегатов на рукава белые повязки. Подали машины, и депутация под крики "ура" выехала в Петроград. Отъезд депутации подействовал на бунтовщиков успокоительно. Лица, ответственные за охрану царской семьи, вздохнули свободнее. Еще накануне Государыня отправила в Петроград для переговоров с Родзянко флигель-адъютанта Линевича, но где он и что он сделал — было неизвестно. Царица волновалась и за здоровье детей, за их безопасность. Она просила не допускать столкновения.
На улице уже стояла ночь. Мороз все крепчал. Солдатам становилось холодно. Офицеры подбадривали их. Особенно хорошо говорил тогда адъютант Собственного полка, обнадеживая солдат скорым возвращением Государя, благодаря которому все сразу переменится.
В 10 вечера Государыня действительно получила телеграмму от Государя с сообщением: "Завтра утром надеюсь быть дома".
Царица сообщила свите. Все приободрились. Солдаты радовались. Из дворца дали знать, что императрица выйдет к войскам. Все встрепенулись. По приказанию Гротена офицеры предупредили солдат громко не отвечать на приветствие Ее Величества. Все смотрели на высокое крыльцо подъезда № 1. Наконец распахнулись широкие двери. Два нарядных лакея, держа высоко серебряные канделябры со свечами, стали по сторонам. Появилась императрица с великой княжной Марией Николаевной. Раздалась негромкая команда войскам.
Спокойная и величественная императрица тихо спускалась по мраморным ступеням, держа дочь за руку. За Ее Величеством шли граф Бенкендорф, граф Апраксин, граф Замойский и еще несколько лиц. В этом было что-то необычное: выход русской императрицы к войскам ночью, при мерцающем свете канделябров, в покрытый снежной пеленой парк. Тишина полная. Лишь снег скрипел под ногами. Издали доносилась стрельба. Со стороны Петрограда и Софийского собора виднелось зарево. Императрица медленно обходила ряды за рядами, кивая с улыбкой солдатам. Солдаты молча восторженно провожали царицу глазами. Многим из офицеров Государыня тихо говорила: "Как холодно, какой мороз". Великая княжна, настоящая русская красавица, которую пощадила болезнь, улыбалась офицерам, особенно морякам.
По возвращении императрицы во дворец частям по очереди разрешено было ходить греться в подвальный этаж дворца. Там было какое-то странное настроение. Строгие распорядки дворца нарушились. Появились откуда-то странные личности. Они подходили к солдатам, шептались. Невольная тревога закрадывалась в душу офицеров.
Тревожно было и в царских покоях» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 601—604).
8 	Залы и комнаты Александровского дворца имели свои названия. События этого дня в Александровском дворце Царского Села Ю.А.Ден, проживавшая там в это время, описала в своих мемуарах:
223


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
«Когда мы пошли пожелать покойной ночи Их Высочествам, я с огорчением узнала, что из окон отчетливо слышится стрельба. Ольга и Татьяна Николаевны, похоже, не замечали ее, но когда их мать ушла, Ольга спросила у меня, что означает этот шум.
— Дружочек, я не знаю. Пустяки. Из-за мороза все звуки усиливаются, — ответила я небрежно.
— Но Вы уверены, что это так, Лили? — продолжала допытываться великая княжна. — Видно, что даже мама нервничает, нас так тревожит ее больное сердце. Она слишком перетруждает себя. Непременно скажите ей, чтобы она отдохнула.
Ее Величество решила, что Мария Николаевна должна спать в ее опочивальне:
— Вы, Лили, будете спать у Анастасии, займете кровать Мари. Не снимайте корсет: неизвестно, что может произойти. Государь приезжает завтра утром от пяти до семи, и мы должны быть готовы встретить его. Придите ко мне пораньше, и я Вам скажу, когда приходит поезд.
Ни Анастасия Николаевна, ни я не могли уснуть, и мы лежали в темноте, переговариваясь между собой вполголоса. Иногда я умолкала, но Анастасия никак не могла угомониться и то и дело спрашивала:
— Лили, Вы спите?
Ночью мы поднялись с постелей и подошли к окнам. Во дворе была установлена огромная пушка.
— То-то удивится папа! — прошептала великая княжна.
Мы стояли несколько минут, рассматривая непривычное зрелище. Стояла такая стужа, что часовые прыгали вокруг пушки, чтобы согреться. В свете прожекторов ярко вырисовывались их фигуры. Казалось, они танцуют карманьолу. Издалека доносились пьяные голоса и одиночные выстрелы. Так прошла ночь» (Ден Ю. Указ. соч. С. 134).
А.И.Спиридович отмечал:
«В левом крыле дворца, около больной Вырубовой, были ее родители и госпожа Ден, не считая сестры милосердия. Присутствие во дворце Вырубовой и ее семьи нервировало придворных и вызывало в этот день особый ропот прислуги и даже солдат. Больше, чем когда-либо, в этот день солдаты недобрым словом поминали Вырубову за все, что она, по их мнению, сделала во дворце.
Придворные считали, что ее присутствие опасно для царской семьи. Граф Апраксин долго беседовал об этом с Бенкендорфом, и, наконец, было решено, чтобы Апраксин попросил разрешения императрицы перевести Вырубову куда-нибудь из дворца. Императрица вступилась за свою подругу. Оттолкнуть подругу в такой момент, выдать ее толпе на поругание — ни за что. "Я не предаю своих друзей", — закончила царица свой разговор и не могла удержаться от душивших ее рыданий.
Часов около трех ночи тревога улеглась. В городе водворилась тишина. Бродившие толпами солдаты вернулись в казармы. На время все успокоилось. Генерал Гротен разрешил развести отряд по казармам. Остались
224


ФЕВРАЛЬ 1917
лишь усиленные караулы и часовые. Вокруг дворцовой ограды, как обычно, разъезжали казаки конвоя Его Величества» (Спиридович А.И. Указ, соч. С. 604—605).
9 	Приближенные царской семьи в минуты опасности стремились находиться рядом с императрицей в Александровском дворце.
Гувернер Пьер Жильяр свидетельствовал о событиях этого дня: «Вечером, около 9 часов, ко мне входит баронесса Буксгевден. Она только что узнала, что Царскосельский гарнизон взбунтовался и на улицах стреляют. Надо предупредить императрицу, которая находится у великих княжон. Как раз в эту минуту она выходит в коридор, и баронесса ставит ее в известность о том, что происходит. Мы подходим к окнам и видим, как генерал Ресин с двумя ротами Сводного полка занимает позицию перед дворцом. Я замечаю также матросов Гвардейского Экипажа и конвойцев. Ограда парка занята усиленными караулами, которые находятся в полной боевой готовности.
В эту минуту мы узнали по телефону, что мятежники продвигаются в нашем направлении и что они только что убили часового в 500 шагах от дворца. Ружейные выстрелы все приближались, столкновение казалось неизбежным. Императрица была вне себя от ужаса при мысли, что кровь прольется на ее глазах, и вышла с Марией Николаевной к солдатам, чтобы побудить их сохранять спокойствие. Она умоляла, чтобы вступили в переговоры с мятежниками. Наступает решающая минута. Тревога сжимает все сердца. Неосторожность может вызвать рукопашную схватку и резню. С обеих сторон выступают офицеры, и начинаются переговоры. Слова их бывших начальников и решимость тех, которые остались верны долгу, действуют на мятежников.
Возбуждение понемногу падает и, наконец, решают установить нейтральную зону между обеими сторонами. Так прошла ночь» (Жильяр П. Указ. соч. С. 160—161).
Те же события описала баронесса С.К.Буксгевден: «Вечером 13 марта (по новому стилю. — В.Х.) гарнизон Царского Села, до этого момента не соглашавшийся примкнуть к мятежникам, покинул свои казармы и промаршировал по улицам, беспорядочно стреляя в воздух. В начале они отправились к местной тюрьме и освободили всех находящихся там заключенных. Это были по большей части воришки, поскольку в тюрьме, расположенной неподалеку от императорской резиденции, не содержались никакие серьезные преступники. Затем солдаты разграбили находящиеся по соседству винные лавочки, после чего несколько тысяч мятежников (по большей части пьяных) собрались перед Александровским дворцом. Они хотели захватить императрицу и наследника и передать их в революционный штаб Петрограда. Беспорядочная и дикая стрельба переполошили охрану дворца. Эта охрана состояла из двух батальонов Сводного полка, одного батальона военно-морских сил — численностью 1200 человек, двух казачьих эскадронов, одной роты Первого Железно-
225


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
дорожного полка и военно-полевой батареи из Павловска под командованием графа Ребиндера.
Мне вновь пришлось сообщить императрице о мятеже в войсках. В это время она находилась у больных, и, когда я поднялась наверх, она как раз переходила из одной комнаты в другую. Она совсем не была испугана, однако очень болезненно восприняла известие о том, что гарнизон Царского Села, в чьей преданности она была уверена, тоже перешел на сторону мятежников. Императрица сразу же пошла к детям и сказала им, что в Царском Селе проходят военные маневры (благодаря такому известию они должны были без страха слушать звуки выстрелов). Затем она попросила меня позвать господ из свиты и сама сошла вниз, чтобы обсудить ситуацию с графом Апраксиным и генералом Ресиным. Императрице была невыносима сама мысль о том, что из-за нее может пролиться кровь, поэтому она очень просила, чтобы войска, защищающие дворец, ничем не провоцировали мятежников. Именно поэтому со стороны дворцовой охраны не было сделано ни одного выстрела.
Императрица набросила поверх своего белого платья медсестры подбитый мехом черный плащ и в сопровождении великой княжны Марии и графа Бенкендорфа сама отправилась осматривать посты дворцовой охраны. Она прошла во внутренний двор, а затем спустилась в подвал дворца, куда солдаты по очереди приходили погреться. Императрица отметила, обращаясь к солдатам, как высоко она ценит их верность своему долгу. Она добавила также, что прекрасно знает: в случае необходимости они, не задумываясь, встанут на защиту наследника; но, добавила императрица, она также надеется, что им все-таки удастся избежать кровопролития.
Это была незабываемая сцена. Было совершенно темно, если не считать слабого мерцания снега под луной и отблесков на полированных стволах винтовок. Отряды выстроились во дворе в военном порядке: первый ряд опустился на колено, приготовившись к стрельбе, остальные же стояли сзади, также с винтовками наизготовку (на случай внезапной атаки). Императрица и ее дочь скользили подобно теням от одной линии к другой, а на заднем плане тускло отсвечивала огромная масса белого дворца. Где-то неподалеку слышалась беспорядочная стрельба. Взбунтовавшиеся отряды уже достигли так называемой Китайской деревни неподалеку от большого дворца. Казачьи патрули сообщили, что мятежники не собираются идти дальше, поскольку до них дошли слухи, что для охраны дворца были стянуты значительные силы, а на крыше установлены пулеметы. Все эти слухи не имели под собой никакого основания, однако они оказались спасительными для защитников и обитателей дворца, так как мятежники решили отложить свою атаку на утро.
Внутри дворца ночь прошла очень напряженно. Все прислушивались к выстрелам, а казаки сообщили, что захваченный мятежниками бронепоезд всю ночь патрулировал железнодорожную линию между Петроградом и императорской станцией в Царском Селе. По слухам, мятежники собирались захватить императрицу и ее детей, а затем удерживать их в качестве
226


ФЕВРАЛЬ 1917
заложников, если удача отвернется от восставших. Позже ходили слухи о том, что мятежники поклялись убить императрицу.
Бенкендорфы, граф Апраксин и я провели всю эту ночь в комнатах императрицы, чтобы быть рядом с ней на случай внезапной атаки. Затем к нашей компании присоединился еще один человек — адъютант императора граф Адам Замойский. Граф, услышав об опасности, грозящей императрице и ее детям, с большим трудом выбрался из столицы и прибыл в императорский дворец, пройдя при этом часть пути пешком. Он оставался во дворце до тех пор, пока не был отозван приказом, поступившим из Ставки. Я тем более хочу отметить поступок графа, который, не колеблясь, пришел на помощь императрице, что он был одним из тех адъютантов императора, кого Ее Величество знала очень плохо. Немного позже во дворец прибыл другой адъютант императора — полковник Линевич. Вечером императрицу отвезли в ее кресле к госпоже Вырубовой, которая была напугана звуками выстрелов.
Вырубова чувствовала, что от нее что-то скрывают, но в то время это было совершенно необходимо, поскольку известие о случившемся могло поднять и без того высокую температуру больной еще выше. Я шла вслед за императрицей по огромным темным залам (революционеры выключили электричество и воду, поступавшие во дворец) — и наши шаги жутким эхом отдавались в пустых комнатах. По пути мы не встретили ни души: все слуги, заботившиеся о хозяйстве, сбежали, и во дворце остались лишь члены личной свиты императрицы.
И даже в этоттяжелый момент императрица думала прежде всего о других. Она постаралась успокоить старую графиню Бенкендорф, а вечером, когда мы с графиней готовились устроиться на ночь на диванах в Зеленой гостиной, Ее Величество внезапно вошла в комнату с подушками и одеялами из своей собственной спальни. Она сама прошла к себе в комнату, но так и не уснула — лишь отдохнула в течение нескольких часов, пока великая княжна Мария, совершенно измученная тревогами и заботами прошлых дней, спала на своей кровати, которая стояла рядом с кроватью императрицы.
В течение этой ночи Ее Величество несколько раз приходила к нам с графиней, чтобы выяснить, нет ли каких новостей о происходящем за стенами дворца или об императоре. В один из таких приходов императрица принесла немного печенья и фруктов для графини — она всегда держала какое-то количество их в своей спальне, чтобы можно было поесть во время бессонных ночей. Тогда же я заметила, насколько незначительны были для нее в тот момент какие-то обыденные мелочи: так, она даже не заметила, что не надела свои туфли и пришла к нам (как и лежала) в одних чулках...
Господа из свиты всю ночь обходили коридоры и время от времени посещали караульную. Было известно, что император покинул Могилев, и в шесть утра императрица вновь пришла к нам, чтобы узнать, нет ли каких новостей о "нем". Но никто ничего не знал, и потом мы все были крайне встревожены» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 400—405).
227


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ И И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Впечатлениями той тревожной ночи делится в своих воспоминаниях А.А.Вырубова:
«Никогда не забуду ночи, когда немногие верные полки (Сводный Конвой Его Величества, Гвардейский Экипаж и артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулеметами, грозя все разнести, толпами шли по улицам ко дворцу. Императрица вечером сидела у моей постели. Завернувшись в белый платок, она вышла с Марией Николаевной к полкам, которые уже готовились покинуть дворец. И, может быть, они и ушли бы в эту ночь, если бы не Государыня и ее храбрая дочка, которые со спокойствием до 12 час. обходили солдат, ободряя их словами и лаской, забывая при этом смертельную опасность, которой подвергались. Императрица сказала моей матери: "Я иду к ним не как Государыня, а как простая сестра милосердия моих детей". Выйдя на подъезд, императрица вспомнила, что я могу услышать, как полки отвечают на ее приветствие (от меня еще Государыня скрывала происшедшее), и приказала камердинеру сказать мне, что полки ожидают прибытия Государя... Даже в такую минуту она меня не забыла.
На следующий день полки с музыкой и знаменами ушли в Думу, Гвардейский Экипаж под командою великого князя Кирилла Владимировича. Те же полки, те же люди, которые накануне приветствовали Государыню: "Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!" Караулы ушли; по дворцу бродили кучки революционных солдат, которые с интересом все рассматривали, спрашивая у оставшихся слуг объяснение. Особенно их интересовал Алексей Николаевич. Они ворвались к нему в игральную, прося, чтобы им его показали. Императрица продолжала оставаться спокойной и говорила, что опасается только одного: чтобы не произошло кровопролития из-за Их Величеств» (Фрейлина Ее Величества... С. 199—200).
10 	Генерал-майор Свиты императора Д.Н.Дубенский записал в своем дневнике ставший ему известным разговор Николая II с генералом Ивановым: «После двенадцати часов ночи с понедельника на вторник Государь переехал в поезд, и к Его Величеству тотчас прибыл генерал-адъютант Иванов и оставался на аудиенции почти два часа. Государь, как мне передавал потом Николай Иудович, по душе, сердечно и глубоко искренно говорил с ним. Измученный, боящийся за участь России и свою семью, взволнованный озлобленными требованиями бунтующей Государственной думы, царь сказал генералу Иванову свои грустные и тяжелые соображения:
"Я берег не самодержавную власть, а Россию. Я не убежден, что перемена формы правления даст спокойствие и счастье народу"—-так выразился Государь о своей сокровенной мысли, почему он упорно отказывался до сих пор дать парламентский строй. Затем Государь указал, что теперь он считает необходимым согласиться на это требование Думы, так как волнения дошли до бунта и противодействовать он не в силах. Государь говорил о той упорной агитации, которая давно ведется против императрицы и его самого, и скорбел о том, что их лучшим стремлениям
228


ФЕВРАЛЬ 1917
никогда не верили и злобные слухи доходили до того, что высказывали подозрения о возможности сношений между ними и врагом России императором Вильгельмом.
Слова царя трогали генерала Иванова, по его рассказу, настолько, что ему трудно было иногда отвечать от спазм в горле. Государь, расставаясь с Николаем Иудовичем, поцеловался с ним, перекрестил его, и, в свою очередь, Иванов перекрестил царя» (Дубенский Д.Н. Указ. соч.С. 375—376).
О 	причинах преждевременного отъезда из Ставки Николая II и его свиты рассказал полковник А.А.Мордвинов в своих воспоминаниях:
«Проходя в свое купе, я зашел в отделение профессора Федорова, где были и другие мои сослуживцы. Из разговоров выяснилось, что наш внезапный отъезд вызван был сильным беспокойством Государя за императрицу и больных детей, так как Царское Село с утра было уже охвачено волнениями и пребывание там было небезопасно. Государыня через графа Бенкендорфа, гофмаршала, спрашивала у Государя по телефону совета, как ей поступить. Ее Величество намеревалась сначала выехать в Могилев или по направлению нашего движения, чтобы соединиться в дороге; но после вечерних переговоров графа Фредерикса с Государем было решено, чтобы вся царская семья до прибытия генерала Иванова, а затем и нас оставалась в Царском Селе или, если бы обстоятельства этого потребовали, переехала в Гатчинский дворец в 40 верстах от Петрограда. Генерал Лукомский и другие, говоря в своих воспоминаниях об отъезде Государя из Могилева, останавливаются на одном предположении, что, находясь в Могилеве, Государь якобы не чувствовал твердой опоры в своем начальнике штаба генерале Алексееве и надеялся найти более твердую опору в генерале Рузском в Пскове.
Это, конечно, совершенно далеко от действительности. К генералу Рузскому и его прежнему, до генерала Данилова, начальнику штаба генералу Бонч-Бруевичу Его Величество, как и мы все, относились с безусловно меньшим доверием, чем к своему начальнику штаба, и наше прибытие в Псков явилось вынужденным и совершенно непредвиденным при отъезде. Государь, стремясь возможно скорее соединиться с семьей, вместе с тем стремился быть ближе и к центру управления страною, удаленному от Могилева. Мы оставались еще долго в купе у С.П.Федорова.
Взволнованно строя разные догадки и предположения о разыгравшихся событиях и узнав, что поезд отойдет не раньше шести утра, наконец разошлись по своим отделениям» (Отречение Николая II... С. 89—91).
11 	В дневнике генерал-майора Д.Н.Дубенского далее читаем: «Его Величество лег в эту ночь поздно, после трех часов, и встал на следующий день позже обычного времени, около десяти часов утра. Днем, во вторник, мы проехали Смоленск, Вязьму. Всюду было полное спокойствие. Стоял яркий солнечный, немного морозный день. Царские поезда шли обычным порядком. Нас сопровождали, каждый по своему участку, путевые инженеры.
229


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Вот от одного из таких инженеров в нашем свитском поезде, который шел, как я сказал, впереди императорского поезда, мы узнали через нашего инженера Эртеля после четырех часов дня, что образовано какое-то новое "временное" правительство, а старая власть свергнута. Об этом оповещал телеграммой по железной дороге член Думы Бубликов, назначенный комиссаром путей сообщения...
Эти неожиданные сведения нас всех крайне взволновали. Стало понятно, что в Петрограде уже совершился революционный переворот... Постановили, чтобы я написал обо всем, что нами узнано, письмо профессору С.П.Федорову, едущему в поезде Государя, с которым я был близок, с просьбой сообщить дворцовому коменданту для доклада Его Величеству... Часам к двенадцати ночи наш свитский поезд подошел к Бологому, где мы получили от генерала Воейкова ответную на мое письмо телеграмму такого примерно содержания: "Во что бы то ни стало пробраться в Царское Село". Всех удивил этот ответ...» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 376—378).
Флигель-адъютант полковник А.А.Мордвинов, сопровождавший Николая II, делился впечатлениями о дальнейших событиях этого дня: «28 февраля утром я проснулся, когда поезд был уже в движении. Погода изменилась, в окно вагона светило солнце, и как-то невольно стало спокойнее на душе после мучительной, в полузабытьи проведенной ночи.
Размеренная обычная жизнь вступила в свои права и хоть ненадолго вместе с надеждой отгоняла тяжелые мысли от всего того, что совершилось тогда далеко еще за пределами моего уютного вагона.
Я быстро оделся и вышел в столовую. Государь был уже там, более бледный, чем обыкновенно, но спокойно ровный и приветливый, как всегда. Разговор был не очень оживлен и касался самых обыденных вещей. Мы проезжали замедленным ходом какую-то небольшую станцию, на которой стоял встречный поезд с эшелоном направлявшегося на фронт пехотного полка. Им, видимо, было уже известно о проходе императорского поезда: часть людей с оркестром стояла выстроенная на платформе, часть выскакивала из теплушек и пристраивалась костальным, часть густой толпой бежала около наших вагонов, заглядывая в окна и сопровождая поезд. Его Величество встал из-за стола и подошел к окну. Звуки гимна и громовое "ура", почти такой же искренней силы, как я слышал на последнем смотре запасных в Петрограде, раздались с платформы при виде Государя и невольно наполнили меня вновь чувством надежды и веры в нашу великую военную семью и благоразумие русского народа. Но это было только мгновение. Стоявший рядом со мною у окна Нарышкин, отвечая, видимо, на свои невеселые мысли, шепнул мне тихо: "Кто знает, быть может, это последнее «ура» Государю, которое мы слышим". Мои горячие переживания были облиты холодной водою, но надежда все же не остывала и разум ей не противился. Не хотелось верить, что эти неожиданные тогда радостные переживания действительно окажутся последними и что дальше, кроме беспросветного мрака длинных годов, ничего более уж не будет.
230


ФЕВРАЛЬ 1917
Императорский поезд продолжал беспрепятственно двигаться вперед через Оршу—Смоленск на Вязьму—Лихославль—Бологое и Тосну, согласно маршруту, на этот раз не напечатанному на толстом картоне, а лишь наскоро написанному на клочке бумаги и лежавшему у меня на столе. На мелькавших станциях и во время остановок текла обычная мирная жизнь, и не было намека на что-либо революционное. Но агентских телеграмм, как бывало раньше, уже не приносили, и мы не знали, что делается в Петрограде. Генерал Воейков тоже, видимо, не имел сведений и по обычаю шутливо отмалчивался. Из разговоров в течение дня с другими моими товарищами и Нарышкиным я узнал, что была получена утром лишь телеграмма, посланная вслед поезду генералом Алексеевым и уведомлявшая, что восстание разгорается, что Беляев доносил, что остались верными лишь четыре роты и один эскадрон и он покинул морское министерство, где находился, что необходимо ответственное министерство, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще смогут остановить всеобщий развал и что утрата всякого часа уменьшает надежду на восстановление порядка.
Телеграмма была на имя Государя, и Его Величество телеграфировал из поезда Родзянко, назначая его, вместо князя Голицына, председателем Совета Министров и предлагая ему выехать для доклада на одну из промежуточных станций навстречу императорскому поезду. От Родзянко был уже получен в то время, около трех часов дня, и ответ, что он выезжает нам навстречу.
Тогда же из разговоров выяснилось, что предполагалось предоставить Родзянко выбор лишь некоторых министров, а министры Двора, военный, морской и иностранных дел должны были назначаться по усмотрению Государя императора и все министерство должно было оставаться ответственным не перед Государственной думой, а перед Его Величеством. В три часа дня мы прибыли в Вязьму, откуда Государь послал Государыне телеграмму в Царское Село, уведомляя о скором приезде.
Вечером, около девяти часов, после обеда, мы прибыли в Лихославль, где была назначена остановка. В служебный, задний вагон нашего поезда вошли несколько железнодорожных инженеров и два жандармских генерала, только что прибывшие из Петрограда для встречи и дальнейшего сопровождения императорского поезда по их участку... Поезд двинулся дальше и дошел до Бологого.
Новая обстановка и новые, более определенные, но еще более тяжелые вести: почти все войска взбунтовались, Николаевский вокзал занят восставшими... Кто-то показал и новую телеграмму и листок, подписанный Родзянко, где объявлялось об образовании Временного комитета Государственной думы, к которому перешла вся власть от устраненного Совета Министров, и что комитет взял в свои руки восстановление порядка.
О 	положении Царского ничего не было известно: ожидавшийся навстречу фельдъегерь в Бологое не прибыл. Но путь на Петроград, по справкам, был еще свободен, и выставленная по железнодорожному пути охрана
231


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
для прохода императорского поезда стояла на своих постах. Решено было двигаться далее.
Профессору Федорову принесли записку от генерала Дубенского, ехавшего впереди нас в часовом расстоянии в другом служебном поезде, в которой он предупреждал, что, по имеющимся у них сведениям, Тосно также занято, и советовал из Бологого повернуть на Псков» (Отречение Николая II... С. 91—92, 94).
Император Николай II направил 28 февраля со станции Вязьма в Царское Село в 15 ч. следующую телеграмму: «Ее Величеству. Выехал сегодня утром в 5 ч. Мысленно постоянно с тобою. Дивная погода. Надеюсь, что Вы себя хорошо чувствуете и спокойны. Много войск послано с фронта. Сердечнейший привет. Ники» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 108. Л. 131).
Со станции Лихославль в 21 ч. 27 мин. в Царское Село пошла еще одна телеграмма: «Ее Величеству. Благодарю за известие. Рад, что у вас благополучно. Завтра утром надеюсь быть дома. Обнимаю тебя и детей, храни Господь. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 214; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. T. 5. С. 225).
Гофмейстерина императрицы княгиня Е.А.Нарышкина продолжала болеть, но регулярно вела дневник, в котором записала: «28 февраля/ 13 марта. События развиваются с быстротой невероятной. Образовался комитет, с Родзянкой во главе, для поддержки порядка. На его сторону, один за другим, переходят все полки. На улицах полный порядок, нигде ни малейшего насилия. Стреляют только в зачинщиков; тех, кто сдал оружие, оставляют в покое. Все воинские части перешли на сторону Думы. Две телеграммы, посланные Государю, до сих пор остались без ответа. Министров больше нет — все подали в отставку. Ходит слух, что дом Фредерикса сожгли. Караулы в Зимнем дворце сняты. Говорят, поехали в Царское известить императрицу о перемене правления. Государя встретили в Бологом, чтобы сообщить ему о положении дел; должен был быть в Думе в 2 часа. Полная революция произведена спокойно» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 6 об.).


1917
МАРТ


Март 1го. Среда
Ц<арское> С<ело>
-8°.
Графиня Бенк<ендорф>1 — Иза [Буксгевден].
0<льга> — 38,9°; Т<атьяна> — 38°; Ал<ексей> — 36,1°; А<ня> — 38°. Гротен, Бенкендорф, Апраксин2, Рита [Хитрово], Ресин, Лине- вич.
А<ня> — 39,6!/20; Т<атьяна> — 38,4°; Ал<ексей> — 36,4°.
Сидела с Аней.
Род<ионов>, Керн.
Мой крымец Марков3.
6 ч<асов>. 0<льга> — 38,6°; Т<атьяна> — 38,8°; Ал<ексей> — 36,1°.
Павел [Александрович]4, Ресин, Гротен.
9 	ч<асов>. 0<льга> — 38,9°; Т<атьяна> — 38,8°; Ал<ексей> —
11 	ч<асов>. Аня - 38,5. Корь.
Чай. Гротен, Ресин.
Ген<ерал> Иванов5 — 1—2Уг [часа] ночи.
1 	марта. Среда
Ночью повернули с М<алой> Вишеры назад, т.к. Любань и Тос- но оказались занятыми восставшими6. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского. Он, Данилов и Саввич обедали7. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Алике должно быть тягостно одной8 переживать все эти события! Помоги нам, Господь!
1 	Баронесса С.К.Буксгевден позже описывала события, происходившие
в первый день марта:
«Было известно, что император покинул Могилев, и в шесть утра импе¬
ратрица вновь пришла к нам, чтобы узнать, нет ли каких новостей о "нем". Но
никто ничего не знал, и потому мы все были крайне встревожены. Императ¬
рица побледнела еще больше, когда графиня Бенкендорф совсем некстати заметила: "А ведь сегодня первое марта" — это была годовщина убийства Александра II! Императрица собралась с силами и ответила: "Должно быть,
какие-то проблемы и пути. Поезд скоро прибудет". Но лишь в восемь утра
14 марта (по новому стилю. — В.Х.) Гротен выяснил, что поезд императора
235


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
был задержан на станции Малая Вишера и направлен в Царское Село по гатчинской дороге» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 405).
2 	Императрица приняла ряд приближенных, беспокоясь за происходящее в Петрограде и окрестностях. События этого дня в Царском Селе позднее нашли отражение в воспоминаниях Ю.А.Ден: «В среду в пять утра мы спустились в опочивальню Ее Величества. Она бодрствовала, и когда мы открыли дверь, она прошептала:
— Тссс. Мари спит. Поезд опаздывает... Вероятнее всего, Государь не приедет раньше десяти.
Государыня была полностью одета. Заметив ее печальный вид, я не удержалась и спросила:
— Ваше Величество, отчего же поезд опаздывает?
Императрица слабо улыбнулась, но ничего не ответила. После того как мы с Анастасией вернулись к себе в спальню, великая княжна взволнованно проговорила:
— Лили, а ведь поезд никогда не опаздывал. Ах, поскорее бы приехал папа. Мне что-то нездоровится. Что же мне делать, если я заболею? Тогда я не могу ничем помочь мама... Ну, скажите же, Лили, что я не заболею.
Попытавшись утешить Ее Высочество, я убедила ее лечь в постель и уснуть. Но у бедной девочки начиналась корь. Анастасия была славным ребенком: в матери она души не чаяла и с радостью бегала выполнять ее поручения. Недаром Государыня говорила о своей младшей дочери: "Это мои ноги!".
Встретив меня в комнате Ольги незадолго до девяти, Ее Величество все еще рассчитывала, что поезд прибудет в десять.
— Возможно, он задержался из-за снежных заносов, — прошептала она. Государыня прилегла на кушетку, я села на пол около нее. Мы негромко переговаривались. Ее Величество главным образом заботила моя бессонница.
— Сядьте на кресло, Л или,а ноги положите на кушетку,— посоветовала
она.
— Нет, нет, Ваше Величество, — возразила я. — Об этом и речи быть не может.
Однако, по ее настоянию, я все-таки положила ноги на конец кушетки.
Пробило десять часов, но никакого поезда слышно не было. Наступило первое марта — месяц роковой для Дома Романовых, поистине, можно было сказать: "Бойся мартовских Ид!" Первого марта был задушен император Павел I, а за тридцать лет до нынешнего дня бомбой был смертельно ранен дед Государя, царь Александр II. Марту 1917 года суждено было стать свидетелем падения Династии.
Мы жили в постоянном и неослабном напряжении. Доктор Боткин и доктор Деревенко неустанно заботились о здоровье великих княжон, но болезнь отступала медленно. Особенно трудно было заставить смириться с
236


МАРТ 1917
постельным режимом бедняжку Анастасию. Она все время плакала, твердя: "Ну, пожалуйста, не заставляйте меня лежать в постели". К счастью, цесаревич шел на поправку.
Все службы во дворце работали как обычно, но подача воды, приводившей в движение лифт, которым пользовалась Государыня, прекратилась, и в результате она была вынуждена подниматься наверх пешком. На первый взгляд деталь эта покажется не стоящей внимания, но императрица, и без того измученная и издерганная, еще больше страдала. И прежде не отличавшаяся крепким здоровьем, Государыня, которой хотелось непременно видеть детей, подчас была близка к тому, чтобы свалиться без чувств. Идя рядом, я поддерживала Государыню под руку.
Мы не могли понять, что же произошло с Его Величеством. Императрица полагала, что все дело в порядках на железных дорогах, которые оказались в руках бунтовщиков.
Унылый день 1 марта ознаменовался неприятным событием. Стоя с Ее Величеством у окна, выходящего на площадь перед дворцом, мы заметили белые платки на рукавах у многих солдат. После расспросов выяснилось, что по договоренности с членом Думы, приехавшим в Царское Село, войска согласились руководствоваться указаниями Думы.
— Выходит, все теперь в руках Думы, — с горечью проговорила Государыня, обращаясь ко мне. — Будем надеяться, что она зашевелится и каким-то образом исправит положение.
Ее Величество отошла от окна. Я увидела на ее лице обиду и разочарование. Увы, то была не самая последняя из ее утерянных иллюзий!
Граф Апраксин, гофмейстер Ее Величества, приехал во дворец во второй половине дня: добраться до Царского Села оказалось нелегким делом. Новости, которые он привез, были неутешительными. В тот вечер мы засиделись допоздна. К обеду почти не притронулись: все были настолько озабочены и встревожены, что было не до еды. Дети опасно больны, где Государь — неизвестно, а у ворот — революция. Когда же я в конце концов пожелала Государыне покойной ночи, она не велела мне раздеваться.
— Сама я раздеваться не стану, — сказала она, и по ее ровному голосу я поняла, что императрица ожидает худшего!» (Ден Ю. Указ. соч. С. 134— 137).
3 	Возможно, имеется в виду Керн Федор Георгиевич, лейтенант Гвардейского Экипажа, адъютант Н.П.Саблина.
Один из вариантов прочтения: «Корн<ет> мой крымец Марков». Сохранилось небольшое письмо императрицы Александры Федоровны корнету С.В.Маркову, в котором читаем: «Не грустите, Маленький. Скоро, даст Бог, увидимся опять. Знаете, как крепко Ваш старый ш<еф> за Вас молится и Вам всего, всего лучшего желает. Христос с Вами. Будьте хорошим мальчиком.
Поправляйтесь скорее» (Письма святых царственных мучеников из заточения. СПб., 1996. С. 32).
237


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
4 	Александровский дворец посетил великий князь Павел Александрович. Княгиня 0.В.Палей рассказывала в своих воспоминаниях о событиях этого дня:
«В восемь утра за великим князем (Павлом Александровичем. — В.Х.) прислали автомобиль — ехать на станцию встречать Государя. Тот должен был прибыть в восемь тридцать. Великий князь ожидал на вокзале, в императорском павильоне. Спустя некоторое время он вернулся к г-же Спейер в крайней тревоге. Государь не приехал! На полпути из Могилева в Царское революционеры во главе с Бубликовым остановили царский поезд и направили его в Псков. И подумать только! Сегодня этот Бубликов, по сути цареубийца, гуляет себе по Парижу вместе с белоэмигрантами! И среди русских никто не плюнет ему в лицо!
Домой мы вернулись вскоре, к одиннадцати. Я глазам не поверила: дворец наш стоит на месте, слуги живы, вещи целы...
А я в тот день написала Государыне, что в минуты испытаний я всею душою с нею. Заодно спрашивала я, как здоровье княжон и мальчика. Все пятеро болели корью и лежали с температурой тридцать девять. В ответ она прислала мне записку, карандашом, по-русски. Поблагодарила за поддержку, сообщила о состоянии детей и написала: "про него не знаю" — о Государе. В конце написала, что верует в Бога и уповает на его волю» (П а л е й 0. Указ. соч. С. 27—29).
А.И.Спиридович в своих воспоминаниях продолжает хронику первомартовских событий:
«В 5 часов к Государыне приехал великий князь Павел Александрович. Он был очень взволнован и, увидев выстроенные около дворца части, произнес совершенно бессмысленную речь, о которой спокойный и уравновешенный Бенкендорф выразился так: "Его слова произвели на нас всех удручающее впечатление".
Государыня встретила великого князя очень сурово и упрекала его за бездействие, за недостаточный надзор за запасными батальонами гвардии, которые произвели бунт. Он, старший из великих князей генерал-адъютантов в столице, ничем не проявил себя.
Вернувшись домой, великий князь приступил к составлению акта, который от имени императрицы и находящихся в столице членов династии давал заверение Государственной думе в том, что Государь примет Конституцию. В составлении акта принимали участие князь Путятин и управляющий канцелярией дворцового коменданта Бирюков. Акт был вручен графу Бенкендорфу для представления на подпись Ее Величеству» (Спиридо- в и ч А.И. Указ. соч. 4. С. 619).
По свидетельству офицера л.-гв. Сводного полка К.Кологривова, днем 1 марта во дворец приезжал великий князь Павел Александрович. Взволнованный, он быстро поднялся по ступенькам и в ответ на вопросы офицеров Сводного полка и Конвоя, каково положение, что делается в Петрограде, ответил: «Господа! Одна последняя надежда на вас!» (Марков С.В. Покинутая царская семья. Вена, 1928. С. 110).
238


МАРТ 1917
Баронесса С.К.Буксгевден воспоминала:
«Четырнадцатого марта (по новому стилю. — В.Х.) мы еще не получили никаких известий о судьбе императора. Стрельба за стенами дворца постепенно стихла. Мятежники решили присоединиться к своим товарищам в Петрограде и там уже подождать развития событий. Тринадцатого марта императрица послала за великим князем Павлом, дядей императора. Позднее великая княжна Мария, находившаяся в соседней комнате, говорила мне, что беседа их протекала очень бурно и императрица резко отзывалась о том обстоятельстве, что все войска Петроградского округа были сформированы из рабочих с соседних фабрик. Несмотря на столь бурное объяснение, великий князь Павел (он был убит большевиками 29 января 1919 года) отнесся к императрице с большой добротой, а позднее он и его жена, княгиня Палей, несколько раз писали Их Величествам во время их заключения.
В течение этих дней обитатели дворца могли получать информацию о ситуации в столице лишь из кратких разговоров по частному телефону, который соединял Зимний дворец в Петрограде с Александровским дворцом в Царском Селе. Однако люди, находящиеся в Зимнем дворце, знали лишь то, что происходило в непосредственной близости от них. Двое слуг пришли к нам из столицы пешком — поезда по этой линии больше не ходили. Эти люди рассказали нам об убийстве офицеров и полицейских, свидетелями чего были либо они сами, либо их родственники. Другие утверждали, что Дума взяла ситуацию под контроль и теперь следует ожидать улучшения обстановки. Никто ничего не знал толком, и до тех пор, пока не начали выходить2 газеты, не было никакой возможности получить более-менее достоверную информацию.
В самом Царском Селе солдаты внутри дворца и за его стенами заключили нечто вроде перемирия: мятежники согласились повременить с атакой, так как стало известно, что два делегата от Думы отправились на встречу с императором. Что же касается солдат охраны, которые носили в качестве отличительного знака белые повязки на рукавах, то они пообещали проследить за тем, чтобы никто за это время не смог покинуть дворец.
Четырнадцатого марта великий князь Павел прислал императрице на подпись проект манифеста о даровании Конституции. Некоторые из великих князей уже подписали эту бумагу. Но императрица отказалась поставить под ней свою подпись. Она сказала мне, что, хотя она лично и убеждена в необходимости уступок, тем не менее, считает, что подписать сейчас эту бумагу означало бы "поступить вопреки своим собственным убеждениям".
"Я не правитель, — отметила императрица, — и не имею никаких прав брать на себя инициативу в отсутствие императора. К тому же подобная бумага может отказаться не только незаконной, но и бесполезной"» (Бу кс- гевден С.К. Указ. соч. С. 406—407).
5 	В письме № 650 к Николаю II от 2 марта 1917 г. Александра Федоровна сообщала: «Вчера ночью от 1 до 21Л виделась с Ивановым, который теперь
239


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
здесь сидит в своем поезде. Я думала, что он мог бы проехать к тебе через Дно, но сможет ли он прорваться? Он надеялся провести твой поезд за своим». В другом письме за тот же день она еще раз упомянула: «Милый старик Иванов сидел у меня от 1 до 21А часов ночи и только постепенно вполне уразумел положение» (Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 5. С. 227, 230; ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 500).
Подробнее о встрече генерала Н.И.Иванова с императрицей в тот день узнаем из воспоминаний А.И.Спиридовича:
«Около полуночи стало известно, что на вокзал прибыл генерал-адъютант Иванов и что эшелоны с его войсками где-то задержаны. Появилась надежда узнать что-либо о Государе. Императрица просила генерала приехать во дворец.
Генерал Иванов, приехав на вокзал, принял кого-то из представителей города и гарнизона, а также представившегося ему прибывшего из Петрограда полковника Доманевского, назначенного к нему начальником штаба.
Доманевский доложил о том, что происходит в Петрограде, и сказал, что вооруженная борьба только осложнит положение.
На вокзале Иванову была вручена следующая телеграмма от начальника штаба Алексеева: "Частные сведения говорят о том, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство под председательством Родзянко, заседая в Государственной думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным правительством, говорит о незыблемости монархического начала в России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства. Все ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему все изложенное. Если эти сведения верны, то меняется способ ваших действий. Переговоры приведут к умиротворению, чтобы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, чтобы сохранить учреждения, заводы и начать на них работы. Воззвание нового министра путей сообщения Бубликова к железнодорожникам, полученное мной окольным путем, обращено к усиленной работе всех, чтобы наладить работу транспорта. Доложите Его Величеству обо всем, а также о том, что дело можно закончить мирным путем, который укрепит Россию. 28 февраля 1917 г. Алексеев".
По этой идиллической телеграмме было ясно, что Ставка благожелательно настроена к революционному правительству и признает даже его министров. Иванов, поняв обстановку, решил опубликовать приказ о своем прибытии, сделать Царское Село местом своего штаба и призвать всех оставшихся еще верными Государю офицеров и солдат собираться к нему, задержанные (по приказанию Бубликова, распоряжения которого так нравились генералу Алексееву) эшелоны привести в Царское Село пешим порядком.
240


МАРТ 1917
С таким планом и заготовленным приказом Иванов приехал во дворец.
В ожидании приема Иванов посвятил в свой план генералов Гро- тена и Ресина и церемониймейстера Апраксина, графа Бенкендорфа. Он даже показал им проект приказа. Телеграмма Алексеева свите была известна, т.к. она передавалась Иванову через дворцовую телеграфную станцию. Иванов сообщил свите, что отдаст приказ после аудиенции у Государыни.
Аудиенция у Ее Величества продолжалась с часу до двух с половиной ночи. Государыня была рада узнать новости об императоре. Она хотела передать через Иванова письмо Государю. Хитрый старик отказался его взять, объяснив, что у него нет человека для передачи письма.
Выйдя от императрицы, Иванов сообщил свите, что никакого приказа он издавать не будет, собирать войска в Царском Селе также не будет — императрица против этого.
Распрощавшись, генерал уехал на вокзал. Там ему вручили телеграмму от Государя следующего содержания: "Царское Село. Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать. Николай. 2 марта 1917 г. О часов 20 минут".
Эта Высочайшая телеграмма разрешала все сомнения. Он поспешил вернуться к своему эшелону в Вырицу.
А в Петрограде боялись прибытия генерала Иванова, и Гучков метался по вокзалам, готовя оборону» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 619— 621).
Баронесса С.К.Буксгевден позднее свидетельствовала: «Этой же ночью из Ставки прибыл генерал Иванов. Его встреча с императрицей состоялась уже в два часа пополуночи. Генерал Иванов был послан с войсками на подавление мятежа в столице. Свои войска генерал оставил в Вырице, примерно в 20 верстах. Генерал просил разрешения императора использовать солдат, защищающих дворец, для охраны тыла — на то время, пока он будет продвигаться к Петрограду с батальоном Святого Георгия. Императрица совершенно обоснованно заметила, что генерал получил всю полноту власти и инструкции от самого императора и потому волен действовать так, как считает нужным. Сама же она не может отдавать никаких распоряжений военным. Кстати говоря, генерал Иванов так ничего и не сделал. Он оставался со своим батальоном в Вырице и даже не высадил солдат из поезда. После отречения императора генерал получил приказ из Ставки возвратиться в Могилев. Но то обстоятельство, что он виделся с императрицей, позднее также обернулось против нее: Ее Величество обвинили в том, что вместе с генералом Ивановым она составила "контрреволюционный заговор"» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 408).
Среди очевидцев событий крушения монархии в России, оставивших воспоминания, был и камердинер императрицы А.А.Волков. Он рассказывал об этом следующее:
«В первые дни революции приезжал от Государя генерал-адъютант Н.И.Иванов, довольно долго беседовавший с Государыней.
241


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Ожидаем приезда Государя, получив верные сведения, что Государь из Ставки выехал.
Для встречи Государя из Петрограда приехал флигель-адъютант граф Замойский. Он дожидался приезда Государя и, сидя в дежурной комнате в креслах, дежурил по ночам вместе со мною.
В одну из таких ночей граф Замойский узнал от дежурного офицера, что из Петрограда едет особым поездом вооруженная группа рабочих и других лиц громить дворец. Замойский, сообщив об этом мне, спросил, нужно ли беспокоить императрицу. Пообдумав, мы решили пока Государыне ничего не говорить. Пообождав несколько времени, Замойский переговорил с кем надо по телефону и узнал, что поезд прошел мимо Царского. Так все обошлось благополучно» (Волков А.А. Указ. соч. С. 66—67).
Великий князь Николай Михайлович, вернувшийся в мятежный Петроград 1 марта из ссылки, в одной из своих рукописей от 26 апреля 1917 г. упоминал: «Передвижения генерала (Иванова. — В.Х.) достаточно известны, но что неизвестно, это — разговор, который у него был с императрицей Александрой в Царском Селе, в Александровском дворце, в ночь со 2 на 3 марта (правильно: в ночь с 1 на 2 марта. — В.Х.).
Государыня, казалось, очень хорошо владела собой и была невозмутимо спокойна. Она уверяла генерала, что энергичными действиями он легко может восстановить порядок в Петрограде, и затем императрица наивно прибавила несколько слов удивления на ожесточение, какое проявляется против нее и ее супруга, что все это восстание не что иное, как недоразумение, что император уже прибыл в Псков; что мало вероятно, чтобы он решился отречься от престола, и если бы даже он это сделал, то это было бы только для того, чтобы успокоить умы, и — в пользу наследника, а ввиду несовершеннолетия последнего установить регентство под его попечением. Иванов был ошеломлен всем этим разговором, старался показать невозможность идти на Петроград и должен был сознаться, что он может принять только единственное решение — это вернуться в Могилев.
Тогда императрица, не выходя из своего настроения, просила генерала согласиться взять письмо к ее супругу, от чего Иванов должен был уклониться, как это сделал два дня спустя и граф Замойский, потому что, наверное, письма эти были бы от них отобраны новым правительством. Однако Иванов, который хотя и является человеком скорее ограниченным, выказал известное благородство души, потому что если сразу он и не понял невозможности действовать, то все же он скоро увидел, что новое пролитие крови было бы опасным и бесполезным. Если его ошибка не была рассеяна раньше, то это благодаря уклончивым обнадеживаниям двух офицеров Генерального штаба, которые были к нему причислены повелением свыше, — полковников Доманевского и Тилле и туманным телеграммам Алексеева.
Одним словом, его карательная экспедиция сделалась водевилем, и позднее он понял, что вся эта инсценировка была созданием рук Гучкова,
242


МАРТ 1917
уже бывшего военным министром, и Алексеева, чтобы усыпить возможное беспокойство императора и чтобы отдать себе отчет об истинном настроении войск царскосельского гарнизона» (Записки Н.М.Романова // Красный архив. 1931. № 6 (49). С. 109—110).
6 	Подробности о следовании императорского поезда в тот день описал в своем дневнике Д.Н.Дубенский:
«Тронулись в путь и около часа ночи на 1 марта прибыли на станцию Малая Вишера. Весь наш поезд не спал, мы все время обсуждали наше трудное положение и сознавали, что следовать далее не только крайне рискованно, но просто невозможно, не подвергая жизнь Его Величества опасности.
На самой станции Малая Вишера в наш поезд вошел офицер (не помню его фамилии) собственного Его Величества Железнодорожного полка и доложил командиру генералу Цабелю, что станция Любань, а равно и Тосно заняты уже революционными войсками, там находятся, кажется, роты л.-гв. Литовского полка с пулеметами, что люди этой роты в Любани уже сняли с постов людей Железнодорожного полка и что он едва мог уехать на дрезине сюда, чтобы доложить о том, что случилось.
Вслед за такими, уже определенно грозными, сообщениями было сделано нами немедленное распоряжение по станции Малая Вишера занять телефоны, телеграф и дежурную комнату; выставлены наши посты,указано железнодорожным жандармам охранять станцию от всяких случайностей, и она стала изолированной от сношений с кем бы то ни было без нашего ведома. Решено было далее не двигаться и ожидать здесь подхода "собственного" поезда для доклада полученных известий Его Величеству...
Около двух часов ночи он тихо подошел. Из вагона вышел только один генерал Нарышкин. Мы спросили Кирилла Анатольевича, где же дворцовый комендант и остальная свита.
"Все спят в поезде", — ответил он...
Мы вошли в вагон, где было купе дворцового коменданта, и постучались к нему. Владимир Николаевич крепко спал. Наконец он пробудился, оделся, к нему вошел генерал Цабель и доложил, как непосредственный подчиненный, о всех событиях и занятии Любани и Тосно.
Через несколько минут генерал Воейков вышел в коридор с всклоченными волосами и начал с нами обсуждать, что делать... Затем он прошел в вагон Его Величества и доложил Государю все, что ему донесли. Дворцовый комендант очень скоро вернулся от Государя, который недолго обсуждал создавшееся положение, и повелел поездам следовать назад на Бологое, а оттуда на Псков, где находился генерал-адъютант Рузский.
Государь вообще отнесся к задержкам в пути и к этим грозным явлениям необычайно спокойно. Он, мне кажется, предполагал, что этот случайный эпизод не будет иметь последствий и не помешает ему доехать, с некоторым только опозданием, до Царского Села» (Дубенский Д.Н. Указ, соч. С. 41—43).
243


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Более точную картину событий и свой разговор с Николаем II передал В.Н.Воейков в своих воспоминаниях: «Донесения, полученные мною от жандармов относительно возможности дальнейшего беспрепятственного следования царского поезда, не соответствовали тем данным, которые обнаружились в очень скором времени, когда императорский поезд подошел к станции Малая Вишера, где его ожидал шедший впереди свитский поезд.
Ко мне в купе пришли начальствующие лица обоих поездов с докладом, что, по сведениям из Тосно, станция Тосно занята революционными войсками, прибывшими из Петрограда, и что дальнейшее следование императорского поезда представляет опасность, так как телеграф на Тосно не работает. Кроме этих сведений, мне была сообщена телеграмма коменданта поручика Грекова о направлении императорского поезда не на Тосно—Семрино, а прямо из Тосно на Петроград.
Был четвертый час утра. Я пошел в вагон Государя, разбудил камердинера и просил разбудить Его Величество. Государь меня сейчас же принял. Я доложил ему сведения, поступившие от моих подчиненных, и спросил, что ему угодно решить? Тогда Государь спросил меня: "А Вы что думаете?" Я ему ответил, что ехать на Тосно, по имеющимся сведениям, считаю, безусловно, нежелательным. Из Малой же Вишеры можно проехать на Бологое и оттуда попасть в район, близкий к действующей армии, где — нужно предполагать — движение пока еще не нарушено. Государь мне ответил, что хотел бы проехать в ближайший пункт, где имеется аппарат Юза. Я доложил Его Величеству, что ближайшим пунктом будет Псков — в трех часах от станции Дно, а от Дно до Могилева нужно считать около 8 часов. Во всяком случае, здесь оставаться нельзя и лучше всего ехать на Дно, а по пути выяснить дальнейшее направление.
Государь подумал и отдал повеление следовать на Бологое—Дно. Я сделал все распоряжения, императорский поезд немедленно пошел на Бологое. По пути в Старой Руссе, где поезд имел остановку, так как паровоз брал воду, мне удалось по аппарату получить сведения, что генерал- адъютант Иванов только в это утро, т.е. в среду, 1 марта, прошел станцию Дно. Это известие, доложенное мною Государю, произвело на него неприятное впечатление; Его Величество спросил меня: "Отчего он так тихо едет?" Тот же вопрос задавался и лицами свиты» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 168—169).
Д.Н.Дубенский, продолжая хронику дня, с предельной прямотой характеризует генералов, поспешивших поддержать новую власть: «Днем мы подходили к Старой Руссе. Огромная толпа народа заполняла всю станцию. Около часовни, которая имеется на платформе, сгруппировались монахини местного монастыря. Все смотрели с большим вниманием на наш поезд, снимали шапки, кланялись. Настроение всего народа глубоко сочувственное к царю...
Невольно думалось об этой разнице в отношении к царю среди простого народа в глубине провинции, здесь, в Ст. Руссе, и теми революционными
244


МАРТ 1917
массами Петрограда с солдатскими бунтами, благодаря которым Государь принужден вернуться со своего пути на Царское Село...
Первое марта, проклятый и позорный день для России, уже кончался, когда мы после 7 часов вечера стали подходить к древнему Пскову...
Около 8 часов вечера прибыл "собственный" поезд. Я и барон Шта- кельберг прошли в вагон лиц свиты. Мы застали всех в коридоре; тут были граф Фредерикс, К.Д.Нилов, князь Долгорукий, граф Граббе, С.П.Федоров, герцог Лейхтенбергский. Уже знали, что почетного караула не будет и Его Величество на платформу не выйдет. Спросили нас, что слышно в городе, спокойно ли там.
Государь на очень короткое время принял губернатора. Все ждали прибытия главнокомандующего Северным фронтом генерал-адъютанта Николая Владимировича Рузского. Через несколько минут он показался на платформе в сопровождении начальника штаба фронта генерала Юрия Никифоровича Данилова (бывший генерал-квартирмейстер при великом князе Николае Николаевиче) и своего адъютанта графа Шереметева. Рузский шел согбенный, седой, старый, в резиновых галошах; он был в форме Генерального штаба. Лицо у него бледное, болезненное, и глаза из-под очков смотрели неприветливо... Граф Фредерикс, когда немного успокоились... обратился к Рузскому примерно со следующими словами: "Николай Владимирович, Вы знаете, что Его Величество дает ответственное министерство. Государь едет в Царское. Там находится императрица и вся семья, наследник болен корью, а в столице восстание. Когда стало известно, что уже проехать прямо в Царское нельзя, Его Величество в М. Вишере приказал следовать в Псков к Вам, и Вы должны помочь Государю наладить дела".
"Теперь уже поздно, — сказал Рузский. — Я много раз говорил, что необходимо идти в согласии с Государственной думой и давать те реформы, которые требует страна. Меня не слушали. Голос хлыста Распутина имел большее значение. Им управлялась Россия. Потом появился Протопопов и сформировано ничтожное министерство князя Голицына. Все говорят о сепаратном мире"... —■ и т.д., и т.д. с яростью и злобой говорил генерал- адъютант Рузский...
"Но, однако, что же делать? Вы видите, что мы стоим над пропастью. На Вас только и надежда", — спросили разом несколько человек Рузского.
Ввек не забуду я ответа генерал-адъютанта Рузского на этот крик души всех нас, не меньше его любивших Россию и беззаветно преданных Государю императору:
"Теперь надо сдаваться на милость победителю", — сказал он.
Опять начались возражения, негодования, споры, требования, наконец, просто просьбы помочь царю в эти минуты и не губить Отечества. Говорили все. Генерал Воейков предложил переговорить лично по прямому проводу с Родзянко; на это Рузский ответил: "Он не подойдет к аппарату, когда узнает, что Вы хотите с ним беседовать". Дворцовый комендант сконфузился, замолчал и отошел в сторону.
245


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
"Я сам буду говорить с Михаилом Владимировичем (Родзянко)", — сказал Рузский.
Я стал убеждать своего бывшего сослуживца по мобилизационному отделу Генерального штаба генерала Данилова повлиять на Рузского.
"Я ничего не могу сделать, меня не послушают. Дело зашло слишком далеко", — ответил Юрий Никифорович.
В это время флигель-адъютант полковник Мордвинов пришел и доложил генерал-адъютанту Рузскому, что Его Величество его может принять. Главнокомандующий и его начальник штаба поднялись и направились к выходу...
Чувство глубочайшего негодования, оскорбления испытывали все. Более быстрой, более сознательной предательской измены своему Государю представить себе трудно. Думать, что Его Величество сможет поколебать убеждения Рузского и найти в нем опору для своего противодействия начавшемуся уже перевороту, едва ли можно было. Ведь Государь очутился отрезанным от всех. Вблизи находились только войска Северного фронта под командой того же генерала Рузского, признающего "победителей"...
Мы долго ждали возвращения главнокомандующего Северным фронтом от Государя, желая узнать, чем кончилась беседа их между собою. Однако свита не дождалась Рузского. Он в 12-м часу прямо прошел от Его Величества к себе для переговоров по прямому проводу с Петроградом и Ставкой» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 45—49).
Другие подробности о последних днях правления российского императора узнаем из воспоминаний В.Н.Воейкова:
«Когда поезд подошел к станции Дно, телеграфный чиновник стоял с телеграммою на имя Государя императора. Телеграмма была передана Его Величеству, и я пошел в вагон Государя узнать, от кого она. Государь мне сказал, что эта телеграмма — от Родзянко, который просит остановиться на станции Дно и подождать его приезда из Петрограда с докладом. Государь меня спросил, имею ли я сведения о том, когда приедет Родзянко. Я сказал, что сведений у меня никаких нет и что я сейчас справлюсь по аппарату, выехал ли Родзянко из Петрограда.
Отправившись в аппаратную комнату, я по телеграфу получил из Петрограда ответ, что экстренный поезд для председателя Государственной думы заказан и стоит уже несколько часов в ожидании его приезда. Я попросил, чтобы со станции по телефону навели бы справку в Государственной думе, когда он предполагает выехать. Получен был ответ, что председатель Государственной думы сейчас в комиссии и не знает, когда сможет выехать. Кроме того, я получил известие, что прилегающая к Царскому Селу часть Вин- даво-Рыбинской железной дороги занята революционными войсками и что генерал-адъютант Иванов остановился со своим поездом в Вырице.
С этими сведениями я пришел к Его Величеству. Государь принял решение продолжать путь на Псков и поручил мне послать Родзянко извещение, что он просит его приехать в Псков. Когда поезд тронулся со станции Дно, Государь позвал меня к себе в купе и поделился со мною своим предполо¬
246


МАРТ 1917
жением дать ответственное министерство и вообще пойти на такие уступки, которые могли бы разрешить создавшееся положение...
Государь приказал мне выехать из Пскова навстречу Родзянке, проехать с ним две-три станции до Пскова и предупредить его о решении Его Величества пойти навстречу неоднократно ранее высказывавшемуся желанию.
Выйдя от Государя, я сделал распоряжение о заказе для меня экстренного поезда по направлению к станции Дно, так как предполагал, что Родзянко, согласно сообщению, выедет на станцию Дно. По прибытии в Псков я получил телеграмму за подписью Бубликова с извещением, что председатель Государственной думы отменил свой выезд из Петрограда.
На станции Псков Его Величество встретил генерал-адъютант Рузский со старшими чинами штаба, и Государь пригласил к обеду его и генералов Данилова и Савича. После обеда Государь прошел в свой вагон. В ожидании приема Его Величеством генерал Рузский обратился ко мне в салон- вагоне поезда, в присутствии дежурного флигель-адъютанта герцога Лейх- тенбергского, со словами: "Вот что Вы наделали... вся ваша распутинская клика... до чего теперь довели Россию". Я счел совершенно неуместным в императорском поезде объясняться с человеком, обвинявшим меня в каких-то отношениях с Распутиным, зная доподлинно, что генерал Рузский, будучи по болезни уволен с поста главнокомандующего Северо-Западным фронтом, сыпал с Кавказа (где лечился) телеграмму за телеграммой тому же Распутину, прося его молитв о возвращении его на этот фронт.
Вскоре генерал Рузский был принят Государем и представил Его Величеству телеграмму генерала Алексеева:
"Телеграмма. Его Величеству. Псков.
Ежеминутно растущая опасность распространения анархии во всей стране, дальнейшего разложения армии и невозможности продолжения войны при создавшейся обстановке настоятельно требуют издания Высочайшего акта, могущего еще успокоить умы, что возможно только путем признания ответственного министерства и поручения составления его председателю Государственной думы. Поступающие сведения дают основание надеяться на то, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще могут остановить всеобщий развал и что работа с ними может пойти, но утрата всякого часа уменьшает последние шансы на сохранение и восстановление порядка и способствует захвату власти крайними левыми элементами. Ввиду этого усердно умоляю Ваше Императорское Величество на немедленное опубликование из Ставки нижеследующего манифеста:
«Объявляем всем верным нашим подданным:
Грозный и жестокий враг напрягает последние силы для борьбы с нашей Родиной. Близок решительный час. Судьба России, честь геройской нашей армии, благополучие народа, все будущее дорогого нам Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, я признал необходимым призвать ответственное перед
247


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
представителями народа министерство, возложив образование его на председателя Государственной думы Родзянко из лиц, пользующихся доверием всей России. Уповаю, что все верные сыны России, тесно объединившись вокруг Престола и народного представительства, дружно помогут доблестной армии завершить ее великий подвиг.
Во имя нашей возлюбленной Родины призываю всех русских людей к исполнению своего святого долга перед нею, дабы вновь явить, что Россия столь же несокрушима, как и всегда, и что никакие козни врагов не одолеют ее. Да поможет нам Господь Бог».
№ 1865. Генерал-адъютант Алексеев.
1 	марта 1917 г.".
Когда генерал Рузский ушел, Государь позвал меня к себе и передал телеграмму, составленную им на имя Родзянки, в которой Его Величество объявил свою монаршую волю дать ответственное министерство, сохранив ответственность лично перед ним как верховным вождем армии и флота министров военного и морского, а также — по делам иностранной политики, министра иностранных дел. Государь повелел мне сейчас же отправить по Юзу эту телеграмму Родзянке, чтобы по возможности скорее получить от него ответ, как и сведения обо всем, что творится в Петрограде.
Пройдя от Его Величества в свитский вагон, куда зашел генерал Данилов, я просил его распорядиться о предоставлении мне аппарата Юза для передачи телеграммы Государя.
Рузский, который после доклада у Его Величества прошел в купе министра Двора, услыхав это, вышел в коридор, вмешался в разговор и заявил, что это невозможно. Я ему сказал, что это — повеление Государя, а мое дело — от него потребовать его исполнения. Генерал Рузский вернулся к министру Двора графу Фредериксу и сказал, что такого "оскорбления" он перенести не может, что он здесь — главнокомандующий генерал-адъютант, что сношения Государя не могут проходить через его штаб помимо него и что он не считает возможным в такое тревожное время допустить Воейкова пользоваться аппаратом его штаба. Министр Двора, выслушав генерала Рузского, пошел со мною к Его Величеству и доложил ему о происшедшем столкновении. Государь удивился требованию генерала Рузского, но, желая прекратить всякие недоразумения, взял от меня телеграмму и отдал ее графу Фредериксу с приказанием передать Рузскому для отправки.
С радостным выражением лица ушел с нею генерал Рузский в свой штаб, оставив гнетущее впечатление среди лиц свиты, с которыми успел уже поделиться своею точкою зрения, что единственный выход для Государя — сдаваться на милость победителя (победителем в его мнении была Государственная дума, непосредственно руководимая ее председателем М.В.Родзянко). Больше я Рузского в этот вечер не видел и никаких разговоров с ним не вел» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 169—173).
7 	Генерал Ю.Н.Данилов (начальник штаба Северного фронта) делился своими воспоминаниями о встрече Николая II в Пскове и обеде в царском
248


МАРТ 1917
поезде: «Ко времени подхода царского поезда вокзал был оцеплен, и в его помещения никого не пускали. На платформе было поэтому безлюдно. Почетный караул выставлен не был, так как в Пскове строевых частей не имелось; приезд же Государя явился вполне неожиданным, почему вызов соответствующей части с фронта был невыполним.
Генерал Рузский и я при приближении царского поезда вышли из своего вагона на дебаркадер...
Дежурный флигель-адъютант, соскочивший на дебаркадер, вопросительно обратился к подошедшему коменданту и затем быстро направился в нашу сторону.
— Ваше Высокопревосходительство, — сказал он генералу Рузскому, беря руку под козырек, — не откажите предварительно пройти к министру Двора.
Мы направились в вагон, соседний с Государевым... Встревоженные лица, сдержанные рукопожатия, разговоры вполголоса...
— Государь вас ждет в салоне, — сказал, обращаясь к нам, всегда изысканно любезный министр Двора граф Фредерикс. — Я пройду предупредить Его Величество о вашем прибытии...
Через несколько секунд нас пригласили пройти через коридор помещения, занимавшегося лично Государем, в хорошо знакомый мне зеленоватый салон, составлявший вместе со столовой центральный вагон всего царского поезда.
Там уже находился Государь. С большим волнением проходил я через небольшую прихожую, примыкавшую к салону. Впереди шел Рузский, волнение которого, как всегда, выражалось только в еще большей, чем обычно, размеренности движений и окаменелости лица. Государь, в темно-серой черкеске, составлявшей форму кавказских пластунских батальонов, встретил нас с очень большим наружным спокойствием. Он рассказал нам обычным голосом о том, что его поезд на пути в Царское Село был задержан на станции Малая Вишера известием о занятии станции Любань отрядом мятежных войск с орудиями и пулеметами и что поэтому он решил повернуть поезд на Псков, имея намерение сделать попытку пробиться отсюда в Царское Село — к цели своего путешествия.
Выслушав затем краткий доклад о положении дел на фронте, император Николай II добавил, что ждет приезда в Псков председателя Государственной думы Родзянко, чтобы получить от него прямые и подробные сведения о том, что происходит в столице. Когда же генерал Рузский добавил, что имеет и со своей стороны некоторые данные, относящиеся к тому же вопросу, которые им получены из Ставки для доклада, то Государь ответил, что готов его выслушать сегодня же около 9 часов вечера.
Перед оставлением царского поезда генерал Рузский и я получили обычное приглашение к обеду. Так как было почти время собираться к таковому, то мы прошли лишь на несколько минут в вагон главнокомандующего, чтобы просмотреть донесения, кои за протекшее время были доставлены нам генералом Болдаревым из штаба.
249


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Обед носил очень тягостный характер. Государь был хотя и молчалив, но наружно спокоен. Всем, однако, было не по себе. Хотелось поскорее остаться наедине, чтобы разобраться в своих впечатлениях; разговор поэтому не клеился. О главном, лежавшем камнем на душе у каждого, никто, разумеется, не говорил, а вещи обыкновенные не шли на язык. Я думаю, что все почувствовали большое облегчение, когда подошло наконец время встать из-за стола и явилась возможность для каждого вернуться к себе и к своему делу» (Данилов Ю.Н. На пути к крушению: Очерки из последнего периода русской монархии. М., 2002. С. 370-—372).
Позднее великий князь Андрей Владимирович встретился в Кисловодске с генералом Н.В.Рузским, поведавшим ему о событиях во Пскове во время отречения Николая II. 14 июня 1917 г. Андрей Владимирович записал со слов Рузского в своем дневнике следующее:
«Государь прибыл в Псков 1 марта в 7 ч. 30 м. вечера. Я встретил Государя на вокзале и был принят. На мой вопрос, получил ли Государь мою телеграмму об ответственном министерстве, Государь ответил, что получил и ждет сюда Родзянко, что меня очень обрадовало, и мы могли бы знать, что делается в столице, после чего был приглашен к обеду. После обеда я остался с Государем вдвоем и снова спросил, какой же будет ответ Родзянко на его просьбу о даровании ответственного министерства. Государь на это ответил, что не знает, как решить, что скажет Юг России, казачество. Тогда я стал доказывать Государю необходимость даровать ответственное министерство, что уже, по слухам, Собственный Его Величества конвой перешел на сторону революционеров, что самодержавие есть фикция при существовании Государственного совета и Думы и что лучше этой фикцией пожертвовать для общего блага. В это время была получена телеграмма от Алексеева, где он просил о даровании ответственного министерства. Эта телеграмма решила Государя, и он мне ответил, что согласен, и сказал, что напишет сейчас телеграмму. Не знаю, удалось ли бы мне уговорить Государя, не будь телеграммы Алексеева, сомневаюсь. Пока Государь писал телеграмму, я сидел в свитском вагоне. Примерно около 9Уг ч. вечера Воейков передает мне телеграмму Государя.
Я ушел к себе в вагон, куда мне принесли телеграмму Государя. Не успел я ее прочесть, как меня позвал граф Фредерикс. У него я застал Воейкова. Он стал мне предлагать сигары, которых не курю, а начальник штаба Данилов задымил огромной сигарой. Мы не успели поговорить, как граф Фредерикс был позван к Государю. Данилов ушел в штаб, и я остался вдвоем с Воейковым в купе графа Фредерикса. Тогда Воейков спросил меня, доволен ли я телеграммой.
Прочитав ее, я увидел, что там ни слова об ответственном министерстве. Телеграмма была редактирована так. После слов "признав за благо" и т.д. стояло "поручаю Вам (Родзянко) сформировать новый кабинет и выбрать министров, за исключением военного, морского и иностранных дел". Тогда я обратился к Воейкову с просьбой доложить Государю, что мне он говорил о даровании ответственного министерст¬
250


МАРТ 1917
ва, а в телеграмме сказано лишь о сформировании нового кабинета, без указания, перед кем он ответственен. Воейков вытаращил на меня глаза, заерзал на диване и очень нехотя пошел к Государю. Я остался один ждать. Ждал час, пошел второй, и ничего. Тогда я попросил одного из адъютантов сходить и доложить Государю, ждать ли мне или можно ехать в штаб. Я чувствовал себя не совсем хорошо, да еще безумно устал и еле держался на ногах. Пока адъютант ходил с докладом, остальные лица свиты стали обсуждать положение и когда узнали, что Государь согласен даровать ответственное министерство, все обрадовались, уверяя, что давно говорили, что это необходимо было сделать. Кому они об этом говорили, я так и не узнал.
Прождал я всего около 2 часов, был уже первый час ночи, когда меня позвали к Государю. Там был граф Фредерикс, и Государь передал мне вновь составленную телеграмму, где уже было прямо сказано о даровании ответственного министерства без ограничений военного, морского и иностранных дел и поручается Родзянко сформировать кабинет.
Сперва Государь хотел телеграмму направить в Ставку, а оттуда в Петроград для распубликования, но потом было решено для ускорения передать ее лично Родзянко, который был вызван мной к аппарату в Главный штаб, и Родзянко обещал быть на аппарате в 3 ч. утра. Оставалось два с небольшим часа до разговора, и было решено ему передать лично для распубликования. Кроме того, телеграмма была послана в Ставку Алексееву и прошла по всем фронтам.
В 3 ч. я был на аппарате. Но долго он не налаживался — выходила масса знаков и путаниц, и только около 4 часов разговор начался и кончился около 7 утра. Пока поступала лента, она переходила на другой аппарат и передавалась Алексееву в Ставку.
Вот суть моего разговора с Родзянко...
— Когда аппарат наладился, — продолжал Рузский, — я первым долгом спросил Родзянко, почему он не приехал, что Государь его ждал и что в личной беседе легче было бы выяснить все обстоятельства. Родзянко ответил, что он не мог покинуть Петроград, что революционеры держат город в своей власти и, дабы избежать анархии, он взял власть в свои руки, только им одним держится город, только его слушают и все ему повинуются. Для успокоения умов он арестовал часть министров и стал во главе Временного правительства.
"Обратите внимание, — прибавил тут Н.В.[Рузский], — что он уверяет, что вся власть в его руках, и что он будет говорить дальше, в конце разговора".
Родзянко продолжает развивать свой взгляд на события и указал, что единственно, что могло бы предотвратить революцию, — это дарование ответственного министерства.
Я ему ответил, что Государь уже согласился, и передал ему текст манифеста, подписанного Государем, и просил немедленно распубликовать, чтоб к утру столица бы знала.
251


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Родзянко на это возразил, что теперь уже поздно, что ответственное министерство не удовлетворит больше народ, что раздаются уже требования улицы об отречении.
На мой категорический вопрос, будет ли он публиковать манифест, он ответил — право, не знаю, как потекут события, что его никто не слушается (а что он говорил вначале), что власть ускользает из его рук, что кругом царит полная анархия.
На это я ему ответил:
— М.В.[Родзянко], помните, что судьба России в Ваших руках, что от принятых Вами решений зависит исход войны, которую нужно довести до конца, достойного родины. Вспомните все жертвы павших на поле брани, вспомните наших доблестных союзников, которые кровью истекают за общую цель. Главное, что все хотели, — это ответственное министерство, которое теперь даровано, а форма правления является второстепенным вопросом.
Важно, чтоб министры были ответственны перед палатами, чтоб народ контролировал их. Это достигнуто. М.В.[Родзянко], остановите дальнейшую анархию, которая может переброситься в армию и вконец ее разложить. Тогда анархия распространится на всю Россию и надолго остановит ее развитие. Теперь наступает весна, надо думать о наступлении, вспомните все это. Ответственность велика перед родиной.
Родзянко:
— Н.В.[Рузский]. Вы вконец истерзали мое и без того растерзанное сердце, но я не властен остановить анархию и жду своего ареста с минуты на минуту, но ручаюсь Вам, что все партии объединились кругом одной цели — разбить проклятого немца, всем [надо] способствовать нашей доблестной армии. Продовольствия она получит больше, и провозоспособность железных дорог усилит, прошу Вас только, — продолжал Родзянко, — приостановить посылку эшелонов, которые присоединяются к революционерам и увеличивают опасность кровопролития. Уже в Луге эшелон присоединился к восставшим. ("Это он соврал. Эшелон в Луге не взбунтовался, я об этом имел уже точные сведения", — заметил Рузский.)
Посылка эшелонов была действительно приостановлена пораньше этого разговора по приказанию Государя. Надежных войск, с кадрами старыми, у нас не было. Полки переменили свой состав от 5 до 10 раз. Офицеров старых при лучшем случае в полку 2—3. При таком составе нет настоящей дисциплины.
На этом наш разговор закончился, было около 7 ч. утра, и я пошел прилечь. К 9 ч. был назначен доклад у Государя, но я получил приказание явиться на Уг часа позже» (ГА РФ. Ф. 650. On. 1. Д. 35. Л. 171—181).  88 	Император Николай II в 11 ч. 50 мин. получил от супруги из Царского Села следующую телеграмму: «Его Величеству, императорский поезд.
252


МАРТ 1917
Мысли [и] молитвы тебя не покидают. Господь поможет. У детей температура еще высокая, сильно кашляют. Все крепко целуем. Алике» (ГА РФ. Ф. 1779. Оп. 1.Д. 1722. Л. 15).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «1/14 марта. Увы, совсем неспокойно! Солдаты больше не повинуются; это анархия и распад, которые могут стать неудержимыми. О Государе ничего не известно; не знаем, где он. Боюсь худшего. Ночью проникли к императрице; конвой ее покинул. Дети больны; у Наследника жар 39°. Чувствую, что мне надо ехать в Царское; хочу этого, но нет никакой возможности: ни лошадей, ни автомобилей. Телефонировала Володе Волконскому, — советует подождать. Тревога невыразимая, — где Государь? Говорят, его задержали в Бологом. От него нет никаких известий» (Там же. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 6 об.).
Март 2го. Четверг &
-8°.
[Написала письма] № 650-6511.
0<льга> — 37,7°; Т<атьяна> — 38,9°; Ал<ексей> — 36,1°; Ан<аста- сия> — 37,2°.
Аня [Вырубова] —36,9°. Трина [Шнейдер], Иза [Буксгевден]. Апраксин, Бенкенд<орф>, Мясоедов-Иванов2.
Грамотин3, Соловьев4, Ресин.
Сидела наверху. Завтракала с М<арией> и Лили [Ден].
Молебен в детской [комнате], икона Зн<амения> Богор<одицы> из церкви5, и в комнате А<ни>, сидели там. [Были] Ломан, мадам Дедюлина6, Бенкендорф.
3 ч<аса>. 0<льга> — 37,5°; Т<атьяна> — 38,3°; Ан<астасия> — 37,3°;А<ня> [Вырубова] —36,2°.
Прошла через подвал к солдатам7.
Т<етя> Ольга и Елена зашли на минутку8.
Чай наверху.
6 ч<асов>. 0<льга> — 35,6°; Т<атьяна> — 39,5°; Ан<астасия> — 37,3°; Ал<ексей>.
Сидела с детьми, обедала с ними и Лили [Ден]9.
Трина [Шнейдер].
9 	ч<асов>. 0<льга> — 37,4°; Т<атьяна> — 39,2°; Ан<астасия> — 37,8°; Ал<ексей> — 36,5°.
Ходила к Изе [Буксгевден] и к Бенкендорфу в государственный кабинет.
Сидела с Аннушкой10.
Г<рамотин> и С<оловьев> уехали с письмами11 в? (так в дневнике. — В.Х.)
Ц<арское> С<ело>
253


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 марта. Четверг
Утром12 пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать13, т.к. с ним борется соц.-дем. партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 21Л ч. пришли ответы от всех14. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста15. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот. я переговорил16 и передал им подписанный и переделанный манифест17. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого18. Кругом измена, и трусость, и обман!
1 С момента выезда Николая II из Ставки в Царское Село многие письма и телеграммы не доходили до венценосных адресатов. В отчаянии Александра Федоровна пишет письма № 650—651, очень похожие по содержанию, надеясь что хотя бы одно из них попадет супругу. Первое письмо — наиболее полное по содержанию:
«№ 650.
Мой любимый, бесценный ангел, свет моей жизни!
Мое сердце разрывается от мысли, что ты в полном одиночестве переживаешь все эти муки и волнения, и мы ничего не знаем о тебе, а ты не знаешь ничего о нас. Теперь я посылаю к тебе Соловьева и Грамотина, даю каждому по письму и надеюсь, что, по крайней мере, хоть одно дойдет до тебя. Я хотела послать аэроплан, но все люди исчезли. Молодые люди расскажут тебе обо всем, так что мне нечего говорить тебе о положении дел. Все отвратительно, и события развиваются с колоссальной быстротой. Но я твердо верю — и ничто не поколеблет этой веры — все будет хорошо. Особенно с тех пор, как я получила твою телеграмму сегодня утром — первый луч солнца в этом болоте. Не знаю, где ты, я действовала, наконец, через Ставку, ибо Родз<янко> притворялся, что не знает, почему тебя задержали. Ясно, что они хотят не допустить тебя увидеться со мной прежде, чем ты не подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцию или еще какой-нибудь ужас в этом роде. А ты один, не имея за собой армии, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сделать? Это — величайшая низость и подлость, неслыханная в истории, — задерживать своего Государя. Теперь П<авел> [Александрович] не может попасть к тебе потому, что Луга захвачена революционерами. Они остановили, захватили и разоружили Бут<ырский> полк и испортили линию. Может быть, ты покажешься войскам в Пскове и в других местах и соберешь их вокруг себя? Если тебя принудят к уступкам, то ты ни в каком случае не обязан их исполнять, потому что они были добыты недостойным способом. Павел,
254


МАРТ 1917
получивший от меня страшнейшую головомойку за то, что ничего не делал с гвардией, старается теперь работать изо всех сил и собирается нас всех спасти благородным и безумным способом: он составил идиотский манифест относительно конституции после войны и т.д. Борис [Владимирович] уехал в Ставку. Я видела его утром, а вечером того же дня он уехал, ссылаясь на спешный приказ из Ставки, — чистейшая паника. Георгий [Михайлович] — в Гатчине, не дает о себе вестей и не приезжает. Кирилл, Ксения, Миша не могут выбраться из города. Твое маленькое семейство достойно своего отца. Я постепенно рассказала о положении старшим и Корове (имеется в виду Анна Вырубова. — В.Х.) — раньше они были слишком больны — страшно сильная корь, такой ужасный кашель. Притворятся перед ними было очень мучительно. Бэби я сказала лишь половину. У него 36,1 — очень веселый. Только все в отчаянии, что ты не едешь. Лили [Ден] — ангел, неразлучна, спит в спальне; Мария со мной, мы обе в наших халатах и с повязанными головами. Весь день принимаю. Гротен — совершенство. Ресин — спокоен. Старая чета Бенк<ендорфов> ночует в доме, а Апр<аксин> пробирается сюда в штатском. Я пользовалась Линевичем, но теперь боюсь, что и его задержали в городе. Никто из наших не может приехать. Сестры, женщины, штатские, раненые проникают к нам. Я могу телефонировать только в Зимний дворец. Ратаев ведет себя отлично. Все мы бодры, не подавлены обстоятельствами, только мучаемся за тебя и испытываем невыразимое унижение за тебя, святой страдалец. Всемогущий Бог да поможет тебе!
Вчера ночью от 1 до 2ХА виделась с [генералом] Ивановым, который теперь здесь сидит в своем поезде. Я думала, что он мог бы проехать к тебе через Дно, но сможет ли он прорваться? Он надеялся провести твой поезд за своим. Сожгли дом Фред<ерикса>, семья его в конно-гвард<ейском> госпитале. Взяли Грюнвальда и Штакельберга. Я должна дать им для передачи тебе бумагу, полученную нами от Н.П.[Саблина] через человека, которого мы посылали в город. Он тоже не может выбраться — на учете. Два течения — Дума и революционеры — две змеи, которые, как я надеюсь, отгрызут друг другу головы — это спасло бы положение. Я чувствую, что Бог что-нибудь сделает. Какое яркое солнце сегодня, только бы ты был здесь! Одно плохо, что даже [Гвардейский] Экип<аж> покинул нас сегодня вечером — они совершенно ничего не понимают, в них сидит какой-то микроб. Эта бумага для Воейк<ова> — она оскорбит тебя так же, как оскорбила и меня. Родз<янко> даже не упоминает о тебе. Но когда узнают, что тебя не выпустили, войска придут в неистовство и восстанут против всех. Они думают, что Дума хочет быть с тобой и за тебя. Что ж, пускай они водворят порядок и покажут, что они [на] что-нибудь годятся, но они зажгли слишком большой пожар, и как его теперь потушить? Дети лежат спокойно в темноте. Бэби лежит с ними по нескольку часов после завтрака и спит. Я проводила все время наверху и там же принимала. Лифт не работает вот уже 4 дня, лопнула труба. Ольга — 37,7, Т<атьяна> — 37,9 и ухо начинает болеть, Ан<астасия> — 37,2 — после
255


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
лекарства (ей дали от головной боли пирамидон). Бэби все еще спит. Аня — 36,6. Их болезнь была очень тяжелой. Бог послал ее, конечно, на благо. Все время они были молодцами. Я сейчас выйду поздороваться с солдатами, которые теперь стоят перед домом. Не знаю, что писать, слишком много впечатлений, слишком много надо рассказать. Сердце сильно болит, но я не обращаю внимания, — настроение мое совершенно бодрое и боевое. Только страшно больно за тебя. Надо кончить и приниматься за другое письмо, на случай, если ты не получишь этого, и притом маленькое, чтоб они смогли спрятать его в сапоге или, в случае чего, сжечь. Благослови и сохрани тебя Бог, да пошлет он своих ангелов охранять тебя и руководить тобой! Всегда неразлучны с тобою. Лили и Аня шлют привет. Мы все целуем, целуем тебя без конца. Бог поможет, поможет, и твоя слава вернется. Это — вершина несчастий! Какой ужас для союзников и радость врагам! Я не могу ничего советовать, только будь, дорогой, самим собой. Если придется покориться обстоятельствам, то Бог поможет освободиться от них. О, мой святой страдалец! Всегда с тобой неразлучно твоя Женушка.
Пусть этот образок, который я целовала, принесет тебе мои горячие благословения, силу, помощь. Носи его (имеется в виду Распутина. — В.Х.) крест, если даже и неудобно, ради моего спокойствия.
Не посылаю образок, без него им легче скомкать бумажку» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 500—500 об.; Красный архив. 1923. № 4. С. 214— 216; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 226—229).
Другое письмо № 651 более короткое и похожее по содержанию, но содержит ряд новых сведений:
«№ 651.
Любимый, драгоценный, свет моей жизни!
Грамотин и Соловьев едут с двумя письмами. Надеюсь, что один из них, по крайней мере, доберется до тебя, чтобы передать тебе и получить от тебя вести. Больше всего сводит с ума то, что мы не вместе — зато душой и сердцем больше чем когда-либо — ничто не может разлучить нас, хотя они именно этого желают и потому-то не хотят допустить тебя увидеться со мной, пока ты не подписал их бумаги об отв<етственном> мин<истерстве> или конституции. Кошмарно то, что, не имея за собой армии, ты, может быть, вынужден сделать это. Но такое обещание не будет иметь никакой силы, когда власть будет снова в твоих руках. Они подло поймали тебя, как мышь в западню, — вещь, неслыханная в истории. Гнусность и унизительность этого убивают меня. Посланцы ясно обрисуют тебе все положение, оно слишком сложно, чтобы писать о нем. Я даю крохотные письма, которые можно легко сжечь или спрятать. Но всемогущий Бог надо всем, он любит своего помазанника Божия и спасет тебя и восстановит тебя в твоих правах! Вера моя в это безгранична и непоколебима, и это поддерживает меня. Твоя маленькая семья достойна тебя, держится молодцом и спокойно. Старшие и Корова знают теперь все. Нам
256


МАРТ 1917
приходилось скрывать, пока они были слишком больны, сильный кашель и отчаянно дурное самочувствие. Вот, сегодня утром — 0<льга> 37,7, Т<атьяна> — 38,9, Анаст<асия> захворала вчера ночью — 38, 9—37,2 (от порошка, который дали ей от головной боли и который понизил температуру). Бэби спит, вчера — 36,1, А<ня> — 36,4, тоже выздоравливает. Все очень слабы и лежат в потеках. Не знать ничего о тебе — это было хуже всего. Сегодня утром меня разбудила твоя телеграмма, и это бальзам для души. Милый старик Иванов сидел у меня от 1 до 21А часов ночи и только постепенно вполне уразумел положение. Гротен ведет себя прекрасно. Рес<ин> очень хорошо, постоянно приходит ко мне по поводу всего. Мы не можем добиться ни одного адъютанта — все они на учете. Это значит, что они не могут отлучиться. Я послала Линевича в город, чтоб он привез сюда приказ, — он вовсе не вернулся. Кирилл ошалел, я думаю: он ходил к Думе с Экип<ажем> и стоит за них. Наши тоже оставили нас (Экипаж), но офицеры вернулись, и я как раз посылаю за ними. Прости за дикое письмо. Апр<аксин>, Рес<ин> все время отрывают, и у меня голова кругом идет. Лили [Ден] все время с нами итак мила, спит наверху. Мария со мной, Ал<ексей> и она шлют молитвы и привет и думают только о тебе. Лили не желает вернуться кТити, чтобы не покидать нас. Целую и благословляю без конца. Бог над всеми — не покинет никогда своих. Твоя Женушка.
Ты прочтешь все между строк и почувствуешь» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 501—501 об.; Красный архив. 1923. № 4. С. 217; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 229—230).
2 	С.В.Мясоедов-Иванов в дни Февральской революции командовал батальоном Гвардейского Экипажа в Царском Селе. Один из немногих остался верен присяге императору. Вынужден был с горечью сообщить Александре Федоровне об измене Гвардейского Экипажа.
А.И.Спиридович писал в воспоминаниях: «Поведение в те дни великого князя Кирилла Владимировича, в частности его желание, чтобы роты Гвардейского Экипажа покинули Царское Село и ушли в Петроград, находили во дворце неодобрение. И вдруг всех удивило сообщение, что и последние две роты экипажа (1-я и 3-я) ушли в Петроград. Одна из Александров- ки, другая — с павильона. Но все 17 офицеров батальона (за исключением молодого Кузьмина) во главе с командиром батальона Мясоедовым-Ивано- вым явились во дворец в распоряжение Ее Величества. Во дворец также было принесено и сдано знамя Экипажа, при котором находился мичман Черемшанский.
Вечером императрица вышла к офицерам, поблагодарила их за преданность и верную службу и высказала пожелание, чтобы офицеры вернулись в Петроград в свою часть.
Офицеры исполнили желание Ее Величества и в следующие дни подверглись преследованиям, а некоторые и арестам» (Спиридович А.И. Указ. соч. С. 658).
257


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯII И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 Офицер Гвардейского Экипажа, остался верен присяге и не покинул Александровский дворец.
4 По содержанию писем Александры Федоровны, молодой офицер Гвардейского Экипажа.
5 Чудотворная икона Царицы Небесной.
6 Вероятно, имеется в виду Елизавета Александровна Дедюлина, вдова генерал-адъютанта Свиты императора Владимира Александровича Дедюлина (1858—1913), бывшего петербургского градоначальника (1905), командующего Корпусом жандармов (1905—1906), дворцового коменданта (1906—1913), принадлежавшего к ближайшему окружению царской семьи.
7 Камердинер императрицы вспоминал об этих днях: «В один из первых дней революции (еще до приезда Государя) Родзянко телеграфировал графу Бенкендорфу о том, чтобы императрица и дети тотчас же уезжали из дворца: грозит большая опасность.
Граф Бенкендорф сообщил, что дети больны. Родзянко ответил:
— Уезжайте куда угодно, и поскорее. Опасность очень велика. Когда горит дом, и больных детей выносят.
Императрица позвала меня и рассказала об этом, прибавив в сильном беспокойстве:
— Никуда не поедем. Пусть делают что хотят, но я не уеду и детей губить не стану.
Вскоре после звонка Родзянко, как бы для защиты дворца, явились войска, в первую очередь Гвардейский Экипаж и стрелки Императорской фамилии. По желанию императрицы войска выстроились около дворца, и императрица вместе со здоровой еще великой княжной Марией Николаевной стала обходить солдат. После обхода граф Апраксин сказал:
— Как Вы смелы, Ваше Величество. Как Вас встретили солдаты?
— Эти матросы нас знают. Они ведь и на "Штандарте" были, — ответила императрица.
На другой день, простудившись на морозе при осмотре войск, слегла в болезни и Мария Николаевна» (Волков А.А. Указ. соч. С. 66—67).
8 Ольга Константиновна (тетя Ольга) — великая княгиня.
Елена Петровна (Елена) (1884—1962) — княгиня, урожденная принцесса сербская, жена князя Иоанна Константиновича. В начале 1918 г. последовала за мужем в ссылку на Урал, в Екатеринбурге была арестована чекистами и после казни мужа до конца 1918 г. находилась в пермской и московской тюрьмах. Только благодаря вмешательству иностранных дипломатов она была освобождена и в 1919 г. выехала за пределы России. Автор воспоминаний.
258


МАРТ 1917
3 	марта 1917 г. Александра Федоровна сообщала об этом визите мужу в письме № 652: «Тетя Ольга и Елена пришли справиться о новостях — очень мило с их стороны. В городе муж Даки (великий князь Кирилл Владимирович. — В.Х.) отвратительно себя ведет, хотя и притворяется, будто старается для монарха и родины. Ах, мой ангел, Бог над всеми — я живу только безграничной верой в Него! Он — наше единственное упование» (Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 231).
Интересны воспоминания Елены Петровны (жившей тогда в Павловске) о посещении с великой княгиней Ольгой Константиновной Государыни: «Царица оказала нам любезный прием. Она нам повторила об ее тревогах по поводу болезни ее детей. Она была в большом беспокойстве, так как находилась одна в этом обширном дворце, а отряды, которым была вверена ее охрана, поддаваясь революционным призывам из столицы, предались на сторону восставших и покидали свои посты. Затем она сказала нам, что не имеет никаких известий от царя. Императрица ему послала письмо с флигель-адъютантом Линевичем, которому было поручено поехать в автомобиле и передать письмо царю; но Линевича по дороге арестовали и заключили в тюрьму. Взволнованная, я не могла понять, как она, императрица Российская, находится в невозможности переписываться с царем. Боже! Как было возмутительно, что мы дошли до этого. Разговор продолжался еще некоторое время. Мужество царицы было полно достоинства. Хотя у нее были мрачные предчувствия о судьбе ее царственного супруга и боязнь за своих детей, императрица поразила нас своим хладнокровием. Это спокойствие могло быть свойственно английской крови, которая текла в ее жилах. В эти трагические часы она ни одного раза не обнаружила слабости, и как мать и супруга она пережила в эти минуты все, что могла чувствовать мать и женщина.
Между тем она не забывала своего положения императрицы. Она жила царицей, умерла императрицей.
В этот день я последний раз на этом свете в Царском Селе видела русскую царицу. Но ее лицо останется навсегда выгравированным в моей памяти, т.к. в подобные часы человеческие существа показываются таковыми, каковы они есть, а великие души проявляются действительно великими» (Савченко П. Государыня императрица Александра Федоровна. Джорданвилль, 1983. С. 91).
9 	События этого дня в Александровском дворце Царского Села позднее нашли отражение в воспоминаниях Ю.А.Ден: «Утром 2 (15) марта Государыня вошла в спальню великих княжон. На ней, что называется, лица не было. Я бросилась к ней, чтобы узнать, что случилось, и Ее Величество взволнованно прошептала:
— Лили, войска дезертировали!
Не найдясь, что ответить, я словно оцепенела. Наконец с трудом выговорила:
— Но почему они это сделали, Ваше Величество? Скажите, ради Бога, почему?
259


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ Н И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
— Так приказал их командир, великий князь Кирилл Владимирович. — Затем, не в силах сдержать свои чувства, с мукой в голосе, произнесла: — Мои моряки, мои собственные моряки! Поверить не могу.
Но случилось именно так. Гвардейский Экипаж оставил дворец двумя группами — в час и пять утра. "Верных друзей", "преданных подданных" с нами больше не было. Утром в Лиловой гостиной офицеры Гвардейского Экипажа был приняты Ее Величеством. Я присутствовала при этой встрече и узнала от одного из друзей моего мужа, что обязанность увезти Гвардейский Экипаж в Петроград была возложена на "без году неделя их благородие" лейтенанта Кузьмина. Офицеры были взбешены, в особенности старший из них, Мясоедов-Иванов, рослый, плотно сбитый моряк с добрыми глазами, в которых стояли слезы... Все как один они стали умолять Ее Величество позволить им остаться с нею. Переполненная чувствами, она благодарила офицеров, говоря им:
— Да, да. Прошу Вас остаться. Для меня это был ужасный удар. Что-то скажет Его Величество, когда узнает о случившемся!
Она вызвала к себе генерала Ресина и повелела ему включить в состав Сводно-пехотного полка оставшихся верными присяге офицеров.
Генерал Ресин впоследствии признался мне, что испытал облегчение, когда трусоватые моряки из Гвардейского Экипажа покинули дворец, поскольку одному из подразделений было приказано занять позицию на колокольне, с которой хорошо просматривался дворец, и в случае если к определенному времени войска не присягнут Думе, открыть по дворцу огонь из двух огромных орудий.
От Государя по-прежнему не было никаких известий, хотя Ее Величество посылала ему одну телеграмму за другой. По слухам, императорский поезд возвращался на Царскую Ставку, и многие в то время были уверены, что если Государю удастся добраться до нее, то войска встанут на его сторону. Чтобы получить какие-то известия, мы принялись обзванивать лазареты, и Государыня приняла разных лиц. Когда я выразила свое восхищение ее мужеством, Ее Величество ответила:
— Лили, мне нельзя сдаваться. Я твержу себе: "Нельзя сдаваться" — и это мне помогает.
Под вечер из Петрограда приехала с самыми дурными новостями Рита Хитрово (одна из молодых фрейлин и подруга Их Высочеств). После беседы с Ритой Государыня вызвала к себе двух офицеров Сводно-пехотного полка, которые вызвались доставить Государю письмо Ее Величества. Было условлено, что наутро они уедут из Царского Села. Государыня не переставала надеяться. Прошла ночь, но от императора по-прежнему не было никаких сообщений» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 137—138).
10 	Пьер Жильяр позднее вспоминал: «Весь день 15 марта (2 марта по старому стилю. — В.Х.) прошел в подавленном ожидании событий. Ночью, в VA часа, доктор Боткин был вызван к телефону одним из членов Времен¬
260


МАРТ 1917
ного правительства, который справлялся о здоровье Алексея Николаевича. Как мы узнали впоследствии, по городу распространился слух о его смерти» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 162).
11 Из писем Александры Федоровны видно, что молодые офицеры Гвардейского Экипажа Грамотин и Соловьев были направлены нарочными к Николаю И, о местонахождении которого в Александровском дворце никто не знал. В это время император находился в Штабе Северного фронта у генерала Н.В.Рузского в Пскове. Здесь 2 марта около полуночи им был подписан акт об отречении.
12 Император Николай II послал телеграмму 2 марта в 0 ч. 15 мин. из Пскова в Царское Село: «Ее Величеству. Прибыл сюда к обеду. Надеюсь, здоровье всех лучше и что скоро увидимся. Господь с вами. Крепко обнимаю. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 214; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 226).
А.А.Мордвинов позднее в своих воспоминаниях делился впечатлениями о событиях этого утра: «Утром в четверг, 2 марта, проснувшись очень рано, я позвонил моему старику Лукзену и спросил у него, нет ли каких- либо указаний об отъезде и в котором часу отойдет наш поезд. Он мне сказал, что пока никаких распоряжений об этом отдано не было и что, по словам скорохода, мы вряд ли ранее вечера уедем из Пскова. Это меня встревожило, я быстро оделся и отправился пить утренний кофе в столовую. В ней находились уже Кира Нарышкин, Валя Долгорукий и профессор Федоров. Они, как и я, ничего не знали ни об отъезде, ни о переговорах Рузского и высказывали предположение, что, вероятно, прямой провод был испорчен и переговоры поэтому не могли состояться.
Государь вышел позднее обыкновенного. Он был бледен и, как казалось по лицу, очень плохо спал, но был спокоен и приветлив, как всегда. Его Величество недолго оставался с нами в столовой и, сказав, что ожидает Рузского,удалился к себе» (Отречение Николая II... С. 101).
13 А.А.Мордвинов вспоминал: «Скоро появился и Рузский и был сейчас же принят Государем, мы же продолжали томиться в неизвестности почти до самого завтрака, когда, не помню от кого, мы узнали, что Рузскому после долгих попыток лишь поздно ночью удалось наконец соединиться с Родзянко. Родзянко сообщал, что не может приехать, так как присутствие его в Петрограде необходимо, так как царит всеобщая анархия и слушаются лишь его одного. Все министры арестованы и по его приказанию переведены в крепость. На уведомление о согласии Его Величества на сформирование ответственного министерства Родзянко отвечал, что "уже слишком поздно, так как время упущено. Эта мера могла бы улучшить положение два дня назад, а теперь уже ничто не может сдержать народные страсти". Тогда же мы узнали, что по просьбе Родзянко Рузский испросил у Государя разрешение приостановить движение отрядов, назначавшихся на усмире¬
261


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ние Петрограда, а генералу Иванову Государь послал телеграмму ничего не предпринимать до приезда Его Величества в Царское Село.
После завтрака, к которому никто приглашен не был, распространился слух, что вместо Родзянко к нам для каких-то переговоров выезжают члены Думы Шульгин и Гучков, но прибудут в Псков только вечером» (Отречение Николая II... С. 101—102).
Те же события В.Н.Воейков излагал следующим образом: «Обстоятельства сложились так, что с момента прибытия императорского поезда в Псков единственным связующим элементом Государя с армией был генерал Рузский и его ближайшие подчиненные.
В 10 часов утра генерал Рузский был с докладом у Государя. На этот раз доклад длился около часа. Когда генерал Рузский выходил от Государя, Его Величество сказал ему, чтобы он подождал меня на платформе, а мне повелел с ним переговорить. Беседовали мы с Рузским, гуляя вдоль его поезда, в котором он и жил. Генерал Рузский сказал мне, что, по словам Родзянки, министры не принимали никаких мер к усмирению волнений, а потому во избежание кровопролития Родзянко был вынужден всех их заключить в Петропавловскую крепость и назначить Временное правительство.
Впоследствии я узнал, что Родзянко и в этом вопросе удалился от истины, так как угодные Государственной думе министры ни одного часа арестованы не были, а если нечаянно, по самовольному распоряжению народившихся "товарищей" и попадали в Думу, то Родзянко самолично выходил к ним, принося извинения от лица русского народа, как это было с начальником Главного управления уделов генерал-адъютантом князем
В.С.Кочубеем и многими другими. Что касается войск Петроградского гарнизона, то Родзянко сказал, что они вполне деморализованы, на усмирение народа не пойдут, а офицеров своих перебьют. В случае же добровольного согласия на переворот Родзянко ручался, что никаких ненужных жертв не будет. От себя генерал Рузский добавил, что та телеграмма, которую Государь ему накануне передал относительно ответственного министерства, настолько, по его мнению, запоздала, что он ее, после переговоров с Родзянко, даже не отправил и что сейчас единственный выход — отречение Государя, с каковым мнением согласны и все главнокомандующие войсками и командующие флотами.
Меня крайне поразила как осведомленность Рузского, так и спокойствие, с которым говорил о неисполнении служебного долга теми, в чьи руки Государь отдал такую большую долю своей власти и которые продались руководителям нашего революционного движения.
Когда я вернулся к Его Величеству, меня поразило изменение, происшедшее за такой короткий период времени в выражении его лица. Казалось, что он после громадных переживаний отдался течению и покорился своей тяжелой судьбе. Мой разговор с Рузским не дал мне основания сказать что-либо в утешение Его Величеству, несмотря на самое горячее и искреннее желание это сделать.
262


МАРТ 1917
Вскоре наступило время завтрака, после которого к Государю вновь явился с докладом генерал-адъютант Рузский. На этот раз он привел с собою генералов Данилова и Савича и сообщил о выезде из Петрограда Гучкова и Шульгина, так как Родзянко выехать не мог. Государь вышел к ним в салон-вагон и после очень короткого приема прошел с Рузским в свой вагон.
По окончании доклада Рузского к Его Величеству зашел министр Двора граф Фредерикс» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 174—175).
Далее приведем отрывок из воспоминаний Д.Н.Дубенского с характеристикой отдельных царских сановников:
«Рузский пробыл у Его Величества около часа. Мы узнали, что в Псков должен днем приехать председатель Государственной думы М.В.Родзянко для свидания с Государем.
Все с нетерпением стали ожидать этой встречи. Хотелось верить, что "авось" при личном свидании устранится вопрос об оставлении трона Государем императором, хотя мало верилось этой чуточной мечте. Дело в том, что за ночь Рузский, Родзянко, Алексеев сговорились, и теперь решался не основной вопрос оставления трона, но детали этого предательского решения. Составлялся в Ставке манифест, который должен был быть опубликован.
Манифест этот вырабатывался в Ставке, и автором его являлся церемониймейстер Высочайшего Двора, директор политической канцелярии при Верховном главнокомандующем Базили, а редактировал этот акт генерал-адъютант Алексеев. Когда мы вернулись через день в Могилев, то мне передавали, что Базили, придя в штабную столовую утром 2 марта, рассказывал, что он всю ночь не спал и работал, составляя по поручению генерала Алексеева манифест об отречении от престола императора Николая II. А когда ему заметили (полковник Немченко передал мне это в Риме 7 мая нового стиля 1920 года), что это слишком серьезный исторический акт, чтобы его можно было составлять так наспех, то Базили ответил, что медлить было нельзя и советоваться было не с кем и что ему ночью приходилось несколько раз ходить из своей канцелярии к генералу Алексееву, который и установил окончательно текст манифеста и передал его в Псков генерал- адъютанту Рузскому для представления Государю императору.
Весь день 2 марта прошел в тяжелых ожиданиях окончательного решения величайших событий.
Вся свита Государя и все сопровождавшие Его Величество переживали эти часы напряженно и в глубокой грусти и волнении. Мы обсуждали вопрос, как предотвратить назревающее событие.
Прежде всего, мы мало верили, что великий князь Михаил Александрович примет престол. Некоторые говорили об этом сдержанно, только намеками, но генерал-адъютант Нилов определенно высказал: "Как можно этому верить. Ведь знал же этот предатель Алексеев, зачем едет Государь в Царское Село. Знали же все деятели и пособники происходящего переворота, что это будет 1 марта, и все-таки спустя одни сутки, т.е. за
263


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
одно 28 февраля, уже спелись и сделали так, что Его Величеству приходится отрекаться от престола. Михаил Александрович — человек слабый и безвольный и вряд ли он останется на престоле. Эта измена давно подготовлялась и в Ставке, и в Петрограде. Думать теперь, что разными уступками можно помочь делу и спасти родину, по-моему, безумие. Давно идет ясная борьба за свержение Государя, огромная масонская партия захватила власть, и с ней можно только открыто бороться, а не входить в компромиссы".
Нилов говорил все это с убеждением, и я совершенно уверен, что К.Д. смело пошел бы лично на все решительные меры и, конечно, не постеснялся бы арестовать Рузского, если бы получил приказание Его Величества.
Кое-кто возражал Константину Дмитриевичу и выражал надежду, что Михаил Александрович останется, что, может быть, уладится дело. Но никто не выражал сомнения в необходимости конституционного строя, на который согласился ныне Государь.
Князь В.А.Долгорукий, как всегда, понуро ходил по вагону, наклонив голову, и постоянно повторял, слегка грассируя: "Главное, всякий из нас должен исполнить свой долг перед Государем. Не нужно преследовать своих личных интересов, а беречь Его интересы".
Граф Фредерикс узнал от генерала Рузского, что его дом сожгли, его жену, старую больную графиню, еле оттуда вытащили. Бедный старик был потрясен, но должен сказать, что свое глубокое горе он отодвинул на второй план. Все его мысли, все его чувства были около царя и тех событий, которые происходили теперь. Долгие часы граф ходил по коридору вагона, не имея сил от волнения сидеть. Он был тщательно одет, в старших орденах, с жалованными портретами трех императоров: Александра II, Александра III и Николая II. Он несколько раз говорил со мною.
"Государь страшно страдает, но ведь это такой человек, который никогда не покажет на людях свое горе. Государю глубоко грустно, что его считают помехой счастья России, что его нашли нужным просить оставить трон. Ведь Вы знаете, как он трудился за это время войны. Вы знаете, так как по службе обязаны были записывать ежедневно труды Его Величества, как плохо было на фронте осенью 1915 года и как твердо стоит наша армия сейчас накануне весеннего наступления. Вы знаете, что Государь сказал, что "для России я не только трон, но жизнь, все готов отдать". И это он делает теперь. А его волнует мысль о семье, которая осталась в Царском одна, дети больны. Мне несколько раз говорил Государь: "Я так боюсь за семью и императрицу. У меня надежда только на графа Бенкендорфа". Вы ведь знаете, как дружно живет наша царская семья. Государь беспокоится и о матери императрице Марии Федоровне, которая в Киеве".
Граф был весь поглощен событиями. Часто бывал у Государя и принимал самое близкое участие во всех явлениях этих страшных дней.
Надо сказать, что, несмотря на очень преклонный возраст графа Фредерикса, ему было 78 лет, он в дни серьезных событий вполне владел собой, и я искренно удивлялся его здравому суждению и особенно его всегда удивительному такту.
264


МАРТ 1917
В.Н.Воейков в эти дни стремился быть бодрым, но, видимо, и его, как и других, волновали события. Никакой особой деятельности в пути Могилев—Вишера—Псков дворцовый комендант проявить не мог. В самом Пскове В.Н.Воейков тоже должен был остаться в стороне, так как его мало слушали, а Рузский относился к нему явно враждебно. У Государя он едва ли имел в эти тревожные часы значение, прежде всего потому, что Его Величество, по моему личному мнению, никогда не считал Воейкова за человека широкого государственного ума и не интересовался его указаниями и советами.
К.А.Нарышкин был задумчив, обычно молчалив и как-то стоял в стороне, мало участвуя в наших переговорах.
Очень волновались и тревожились предстоящим будущим для себя граф Граббе и герцог Лейхтенбергский, особенно первый.
Флигель-адъютант полковник Мордвинов, этот искренно-религиоз- ный человек, бывший адъютант великого князя Михаила Александровича, от которого он ушел и сделан был флигель-адъютантом после брака великого князя с Брасовой, очень серьезно и вдумчиво относился к переживаемым явлениям. О Михаиле Александровиче, которому он был предан и любил его, он старался не говорить и не высказывал никаких предположений о готовящейся для него роли регента наследника цесаревича.
В эти исторические дни много души и сердца проявил лейб-хирург профессор Сергей Петрович Федоров. Это умный, талантливый, живой и преданный Государю и всей его семье человек. Он близок царскому дому, так как много лет лечит наследника, спас его от смерти, и Государь и императрица ценили Сергея Петровича и как превосходного врача и отличного человека. В эти дни переворота Сергей Петрович принимал близко к сердцу события.
2 	марта Сергей Петрович днем пошел к Государю в вагон и говорил с ним, указывая на опасность оставления трона для России, говорил о наследнике и сказал, что Алексей Николаевич хотя и может прожить долго, но все же по науке он неизлечим. Разговор этот очень знаменателен, так как после того, как Государь узнал, что наследник неизлечим, Его Величество решил отказаться от престола не только за себя, но и за сына.
По этому вопросу Государь сказал следующее:
— Мне и императрица тоже говорила, что у них в семье та болезнь, которою страдает Алексей, считается неизлечимой. В Гессенском доме болезнь эта идет по мужской линии. Я не могу при таких обстоятельствах оставить одного больного сына и расстаться с ним.
— Да, Ваше Величество, Алексей Николаевич может прожить долго, но его болезнь неизлечима, — ответил Сергей Петрович.
Затем разговор перешел на вопросы общего положения России после того, как Государь оставит царство.
— Я буду благодарить Бога, если Россия без меня будет счастлива, — сказал Государь. — Я останусь около своего сына и вместе с
265


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
императрицей займусь его воспитанием, устраняясь от всякой политической жизни, но мне очень тяжело оставлять родину, Россию, — продолжал Его Величество.
— Да, — ответил Федоров, — но Вашему Величеству никогда не разрешат жить в России как бывшему императору.
— Я это сознаю, но неужели могут думать, что я буду принимать когда-либо участие в какой-либо политической деятельности после того, как оставлю трон. Надеюсь, Вы, Сергей Петрович, этому верите.
— Кто же в этом сомневается из тех, кто знает Ваше Величество, но есть много людей, способных на неправду ради личных интересов, спасаясь влияния бывшего царя.
После этого разговора Сергей Петрович вышел от Государя в слезах, совершенно расстроенный и огорченный.
Федоров удивлялся на Государя, на его силу воли, на страшную выдержку и способность по внешности быть ровным, спокойным.
— Мы все сидели как в воду опущенные, пришибленные событиями, а Его Величество, который переживает все это несравненно ближе, нас же занимает разговорами, подбадривает, — передавал он свои впечатления о Государе за эти страшные дни.
— У Государя сильна очень вера, он действительно глубоко религиозный человек. Это и помогает ему переносить все то, что упало на его голову, — сказал я.
Вот в таких беседах, разговорах проходил у нас день 2 марта в Пскове...
Трогателен рассказ камердинера Государя о том, как ночью с 1 на 2 марта у себя в отделении молился царь. "Его Величество всегда подолгу молятся у своей кровати, подолгу стоят на коленях, целуют все образки, что висят у них над головой, а тут и совсем продолжительно молились. Портрет наследника взяли, целовали его и, надо полагать, много слез в эту ночь пролили. Я заметил все это". Сам рассказчик был совершенно расстроен, и слезы текли у него по щекам...
К 12 часам мы вернулись в поезд и узнали, что Родзянко не может приехать на свидание к Государю императору, а к вечеру в Псков прибудут член исполнительного комитета Думы В.В.Шульгин и военный и морской министр Временного правительства А.И.Гучков.
Государь все время оставался у себя в вагоне после продолжительного разговора с Рузским. Чувствовалось, что решение оставить престол назревало» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 53—58).
Если судить по дневниковым записям княгини Е.А.Нарышкиной, то ходили в столице самые невероятные слухи: «2/15 марта. Наконец вечером записка от графини Нирод: Государь в Царском; подписал конституцию. Новое министерство составлено. Императрица в волнении: хотят объявить (дальше зачеркнуто) и Михаила регентом» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 6 об.).
266


МАРТ 1917
14 	Телеграмма генерала М.В.Алексеева извещала главнокомандующих фронтами о сложившейся ситуации: «Его Величество находится в Пскове, где изъявил свое согласие объявить Манифест идти навстречу народному желанию учредить ответственное перед палатами министерство, поручив председателю Государственной думы образовать кабинет.
По сообщению этого решения Главнокомандующим Северным фронтом председателю Государственной думы последний, в разговоре по аппарату, в три с половиной часа второго сего марта, ответил, что появление такого Манифеста было бы своевременно 27 февраля; в настоящее же время этот акт является запоздалым, что ныне наступила одна из страшных революций; сдерживать народные страсти трудно; войска деморализованы. Председателю Государственной думы хотя пока верят, но он опасается, что сдерживать народные страсти будет невозможно. Что теперь династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявленных требований относительно отречения от Престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича. Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находятся фактически в руках Петроградского Временного правительства. Необходимо спасти действующую армию от развала; продолжать до конца борьбу с внешним врагом; спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первом плане, хотя бы и ценой дорогих уступок. Если Вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству через Главко- сева, известив меня.
Повторяю, что потеря каждой минуты может стать роковой для существования России и что между высшими начальниками действующей армии нужно установить единство мысли и целей и спасти армию от колебаний и возможных случаев измены долгу. Армия должна всеми силами бороться с внешним врагом, и решение относительно внутренних дел должно избавить ее от искушения принять участие в перевороте, который более безболезненно совершится при решении сверху.
Алексеев.
2 	марта 1917 года, 10 часов 15 минут. [№] 1872» (Отречение Николая II...С. 237).
Вскоре в Пскове была получена телеграмма начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала М.В.Алексеева на имя императора, где сообщалось:
«Всеподданнейше представляю Вашему Императорскому Величеству полученные мною на имя Вашего Императорского Величества телеграммы:
От великого князя Николая Николаевича
"Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России
267


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
и спасения династии, вызывает принятие сверхмеры. Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги необходимым коленопреклонно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему. Осенив себя крестным знамением, передайте ему Ваше наследие. Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячею молитвою молю Бога подкрепить и направить Вас.
Генерал-адъютант Николай".
От генерал-адъютанта Брусилова
"Прошу Вас доложить Государю Императору мою всеподданнейшую просьбу, основанную на моей преданности и любви к родине и царскому Престолу, что в данную минуту единственный исход может спасти положение и дать возможность дальше бороться с внешним врагом, без чего Россия пропадет, — отказаться от Престола в пользу Государя Наследника цесаревича при регентстве великого князя Михаила Александровича. Другого исхода нет. Но необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе повлечет за собой неисчислимое катастрофическое последствие. Этим актом будет спасена и сама династия в лице законного наследника.
Генерал-адъютант Брусилов".
От генерал-адъютанта Эверта
"Ваше Императорское Величество. Начальник штаба Вашего Величества передал мне обстановку, создавшуюся в Петрограде, Царском Селе, Балтийском море и Москве, и результат переговоров генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной думы. Ваше Величество. На армию, в настоящем ее составе, рассчитывать при подавлении внутренних беспорядков нельзя. Ее можно удержать лишь именем спасения России от несомненного порабощения злейшим врагом родины при невозможности вести дальнейшую борьбу. Я принимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем положении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь ее от несомненных волнений. Средств прекратить революцию в столицах нет никаких. Необходимо немедленное решение, которое могло бы привести к прекращению беспорядков и к сохранению армии для борьбы против врага. При создавшейся обстановке, не находя иного исхода, безгранично преданный Вашему Величеству верноподданный умоляет Ваше Величество, во имя спасения родины и династии, принять решение, согласованное с заявлением председателя Государственной думы, выраженным им генерал-адъютанту Рузскому, как единственно, видимо, способное прекратить революцию и спасти Россию от ужасов анархии.
Генерал-адъютант Эверт".
Всеподданнейше докладывая эти телеграммы Вашему Императорскому Величеству, умоляю безотлагательно принять решение, которое Господь Бог внушит Вам. Промедление грозит гибелью России. Пока армию
268


МАРТ 1917
удается спасти от проникновения болезни, охватившей Петроград, Москву, Кронштадт и другие города. Но ручаться за дальнейшее сохранение высшей дисциплины нельзя. Прикосновение же армии к делу внутренней политики будет знаменовать неизбежный конец войны, позор России, развал ее. Ваше Императорское Величество горячо любите родину и ради ее целости, независимости, ради достижения победы соизволите принять решение, которое может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжкого положения. Ожидаю повелений. 2 марта 1917 г. [№] 1878.
Генерал-адъютант Алексеев» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2102. Л. 1—1 об., 2).
Следует отметить, что генералом М.В.Алексеевым чуть ранее от имени царя была направлена телеграмма командующим фронтами генералу А.Е.Эверту и генералу А.А.Брусилову:
«Государь император приказал вернуть войска, направленные к Петрограду с запфронта, и отменить посылку войск с Юго-Западного фронта. 2 марта 1917 года. [№] 1877. Алексеев» (Красный архив. 1927. № 2 (21).
С. 	64).
Любопытен еще один факт, который предшествовал появлению вышеприведенных телеграмм командующих фронтами. Так, например, командующий Юго-Западным фронтом А.А.Брусилов позднее объяснял в своих воспоминаниях:
«Я получал из Ставки подробные телеграммы, сообщавшие о ходе восстания и, наконец, был вызван к прямому проводу Алексеевым, который сообщил мне, что вновь образовавшееся Временное правительство ему объявило, что в случае отказа Николая II отречься от престола оно грозит прервать подвоз продовольствия и боевых припасов в армию (у нас же никаких запасов не было); поэтому Алексеев просил меня и всех главнокомандующих телеграфировать царю просьбу об отречении. Я ему ответил, что со своей стороны считаю эту меру необходимой и немедленно исполню. Родзянко тоже прислал мне срочную телеграмму такого же содержания, на которую я ответил также утвердительно. Не имея под рукой моих документов, не могу привести точно текст этих телеграмм и разговоров по прямому проводу и моих ответов, но могу лишь утвердительно сказать, что смысл их верен и мои ответы также. Помню лишь твердо, что я ответил Родзянко, что мой долг перед родиной и царем я выполню до конца, и тогда же послал телеграмму царю, в которой просил его отказаться от престола» (Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2001. С. 205).
15 	В книге В.М.Алексеевой-Борель (дочь генерала М.В.Алексеева) имеются строки, которые показывают историю составления проекта этого манифеста: «Составление манифеста об отречении пришлось взять на себя гражданским канцеляриям в Ставке. Призвав к себе начальника дипломатической канцелярии Базили, генерал Алексеев поручил ему составить этот манифест. Базили в своих воспоминаниях писал:
269


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
"Алексеев тогда попросил меня скицировать акт об отречении.
— Вложите всю душу в него, — прибавил он. Я тогда занялся в своей канцелярии этой работой, час спустя я вернулся со следующим текстом:
«Во время великой борьбы с внешним врагом, который уже в течение трех лет стремится овладеть нашей родной страной, по воле Божьей, послано России новое тяжелое испытание. Внутренние беспорядки, которые начались среди народа, угрожают ужасными последствиями судьбе России вследствие тяжелой войны. Судьба России, честь ее героической Армии, благосостояние ее народа, все будущее нашего излюбленного Отечества требуют, чтобы война была доведена до победного ее завершения, невзирая ни на что. Жестокий враг прилагает свои последние усилия, и время уже подошло, когда наша Доблестная Армия вместе со своими славными союзниками будут в состоянии окончательно сокрушить врага. В эти решительные дни жизни России Нам казалось Нашим долгом помочь Нашему народу сильнее объединиться и соединить все силы нации для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной думой, Мы считаем правильным отказаться от престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную Власть. В согласии с порядком, установленным Основными Законами, Мы передаем Наше наследие Нашему возлюбленному сыну Государю Наследнику Цесаревичу и Великому Князю Алексею Николаевичу и благословляем Его взойти на Престол Государства Российского, Мы уполномочиваем Нашего брата Великого Князя Михаила Александровича взять на себя долг регента Государства, пока Наш сын не станет совершеннолетним, править Государством, в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены. Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед ней — повиновением Царю в эту годовщину народных испытаний и помочь Ему, вместе с народными представителями, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России».
Этот текст был одобрен генералом Алексеевым, а также и генералом Лукомским и великим князем Сергеем Михайловичем, двоюродным братом Государя. Я после этого отнес это главному телеграфисту, чтобы послать в Псков, и в тот же вечер этот текст был передан около половины восьмого"...
Судя по мемуарам Базили, он лично составил этот документ. По воспоминаниям же полковника Сергеевского, как и слышанное мною тогда же в Ставке, Базили взял себе помощников — военного юриста Брагина и начальника Оперативного Отделения полковника Барановского. Задача была трудная, так как основные законы Империи такого положения, как отречение царствующего императора, не предвидели.
Начальник службы связи полковник Сергеевский свидетельствовал, что этот текст манифеста в 1.30 минут дня 2 марта был передан в Псков для
270


МАРТ 1917
доклада Государю. В 3 часа дня Псков сообщил, что Государь оставил присланный текст акта у себя и окончательное решение примет после беседы с двумя лицами, выехавшими к нему из столицы и ожидаемыми в Пскове около 18 часов. Этими лицами были Шульгин и Гучков, приехавшие в Псков лишь после 10 часов вечера» (Алексеева-Борел ь В. Сорок лет в рядах русской императорской армии: Генерал М.В.Алексеев. СПб., 2000.
С. 	488—489).
Д.Н.Дубенский продолжил рассказ об отречении Николая И, происшедшем в тот день в Пскове: «Граф Фредерикс бывал часто у Его Величества и после завтрака, т.е. часов около 3-х, вошел в вагон, где мы все находились, и упавшим голосом сказал по-французски: "Все кончено, Государь отказался от престола за себя и наследника Алексея Николаевича в пользу брата своего великого князя Михаила Александровича и послал через Рузского об этом телеграмму". Когда мы услыхали все это, то невольный ужас охватил нас, и мы громко в один голос воскликнули, обращаясь к Воейкову: "Владимир Николаевич, ступайте сейчас, сию минуту к Его Величеству и просите его остановить, вернуть эту телеграмму".
Дворцовый комендант побежал в вагон Государя. Через очень короткое время генерал Воейков вернулся и сказал генералу Нарышкину, чтобы он немедленно шел к генерал-адъютанту Рузскому и по повелению Его Величества потребовал телеграмму назад для возвращения Государю.
Нарышкин тотчас же вышел из вагона и направился к генералу Рузскому (его вагон стоял на соседнем пути) исполнять Высочайшее повеление. Прошло около Vi часа, и К.А.Нарышкин вернулся от Рузского, сказав, что Рузский телеграмму не возвратил и сообщил, что лично даст по этому поводу объяснение Государю.
Это был новый удар, новый решительный шаг со стороны Рузского для приведения в исполнение намеченных деяний по свержению императора Николая II строна» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 58).
А.А.Мордвинов уточнил некоторые детали происходивших событий: «Я лично мог предположить все что угодно, но отречение от престола столь внезапное, ничем пока не вызванное, не задуманное только, а уж исполненное, показалось такой кричащей несообразностью, что в словах преклонного старика Фредерикса в первое мгновение почудилось или старческое слабоумие, или явная путаница.
"Как, когда, что такое да почему?" — послышались возбужденные вопросы. Граф Фредерикс на всю эту бурю восклицаний, пожимая сам недоуменно плечами, ответил только: "Государь получил телеграммы от главнокомандующих... и сказал, что раз войска этого хотят, то не хочет никому мешать".
"Какие войска хотят? Что такое? Ну, а Вы что же, граф, что Вы-то ответили Его Величеству на это?"
Опять безнадежное пожимание плечами: "Что я мог изменить? Государь сказал, что он решил это уже раньше и долго об этом думал".
271


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
"Не может этого быть, ведь у нас война. Отречься так внезапно, здесь, в вагоне, и перед кем и от чего, да верно ли это, нет ли тут какого-либо недоразумения, граф?" — посыпались снова возбужденные возражения со всех сторон, смешанные и у меня с надеждой на путаницу и на возможность еще отсрочить только что принятое решение.
Но, взглянув на лицо Фредерикса, я почувствовал, что путаницы нет, что он говорит серьезно, отдавая себе отчет во всем, так как и он сам был глубоко взволнован и руки его дрожали.
"Государьужеподписалдветелеграммы, — ответил Фредерикс, — одну Родзянко, уведомляя его о своем отречении в пользу наследника при регентстве Михаила Александровича и оставляя Алексея Николаевича при себе до совершеннолетия, а другую о том же Алексееву в Ставку, назначая вместо себя Верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича..."
"Эти телеграммы у Вас, граф, Вы еще их не отправили?" — вырвалось у нас с новой, воскресавшей надеждой.
"Телеграммы взял у Государя Рузский", — с какой-то, как мне показалось, безнадежностью ответил Фредерикс и, чтобы скрыть свое волнение, отвернулся и прошел в свое купе.
Бедный старик, по его искренним словам, нежно любивший Государя, "как сына", заперся в своем отделении, а мы все продолжали стоять в изумлении, отказываясь верить в неотвратимость всего нахлынувшего. Кто-то из нас прервал наконец молчание, кажется, это был Граббе, и, отвечая нашим общим мыслям, сказал: "Ах, напрасно эти телеграммы Государь отдал Рузскому, это, конечно, все произошло не без интриг; он-то уж их, наверно, не задержит и поспешит отправить; а может быть, Шульгин и Гучков, которые скоро должны приехать, и сумеют отговорить и иначе повернуть дело. Ведь мы не знаем, что им поручено и что делается там у них; пойдемте сейчас к графу, чтобы он испросил у Государя разрешение потребовать эти телеграммы от Рузского и не посылать их хотя бы до приезда Шульгина".
Мы все пошли к Фредериксу и убедили его. Он немедленно пошел к Государю и через несколько минут вернулся обратно, сказав, что Его Величество приказал сейчас же взять телеграммы от Рузского и передать ему; что они будут посланы только после приезда членов Думы.
Как я уже сказал, к генералу Рузскому мы никогда не чувствовали особой симпатии, а с первой минуты нашего прибытия в Псков относились к нему с каким-то инстинктивным недоверием и опаской, подозревая его в желании сыграть видную роль в развертывающихся событиях. Поэтому мы просили Нарышкина, которому было поручено отобрать телеграммы, чтобы он ни на какие доводы Рузского не соглашался и если бы телеграммы начали уже передавать, то снял бы их немедленно с аппарата. Нарышкин отправился и скоро вернулся с пустыми руками. Он сообщил, что одну телеграмму, Родзянко, хотя и начали уже отправлять, но начальник телеграфа обещал попытаться ее задержать, а другую — в Ставку — не отправлять, но что Рузский их ему не отдал и сам пошел к Государю, чтобы испросить
272


МАРТ 1917
разрешение удержать эти телеграммы у себя, и обещал их не отправлять до приезда Гучкова и Шульгина. Уходя от Его Величества, Рузский сказал скороходам, чтобы прибывающих депутатов направили предварительно к нему, а затем уже допустили их до приема Государем. Это обстоятельство взволновало нас необычайно; в желании Рузского настоять на отречении и не выпускать этого дела из своих рук не было уже сомнений.
Мы вновь пошли к Фредериксу просить настоять перед Его Величеством о возвращении этих телеграмм, а профессор Федоров по собственной инициативе, как врач, направился к Государю. Было около четырех часов дня, когда Сергей Петрович вернулся обратно в свое купе, где большинство из нас его ожидало. Он нам сказал, что вышла перемена и что все равно прежних телеграмм теперь нельзя посылать. "Я во время разговора о поразившем всех событии, — пояснил он, — спросил у Государя: «Разве, Ваше Величество, Вы полагаете, что Алексея Николаевича оставят при Вас и после отречения?» — «А отчего же нет? — с некоторым удивлением спросил Государь. — Он еще ребенок и, естественно, должен оставаться в своей семье, пока не станет взрослым. До тех пор будет регентом Михаил Александрович».
«Нет, Ваше Величество, —■ ответил Федоров, — это вряд ли будет возможно, и по всему видно, что надеяться на это Вам совершенно нельзя»".
Государь, по словам Федорова, немного задумался и спросил: "Скажите, Сергей Петрович, откровенно, как Вы находите, действительно ли болезнь Алексея такая неизлечимая?"
"Ваше Величество, наука нам говорит, что эта болезнь неизлечима, но многие доживают при ней до значительного возраста, хотя здоровье Алексея Николаевича и будет всегда зависеть от всякой случайности".
"Когда так, — как бы про себя сказал Государь, — то я не могу расстаться с Алексеем. Это было бы уж сверх моих сил... К тому же, раз его здоровье не позволяет, то я буду иметь право оставить его при себе..."
Кажется, на этих словах рассказа, потому что других я не запомнил, вошел к нам граф Фредерикс, сходивший во время нашего разговора к Государю, и сообщил, что Его Величество приказал потребовать от Рузского задержанные им обе телеграммы, не упоминая ему, для какой именно это цели.
Нарышкин отправился вновь и на этот раз принес их обратно, кажется, вместе с какой-то другой телеграммой о новых ужасах, творящихся в Петрограде, которую уже одновременно дал Рузский для доклада Его Величеству. Я не помню, что было в этой телеграмме, так как вошедший скороход доложил, что Государь, после короткой прогулки, уже вернулся в столовую для дневного чая, и мы все направились туда.
С непередаваемым тягостным чувством, облегчавшимся все же мыслью о возможности еще и другого решения, входил я в столовую. Мне было и физически больно увидеть моего любимого Государя после нравственной пытки, вызвавшей его решение, но я и надеялся, что обычная сдержанность и ничтожные разговоры о посторонних, столь "никчемных" теперь вещах
273


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
прорвутся наконец в эти трагические минуты чем-нибудь горячим, искренним, заботливым, дающим возможность сообща обсудить положение; что теперь в столовой, когда никого, кроме ближайшей свиты, не было, Государь невольно и сам упомянет об обстоятельствах, вызвавших его ужасное решение. Эти подробности нам были совершенно не известны итак поэтому непонятны. Мы к ним были не только не подготовлены, но, конечно, не могли и догадываться, и только, кажется, граф Фредерикс и В.Н.Воейков были более или менее осведомлены о переговорах Рузского и о последних телеграммах, полученных через Рузского и генерала Алексеева от командующих фронтами...
Но, войдя в столовую и сев на незанятое место, с краю стола, я сейчас же почувствовал, что и этот час нашего обычного общения с Государем пройдет точно так же, как и подобные часы минувших "обыкновенных" дней...
Шел самый незначительный разговор, прерывавшийся на этот раз только более продолжительными паузами... Рядом была буфетная, кругом ходили лакеи, подавая чай, и, может быть, их присутствие и заставляло всех быть такими же "обычными" по наружности, как всегда. Государь сидел спокойный, ровный, поддерживал разговор, и только по его глазам, печальным, задумчивым, как-то сосредоточенными, да по нервному движению, когда он доставал папиросу, можно было чувствовать, насколько тяжело у него на душе...
Ни одного слова, ни одного намека на то, что всех нас мучило, не было, да, пожалуй, и не могло быть произнесено. Такая обстановка заставляла лишь уходить в себя, несправедливо негодовать на других: "Зачем говорят о пустяках?" и мучительно думать: "Когда же наконец кончится это сидение за чаем?"
Оно наконец кончилось. Государь встал и удалился к себе в вагон. Проходя за ним последним по коридору, мимо открытой двери кабинета, куда вошел Государь, меня так и потянуло войти туда, но шедший впереди граф Фредерикс или Воейков уже вошел раньше с каким-то докладом.
Мы все собрались опять вместе в купе адмирала Нилова, и В.Н.Воейков был также с нами. Он был, как чувствовалось, не менее нас удручен, но умел лучше нас скрывать свои волнения и переживания. От него мы наконец узнали, что Родзянко ночью в переговорах с Рузским просил отменить присылку войск, так как "это бесполезно, вызовет лишнее кровопролитие, а войска все равно против народа драться не будут и своих офицеров перебьют». Родзянко утверждал, что единственный выход спасти династию — это добровольное отречение Государя от престола в пользу наследника при регентстве великого князя Михаила Александровича.
Генерал Алексеев также телеграфировал, что и по его мнению создавшаяся обстановка не допускает иного решения, и что каждая минута дорога, и он умоляет Государя, ради любви к родине, принять решение, "которое может дать мирный и благополучный исход".
274


МАРТ 1917
Появились, не помню кем принесенные, несчастные телеграммы Брусилова, Эверта, Сахарова и поступившая уже вечером телеграмма адмирала Непенина.
Телеграммы великого князя Николая Николаевича с Кавказа при этом не было. Она, кажется, оставалась у Его Величества, но, как нам кто-то сказал, и великий князь в сильных выражениях умолял Государя принять это же решение.
Тогда же впервые прочитали мы и копии телеграмм, переданных еще днем Рузскому и возвращенных последним Нарышкину.
Вот их текст:
"Председателю Государственной думы.
Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения родной матушки России. Посему я готов отречься от престола в пользу моего сына, с тем чтобы оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего великого князя Михаила Александровича. Николай".
Наштаверх. Ставка.
"Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай".
Телеграммы эти говорят сами за себя. Каждый, соответственно своему пониманию и настроению, своему уму и сердцу, сможет сделать из них и собственные выводы...
В подобном же настроении был, видимо, и генерал Дубенский, который находился не в нашем поезде и до которого весть об отречении дошла значительно позднее, чем до нас. Он появился в нашем вагоне очень растерянный, взволнованный и все как-то задумчиво и недоумевающе повторял: "Как же это так, вдруг отречься... не спросить войска, народ... и даже не попытаться поехать к гвардии... Тут, в Пскове, говорят за всю страну, а может, она и не захочет..."
Эти отрывочные рассуждения Дубенского невольно совпали с беспорядочно проносившимися и у меня мыслями» (Отречение Николая II... С. 102—107).
16 	В воспоминаниях Д.Н.Дубенского читаем: «Часов около 10 вечера флигель-адъютант полковник Мордвинов, полковник герцог Лейх- тенбергский и я вышли на платформу, с которой должен был прибыть депутатский поезд. Через несколько минут он подошел. Из ярко освещенного вагона салона выскочили два солдата с красными бантами и винтовками и стали по бокам входной лестницы вагона. По-видимо- му, это были не солдаты, а, вероятно, рабочие в солдатской форме, так неумело они держали ружья, отдавая честь "депутатам", так не похожи были даже на молодых солдат. Затем из вагона стали спускаться сначала Гучков, за ним Шульгин, оба в зимних пальто. Гучков обратился к нам с вопросом, как пройти к генералу Рузскому, но ему, кажется,
275


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
полковник Мордвинов сказал, что им надлежит следовать прямо в вагон Его Величества.
Мы все двинулись к царскому поезду, который находился тут же, шагах в 15—20. Впереди шел, наклонив голову и косолапо ступая, Гучков, за ним, подняв голову вверх, в котиковой шапочке Шульгин. Они поднялись в вагон Государя, разделись и прошли в салон» (Дубенский Д.Н. Указ, соч. С. 60).
А.А.Мордвинов в своих воспоминаниях уточнил и описал детали встречи депутатов Государственной думы со свитой императора: «Прошло несколько минут, когда я увидел приближающиеся огни локомотива. Поезд шел быстро и состоял не более как из одного-двух вагонов. Он еще не остановился окончательно, как я вошел на заднюю площадку последнего классного вагона, открыл дверь и очутился в обширном темном купе, слабо освещенном лишь мерцавшим огарком свечи. Я с трудом рассмотрел в темноте две стоявшие у дальней стены фигуры, догадываясь, кто из них должен быть Гучков, кто — Шульгин. Я не знал ни того, ни другого, но почему-то решил, что тот, кто моложе и стройнее, должен быть Шульгин, и, обращаясь к нему сказал: "Его Величество вас ожидает и изволит тотчас же принять". Оба были, видимо, очень подавлены, волновались, руки их дрожали, когда они здоровались со мною, и оба имели не столько усталый, сколько растерянный вид. Они были очень смущены и просили дать им возможность привести себя в порядок после пути, но я им ответил, что это неудобно, и мы сейчас же направились к выходу.
— Что делается в Петрограде? — спросил я их.
Ответил Шульгин. Гучков все время молчал и, как в вагоне, так и идя до императорского поезда, держал голову низко опущенною.
— В Петрограде творится что-то невообразимое, — говорил, волнуясь, Шульгин. — Мы находимся всецело в их руках, и нас, наверно, арестуют, когда мы вернемся.
"Хороши же вы, народные избранники, облеченные всеобщим доверием, — как сейчас помню, нехорошо шевельнулось в душе при этих словах. — Не прошло и двух дней, как Вам приходится уже дрожать перед этим «народом»; хорош и сам «народ», так относящийся к своим избранникам". Я вышел первым из вагона и увидел на отдаленном конце платформы какого-то офицера, вероятно, из штаба Рузского, спешно направлявшегося в нашу сторону. Он увидел нашу группу и тотчас же повернул назад.
— Что же Вы теперь думаете делать, с каким поручением приехали, на что надеетесь? — спросил я, волнуясь, шедшего рядом Шульгина.
Он с какою-то смутившею меня не то неопределенностью, не то безнадежностью от собственного бессилия, и как-то тоскливо и смущенно понизив голос, почти шепотом сказал:
— Знаете, мы надеемся только на то, что, быть может, Государь нам поможет...
— В чем поможет? — вырвалось у меня, но получить ответа я не успел. Мы уже стояли на площадке вагона-столовой, и Гучков и Шульгин уже
276


МАРТ 1917
нервно снимали свои шубы. Их сейчас же провел скороход в салон, где назначен прием и где находился уже граф Фредерикс. Бедный старик, волнуясь за свою семью, спросил, здороваясь, Гучкова, что делается в Петрограде, и тот "успокоил" его самым жестоким образом: "В Петрограде стало спокойнее, граф, но ваш дом на Почтамтской совершенно разгромлен, а что сталось с Вашей семьей — неизвестно".
Вместе с графом Фредериксом в салоне находился и Нарышкин, которому, как начальнику Военно-походной канцелярии, было поручено присутствовать при приеме и записывать все происходящее во избежание могущих потом последовать разных выдумок и неточностей.
Нарышкин еще ранее, до приезда депутатов, предложил мне разделить с ним эту обязанность, но мысль присутствовать при таком приеме лишь молчаливым свидетелем показалась мне почему-то настолько невыносимой, что я тогда под каким-то предлогом отказался от этого поручения. Теперь я об этом отказе сожалел, но было поздно.
В коридоре вагона Государя, куда я прошел, я встретил генерала Воейкова. Он доложил Его Величеству о прибытии депутатов, и через некоторое время в кавказской казачьей форме, спокойный и ровный, Государь прошел своей обычной неторопливой походкой в соседний вагон, и двери салона закрылись...
Во время этого разговора мы увидели Рузского, торопливо подымавшегося на входную площадку салона, и я подошел к нему узнать, чем вызван его приход. Рузский был очень раздражен и, предупреждая мой вопрос, обращаясь в пространство, с нервной резкостью начал совершенно по-на- чальнически кому-то выговаривать: "Всегда будет путаница, когда не исполняют приказаний. Ведь было ясно сказано направить депутацию раньше ко мне. Отчего этого не сделали, вечно не слушаются..."
Я хотел его предупредить, что Его Величество занят приемом, но Рузский, торопливо скинув пальто, решительно сам открыл дверь и вошел в салон» (Отречение Николая II... С. 110—112).
В.Н.Воейков в своих воспоминаниях также подробно описал встречу Гучкова и Шульгина с Николаем II в Пскове: «Я попросил коменданта поезда Гомзина быть во время приема депутатов безотлучно в столовой вагона, чтобы никому не дать возможности подслушать содержание беседы; сам же остался у входа с площадки вагона, так что имел возможность все видеть и всех слушать. Почти все время говорил Гучков, говорил ровно и очень спокойно; подробно описывал последние события в Петрограде.
Внимательно его выслушав, Государь на свой вопрос, что он считал бы желательным, получил ответ Гучкова: "Отречение Вашего Императорского Величества от Престола в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича". При этих словах Рузский, привстав, сказал: "Александр Иванович, это уже сделано". Государь, делая вид, что не слышал слов Рузского, спросил, обращаясь к Гучкову и Шульгину: "Считаете ли вы, что своим отречением я внесу успокоение?" На это Гучков и Шульгин ответили Госу¬
277


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ 1Ь И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
дарю утвердительно. Тогда Государь им сказал: "В три часа дня я принял решение отречься от Престола в пользу своего сына Алексея Николаевича; но теперь, подумав, пришел к заключению, что я с ним расстаться не могу; и я передаю Престол брату моему — Михаилу Александровичу". На это Гучков и Шульгин сказали: "Но мы к этому вопросу не подготовлены. Разрешите нам подумать". Государь ответил: "Думайте", — и вышел из салон-вагона. В дверях он обратился ко мне со словами: "А Гучков был совершенно приличен в манере себя держать. Я готовился видеть с его стороны совсем другое... А Вы заметили поведение Рузского?" Выражение лица Государя лучше слов показало мне, какое на него впечатление произвел его генерал- адъютант. Государь позвал генерала Нарышкина и повелел ему переписать уже написанное им отречение с поправкою о передаче Престола брату Его Величества — великому князю Михаилу Александровичу» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 185—186).
Сохранился протокол переговоров делегатов Временного комитета Государственной думы А.И.Гучкова и В.В.Шульгина с императором Николаем II в Пскове от 2 марта 1917 г., в котором значится: «2 марта около 10 часов вечера приехали из Петрограда во Псков член Государственного совета Гучков и член Государственной думы Шульгин. Они были тотчас приглашены в вагон-салон Императорского поезда, где к тому времени собрались: главнокомандующий армиями Северного фронта генерал-адъютант Рузский, министр Императорского Двора граф Фредерикс и начальник Военно-походной канцелярии Е.И.В. Свиты генерал-майор Нарышкин. Его Величество, войдя в вагон-салон, милостиво поздоровался с прибывшими и, попросив всех сесть, приготовился выслушать приехавших депутатов.
Член Государственного совета Гучков: "Мы приехали с членом Государственной думы Шульгиным, чтобы доложить о том, что произошло за эти дни в Петрограде, и вместе с тем посоветоваться о тех мерах, которые могли бы спасти положение. Положение в высшей степени угрожающее: сначала рабочие, потом войска примкнули к движению, беспорядки перекинулись на пригороды, Москва неспокойна. Это не есть результат какого-нибудь заговора или заранее обдуманного переворота, а это движение вырвалось из самой почвы и сразу получило анархический отпечаток, власти стушевались. Я отправился к замещавшему генерала Хабалова генералу Занкевичу и спрашивал его, есть ли у него какая-нибудь надежная часть или хотя бы отдельные нижние чины, на которых можно было бы рассчитывать. Он мне ответил, что таких нет и все прибывшие части тотчас переходят на сторону восставших. Так как было страшно, что мятеж примет анархический характер, мы образовали так называемый Временный комитет Государственной думы и начали принимать меры, пытаясь вернуть офицеров к командованию нижними чинами; я сам лично объехал многие части и убеждал нижних чинов сохранять спокойствие. Кроме нас, заседает в Думе еще комитет рабочей партии, и мы находимся под его властью и его цензурою. Опасность в том, что если Петроград попадет в руки анархии, нас, умеренных, сметут, так как это движение начинает нас уже захлестывать. Их лозунги:
278


МАРТ 1917
провозглашение социальной республики. Это движение захватывает низы и даже солдат, которым обещают отдать землю. Вторая опасность, что движение перекинется на фронт, где лозунг: смести начальство и выбрать себе угодных. Там такой же горючий материал, и пожар может перекинуться по всему фронту, так как нет ни одной воинской части, которая, попав в атмосферу движения, тотчас же не заражалась бы. Вчера к нам в Думу явились представители Сводного пехотного полка, Железнодорожного полка, Конвоя Вашего Величества, Дворцовой полиции и заявили, что примыкают к движению. Им сказано, что они должны продолжать охрану тех лиц, которая им была поручена; но опасность все-таки существует, так как толпа теперь вооружена.
В народе глубокое сознание, что положение создалось ошибками власти, и именно Верховной власти, а потому нужен какой-нибудь акт, который подействовал бы на сознание народное. Единственный путь — это передать бремя Верховного правления в другие руки. Можно спасти Россию, спасти монархический принцип, спасти династию. Если Вы, Ваше Величество, объявите, что передаете свою власть Вашему маленькому сыну, если Вы передадите регентство великому князю Михаилу Александровичу и если от Вашего имени или от имени регента будет поручено образовать новое правительство, тогда, может быть, будет спасена Россия; я говорю «может быть», потому что события идут так быстро, что в настоящее время Родзянко, меня и других умеренных членов Думы крайние элементы считают предателями; они, конечно, против этой комбинации, так как видят в этом возможность спасти наш исконный принцип. Вот, Ваше Величество, только при этих условиях можно сделать попытку водворить порядок. Вот что нам, мне и Шульгину, было поручено Вам передать. Прежде чем на это решиться, Вам, конечно, следует хорошенько подумать, помолиться, но решиться все-таки не позже завтрашнего дня, потому что уже завтра мы не будем в состоянии дать совет, если Вы его у нас спросите, так как можно опасаться агрессивных действий толпы".
Его Величество: "Ранее вашего приезда и после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с Председателем Государственной думы я думал в течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от Престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз обдумав положение, я пришел к заключению, что, ввиду его болезненности, мне следует отречься одновременно и за себя и за него, так как разлучаться с ним я не могу".
Член Государственного совета Гучков: "Мы учли, что облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти".
Генерал-адъютант Рузский: "Его Величество беспокоится, что если Престол будет передан наследнику, то Его Величество будет с ним разлучен".
Член Государственной думы Шульгин: "Я не могу дать на это категорического ответа, так как мы ехали сюда, чтобы предложить то, что мы передали".
279


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ IIИ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Его Величество: "Давая свое согласие на отречение, я должен быть уверенным, что Вы подумали о том впечатлении, какое оно произведет на всю остальную Россию. Не отзовется ли это некоторою опасностью".
Член Государственного совета Гучков: "Нет, Ваше Величество, опасность не здесь. Мы опасаемся, что если объявят республику, тогда возникнет междоусобие".
Член Государственной думы Шульгин: "Позвольте мне дать некоторое пояснение, в каком положении приходится работать Государственной думе. 26-го вошла толпа в Думу и вместе с вооруженными солдатами заняла всю правую сторону, левая сторона занята публикой, а мы сохранили всего две комнаты, где ютится так называемый комитет. Сюда тащат всех арестованных, и еще счастье для них, что их сюда тащат, так как это избавляет их от самосуда толпы; некоторых арестованных мы тотчас же освобождаем. Мы сохраняем символ управления страной, и только благодаря этому еще некоторый порядок мог сохраниться, не прерывалось движение железных дорог. Вот при каких условиях мы работаем, в Думе ад, это сумасшедший дом. Нам придется вступить в решительный бой елевыми элементами,а для этого нужна какая-нибудь почва. Относительно Вашего проекта разрешите нам подумать хотя бы четверть часа. Этот проект имеет то преимущество, что не будет мысли о разлучении и, с другой стороны, если Ваш брат великий князь Михаил Александрович, как полноправный монарх, присягнет конституции одновременно с вступлением на Престол, то это будет обстоятельством, содействующим успокоению".
Член Государственного совета Гучков: "У всех рабочих и солдат, принимавших участие в беспорядках, уверенность, что водворение старой власти — это расправа с ними, а потому нужна полная перемена. Нужен на народное воображение такой удар хлыстом, который сразу переменил бы все. Я нахожу, что тот акт, на который Вы решились, должен сопровождаться и назначением Председателя Совета Министров князя Львова".
Его Величество: "Я хотел бы иметь гарантию, что вследствие моего ухода и по поводу его не было бы пролито еще лишней крови".
Член Государственной думы Шульгин: "Может быть, со стороны тех элементов, которые будут вести борьбу против нового строя, и будут попытки, но их не следует опасаться. Я знаю, например, хорошо гор. Киев, который был всегда монархическим; теперь там полная перемена".
Его Величество: "А Вы не думаете, что в казачьих областях могут возникнуть беспорядки?"
Член Государственного совета Гучков: "Нет, Ваше Величество, казаки все на стороне нового строя. Ваше Величество, у Вас заговорило человеческое чувство отца, и политике тут не место, так что мы ничего против Вашего предложения возразить не можем".
Член Государственной думы Шульгин: "Важно только, чтобы в акте Вашего Величества было бы указано, что преемник Ваш обязан дать присягу конституции".
Его Величество: "Хотите еще подумать?"
280


МАРТ 1917
Член Государственного совета Гучков: "Нет, я думаю, что мы можем сразу принять Ваши предложения. А когда бы Вы могли совершить самый акт? Вот проект, который мог бы Вам пригодиться, если бы Вы пожелали что-нибудь из него взять".
Его Величество, ответив, что проект уже составлен, удалился к себе, где собственноручно исправил заготовленный с утра Манифест об отречении в том смысле, что Престол передается великому князю Михаилу Александровичу, а не великому князю Алексею Николаевичу. Приказав его переписать, Его Величество подписал Манифест и, войдя в вагон-салон, в 11 час. 40 мин. передал его Гучкову. Депутаты попросили вставить фразу о присяге конституции нового императора, что тут же было сделано Его Величеством. Одновременно были собственноручно написаны Его Величеством Указы Правительствующему Сенату о назначении Председателем Совета Министров князя Львова и Верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича. Чтобы не казалось, что акт совершен под давлением приехавших депутатов, и так как самое решение об отречении от Престола было принято Его Величеством еще днем, то, по совету депутатов, на Манифест было поставлено при подписи 3 часа дня, а на Указах Правительствующему Сенату — 2 часа дня. При этом присутствовал, кроме поименных лиц, начальник штаба армий Северного фронта генерал Данилов, который был вызван генерал-адъютантом Рузским.
В заключение член Думы Шульгин спросил у Его Величества о его дальнейших планах. Его Величество ответил, что собирается поехать на несколько дней в Ставку, может быть, в Киев, чтобы проститься с Государыней императрицей Марией Федоровной, а затем останется в Царском Селе до выздоровления детей. Депутаты заявили, что они приложат все силы, чтобы облегчить Его Величеству выполнение его дальнейших намерений. Депутаты попросили подписать еще дубликат Манифеста на случай возможного с ними несчастья, который остался бы в руках генерала Рузского. Его Величество простился с депутатами и отпустил их, после чего простился с главнокомандующим армиями Северного фронта и его начальником штаба, облобызав их и поблагодарив за сотрудничество. Приблизительно через час дубликат Манифеста был поднесен Его Величеству на подпись, после чего все четыре подписи Его Величества были контрассигнированы министром Императорского Двора графом Фредериксом» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2099. Л. 1—3 об.).
17 	А.А.Мордвинов позднее вспоминал: «Не помню когда, но, кажется,очень скоро, ко мне в купе заглянул Нарышкин, озабоченно проходивший к себе в канцелярию по коридору. Я так и бросился к нему: "Ну, что, уже кончилось, уже решено, что они говорят?" — с замирающим сердцем спрашивал я его. "Говорит один только Гучков, все то же, что и Рузский, — ответил мне Нарышкин. — Он говорит, что, кроме отречения, нет другого выхода, и Государь уже сказал им, что он и сам это решил еще до них. Теперь они сомневаются, вправе ли Государь передать престол Михаилу Александровичу,
281


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
минуя наследника, и спрашивают для справки основные законы. Пойдем, помоги мне их отыскать, хотя вряд ли они взяты у нас с собою в вагон. В них никогда не было надобности в путешествиях..." Все иллюзии пропадали, но я цеплялся еще за последнюю, самую ничтожную: "Раз вопрос зашел о праве, о законах, то, значит, с чем-то еще должны считаться даже и люди, нарушившие закон в эти бесправные дни, и может быть..."
Основные законы я знал лишь поверхностно, но все же мне пришлось с ними знакомиться лет пять назад, когда возникли разные вопросы в связи с состоявшимся браком великого князя Михаила Александровича с г-жой Вульферт. Тогда все было ясно, но это было давно, я многие толкования забыл, хотя и твердо сознавал, что при живом наследнике Михаил Александрович мог бы воцариться лишь с согласия и отказа самого Алексея Николаевича от своих прав. А если такой отказ по малолетству Алексея Николаевича немыслим и он должен будет вопреки желанию отца сделаться царем, то, может быть, и Государь, которому невыносима мысль расстаться с сыном, отдумает поэтому отрекаться, чтобы иметь возможность оставить его при себе. Облегчение для меня в данную минуту заключалось в том, имелось ли в основных законах указание на право Государя как опекуна отречься не только за себя, но и за своего малолетнего сына от престола.
Что в обыденной жизни наши гражданские законы таких прав опекуну не давали, я знал твердо по собственному опыту, что сейчас и высказал Нарышкину по дороге, проходя с ним в соседний вагон, где помещалась наша походная канцелярия.
— Что говорят об этом основные законы, я хорошо не помню, но знаю почти заранее, что они вряд ли будут по смыслу противоречить обыкновенным законам, по которым опекун не может отказываться ни от каких прав опекаемого, а значит, и Государь до совершеннолетия Алексея Николаевича не может передать престол ни Михаилу Александровичу, ни кому-либо другому. Ведь мы все присягали Государю и его законному наследнику, а законный наследник, пока жив Алексей Николаевич, только он один.
— Я и сам так думаю, — ответил в раздумье Нарышкин, — но ведь Государь не просто частный человек, и может быть учреждение императорской фамилии и основные законы и говорят об этом иначе.
— Конечно, Государь не частный человек, а самодержец, — сказал я, — но, отрекаясь, он уже становится этим частным человеком и просто опекуном, не имеющим никакого права лишать опекаемого его благ.
Том основных законов, к нашему удовлетворению, после недолгих розысков нашелся у нас в канцелярии, но, спешно перелистывая его страницы, прямых указаний на права Государя как опекуна мы не нашли. Ни одна статья не говорила о данном случае, да там и вообще не было упомянуто о возможности отречения Государя, на что мы оба, к нашему удовлетворению, обратили тогда внимание.
Нарышкин торопился. Его ждали, и, взяв книгу, он направился к выходу. Идя за ним, я, помню, ему говорил:
282


МАРТ 1917
— Хотя в основных законах по этому поводу ничего ясного нет, все же надо непременно доложить Государю, что по смыслу общих законов он не имеет права отрекаться за Алексея Николаевича. Опекун не может, кажется, даже отказаться от принятия какого-либо дара в пользу опекаемого, а тем более, отрекаясь за него, лишать Алексея Николаевича и тех имущественных прав, с которыми связано его положение как наследника. Пожалуйста, непременно доложи обо всем этом Государю.
Лишь как сквозь туман вспоминаю я и возвращение Нарышкина и Фредерикса от Государя и их сообщение о происходивших переговорах. Рассказ Шульгина, напечатанный в газетах, который я впоследствии прочел, многое возобновил в моей памяти. За небольшими исключениями (про справку в основных законах Шульгин умалчивает), он, в общем, верен и правдиво рисует картину приема членов Думы.
Около двенадцати часов ночи Гучков и Шульгин покинули наш поезд, ушли к Рузскому, и мы их больше не видали...
Никаких известий из Царского все еще получено не было. В это время принесли телеграмму от Алексеева из Ставки, испрашивавшего у Государя разрешения на назначение, по просьбе Родзянко, генерала Корнилова командующим Петроградским военным округом, и Его Величество выразил на это свое согласие. Это была первая и последняя телеграмма, которую Государь подписал как император и как Верховный главнокомандующий уже после своего отречения» (Отречение Николая И...
С. 	112—114).
В.Н.Воейков в своих воспоминаниях так описал вручение Манифеста об отречении Николая II представителям Государственной думы: «Через некоторое время Манифест был напечатан на машинке. Государь его подписал у себя в отделении и сказал мне: "Отчего Вы не вошли?" Я ответил: "Мне там нечего делать". — "Нет, войдите", — сказал Государь.
Таким образом, войдя за Государем в салон-вагон, я присутствовал при том тяжелом моменте, когда император Николай II вручил свой Манифест об отречении от трона комиссарам Государственной думы, которые, в его ошибочном мнении, были представителями русского народа. Тут же Государь предложил министру Двора его скрепить» (Воейков В.Н. Указ. соч.
С. 	186—187).
Манифест об отречении Николая И:
«Начальнику Штаба.
В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшись, внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни
283


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
России почли МЫ долгом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной думой, признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную власть. Не желая расстаться с любимым Сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем ЕГО на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату НАШЕМУ править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том нерушимую присягу. Во имя горячо любимой родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед НИМ, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ЕМУ, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.
Николай.
г. Псков. 2 марта 15 час. 1917 г.
Министр Императорского Двора
Генерал-адъютант граф Фредерикс» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2101-а. Л. 5).
Позднее в эмиграции член Государственного совета В.И.Гурко оценивал этот решительный шаг императора: «Отстаивал Государь свое самодержавие по причинам исключительно принципиального свойства. Во-первых, он был глубоко и искренно убежден, что самодержавие — единственная форма правления, соответствующая России. Во-вторых, он считал, что, при венчании на царство, он дал обет передать своему наследнику власть в том же объеме, в котором сам ее получил.
Теорию эту поддерживала и царица. Проповедовали ее и крайне правые, фанатично доказывая, что русский самодержавный царь не имеет права чем-либо ограничить свою власть. Соответственно этому и Николай II почитал себя вправе отречься от престола, но не вправе сократить пределы своих царских полномочий» (Гурко В.И. Указ. соч. С. 47).
Однако было и другое мнение. Комиссар путей сообщения Временного комитета Государственной думы А.А.Бубликов позднее в своих воспоминаниях утверждал: «Одной из основных черт характера семьи Романовых является их лукавство. Этим лукавством проникнут и весь акт отречения.
Во-первых, он составлен не по форме: не в виде манифеста, а в виде депеши начальнику штаба в Ставку.
При случае это — кассационный повод.
Во-вторых, в прямое нарушение основных законов Империи Российской он содержит в себе не только отречение императора за себя, на что он, конечно, имел право, но и за наследника, на что он уже определенно никакого права не имел.
Цель этого беззакония очень проста. Права наследника этим нисколько по существу не подрывались, ибо по бездетном и состоящем в морга¬
284


МАРТ 1917
натическом браке Михаиле, в пользу которого отрекся Николай, все равно автоматически имел право вступать на престол Алексей. Но зато на время беспорядков с него как бы снимался всякий odium как с отрекшегося от своих прав.
Какая ирония судьбы! Этот акт самонизложения монарха пришлось получать из его рук двум убежденным монархистам — Гучкову и Шульгину.
И они продолжали не верить, что революция совершилась, что в России нет и больше быть не может монарха» (Бубликов А.А. Русская революция. Впечатления и мысли очевидца и участника. Нью-Йорк, 1918. С. 27).
Д.Н.Дубенский записал в своем дневнике:
«Государь после 12 час. ночи ушел к себе в купе и оставался один. Генерал Рузский, Гучков, Шульгин и все остальные скоро покинули царский поезд, и мы не видели их больше.
После часа ночи депутатский поезд, т.е. собственно один вагон с паровозом, отбыл в Петроград. Небольшая кучка народа смотрела на этот отъезд. Дело было сделано — императора Николая II уже не было. Он передал престол Михаилу Александровичу.
Может быть, кто-либо искренно верил в благодетельные последствия этого переворота, но я, да и многие, очень многие, ожидали только гибели для нашей родины и видели впереди много горестных дней» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 62).
Великий князь Андрей Владимирович 14 июня 1917 г. в Кисловодске записал рассказ со слов генерала Н.В.Рузского: «К 9 ч. [утра 2 марта] был назначен доклад у Государя, но я получил приказание явиться на У2 часа позже.
К этому времени от генерала Эверта получен был ответ, в котором он ходатайствовал перед Государем об отречении.
Государь внимательно прочел мой разговор с Родзянко, телеграмму Эверта; в то время пришла телеграмма от Сахарова примерно такого же содержания. Государь внимательно читал, но ничего не отвечал. Подошло время завтрака, и Государь пригласил меня к столу, но я отпросился в штаб, принять утренний доклад и просмотреть накопившиеся за ночь телеграммы. К 2 часам приказано мне было вернуться. За это время пришла телеграмма от Сахарова, тоже с ходатайством об отречении. Кроме того, получены были известия о событиях в Петрограде, из коих ясно было, что на восстановление порядка рассчитывать уже невозможно. Весь гарнизон перешел во власть Временного правительства. Со всеми этими сведениями я прибыл к Государю. Он их внимательно читал. Тут прибыли телеграммы от Брусилова, Алексеева и великого князя Николая Николаевича. Последнюю телеграмму Государь прочел внимательно два раза и в третий раз пробежал. Потом обратился к нам и сказал:
— Я согласен на отречение, пойду и напишу телеграмму.
Это было 2 ч. 45 м. дня.
285


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Я должен добавить, — продолжал Рузский, — что я прибыл к Государю не один, а в сопровождении начальника штаба генерала Данилова и начальника снабжения генерала Саввича. Обоих я вызвал утром к себе и передал им ход событий и переговоров, не высказывая своего мнения. Я просил их ехать к Государю со мной, потому что мне было ясно, за эти оба дня, да и раньше я это чувствовал, что Государь мне не доверяет. Когда я прибыл в 2 ч. к Государю, я ему прямо сказал:
— Ваше Величество, я чувствую, что Вы мне не доверяете, позвольте привести сюда генералов Данилова и Саввича, и пусть они оба изложат свое личное мнение.
Государь согласился, и генерал Данилов в длинной речи изложил свое мнение, которое сводилось к тому, что для общего блага России Государю необходимо отречься от престола. Примерно то же, но короче сказал генерал Саввич. Таким образом, весь вопрос об отречении был решен от 2 до 2 ч. 45 м. дня, т.е. в 3Л часа времени, тогда как вопрос об ответственном министерстве накануне решался от 9 ч. вечера до 12,/г ночи.
Пока Государь писал телеграмму, комендант станции передал мне, что только что получена телеграмма из Петрограда с известием, что в Псков с экстренным поездом едут Гучков и Шульгин. В 3 ч. ровно Государь вернулся в вагон и передал мне телеграмму об отречении в пользу наследника.
Узнав, что едут в Псков Гучков и Шульгин, было решено телеграммы сейчас не посылать, а выждать их прибытия. Я предложил Государю лично сперва с ними переговорить, дабы выяснить, почему они едут, с какими намерениями и полномочиями. Государь с этим согласился, с чем меня и отпустил.
Было очень важно знать настроение столицы и соответствует ли решение Государя действительно мнению Думы и Временного правительства.
После этого я пошел в свой вагон и предупредил, что в случае необходимости я буду недалеко. Не прошло и !4 часа после моего ухода, как ко мне пришел один из флигель-адъютантов и попросил вернуть Государю телеграмму. Я ответил, что принесу лично, и пошел в царский поезд и застал Государя и графа Фредерикса. Начался общий разговор, но телеграмму у меня не взяли, да и вообще о ней не было разговора, и я до сих пор не понимаю, почему ее хотели взять назад, а когда я принес, то о ней как будто и забыли.
Я чувствовал, что Государь мне не доверяет и хочет вернуть телеграмму обратно, почему я прямо заявил:
— Ваше Величество, я чувствую, Вы мне не доверяете, но позвольте последнюю службу все же сослужить и переговорить до Вас с Гучковым и Шульгиным и выяснить общее положение.
На это Государь сказал: хорошо, пусть останется, как было решено. Я вернулся к себе в вагон с телеграммой в кармане и еще раз предупредил коменданта, чтоб, как только приедут Гучков и Шульгин, вести их прямо ко мне в вагон.
286


МАРТ 1917
Возвращаясь к себе в вагон, я зашел к Воейкову, где у меня произошел довольно крупный разговор, даже не разговор, а я ему просто наговорил кучу истин примерно такого содержания:
— Я почти ничем не обязан Государю, но Вы ему обязаны во всем, и только ему, и Вы должны были знать, а это Ваша обязанность была знать, что творилось в России. И теперь на Вас ляжет тяжелая ответственность перед родиной, что Вы допустили события, [и] прийти к такому роковому концу.
Он так на меня и вытаращил глаза, но ничего не ответил, и я ушел к себе в вагон немного отдохнуть, предупредив коменданта, чтобы Гучкова и Шульгина по приезде провести прямо ко мне. Мне хотелось узнать от них в чем дело, и если они вправду приехали с целью просить Государя об отречении, то сказать им, что это уже сделано. Хотелось мне спасти насколько возможно престиж Государя, чтобы не показалось им, что под давлением с их стороны Государь согласился на отречение, а принял его добровольно и до их приезда. Я это сказал и Государю и просил разрешения сперва их повидать, на что получил согласие. Не помню, в котором часу это было, кажется, около 7 ч. вечера, ко мне снова пришли от Государя — просить назад телеграмму. Я ответил, что принесу лично, и стал одеваться. Когда послышался шум приближающегося поезда, тут же прибежал комендант и сообщил, что Гучков и Шульгин прибыли и уже направлялись ко мне в вагон, когда их по дороге перехватили и потребовали к Государю. Я оделся и пошел в поезд Государя и застал тот момент, когда Гучков излагал ход событий в Петрограде. Все сидели в закусочном отделении вагона-столовой у стола против Государя — Гучков, опустивши глаза на стол, рядом Шульгин, около которого я и сел между ним и Государем, а по ту сторону сидел граф Фредерикс. В углу, как я потом заметил, кто-то сидел и писал.
Речь Гучкова длилась довольно долго. Он подробно все изложил и в заключение сказал, что единственным выходом из положения он считает отречение Государя в пользу наследника.
Здесь я сказал своему соседу Шульгину, что Государь уже решил этот вопрос, и с этими словами передал Его Величеству телеграмму об отречении, думая, что Государь развернет телеграмму (она была сложена пополам) и прочтет ее Гучкову и Шульгину. Каково было мое удивление, когда Государь взял телеграмму, спокойно сложил ее еще раз и спрятал в карман. После этого Государь обратился к членам Думы со следующими словами. Принимая во внимание благо Родины и желая ей процветания и силы, для доведения войны до победного конца он решил отречься от престола за себя и за Алексея:
— Вы знаете, — сказал Государь, — что он нуждается в серьезном уходе.
Все так и были огорошены совершенно неожиданным решением Государя. Гучков и Шульгин переглянулись удивленно между собой, и Гучков ответил, что такого решения они не ожидали, и просили разрешения обсудить вдвоем вопрос и перешли в соседнее столовое отделение. Государь удалился писать телеграмму. Вскоре я пошел к Гучкову и Шульгину и спросил их, к какому они пришли решению. Шульгин ответил, что они решительно
287


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
не знают, как поступить. На мой вопрос, как по основным законам, может ли Государь отрекаться за сына, — они оба не знали. Я им заметил — как это они едут по такому важному государственному вопросу и не захватили с собой ни тома основных законов, ни даже юриста. Шульгин ответил, что они вовсе не ожидали такого решения Государя. Потолковав немного, Гучков решил, что формула Государя приемлема, что теперь безразлично, имел ли Государь право или нет. С этим они вернулись к Государю, выразили согласие и получили от Государя уже подписанный манифест об отречении в пользу Михаила Александровича.
Разговоры затянулись почти до 12 ночи, а когда все стали расходиться, Гучков обратился к толпе у вагона со следующими словами: «Господа, успокойтесь, Государь дал больше, нежели мы желали».
Вот эти слова Гучкова остались для меня совершенно непонятными. Что он хотел сказать — "больше, нежели мы желали".
Ехали ли они с целью просить об ответственном министерстве или отречении — я так и не знаю. Никаких документов они с собой не привезли. Ни удостоверения, что они действуют по поручению Государственной думы, ни проекта об отречении. Решительно никаких документов я в их руках не видел. Если они ехали просить об отречении и получили его, то незачем Гучкову было говорить, что они получили больше, нежели ожидали. "Я думаю, — заключил Рузский, — что они оба на отречение не рассчитывали"».
«Закончив свой рассказ, который длился от 3 до 7 ч., Н.В.[Рузский] спросил меня, не знаю ли я, с чем ехали Гучков и Шульгин в Псков. Я всегда думал, что они взяли проект манифеста об отречении, так, по крайней мере, я помню, говорил Караулов. Меня тоже все так уверяли, но положительно подтверждаю, что оба никаких документов с собой не привезли. Между прочим, как Гучков, так и Шульгин приехали в замечательно грязном, нечесаном состоянии, и Шульгин извинился за это неряшливое состояние перед Государем, что они три дня провели в Думе не спавши. Я потом им говорил: "Что Вы грязные приехали, это полбеды, но беда в том, что Вы приехали, не зная законов".
Много еще говорил Н.В.[Рузский]. Постараюсь, по мере возможности, записать все по порядку, но все, что относилось к роковым событиям, записано, остальное относится к другим временам...» (ГА РФ. Ф. 650. On. 1. Д. 35. Л. 181—191).
18 	Как бы в унисон тяжелым переживаниям императора русский поэт С.С.Бехтеев на третий день «бескровной» русской революции написал стихотворение:
Николай II
В те дни, когда мы все так низко пали,
Везде мне грезится священный Образ Твой,
С глазами, полными божественной печали,
С лицом, исполненным небесной добротой.
288


МАРТ 1917
Предатели, рожденными рабами,
Свобода лживая не даст покоя вам,
Зальете Вы страну кровавыми ручьями,
И пламя побежит по вашим городам.
Не будет мира Вам в блудилище разврата,
Не будет клеветам и зависти конца;
Восстанет буйный брат на страждущего брата,
И меч поднимет сын на старого отца...
Пройдут века; но подлости народной С страниц Истории не вычеркнут года: —
Отказ Царя, прямой и благородный,
Позором нашим будет навсегда.
(Новое время. Белград, 1922. 21 мая. № 321; Бехтеев С.С. Песни русской скорби и слез. Белград, 1923.)
А.А.Бубликов позднее в своих воспоминаниях выражал удивление по поводу дальнейшей поездки Николая II в Ставку: «Что делал в это время царь? Царь, к великому моему удивлению, отправился из Пскова в Ставку. Как только я получил справку о назначении в Могилев для литерного поезда "А", в котором царь путешествовал по России, я немедленно же телеграфировал Гучкову, с согласия которого это, конечно, только и могло произойти, чтобы высказать ему свое недоумение и опасение, как бы царь в Ставке не вздумал организовать сопротивление. Но Гучков спокойно ответил: "Он совершенно безвреден".
И действительно, он совершенно добросовестно подчинился своей участи. Последнее его приказание было ген. Иванову, который пытался прорваться в Петербург с двумя эшелонами георгиевских кавалеров, — прекратить сопротивление и подчиниться новой власти.
Но все-таки разрешение уволенному в отставку царю свободно разъезжать по стране, направляться к войскам, среди которых могли оказаться и преданные ему, все это не могло не казаться странным с первого взгляда» (Бубл и ков А.А. Указ. соч. С. 47).
Марта 3го. Пятница
-11°.
[Написала письмо] № 6521.
0<льга> — 37,3°; Т<атьяна> —37,7°; Ал<ексей> — Ъ6°\ А<ня> —37,1°; Ан<астасия> — 38,5°.
[Были] Бенкенд<орф>, Апрак<син>, Танеев, Иза [Буксгевден]. Видела людей в течение всего дня, а также Хвощинский.
3 ч<аса>. 0<льга> — 37, Т/г0; Т<атьяна> — 37,7!/г°; Ан<астасия> — 37,3°.
289


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Павел [Александрович]2.
6ч<асов>. 0<льга> — Т<атьяна> — 38,7°; Ан<астасия> — 38°; Ал<ек- сей> —36,1°.
Слышала, что Н<ики> отрекся от престола, а также за Бэби3. Разговаривала по телефону с Н<иколаем>4 вСтавке, куда он только что прибыл.
2 ч<аса>. 0<льга> — 37,2°; Т<атьяна> — 38,2°; Ан<астасия> — 38,6°.
21А [часа] ночи. Ал<ексей> — 36,6°.
Ан<астасия> — 38,5°.
3 марта. Пятница
Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском5. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9/4 перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились6 — лишь бы так продолжалось дальше.
1 Императрица, не имея точных сведений о супруге, продолжала писать ему каждый день: «Любимый, душа души моей, мой крошка, — ах, как мое сердце обливается кровью за тебя! Схожу с ума, не зная совершенно ничего, кроме самых гнусных слухов, которые могут довести человека до безумия. Хотела бы знать, добрались ли до тебя сегодня двое юнцов, которых я отправила к тебе с письмами. Это письмо передаст тебе жена офицера. Ах, ради Бога, хоть строчку! Ничего не знаю о тебе, только раздирающие сердце слухи. Ты, без сомнения, слышишь то же самое.
Всего не скажешь в письме. Жив ли муж Нини [Воейковой]? Ох, наши четверо больных мучаются по-прежнему — только Мария на ногах, спокойна, но помощница моя худеет, не показывая всего, что чувствует.
Мы все держимся по-прежнему, каждый скрывает свою тревогу. Сердце разрывается от боли за тебя из-за твоего полного одиночества. Я боюсь писать много, так как не знаю, дойдет ли мое письмо, не будут ли они обыскивать ее на дороге — до такой степени все сошли с ума. Вечером я с Марией делаю свой обход по подвалам, чтобы повидать всех наших людей, — это очень ободряет. Тетя Ольга и Елена пришли справиться о новостях — очень мило с их стороны. В городе муж Даки (великий князь Кирилл Владимирович. — В.Х.) отвратительно себя ведет, хотя и притворяется, будто старается для монарха и родины. Ах, мой ангел, Бог над
290


МАРТ 1917
всеми — я живу только безграничной верой в него! Он — наше единственное упование. "Господь сам милует и спасет их" — на большой иконе.
У нас был чудный молебен и акафист перед иконою Божьей Матери, которую принесли в их зеленую спальню, где они все лежали, — это очень ободрило. Поручила их и тебя ее святому попечению. Потом ее пронесли через все комнаты и в комнату Коровы, где была в то время и я. Любовь моя, любовь! Все будет, все должно быть хорошо, я не колеблюсь в вере своей! Ах, мой милый ангел, я так люблю тебя, я всегда с тобою, ночью и днем! Я понимаю, что переживает теперь твое бедное сердце. Бог да смилуется и да ниспошлет тебе силу и мудрость! Он не оставит тебя! Он поможет, он вознаградит за эти безумные страдания и за разлуку в такое время, когда так нужно быть вместе! Вчера пришел пакет из Главной Квартиры с картами для тебя. Они хранятся у меня, а также список наград и производств от Беляева. Ах, когда же мы будем опять вместе? Теперь мы совершенно отрезаны и оторваны друг от друга. Может быть, их болезнь — спасение, его нельзя перевозить. Не беспокойся за него, мы все будем бороться за наше Красное Солнышко — мы все на своих местах. Полина чувствует себя хорошо и спокойно, хотя страдает неописуемо, живет тоже у нее в доме, как и родители Коровки. Жилик опять здоров и верный товарищ. Сиг заезжает, когда поездам дают ходить.
Они арестовали Цветущего (blooming) и его двух помощников, также Красную Шапку него помощника — того, который кланяется всегда до земли. Лизочка ведет себя хорошо. Ты понимаешь, я не могу писать, как следует, —- слишком много лежит на душе и на сердце. Семейство Benoiton целует без конца и страдает за дорогого отца. Лили и Корова шлют привет. Солнышко благословляет, молится, держится своей верой и ради своего мученика. Она ни во что не вмешивается, никого не видела из "тех" и никогда об этом не просила, так что не верь, если тебе что скажут. Теперь она только мать при больных детях. Не может ничего сделать из страха повредить, так как не имеет никаких известий от своего милого. Такая солнечная погода, ни облачка, — это значит: верь и надейся. Все кругом черно, как ночь, но Бог над всем. Мы не знаем путей его, ни того, как он поможет, но он услышит все молитвы. Я ничего не знаю о войне, живу отрезанная от мира. Постоянно новые, сводящие с ума известия — последнее, что отец отказался занимать то место, которое он занимал в течение 23 лет. Можно лишиться рассудка, но мы не лишимся; она будет верить в светлое будущее еще здесь, на земле, помни это. Только что был Павел [Александрович] — рассказал мне все. Я вполне понимаю твой поступок, о, мой герой! Я знаю, что ты не мог подписать противного тому, в чем ты клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства. Ты спас царство своего сына, и страну, и свою святую чистоту, и (Иуда Рузский) ты будешь коронован самим Богом на этой земле, в своей стране.
291


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Обнимаю тебя крепко и никогда не дам им коснуться твоей сияющей души. Целую, целую, целую, благословляю тебя и всегда понимаю тебя. Женушка» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 502—504. См.: Красный архив. 1923. № 4. С. 218—219; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 230—232).
Данное письмо не было отправлено 3 марта, а только на следующий день еще с одним посланием. Их привезла императору жена капитана л.-гв. Финляндского полка Головкина.
2 0 визите великого князя Павла Александровича во дворец упоми¬
налось в письме № 652 Александры Федоровны к Николаю II. Более подробно о событиях этого дня повествуется в воспоминаниях Пьера Жильяра: «К концу дня во дворце получилось известие об отречении Государя. Государыня отказывалась ему верить, считая это ложным слухом. Однако немного позднее великий князь Павел Александрович подтвердил это известие. Она все еще отказывалась верить ему, только когда великий князь сообщил ей подробности, Ее Величество сдалась, наконец, перед очевидностью. Государь отрекся от престола накануне вечером, во Пскове, в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича.
Отчаяние Государыни превзошло все, что можно себе представить. Но ее стойкое мужество не покинуло ее. Я увидел ее вечером у Алексея Николаевича. На ней лица не было, но она принудила себя, почти сверхчеловеческим усилием воли, прийти, по обыкновению, к детям, чтобы ничем не обеспокоить больных, которые ничего не знали о том, что случилось с отъезда Государя в Ставку.
Поздно ночью мы узнали, что великий князь Михаил Александрович отказался вступить на престол и что судьба России будет решена Учредительным собранием. На следующий день я вновь застал Государыню у Алексея Николаевича. Она была спокойна, но очень бледна. Она ужасно похудела и постарела за эти несколько дней» (Жил ьяр П. Указ. соч. С. 162—163).
Супруга великого князя Павла Александровича княгиня 0.В.Палей писала в своих воспоминаниях:
«В тот же день, 3 марта, в одиннадцать утра великий князь был у Государыни. Трудно поверить, но она ничего не знала об отречении. Никто из окружения не решился сказать ей. У детей, всех пятерых, была корь. Княжнам, двум старшим и младшей, стало получше, но Маша и Алеша находились в тяжелейшем состоянии. Павел тихонько подошел к Государыне и приник к руке долгим поцелуем, не в силах говорить. Сердце стучало молотом. Государыня выглядела скромно и просто, как сиделка. Безмятежность ее взгляда потрясла.
— Дорогая Алике, — сказал наконец великий князь, — я пришел побыть с тобою в эту трудную минуту.
Государыня посмотрела ему в глаза.
292


МАРТ 1917
— Ники жив? — спросила она.
— Жив, — поспешно сказал великий князь, — но мужайся. Ведь ты храбрая. Сегодня, третьего марта, в час ночи он отрекся от престола в пользу Михаила.
Государыня вздрогнула и опустила голову как бы в молитве. Потом выпрямилась.
— Если отрекся, — сказала она, — значит, так надо. Я верю в милость Божию. Господь нас не оставит.
Говорит, а у самой слезы ручьем.
— Не буду Государыней, — добавила она, грустно улыбнувшись, — буду сестрой милосердия. Пусть правит Миша. А я займусь госпиталем и детьми. И в Крым поедем отдохнем...
Великий князь пробыл с ней до обеда, часа полтора. Она хотела узнать подробности думского заседания. О великом князе (имеется в виду Кирилл Владимирович. — В.Х.), позавчера присягнувшем красным, сказала по-английски:
— And, what a horror.. .*
Павел вернулся домой на взводе, я успокаивала и ободряла его...
К шести вечера 3 марта командиры резервных войск, находившихся в Царском, собрались у нас с целью обсудить ситуацию после отречения от престола великого князя Михаила...
Офицеры, собравшиеся у великого князя на совет, понимали: рухни монархия, рухнет и армейская дисциплина. Уже многие части были на стороне мятежников. В Петрограде — Временное правительство. И офицеры рассудили, что ответят на призыв Государя. А Государь призывает принять новую власть, помогать ей во всем и стремиться к единой цели — "доведения войны во что бы то ни стало до победного конца"...
Вечером 3 марта великий князь Павел снова пришел к Государыне. Та была тиха, тверда, величественна и прекрасна как божий день. По всему, арест близился. Вокруг Александровского дворца — солдаты с белой повязкой на рукаве. Присланы распоряжением Временного правительства для, так сказать, безопасности. На самом же деле — чтобы не дать семье с помощью верных людей бежать. Государыня получила наконец известие: Государь вернулся в Могилев проститься с армией и повидаться с матерью, приехавшей для того в Могилев из Киева.
Выйдя от Государыни, великий князь остановился на ступеньках перед дворцом и обратился к толпе солдат.
— Братцы, — сказал он, — вы знаете, что царь наш батюшка отрекся от престола за себя и за сына в пользу брата своего и что тот отрекся тоже в пользу народа. И теперь во дворце, который вы сторожите, — ни царицы, ни царевича, а только мать с больными детьми. Так обещайте ж мне, бывшему своему командиру, беречь их как зеницу ока, не шуметь, не кричать, помнить, что дети очень еще больны. Обещаете?
* Какой ужас... (англ.)
293


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
— Обещаем, Ваше Императорское Высочество, обещаем, батюшка великий князь, спокоен будь! Ура!
И великий князь сел в автомобиль, вздохнув с облегчением» (Пале й 0. Указ. соч. С. 33—34,37,39—40).
3 	В ночь со 2 на 3 марта 1917 г. император Николай II подписал в Пскове акт об отречении от трона за себя и наследника Алексея в пользу своего брата великого князя Михаила Александровича, что являлось нарушением законодательства Российской империи о престолонаследии.
Камердинер императрицы А.А.Волков позднее писал в своих воспоминаниях: «Об отречении Государя стало известно во дворце из рассказов фельдъегеря, с которым генерал Алексеев, еще до отречения Государя, послал в Царское бумаги на его имя. Фельдъегерь передал бумаги мне и велел их хранить. Я доложил Государыне и просил ее распоряжения, так как положить бумаги в кабинет Государя, где никого нет, казалось неудобным. Государыня распорядилась сохранять бумаги в своем кабинете. На другой же день привезший бумаги фельдъегерь на словах передал об отречении Государя. Более точных сведений мы в то время не имели.
Спустя некоторое время во дворец приехал командир фельдъегерского корпуса и просил возвратить ему лично все привезенные из Ставки пакеты. Я доложил обо всем императрице. Государыня со слезами на глазах подтвердила известие об отречении и приказала возвратить бумаги полковнику. Больным детям об отречении Государя не сказали ничего» (Волков А.А. Указ. соч. С. 67).
Некоторые подробности этого дня в Александровском дворце Царского Села отражены в воспоминаниях Ю.А.Ден: «3 марта, когда мы с великой княжной Марией Николаевной пили кофе с молоком, к нам подсела Ее Величество. День был ужасный. Здоровье Их Высочеств ухудшилось: началось воспаление среднего уха, казалось, им уже не поправиться. Государыня пыталась немного поспать, устроившись на кушетке. Она испытывала мучительную боль в ногах, а состояние ее сердца подчас вызывало тревогу. Трапезы проходили в полном молчании, мне кусок в горло лез с трудом. В отчаянии я предложила отправить к императору аэроплан. Может быть, таким образом удастся установить, где он и что с ним? Ее Величество поддержала мое предложение и, вызвав генерала Ресина, попросила его тотчас же выслать на Ставку самолет. Он согласился, но погода была неблагоприятной. Казалось, даже природа восстала против нас. Поднялась метель, небо потемнело, из туч валил снег, в печных трубах дворца завывал ветер.
Около семи вечера во дворец прибыл великий князь Павел Александрович. Государыня была занята — она писала письма, чтобы передать их через офицеров Государю императору, но великого князя приняла не мешкая.
Их беседа состоялась в Красной гостиной. Мы с Марией Николаевной находились в соседнем кабинете, и время от времени до нас доносился
294


МАРТ 1917
громкий голос великого князя и возбужденные ответы Ее Величества. Мария Николаевна начала волноваться.
— Почему он кричит на мама? — спросила она. — Может быть, мне следует выяснить, в чем дело, Лили?
— Нет, нет, — возразила я. — Лучше останемся здесь и будем сидеть тихо.
— Тогда Вы оставайтесь, а я пойду к себе, — ответила великая княжна. — Не могу слышать, как мама волнуется.
Едва Мария Николаевна ушла из кабинета, как дверь открылась. Появилась Государыня. Лицо искажено страданием, в глазах слезы. Она не шла, а скорее спотыкалась. Я бросилась к ней, чтобы поддержать и проводить к письменному столу, расположенному в простенке между окнами. Взяв меня за руки, Ее Величество с мукой в голосе проронила:
— Abdiqu£!*
Я не могла поверить своим ушам и стала ждать, что скажет Государыня еще. Она говорила так, что трудно было разобрать ее слова. Наконец произнесла — и тоже по-французски:
— Бедный... совсем один там... Боже! Сколько он пережил! И меня нет рядом, чтобы его утешить.
— Ваше Величество, дорогая Государыня, мужайтесь.
Не обращая на меня внимания, Государыня повторяла:
— Боже мой, как это мучительно... Совсем один!
Я обняла Ее Величество за плечи, и мы стали медленно прохаживаться взад и вперед по длинной комнате. Наконец, опасаясь за рассудок Государыни, я воскликнула:
— Ваше Величество — во имя Господа — но ведь он жив!!!
— Да, Лили, — ответила она, словно окрыленная надеждой. — Да, Государь жив.
— Умоляю Вас, Ваше Величество, не падайте духом, не сдавайтесь, подумайте о Ваших детях и о Государе!
Императрица посмотрела на меня с чуть ли не страдальческим выражением лица.
— Но Вы, Лили, что скажете Вы?
— Ваше Величество, я люблю Вас больше всего на свете.
— Я это знаю, я вижу, Лили.
— Послушайте меня, Ваше Величество, напишите ему. Представьте себе, как он обрадуется Вашему письму.
Я подвела Государыню к письменному столу, и она опустилась в кресло.
— Пишите, дорогая моя, пишите, — твердила я.
Кротко, как дитя, она повиновалась мне, приговаривая при этом:
— Правда, Лили... как он будет рад.
Поняв, что могу оставить ее одну на несколько минут, я отправилась на поиски лейб-медика. Доктор Боткин дал мне успокоительного для Го¬
* Отрекся! (фр.)
295


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
сударыни. Но она не желала принимать лекарство, и лишь после того, как я проговорила: "Ради него, Ваше Величество!", — Государыня выпила микстуру.
Мое внимание привлекли громкие всхлипывания. В углу кабинета на корточках сидела великая княжна Мария Николаевна. У нее было такое же бледное, как и у ее матери, лицо. Она все слышала! В эту минуту вошел Волков, верный слуга, и дрожащим голосом объявил, что обед подан. Государыня встала, пытаясь взять себя в руки... Я последовала за ней. Она обернулась.
— А где Мари? — спросила Государыня.
Я вернулась в Красную гостиную. Мария Николаевна по-прежнему сидела, скорчившись, в углу. Она была так юна, так беспомощна и обижена, что мне захотелось утешить ее, как утешают малое дитя. Я опустилась рядом с ней на колени, и она склонила голову мне на плечо. Я поцеловала ее заплаканнре лицо.
— Душка моя, — проговорила я. — Не надо плакать. Своим горем Вы убьете мама. Подумайте о ней.
Услышав слова: "Подумайте о ней", — великая княжна вспомнила о своем долге перед родителями. Все и всегда должно отвечать их интересам.
— Ах, я совсем забыла, Лили. Конечно же, я должна подумать о мама, — ответила Мария Николаевна.
Мало-помалу рыдания утихли, к Ее Высочеству вернулось самообладание, и она вместе со мной отправилась к родительнице.
В тот вечер мы с Ее Величеством засиделись допоздна: перед этим она, как всегда, навестила великих княжон, стараясь при этом казаться внешне спокойной. Но оставшись со мной наедине, императрица дала волю своим чувствам. Государыня сообщила мне, что Его Величество отрекся в пользу цесаревича.
— Теперь моего мальчика отберуту меня, — убивалась она. — Говорят, что будет назначен регент. Что же мне делать?
Ее Величество вздрагивала от каждого шага, дрожала от одного только звука голоса... Ее неотступно преследовала единственная мысль: в любой момент могут прийти чужие люди и отобрать у нее сына!
— Ваше Величество, они ничего не предпримут до тех пор, пока не вернется Государь.
— Ну конечно же, они не посмеют. А он скоро к нам приедет, — сказала императрица. Затем, верная своей самоотверженной натуре, Государыня решила повидать графа Бенкендорфа.
— Я должна успокоить его, вселить в него мужество. Могу себе представить, каково ему приходится.
Беседа получилась волнующая... Не знаю, что именно произошло, но когда она вернулась, она плакала. "Le pauvre vieux!"* — повторяла, как бы про себя, императрица.
* Бедный старик! (фр.)
296


МАРТ 1917
В присутствии Ее Величества я не подавала и виду, насколько я полна самых тяжелых предчувствий, насколько близка к отчаянию. Я не разделяла ее оптимизма... Положение, в котором мы находились, было чревато непредсказуемыми последствиями, а ухудшающееся состояние здоровья великих княжон лишь усугубляло его. Единственное, на что мы надеялись, это на возвращение Государя. Во всяком случае, его присутствие даст нам какую-то моральную защиту! В ту ночь Мария Николаевна и я спали в Красной гостиной. Несколько часов мы лежали с открытыми глазами, обсуждая создавшуюся обстановку. Но нас утешало одно — Государь жив!» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 138—142).
4 В это время Николай II находился в Ставке в Могилеве, куда вернулся из Пскова после подписания акта об отречении.
5 А.А.Мордвинов повествовал: «Наступило утро 3 марта. Наш поезд, вышедший в три часа ночи из Пскова, уже двигался по направлению к Могилеву, в Ставку...
Государь и после отречения продолжал сохранять не только для нас, его любящих, но и для людей посторонних, равнодушных все то присущее ему величие, которое эти последние думали, что можно с него снять. Это и замечалось и чувствовалось мною как во время остановок на станциях, так и по приезде в Могилев и во время дальнейшего пребывания в Ставке.
Во время этого переезда все лица ближайшей свиты, находившиеся в поезде, решили сообща записать до малейших подробностей, чуть ли не по минутам, все то, что происходило за эти три дня, и Нарышкин записывал все подробно под нашу диктовку, хотел напечатать на пишущей машинке и дать это описание каждому из нас. Копии телеграмм главнокомандующих мы получили, наш общий дневник он переписать не успел.
Государь рано утром с дороги послал в Киев телеграмму своей матери, императрице Марии Федоровне, прося ее приехать на свидание в Могилев, а также телеграммы в Царское Село — Ее Величеству и в Петроград — великому князю Михаилу Александровичу, уведомлявшую о передаче ему престола.
Телеграмма эта, наверно, не дошла, так как, судя по воспоминаниям
В.Д.Набокова, великий князь "очень подчеркивал свою обиду, что брат его «навязал» ему престол, даже не спросив его согласия"...
Около четырех с половиной часов дня, когда поезд стал подходить к какой-то станции, скороход предупредил меня, что Его Величество собирается выйти на прогулку. Остановка была недолгая, всего несколько минут. Я вышел на рельсы с противоположной стороны от платформы. День был серый, ненастный, темнело. Была оттепель. Сильная грязь и нагроможденные поленницы дров оставляли очень мало места для прогулки. Государь уже успел спуститься из своего вагона и, увидя меня, направился в мою сторону. "А, и Вы, Мордвинов, вышли подышать свежим воздухом", — как-то особенно добро и вместе с тем, как мне показалось, необычайно грустно
297


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
сказал Государь и продолжал идти вперед. Я пошел рядом с ним. Мы были совершенно одни — все мои товарищи по свите оставались в вагоне. Ординарец, урядник конвоя, находился далеко.
Впервые за эти мучительные дни мне явилась неожиданная возможность остаться на несколько минут с глазу на глаз с Государем, олицетворявшим мне мою родину, с человеком, которого я так любил и за которого теперь так страдал...
Я чувствовал его душевное состояние, мне так хотелось его утешить, облегчить...
Государь шел также молча, задумавшись, уйдя глубоко в себя. Он был такой грустный, ему было так "не по себе"... Я посмотрел на него и вдруг заговорил, почти бессознательно и так глупо и путано, что до сих пор краснею, когда вспоминаю эти свои взволнованные "успокоения", оставшиеся в наказание у меня в памяти.
— Ничего, Ваше Величество, — сказал я. — Не волнуйтесь очень, ведь Вы не напрашивались на престол, а, наоборот, вашего предка в такое же подлое время приходилось долго упрашивать, и только уступая настойчивой воле народа, он, к счастью России, согласился нести этот тяжелый крест... Нынешняя воля народа, говорят, думает иначе... что ж, пускай попробуют, пускай управляются сами, если хотят. Насильно мил не будешь, только что из этого выйдет.
Государь приостановился.
— Уж и хороша эта воля народа! — вдруг с болью и непередаваемой горечью вырвалось у него. Чтобы скрыть свое волнение, он отвернулся и быстрее пошел вперед. Мы молча сделали еще круг.
— Ваше Величество, — начал опять я, — что же теперь будет, что Вы намерены делать?
— Я сам еще хорошо не знаю, — с печальным недоумением ответил Государь, — все так быстро повернулось... На фронт, даже защищать мою родину, мне вряд ли дадут теперь возможность поехать, о чем я раньше думал. Вероятно, буду жить совершенно частным человеком. Вот увижу свою матушку, переговорю с семьей. Думаю, что уедем в Ливадию. Для здоровья Алексея и больных дочерей это даже необходимо, или, может, в другое место, в Костромскую губернию, в нашу прежнюю вотчину.
— Ваше Величество, — с убеждением возразил я, — уезжайте возможно скорее за границу. При нынешних условиях даже в Крыму не житье.
— Нет, ни за что. Я не хотел бы уехать из России, я ее слишком люблю. За границей мне было бы слишком тяжело, да и дочери и Алексей еще больны.
— Что ж, что больны, — начал было я, но кто-то подошел и доложил, что время отправлять поезд, и мы вошли в вагон.
В Орше, куда уже под вечер прибыл наш поезд, к нам в купе вошел Базили — чиновник Министерства иностранных дел, заведовавший дипломатической канцелярией в Ставке. Он выехал к нам навстречу из Могилева по поручению генерала Алексеева с портфелем каких-то срочных бумаг
298


МАРТ 1917
для доклада Его Величеству в пути. Что это были за бумаги, я не помню, хотя Базили о них и упоминал: кажется, они касались уведомления союзников о случившемся» (Отречение Николая И... С. 117—120).
Д.Н.Дубенский записал в этот день: «Поздно ночью, в пятницу 3 марта, Государь отбыл из Пскова в Могилев. Путь Его Величества лежал через Остров, Двинск, Витебск, Оршу в Могилев, в Ставку.
От ярко освещенной, но пустынной платформы пассажирского вокзала Пскова отошли собственный Его Величества и свитский поезда. Только небольшая группа железнодорожных служащих, да несколько лиц в военной форме смотрели на отходящие поезда.
Переезд от Пскова до Могилева совершился спокойно, без малейших осложнений. На станциях почти не было публики...
На одной какой-то станции уже к вечеру наш "свитский" поезд остановился: я вышел из вагона и направился к вокзалу. Стояла тихая, чуть-чуть морозная погода. Платформа пуста, и на ней находились только жандармы, тщательно отдававшие честь. В самом вокзале, в зале первого класса, совершенно пустом, ко мне подошел какой-то человек, лет 40, по виду, одежде и разговору торговый человек или состоятельный крестьянин. Он поклонился, затем очень тихо спросил меня:
— Простите, позвольте узнать, неужели это Государя провезли?
Я ответил, что да, это проследовал Его Величество в Могилев в Ставку.
— Да ведь у нас здесь читали, что его отрешила Дума и теперь сама хочет управлять.
Я дал ему разъяснение, но он остался неудовлетворенным и с грустью сказал:
— Как же это так. Не спросясь народа, сразу царя русского, Помазанника Божия, и отменить и заменить новым.
И человек отошел от меня.
Я задумался над этими простыми, но ясными словами...
Днем 3 марта с пути Его Величество послал телеграмму Михаилу Александровичу уже как новому царю, в которой просил его простить, что принужден передать ему тяжелую ношу правления Россией, и желал брату своему успеха в этом трудном деле. Телеграмма простая, сердечная, и она так отражала Государя и всю его духовную жизнь. Нет ни малейшей рисовки, ни малейшей позы, а высказан только душевный порыв человека.
Эта телеграмма, может быть, объясняет в значительной степени то сравнительно спокойное отношение к событиям, которое замечалось у Государя последние два дня. Его Величество надеялся, что брат его, который принимает царство, при том сочувствии со стороны деятелей переворота, успокоит страну, а назначенный Государем Верховным главнокомандующим великий князь Николай Николаевич сбережет армию от революционного развала и война будет закончена победоносно. Государь, однако, понимал, что Михаил Александрович неопытен в государственных делах, но Его Величество знал, что брат предан России и любит родину и отдаст себя на служение ей.
299


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
В настроении Его Величества заметна перемена. Он по-прежнему хотя ровен, спокоен, но задумчив и сосредоточен. Видимо, он уходит в себя, молчит. Иногда с особой грустью смотрели его глаза, и в них, в этих особенных чистых, правдивых и красивых глазах, особенно грустный вопрос: как все это совершилось и сможет ли брат справиться с государством и имел ли он, законный царь, право передать ему Россию?..
Мы все, которые имели счастье знать ближе других царя, понимали, какого человека лишается Россия и какой от нее отходит Государь в такую тяжелую историческую эпоху великой войны...
К вечеру, когда уже стало темнеть, проехали Оршу — это преддверие Ставки. Шумная толпа, как всегда, наполняла грязную станцию в этом узловом пункте. Но на платформе около поезда было тихо, спокойно.
Около 9 часов Государь прибыл в Могилев. Поезд тихо подошел к "военной" длинной, пустынной, открытой платформе, к которой всегда прибывали царские поезда. Высокие электрические фонари ярко освещали небольшую группу лиц во главе с генералом Алексеевым, прибывшим встретить Его Величество.
Небольшой, с седыми усами, солдатской наружности, невзрачный генерал Алексеев вытянулся, отдал честь. К нему подошел Его Величество, протянул ему руку, поздоровался, что-то спросил и затем сел в автомобиль с графом Фредериксом и отправился к себе по пустынным, тихим улицам Могилева. Мы все проследовали за Его Величеством и разместились в своих обычных помещениях» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 62—66).
Следует отметить, что на обратном пути в Ставку в Могилев бывшим императором были получены две телеграммы. В них «командир III конного корпуса граф Келлер и командир гвардейского кавалерийского корпуса Хан Нахичеванский предлагали Государю себя и свои войска для подавления "мятежа"» (Мартынов Е.И. Указ. соч. С. 183).
Николай II не воспользовался этими предложениями и только поблагодарил генералов, очевидно, не желая давать повода к разжиганию Гражданской войны.
Сохранились воспоминания представителя Ставки генерал-майора, начальника управления военных сообщений Н.М.Тихменева о встрече бывшего императора Николая II в Могилеве: «К вечеру 3 марта Государь вернулся из Пскова в Могилев. Перед ген. Алексеевым встал вопрос — как же встретить Государя. Обычно при его приездах на вокзал собирались для встречи оставшиеся в Ставке лица свиты (таких почти никогда не бывало, ибо свита была очень немногочисленна и все лица свиты уезжали с Государем), великие князья и 6—7 человек старших генералов, с ген. Алексеевым во главе. Встретить Государя именно так, т.е. так, как будто бы ничего не случилось, казалось невозможным. Еще менее возможным было совсем его не встретить или встретить одному Алексееву. С присущими ген. Алексееву тактом и сердечной деликатностью он решил обставить встречу Государя так, чтобы хотя бы здесь, в бывшем своем штабе, не почувствовал он ослиного копыта. На встречу Государя были приглашены все генералы, штаб-
зоо


МАРТ 1917
офицеры и чиновники соответствующих рангов, т.е. около половины числа чинов Ставки — всего человек около полутораста. В предвечерние сумерки серого, холодного и мрачного мартовского дня собрались мы все в обширном павильоне, выстроенном на военной платформе могилевской станции, специально для приема царских и других парадных поездов. Разбились по кружкам и в ожидании поезда вели разговоры о печальных событиях дня. Так как я первый должен был узнать о приближении поезда, то я и держался ближе к Алексееву. Мы стояли группой в 5—6 человек — Алексеев, великие князья Борис Владимирович и Сергей Михайлович, я и еще один- два человека. Только что были получены известия об оставлении царской семьи, оставшейся в Царском Селе, частью Государева конвоя, о других печальных подробностях петроградских событий. Новости эти передавались из уст в уста и говорили о них и в нашем кружке. Алексеев больше грустно молчал; был молчалив и вел. кн. Борис Владимирович, зато вел. кн. Сергей Михайлович, с присущей ему злой иронией и остротой языка, называл все вещи настоящими именами. Сумерки сгущались. В дверях показался комендант станции и доложил мне, что царский поезд вышел со ст. Лотва — последний полустанок верстах в 6—7 от Могилева. Я доложил Алексееву, и все мы следом за ним вышли на платформу, где и выстроились длинной шеренгой по старшинству чинов. Я стоял шестым или седьмым справа и оказался почти против дверей царского вагона при остановке поезда.
Медленно подошел поезд и остановился у платформы. Из поезда, как всегда, выскочили два конвойных казака, подложили трапик к выходу из царского вагона и встали по обе стороны трапа. Из одного из соседних вагонов вышел дежурный флигель-адъютант — герцог Лейхтенбергский и медленно приблизился к вагону Государя. Это был первый человек из близких Государю лиц, которого мы увидели после отречения. Вся его походка, лицо, весь его вид являл выражение крайней подавленности и удру- чения. Мы ждали выхода Государя. На платформе была мертвая и какая-то напряженная тишина. Однако вместо Государя в двери вагона показался кто-то из дворцовой прислуги, быстро направился к ген. Алексееву и пригласил его в вагон. Алексеев вошел в вагон, пробыл там не более двух минут, вышел и стал на свое место.
Через несколько мгновений в двери вагона показался Государь и сошел на платформу. Он был одет в форму кубанских казаков — в этой форме ходил он и в последние дни пребывания своего в Ставке — в пальто, в большой бараньей папахе, сплюснутой спереди и сзади. Он очень сильно изменился за то время, что я его не видел. Лицо сильно похудело, было желто-серого цвета, кожа как-то обтянулась и обсохла на скулах; весь вид Государя был очень нервный. Однако через несколько мгновений он, видимо, овладел собой, улыбнулся своей всегдашней приветливой улыбкой и всем нам отдал честь, слегка поклонившись. В это же время к нему приблизились министр Двора генерал-адъютант граф Фредерикс и дворцовый комендант генерал-майор Воейков. Бедный старик Фредерикс, как всегда
301


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
тщательно одетый, выбритый и причесанный, казался совсем убитым, одряхлевшим и опустившимся. Воейков сохранял свой обычный вздернутый вид, но был явно растерян, и глаза его неуверенно бегали. Государь подошел к правому флангу нашей, жутко молчавшей, шеренги и начал обход, никому не подавая руки, но или говоря кое-кому по несколько приветливых слов, или большей частью, по своему обыкновению, молча задерживаясь перед каждым на несколько мгновений. Левей меня и рядом со мной стоял Свиты Его Величества генерал Петрово-Соловово, постоянно живший в Ставке. За несколько дней до революции он уехал по своим делам в Москву, откуда вернулся в Ставку накануне приезда Государя. Этот с хорошим университетским и общим образованием человек, губернский предводитель дворянства и богатый землевладелец, имел в своем лейб-гусарском мундире вид кутилы и беззаботного малого, каковым он, однако, вовсе не был, будучи человеком весьма деятельным, острым и умно находчивым на язык. Государь приветливо с ним поздоровался и сказал ему: "А, Вы вернулись''. Петрово-Соловово, как и все мы, подавленный и взволнованный этими минутами встречи Государя — отрекшегося Государя, — в ближайшей свите которого он был, и, видимо, в желании как-нибудь, что-нибудь сделать и чем-нибудь выразить Государю наполнявшие его чувства и горя, и сожаления, и любви к нему, — в ответ на полувопрос, полузаявление Государя, сразу быстро и много заговорил. Стал рассказывать о причинах своего пребывания в Москве, о болезни своей сестры и о подробностях этой болезни и пр., совершенно не замечая, что Государь все время порывается идти дальше. Воспользовавшись секундной паузой в речи генерала, Государь перебил его неопределенными словами, сказав нечто вроде: "Да, ну так, вот так", — и продолжал свой обход. Окончив обход, Государь на минуту зашел в вагон, вышел оттуда и направился к своему автомобилю, который подали ему непосредственно к вагону. Воспользовавшись этой минутой, я подошел к гр. Фредериксу, чтобы выяснить у него один мелочный вопрос. Все мы понимали, что чувство элементарного приличия заставляет нас думать о том, чтобы во время пребывания Государя в Ставке, — которого, как нам было ясно, будет очень кратковременным, постараться не нарушать тех мелочей сложившегося в Ставке повседневного обихода, которые касались личности Государя. Одна из этих мелочей заключалась в следующем. Мне, как высшему начальнику почтово-телеграфной части на театре военных действий (у меня в подчинении, в числе прочих, было несколько тысяч почтово-телеграфных чиновников), ежедневно приносили прямо с аппарата наклеенную на телеграфном бланке подлинную ленту агентских телеграмм. Эти депеши я непосредственно от себя сейчас же пересылал Воейкову, а он передавал их Государю, который их всегда внимательно и читал. Нарушать этого порядка я, по указанной выше причине, не хотел. С другой же стороны, агентские телеграммы в это время были полны такой безудержной и лакейской ругани, направленной лично против Государя и его Семьи, что я прямо не решался посылать их. За разрешением этого
302


МАРТ 1917
вопроса я и обратился к гр. Фредериксу: "Как же Вы думаете, Ваше Сиятельство, посылать депеши или лучше не посылать, — может быть, Государь и не вспомнит о них". Бедный старик, подавленный и удрученный, ничего не мог мне ответить: "Да, да — нельзя, не нужно, но и нельзя... Знаете, спросите Воейкова". Воейков на секунду задумался. "А не можете ли Вы их как-нибудь подцензуровывать сами, — спросил он меня, — ну, вырезать особенно плохие места". Я сказал, что это совершенно неосуществимо, просто технически. "Да, да. А он (т.е. Государь) непременно спросит", — сказал Воейков. "Знаете, присылайте по-прежнему. Все равно, что уж теперь, — махнул он рукой, — он все равно знает", т.е. знает, что его поносят. Я продолжал посылать эти депеши каждый день с новой болью и каждый раз с негодованием. Тени благородства была лишена наша революция. Не знаю, показывались ли эти депеши Государю.
Государь уехал во дворец. Разъехались, с тяжелым сердцем, и мы в места ни на секунду не прекращавшейся нашей службы — службы, которая со дня на день делалась все бесполезнее, ибо все виднее и виднее было, что никакой войны, с надеждой на успех, продолжать мы не можем» (Тихме- н е в Н.М. Указ. соч. С. 20—25).
В.Н.Воейков позднее писал о приезде Николая II в Ставку: «Третьего марта днем на одной из остановок по пути к Могилеву в императорский поезд вошел Базили, директор дипломатической канцелярии при штабе Верховного главнокомандующего. Командирован он был генерал-адъютантом Алексеевым под предлогом представления на утверждение Его Величеством проекта извещения наших союзников об отречении Государя императора от Престола, на самом же деле был послан от штаба разведчиком — для выяснения отношения Государя к чинам Ставки...
По прибытии на станцию Могилев Государь был встречен генерал-адъютантом Алексеевым с офицерским составом чинов как штаба, так и военных управлений, находившихся в Ставке Верховного главнокомандующего. Виду встречавших был весьма подавленный. Государь вышел из вагона, обнял генерала Алексеева, поздоровался с генералами и старшими чинами, а затем поехал в дом губернатора, где внешне все оставалось в том же виде, в каком находилось в день недавнего выезда Его Величества.
Штабные офицеры старались замаскировать деяния генерала Алексеева рассказами о том, как он на коленях умолял Его Величество даровать стране ответственное министерство, а также не покидать Ставки в такие тревожные дни. Когда я проверил эти слухи у Государя, он был очень удивлен и сказал, что об ответственном министерстве Алексеев с ним, действительно, говорил, но не стоял на коленях. Что же касается отъезда из Ставки, то такого совета Государь от Алексеева не слыхал...
В этот последний приезд Его Величества в Могилев никакой почты и никаких телеграмм Государю не подавали. Полковник, заведовавший отделом прессы штаба Верховного главнокомандующего, сказал мне, что будет присылать агентские телеграммы с тем, чтобы я давал возможность Государю быть в курсе происходивших событий. Исполнил он свое обещание только
зоз


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
раз: в тот же вечер я получил пять или шесть листов телеграмм, дававших сведения о полном хаосе, воцарившемся в столице» (Воейков В.Н. Указ. соч.С. 193—195).
Стоит отметить еще несколько важных фактов. Генерал А.И.Деникин позднее (со слов М.В.Алексеева) так описал переживания Николая II после отречения: «Поздно ночью поезд уносил отрекшегося императора в Могилев. Мертвая тишина, опущенные шторы и тяжкие, тяжкие думы. Никто никогда не узнает, какие чувства боролись в душе Николая II — отца, монарха и просто человека, когда в Могилеве при свидании с Алексеевым он, глядя на него усталыми, ласковыми глазами, нерешительно сказал:
— Я передумал. Прошу Вас послать эту телеграмму в Петроград.
На листке бумаги отчетливым почерком Государь писал собственноручно о своем согласии на вступление на престол сына своего Алексея...
Алексеев унес телеграмму и... не послал. Было слишком поздно: стране и армии объявили уже два манифеста.
Телеграмму эту Алексеев, "чтобы не смущать умы", никому не показывал, держал в своем бумажнике и передал мне в конце мая, оставляя верховное командование. Этот интересный для будущих биографов Николая II документ хранился затем в секретном пакете в генерал-квартирмейстер- ской части Ставки» (Деникин А.И. Указ. соч. С. 124).
На этот документальный факт обратили внимание многие исследователи. Так, военный историк Е.И.Мартынов одним из первых указывал, что «при существовавшей обстановке вопрос о порядке престолонаследия не имел никакого практического значения, но все-таки характерно, что Алексеев позволил себе скрыть от Временного правительства такой документ, которому оно придавало особую важность.
Объяснение, что телеграмма уже запоздала, не выдерживает критики: Государь передал ее Алексееву вечером 3 марта, а оба манифеста об отречении (Николая и Михаила) были опубликованы только на следующий день, утром 4 марта» (Мартынов Е.И. Указ. соч. С. 185).
Этот же факт подтверждает в своих воспоминаниях подполковник царской Ставки в Могилеве В.М.Пронин: «По приезде Государя в Ставку после отречения ген. Алексееву была передана телеграмма, заготовленная и подписанная Государем 2 марта на имя председателя Государственной думы об отречении от престола в пользу сына. Телеграмма эта по неизвестным причинам не была послана» (Пронин В.М. Последние дни царской Ставки (24 февраля — 8 марта 1917 г.) // Русское возрождение. Нью-Йорк; М.; Париж, 1991. № 55—56. С. 261).  66 	Фраза в дневнике императора была записана со слов генерала М.В.Алексеева, который получал информацию от М.В.Родзянко и князя Г.Е.Львова из Петрограда.
Княгиня Е.А.Нарышкина описала события, происходившие в этот день в Петрограде, в своем дневнике: «3/16 марта. Как и всегда, партию
304


МАРТ 1917
порядка и законности захлестывают революционеры и демагоги. Требуют республики. Анархия. На улицах насилия, много убитых. В домах грабежи. Дом Фредерикса сожгли, а его больную жену и дочь вывезли среди ночи. В Твери убит Бюнтинг. Убит и один из Вяземских (зять Сандры Шуваловой). Государь подписал отречение за себя и за сына. Царский поезд был остановлен в Пскове. Отчаяние!.. Говорила по телефону с Бенкендорфом. Императрица полна мужества и владеет собой. Рахлин меня покинул, примкнул к революционному движению. Протопопов сдался. Говорят, будто сделал гнусные показания на императрицу. Какая низость! Красавец С. (имеется в виду, очевидно, флигель-адъютант Саблин. — В.Х.) первый из Гвардейского Экипажа перешел на сторону революции» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 6 об.—7).
Март 4го. Суббота -11°.
[Написала письмо] № 6531.
9 	ч<асов>. Бенкендорф, Ресин, Рита [Хитрово], Ольга Колза- кова.
Завтракала с Лили [Ден] и Марией2.
0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 37,3!/20; А<пя> [Вырубова] — 37,9/4°; Ал<ексей> — 36°; Ан<астасия> — 36,6°.
3 ч<аса>. 0<льга> —37°; Т<атьяна> — 37,6°; А<ня> [Вырубова] - 38,6°.
Ресин, Черемшанский, Марков3.
4 [часа]. Разговаривала с Н<иколаем> по телефону4.
6 [часов]. 0<льга> —
9 	ч<асов>. 0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 37,1°; Ан<астасия> — 38,9°.
Ан<я> [Вырубова]5  * — 37,2°.
Бенкендорф.
4 	марта. Суббота
Спал хорошо. В 10 ч. пришел добрый Алек. Затем пошел к докладу6. К 12 час. поехал на платформу встретить дорогую Мама,
прибывшую из Киева. Повез ее к себе и завтракал с нею и на¬
шими. Долго сидели и разговаривали7. Сегодня наконец полу¬
чил две телеграммы от дорогой Алике8. Погулял. Погода была
отвратительная — холод и метель. После чая принял Алексеева и Фредерикса. К 8 час. поехал к обеду к Мама9 и просидел с нею до 11 ч.
305


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
1 	Данное письмо императрица Александра Федоровна послала супругу в Ставку с оказией. Она писала в нем:
«Дорогой, любимый, сокровище!
Эта дама едет сегодня, вчера она не уехала. Таким образом, я могу написать еще. Каким облегчением и радостью было услышать твой милый голос, только слышно было очень плохо, да и подслушивают теперь все разговоры! И твоя милая телеграмма сегодня утром — я телеграфировала тебе вчера вечером около 9!4 и сегодня утром до часу. Бэби перегнулся через кровать и просит передать тебе поцелуй. Все четверо лежат в Зеленой комнате в темноте. Мария и я пишем, почти ничего не видно, так как занавески спущены. Только этим утром я прочла манифест и потом другой, Мишин. Люди вне себя от отчаянья — они обожают моего ангела. Среди войск начинается движение. Не бойся за Солнышко, она не двинется, она не существует. Но впереди я чувствую и предвижу светлое сияние солнца. Мужем Даки (имеется в виду супруг великой княгини Виктории Федоровны великий князь Кирилл Владимирович. — В.Х.) я крайне возмущена. Арестовывают людей направо и налево, — конечно, офицеров. Бог знает что делается — здесь стрелки выбирают себе командиров и держат себя с ними омерзительно, не отдают чести, курят прямо в лицо офицерам. Не хочу писать всего, что делается, — так это отвратительно. Н.П.[Саблин] арестован в [Гвардейском] Экипаже, в городе! Моряки приходят забирать других. Больные наверху и внизу не знают ничего о твоем решении — боюсь сказать им, да пока и не нужно. Лили [Ден] была ангелом-хранителем и помогает сохранять твердость, мы ни разу не теряли присутствия духа. Любимый мой, ангел дорогой, боюсь думать, что выносишь ты, это сводит меня с ума! О, Боже! Конечно, он воздаст сторицей за все твои страдания. Не надо больше писать об этом, невозможно! Как унизили тебя, послав этих двух скотов! (Имеются в виду Гучков и Шульгин. — В.Х.) Я не знала, кто это был, до тех пор, пока ты не сказал сам. Я чувствую, что армия восстанет...
Революция в Германии! В<ильгельм> убит, сын ранен. Во всем видно масонское движение. Теперь уАн<астасии> темп<ература> 38,6, и пятна выступают все больше. У Ольги плеврит, у Коровы тоже. У Т<атьяны> уши лучше. Солнечный Луч чувствует себя лучше, весел. Как мне хотелось бы, чтоб они были вокруг тебя, но сейчас они не могут двинуться, и я сомневаюсь, чтобы когда-нибудь нас куда бы то ни было отпустили. Гиббс видел Эмму [Бенкендорф], Нини [Воейкову] и их мать в одной комнате офицерского госпиталя (английского). Их квартира совершенно уничтожена огнем; старуха очень больна. Красная Шапка (В.Б.Фредерикс. — В.Х.) все еще в заключении. Я с тобой, любовь моя, — обожаю моя, — обожаю тебя. Целую и обнимаю так нежно и страстно! Храни и благослови тебя Господь ныне и вовеки! Найди кого-нибудь, чтобы передать хоть строчку — есть у тебя какие-нибудь планы теперь?
Бог с небес пошлет помощь, наступает новая крестопоклонная. Обнимаю тебя крепко, крепко. Твоя
Женушка.
306


МАРТ 1917
Только сегодня утром мы узнали, что все передано М<ише>, и Бэби теперь в безопасности — какое облегчение!» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1151. Л. 505—-506 об.; Красный архив. 1923. № 4. С. 220—-221; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 233—234).
2 	Ю.А.Ден впоследствии вспоминала:
«Во время обычного обхода больных дочерей Государыня сообщила нам, что первым ее желанием было встретиться со всеми, кто находится во дворце, и, по возможности, успокоить их. Графиня Гендрикова, преданная Государыне фрейлина, которая была в отъезде, чтобы навестить больную родственницу, узнав об отречении Государя, тотчас же вернулась в Царское. Встреча ее с императрицей была чрезвычайно трогательной. Сначала ни одна из них не произнесла ни слова, но затем графиня, обычно очень сдержанная дама, горько зарыдала. Утро было печальным. Около полудня Ее Величество послала за мной.
— Лили, — проговорила она. — Дума времени не теряет. Господин Родзянко уведомил меня, что мы должны готовиться к отъезду. Он заявил, что нам следует встретиться с императором где-то в пути. Но мы не можем никуда ехать: куда мы денемся с больными детьми? Я разговаривала с врачами, и они говорят, что это роковым образом скажется на их здоровье! Я сказала об этом Родзянке. Позднее он приедет и сообщит решение Думы.
Родзянко и его коллеги прибыли в назначенный срок. Их тотчас же провели к Государыне.
— Решение Думы остается неизменным, — лаконично произнес Родзянко.
— Но мои дети... мои дочери... — растерянно проговорила императрица.
— Когда дом горит, самое лучшее — покинуть его, — проговорил Родзянко с сардонической улыбкой.
Делать было нечего. Мы оказались во власти узурпаторов и тотчас стали готовиться к отъезду. Государыня поинтересовалась, не хочу ли я сопровождать ее семью. Я попросила разрешить мне это.
— Я не в силах расстаться с Вами, Ваше Величество, — сказала я.
Мы попытались связаться по телефону с некоторыми из наших друзей, но все было напрасно. Наконец испуганным голосом телефонная барышня прошептала:
— Я не могу Вас соединить. Телефон не в наших руках. Умоляю, не говорите ничего. Я сама позвоню Вам, когда это будет безопасно.
Во второй половине дня лакей сообщил, что какой-то офицер одного из туземных полков просит Ее Величество принять его.
Поскольку Государыне нездоровилось, она поручила мне встретиться с этим офицером, и я направилась в четвертое крыло дворца, где ждал приема офицер. Проходя по длинным коридорам, я услышала чьи-то грубые голоса. У дверей одного из салонов я застыла в ужасе: солдаты Своднопехотного полка меняли караул. Но смена караула уже не была той тор¬
307


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
жественной церемонией, какой она была еще совсем недавно! Когда в салон вошла новая группа солдат, они буквально кинулись в объятия своих товарищей, восклицая при этом: "Поздравляем новоиспеченных граждан свободной страны".
Обойдя стороной "новоиспеченных граждан", я встретила корнета Крымского полка Маркова, которому объяснила причину, по которой пришла вместо Государыни. Бедный мальчик был ранен, он едва стоял на ногах, но дух его был несгибаем.
— Мадам, — проговорил он. — Я пробивался сквозь толпы черни ради того, чтобы увидеть Государыню императрицу и заверить ее в своей преданности. Эти убийцы хотели сорвать с меня погоны с ее инициалами. Я им заявил, что их вручила мне Ее Величество императрица и только она, и никто другой, вправе лишить их меня. Наконец-то я добрался сюда... Умоляю Вас, попросите Ее Императорское Величество разрешить мне остаться рядом с нею. Я готов даже мыть посуду. Я буду выполнять любую работу, только позвольте мне остаться!
Я обещала Маркову передать его слова Государыне. Возвращаясь, слышала смех и пение солдатни. Расстроенная и возмущенная их отвратительным поведением, я сообщила о нем Ее Величеству.
— Несчастные, — ответила она, — но это не их вина, а тех, кто их обманывает.
Она пошла навстречу просьбе бедного Маркова и велела мне встретиться с генералом Ресиным, чтобы тот включил молодого офицера в свою часть.
Как мне представляется, большинство людей, оказавшихся в положении императрицы, которой нужно было спешно уезжать, стали бы упаковывать свои драгоценности. Но драгоценности всегда были для Государыни второстепенной деталью. Главные ее сокровища относились к области чувств и воспоминаний. Наблюдая за тем, как она собирает свои любимые книги и фотографии, я подумала, что и в эту минуту, как всегда, Государыня прежде всего оставалась женщиной, а уже потом императрицей. И мысль о том, что ей придется оставить этот дом, с которым у нее связано столько счастливых минут, должно быть, была для нее мучительна. Она превратила дворец в уютное жилище, здесь у нее на глазах росли ее прекрасные дочери и обожаемый сын. И здесь ей придется испить горькую чашу унижений и страданий.
Разбирая свои сокровища, Государыня увидела одну фотографию и, очевидно, по ассоциации, вспомнила о Петрограде. Она попросила меня позвонить князю Ратиеву, коменданту Зимнего дворца, и заверить его, что она мысленно со всеми ними. К счастью, мне удалось выполнить просьбу императрицы. Князь сам снял трубку.
— От всей души благодарю Ее Императорское Величество. Мы пока живы, но толпы окружают дворец, — сообщил комендант.
После обеда мы отправились к Их Высочествам, а затем в Лиловый будуар. От Государя по-прежнему не было никаких известий. Ходило множест¬
308


МАРТ 1917
во слухов. Упорно утверждали, что он вернулся на Ставку» (Д е н Ю. Указ, соч. С. 142—145).
3 	В дневнике перечисляются фамилии офицеров, посетивших в этот день императрицу Александру Федоровну. Одним из них был корнет С.В.Марков, который позднее вспоминал:
«Минут через десять посыльный вернулся и пригласил меня следовать за ним. Мы спустились в огромный подвал и пошли по бесконечным коридорам. Как подвал, так и коридоры были полны солдат Сводного полка, которые частью сидели, частью спали на соломе, обильно покрывшей пол. Это был гарнизон дворца. Наконец мы поднялись наверх. Мы прошли через бесчисленное количество зал и гостиных. Повсюду благоухали живые цветы. На постах стояли еще солдаты Сводного полка. Дойдя до первого подъезда, мы поднялись наверх и очутились в длинном белоснежном коридоре. Это была так называемая "детская" половина дворца. Камер-лакей провел меня в небольшую комнату, в конце коридора налево. Комната, куда я вошел, была, по-видимому, одной из тех, где занимался и играл наследник. Она была разделена белыми деревянными перегородками на три части. В маленькой передней стояли игрушки, по левую руку была дверь, которая вела в небольшое помещение, где стояла большая кукольная мебель, нечто вроде гостиной в миниатюре. На двери висела бумажка, на которой было написано: "Вход без разрешения Ольги и Татьяны воспрещается".
В большей половине комнаты стоял стол, на котором лежали французские и английские журналы, акварельные краски и ножницы. По-видимому, наследник раскрашивал и вырезал из них картинки. На стене висело аккуратно написанное расписание уроков. В первой строчке перечислялись все имена: Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Алексей, а ниже для каждого имени было составлено расписание. Большой белый стол, шкаф и стулья завершали скромную обстановку этой комнаты. Мой беглый осмотр прервал приход Государыни. Ее Величество милостиво протянула мне руку и поздоровалась со мной с чисто материнской нежностью. Слова приготовленного мною рапорта застыли у меня на губах.
— Здравствуйте, милый маленький Марков! — послышались мне первые слова Государыни.
Я машинально опустился на колено и благоговейно поцеловал протянутую руку. Движением руки императрица подняла меня. Она была все в том же белом халате, ее чудные глаза еще более впали от бессонных ночей и тревог и выражали невыносимые муки, и величием веяло от этой высокой царственной фигуры!..
— Сердечно тронута и благодарна Вам за Ваш смелый и благородный поступок. Очень благодарна Вам за то, что Вы пришли ко мне и не оставили меня в этот тяжелый, ужасный день! Этого Вашего шага я никогда не забуду... Господь нам поможет, быть может, наступят лучшие времена... сегодняшнего дня я никогда не забуду, Вы можете всегда ко мне обращаться,
309


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
и я сделаю для Вас все возможное!.. Я очень хотела, чтобы Вы остались при мне, но это, к большому сожалению, невозможно. Солдаты избрали себе нового командира вместо генерала Ресина, полковника Лазарева, и неизвестно, как они к Вам отнесутся. Мне это очень тяжело Вам говорить. .. Я знаю и понимаю, как это для Вас тяжко, но... теперь многое не от нас зависит... Теперь время настало такое тяжелое...
Грустная и едва заметная усмешка скользнула по ее губам.
— Вензеля же мои я Вас прошу снять, потому что мне больно будет, если их сорвет у вас какой-нибудь пьяный солдат на улице! Я верю, что Вы будете продолжать носить их в своем сердце! Передайте полку и всем офицерам это мое желание, а также мою искреннюю благодарность за верную службу!.. Скажите им, что их старый шеф шлет им свой сердечный привет!.. А Вы не волнуйтесь и не беспокойтесь... Господь не без милости! Бог даст, все еще будет хорошо! Помните, что мы не можем отвечать за завтрашний день и что не все еще потеряно!..
Я еле стоял на ногах, во мне все клокотало, и глаза застилались, как туманом.
— А где же Его Величество и что с ним? — хрипло вырвалось у меня сквозь душившие меня рыдания.
— Его Величество приедет скоро сюда... Они его не пускают... Боятся, что вместе мы будем сильнее!.. Мне так тяжело за него. Нам так нужно было бы быть теперь вместе... Еще раз спасибо вам сердечное за все! Всего хорошего, и не забывайте своего старого Шефа!..
Я снова встал на колено и порывисто поцеловал протянутую мне руку. Когда я вставал, Государыня осенила меня широким русским крестом» (Марков С.В. Указ. соч. С. 93,95—97).
4 Императрица Александра Федоровна имела непродолжительный разговор с супругом по телефону со Ставкой (Могилев).
5 В своих воспоминаниях А.А.Вырубова описала, как она узнала об отречении императора:
«О предполагаемом отъезде императрица пришла сказать мне вечером, она советовалась с доктором Боткиным, как перевезти меня в поезд; врачи были против поездки. Мы все-таки приготовились ехать, но ехать не пришлось.
Во время этих тяжких переживаний пришло известие об отречении Государя. Я не могла быть с Государыней в эту ужасную минуту и увидела ее только на следующее утро. Лили Ден рассказывала мне, как великий князь Павел Александрович приехал с этим страшным известием и как после разговора с ним императрица, убитая горем, вернулась к себе и г-жа Ден кинулась ее поддержать, так как она чуть не упала. Опираясь на письменный стол, Государыня повторяла: "abdique" (Лили не говорила тогда по-английски). "Мой бедный, дорогой, страдает совсем один... Боже, как он должен страдать!" Все сердце и душа Государыни были с ее супругом; она опасалась
зю


МАРТ 1917
за его жизнь и боялась, что отнимут у нее сына. Вся надежда ее была на скорое возвращение Государя: она посылала ему телеграмму за телеграммой, умоляя его вернуться как можно скорее. Но телеграммы эти возвращались ей с телеграфа с надписью синим карандашом, что "место пребывания адресата неизвестно". Но и эта дерзость не поколебала ее душевного равновесия. Войдя ко мне, она с грустной улыбкой показала мне телеграмму, но, посмотрев на меня, пришла в раздражение, что я, узнав об отречении Государя от моих родителей, обливалась слезами, раздражалась не тем, что я плакала, а тем, что родители не исполнили ее волю, так как накануне она просила их не говорить об этом, думая сама подготовить меня. Но, оставшись одна, императрица ужасно плакала. "Мама убивалась, — говорила Мария Николаевна, — и я тоже плакала; но после ради мамы я старалась улыбаться за чаем".
Никогда я не видела и, вероятно, никогда не увижу подобной нравственной выдержки, как у Ее Величества и ее детей. "Ты знаешь, Аня, с отречением Государя все кончено для России, — сказала Государыня, — но мы не должны винить ни русский народ, ни солдат: они не виноваты"» (Фрейлина Ее Величества... С. 200—201).
6 	А.А.Мордвинов позднее в своих воспоминаниях писал о событиях этого дня:
«Утром в субботу, 4 марта, после бессонной, кошмарной ночи, в которой на этот раз опасения за судьбу своей семьи играли немалую роль, я отправился, как всегда, в губернаторский дом к утреннему чаю.
Государь был уже в столовой, немного бледный, но приветливый, наружно спокойный, как всегда. От Его Величества мы узнали, что в этот день прибывает в Могилев вдовствующая Государыня Мария Федоровна и что приезд ожидается перед завтраком около 12 часов дня...
В описываемый день я был дежурным при Его Императорском Величестве. Государь сейчас же после чая направился, как и до отречения, в штаб, к генералу Алексееву. Сопровождал я один. Дворцового коменданта на этот раз не было. За те несколько шагов, которые приходилось сделать от губернаторского дома до помещения генерал-квартирмейстерской части, я успел только спросить у Государя, нет ли известий из Царского Села, и Его Величество ответил, что, к сожалению, не имеет, но что все же надеется получить, так как и сам послал телеграмму.
Государь, встреченный, как и всегда, на площадке лестницы генералом Алексеевым, прошел к нему, а я остался в соседнем помещении, ожидая обратного выхода». (Отречение Николая II... С. 122—123).
Д.Н.Дубенский записал в этот день: «В субботу, 4 марта, после утреннего чая в начале 10-го часа Государь прошел, своим обычным порядком, в генерал-квартирмейстерскую часть (дом рядом с дворцом) для принятия доклада генерала Алексеева о положении на фронтах.
Об 	этом последнем докладе Его Величеству мне сообщил генерал Клембовский, присутствовавший на нем вместе с генералом Лукомским по
311


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
службе. Государь, как я сказал, в начале десятого часа пришел в генерал- квартирмейстерскую часть и занял свое обычное место за столом, где ежедневно происходили эти доклады. Спокойно, внимательно слушал Государь Алексеева, который в начале волновался, спешил и только через несколько минут под влиянием вопросов Его Величества, замечаний и указаний стал докладывать, как всегда. Государь припоминал фронт поразительно точно, указывая на части войск, фамилии начальников и характерные особенности того или другого места боевой линии. А ведь она тянулась чуть ли не на три тысячи верст.
"Я не мог оторвать от царя глаз", — говорил Клембовский, этот сдержанный и холодный человек. "Сколько должно было быть силы воли у Государя, чтобы полтора часа слушать последний раз доклад о великой войне. Ведь Государь, нечего скрывать, относился к боевым операциям не только сознательно, но он ими руководил и давал определенные указания Михаилу Васильевичу. И все это оборвать, кончить, помимо своей воли, отлично понимая, что от этого наверно дела наши пойдут хуже. Я даже задавал себе вопрос: что это, равнодушие или ясно сознанная необходимость порядком кончить свою роль перед своим штабом? Только перед тем, как оставить всех нас, Государь как будто заволновался и голосом более тихим, чем всегда, и более сердечным сказал, что ему тяжело расставаться с нами и грустно последний раз быть на докладе, но, видно, воля Божия сильнее моей воли. Хочется верить, что Россия останется победительницей и все жертвы, понесенные ею, не пропадут... Затем Государь пожал нам всем руки и быстро вышел в сопровождении генерала Алексеева. "Вот так и состоялся этот исторический последний доклад императору Николаю II от его начальника штаба", — закончил генерал Клембовский» (Дубенский Д.Н. Указ. соч.
С. 	70—71).
7 4 марта к бывшему императору в Могилев из Киева приехали вдовству¬
ющая императрица Мария Федоровна и великий князь Александр Михайлович. «Друг Сандро» позднее писал в своих воспоминаниях о свидании с Николаем II в Ставке после его отречения: «Я должен был одеться, чтобы пойти к Марии Федоровне и разбить сердце матери вестью об отречении сына. Мы заказали поезд в Ставку, так как тем временем получили известие, что Ники было дано "разрешение" вернуться в Ставку, чтобы проститься со своим штабом.
По приезде в Могилев поезд наш поставили на "императорском пути", откуда Государь обычно отправлялся в столицу. Через минуту к станции подъехал мотор Ники. Он медленно прошел по платформе, поздоровался с двумя казаками конвоя, стоявшими у входа в вагон его матери, и вошел.
Он был бледен, но ничто другое в его внешности не говорило, что он был автором этого ужасного манифеста. Он оставался наедине с матерью в течение двух часов. Вдовствующая императрица никогда мне потом не рассказывала, о чем они говорили. Когда меня вызвали к ним, Мария Федо¬
312


МАРТ 1917
ровна сидела и плакала навзрыд, он же неподвижно стоял, глядя себе под ноги, и, конечно, курил.
Мы обнялись. Я не знал, что ему сказать. Его спокойствие свидетельствовало о том, что он твердо верил в правильность принятого им решения, хотя и упрекал своего брата Михаила Александровича за то, что он своим отречением оставил Россию без императора.
— Миша не должен был этого делать, — наставительно закончил он. — Удивляюсь, кто дал ему такой странный совет.
Это замечание, исходившее от человека, который только что отдал шестую часть вселенной горсточке недисциплинированных солдат и бастующих рабочих, лишило меня дара речи. После неловкой паузы он стал объяснять причины своего решения. Главные из них были: 1) желание избежать в России гражданского междоусобия, 2) желание удержать армию в стороне от политики, чтобы она могла продолжать делать общее с союзниками дело, 3) вера в то, что Временное правительство будет править Россией более успешно, чем он.
Ни один из этих доводов не казался мне убедительным...
Он показал мне пачку телеграмм, полученных от главнокомандующих разными фронтами в ответ на его запрос. За исключением генерала Гурко, все они, и между ними генералы Брусилов, Алексеев и Рузский, советовали Государю немедленно отречься от Престола. Он никогда не был высокого мнения об этих военачальниках и оставил без внимания их предательство. Но вот в глубине пакета он нашел еще одну телеграмму с советом немедленно отречься, и она была подписана великим князем Николаем Николаевичем.
— Даже он! — сказал Ники, и впервые его голос дрогнул» (Великий князь Александр М и ха й л о в и ч. Книга воспоминаний. С. 227—228).
Позднее А.А.Мордвинов в своих воспоминаниях рассказал о встрече вдовствующей императрицы Марии Федоровны: «Через несколько минут показался поезд, остановившийся на месте обычной остановки императорских поездов. Государь вошел в вагон и скоро вышел оттуда вместе с Ее Величеством.
Обойдя всех присутствующих, Их Величества прошли в деревянный пустой сарай, находившийся напротив остановки поезда, где и оставались очень долго.
С Государыней прибыли только великий князь Александр Михайлович, живший также в Киеве, и ее свита: графиня Менгден, князь Шервашидзе и князь Долгорукий...
Был сильный морозный ветер. Чтобы согреться, мы вошли в сколоченную из досок пристройку к бараку, где топилось подобие печки.
Вскоре Их Величества вышли из барака — Государыня со своею приветливо-доброй улыбкою, Государь также наружно совершенно спокойный и ровный.
Все разместились по автомобилям и поехали в губернаторский дом к завтраку. Я ехал вместе с Шервашидзе и графиней Менгден. Мои спут¬
313


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ники сообщили, что у них в Киеве было совершенно спокойно, и удивлялись, что улицы Могилева ничего не говорили о совершившемся перевороте.
Я не помню, как прошел этот завтрак, не менее мучительный, чем предыдущие. Все эти восемь дней марта я ничего не мог есть и, будучи физически здоров, не чувствовал голода.
Встав из-за стола, Государь и императрица удалились в комнату Государя и долго оставались наедине, и лишь около четырех часов дня Государыня уехала к себе в поезд, в котором и оставалась до 9 марта» (Отречение Николая II... С. 124—126).
Д.Н.Дубенский встречу Николая II с матерью описал следующим образом: «Стояла ветреная, свежая погода. На военную платформу часам к 3 дня прибыли Его Величество, вся свита Государя, великие князья Александр и Сергей Михайловичи, генерал Алексеев со старшими чинами своего штаба.
Около 20 минут пришлось прождать прибытия поезда императрицы- матери. Государь опять в Кубанской казачьей форме ходил с дежурным флигель-адъютантом герцогом Лейхтенбергским, держась довольно далеко от всех отдельных лиц.
Среди свиты и штабных шли разговоры, что будто бы в гарнизоне Ставки между нижними чинами начались брожения, были митинги и вынесено заявление, переданное генералу Алексееву, что солдаты требуют удаления из Могилева графа Фредерикса и дворцового коменданта генерала Воейкова. Солдаты будто не доверяют этим лицам, и если их желание не будет немедленно исполнено, то волнение может угрожать и Его Величеству. Генерал Алексеев доложил уже о сем Государю и с разрешения Его Величества передал министру Двора графу Фредериксу и генералу Воейкову указания, что они должны ныне же оставить Ставку. Сообщение это всех очень удивило и многих возмутило. Ясно, что басне, сплетне сразу придали значение и поспешили удовлетворить наглое требование заволновавшихся солдат. Генерал Алексеев отлично знал, что и граф Фредерикс, и генерал Воейков неповинны, однако не посмел отказать солдатам, генерал Алексеев превосходно понимал, что, удаляя принудительно министра Двора и дворцового коменданта из Ставки, он тем самым оскорблял Его Величество и как бы подтверждал вздорные слухи о предательстве и измене России этих ближайших лиц Государя.
Наконец опоздавший поезд подошел к платформе. К вагону, где находилась императрица Мария Федоровна, подошел Государь. Навстречу ему вышла царица-мать; они обнялись и трижды поцеловались, затем несколько минут беседовали между собою. Потом Государыня обошла великих князей, свиту, разговаривая и приветливо улыбаясь. Императрица была бодра и имела свой обычный дорогой всем русским добрый, ласковый вид. После этого Государь и императрица-мать прошли в стоявший здесь на платформе какой-то маленький, случайный сарайчик и оставались там, беседуя друг с другом с глазу на глаз, с четверть часа.
314


МАРТ 1917
Помню, все находившиеся при этой встрече царицы-матери с оставившим престол сыном ее императором Николаем II были поражены той выдержкой, при которой произошло это первое между ними свидание после того, как совершился величайший в истории России акт — результат страшной революции во время небывалой мировой войны.
Долго никто не говорил, боялись как будто нарушить своим голосом серьезность встречи. Помню, особняком держался генерал Алексеев, около него никого не было. Он был смущен и взволнован.
По выходе из сарайчика Государь и императрица-мать сели в автомобиль и проследовали в дом, где жил Его Величество, и долго там оставались наедине друг с другом. Затем к вечеру Государь отправился с матушкой своей в ее поезд, откуда вернулся к себе только к ночи» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 71—72).
В дневниках императрицы Марии Федоровны, которые она вела на датском языке, мы имеем сегодня возможность прочитать следующую запись от 4 марта 1917 г.: «Спала плохо, хотя постель была удобная. Слишком много волнений. В 12 часов прибыла в Ставку, в Могилев, в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание! Мы отправились вместе в его дом, где был накрыт обед вместе со всеми. Там также были Фредерикс, Сергей Михайлович, Сандро, который приехал со мной, Граббе, Кира, Долгоруков, Воейков, А.Лейхтенбергский, Ежов и доктор Федоров. После обеда бедный Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять ситуацию с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию, затем — чтобы спасти страну — предложил образовать новое правительство и Ники (невероятно!) — отречься от престола в пользу своего сына. Но Ники, естественно, не мог расстаться с сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он наконец сдался и подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величественен в этом ужасно унизительном положении. Меня как будто оглушили. Я ничего не могу понять! Возвратилась в 4 часа, разговаривали с Граббе. Он был в отчаянии и плакал. Ники пришел в 8 часов ко мне на ужин. Также был Мордвинов. Бедняга Ники открыл мне свое бедное кровоточащее сердце, и мы оба плакали. Он оставался до 11 часов...» (Дневники императрицы Марии Федоровны. 1914—1920,1923 годы. М., 2005. С. 175—176).
Если судить по дневниковым записям княгини Е.А.Нарышкиной, то по Петрограду продолжали ходить самые невероятные слухи: «4/17 марта. Тоска невыразимая. Рвусь в Царское [Село], — а ехать нет никакой возможности. Арестовали бедного старика Горемыкина и увезли на открытом грузовике, — он заболел. Государь не поехал ни в Ставку, ни в Царское; говорят, его увезли в Ливадию. Императрица Мария Федоровна должна была встретиться с ним в Могилеве и ехать вместе с ним дальше. В церквах за них больше не молятся. Все это ужасно печально. Неблагодарность со всех сторон» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7).
315


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
8 	Император Николай II направил в Царское Село в 10 ч. 5 мин. следующую телеграмму: «Ее Величеству. Спасибо, душка. Наконец получил твою телеграмму этой ночью. Отчаянье проходит. Благослови вас всех Господь. Нежно люблю. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 219; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 233).
Позднее Николай II послал в 18 ч. 40 мин. еще одну телеграмму: «Ее Величеству. Сердечное спасибо за телеграмму. Матушка приехала на два дня, так уютно, мило, обедаем с нею в поезде. Опять снежная буря. В мыслях и молитвах с вами. Ники» (Там же. С. 234).
В этот же день генерал В.И.Гурко написал Николаю II письмо следующего содержания:
«Ваше Императорское Величество Всемилостивейший Государь.
В столь тяжелые дни, которые переживает вся Россия и которые всего болезненнее не могут не отразиться на Вас, Государь, позвольте мне, движимому душевным влечением, обратиться к Вам с настоящими строками.
Я надеюсь, что в этом Вы усмотрите лишь потребность сказать Вам, в какой мере я и, уверен, многие миллионы верных сынов России болезненно восприняли высоко-великодушный поступок Вашего Величества, когда Вы, влекомые чувством желания блага и целости России, предпочли принять на себя все последствия и наибольшую тягость разворачивавшихся событий, нежели ввергнуть страну во все ужасы длительной междоусобной брани или — что еще хуже — возможности хотя бы временного торжества вражеского оружия. Поступок, за который история и благодарная память народная в свое время воздаст Вам, Государь, должное. Сознание, что в такую минуту Вы, не колеблясь, решились на акт величайшего самопожертвования ради целости и блага Вашей страны, коей, по примеру Ваших венценосных предков, Вы всегда были первым и наиболее верным слугой и радетелем, да послужит Вам, Государь, достойной наградой за принесенную на алтарь Отечества неизмеримую жертву. Я не нахожу слов, чтобы выразить мое преклонение перед величием совершенного Вами государственного подвига, перед величием принесенной Вами за себя и за Вашего наследника — жертвы. Я вполне понимаю, что Вы не решились отдать для государственного служения Вашего единственного сына, которому через три с половиною года суждено было бы принять в свои еще слишком юные руки бразды правления. Тем более что мало надежды, что к тому времени жизнь России войдет в ровное и спокойное течение. Но пути Всевышнего неисповедимы, и не Он ли Вами руководил, не сохраняете ли Вы Вашему сыну возможность более правильного и неспешного воспитания до более зрелых лет и более обширного изучения государственных наук и более полного познания людей и жизни. Дабы к тому времени, когда после ряда лет бурного проявления государственной жизни, нарушенной недавними событиями, взоры всех благомыслящих людей в России, вне сомнения, обратятся на него как на надежду России, чтобы он во всеоружии приобретенных познаний и жизненного опыта мог бы быть призван к принятию своего законного наследия на благо, счастье и величие России.
316


МАРТ 1917
Но, даже не заглядывая в столь сравнительно отдаленное будущее, нельзя не предвидеть и той возможности, когда страна и народ после горького опыта, пережитых внутренних волнений — времени шатания, государственного неустроения и форм правления, до которых исторически и социально народ русский еще далеко не развился, — страна и народ вновь обратятся к своему законному Государю и помазаннику Божию, ожидая и прося у него нового, быть может, еще большего, государственного и личного подвига.
Прошлая история народов нас учит, что в этом нет ничего невозможного, а исключительность тех условий, при которых произошел государственный переворот в столице, и то обстоятельство, что для большинства народа это было такою же неожиданностью, как и для армии, связанной близостью врага внешнего, дают основание предполагать, что это весьма вероятно.
Возможность этого, однако, невольно заставляет думать о тех событиях, которые ныне происходят в столице. Тогда как Временное правительство объявило и проводит в жизнь полную амнистию всем политическим заключенным — оно одновременно заключает в тюрьмы Ваших бывших верных слуг, которые если в чем-либо в глазах нового правительства и погрешили, то, во всяком случае, действовали в пределах существовавших и существующих законов. Такой поступок является к тому же нарушением как раз той свободы, которую выставляют на своем знамени люди, захватившие власть.
Но есть и другая сторона всего этого. Если предвидеть возможность проявления желания страны вернуться к законному порядку, то надо, чтобы те, которые составят ядро, могущее сплотить вокруг себя людей, которые дорожат не минутной властью, а лишь стремятся к правильному развитию и постепенному эволюционированию русского народа, не были бы остановлены воспоминанием, что в годину временного крушения их идеалов не было достигнуто, хотя бы чрезвычайными мерами, спасение личной свободы, а быть может, и жизни тех, большинство которых в свое время верою и правдою служили своей Родине и Царю, руководствуясь хотя, быть может, и устарелыми, но все же законно действовавшими законами.
Позволяю себе, Государь, обратить Ваше внимание на это обстоятельство потому, что среди громадности тех событий, которые столь быстро надвинулись на Вас, Вы легко могли упустить из виду всю важность такого шага — шага, который в будущем может иметь неисчислимые последствия и для Вас, Государь, и Вашей Династии, и для будущей судьбы России.
Памятуя Ваше всегда благосклонное ко мне отношение, за те немногие месяцы, что я волею Вашею был призван быть Вашим ближайшим помощником в деле Верховного Главнокомандования, я льщу себя надеждою, что Вы столь же благосклонно примете излияние души, наболевшей за эти грозные дни жизни России, и будете верить, что мною руководило лишь чувство преданности Русскому Венценосцу, преемственно воспринятой от моих предков, всегда имевших мужество и честность в тяжелые дни государственной жизни России выражать своим Государям свое откровенное мнение и неподдельную правду.
317


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ-!! И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Примите же, Государь, мои искренние пожелания увидеть Вам более светлые дни, которые одновременно должны быть и порой новой зари обновленной в пережитых испытаниях России, и чувства безграничной преданности Вашего, Государь, верноподданного Василия Гурко, г. Луцк» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2104. Л. 1—4 об.).
9 	Об этом читаем в воспоминаниях А.А.Мордвинова: «После чая Государь сообщил мне, что поедет обедать к своей матушке в поезд и проведет с нею и вечер. Мы выехали из губернаторского дома около семи часов вечера. До вокзала было не более десяти минут. Кроме меня, Государя никто не сопровождал, даже запасного автомобиля, следовавшего по обыкновению сзади, на этот раз не было. Мы ехали совершенно частными людьми. На улицах было пустынно и тихо. То же волнение, как и во время вчерашней прогулки, охватило меня и теперь, но еще с большею силой.
Так хотелось опять высказать сердцем многое и так опять не хватало для этого ни мысли, ни слов. Государь тоже был, видимо, подавлен и, вероятно, чувствовал и мое состояние. Он был бледен, и я невольно заметил, как много он успел похудеть за эти дни. Мы ехали некоторое время молча.
— Ваше Величество, — начал опять первым я, — нет ли известий из Царского? Когда Вы думаете поехать туда?
— Я еще не знаю, — ответил Государь, — думаю, что скоро. — Он задумался и вдруг спросил: — Что обо всем говорят, Мордвинов?
— Ваше Величество, — ответил опять бестолково, волнуясь, я, — мы все так удручены, так встревожены... для нас это такое невыносимое горе... мы все еще не можем прийти в себя. Для нас все так непонятно и чересчур уж поспешно... а в Ставке, как я слышал, особенно не понимают, отчего Вы отреклись в пользу брата, а не законного наследника, Алексея Николаевича; говорят, что это совсем уже не по закону и может вызвать новые волнения.
Государь еще глубже задумался, еще глубже ушел в себя, и, не сказав больше ни слова, мы вскоре доехали до вокзала...
Государь прошел в последнее большое отделение вагона, где находилась императрица, а я остался в коридоре, выжидая указаний о нашем обратном отъезде.
Его Величество скоро открыл дверь и сказал мне: "Мордвинов, матушка Вас приглашает к обеду. Я потом Вам скажу, когда поедем обратно", — и снова закрыл дверь. Через вагон великого князя Александра Михайловича, где находился и бывший в Ставке великий князь Сергей Михайлович, я прошел в вагон князя Шервашидзе и графини Менгден, а затем, после недолгого разговора с ними, мы прошли в столовую, куда вскоре вошли и Их Величества.
Государыня Мария Федоровна была по виду почти такая же, какою я привык ее видеть и в обычные дни ее жизни, и с доброй и приветливой улыбкой поздоровалась со мною. Но, зная ее хорошо, я чувствовал, каким нечеловеческим усилием были эти наружное спокойствие и выдержка. Мое
318


МАРТ 1917
место за столом приходилось напротив Их Величеств, а моей соседкой была графиня Менгден. Во время этого долгого обеда я силился поддерживать с нею обычный разговор. Она отвечала мне спокойно, как вспоминаю, оживленно, и я был несказанно поражен, когда уже в конце обеда Шервашидзе наклонился ко мне и, указывая на графиню глазами, шепнул: "Знаете, что она только что получила известие, что ее старшего брата убили солдаты". Этим изумительным самообладанием, которое мне, кроме императрицы-матери, среди женщин еще ни разу не приходилось встречать, графиня Менгден восхитила меня и в дальнейшие дни, когда по улицам Могилева уже были развешаны красные тряпки и бродила вызывающая и уже разнузданная толпа. Графиня Менгден ни за что не хотела внять нашим настояниям и, решительно отказываясь от сопутствования, с презрительной, но спокойной улыбкой отправилась в одиночестве гулять по возбужденному городу.
Государь после обеда еще долго оставался наедине с матерью. Великий князь Александр Михайлович с великим князем Сергеем Михайловичем разговаривали у себя в вагоне, а я сидел у Шервашидзе в купе вместе с ним и с князем Сергеем Долгоруким... Выяснилось лишь, что Ее Величество решила остаться в Могилеве до конца пребывания Государя в Ставке.
...Очень поздно вечером мы вернулись с Его Величеством домой. Государь, как мне показалось по дороге, был немного более спокоен и очень заботливо отзывался о поездке Фредерикса и Воейкова.
Я проводил Его Величество до верху и вернулся к себе, не заходя в столовую, где остальные еще сидели за чаем» (Отречение Николая II...
С. 	126—128).
Стоит отметить, что периодическая печать продолжала комментировать произошедшие события. Так, например, газета «Русское Слово» 4 марта 1917 г. поместила сообщение:
«В Царском Селе
Бывшая царица Александра Федоровна продолжает находиться в царскосельском дворце при своих детях.
При Александре Федоровне с момента присоединения царскосельского гарнизона к народу находились начальник сводного батальона Ресин, граф Замойский и 14 офицеров Гвардейского Экипажа.
Кода разыгрались события, Александра Федоровна не верила в их трагический характер.
В известие об отречении она не поверила и кричала в истерике: "Этого быть не может. Это было бы безумие. Никогда не поверю".
Она потребовала, чтобы ее соединили с Псковом по телефону.
Видимо, по телефону царь не дал ей категорического ответа, потому что и после разговора она продолжала твердить одно и то же, что не верит в происшедшее.
Но скоро ей пришлось поверить...
Вчера, в час дня, последние офицеры простились с ней, ибо их пребывание грозило осложнениями для тех, кого они охраняли» (Русское Слово. 1917 г. 4 марта).
319


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Март 5го. Воскрес<енье>
0<льга> — 36,2°; Т<атьяна> — 37,3°; Ан<астасия> — 38,9°; Ал<ек- сей> — 36,9°.
Аня [Вырубова] — 36,8°. Апраксин и Иза [Буксгевден]. Бенкендорф.
Кушали вместе с М<арией> и Лили [Ден]1.
Аня [Вырубова].
6 ч<асов>. 0<льга> — 37Д°; Т<атьяна> — 37,8°; Ан<астасия> — 38,9°; Ал<ексей> — 36,5°. Зборовский2.
Т<емпература>: 0<льга> — 37,3°; Т<атьяна> — 37,7°; Ан<аста- сия> —39,8°.
Иза [Буксгевден].
1/4 [часа]. Павел3, Гучков. Ген<ерал> Корнилов4.
Бенкенд<орф>, Апраксин.
5 марта. Воскресенье
Ночью сильно дуло. День был ясный, морозный. В 10 ч. поехал к обедне5. Мама приехала позже. Она завтракала и оставалась у меня до 3Уа. Погулял в садике6. После чая принял Н.И.Иванова, вернувшегося из командировки. Он побывал в Царском Селе и видел Алике7. Простился с бедным гр<афом> Фредерикс<ом> и Воейковым8, присутствие которых почему-то раздражает всех здесь; они уехали в его имение [в] Пензен<ской> губ. В 8 час. поехал к Мама к обеду.
1 События этого дня в Царском Селе позднее нашли отражение в воспо¬
минаниях Ю.А.Ден: «Воскресение, 5 марта не принесло нам новых надежд. Государыня распорядилась, чтобы был совершен молебен, и в комнаты, где лежали больные дети, принесли чудотворную икону из Знаменки. Крестный ход, в голове которого несли икону, прошествовал по всему дворцу. К нему
присоединилась и Государыня. Рассматривая чудный образ Божией Матери с Младенцем Христом, я заметила то же самое выражение глаз у Богоматери, какое неоднократно видела в глазах Государыни, — Веры, Надежды
и Трагедии!
Странное зрелище представляла собой эта торжественная немноголюдная процессия в некогда великолепном почти опустевшем дворце. Бла¬
говонный дым ладана поднимался к небесам. Золотом и лазурью сверкнули ризы Божией Матери, когда икону проносили мимо окна. Над буйством мятежа возвышался символ Креста. Мне показалось, что это был последний
призыв к Богу, который, как нам говорят, — Бог Любви и Милосердия.
Государыне захотелось, чтобы чудотворную икону внесли в комнату Вырубовой, поэтому процессия повернула в ту сторону, где лежала больная Анна Александровна. Там, как обычно, царили суета и многолюдье, которые
320


Николай II с цесаревичем Алексеем в Действующей армии. 1916
В Ставке. П.Жильяр, В. Н. Воейков, цесаревич Алексей, С. И. Гиббс, П. В. Петров. 1916


Императрица Александра Федоровна со своими подругами А.А.Вырубовой (слева) и Ю.А.Ден (справа)
Icl.Hil
№ППЩ
тшш
в»1
ШайМНикшшн
Императрица Александра Федоровна с дочерьми Ольгой и Татьяной.
1916


Царские дети после перенесенной кори.
Слева направо: Анастасия, Ольга, Алексей, Мария, Татьяна. Царское Село, 1917
Один из последних караулов у Зимнего дворца. Петроград, февраль 1917


Н. В. Рузский
А. Е. Эверт
М. В.Алексеев
А. А. Брусилов
Генералы, поддержавшие во время Февральской революции смещение Николая II и приход к власти Временного правительства


Председатель Государственной думы М. В. Родзянко
Члены Временного комитета Государственной думы
В. 	В. Шульгин и А. И. Гуч ков, предложившие Николаю II от имени Временного комитета отказаться от власти в пользу сына Алексея
Николай II накануне отречения от престола


А - L
/y'foO >^t/l^
^ ^O...
^^/// ^ Я^Ксг' . . __ ..„A^hO. P^hP^A/fhA^A /y-C
/А&7ъ4* 0A* я-аЛ />у^У1(fifar* __^ги>... /п^-fh^h
/J С?
£b-y> /У7ъ/ртг^ и^Л l^^ryyO^ . Ур7 i
7 '*rt*<7 — /^>
c*?'y * 9-
*C~H
7 . Рт^/^гръ~*ъ
У
fa ytyy /1 yb 4 —
/РУЪ'ИГ' PCO Л^*~с cr/yvUn
У/Уо м/Фъ A^io tbf А^лЛ * &^>-yo SrA A> c*p y-rfa? J; 2 fa
// // Л у ^ ,
(^uxJ'fp/ У А <фЛуЛП facA ^A l+^afat* -
/Г ^ /o'yy p^tA
0 fb/fafifatsfat S/фЛ ; /~cA JcA /у»У Ууь^Л. 7o-»-<?
/p H+*U( ^9? V /? ^
/^-c? (Жрэ СГ7С*>>Л /fa
t r f* p </*
^A f^r**7bJ> £~( /t^QL-' Э-^ътЭ'ТтпЛ /Ну-^З^гЛ , *// /^O
А/У^-^^А/У/Ь /r^pL& X//j c
$*Ъу1*>л<Л /^/4 fa<^yyfo 2y>?C*fa
H ^ <И, /С^о/уп - у e^o Ayl Л~*/1 ^
A*4* А* Я+4А H-~uA /j^o j Ar*<- a >^y£> ~4Ф^ФСУА+А
/ Jp / л </* '/, .
6<У>^«> % * //t %фР\ суЪ pp"0 A">t i/У */£--■ A^*A
/fa^/ (A<2>i Аут~/> S^oC^c^c ~ч/$
л fa~& a^giaA
y/i
^y**4*л
yA
о *л</\> Мурь £ Jr*-*, _
/, ас? £*г~^
Vf
Гб
Страница из дневника Николая II в день отречения


Начальнику Штаба.
В* дни великой борьбы съ внешним* врагом*,стремящимся почти то* года поработить ноту оодину,Господу Богу угодно било ниспослать Рагс1и новое тяжкое испытан!е.Начатш1яся "HVTPeHHi* неполны* *оляея1* гровят* бедственно отравиться на дальнейшем* неден!и упорной войны.Судьба pocrlи,честь геройской нашей аом!и,благо народа,все будущее дорогого нашего Отечества требуют* доведен!* войны во что бы то ни стало до побЪднаго конца.Жесток!й враг* напрягает* послЪд- н!я силы и уже блмвокъ час*,когда доблестная арк!я наша совместно со славными напаши сотниками сможет* окончательно сломить врага.В* эти решительные дни в* кивни Росс!и, почли МЫ долгом* сов*стг~Ъблегчнть народу НАШЕМУ тесное единен!е и сплочен!е вс*хъ сил* народных* для скорейшего достижен1я победы и, в* соглас1и с* Государственною Думою, привнали МЫ ва благо отречься от* Престола Государства Рос- с!йскаго и сложить с* СЕБЯ Верховную власть.Не желая работаться с* любимым* Gihou* НАШЙМЬ#МЫ передаем* иасл*д!е НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Княаю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем* Его на иступлен!е на Престол* Государства Росс1йскаго.Заповедуем* Брату НАШЕМУ править делами государственными в* полном* и ненарушимом* единен!* съ представителями народа в* иаконодательныхъ учрежден!яхъ,на тЪхъ началах*,кои будут* ими уставовлены,принеся в* том* ненарушимую присягу.Во имя горячо любимой родины прививаем* всех* верных* сынов* Отечества къ исполнен!» своего святого долга перед* Нжм*/повиновей!ем* Царю в* тяжелую минуту всенародных* испытан!Я и помочь ЕМУ,вместе съ представителями народа,вывести Государство Росс!Яское на путь победы,
Г.Пекоьъ. благоденств!я и славы.Да поможет* Господь Бог* Poccii.
2У-Марта /Гчас. мин.1917 г.
Последний манифест


Николай II и цесаревич Алексей на уборке снега в парке Александровского дворца. Март 1917


Заседание Временного правительства в Мариинском дворце.
Слева направо: товарищ министра внутренних дел Д.М. Щепкин, управляющий делами правительства В.Д.Набоков, министр народного просвещения А.А.Мануйлов, государственный контролер И.В.Годнее, министр финансов М.И.Терещенко, министр юстиции А.Ф.Керенский, председатель Совета министров и министр внутренних дел князь Г. Е.Львов, министр иностранных дел П.Н.Милюков, министр путей сообщения Н.В.Некрасов, министр земледелия А.И.Шингарев, министр торговли и промышленности А.И.Коновалов
Революционные солдаты Петроградского гарнизона и рабочие у здания Государственной думы (Таврический дворец). 28 февраля 1917


Печать
Временного правительства


Рухнувшее самодержавие


Приказъ № 1.
1 	марта 1!М7 гола.
ho глрнндиму Псф01рл:С'Лго Округа- вс!л4* седамдч* г.:’; *'% apvln, эрпмл<р1и и ф/oia для исчсллсклаго м томит о kcho.ucimj, а p~uosnu* Пстрот рада для спЬд title.
Conti* Рабочих* я Солдатских* Депутатов* постановил*: -
I) Но ectx* роых*. батальонах*, полках*. парках к Оллред**, а'кадрсиах* и отлип пых* службах* рламагорода военных* управлений к из судах* cooihjio флота мемелло-ю пибрлт* комитеты на* выборных* представителен • !> нижних* чнноьь вышеуказанных* оОии- сьнх* частей. , *
п< tan* воинских* частях*, которые сше не выбрал* сво- их* ор^Дстдзи^слсЛ о* СоаЬт* Иабочнх* Депутате**, набран* но Одм^чу jyfcieianHic.ixi от* рог*, к ого рым* к схииса с* пмгьмсилмчи yTocioerpciiiiiHH в* зл-aitie Государств .мной Дуни къ 10 чаешь утра,
2-и> с$го март*
**т 3) Во cctxb стояч* политических* выступлениях* воинская
часть подчиняет#* Сенату Рабочих* N Солдатских* Депутатов* н Своим* комитета*:*,
4> Приказы поелпоЛ xontecJn Госул^рственяей Лумы едЪлуст* исполнить только в* rlx* случаях*, когда они нс ттротаорЬчат* приказам* и постанов/кн’."** Coatta Рабочих* и Солдат. Депутатов**
6J Вгнкаго рода opyaele. как* то nitiiiO£k;i, пулеметы, броинро* егчлше автомобили и прочес доданы imoaitfbcti в* рссг2орилснгн н под* контролем* ропплк и батхисчтих* комитетов!. si ни вь косм* случай иг выдавайся офицерам*, даже но и\* требовании*.
6) В* строю и при отправлен»* служебных* обязанностей солдаты доданы собдимагь строжайшую воинскую дисциплину, по впК службы м строя, г* своей политической, общегражданской и часто* лизни солдаты пи в* sen* не могут* Сыть умалены в* itx* правах** коими пользуются вс* граждане.
В* частности. Bcian^iile го фронт* и обязательное отданк нити Birt службы отменяется.
/) Рлгным* образом* отменяется 1нтуло?зг!е офицеров*: вгше преяосходи»ел1С!по. 6ixropo.:lc и т. n„ и aavtnsscic* обрлшсн1е**: господин* генерал*, господин* полковник* и т, д.
Грубое обрзиасиЧ с* солдатами всяких* соии'кизс* чипов* и. я* частности. обрашек1е к* ним* на им*, вослрешдетс» и о всяком* на- рушси!н сего, равно как* и о иг*х* иедорзэум1ии.х* мгдау офицерами и солдатами, послйлнк обязаны доводит* до cuVjtnis роп;ых* комитетов*.
НастоятП* приват* прочесть во в*Ъч* ротагк баталюнатц цо.тувгк жипвлах*. батареях* и прочих* строевых* н нестроевых* коатаю*'w
Пирогрвдеки Совьть га^ешх* « Селитt* . н;


Александра Федоровна под арестом
Великие княжны Мария, Ольга, Татьяна и Анастасия. Царское Село, май 1917


Государь с детьми и прислугой в царскосельском огороде
Княжны Татьяна и Анастасия везут воду для огорода. Лето 1917


Цесаревич Алексей во время купания в пруду в парке Александровского дворца.
Июль 1917


МАРТ 1917
казались неотъемлемым элементом болезни Анны. Все свободное место было занято докторами, сиделками и сестрами, поэтому, пока Государыня молилась у постели больной, я стояла возле двери. Один из врачей лазарета Анны Вырубовой стоял неподалеку. Узнав меня, он прошептал:
— Знаете, госпожа Ден, пожалуй, пойду-ка я восвояси. Слишком уж тут жарко для меня становится.
Однако если он рассчитывал, что я ему отвечу, то он ошибся. Я только вытаращила на него глаза и ничего не сказала.
Государыня по-прежнему молилась, опустившись на колени возле постели Анны. Та пришла в экзальтированно-истерическое состояние под воздействием ладана и множества людей, принялась плакать и целовать сложенные в молитве руки императрицы. Английскому читателю трудно себе представить подобную сцену, но такого рода молебны с участием большого числа духовенства в случае чьей-то болезни были у нас обыденным явлением.
Позднее я зашла навестить Анну. Войдя к ней в спальню, я с удивлением заметила старшую сестру-хозяйку из ее лазарета. Держа в руке свечу, та молилась. Едва увидев меня, она поспешно закончила молитву. Мы давно недолюбливали друг друга, поэтому наш разговор был недолог и по существу.
—■ Как, Вы все еще здесь? — воскликнула она многозначительно.
— Да, я по-прежнему здесь, — не менее выразительно ответила я.
Анна ничего не сказала. Она как никогда походила на беспомощного
ребенка, и ей было явно не по себе. У меня остался неприятный осадок на душе после этого посещения больной. После того, как я рассказала императрице о встрече с "сестрой", она написала записку доктору с тем, чтобы он отозвал к себе сестру-хозяйку, поскольку во дворце в ее услугах не нуждаются. Вскоре она уволилась и, подобно многим "сестрам" такого рода, отбыла из Царского в неизвестном направлении» (Ден Ю. Указ. соч.
С. 	145—146).
2 Зборовский Виктор Эрастович (1889—1944) — сотник Собственного Е.И.В. Конвоя. В дни Февральской революции участвовал в защите царской семьи в Александровском дворце от мятежных солдат Петроградского гарнизона.
3 Имеется в виду великий князь Павел Александрович, который был приглашен императрицей Александрой Федоровной в связи с посещением Александровского дворца представителями Временного правительства.
Камердинер императрицы А.А.Волков позднее свидетельствовал: «...Явился генерал Корнилов вместе с А.И.Гучковым и свитою. Опять по приказу императрицы вызвали великого князя Павла Александровича, который и приехал немедленно. Я доложил, Государыня велела просить всех к себе. Прием у Государыни продолжался минут 10—15.
По выходе великий князь обратился к генералу Корнилову с вопросом о надежности войск охраны. Корнилов уверил его в надежности.
321


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Обратясь к Гучкову, великий князь сказал, что он не спросил его мнения потому, что Гучков, не будучи военным, не в состоянии тонко уловить настроения воинских частей.
Ожидаем приезда Государя. Принимаем все меры к тому, чтобы узнать что-либо, но ниоткуда не имеем достоверных сведений» (Волков А.А. Указ. соч. С. 69).
Весьма своеобразно визит генерала Л.Г.Корнилова и А.И.Гучкова описала супруга великого князя Павла Александровича княгиня 0.В.Палей в своих воспоминаниях: «4(17) марта Временное правительство, трясясь от страха, арестовало императрицу с детьми и их окружение. Генерал Корнилов пришел (8 марта. — В.Х.) объявить Государыне об аресте. Князя Путятина и генерала Гротена арестовали в царскосельской мэрии, куда пришли они по делам службы, а именно — по вопросу снабжения дворца продовольствием. Арестовали также дворцового полицмейстера полковника Герарди и графа Татищева. Арестованных поместили в одной из царскосельских школ. При Государыне оставили лишь камергершу Нарышкину, графа и графиню Бенкендорф и фрейлину графиню Гендрикову. Была еще Вырубова, лежавшая, как и дети, с корью.
Новый военный министр Гучков назначил дворцовым комендантом кавалерийского капитана Коцебу.
Продолжая скорбную повесть, вернусь к первым дням революции и событиям в Царском. 5(18) марта, поздно вечером, в половине двенадцатого, мы с мужем и сыном собрались у меня в будуаре. Как всегда, зазвонил телефон. У аппарата Волков, камердинер Государыни. Когда-то давно служил у мужа. Говорит:
— Ее Императорское Величество просит Его Высочество прийти к ней немедленно.
— Боже, что опять случилось? — кричу я.
— Ничего, княгиня. Плохого ничего. А может, хорошее. Гучков и Корнилов сказали Ее Величеству, что в двенадцать придут к ней.
Великий князь удивился столь позднему визиту. Он велел подать автомобиль (наши царскосельские авто отняли позже красноперые) и отбыл в Александровский дворец, взяв на всякий случай Бодю (князь Владимир Павлович Палей. — В.Х.). Один ум хорошо, два лучше. Я не ложилась, ждала. В половине третьего ночи они вернулись и рассказали вот что. У Государыни их встретили придворный маршал Бенкендорф, Коцебу и граф Адам Замойский.
Кстати, о Замойском. Все эти дни граф был на высоте. При Государыне, до приезда Государя, находился он в качестве офицера-порученца и, несомненно, поехал бы за государевой семьей в ссылку, разреши ему Временное правительство.
Итак, великий князь вошел к Алике. Она сидела одна, одетая как сиделка, абсолютна спокойна. Повторила, что Гучков с Корниловым явились в Царское инспектировать гарнизон и просили принять их в полночь, в двенадцать. И она-де согласилась, хотя эти личности ей, разумеется, омерзи¬
322


МАРТ 1917
тельны. Великий князь сидел с ней два часа. Заявились Гучков с Корниловым к Государыне в половине второго ночи — заставили ждать, думаю, нарочно, чтобы унизить ее.
Павел описал их физиономию. Они мерзопакостные. Гучков в очках с темными стеклами, глаза бегающие, лживые. У Корнилова широкоскулый, калмыцкий тип лица. Стоял потупясь. Обоим было явно не по себе. Наконец Гучков решился.
— Нет ли у Ее Величества просьб? — спросил он.
— Есть, — сказала она. — Прошу вас, во-первых, освободить невинных людей, которых вы увели от нас и заперли в школе: князя Путятина, Гротена, Герарди, Татищева и других. А во-вторых, обеспечить мой госпиталь всем необходимым, чтобы дать нам возможность работать.
Для себя благородная женщина не просила ничего. Когда Корнилов и Гучков уходили, великий князь сделал с ними несколько шагов.
— Ее Величество не стала вам жаловаться на охрану. Однако вот уже сорок восемь часов эти люди дерут горло и горланят песни. Да еще смеют открывать двери и заглядывать в комнаты. Не изволите ли призвать их к порядку? Черт-те что себе позволяют!
Корнилов и Гучков обещали уговорить охранников. Заставить — сил у них не было, приходилось пускаться на уговоры. Визитеры вышли. Великий князь не подал им руки» (Палей 0. Указ. соч. С. 41,44—45).
4 	Имеется в виду посещение Александровского дворца военным министром Временного правительства Александром Ивановичем Гучковым (1862—1936). Он посетил императрицу Александру Федоровну в присутствии великого князя Павла Александровича и заверил, что новое правительство берет под свое покровительство обитателей дворца, а также поинтересовался нуждами царской семьи в связи с болезнью детей. Очевидно, А.И.Гучков сообщил о назначении генерала Л.Г.Корнилова командующим войсками Петроградского военного округа. По свидетельству великого князя Павла Александровича, сам Л.Г.Корнилов поручился за надежность по охране Царского Села воинских частей, которые не допустят беспорядков и обеспечат безопасность Александровского дворца.
Позднее первый глава Временного правительства князь Г.Е.Львов, находясь в эмиграции, в показаниях белогвардейскому следователю Н.А.Соколову отмечал: «Я помню, что только один раз, кажется, кроме Керенского, выезжал в Царское Гучков. Он ездил туда как военный министр. Делал ли он тогда доклад по поводу своей поездки, я не помню; с кем он там имел общение, я не знаю» (Российский архив. Т. VIII. М., 1998. С. 208).
Сохранились воспоминания поручика л.-гв. 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка Константина Николаевича Кологривова, который был свидетелем визита А.И.Гучкова и Л.Г.Корнилова к императрице: «В ночь, не помню точно на какое именно число марта 1917 года, я вместе с другими офицерами Собственного Его Величества полка находился в Александровском дворце, в Царском Селе.
323


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ'!! И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Между часом и двумя пополуночи наше внимание привлек необычайный шум, происходивший в вестибюле, и вслед за тем нам сообщили, что приехали военный министр и главнокомандующий с какой-то депутацией и что наружные часовые, стоявшие у подъезда, не хотели их пустить во дворец.
Когда я вошел в освещенный вестибюль, то увидел в нем главнокомандующего войсками Петроградского военного округа генерала Корнилова, военного министра Временного правительства Гучкова и группу приехавших с ними.
Корнилов и Гучков были с огромными красными бантами на груди, причем банты эти были с какими-то раструбами и широкими ниспадающими лентами. Такие же красные банты были и у их спутников.
Корнилов находился впереди всей группы, а Гучков все время держался несколько позади Корнилова, как бы подталкивая его.
Я вошел в вестибюль как раз в то время, когда Корнилов громким голосом и в грубой форме потребовал видеть "бывшую царицу". Это были его подлинные слова.
На это ему сказали, что Ее Величество в столь поздний час, вероятно, уже почивает и что все дети больны. "Теперь не время спать, — ответил Корнилов, — разбудите ее".
Тогда был послан к Государыне, кажется, дежурный скороход или камердинер узнать, может ли Ее Величество принять депутацию.
Государыня приказала ответить, что примет депутацию в Собственной Ее Величества гостиной, так называемой Лиловой, куда и направились все приехавшие.
Я при этом приеме присутствовал.
Когда Корнилов, шедший впереди всей группы, вошел в гостиную, а Гучков приостановился на пороге, то как раз в эту минуту показалась из противоположной двери императрица.
Она была в пеньюаре.
Твердой походкой направилась она к Корнилову. Тот, видимо, смутился и остановился. Не двигался с места и Гучков.
Подойдя к Корнилову и не подавая ему руки, Государыня спросила: "Что Вам нужно, генерал?"
На это Корнилов вытянулся и затем в крайне почтительном тоне, что резко противоречило всей его предшествующей манере держать себя, прерывающимся голосом сказал: "Ваше Императорское Величество... Вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском... мне очень тяжело и неприятно Вам докладывать... но для Вашей же безопасности я принужден Вас..." и замялся...
На это Государыня, перебив его, сказала: "Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?"
Тот смешался еще более и наконец пролепетал: "Так точно".
"Больше ничего?" — спросила его императрица.
"Ничего", — сказал Корнилов.
324


МАРТ 1917
Государыня, не подавая руки, повернулась и удалилась в свои покои.
Повернулись и направились обратно к вестибюлю Гучков, Корнилов и все приехавшие с ними.
Сцена эта произвела на всех нас присутствовавших — офицеров, дворцовую прислугу и солдат (внутренних часовых и казаков конвоя Его Величества) невыразимо тяжелое впечатление» (Русская Летопись. Кн. 3. С. 193—195).
5 	Д.Н.Дубенский записал в этот день:
«Холодный ветер дул из-за Днепра. Старая церковь Св. Троицы, построенная борцом за православие белорусским епископом Георгием Ко- нисским, окруженная каменной оградой, была переполнена. Стояли рядами солдаты, а по середине прохода и спереди, ближе к алтарю, все заполнили генералы, офицеры и служебный персонал Ставки. Служил весь штабной притч с превосходным, хотя и небольшим, хором певчих. Служба проходила по обычаю благолепно и благочинно. Государь и императрица прибыли к началу службы и прошли на царские места за левой колонной против северных дверей. Тут размещено много жертвованных в Ставку образов, поставлены два простых деревянных кресла, разостланы ковры, теплятся лампадки. С переезда Ставки в Могилев храм Св. Троицы служил штабной церковью.
В храме стояла удивительная тишина, и глубоко молитвенное настроение охватило всех пришедших сюда. Все понимали, что в церковь прибыл последний раз Государь, еще два дня тому назад самодержец величайшей Российской империи и Верховный главнокомандующий великой русской армии, с матерью своей императрицей, приехавшей проститься с сыном, бывшим русским православным царем. А на ектениях поминали уже не самодержавнейшего великого Государя нашего императора Николая Александровича, а просто Государя Николая Александровича. Легкий едва заметный шум прошел по храму, когда услышана была измененная эктения.
"Вы слышите, уже не произносят «Самодержец»", — сказал стоявший впереди меня генерал Нарышкин.
Многие плакали. Генерал Алексеев, вообще очень религиозный и верующий человек, усердно молился и подолгу стоял на коленях. Я невольно смотрел на него и думал, как он в своей молитве объясняет свои поступки и действия по отношению к Государю, которому он не только присягал, но у которого он был ближайшим сотрудником и помощником в эту страшную войну за последние полтора года. Я не мог решить, о чем молится Алексеев.
Я не помню за всю мою жизнь такой обедни и такого отношения к службе у всех молящихся.
Когда Государь со своей матушкой, приложившись к кресту, вышли из церкви и сели в автомобиль, то они были окружены густой стеной солдат и офицеров, смотревших на них особым преданным и сочувственным взглядом. Многие из нас не только отдавали честь, но снимали шапки. Царский
325


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ'!! И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
автомобиль тихо продвигался, а сидевшие в нем Государь и императрица кланялись народу, и грустен был их взгляд» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 79—80).
А.А.Мордвинов в своих воспоминаниях писал: «5 марта было воскресенье. Утром мы узнали, что великий князь Михаил Александрович отказался принять власть впредь до подтверждения его императором Учредительным собранием и что начались избиения офицеров в Гельсингфорсе и во флоте...
В этот воскресный день Государь был, как обычно, в штабной церкви у обедни, куда мы на этот раз не пошли пешком, а поехали в автомобилях. Вскоре после нас туда же прибыла и вдовствующая императрица. Протопресвитер отец Шавельский был в отсутствии на фронте, и службу совершали, кажется, настоятель московского Успенского собора, прибывший в Ставку с чудотворной иконой Владимирской Божией Матери, и два других священника. Церковь была до тесноты полна молящимися, и многие были очень растроганы...
Вероятно, не меня одного сильно взволновала невольная запинка дьякона во время произнесения привычных слов моления о царствующем императоре. Он уже начал возглашать о "благочестивейшем, самодержавнейшем Государе императоре Николае..." и на этом последнем слове немного приостановился, но вскоре оправился и твердо договорил слова молитвы до конца.
Помню, что по окончании службы Государь, императрица и все мы прикладывались к чудотворным иконам, а затем Их Величества отбыли в автомобилях в губернаторский дом, а мы с князем Шервашидзе пошли туда же пешком.
Вспоминаю, какой болью поразили нас красные тряпки, которые впервые увидели мы на многих домах Могилева. Со здания Городской думы, находившегося на площади, напротив губернаторского дома, свешивались чуть ли не до земли два громадных куска красной материи.
Народ уже начинал наполнять площадь и главную улицу, ведшую от вокзала, но во время проезда Их Величеств толпа держала себя сдержанно и почтительно. Из губернаторского дома нам было видно, как народ толпился у решетки сада, всматривался долго в наши окна в надежде увидать в них Государя и императрицу» (Отречение Николая II... С. 128—129).
Вдовствующая императрица Мария Федоровна отразила события этого дня в своем дневнике:
«5/18 марта. Воскресенье.
Была в церкви, где встретилась с моим Ники, молилась сначала за Россию, затем за него, за себя, за всю семью. Никаких указаний из Петербурга нет! В 11 часов служба окончилась. Я оставалась у Ники до обеда. Бедняга Фредерикс выглядит ужасно постаревшим. Его дом сожгли, а жена, которая была больна, отправлена в госпиталь, и от нее нет никаких известий. Говорят, что на те полки, которые перешли на их сторону, теперь рассчитывать не приходится! Невероятно! Здесь тоже могло начаться подобное.
326


МАРТ 1917
Но генерал Алексеев провел своего рода смотр полков и понимающе говорил с ними, так что все осталось спокойно. К обеду приехал Алек (имеется в виду принц Александр Петрович Ольденбургский. — В.Х.) и умолял меня сделать так, чтобы Ники уехал отсюда. Я спросила — куда, за границу?! То же советовал и Фредерикс, он также предлагал призвать Алексеева. То же говорили и мы с Александром. Я просила также Сандро и Сергея, и Ники сказал мне, что ему тоже советуют как можно скорее уехать и он считает, что это было бы правильно, но думает, что нужно дождаться ответа из Петербурга: безопасно ли там. Возможно, ответ придет завтра. Ники был чрезвычайно спокоен. Все те страдания, которые он испытывает, выше всякого понимания! Я возвратилась обратно в 4 часа. Фредерикса точно хотят арестовать, поэтому он хочет уехать в Крым! Настоящая беспричинная подлость лишь из-за его титула. Мы попрощались. Он настоящий рыцарь» (Дневники императрицы Марии Федоровны... С. 176).
6 Д.Н.Дубенский записал в этот день: «Все дни пребывания в Могилеве с 4 до 8 марта Государь проводил в таком порядке. После утреннего чая, в начале девятого часа, он начинал принимать разных лиц, что продолжалось до самого завтрака, т.е. до половины первого. Государь за эти четыре дня простился с военными агентами и представителями союзных держав, с своей свитой и с целым рядом лиц служебного мира Ставки. К завтраку приезжала императрица со своим небольшим штатом и после 3 часов вместе с Государем уезжала к себе в поезд. Здесь Его Величество оставался до позднего вечера» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 80—81).
А.А.Мордвинов уточнил: «После завтрака, на котором, кроме лиц ближайшей свиты, никто не присутствовал, Государыня опять оставалась наедине с Его Величеством и только днем возвратилась к себе в поезд. Государь опять вечером обедал у своей матушки, вернулся поздно, и я его почти не видел» (Отречение Николая II... С. 129—130).
7 Имеется в виду возвращение из военного похода на Петроград с Георгиевским батальоном генерала Н.И.Иванова в Ставку в Могилев.
Картину положения в столице дополняют дневниковые записи княгини Е.А.Нарышкиной: «5/18 марта. Хотела сегодня утром ехать в Царское, помешал 16-градусный мороз. На извозчике — мне невозможно, да и пропустят ли? Телефонировала [великому князю] Николаю Михайловичу, просила его устроить мой переезд, разрешения и пр. Ответ: "Подождите немного, сейчас опасно; буду держать Вас в курсе". Сегодня положение как будто немного проясняется: министры вступили в отправление своих обязанностей, но опасна кровожадная чернь: отречение Государя ее не удовлетворяет, жаждет цареубийства. Государь останется в Ливадии со своими; императрица к нему переедет после Пасхи, когда дети поправятся. Проведу с ней последнее время, а затем... поживем — увидим, как сложатся последние дни моей жизни» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7).
327


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ ТПЛ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
8 В.Н.Воейков об этом вспоминал: «В воскресенье, 5 марта в 6 часов ве¬
чера я последний раз в жизни видел своего Государя. Я зашел к нему проститься. Принял он меня в своем кабинете. Государь был на вид очень расстроен. Он обнял меня и в самых сердечных выражениях еще раз высказал свое сожаление по поводу того, что, ввиду сложившихся обстоятельств, ему приходится со мною расстаться. Во время нашего разговора я обратился к Его Величеству с вопросом, с которым я раньше обращался: отчего он так упорно не соглашался на некоторые уступки, которые, быть может, несколько месяцев тому назад могли бы устранить события этих дней?
Государь ответил, что, во-первых, всякая ломка существующего строя во время такой напряженной борьбы с врагом привела бы только к внутренним катастрофам, а во-вторых, уступки, которые он делал за время своего царствования по настоянию так называемых общественных кругов, приносили только вред отечеству, каждый раз устраняя часть препятствий работе зловредных элементов, сознательно ведущих Россию к гибели. Им же лично руководило желание сохранить Престол в том виде, в каком он его унаследовал от своего покойного родителя, дабы в таком же виде передать его после смерти своему сыну. Затем Государь выразил надежду в скором времени соединиться с семьей, жить с нею спокойно вдали от мирской суеты и через некоторое время встретиться со мною при менее тяжелых условиях жизни. Его Величество задушевным голосом в теплых выражениях высказал, как он ценит мою подчас трудную службу, и выразил благодарность за неизменную преданность ему и императрице. Обняв меня в последний раз со слезами на глазах, Государь вышел из кабинета, оставив во мне мучительное чувство, что это свидание — последнее и что перед царем, как и перед Россией, разверзается страшная черная пропасть» (Воейков В.Н. Указ. соч. С. 211).
Николай II направил 5 марта 1917 г. в 12 ч. 10 мин. и 18 ч. 22 мин. две телеграммы в Царское Село: «Ее Величеству. Сердечно благодарю. Матушка целует тебя и детей. Много думает о Солнышке. Очень холодно. В городе, по-видимому, спокойнее. Надеюсь, что болящие чувствуют себя лучше. Целую всех нежно. Ники». «Ее Величеству. Спасибо за известия. Старик (Фредерикс. — В.Х.) ничего не знает о семье. Не можешь ли ты разузнать? Мысленно все время с тобой и детьми. Благослови тебя Бог. Спи спокойно. Нежно целую. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 221; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 235).
Март 6го. Понед<ельник>
-12°.
0<льга> — 36°; Т<атьяна> — 37°; Ан<астасия> — 40°; Ал<ексей>. Иза [Буксгевден].
Сидела с А<ней> [Вырубовой], которая перебралась жить наверх1, т.к. чувствует себя там в большей безопасности.
328


МАРТ 1917
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,6°; Т<атьяна> — 36,8°; Ан<астасия> — 39,1 °; Ал<ексей> — 36,7°.
Сыробоярский.
4 ч<аса>. Разговаривала с Н<иколаем> по телефону.
6 ч<асов>. 0<льга> — 36,9/4°; Т<атьяна> — 37,3°; Ан<астасия> — 38°; Ал<ексей> — 36У31А0.
Трина [Шнейдер].
Апраксин.
Гр<аф> Бенкендорф2, Рита [Хитрово].
9 	ч<асов>. 0<льга> — 37!/20; Т<атьяна> — 37,7°; Ан<астасия> — 38,4°; Ал<ексей> — 36,9°.
Аня [Вырубова].
6 марта. Понедельник
Утром был очень обрадован, получив два письма от дорогой Алике3 и два письма от Марии. Их привезла жена кап. Головкина л.-гв. Финляндского полка. Погулял в садике4. Мама приехала к завтраку5. Посидели вместе до 3 ч. Гулял; опять началась метель. После чая принял Williams6. К 8 ч. поехал к Мама в поезд.
1 А.А.Вырубова вспоминала: «Ольга и Татьяна и Алексей Николаевич
стали поправляться, как заболела последняя — Мария Николаевна. Императрица распорядилась, чтобы меня перенесли наверх, в бывшую детскую Государя, так как не хотела проходить по пустым залам, откуда все караулы и слуги ушли. Фактически мы были арестованы. Уехали и мои родители, так как от моего отца требовали, чтобы он сдал канцелярию, и князь Львов дал ему отставку» (Фрейлина Ее Величества... С. 201—202).
Любопытны воспоминания Ю.А.Ден об этом дне, проведенном ею вместе с императрицей:
«К понедельнику 6(19) марта все было подготовлено к нашему отъезду. Осталось выполнить последнее, на мой взгляд, чрезвычайно важное дело. Во время одной из бессонных ночей я вдруг вспомнила, что Ее Величество всегда вела дневники и, кроме того, у нее хранились дневники ее подруги, княжны Орбелиани, завещанные ей княжной. Они содержали весьма подробные характеристики лиц и событий, связанных с жизнью Двора. Я также вспомнила сентиментальную привычку Государыни хранить письма, относящиеся к каким-то дорогим для нее моментам жизни, и пришла в ужас, подумав о том, что письма или дневники могут попасть в руки революционеров. Я знала, что "сыновья свободы" готовы предположить наихудшее, если им попадется что-то необычное в письмах. Даже привычка Государыни давать людям ласкательные прозвища может быть истолкована как извращенность или измена.
Мне трудно было посоветовать уничтожить это личное достояние, но моя преданность Государыне преодолела неловкость и смущение.
329


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
К моему изумлению, Государыня тотчас же согласилась с моим предложением.
Можно утверждать, что я причастна к наихудшей формы вандализму, убедив Ее Величество уничтожить ее дневники и корреспонденцию. Сточки зрения историка и художника, возможно, так оно и есть, но как друг я была права. Мы уже убедились, насколько превратно может быть истолкована одна-единственная фраза в письме. Представляю, что бы произошло, попади дневники императрицы в руки бдительных, с "чистым сердцем" революционных овчарок.
Первыми полетели в огонь дневники княжны Орбелиани. Они представляли собой девять томов в кожаных переплетах, и нам стоило немалого труда сжечь их. Это "аутодафе" воспоминаний происходило в Красной гостиной, но мы даже не пытались покончить с дневниками и корреспонденцией в один день. Занятие было не из веселых, поэтому решили растянуть его на неделю, тем более что Их Высочества были тяжело больны и нам следовало находиться с ними постоянно. У Ольги Николаевны началось осложнение, что же касается Анастасии Николаевны, то никаких признаков того, что она поправляется, заметно не было.
После ленча мы с Государыней сидели в Лиловом будуаре. Неожиданно мы вздрогнули: вошел Волков. Он был очень взволнован, лицо бледное, руки трясутся. Не дождавшись, когда к нему обратится императрица, совершенно забыв о правилах этикета, он воскликнул: "Император на проводе!"
Государыня посмотрела на Волкова как на сумасшедшего. Наконец до нее дошло значение услышанных ею слов. Проворно, словно шестнадцатилетняя девочка, она вскочила с кресла и выбежала из комнаты.
Когда Ее Величество вернулась, она походила на апрельский день: залитое слезами лицо ее улыбалось!
— Лили! — воскликнула она. — Представьте себе, каковы были его слова... Он сказал: "Я думал, что смогу приехать к Вам, но меня не пускают. Однако очень скоро я буду рядом с Вами".
Государь добавил, что из Киева к нему едет вдовствующая императрица, чтобы побыть с ним, и что телеграммы Ее Величества он получил после отречения.
— Бедный мой! — проронила Государыня. — Сколько он перестрадал! Как он будет рад встрече с мама!
Итак, день, начавшийся так печально, окончился на счастливой ноте. Мы тотчас же отправились к Их Высочествам, чтобы сообщить им радостное известие. Цесаревич, которому стало гораздо лучше, страшно взволновался при мысли о скорой встрече с отцом. С ним был месье Жильяр, обаятельный швейцарец, который обучал детей французскому; но мистер Гиббс, его учитель английского языка, находился в Петрограде. Я всегда буду помнить мистера Гиббса и его доброе отношение ко мне. Однажды, отправившись в Петроград, он не счел для себя затруднительным справиться относительно Тити и раздобыть для меня одежду.
ззо


МАРТ 1917
Несмотря на множество трудностей, с которыми ему пришлось столкнуться, он вернулся с утешительными известиями о моем сыне и с новой формой сестры милосердия и набором белья для моих нужд» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 147—149).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в этот день в своем дневнике: «Бенкендорф дал мне знать по телефону, что для меня готово в Александровском дворце помещение. Решаюсь ехать завтра. Гр. Нирод очень добра и много мне помогает. Устала страшно. В пятницу на Дворцовой площади собираются хоронить жертв революции, а заодно взорвать Александровскую колонну. Сатанинское безумие!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7).
3 Николай II получил с оказией письма № 652 и 653 от императрицы Александры Федоровны.
4 Д.Н.Дубенский записал в этот день: «Шестого марта Государь прощался со своей Ставкой. Утром в 11-м часу весь наличный персонал служащих во всех учреждениях и отделах Ставки собрался в управлении дежурного генерала, и здесь в большом зале ожидали прибытия Его Величества. Тут были великие князья: Сергей и Александр Михайловичи, Борис Владимирович, свита, все генералы, офицеры и гражданские чины с генералом Алексеевым во главе. Тут же построилась команда нижних чинов разных частей войск, находившихся в Могилеве.
Весь зал был переполнен, стояли даже на лестнице и при входе. Шли тихие разговоры, и все напряженно смотрели на двери, откуда должен был появиться Государь. Прошло минут десять, и послышались легкие, быстрые шаги по лестнице. Все зашевелилось и затем замолкло. Послышалась команда: "Смирно".
Государь в Кубанской пластунской форме бодро, твердо и спокойно вошел в середину зала. Его Величество был окружен со всех сторон. Около него находился генерал Алексеев. Государь немного помолчал, затем при глубочайшей тишине своим ясным, звучным голосом начал говорить. Его Величество сказал, что волею Божией ему суждено оставить Ставку, что он ежедневно в продолжение полутора лет видел самоотверженную работу Ставки и знает, сколько все положили сил на служение России во время этой страшной войны с упорным и злым врагом. Затем сердечно поблагодарил всех за труды и высказал уверенность, что Россия вместе с нашими союзниками будет победительницей и жертвы все мы несли не напрасно...
Настроение у всех было такое, что, казалось, выйди какой-либо человек из этой взволнованной, потрясенной толпы, скажи слова призыва, и все стали бы за царя, за его власть. Находившиеся здесь иностранцы поражены были состоянием офицеров царской Ставки; они говорили, что не понимают, как такой подъем, такое сочувствие к императору не выразились во что-либо реальное и не имели последствий.
331


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Как это случилось так, но это случилось, и мы все только слезами проводили нашего искренно любимого царя.
Одно надо сказать — мы все знали, что Государь уже отрекся от престола и нарушать его волю было трудно» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 87—89).
5 В дневнике императрицы Марии Федоровны в этот день записано: «Спала лучше. Написала Ксении. У меня довольно долго был генерал Иванов, прибывший из Царского Села. Говорила с Александрой Федоровной. Она очень спокойна, но горда и упряма. Что же она может теперь чувствовать? Приходил английский генерал Вильямс, несравненный и трогательный. Говорить с ним было настоящим успокоением. Обедала (правильно: завтракала. — В.Х.) у Ники. Вернулись оттуда в ЗУг. Начала письмо Алике. На сердце ужасно тяжело — что-то еще может произойти? Господь, помоги нам! Какая жестокость! За все происшедшее очень стыдно. Главное, чтобы все это не повлияло на ход войны, иначе все будет потеряно! К ужину (правильно: к обеду. — В.Х.) пришел Ники. Оставался у меня до 11 часов. Мы узнали, что по дороге арестовали беднягу Фредерикса... Прямо на глазах у Ники над Городской думой вывесили два огромных красных флага!» (Дневники императрицы Марии Федоровны... С. 176—177).
6 В воспоминаниях А.А.Мордвинова об этом читаем: «В этот день я был дежурным и нашел случайно генерала Вильямса, ожидавшего приема у Его Величества в зале перед кабинетом Государя. Он очень любезно согласился исполнить мою просьбу и, записав адрес моей жены, обещал ее уведомить, что у меня все благополучно и что я надеюсь скоро вернуться.
Генерал Вильямс, несмотря на всю присущую ему сдержанность, был очень раздражен на Петроград. "Они все там сумасшедшие, сумасшедшие", — неоднократно вырывалось у него. Насколько помню, он тогда же сказал мне, что получил от своего посла Бьюкенена телеграмму за безопасный проезд царской семьи в Англию, и даже показывал мне эту телеграмму, держа ее в руках, вероятно, для доклада Государю. Насколько помню, в тот же день, только позднее, я читал и копию телеграммы из Петрограда, сообщавшей, что Временное правительство не встречает никаких препятствий для отъезда Государя за границу. Генерал Вильямс, как бы отвечая на мои собственные мысли, тоже находил, что с отъездом необходимо спешить и что болезнь детей Государя не должна служить препятствием. "От этих сумасшедших все возможно", — сказал он.
В этот день я ездил также один с Государем к императрице и, как и прошлый раз, был оставлен обедать Ее Величеством.
Государь был в этот день особенно бледен и задумчив. Ему было очень не по себе. Видимо, к тяжелому внутреннему состоянию прибавилось и физическое недомогание. Возвращаясь поздно от императрицы, разговор коснулся предполагаемого отбытия Государя из Ставки, и я вынес впечатление, что Его Величество предполагал уже тогда уехать за границу, но только не
332


МАРТ 1917
знал еще времени, когда будет возможность исполнить это намерение, не высказывая, впрочем, его определенно.
Проводив Государя наверх, я вернулся к себе» (Отречение Николая II... С. 130—131).
Март 7го. Вторн<ик>
-14°.
0<льга> — 36,3°; Т<атьяна> — 37,1°; А<настасия> — 37,7°; Ал<ек- сей> —36!/2°.
Иза [Буксгевден].
12 ч<асов>. Мария — 37,7°; Ал<ексей> — 36,1°.
3 ч<аса>. 0<льга> — 37!/2°; Т<атьяна> — 37,3°; М<ария> — 37,5°; Ан<астасия>.
Сидела с Аней [Вырубовой].
М-me Зизи [Нарышкина]1, Лили [Ден]2, Оболенская, Митя Ден.
4 ч<аса>. Разговаривала по телефону с Н<иколаем> — Ставка.
6 ч<асов>. 0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 37,5°; М<ария> — 38,5°; Ан<астасия> — 37,5°; Ал<ексей> — 36,5°.
У Марии-корь.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,4°; Т<атьяна> — 37,7°; Ан<астасия> — 38°; Ал<ексей> — 36,2°; М<ария> — 39,4°.
7 марта. Вторник
Получил еще два письма от дорогой Алике3, привезенные двумя офицерами Конвоя. В 11 час. принял Williams, Janin, Ryckel; все так тепло и участливо относятся4. Завтракала Мама5, просидел с нею до 2!4 ч. Принял Coanda, Romei, Marcengo и Лонткевича. Погулял около часа. Погода была мягкая, но целый день шел снег. После чая начал укладывать вещи6. Обедал с Мама и поиграл с ней в безик7.
1 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «7/20 марта. Пе¬
реехала в Царское с Лили Оболенской. Сначала была у Мери Бенкендорф.
0, сколько волнений!.. Была у императрицы: спокойна, очень кротка, много
величия души. Мне кажется, она не вполне отдает себе отчет в непопра¬
вимости совершившегося. Сказала мне: Бог сильнее людей. Все они пережили крайнюю опасность; теперь как будто порядок восстанавливается.
Она совершенно не понимает, что совершившееся есть последствие всех ошибок, в особенности ее собственных. Обедаем все вместе: Бенкендорфы, Апраксин, Иза Буксгевден. Положение больных детей все еще очень
ззз


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
серьезно. Сегодня обнаружилась корь у Марии Николаевны» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7).
2 0 событиях этого дня в Александровском дворце Царского Села про¬
должала вспоминать Ю.А.Ден: «Как всегда, навестив детей, 7(20) марта мы с Государыней отправились в Красную гостиную, где в камине горел жаркий огонь, и возобновили свой труд. На столе стоял большой дубовый сундук. В нем хранились все письма, написанные Государем императрице после помолвки и в продолжение их супружеской жизни...
После того как Государыня предала огню письма, она протянула мне свои дневники, чтобы я сожгла их. Некоторые из дневников представляли собой нарядные томики, переплетенные в белый атлас, другие были в кожаных переплетах. Государыня отважно улыбнулась мне, когда я взяла их. Меня охватило невыразимое омерзение при мысли о тех бедах и несправедливостях, которые причинила ей та страна, в которой я родилась.
— Терпеть не могу Россию! — вырвалось у меня. — Ненавижу ее.
— Не смейте говорить этого, Лили, — проговорила Государыня. — Не причиняйте мне боль. Если Вы меня любите, не говорите никогда, что Вы ненавидите Россию. Не надо осуждать людей. Они не ведают, что творят...
"Аутодафе" продолжалось до среды и четверга. Но в четверг в Красную гостиную пришла одна из камеристок Ее Величества и попросила нас прекратить наше занятие.
— Ваше Императорское Величество, — сказала она. — Дворники подбирают обгоревшие клочки бумаги, которые тягой выбросило в трубу. Умоляю Вас, перестаньте... Эти люди о чем-то переговариваются между собой... Они абсолютно ненадежны.
Но мы свое дело сделали: не позволили удовлетворить революционерам их любопытство!
В семь часов Государыня попросила меня еще раз связаться по телефону с Зимним дворцом. Как и накануне, трубку снял князь Ратиев.
— Как Ваши дела? — поинтересовалась я.
— Толпа и сейчасу ворот дворца, — ответил он совершенно бесстрастно. — Прошу Вас, мадам, передать Ее Императорскому Величеству мои заверения в верности и преданности... Возможно, другой такой возможности мне не представится... Ах! Я так и думал. Не хочу показаться Вам неучтивым, мадам, но, полагаю, сейчас меня убьют... Толпа ломает двери этого помещения!
Мы допоздна засиделись в Лиловом будуаре и уже собирались лечь в постель, как, смущенный и расстроенный, вошел Волков. Мы с Государыней с трудом поняли, что прибыл господин Гучков, который настоятельно просит Ее Величество принять его. (Возможно, Ю.А.Ден ошибается в дате посещения Гучковым Александровского дворца, отнеся его к этому дню вместо 5 марта. Однако известно, что Гучков неоднократно бывал в Царскосельском гарнизоне как военный министр. Императрица его откровенно
334


МАРТ 1917
презирала и в связи с этим могла не сделать записи в дневнике о его посещении дворца. — В.Х.) Было уже одиннадцать часов.
— В такой час? Но это же невозможно! — заметила императрица.
— Ваше Императорское Величество, он настаивает, — запинаясь, проговорил камердинер.
Государыня повернулась ко мне. В глазах ее застыл ужас.
— Он приехал, чтобы арестовать меня, Лили! — воскликнула она. — Телефонируйте великому князю Павлу Александровичу и попросите его тотчас же приехать.
Справившись с волнением, она снова надела шапочку сестры милосердия и стала молча ждать прибытия великого князя. Ни Мария, ни я не смели произнести ни слова. Наконец, после мучительного ожидания, которое показалось нам нестерпимо долгим, вошел великий князь, и Государыня в нескольких словах рассказала о появлении зловещего гостя. В следующее мгновение из коридора донеслись громкие голоса, хлопнула дверь, возвестив о появлении в соседней комнате господина Гучкова.
Гучков, ставший военным министром после переворота, был заклятым врагом Государя, которому он не мог простить то обстоятельство, что император не захотел признать его некоронованным королем Москвы. Он из чувства мести принудил Государя отречься. Злорадное любопытство влекло его во дворец, чтобы насладиться страданиями беззащитной женщины! Это был отвратительный тип в больших очках с желтыми стеклами, скрывавшими его бегающие глазки.
Мы с Марией крепко держались за Государыню, убежденные, что теперь все кончено. Она нежно поцеловала нас обеих и вышла из будуара в сопровождении великого князя Павла Александровича. При виде Государыни мне вспомнилась Мария Антуанетта — трагическая фигура, испившая чашу страданий, как и императрица. Верный камердинер Волков, согласно традициям императорского режима, уведомил нас о том, что Гучков приехал во дворец в обществе двух адъютантов. Один из них обратился к старику со словами:
— Ха, ха! Вот и мы. Что, не ждали нас нынче? А ведь теперь мы хозяева дворца!
Мы с Марией Николаевной сели рядом на диван. Бедная девочка тряслась от страха. Но боялась она не за себя. Как и остальные дети, Мария думала лишь о своей возлюбленной матери.
В трагические дни, когда счастье отвернулось от императорской семьи, никто из ее членов не сожалел об утраченных ими положении и престиже. Единственное, что их мучило, — это страх расстаться друг с другом. Пожалуй, к ним можно было бы отнести слова, кем-то нацарапанные на стене одной из старинных итальянских тюрем: "Лучше смерть, чем жизнь без тебя". И если сообщение об их кончине правда, то судьба оказалась милосердной к ним: они не испытали боли разлуки.
Наконец в коридоре послышались шаги, и, к несказанной нашей радости, мы увидели Государыню!
335


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Плача и смеясь, Мария Николаевна бросилась к матери, и Государыня поспешила нас успокоить.
— На сей раз меня не арестуют, — произнесла она. — Но если бы Вы знали, какое унижение — встретиться с этим человеком. Гучков был невыносим — я не смогла дать ему руки. Он заявил, что хотел лишь узнать, как я переношу испытания, и убедиться, напугана я или же нет.
Бледные щеки императрицы покрылись розовыми пятнами, глаза сверкали. В эту минуту гнева на Государыню было страшно смотреть. Но вскоре к ней вернулись ее обычное спокойствие и достоинство, и мы пожелали ей покойной ночи, благодарные Провидению за то, что оно пощадило ее ради нас» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 149—153).
3 Николай II получил в Ставке с оказией два письма, № 650 и 651, от супруги. Их доставили офицеры Собственного Е.И.В. Конвоя Александр Александрович Грамотин и Соловьев.
Николай II в 14 час. 16 мин. направил в Царское Село следующую телеграмму: «Ее Величеству. Сердечное спасибо за подробности. Старик [граф
В.Б.Фредерикс] с зятем [В.Н.Воейковым] наконец уехали в деревню. Здесь совсем спокойно. Провожу большую часть времени с матушкой, которая вместе со мною целует всех вас очень нежно. Ники» (Красный архив. 1923. № 4. С. 221; Переписка Николая и Александры Романовых. 1916—1917 гг. Т. 5. С. 235).
4 Николай II прощался с представителями союзных армий, находившихся при Ставке в Могилеве. Великий князь Александр Михайлович в своих воспоминаниях подчеркнул:
«Генерал Алексеев просит нас присягнуть Временному правительству. Он, по-видимому, в восторге: новые владыки, в воздаяние его заслуги перед революцией, обещают назначить его Верховным главнокомандующим!
Войска выстраиваются перед домом, в котором живет Государь. Я узнаю форму личной охраны Государя. Это батальон Георгиевских кавалеров, отделение гвардейского железнодорожного батальона, моя авиационная группа и все офицеры штаба.
Мы стоим за генералом Алексеевым. Я не знаю, как чувствуют себя остальные, но лично не могу понять, как можно давать клятву верности группе интриганов, которые только что изменили данной присяге. Священник произносит слова, которые я не хочу слушать. Затем следует молебен. Впервые за триста четыре года существования монархии на молебне не упоминается имени Государя. Мои мысли с Ники, который до окончания этой церемонии находится у себя. Что-то он переживает в этот момент. Наконец, Временное правительство снизошло до его просьбы, и его отъезд назначен на завтра. В четыре часа дня он и Сергей должны уехать в Петроград. Я же и вдовствующая императрица отправляемся в Киев.
Отсутствие всех остальных членов Императорской фамилии вызывает во мне чувство горечи. Неужели они боялись, что, приехав в Ставку, они
336


МАРТ 1917
рискуют своим положением пред Временным правительством или же эта поездка им запрещена. Этот вопрос так и остался без ответа» (Великий князь Александр Михайлович. Указ. соч. С. 229—230).
Любопытно отметить замечание генерала П.А.Половцова относительно присяги Временному правительству: «Характерная подробность. Донские полки — единственные две части в Петрограде, присягавшие Временному правительству, другие отказались, так как текст присяги не был одобрен Советом. Помню, в свое время, при обсуждении этого вопроса, Гучков признал его неважным, иронически заметив: "Революция показала нам цену присяги". Но казакам Войсковой Круг на Дону предписал присягнуть» (Половцов П.А. Дни затмения. М., 1999. С. 79).
Тем временем политическая обстановка в Могилеве стала изменяться. Находившийся в ставке Д.Н.Дубенский записал в этот день: «Солдатская масса Ставки, спокойная в первые часы революции и совершенно не ожидавшая нагрянувших событий, стала понемногу волноваться. Приехали агитаторы, появились газеты, радостно сообщавшие о "бескровных днях" переворота, наконец, ясный переход генерала Алексеева на сторону Временного правительства, все это сделало то, что и войска царской Ставки начали организовывать митинги и собрания, тем более что еврейский Могилев, конечно, стал идти полным ходом к "свободе".
Утром стало известно, что на базаре соберутся войска Ставки и будет какой-то митинг. Генерал Алексеев, желая сдержать солдат, приказал, чтобы свои части сопровождали офицеры...
Вечером ко мне пришел Н.И.Иванов. Оказывается, на вокзале возникли беспорядки и ему пришлось оставить свой вагон, в котором он постоянно жил...
Долго Николай Иудович беседовал со мной о том, что будет, и я помню, что он определенно высказывался: "Все наше спасение в скорейшем восстановлении царской власти в России; поверьте, чем дольше эта начавшаяся анархия продлится, тем труднее будет побороть развал. Я считаю, что великий князь Михаил Александрович не мог не исполнить воли Государя и согласиться по уговору Временного правительства отказаться от престола. А самое величайшее бедствие — это отказ царя от царства. Алексеева знаю хорошо, он ведь мой начальник штаба; Алексеев человек с малой волей, и величайшее его преступление перед Россией — его участие в совершенном перевороте. Откажись Алексеев осуществлять планы Государственной думы — Родзянко, Гучкова и других, я глубоко убежден, что побороть революцию было бы можно, тем более что войска на фронтах стояли и теперь стоят спокойно и никаких брожений не было. Да и главнокомандующие не могли и не решились бы согласиться с Думой без Алексеева".
Этот разговор я записал немедленно по уходе Николая Иудовича. Иванов давно знал Алексеева; в первый год войны они вместе работали на Южном фронте. Все победоносные наши операции в Галиции в 1914 году было дело генерал-адъютанта Иванова и его начальника штаба Алексеева.
337


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Мнение Николая Иудовича о виновности М.В.Алексеева в Мартовском перевороте имеет весьма серьезное значение.
Уже совсем поздно я узнал, что завтра днем приезжают в Могилев четыре члена Думы с Бубликовым во главе для сопровождения Государя от Могилева до Царского Села...
Вечером 7 марта Государь писал свой прощальный приказ по войскам. В этом последнем слове русской армии, а через нее и всему народу сказалась у царя глубочайшая любовь и безграничная преданность Родине» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 93—96).
5 В дневнике вдовствующей императрицы Марии Федоровны за этот день читаем: «Продолжала письмо Алике. Наконец-то получила от нее три старые телеграммы, которые были очень трогательными. Обедала (правильно: завтракала. — В.Х.) уНики. Постоянно идет снег. Мое письмо Ксении отдала Головкину. Ники принял военных агентов и с ними втроем отправился к поезду. Как все ужасно и безнадежно! Прибыл Алек (генерал-адъютант Александр Петрович Ольденбургский. — В.Х.). Умолял Ники, чтобы он уехал в Царское Село. Затем сразу же отправился дальше. Легко сказать — уехать вместе со всеми своими больными детьми! Как все жестоко! Да поможет Бог! На ужин (правильно: обед. — В.Х.) Ники пришел с С.Лейхтенбергским (сын герцога Георгия Максимилиановича Лейхтенбергского. — В.Х.), после чего мы немного поиграли в бе- зик, я рассказала, что Алек и Вильямс советовали ему уехать из Царского Села. Пришел Нилов и сообщил, что Ники может ехать завтра» (Дневники императрицы Марии Федоровны... С. 177).
6 0 подготовке Николая II к отъезду из Ставки А.А.Мордвинов вспоминал: «7 марта, во вторник нам стало известно, что Государь решил переехать в Царское Село на следующий день. Тогда же распространился слух, что Могилевский гарнизон постановил собраться на митинг на площади около губернаторского дома. Генерал Алексеев предупредил эту демонстрацию, назначив по тревоге сбор всех могилевских воинских частей, с церемониальным маршем, и назначенный митинг не состоялся» (Отречение Николая II... С. 131).
В этот же день Временное правительство (вслед за Петросоветом) принимает решение об аресте Николая II. В журнале № 10 заседания Временного правительства от 7 марта 1917 г. записано:
«Слушали: 1. 0 лишении свободы отрекшегося императора Николая II и его супруги.
Постановили:
1. Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село.
2. Поручить генералу Михаилу Васильевичу Алексееву представить для охраны отрекшегося императора наряд в распоряжение командированных в Могилев членов Государственной думы: Александра Александровича Буб-
338


МАРТ 1917
ликова, Василия Михайловича Вершинина, Семена Федоровича Грибунина и Савелия Андреевича Калинина.
3. Обязать членов Государственной думы, командируемых для сопровождения отрекшегося императора из Могилева в Царское Село, предоставить письменный доклад о выполнении ими поручения.
4. Обнародовать настоящее постановление» (ГА РФ. Ф. 1779. Оп. 2. Д. 1. Ч. 1. Л. 15).
Комиссар А.А.Бубликов делился своими воспоминаниями по поводу этого исторического решения: «13-го числа марта (дата указана неверно, так как событие не могло быть позднее 7 марта. — В.Х.) меня вызвали сперва к Родзянко, а затем в Совет Министров и предложили, совместно с 3 другими членами Г<осударственной> думы, отправиться в Могилев, арестовать там царя и доставить его в Царское [Село].
Первым моим движением было отказаться от этой "почетной" роли. Слишком мне претило разыгрывать из себя тюремщика. Но затем, поразмыслив, я решил принять поручение. Мне представлялось, что другое лицо на моем месте (я ехал в качестве председателя), пожалуй, не воздержится от искушения проявить в чем-нибудь свою "власть" над бывшим царем, а всякая даже непочтительность по его адресу, в моем понимании, легла бы пятном не на него, а на молодую русскую свободу. Ведь всякая выходка в отношении человека, перед которым еще вчера дрожали 180 миллионов человек, слишком бы уже напоминала известную басню Крылова. А в те дни русская революция мыслилась еще как нечто чрезвычайно красивое.
Надо было, следовательно, выяснять свои задачи и устанавливать целый ряд положений. Заседание Совета Министров произвело на меня впечатление чрезвычайной бестолковщины, многоговорения и отсутствия предусмотрительности.
Этими качествами отличались, впрочем, все заседания Временного правительства.
Понятно, что и вопрос об аресте царя потребовал длительного обсуждения, тем более что и представлен он был Совету Министров в совершенно сыром виде, как голая мысль.
Самый акт ареста решено было наименовать — объявлением царя "лишенным свободы". На мой вопрос, как его именовать в третьем лице и при обращении, буде таковое потребуется, решили именовать: "бывшим императором", а относительно титулования при личном обращении, поколебавшись немного между Вашим Высочеством и Вашим Величеством, остановились на последнем, однако без прибавления слова Императорское.
Попутно выяснилось, что царь обращался к Временному правительству с тремя просительными пунктами: 1) об обеспечении ему безопасного проезда из Могилева до Царского, 2) об охране его во время пребывания в Царском и 3) об обеспечении его проезда на Мурман и в Англию.
Решено все три просьбы удовлетворить и вписать об этом в постановление Совета Министров, коим царь объявлялся лишенным свободы (это сделано не было. — В.Х.).
339


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Когда я выразил сомнение в том, чтобы по только что открытой для движения Мурманской ж.д. удалось пропустить весьма тяжелый Императорский поезд, то министр путей сообщения весьма наивно ответил, что тогда придется подождать до весны. Пришлось мне ему разъяснять, что весной уже, наверное, не придется вообще проехать по этой дороге, ибо ее на весьма значительном протяжении не будет даже и существовать, сейчас же она держится только тем, что на ней работает дорожный мастер "мороз". Министр поспешил согласиться, что на дороге что-то неладно, и обещал послать на нее высшего чиновника ведомства для осмотра.
Попросив министра о назначении мне к вечеру экстренно поезда по Виндавской ж.д., я удалился из Совета Министров.
Вопрос о приставлении к арестованному царю стражи и об отобрании у него шпаги так и остался не обсужденным, ибо я молча решил этих церемоний не проделывать.
Когда вечером я приехал на вокзал, то оказалось, что наша "секретная" миссия разоблачена, ибо нас встретила целая толпа журналистов с просьбою пустить их в поезд.
Посоветовавшись, мы решили им этого не разрешить. Однако один из них, сотрудник "Речи", оказался не менее энергичным, чем его американские коллеги, и умудрился как-то пробраться в служебное отделение» (Бубликов А.А. Указ. соч. С. 47—50).
7 	Имеется в виду карточная игра, чрезвычайно простая и вместе с тем интересная и увлекательная. В ней много разнообразия, удивительных случайностей, любопытных комбинаций. В «безик» можно играть вдвоем, втроем и вчетвером.
ф Март 8го. Среда
0<льга> — 36,114°; Т<атьяна> — 37Д°; М<ария>г — 38,9°;
Ан<астасия> — 36,6°; Ал<ексей> — ; Аня [Вырубова] — 36,8°.
Ген<ерал> Корнилов2. Комендант Ц<арского> С<ела> Кобылин- ский3. Корн<илов> объявил, что мы находимся взаперти4.
2 ч<аса>. А<ня>, М<ария> С<ергеевна> Бенкендорф, Апр<ак- син>5.
Жилик6. С этого момента присутствующие [во дворце] считаются изолированными, не должны видеться ни с кем посторонним7.
Бенкенд<орф>8, Апрак<син>, Настенька [Гендрикова].
В.Э.Зборовский простился.
Жгла письма с Лили [Ден]9.
340


МАРТ 1917
3 ч<аса>. 0<льга> — 37°; Т<атьяпа> — 37,1°; М<ария> — 38,8°; Ан<астасия> — 36,8°; Ал<ексей> — 36,5°.
Сидела с Аней [Вырубовой].
6 [часов]. 0<льга> — 31° (так в тексте. — В.Х.); Т<атьяпа> — 37°;
М<ария> — 39,8°; Ан<астасия> — 37,11А°; Ал<ексей> — . Иза
[Буксгевден].
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,2/4°; Т<атьяна> —37,214°; М<ария> — 39,8°; Ан<астасия> — 37, Г.
Сидела с Аней [Вырубовой]11.
8 	марта. Среда
Последний день в Могилеве12. В 1014 ч. подписал прощальный приказ по армиям13. В 1014 ч. пошел в дом дежурства, где простился со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками Конвоя и Сводного полка14 — сердце у меня чуть не разорвалось! В 12 час. приехал к Мама в вагон15, позавтракал с ней и ее свитой и остался сидеть с ней до 414 час. Простился с ней, Сандро, Сергеем, Борисом и Алеком. Бедного Нилова не пустили со мною. В 4.45 уехал из Могилева, трогательная толпа людей провожала16. 4 члена Думы сопутствуют17 в моем поезде! Поехал на Оршу и Витебск. Погода морозная и ветреная. Тяжело, больно и тоскливо.
1 	Великая княжна Мария Николаевна заболела корью позднее своих сестер. Болезнь протекала с большими осложнениями, и порой многим казалось, что она находится на краю гибели. Положение осложнялось и гнетущей атмосферой домашнего ареста царской семьи.
Ю.А.Ден позднее писала в воспоминаниях: «Не могу сказать, чтобы революционеры были чересчур неучтивы по отношению к нам, но порой они вели себя предосудительно. Например, когда состояние здоровья Марии Николаевны ухудшилось, понадобилась консультация еще одного врача. Сначала в просьбе пригласить доктора со стороны было отказано, но затем хозяева положения согласились — при условии, что на медицинском осмотре будут присутствовать офицер и двое солдат! Полковник Коцебу (правильно: штаб-ротмистр. — В.Х.), первый Дворцовый комендант, назначенный революционными властями, прежде служил в Уланском Ее Императорского Величества полку. Поскольку он приходился мне дальним родственником, я не поверила своим глазам, увидев его в этой должности. Я пригласила его в комнату Анны для беседы, поскольку полагала, что ему следует объяснить нашей семье свое поведение.
341


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
— Ума не приложу, почему меня назначили на этот пост, — сказал Коцебу. — Все, что я могу тебе сказать, Лили, это то, что меня подняли с постели среди ночи и приказали отбыть в Царское Село. Прошу тебя, заверь Их Величества, что я готов на все, чтобы помочь им. Это действительно самая счастливая минута в моей жизни, поскольку моя должность позволяет мне оказаться полезным им» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 161—162).
2 	Имеется в виду визит генерала Л.Г.Корнилова в Александровский дворец для объявления об аресте царской семьи.
Временное правительство 7 марта 1917 г. постановило: «Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село» (ГА РФ. Ф. 1779. Оп. 2. Д. 1. Ч. 1. Л. 15). В связи с этим решением представители военных властей прибыли в Александровский дворец.
Таким образом, еще не успели высохнуть чернила на актах об отречении от престола императора Николая II и его брата великого князя Михаила Александровича о невосприятии власти до решения Учредительного собрания, а также передаче ими всей полноты власти «законному» Временному правительству, как эта власть поспешила объявить об аресте бывших «венценосцев». Как справедливо констатировал позднее первый управляющий делами Временного правительства кадет В.Д.Набоков, «актом лишения свободы царя был завязан узел, который был 4/17 июля в Екатеринбурге разрублен товарищем Белобородовым». Со своей стороны отметим, что фактически Временное правительство своим постановлением превращало «отречение» императора в его «низложение», что провоцировало дальнейшее углубление революционного процесса в России, а не достижение гражданского мира.
В это время была введена в действие «Инструкция начальнику гарнизона города Царское Село по охране Александровского дворца», утвержденная главнокомандующим Петроградским военным округом генералом Л.Г.Корниловым.
Позднее князь Г.Е.Львов, находясь в эмиграции во Франции, давал показания и объяснял причины ареста царской семьи: «Временное правительство не могло, конечно, не принять некоторых мер в отношении главы государства, только что потерявшего власть. Эта мера, принятая в отношении императора и его супруги по постановлению Временного правительства, состояла в лишении их свободы. Я бы сказал, что принятие ее в тот момент было психологически неизбежным, вызываясь всем ходом событий. Нужно было оградить бывшего носителя верховной власти от возможных эксцессов первого революционного потока.
Доставление царя из Ставки в Царское было поручено члену Государственной думы Вершинину. Установление же самого режима в отношении Царской Семьи, наблюдение за ним и вообще разрешение многих иных вопросов, вытекавших из самого факта лишения свободы, принадлежало министру юстиции Керенскому, на которого была возложена правитель¬
342


МАРТ 1917
ством вся сторона этого дела. Время от времени Керенский представлял доклады Временному правительству о тех или иных мерах, принимавшихся в Царском.
Были приняты некоторые ограничения для царской семьи, сводившиеся, в конце концов, к пресечению для нее возможности сношения с внешним миром без ведома правительственных агентов. Эти меры вовсе не были направлены на создание ненужных стеснений для царской семьи и не создавали для нее состояния "ареста", так как власть во внутренний уклад жизни царской семьи совершенно не вмешивалась. Царская семья у себя дома жила так же, как она жила и раньше. Внутренних, например, постов совершенно не было» (Российский архив. Т. VIII. С. 206—207).
Белогвардейский следователь Н.А.Соколов, находясь в эмиграции, выяснял причины ареста царской семьи у А.Ф.Керенского, который свидетельствовал: «Николай II и Александра Федоровна были лишены свободы по постановлению Временного правительства, состоявшемуся 7 марта. Было две категории причин, которые действовали в этом направлении. Крайне возбужденное настроение солдатских тыловых масс и рабочих Петроградского и Московского районов было крайне враждебно Николаю. Вспомните мое выступление 7 марта в пленуме Московского совета. Там раздались требования казни его, прямо ко мне обращенные. Протестуя от имени правительства против таких требований, я сказал лично про себя, что я никогда не приму на себя роли Марата. Я говорил, что вину Николая перед Россией рассмотрит беспристрастный суд. Самая сила злобы рабочих масс лежала глубоко в их настроениях. Я понимаю, что здесь дело гораздо больше не в самой личности Николая II, а в идее "царизма", пробуждавшей злобу и чувство мести. Протестуя, я, за свой страх, вынужден тогда был искать выхода этим чувствам и сказал про Англию: если суд не найдет его вины, Временное правительство вышлет его в Англию, и я сам, если нужно будет, буду сопровождать его до границы России. Никаких оснований в действительности в то время у меня не было полагать, что этот вопрос будет фактически разрешен в этом смысле, так как к этому времени он еще не поднимался во Временном правительстве и никаких переговоров с правительством Англии в это время не велось. Не полагая, что возможен в этом отношении отказ Англии, я высказал эту мысль, борясь со злобой рабочих масс и не желая допустить пролития крови. Вот первая причина, побудившая Временное правительство лишить свободы царя и Александру Федоровну. Правительство, лишая их свободы, создавало этим охрану их личности. Вторая группа причин лежала в настроениях иных общественных масс. Если рабоче-крестьянские массы были равнодушны к направлению внешней политики царя и его правительства, то интеллигентно-буржуазные массы, и в частности высшее офицерство, определенно усматривали во всей внутренней и внешней политике царя и в особенности в действиях Александры Федоровны и ее кружка ярко выраженную тенденцию развала страны, имевшего, в конце концов, целью сепаратный мир и содружество с Германией. Временное правительство было обязано обследовать действия
343


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
царя, Александры Федоровны и ее кружка в этом направлении. Постановлением Временного правительства от 4 марта была учреждена Верховная чрезвычайная следственная комиссия, которая должна была обследовать деятельность носителей высшей власти старого строя и всех вообще лиц, приковывавших к себе внимание общества своими действиями во вред интересам страны. Эта комиссия и должна была обследовать также и роль Николая, Александры Федоровны и ее кружка. Необходимость такого обследования указывалась в самих мотивах постановления Временного правительства об учреждении комиссии. Для того чтобы эта комиссия могла выполнить ее обязанности, необходимо было принять известные меры пресечения в отношении Николая и Александры Федоровны. Эта необходимость и была второй причиной лишения их свободы» (Там же. С. 231— 232).
Следует заметить, что А.Ф.Керенский не был убедительным и столь откровенным в своих многочисленных опубликованных в эмиграции мемуарах и исторических работах относительно трагической судьбы царской семьи и причин ее ареста. Так, в своей монографии «Трагедия династии Романовых» он путано и туманно писал: «Гораздо позже, после прихода к власти большевиков, многие "убежденные монархисты", оказавшиеся в изгнании, метали громы и молнии против революционных злодейств и преступлений Временного правительства по отношению к "священной" особе императора. Даже упрекали революционеров за арест царя.
Следует признать, что последний не представлял никакой угрозы режиму, уже не служил политическим символом, способным обрести защитников, а превратился в простое частное лицо. И действительно, абсолютно безопасный низложенный монарх был арестован Временным правительством вовсе не в качестве политического противника. Напротив, мы без тени сомнения знали и чувствовали, что Николай II совершенно беззащитен, ибо во время царствования вдруг совсем позабыл о стране и народе. В результате сложилась фактически беспрецедентная ситуация. Революционное правительство, "взявшее" власть над огромной империей, не только предоставило свергнутому Государю сразу после отречения полную свободу вместе со свитой и личным конвоем, но даже разрешило проследовать без всякого надзора в Ставку Верховного главнокомандующего — сердце и мозг армии. К нему позволили приехать матери — вдовствующей императрице, сестрам, родственникам, которые того желали. Могу засвидетельствовать, что ни князь Львов (в то время председатель Временного правительства), ни один из его коллег-министров никогда не опасались, что в результате съезда бывшей Императорской фамилии возникнет существенная опасность для новых властей. Последние дни пребывания царя в Могилеве укрепили нашу уверенность в этом» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. М., 2005. С. 105—106).
Аргументация А.Ф.Керенского, на наш взгляд, никак не вяжется с решением Временного правительства об аресте царской семьи, а также ог¬
344


МАРТ 1917
раничении передвижения по России и запрете выезда за пределы страны многочисленных членов Императорской фамилии.
3 	В материалах следствия Н.А.Соколова по делу убийства царской семьи имеются свидетельские показания полковника Е.С.Кобылинского от 6—10 апреля 1919 г., где записано: «5 марта поздно вечером мне позвонили по телефону и передали приказание явиться в штаб Петроградского военного округа. В 11 часов я был в штабе и узнал здесь, что я вызван по приказанию генерала Корнилова, командовавшего тогда военным округом, к которому и должен явиться. Когда я был последним принят, он сказал мне: "Я Вас назначил на ответственную должность". Я спросил Корнилова: "На какую?" Генерал мне ответил: "Завтра сообщу". Я пытался узнать от Корнилова, почему именно я назначен генералом на ответственную должность, но получил ответ: "Это Вас не касается. Будьте готовы". Попрощался и ушел. На следующий день, б марта, я не получил никаких приказаний. Так же прошел весь день 7 марта. Я стал уже думать, что назначение мое не состоялось, как в 2 часа ночи мне позвонили на квартиру и передали приказ Корнилова — быть 8 марта в 8 часов утра на Царскосельском вокзале. Я прибыл на вокзал и увидел там генерала Корнилова со своим адъютантом. Корнилов мне сказал: "Когда мы сядем с Вами в купе, я Вам скажу о Вашем назначении". Сели мы в купе. Корнилов мне объявил: "Сейчас мы едем в Царское Село. Я еду объявить Государыне, что она арестована. Вы назначены начальником Царскосельского гарнизона. Комендантом дворца назначен штабс-капитан Коцебу. Но Вы будете иметь наблюдение и за дворцом, и Коцебу будет в Вашем подчинении".
Прибыли мы во дворец и вошли в приемную комнату. К нам вышел обер-гофмаршал генерал от кавалерии граф Бенкендорф. Корнилов сказал ему, что надо собрать всех лиц свиты, и просил доложить Ее Величеству его, Корнилова, просьбу принять нас. Бенкендорф послал лакея за нужными лицами, а сам поднялся наверх к Государыне. Возвратившись, Бенкендорф передал Корнилову ответ Государыни, что она примет нас через 10 минут. Пришел лакей и попросил нас к Государыне. Мы пошли оба вместе. Вошли мы в детскую комнату, где никого не было. Как только мы входили в эту комнату, из другой двери вошла в комнату Государыня императрица Александра Федоровна. Мы поклонились ей. Она подала Корнилову руку, мне кивнула головой. Корнилов сказал Государыне: "Ваше Величество, на меня выпала тяжелая задача объявить вам постановление Совета Министров, что Вы с этого часа считаетесь арестованной. Если Вам что нужно — пожалуйста, через нового коменданта" (т.е. через меня). Затем Корнилов сказал мне: "Полковник, оставьте нас вдвоем. Сами идите и станьте за дверью". Я вышел. Спустя минут 5, Корнилов позвал меня. Я вошел. Государыня подала мне руку. Мы откланялись и сошли вниз. В приемной комнате собрались некоторые из лиц свиты. Корнилов сказал им: "Господа, вот новый комендант. С этого момента Государыня считается арестованной. Кто хочет остаться и разделить участь арестованной, пусть остается. Но решайте это
345


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ'!! И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
сейчас же. Потом во дворец уже не впущу". Караул тогда нес Сводный Его Величества полк, командиром коего состоял генерал-майор Ресин. В ту же минуту он заявил Корнилову, что он уходит. Обер-гофмаршал граф Бенкендорф и заведовавший делами (не денежными) Государыни граф Апраксин заявили, что они остаются.
В этот день Корниловым была утверждена инструкция, которой должны были руководиться заключенные, и произошла смена караула: Сводный полк ушел, а вместо него в караул вступил первый лейб-гвардии Стрелковый полк. Корнилов в тот же день уехал из Царского; я остался.
Еще до смены караула полковник Лазарев просил у меня позволения сходить и проститься с Государыней. Я позволил, и он ходил. В это время он сильно плакал. Заплакал Лазарев и в тот момент, когда знамя Сводного полка, стоявшее в приемной комнате, выносилось...» (Стенограмма допросов следователем Е.С.Кобылинского в качестве свидетеля, а П.Медведева, Ф.Проскурякова и А.Акимова в качестве обвиняемых по делу об убийстве императора Николая II // Историк и современник (Берлин). 1924. № 5.
С. 	170—172).
4 	Камердинер императрицы А.А.Волков вспоминал: «До сих пор из Петрограда никто не появлялся. Но вот приехал генерал Корнилов вместе с несколькими офицерами, среди которых были Коцебу — офицер гвардейского Уланского полка — и полковник Кобылинский. Во дворце в это время находились гофмаршал Бенкендорф и церемониймейстер граф Апраксин.
Корнилов просил доложить о нем Государыне, которая и приняла его в присутствии графа Бенкендорфа.
Корнилов сказал императрице, что на него возложена тяжелая обязанность объявить об аресте, и просил Государыню быть спокойной: ничего не только опасного, но даже особых стеснений арест за собой повлечь не может. Корнилов попросил разрешения представить Государыне сопровождавших его офицеров.
Выйдя от императрицы, он объявил, что все окружающие царскую семью могут по собственной воле при ней остаться. Кто же не хочет, волен уйти. На принятие решения им было дано два дня, после которых для остающихся вместе с царской семьей наступал арест.
Комендантом был назначен Коцебу,а начальником охраны — полковник Кобылинский.
Императрица несколько растерялась и приказала позвать к себе великого князя Павла Александровича, которого не принимала уже в течение довольно долгого времени.
— Скажите, что сейчас же прибуду, — ответил по телефону великий князь.
Тотчас же по приезде он был принят императрицей» (Волков А.А. Указ. соч. С. 68).
Находившаяся в это время в Александровском дворце Царского Села Ю.А.Ден вспоминала: «Среда, 8(22) марта — день, знаменательный в исто¬
346


МАРТ 1917
рии "свободной России", поскольку именно тогда состоялся арест женщины и пятерых ее больных детей вместе с их приверженцами, которым было известно, что значат дружба и долг.
Утром явился граф Бенкендорф, который уведомил нас о том, что 9 марта в Царское Село приезжает император и что революционное начальство решило к полудню арестовать всех, кто находится во дворце. Граф обратился к Государыне с просьбой представить ему список лиц из числа ее свиты, которые пожелают остаться, и императрица тотчас же обратилась ко мне:
— Лили... Вы понимаете, что означает этот приказ? После того как он войдет в силу, никто будет не вправе покинуть дворец, прервется всякое сообщение с внешним миром. Что Вы решили? Подумайте оТити... Разве Вы сможете обойтись без своего сына?
Я не колеблясь ответила:
— Мое величайшее желание — это остаться вместе с Вами, Ваше Величество.
— Я так и знала! — воскликнула Государыня. — Но... боюсь, для Вас это будет тяжелым испытанием.
— Обо мне не беспокойтесь, Ваше Величество, — возразила я. — Мы будем вместе делить опасности.
В полдень во дворце появился генерал Корнилов с приказом об аресте императорской семьи. Государыня встретила его в одежде сестры милосердия и искренно обрадовалась, увидев генерала, пребывая в заблуждении, что Корнилов расположен к ней и ко всей ее семье. Она жестоко ошибалась, поскольку Корнилов, полагая, что Ее Величество недолюбливает его, не упускал ни одной возможности, чтобы распускать о ней самые отвратительные слухи.
Генерал сообщил императрице, что дворцовая охрана будет заменена революционными солдатами. Нужды в Сводно-пехотном полку и Собственном Его Величества Конвое больше не было, по дворцу слонялись революционные лица, которые всюду заглядывали. Когда офицеры Сводно-пехотного полка пришли попрощаться с Ее Величеством, многие не выдержали и разрыдались. Впоследствии Государыня призналась мне, что и для нее расставание было мучительным. Офицеры попросили у Государыни платок на память о ней и великих княжнах... Они намеревались разорвать этот платок на кусочки и распределить между собой. К их большой радости, мы отправили им несколько носовых платков с инициалами.
То был день расставаний. Много офицеров приехало из Петрограда, чтобы попрощаться с царской семьей. Уехали Танеевы: Государыня настояла на том, чтобы они вернулись во дворец великого князя Михаила Александровича, где можно было рассчитывать на некоторую безопасность.
Наконец Государыня решила сообщить дочерям об отречении их отца. Она не могла допустить, чтобы они услышали это печальное известие от самого императора. Она поднялась к ним в комнаты и долгое время оставалась с ними одна. Анастасия Николаевна, похоже, догадывалась, что про¬
347


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
изошло... После того как Государыня вышла от них, она очень спокойно проговорила, глядя на меня:
— Мама нам все рассказала, Лили. Но раз папа приедет к нам, все остальное не имеет значения. Ведь Вы все время знали, что происходит, как Вы могли скрыть это от нас? Ведь Вы всегда такая нервная... Как Вам удалось оставаться спокойной?
Я поцеловала девочку и сказала, что мужеством обязана ее родительнице: она являла собой такой пример отваги, что я не могла не последовать ему.
Когда Государыня сообщила роковую новость цесаревичу, между ними произошел такой диалог:
— Больше я никогда не поеду с папа на Ставку? — спросил мальчик.
— Нет, мой голубчик, никогда, — ответила ему мать.
— Неужели я не увижу ни свои полки, ни своих солдат? — озабоченно проговорил Алексей Николаевич.
— Боюсь, что нет.
— О, Господи! А яхта, а все мои друзья на ее борту — неужели мы больше никогда не отправимся в плавание на ней? — чуть не со слезами на глазах продолжал допытываться мальчуган.
— Да... Мы никогда больше не увидим "Штандарт"... Он теперь не наш.
Чай мы пили вместе с Ее Величеством. Она сказала, что очень рада, что Гвардейский Экипаж оставил свои знамена во дворце.
— Мне было бы больно при мысли, что знамена находятся в руках Думы, — призналась она. В эту минуту послышались голоса, пение, возгласы. Вскочив с кушетки, на которой Государыня лежала, она кинулась к окну.
— Не надо, Ваше Величество, не смотрите туда, умоляю Вас, — вырвалось у меня. Я чувствовала, что произошло нечто ужасное. Но Государыня не слышала меня. Я увидела, как она побледнела и чуть ли не без чувств опустилась на кушетку. Матросы покидали дворец, унося с собой знамена!
Поздно вечером заболела корью и Мария Николаевна. Как и ее сестре, Анастасии, ей страшно не хотелось болеть.
— Ах, как мне хочется поправиться, когда приедет папа, — повторяла она до тех пор, пока у нее не поднялась температура и она не потеряла сознание. Последние ее связные слова были следующие:
— Лили, Вы не сможете лечь спать у мама нынче вечером?
— Ну, конечно, душка моя, — ответила я. — Я не оставлю вашу мама одну. Я устроюсь где-нибудь рядом с ней, даже если мне придется спать в ванне.
Я отправилась к Государыне.
— Ваше Величество, Вы позволите мне остаться рядом с Вами в эту ночь? — спросила я.
— Конечно же, нет, Лили. Если что-то случится, к чему Вам быть свидетельницей трагедии? — возразила императрица.
348


МАРТ 1917
Я вернулась к Ольге и Татьяне Николаевнам, которые, как и Мария, очень тревожились за свою мать.
— Лили, Вы не должны оставлять мама одну. Одна из нас всегда ночует у нее — здоровье у нее неважное. Обещайте же, что Вы ее не оставите, — говорили Их Высочества.
Когда Государыня пришла, чтобы попрощаться с больными детьми, великие княжны повторили свою просьбу.
Сначала Государыня стала возражать, но затем, убедившись, что дочери боятся оставлять ее без присмотра, согласилась...
В семь утра Государыня посоветовала мне вернуться в Красную гостиную. Я собрала свои постельные принадлежности и незаметно поднялась по лестнице наверх» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 153—158).
Учитель царских детей С.И.Гиббс 1 июля 1919 г. в свидетельских показаниях Н.А.Соколову отмечал: «Императрицу и семью арестовал генерал Корнилов. Меня в это время во дворце не было. Я не могу сказать, как это произошло. Я знаю, что Корнилов был принят Ее Величеством и объявил ей о ее аресте. Императрица мне говорила об этом событии. Она мне не рассказывала подробностей. Она мне так, в общих чертах, говорила об этом и, между прочим, сказала, что она приняла сухо Корнилова и не давала ему руки. После объявления Корниловым Ее Величеству об ее аресте я не был пропущен в дом. На мое ходатайство об этом был получен отказ. Временное правительство не позволило мне быть при них. Отказ, я очень хорошо это помню, имел подписи пяти министров. Я не помню теперь, каких именно, но я помню, что именно пяти министров, причем из моего ходатайства было видно, что я преподавал науки детям» (Российский архив. Т. VIII. С. 104).
5 Перечисляется ближайшее окружение императрицы, которое не покинуло Александровский дворец. Среди этих лиц упоминается графиня Мария Сергеевна Бенкендорф (урожденная княжна Долгорукая), супруга графа П.К.Бенкендорфа.
Позднее граф П.Н.Апраксин, в момент объявления ареста царской семьи находившийся в Александровском дворце, опубликовал свои воспоминания и дневниковые записи в эмигрантской периодической печати. В них, в частности, сказано: «8 марта от ген. Корнилова, приехавшего во дворец объявить императрице постановление Временного правительства
06 аресте царской семьи, мы узнали, что Государя императора уже вывезли из Могилева и везут в Царское. Известие это очень обрадовало императрицу, измученную роковой разлукой и постоянными думами о душевном одиночестве в эти ужасные дни Государя и его переживаниях. Мысль о скором свидании облегчала ей перенести первые часы объявленного ареста и связанного с ним целого ряда огорчений и унижений, которые она уже заранее предчувствовала.
"Я рада, что именно Вы, генерал, объявили мне об аресте, — сказала она Корнилову, когда тот прочел ей постановление Временного правительства, — так как Вы сами испытали весь ужас лишения свободы".
349


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Началось с увода из дворца преданных частей Собственного Его Величества полка и Конвоя, за все последние дни выказавших, особенно Конвой, много душевной чуткости и деликатности, и с замены их караулом от запасных частей Царскосельского гарнизона, к этому времени уже окончательно распропагандированных и распустившихся.
Смена караулов произошла в 4 часа дня, и с этого часа мы, находившиеся во дворце придворные, стали считаться под добровольным арестом и не имели уже права покидать стены дворца. Нас было восемь человек: обер-гофмаршал граф П.К.Бенкендорф с женой, статс-дама Нарышкина, фрейлина баронесса С.К.Буксгевден, гофлектриса Е.А.Шнейдер, лейб-медик Е.С.Боткин, доктор Деревенко и я. В этот же день наше общество увеличилось фрейлиной графиней А.В.Гендриковой, с первым извещением о революции кинувшейся из Кисловодска, где она была в отпуску, в Царское и успевшей приехать во дворец за два часа до нашего ареста.
Распущенные солдаты дали себя знать очень скоро. Не прошло и несколько часов после смены, как на дворе послышались выстрелы. Оказалось, что один из часовых, стоявших в садике под самыми окнами дворца, убил ручную козочку наследника, которую Алексей Николаевич постоянно кормил из рук и очень любил. Больному мальчику, которому только в этот день сообщили всю правду, конечно, не сказали ничего об участи бедной козочки, а выстрелов, кажется, он на этот раз не слышал.
По случаю выезда Государя из Ставки императрица пожелала в домовой церкви отслужить молебен. Так как распоряжение было отдано до 4 часов, то притч был, конечно, пропущен во дворец, но самый молебен отслужить не удалось вследствие запрещения нового караульного начальника, какого-то прапорщика с громадным красным бантом на груди. Это было первое проявление нового режима, и на мою долю выпало об этом унижении и ненужной жестокости сообщить Ее Величеству. Я постарался смягчить, насколько мог, этот первый удар, сказал, что недоразумение произошло по нашей вине, ибо мы поздно заявили о желании императрицы, и что назавтра молебен, наверное, разрешат. Я надеялся, что за сутки удастся убедить тюремщиков быть мягче и разрешить царственным узникам беспрепятственно, хотя бы с соблюдением разных формальностей, удовлетворять свои религиозные нужды, но, увы, я ошибся: молебен и на другой день не был дозволен, и только несколько дней спустя этот вопрос получил более или менее благоприятное разрешение.
Еще накануне заболела корью в тяжелой форме последняя остававшаяся здоровой великая княжна Мария Николаевна, и весь детский верх превратился в сплошной лазарет. Заболевшие великие княжны и Алексей Николаевич поправлялись очень медленно, сильно страдали, и императрица, сама постоянно мучавшаяся болезнью сердца, ухаживая за ними, очень утомлялась, но она бодрилась, стараясь сохранить свои силы до приезда Государя. Болезнь Марии Николаевны, ставшей для нас за эти дни настоящим другом и лучшей помощницей, была для нее новым испытанием.
350


МАРТ 1917
Впрочем, ждать было уже недолго.
В полночь вернулся из Петрограда назначенный генералом Корниловым комендантом дворца шт.-ротмистр Коцебу, объявивший, что Государь приедет утром на другой день.
Конечно, эту радостную весть немедленно сообщили императрице» (Новое время. 1922.17 марта. № 268).
6 Позднее Пьер Жильяр вспоминал: «Ее Величество вызвала меня и сказала, что генерал Корнилов от имени Временного правительства только что объявил ей, что Государь и она арестованы и что все те, кто не желает подвергнуться тюремному режиму, должны покинуть дворец до четырех часов. Я ответил, что решил остаться.
— Государь возвращается завтра, надо предупредить Алексея, надо ему сказать... Не сделаете ли Вы это? Я пойду поговорить с дочерьми.
Было заметно, как она страдает при мысли о том, как ей придется взволновать больных великих княжон, объявляя им об отречении их отца, тем более что это волнение могло ухудшить состояние их здоровья.
Я пошел к Алексею Николаевичу и сказал ему, что Государь возвращается завтра из Могилева и больше туда не вернется.
— Почему?
— Потому что Ваш отец не хочет быть больше Верховным главнокомандующим!
Это известие сильно его огорчило, так как он любил ездить в Ставку. Через несколько времени я добавил:
— Знаете, Алексей Николаевич, Ваш отец не хочет быть больше императором.
Он удивленно посмотрел на меня, стараясь прочесть на моем лице, что произошло.
— Зачем? Почему?
— Потому что он очень устал и перенес много тяжелого за последнее время.
— Ах, да! Мама мне сказала, что, когда он хотел ехать сюда, его поезд задержали. Но папа потом опять будет императором?
Я объяснил ему тогда, что Государь отрекся от престола в пользу великого князя Михаила Александровича, который в свою очередь уклонился.
— Но тогда кто же будет императором?
— Я не знаю, пока никто!..
Ни слова о себе, ни намека на свои права наследника. Он сильно покраснел и был взволнован.
После нескольких минут молчания он сказал:
— Если нет больше царя, кто же будет править Россией?
Я объяснил ему, что образовалось Временное правительство, которое будет заниматься государственными делами до созыва Учредительного собрания, и что тогда, быть может, его дядя Михаил взойдет на престол.
Я еще раз поражен скромностью этого ребенка.
351


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
В 4 часа двери дворца запираются. Мы в заключении! Сводно-гвардейский полк заменен одним из полков Царскосельского гарнизона, и солдаты стоят на часах уже не для того, чтобы нас охранять, а с тем, чтобы нас караулить» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 163—165).
7 Позднее няня царских детей Александра Александровна Теглева вспоминала о событиях этого дня в Александровском дворце: «Потом приехал генерал Корнилов и объявил Ее Величеству об аресте ее и всех остальных, кто останется при Ее Величестве. Государыня объявила об этом нам сама. Она была взволнована арестом ее, но она не впала в отчаяние, держала себя в руках, хотя и плакала временами, и не теряла, видимо, надежды на лучшее. Сообщая нам об аресте, она сообщила только о самом факте. Никаких враждебных ноток лично к генералу Корнилову я у нее не заметила» (Российский архив. Т. VIII. С. 119).
8 Гофмейстерина императрицы Александры Федоровны княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «8/21 марта. Была у обедни. Дьякон начал, как обычно, поминать Государя, его остановили шиканьем. Тяжело ужасно. Плакала. Говорила с некоторыми из присутствующих: удручены и сочувствуют. Осталась на панихиду по бедному старому о. Благовещенскому: он был моим духовником. По возвращении Бенкендорф нам объявляет, что мы арестованы: не имеем права ни выходить из дворца, ни телефонировать; писать разрешается через главную контору. Ждут Государя. Императрица просила отслужить напутственный молебен — отказали!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7).
9 Императрица Александра Федоровна, опасаясь дальнейших репрессий, обыска и изъятия документов, сожгла в течение нескольких дней многие свои записи, а также значительную часть переписки с родственниками и приближенными. Вместе с ней сожгла часть своих бумаг и А.А.Вырубова. Позднее в своих воспоминаниях она писала: «В первый вечер, после перехода дворца в руки революционных солдат, мы услышали стрельбу под окнами. Камердинер Волков пришел с докладом, что солдаты забавляются охотою в парке на любимых диких коз Государя. Жуткие часы мы переживали. Пока кучки пьяных и дерзких солдат расхаживали по дворцу, императрица уничтожила все дорогие ей письма и дневники и собственноручно сожгла у меня в комнате шесть ящиков своих писем ко мне, не желая, чтобы они попали в руки злодеев» (Фрейлина Ее Величества... С. 202; Танеева (Вырубова) А.А. Страницы из моей жизни. Берлин, 1923. С. 99).
Позднее следователи ЧСК Временного правительства при допросе А.А.Вырубовой 6 мая 1917 г. выясняли:
«Вырубова. — Это, вероятно, я об отце что-то просила. Должно быть, очень старая тетрадка, посмотрите — в каком году.
Председатель. — А новее у Вас ничего нет?
Вырубова. — Нет.
352


МАРТ 1917
Председатель. — Вы все сожгли? Почему вы сожгли целый ряд документов?
Вырубова. — Я почти ничего не жгла.
Председатель. — Почти.
Вырубова. — Да, сожгла только несколько последних писем императрицы, не хотела, чтобы они попали в посторонние руки. Когда меня захватили, я сожгла несколько писем, но, кажется, у меня еще осталось все там, в домике. Там делали обыск. Я была больна. Не знаю, нашли что-нибудь или нет. Эта тетрадка — не помню какого года» (Фрейлина Ее Величества Анна Вырубова. С. 352).
10 С введением в Александровском дворце режима заключения часть приближенных к царской семье лиц вынуждены были удалиться. В этот день к императрице Александре Федоровне приходили прощаться бывший командир Собственного Е.И.В. гвардейского Сводного пехотного полка генерал А.А.Ресин и полковник М.А.Лазарев.
А.А.Теглева впоследствии сообщила Н.А.Соколову: «Я забыла сказать, что тогда проявил преданность им офицер Сводного Его Величества полка Лазарев. Он сильно тогда убивался и, когда он приходил проститься с Государыней, он сильно плакал» (Российский архив. Т. VIII. С. 121).
11 В своих воспоминаниях о событиях в Александровском дворце в этот период Анна Вырубова писала: «Императрица спала совсем одна во всем нижнем этаже; с трудом удалось г-же Ден испросить разрешения ложиться рядом в кабинете. Пока младшие княжны не заболели, одна из них ложилась на кровать Государя, другая на кушетку, чтобы не оставлять мать совсем одну» (Фрейлина Ее Величества... С. 202).
12 Д.Н.Дубенский записал в этот день: «Все утро среды до самого переезда в поезд Его Величество прощался с разными лицами, занимавшими более заметные места. Тут сказалась редкая черта в Государе, черта глубочайшего внимания к человеку. Царь, прощаясь с тем или иным лицом, всегда говорил ему то, что особенно было дорого этому лицу. Надо было подумать о человеке, вспомнить его интересы, чтобы прощальное слово упало на сердце тому, кто пришел последний раз взглянуть на своего монарха... Государь с каждым целовался итак хорошо, добро смотрел на уходящего от него, что никто не мог оставить Его Величество без слез. Все одинаково сознавали, что теряют не только Государя, но и человека редких душевных качеств: доброго, ласкового, отзывчивого, всегда вникавшего в ваше положение, человека широкого ума, образования и полного благородства.
Тяжелые сцены приходилось постоянно наблюдать в эти часы, когда кто-либо выходил из кабинета императора. После полудня Государь переехал в поезд своей матушки и там ожидал прибытия членов Думы в Могилев для сопровождения его в Царское.
353


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
С Государем должны были уехать из Ставки: генерал-адъютант Нилов, генерал князь Долгорукий, генерал Нарышкин, лейб-хирург С.П.Федоров, генерал Дубенский, флигель-адъютант полковник герцог Н.Лейхтенбергский, церемониймейстер барон Штакельберг и служащие в канцелярии Министерства Двора. Остальные: командир конвоя Его Величества граф Граббе- Никитин, командир собственного Его Величества Железнодорожного полка генерал Цабель и флигель-адъютант полковник Мордвинов оставались в Ставке» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 99—100).
13 	Уже бывший император Николай II подписал приказ № 371, в котором значилось:
«В последний раз обращаюсь к Вам, горячо любимые мною войска. После отречения мною за себя и за сына моего от Престола Российского власть передана Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему. Да поможет ему Бог вести Россию по пути славы и благоденствия. Да поможет Бог и Вам, доблестные войска, отстоять нашу родину от злого врага. В продолжение двух с половиной лет Вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилий и уже близок час, когда Россия, связанная со своими доблестными союзниками одним общим стремлением к победе, сломит последнее усилие противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы.
Кто думает теперь о мире, кто желает его — тот изменник Отечества, его предатель. Знаю, что каждый честный воин так мыслит. Исполняйте же Ваш долг, защищайте доблестную нашу Великую Родину, повинуйтесь Временному правительству, слушайтесь Ваших начальников, помните, что всякое ослабление порядка службы только на руку врагу.
Твердо верю, что не угасла в Ваших сердцах беспредельная любовь к нашей Великой Родине. Да благословит Вас Господь Бог и да ведет Вас к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий.
Николай.
8 марта 1917 года.
Ставка.
Подписал: начальник штаба генерал Алексеев».
0 дальнейшей судьбе этого приказа рассказал Д.Н.Дубенский: «Поразительные по наглости и бесцеремонности были распоряжения по поводу этого приказа со стороны Гучкова.
Немедленно после того, как Государь подписал этот приказ, в Ставке была получена телеграмма от Гучкова как военного министра с воспрещением распространять между солдатами этот приказ и печатать его. Этому распоряжению подчинился сразу генерал Алексеев, не подчиненный вообще военному министру, и таким образом о существовании прощального слова Государя к войскам не было известно даже некоторым командующим армиями.
И в первые же дни "свободы слова" Временное правительство запретило слово Верховного главнокомандующего Государя императора в момент оставления им добровольно русской армии.
354


МАРТ 1917
В величайшем секрете приказ этот держался в Ставке, и о нем знали только несколько лиц. До Государя на другой день дошло известие о запрещении распубликовать его прощальное слово войскам, и Его Величество был глубоко опечален и оскорблен этим непозволительным распоряжением. Каждый час и минута приносила царю все новые и новые горести» (Там же. С. 97—98).
14 	Генерал-майор Н.М.Тихменев оставил в своих воспоминаниях описание последнего дня пребывания императора Николая II в Ставке: «Отъезд Государя, по приказанию из Петрограда, был назначен утром, помнится, в 9 ч., а еще раньше должны были приехать экстренным поездом посланцы Временного правительства. Так сказать, на сборы в дорогу времени Государю совсем не давалось. Однако бесконечная болтовня произносимых на промежуточных станциях речей задержала в дороге послов — двух кадет и двух социалистов (последние — по выбору Совета рабочих и солдатских депутатов), и они опоздали.
Около половины одиннадцатого я получил записку, что Государь перед отъездом желает попрощаться с чинами Ставки, чего как раз и не желали, по-видимому, в Петрограде. Генерал Алексеев просил собраться по возможности всех в 11 час. в помещении Управления Дежурного Генерала. Едва успел я дать знать об этом подчиненным мне и расположенным в разных зданиях учреждениям, как наступило уже время идти. "А Вы не пойдете?" — спросил я встретившегося мне ген. К. "Нет, знаете, что же там, — небрежно ответил он мне. — Надо, наконец, решить, какого берега держаться". Нечего или, вернее, бесполезно было отвечать. Я пришел на место собрания одним из последних. Ген. Алексеев был уже там. Это была довольно большая зала, бывшая в мирное время залой заседания Могилевского окружного суда. От середины обеих длинных стен залы отходили невысокие балюстрады, оставлявшие между собой широкий проход и отделявшие, в былое время, места для публики от судейских мест. Собравшиеся разместились в несколько тесно сбитых рядов по стенам, вокруг всего зала и по обе стороны балюстрад, образовав, таким образом, как бы восьмерку. В правом верхнем углу этой восьмерки находилась входная дверь. Направо от нее, вдоль по поперечной стене зала, стали нижние чины — человек около 50—60 — конвойцы, солдаты Георгиевского батальона, Собственного Его Величества Сводного пехотного полка, кое-кто из писарей. Налево около двери стал ген. Алексеев. Далее помещались, по очереди, все управления Штаба. Мне пришлось стоять в правом нижнем углу восьмерки, а мои многочисленные подчиненные и путейские чины заняли всю внутреннюю, короткую стену зала. Левее нас, по длинной стене, стояли офицеры конвоя, Георгиевского батальона, Сводного полка и другие. Правее меня и рядом со мной стоял полевой интендант ген. Егорьев со своими чинами. Настроение в зале было очень нервное и напряженное. Чувствовалось, что достаточно малейшего толчка, чтобы вывести всю эту толпу из равновесия.
355


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Ровно в 11 час. в дверях показался Государь. Поздоровавшись с Алексеевым, он обернулся направо к солдатам и поздоровался с ними негромким голосом, как здоровался в комнатах. "Здравия желаем, Ваше Императорское Величество", — полным, громким и дружным голосом отвечали солдаты. В газетах того времени мне приходилось читать написанные языком того же времени заметки о том, что "солдаты революционной армии, в сознании чувства своей революционной гордости, презрительным молчанием ответили на обращенное к ним приветствие Николая Романова". Все это есть пошлый вздор, произведение перьев лакеев от революции. Выслушав ответ нижних чинов, Государь быстро направился в глубь залы и остановился в перехвате восьмерки, в нескольких шагах от меня, лицом в мою сторону. Я ясно и до мельчайших подробностей видел его фигуру и лицо. Он был одет в серую кубанскую черкеску, с шашкой через плечо. Единственное изменение заключалось в том, что все военные союзнические кресты, учрежденные во время войны, которые он носил постоянно, были сняты. На груди висел один лишь Георгиевский крест, ярко белевший на темном фоне черкески. Левую руку с зажатой в ней папахой он держал на эфесе шашки. Правая была опущена и сильно и заметно дрожала. Лицо было еще более пожелтевшее, посеревшее и обтянутое и очень нервное. Остановившись, Государь сделал небольшую паузу и затем начал говорить речь. Первые слова этой речи я запомнил буквально. Он говорил громким и ясным голосом, очень отчетливо и образно, однако сильно волнуясь, делая неправильные паузы между частями предложения. Правая рука все время сильно дрожала. "Сегодня... я вижу вас... в последний раз, — начал Государь, — такова воля Божия и следствие моего решения". Далее он сказал, что отрекся от престола, видя в этом пользу России и надежду победоносно кончить войну. Отрекся в пользу брата вел. кн. Михаила Александровича, который, однако, также отрекся от престола. Судьба Родины вверена теперь Временному правительству. Он благодарит нас за верную службу ему и родине. Завещает нам верой и правдой служить Временному правительству и во что бы то ни стало довести до конца борьбу против коварного, жестокого, упорного — и затем следовал еще целый ряд отлично подобранных эпитетов — врага. Государь кончил. Правая рука его уже не дрожала, а как-то дергалась. Никогда не наблюдал я такой глубокой, полной, такой мертвой тишины в помещении, где было собрано несколько сот человек. Никто не кашлянул, и все упорно и точно не мигая смотрели на Государя. Поклонившись нам, он повернулся и пошел к тому месту, где стоял Алексеев. Отсюда он начал обход присутствующих. Подавая руку старшим генералам и кланяясь прочим, говоря кое-кому несколько слов, он приближался к моему месту. Когда он был в расстоянии нескольких шагов от меня, то напряжение залы, все время сгущавшееся, — наконец, разрешилось. Сзади Государя кто-то судорожно всхлипнул. Достаточно было этого начала, чтобы всхлипывания, удержать которые присутствующие были, очевидно, уже не в силах, раздались сразу во многих местах. Многие просто плакали и утирались. Вместе с всхлипываниями раздались и слова: "Тише,
356


МАРТ 1917
тише, вы волнуете Государя". Однако судорожные перехваченные всхлипывания эти не утихали. Государь оборачивался направо и налево, по направлению звуков, и старался улыбнуться, однако улыбка не выходила, а выходила какая-то гримаса, оскаливавшая ему зубы и искажавшая лицо; на глазах у него стояли слезы. Тем не менее, он продолжал обход. Подойдя ко мне, он остановился, подал мне руку и спросил: "Это ваши?" Я, тоже сильно волнуясь и чувствуя, что губы у меня дрожат, ответил. В эту же минуту я заметил, что стоявший правее меня ген. Егорьев, человек, как я выше сказал, до крайности нервный, очевидно, уже не владея собой вовсе, спрятался за меня и что Государь его не видит. Тогда я полуобернулся назад, схватил правой рукой Егорьева за талию, выдвинул его вперед и сказал: "Мои... и вот главный полевой интендант". Государь подал ему руку и на секунду задумался. Потом, подняв на меня глаза и глядя в упор, сказал: "Помните же, Т., что я говорил Вам, непременно перевезите все, что нужно для армии", и, обращаясь к Егорьеву: "А Вы непременно достаньте; теперь это нужно больше, чем когда-либо. Я говорю Вам, что я не сплю, когда думаю, что армия голодает". Подав руку мне и Егорьеву, он пошел дальше. Подойдя к офицерам своего конвоя, он никому не подал руки, м.б. потому, что он виделся уже с ними утром отдельно. Зато он поздоровался со всеми офицерами Георгиевского батальона, только что вернувшимися из экспедиции в Петроград. Судорожные всхлипывания и вскрики не прекращались. Офицеры Георгиевского батальона — люди, по большей части несколько раз раненные — не выдержали: двое из них упали в обморок. На другом конце залы рухнул кто-то из солдат-конвойцев. Государь, все время озираясь на обе стороны, со слезами в глазах, не выдержал и быстро направился к выходу. Навстречу ему выступил Алексеев и начал что-то говорить. Начала речи я не слышал, так как все бросились за Государем и в зале поднялся шум от шарканья ног. До меня долетели лишь последние слова взволнованного голоса Алексеева: "А теперь, Ваше Величество, позвольте мне пожелать Вам благополучного путешествия и дальнейшей, сколько возможно, счастливой жизни". Государь обнял и поцеловал Алексеева и быстро вышел.
Больше я его уже никогда не видел. И опять, как месяц назад, шли мы вместе с Егорьевым и говорили о Государе. И обоим нам было ясно, что не притворялся этот человек, а действительно любил и армию, и Россию глубокой любовью. И много нужно было иметь этой любви и веры в Россию, чтобы развенчанным царем, в тяжкие минуты публичного прощания, не только указать бывшим своим подданным на их общий долг перед родиной, но еще и вспомнить о той отдельной заботе, которой тревожился он среди прочих бесчисленных дел государственного управления» (Тихменев Н.М. Указ. соч. С. 28—32).
Рассказ Н.М.Тихменева дополняют воспоминания А.А.Мордвинова: «В этот день 8 марта, день отбытия Его Величества из Ставки, нам утром выдали из управления дежурного генерала удостоверения личности, в которых было сказано, что "предъявитель такой-то назначен для сопровожде¬
357


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ния бывшего императора". Редакция эта меня очень возмутила, тем более что в выдаче новых удостоверений мы вовсе не нуждались, имея при себе старые, полученные от Военно-походной канцелярии Его Величества.
В этот день утром Государь прощался с чинами штаба, собранными в большом зале управления дежурного генерала.
Всем было невообразимо тяжело: двое или трое упали в обморок, многие плакали. Государь говорил ясно, отчетливо, с глубоким сердечным волнением. Что говорил он — я не помню. Я только слышал звук его голоса и ничего не понимал...
Как говорили, Государь не мог кончить своих прощальных слов и сам, очень взволнованный, вышел из зала. Я вышел вслед за ним.
Потом приходили наверх прощаться поодиночке все иностранные военные агенты... Даже сдержанный Вильямс вышел из кабинета Государя глубоко растроганный. О Коанде, Жанене, Риккеле и Леонткевиче нечего и говорить: глаза их были полны слез. Серб Леонткевич сказал мне, что он "не мог удержаться и поцеловал руку русского царя за все то, что он сделал для славянства и для родной Сербии". Леонткевич долго не мог успокоиться и все повторял с отчаянием и вместе с тем с уверенностью: "Россия без царя... это невозможно, этого никогда не будет..."
В этот же день прибывший из Петрограда фельдъегерь привез вместе с другими и приказание временно командовавшего императорской главной квартирой генерал-адъютанта Максимовича, объявлявшего, что из лиц Государевой свиты только генералы преклонного возраста, согласно приказу нового военного министра Гучкова, могут, если пожелают, подать в отставку, но что молодые не имеют права покидать службу до конца войны» (Отречение Николая II... С. 131—132).
15 Вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в своем дневнике: «8/21 марта. Среда. Сегодня один из самых горестных дней в моей жизни! Я рассталась с моим любимым Ники! В первую половину дня видела Вельяминова. Я долго с ним разговаривала. После 12 пришел Ники — проститься со Штабом и остальными. В особенности тяжело ему было расставаться со своим любимым Конвоем. Пообедали у меня в поезде: Борис и мои. Был командир полка Георгиевских кавалеров генерал Иванов. Какой бесподобный человек! Он произвел на меня прекрасное впечатление. Ники попрощался с ним и передал приветствие Георгиевским кавалерам. Сидели вместе до 5 часов — пока он не ушел. Какое ужасное, горестное прощание! Да поможет ему Бог! Смертельная усталость от всего. Нилову вместе с Ники ехать не позволили. Какая досада! Большая часть свиты остается в Могилеве. С Ники поедут только: Лейхтенбергский,
В.Долгоруков, Кира, проф. Федоров. Как все это печально сознавать!» (Дневники императрицы Марии Федоровны... С. 177).
16 Сцену своего прощания с Николаем II приводит в своем воспоминании А.А.Мордвинов: «В губернаторском доме, куда я направился, был полный
358


МАРТ 1917
хаос: внизу шла усиленная укладка дворцового имущества, стояли ящики, лежали свороченные ковры, суетилась прислуга. Я машинально поднялся наверх, вошел в пустую залу и увидел двери кабинета широко открытыми... Государь был один, стоял в глубине комнаты, около письменного стола, и неторопливо, как мне показалось, спокойно собирал с него разные вещицы, видимо, для укладки. "Спрошу у него самого, как лучше... скажу про свои сомнения, сейчас же, пока он один и не занят, — мелькнуло в моих мыслях, — а вдруг это покажется лишним?" Но я уже входил в кабинет.
"Что, Мордвинов?" — спросил Государь.
"Ваше Величество, — очень волнуясь и сбивчиво заговорил я,— я только что был у генерала Вильямса, чтобы проститься с ним перед отъездом, и он мне настойчиво советует пока оставаться здесь... говорит даже, что почему-то будет полезнее для Вас... Ваше Величество, ведь вы меня знаете... мои вещи уже в поезде, сам я не знаю теперь, как быть... Как Вы думаете, что будет лучше для Вас... быть может, Вам действительно будут нужны когда-нибудь преданные люди, находящиеся здесь..."
"Конечно, оставайтесь, Мордвинов", —- как мне показалось, без колебаний и даже с ударением на слове "конечно" сказал Государь, порывисто приблизился ко мне, обнял и крепко, крепко поцеловал...
Через несколько минут я уже ехал с другими товарищами по свите на станцию к императорскому поезду...
Императорский поезд уже стоял на станции, недалеко от него находился и поезд вдовствующей императрицы, которая тоже намеревалась уехать в тот же день. Государя ожидали на вокзале не раньше, как через полчаса...
Вскоре прибыл на вокзал Государь. Мы, свита, завтракали отдельно в императорском поезде, а Его Величество оставался очень долго в поезде у Государыни. Затем мы все ходили прощаться с Ее Величеством и вернулись к себе в вагон. Помню, что я взял себе на память о дорогом минувшем прошлом простое, уже никому не нужное деревянное кольцо от салфетки, на котором было выжжено мое имя, и написал, для отсылки с Лукзеном, отправлявшимся с моими вещами в поезде, короткую записку жене, а на словах просил своего старика не тревожить жену излишними намеками и предположениями о моем аресте.
Не помню, кто из чинов штаба, собравшихся на проводы, показал мне снова телеграмму князя Львова, адресованную генералу Алексееву. Эта телеграмма гласила: "Временное правительство постановило предоставить бывшему императору беспрепятственный проезд для пребывания в Царском Селе и для дальнейшего следования на Мурманск". Телеграмма эта очень всех нас успокоила.
Тут распространился слух, что какие-то представители Временного правительства прибыли в Могилев, чтобы сопровождать поезд Государя и якобы оберегать его путь от всяких случайностей.
Хотя и немного смущенно, они все же разыгрывали роль начальства, приказали прицепить свой вагон к императорскому поезду и не позволили
359


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
офицеру конвоя сопровождать поезд. Графу Граббе с трудом удалось устроить туда лишь трех ординарцев-урядников...
Я видел лишь издали этих трех-четырех делегатов на рельсах среди вагонов, о чем-то совещавшихся. Фигуры их, не то зажиточных мастеровых, не то захудалых провинциальных чиновников...
Как оказалось, они рассматривали список сопровождавших и запретили почему-то адмиралу К.Д.Нилову следовать в поезде...
— Вот до чего мы дожили, — вырвалось у меня в обращении к генералу Алексееву, пришедшему проводить Государя и стоявшему рядом со мною в коридоре вагона Его Величества.
— Это все равно должно было случиться, — после краткого раздумья, но уверенно возразил он мне, — если не теперь, то случилось бы потом, не позднее как через два года» (Отречение Николая II... С. 134—137).
Д.Н.Дубенский записал в этот день: «В 3-м часу военная платформа стала наполняться провожающими Государя. Тут находились великие князья Сергей и Александр Михайловичи, Борис Владимирович и очень заметно выделялась огромная фигура старика, принца Александра Петровича Ольденбургского с красным обветренным лицом, в полушубке; он стоял опираясь на палку. Весь высший командный состав Ставки был налицо: генералы Алексеев, Клембовский, Лукомский, Кондзеровский, адмирал Русин и другие генералы, офицеры и гражданские чины. Была и частная публика, и простонародье, но так как неизвестен был час отъезда Государя, то сравнительно частной публики было немного — человек 150, не более.
Стояла ветреная, холодная погода. Поезд с депутатами все не проходил, и все собравшиеся разбрелись по путям, находились около Государева поезда, в который вносили багаж и разные вещи, подходили к поезду императрицы Марии Федоровны, где пребывал Его Величество, и там протекали последние минуты свидания перед тяжелой, неопределенной и страшной их разлукой.
Генерал Алексеев все время распоряжался, говорил то с тем, то с другим и раза два входил в вагон императрицы к Государю.
Как-то не ладились разговоры. Все были молчаливы и коротко отвечали друг другу. Все понимали, что настал последний момент расставания, и у всех сжималось сердце о судьбе царя, о России и о себе самом.
Около 4 часов прибыл поезд с депутатами Государственной думы, с Бубликовым во главе. Они появились как-то неожиданно у царского поезда и стали переговариваться с генералом Алексеевым. Это были люди определенной окраски и, показалось мне, неприветливыми, враждебно настроенными, только Бубликов чуть-чуть был пообходительнее. Все эти депутаты принадлежали к левому крылу Государственной думы; я не помню их фамилий.
Сейчас по своем прибытии Бубликов передал распоряжение Временного правительства о запрещении адмиралу Нилову следовать с Государем и приказание остаться в Ставке. "Что же я, арестован?" — спросил мрачно Нилов. "Нет, но Вы должны остаться здесь", — ответил Бубликов...
360


МАРТ 1917
После переговоров Бубликова с генералом Алексеевым оказалось, что Государь должен считаться арестованным и лишенным уже свободы. Это распоряжение произвело крайне тяжелое впечатление на всех и вызвало большое волнение и негодование среди свиты и некоторых других лиц Ставки.
"Как, почему, с какой стати, какие основания, неужели Алексеев решится передать это заявление Его Величеству?" — говорили многие. Оказалось, однако, что генерал Алексеев передал Государю: "Ваше Величество должны себя считать как бы арестованным". Я не был при этом разговоре, но слышал, что Государь ничего не ответил, побледнел и отвернулся от Алексеева.
Государь был очень далек от мысли, что он, согласившийся добровольно оставить Престол, может быть арестован. В момент приезда депутатов Думы для его сопровождения он даже сказал гофмаршалу князю Долгорукому: "Все-таки надо их пригласить к обеду". Князь Долгорукий немедленно передал Бубликову и его товарищам приглашение на обед к Государю, но те отказались. Князь Долгорукий был удивлен и смущен этим недопустимым грубым отказом и, дабы не волновать Государя, доложил Его Величеству так: "Их вагон не соединен переходом с нашим поездом, и потому они не могут прийти". Государь ничего не ответил.
Прошло еще минут 10—15. Мы все напряженно стояли у вагонов при полной тишине. Еще раз прошел, почти пробежал, генерал Алексеев в вагон императрицы, пробыл там несколько минут и вышел оттуда. Вслед за сим отворилась вагонная дверь и Государь стал спускаться по ступенькам на рельсы. Тут плотным кольцом окружили Его Величество провожавшие. Государь шел очень тихо и протягивал руку подходившим к нему лицам. Большинство со слезами целовали руку царя. Я никогда не забуду глаз Государя; они были неподвижны, стали светлее, как-то расширены, и тяжел бесконечно был их взгляд. До Государева поезда было шагов 20—30, и Его Величество сейчас же дошел до своего вагона. Тут к нему подошел адмирал Нилов и, схватив руку Государя, несколько раз ее поцеловал. Его Величество крепко обнял своего флаг-капитана и сказал: "Как жаль, Константин Дмитриевич, что Вас не пускают в Царское со мною".
Затем Государь поднялся в свой вагон и подошел к окну, стараясь его протереть, так как оно было запотелое.
Императрица все это время стояла у окна своего вагона, крестила его и платком утирала слезы. Многие из провожавших, великий князь Александр Михайлович, принц Ольденбургский крестили Государя.
Наконец поезд тронулся. В окне вагона виднелось бледное лицо императора с его печальными глазами. Генерал Алексеев отдал честь Его Величеству.
Последний вагон царского поезда был с думскими депутатами; когда он проходил мимо генерала Алексеева, то тот снял шапку и низко поклонился. Помню, этот поклон депутатам, которые увозили царя "как бы арес¬
361


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
тованным", тяжело лег на сердце и окончательно пошатнул мое мнение об Алексееве.
Начали разъезжаться по квартирам, и мне ясно стало: в Пскове была смерть Государя императора, а здесь, в Могилеве, похороны.
Одиноко, грустно, тяжело было возвратиться в Могилев в свои комнаты. Мы оставались с Ниловым только двое в Ставке из тех, кто два с половиной года находился при Государе, кто все время войны провел с Его Величеством неразлучно. Долго мы беседовали с Константином Дмитриевичем о предстоящей судьбе Государя и его семьи. Как и многие в Ставке, мы полагали, что союзники России [могут] оградить их верного друга императора Николая II от опасных явлений революции и предоставят отказавшемуся от престола русскому царю возможность жить частным человеком со своей семьей вне границ бывшей своей империи. Казалось, не было и не могло быть в этом отношении сомнений, и никто не предвидел тех ужасов, которые совершились с царской семьей.
К глубочайшему сожалению, союзники не проявили особой заботы, настойчивости и желания оградить бывшего русского императора и его семью от злодейств бешеной русской революции. Грядущая история вынесет свой беспристрастный приговор этому не только холодному, но мрачному поступку наших "бывших друзей и союзников" и отметит, что подобных явлений не случалось во всемирной истории до наших дней. Грустно, но нельзя этого не сказать с полным горьким сознанием и убеждением» (Дубенский Д.Н. Указ. соч. С. 100—102).
17 	Представителями Государственной думы был составлен официальный отчет о сопровождении бывшего императора Николая II из Могилева в Царское Село следующего содержания: «Распоряжением Временного комитета Государственной думы для сопровождения из Могилева в Царское Село отрекшегося императора Николая II были командированы члены Государственной думы А.А.Бубликов, С.Ф.Грибунин, В.М.Вершинин и С.А.Калинин.
Получив соответствующий документ от Временного комитета Государственной думы и предписание Временного правительства, комиссары в 11 часов вечера 7 марта экстренным поездом выехали с Царскосельского вокзала в Могилев. Поезд шел без всякой охраны. В Витебске в 11 часов утра 8 марта комиссаров встретил начальник Риго-Орловской железной дороги инженер Генрихсент, приветствовавший комиссаров от собравшихся на платформе железнодорожных служащих. В Орше была 10-минутная остановка, во время которой депутаты Бубликов и Вершинин отвечали на шумные приветствия толпы.
Ровно в 3 часа дня поезд с комиссарами Государственной думы прибыл на ст. Могилев. Здесь депутаты были встречены высшими служащими железной дороги во главе с товарищем министра путей сообщения на фронте ген. Кисляковым. Кроме того, на вокзале собралось большое количество публики. После кратких приветственных речей депутатов Бубликова и Гри-
362


МАРТ 1917
бунина комиссары при криках "ура" на автомобиле отправились в Штаб Главнокомандующего, где имели 20-минутную беседу с ген. Алексеевым. А.А.Бубликов предъявил ген. Алексееву предписание Временного правительства о лишении свободы бывшего императора. Ген. Алексеев сообщил комиссарам, что императорский поезд уже готов к отправлению и ожидает распоряжения комиссаров. Комиссары потребовали, чтобы им был представлен полный список лиц, сопровождающих Николая II. Список заключал имена 47 лиц, от свиты до прислуги включительно. В список был включен, между прочим, флаг-капитан адмирал Нилов, которому было предложено оставить поезд, что он и исполнил.
Вслед за комиссарами Государственной думы на вокзал прибыл начальник Штаба Главнокомандующего ген. Алексеев.
Отрекшийся император в это время находился в соседнем поезде вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Ген. Алексеев сообщил отрекшемуся императору постановление Временного правительства.
По приказу ген. Алексеева в распоряжение комиссаров был дан наряд солдат в 10 человек гвардейского железнодорожного батальона под командой унтер-офицера. Когда все было готово, отрекшийся император перешел из вагона царицы-матери в императорский поезд.
Находившиеся на перроне лица хранили полное молчание. У окна своего вагона стояла мать-царица, наблюдая за всем происходящим.
Поезд был сформирован в обычном составе и заключал в себе 10 вагонов. Вагон комиссаров был прицеплен в конце поезда. В свитском вагоне заняли места генерал-майор кн. Долгоруков, генерал-майор Нарышкин, флигель-адъютант полковник герцог Лейхтенбергский, флигель-адъютант полковник Мордвинов (он остался в Могилеве. — В.Х.) и лейб-хирург профессор Федоров.
В 4 часа 50 мин. поезд отбыл из Могилева. При отъезде поезда не было ни приветствий, ни враждебных возгласов. Собравшаяся публика молча приветствовала стоявших у окна последнего вагона комиссаров Государственной думы.
Все распоряжения об остановках, о переменах маршрута исходили исключительно от комиссаров. Им же доставлялись и все телеграммы, получавшиеся в пути. Первая остановка была в Орше в 9 часов вечера; поезд на короткое время остановился в Витебске.
Комиссары установили между собой очередь для дежурства.
В пути к комиссарам явились депутации с денежными пожертвованиями в пользу жертв революции. Являлись делегаты от поездного состава, от кухонной прислуги и от дворцовой полиции. Всего пожертвований поступило 380 р. 50 к.
Со станции Севрино комиссары по телефону сообщили начальнику Царскосельского гарнизона о своем скором прибытии в Царское Село и предложили ему явиться для встречи на вокзал.
С самого момента отхода поезда из Могилева комиссары по всему пути следования посылали телеграммы председателю Государственной думы,
363


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
который таким образом был осведомлен о малейших подробностях движения поезда.
Поезд подошел к Царскосельскому павильону в 11 час. 30 мин. утра 9 марта. Ко времени подхода поезда на перроне находились начальник Царскосельского гарнизона, комендант станции и другие начальствующие лица.
Вышедши из своего вагона, комиссары спросили начальствующих лиц, встречавших поезд, имеют ли они инструкции для принятия в свое распоряжение отрекшегося императора.
Начальник Царскосельского гарнизона и другие начальствующие лица заявили, что все инструкции ими получены от Временного правительства через командующего войсками Петроградского военного округа. Ввиду этого комиссары признали свою миссию оконченной и по соединительной ветке отбыли в Петроград» (ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 826. Л. 3—4 об.).
Позднее комиссар А.А.Бубликов делился своими воспоминаниями об этой миссии:
«С утра наше путешествие стало превращаться в триумфальное шествие. По линии наша поездка стала известна, нас встречали на каждой станции толпы железнодорожных служащих и населения, говорились приветственные речи, раздавались крики "ура". Я старался отвечать, хотя 6 суток без сна и с постоянными разговорами по телефону давали себя знать — я почти лишился голоса.
В Могилев мы прибыли тоже под общие крики "ура".
Сейчас же мы отправились на автомобилях в город к начальнику штаба Верховного главнокомандующего — ген. Алексееву.
Считая, что бывшему императору будет легче получить приказ об аресте из рук более ему близкого, военного человека, я просил ген. Алексеева принять на себя эту миссию, и мы отправились, после короткой беседы, обратно на вокзал.
Императорский поезд лит. "А" стоял по правую сторону промежуточной платформы. Напротив его, по другую сторону платформы, стоял Императорский поезд лит. "М" — вдовствующей императрицы-матери Марии Федоровны, только что прибывшей из Киева, чтобы проститься с сыном.
Бывший император находился у матери. На платформе сновали лица свиты. Почему-то счел нужным подойти ко мне и представиться герцог Лейхтенбергский, бывший командир эскадры миноносцев на Черном море. Затем подошел лейб-хирург проф. Федоров. Мне невольно бросилось в глаза, что у него на погонах выцарапан вензель Николая. Впоследствии оказалось, что это — только на погонах пальто. Еще бы — ведь надо было идти пить чай к бывшему хозяину. Проф. Федоров выразил желание передать мне кое-что со слов иностранных агентов при Ставке, и я его пригласил прийти в пути ко мне в вагон, который я тем временем приказал прицепить к Императорскому поезду. Когда потом проф. Федоров пришел ко мне в вагон, то оказалось, что на его тужурке вензеля в целости. По приезде я повез проф. Федорова к Председателю Гос. думы, чтобы он сам ему доложил
364


МАРТ 1917
сообщенные мне сведения. В Гос. думе проф. Федоров в ожидании, пока его примет Председатель Гос. думы, поспешил сбегать в уборную и там выцарапать вензеля и на тужурке. Я рассказываю этот глупый эпизод как образчик того, как ближайшие к бывшему царю лица спешили хамски пошло от него отмежеваться. На обратном пути нас осаждали депутации от императорского конвоя, от поездной железнодорожной бригады и даже от придворных лакеев и поваров с выражениями верноподданнических чувств по отношению к революции и с просьбою передать Государственной думе собранные между собой небольшие суммы "на дело свободы". Но рекорд хамства впоследствии побила Гофмаршальская часть, которая обратилась к комиссару по делам бывшего Кабинета Его Величества члену Гос. думы Титову с запросом, давать ли с фермы молоко детям бывшего императора. Это больным-то детям своего бывшего повелителя!
Вот уже поистине, как у Островского: "Позвольте мне для Вас какую- нибудь подлость сделать".
Из лиц Государевой свиты мы решили не брать с собою только адм. Нилова, пользовавшегося дурной славой в народе.
В окне вагона императрицы виднелся ее силуэт — женщины в черном с белым платком у глаз. Видно было, что они прощались.
Б[ывший] император выскочил из вагона императрицы на перрон и быстрым, бодрым шагом пошел наискось к своему вагону.
На лице у него совершенно не отражались трагические события, которые им переживались. По-видимому, все окружающие были больше взволнованы, чем он.
В живописном костюме Собственного Его Величества конвоя, в лихо заломленной набекрень папахе, с закинутой назад головой, пронесся он по перрону, на ходу козыряя небольшой, в 2—3 десятка людей, кучке собравшихся к тому времени на перроне.
Вслед за императором в вагон вошел ген. Алексеев. Через несколько минут он вышел обратно на перрон с постановлением Совета Министров в руках, которое и вернул мне. Акт объявления бывшего императора лишенным свободы состоялся.
Попрощавшись с ген. Алексеевым, я прошел в свой вагон и приказал двигаться.
Люди на перроне — несколько дворцовых и железнодорожных служащих и 2—3 солдата — с ген. Алексеевым во главе молча провожали нас глазами. И это молчание преследовало нас вплоть да Царского... Только завидя меня у заднего салон-вагона, люди молча козыряли или снимали шапки: народ точно чувствовал, что везут мертвеца.
Мы выехали из Могилева в 4 ч. 45 м. вечера. Вскорости в императорской столовой был сервирован five o'clock tea. Мне передавали потом, что за разговором во время чая, между прочим, бывший император сказал своим собеседникам: "Да, Вы знаете? Я лишен свободы..."
Чем это хуже знаменитого "Rien!" в дневнике Людовика XVI вдень взятия Бастилии?
365


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Торопились царские слуги поскорее с ним расстаться. После в Царском Селе их не оказалось уже ни одного, кроме Долгорукого. Императрица сама должна была, в роли сиделки,ухаживать за больными детьми. Ни одна из "дам света" не пожелала ей помочь» (Бубликов А.А. Указ. соч. С. 50—55).
Стоит отметить, что периодическая печать активно продолжала комментировать отречение великого князя Михаила Александровича (хотя он только отложил этот вопрос до решения Учредительного собрания) и положение царской семьи. Так, газета «Русское Слово» 8 марта 1917 г. поместила следующую заметку.
«Бывший царь и его семья
На вопрос о судьбе царя А.Ф.Керенский ответил:
— Царь сейчас в Ставке, но находится в таком положении, что никакой опасности не представляет. Фредерикса и Воейкова нет.
По словам А.Ф.Керенского, приближенные покинули царицу так же легко, как и царя. Больные дети остались без помощи. Эту помощь оказывают агенты Временного правительства.
Все великие князья, по словам А.Ф.Керенского, заявили, что все совершившееся признают и сделают все, что пожелает Временное правительство» (Русское Слово. 1917. 8 марта).
Маот 9го. Четверг
га> — 36,3°; Т<атьяна> — 37°; М<ария> — 37,2°; Ан<астасия> — 36,5°; Ал<ексей> — 36,2°; Аня [Вырубова] — 36,8°.
1Р/4 [часа]. Приехал Н<иколай>а.
Завтракали с Н<иколаем> и Алексеем в игральной [комнате].
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,8°; Т<атьяна> — 37°; М<ария> — 37,6°; Ан<астасия> — 36,8°.
Ходила к Ане [Вырубовой], пока Н<иколай> гулял в саду2.
Лили [Ден] кушает вместе с Аней [Вырубовой].
6 ч<асов>. 0<лъга> — Ъ1,\хА°\ Т<атьяна> — 37,2°; М<ария> — 38,6°;
Ан<астасия> — 36,9°; Ал<ексей> —
Жгла письма с Лили [Ден].
М<ада>м Зизи [Нарышкина]3.
Иза [Буксгевден], Настенька [Гендрикова].
Обедала с Н<иколаем> в игральной.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37°; Т<атьяна> — 37°; М<ария> — 39°; Ан<ас- тасия> — 37°; Ал<ексей> — 36,4°.
Мы оба (так в тексте. — В.Х.) сидели с Аней [Вырубовой]4, а потом с Бенкендорфом и Изой [Буксгевден], Зизи [Нарышкиной], Настенькой [Гендриковой], Валей [Долгоруковым], Апраксиным5.
366


МАРТ 1917
9 	марта. Четверг
Скоро и благополучно прибыл в Царское Село6 — в 11 Уг ч. Но, Боже, какая разница, на улице и кругом дворца внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошел наверх и там увидел душку Алике и дорогих детей7. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у кот<орой> корь недавно началась8. Завтракали и обедали в игральной у Алексея. Видел доброго Бенкендорфа9. Погулял с Валей Долг<оруковым> и поработал с ним в садике, т.к. дальше выходить нельзя!! После чая раскладывал вещи. Вечером обошли всех жильцов на той стороне и застали всех вместе.
1 	Приезд Николая II в Царское Село подробно описывает начальник гарнизона полковник Е.С.Кобылинский: «Я отправился на вокзал. Когда подошел поезд, Государь вышел из вагона и очень быстро, не глядя ни на кого, прошел по перрону и сел в автомобиль. С ним был гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков... Ко мне же на перроне подошли двое штатских, из которых один был член Государственной думы Вершинин, и сказали мне, что их миссия окончена: Государя они передали мне.
Я не могу забыть одного явления, которое я при этом наблюдал в то время. В поезде с Государем ехало много лиц. Когда Государь вышел из вагона, эти лица посыпались на перрон и стали быстро-быстро разбегаться в разные стороны, озираясь по сторонам, видимо, проникнутые чувством страха, что их узнают. Сцена эта была весьма некрасива.
Я отправился во дворец вслед за Государем. Государь тут же поднялся наверх к больным детям» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5. С. 172).
Комиссар А.А.Бубликов, сопровождавший императора из Могилева в Царское Село, в своих воспоминаниях утверждал: «Утром мы уже были в Царском. Пока мы шли из своего вагона к Царскому павильону, бывший царь уже успел выскочить из вагона, пробежать до автомобиля, сесть и поехать во дворец.
Больше я его не видел.
Это была его последняя поездка на "императорском" автомобиле. Теперь на них ездят члены Совета рабочих и солдатских депутатов.
Я приказал прицепить к моему вагону паровоз, и мы по "царской" ветке через час прибыли в Петербург и отправились в Государственную думу для доклада Председателю об исполнении поручения.
Печальная судьба связала меня с этим человеком (имеется в виду Николай II. — В.Х.).
28 	февраля я первый взял из его ослабевших рук государственную власть.
Ощути он тогда хотя малейший прилив энергии, и я был бы на виселице.
367


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Ведь в Петербурге была такая неразбериха. Петербургский гарнизон уже тогда был настолько деморализован, на "верхах" так мало было толку, порядка и действительно властной мысли, что достаточно было одной дисциплинированной дивизии с фронта, чтобы восстание в корне было подавлено. Больше того, его можно было усмирить даже простым перерывом железнодорожного сообщения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться. Мне это, сидя в Министерстве путей сообщения, было особенно ясно видно.
Как в октябре могли без чьего-либо сопротивления прийти большевики, так в марте мог еще вернуться царь. И это чувствовалось всеми: недаром ведь в Таврическом дворце несколько раз начиналась паника.
А 14 марта я, фигурально выражаясь, вбивал последний гвоздь в его гроб.
В России может быть все, можно воображать себе еще многое, но невозможно одно: восстановление на троне Николая II» (Б у б л и к о в А.А. Указ. соч. С. 57—58).
Приезд Николая II в Александровский дворец Царского Села подробно описывает камердинер императрицы А.А.Волков: «Около 10 часов утра собрались во дворце и нестройно встали в вестибюле какие-то офицеры. Дежурный по караулу офицер вышел наружу. Через некоторое время от железнодорожного павильона подъехал автомобиль Государя. Ворота были закрыты, и дежурный офицер крикнул:
— Открыть ворота бывшему царю!
Ворота открылись, автомобиль подъехал ко дворцу. Из автомобиля вышли Государь и князь Долгоруков (генерал-адъютант свиты).
Когда Государь проходил мимо собравшихся в вестибюле офицеров, никто его не приветствовал. Первый сделал это Государь. Только тогда все отдали ему привет.
Государь прошел к императрице. Свидание не было печальным. Как у Государя, так и у императрицы на лице была радостная улыбка. Они поцеловались и тотчас же пошли наверх к детям.
Скоро Государь вернулся назад и приказал мне узнать, приехали ли во дворец прибывшие с ним из Ставки герцог Лейхтенбергский, Нарышкин и Мордвинов. От графа Бенкендорфа я узнал, что они "не приехали и не приедут". (Все трое, как только сошли с поезда, отправились по домам.) Я доложил Государю, точно передав слова графа Бенкендорфа.
— Бог с ними, — был ответ царя» (Волков А.А. Указ. соч. С. 70).
Позднее граф П.Н.Апраксин, который в момент приезда Николая II
находился в Александровском дворце, делился своими воспоминаниями и дневниковыми записями на страницах эмигрантской периодической печати: «Ровно в 11 час. 45 мин. утра у дворцовых ворот остановился автомобиль и с крыльца первого подъезда дворца кто-то крикнул: "Пропустить".
В передней столпились офицеры и депутаты-солдаты от караула. Все с красными бантами, многие в шапках. Граф Бенкендорф и я были тут же. Императрица оставалась наверху у детей.
368


МАРТ 1917
Распахнулись двери и, быстро поднявшись по ступенькам, в переднюю вошел Государь. За ним шел гофмаршал кн. Долгоруков. Отдавши столпившимся честь, на которую никто не ответил, царь подал руку Бенкендорфу и мне и спросил, где императрица, затем, повернув голову к караульной толпе, он снова отдал честь. Но и на этот раз никто не поклонился и никто не поднял руки к голове. Многие из них стояли, бессмысленно смотря на вчерашнего их Повелителя.
Государь сильно побледнел, похудел, но глаза его ласково по-прежнему улыбались нам, и он сохранял полное самообладание.
— Я пойду один к Ее Величеству.
За завтраком и после него князь Долгоруков рассказывал нам подробности, связанные с отречением. Он и начальник Военно-походной канцелярии флигель-адъютант Нарышкин присутствовали все время при разговоре Гучкова и Шульгина с Государем и записали весь разговор со стенографической точностью. Запись эта в некоторых подробностях различествует с помещенными в газетах рассказами Гучкова и Шульгина и представляет собой документ громадной исторической важности» (Новое время. 1922. 17 марта. № 268).
2 0 душевных переживаниях императрицы в этот памятный день
А.А.Вырубова вспоминала:
«Наше беспокойство о Государе окончилось утром 9 марта. Я лежала еще больная, доктор Боткин (расстрелян большевиками в Екатеринбурге вместе с царской семьей) только что посетил меня, как дверь быстро отворилась и в комнату влетела госпожа Ден, вся раскрасневшаяся от волнения. "Он вернулся!" — воскликнула она и, запыхавшись, начала мне описывать приезд Государя, без обычной охраны, но в сопровождении вооруженных солдат. Государыня находилась в это время у Алексея Николаевича. Когда мотор подъехал к дворцу, она, по словам госпожи Ден, радостная выбежала навстречу царю; как пятнадцатилетняя девочка, она быстро спустилась с лестницы и бежала по длинным коридорам. В эту первую минуту радостного свидания, казалось, было позабыто все пережитое и неизвестное будущее. Но потом, как я впоследствии узнала, когда Их Величества остались одни, Государь, всеми оставленный и со всех сторон окруженный изменой, не мог не дать воли своему горю и своему волнению — и, как ребенок, рыдал перед своей женой.
Только в 4 часа дня пришла Государыня, и я тотчас поняла по ее бледному лицу и сдержанному выражению все, что она в эти часы вынесла. Гордо и спокойно она рассказала мне о всем, что было. Я была глубоко потрясена ее рассказом, так как за все 12 лет моего пребывания при дворе я только три раза видела слезы в глазах Государя. "Он теперь успокоился, — сказала она, — и гуляет в саду; посмотри в окно!" Она подвела меня к окну. Я никогда не забуду того, что увидела, когда мы обе, прижавшись друг к другу, в горе и смущении выглянули в окно. Мы были готовы сгореть от стыда за нашу бедную родину. В саду, около самого дворца, стоял царь всея Руси и с
369


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ним преданный друг его князь Долгоруков. Их окружало 6 солдат, вернее, 6 вооруженных хулиганов, которые все время толкали Государя то кулаками, то прикладами, как будто он был какой-то преступник, прикрикивая: "Туда нельзя ходить, господин полковник, вернитесь, когда Вам говорят!" Государь совершенно спокойно на них посмотрел и вернулся во дворец.
У меня потемнело в глазах, и я лишилась чувства. Но Государыня не потеряла самообладания. Она уложила меня в постель, принесла холодной воды, и когда я открыла глаза, я увидела перед собой ее и чувствовала, как она нежно мочила мне голову холодной водой. Нельзя было себе вообразить, видя ее такой спокойной, как глубоко была она потрясена всем, виденным в окно. Перед тем как меня покинуть, она сказала мне, как ребенку: "Если ты обещаешь быть умницей и не будешь плакать, то мы придем оба к тебе вечером"» (Фрейлина Ее Величества... С. 202—203).
Граф Петр Николаевич Апраксин, который в момент приезда Николая II находился в Александровском дворце, делился своими воспоминаниями: «Днем Государь выразил желание пойти погулять в сад. Это было разрешено. Государь позвал с собой кн. Долгорукова. Так как для прогулки был отведен маленький, в несколько десятков саженей, участок, а сзади все время за ним следовали караульные офицеры, то прогулка оказалась невозможной, и Государь и кн. Долгоруков взяли лопаты и стали прочищать дорожки. Несколько раз Государь обращался с вопросами к караульным офицерам и все время был с ними любезен. В этот раз они называли его не иначе, как господин полковник, но уже на другой день те же лица не обращались к нему иначе, как "Ваше Императорское Величество"» (Новое время. 1922.17 марта. № 268).
3 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «9/22 марта. Государь приехал сегодня утром! Сошла вниз, чтобы его видеть, встала позади прислуги. Наружно он спокоен. Вошла в соседнюю комнату с Валей Долгоруким, Бенкендорфом и Апраксиным. Видела делегата от Временного правительства, Коцебу, через которого передаются распоряжения. Сердце надрывается отболи и жалости к ним. Валя прочел нам историю отречения, составленную Кирой. Фредерикс, Воейков, Нилов арестованы. Кира и Мордвинов должны приехать сюда. С заключенными в крепости министрами обходятся чрезвычайно сурово: на еду им выдают 40 коп. вдень по болезни. Государь гулял в маленьком садике с Валей, под конвоем двух прапорщиков, которые шли сзади и называли Государя "Господин полковник!". Была у императрицы; видела у нее Государя. Они заслуживают восхищения. Императрица велела меня отвезти в своем кресле» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7—7 об.).
0 событиях этого дня в Александровском дворце Царского Села продолжала вспоминать Ю.А.Ден: «9(22) марта выпало на четверг. Императрица пришла утром в спальню Их Величеств взволнованная и озабоченная. Ее уведомили, что Государь прибудет во дворец между одиннадцатью и двенадцатью часами. Вместе с нею мы зашли навестить цесаревича и, сев
370


МАРТ 1917
возле его постели, разговаривали с мальчиком. Ребенок был очень возбужден, он то и дело поглядывал на часы, отсчитывая секунды, оставшиеся до прибытия отца.
Вскоре послышался шум автомобиля. Вошел Волков. Верный слуга отказался признать факт отречения и, следуя правилам этикета, которые исстари заведены в императорских дворцах, объявил:
— Его Величество Государь Император!
Императрица вскочила со стула и выбежала из комнаты. Следом за ней поднялась и я. Разумеется, чужим людям не пристало наблюдать за встречей родных после разлуки. Однако цесаревич схватил меня за руку.
— Нет, Лили, Вы не должны покидать меня, — настаивал он. Посидев минут пять возле него, я проскользнула в комнату Анны Вырубовой, где просидела до тех пор, пока не окончился ленч и меня пригласили к Их Величествам.
Руководствуясь указаниями, которые мне дали, я направилась в комнату великих княжон. Государыни там не было. Неожиданно я услышала шаги. Я знала, кому они должны принадлежать. Походки уверенного в себе, счастливого человека как не бывало. Казалось, это идет человек, который бесконечно устал.
Я задрожала всем телом, не смея поднять глаз. Но когда посмотрела на императора, то увидела его трагический, измученный взгляд.
Подойдя, Государь взял меня за руки и произнес очень просто:
— Спасибо, Лили, за все, что Вы для нас сделали... А я?.. Что я сделал для Вас? Ровным счетом ничего! Я даже не сумел удержать Дена рядом с Вами.
— Ваше Величество, — ответила я, не в силах сдержать слез. — Это я должна благодарить Вас за ту честь, которую Вы мне оказали, позволив остаться с Вами.
Когда мы вошли в Красный салон и свет упал на лицо императора, я вздрогнула. В спальне, где освещение было тусклое, я его не сумела разглядеть, но сейчас увидела, насколько он изменился. Смертельно бледное лицо покрыто множеством морщинок, виски совершенно седые, вокруг глаз синие круги. Он походил на старика. Увидев ужас на моем лице, Государь грустно улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но тут к нам подошла императрица. Он пытался казаться счастливым мужем и отцом, каким был в лучшие времена. Сев рядом с нами, принялся говорить о разных пустяках, но я-то видела, что ему не по себе. Ему было трудно совершать над собой усилия, и в конце концов Государь сказал:
— Пойду, пожалуй, прогуляюсь. Прогулка мне всегда приносит пользу.
Пройдя по коридорам, мы добрались до апартаментов Анны Вырубовой, где Государь покинул нас, а потом спустились вниз. Мы с Ее Величеством вошли в спальню и остановились возле одного из окон, выходивших в парк. Анна была очень возбуждена; она что-то говорила, плакала, но мы не обращали на нее внимания. Глаза наши были прикованы к Государю, ко¬
371


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
торый к этому времени вышел из дворца. Быстрым шагом он направился к Большой аллее. Вдруг словно из-под земли появился часовой и заявил императору, что ему нельзя идти в том направлении. Государь махнул рукой, но повиновался и пошел назад. Но тут произошло то же самое: другой часовой преградил ему путь, а какой-то "офицер" стал объяснять Государю, что поскольку он находится на положении арестанта, то и прогулка должна быть такой же, как в тюремном дворе!.. Государь повернул за угол. Шел он медленно, понурив голову, совершенно подавленный. Казалось, он совсем пал духом. Мне представляется, что до этой минуты мы не понимали: ни что такое мертвая хватка революции, ни что она значит. Но когда мы убедились, что император Всероссийский, чьи владения простираются на тысячи верст, может гулять в собственном парке на пятачке в несколько метров, мы осознали это с болезненной отчетливостью.
Государыня ничего не сказала, лишь сжала мою руку. Для нее это была мучительная минута. После некоторой паузы она сказала:
— Пойдемте к детям, Лили. По крайней мере, там мы сможем быть вместе.
Их Высочества были в восторге, узнав, что их отец вернулся. Думаю, что сознание того, что он жив и здоров, подействовало на них как целебный бальзам. Бедняжка Мария, которой так хотелось первой встретить императора, лежала в бреду, лишь иногда приходя в сознание. Когда я вошла к ней в комнату, девочка меня узнала.
— Ну, где же Вы пропадали, Лили? — воскликнула она. — А я Вас так ждала. Папа здесь, правда? — Но спустя мгновение она снова погрузилась в фантастическое и ужасное царство, имя которому — бред.
— Толпы людей... Какие они страшные... Идут сюда, чтобы убить мама!!! Зачем они это делают?
Увы, бедное дитя! Многие и поныне задают этот вопрос.
В тот день Их Величества обедали и провели вечер вместе. Впоследствии Государыня рассказывала мне, что, когда они остались одни в Лиловом будуаре, нервы у императора не выдержали и он разрыдался. Государыне стоило огромного труда утешить его и заверить, что как супруг и отец ее детей он ей гораздо дороже, чем как царь, вместе с которым она несла бремя царского служения» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 158—161).
4 	В воспоминаниях Анны Вырубовой читаем: «И в самом деле, они оба пришли после обеда, вместе с г-жой Ден. Государыня и г-жа Ден сели к столу с рукоделием, а Государь сел около меня и начал мне рассказывать. Государь Николай II был доступен, конечно, как человек, всем человеческим слабостям и горестям, но в эту тяжелую минуту его глубокой обиды и унижения я все же не могла убедить себя в том, что восторжествуют его враги; мне не верилось, что Государь, самый великодушный и честный из всей семьи Романовых, будет осужден стать невинной жертвой своих родственников и подданных. Но царь с совершенно спокойным выражением глаз подтвердил все это, добавив еще, что "если бы вся Россия на коленях
372


МАРТ 1917
просила его вернуться на престол, он бы никогда не вернулся". Слезы звучали в его голосе, когда он говорил о своих друзьях и родных, которым он больше всех доверял и которые оказались соучастниками в низвержении его с престола. Он показал мне телеграммы Брусилова, Алексеева и других генералов, членов его семьи, в том числе и Николая Николаевича: все просили Его Величество на коленях, для спасения России, отречься от престола. Но отречься в пользу кого? В пользу слабой и равнодушной Думы! Нет, в собственную их пользу, дабы, пользуясь именем и царственным престижем Алексея Николаевича, правило бы и обогащалось выбранное ими регентство!.. Но, по крайней мере, этого Государь не допустил! "Я недам им моего сына", — сказал он с волнением. "Пусть они выбирают кого-нибудь другого, например Михаила, если он почтет себя достаточно сильным!"
Я жалею, что не запомнила каждое слово Государя, все же я помню, как мне Государь рассказал, что, когда депутаты отбыли, он сказал своим конвойным казакам: "Теперь вы должны сорвать с себя мои вензеля". На это оба казака, став во фронт, ответили: "Ваше Величество, прикажите их убить". На что Государь ответил: "Теперь поздно!" Говорил также и о том, насколько его утешил приезд из Киева Государыни императрицы Марии Федоровны, но что он не мог выносить великого князя Александра Михайловича.
Когда Государь с Государыней Марией Федоровной уезжали из Могилева, взорам его представилась поразительная картина: народ стоял на коленях на всем протяжении от дворца до вокзала. Группа институток прорвала кордон и окружила царя, прося его дать им последнюю памятку — платок, автограф, пуговицу с мундира и т.д. Голос его задрожал, когда он об этом говорил. "Зачем Вы не обратились с воззванием к народу, к солдатам?" — спросила я. Государь ответил спокойно: "Народ сознавал свое бессилие, а ведь тем временем могли бы умертвить мою семью. Жена и дети — это все, что у меня осталось! Их злость направлена против Государыни, но ее никто не тронет, разве только перешагнув через мой труп..." Дав волю своему горю, Государь тихо проговорил: "Нет правосудия среди людей. Видите ли, это все меня очень взволновало, так что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника".
Я поняла, что для России теперь все кончено. Армия разложилась, народ нравственно совсем упал, и моему взору уже предносились те ужасы, которые нас всех ожидали. Я спросила Государя, не думает ли он, что все эти беспорядки непродолжительны. "Едва ли раньше двух лет все успокоится", — был его ответ. Но что ожидает его, Государыню и детей? Этого он не знал. Единственно, что он желал и о чем был готов просить своих врагов, не теряя своего достоинства, — это не быть изгнанным из России. "Дайте мне здесь жить с моей семьей самым простым крестьянином, зарабатывающим свой хлеб, — говорил он, — пошлите нас в самый укромный уголок нашей родины, но оставьте нас в России!" Это был единственный раз, когда я видела русского царя подавленным случившимся; все последующие дни он был спокоен» (Фрейлина Ее Величества... С. 204—205).
373


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
5 Граф П.Н.Апраксин позднее делился воспоминаниями о свидании с царской четой: «После обеда мы все, кроме врачей, собрались у графини Бенкендорф. Перекидывались отдельными фразами, гадали о будущем, я раскладывал пасьянс. Вдруг в 10 часов 15 мин. в комнату вошли Их Величества. Начался общий разговор.
0 происходящих событиях не было произнесено почти ни слова. Говорили о Киеве, о стоящих небывалых морозах, о русской литературе. Разговор поддерживал Государь. Императрица почти все время молчала. Человек, не посвященный в события, и не догадался бы, что в эти часы небывалые душевные муки терзают каждого из присутствующих. И хорошо, что разговор шел о постороннем. Несколько раз в эти минуты судорога сжимала горло, и надо было употреблять величайшие усилия, чтобы не разрыдаться, глядя на чудные, ласковые царские очи. Но вот прошло около часа. Их Величества поднялись, простились с нами так же, как было всегда.
"До завтра", — произнес Государь.
Мы вышли проводить их в коридор. Императрица села в кресло на колесах, и Государь покатил его по коридору...» (Новое время. 1922.17 марта. № 268).
6 В воспоминаниях дочери лейб-медика Е.С.Боткина Татьяны нашло отражение прибытие императора Николая II в Царское Село: «К приезду Его Величества на перроне Императорской ветки были выстроены взвод 1-го Стрелкового запасного батальона со своим командиром капитаном Аксютой и взвод запасного батальона стрелков Императорской Фамилии с командиром штабс-капитаном Апухтиным. Он, тоже избранный революционными солдатами, но офицер старого времени, Георгиевский кавалер, сумел за время командования батальоном настолько держать его в руках, что нижние чины батальона 4-го полка еще долго сохраняли остатки старой выправки, а некоторые и старых убеждений.
Рассказывали, что Аксюта, встречая Государя, на его "Здравствуйте" демонстративно вызывающе ответил:
— Здравствуйте, господин полковник.
Апухтин же постарался скрыться, чтобы не быть вынужденным ответить так же» (Мельник (Боткина) Т.Е. Воспоминания о царской семье и ее жизни до и после революции. М., 1993. С. 56).
7 П.Жильяр позднее писал: «22 марта (9 марта по старому стилю. —
В.Х.), в 11 часов утра, приехал наконец Государь в сопровождении гофмаршала князя Долгорукова. Он немедленно поднялся к детям, где его ожидала Государыня.
После завтрака он зашел к Алексею Николаевичу, где я находился в эту минуту, и разговаривал со мною с обычной простотой и благожелательностью. Но при виде его побледневшего и похудевшего лица было ясно, что он также много перестрадал за время своего отсутствия.
374


МАРТ 1917
Возвращение Государя, несмотря на обстоятельства, было большим счастьем для его семьи. Государыня, и Мария Николаевна, и больные дети, когда их осведомили о положении, испытали на его счет столько страха и тревоги! Для них было большим утешением чувствовать себя вместе во время такого сурового испытания. Им казалось, что это облегчало их скорбь и что громадная любовь, которую они испытывали друг к другу, давала им достаточно сил, чтобы перенести все страдания.
Несмотря на обычное его самообладание, Государю не удавалось скрыть глубокого потрясения, которое он пережил, но он быстро оправлялся, окруженный лаской своей семьи. Он посвящал ей большую часть своего дня; остальное время он читал или гулял с князем Долгоруковым. Вначале ему был запрещен вход в парк и предоставлено лишь пользование примыкавшим к дворцу маленьким садом, еще покрытым снегом покруженным часовыми. Но Государь принимал все эти строгости с изумительным спокойствием и величием духа. Ни разу ни слова упрека не слетело с его уст. Дело в том, что одно чувство, более сильное даже, чем семейные связи, преобладало в нем — это была его любовь к родине. Чувствовалось, что он готов все простить тем, кто подвергал его унижениям, лишь бы они оказались способными спасти Россию.
Государыня проводила почти все свое время на кушетке в комнате великих княжон или у Алексея Николаевича. Волнения и жгучая тревога физически истощили ее, но с возвращением Государя она почувствовала нравственное успокоение; она жила очень сильной внутренней жизнью и мало разговаривала, уступая наконец той повелительной потребности в отдыхе, которая так давно ощущалась ею. Она была счастлива, что не приходится больше бороться и что она может всецело посвятить себя тем, кого любила такою великой любовью. Одна Мария Николаевна продолжала еще беспокоить. Она заболела гораздо позднее сестер, и ее болезнь осложнилась злокачественным воспалением легких; организм ее, хотя и очень крепкий, с трудом боролся с болезнью. Она к тому же была жертвой своего самоотвержения. Эта 17-летняя девушка без счета расходовала свои силы в дни революции. Она была самой твердой опорой матери. В ночь на 13 марта (по новому стилю. — В.Х.) она неосторожно вышла на воздух вместе с Государыней, чтобы говорить с солдатами, подвергаясь холоду в то время, как уже чувствовала первые приступы заболевания. По счастью, остальные дети чувствовали себя лучше и находились на пути к полному выздоровлению» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 165—166).
8 0 происходившем в этот день в Александровском дворце вспоми¬
нала Ю.А.Ден: «Все мое время было занято. Великая княжна Мария Николаевна была тяжело больна, и я помогала Государыне ухаживать за ней. Работу, которую прежде выполняла императрица, я взяла на себя — я обтирала губкой тело бедняжки Марии. Когда же девочка приходила в себя, ей нравилось, что я расчесывала и приводила в порядок ее чудные волосы, которые у нее жесточайшим образом путались, пока
375


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
она металась в горячке. Мария Николаевна первой из незамужних великих княжон спала на собственной "настоящей" кровати: она так расхворалась, что с узкой походной кровати мы переложили ее на более удобную постель.
Ее Величество очень умело выполняла обязанности сиделки; особенно ловко, в считаные минуты, она меняла постельное и нательное белье, не причиняя никакого беспокойства пациентам. Когда я вслух высказала свое удивление, Ее Величество сказала совсем просто:
— Делать полезные вещи я научилась в Англии... Я не забыла, чем обязана своему английскому воспитанию» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 165—166).
9 	Об этом дне граф П.К.Бенкендорф делился своими воспоминаниями и дневниковыми записями, которые позднее Р.Словцов опубликовал в газете «Сегодня» (Рига): «В два часа дня Бенкендорф получил аудиенциюу Николая II. Царь рассказал все перипетии отречения. "Его Величество, — вспоминает Бенкендорф, — особенно жаловался на почти грубую настойчивость, с которой ген. Рузский разговаривал с ним в Пскове. С тех пор император мог понять, что доводы генерала были чистой выдумкой. В продолжение нескольких часов подряд Рузский оказывал давление на Его Величество, не оставляя ему ни одной минуты на размышление". Бенкендорф, отражая, несомненно, мнение царя, считает "роль командующих в отречении неслыханным в истории предательством" своего императора.
Николай II рассказывал даже, как он думал сначала отречься в пользу сына, но беседа с лейб-медиком Федоровым, к которому он обратился за советом, изменила его мнение. Федоров сказал, что Алексей никогда не будет здоровым и что если он станет императором, то его родителям все равно не позволят заниматься воспитанием мальчика. Они будут вынуждены уехать за границу. После этого разговора император решил взять обратно первый текст отречения и, не говоря ни слова никому, составил новый текст отречения в пользу Михаила Александровича и передал его Гучкову. Вопрос о незаконности этого акта не приходил ему (Николаю II. — В.Х.) в голову.
День закончился известным вторжением во дворец левого эсера, ныне большевика, Масловского (Мстиславского) с солдатами, представителями Петроградского совета. Они явились проверить, не скрылся ли Николай II. Царь прошел по ярко освещенному коридору на виду Масловского, от которого, впрочем, его отделяли Бенкендорф и Апраксин» (Сегодня. 1928. 5 февраля. № 34).
Обращает на себя внимание тот факт, что комиссар С.Д.Масловский (Мстиславский) был в этот день в Александровском дворце, но этот случай не имел отражения в дневниковых записях императорской четы. Однако граф П.Н.Апраксин позднее вспоминал этот эпизод:
«В 6 часов 40 мин. вечера в карауле произошел переполох. Перед запертыми дворцовыми воротами остановилось несколько автомобилей, из них вышли вооруженные солдаты во главе с офицером в полковничьих по¬
376


МАРТ 1917
гонах. Он назвался полковником Масловским, делегатом от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.
Приехал он якобы для того, чтобы самолично удостовериться в присутствии Государя в Царском.
Никакого полномочия от Царскосельского коменданта у него не было, но он грозил, что с ним приехали и на вокзале ожидают результата его миссии несколько броневиков с сотнею солдат. Я пришел на скандал, когда Масловский и его несколько товарищей уже находились в передней дворца и порывались пройти во внутренний коридор, куда выходили двери из жилых комнат Их Величеств. Это ему наконец удалось, но в самом начале коридора он был остановлен караульными офицерами. Шла перебранка. Возбужденные донельзя прапорщики Царскосельского караула возмущались, что Совет рабочих и солдатских депутатов не верит в их революционность и не доверяет им вполне.
Масловский, имевший вид ненормального человека, махал ордером Совета, подписанным одним из виднейших членов Совета; в ордере глухо говорилось о каком-то поручении чрезвычайной важности.
Среди спора выяснилось, что у Масловского чуть ли не поручение арестовать Государя и увезти его в Петроград.
Я спрашиваю его:
"Скажите же нам, кто является для нас начальством. И чьи распоряжения мы должны выполнять?"
Прапорщик из караула, не давая отвечать Масловскому, перебивает меня и, демонстративно возвышая голос, почти кричит:
— У нас одно начальство — Временное правительство.
Наконец пререкания окончились соглашением: уговорились, что Государь покажется Масловскому, а последний с тем и уедет в Петроград. Надо было получить еще согласие на это Государя, так как в комнаты Масловского караульные впустить не хотели, опасаясь террористического акта, и предполагалось, что Государь выйдет в конце коридора из гостиной императрицы и пройдет в противоположную дверь в свой кабинет. Я очень опасался, что Государь откажется показывать себя при таких условиях, но князь Долгоруков, который отправился доложить обо всем, вернулся и объявил, что Государь согласился очень охотно. "Пусть смотрит, если ему этого хочется".
И вот через несколько минут в конце ярко освещенного коридора показался Государь, остановился на секунду, повернув голову, посмотрел на нас и прошел в кабинет.
Масловский, очень сконфуженный, пробормотал несколько слов и поспешил ретироваться. Да и было пора, так как среди караула новое унижение царя вызвало сильную реакцию. Двое прапорщиков сказали мне тут же вслух при всех, что они смотрели все время не на Государя, а на Масловского, готовые прикончить его тут же при малейшем движении с его стороны» (Новое время. 1922.17 марта. № 268).
Комендант Царского Села полковник Е.С.Кобылинский позднее (6—10 апреля 1919 г.) в свидетельских показаниях следователю Н.А.Соколову уточнял:
377


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
«Явился ко мне какой-то неизвестный и, назвавшись Масловским, предъявил мне требование Петроградского исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов. Человек, называвший себя Масловским, был одет в форму полковника. Наружности его я не помню. В требовании говорилось, что я должен оказать всяческое содействие в выполнении возложенного на него поручения. Требование исполнительного комитета было подписано, хорошо это помню, членом Государственной думы Чхеидзе; оно имело надлежащую печать. Называвший себя Масловским заявил мне, что, по поручению исполнительного комитета, он должен сейчас же взять Государя и доставить его в Петропавловскую крепость. Я категорически заявил Масловскому, что допустить этого не могу. Тогда он мне сказал: "Ну, полковник, знайте, что кровь, которая сейчас прольется, падет на вашу голову". — "Ну, что же делать? Падет, так падет, исполнить не могу". Он ушел. Я думал, что он совсем ушел. Но он, оказывается, все-таки отправился во дворец. Там его встретил командир первого полка капитан Аксюта. Он показал ему требование и заявил, что желает видеть Государя. Осмотрев его карманы, Аксюта показал ему Государя так, что он Государя видел, но Государь его — нет. Об этом я тогда же сообщил в штаб. Мои действия были одобрены» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5. С. 173—174).
Март 10го. Пятница -10°.
0<льга> — 36,3°; Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 38°; Ан<астасия> — 37°.
Ал<ексей> — 36,1°. 1 [час]. Ал<ексей> — 36,3°.
Завтракала с Н<иколаем> и Ал<ексеем> в игральной.
Жгла письма с Лили [Ден].
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,7°; Т<атьяна> — 36,9°; М<ария> — 37,3°; Ан<астасия> — 37°.
Сидела с Аней [Вырубовой].
6 ч<асов>. 0<льга> — 37,2°; Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 37,4°; Ан<астасия> — 36,9/4°; Ал<ексей> — 36,3°.
Лили [Ден] сидела с нами1.
Обедала в игральной комнате.
9 ч<асов>. 0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 36,9°; М<ария> — 37,6°; Ан<астасия> — 36,8°; Алексей —
10 марта. Пятница
Спали хорошо. Несмотря на условия, в которых мы теперь находимся, мысль, что мы все вместе, радует и утешает2. Утром принял Бенкендорфа, затем просматривал, приводил в по-
378


МАРТ 1917
рядок и жег бумаги. Сидел с детьми до 2Vi ч. Погулял с Валей Долг<оруковым> в сопровождении тех же двух прапорщиков, они сегодня были любезнее. Хорошо поработали в снегу3. Погода стояла солнечная. Вечер провели вместе4.
1 	Впечатления Ю.А.Ден отражены в ее мемуарах. Она, в частности, вспоминала: «Когда Государыня послала за мной утром 10 марта, я увидела, что она лежит на кушетке у себя в будуаре. Тут же находился и Государь. Жестом он пригласил меня сесть рядом с Ее Величеством и стал рассказывать. Сначала он поведал нам о том, что произвело на него особенно сильное впечатление.
— Проснувшись, — начал Государь, — я надел домашний халат и посмотрел в окно, которое выходит во двор (спальня царской четы находилась на первом этаже Александровского дворца. — В.Х.). Я обратил внимание на то, что часовой, который обычно там стоял, сидит на ступеньках. Винтовка у него выскользнула из рук — он спал на посту! Я позвал своего камердинера и показал ему на необычное зрелище. Я не смог удержаться от смеха — это было действительно нелепо. Услышав мой смех, солдат проснулся, но встать даже не подумал, лишь сердито посмотрел на нас, и мы отошли от окна. Это ли не убедительное доказательство общей деморализации! Теперь с Россией покончено, поскольку ни одна империя не может существовать, если в ней нет закона, послушания и уважения.
Затем Государыня стала расспрашивать супруга о событиях в Могилеве.
— Некоторые эпизоды были исключительно неприятными, — ответил Государь, — мама возила меня на моторе по городу, который был украшен красными флагами и кумачом. Моя бедная мама не могла видеть эти флаги... Но я на них не обращал никакого внимания; мне все это показалось таким глупым и бессмысленным! Поведение толпы, странное дело, противоречило этой демонстрации революционерами своей власти. Когда наш автомобиль проезжал по улицам, люди, как и прежде, опускались на колени.
Мне трудно было расстаться с Воейковым, Ниловым и Фредериксом. Они не хотели покидать меня. Мне пришлось настоять. Революционеры твердо обещали не преследовать их.
Особенно трогательным был такой эпизод, — продолжал Его Величество. — Когда я сел в поезд, то заметил пятерых или шестерых гимназисток, которые стояли на платформе, пытаясь привлечь мое внимание. Я подошел к окну. Заметив меня, они принялись плакать и стали показывать знаками, чтобы я что-нибудь им написал. Я написал свое имя на листке бумаги и передал девочкам. Но они никуда не уходили, и поскольку холодище стоял невыносимый, я стал жестикулировать, чтобы они шли домой. Однако когда мой поезд отправился два часа спустя, они все еще находились на платформе. Они перекрестили меня, бедные дети, — добавил Государь,
379


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
растроганный воспоминанием. — Надеюсь, благословение этих чистых созданий принесет нам счастье.
Государь поведал нам, что после опубликования текста отречения он получил множество телеграмм. Значительная часть была оскорбительного содержания, иные были проникнуты неистребимым духом верности и преданности. В телеграмме от графа Келлера указывалось, что 5-й конный корпус (правильно: 3-й конный корпус. — В.Х.), которым он командовал, не верит, что царь мог добровольно оставить армию, и готов прийти ему на помощь. Граф отказался присягнуть Временному правительству, сказав: "Я христианин и думаю, что грешно менять присягу", — после чего сломал саблю и швырнул обломки наземь.
— Генерал Рузский был первым, кто начал разговор о необходимости моего отречения, — продолжал император. — Он сел в поезд во время одной из остановок и вошел в мой салон-вагон без приглашения.
"Гучков и Шульгин тоже едут, чтобы поговорить с Вами", — сообщил он мне. Эти господа появились на следующей станции и вели себя чрезвычайно неподобающим образом. Рузский сказал им, что уже обсудил вопрос со мной. Но я не позволил, чтобы кто-то принимал решение вместо меня. Ударив кулаком по столу, я воскликнул: "Я сам могу сказать за себя".
"Вы должны отречься в пользу цесаревича, а народ назначит регента", — заявили Гучков и Шульгин.
"Но Вы уверены, Вы можете обещать, что мое отречение послужит на благо России?" — возразил я.
"Ваше Величество, это единственное решение, которое может спасти Россию во время настоящего кризиса", — отвечали они.
"Но я должен подумать... Я дам вам свой ответ через пару часов". Делегаты согласились. Я знал, — отметил Государь, с любовью смотревший на Ее Величество, — что их первая мысль заключалась в том, чтобы изолировать Алексея от матери, поэтому я обратился к доктору Федорову, который находился в поезде, и спросил, целесообразно ли разлучать цесаревича с императрицей. "Это сократит жизнь цесаревича", — без обиняков ответил Федоров.
После того как Гучков и Шульгин вернулись, я заявил, что не хочу расставаться с сыном. "Я готов отречься, — сказал им я, — но не в пользу моего сына, а лишь в пользу брата".
Мой ответ, по-видимому, поставил их в затруднительное положение: они просили меня переменить решение, но я был тверд. После этого я подписал манифест об отречении. Затем поезд повернули в сторону Ставки.
В этом рассказе о том, как происходило отречение, я привожу почти дословно то, что слышала от Государя. Барон Штакельберг, кузен моего мужа, который ехал вместе с императором, впоследствии рассказал мне, что они с господином Воейковым, дворцовым комендантом, встретили Рузского на платформе, когда он садился в поезд. Барон и господин Воейков намеревались отправить Родзянке от императора ряд телеграмм, в которых он отвечал согласием на просьбу последнего предоставить России ответст¬
380


МАРТ 1917
венное перед Думой министерство. Прежде император считал, что момент для этого еще не настал. "От кого эти телеграммы?" — спросил Рузский. "От Его Величества", — холодно ответил барон Штакельберг. Рузский выхватил телеграммы у барона и сунул их к себе в карман со словами: "Бесполезно!" Так Родзянко и не получил телеграмм от императора. Это может подтвердить барон Штакельберг, проживающий в настоящее время в Финляндии. Господин Воейков и барон молча переглянулись, и каждый прочел в глазах своего визави то же желание убить Рузского на месте, чтобы отомстить ему за оскорбление, нанесенное императору. Но Рузского и след простыл. Подходящий момент для справедливого возмездия был упущен!» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 162—165).
2 Стоит отметить, что относительно участи царской семьи ходили различные слухи. Император Николай II по прибытии в Царское Село тотчас известил коротко об этом телеграммой свою мать. Вдовствующая императрица Мария Федоровна 10 марта 1917 г. записала в дневнике: «Получила наконец телеграмму от моего Ники, который прибыл в Ц<арское> [Село]. Говорят, что ему не разрешили видеться со своей собственной семьей. Жестокие негодяи!» (Дневники императрицы Марии Федоровны. С. 178).
Позднее комендант Царского Села полковник Е.С.Кобылинский свидетельствовал: «Жизнь царскосельского периода, как она была регламентирована инструкцией, вполне соответствовала тому положению, какое и должно было быть у семьи. Инструкция ограничивала свободу сношений августейшей семьи с внешним миром и вносила, конечно, некоторые ограничения во внутреннюю жизнь; корреспонденция проходила через руки коменданта дворца. Из дворца можно было выходить только в парк. Дворец и парк были всегда оцеплены караулом. Гулять можно было с утра до наступления темноты.
Больше никаких ограничений не существовало. Во внутреннюю жизнь семьи, кроме вышеуказанного ограничения времени выхода из дворца, правительство не вмешивалось.
В первые дни царскосельского периода дети болели все корью, а у Марии Николаевны и, кажется, еще у Ольги Николаевны, кроме того, было еще воспаление легких. Но потом они поправились.
Обычный порядок дня был таков. Вставала семья рано, кроме Государыни. И она просыпалась рано, но она долго лежала в постели. Государь утром в 8 часов выходил гулять, пожалуй, всегда с Долгоруким. Гулял он час-полтора, обязательно занимаясь в это время физическим трудом. В час дня семья завтракала. После завтрака до 3 часов семья выходила и работала на воздухе в саду, огороде. После этого дети занимались. В 4 часа был чай. После чая семья иногда выходила на воздух, иногда нет. В 7 часов был обед» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5. С. 172).
3 А.А.Вырубова о своих наблюдениях в Александровском дворце позднее писала: «Ежедневно смотрела из окна, как он (Николай II. — В.Х.)
381


ДНЕВНИКИ Н И КОДАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
сгребал снег с дорожки как раз против моего окна. Дорожка шла вокруг лужайки, и князь Долгоруков и Государь разгребали снег навстречу друг другу; солдаты и какие-то прапорщики ходили вокруг них. Часто Государь оглядывался на окно, где сидели императрица и я, незаметно для других улыбался нам или махал рукой. Я же в одиночестве невыносимо страдала, предчувствуя новое унижение для царственных узников. Императрица приходила ежедневно днем; я с ней отдыхала, она была всегда спокойна. Вечером же Их Величества приходили вместе. Государь привозил Государыню в кресле, к вечеру она утомлялась. Я начала вставать; мы сидели у круглого стола; императрица работала, Государь курил и разговаривал, болел душой о гибели армии с уничтожением дисциплины.
Многое вместе вспоминали...
Раз он с усмешкой рассказывал, как один из прапорщиков во время прогулки держал себя очень нахально, стараясь оскорбить Государя, и как он был ошеломлен, когда после прогулки Государь, как бы не заметив протянутую им руку, не подал ему своей руки» (Фрейлина Ее Величества... С. 205—206).
4 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «10/23 марта. Рассказывала Государю, как началась революция 1848 года; как пример той потрясающей быстроты, с которой совершаются великие крушения. Государь вышел наружу; его вызвали. Оказалось, приехал в автомобиле офицер, присланный бунтовщиками; они хотят видеть Государя, потому что, как он говорит, не верят, что царь арестован. Он приехал, чтобы взять его и отвезти в Петропавловскую крепость на автомобиле, набитом солдатами с пулеметом. Он, однако, не посмел выполнить свой мандат и уехал, удостоверившись, что Государь, действительно, арестован. Эту последнюю подробность мы узнали вечером от Коцебу, который настаивает на скорейшем отъезде, так как партия насилия берет верх. А болезнь детей мешает отъезду. Немного спустя Государь вернулся, и мы продолжали нашу дружескую беседу. Самообладание их прямо непостижимо. Когда императрица на минуту вышла, Государь мне сказал: "Не правда ли, как она мужественна?" Вечером они прошли к Бенкендорфам, где мы все собираемся. Страшно грустно — видеть их спокойными среди больших волнений» (ГА РФ. Ф. 6501.0п. 1.Д. 595. Л. 7 об.).
Март 11го. Суббота -8°.
0<льга> — 36°; Т<атьяна> — 36,3°; М<ария> — 37°; Ан<астасия> — 37°.
Ал<ексей> — 36,3°. Жгла письма с Лили [Ден].
Завтракала с Н<иколаем>, Ал<ексеем> и 0<льгой> в игральной комнате.
382


МАРТ 1917
0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 37°; А<настасия> —
37,3°; Ал<ексей> —
Сидела с Аней [Вырубовой].
Иза [Буксгевден], Настенька [Гендрикова].
Гр<аф> Апраксин1.
6 [часов]. 0<льга> — 37°; Т<атьяна> — 37, Г; М<ария> — 37°; А<лексей> —
Вечернее богослужение внизу — в церкви2.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,11/2°; Т<атьяна> — 36,9°; М<ария> — 36,9°; Ан<астасия> — 37,6°. Ал<ексей>: первое купание.
Ходила к Аннушке и там сидела со всеми остальными. Комендант прочитывает все наши письма3 и все пакеты, все тщательно просматривается.
11 марта. Суббота
Утром принял Бенкендорфа, узнал от него, что мы останемся здесь довольно долго4. Это приятное сознание. Продолжал сжигать письма и бумаги. У Анастасии заболели уши, — то же, что было с остальными. От 3 ч. до 4!/г ч. гулял в саду с Валей Д<олгоруковым> и работал в саду. Погода была неприятная, с ветром, при 2° мороза. В 6.45 пошли к всенощной в походную церковь. Алексей принял первую ванну. Зашли к Ане [Вырубовой] и Лили Д<ен> и затем к остальным5.
1 Граф Апраксин покидал Александровский дворец по состоянию здоровья и приходил прощаться с царской семьей. В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется запись: «Апраксин больше не может выдержать и завтра уезжает. Он ходил прощаться с императрицей и сказал, что ей следует расстаться с Аней Вырубовой. Гнев и сопротивление. Держится за нее больше кого бы и чего бы то ни было. Нас спасает корь, но было бы опасно оставлять ее в нашем обществе после выздоровления. У меня был Коцебу; он преисполнен желания помочь, но правительству приходится бороться с социалистами; если победа окажется на их стороне, нашим головам не уцелеть» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 6).
2 В дневнике протоиерея А.И.Беляева, который вел церковную службу, имеется следущее упоминание о царской чете: «Стоят в церкви совершенно отдельно за ширмами, занимая небольшое место в углу, с отдельным входом. Первый раз в присутствии Государя, за великим входом, когда нужно
было вместо Благочестивого Самодержца Государя Императора и пр. го¬
ворить о Державе Российской и Временном правительстве, я не сразу мог
собраться с силами и едва не разрыдался. Надорванным голосом, сбиваясь в словах, закончил поминовение» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 2 об.).
383


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 Комендант Александровского дворца штабс-ротмистр П.П.Коцебу, руководствуясь специальной инструкцией по охране арестованных, обязан был осуществлять режим изоляции царской семьи от внешнего мира. В обязанности коменданта Александровского дворца входила и проверка всей переписки. Так, например, инструкцией, состоявшей из 12 пунктов и утвержденной Л.Г.Корниловым, предписывалось: «Письменные сношения со всеми лицами, находящимися вне дворца, допускать только через штабс-ротмистра Коцебу, которому надлежит подвергать строгому просмотру все письма, записки и телеграммы, пропуская из них самостоятельно лишь необходимые сношения хозяйственного характера и сообщения о здоровье, медицинской помощи и т.п. Все остальное подлежит представлению в Штаб Округа» (ГА РФ. Ф. 1778. On. 1. Д. 14. Л. 3). Однако вскоре по доносу за пропуск без должной проверки ряда писем Коцебу был отстранен от должности и заменен полковником П.А.Коровиченко.
4 П.Жильяр по этому поводу писал: «Наше царскосельское заключение, казалось, не должно было долго длиться: был поднят вопрос о предстоящей отправке нас в Англию. Но дни проходили, и отъезд наш постоянно откладывался. Дело в том, что Временное правительство было вынуждено считаться с крайними элементами, и чувствовалось, что власть мало-помалу ускользает из его рук. Мы были, однако, всего в нескольких часах езды по железной дороге от финляндской границы, и необходимость проезда через Петроград была единственным серьезным препятствием. Таким образом, казалось, что, действуя решительно и с соблюдением полной тайны, было бы не так трудно перевезти царскую семью в один из портов Финляндии, а оттуда за границу. Но все боялись ответственности, и никто не решался себя скомпрометировать. Злой рок тяготел над ними!» (Ж и л ь я р П. Указ, соч. С. 167).
11 марта 1917 г. газета «Известия» поместила следующую информацию:
«Как содержится Николай Романов
Смутные, разноречивые слухи о судьбе Николая Романова после его ареста сильно волновали революционный народ в лице рабочих и солдат. Ходили предположения о том, что Временное правительство согласно немедленно же отпустить Николая вместе с семьей за границу и таким образом создать угрозу делу свободы. Не может быть двух мнений о том, что Николай Романов, знающий наши военные тайны и, кроме того, обладающий колоссальными богатствами, хранящимися за границей, смог бы и то и другое использовать для борьбы со свергшим его народом.
Вполне поэтому естественно, что Исп. Ком. Совета Рабочих и Солдатских депутатов постановил Николая Романова ни в коем случае за границу не выпускать и содержать его во власти революционного народа под охраной надежных войск. А для того, чтобы выяснить, в каких условиях содержится Николай Романов теперь, и для принятия, в случае необходимости, тех или других мер для его действительной охраны, исключающей всякую
384


МАРТ 1917
возможность его побега или отправления за границу, Исп. Ком. делегировал в Царское Село члена Совета Союза офицеров-республиканцев, комиссара Исп. Комитета при Временном правительстве Масловского, наделив его чрезвычайными полномочиями и командировав на помощь ему подпоручика Тарасова-Родионова с небольшою воинской командой, руководимой офицерами. Днем 9 марта названная делегация отправилась в Царское Село. Оставив вооруженную команду с офицерами на вокзале, Масловский с Тарасовым-Родионовым отправились в ратушу Царского Села для переговоров с комендантом Царского Села и начальником гарнизона.
Из ратуши комиссар в сопровождении поручика Тарасова-Родионова отправился в Александровский дворец, место содержания Николая Романова.
Как выяснилось, Главнокомандующим Петроградского округа генерал- лейтенантом Корниловым были даны строжайшие инструкции охранявшей дворец части никого не впускать, не выпускать из дворца. Тем не менее, на основании чрезвычайных полномочий, данных Исп. Комитетом комиссару, его и его спутника впустили в караульное помещение внутри дворца, где подпоручик Тарасов-Родионов остался в комнате дежурного офицера, а комиссар вместе с начальником караула и комендантом дворца отправился дальше, чтобы лично убедиться в надежности охраны. Весь Александровский дворец, все его многочисленные отдельные флигеля и здания, равно как и весь парк, охраняется сильными караулами, которые стерегут все входы и выходы, никого не пропуская. Придворная прислуга — всевозможные повара, лакеи и разная челядь — тоже находятся на положении арестованных. Внутри своих помещений они все имеют право свободного прохода из одной комнаты в другую и таким образом имеют возможность исполнять свои прежние обязанности.
Николай Романов содержится во дворце изолированно и не имеет непосредственного сообщения с другими членами своей семьи. Взят один кусочек дворца, вернее, его отдельное крыло, с целой анфиладой комнат, и в пределах этих помещений Николаю дана полная свобода. При нем находятся для компании Бенкендорф, Долгоруков, Нарышкин и Мордвинов (последних двух во дворце не было. — В.Х.) — это его дружеская свита. К их услугам имеются лакеи разных рангов, скороходы и арапы, — словом, этот уголок дворца сохранил полностью свою дореволюционную физиономию и характер.
По просьбе комиссара Масловского Николай был ему предъявлен. По словам делегата, бывший монарх имел усталый, хотя и бодрящийся вид, лицо опухшее, взгляд тяжелый, исподлобья.
Видимо, он был очень стеснен новым своим положением и "смотринами".
Что касается его "свитских", то они были явно шокированы происходящим и держались совершенно в стиле "арапов", стоявших в своих расшитых золотом куртках у дверей внутренних покоев, как будто ничего не случилось, стараясь видом своим показать, что они по-прежнему служат
385


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ Н И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
"Императору"» (Известия Совета Рабочих и Солдатских депутатов. 1917. 11 марта. № 15).
Ю.А.Ден вспоминала об этих днях: «Первое время после возвращения Государя жизнь во дворце, по существу, ничем не отличалась от прежней. Государь ежедневно просматривал газеты, но грязь, капавшая с кончиков перьев бульварных писак, расстраивала его. Однажды вечером я зашла в библиотеку, где император читал газету. По выражению его лица я поняла, что он серьезно раздосадован.
— Вы только взгляните, Лили, — произнес он, указывая на портреты членов нового правительства. — Посмотрите на эти лица... Это же настоящие уголовники. А между тем от меня требовали одобрить такой состав кабинета и даровать конституцию, — добавил он с ноткой горечи» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 165).
5 	В своих воспоминаниях А.А.Вырубова называла лиц, проживавших в это время в Александровском дворце вместе с царской семьей: «Каждый вечер от меня Их Величества заходили к оставшейся свите. При Их Величествах остались граф и графиня Бенкендорф (графиня пришла во дворец, когда его уже окружили революционные солдаты), фрейлина баронесса Буксгевден, графиня Гендрикова, госпожа Шнейдер и граф Фредерикс; генерал Воейков и генерал Гротен были уже арестованы, единственные флигель-адъютанты Линевич и граф Замойский, которые до последней минуты не покидали Государыню, вынуждены были уйти и вернуться им не разрешили. Н.Саблина, самого их близкого друга, Ее Величество и дети все время ожидали, но он не появлялся, и другие все тоже бежали. Остались преданные учителя Алексея Николаевича м<ьсье> Жильяр и м<исте>р Гиббс, некоторые из слуг, все няни, которые заявили, что они служили в хорошее время и никогда не покинут семью теперь, оба доктора, Е.Боткин, и В.Дере- венко. Вообще все личные (прислуга. — В.Х.) Государыни, так называемая половина Ее Величества, все до одного человека, начиная с камердинеров и кончая низшими служащими, все остались. У Государя же, кроме верного камердинера Чемодурова, почти никого не осталось» (Фрейлина Ее Величества... С. 206—207).
Март 12го. Воскрес<енье>
0°.
0<льга> — 36,2°;Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 36,8°; Ан<астасия> — 37,9°; Ал<ексей> — 36°.
11 ч<асов>. Церковь. Внизу завтракала с Н<иколаем>, 0<льгой> и Ал<ексеем>.
Коцебу1.
Сидела с А<ней> [Вырубовой] 21/г—41А [часов].
386


МАРТ 1917
Простилась с Апраксиным.
3 ч<аса>. 0<льга> — 373/4°; Т<атьяна> — 36,6°; М<ария> — 40,1°; А<настасия> — 37,7°.
Сидела с Аней [Вырубовой].
6 	ч<асов>. 0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 40,5°; Ан<астасия> — 37,8°.
Жгла письма с Лили [Ден].
Обедала с Н<иколаем> в игральной комнате.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,1°; Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 39,3!/2°; Ан<астасия> — 37,9°.
Заходила к Ане [Вырубовой], а потом снова сидела с остальными2.
12 марта. Воскресенье
Началась оттепель. Утром были Бенкендорф и Апраксин; последний покидает Алике и простился с нами3. В 11 час. пошли к обедне. Алексей встал сегодня. Ольге и Татьяне гораздо лучше, а Марии и Анастасии хуже, головная и ушная боль и рвота. Погулял и поработал в саду с Валей Д<олгоруковым>. После чая продолжал приводить бумаги в порядок. Вечером обошли жильцов дома.  11 	А.А.Вырубова позднее писала в своих воспоминаниях о первом революционном коменданте Александровского дворца: «Комендантом дворца был назначен П.Коцебу, бывший офицер Уланского Ее Величества полка, за некрасивые истории оттуда прогнанный. Я знала его с детства и была рада, что он, а не другой был назначен, так как у него было доброе сердце и он любил Их Величества. Он часто заходил ко мне, отвез даже письма моим родителям в Петроград и первый предупредил, что меня увезут, как только я поправлюсь. Ее Величество умоляла Коцебу оказать содействие, указав, что разлука со мной в эту тяжелую минуту была бы равносильна разлуке с одним из ее детей. Коцебу отвечал уклончиво, да он ничего и не мог сделать» (Фрейлина Ее Величества... С. 207).
В воспоминаниях дочери лейб-медика Е.С.Боткина Татьяны имеются любопытные сведения: «В Александровский дворец был назначен комендантом ротмистр Коцебу, когда-то служивший в Уланском Ее Величества полку и исключенный оттуда за какие-то истории. Мы подумали, что и здесь постарались уколоть Ее Величество, но если действительно таковы были намерения у назначавших Коцебу, то этот план у них не удался, так как Коцебу держал себя с большим тактом и вскоре был сменен по наговорам охраны.
Говорили, что здесь опять виноват Аксюта, проследивший, как Коцебу передавал корреспонденцию заключенным, не вскрывая. Мой отец не
387


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
мог сказать, исключительно ли это Аксюта сделал, так как охрана была недовольна любезностью Коцебу. Охрану несли стрелки 1-го, 2-го и 4-го запасных батальонов, преимущественно с прикомандированными офицерами. Один из этих офицеров во время прогулки Государя по парку нарочно наступил Ему на пятку. Государь, не оборачиваясь, в тот же момент, с такой силой дал размах назад своей тросточке, что ни этот, ни другие конвоиры не пробовали больше таких выходок» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч.С. 56—57).
Ю.А.Ден вспоминала: «Мой кузен Коцебу однажды сообщил мне, что некий английский джентльмен, мистер А.Стопфорд, друг великой княгини Марии Павловны, полон желания оказать услугу императрице. Он, по-ви- димому, боготворил императорскую семью и, поскольку должен был вернуться в Англию, спросил у Коцебу, не угодно ли будет Государыне послать через него какие-нибудь письма своим родственникам. Я тотчас же уведомила об этом Государыню. Мне казалось, что представляется великолепная возможность... Ее двоюродный брат, король Георг V, как и его преданная супруга, наверняка обрадовались бы весточке от императорской семьи!
Ее Величество была весьма тронута предложением мистера Стоп- форда.
— Я подумаю, Лили, — сказала она. Но на следующий день заявила, что решила ничего не писать королю Георгу и королеве.
— Я не могу этого сделать. Что я могу сказать в письме? Я слишком обижена и оскорблена поведением моей страны... Но и в этом случае я не могу осуждать Россию. Кроме того, Государь особенно встревожен. Он очень опасается, что его отречение и наступившая смута могут сорвать великое наступление... Нет, мы не можем сноситься с нашими родственниками.
Как император, так и императрица постоянно говорили об Англии. Сначала Дума намеревалась вынудить императорскую семью выехать в Англию, но известные круги были настроены враждебно к этому предложению, так как оно было неодобрительно встречено лейбористами. Однако тем, кто побоялся предоставить убежище беззащитной семье, единственная вина которой заключалась в том, что она беззащитна, не стоило волноваться.
Государь и императрица не желали оставлять Россию. "Я лучше поеду в самый дальний конец Сибири", — заявил император. Ни ему самому, ни Государыне была неприемлема мысль о том, что придется странствовать по всему континенту, жить в швейцарских гостиницах в качестве бывших Их Величеств, попадать в объективы фотоаппаратов репортеров из иллюстрированных изданий и давать интервью шустрым американским журналистам. Их натурам претили всякая дешевая реклама и популярность; оба полагали, что долг каждого русского оставаться в России и вместе смотреть в лицо опасности.
Помимо того, что императорская чета исключала возможность уехать в Англию, планам вывоза императорской семьи за границу противодействовали совдепы. Они заявили, что всякий поезд, который повезет из Царского Села Августейших беженцев, будет задержан, а пассажиры перебиты,
388


МАРТ 1917
поскольку император знает слишком много, чтобы разрешить ему покинуть Россию. Государь принес мне газету, в которой было опубликовано это заявление. Он был вне себя от негодования. Едва сдерживаясь, он чуть ли не швырнул мне газету.
— Полюбуйтесь-ка, что они тут пишут, Лили, — воскликнул он с побелевшим от гнева лицом. — Скоты! Как они смеют заявлять такое!.. На свой аршин мерят!
— Ах, Ваше Величество! — ответила я, сильно встревоженная. — И охота Вам читать такие гадости.
— Я должен, должен, Лили. Мне нужно знать все, — возразил Государь.
Порой настроение у него поднималось, и он становился похож на себя прежнего — веселого и жизнерадостного. Государь умел находить забавную сторону в любой ситуации и порой шутил над своим новым титулом, как он его называл, "экса": "Выходит, тогда все «эксы»". "Больше не зовите меня императрицей, — засмеялась Государыня, — я всего лишь «экс»". Подали как-то на завтрак особенно невкусную ветчину, и Государь загрустил: "Возможно, некогда это действительно была ветчина, а теперь она не представляет собой ничего. Это «экс-ветчина»". Его всегда забавляло сходство с его кузеном, королем Георгом. Однажды он показал мне фотографию английского монарха со словами: "Вы видели мою последнюю фотографию, Лили? Не кажется ли Вам, что она мне льстит?"
Он восхищался своим кузеном, а Государыня часто говорила о королеве Александре — о ее красоте, доброжелательности и щедрой, не знающей пределов благотворительности. "Мне так бы хотелось увидеться с моей замужней сестрой в Англии", — прибавляла она всякий раз, когда заходила речь о ее родных» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 166—168).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «12/25 марта. Вчера за всенощной очень страдала из-за перемены в церемониале. Тяжело ужасно. Вечером Их Величества зашли к нам ненадолго, пробыв все время у Ани, где Государь читает вслух. А у нас Апраксин читает Апухтина и Чехова. Сегодня обедня — печальная и трогательная — дала утешение, но, вместе с тем, она болезненно растравляет душу. После этого тягостно выслушивать шуточки Настеньки [Гендриковой] и сетования Мери Бенкендорф. Валя [Долгоруков] и Апраксин лучше понимают положение. Что касается меня, я преклоняюсь перед мужественными и понимающими людьми, которые нами руководят и без которых обошлись, чтобы отдать доверие интриганам и изменникам!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7 об.).
3 Граф П.Н.Апраксин позднее делился своими воспоминаниями о прощании с царской четой: «Болезнь моей жены требовала моего возвращения в Петроград. Отпуская меня, Государь благодарил меня "за разделение невольного плена". Он и все члены его семьи подарили мне свои портреты
389


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
с надписью на них: "На память о марте 1917 года в Царском Селе", а, прощаясь, Государь сказал: "Граф! Помогите сами и скажите тем, кто служил мне, чтобы они помогли всеми силами Временному правительству. Служите ему, как мне служили и Родине. Помните только одно: никогда еще в России не нужна была так твердая и крепкая власть, как сейчас. Я об этом уже говорил, предупреждал и просил князя Львова... Помните это!"» (Православная жизнь (Джорданвилль). 1968. № 5. С. 9).
Март 13го. Понедельник
-2°.
0<льга> — 36,2°; Т<атьяна> — 36,3°; М<ария> — 39,6°; Ан<астасия> —
37,7°.
Жгла письма с Лили [Ден].
Завтракала с Н<иколаем>, 0<льгой>, Т<атьяной>, Ал<ексеем> в игральной комнате. — Ал<ексей> — 36,3°.
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 36,6°; М<ария> — 40,2°; Ан<астасия> — 37,6°.
Сидела с Аней [Вырубовой] — Лили [Ден].
6 ч<асов>. 0<льга> — 36У91Л°; Т<атьяна> — 36,7°; М<ария> — 40,4!/2о; Ан<астасия> — 38°.
Иза [Буксгевден]. — Настенька [Гендрикова]. — Ал<ексей> — 37,2°.
Лили [Ден]. — М<ария> — воспаление легких.
Обедала с Н<иколаем> в Красной комнате.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37°; Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 40,6!/2°; Ан<астасия> — 38,5°.
Сидела с Аней [Вырубовой] и Лили [Ден]1.
Татьяна впервые искупалась.
13 	марта. Понедельник
Оттепель продолжалась, день был полусерый. Погулял утром полчаса. Все еще возился со старыми делами. У Марии продолжала стоять высокая темп<ература> 40,6, а у Анастасии болели уши. Остальные себя чувствовали хорошо. Погулял также днем и поработал2. Вечером сидели у Ани [Вырубовой] с Лили Д<ен>.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в этот день в своем дневнике: «13/26 марта. Все хуже и хуже: революционная партия не соглашается
отпустить Государя, опасаясь интриг с его стороны и предательства тайн.
390


МАРТ 1917
Таким образом, положение остается невыясненным. Немцы усиленно готовятся прорвать наш фронт. Если это удастся, — дорога на Петербург будет открыта. В Ревельском заливе наши взбунтовавшиеся матросы побросали в воду офицеров и отправились на берег пьянствовать, а когда англичане, с которыми они охраняют Ригу с моря, запротестовали, стали стрелять в наших союзников, убили двух офицеров и несколько солдат. Можно ли себе представить больший развал? И с такими-то людьми собираются отражать дисциплинированные немецкие войска!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 7 об.).
2 К царской семье проявляла повышенное внимание периодическая печать. На ее страницах нередко помещались подобные следующему сообщения:
«В Царскосельском дворце
Снятая было с ограды Царскосельского Александровского парка охрана снова оцепила его тесным кольцом.
Не только в Александровский дворец, в покоях которого под стражей содержится семья Николая II и его супруги, но даже в служебные дворцовые помещения никто из посторонних лиц не пропускается.
С того момента, как бывший царь и Александра Федоровна по постановлению Временного правительства были объявлены арестованными, царской прислуге было предложено немедленно же покинуть дворец. Пожелавшим же остаться во дворце на службе у бывшего царя было сообщено, что в случае выхода из-за дворцовой ограды обратный доступ разрешен туда им не будет.
Царская прислуга, однако, почти вся высказала желание оставаться при исполнении своих первоначальных обязанностей.
Сейчас таких служащих во дворце находится до 300 человек. Все они сидят за оградой под охраной войск и никому общения с городом не разрешено.
Впрочем, у входа в дворцовую кухню ежедневно можно наблюдать толпы публики, приходящей хоть издали посмотреть на своих знакомых и родственников, остающихся на службе у бывшего царя.
Из отрывочных фраз, которыми обмениваются стоящие по ту и по сию сторону ограды лица, можно вынести впечатление, что служащие бывшего царя... проголодались.
Хлеба больно мало достается на человека, жалуются они.
Впрочем, тут же выясняется, что хлеб поступает во дворец в достаточном количестве и что избалованные служащие не получают лишь тех больших порций булок, которые они обычно не доедали и остатками прикармливали животных.
Говорят, что некоторым из служащих Николая II, достигшим призывного возраста, но оставленным на учете, все же придется расстаться с насиженными местами. Такие лица будут призваны в войска для отбывания воинской повинности.
391


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Во дворце многое изменилось.
Семья бывшего царя занимает несколько комнат верхнего этажа. Вопреки сообщению некоторых газет мы узнали, что Николаю II не запрещается видеться с женой и детьми. Почти все время семья проводит вместе. Дети бывшего царя все оправились от кори, кроме Ольги и Татьяны, у которых продолжает держаться высокая температура и не исчерпывается возможность осложнения болезни.
Около больных дочерей неотлучно находится Александра Федоровна. Она оставляет их лишь на время завтрака и обеда. За завтраком и обедом, кроме выздоровевших детей бывшего царя и царицы, ежедневно присутствуют оставленные под арестом во дворце Нарышкин, гр<аф> Апраксин и обер-гофмаршал Бенкендорф.
В это время среди собирающихся происходит живой обмен мнений о текущих событиях.
Особенно страстно и нервно обсуждают происходящее царедворцы. Темы для разговоров почерпаются главным образом из газет. Во дворце получаются все без исключения столичные и московские утренние и вечерние газеты и все журналы одновременно в нескольких экземплярах. Никакой цензуры газеты со стороны охраны не бывает. На обязанности дежурного офицера лежит лишь убедиться, чтобы внутри газет не было вложено каких- либо писем или посланий, которые могли бы проникнуть во дворец извне.
Говорят, что бывший царь большую часть времени проводит со своим любимым сыном Алексеем. Мальчик, развитой не по годам, проявляет особенный интерес к происшедшему перевороту и часто своими наивными прямыми вопросами ставит в тупик отца и приближенных к нему придворных.
Бывший царь по-прежнему ежедневно от трех до четырех часов дня совершает прогулку по парку.
С ним неразлучна лопата, которой он разгребает снег на куртинах, очевидно, для физических упражнений.
Николай II держится с большим достоинством. Он невозмутим и спокоен. Лишь бледное, слегка осунувшееся его лицо свидетельствует, что человек переживает тяжелую душевную драму.
Сопровождающий на прогулках Николая II дежурный офицер старается держаться от узника подальше. Однако, несмотря на расстояние, бывший царь с каждым новым дежурным по караулу считает долгом обменяться несколькими фразами.
— Давно ли Вы на службе? — спрашивает он. — Были ли Вы в действующей армии? Какие получили ордена? А почему нет Георгия?
Все просьбы бывшего царя и его семьи проходят через представленного для непосредственного наблюдения за ним штаб-ротмистра Коцебу, которые последний на основании приказания главнокомандующего генерал-лейтенанта Корнилова должен направлять на рассмотрение и уважение временного исполнительного комитета из выборных гор<ода> Царского Села.
392


МАРТ 1917
Корреспонденции пока б<ывший> царь никому не посылает, но в то же время ни от кого не получает. Бывшая фрейлина Вырубова помещается в том же Александровском дворце, но отдельно от семьи Николая II. Она объявлена арестованной. Вырубова еще больна. Болезнь, вероятно, примет затяжной характер, так как корь осложнилась процессом воспаления легких.
П. Олихое
Просьба Романовых
Николай II и супруга его выразили желание иметь при себе священника для постоянных церковных служб.
По распоряжению Временного правительства в Царское Село выехали священник, дьякон и четыре певчих» («Петроградский Листок». 1917. 13 марта).
Стоит отметить, что тогда же газеты, в том числе «Биржевые ведомости», напечатали информацию об уничтожении трупа Распутина: «Сожжение Распутина
Необычайна была жизнь Распутина, необычайна смерть его, необычайно и уничтожение его трупа.
Вот как об этой последней главе кошмарной истории рассказывают те, кому довелось быть свидетелем.
Анна Вырубова, исполняя волю пославшей ее, приготовила могилу для "святого"... под престолом будущей церкви. Место, как известно, было открыто, и тот, кто имел право и обязан охранять спокойствие народа, распорядился раз и навсегда избавить толпу от соблазна и перечень святых от непрошеного нового имени. В этом смысле были даны инструкции очень энергичному комиссару.
И вот как было исполнено это поручение.
Вечером гроб с Распутиным был перевезен на станцию железной дороги и поставлен в вагон, который был запечатан. Любопытствующим было заявлено, что по приказу властей Распутин будет похоронен на Волховом кладбище. На самом же деле поступили так.
В Царское пришло с фронта несколько автомобилей и один грузовик с частями машин. Когда Царское Село уснуло, вагон был распечатан, гроб с трупом поставлен на грузовик, прикрыт брезентом, и автомобильная колонна с грузовиком в конце двинулась на Петроград.
Никто во всей колонне, кроме шофера грузовика и тех, кому было поручено покончить с распутинской историей, не был посвящен в тайну грузовика.
На рассвете прибыли в Петроград, и все автомобили помещены в гараж придворного ведомства, что на Конюшенной площади. Там гроб простоял весь день до ночи рядом с придворными свадебными каретами.
Ночью грузовик в предшествии легкового автомобиля отправился на Выборгское шоссе. Решено было закопать гроб в стороне от дороги, сровнять с землей и покрыть снегом. Лопаты и кирки были приготовлены заранее. Процедуру эту должны были проделать все участвовавшие, а именно:
393


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
три лакея придворного ведомства, два шофера и три лица, которым и было все это поручено.
Однако случилось не так, как рассчитывали: наше бездорожье испортило план. Автомобили застряли в сугробах, и не было никакой возможности наличными силами вытащить их. Тогда было решено снять гроб, унести его подальше и покрыть снегом, а утром явиться снова, отогреть землю и вырыть могилу.
Тем временем подозрительные автомобили обратили на себя внимание дежурных милиционеров, и была поднята тревога.
Студенты-милиционеры потребовали предъявление "пропуска". Все оказалось в порядке, но милиционеры не успокоились на этом: уж больно все было необычайно.
Дело происходило на полудороге между Лесным и с<елом> Пискарев- кой. Скоро подоспели конные милиционеры. Помогли легковому автомобилю и, решив грузовик оставить в поле до утра, предложили всем участникам отправиться к коменданту.
Какой переполох был поднят в Лесном, видно из того, что при въезде в Лесной были устроены баррикады, чтобы автомобиль, в котором подозревался один из таинственных черных автомобилей, не мог скрыться.
Приехали к коменданту, разбудили его, вынуждены были рассказать правду и стали держать совет.
На совете решено было: труп Распутина сжечь.
Быстро собрали всех милиционеров и двинулись к оставленному в поле гробу. Местность была оцеплена. Натащили массу дров. Разложили огромный костер. Труп вынули из гроба. Он оказался набальзамированным, и, по уверению одного из очевидцев, лицо Распутина было нарумянено. Труп и костер были обильно политы бензином и подожжены.
Это было часов в пять утра, и только через несколько часов сожжение было окончено. Уцелевшие кости решено было уничтожить другим путем, не погребая, металлический гроб решено было расплавить, от Распутина не осталось ничего, кроме тяжелого воспоминания.
Пепел рассеян по полю и засыпан снегом.
Когда придет настоящая весна — вешние воды смоют и пепел, и грязь, и, может быть, буйные всходы новой жизни вытеснят из нашей памяти и самое имя Распутина.
М.С.К-н» (ГА РФ. Ф. 3143. On. 1. Д. 1; Р о с т к о в с к и й Ф.Я. Дневник для записывания... М., 2001. С. 95—96).
Март 14го. Вторник +2°.
0<льга> — 36,5°; Т<атьяна> — 36,5°; М<ария> — 38°; Ан<астасия> — 37,3°.
394


МАРТ 1917
Жгла письма с Лили [Ден].
Завтракала с Н<иколаем>, 0<льгой>, Т<атьяной>, Ал<ексеем>. 3 ч<аса>. 0<льга> — 36,8°; Т<атьяна> — 37°; М<ария> — 39,3°; Ан<астасия> — 38,2°.
Сидела с Аней [Вырубовой] и Лили [Ден].
6 ч<асов>. 0<льга> — 37,2°; Т<атьяна> — 36,8°; М<ария> — 40,6°; Ан<астасия> — 38,4°; Ал<ексей> — 36,9°.
Жгла письма.
Обедала с Н<иколаем>, 0<льгой> и Т<атьяной>.
9 ч<асов>. 0<льга> — 36,9°; Т<атьяна> — 36,9°; М<ария> — 37,6°;
Ан<астасия> — 38,8°; Ал<ексей> —
Сидела с Аней [Вырубовой] и Лили [Ден].
14 марта. Вторник
Серый день и оттепель. Утром погулял с Валей Д<олгоруковым> три четверти часа. Теперь — много времени читать для своего удовольствия1, хотя достаточное время тоже сижу наверху у детей. У Марии все сильный жар продолжается — 40,6°. У Анастасии осложнение с ушами, хотя ей вчера сделали прокол прав<ого> уха. Днем погулял по всему парку.
1 	За этой фразой Николая II чувствуется горькая ирония, так как раньше основное его рабочее время занимало ознакомление с деловыми бумагами.
Любопытно отметить, что 14 марта 1917 г. начальник штаба Верховного главнокомандования генерал М.В.Алексеев секретно сообщал председателю Временного правительства князю Г.Е.Львову о настроении в армии и флоте в связи с произошедшими событиями:
«Милостивый государь, князь Георгий Евгеньевич.
Препровождаю для сведения сводку сообщений главнокомандующих фронтами и командующих Кавказской армией и флотами Балтийского и Черного морей по вопросу о том, какое впечатление на войска произвели переход к новому государственному строю и последние события.
На Северном фронте происшедшая перемена и отречение Государя от престола приняты сдержанно и спокойно.
Многие к отречению императора Николая II и к отказу от престола вел. кн. Михаила Александровича отнеслись с грустью и сожалением.
По некоторым данным можно судить, что многим солдатам манифесты были непонятны и они еще не успели разобраться в наступивших событиях.
Во 2-м Сибирском корпусе 12-й армии возбужден целый ряд вопросов относительно могущих произойти последствий. Были некоторые голоса, что без царя нельзя обойтись и надо скорее выбирать Государя, что евреев
395


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
нельзя иметь офицерами, что необходимо наделять крестьян землей при помощи Крестьянского поземельного банка.
В 5-й армии наступившие события некоторыми солдатами рассматривались как конец войны, другими — как улучшение своего питания, а частью — безразлично.
Во всех армиях фронта многие солдаты искренно возмущались заявлениями Совета рабочих и солдатских депутатов о республике как желании народа и говорили: почему же нас об этом не спрашивают? То же высказывали и некоторые жители.
Среди офицеров выясняется недовольство, возмущение и опасение, что какая-то самозваная кучка политиканов, изображающая собой Совет рабочих и солдатских депутатов, не получившая никаких полномочий ни от народа, ни от армий, действует захватным порядком от имени страны, мешается в распоряжения Временного правительства и даже действует и издает вопреки ему распоряжения.
Особенно волнуют попытки Совета вмешаться в отношения между солдатами и офицерами и регулировать их помимо существующих неотменен- ных законов и законного войскового начальства.
Высказываются пожелания устранить Совет рабочих и солдатских депутатов от вмешательства в дело управления государством, так как это крайняя политическая партия, а не полномочные представители народа или армии, которую и нужно поставить на соответствующее место.
Также замечается недовольство выделением петроградского гарнизона в какую-то привилегированную часть армии и высказывается пожелание, чтобы войска этого гарнизона были отправлены также на фронт. В их стремлении остаться в Петрограде усматривается уклонение под благовидным предлогом от исполнения гражданского долга защиты России.
По мнению войск боевой линии, заслуга по образованию нового строя принадлежит не петроградскому гарнизону, а избранникам народа — членам Государственной думы, народу и всей армии, которая весьма сочувственно отнеслась ко всему происшедшему.
От нового правительства ждут улучшения условий жизни и установления порядка.
На Западном фронте акт об отречении был принят спокойно, серьезно, многими с сожалением и огорчением.
Наряду с этим перемена строя у многих связана с верой в восстановление порядка. Солдатами новый порядок приветствуется в уверенности, что продовольственная разруха будет устранена и оставшиеся семьи будут наделены пайком в мере действительной потребности.
Выражалась уверенность в прекращении немецкого засилья.
В 9-м, 10-м и свободном корпусах 2-й армии манифест встречен отчасти с удивлением и с сожалением Государя.
Многие, видимо, были поражены неожиданностью и той быстротой, с которой к нам подошли настоящие события.
396


МАРТ 1917
В сибирской казачьей дивизии сводного корпуса манифесты произвели удручающее впечатление.
Некоторыми выражалась надежда, что Государь не оставит своего народа и армии и вернется к ним.
Для части солдат это впечатление смягчалось тем, что император Николай II преемником себе назначил великого князя Михаила Александровича и что в России еще не республика, относительно которой высказывались отрицательно.
Однако самый переход к новой власти казаками сибирской казачьей дивизии принят с полной покорностью.
К допущенным в дни перелома эксцессам толпы к офицерам, имевшим место в Петрограде, Москве и других городах, отношение отрицательное и в офицерской среде толкуется как пагубное для армии и России желание, клонящееся к разложению армии и вреду стране.
Настроение войск бодрое. Преобладает сознание необходимости довести войну до победоносного конца, для чего необходимы полное спокойствие на фронте и усиленная работа тыла.
На Юго-Западном фронте объявление манифеста встречено спокойно, с сознанием важности переживаемого момента и чувством удовлетворения и веры в новое правительство.
Местами в офицерской среде высказываются сомнения, что новой власти не удастся сдержать крайние революционные элементы.
На Румынском фронте происшедшие перемены войсками приняты спокойно.
Отречение императора Николая II на офицеров 9-й армии произвело тягостное впечатление.
В 4-й армии большинство преклоняется перед высоким патриотизмом и самопожертвованием Государя, выразившимся в акте отречения. Здесь же манифест вел. кн. Михаила Александровича встречен с недоумением и вызвал массу толков и даже тревогу за будущий образ правления.
Более нервное отношение к событиям чувствуется в 3-м кавалерийском корпусе, где передачу престола великому князю Михаилу Александровичу склонны понимать как вручение регентства до совершеннолетия великого князя Алексея Николаевича, которого считают законным наследником.
В Кавказской армии к перемене строя войска отнеслись спокойно.
В Балтийском флоте переход к новому строю принят восторженно.
В Черноморском флоте последние события встречены спокойно и с пониманием важности переживаемого момента. Работы не прекращались и не прекращаются.
Назначение великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим на всех фронтах было принято сочувственно и даже с радостью. У многих принятие им верховного командования связывалось с надеждой на более скорый и победоносный конец войны.
397


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ'!! И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Лишь в 5-й армии Северного фронта ставились вопросы о том, по какому праву и чьим распоряжением вел. князь Николай Николаевич занял пост верховного главнокомандующего.
В заключение считаю необходимым указать, что население в тылу Северного фронта, особенно в местечках, опасается погрома и к главнокомандующему этим фронтом уже начали поступать ходатайства о присылке войск для охраны безопасности жителей.
Примите уверение в совершенном уважении и полной преданности.
Мих. Алексеев» (Красный архив. 1924. № 5. С. 233—235).
Март 15го. Среда -4°.
0<льга> — 36,4°; Т<атьяна> — 36,6°; М<ария> — 39,5°; Ан<аста- сия> — 38,5°.
Жгла письма с Лили [Ден].
Ан<астасия> — плеврит.
Завтракала с Н<иколаем>, 0<льгой>, Т<атьяной>, Ал<ексеем> в игральной комнате.
3 ч<аса>. 0<льга>, Т<атьяна>, М<ария> — 40,9°; Ан<астасия> — 39,2°.
Сидела с Аней [Вырубовой].
6 ч<асов>. М<ария> — 40, Г; Ан<астасия> — 39,3°.
Обедала с Н<иколаем>, 0<льгой> и Т<атьяной>. — Ал<ексей> — 36,7°.
9 ч<асов>. 0<льга> — 36,6°; Т<атьяна> — 36,6°; М<ария> — 40,2°; Ан<астасия> — 39°.
Сидела внизу.
15 марта. Среда
Чудный солнечный морозный день. Сделал с Валей Дсолго- руковым> и, как всегда теперь, в сопровождении одного из караульных офицеров хорошую прогулку1.
У Марии и Анастасии состояние как вчера, плохо спали, и высокая темп<ература> Марии побила рекорд2, т.к. у ней днем было 40,9°. Остальные совсем поправились. Днем еще долго гулял и работал. До обеда читал, а вечером сидели с детьми до 10 ч. и пили чай вдвоем.
1 	Пешие прогулки Николая II в условиях домашнего ареста были огра¬
ничены. Камердинер императрицы А.А.Волков вспоминал: «В марте лежал
398


МАРТ 1917
еще глубокий снег. Государь гулял по парку один в сопровождении дежурного караульного офицера. Иногда с Государем гулял также гофмаршал князь Долгоруков. Прогуливался Государь дважды в день. Сопровождавшими в прогулках Государя офицерами всегда оказывалась полная внимательность и предупредительность. Только однажды офицер шел за Государем в буквальном смысле слова по пятам, и Государь, с усмешкой, должен был отстранить его» (Волков А.А. Указ. соч. С. 72, 74).
2 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике в этот день: «[Великая княжна] Мария Николаевна серьезно больна: корь осложнилась пневмонией, температура 40,5°» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8).
Март 16го. Четверг
-4°.
0<льга> — 36,5°; Т<атьяна> — 37,2°; М<ария> — 40°; Ан<астасия> — 40,5° (пульс 120).
Ан<астасия> — плеврит и воспаление легких, Ал<ексей> — 36,1°. Жгла письма, разбирала бумаги.
Завтракала как обычно.
3 	ч<аса>. 0<льга>, Т<атьяна>, М<ария> — 40,2°; Ан<астасия> — 39,6°.
Сидела с Аней [Вырубовой].
М<ария> — 40,5°; Ан<астасия> — 40,3°.
Обедала как обычно.
9 ч<асов>. М<ария> — 40,2°; Ан<астасия> — 39,8°; Т<атьяна> — 37,2°; 0<льга> — 36,8°.
Сидела с А<ней> [Вырубовой] и Л<или> [Ден] и затем пошла к остальным1.
16 марта. Четверг
Ясный морозный день. Утром погулял. Мария и Анастасия в том же положении, лежат в темной комнате и сильно кашляют; у них воспаление легких. Днем гулял и работал. Вечером посидели у Ани и затем у Бенкендорфов2.
1 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «16/29 марта. Вечером были у нас Их Величества: более естественны. Обменивались
мнениями насчет современного положения. Жаль их до глубины души. Мне кажется, она не сознает, что была причиной краха» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8).
399


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Сохранилось короткое письмо императрицы к фрейлине А.В.Гендрико- вой от 16 марта 1917 гв котором читаем: «Дорогая Настенька, благодарю за милую записочку. У Марии теперь [температура] 40,5, а у Анастасии 40,3. Они спали немного днем.
Любящая Вас обеих Александра.
Мое сердце расширено» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой... С. 32—33).
2 	Имеется в виду супружеская графская чета: обер-гофмаршал П.[{.Бенкендорф и его супруга Мария Сергеевна, которая от предыдущего брака имела сына Василия Александровича Долгорукова.
Март 17го. Пятница -2°.
0<льга> — 36,5°; Т<атьяна> — Ъ7Уг0', М<ария> — 38,7/4°; Ан<аста- сия> — 40,1 /4°; Ал<ексей> — 36°.
Жгла бумаги.
Завтракала как обычно.
М<ария> — 40,7°; Апа<стасия> — 39,2°.
Сидела с Аней [Вырубовой].
6 ч<асов>. М<ария> — 39,SV2°\ Ан<астасия> — 40,2°.
Обедала как обычно.
9 ч<асов>. М<ария> — 40,7°; Ан<астасия> — 39,3°; Т<атьяна> — 37,2°.
Сидела с А<ней> [Вырубовой] и Л<или> [Ден].
0<льга> и Т<атьяна>1 — 3-е купанье.
Рано легла в постель с головной болью в 1114 ч.
17 марта. Пятница
Такой же солнечный день. Погулял от 11 ч. до 11 !4 ч. У Марии и Анастасии попеременно подымалась высоко темп<ература>, затем опускалась, была также рвота. Днем долго гулял и работал2; кончил с Валей Д<олгоруковым> дорожку у старой беседки. Вечером зашли к Ане и Лили Ден.
1 	Старшие дочери Ольга и Татьяна Николаевны стали поправлять¬
ся, в то же время младшие Мария и Анастасия все еще продолжали тяжело болеть. Великая княжна Татьяна Николаевна в своем письме фрейлине М.С.Хитрово от 17 марта 1917 г. сообщала: «Сегодня утром уАнаст<асии> 40,1. У Марии 38,7. Анастасия ничего не может есть,
400


МАРТ 1917
т.к. все идет обратно. Но обе страшно терпеливые и лежат спокойно. А<настасия> еще глуха пока, т.ч. приходится орать, чтобы она поняла, что говорим. Я уже почти совсем хорошо слышу, только на пр<авое> ухо не совсем. Помните, что Ваши и наши письма читаются. Ну, до свидания. Всем сердечный привет» (Письма святых царственных мучеников из заточения. СПб., 1996. С. 30).
2 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «17/30 марта. Воспользовалась солнечной погодой и впервые вышла подышать свежим воздухом. Прогуливалась с Мери Бенкендорф с полчаса по террасе. Великие княжны гуляли в саду, по снегу, под конвоем офицера. Странное впечатление от этой прогулки, в качестве пленников. После нас вышел Государь с Валей Долгоруким.
У меня немало забот, но ничего; сила сопротивления у меня еще есть, и я много могу еще перенести. Вечером был Коцебу; он очень умный и тонкий» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8).
Март 18го. Суббота -2°.
0<льга>, Т<атьяна> — 36,5°; М<ария> — 40°; Ан<астасия> — 38,8°; Ал<ексей>1 — 36°.
Завтрак как обычно.
3 	ч<аса>. М<ария> — 40,91/2°; Ан<астасия> — 38,3°.
А<ня> [Вырубова] иЛ<или> [Ден] сидели в детской.
6 ч<асов>. М<ария> — 40Vi°\ Ан<астасия> — 37,8°.
Обедала как обычно.
9 ч<асов>. М<ария> — 39,3°; Ан<астасия> — 39,1°.
Сидела внизу2.
18 марта. Суббота
Серый день и оттепель; утром во время прогулки падал мокрый снег. У Марии днем было 40,9° и по временам бред, к вечеру у нее опустилось до 39,3°, у Анастасии днем 37,8°, веч. 39,3°. Днем поработал. В 61Л пошел с Ольгой и Татьяной к всенощной. Вечер провели семейно3 и разошлись на покой рано.
1 	В своих воспоминаниях об этом периоде в Александровском дворце
Ю.А.Ден писала: «Цесаревич почти поправился и, как прежде, носился по дворцу. Не думаю, чтобы он замечал какие-то перемены. Переворот никак
не подействовал на него, разве только теперь ему недоставало некоторых
401


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
знакомых ему солдат и друзей. Это был все тот же веселый и жизнерадостный ребенок.
Императорская семья не думала, чтобы с нею могло случиться какое-то несчастье, но судьба России заботила Их Величества постоянно.
— Вы даже не представляете, что значит для Его Величества не иметь возможности участвовать в активной жизни, — заметила мне Государыня» (Ден Ю. Указ. соч. С. 172—-173).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «18/31 марта. Сегодня идет снег, — не выхожу. На душе очень тревожно. Начался процесс Сухомлинова; боюсь, что он вызовет тяжелые обвинения против них, так как они его защищали, насколько могли. Императрица дала неосторожно знать Нини Воейковой, в чем бы ее мужа ни обвиняли, она ни слову не поверит. Какое значение для суда имеет ее уверенность? Суд решит. Боюсь, как бы такие неосторожности не ухудшили их положения. У всенощной появились обе старшие великие княжны и маленький, выздоравливающие от кори. Положение младших еще очень серьезно; по-прежнему держится высокая температура. Ан<на> Выр<убова> привлекает к себе Коцебу и хочет склонить его к своим интересам, но я думаю, что он не будет введен в обман и извлечет пользу из ее рассказов, потому что он умен и тонок» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8).
3 В воспоминаниях Т.Е.Боткиной читаем: «Раньше других поправилась Татьяна Николаевна, ежедневно проводившая несколько часов вдвоем с Его Величеством в кабинете, и, возвращаясь, говорила:
— Мы с папа вдвоем сидели, так было уютно.
Ее Величество проводила все дни возле детей и А.А.Вырубовой. По вечерам Его Величество читал вслух великим княжнам, которые, выздоравливая, переехали в одну комнату, причем Ольга Николаевна и Мария Николаевна, как не вполне поправившиеся, спали в кроватях, а Татьяна Николаевна и Анастасия Николаевна вместе на одной оттоманке. Его Величество приходил к ним, когда они уже лежали в постелях. Великие княжны приготовляли для него кресло и маленький столик с лампой и книгой посреди комнаты, чтобы им всем было хорошо слышно, и трогательно было видеть, как дочери и отец искали утешения и развлечения в обществе друг друга» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 57, 59).
Март 19го (1 апр<еля>). Воскрес<енье>
-2°.
9 ч<асов>. М<ария> — 37,7°; Ан<астасия> — 36,7°. Церковь внизу.
3 	ч<аса>. М<ария> — 37,7°; Ан<астасия> — 36,3°.
402


МАРТ 1917
Завтрак как обычно.
А<ня> [Вырубова] и Л<или> [Ден] пришли и сидели с нами1.
6 ч<асов>. М<ария> — 38,7°; Ан<астасия> — 35,8°.
Иза [Буксгевден], Настенька [Гендрикова], Трина [Шнейдер], Лили [Ден].
9 ч<асов>. М<ария> — 38,4°; Ан<астасия> — 36,1°.
19 	марта. Воскресенье
Лучезарный день. В 11 час. пошли к обедне с Ольгой, Татьяной и Алексеем2. Темп<ература> у Марии и Анастасии опустилась до нормы, только к вечеру у Марии она несколько поднялась. Вышел на прогулку в 2 часа, гулял, работал и наслаждался погодой. Вернулся домой в 4Vi ч. Сидел долго у детей, а вечером были у Ани [Вырубовой] иудруг<их> жильцов3.
1 В своих воспоминаниях А.А.Вырубова пишет: «19 марта утром я получила записку от Государыни, что Мария Николаевна умирает и зовет меня. Посланный передал, что очень плоха и Анастасия Николаевна; у обеих было воспаление легких, а последняя, кроме того, оглохла по причине воспаления уха. Коцебу предупредил меня, что если я встану, меня сейчас же уведут. Одну минуту во мне боролись чувства жалости к умирающей Марии Николаевне и страх за себя, но первое взяло вверх, я встала, оделась, и Коцебу в кресле повез меня верхним коридором на половину детей, которых я целый месяц не видала. Радостный крик Алексея Николаевича и старших девочек заставил меня все забыть. Мы кинулись друг к другу, обнимались и плакали. Потом на цыпочках пошли к Марии Николаевне. Она лежала белая, как полотно; глаза ее, огромные от природы, казались еще больше, температура была 40,9°, она дышала кислородом. Когда она увидела меня, то стала делать попытки приподнять голову и заплакала, повторяя: "Аня, Аня". Я осталась с ней, пока она не заснула. Когда меня везли обратно мимо детской Алексея Николаевича, я увидела матроса Деревенько, который, развалившись на кресле, приказывал Наследнику подать ему то то, то другое. Алексей Николаевич с грустными и удивленными глазками бегал, исполняя его приказания. Этот Деревенько пользовался любовью Их Величеств: столько лет они баловали его и семью его, засыпая их подарками. Я умоляла, чтобы меня скорее увезли» (Фрейлина Ее Величества...
С. 	207—208).
2 П.Жильяр 19 марта / 1 апреля 1917 г. записал в своем дневнике:
«Алексей Николаевич чувствует себя гораздо лучше, и мы сегодня утром отправились в церковь, где уже находились Их Величества, великие княжны Ольга и Татьяна, а также некоторые лица свиты, разделяющие наше заключение. Когда священник молился об успехах русской и союзнических
403


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
армий, Государь и Государыня опустились на колени, и все присутствующие последовали их примеру.
Несколько дней тому назад, выходя от Алексея Николаевичам встретил человек десять солдат, бродивших по коридору. Я подошел к ним и спросил, чего они хотят.
— Мы желаем видеть Наследника.
— Он в постели, и его видеть нельзя.
— А остальные?
— Они также больны.
— А где царь?
— Я не знаю.
— Пойдет он гулять?
— Не знаю. Но, послушайте, не стойте тут, не надо шуметь, ведь здесь больные!
Они вышли на цыпочках и разговаривали шепотом. Так вот они, те солдаты, которых нам расписали кровожадными революционерами, ненавидящими своего бывшего царя!» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 168—169).
3 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «19 марта / 1 апреля. Все так ужасно тяжело: опубликованы последние телеграммы императрицы Государю. Императрица возмущена и, кажется, испугана. Возбуждение против нее растет. Какой ужас, если будет осуждение. Так бы хотелось, чтобы поскорее позволили уехать, но две младшие великие княжны еще очень больны, и ничего не устраивается. В такое время не смеешь думать о себе, но те же опасности угрожают и нам. Их покровительства добивались все изменники. Все по совету Расп<утина>. Изумительно, как могло такое громадное и величественное здание рухнуть в грязь, словно карточный домик! Евреи получили право на жительство; благодаря своим капиталам они господствуют в России. Англичане приближаются к Иерусалиму, а пророчества — к исполнению!» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 8).
В.И.Гурко, принадлежавший к либеральному лагерю, позднее писал в эмиграции о роли А.А.Вырубовой при Высочайшем дворе: «Вообще нельзя даже определить границы той огромной роли, которую играла А.А.Вырубова в последний период царствования императора Николая II. Без ее непосредственного участия и деятельной помощи Распутин, невзирая на все свое влияние, достичь ничего не мог. Оно и понятно, так как непосредственные сношения пресловутого старца с царицей были, в общем, чрезвычайно редки и учащать их он, по-видимому, и сам не стремился, весьма тонко соображая, что частое общение с ним может лишь ослабить, а не то и совершенно уничтожить его авторитет. Наоборот, Вырубова была в ежедневных сношениях со всей царской семьей, в точности изучила особенности характера Государыни и научилась в совершенстве приемам воздействия на нее. В сущности, в той потрясающей драме, которую пережила страна в течение двух последних лет поверженного строя, роли Распутина
404


МАРТ 1917
и Вырубовой настолько тесно переплелись, что выяснить степень значения каждого из них в отдельности нет никакой возможности. Если общественность была в особенности возмущена ролью Распутина, а Вырубову отодвигала на второй план и интересовалась ею гораздо меньше, то это исключительно потому, что близость к царице женщины, принадлежавшей к петербургскому обществу и ничем особенным не отмеченной, не представлялась ничем анормальным, тогда как близость безграмотного мужика, ведущего явно распутную жизнь, была для всех и каждого обстоятельством, настолько выходящим из рамок обычных явлений, что вызывала всеобщее негодование. Между тем, повторяю, определить, кто из этих двух людей нанес больший реальный вред строю, — нельзя. В сущности, сила их проистекала из согласованной совокупности их действий.
Занятое Вырубовой положение, несомненно, тешило ее природное, с течением времени все более и более разыгравшееся честолюбие. Весьма возможно, что она была при этом искренно убеждена, что служит интересам царской четы» (Гурко В.И. Указ. соч. С. 87—88).
Март 20го. Понед<ельник>
+3°.
М<ария> — 37,8°; Ан<астасия> — 36,8°; Ал<ексей> — 36,3°. Рвала бумаги.
Завтрак как обычно.
3 ч<аса>. М<ария> — 37°; Ан<астасия> — 36,5!/2°.
А<нна> [Вырубова] и Л<или> [Ден] сидели с нами1. Г<раф> Бенкендорф.
2 	офицера из караула.
8 ч<асов>. М<ария> — 37,2°; Ан<астасия> — 36,3°.
Сидела с А<ней> [Вырубовой] и Л<или> [Ден].
20 	марта. Понедельник
У Марии и Анастасии, по-видимому, наступил перелом, темп<е- ратура> держалась нормальная; они слабы и весь день спали, конечно, с перерывами.
Погулял от 11 час. Сильно таяло. Днем много поработал2. Вечером посидели у Ани3.
1 	В своих воспоминаниях А.А.Вырубова писала: «На другой день, мой
последний день в Царском Селе, я опять пошла к детям, и мы были счаст¬
ливы быть вместе. Их Величества завтракали в детской и были спокойнее, так как Мария и Анастасия Николаевны чувствовали себя лучше. Вечером,
405


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
когда Их Величества пришли ко мне, в первый раз настроение у всех было хорошее; Государь подтрунивал надо мною, мы вспоминали пережитое и надеялись, что Господь не оставит нас, лишь бы нам всем быть вместе» (Фрейлина Ее Величества... С. 208).
2 	Во время прогулок император Николай II продолжал заниматься физическим трудом, в частности расчищать дорожки в саду от снега и льда.
0.В.Палей позднее делилась своими воспоминаниями: «Жизнь августейших пленников была однообразной и безрадостной. Запретили им буквально всё. Средства отпускали ничтожные. Письма вскрывали, телефон отняли. Всюду стояли часовые. Эти скоты напивались и хамили. Единственным развлечением Государя было колоть лед на ручье вдоль ограды парка.
Как-то в конце марта шла я мимо дворца. У ограды толпились люди. Мужчины, женщины, солдаты сбежались поглазеть на Государя, князя Долгорукова и цесаревича, дядьку матроса Деревенько. Сердце во мне забилось, кровь прихлынула к щекам. Я подошла и прижалась лицом к прутьям решетки. Солдаты зубоскалили. Меня передернуло от их слов:
— Так-то, Николка, долби теперича лед... Довольно чужой кровушки попил... Нынче лед, а завтра еще чего... Это тебе не шашкой махать... А летом льда-то нетути: чем ты займесси тады, голубчик? Песочком, небось, будешь тропочки присыпать...
В насмешках было что-то сатанинское. Государь работал невдалеке и все слышал. На миг он остановился и долго и грустно смотрел на них. Солдаты смолкли. Государь оглядел толпу и увидел меня. В глазах его была боль. Я сложила руки, как в молитве, и попыталась мысленно выразить ему всё! Говорила, что отдала бы жизнь за его спасение! Отчаяние и безысходность в ответ были столь глубоки, что слезы из глаз моих так и хлынули — и уж не прекращались...
Царскосельская жизнь наша стала невыносима. Что ни день, новое оскорбление. То газеты поносили великих князей и печатали вранье, то Временное правительство урезывало средства, выделенные на великокняжеские нужды указом императора Павла Первого. Доход, прежде крупный, иссяк. Газетчики правдами и неправдами проникали во дворцы, где еще жили хозяева. Дворцы великих князей — Верховного главнокомандующего Николая Николаевича, Андрея Владимировича и других — разграбили вчистую. Появились интервью с великими князьями. Все было, конечно, переврано, ибо выходило, что Романовы приветствуют революцию. Мы строго-настрого наказали не пускать ни одного репортера, но бывает и на старуху проруха.
Однажды лакей принес великому князю визитную карточку: офицер из Пскова просил принять его. У него, якобы, важные новости от великой княгини Марии, дочери великого князя. Что за офицер, не знали мы, но подвоха не ждали. Однако, увидев посетителя, тотчас поняли, что попались. Мо-
406


МАРТ 1917
лодой человек семитского типа, жгучий брюнет, курчавые волосы до плеч. Ряжен в чужую гимнастерку, которую не носил никогда. Он приблизился к нам с блокнотом и карандашом наготове. Великий князь вспыхнул от гнева, повернулся и вышел. Я минуту побыла с пришельцем, не предложив ему сесть, и объявила: могу сказать вам одно — мы глубоко несчастны. Тут же я его спровадила, а на другой день в газете появилось интервью в четыре колонки: великий князь Павел поносит Государей. Муж был потрясен. Он разослал опровержение во все газеты, но ни одна не публиковала его. Только "Новое Время", хоть и сильно в те дни покрасневшее, напечатало фразу из мужнина письма, и ту искорежив: "Мог ли я, сын императора Александра Второго, царя-освободителя, отозваться в подобных выражениях о своем Государе?" Однако и на том спасибо журналисту Михаилу Руманову. Он заходил к нам за письмом, и эту фразу из него напечатал» (Палей 0. Указ, соч. С. 47—48).
3 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «20 марта / 2 апреля. Говорят, что от нас берут Коцебу. Выр<убова> за ним посылала и старалась им овладеть. Императрица тоже, по ее совету. Говорят, что это и было причиной, и, как во всем, она ухудшила положение. Я была так далека от них, что не знала близости их отношений. Я принимала ее за экзальтированную простушку, безусловно преданную своим покровителям. Думаю, что она всем руководила сознательно и что ее влияние было так же сильно на него, как на нее. Во всем этом есть оккультизм, мистика, внушение темных сил. С ней никакой компромисс невозможен. Мы совершенно ее игнорируем, но они проводят у нее все свое время и свои вечера. А к нам заходят от времени до времени, поболтать с усилием о незначительных вещах. Сожалею об убийстве Распутина: это печальная и дурная страница. Революция все равно бы разразилась благодаря управлению Протопопова, и народ расправился бы с ним своим самосудом. Читала вторую часть своих воспоминаний, которая заинтересовала моих слушателей» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8—8 об.).
Март 21го (3 апр<еля>). Вторн<ик>
+ 4°, -4°.
М<ария> — 37,4°; Ан<астасия> — 36,6°.
Жгла письма.
Завтрак как обычно.
3 	ч<аса>. М<ария> — 37,8°. [Прибыл] Керенский1. Аню [Вырубову] и Лили [Ден] увезли в Думу2.
6 ч<асов>. М<ария> — 37,9°; Ан<астасия> — 36,5°. Обедала как обычно.
9 ч<асов>. М<ария> — 37,8°; Ан<астасия> — 36,5°.
407


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Метель.
Кер<енский>, министр юстиции, забрал Лили и Аню.
Он привез Коровиченко в качестве нашего коменданта3.
21 марта. Вторник
Сегодня днем внезапно приехал Керенский, нынешний мин<истр> юстиции, прошел чрез все комнаты, пожелал нас видеть, поговорил со мною минут пять4, представил нового коменданта дворца и затем вышел. Он приказал арестовать бедную Аню [Вырубову] и увезти ее в город вместе с Лили Ден. Это случилось между 3 и 4 час., пока я гулял5. Погода была отвратительная и соответствовала нашему настроению!
Мария и Анастасия спали почти целый день. После обеда спокойно провели вечер вчетвером с 0<льгой> и Т<атьяной>.
1 Позднее А.Ф.Керенский, несколько искажая события, писал о своем первом посещении царской семьи: «Я хорошо помню мою первую встречу с бывшим царем, которая состоялась в Александровском дворце в середине марта. По прибытии в Царское Село я тщательно осмотрел все помещения, изучил систему охраны и общий режим содержания императорской семьи. В целом я одобрил положение, дав коменданту дворца всего несколько рекомендаций относительно улучшения условий содержания. Затем я попросил бывшего гофмаршала двора графа Бенкендорфа сообщить царю, что я хотел бы встретиться с ним и с Александрой Федоровной.
Двор в миниатюре, состоявший всего из нескольких человек, не покинувших Николая II, все еще соблюдал прежний этикет. Старый граф с моноклем в глазу выслушал меня с подчеркнутым вниманием и ответил: "Я доложу Его Величеству". Через несколько минут он возвратился и торжественно объявил: "Его Величество милостиво согласился принять Вас". Все это выглядело несколько нелепо и не к месту, однако мне не хотелось лишать графа последних иллюзий... Наконец мы дошли до детской комнаты. Оставив меня перед закрытой дверью, ведущей во внутренние покои, граф вошел внутрь, чтобы сообщить о моем приходе. Почти тотчас возвратившись, он произнес: "Его Величество приглашает Вас". И распахнул дверь, остановившись на пороге.
Стоило мне, проходя к царю, окинуть взглядом сцену, и мое настроение полностью изменилось. Вся семья в полной растерянности стояла вокруг маленького столика у окна прилегающей комнаты. Из этой группы отделился невысокий человек в военной форме и нерешительно, со слабой улыбкой на лице направился ко мне. Это был Николай И. На пороге комнаты, где я ожидал его, он остановился, словно не зная, что делать дальше. Он не знал, как я себя поведу. Следует ли ему встретить меня в качестве хозяина или подождать, пока я заговорю? Протянуть ли мне руку или дождаться,
408


МАРТ 1917
пока я первым поздороваюсь с ним? Я сразу же почувствовал его растерянность, как и беспокойство всей семьи, оказавшейся вместе, в одном помещении с ужасным революционером. Я быстро подошел к Николаю II, с улыбкой протянул ему руку и отрывисто произнес: "Керенский", как делал обычно, представляясь кому-либо. Он крепко пожал мою руку, улыбнулся, почувствовав, по-видимому, облегчение, и тут же повел меня к семье. Его сын и дочери, не скрывая любопытства, внимательно смотрели на меня. Александра Федоровна, надменная, чопорная и величавая, нехотя, словно по принуждению, протянула свою руку. В этом проявилось различие в характере и темпераменте мужа и жены. Я с первого взгляда понял, что Александра Федоровна, умная и привлекательная женщина, хоть и сломленная сейчас и раздраженная, обладала железной волей. В те несколько секунд мне стала ясна та трагедия, которая в течение многих лет разыгрывалась за дворцовыми стенами. Несколько последовавших за этой встреч с царем лишь подтвердили мое впечатление.
Я поинтересовался здоровьем членов семьи, сообщил, что родственники за границей беспокоятся за их благополучие, и обещал без промедления передать любые послания, какие они захотели бы им направить. Я спросил, не имеют ли они каких-либо жалоб, как ведет себя охрана и в чем они нуждаются. Я просил их не тревожиться и целиком положиться на меня. Они поблагодарили за внимание, и я собрался уходить. Николай II поинтересовался военной ситуацией и пожелал мне успехов на новом и ответственном посту...
После этого первого моего посещения царя я решил назначить нового коменданта Александровского дворца, человека, которому мог полностью доверять... Я остановил свой выбор на полковнике Коровиченко, военном юристе, ветеране японской и европейской войн, которого я знал как мужественного и прямого человека. Я не ошибся, выбрав его: Коровиченко содержал узников в полной изоляции и при этом сумел внушить им чувство уважения к новой власти» (Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М., 1993. С. 229—232).
В другой книге, написанной А.Ф.Керенским в эмиграции, он уточняет некоторые детали первой встречи с царской семьей: «Затем мы с императором прошли в соседний зал, где я повторил, что он в полной безопасности, хотя к тому времени к нему окончательно вернулось привычное бесстрастное спокойствие. Он спросил о военной ситуации, пожелал нам успеха в решении новой нелегкой задачи. (Все лето бывший царь чрезвычайно интересовался войной, читал газеты, расспрашивал каждого посетителя.) Некоторые члены царского дома говорят, будто слышали, что я при первой встрече особенно старался оправдать наложенное на него Временным правительством наказание, уговаривая больше не опасаться крайних мер. Я ничего такого не помню, хотя вполне мог сказать нечто подобное» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. М., 2005. С. 133—134).
Любопытно привести в этой связи воспоминания супруги последнего царского министра юстиции Н.А.Добровольского госпожи О.Добровольской:
409


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
«Живя в одной квартире с Керенским, я встречалась с ним ежедневно, но разговоры между нами происходили далеко не часто.
Через несколько дней после переворота Керенский заговорил со мною о моем муже, а затем разговор перешел на Государя, о котором он отзывался нелестно, причем стал говорить, что он удивляется, как мог мой муж, по- видимому, человек умный, быть преданным такому ничтожеству и жалкому человеку, как Николай II. Я заметила ему, что я имею по этому вопросу совершенно другие взгляды и что подобный разговор для меня тяжел, после чего Керенский тотчас же его прекратил.
Затем он куда-то уехал и вернулся домой только на другой день поздно вечером; я в это время была у себя и собиралась ложиться спать, как мне доложили, что Керенский просит меня принять его.
Я сейчас же к нему вышла. Он заявил мне, что был в Царском Селе, провел много времени с Государем и желает поделиться со мною впечатлениями. Затем с какой-то возбужденностью Керенский стал мне быстро и горячо говорить, что до этой поездки он совершенно иначе рисовал себе Государя и когда приехал в Царское, то думал, что будет держать себя с ним очень развязно, как с жалким ничтожеством. Но вышло совершенно иначе. Керенский застал Государя в парке, всего покрытого снежинками, с лопатой в руках, в фуражке на затылок, из-под которой видны были всклоченные волосы. В этой обстановке он не узнал Его. Но стоило только Государю поднять на него свои удивительные глаза, как Керенский почувствовал, кто он. При этом с искренностью, которая меня тронула, Керенский рассказал, что он тотчас же понял, несмотря на скромный рабочий облик Государя, что стоит перед человеком, который в духовном отношении неизмеримо выше его. Государь спокойно, внимательно и доброжелательно поздоровался с ним и стал так же спокойно, объективно говорить о текущих событиях.
У Керенского, по его словам, сразу пропала вся развязность. "Я призадумался,— рассказывал Керенский с истерическими выкриками, — как к нему обратиться, и хотел сказать «Полковник», но в это время он на меня так взглянул, что я невольно сказал «Ваше Величество». Сейчас же, заметив мое смущение, Государь по своей чуткости, которую я тоже сейчас же понял, стал говорить со мною еще более благожелательно. Это, в свою очередь, еще более заставило меня почувствовать всю ту пропасть, которая нас разделяла, и насколько он выше меня".
Далее Керенский в том же страстном истерическом, но вполне искреннем тоне продолжал свой рассказ, подчеркивая, что он вполне убедился за свою поездку в Царское, что единственное, чем был всецело поглощен Государь, это своей безграничной преданностью родине, что он думает только о благе России, причем с поразительной простотою заявил в разговоре Керенскому, что если для этого блага России нужна его жизнь, то он готов с радостью ее отдать. Наконец, Керенский сказал, что он должен сознаться, что Государь вовсе не ограниченный и не необразованный человек, а наоборот, поразил его своим разносторонним образованием, умом, огромной
410


МАРТ 1917
памятью, а также и огромной осведомленностью и при всем этом неотразимой обаятельностью.
Несколько раз во время своего порывистого рассказа Керенский восклицал: "Как жаль, что он был так мало популярен и так не понят. Ведь нам же его рисовали совершенно иным".
У меня больше не было разговоров с Керенским о Государе, но после этого памятного вечера никто уже не переворачивал по утрам портретов Государя и царской семьи в моей гостиной.
На этом я заканчиваю свой рассказ. В заключение считаю долгом сказать, что, несмотря на то, что после описанного вечернего признания Керенский опять всячески стал поносить на митингах в Совете рабочих депутатов и перед солдатами царский режим, — мне кажется, что он делал это по обязанности, будучи связан с теми организациями, которые выдвинули его так высоко в это время. В глубине же своей души, я думаю, он продолжал оставаться благожелательным к Государю, что, вероятно, и навлекло на него неудовольствие его более левых товарищей после ссылки царской семьи в Тобольск» (Из воспоминаний о первых днях революции О.Добровольской // Русская Летопись. 1922. Кн. 3. С. 191—192).
Стоит отметить, что позднее А.Ф.Керенский, находясь уже в эмиграции, давал показания следователю Н.А.Соколову о посещении Александровского дворца в Царском Селе: «В первый раз я посетил Царское через несколько дней после доставления туда царя. Это было в конце первой половины марта месяца, пожалуй, 10—12-го числа. Я видел тогда царя, Александру Федоровну и детей, познакомился с ними. Я был принят в одной из комнат детской половины. Свидание в этот раз было коротким. После обычных слов знакомства я спросил их, не имеют ли они сделать мне, как представителю власти, каких-либо заявлений, передал им приветствие от английской королевской семьи и сказал несколько общих фраз успокоительного характера. В это же свидание я осмотрел помещение дворца, проверил караулы, дал некоторые указания руководящего характера.
Вторично я был в Царском вместе с полковником Коровиченко, которым я заменил коменданта дворца, кажется, Коцебу (это было осуществлено в первое посещение Александровского дворца Керенским. — В.Х.).
Согласно воле Временного правительства я выработал инструкцию, которая устанавливала самый режим в Царском, и передал ее для руководства Коровиченко. Инструкция, установленная мною, не касаясь подробностей, вводила:
а) полную изоляцию царской семьи и всех, кто пожелал остаться с нею, от внешнего мира;
б) полное запрещение свиданий со всеми заключенными без моего согласия;
в) цензуру переписки.
Установлена была двойная охрана и наблюдение: внешняя, принадлежавшая начальнику гарнизона полковнику Кобылинскому, и внутренняя, лежавшая на полковнике Коровиченко. Коровиченко, как лицо, назначен¬
411


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ное мною, который был уполномочен Временным правительством, являлся уполномоченным от меня. Ему там в мое отсутствие принадлежала полнота власти.
Вводя указанный режим, я установил в то же время как руководящее начало полное невмешательство во внутренний уклад жизни семьи. Они в этом отношении были совершенно свободны. Я заявляю, что с того момента, когда Государь отдал себя и свою семью под покровительство Временного правительства, я считал себя по долгу чести обязанным перед Временным правительством оградить неприкосновенность семьи и гарантировать ей проявление в обращении с нею черт джентльменства.
Во время пребывания семьи в Царском я был там приблизительно 8—10 раз, выполняя мои обязанности, возложенные на меня Временным правительством. В эти посещения я видел Николая иногда одного, иногда вместе с Александрой Федоровной» (Российский архив. Т. VIII. С. 232— 233).
Представляют определенный интерес относящиеся к этому дню посещения А.Ф.Керенским Александровского дворца 21 марта 1917 г. воспоминания А.А.Волкова, который писал: «В течение некоторого времени никто из членов правительства не заезжал во дворец. Первым приехал Керенский, небрежно одетый, в куртке. Об его приезде доложили Государю. Государь приказал пригласить к себе Керенского. У Государя Керенский пробыл недолго. Государь представил его императрице... Вышел Государь и обратился ко мне: "Знаешь, кто это был?" — "Керенский". — "Знаешь, как он ко мне обращался: то Ваше Величество, то Николай Александрович. И все время был нервен"» (Волков А.А. Указ. соч. С. 70—71).
Об этом посещении дворца Керенским П.К.Бенкендорф делился своими воспоминаниями и дневниковыми записями, которые позднее Р.Словцов опубликовал в рижской газете «Сегодня»: «3 апреля (по новому стилю. — В.Х.) днем в Александровский дворец приехал Керенский со свитой в 15 человек. Он вошел в кухни, собрал в коридоре всю прислугу и караульных и обратился к ним с ультрареволюционной речью. Он был одет в высокие сапоги, синий френч, наглухо застегнутый, без признаков белья и напоминал рабочего в воскресном костюме. Его движения были резкими и отрывистыми, он не ходил, а бегал по комнатам, говоря громко, очень быстро. У него был бегающий взгляд и несимпатичное лицо.
Узнав, что Их Величества еще завтракают, он приказал открыть частные апартаменты императора, все шкафы, все двери... Потом он велел провести себя к Вырубовой. Узнав о приезде Керенского, Вырубова, хотя выздоровела уже от кори, легла в кровать. У нее была связка важных бумаг, и она поторопилась сжечь их в камине. Он был полон пепла. Она отказалась принять министра, и тот открыл дверь силой. Спросив о ее здоровье и не ожидая ответа, Керенский сообщил ей, что она должна одеваться, взять вещи и ехать в Петроград. "Из соседней комнаты, — пишет Бенкендорф, — я слушал их разговор. Она дрожавшим голосом заявила, что больна и не может выходить. Он сухо заявил, что поговорит с врачами, но что она должна
412


МАРТ 1917
ехать". Действительно, Вырубова была отправлена на вокзал на костылях, с горничной и полк. Кобылинским.
Затем Керенский заявил Бенкендорфу, что он хочет видеть "Николая Александровича и Александру Федоровну".
— Я, — рассказывает Бенкендорф, — вошел первым в классную комнату, чтобы узнать, готовы ли Их Величества принять министра. Император и императрица были уже там с цесаревичем. Керенский вошел один. Остановившись на пороге, он сделал что-то вроде поклона и назвал себя: "Министр юстиции"... Взволнованный, с дрожащими руками, словно в лихорадке, Керенский не стоял на месте; он притрагивался ко всем вещам на столе; из его уст вылетали несвязные слова: у него был вид сумасшедшего.
Немного успокоившись, Керенский велел ввести полк. Коровиченко и представил его царю и царице как нового коменданта дворца. Затем Керенский попросил Николая II в другую комнату для беседы наедине.
После разговора Керенский "имел еще более лихорадочный вид, чем раньше".
— Он спросил меня, — вспоминает Бенкендорф, — осмотрел ли он весь дворец. Я ответил, что остались только частные покои императрицы. Он сказал затем, что хотел бы поговорить со мной с глазу на глаз, но потом, дойдя до двери, раздумал и повернулся обратно. Когда мы проходили через переднюю, он обратился к прислуге с несколькими выспренными словами, простился и быстро вышел.
Царь рассказал Бенкендорфу, о чем говорил с ним Керенский. "Большинство Ваших бывших министров теперь допрашиваются чрезвычайной следственной комиссией и каждую минуту, для самооправдания, ссылаются на свои доклады Вам и приказы, от Вас полученные. Но от этих докладов и приказов не сохранилось никаких письменных следов. Не можете ли Вы поискать в Ваших бумагах или хотя бы вспомнить нужные нам указания". Керенский не говорил ни о чем другом.
Бенкендорф посоветовал царю пересмотреть свои бумаги на случай возможного приглашения его самого в следственную комиссию» (Сегодня (Рига). 1928. 5 февраля. № 34).
Стоит отметить, что в тот же период другая газета, «Возрождение», дала почти аналогичный материал воспоминаний графа П.К.Бенкендорфа, но в несколько иной интерпретации: «Император и императрица ждали Керенского в школьной комнате царских детей. Остановившись у порога, Керенский сделал что-то вроде приветствия и представился:
— Министр юстиции...
Керенский очень волновался, руки его дрожали, словно он был в лихорадке. Он не мог стоять на одном месте, дотрагивался до всех вещей, которые попадались ему под руку, вел несвязную речь. Вид у него был безумного. Наконец, несколько оправившись, он позвал доктора Боткина и сказал ему, что Датская королева обратилась к Временному правительству с телеграммой, в которой справляется о здоровье импе¬
413


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ратрицы. Керенский просил сказать ему, что Датской королеве можно ответить.
Доктор Боткин заявил, что царица вот уже несколько лет страдает гипертрофией сердца, но что в настоящий момент она чувствует себя хорошо, насколько можно чувствовать себя так в ее положении. Царицу этот ответ нисколько не удовлетворил. После этого Керенский попросил императора Николая пройти в соседнюю комнату, чтобы переговорить с ним наедине.
Позже император рассказывал Бенкендорфу об этом разговоре. Керенский заявил Государю, что большинство его прежних министров ссылались перед верховной следственной комиссией, дабы оправдать себя, на доклады, с которыми они обращались к царю, и на полученные от него приказы. Керенский просил Государя найти более точные указания по этому поводу в бумагах и вспомнить все.
Государь не придавал никакого значения этой просьбе, но граф Бенкендорф убедил его заняться просмотром бумаг и подумать о выборе, на всякий случай, защитника, так как Бенкендорфу казалось, что это выступление Керенского имело целью привлечь к следствию и Государя, а это следствие, полагал Бенкендорф, должно было привести и к суду над Государем» (Возрождение (Париж). 1928.1 февраля. № 974).
Сохранились любопытные показания няни царских детей А.А.Теглевой следователю Н.А.Соколову: «Я была невольной свидетельницей первого прибытия к нам Керенского и его первого приема Государем. Он был принят тогда Их Величествами в классной комнате в присутствии Алексея Николаевича, Ольги Николаевны и Татьяны Николаевны. Я как раз застряла тогда в ванной, и мне нельзя было пройти в первое время. Я видела лицо Керенского, когда он один шел к Их Величествам, противное лицо, бледно-зеленое, надменное. Голос искусственный, металлический. Государь ему сказал первый: "Вот моя семья. Вот мой сын и две старшие дочери. Остальные больны, в постели. Если Вы хотите, их можно видеть". Керенский ответил: "Нет, нет. Я не хочу беспокоить". До меня донеслась сказанная дальше им фраза: "Английская королева справляется о здоровье бывшей Государыни". Дальнейшего разговора я не слышала, так как я удалилась. Я видела лицо Керенского, когда он уходил, важности нет, сконфуженный, красный; он шел и вытирал пот с лица. Целью его первой поездки к нам было, между прочим, назначение комендантом Коровиченко. Он приезжал потом. Дети высказывали мне их общее впечатление о приездах Керенского. Они говорили, что Керенский изменился в обращении с ними. Он стал относиться к ним гораздо мягче, чем в первый раз, проще. Он справлялся у них, не терпят ли они каких притеснений, оскорблений от солдат, высказывая готовность все это устранить» (Российский архив. Т. VIII. С. 120).
2 Ю.А.Ден позднее описала эти драматические события в своих воспоминаниях: «Великая княжна Мария Николаевна была по-прежнему тяжело больна, и Анна Вырубова решила навестить ее. Государыня была против
414


МАРТ 1917
такого ее намерения: дескать, Анна сама хворает, и для собственного здоровья и безопасности ей следует вести себя тише воды ниже травы, не привлекая лишнего внимания к своему присутствию во дворце. Ее Величество была настроена настолько решительно, что велела отвезти себя в кресле- коляске к Анне. Вернулась она еще более удрученной, чем до визита.
Проведя утро в обществе Ее Величества, я обедала с Анной в тщетной надежде отговорить ее от стремления побывать у Марии Николаевны. После трапезы мы обсуждали мучившее нас обеих исчезновение Коцебу. Неожиданно в коридоре послышался какой-то шум. Мы вздрогнули... Анна тотчас же позвонила в колокольчик. Появился слуга.
— Кто это там? — спросила Анна.
— Не знаю, — ответил слуга, который был явно встревожен. — Во дворце солдаты.
В этот момент вошел скороход и протянул мне сложенную записку. Я развернула ее. Написанная карандашом рукой Государыни, она содержала следующие слова, не предвещавшие ничего хорошего:
"Керенский обходит все наши комнаты. Не бойтесь — Господь с нами. Целую вас обеих".
В коридоре раздались тяжелые шаги. Едва я успела спрятать в корсет драгоценную записку, как дверь распахнулась и вошел какой-то человек, за ним еще двое. Я тотчас же встала и взглянула на вошедшего — это был сам Керенский.
Низенький, бледное лицо, тонкие губы, бегающие глаза с тяжелыми верхними веками, бесформенный нос. В тужурке обыкновенного мастерового.
Керенский обвел нас медленным взглядом.
— Вы госпожа Анна Вырубова? — спросил он, обращаясь к Анне.
— Да, — едва слышно ответила та.
— Немедленно одевайтесь и следуйте за мной.
Анна ничего не ответила.
— Какого черта Вы валяетесь в постели? — грубо спросил Керенский, увидев, что Анна Александровна полураздета.
— Потому что я больна, — захныкала Анна, став еще больше похожей на ребенка.
— Вот оно что, — отозвался Керенский и, повернувшись к офицеру, заметил: — Может, нам лучше не трогать ее? Я поговорю с докторами. А пока изолируйте госпожу Вырубову. Поставьте перед дверью часовых. Она не должна общаться ни с кем. Никто не должен входить или выходить из этой спальни без моего приказа.
Сопровождаемый офицерами, он вышел из комнаты. Ни слова ни говоря, мы с Анной обменялись печальными взглядами. Первой моей связной мыслью была мысль о Государыне. Я не должна разлучиться с императрицей.
— Мне нужно увидеться с Их Величествами, — возбужденно проговорила я.
415


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
— Конечно, Лили. Ради Бога, ступайте к ним, — рыдала Анна.
Я осторожно приоткрыла дверь спальни и убедилась, что часовые еще не успели прийти. Заметив, что Керенский вошел в комнату докторов, я, набравшись смелости, побежала по коридорам и, запыхавшись, добралась до комнат великих княжон. Я нашла Государыню в обществе Ольги Николаевны. В нескольких словах я рассказала, что произошло. Отдаленные шаги предупредили нас о приближении Керенского.
— Бегите, Лили... Спрячьтесь в комнате Мари. Там темно, — прошептала Государыня.
Едва я успела укрыться за ширмой в комнате Марии Николаевны, как вошел Керенский. Не обратив внимания на больную великую княжну, он принялся искать императрицу, которая вместе с Его Величеством направилась в классную комнату. Из своего укрытия я слышала, как кричит Керенский. Спустя минуту вошла императрица, было заметно, что она дрожит. Навстречу ей бросились великие княжны Ольга и Татьяна (они шли на поправку).
— Мама, мама, что случилось?
— Керенский потребовал, чтобы я оставила его наедине с Государем... — ответила Ее Величество. — Вероятно, меня арестуют.
Обе девушки прижались к своей матери и медленно пошли назад, к Марии Николаевне. Выбравшись из-за ширмы, я пошла в классную комнату, где решила ждать возвращения Государя.
Спустя какое-то время, показавшееся мне вечностью, вышел Государь. Он был один.
— Ваше Величество, — воскликнула я. — Умоляю Вас, скажите, угрожает ли что-нибудь Ее Величеству?
Государь заметно нервничал.
— Нет, нет, Лили. Если бы Керенский посмел сказать хоть слово осуждения в адрес Ее Величества, Вы бы слышали, как я ударил по столу — вот так. — При этом он стукнул кулаком по парте. — Но я слышал, что Анну арестовали. Бедная женщина, что же с ней будет?
Услышав голос супруга, Ее Величество вышла из спальни Марии Николаевны. Государь сообщил ей, что Керенский арестовал Анну, так как подозревает, что она замешана в политических заговорах. "Если это окажется правдой, ей не поздоровится, — сказал Керенский. — Полагаю, что теперь все выяснится".
Их Величества подробно рассказали о своей встрече с Керенским.
— Первое, что он сказал, — вспоминала императрица, — это: "Я Керенский. Вероятно, вам известно мое имя". Мы ничего не ответили. "Но вы, должно быть, слышали обо мне?" — настаивал он. Снова никакого ответа. "Ну, что ж, — продолжал Керенский. — Я, право, не знаю, почему мы стоим. Давайте присядем — так будет гораздо удобнее!" Он сел, — рассказывала Ее Величество. — Мы с Государем неторопливо последовали его примеру. Видя, что я не склонна разговаривать с ним, Керенский настоял на том, чтобы я оставила их с Государем наедине.
416


МАРТ 1917
Вскоре мы с облегчением узнали, что Керенский покинул дворец и отправился в городскую управу. Вслед за этим Государыне представили нового коменданта, полковника Коровиченко. Она обратилась к нему с просьбой разрешить ей попрощаться с Анной. Коровиченко согласие дал, и Государыня отправилась к Анне одна. Вернувшись от нее, Государыня не могла произнести ни слова. Она болезненно воспринимала разлуку. Должно быть, обе понимали, что расстаются навсегда!
Государь, Их Высочества и я вошли в "комнаты Орчи" (Орчи — ласкательное прозвище мисс Орчард, старой гувернантки Государыни, которая умерла во дворце), из окон которой был виден вход в апартаменты Анны. Вместе с Государыней я села возле окна... Неожиданно она схватила меня за руку и произнесла взволнованным голосом:
— Дай Бог, чтобы Вы остались. Тогда...
Императрица не успела закончить фразу: кто-то постучал в дверь. Это был граф Бенкендорф, который поспешил уведомить Государыню, что с Анной, как он надеется, ничего страшного не случится.
Но передышка была лишь временной. Чуть погодя мы услышали шум автомобиля во дворе. Я посмотрела вниз и увидела два мотора, подъехавших к императорскому подъезду дворца. Снова стук! На этот раз вошел скороход, который объявил:
— Новый комендант желает поговорить с госпожой Ден.
Я вышла. Коровиченко, белокурый офицер с простоватым лицом и твердым ртом, стоял в конце коридора.
— Госпожа Ден? — резким тоном спросил он.
— Да... Я госпожа Ден.
— Хорошо. Собирайтесь. Возьмите с собой как можно меньше вещей. Вы едете с Керенским в Петроград.
Я едва не лишилась чувств, однако сумела сбегать в "комнату Орчи". Торопясь, в нескольких словах я сообщила Ее Величеству о распоряжении Керенского. Я не в силах была смотреть ни на кого из них. Попыталась сдержаться, но, услышав безутешные рыдания Татьяны, обняла Государыню и тоже заплакала.
— Ну, что же... — проговорила она, осторожно высвобождаясь из моих объятий. — Ничего не поделаешь.
— Госпожа Ден готова? — прокричал кто-то из коридора.
Императрица позвала Занотти (одну из своих камеристок) и велела
сложить в чемодан некоторые вещи. Мы с Государыней не могли произнести ни слова: так переполнены были наши сердца. Казалось, мне снится какой-то кошмарный сон. Не помню, как я добралась до комнаты Анастасии... Она лежала в постели. Я многократно расцеловала девочку и сказала, что никогда ее не забуду. Бедняжка Мария спала в своей полутемной комнате... Я поцеловала ее в разрумянившуюся щеку и неслышно вышла. С цесаревичем я уже не успела попрощаться...
Солдаты повели меня вниз, но посередине лестницы я замедлила шаг и посмотрела назад. Их Высочества по-прежнему стояли там, где мы с ними
417


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
расстались. Бесцеремонно подталкивая меня, охранники стали спускаться вниз.
Я больше не видела любимого лица моей императрицы.
Подойдя к двери второго подъезда, я увидела нескольких офицеров и солдат, которые смеялись и переговаривались между собой. К подъезду уже подали два автомобиля. Стужа была лютая, ледяной ветер с воем налетал на стены дворца, швырял в лицо колючие пригоршни снега. Я села в открытый автомобиль. Пришлось ждать Анну. Наконец появилась и она. Вид у нее был ужасный, глаза распухли от слез. Двое офицеров примостились напротив нас, третий устроился рядом с шофером. Мы в последний раз взглянули на императорский дворец, где осталось мое сердце» (Д е н Ю. Указ. соч. С. 174—180).
В воспоминаниях А.А.Вырубовой имеется также описание ее ареста министром юстиции А.Ф.Керенским: «21 марта я с утра очень нервничала, я узнала, что Коцебу не пропускают солдаты во дворец, вероятно, за его гуманное отношение карестованным, а тут еще доктора принесли мне из ряда вон выходящую газетную статью, в которой говорилось, что я, с доктором Бадмаевым, которого, между прочим, не знала, "отравляю Государя и наследника". Императрица вначале сердилась на грязные и глупые статьи в газетах, но потом с усмешкой мне сказала:
— Собирайте их для своей коллекции.
Стоял сумрачный, холодный день, завывал ветер. Я написала утром Государыне записку, прося ее, не дожидаясь наступления дня, зайти ко мне утром. Она ответила мне, чтобы я к двум часам пришла в детскую, а сейчас у них доктора. Лили Ден позавтракала со мной. Я лежала в постели. Около часу вдруг поднялась суматоха в коридоре, слышны были быстрые шаги. Я вся похолодела и почувствовала, что это идут за мной. И сердце меня не обмануло. Перво-наперво прибежал наш человек Евсеев с запиской от Государыни: "Керенский обходит наши комнаты, — с нами Бог". Через минуту Лили, которая меня успокаивала, сорвалась с места и убежала. Вошел потом скороход и доложил, что идет Керенский. Окруженный офицерами, в комнату вошел с нахальным видом маленького роста бритый человек, крикнув, что он министр юстиции и чтобы я собралась ехать с ним сейчас в Петроград. Увидав меня в кровати, он немного смягчился и дал распоряжение, чтобы спросили доктора, можно ли мне ехать; в противном случае обещал изолировать меня здесь еще на несколько дней. Граф Бенкендорф послал спросить доктора Боткина. Тот, заразившись общей паникой, ответил: "Конечно, можно". Я узнала после, что Государыня, обливаясь слезами, сказала ему: "Ведь у Вас есть дети, как Вам не стыдно!" Через минуту какие-то военные столпились у дверей, я быстро оделась с помощью фельдшерицы и, написав записку Государыне, послала ей мой большой образ Спасителя. Мне, в свою очередь, передали две иконы на шнурке от Государя и Государыни с их подписями на обратной стороне. Как мне хотелось умереть в эту минуту!.. Я обратилась со слезной просьбой к коменданту Коровиченко дозволить мне проститься с Государыней. Государя я видела
418


МАРТ 1917
в окно, как он шел с прогулки, почти бежал, спешил, но его больше не пустили. Коровиченко (который во время большевиков погиб ужасной смертью) и Кобылинский проводили меня...
Я была настолько слаба, что меня почти на руках снесли к мотору; на подъезде собралась масса дворцовой челяди и солдат, и я была тронута, когда увидела среди них несколько лиц плакавших. В моторе, к моему удивлению, я встретила Лили Ден, которая мне шепнула, что ее тоже арестовали. К нам вскочили несколько солдат с винтовками. Дверцы затворял лакей Седнев, прекрасный человек из матросов "Штандарта" (впоследствии был убит в Екатеринбурге). Я успела шепнуть ему: "Берегите Их Величества!" В окнах детских стояли Государыня и дети: их белые фигуры были едва заметны» (Фрейлина Ее Величества... С. 208—210).
В воспоминаниях Т.Е.Боткина упоминала об обстоятельствах посещения А.Ф.Керенским Александровского дворца и аресте А.А.Вырубовой: «Изредка приезжал Керенский, и эти посещения тоже никого не радовали. Он начинал подробный осмотр всех комнат и расспрашивал Их Величества, в чем они нуждаются, причем всегда получал один и тот же ответ, что они всем довольны. В первый свой приезд он обратился к Его Величеству с предложением уехать в Англию, что было Его Величеством отвергнуто.
Затем он приехал еще раз, чтобы отдать распоряжение об увозе Анны Александровны Вырубовой, причем обратился с вопросами к моему отцу, не считает ли он состояние здоровья Анны Александровны препятствием для ее отъезда из дворца. Мой отец, не без основания думавший, что присутствие Анны Александровны еще больше раздражает революционное начальство и привлекает внимание толпы, дал свое согласие, т.к. к тому же Анна Александровна вполне поправилась. Этот отъезд был большим огорчением для Ее Величества, и, может быть, если бы отец предвидел все мучения, предстоявшие Анне Александровне в Петропавловской крепости, он воспротивился бы ее отъезду» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 59—60).
Комендант Царского Села полковник Е.С.Кобылинский позднее (6—10 апреля 1919 г.) в свидетельских показаниях уточнял обстоятельства этого дела: «Коцебу недолго пробыл комендантом дворца: недели, приблизительно, две. Уволен он был вот по какому поводу. Во дворце проживала фрейлина Вырубова и вместе с ней какая-то Ден, носившая форму сестры милосердия. Через лакеев солдаты узнали, что Коцебу подолгу засиживается у Вырубовой, разговаривая с ней по-английски. Лакей (фамилии его не помню), вынесший эти слухи солдатам, подтвердил мне самый факт поздних засиживаний Коцебу у Вырубовой. Боясь эксцессов со стороны солдат, я доложил об этом Корнилову. Тот вызвал к себе Коцебу и затем приказал мне больше его во дворец не впускать, а самому временно нести его обязанности.
Не более недели я нес обязанности коменданта дворца. Вместо Коцебу был назначен Павел Александрович Коровиченко — полковник одного из полков, стоявших в Финляндии. Коровиченко кончил Военно-юридичес¬
419


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
кую академию, прослужил после этого известное время на военной службе и вышел в отставку, занявшись адвокатурой. В войну он был призван. У него были личные отношения с Керенским, сменившим тогда князя Львова, и с министром юстиции Переверзевым, сменившим Керенского на посту министра юстиции.
Керенский приезжал в Царское несколько раз. В первый раз, как помнится мне, он приезжал при Коровиченко... В один из приездов Керенского была арестована Вырубова.
Это происходило при мне. Вместе с Коровиченко мы вошли в ее комнату, где у нее была и Ден. Коровиченко объяснил ей, что она должна быть доставлена в Петроград. Вырубова оделась и попросила позволения проститься с Государыней. Разрешение ей было дано. При этом прощании присутствовали мы оба с Коровиченко, находясь в отдалении. Они разговаривали по-английски и плакали. Вместе с ней была увезена и Ден» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5. С. 174).
3 	Штабс-ротмистр П.П.Коцебу был смещен с должности коменданта дворца за лояльное отношение к заключенным и заменен личным другом А.Ф.Керенского полковником П.А.Коровиченко. В эмиграции водной из своих книг А.Ф.Керенский писал по этому поводу следующее: «Когда Александровский дворец перешел под мой контроль, я стал первым делом подыскивать в коменданты человека давно мне известного, заслуживающего абсолютного доверия, владеющего собой, спокойного, с твердым характером и рыцарским благородством. Первый выбранный мной комендант полковник Коровиченко иногда выводил из себя императорскую семью левыми взглядами и откровенной грубостью, подчас свойственной чересчур робким людям. Но в первые самые тяжкие недели ареста он, тем не менее, исправно исполнял свои обязанности.
Приехав в Царское Село, Коровиченко получил точные инструкции, составленные мною и одобренные князем Львовым. Жизнь царской семьи в Александровском дворце была несколько ограничена:
1. Членам императорской фамилии, оставшимся при ней придворным и слугам запрещалось покидать дворцовую территорию и общаться с внешним миром.
2. За арестованными сохранялось право свободного передвижения внутри дворца, но гулять разрешалось только в огороженной части парка под присмотром охраны.
3. Царской семье и свите позволялось присутствовать на богослужениях в дворцовой часовне.
4. Лица, не живущие во дворце, допускались туда лишь с моего согласия.
5. Всю адресованную арестованным корреспонденцию предварительно просматривал комендант дворца.
6. Дворец и парк находились под постоянным наблюдением вооруженной охраны.
420


МАРТ 1917
7. 	За охраной наблюдал наружный патруль, а внутренняя служба непосредственно подчинялась назначенному Временным правительством коменданту.
За исключением этих ограничений, императорская семья жила во дворце по-прежнему. Официальная иерархия от обер-гофмаршала графа Бенкендорфа до последнего лакея и курьера скрупулезно соблюдала этикет. Бывая во дворец — сначала в качестве министра, потом председателя Временного правительства, — я сам становился участником традиционного старорежимного церемониала. Лакей докладывал соответствующей компетентной особе о моем приезде. Извещали царя и царицу, торжественно объявляли: "Его Величество милостиво согласен Вас принять". Точно так же, как до революции какого-нибудь министра или высокопоставленного чиновника, камергер провожал меня в рабочий кабинет императора, о чем его заранее оповещали придворные курьеры.
Впрочем, тихая мирная придворная жизнь была просто временной видимостью» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. С. 118—120).
Известный адвокат Н.П.Карабчевский, хорошо знавший А.Ф.Керенского, поведал о разговоре с ним по поводу событий в Александровском дворце Царского Села: «Коцебу, подозреваемый в слишком большом мирволении царственным пленникам, вскоре был сменен. На его место Керенским был назначен Коровиченко, бывший военный юрист, потом присяжный поверенный, во время войны призванный на военную службу. Я знал его довольно близко. Это был симпатичный и мягкий человек, впоследствии растерзанный большевиками в Казани, где он занял ответственный военный пост.
Когда я попенял Керенскому за то, что он удалил от царской семьи Коцебу, который, благодаря своей воспитанности, был здесь на месте, он мне сказал: "Ему перестали доверять, подозревали, что он допускал сношения царя с внешним миром. Коровиченко вне подозрений, но он человек мягкий и деликатный, ненужных стеснений он не допустит".
Позднее, когда и Коровиченко кем-то заменили, Керенский как-то, посмеиваясь, обмолвился: "Беда мне с этим Николаем И, он всех очаровывает. Коровиченко прямо-таки в него влюбился. Пришлось убрать. А на этом многие играют: требуют непременно отправить его в Петропавловскую..."» (Карабчевский Н.П. Что глаза мои видели. Т. 2: Революция и Россия. Берлин, 1921. С. 148).
4 	В дневнике П.Жильяра, который он вел с датировкой по новому стилю, имеются интересные сведения: «Вторник, 3 апреля (21 марта по старому стилю. —В.Х.). Керенский приезжал сегодня в первый раз во дворец. Он обошел все комнаты, проверил часовых, желая лично удостовериться, что нас хорошо стерегут. Перед отъездом у него был довольно длинный разговор с Государем и Государыней».
На следующий день П.Жильяр продолжил записи по случаю посещения А.Ф.Керенским Александровского дворца: «Алексей Николае¬
421


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
вич рассказал мне вчерашнюю беседу Керенского с Государем и Государыней.
Вся семья была собрана в комнатах великих княжон. Керенский входит и, представляясь, говорит: "Я генерал-прокурор Керенский".
Потом он пожимает руки всем присутствующим; обернувшись затем к императрице, он произносит: "Королева английская просит известий о бывшей императрице!"
Ее Величество сильно краснеет. Ее в первый раз так называют. Она отвечает, что чувствует себя недурно, но, как всегда, страдает от сердца. Керенский продолжает: "То, что я раз начал, я всегда, со всей своей энергией, довожу до конца. Я хотел все лично увидеть и проверить, чтобы иметь возможность доложить об этом в Петрограде; это будет лучше и для вас".
Затем он попросил Государя пройти в соседнюю комнату, желая поговорить с ним наедине. Он входит первым, Государь следует за ним.
После его отъезда Государь рассказывал, что, лишь только они остались одни, Керенский ему сказал: "Вы знаете, что мне удалось провести отмену смертной казни?.. Я это сделал, несмотря на то, что многие мои товарищи погибли жертвами своих убеждений".
Не хотел ли он выставить напоказ свое великодушие и намекнуть, что спасает жизнь Государя, хотя он этого не заслужил?
Затем он заговорил насчет нашего отъезда, который еще надеется устроить. Когда, как, куда? Он сам хорошенько этого не знал и просил, чтоб об этом не говорили.
Для Алексея Николаевича удар был очень тяжел. Он еще не отдавал себе отчета в их новом положении. Он в первый раз видел, чтобы его отцу делались приказания, а он их исполнял, как подначальный.
Вот подробность, заслуживающая быть отмеченной: Керенский приехал во дворец на одном из личных автомобилей Государя, с шофером из императорского гаража» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 169—171).
5 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «21 марта / 3 апреля. Только что смотрела в окно и увидела, как происходит прогулка Государя; он идет впереди, за ним Валя Д<олгоруков>, за Валей караульный офицер. Сердце сжалось от жгучей боли. Вот до чего он дошел, обладавши всеми благами мира и имев преданный ему народ.
Как прекрасно могло бы быть его царствование, если бы он умел понять требования времени. И без темного влияния, начавшегося с Филиппа.
Сегодня крупное событие. Приезжал министр юстиции Керенский с новым комендантом и большой свитой для произведения инспекции и для того, чтобы увезти Аню [Вырубову]. Все сделано спокойно и решительно. Ее увезли вместе с ее подругой Ден. Императрица в отчаянии. Мне жаль их страданий. Бедная женщина, я считаю ее не сознающей положения, потому что уверена, что она больна навязчивой идеей, которая мешает правильному рассуждению» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8 об.).
422


МАРТ 1917
Март 22го. Среда +4°.
М<ария> — 37,4°; Ан<астасия> — 36,5°.
Жгла бумаги.
Завтракали в Красной комнате: Н<иколай>, Осльга>, Т<атьяна> ия.
0<льга> и Т<атьяна> сидели 2 [часа] на балконе.
3 ч<аса>. М<ария> — 36,8°; Ан<астасия> — 36,6°.
6 	ч<асов>. М<ария> — 36,8°; Ан<астасия> — 36,6°.
Трина [Шнейдер].
9 ч<асов>. М<ария> — 37,4°; Ан<астасия> — 36,8°.
Аню поместили в [Петропавловскую] крепость1.
22 марта. Среда
Ночью была буря и выпала огромная масса снега. День простоял солнечный и тихий. Ольга и Татьяна вышли в первый раз на воздух и посидели на круглом балконе, пока я гулял. После завтрака долго работал. Младшие много спали и чувствовали себя хорошо. Все время провели вместе2.
1 После ареста А.А.Вырубова была помещена в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Против нее ЧСК Временного правительства было возбуждено дело по подозрению в содействии "темным силам" и в пособничестве во время войны немцам. В итоге следствия ЧСК А.А.Вырубова была признана невиновной и в конце июля 1917 г. освобождена. Однако преследования ее со стороны властей прекращены не были.
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «22 марта / 4 апреля. Сегодня я видела нового коменданта. Государь сказал Вале [Долгорукову], что императрица чувствует себя одинокой вследствие отъезда Ани и Ден. Но в чем же одиночество, когда у нее муж, пятеро детей и четыре дамы, разделяющие одиночество. Понятна тревога об участи ее подруги, но нельзя жаловаться на одиночество, надо плакать о великих бедствиях, накликанных ею. Я считаю, что достаточно доказала свою лояльность и верность» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8 об.).
Март 23го. Четверг +2°.
М<ария> — 36,5°; Ан<астасия> — 36,2°. Жгла бумаги.
423


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Завтракала в Красной комнате с Н<иколаем>, 0<льгой>, Т<атья- ной>.
3 	ч<аса>. Ан<астасия> — 36,4°.
6 ч<асов>. М<ария> — 37°; Ан<астасия> — 36,6°.
9 ч<асов>. М<ария> — 37,1 ‘Л0; Ан<астасия> — 36,5°.
Н<иколай> читал нам вечером наверху1.
Аня [Вырубова] в крепости (в заточении). Лили [Ден] в другом здании2.
23 марта. Четверг
Ясный день после 2 час. и оттепель. Утром погулял недолго. Разбирался в своих вещах и в книгах и начал откладывать все то, что хочу взять с собой, если придется уезжать в Англию3. После завтрака погулял с Ольгой и Татьяной и поработал в саду4. Вечер провели как всегда.
1 	Во время заключения царской семьи в Александровском дворце обычным препровождением ее досуга было чтение вслух. Часто в кругу семьи и приближенных это делал Николай II. По дневникам императора можно установить, что в эти дни предметом семейного чтения были произведения русского писателя А.П.Чехова.
Возможно, что в этот день царская семья и приближенные могли ознакомиться с сообщением, которое было опубликовано 23 марта 1917 г. в газете «Вестник Временного правительства»:
«Министр юстиции А.Ф.Керенский в Царском Селе
21 	марта министр юстиции А.Ф.Керенский выехал в Царское Село с целью ознакомиться на месте с порядком как внутренней, так и внешней охраны и порядком содержания под стражей лишенного свободы бывшего императора и его семьи. Вместе с министром выехал в Царское Село новый комендант Александровского Царскосельского дворца подполковник Коровиченко.
В сопровождении коменданта Коровиченко, помощника комиссара Министерства Двора, начальника Царскосельского гарнизона и коменданта Царского Села министр лично обошел все помещения Александровского дворца. При обходе разъяснения о порядке содержания бывшего императора и его семьи давали бывший обер-гофмаршал граф Бенкендорф и князь Долгоруков.
Затем министр юстиции лично осведомился убывшего императора и его семьи об их здоровье и времяпрепровождении, на что им были получены вполне удовлетворительные ответы.
Порядок внешней и внутренней охраны был признан министром вполне удовлетворительным, причем им были даны некоторые дополнительные инструкции лицам, ведающим охраной Александровского Царскосельского дворца.
424


МАРТ 1917
Затем А.Ф.Керенский прошел в помещение г-жи Вырубовой и сделал распоряжение о немедленной ее изоляции, о прекращении сношений ее со всеми лицами, содержащимися в Александровском дворце, и о переводе в течение ближайшего срока из дворца в другое помещение.
22 	марта распоряжение о переводе Вырубовой из дворца исполнено. В настоящее время г-жа Вырубова передана в распоряжение соответствующих судебных властей» (Вестник Временного правительства. 1917. 23 марта (5 апреля). № 16(62). С. 2).
2 Ю.В.Ден была освобождена из-под ареста через два дня.
3 Позднее первый глава Временного правительства князь Г.Е.Львов по поводу высылки царской семьи за границу давал показания следователю Н.А.Соколову: «Я удостоверяю, что между лицами, входившими в состав правительства, были тогда разговоры по поводу отъезда царской семьи за границу. Оценивая положение в стране к лету 1917 года, находили, что ей лучше будет уехать из России. Называли тогда Англию и Данию. Доклада по этому вопросу не было. Но министр иностранных дел Милюков, кажется, выяснял эту возможность, причем, как мне помнится, самая инициатива в этом вопросе принадлежала некоторым из великих князей, и в частности Николаю Михайловичу и Михаилу Александровичу. Почему из этого ничего не вышло, я сказать не могу» (Российский архив. Т. VIII.
С. 	208).
Необходимо отметить, что в одном из первых журналов заседания Временного правительства (еще до отречения от трона императора Николая II) имеются сведения о мерах по высылке царской семьи за пределы России.
4 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «23 марта / 5 апреля. Видела из окна, как Государь гуляет с дочерьми и Валей [Долгоруковым]. Они меня заметили и кланялись. Сегодня в городе большая манифестация, вызванная похоронами жертв войны на Марсовом поле. Боюсь, как бы не было беспорядков. Нет почты из-за этого торжества» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 8 об.).
Март 24го. Пятница +2°.
М<ария> — 36,7; Ан<астасия> — 36,1°; Алексей — 36,2° (бронхит). М-me Зизи [Нарышкина]1.
3 ч<аса>. Ан<астасия> — 36,4°.
Иза [Буксгевден] — Настенька [Гендрикова].
6 ч<асов>. М<ария> — 36,6>40; Ан<астасия> — 36,6/4°.
9 ч<асов>. М<ария> — 37,1°; Ан<астасия> — 36,6°.
425


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
24 марта. Пятница
Хороший тихий день. Утром погулял2. Днем Мария и Анастасия были перевезены в игральную комнату. Успешно поработал с Валей Д<олгоруковым>; теперь почти все дорожки вычищены. В 6V2 пошел ко всенощной с 0<льгой> и Т<атьяной>. Вечером читал вслух Чехова.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «24 марта / б апреля. Вчерашняя манифестация прошла в порядке. Была у императрицы. Говорили об их отъезде: кого бы с собой взять. Она недовольна нашими девочками (фрейлинами), что они не бывали у Ани во время ее болезни корью. Я ответила: это потому, что они считали, что она принесла Вам много зла. Рассердилась. "Она мне всю жизнь отдала, это нехорошо с их стороны; я не могу им этого простить". Они были тоже у императрицы, по ее возвращении оттуда; с ними обращались очень холодно и беседовали только о пустяках. Вечером, за чудной всенощной, немного отдохнула душой» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8 об.).
2 В дневнике П.Жильяра имеются интересные сведения: «Пятница, 6 апреля (по нов. ст. — В.Х.). Государь поделился со мною глубокой скорбью, которую он испытывает при чтении газет. Происходит развал армии. Нет больше ни чинопочитания, ни дисциплины. Офицеры боятся солдат, которые за ними шпионят. Чувствуется, что Государь сильно страдает от развала армии, которую так любит» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 171).
Март 25го. Суббота Благовещение. Ц<арское> С<ело>
+2°.
М<ария> — 36,2°; Ан<астасия> — Зб^/г0.
Анастасия поднялась с постели к завтраку.
1 	ч<ас>. М-me Зизи [Нарышкина]1.
6 ч<асов>. М<ария> — 36,9/4°; Ан<астасия> — 36,8°. 6V2 ч<асов>. Церковь внизу.
9 ч<асов>. М<ария> — 37Vi°; Ан<астасия> — 36,6!/2°.
25 марта. Благовещение
В небывалых условиях провели этот праздник — арестованные в своем доме и без малейшей возможности сообщаться с Мама2 и со своими! В 11 час. пошел к обедне с 0<льгой> и Т<атьяной>. После завтрака гулял и работал с ними на островке. Погода была
426


МАРТ 1917
серая. В 6!4 были у всенощной и вернулись с вербами3. Анастасия встала и ходила наверху по комнатам.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «25 марта / 7 апреля. За обедней была грустна, но, вместе с тем, чувствовала себя умиленной: какое счастье иметь такую великую опору и утешение. Была у императрицы, чтобы заступиться за бедных девочек и посоветовать ей, ввиду наступающих праздников, позабыть всякое неудовольствие. Она меня тронула, сказав, между прочим: "Государь должен был отречься для блага родины. Если бы он этого не сделал, началась бы гражданская война и это бы вызвало осложнения в военное время. Самое главное, это — благо России. Если его получать иным путем, нежели через наше посредство, то пусть так — тем лучше". Чудная вербная всенощная. Мы окружены шпионажем и недоброжелательством» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 8 об.).
2 Известно, что великая княгиня Ксения Александровна еще 23 марта 1917 г. написала письмо Николаю II, которое, судя по дневниковым записям, не дошло до адресата: «Милый дорогой Ники, я все сидела тут в надежде, что меня пустят к вам, и одно мое желание было вас увидеть. Теперь же выяснилось, что это неосуществимо, и 25-го я уезжаю в Крым. Ты поймешь, как мне это больно и горько, но что поделать, приходится покориться. Сердцем и душой была все время с вами во время болезни дорогих детей, мучаясь вдали, не имея извещений — страдая, как и сейчас страдаю, вашими страданиями — переживая все с вами. Я так была обрадована Мама и Твоей телеграммой из Ставки, не знаю, получили ли вы мой ответ.
Сегодня Мама, Сандро и Ольга с мужем едут в Крым. Они будут жить у нас. Бедной Мама будет ужасно тяжело туда возвращаться, но, по крайней мере, мы будем все вместе, а это существенное утешение в такое время! Надеюсь, что Мари совсем поправилась, слышала, что она была очень больна, и ужасно беспокоилась за нее. Дай Бог им всем скорее окрепнуть и полного выздоровления и надеюсь, что болезнь не оставит никаких следов. Так много милого хочется сказать, чем полна душа, но, увы! Всего не напишешь!
Я так завидую Мама, что она Тебя видела. Она мне писала несколько раз и ужасно скорбит, что не имеет от вас известий, спрашивает, как дети, мысленно и душой с Тобой и всех целует. Миша был у меня несколько раз, и это такая радость для меня, его видеть и говорить с ним о Тебе. Нам так тяжело, что мы не можем к вам приехать!
Митя и Соня Ден живут у меня. Он в таком отчаянии, что не был с Тобой в Ставке и не находится сейчас у вас.
Хочется верить, что все кончится хорошо для России и что войну сумеют довести до победоносного конца. Сердце обливается кровью за Тебя,
427


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
за родину, за все, но велик Бог Земли Русской, и надо верить и молиться и положиться на милость Божью.
Дай Бог встретиться при лучших обстоятельствах, но где и когда, и как?! Если бы мы только могли быть вместе!..
Нежно обнимаю и целую Тебя, мой дорогой Ники, Алике и детей. Господь да хранит вас и да поможет нам всем.
Горячо всей душой Тебя любящая Ксения» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 1274. Л. 231—233 об., 234).
3 	Протоиерей А.И.Беляев, настоятель Федоровского собора, записал в своем дневнике: «24 и 25 марта служил всенощную и литургию и опять всенощную на воскресенье. За всенощной раздавал освященную вербу по одному очень мелкому прутику. Даже и в этом сказалось неуважение и арестантский режим» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 22).
Март 26го. Воскрес<енье>
Вербное воскр<есенье>. (Пасха за границей)
+1°.
М<ария> — 36,3°; Ан<астасия> — 36 ,ЗУ2°.
Церковь внизу1.
Гр<аф> Бенкендорф.
Трина [Шнейдер] 3 ч.
9 ч<асов>. М<ария> — 36,8°.
Сидела на другой стороне2 с Бенкенд<орфом>, Зизи [Нарышкиной], Валей [Долгоруковым], Изой [Буксгевден], Наст<енькой> [Гендриковой].
Анастасия впервые искупалась3.
26 	марта. Вербное воскресенье
Целый день простоял туман. Гулял и работал на острове. Татьяна только выходила. Прибирал книги и вещи. Вечером зашли к жильцам той стороны.
1 	В связи с большим праздником царской семье разрешили посетить церковь.
Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «Для им¬
ператрицы было большим утешением узнать, что на Страстной седмице им разрешили посещение церковных служб в часовне дворца. Первая служба состоялась 8 апреля (по нов. ст. — В.Х.), в Вербное воскресенье. Отец Васильев был болен, и вместо него пришел отец Беляев в сопровождении дьякона и четырех певчих. Священник был уже старым человеком, и все то время, что он вел службу, в глазах у него стояли слезы. Особенно му-
428


МАРТ 1917
чительным оказался момент, когда он вынес Святые Дары. Согласно прежнему чинопоследованию, здесь полагалось молиться за императора. Но из- за нахлынувших чувств и воспоминаний священник не смог произнести ни слова из новых молитв о власти и ушел в молчании.
Отец Беляев был очень добрым человеком, и те краткие утренние молитвы, которые он читал нам по воскресеньям, всегда содержали в себе несколько слов утешения. Духовные лица оставались во дворце в течение всей недели, но общаться им разрешали только со слугами. Певчие в промежутках между службами распевали невероятно грустные мелодии, разносившиеся по всему дворцу. В церкви молились за членов императорской семьи, называя лишь имена и отчества и не упоминая титулов, чтобы не раздражать охрану» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 452—453).
2 Царская чета посетила в другом крыле Александровского дворца приближенных.
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «26 марта / 8 апреля. Утром читала Евангелие о воскрешении Лазаря. Обедня меня очень взволновала. Днем пришел комендант. Он мне понравился: это человек, который желает добра; убежденный республиканец, он верит, что "мощность движения приведет к лучшему будущему". Энтузиаст идеи и добытой свободы. Говорила ему о своих мемуарах, которые хотела бы вывезти, но боюсь, что они будут конфискованы. Он советует обратиться к Керенскому. Вечером пришли они. Поболтали» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 9).
3 Младшая царская дочь Анастасия Николаевна в этот день написала небольшое письмо сестре милосердия своего лазарета Екатерине Эрастовне Зборовской, в котором сообщала: «Мария еще лежит, а я вчера встала, чему очень рада, т.к. пролежала около 4 недель, но слабость еще есть в ногах» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 32).
Март 27го. Понед<ельник>
+1°.
М<ария> — 36,3!/2°; Ан<астасия> — 36,4 1А°.
11 [часов]. Церковь1. Н<иколай> виделся с Керенским2.
2Уг [часа]. Видела, как офицеры сменили охрану.
4 	ч<аса>. 0<льга> — 38,5° — воспаление гланд (ангина). Нсиколак» и мне разрешено встречаться только во время еды3, но не спать вместе.
6V2 ч<аса>. Церковь.
0<льга> — 39,1°; М<ария> — 36,9°.
9 ч<асов>. 0<лъга> — 38,8°; М<ария> — 36,6!/2°.
Легла в постель в 10 [часов] 20 [минут].
429


ДНЕВНИКИ НИКОЯАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
27 	марта. Понедельник
Начали говеть, но, для начала, не к радости началось это гове- ние. После обедни прибыл Керенский и просил ограничить наши встречи временем еды и с детьми сидеть раздельно; будто бы ему это нужно для того, чтобы держать в спокойствии знаменитый Совет Рабочих и Солдатских Депутатов! Пришлось подчиниться4, во избежание какого-нибудь насилия.
Погулял с Татьяной. Ольга опять слегла, т.к. у нее заболело горло. Остальные себя чувствуют хорошо. В 9.45 спустился к себе, Татьяна посидела со мною до 101А ч. Затем почитал, выпил чаю, принял ванну и лег спать на своей тахте!
1 	Протоиерей А.И.Беляев, настоятель Федоровского собора, записал в этот день в своем дневнике: «Вызовом по телефону я приехал в Александровский дворец для служения в дворцовой церкви на Страстной неделе и первые два дня Пасхи. Комната отведена для меня в верхнем этаже дворца, с окном в небольшой собственный сад. Комната, можно сказать, роскошная, со всеми удобствами: она представляет из себя и гостиную, и кабинет, и спальню; воздуха много, тепло, уютно, необыкновенно чисто; чудная золоченая кровать с тонким белоснежным бельем, с голубым шелковым одеялом. Есть и прислуга, предупредительная и весьма деликатная. Рядом с комнатою коридор и лестница, ведущая вниз, прямо в церковь. Одно только — одиноко, но зато спокойно.
Готовлюсь служить литургию Преждеосвященных Даров, которая начнется в 11 часов. Служил литургию, за каждым часом Евангелие от Иоанна, прочитал три главы. За литургиею были и усердно молились: бывший император Николай Александрович, Александра Федоровна, Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна и все живущие приближенные к ним лица: Нарышкина, Долгорукова, Гендрикова, Буксгевден, Долгоруков, Боткин, Деревенко и Бенкендорф, стоявший отдельно и углубленный в молитвенник, много было и служащих говеющих. Литургия кончилась в половине первого часа. В час дня в моей комнате был подан чай и завтрак для троих; пришли: о. протодиакон и псаломщик. Чудный завтрак! На серебряном подносе в серебряных чайниках принесли чай с булками, потом подали рисовые котлеты с белыми грибами, отварной судак с картофелем и на сладкое манные блины с вареньем и в заключение кофе... В 8 часов вечера, отслужив повечерие и утреню, возвратился в свою комнату. Подан обед: щи с грибами и при них пирожки, судак отварной и печеное яблоко в сладком сиропе и чашка черного кофе. В 10 часов предложили еще чай, но я отказался. Приходил князь Долгоруков и спросил, доволен ли я комнатой и столом... Во дворце необыкновенная тишина. Сижу один. И так прошел первый день жизни и служения в Александровском дворце, где арестована царская семья» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 22—23).
430


МАРТ 1917
2 	Более подробная запись об этих событиях имеется в дневнике П.Жильяра: «После обедни Керенский объявил Государю, что принужден разлучить его с Государыней, что он должен будет жить отдельно и видеться с Ее Величеством только за столом и под условием, что они будут разговаривать исключительно по-русски. Чай они также могут пить вместе, но в присутствии офицера, так как прислуги при этом не бывает. Немного позднее подошла ко мне сильно взволнованная Государыня и сказала: "Поступать так с Государем, сделать ему эту гадость после того, что он принес себя в жертву и отрекся, чтобы избежать гражданской войны, — как это низко, как это мелочно! Государь не пожелал, чтобы кровь хотя бы одного русского была пролита за него. Он всегда был готов от всего отказаться, если бы имел уверенность, что это на благо России".
Через минуту она продолжала: "Да, надо перенести еще и эту горькую обиду..." Я узнал, что Керенский сперва хотел изолировать Государыню, но ему заметили, что было бы бесчеловечно разлучить мать с больными детьми; тогда он решил применить эту меру в отношении Государя» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 171).
Позднее А.Ф.Керенский в своих воспоминаниях пытался дать тенденциозное объяснение предпринятым им мерам по отношению к царской семье: «Жена же его (императора Николая II. — В.Х.) весьма остро переживала утрату власти и никак не могла свыкнуться со своим новым положением... Всех вокруг она замучила бесконечными разговорами о своих несчастиях и своей усталости, своей непримиримой злобой. Такие, как Александра Федоровна, никогда ничего не забывают и никогда ничего не прощают. В период проведения расследования действий ее ближайшего окружения я был вынужден принять определенные меры, чтобы помешать ее сговору с Николаем II на случай их вызова в качестве свидетелей. Поточнее было бы сказать, что я был вынужден воспрепятствовать ей оказывать давление на мужа. Исходя из этого, я распорядился на время расследования разлучить супружескую пару, разрешив им встречаться только за завтраком, обедом и ужином с условием не касаться проблем прошлого» (Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. С. 232).
В другом своем произведении А.Ф.Керенский трактовал эти события следующим образом: «Во время следствия над близкими царице людьми (Вырубова, Распутин, Воейков и прочие) пришлось принять меры по предотвращению сговора бывшего императора с женой относительно ответов на вопросы или, лучше сказать, давление царицы на мужа. На время следствия они были разлучены, видясь только на людях. Я объяснил императору причину подобной "жестокости", обещав свести к минимуму неприятности и постороннее вмешательство.
Все шло спокойно; все, с кем я разговаривал, отмечали благоприятное влияние разлуки с женой на царя. Он стал живее, радостнее, увереннее в себе. Замечу, кстати, что, узнав от меня о возможном процессе против императрицы, он принял известие абсолютно спокойно, лицо его даже не
431


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
дрогнуло. Только сказал: "Что ж, я никогда не поверю, что Алике может быть замешана... Есть какие-нибудь доказательства?" Я сказал, что пока не знаю» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. С. 135).
Когда следователь Н.А.Соколов пытался, уже находясь в Париже, выяснить причины решения А.Ф.Керенского о разделении супругов, последний дал следующие объяснения: «Отобрание переписки, как мне помнится, имело место в первые числа марта месяца. Кроме этой меры, была принята еще вторая мера: лишение на некоторое время общения Николая II и Александры Федоровны, разделение их. Эта мера была принята лично мною, по моей инициативе, после одного из докладов, сделанного мне по их делу следственной комиссией. Имелся в виду возможный допрос их комиссией. В целях беспристрастного расследования я признал необходимым произвести это отделение. Николаю II об этом я объявил сам лично. Александре Федоровне объявлено было об этой мере Коровиченко по моему приказанию. Наблюдение за выполнением этой меры было поручено Коровиченко, причем о ней были предупреждены и другие лица, жившие с ними в Царском: Бенкендорф, статс-дама Нарышкина. Разделение их не было абсолютным. Они сходились за столом, но при этом присутствовал Коровиченко, и они обязались вести только общие разговоры, что в действительности и выполнялось ими. Такой порядок был установлен мною, кажется, в первых числах июня и существовал приблизительно с месяц. Затем надобность в нем исчезла, и он был отменен» (Российский архив. Т. VIII. С. 234).
Сохранился еще один документ в материалах Н.А.Соколова, подписанный А.Ф.Керенским, в котором последний утверждал: «Я принял это решение по собственному почину, после одного из докладов Чрезвычайной Следственной Комиссии; в нем предусматривалась возможность допроса Их Величеств. Отсюда и возникла необходимость их разлучить для беспристрастного расследования. Эта мера продолжалась около месяца. Она была отменена, как только надобность в ней миновала» (ГА РФ. Коллекция документов).
3 В воспоминаниях Т.Е.Боткиной имеются такие строки: «Первое время по возвращении в Царское Село Его Величество по требованию правительства был отделен от Ее Величества, и им разрешено было видеться только в обеденные часы, когда в столовой присутствовали офицеры и нижние чины охраны. Даже к детям, еще больным, они должны были приходить в разные часы» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 57).
4 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «27 марта / 9 апреля. День, полный волнения. Утром прибежала Мери [Бенкендорф] с известием, что роют могилы для жертв революции перед Александровским дворцом. Затем пришел комендант передать, что министр юстиции просит меня пройти в приемную Государя. Иду за ним, — он (Керенс¬
432


МАРТ 1917
кий) мне говорит, что нужно отделить Государя от Государыни. Хочет оставить детей Государю. Я сказала, что императрице будет слишком тяжело, если ее разлучат с детьми. Это, безусловно, необходимо, ввиду найденных у Ани [Вырубовой] важных бумаг. Вероятно, под влиянием окружавших ее негодяев глупенькая сделала какую-нибудь неосторожность. Министр пошел сообщить Государю о принятом решении. Он вернется к нему сегодня в 6 часов, по-видимому, для допроса. Впечатление ужасное. Я предполагаю, что речь идет о деле Мануйлова» (ГА РФ. Ф. 6501.0п.1.Д. 595. Л. 9).
Некоторые уточнения имеются в воспоминаниях А.А.Волкова: «Стал довольно часто наезжать Керенский. В последующие посещения он держал себя увереннее, чем в первый раз. И Государь стал отзываться о нем лучше. К поезду Керенского подавали царский автомобиль, украшенный цветами. Автомобилем управлял шофер Государя.
В течение всего времени пребывания Государя в Царском Селе Керенский во внутреннюю жизнь дворца не вмешивался и был весьма выдержан и корректен.
Был проект переезда царской семьи в Ливадию, но он остался невыполненным. Однажды Керенский сообщил Государю, что есть возможность отъезда в Англию, и просил быть наготове. Не удался и этот план.
Зашевелились большевики. От них исходили угрозы перевести царскую семью в Петропавловскую крепость. Узнали об этой угрозе и мы все. Вскоре неожиданно приехал Керенский, которого принял Государь. Пробыв короткое время у Государя, Керенский попросил приема у императрицы. Мы все ожидали, что он объявит о переводе в Петропавловскую крепость. Из комнат Государыни был слышен громкий, казалось, возбужденный, разговор. Но оказалось, что наша тревога была лишена оснований. Государыня после рассказывала, что Керенский шутил, балагурил, смеялся и что все слухи о переводе в Петропавловку вздорны. Впрочем, Керенский обратился к царской чете с просьбой по возможности проводить время раздельно, так как на этом настаивает Совет рабочих и солдатских депутатов» (Волков А.А. Указ. соч. С. 71—72).
Март 28го. Вторник
0<льга> — 38°; М<ария> — 36,2!/г°; Ан<астасия> — 36,5°. 11 [часов]. Церковь1.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 39,4°; М<ария> — 36,5°.
Трина [Шнейдер].
6 ч<асов>. 0<льга> — 39,8°.
Церковь 6!/2 ч.
9 ч<асов>. 0<льга> — 39,7°; М<ария> — 36,4Vi°.
10 ч<асов>. М-me Зизи [Нарышкина]2.
433


ДНЕВНИКИ НИКОЛАМИ И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
28 марта. Вторник
Спал очень хорошо. Погода была теплая, дороги оттого стали еще хуже; погулял. В 11 час. пошли к обедне. У Ольги горло продолжает болеть, темп<ература> дошла до 39,4°, так скучно — еще недавно окончилась корь. Гулял и работал на островке с Т<атьяной>. В 6Vi ч. Анастасия пошла с нами к службе. Вечер опять провел с Татьяной и ночевал у себя.
1 Протоиерей А.И.Беляев, настоятель Федоровского собора, записал в этот день в своем дневнике: «Спал 4 часа. Ваал в 6 часов утра, долго мылся, прочитал утренние молитвы и книгу Дмитрия Роаовского. Кругом полная тишина. Оказалось, что в моей комнате жили прежде Апраксин, Долгоруков, а после меня она назначается доктору Боткину, живущему на детской половине дворца. В10 часов началась служба — часы с чтением Евангелия. Николай Александрович прислал сказать, что он придет к началу литургии в 11 часов, и дейавительно пришел с супругою и Ольгой Николаевной. В начале первого часа кончилась служба. В час дня пил чай и подали завтрак: картофельные котлеты с грибным соусом, отварной судак, компот из фруктов и чашка кофе. После завтрака лежал на коротенькой кушетке... В 5 часов, после чаю, пошел в церковь служить великое повечерие и утреню. Служба продолжалась до половины восьмого часа в присутавии Николая Александровича, его супруги, Ольги и Татьяны Н<иколаевны> и всех говеющих. В 8Vi часов подан обед: суп с грибами, жареная корюшка и кисель. Лег спать в 12 часов ночи» (Иаорический архив. 1993. № 1. С. 23).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «28 марта / 10 апреля. Так как церемония (похорон жертв революции) будет в Великий четверг, решено отложить день причастия до Великой субботы. Говорят, что найденные у Ани [Вырубовой] бумаги очень компрометирующего свойства и имеют отношение к военному шпионажу и к достижению мира. Если это правда, то это государственная измена, которая заслуживала бы самой строгой кары. Обедня, церковные службы, утешительные минуты дня...
Вечером была у императрицы. Она все время говорит неразумные вещи; ничего не может понять. Изливалась целый час. Очень утомительно. У Ольги Николаевны высокая температура, с болью в горле. Было очень неосторожно позволить ей выходить так скоро после кори на снег» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 9).
Март 29го. Среда +2°.
0<льга> — 38,6°; М<ария> — 36,lVi0. Церковь Н<иколай>1.
434


МАРТ 1917
2—2% [часа]. Лежала на своем балконе2. 3 ч<аса>. 0<льга> — 39,3°.
6 ч<асов>. 0<льга> — 39,6°.
61А [часов]. Церковь3.
9 ч<асов>. 0<льга> — 39,6°.
11 	ч<асов>. В постели.
29 марта. Среда
Хороший теплый день. Встал в 91А ч., так как спал неважно. Погулял до обедни. Служат у нас в походной церкви о. Афанасий Беляев за болезнью нашего духовника о. Васильева, диакон, дьячок и четыре певчих, кот<орые> отлично справляются со своими обязанностями. Жаль, что не все дети могут ходить с нами в церковь! Гулял с Т<атьяной> и долго работал с нею на островке; двое из караульных офицеров тоже помогали нам. После обеда провели вечер до 10 ч. вместе, а затем Татьяна посидела у меня. Лег рано.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «29 марта. Встал в 7 часов утра, помолился Богу и прочитал правило к причащению. Жду литургии. Оказалось, что рядом со мною комнаты Шнейдер, а с другой стороны живут прислуги Вырубовой, жаждущие свободы. Литургия совершена в присутствии трех лиц. Последний раз были великие поклоны. После литургии прочитал для исповедников молитвы и сказал краткое поучение, как приступить к покаянию. Исповедь для служащих назначена в 2 часа дня. В 1 час подан завтрак: шинкованная капуста с солеными огурцами и картофель, рыба и кисель. В 2 часа началась исповедь, которая продолжалась до 5 часов. Всех исповедников было 54 человека, остальные говеющие оставлены до субботы. В 61А часов начал служить утреню с торжественным пением "Егда славнии ученицы". Все службы поют четыре солиста из придворного хора, одетые в малиновых фраках. К 8 часам служба была кончена.
Сегодня в 5 часов посетил меня дворцовый комендант. Оказался прекрасный, весьма гуманный и благородный человек. Сообщил, что я человек свободный, могу ходить свободно по залам дворца и разговаривать со всеми лицами, живущими во дворце, и даже выйти в сад, подышать свежим воздухом. После всенощной я виделся с Боткиным и разговаривал с ним. Обед подали в 8 часов вечера — суп с грибами, рыба и сухари в сладком сиропе с ломтиком ананаса. Получил газету "Новое время"» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 23—24).
2 Императрица Александра Федоровна была нездорова. В этот день
она написала небольшое письмо фрейлине А.В.Гендриковой следующего
435


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ!! И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
содержания: «Дорогая Настенька, сожалею, что Вас не видела, во все эти дни чувствую себя прескверно, постоянная головная боль, головокружение, сердце расширено. Впервые лежала на балконе три четверти часа. Надеюсь, с Иночкой (сестра фрейлины А.В.Гендриковой. — В.Х.) все благополучно. Жаль, что слепая кишка докучает опять Изе [Буксгевден], но это неизбежно, пока ее не оперируют. У Ольги [температура] 39,4. Горло очень болит.
Целую Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой... С. 33).
3 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «29 марта / 11 апреля. Боюсь, чтобы резкости императрицы не дошли до сведения правительства, которое делает, что может, в их интересах. Мне хотелось бы, чтобы они поняли то, что я вижу давно: состояние императрицы патологическое. Это должно служить ей извинением и, может быть, будет ее спасением. Мучаюсь страшно: проливают бальзам в душу одни церковные службы» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 9).
Март 30го (Апр<ель> 12го). Четверг +2°.
А<настасия> — 39,2°; М<ария> — 36,3°.
11 ч<асов>. Церковь1.
12 ч<асов>. Завтрак.
Иза [Буксгевден], Настенька [Гендрикова].
3 	ч<аса>. 0<льга> — 39,1°.
6 ч<асов>. 0<льга> — 39,4°. (Трина [Шнейдер]). 6 ч<асов>. Церковь — 12 Еванг<елий>2.
9 ч<асов>. 0<льга> — 39,2°; М<ария> — 36,7!/20.
30 марта. Четверг
Дул сильный ветер, и днем разогнало тучи. В 10 час. пошли к обедне, за кот. много наших людей причастилось. Недолго гулял с Татьяной; сегодня происходили похороны «жертв революции» у нас в парке против середины Александровского дворца, недалеко от Китайского. Слышны были звуки похоронного марша и Марсельезы3.
К 5‘/г ч. уже все кончилось. В 6 час. пошли к службе 12 Евангелий, о. Беляев молодцом прочел их один. Вечер провел, как все последние.
436


МАРТ 1917
1 	Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «30 марта. Гулял по залам дворца; поражался его роскошью и богатством. Из окон Круглого зала смотрел, как готовят могилы для убитых в дни погрома винных лавок в г. Царском Селе. Место для могил выбрано против дворца на открытой поляне. Около 12 часов кончилась литургия, за которой усердно молилась царская семья и все причастники. Скромно приступили к Святой Чаше говельщики, которым я сказал несколько слов, выслушанных и всеми присутствующими в храме. После литургии скороход сообщил мне, что духовник чрез Аничкова изъявил согласие, несмотря на свое болезненное состояние, явиться во дворец для исповеди Их Величеств, но ему повеле- но ответить, чтобы он не беспокоился приезжать, так как все может быть сделано без него. Но кто окажется приглашенным заместить духовника, никому не известно, и распоряжений по сему делу еще не дано. По-видимому, все идет спокойно и служба всех удовлетворяет. Принесли из Федоровского собора небольшую, но прекрасную плащаницу и к ней особый столик, большое Евангелие и праздничное пасхальное облачение. Одели Престол и Жертвенник пока в черные облачения, приготовили и для причта черные ризы. Всенощная и чтение Евангелия назначено в 6 часов вечера. В 1 час подали завтрак: котлеты рисовые с белыми грибами, жареная корюшка и компот из фруктов. В 4 часа открыл окно и слышу военную музыку, играют Марсельезу и похоронные марши. Из окна видно множество солдатне разобрать, за дальностью расстояния, что делается у могил, хотя все это происходит около дворца, напротив Круглого зала, недалеко от церкви. И это в Великий четверг на Страстной неделе! Поистине не ведают, что творят. В 6 часов началась служба с чтением 12 Евангелий. Богомольцы те же, всех около ста человек со свитою и служащими, в присутствии дежурного караула. Прекрасно пели певчие — придворного хора четыре солиста, особенно "Разбойника благоразумного". Служба шла благоговейно и умилительно, хотя и с большими сокращениями: читалось Евангелие, и после каждого чтения пелась одна стихира. Вся служба продолжалась
1 час 40 минут. Их Величества всю службу слушали стоя. Пред ними были поставлены складные аналои, на которых лежали Евангелия, так что по ним все время можно было следить за чтением. Все простояли до конца службы и ушли чрез общее зало в свои комнаты, чего до сих пор не делали. Надо самому видеть и так близко находиться, чтобы понять и убедиться, как бывшая царственная семья усердно, по-православному, часто на коленях, молится Богу. С какою покорностью, кротостью, смирением, всецело предав себя в волю Божию, стоят за богослужениями. И у меня, грешного и недостойного служителя Алтаря Господня, замирает сердце, льются слезы и, несмотря на гнетущую тяжесть затвора, благодать Господня наполняет душу, и слова молитвы льются, свободно касаясь и проникая слух молящихся...» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 24).  22 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «30 марта /12 апреля. Великий четверг. Чудная обедня; все придворные, служащие прича-
437


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
щаются. Было очень умилительно. Боткин поднялся со мной. Он так же, как и я, смотрит на состояние императрицы и упрекает себя, что раньше этого не понял. Я была рада, что мы оказались одного мнения. Ольга Николаевна все больна. Опасаются стрептококков. Сегодня с двух часов церемония похорон. К счастью, ничего не видим и до сих пор ничего не слышим. Вечером дивная всенощная 12 Евангелий. Гостиная за церковью была переполнена, так как собрались все обитатели дворца. Очень трогательно помолиться в последний раз вместе, прежде чем рассеяться в разные стороны» (ГА РФ. Ф. 6501.0п. 1.Д. 595. Л. 9 об.).
3 	Эти события нашли отражение в воспоминаниях и дневниках графа П.К.Бенкендорфа, которые позднее были опубликованы отдельными фрагментами. «В первые дни Святой недели, — рассказывает Бенкендорф, — начали рыть около Китайского театра яму, где должны были быть погребены так называемые жертвы революции в Царском Селе. Была выбрана для этого большая аллея перед Александровским дворцом в 300 шагах от его фасада. Похороны были торжественно совершены на Святой в четверг, в час дня. Но столь чествуемыми жертвами оказались шесть или семь пьяниц, умерших от алкогольных напитков в день разгрома кабаков. Присутствовало много войск, развевались красные знамена, музыка играла Марсельезу и другие революционные мотивы» (Возрождение (Париж). 1928.15 февраля. № 988).
Март 31го. Пятница +7°.
Хороший солнечный день. 0<льга> — 38°; М<ария> — 36,4°. Иза [Буксгевден]1.
2 	ч<аса>. Вынос Плащаницы. 6У2 [часов]. Церковь.
9 ч<асов>. 37,7°.
10 ч<асов>. Исповедь2.
31 марта. Пятница
Хороший солнечный день. Погулял с Татьяной до 11 час. В 2 часа был вынос плащаницы3. Гулял и работал у парома. В 61А пошли к службе. Вечером исповедовались у о. Беляева.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «31 марта /13 ап¬
реля. Великая пятница. Великий, святой день, торжественные службы. Им-
438


МАРТ 1917
ператрица позвала Изу, упрекает ее за поведение относительно Ани. Все идеи наоборот. Сухомлинов — честнейший и преданный Государю человек. Она так несчастна, что все ей можно простить. Попросила меня молиться за Аню. Я ответила (и это верно), что уже делаю это. Перед исповедью написала мне чудную записку. Там сказано: "Сердце мое переполнено, не хватает слов". В церкви она имеет прекрасный вид, скорбный, спокойный. Огромное самообладание» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 9 об.).
2 Баронесса С.К.Буксгевден писала об этом памятном дне в воспоминаниях: «На Страстной седмице императорская семья и все придворные дважды в день ходили в церковь, готовясь к причастию. В Страстную Пятницу все отправились на исповедь, и мне выпало исповедоваться первой. К моему величайшему удивлению, солдат из охраны последовал за мной в часовню. Мы со священником ждали, пока он уйдет, но солдат явно не собирался покидать нас. И тут мне пришла в голову мысль, что этот человек хочет прослушать исповедь Их Величеств, а начать решил с меня. Это было уже слишком. Я вежливо обратилась к охраннику и сказала ему, что, поскольку я собираюсь исповедоваться, ему лучше уйти. Как я и ожидала, он отказался. Из нашего дальнейшего спора я вышла безусловной победительницей. Я указала солдату на то, что от правительства не поступало никаких распоряжений на введение такой неслыханной вещи, как публичная исповедь. И даже отверженные преступники имеют право общаться со священником без свидетелей. Затем я попросила его позвать офицера, поскольку хотела бы, чтобы он обратился за разъяснениями к Керенскому. Громко ругаясь, солдат сходил за офицером, и последний решил вопрос в мою пользу, не запрашивая инструкции из Петрограда. Так мне удалось отстоять для Их Величеств право на сокровенную исповедь» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 453).  33 Протоиерей А.И.Беляев записал в этот день в своем дневнике: «В 12 часов дня пошел в церковь исповедывать готовящихся к причастию. Всех исповедующихся оказалось 42 человека, в том числе два доктора: Боткин и Деревенко. В VA часа получил уведомление, что меня ждут в 5Уг часов на детскую половину исповедать и подготовить к причастию больных трех княжон и бывшего наследника. В 2 часа началась вечерня и вынос плащаницы на средину храма. Место для плащаницы убрали коврами, принесли целые кусты распустившейся белой и красной сирени, множество роз и сделали чудную изящную куртину из живых цветов. В середине куртины поставили принесенный из Федоровского собора стол для положения плащаницы. Их Величества, две княжны и свита явились в глубоком трауре, — все в черных платьях. Вечерня прошла чинно и довольно торжественно. Плащаница вынесена на середину храма. Я сказал слово... Это слово, сказанное среди храма у плащаницы, заставило многих поплакать. Одну из княжеских нянь увели в другое зало и едва успокоили. На бывшего царя слово произвело глубокое впечатление, что он и высказал мне после
439


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
исповеди. Наступил и час исповеди царских детей. Пришел скороход и возвестил: "Пора идти, уже ждут". Я надел епитрахиль, взял в руки крест и Евангелие и за скороходом, указывающим путь, пошел наверх, в комнаты детей. У каждой княжны в углу комнаты устроен настоящий иконостас, наполненный множеством икон разных размеров с изображением чтимых особенно святых угодников. Пред иконостасом складной налой, покрытый пеленой в виде полотенца, на нем положены молитвенники и богослужебные книги, а также Св. Евангелие и крест. Убранство комнат и вся их обстановка представляют собою невинное, не знающее житейской грязи, чистое непорочное детство. Для выслушания молитв перед исповедью все четверо детей были в одной комнате, где лежала на кровати больная Ольга Николаевна. Алексей Николаевич сидел в креслах, одетый в голубой халатик, обшитый по краям узорчатою тесьмою. Мария Николаевна полулежала в большом кресле, которое было устроено на колесах, и Анастасия Николаевна легко их передвигала. После чтения молитв и краткого слова пред исповедью осталась в комнате Ольга Николаевна, наследник ушел сам, а Марию Николаевну увезла Анастасия Николаевна. Потом перешел и в другую комнату для исповеди остальных: Алексея, Марии и Анастасии Н<иколае- вны>. Как шла исповедь — говорить не буду. Впечатление получилось такое: дай, Господи, чтобы и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего царя. Такое незлобие, смирение, покорность родительской воле, преданность безусловная воле Божией, чистота в помышлениях и полное незнание земной грязи — страстной и греховной меня привело в изумление, и я решительно недоумевал: нужно ли напоминать мне как духовнику о грехах, может быть, им неведомых, и как расположить к раскаянию в неизвестных для них грехах. Исповедь всех четверых шла час двадцать минут. В VA часов началась субботняя утреня, за которою мною был прочитан так называемый плач над плащаницею и был совершен крестный ход с несением плащаницы чрез алтарь кругом Престола, входя в алтарь северными дверями и выходя южными, обходя по комнатам около стен Круглого зала и возвращаясь опять в церковь к царским вратам и обратно на середину храма. Плащаницу несли князь Бенкендорф и доктора Боткин и Деревенко, за ними Николай Александрович, Александра Федоровна, Татьяна и Анастасия Николаевны, свита и прислуга с зажженными свечами. Утреня кончилась в 8 часов вечера, и началась исповедь свитских дам: Нарышкиной, Долгоруковой, Гендриковой и Буксгевден. Явился скороход и объявил, что Их Величества ждут исповеди у себя в спальной комнате в 10 часов. От 9 до половины десятого посидел в своей комнате. Время прошло быстро. Без 20 минут 10 час. пошел в храм, помолился у Св. Престола, приложился к плащанице, надел епитрахиль, взял крест и Евангелие и вслед за скороходом пошел в покои Их Величеств. Там женская прислуга проводила по жилым комнатам в спальню, где стояла одна широкая кровать, и указала на маленькую комнату в углу — молельню, где и будет происходить исповедь Их Величеств. В комнате еще никого не было. Прошло не более двух минут, вошли бывший Государь, его супруга и Татьяна Николаевна. Государь по¬
440


МАРТ 1917
здоровался, представил Государыню и, указывая на дочь, сказал: "Это дочь наша Татьяна. Вы, батюшка, начните читать молитвы пред исповедью положенные, а мы все вместе помолимся". Комната-молельня очень маленькая и сверху донизу увешана и уставлена иконами, пред иконами горят лампады. В углу, в углублении, стоит особенный иконостас с точеными колонками и местами для известных икон, пред ним поставлен складной налой, на котором положено и старинное напрестольное Евангелие, и крест, и много богослужебных книг. Принесенные мною крест и Евангелие я не знал, куда положить, и положил тут же на лежащие книги. После прочтения молитв Государь с супругою ушли, осталась и исповедалась Татьяна Николаевна. За нею пришла Государыня, взволнованная, видимо, усердно молившаяся и решившаяся по православному чину, с полным сознанием величия таинств, исповедать пред Св. Крестом и Евангелием болезни сердца своего. За нею приступил к исповеди и Государь. Исповедь всех троих шла час двадцать минут. О, как несказанно счастлив я, что удостоился, по милости Божией, стать посредником между Царем Небесным и земным. Ведь рядом со мною стоял тот, выше которого из всех живущих на Земле нет. Это до сего времени был наш Богом данный Помазанник, по закону престолонаследия 23 года царствовавший русский православный царь. И вот ныне смиренный раб Божий Николай, как кроткий агнец, доброжелательный ко всем врагам своим, не помнящий обид, молящийся усердно о благоденствии России, верующий глубоко в ее славное будущее, коленопреклоненно, взирая на Крест и Евангелие, в присутствии моего недостоинства, высказывает Небесному Отцу сокровенные тайны своей многострадальной жизни и, повергаясь в прах пред величием Царя Небесного, слезно просит прощения в вольных и невольных своих прегрешениях. После прочтения разрешительной молитвы и целования Креста и Евангелия своим неумелым словом утешения и успокоения, какую мог я влить отраду в сердце человека, злонамеренно удаленного от своего народа и вполне уверенного до сего времени в правоте своих действий, клонящихся ко благу любимой родины? Когда сказал я: "Ах, Ваше Величество, какое благо для России Вы бы сделали, давши в свое время полную Конституцию, и тем бы исполнили желание народа. Ведь Вас, как Ангела добра, любви и мира, приветствовали все". На это с удивлением ответил он: "Неужели это правда? Да, мне изменили все. Мне объявили, что в Петрограде анархия и бунт, и я решил ехать: не в Петроград, а в Царское Село и с Николаевской дороги свернул на Псков, но дорога туда уже была прервана, я решил вернуться на фронт, но и туда дорога оказалась прерванной... И вот один, без близкого советника, лишенный свободы, как пойманный преступник, я подписал акт отречения от престола и за себя, и за наследника сына. Я решил, что, если это нужно для блага родины, я готов на все. Семью мою жаль!" И капнула горячая слеза из глаз безвольного страдальца. Потом был и общий разговор. Александра Федоровна спросила, как здоровье о. Александра, и когда я ответил, что при всем своем желании служить и быть в Царском Селе он пока сделать этого не мог, у него сильно расстроены нервы, Ее Величество сказала:
441


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
"Очень жаль, передайте ему от нас привет и пожелание здоровья, ведь Вы его близкий родственник". То же пожелание здоровья высказал и Государь, спросивший о здравии о. Васильева, и прибавил: "Мы все его так горячо полюбили. Причину расстройства его нер<вов> я отчасти объясняю потерею сына, которого и мы все знали и горевали о его смерти. Передайте ему мой поклон". У меня же спросил Николай Александрович: "Вы уже теперь не в Екатерининском соборе служите, а в Федоровском? Я очень радовался, когда узнал, что Вы согласились служить у нас в Федоровском соборе. А что же в настоящее время, в каком положении находится этот прекрасный собор?" Я ответил, что все здания Федоровской Слободки вместе с собором временно переходят в управление комиссара Головина. Далее разговор продолжался несколько минут о семейной жизни... Между прочим, Государыня сказала: "Меня не поняли. Я желала добра"» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 25—27).
Баронесса С.К.Буксгевден также отметила в своих воспоминаниях: «В Страстную пятницу во дворце прошло положенное по уставу церкви погребение Плащаницы. Во главе процессии шли слуги, облаченные в черные одежды. Императорская семья и придворные следовали за священником. На женщинах были длинные черные платья, отбрасывавшие причудливые тени на стены дворца. Солдаты, дежурившие в этот день во дворце, были настроены не слишком воинственно. Некоторые из них стояли в пустых залах, наблюдая за процессией в полном молчании — без каких-либо комментариев или насмешек» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 455).


1917
АПРЕЛЬ


Апрель 1го. Суббота
+1°.
9 ч<асов>. Святое причастие1: Н<иколай>, Т<атьяна>, Аснаста- сия>, я.
Наверху: 0<льга>, М<ария>, Ал<ексей>.
0<лъга> — 36,8°; М<ария> — 36,4°.
2 ч<аса> («2 ч.» зачеркнуто. — В.Х.).
3/4 [часа]. 0<льга> — 36,6°; М<ария> — 36,6°.
9 ч<асов>. 0<льга> — 36,6°.
4V4 [часа]. Заутреня.
Разг<овенье>2 с Изой [Буксгевден], Настенькой [Гендриковой], графом и графиней Бенкенд<орф>, Валей Д<олгоруковым>, мистером Жильяром, Влад<имиром> Ник<олаевичем>3, Боткиным, комендантом.
Караул, офиц<еры>.
1 апреля. Суббота
Забыл упомянуть, что вчера мы простились с 46 нашими служащими, которых наконец выпустили из Александровского дворца к их семьям в Петроград.
Погода была хорошая, с сильным южным ветром.
В 9 час. пошли к обедне и причастились Св. Христовых Тайн со свитой и остальными людьми.
Погулял до завтрака. Днем начали ломать лед по-старому у моста с ручейком; работали Татьяна, Валя и Нагорный. Поспал до обеда. Одарили друг друга яичками и фотографиями. В 1VA пошли к началу полуночницы.
1 	Протоиерей А.И.Беляев, который вел церковную службу, записал в дневнике: «Ровно в 9 часов пришли и стали на свои места Государь с супругою и две дочери — Татьяна и Анастасия... После чтения Апостола произошла перемена облачений. Все черное убрано, одето светлое, возвестившее зарю наступающего светлого дня воскресения Христова. Настало
время подходить к Святой Чаше причастников. Первым подошел бывший Государь. Давая ему Святые Дары, громко и внятно сказал я: "Честного
и Святого Тела и Крови Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа причащается раб Божий благоверный Николай Александрович во оставление грехов своих и в жизнь вечную". То же было сказано и Александре Федо-
445


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ровне. После литургии, не разоблачаясь, пошел со Святой Чашею приобщать Ольгу, Марию и Алексея, которые уже были подготовлены и ждали в своей комнате наверху» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 9 об.).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «1/14 апреля. Великая суббота. Причащалась с ними, быть может, в последний раз. Эта мысль меня очень растрогала...
Очень тронута. Императрица прислала мне пасхальные яйца и подушку, которую она и раненые офицеры ее лазарета вместе вышивали. Пасхальная заутреня. Было торжественно, но как грустно! Разговлялись у Их Величеств. Я сидела между Государем и комендантом; с ним говорила о статье в "Биржевке", в которой описывают нас и нашу жизнь в заключении» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 9 об.).
2 	В дневнике П.Жильяра имеется описание праздника Пасхи, который отмечали в Александровском дворце:
«В 9Уг часов утра обедня и причастие. Вечером, в 1VA часов, все собираются к заутрене. У заутрени присутствуют комендант дворца полковник Коровиченко, друг Керенского, и три офицера караула. Служба продолжается до двух часов, после чего все идут в библиотеку для обычных поздравлений. Государь, по русскому обычаю, христосуется со всеми присутствующими мужчинами, включая коменданта дворца и караульного офицера, который остался при нем. Они оба не могут скрыть волнения, которое вызвало в них это непосредственное движение Государя.
Потом все садятся за круглый стол для пасхального разговенья. Их Величества сидят друг против друга. Нас, с двумя офицерами, семнадцать человек. Великие княжны Ольга и Мария отсутствуют, равно как и Алексей Николаевич. После сравнительного оживления, которое начало быстро падать, разговоры замирают. Ее Величество особенно молчалива. Грусть ли это или усталость?» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 172).
Баронесса С.К.Буксгевден впоследствии вспоминала: «В канун Пасхи в часовне прошла традиционная ночная служба, и власти разрешили Их Величествам присутствовать как на службе, так и на последующей пасхальной трапезе. Это была большая уступка со стороны начальства, поскольку все встречи между императором и императрицей были тогда запрещены.
В церкви Их Величествам пришлось стоять на некотором удалении друг от друга, а за ужином присутствовали комендант и офицеры охраны. Ужин прошел в атмосфере полной подавленности. Императрица едва заставила себя обменяться парой слов с графом Бенкендорфом, который сидел возле нее. Другим ее соседом оказался отец Беляев, но к нему она не решалась обращаться из страха скомпрометировать его. Император, а также великие княжны Татьяна и Анастасия (единственные из всех детей присутствовавшие за ужином) по большей части молчали, и лишь комендант дворца, полковник Коровиченко, поддерживал напряженный разговор с госпожой Нарышкиной. Молодой офицер из охраны чувствовал себя так неловко, что едва мог выдавить пару слов. Прежде чем сесть
446


АПРЕЛЬ 1917
за трапезу, император по старинному русскому обычаю трижды поцеловал господ из свиты и офицеров, а императрица поцеловала дам и подарила мужчинам-придворным, коменданту и офицерам пасхальные фарфоровые яйца. Комендант принял подарок, но и тут не упустил возможности подчеркнуть изменившиеся обстоятельства, намеренно проигнорировав направившуюся к нему императрицу, и поприветствовал вначале других дам — к ней же он обернулся в самый последний момент» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 455—457).
Протоиерей А.И.Беляев, который вел церковную службу, писал в дневнике: «...Приглашенные сели за стол разговляться. Какая честь! Я, по расписанию, занял первое место по правую сторону рядом с б. императрицей, а с левой стороны рядом со мною сидела великая княжна Татьяна Николаевна. Напротив нас — Его Величество и по сторонам его две статс- дамы: Нарышкина и Бенкендорф. Всех за этим круглым столом в библиотечной комнате восемнадцать человек: 1. Ее Величество, 2. Духовник, т.е. я, 3. Татьяна Николаевна, 4. Кн. Долгорукий, 5. Шнейдер, 6. Граф Бенкендорф, 7. Дежурный офицер, 8. Француз-учитель, 9. Статс-дама Бенкендорф, 10. Государь — напротив Государыни, 11. Нарышкина, 12. Комендант дворца, 13. Второй дежурный офицер, 14. Гендрикова, 15. Буксгевден, 16. Деревенко, 17. Боткин, 18. Анастасия Николаевна. Среди стола красовалось плато из живых роз. На столе было поставлено: блюдо с очень большим куличом, несколько тарелок с вареными куриными яйцами, окрашенными в красный цвет, большие окорока свинины и телятины, наверху которых симметрично разложены были тонко нарезанные порции, дичь, разная колбаса, несколько пасок и свежие огурцы, обыкновенная горчица и совершенно черная соль. Кушанье лакеи подавали в таком порядке: один брал блюдо и шел к Государю, потом ко мне и по порядку по правой стороне от Государыни, другой к Государыне, потом к Нарышкиной и по порядку по правой стороне от Государя. Все, конечно, было самое лучшее, прекрасно приготовленное и очень вкусное, особенно хорошо была сделана пасха. Я брал всего, и кулича, и яиц, кусок ветчины и телятины, огурец и выпил чашку кофе, со сливками. Государыня ничего не кушала. Я сказал ей: "Ваше Величество, Вы всегда так нехорошо себя ведете за столом? Вы и нам подаете дурной пример". Она ответила: "Я все время на диете, вот выпью чашку кофе, и довольно для меня". Наливали и вйна, но их почти никто не пил и тостов никаких не провозглашали, хотя были бокалы наполнены шампанским вином, вообще прошло все скромно. Разговаривали вполголоса. Государь с рядом сидящими его дамами, Государыня со мною и Бенкендорфом... Первая встала Государыня, встали за нею и все и перекрестились, что, впрочем, сделали и садясь за стол. Потом все прошли в другое зало и раскланялись. Милый человек оказался француз. Он также спросил о здоровье о. Александра и сказал, что в последнее время замечал в Александре очень болезненное состояние. Вообще к духовнику все служащие при дворе относятся хорошо и выказывают сочувствие и желают здоровья» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 28—29).
447


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 Очевидно, имеется в виду Деревенко Владимир Николаевич. Во время нахождения царской семьи под арестом в Александровском дворце ходатайствовал перед Временным правительством о разрешении ему совмещать работу врача при цесаревиче и в госпиталях Петрограда.
Апрель 2го. Воскрес<енье>
20 мин<ут> на солнышке.
Пасхальное воскресенье.
0<льга> — 36,6°; М<ария> — 36,7°.
12Уг [часов]. Христосование1.
Иза [Буксгевден], Трина [Шнейдер], Настенька [Гендрикова]2. Сидела на балконе3.
7 	ч<асов>. Вечерня в игральной комнате.
9ч<асов>. 0<льга> — 37,2°; М<ария> — 36,9У2°.
2 	апреля. Светлое Христово Воскресение
Заутреня и обедня окончились в час 40. Разговлялись со всеми в числе 16 челов<ек>. Лег спать не сразу, т.к. плотно поел. Встал около 10 час. День стоял лучезарный, настоящий праздничный. Утром погулял. Перед завтраком христосовался со всеми служащими4, а Алике давала им фарфор<овые> яйца, сохранившиеся из прежних запасов. Всего было 135 человек. Днем начали работать у моста, но вскоре собралась большая толпа зевак за решеткой — пришлось уйти и скучно провести остальное время в саду. Алексей и Анастасия вышли в первый раз на воздух5.
В 7 ч. в игральной комнате наверху была отслужена вечерня6. После обеда разошлись в 10 час., читал Татьяне вслух у себя. Лег рано.
1 	Протоиерей А.И.Беляев писал в дневнике: «Ровно в половине перво¬
го часа начался официальный прием. По церемониалу назначено: первым
идет духовник Их Величеств, за ним причт дворцовой церкви и придвор¬
ные певчие, а за ними и все служащие и живущие во дворце. Распоряжался
шествием Бенкендорф. Государь стоя принимал поздравления и со всеми христосовался, у меня поцеловал руку, я же поцеловал его руку. Госуда¬
рыня стояла отдельно и каждому подходящему к ней давала фарфоровое яйцо. Мне досталось очень дорогое, с изящным изображением распятого на кресте Господа. Дети Государя со всеми раскланивались. Проходить пришлось в другие двери, чтобы не мешать следующим подходящим. Этим
448


АПРЕЛЬ 1917
и кончилась вся церемония. В час дня был подан завтрак...» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 29).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «2/15 апреля. День Светлого Христова Воскресения. День великой радости, несмотря на людскую скорбь. Чудная погода; солнце, небо, словно в Италии; на солнце 23°. В 121А час. поздравления Их Величествам и раздача яиц. Государь мне дал яйцо со своим вензелем; я буду его хранить как дорогую память. Как мало у них осталось преданных людей... Спустилась на полчаса на террасу; видела Государя; он вышел на прогулку с Валей [Долгоруковым]. Нет уверенности в будущем: все зависит от того, удержится ли Временное правительство или победят анархисты, — опасность неминуемая. Как бы мне хотелось, чтобы они уехали как можно скорее, благо все они сейчас здоровы» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 9 об.).
Сохранилась пасхальная открытка императрицы Александры Федоровны и ее старших дочерей к В.И.Чеботаревой:
«Христос Воскресе! Трижды целуем милую Валентину Ивановну. Сестра Александра. Сестра Ольга. Сестра Татьяна» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 35).
2 В этот день императрица написала записку фрейлине А.В.Гендриковой: «Не пожелает ли м<адемуазе>ль Зизи или графиня [Мария Сергеевна Бенкендорф] присутствовать в 7 часов на молитве в угловой комнате наверху [?]. Валя [Долгоруков] и граф [П.К.Бенкендорф] тоже. Места хватит на всех. А<лександра>» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой... С. 33).
3 Императрица из-за болезни ног не могла, как вся семья, совершать прогулки в парке и выходила на балкон.
Графиня М.Клейнмихель в своих воспоминаниях передает рассказ графа П.К.Бенкендорфа о первых днях заключения царской семьи: «Во дворце был введен строгий режим, — продолжал Бенкендорф. — Наши прогулки по парку были нам разрешены на очень небольшом пространстве. Особенно тяжело было для заключенных то, что для их прогулок был назначен преимущественно двор, выходящий на улицу, так что все проходившие могли видеть семью из-за решетки забора и ворот. Число любопытствующих было огромно, особенно по воскресеньям и праздникам, когда поезда привозили из Петербурга и окрестностей массу людей... Царская семья была обречена на выслушивание часами фанатических, полных ненависти замечаний разжигаемого пропагандой плебса. Дома заключенных ожидали другие мучения. Когда великие княжны или Государыня приближались к окнам, стража позволяла себе на их глазах держать себя неприлично, вызывая этим смех своих товарищей» (Клейнмихель М. Из потонувшего мира. Берлин, б.г. С. 202).  44 В день празднования Пасхи царская семья придерживалась ранее установленного порядка.
449


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Однако, как позднее свидетельствовал комендант Царского Села полковник Е.С.Кобылинский, в этот день не обошлось без инцидента: «Один из офицеров напился как-то пьяный. Когда подошла Пасха, по установившемуся уже издавна обычаю, дежурному офицеру выдавалось на день по полбутылки столового вина. Так было и на этот раз. Узнав об этом, солдаты подняли целую историю. Пришлось тогда же вылить 50 бутылок водки.
Как-то они обвинили прапорщика Зеленай в том, что он поцеловал у Государыни руку.
Из-за этого вина и из-за последнего случая возникло тогда целое "дело" и производилось целое расследование» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5. С. 175).
5 П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Мы в первый раз выходили с Алексеем Николаевичем на террасу перед дворцом. Чудный весенний день.
В семь часов вечера наверху, в детских комнатах, происходит богослужение. Нас всего человек пятнадцать. Я замечаю, что Государь набожно крестится, когда священник поминает Временное правительство» (Ж и л ь я р П. Указ, соч. С. 172).
6 Протоиерей А.И.Беляев писал в дневнике: «В половине седьмого часа из церкви в полных облачениях с певчими пришли в комнату бывшего наследника Алексея Николаевича. Комната довольно большая, множество разнообразных игр и игрушек, и столов и столиков с разными детскими развлечениями, и балалайками, и бубны, барабаны, трубы, домики и пр., и пр. Но главное, как и во всех детских комнатах, особо возвышенное отделенное место для молитвы, где стоит иконостас с иконами, перед ним налой со священными и богослужебными книгами. Тут- то и расположились служить вечерню. Собралась вся семья бывшего царя и вся живущая с нею свита. Была отворена дверь в другую детскую комнату, где лежали больные дети. Вечерня продолжалась не более получаса. Я по окончании вечерни, по приглашению Ее Величества, пошел к больным, дал им приложиться к кресту и поздравил с праздником. Об их здравии была прочитана особая молитва» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 29—30).
Апрель 3го. Понед<ельник>. Пасхальный понедельник
0<льга> — 36,5°; М<ария> — 36°.
12 	[часов]. Завтрак.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 37,3°.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,2°.
450


АПРЕЛЬ 1917
3 апреля. Понедельник
Отличный весенний день. В 10 час. погулял с Валей Д<олго- руковымх В 11 час. пошел с Т<атьяной> и Ан<астасией> к обедне1. После завтрака вышел с ними и Алексеем в парк2 и все время ломал лед у нашей летней пристани; толпа зевак опять стояла у решетки3 и от начала до конца упорно наблюдала за нами. Солнце хорошо согревало. После чая разбирал массу полученных прежде открыток. Вечером наверху поиграл с Алике в «мельницу», а затем у себя почитал Татьяне вслух.
1 Протоиерей А.И.Беляев писал в дневнике: «В 11 часов началась литургия, за которою собрались все те же лица, которые были и вчера. После за-амвонной молитвы сказал несколько слов по поводу праздника» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 30).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «3/16 апреля. Пасхальная обедня. Такая прежде радостная!.. А сегодня у меня большая тоска. Вчера видела бедных великих княжон: вечерню служили в их гостиной. Мария Николаевна была очень больна; она похудела, очень похорошела, выражение лица грустное и кроткое; она, видимо, много перестрадала, и пережитое оставило на ней глубокий след. Вечером комендант ко мне зашел и предложил достать из Большого дворца нужные мне вещи. Он мне показался мрачным: на войне плохо, анархия все растет и распространяется в войсках. Делают все возможное, дабы не дать потоку выйти из берегов» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 9 об.).
2 П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Мы по случаю чудной погоды выходим в парк, где нам теперь разрешили гулять; нас сопровождают караульные офицеры и часовые.
Желая немного размять себе мускулы, мы забавляемся разбиванием льда у плотины пруда. Толпа солдат и штатских не замедлила собраться вдоль ограды парка и смотрела на нашу работу. Через некоторое время караульный офицер подошел к Государю и сказал, что он опасается враждебной манифестации или даже покушения на членов царской семьи и просит нас не оставаться на том месте, где мы находимся. Государь ответил ему, что совершенно не боится и что эти добрые люди ему нисколько не мешают» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 172—173).
3 Судя по дневниковым записям императора Николая II, такое повышенное и назойливое внимание обывателей было ему неприятно. Об этом, в частности, имеются сведения в дневниковой записи старшей медсестры Царскосельского лазарета В.И.Чеботаревой, которая отмечала: «3 апреля. Вчера Марья Алексеевна была поражена массой столпившегося народа у решетки Александровского парка, против полуциркуля. Повинуясь стадному чувству, пошла и она. Николай Александрович (император
451


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Николай II. — В.Х.) с каким-то офицером рыл снег лопатой, спускал воду в канавку. Толпа стояла, безмолвная, и смотрела [на него], как на редкого зверя в клетке. Зачем это? Возможно, что он не видел толпы, даже наверное, так как вскоре, подняв голову и заметив "зрителей", быстро пошел в сторону. Но как не подумать, что эта дорожка видна с проезжего шоссе и что зрелище работающего лопатой в снегу развенчанного монарха грустное и не ко времени.
У Курис много разбирали вопрос отношения к народу всей императорской семьи. Как они далеки были от жизни, были только ласковы, трогательны и никогда не помогали фактически. И ведь это правда, горькая, жестокая правда. Это был своего рода принцип — никогда не помочь денежно или устроить на место определенного отдельного человека. Вспомнили эпизод, когда на операции в их присутствии объявили солдату, что нужно отнять правую руку. Отчаянным голосом он закричал: "Без руки жить? Да зачем, да куда же я тогда гожусь, убейте лучше сейчас, Христа ради, убейте!" Татьяна, вся в слезах, кинулась: "Мама, мама, скорей поди сюда!" Она подошла, положила руку на голову: "Терпи, голубчик, мы все здесь, чтобы терпеть, там, наверху, лучше будет". Это и убеждение ее, и жизненное кредо. А насколько популярнее бы она стала, пообещав ему тут же взять на себя все заботы о семье, и бедняга бы успокоился.
Перебираю в памяти. Дети оказали практическую помощь многим. Ольга мне устроила глухонемого ребенка, сына запасного, в школу в Мурзинке. Татьяна определила в школу двух из детворы, что толпами собиралась у нас под окнами, пока чистили инструменты, с которыми мы шутили, кланялись и пересмеивались.
Елена Кирилловна Курис говорила, со слов отца Афанасия, что Государь часто плачет во время богослужений, она же холодна и непроницаема — "гордыня прежняя"» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 220—221).
Апрель 4го. Вторн<ик>
0<льга> — 36,3°; М<ария> — Зб,6!/2°.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 37°.
Лежала в течение часа на балконе.
6 ч<асов>. Ольга — 37,2°; у Ольги воспален<ие> серд<ечной> сумки еще не прошло.
8 ч<асов>. 11° тепла.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,1°; М<ария> — 37,2°.  44 апреля. Вторник
Дивный весенний день — 12° в тени. Утром погуляли почти час1. Днем продолжали ломать лед, и толпа по-прежнему смотрела
452


АПРЕЛЬ 1917
из-за решетки с улицы2. Начал читать «Историю Византийской империи» Успенского, очень интересная книга. Вечер провел, как последние.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «4 апреля. Встал в 6 часов, в 9 часов принесли чай, читал "Правду православия" до 11 часов, а потом пошел в Круглое зало, из окон которого можно было видеть гуляющего в саду Государя с сыном под усиленным конвоем двух солдат с ружьями и офицера, идущих сзади. Погода была праздничная —теплая и солнечная. Государь, возвращаясь с прогулки, подошел ко мне и поздоровался, сказав: "Какая сегодня прекрасная погода!" В 1 часу ушел в свою комнату, в час подали завтрак...» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 30).
2 Ситуация нахождения царской семьи за решеткой на обозрение праздной толпы, судя по дневниковым записям, выводила из себя Николая II. Временное правительство было в курсе происходивших выходок со стороны публики, т.к. это часто попадало на страницы периодической печати, но соответствующих мер не принимало.
Следует отметить, что А.Ф.Керенский в одной из своих книг, написанных в эмиграции, откровенно подчеркивал: «Установленный порядок не раз переворачивался под усилившимися ударами океанских революционных волн. Парк со всех сторон окружали любопытные зеваки, глазевшие сквозь решетку, особенно по воскресеньям и праздникам. Завидев гуляющего царя, улюлюкали и свистели. Появление царских дочек и живших во дворце женщин сопровождалось разнообразными игривыми комментариями.
В самом парке охрана демонстративно следовала предписаниям, шагая за арестованными по пятам, грубо с ними обращаясь, всевозможными способами выражая презрение к низложенному Государю. Даже если это не было неизменным правилом, даже если не все так с ним обходились, императору, который царствовал двадцать три года, всю жизнь веря в народную любовь к "православному самодержцу", тяжело было чувствовать примитивную ненависть солдат, служивших в самых любимых и знакомых ему полках.
Но будем справедливы: черная тень Распутина давно затмила в их глазах императорскую семью, которая превратилась в какое-то "гнездо измены"» (Керенский А.Ф. Трагедия династия Романовых. С. 120).
Далее А.Ф.Керенский развивал свои взгляды относительно сложившейся ситуации: «Меня однажды поучал французский сенатор, старик консерватор, воспитанный в якобинской традиции Французской революции: "Вы совершили ужасную психологическую ошибку, не разделавшись с Николаем II, как мы с Людовиком XVI. В первую очередь следовало сразу же дать свободный выход веками копившейся ненависти. Главное, надо было направить жажду мести и крови на бывших государей. Вы этого не сделали,
453


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
и гром грянул на ваши же головы". Однако я всегда, даже сегодня, считаю политику Временного правительства по отношению к императорской семье единственно верной, гуманной и в то же время предусмотрительной, не окружавшей ореолом мученичества и святости низложенного монарха с женой, которые невольно совершили множество прегрешений против России. Ореол возник после бойни в Екатеринбурге, их биографии превратились в жития святых, их история — в мистическую легенду.
Легенду породил ряд событий, которых никто не предвидел в марте 1917 года. Во-первых, ни князь Львов, ни я не видели ничего невозможного в отправке императорской семьи в Англию, как только этого непреложно потребует ситуация внутри России.
Желая увидеть в истинном свете страшную трагедию императорской фамилии, необходимо помнить одно: когда Временное правительство огласило решение о лишении царя свободы и он выбрал местом пребывания Царское Село, считалось, что подобное положение вводится на короткое время. Вскоре состоится отъезд за рубеж. Отправка в Англию представлялась столь близкой, что 7 (20) марта я действительно сказал в Московском Совете, что лично доставлю бывшего царя в Мурманск (где ему предстояло сесть на английский крейсер). Императрица, осведомленная военным министром А.И.Гучковым и генералом Корниловым о планах Временного правительства, с первых дней марта укладывала чемоданы, просила царского врача Боткина сопровождать семью за границу.
В день ареста царя в Могилеве 8 (23) марта британский посол сэр Джордж Бьюкенен передал министру иностранных дел во Временном правительстве П.Н.Милюкову устную ноту британского правительства, сообщая, что Его Величество король и правительство Его Величества с радостью предоставят убежище в Англии бывшему российскому императору. Никаких внешних препятствий отъезду царя не было. Возникли внутренние трудности. В общем хаосе, воцарившемся с первых недель революции, правительство еще не совсем овладело административной машиной. Железными дорогами главным образом вольно распоряжались всевозможные союзы и советы. Не представлялось возможности доставить царя в Мурманск, не подвергая его неизбежным и очень серьезным опасностям. По пути можно было попасть в руки "революционных масс", очутившись не в Англии, а в Петропавловской крепости или, хуже того, в Кронштадте. При отъезде в Мурманск попросту могла начаться забастовка, и поезд не ушел бы со станции. Поэтому в первые дни революции пришлось откладывать отъезд до более благоприятного с психологической точки зрения времени, когда это можно будет устроить.
Но в определенных английских кругах, особенно среди либералов и лейбористов, намерение британского правительства оказать гостеприимство бывшему русскому Государю встретили очень холодно, что выражалось особенно ярко в публикациях "Дейли телеграф". Так или иначе, 10 апреля (по новому стилю) в газетах появилось полуофици¬
454


АПРЕЛЬ 1917
альное заявление Министерства иностранных дел Великобритании, которое можно понять только как отступление. В объяснение устной ноты 23 марта было сказано, что "британское правительство не настаивает на ранее сделанном предложении предоставить убежище императорской фамилии".
Что значит "не настаивает на ранее сделанном предложении"? Можно подумать, британские власти настойчиво договаривались с российским Временным правительством об отправке императорской семьи в Англию и, не добившись согласия, были вынуждены отступиться от благородного намерения спасти от страшных революционеров двоюродного брата своего собственного короля и любимую внучку королевы Виктории. На самом деле совершенно напротив.
6(19) марта министр иностранных дел П.Н.Милюков уведомил сэра Джорджа Бьюкенена о намерении Временного правительства отправить бывшего царя с семьей в Англию. Через три дня британское правительство в ответ на три телеграммы согласилось принять императорскую фамилию.
Что было дальше? Вскоре распространилась легенда, согласно которой английское правительство "никогда не отказывалось от приглашения".
Об этом подчеркнуто заявляет Ллойд Джордж в своих мемуарах. Царь с семьей пострадал только от слабости "зависимости от Совета" Временного правительства, не посмевшего принять любезное предложение британского кабинета. Легенду Ллойд Джорджа приняли на "ура" в русских эмигрантских реакционных кругах. Ослепленная ненавистью революционная демократия не поняла, что честь России требует пролить свет на трагическую судьбу императорской семьи.
Я стараюсь восстановить истину с 1921 года. Но информация из официальных английских источников по-прежнему возлагает ответственность за гибель царя на Временное правительство. Когда сэр Джордж Бьюкенен собрался изложить в собственных воспоминаниях реальные факты, ему пригрозили лишением пенсии за разглашение государственной тайны. Дочь сэра Джорджа, хорошо посвященная в дела отца, подтверждает каждое давно мной написанное и повторенное здесь слово на эту тему.
Хотя Ллойд Джордж теперь откровенней высказывается в мемуарах, всей правды он еще не сказал. По поводу мартовских переговоров излагается лишь полуправда, о летних событиях вовсе умалчивается. Он признает, что к концу марта "нам все трудней подтверждать обещание". В России против могли выступить крайние революционные круги, английские рабочие партии активно возражали против прибытия бывшего царя в Англию. Наконец, Франция вовсе не собиралась его принимать; Париж советовал Лондону соблюдать осторожность. Посол Великобритании в Париже лорд Берти писал 2 апреля (19 марта): "Не думаю, что бывшего царя с семьей ждут во Франции. Царица не только по происхождению, но и по образу мыслей типичная немка. Она сделает все, чтобы прийти к согласию с Германией". Сама царица, как известно, искренне считала себя англичанкой, однако лорд Берти, несомненно, выражал мнение французских парламен¬
455


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
тариев и государственных деятелей своего времени. В окружении самого Ллойд Джорджа вовсе не одобряли предполагаемой высылки императорской фамилии в Англию ("Дейли телеграф"). Франция, рабочие, российские революционеры помогли британскому премьеру скрыть свое настоящее отношение к этой проблеме. Ему уже не хотелось видеть в Англии царскую семью. Только как ей отказать?
Дадим слово дочери сэра Джорджа Бьюкенена. 28 марта (11 апреля), когда английская пресса официально заявила, что британское правительство больше не настаивает на приглашении царской семьи в Англию, на петроградскую квартиру сэра Джорджа в английском посольстве доставили расшифрованную телеграмму. Прочтя ее, посол изменился в лице.
— Что с тобой? — спросила дочь.
— Кабинет больше не желает приезда царя в Великобританию.
— Почему?
— Боится.
— Чего?
— Беспорядков в стране. Возможны забастовки в доках, на военных заводах и в шахтах, возможно даже "возмущение", если царь приедет в Англию. Мне поручено сообщить Временному правительству, что наше соглашение больше не подтверждается.
Через какое-то время сэр Джордж Бьюкенен получил дополнительную информацию. После доклада Ллойд Джорджа королю проект переезда царской семьи в Англию был решительно отвергнут. Премьер объявил, что страна настроена резко против приезда царя; категорические возражения представителей партии лейбористов могут создать проблемы; в критический военный момент он обязан учитывать общественное мнение, особенно рабочих; угроза императорской семье сильно преувеличена; посол попал под влияние монархических кругов, жаждущих реставрации. Поэтому лондонский кабинет направил своему представителю, аккредитованному при Временном правительстве, распоряжение, смысл которого сводится к следующему: необходимо отозвать приглашение, но соблюсти внешние приличия, представив дело так, будто инициатива отказа исходит от российских властей.
Под давлением Лондона сэр Джордж Бьюкенен начал доказывать, что крайне левые партии и германские агенты воспользовались бы отъездом царя для возбуждения российского общественного мнения против Англии и поэтому лучше выслать Николая II с семьей в Крым. По хитроумному плану Ллойд Джорджа "инициативу отказа" должно было проявить Временное правительство, чтобы английские рабочие и либералы не создали британскому кабинету проблем "в критический военный момент".
К сожалению, решение российского Временного правительства отправить царя за границу не имело ничего общего с мнением английских либералов и лейбористов. Его диктовало внутриполитическое положение, которого мы никак не могли изменить. Нельзя было дольше держать арестованных в непосредственной близости от Санкт-Петербурга. Сами обита¬
456


АПРЕЛЬ 1917
тели Александровского дворца только и ждали минуты отъезда. В беседах со мной император постоянно возвращался к этому вопросу, особенно когда я приносил известия от его английской родни.
Между тем ситуация внутри России улучшалась. Правительство взяло в свои руки административную машину в приличном рабочем состоянии: озабоченные другими насущными проблемами уличные толпы теперь гораздо меньше интересовались судьбой царя. Настал благоприятный и безопасный момент для отправки императорской фамилии из Санкт-Петербурга в Мурманск. С согласия князя Львова новый министр иностранных дел Терещенко осведомился у сэра Джорджа Бьюкенена, когда за свергнутым монархом с семьей придет британский крейсер. Одновременно датский министр Скавениус заручился обещанием германских властей, что ни одна подводная лодка не атакует военный корабль с изгнанниками. Мы вместе с сэром Джорджем Бьюкененом с нетерпением ждали ответа из Лондона.
Точно не помню, то ли в конце июня, то ли в первых числах июля с Терещенко встретился глубоко удрученный английский посол. Он принес письмо от высокопоставленного чиновника британского министерства иностранных дел, непосредственно связанного с королевским двором. Сэр Джордж со слезами на глазах, едва владея собой, сообщил российскому министру иностранных дел о решительном отказе английских властей предоставить убежище бывшему императору. Не могу процитировать точный текст письма, прочитанного Терещенко сэром Джорджем. Сам я его не видел. Но могу утверждать, что отказ объяснялся исключительно британскими внутриполитическими соображениями. В письме даже содержалось едкое замечание в адрес российского Временного правительства: британский премьер-министр не считает возможным советовать Его Величеству пользоваться гостеприимством людей, чьи прогерманские симпатии хорошо известны.
Поэтому, вопреки изначальным намерениям Временного правительства и горячему желанию самой царской семьи ехать в Англию, она отправилась на восток, в Тобольск. Мы со своей стороны думали о возможности все-таки выслать ее весной 1918 года за границу через Японию. Судьба распорядилась иначе» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых.
С. 	121—128).
Апрель 5го. Среда
0<льга> — 36,4°; М<ария> — 36,8°.
Лежала на балконе.
0<льга> — 36,9°; М<ария> — 36,9!/2°.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 36,8°; М<ария> — 36,9!/г°. 9 ч<асов>. Ольга — 36,6!/2°; Мария — 36,7!4°.
457


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
5 апреля. Среда
Ночью шел дождь, отчего весь снег почти исчез. День простоял серый и прохладный. Спал плохо и встал поздно. Утром погулял. Днем поработал с Алексеем и его штатом на обоих местах. Смотрело на нас немного народу1. Воды было очень много, она переливалась через каменные плиты. До обеда читал свою книгу, а вечером Татьяне вслух.
1 	П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Каждый раз, что мы выходим, нас окружают несколько солдат с винтовками с примкнуты- ми штыками под командой офицера и следуют за нами по пятам. Мы точно каторжане среди караульных. Распоряжения меняются ежедневно или, может быть, офицеры понимают их каждый на свой лад!
Когда мы возвращались сегодня днем во дворец после нашей прогулки, часовой пред дверью остановил Государя словами:
— Господин полковник, здесь проходить нельзя.
Потребовалось вмешательство сопровождавшего нас офицера. Алексей Николаевич густо покраснел, увидев, как солдат остановил его отца» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 173).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «5/18 апреля. Сегодня прохладнее, не пыталась и выходить. Старалась всецело предаться воле Бога, его защите, его руководству. Очень беспокоюсь за царскую чету. Ненависть продолжает расти; ее разжигают злобные газетные статьи. Идет сильная реакция против происков социалистов; немцы их очень подталкивают. Странно было бы, если бы Вильгельм оказался обязан своим спасением нашим социалистам! Оставалось бы только сказать: "Все потеряно вместе с честью!" Дай Бог, чтобы этого не случилось» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 10).
В этот день, например, газета «Петроградский листок» поместила очередную информацию о царской семье:
«Царскосельские узники
Царскосельские узники живут под строгим контролем.
При бывшем царе осталось незначительное число приближенных. Среди них: кн. Долгоруков с супругой, генерал-адъютант Бенкендорф с супругой и фрейлина Нарышкина.
Из когда-то многочисленной прислуги (около 300 человек) осталось 130. Остальные частью арестованы, частью освобождены от обязанностей. Все кондитеры отпущены.
Дочь Ольга снова заболела. У нее повышенная температура. Мария еще не совсем оправилась от кори.
В Вербную субботу во дворец были приглашены настоятель Федоровского собора митрофорный протоиерей Беляев, диакон и 4 певчих. Они пробыли во дворце до 2 ч. дня Святой Пасхи, и до этого дня выход из дворца им был воспрещен. Они служили всю Страстную неделю и Христову заутреню. Служба происходила в походной церкви.
458


АПРЕЛЬ 1917
В Страстную субботу вся семья бывшего царя, за исключением Ольги и Марии, причастились Св. Тайн. Потом бывший царь вместе с Татьяной и кн. Долгоруковым совершил свою ежедневную прогулку. Дойдя до Китайской беседки, они попросили ломы, и когда последние получили, то стали скалывать лед, делая сток для ручейка.
Татьяна была в высоких сапогах и принимала деятельное участие в работе.
Появление бывшего царя собрало у ограды сада большую толпу любопытных.
Николай Романов все время шутил с офицерами. Татьяна также принимала участие в разговорах, предлагая в шутку офицерам принять участие в их работе.
В тот же день около 7 ч. вечера к подъезду кухни подъехали на автомобиле две дамы и попросили дежурного офицера.
Прапорщик Жонголович вышел к ним. Одна из дам пригласила его войти в автомобиль, и, когда он это сделал, дама, закрыв дверцы, спросила:
— От кого зависит передать посылку во дворец — от караульного начальника или от дежурного офицера?
Жонголович сказал, что это зависит от него, и тогда ему была передана посылка, в которой находилось семь красных мраморных яиц с золотыми ободками, и в той же посылке лежала визитная карточка с надписью "Христос воскресе! Тетя Ольга и Елена".
Одна из дам, по-видимому, королева эллинов.
Посылка была передана по принадлежности.
Близкие люди были приглашены после заутрени к столу, который был очень скромен. Беседы велись вполголоса, без оживления, и через полчаса все разошлись.
В первый день Св. Пасхи бывший царь утром прочел газеты, а в 12!4 ч. дня состоялось обычное поздравление прислугой. Всем были розданы фарфоровые яйца с инициалами Н.А.
До бывшего царя дошел слух, что на могиле жертв революции, похороненных в Александровском саду, якобы будет пущен фейерверк, и, начиная с четверга Страстной недели, он ежедневно спрашивал у окружающих его, когда же наконец фейерверк состоится» (Петроградский листок. 1917. 5 апреля).
Апрель 6го. Четверг
+2°.
0<льга> — 36,4°; М<ария> — 36,7/4°.
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,6°.
6 ч<асов>. 0<льга> — 37,1 Уг.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37°; М<ария> — 37,2°.
459


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
6 апреля. Четверг
Стало совсем холодно, погода простояла серая. Гулял одновременно с Алексеем1, а днем колол лед в шлюзе под мостом и затем у ручейка, при этом неизвестно почему нас всюду сопровождало 6 стрелков, кроме офицера!
Вечер провел по обыкновению2.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «Около 12 часов видел из окна своей комнаты, как по дорожке в садике прошел Государь с сыном на прогулку под усиленным конвоем. В 4 часа гулял на балконе, а Государь с сыном ходил недалеко от балкона по парку и, возвращаясь в комнату, поздоровался со мною и сказал: "А вы еще здесь и вас не пускают?" В 9 часов вечера заходил ко мне дворцовый комендант и мало утешительного сообщил о нашем скором освобождении» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 31).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «6/19 апреля. Нечего записывать: дни проходят однообразно, в томлении души. Читала речи, произнесенные на сионистском конгрессе: "Мы (евреи) не для того только произвели революцию, чтобы добиться равноправия; этого недостаточно; мы должны добиться обладания обетованной землей, Палестиной, и организоваться там в независимую нацию". Не поразительно ли это как осуществление давнего пророчества; оно казалось до такой степени неосуществимым, что комментаторы не придавали ему никакого значения, кроме символического! Чудны дела Твои, Боже!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 10).
Апрель 7го. Пятница +8°.
0<льга> — 36,5°; М<ария> — 36,7°.
Иза [Буксгевден] — Настенька [Гендрикова]. 3 ч<аса>. 0<льга> — 37,1°.
6 ч<асов>. 0<льга> — 36,9°.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37°; М<ария> — Зб,9!/2°.
7 апреля. Пятница
Погода поправилась и потеплела. Долго гулял утром, т.к. было хорошо. Днем с Татьяной и Алексеем на работе1. Лица солдат и их развязная выправка произвели на всех отвратительное впечатление. Много читал2. С 101А веч<ера> у себя внизу.
460


АПРЕЛЬ 1917
1 Протоиерей А.И.Беляев, настоятель Федоровского собора, записал в своем дневнике: «7 апреля. Встал в 6 часов, пропел канон Пасхи, выпил чашку чая и, смотря в единственное окно своей комнаты, любовался, как садовники, работая в царском садике, освобождают кусты от связывавших их веревок и как они радостно, получивши свободу, расправили свои ветки и получили свой прежний вид. О, поскорее освободили бы и нас! В 4 часа гулял на балконе, видел, как Государь с сыном и др. кололи лед на канаве и веревками вытаскивали его на поляну. Вечером читал и лег спать в час ночи» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 31).
П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Мы теперь гуляем регулярно, два раза в день: утром от одиннадцати до двенадцати и днем от двух с половиною до пяти часов. Мы все соединяемся в полукруглой зале и ждем, пока караульный начальник отопрет нам двери, ведущие в парк. Мы выходим — дежурный офицер и солдаты следуют за нами по пятам и окружают место, где мы останавливаемся для работы. Императрица и великие княжны Ольга и Мария еще не выходят из комнат» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 173).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «7/20 апреля. Тихо и грустно. По вечерам читают Чехова. Настенька [Гендрикова], Валя [Долгоруков] и Иза [Буксгевден] помирают со смеху, Мери Бенкендорф спит; я нахожу большой талант у автора, но чрезвычайную вульгарность и страшное отсутствие всякого идеала и всяких принципов в среде, которую он описывает. В других странах эта среда соответствует мелкой буржуазии, которая живет унаследованными понятиями о порядочности. У нас — это белая доска. Религия, за исключением отдельных, удалившихся от мира подвижников, является суеверием и формалистикой, утешением в горе, но она никогда не бывает основой и освящением жизни. Понятия о чести у нас не существует» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 10).
Апрель 8го. Суббота
День нашего обручения (23 года)1.
0<льга> — 36,5!/2°; М<ария> — 36,5!/2°.
Сидела с Триной [Шнейдер] на балконе.
6 ч<асов>. 0<лъга> — 37°; М<ария> — 36,9°.
6Уг [часов]. Всенощная2.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,1°; М<ария> — 37, Т/г0.
8 апреля. Суббота
Тихо справляли 23-ю годовщину нашей помолвки!
Погода простояла весенняя и теплая. Утром долго гулял с Алексеем. Узнали, почему вчерашний караул был такой пакостный3:
461


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
он был весь из состава солдатских депутатов4. Зато его сменил хороший караул от запас<ного> бат<альона> 4-го стрелкового полка. Работали у пристани из-за толпы и наслаждались теплым солнцем. В 6V2 пошли ко всенощной с Т<атьяной>, Ан<астасией> и Ал<ексеем>. Вечер провели по-прежнему.
1 В течение 23 лет царская семья каждый год отмечала этот памятный день.
2 Протоиерей А.И.Беляев сделал запись о проведении церковной службы в этот день в своем дневнике: «Сегодня в половине седьмого часа служил всенощное, присутствовали все, кроме княжон еще больных Ольги и Марии. После службы обедал, а вечером читал правила, приготовляясь завтра служить Бож<ественную> литургию» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 14).
3 Император Николай II, как кадровый военный, ревностно наблюдал за дисциплиной в армии и подмечал все отклонения в ней после революции. Об этом можно судить и по следующей дневниковой записи, сделанной В.И.Чеботаревой от 12 апреля 1917 г.: «Неприятное впечатление произвел эпизод с Гиршем. Был дежурным по караулу, звонок по телефону, требуют в сад, вытягивается и всю беседу с бывшим Государем ведет, держа руку под козырек и называя "Ваше Величество". [Государь] расспрашивал о других офицерах: потолстел ли К., просил кланяться от бывшего шефа. И не приказал опустить руку, не остановил за титулование! Как это можно, как все это эгоистично и недостойно — мелочь, но характерная. В результате Гирша атаковали. Два прапорщика 2-го батальона были поблизости, потребовали объяснений. Не согласны и с его, Гирша, действиями: если ты верный сын своей родины, так держись строго данного обещания поддерживать порядок, не сей розни. Среди солдат все-таки замечается, говорят, тоже рознь между старыми кадровыми Георгиевскими кавалерами и остальными» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 221).
4 Граф П.К.Бенкендорф делился воспоминаниями, которые позднее попали на страницы периодической печати: «21 апреля (по новому стилю или 8 апреля по старому стилю. — В.Х.), — вспоминает Бенкендорф, — второй стрелковый полк, несший караул, стал обнаруживать очень скверное настроение. Нахальство их не имело предела. С первых дней начальники караула требовали, чтобы при смене им показывали императора и императрицу в доказательство их пребывания во дворце.
Было установлено, что начальники сменяющегося и вступающего караула являлись ежедневно в половине второго, сейчас же после завтрака, к императору. Их Величества принимали их вместе и разговаривали с ними
462


АПРЕЛЬ 1917
несколько минут, — обычно все происходило довольно спокойно. Но сегодня начальник вступившего караула, бывший фельдфебель, сразу выделившийся своими революционными речами, заявил, что он хочет обыскать весь дворец, и если окажется что-нибудь подозрительное, то горе виновным.
Когда император протянул ему руку, он отступил назад и крикнул: "Ни за что на свете!" Император, подойдя к нему, спросил: "Что Вы имеете против меня?" Субъект растерялся, повернулся и вышел. Потом он стал делать разные замечания доктору Деревенко и учителю наследника Жильяру. Оказалось, что он и его люди переодеты в солдатскую форму членами местного совдепа, желавшими обревизовать, как живут Романовы. Комендант на следующий день позволил им осмотреть дворец, но, против ожидания, они держали себя прилично и не вошли в комнаты царской семьи» (Сегодня (Рига). 1928.18 февраля. № 47).
Комендант Царского Села полковник Е.С.Кобылинский также позднее свидетельствовал следователю Н.А.Соколову следующее: «Распускаясь все более и более, совсем уже одурманенные лживым пониманием "свободы", солдаты стали выдумывать всякие небылицы. Недостойно вел себя, преимущественно, второй полк, причем отличались не одни солдаты, но и офицеры. Однажды кем-то из офицеров второго полка мне было заявлено: "Мы их должны сами видеть. А то они арестованы, а мы их не видим". Очевидно, желание причинить напрасные моральные муки, может быть, даже просто "мещанское" любопытство видеть августейшую семью прикрывалось якобы опасностью, что семья бежит. Напрасно я уговаривал не делать этого, так как от больных детей никуда не убегут родители. Опасаясь, что, в конце концов, все это может случиться и помимо меня, я обратился за разъяснением к генералу Половцеву, сменившему тогда Корнилова. Было решено сделать таким образом: когда придет новый караульный офицер для смены кончившего караул, они оба будут у Государя в присутствии Государыни, причем сменявшийся с караула будет прощаться, а новый здороваться. Чтобы выходило это менее всего тягостно, решено было всю эту процедуру проделывать перед завтраком, когда обыкновенно семья сходилась вместе. Так и делалось. Но вот однажды, когда второй полк сменял первый и оба офицера отправились к Государю, Государь простился с уходившим с караула офицером первого полка, подав ему руку. Когда же он протянул руку караульному офицеру второго полка, тот отступил шаг назад и не принял руки Государя. Его рука повисла в воздухе. Чрезвычайно страдая, вероятно, от скорби, Государь подошел к этому офицеру, взял его за плечи обеими руками и со слезами на глазах сказал ему: "Голубчик, за что же?" Снова отступив шаг назад, этот господин сказал Государю: "Я из народа. Когда народ Вам протягивал руку, Вы не приняли ее. Теперь я не подам Вам руки". Об этом я передаю Вам со слов офицера первого полка, бывшего очевидцем всей этой возмутительной истории» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5. С. 175—176).
463


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Стоит отметить, что в периодической печати продолжала нагнетаться антиромановская кампания. Довольно часто в газетах появлялись подобные сообщения:
«Поэты-пророки
Когда летом 1894 года распространилась весть о помолвке Николая II, тогда еще наследника престола, с принцессой Алисой Гессенской, состоявший вто время на службе в Варшаве Всеволод Крестовский, известный автор "Петербургских трущоб", отозвался на это "событие" следующим пророческим экспромтом:
Неумолимая судьба, —
Какая весть коснулась слуха,
Опять на русские хлеба Садится гессенская муха.
Пророком оказался и популярный петербургский поэт-экспромтист Д.Минаев.
В дни похорон убитого на Екатерининском канале Александра II Минаев порадовал своих ближайших друзей таким пророческим "пожеланием": В Петрограде есть нелепость,
Не пойму ее, ей-ей!
В Петропавловскую крепость Возят мертвых лишь царей!
Но когда ж те дни настанут,
С нетерпеньем ждем мы их,
Когда в крепость возить станут Императоров живых!
Становится похоже на то, что пожеланию Минаева суждено осуществиться» (Утро России. 1917. 8 апреля. № 89).
Апрель 9го. Воскрес<енье>
0<льга> — 36,5°; М<ария> — 36,6!/г°.
Церковь1.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 37, Г/г0; М<ария>.
М-me Зизи [Нарышкина]2.
Лежала на балконе.
6 ч<асов>. 0<льга> — 37,3°; М<ария> — ; Ал<ексей> — 37,4°.
9 ч<асов>. Ольга — 37,4° (37); Мария — 37°; Алексей — 37,5° (ангина).
9 апреля. Воскресенье
Чудный весенний день. Погулял утром полчаса. Ходили к обедне. От 2 час. до 4Vi ч. работали и ломали лед между двумя мос-
464


АПРЕЛЬ 1917
тами против середины дома3. Читал много после чая. К вечеру собрались тучи, было очень тепло; у Алике вынули зимние рамы.
1 Протоиерей А.И.Беляев, настоятель Федоровского собора, записал в своем дневнике: «9 апреля. Воскресенье. Литургию начал служить в 11 часов. Молился как-то особенно усердно. Сказал проповедь на слова Евангелия "показа им руце и нозе и ребра Свои...". Мысли взял из прекрасного "Слова" Димитрия Ростовского. Все слушали с большим вниманием» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 31).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «9/22 апреля. Какое счастье, когда с таким благоговением служат обедню и так хорошо поют!.. Чувствую себя лучше, чем эти дни; собиралась выйти, но за мной прислала императрица. Она была у дочерей. Ольга еще очень слабенькая, — сердце ослабело от непрерывных болезней, длившихся в течение двух месяцев. Она очень мила, а Мария очаровательна в своей постели с остатками плеврита. Императрица работала; была в очень кротком и добром настроении. Мы не касались жгучих вопросов, а больше говорили о моих личных делах. В такой мирной обстановке трудно чувствовать себя среди столь ужасного крушения и таких великих опасностей» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 10).
3 В этих прогулках и физических упражнениях принимали участие и некоторые царские дочери. Так, например, великая княжна Татьяна Николаевна в своем письме к сестре милосердия В.И.Чеботаревой от 9 апреля сообщала: «Грустно, что теперь, поправившись, не можем снова работать в лазарете. Так странно бывать утром дома, а не на перевязках. Кто теперь перевязывает?.. Ольга и Мария все еще лежат. А мы гуляем с Папой и работаем на льду перед домом, раньше были недалеко от Знамения (придворная Знаменская церковь. — В.Х.), а теперь дальше, т.ч. церковь не видно. Ну, всего хорошего. Всем сердечный привет. Целую Вас крепко» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 38).
В этот же день П.Жильяр записал в своем дневнике: «Запрещено доходить до пруда: мы должны оставаться около дворца и не выходить из отведенного для нас пространства. Мы замечаем издали толпу любопытных, желающих нас разглядеть» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 174).
Апрель 10го. Понедел<ьник>
+8°.
0<льга> — 36,5°; М<ария> — 36,7°; Ал<ексей> — 37,1°. 3 ч<аса>. Ольга — 37°.
465


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Лежала на балконе.
Трина [Шнейдер]1.
6 ч<асов>. 0<льга> — 36,9°; М<ария> — 37,1°; Ал<ексей> — 37,8°. 9 ч<асов>. 0<льга> — 36,8°; М<ария> — 37,1 >4°; Ал<ексей> — 37,8°.
10 апреля. Понедельник
День простоял прохладный2.
У Алексея немного заболело горло, его уложили в постель. Ольга еще лежит, а Мария встает на несколько часов. Днем поработал с Татьяной между мостами. Вечер провел по-прежнему.
1 При императрице Александре Федоровне по очереди несли дежурство ее фрейлины. В этот день свою службу несла Екатерина Адольфовна Шнейдер, которая с момента приезда Александры Федоровны в Россию обучала ее русскому языку.
Императрица Александра Федоровна если не занималась рукоделием, то часто читала или делала выписки из книг в специальные тетради и записные книжки. Временами она перечитывала эти выписки. Так, например, сохранилась одна из тетрадей (с выписками из книг о браке и семейной жизни) за 1899 г., в которой читаем то, что тогда привлекло внимание молодой супруги и чем она старалась руководствоваться в своей жизни:
«Смысл брака в том, чтобы приносить радость. Подразумевается, что супружеская жизнь — жизнь самая счастливая, полная, чистая, богатая. Это установление Господа о совершенстве.
Божественный замысел поэтому в том, чтобы брак приносил счастье, чтобы он делал жизнь и мужа, и жены более полной, чтобы ни один из них не проиграл, а оба выиграли. Если все же брак не становится счастьем и не делает жизнь богаче и полнее, то вина не в самих брачных узах; вина в людях, которые ими соединены» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 301; Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни. [Б.м.] Псалтирь, 2004. С. 3—4).
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «В 11 часов началась литургия, пришли помолиться те же лица. После завтрака гулял в садике около балкона Круглого зала и сделал несколько шагов по дорожке, причем часовой-солдат, стоявший тут же на карауле, грубо заявил: "Нельзя выходить с балкона", — на что я осмелился возразить: "Я не арестован и свободно могу гулять по дорожкам того маленького садика, который окружен часовыми", и, отойдя шагов двадцать от балкона, сел на скамью и просидел десять минут. В другой же раз от часового услышал запрещение в более мягкой форме: "Папаша, папаша, куда пошел — нельзя!" С 5 часов вечера был в своей комнате и читал книги, принесенные от Гендриковой, и газеты "Вечернее время"» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 32).
466


АПРЕЛЬ 1917
Апрель 11го. Вторник +15°.
0<льга> — 36,5°; М<ария> — 36,81А°; Ал<ексей> — 37,1°.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 36,8°; М<ария> — 36,9°.
21А — 3% [часа]. В моем кресле [была] в саду с остальными, которые работали со льдом.
6 ч<асов>. 0<льга> — 37!/г°; М<ария> — 37,1°; Ал<ексей> — 36,8°.
6гЛ [часов]. Всенощная в игральной [комнате].
Иза [Буксгевден] и Настенька [Гендрикова].
9 ч<асов>. 0<льга>1 — 37°; М<ария> — 37°; Ал<ексей> — 37,8°.
11 апреля. Вторник Опять чудный тихий день.
Погулял от 11 до 12 час.
Днем наконец Алике вышла с нами на прогулку2. Нагорный вез ее в кресле. Она смотрела, как мы работали на льду. Солнце грело прекрасно. Читал до обеда. Алике заказала всенощную наверху для детей. Просидел у себя внизу с Татьяной до 11 ч.
1 Императрица Александра Федоровна бдительно следила за состоянием здоровья медленно поправляющихся детей после тяжелой болезни. Особую обеспокоенность вызывало благополучие старшей дочери — великой княжны Ольги Николаевны, т.к. она получила осложнение, которое сказалось на состоянии сердца.
Позднее П.Савченко писал: «Кто знает, как при иных исторических соотношениях сложились бы дальнейшие судьбы России и какую роль пришлось бы играть великой княжне Ольге, мудрой, скромной, любимой дочери Государя, так любившей Россию.
В последние годы она все более и более любила уединяться. Писала стихи, и книга была ее вечной спутницей.
Любимейшей фигурой истории была у нее Екатерина И.
"Все это только красивые фразы, — сказала императрица Александра Федоровна, —- а дела нет никакого!"
"Красивые слова поддерживают людей, как костыли, — возразила Ольга, — при Екатерине было сказано много красивых слов, которые перешли потом в дело!"» (Савченко П. Указ. соч. С. 42—43).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «11/24 апреля. Сегодня был хороший солнечный день. Вышла на террасу с Бенкендорфами, нашими девицами и старым священником. Часовой не разрешил нам спуститься с террасы. Получил ли он новое приказание? Думаю, что нет; скорее, тут переусердствовало его ближайшее начальство. Государь со свитой неподалеку от нас колол лед. Часовой заинтересовался его работой
467


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
и стал нам благодушно задавать вопросы; тут я сразу узнала русского крестьянина. Всенощную служили в гостиной детей. Императрица пожелала помолиться перед отъездом духовенства, которое уезжает завтра» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 10—10 об.).
Апрель 12го. Среда
0<льга> — 36,5°; М<ария> — 36,8°; Ал<ексей> — 36,2°.
11 	[часов]. Церковь1.
1 ч<ас>. Ал<ексей> — 36,4°.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 36,8!/г°; М<ария> — 36,8°.
М<ада>м Зизи2.
Керенский3.
6ч<асов>. 0<льга> — 37,1 °; М<ария> — 37,1 х/г\ Ал<ексей> — 36,7°. 9 ч<асов>. 0<лъга> — 36,7°; М<ария> — 37,1 ХА°\ Ал<ексей> — 37°. Чай вечером в моей комнате, и теперь снова спим вместе.
12 апреля. Среда Холодный день с ветром.
Погулял полчаса и затем посидел с детьми4, пока Алике была у обедни. Днем приехал Керенский5 и отвлек меня от работы на льду. Сначала он говорил с Алике, а потом со мною. После чая читал.
Вечером посидели наверху, чай пили вместе и спали также вместе.
1 В дневнике протоиерея А.И.Беляева имеется запись за этот день: «Бож<ественная> литургия совершена в назначенное время, присутствовали и молились те же лица. Ждем Керенского и боимся, как бы не пропустить его. Во дворце его ждут к 2-м часам... Наконец в пятом часу пронеслось слово: "Приехал"» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 14 об.).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «12/25 апреля.
Сегодняшняя обедня меня укрепила и привела в радостное настроение. Приехал Керенский. Императрица за мной послала, чтобы присутствовать при допросе, которому собирались ее подвергнуть. Она все повто¬
ряла те неприятные вещи, которые хотела ему сказать, была возмущена и нервничала. Мне удалось ее успокоить, объяснив ей, что Керенский делает все возможное, чтобы спасти ее от ярости анархистской партии.
Она замолчала, согласилась, что я права, и сказала: "Останьтесь, чтобы меня удерживать". Я ответила: "В этом не будет никакой нужды, если
468


АПРЕЛЬ 1917
Вы будете помнить, что я Вам сказала, и отдадите себе отчет в положении".
Входит Керенский в сопровождении коменданта (у него уже был перед этим разговор с Боткиным, чему я была очень рада). Просит нас удалиться и остается с глазу на глаз с императрицей. Иду в маленькую гостиную. Приходят Бенкендорф и Валя [Долгоруков]. Затем возвращается с прогулки и Государь. Я ушла с Государем в спальную и рассказала ему все как было. Мы оставались вдвоем до конца. Входим к императрице, а Керенский проходит в кабинет Государя. У императрицы осталось благоприятное впечатление: "Керенский симпатичный, прямой, с ним можно сговориться". Это дает мне повод догадываться, что и он получил такое же благоприятное впечатление, так как она тоже говорила откровенно, и он мог удостовериться, что я ему правильно ее охарактеризовала: она искренна в своем непоколебимом заблуждении. Все это сильно меня разволновало, но я довольна, что предварительно побеседовала с Боткиным, а он успел переговорить с Керенским до встречи с императрицей» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 10 об.).
3 	Граф П.К.Бенкендорф пишет о приезде А.Ф.Керенского в Александровский дворец Царского Села: «25 апреля (12 апреля по ст. ст. — В.Х.) новый визит Керенского. Государь был на прогулке. Министр дал знать императрице, что ему необходимо с ней переговорить наедине и что он ее просит прийти в кабинет императора. Государыня приказала ему ответить, что она занята своим туалетом и примет его несколько позже в своем салоне. В то же время она вызвала госпожу Нарышкину, чтобы она присутствовала при разговоре. В ожидании выхода Государыни доктор Боткин имел довольно продолжительный разговор с Керенским. Как домашний врач царской семьи, он считал своею обязанностью заявить министру, что здоровье Их Величеств и детей требует продолжительного пребывания в лучшем климате, в спокойном месте... Министр согласился вполне с этими соображениями и дал понять, что пребывание в Крыму могло бы быть вскоре устроено...
Керенский затем прошел к императрице... Разговор длился около часа. У Государыни не осталось от этого разговора дурного впечатления.
Министр был вежлив и сдержан. Он опрашивал императрицу о той роли, которую она играла в политике, об ее вмешательстве в выбор министров и в государственные дела. Императрица ответила ему, что император и она составляли самую дружную семью, единственной радостью которой была их семейная жизнь, что они не имели никаких тайн друг от друга — они всем делились. Следовательно, нет ничего удивительного, если в тяжелых переживаниях последних годов политика занимала между ними большое место. Наконец, император, будучи почти всегда в армии и не видя своих министров долгие периоды, естественно, поручал ей иногда передавать им некоторые малозначительные указания. Чаще всего она обсуждала с ним вопросы, касающиеся ее лично, как, например, по делам Красного
469


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Креста, о русских военнопленных и о многочисленных благотворительных учреждениях, которыми она занималась. Вот этим и ограничивалась ее политическая роль. Она была уверена, что исполняет только свой долг. Несомненно, обсуждались совместно и назначения министров. Но могло ли быть иначе — в таком дружном интимном супружестве? Я узнал лишь впоследствии, что ясность, откровенность и твердость ее речи поразили очень министра. В это время возвратился Государь и принял Керенского в своем кабинете. Разговор шел, как и в первый раз, о показаниях бывших министров, ссылавшихся часто на Высочайшие повеления, которые они получали от Его Величества. Государь позволил взять из шкафов его кабинета все бумаги, в которых являлась бы необходимость для Верховной Следственной Комиссии.
После этого посещения доверие Их Величеств к Керенскому еще более усилилось...» (Отъезд царской семьи из Царского Села. Воспоминания графа Бенкендорфа // Сегодня (Рига). 1928.18 февраля. № 47).
П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Керенский опять приехал во дворец. Доктор Боткин воспользовался этим случаем, чтобы спросить его, нельзя ли переправить императорскую семью в Ливадию ради здоровья детей. Керенский отвечает, что в данное время это совершенно невозможно. Вслед за тем он прошел к Их Величествам, где оставался довольно долго. Отношение Керенского к Государю уже не то, что было вначале; он уже не принимает позы судьи. Я уверен, что он начинает понимать Государя и подпадает под его нравственное обаяние; это случается со всеми, кто к нему приближается. Керенский просил газеты прекратить травлю, которую они ведут против Государя и особенно против Государыни. Эти клеветы только подливают масла в огонь. У него есть чувство ответственности за заключенных. Однако ни слова о нашем отъезде за границу. Это показывает его бессилие» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 174).
4 Николай II свое свободное время часто проводил в кругу детей. Царские дочери писали письма своим знакомым и сослуживцам по лазарету в Царском Селе. В частности, в дневнике В.И.Чеботаревой в этот день было записано: «Интересное письмо Татьяны Николаевны (имеется в виду письмо цесаревны Татьяны Николаевны от 9 апреля В.И.Чеботаревой. — В.Х.) сегодня. Томится без работы: "Так страшно сидеть утро дома, быть здоровой и не идти на перевязки!" Расспрашивает обо всем. "Ольга и Мари еще в кровати, я гуляю с папой и работаю в саду. Раньше видели Знамение, теперь работы у дома — первое не видно"» (Чеботарева В. Указ. соч.
С. 	222).
5 Любопытно отметить, что А.Ф.Керенский в своих воспоминаниях и исторических работах неоднократно упоминал о встречах с царской семьей. Хотя описания таких памятных встреч в главных деталях совпадают, но имеются весьма существенные нюансы. Например, в известном историческом труде «Русская революция 1917» А.Ф.Керенский указывал: «Расскажу об
470


АПРЕЛЬ 1917
одном своем разговоре с Александрой Федоровной. Старушка Нарышкина (которая, кстати, считала бывшую императрицу причиной всех бед России и Ники) сидела в смежной комнате. Беседа шла по-русски; Александра Федоровна владела языком неуверенно, говорила с сильным акцентом. Вдруг лицо ее пошло красными пятнами, и она выпалила:
— Не пойму, за что меня ругают. Я всегда любила Россию, как только сюда приехала. Россия мне всегда нравилась. Как можно верить, будто я на стороне Германии и наших противников? У меня нет с Германией ничего общего. Я англичанка по воспитанию, мой родной язык — английский.
Она так разволновалась, что невозможно было продолжить беседу. Может быть, в тот момент сама верила, будто любит Россию, но искренности я, по правде сказать, не почувствовал, прекрасно зная, что она никогда не любила Россию. С какой бы деликатностью я ни коснулся темы, она непременно решила бы, что мне хочется выяснить роль, сыгранную ее окружением в интригах в пользу заключения сепаратного мира.
Как я уже говорил, мне никогда не удавалось понять ни саму Александру Федоровну, ни цели, которые она преследовала. Но, насколько я знаю, для всех приближенных (Вырубовой, Воейкова, Протопопова) она была самой умной, энергичной, никогда не обманывалась. Ни разу не видев Распутина, не могу судить о его влиянии и тем более гипнотической силе. Несмотря на всю свою сообразительность, бедняга был прежде всего невежественным мужиком и, хотя с легкостью тонко содействовал своими плутнями осуществлению чужих планов и интриг, безусловно не мог иметь собственной политической программы...
Во всяком случае, точно, что именно Александра Федоровна руководила государственными делами в последние месяцы существования монархии, именно она реально управляла страной. Достаточно заглянуть в книги регистрации посетителей Александровского дворца, посмотреть, кто приходил повидаться с императрицей, чтобы понять ее роль в государственных делах. Столь же определенно она понимала, что сложившееся в России положение не позволяет ни продолжать войну, ни применять внутри страны устаревшие способы правления. Сама ли императрица решила заключить мир с Германией, избрав для этого в правительство Протопопова, Беляева, Щегловитова, Штюрмера и прочих, или кто-то направлял ее действия, не имеет большого значения. Безоговорочно признанный факт заключается в том, что она de facto возглавляла правительство, которое прямо вело страну к сепаратному миру» (Керенский А.Ф. Русская революция 1917. С. 252—254).
Апрель 13го. Четверг
0<льга> — 36,3°; М<ария> — 36,6°; Ал<ексей> — 36,1°. 3 ч<аса>. 0<льга> — 36,71/2°; М<ария> — 36,8°.
6 	ч<асов>. 0<льга> — 36,81/2°; М<ария> — 36,8°.
471


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
9 ч<асов>. 0<льга> — 36,93/9°; М<ария> — 36,8°; Ал<ексей> — 36,8°. Н<иколай> читал нам вслух.
13 апреля. Четверг
Ночью был мороз до 3°, и день простоял холодный с неприятным ветром. Погулял час с Валей Д<олгоруковым> как всегда утром. Днем с Т<атьяной>а и штатом Алексея, но без него самого. До обеда читал, а вечером вслух дочерям до 11 час.
1 	Стоит отметить дневниковую запись старшей медсестры лазарета в Царском Селе В.И.Чеботаревой, которой часто писали дочери императора и особенно Татьяна Николаевна: «13 апреля. Сегодня пошла к дворцовому коменданту Коровиченко спросить, вполне ли допустима такая переписка или ее разрешают contre coeur*. Примкнув испуганно к новому режиму, не желая никакой игры, двойственности, хочется знать, как обстоит этот вопрос. "Мое личное убеждение, что та невинная переписка, какая до сих пор велась с... — как будто запнулся, — с детьми, вполне понятна, имея в виду прежние теплые отношения... Но это мнение мое, а большинство — праздные головы или узкие, недостаточно передовые люди или просто провокаторы. Уже бежит молва, что сношения с дворцом ведутся и помимо меня — какая-то коробка с тряпками и инициалами "Т.Н." и короной дала повод ко всяким толкам". Прочел мое письмо. "Оно, безусловно, будет передано и, вообще, с детьми можно обмениваться весточками, а вот Александре Федоровне я бы просил бы лучше не писать". При этом имени что-то жестокое скользнуло по лицу. Вообще, интересное, умное лицо, но очень усталое, подполковник как будто пехоты, по- моему, со значком юридической академии. Керенский рекомендовал его как своего друга где-то в собрании крайних партий.
Как часто слышишь повторение мысли, что за кулисами переворота нити в руках alliance Israelite et franc-maconnerie**, что все и всё пешки в их руках, что пока допускают и разруху, и споры, и борьбу, но в момент, грозящий полным крахом, все нежелательные элементы будут убраны, исчезнут и С.Д., и правительство. Как мучительно хочется знать, какова идейная цель масонства: высокие чистые идеалы или... "торжество антихриста" по Владимиру Соловьеву. Храни Господь Русь. Идея интернационала мне не по плечу» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 222—223).
Комендант Царского Села полковник Е.С.Кобылинский позднее свидетельствовал: «Люди трусили обнаруживать свои отношения к царской семье. Ольгу Николаевну очень любила Маргарита Хитрово. Она часто приходила ко мне и просила передать письма Ольге Николаевне. Свои письма она всегда так и подписывала: "Маргарита Хитрово". Так же полно подпи-
* Неохотно (фр.).
** Союз евреев и франкмасонов (англ.).
472


АПРЕЛЬ 1917
сывалась в письмах, которые мне приносила Хитрово, еще Ольга Колзакова. Но были еще письма, которые авторами их подписывались: "Лили" (Ден), "Тити" (Вельчковская). Я как-то сказал Хитрово: "Вот Вы прямо и открыто подписываетесь своим именем. Так же подписывается и Ольга Колзакова. А другие скрывают свои имена. Это неудобно. Представьте себе, каким- либо образом переписка попадет в руки власти и меня спросят: от кого эти письма? Ведь мое положение станет глупым. Передайте, пожалуйста, авторам этих писем, чтобы они пришли ко мне. Должен же я знать, кто они такие". После этого я совсем перестал получать письма от "Лили" и "Тити"» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5. С. 177).
По утверждению графа П.К.Бенкендорфа: «26 апреля (по новому стилю или 13 апреля по старому стилю. — В.Х.) полковники Коровиченко и Кобылинский осмотрели шкафы и взяли бумаги для следственной комиссии» (Сегодня (Рига). 1928.18 февраля. № 47).
Апрель 14го. Пятница
0<льга> — 36,41/2°; М<ария> — 36,61/2°; Ал<ексей> — 36,2°.
1 	ч<ас>. Ал<ексей> — 36,4°.
Влад<имир> Ник<олаевич> [Деревенко]1.
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,7°; М<ария> — 36,8°.
Сильный снегопад.
9 ч<асов>. 0<льга>2 — 36,8°; М<ария> — 36,83/4°; Ал<ексей> — 36,1°. Теперь, когда проводим вечера с детьми наверху, Н<иколай> читает нам каждый день в Красной комнате.
Ночью мороз.
14 апреля. Пятница
Температура воздуха зимняя, вместо дождя временами шел мокрый снег. Погулял 3А часа. Днем на прогулку никто из дочерей не вышли, боясь простуды. После чая рассматривал свои сапоги и отбирал старые и негодные. Вечером начал вслух дочерям книгу С.Doyle «The Valley of [the] fear»*.
1 	Запись в дневнике императрицы имени врача В.Н.Деревенко, очевидно, связана с тем, что он обратился к министру юстиции А.Ф.Керенскому с ходатайством о дозволении ему покидать Александровский дворец и возвращаться в него в связи с его гражданским долгом оказывать посильную помощь в лечении раненых в госпиталях Царского Села.
* К.Дойл «Долина ужаса» (англ.).
473


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «14/27 апреля. У меня был комендант. Мне хотелось узнать, какое впечатление осталось у Керенского. Комендант ничего не знает, но предполагает, что оно было хорошее, разумея впечатление об императрице. Кажется, были донесения, что заключение недостаточно строго и они требуют перевода в крепость. Керенский вызвал коменданта для объяснений. Сейчас все осталось по- прежнему, но с трудом. Пока Керенский тут, можно быть уверенными, что мы останемся, как теперь; но об отъезде нечего и думать. Нашему заключению не видно конца. Я их не покину, так как мне кажется, что могу им быть полезной» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 10 об.).
Любопытна дневниковая запись В.И.Чеботаревой об общественном мнении на содержание под арестом царской семьи, взаимоотношениях их с А.Ф.Керенским.
«15 апреля. Вчера Керенский приезжал в ратушу. Очевидцы так передают его речь: "У меня только десять минут свободного времени, автомобиль ждет, должен немедленно вернуться в Петроград по спешным делам. На прения не имею времени, могу доложить свою точку зрения. До меня доходят неудовольствия на допускаемые послабления в режиме бывшего императора, требования перевести его и Александру Федоровну в Петропавловскую крепость. Последняя — проходной двор, и если подобный перевод состоится, я слагаю с себя всякую ответственность и полномочия, да и мои товарищи также. Если вы мне верите, вы должны оставить его здесь. Я неоднократно лично проверял, как охраняется его семья, и могу вас заверить, что русской революции никакая опасность не грозит.
Ходят слухи — караулы спаивают. Было это? Из расспросов свидетелей выясняется, что на Пасху солдаты потребовали вина. Долгоруков прислал письменный отказ. Офицерам же было дано по полбутылки вина, как полагалось и раньше.
Многие негодуют, что бывший царь вызывает к себе старослужащих офицеров, которые в разговоре продолжают титуловать его «Ваше Величество». Неужели вы способны обращать внимание на подобные мелочи? Это — титул, вообще так впиталось в старослужащих военных, что и ко мне обращаются обыкновенно «Ваше Благородие», то «Ваше Превосходительство». Обсудите же между собой, доверяете ли мне, и дайте ответ".
Коровиченко, говорят, выступал в защиту переписки с детьми: "Они были труженицами, работали, как настоящие сестры. Неужели на Светлый Праздник лишать их радости обменяться приветом со своими бывшими ранеными или товарищами по работе? Все письма идут через меня, абсолютно невинные письма, часто сестры Хитрово, других сестер, такие письма я передавал, писем же семье Романовых у меня целый ящик — такая переписка не допускается".
Теперь из области непроверенных слухов. Когда Керенский пил как-то чай с Николаем Александровичем, вошла Александра Федоровна и резко, негодуя, отвернулась, зацепив какой-то предмет, и вышла. Керенский нагнулся поднять упавшую вещь. "Что Вы делаете, у Вас больные почки", — сказал Государь, быстро взял эту вещь. Керенского поражает его покорность, спокойствие, граничащие с безразличием. "Это или до свято- 474


АПРЕЛЬ 1917
сти ограниченный человек, обезличенный, или до железной воли воспитанный и выдрессированный".
Священник отец Афанасий говорит, что они чисты, как дети, во всех взводимых на них обвинениях предательства; положения своего не понимают» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 223—224).
2 	Великая княжна Ольга Николаевна продолжала болеть. Известно, что в этот день великие княжны Татьяна и Ольга Николаевны написали ответное письмо В.И.Чеботаревой, которое было опубликовано (см.: Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 40).
Апрель 15го. Суббота
0<льга> — 36,3!/2°; М<ария> — 36,7°; Ал<ексей> — . Шел снег.
Татьяна — чтение на немецком языке1, диктант 10/4— 1VA [часов]. Трина [Шнейдер]2. Алексей снова встал на ноги3.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 36,8!/2°; М<ария> — 36,4°.
Трина [Шнейдер].
Всенощная.
9 ч<асов>. 0<льга> — 36,5°; М<ария> — 36,8°; Ал<ексей> — 36,3°. Н<иколай> читал нам вслух «Долину ужаса»4 К.Дойла.
15 апреля. Суббота
Холодный день, но немного лучше и без снега. Погулял и почитал много. Днем вышел с Татьяной. Под конец нашей работы свободные стрелки из караульного помещения подошли к нам и смотрели с любопытством5, как мы вытаскивали льдины! В 6/4 пошли ко всенощной. Вечером читал вслух ту же книгу.
1 Александра Федоровна в условиях заключения в Александровском дворце давала регулярные уроки немецкого языка своей дочери Татьяне Николаевне.
2 Гофлектриса императрицы, Екатерина Адольфовна Шнейдер, во время заключения Романовых преподавала арифметику цесаревичу Алексею Николаевичу.
3 Цесаревич Алексей Николаевич поправился после простуды, которую получил во время прогулки и разбивания льда на пруде.
4 Название произведения в тексте неразборчиво: «The Valley of Fears»
(«Долина ужасов») или «The Valley of Tears» («Долина слез»); возможны
475


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
описки. По всей вероятности, в этот день было закончено чтение повести, начатой накануне.
5 Дочь доктора Е.С.Боткина Татьяна Евгеньевна позднее писала в своих воспоминаниях: «Конечно, солдаты продолжали позволять себе разговоры
06 Их Величествах и Их Высочествах в их присутствии, во время прогулок по парку или работ, в которых даже Ее Величество принимала участие. Весной Его Величество с дочерьми очищали парк от снега, а летом они все вместе работали над огородом, причем неутомимость Его Величества так поразила солдат, что один из них сказал:
— Ведь если ему дать кусок земли и чтобы он сам на нем работал, так скоро опять себе всю Россию заработает.
Безобразно было отношение публики, собиравшейся в эти часы около решетки парка, облеплявшей ее со всех сторон и провожавшей каждое движение великих княжон и Его Величества насмешками и грубыми замечаниями. Конечно, попадались и такие, которые с болью в душе шли еще раз посмотреть на обожаемую семью, но их было не больше одного-двух человек» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 57).
Апрель 16го. [Воскресенье]
+3°.
Н.П. [Саблин] д<ень> р<ождения>.
Снегопад.
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,6/4°; М<ария> — 36,5°. Ал<ексей>. Церковь1.
Н<иколай> читал нам вслух.
3 [часа]. 0<льга> — 36,7!/2°; М<ария> — 36,9!/з°.
Иза [Буксгевден]2 — Настенька [Гендрикова].
Трина [Шнейдер].
0<льга>. М<ария>.
Н<иколай> читал нам вслух3.
16 апреля. Воскресенье
Ночью мороз дошел до 3°. Кроме того, дул холодный ветер. В 11 час. пошли к обедне. Гулял с Татьяной. Читал до обеда у себя и вечером детям.
1 	Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «16 апреля. Слу¬
жил литургию, говорил проповедь на неб<есных> Мироносиц, присутство¬
вали те же лица» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 33).
476


АПРЕЛЬ 1917
2 Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «После Пасхи унылое однообразие наших дней было несколько скрашено тем, что все придворные приняли участие в обучении императорских детей. К этому времени из профессиональных преподавателей во дворце оставался один Жильяр, а родители вовсе не желали запускать образование своих детей. Император решил преподавать сыну историю, которую он сам в свое время старательно изучал. Императрица преподавала Алексею Николаевичу катехизис, госпожа Шнейдер — математику, а доктор Боткин — русский язык. Графиня Гендрикова стала давать великой княжне Татьяне уроки искусства, мне же было доверено обучать трех младших княжон игре на фортепьяно, а также давать им и Алексею Николаевичу уроки английского языка. Благодаря этим урокам дни наши оказались заняты, и время пролетало незаметно» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 457—458).
3 Это было обычное препровождение свободного времени в царской семье.
П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Вечером длинный разговор с Их Величествами насчет уроков Алексея Николаевича. Надо найти какой-нибудь выход, раз у нас нет больше преподавателей. Государь возьмет на себя историю и географию, Государыня — Закон Божий, баронесса- Буксгевден — английский язык, г-жа Шнейдер — арифметику, доктор Боткин — русский язык, а я — французский» (Жильяр П. Указ. соч. С. 174).
В своих воспоминаниях Т.Е.Боткина также указывала: «По мере выздоровления Их Высочества принялись за уроки, но так как учителей к ним не допускали, за исключением тоже арестованного Жильяра, то эти обязанности Ее Величество разделила между всеми. Она лично преподавала всем детям Закон Божий, Его Величество — Алексею Николаевичу географию и историю, великая княжна Ольга Николаевна — своим младшим сестрам и брату английский язык, Екатерина Адольфовна Шнейдер — великим княжнам и наследнику — арифметику и русскую грамматику, графиня Гендрикова — великой княжне Татьяне Николаевне — историю, доктору Деревенко было поручено преподавание Алексею Николаевичу естествоведения, а мой отец занимался с ним русским чтением. Они оба увлекались лирикой Лермонтова, которого Алексей Николаевич учил наизусть, кроме того, он писал переложения и сочинения по картинам, и мой отец наслаждался этими занятиями» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 59).
Апрель 17го. Понед<ельник>
+11°.
10—11 [часов]. Зак<он> Бож<ий>1. Нов<ый> Зав<ет>. Рожд<ест- во> Хр<истов>о.
Детство Св. Серафима с Алексеем.
477


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯII И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 ч<аса>. 0<льга> — 36,9°; М<ария> — 36,6Уг°. 9 ч<асов>. 0<льга> — 36,8°; М<ария> — 36,8°. Н<иколай> читал нам вслух.
17 апреля. Понедельник
Невольно вспомнился праздник 1-го и 2-го стрелковых полков; но никакие гласы человеческие и трубные не огласили сегодня стен Большого дворца.
Во [время] утренней прогулки думал об этом. С 12 час. до завтрака дал Алексею урок географии2. Гулял и работал с Татьяной, погода была ясная и потеплее. Вечер провели как вчера.
1 Императрица Александра Федоровна вынуждена была давать уроки своим младшим детям, т.к. в приглашении специального преподавателя было отказано.
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «17/30 апреля. Нездоровится; по временам знобит и лихорадит. После завтрака легла и пролежала до половины 5-го; вечером лучше, но все же не совсем хорошо. Наши девицы предложили свои услуги для занятий с детьми. Иза [Буксгевден] принялась за дело очень серьезно. Императрица взяла на себя преподавание Закона Божия и немецкого языка, Государь — уроки истории и географии цесаревичу, Настенька [Гендрикова] — историю искусства и музыки. Очень хорошо: это их занимает и вносит луч культуры в демократизованную внутреннюю жизнь. Эта последняя черта замечена одним из молодых офицеров, которые меняются для охраны Государя. Правда, что они сами сошли с пьедестала, и Государь осваивается со своим заточением; лишь бы дали возможность не нарушать привычного времяпровождения: прогулки и чай в пять часов и т.д.» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11).
2 П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Сегодня Государь приветствовал меня словами: "Здравствуйте, дорогой коллега!" — он только что дал первый урок Алексею Николаевичу. То же спокойствие и желание оказать ласку всем, разделяющим его тяжелую участь. Он для всех нас пример и ободрение» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 174—175).
Апрель 18го. Вторник
10— 	11 [часов]. Чтение на английском языке с Алексеем1.
11— 	12 [часов]. Чтение на немецком языке и диктант с Татьяной.
478


АПРЕЛЬ 1917
3 	ч<аса>. 0<льга> — 36,6!/г0; М<ария> — 36,6°.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,23/4°; М<ария> — 36,914°. Н<иколай> читал нам вслух «Дочь миллионера». -1°
18 апреля. Вторник
За границей сегодня 1 мая, поэтому наши болваны решили отпраздновать этот день шествиями по улицам с хорами музыки и красными флагами2. Очевидно, они вошли к нам в парк и принесли венки на могилу!
Погода как раз испортилась ко времени этого чествования — пошел густой мокрый снег! Вышел погулять в 3!Л, когда все кончилось и выглянуло солнышко. Поработал полтора часа с Татьяной.
Вечером начал читать вслух детям «А Millionaire girl»*.
1 С 17 апреля возобновились регулярные занятия с царевичем после его болезни.
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «18 апреля /1 мая. Погода ужасающая, холод, метель. Сегодня празднуется 1 мая — заодно со всеми социалистами мира. В Петербурге были манифестации и, кажется, беспорядки; здесь тоже, но слабее: нас не потревожили. Пацифистское движение, руководимое Лениным, не прекращается, несмотря на порицания и насмешки газет. Большая опасность для армий и для настоящих боев. Положение дорог мешает возобновить военные действия. Боятся высадки в Кронштадте или в Финляндии. Избави Боже!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. И).
П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Россия в первый раз празднует 1 мая. Мы слышим гром музыки и видим, как вдоль ограды парка проходят длинные шествия манифестантов.
Сегодня вечером Государь вернул мне "Journal des Debats", в котором говорится об его отречении. Он мне сказал, что императрица и он с удовольствием прочли статью, в которой стараются быть справедливыми по отношению к нему и тон которой так сильно расходится с тоном английских газет» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 175).
В частности, об этой статье чуть ранее (16 апреля 1917 г.) писал в своем письме к сыну Глебу и семье доктор Е.С.Боткин из Александровского дворца: «В заключение мне хочется перевести Вам несколько удивительных строк, подписанных "А." из № 77 Journal des Debats от 18 марта с.г. "...Нужно радоваться, что он убедился в том, что сопротивляться не надо.
* «Дочь миллионера» (англ.).
479


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Он уберег этим Россию от революционных беспорядков, последствий которых, в разгар общеевропейского кризиса, невозможно было бы учесть. Как ни больно ему было расстаться с властью, которой он считал себя как бы священным носителем и которую он проявлял по велениям своей совести, чтобы передать ее не подточенной своему преемнику, он должен был признать себя человеком другого века. Если у него сохранились еще иллюзии относительно чувств тех элементов, которые считались до сих пор столпами империи и самодержавия, он должен был потерять их в течение последних дней... Манифест, которым он слагает с себя верховную власть, являет собой благородство и высоту мысли, достойные восторга (admirable). Он не содержит ни тени горечи, ни упреков, ни сожаления. Он проявляет полное самопожертвование. Он желает России в самых горячих выражениях осуществления ее главных назначений. Тем способом, которым он сходит с трона, Николай II оказывает своей стране последнюю услугу — самую большую, которую он мог оказать в настоящих критических обстоятельствах. Очень жаль, что Государь, одаренный такой благородной душой, поставил себя в невозможность продолжать править..."
Эти золотые слова сказаны в республиканской газете свободной страны. Если бы наши газеты так писали, они бы гораздо больше послужили тому делу, которому хотят помочь, чем клеветой и пасквилями...» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 111).
# Апрель 19го. Среда
1 [часов]. Ветхий Завет. Сотворение мира до потопа с Алексеем.
12—1 [часа]. Анастасия: Притчи о неправ<едном> судье и притчи о мытаре и фарисее.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 37,1°; М<ария> — 36,6°. Снег и солнце. Алексей впервые вышел на прогулку.
23Л—33А [часов]. Мария: Имп<ератор> Конст<антин>: I Вселенский Собор в Никее (июль 325).—Арий — Символ арианской веры.
Истор<ия> Православ<ной> Церкви, до начала раздел<ения> Церкви. 9 ч<асов>. 0<льга> — 37°; М<ария> — 36,6°.
«По совещании отцы [I Вселенского] Собора положили праздновать Пасху везде одновременно, а именно в первое воскресенье после весеннего полнолуния».
Н<иколай> читал нам вслух.
Писала к Лили [Ден] — Рите [Хитрово]1.
В.Афанас2.
480


АПРЕЛЬ 1917
19 апреля. Среда
Погода была такая же, как вчера, но немного теплее. От 12 час. до завтрака сидел с Алексеем на уроке из русской истории. Днем погулял с ним и Татьяной. В первый раз все семейство обедало за одним столом — Ольга и Мария последними выздоровели.
1 	Императрица написала небольшие письма к своим приближенным, находящимся за пределами Александровского дворца.
Баронесса С.К.Буксгевден писала позднее в воспоминаниях: «Поначалу ни император, ни императрица не имели никаких контактов с людьми вне стен дворца. Никто не отваживался писать им. Однако спустя несколько дней некоторые друзья императрицы послали ей и ее дочерям, с разрешения коменданта, несколько коротких записочек. Комендант читал все письма, адресованные людям внутри дворца. Ответы также следовало отдавать ему незапечатанными. Солдаты обычно тоже прочитывали эти записки, поэтому, как правило, их содержание состояло из самых общих мест. Но даже столь невинные послания нередко понимались совершенно неправильно, из-за чего их совсем не разрешалось отправлять. Те немногие письма, которые она получала от своих друзей, были для императрицы подлинными лучами света. Они давали ей возможность ощутить человеческую симпатию и расположение, к которым она так стремилась. Она всегда верила, что люди, которые после революции не написали ей ни строчки или старались не замечать ее, делали это потому, что боялись своей преданностью причинить еще больший вред лично ей или императору.
Разумеется, их корреспонденты должны были с особой тщательностью подбирать слова, и многие действительно не решались писать из страха причинить еще больше неприятностей Их Величествам. Невозможно было без слез смотреть, с какой благодарностью откликалась императорская чета на те слова участия, которые присылали им немногие друзья. Ее Величество находилась в бодром расположении духа целый день после получения маленькой иконы, присланной одной дамой Государю императору. На обратной стороне были написаны краткая молитва и имя этой женщины. Но в противовес этим немногим дружеским словам во дворец приходили сотни оскорбительных писем, обвинявших императора и императрицу в самых нелепых преступлениях.
Император никогда никому не писал, опасаясь скомпрометировать своих корреспондентов. Единственное исключение было сделано для вдовствующей императрицы (ее по приказу правительства отправили в Крым) — после того как комендант сообщил императору, что его мать беспокоится о нем, и поэтому Керенский разрешил передать ей письмо императора, написанное его собственной рукой» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 449—450).
481


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 	Возможно, имеется в виду Варавара Афанасьевна Вильчковская, сестра милосердия Царскосельского лазарета.
Апрель 20го. Четверг +3°.
12—1 [часа]. Татьяна. Притчи Соломоновы1.
1—3 [часа]. Беседа на слова «На реках Вавилон<ских>, скит и т.д.». 3 ч<аса>. 0<льга> — 36,8°.
Метель.
9 [часов]. 0<льга> —37,2°.
Н<иколай> читал нам вслух.
-1°.
20 апреля. Четверг
Необычная осенняя погода продолжается; то появляется солнце, то идет густой снег и при этом дует сильнейший ветер. Утром от 10 ч. до 11 ч. давал урок географии Алексею. Потом погулял. Днем работали на льду. Видел спящего часового, сидящего на скамейке, закутавшись в свой тулуп! До обеда и после читал долго2.
1 Императрица преподавала своим детям Закон Божий и тщательно готовилась к этим занятиям. Среди тетрадей и записных книжек императрицы имеются многочисленные выписки из Библии и духовных книг, сделанные, в том числе, и в 1917 г. Вот одна из подобных записей: «Мессию в Ветхом Завете много раз называют Слугой Божиим. Служение — это не что-то низменное, это Божественное. Если бы только мы внесли этот закон служения в нашу домашнюю жизнь, это сделало бы нас внимательными ко всем, а дома наши превратило бы в места Божественной любви. Если бы мы научились так служить, как Христос, то стали бы думать не о том, как получить какую-то помощь, внимание и поддержку от других, но о том, как другим принести добро и пользу.
Добром за добро воздаст любой, но христианин должен быть добрым даже к тем, кто обманывает, предает, вредит» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни. С. 35).
2 Николай II регулярно читал периодическую печать, следя за происходившими политическими событиями в стране и положением дел на фронте.
482


АПРЕЛЬ 1917
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «20 апреля / 3 мая. Пацифистское движение все растет. Нота Милюкова вызывает протесты: находят, что в ней недостаточно подчеркнут отказ от аннексий и контрибуции. Дурачье... Немецкие агенты возбуждают их против Англии; зависть, несомненно, играет роль в недоброжелательстве к нашим союзникам. Было несказанным безумием дать такую волю солдатам. Теперь это уже не войско, а орда преторианцев, диктующая законы. Мы в ужасной опасности» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11).
Апрель 21го. Пятница +6°.
10—11 [часов]. Алексей. Бегство в Египет. Св. Иоанн Креститель. Иордан. Святая Нина.
12—1 [час]. Татьяна. Чтение немецкого текста и диктант.
3—4 [часа]. Мария. Смерть Константина 337 г. и ариане, гоне- н<ия>; Афанасий Еписк<оп> Алекс<андрийский>; Константин, Констанс и Констанций.
0<льга> — 37,1°.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37°; М<ария> — 37,2°.
-1°.
Рита [Хитрово]. — М-me С<ыробоярская>1  * * 4.
21 апреля. Пятница
Погода немного потеплела и выдержала в смысле отсутствия осадков. Прогулялся с Алексеем на Детском острове и затем занимался с ним русской историей.
Днем вышла гулять также Анастасия на полтора [часа]; усиленно работали на льду между мостами. До обеда читал «Истсорик» Визант<ийской> имп<ерии>», а вечером наверху вслух.
1 	Вероятно, императрица Александра Федоровна имела корреспонден¬
цию от фрейлины М.С.Хитрово и М.М.Сыробоярской.
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «21 апреля /
4 мая. Ужасный день: огромные толпы солдат и рабочих устроили манифестацию против правительства; несли плакаты с именами министров и надписями: "Долой!"... На Невском была стрельба. Выступление было организовано немецкими эмиссарами. Оказалось, что раны были нанесены разрывными пулями, которые у нас не в употреблении. Несомненно, это движение давно уже существовало и имело своих приверженцев. Помню, Карцев мне о нем говорил, придя вместе с Андрониковым.
483


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Не поручусь, что этот последний к нему не принадлежал. Оно выдвинуто с низов до верха "темными силами", но монархия его подавила бы. Несмотря на это, ее теперь в этом обвиняют, говоря об измене, и обвиняют их на основании подозрений, тогда как измена теперь проявляется в полном виде. Я это сказала коменданту, и он со мной согласился. Рада, что подтвердилось все, что мы говорили: был мистицизм, неудачный выбор министров, но измена — никогда!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11).
Апрель 22го. Суббота +14°.
10— 	11 [часов]. Татьяна. Притч<и> Солом<она>, 3—10. Георг<ий> Побед<оносец>.
11— 	12 [часов]. Анаст<асия>. Притч<а>о неблаг<одарном>должнике. Житие Св<ятой> муч<еницы> цар<ицы> Александры.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 37°.
3 	ч<аса>. Мария. Чтение немецкого текста.
6/4 [часов]. Всенощная —мы все ходили. Акаф<ист> Св. Г<еор- гию>1.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37°.
Н<иколай> читал нам.
22 апреля. Суббота
Отличный весенний день. Погулял с Алексеем от 11 ч. до 12 ч.; он играл на острове, а стрелки стояли на другой стороне в саду и смотрели. Днем работали на прежнем месте. Солнце хорошо припекало. В 6/4 пошли всей семьей к всенощной. До обеда Алике получила от «арестованных» скромные подарки, по удачному выражению Марии. Вечером читал вслух.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «Тезоименитство
бывшей царицы Александры Федоровны. Еще 16-го числа было сообщено, что Ее Величество просит привезти с собою на 22 апр. "Акафист", который и прочитать за всенощным богослужением, что и было исполнено. В б'Л часов началась всенощная служба, за которой в светлых праздничных платьях собралась вся царская семья: сын, четыре дочери и их родители и весь штат служащих. После шестопсалмия и "Малой Актинии" был прочитан "Акафист Св. Велик<омученику> Георгию" и в конце особая молитва Ее Величеству царице Александре» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 33).
484


АПРЕЛЬ 1917
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «22 апреля / 5 мая. Чудная всенощная с акафистом Св. Великомученику Георгию и царице Александре» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11 об.).
Апрель 23го. Воскрес<енье>
+14°.
Дамы и все поздравляли.
Церковь1.
2 	[часа]. Все ходили в сад, сидели на островке, остальные трудились надо льдом.
9 ч<асов>. 0<льга>2 — 37,1°; М<ария> — 37°.
Н<иколай> читал нам.
23 апреля. Воскресенье
Чудная погода выдалась для именин дорогой Алике. Перед обедней дамы и господа, живущие во дворце, а также наши люди принесли поздравления3. Завтракали, как всегда, наверху. В 2 часа вышли в сад всей семьей. Работали на пруду вокруг Детского острова; разбили и разогнали весь лед. Вернулись домой в 4Уг часа. Читал у себя до обеда и вечером вслух. С 9 час. пошел дождь.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «...К Божественной литургии в праздничных одеждах явились все те же лица. Молебен о здравии был совершен до литургии, а за литургиею вместо обычной молитвы о даровании победы была прочитана молитва к Св<ятой> м<ученице> ц<арице> Александре. Литургия закончилась словом, сказанным мною по случаю праздника. Подходивших для целования креста я поздравил, с подачею каждому просфоры, Государя с императрицей, а Государыню приветствовал с днем ее Ангела и пожелал ей душевного покоя, здравия, терпения в перенесении тяжелых дней и помощи от Господа по молитвам Святой мученицы Александры. На приветствие императрица высказала благодарность, усиливаясь улыбнуться, но улыбка была страдальческая, болезненная. Все бывшие в храме, целуя крест, делали молчаливый поклон в ту сторону, где отдельно от всех, около ширмы, стояла царская семья. Вот и все отличие от обыденно проводимых в строгом заключении будничных дней. Грустно и тяжко до слез» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 33).
2 Судя по записи, императрица Александра Федоровна продолжала бес¬
покоиться о здоровье своих детей. В ответ она получала знаки глубочай-
485


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
шего внимания и любви дорогих чад. Великая княжна Ольга Николаевна в день именин матери преподнесла ей написанное собственной рукой стихотворение, датированное 23 апреля 1917 г.:
К страданиям чужим Ты горестью полна,
И скорбь ничья Тебя не проходила мимо.
К себе лишь Ты одной всегда неумолима.
Всегда безжалостна и вечно холодна.
Но если б видеть Ты любящею душою
Могла со стороны хоть раз свою печаль —
О, как самой себя Тебе бы стало жаль.
И как бы плакала Ты грустно над собою.
То my beloved Мата (ГА РФ. Ф. 673. On. 1. Д. 73. Л. 1).
3 	Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «23 апреля / 6 мая. День именин императрицы прошел в тишине. Вместо сотен телеграмм всего три поздравления: от г-жи Комстадиус, Толстой-Бехтеевой и милейшей Лили Оболенской, которая прислала с экспрессом прелестное письмо. У нее благородное сердце. Поздравляли до обедни. Днем выходила; было довольно тепло, несмотря на страшнейший ветер» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11 об.).
В.И.Чеботарева записала в этот день в своем дневнике: «Вчера в лазарете муравейник заволновался: "Неужели нельзя поздравить сестер с именинницей?" Рита была у Коровиченко. Ей самой написать запретил, но разве нельзя вставить две пары фраз в письмо к детям? А сама она, видимо, не понимает создавшегося положения. Опять прислала секретку Рите [Хитрово], пишет, между прочим: "Вспоминается старое, как в прошлом году чудно было в Крыму... Рита, ужасно тяжело, Ваше доброе сердце поймет". В приписке: "Спасибо Валентине Ивановне за письмо, надеюсь, она и мне напишет!" Ужасно больно, что не понимает. Еще такая есть фраза: "Странная Вера Игнатьевна, все молчит!" Вырубовой, говорят, приходится жестоко платить за все зло. Спит на соломе, ест щи и кашу, совершенно поседела. Хотя бы детей и семью отправили в Англию, куда-нибудь в безопасное место» (Чеботарева В. Указ, соч. С. 229).
Стоит отметить, что 23 апреля 1917 г. императрица Александра Федоровна и все ее дочери написали общую открытку Вере Владимировне Комстадиус с благодарностью за «чудные цветы и добрую память» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 41).
Великая княжна Татьяна Николаевна в этот день написала небольшую записку В.И.Чеботаревой с благодарностью за письмо (Там же. С. 42).
486


АПРЕЛЬ 1917
Апрель 24го. Понед<ельник>
+3°.
10—11 [часов]. Алексей. 40 д<ней> впуст<ыне>. Искуш<ение> дьявола — первые апостолы — 9 блажен<ных>.
Шел снег, была метель, и солнце.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 36,5°.
3 ч<аса>. Мария1. Храм и богослужение. Монашество — Афанасий. Препод<обный> Антоний, 251. Основ<ание> монаш<ества>: паломн<ичество>, вел<икие> муч<ения> и сестра по основ<а- нию> женск<ого> монаст<ыря>. Св. Илларион (Палестина) на Западе. Блаж<енный> Иероним, Св. Венедикт.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,2°.
Н<иколай> читал нам.
24 апреля. Понедельник
За ночь снова похолодело, день простоял шквалистый с солнцем и мокрым снегом. Утром погулял, пока Алексей играл на острове. Затем имел с ним урок географии. Днем поработали на прудах, лед со вчерашнего успешно стаял. Вечер провели как всегда2.
1 Императрица Александра Федоровна продолжала проводить уроки Закона Божия со своими младшими детьми. В этих занятиях она также находила себе утешение. Среди записей в ее тетрадях и записных книжках встречаются такие фразы: «Христианство, как небесная любовь, возвышает душу человека. Я счастлива: чем меньше надежды, тем сильнее вера. Бог знает, что для нас лучше, а мы нет. В постоянном смирении я начинаю находить источник постоянной силы. "Ежедневное умирание — это тропа к ежедневной жизни"» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Слова добрые. М., 2006. С. 7).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «24 апреля / 7 мая. Отвратительная погода; холод в комнатах. Каждому из нас стали выдавать определенное количество сахару и дрова по счету. Государь делает вид, что не замечает возмутительного нарушения солдатами дисциплины. На днях, когда он проходил, часовой, развалившись, продолжал курить. Был случай, когда Государь протянул руку офицеру и тот отступил, отказавшись ее принять. Государь протянул ему обе руки и сказал: "Что Вы против меня имеете? Забудем все, что было". Тогда офицер заложил руки за спину, говоря: "Я — крестьянин, и никогда Вас не прощу". Императрица все понимает по-своему. Она объяснила эту сцену скромностью офицера: он якобы счел недостойным, будучи крестьянином, пожать руку своего царя» (ГА РФ. Ф. 6501.0п. 1.Д. 595. Л. 11 об.).
487


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Апрель 25го. Вторник +6°.
10— 	11 [часов]. Алексей. Чтение английского текста и диктант. Трина [Шнейдер]1.
11— 	12 [часов]. Татьяна2. Чтение немецкого текста и диктант. 3 ч<аса>. 0<льга> — 37,2°.
9 [часов]. 0<льга> — 37,1 °.
Н<иколай> читал нам.
25 апреля. Вторник
Снова совсем осенняя погода.
Утром погулял, пока Алексей играл на островке. Только что мы вернулись, пошел густой снег и покрыл все белым покровом. Днем вышли на прогулку в 3 ч. и через час пошли домой. Окончил чтение интересной «Истории Византийской империи» Успенского — 870 крупных страниц.
После обеда по обыкновению делали puzzle и затем читал вслух дочерям до 11 час.
1 	При императрице Александре Федоровне каждый день несли службу одна из фрейлин или приближенных. Однако положение осложнялось с каждым днем. Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «25 апреля / 8 мая. Решила попытаться покинуть Царское. Написала письмо Керенскому, которое хочу передать ему через коменданта. Если не удастся, буду видеть в этом указание Божие, что я должна оставаться здесь. Попросила коменданта ко мне зайти» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11 об.).
В дневнике В.И.Чеботаревой читаем сделанную в этот день запись: «Наши иносказательные фразы приветов непонятны. Видимо, тяжело пережили всеобщую отчужденность. Татьяна пишет Рите: "Отчего Варвара Афанасьевна, Валентина Ивановна, Вера Игнатьевна ничего не пишут шефу непосредственно — боятся?" Жаль бедняжек, но не в состоянии была бы ей написать. Все-таки если и невольный, но страшный ответственный виновник — она. За эти дни сложилось из массы мелких отдельных впечатлений: правительство бессильно, Совет рабочих депутатов и дисциплинирован, и держит в руках всю рабочую и солдатскую петроградскую армию, полевая дезорганизуется агитацией, и расшатывание ее идет с ужасающей быстротой. Этот Совет власть имеет огромную, и даже во главе есть и с государственным умом люди, но они — интернационалы. Они все пропитаны партийностью, из этих шор не всегда видят, да и не всегда хотят видеть государственные перспективы» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 229—230).
488


АПРЕЛЬ 1917
2 	Великая княжна Татьяна Николаевна 25 апреля 1917 г. написала письмо Зинаиде Сергеевне Толстой (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 42).
Апрель 26го. Среда +1°
10—11 [часов]. Алексей. Полн<ый> Потоп. Авраам, Лот, Мельхиседек. — Юность преп<одобного> Симеона Столпника.
12—1 [час]. Анаст<асия>. Притч<и>: о сеятеле, о пшенице и плевелах — о зерне горчичном.
3 	ч<аса>. 0<льга> — 37,1°.
7 	ч. 25 [минут]. Мария. Молодость Вас<илия> Вел<икого> и Григ<ория> Богослов<а>. Юлиан Отступник, Фед<ор> Тирон. — Афанасий, Епископ Александрсийскийх 9 ч<асов>. 0<льга> — 36,9!/г0.
Н<иколай> читал нам1.
-2°.
26 апреля. Среда
Погода была холодная, но сухая. Около 3 час. вышло солнце. После прогулки занимался с Алексеем историей, проходили княжение Св. Владимира. Днем с Татьяной, Марией и Анастасией пропихивали большие льдины от шлюза до конца под обоими мостами. До обеда начал читать книгу Кассо «Россия на Дунае».
1 	Жизнь царской семьи под арестом шла размеренно и монотонно. Такая обстановка угнетала многих приближенных, вызывала желание уехать из Александровского дворца. Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «26 апреля / 9 мая. Был комендант; понимает все основания моего желания уехать, одобряет письмо к Керенскому, но ему очень хотелось бы, чтобы я не делала этого шага. Он думает, что Керенский откажет. В такой острый и опасный момент мой отъезд будет использован, неправильно истолкован и повлечет за собой новые беспорядки. Если это так, то я всю жизнь себя буду потом упрекать, что подлила еще одну каплю в ту чашу ненависти, которая может из-за этого перелиться. Решила остаться до дальнейших распоряжений» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11 об.).
Стоит отметить, что 26 апреля 1917 г. великие княжны Татьяна и Ольга Николаевны написали короткую записку В.И.Чеботаревой (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 43).
489


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ НИ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Апрель 27го. Четверг +6°.
11— 	12 [часов]. Анастасия. География Великобритании.
12— 	1 [час]. Татьяна. Притчи, гл. 10—15.
1 ч<ас>. М-me Зизи [Нарышкина] завтракала с нами1.
3 	[часа]. 0<льга> — 36,8°.
Уже несколько вечеров обедаем без электрического света, т.к. достаточно светло.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37,ГЛ0.
Н<иколай> читал нам.
М-me С<ыробоярская>.
27 апреля. Четверг
День рождения дорогого Георгия2. Погода слегка улучшилась. Утром погулял подольше после урока географии с Алексеем. Завтракала Е.А.Нарышкина. От 2Л до 41А гуляли и ломали последние льдины там же.
До обеда читал у себя, а вечером наверху вслух.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «27 апреля / 10 мая. Завтракала у Их Величеств. Императрица была грустна и молчалива. Дети веселы. Государь меня удивил. Было ли искренне сказать мне, что он так доволен своим положением. Оно ему позволяет читать, а до сих пор его литературой были сухие бумаги... Дважды возвращался к этому утверждению. Ему приходилось делать все самому, чтобы сохранить призрак самодержавия, что привело к крушению. Много говорили с Государем об истории и о прошлом» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11 об.).
2 Имеется в виду день рождения среднего брата Николая II великого князя Георгия Александровича (27 апреля 1871 — 26 июня 1899), который умер от туберкулеза.
Апрель 28го. Пятница +14°.
10— 	11 [часов]. Алексей. Евгл. Матв. (правильно: Евангелие от Матфея. — В.Х.). Брак в Кане Галилейской. Беседа Иисуса с Никодимом. Иисус изгоняет торгующ<их> из храма.
11— 	12 [часов]. Мария, 363 —Смерть Юлиана Отступника. Афанасий 373. Имп<ератор> Валент — Еписк<оп> Василий Вел<икий> (больница в Алекс<андрии> для прокаженных). Жизнеопис<ание> Св<ятого> Вас<илия> Вел<икого>.
490


АПРЕЛЬ 1917
12—1 [час]. Татьяна. Чтение немецкого текста. Как и раньше, ложусь отдыхать перед обедом. 9 ч<асов>. 0<льга> — 36,8!/20.
Н<иколай> читал нам.
28 апреля. Пятница
День простоял хороший, солнечный. Погуляли между 11 ч. и 12 ч. и имел урок истории с Алексеем.
Днем гуляли и приступили к работам по устройству огорода в садике против окон Мама1. Т<атьяна>, М<ария>, Анаст<асия> и Валя [Долгоруков] деятельно перекапывали землю, а комендант и караульные офицеры смотрели и давали иногда советы. Вечером окончил «А Millionnaire girl».
1 Позднее об этом в своих воспоминаниях писал камердинер А.А.Волков: «Когда земля оттаяла, стали выходить на прогулку поправлявшиеся дети. Государь предложил желающим работать. Работали все: и семья, и свита, и служащие. Вначале работа состояла в копании гряд, на которых были посеяны разные овощи. Императрица не работала, но когда стало потеплее, лежала близ места работ на ковре. Иногда в это время к ней подходили солдаты, садились близко к ней и подолгу разговаривали.
Держали себя солдаты в присутствии царской семьи вполне прилично, и только немногие позволяли себе курить в присутствии кого- либо из ее членов. Однажды солдат, стоявший на карауле внутри дворца, открыл находившийся в том же помещении сундук, из которого вынул две пары принадлежавших императрице башмаков. Он засунул башмаки в печь, но это было замечено, и виновник был открыт. Все другие поступки, доставлявшие некоторые неприятности царской семье и ее окружающим, надо приписать не злым намерениям, но неведению и невоспитанности. При осмотрах дворца, которые происходили только с соответствующего разрешения, солдаты вели себя тихо, не позволяя себе ничего лишнего.
Когда на грядках все было посажено, Государь предложил срезать засохшие деревья парка и разделывать их на дрова. Это занятие продолжалось до самого отъезда в Тобольск» (Волков А.А. Указ. соч. С. 74).
Апрель 29го. Суббота +12°.
10—11 [часов]. Татьяна. Притчи 15—20. Св<ятой> Георг<ий> Поб<едоносец>1.
491


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
11—12 [часов]. Анаст<асия>. Притчи Спасителя: о закваске — нач<ало>, Царство Небесн<ое> уподобл<ено> ищущ<им> доб- р<ых> бисерей (т.е. хороших жемчужин. — В.X.). Обрет<ение> сокров<ища>, скрытого на поле. Закончив о неводе. Св<ятые> Константин и Елена.
Все ходили в сад, остальные перекапывали траву для последующей посадки овощей2.
6V2 [часов]. Всенощная3.
9 ч<асов>. 0<льга> — 37°.
Н<иколай> читал нам «Собаку Баскервилей».
-2°.
29 апреля. Суббота
Та же хорошая ясная погода. Погулял. Днем вышли в сад всей семьей; Алике в кресле на лужайке смотрела на нашу работу по перекопке земли. В 6У2 пошли ко всенощной. Последние дни обедаем без электрич<еского> освещения наверху, т.к. вечера стали светлые. Начал вслух книгу S.Holmes «The hound of the Baskervilles»*.
1 Александра Федоровна давала своим детям уроки по Закону Божьему, Священному Писанию и истории церкви. Частов записях ее дневника обозначена тематика занятий. Подготовке и проведению уроков императрица придавала большое значение. Позднее, 28 мая 1917 г., в одном из писем к своему подопечному по лазарету штабс-капитану А.В.Сыробоярскому она писала: «Очень много Евангелие и Библию читаю, так как надо готовиться к урокам с детьми, и это большое утешение — с ними потом читать все то, что именно составляет нашу духовную пищу. И каждый раз находишь новое и лучше понимаешь. У меня много таких хороших книг, всегда выписываю из них. Там никакой фальши... Нахожу в них ответы на многое. Они силы дают, утешение и для уроков с детьми. Они (дети. — В.Х.) много глубоко понимают — душа растет в скорби... (Скорбная памятка. Нью-Йорк, 1928. С. 43; Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 48).
2 В этот день царской семьей были начаты работы по закладке огорода недалеко от Александровского дворца.
3 В дневнике протоиерея А.И.Беляева записано: «Обычная всенощная и те же молящиеся, кроме бывшего наследника. Та же грусть и то же оди-
* Следует читать: C.Doyle. Речь идет о книге Конан Дойла «Собака Баскервилей», главный герой которой — Ш.Холмс (S.Holmes).
492


АПРЕЛЬ 1917
ночество; отрада и успокоение в молитве...» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 16 об.).
Апрель 30го. Воскрес<енье>
+17°.
Церковь1.
2—5 [часов]. Мы все были в саду2.
Большинство копали, слуги, поварята и т.д. Я — работала3. Н<иколай> читал нам, как обычно4.
Лили5.
30 апреля. Воскресенье
Отличная погода. Погулял до обедни. В 2 часа все мы вышли в сад и много наших людей, желающих поработать. Все с большим усердием и даже с радостью принялись за копание земли и незаметно проработали до 5 ч. Погода была насладительная. Читал до и после обеда.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «30 апреля. Служил литургию, говорил слово на слова Евангелия. "Бог есть Дух, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоин кланяться". В то время, когда говорил я о душевных переживаемых страданиях, которые ставят человека, оставленного всеми, в невыразимо гнетущее состояние, — приводит в ужас, и единственное утешение он находит в молитве. В это время раздался невольный, неудержимо вырвавшийся из чьей-то наболевшей груди вздох настолько сильный и громкий, что привел в удивление всех слушателей. И этот отклик душевной муки раздался с того места, где стояла одна только царская семья. После службы все приложились ко кресту» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 33).
2 Баронесса С.К.Буксгевден позднее делилась воспоминаниями: «В апреле, когда установились по-настоящему теплые дни, члены императорской семьи получили разрешение проводить больше времени в саду. Все они страдали от недостатка свежего воздуха и физических упражнений. Каждый день, с трех часов до половины пятого (или пяти), вся императорская се¬
мья, придворные и те из слуг, кто желал к ним присоединиться, выходили
гулять в специально огороженный садик. Вокруг этого места, на небольшом
расстоянии друг от друга, были расставлены часовые, а дополнительный отряд солдат, во главе с одним или двумя офицерами, держался на некотором удалении от гуляющих. Если бы не поведение некоторых солдат, эти про-
493


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
гулки могли бы внести приятное разнообразие в жизнь государственных узников. Несмотря на это, Их Величества выходили на прогулку каждый день (императрицу вывозили в ее кресле). Ей не разрешали пользоваться ее балконом, дверь на который была опечатана по распоряжению охраны» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 458).
3 В дневнике П.Жильяра имеется запись за этот день об устройстве огорода: «Вот уже второй день, что мы разбиваем огород на одной из полян парка. Мы начали с того, что сняли дерн, который переносим на носилках и складываем в кучи. Все принялись за работу: царская семья, мы и прислуга дворца, которую с некоторых пор выпускают на прогулку вместе с нами. Даже несколько солдат караула пришли нам помочь!» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 175—176).
Вместе с другими заботами царской семьи продолжались учебные занятия с детьми. Так, например, сохранилось небольшое письмо Е.А.Шнейдер учителю П.В.Петрову от 30 апреля 1917 г., в котором сообщалось:
«Многоуважаемый Петр Васильевич. В понедельник не приезжайте на урок истории, т.к. в 11 час. будет урок Закона Божия. Во вторник мы переговорим относительно урока истории. Искренно преданная Е.Шнейдер» (ГА РФ. Ф. 611. On. 1. Д. 79. Л. 156).
4 В эти дни Николай II читал вслух книгу английского писателя А.Конан Дойла «Собака Баскервилей».  55 Очевидно, Александра Федоровна получила известие от Ю.А.Ден.


1917
МАЙ


Май 1го. Понед<ельник>
+19°.
10—11 [часов]. Ев<ангелие> [от] Матф<ея>. Беседа Иисуса с Са- марянкой. Исцеление сына царедворца.
12—1 [час]. Мария. Смерть Св<ятого> Вас<илия> Вел<икого> 379. Григ<орий> Богослов, Ариане.
2/4—5 [часов]. В саду, работала1.
5V4—6 [часов]. Алексей. Урок английского языка и диктант. Н<иколай> читал нам.
1 	мая. Понедельник
Чудный теплый день. Утром хорошо погулял. От 12 час. был урок географии с Алексеем. Днем опять работали над нашим огородом2. Солнце здорово пекло, но работа успешно подвигается. Читал до обеда и вечером вслух.
Вчера узнали об уходе ген. Корнилова с должности главно- команд<ующего> Петрогр<адским> воен<ным> окр<угом>, а сегодня вечером об отставке Гучкова3, все по той же причине безответственного вмешательства в распоряжения военною властью Сов. Рабоч. Депутатов и еще каких-то организаций гораздо левее. Что готовит провидение бедной России? Да будет воля Божья над нами! +
1 Баронесса С.К.Буксгевден позднее делилась воспоминаниями: «Садик, в котором все гуляли, был очень маленьким, и казалось очень глупым раз за разом обходить его на протяжении двух часов. Так что вско¬
ре кому-то пришла идея устроить небольшой огород, в котором смогли бы работать все желающие. Получив разрешение на устройство такого огорода, император и его дочери начали энергично работать в саду. Помогали им в этом наши слуги. Солдаты надзирали за ними, и порой то один, то другой давал великим княжнам какой-нибудь совет. В целом солдаты более доброжелательно относились к детям, чем к родителям, и порой совсем по-доброму смотрели на цесаревича, хотя и называли его только по имени — "Алексей", — опасаясь, что товарищи обвинят их в недемокра- тичности.
Работа в саду оказала на императора самое благотворное влияние» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 459—460).
497


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 Работы по устройству огорода около Александровского дворца в это время было главным времяпрепровождением царской семьи. Так, великая княжна Ольга Николаевна в письме к З.С.Толстой от 1 мая 1917 г. сообщала: «Мы устраиваем в саду, около самого дома, большой огород и днем все вместе работаем. Мама тоже выходит. Она сидит в кресле и что-нибудь работает» (Русская Летопись. 1921. Кн. 1. С. 139; Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 43).
3 Царская семья получала в Александровском дворце газеты и журналы, из которых узнавала новости.
Княгиня Е.А.Нарышкина записала на следующий день в своем дневнике: «2/15 мая. Мы переживаем ужасные времена. Гучков ушел, генералы уходят; никто не может обуздать это разнузданное, взбесившееся войско. Солдаты разбегаются и дезертируют толпами: "О, Русь, забудь былую славу"... На душе отчаяние. Правительство заседает днем и ночью. Керенский говорит с горечью: "Жалею, что не умер два месяца тому назад; тогда я бы, по крайней мере, закрыл глаза с иллюзией о свободе родины. Вы — свободные граждане или взбунтовавшиеся рабы?.." Приходят к решению продолжать войну» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 11 об.—12).
Сохранились небольшие послания за этот же день великих княжон Ольги и Татьяны В.И.Чеботаревой (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 45).
Май 2го. Вторник +10°.
10— 	11 [часов]. Алексей. Диктант на английском языке.
11— 	12 [часов]. Татьяна. Чтение немецкого текста и диктант. Пасмурная погода.
Все выходили и работали в саду1.
Небольшой дождь.
ЬУа—6 [часов]. Чтение английского текста с Алексеем «Scroodles». 9 ч<асов>. 0<льга> — 36,7°.
Н<иколай> читал нам.
Ал<ексей> — болит рука.  22 	мая. Вторник
Серый теплый день. Погулял. Окончил чтение книги Кассо «Россия на Дунае» и начал многотомное сочинение Куропатки- на «Задачи русской армии». Днем работали на огороде, около половины сделано. Под конец пошел дождичек. Вечер провели по обыкновению.
498


МАЙ 1917
1 Все члены царской семьи в этот период принимали участие в устройстве огорода рядом с Александровским дворцом.
Баронесса С.К.Буксгевден писала в воспоминаниях об особенностях этого периода времени проживания Романовых в Царском Селе: «Первые послереволюционные месяцы прошли под знаком постоянного опасения за жизнь и здоровье Государя императора, который мог подвергнуться тюремному заключению или какому-либо иному насилию со стороны революционеров. Это понимали все во дворце, включая и императрицу, хотя она никогда не высказывала свои опасения вслух. Казалось, что все тревожные и беспокойные слухи немедленно становятся известны ей каким-то непостижимым образом. Она непременно входила в комнату императора в тот момент, когда там шел разговор на темы, которые могли всерьез беспокоить ее. Слуги старались прятать газеты, содержащие наиболее оскорбительные нападки на императора и императрицу, однако последней всегда попадались в руки худшие из этих пасквилей. Наиболее ужасные (а порой и просто непристойные) карикатуры публиковались в иллюстрированных изданиях. У начальника охраны хватало порядочности, чтобы не посылать эти газеты наверх, однако солдаты всегда старались передать их "по назначению".
Революционная пресса дала выход целым потокам клеветы и злословия. Но более всего императрицу ранили совершенно необоснованные выпады левых экстремистов, направленные против императора: было очевидно, что эти люди выискивают любой повод, который позволил бы им начать судебный процесс против императора. Он, который отрекся от всего ради своей страны и чья верность обязательствам подтверждалась каждым его поступком, был обвинен в предательстве и вероломстве! Ему приписывали слова, которых он никогда не произносил. Эти нападки были столь чудовищны, что императрица не могла не понять: их враги были готовы на любые крайности...
Что же касается императора, то у тех, кто видел его в это время, могло создаться впечатление, что опасность грозит вовсе не ему, а кому-то еще. Когда ему случалось упоминать о тех неприятных инцидентах, которые так тревожили его окружение, он делал это с мягкой полуулыбкой, словно извиняясь за причиненное окружающим беспокойство.
На протяжении целых месяцев каждый выстрел, раздававшийся в саду, каждая яростная ссора в караульной могли стать первым шагом на пути к непоправимому несчастью. В целом местный Совет солдатских депутатов поддерживал коменданта дворца, однако было неясно, как долго это еще будет продолжаться» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 447—448).
Май 3го. Среда
+7°.
Идет дождь.
11—12 [часов]. Мария, Григор<ий> Богосл<ов>. Храм Анастасии в Констан<тинополе>. Духоборцы. 2-й Всел<енский> Собор в Кон-
499


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ IIМ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
стантин<ополе>. 381 г. («И в Духа Святаго» и т.д. прибавили [к Символу Веры]). Иоанн Златоуст, Григорий Богослов + 387. Жизнеописание Св. Григ<ория> Богосл<ова>; Св. Иоан<на> Златоуста.
12—1 [час]. Анастасия1. Притча о смоковнице. Знач<ение> притчи о заблудшей овце. Знач<ение> притчи о драхме.
Обедала в детской столовой, т.к. у Ал<ексея> болит рука. Сидела с ним.
Н<иколай> читал нам, закончил «Собаку Баскервилей» К.Дойла.
3 мая. Среда
У Алексея болела рука, и он пролежал целый день. С утра до вечера лил дождь, очень полезный для появляющейся растительности. Недолго погулял утром и днем — с Марией и Анастасией. Много читал. Вечером окончил англ<ийскую> книгу вслух.
1 Императрица Александра Федоровна продолжала занятия с младшими детьми. В ее записных книжках, тетрадях и дневниках можно найти много поучительных мыслей, которыми она старалась руководствоваться в своей жизни и в воспитании детей:
«Смирение — это такое важное состояние души, без которого трудно сделать свою жизнь разумной и благочестной. Невозможно видеть без глаз и жить без дыхания, но еще менее возможна христианская жизнь без смирения» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Государыня императрица Александра Федоровна. Слова добрые... С. 11—12).
Май 4го. Четверг +13°.
Ярко светит солнце.
11— 	12 [часов]. География Великобритании с Анастасией.
12— 	1 [час]. Татьяна. Притчи — 20—25.
Обедала снова в игральной комнате.
2'А—5 [часов]. В саду1.
0<льга> — 36,81/2°.
Н<иколай> читал нам «Le [mystere de la] Chambre Jaune» автора Gaston Le Roux*.
0°.
Даю первые два урока лежа в постели.
* «[Тайна] Желтой Комнаты» Гастона Леру (фр.).
500


МАЙ 1917
4 	мая. Четверг
Погода стала ясная, но прохладная2. Рука у Алексея не болела, занятий не было, т.к. он остался лежать. После утренней прогулки читал много. Днем все вышли в сад, опять происходила общая работа по огороду. Вечером начал читать вслух «Le mystere de la chambre jaune».
1 Царская семья продолжала совершать прогулки на воздухе.
Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «Перед выходом в сад все обитатели дворца собирались в полукруглом зале. Затем приходили солдаты и офицеры охраны, с большими церемониями отпирали двери и выпускали императорскую семью на улицу. Нередко солдаты намеренно медлили с ключами. Как-то раз ключ и вовсе не смогли найти — офицер предыдущей смены ушел вместе с ним. Пришлось Их Величествам возвращаться к себе в комнаты. В то время как члены императорской семьи выходили в сад, вокруг них неизменно толпились солдаты, осыпая проходящих замечаниями и насмешками. Все скамьи и стены также были исписаны грубыми ругательствами. Офицеры пытались увести солдат обратно в караульную — но, как правило, безуспешно.
Когда императорская семья возвращалась с прогулки, солдаты вновь толпились у дверей. Их Величества старались не обращать на них внимания, но нередко, когда кресло императрицы ставили под каким-нибудь тенистым деревом, морщины на ее лбу и красные пятна на щеках ясно указывали на то, что она все слышала. Но больше всяких слов ее ранило непочтительное отношение солдат к императору. Некоторые из них едва отвечали на его вежливое приветствие своим обычным "доброе утро, полковник"» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 458—459).
2 В Александровском дворце Царского Села сохранялась тревожная обстановка среди его обитателей. Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «4/17 мая. Эти два дня мне нездоровилось. Сегодня лучше. В комнатах страшный холод; говорят, будто нет дров. Министерство еще не составлено. Единогласно решено продолжать войну. Пока что наши солдаты ходят к неприятелям и объясняют нашу сигнализацию. Какая гнусность! Жалкий же наш народ. Дезертирство бывало всегда, но нигде и никогда не было такой открытой измены. Полное отсутствие нравственного чувства. Передают потрясающие подробности о страданиях бедных наших заключенных в [Петропавловской] крепости. Их еще не судили. Произвели обыск в Ай-Тодоре, причем ворвались в спальню императрицы Марии Федоровны рано утром, когда она была еще в постели; заставили встать и оставили под арестом вместе с обитателями Чаира и Дюльбера» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 12).
501


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ И И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Май 5го. Пятница
11— 	12 [часов]. Мария. Иоанн Златоуст. Еписк<оп> Мелетий. Еп<ископ> Флавиан. Антиохия. Богадельня в Константсино- поле> и больница. Императ<ор> Аркадий. — Олимпиада-диако- нисса. Выписка [из] И<оанна> Златоуста + 14 с<ентября> 407, пров<инция> Понт.
12— 	1 [час]. Татьяна1. Чтение немецкого текста.
Были в саду.
6ХА [часов]. Всенощная2.
Н<иколай> читал нам.
5 мая. Пятница
После утренней прогулки занимался с Алексеем историей. Рука его прошла, и он встал после завтрака. Продолжали работу в саду; Алике вышла на час. В 6!4 пошли к всенощной. До обеда получил подарки. Читал дочерям вслух.
1 Великая княжна Татьяна Николаевна готовила задание к уроку немецкого языка. В этот день она написала письмо своему старому учителю П.В.Петрову, в котором читаем: «Петр Васильевич, милый, мне ужасно стыдно, что я Вам до сих пор не писала, но не думайте, что это доказывает, что я Вас забыла, — совсем нет. Ведь можно и не писать друзьям, но хорошо их помнить — правда? Ну, как Ваше здоровье?
Очень была огорчена, узнав про Вашу болезнь. Имеете ли известия от Вашего племянника — как он? Как Вы уже слышали, мы тут все занимаемся домашним способом — кто как может. А в саду устраиваем огород. Передайте, пожалуйста, привет Константину Алексеевичу, Mr Gibbs и Mr Conrad'y. Неужели Вам все приходится лежать или, когда будет тепло, можно будет выходить на балкон? Ну, всего, всего хорошего. Грустно, что так давно не встречались. Поправляйтесь скорее. Храни Вас Бог. Ваша старая ученица Татьяна» (ГА РФ. Ф. 611. On. 1. Д. 71. Л. 113—114).
2 Церковную службу провел протоиерей А.И.Беляев.
Май 6го. Суббота +19°.
+7° в тени.
Дамы и все поздравляли. 11—12 [часов]. Церковь1.
502


2—4% [часа]. Работали в саду. Я вышивала, как обычно. 6*Л [часов]. Всенощная.
Н<иколай> читал нам.
МАЙ 1917
6 мая. Суббота
Мне минуло 49 лет2. Недалеко и до полсотни! Мысли особенно стремились к дорогой Мама3. Тяжело не быть в состоянии даже переписываться. Ничего не знаю о ней, кроме глупых или противных статей в газетах. День прошел по-воскресному: обедня, завтрак наверху, puzzle. Дружная работа на огороде, начали копать грядки, после чая всенощная, обед и вечернее чтение — гораздо больше с милой семьей, чем в обычные года.
1 В свой дневник протоиерей А.И.Беляев в этот день записал: «5 мая служил всенощную и 6 мая Божественную литургию. Пред литургиею в 10 часов был молебен. К литургии собралась вся царская семья и горячо молилась, празднуя день рождения Государя. Объявили, что нет больше церковного вина, и я просил, чтобы достали простого виноградного красного столового вина. Принесли полбутылки какого-то вина, которое и пошло на службу. Вечером служил обычное всенощное...» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 17 об.).
2 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «6/19 мая. Именины Государя. Какой грустный нынче этот день. Мы ходили поздравлять перед обедней. Священник утешил нас отличной и очень тактичной проповедью. Чувствую себя больной: в комнатах у меня слишком холодно, а в гостиной просто ледник. Мэри Бенкендорф лежит в инфлюэнции, боюсь, не заразилась ли и я. Императрица мне прислала прелестных анемон; она сама их нарвала в саду; я написала ей маленькое благодарственное письмо. Целый день изучала пророчества Иезекииля с комментариями Бейнингена. Все проходит и приближает вечность. Ей, гряди, Господи Иисусе! Принесли немного дров и затопили у меня в спальной. Я больше из нее не выйду, а гостиную велю запереть» (Там же. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 12).
Стоит отметить, что 6 мая 1917 г. княгиня Елена Петровна написала открытку великой княжне Ольге Николаевне: «Дорогая моя Ольга! Как я была рада и тронута дорогими твоими строками! Горячо благодарю и радуюсь, что Вы все опять здоровы. Очень беспокоилась, не имея от Вас известий. Прошу передать дорогим Родителям мой сердечный поклон. Дети мои и мы все здоровы. Да хранит Вас Христос! Нежно обнимаю тебя, дорогая, и всех Вас, о которых я непрестанно молюсь и думаю.
Горячо любящая тебя Елена» (Там же. Ф. 673. On. 1. Д. 143. Л. 19).
3 Николай II, находясь под домашним арестом вместе с семьей в Александровском дворце, не имел связи со своими родственниками в Крыму.
503


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ IIИ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в этот день в своем дневнике: «Пятидесятилетие бедного моего любимого Ники (на самом деле императору исполнилось 49 лет. — В.Х.), даже телеграмму послать не могла. Никакой службы не было!» (Дневники императрицы Марии Федоровны. М., 2005. С. 183).
Май 7го. Воскрес<енье>
+2°.
Идет снег.
Церковь1.
Бенкендорф 2!Л [часа]. Н<иколай> читал нам. Идет снег. -2°.
7 мая. Воскресенье
Холодная ветреная погода со снежными шквалами. В 11 час. пошли к обедне. Погулял днем с Татьяной, Марией и Анастасией, пока Алексей играл на острове. До и после чая начитывался всласть. К вечеру погода окончательно повернула на зиму — выпал снег при 2° мороза.
1 Протоиерей А.И.Беляев в этот день служил Божественную литургию в Александровском дворце Царского Села: «Молились те же лица и говорилась обычная проповедь. Вообще после каждой литургии говорю краткое поучение» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 34).
Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «7/20 мая. К обедне не сошла: нехорошо себя чувствую — Боткин определил ларингит. Не выхожу из спальной; надеюсь, что недомогание не разовьется. Пока только кашель и слегка лихорадит. Меня навестили милые молодые фрейлинки. Думаю о бедных заключенных в крепости, где, помимо всего прочего, сыро. Императрица мне прислала после обедни просвирку. Тоска» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 12).
Май 8го. Понед<ельник>
0°.
10—11 [часов]. Алексей. Ев<ангелие> [от] Матф<ея>. Учение Иисуса — в синагоге в Назарете — предост<авьте> мертвым хоро-
504


МАЙ 1917
нить своих мертвецов. Иисус, спящий во время бури. Иисус исцеляет бесноватого (стадо свиней).
12—1 [час]. Мария. Жизнеописание Олимпиады-диакониссы и Иоанна Богослова.
Сидела с m-me Зизи [Нарышкиной]1, а затем — с Бенкендорфом. Татьяна читала на немецком большую книгу.
Н<иколай> читал нам.
8 мая. Понедельник
Утром все оказалось покрытым снегом. Дул холодный ветер, и гулять было неприятно. От 12 ч. занимался с Алексеем географией. К 2 ч. вышло солнце, стало теплее и стихло. Гулял с детьми и сидел с ними на острове. Видел коменданта Ц<арского> Села полков<ника> Кобылинского, кот<орый> гулял с дворцов<ым> комендантом подполк<овником> Коровиченко. Вечер прошел по обыкновению.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «8/21 мая. Собачий холод в комнате довел меня до серьезной болезни. Из-за холода Боткин не может меня выслушать. Хотела бы переехать в Большой дворец. Боткин написал свидетельство, что я рискую жизнью при такой температуре. Меня навестили императрица с Татьяной. Сегодня наконец протопили. Не знаю, как долго это продолжится. У меня жар сильнее, 38,7°, и очень сильный кашель. Наверное, кончится, как всегда, воспалением легких» (ГА РФ. Ф. 6501.0п. 1.Д. 595. Л. 12).
Май 9го. Вторник
+18°.
10—11 ч<асов>. Алексей. Чтение английских текстов «Scroodles». 11.20—12 [часов]. Татьяна. Чтение немецкого текста.
2гЛ—4% [часа]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
М-me Ссыробоярскаях Седов1.
9 мая. Вторник
Очень хороший солнечный день. Погулял почти час с Алексеем. Днем усиленно работали на огороде; копать грядки было тяжело из-за сырости земли после снега. Читал с интересом куропат- кинскую книгу до обеда, а вечером — франц. вслух дочерям.
505


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
1 Императрица Александра Федоровна, очевидно, получила или направила весточку М.М.Сыробоярской и штабс-ротмистру Н.Я.Седову.
Она написала небольшое письмо корнету С.В.Маркову: «От всего сердца поздравляю Вас, шлю самые горячие пожелания и молитвы. Ничего о Вас не знаю, очень беспокоюсь. Получили ли нашу открытку на Пасху через Марг<ариту> С<ергеевну> [Хитрово]? Напишите через О.П.[Грекову]. Получаем новости только через лазарет, другие письма не доходят, так глупо, известно, что никто не пишет того, что нельзя теперь. Наконец дети поправились. Они все с нашими людьми копают огород в мал. садике. Я сижу в кресле и как всегда занимаюсь... Я — с детьми, даем им уроки пять раз в нед<елю>, т.ч. время нет, по вечерам он (Государь. — В.Х.) нам читает вслух. Здоровье ничего. Храни Бог» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 45—46).
В этот же день Николай II написал короткую записку (на плотной карточке) королеве греческой, великой княгине Ольге Константиновне: «9 мая 1917 г.
Искренно и сердечно благодарю Тебя и Елену (кн. Елена Петровна, супруга кн. Иоанна Константиновича. — В.Х.) за образ и за добрые пожелания. Часто о вас думаю.
Н<иколай>» (ГА РФ. Ф. 686. On. 1. Д. 87. Л. 5).
Ф Май 10го. Среда
1 [часов]. Алексей [Закон Божий]. Авраам, Сарра — обещ<ание> о рожд<ении> сына. — Лот со своими убегает из Содома. Исаак — Агарь и Измаил отпущ<ены> Авраамом. — Жертвоприношение Исаака. Встреча [Исаака] с Ревеккой. — Исав продал свое первородство Иакову.
11— 	12 [часов]. Мария. История имп<ератора> Феодосия.
3-й Всел<енский> Собор в Эфесе 431 г. Лжеучение Нестория, отриц<ающего> святость Богоматери. Испов<едание> Христа в единст<ве> двух естеств.
Еп<ископ> Кирилл Александр<ийский>, Евтихий (монофизит- ская ересь). —4-й Вселен<ский> Собор вХалкидоне 451 г. подтвердил опред<еления> бывш<их> 3 соборов, 5-й Вселен<ский> Собор в Констант<инополе> 553 г. Имп<ератор> Юстиниан I, то же самое — 6-й Всел<енский> Собор в Констант<инополе> 680 г. Андрей Критский (канон Покаянный).
12— 	1 [час]. Анастасия. Знач<ение> притчи о блудном сыне. Посадили картофель, семена, 2!4—4‘/г [часов].
6'А [часов]. Всенощная.
SVi [часов]. Сидела с М-me Зизи [Нарышкиной] (из-за бронхита)1.
Н<иколай> читал нам.
506


МАЙ 1917
10 мая. Среда
Отличный теплый день. Пробыл час на воздухе с Алексеем, а потом занимался с ним историей. Днем все были в саду, работали на огороде и начали сажать некоторые овощи. В 6/4 были у всенощной2. Вечером окончил франц. книгу.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «10/23 мая. Провела страшную ночь в муках и кашле. Однако температура сегодня утром понизилась: 37,2. Отослала письмо Керенскому. Купила дров, чтобы протопить свои комнаты в Большом дворце. Чувствую большую слабость... Я так боюсь умереть здесь без церковного напутствия, не простившись с детьми. Пугает и мысль, что меня всунут в ящик и поспешат вынести как можно скорее. Сегодня вечером сказала императрице, что я бы хотела уехать отсюда, если возможно. Она спросила: "Ведь мы здесь все вместе". Я пояснила: "Вам из-за меня будет много хлопот и осложнений"» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 12 об.).
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «10 мая. Вознесение. В 6Vi часов всенощная праздничная с выносом на середину храма иконы. Лития и благословение хлебов» (Исторический архив. 1993. № 1.
С. 	34).
Май 11го. Четверг Праздник моего улана1.
+21°.
11—12 [часов]. Церковь2.
Сидела с m-me Зизи [Нарышкиной] (восп<аление> легких)3. Сидела в саду, а они работали как обычно.
После чая в 5.20 я сидела с m-me Зизи [Нарышкиной]. Н<иколай> читал нам «Le Parfum de la [Dame] en noir» автора Gaston Le Roux*.
11 мая. Вознесение Господне
Чудный летний день. Погулял недолго с Валей [Долгоруковым] до обедни. После завтрака зашел с Алике к Е.А.Нарышкиной, которая больна, по-видимому, воспалением легкого. Работали на огороде и потели страшно4. Читал до 7% и затем в первый раз с
* «Духи [Дамы] в черном» Гастона Леру (фр.).
507


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
дочерьми покатался на велосипеде. Было очень приятно подышать еще вечерним воздухом.
1 Имеется в виду полковой праздник лейб-гвардии Уланского полка, шефом которого являлась императрица Александра Федоровна.
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «11 мая в 11 часов Б<ожественная> литургия. Вся царская семья теперь, Слава Богу, поправилась и присутствует за всеми службами и внимательно слушает поучения, что видно из того, когда я начинаю говорить, все немного подвигаются вперед и стоят до конца. После службы, проходя по залу, со всеми здоровался, поздравил с праздником и сообщил о состоянии здоровья о. Александра особенно интересующимся доктору Боткину и французу» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 34).
3 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «11/24 мая. Видела сегодня коменданта. Керенский в отъезде, Коровиченко берет все на себя. "Хотите переехать сегодня?" Какая поспешность! Нет, говорю, лучше завтра; мне надо предупредить императрицу. Берется устроить» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 12 об.).
4 Великая княжна Мария Николаевна в своем небольшом письме к знакомым в этот день отмечала: «Вчера мы уже сажали картошку у нас в огороде. Какое хорошее солнце с утра» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 46).
Май 12го. Пятница +17°.
Сидела с m-me Зизи [Нарышкиной]*, а затем ее унесли на носилках в госпитальный автомобиль и отвезли в Большой дворец.
11— 	12 [часов]. Мария [Закон Божий]. Отцы западной церкви: Св. Амвросий, Блаж<енный> Августин, блаж<енный> Иероним + 387. Имп<ератор> Валентиниан, императрица Юстина, 397 + Амврсосийх «Тебе Бога хвалим».
12— 	1 [час]. Татьяна. Немецкая грамматика, чтение немецкого текста.
21Л—5 [часов]. В саду, они копали, сажали семена.
ЪУл—6 [часов]. Алексей. Ев<ангелие> Матф<ея>, исцел<ение> прокаженного, исц<еление> расслабленного. Иисус учит. Мытарь Левий. Угощ<ение> с мытарями — разговор с фарис<еями>. Притча о ветхой одежде, о мехах.
508


МАЙ 1917
Исцел<ение> кровоточащ<ей> женщ<ины> и дочери Иаира, двух слепых, немого, бесноватого.
Жатвы много, а деталей мало.
Н<иколай> читал нам.
12 мая. Пятница
Погулял с Алексеем чудным утром. Пошли посмотреть работу по складыванию дощатого «ground»* для нашего тенниса на прежнем месте. Перед завтраком с Алексеем [занимался] историей. В 21Л ч. вышли в сад. Помог с другими копать грядки на огороде двух из наших людей впереди 1-го и 4-го подъездов, затем вернулся в садик и продолжал работу на нашем огороде.
Погода сделалась серая и прохладная. Утром перевезли в санитарном моторе в Большой дворец Е.А.Нарышкину, по ее просьбе, для возможности чаще видеть своих родных.
1 Княгиня Е.А.Нарышкина записала в своем дневнике: «12/25 мая. Государь пришел ко мне с Алексеем и Татьяной. Добрый и ласковый. Императрица тоже сказала, что вернется после пятичасового чая. Мы несколько раз обнялись с Государем; он все время целовал мне руку... мое сердце разрывалось. Больше всего Государя огорчает состояние армии; он не понимает армии без дисциплины. Позднее пришла императрица и пробыла у меня два часа. Я была очень утомлена. Она проявила большую нежность. Понимает, что я уезжаю ради детей. Все еще надеется на контрреволюционную реакцию; увы, если она и будет, то не в их пользу! Она не отдает себе в этом отчета. Такая иллюзия ей полезна: помогает ей переносить ее теперешнее положение» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 12 об.).
Необходимо заметить, что эта запись княгини Е.А.Нарышкиной (судя по содержанию дневников царской четы) может относиться к событиям предыдущего дня, т.е. 11 мая. В пятницу, 12 мая 1917 г. состоялся отъезд княгини из Александровского дворца, хотя эти события в ее дневнике значатся: «14/27 мая. Всю ночь от волнения не могла заснуть. Все приходили со мной прощаться. Сегодня утром, в десять часов, пришла императрица, была так нежна и ласкова, так меня благодарила, что я приехала и оказала ей поддержку. Обнимая меня, сильно плакала... Затем пришли санитары и уложили меня на носилки. Все собрались в гостиной проститься со мной: императрица, дети. Меня снесли к фургону для раненых и вставили туда головой вперед; я почти лишилась сознания. В фургоне уже находились комендант, санитары и Анна. Через несколько минут я уже в Большом дворце. Тут меня встретили доктор Батуев, отличная сестра милосердия
* Спортивная площадка (англ.).
509


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Любушина и моя вторая девушка Маня. Все в порядке и чистота; комнаты проветрены и протоплены; комендант обо всем позаботился. В тот же день у меня была Надежда Ивановна и дети. Сестра Любушина дежурит при мне, чередуясь с другой сестрой из моего лазарета» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 12 об.—13).
Май 13го. Суббота +18°.
10— 	11 [часов]. Татьяна. Притчи 25—31 до конца1.
11— 	12 [часов]. Анастасия. Еще значение притчи о блудном сыне, притча о неверном управителе (Лука XVI, 1—13).
12— 	1 [час]. Мария. [Чтение:] Герман и Доротея.
2/4—5 [часов]. В саду, они копали и сажали.
6!4 [часов]. Всенощная.
Н<иколай> читал нам.
13 мая. Суббота
Солнечный день с прохладным бризом. Погулял час с Алексеем. Днем хорошо поработали в саду. Видел, как привезли байдарки и шлюпку к нам на пруд. Татьяна и Алексей воспользовались и покатались. В 6J4 час. пошли ко всенощной2. Вечером читал вслух книгу «Le parfum de la dame en noir», которую начал 11 мая.
1 Императрица Александра Федоровна продолжала с младшими детьми вести учебные занятия.
Об отношениях между детьми и родителями в царской семье впоследствии писал П.Савченко: «Отношение великих княжон к Государыне обуславливалось, прежде всего, отношением взрослых дочерей кочень строгой и требовательной матери, которая их всем сердцем любила и детьми только тогда и жила. По воспоминаниям П.Жильяра: "Мать, которую они обожали, была в их глазах как бы непогрешима: одна Ольга Николаевна имела иногда поползновение к самостоятельности. Они были полны очаровательной предупредительности по отношению к ней. С общего согласия и по собственному почину они устроили очередное дежурство при матери: когда императрице нездоровилось, то исполнявшая в этот день дочернюю обязанность безвыходно оставалась при ней". Государыня всегда была при детях (говорила с ними по-английски; этим языком великие княжны владели отлично); часами проводила время в классной, руководя занятиями; учила их рукоделию. Великая княжна Ольга не любила рукодельничать,
510


МАЙ 1917
хотя работала очень хорошо, и всегда во время этих занятий старалась устроиться чтицей» (Савченко П. Указ. соч. С. 25).
2 Протоиерей А.И.Беляев в этот день записал в своем дневнике: «Обычная служба в свое время. Вся царская семья 7 человек в соборе, стоят и молятся с начала до конца службы. Из свитских дам не была Нарышкина. Оказалось, что она не перенесла заключения, заболела и ее на руках вынесли из дворца и препроводили на ее квартиру в Екатерининский дворец. Приходила вся царская семья в ее комнаты попрощаться и проводить ее. Так и еще одним близким человеком стало меньше у семьи заключенного царя» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 34).
Май 14го. Воскресенье. День коронации1
+24°.
Церковь.
2—4!/г [часа]. На маленьком островке2. Н<иколай> читал нам вечером.
14 мая. Воскресенье
В другой обстановке провели мы 21-ю годовщину Коронации! Погода была отличная — 15° в тени. До обедни погулял с Алексеем. Днем от 2 час. до 4/4 час. провели в саду; катался в байдарке, в шлюпке, поработал на огороде, где готовятся новые грядки, и еще на острове. После чая читал и вечером также.
1 Имеется в виду коронация императора Николая II в 1896 г. в Москве.
В дневнике императора Николая II вдень коронации в Москве за 14 мая 1896 г. записано: «Великий, торжественный, но тяжкий, в нравственном смысле для Алике, Мама и меня, день. С 8 ч. утра были на ногах; а наше шествие тронулось только в 1Л10. Погода стояла, к счастью, дивная; Красное Крыльцо представляло сияющий вид. Все это произошло в Успенском соборе, хотя и кажется настоящим сном, но не забывается во всю жизнь!!! Вернулись к себе в половине второго. ВЗ часа вторично пошли тем же шествием в Грановитую палату к трапезе. В 4 часа все окончилось вполне благополучно; душою, преисполненною благодарностью к Богу, я вполне потом отдохнул. Обедали у Мама, которая, к счастью, отлично выдержала все это длинное испытание. В 9 час. пошли на верхний балкон, откуда Алике зажгла электрическую иллюминацию на Иване Великом и затем последовательно осветились башни и стены Кремля, а также противо-
511


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
положная набережная и Замоскворечье» (Дневники императора Николая И. М., 1991. С. 144—145).
2 Запись в дневнике означает, что императрица Александра Федоровна провела прогулку на острове, где царская семья часто по весне сажала кусты сирени.
Май 15го. Понед<ельник>
+20°.
12—1 [час]. Мария. Жизнеописание Св. еп<ископа> Амвросия Медиоланского. Свят<ая> муч<еница> Варвара около 300 г.
2/4—5 [часов]. В саду — копание и рассада.
5/4—6 [часов]. Кающаяся грешница — исцеление у Купальни, Вифезда —Лука VII, 36—50. Иисус приходит в субботу. Засея- н<ие> пшеницы. Нагорная проповедь. — Алексей.
Н<иколай> читал нам.
Лили [Ден]1.
15 	мая. Понедельник
Ясный и очень теплый день. После прогулки имел с Алексеем урок географии. Вышли в сад в 21А, работал все время с другими на огороде; Алике и дочери сажали разные овощи на готовых грядках. В 5 час. возвратились домой потные. После чая читал. В 7/4 вышел с Татьяной, Марией и Анастасией и покатался на велосипедах до 7.45. Вечер провели как всегда.
1 Запись означает, что императрица Александра Федоровна получила письмо от своей подруги Ю.А.Ден или написала ей.
В.И.Чеботарева в это время писала в своем дневнике о состоянии общей политической атмосферы в стране: «15 мая. Как ужасно, на краю какой страшной пропасти мы стоим! Комментарии к письму Петра Николаевича (имеется в виду генерал П.Н.Краснов. — В.Х.) лишни. Два месяца пропаганды, и вот что сталось с сильной многомиллионной армией! Сможет ли что-либо сделать Керенский? Он еще верит, он сказал: "Если за месяц не смогу спаять армию, значит, я погубил Россию, я в ней ошибся, остается только покончить с собой!" Во Франции наши братались, французы быстро и энергично прекратили это; русскому воину никуда нельзя показаться, в Париже манифестация "a bas la nation traitre!"*. Впечатлительная толпа
* «Долой изменническую нацию!» (фр.)
512


МАЙ 1917
улюлюкает, свистит русским, из ресторанов выгоняют, просят убрать этих опасных сумасшедших.
По инерции в Царском жизнь катится. Солдаты учатся на улицах. На занятиях видела, как весело скомандовали "смирно" и вытягивались своему юному прапорщику, но это утром. Днем и вечером бродят, щелкают семечки, валяются на траве, оттоптали все борты у прудов и повыловили рыбу. Продовольствия пока хватает, но муки не имеем ни фунта, едим кислый ситный. Цены за рабочие руки выросли невероятно, оклеить маленькую кладовую спросили 15 рублей.
О 	детях теперь будем мало знать. Вера Игнатьевна уехала на фронт, призвали и Карпова. Ее знакомый из С.Р. и С.Д. сказал, что в городе известно о переписке сестер, "а теперь и офицеров, решили разрядить атмосферу монархического гнезда". Виновата несчастная идея послать 6-го цветы, идея Риты. На следующий день к депутатам солдатского отделения пришли два товарища из города и объявили: "Известно ли вам, что в лазарете служит некая сестра Хитрово, поддерживающая постоянные сношения?" Во избежание давления Рита ушла. А, по совести сказать, разве кто-нибудь из нас желал бы возвращения старого целиком? Влияния Александры Федоровны? Когда переживали дни "правительственного кризиса", да и при всех новых невзгодах, что на Русь обрушиваются, так больно делалось от сознания, что главный-то виновник — она. Не будь ее, не будь этого рокового вмешательства в политику, не будь Гришки [Распутина], этих фатальных назначений Штюрмера, Протопопова, Голицына, при мягкости Государя возможно было бы иметь и ответственное министерство, и широкие социальные реформы. Армия и формы власти были бы целы. Но пути судеб неисповедимы, исторического предопределения не избежишь. Такая горечь, такая обида за Русь, такое мое преклонение перед нею, что хотя и борюсь, но все растет и растет отчуждение. Не могла даже иносказательно написать хоть два ласковых слова.
А там живут однообразной жизнью. Дети занимаются друг с другом, Ольга с Мари историей: "Видите, какая я важная стала, но надо сознаться, что прескучно!" Копаются в огороде. "Сами сеяли и сажали картошку. Вчера ездили немного на велосипедах. По вечерам собираемся вместе, папа читает вслух. Алексей гуляет больше с папой". Государыня вспоминает все прошлое» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 231—233).
Май 16го. Вторник +26°.
10— 	11 [часов]. Алексей читал «Scroodles».
11— 	12 [часов]. Татьяна — диктант на немецком языке и чтение текста.
513


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2Ул—5 [часов]. В саду — я лежу на траве и работаю1 или читаю недалеко от воды.
Н<иколай> читал нам.
16 мая. Вторник
Дивный летний день; после полдня в тени было 20°. Погулял час утром, пока Алексей играл на остр<ове>. Кончил первый том «Задачи русской армии» Куропаткина и начал второй. От 2Ул до 5 час. в буквальном смысле работали в поте лица на огороде.
Караул от запасного бат<альона> 2-го стр<елкового> Царско- с<ельского> полка (прап. Беляковский) вел себя как следует, ни один стрелок не шлялся по саду, и выправка часовых была приличная2. Перед обедом с наслаждением покатались на велосипедах.
1 Императрица Александра Федоровна часто во время нахождения на воздухе занималась рукоделием.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется запись от 16/29 мая, в которой указывается: «Написала вчера императрице несколько слов карандашом. Сегодня утром у меня был комендант с помощником и доставил мне ее милый и сердечный ответ. Какая трагедия вся ее жизнь, со всеми иллюзиями...» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 13).
2 По записям Николая II видно, что он пристально следил за положением армии и воинской дисциплины. Отступление военнослужащих от устава наносило моральную травму императору.
Баронесса С.К.Буксгевден позднее отмечала в воспоминаниях: «Обычно случалось так, что, когда солдаты беседовали с императором или детьми, их враждебность исчезала. Они видели, что перед ними вовсе не такие ужасные злодеи, как им говорили их лидеры. Но по отношению к императрице они продолжали сохранять враждебность, демонстрируя своим поведением ту пропаганду, которая велась между ними.
Представители Совета рабочих и солдатских депутатов боялись того, что дворцовая охрана может утратить бдительность, поэтому они всегда направляли во дворец своих людей, которые должны были следить за другими солдатами и офицерами. Как-то раз целый отряд был сформирован из представителей Совета. Поначалу они повели себя очень агрессивно и сразу же установили для заключенных новые правила, но на следующий день, по какой-то не известной нам причине, повели себя совершенно иначе и больше не причиняли нам беспокойств» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 462).
514


МАЙ 1917
Май 17го. Среда +27°.
11— 	12 [часов]. Мария. Жизнеописание Св. Иоанна Дамасского t 777 — (104 г.) магометанство.
12— 	1 [час]. Анастасия. Пояснение притчи о неправедном приставнике. Притча о богаче и Лазаре.
21Л—5 [часов]. В саду1.
ЪУл—6 [часов]. Алексей. Исаак благословляет Иакова вместо Исава. Сон Иакова — Иаков и Рахиль у колодца. Лия. Иосиф — бегство Иакова. Единоборство Иакова с Ангелом. Примирение Исава с Иаковом в Израиле.
Н<иколай> читал нам.
17 мая. Среда
Великолепный жаркий день —20° в тени, на солнце 33°, при легком южном ветре. Погулял более часа с Алексеем и затем занимался с ним историей. Днем гуляли, работали, катались на пруде (так в тексте. — В.Х.) и сидели на берегу его. До обеда покатался с дочерьми на самокатах. Около 91А нашли тучи и пролили на землю необходимую ей живительную влагу.
1 В хорошую погоду императрица Александра Федоровна проводила время на воздухе. Няня царских детей А.А.Теглева вспоминала: «Солдаты из любопытства окружали семью, когда она во время прогулок работала. А однажды, когда Ее Величество сидела в парке на скамейке, к ней подсел какой-то солдат, развалился непринужденно, закурил и повел с Ее Величеством разговор. Никак не называя Ее Величества, он стал ей предлагать разные вопросы. Я своими глазами видела эту сцену. Государыня занималась рукоделием в это время. Она улыбалась и отвечала на вопросы солдата. Такая "беседа" продолжалась довольно долго, Государыня потом говорила по этому поводу, смеясь, что она не желает, чтобы подобные разговоры повторялись часто. Однажды Государь обратился к какому-то солдату: "Здорово, стрелок". Стрелок ответил Его Величеству: "Я не стрелок, а товарищ". Детям позволено было кататься на пароме. Солдаты тоже катались на этом пароме, зная, кому он принадлежит. Я думаю, что им тяжело было читать всю бессмысленную нелепицу, которой тогда полны были все русские газеты про них. Однажды Государыня сказала мне по этому поводу: "Знаете, такие ужасы, такие гадости пишут. Мне бы не хотелось, чтобы это читали дети"» (Российский архив. Т. VIII. С. 120— 121).
515


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯII И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Май 18го. Четверг
+25°.
11— 	12 [часов]. Анаст<асия>. География Великобритании.
12— 	1 [час]. Тать<яна>. Екклес. 1—7.
В саду, как обычно1, остальные работают и катаются на лодках. Н<иколай> читал нам.
18 	мая. Четверг
Такой же чудный день, немного посвежее после вчерашнего дождя. Очень позеленело все в парке. Воздух был великолепный на прогулке, после урока географии Алексею. Днем опять усиленно работали по уборке дерна и по устройству новых грядок. До обеда покатались на велосип<едах>. Вечер сделался совсем прохладный — 9°.
1 	Императрица Александра Федоровна обычно в это время занималась рукоделием или чтением книг.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной (проживавшей в Большом дворце Царского Села) имеется любопытная запись от 18/31 мая, где указывается: «Приезжала Вера Орбелиани, но я не могла ее принять. Она едет в Крым. Я ей поручу передать письмо императрице Марии Федоровне, которая очень страдает, ничего не зная об участи своих детей. Кронштадтские матросы взбунтовались, арестовали офицеров, захватили суда с пушками, собирались бомбардировать Петроград и увезти в Кронштадт царскую чету!!! Туда спешно отправили какого-то оратора — говорить речи. Это теперь их единственное оружие! Какое унижение видеть, как воплощаются нелепые теории Толстого и как позволяют немецким шпионам вроде Ленина и К0 революционировать страну. Правительство перестает быть правительством, когда у него нет силы» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 13).
Май 19го. Пятница
+15°.
11—12 [часов]. Мария. Магометанство. Маг<омет> род<ился> 570 г.
Калиф Омар 637 г. — осадил Иерусалим.
Патриарх Софронсийх Сжиг<ание> Омаром Александр<ийской> Библиотеки 638 г. (Ислам) мусульмане. — Иконоборство. Импе- р<атор> Лев Исаврянин. Калиф Дамаска.
2*/4—5 [часов]. В саду.
516


МАЙ 1917
5!4 [часов]. Алексей. Матф<ей> VII, 1—12 — Нагорная пропо- в<едь>. Исцелен<ие> служ<ителя> сотника. Воскрес<ение> сына Наинской вдовы. Усекновение главы Иоанна Крестителя. Чудесное насыщение 5000 народа 5-ю хлеб<ами> и 2 рыб<ами>. — Иисус Христос поддерживает Петра на волнах. Проп<оведь> в Капернауме.
Н<иколай> читал нам «Le Fauteuil hante» Gaston Leroux*.
19 	мая. Пятница
Утром было много туч, но к 11 час. вышло солнце и погода сделалась ясная и сразу теплая. После прогулки занимался с Алекс<еем> историей. Днем усердно копал с другими грядки1, которых у нас всего теперь 65. Караул от 2-го стр<елкового> полка был опять распущенный и офицеры неважные! До обеда поездили на велосипедах.
1 Дочь доктора Е.С.Боткина Татьяна позднее вспоминала об этом периоде жизни в Александровском дворце Царского Села: «Разрешалось два раза в день выходить на прогулку в сопровождении часовых или, как я уже говорила, на садовые работы.
Развлечение доставляли книги и переписка с друзьями и родственниками; свите иногда разрешались свидания с родными, но в присутствии часовых. Переписка тоже очень теряла, т.к. каждое письмо с обеих сторон прочитывалось не только комендантом дворца, но даже офицером, а иногда и солдатами» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 59).
Май 20го. Суббота +25°.
10— 	11 [часов]. Татьяна: Екклес<иаст> 7—12.
11— 	12 [часов]. Анаст<асия>: Притча о послушном и непослушном сыне. Матф<ей> XXI 28 — 354.
12— 	1 [час]. Мария. [Чтение:] Герман и Доротея.
21Л—5 [часов]. В саду.
654 [часов]. Церковь1.
Н<иколай> читал нам.
* «Заколдованное кресло» Гастона Леру (фр.).
517


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
20 	мая. Суббота
Идеальный жаркий день, но без духоты. Погулял час с четвертью утром с Алексеем. Днем работал с другими на огороде2 и отдыхал, катаясь в байдарке. В 6/4 пошли к всенощной. Аромат из сада был удивительный, когда сидишь у окна.
Вчера начал читать вслух «Le fauteuil hante».
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «20 мая. Суббота на Троицын день. Всенощная служилась более торжественно. Икону, убранную живыми цветами, вынесли на средину храма, Полиелей и благословение хлебов. С сегодняшнего дня цельные хлебцы, а равно и просфоры, будут даваться только бывшему Государю и бывшей Государыне, а детям их только по небольшому кусочку — нет муки! За богослужением были все семь человек, и, насколько было возможно заметить, более спокойные. Княжны даже переглянулись между собой и с улыбкою детства смотрели на подходящих к целованию иконы караульных офицера и солдата, не делающих поклон в сторону, где стоит вся семья бывшего царя, что делают обыкновенно все другие лица после целования иконы и благословения священника» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 34).
2 П.Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Мы продолжаем ежедневно работать на огороде. Мы его поливаем из бочек, которые возим по очереди» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 177).
Май 21го. Воскрес<енье>. День Се. Троицы
+26°.
10/4—12.10 [часов]. Церковь.
Отдыхала днем в своей комнате, пока они были в саду. Н<иколай> читал нам.
21 	мая. Троицын день
Чудесная погода без единого облачка на небе. Погулял с Алексеем до 10 час. В Шг началась обедня, и затем была вечерня1, кот. окончилась в 12 Ул. Днем находились в саду три часа. Перепиливал поваленное в саду дерево на дрова, катался в байдарке и на велосипеде. Читал до 7/4 и немного погулял с дочерьми до обеда.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «21 мая. Литур¬
гия началась на полчаса ранее 11 часов. Вся царская семья в полном сбо-
518


МАЙ 1917
ре в светлых праздничных одеждах, бывший Государь и его сын в обыкновенных военных, защитного цвета рубашках с Георгиевским крестом на груди. В алтарь принесли 25 букетов цветов из живых роз и др. для раздачи всем присутствующим во время Троицкой вечерни. Раздавал букеты сряду после литургии псаломщик. За вечернею я прочитал без пропусков все молитвы с коленопреклонением, и все усердно молились. Вся служба продолжалась час три четверти. После службы меня в следующем зале ждали доктор Боткин и француз. Боткин задал недоуменный вопрос и просил объяснить: почему в последних изданиях Библии нет некоторых книг в Ветхом завете. Я объяснил, что в Ветхом завете должно быть 22 канонических книги, а остальные, назидательные, могли быть не помещены как только назидательные, а не канонические, т.е. не вошедшие в состав Библии. Француз желал знать о здоровье о. Александра, которого очень уважает, и генерала Петрова, руководителя воспитанием и образованием царских детей. Идя далее по залам, я увидал вдали, в конце коридора у дверей лифта, — стоит бывшая Государыня и как будто ждет. Я, поравнявшись с ней, остановился, делая обычный поклон, она же, протягивая мне свою руку, с улыбкою сказала: "Поздравляю Вас с праздником". Я поцеловал ее руку и пожелал ей доброго здоровья. Более говорить было нельзя, рядом стояли офицер и солдат, а там швейцар и караул. Семья бывшего царя и сам он неутомимо трудятся над землею — вскопали в своем садике шестьдесят гряд и сами засеяли разную мелочь огородную и посадили картофель. Пример работнику мужику, получающему ныне по 12 руб. в день за копку огородных гряд» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 34—35).
В дневнике гофмейстерины княгини Е.А.Нарышкиной (проживавшей в Большом дворце Царского Села) имеется любопытная запись от 21 мая / 3 июня 1917 г.: «Сегодня Троицын день. Попросила принести мне молитвы, которые читают за вечерней, и прочла их в кровати. Комендант прислал мне чудные цветы. Все идет как нельзя хуже. Говорят, что сейчас во Франции русский не может появиться в ресторане: все посетители встают и уходят. Нас открыто называют нацией изменников. Англия не может больше дать убежища Государю. Позор... Презрение нами заслужено» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 13).
Известно, что в этот день великая княжна Ольга Николаевна написала открытку В.Н.Комстадиус (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 47).
Май 22го. Понедельник [Запись в дневнике отсутствует.]
519


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
22 	мая. Духов день1
Теплый серый день. Пошел гулять до 11 час. с Ольгой, Анастасией и Алексеем2. Завтракали в 12 час. Днем провели три часа в саду, на острове и на пруде. Под конец начался дождь, кот<орый> продолжался до 8 час. Аромат в окна влезал удивительный. Сегодня годовщина начала наступления армий Юго-Западного фронта! Какое тогда было настроение и какое теперь!
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «22 мая. Духов день. Литургия была в обычное время, в 11 часов. Утреня не служилась. За литургией присутствовали только Государыня и две княжны: Ольга и Татьяна Николаевны» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 35).
В дневнике гофмейстерины княгини Е.А.Нарышкиной имеется любопытная запись: «22 мая / 4 июня. У меня была Вера Орбелиани; я ее просила передать одно письмо императрице Марии Федоровне, а другое ее матери (графине Е.П.Клейнмихель, урожденной кн. Мещерской. — В.Х.); содержание их дополнить устно и во всех подробностях: о разных инцидентах нашего заключения, о трех посещениях Керенского и о моем участии в этих делах. Она меня попросила доставить Государю книгу, изданную ее братом, и небольшую картину Pietro Martire. Я продиктовала Лили Оболенской, — которая зашла ко мне проститься перед отъездом, — письмо Настеньке [Гендриковой] с просьбой передать эти вещи Государю» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 13).
2 Император Николай II любил делать пешие прогулки по парку вместе с детьми, которые постепенно приходили в себя после тяжелой болезни.
Стоит отметить, что великая княжна Ольга Николаевна получила в этот период открытку от княгини Елены Петровны следующего содержания: «Дорогая моя Ольга, нежно благодарю за милую память и пожелания, которые меня глубоко тронули. Елене, к сожалению, не могу передать твои поздравления, т.к. нельзя переписываться с ними. Случайно узнала, что она невеста графа Тышкевича, но не знаю насколько правда. От моих же получила трогательное письмо. От Веры [Константиновны] ничего не имею. Твоя крестная, И<оанн> и я горячо вас всех обнимаем. Да хранит вас Христос! Тебя, дорогая, целует нежно твоя Елена. Май 1917 г.» (ГА РФ. Ф. 673. On. 1. Д. 143. Л. 18).
Май 23го. Вторн<ик>
+14°.
10— 	11 [часов]. Алексей. Чтение английского текста, диктант.
11— 	11 Уг [часов]. Иза [Буксгевден]1.
520


МАЙ 1917
IV/i— \2Уг [часов]. Татьяна. Чтение немецкого текста. Провела день в своей большой комнате.
Там пила чай.
Н<иколай> читал нам.
Лили. С<ыробоярский>2.
23 мая. Вторник
Тоже серый день; только к вечеру показалось солнце. Днем спилил с моими людьми три сухих дерева — березу на острове и две больших ели подальше в парке. Перед обедом покатался на велосип<едах> с дочерьми. Вечер был чудный.
1 Императрица Александра Федоровна приняла свою фрейлину баронессу С.К.Буксгевден. Сохранилась записка Александры Федоровны к фрейлине А.В.Гендриковой от 23 мая 1917 г., в которой указывалось: «Дорогая Настенька, увы, боюсь, что следующая телеграмма принесет Изе [Буксгевден] роковое известие о смерти ее матери. Пусть лучше Валя [Долгоруков] по получении пришлет мне — я передам бедной девочке. Вероятно, смерть уже последовала от удара. У отца (барон Карл Карлович Буксгевден. — В.Х.) слабое сердце. Мне кажется, ей следовало бы ехать туда. В случае рокового исхода отец ее поедет, наверное, в Казань. Таким образом она его увидит и ему будет спокойнее, что она там. Все печально. А<лександра>.
Проведите ее в сад; ей лучше гулять, чем сидеть дома и мучиться» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. С. 34).
В дневнике гофмейстерины княгини Е.А.Нарышкиной (проживавшей в Большом дворце Царского Села) имеется следующая запись: «23 мая / 5 июня. Алексеев отставлен; заменен Брусиловым. Хорошо ли это? Говорят, Брусилов популярнее в армии. Петроград превратился в помойную яму. 25-го именины императрицы; заказала букет и написала письмо, которое отправляю завтра. Кира [Нарышкин] просил присоединить и его поздравления, что я и сделала» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 13).
2 Вероятно, императрица Александра Федоровна получила известия или написала письма Ю.А.Ден и А.В.Сыробоярскому.
Известно, что 23 мая 1917 г. императрица Александра Федоровна написала открытку Вере Владимировне Комстадиус с благодарностью за письмо. Тогда же ей отправила свою открытку и великая княжна Ольга Николаевна (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 47).
521


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Май 24го. Среда +20°.
11— 	12 [часов]. Мария. 7-й Всел<енский> Собор в Никее 788 г. Патр<иарх> Тарасий. Иконопочитание, императрица Ирина. Св. Феодор Студит.
Имп<ератрица> Феодора, Иоанн Дам<аскин> — 8-глас<ник>. Инок. Калия. Св. Роман-Сладкопевец.
Много кондаков: Дева Днесь Пресущественного Рождает; распространенно христ<ианства> за пред<елами> Римск<ой> империи: абиссинцы прин<яли> хрсистианскук» веру от Фру- ментия, Иверия — [от] Св. Нины, 326 г.
12— 	1 [час]. Анастасия. Изъяснен<ие> притчи о винограднике. Матф. XXI-33—43. О браке царского сына, Матф. XXII-1—14.
2 ч<аса>. Иза [Буксгевден]1.
4 ч<аса>. Гр<аф> Бенкендорф.
Провела день в моей большой комнате, там пила чай.
5.20—6 [часов]. Алексей. Иосиф, проданный своими братьями в Египет. Жена Потифара. Целомудрие Иосифа. Иосиф в темнице. Он объясняет сны Фараона. Возвышение Иосифа. Иос<иф> узнает своих братьев.
6V2 [часов]. Церковь.
Н<иколай> читал нам «L’Homme gui a vu le Diable» автора Gaston Leroux*.
24 мая. Среда
Теплый день с проходящими дождями. Утром гулял с Алексеем. До завтрака занимался с ним историей. Распиливали на части одну из вчерашних елей. Вернулись домой пораньше из-за дождя. В 6V2 пошли к всенощной2. Перед обедом Алике получила наши скромные подарки.
1 Императрица Александра Федоровна в эти дни пыталась поддерживать баронессу С.К.Буксгевден, т.к. ее мать была тяжело больна.
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «24 мая за всенощной была вся царская семья и уже очень немногочисленная оставшаяся свита. Благословения хлебов не было за невозможностью доставить их. Сказали, что скоро не будет и просфор за неимением муки. Буксгевден просила помолиться о здравии ее больной матери Людмилы. Боткину передал о том, что Петрову сделали благополучно операцию в животе и не нашли раковых бацилл и что хотя он слаб, но не безнадежен» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 35).
* «Человек, который видел дьявола» Гастона Леру (фр.).
522


МАЙ 1917
Май 25го. Четверг +17°.
Иза [Буксгевден] (у нее вчера умерла мать)1.
11—12 [часов]. Церковь2.
2—4‘/г [часа]. В саду.
6 [часов]. Панихида по бар<онессе> Буксгевден и графу Гендри- кову3.
Н<иколай> читал нам «Графа Монте-Кристо» Дюма.
Е.С.Боткин уехал, так как его невестка очень сильно больна4.
25 	мая. Четверг
День рождения моей дорогой Алике. Да ниспошлет ей Господь здоровье и душевное спокойствие!
Перед обедней все жильцы дома принесли свои поздравления. Завтракали наверху по обыкновению. Днем Алике вышла с нами в сад. Рубил и пилил в парке. В ТА покатался с дочерьми на велосип<едах>.
Погода была хорошая. Вечером начал читать вслух «Le comte de Monte-Cristo».
1 В дневнике гофмейстерины княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «25 мая / 7 июня. Получила чудную записку от императрицы. Она в ней сообщает о смерти матери Изы Буксгевден. Как я рада, что Иза могла напоследок с ней свидеться. Она остается на своем посту, так как иначе ее не впустят обратно. Боткин уезжает, — его невестка серьезно больна воспалением легких» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 13 об.).
Сохранилась записка императрицы Александры Федоровны фрейлине А.В.Гендриковой от 25 мая 1917 г., в которой читаем: «Милая Настенька, получила ли Иза известие. Посоветуйте ей попросить у батюшки вынуть частицу (имеется в виду церковный обряд. — В.Х.) за ее мать. У него список имен, которые он постоянно поминает по нашей просьбе за живых и усопших. Я включила имя Вашей Мама. Мы дали ему список после того, как нас заключили. Целую. Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912— 1918 гг. С. 34—35).
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «25 мая, день рож¬
дения бывшей Государыни. Молебен служили пред литургией, когда в цер¬
кви была только прислуга, а литургию начали в 11 часов, собралась вся царская семья, говорил обычное слово. Никаких поздравлений и церемоний...» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 35).
523


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
3 В дневнике протоиерея Афанасия Беляева имеется запись: «Просили сегодня же приехать во дворец отслужить панихиду по скончавшейся в Казани Людмиле Буксгевден... В 6 часов в дворцовой церкви с протодиаконом и певчими служил панихиду. Присутствовала дочь умершей и императрица с дочерями» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 18 об.).
4 Дочь Е.С.Боткина Татьяна Евгеньевна Мельник в своих воспоминаниях писала: «В конце мая мой отец был временно выпущен из-под ареста для жизни дома, так как жена моего брата была при смерти. Из других лиц свиты была освобождена обер-гофмейстерина Елизавета Алексеевна Нарышкина, заболевшая воспалением легких, так как охрана сократила отопление дворца» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 61).
А.Ф.Керенский разрешил доктору Е.С.Боткину вернуться к царской семье только 30 июля, т.е. накануне тобольской ссылки.
Май 26го. Пятница +21°.
12—1 [час]. Диктант на немецком языке и чтение с Татьяной. 21/4—5 [часов]. В саду.
51А—6 [часов]. Алексей: Чуд<есное> насыщение4000 народа 7хлебами. Исцеление дочери хананеянки.
6—7 [часов]. Сидела с Изой [Буксгевден].
Н<иколай> читал нам.
Наш комендант Коровиченко уехал от нас — его сменил Кобы- линский1. Они [приходили] представляться.
Н<иколай> читал нам.
26 мая. Пятница
Как раз приехавший к часу прогулки новый главнокомандующий Петр<оградским> [военным] округом ген. Половцов2 задержал выход Алексея и мой в сад на 20 мин. Погода была чудная. В 21А все мы отправились на прогулку; спилили еще два дерева с короедом. Покатался в байдарке, а вечером на велосипеде.
1 В этот день в Царское Село приезжал новый главнокомандующий Пет¬
роградским военным округом генерал П.А.Половцов, который сменил на этом посту генерала Л.Г.Корнилова. Он привез приказ о замене коменданта Александровского дворца полковника П.А.Коровиченко в связи с переводом его на другую должность. Новым комендантом стал полковник Е.С.Кобылинский.
524


МАЙ 1917
В дневнике гофмейстерины княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «26 мая / 8 июня. Наш милый комендант Коровиченко приходил со мной проститься. Однако узнаю, что он не окончательно уходит. Думаю, что его оставляют, чтобы помогать и руководить его заместителем Ко- былинским. Провела столь же тяжелую ночь, как и предыдущие, — кашель разрывает грудь. Сейчас составляются отчеты по содержанию царской семьи. Коровиченко занимается этим с Бенкендорфом. У них ничего не осталось: кабинет, прииски и пр. были в одной рубрике, и все отошло во владение государства. Коровиченко опасается, что после опубликования отчетов поднимется гвалт... Эти гнусные газеты обливают царскую чету самой грубой бранью. Кронштадтская республика постановила захватить Государя силой и увезти в Кронштадт. Я заплакала, прочтя сегодня утром про эту низость» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 13 об.).
2 	Позднее генерал П.А.Половцов в своих воспоминаниях писал о посещении Царского Села: «В Царском Селе тоже большой порядок. При первом посещении проверяю караул и посты во дворце. Испытываю неприятное чувство, проходя по зале, где представлялся царю по окончании академии. Посещаю местный Совет, состоящий, в общем, из довольно умеренной публики, обещаюсь исполнить кое-какие пожелания, например об уничтожении караула у дома великого князя Бориса Владимировича. Великий князь после революции был вывезен из Ставки по просьбе Алексеева и водворен под караул в Царском...
Вернувшись в Петроград, спрашиваю Керенского, какие имеются основания для содержания великого князя Бориса Владимировича под караулом. Он мне их перечисляет, но я доказываю, что если эти причины могли иметь значение в начале революции, то теперь они никакого основания уже иметь не могут и что я, для облегчения караульной службы, прошу разрешения караул снять, взявши с великого князя подписку о невыезде из Царского без разрешения коменданта, а так как солдаты, воспользовавшись отсутствием караула, могут разграбить великокняжеские погреба и, напившись, наскандалить, желательно спиртные напитки перевезти в другое место, по указанию коменданта. Керенский мне на это говорит: "А Вы великого князя с его гражданской женой посадите в Александровский дворец под один караул с Государем". Категорически против такой комбинации протестую и в конце концов Керенский соглашается сделать по-моему» (Половцов П.А. Указ, соч. С. 79—81).
Май 27го. Суббота +24°.
10— 	11 [часов]. Татьяна. Книга Пр<орока> Исаии 1—7.
11— 	12 [часов]. Анастасия. Притча о браке царского сына. Прит-
525


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
чао мудрыхи нерадивыхдевицах(Матф.ХХУ, 1—13), — пр<итча> о талантах (Матф. XXV, 14—30).
12—1 [час]. Мария. Чтение немецкого текста.
2Ул—5 [часов]. В саду.
61Л [часов]. Церковь1.
Н<иколай> читал нам.
27 мая. Суббота
Забыл упомянуть вчера, что после нашего обеда Коровичен- ко попросил зайти, чтобы проститься, и привел с собой своего преемника — коменданта Ц<арско>-С<ельского> гарнизона полк<овника> Кобылинского. Никто из нас не жалеет о его уходе, и, напротив, все рады назначению второго2. День простоял чудный. Утром погулял дальше в парке, искал еще сухих деревьев. Днем много рубил и пилил. Катался в шлюпке с детьми. В 6Уг пошли к всенощной. Вечером читал вслух.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «27 мая. Суббота. В 6 часов служилась вторая панихида по рабе Божией Людмиле Буксгев- ден и в половине 7-го часа обычная воскресная всенощная. Во дворце прошел чрез кухонные ворота по нижним коридорам и даже без конвоя прямо в церковь, где уже ждала фрейлина Буксгевден и просила завтра пред литургией ее исповедовать и уже после литургии причастить. После всенощной по телефону дали знать, что очень больная невестка доктора Боткина просит завтра приехать к ней со Святыми Дарами, что и исполнил и причастил болящую Елену. Больную лечит сам Боткин, которого для этого выпустили из дворца. Узнал, что царских детей в настоящее время учат сами родители при помощи двух фрейлин, и особенно английским языком. Имел сегодня стычку с солдатами, лежащими на траве около Федоровского собора. Солдат наговорил дерзостей насчет дармоедов попов и заключил свою речь словами: "Что, идешь болтать языком в церковь, только и делаете, что болтаете". Несмотря на это, солдаты признали, что топтать траву зря не следует и мое замечание правильно. Встали и ушли» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 35).
2 Дочь доктора Е.С.Боткина Татьяна позднее писала об этом в своих воспоминаниях: «Комендантом после Коцебу был назначен полковник Корови- ченко, друг Керенского, впоследствии командующий войсками сперва Казанского, потом Ташкентского округов, где он был большевиками разорван на части, а его жена и дети скрывались в сартских деревнях. Это был очень образованный и неглупый, но чрезвычайно нетактичный и грубый человек. Он позволял себе, получив и прочитав письма, носить их в кармане и не выдавать их адресату, рассказывая в то же время в посторонних разговорах
526


МАЙ 1917
содержание этих писем. Затем, подметив некоторые любимые выражения Их Высочеств, как, например, употребление слова "аппетитно" не для одних съедобных вещей, вдруг говорил какой-нибудь из великих княжон:
— Какая у Вас аппетитная книга, так и хочется скушать.
Конечно, подобные выходки не могли к нему расположить арестованных» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 59).
Май 28го. Воскрес<енье>
+26°.
11 ч<асов>. Церковь. (Иза приняла Святое Причастие)1.
1— 	Р/4 [час]. Сидела с Настенькой [Гендриковой]2.
2— 	5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
28 	мая. Воскресенье
До обедни погулял с Татьяной, Марией и Анастасией; погода стояла дивная. Днем вышли в 2 часа. Отправился с теми же дочерьми на работу в лесу. Алике, как всегда, сидела у воды против Дет<ского> острова, на кот<ором> играл Алексей. После 4 ч. вернулся сюда и катался в байдарке. В 7/4 на велосипедах3. Перед обедом Татьяна получила подарки.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «28 мая. Воскресенье. Во дворец пропустили черным ходом. Прошел в церковь в 10 часов и исповедовал Буксгевден, причем караульного солдата попросил уйти в другое зало, что тот и исполнил. В 11 часов началась литургия, за которой не было только Алексея Николаевича. Государыня чрез камердинера спросила о здоровье о. Александра и пожелала узнать его квартиру. Просила также приехать завтра к 12 часам отслужить благодарный молебен по случаю дня рождения Татьяны Николаевны. По окончании литургии, когда все ушли из церкви, причастил Софию Буксгевден, которая так и просила причастить ее. Все ушли, а Государыня осталась в церкви и присутствовала во время причащения. Мне показалось, что Государь, имеющий бледный страдальческий вид, очень болен. Что-то волнует его, и он молча, терпеливо переносит свои страдания. Молится усердно и часто на коленях» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 35—36).
2 Александра Федоровна часто проводила время с приближенными. В этот день она написала письмо А.В.Сыробоярскому, в котором читаем:
«Все можно перенести, если Его [Бога] близость и любовь чувствуешь
527


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
и во всем Ему крепко веришь. Полезны тяжелые испытания, они готовят нас для другой жизни, в далекий путь. Собственные страдания легче нести, чем видеть горе других и не будучи в возможности им помочь. Очень много Евангелие и Библию читаю, так как надо готовиться к урокам с детьми, и это большое утешение с ними потом читать все то, что именно составляет нашу духовную пищу. И каждый раз находишь новое и лучше понимаешь. У меня много таких хороших книг, всегда выписываю из них. Там никакой фальши. Вы когда-нибудь читали письма Иоанна Златоуста к диаконисе Олимпиаде? Я их теперь опять начала читать. Такая глубина в них, наверное, Вам понравились бы. Мои хорошие книги мне очень помогают. Нахожу в них ответы на многое. Они силы дают, утешение и для уроков с детьми. Они много глубоко понимают — душа растет в скорби. Вы это сами знаете. Завтра в 12 часов молебен. Татьяне будет 20 лет уже. Они здоровы все, слава Богу. Надо Бога вечно благодарить за все, что дал, а если и отнял, то, может быть, если без ропота все переносить, будет еще светлее. Всегда надо надеяться. Господь так велик, и надо только молиться, неутомимо Его просить спасти дорогую Родину. Стала она быстро, страшно рушиться в такое малое время. Но тогда, когда все кажется так плохо, что хуже не может быть, Он милость Свою покажет и спасет все... Пока живы и мы с нашими вместе — маленькая крепко связанная семья. А они что хотели? Вот видите, как Господь велик. Мы и в саду бываем (т.е. на свободе). А вспомните тех других, о Боже, как за них страдаем, что они переживают, невинные... Вы удивлены, что я так вдруг откровенно пишу, но письмо не пойдет почтой, а нашего нового коменданта (полковник Е.С.Кобылинский. — В.Х.) менее стесняюсь. Мы посещали его в Лианосовском лазарете, снимались вместе, так что совсем другое чувство, и потом он настоящий военный. Хотя не завидую ему — очень уж ему трудно должно быть. Но Бог его наградит за каждую доброту. Вы видите, опять Бог помог. Все-таки чувствуем себя иначе, раз он наш начальник и цензор. Прежде он сам страдал. Голова немного устала, много сегодня другим писала, а скоро урок. Пора вставать. Да благословит и хранит Вас Господь Бог на всех путях и да даст Он Вам внутренний мир и тишину. Самый сердечный привет.
Ваша сестра» (Письма святых царственных мучеников из заточения.
С. 	48—49).  33 	Император Николай II и его дети иногда катались во время прогулок на велосипеде.
Фрейлина императрицы баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «Однажды, в самом начале заключения, император взял велосипед и поехал на нем по дорожке парка. Когда он проезжал мимо часового, последний просунул свой штык между спицами колеса, и лишь быстрая реакция спасла императора от падения. Солдат же, глядя на это, разразился грубым хохотом. После этого никто уже не осмеливался кататься на велосипедах» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 459).
528


МАЙ 1917
Май 29го. Понедельник
Д<ень> р<ождения> Татьяны1.
+30°.
12 	ч<асов>. Молебен2.
2—5 [часов]. В саду3. Н<иколай> читал нам.
29 	мая. Понедельник
Дорогой Татьяне минуло 20 лет. Утром долго гулял со всеми детьми. В 12 час. был молебен. Днем провели три часа в саду, из кот. я работал 2 часа в лесу. Потом покатался в шлюпке. День был превосходный. До обеда погуляли еще и побывали на огороде. Вечером читал вслух, как всегда.
1 В дневнике гофмейстерины княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «29 мая / 11 июня. Сегодня день рождения Татьяны Николаевны; ей минуло двадцать лет. Написала ей коротенькое поздравление» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 13 об.).
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «29 мая. Понедельник. Полчаса ждем пропуска у ворот дворца. Собираются любопытные, товарищи и праздный народ. Вышел на подъезд дежурный офицер и послал вестового сказать нам, чтобы шли к кухонным воротам. Пошли и опять ждали. Наконец дозволили в сопровождении солдат пройти грязным коридором в церковь. Опоздали на 15 минут. Когда пришли в зало, то вся свита была уже в сборе. Тотчас же явилась и вся царская семья. Молебен продолжался двадцать минут. Поминали благоверных рабов Божиих Николая Александровича, супругу его Александру Федоровну и чад их: Алексея Николаевича, Ольгу Николаевну, Татьяну Николаевну, Марию Николаевну и Анастасию Николаевну. Многолетия не было. Подходили ко кресту дети с довольными улыбающимися лицами. Выпустили из дворца очень скоро» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 36).
3 Императрица Александра Федоровна в этот день писала в очередном письме А.В.Сыробоярскому, в котором имеются горькие строки: «Сколько гадостей о нем (Николае И. — ВХ) пишут: слабоумие и т.д. Хуже и хуже, бросаю газеты, больно все время. Все хорошее забыто, тяжело ругательства про любимого человека читать, несправедливость людей и никогда ни одного хорошего слова... Не позволяют, конечно, печатать, но Вы понимаете, что за боль. Когда про меня гадости пишут — пускай, это давно начали травить. Мне все равно теперь, а что его оклеветали, грязь бросают на Помазанника Божия, это чересчур тяжело. Многострадальный Иов. Лишь Господь его ценит и наградит за его кротость. Как сильно внутри страдает, видя разруху. Это никто не видит. Разве будет другим показывать, что внутри делается, ведь страшно свою Родину любит, как же не болеть душой, видя, что творится. Не думала, что за три
529


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
месяца можно такую анархию видеть, но надо до конца терпеть и молиться... молиться, чтобы Он все спас. А армия... плачешь, не могу читать, бросаю все и вспоминаю страдания Спасителя, Он для нас, грешных, умер, умилосердится еще, может быть. Нельзя все это писать, но это не по почте...
Больше, чем он (Николай И. — В.Х.) делал, невозможно. Но раз сказали для общего блага... Но не верю, что Господь не вознаградит за это. Ате, которые так гнусно поступили, им глаза будут открыты, у многих это уже есть. Психология массы — страшная вещь. Наш народ уж очень некультурен, — оттого, как стадо баранов, идут за волной. Но дать им понять, что обмануты, — все может пойти по иному пути. Способный народ но серый, ничего не понимает. Раз плохие везде работают на гибель, пускай хорошие стараются спасти страну. Надо избавиться от врага внешнего — это первый долг, а с такими войсками стало безумно трудно, но не совсем безнадежно — есть патриоты настоящие, есть Бог. А мы в тылу должны молиться всеми слабыми силами —умолять Его спасти Родину. И Он услышит, умилосердится. Многое еще перенести придется. Плохие не станут лучше, но зато есть где-то хорошие, но, конечно, слабые "капли в море", как Вы их называете, но все вместе могут быть со временем поток очищающей воды и смоют грязь.
Надо кончать. Всегда за Вас молюсь. Все шлют горячий привет. Храни Вас Бог. Всего, всего наилучшего, скорейшего выздоровления и душевного спокойствия.
Старая сестра А.» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 50—52).
Стоит отметить, что 29 мая 1917 г. императрица Александра Федоровна написала письмо Марии Мартияновне Сыробоярской, которое позднее было впервые опубликовано в США, а затем в России (Там же. С. 54—55). В этот же день великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны написали открытки М.Н.Комстадиус, Н.Н.Комстадиус и В.В.Комстадиус (Там же. С. 55—56).
Май 30го. Вторник
10— 	11 [часов]. Алексей. Чтение английского текста.
11— 	12 [часов]. Татьяна. Диктант на немецком языке и чтение. 2—5 [часов]. Сад.
Н<иколай> читал нам1.
М-me Ссыробоярскаях Лили [Ден]. Зина2.
30 	мая. Вторник
Простоял отличный, но более прохладный день. Погулял от 11 до 12 час., пока Алексей играл на острове. После завтрака вышли в сад в 2 ч. Со мною работали, пилили и рубили дрова постоянные: Валя Д<олгоруков>, Волков, камер<динер> Алике, Тете- рятников, Мартышкин, Корнеев, и сегодня прибавился пожарный. Присутствовали и переносили дрова: Т<атьяна>, М<ария> и Ан<астасия>, два офицера и четыре стрелка 1-го бат.
530


МАЙ 1917
Вернулись к чаю домой в 5 час. До обеда еще погуляли полчаса внутри «кольца»3.
1 Император Николай II продолжал в эти дни чтение вслух в кругу семьи французского романа «Граф Монте-Кристо». Чтение этого произведения, скорее всего, было рассчитано на царских детей.
В записных книжках и тетрадях императрицы Александры Федоровны сохранились поучительные записи относительно семейной жизни, которые она делала на протяжении многих лет: «Долгом в семье является бескорыстная любовь. Каждый должен забыть свое "я", посвятив себя другому. Каждый должен винить себя, а не другого, когда что-нибудь идет не так. Необходимы выдержка и терпение, нетерпение же может все испортить. Резкое слово может на месяцы замедлить слияние душ. С обеих сторон должно быть желание сделать брак счастливым и преодолеть все, что этому мешает. Самая сильная любовь больше всего нуждается в ежедневном ее укреплении. Более всего непростительна грубость именно в своем доме, по отношению к тем, кого мы любим.
Еще один секрет счастья в семейной жизни — это внимание друг к другу. Муж и жена должны постоянно оказывать друг другу знаки самого нежного внимания и любви. Счастье жизни составляется из отдельных минут, из маленьких, быстро забывающихся удовольствий от поцелуя, улыбки, доброго взгляда, сердечного комплимента и бесчисленных маленьких, но добрых мыслей и искренних чувств. Любви тоже нужен ее ежедневный хлеб.
Еще один важный элемент в семейной жизни — это единство интересов. Ничто из забот жены не должно казаться слишком мелким, даже для гигантского интеллекта самого великого из мужей. С другой стороны, каждая мудрая и верная жена будет охотно интересоваться делами ее мужа. Она захочет узнать о каждом его новом проекте, плане, затруднении, сомнении. Она захочет узнать, какое из его начинаний преуспело, а какое нет, и быть в курсе всех его ежедневных дел. Пусть оба сердца разделяют и радость, и страдание. Пусть они делят пополам груз забот. Пусть все в жизни у них будет общим. Им следует вместе ходить в церковь, молиться рядом, вместе приносить к стопам Бога груз забот о своих детях и обо всем дорогом для них. Почему бы им не говорить друг другу о своих искушениях, сомнениях, тайных желаниях и не помочь друг другу сочувствием, словами ободрения. Так они и будут жить одной жизнью, а не двумя. Каждый в своих планах и надеждах должен обязательно подумать и о другом. Друг от друга не должно быть никаких секретов. Друзья у них должны быть только общие. Таким образом, две жизни сольются в одну жизнь, и они разделят и мысли, и желания, и чувства, и радость, и горе, и удовольствие, и боль друг друга» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 301; Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни. Сад сердца. Духовный дневник. С. 5—7).
2 Императрица Александра Федоровна написала письма госпоже М.М.Сыробоярской, Ю.А.Ден и З.С.Толстой или получила от них.
3 Имеется в виду прогулка царской семьи в кольце или кругу оцепления караула.
531


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Май 31го. Среда
1— 	2 [часа]. Мария. Армянский просветитель Григорий. Галлия. Пропов<едник> Крискент (учен<ик> Павла). Ириней — готы (ари- ане). Франки — Хлодвиг, Клотильда. Британия, Англо-сакс<ы> — Св. Августин 596 г., Германия, богемцы — славянские народы. Св. Кирилл и Мефодий (славяне), патр<иарх> Фотий — хазары. Кор- сунь. Св. Климент, царь Бол<гарии> Борис. Св. Кир<илл>. Азбука 863 г. — Еванг<елие>.
12—1 [час]. Анастасия. Знач<ение> притчи о талантах. Нач<ало> христ<ианства> в России (Бахметевой расск<аз> пр<авослав- ной> русской церк<овной> ист<ории>). Св. Андрей, Симон Ка- нанит (Симон Корсуев), Св. Климент, Инна, Пинна и Римма. Св. Ефрем. 5 век скифы. Св. Максим, Св. Мартин. Славяне — Варяги. Св. Стеф<ан> Сурожский (Судак) — Меф<одий>, Кирилл. Рюрик — Синеус, Трувор, Аскольд и Дир. — Патр<иарх> Фотий. Образ Владимирской Божьей Матери. Избрание воеводы.
2— 	5 [часов]. Сад.
5.20—6.10 [часов]. Алексей. Смерть Израиля, Иосифа и сынов его Манасии и Ефрема. — Рабство израильтян. Моисей, Фараон, горящ<ий> куст.
Н<иколай> читал нам.
Читал, что французы вынудили Тино отречься от престола1 и не хотят видеть Грузию иначе, как республикой.
С<ыробоярский>2.
31 мая. Среда
Такой же день — безоблачный и теплый. Погулял с Алексеем и затем занимался с ним географией. Днем была успешная работа около дорожки, пройдя теннис; срубили пять сухих елей и распилили их все на дрова. После чая распечатал с Бенкендорфом шкапчик в кабинете Папа и просмотрел все находящиеся там бумаги и вещи. До обеда погулял с дочерьми. Вечером начал читать второй том «Le comte de Monte-Cristo».
1 Запись означает, что император Николай II читал газетное сообщение об отречении от престола греческого короля Константина I (1868—1923), сына короля Георга I и королевы греческой, великой княгини Ольги Константиновны, племянника императрицы Марии Федоровны.
2 Императрица Александра Федоровна написала письмо А.В.Сыробоярскому или получила от него.


1917
июнь


Июнь 1го. Четверг
11— 	12 [часов]. Анаст<асия>. География Великобритании.
12— 	1 [час]. Татьяна. Пр<орок> Исаия 8—19.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
1 июня. Четверг
Чудесный очень теплый день. От 10 час. занимался с Алексеем историей1, затем сделал хорошую прогулку по парку. После завтрака спилил огромную ель около вчерашнего места. Было очень жарко работать, и мухи сильно надоедали. До обеда тоже погуляли.
1 	Сохранилось письмо гофлектрисы Е.А.Шнейдер к учителю царских детей В.П.Петрову от 1 июня 1917 г., в котором сообщалось: «Многоуважаемый Петр Васильевич. Ваша ученица сердечно благодарит Вас за поздравление (к 29-му) и желает Вам скорейшего выздоровления. Другая ученица просила написать Вам, что ее Папа занимается с братом историей и географией; сожалеют Вас и желают скорее поправиться. Я очень порадовалась, когда узнала от Петра Андреевича [Жильяра], что Ваше здоровье восстанавливается и, Бог даст, Вы скоро поправитесь. Я была страшно удивлена, что Вам будут делать операцию. Слава Богу, что все прошло так благополучно и Вы будете чувствовать себя теперь гораздо лучше. Я много думала о Вас и очень сожалела, что не могла Вас навестить. Какое счастье, что Ваш брат может Вас навещать и следить за Вами, чтобы Вы не позволяли себе лишнего... Я, слава Богу, здорова, а радостного ничего не могу сказать — все очень грустно и тяжело. Мы занимаемся понемногу, повторяем (но без Вас трудно мне). Как я буду рада, когда узнаю, что Вы переехали на свою квартиру.
Мой привет Вам. Ек<атерина> Шн<нейдер»> (ГА РФ. Ф. 611. On. 1. Д. 79. Л. 116—116 об., 117).
Июнь 2го. Пятница
11—12 [часов]. Мария. Пад<ение> Римск<ой> имп<ерии>. Феодосий Вел<икий>. Аркадий — Гонорий, Пульхерия. Феодосий Младший, Маркиан. Аттила гунн. Аларих (кор<оль> вест- гот<ов>) 410 г. взял Рим. Старец Иероним Вифлеемский. Папа
535


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Римск<ий> Лев Вел<икий>. Аттила, Гензерих, имп<ератор> Юстиниан. — Возвышение папск<ой> власти. Начало раздел<епия> церквей.
Лжеисидоровских Декреталий сборник (сборник канонический) Св. Игнатий, Фотий, Папа Николай I. — Филиокве. — Им<ператор> Толедо. Собор в Конст<антинополе> 867 г. Кончили книгу.
12—1 [час]. Татьяна. Диктант на немецком языке и чтение. Закончили «Goldelse» автора Marlitt*.
2—5 [часов]. Сад.
5.20—6 [часов]. Алексей. Иисус исцел<ил> слепого [и] немого. Крас- ноязычие, изгоняет бесов. — Преображ<ение> Моисей — Илия. Беседа с Анаст<асией>.
6—6У2 [часов]. Иза [Буксгевден].
Н<иколай> читал нам.
2 июня. Пятница
Утром также погулял внутри парка, где так хорошо и густо. До завтрака имел урок с Алекс<еем>. Днем Алике присутствовала при нашей работе на вчераш<нем> месте; окончили распилку всего дерева1. Покатался в байдарке. После полуторачасового чтения погулял с 0<льгой>, М<арией> и Ан<астасией>. Погода была поразительная.
1 Император Николай II продолжал заниматься физическим трудом, что являлось естественной потребностью для его организма.
Гувернер цесаревича Пьер Жильяр, который находился рядом с царской семьей, в этот день записал в своем дневнике: «Мы закончили несколько времени тому назад наш огород, который стал великолепен. У нас есть все решительно овощи и пятьсот кочанов капусты. Служащие тоже разбили огород по другую сторону дворца; они разведут в нем что им вздумается. Мы ходили, в том числе и Государь, помочь им пахать землю.
Теперь, когда мы закончили садовые работы и чтобы занять свободное время, мы попросили и получили разрешение срубить сухие деревья в парке. Мы переходим с места на место вместе с караулом. Мы становимся довольно ловкими дровосеками и сделаем таким путем запас дров на будущую зиму» (Жильяр П. Указ. соч. С. 178).
Июнь 3го. Суббота +23°.
10—11 [часов]. Татьяна: Пр<орок> Исаия 19—28.
* «Золотая Эльза» Марлитт (нем.).
536


ИЮНЬ 1917
Керенский приходил к Н<иколаю>1.
11— 	12 [часов]. Анастасия: Олег, Могила Аскольда.
Церковь.
Св<ятой> Никола в Киеве. Тур крест<ил> в земле языч<еской> ятвягов (Гродненск<ая> губ<ерния>), город Тур. Благовестит Дионисий. Игорь. О верованиях и религ<иозных> обрядах славян до Христианства. Кумирослужение. Ольга. Св<ятые> Ольга, Елена. Патриарх Полисвят. Святослав. Псков. Киев. Древляне. Церковь Св<ятой> Софии.
12— 	1 [час]. Мария: Герман и Доротея.
2—5 [часов]. Сад.
6/4 [часов]. Всенощная.
Н<иколай> читал нам2.
3 	июня. Суббота
После утреннего чая неожиданно приехал Керенский3 на моторе из города. Остался у меня недолго: попросил послать следственной комиссии какие-либо бумаги или письма, имеющие отношение к внутренней политике. После прогулки и до завтрака помогал Коровиченко в разборе этих бумаг4. Днем он продолжал это вместе с Кобылинским. Допиливал стволы деревьев первого места. В это время произошел peche* с винтовкой Алексея; он играл с ней на острове; стрелки, гулявшие в саду, увидели ее и попросили офицера взять ее и унесли в караул<ьное> помещение5. Потом, оказалось, ее отослали почему-то в ратушу!
Хороши офицеры, кот<орые> не осмелились отказать ниж- <ним> чинам!
Были у всенощной6. Вечер — по обыкновению.
1 Цель визита А.Ф.Керенского состояла в просьбе к Николаю II о предоставлении Чрезвычайной следственной комиссии (ЧСК) документов, имеющих отношение к внутренней и внешней политике России. С разрешения императора к разборке документов, хранящихся в Александровском дворце, были допущены полковники Коровиченко и Кобылинский.
В связи с указанным визитом А.Ф.Керенского и его просьбой к Николаю II встает вопрос: для чего так настойчиво собирались документы и велись допросы бывших царских сановников в ЧСК? Ответ на него имеется в протоколе допроса князя Г.Е.Львова (бывшего председателя Временного правительства) следователем Н.А.Соколовым, составленном в Париже, по делу об убийстве царской семьи. В протоколе записано: «Один из главных вопросов, которые смущали общественное мнение, было убеждение в том,
* Гр ех(фр.).
537


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ НИ ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
что Государь под влиянием своей супруги, немки по происхождению, был готов подписать сепаратный мир и предпринимал даже некоторые попытки в этом направлении. Вопрос этот был выяснен. Керенский в своих докладах Временному правительству категорически и с полным убеждением утверждал, что невиновность Государя и императрицы была вполне точно установлена» (ГА РФ. Коллекция документов).
2 В эти дни предметом семейного чтения вслух был 2-й том «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма.
3 Граф П.К.Бенкендорф по поводу приезда А.Ф.Керенского в Царское Село делился воспоминаниями: «16 июня (3 июня по старому стилю. — ВХ) приехал Керенский перед отъездом на фронт. После быстрого осмотра постов он провел несколько минут у царя, сообщил ему, что едет для поддержки наступления. Затем он отправился со всей свитой в Большой дворец и, как всегда, приказал подать себе лучшие вина из императорского погреба» (Сегодня (Рига). 1928.18 февраля. № 47).
Позднее первый глава Временного правительства князь Г.Е.Львов, находясь в эмиграции во Франции, давал показания следователю Н.А.Соколову, где подчеркивал: «Кроме этой задачи — установления известного режима в отношении царской семьи — перед правительством была еще другая цель. Временное правительство было обязано, ввиду определенного общественного мнения, тщательно и беспристрастно обследовать поступки бывшего царя и царицы, в которых общественное мнение видело вред национальным интересам страны как с точки зрения интересов внутренних, так и внешних ввиду войны с Германией; в этих целях, т.е. для обследования деятельности всех вообще высших лиц, игравших роль в жизни государства, поскольку их деятельность приковывала к себе внимание общества и возбуждала его недовольство, была создана Верховная следственная комиссия. В организации ее главная роль принадлежала Керенскому как министру юстиции. Председателем этой комиссии был назначен присяжный поверенный Муравьев. Керенским тогда было принято в отношении императора две меры: во-первых, он в ближайшее после прибытия из Ставки время был отделен на какой-то, как мне помнится, очень короткий промежуток времени от своей супруги, а во-вторых, у него была взята его переписка. Эти меры принимались Керенским как министром юстиции, чтобы Верховная следственная комиссия могла разрешить возложенную на нее задачу. В свое время Керенский о принятии этих мер представлял доклады Временному правительству.
Работы следственной комиссии не были закончены. Но один из самых главных вопросов, волновавший общество и заключавшийся в том подозрении, а может быть, даже убеждении у многих, что царь, под влиянием
538


ИЮНЬ 1917
своей супруги, немки по крови, готов был и делал попытки к сепаратному соглашению с врагом, Германией, был разрешен. Керенский делал доклады правительству и совершенно определенно, с полным убеждением утверждал, что невиновность царя и царицы в этом отношении установлена.
Разрешался также вопрос о средствах, принадлежавших царской семье. Семья, конечно, должна была жить на свои личные средства. Правительство должно было нести лишь те расходы, которые вызывались его собственными мероприятиями по адресу семьи. Их личные средства были выяснены. Они оказались небольшими. В одном из заграничных банков, считая все средства семьи, оказалось 14 миллионов рублей. Больше ничего у них не было.
Из всех лиц в составе правительства бывал в Царском и имел общение с царской семьей только один Керенский. Поскольку я мог наблюдать Керенского во время его докладов правительству о его поездках в Царское и во время вообще беседы с ним по вопросам о царской семье, я убежден, что их отношения с царем были с первых же дней корректны, а впоследствии были, безусловно, окрашены тоном взаимного доброжелательства» (Российский архив. Т. VIII. С. 207—208).
Учитель царских детей С.И.Гиббс после Тобольской ссылки свидетельствовал Н.А.Соколову: «Государь мне немножко рассказывал про Керенского. Он мне говорил, что Керенский очень нервничал, когда бывал с Государем. Его нервозность однажды дошла до того, что он схватил со стены нож столовой кости для разрезывания книг и так его стал вертеть, что Государь побоялся, что он его сломает, и взял его из рук Керенского. Государь мне рассказывал, что Керенский думал про Государя, что он хочет заключить мирный сепаратный договор с Германией, и об этом с Государем говорил. Государь это отрицал, и Керенский сердился и нервничал. Производил ли Керенский у Государя обыск, я не знаю. Но Государь говорил мне, что Керенский думал, что у Государя есть такие бумаги, из которых было бы видно, что он хочет заключить мир с Германией. Я знаю Государя, и я понимал и видел, что, когда он рассказывал, у него в душе было чувство презрения к Керенскому за то, что Керенский смел так думать» (Там же. С. 104).
4 	Позднее полковник Е.С.Кобылинский свидетельствовал следователю Н.А.Соколову по этому обстоятельству следующее: «При одном из свиданий Керенского с Государем присутствовал Коровиченко. Керенский заявил Государю в этот раз, что он должен произвести выемку в его бумагах и уполномочивает на это Коровиченко. Приказано при этом присутствовать и мне. Я помню эту сцену. Вышло тогда не совсем хорошо. Бумаги Государя находились в особом ящике очень больших размеров. При мне и Коровиченко ящик был открыт. Бумаг было очень много;
539


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
все они были разложены по отдельным группам в порядке. Указывая на бумаги и на группы, по которым они были там уложены, Государь взял одно письмо, лежавшее в ящике, со словами: "Это письмо частного характера". Он вовсе не хотел изъять это письмо от выемки, а просто взял его как отдельно лежавшее и хотел его бросить в ящик. Но Коровиченко порывисто ухватился за письмо и получилась такая вещь: Государь тянет письмо к себе, Коровиченко — к себе. Тогда Государь, как это заметно было, рассердился, махнул рукой и со словами: "Ну, в таком случае я не нужен. Я иду гулять", он ушел. Коровиченко отобрал бумаги, какие счел нужным отобрать, и доставил их Керенскому. Впоследствии он передавал мне, что Керенский и Переверзев полагали найти в бумагах Государя документы, которые бы могли скомпрометировать его и Государыню в смысле измены родине в пользу немцев, о чем тогда кричали газеты, и не нашли ничего. Попалась тогда одна шифрованная телеграмма, над которой они бились и в конце концов прочли ее. Телеграмма эта исходила от Государя и была адресована Государыне. Он писал ей: "Целую крепко, здоров". Семья не очень любила его, хотя я по совести должен засвидетельствовать, что Коровиченко в общем хорошо относился к семье и делал все, что мог, чтобы облегчить ее положение. Он, например, выхлопотал позволение им работать в огороде, кататься в лодках. Наиболее порядочное отношение было со стороны некоторых из солдат и офицерского состава первого полка» (Историк и современник. Берлин, 1924. № 5. С. 174—175).
5 	Этот небольшой инцидент чуть позднее нашел отражение в дневниковой записи гувернера цесаревича Пьера Жильяра: «...Дети играли на своем острове (искусственный остров среди маленького озера). Алексей Николаевич играл с маленьким ружьем, которым очень дорожил, так как это ружье Государь получил от отца, когда был ребенком.
Один из офицеров подошел к нам и предупредил меня, что солдаты решили отнять у цесаревича его ружье и что они сейчас придут его взять. Услыхав это, Алексей Николаевич положил свою игрушку и подошел к Государыне, сидевшей на лужайке в нескольких шагах от нас. Минуту спустя подошел караульный офицер с двумя солдатами и потребовал, чтобы ему сдали требуемое ими "оружие". Я пытаюсь вступиться в это дело и объяснить им, что это не ружье, а игрушка. Напрасный труд — они отбирают его. Алексей Николаевич начинает рыдать. Его мать просит меня еще раз попробовать уговорить солдат, но это мне снова не удается, и они уходят со своим трофеем.
Полчаса спустя дежурный офицер отзывает меня в сторону и просит сказать цесаревичу, что он в отчаянье от того, что ему пришлось сделать. После бесплодных попыток уговорить солдат он предпочел прийти с ними сам во избежание возможности грубых выходок с их стороны.
540


ИЮНЬ 1917
Полковник Кобылинский остался очень недоволен, узнав об этом происшествии, и по частям вернул ружье Алексею Николаевичу, который им теперь играет только в своей комнате» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 177—178).
Няня царских детей А.А.Теглева также свидетельствовала: «Однажды какой-то караульный офицер увидел у Алексея Николаевича маленькое ружье. Он отобрал его у Алексея Николаевича и очень тем его огорчил. Но Кобылинский, узнав об этом, отобрал ружье у офицера и по частям перенес его к нам и отдал Алексею Николаевичу» (Российский архив. Т. VIII. М., 1998. С. 121).
Главнокомандующий Петроградским военным округом генерал П.А.Половцов позднее делился своими воспоминаниями: «Особенно врезались в моей памяти два грустных смотра в Павловске и в Царском Селе. Как-то вечером, будучи с докладом у Керенского, рассказывал ему о хорошем порядке в гарнизонах Павловска и Царского Села и предложил ему устроить там смотр. Мысль, по-видимому, ему понравилась...
Я слезаю и качу скорей в Царское. Тут парад очень большой. Стрелки в полном составе одни занимают огромное пространство, не говоря о формирующихся артиллерийских частях и пр. Успеваю только галопом объехать части и встретить Керенского, который на этот раз объезжает фронт на автомобиле. Его нервные окрики "тише", обращенные к шоферу, сменяются однообразным "здравствуйте, товарищи", далеко не всегда приходящимся на середине объезжаемой части. Вполне понимаю, что нельзя от Керенского требовать различных оттенков в приветствовании частей, а тем более улавливании того, где кончается один батальон и начинается другой, но во время церемониала он мог бы более внимательно смотреть на проходящие войска, а не разговаривать с окружающими. Знаю по собственному опыту, как неприятно старательно проводить часть церемониалом, когда начальство не смотрит.
После смотра едем к коменданту завтракать. За завтраком комендант показывает нам игрушечную винтовку наследника, которую часовой отобрал у несчастного мальчика, опасаясь возможности вооруженного нападения. Даже Керенский негодует.
Возвращаемся в город, и в тот же вечер Пальчинский меня спрашивает: "Правда ли, что сегодня Керенский объезжал войска на белой лошади царя? В Совете об этом очень волнуются". — Трогательное доверие демократов друг к другу» (Половцов П.А. Указ. соч. С. 101,103—104).
Полковник Е.С.Кобылинский по поводу инцидента позднее показывал следователю Н.А.Соколову следующее: «Разложение, по мере углубления революции, шло все далее и далее. Солдаты не знали, к чему придраться, и изыскивали, под разными серьезными предлогами, разные поводы причинить какую-либо неприятность царской семье. Однажды они увидели в руках Алексея Николаевича маленькое ружье. То была винтов-
541


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ка-модель, сделанная специально для него на каком-то русском заводе. Она была совершенно безопасна, так как из нее можно было бы стрелять только особыми патронами, которых не было. Сейчас же они потребовали отобрания винтовки. Это были солдаты все того же второго полка; офицер (не помню его фамилии) тщетно доказывал им нелепость их требований, но, чтобы избежать насилия, которого вполне возможно было ожидать от них, он взял у Алексея Николаевича ружье. Когда я пришел после этого во дворец, Жильяр и Теглева рассказали мне об этом инциденте и сообщили, что Алексей Николаевич "плачет". Тогда я взял к себе винтовку и по частям перенес ее ему» (Историк и современник (Берлин). 1924. № 5.
С. 	176).
6 	Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «Всенощная началась в половине седьмого часа. Присутствовала вся царская семья за службою, шедшею обычным порядком ровно час» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 36).
Июнь 4го. Воскрес<енье>
+25°.
11 [часов]. Церковь1. 2—5 [часов]. Сад2. Н<иколай> читал нам.
4 июня. Воскресенье
Дивный жаркий день с ветром. До обедни погулял с дочерьми. В первый раз заступил в караул 3-й стрел к. зап. батальон. Разница огромная с прочими. Днем допиливали недоконченные уже сваленные деревья. Покатался в байдарке. До обеда обычная прогулочка.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «В воскресенье литургия началась в свое время и шла с 11 до 12 часов дня. Были за службою и Государь, и Государыня, и все пять человек детей их. Слово говорил на Евангелие об избрании первых учеников Господом Иисусом Христом...» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 36).
2 Императрица Александра Федоровна продолжала в эти дни прогулки в саду рядом с Александровским дворцом.
542


ИЮНЬ 1917
Известно, что императрица Александра Федоровна в этот день написала очередное письмо госпоже М.М.Сыробоярской, в котором сообщала: «Погода стоит очень хорошая. Каждый день маленький ветерок, который мне помогает жару переносить. Дети уже очень загорели, особенно Мария. Они все Вас целуют. Жизнь та же самая, учатся каждый день, надо побольше догнать, так как зимой болели, и при том время скорее проходит. Они не могут, как раньше, быть целый день на балконе или в саду... так что Он (Государь. — В.Х.) и Алексей по утрам часок гуляют (маленький играет на островке). От двух до пяти все, а Он с девочками от 7 с половиной до восьми. Все-таки много на воздухе, и это им полезно всем, и физическая работа для Государя необходима, с детства к тому привык. С покойным отцом (император Александр III. —В.Х.) вместе лес пилили и рубили, так Он и теперь со своими людьми делает. Иногда, если хорошие солдаты, то помогают нести дрова. Теперь у Него есть много времени читать, что последние годы редко удавалось. Он страшно историческую и военную литературу любит, но трудно после стольких лет быть без бумаг, телеграмм, писем... С покорностью, без ропота все переносит, Его касающееся, но как за Родину страдает... за Армию — это Вы и Александр Владимирович (Сыробоярский. — В.Х.) сами понимаете. Невыносимо тяжело видеть эту быструю разруху во всем... обидно, больно — вся работа пропала. Один Господь может еще любимую Родину спасти, и я не теряю эту надежду, хотя много еще тяжелого придется перенести. Есть хорошие люди (хотя их мало). У меня вообще давно мало доверия к людям, слишком много зла видела в свою жизнь, но я Богу верю, и это главное, Ему все возможно.
Ну, пора кончать. Храни Вас Бог. Крепко целую.
Сестра» (См.: Скорбная памятка. 1928. С. 52—54; Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 57).
Июнь 5го. Понед<ельник>
Анаст<асии> д<ень> р<ождения> 16-й1. +28°.
Молебен в 12 ч<асов>2.
2—5 [часов]. Сад3.
Вечером Н<иколай> читал нам.  55 июня. Понедельник
Сегодня милой Анастасии минуло 16 лет. Погулял со всеми детьми до 12 час. Пошли к молебну. Днем спилили две большие ели на скрещении трех дорог около арсенала. Жара была колоссаль-
543


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ная, солнце красноватое, в воздухе пахло гарью — вероятно, от горящего где-нибудь торфа. Покатался немного в шлюпке. Вечером погуляли до 8 час. Начал 3-й том «Le comte de Monte-Cristo».
1 В дневнике гофмейстерины Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «5/18 июня. Написала императрице, чтобы поздравить с днем рождения Анастасии Николаевны» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14).
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «5 июня. Понедельник. В 12 часов дня служил в дворцовой церкви благодарственный молебен по случаю дня рождения Анастасии Николаевны. Вся царская семья и их свита молились за молебном. Пред целованием креста сказал несколько слов отой радости, которую испытывают родители, имея благонравных, сердечно любящих, детски верующих, беззаветно послушных детей своих, и какая бывает радость у детей, живущих под бдительным уютным крылом родимых матери и отца. Прикладываясь ко кресту, Государь сказал: "Благодарю Вас, батюшка, за Ваше доброе слово утешения". Молебен продолжался полчаса, была прочитана молитва с коленопреклонением и упоминанием по имени всех лиц царской семьи...» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 36).  33 Императрица Александра Федоровна совершала обычную прогулку. Известно, что в этот день она написала письмо своей подруге Ю.А.Ден, в котором читаем: «0, как я рада, что они назначили нового командующего Балтийским флотом (адмирала Развозова. — В.Х.). Надеюсь на Бога, что теперь будет лучше. Он настоящий моряк, и я надеюсь, что ему удастся восстановить порядок теперь... Придется воевать еще много лет. Он читает газеты со слезами на глазах, но я надеюсь, что они все же победят... Опять пишу то, о чем не должна писать, но это письмо пойдет не по почте, иначе Вы его не получили бы. У меня, конечно, нет ничего интересного, что написать. Сегодня в 12 часов будет молебен. Анастасии исполнилось сегодня 16 лет. Как быстро бежит время...
Вспоминаю прошлое. Надо смотреть на все спокойнее. Что можно сделать? Если Он (Господь. — В.Х.) посылает нам такие испытания, то, очевидно, Он считает нас достаточно подготовленными для них. Это своего рода экзамен — надо показать, что мы не напрасно через них прошли. Во всем есть свое хорошее и полезное, каковы бы ни были наши страдания — пусть будет так. Он пошлет нам силы и терпение и не оставит нас. Он милостив. Только надо безропотно преклониться перед Его волей и ждать — там, на другой стороне, Он готовит для всех, кто Его любит, несказанную радость. Вы молодцы, как и Ваши дети, — как много их у меня, помимо моих собственных, — Вы увидите, и настанет ясное и безоблачное небо. Но гроза еще не прошла и поэтому так душно, но я знаю, что потом будет лучше...
544


ИЮНЬ 1917
Три месяца уже прошло (после революции. — В.Х.)\\ Народу обещали, что будет больше продовольствия и топлива, но все стало хуже и дороже. Они всех обманули — мне жаль народ. Скольким мы помогали, но теперь все кончено... Дорогая моя, надо кончать. Нежно целую Вас и Тити. Христос с Вами. Сердечный привет (от Государя. — В.Х.). Любящая Вас Тетя Бэби» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 57—59).
Июнь 6го. Вторн<ик>
10— 	11 [часов]. Алексей. Чтение на английском языке.
11— 	12 [часов]. Диктант на немецком языке и чтение автора ЕЬ- ers «Die Kojmesteric».
2—5 [часов]. Сад. Закончили «Scroodles» с Алексеем.
Н<иколай> читал нам вечером.
Лили1.
6 июня. Вторник
Сегодня Керенский сделал смотр всем запасным стрелк<овым> бат<альонам>. К нам он не заезжал.
Днем спилили большую высохшую ель2, рядом со вчерашним местом, и другую на Детском острове. Погода была идеальная.
1 Очевидно, императрица Александра Федоровна отправила письмо Ю.А.Ден, которое написала накануне.
2 Император Николай II занимался, как обычно, физическим трудом на воздухе.
Известно, что в этот день великая княжна Ольга Николаевна в своем письме к З.С.Толстой, в частности, сообщала:«.. .Теперь в саду началась рубка сухих деревьев, пилим дрова и т.д. Огород процветает. Ели вчера нашу первую редиску. Она очень красная и очень вкусная» (Русская Летопись. Кн. 1. С. 139).
Июнь 7го. Среда
11— 	12 [часов]. Мария. Притч<и> Солом<она> 1—S.
12— 	1 [час]. Анаст<асия>. «История правосл<авиой> церкви», до начала раздела церквей.
545


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2—5 [часов]. В саду1.
51Л—6 [часов]. Алексей. Моисей и Аарон просят Фараона об освобожд<ении> их народа — 10 казн<ей> египетск<их>. Установление праздника Пасхи. Смерть египетск<их> первенцев — Освобожден<ие> израильтян. Евр<еи> пошли среди моря сушею. Египт<яне> погибли. — Манна в пустыне — вода. Молитва Моисея во время битвы с амалекитянами.
Н<иколай> читал нам.
7 июня. Среда
Очень жаркий день и очень сильный запах гари. Утром погулял внутри парка. После завтрака спилили три сухих дерева все в тех же местах около арсенала. Покатался в байдарке, пока люди купались в конце пруда. Караульн<ый> нач<альник> был общий нелю- бимец прап<орщик> Шумович 2-го Стр<елкового> п<олка>.
1 	Императрица Александра Федоровна регулярно совершала прогулки в саду вместе с семьей и приближенными.
В дневнике Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «7/20 июня. Императрица прислала мне милую записочку и прислала образок Коту с ее благословением и добрыми пожеланиями. Это очень душевно. Она пишет по-русски, так как комендант по-английски не понимает. Они кушают свою редиску и находят ее прекрасной: плод их трудов. Мне лучше, хотя спала довольно плохо. Провела в саду около часа. По мнению доктора, эта болезнь была серьезнее всех других вследствие ослабления сердечной деятельности и сильного нервного потрясения. Написала Коту и послала ему образок императрицы» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14).
Июнь 8го. Четверг +25°-+30°.
11— 	12 [часов]. Анаст<асия>. География Великобритании.
12— 	1 [час]. Татьяна1. Прор<ок> Исайя 28—30.
Обедала в столовой у детей.
8 июня. Четверг
Самый жаркий день до сих пор — 24° в тени.
Перед утренней прогулкой занимался с Алексеем историей2.
546


ИЮНЬ 1917
Днем, несмотря на тропическую жару, распилили две ели. Снова был отличный караул от зап<асного> бат<альона> 3-го Стрел- к<ового> полка. Пил чай запоем после работы. Как всегда, читал до вечерней прогулки, а вечером вслух.
1 Императрица Александра Федоровна продолжала заниматься образованием младших детей и в какой-то степени в этом деле находила для себя утешение. Судя по записным книжкам императрицы, она всегда находилась в душевном поиске опоры, в которой нуждалась особенно в наступившем трудном испытании. В одной из ее многочисленных записей читаем: «То укрепит нашу веру и поможет нам верить во времена страданий и испытаний, если мы поймем, что нет ничего бесцельного, ничего случайного, ничего, созданного нам во вред, а все задумано, чтобы помочь нам стать благороднее и жить более полной, более счастливой жизнью.
Горе иногда больно ранит нас. В этом есть какая-то загадка, которую мы не можем решить. Никто не может точно ответить на этот вопрос, горько страдает, но все же мы знаем, что такое испытание обязательно принесет какую-то пользу. Возможно, человек страдает, чтобы его жизнь стала еще чище, еще светлее. Возможно, страдания ему посланы как свидетельства Христовы, что терпение, доверие, радость человека — это плоды Святого Духа в нем. По крайней мере, мы понимаем, что назначение боли — заслужить благословение для того, кто ее выносит, или для тех, кто видит и замечает, с каким мужеством она переносится. В одной вещи мы всегда должны быть уверены — в том, что Бог посылает нам страдания, потому что любит нас» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни. Сад сердца. Духовный дневник. С. 38).
2 Император Николай II продолжал занятия с наследником русской историей. В этот период утром и днем шли занятия с младшими детьми. Великая княжна Ольга Николаевна также принимала участие в преподавании своим сестрам и брату английского языка.
Июнь 9го. Пятница
+30°.
11— 	12 [часов]. Мария. Притчи 3—5.
12— 	1 [час]. Татьяна. Чтение на немецком языке.
Обедала в (далее слово неразборчиво. — В.Х.) комнате, так как немного прохладнее, 22°, 25° в комнатах.
547


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯII И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Я провела день в моей большой комнате, расширилось сердце, и слишком жарко для прогулок (для меня), и не проводила урока с Ал<ексеем>, т.к. слишком жарко.
Н<иколай> читал нам.
(20° в комнатах ночью.)
9 июня. Пятница
Ровно три месяца, что я приехал из Могилева и что мы сидим, как заключенные1. Тяжело быть без известий от дорогой Мама, а в остальном мне безразлично. Сегодня день еще жарче — 25° в тени, на солнце 36°. Опять сильно пахло гарью. После прогулки занимался с Алексеем историей в моем новом кабинете, т.к. в нем прохладнее. Хорошо поработали на том же месте. Алике не выходила. До обеда погуляли впятером2.
1 Режим домашнего ареста и тревожная политическая ситуация в столице накладывали тяжелый пресс на душевное состояние царской семьи.
В дневнике гофмейстерины Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «9/22 июня. Оказывается, что Франция настояла на отречении греческого короля. При монархии мы были связаны династическими интересами и мольбами греческой королевы. Королем объявлен второй сын Александр. Отречение совершилось не без борьбы, но с достоинством, согласно акту, составленному королем во дворце. Они отбыли на английском корвете и находятся сейчас в Швеции, в полной безопасности. Тогда как наши-то! Нет примера, чтобы низложенный Государь оставался в столице, подвергаясь оскорблениям и опасностям со стороны черни. Думаю о них не переставая» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14).
2 Император Николай II совершал прогулку вместе со своими детьми.
Гувернер цесаревича Пьер Жильяр в этот день записал в своем
дневнике: «Так как у великих княжон после болезни сильно падали волосы, им наголо обрили головы; когда они выходят в сад, то надевают шляпы, сделанные, чтобы скрыть отсутствие волос. В ту минуту, когда я собирался их фотографировать, они по знаку Ольги Николаевны быстро сняли шляпы. Я протестовал, но они настояли, забавляясь мыслью увидеть свои изображения в этом виде и в ожидании возмущенного удивления родителей. Несмотря на все, время от времени их юмор вновь проявляется; это действие бьющей ключом молодости!» (Жильяр П. Указ. соч. С. 178).
548


ИЮНЬ 1917
Июнь 10го. Суббота
10-11 [часов]. Татьяна: Пр<орок> Ис<айя> 30—33.
Осталась дома.
Уехал Тетерятников, и приехал Чемодуров1.
В б'Л [часов]: всенощная.
Н<иколай> читал нам.
Офицер и 2 солдата из Комитета пришли проверить, что случилось с нашими лампами, так как караул думал, что мы посылали сигналы!!2 Лили3. М<ада>м С.4
10 	июня. Суббота
Ночью и днем до 3 ч. жара и духота продолжались. Утром сделал большую прогулку. Завтракали, как вчера, в детской столовой. Днем работали на том же месте. В стороне прошла гроза, было несколько капель дождя. К счастью, сделалось прохладнее. В бУг пошли ко всенощной5. Вечером около 11ч. раздался выстрел в саду, через Ул часа кар. нач. попросил войти и объяснил, что часовой выстрелил, т.к. ему показалось, что из окна дет. спальни производят сигнализацию красной лампою. Осмотрев расположение электр. света и увидя движения Анастасии своей головой, сидя у окна, один из вошедших с ним унт.-оф. догадался, в чем дело, и они, извинившись, удалились.
1 Никита Кузьмич Тетерятников — камердинер Николая И. Он был отпущен в отпуск к родственникам. Вместо него на службу вернулся камердинер Терентий Иванович Чемодуров.
2 Относительно этого случая фрейлина императрицы баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «В целом охрана относилась к заключенным с большой подозрительностью. Как-то поздно вечером они устроили настоящий переполох в комнатах детей, поскольку одному из солдат показалось, что оттуда "подают сигналы". В конце концов выяснилось, что одна из великих княжон нечаянно задела плафон, а со стороны можно было подумать, что кто-то сигналит в окно вспышками света» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 462).
3 Очевидно, императрица Александра Федоровна отправила письмо
Юлии Александровне (Лили) Ден или получила письмо от нее.
549


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
4 Возможно, императрица Александра Федоровна получила от М.М.Сыробоярской (матери штабс-капитана А.В.Сыробоярского) ответ на свое письмо от 4 июня 1917 г., либо речь идет о письме Е.В.Сухомлиновой — жены генерала В.А.Сухомлинова, которая также была близка к царской семье и одно время находилась в заключении вместе с А.А.Вырубовой.
Известно, что Александра Федоровна в этот день написала небольшое утешительное письмо А.С. и Н.И.Танеевым (родителям А.А.Вырубовой). Текст письма позднее был опубликован в приложениях к воспоминаниям А.А.Вырубовой.
5 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «За всенощной молилась вся царская семья — семь человек. Служба шла ровно час» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 37).
Июнь 11го. Воскрес<енье>
Церковь в 11 [часов]1.
Волков, Лиза [Эрсберг], Аннушка [Романова] — уехали в отпуск2.
Провела день в своей комнате.
Н<иколай> читал нам.
11 июня. Воскресенье
Вчера Тетерятников сменился, вместо него прибыл Чемодуров3. Утром погулял с детьми. В 11 ч. пошли к обедне. День стоял прохладный сравнительно — 17° в тени. Пилить и рубить было совсем легко. Обработали еще две сухие ели. Покатался в байдарке, пока Алексей купался в пруду. До обеда сделали обычную прогулку.
1 	Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «11 июня. Воскресенье. Литургия шла обычным порядком в присутствии всей царской семьи
и служащих во дворце, кроме Нарышкиной и Боткина, выбывших из дворца по болезни. По окончании литургии в 12 часов поехал в городской Екате¬
рининский собор и принял участие в служении молебна пред чудотворным образом святителя и чудотворца Николая, принесенного торжественно, с крестным ходом, из г. Колпино в Царское Село» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 37).
550


ИЮНЬ 1917
2 Императрица Александра Федоровна перечислила служащих и прислугу царской семьи, которые получили на некоторое время отпуск. В частности, камердинер императрицы А.А.Волков позднее в своих воспоминаниях писал: «Двадцать девятого июня был именинником великий князь Павел Александрович. В это время я был в отпуску, у семьи, в Царском. Попросил у полковника Кобылинского разрешения съездить в Петроград. Когда я прощался с царской семьей, то Государь и Государыня просили меня поздравить великого князя.
Я был у великого князя и передал поздравления. Великий князь много меня расспрашивал о жизни царской семьи. Я в свою очередь спросил великого князя, угрожает ли какая-нибудь опасность. Павел Александрович передал мне мнение бывшего у него коменданта Коровиченко (заменившего Коцебу): пока у власти Временное правительство, безопасность обеспечена. Если же власть Временного правительства падет и будет захвачена большевиками, ни за что ручаться нельзя» (Волков А.А. Указ. соч. С. 72).
3 Имеются в виду камердинеры императора Николая II: Никита Кузьмич Тетерятников и Терентий Иванович Чемодуров.
Июнь 12го. Понед<ельник>
12—1 [час]. Мария. Притчи: 5—9.
2—5 [часов]. В саду.
5.25—6 [часов]. Алексей1. Беседа Иисуса с учен<иками> и в храме. ЛукаХ. Матф. XIX. Иоанн 18.Х.
Н<иколай> читал нам.
Трупп уехал, а пришел Карюкин2.
12 июня. Понедельник
После приятной прохладной ночи день наступил жаркий. Утром хорошо погулял с Валей [Долгоруковым]. Занимался географией с Алексеем. Днем копали большую грядку на нашем огороде, после чего отдыхал в байдарке. Во время обеда прошла гроза с освежительным ливнем.
1 Императрица Александра Федоровна в своих уроках стремилась донести до детей не только знание и веру, но и формировала их характер, учила доброте, трудолюбию и терпению. В ее многочисленных записных книж¬
ках и тетрадях, которые она часто использовала при подготовке к урокам,
551


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
имеется много поучительных строк для каждого человека: «Когда мы тщательно изучаем жизнь Христа, мы обнаруживаем, что всегда, встречаясь с плохим к Себе отношением, Он был в высшей степени терпелив и мягок. Он не возмущался злом. Он не боролся за свои права! Он без жалоб переносил несправедливость и даже оскорбления. Мы едва ли найдем такие случаи в нашей жизни, когда бы личные оскорбления и несправедливое отношение к нам не трогали бы нас. С нами не всегда поступают честно и справедливо. Всегда найдется кто-нибудь недобрый или не понимающий нас, кто-нибудь, кто говорит резкие слова, оскорбляющие наши чувства. Люди думают, что мягкость и терпение по отношению к несправедливости — это знак слабости. Нет, это означает силу. Это то, к чему должны стремиться христиане в жизни личной.
Даже то, что нам не нравится, мы должны делать с любовью и тщанием и перестанем видеть, что нечто было нам неприятно. Мы должны оказывать помощь не только, когда нас об этом просят, но сами искать случая помочь.
"Любите врагов ваших и молитесь за творящих вам напасть и гонящих вас" (Мф. 5:44). Когда мы научимся это делать, мы приблизимся к Богу. Христианская любовь должна раскрываться в святом служении, в заботе по отношению к другим, в доброте, в готовности помочь» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни. Сад сердца. Духовный дневник. С. 41—42).
2 	Запись в дневнике императрицы означает, что лакея А.Е.Труппа сменил лакей Карюкин.
Июнь 13го. Вторник
10— 	11 [часов]. Алексей. «Англия Маленького Артура». Глава 1—5 — древние британцы, друиды, римляне.
11— 	12 [часов]. Татьяна. Чтение на немецком языке («Die Schwes- tern»*), автор — Ebers.
Провела день в моей комнате1, читала.
Н<иколай> читал нам.
13 июня. Вторник
Простоял чудный день с проходящими тучами. Утром хорошо погулял. У Алике уже несколько дней болит шея, и поэтому она
* «Сестры» (нем.) — роман немецкого историка и писателя Г.М.Эберса (1837—1898).
552


ИЮНЬ 1917
не выходит в сад. Сегодня спилили четыре сухих дерева и разделали их под дрова. После чая читал в новом кабинете. До обеда Мария получила подарки.
1 	Императрице Александре Федоровне в этот день нездоровилось. Она любила в такое время перечитывать свои тетради и записные книжки, в которые на протяжении многих лет делала выписки из книг с поучительными мыслями или своими наблюдениями и обобщениями. Вот некоторые из этих записей: «Братская доброта и милосердие обычно проявляются в мелочах. Маленькие знаки внимания, пустяки, но постоянное самоотречение; коротенький разговор о желаниях и настроениях других; деликатный, не показной уход от всего, что может причинить боль, — это те мелочи, которые создают мир и любовь и которые гораздо больше внешней вежливости.
Сколько возможностей сделать хорошее мы упускаем, даже не сознавая ценности того, что упустили!
Смирение не в том, чтобы рассказать о своих недостатках, а в том, чтобы вынести, как о них говорят другие; в том, чтобы слушать их терпеливо и даже с благодарностью; в исправлении недостатков, о которых нам говорят; в том, чтобы не испытывать неприязни к тем, кто нам о них говорит» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Слова добрые... С. 10).
Стоит отметить, что в дневнике гофмейстерины Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «13/26 июня. Провела очень тяжелую ночь: почти непрерывно кашляла. Кроме того, боли в печени и ужасная слабость. С трудом написала императрице поздравление ко дню рождения [великой княжны] Марии Николаевны. Сильная жара. На душе очень тоскливо» (ГА РФ. Ф. 6501.0л. 1.Д. 595. Л. 14).
Июнь 14го. Среда
Марии д<ень> р<ождения>.
12 	[часов]. Молебен1.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам вечером, как обычно.
14 	июня. Среда
Дорогой Марии сегодня 18 лет! Утром погулял со всеми детьми по всему парку. Погода была прекрасная. В 12 час. пошли к мо-
553


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
лебну. Днем Алике вышла с нами. Работали в парке недалеко; спилили три больших дерева. После чая кончил чтение труда Куропаткина «Задачи русской армии», очень меня заинтересовавшего. Начал франц. книгу «La maison des hommes vivants»2.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «14 июня. Среда, день рождения [великой] княжны Марии Николаевны. В дворцовой церкви служил благодарный молебен. Вся царская семья, кроме царицы, еще гуляла в своем парке, когда мы уже в облачениях стояли в церкви. Проходя по залу, все дети с улыбкою оглядывались в нашу сторону и спешили в свои комнаты переодеться и не опоздать к молебну. Ровно в 12 часов дня начался молебен в присутствии бывшего Государя, бывшей Государыни и пятерых детей... Государь, прикладываясь ко кресту, сказал: "Благодарю вас". Заметен новый порядок: чистота на дворцовой площади, приличное стояние часовых солдат на карауле. Первый раз не пришлось стоять у ворот и ждать дежурного офицера для пропуска» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 37).
В дневнике гофмейстерины Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «14/27 июня. Заходил комендант; он оценивает положение, как оно есть: очень печально. Говорит, что Государь побледнел и очень нервен. Чем дальше, тем опаснее становится положение. Что с ними будет?
Сегодня ожидалась враждебная правительству манифестация, но ее перенесли на 18-е число. Надеюсь, что к этому времени головы немного поостынут, иначе неминуемо прольется кровь» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14—14 об.).
2 Роман «Дом живых людей» французского писателя Клода Фаррера (1876— 1957).
Июнь 15го. Четверг
11— 	12 [часов]. Анаст<асия>. География Великобритании.
12— 	1 [час]. Татьяна. Пр. Исайи —30—33.
Провела день в своей комнате1.
Н<иколай> читал нам.
15 	июня. Четверг
Жаркий ясный день. Сделал утреннюю большую прогулку. Занимался с Алексеем географией. Алике осталась дома. Пилили и рубили на том же месте, свалили крупную ель у маленькой дорожки. Принял освежительную ванну до чая. Погуляли перед обедом. Вечером начал читать вслух 5-ю часть «[Le] c<o>mte [de] Monte-Cristo».
554


ИЮНЬ 1917
Бенкендорф, Валя Д<олгоруков> и обе фрейлины получили уведомление об увольнении их от службы.
1 В этот период императрице Александре Федоровне нездоровилось.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «15/28 июня. Был доктор; нашел, что мне лучше, но самочувствие очень плохо: мне кажется, что я умираю от истощения. Получила хорошее письмо от императрицы, — она тоже нездорова. Иза [Буксгевден] имела свидание с отцом; но она остается, — и хорошо делает. Несчастная Аня Вырубова просила, чтобы ее перевели на Фурштадтскую, в бывшую квартиру Татищевых; ей отказали солдаты! Они этому воспротивились!» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 14 об.).
Известно, что в этот день великая княжна Мария Николаевна написала открытку Вере Владимировне Комстадиус с благодарностью за поздравления с днем рождения (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 60).
Июнь 16го. Пятница
11— 	12 [часов]. Притч<и> Солом<она> 9—12.
12— 	1 [час]. Татьяна.
2—5 [часов]. В саду. Ужасная жара все эти дни. Н<иколай> читал нам.
16 	июня. Пятница
Утро было серое и душное, днем показалось солнце. После прогулки был на уроке истории у Алексея. Теперь караул от зап<асного> бат<альона> 3-го Стр<елкового> полка входит в общую очередь с другими и продолжает выделяться от прочих1. Днем работали немного дальше вчерашнего места, но влево от дороги. Срубили две старые березы.
Окончил «La maison des hommes vivants».
1 Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала об охране царской се¬
мьи под арестом в Александровском дворце: «Охрану дворца теперь осуществляли 1-й, 2-й и 4-й Стрелковые полки, позднее к ним добавилось подразделение 3-го Стрелкового полка. Эти прежде несли службу в крепости и теперь возжелали навести во дворце тюремные поряд-
555


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ки... Все их офицеры (по большей части, очень молодые люди) были выбраны своими же солдатами, вследствие чего подчиненные практически не принимали их в расчет. Второй и 3-й Стрелковые полки занимали особенно враждебную позицию, и от них постоянно можно было ожидать какой-нибудь неприятности. Они считали своим прямым долгом вводить во дворце новые правила и ограничения» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 441).
Июнь 17го. Суббота
10—11 [часов]. Татьяна. Житие Богородицы по Вознесении. 12—1 [час]. Мария. Чтение на немецком языке.
Пришел Кондратев1.
2—5 [часов]. В моей комнате.
6У2 [часов]. Всенощная2.
Н<иколай> читал нам.
Иван Орлов Ж3.
17 	июня. Суббота
Сделал утром обычную прогулку по всему парку, жара стояла необычайная. Начал читать «Юлиана» Мережковского. Днем разработали еще две грядки перед мраморной вазой в самой середине огорода. Покатался в байдарке. Купался в ванне перед чаем. В 6V2 час. всенощная. Вокруг ходили тучи, даже слышен был гром, во время завтрака шел дождь в течение десяти минут.
1 Имеется в виду возвращение из отпуска камердинера Кондратьева.
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «Всенощная началась в дворцовой церкви в свое время. Молилась вся царская семья, кроме бывшего наследника Алексея Николаевича» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 37).
3 Запись в дневнике императрицы Александры Федоровны, очевидно, означает, что она получила какие-то сведения о поручике инженерных войск, военном летчике Иване Александровиче Орлове, который являлся сыном генерал-майора А.А.Орлова (1865—1908). Он в 1917 г. был убит на фронте.
556


ИЮНЬ 1917
Июнь 18го. Воскрес<енье>
+15°.
11—12 [часов]. Обедня1. 2—5 [часов]. В саду2. Н<иколай> читал нам.
18 июня. Воскресенье
Ночью еще был дождь, ожививший воздух. День настал отличный. Погулял до обедни. В 2 часа пошли в парк за хорошей землей и затем работали на огороде. Перед обедом помогали садовнику в поливке грядок. К вечеру темнерат<ура> опустилась до 9°. Дышалось легко.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «В воскресенье за литургией присутствовала вся царская семья и слушала мое слово на Евангелие о смирении и кротости как высших христианских добродетелях и жизнь преподобного Николы Святителя. На этой неделе праздников нет, а потому просили приехать только в субботу к половине седьмого вечера» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 37—38).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «18 июня / 1 июля. Бар<он> Штейнгель был утром; разрешил оставаться во дворце сколько я пожелаю, а также пользоваться экипажем; это очень, с его стороны, любезно. Сегодня в Петрограде большая манифестация: носят плакаты с надписями: "Долой правительство!" "Долой войну!" То же самое и здесь: под звуки "Марсельезы" промаршировали через двор к могилам "жертв революции"!!!
Думаю, что манифестация выразилась только в глупых речах» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14 об.).
2 Императрица Александра Федоровна во время нахождения на воздухе порой перечитывала записные книжки с цитатами из книг, старые записи и делала новые пометки: «Если вы осознаете, что вы из себя представляете, вы не будете обращать внимание на то, что о вас говорят люди» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Слова добрые... С. 14).
Июнь 19го. Понед<ельник>
12—1 [час]. Мария. Притчею Солом<она> 12—16. 2—5 [часов]. В саду.
557


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
5!Л—6 [часов]. Алексей. Матф. XIII, 11—16.
Притча о милосердии самаритянина. Иисус Христос в доме у Марфы и Марии; исцелил в субботу страд<ающего> вод<яной> бол<езнью>.
Н<иколай> читал нам.
Лили. С<ыробоярский> (№ I)1.
19 июня. Понедельник
Погода была сравнительно прохладная. День прошел как всегда. Перед самым обедом пришла добрая весть о начавшемся наступлении на Юго-Западном фронте. На Золочовском направлении после двухдневного арт. огня наши войска прорвали неприятельские позиции и взяли в плен около 170 офицеров и 10 000 чел., 6 орудий и пулеметов 24. Благодарение Господу! Дай Бог в добрый час! Совсем иначе себя чувствовал после этой радостной вести2.
1 Очевидно, императрица Александра Федоровна получила письмо от Ю.А.Ден и написала письмо А.В.Сыробоярскому № 1 (письма к нему она снова начала нумеровать в связи с изменением его адреса).
Сохранилось письмо великой княжны Ольги Николаевны к учителю П.В.Петрову от 19 июня 1917 г., в котором читаем: «Милый, старый П.В.П<етров>.
Спасибо большое за письмо. Как я рада, что Вы наконец здоровы ненова в Царском [Селе]. После поганого Петрограда здешний воздух, конечно, принесет Вам пользы и быстро восстановит Ваши силы. 0 том, как мы проводим день, Вы, наверное, слыхали от Жилика (Пьер Жильяр. — В.Х.). Гуляем мы днем с 2 до 5. Кто что делает в саду. Мама, если не очень душно, тоже выходит и лежит на кушетке под деревом около воды. Папа ходит (со многими другими) в глубь сада, где они рубят и пилят сухие деревья. Алексей играет на "детском острове", бегает босиком и иногда купается. Трина (Е.А.Шнейдер. — В.Х.) же, не разгибая спины, полет и поливает грядки. Иногда мы тоже поливаем, также розы, которые посадили поблизости, против окон Бабушки (вдовствующая императрица Мария Федоровна. — В.Х.). Занятия идут своим чередом. Мария и я вместе занимаемся по-английски. Она читает мне вслух, а если не очень жарко, пишет диктовку. 2 раза в неделю имеем с ней историю. Русскую — по книге Нечволодова. Очень хорошо и подробно все описывает. Сейчас мы остановились на богатырях (былинах). С Анастасией [Гендриковой] 2 раза в неделю читаем Среднюю историю по учебнику Конст. Амн. Хоть это много трудней, т.к. память у меня на
558


ИЮНЬ 1917
все эти события отвратительная, но и у нее не лучше. Сама я распределила свои часы (свободные) на чтение (скучных вещей), история искусства, французская история, всеобщая история и русская словесность по Галахову. Вот! Кажется, все. Мама Вам очень кланяется. Рада, что Вам лучше и т.д.
Все шлют привет.
Всего Вам хорошего.
Ваша ученица № 1 0<льга> Н<иколаевна>.
Благодарю! № 4 А.Н. (приписка великой княжны Анастасии Николаевны, четвертой ученицы П.В.Петрова. — В.Х.)» (ГА РФ. Ф. 611. On. 1. Д. 70. Л. 93—94 об.).
2 Это радостное чувство разделяли все обитатели Александровского дворца. Так, например, Пьер Жильяр также отметил в своем дневнике: «Мы узнаём, что в районе Тарнополя началось наступление, которое развертывается с успехом» (Жильяр П. Указ. соч. С. 179).
Баронесса С.К.Буксгевден делилась своими воспоминаниями: «В течение всего этого времени император продолжал надеяться, что его великая жертва не будет напрасной и Россия обязательно выиграет войну. Теперь уже ничего не было слышно о том наступлении, которое планировалось на эту весну. Несмотря на высокопарные фразы, война становилась делом второстепенным, а на первое место выходила всемерно прославляемая революция. Велика же была радость императора, когда наконец, после бесчисленных призывов к армии, Керенскому (теперь уже военному министру) удалось провести небольшое наступление в июне. Императрица и дети также радовались полученному известию, и император обратился к властям с просьбой разрешить во дворце благодарственный молебен. В первый раз после революции император был похож на себя прежнего» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 463—464).
Июнь 20го. Вторник
10— 	11 [часов]. Алексей: История Англии. Гл<авы> 5—9. Лондон. Тауэр. Рынок, улучшение городов, Бат, Йорк и т.д. Римляне ушли из Брит<ании>, пришли англы и саксы и завоевали страну. Жестокость Артура. Констебли. Хенгист-Хорса. 7 главных королевств в Англии. Св<ятой> Августин приносит христианство из Рима. Англы и с<аксы> любили свободу и создали законы.
11— 	12 [часов]. Татьяна: переводе немецкого.
\2Vi [часов]. Благод<арственный> молебен1 за удачное наступл<ение> на Злочевск<ом> направл<ении>2. Взяли 1638 до
559


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ П И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
10 	000 п<ехоты> ч<еловек>, 8 ор<удий> и пул<еметов> — 18, 19 [июня].
2!Л—4!/г [часа]. В саду.
Шел дождь.
Н<иколай> читал нам.
Уже взято в плен более 18 000 человек в целом и более, чем ранее, орудий.
10°.
Сед<ов> № I3.
20 июня. Вторник
За вчерашний день бой протекал успешно: всего за два дня нашими войсками взято 18 600 чел. пленных. Перед завтраком в походной церкви был отслужен благодарственный молебен4.
Днем спилили четыре сухих дерева за теннисом и затем недолго поработали на огороде до 41Л час. Весь день погода хмурилась, и с 4 ч. пошел благодетельный дождь. Читал все время до обеда.
1 Протоиерей Афанасий Беляев в этот день записал в дневнике: «В половине первого часа назначено служение благодарственного молебна по случаю наступления наших войск... В назначенное время в присутствии всей царской семьи и их свиты был отслужен молебен с провозглашением протодиаконом многолетия богохранимой Державы Российской, христианскому воинству и всем православным христианам. .. Дай же, Господи, чтобы наше победоносное начало поскорее приблизило к концу и эту страшную, кровавую мировую человеческую бойню и даровало мир, порядок и покой для всех народов» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1.Д. 2077. Л. 21 об., 22).
2 Правильно: «на Золочовском направлении».
3 Императрица Александра Федоровна часто нумеровала свои письма. Адресат письма № 1, очевидно, штабс-ротмистр Крымского конного императрицы Александры Федоровны полка Николай Яковлевич Седов, который был хорошо знаком с Ю.А.Ден и А.А.Вырубовой.
4 Гувернер цесаревича Пьер Жильяр записал в этот день в своем дневнике: «Молебен по случаю военных событий, предвещающих, как кажется, большую победу. Государь, сияющий, приносит Алексею Николаевичу вечерние газеты и читает ему официальные сообщения» (Жильяр П. Указ. соч. С. 179).
560


ИЮНЬ 1917
Июнь 21го. Среда +14°.
11— 	12 [часов]. Мария. Притч<и> Сол<омона> 16—2 г. 18.
12— 	1 [час]. Апаст<асия>. Ист<ория> Ц<еркви>. Св. И<оанн> Богослов в Эфес<е>. Имп<ератор> Домициан. — Остр<ов> Патмос. Имп<ератор> Нерва. Лжеучение. Св. Игнат. Богоносец. Поликарп Еп<ископ> Смиренский, Св. мучен. Апостольский Св. Варнава. Св. Климент. Ап<остол> Петр. — Ап<остол> Павел. — Херсонес Таврический. Имп<ератор> Траян 107 г. Марк Аврелий 161. —Падение Иерусалима. Имп<ератор> Нерон. Им<ператор> Веспасиан. Имп<ератор> Тит.
21А—5 [часов]. В саду.
5.10—6 [часов]. Алексей. Скрижали Закона — Моисей Законодатель. 10 заповедей. Храм —скиния свидения. Ковчег Завета. Аорон. Левиты. Пасха. Пятидесятница — день очищения. Моисей на вершине Синая. 40 дней и ночей. Золотой телец. Моисей разбивает скрижали Закона и стер зол<отого> тельца, рассыпает по воде и дал ее пить сынам Израилевым. Исх<од>, гл. XXXII. Н<иколай> читал нам.
+6°.
21 июня. Среда
Дождь окончился как раз перед утренней прогулкой, а к 3 часам погода окончательно поправилась.
До завтрака занимался с Алекс<еем> историей. Во время работы в парке Алике присутствовала в своем кресле1. Окончил чтение «Юлиана», понравившееся мне.
До обеда погуляли. Вечером начал вслух 6-ю книгу «[Le] comte de Mon<te>-Cristo».
1 Императрица Александра Федоровна страдала болезнью ног и часто передвигалась на кресле-каталке. Это порой раздражало охрану. Баронесса С.К.Буксгевден писала об этом в воспоминаниях: «Солдат, по-видимому, больше всего раздражало кресло императрицы и ее грустный вид, и они громко ругали ее за то, что она не ходит на прогулки. Они непрерывно оскорбляли слугу, который вез кресло, а однажды, когда на место этого слуги встал матрос Нагорный, ярость солдат по поводу его службы "жене тирана" достигла таких размеров, что Нагорный получил впоследствии письма от своих сослуживцев, в которых они обрекали его на смерть» (Буксгев- д е н С.К. Указ. соч. С. 458).
561


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Июнь 22го. Четверг +20°.
11— 	12 [часов]. Анастасия. География Великобритании.
12— 	1 [час]. Татьяна1. Прор<ок> Исайя 35—40 гл. 14.
VA [час]. Гр<аф> Бенкендорф.
2У4—4Уа [часа]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
22 июня. Четверг
Чудный день с освежительным ветром. От 10 до 11 час. занимался с Алексеем географией. Гулял. Начал вторую часть трилогии Мережковского «Христос и Антихрист» — «Леонардо да Винчи». Днем все были на работе в парке против арсенала. Срубили и распилили громадную ель. Вечером, т.е. до 8 час., поливали огород.
1 Императрица Александра Федоровна продолжала вести уроки Закона Божия младшим детям. В одной из ее записных книжек имеется следующее мудрое определение: «Как счастлив дом, где все дети и родители, без единого исключения —- вместе верят в Бога. В таком доме царит радость товарищества. Такой дом как преддверие Неба. В нем никогда не может быть отчуждения» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни. Сад сердца. Духовный дневник. С. 51).
Стоит отметить, что в дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «22 июня / 5 июля. Каталась в коляске; это доставило мне удовольствие. Взяла с собой маленькую сестрицу, которая очень наслаждалась. Мы ездили в Павловск, по живописной дороге, через Тирлево. Завезла, по поручению императрицы, записку [княгине] Елене Петровне. Час спустя она сама с мужем приехала ко мне. Благородная и мужественная дочь своего отца-воина. Мы обменялись нашими грустными впечатлениями. Наступление как будто остановилось. Столько враждебных сил действует против чести и долга. Царство трусости и подлой жестокости!» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14 об.).
Июнь 23го. Пятница
Настеньки [Гендриковой] д<ень> р<ождения> 29.
11—12 [часов]. Мария1. Притч<и> Сол<омона> 20 гл. 18—25. Сидела с Настенькой [Гендриковой]2.
562


ИЮНЬ 1917
2Ул—4Уа [часа]. В саду.
5!4—6 [часов]. Алексей. Смирение. Притча о богаче и Лазаре. Прсит- ча> о блудном сыне. Пр<итча> о мытаре и фарисее. — Пр<итча> о большом ужине (Лука XIV, 1—24).
Н<иколай> читал нам.
0°.
23 июня. Пятница
Хороший прохладный день. Сделал большую прогулку. У Алексея был урок истории. Днем работали на том же месте. Срубили еще две ели. Прошел небольшой дождь. После чая читал до самого обеда.
1 Императрица Александра Федоровна провела урок Закона Божия с великой княжной Марией Николаевной.
Великая княжна Татьяна Николаевна в этот день написала письмо З.С.Толстой, в котором читаем: «Милая 3[инаида] С[ергеевна], мне ужасно стыдно, что я до сих пор Вас не благодарила за письмо к 29 мая и за чудные вышитые мешки. Я взяла себе синеватый с разноцветными цветами; Ольга — голубой с желтыми розами; Анастасия — розовый, а Мария — весь желтый. Они нам очень пригодились и всегда напоминают Вас. Мама всегда берет свой мешок в сад с книжкой или чем-нибудь. Погода у нас все время была очень теплая. Потом пошел сильный дождь и стало гораздо свежее. Но дождь был очень нужен, так как уж очень было сухо. Как Вы все поживаете? А что читает вслух Ваш муж (П.С.Толстой. — В.Х.), когда Вы работаете? Мы по вечерам после обеда все тоже работаем и Папа нам читает. Мы теперь кончаем VI том книги "Le comte de Monte-Cristo", Alexandre Dumas.
Вы знаете это? Страшно интересно. А раньше читали про разных сыщиков; тоже интересно. Ну, до свиданья, милая З.С. Буду ждать писем. Крепко Вас целую и Далечку. Мужу и Сереже привет. Снимитесь, пожалуйста, все вместе и пришлите мне Вашу карточку. Очень буду рада ее иметь.
Татьяна» (Русская Летопись. Кн. 1. С. 139—140).  22 В этот день генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев преподнес графине А.В.Гендриковой по случаю ее дня рождения букет цветов, которыми она поделилась с болевшей тогда Государыней. Сохранилось коротенькое письмо императрицы Александры Федоровны к фрейлине А.В.Гендриковой от 23 июня 1917 г., в котором читаем: «Милая Настенька, глубоко тронута; нежно благодарю за милые васильки. Вы очень
563


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
добры. Поблагодарите генерала (Л.И.Татищева. — В.Х.) за то, что принес их. Приятного сна. Нежно целую. Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. С. 35).
Июнь 24го. Суббота
10— 	11 [часов]. Татьяна. Исайя 40, 14 — 42 гл. 11.
11— 	12 [часов]. Анаст<асия>. Рим<ляне> опять разрушили Иерусалим. Св. Иероним. — Имп<ератор> Декий — 251 г. и апологеты (защита, оправдание). — Иустин, Ориген, Тертуллиан. — Цельс (Ориген—Адамантий — непобедимый). Гонение св. мучениц, 284 г. Имп<ераторы> Диоклетиан, Максим<иан>, Галерий, Констанций Хлор. Св. Перпетуя и Св. Фелицита. Св. Георгий Побед<оносец>. Св. царица Александра. Св. Севастиан.
Не выходила, сидела с Ольгой, т.к. шел дождь.
6/4 [часов]. Всенощная1.
Н<иколай> читал нам.
-4°.+11°.
Сед<ов> 2. М-me С<ыробоярская>. Лили. — С<ыробоярский>
№22.
24 июня. Суббота
Дождливый день и холодный. Утром не выходил. В 3 часа пошел гулять с детьми вокруг парка в сопровождении стрелков 3-го полка. Несколько из них косило* с нашими людьми около дворца. В 6!4 пошли к всенощной. Вечером читал вслух.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «24 июня. Всенощная в Александровском дворце служилась в обычное время и в том же порядке. Разница была только в том, что, прикладываясь к Евангелию, после Их Величеств шли их дети по старшинству: Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и последним Алексей, чего не было раньше, Алексей Николаевич всегда шел первым после родителей» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 38).
В дневнике гофмейстерины княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «24 июня / 7 июля. Мне бы следовало поздравить [князя]
* Косили траву.
564


ИЮНЬ 1917
Иоанна Константиновича, но съездить в Павловск мне не удалось. Писала императрице и Изе [Буксгевден]. Погода пасмурная, временами — дождь. Наступление как будто продолжается» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14 об.).
2 Запись в дневнике Александры Федоровны, очевидно, означает, что она написала второе письмо штабс-ротмистру Н.Я.Седову, получила известия от госпожи М.М.Сыробоярской и подруги Ю.А.Ден, написала письмо А.В.Сыробоярскому № 2.
Июнь 25го. Воскресенье
+14°.
11—12 [часов]. Церковь1.
2—4!/г [часов]. В саду. Временами шел дождь2. Н<иколай> читал нам вечером.
25 июня. Воскресенье
Утром вышел с Алексеем. Погода была прохладная. Были у обедни. Пошли гулять, в 2 часа. Несколько кратких дождей не промочили нас. Срубили и распилили одну ель. Смотрели, как наши люди косили траву. Посидели на огороде и вернулись домой в свое время. Читал много до обеда.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «25 июня. Воскресенье. Божественная литургия совершена в свое время в присутствии всей царской семьи. Говорил о Святой земле и о тех священных местах, где родился, жил и проповедовал Иоанн Креститель, день рождения которого Св. церковь празднует 24 июня. Вход во дворец и выход из него прошел без недоразумений. Проходя по залам и обмениваясь несколькими фразами, заметно тягостное гнетущее настроение у живущих в заключении» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 38).
2 Сохранилось открытое письмо, которое было написано в этот день великой княжной Анастасией Николаевной бывшему хорунжему императорского конвоя Александру Александровичу Грамотину, с описанием жизни царской семьи в заточении. Анастасия Николаевна по-детски кратко и восторженно писала в нем: «Спасибо Вам сердечное за милое письмо, которому так обрадовались. Мы тоже все помним и постоянно об этом говорим...
565


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
У нас день распределен, поэтому время идет довольно скоро. Помните 24 августа [1916 г.] на "Днепре" и 11 июля?.. (В эти дни Николай И, в сопровождении цесаревича и великих княжон, приехавших в Ставку, посетил сотни конвоя, находившиеся в Могилеве. — В.Х.). Каждый день ходим гулять, поливаем наш огород и обыкновенно обливаемся, т.к. неловки, да еще брат обливает из насоса. Как поживают все "наши"? Сижу сейчас на окне и пишу Вам. Надо будет идти на уроки, не очень весело, ну, поэтому надо кончать писать. Желаю Вам всего, всего хорошего. Христос с Вами, всегда помню.
А<настасия>».
В конце письма сделали свои приписки и остальные царские дочери.
«Шлю самые горячие пожелания и привет.
0<льга>.
Помню и часто вспоминаю. Желаю Вам всего самого хорошего. Шлю большой привет.
М<ария>.
Желаю всего хорошего, шлю сердечный привет.
Т<атьяна>» (См.: Царские дети. С. 428—429).
Июнь 26го. Понед<ельник>
12—1 [час]. Мария. 25—27. Притч<и> Солом<она>.
1 [час]. Гр<аф> Бенкендорф.
2—5 [часов]. В саду.
51А [часов]. Алексей. О богатом юноше. Смерть и воскресение Лазаря. Исцеление слепого. Закхей, Мария возливает драгоценное миро на голову Иисуса в Вифании. Вход Господень в Иерусалим. Иисус выгоняет продавцов и т.п. из Храма. Исцеляет там слепых и хромых. Смоковница иссохла. Иисус учит в Храме — Матф. XXI, 23—32. Человек с двумя сыновьями, послушным и непослушным. Притча о винограднике.
Узнала о смерти маленького Ивана Орлова, убитого 17 июня. Н<иколай> читал нам, закончил «Граф Монте-Кристо».
Лили1.
26 	июня. Понедельник
День стоял великолепный. Наш хороший комендант полк. Кобылинский попросил меня не давать руки офицерам при посторонних и не здороваться со стрелками. До этого было несколько случаев, что они не отвечали2. Занимался с
566


ИЮНЬ 1917
Алексеем географией. Спилили громадную ель недалеко от решетки за оранжереями. Стрелки сами пожелали помочь нам в работе. Вечером окончил чтение «Le comte de Monte- Cristo».
1 Запись в дневнике означает, что императрица Александра Федоровна написала письмо или получила известие от Ю.А.Ден.
2 В частности, няня царских детей А.А.Теглева позднее свидетельствовала: «Бывали случаи проявления хулиганства со стороны солдат и даже некоторых офицеров. Я знаю, что однажды один или два офицера отказались как-то подать руку Государю, не приняли его руки, когда он протянул им свою руку. Об этом мне передавали с чувством глубокого возмущения дети» (Российский архив. Т. VIII. С. 120).
Камердинер императрицы А.А.Волков в своих воспоминаниях также указывал на один из таких случаев: «Когда караул менялся (это происходило постоянно во время завтрака царской семьи), то оба офицера —- прежний и новый начальник караула — приходили к Государю. Однажды вошли оба офицера. Государь простился с уходящим и, здороваясь с вступающим вновь на караул, протянул офицеру руку. Тот, отступив демонстративно назад, отказался от рукопожатия. Государь подошел к нему, положил на плечо руку и ласково спросил:
— За что же, голубчик?
— Я из народа, — был ответ. — Вы не хотели протянуть народу руку, не подам ее и я» (В о л к о в А.А. Указ. соч. С. 74).
Позднее полковник Е.С.Кобылинский в свидетельских показаниях белогвардейскому следователю Н.А.Соколову подчеркивал: «В конце концов, солдаты, а через них и местный Царскосельский совдеп окончательно перестали мне доверять и назначили выбранного ими мне в помощники прапорщика армянина Домодзянца. Это был грубый человек. Он всячески домогался как-нибудь втиснуться во дворец, куда я его упорно не допускал. Тогда он стал постоянно торчать в парке в то именно время, когда семья выходила на прогулку. Однажды, когда Государь, проходя мимо него, протянул ему руку, он не принял руки Государя и заявил ему, что он не может по должности помощника коменданта подавать руку Государю.
Поставленный в известность об этом происшествии Керенский как-то прибыл в Царское и пригласил к себе председателя местного совдепа (не по поводу этого инцидента, а по какому-то другому поводу). Последний в разговоре сказал Керенскому: "Позвольте Вам доложить, г. министр, что мы выбрали в помощники коменданта прапорщика Домодзянца". Керенский ответил: "Да, я знаю. Но неужели же вы не могли выбрать другое лицо,
567


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
а не такого?" Но осталось так, как и было: власти не было и у самого Керенского.
Вот этот-то Домодзянц и научил солдат не отвечать Государю на его приветствие, с которым он обыкновенно обращался к солдатам. Те, конечно, и проделали подобную вещь. Это, конечно, были солдаты второго полка. Пришлось мне просить Государя не здороваться с солдатами, так как, по тем временам, ничего нельзя было поделать с ними, и Государь перестал приветствовать солдат» (Историк и современник (Берлин). № 5. С. 176—177).
Июнь 27го. Вторн<ик>
10—11 [часов]. Алексей. Эгберт стал первым королем надо всей Англией. Датчане принесли большую беду народу. Альфред с трудом изгнал их, он построил корабли и т.д. Король Эдвард; король Ательстан побил датчан, захватил в плен и пригласил их на ужин, а затем отпустил их на свободу. Король Эдмунд был убит грабителем. Епископ Дунстан был болен, и король Эдвин, архиепископ Одо убили королеву. Дунстан нравился народу. Король Эдгар приказал поубивать волков, его сын король Эдуард был убит королевой Элфридой, гл. XII.
2—43А [часа]. В саду1.
Н<иколай> читал нам «Arsene Lupin contre Sherlok Holmes» автора Maurice Leblane*.
27 июня. Вторник
Забыл записать, что 26 июня наши войска произвели новый прорыв и захватили: 131 офицера, 7000 нижн<их> чин<ов> и 48 орудий, из них 12 тяжелых. Утром вышли все дочери, чтобы собирать скошенную траву. Сделал обычную прогулку. Днем работали на вчерашнем месте. Срубили и распилили две ели. До обеда провели полчаса на огороде. Вечером начал вслух «Arsene Lupin contre Sherlock Holmes».
1 Императрица Александра Федоровна во время прогулок всегда была занята какими-либо делами. Иногда она читала, делала выписки из книг тех мест, которые привлекли ее внимание, или перечитывала выписки из-
* «Арсен Люпен против Шерлока Холмса» Мориса Леблана (фр.).
568


ИЮНЬ 1917
бранных мест из духовной литературы. Так, в одной из ее записных книжек читаем: «Быть неправильно понятым даже теми, кого любишь, — это крест и горечь жизни... Это самое жестокое испытание для преданности. Это то, что должно было чаще всего ранить сердце Сына Человеческого... Увы! Никогда не отступать, никогда не проявлять холодность, быть терпеливым, сочувствовать, выказывать нежность. Искать распускающийся цветок и раскрывающееся сердце... Всегда надеяться, как и Бог. Всегда любить — это долг» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Слова добрые... С. 8).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «27 июня / 10 июля. Чувствую себя лучше, но слабость меня не покидает. Получила премилое письмо от императрицы...» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 14 об.).
Июнь 28го. Среда
Похороны маленького Ивана Орлова.
12—1 [час]. Св. Потамиена. Генесса. Св. АнастасияУзорешитель- ница. Св. Варвара. 4 дек. — 6. Императ<ор> Константин 319г. Знамение «Сим победишь». — Максентий, веротерпимость. Лики- ний — Византия. Константинополь. Св. церковь Премудр<ости> [Божией] Софии.
2—43/4 [часов]. В саду.
6/4 [часов]. Всенощная1.
Н<иколай> читал нам.
Седсовх З.С<ыробоярский> 3. Соня Д. Соня Евр. Пр.Н.Баря- т<инская>2.
28 июня. Среда
Вчера был взят нами Галич и 3000 пленных и около 30 орудий. Слава Богу!
Погода стояла серая и теплая, с ветром. После прогулки имел урок истории с Алексеем. Работали там же; спилили три ели. От чая до обеда читал.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «Всенощная началась в половине седьмого часа вечером. Была вся царская семья, кроме Государя, которого мы видели при входе в коридор дворца. Он перед нами
вышел из своей комнаты и чрез коридор прошел на другую половину, из
569


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
чего можно заключить, что ход по всем комнатам нижней половины дворца для него свободный. За службою, прикладываясь к праздничной иконе, бывший наследник шел последним, после сестер» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 38).
2 Запись в дневнике означает, что императрица написала третье письмо Н.Я.Седову и А.В.Сыробоярскому, а также, вероятно, получила известия или написала письма С.В.Ден, С.Д.Евреиновой и П.Н.Барятинской.
28 июня 1917 г. великие княжны Мария и Анастасия Николаевны написали почтовые открытки А.В.Сыробоярскому (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 63,65).
В периодической печати в этот период продолжали появляться сообщения о царской семье с прежним негативно-критическим оттенком и порой за рамками дозволенного законом:
«Заявления Николая Романова о желании подписаться на заем
Николай Романов через гр. Бенкендорфа от своего имени и от имени своей семьи обратился с заявлением к Временному правительству о желании подписаться на Заем свободы.
Николай Романов при этом указывает, что размер суммы подписки будет зависеть оттого, будут ли он и его семья получать содержание из казны или нет.
Бывший царь приводит справку о своих денежных средствах. По его сообщению, оказывается, что личного капитала у него 908 тысяч рублей, у бывшей императрицы свыше миллиона рублей.
Бывший наследник владеет капиталом в полтора милл., Ольга Николаевна — свыше 3 милл., Татьяна Николаевна и Мария Николаевна — по 2 миллиона» (Русское Слово. 1917. 28 июня. № 145).
Июнь 29го. Четверг. Петр и Павел1
11—12 [часов]. Церковь2.
2—43/4 [часа]. В саду. Прекрасная погода. Н<иколай> читал нам вечером.
29 июня. Четверг
Простоял чудный день. В 11 ч. пошли к обедне; Алексей простоял в алтаре. Гуляли с 2 ч. до 41Л ч. Работали там же, окончили вчерашнюю ель и спилили другую3. Покатался с Татьяной в байдарке. До чая покупался в ванне. Перед обедом были на огороде.
570


ИЮНЬ 1917
1 По церковному календарю — день памяти славных и всехвальных первоверховных апостолов Петра и Павла.
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «Литургия в 11 часов. Вся царская семья была в церкви. Говорил о св. апостолах Петре и Павле. Проводил ту мысль, что один из апостолов ярко горел любовью и беззаветною преданностью ко Христу, а другой не с меньшею, если не большею, горячностью пылал гневом и ненавистью к Сыну Божию; и как тот и другой, без особой благодати Божией, оказались ничтожны к восприятию и познанию воплощенной истины. Апостол Петр после твердого исповедания веры троекратно отрекся от Христа, а апостола Павла могло вразумить только необыкновенное чудо, совершившееся над ним для его вразумления. Литургия кончилась в 12 часов, и мы без затруднений вышли из дворца» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 38—39).
3 	Рубкой деревьев занимался не только император Николай И, но и его дети. Так, например, великая княжна Ольга Николаевна в своем письме кЗ.С.Толстой от 29 июня 1917 г. упомянула: «...Работаем всаду по-прежнему. Срубили пока 70 деревьев» (Русская Летопись. 1921. Кн. 1. С. 140).
Июнь 30го. Пятница
Простилась с 6 из наших людей, уходящих на войну.
214—1 [час]. Чтение на немецком языке с Татьяной.
2—434 [часа]. В саду1.
514—6 [часов]. Алексей. Отдав<ать> Кесарево — Кесарю, Божие — Богу (Марк XII, 14—17). Женщ<ина> замуж<ем> за 7 братьями. 2 перв<ые> заповеди. Матф. XX, 30—40. Матф. XXII, 40—46, XXIII, 1—35. Горе вам, книж<ники>, фар<исеи>, лишь бедная вдовица положила 2 лепты в сокровищницу. Иисус гов<орил> со св<оими> учениками про Иерусалим и конец мира, про притчу [о] 5 мудрых и 5 неразумных девах.
Н<иколай> читал нам вечером.
Перевела часы на час вперед ночью.
30 июня. Пятница
Отличный жаркий день с сильным дымом от горящего торфа. Во время прогулки зашел с Валей [Долгоруковым] в Китайский
571


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
театр и осмотрели его внутри. У Алексея был урок истории. Работали на том же месте. Срубили три дерева. К ночи переставили все часы на один час вперед!
1 	Императрица Александра Федоровна в этот день написала небольшое письмо фрейлине А.В.Гендриковой: «Дорогая Настенька, душистый горошек распространяет восхитительный аромат по всей комнате. Спасибо, спасибо бесконечно за удовольствие, доставленное Вами. Посылаю Вам еще книгу Миллера ["Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской Державе по сии времена"]. Быть может, Иза [Буксгевден] прочтет [первый] том, оконченный Вами, и затем вернет мне.
Что за чудная погода. Жажду сходить в настоящую церковь. Спите крепко. Любящая Вас Александра» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. С. 35).


1917
июль


Июль 1го. Суббота
10—1 [час]. Татьяна: Исайя 42. Стих. 11—45.
12—1 [час]. Мария. Чтение на немецком языке: Винета Вернера. 6/4 [часов]. Всенощная1.
Н<иколай> читал нам, как обычно, закончил книгу.
Лили. С. 42.
1 июля. Суббота
День простоял превосходный. Обошел весь парк, пока дети собирали сено и возились с копнами. Работа днем происходила около прежнего места. Находим рядом все новые сухие деревья и поваленные бурею весною 1914 года, скрытые кустами и высокою травою. В 61Л ч. пошли ко всенощной. Поздно вечером пошел дождь.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «1 июля. Суббота. День сокращен на час времени, и часовая стрелка переведена ночью с 12 часов на 1 час вперед. Была совершена обычная всенощная, за которой молилась вся царская семья и все служащие при ней... Вход и выход оказался без всяких затруднений, и часы во дворце были поставлены по новому распоряжению на час вперед» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 39).
2 Запись означает, что императрица Александра Федоровна написала или получила известие от Ю.А.Ден, а также написала четвертое письмо А.В.Сыробоярскому.
Июль 2го. Воскрес<енье>
11 	ч<асов>. Церковь1.
2—5 [часов]. В саду.
8У2Г-8У4 [часов]. Алексей показывал свой кинематограф. Н<иколай> читал нам: L’Homme a L’oreille cassee par Edmond About*.
* «Человек со сломанным ухом» Эдмона Абу (фр.).
575


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 июля. Воскресенье
Очень теплый серый день. Встал поздно и почитал до обедни. В 2 часа вышли в сад2; сперва обошел парк с Татьяной и Анаст<асией> и затем распилили самое первое наше дерево в садике около беседки. Подчистили некоторые кусты от сухости и гнили. В это время другие оканчивали косить лужайки в том же саду. До обеда читал и окончил «Леонардо». После еды Алексей показывал свой кинематограф очень удачно. Вечером начал вслух «L’Homme a L’oreille cassee».
1 В дневнике А.И.Беляева за этот день записано: «Пред литургией в 10 часов служилась панихида по Людмиле Буксгевден, 40-й день со дня ее смерти, с протодиаконом и певчими. Литургия началась в 11 часов в свое время. Вся царская семья и служащие собрались к началу литургии, а бывший наследник Алексей Николаевич пришел к херувимской тихо и незаметно, отдельным ходом, прямо в алтарь и стал прислуживать в алтаре: брал от псаломщика кадило, относил его на место и вновь для передачи протодиакону. Это первый раз юный любимец своих родителей обнаружил склонность принять личное деятельное участие в церковном богослужении» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 39).
2 Пьер Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Ничего нового в нашем заключении. Единственное развлечение составляют прогулки. Очень жарко, Алексей Николаевич уже несколько дней купается в пруду, среди которого находится детский островок. Это большая радость для него» (Жильяр П. Указ. соч. С. 180).
Июль 3го. Понед<ельник>
Ирина 22 д<ень> р<ождения>а.
12—1 [час]. Мария. Притча Сол<омона>. 27 — конец.
2!Л—5 [часов]. В саду.
5Уа—6 [часов]. Алексе,й2. Марк XIV, 16—17. —
Тайная вечеря. Омовение ног. Установление Таинства Причащения: «иметь любовь между собою» (Иоанн XIII, 23—35). Да не смущается сердце ваше — (Иоанн XIV, 1—3). Я есмь виногр<адная> лоза (Иоанн XV, XVI, XVII). Сад Гефсимании. Моление Иисуса Христа. Матф. XXVI. Лук<а> XXII, 41-44. Матф. XXVI, 40-49. Лук<а> XXII, 48—50. — Взятие Иисуса Христа. Иисус Христос перед Каиафой. — Петр отрекается от Господа.
Всех четверых девочек обрили наголо, так как после кори стали сильно выпадать волосы.
Н<иколай> читал нам, как обычно.
576


ИЮЛЬ 1917
3 июля. Понедельник
Душный тепличный день с облаками, но дождь прошел только во время обеда. Утром гулял, а днем свалили крупную сосну там же около решетки. Все четыре дочери сбрили себе волосы, так как после кори они сильно лезли.
1 Имеется в виду день рождения племянницы императора Николая II, дочери великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны: княгини императорской крови Ирины Александровны (1895— 1970), которая в 1914 г. вышла замуж за князя Ф.Ф.Юсупова (младшего).
2 Императрица Александра Федоровна продолжала учебные занятия с младшими детьми. Часто при подготовке к урокам она использовала выписки из духовной литературы. В одной из записных ее книжек имеется текст: «Если в нас живет слово Христа, оно заставит нас помогать другим. Нам нужно постоянно молиться о том, чтобы Бог дал нам умение словами своими поддерживать слабых.
Почти беспредельны возможности помогать людям, просто беседуя с ними. Тот, кто умеет говорить убежденно, умеет говорить языком любви, может вдохновить других на добрые и прекрасные дела, утешить их в горе, подбодрить упавших духом, просветить тех, кто неопытен, — тысячею способов может помочь ближним» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Два дневника святой мученицы и страстотерпицы царицы Александры о значении семьи и о семейной жизни. Сад сердца. Духовный дневник. С. 49).
Июль 4го. Втор<ник>
10—11 [часов]. Алексей: Король Etheltd the unreads the Danes drove away the English princes to Normandey and Hungary and mad Conute King. Canute rebuked hu courtiers and improned the people-reigned 19 yers (saus: Hardicanufe Harold Berfoot. — Danes and Sasaus made slanes of their poor and prisoners — King Edward the Canfessor suffered his comtiers to rule mair and the King daue and promised Mat the Duke of Normandy shld he King Some of mire mon mode a book of laws. Harold the san of Earl of Gadwiur mas made King. He mas killed in the battle of Hastings 1066 and the
D. 	of H. became King —William the Canqueror 1066—1087. King Will. I mode oppressine laws taok the laud fr. The Engl, and gone it to the Norm, barus, he cansed Doomesday Book to be uritten — New forest made. Cerfew — bell*.
* Выписка из средневековой английской хроники.
577


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ П И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2!Л—4‘Л [часа]. В саду.
Ал<ексей> had his hair also complete shave off*. Н<иколай> читал to us**.
4 июля. Вторник
Начал вчера третью часть трилогии Мережковского «Петр». Утром гуляли под теплым проливным дождем. Днем работали там же и окончили разделку сосны1. Вечером опять начался дождь.
1 В рубке старых и больных деревьев, заготовке дров императору помогали его дети.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «4/17 июля. Оказывается, вчера в Петрограде было выступление против правительства. Ушли пять министров. Говорят, даже была пушечная стрельба. Никаких подробностей не имею: сегодня газеты не вышли. Здесь были продовольственные волнения, но ничего серьезного. Меня пугают две возможности: отставка Керенского и взятие Петрограда немцами. В обоих случаях жизнь нашей бедной царской четы окажется в непосредственной опасности.
Только что ушла кн<ягиня> Палей. Сообщила по секрету, что партия молодых офицеров составила безумный проект: увезти их ночью на автомобиле в один из портов, где их будет ждать английский пароход. Боюсь, как бы не повторился Varennes. Нахожусь в несказанной тревоге. Да и куда бежать, когда всюду расставлены мины?» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 15).
Июль 5го. Среда
11— 	12 [часов]. Мария: Книга Екклесиаст 1—8.
12— 	1 [час]. Анастасия: Арий. Царь Константин.
1-й Всел<енский> Соб<ор> в Никее. 325, стр. 75.
21Л—5 [часов]. В саду.
5.20—6 [часов]. Алексей. — Моисей наказывает идолопоклонство. М<оисей> живет в шатре. Скиния собрания. Столп облачный. — 2<-й> раз Господь дал Моисею скрижали (Кн. Исаии XXXII—XXXIII—XXXTV). 40 л<ет> странствований евреев в пустынях. Ветер — перепела (Кн. Чисел XI).
Н<иколай> читал нам.
* Алексею тоже обрили голову (англ.).
** Нам (англ.).
578


ИЮЛЬ 1917
5 июля. Среда
Все утро шел дождь, а к 2 ч. погода поправилась; к вечеру стало прохладнее. День провели как всегда. В Петрограде эти дни происходили беспорядки со стрельбою. Из Кронштадта вчера прибыло много солдат и матросов, чтобы идти против Временного правительствах Неразбериха полная! А где те люди, которые могли бы взять это движение в руки и прекратить раздоры и кровопролитие? Семя всего зла в самом Петрограде, а не по всей России1.
1 Записи в дневнике Николая II свидетельствуют о том, что он следил по газетным сообщениям за политической обстановкой в стране. Очевидно, он укорял себя в это время, что уступил давлению и передал власть в руки безответственных людей, которым бремя управления огромной державой оказалось не по силам.
С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «Несмотря на то, что июльское восстание большевиков было подавлено, правительство чувствовало себя не очень уверенно и потому опасалось держать императорскую семью так близко от столицы, в которой не было недостатка в экстремистах, призывавших принять более жесткие меры по отношению к царю и его семье. С другой стороны, Временное правительство по-прежнему опасалось того, что монархисты могут попытаться освободить Николая II и его близких. Поэтому власти решили перевезти всю семью в какое- нибудь удаленное место, откуда они не смогли бы убежать и при этом были бы в безопасности от нападок экстремистов» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 465).
Июль 6го. Четверг
12/4— 1 [час]. Прор<ок> Исайя 45—47, ст. 9.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам, закончил книгу. Начал «Тартарен из Та- раскона» Доде.  66 июля. Четверг
К счастью, подавляющее количество войск в Петрограде осталось верно своему долгу, и порядок снова восстановлен на улицах1.
Погода была чудная. Сделал хорошую прогулку с Татьяной и Валей [Долгоруковым]. Днем успешно поработали в лесу — срубили и распилили четыре ели. Вечером начал: «Tartarin de Tarascon».
579


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
1 В дневнике гофмейстерины Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «6/19 июля. Военное восстание подавлено. По газетам судя, наступило успокоение, но в тех же газетах сказано, что около тысячи убитых и раненых. Ужасно!.. И к чему все это? Факт очевидный: восстание подняли Ленин и К° на немецкие деньги, а между тем сестра со злорадством мне заявила, что это была провокация правых. Этот слух начнут распускать, дабы разжигать ненависть к бедной царской чете, жизнь которой все более и более находится в опасности» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 15).
Июль 7го. Пятница
12—1 [час]. Татьяна: чтение на немецком языке и диктант.
2—5 [часов]. В саду.
Солдат 4-го полка: послеобеденное время провел с нами на скамейке1.
51Л—6 [часов]. Алексей. Предали Иисуса Понтию Пилату. — Смерть Иуды-предателя. Бичевание и возложение терн<ового> венца на голову Иисуса Христа. Несение креста. Распятие. — Погребение Иисуса Христа.
Н<иколай> читал нам.
Лили. М-me С. (12)2.
7 июля. Пятница
Гулял утром с Марией, Валей [Долгоруковым] и целым конвоем от караула 3-го Стрелк<ового> полка. Накрапывал дождь. К 2 час. погода поправилась, но было душно. Работали там же, только вдоль маленькой дорожки. Вечером клеил фотографии из жизни «под арестом» в свой альбом3.
1 Баронесса С.К.Буксгевден оставила описание подобного случая в воспоминаниях: «В то время как все работали в огороде, императрица сидела
неподалеку с вязанием в руках. Солдаты постоянно держались возле нее,
прислушиваясь к беседе (все мы получили распоряжение говорить только по-русски). Охранники нередко дымили своим табаком прямо ей в лицо или же умышленно обменивались грубыми шутками, чтобы посмотреть на ее реакцию. Как-то раз, когда императрица сидела на пледе под деревом, я поднялась со своего места возле нее, чтобы поднять какую-то оброненную ею вещь. Несмотря на мои протесты, один из солдат тут же занял мое место. Императрица чуть отодвинулась в сторону, сделав мне знак молчать, поскольку она боялась, что в противном случае всю семью отправят домой и дети будут
580


ИЮЛЬ 1917
лишены возможности еще немного побыть на свежем воздухе. Солдат показался ей настроенным не слишком враждебно, и вскоре она вступила с ним в беседу. Поначалу солдат обвинял ее в "пренебрежении к народу", объясняя ее замкнутый образ жизни нежеланием поближе узнать страну и народ. Императрица спокойно объяснила ему, что в молодости она родила пятерых детей и сама выкормила их, так что в те годы у нее просто не было времени путешествовать по стране, а позже она просто была не в состоянии сделать этого по причине плохого здоровья. По-видимому, эти доводы показались солдату убедительными, и мало-помалу он начал вести себя более дружелюбно. Он расспрашивал императрицу о ее жизни, о детях, о ее отношении к Германии и т.д. Она очень просто объяснила ему, что в молодости она была немкой, но все это осталось далеко в прошлом. Ее муж и дети русские, и она тоже принадлежит теперь России — всей душой и всем сердцем.
Когда я вернулась назад вместе с офицером, который показался мне порядочным человеком и к которому я рискнула обратиться, опасаясь, что солдат будет докучать императрице, я нашла их мирно беседующими на религиозные темы. При нашем появлении солдат поднялся и, пожимая императрице руку, сказал: "Знаете, Александра Федоровна, я был совершенно иного мнения о вас. Теперь я вижу, что ошибался". Все это казалось тем более впечатляющим, что солдат этот был депутатом Совета. Оказавшись в следующий раз в числе охранников, он держался уже довольно вежливо» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 460—462).
2 Императрица Александра Федоровна написала очередное послание Ю.А.Ден и М.М.Сыробоярской (12-е по счету).
3 Некоторые из этих фотографий периода заточения в Александровском дворце были позднее помещены в зарубежных печатных изданиях воспоминаний П.Жильяра, посвященных судьбе царской семьи.
Июль 8го. Суббота
10—11 [часов]. Татьяна: Пр<орок> Исайя 47 ст. 9—50. Р/4 [часа]. Гр<аф> Бенкендорф.
12—1 [час]. Мария: Чтение на немецком языке.
2—5 [часов]. В саду.
6гЛ [часов]. Всенощная1.
Н<иколай> читал нам.  88 июля. Суббота
Хороший жаркий день. Обошел парк с Татьяной и Марией. Днем работали в тех же местах. И вчера и сегодня караулы были
581


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
исправны в несении службы2 и отсутствием шатания по саду во время нашей прогулки — от 4-го Стр<елкового> и 1-го Стрелкового полков. В составе правительства совершились перемены; кн. Львов ушел3, и председателем Совета> Мин<истров> будет Керенский, оставаясь вместе с тем военным и морским мин<истром> и взяв в управление еще Мин<истерство> тор- г<овли> и промсышленностих
Этот человек положительно на своем месте в нынешнюю минуту; чем больше у него будет власти, тем будет лучше4.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «8 июля. Суббота. В 6 с половиной часов служилась обычная всенощная, за которой присутствовала вся царская семья, возвратившаяся к этому времени с прогулки. Я видел, как торопливо шли все дети и, сидящую в кресле, везли по залу царицу, рядом с нею шел царь. Всенощная продолжалась только три четверти часа и кончилась ранее обыкновенного» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 39).
2 Николай II, как профессиональный военный, подмечал все неточности несения караулом своих обязанностей.
Стоит отметить, что в этот день была написана почтовая карточка императором Николаем И королеве греческой, великой княгине Ольге Константиновне, следующего содержания:
«8 июля 1917 г. Поздравляю Тебя, дорогая т. Ольга, и желаю тебе всего лучшего от любящего сердца. Часто о тебе думаю и разделяю твои сокровенные чувства. Мы все здоровы и духом бодры. Обнимаю тебя крепко. Привет Елене [Петровне]. Всей душой твой Н.» (ГА РФ. Ф. 686. On. 1. Д. 87. Л. 6).
Великая княжна Татьяна Николаевна 8 июля 1917 г. написала почтовую карточку своей тете, великой княгине Ксении Александровне, в Крым, в которой указывается: «Получила ли Твоя сестра тоже открытку. Мы все о вас думаем много. Надеемся, здоровы. Гуляем в саду, играем на островке — рубим деревья. Огород наш процветает. Все здоровы теперь. Погода была теплая. Эти дни дождь идет. Как ты себя чувствуешь, Твоя Мама и сестра. Буду очень рада, если как-нибудь напишешь. Да хранит вас Бог, дорогая моя Крестная. Вся семья крепко всех целует.
Крестница» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 67).
3 Возможно, император Николай II вспомнил свои слова, когда на предложенный ему на утверждение в Пскове состав «правительства доверия» заметил, что это все неподготовленные и случайные лица, которые при первом же осложнении «умоют руки». Это мнение невольно позднее
разделили, в какой-то мере, и многие вершители Февральской револю-
582


ИЮЛЬ 1917
ции, как, например, комиссар А.А.Бубликов, который откровенно говорил в своих эмигрантских воспоминаниях: «Но положительно его (Временного правительства. — В.Х.) несчастьем был сам министр-председатель кн. Г.Е.Львов. Вечно растерянный, вечно что-то забывавший, ничего не предусматривающий, постоянно старающийся всем угодить, всем быть приятным, ищущий глазами, кому бы еще уступить, какой бы еще выдумать компромисс, он был как бы ходячим символом бессилия Временного правительства.
Необходимой по переживаемому моменту властности в нем не было и помину. Наоборот, он весь точно пропитан был непротивленством.
Это ему мы в значительной мере обязаны всемирно прогремевшей историей с захватом дачи (правильно: дворца. — В.Х.) Кшесинской, в которой безнадежно утонул престиж власти Временного правительства, да, пожалуй, и всякой власти на Руси вообще, и психологически подготовилось пришествие большевиков.
Это он всегда, на все предложения разогнать эту банду силой отвечал: "Нет, пусть они начнут! Пусть не на нас падет вина в пролитии крови!" И эта боязнь крови заставляла отказываться от всякого действия там, где, быть может, было достаточно простого брандспойта или даже одного энергичного оклика (недаром ведь большевистскую репетицию 3 июля прикончил дождь). Боялись капель крови, а ее пролилось и прольется еще целое море, потому что страна, перестав уважать власть и бояться ее, впала в анархию.
Но нельзя особенно за это винить кн. Львова и его кабинет. У них есть серьезнейшее оправдание.
Русская интеллигенция, уже десятки лет созревшая для участия в политической жизни страны, но не допускаемая правительством до нормальной, здоровой политической борьбы, уже давно поддалась искушению перенести политический спор в область морали.
Она доказывала — и действительно доказала и своей стране, и всему миру, — что русская самодержавная власть имморальная, ибо держится она только насилием.
Трудно поэтому было русской интеллигенции, когда власть неожиданно свалилась ей в руки, сразу же начать применять принуждение — силой заставлять непокорных исполнять веления власти.
Эксперимент управления при помощи одного убеждения был для русской интеллигенции психологически неизбежен.
Но за кн. Львовым были еще и другие грехи, в которых он не имеет уже никакого оправдания.
Этого человека уже два года называли в качестве "общественного" кандидата на пост Председателя Совета Министров, и, однако, к моменту революции у него не оказалось даже готового списка новых губернаторов, ни даже непосредственных сотрудников...
Если к этому прибавить, что уже в первые дни революции всюду была разогнана вся наружная и секретная полиция, а создавшаяся кое-где милиция была в подчинении у местных выборных учреждений, то оказыва¬
583


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ется, что в несколько дней в России был уничтожен весь аппарат власти и Министерство внутренних дел с тех пор занималось лишь составлением по получавшимся со всех концов телеграммам весьма изящных картограмм аграрных и иных беспорядков в стране да посыланием ответов, что оно лишено возможности что-либо сделать и обратилось к содействию военных властей.
На Руси, в сущности, не стало никакой власти. А между тем потребность во власти сильной чувствовалась всеми и раньше, и после. Даже у Керенского она выразилась в его "страшной" риторике на Московском совещании. Но это уже была только риторика без всякой возможности реального осуществления. Слушатели слушали и невольно думали: "Пужает, а не страшно".
Таким-то способом кн. Львов даже и материально подготовил будущее торжество большевиков» (Бубликов А.А. Указ. соч. С. 33—37).
4 	Николай II переживал за благополучие России в условиях растущей анархии и всеобщего развала.
С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях об отношении царской четы к А.Ф.Керенскому в этот период: «Их Величества начали думать, что, может быть, этот человек на самом деле спасет Россию. На императора и императрицу большое впечатление произвел патриотизм Керенского. "Этот человек любит Россию" — так сказал император после одной из бесед с Керенским о войне. Этому представителю новой власти удалось завоевать уважение Его Величества, и император любил повторять, что если бы они встретились прежде, Керенский, невзирая на его политические убеждения, мог бы принести немало пользы стране и императору, работая в его правительстве. Императрица также постепенно изменила свое мнение о Керенском. Она, как и император, искренне надеялась, что ему удастся взять под контроль ситуацию в стране. Она верила, что по отношению к ней и к императору Керенский вел себя достойно, и она полагала, что он и дальше намерен действовать, исходя из честной и беспристрастной оценки ситуации. Как говорила сама императрица, Керенский всегда был социалистом и мужественно отстаивал свои взгляды, поэтому он вряд ли изменит свое мнение ради сиюминутной выгоды.
Их Величества ни разу не выразили и тени недовольства тем, что Временное правительство заняло их личные апартаменты в Зимнем дворце, а его министры пользовались личной машиной императора и прочими вещами, принадлежавшими императорской семье. Все это казалось совершенно незначащим при условии, что правительство сможет найти выход из создавшегося положения. Императрица слышала, что здоровье Керенского сильно пошатнулось, и она всегда сочувственно говорила об этом, надеясь, что данное обстоятельство "не помешает ему направить ситуацию в нужное русло"» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 464—465).
584


ИЮЛЬ 1917
Июль 9го. Воскресенье
11—12 [часов]. Церковь1.
1 [час]. Гр<аф> Бенкендорф.
2—5 [часов]. В саду.
81А [часов]. Кинематограф Бэби. Н<иколай> читал нам.
9 июля. Воскресенье
Солнечный день с прохладным ветром. Погулял до обедни. Вышли в 2 часа. Работали в двух местах, под конец на вчерашнем месте срубили три ели; сложили дрова на просеке.
Вечером Алексей показывал свой кинематограф. Окончил вслух: «Tartarin de Tarascon».
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «9 июля. Воскресенье. От 11 часов до 12 с четвертью совершалась Божественная литургия, молилась вся царская семья и уже небольшой состав прислуги. Наследник заходил в алтарь, где ему подана была теплота и кусочек ан- тидора. Говорил на слова Евангелия об исцелении слепцов. Нарисовав картину бедственного состояния слепца, потерявшего телесное зрение, перешел к слепоте духовной. "О, какое множество в переживаемое нами страшное время людей, ослепивших свой разум. Невольно объемлетужас, когда видишь и слышишь, до чего может доходить человеческое ослепление! Нет той лжи, которой бы не стал выдавать за истину человек, ослепленный страстью; нет той неправды, которой бы не стал оправдывать; нет преступления, на которое он бы не решился. Голос страсти ослепляет все, не только голос благоразумия, но и голос родства крови: брат восстает на брата, сын на отца, дочь на мать. Но ужаснее всего человек-тварь восстает на Бога-творца и Промыслителя вселенной. От такого ослепления да сохранит нас Бог своею великою милостию". Просили приехать одиннадцатого июля к 12 часам дня для служения молебна. Псаломщик попросил приготовить цветы, которыми бы можно было украсить икону с изображением св. Ольги, но ему отказали, заявив, что теперь во дворец цветов приносить не дозволяется. Из бывших царских оранжерей цветы распродаются, даже вынесли и все растения — пальмы из зал дворца и куда отправили — неизвестно. Во всем идет урезка и сокращение» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 39—40).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной записано: «9/22 июля. Меня свезли в кресле к обедне в церковь Знамения. Видела там в. кн. Павла Александровича, его дочь Марию Павловну и детей Палей. В. кн. страшно удручен катастрофой. Оказывается, изменившие полки были гвардейскими и прорыв достигает 25 верст! Днем были Мери Скарятина и Анненька Мордвинова (кн. Анна Алекс. Имеретинская, урожденная гр. Мордвино-
585


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ва. — В.Х.). Анненька живет тут, на своей даче...» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 15 об.).
Июль 10го. Понед<ельник>
121А—1 [час]. Мария: Экклез. 8 — конец.
2—5 [часов]. В саду.
5.25—6 [часов]. Алексей: Воскресение Господа. Мироносицы у гроба Господня. Мария Магдалина не находит Господа во гробе. Явление Господа Марии Магдалине (Матф. XXVII—XXVIII). Явление Господа ученикам, шедшим в Еммаус. Явление Господа апостолам. Неверие ап<остола> Фомы. Иисус Христос снова является своим ученикам. Вознесение Господне.
Н<иколай> читал нам, закончил книгу —начал «Tartarin sur les Alpes»*.
10 	июля. Понедельник
Погода была полуясная, приятная, без жары. Сделал утреннюю прогулку по всему парку. Днем срубили четыре сухие ели там же и разделали все на дрова. Вернулись домой ровно в 5 час. Читал много. Перед обедом Ольга получила подарки1. Вечером начал вслух: «Tartarin sur les Alpes».
1 В царской семье было принято вручать подарки именинникам накануне этого дня. Именины великой княжны Ольги Николаевны были 11 июля.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной читаем: «10/23 июля. Писала императрице и Ольге Николаевне по случаю завтрашних именин; не имела духа поздравить. На войне мы погибли. Солдаты сдаются и бегут, как зайцы. Мы потеряли все пространство, которым завладели, благодаря прошлогоднему наступлению Брусилова и последним нашим победам...» (ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1.Д. 595. Л. 15 об.).
Стоит отметить, что 10 июля 1917 г. княгиня Елена Петровна и сыновья великого князя Константина Константиновича написали открытку великой княжне Ольге Николаевне: «Дорогая Ольга, от всей души И<оанн> [Константинович] и я с детьми поздравляем тебя с днем Ангела. Дай тебе Господь всего наилучшего. Благодарю за милую открытку, полученную вчера. Скоро пришлю карточки детей. Получила ли на днях 4 кольца Блаж<енной> Ксении, которые я прислала для тебя и сестер? Нежно обнимаем, дорогая, кланяемся всем.
* «Тартарен в Альпах» (фр.).
586


ИЮЛЬ 1917
Христос с тобой. Елена.
Всем сердцем со всеми вами, храни вас Господь. Всех сердечно вас обнимаю. Игорь.
Часто, часто вспоминаю Вас, дорогая Олюшка. Всей душой и мыслью с тобою. Храни тебя Господь. Твой И<оанн»> (ГА РФ. Ф. 643. On. 1. Д.143. Л. 20).
Июль 11го. Вторник +15°.
0<льгины> и<менины>1.
12ч<асов>. (Керенский приехал к Н<иколаю>)2. Молебен.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
Сед<ов> 4. Лили3.
11 июля. Вторник
Утром погулял с Алексеем. По возвращении к себе узнал о приезде Керенского4. В разговоре он упомянул о вероятном отъезде нашем на юг ввиду близости Ц<арского> Села к неспокойной столице.
По случаю именин Ольги пошли к молебну5. После завтрака хорошо поработали там же; срубили две ели — подходим к седьмому десятку распиленных деревьев. Кончил читать 3-ю часть трилогии Мережковского «Петр»; хорошо написано, но производит тяжелое впечатление.
1 Имеются в виду именины великой княжны, старшей дочери царской семьи Ольги Николаевны.
Известно, что великая княжна Ольга Николаевна написала в этот день открытку Ольге Петровне Тихобразовой с поздравлениями в связи с именинами и благодарностью за присланное письмо (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 68).
2 Граф П.[{.Бенкендорф об этом визите пишет: «24 июля (11 июля по
старому стилю. — В.Х.), уже в качестве премьер-министра, Керенский при¬
ехал в Царское Село и заявил, что Их Величествам небезопасно оставать¬
ся здесь и лучше уехать куда-нибудь внутрь России, подальше от фабрик и гарнизонов. „Большевики нападают теперь на меня, потом будет ваш черед", — сказал он. Царь просил отправить их в Ливадию. Керенский считал это возможным и просил Государя начать сейчас же приготовле-
587


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ния к путешествию. Он указал вместе с тем, что удобной резиденцией может быть имение великого князя Михаила Александровича в Орловской губернии, и, по-видимому, предпочитал это место Крыму. Уезжая, Керенский советовал царю готовиться к дороге в строгой тайне, чтобы не привлекать внимания караульных солдат» (Отъезд царской семьи из Царского Села. Воспоминания графа Бенкендорфа // Сегодня (Рига). 1928. 18 февраля. № 47).
Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «Во время одного из визитов Керенского во дворец доктор Боткин, воспользовавшись удобным моментом, заявил о необходимости перемены климата для императрицы и ее детей и предложил отправить их в Ливадию. То же самое предложил и император, когда Керенский заговорил с ним о необходимости переехать в другое место. Керенский, казалось, не имел ничего против Ливадии, хотя и упомянул в качестве альтернативы ряд других мест внутри страны, по соседству с которыми не было ни фабрик, ни больших городов. Керенский утверждал, что этот переезд пойдет во благо самим заключенным, и Его Величество ответил, что верит ему» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 465).
3 Предположительно запись в дневнике означает, что императрица Александра Федоровна написала четвертое письмо Н.Я.Седову, которое переслала через Ю.А.Ден. Возможно, что императрица получила известие или написала письмо Ю.А.Ден.
11 	июля 1917 г. императрица Александра Федоровна написала ответное письмо С.В.Маркову (Марков С.В. Указ. соч. С. 165; Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 68).  44 В это посещение Александровского дворца А.Ф.Керенский объявил царской семье о возможном ее отъезде на юг. Сам Керенский позднее в одной из своих книг об этом событии писал следующее: «Царскую семью следовало отправить подальше, в какое-нибудь тихое место, которое в любом случае было очень трудно отыскать в России в то время. "Летом, — писал князь Львов, — правительство пришло к заключению, что дальнейшее пребывание императорской фамилии в окрестностях Санкт-Петербурга более недопустимо. Надо было переселить ее в другое место. Все переговоры по этой неотложной проблеме поручили Керенскому".
Я принялся отыскивать подходящее для содержания арестованных место.
Предполагал сначала устроить их где-нибудь в центре России, скажем, в имениях великих князей Михаила Александровича или Николая Михайловича, с которым даже обсуждал подобный проект. Сразу выяснилось, что крестьяне настроены очень недоброжелательно. Невозможен был самый факт перевоза царя в те места через плотно населенные центральные губернии с крупными промышленными городами, через районы с тяжелыми
588


ИЮЛЬ 1917
сельскохозяйственными проблемами. Царю очень хотелось отправиться в Крым, на чем сосредоточились все его надежды, может быть, даже больше, чем на отъезд в Англию. Туда один за другим направлялись его родственники, прежде всего вдовствующая императрица. Собственно говоря, съезд в Крыму представителей свергнутой династии уже начинал вызывать беспокойство. Кроме того, стоял нерешенный вопрос — как провести царский поезд через всю Россию с севера на юг.
Почему я выбрал Тобольск, не намного, в конце концов, дальше Крыма? Некоторые монархисты утверждали (а может быть, и по сей день утверждают), что единственной причиной подобного выбора стало желание "отплатить царю той же монетой", отправив его в Сибирь, куда в прежние времена ссылали революционеров. На самом деле до Тобольска можно было доехать по северной дороге, минуя густонаселенные районы. Что касается стремления к мести, то какая необходимость организовать переезд в Тобольск, когда до Петропавловской крепости или, еще лучше, до Кронштадта рукой подать.
Тобольск я предпочел исключительно потому, что он был действительно изолирован, особенно зимой. Город с зажиточным, выражаясь на прежний лад, довольным судьбой населением стоял в стороне от железных дорог, имел небольшой гарнизон и был лишен промышленного пролетариата. Вдобавок я знал о прекрасном тамошнем зимнем климате и вполне подходящем губернаторском доме, где императорская семья могла устроиться с определенным комфортом.
Эти соображения пришли мне в голову довольно любопытным и случайным образом. В 1910-х годах друзья нашей семьи уехали в Тобольск, где глава семейства получил пост губернатора. Тобольск неожиданно вспомнился вместе с услышанными в детстве рассказами, снимком губернаторской жены и дочки, сидящих в зимний день на тройке перед подъездом резиденции. Подумав о Тобольске, я уточнил свои детские воспоминания с помощью комиссара Временного правительства, ответственного за бывшее Министерство Императорского Дома, П.Н.Макарова, и члена Думы Вершинина — двух человек, которым я доверял полностью, направив их на место в надежде получить подробные сведения с учетом интересов императорской семьи...
Макаров и Вершинин вернулись из Тобольска в середине июня, дали благоприятный отзыв, и вскоре началась подготовка к отъезду.
Даже члены Временного правительства в большинстве своем не представляли, куда перевозят царскую семью. Кроме меня, о тобольском плане были осведомлены только три человека, три члена правительства князя Львова. После первого большевистского мятежа 3(16) июля состав его почти полностью изменился, князь Львов ушел в отставку, и новый кабинет никогда не обсуждал вопроса о переезде императорской фамилии. Однако вто время административная машина работала вполне надежно, что позволяло нам тайно устроить абсолютно все необходимое для отъезда, о котором стало известно лишь после того, как семья императора
589


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
покинула Царское Село» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. С. 129—130,138).
О 	посещении Царского Села А.Ф.Керенским позднее свидетельствовал комендант Александровского дворца полковник Е.С.Кобылинский: «Приблизительно за неделю до отъезда семьи из Царского к нам приехал Керенский; вызвал меня, председателя совдепа и председателя военной секции Царскосельского гарнизона прапорщика Ефимова (Ефимов был у нас в составе второго полка). Керенский сказал нам следующее: "Прежде чем говорить вам что-либо, беру с вас слово, что все это останется секретом". Мы дали слово. Тогда Керенский объявил нам, что по постановлению Совета Министров вся царская семья будет перевезена из Царского; что правительство не считает это секретом от "демократических организаций, учреждений", что с царской семьей поеду я, Кобылинский. После этого я ушел, и Керенский вел какие-то свои разговоры с председателем совдепа и Ефимовым. Приблизительно через час я увидел Керенского и спросил его, куда же мы поедем. При этом я сказал, что нужно же предупредить семью, чтобы она могла уложиться. Керенский ответил мне, что это сделает он сам, и отправился во дворец. Там он один на один разговаривал с Государем. Мне же на мой вопрос, куда и когда мы едем, Керенский так и не дал ответа.
После этого первого раза я видел Керенского раза 2—3 и каждый раз спрашивал его, куда же мы едем, какие вещи брать семье. Керенский не отвечал на мой вопрос и сказал только: "Передайте, что надо побольше брать теплых вещей"» (Историк и современник. 1924. № 5. С. 178).
Камердинер императора Т.И.Чемодуров также позднее (15—16 августа 1918 г.) свидетельствовал: «Во второй половине июля минувшего года Государю было объявлено распоряжение правительства о том, что ему с семьей предстоит выезд из Царского Села. Распоряжение это было объявлено дней за десять до отъезда, так что дворцовые служащие имели возможность упаковать и уложить необходимые для царской семьи и сопровождающих ее придворных и служителей вещи. Сначала предполагалось, что Государя с семьей отправят на юг, но перед самым отъездом, 1 августа м<инувшего> г<ода>, выяснилось, что местом жительства назначен будет один из северных городов» (Расследование цареубийства. Секретные документы. М., 1993. С. 16—17).  55 	Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «11 июля, день св. Ольги. В 12 часов дня служил в дворцовой церкви молебен пред иконою Св. Бл<аговерной> в<еликой> к<няжны> Ольги, принесенной из комнаты именинницы Ольги Николаевны. Вся царская семья и небольшая их свита собралась с опозданием на 5 минут. Св. икона скромно была убрана зеленью и несколькими простенькими розанчиками. Пред целованием иконы и креста я сказал: "...0, дай же, Господи, чтобы по молитвам Святой Ольги дорогая именинница наша, воспитанная благоверными родителями своими в вере православной, осталась и навсегда такою же девственно
590


ИЮЛЬ 1917
чистою, невинною, кроткою и сердечно любящею, какою она есть до сего дня". Прикладываясь ко кресту, Государь сказал: "Благодарю Вас"; все остальные молча целовали крест и взаимно руку, окропляющую их святою водою. Когда выходили из алтаря, то в зале уже не было ни одного человека, и караул ушел вперед, сопровождая певчих. Бывший наследник подходит ко кресту каждый раз последним...» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 40).
Июль 12го. Среда +9°.
12—1 [час]. Анастасия (Ист<инный> ц<арь> Константин — и т.п.). VA [час]. Гр<аф> Бенкендорф.
2/4—5 [часов]. В саду.
51А [часа]. Алексей. Мариам заболела проказою. Соглядатаев послали в землю Ханаанскую. Возмущение народа против Бога и Иисуса Навина. Наказание Корея и его соучастников. Жезл Аарона расцвел (Кн. чис<ел> XVI—XVII). Смерть Мариам. Моисей ударяет жезлом в скалу, и проистекает много воды (Числ. XX—10). Странствие по Чермному морю. Господь послал на народ ядовитых змеев. Медный змей (Беседа Господа Иисуса с Никодимом. Иоанна гл. III — 14, 15). Израиль взял мечом во владение земли царя Аморрейского и царя Васанского. — Валаам<ова> ослица. — Ангел вечности останавливает Валаама.
Н<иколай> читал нам.
М-me С<ыробоярская> 13. С<ыробоярский> 5. Сед<ов> 5.
12 июля. Среда
День был ветреный и холодный — 10° только. Погулял со всеми дочерьми1. Днем работали там же. Распилили четыре дерева. Все мы думали и говорили о предстоящей поездке2; странным кажется отъезд отсюда после 4-месячного затворничества!
1 	Одна из дочерей Николая II, великая княжна Ольга Николаевна, в своих почтовых открытках Вере Владимировне и Марии Николаевне Комста- диус от 12 июля 1917 г., в частности, сообщала: «Огород наш процветает. Мы также помогали уборке сена, и я немного научилась косить...
Погода у нас стала холодная и сырая, что очень жалко, но гулять мы продолжаем по-прежнему» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 69).
591


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 	Имеется в виду переезд царской семьи в Ливадию (Крым).
Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «Вся семья радовалась возможному переезду в Ливадию, и больше всех — императрица, которая рассчитывала, что там им предоставят больше свободы. Благодаря теплому климату они не будут страдать от холода зимой, как это было в Царском Селе, когда новая администрация резко сократила поставки топлива и помещения прогревались в недостаточной степени. Императрица даже начала думать, как лучше всего обустроить дом в Ливадии, в котором, помимо самой императорской семьи, должны были поселиться фрейлины императрицы и князь Долгоруков» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 465—466).
Июль 13го. Четверг + 11°.
Приводила в порядок вещи1. 2—5 [часов]. В саду. Н<иколай> читал нам2.
13 июля. Четверг
За последние дни нехорошие сведения идут с Юго-Западного фронта. После нашего наступления у Галича многие части, насквозь зараженные подлым пораженческим учением, не только отказались идти вперед, но в некоторых местах отошли в тыл даже не под давлением противника. Пользуясь этим благоприятным для себя обстоятельством, германцы и австрийцы даже небольшими силами произвели прорыв в Южной Галиции, что может заставить весь Юго-Запад<ный> фронт отойти на восток.
Просто позор и отчаяние! Сегодня наконец объявлено Вре- м<енным> правит<ельство>м, что на театре воен<ных> действий вводится смертная казнь против лиц, изобличенных в государ<ственной> измене. Лишь бы принятие этой меры не явилось запоздалым.
День простоял серый, теплый. Работали там же по сторонам просеки. Срубили три и распилили два поваленных дерева. Потихоньку начинаю прибирать вещи и книги3.
1 	В связи с предполагаемым отъездом из Царского Села в Ливадию им¬
ператрица Александра Федоровна упаковывала некоторые вещи.
592


ИЮЛЬ 1917
2 В эти дни Николай II читал вслух книгу «Тартарен в Альпах».
3 Николай II также готовился к отъезду царской семьи, как они надеялись, в Крым.
В этот день император Николай II написал почтовую карточку королеве греческой, великой княгине Ольге Константиновне, следующего содержания: «Ц<арское> С<ело>. 13 июля 1917 г. Благодарю Тебя, дорогая т. Ольга, за две записки. Если будешь писать милой Мама, скажи ей, что я постоянно молитвенно или мысленно с нею. Обнимаю тебя и тех, кого ты видишь. Христос с тобой +. Твой Н.» (ГА РФ. Ф. 686. On. 1. Д. 87. Л. 7).
Июль 14го. Пятница +11°.
Разбирала книги1.
2—5 [часов]. В саду2.
5!/4—6 [часов]. Алексей. Сошествие Св. Духа на апостолов. Таинство Св. Троицы. Деяния апост<олов> гл. II — 4. Апост<ол> Петр исцеляет хромого. Петр и Иоанн схвачены старейшинами храма. Представлен в Синедрион. [Смерть] Анании и Сапфиры. Чудеса. Заключение апостолов в темницу. Ангел Господень отв<орил> дверь, Гамалиил. Мученичество Св. Стефана. Савл из Тарса. Ап<остол> Филипп проповедует в городе Самарийском. Волхование Симона. Обращение в веру Христову ефиоплянина, вельможи царицы Ефиопской.
Н<иколай> читал нам.
14 июля. Пятница
Немного теплее, но без солнца. Утром по обыкновению хорошо погулял с дочерьми. После завтрака работали рядом вдоль просеки к арсеналу. Срубили три ели и распилили еще одну, лежавшую в траве. Разбирал свои книги и читал. Вечером окончил вслух: «Tartarin sur les Alpes».
1 Императрица Александра Федоровна продолжала приготовления к переезду на жительство в Крым.
2 Императрица Александра Федоровна продолжала регулярные прогулки в саду.
Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «К концу нашего пребывания в Царском Селе помощник коменданта Дамадьянц при-
593


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
обрел привычку прятаться в кустах и подслушивать все, что говорила императрица во время прогулки. Ни родители, ни дети никогда не жаловались на подобные вещи. "Забавно, не правда ли?" — вот и все, что говорили по этому поводу великие княжны. Девушки старались не усложнять еще больше жизнь своих родителей» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 463).
Июль 15го. Суббота +9°.
Разбирала книги.
1/4 [час]. Гр<аф> Бенкендорф.
2—5 [часов]. В саду.
6/4 [часов]. Всенощная1.
83А [часа]. Ходила к Изе [Буксгевден] и Настеньке [Гендриковой]2. Н<иколай> читал нам.
15 июля. Суббота
Более теплый день. Утром обошел весь парк с 0<льгой>, Т<атьяной>, М<арией>, А<настасией>, пока Алексей играл около огорода. С нами гулял только офицер 3-го Стр<елкового> п<олка>. Сегодня срубили семь деревьев около маленькой дорожки. Работали дружно. В 6У2 пошли ко всенощной. Вечером наклеивал фотографии в свой альбом. Начал вслух: «The luck of the Vails»3.
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «15 июля. Суббота. Всенощная служилась в свое время, и вся царская семья с тем же штатом служащих во дворце присутствовала при богослужении. По окончании службы камердинер императрицы от имени Ее Величества спросил о здоровье о. Александра Васильева, где он находится и скоро ли вернется домой» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 40).
2 Известно, что царская чета часто проводила вечера вместе с приближенными из свиты. Однако среди некоторых слуг процветали доносительство и сплетни.
Баронесса С.К.Буксгевден позднее вспоминала об этом: «Шпионы были повсюду, некоторые из слуг также следили за нами, пересказывая затем в караульной все, что мы говорили у себя в комнатах. Однажды мы застали лакея стоящим на коленях возле двери и слушающим беседы внутри комнаты — так что даже у себя мы не могли говорить свободно из опасения быть неправильно понятыми. Солдаты всегда были настороже. Слово по-французски, обращенное к Жильяру (в то время он очень плохо говорил
594


ИЮЛЬ 1917
по-русски), вызывало целую бурю негодования» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 463).
3 	«Удача Вэйлза» — роман английского писателя Эдварда Фредерика Бенсона (1867—1940).
Июль 16го. Воскрес<енье>
+12°.
Д<ень> рож<дения> Ани, 33 [года]1. 11—12 [часов]. Церковь.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
16 июля. Воскресенье
Утро было серое, но погода теплая. По окончании обедни, по своему обыкновению, о. Беляев сказал замечательно правдивое слово о переживаемом времени2. Днем работали там же. Разделали вчерашние четыре и свалили еще четыре ели в одну кучу. До обеда погулял с Т<атьяной> и М<арией>. Вечер стоял прелестный.
1 Имеется в виду день рождения А.А.Вырубовой.
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «16 июля. Воскресенье. Литургия была в свое время, и вся царская семья молилась; ко кресту первым после родителей подходил, как и раньше, наследник, и потом княжны. За службою смутил меня о. протодиакон, прочитавший не то Евангелие: вместо насыщения 5 хлебами 5 тыс. человек он читал об изгнании бесов в стране Гадаринской, и пришлось мне говорить не то, что обдумал раньше службы. Мысленно воззвал я: "Господи, вложи в недостойные уста мои слова, достойные к прославлению Святого имени Твоего". И Господь помог мне: ярко обрисовав современное положение русского народа, ложно понявшего дар свободы и обратившего этот божественный дар в безумие, произвел анархию и унижение, до чего довел себя и один из высших духов — Денница, восставший на Бога Творца своего и в своем безумном своеволии унизивший себя до того, что решил просить как милости войти в стадо нечистых животных — свиней, окончил молитвою: "Господи, пощади нас, вразуми и научи нас творити волю не свою, а Твою Божественную"» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 40—41).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «16/29 июля. Отстояла обедню с радостью и волнением. Кн. Палей мне
595


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
сказала, что обычно хорошо осведомленный англичанин сообщил им вчера, будто обитатели Александровского дворца в ночь с четверга на пятницу взяты и увезены в Тобольск! Я энергически возражала, но подобные слухи доказывают, что эта идея носится в воздухе. Рассказала сестре. Она говорит, что уже давно считают, что они слишком близко и что это "соблазн". На этот раз этого нет, но это опасность, которая висит над ними. Тревожусь и тоскую. Днем были в. кн. Мария Павловна (младшая) с молодым Палеем и Бенкендорф (Мита)» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 15 об.—16).
Июль 17го. Понедельник
+24°.
Приводила вещи в порядок1.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
Сидела с Настенькой [Гендриковой] 8!Л—9/4 [часов].
17 июля. Понедельник
Настала чудная жаркая погода. Хорошо погулял с Татьяной2. Караул от 1-го Стр<елкового> п<олка> был в порядке, также караул от 2-го Стр<елкового>, сменивший его сегодня. Распилили вчерашние четыре ели на самой дорожке. Работать было жарко. Выкупался в ванне до чая. Просматривал старые альбомы наверху в новом кабинете.
1 В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «17/30 июля. Оказывается, известие об увозе Государя идет из яхт-клуба; об этом сообщил Урусов, адъютант министра внутренних дел. Это доказывает, что это был решенный план. Дрожу за них. Меня навестил и добрейший Боткин» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16).
2 В этот день великая княжна Татьяна Николаевна написала письмо З.С.Толстой: «Дорогая моя 3<инаида> С<ергеевна>. Спасибо Вам большое за милое длинное письмо. Последний раз написала Вам 23/VI, ужасно стыдно, что так давно. У нас эти дни было свежо и пасмурно, а сегодня тепло. В саду так хорошо, но еще лучше, когда уходишь вглубь, в лес, где совсем дико, и ходишь не по дорожкам, а просто так. Где-нибудь рядом папа пилит деревья, а мы помогаем носить дрова. Если брат с нами ходит — то играем с ним и возимся, он это очень любит. Ах! Как я Вам позавидовала, прочитав, что Вы видели дредноут "Александр III" и "Прут". Вот этого нам страшно недостает, ни моря, ни кораблей! Мы так к этому привыкли,
596


ИЮЛЬ 1917
проводя раньше почти все лето на воде, в шхерах; по-моему, лучше ничего нет; это было самое хорошее и любимое время — ведь девять лет подряд плавали, да еще раньше совсем маленькими; теперь так странно три года быть тут без воды, нет такого чувства лета для меня, так как в Царском Селе мы только жили зимой и иногда весной до Крыма. Теперь тут липа в полном цвету и так дивно пахнет. Иногда находим ягоды в саду, землянику и малину... Татьяна» (Русская Летопись. 1921. Кн. 1. С. 140—141; Царские дети. С. 430—431).
Июль 18го. Вторник
\01А [часов]. Алексей. [Урок]1. Вильям I умер в Розене в 1087 г. Вильям II. 1087—1100 (Руфус). Вильям и Роберт Норманский осаждали своего брата Генриха в его крепости на горе Св. Михаила. В<ильям> был убит в Нью-Форест. В<ильям> построил лондонский мост. Вестминстр Холл. Генрих I Красивый — 1100— 1135 [годы] — женился на принцессе Мод. Его сын Вильям утонул. Его дочь вышла замуж за германского императора Генриха, после его смерти она вышла замуж за герцога Анжуйского [и] имела 3 сыновей. Генрих хотел, чтобы она правила после него. Он объелся и умер. Стивен Г135—1154 [годы], гражданская война.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам.
18 	июля. Вторник
Простояла дивная погода с темно-голубым небом. Запах лип в цвету, ласкающий обоняние. Утром хорошо погулял. Днем поработали справа от дорожки близ вчерашнего места. Повалили четыре сухие ели, но разделали на дрова только две, т.к. они очень крупные, да и солнце жарило здорово. До чая выкупался.
1 	Императрица Александра Федоровна давала уроки своему сыну не только по Закону Божьему, но и по истории средневековой Англии.
Июль 19го. Среда
Перебирала вещи.
Очень жарко.
597


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2—5 [часов]. В саду1.
5!Л—6 [часов]. Алексей. Еванг<елие> от Матфея 1—6. Н<иколай> читал нам.
Прошел небольшой дождь.
19 	июля. Среда
Три года тому назад Германия объявила нам войну; кажется, целая жизнь пережита за эти три года! Господи, помоги и спаси Россию! +
Было очень жарко. Погулял с Т<атьяной>, М<арией> и А<на- стасиейх Опять целый конвой от караула 3-го Стр<елкового> полка. Работали на том же месте. Свалили четыре дерева и окончили поваленные вчера ели. Теперь читаю роман Мережковского: «Александр I».
1 	Императрица Александра Федоровна в этот день написала короткую записку фрейлине А.В.Гендриковой с принесением благодарности: «Так тронута, дорогая Настенька. Душистый горошек чудно пахнет. Посылаю взамен розы. День Св<ятого> Серафима. Как жалко, что нельзя пойти в церковь в такой великий день. Благослови Вас Бог. Целую, Александра») (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. С. 36).
В этот же день великая княжна Ольга Николаевна в письме кЗ.С.Тол- стой, в частности, сообщала: «Сегодня совсем тихо, слышу звон в Екатерининском соборе; так хочется иногда зайти к Знамению. Пишу Вам, лежа на траве, у пруда.
Погода чудная и так хорошо. Алексей ходит около и марширует по дорожке. Все остальные рубят сухие деревья в лесу. У нас поспели на огороде несколько огурцов, не говоря о мелких овощах, которых очень много» (Русская Летопись. 1921. Кн. 1. С. 141).
Одновременно великая княжна Ольга Николаевна написала небольшое письмо своей подруге Д.П.Толстой (Русская Летопись. 1921. Кн. 1. С. 141; Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 70).
Июль 20го. Четверг Очень жарко.
2—5 [часов]. В саду. Н<иколай> читал нам.
598


ИЮЛЬ 1917
20 июля. Четверг
Ночью шел живительный дождь. Утро было туманное. Во время прогулки зашел с дочерьми и Валей [Долгоруковым] в арсенал, где осмотрели нижний этаж, т.к. верхний оказался заперт. После завтрака прошел короткий дождь. Работали там же; распилили две вчерашние толстые ели.
Все мы истекали потом.
Дочери получили в первый раз письмо от Ольги [Александровны] из Крыма1.
1 Известно, что в это же время было получено и письмо от великой княгини Ксении Александровны. Великая княжна Татьяна Николаевна 20 июля 1917 г. написала письмо великой княгине Ксении Александровне, в котором сообщала: «Спасибо тебе огромное, дорогая моя Крестная, за письмо, которому страшно обрадовалась. Написала тебе 8/VII открытку, получила ли ты ее. Рада, что вы все, Слава Богу, здоровы, и за Тебя, что Ты наконец можешь иметь всех твоих мальчиков у себя. Мы тут все ничего. Папа только получил твое письмо в день его отъезда, а больше — нет. Мы все хотели написать — да не знали, можно ли и как. Т.к. учителям к нам нельзя ходить, то уроки идут домашним способом. Мама и Папа тогда нам дают. С ... (имя пропущено. — В.Х.) и Настенькой [Гендриковой] читаем и играем на рояле. Гуляем с Папой утром час и днем все вместе и Мама от 2—5. Мы ходим в лес — где Папа с нашими людьми спиливают сухие деревья и колят на дрова. Мы помогаем и их носим и складываем в сажени. Эта работа уже около 2 месяцев, а раньше сами копали грядки, и вышел очень хороший огород, с которого едим. Грядок вышло около 60. По вечерам Папа нам каждый день читает вслух, а мы работаем или что-нибудь другое делаем. Мы 4 ходим теперь бриться, т.к. волосы страшно лезли после кори и у Марии больше полголовы вылезло — ужас что такое, а теперь так удобно. Много очень и часто думаем о вас всех. Да хранит вас всех Господь. Бабушку, т<етю> Ольгу и всех крепко целую...» (Православная Жизнь. 1961. Февраль. № 2. С. 8; Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 71).
Июль 21го. Пятница Перебирала вещи1.
2—5 [часов]. В саду.
514—6 [часов]. Алексей. Еванг<елие> [от] Матф<ея> 6—10, 7. Н<иколай> читал нам.
599


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
21 июля. Пятница
Идеальный день простоял с утра; а также чудная лунная ночь. Утром почему-то поджидал Керенского, хочется, наконец [знать], куда и когда мы отправимся?2 Совершили обычную прогулку от 11 ч. до 12 ч.
Опять работали там же и окончили четыре лежавшие дерева. После чая окончил 1-й том «Александра I».
Перед обедом Мария получила подарки.
1 Императрица Александра Федоровна, как и вся семья, готовилась к отъезду из Царского Села. В этот день Государыня написала небольшое письмо фрейлине А.В.Гендриковой: «Душенька Настенька, зная, что у Вас недостаток в легкой одежде, посылаю Вам материи на два платья; полосатую — черную с белым и белую. Пожалуйста, попросите Вашего генерала [И.Л.Татищева] отдать сейчас же в работу. А то, может быть, Ваша горничная могла бы сшить. Это, конечно, было бы лучше всего — быстрее и дешевле и не нужно посылать по почте, а мог бы принести генерал. Целую. Александра.
Надеюсь, что Вы чувствуете себя менее слабой» (Письма императрицы Александры Федоровны к графине Анастасии Васильевне Гендриковой за 1912—1918 гг. С. 36—37).
2 Относительно перемещения царской семьи из Царского Села в ссылку имеются сведения в показаниях первого главы Временного правительства князя Г.Е.Львова, данных им следователю Н.А.Соколову уже в эмиграции: «Летом в первой половине июля правительство пришло к убеждению, что нахождение царской семьи около Петрограда стало абсолютно невозможным. Страна явно шла под уклон. Нажим на правительство со стороны Советов делался все сильнее. Я удостоверяю, что он был со стороны Петроградского совета и в отношении царской семьи. Я совершенно не помню, как это было, но я помню, что именно отсюда исходило желание заключить царя в Петропавловскую крепость. Делались ли в этом отношении какие-либо реальные попытки, я положительно не помню, и про полковника Масловского я ничего не слышал. Ясно было, что царскую семью для ее благополучия нужно было куда-то увезти из Царского. Обсуждение всех вопросов, связанных с этой необходимостью, было поручено Керенскому. Он делал тогда доклад правительству. Было решено перевезти ее в Тобольск. Сибирь тогда была покойна, удалена от борьбы политических страстей, и условия в Тобольске были хорошие: там удобный хороший губернаторский дом. Юг не мог быть тогда таким местом: там уже шла борьба. Решение вопроса о перевозке семьи в Тобольск состоялось при мне. Но самый ее отъезд имел место уже после моего ухода из состава правительства...» (Российский архив. Т. VIII. М., 1998. С. 208).
600


ИЮЛЬ 1917
Июль 22го. Суббота
2—5 [часов]. В саду. Очень жарко.
6 	[часов]. Молебен1.
61Л [часов]. Всенощная. Н<иколай> читал нам.
22 июля. Суббота
Именины дорогой Мама2 и нашей Марии. Погода была восхитительная и жаркая. Днем работали; срубили три небольших дерева и перепилили их и еще два старых — лежавших давно. Потели жестоко. В 6 час. пошли к молебну и всенощной. Читал вслух по обыкновению.
Вчера вечером Керенский внезапно приехал из города и остановился в Лицее. Оказывается, все правительство развалилось, он сам подал в отставку и ожидает решения, к кот<орому> должно прийти совещание разных партий, заседающее в Зимнем двсорцех
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «22 июля. Суббота. В 6 часов вечера был отслужен молебен святой равноапостольской Марии Магдалины без многолетия в присутствии всей царской семьи. Сразу же после молебна началась Всенощная, которая окончилась на четверть часа раньше обыкновенного» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 41).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «22 июля / 4 августа. День празднования всех высочайших именинниц. Нынче этот день прошел незаметно, в полной тишине. Была в саду и встретила Керенского. Он подошел ко мне и сообщил, что подал в отставку, не хочет быть "ширмой" партий, которых не одобряет. Хочет иметь власть и свободу действий. Корнилов тоже не хочет быть "главнокомандующим", если не дадут ему действовать свободно. В подобный момент эти два условия необходимы. Они вдвоем сыграют роль Наполеона: один в армии, другой во внутреннем управлении и спасут страну. Он должен быть диктатором, но неприятель успеет взять Петроград, и мы будем побеждены, покуда будут терять время в речах и совещаниях. На Западе союзники сумеют благополучно выпутаться, и мир будет заключен за наш счет. Монархическая реакция, по-моему, сейчас невозможна; нет ни кандидатов, ни организации; лишь даром прольются потоки крови. Позднее — да» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16).
2 Имеется в виду вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая находилась в ссылке в Крыму.
В ее дневнике в этот день записано: «Какой печальный день моих именин! Ксения и Ольга преподнесли небольшие подарки, чем меня очень растрогали. Затем с поздравлениями были Зина с Долгоруким
601


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
и Апрак<сина>. В 12 часов внизу, в гостиной, отслужили благодарственный молебен. Мне преподнесли множество цветов и фруктов. Священник позавтракал с нами. Потом оставалась дома, чувствовала себя отвратительно, одолевала печаль» (Дневники императрицы Марии Федоровны. С. 201).
Июль 23го. Воскрес<енье>
11—12 [часов]. Церковь1.
2—5 [часов]. В саду. Прохладнее.
После обеда сидела с Бенкендорф 3Л часа.
Николай читал нам, закончил «The luck of the Vails». +6°.
23 июля. Воскресенье
Ночью прошел дождь, и день был значительно свежее. Днем поработали на маленькой дорожке, срубили и распилили две ели2. Алике сидела там же в лесу.
После обеда посетили чету Бенкендорф. Вечером окончил: «The luck of the Vails».
1 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «23 июля. Божественная литургия была в свое время при тех же молящихся и в том же порядке. Наследник прислуживал в алтаре, а к концу литургии ушел в зало, где стояла вся царская семья, и вместе со всеми слушал мое слово о праздновании в Федоровском соборе памяти преподобного Серафима. Я же между прочим сказал: "Приношу сердечную благодарность за то, что имел возможность совершить торжественное соборное служение всенощной и Божественную литургию в том дивном пещерном Серафимовском храме, где так много сохранилось воспоминаний
и о благолепных святительских службах, и о тех великих богомольцах,
которые, особенно в дни поста и покаяния, любили усердно молиться пред гробиком, бережно хранящим в себе и частицу мощей преподобного Серафима, и часть от его одежды, и кусочек его молитвенного Камня". Все слушали с вниманием, и чувствовалось, что дух преподобного Серафима был среди молящихся. По окончании литургии, спускаясь вниз по лестнице, невольно и резко бросилась в глаза грязь, неряшество и запущенность этого дивного по красоте и всегда идеально чистого царского подъезда. Вся лестница пред входом в комнаты Их Величеств загрязнена птичьим пометом, брошенными окурками папирос и неметеным сором. Самая площадь перед дворцом и дорожки, идущие кругом
602


ИЮЛЬ 1917
дворца, заросли сорною травою, газоны истоптаны часовыми солдатами» (Исторический архив. 1993. № 1. С. 41).
2 Во всех этих работах принимали участие и царские дети. Так, например, великая княжна Мария Николаевна в письме к своей подруге Д.П.Толстой 23 июля 1917 г. сообщала: «Мы проводим время, как и раньше. Сегодня чудная погода, только сильный ветер. Устраивали костры из сухих сучьев, носили дрова. Едим с нашего огорода лук, редиску и салат. Поливаем и полем грядки» (Русская Летопись. 1921. Кн. 1. С. 141—142).
Известно, что 23 июля 1917 г. дочери императора написали короткие письма князю Э.А.Эрнстову, который после ранения на фронте одно время находился на лечении в Собственном Ее Величества лазарете в Царском Селе (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 72,73).
Июль 24го. Понедельник
+11°.
12—1 [час]. Мария. Книга пророка Исайи 1—5.
На улицу не выходила1.
ЪУа—6 [часов]. Алексей. Ев<ангелие> [от] Матф<ея> 10—12. Н<иколай> читал нам «Ядовитое поле» Конан Дойля. Лили. С. 72.
24 июля. Понедельник
День простоял прохладный и серый. Утром обычная прогулка. Во время завтрака был дождь. Вышли в 2Vi без него. Спилили четыре ели рядом со вчерашним местом. Кроме прежних помогали тоже Тетерятников и Волков3. После обеда начал вслух: «The poison belt» Conan Doyle*.
1 	Императрица Александра Федоровна, когда себя плохо чувствовала, то не выходила на прогулку и проводила время за чтением книг или выписками из них, которые имеются во многих ее записных книжках, например: «Истинная вера проявляется во всем нашем поведении. Это как соки живого дерева, которые доходят до самых дальних веточек»; «Никогда так не почувствуешь страдания других людей и не утешишь их, чем когда разум твой охвачен и смягчен собственным горем» (ГА РФ. Ф. 640. On. 1. Д. 317; Государыня императрица Александра Федоровна Романова. Слова добрые... С. 8, 9).
* «Отравленный пояс» Конан Дойла (англ.).
603


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
2 Императрица Александра Федоровна, очевидно, получила письмо от Ю.А.Ден и отправила А.В.Сыробоярскому свое письмо № 7.
3 Имеются в виду камердинер Государя Н.К.Тетерятников и камердинер императрицы А.А.Волков.
Июль 25го. Вторник + 11°.
10—11 [часов]. Алексей писал по истории Англии. 12—1 [час]. Татьяна: диктант на немецком языке. 2—5 [часов]. В саду — очень жарко.
Н<иколай> читал нам1.
25 июля. Вторник
Новое Временное прав<ительс г>во образовано с Керенским во главе2. Увидим, пойдет ли у него дело лучше. Первейшая задача заключается в укреплении дисциплины в армии и поднятии ее духа, а также в приведении внутреннего положения России в какой-нибудь порядок!
Погода была очень теплая.
Работали там же; срубили четыре ели и распилили столько же. Окончил чтение «Александра I» Мережков<ского>.
Последние караулы были хороши, благодаря присылке с фронта по 300 чел. от каждого стрелкового полка и ухода из запасных батальонов многих маршевых рот.
1 В этот день Николай II читал вслух членам семьи произведение А.Конан Дойла «Отравленный пояс».
2 После очередного политического кризиса в стране 24 июля 1917 г. был сформирован второй коалиционный кабинет министров Временного правительства, который возглавил А.Ф.Керенский.
Июль 26го. Среда
Оставалась дома, т.к. очень жарко, трудно дышать.
5!/б—6 [часов]. Алексей. Ев<ангелие> [от] Матф<ея> 12—13,
ст. 19.
604


ИЮЛЬ 1917
9 [часов]. Гр<аф> Бенкендорф. Н<иколай> закончил читать книгу. Ужасная жара.
26 июля. Среда
Опять настала поразительно жаркая погода. Вследствие духоты Алике не выходила, в комнатах значительно свежее. Распилили и раскололи все поваленные и срубленные ели там же1. Потели ужасно.
1 	Николай II продолжал каждый день заниматься рубкой деревьев.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «26 июля / 9 августа. Погода дивная, и очень жарко. Была в саду, разговаривала с одним офицером. Все они единодушно утверждают то, что есть, а именно: что если бы Государь не поторопился подписать отречение, ничего бы не было. Войска были поражены, узнав о его решении» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16).
Июль 27го. Четверг
Св. Пантелеймон. Лили и Тити1.
Ужасная жара.
2—5 [часов]. В саду.
Н<иколай> читал нам2.
27 	июля. Четверг
Такая же дивная погода, но не душная. Хорошо погуляли утром3. Днем работали у маленькой дорожки и распилили три дерева. Читаю книгу «Морская идея в русской земле» ст<аршего> лейт<енанта> Квашнина-Самарина.
1 Очевидно, имеются в виду Юлия Александровна Ден (Лили) и ее маленький сын Александр Карлович Ден (Тити). Возможно, также под именем Тити может быть Варвара Афанасьевна Вильчковская.
2 Предметом семейного чтения вслух в этот день было произведение А.Конан Дойла «Этюд в багровых тонах».
3 Гувернер цесаревича в этот день записал в своем дневнике: «Я узнал, что Временное правительство решило перевезти царскую семью. Место на-
605


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
значения держится в тайне. Мы все надеемся, что это будет Крым» (Ж и л ь я р П. Указ. соч. С. 180).
Июль 28го. Пятница1
[Запись в дневнике отсутствует.]
28 июля. Пятница
Чудесный день; погуляли с удовольствием. После завтрака узнали от гр<афа> Бенкендорфа, что нас отправляют не в Крым, а в один из дальних губернских городов в трех или четырех днях пути на восток! Но куда именно, не говорят, — даже комендант не знает2. А мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии!!
Срубили и свалили огромную ель на просеке у дорожки. Прошел короткий теплый дождь.
Вечером читаю вслух «А study in scarlet» Con<an> Doyle*.
1 За этот день запись в дневнике императрицы Александры Федоровны отсутствует.
Баронесса С.К.Буксгевден позднее писала в воспоминаниях: «Керенский прислал во дворец инженера Макарова, чтобы тот обсудил с членами императорской семьи детали будущего путешествия. Конечный пункт так и не был назван, но из того, что дамам было предложено взять свои меха, стало ясно, что это не Ливадия.
Последние пять месяцев в Царском Селе оказались для его обитателей временем разочарования и унижений. К тому же здесь они всегда чувствовали контраст между своей прошлой жизнью и настоящей. Планируемый переезд помог бы им провести черту между прежними счастливыми днями и неопределенным будущим. Не стоит забывать и о том, что путешествие в глубь России означало отсрочку их высылки за границу, чего так боялись все члены императорской семьи.
По предложению Макарова вещи начали укладывать очень осторожно, стараясь не привлекать внимания охраны» (Буксгевден С.К. Указ, соч. С. 466).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «28 июля / 10 августа. Вчера первый раз дошла до церкви Знамения. По случаю отъезда на фронт одного офицера его семья отслужила трогательный напутственный молебен после обедни. Несколько раз поминали "воина
* «Этюд в багровых тонах» Конан Дойла (англ.).
606


ИЮЛЬ 1917
Николая", а я молилась за своего и за них всех, а также и за дорогих узников Александровского дворца. По возвращении вижу: к комендантскому подъезду подъезжает Аничков, — он и вчера тоже был, — спрашивает, когда я уезжаю. Я удивилась вопросу. Потом девушка мне сообщила, что вся прислуга [говорила] об отъезде Государя. Поражена. Попросила к себе Гебеля. Он был очень сдержан, но слух подтвердил. Говорят, их перевозят в понедельник в 2 ч. пополуночи и отправляют в Ипатьевский монастырь, в Кострому. Кажется, там есть что-то вроде дворца времен Михаила Федоровича. Я в полном недоумении — как поступить?.. Бенкендорфы не едут; только фрейлины и Валя Долгорукий» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16 об.).
В.И.Чеботарева записала в своем дневнике: «28 июля впервые узнала, что всю царскую семью в ночь на 1 августа увозят. Говорили об этом на ушко, по углам, но чем дальше, тем настойчивее были толки. Среди прислуги дворцовой было выбрано около 40 человек (как уверял повар, 33 человека), которым предложили, "забрав побольше теплых вещей, готовиться к отъезду"» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 235).
2 	Позднее в одной из своих книг А.Ф.Керенский писал о предстоящей ссылке царской семьи: «Наконец, когда приблизительная дата отъезда была назначена, я поговорил с императором в ходе одного из своих регулярных визитов в Царское Село, описал нелегкую ситуацию в Санкт-Петербурге, предложил готовиться к отъезду. Конечно, сообщил об отказе британского правительства, только не уточнил, куда их повезут, посоветовав лишь сполна запастись теплой одеждой. Он очень внимательно меня выслушал. Я начал заверять его, что беспокоиться нечего, переехать необходимо в его собственных интересах и всех членов семьи, а он вдруг проницательно посмотрел на меня и сказал: "Я не опасаюсь. Мы верим вам. Если вы говорите, что это необходимо, значит, так и есть... — И повторил: — Мы вам верим". Наши взгляды встретились. Возможно, в моих глазах читалось удовлетворение: царь, так редко веривший другим, переживший предательство приближенных, теперь выражает доверие тому, кого его жена совсем недавно желала увидеть повешенным» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. С. 130—-131).
Комендант Александровского дворца полковник Е.С.Кобылинский позднее в свидетельских показаниях Н.А.Соколову подчеркивал: «Приблизительно дня за два до отъезда Керенский вызвал меня к себе и приказал мне составить отряд из первого, второго и четвертого полков, которые несли охрану, и назначить офицеров в роты. "Назначение" нужно было понимать в то время в особом смысле. Конечно, "мы" назначать уже не могли, так как разложение армии зашло слишком далеко. Полковой командир не играл тогда никакой роли; его власть была в руках солдатских комитетов. Боясь, что в офицерский состав попадет элемент недостойный, я просил Керенского разрешить мне самому выбрать на каждую роту по 5 офицеров, а из них 2 (это число офицеров полагалось на роту) пусть выбираются солдатами. Керенский с этим согласился. В тот же день вечером я позвал к себе
607


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
полковых командиров и представителей полковых комитетов. Я сказал им: "Предстоит секретная и очень важная командировка; место и цель ее мне неизвестны. Пусть каждый полковой командир выберет роту в 48 рядов при 2 офицерах". При этом я передал список офицеров, составленный мною, из числа коих надлежало сделать выбор. На эти мои слова командиры полков и председатели полковых комитетов первого и четвертого полков ответили: "Слушаюсь". Председатель же полкового комитета второго полка, конечно солдат (фамилии его не помню), сказал мне: "Мы уже выбрали. Я знаю, какая предстоит командировка". — "Откуда же вы можете знать, когда я сам этого не знаю?" — "Мне говорили «люди». Мы уже выбрали прапорщика Деконского". Этот прапорщик Деконский офицерами был изгнан из состава четвертого полка; это решение офицеров подтвердили и солдаты своим решением. Тогда второй полк принял в свою среду этого Деконского. Уже тогда это был несомненный большевик. Когда я услышал, что именно он выбран, я сказал председателю комитета, что Деконский ни в коем случае не поедет. Он мне ответил: "Нет, поедет". Я принужден был отправиться к Керенскому и сказал ему категорически, что если поедет Деконский, я не поеду; что он, Керенский, как военный министр, может предупредить эту возможность. Керенский приехал в Царское, вызвал председателя комитета, и пошли у них пререкания. Керенский стоит на своем, председатель отвечает военному министру: "Деконский поедет". Рассердившись, Керенский прикрикнул: "Я вам приказываю". Тот подчинился и ушел. Но когда назначенные уже солдаты узнали, что Деконский не поедет, они тоже отказались ехать, и благодаря этому в состав попали от второго полка наиболее дурные элементы» (Историк и современник. 1924. № 5. С. 178—179).
Июль 29го. Суббота Ц<арское> С<ело>
Упаковывала — перебирала вещи1. 2—5 [часов]. В саду.
6/4 [часа]. Церковь2.
Н<иколай> читал нам3.
29 	июля. Суббота
Такая же дивная погода. Во время утренней прогулки, проходя мимо ворот прямой дороги к оранжереям, заметили спящего на траве часового. Унт<ер>оф<ицер>, сопровождавший нас, подошел и взял с собой его винтовку.
Днем срубили 9 деревьев и распилили одну ель — все у самой дороги. Парило, кругом ходили тучи, и был слышен гром, но
608


ИЮЛЬ 1917
к вечеру небо очистилось. После всенощной Алексей получил подарки. Убирал и укладывал все свои вещи4, так что комнаты имеют опустелый вид.
1 Императрица Александра Федоровна готовилась к переезду из Царского Села. Только 28 июля царской семье было сообщено о дате ее отъезда, и не в Ливадию, а в холодные края. Вопрос об отправке царской семьи в Тобольск был решен окончательно на совещании четырех министров: князя Г.Е.Львова, М.И.Терещенко, Н.В.Некрасова и А.Ф.Керенского. Остальные члены Временного правительства, по утверждению Керенского, не знали «ни о сроке, ни о направлении».
2 Протоиерей А.И.Беляев записал в своем дневнике: «29 июля. Суббота. В 6 часов вечера два экипажа подъезжали к дворцу, хотя и с разных сторон, но в одно время. Из одного вышел я, а из другого мои сослуживцы о. протодиакон Николай и псаломщик. Недолго простояв у ворот и дождавшись дежурного офицера, мы вошли в парк и видим, что есть — совершается что-то необычное: разметена площадь, убран сор, вычищена лестница, какое-то приподнятое настроение часовых и особенно развязное оживление на крыльце так называемых товарищей. Со слов дежурных офицеров нам стала известна и причина происходящего оживления. Назначен отъезд бывшего царя Николая Александровича него семьи из Царского Села, и все готово к отъезду, который предполагается совершить в понедельник, 1 августа. Но куда? Неизвестно. Есть предположение уехать в глубь России на Волгу в г. Кострому... В зале дворца встретившие нас Бенкендорф и Оболенский сказали, что завтра, в воскресенье, после Божественной литургии предполагается около двух часов дня служение молебна, для чего из Знаменской церкви будет принесена чудотворная икона, а потому нас задержат на несколько часов. Я спросил: "Какой молебен, напутственный?" На это нерешительно ответили: "Да, можно сделать так, чтобы он был и напутственным, а впрочем, делайте, как сами знаете". Вот какая неожиданность! Какая причина? И по желанию или по принуждению это делается? Никто сказать не может. Даже неизвестно и то, кто будет сопровождать, охранять и служить при беспомощной, увозимой из родного своего дома, может быть, в даль, в глушь, еще на большую скорбь, на большие лишения, этой бывшей царственной, а ныне оскорбленной, поруганной и униженной семьи» (Исторический архив. 1993. № 1.
С. 	41—42).
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «29 июля / 11 августа. Написала императрице; поздравила ее с наступающим днем рождения Алексея Николаевича и сообщила, что оправилась от болезни и предоставляю себя всецело в ее распоряжение. Конечно, ни слова об отъезде, держалась общих выражений. Надо ждать, что будет
609


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
дальше. Вечером приехали ко мне на велосипедах [княгиня] Елена Петровна и ее младший деверь [князь] Георгий Константинович» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16 об.).
Императрица Александра Федоровна написала ответное письмо княгине Е.А.Нарышкиной, в котором читаем: «Милая м-м Зизи! Обнимаю вас со всей моей любовью за ваши добрые слова, молитвы и пожелания для нашего любимого Солнечного Луча. Мы имеем великое утешение — молиться в половине второго перед иконой Божией Матери Знаменской, и в своей молитве я не забуду о ваших, любимый друг. Благодарю вас за все, что вы мне говорите. Как хотела бы я прижать вас к сердцу, но, увы, это невозможно. Вы поймете, чего мне это стоит... но мы ничего не можем сделать, все в руце Божией, и я хочу надеяться, что Он еще подарит нас радостью свидания. Простите за краткость этого письма; сердце мое полно! Да хранит вас Бог! Прошу вас сердечно, пишите мне от времени до времени. Мы все вас обнимаем и благодарим вас за всю любовь и дружбу. Христос с вами! Всегда ваша, от всего любящего сердца А<лександра>» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16 об.).
3 Император продолжал в кругу семьи чтение вслух повести А.Конан Дойла «Этюд в багровых тонах».
4 Царская семья готовилась к отъезду в ссылку. Гувернер цесаревича Пьер Жильяр в этот день записал в своем дневнике: «Нам дали знать, что мы должны захватить теплую одежду. Значит, нас направляют не на юг. Крупное разочарование» (Жильяр П. Указ. соч. С. 180).
Полковник Е.С.Кобылинский позднее свидетельствовал следующее: «29 июля я был у Керенского. Там же был помощник комиссара Министерства Двора (Ф.А.Головина) Павел Михайлович Макаров, инженер по профессии. Когда я пришел к Керенскому, я застал у него уже Макарова. Из их разговора я впервые только и узнал тогда, что семья переводится в Тобольск. В тот же день Макаров посылал распоряжение инженеру Эртелю, который раньше всегда ездил с императрицей Марией Федоровной, приготовить состав поезда к 2 часам ночи на 1 августа» (Историк и современник. 1924. № 5. С. 179).
Июль 30го. Воскрес<енье>
Ц<арское> С<ело>
13-й день рождения Бэби1.
Церковь — 11—12 [часов]2.
1/4 [часа]. Молебен перед образом Знамения, кот<орый> принесли3.
2V4-5 [часов]. В саду4.
610


ИЮЛЬ 1917
Н<иколай> закончил [читать] «Этюд в багровых тонах» Конан Дойла.
Очень жарко.
30 июля. Воскресенье
Сегодня дорогому Алексею минуло 13 лет. Да даст ему Господь здоровье, терпение, крепость духа и тела в нынешние тяжелые времена!
Ходили к обедне, а после завтрака к молебну, к которому принесли икону Знаменской Божьей Матери. Как-то особенно тепло было молиться Ее святому лику вместе со всеми нашими людьми. Ее принесли и унесли через сад стрелки 3-го полка. Поработал на той же просеке; срубили одну ель и начали распиливать еще две. Жара была большая. Все уложено теперь, только на стенах остались картины. До обеда видел Бенкендорфа5, а вечером коменданта6.
1 Гувернер цесаревича Пьер Жильяр записал в этот день в своем дневнике: «Воскресенье, 12 августа (30 июля ст. ст.) — День рождения Алексея Николаевича (тринадцать лет). По просьбе Государыни приносили к обедне из Знаменской церкви чудотворную икону Божьей Матери. Наш отъезд назначен на завтра. Полковник Кобылинский под большим секретом передал мне, что нас переселяют в Тобольск» (Жильяр П. Указ, соч. С. 180).
В дневнике В.И.Чеботаревой читаем: «Поздравили Татьяночку 30-го с новорожденным (имеется в виду день рождения цесаревича Алексея Николаевича. — В.Х.), закончила: "А вас, родная детка, позвольте мысленно перекрестить и крепко поцеловать старой, горячо вас любящей В.И.". Ответ получила и от нее, и от матери уже после отъезда. Очень жалею, что не могла Татьяну поцеловать и проститься с ней лично, а ласка Александры Федоровны мне даже тяжела и жаль ее безумно, и так больно, что не нахожу прежних теплых ноток. Все-таки она ужасный виновник всех бед родной земли. Она погубила и всю семью, несчастная, больная душой, больная мистицизмом и гордыней» (Чеботарева В. Указ. соч. С. 235).  22 В дневнике протоиерея А.И.Беляева имеется описание церковной службы: «Воскресенье. День рождения бывшего наследника Алексея Николаевича. По приезде во дворец в 10 часов утра прошли прямо в церковь в сопровождении дежурного караула. Приготовлений к отъезду никаких не заметно. Камердинер, пришедший от бывшей императрицы, принес небольшой пучочек гвоздики и сказал: "Ее Величество просит вас положить эти цветы на образ знамения Божьей Матери, который принесут к двум часам в дворцовую церковь. Эти цветы, во время молебна полежав на иконе, долж¬
ен


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
ны быть возвращены Ее Величеству обратно. Она желает взять их с собою в дорогу"... В 11 часов началась литургия. Как-то невольно чувствовалось, что это последняя Божественная литургия совершается в бывших царских покоях и последний раз бывшие хозяева своего родного дома собрались горячо помолиться, прося со слезами, коленопреклоненно^ Господа помощи и заступления от всех бед и напастей. За литургиею присутствовала вся царская семья и вся их уже очень малочисленная прислуга. К 12 часам литургия кончилась. Давая целовать крест, я сказал последнее слово: "Ныне духовно празднуя день рождения благоверного Алексея Николаевича, для своих пожеланий я не подберу слов, не умею выразить словами того, что желало бы сказать мое сердце. Но, убежденный в истине слов «сердце сердцу весть подает», я глубоко уверен, что и без слов мои сердечные пожелания отзовутся, проникнут в отзывчивые сердца здесь стоящих и молящихся". Бывшая царица плакала, а бывший царь, видимо, волновался. Целуя крест, Николай Александрович сказал: "Благодарю Вас", все остальные подходили и целовали крест молча. Так кончилась моя последняя служба в Александровском дворце для бывшей царской семьи...» (ГА РФ. Ф. 601. On. 1. Д. 2077. Л. 26 об., 27—27 об.).
3 	Из Знаменской церкви Царского Села для напутственного молебна в Александровский дворец была принесена чудотворная икона. Об этом подробно писал в своем дневнике протоиерей А.И.Беляев: «Мы с пением тропаря "Необоримую стену и Источник чудес" встретили показавшуюся в дверях св<ятую> икону, сопровождаемую о<тцом> пр<отоиереем> Сперанским со своим диаконом. Икону торжественно пронесли по коридорам дворца и поставили, не снимая с носилок, посередине церковного зала. Тотчас же явилась вся царская семья, свита, прислуга и караул. На икону, на венчик младенца Спасителя я положил цветы гвоздики. Начался молебен. Царская семья, преклонив колена, усердно молилась, стоя на своих обычных местах... По окончании молебна все приблизились к иконе и, земно кланяясь пред нею, приложились клику Богоматери. Я снял лежащие на иконе цветы и подал их бывшей императрице, целуя ее руки. После этого бывший Государь молча подошел ко мне под благословение, за ним супруга его, дочери и бывший наследник. Икону подняли на руки принесшие ее солдаты и понесли через Круглое зало в парк. За иконою шло духовенство, певчие, царская семья на балкон, до спуска в парк, где и остановились. Икону понесли дальше, а мы, возвращаясь в церковь, уже окончательно последний раз поклонились бывшему царю него семье...» (Там же. Л. 27 об.—28).
4 	Известно, что императрица Александра Федоровна 30 июля 1917 г. написала своей подруге Ю.А.Ден письмо, в котором сообщала: «Моя дорогая, сердечно благодарю за письмо от 21-го. Не могу писать — у него (имеется в виду комендант Александровского дворца полковник Кобы- линский. — В.Х.) нет времени читать, бедняга настолько занят, что часто
612


ИЮЛЬ 1917
не завтракает и не обедает. Рада, что познакомились с ним. Е.С.[Боткин] Вас видел. Я так рада, что Вы все о нас знаете... Последнее время не совсем хорошо себя чувствую — часто болит голова и сердце. У меня расширение сердца. Сплю очень плохо. Но это ничего — Господь дает мне Свою силу. Приносили икону Знамения. Как я благодарна, что это удалось сделать в этот дорогой для меня день. Горячо молилась за Вас и вспоминала, как мы вместе перед ней молились. Как Тина (А.А.Вырубова. — В.Х.) будет теперь страдать — никого нет в городе, сестра (А.А.Пистолькорс. —- В.Х.) в Финляндии, а ее друзья уезжают так далеко — как много приходится страдать — жизненный путь такой трудный... Да хранит Вас Бог и Пресвятая Богородица. Всегда Ваша Тетя Бэби.
Сердечный привет (от Государя. — В.Х.),..» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 75—76).
5 	В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «30 июля / 12 августа. У меня был Боткин; по назначению Керенского он возвращается в Александровский дворец и едет с ними; не знает, ни куда их отправляют, ни когда. Говорят, в ночь с понедельника на вторник. Бенкендорфы возвращаются сюда. Мне хочется их поскорее увидеть и все от них узнать. Если едут в Кострому, может быть, я туда перееду тоже и попытаюсь устроиться там на зиму в женском монастыре. Если не в Кострому, то, полагаю, придется остаться здесь. Была у обедни в Федоровском соборе, во избежание расспросов со стороны [великого князя] Павла Александровича и его семьи. Там меня все так радушно встретили, а я была очень растрогана, что больше их там не вижу: никогда туда не ходила иначе как с ними. Сердечная слабость, да и голова болит. Приняла строфант. В общем, — очень больна» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16 об.).
Дочь доктора Е.С.Боткина Татьяна позднее писала в своих воспоминаниях: «Когда мой отец увидел, что жена брата вне опасности, он спросил Их Величества, желают ли они его возвращения, и, получив утвердительный ответ, обратился к полковнику Кобылинскому с просьбой спросить на это разрешение Керенского, т.к., по правилам, раз выпущенное из дворца лицо свиты нельзя было впускать обратно.
Вскоре полковник Кобылинский дал знать моему отцу, что Керенский лично желает его видеть. Разговор отца с Керенским происходил в Петрограде и подробно мне неизвестен; по-видимому, он касался лишь желания моего отца вернуться во дворец и предполагаемого отъезда Их Величеств. Не знаю, сказал ли Керенский назначенный день отъезда, т.к. мой отец до последнего момента говорил, что он только предполагает, что отъезд состоится вскоре после [дня] рождения Алексея Николаевича, что же касается места отправки, то Керенский назвал несколько городов Поволжья и Сибири.
30 	июля мой отец вошел карестованным в Александровский дворец, а в ночь с 31 июля на 1 августа Их Величеств увезли в Тобольск, причем во
613


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
все время пути до Тюмени они не знали, где им будет назначено остановиться» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 62).
6 	Комендант Александровского дворца полковник Е.С.Кобылинский позднее свидетельствовал: «30 июля семья просила меня принести им из Знаменской церкви чудотворную икону Знамения Божией Матери, чтобы отслужить в этот день напутственный молебен и по случаю дня рождения Алексея Николаевича. Помню, что мне в этот день и последующий было очень много хлопот, так как, ввиду настроения солдат, приходилось просьбы, с какими обращалась царская семья, устраивать самому. Когда дело с иконой было решено и, кажется, был уже молебен, ко мне прибыли: командующий войсками округа прапорщик Кузьмин, какой-то полковник и какой-то штатский тип. Подавая мне руку, тип этот сказал: "Позвольте представиться. Тоже сидел в Крестах". Помню, как сейчас, его грязную руку.
Под видом проверки караула Кузьмин с полковником пошли к дворцу и, спрятавшись в комнате, обращенной дверью в коридор, имели терпение целый час ждать, когда кончится служба, чтобы посмотреть царскую семью, когда она пойдет к себе коридором.
В этот день к вечеру, после Кузьмина со своей компанией, ко мне прибыли Макаров и Илья Леонидович Татищев. Татищев заявил мне, что ему предложено Государем через Керенского и Макарова разделить судьбу семьи. Он сказал тогда же: "Меня это удивило: ведь я не придворный. Но раз Государь желает этого, я ни на минуту не сомневаюсь, что мой долг исполнить волю моего Государя". Должен сказать, что Татищев был приглашен Государем, очевидно, вместо Бенкендорфа. Бенкендорф действительно не мог ехать. Он весьма стар, и у него, как это мне положительно известно, была действительно больна старуха-жена. Бенкендорф женат на княгине Долгорукой, матери Василия Александровича Долгорукова. Таким образом, вместо отчима поехал пасынок. Также непритворно не могла ехать и статс- дама Нарышкина, больная в то время крупозным воспалением легких и глубокая старуха.
В этот же день была у меня Маргарита Хитрово и закатила мне истерику, обвиняя меня в том, что я "скрываю", что хотят сделать с семьей, что ее хотят заточить в крепость и т.п. В этот же день мне телефонировал Керенский, что в 12 часов ночи на 1 августа он будет в Царском и скажет отряду прощальное слово» (Историк и современник. 1924. № 5. С. 179—180).
Июль 31го. Понед<ельник>
Царское Село Упаковывала [вещи].
12 	ч<асов>. Г<раф> Бенкендорф.
IVi [часа]. Г<рафиня> Бенкендорф.
614


ИЮЛЬ 1917
2—5 [часов]. В саду. Жара.
6 [часов]. Попрощались с нашими людьми1.
6/4 [часа]. Иза [Буксгевден].
В 11 [часов] Керенский привез Мишу к Нсиколак» на 10 м<инут>2. Не ложились спать, весь вечер были готовы к посадке на поезд, и только в 5 [часов] 20 [минут] выехали из дома на автомобиле3.
31 июля. Понедельник
Последний день нашего пребывания в Царском Селе. Погода стояла чудная. Днем работали на том же месте; срубили три дерева и распилили вчерашние. После обеда ждали назначения часа отъезда, который все время откладывался. Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около ЮУг милый Миша вошел в сопровождении Кер<енского> и караульн<ого> нач<альника>. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно. Когда он уехал, стрелки из состава караула начали таскать наш багаж в Круглую залу. Там же сидели Бенкендорфы, фрейлины, девушки и люди. Мы ходили взад и вперед, ожидая подачи грузовиков. Секрет о нашем отъезде соблюдался до того, что и моторы, и поезд были заказаны после назначенного часа отъезда4. Извод получился колоссальный! Алексею хотелось спать — он то ложился, то вставал. Несколько [раз] происходила фальшивая тревога, надевали пальто, выходили на балкон и снова возвращались в залы. Совсем рассвело. Выпили чаю, и наконец в ЪХЛ появился Кер<енский> и сказал, что можно ехать. Сели в наши два мотора и поехали к Александ<ровской> станции5. Вошли в поезд у переезда. Какая-то кавалер<ийская> часть скакала за нами от самого парка. У поезда встретили И.Татищев и двое комиссаров от прав<ительст>ва для сопровождения нас до Тобольска. Красив был восход солнца, при кот<ором> мы тронулись в путь на Петроград и по соедин<ительной> ветке вышли на Северн<ую> ж.д. линию. Покинули Ц<арское> С<ело> в 6.10 утра.
1 	Полковник 2-го лейб-гвардейского Стрелкового запасного полка Н.А.Артабалевский делился воспоминаниями: «В карауле Императорские
стрелки. Их командир, полковник Кушелев, спускался со свитского подъезда. Его крепкая мощная фигура осунулась, он как-то согнулся. Хотел про¬
ститься с Государем и семьей, но это ему не удалось. Я же решил попробо¬
вать. Поднялся по свитскому подъезду во дворец. В вестибюле и в дежур¬
ной комнате никого. Направился по коридору к гостиной и увидел быстро
615


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
идущего навстречу лейб-медика Боткина. Он подошел ко мне, нервно сжал мою руку и проговорил: "Нет никакой возможности повидаться. Они поручили мне обнять Вас". Почувствовал, как его слеза омочила мою щеку. Сжал порывисто мои плечи и быстро ушел. Все это произошло мгновенно, ловилась случайная минута возможности...
В этот день по караулам Царского Села дежурил нашего полка капитан Владимир Николаевич Матвеев. Безупречно воспитанный и выдержанный, такой же чуткий и преданный Государю и его семье, капитан Матвеев в это время, как дежурный, находился в Александровском дворце. Будучи в коридоре, ведшем от покоев императрицы в таковые императора, он разговаривал с лицами, оставшимися при Их Величествах. Сюда заходили и царские дети.
Через некоторое время обер-гофмаршал граф Бенкендорф передал ему, что Государыня просит его к себе во внутренний покой попрощаться. Когда он направился за графом Бенкендорфом, то находившиеся здесь цесаревич и царевна Ольга по собственной инициативе стали на двух концах коридора на стороже, так как вход караульным чинам в личные покои Их Величеств был строго воспрещен.
Встретив капитана Матвеева в своем будуаре, Государыня обратилась к нему со словами: "Я попросила Вас к себе, чтобы попрощаться с Вами и поблагодарить за Ваше всегда внимательное к нам отношение". Далее с глазами, полными слез, она добавила: "Мы отрываемся от нашего родного дома и едем в полную неизвестность". С этими словами Государыня нервно взяла образок и благословила его...
В этой же библиотеке происходило прощание царской семьи с остающимися в Царском Селе лицами и слугами дворца» (Православная Жизнь (Джорданвилль). 1963. № 2).  22 	Граф П.К.Бенкендорф рассказывал о встрече двух братьев: «Он (Керенский. — В.Х.) мне сообщил, что сейчас приедет великий князь Михаил Александрович. Министр устроил это свидание, чтобы братья могли проститься. Я передал об этом царю, который был тронут и удивлен. Когда великий князь приехал, то Керенский вместе с ним и ординарцем первым вошел в кабинет Его Величества. Он сел за стол и рассматривал альбомы. Офицер оставался у двери. Свидание длилось 10 минут.
Братья были так взволнованы тем, что приходится говорить при свидетелях, что почти не находили слов. Великий князь, весь в слезах, сказал мне, что он не рассмотрел даже как следует лица царя.
Керенский уселся затем в приемной. Мы разговаривали о разных вещах. Так как он уверял меня несколько раз, что отсутствие Их Величеств продлится не больше нескольких месяцев, то я спросил его, когда можно рассчитывать на возвращение царской семьи. Он снова убеждал меня, что после Учредительного собрания, в ноябре, ничто не помешает царю или вернуться в Царское Село, или уехать, куда он захочет» (Сегодня (Рига). 1928.18 февраля. № 47).
616


ИЮЛЬ 1917
Полковник 2-го лейб-гвардейского Стрелкового запасного полка Н.А.Артабалевский так описал этот эпизод: «В это время приехал Керенский, сопровождаемый помощником командующего войсками Петроградского военного округа, штабс-капитаном Козьминым, бывшим в 1905 году кратковременным президентом Читинской республики, а затем находившимся в ссылке. Керенский прошел в покои Государя, где имел короткую беседу с Его Величеством.
Очень скоро после него прибыл великий князь Михаил Александрович. Он быстро вышел из автомобиля, бледный, нервный и порывистый. Быстрым шагом, ступая через ступеньку, он вбежал по крыльцу подъезда и скрылся за дверьми. Прощание происходило в кабинете Государя в присутствии Керенского и длилось около четверти часа. Лишь последние две-три минуты августейшие братья удалились в личную комнату Государя и оставались в ней одни» (Православная Жизнь (Джорданвилль). 1963. № 2).
Великий князь Михаил Александрович 31 июля 1917 г. записал в своем дневнике: «В 10 ч. поехали к Борису (великий князь Борис Владимирович. — В.Х.) в Царское [Село]. В 12 ч. приехал за мною дворц<овый> комендант полк. Кобылинский, и мы с ним поехали в Александровский дворец. Вышли у кухни и подвалом прошли во дворец к четвертому подъезду и в приемную Ники, где были: гр. Бенкендорф, Керенский, Валя Долгорукий и двое молодых офицеров. Оттуда я прошел в кабинет, где виделся с Ники в присутствии Керенского и караульного нач<альника> прапорщика. Я нашел, что Ники выглядел довольно хорошо. Пробыл у него около 10 минут и поехал обратно к Борису, а затем в Гатчину. Свидание мне устроил Керенский, а вызвано оно было тем, что я совсем случайно сегодня днем узнал об отъезде Ники с семьей в Тобольск, который состоится ночью. По дороге в Гатчину был сильный туман с дымом, всюду горит торф. Погода была солнечная и жаркая» (ГА РФ. Ф. 668. On. 1. Д. 136. Л. 210).
Полковник Е.С.Кобылинский позднее свидетельствовал: «После напутствия солдат Керенский сказал мне: "Ну, теперь поезжайте за Михаилом Александровичем. Он у Бориса Владимировича". Я поехал в автомобиле. Там я застал Бориса Владимировича, какую-то даму, Михаила Александровича с супругой и его секретаря англичанина Джонсона. Втроем (кроме шофера), т.е. Михаил Александрович, Джонсон и я, поехали в Александровский дворец. Джонсон остался ждать в автомобиле. Михаил Александрович прошел в приемную комнату, где были Керенский и дежурный офицер. Втроем они прошли в кабинет, где был Государь. Я остался в приемной. В это время выбежал в приемную Алексей Николаевич и спросил меня: "Это дядя Мими приехал?" Я сказал, что приехал он. Тогда Алексей Николаевич попросил позволения спрятаться за дверью: "Я хочу посмотреть, когда он будет выходить". Он спрятался за дверью и в щель глядел на Михаила Александровича, смеясь, как ребенок, своей затее. Свидание Михаила Александровича с Государем происходило минут 10. Затем он уехал» (Историк и современник. 1924. № 5. С. 180—181).
617


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Сам А.Ф.Керенский в одном из своих исторических трудов следующим образом дал описание этого события: «В ночь перед дальней дорогой я под свою ответственность разрешил царю свидеться с братом, великим князем Михаилом. Мне пришлось присутствовать при их прощании. Оба были заметно и глубоко взволнованы первой встречей после падения монархии. Долго молчали, не находя слов. Потом завязался обрывистый разговор с короткими незначительными фразами, характерными для таких кратких свиданий. Как Алике? Как матушка? Куда ты теперь? И так далее. Они стояли друг перед другом, неловко переминаясь с ноги на ногу, время от времени хватая друг друга за руку, за пуговицу... Наконец стали прощаться. Кто мог подумать, что братья видятся в последний раз?
Великий князь Михаил хотел повидать детей, но я не мог позволить, визит его и так затянулся, время нас поджимало» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. С. 139).
3 	Т.Е.Боткина вспоминала: «Отъезд назначен был в 1 час ночи, а выехали они около 6 часов утра. Великие княжны много плакали, императрица тоже была встревожена, а мой отец ходил от одних к другим с бутылочкой капель и всех утешал. Когда все уселись, Керенский подскочил к автомобилям и повелительно крикнул: „Можно ехать!"
Тотчас же весь поезд тронулся по направлению к императорской ветке. Из лиц свиты Их Величества сопровождали: фрейлина графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, гофлектриса Екатерина Адольфовна Шнейдер, генерал-адъютант Илья Леонидович Татищев, гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков, Петр Андреевич Жильяр и мой отец.
Доктор Деревенко с разрешения Керенского получил отпуск и должен был приехать впоследствии, фрейлина баронесса Буксгевден вынуждена была остаться в Петрограде из-за предстоявшей ей операции аппендицита.
Охрану нес Отряд особого назначения, состоявший из трех рот от 1,2 и
4-го запасных Гвардейских стрелковых батальонов, каждая при двух офицерах на роту: от 1-го полка — прапорщики Зима и Мяснянкин,от2-го — прапорщики Семенов и Пыжов, от 4-го — поручики Каршин и Малышев. Хозяйственной частью заведовал все тот же капитан Аксюта, комендантом и начальником отряда был полковник Кобылинский, при нем адъютант — поручик Мундель. Офицеры все были не кадровые, а прикомандированные, в большинстве очень левого направления, за исключением Мунделя,уже немолодого человека, бывшего правоведа, действительного статского советника, занимавшего какое-то большое место в одном из министерств, и поручика Малышева, сразу приобретшего расположение царской семьи.
Остальные офицеры тоже держали себя очень корректно...
Кобылинский получил от Керенского бумагу, в которой предписывалось всем: "Слушаться распоряжений полковника Кобылинского, как моих собственных. Александр Керенский". Кроме бумаги, были устные настав¬
618


ИЮЛЬ 1917
ления поддерживать в Тобольске царскосельский режим...» (Мельник (Боткина) Т.Е. Указ. соч. С. 62—63).
Перед отъездом Александра Федоровна написала прощальное письмо своей подруге Анне Вырубовой, в котором, в частности, были такие строки: «Дорогая моя мученица, я не могу писать, сердце слишком полно, я люблю тебя, мы любим тебя и благословляем, и преклоняемся перед тобой, — целуем рану на лбу и глаза, полные страдания. Я не могу найти слова, но ты все знаешь, и я знаю все, расстояние не меняет нашу любовь — души наши всегда вместе, и через страданья мы понимаем еще больше друг друга. Мои все здоровы, целуют тебя, благословляют, и молимся за тебя без конца.
Я знаю твое новое мучение — огромное расстояние между нами, нам не говорят, куда мы едем (узнаем только в поезде) и на какой срок, но мы думаем, это туда, куда ты недавно ездила, — святой зовет нас туда и наш ДРУГ.
Не правда ли, странно, и ты знаешь это место. Дорогая, какое страданье наш отъезд, все уложено, пустые комнаты — так больно, наш очаг в продолжение 23 лет. Но ты, мой Ангел, страдала гораздо больше! Прощай... Всегда с тобой; душа и сердце разрываются уезжать так далеко от дома и от тебя и опять месяцами ничего не знать, но Бог милостив и милосерден. Он не оставит тебя и соединит нас опять. Я верю в это — и в будущие хорошие времена. Спасибо за икону для Бэби» (Танеева (Вырубова) А.А. Указ. соч. С. 147—148; Письма царской семьи из заточения. С. 102—104).
Императрица Александра Федоровна написала в этот день еще одно небольшое письмо Е.В.Воейковой, в котором сообщала: «Дорогая Нини, Маленький (наследник цесаревич. — ВХ) очень просит Вас позаботиться об его кошке, которую ему подарил Ваш муж (В.Н.Воейков. — В.Х.), так как взять ее с собой в дорогу невозможно, а Вы любите животных. Надеюсь, что Мари Р<идигер> передала Вам мое письмо. Крепко целую. А<лександра>» (Письма святых царственных мучеников из заточения. С. 79).
Впереди для царской семьи была тобольская ссылка и полная неизвестность.
В дневнике княгини Е.А.Нарышкиной имеется следующая запись: «31 июля / 13 августа. Тяжело до смерти: сегодня ночью их увозят. Просила разрешения проститься — отказали! Кажется, едут в Тобольск, хотя никто ничего не знает, и все молчат. Я не смогу туда к ним приехать. Как мучительно будет для них и для детей покинуть свой дом. Бенкендорфы пробудут тут только два дня. Иза [Буксгевден] вынуждена остаться из-за операции, поедет позднее. У меня был Мита Бенкендорф и сказал, что [княгиня] Ирина Александровна просила Керенского оградить от преследований ее бабушку (императрицу Марию Федоровну); он обещал принять меры. Оказывается, в Ялте появились монархические прокламации, и императрицу обвинили в их распространении» (ГА РФ. Ф. 6501. On. 1. Д. 595. Л. 16 об.).
Гувернер цесаревича Пьер Жильяр записал в этот день в своем дневнике: «Нам пришли сказать, что мы должны быть готовы к полуночи; поезд
619


ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
заказан в час ночи. Последние приготовления. Прощальное посещение детского острова, огорода и т.д. К часу ночи все собираются в полукруглой зале, заваленной багажом. Великий князь Михаил Александрович приезжал с Керенским и имел свидание с Государем, который был счастлив увидать брата перед отъездом.
Поезд, который должен нас увезти, еще не подошел. Оказывается, есть какие-то трения с петроградскими железнодорожниками, которые подозревают, что он предназначается для царской семьи. Часы проходят в ожидании, которое становится все более утомительным. Сможем ли мы уехать? Начинают в этом сомневаться (этот случай показывает бессилие правительства). Наконец, около пяти часов утра нам объявляют, что все готово. Мы прощаемся с теми из сотоварищей по заключению, которые не могут ехать с нами. Сердце сжимается при мысли покинуть Царское Село, с которым связано столько воспоминаний, и этот отъезд в неизвестность полон тяжелой грусти. При выезде из парка наши автомобили окружает отряд кавалерии, сопровождающий нас до маленькой станции Александровки. Мы размещаемся в вагонах, которые очень удобно обставлены. Через полчаса поезд медленно двигается в путь. Было без десяти шесть утра» (Ж и л ь я р П. Указ, соч. С. 180—181).
В.И.Чеботарева записала в своем дневнике: «Ко дворцу к вечеру 31-го никого не пускали, тройной кордон часовых, у Лицея с девяти вечера суета, укладывают кухню, собирается прислуга. Ольга Порфирьевна и Рита пробрались в боковые дорожки по дороге к Александровскому [дворцу] после десяти, усиленные поиски патрулей открыли их, гуляющих, и выставили. На вопрос, что тут происходит, ответили: "Маленький военный секрет, может, вам и известный, но пускать никого не приказано". Со слов Кутеле- ва, дежурного в тот вечер, Занотти, камерюнгферы императрицы, и Гертнер, отъезд на всех произвел потрясающее впечатление...
В первом моторе уехал Керенский, во втором Государь, Государыня и Алексей Николаевич, в третьем великие княжны и няня. Они все обриты, Гертнер покупала им разноцветные шарфы; завязывают головки, подклеив челочки своих волос. Говорят, очень милы, но страшно худенькие. Тут детки не могли удержаться от слез. На Александровке пришлось шагать по рельсам на пятый путь. Государыню подняли на руки. Одна из нянь споткнулась, разбилась. Среди прислуги вообще слез было много, ехать в ссылку от семей. Кутелеву Государь долго и горячо жал руку. Керенского, уверяют, поцеловал. Злые языки зато твердят, что расплатой было вчерашнее освобождение большевика Каменева — необходимая подачка, кость, чтобы замолчали. Когда тихо тронулся поезд, очень немногие отдали честь. Так кончился этот акт трагедии, последний эпизод царскосельского периода. Что-то ждет их в Тобольске?» (Чеботарева В. Указ. соч.
С. 	235—237).
4 	Суматошную обстановку перед отъездом царской семьи в Тобольск передают воспоминания камердинера А.А.Волкова: «Отъезд в Тобольск со¬
620


ИЮЛЬ 1917
стоялся 1 августа старого стиля. Накануне, 31 июля, утром приехал Керенский и сообщил, что сегодня в 11 часов вечера будет подан поезд, в котором Государь с семьей поедет в Тобольск, определенный Временным правительством местом пребывания царской семьи.
Приготовились к отъезду. В 10 часов вечера приехал во дворец прощаться великий князь Михаил Александрович. При прощании присутствовал Керенский, заявивший, что он присутствует по обязанности и к разговору между расстающимися прислушиваться не станет.
Кроме царской семьи, все остальные, уезжавшие с нею, — свита и служащие — в назначенный час были у места посадки, среди поля между Царским Селом и станицей Александровской Варшавской железной дороги. К назначенному времени поезд не был подан.
Мы всю ночь в поле прождали поезда, который был подан в 6 часов утра. К этому времени от дворца пришли два автомобиля, окруженные кавалерийским конвоем с ружьями на изготовку. Вместе с царской семьей прибыл и Керенский. Все разместились в поезде» (Волков А.А. Указ, соч. С. 75).
5 	Император Николай II имел в виду автомобили с членами царской семьи. В одной из своих книг А.Ф.Керенский позднее писал: «Конечно, порядок выезда из дворца был детально установлен заранее, но, как всегда бывает при отъезде, возникла некоторая сумятица. В тот момент я впервые увидел в рыдавшей взволнованной Александре Федоровне мать и жену. Перевозбужденные дети не слишком переживали.
Наконец все было готово. Настал печальный момент прощания с теми, кто оставался. Расселись по заранее распределенным местам. Казаки окружили кортеж во главе с моим автомобилем, следом за которым шел царский. Солнце уже светило, когда мы отъехали от дворца, но город еще спал.
Подъехали к поезду, сверили списки отъезжающих, в последний раз попрощались.
Поезд тронулся...» (Керенский А.Ф. Трагедия династии Романовых. С. 140).
Стоит отметить, что Пьер Жильяр 12—14 сентября 1918 г. свидетельствовал:
«В 5 часов утра выехали на ст. Александровка на четырех моторах. На первом: А.Ф.Керенский с В.К.Лебедевым, на втором: 6. Государь, Государыня, Алексей Николаевич и Ольга Николаевна, на третьем: Татьяна, Мария и Анастасия Николаевны, графиня Гендрикова и m-lle Шнейдер, на четвертом: кн. В.А.Долгоруков, профессор Боткин и я. Часа за три до отъезда на вокзал прибыл генерал Татищев, приглашенный заменить графа Бенкендорфа, сославшегося на болезнь своей жены. Выяснилось, что поедем мы не на юг, а на север» (Гибель царской семьи. Материалы следствия по делу убийства царской семьи... / Сост. Н.Росс. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1987. С. 102—103).


СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 5
1917
Январь 13
Февраль 109
Март 233
Апрель 443
Май 495
Июнь 533
Июль
573


Литературно-художественное издание
ДНЕВНИКИ НИКОЛАЯ II И ИМПЕРАТРИЦЫ АЛЕКСАНДРЫ ФЕДОРОВНЫ
Том первый
1 января — 31 июля 1917
Редактор
B. 	П.Кочетов
Научный редактор В.М.Осин
Художественный редактор Т.Н.Костерина Технолог
C. 	С.Басипова
Оператор компьютерной верстки Ю.С.Симонова
Оператор компьютерной верстки переплета Л.В.Мелентьева
Корректоры
Г.В.Заславская, Н.В.Семенова
Подписано в печать 21.09.2012 Формат 60x100/16. Тираж 3000 экз. Заказ № 7626.
ЗАО «ПРОЗАиК»
107078 Москва, ул. Новорязанская, д. 8а, стр. 3 Телефон: (495) 795-01-46 Электронная почта: prozaic@prozaic.ru
По вопросам реализации обращаться: Книжный Клуб 36.6
105082 Москва, ул. Бакунинская, д. 71, стр. 10 Телефон: (495) 926-45-44 Электронная почта: dub366@club366.ru Информация в Интернете: www.club366.ru
Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «Первая Образцовая типография», филиал «Ульяновский Дом печати»
432980 г. Ульяновск, ул. Гончарова, д. 14


К 400-летию Дома Романовых
Издательство «ПРОЗАиК»
выпускает уникальные исторические документы - дневники и переписку членов царской семьи
Дневники и переписка великого князя Михаила Александровича 1915-1918
Впервые публикуются дневники и переписка последних лет жизни великого князя Михаила Александровича (1878-1918), младшего брата Николая II, в пользу которого 2 марта 1917 г. император отрекся от престола. Отказавшись принять самодержавную власть до решения Учредительного собрания, Михаил Александрович был вскоре арестован, сослан в Пермь и в июне 1918 г. расстрелян большевиками.
Дневники великого князя Константина Константиновича (К.Р.) 1911-1915
Первое издание дневников великого князя Константина Константиновича (1858-1915), внука императора Николая I, двоюродного дяди императора Николая II, президента Российской Академии наук, известного поэта, драматурга, переводчика, выступавшего под литературным псевдонимом «К.Р.» (Константин Романов).
Книги проиллюстрированы редкими документальными фотографиями и снабжены подробным научным комментарием.