ИЗДАТЕЛЬСТВО ДОСААФ
МОСКВА —1972
ЮРИЙ ВИНОГРАДОВ
В миллиметрах от смерти
1—12—4
5—73
От автора
И мя инженер-подполковника Бориса Константиновича Алексютовича широко известно среди моряков дважды Краснознаменной Балтики. Знали его хорошо и рыбаки Эстонии, Латвии, Литвы, Ленинградской и Калининградской областей.
Отступая под натиском советских войск, гитлеровцы засорили воды Балтики минами всевозможных образцов. Скрытый враг подстерегал торговые и рыбацкие суда на каждом шагу, не давал возможности выходить им в море. Самоотверженно работали минеры-балтийцы, ликвидируя фашистские «сюрпризы». Первым среди этих героев по праву был Борис Константинович Алексютович. За время службы во флоте он уничтожил тысячу шестьсот девяносто две мины, торпеды, глубинные и авиационные бомбы и восемь тысяч шестьсот артиллерийских снарядов.
Свою первую мину Алексютович разоружил вместе со своим учителем в июле 1942 года у Толбухина маяка под Ленинградом, последнюю — в июле 1960 года в устье Даугавы под Ригой. Для минера война фактически продолжалась восемнадцать лет. Тысячи смертей за эти годы проходили через его руки. Ему приходилось иметь дело не только с обыкновенными «рогатыми» контактными минами, но и с новейшими образцами немецких неконтактных магнитных, акустических, магнитно-акустических мин, с некоторыми образцами финских, шведских, датских, голландских, французских и английских мин, со всевозможными марками глубинных и авиационных бомб и торпед. Он разоружил их без единой ошибки — первой и послед
5
ней в работе минера. Недаром в инструкции по разоружению написано, что «...разоружение неприятельских мин представляет собой трудное и опасное дело, и лицо, выполняющее эту работу, помимо служебных обязанностей и воинского долга, проявляет отвагу и доблесть...»
О героизме, мужестве, отваге минера-балгийца и рассказывается в этой документальной повести.
По совместной службе на дважды Краснознаменном Балтийском флоте автор знал лично инженер-под-полковника Бориса Константиновича Алексютовича и близко соприкасался с ним в работе.
Учитель минера
Почти всю ночь немецкие самолеты кружились над городом, не выпускали жителей из убежищ. Временами, заглушая рокот моторов, доносились раскатистые взрывы бомб и резкие хлопки зениток. К утру неожиданно повалил пушистый снег. Самолеты улетели. Тонкий снежный слой прикрыл изуродованные стены домов и крыши, запорошил избитые тротуары и мостовые, точно хотел скрыть от глаз последствия ночной бомбардировки. Казалось, усталый город оделся в новый ослепительный наряд и, если бы не черные дымы пожарищ в районе Кировского завода, выглядел бы омоложенным, бодрым, мирным. Но теплый день растопил снег, снова обнажив наготу больного, искалеченного города.
На набережной лейтенанта Шмидта, около желтого старинного здания Высшего Военно-Морского училища выстроилась рота курсантов.
— Ночью фашисты сбросили с самолета магнитную мину. Она упала на крышу дома и застряла там,— сказал командир роты.— Есть добровольцы помогать в разоружении инженер-капитану первого ранга Тепину?
— Есть,— несмело послышалось из строя.
— Курсант Алексютович? Выйти из строя!
Подтянутый, сухощавый курсант, с темными внимательными глазами и такими же темными, коротко подстриженными волосами сделал два шага вперед. Когда еще пять человек вышли из строя, командир роты отправил их всех в вестибюль, где ждал помощников Тепин.
— Остальным на практические занятия,— приказал он.
Инженер-капитан первого ранга Тепин неторопливо надел очки и придирчиво осмотрел курсантов.
— А вы знаете, на что идете?
— Знаем,— ответил Алексютович за молчавших товарищей.
7
Инженер-капитан первого ранга оглядел его, потом снял очки, протер носовым платком, бережно сунул в нагрудный карман кителя.
— Ваша фамилия, товарищ курсант?
— Алексютович.
— Чудесно. Вы и будете старшим.
Небольшого роста, не по летам подвижный, с жидкими седыми волосами на маленькой голове, Тепин производил впечатление ничем не примечательного пожилого человека. Но в училище о его бесстрашии рассказывали легенды. Он разоружил очень много мин, его фамилия — автора нескольких изобретений по минному и тральному оружию — часто встречалась в учебниках, что было для Алексютовича, до войны ставившего себе цель стать изобретателем машин, превыше всего.
Тепин повел курсантов на одну из линий Васильевского острова.
— Знаю я вас, канальства миллион, на фронт все хотите,— бурчал он на ходу.— Дескать, старик орешки щелкает... Какой попадется, а то богу душу отдашь.
Толстая продолговатая мина, наполовину прикрытая белым шелком парашюта, лежала на желобке крыши небольшого двухэтажного дома. Немецкий летчик хотел сбросить мину в Неву, но ошибся в расчетах. Тепин поставил курсантов в безопасное место, а сам один пошел на разоружение.
Алексютович видел, как он вылез из чердачного помещения на мокрую от растаявшего снега крышу и, пригибаясь, начал подбираться к мине. Глаза курсантов расширились от испуга. С волнением они следили за энергичными действиями инженер-капитана первого ранга, боясь, что он вот-вот взлетит в воздух вместе с домом или, в лучшем случае, свалится с крыши.
А Тепин спокойно оседлал мину и стал быстро вывертывать винт крышки гидростата инерционного взрывателя. Сняв крышку, с помощью специальной трубы с захватом извлек запальный стакан. Потом отвернул крышку запального стакана и осторожно перекусил провода.
Курсантам оставалось только спустить с крыши обезвреженную магнитную мину.
•— Твердый попался орешек, канальства миллион,—•
8
сняв очки и тщательно протирая их носовым платком, весело проговорил Тепин.— Так-то вот, голубчики!
Завороженные безошибочной работой старого минера, курсанты не спускали с него по-мальчишески восторженных глаз. Вот у кого учиться выдержке!
Инженер-капитана первого ранга Федора Ивановича Тепина по существу считали основоположником русской школы разоружения мин. Он участвовал в знаменитом Цусимском сражении — был минным электриком на крейсере; его руками разоружались первые образцы иностранных мин еще в японскую кампанию. На третий день войны Германии с Россией ему пришлось обезвреживать немецкие мины, выставленные в Балтийском море. В июле 1941 года он познакомился с новейшими образцами фашистских мин, сброшенных с самолетов на Кронштадтский рейд. И вот теперь довелось обучать молодежь своей опасной специальности.
Когда Алексютовича вызвали к командиру роты, он встретил там возбужденного чем-то Тепина. Федор Иванович по-приятельски протянул ему костистую жилистую руку. Перед ним на столе лежала раскрытая папка с личным делом Алексютовича.
— Припоминаю вас, голубчик,— прищурился опытный минер.— Как же! Тогда вы были у меня старшим группы. Мину с крыши снимали обдуманно, главное, смело. Вы инженер, технику любите и превосходно знаете, а это в нашем деле многое значит. Так что вам и карты в руки.
Тепин замолчал, внимательно посмотрел в настороженные глаза курсанта и просто спросил:
— Хотите быть моим учеником?
— Хочу,— не задумываясь, ответил польщенный Алексютович.
Тут же он узнал, что в районе Толбухина маяка обнаружена немецкая магнитная мина, и Федор Иванович берет его с собой на разоружение.
Сигарообразная мина лежала у самой воды. Ленивые волны едва касались ее овальной головки, постепенно смывая прилипшую грязь. Рядом возвышался Толбухин маяк, за ним разрастался город.
— Начнем,— бодро сказал Тепин и первым подошел к мине. Ловко орудуя ключом, стал быстро раз-драивать горловину, потом ключ передал курсанту.
9
— Помогайте.
Алексютович неуверенно взял ключ. Движения его были резкие.
— Не торопитесь, точность нужна,— успокаивал Тепин.
Крышка горловины упала к ногам.
— Теперь надо осторожно вынуть взрыватель,— учил Федор Иванович.— Смотрите.— Полез рукой в утробу мины и вытащил оттуда механизм взрывателя.
Основное он делал сам, рассказывая и показывая последовательность действий при разоружении. Алексютович только помогал. Но чего ему стоило оставаться спокойным, как и учителю! Пальцы курсанта не чувствовали тяжелого бронзового ключа; в сознании проносилась страшная мысль, что мина сейчас взорвется. Честно говоря, хотелось бросить эти семьсот с лишним килограммов взрывчатого вещества и бежать, но холодная расчетливость старого минера, его ворчливо-ласковый сухой голос удерживали на месте. По бледному лицу Алексютовича струился обильный пот. Когда мина была, наконец, разоружена, он лег на землю и закрыл глаза. От слабости кружилась голова, захотелось спать.
А Тепин словно не замечал состояния своего ученика. Нахваливал:
— У вас это дело пойдет. Главное, хватка есть ми-нерская! Помните — глазомер, быстрота, натиск. Суворовские методы! Так-то вот! Правда, люди нашей профессии ошибаются в жизни только один раз, но...— Федор Иванович не договорил и лишь небрежно махнул рукой. С минуту он молча смотрел в сторону залива, точно взвешивал сказанное, потом опять повернулся к Алексютовичу:
— Пойдете еще разоружать мину?
— Пойду,— не открывая глаз, тихо ответил тот.
Тепин оживился, повеселел.
— То-то же, канальства миллион! Новую специальность вы получили. Минер! Минер, голубчик вы мой...
«Новую специальность получил. Минер»,— машинально повторил про себя Алексютович и слабо улыбнулся. А ведь он мечтал стать изобретателем, конструктором каких-то особых сверхумных машин. Возможно, и стал бы, если б не война. Вот теперь родите
10
ли узнают, что их сын минер. Они так хотели видеть его инженером-механиком. Хотели... Он и сам хотел...
— Кем ты будешь у меня, сынок, когда вырастешь? — любил спрашивать отец.
— Механиком,— неизменно отвечал Борис.
Отца радовало пристрастие сына к машинам. Сначала считал его просто детским увлечением — ребята всегда интересуются техникой в таком возрасте — потом, когда двенадцатилетний Борис сконструировал оригинальный приемничек, понял, что это серьезно.
Все, что в доме можно было разобрать и собрать, проходило через руки Бориса, чаще, конечно, когда родителей не было дома. Он даже младшей сестренке показывал, как чинить замки. Отец иногда брал его с собой на завод, и там Борис смотрел на огромные станки, ощупывал их, прислушивался, что говорили старшие. Потом, захлебываясь, рассказывал матери и сестренке о чудо-машинах, которые сами все делают без людей.
— Пойду работать на завод,— решил он.
— Вырастешь, выучишься — иди, задерживать не будем,— сказала мать.
Окончив семь классов, Борис поступил на Минский механический завод «Коммунар» учеником токаря. Теперь он вместе с другими рабочими шагал по улицам города, как равный с равными. Скоро уже работал самостоятельно. Получил специальность токаря, стал осваивать смежную профессию — фрезеровщика. Ему присвоили шестой разряд, приняли в комсомол. Мысль об изобретательстве не покидала Бориса. Изучая станки, он все больше убеждался, что некоторые из них можно переконструировать. Приниматься за это дело тотчас нельзя было — не хватало знаний. И молодой комсомолец решил учиться. Все свободное время он просиживал за учебниками.
В 1933 году с комсомольским направлением Борис поехал в Ленинград сдавать экзамены в индустриальный институт. Его родные и друзья нетерпеливо ждали письма. И оно пришло, благодарное, счастливое. Посланец завода, сдав все приемные экзамены на «отлично», за исключением русского языка,— сказалась белорусская школа,— был зачислен на первый курс механического факультета.
11
Однако учеба на этом факультете не удовлетворила Бориса: многое было знакомо еще по заводу. То ли дело факультет автоматики и телемеханики! На третьем курсе Борис перешел туда. Пришлось, конечно, досдать некоторые предметы, но это не беда. Сама собой подобралась и тема для дипломной работы: «Автоматизация поточной линии». Треть сделанной работы он показал своему научному руководителю профессору Прессу. Известный ученый долго смотрел на аккуратно выведенные линии, проверял аналитические расчеты, потом спросил:
— Где вы эти чертежи взяли, молодой человек?
— Начертил,— не поняв вопроса, ответил смутившийся Борис.
— Сам? Тогда больше ничего не нужно делать. Уже достаточно для диплома. Это же диссертационная тема, молодой человек.
Пресс предложил дипломанту работу у себя на кафедре в военно-механическом институте, и Борис с радостью согласился. Там он поступил в аспирантуру, успешно сдал кандидатский минимум, сделал больше половины работы по той же теме. И вдруг война.
— Пойду на фронт, там мое место сейчас,— заявил Борис профессору.
Но молодого ученого послали не на передовую, а на завод для организации производства артиллерийских снарядов и мин. Там он вместе с рабочими сбрасывал с заводской крыши немецкие зажигательные бомбы, тушил пожары.
В декабре 1941 года ему вручили повестку. Через полчаса он уже был в военкомате, получил предписание... и опять не в действующую часть, а на специальные курсы командиров в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе...
— Ну, а нервы, нервы, коллега, надо закалять,— вернул Алексютовича к действительности сочувственный голос Тепина.
Борис Константинович живо вскочил на ноги, виновато посмотрел на инженер-капитана первого ранга.
— Стальные должны быть нервы у минеров, голубчик.— Тепин дружески похлопал его по плечу.
После этого он еще несколько раз брал Алексюто-
12
вича с собой на разоружение мин, терпеливо передавал десятками лет накопленный опыт. Федор Иванович верил в своего способного ученика и не ошибся.
Лиха беда начало...
Лрытая брезентом грузовая машина остановилась около двухэтажного кирпичного здания, и шофер сказал пассажиру-моряку:
— Вам сюда, капитан.
Лейтенант с красной повязкой на рукаве потребовал у моряка пропуск. Пока тот предъявлял свои бумаги, пристально разглядывал его — худого, очень бледного. «Должно быть, только из госпиталя выписался»,— решил дежурный по штабу. Но оказалось, что инженер-капитан Алексютович приехал из Ленинграда в служебную командировку.
— Тяжело в блокаде? — сочувственно спросил лейтенант.
— Не сладко... Доложите начальству, что я прибыл,
В штабе дивизии висела карта с четко обозначенными красными кружочками возле железнодорожного полотна. Сразу за железной дорогой проходила линия фронта.
— Наши самолеты разбомбили эшелон с немецкими морскими минами. Вот здесь,— указка начальника штаба замерла под одним кружочком,— бомба угодила в паровоз, и получилась каша. Если не расчистить путь, мы не сумеем подбросить по этой дороге подкрепление. А это нам крайне важно. Наши саперы с такими минами не имели дела, вся надежда на вас.
— Ясно, товарищ полковник. Надо посмотреть участок.
— Конечно, посмотреть, изучить... Но знайте: время не терпит. Машина ждет вас — поедете в саперный батальон.
В землянке командира саперного батальона висела такая же карта, как и в штабе дивизии. Командир саперного батальона майор Ястребов сразу же повел минера на высокий холм. Оттуда хорошо был виден
13
путь. В ложбине громоздились разбитые, исковерканные вагоны, огражденные табличками с надписью: «Опасно! Мины!»
— Много их тут! — вырвалось у Алексютовича.
— Много. Из-за них застопорилось движение дивизии. А вы понимаете, что это значит на данном этапе?
Алексютович сдержанно улыбнулся. Если бы майор знал, что «на данном этапе» минер впервые самостоятельно приступает к такому ответственному заданию...
Назавтра, едва забрезжил рассвет, Алексютович спустился с холма и прошел мимо первой таблички: «Опасно». Мина, к которой он приблизился, валялась в кустах, ее замыкатели были помяты. Когда имеешь дело с поврежденной миной, взрыватель может сработать от одного прикосновения — это хорошо известно. Алексютовича бросило в жар. Он оглянулся. С холма за ним наблюдали Ястребов и другие саперы.
«Э, лиха беда начало». С этой мыслью приблизился он к поврежденной мине, раздраил монтажную горловину и вынул запальные принадлежности. Вторая мина лежала у самой насыпи, и в ее корпусе зияла трещина, настолько большая, что видна была желтая взрывчатка.
Что же с этой делать? Здесь более двухсот мин, к каждой нужен свой особый подход.
«Смелее!» — сам себе скомандовал Алексютович и стал добираться до сердца второй мины.
Уже был поздний вечер, когда он поднялся на холм.
— Сколько разоружили, Борис Константинович? — спросил Ястребов.
— Мало. Семнадцать...
Майору хотелось подробно расспросить обо всем, но, видя, что глаза минера слипаются от усталости, он посадил его в машину и увез к себе.
В батальоне Алексютовича почти не видели. Он возвращался поздно и падал на заботливо приготовленную постель. А с рассветом шел опять к линии. Утром работать легче: за ночь землю подмораживало, воздух был чистый, свежий. Когда же солнце стояло в зените, становилось жарко.
Алексютовичу приходилось залезать под вагоны, ползать на четвереньках. Однажды он увидел раско
14
лотую металлической балкой мину, из которой частично была выворочена взрывчатка. Ее хватило бы, чтобы разворотить днище корабля. Доступ к взрывателю прикрывали обломки досок. С большой осторожностью минер начал вытаскивать одну доску за другой. Работа подвигалась медленно. В голову лезла назойливая мысль, что эта мина обязательно взорвется. Тем более что откуда-то доносился тягучий скрип. Разоружив наконец мину, Алексютович выполз из-под вагона. Скрип прекратился. Как только он стал выворачивать замыкатели из другой мины, скрип опять возобновился. «Что бы это значило? Неужели начинается галлюцинация?»
Он работал с яростью обреченного, решив ни на что не обращать внимания. Но нудный, жалобный скрип раздражал, отвлекал от дела. Минер не выдержал, поднялся на ноги и осмотрелся — над головой ветер раскачивал надломанную ветку осины...
Борис Константинович подпрыгнул, ухватился руками за скользкие ветви и потянул их к себе. Сук затрещал, упал на землю.
На следующий день в безоблачном небе появились «юнкерсы». Ястребов, размахивая красным флажком, подавал сигналы Алексютовичу, чтобы прекратил работу и шел в укрытие. Но тот остался на месте, потому что знал по опыту: налет может продолжаться несколько часов, а терять драгоценное время нельзя.
Послышался свистящий вой. Минер прижал голову к холодному корпусу мины. Казалось, бомба упадет прямо на него, но она глухо разорвалась в стороне. Взрывной волной сорвало с головы надвинутую на затылок фуражку. Постепенно он привык к взрывам бомб. Ему повезло — ни одна из них не упала на разбитый железнодорожный состав.
За лесом хлопали зенитки, в воздухе тут и там появлялись дымки от разрывов снарядов.
Одиннадцать дней такой напряженной работы. Наконец стало ясно, что завтра закончит разоружение. Ночью выпал небольшой снег — последний в ту тревожную весну сорок третьего года.
Алексютович остановился возле одного из опрокинутых вагонов, собрал мягкий, податливый снег, слепил комок и с силой бросил его в разоруженную мину.
15
Тот ударился о корпус, смахнул с него часть тонкого снежного слоя, обнажив черную полосу. Минер оглянулся: на холме стоял бессменный Ястребов и приветливо махал рукой.
Вот и паровоз. Он лежал боком, полузаваленный обломками, кругом виднелись мины. Алексютович подошел к первой из них, стер рукавом кителя снежную пыль и стал привычно извлекать запал.
От второй мины он испуганно отскочил: из-под паровоза торчали посиневшие руки. Только руки — тела мертвого машиниста не было видно.
Солнце уже растопило на макушках деревьев снег, когда обессиленный минер поднялся на холм.
— Все! — выдохнул он.— Можно очищать полотно.
— Досталось вам,— сказал Ястребов.— Постойте, а что это у вас на висках?
Алексютович снял фуражку и машинально провел пальцами по вискам.
— Теперь нет?
Ястребов молча смотрел на его черную, как смоль, голову. Там резко обозначились седые клинышки висков.
— Почему так смотрите? — забеспокоился Алексютович, снова потирая ладонью виски.
— Ничего... Я думал — иней. Сейчас распоряжусь о расчистке,— мотнув головой, быстро проговорил Ястребов и сбежал с холма.
Алексютович достал трубку, набил ее крепким самосадом, жадно затянулся. Невольно вспомнил слова своего учителя Федора Ивановича Тепина, сказанные на прощание: «Минер вы теперь! Минер!»
С холма было видно, как саперный батальон во главе с Ястребовым подходит к разминированному полотну.
Неизвестный образец
А цмирал подошел к висевшей на стене огромной морской карте Финского залива и сказал:
16
— В районе устья Невы фашистский самолет сбросил магнитно-акустическую мину неизвестного нам образца. Есть сведения, что она вооружена особым инерционным ликвидатором. И ловушками, конечно.
— Откуда эти сведения? — спросил Алексютович.
— От наших союзников. На минах такого образца они уже подрывались.
Шагнув к окну, из которого открывался вид на гавань, адмирал круто повернулся к минеру.
— Мы поручаем эту мину разоружить вам.
— Спасибо за доверие.
Финский залив встретил неприветливо. За пеленой мокрого снега скрылся Кронштадт, лишь в стороне едва заметно вырисовывались очертания каких-то зданий. Крупные снежинки медленно падали на песок и быстро таяли. С залива тянуло сыростью, влажный воздух затруднял дыхание.
У самого уреза воды лежала толстая и черная, похожая на обрубок бревна, магнитно-акустическая мина.
Алексютович склонился над ней, чтобы отыскать замаскированную ловушку. Минеры часто гибли от таких ловушек. Немцы прячут их обычно под крышками, закрывающими доступ к сложнейшим приборам и механизмам.
Осторожно ощупан шершавый корпус. Где таится опасность? Ну, конечно, где же ей быть, как не в крышке малой горловины, закрывающей доступ к инерционному ликвидатору! Однако столько потеряно времени, а ловушки все нет. Может, сначала вынуть детонаторы? Это опасно. С чего же начать?..
Алексютович отошел в сторону, закурил.
Пелена снега, между тем, заметно редела. Отчетливо виднелись на берегу три двухэтажных дома с наклеенными на окнах крест-накрест полосками бумаги. За ними высились фабричные и заводские трубы и громады серых зданий. Кронштадт же приподнимался над пепельной водой расплывчатым пятном.
Минер снова принялся за мину. Он решил вынуть первичный и вторичный детонаторы. Ключом отвернул крышку и сразу почувствовал, как учащенно забилось сердце. Так бывает всегда, когда приступаешь к разоружениях Потом, едва увлечешься работой, волнение
17
незаметно проходит. Но сейчас почему-то не проходило. Вот уж вынут из узкого круглого отверстия патрон с первичным детонатором, брошен на песок вторичный детонатор.
Алексютович разогнул спину, устало опустился на землю, но тут же резко встал и склонился над малой горловиной. Мина еще жила. Она грозила смертью тому, кто попытается снять поблескивающую холодком крышку, в которую вделана хитроумная ловушка. Надо было ее найти, вывернуть, затем вынуть взрыватель. Но как найти?
Около часа тщательно, сантиметр за сантиметром, обследовалась крышка, и ничего не было обнаружено. Терпение иссякло, а без терпения какая работа? И тогда вспомнилось, что еще до войны участвовал в институте в создании специального прибора — дефектоскопа.
Поездка в Механический институт заняла немного времени. Когда Алексютович вернулся, мина по-прежнему одиноко чернела на песке. Подключил дефектоскоп к малой горловине и стал следить за показанием прибора. Теперь быстро нашлась на крышке искусно впрессованная заглушка: на этом месте контрольная стрелка дефектоскопа резко отклонилась в сторону.
Обнаруженную ловушку инженер-капитан извлек без особого труда. Оставался инерционный ликвидатор. Его расположение в сердцевине мины было неизвестно. Адмирал предупреждал, что именно от него гибли минеры союзников.
Правая рука потянулась к малой горловине, пальцы мягко легли на головку взрывателя, почувствовав холодок металла. Слегка потянул ликвидатор на себя — тот не поддавался. Потянул сильнее — и почувствовал, что он отделяется от мины. Поднес его к глазам, чтобы рассмотреть, и замер: до слуха донесся ритмичный звук часового механизма. Алексютович моментально отбросил ликвидатор в сторону. Взрыв! Но минер уже распластался на песке. Над головой просвистели осколки.
«Почему механизм сработал у меня в руках? Где я ошибся? — мучительно думал он.— Да и вообще, была ли это ошибка?! Может быть, медленно вынимал ликвидатор или сильно тряхнул его? Не из-за этой ли
18
медлительности гибли опытные минеры союзников? Что ж, впредь надо учесть».
Около ближнего дома толпились люди — они следили за работой минера. Алексютович подошел к полевому телефону и покрутил ручку.
— Доложите адмиралу, мина разоружена.
Скрытый враг
1 ральщики, очищая прибрежный фарватер от мин, уступом двигались вдоль береговой черты, ориентируясь на полосатый маяк на песчаном холме.
Тральщик Тимофеева шел вторым. Лейтенант вел корабль строго по намеченному курсу.
Инженер-капитан Алексютович с кормы следил за тралом. Красные, ведущие буйки шли ровно, ритмично покачиваясь. Игривые барашки бежали вместе с волнами, стараясь удержаться на гребнях, но те вырывались вперед, и барашки нехотя скатывались с них, оставляя пенистый след.
После прорыва блокады Ленинграда Алексютовича назначили на боевое траление. Он начал с Кронштадтского рейда, потом перешел на Чудское озеро. Тральщики очищали рейды и гавани Таллина, Риги, Вентспилса, Лиепаи, Клайпеды, Пиллау, Данцига и Свине-мюнде. Сходить с тральщика на землю почти не удавалось, если не считать тех полутора недель, когда пришлось разоружать несколько сотен гальваноударных мин, оставленных фашистами в арсенале около Пиллау.
Теперь инженер-капитан очищал фарватер у берегов Польши.
Прошло уже больше месяца, как смолкли пушки. Для всех война кончилась, а для минеров она продолжалась. Рыбные районы были недоступны для траулеров, военные и торговые корабли не могли свободно выходить в море — всюду их подстерегал скрытый враг.
Неожиданно левый ведущий буек стал вилять из
19
стороны в сторону. Алексютович насторожился: под водой немецкие мины, их можно пропустить. А сзади идут корабли...
— На мостике! Отвернуть влево!
Все остальное пронеслось как во сне. Раздался грохот, невидимая сила легко подняла минера вместе с палубой и бросила в гудящую яму.
Тральщик наскочил на мину.
Очнулся Алексютович на палубе незнакомого катера. Открыл глаза, но ничего, кроме мутной пелены, не увидел.
— Много погибло? — глухо, не своим голосом спросил он.
— Трое... осталось,— ответил склонившийся над ним врач.
— А лейтенант Тимофеев?
Послышался тяжелый вздох.
— Доктор, видеть буду?
Врач промолчал, неопределенно пожав плечами.
Через месяц в военно-морском госпитале инженер-капитан снова увидел свет. А еще через два месяца от травмы не осталось и следа, хотя врачи диагностировали повреждение костей черепа.
Впереди новая работа — фашисты оставили два склада магнитных и гальваноударных мин под Эль-бингом и Гдыней.
Свадебный подарок
Молодоженов проводили до самой квартиры. Алексютович открыл ключом дверь, пропустил Валентину вперед и, когда за ними щелкнул замок, с улыбкой проговорил:
— Вот и прошла наша свадьба...
...Они познакомились в Минске во время его отпуска. Однажды вечером он встретил белокурую девушку у моста через Свислочь. Оба хотели сократить расстояние, но дощатый настил моста оказался разобранным. Девушка посмотрела на моряка, не зная, на что ре
20
шиться. Перебираться по деревянным балкам страшно, внизу бурлит темная река.
— Давайте вместе,— предложил он.
Алексютович полагал, что девушка откажется, но та неожиданно согласилась. Ступила следом за ним на широкую балку, балансируя, неуверенно пошла.
— Как ваше имя? — спросил он, когда благополучно перебрались через речку.
— Валентина.
Потом они часто встречались. Переписывались. И вот теперь Валентина стала его женой...
— Товарищ майор! Майор Алексютович! — донеслось неожиданно с улицы.
Алексютович насторожился, отстранил от себя Валентину.
— Гости, наверное, а парадный закрыт. Не спится чертям!
Он подошел к раскрытому окну с намерением пристыдить надоедливых друзей, но увидел вместо них двух незнакомых матросов.
— В чем дело?
— Мина на корабле! — выпалил один матрос.
— Как это — на корабле?
— На землечерпалку попала. Немецкая. Нас прислал за вами дежурный!
Алексютович оглянулся. Убедился, что Валентина не слышала разговора. Он никогда не говорил ей о своей профессии. Она знала лишь о его службе в специальной инженерной части. Однако и не подозревала, чем он там занимается. Объяснить сейчас? Но это значит вселить в душу жены вечный страх и мучительные переживания...
— Ждите меня,— крикнул Алексютович матросам и стал переодеваться.
Валентине он сказал:
— Срочно вызывают. Буду часа через два.
Что же произошло в порту? Землечерпалка «Обь», углубляя проход в Купеческую гавань, вместе с грязью подняла в ковше немецкую мину. Работа сразу же прекратилась. Команда покинула землечерпалку.
Минера встретил багермейстер землечерпалки.
— Все машины остановлены?
— Все.
21
— Немедленно на катер и уходить! — распорядился Алексютович.
Черная, облепленная грязью, боле.е чем двухметровая мина, слегка наклонившись, покоилась в ковше. Такую Алексютовичу приходилось видеть впервые.
Стояла пора белых ночей. На фоне неба отчетливо вырисовывались темно-серые здания Таллина, массивные черные стены древнего Вышгорода. А впереди — тихий рейд. Казалось, огромная бухта залита жидким стеклом и оно, застыв, отсвечивает хрусталем. Кое-где в воде сверкали яркие мерцающие огни. Это стояли военные корабли.
Замер морской порт. На причалах дремали портальные краны. Издалека они напоминали застывших причудливых птиц с длинными, вытянутыми шеями. Около них сбились в кучу корабли. Густой лес мачт уходил за мол и там терялся в темноте.
Порт затих в ту минуту, когда стало известно, что землечерпалка подняла со дна бухты немецкую мину.
В такую ночь смотреть бы с Валентиной на спящий город, на серебристую бухту, вдыхать свежий солоноватый запах моря... А тут приходится сидеть на пороховой бочке, в которой заключено около шестисот килограммов мощного взрывчатого вещества.
Алексютович нашел возле борта железное ведро, зачерпнул воду и стал лить на горловину, смывая липкую грязь. Вот и небольшая круглая крышка, окрашенная в зеленый цвет. Появились немецкие буквы — индекс — выведенные на корпусе красной краской. Мина-то, оказывается, акустическая, чувствительная к звуку. Стук, шорох, скрип, даже шум мотора пролетающего самолета или гудок могут повлиять на чуткий механизм звукового реле — «уши» мины. Стрелка замкнет контакт, и тогда возможен взрыв. В лучшем случае сработает сложный прибор кратности — поставит мину на следующий крат, который может быть боевым.
«На сколько крат поставлена немецкая мина?» — первое, о чем подумал Алексютович. В минах подобного образца можно — до двенадцати крат. Практически это значит, что над ней могут пройти одиннадцать кораблей — прибор кратности будет срабатывать, не подавая напряжения на запал, а двенадцатый
22
корабль окажется роковым. Сколько же крат фашисты установили на этой мине? Два, три, пять, десять?.. Только не один, иначе она взорвалась бы в ковше. Значит, прибор кратности уже сработал вхолостую. Минер должен рассчитывать сейчас на то, что боевая установка на следующем крате.
Алексютович вынул из сумки ключ, с предельной осторожностью стал отвинчивать прижимные гайки с крышки. Мина молчала.
Под крышкой оказалась пластмассовая пробка, герметически закрывающая доступ в горловину. Под пробкой — первичный детонатор и провода, которые шли к запалу. К ним и добирался инженер-майор, намереваясь один из них оборвать и тем самым нарушить электрическую цепь. Но не так просто бесшумно вывернуть пробку из горловины. Вывинчиваясь, она терлась о металл, а «уши» мины — звуковое реле — всегда начеку.
Торцовым ключом, постепенно усиливая нагрузку, Алексютович стал вывинчивать пробку. Наступил самый ответственный момент в разоружении. Губы минера плотно сжались, глаза, не мигая, смотрели на горловину. Пробка неожиданно сдвинулась с места. Донеслось еле уловимое шипение, но его сразу же заглушило частое тиканье часового механизма: стрелка реле замкнула контакт, и прибор кратности заработал.
Алексютович отпрянул от мины. В ушах протяжно загудело. Гул скоро оборвался, и вместо него все явственнее и явственнее доносилось торопливое «тик, тик, тик»...
Значит, теперь прибор, чтобы встать на следующий крат, будет отрабатывать целых пятьдесят секунд. За это время, не опасаясь шума, можно делать с миной все, что угодно. Только бы успеть. Только бы успеть!
Пробка вывинчивалась, а секундная стрелка на ручных часах мчалась с невероятной быстротой. Минер не спускал с нее глаз; из-за этого ключ выпадал из выступов и сбивал ему пальцы. Если пройдут подаренные счастливой случайностью пятьдесят секунд — на пятьдесят первой сработает третий крат, боевой, последний.
Уже сорок пять секунд позади, сорок шесть... Пора кончать, пробку все равно не вывинтишь. Руки минера
23
застыли в воздухе, и вместе с ними остановился часовой механизм. Мина зловеще замолчала, прислушиваясь к каждому шороху человека. Напрягая память, Алексютович вспомнил все характеристики акустических мин. За секунду их, кажется, тысяча промелькнула в его голове.
«Буду вырезать пробку».
Снял ботинки, тихонько, на носках подошел к мине. Конечно, вырезать пробку без шума невозможно, но он рассчитывал на временную характеристику звукового реле, равную трем секундам. Если длительность звука будет меньше, то стрелка не дотянет до контакта. Если больше — взрыв неминуем.
Через каждые три секунды можно сделать лишь один надрез. Правда, это личные догадки и предположения. Алексютович, как любой на его месте, мог ошибиться и своей смертью расплатиться за просчет. Но иного пути не было.
Обливаясь потом, он поставил кончик ножа на край пробки, не дыша, надрезал пластмассу. Прибор кратности не работал — расчеты оказались правильными!
— Двадцать один, двадцать два, двадцать три...— беззвучно шептали губы, отсчитывая секунды.
Опять отсчет трех секунд и — новый надрез. Алексютович почти физически ощущал, как стрелка звукового реле следит за ним, каждый раз отклоняясь к контакту. Но продолжительности звука не хватало, и она нехотя шла на прежнее место.
Пластмасса, в палец толщиной, поддавалась с трудом; каждый раз нож делал лишь неглубокую царапину. С такими темпами на вырезание всей пробки уйдет полдня.
— Двадцать один, двадцать два, двадцать три.,.
Наступило утро. Небо за городом стало желто-красным, и зеркало бухты, покрытое блестящей позолотой, отсвечивало всеми цветами радуги. Город просыпался, а порт и рейд безмолвствовали.
— Двадцать один, двадцать два, двадцать три...
Иногда взгляд Алексютовича быстро скользил по рейду или порту. А что если вдруг да дежурный забыл оповестить всех о минной опасности? Вдруг над рейдом пролетит самолет?! Или вблизи землечерпалки проскочит катер?! Тогда все пропало. Прибор кратнос
24
ти мгновенно сработает от шума. Мелькнула мысль узнать об оповещениях у самого дежурного, но как с ним связаться? Телефона нет, минер один-одинешенек на землечерпалке.
Ныла спина, руки наливались свинцом. Хотелось вытянуться во весь рост, вздохнуть всей грудью, размять пальцы, но стрелка реле настороженно следила за человеком. Мина, казалось, только и ждала, что он выбьется из сил, нарушит режим работы. Вот тогда она оживет.
С моря потянул легкий бриз. На мачте рейдового поста неожиданно повис толстый черный крест. «Ожидается шторм. Этого только не хватало!» — с горечью подумал Алексютович и с силой вонзил лезвие в твердую, как камень, пластмассу.
Пробка была прорезана примерно на одну треть круга. В узкую щель виднелись два тонких провода: красный и синий. До них и добирался минер. Но он так мало сделал за шесть часов работы! Нужно прорезать хотя бы еще столько же и тогда попытаться оборвать один из проводов. А сколько на это понадобится времени?
Ноги подкашивались от усталости. Во рту пересохло, хотелось пить. От переутомления начала кружиться голова. Перед глазами мелькали картины последних событий: свадьба, нарядная и счастливая Валентина... А вот они идут по балкам разобранного моста... Под ними бурлит Свислочь. Валентина вдруг вырывается из его рук и падает в реку...
Алексютович встряхнул головой и широко раскрыл глаза. По спине поползли колючие мурашки; он мог упасть на мину, и прибор кратности сработал бы от шума.
— Двадцать один, двадцать два, двадцать три...
Наконец пластмасса надрезана настолько, насколько нужно. Несколько минут, тяжело дыша, Алексютович соображал, как выломить пробку. Потом вставил нож в прорезь и, затаив дыхание, нажал на рукоять, стремясь приподнять пробку. Пот струйками стекал за воротник кителя. Пробка чуть выгнулась, минер навалился на нож, и ее изрезанный край приподнялся над горловиной. Пальцы левой руки подхватили пробку, выломали ее. В то же мгновение нож выскользнул из
25
освобожденной руки в ковш, а пальцы мертвой хваткой вцепились в красный провод. Рывок на себд, режущая боль в кисти, и Алексютович в изнеможении грудью повалился на грязную мину...
Когда он пришел в себя, первым делом заглянул в утробу обезглавленной мины. Какая же все-таки боевая установка крат? Указатель на приборе кратности стоял против цифры «три». Третий крат был боевой.
Взгляд минера остановился на бронзовой короткой цепочке, с помощью которой запал соединен с корпусом.
«Возьму на память. Для Валентины».
Когда-нибудь, под старость, он расскажет ей, как достался этот свадебный подарок...
Со дна моря
ЛС арко, по-летнему пекло солнце, искристым пятном отражаясь в зеркальной густо-синей воде бухты. Алексютович расстегнул крючки на воротнике кителя, приоткрыл дверь.
— Не шелохнется,— показал он командиру тральщика на длинный вымпел, неподвижно висевший на мачте.
Они находились в боевой рубке и время от времени через иллюминаторы смотрели на красные ведущие буйки, что плыли за кормой тральщика. Сколько лет прошло после окончания войны, а до сих пор приходится периодически очищать фарватеры от фашистских мин. Только вчера в этой самой бухте посты наблюдения засекли дрейфующую контактную мину. Теперь надо проводить контрольное траление.
Тральщик развернулся на сто восемьдесят градусов и, взяв чуть мористее, пошел в обратном направлении. Солнце ворвалось в открытую дверь боевой рубки, стало еще жарче. Командир тральщика вышел на палубу.
— Освежиться бы. Хоть в море прыгай.— Алексютович распахнул китель. Он собирался вслед за командиром выйти на палубу посмотреть на работу траль
26
ного расчета, как неожиданный грохот оглушил его и свалил с ног. Последнее, что мелькнуло в памяти,— огненные круги, которые с быстротой молнии мелькали перед глазами...
Очнулся Алексютович от горькой, соленой воды, попавшей в рот. Вокруг — тяжелая темнота. Где он находится? Что с ним произошло? Вспомнил страшный грохот, огненные круги перед глазами. Мина! Тральщик наскочил на мину и подорвался... Значит, они в воде, на дне моря. И каким-то чудом еще живы. Правда, сильно болела голова. Очевидно, при падении он ударился затылком о дверь, которая захлопнулась от взрывной волны. Это спасло их.
— Рулевой, вы живы?
На вопрос никто не ответил. Алексютович вытянул вперед руки, коснулся мокрой робы, торопливо ощупал тело: рулевой был мертв.
Пришлось подняться на ноги. Вода в рубке быстро прибывала. Она уже дошла до пояса, до шеи...
«Неужели конец, мучительная смерть? Нет! Надо бороться за жизнь. Только не сдаваться, не упасть духом...»
Он бросился к двери, нажал плечом — она не поддавалась. Понял: слишком велик напор воды.
А вода уже лезла в рот. Приподнялся на носки, жадно вбирая оставшийся воздух в легкие. Последняя минута... И тут почувствовал — вода больше не прибывает. Оказывается, ее сдерживает воздушная подушка, что образовалась вверху боевой рубки. Правда, кислорода в воздухе мало, дышится тяжело, но на несколько минут его все же хватит.
Минер понимал: выход из рубки один — открыть дверь и всплыть на поверхность бухты. Глубина здесь более двадцати метров. Значит, человека может разорвать на поверхности от резкой смены давлений. В лучшем случае он получит кессонную болезнь и пролежит в барокамере не один день. Но выбора-то нет!
Он опять налег на дверь плечом, силясь хотя бы приоткрыть ее. Ничего не получается. Тогда уперся ногами в стойку, но ноги соскользнули, и он, захлебнувшись, с головой погрузился в воду. «Не нужно
27
торопиться. Время еще есть, не все кончено»,— успокаивал он себя.
Несколько секунд, тяжело дыша разинутым ртом, соображал, как открыть дверь. Снаружи на нее напирает, только одна вода. В рубке тоже вода. Значит, давление их с той и другой стороны должно быть уравновешенным. Но верхняя часть двери со стороны рубки свободна от воды — тральщик лежал на грунте с наклоном на противоположный борт. Выходит, пока дверь полностью не окажется в воде,— ее не открыть. А чтобы она оказалась в воде,— для этого надо стравить лишний воздух.
Алексютович уперся ногами в стойку, навалился спиной на дверь. Одно усилие, второе, третье... Колени дрожат, подгибаются. Но он все жмет и жмет...
Дверь отошла. Воздух с шипеньем вырвался из рубки, на поверхности бухты забурлили пузыри. Место его в рубке мгновенно заполнила вода: давление с обеих сторон двери уравнялось, и она свободно открылась. Алексютович едва успел вобрать в легкие остатки улетучивающегося воздуха и нырнул из рубки. Его тут же потянуло наверх. Последнее, что помнил он, это яркий ослепительный диск солнца, и какие-то корабли на поверхности бухты...
Очнулся он в барокамере. Возле него сидел врач, дружески улыбался:
— Теперь полный порядок! Путешествие на дно моря закончилось успешно.
Жалобная книга
1 ри моряка — офицер и двое старшин— остановились около летнего приморского ресторана. Из раскрытого окна, перебивая привычный шум моря, доносилась бойкая мелодия фокстрота.
— Она.— Офицер показал рукой на темный тяжелый шар, который качался на волнах.
— Что же будем делать с ними, товарищ майор? — старшина второй статьи Чунин кивнул в сторону ресторана.— Суббота сегодня, вот и веселятся.
28
Алексютович приказал Кондратьеву готовить инструмент, а сам вместе с Чуниным направился в ресторан.
Вместительный зал был заполнен до отказа. На полукруглой сцене играл джаз; почти все танцевали, и на вошедших моряков никто не обратил внимания. Алексютович остановил юркого официанта.
— Мне нужен директор.
Официант вскинул бесцветные глаза, ловко переложил полотенце с одной руки на другую.
— Я улажу все недоразумения. Что изволите? Отдельный столик? Будет сделано...
Он заторопился было к буфету, но Алексютович удержал его:
— Директора мне нужно.
— Ах, вы насчет жалобной книги?! Старая кончилась, а новую еще не успели завести.
В это время в ресторан вбежал какой-то гражданин и оповестил всех:
— Мина! У самого берега!
Подскочил к веранде, показал на черный шар.
Тут директор и появился.
— В чем дело? Какая мина?
— Обычная. Ничего страшного пока нет,— спокойно объяснил Алексютович.— К вашему ресторану дрейфует немецкая мина, она может взорваться.
— Как это — взорваться! — возмутился директор.— Что же теперь делать?
— Освободить на время ресторан.
Около веранды уже толпились любопытные, спорили, куда двинется мина.
— Она плывет к ресторану! — доказывал один.
— Их две,— уверял изрядно выпивший посетитель.— Конечно же, две.
Музыка умолкла, на какое-то мгновение в зале наступила тягостная тишина. И тут юркий официант испуганно крикнул:
— Взорвется сейчас, спасайтесь!..
Опрокидывая на ходу стулья, публика ринулась из ресторана, в дверях создалась пробка.
— Спокойно, товарищи! Никакой опасности пока нет! Выходите по одному!
Алексютович уговаривал людей, но его никто не
29
слушал. Зал быстро пустел. Лишь растерянный директор донимал вопросами:
— Что же будет со складом продуктов? А как же с буфетом? Я должен здесь оставаться или уйти?
— Не волнуйтесь, можете остаться,— успокоил его Алексютович.
Но директор безнадежно махнул рукой, почему-то схватил со столика салфетку и выскочил на улицу.
Алексютович окинул взглядом пустой зал ресторана.
— Старшина, останетесь здесь охранять. И чтоб у меня ни-ни,— показал он, усмехнувшись, на бутылки с вином.
— Товарищ майор!
— Да я шучу.
Старшины Чунин и Кондратьев были самыми способными учениками минера. Они прищли к нему с тральщиков, с ними он обезвредил более двухсот мин. И вот сейчас первый оставался в помещении, а второй терпеливо ждал у выхода.
Алексютович и Кондратьев надели резиновые костюмы и направились к морю. Около берега вода доходила до колен. В тихую погоду можно было бы свободно дойти до мины. Но теперь штормило,. волны сбивали с ног. Рыжевато-зеленая от водорослей и раковинок мина то грузно поднималась, то вдруг стремительно падала.
— Ударится колпаками и может взорваться,— крикнул Кондратьев.
— С них и начнем...— захлебнулся Алексютович.— А я-то еще хотел сегодня в баню идти...
Старшина вцепился руками в скользкий корпус мины, стремясь удержать ее на плаву. Алексютович выхватил из висевшей на шее сумки ключ, стал свинчивать свинцовые колпаки. Свернув три, передал ключ Кондратьеву. Неожиданно волной мину бросило на старшину, и он погрузился в воду. Алексютович плечом уперся в корпус мины, оттолкнул ее. Старшина, отфыркиваясь, выплыл сзади.
— Осторожно! — сердито прикрикнул инженер-майор.
Когда последний свинцовый колпак слетел в воду, мина могла сколько угодно ударяться о дно. Однако
30
она все еще была опасной — в ее утробе находился запал.
— Толкай ее к берегу,— приказал Алексютович Кондратьеву.
Лавируя на волнах, они стали подталкивать мину к пляжу, стремясь одновременно перевернуть ее горловиной вверх. Наконец это им удалось, и она села на грунт, показав горловину.
Через десять минут минеры вышли на берег. Подъехала грузовая машина с матросами.
— Тащите и грузите,— выдохнул инженер-майор и повалился на песок рядом со старшиной.
В роще, за белым домом, минеры встретили посетителей ресторана. Вид у них был далеко не праздничный.
— Можете возвращаться,— сказал Алексютович директору ресторана. Потом, скрывая улыбку, сочувственно спросил:
— Надеюсь, убытки ваши невелики, и никому не придется требовать жалобную книгу?
Директор, что-то невнятно пробурчав, потрусил к ресторану. За ним юркий официант и все посетители.
Богатый улов
1 раулер сильно качало. Это затрудняло и без того тяжелую работу рыбаков. У борта, над кипящей водой, показалась наполненная салакой сеть. Ее с помощью стрелы поднимали на палубу. Но почему вдруг оцепенели рыбаки? В сети вместе с рыбой лежал черный «рогатый» шар — немецкая контактная мина.
Тревожный сигнал о помощи полетел в эфир.
Торпедный катер вырвался из гавани и, не сбавляя хода, устремился к траулеру.
На волнах плясала шлюпка с рыбаками. Командир катера хотел развернуться. Алексютович остановил его:
— Сначала высадите нас, потом подберете рыбаков. Торпедный катер подошел к покинутому траулеру, высадил минеров, затем вернулся к шлюпке.
31
Мокрая сеть с рыбой и миной висела на стреле и, точно огромный маятник, со скрипом раскачивалась из стороны в сторону. Алексютович приказал закрепить ее. Старшина Кондратьев бросился разматывать пеньковый трос, валявшийся на палубе, а старшина Чунин, который попытался руками удержать тяжелую сеть на месте, от удара волны в траулер чуть не упал. Траулер наклонился.
— Концами крепить, концами!
Алексютович помог Кондратьеву привязать к сети пеньковый трос. Потом старшины довольно быстро завели концы за кнехты.
От бортовой качки сеть удерживали два туго натянутых троса, от килевой — Чунин и Кондратьев. Алексютович теперь мог осмотреть мину. С палубы ее не достать: она завалена рыбой, и лишь два «рога» — свинцовых колпака — да часть ржавого корпуса возвышаются над трепещущей салакой. Если разрезать сеть, мина упадет на палубу, и кто знает, что произойдет. Остается одно — обезвредить мину там, где она находится. Но это нелегко сделать: при такой волне намертво укрепить сеть невозможно.
— Не добраться до проклятущей,— поняв, о чем думает инженер-майор, проговорил Кондратьев.
Алексютович положил в карманы ключ и нож, подошел к мачте и легко взобрался по ней вверх. Старшинам стало ясно, что он хочет по стреле — узкой, в пятнадцать-двадцать сантиметров шириной, деревянной балке — добраться до сети и оседлать ее. Риск большой, да еще в пятибалльный ветер, в качку. Чунин и Кондратьев переглянулись: должно быть, велика опасность, если инженер-майор не послал на это дело помощников.
Алексютович медленно продвигался к концу стрелы. Он повис над сетью, вынул из кармана нож и местами вспорол ее. На палубу посыпалась серебристая рыба, обнажив верхнюю часть ржавого корпуса мины. Борис Константинович уцепился левой рукой за рым — так удобнее держаться на весу, а правой стал откидывать салаку с круглой крышки, закрывающей доступ к запальному патрону.
Легче и безопаснее было бы вывернуть свинцовые
32
колпаки, но они запутались в ячейках сети и завалены рыбой. Больше разрезать сеть нельзя: мина может вывалиться на палубу.
Алексютович достал из кармана ключ, вставил его в выступы крышки и одной рукой потянул на себя. Крышка не тронулась с места. Второй рукой он вцепился в рым. Шквалистый ветер усилился, и старшины едва удерживали сеть на месте.
Сколько раз остервенело нажимал он на ключ! Наконец крышка поддалась. Теперь Борис Константинович вывинчивал ее не торопясь. Она слетела на палубу и подкатилась к ногам Чунина. Старшина до отказа натянул пеньковый трос — сеть с миной не должна качаться. Сейчас инженер-майор будет вынимать запал.
Резкий взмах руки Алексютовича, и вот он уже соскользнул вниз на палубу, где попал в объятия старшин. Потом Чунин направился к лебедке, потравил трос. Сеть с обезвреженной миной медленно опустилась на палубу. А Кондратьев взобрался на мостик и замахал флажками — подал условный сигнал об окончании разоружения.
— Богатый сегодня у вас улов, друзья,— кивнул Алексютович на трюмы с салакой и сигом.
— Это вы нам его сохранили. Спасибо, товарищи военные моряки! — поблагодарил капитан траулера.
Смертник
-М-ина лежала на берегу косы. Рядом, на вбитом в песок деревянном колу, висела «летучая мышь» с закоптелым стеклом. Свет от фонаря тускло освещал корпус «рогатого» металлического шара, обмотанного тиной. К нему, неровно ступая и оглядываясь по сторонам, приближался человек. Он был стар, худ, его длинные руки едва удерживали огромные клещи. Этими клещами он намеревался вывернуть из мины ее «рога».
Шторм, выбросивший на берег «подарок», утихал. Слабые волны лизали утрамбованный песок. Небо
33
очистилось от облаков, над морем перемигивались разноцветные огни маяков и створных знаков.
Человек остановился, понаблюдал за сигналами.
Он их понимал. Вот вспыхнул белый огонек, ему два раза подмигнул ярко-красный, ближе к косе загорелся зеленый огонь, а мористее ответил синий, потом его снова сменил белый. И так без конца, потому что без этих сигналов кораблям трудно было бы ходить по морю.
Человек тяжело вздохнул, опустил взгляд вниз и потянулся к «рогам» мины. Пальцы дрожали, клещи никак не могли обхватить колпак. Тогда человек выругался, погрозил мине кулаком и сделал новую попытку. Но тут кто-то навалился на него сзади, пригнул к земле.
Когда человек распрямился, он увидел двух старшин и одного инженер-майора. Последний укоризненно сказал:
— Ты зачем пришел сюда, старик? Со смертью шутишь?
А старика уж и след простыл — скрылся за дюнами.
— Догнать его? — спросил Чунин у Алексютсвича.
— Не стоит. Займемся миной.
Кондратьев поднял железные клещи.
— Видели, чем хотел разоружать?! Ухвати он ими за колпак — и поминай как звали.
— Готовьте инструменты! — скомандовал Алексютович.
Он думал о старике. Что это за человек и почему оказался около мины? Знал ли он, на что идет? Опоздай они на одну минуту... Еще в машине, по дороге к морю, Борис Константинович приметил на берегу неяркий огонек и предположил: кто-то ловит раков. Потом в лучах фар увидел мину, а возле нее — сгорбленную фигуру. Да, успели вовремя.
Пока старшины готовили инструменты, Алексютович развернул машину к дюнам. Включил свет. Впереди виднелись дома рыбачьего поселка. Разбитые окна и двери были распахнуты настежь, свет не горел. Словно рядом прошел ураган, опустошив поселок.
Инженер-майор подошел к ближнему дому, заглянул в окно.
34
— Эй, есть кто-либо живой?
Никто не отозвался. Только кошка, сверкнув зелеными глазами, спрыгнула со стола.
Обескураженный Алексютович вернулся к своим помощникам. Он мог бы доверить Кондратьеву и Чу-нину разоружить эту мину, но на одном из свинцовых колпаков остался след от клещей. Какой силы был удар? Колпаки чувствительны, вывинчивать их теперь нельзя.
— Сам буду разоружать.
Надо отделить от корпуса крышку и открыть доступ к первичному детонатору. Но края крышки прикипели. Отверткой, по всему кругу, минер стал поднимать ее, пытаясь стронуть с места прокладочную резину. Крышка качнулась. Пальцы Бориса Константиновича подхватили ее и отделили от мины. Потом он извлек запальный патрон и стакан, в котором помещался вторичный детонатор.
Начинало светать. Небо за поселком побелело, заметно приобретая золотисто-розовый нежный от генок. Все отчетливее вырисовывались дома рыбаков, покрытые серым камышом...
Минеры заканчивали работу, когда на дюнах появились какие-то люди. По всей вероятности, рыбаки. Они несмело приблизились к машине.
— Тере, здравствуй,— сказал один.
— Тере, тере,— дружелюбно ответил на приветствие Алексютович.
— Мина больше взрываться не будет?
— Не будет. Но кто послал человека на верную смерть?
— О, этот старик... Мы его не посылали. Ему мало жить осталось, и он сам пошел,— наперебой заговорили рыбаки.
Оказывается, неделю назад штормом выбросило к поселку плавающую немецкую мину, и она взорвалась. Взрывом развалило три дома, ранило нескольких женщин и детей. Когда на берег выбросило вторую такую же мину, рыбаки решили ее обезвредить. Но никто не знал, как это делается. Выручить семьи рыбаков вызвался одинокий девяностодвухлетний Август.
— Да вот и он! — обрадовался кто-то, показывая
35
на худощавого старика, спускавшегося с дюн.— Спросите его сами.
Старик, ни на кого не обращая внимания, подошел к опустошенной мине и с любопытством стал разглядывать ее корпус. Алексютович протянул ему клещи.
— Ваше «оружие», отец. Еще пригодится в хозяйстве.
В шторм
Н а дне бухты, примерно в двадцати кабельтовых от порта, водолазы обнаружили немецкую торпеду. Вечером на Таллинский рейд прибывали корабли, и начальник штаба флота приказал немедленно взорвать торпеду, чтобы корабли могли безопасно становиться на якоря.
Голубоватый катер со шлюпкой на буксире отвалил от пирса. Рассекая острым форштевнем крутые волны, он помчался на середину бухты. Временами нос катера зарывался в воду, и тучи колючих брызг обрушивались на моряков. Вот впереди показался красный буек, подвязанный к лежащей на грунте торпеде. Буек раскачивался на волнах, точно поплавок, то исчезая, то появляясь вновь.
Катер замедлил ход. А когда минеры подтянули к борту маленькую шлюпку и перебрались на нее, он отошел в сторону Минной гавани.
Алексютович огляделся. Кое-где на гребнях волн белели пенистые барашки, ветер крепчал. С залива доносился монотонный шум: там, за островами, бушевало море. Легкую шлюпку швыряло на волнах, как мячик. Что же будет через час, полтора?
— Поторапливайтесь, товарищи!
Чунин и Кондратьев сели за весла. Борис Константинович управлял шлюпкой. Возле его ног лежала связка толовых шашек, провод и подрывная машинка.
— Весла на воду!
Старшины налегли на весла, шлюпка рванулась вперед, к буйку. Подойти к нему следовало с подветренной стороны, удерживая низкобортное суденышко
36
носом к волне, иначе волны могли захлестнуть шлюпку. План минера был таков: с помощью шхимужга-ра — тонкого добротного шнура, соединяющего торпеду и буек, опустить связку толовых шашек на боевое зарядное отделение. Главное — встать на панер, то есть над самой торпедой, иначе шашки не коснутся корпуса, и заряд торпеды не сдетонирует.
Инженер-майор втащил буек в шлюпку и скомандовал:
— Идем на панер. Навались!
Минеров хлестало брызгами. Алексютович осторожно выбирал из воды шхимужгар, стараясь привести его в строго вертикальное положение. Но волны относили шнур, и трудно было понять: стоит он вертикально или наклонно. Потянуть же сильнее нельзя — шхимужгар мог оборваться.
— Навались! — крикнул Алексютович гребцам, видя, что шлюпка качается на месте.
Наконец шхимужгар натянулся струной. Кондратьев подал инженер-майору шашки.
— Табань! Так удерживать!
Но волна отбросила шлюпку назад, и шнур содрал кожу на ладони Бориса Константиновича.
— Весла на воду!
Старшины гребли с ожесточением. Шлюпка, подбрасываемая волнами, медленно пошла вперед. Алексютович внимательно смотрел на бурлящую воду, ожидая, когда шхимужгар встанет вертикально. И вот момент пойман.
— Шашки!
Кондратьев бросил весла, схватил связку толовых шашек и подал их инженер-майору. Лицо старшины было желтым, глаза воспалились.
— Укачало тебя... Работать надо, работать! Это первое средство от морской болезни.
Кондратьев помог Борису Константиновичу закрепить на шхимужгаре шашки. К ним привязали капсюль-детонатор с проводом и опустили за борт. По натянутому шнуру шашки заскользили на дно. Чунин потравил провод.
— Дальше не пойдет,— доложил он.
— Добро. Будем отходить,— повеселел Алексютович.— Чунин, табань!
37
Тот занес весла. Подгоняемая волнами, шлюпка быстро понеслась назад к берегу. Выбросили за борт буек; стали разматывать катушку с проводом.
Отошли кабельтова на полтора-два. На таком расстоянии взрыв торпеды был не опасен.
— Весла в воду. Удерживать.
Инженер-майор подсоединил свободный конец очищенного провода к подрывной машинке и, приказав старшинам лечь на дно, с силой крутнул ручку.
Чунин и Кондратьев, затаив дыхание, напряженно ждали взрыва. Вот сейчас послышится глуховатый звук, вверх поднимется гигантский пенистый столб воды... Но все было тихо. Алексютович осмотрел присоединение провода к подрывной машинке и еще раз со злостью крутнул ручку. Взрыва не было.
— Так я и знал! — процедил он сквозь стиснутые зубы, хотя сам толком не мог понять, почему не взорвалась торпеда.
— Что будем делать? — растерянно спросил Чунин.
— Подождем катер. Возьмем там провод.
Кондратьев замотал головой. Он выбился из сил, и его давила тошнота, в уголках рта появилась пена. До этого, во время работы, старшина еще сдерживался, а теперь, когда шлюпка, раскачиваясь на волнах, ждала подхода катера, скис совсем.
Катер подходил медленно, словно боясь удариться бортом о шлюпку. Минеры перебрались на катер, и Кондратьев повалился на диван.
— Выдохся... Не смогу я больше,— едва слышно произнес он.
— Домой пойдем? — спросил Чунин Алексютовича.
— Нет, будем опять взрывать. Возьмите новую катушку с проводом...
Катер снова приблизился к буйку. Минеры опять в шлюпке.
Она уходила из-под их ног. Чтобы не вывалиться за борт, приходилось держаться за банки. Чунин греб рывками, жалобно посматривая на уходящий катер.
Надо торопиться, дорога каждая минута. Водяные валы становятся круче, еще полчаса — и разыгравшийся шторм захлестнет шлюпку.
— Так, хорошо идет, хорошо. Навались,— приговаривал Алексютович, выбирая из воды шхимужгар,
38
хотя шлюпка, прыгая на волнах, почти не двигалась с места. Нужно было повторить все сначала: встать на панер, прицепить к шхимужгару толовые шашки и спустить их на торпеду. Но тогда гребли двое, а сейчас один.
Инженер-майор терпеливо ждал, когда шлюпка встанет над торпедой. Облака над городом потемнели, берега бухты окутывал сероватый туман. Вечерело.
— Навались, старшина! — крикнул он, хотя Чунин греб из последних сил.
Наконец шхимужгар встал вертикально.
Алексютович схватил связку толовых шашек, но не мог ее поднять одной рукой. Одеревеневшие мокрые пальцы не слушались, спина не сгибалась. Волны швыряли шлюпку, и Чунин едва удерживал ее на па-нере. Зацепив шашки за шхимужгар, инженер-майор с трудом перекинул связку через низкий борт шлюпки и, потравив провод, опустил груз на торпеду.
— Отходить!
Старшина стал машинально грести назад. Подхватываемая волнами шлюпка понеслась к берегу, и Борис Константинович едва поспевал разматывать провод с катушки.
«Вдруг опять взрыва не будет?!» От этой мысли перехватило дыхание. Он знал, что в третий раз к торпеде они сейчас не подойдут.
Красный буек полетел за борт, запрыгал на волнах. Кончился и провод на катушке.
— Весла в воду,— скомандовал Алексютович.— Удерживать...
Он присоединил провод к подрывной машинке, глаза его лихорадочно заблестели.
— Ну, ни пуха ни пера!
Рука минера резко крутнула ручку. Чунин заметил, как лицо инженер-майора расплылось в счастливой улыбке. Раздался приглушенный взрыв, и вверх поднялся огромный столб пенистой воды. В изнеможении старшина выпустил из рук весла, склонил непослушную голову. Не было силы шевельнуть рукой, ногой...
39
Ученик минера
В кабинет вошел молодой офицер и не по-военному поздоровался:
— Извините... здравствуйте.
— Здравствуйте,— недоумевая, ответил Алексютович.
Офицер смутился, сняв с головы фуражку, стеснительно заулыбался.
— Видите ли... Я инженер-лейтенант Остроухой. Возьмите меня к себе учеником...
Большой открытый лоб инженер-майора покрылся сетью мелких морщин; из-под нахмуренных густых бровей, изучая гостя, зорко смотрели внимательные карие глаза. Остроухову стало не по себе, в нерешительности он переступил с ноги на ногу, ожидая, что ему откажут.
— Где вы служили раньше?
— На строительстве. Занимался эксплуатацией моторов. Я ведь кончил Высшее инженерно-техническое училище.
Небольшой, тонкий, с упрямым белокурым чубчиком на голове и вздернутым веснушчатым носом лейтенант не производил внушительного впечатления. Китель на щуплой фигуре сидел мешковато, без щегольства, с каким обычно носят флотскую форму молодые офицеры. И все же минеру он понравился. Притягивали глаза — умные, глубокие. И маленькие властные складки на сухих щеках.
— Да вы садитесь,— предложил Алексютович и, когда Остроухов сел на край стула, спросил:
— Минное оружие знаете?
— Признаться, так... общее знакомство в училище было, я же по дизелям.
— Считайте, что ничего не знаете.
Лейтенант, не спуская глаз с молодого, но уже поседевшего инженер-майора, с нетерпением ждал ответа. Неужели опять возиться с этими моторами? Хотелось нового, неизвестного, трудного.
— Возьму, если будете по-настоящему работать,— строго сказал наконец Алексютович.
40
— Буду работать, вот увидите! — обрадованный Остроухой вскочил со стула.— Хоть сейчас пойду с вами на разоружение мины!
— Рано, дорогой коллега,— засмеялся инженер-майор.— Сначала теоретические основы изучите. Потом практическая обработка. Так что начнем с азов...
С каждым днем Борис Константинович убеждался, что поступил правильно, взяв к себе молодого лейтенанта. Поражала и радовала настойчивость, с которой Остроухов изучал минное оружие. Целыми днями он просиживал в классе, копался в разобранных учебных минах. Не похож на него был другой ученик, лейтенант Мишурин. Тот изучал все бегло, поверхностно, с непонятной торопливостью, долго не засиживался над одной и той же темой. Мишурин намного раньше пришел к минеру, знал больше Остроухова, но инженер-майор не сомневался в том, что последний со временем его обгонит. Все свои надежды он возлагал именно на инженер-лейтенанта Остроухова.
Много было у Алексютовича учеников и боевых помощников. Некоторые из них стали настоящими минерами, другие не смогли выдержать продолжительного нервного напряжения. Что ж, не каждый способен заниматься Этим опасным делом.
Хорошо зарекомендовали себя старшины второй статьи Кондратьев и Чунин; с ними он обезвредил более двухсот мин. Первый все легко усваивал. Он был собранный, сдержанный, всегда сосредоточенный во время работы. К тому же очень рассудительный. Второму изучение специальности давалось с трудом, но то, что он запомнил — оставалось навсегда, повторений не требовало. Практические приемы по разоружению повторял за инженер-майором с исключительной последовательностью и точностью. Он не боялся мин, держался бодро, лишь сердито хмурил сросшиеся брови да ругался, когда кто-либо отвлекал от дела пустыми разговорами.
Алексютович помнил, как однажды Чунин отчитал своего лучшего друга, который вместе с ним помогал обезвреживать немецкую магнитную мину. Когда руки инженер-майора дотрагивались до очередного механизма в мине, тот испуганно предупреждал:
41
— Там ловушка, что вы делаете! Осторожнее... Можно взорваться...
— Да перестань ты!—не выдержал молчаливый Чунин.— Боишься, так без тебя справимся, уходи с глаз долой.
Отличные минеры могли бы получиться из обоих старшин. Но тот и другой со временем должны были расстаться с флотом. А минер ведь должен постоянно совершенствоваться, закалять нервы, вырабатывать железную силу воли, чувствовать внутреннюю потребность в сложном и опасном деле. Тут нужен человек, который посвятил бы всю жизнь этой профессии. Одним из таких Борис Константинович и надеялся сделать Остроухова.
Практическими занятиями инженер-лейтенант увлекся еще больше, чем теорией. Теперь дня ему не хватало, он просиживал в классе до позднего вечера. Алексютовичу порой приходилось отправлять его домой. Правда, он и сам много возился с Остроуховым у учебных мин, показывая методы и приемы разоружения. Тот кропотливо, с завидной настойчивостью проделывал сложную, физически тяжелую работу по несколько раз. Но чаще все-таки занимался самостоятельно, инженер-майор лишь контролировал его.
Наконец пришел день последнего экзамена.
Первым разоружал учебную мину лейтенант Мишурин. Работал он легко и быстро, точно занимался этим несколько лет.
— Молодец,— похвалил Остроухов товарища.— Мне бы так научиться!
Алексютович промолчал. Да и нельзя сейчас делать окончательное заключение. Все должно решить испытание на боевых минах, где, кроме умения, потребуются выдержка, сила воли. В учебных условиях определить право на звание минера трудно.
Вторую учебную мину разоружал Остроухов. Движения его были медленнее, тяжелее, чем у товарища. В отличие от того инженер-лейтенант немного волновался, на лбу даже выступил пот. Губы Мишурина при этом насмешливо кривились.
— Через две-три недели будете разоружать боевые,— пообещал инженер-майор Остроухову.
Ждать пришлось гораздо меньше. В одном из за
42
тонов пограничники обнаружили плавающую немецкую мину.
«На ней и проверю своих учеников»,— решил Борис Константинович.
Не доезжая до затона, машина остановилась на зеленой лужайке, возле соснового леса. С моря дул влажный, холодный ветер, пахло прелью и свежей рыбой. Инженер-майор приказал ученикам разводить костер и готовить инструменты, а сам пошел к берегу, заросшему осокой и высоким камышом. Грязная, обмотанная ярко-зеленой тиной, мина лежала на илистом дне; три четверти ее корпуса возвышались над водой — в затоне было мелко. Тип мины Алексюгови-чу был знаком, знали о ней и его ученики. Инженер-майор раздвинул камыш, вошел в воду и еще раз внимательно осмотрел мину. Да! Самая подходящая для первого разоружения...
Когда он вернулся, около машины уже горел костер.
— Готовьтесь, товарищи. Мина якорная, контактная. Немцы ставили их против наших подводных лодок.
И пока вел учеников, неторопливо объяснял устройство мины, напоминал последовательность действий при разоружении.
— Будете разоружать по частям. Я думаю, ьас не нужно предупреждать об опасности. Первым прошу к мине лейтенанта Мишурина.
Алексютович встал в стороне, метрах в двадцати от затона. Он заметил, что левая щека лейтенанта, оставшегося с миной один на один, начала подергиваться, лицо побелело.
«Первый раз, конечно, волнуется»,— подумал инженер-майор и спокойным голосом сказал:
— Снять колпаки.
Мишурин быстро схватил ключ, направился в воду.
— Разве этим ключом вывинчивают колпаки? — остановил его Алексютович.— Не спешите. Представьте себе, что мина учебная.
Мишурин бросил ключ на траву и взял новый. Около мины он заметался из стороны в сторону, не зная за что приняться. Из головы его вдруг вылетело все, чему учили. Он вскочил на мину и, балансируя вытя
43
нутыми руками, растерянно закачался, силясь что-то произнести.
— Дробь!—резко скомандовал Борис Константинович.
От громкого окрика лейтенант свалился в воду, ухватился за колпак мины.
— Вернуться на место и положить ключ.
Мишурин безропотно подчинился. Ноги у него подгибались от усталости, хотя он ничего не делал.
«Неужели таким же окажется и Остроухов7» — мелькнула тревожная мысль у инженер-майора. С потерей Мишурина еще можно было как-то смириться: ведь и раньше казалось, что его выдержка показная. Но расставаться с Остроуховым не хотелось...
— Инженер-лейтенант Остроухов,— позвал он.— На разоружение мины.
Тот молча подошел к затону и остановился возле разбросанных по земле ключей. Лоб его покрылся мелкими каплями пота, узкие плечи сжались, но глаза смотрели на мину твердо.
— Снять колпаки!
Выбран нужный ключ. Остроухов не спеша подошел к мине, на секунду в раздумье остановился, вдохнул полной грудью, выпрямил плечи и склонился. Алексютович с нарастающим волнением следил за маленькими цепкими руками лейтенанта, которые крепко держали ключ и вывинчивали колпак. Лица не было видно — стоял в профиль, и ветер трепал его непокорный чубчик. Когда первый свинцовый колпак слетел в воду, учитель вздохнул с облегчением. Пожалуй, он сейчас переживал больше, чем сам ученик — стало жарко, воротник кителя давил на горло.
Вот снят второй колпак, третий... Остроухов принялся за четвертый, последний. Теперь можно было рассмотреть и его лицо: мокрое, бледное, но упрямое.
«Будет минером, будет!» — радовался Борис Константинович, подходя ближе к мине.
Покончено и с четвертым колпаком. Лейтенант разогнул спину, вопросительно посмотрел на инженер-майора.
— Вынуть первичный и вторичный детонаторы!
Снова Остроухов склонился над миной. Вскоре крышка горловины слетела к ногам, рука молодого
44
минера потянулась к детонаторам. Алексютович не мешал, его внимание было приковано к четкому движению рук молодого минера.
Инженер-лейтенант осторожно вынул первичный детонатор и тут же расслабленно присел около мины на колени. Губы его расплылись в добродушной улыбке, глаза смотрели виновато.
«Сообразил»,— догадался Алексютович и нарочито сухо спросил:
— В чем дело?
— Так вы, оказывается, уже вынули запальный патрон. Мина же не взорвется!
— В следующий раз предоставлю это вам,— по-приятельски улыбнулся Борис Константинович. — Обещаю...
Вторую мину им пришлось разоружать вдвоем. Основное делал Остроухов, инженер-майор лишь помогал, приговаривая:
— В нашей работе неточности исключаются. Минер остается минером только до первой ошибки...
Остроухов в знак согласия молча кивал.
Еще три раза они ходили на задания вместе, и каждый раз учитель проверял своего ученика.
Вскоре Остроухов начал действовать самостоятельно. За полтора месяца на его боевом счету числился уже десяток разоруженных мин. Молодой минер накапливал опыт, совершенствовался, о нем заговорили как об одном из лучших и способных специалистов.
Но однажды случилось непредвиденное. После разоружения гальвано-ударной немецкой мины с неизвестной до сих пор ловушкой Остроухов вернулся в часть расстроенным. На его лице горели неестественно красные пятна, верхняя губа нервно вздрагивала, в глубине глаз затаился непонятный страх. На расспросы отвечал неохотно, больше отмалчивался. Было ясно, что он чуть было не подорвался на мине и теперь психически травмирован. Это самое страшное для минера. Без спокойствия, уверенности в себе он перестает быть минером.
Как глубока травма у Остроухова? Сколько времени нужно, чтобы излечить ее, да и излечима ли она вообще? По опыту Алексютович знал, что после таких случаев минеры почти никогда не возвращаются к
45
своей опасной профессии. Как же заставить Остроухо-ва опять почувствовать власть над минами? Может, затронуть самолюбие?
Борис Константинович вызвал к себе инженер-лейтенанта.
— Я не смогу больше разоружать мины,— чистосердечно признался тот.— Извините, но...
— Кто сказал, что я хочу вас снова посылать на разоружение мин? Отныне вы больше не минер, запомните раз и навсегда. С этим делом покончено. Разговор будет идти вот о чем: куда вас определить.
Остроухов поднял глаза, хотел что-то сказать, но передумал и устало опустил голову.
— Что бы вы хотели научиться делать?
— Управлять автомашиной так же, как и вы.
От Алексютовича не ускользнуло, что в равнодушных глазах лейтенанта загорелась искорка зависти и тут же сразу погасла. Загорится ли она еще? Ради этого он готов был ездить с ним куда угодно и учить чему угодно, лишь бы отвлечь от мин. Время — лучший доктор, с его помощью он и должен вернуть начинающего минера к его профессии.
Два месяца ни словом не обмолвились о минах. На разоружения Алексютович ездил один, но старался, чтобы Остроухов обязательно узнавал об этом от кого-либо другого. Лейтенант успел изучить автомашину и неплохо водил ее. Он стал заметно спокойнее, казалось, совсем забыл о минах, о том, что когда-то самостоятельно разоружал их. Но ни на час не забывал об этом инженер-майор, ожидая подходящего случая. Надо было во что бы то ни стало вернуть способного минера к его специальности.
Однажды осенним днем дежурный сообщил, что обнаружены две немецкие мины, одна в тридцати километрах южнее города, другая примерно на таком же расстоянии, только севернее. Обстановка складывалась тяжелая: мины дрейфовали к рыбачьим поселкам, а на карте в этих местах были обозначены подводные камни. Взрыв мог натворить много бед.
— Пока еду на юг — северная взлетит на воздух. Ехать на север — южная сработает,— вслух рассуждал Алексютович.
Инженер-лейтенант отошел в угол, сделал вид, что
46
его это не касается. Инженер-майор, незаметно наблюдая за ним, принялся бранить мины и тех, кто их в свое время выставил в море.
Присутствующие при разговоре офицеры недоуменно молчали. Они не понимали, что творится с обычно спокойным и уравновешенным инженер-майором. А Остроухов не выдержал. Шагнул к Алексютовичу — глаза лихорадочно заблестели, щеки покрыл румянец.
— Я поеду на южную!
Да, он добровольно согласился повторить то, от чего едва не погиб. Борис Константинович выиграл. Ему хотелось обнять своего ученика. Но вместо этого инженер-майор сухо произнес:
— Добро. Ты меня просто выручил. Не будем терять драгоценные минуты. Поехали...
Всю дорогу он думал об Остроухове. И когда вернулся в часть, первым делом спросил о нем. Инженер-лейтенанта не было.
Наступил вечер. Алексютович не пошел домой. Уж не случилось ли чего с Остроуховым? Но вот во двор въехала грузовая машина и остановилась возле самого подъезда. Из кабины вышел усталый, но довольный собой Остроухов.
— Разоружил, Борис Константинович! Такая же, как последняя, попалась! — рассказывал он возбужденно.
— Ну теперь словно гора с плеч,— загадочно засмеялся Алексютович.
В рыбацкой гавани
п ахтенный сигнальщик берегового поста заметил какой-то круглый предмет, который то появлялся на гребнях волн, то исчезал в пучине. Что бы это могло быть? Бочка из-под рыбы? Стеклянный шар, оторвавшийся от рыбацкой сети? Да это же плавающая мина! Ветер несет ее прямо в гавань, на траулеры. Сигнальщик схватил телефонную трубку и позвонил в порт.
Через полчаса в рыбацкую гавань прибыл Алексю-
47
тович. За ним с брезентовой сумкой на плече едва поспевал матрос Соловьев. Старшины Чунин и Кондратьев демобилизовались, и инженер-подполковник взял себе в помощники молодого матроса.
Мина тяжело раскачивалась на волнах в нескольких шагах от серых камней, что торчали из воды у самого берега. Вот-вот она ударится колпаками о камни. Ее надо задержать, оттолкнуть от камней, направить на отмель.
— Соловьев, к мине! Удержать! — скомандовал инженер-подполковник.
Но Соловьев не тронулся с места. Глаза его испуганно расширились.
После второго окрика он сбросил с плеча сумку с инструментами и... побежал за насыпь.
— Размазня!
Алексютович вошел в воду. Прислонился спиной к камню, хотел оттолкнуть мину ногой, но подошва соскользнула. Набежавшая волна обрушила на инже-нер-подполковника полутонный железный шар. Левая рука оказалась между корпусом мины и камнем. В глазах поплыли мутные Круги. Борис Константинович почувствовал, что куда-то падает. Омытый холодной водой, он очнулся.
«Сейчас ударится о камень и взорвется»,— промелькнуло в голове. Навалясь на мину, он левым плечом уперся в ее корпус и правой рукой попытался достать ключ из сумки. Тупая ноющая боль сковывала движения. Борис Константинович опустил поврежденную руку в соленую морскую воду. Оглянулся — Соловьева не видно...
«Молодой еще совсем. А у страха глаза велики»,— оправдывал он матроса.
Едва наложил ключ на свинцовый колпак, как мину подкинуло на волне, и ключ полетел в воду. Алексютович прижался к железному шару всем телом, стремясь оттолкнуть его подальше от камня. К счастью, в сумке был запасной ключ.
Вывинчивать колпак одной рукой неудобно, главное, долго — а силы на исходе. Волны, перекатываясь через мину, уже несколько раз накрывали минера с головой.
Наконец-то первый колпак упал в воду. Алексюто-
48
вич потянулся с ключом ко второму колпаку, но волна снова подбросила мину. Мгновенная острая боль в груди. Дыхание перехватило. Хотел расстегнуть крючки на воротнике кителя, но в руке — ключ. Потеряешь его, тогда конец. Пересиливая боль, инженер-подполковник уперся в мину, но сгоряча не рассчитал. Она соскользнула с плеча, и волны опять бросили ее на Алексютовича. Снова режущая боль в груди. Казалось, кто-то вонзил длинный нож между ребер. Минер выпустил мину и погрузился в воду...
Когда выплыл, железный шар раскачивался у самого камня. Пришлось протиснуться между ним и камнем. В этом было единственное спасение от взрыва.
Вначале второй колпак вывинчивался сравнительно быстро, потом правую руку точно подменили. Она не слушалась, падала вниз. Алексютович скрипел зубами, злился, усилием воли заставлял руку с ключом двигаться. Еще один оборот — и второй колпак скрылся в бурлящей воде. Третий, словно маятник, раскачивался перед глазами. С его выступов ключ постоянно соскальзывал. Но и с этим справился инженер-подполковник. Оставался последний, четвертый колпак. Нужно во что бы то ни стало вывернуть его.
Мина терлась о плечо, точно хотела повернуть человека спиной к камню. В глазах замелькали блики, но сознание оставалось ясным. Оно заставляло действовать. Один оборот ключа, второй, третий... Только бы не отключиться, тогда утонешь еще до взрыва мины.
Все!
На берег он выполз. Хотел растопырить пальцы правой руки, но они намертво сжали ключ. Так с ключом в руке и скатился в какую-то яму...
Очнулся минер, когда руки человека в белом халате прикоснулись к его груди. У берега стояла санитарная машина, а рядом с ней — Соловьев.
— Сломаны три нижних ребра и раздроблена кость руки,— сказал врач,
Борис Константинович сделал вид, что не слышит.
— Соловьев,— позвал он матроса,— дайте закурить.
Тот подбежал, торопливо достал папиросу, протянул ее и зажег спичку. Глаза его мигали, смотрели в сторону.
49
— Соловьев,— тихо сказал Алексютович после первой затяжки,— я же вас учил не бояться мин.
Взрыв
Машина подъехала к подковообразной бухте. На пологом берегу толпились рыбаки из соседнего поселка, разглядывая мину, лежавшую в воде.
— Прошу всех уйти отсюда,— сказал Алексютович.
Только когда последний рыбак скрылся в сосновом лесу, он стал осматривать мину. Она лежала в четырех шагах от берега на глубине примерно одного метра. Отчетливо был виден контур шара с рымом наверху. Разоружить мину в море да еще осенью невозможно. Легче всего было бы подорвать ее на месте, но вблизи — рыбачий поселок. Выходит, нужно вытаскивать на берег.
— Разворачивайте машину. Давайте трос,—приказал минер шоферу и, раздевшись, вошел в воду. Ему показалось странным, что мина перевернута и центр ее тяжести наверху. Любопытно, что же находится в грунте, который всосал в себя половину мины? При более тщательном осмотре он убедился — мина немецкая, ударно-механического действия.
Ледяная вода сковывала движения. Надо торопиться. Борис Константинович зацепил стальной трос за рым мины и выскочил на берег. Минуты три бегал вокруг машины, чтобы согреться. Потом оделся, встал на крыло машины, чтобы лучше видеть мину, и скомандовал шоферу:
— Давайте легонько.
Шофер включил первую скорость и повел машину к лесу. Алексютович не сводил глаз с двухсотметрового троса. Вот он взметнулся вверх, натянулся струной. Колеса забуксовали в песке, мотор заглох.
— Стоп! Так не пойдет. Давайте назад...
Но и во второй раз, едва трос натянулся, колеса стали прокручиваться вхолостую.
50
— Вот присосало! Придется рывком. Давайте назад. Слабину тросу и — рывок.
Алексютович понимал — это опасно. Но берег пологий, песчаный, взрыва может и не быть.
Шофер послушно отвел машину назад, приготовился к решающему рывку. Инженер-подполковник огляделся: вокруг ни души.
— Пошел!
Завыл, загудел мотор. Машина рванулась. Борис Константинович следил за тросом. Тот натянулся, тонко засвистел, и вдруг из воды, точно из пушки, вылетел на берег черный шар. Инженер-подполковник инстинктивно сжался, спрятал голову за борт кузова. Напряженно ждал секунду, две. Нет, не взорвалась. Поднял голову и увидел, что мина, словно мяч, подпрыгивает на земле. Машина шла легко. Это удивило Алексютовича. На лбу образовалась складка: он раздумывал о загадочном поведении немецкой мины. Потом уголки рта тронула веселая усмешка, глаза задорно заблестели.
— Жми на всю железку! — крикнул он шоферу.
Встревоженный шофер, не поняв, в чем дело, дал полный газ, и машина помчалась к шоссейной дороге. Сзади скакала мина. Тут только инженер-подполковник заметил, что от деревьев отделяются люди, при виде прыгающего шара бегут в чащу леса. Очевидно, рыбаки хотели посмотреть на работу минера и вот теперь спасались бегством.
— Стой! — скомандовал Алексютович.
Мокрый от пота шофер нажал на педаль. Тормоза жалобно заскрипели. Инженер-подполковник соскочил с крыла. Нагнулся над миной.
— Пустая... Я так и предполагал.
Он увидел лишь одну половину мины. А где же вторая? Где заряд?
Вернулся на берег, но и там ничего не обнаружил. Такой случай был первым в его практике. Очевидно, в мине произошла местная детонация без детонации всего взрывчатого вещества. Это и разорвало корпус.
По дороге домой Борис Константинович решил остановиться и с полчасика поохотиться: в зарослях камыша водились утки. Но едва машина выехала на
51
шоссейную дорогу, как перед ней резко затормозил мчавшийся из города мотоцикл.
— Товарищ подполковник, в районе маяка Кунда пограничники обнаружили фашистскую мину. Вам приказано разоружить ее.
Две в один день! Нет, охота сегодня не состоится.
К Финскому заливу подъезжали во второй половине дня. Дорога круто поднималась, открывая панораму залива. Справа от дороги высился маяк Кунда, от него в обе стороны вдоль пологого берега тянулись заросли камыша, обрамленные кружевной каймой прибоя. Залив монотонно шумел. На горизонте вырисовывались силуэты двух кораблей, шедших на восток, к Кронштадту.
«Вот бы где поохотиться»,— подумал Алексютович, разглядывая камыш. Вместе с инструментами он прихватил и ружье.
Пошел прямо, через камыш. Из-под ног то и дело вылетали жирные утки. Шумно хлопая длинными крыльями, они с трудом отрывались от воды и, пролетев метров триста, тяжело шлепались в залив. Борис Константинович останавливался, рука потянулась к двустволке.
Птицы, казалось, дразнили охотника. Но стрелять нельзя. Где-то здесь мина. Нужно ее сначала обезвредить.
Неожиданно земля- под ногами закачалась, воздух заколебался. Взрыв! Над головой засвистели осколки. Взрывной волной Алексютовича отбросило назад. Он упал спиной в грязь, на него посыпались галька, комья земли и раздробленные стебли камыша.
«Это же мина рванула!» — сообразил он, поднимаясь на ноги. Увидел перед собой голый берег залива. Заросли камыша будто косой срезало. Образовалась большая поляна метров двести шириной. В центре ее виднелась воронка, в которой бурлила вода.
«Чудом уцелел. Если бы не засматривался на уток, попал бы к самому эпицентру взрыва».
Но почему взорвалась мина? Берег полупесчаный, больших камней нет. Борис Константинович сделал несколько шагов вперед и увидел под ногами осколок мины. По нему определил: мина гальвано-ударного действия. У воронки, которую постепенно затягивало
52
жидкой грязью, он заметил на воде кровавое пятно. Присмотревшись внимательнее, обнаружил на сломанных стеблях камыша мелкие кусочки мяса. Кто-то подорвался на мине... Но кто? Скорее всего корова местных рыбаков, которая паслась в камышах. Должно быть, подошла к мине, потерлась боком о свинцовый колпак. Вот тебе и взрыв. Такой случай Алексютович помнил — это было на острове Саарема в первый год после окончания войны.
А вдруг человек? Глаза инженер-подполковника обшарили поляну, и — о, ужас! — на одной из перевернутых кочек он увидел белые окровавленные лоскуты. Алексютовича передернуло от озноба... Столько лет прошло после войны, а люди еще гибнут на оставленных немцами минах.
К месту взрыва прибежали пограничники. За ними следом — старая женщина-эстонка. Она причитала:
— Мой муж камыша ходил. Где мой муж видал? Зачем такой взрыв?
Алексютович опустил голову, точно был виноват в случившемся.
— Нет его... Здесь его нет...
Старушка заголосила.
— Проводите ее домой,— сказал пограничнику инженер-подполковник.
К машине он вернулся разбитым. Поднятые взрывом утки летели на свои насиженные места, падали в камыши, снова взлетали. Но они больше не интересовали его.
Якорь чист
Тральщик подходил к Таллину. Уже отчетливо видны неуклюжие портовые краны на причалах, возле них лес мачт: стройные, высокие мачты парусников и шхун; приземистые — буксиров и катеров; толстые, обросшие надстройками высокобортных судов.
Вот и сам причал. Старший матрос Ивакин поднес к глазам бинокль и отыскал сигнальный береговой
53
пост. Скоро они будут на месте, а через час можно готовиться и к увольнению.
— Сигнальщик, запросите добро у поста подойти к причалу,— приказал капитан-лейтенант Фомичев.
Ивакин выполнил приказание. Получив ответ, огорченно доложил:
— Товарищ командир, получено: встать на якорь.
Фомичеву тоже не по душе эта непредвиденная задержка, но служба есть служба.
— По местам стоять, на якорь становиться,— привычно скомандовал он и перевел ручку машинного телеграфа на «стоп».
Прозвучал сигнал. На бак высыпала боцманская команда, принялась готовить якорные устройства к отдаче.
Ивакин начал осматривать в бинокль многочисленные пирсы, занятые судами. Взгляд его задержался на небольшом корабле, который медленно отходил от стенки.
«Возможно, туда нас поставят»,— мелькнула обнадеживающая мысль.
Предположения сигнальщика оправдались. Как только сторожевик взял курс в открытое море, рейдовый пост просигналил на тральщик.
— Товарищ командир, получено добро подойти к причалу!
Поскрипывая, якорь-цепь поползла из воды. Боцман пристально смотрел за борт.
— Якорь встал,— громко доложил он.
Ивакин нетерпеливо ждал последнего доклада боцмана — «якорь чист», после которого тральщик может Цдти к причалу. Но что такое? Боцмана словно подменили. Лицо его исказилось, глаза, полные ужаса, широко раскрылись, плотная фигура застыла в нелепой позе.
Поняв, что случилось неладное, Фомичев подбежал к правому борту. Ивакин видел, как брови командира удивленно вскинулись вверх, потом так же быстро опустились вниз. Лицо побелело, сухие губы сжались.
— Стоп шпиль! — не своим голосом крикнул он, и тут же одна за другой последовали резкие, неожиданные команды:
54
— Левый якорь к отдаче изготовить... На отдаче якоря стоять... Отдать якорь!
Окрик командира подействовал на боцмана. Он повернулся к матросам, начал распоряжаться. Ивакин, сжигаемый любопытством, глянул вниз и отшатнулся: на якоре висела контактная мина. Десятки подобных немецких мин вытралили они в Балтийском море и подорвали. Но здесь, сейчас...
— Всему личному составу немедленно перейти на ют,— передал по трансляции Фомичев.
— А нам? — недоуменно спросил Ивакин.
— Мы с вами останемся здесь. Быстрее связывайтесь с постом.
Но рейдовый пост уже заметил поднятую якорем мину и передал:
— Ждать. Высылаем минера.
Катер обошел корабль, пристал к его левому борту. На палубу шагнул офицер с погонами инженер-под-полковника.
— Алексютович,— назвал он себя и попросил: — Мне нужен помощник, хороший гребец. Доброволец, конечно. Сами понимаете...
— Разрешите мне, товарищ командир,— вмешался в разговор Ивакин.— Я же загребной на нашей шлюпке...
Капитан-лейтенант пристально взглянул на своего сигнальщика, точно видел его впервые. Ивакин почувствовал, что кончики его ушей начинают гореть, лицо заливает краска. В третий раз за день он проявил невыдержанность, этого вполне хватит даже для такого спокойного командира, как Фомичев. Но тот сказал:
— Разрешаю, товарищ старший матрос. Сдайте вахту и — в распоряжение подполковника.
Алексютович уже направился к двухвесельной шлюпке — «тузику», который спускали за борт. Сдав вахту, за ним последовал и Ивакин.
Какими легкими показались ему короткие весла «тузика» по сравнению с веслами яла! Инженер-подполковник сидел на корме и неотрывно смотрел на мину.
Подошли к носу тральщика. На мелких, частых волнах шлюпку, словно скорлупу, бросало из стороны в сторону. Ивакин едва успевал заносить весла и,
55
к своему стыду, очень часто ловил «щук». А ведь с мостика на него смотрел командир! Оказывается, не так-то просто в непогоду грести на маленькой шлюпочке.
— Будем подходить к мине кормой,— сказал Алексютович.— Главное, удерживайте «тузик» на месте.
Над шлюпкой плавно раскачивалась черная от грязи мина. Казалось, еще мгновение — и голова офицера ударится о тяжелый металлический шар. Ивакин до крови прикусил нижнюю губу, рванув шлюпку в обратном направлении. Удар был вовремя предупрежден. Но отходить далеко нельзя. Нужно так удерживать «тузик», чтобы минер мог дотянуться до мины. А попробуй удержать на месте это легкое суденышко, когда волны швыряют его, словно мячик! Шлюпку то кидало к самому борту, то далеко отбрасывало назад; лишь потом Ивакин приноровился. Мина висела на запутавшемся минрепе — толстом металлическом тросе, за который зацепилась лапа якоря.
— Погнут колпак,— подумал вслух Алексютович.
Ивакин и сам заметил это. Наверно, повреждена внутри стеклянная колба. Надо немедленно снять погнутый свинцовый колпак. Человеку, хороша знакомому с устройством контактных мин, ясно, что может произойти, если будет допущена малейшая неточность. Там, на тральщике, и не подозревают, какой опасности подвергаются каждую секунду. Потом он, Ивакин, им расскажет. Только доведется ли?..
Дует ветер, а ему жарко. Лоб и щеки в крупных каплях пота. И не смахнешь их — руки заняты. Сколько еще продлится это испытание? Не сломалось бы весло, тогда «тузик» разобьется о борт тральщика. Но если ему, гребцу, так трудно, то каково минеру!
Шлюпка плясала под Алексютовичем, то приближаясь к мине, то удаляясь от нее. Он с завидной легкостью приседал или вытягивался во весь рост, не выпуская из рук колпак. Каждый раз, когда мина угрожающе повисала над ним, ловко увертывался.
«Удерживать, удерживать, удерживать»,— твердил про себя Ивакин, сильнее сжимая рукоятки весел. На дне шлюпки хлюпало. «Вода прибывает,— подумал он.— Не успеть. Надо доложить инженер-подполков-нику».
56
— Держитесь! — крикнул тот.— Скоро кончим!
Старший матрос вобрал в себя воздух и дунул, стремясь стряхнуть с ресниц капли пота. Минер, между тем, извлекал «начинку» свинцового колпака.
— Отходите! — приказал Алексютович. Сам, обессиленный, опустился в шлюпку рядом с Ивакиным.
Старший матрос распрямил непослушную спину, напряг закоченевшие мышцы и рывками стал отгребать от борта тральщика.
— Оботрите лицо,— улыбнулся ему минер.
Через полчаса обезвреженную немецкую мину сняли с якоря тральщика. Катер отбуксировал ее в безопасное место для подрыва.
Минер, тепло попрощавшись с Ивакиным, ушел на катере.
— Ступайте в кубрик, отдыхайте,— разрешил капитан-лейтенант усталому сигнальщику. Но тот сказал:
— Немного осталось. Я достою.
Фомичев одобрительно кивнул, подошел к левому борту.
— По местам стоять, с якоря сниматься!
Боцман занял свое место у леерной стойки, посматривая на туго натянутую якорь-цепь.
— Пошел шпиль!
Якорь-цепь медленно поползла из воды.
— Якорь встал,— доложил боцман и застыл в томительном ожидании. Неужели еще какой сюрприз?!
— Якорь чист!
Вместе с ним облегченно вздохнул и старший матрос. Командир перевел ручку машинного телеграфа на «малый вперед».
Тральщик послушно развернулся и направился к причалу.
Опасный рейс
к огда Александра Бугаева вызвали к командиру и предложили на своем «Зисе» вывезти с пирса тысячекилограммовую немецкую бомбу, под
57
нятую водолазами со дна бухты, он растерялся. За четыре года работы шофером ему никогда еще не приходилось возить такой опасный груз. Кроме того, дорога от пирса неровная, попадаются выбоины, а дальше по берегу залива и вовсе никакой дороги. Вдруг что случится во время рейса?
— Не под силу? — поняв состояние матроса, спросил командир.— Тогда предложу другому...
— Зачем снимать машину с рейсов? Я поеду.
На пирсе царила непривычная тишина — порт бездействовал. Недалеко от причала лежала черная от грязи металлическая болванка. Это и была немецкая авиационная бомба. Рядом стоял инженер-подполковник. От него Александр узнал, что на месте разоружить ее нельзя — взрыватель имеет самоликвидатор. Толчок — и может произойти взрыв. Бомба, конечно, упала в бухту с большой высоты. Но удар о воду мягче, чем о землю или другой твердый предмет, поэтому взрыватель и не дошел до спуска. А сколько осталось — определить практически невозможно.
Легче всего было бы эвакуировать бомбу в безопасное место морем. Но погода ухудшалась, порывистый ветер гнал с Рижского залива крутые волны. Транспортировать такой груз в качку — значит подвергаться большому риску. Оставалось перевезти бомбу на машине.
Алексютович, внимательно осмотрев машину, сел в кабину.
— Теперь поедем по маршруту,— сказал он и, видя недоумение на лице Бугаева, пояснил:
— Для ознакомления.
От пирса сначала шла булыжная мостовая, потом гравийное шоссе. По прямой до места назначения было не больше двух километров, но дорога делала большой крюк.
Спидометр показал пять километров. За все время пути минер внимательно присматривался к шоферу. Александр Бугаев вел машину спокойно, с постоянной скоростью.
Когда вернулись на пирс, там уже стоял автокран. В кузов «Зиса» положили мягкие маты.
— Начнем погрузку,— распорядился Алексютович.
58
Автокран поднял бомбу и бережно опустил ее в кузов машины на маты.
— Поехали,— кивнул инженер-подполковник.— Скорость — не больше двух километров в час. Только без рывков. Не любит она, когда ее дергают...
Шофера охватило волнение. Руки его впились в баранку. «Зис» плавно тронулся с места и медленно пошел по дороге к аэродрому. Стрелка спидометра едва отклонялась от нуля.
Внешне Александр был спокоен. Но напряжение оставалось прежним и даже, как ему казалось, нарастало. Вытянет ли до конца? Путь длинный. А от шофера теперь зависит все, в том числе жизнь сидящего в кабине офицера.
Время тянулось медленно. Прошло уже сорок минут, а одолели только километр пути. Еще четыре раза по столько. Хватит ли выдержки?
Александр машинально хотел прибавить газу, но его предупредил холодный окрик:
— Не изменять скорость!
Матрос покраснел. Велико было желание гнать машину, чтобы все кончилось как можно скорее. Но ведь нельзя.
Еще долгих десять минут позади. Вот и аэродром, возле которого дорога делает дугу и поворачивает почти в обратном направлении к заливу. Справа неглубокая, поросшая редкой травой канавка. За ней проселочная дорога.
«Свернуть бы на нее. Километра два сократили бы»,— подумал Александр и предложил это минеру.
— А сможете переехать через канавку? Без рывков? — спросил Алексютович.
— Думаю, смогу.
— Тогда действуйте.
Матрос подался всем корпусом вперед и, выбрав колею от проходившей когда-то машины, повернул вправо. Передние колеса «Зиса» скатились в канавку, врезались в песок, задние начали буксовать. Глаза Александра расширились, губы посинели. Конечно, он мог дать полный газ, чтобы мощный мотор сделал свое дело. Но тогда получится рывок, и взрыватель бомбы может сработать...
Машина остановилась. Матрос включил задний ход.
59
«Зис» незаметно тронулся с места и осторожно вылез на дорогу.
— Поедем по шоссе? — спокойно осведомился минер.
— Нет, по проселочной.
Переключив управление, Александр повел машину несколько левее. Ему вдруг стало нестерпимо душно. Не хватало почему-то воздуха. Может, вернуться, пока не поздно? Ехать в объезд? Но на это уйдет масса времени.
Он решительно нажал ногой на педаль. Мотор загудел сильней, машина снова опустилась в канавку и без малейшего толчка выползла на проселочную дорогу.
Алексютович облегченно вздохнул. Ведь на целых два часа меньше нервничать!
И опять потянулись томительные минуты. Впереди свинцово поблескивал Рижский залив. Стрелка спидометра, покачиваясь, по-прежнему едва отклонялась от нуля. А до берега залива еще почти километр. Когда же, наконец, закончится это путешествие? И закончится ли оно благополучно? Этот вопрос невольно возникал в сознании каждого из участников опасного рейса.
Наконец последние пятьдесят метров позади. Машина встала. Счетчик показывал, что от пирса проехали всего три километра. Три километра за час сорок пять минут. Скорость поистине черепашья. Но именно такая и требовалась для столь чувствительного груза.
Алексютович выскочил из кабины и подал сигнал автокрану, который двигался на некотором расстоянии от машины.
— Начать выгрузку. Еще раз напоминаю об ответственности.
Но едва ли требовалось это напоминание. Люди работали с точностью хорошо слаженного механизма. Действовали молча, сосредоточенно. Последнее усилие, и с немецкой бомбой будет покончено. Только бы не «ожила» она в оставшиеся секунды...
Автокран осторожно приподнял бомбу с мягких матов и опустил на песок. Шофер дал полный газ, машина стремительно выскочила на дорогу.
Мощный взрыв матрос Александр Бугаев услышал, когда уже подъезжал к своей части.
60
Чертова дюжина
1 ишина повисла над предвечерней Даугавой. На рейдовых постах тревожные сигналы: «Движение судов по рейдам, гаваням и реке запрещено». Жизнь на реке замерла.
— Что случилось?
Этот вопрос задала Алексютовичу жена, когда за ним неожиданно приехала машина. Валентина хлопотала около стола — готовила ужин. Шестилетняя Лидочка помогала ей.
— Поел бы... Не успеешь прийти со службы, как опять...
— Потом, Валюша, потом! Самолет ждет, лечу в Ригу.— Он потрепал по голове двухгодовалого сынишку, который, пыхтя и отдуваясь, с шумом передвигал тяжелый стул.— Скоро вернусь, не скучайте. Кстати, меня туда переводят, вот и слетаю на разведку...
Через час полета показались ровные квадраты Риги. Заблестела полноводная Даугава. На внешнем рейде, около входа в реку, скопилось несколько советских и иностранных транспортов, ожидающих разрешения на вход в порт. Это разрешение могло поступить только после того, как будет обезврежена мина, поднятая землечерпалкой с речного дна. Поблизости от нее ни одного корабля. Все они отошли к деревянному мосту, к причалам Андреевской гавани.
На аэродроме инженер-подполковника ждала «Победа», а на берегу — катер. Пока он подходил к землечерпалке, минер проверил приготовленные в сумке инструменты: ключи, штанги, отвертки.
Черный, почти квадратный металлический ящик лежал в огромном ковше землечерпалки, тускло поблескивая на свету. Верхняя часть ящика покрыта мелкими речными раковинками, а нижняя совершенно чистая: очевидно, мина побывала в песчаном грунте. «Немецкая магнитная»,— безошибочно определил Алексютович.
Такие мины он не раз обезвреживал. Но сейчас работа затруднялась тем, что нельзя вынуть запальный стакан, который внизу мины, в ковше с песком.
61
Ведь туда никак не подлезть. Оставалось одно, начать разоружение сверху, с обезвреживания механизмов. Это придется делать впервые. Работа с сложными и высокочувствительными приборами требует особенной осторожности и точности. Малейшее нарушение положения приборов, легкий толчок — и возможен взрыв.
— Ну и легла! Надо же...— буркнул инженер-подполковник.
Он быстро взобрался на ковш, приложил ухо к горловине мины. Сразу уловил знакомое тиканье часового механизма. Так и есть! Заработал прибор ликвидации, мина ожила. Сколько времени будет работать этот прибор? Ведь он рассчитывается на период от нескольких минут до часов и даже суток. Точно такую же мину Алексютович разоружил в Таллине. Тогда, после обезвреживания, удалось определить, что часовой механизм прибора ликвидации был установлен ровно на два с половиной часа. Та и эта мины совершенно одинаковые, вероятно, и установка часового механизма одна и та же. По крайней мере, так следует считать. Значит, через два часа тридцать минут после подъема из воды она разнесет в щепки землечерпалку.
— Время подъема мины? — спросил у багермейстера минер.
— Девятнадцать часов двадцать минут по вахтенному журналу.
Инженер-подполковник посмотрел на ручные часы: стрелки показывали двадцать один час тридцать шесть минут. А прибор ликвидации сработает в двадцать один пятьдесят. В его распоряжении оставалось только четырнадцать минут. Вынуть запальный стакан он успел бы. Но иметь дело с горловиной сложнее, тем более что под ней обязательно должна быть ловушка— хитроумный механизм, не позволяющий снимать крышку с прибора ликвидации.
Мгновение минер колебался. Потом строго сказал ничего не понимающему багермейстеру:
— Оставьте землечерпалку. Немедленно уходите на катере...
Он не видел и не слышал, как отходил катер, все внимание его было приковано к мине. Еще раз поднес к глазам часы — тринадцать минут до взрыва. Чертова дюжина! Почему именно тринадцать? Могло бы
62
быть двенадцать, пятнадцать. Совпадение, простое совпадение. Ему ли, разоружившему более тысячи четырехсот мин, верить в приметы! И все же неприятно...
«Ну и черт с ней, с этой чертовой дюжиной! Кто об этом будет знать, если мина взорвется?»
Алексютович сбросил с себя китель. С чего начать? Ну, конечно, сначала надо отыскать ловушку.
Взгляд невольно упал на часы — оставалось двенадцать минут. Дорогая минута прошла, а он еще не приступил к работе!
Быстрыми, короткими движениями очистил часть горловины от раковинок и краски, нашел тщательно зашлифованный винт, прикрывающий доступ к механизму ловушки. Теперь нужно зачистить шлиц, вывернуть винт. Это несложно, но требует времени. Большая стрелка ручных часов неудержимо бежит по циферблату...
«Не буду смотреть»,— решил инженер-йодполков-ник. Однако все же не сдержался и, когда вынутый винт скатился в ковш, а ловушка была застопорена, снова взглянул на часы: стрелки показывали двадцать один час сорок три минуты. Осталось всего семь минут. Надо отвернуть еще двадцать четыре винта! Для этого в нормальных условиях потребовалось бы полтора-два часа, а тут несколько минут.
Винты проржавели, одно резкое неточное движение— и головка винта развалится, тогда трудно будет вывернуть его.
Ловкими, умелыми движениями пальцев Алексютович быстро начал вращать отвертку, и вскоре первый болт покатился в ковш. Взгляд скользнул на циферблат— затрачена целая минута! Много! Ужасно много! Ведь осталось еще двадцать три винта...
Он начал быстрее вращать отвертку. Второй винт полетел в ковш, пятый, шестнадцатый... Глаза уперлись в циферблат — большой стрелке не хватало двух маленьких делений, чтобы достичь заветной десятки.
«Не успеть,— мелькнула страшная мысль, но ее тут же сменила вторая, упрямая и настойчивая.— Успеть! Во что бы то ни стало успеть!»
Часы рывком повернуты на тыльную сторону. Так будет лучше, свободнее. Все равно он отсюда никуда не уйдет. Просто не успеет уйти, даже если захочет.
63
Уже двадцать три винта валяются в ковше, остался единственный — двадцать четвертый. Нестерпимо заныла спина, точно в нее вгоняли тупой кол. И еще это назойливое тиканье часового механизма...
Последний винт вывернут — горловина слетела в ковш. Перед глазами минера — пульсирующий часовой механизм прибора ликвидации. Но не он интересует сейчас. Рука ухватила толстый серый провод, идущий к залпу, и рванула его на себя.
Алексютович повернул руку с часами — большая стрелка перешла десятку. Может быть, прибор ликвидации должен отработать больше двух с половиной часов? Неужели напрасно спешил, выбивался из сил?
Он посмотрел внутрь мины. Часовой механизм прибора остановился. Так. Выходит, расчеты были верны.
Минер встал, с усмешкой тронул притихшую мину, слез с ковша и подал сигнал на катер.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, наступила светлая июльская ночь.
Из протоков вышли на широкую гладь реки темные буксиры. Выплыли из бухточек стройные яхты. А в устье Даугавы неповоротливый громада-транспорт загремел цепью, снимаясь с якоря.
Жизнь на реке и в порту продолжалась.
Первомайский салют
•Иногда бывает так: задумаешь что-либо сделать в ближайшие два-три дня, наметишь план, договоришься с товарищами, как вдруг возникает непредвиденное препятствие и все срывается.
Именно так получилось у инженер-подполковника Алексютовича. Еще утром, в канун Первого мая он был уверен, что весело проведет праздник: съездит с сыном и дочкой в зоопарк, покажет красавицу Ригу матери, только вчера приехавшей к нему в гости, встретится с друзьями.
Но уже после обеда стало известно, что многому из задуманного не суждено сбыться. В море обнаружена
64
дрейфующая немецкая мина. Ветер гнал ее к маяку и к домам, в которых жили люди. Нужно срочно вылетать на место. Уж такова доля минера!
И надо же было этой мине всплыть накануне первомайского праздника! Сам Борис Константинович уже давно привык к неожиданным вызовам, а вот жена никак не хотела мириться с этим. Каждый раз очень переживала.
Пологий берег Балтийского моря. В подковообразной бухте, между маяком и постом наблюдения, метрах в ста тридцати от земли инженер-подполковник увидел над водой верхнюю часть красноватого шара. Немецкая гальваноударная мина. С первого взгляда ему стало ясно, что она крепко сидит в грунте. Порывистый ветер силой до шести-семи баллов гнал с моря в бухту бесконечные шеренги седогривых волн, и они свободно перекатывались через нее. Температура воздуха— нулевая, холодно даже в шинели. Без перчаток пальцы коченеют на ветру.
«У нас в Риге намного теплее»,— вспомнил Алексютович о доме и невольно съежился. Но сейчас надо думать не об этом: перед ним мина, которую необходимо поскорее обезвредить. Подорвать на месте ее нельзя: очень близко расположены постройки маяка и поста наблюдения. Значит — разоружать на воде...
— Мне требуются помощники,— обратился он к командиру поста.— Добровольцы.
С поста наблюдения вызвались помогать минеру шесть матросов во главе со старшиной первой статьи Ковиным.
Минер коротко объяснил им задачу и рассказал каждому, что он должен делать.
— Страшного здесь ничего нет. Но осторожность все-таки не помешает.
Тут же на берегу быстро переоделись. Инженер-подполковник натянул на себя резиновый костюм, матросы надели на ноги специальные непромокаемые чулки. Шинели пришлось оставить на берегу — они только стесняли движения.
Сразу же у берега ноги стали вязнуть в иле, погружаясь в него выше колен. Местами встречались впадины, и тогда вода доходила до пояса. Чулки уже не могли защитить матросов.
65
— Что, холодно? — улыбнулся Борис Константинович.— Ничего, скоро будет жарко...
Уверенность, с которой он шел к красной от ржавчины мине, приободрила матросов. Они старались не отставать от него, хотя от холода захватывало дух.
Мина лежала в неудобном для обезвреживания положении: горловина внизу, в воде.
— Надо повернуть ее так, чтобы горловина была наверху,— распорядился Алексютович.
Но не так-то легко это сделать. Пятисоткилограммовый шар прочно присосался к вязкому дну, и все попытки поднять эту махину не увенчались успехом. Подвижный Ковинов попытался сдвинуть плечом, но тоже безрезультатно.
— Никак не поддается,— стуча зубами от озноба, растерянно проговорил он.
Борис Константинович сам уперся руками в корпус: мина — ни с места.
— Придется подкапывать под ней ил.
Один за другим помощники минера погружались по шею в воду и окоченевшими пальцами откидывали ил. Только после получасовой работы тяжелую мину удалось повернуть взрывателем вверх.
— Теперь надо следить, чтобы она опять не перевернулась,— предупредил Алексютович, и руки матросов послушно прилипли к корпусу мины, удерживая ее в удобном для разоружения положении.
Не теряя времени, инженер-подполковник приступил к делу. Нужно было сначала отвернуть ключом прижимной винт, но головка настолько проржавела, что грани стерлись. Пришлось счищать ржавчину и постепенно, миллиметр за миллиметром, с силой обжимать головку ключом, чтобы самому сделать грани.
Матросам, державшим мину, казалось, что минер возится целую вечность, хотя он работал всего несколько минут. Вот прижимной винт отлетел и упал в воду. Оставалось отделить от корпуса крышку, к которой прикреплен первичный детонатор. Но крышка не поддавалась, края ее прикипели. Нужно было применить силу, что запрещается при обезвреживании.
С большой осторожностью Алексютович стал поднимать крышку, пытаясь стронуть с места прокладочную резину. Вскоре это удалось, крышка отошла. Вы
66
нут первичный детонатор, потом стакан, в котором помещался вторичный детонатор, и мина перестала быть опасной.
Инженер-подполковник мельком взглянул на сосредоточенные лица матросов. Они молча, с видимым любопытством смотрели, как он негнущимися от холода пальцами быстро орудовал ключом и отверткой.
«Надежные парни. С ними и не такое сделаешь,— с благодарностью подумал Алексютович.— Ни один из них не смалодушничал. Молодцы моряки!»
— Вот и все, товарищи.
Все семеро моряков, как по команде, вздохнули. Осталось вытащить мину на берег, где ее дожидалась машина.
— Ну как, понесем?!—вопросительно посмотрел на офицера старшина первой статьи Ковинов.
— Будем катить по дну,— ответил тот.— Старайтесь сохранять равновесие. Иначе она начнет заваливаться.
Матросы окружили мину. Двое поддерживали ее с боков, чтобы не падала на сторону, остальные, навалившись сзади, медленно катили по илистому дну к машине. Алексютович шел рядом.
Метр за метром сокращалось расстояние до берега. Люди выбивались из сил. Пальцы отказывались слушаться, одеревенелые ноги сводило.
Прошло еще добрых полчаса, пока мина не уткнулась в берег. Сто тридцать метров ледяной воды остались позади. Закатить мину на грузовик большой трудности не составляло.
— Отлично действовали. Спасибо! — похвалил своих помощников Алексютович.
Целый час они с риском для жизни помогали минеру. Это было серьезное испытание на мужество и бесстрашие, и они его выдержали с честью.
«Как бы не заболели после такого купания»,— забеспокоился он, торопясь скорее покончить с миной.
— Со мной поедут трое. Остальные в кубрик, отогреваться.
Все семь шагнули к нему.
— Товарищ старшина первой статьи, на ваше усмотрение.
67
Ковинов, растирая руки, назвал фамилии двух матросов.
— А кто же поедет третьим? — спросил минер.
— Я.
Борис Константинович хлопнул старшину по плечу.
— Переодевайтесь и на машину!
Миновав пост наблюдения, машина свернула влево, направилась к пустынному берегу моря. Возле крупных серых валунов она остановилась.
Когда мину выгрузили, люди отъехали в укрытие. Инженер-подполковник достал толовую шашку, капсюль-детонатор, установил его на мине и поджег огнепроводный шнур. После этого он присоединился к остальным.
— Ну, как там? — полюбопытствовал Ковинов.
— Сейчас...
Голос Алексютовича потонул в громоподобном грохоте. Высоко вверх взметнулся темный столб дыма и грязи.
— Здорово громыхнула,— удивился старшина.— Как первомайский салют...
Так вот и встретил инженер-подполковник Алексютович майский праздник. А с ним вместе моряки-добровольцы.
Морская купель
к аждый день караваны рыболовных траулеров выходят в море на лов салаки и мясистого сига. Едва успевает забрезжить рассвет, как они устремляются по широкой Даугаве в затянутый дымкой Рижский залив. Река наполняется мерным рокотом моторов, тут и там плывут по ней темные силуэты приземистых кораблей с белыми, красными и зелеными огнями. Проходит полчаса, и все затихает. Лишь тускло поблескивает при свете луны водная гладь да загадочно перемигиваются разноцветные огни маяков и створных знаков. Во второй половине дня траулеры с полными трюмами рыбы возвращаются в порт. Так было и на этот раз.
68
Только один траулер не смог вернуться в рыбацкую гавань. Он стоял на якоре в северной части Рижского залива и посылал в эфир тревожные сигналы; в сеть вместе с салакой и сигом попала немецкая мина.
Тральщику старшего лейтенанта Лахова, находившемуся в то время на дежурстве, было приказано срочно выйти в залив, чтобы оказать помощь рыбакам. Из гавани выбирались осторожно, лавируя между кораблей. Потом, в Даугаве, Лахов перевел ручку машинного телеграфа на «полный вперед». Корабль мелко задрожал, несколько осел на корму и помчался к устью. Миновали полосатый маяк и серые клинья дамб.
За кормой быстро растаяла, слилась с морем обрамленная кружевным прибоем желтая полоска песчаного берега. Лес, постепенно сужаясь, растянулся темной извилистой ниточкой; Рига угадывалась лишь по тонким, как спички, дымящим трубам заводов и фабрик.
Тральщик легко разрезал форштевнем встречные волны. Ударяясь о корабль, они взметали каскады мелких брызг, которые подхватывал свежий ветер и относил в сторону узкой полоской радуги. Вскоре цвет воды в заливе изменился, стал темно-серым. Все чаще и чаще появлялись на гребнях волн барашки, они становились крупнее, игривее и уже не исчезали бесследно, а оставляли после себя пенистую ленту, она, изгибаясь, тянулась на десятки метров. Растрепанные, взбитые облака выплыли из-за горизонта, заволокли светло-голубое небо.
— Ветер крепчает. Как бы не разыгрался штормяга,— сказал Алексютовичу Лахов. Словно в подтверждение этих слов на мостик поднялся радист и вручил старшему лейтенанту радиограмму со штормовым предупреждением.
— Успеем ли? — забеспокоился инженер-подполковник, оглядывая облачный горизонт.
— Обязаны успеть.
Лахов перевел ручку машинного телеграфа на «самый полный вперед».
К траулеру, одиноко покачивающемуся на волнах, подходили осторожно — сближаться с ним вплотную рискованно. На палубе судна показались рыбаки. Один
69
из них, широкоплечий, в водонепроницаемой куртке, зюйдвестке и резиновых сапогах, стал размахивать руками, показывая на стрелу лебедки, на конце которой висел опущенный в воду трал.
— Все ясно. Они боятся поднять трал,— определил Алексютович.
Лахов приказал спустить шлюпку, а подрывной команде во главе с командиром отделения минеров старшиной первой статьи Артемовым построиться на юте.
Алексютович взял с собой Артемова и молодого матроса Косачева.
В первую минуту Косачеву казалось, что шлюпка вот-вот перевернется на крутых волнах: ее, точно щепку, бросало из стороны в сторону. Он пытался дать ей направление, но ничего не получалось. Лопасти весел то глубоко уходили в воду, то мелькали в воздухе—-ловили «щук». Легкое суденышко качалось, не в силах стронуться с места. Матрос налег на весла сильнее и чуть было не свалился на дно шлюпки от очередной «щуки».
— Спокойнее. Давайте короткий, резкий хребок,— посоветовал Алексютович.
Постепенно Косачев приноровился к волнам, стал угадывать их приближение. Мокрый от пота и соленых брызг, он торопливо заносил весла и, выждав удобный момент, опускал их в бурлящую воду. Сзади ритмично раскачивался тральщик, то появлялся на поверхности залива, то вдруг скрывался в морской пучине, оставляя видимыми только мачту да часть ходовой рубки. Чувствовал себя матрос отвратительно. На миг представил водоворот. Закружит, затянет... Он прижал локоть к телу — не забыл ли надеть спасательный жилет? Нет, все в порядке. Стало вроде немного легче. Больше всего успокаивало то, что инженер-подполковник и Артемов как будто вовсе не волновались.
— Выдержишь, считай, что сдал экзамен на заправского моряка. Это твое первое боевое крещение. С купелью, все как полагается,— заметил старшина, когда очередной каскад брызг с головой накрыл Косачева.
Алексютович направил шлюпку к стреле лебедки,
70
намереваясь сразу же приняться за дело. Погода заметно ухудшалась. Куток трала с рыбой и миной находился в воде, рыбаки боялись поднимать его.
— Эй, на траулере! Готовьтесь к подъему трала! — крикнул инженер-подполковник.
— Куда поднимать? На палубу? — спросил капитан в надвинутой на лоб зюйдвестке.
— Приподнимите над водой, а там посмотрим.
Люди на палубе засуетились, занимая свои места.
— Удерживай «тузик» кормой к тралу,— бросил Борис Константинович Косачеву, а на траулер передал: — Пошел! Вира помалу!
Заработала лебедка, вытаскивая из бурлящей воды трал; В сети заплескалась серебристая рыба. Куток поднимался все выше к стреле, с него ручьями стекала мутная вода; наконец он, медленно раскачиваясь, повис над поверхностью залива. Где же мина? От ее типа зависит продолжительность работы. Но трепещущая масса рыбы скрывала мину, и только сбоку виднелись пучки морских водорослей.
— Стоп! — Алексютович поднял руку, приказывая тем, кто на траулере, остановиться.— Табаньте к мине,— сказал он матросу, и когда шлюпка приблизилась к тралу, уцепился за него руками.
Рыбаки застыли, наблюдая за действиями моряков. Артемов готов был в любую секунду прийти на помощь инженер-подполковнику, Косачев с трудом удерживал на волнах «тузик», который так и рвался в залив.
Оценив обстановку, Алексютович решил сначала удалить рыбу, а уж потом заняться миной.
— Капитан! Придется расстаться с уловом!
— Да шут с ним! Еще наловим! Избавьте только нас от этого страшилища!
Разрезано несколько ячеек кутка. Освобожденная рыба струей потекла в залив, обнажая покрытую водорослями и ракушками ржавую мину.
— Она же... она с отрицательной плавучестью! — выдохнул инженер-подполковник.
Это значит, мина не может держаться на поверхности воды, сразу тонет. А для подрыва необходимо, чтобы пятисоткилограммовый металлический обрубок, который не обхватишь руками, находился на плаву.
71
— Что случилось, товарищи? — спросил капитан траулера, обеспокоенный замешательством моряков.
— Ничего особенного. Потравите сеть. Так, чтобы она опустилась в воду,— распорядился Алексютович. Когда «тузик» заплясал на волнах, он пояснил: — Возвращаемся на тральщик.
Командир тральщика удивился их возвращению. Тут надо дорожить каждой минутой, ветер усиливается, вот-вот разразится шторм, а инженер-подполковник разгуливает взад-вперед по заливу.
— Что случилось?
— Мина с отрицательной плавучестью.
Правая щека Лахова нервно задергалась, подбородок прижался к груди. «Этого еще не хватало. Так и до ночи не справишься с миной...»
— Мы вернулись за буем, товарищ командир,— пояснил старшина.— С его помощью подорвем мину.
Через три минуты шлюпка, забрав брезентовый буй, отошла от тральщика. За веслами теперь, вместо уставшего Косачева, сидел Артемов.
Лахов не спускал глаз с маленькой шлюпки. Если бы не этот шторм... Прошло с полчаса, волны стали круче, даже тральщик начало заметно раскачивать. Только бы Артемов не подставил волне борт — опрокинет.
Увидев снова моряков, рыбаки обрадовались.
— Давайте вира помалу,— сказал Борис Константинович капитану.
Заработала лебедка, и куток с миной снова закачался на конце стрелы. Инженер-подполковник поднялся на ноги, ухватился руками за трал и подтянул под него шлюпку.
— Держись,— приказал он матросу, а сам просунул гибкий металлический тросик в разрез сети и стал подтягиваться вверх, чтобы привязать к рыму — толстому металлическому кольцу — мины. Но это оказалось не так-то просто. Ржавое кольцо не достать, не дотянуться, а расширить разрез нельзя — мина может упасть в воду. Кроме того, под ногами ходуном ходила шлюпка, того и гляди, вылетишь за борт. Во что бы то ни стало надо, чтобы буй с помощью тросика удерживал мину на небольшой глубине.
Наконец Алексютович дотянулся до рыма мины и
72
закрепил на нем тросик. Но подрывной патрон с огнепроводным шнуром прикрепить к рыму не удавалось.
— Сделайте дополнительный разрез сверху,— посоветовал Артемов.— Так будет ближе.
«Старшина, пожалуй, прав,— подумал инженер-подполковник.— Но не расползется ли сеть от двух разрезов?» Однако другого выхода не было, и он вспорол ножом верхнюю часть кутка, затем просунул в образовавшийся разрез патрон с прикрепленным к нему огнепроводным шнуром и привязал его к рыму.
— Капитан! Всем на противоположный борт! — на всякий случай распорядился Алексютович.
Рыбаки быстро выполнили его приказание.
— Крепись, моряк, скоро закончим,— приободрил он Косачева, у которого то ли от холода, то ли от страха зуб на зуб не попадал.
Вот наполненный воздухом брезентовый буек полетел в воду. В левой руке минера зажат свободный конец огнепроводного шнура, а правой он вынул нож и вспорол им куток. Освобожденная мина шлепнулась в залив. Буй, точно поплавок, ушел в воду, но тут же всплыл на поверхность.
— Главное сделано! — повеселел Алексютович и присел на банку. Только сейчас он почувствовал, что пылает лицо. Подставил его ветру и жадно, с наслаждением стал вдыхать солоноватый влажный воздух.
— На траулере! Можете уходить!
Рыбаки разбежались по своим местам. Приглушенно заработал мотор, заскрежетала наматываемая на барабан лебедки якорь-цепь.
— Спасибо вам! — крикнул с мостика капитан и помахал рукой. Траулер развернулся, взял курс на Ригу.
— Небось рады,— усмехнулся Косачев.— Направились домой...
Но траулер, отойдя на безопасное расстояние, лег в дрейф. По другую сторону от шлюпки маневрировал тральщик.
— Приготовиться, товарищи.— Инженер-подполковник вынул из коробки спичку, приложил ее к срезу огнепроводного шнура.
Старшина взялся за весла. Матрос сидел неподвижно. С замиранием сердца он следил, как головка
73
спички чиркнула по коробку. Из шнура с шипеньем и фырканьем вырвалась тонкая струйка синего дыма.
— Весла на воду! — скомандовал Алексютович.— Навались!
«Тузик» шел легко и быстро. Инженер-подполковник смотрел назад, определяя расстояние от шлюпки др раскачиваемого волнами буйка. Ведь нужно остановиться в мертвой зоне, чтобы не попасть под осколки или взрывную волну.
— Ложись!
По его подсчетам через несколько секунд мина взорвется. Но как томительно идут эти последние секунды! Три, четыре, пять... Вдруг инженер-подполковник почувствовал, что шлюпка делает резкий крен. Еще мгновение, и все они оказались в воде. Почти одновременно с этим в небо взметнулся столб вспененной воды.
— Держись за шлюпку! — Алексютович отфыркался. Одной рукой он держался за киль перевернутой шлюпки, другой тащил к себе растерявшегося Косачева. Рядом барахтался Артемов. Вскоре ему удалось уцепиться за киль.
«Как же я мог допустить такую оплошность? — упрекал себя минер.— Лег на дно шлюпки и оставил ее без управления? Вот волны и опрокинули нас...»
Он поступил строго по инструкции, но не учел силу ветра и волн. Только бы никто не утонул. При этой мысли Борис Константинович еще крепче сжал воротник матроса. Тот выплюнул изо рта соленую воду, откашлялся и лег грудью на шлюпку. Алексютовичу стало легче. Но неожиданно их накрыла огромная лавина воды. Если бы он опять не схватил Косачева, матроса унесло бы волной.
К перевернутой шлюпке подошел тральщик. На палубе инженер-подполковник пошутил:
— Не обошлось без морской купели.
— Давайте скорее в кубрик, товарищ подполковник,— суетился Лахов.
А залив уже поседел от клубящейся пены. Шеренги белогривых волн яростно кидались на тральщик, бешеный ветер трепал военно-морской флаг, рвал фалы на мачте. Десятки тонн воды обрушивались на
74
корабль, заливая палубу. Но старшего лейтенанта Ла-хова это не смущало. Ведь задание выполнено: латышские рыбаки спасены.
Юбилейная
На пустынном берегу Рижского залива, в ста метрах от устья речки Гауи лежала обыкновенная немецкая «рогатая» мина гальваноударного действия. Для Алексютовича она была тысяча пятисотой. Признаться, он почему-то всегда думал, что юбилейной окажется мина более сложной конструкции, например магнитная или акустическая. И вдруг простая контактная, каких около тысячи прошло через его руки. Даже обидно стало. О такой мине сразу же забудешь после разоружения. Другое дело — донная акустическая. Он до сих пор помнит все подробности ее обезвреживания в свадебную ночь.
Итак, тысяча пятисотая...
Минер положил сумку на песок, достал бронзовый ключ и привычно начал свинчивать первый свинцовый колпак. Обычно проржавевшие колпаки поддавались с трудом, теперь они вывинчивались легко, словно мину не море выбросило на берег, а только что привезли ее из арсенала.
Круглая крышка, закрывающая доступ к детонаторам, вывинчивалась тоже свободно. Алексютович бросил ее в воду и направился к дюне, за которой его ожидала машина.
— Уже все? — спросил обрадованный шофер.
— Сейчас подорву и поедем.
Минер достал из кузова необходимое и вернулся к мине. В горловине, у самого взрывателя, плотно уложил толовые шашки, прикрепил к ним капсюль-детонатор и размотал трехметровый огнепроводный шнур. Осмотрел побережье: на берегу пустынно. Правда, в заливе маячили три рыбачьи лодки, но они так далеко, что взрыв им не будет страшен.
Из-за вершины дюны появилась голова шофера. Инженер-подполковник махнул ему рукой, и тот
75
кубарем скатился вниз. Надо торопиться: солнце зашло за тучку, вот-вот пойдет дождь. Алексютович поджег обрезанный кончик огнепроводного шнура, и когда с шипеньем вырвалась тонкая, но сильная струйка сизого дыма, тоже побежал за дюну, к шоферу.
— Ну как, товарищ подполковник?
— Три минуты и — конец.
Шофер засек время по ручным часам и с волнением стал следить за движением большой стрелки. Две минуты прошло, три. Но взрыва не было.
— Сейчас будет, сейчас...
Прошло еще пять минут, шесть. Алексютович начал терять терпение. Очевидно, что-то случилось в мине. Возможно, выпал капсюль-детонатор из 'толовой шашки? Но ведь он закрепил его надежно!
— Что же теперь делать? — спросил шофер.
— Ждать.
Неужели она не взорвется? Вот тебе и юбилейная! Думал управиться за полчаса, а тут такой фокус...
Через двадцать минут инженер-подполковник поднялся и не спеша направился к мине. Она по-прежнему одиноко чернела на желтом берегу. Значит, форс огня не достиг капсюля-детонатора, надо начинать всю работу сначала. Алексютович спустился с дюны, намереваясь осмотреть мину. Когда до нее осталось шагов пятнадцать, из-за тучи выглянуло солнце и ярко осветило серовато-синюю поверхность залива. Теперь отчетливо видно было, как из горловины, извиваясь, поднимается синеватый дымок.
«Горит шнур! Сейчас сдетонирует и...»
На мгновение минер остановился. Куда идти? К мине — взорвет, назад к дюне — осколками продырявит спину. Хотя бы яма или канавка какая, чтобы укрыться в ней. Но песчаный берег гладок, как асфальтированная дорога.
«Скорее к мине! Вырвать шнур из запала, не дать огню воспламенить детонаторы».
В несколько прыжков он очутился около нее, мельком заглянул в горловину. Там — куски тлеющего тола. Произошла неполная детонация. Не раздумывая — для этого совершенно не было времени — Алексютович запустил руку в горловину. Ее ошпарило точно кипятком, пальцы прилипли к вязкому толу.
76
Выхватил одну шашку — бросил в воду. За второй инстинктивно потянулся левой здоровой рукой, но отдернул: пусть будет обожжена одна...
Когда горловина опустела, он сунул руку в морскую воду. Кожа с пальцев сползла лоскутами. От соленой воды боль резко усилилась.
Подбежал шофер.
— Едемте скорее в госпиталь.
— А мина?
— Так ведь рука...
— Бегите к машине и принесите толовые шашки со шнуром,— распорядился Алексютович.
Через десять минут над побережьем залива прокатилось громовое эхо.
Глубинки
Мочь была теплая, светлая и влажная. С моря дул ветерок, он мелко рябил черную, маслянистую воду аванпорта. Вахтенный на шаланде «Селемджа», стоявшей борт о борт с землечерпалкой «Беломорская», устало позевывал и все чаще смотрел на часы: скоро должна прийти смена. Иногда его взгляд упирался в лоток, по которому с землечерпалки стекала жидкая грязь в трюм шаланды. В ушах стоял надоедливый скрежет и визг металла. Скорей бы спуститься вниз, в уютный кубрик, чтобы не слышать этого воя.
Вдруг вахтенный насторожился, сонливость сняло, как рукой. По лотку с грохотом катился большой тяжелый предмет. Что бы это могло быть? Вот черный цилиндр соскользнул в трюм шаланды, почти доверху наполненной грунтом.
— Глубинка! — закричал вахтенный. Землечерпалка прекратила работу.
Весть о глубинной бомбе быстро дошла до дежурного. На землечерпалку прибыл Алексютович и, внимательно осмотрев шаланду, приступил к работе.
77
Длинным металлическим стержнем минер ощупал дно шаладцы. Бомба лежала метрах в трех о г борта.
— Что будем делать, товарищ подполковник? — спросил багермейстер.
— Поднимать и разоружать.
— А если отвести шаланду в море и вместе с грунтом глубинку выбросить на дно? — предложил багермейстер.
— Ни в коем случае. Будем извлекать ее здесь.
Подошел специальный катер, начал откачивать грунт. Один из матросов спустился в трюм, накинул петлю на корпус бомбы, и опасный груз осторожно подняли на палубу. Когда с бомбы смыли грязь, минер стал готовить инструменты.
Катер с матросами отошел от «Селемджи». Покинули шаланду и рабочие землечерпалки. Инженер-подполковник остался один. Метровый железный цилиндр у его ног угрожающе поблескивал. Конечно, это была не магнитная мина с хитроумными ловушками, но все же восемьдесят килограммов взрывчатки, заключенные в бомбе, представляли большую опасность.
Алексютович склонился над глубинкой, стал вывинчивать дистанционный взрыватель. Вслед за ним извлек запальные принадлежности. Бомба была обезврежена. Правда, оставалось ее подорвать, но это сделают другие, далеко в море.
Минер смыл с рук грязь и пошел на землечерпалку. По его сигналу катер забрал обезвреженную бомбу.
— Ну как теперь? — спросил багермейстер.
— Можно продолжать работу.
Загрохотали машины землечерпалки, заскрипели огромные ковши. Алексютович внимательно наблюдал, как они появлялись из мутной воды, доверху наполненные грунтом, медленно по эскалатору поднимались вверх и там опрокидывались над лотком. Только сейчас он почувствовал усталость и заторопился на берег. Там его встретил нарочный, присланный оперативным дежурным.
— Товарищ подполковник, «Беломорская» подняла еще одну глубинную бомбу.
Алексютович повернул голову к аванпорту и прислушался: действительно, землечерпалка не работала.
78
— Идем снова на «Беломорскую»,— сказал он командиру катера.
Растерянный багермейстер упавшим голосом произнес:
— Опять.
— Где? — нетерпеливо спросил минер.
— На этот раз в ковше землечерпалки...
— И то хорошо!
Бомба торчала в грунте крышкой вверх.
Вскоре рабочие извлекли ее, обезвреженную, из ковша и погрузили на катер. Алексютович хотел было уйти на катере, но, поразмыслив, решил остаться. А вдруг будет еще такой же сюрприз?
Ему предложили отдохнуть в каюте, и едва он коснулся мягкого дивана, как тут же заснул.
Проснулся минер от прикосновения руки взволнованного багермейстера. В каюте было тихо.
— Она...
— Кто? — не понял спросонья Алексютович.
— Глубинка... третья... Не везет же мне сегодня!
«Очевидно, когда немцы удирали из Вентспилса, они побросали в этом месте свои глубинные бомбы»,— догадался Алексютович.— Сколько их там?»
Еще дважды ковши вместе с илом поднимали опасный груз, и два раза минеру пришлось вскрывать их и обезвреживать.
— Пять глубинок! — удивился	багермейстер.—
Если бы не вы, что бы мы делали?
С Новым годом!
Поздно вечером, в канун нового 1959 года, к безлюдному пирсу, что темной полосой вырисовывался в устье реки Лиеллупе, подошел траулер. По тому, как тихо вели себя рыбаки — без обычных громких отрывистых команд и свистков — можно было догадаться, что на судне случилось что-то. Швартовались молча, с непонятной суетливостью. При тусклом свете электрических ламп на палубе траулера виднелась черная сеть, сквозь которую поблескивала
79
серебристая салака. К ней были прикованы настороженные взгляды измученных рыбаков.
Дежурный офицер обратился к высоченному узколицему латышу, одетому в клеенчатый реглан:
— Мы ваш сигнал по радио приняли. Что у вас произошло?
— Вот,— всем корпусом повернулся к сети капитан траулера,— поймали вместе с рыбой...
Дежурный офицер предупредил его:
— До минера ничего не трогайте.
— Что вы, трогать?! — отмахнулся капитан.— Детей без отца оставлять никто не хочет. А кто минер? Не Алексютович? — вдруг спросил он.
— Он. Откуда вы его знаете?
— Да кто ж его не знает? Много раз выручал рыбаков...
Инженер-подполковник приехал быстро.
— Лабвакар,— приветливо кивнул он капитану.— Добрый вечер.
— Был бы добрый,— усмехнулся тот.
— Показывайте свой новогодний улов.
От дежурного офицера Алексютович уже знал, что один из траулеров в районе Рижского взморья при ловле салаки вытралил немецкую мину. И во г теперь она лежит около его ног в поблескивающей мелкой рыбешке.
— Вам, на всякий случай, лучше на время уйти,— посоветовал минер капитану.
Оставшись один, инженер-подполковник огляделся: кругом ни одной живой души. Над головой ярко светила переноска, приспущенная с мостика, да сзади, с Даугавы, доносился приглушенный стук мотора: какой-то катер поднимался вверх по все еще не замерзшей реке. Огней Риги не было видно. Они растворились в тумане, и только на берегу, совсем близко от пирса, желтели расплывчатые пятна: угадывалось большое длинное здание.
Алексютович развязал сеть. К ногам потекла скользкая салака. А вот и продолговатая металлическая болванка. Минер насторожился, отступил назад. Губы его дрогнули и неожиданно расплылись в насмешливой улыбке.
80
— Какая же это мина! — проговорил он вслух, хотя никто слышать его не мог.
Это была боевая головка от немецкой торпеды, корпус которой поржавел от длительного нахождения в морской воде. Но для рыбаков и она представляла опасность. А инженер-подполковнику справиться с ней не стоило большого труда...
По сигналу подошли матросы-помощники. Боевую головку немецкой торпеды перетащили на берег. Капитан траулера поблагодарил минера.
— Спасибо вам! От имени всех рыбаков приглашаем в клуб. Будет елка...
Польщенный Алексютович засмеялся. Но от приглашения пришлось вежливо отказаться.
— Дочь с сыном ждут,— объяснил он.— Вчера купил им елку, украшали весь день. Может быть, еше не спят, застану их...
— Лаймигу яуна гаду! — поздравил его капитан траулера.— С Новым годом!
— И вас тоже с Новым годом!
RMH
Задание было короткое и ясное — возглавить группу наблюдения при разоружении немецкой магнитной мины, поднятой в Даугаве. Старший лейтенант Найденов отнесся к этому без особого энтузиазма; с минами он хорошо познакомился еще в училище и знал, что шутки с ними плохи. Правда, в его задачу входило лишь оцепление участка и наблюдение, а разоружать будет опытный минер инженер-подполковник Алексютович. И все же ответственность большая. Найденову первый раз приходится быть офицером наблюдения. Он прошел во двор к курилке, где сидели матросы, выделенные для оцепления, и скомандовал:
— На машину!
Магнитная мина, напоминающая прямоугольный ящик, выкрашенный в черный цвет, лежала возле самой воды на правом берегу Даугавы.
81
Найденов расставил оцепление и вернулся к небольшой дюне, возле которой стояла группа офицеров.
Вскоре показалась легковая машина. Из нее вышел инженер-подполковник. Найденов доложил ему:
— Товарищ подполковник, оцепление выставлено. Посторонних в зоне нет. Командир группы наблюдения старший лейтенант Найденов.
— Добро, старший лейтенант,— протянул руку минер.
— Прошу вас наблюдать за нашими сигналами, товарищ подполковник.
— Обязательно,— ответил Алексютович и с улыбкой добавил: — Если будет время...
— А мы — за вашими,— пояснил Найденов.
— Если я успею их подать,— усмехнулся минер.
Он снял фуражку и вытер носовым платком широкий открытый лоб.
— Жарко сегодня. Давно в Риге не было таких теплых дней. На пляже бы сейчас понежиться, не так ли, старший лейтенант?
Найденов смутился, покраснел. Откуда минер мог узнать, что он собирался сегодня на Взморье?! Просто совпадение, выходной же день. Он не спускал изучающих глаз с инженер-подпрлковника, который вынул из машины брезентовую сумку с инструментами и просматривал их. Старший лейтенант заметил, что виски минера были совершенно белыми.
«Так и вся голова под старость белой будет»,— проникаясь уважением к инженер-подполковнику, подумал он.
— Скажите, товарищ подполковник, это какой тип мины?
— Немецкая магнитная. RMH.
Найденов сокрушенно покачал головой и отошел к дюне. Такой тип мины ему хорошо запомнился в Военно-Морском училище. Еще бы, ведь она весит более тонны, а взрывчатого вещества в ней свыше восьмисот килограммов! Потом сложнейшие приборы срочности и кратности, механизмы взрывателя, детонаторы, различные ловушки. Да, мало радости иметь дело с таким страшилищем. А вот седоволосый минер не боится, наоборот, даже шутит.
Алексютович, между тем, повесил сумку с инстру
82
ментами на плечо и, приветливо кивнув командиру группы наблюдения, не спеша, зашагал к реке.
Найденов взобрался на дюну, чтобы с ее вершины лучше наблюдать за удалявшимся минером. Вынул из кожаного футляра морской бинокль, поднес его к глазам. Мина отчетливо просматривалась, к ней неторопливо шел Алексютович. Возле черного ящика он сбросил с плеча сумку с инструментами, с минуту внимательно рассматривал его, затем взял необходимые инструменты и принялся за разоружение. Найденову была видна лишь спина инженер-подполковника и энергично двигающиеся локти.
Солнце уже давно перевалило через зенит, накаляя и без того теплую землю. Со стороны Рижского залива доносился далекий свистящий шум. Это серебристый истребитель, взмывая ввысь, вспарывал прозрачную лазурь неба.
Но старший лейтенант Найденов ничего этого не замечал. Его взгляд был прикован к фигуре минера.
«Долго что-то копается с горловиной»,— подумал он и вдруг увидел, как офицера точно кто-то оттолкнул от черного ящика и тот, потеряв равновесие, упал на спину. Командир группы наблюдения затаил дыхание. От напряжения пальцы начинали дрожать, и человек, лежащий возле мины, запрыгал в бинокле. В следующее мгновение Алексютович вскочил на ноги, снова подошел к мине. Голова его склонилась к самому корпусу. Инженер-подполковник прослушивал его, как врач больного. Больше Найденов ничего не увидел, окуляры бинокля закрыла мутная пелена: от длительного наблюдения из глаз потекли слезы. «Этого еще не хватало»,— он выхватил из кармана брюк носовой платок, вытер веки.
Когда старший лейтенант снова увидел в бинокль инженер-подполковника, тот быстро что-то вывинчивал из горловины. Найденов внимательно следил за каждым движением минера, а тут, как назло, обильно слезились глаза и от усталости дрожали руки. Можно, чего доброго, пропустить сигнал инженер-подполковника.
Старший лейтенант снова протер веки, а когда вновь посмотрел на место разоружения, офицер лежал на черном ящике.
83
«Не шевелится... Что с ним?..» — соображал Найденов, не зная, что предпринять. Вздох облегчения невольно вырвался из его груди: офицер приподнялся над корпусом мины. Некоторое время, словно что-то прикидывая, пристально смотрел на металлический ящик, потом наклонился над ним и начал опять копаться в горловине.
«Встал,— обрадовался	Найденов.— Снова	рабо-
тает...»
С нарастающим волнением он следил за минером, то и дело вытирая слезящиеся глаза. Вот инженер-подполковник свернул горловину, полез рукой внутрь мины, к запалу. Затем он сел возле ящика, повернул голову к реке и застыл в таком положении. Прошло несколько томительных минут. Алексютович не шевелился. Найденов встревожился: надо действовать...
Минер не слышал, как подошли к нему офицеры. Широко раскрытыми глазами он в полузабытьи смотрел на воду. Найденову сразу же бросилась в глаза белая, как снег, голова минера.
— Товарищ подполковник... Товарищ подполковник...
Алексютович не слышал голоса командира группы наблюдения. Сидел по-прежнему неподвижно. Найденов громко позвал его снова. Минер вздрогнул, медленно повернул к старшему лейтенанту осунувшееся бледное лицо.
— Да, да. Я сейчас...
Он потер ладонью гудящие виски. Глаза Найденова изумленно расширились: кисть инженер-подполковни-ка была покрыта причудливым рисунком красно-синего цвета. Это от чрезмерного физического перенапряжения выступили подкожные мелкоточечные кровоизлияния. Такое приходилось видеть впервые.
Алексютович, между тем, постепенно приходил в себя. Найденов осмотрел обезвреженную мину, заметил на корпусе выведенный коричневой краской индекс «RMH».
«Ну и работка!» — подумал старший лейтенант. Если у него от наблюдения устали руки и ноги и болела спина, то что было у минера?! Какую же силу таит в себе этот только что поседевший человек!
84
Найденов повернулся к инженер-подполковнику, который с помощью матросов поднялся на ноги.
— Вам необходимо в госпиталь...
— Пустяки. Уже прошло,— слабо улыбнулся Алексютович и скупо рассказал, что с ним произошло...
...Когда специальным приспособлением начал вынимать стакан, зацеп вдруг сломался, и минер не удержался на ногах. Вскочив, уловил ритмичный, до боли знакомый звук часового механизма — заработал прибор ликвидации. Сколько времени будет отрабатывать прибор — Алексютович не знал. Он кинулся к горловине с мыслью отвернуть ее и добраться до проводов запала. В этом было единственное спасение. Работал минер напряженно и, как ему казалось, долго, а горловина не поддавалась. Силы его были на исходе, руки не слушались. От перенапряжения он потерял сознание. Через несколько секунд очнулся и снова начал торопливо отвинчивать. Наконец горловина покатилась к ногам. Пальцы тотчас вцепились в провод. Рывок на себя. Не удержался — сполз с корпуса на землю. В таком положении и застали его подбежавшие офицеры.
Около машины Найденов не выдержал, спросил:
— Скажите, товарищ подполковник, вам не было страшно?
Минер неопределенно пожал плечами, насупился и, что-то вспоминая, низко опустил голову.
— Почему-то мне все задают один и тот же вопрос. — Извините...
— В детстве, когда мне было двенадцать лет,— глухо заговорил Алексютович,— я вздумал переплыть двухкилометровое озеро. И переплыл! Вылез на противоположный берег, поглядел назад и обратно плыть испугался. Так и тут...
Подошла «Победа», инженер-подполковник простился. Машина плавно тронулась с места.
Ловушка
Никогда, кажется, еще не было у Алексютовича такого плохого настроения, как в этот пасмурный день.
85
Все началось из-за напечатанного в журнале очерка. Умеют же писатели фантазировать! Так расписали, что хоть к званию героя представляй!
Валентина прочитала очерк и расплакалась.
— И ты столько лет скрывал от меня! — упрекала она мужа.— Я же никогда не думала, что это так опасно. Сколько раз ты мог погибнуть.
— Скажешь! — запротестовал Борис Константинович.— Здесь много выдумок! — Он пытался успокоить жену, хотя знал, что автор не исказил ни одного факта.
— Больше ты никогда не пойдешь разоружать мины, слышишь! — вспылила она.— Так и скажи своему начальству! Хватит, шестнадцать лет на миллиметр от смерти... У тебя же дети...
Как ни старался он успокоить ее — ничто не помогало. Валентина и слышать не хотела о минах. Хорошо хоть не знала, сколько их пришлось ему разоружить.
Рано утром за Алексютовичем приехал нарочный. — Опять? — дрогнувшим голосом спросила жена. — Только и будешь теперь об этом думать! По боевой тревоге вызывают...
На берегу он осмотрелся. Вокруг никого. Лишь зловеще поблескивает немецкая мина, да за приемным буем, удаляясь, дымит светлобортый транспорт.
Облепленный грязью металлический ящик. Его подняли водолазы со дна Даугавы. Как раз на этом месте должен был встать на якорь иностранный корабль, прибывающий в Ригу с дружественным визитом. Хорошо, что вовремя обнаружили припрятанный немцами «сюрприз».
Оставляя Ригу, фашисты заминировали реку от самого устья до центра города. Много пришлось поработать минерам, чтобы обезопасить движение судов. После войны на Даугаве и на морских подступах к Риге Алексютович разоружил и обезвредил около двухсот пятидесяти мин. Из них сорок магнитных. Сейчас ждала своей очереди сорок первая.
Он осмотрел ящик. Тип мины ему знаком, но конструкцию ее гитлеровцы изменили. Без сомнения, тут были поставлены ловушки. Борис Константинович приложил ухо к корпусу и явственно уловил знако
86
мое тиканье часового механизма: «Тик-так, тик-так». Прибор срочности работал.
Инженер-подполковник инстинктивно сжался, потом расслабленно сел на мину. Теперь он не боялся таинственного тиканья часового механизма. Ведь сам на основании теоретических и практических исследований установил закономерность старения батарей немецких донных мин и написал об этом большую статью, которая была напечатана в одном из журналов. Правда, сначала его работу пытались опровергнуть, при разоружении мин не брали ее в расчет, но в конце концов с доводами опытного минера все же согласились.
По типу этой мины и времени ее нахождения в воде было ясно, что у батареи не хватит силы тока накалить мостик для зажигания пороха, который производит взрыв первичного детонатора.
Алексютович склонился над малой горловиной. Там, внутри, запальный стакан. Добраться бы до запала, оборвать провода. Но под крышкой ловушка! Как она устроена, угадать невозможно. И в то же время, только удалив ее, можно разоружить мину.
Пальцы минера легко прикоснулись к двум винтам, торчавшим около самой горловины. Неопытному человеку показалось бы, что ими привинчена крышка, но инженер-подполковник сразу понял: винты просто ввинчены в корпус, достаточно стронуть один из них, и ловушка поймает минера — взорвет мину.
Первую ловущку он разгадал без особого труда. Однако в мине есть и вторая, и третья, а может быть, и четвертая. В голове один за другим рождались варианты разоружения. Но выбрать нужно один — и он выбрал. Ход к запалу должен идти через малую горловину. Алексютович решил снимать крышку. Мысленно он раздел мину, снял с нее металлический корпус и представил себе всю ее сложную схему. При этом подумал вслух:
— Ловушка в малой горловине. Вот только где именно?..
Инженер-подполковник развернул сумку с инструментами и взял два ключа. Ни один из ключей к крышке не подходил.
Прошло много времени, прежде чем ключи были
87
подобраны. За это время Рижский залив поседел, взбугрился. Сильный норд-ост гнал вереницы волн почти параллельно белому от пены берегу, с шумом бросая их на стену — дамбу, отгораживавшую устье Даугавы от моря. Брызги взвивались и частым дождем секли мерно колышущуюся реку. Ветер свистел в дюнах, сметая мелкий песок, и гнул к земле тонкие деревья. Над головой, задев рваным краем Даугаву, проплыла темная, словно пропитанная дымом туча. Трубы заводов, шпили башен и церквей потонули в мутной пелене. Крупные капли дождя застучали по спине минера.
Он сорвал с головы фуражку. Тотчас порывом ветра, казалось, только этого и ожидавшего, швырнуло в седые волосы колючим песком. Алексютович склонился над миной, приложил ухо к холодному корпусу. Тиканья часового механизма не было слышно. Лицо просияло: значит, батареи сели, выведенная им закономерность старения батарей подтвердилась снова.
— Теперь тебе все понятно?! — погрозил он кулаком кипящему заливу.
Инженер-подполковник стал осторожно отвинчивать крышку малой горловины. Каждое его движение было точно рассчитано. Он походил сейчас на искусного хирурга, который, бережно разрезая ткань, подбирается к опухоли. Только хирург рисковал больным, а минер — собой.
Наконец крышка отвинчена. Алексютович приподнял ее, положил в сторону. Дальше нужно снять прижимное кольцо, под ним и под прокладкой где-то затаилась ловушка. Разум толкал руку в горловину, а какой-то внутренний голос удерживал ее.
Правая рука снова потянулась к прижимному кольцу, и опять какая-то неведомая сила откинула ее. Алексютович вдруг почувствовал приближение смертельной опасности. Левой рукой он смахнул со лба пот и потер гудящие виски.
В третий раз пальцы потянулись к кольцу. Мысль заработала лихорадочно, быстро. Сейчас он поднимет кольцо, а потом освободившаяся пружина выкинет прокладку, толкнет ловушку и последует взрыв...
— Отставить! — поборов волнение, сам себе скомандовал инженер-подполковник.
88
Взял крышку и поставил ее обратно на прежнее место.
«Отдохнуть надо, закурить». Он отошел к дюне, достал папиросу, зажег спичку. «Нужно, пожалуй, разоружать через большую горловину!»
Правда, этот путь значительно труднее, зато по опыту известно, где запрятана в ней ловушка. Ветер погасил спичку. Минер бросил в песок не начатую папиросу и возвратился к мине.
Крышку от большой горловины он снял довольно быстро. Но дальше опять начинались лабиринты тайных ходов. Длинный, неведомый путь предстояло ему пройти, прежде чем доберется до запального стакана. И всюду подстерегала опасность.
Работал Алексютович долго. Миллиметр за миллиметром проникал внутрь мины. Временами, сидя на мокром песке, отдыхал минуту-две, подставив разгоряченное лицо упругому ветру, потом снова брался за дело.
Приближался вечер. С запада небо постепенно очищалось от* белых подрумяненных облаков. В голубые просветы вливались косые лучи невидимого за облаками солнца. Над дамбой высоко поднимались султаны вспененной воды; ветер срывал их с волн и бисером рассыпал по Даугаве.
В который уж раз пальцы Бориса Константиновича ощупывали многочисленные детали механизмов внутри мины, снимали некоторые из них. И наконец прикоснулись к полуовальной головке винта, удерживающей ловушку в гнезде. Минер знал, что напротив винта должно находиться отверстие, через которое монтируется ловушка. Но оно заклепано пробкой, его не открыть. Придется теперь удалять сам винт. Однако стоит его вывернуть, как сжатая пружина, освобождаясь, приведет в действие механизм ловушки, и та взорвет мину. Не удалять тоже нельзя: его головка удерживает одновременно и бронзовую прокладку, закрывающую доступ к детонаторам.
Винт необходимо вынуть, иного пути нет — это Алексютович понимал хорошо. Надо не дать пружине выскочить из гнезда, успеть застопорить специальной шпилькой... Но хватит ли сил удержать ее в сжатом состоянии?
89
Ждать больше нельзя, скоро стемнеет. Левой рукой Алексютович с предельной осторожностью начал вывинчивать прижимной винт, а правую со шпилькой держал наготове. Только бы не сорвалась резьба...
Сделаны первые пол-оборота, оборот... Винт поддается легко, еще два оборота, три — он покачнулся. Минер задержал дыхание, сделал последний оборот. Освободившаяся пружина рванулась из гнезда, но Алексютович сдавил ее. Теперь нажать посильнее, утопить пружину, чтобы шпилька попала за выступы. Но почему пружина не сжимается? Минер напрягается, нажимает из последних сил, а та — ни с места. Точно вросла в металл.
«Бросить и бежать за дюну?.. Не успею — разнесет! Утопить пружину. Утопить во что бы то ни стало...»
Инженер-подполковник положил большой палец левой руки на правый и силой всего тела упрямо нажал на пружину. Она поддалась, осела. Еще одно усилие— и шпилька зашла за выступ, наглухо закрепив пружину.
Минер с трудом разогнул спину, расправил плечи. Прохладный ветер освежил лицо и мокрое от пота тело. Легкие жадно вбирали влажный, солоноватый воздух.
Ловушка на замке. И на душе легко... Ни о чем не хотелось думать — так бы стоять и смотреть на беснующийся залив.
Остальное не составляло большого труда. Вскоре запальный стакан полетел на песок.
Проверяя свою догадку, инженер-подполковник снял крышку с малой горловины и поддел отверткой поджимное кольцо. Под прокладкой что-то затрещало, вверх полетели выброшенные пружиной детали. Резко щелкнула вхолостую ловушка.
— Поздно! — рассмеялся Борис Константинович.
Тысяча шестьсот девяносто вторая
П оезд подходил к Риге.
Инженер-подполковник Алексютович достал с верхней полки небольшой дорожный чемодан. Сейчас
90
сойдет на вокзале, сядет в троллейбус и поедет к жене и детям. Приятно отдохнуть после утомительной командировки! Что-то за последнее время он стал быстро уставать, сердце пошаливает. Врачи определили стенокардию.
«Отдохну, и все пройдет»,— утешал себя минер.
Но сразу домой не поехал: надо было прежде доложить о результатах своих испытаний нового изобретения— специального прибора для поиска мин на дне моря. Прибор действовал безотказно, и теперь водолазы будут спускаться на дно моря, когда он точно покажет, где лежит мина.
...Над первым своим изобретением Алексютович работал еще в годы войны. Тогда, преграждая советским кораблям выход с Кронштадтского рейда, фашистские самолеты сбросили донные мины новейшей конструкции. Тральщикам трудно было их обезвреживать, и командование поручило молодому минеру разработать специальное приспособление для траления мин. Он составил десятки расчетов и чертежей, чтобы имитировать магнитное поле корабля для подрыва мин на больших расстояниях. Теперь Алексютович — автор десяти изобретений и семидесяти шести ценных рационализаторских предложений по минному делу и боевому тралению...
Инженер-подполковника ждал дежурный. Он сказал:
— Это я посылал нарочного на вокзал, чтобы вас встретить.
— Простите, но меня никто не встречал. Я сам приехал.
— В гавани обнаружили немецкую донную магнитную мину.
«Вот тебе и отдохнул»,— подумал Алексютович.
Машина быстро доставила его на один из причалов гавани.
Там уже стоял мотобот, с которого спустили на грунт водолаза. Когда он выполнил свою работу, мину подтянули к безлюдному берегу Даугавы, к самому Рижскому заливу.
Неожиданная задержка произошла на берегу реки. При вытаскивании мины лопнул пеньковый трос. От резкого толчка мог сработать один из ее приборов и
91
привести механизмы в действие. Инженер-подполковник хорошо помнил, как однажды из-за обрыва троса произошел взрыв. Несколько минеров получили тогда сильные травмы.
— Будем сращивать трос,— приказал минер помогавшим ему матросам.
Концы срастили, и тягач стал осторожно выбирать слабину. Трос, натянувшись струной, оборвался опять. Алексютович недоумевал: в чем же причина? Так может надолго затянуться работа, а подходить близко к мине опасно. К тому же на внешнем рейде, у приемного буя скопилось множество судов, ожидающих разрешения на вход в устье Даугавы. А его не дадут, пока мина опасна.
— Сращивайте трос,— снова распорядился минер.
Пеньковый трос снова оборвался, а мина не трогалась с места. Казалось, неведомая сила держиг черный ящик около берега и не позволяет вытащить его на песок. Применять же стальной трос при работе с магнитной миной категорически запрещено. Магнитное поле, образуемое металлом, может воздействовать на чуткий механизм мины.
Инженер-подполковник почувствовал, как закололо сердце. Начинался очередной приступ стенокардии. Он незаметно достал таблетку валидола и положил ее в рот.
— Сращивайте!
— Опять? — удивился один из матросов.
— Да, опять.
Еще два раза обрывался трос. Матросы с недоумением посматривали на минера, который то и дело прижимал руку к сердцу.
— Стоп! Всем отойти за дюну...— И он направился к обшитой толстыми смолеными досками металлической коробке. Оказалось, мина задела краем за широкий камень.
Вернувшись за дюну, Алексютович объявил матросам, что нужно делать.
— Кто разденется и пойдет со мной в воду?
— Я! — вызвался шофер.
Через десять минут мокрый ящик уже стоял на песке. Теперь следовало разоружить мину, но минера мучил приступ стенокардии.
92
«Пройдет, когда увлекусь работой,— подумал он и взял в руки ключ.— Не торопиться, экономить силы, работать без рывков, ритмично. Иначе не выдержать...»
...В июле 1942 года у Толбухина маяка он разоружил свою первую мину вместе с ныне уже покойным учителем, инженер-капитаном первого ранга Федором Ивановичем Тепиным. И вот в июле 1960 года разоружает тысяча шестьсот девяносто вторую. Значит, примерно по девяносто мин в год. В одном иностранном военном журнале Алексютович вычитал, что жизнь армейского минера в среднем обрывается на двести сорока — двести пятидесяти минах, а морских — на сто семнадцати — сто двадцати. Выходит, он много раз «обманул» смерть.
А вдруг эта мина окажется последней?..
«Что за ерунда!» — разозлился инженер-подполковник.
Крышка горловины слетела на песок; под ней тускло заблестели приборы и механизмы мины. Надо было вынуть магнитный взрыватель, но сердце опять нестерпимо закололо, грудь как будто стягивало ремнями. Он достал таблетку нитроглицерина.
Оставалась последняя операция — вынуть взрыватель и детонаторы. Алексютович полез с ключом в горловину к магнитному взрывателю. Странное дело, боль в сердце утихла — работа увлекла. Или, может быть, подействовал нитроглицерин? Но внезапно страшная мысль пронеслась в голове: а если здесь припрятана ловушка? С предельной осторожностью дотронулся он до взрывателя — тот не поддавался. Потянул на себя сильнее — ни с места. Поддел взрыватель ключом, сдвинул в сторону и отделил его от гнезда. Еще раз внимательно осмотрел горловину. Убедившись, что ловушки нет, вынул первичный и вторичный детонаторы...
К мине подошли матросы, с любопытством стали ее разглядывать.
— Сколько же вы разоружили мин, товарищ подполковник? — спросил один из них.
— Эта — тысяча шестьсот девяносто вторая...
93
Незаконченная диссертация (ЭПИЛОГ)
В один из пасмурных осенних дней по набережной Даугавы шел коренастый пожилой человек. Походка его показалась мне знакомой, и я не ошибся.
— Борис Константинович?
Алексютович остановился, узнал меня, стеснительно улыбаясь, дружески протянул руку. Мне сразу же бросилось в глаза, что на нем штатский костюм.
— Значит, на покое?
— Если вы считаете кибернетику покоем.— Он приподнял связку книг.
— А на кого же вы немецкие мины оставили? — пошутил я и рассказал ему о фашистских снарядах, которые на днях были подняты водолазами со дна Даугавы.— Вам никогда не приходилось иметь с ними дело?
— Почему же. Приходилось.
Видя мое удивление, он рассмеялся:
— Да, вам я об этом не рассказывал. Вы же хотели писать о минах. А мне довелось разоружить два немецких артиллерийских склада. В одном было пять тысяч шестьсот снарядов, а в другом — около трех тысяч. Ну и по мелочам несколько сот. Сейчас просто не помню...
Мне всегда казалось, что Бориса Константиновича Алексютовича я знал очень хорошо: мы служили с ним в одной части, на разоружение своих последних семнадцати мин он брал с собой и меня. Но, оказывается, на его боевом счету значится еще восемь тысяч шестьсот обезвреженных снарядов!
Поистине удивительной судьбы этот человек с железной волей. Тысячи раз он находился в миллиметрах от смерти, тысячи раз рисковал собственной жизнью ради безопасности людей, тысячи раз смерть глядела ему в глаза, но он не отступил, не сдался и победил! Отличное знание своей специальности, пытливый ум инженера, сознание высокого гражданского долга и
94
бесстрашие облегчали ему работу. Какое же он должен иметь самообладание, какую решительность и самоотверженность? Приходилось только удивляться мужеству, смелости и отваге этого человека, во имя своей Родины способного на героические дела.
Через два дня на Рижском вокзале я провожал Бориса Константиновича в Минск. Инженер-подполковник запаса уезжал в родной город.
Меня интересовала дальнейшая судьба минера. Как она сложится? Найдет ли он работу по сердцу?
Вскоре я получил письмо из Минска. Борис Константинович сообщал, что работает инженером в одной из экспериментальных лабораторий Академии наук Белоруссии и думает наконец закончить свою кандидатскую диссертацию по автоматике и телемеханике, над которой начал трудиться еще до войны, будучи аспирантом Ленинградского военно-механического института.
В последующих письмах он писал о своей научной работе и только однажды упомянул о тяжелой болезни, которая быстро прогрессировала. Сказывался изнурительный труд по разоружению тысячи шестисот девяноста двух немецких мин — этого грозного наследия минувшей войны. Я поехал в Минск, чтобы навестить своего больного друга и боевого товарища, но уже не застал его в живых. Диссертация так и осталась незаконченной.
Инженер-подполковника Бориса Константиновича Алексютовича не стало... Но бессмертный подвиг его навсегда останется в памяти благодарных потомков. Он будет ярким примером для всей нашей молодежи в верном служении своему Отечеству.
СОДЕРЖАНИЕ
От автора	5
Учитель минера	7
Лиха беда начало	13
Неизвестный образец	16
Скрытый враг	19
Свадебный подарок	20
Со дна моря	26
Жалобная книга	28
Богатый улов	31
Смертник	33
В шторм	36
Ученик минера	40
В рыбацкой Гавани	47
Взрыв	50
Якорь чист	53
Опасный рейс	57
Чертова дюжина	61
Первомайский салют	64
Морская купель	68
Юбилейная	75
Глубинки	77
С Новым годом!	79
RMH	81
Ловушка	85
Тысяча шестьсот девяносто вторая	90
Незаконченная диссертация (эпилог)	94
Юрий Александрович Виноградов
В МИЛЛИМЕТРАХ ОТ СМЕРТИ
Редактор Л. А. Кузьмина
Художник И. Н. Захаржевский
Художественный редактор Г. Л. Ушанов Технический редактор М. А. Медведева Корректор Р. М. Мощенецкая
Г-15075. Сдано в набор 31. V. 1972 г. Подписано к печати 18. IX. 1972 г. Изд. № 3/6242. Формат 84х108‘/з2. Бумага типографская № 3. Тираж 100.000. Цена 15 коп. Объем физ. п. л. 3.0. Усл. п. л. 5,04. Уч.-изд. л. 4,71.
Изд-во ДОСААФ. 107066, Москва Б-66. Новорязанская ул., д. 26. Зак. 678.
Ордена Ленина комбинат печати издательства «Радянська Укра’Гна», Киев, Анри Бар-бюса, 51/2.
Цена 15 коп.