Author: Калоев Б.А.
Tags: этнография этнос этникос этническая история сельское хозяйство северный кавказ скотоводство
ISBN: 5-02-010077-3
Year: 1993
Text
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Институт этнологии и антропологии
им. Н. Н. Миклухо-Маклая
БАКалоев
СКОТОВОДСТВО
НАРОДОВ
СЕВЕРНОГО
НАВКАЗА
С древнейших времен
до начала XX века
Москва «Наука»
ББК 63.5 B)
К17
Ответственный редактор
член-корреспондент РАН С. А. АРУТЮНОВ
Рецензенты
доктор исторических наук Б. X. КАРМЫШЕВА
кандидат исторических наук Л. Б. ЗАСЕДАТЕЛЕВА
Редакторы издательства
С. Н. ВАСИЛЬЧЕНКО, В. П. ТЕРЕХОВ
Издание осуществлено при содействии
президента проектно-строительной фирмы «Маяк»
Ивана Владимировича Абаева
0505000000-148
К 042@2)-93 *93'* П0ЛУг0Дие> 72 ^
IЗВN 5-02-010077-3 © Б. А. Калоев, 1993
(б) Российская Академия наук, 1993
ВВЕДЕНИЕ
Большой Кавказский хребет, протянувшийся на 1500 км от
Анапского полуострова на Черном море до Апшерона на
Каспийском море, делит Северный Кавказ на три части: Западный,
Центральный и Восточный. Пятитысячники Большого Кавказа
располагаются в центральной части, между Эльбрусом ж
Казбеком. Здесь находятся величайшие горы Европы: Эльбрус E633),
Дых-Тау E198), Каштан-Тау E144), Казбек E047). На многие
километры вытянулись длинные языки ледников: Дых-су и Бе-
.зинги в истоке Черека A2 км), Караугом в бассейне Уруха
(около 14 км).
И все же горы Большого Кавказа никогда не являлись
преградой для общения между людьми. В июле 1777 г. академик
Гюльденштедт, желая попасть из Дигорского ущелья в Имере-
тию, пытался преодолеть Караугомский ледник. Он писал: «Я
намеревался пойти по этой дороге; однако ... ледники (глетчеры)
оказались в одних местах слишком крутыми, а в других были
перерезаны почти бездонными глубокими трещинами, так что я
не рискнул пройти через них, тем более что многие из моих
лошадей повредили себе копыта и стали хромать»1.
С далеких времен проходила вьючная тропа из Баксанского
ущелья Балкарии в Сванетию через труднодоступный Донгузо-
рунский перевал. Балкарцы ежегодно летом перегоняли через этот
перевал свои стада в Сванетию. Летом 1885 г. М. Ковалевский и
композитор С . Танеев, проводя научные изыскания в Баксанском
ущелье, пересекли с членами экспедиции Донгузорунский
перевал, сопровождаемые балкарским князем Исмаилом Урусбие-
вым 2. С XIX в. важнейшие перевальные дороги Кавказа стали
именоваться Военно-Грузинской, Военно-Осетинской и Военно-
Сухумской. Первая проходила через Крестовый перевал,
вторая — через Мамисонский, третья — через Клухорский.
Ледники Большого Кавказа питают самые крупные реки
региона — Терек и Кубань, их многочисленные притоки. Реки
давали воду земледельцам предгорий и равнины, горные озера
являлись источниками минеральных солей. Хан-Гирей писал об
озерах Кабардино-Балкарии, что «на них садится соль» и что
«вода в них служит также для напоения скота»3.
Можно сказать, что любое большое ущелье Предкавказья
имеет свои климатические особенности.
3
В высокогорье зима длится долго, с октября по май,
сопровождаясь нередко сильными снегопадами и холодами, особенно
в Центральном Кавказе — зоне вечных ледников. Пастбищный
период здесь всего 5 месяцев (от мая до октября). На высоте
2 тыс. м над уровнем моря средняя температура января минус
7—8°; в августе плюс 13—14°. Среднегодовое количество осадков
здесь 1500 мм (на Западном Кавказе значительно больше —
2500 мм, что объясняется влиянием бассейна Черного моряL.
Лето на Большом Кавказе короткое, прохладное и
дождливое, с частыми туманами и градобитьем, нередко уничтожавшим
урожай хлебных полей и садов, а также кормовых травб.
Богат и разнообразен природный мир предгорий. Северный
Кавказ — часть древнего кавказского очага земледелия, о чем
говорят массовые археологические находки орудий труда и
остатков зерновых. Равнинная зона края, чеченская, осетинская,
кабардинская, ставропольская и кубанская равнины, издавна
являлась житницей Предкавказья.
Огромное значение для хозяйства горцев имели леса,
расположенные в основном в предгорной зоне, на высоте 2 тыс. м
и выше. За лесным поясом находились альпийские и
субальпийские луга. Для Западного и Восточного Кавказа были характерны
буковые леса, для юго-западного склона Большого Кавказа,
находящегося в зоне субтропиков,— широколистные из дуба,
каштана и других пород с вечнозеленым подлеском, для Центрального
Кавказа — березовые и сосновые леса. Повсеместное
распространение имели дуб, ольха, клен, липа, тополь, карагач, дикие
плодовые и ягодные кустарники. Обширные лесные заросли пред-
горьев Северного Кавказа использовались горцами для
устройства зимовок, они укрывали животных от холодов и ветров, давали
им подножный корм 6.
За лесным поясом, на высоте 2300—2500 м и более,
располагались богатые альпийские луга, служившие как для пастьбы
скота, так и для сенокоса. Альпийская зона отличалась высоким
и густым травостоем, а на Западном Кавказе здесь рос
рододендрон— вечно зеленый кустарник с красивыми белыми цветами.
Выше альпийского пояса ввиду суровости климата можно
было пасти только мелкий рогатый скот и то лишь в течение не
более 1,5 летних месяцев. Здесь «на мелкоземистых почвах
ковровая растительность образует плотно сомкнутый покров, на
щебенистых почвах травостой становится менее плотным».
Значительным разнообразием отличалась флора степей При-
кубанья и Ставрополья, Прикаспийской низменности, долин
Терско-Сунженских гор. Здесь было множество различных сортов
трав, пригодных для корма животных7. Эти обширные земли
обеспечивали пастбищами не только их обитателей, но и горских
скотоводов, которые перегоняли сюда свои стада на зимовку,
после того как во второй половине XIX в. в предгорной зоне
зимние пастбища резко сократились по причине отхода их иод
пашни.
Чечня. Ару некое ущелье.
Фото автора. 1958 г.
У*.
Селение С лас в Морской котловине Северной Осетии.
Фото автора. 1957 г.
Во второй половине XIX — начале XX в. Северный Кавказ
являлся крупным скотоводческим и коневодческим центром
России, где на огромных пространствах содержались миллионы
голов овец, сотни тысяч крупного рогатого скота, множество
табунов лошадей прекрасных местных пород (кабардинской,
ногайской, горской).
Скотоводство на Северном Кавказе было вторым после
земледелия основным занятием населения равнины и предгорьев и
главным (а порою единственным) — в горной зоне. В горах
скотоводство являлось основой благосостояния жителей.
Однако бурное развитие земледелия в крае начиная с 80-х
годов XIX в. привело к распашке пастбищных угодий под пашни,
а проведение ряда реформ липшло горских князей и феодалов
даровых рабочих рук, что вызвало резкое сокращение поголовья
скота всех видов. Тем не менее в горах скот оставался
единственным источником благосостояния горца, доставляя ему
съестные продукты (молоко, сыр, масло, мясо и пр.), материал для
одежды и обуви (шерсть, овчина, кожи и пр.). рабочую силу для
обработки полей и перевозки тяжестей. Скот давал удобрения
для полей, кизяком отапливали жилища, особенно в
высокогорных районах. Наконец, продукты животноводства являлись
единицей обмена, а позже стали главным предметом купли и
продажи. «Домашние животные,— писал Н. Тульчинский про
балкарцев,— одевают горца, ими же он кормится, ибо единственною
пищею горцев служат молочные продукты».
Основой монографии явились полевые исследования автора
1964—1983 гг. Изучение различных сторон быта и культуры
некоторых северокавказских народов — осетин, чеченцев,
ингушей, балкарцев, адыгейцев — осуществлялось еще в 1950-х
годах, в связи с подготовкой тома «Народы Кавказа». Мы
обследовали всю территорию региона, пытаясь проследить у каждого
народа его локальные и этнические особенности в
животноводстве. Нашими информаторами были в основном люди старшего
поколения, хорошо знавшие историю горского скотоводства.
Именно благодаря этим информаторам удалось описать и
восстановить традиционные формы скотоводства (многие из которых
давно исчезли), видовой состав стада у населения Предкавказья
различных эпох и регионов.
Вместе с тем особое внимание было обращено на выявление и
изучение музейных коллекций, вплоть до колдекций школьных
музеев, созданных во многих селах и аулах региона. С
сожалением приходится констатировать, что отсутствие паспортных
данных у многих экспонатов традиционного хозяйства не дают
возможности судить об их этнической и локальной принадлежности.
Во всех случаях записи велись со слов знатоков народного
быта, бывших чабанов и скотоводов. Работа в экспедициях дала
возможность проникнуть в самые отдаленные уголки региона,
познакомиться с сезонными пастбищами, выгонами, покосами и
скотопрогонами в прошлом и настоящем.
Селение Эрзе
в горной Ингушетии.
Фото
Г. А. Аргиропуло.
1970 г.
Селение
Нижний Зарамаг
е Северной Осетии
Фото автора. 1957 г.
По данной теме нами исследовались фонды московских и
петербургских архивов, Центрального архива Грузии, а также всех
центральных архивов Северного Кавказа. Работа в архивах еще
раз убедила нас в том, что внимание дореволюционных авторов,
изучавших социально-экономическое развитие горцев, их
хозяйственную деятельность, было обращено главным образом на
вопросы, касающиеся землевладения и землепользования. Особый
интерес для нашей темы представляют ежегодные отчеты
начальников Терской и Кубанской областей, округов, уездов и
участков, а также обзоры Ставропольской губернии. Широко
использовались нами данные обширной кавказской этнографической
литературы и периодической печати: «Сборник материалов для
описания местностей и племен Кавказа», «Сборник о кавказских
горцах», «Кавказский календарь», «Терский сборник»,
«Кубанский сборник» и т. д., данные газет «Кавказ», «Новое обозрение»,
«Терские ведомости», «Северный Кавказ», «Ставропольские
губернские ведомости», «Кубанские войсковые ведомости» и др.
Большой интерес представляет фотоматериал А. А. Миллера
по осетинам и отчасти другим народам региона, собранный им
в 20-х годах XX в. и хранящийся в фототеке ГМЭ. Автором
внимательно изучались тамги, хранящиеся в фондах музеев
Северного Кавказа. Чертежи, рисунки и фотографии выполнены
сотрудниками Института этнологии и антропологии РАН,
художниками В. И. Агафоновым и Е. В. Орловой, фотографом
Г. А. Аргиропуло. Карты изготовлены сотрудниками отдела
картографии института.
1 ОГРИП. С. 72.
2 Калоев Б. Л. М. М. Ковалевский и его исследования горских народов
Кавказа. М., 1979. С. 45—48.
3 Хан-Гирей. Записки о Черкессии. Нальчик, 1978. С. 55.
4 Кавказ. М., 1966. С. 137.
5 Надеждин П. П. Кавказский край. Природа и люди. Тула, 1985. С. 84.
6 Калоев Б. Л. Земледелие народов Северного Кавказа. М., 1981. С. 63—70.
1 Гвоздецкий Н. А. Физическая география Кавказа. Курс лекций. Вып. 1.
Общая часть Кавказа. М., 1954. С. 150.
Глава первая
СКОТОВОДСТВО:
НЕОЛИТ — СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Кавказ по праву считается одним из древнейших мировых
очагов земледелия и скотоводства. Об этом говорят
многочисленные археологические материалы, прежде всего в Закавказье;
при раскопках древних поселений найдены остатки важнейших
хлебных злаков (пшеницы, ячменя) и других культурных
растений г. В этом регионе с его сравнительно мягким климатом,
изобилием лесов, обширными альпийскими и субальпийскими
лугами, обитало множество диких животных, в том числе бык,
баран, кабан, лошадь. Естественно, что человек-охотник
постепенно становился пастухом и скотоводом.
Важным фактором развития скотоводства, как и других
отраслей хозяйства племен Северного Кавказа, являлось близкое
соседство с Передней Азией — древнейшим очагом мировой
цивилизации. Как считают многие исследователи (С. Н. Бибиков,
Н. Н. Мерперт, Р. М. МунчаевJ, Кавказ еще с эпохи неолита
являлся мостом между Ближним Востоком и Юго-Восточной
Европой, через него шло заселение прикаспийских и
причерноморских степей, Поволжья и Подонья. Интенсивно
поддерживались хозяйственные и культурные контакты между населением
Закавказья и Северного Кавказа, в результате чего у них
сложилось немало сходных форм хозяйства, материальной и
духовной культуры.
Археологи относят зарождение скотоводства на Северном
Кавказе ко времени неолита, в то время как в Закавказье этот
процесс происходил уже в эпоху мезолита. Следы человека
каменного века обнаружены в ряде пещер Центрального и Западного
Кавказа. Широко известны палеолитические пещерные стоянки в
Северной Осетии: Шау-лагат в Куртатинском ущелье и Мыштулаты-
лагат в Гизельдонском ущелье, Каменномостская пещера в При-
кубанье, служившая местом обитания человека и в эпоху неолита,
поскольку в ней найдены, кроме множества кремневых орудий,
также и кости домашних и диких животных3.
Развитие скотоводства на Северном Кавказе в эпоху энеолита
и ранней бронзы связывают с носителями двух археологических
культур: майкопской, памятники которой занимают территорию
от Таманского полуострова до Дагестана, и кура-араксинской,
оставившей следы в Чечено-Ингушетии и части Северной Осетии.
По мнению Е. И. Крупнова, временем зарождения скотоводства
на Северном Кавказе является лишь середина III тысячелетия
до и. э. Только тогда, по его словам, появляются здесь «первые
зачатки скотоводства»4.
Поражают обилием остеологического материала древние
поселения Прикубанья, открытые А. А. Формозовым, который
охарактеризовал их обитателей как скотоводов, разводивших,
судя по костным находкам, мелкий и крупный рогатый скот,
свиней, для охраны которых содержали собак. Автор считает, что
первое место в стаде занимали быки и коровы, второе —
свиньи; овцы и козы были одомашнены позже, с ростом их
численности связано начало отгонной формы содержания скота у
местных племен. В поселениях Мешоко, Скожа, Ходжох и обитаемых
пещерах в верховьях Кубани и ее притоков (Белой и Мешоко)
было найдено огромное количество костей A6 487) домашних
животных. Так, из костей со стоянки Мешоко 89 % принадлежали
домашним животным и лишь 7 % — диким5.
В пещере, находящейся в 6 км от станицы Каменномостской,
в неолитическом слое было найдено: 14 костей крупного рогатого
скота, 28 костей мелкого, 18 костей свиньи, 4 кости собаки и
лишь небольшое количество костей диких животных. В. И. Цал-
кин особо подчеркнул, что здесь были обнаружены «впервые в
Прикубанье остатки костей верхнепалеолитического и
неолитического времени»6.
Для характеристики скотоводства у племен майкопской
культуры большой интерес представляет энеолитический слой пещеры;
в нем содержались остатки костей крупного рогатого скота
G6 экз. от 7 особей), свиньи C2 от 3 особей) и собаки (8 костей
от 3 особей). В то же время здесь очень мало костей диких
животных, что указывает на незначительную роль охоты в
хозяйстве населения Прикубанья в эпоху энеолита.
В целом найденный во всех поселениях Прикубанья обильный
остеологический материал неоспоримо доказывает, что «начало
животноводства на Северном Кавказе относится к более раннему,
неолитическому времени»7. В то же время все данные говорят о
слабом развитии у племен этой эпохи мотыжного земледелия
и охоты.
Рассматривая развитие скотоводства у древних
северокавказских племен, археологи указывают и на происходившие
изменения видов животных в стаде. Р. М. Мунчаев отмечает: «Если
обитатели Каякентского поселения разводили преимущественно
мелкий рогатый скот, то у жителей Сержень-Юртовского поселения
в стадах преобладал крупный рогатый скот и свиньи»8. В. И. Цал-
кин, изучивший остеологический материал поселений
Прикубанья, считаетДчто в эпоху неолита здесь преобладали крупный
рогатый скот и свиньи, а в эпоху ранней бронзы — овцы и
свиньи, подчеркивая преобладающую роль в хозяйстве
свиноводства 9. В остальных районах Северного Кавказа специфика стада
определялась естественно-географическими условиями и
вертикальной зональностью. Поэтому Р. М. Мунчаев совершенно прав,
когда пишет: «Мы не можем говорить о едином направлении жи-,
10
Керамические сосуды из аланских катакомбных захоронений.
Из фондов Музея краеведения Карачаево-Черкесии
У 1-Х
вотноводческого хозяйства Кавказа в рассматриваемую эпоху.
На том или ином поселении, в той или другой области Кавказа,
иногда в небольшом даже районе, в зависимости от
физико-географических условий и других причин население отдавало
предпочтение одному из трех видов скотоводства: овцеводству, разведению
крупного рогатого скота и свиноводству»10.
Важным фактором в жизни древних племен Кавказа было
заселение и освоение горных и высокогорных районов края,
11
Бронзовые котлы из сарматских погребений Прикубанъя. IV в. до н. э.
Из фондов Краснодарского краеведческого музея
происходившее, по заключению большинства исследователей,
в III тысячелетии до н. э. (Е. И. Крупнов считает, что этот
процесс относится к середине II тысячелетия до н. э.I1. Как
северные, так и южные племена стали применять временный отгон
своих стад на зиму в равнинные и степные районы.
Хозяйственное освоение горных и высокогорных районов в указанное время
было вызвано увеличением стада, поголовья овец, что требовало
значительного расширения пастбищных угодий и новых форм
содержания стада. Если раньше для разведения крупного
рогатого скота и свиней достаточно было пастбищ вокруг поселений,
«то развитие овцеводства было связано с необходимостью иметь
яйлаги — летние пастбища»12. Иначе говоря, скотоводство
трансформируется из простого пастушеского и экстенсивного
хозяйства в более развитое — отгонное, или яйлажное. Так, в Дигорском
ущелье Северной Осетии близ селений Галиат и Камунта
B000 м над уровнем моря) найдены самые высокогорные на
Северном Кавказе памятники кобанской культуры, датируемые
I тысячелетием до н. э. Открытые здесь могильники содержали
множество бронзовых изображений различных видов животных,
особенно коз и баранов, в виде отдельных фигурок или голов13.
Каким же было у древних племен Кавказа первое домашнее
животное (или животные): козы, овцы, свиньи или быки, коровы?
Археологические находки костей животных, как говорилось вы-
12
ше, не дают на этот вопрос однозначного ответа, поскольку в
одном районе самыми древними были находки костей крупного
рогатого скота или свиней, в другом — кости мелкого рогатого
скота. Многие исследователи считают, что скотоводство
началось с одомашнивания свиньи. «Раннее появление,— пишет
В, В. Гольмстен,— таких домашних животных, как собака и
свинья, оказалось возможным потому, что для них не
требовалось особого корма, что они питались остатками человеческого
стола»14. Однако кавказский материал дает другую
последовательность: здесь свинья по числу костей стоит после крупного и
мелкого рогатого скота. Это зафиксировано в поселениях
Закавказья, в частности Армении 15, а также в ряде районов
Северного Кавказа. Наибольшее количество костей домашних свиней
найдено в поселениях Прикубанья, где в эту эпоху в стаде
преобладали крупный рогатый скот и свиньи16.
В то же время в Центральном Кавказе неолитические
поселения (вторая половина III тысячелетия до п. э.) характеризуются
полным отсутствием костей домашней свиньи. Так, в Долиыском
неолитическом поселении близ г. Нальчика найдены только кости
дикого кабана вместе с костями быка и обломками оленьих
рогов 17. Таким образом, естественно-географические условия Северо-
Западного и Восточного Кавказа с их массивами лиственных
лесов вполне благоприятствовали в ту отдаленную эпоху широкому
разведению свиньи, в то время как суровый климат Центрального
Кавказа не создавал такой возможности.
Итак, можно заключить, что среди костей домашних живот
ных периода раннего неолита на Северном Кавказе преобладают
кости крупного рогатого скота. А. А. Формозов, анализируя
состав костей животных из поселений Западного Кавказа, в
частности Прикубанья, заключает: «Весьма вероятно, что население
Северного Кавказа позднее познакомилось с овцеводством, чем с
разведением коров и свиней, одомашненных еще в неолите,
возможно, на месте»18. Крупный рогатый скот являлся здесь одним
из главных источников существования, давая мясо, молоко, сырье
для домашних промыслов, служил тягловой силой.
Судя по изображениям на серебряной пластине из
Майкопского кургана, население Северо-Западного Кавказа в эту эпоху
разводило высокорослый скот, в стаде особенно выделялись
длиннорогие волы. Можно полагать, что эта порода, приспособленная
к местным условиям, сохранилась и в XIX в. под названием
«черноморской». Интересно, что венгры, предки которых в IX в.
вышли из Причерноморья, вплоть до середины XIX в. разводили
почти исключительно такую длиннорогую породу скота серой
масти19. В целом же на Кавказе в эпоху неолита и бронзы
зафиксированы два вида крупного рогатого скота — высокорослый
и низкорослый. В высокогорной зоне Северного Кавказа обычно
держали низкорослых быков и коров, хорошо приспособленных
к местным условиям, в предгорьях и на равнине —
высокорослых.
13
С эпохи энеолита овцеводство становится главным источником
существования населения древнего Кавказа. Об этом говорят
многочисленные находки костей мелкого рогатого скота,
бронзовых фигурок и подвесок в виде барана, овцы или козы,
изображения их на металлических пластинах этого времени. Е. И. Круп-
нов, подробно характеризуя хозяйство древних кобанцев, в том
числе их овцеводство, писал: «Можно думать, что рост поголовья
скота, забота об обеспечении его кормовой базой и привели к
освоению высокогорных превосходных лугов и пастбищ, богатых
травой. Ибо пастбища, расположенные вблизи от селений при
старой пастушеской форме животноводства, теперь не могли уже
удовлетворять кормовую потребность скота»20.
Изображения бараньих головок в кобанских могильниках
(например, Дигорского ущелья) зафиксировали различные
спирали рогов, что можно рассматривать как отражение разных пород
этого вида животных. В то же время в памятниках совершенно
отсутствует изображение козы. «Коза,— пишет В. И. Цалкин,—
очень редка в памятниках археологической культуры лесной
полосы и значительно чаще встречается в Северном
Причерноморье»21. Ученые предполагают, что одни породы коз (безоаровая,
винторогая) выведены из Малой Азии, другие (европейская
коза) — из Юго-Восточной Европы. Анализ остеологического
материала из древнего Мингечаура (XI—IX вв. до н. э.)
показывает, что разводившиеся населением козы «весьма близки к
современной домашней козе местной азербайджанской породы».
Е. И. Крупнов предполагал, что на Северном Кавказе «в
древности господствовали те местные мелкие породы овец и горных
коз, какие под названием аборигенных до последнего времени
сохранились у тушин (тушинская овца), у вейнахских народов
(чеченцев и ингушей) и в горном Дагестане». Известная
карачаевская овца, по справедливому замечанию автора, не имеет
давнего происхождения 22.
В поселениях эпохи неолита и ранней бронзы в Прикубанье
наряду с костями домашних животных найдено немало костей
собаки — первого спутника и друга человека 23. В. И. Цалкин
подчеркивает, «что собака — единственное животное, кости которого
в культурном слое археологических памятников очень часто
встречаются в состоянии хорошей сохранности»24.
Участие собаки в хозяйственной деятельности древних племен
Центрального Кавказа и Грузии отражено и на предметах
бронзового века, в частности среди изображений на бронзовых поясах
II тысячелетия до н. э. есть фигуры охотничьих собак с открытой
пастью, преследующих дичь25. Однако в это время собака
использовалась не столько для охоты, сколько для охраны стада и
выпаса его. Особенно возросла роль собаки в хозяйстве, когда
главным занятием населения стало овцеводство26.
Многие исследователи касались вопроса одомашнивания
собаки. А. Н. Анучин, например, полагал, что в этом процессе
«участвовал обыкновенный волк». Время появления кавказского
14
Скифский всадник.
\Иг кургана Кулъобы.
IVв. до н. э.
волкодава автор относит к бронзовому веку, т. е. к периоду
активного развития на Кавказе скотоводства, в частности овцеводства,
требовавшего усилий по обеспечению охраны стада. Собака стала
незаменимым помощником человека уже в ту эпоху, когда
главными занятиями его являлись охота и собирательство2?. В ко-
банских могильниках найдены многочисленные изображения
собак на бронзовых топориках и других видах оружия, на орудиях
и украшениях28.
Началом коневодства на Кавказе исследователи считают конец
II тыс. до н. э.— на основании погребения коня у сел. Шахахты
в Нахичевани. Однако сейчас стало возможным приблизить этот
процесс к III тыс. до н. э., во всяком случае для Закавказья.
В это время здесь, как во всей Европе и Азии, водились дикие
лошади, которые могли быть одомашнены. Полагают, что в это
время в хозяйстве стали применять вьючных и верховых
лошадей и лошадей, запряженных в боевые колесницы29.
Таким образом в Закавказье в эпоху ранней и особенно
поздней бронзы лошадь занимала третье место после крупного и
мелкого рогатого скота. На Северном Кавказе мы ее почти не
находим. Е. И. Крупнов полагает, что лошадь стала здесь основным
средством передвижения не ранее IX—VIII вв. до н. э.30 Во
всяком случае, до скифского времени в поселениях Северного
Кавказа найдено ничтожное количество костей лошади при полном
отсутствии скелета коня.
Правда, среди памятников поздней кобанской культуры
Центрального Кавказа много бронзовых статуэток с изображением
лошадей, а в ? знаменитом Тлийском могильнике в Юго-Осетии
найдена даже часть скелета коня, что объясняется несомненно
влиянием древних иранцев. Исследователь этого памятника
Б» В. Техов отмечает: «...захоронение конской головы с
атрибутами узды напоминает нам существующий у скифов погребальный
обряд ... не исключено пребывание отдельных групп
ираноязычных скифов в горных районах нынешней Южной Осетии, ведь
15
в конце VII—VI в. до н. э. территория как северного, так и
южного склона Главного Кавказского хребта являлась ареной многих
исторических событий»31.
В своем анализе мы подошли к новому историческому
периоду, который условно можно назвать скифским, датируемым VII —
VI вв. до н. э.
Скифы оказали большое культурное влияние на многие
народы нашей страны, в том числе Северного Кавказа. Здесь от
Прикубанья до Дагестана найдено около 70 скифо-сарматских
поселений и городищ смешанного типа. Установлено, что скифы
двинулись в Переднюю Азию не только через Дербентский
проход, но и через известные перевалы Кавказского хребта, о чем
говорит множество памятников в центральной части Северного
Кавказа и в Абхазии. Большое количество скифских памятников
зафиксировано и в Закавказье. Полагают здесь и наличие в ту
пору «скифского царства», а также участие скифов в
формировании армянской народности32. Древние иранцы, обосновываясь
среди аборигенов, передавали им свои достижения в области
хозяйственной деятельности. Во всяком случае, на Северном
Кавказе со скифо-сарматами связано не только начало плужного
земледелия, но и высокий уровень развития животноводства,
в частности коневодства, обработка и использование различных
видов животноводческих продуктов и сырья, развитие
транспорта и т. д.
Состав стада в это время мало изменился. И в скифское
время в предгорьях и на равнине преобладал крупный рогатый скот,
о чем свидетельствует остеологический материал Лугового, Алха-
стинского, Нестеровского и Змейского поселений. На Северном
Кавказе разводили быков, коров, овец, коз, свиней и лошадей.
Быков запрягали в массивные повозки и в другой транспорт;
это хорошо подтверждают находки из Пазырыкских курганов;
здесь найдены части массивных телег (дышла, ярма и пр.K3.
Геродот (V в. до н. э.) сообщает, что скифские быки не имели
рогов вследствие холодного климата Северного Причерноморья 34.
Спустя несколько веков об этом же писал Страбон: здесь скот
«рождается безрогим или же спиливают им рога, так как эта
часть (тела) чувствительна к холоду»35. Это мнение подтверждают
этнографические данные по горным районам Центрального
Кавказа, где действительно у крупного рогатого скота из-за холодов
плохо растут рога. В то же время в Прикубанье, отличающемся
сравнительно теплым и мягким климатом, всегда разводили
высокорослый скот с длинными рогами, так называемых
«черноморских волов».
В целом в скифское время крупный рогатый скот в хозяйстве
племен Северного Кавказа приобретает новые качественные
черты, становится главной тягловой силой. Волы использовались в
упряжи, а с началом плужного земледелия в регионе их
впрягали в рало, плуг, производили другие сельскохозяйственные
работы36. Из описания древних авторов известно также, что в
16
Сарматский воин.
Реконструкция
военных походах эти животные, впряженные в тяжелые повозки
(кибитки), покрытые войлоками, обычно следовали законницей37.
Археологические данные, относящиеся к скифскому времени,
указывают на преобладание в стаде мелкого рогатого скота,
а также на разведение в горной зоне большей частью коров.
Исследователи полагают, что состав стада крупного рогатого
скота сохранился с тех пор вплоть до XIX в.38 А. А. Калантар
полагал, что этот скот делился на две группы: «великокавказ-
ский крупный рогатый скот», разводившийся жителями
Главного Кавказского хребта, и «малокавказский» — жителями
Малого Кавказа и Прикаспийской низменности. Эти две группы
«резко отличались между собой по величине» и продуктивности,
хорошо были приспособлены к местным условиям39.
Урартские надписи Армении свидетельствуют, что основой
хозяйства жителей являлся мелкий рогатый скот. Согласно им,
только в одном набеге было угнано 16 529 голов мелкого рогатого
скота и 3768 голов крупного рогатого скота40. Остатки костей
баранов, отчасти коз найдены в значительном количестве в
самых различных пунктах в предгорьях и на равнине Чечено-
Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, а также на
территории Северо-Западного Кавказа.
Важнейшим занятием местных племен в скифское время
являлось разведение свиней, имевшее наибольшее распространение
в районах Западного и Восточного Кавказа. Е. И. Крупнов
отмечает, что при раскопках в предгорьях Чечено-Ингушетии кости
свиньи превышали количество костей коровы 41. Археологические
памятники скифо-сарматского времени Прикубанья также
указывают на сохранение здесь прежней традиции разведения
свиней в значительном количестве. В то же время по сообщениям
2 Б. А. Калоев
античных авторов сами скифы не содержали свиней. Геродот,
описывая быт скифов, отмечает, что они «не хотят разводить
свиней» и не приносят их в жертву. Возможно, что редкие находки
костей свиньи в скифо-сарматских курганах объясняются
участием в ритуале древнего местного населения края, в том
числе меотов, для которых разведение свиней было привычным
делом с эпохи неолита42. Можно утверждать, что описываемые
Геродотом традиции скифов через алан были восприняты
осетинами. Во многих районах Осетии свиней не держали, боясь, что
они осквернят святые места. Название хуы (свинья) осетины
восприняли у соседей-адыгов (кабардинцев). Нет этого термина
и в венгерском ясском словнике, содержащем названия почти
всех домашних животных осетин43.
В скифских и сарматских поселениях и курганах Северного
Кавказа встречены во множестве костные останки собаки 44. Судя
по многочисленным данным, у древних иранцев собаку приносили
в жертву в честь знатного воина или воительницы.
Б. А. Городцов писал «Скифы и сарматы относились с
особенным уважением к собакам, которых они нередко отправляли вместе
¦с покойниками в загробный мифический мир. В богатейшем
царском погребении скифов в Чертомлыцском кургане наряду с
драгоценной золотой утварью найден целый остов собаки,
отправленной в могилу, вероятнее всего, для охраны сокровищ и
личности царя»45. Скелеты собак не раз находили вместе с богатыми
украшениями в сарматских курганах Заволжья. Погребение
собаки, как и обряд захоронения с конем, известны только скифо-
€арматам. По данным В. И. Цалкина, только в некоторых
памятниках Северного Причерноморья скифского времени было
найдено 778 костей собаки (от 154 особейL6.
Появление коневодства на Северном Кавказе можно считать
также заслугой древних иранцев — скифов и сарматов,
передавших местным племенам лучшие в то время породы лошадей
Евразии. Скифы-кочевники (в отличие от скифов-пахарей, у
которых лошадь занимала лишь третье место в стаде) содержали,
как и родственные им по культуре и языку сарматы,
превосходные породы лошадей, ибо проводили большую часть жизни в
^едле.
Во многих знаменитых царских курганах скифов в Прику-
банье обнаружены массовые погребения коней, принадлежности
конского убранства, а в некоторых — и части повозок. Страбон
пишет, что царь сираков Абак мог выставить 20 000 всадников;
намного больше их могли выставить аорсы — другое племя
сарматов47. На основании данных Пазырыкских курганов С. И. Руден-
ко заключает, что отдельные скифские семьи владели
«огромными табунами лошадей»48.
$ Вызывает интерес вопрос о видах лошадей, разводившихся
древними иранцами. Страбон, например, считает скифских
лошадей малорослыми. По данным Н. Я. Бичурина, относящимся
к азиатским скифам (сакам), «последние (т. е. саки.— Б, К.) раз*
18
водили лошадей лучших пород». По В. И. Цалкииу в степной
и лесостепной полосе Европы в скифское время содержались
малорослые и средние лошади A28—144 см в холкеL9.
В изображениях на предметах из скифских царских курганов
(Чертомлыцского, Салоха) и на керченских склепах различают
два типа скифских лошадей: 1) «степных относительно
коротконогих и грубокостных лошадок...», 2) «верховых, более
породных, похожих на среднеазиатских аргамаков, нарядных, высока
стоящих на тонких ногах, с породистыми головами,
выразительным, огненным взглядом, крупной, хорошо поставленной
головой» 50.
Наиболее яркое представление о скифских лошадях дают
раскопки Пазырыкских курганов Горного Алтая, где в условиях
вечной мерзлоты сохранились туши животных, по которым можно
определить и типы лошадей, и их масть. Эти находки, как и изоб-
Сцены
кастрирования и стреноживания
лошадей. Чертомлыц-
кая еааа. IV в. до н. э.
Из одноименного
скифского кургана
19
ражение величественного коня па ковре из пятого Пазырыкского
кургана, дают возможность с уверенностью говорить о
преобладании у скифов азиатских лошадей, близких к современным
текинским51.
Итак, у скифо-сарматов было два типа лошадей,
разводившихся ими по всей Евразии. Это малорослые лошади типа
монгольских и строевые, породистые, выведенные из Средней Азии.
Раскопки царских курганов показывают, что в жертву приносили
только строевых лошадей. Геродот, описывая этот обряд у
скифов, отмечает, что они «умертвляют... самых красивых коней».
Ритуал этого обряда зафиксирован данными Пазырыкских
курганов.
Для нашей темы важное значение имеет определение времени
появления кастрации, о которой, насколько нам известно, нет
упоминания в источниках доскифского периода, в том числе по
древнему Кавказу. Кастрация широко практиковалась у древних
иранцев, о чем сообщает Страбои: «...Особенностью всего
скифского и сарматского является обычай выхолащивать своих
лошадей, чтобы делать их смирными»52. Подтверждением
существования этого обыкновения у скифов могут служить раскопки
Пазырыкских курганов, которые показали, что все лошади,
верховые и рабочие, были кастрированы. Несомненно, практика
выхолащивания животных древними иранцами распространялась и на
мелкий и крупный рогатый скот, о чем, например,
свидетельствуют находки костей волов, отчасти баранов-валухов во многих
скифо-сарматских курганах и могильниках. Указанный обычай
был воспринят от скифо-сарматов многими соседними народами,
в том числе на Кавказе.
Итак, можно заключить, что иранское табунное коневодство,
имевшее высокий уровень развития, несомненно оказало большое
влияние на развитие этой отрасли хозяйства у местных племен
Кавказа.
До скифов в памятниках Северного Кавказа не найдено даже
нескольких костей лошади. Погребение целого коня впервые
зафиксировано в Моздокском могильнике, датируемом VII—V вв.
до н. э. Можно заключить, что коневодство стало практиковаться
местным населением только со скифской эпохи. Исследователи
Моздокского могильника справедливо считают, что с появлением
лошади у северокавказских племен во многом изменился их
хозяйственный уклад53. Древний иранский обряд погребения с
конем зафиксирован в самых различных районах Кавказа: в
могильниках Мингечаура, у сел. Тли в Юго-Осетыи, близ г. Гудау-
ты в Абхазии и т. д.54 Почти все они датируются VII—VI вв.
до н. з., т. е. периодом массового вторжения скифов на Кавказ
и их обоснования там.
Последующий скифо-сармато-меотский период нашел
отражение в многочисленных курганах степного Прикуоанья; в
некоторых царских курганах найдено до 200 лошадей, зарытых рядом
с могилой вождя; нередко их сопровождали наборы конских укра-
20
шений скифского звериного стиля, а в ряде случаев — части
колесницы или тяжелой повозки55.
К скифскому времени можно отнести и начало разведения
местными северокавказскими племенами ослов, мулов и
верблюдов, наличие которых в регионе не подтверждается источниками
для более раннего времени. Сами скифы, по сообщениям древних
авторов, не разводили ослов и мулов из-за сильных холодов
Северного Причерноморья. По словам Геродота, крик и вид этих
животных пугали скифских лошадей, так как они никогда ранее
не видали их. Зная это, персы, ведя войну со скифами, пригнали
множество ослов и мулов, крик которых «приводил в смятение
скифскую конницу». Когда скифы атаковали персов, лошади их,
«услышав ослиный рев, в испуге поворачивали назад»56.
По данным В. И. Цалкина, в Северном Причерноморье не
найдено костных остатков осла в памятниках скифского времени.
По мнению автора, появление этого животного, как и мула в
Восточной Европе, в том числе на Северном Кавказе, связано с
греческой колонизацией Северного Причерноморья, а появление
верблюда — с давними контактами населения края с племенами
Нижнего Поволжья. В то же время среднеазиатские скифы в
отличие от скифов Восточной Европы широко разводили все три
вида указанных животных. Н. Я. Бичурин писал о
среднеазиатских скифах-саках, что они разводили верблюдов, ослов,
лошаков и лошадей лучших пород57.
Согласно урартским клинописным памятникам, в Армении в
скифское время эти животные бытовали в значительном
количестве, высказано предположение о наличии одногорбого
верблюда в Азербайджане58. В Армении разводили только двугорбого
верблюда, характерного также для казахов, калмыков и
ногайцев. Заметим, что одногорбый верблюд не переносит холодов,
а двугорбый, наоборот, не может существовать в жарком
климате. Поэтому мы полагаем, что на армянское нагорье он мог
попасть только с севера.
Появление осла в Армении, по данным урартских памятников,
относится к IX—VI вв. до н. э. Костные остатки осла, найденные
здесь в некоторых памятниках скифского времени, соответствуют
средним размерам закавказского ослаб9. В источниках нередко
упоминается п мул, разводившийся в ряде районов Кавказа.
Мулов получали от скрещивания осла с кобылой, а лошаков —
от скрещивания жеребца с ослицей. Греки, по словам Геродота,
не знали этих животных. У среднеазиатских скифов-саков это
были вьючные животные.
Скифский период на Северном Кавказе характеризуется и
появлением новых видов транспорта и средств передвижения,
вызванных прежде всего развитием коневодства. Находки в
Закавказье бронзовых поясов с изображением колесниц, моделей
самих колесниц с конской упряжкой датируются I тыс. до н. э.
Многие археологи считают, что на Северном Кавказе лошадь в
доскифское время использовалась и для верховой езды, и в упряж-
21
Реконструкции уборов скифских коней. IV в. до н. э.
ке. Однако убедительные доказательства этого дают только
находки скифского времени, в частности четырехколесной повозки,
запряженной шестеркой лошадей (катафалк вождя) в
Елизаветинском кургане (ст. Елизаветинская), набор конской упряжи,
выполненный в скифском зверином стиле, в Келлермеском
кургане, массовые находки бронзовых и железных удил,
характерных для скифской культуры (VII—V вв. до н. э.) Северного
Кавказа
60
В целом приведенный материал свидетельствует о том, что
массовое вторжение скифов в регион оказало существенное
влияние на культуру местных жителей, в частности привело к
использованию лошадей в качестве средств передвижения и появлению
различных видов колесного транспорта.
Можно полагать, что у скифов аборигены заимствовали
кибитки, покрытые войлоками (служившие для скифов жилищем),
седло, изображение которого можно видеть на знаменитой Чер-
томлыцской серебряной вазе. Оно представляло собой две мягкие
кожаные подушки с подпругой, нагрудным и подхвостным рем-
22
нями и седельной лукой. Аналогичные седла с низкими луками
найдены и в двух Пазырыкских курганах Горного Алтая.
Появление скифского седла исследователи относят к IX в. до н. э.;
в это же время стали употреблять и удила, а с III в. до н. э.—
высокое тяжелое седло. Что касается колесных повозок легкого
и тяжелого типа, то они, как говорилось выше, зафиксированы
на Северном Кавказе только в курганах Прикубанья,
датируемых скифо-сармато-меотским временем; причем в легкие повозки
впрягали лошадей, а в тяжелые — волов.
О производстве и переработке продуктов животноводства
древними племенами Предкавказья известно мало. Е. И. Крупнов
отмечает лишь, что массовые находки костей домашних животных
на поселениях доказывают «факты употребления в пищу мяса
коровы, лошади и овцы»61. Понятно, что для переработки и
хранения молока и молочных продуктов требовалась
соответствующая посуда, которую могли делать из глины, дерева и шкур
мелкого рогатого скота, а позднее — из металла. Правда, среди
многочисленных бронзовых предметов в кобанских могильниках
почти нет посуды. Однако это не значит, что творцы кобанской
культуры не производили такую посуду или не получали ее со
стороны, например из соседней Грузии, где производство меди и
медной посуды стояло на высоком уровне. Что касается Северного
Кавказа, то широкое применение здесь металлической посуды
началось со второй половины I тысячелетия до н. э.62 Среди
керамической посуды Северного Кавказа большое количество сосудов
различных форм и емкостей хозяйственного назначения, а также
«богато орнаментированные, прекрасно лощеные кувшины с
воронкообразным горлом для хранения различных жидкостей и
сыпучих тел и для употребления за столом». В могильниках
кобанской эпохи найдены чаши и миски, кружки различных форм и
размеров, изготовленные на гончарном круге. Однако масло-
.бойки среди этой посуды нет, хотя она имела широкое
распространение на территории древнего Азербайджана и всего
Закавказья (III тысячелетие до н. э.N3. Заметим, что по
этнографическим данным глиняная маслобойка не применялась на
Северном Кавказе и в позднейшее время (исключение составляли
чеченцы, воспринявшие ее у дагестанцев). Здесь для сбивания масла
служила исключительно деревянная, реже кожаная маслобойка,
известная многим другим народам Кавказа. В силу специфики
материала эти маслобойки недолговечны и не могут быть
зафиксированы археологически *. Исключение составляют скифские кур-
* Таким образом, маслобойки, как и способы сбивания масла, можно
характеризовать только по этнографическим данным. Деревянные масло-
. бойки представляли собой длинные сосуды разных диаметров; их
наполняли сливками, собранными обычно за несколько дней, и сбивали
мутовкой. Масло сбивали и без мутовки. В этом случае маслобойку, крепко
завязав бараньей шкурой, подвешивали к потолку и раскачивали или
клали на две коромыслообразные подставки и также раскачивали. При
использовании кожаной маслобойки процесс был таким же: бурдюк
вешали на козлах и раскачивали.
23
ганы Горного Алтая, в которых сохранилась различная кожаная
посуда, в том числе бурдюки для хранения молочных продуктов.
Сбитое масло в натуральном виде никогда не употребляли,
его перетапливали для длительного хранения. В этом возможно
усмотреть влияние степняков, для которых молоко и молочные
продукты, наряду с мясом, были главнейшими продуктами
питания. Страбон отмечал, что скифы-кочевники употребляли не
только мясо, особенно конину, «но сыр из кумыса, свежее и кислое
молоко», приготовлявшееся, по его словам, особым образом и
«служившее у них лакомством»64. Заметим, что осетинские
названия мяса (фыд), молока (хсыр), масла (сарв), пахтанья (мисын),
сыра (цыхт) восходят к древнеиранским.
Сыр делали из овечьего и коровьего молока, а с появлением
табунного коневодства — возможно, из молока кобылиц; такой
сыр широко практиковался у древних иранцев, на что указывают
и вышеприведенные слова Страбона. Традиции сыроварения
восходят у горцев к глубокой древности, чем объясняется высокая
культура приготовления таких известных на Кавказе и за его
пределами сыров, как «осетинский», «адыгский» и «сулугуни»,
обладающих высокими вкусовыми качествами. «Осетинский», или
«кобинский» сыр (от названия сел. Коба по Военно-Грузинской
дороге) приготовляли исключительно из овечьего молока, а
«сулугуни» — из коровьего, причем первый производили в
основном в Восточной Осетии, второй — в Западной. Название сыра
цыхт осетины восприняли от своих предков — алан65.
Обычный сыр делали преимущественно из коровьего молока.
Чтобы он дольше сохранялся в сравнительно жарком климате
Западного Кавказа, сыр коптили в специальном помещении до
тех пор, пока он не становился твердым, как камень. Такой сыр
мог храниться несколько лет. У осетин, как и у других горцев
Центрального Кавказа, существовал иной способ хранения сыра.
Здесь сыр держали в больших деревянных кадушках,
наполненных соленым раствором, но не более 1—2 лет.
Из молока разных домашних животных делали творог, кислое
молоко (или айран) и т. д. Этнографические данные
свидетельствуют, что хранили молочные продукты в основном в деревянной
и керамической посуде, использовали и кожаную, главным
образом бурдюки и кожаные мешки.
Скотоводство давало населению Северного Кавказа и сырье
для изготовления одежды и предметов домашнего обихода. С
развитием овцеводства и увеличением поголовья овец появился
целый ряд домашних промыслов. Мы вправе отнести к этому
периоду зарождение традиции производства знаменитых домашних
сукон, войлоков и кожаных изделий горцев Северного Кавказа.
Так, по определению В. И. Абаева, многие термины, связанные
с ткацким делом у осетин, являются древнеиранскими. К ним
относятся различные названия шерсти: хьуын, фаесм, глаголы:
аелвисын — прясть; нываендын — мотать пряжу, а также
названия частей веретена и ткацкого станка 66. Древнеиранским словом
24
Скифская конская узда. VII в. до н. э.
Реконструкция
25
у осетин называется войлок (нымхт), под таким же названием он
встречается у других народов, в том числе у венгров (немет).
Войлоками кочевые народы покрывали кибитки и юрты,
служившие для них жилищем. Войлоками укрывались от холода,
дождя и солнца, их использовали для украшения жилья. В одном
из Пазырыкских курганов Горного Алтая был найден
орнаментированный ковер, на котором изображены знаменитые верховые
кони скифов. Эта и другие находки позволяют говорить о
высоком уровне развития у древних иранцев суконного и войлочного
производства, обработки кожи.
Очень скудны письменные источники о предках многих
современных северокавказских народов (абазин, чеченцев, ингушей
и др.). Тем не менее и эти источники представляют для нас
определенный интерес.
По сообщениям Страбона (конец I в. до н. э.— начало I в.н. э.)г
сарматские племепа аорсы и сираки, жившие в предгорьях
Западного Кавказа, могли выставить каждое до 20 тыс.
всадников. «Они частью кочевники, частью живут в шатрах и
занимаются земледелием». Другое сарматское племя — роксаланы (осет.—
«светлые аланы») не отличались образом жизни от своих
соплеменников, они разводят скот, «молоком, сыром и мясом они
питаются». Страбон указывает на существование у роксалан
отгонной системы скотоводства: зимой скот пасли «на болотах около
Мебтиды», а летом — «на равнинах». Роксаланы, как и другие
сарматские племена, продолжая скифскую традицию, не держали
ослов из-за холода. По той же причине разводили только безрогий
скот. Лошади у них, подобно скифским, «малорослые, а овцы
крупные». Сарматы, проживавшие в прикаспийских степях, кроме
того, разводили верблюдов для караванной торговли 67.
В I в. н. э. на исторической арене появляется новое
сарматское племя — аланы, прославившееся своей конницей и
разведением лучших пород лошадей. Иосиф Флавий (I в. н. э.) писал о
вторжении алан в Закавказье через Дербентский проход и
опустошение Армении, об участии аланских конных соединений в
походах римской армии. По словам Ю. Кулаковского, молодой
римский император Грациан «в своей любви и удали сформировал
себе из алан гвардейский отряд и включил его в список полков
, римской армии». Известно также участие аланской конницы на
стороне готов в битве под Андрианополем. Автор XII в.
Дионисий называл алан «многоконным» народом, а арабский ученый и
путешественник Масуди считал, что жители Алании могут
выставить 12 тыс. всадников. Аммиан Марцеллин (IV в.),
характеризуя быт алан, особо отмечает, что они из всех животных
наибольшее внимание уделяют «уходу за лошадьми», «...молодежь,—
пишет он,— с раннего детства сроднилась с верховою ездою,
считает позором ходить пешком». Роль лошади в жизни алан,
неизменная любовь их к этому животному ярко отразилась и в
26
Балкарца. Селение Нижний Чегем
древних нартекп.к сказаниях. Так, знаменитый Арфой — конь
старейшего нарта Урызмага обладал даром речи и не раз выручал
своего хозяина из тяжелых ситуаций68.
Из сообщений Аммиана Марцеллина мы узнаем и о разведении
аланами крупного и мелкого рогатого скота, служившего
главным средством их существования. Автор указывает, что аланские
скотоводы, «гоня перед собой упряжных животных и стада», пасут
их на обширных просторах.
Исторические известия о занятиях древних адыгских племен
(меотов, синдов, керкетов и др.) не менее фрагментарны, чем
известия о занятиях сарматов и алан. Тем не менее они дают
возможность судить о территории расселения этих племен, об их
хозяйственной деятельности и этнокультурных контактах с
соседями, в частности сарматами и аланами. Наличие
многочисленных меото-сарматских курганов и поселений в степном При-
кубанье является ярким свидетельством таких связей. Аррионя
(II в.), например, указывает, что сипды обитали вдоль Азовского
моря, «от которых страна эта называется Сипдикой»; за синдами
жили керкеты. Стефан Византийский (V к.) помещает синдов к
югу от Азовского моря, считая их родственниками меотов.
Дионисий считает меотов многочисленными и сильными,
занимавшимися «земледелием и войной».
Основная масса меотов еще в сарматскую эпоху проживала в
Прикубанье, занимаясь наряду с земледелием разведением
крупного и мелкого рогатого скота и лошадей. Исследователь меото-
сарматских памятников Прикубанья II. В. Апфттмов неоднократно
27
находил в могильниках этого периода массу костей различных
домашних животных. Так, у ст. Ладожской вскрыто погребение
шестерки лошадей, положенных веерообразно головами к югу.
Автор полагает, что здесь же находилась коновязь в виде столба»
Рядом с лошадьми лежали скелеты собаки и барана. Найденные
здесь колчатые железные удила позволяют датировать
погребение III—II в. до н. э.
В Пашковском городище при раскопках были встречены кости
коровы, овцы, свиньи, а также железные удила. В могильниках
у ст. Усть-Лабинской костные останки позволяют говорить о
преобладании овец в стаде меото-сарматов в это время.
Количество костей свиньи лишь несколько уступает находкам костей
овец. Захоронения лошадей указывают, возможно, не только на
полукочевой образ жизни некоторой части обитателей этого
земледельческого района, но и на их социальное расслоение, когда
богатые хоронили своих покойников вместе с конями69.
Итак, на Западном Кавказе в меото-сарматскую эпоху
разводили крупный и мелкий рогатый скот, лошадей и свиней. Из
домашних животных большое распространение имела также
собака, кости которой неоднократно находили в могильниках.
Аланские памятники Западного Кавказа характеризуют их
носителей, особенно в верховьях Кубани, как скотоводов и
овцеводов. В могильнике Батал-Чапкан (IV—VII вв.), например,
Шйдены кости овцы, лошади, узда для коня, а также большой
глиняный кувшин, как полагают, для молока, и глиняный
горшок.
Яркое представление о скотоводстве алан дают два загона,
вскрытые на поселении III—V вв. в устье р. Узун-кола на
западном склоне Эльбруса. Первый загон — большой, круглый, он
служил для овец и коз, количество которых доходило до 1,5 тыс,
голов, второй — для крупного рогатого скота. Оба загона
располагались вдали от жилых и боевых сооружений70.
Дальнейшее развитие скотоводства представлено находками в
городище Адеюх (VII—XII вв.) на берегу р. Малый Зеленчук,
представляющем собой, как полагают, крупное феодальное
поселение. Здесь наряду с жилыми и хозяйственными постройками,
несколькими башнями и мощной каменной стеной найдены
«широкие дворы» и длинное квадратное помещение для домашних
животных, загоны для овец и коз, стойло для коней. Интересны
находки ножниц для стрижки овец и плужного ножа —
подтверждение предположения, что жители городища наряду со
скотоводством широко занимались в это время и земледелием.
Ножницы говорят также об изготовлении сукна, войлоков, одежды
и т. д. Наличие множества загонов для мелкого и крупного
рогатого скота, в верховьях рек Марухи, Аксаута, Теберды
свидетельствуют о ведущей роли в хозяйстве алан скотоводства,
особенно отгонного. Загоны представляют собой пещеры, обычно
больших размеров, вмещавшие в прошлом до тысячи и более
голов животных, а также скальные навесы. }
28
Большие возможности для разведения мелкого и крупного
рогатого скота, табунов лошадей имели и жители Восточной
Алании, располагавшие огромными летними и зимними пастбищами.
Сюда же можем отнести и знаменитые Зольские летние пастбища,
на которых и сегодня выпасают сотни тысяч голов разных видов
животных, и прикумские степи. В целом скотоводство Восточной
Алании характеризовалось теми же чертами, что и Западной:
в горах содержали преимущественно овец и коз, на равнине —
крупный рогатый скот и табуны лошадей. Так, в аланских ката-
комбных могильниках (V—VII вв.) в г. Кисловодске и его
окрестностях найдены только кости барана и козы71.
Находки остеологического материала в Змейском поселении
говорят о преобладании в стаде алан крупного рогатого скота.
В. И. Цалкин так определяет состав стада: крупный рогатый
скот — 150 костей от 10 особей, мелкий рогатый скот — 63 от
11, лошадь — 39 от 3, свинья — 15 от 572. На явное
преобладание крупного скота в стаде жителей Предгорья указывают и
данные из средневекового городища Нижний Джулат.
Исследователь этого памятника И. М. Чеченов заключает: «Анализ
обильного остеологического материала, впервые проведенный в таком
большом количестве для средневекового Центрального
Предкавказья, показывает, что главное место в животноводстве занимал
крупный рогатый скот, а затем лошади и мелкий рогатый скот»73.
Костей свиньи здесь обнаружено очень мало, что автор объясняет
распространением ислама. Развитие земледелия у алан
потребовало большего количества рогатого скота для обработки земли.
Сильно была развита у них и переработка молочных продуктов
(сыр, масло, творог и т. д.), о чем свидетельствуют обильные
находки керамических сосудов разных форм и размеров для
хранения этих продуктов. В скотоводстве равнинных и предгорных
жителей Восточной Алании важное место занимало традиционное
коневодство: как видно из отмеченного выше остеологического
материала, среди костей животных в Змейском поселении кости
лошади занимают третье место, а на городище Нижний
Джулат — второе после крупного рогатого скота.
Из сказанного можно заключить, что коневодство в Восточной
Алании являлось также одним из главных занятий населения.
Лошадей разводили и в горах, хотя в ограниченном количестве,
например, в таком высокогорном селе, как сел. Галпат в Дигор-
ском ущелье (более 2 тыс. м над уровнем моря). В 1935 г.
Е. И. Крупнов вскрыл здесь склеп с захоронением с конем в
богатом убранстве. Памятник этот датируется IX—XIII вв.74
В. А. Кузнецов, анализируя изображения коня на
металлических предметах (бронзовые подвески-амулеты) из аланских
могильников Центрального Кавказа, предполагает у алан два вида
верховых лошадей: 1) низкорослые крупноголовые местного
происхождения, имеющие много сходных черт «со скифо-сарматской
лошадью», 2) более высокие, породистые, появившиеся в
результате скрещивания местной породы «со знаменитым среднеазиат-
29
<ским конем ахалтекинской породы»75. Отметим, что почти
аналогичные породы лошадей разводили скифо-сарматы, поэтому
вполне возможно, что они восприняты аланами.
О снаряжении и убранстве коня у алан дают представление
находки из Змейского могильника (XII в.). Вот как они
выглядят в описании Е. И. Крупнова: «Луки седел и подушки из
цветной кожи, уздечные наборы, попоны и различные ремни были
сплошь покрыты сложными и разнообразными узорами из
бисера и золоченых штампованных бляшек. Конские головы
украшались золочеными ыачелышками в виде крупных медных
розеток с коническими трубками, в которые вставлялись
развевающиеся султаны из волос или перьев»76.
Аланы частично разводили и свиней, что, как известно, не
практиковалось у скифов. Возможно, что аланы стали разводить
это животное под влиянием аборигенов и прежде всего предков
западных адыгов.
В отличие от скифо-сарматов распространенным животным у
алан был и осел, что объясняется изменившимся образом жизни.
Населяя предгорные и горные районы Западного и Центрального
Кавказа, аланы, как их соседи, использовали ослов в качестве
вьючных животных. Когда же появились у алан ослы?
Возможно, тогда, когда аланы обосновались в горах Северного Кавказа,
где хозяйство горцев не обходилось без этих животных. Во
всяком случае кости осла, по данным В. А. Кузнецова, найдены во
многих аланских поселениях и городищах — Заюково, Змейской,
нижнем Архызе. Косвенным доказательством разведения ослов
у алан может служить нартовский эпос, где нашел широкое
отражение быт алан; в нем часто упоминается осел. В то же время
остается загадкой, откуда пришел к осетинам термин «хаераег»
(осел), восходящий к древнеиранскому (хар), если скифы и
сарматы не разводили этих животных. Оставляя этот вопрос
открытым, отметим также, что в венгерском ясском словнике мы не
находим этого слова. И, наконец, по этнографическим данным
осетины, в том числе жившие в высокогорных местах, редко
содержали ослов, что объясняется несомненно отсутствием
соответствующих традиций.
Есть основание предполагать разведение аланами, жившими в
степях Прикаспия, верблюдов для использования в караванной
торговле. Об этом свидетельствуют не только письменные
источники, в частности арабские, но и находки костей верблюда77.
И в последующие эпохи степная зона Предкавказья,
населявшаяся преимущественно тюркскими племенами,
характеризовалась разведением этого животного. Верблюд мог появиться у
алан от соседей — кипчаков (половцев). Отсюда и современное
осетинское название теуа, у тюрков туе, тюе.
Традиции переработки и хранения молока и молочных
продуктов, использование для этого деревянных, кожаных и
керамических сосудов и утвари во многом были восприняты аланами от
скифо-сарматов. Так, на Верхне-Джулатском городище (X —
30
:*&&-
\-*&*..
Упряжка волов местной породы.
Селение Борзикау. Куртатинское ущелье Северной Осетии.
Фото А. А. Миллера. ГМЭ. 1926 г.
XII вв.) были найдены три типа сосудов: 1) глиняные кувшины^
сделанные на круге (высота 35 см, диаметр до 25 см), 2) серо-
черные горшки с ручками, 3) маленькие глиняные кружки с петле-
видной ручкой. Кроме того, в ряде катакомб были найдены
объемистые кувшины с носиками-трубочкой, названные
«молочниками». Среди кувшинов с одной ручкой встречаются такие, которые
можно считать подойниками. Конечно, для доения использовали
преимущественно деревянные подойники, но этот материал плохо
сохраняется. К сожалению, среди аланских керамических
сосудов отсутствуют маслобойки. Можно полагать, что аланы,
наряду с деревянными и кожаными маслобойками, использовали и
керамические. Об этом, например, свидетельствует хранящаяся
в Краснодарском краеведческом музее аланская керамическая
маслобойка типа современной деревянной, найденная в аланских
могильниках Прикубанья.
Укажем также на археологические находки А. П. Рупича в
районе Кисловодска — глиняные сосуды, среди которых
выделяются крупные кувшины яйцевидной формы с одной ручкой
и носиком-сливом, служившие, по-видимому, также для
хранения молока "8.
Монголо-татарские нашествия коренным образом изменили
этнографическую карту Северного Кавказа. Здесь сформировалось
множество новых этносов, этнических групп и племен. Поэтому
31
с этого времени изучение скотоводства мы будем проводить по
девяти народам региона (на основании имеющихся источников)
и по видам скота.
1 Вавилов Н. И. Мировые ресурсы зерновых культур и льна. М.; Лм 1957;
Калоев Б. А. Зехмледелие народов Северного Кавказа. М., 1981;
Комаров В. Происхождение культурных растений. М.; Л., 1938; Кавказ. М.,
1966; Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. М., 1975.
2 Бибиков С. Я. Некоторые вопросы заселения Восточной Европы в эпоху
палеолита // СА. 1959. № 4; Мерперт Я. Я. Древнейшая история
населения степной полосы Восточной Европы. Автореф. докт. дисс. М., 1968.
3 Гиджрати А. Новые данные о каменном веке Северной Осетии// Новые
материалы по археологии Центрального Кавказа. Орджоникидзе, 1986;
Формозов А. А. Каменномостская пещера — многослойная стоянка в
Прикубанье // Палеолит и неолит СССР. Л., 1971.
4 Крупное Е. И. Древняя история и культура Кабарды. М., 1957. С. 67.
* Формозов А. А. О хозяйстве племен майкопской культуры Прику-
банья // КСДПИИ. 1962. Вып. 88. С. 28—29; Он же. Каменномостская
пещера. Многослойная стоянка в Прикубанье //МИА. 1971. № 173.
С. 112, 114: Он же. Каменный век и энеолит Прикубанья. М., 1965. С. 43—
48, 55—58.
6 Цалкин В. И. Древнейшие домашние животные Восточной Европы. М.,
1970. С. 56.
7 Формозов А. А. Каменномостская пещера. С. 106.
8 Мунчаев Р. М. Кавказ... С. 383.
9 Цалкин В. И. Древнейшие домашние животные... С. 222—223.
10 Мунчаев Р. М. Кавказ... С. 384—385.
11 Крупное Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М.. 1960. С. 347.
12 Мунчаев Р. М. Кавказ... С. 385.
13 Техов Б. В. Стырфарсские кромлехи. Цхинвали, 1974. С. 37—63; Он же.
Очерки древней истории и археологии Юго-Осетии. Тбилиси, 1971.
С. 240-243.
14 Голъмстен В. В. К вопросу о древнем скотоводстве в СССР//ТЛГ. Л.,
1933. С. 92.
15 Пиотровский Б. Б, Развитие скотоводства в древнейшем Закавказье //
СА. 1955. XXIII.
16 Формозов А. А. О хозяйстве племен... С. 31.
*7 Лодгаецкий Г. В. Могильник в г. Нальчике//МИ А. 1941. С. 127; Кри-
чевский Е. /О., Круглое А. П. Неолитическое поселение близ г.
Нальчика // МИА. 3. С. 61.
гв Формозов А. А. Каменномостская пещера. С. 107. 19 Калоев Б. А.
Поездка к венгерским ясам // СЭ. 1984. № 6. С. 6; Он же. Снова в стране
венгерских ясов (алан) // ИЮОНИИ. Вып. 32. Цхинвали, 1988.
20 Крупное Е. //. Древняя история Северного Кавказа. С. 469—471.
21 Цалкин В. И. Древнейшие домашние животные... С. 89.
22 Крупное Е. И. Древняя история Северного Кавказа. С. 309.
23 Формозов А. А. О хозяйстве племен майкопской культуры. С. 31; Он же.
Каменномостская пещера. С. 89.
24 Цалкин В. И. Указ. соч. С. 49.
26 Техов Б. В. Очерки древней истории... 245.
26 Марр Я. Я. Домашние собаки // ППДЖ. Вып. 1. Л., 1933; Городцев Б. А.
К истории приручения собаки в пределах СССР, по данным
археологии//ППДЖ. Т. 1. Л., 1933: Анучин Д. Н. К древней истории
домашних животных // Труды VI Археолог, съезда. 1886. Т. 1.
27 Сосновский Г. Я. К истории скотоводства Сибири (материалы к истории
древнейших домашних животных) // ППДЖ. Т. 1. Л., 1933.
28 Уварова Я. С. Могильники Северного Кавказа // МАК. 1900. № 8.
29 Пиотровский Б. Б. Развитие скотоводства... С. 6; Крупное Е. И. Древняя
32
история Северного Кавказа. С. 309: Техов Б. В. Центральный Кавказ в
XVI —X вв. до н. э. М., 1977. С. 196; Мунчаев Р. М. Кавказ... С. 387;
Куфтин Б. А. Археологические раскопки в Триалетгш. Тбилиси, 1941.
С. 123; Котович В. Т. О хозяйстве Дагестана в эпоху бронзы // СА. 1966.
Да 3. С. 13.
30 Крупное Е. И. Древняя история Северного Кавказа. С. 309.
31 Техов Б. В. Тлийский могильник. С. 60.
32 Есаян С. А., Погребова М. Н. Скифские памятники Закавказья. М., 1985.
С. 8—9.
33 Рцденко С. И. Культура населения Центрального Алтая в скифское
время. М., Л., 1960.
34 Геродот. История в девяти книгах. Л., 1972. С. 199.
35 Страбон. География. М., 1964. С. 285.
36 Кругликова И. Т. Сельское хозяйство Боспора. М., 1975.
37 Латышев В. С. Известия древних писателей греческих и латинских о
Скифии и Кавказе. Т. П. СПб. 1890. С. 341.
38 Бурчин-Абрамович И. И. К изучению крупного рогатого скота древнего
Мтшгечаура // ДАН Азер. ССР." 1940. Т. 5. № 10; Буниятов Т. А. История
земледелия и скотоводства в Азербайджане (с древнейших времен до
XIII в. н. э.). Автореф. докт. дисс. Баку, 1968. С. 50.
39 Калантар А. А. Задачи и способы исследования...
40 Арутюнян Я. В. Земледелие и скотоводство Урарту. Ереван, 1964. С. 142.
41 Крупное Е. И. Указ. соч. С. 305.
42 Анфимов II. В. Земледелие у меото-сарматских племен Прикубанья //
МП А. 1951. № 23. С. 240; Он же. Курганы рассказывают. Краснодар,
1982; Он же. Меото-сарматский могильник у станицы Усть-Лабинской //
МИА. 1951. № 23.
43 Немет Ю. Список слов на языке ясов — венгерских алан. Перевод с
немецкого и примечания В. И. Абаева. Орджоникидзе, 1960.
44 Техов Б. В. О культурной общности горных районов Северной и Южной
Осетии в конце II и в первой половине I тыс. до н. э. // МАДИСО. Т. 2.
Орджоникидзе, 1969. С. 52.
45 Городцов Б. А. Указ. соч. С. 156.
46 Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке. М., 1975. С. 59; КалоевБ. А.
Похоронные обычаи и обряды осетин в XVIII — начале XX в. // КЭС. Вып. 8.
1984; Цалкин В. И. Указ. соч. С. 49.
47 Страбон. География. С. 285.
48 Руденко С. И. Указ. соч. С. 202.
49 Бичурын Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней
. Азии в древние времена. М.; Л., 1950. Ч. 3. С. 183; Цалкин В. И. Указ.
соч. С. 48.
50 Ковалевская В. Б. Конь и всадник. М., 1977.
51 Вптт В. О. Лошади Пазырыкских курганов // СА. № 16. 1952. С. 113.
52 Страбон. География С. 285.
53 Пессен А. А., Пиотровский Б. Б. Моздокский могильник. Л., 1940. С. 31.
54 Алиев И. Г., Асланов Г. М. К вопросу о проникновении на территорию
Азербайджана племен сармато-массагето-аланского круга в первые века
нашего летоисчисления // МАДИСО. Т. 3. Орджоникидзе, 1975. С. 3—19;
Макалатия С. И. Раскопки Дванского могильника // СА. Вып. 21. 1954;
Техов Б. В. Скифские элементы в материальной культуре Юго-Осетии //
ВИНК. Тбилиси, 1866; Трапш М. М. Памятники колхидской и
скифской культуры в сел. Кулан-Урхвы Абхазской АССР. Сухуми, 1962.
55 Милюкова А. И. Скифия и фракийский мир. М.. 1979.
5в Геродот. Указ. соч. С. 219; Страбон. Указ. соч. С. 281.
57 Цалкин В. И. Указ. соч. С. 48; Бичурин Н. В. Указ. соч. С. 183.
58 Арутюнян II. В. Указ. соч. С. 114; Буниятов Т. А. Указ. соч. С. 48.
-39 Петросян Л. Н. Пешие п вьючные верховые средства передвижения на
армянском нагорье. Ереван, 1972. С. 19.
60 Пессен А. А., Пивтровский Б. Б. Указ соч. С. 31; Техов Б. В. Тлийский
могильник. С. 65; Веселовский II. И. Раскопки в Прикубанье / ОАК.
1896, 1900; Анфимов Н. В. Курганы рассказывают,
3 Б. А. Налоев 33
11 К ручное К. /7. Укал. соч. С. 304: Он же. Др<лшяя иг-то;1;!;- л кульгурь.'
II а барды. С. '; 03 — 104.
*'- Техов ]). В. Мозднебронзовая культура Лиахского баси-нн^. Стя^инир..
1957: Крупное В. В. Древняя история Северного Каика-ч;*. 0. 32-:.
":о АРРЗСО. С. 18—20; Техо* Г>. В. ТлпЛстлш .чопглыгнк. С. Ш: Биыя-
тпв Т. Л. Указ. соч. С. -42.
** Стрпбоп. Уния. соч. (.'.. 285.
*° А баев И. II. Осетии скип я:шк и фопьктю]'. М.: .'!.. !940. Г. :.-6.
*в Там же. С. 55. 57.
';< Страбон. Укал. соч. С. 285.
¦*¦ Латышев В. С. Пзнссттгл мрсшптх ппсатегкп греч1.ч'1»'н.\' п лат1ШС:;ах о-
Скифии и Каикаис. Т. 1. ГЛГо., 1890. С. 484: Куликосскии. Ю. Лл.:-а:.»» но
с»олониям классических п нл.^антиь'сктгх птгеатсччей. Киев. 1899. С. 21—22:
Минорский В. Ф. История Шириана и Д('|)оснла Х- XI вв. М., \'*М\'.\.
С. 205: Осетинские нартекпо сказания. Д;$ауд;кякау, 1947.
ва Алфимов II. В. Раскопки ттравобере/К]>я ]»упатш ,7 АР. М.. 1072. С. 110;.
Он же. Земледелие у .меото-еарматских ллеме)г. С. 183, 205.
70 Минаева Т. М. Очерки тго археологии Стак]юполья. Ставрополь. !Ж>5..
С. 51, 55, 66; Ока оке. История алан верхнего Прикубанья :о
археологическим данным. Ставрополь, 1971.
71 Артамонов М. И. Исто1)и.я хазар. Л., 1971. С. 40: Рцнич А. П. Ала[г«:кие-
катакомбныо могильники V—VII пв.н городе Кисловодске и его
окрестностях//МАДИСО. Т. 2. Орджоникидзе, 1969. С. 107.
72 Кузнецов В. А. Раскопки змейского поселения VIII—X вв. МАДКСО,
Т. 2. Орджоникидзе, 1969. С. 93.
73 Чеченов И. М. Некоторые итоги расколок посада нижнего Джулога ь
1967 г. //ВКБИШ1. Выи. 1. Пальчик, Ш>8. С. 148.
74 Крупное Е. И. Галиатскпп могильник//ВД'И. 1938. Д« 13.
75 Кузнецов В. А. Алания в X —XIII ви. О])джоникид:}С, .1971. С. 75—79..
76 Крупное К. И. Новые источники по древней и средневековой история
Северного Кавказа //КСИИМК. 19Н0. Вып. 78. (,. 117.
77 Кропоткин В. В. Караванные пути в Восточной Европе // КВЕЛ. С. 22^.
?8 Рунич А. 77. Указ. соч. С. 111.
Глава вторая
ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ СКОТОВОДСТВА:
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ-НАЧАЛО XX в.
Овцеводство
Главным источником существования крестьян в прошлом
являлось овцеводство. Первые сведения о разведении адыгами овец
находим у Интериано, автора второй половины XV — начала
XVI в., отмечавшего, что черкесы (зихи) изготовляли из овечьей
шерсти войлок и войлочные шляпы. Б. Тавернье (XVII в.)
считал, что овцеводство было главным богатством черкесов (адыгов),
разводивших, по его словам, «большое количество коз и овец».
Наиболее полное представление о масштабах овцеводства у
адыгов в XVIII в. дает К. Пейсонель, по данным которого в это
время из Черкессии вывозили ежегодно в Крым, Турцию, страны
Западной Европы 500 тыс. бараньих шкур, 200 тыс. бурок,
100 тыс. кусков домашнего сукна. Описание адыгейской овцы
оставил П. Паллас, совершая путешествие по Кабарде. Описание
€>ыта горцев в начале XIX в. оставил Ю. Клапрот. По его словам,
<бесленеевцы (одно из адыгских племен) обладали «болыпим
количеством овец», а у кабардинцев овцеводство «составляло их
богатство, важнейшую часть их хозяйства». Клапрот отмечает, что
мясо этих животных являлось «обычной пищей» жителей Кабар-
ды, употреблявших его «в вареном виде без соли и хлеба»1.
Овцеводство оставалось важнейшей отраслью скотоводства Ка-
йарды до 70—80-х годов XIX в., когда в предгорной зоне края
^тало бурно развиваться земледелие. По мнению многих авторов,
в пореформенный период в Кабарде стали разводить главным
образом крупный рогатый скот и лошадей. Распашка пастбищных
угодий под пашню привела к тому, что овцеводство стало
второстепенным занятием у кабардинцев. Данная ниже таблица дает
представление о количестве скота в хозяйствах Нальчикского
.округа, где жили, кроме кабардинцев, русские и балкарцы
(составлена по данным «Терского календаря» за соответствующие
годы).
Анализ статистических данных показывает, что подавляющая
часть овец и коз приходится на хозяйства балкарцев, для
которых овцеводство и в пореформенный период являлось главным
«средством существования 2. У черкесов в 1900 г. численность овец
ш коз (во всех пяти черкесских аулах) была почти в три раза
больше численности крупного рогатого скота 3.
Овцеводство являлось важнейшей отраслью хозяйства у
многих этнографических групп адыгов Западного Кавказа, распола-
3* 35
Годы
Кол-во лошадей
Кол-во крупного рогатого
скота
Кол-во овец и коз
1893
1894
1895
1896
1897
36 093
38 619
31025
36 521
45 000
165 987
182 246
182 214
187 985
195 000
432 545
598 384
478 896
478 319
502 000
гавших обширными альпийскими пастбищами в бассейнах Лабы„
Пшиша, Афипса, Фарса и др.
В то же время причерноморские шапсуги, обитавшие в
других природных условиях, имели возможность разводить только
коз, а некоторые предгорные аулы бжедугов, натухайцев и при-
кубанских шапсугов из-за отсутствия кормовой базы могли
содержать овец и коз лишь в ограниченном количестве (см.
след. табл.).
Как видно из этих данных, в связи с малоземельем у многих
жителей вообще не было скота, пастбищные и сенокосные угодья
распахивались под зерновые культуры.
Занимаясь исключительно экстенсивным скотоводством,
подобно другим горцам Северного Кавказа, адыги в результате
многовекового опыта создали свою породу овец. Она была хорошо
приспособлена к местным условиям, ее мясо отличалось высокими
вкусовыми качествами. П. Паллас писал, что овцы этой породы «длинно-
хвостные, тонкорунные», из шерсти их изготовляют
«превосходные сукна, поставляя их на рынок». Более подробно об адыгской
овце сообщал Ю. Клапрот, указав, что она отличается от
калмыцкой породы овец меньшим ростом и небольшим курдюком.
Из описания Клапрота мы узнаем, что адыги разводили и
калмыцкую породу овец. Немного позже об этом же писал С. Бро-
невский: «Овцы черкесские, между коими также калмыцкой
породы с длинным хвостом, имеют шерсть лучшей доброты против
степных овец». По данным Хан-Гирея, относящимся к 30-м годам
XIX в., адыгская овца считалась разновидностью калмыцкой.
Отличие, по словам автора, состояло в том, что курдюк адыгской
овцы не имел раздвоения на конце, как у калмыцкой. Ее шерсть
была черного, белого или серого цвета4.
АУЛ
Число жителей
Количество
овец
Гулевой скот
Тахталукай
Гатлукай
Пшекуйхабль
Лакшукап
ЦГИАА. Ф. 15. Д.
1105
1026
159
739
13. Л. 5—8
300
323
280
119
1000
149
70
45
1012
103
270
935
36
Надо полагать, что калмыцкая порода овец, созданная
кочевниками, плохо приспосабливалась к суровым горным условиям
и разводилась, видимо, только жителями предгорий и степных
районов региона. Так, у ногайцев и трухменов Ставрополья,
близко общавшихся с калмыками, наибольшее распространение
имела именно калмыцкая овца. Описание ее находим у многих
авторов. Считают, что она «отличалась крупным ростом,
высокими и крепкими ногами, сильною изогнутою носовою костью»,
имела большие повисшие уши и большой раздвоенный на конце
курдюк; шерсть ее рыжего, рыжевато-каштанового, реже белого
цвета, была груба и необильна; весенняя стрижка с одной овцы
составляла 2—3 фунта, а осенняя — около 3—4 фунтов 5.
В целом калмыцкая овца являлась мясной породой в отличие
от других овец, разводившихся адыгами. В конце XIX — начале
XX в. значительное распространение у адыгов, преимущественно
кабардинцев и черкесов, получила карачаевская порода овец,
славившаяся высокими вкусовыми качествами и добротной
шерстью. По словам Дьячкова-Тарасова, «руно карачаевских
овец» было «в почете у всех горцев». По нашим экспедиционным
данным, собранным во многих кабардинских и черкесских
селениях, здесь разводилась кабардинская черная курдючная овца,
по-видимому, являющаяся разновидностью карачаевской или
помесью местной и карачаевской; она называлась «черная горская
порода». Клинген, говоря про западных черкесов, писал, что к
ним «пришла от соседних горцев помесь нескольких пород овец» 6.
В указанное время в равнинных селениях стали разводить, хотя
очень мало, мериносов, завезенных из Ставрополья. Обитавшие
здесь крупные овцеводы — «тавричане» разводили
исключительно тонкорунных овец.
Как отмечалось, овцеводство в Балкарии, по сравнению с Ка-
бардой, являлось ведущей отраслью скотоводства, служило
главным источником существования. Тем не менее, мы очень мало
знаем о нем, как и о всей хозяйственной деятельности балкарцев
дореформенного времени. По источникам XVIII в. балкарцы и
карачаевцы платили кабардинским князьям дань овцами,
арендуя у них земли под зимние пастбища. Ю. К лап рот писал о
балкарцах, что «их стада овец значительны», а И. Бларамберг
указывал на то, что они «для животных покупают много каменной
соли» на Кавказской линии и у кабардинцев. Балкарцы,
замечает автор, «отправляют свой скот в Кабарду, что ставит их в
зависимость от кабардинских князей»7.
В пореформенный период в Балкарии овцеводство
продолжало развиваться, новым явилась ориентация хозяйств на рынок.
По данным исследователей, за 30 лет (с 1867 по 1895 г.) поголовье
овец и коз здесь выросло в два раза. Н. Тульчинский,
исследователь начала XX в., приводит следующие сведения о хозяйстве
пяти обществ Балкарии8 (см. таблицу).
Балкарцы, подобно кабардинцам и черкесам, наряду с
карачаевской породой овец развод*или и свою — «таулу къой» (горную
• 37
Общества Бал карий
Количество
овец в
среднем на
хозяйство
Крупный
рогатый скот
Овцы
Лошади
Баксанское (урусбиевское)
Чегемское
Хуламскос
Безонгиевское
Балкарское
144
100,2
80,7
77,5
82
10 775
14 780
6 919
4 150
9 941
62 012
65 423
23 407
15 648
57 296
1302
2096
871
422
1209
овцу), во многом сходную с карачаевской. «Балкарские овцы
карачаевской породы,— пишет Г. X. Мамбетов,— отличались
высокими качествами — сальностью, значительной шерстью»9.
Местная балкарская порода овец, по данным информаторов, была
хорош® приспособлена к местным суровым условиям, отличалась
неприхотливостью — содержалась почти всю зиму на подножном
корму. В то же время она давала мало шерсти, приносила не
более одного ягненка. Овец доили только два месяца, делая из
молока превосходный овечий сыр и прекрасный айран.
Тонкорунные овцы, требовавшие определенных условий содержания, в Бал-
карий не известны.
Как мы уже отмечали, карачаевская порода овец получила
широкое распространение по всему Северному Кавказу. Клапрот
уже в начале XIX в. писал, что «карачаевцы держат много овец».
В 1829 г. венгерский ученый Жан-Шарль да Бесс, наблюдавший
жизнь горцев, отмечал, что в Карачае «водятся волы и овцы».
«Как правило,— замечает он,— жители питаются бараниной; они
также выделывают весьма хорошего качества масло и сыр».
Источники характеризуют карачаевцев как исконных овцеводов,
располагавших огромным количеством овец. В 1868 г. в Эльбрус-
ском округе, куда входил и Карачай, насчитывалось 52 600
«барашек». В 1880 г. в указанном округе только одни карачаевцы
имели 231 800 овец и коз. В 1910 г. современник, рассказывая
о неравномерном распределении овец в хозяйствах Большого
Карачая, замечал, что здесь «встречаются дворы, имеющие от
2500 до 20 овец»10.
Карачаевская овца славилась прежде всего густой, мягкой и
длинной шерстью глянцевого оттенка. «У баранов,— писал
А. Дьячков-Тарасов,— висит из-за щек почти до самых колен
густая шерсть»11.
Овца имела средний рост, была на низких ножках,
маленькая головка барана венчалась широкими рогами, большой курдюк
имел вес от 12 до 28 фунтов, кончик курдюка (хвост) был
закручен. Средний осенний настриг шерсти составлял от 4 до 6 фунтов.
Время окота приходилось обычно на конец апреля 12.
Перейдем к характеристике овцеводства у ногайцев. Первые
сведения о ногайцах вообще и, в частности, об их хозяйственной
38
деятельности относятся к XVII в. Турецкий путешественник
Эвлия Челеби, побывавший в это время на Северном Кавказе,
замечает, что они «живут с овцами и другим скотом». Большой
интерес представляют наблюдения французского автора Абри
де ла Мотрэ: «Здесь,— пишет он,— разводят много домашних
животных, среди них очень красивые бараны, из длинной и тонкой
шерсти которых можно делать, по моему мнению, прекрасное
сукно, если бы жители обладали этим умением». Из этого
сообщения можно заключить, что ногайцы в XVIII в. имели свою
породу овец, которая, в отличие от калмыцкой, давала шерсть
весьма высокого качества. По другому источнику, относящемуся
к XIX — началу XX в., хорошо прослеживается развитие
овцеводства в Караногае: в 1872 г. овец здесь было 106 300, в 1882 г.—
122 600, в 1912 г.- 164 600 13.
У ногайцев, ведших полукочевой образ жизни, овцеводство
являлось основной отраслью хозяйства. Кроме своей породы
овец они разводили также калмыцкую овцу. В конце XIX —
начале XX в. богатые хозяева стали разводить мериносов
местной ставропольской породы 14.
В то же время оседлые ногайцы, соседствовавшие с черкесами
(адыгами), содержали в основном адыгейскую породу овец, вели
скотоводство по их образцу, имели с черкесами общие летние
пастбища в верховьях Лабы. Здесь ногайцы доили овец и делали
копченый сыр, аналогичный адыгскому.
Общие черты ведения скотоводческого хозяйства имели
абазины и адыги, жившие по соседству с древнейших времен.
Абазины восприняли у адыгов не только систему скотоводства, в том
числе формы содержания овец, но и породу овец, известную под
тем же названием, что у адыгов: «адыгауаса». В одном из
документов, датируемых 1812 г., отмечается, что «абазины разводят
не только лошадей, но и весьма большое количество баранов и
с них собирают шерсть, делают сукна, бурки для себя и на
продажу соседним народам». В другом источнике этого же периода
сообщается, что большая родственная группа абазин, обитая
«на высоких горах» по левому берегу Лабы, имеет множество отар
овец, которых летом содержат в горах, а «весной — осенью около
Кубани»15.
Документы свидетельствуют, что уже в середине XIX в.
богатые абазинские фамилии имели тысячные отары овец; так.
некоторые представители фамилии Лоовых имели по 7000 голов
овец; несколько хозяев из фамилии Сидовых насчитывали в своих
отарах от 5000 до 8000 овец. Большинство же семей абазин имело
по нескольку сот овец. В пореформенный период овцеводство у
абазин начинает ориентироваться на рынок, выводятся новые
породы овец — карачаевская и мериносы. Происходит расслоение
крестьянства: выделение крупных овцеводов и многочисленных
крестьян, не имевших или почти не имевших своего скота 16.
В самом конце XIX в. у одной из двух групп абазин — та-
панта, живших в предгорьях Северо-Западного Кавказа, овце-
39
водство начинает приобретать явно выраженные черты
интенсивного развития. Так, состоятельные хозяева аулов Дубариковско-
го, Шахгиреевского начинают разводить тонкорунных овец 17«
Отмечается распространение у всех абазин карачаевской
породы овец.
Судя по нашим полевым записям, почти во всех абазинских
аулах наряду с карачаевскими и черкесскими (адыгскими)
овцами, содержали и свою «горную породу черной масти», сходную
с карачаевской курдючной. Абазины доили овец в течение трех
месяцев, делая из овечьего молока сыр довольно высокого
качества. Этим занимались обычно пастухи на летних пастбищах.
Овцеводство составляло главное традиционное занятие
осетин, населявших почти до начала XIX в. горную зону
Центрального Кавказа. Овцы давали мясо, молоко, шерсть, кожу, они
являлись мерилом стоимости, предметом натурального
обмена и т. д.
В XVI — XVIII вв. почти во всех обществах Северной Осетии
выплата феодальных повинностей производилась в основном
овцами, баранами, продуктами овцеводства. Так, в Тагаурском
обществе «ежегодно с каждого двора феодалу давали ягненка,
большого барана, один воз сена, один круг овечьего сыра, 10
фунтов масла, в случае убоя скота — часть туши». Мелкий рогатый
скот, продукты животноводства всегда служили у осетин
главным предметом сбыта в городах и торговых пунктах феодальной
Грузии (Тбилиси, Они, Кутаиси, Цхинвали и т. д.). По
сообщениям русских послов начала и середины XVII в. осетины,
находившиеся в зависимости от кабардинских князей, давали им,
кроме прочего, «с каждого двора по одной овце с ягненком».
По словам самих кабардинцев, осетины уплачивали им не
больше одного барана со двора 18.
Развитие овцеводства, как и других отраслей хозяйства
осетин, зависело от природных условий и кормовой базы.
Высокогорная зона, отличавшаяся суровыми климатическими условиями
(короткое прохладное лето, холодная снежная
продолжительная зима) и острой нехваткой пастбищ, ограничивала
возможности разведения скота. Царевич Вахушти, автор первой
половины XVIII в., наверно, имел в виду жителей этой зоны
Осетии, когда писал в своей «Географии», что они содержат лишь по
нескольку голов овец19.
Наиболее благоприятные условия для развития овцеводства
имели горная и предгорная зоны. Ю. Клапрот, изучавший язык
и быт осетин в начале XIX в., писал: «Скотоводство составляет
и основное занятие осетин, и стада овец являются главным
богатством народа. Они обменивают своих овец у грузин и
имеретинцев на шелковые ткани, полотно, хлопчатобумажные ткани,
ситец, золотые и серебряные нитки, медную и железную посуду
и инструменты»20.
Массовое оседание осетин на равнине позволило им намного
увеличить отары овец. По этнографическим данным, до 80-х го- .
40
-^ >*
Буйволы укрываются от жары.
Селение Алкун. Ингушетия
дов XIX в. овцеводство составляло здесь основное занятие
населения. В ведомости о скотоводстве Владикавказского округа
за 1871 г. овцеводство во всех осетинских обществах, включая
равнинные, называется ведущей отраслью хозяйства. Так, в
стаде Алагирского общества овец было 38 840 голов, Дигорского —
49 178, Нарского — 8716. «Не иметь овец в горной Осетии,—
писал современник,— считается даже позором. Вся радость
горца — в его овцах».
С развитием земледелия в пореформенный период овцеводство
в равнинной зоне Осетии сильно сократилось. В конце XIX в.
А. Цаллагов писал о жителях одного из крупных равнинных сел
Осетии — Гизели, что здесь разведением овец «занимаются очень
немногие за неимением пастбищного удобного места». В других
равнинных селах осетин пастбищные угодья распахивались под
посевы кукурузы. Так, о сел. Христиановское (ныне г. Дигора)
М. Гарданов писал: «В настоящее время у нас в Христиановском
селении нет овцеводства в полном смысле этого слова»21.
По данным Е. Максимова (конец XIX в.) в Осетии на 100 душ
приходилось в горах 256 овец, в предгорьях (или па втором
участке Владикавказского округа) — 200, на равнине — 134.
«Каждая семья горца,— пишет автор,— располагает большим
количеством мелкого рогатого скота, чем семья плоскостной
Осетии»22.
У осетин с давних времен существовала своя порода овец,
исследованная еще в 80-х годах XIX в. известным агрономом,
членом Кавказского сельскохозяйственного общества, автором
41
Размеры, см
бараны
Длина тела от гребня головы до корня хвоста
Высота у холки
Ширина туловища между лопатками
Ширина туловища между моклаками ]
Длина шеи
121
66
29
37
44
97
64
26
35
35
ряда ценных работ Геевским, много лет работавшим в верховьях
Терека и Арагвы. По его определению, осетинская овца
относится к мелким горским (см. табл.).
Осетинская овца имела голову средних размеров, покрытую
короткой шерстью; рога у барана темные, сравнительно мелкие
и тонкие; туловище округленное, густо обросшее длинной
шерстью преимущественно черно-бурого цвета; ноги средней
величины, тонкие, сухие, покрытые короткой шерстью; курдюк
плоский, невыпуклый, длина его от 17 до 22 см; нередко
встречались овцы без курдюков, но имевшие хвосты; вес курдюка от
8 до 10 фунтов. Мясо осетинской овцы, особенно барана, по
словам автора, отличалось высокими вкусовыми качествами и
совершенно не имело запаха, свойственного баранине.
В. Н. Геевский пишет, что осетинки изготовляли из овечьей
шерсти превосходные сукна, известные на Кавказе как
«осетинские сукна», а также бурки, башлыки и др. Автор заключает:
«Осетинская порода овец — горная в полном смысле слова; для
нее доступны самые крутые и возвышенные пастбища, на которых
у непривычного человека несомненно закружится голова»23.
Сегодня можно утверждать, что эта порода овец была выведена
осетинами в послемонгольский период и, таким образом,
приспособлена к условиям жизни в горах Центрального Кавказа.
В конце XIX — начале XX в. наряду с осетинской овцой
жители горной Осетии широко разводили и карачаевскую, а
некоторые из них — тушинскую породу овец. Владельцами этих овец
большей частью становились отходники, работавшие у крупных
карачаевских и грузинских овцеводов и получавшие за свой
нелегкий труд плату овцами. Кроме того, карачаевские и тушинские
овцы (отличавшиеся по цвету: первые были черные, вторые —
белые) приобретались на осенних ярмарках, куда их пригоняли
крупными партиями.
В результате появления в хозяйстве осетин новых пород овец
в конце XIX — начале XX в. состав стада сильно изменился,
традиционная осетинская порода овец постепенно заменялась
карачаевской. С получением возможности содержать свои стада
зимой в кизлярских и моздокских степях процесс этот намного
ускорился, так как карачаевские и тушинские овцы оказались
более приспособленными к таким дальним переходам, чем осетин- .
42
4 ские. Тонкорунные овцы прижились только у моздокских осетин,
имевших для их разведения соответствующие условия
содержания: благоприятный климат, обширные пастбищные угодья
и т. д. Содержали в основном овец местной ставропольской
породы.
Традиционное овцеводство осетин имело много общих черт с
хозяйством их соседей — ингушей. Характеризуя горную
Ингушетию, царевич Вахушти писал: «А ущелья эти весьма крепки
и недоступны для врагов по причине гор, скал, теснин и рек,
и лесов, скудны и непроизводительны, бедны скотом так, как
мы писали об Осетии». А об Осетии он писал: «Но плодородность
этой страны незначительна, ибо никакие другие зерна не родятся,
кроме пшеницы, ячменя и овса по причине холода, позднего лета
и ранней осени, но и это не засевается изобильно по малоземелью
и скалистой местности... Домашние животные суть: овцы без
курдюков, с хвостами, малорослые коровы, лошади, козы, свиньи
и немного их. И так как имеют мало пастбищ и покосов, потому
овец не держат более 20—40—100, а также лошадей и коров по
Ю—20—40, но не более»24.
О. Маргграф, побывавший в 1881 г. в горной
Чечено-Ингушетии, отмечал, что 17 апреля он был очевидцем того, как скот в
первый раз выгоняли на подножный корм, а в сентябре, по
словам горцев, иногда уже выпадет снег25. Таким образом, скот в
горах, особенно в высокогорной зоне, находился на стойловом
содержании в течение семи месяцев. Только овцы и козы в
погожие зимние дни могли пастись на малоснежных южных
склонах; кроме того, для них требовалось меньше сена. Поэтому
овцеводство являлось главной отраслью хозяйства ингушей.
Русские источники сообщают, что кабардинские владельцы
отгоняли из Ингушетии баранов в счет подати: в одном случае
1200 голов, в другом — 700. Дальнейшее развитие овцеводства
сдерживалось недостаточной кормовой базой. «Причиной
неудовлетворительного состояния скотоводства,— писал Н. Дубровин
про чеченцев и ингушей,— были недостаток лугов, сенокосных
и пастбищных мест. Сена было так мало, что его с трудом
хватало на зиму, и притом доставка его с гор была крайне
затруднительной». Оценивая роль овцеводства в хозяйстве горских
народов, современник писал в конце XIX в.: скот «одевает все горское
население... с папахи и кончая подошвою чувяка, во все
домашнее, дает горцам ценный на рынке продукт — осетинский сыр,
бурки, паласы, войлоки, кабардинские и чеченские, и
осетинские сукна»26.
Грабовский, анализируя скотоводческое хозяйство ингушей,
считал, что здесь на каждую семью приходилось в среднем не
более 20 овец и лишь некоторые семьи имели до 200 голов.
«Каждый из наибольшей части горцев,— пишет он,— довольствуется
одною лошадью или одним ишаком, имеет лишь одну корову;
нередко можно встретить и таких, которые ровно ничего не
43
Развитие товарно-денежных отношений, рост потребностей в
продуктах животноводства вызвали изменения в хозяйстве
ингушей, среди них начали появляться крупные овцеводы. Уже в
90-х годах XIX в., по словам современника, в Ингушетии
«некоторые из богатых имели 300 и более голов мелкого рогатого
скота». Представление о количестве овец и коз в отдельных
обществах горной и равнинной Ингушетии дают следующие
цифры 28:
Дворов
146
252
253
311
6488
387
Мелкого
рогатого скота
2 000
8 320
4 988
5 670
42 298
7 533
Домохозяев, не
имеющих мелкого рогатого
скота
22
133
124
20
3008
38
В горах
Джерахское общество
Мецхальское общество
Цорянское общество
Хамхинское общество
На равнине
Назранотщы
Галашепцы
Как видно из таблицы, многие хозяева вообще не имели
своего скота, хуже всего положение было у назрановцев и мецхаль-
цев. Дело в том, что в равнинной зоне овцеводство стало
второстепенным занятием. Разведением овец здесь занимались лишь
некоторые хозяева (в селениях Верхние и Нижние Ачалуки,
Кантышево, Алкуни, Сурхайхи, Назрань). По данным,
собранным во время наших экспедиций в Чечено-Ингушетии, в этих
селах нередко встречались хозяева, содержавшие от сотни до
тысячи овец и коз. Так, по словам 80-летнего Биберта Гарданова
(сел. Плиево) двое его однофамильцев имели по 500 голов
карачаевской и тушинской пород овец.
Данные переписи 1916 г. раскрывают картину экономического
состояния Ингушетии29:
Зоны
Овец
Коров
Всего скота
Овец на 100 душ
населения
Горы
Предгорья
Равнина
3116
3 404
14 223
1 229
1 648
16 655
13 072
7 358
56 473
660
210
95
Исследователи указывают, что ингуши разводили тушинскую
и карачаевскую породы овец. Об этом же свидетельствуют наши
полевые исследования. Есть указания па то, что ингуши
содержали и осетинскую породу овец, что обусловливалось давним со-
44
Парят
парпчаевской
породы
седством. общими условиями обитания осетин и ингушей.
Карачаевская ц тушинская породы овец появились у ингушей не
ранее XIX в. В. П. Христианович, давая сравнительный анализ
указанных пород овец, писал: «Карачаевская овца дает меньше
шерсти, по во всех отношениях лучше приспособлена к суровым
условиям горского существования, и живой вес ее выше, чем у
тушинской; шерсть ее редка, по для горских сукон и войлока она
лучше тушинской. И овчина, и мясо карачаевской овцы выше по
качеству. Тушинская овца с большим трудом переносит зимние
холода, тогда как горская карачаевская зимы не боится.
Несмотря на сказанное, городской рынок выше расценивает тушинскую
овцу, так как шерсть ее (грубокомвольная) здесь для фабричного
производства пригоднее, белый цвет ее допускает
окрашивание»30.
Ингуши обычно скрещивали указанные породы овец с местной,
давая приплоду название по чужой породе — карачаевской пли
тушинской. Так эту помесь называет и В. П. Христианович.
По словам автора, скрещенная карачаевская овца по своей
продуктивности намного уступала тушинской. Так. по настригу шерс-
тп карачаевская овца давала за год всего 3 фунта (от весенней
стрижки 1 фунт, от осенней — 2 фунта), а тушинская — 5
фунтов B — от весенней стрижки, 'Л — от осенней); овечий сыр от
карачаевской овцы получали 8—12 фунтов, от тушинской — 12—
15. Высоко ценился курдюк обеих пород овец; вес его зависел
от величины животного и от времени года31.
Овцеводство у чеченцев представлено малым количеством
источников. Первые известия о разведении чеченцами «множества
овец» относятся к XVI в. и считаются принадлежащими аккин-
цам (выходцам из восточной Чечни), составлявшим слободу
Терского городка A558 г.). Уже тогда чеченцы широко использовали
находившийся еще во владении кумыкских феодалов правый
берег Терека для содержания там зимой своих овец32. Отметим
также, что названия некоторых чеченских тайп, живущих па рав-
: 45
нине, связаны с отгонным скотоводством. Так, Алерой означает
«живущие на отгонных зимних пастбищах», Дишни— «место для
пастьбы скота». Использование равнинной зоны Чечни
подтверждается и множеством топонимов. Так, в Урус-Мартанском район©
есть такие названия: Шалажа —«где находилось овечье стадо»-
(или: «овцы овцевода Шала»), Божа бежа бассую —«склон; на
котором пасли скот», «поле, на котором находились кутаны» и т. д.
По данным Гербера, чеченцы в давние времена платили
владельцам (шамхалам) чеченской равнины подать, состоявшую «в
малом числе овец» и других видов скота. По этим отрывочным)
сведениям все же можно судить, что разведение овец было
издавна распространенным занятием всех чеченцев, и горных, и
равнинных; этому благоприятствовали не только климатические-
условия Чечни, но и возможность пользоваться обширными
пастбищами притеречных и кизлярских степей для зимнего и
весеннего отгона скота. Е. Максимов писал про Чечню, что «вся ее
равнина по качественному составу почвы занимает первое место»
в Терской области и по общепринятому мнению на всем Кавказе-
уступает плодородием только Кахетии»33.
Овцы давали не только сыр и мясо, но и важное сырье-
шерсть, овчину), на базе которого развивались, особенно в
равнинной зоне, такие домашние промыслы, как суконное, бурочное-
и ковровое, изделия которых пользовались широким спросом на<
рынке. После того как горский костюм, состоявший из черкески,
бешмета, бурки, башлыка и панахи, стал военной формой
терского и кубанского казачьего войска, на Кавказской линии стали
возникать постоянные торговые пункты, куда горцы привозили
изделия своего ремесла.
В XIX в. жители ряда равнинных сел Чечни, покупая шерсть-
у горских чеченцев, занимались производством сукна, бурок и
паласов для сбыта их Сунженским и терским казакам. «Чеченское-
сукно, изготовляемое в Грозненском округе,— писал О. В. Марг-
граф,— продается главным образом затеречному и Сунженскому
казачьему населению. В станицах сукно продается по Тереку,
начиная от Моздока и до Каспийского моря. Ежегодно
покупается казаками в Моздоке, Грозном, Кизляре и Хасавюрте около-
700 черкесок, столь же башлыков,., всего на сумму до
10 тыс. руб.»34.
В горно [ зоне земледелие было для чеченцев второстепенным
занятием. По данным Н. Дубровина, ичкирцы (жители самой
восточной окраины Чечни) занимались только разведением овец.
В других местах горной Чечни овцеводство сочеталось с
земледелием, в зависимости от наличия пахотных участков. Автор
первой половины XIX в. А. П. Берже писал: «Верхне-Аргунские
чеченцы мало занимаются хлебопашеством и не имеют
достаточного хлеба для собственного прокормления; они получают хлеб,
соль и другие жизненные предметы от жителей нижних аулов,
которым местность более благоприятствует хлебопашеству...»
В горной Чечне для разведения овец имелись обширные летние
46
пастбища. «Горные пастбища,— писал о Чечне Н. С.
Иваненков,— поднимаются до самых гребней водоразделов, если этому
ше препятствуют сплошные нагромождения непроходимых скал,
.вечные снега и ледники». По сведениям Халила Ошаева, знатока
чеченского быта 20-х годов XX в., главное занятие малхисцев,
обитавших на вершине чеченского высокогорья — Малхисты,
было отгонное овцеводство и разведение крупного рогатого
*скота35.
О ведущей роли овцеводства в хозяйстве горных чеченцев
говорят и наши многолетние полевые исследования в Чечне.
Так, в селениях Гехи, Какадой, Шарой и др. в верховьях Аргуни
-некоторые крупные овцеводы имели по 500—1000 голов овец,
а многие хозяева — 200—300 и более. Этнографический материал
свидетельствует и о широком распространении сезонного отгона
овец (как и других видов животных) на равнину Чечни и в Киз-
лярские степи, о давней экономической взаимозависимости двух
~зон — горной и равнинной.
Количественные данные по чеченскому овцеводству имеются
лишь с начала XX в. Только с 1905 г., с образованием
Веденского округа, стало известно, что овец и коз здесь было 16 807,
а в 1912 г. их стало 220 992. Перепись 1916 г. зафиксировала
здесь поголовье овец в 175 750, по отдельным селам: Гермен-
«чук — 2524, Гудермес — 3007, Иотиссу — 2402 36.
Как видим, во всех этих больших селах равнинной зоны
Чечни овец разводили незначительно.
Была ли у чеченцев своя порода овец? Источники не дают на
этот вопрос ответа. Недостаточно четко выясняется он и нашими
^голевыми этнографическими исследованиями. Доказывая, что
чеченцы имели свою породу овец, никто из наших информаторов
не мог описать ее; все считали, что овца эта курдючная, имела
мягкую, нежную и длинную черную шерсть, которую в большом
количестве горцы сбывали мастерам бурочного производства.
Наряду с местной породой овец черной масти, о которой, к
сожалению, очень мало данных, чеченцы, согласно полевым
материалам, разводили тушинскую и андийскую породы овец. На это
же указывает Н. П. Гриценко, не ссылаясь на источники. «Ту-
япинская порода овец,— пишет он,— выведенная в Закавказье,
постепенно акклиматизировалась на землях Чечни и
Ингушетии... она отличалась не только хорошим вкусом мяса, но и
белой, длинной, тонкой, мягкой, без примеси грубого волокна
шерстью. Шерсть тушинской овцы высоко ценилась на рынке.
Большими партиями ее вывозили в Центральную Россию, а на
ковровой фабрике Коверковых близ ст. Пушкино Московской
области из пряжи тушинской шерсти изготовляли ковры. Из жир-
ног :> и густого молока овцы изготовляли высокоценимый
тушинской сыр. Андийская черная в отличие от андийской белой
породы овец была распространена в северной части Андийского
•округа (сел. Ботлих), а также в Веденском округе Терской
области. Шерсть этой овцы была тонкой, нежной, мягкой, длинной
47
и курчавой. Из шерсти на месте изготовляли тысячи бурок,
которые сбывались в Тифлисе и других местах»37.
Можно лишь предполагать, что чеченцы, жившие в низовьях
Терека, могли разводить также калмыкскую, ногайскую и
кумыкскую породы овец, приспособленных к местным (жарким и
сухим) природным условиям.
Вопрос о распространении у чеченцев, включая и притереч-
ных, тонкорунных овец остается также открытым за неимением
данных. Вполне возможно, что притеречные чеченцы
приобретали мериносов у овцеводов-«тавричан».
Эти выходцы из Таврической губернии появились здесь в
70—80-х годах XIX в. Привезенные ими тонкорунные овцы
вскоре широко распространились в Ставрополье и на Кубани.
Особенно славились своими многочисленными отарами овец два
брата Мазаевых, они вывели свою породу овец —«мазаевскую»>
считавшуюся в 90-х годах самой лучшей в России.
Исследователь тонкорунных овец П. Н. Кулешов писал: «Каждый из этих
двух основателей фамилии Мазаевых оставил по три сына,
многочисленное потомство которых владеет теперь десятками тысяч
десятин земли и почти двумястами тысяч овец»38.
Самым крупным овцеводом из «тавричан» считался на Кубани
Иван Петрик, арендовавший в Ейском уезде 40 тыс. десятин.
В 1883 г. современник писал: «В Кубанской области есть
местность, где на протяжении почти ста верст не слышно никакого
другого звука, кроме слова: «Петрик». «Чья земля?»— «Петрика».
«Чьи овцы?»— «Петрика». «Чей хлеб?»— «Петриков». Словом,
все и вся оказывается окрещенным одним и тем же магическим
словом «Петрик». По данным П. А. Шацкого, только в
Кубанской области в 1892 г. насчитывалось 1 млн 167 тыс.
тонкорунных овец, пасущихся в основном между реками Кубань и Лаба.
П. Н. Кулешов отмечал, что на территории Предкавказья
имелось столько тонкорунных овец, что «во всех остальных
губерниях юга России едва ли найдется столько мериносовой овцы,
как здесь»39.
В конце XIX — начале XX в. с ростом посевных площадей в
регионе резко сокращается поголовье тонкорунных овец в
результате недостатка пастбищ и сенокосных угодий. «Если в
1897 г. в Ставропольской губернии,— замечает П. А. Шацкий,—
насчитывалось около 1 млн 840 тыс. мериносовых овец, то в 1906 г.
их поголовье сократилось на 664 475 голов».
В 1907 г. в Петербурге на съезде овцеводов юга и юго-востока
России было решено с целью сохранения тонкорунных овец
перевести их в Юго-Западную Сибирь. Созданный на съезде комитет
был обязан следить за осуществлением этого мероприятия40.
Как отмечалось выше, горцы мало разводили тонкорунных
овец, лишь некоторые состоятельные хозяева на равнинах Северо-
Западного Кавказа, Моздокских и Кизлярских степей могли
иметь таких овец. Возможно, что небольшое количество
тонкорунных овец разводили и ногайцы Ставрополья.
48
Таким образом, мы попытались проследить развитие
овцеводства у изучаемых народов вплоть до начала XX в., когда в
связи с ростом зернового хозяйства овцеводство потеряло свою
ведущую роль. Данные свидетельствуют, что в разведении овец
почти у каждого народа выработались свои традиции содержания
и ухода за животными, многие народы имели собственную
породу овец. Местные селекционеры принимали энергичные меры по*
улучшению продуктивности овец путем скрещивания местных
пород с такими знаменитыми породами, какими являлись
карачаевские и тушинские в горах, калмыкские и ногайские — в
предгорьях и в степях Предкавказья. Горское овцеводство имело
много общего в хозяйственном календаре: в определенное время
проводили стрижку овец, кастрирование, случку, распределяли
овец по возрастным и половым группам, и т. д.
Характерно чертой являлось и содержание овец отарами,,
в каждой из которых насчитывалось несколько сот голов, в
зависимости от времени года и зоны содержания. Каждая отара имела
козла-вожака, шедшего впереди стада. Традиция держать в стаде
козла-вожака уходит корнями в глубь веков. Животное
подобного типа запечатлено на бронзовых предметах кобанской
культуры. Козел-вожак — любимый сюжет фольклора, в том числе
нартского эпоса народов Северного Кавказа. В сказаниях он
нередко предстает в образе пастуха: он пасет отару, загоняет ее
на ночь в пещеру. В известном ингушском сказании «Колой-
Кант» пастуха Колоя-Канта часто заменяет одноименный козел-
вожак, умевший говорить по-человечески.
Численность коз в стаде была весьма ограничена. Во многих
случаях в нем содержали не более 2—3 козлов-вожаков, которые,
по справедливому замечанию В. Н. Геевского, не только
«отличные вожаки по горным крутым пастбищам», но и менее
трусливые животные: «Случаи гибели овец от перепуга нередки и козлы-
вожаки в значительной степени предохраняют стада от такой-
случайности»41.
& • Козы ¦
Разведение коз было очень выгодным занятием в некоторых
горных лесистых районах региона. Коза давала мясо, сало,
молоко, пух и мех. Мясо и сало козы обладали высокими
вкусовыми качествами, поэтому лучшим угощением для почетного
гостя, например у адыгских народов, считалась козлятина.
Широко практиковалось, особенно в горах, откармливание коз зимою
на мясо. По определению специалистов, коза давала в год до
45 ведер молока (намного больше горской коровы),
обладавшего большой жирностью D,5 %). Его употребляли в натуральном
виде или смешивали с коровьим или овечьим молоком для
получения масла или сыра.
Из пуха козы (дававшей не более четверти фунта) делали
высококачественные сукна, шедшие на башлыки, реже бешметы,.
4 Б. А. Калоев 49
черкески, а также войлочные шляпы, которые носили не только
мужчины, но и девушки, например у осетин. Из шерсти козы
делали грубую подстилочную ткань, использовавшуюся для
производства бурок и войлоков; из нее делали также веревки и
другие предметы домашнего обихода. Козу стригли раз в году
весною. Одна коза давала 1,5 фунта шерсти. Из шкуры козы
изготовляли бурдюки, сафьян, мешки для хранения зерна, муки и
других сыпучих тел, делали намазлык (молитвенный коврик);
во многих случаях шкурой застилали пол, ее вешали на стену.
Украшением помещения служили и рога козла. В течение года
коза могла дать два приплода по 1—2, реже 3 козленка. Сосание
матки козленком обычно продолжалось 8—10 недель.
Разведение коз изначально известно в лесистых местах пред-
торьев Западного и Восточного Кавказа. Оно было древнейшим
занятием всех западных адыгов. Так считает Н. Ф. Яковлев на
основании анализа лингвистического материала. Хан-Гирей
писал, что жители горной зоны владеют «большими стадами коз,
для корма которых не требуется большого количества сена, даже
в горах и вовсе не употребляют сена, а гонят коз в леса, где сруб-
ливают деревья, ветвями которых эти животные питаются
гораздо лучше, чем сеном». По словам автора, коз разводили все:
«и кто владел многочисленными стадами овец», и кто вовсе не
имел овец. Содержание значительного количества коз в стаде
почти у всех этнографических групп адыгов в середине XIX в.
подтверждается тем фактом, что среди скотоводческих продуктов,
поставлявшихся ими на рынок, было много козьих шкур, из
которых, как известно, выделывали сафьян высокого качества42.
После окончания Кавказской войны и массового выселения
адыгов в Турцию резко сократилось их хозяйство.
Поселившиеся на равнине в бассейнах Лабы, Пшиша, Афипса и Фарса те-
миргоевцы, большие шапсуги, мамхевцы, бжедуги, абазехи
разводили исключительно овец; коз содержали лишь по нескольку
голов, в основном козлов-вожаков. В то же время малые
причерноморские шапсуги содержали только коз. Коз разводили и
некоторые другие этнографические группы адыгов, жившие в
лесистых местах. Так, в 1876 г. в ауле Тахтамукай, имевшем
180 дворов, насчитывалось тысяча коз. На многочисленных
сельскохозяйственных выставках, устраивавшихся в центре Кубанской
области — Екатеринодаре, экспонировались козы различных
пород и получаемые от них продукты43. Таким образом, традиция
разведения коз у западных адыгов прочно держалась и в
пореформенный период.
Козоводство было основой хозяйства всех шапсугов, особенно
причерноморских. Козы, по этнографическим данным, нередко
преобладали и в стаде бжедугов. Черкесы также значительное
внимание уделяли разведению коз. Так, в 1873 г. в хозяйствах
Майкопского уезда было 22 317 коз. а в лесистых горных Батал-
пашинском — 65 368 и Екатеринодарском — 25 060. В последней
трети XIX в. в равнинных аулах Адыгеи (Шовгеново, Коше-
50
хабль, Ходз и др.) количество коз в стаде резко сократилось..
По нашим многочисленным опросам, здесь в стаде содержали-
обычно несколько козлов. У кабардинцев и черкесов коз
разводили для получения мяса и молока, ибо. по словам
информаторов, мясо коз отличалось высокими вкусовыми качествами,
ценилось как целебное средство, считалось лучшим угощением длж
почетного гостя.
Клапрот и Бларамберг отмечали, что в Кабарде козы
встречаются не часто; согласно другим данным, у кабардинцев
бассейна р. Хозь козы составляли 15—20 % стада14.
Кабардинцы считали, что козлятина вкуснее баранины, а
сушеная козлятина обладает и лечебными свойствами. По словам
многих путешественников, коза у адыгов в старину являлась
священным животным (тотемом). Однако такое утверждение нв'
имеет доказательств. Наоборот, приношение коз в жертву не-
ограничивалось у адыгов никакими запретами.
Разведением коз мясо-молочной породы усердно занимались
абазины. Во время экспедиционных поездок по абазинским аулам
мы не раз слышали от старожилов, что абазины содержали
больше коз, чем их соседи, нередко 100—200 и более. Отметим, что
коз здесь доили дольше (до 6 месяцев), чем овец, причем многие
из них, как указывалось, давали молока больше, чем горская
корова. Из козьих шкур абазины делали мешки, бурдюки,
маслобойки, а также сафьян.
Такого же направления в разведении коз придерживались в
Карачае, где эта отрасль хозяйства нашла развитие в районах,
не имевших хорошей земли. Здесь в лесных зарослях коз
выпасали круглый год. «Коза — признак бедности»,— гласит
карачаевская поговорка; «Овцу создал бог Тейри, а коза
присоединилась по пути». Считают, что карачаевские козы были
небольшого роста, с короткой грубой шерстью рыжего, черного, белого
или смешанного цвета.
Лактационный период у козы продолжался 3—4 месяца, при
этом она давала в два раза больше молока, чем овца. Живой вес
козы в среднем составлял 2,5—3 пуда, а козла — 3,5 пуда45.
Большое количество коз содержали и кочевники Ставрополья,-
в том числе ногайцы. В 1881 г. здесь имелось 22 519 коз46.
Природные условия высокогорной Балкарии
благоприятствовали разведению коз в значительном количестве. В верховьях
Черека, например, по данным старожилов, некоторые хозяева
содержали 50—100 коз и более мясо-молочной породы. Такие же
стада имели хозяйства Чегемского и Баксанского ущелий.
В горной Осетии специально занимались разведением коз.
Из продуктов этой отрасли у осетин особенно высоко ценился
козий пух, из которого изготовляли различные предметы одежды.
В некоторых высокогорных местах Осетии разводили даже
специальную породу коз для получения этого сырья (ущелья туаль-
ской этнической группы, включая верховья Терека). Пух
снимали с козы в апреле посредством гребня, получая с одной козы
4* 51
в среднем около четверти фунта. Из пуха изготовляли сукно
высокого качества, шедшее на черкески, башлыки и даже на модные
дамские платья. Такие сукна пользовались большим спросом на
рынке, ценились в несколько раз дороже обычных.
Хозяйственное значение имела и козья шерсть, из которой ткали паласы,
использовавшиеся при производстве бурок и войлоков.
В Алагпрском и Дигорском ущельях Осетии наибольшее
внимание обращалось на разведение коз мясо-молочной породы.
В селах Дигорского ущелья (Галиат, Дзинага, Стур-Дигора,
Махческ, Донифарс и др.) их содержали в довольно большом
количестве (по 100—200 коз). Получило большое развитие
козоводство и в равнинных селениях Дигории, так многие жители
сел. Чнкола содержали по 100 голов и более. Разведению этих
животных благоприятствовала природа — густо покрытые
лесистыми зарослями предгорья. В Алагирском ущелье славились
стадами коз жители селений Цей. Нузал, Мизур. Зарамаг и др.
В начале XX в. жители сел. Цей продавали козье молоко
приезжавшим сюда лечиться от туберкулеза. Этот факт отмечается
многими авторами. Так, И. П. Белоконский писал: «Весьма
возможно, что близость соснового леса, чудный воздух,
употребление кефира и козьего молока могли бы содействовать если не
излечению, то некоторому задержанию болезни»47. Больные
размещались в шалашах и палатках на берегу бурной ледяной речка
и козье молоко обычно пили с ледниковой водой.
К сожалению, данные о козоводстве в Чечено-Ингушетии
весьма ограничены, о нем мы можем судить только по полевым
этнографическим исследованиям, по которым разведением коз
в Чечне занимались главным образом жители современного Коже-
Юртского района. Здесь жители многих селений, включая и
такие крупные, как Ноже-Юрт и Саясан, содержали в основном коз.
В 1878 г. в Веденском округе было 20 986 коз (овец — 24 786),
в Аргунском — 1978 (овец — 2556), в Грозненском — 750 (овец —
116 700L8. Таким образом, меньше всего коз разводили в
равнинном Грозненском округе. И все же главное внимание горцы Чечни
обращали на разведение овец, что считалось более выгодной
отраслью скотоводства. Поэтому во многих местах Чечни козы
составляли в стаде не более 2—3 голов. Малочисленностью
козьего стада отличалась и Ингушетия, хотя природные условия ее
горной зоны благоприятствовали их широкому разведению.
В 1895 г. в Екатеринодаре была открыта выставка домашних
животных с пятью отделениями, в третьем отделении были
помещены «козы разных пород». Принимались меры для улучшения
пород скота, в том числе доставлялись представители лучших
пород из-за рубежа. В 1872 г. современник сообщал: «Из пород
коз, разводимых в крае, заслуживает внимания вывезенная из
Персии в Эреванскую губернию ,.мургуз", шерсть которой
отличается необыкновенной тонкостью и нежностью, шкура ,,мургуза"
составляет щегольскую принадлежность персидского седла и
ценится до 70 руб. за штуку»19. В 1930-е годы другой автор, дока*
52
Балкария. На лошади кабардинской породы.
Селение Верхняя Балкария
зывая целесообразность разведения коз в горной зоне Северного
Кавказа, писал: «С одной стороны, на возвышенных склонах при
наличии хорошей растительности зачастую пастбища и выгоны
являются недоступными для использования другими видами
животных, в то время как коза почти не имеет топографических
препятствий. С другой стороны, коза дает ценное сырье, как-то:
молоко, пух, кожу для выделки сафьяна и т. д. При этом
коэффициент удойности козы выше коровы в два-три раза, причем
качество молока по химическому составу очень ценное, то же
можно сказать и про сырье». По мнению автора, основное
направление козоводства здесь должно быть мясо-пуховое.
Поэтому, по мнению автора, местную породу необходимо скрестить с
ангорской породой коз из Малой Азии. Напомним, что живой вес
этой козы достигает на ее родине 100—120 кг, козла — 160 кг,
при весе руна от 2—4 кг 50. К сожалению, мы не знаем местных
пород коз, в источниках упоминается лишь, что адыги Западного
Кавказа разводили преимущественно мясо-молочные породы,
осетины — пухо-молочные и т. д.
Крупный рогатый скот
Напомним, что крупный рогатый скот, судя по многочислен»
ным археологическим находкам костей в поселениях древних
северокавказских племен, был одним из первых в процессе
одомашнивания животных. О важном значении в хозяйстве
населения этого вида скота говорят и данные лингвистики. Так, обилие-
терминов, которыми называют корову кабардинцы, по мнению
Н. Ф. Яковлева, объясняется тем, что «этот вид домашнего
животного (т. е. крупный рогатый скот.— Б. К.) ...у них был не
только мясо-молочным, но единственным рабочим скотом».
Осетинские названия бычка (уаеныг) и коровы (хъуг) восходят к
древнеиранским корням, в то же время названия гал (вол), баех
(лошадь) считаются в осетинском языке субстратом, воспринятым
из вайнахского (чеченского) языка51. Следовательно, названия
домашних животных у вайнахов, как и других народов региона,
идут корнями в древнекавказский мир.
В горной зоне из-за крайней ограниченности пастбищных в
сенокосных угодий, сложности рельефа местности,
продолжительности холодной и снежной зимы, особенно в центральной
части Кавказа, многие хозяева могли иметь не более 2—3 коров
и 1 вола. Даже наиболее состоятельные семьи вынуждены были
ограничить поголовье до минимума, особенно в высокогорной
зоне, имея не более 4—6 коров и 2 волов. На равнине преобладание
в хозяйстве крупного рогатого скота и мелкого определялось
конъюнктурными соображениями. В первой половине XIX в.
в равнинной зоне у многих народов региона в стаде нередко
преобладал мелкий рогатый скот, поскольку обеспечение его
кормами не являлось проблемой. В пореформенный период, с
переходом обширных пастбищных угодий под посевы зерновых, обста-
54
новка здесь коренным образом меняется; резко сокращается
поголовье мелкого рогатого скота при почти повсеместном пре-
.обладании крупного.
I В горах придавали особое значение разведению молочного
«кота. Горец обязательно имел хотя бы 2—3 дойных коровы,
чтобы обеспечить семью молоком и молочными продуктами.
Принимались все необходимые меры, чтобы как можно дольше
продлить лактационный период. Этим целям, например, служило
искусственное вскармливание телят, лишение их материнского
.молока через три месяца после рождения.
У всех горцев региона крупный рогатый скот являлся
мерилом ценностей; коровами и быками определялся размер выплаты
зкровной мести, калыма, стоимости земельного участка и т. д.
|; Рассмотрим особенности разведения этого вида скота у
каждого народа региона на основании имеющихся источников. По-
¦следние наиболее многочисленны опять-таки по адыгским
народам, которые со времен позднего средневековья более часто
находились в поле зрения многих европейских путешественников.
И хотя приводимые ими сведения чрезвычайно фрагментарны,
они все же дают представление об этой отрасли хозяйства. Так,
в XVII в. французский коммерсант Тавернье и немецкий ботаник
Кемпфер констатировали, что разводившиеся черкесами (адыгами)
"коровы и быки высоко ценились на европейских рынках,
а итальянец Главанп (XVIII в.) указывал, что из Черкессии
«ежегодно вывозили 200 тыс. бычьих рогов 52.
Источники начала XIX в. свидетельствуют, что закубанские
черкесы в 1818 г. выменивали коров и быков за «войсковую соль»,
получая за корову 12 пудов соли, а за быка или вола — 21 пуд.
Почти к этому же времени относятся указания С. Броневского о
•том, что «черкесы держат многочисленные стада рогатого скота».
Хан-Гирей, характеризуя хозяйственный быт черкесов (адыгов)
-30-х годов XIX в., замечает, что коровы их «весьма обильны
молоком, волы чрезвычайно полезны для черкес, которые все
работы производят ими, потому что у них почти нет обыкновения
впрягать лошадей». Автор считает крупный рогатый скот
важнейшим средством существования этого народа, обеспечивавшим
«го мясом, молоком, сырьем и тягловой силой. По его словам,
-«из кожи этого животного» черкесы делали «обувь, а наездники —
•сбрую конскую и пр.». Хан-Гирею принадлежит первое
упоминание о том, что черноморские казачьи войска обладали «самой
лучшей породой» коров и быков, получившей значительное
распространение в стаде равнинных адыгов. Заметим, что этот скот,
известный по одним данным как черкасский, а по другим — как
кубано-черноморский или черноморский, был серого цвета,
крупного роста, имел большую продуктивность. По словам Хан-Гирея,
черноморский скот прижился у адыгов только на равнине, в
горах же он «перерождался в мелкую породу», причиной чего автор
считал то, что черкесы часто доили коров, от чего телята
получались тощими и мелкими53.
I 55
А дыгейцы 9 Балкарцы
1 Кабардинцы 10 Кумыки
11 Ногайцы
12 Русские
13 Украинцы
34 Армяне
15 Осетины
Ч Греки
ГРАНИЦЫ
н—1 1~~» губерний и областей
— __, _ округов к отделов
участков
•** 12 Кошехабльско
' XII
ТЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ
Веденский округ
1! Грозненский округ
Ш Назрановский округ
1? Сунженский отдел
Карта 1. Распространение видов скота
Наибольшее распространение у адыгов предгорья имела
собственная порода рогатого скота, хорошо приспособленная к
местным условиям и отличавшаяся большой продуктивностью. Во
второй половине XIX в., в связи с массовым переселением!адыгов
в Турцию, а также их обоснованием на равнине, имеющей
другие почвенные и климатические условия, эта порода скота стала
быстро исчезать. Та же история происходит с русскими
поселенцами Западного Кавказа: привезенный ими из России скот на
56
Бытуют
Единич ны
V!!!
мост пав
порода овец
•
тушинская
порода овец
калмь
""•оро да
1
\
цкар
озен
местная
порода
(горча !¦"
гкота
но га ^.г чан
порода
.Мс
Зладикавказский округ
VI! Нальчикский округ
ИВ Пятигорский отдел
VII! Моздокский отдел
IX Киз п ярский отдел
КУБАНСКАЯ
X Баталпашинский отдел
Л Лабинский отдел
XII
ОБЛАСТЬ
Майкопский отдел
ХШ Екатеринодарский отдел
мог привыкнуть к местным условиям и погибал. Поэтому
поселенцы покупали местную адыгскую породу скота. Равнинные адыги
приобретали черноморскую (черкасскую) породу скота или
скрещивали свой скот с этой породой.
В конце XIX в. Л. А. Калантар изучал крупный рогатый скот
в некоторых станицах Кубани и в черкесских аулах (Тахтамукай.
Шишкек, Козет) Западного Кавказа. Он отмечал, что жители
разводят в основном смешанную породу скота — адыгского с
черноморским. Потомство от скрещивания адыгской породы
^имевшей красный, черный или бурый цвет) непременно наследо-
57
вало серую окраску черноморской породы. По определению Ка-
лантара, скот западных адыгов имел хорошие надои, лучше
переносил чуму, чем черноморский скот; последний славился
крупным ростом, обладал огромной силой, продавался по высокой
цене. Помесь этих животных соединяла «большую силу
черноморской породы с высокой удойливостью адыгской». Помесь
имела в среднем около 115 см высоты в холке у коров. Постепенна
черноморский скот вытеснил местные породы в хозяйстве
горцев, проник даже в ряд районов Закавказья, куда его завезли:
южнорусские сектанты54.
На Северном Кавказе этот скот широко разводился не только
равнинными жителями, в том числе русскими казаками, но и
некоторыми народами в горах, в частности карачаевцами и
абазинами. Однако по удойности корова черноморской породы намного»
уступала горской. Поэтому черноморский скот скрещивали с
местной горской породой либо покупали русских или швицких
коров. Тот же Калантар писал, что «помеси с горским скотом
отличаются молочностью», казаки говорят, что «серая скотина
хороша для взора, красная (или черная) для молока»55.
В 20-х годах XX в. исследователь дает уже такую
характеристику: «За последние 50—60 лет в породе и внешнем виде
кабардинской коровы произошла значительная перемена. Прежняя
мелкая горская корова почти по всей Кабарде заменялась
довольно крупной коровой — черноморской, а черноморку, в
отчаянии, стремятся заменять коровой русской, немецкой и даже-
швицем»56.
Таким образом, из сказанного можно заключить, что подобно
западным адыгам, кабардинцы также когда-то имели свою породу
скота, о которой, к сожалению, нет никаких данных. В целом же-
в хозяйствах Кабарды крупный рогатый скот занимал ведущее
место. По данным на 1895 г. в Кабарде на 100 душ приходилось
крупного рогатого скота 196 голов, в Чечне — 137, Осетии —
78. Разведение этого вида скота являлось одним из главных
занятий кабардинцев, вот как писал об этом современник: «Вообще
Кабарда относительно развития крупного рогатого скота не имеет
соперников среди всех иных местностей России». Эта ситуация
объяснялась обилием в Кабарде хороших пастбищных угодий,
одни знаменитые летние Зольские пастбища могли содержать
сотни тысяч голов животных57.
Если крупный рогатый скот был одним из главных
источников существования кабардинцев, то этого нельзя сказать о
соседних балкарцах. По данным 1867 г. в Балкарии на 100 душ
приходилось 139 голов крупного рогатого скота и 883 овцы.
И в последующие периоды количество мелкого рогатого скота
намного превышало стадо крупного скота. Главными
покупателями скота у балкарцев являлись имеретинцы, сваны, рачинцья
и другие жители Грузии58.
По данным полевых записей, проведенных во многих
балкарских селах, здесь разводили низкорослую горную породу, пре~
55
имущественно черной масти, хорошо отвечавшую местным
природным условиям. Скот был неприхотлив в содержании, корова
среднем давала в сутки не более 7—8 литров молока, при
сохранении удоя в течение 7—8 месяцев. Быки (волы) были
низкорослые, но довольно сильные, хорошо приспособленные к
гордой местности; они являлись единственной тягловой силой. В
конце XIX — начале XX в. в предгорных селах Балкарпи
некоторые богатые хозяева наряду с местной породой скота стали
разводить привозной скот, воспринятый отчасти у соседей-кабар-
;;,динцев. Значительное распространение получили знаменитые
|верьте карачаевские волы.
Сведения о карачаевском крупном рогатом скоте также
весьма отрывочны. Известно лишь, что скот этот хорошо
приспособил ен к местным условиям, нетребователен, вынослив, гораздо мень-
^ше ростом черноморского, большей частью красного цвета,
удойность коровы небольшая. Во второй половине XIX в.
карачаевская порода постепенно вытесняется черноморской. Процесс этот
завершается в конце XIX в., когда в Карачае в очередной раз
вспыхнула эпидемия чумы, от которой погибло много скота и
традиционный скот стали заменять степным черноморским. Ка-
|лантар замечает, что карачаевцы «особенно погнались за
черкасской (черноморской) помесью потому, что находили ее более
•стойкой против чумы, чем природный карачаевский скот;
последняя чума, однако, разочаровала карачаевцев; помеси,
рожденные и жившие при условиях карачаевского скотоводства,
-оказались также чувствительны к чуме, как и карачаевский
-скотч39.
Известный карачаевский просветитель И. Крымшамхалов,
открывая в 1897 г. в Теберде молочную ферму, декларировал, что
первейшей своей задачей видит возрождение местного
карачаевского скота, считая его наиболее выгодной и доходной отраслью
-животноводства в условиях Карачая60. Однако в начале XX в.
местная порода скота окончательно уступила свое место
черноморскому скоту, вернее его помеси, соединившей в себе черты
/традиционного карачаевского скота с черноморским. В
результате такой селекции в Карачае появилась новая порода крупного
рогатого скота, при этом одни хозяева разводили молочный скот,
другие — длиннорогих волов крупного роста серой масти; эти
воли, обладавшие огромной силой, пользовались большим
спросом на рынке, их охотно покупали все горцы и соседнее казачье
население. В Осетии, например, когда спрашивали, отчего этот
хозяин раньше всех завершил вспашку или другие
сельскохозяйственные работы, ему отвечали, что он имеет карачаевских
- По данным известного специалиста Т. Д. Потапова, новый
карачаевский скот характеризовался следующими данными: сред-
'лий живой вес коровы составлял 220 кг, быка — 240, вола —
'288. Средний годовой удой коровы был равен 744 кг; на 1 кг масла
дало 22,39 кг молока (при жирности42 %), а на 1 кг сыра — 9,0 кг
I 59
цельного молока. По данным того же автора, карачаевцы не
ограничивались разведением серого кубано-черноморского скота;
в стаде у них были и такие породы, как швицы и сементалы,
завезенные в Карачай в основном в первые годы Советской власти <и.
Однако наши полевые записи, проведенные почти во всех
карачаевских аулах, показали, что привезенный сюда скот, в том
числе черноморский, не приживался и погибал. Поэтому карачаевцы
разводили преимущественно местную породу скота, часто
скрещивая его с привозным, например со швицким или серым
степным (черноморским). Средняя корова местной породы давала
молока не более К) литров, имела продолжительность дойки 8 —
9 месяцев. При этом хозяева среднего достатка нередко имели
10 —15 коров.
Источники начала XIX к. характеризуют абазин как
овцеводов и мастеров по выращиванию высокопородных
коней-скакунов. Однако исходя из того, что этот народ издавна проживал
среди черкесов (адыгов) и имел с ними много общего в хозяйстве,
можно полагать, что абазины разводили ту же породу крупного
рогатого скота, что и черкесы е2. Позже абазшгы-тапанта, подобно
черкесам, стали разводить кубано-черноморский скот; жители
горных аулов по-прежнему содержали традиционный скот.
По словам наших информаторов, некоторые богатые абазины
содержали 00 и более дойных коров со средним удоем 10—15
литров молока в сутки. Скот был приспособлен к местным горным
условиям, нередко содержался зимой под открытым небом. Быки
и коровы были крупные, с преобладанием белой масти; волы,
по образному выражению информаторов, обладали, подобно
трактору, огромной силой, перевозили большие тяжести, производили
вспашку и другие трудоемкие работы.
Сильное влияние на породу крупного рогатого скота в
восточной части Ставрополья и в предгорьях Дагестана оказал
ногайский скот, отличавшийся крупным ростом G—8 пудов
убойного веса), достаточной удойностью, преимущественно белого,
бело-пестрого и светло-красного цвета. Особенно большое
распространение имели ногайские волы, широко использовавшиеся
в извозе, в частности горцами Дагестана. Калантар,
исследовавший ногайскую породу скота в 80-х годах ХТХ в., писал, что
целые караваны, «составленные из ногайских волов», постоянно
«встречаются по дороге от Темирхан-Шуры к Петровску и
Дербенту». По его словам, многие селения в Дагестане заводят
«ногайскую помесь от ногайских телят, приобретаемых у
кочевников». Большое распространение ногайская порода крупного
рогатого скота имела во всех казачьих станицах (Червленской.
Наурской, Петропавловской, Екатертшоградской и др.) п в
горских поселениях по левому берегу Терека. У самих ногайцев,
ведших полукочевой образ жизни, крупный рогатый скот был
одним из главных средств к существованию, о чем, например,
можно судить по данным источника 1812 г.: «...промысел
ногайский состоит по большей части в разведении рогатого скота.
60
|они очень богаты... Получают от оного масла более 200 тыс. пу-
^дов, меняют его армянам, у них торгующим, на необходимые для
|них вещи, как-то: холст, сукно, хлопчатую бумагу... вывозят
и сами масло и др. съестные припасы в города»63.
| Крупные скотоводы у ногайцев имели до 100 и более голов
скота, хозяева среднего достатка — не более 7 —15 голов. По
данным исследователей, ногайцы редко заготовляли корм и строи-
[ли зимники, отчего половина скота погибала от суровых морозов
и бескормицы64. Не имея своих зимних пастбищ, ногайцы
постоянно арендовали их у терских казаков.
I Ногайский скот имел сходство с калмыцким (хотя последний
ртличался преимущественно красной мастью). Такое сходство
Являлось, несомненно, результатом скрещивания, результатом
длительного совместного обитания в степях Предкавказья.
Калмыцкий рогатый скот, славившийся крупным ростом и высокими
вкусовыми качествами мяса, разводили, наряду с ногайским,
жители хуторов (русские и кавказские народы — осетины,
кабардинцы, армяне, грузины) степной зоны левого берега Терека.
Так, например, скотопромышленник Чебанов на арендованном
участке войсковой земли в моздокских степях имел до 300 голов;
чистокровного калмыцкого крупного рогатого скота.
Характерной особенностью калмыцкого скота являлось то, что
мог существовать только в степях, на озерной и колодезной
!воде; при переводе его в другие места, лишенные солончаковой
растительности, он непременно погибал. Об этом свидетельствует
многолетняя народная практика скотоводства в казачьих
станинах и горских аулах по правобережью Терека. В станице Черв-
денной, например, 70 % этого скота пало от пресной воды
Терека. В свою очередь «горский скот», перемещаясь в моздокские"
и кизлярские степи, не мог приспособиться к местным условиям:
также погибал. Не прижилась на территории современной
Чечено-Ингушетии и степная черноморская (или кубано-черномор-
кая) порода скота. Этот скот погибал и у казаков станицы Слеп-
;овской. В материалах, собранных здесь Калантаром,
отмечается: «Черноморский скот, приведенный на р. Сунжу, заболевает
мутной воды, худеет, теряет гладкость и лоск шерсти».
Чеченцы и ингуши, судя по сообщениям того же Калантара,.
отличие от соседнего русского населения разводили в основном
1вою «горскую породу» скота, которая наряду с ногайским ско-
ом составляла их стадо.
Состояние скотоводства у чеченцев и ингушей характеризовав
ось в основном на основании анализа хозяйств равнинных жи~
ей (селения Базоркин, Назрань, Барсуки, Шама-Юрт, Урус-
артан и др.). Исследователи отмечали, что крайняя ограничен-
ть пастбищных и покосных земель не давала возможности жи-
:ям указанных сел развивать эту отрасль скотоводства. В
средам содержали на двор не более 2—3 голов крупного рогатого
ота горской породы (небольшой рост, 4—5 пудов убойного веса,
сравнительно высокие удои, преимущественно черной масти)..
61
В стаде изредка встречались и другие масти, в том числе
красная. Скот был неприхотлив, хорошо приспособлен к местным
условиям. В горах он остался в своем чистом виде, в то время как
в предгорьях и на равнине его часто скрещивали с ногайским
или со «станичной помесью».
По заключению исследователей, горцы редко продавали
приплод этого скота, оставляя его для пополнения своих стад#
Продуктивность горского скота была сравнительно высока, что
являлось главной причиной распространения этой породы скота во
всех зонах Чечено-Ингушетии. В материалах Калантара, в
частности, сообщается: «От коровы при хороших условиях в
окрестностях Назрани, Базоркина и др. можно накопить до 2 пудов
масла, и нередко жители копят до пуда от одной коровы, не
прекращая домашнего потребления части молочных продуктов»65.
Таким образом, традиционный молочный скот давал
возможность чеченцам и ингушам иметь молоко в нужном количестве,
приготовляя из него самые разнообразные продукты: масло, сыр,
кислое молоко и т. д. При этом у ингушей существовал обычай
отнимать телят от матки через 6—8 недель с целью продлить
лактацию, переводя их на искусственное кормление. Заметим, что
этого обычая мы не находим у других народов региона (кроме
осетин). Наличие указанного обычая, как и некоторых других,
у осетин и ингушей объясняется не только их давними
этнокультурными контактами, но во многом этническим родством,
уходящим в глубь веков.
Важнейшей задачей горного скотоводства было обеспечение
хозяйства тягловой силой. Поскольку лошадь служила у всех
торцев лишь для верховой езды, отчасти для перевозки тяжести
вьюком, волы выполняли в хозяйстве все виды работ, в том числе
вспашку, которую в горах осуществляли одной парой, а на
равнине, где был тяжелый плуг,— несколькими парами волов.
Крестьяне среднего достатка могли держать 1—2 вола, а более
состоятельные — 2—3. Поэтому обработку земли, особенно на
равнине, такие хозяева производили только путем супряги. Калан-
тар, говоря о чеченском сел. Урус-Мартан, замечает: «Полного
плуга со всем обзаведением не имеется ни у кого, даже
полуплужники составляют редкое явление, их несколько человек в
ауле; для составления плуга складываются 3—6 хозяев».
Поэтому нередко горцы для вспахивания своих участков приглашали
соседних казаков за определенную плату.
И на равнине, и в предгорьях навоз скота не имел никакого
применения ни в виде удобрения, ни в виде кизяка; земля почти
не нуждалась в удобрении, а обилие лесных зарослей
удовлетворяло потребность в топливе. Однако в горной зоне
Чечено-Ингушетии (и в других горных районах), лишенной практически лесов,
имевшей тонкий слой почвы, навоз скота служил и в качестве
удобрения, и для приготовления кизяка.
Говоря об осетинах, нужно отметить, что они могли содержать
^весьма ограниченное количество крупного рогатого скота, оср-
62
бенно в горах. Клапрот, наблюдая за жизнью осетин в начале^
XIX в., указывал, что они разводили этот скот реже, причем
волов держали столько, сколько требовалось для полевых работ.
Документ, относящийся к 30-м годам XIX в., указывает, что в
горах Осетии мало разводили крупного рогатого скота из-за
недостатка кормовой базы, что «рогатый скот мал ростом, однако
коровы дают хорошего молока, иногда до 2 :? ведра»66.
В связи с массовым переселением осетин с гор на равнину в
середине XIX в. у них появляются новые породы крупного
рогатого скота. В конце XIX — начале XX в. в Осетии на 100 душ
приходилось 67 голов крупного рогатого скота, а на семью на
равнине — 7.3. в предгорьях — 5,1, в горах — 4,6.
Эти данные согласуются с данными этнографии,
свидетельствующими также о том, что количество поголовья крупного
рогатого скота зависело от вертикальной зональности и, конечно же,
кормовой базы. Так, в высокогорной Нарской котловине в
хозяйстве могли содержать только 1—2 дойные коровы и 1 вола;
в нижнем Алагирском ущелье в силу того, что здесь широко
практиковался сезонный отгон скота в предгорья, имели намного
больше скота разных видов; в несколько раз больше разводили
крупный рогатый скот жители плодородной равнины.
В 80-х годах XIX в. известный агроном, член Кавказского
общества сельского хозяйства В. Н. Геевский посвятил
осетинскому скотоводству специальное исследование, в котором отнес
крупный рогатый скот к так называемой горно-кавказской
породе. Он считал, что осетинская порода крупного рогатого скота
характеризовалась следующими данными: рост небольшой, вид
стройный и даже изящный, отличается некоторой легкостью, мог
пастись на самых крутых местах, масть преимущественно черная,
реже краспо-бурая и светло-бурая; живой вес коровы от 6 до
9 пудов, быка — от 9 до 11 пудов; мясо славилось хорошими
вкусовыми качествами. Отличительной чертой содержания скота
являлось то, что через несколько недель теленка, как это было
и у ингушей, отнимали от матери, продолжая доение в течение
девяти месяцев; при этом годовой удой коровы составлял от 45
до 50 ведер, а дневной надой от лучшей коровы — х/о ведра; с 1
ведра молока получали до 1 фунта масла 67.
Небольшим ростом отличался и рабочий скот. В. Ф. Миллер в
80-х годах XIX в. во время своего путешествия по Дигорскому
ущелью писал, что осетинский вол не больше русского годовалого
теленка 68. Тем не менее он поднимал 4—5 пудов на арбе, был
хорошо приспособлен к местным условиям, мог пройти по самым
крутым горным склонам.
; На равнине традиционный скот постепенно уступал место но-
|вым привозным породам. Здесь осетины, подобно многим своим
соседям, разводили такие породы крупного рогатого скота, как
Швицкая, немецкая, отчасти серая степная. Наибольшее
распространение имел швицкий скот, как известно, относящийся к гор-
рым породам скота, отличавшийся сравнительно высокой удой--
63
юностью и жирностью молока. Так, на Урупской опытной станции
A928 г.) з'а лактационный период швицкая корова показала
удойность 2965 кг, при среднем проценте жира в молоке 3,8. Лучшие
коровы дали удойность даже 3546—3638 кг, при проценте жира
в молоке 3,6—4,2 и живом весе 604—623 кг 69.
Наряду со швицким скотом значительное распространение во
многих местах равнинной зоны имели серые кубано-черноморские
волы. В Осетии такие волы, имевшиеся у наиболее
состоятельных хозяев, были известны под названием «хъаерасиаг галтае»
(карачаевские волы) *.
Буйволы
Нетрадиционным крупным рогатым скотом для горцев
Северного Кавказа являлись буйволы, распространившиеся, видимо,
из Закавказья, а на Западном Кавказе, кроме того, вероятно,
из Турции, благодаря давним торговым связям населения этого
края с турками. Первое упоминание о буйволах на Западном
Кавказе находим в русских документах, относящихся к началу
XIX в., в которых говорится о поставках горцами на рынок
наряду с другими продуктами скотоводства немалого количества
«кож буйволовых». Это значит, что разведение буйволов на
Западном Кавказе имеет более давние традиции, чем, например,
в Центральном Кавказе.
Буйволов содержали наиболее состоятельные горцы.
Хан-Гирей, говоря о западных черкесах, указывает, что не всякий из них
мог разводить буйволов, что они были достоянием большей частью
князей и дворян. «От буйволов,— пишет он,— много получается
молока особенного и приятного вкуса; мясо же их нехорошо».
Почти те же особенности отмечает современник Хан-Гирея Бла-
рамберг, хорошо знавший быт черкесов. По его словам, хотя
черкесы редко разводили этих животных, они отдавали им
предпочтение, считая их весьма выгодными в хозяйстве: «Буйвол
заменяет в работе более чем двух быков, а буйволицы больше, чем
обычные коровы, дают молока для выделки масла»70.
Из сказанного можно заключить, что адыги одними из первых
в регионе начали разводить этих животных, возможно,
воспринятых ими из соседней Грузии или Турции. Считают, что
первоначально буйволы появились у причерноморских черкесов, в
частности шапсугов и натухайцев, в наречиях которых это животное
называется «псыщу», т. е. букв, «водяной бык». Кабардинское
* Большое хозяйственное значение имела кожа крупного рогатого скота,
из которой изготовляли веревки, снаряжение, необходимое для верхового
и вьючного коней и гужевого транспорта: кожа шла также на изготовление
различных видов традиционной рорской обуви. Значительным спросом
пользовались рога животных, в частности воловьи, используемые в
качестве сосуда для напитков; из рвгов делали газыри, рукоятки для
кинжалов и шашек, украшение мужских поясов. Нередко рога, как и кожа,
служили предметом сбыта в городах и на больших дорогах, например,
на Военно-Грузинской.
64
название буйвола «хыв» (морской бык) Н. Ф. Яковлев считает
более позднего происхождения, как и появление самого
животного у кабардинцев, к которым оно «пришло с черноморского
побережья», от вышеуказанных этнографических групп адыгов,
В целом же название буйвола, по словам автора, усвоено адыгами
«из тюркско-татарских языков»71.
Другие народы Северного Кавказа восприняли название
буйвола от грузин (камечи); у осетин — къамбец, у балкарцев и
карачаевцев — гаммети, у чеченцев и ингушей — гамаш, гомаш,
а к грузинам оно пришло из персидского гомеч (древ. иран. гаи —
наича).
А. А. Калантар пишет о буйволах как о животных, требующих
большого количества кормов, содержания в теплоте, а также на-
• личия водоемов. Поэтому их разводили как в Закавказье, так и
; на Северном Кавказе только в предгорьях и на равнине, отве-
'.. чавших этим требованиям, в безводных степях Предкавказья и
по всей горной зоне Кавказа буйволов не содержали. В то же
время горские князья и дворяне считали для себя престижным
иметь хотя бы 1—2 буйволов или буйволиц. Отметим также, что
во многих местах Закавказья и в ряде мест Северного Кавказа
вспашку производили исключительно буйволами, обладающими
огромной силой. На чеченской равнине, например, выращивали
даже специальную породу буйволов для этой цели. Однако в
основном горцы содержали буйволиц, о чем свидетельствуют и
данные переписи 1916 г. Молоко буйволицы отличалось высокой
жирностью (8 %) и шло целиком для переработки на масло72.
Во второй половине XIX в. буйволоводство достигло
значительного развития по всему Северному Кавказу. По данным
информаторов в Чечне, например, имелись в это время такие
центры разведения буйволов, как селения Гудермес, Курчалой, Урус-
Селение
Количество
дворов
Народы
Количество
буйволиц
Количество буй-
Гизель
К ар джин
Ольгинское
Магометанское
Базоркино
Ачалуки
Плиево
Назрань
Али-юрт
Бень-юрт
Верхний Наур
Ал хан-юрт
Атажукино
Иналово
Касаево
Тамбиево 1
Тамбиево 2
577
295
431
676
1217
322
502
111
537
497
522
668
829
490
528
550
85
Осетины
»
»
»
Ингуши
»
»
»
Чеченцы
»
»
»
Кабардинцы
»
»
»
»
181
187
307
307
159
12
66
4
320
234
296
384
112
189
173
258
248
3
4
5
6
2
1
2
—
2
3
3
6
2
4
9
7
12
Калоев
65
Приведем данные по отдельным округам
Округ
Народы
Количество буйволиц
Количество буйволов
Владикавказский
Нальчикский
Назрановский
Грозненский
Веденский
Осетины
Кабардинцы
Ингуши
Чеченцы
»
3302
6592
1136
9027
6243
110
223
—
164
164
Мартан и др., куда приезжали их покупать из Ингушетии,
Осетии и Кабарды. Русское казачье население Терской и Кубанской
областей совершенно не занималось разведением этих животных.
По переписи 1916 г., например, в Моздокском, Пятигорском и
Сунженском отделах, как и во всех станицах Терского и
Кубанского казачьего войска, не числилось ни одного буйвола или
буйволицы. Развитие этой отрасли скотоводства у горских
народов иллюстрируют следующие данные переписи 1916 г.
(см. табл.).
Из данных следует, что ингуши Назрановского округа
разводили только буйволиц, в отличие, например, от чеченцев,
содержавших наряду с буйволицами и буйволов, впрягаемых в арбу
или плуг. Наибольшее количество буйволов имели чеченцы и
кабардинцы, имевшие давние традиции в разведении этих
животных.
Лошадь
В послемонгольский период традиционное коневодство на
Северном Кавказе вновь стало развиваться, главным образом в
предгорьях и на равнине. В горах из-за отсутствия благоприятных
условий содержание лошадей было ограничено до минимума.
В целом только кабардинские феодалы, занимавшие почти всю
равнину Центрального Кавказа до конца XVIII в., а также
представители социальных верхов у западных черкесов, абазин,
карачаевцев, ногайских кочевников могли заниматься табунным
коневодством и выращиванием лучших пород лошадей.
Рассмотрим развитие коневодства у каждого народа в
отдельности. У автора XV в. Барбаро находим первое сообщение о том,
что черкесы «имеют прекрасных лошадей». Интериано (XVI в.)
добавляет, что черкесы «значительную часть времени проводят
на коне». Эвлия Челеби (XVII в.), непосредственно
наблюдавший жизнь западных адыгов (черкесов) — натухайцев, темир-
гоевцев, адами, пишет, что каждая из этих этнографических групп
имела множество «хорошо вооруженных воинов, отборных и
богатых, т. е. владеющих животными». О Черкесии Эвлия Челеби
сообщает: «В этой стране особенно любят серых в яблоках и
черных коней. Аздемир-оглу Осман-паша сказал о них: «Кони —
их пристрастие и обменял пять пленнпков-черкесов на лошадь»73..
66
Превосходные породы лошадей, разводившиеся в Черкесии
и Кабарде, не переставали удивлять многих путешественников и
в последующие эпохи. Пейсонель (середина XVIII в.) впервые
дает описание кабардинского коня, а также некоторых других
пород лошадей у черкесов и кабардинцев; «Черкесские лошади
чрезвычайно ценятся. Они высокие, хорошо сложены,
чрезвычайно сильные и выносливые как в беге, так и в усталости. Их голова
несколько напоминает клюв ворона, они довольно похожи на
английских лошадей; здесь очень сильно заботятся о
продолжении определенных пород; наиболее известными являются породы
солук и беккан*; из Черкесии вывозят только меринов; других
в этой стране даже не употребляют. Жеребцы имеются только
заводские. Их поступает очень большое количество в Крым, где
они очень ценятся; за них до сих пор платят до 200 пиастров.
Но в этой стране имеются еще более знаменитые лошади, за
которых отдают до 8 рабов»74.
По данным последующих авторов, черкесских и кабардинских
лошадей ежегодно тысячами вывозили в различные страны:
Турцию, Иран, Польшу, Австрию; их покупала аристократическая
верхушка соседних горцев, а также в Закавказье75. Верховые
лошади кабардинской породы были лучшим подарком в горской
аристократической среде. Кабардинские князья неоднократно
отправляли этих скакунов в дар московским царям. Так, в 1552 г.
князь Темрюк подарил Ивану IV пятьдесят таких коней,
большое количество этих коней было отправлено для пополнения
русской конницы во время многолетней Ливонской войны76.
Вызывает интерес вопрос о происхождении кабардинской
лошади. «Легенды и наблюдения ранних исследователей,— пишет
В. П. Пожидаев,— наталкивают пас на мысль, что кони
кабардинские не местного происхождения. Факты подтверждают это
предположение. Многие глубокие старики в Кабарде, говоря про
прежних коренных коннозаводчиков, сообщают, что каждый из
них полагал задачей жизни на закате дней своих сходить или в
Сирию, или по крайней мере в Карабах, откуда почитал
непременным долгом перед родом привести породистого
производителя для своего завода. Это было крупное событие для фамилии,
такого коня берегли как гордость и украшение завода.
Многовековой опыт и практика коннозаводчиков создали в Кабарде
целую науку о коне и его воспитании, и эту науку и родовые
традиции коннозаводчиков адыги свято берегут и передают от
отца к сыну»77.
Считают, что кабардинская лошадь — это помесь горских
пород с арабскими78. Арабская порода лошадей, разводившаяся
более двух тысяч лет в центре Аравии, служила для улучшения
многих известных пород лошадей. Кабардинская лошадь имела
характерные особенности, отвечающие местным горным условиям
* Упомянутая порода «беккан», по нашим этнографическим данным,
разводилась адыгейцами еще до недавнего прошлого под названием «оечикан».
5* 67
Предметы, связанные с сенокошением у осетин
Кавказа. Вот как характеризует эту породу лошадей И. Мердер:
«Горские лошади по свойству климата или от смешения двух
пород: настоящих черкесских с лошадями арабскими; (они)
сильны, резвы, полны огня, смелы, внимательны, в ногах крепки —
качество, необходимое при путешествии по горам; они также
весьма чутки, т. е. хорошо слышат, так что в самую темную ночь
можно положиться на лошадь, что она, по каким бы скалам ни
пробивалась, не споткнется и проберется по узкой тропинке
осторожно. Сбившийся в пути ездок вполне может вручить ей себя;
она довезет по данному ей направлению к знакомому уже ей
месту, и в это время, она бывает неимоверно осторожна,
беспрестанно водит ушами, прислушиваясь ко всему; если что-нибудь
малейшее покажется ей сомнительным, она остановится для
удостоверения, и если ошиблась, то без понуждения ее седоком
тотчас сама тронется с места с такою же осторожностью, как и
68
|дрежде. Горские лошади имеют необыкновенно тонкий слух и
|обоняние; если поверить в ее чуткость и принудить идти в то
вместо, куда она обратила внимание и упорствовала идти,
наверно окажется, что осторожность ее была не напрасна и что
¦<ша не обманулась и чувствовала или хищного зверя, или
притаившегося врага.
- Горские лошади могут переносить различный климат так
хорошо, что едва ли порода других лошадей может в этом случае
[выдержать с ними сравнение. По сродности же с местностью гор,
состоящих преимущественно из камней, черкесская лошадь без
подков несется во весь карьер по твердому грунту, не жалуется
на ноги, в которых не чувствует от того боли... Горские лошади
-очень послушны; они скоро привыкают к ездокам и
приноравливаются удобнее к желаниям и правилам их хозяев; они не имеют
^капризов, обыкновенных в породах других лошадей; выносят
крайнюю нужду в продовольствии и как будто понимают
невозможность доставления им оного, так что при самом крайнем
недостатке в продовольствии горская лошадь нимало не изменит своей
ретивости, останется такою же доброю, как и при хорошем
корчме, каждый день будет исполнять свое дело.,, разве только
несколько спадет ее игривая веселость. Черкесская лошадь не лю-
;бит застаиваться долго без употребления в работе. Если дать
|ей постоять одну неделю в стойле при хорошем корме, то верхо-
|вая лошадь сама потребует у седока свободного повода, чтобы
|поиграть хотя бы несколько верст»79.
| Все эти данные говорят о многовековой дружбе горца и
лошади. Благодаря усилиям многих поколений горская (черкесская)
лошадь достигла такого совершенства, что поражала многих
путешественников, совершавших на ней поездку по малодоступным
|горным тропам Кавказа.
I История табунного коневодства Кабарды знает несколько
пород лошадей, выведенных в разные исторические эпохи.
Наиболее ранней и в то же время наиболее распространенной почти по
всему региону была шалоховская порода лошадей (по имени
малокабардинского князя Шалохова, известного по источникам
XVI в.). В начале XIX в. Клапрот, говоря о коневодстве в Ка-
барде, писал, что здесь «самая лучшая порода называется „шалох"
и носит особый знак на бедре. Такие лошади, как правило,
принадлежат богатой княжеской семье и насчитывают не более 200
голов в табуне. Лошади этой породы чаще всего бурой или белой
масти, их содержат постоянно на пастбищах: в жаркие месяцы —
между реками Фиаг, Ардон и Урсдон, а в другое время года —
на Тереке, в районе между Татартупом и Джулатом. Если
такого жеребенка дарят, то его оценивают наравне с рабом. Если
даже один из них бывает украден, а потом обнаружен, то вор не
подвергается штрафу, тогда как при краже другого имущества у
князя вор обязан возместить стоимость украденного в
девятикратном размере и прибавить к этому еще раба». Отличительной
чертой шалоховской лошади являлось то, что ее копыта были
I 69
цельными, без заднего разреза80; лошадь обладала высокими
спортивными качествами*.
Популярность этой лошади была настолько высока, что она
воспевалась в песнях и сказаниях многих горцев Северного
Кавказа. Шалоховская лошадь не знала себе равной на протяжении
целого столетия, ценилась очень высоко, отчего была доступна
только горской феодальной знати. В мифологии адыгов
указывается, что прародители этой лошади обитали в Черном море,
где на них ездили великаны82.
Характеризуя лошадь «шалох» на основании полевого
материала, А. X. Зафесов пишет, что она «отличалась резвостью и
внешней привлекательностью; лошадь эта гнедой масти, имеет
густую гриву и хвост. Адыги использовали шалох как скаковую
и верховую лошадь, а также для охоты и джигитовки»83.
Приведем сообщение знатока адыгского быта Т. Керашева.
Вот что он пишет в повести «Дочь шапсугов»: «Есть сказ о
старом Шалохе, выведшем шалоховскую породу адыгского коня.
Говорят, что за всю жизнь в табуне Шалоха число лошадей не
превзошло ста голов. Когда же он, состарившись, передал это
дело своим сыновьям, те за несколько лет довели число голов
до тысячи. И вот сыновья стали нескромно хвастаться перед
отцом: ты, мол, за всю жизнь смог вырастить только сто голов,
а мы за несколько лет вон сколько развели. Тогда старик велел
сыновьям построить загон с крепкой высокой оградой... Он
приказал призвать табун и запереть его в этом загоне, после чего
велел выстрелами и гиком напугать лошадей. Испуганные
лошади заметались в загоне и, говорят, только пятьдесят лошадей
из тысячи смогли перепрыгнуть через высокую ограду и ускакать.
Так старый Шалох сказал своим сыновьям: «Вот те, что
перепрыгнули через ограду,— это кони моей породы, а те, что
остались в загоне, те не кони, а коровы, и я их не считаю»84.
Известно, что адыги разводили и другие породы лошадей,
носившие имена своих создателей или названные по местности.
Напомним лишь несколько старых пород лошадей: «куденет» (Ку-
денетовы), «абоку» (Абакумовы), «атажук» (Атажукины) и т. д.
Сюда же относится и лошадь породы «бачкан», которую
сравнивали только с лошадью шалохо; она не имела себе равных в
длительных переходах и в традиционных спортивных состязаниях.
Среди черкесских коннозаводчиков были широко известны
Атажукины, Аталескеровы, Клычевы, Тамбиевы. Свои породы
лошадей имели и западные адыги: темиргоевцы, малые шапсуги,
бжедуги и др.
Из всех адыгов наибольшее развитие коневодство имело у
жителей Большой Кабарды, располагавших для этого обширной
кормовой базой и давними традициями. Разводившиеся здесь
лошади отличались большим ростом, чем в других районах. В це-
* Отсутствие заднего разреза на копыте дошади характерно и для некоторых
других адыгских пород81.
70
же адыгские лошади были среднего и ниже среднего роста,
$шели сухую и маленькую голову, длинную мускулистую шею,
^глубокую и мощную грудь, сухие конечности.
Однако адыгские лошади намного уступали по своим качествам
¦"абазинским, в частности знаменитой трамовской породе лошадей.
Русский офицер Торнау в своих воспоминаниях, относящихся к
>30-м годам XIX в., сообщает, что конский завод абазинского
рода трам из племени тапанта, расположившийся в одноименном
•ауле близ Пятигорска, «почитается теперь за лучший между
порогами абазинских лошадей». В другом источнике того же
периода отмечается, что крупные владельцы из трамовского рода (как
и лоовского) «разводят лошадей прекрасной породы, известной
на Кавказе и высокоценимой по их качествам»85. Характерно, что
гв русской художественной литературе первой половины XIX в.
упоминается только трамовская порода лошадей. Ее мы
встречаем и в повести «Казаки» Л. Толстого, и в ряде произведений
Лермонтова.
Трамовы обосновались под Пятигорском в 1818 г. Торнау
^упоминает, что образовавшийся здесь аул Трам принадлежал
«узденю или старшине Траму» и что «трамовский род подвластен
^княжескому роду Лоов».
Среди абазинских родов, перечисленных Палласом,
встречается только лоовский, что свидетельствует о выделении из него
»трамовского рода, имевшего, кроме упомянутого аула, другие
^поселения в ряде мест верховьев Кубани (на реках Карданике,
Хасаут, Теберде и Шона). Паллас пишет, что трамо-лоовцы
повсюду славились разведением «красивой и высокой породы
лошадей»86. К сожалению, это продолжалось только до 60-х годов
XIX в.7 до переселения части абазин в Турцию, а других —
*в современную Карачаево-Черкесию (в нынешнем ауле Красный
'Восток компактно обосновались трамовский и лоовский роды).
\С этого времени по существу исчезла знаменитая трамовская
(порода лошадей.
I Коневодством занимались и абазины-шкаравцы, жившие в
горах. Однако табунным коневодством занимались только абазины-
|тапанта, среди которых было немало крупных конезаводчиков:
|Бала Исмаил имел 600 голов, Фатовы — 500, Лиевы — 500, Муса
^Лоов — 400 и т. д.87 Несомненно, что именно среди последних
родилась легенда о происхождении знаменитой трамовской
лошади. Согласно ей, эта порода пошла от сказочного коня,
доставшегося отцу единственной дочери от зятя в качестве подарка.
У нас мало сведений, характеризующих отличительные
особенности трамовской породы лошадей. Известно лишь, что эта
лошадь была высокого роста, необычайно красива, обладала
высокими скаковыми качествами. Специфичным был ее окрас —
белые пятна на гриве, хвосте, иногда на носу. Перечисленные
породы лошадей, включая трамовскую, имели множество мастей:
они были белого, красного, коричневого, темно-красного, сизо-
белого, вороного, бледно-желтого, бурого цвета. Наряду с тра-
Г 71
мовской и лоовской породами лошадей абазины разводили ка*
бардинскую и так называемую породу «чаади», выведенную
путем скрещивания английской и кабардинской пород лошадей.
К концу XIX в. с исчезновением первых двух пород разводили
в основном кабардинскую и отчасти породу «чаади».
По данным многих авторов, широкой известностью
пользовались и карачаевская порода лошадей, которая, однако, не
получила особого распространения среди горцев региона, но в
большом количестве вывозилась в Закавказье и соседние казачьи
станицы. Лошадь эта использовалась главным образом как
вьючное животное. Значительное количество карачаевских лошадей
шло и для пополнения казачьих кавалерийских полков. Судя
по источникам, появление карачаевской породы относится ко
времени не ранее второй половины XIX в. В конце столетия в
Карачае было немало хозяев, специализировавшихся на
табунном коневодстве на арендованных землях. К. Ф. Ган писал, что
здесь «у богачей имеются табуны в 1000 и более лошадей. Они
высокого роста и крепкие, на них навьючивают тяжести до 30
пудов»88. К числу таких владельцев относились, например, Бай-
чоровы, имевшие 1500 голов, Кубановы — 500, Текеевы — 300
и т. д. В основном же карачаевцы, как и другие жители гор,
содержали не более одной—двух лошадей из-за отсутствия корма
и возможности использовать лошадь в хозяйстве зимою.
По нашим данным, карачаевская лошадь была выведена
путем скрещивания местной породы с лучшими экземплярами
абазинских и кабардинских лошадей. Кроме того, каждый крупный
конезаводчик создавал свою породу, в результате чего в Карачае
и за его пределами были известны лошади Крымшамхаловых,
Байчоровых, Байрамуковых и др. Байчоровская порода лошадей,
например, была гнедой, считалась неприхотливой, обладала
твердыми копытами, отчего пользовалась большим спросом у
казаков; лошади Байрамуковых отличались серой мастью, Кубано-
вых. — рыжей, Джараштиевых — красной; эти последние («джа-
ражды») славились красотой и изяществом, служили лучшим
подарком.
Коневодство способствовало появлению у карачаевцев
производства кумыса, для этой цели был даже построен завод
узденем Кеккез. Кумыс использовался, в частности в Теберде, как
лечебное средство.
Каждый народ на Кавказе имел свою породу лошадей,
созданную им на основе многовекового опыта. Так, у балкарцев,
по словам Н. А. Караулова, коневодство стояло «довольно
высоко». «Сорт балкарской лошади,— пишет он,— очень хороший,
она неприхотлива и вынослива, невысокого роста, крепкое
небольшое копыто очень цепко, и лошади эти незаменимы в горах»89.
Слова эти относятся к началу XX в., поэтому можно заключить,
что в это время балкарцы разводили в основном свою породу
лошадей.
72
По данным другого автора, относящимся к этому же времени,
[у балкарцев было довольно много лошадей, по-видимому,
преимущественно местной породы, во всех пяти обществах: в Бак-
[санском — 1302 головы, Чегемском — 2096, Хуламском — 871,
[Безенгиевском — 422, Балкарском — 1209.
I Балкарская лошадь имела большое сходство с осетинской,
Ьта порода несомненно была создана общими усилиями обоих
народов. Клапрот писал: «Лошади осетин невелики, но ноги их
настолько сильны, что нет надобности их подковывать, несмотря
|на то, что они постоянно ходят по камням. Они превосходны для
Переходов через горы»90.
| Позже В. Пфаф, много лет изучавший горную Осетию, не раз
^убеждался в правоте этих слов: «Можно только удивляться,—
щишет он,— необыкновенному проворству, силе и ловкости этих
(прекрасных горских лошадей. Сидя на такой лошади, можно
поручить себя ее инстинкту и, закрывши глаза, переезжать через
^самые страшные пропасти. Я даже советую закрывать в подоб-
щых случаях глаза, потому что тогда голова не кружится и ездок
ре может терять сознание, что очень возможно при непривычке
К подобным ощущениям»91. :
( У горцев не было принято подковывать лошадей. Только на
грубеже веков, когда лошадь стали впрягать в арбу и другие ви-
Щы. гужевого транспорта, ее стали подковывать, заимствуя эту
рорму у соседнего русского населения. Однако волов горцы
начали подковывать еще в начале XIX в., с появлением в горах
рервых колесных дорог.
|. С начавшимся сокращением пастбищных земель, в частности
ка Западном Кавказе, начался постепенный упадок коневодства
[у всех адыгских народов. К тому же в ходе длительной
Кавказской войны особенно сильно пострадала эта отрасль хозяйства
йгорцев. Так, после окончания войны и массового переселения
|горцев в Турцию на Западном Кавказе табунное коневодство
значительно сократилось. В то же время в Кабарде и в Черкесии
|оно продолжало развиваться, что объясняется наличием
обширных Зольских и нагорных пастбищ, а также необходимостью
^обеспечения терских и кубанских казаков конями кабардинской
ророды. Большую роль в развитии коневодства в Кабарде, как
|яг для многих хозяйств Западного Кавказа, сыграла
учрежденная в 70-х годах XIX в. в Майкопе заводская конюшня,
служившая для улучшения горской (кабардинской) породы лошадей92.
( Виды коневодства. Древняя традиция табунного коневодства
сохранилась в регионе только у жителей предгорьев и степей —
у адыгов, ногайцев, отчасти абазин, а во второй половине XIX в.
[^ карачаевцев и других горцев, разводивших табуны лошадей
^а арендованных землях. У осетин память об этой традиции
сохранилась лишь в фольклоре, в частности в нартских сказаниях,
ярко отразивших быт их предков — алан. В одном из сказаний
овествуется о том, как нарты, переживая суровую зиму, опаса-
ись за своих коней: «Что будем делать мы, если падут наши
73
кони? Ведь человек без коня — все равно, что птица без крыльев».
Нарты были объединены в военную дружину; конь был
неразлучным спутником героя, его советчиком и соучастником во всех
важнейших деяниях. В эпосе названы имена выдающихся
коней, славившихся своими подвигами и обладавших необычной
силой. Это конь старейшего нарта Урызмага пегий Арфон, конь
знаменитого Хамыца — Дур-дур, конь безымянного сына
Урызмага — Ал ас, а также легендарный скакун Авсург, на котором
герои молниеносно спускались с небес и поднимались обратно.
Авсурги могли обитать и на земле, три из них составляли
собственность Хамица93. В кабардинском варианте нартовского эпоса
выступает знаменитый конь Тхожей — конь богатыря Сосруко,
о котором сказано, что он «как вихрь летучий, как морской
прибой могучий. То над ним несутся тучи, то он тучи попирает»94.
Тхожей — верный друг и советчик Сосруко, он предсказывает
события, спасает своего хозяина от многих бед. Услышав зов
Сосруко, потерявшего в бою ноги, Тхожей мгновенно прискакал
к истекавшему кровью герою, помог ему взобраться на свою
спину и унес к берегу моря. Здесь он копытами вырыл могилу для
Сосруко и засыпал его землей.
Популярный конь адыгского нартского эпоса — Дул-Дул (в
осетинском — Дур-Дур) — конь «знаменитого Пэтэрэза» (осет.
Батрадз); в отличие от коня Тхожей он не наделен даром речи,
но действует разумно, сообразно обстоятельствам. Согласно
одному из сказаний эпоса Дул-Дул был еще жеребенком, когда нарт-
ские пастухи подарили его семилетнему Пэтэрэзу. Образ коня
у адыгов отражен в героических песнях, преданиях, сказках
и т. д. Так, в адыгской песне об Айдемиркане важное место
занимает дружба героя с конем Жэманщэрыкъу, с которым он
непобедим. Зная это, враги обманным путем разъединяют их.
Когда Айдемиркан был убит, конь выносит его с поля битвы и
относит к матери95.
В чеченском фольклоре данные о табунном коневодстве, как
можно полагать, относятся к позднему средневековью, когда
чеченцы осели в предгорьях и получили возможность широко
заниматься этой отраслью хозяйства. В сказании «Морской конь»,
например, ярко отражены эти события. Рассказывается, что «в
старые годы, когда на земле чеченцев росли черные леса, когда
народ жил в тех лесах спокойно и богато, пасли табуны у реки
Аргун трое братьев; младший обладал лучшими конями, за
которыми приходили из далеких земель ханы и султаны, предлагая
за коня золото и другие ценности»96.
Таким образом, фольклорные материалы дают представление
о табунном коневодстве на всей равнинной зоне Северного
Кавказа до нашествия монголов и после него. Как отмечалось, в
конце XIX в. в связи с развитием земледелия и распашкой
пастбищ сократилось табунное коневодство на Северном Кавказе97.
Из-за отсутствия достаточного количества пастбищных земель
многие крупные адыгские коневоды постепенно прекратили со-
74
держание табунов, что сильно ударило по казакам — главным
юкупателям адыгских лошадей (ведь казак призывался на служ-
5у со своим конем). Количество лошадей в регионе настолько
сократилось, что на Кубани часть казаков вынуждена была
переводить из конских частей в пластунские батальоны, что счита-
1лось чрезвычайным для казачества России98.
: Обеспокоенные этими обстоятельствами, центральные и
местные власти стали принимать срочные меры к возрождению табун-
1ного коневодства, коренному улучшению пород лошадей. Для
[этого была открыта Майкопская конюшня, содержавшая большое
^количество породистых жеребцов-производителей для
улучшения местного коневодства, в том числе адыгского. Поскольку
[Терская область имела большие перспективы для развития
указанной отрасли хозяйства, в 1891 г. эта конюшня была
переведена в окрестности Пятигорска и стала именоваться Терской".
Ютали ежегодно проводить выставки строевых и рабочих
лошадей. По данным журнала «Коневодство», в 1897 г. полагалось
^провести выставки верховых лошадей во Владикавказе, Хасав-
Ж)рте, Моздоке, Пятигорске, Екатеринодаре, Ставрополе.
I Наряду с этим, по распоряжению центральных властей,
\с 1901 г. ежегодно стали проводить выставки-аукционы
животноводства в Москве, Киеве, Варшаве и Ростове-на-Дону. Особое
^значение придавалось Ростову, отмечалось, в частности, что «нет
ни одного столь важного, как Ростов-на-Дону, города,
расположенного посреди степей казачьих войск — Донского, Терского
и Кубанского». Отсюда в казачьи полки ежегодно набирали до
с.12 тыс. лошадей для пополнения регулярной кавалерии и от-
^части артиллерии.
: По оценке автора, для коневодства России наибольшее
значение имел Северный Кавказ: «Можно смело утверждать,— писал
Д. Дубенский,— что во всем мире нет такой другой местности,
где с такого небольшого сравнительно пространства ежегодно
поступало в войска такое большое количество лошадей»100.
? Вот как характеризует развитие табунного коневодства у
кабардинцев в начале XX в. П. В. Пожидаев, много лет изучавший
дах хозяйственный быт: «Однако упадок этой хозяйственной
отрасли у одного сословия, к счастью ... не знаменовал собою
гибели вообще этого промысла в Кабарде. Слишком он был
национален. И вот мы видим, что наряду со старинными заводами
кабардинских князей и узденей, как грибы после дождя, вырастают
во множестве небольшие конские заводы у их же сельчан,
бывших табунщиков и даже крепостных. И как раньше каждый
уздень почитал непременной гордостью иметь свой табун, так
теперь многие сельчане спят и видят, чтобы иметь у себя хоть
небольшой, но свой собственный табунок со своим тавром»101.
В это время изменился и порядок поставки лошадей на рынок.
Прежде это совершалось на больших ярмарках и специальных
базарах, куда пригоняли табуны прямо с поля, теперь же только
в аулах осенью, после возвращения табунов с летних пастбищ.
Т. Керашев в повести «Месть табунщика» прекрасно показал
такую сделку адыгов с казаками, происходившую обычно на
окраине аула, где располагался загон, обнесенный высокой
оградой из плетня. Сюда загоняли полудиких лошадей из табуна,
здесь их объезжали, прежде чем вручить покупателю. Укрощение
коня, выполненное с высоким профессиональным мастерством,
всегда вызывало восхищение102.
У адыгов существовала целая система содержания и ухода за
лошадьми. Кабардинцы, имевшие много пастбищных земель,
пасли свои табуны летом в горах, на обширных Зольских пастбищах,
зимой — в долинах Кумы и Терека; та же система содержания
была характерна для черкесских и абазинских коневодов.
В то же время западные адыги имели другие навыки в
коневодстве. По данным А. X. Зафесова, лошади у малых шапсугов,
содержавшиеся в табуне, осенью и зимой постоянно находились в
лесу, причем весь этот период они паслись самостоятельно, без
всякого присмотра и охраны. На плоскости же (у темиргоевцев,
больших шапсугов, бжедугов), где скотоводство было сильно развито,
табуны круглый год паслись под присмотром вооруженных
табунщиков103. Характерной чертой указанной системы было и то,
что лошадь постоянно находилась под открытым небом. Это
закаляло животное. В. П. Пожидаев, говоря о кабардинцах,
указывает, что у них конь проходил «суровую школу», круглый год
«во всякую погоду — в дождь, в снег, метель и мороз» оставаясь
на открытом воздухе. «Делалось это совершенно сознательно —
из желания приучить молодую лошадь ко всем невзгодам и
лишениям». Автор отмечает также, что адыги приучали лошадь
«к воде, к опасным переходам через Терек и Кубань»104.
Лошадь оставалась в табуне, по одним данным, до 3—4 лет,
по другим — до 4—5 лет и более. С. Броневский отмечает, что
кабардинцы объезжают лошадь не раньше, как в пятилетнем
возрасте. Однако богатые табунщики нередко отступали от этого
правила. Они, по словам Хан-Гирея, оставляли в табуне
лошадей хороших пород и до девяти лет, полагая, что только в таком
возрасте они набираются «всех качеств, требующихся от доброй
наездничьей лошади»105. Все же обычно лошадь объезжали в
возрасте четырех лет, в этом же возрасте жеребцов холостили.
В. П. Пожидаев, неоднократно наблюдавший объезд у
кабардинцев, описывает его так: один из табунщиков, «длинным
волосяным арканом поймав... коня, приближался к нему, хватал его
за ухо и крепко держал... другой осторожно надевал уздечку и
вкладывал удила, а затем, подняв у уха повод, надевал кожаную
треногу... Лошадь начинала биться, метаться, табунщики,
сдерживая аркан, не препятствовали ей. Когда лошадь уставала и,
случалось даже, падала, табунщик подходил к ней сзади и,
тряхнув ее за хвост, поднимал и приводил ее в себя. После этого
лошадь седлали».
Укладка седла считалась серьезным делом, «особенно при
обучении молодого коня, кости которого гибки и не окрепли»; строго
76
атывалось, чтобы седло легло на три пальца от передних лопа-
эк, иначе оно давило на концы лопаток и лошадь спотыкалась,
}атем табунщик садился на лошадь; она, срываясь с места,
метаюсь из стороны в сторону, взмывалась на дыбы, иногда намери-
|ваясь упасть, чтобы сбросить ездока, но табунщик сидел, по
выражению коневодов, «как пришитый», зорко следил за ее
намерениями и предупреждал ее коварство то умелым поворотом, то
удавом треноги, то вздергиванием, то послаблением удил». Когда
^лошадь притомлялась и достаточно узнала седло, удила и по-
Ьороты, табунщик слезал с нее и водил в поводу. Объезд лошади
^требовал огромных усилий, умения, был связан с риском для
^кизни. Тем не менее, по словам автора, хороший табунщик в день
[мог объездить до десятка лошадей. После выучки лошадь
купании, затем ее отпускали в табун и в течение года выучка
периодически повторялась, однако с меньшими усилиями и риском 106.
[-. После этого начиналось приучение лошади к гужевому транс-
апорту и плугу, что стало практиковаться у горцев, в том числе
радыгов, только с конца XIX — начала XX в., а во многих
случаях в первые годы Советской власти. До этого они лошадь
^использовали только для верховой езды, отчасти переноса тя-
|жести вьюками.
1: Как отмечалось, на Северном Кавказе существовало три вида
|коневодства: табунное, домашнее (или хозяйственное) и
заводское. Все они имели определенные системы содержания живот-
!ных, о них мы говорили выше 107.
| В рассматриваемое время табунным коневодством стала
занижаться и часть казачества. Так, в станице Черноярской
Моздокского отдела подъесаул Елбаев имел 66 маток породистых лоша-
Щеш. Наибольшее распространение табунное коневодство имело
\ъ Терской области. В 1892 г. здесь числилось до 37,5 тыс. табун-
шых лошадей, из которых 20 тыс. голов были ногайской породы,
остальные — кабардинской и смешанной породы108.
I ' В Терской области летние пастбища располагались под
Эльбрусом и в районе Кисловодска, в Кубанской области — по верхнему
1!течению Кубани и ее притоков (Большому и Малому Зеленчуку,
|Урупу, Лабе, Белой). Долины этих рек служили для табунов
^имними пастбищами и располагались обычно недалеко от аулов•
?.В Терской области зимой табуны содержали также в долинах
|Малки, Кумы и Терека. Ногайские кочевники, не занимавшиеся
^отгонным скотоводством, пасли свои табуны лошадей круглый
^'год в степях Ставрополья и Кизляра.
| Средний табун у адыгов, как у абазин и карачаевцев, имел
| от 150 до 200 голов, в то время как у ногайцев он состоял из 100—
|150 голов, что, возможно, объясняется их кочевым образом жизни.
[Широко практиковалась коллективная форма пастьбы, когда
несколько коневодов, обычно родственные семьи, соединяли своих
?лошадей в один табун. Табун подразделялся на множество
косяков, из которых каждый обычно состоял из десяти маток и одно-
?го породистого производителя, причем в табуне оставляли наи-
77
более сильных, красивых и рослых производителей. Горцы
крайне редко садились на жеребца и особенно на кобылицу, они
ездили на меринах. Английский корреспондент Белль, живший
несколько лет среди западных адыгов, сообщает, что только самые
бедные из них ездят на кобылицах. В 1877 г. современник
указывал, что «на скачках, устраиваемых в г. Екатеринограде,
допускались жеребцы и кобылы от 3-х лет. Исключение
составляли мастера конного дела из числа горского населения, которые
имели право выступать на меринах». Характерно, что скифы
никогда не использовали жеребцов на войне и предпочитали им
кобыл 109.
Вот как описывает жизнь табуна В. П. Пожидаев,
наблюдавший его на летних Зольских пастбищах Кабардино-Балкарии:
«Лучшими часами для кормежки,— пишет он,— считается время
от восхода солнца до одиннадцати часов дня. С наступлением
жары лошади останавливаются где-либо на возвышении, или на
водопое и, повернувшись головой к ветру, стоят, пока стоит
жара—два-три часа... Это дневной... отдых. Вместе с табуном
отдыхают и табунщики, которые в эти часы сходят со своих
лошадей и дают небольшой отдых и им, а вместе с тем
подкрепляются и сами. Отстоявшись, кони снова трогаются на пастьбу, и так
до заката солнца... Спят и отдыхают лошади в течение ночи три
раза с небольшими перерывами. Первый сон для лошадей
наступает в сумерки и продолжается полтора-два часа, второй — в
полночь и продолжается час и третий — перед рассветом — тоже
не более часа. Обычно для этого кони собираются в кучу и
останавливаются: жеребцы по краям, матки и молодняк в середине.
Молодые же жеребята-сосунки, растянувшись на траве, крепко
спят около своих матерей, как малые дети; матки и жеребцы и
прочие представители табуна спят большей частью стоя на
ногах, спят чутко и осторожно»110.
В то же время о содержании табунов на зимних пастбищах
Кабарды, как и в других районах, мы знаем очень мало.
Известно только, что лошади находились всю зиму на подножном корму,
добывая себе корм из-под снега копытами. В случае сильных
морозов или больших снегопадов их подкармливали сеном. Для этого
на зимовках строили навесы, под которыми укрывались животные.
При домашнем содержании лошадей они большую часть года
находились на стойловом кормлении. Англичанин Дж. Лонгворт,
проживший целый год A839) среди западных черкесов, указывал,
что «они заботятся о зимних запасах корма для лошадей в не
меньшей степени, чем для своих семей». В целом же указанная
форма коневодства наибольшее распространение получила у
горских народов в конце XIX — начале XX в., когда лошадь
стали использовать не только для верховой езды, но и для
выполнения сельскохозяйственных работ (вспашки, боронования и т. д.),
перевозки тяжестей. В это время стали заботиться о создании
породы рабочих лошадей. По данным Дубинского, в 1892 г. в
Кубанской области имелось около 152 тыс. лошадей упряжного
75
гипа, при этом «это были лошади местной, смешанной породы,
происшедшей от бывших черноморских, горских и простых
крестьянских лошадей». В Терской области в это время
насчитывалось 133 497 голов, из которых подавляющее большинство
составляли лошади упряжного типа кабардинской и ногайской
пород ш.
Таким образом, горец был вынужден держать наряду с
верховой лошадью рабочую. Рабочая лошадь в отличие от верховой
ре требовала особых кормов и ухода. Она могла есть, кроме сена,
овес, ячмень, кукурузу, просо. Верховая лошадь постоянно
находилась на строгом режиме питания, особенно тогда, когда ее
^готовили и скачкам или другим спортивным состязаниям. Поэто-
Ыу она была на стойловом содержании почти в течение года, толь-
йко в июне и июле ее пасли на пастбищах. Т. Керашев в повести
|«Абрек» пишет про адыгов, что они, поставив коня на конюшню,
|кормили его весьма умеренно, не допуская, чтобы он обрастал
[жиром и в результате этого приобретал одышку, терял
выносливость. В 1864 г. современник отмечал, что «конь кабардинца до
гтого худ, что можно пересчитать ребра. По-видимому, он
уступает в силе другим лошадям кавказской породы, но при езде он
|неутомимостью превосходит их»112. Большое внимание
обращалось на подбор кормов для верховых коней. Главным считалось
|еено, помимо него лошадям давали ячмень, овес, кукурузу и
¦просо, два последних в поджаренном виде.
г Просо как корм для лошадей было распространено
исключительно среди адыгских народов, являлось их традиционной
культурой. А. X. Зафесов записывает данные информаторов, что «ло-
даадь, которую кормят просом становится подвижной, легкой.
Кроме того, она дышит свободно и легко, равномерно растут
волосы на ее теле. Лошадей, страдавших одышкой, регулярно кор-
?мили просом, это способствовало их выздоровлению». Со слов
тех же информаторов автор приводит характеристики других
зерновых злаков, служивших кормами для верховых лошадей. Так,
от корма овсом «лошадь становилась сильной, легкой и поворот-
оливой», в то же время она от него потела. От чрезмерного
употребления кукурузы лошадь поправлялась, становилась тяжелой,
неповоротливой. Кукуруза вызывала жажду у лошадей, поэтому
ею кормили в основном рабочих и вьючных лошадей. От ячменя
лошадь поправляется, но в то же время не выдерживает
лишений, быстро тощает, болеет113.
Заводское коневодство получило наибольшее распространение
в Терской области. В конце XIX в. на Северном Кавказе было
24 завода, из которых казакам принадлежали только 6. Во всех
атих заводах насчитывалось 966 маток. «Лучшие конные
заводы,— пишет П. А. Шацкий,— находились в Пятигорском отделе,
а также в Баталпашинском отделе Кубанской области и
принадлежали братьям Глебовым, княгине Лобановой-Ростовской,
графу Строганову, Туганову, Балабанову, Зацепину, Бабичу и
Карпушину». На лучших заводах было 696 маток# В Пятигорском
79
отделе на заводах братьев Глебовых и Балабанова выращивались
рысистые породы упряжных лошадей, а у Глебовых, кроме того,
и верховые арабской, английской и кабардинской пород. Заводы
остальных владельцев, кроме Бабича, разводили исключительно
верховых лошадей арабской, английской и кабардинской пород.
Конный завод графа Строганова был известен разведением
лучших видов кабардинской лошади. На заводе было 154
лошади чистокровной арабской и кабардинской пород114. Постепенно
заводское коневодство, возникшее сравнительно поздно, стало
играть большую роль в развитии коневодства всего региона.
С заводским коневодством правомерно связывать регулярно
проводившиеся в различных городах региона скачки. По данным
Г. Н. Казбека, впервые скачки были организованы в 1884 г.
во Владикавказе, Пятигорске, Нальчике, Хасав-Юрте и Туга-
новском ауле; в том же году было основано скаковое общество в
Пятигорске. В конце XIX в. на Северном Кавказе было пять
таких обществ: в Пятигорске A884), в Хасав-Юрте A887),
Владикавказе A889), Армавире A891), Моздоке A891I15.
Конные игры и состязания. Горцы много внимания уделяли
тренировке верхового коня, его джигитовке, ни к одному
животному не относились они с такой любовью и нежностью, как к
лошади. Английский путешественник Лонгворт отмечал, что он
«никогда не видел, чтобы черкес приласкал своего ребенка, зато
лошадь он готов целовать и гладить»116.
Конные игры и состязания устраивались по случаю похорон,
свадьбы, а также по окончании весенней пахоты, уборки
урожая, стрижки овец и т. д. У осетин, адыгских народов, ингушей,
абазин ни одни цохороны взрослого мужчины не обходились без
обряда посвящения коня, на больших поминках или в день
смерти устраивали скачки117.
Однако эти архаические обряды после принятия горцами
мусульманства сохранились лишь у осетин почти до недавнего
времени. Автор середины XIX в. С. Жускаев писал про осетин Ала-
гирского ущелья: «За похоронами следуют конские скачки, и кто
прискачет первый к назначенному месту, тот получает приз,
состоящий в одном быке и баране и, смотря вообще по значимости
семейства умершего, в большом или меньшем вознаграждении.
Скачут с расстояния от аула не более 7 верст. Хозяин
прискакавшей первой лошади, по понятию осетин, вероятно, был любим
покойником». Г. Чочиев дополняет, что победитель на этих
скачках «получал подарок: коня, оружие, одежду и прочую
собственность покойника»118.
Память о скачках в честь покойника сохранялась и у других
народов, которые, по рассказам стариков, устраивали их почти
также, как осетины. Об этом можно судить по записям В. П. По-
жидаева, касающихся кабардинцев и всех адыгов. «Недели три
перед скачками, — пишет он,—коня держали только на овсе,
постепенно тренируя и объезжая; расстояние все увеличивалось
и усложнялось... Когда лошадь была, по мнению ездока, готова,
80
|чее отправляли на скачки. На состязания шли жеребцы и
кобылы, дающие потомство и обычно в возрасте не моложе шести-
семи лет. Расстояния брались значительные — 20—25, а иногда
и больше верст. Призами таких скачек являлись вещи
покойника, его конь, оружие, седло, бурка и другие предметы»119.
У осетин равнинной зоны на скачках нередко участвовало до
50 и более отборных скакунов. Победителю дарили личные вещи
покойного, оказывали другие знаки внимания.
Большими спортивными состязаниями сопровождалась
свадьба горца. Это джигитовка под особую мелодию на гармошке
(называемая у осетин «баралжи цагъд» — мелодия всадника); скачка
с поднятием лежащего на земле носового платка или монеты; про-
лезание на скаку под животом лошади; танец, исполнявшийся
под гармошку, когда обученный конь «танцевал» с невестой.
У многих горцев на свадьбах всадник на коне въезжал в дом и не
выходил до тех пор, пока не получал соответствующее
вознаграждение. Из конных игр была популярна «конная борьба»; два
всадника пытались выбить из седла друг друга120.
В Кабарде поводом для скачек служил день таврения скота,
победитель получал жеребенка и шелковый платок. Здесь же в
1889 г. был установлен еще один день скачек — в память
«закрепления за кабардинцами Зольских и Горских пастбищ», скачки
проводились сначала в Пятигорске, затем в Нальчике.
В Осетии скачки, джигитовки, конные игры устраивали в день
поминовения почти каждого популярного языческого божества,
известного либо повсюду, либо жителям нескольких сел или
ущелья. Празднование проходило обычно около святилища
божества (дзуара), здесь собирались до 300—400 всадников. К
таким дзуарам относились Дзвгисы дзуар в Куртатинском ущелье,
Хетаджи дзуар, Татартуп и др. в равнинной зоне Северной
Осетии121.
. Таким образом, открытие правительством в городах Северного
Кавказа скаковых обществ опиралось на давние традиции конных
состязаний у горцев. Горцы с малых лет приучали своих детей
к джигитовке, конным играм. Эти традиции, передаваясь из
поколения в поколение, сохранились до наших дней.
Из древних традиций коневодства, присущих кочевому быту,
можно отметить сохранение в регионе употребления конины и
кобыльего молока (кумыса) не только ногайцами, но отчасти и
кабардинцами еще в XIX в. Французский дворянин А. Мотрэ,
побывавший в первой половине XVIII в. в Черкессии, писал,
что черкесы наряду с мясом домашних и диких животных «едят
конину, отдавая ей предпочтение, подобно крымским татарам и
ногайцам, и нас угощали ею повсюду». По словам Н. Берзенова,
относящимся к середине XIX в., дигорские феодалы,
находившиеся, как известно, под сильным влиянием кабардинских
князей, употребляли «лошадиное молоко, считая его вкусным
неполезным для здоровья». Молоко кобылиц оставалось в это время
и позднее незаменимым продуктом обитателей ногайских степей122.
6 б. А. Калоев 81
Таврение скота
Тамги на Северном Кавказе, несомненно, связаны с
коневодством. Кабардинцы были знакомы с тамгами уже в XVI в., о чем
свидетельствуют русские документы, в которых отмечается, что
приводимые в Москву кабардинскими князьями в дар царю
аргамаки мечены «тамгами». Почти с этого времени ведет свое
происхождение тамга знаменитой кабардинской породы лошадей «ша-
лохо». Известно также, что во второй половине XVIII в.
академик Паллас, побывавший в Кабарде, зафиксировал значительное
количество тамг, которыми таврили коневладельцы своих
лошадей. Можно утверждать, что знакомство с тамгами жителей
горной зоны шло от адыгов через Кабарду* В 80-х годах XIX в.
Н. Н. Харузин, изучавший обычное право в Чечено-Ингушетии,
указывал, что здесь обычно тамгами метят лошадей, что эта
традиция воспринята чеченцами и ингушами от кабардинцев123.
Большую роль в распространении тамг, особенно среди
горской знати, играли обычаи гостеприимства и куначества.
Феодал, покидая дом своего гостеприимного хозяина, обязательно
вырезал ножом на двери кунацкой тамгу своего коня в память
о своем пребывании (нередко дверь кунацкой сверху донизу была
покрыта тамгами). В 1975 г. во время экспедиции в Дигорском
ущелье мы нашли такую дверь в бывшем доме феодалов Абисало-
вых (сел. Галиат), сплошь покрытую тамгами, большей частью
кабардинского происхождения.
«Всякий гость,— писал В. П. Пожидаев про кабардинцев,—
посетив где-либо в дальнем ауле своего кунака, уезжая, почитал
своею обязанностью и актом вежливости вырезать на дверях
кунацкой на память о себе свое родовое тавро, конечно, если
таковое было у него. Так как эти обоюдные визиты были постоянны,
то двери кунацких обычно от верха до низа были исцарапаны
названными таврами. Мне лично удалось видеть и зафотогра-
фировать по аулам Кабарды около полдюжины таких старинных
кунацких с дверями, покрытыми таврами. Такие двери нередко
существуют несколько поколений и навешиваются в новых
кунацких в случаях их перестройки»124.
Собранием кабардинских тамг служила и знаменитая скала
Кунитага в узком проходе по правой стороне р. Малки, на
которой каждый хозяин, перегоняя через этот проход свои табуны и
стада на летние пастбища, обязан был вырезать ножом родовую
тамгу в знак того, что имеет на этих пастбищах свой участок.
Скала Кунитага на протяжении многих десятков метров
испещрена сотнями тамговых знаков, следы которых сохранились до
наших дней.
Тамгами метили межевые столбы и валуны, надгробья,
фамильные знамена, войлочные ковры, предметы обихода.
«Тамга,— пишет В. М. Батчаев про балкарцев,— как бы служила
гербом той или иной семьи или даже всего рода; впереди свадебной,
82
процессии везли обычно два фамильных флага, на которых были
вышиты тамги жениха и невесты»125.
Этнографическое изучение северокавказских тамг
свидетельствует, что их появление связано с коневодством, прежде всего
табунным, у равнинных жителей, от которых эта традиция
перешла к жителям горной зоны. В горах лошадей разводили очень
мало и тамгой обычно метили крупный и мелкий рогатый скот.
По тамгам каждый владелец узнавал своих лошадей, свой скот.
В. П. Пожидаев писал: «Коневод-кабардинец, видя незнакомого
всадника, свободно узнавал по тавру, какой фамилии или какого
завода под ним лошадь»; «тавро-дамага — родовой знак
собственности и фамильный герб своего рода, в прежние годы являлся
принадлежностью только привилегированных фамилий». Здесь
автор имел в виду коневодство в Кабарде до крестьянской
реформы, когда разведением табунов могли заниматься только князья
и феодалы. Однако в пореформенный период тамгами стали
метить не только лошадей, но нередко крупный и мелкий
рогатый скот.
Интересен сам процесс таврения, прекрасно описанный у
кабардинцев В. П. Пожидаевым на основе личного наблюдения.
«Для таврения,— пишет он,— в каждом хозяйстве выбирался
день по приметам, счастливый для этого дома. День таврения...
считался у скотоводов незаурядным: о нем оповещали заранее и
к этому случаю варилась буза, резали барана, готовились
различные пшеничные печенья. Заходил всякий, кто хотел...
Предварительно разводился костер и в огонь клали тавро.
Табунщик... обычно волосяным арканом ловил стригунов. Молодой
горячий конек, почуяв у себя на шее неприятный придаток,
бежит вперед, взвивается на дыбы и, потеряв равновесие, падает.
Работники быстро подбегают к нему, прижимают к земле его
ноги и голову, а хозяин-конезаводчик проворно подходит с
раскаленным тавром и прижимает ему до первого обжига эту
печать, смотря по надобности на правой или на левой ляжке; у
коровы и бычка — на лопатках, у барана — на щеке. Так как одним
тавром пользовались иногда несколько однородных фамилий, то
во избежание путаницы делались добавления: для лошади —
подтаврок (маленькое неполное тавро, которое выжигалось на
правой или на левой стороне шеи), для овцы —надрез сбоку или
снизу на правом или левом ухе. Пока одним клеймом метят,
другое уже накаляется в огне и готово к моменту, как только первое
остыло. Никаких предохранительных мер для ранки не
принималось, и через 2—3 недели обжиг заживал сам, но след от тавра
оставался навсегда, являясь для животного открытым и
бессменным паспортом. Одновременно с таврением у молодых
жеребят подстригают хвост и гриву и передают волос старикам-гостям
как материал для пут и арканов»126. Почти такими же чертами
характеризовался процесс таврения у других адыгских и
неадыгских народов региона, занимавшихся коневодством.
6» 83
Традиция таврения уходит у горцев в раннесредневековый
период и перекликается с традицией сарматов и алан Северного
Причерноморья. Многочисленные публикации северокавказских
тамг позволяют сделать вывод, что многие совершенно
аналогичны тамгам сарматов Причерноморья, датируемым I—IV вв. н. э.127
3. И. Соломоник и В. С. Драчук считают, что сарматы,
передвигаясь с запада на восток, принесли эти знаки на Северный
Кавказ128. «Эти знаки, занесенные в Причерноморье
сарматскими племенами,—пишет В. С. Драчук,—прочно вошли в быт
населения северопонтийской периферии античного мира... в
рассматриваемый период Боспор и прилегающие территории
Северного Причерноморья населяли в основном сармато-аланские
племена и остатки варваризованного эллинского населения.
Поэтому мастерами-ремесленниками этого времени были, видимо,
большей частью сарматы-аланы»129. Этот автор сармато-аланской
традицией считает и изображения тамг на предметах материальной
культуры.
Появление тамг у сармато-алан несомненно связано с
коневодством, одной из главных отраслей хозяйства древних иранцев»
В этом нас убеждает камень из Кривого Рога, на котором
высечено множество тамг с изображением в центре головы лошади130.
Однако вот вопрос: если появление этих знаков связано с сармато-
аланами, то почему они повсюду имеют тюркские
наименования — тамга и тавро, причем последнее — только у русских.
3. И. Соломоник полагает, что термин тавро, возникший, по ее
словам, в Северном Причерноморье, «был заимствован из
греческого языка (от таврос — бык)»131.
На Северном Кавказе тамга, известная под таким названием
у всех горцев, считалась фамильным знаком собственности,
преимущественно среди крупных коневодов и скотоводов равнинной
зоны (вспомним тамги известных кабардино-черкесских и
абазинских коневодов, просуществовавшие до начала XX в.). В
горах тамга почти не получила распространения из-за весьма
ограниченного содержания не только лошадей, но и крупного рогатого
скота. Нередко в Кабарде несколько хозяев одной фамилии
пользовались одним тавром, при этом, чтобы не было путаницы, одни
его «ставили на левой лопатке, другие — на правой, одни ниже,
другие выше», к фамильной тамге делали добавления. Все это
говорит о том, что тамге предшествовали другие знаки
собственности, восходящие ко времени появления частной собственности.
Это разнообразные метки: надрезы (дугообразные, вилкой,
кружочком и т. д.) и проколы уха, насечки на роге; ими метили в
основном мелкий рогатый скот, реже крупный. В старину
фамильный знак собственности передавался старшему патронимии,
от него — старшему брату распавшейся большой семьи,
остальные братья наделялись новыми знаками собственности. Таким
образом, фамильные и семейные знаки были известны в каждом
сельском обществе, по ним разыскивали скот в случае его
пропажи или кражи. У некоторых народов даже существовал инсти-
84
|тут доказчиков, разыскивавших скот за определенную плату132.
[Общественным мнением строго осуждалась подделка чужого
знака собственности, а также пользование им.
Ослы и мулы
В послемонгольский период ослов разводили не только в
горах, где они были крайне необходимы, как вьючные животные,
но и на равнине. Однако в пореформенное время на равнине с
постепенным сокращением овцеводства исчезли ослы и мулы,
содержавшиеся в отарах. В горах ослы остались одним из наиболее
распространенных вьючных животных. В отличие от них мулов,
по этнографическим данным, разводили только в Балкарии,
отчасти Западной Осетии (в Дигорском ущелье). Ослы были
сильными и неприхотливыми животными, осел мог перенести в два
раза больше тяжести, чем лошадь, по самым труднодоступным
горным тропам. В то же время он довольствовался небольшим
количеством простого корма (соломой, мякиной, отходы сена)
в течение долгих зимних ночей.
Рассмотрим распространение этого животного у каждого
народа. Первое упоминание об ослах в Кабарде относится к 1748 г.;
в известном описании кабардинского народа говорится, что
кабардинцы наряду с большим количеством овец и лошадей
содержат и ослов. И. Бларамберг, говоря о горных черкесах Западного
Кавказа, указывает, что «абазехи содержат только ишаков и
коз, которые питаются мхом и листвой кустарников». Эти
данные, относящиеся к первой половине XIX в., отражают в
основном реальную действительность: ослы, как и козы, играли
большую роль в хозяйстве населения этого горного края. В то же
время в равнинной зоне Северного Кавказа поголовье ослов
сокращалось. В 1910 г., например, в Кабарде один осел
приходился на 160 хозяйств, а в горной Балкарии на 4596 дворов —
4567 голов. В переписи 1916 г. на всей равнине ослы уже не
упоминаются.
Первые сообщения о содержании ослов в Осетии мы находим
в 1745 г. в донесении Осетинской духовной комиссии в Синод,
в котором отмечалось, что в Дигории (Западной Осетии) наряду
с другими видами животных имеют «эшаков и свиней»133. В
начале XIX в. Клапрот замечает, что осетины содержат мулов
«очень редко» в отличие от их соседей-балкарцев, у которых эти
животные «пользуются большой известностью»134. В 1887 г. во
Владикавказском округе, куда входила и Северная Осетия,
числилось 2442 ослов, содержавшихся, как можно полагать, почти
исключительно в горной зоне135. По переписи 1916 г. эти
животные отсутствуют не только в равнинных селах Осетии, но и в
таких предгорных селах, как Ларе, Саниба, Ногкау и т. д. В то же
время в горах в Санибаском приходе числилось 211 ослов, Дар-
гавском — 76, Махческом — 228, Зарамагском — 162, Дагом-
ском — 167 и т. д. Такие селения, как Кани, Лац, Ход, Цей,
85
находившиеся вдали от проезжих дорог, имели большое
количество этих вьючных животных.
Ослов содержали и в соседней горной Чечено-Ингушетии,
хотя в значительно меньшем количестве, чем в Осетии. Во всяком
случае, в 1865 г. в Ингушетии, по данным И. Ф. Грабовского,
на одно хозяйство в Джерахском обществе приходилось 0,3;
Кистинском — 0,5, Галагаевском — 0,2, не содержали их в Ца-
ринском и Акинском обществах. Незначительное число ослов
держали в Нагорной Чечне. По переписи 1916 г., здесь числилось
всего 194 головы. Возможно, малочисленность этих животных
в Чечено-Ингушетии объясняется тем, что вместо них в качестве
вьючных животных использовали лошадей. Грабовский
указывает, что в Ингушетии каждый из «так называемых зажиточных
людей» имел две—три лошади и пару ишаков 136. Таким
образом, ослов содержали в значительном количестве там, где
жители не имели колесных дорог.
В первой половине XIX в. И. Бларамберг отмечал, что
карачаевцы, разводя «много овец», имеют «ослов, мулов и лошадей».
В 1875 г. в Баталпашинском уезде, куда входили и карачаевцы,
было 2227 ослов. В начале XX в., по данным некоторых авторов,
Карачай был первым по количеству ослов. Так, в сел. Карт-
джюрт имелось 650 ослов, Хурзук — 590, Даут — 77137.
В 1867 г. балкарцы во всех пяти обществах имели 1245 ослов 138,
а в 1916 г.— 3643 головы. В то же время в этих источниках, как
и во многих других, мы не находим даже упоминания о мулах,
которыми, по этнографическим данным, славилась Балкария.
Заметим, что мулы, использовавшиеся большей частью как вьючные
животные, составляли собственность наиболее крупных овцеводов.
Верблюды
В позднесредневековый период традиция разведения
верблюдов в степной зоне Предкавказья не была утеряна. Она
продолжалась преимущественно ногайцами, позднее — некоторыми
другими поселенцами кизлярских и моздокских степей. Э. Челеби
(XVII в.) отмечал большую роль верблюдов в хозяйстве
ногайских кочевников. «Во время кочевок,— замечает он,— шатры из
войлока нагружают подобно башням, на верблюдов и верблюжьи
повозки и кочуют... Все ногайские татары обрабатывают землю
с помощью верблюдов. Верблюды даже в раннем возрасте хорошо
пашут землю». Из сообщения Пейсонеля, автора того же времени
узнаем, что жители Предкавказья, подобно крымским татарам,
разводили исключительно двугорбых верблюдов, хорошо
приспособленных к местным климатическим условиям. Тот же автор
указывает, что черкесы в отличие от крымских татар и ногайцев
не содержали верблюдов. С. Броневский в начале XIX в. писал,
что крупные адыгские (черкесские) овцеводы и коневоды держали
верблюдов «для перевозки домашних пожитков и войлочных
лагерей (кошей) с места на место в летнюю пору»139.
' }
86
Последующие источники разведение верблюдов связывают
почти исключительно с ногайцами, в частности караногайцами,
обитавшими в степной зоне Предкавказья. По данным Ф. Г. Ка-
пельгородского, относящимся к концу XIX в., здесь
зарегистрировано 2557 верблюдов140. По переписи 1916 г. только в Карано-
гайском участке Кизлярского отдела верблюдов насчитывалось
1727 голов, из них наибольшее количество имели Наиманов Куб
D64) и Теркев Куб C07).
Значительное количество составляли верблюды и в стаде
кавказских поселенцев в степях Моздокского и Кизлярского
отделов в XVIII—XIX вв. Так. по нашим полевым этнографическим:
материалам, осетины и черкесы, обосновавшиеся здесь еще в
XVIII в. по соседству с ногайцами, восприняли от них навыки
содержания этих животных, широко используя их в хозяйстве
для выполнения различных работ, в том числе по извозу. Извоз
на верблюдах горцы осуществляли первоначально из Астрахани
до Моздока, а позже и в города Центрального и Восточного
Кавказа.
Верблюдов изредка разводили и другие горцы Центрального
п Восточного Кавказа, общавшиеся с полукочевыми тюркскими
племенами Предкавказья. Так, Г. Вертепов в конце XIX в. писал,
что «один-другой десяток лет тому назад ингуши разводили и
верблюдов, но в настоящее время эта отрасль местного
скотоводства ими совершенно оставлена»141. Разведение верблюдов
отчасти практиковалось и у чеченцев в низовьях Терека для
всяких хозяйственных нужд.
Верблюда использовали не только в качестве тягловой силы;
он давал мясо, молоко и шерсть, высоко ценившуюся на рынке:
сукно из верблюжьей шерсти считалось более теплым и прочным,
чем сукно из овечьей шерсти. Из такого сукна выходили
добротные башлыки и черкески.
Свиньи
Следствием принятия горцами мусульманства (XVI—XVII вв.)
явилось исчезновение у них свиноводства — одного из
важнейших и распространенных занятий их предков. Исключение
составляли только осетины-христиане, содержавшие свиней в
ряде мест. Судя по сведениям авторов XVII в., эта отрасль
хозяйства трансформировалась у горцев неравномерно; так, Э. Челеби
указывает, что кабардинцы «стали истреблять всех своих
свиней», чего нельзя сказать о натухайцах и других группах
черкесов Западного Кавказа: хотя они «произносят: нет божества,
кроме аллаха», тем не менее «съедают жирных свиней до самого
хвоста»142.
Несмотря на гонения со стороны проповедников ислама,
адыги продолжали держать свиней тайком и в последующую эпоху,
вплоть до середины XIX в., о чем свидетельствуют не только
письменные источники, но и многочисленные фольклорные пре-
'¦• ¦.-•'¦ ¦ - ¦ ; ',". \-...' .....¦:. Таблица! ¦¦¦ *'-.¦'¦•'.. ¦ '¦,¦'¦ '"-'.'¦/.•.; -:
Названия видов и половозрастных групп скота народов Северного Кавказа
На русском языке
Мелкий рогатый скот
Овца
Овцематка
Суягная овца
&'в возрасте до 6 месяцев
(ягненок)
в возрасте от 6 месяцев до
года
в возрасте до 2 лет
в возрасте до 3 лет и более
Баран
в возрасте до 6 месяцев
в возрасте от 6 месяцев до
года
в возрасте до 2 лет
в возрасте до 3 лет и более
Коза
в возрасте до 6 месяцев
в возрасте от 6 месяцев до
года
в возрасте от года до 2 лет
в возрасте от 2 до 3 лет и
ПОЛРР
УиЛСС
Козел
Козел-вожак
Корова
Стельная корова
Дойная корова
Бесплодная корова
В возрасте до года (теленок)
В возрасте от года до 2 лет
На адыгейском
языке
шьынэ, мэлы
льфэрп1ор,
мэлан
мэл лъфэн
шъынэ
шъынэ
мэлык1э
мэлы
т1ы
шъынэхъу
ц1ык1у
т1ы ц1ык1у
т1ы
цчэны
чыц1ы
чыц1ы
пчэныкЬ
пчэны
ачъэ
чэмы
чэм лыфэн
чэм лъфагъ
чэмыбгъ
шк1э,
ш1эбзы (танэ)
танэ
На кабардинском
языке
(кабардинцы, черкесы)
1эщ ц1ык1у
мэл
мэлыбз
мэл псэф
щынэ
щынэ
пщнабгъэ
\}х ^^с)^с>
зещанэ
т1ы
щынэ
пщнабгъэ
щынэт1
гъэлъэхъу
т1ууш1э
т1ущыщ1э
бжэн
чыц1
дэджэхъуш1э
дэджабгъэ
бжэн
ажэ
джэдэхъу
пашэ
жэм
жэм псэф
жэм къаш
жэмыбгьэ
шк1э
танэ
танэ
На абазинском
языке
щасса
уаса
уаса кьа
уаса амгва
сыс
квашт
уаса хьа
тыгъь
тыхгъХсыс
квашт
квашт
абыгъ
дзсы
дзсы
сыс дзсы
джьма хьа
абыгъь
абыгъ-анхъа-
гыла
жвы
жвамгва
жвхьа
жвымхьаП
жвгъва
жвых!быс
тана
88
На карачаево-
балкарском языке
: ууакъ аякълы
^ мал
къой
ана къой
бууаз къой
къозу
; токълу
: ишек
ана къой
эркек къозу
эркек
1 токълу
[ ишек ирк
! ирк
. мангырамаз
; эчки
улакъ, чапай,
) цапай
: чемюч
1- ишек эчки
; ана эчки
1 теке
У
эркеч
ийнек
бууаз ийнек
; саулукъ
ийнек
къысыр
ийнек
\. б у зо у
бугъагъа
; турлугъ
На ногайском
языке
впак мал
(ана) кой
ана кой
бувз кой
козы
сисек .
сисек
ана кой
кошкар
эркек
козы
токлы
сисек кошкар
уыгп аясар
кошкар,
кошкар
эшки
улак
улак
эшки
ана эшки
теке
эркеш
сыйыр
б у ваз
мыйыр
савылган
сыйыр
кысыр
сыйыр
бузав, баспак
тана
На осетинском
языке
лыстаг фос,
фысфос
фыс
мадаелон фыс
зайгон фыс
уарыкк
дальни
к у ист
фыс
фыр
уарыкк
фыркъа
паелгуист
фыр
шаегъ
саенык
даерк
саегъуист
саегъ
цаеу
бодз, раздзог
хъуг
заинаг
хъуг
дусга
хъуг
хуыск
хъуг
раеуаед
дыгаердыг
На
ингушском языке
ж а
устаг!а
ж и
дсхкжерчя
ц1окта
жий
ц1онто
жий
ка
ба1а 1ахар
1ахар
ка
ка
газа
блийг
газа, овет
газа
газа
бодж, ша-
бадж
кортабож
етт
буг ляцйетт
узаетт
1ахаретт
1асилг, 1аса
шинар
На чеченском
языке
жа .
уьстанг!
жи
пхара жий
1ахар
жий
кхаа шаро
жий
ка
ка
1ахар
ка
ка
газа
буьхьиг
овст, ойст,
газа, оуст
газа
газа
бож, хьех-ков-
назекий
хьалхара бож
етт
буг1е
лаьцнайетй
узуетт
бетйетт
Тахарйетт
1ахарйетт
эса
шинар
Я 9
Таблица 1 (окончание;
На русском языке
В возрасте от 2 до 3 лет
Бык-производитель
Вол (кастрированный бык)
Бычок
Буйволица
Буйвол
Осел
Ослица
Осленок
Мул
Верблюд
Свинья
Свиноматка
Кабан-производитель
Боров (кастрированный
кабан)
Поросенок
Лошадь
Кобыла
Жеребец
Мерин
Верховая лошадь
Упряжная «
Вьючная «
Скаковая «
На адыгейском
языке
чэмык1э
быгъу
цу
цук1э
псыцубэ
асыцухъ
щыды
щыдыбз
шыдышыр
къыдыр
махъушэ
къо
къоанэжь
къохъужъ,
къохъу
къохъусэк1ыг
къошыр
шы
шыбзы
хак1о
алашэ
онэшы
шыкушы
х1ылъэзещ,
х1ылъэзехь
шыгъэчъэш
На
кабардинском языке
(кабардинцы,
черкесы)
жэмышДэ
ГУУ
вы
танэхьу
хыв, хьэрэ
хывгуу
ЩЫД
шыдыбз
к1ылу, шыд
шышТэ
1 Л ' 1 Ч "^ Н
къыдыр
махъшэ
кхъуэ
кхъуэбз, кхъу-
эанэ
кхъуэкъу
кхъуэхъу
сэк1а
кхъуэшыр
шы
шыбз
хак1уэ
алашэ
уанэш
шыгушы
шыгъажэц
На абазинском
языке
жвы
чвгъьы
чвы
чвч1выс
к1амбыш, х1а-
ра, кГамбыщ
жвы
к1амбыщ, х1а-
ра
тщада
тшадатшан
тшадатш1ыс
къдыр
махтша
х1ва
х1вац1ша
х1вамакъ
х1вархъва
х1вачыр
тшы
тшан
х1ак1ва
алаша
к1вдыртшы,
квтч1ва тшы
шах1ва
тшы, мжыкъ
тшы
тшхГатлан-
къв1ага
тшы г1вг1вы
Иноходец
шык1эур
тшк1вар
Примечание: Кабардинские термины, связанные с возрастом лошади:
самец до 2 лет — къунан; жеребенок-самка до 2 лет — къунажын; лошадь
в возрасте 4 лет—чъэрипм; а в период кастрирования — сэк1ыгъуэ; лошадь
нее можно садиться); лошадь 9 лет считали вполне созревшей длл
90
На карачаево-
балкарском язык1
къунджип
бугъа
* егюз
аугъа тана,
бугъачар
тиши
1 га.ммеш
гаммеш
шыд, эшск, чы-
райт
тиши эшек
! гыльгу
къадыр
1 тюе
тонгуз
мегежип, бс-
геджен
къабан
бичилгеп
къабан
кошт, чочха,
тонгуз бала
_ат
1 байтал
аджир
алаша
тарпан
ат
джогилген
1 ат, арба ат
¦ джюк ташыучу
; джюкленнген
чарке
¦ ат
; джоргъа ат
На ногайском
языке
танекей, куна-
Ж ПК
б у га
оьггтз
тана буга,
буга1лтай
сув сытьтр, ара
ара буга
эшек
ургашы эшек
эшак баласа
катыр
туье
ДОН'ЬЫЗ, ДОН-
шошка
ана донъыз
кабан
нышылган
кабан
торай
ат
байтал, бис
пГггьгр
а л ас а
ми нп л ген
ат
СП1ЛГ0Н
ат
юк ат
шанкан
ат
йорга
На осетинском
языке
дыгаерд],1Г
богъ
га л
уаныг
сил къамбец
наел къамбоц
хаераег,
хаесаен
сыл хаераег
къаелаеу
хаергаефс
те у а
хуы
заергъ
джир
наелхуы
хъыбыл
баех
йаефс, йаефс
баех
уырс
наел баех, аласа
саргъы басх
у а ер доны
баех
уаргъы баех
дугъон баех
сираг баех
На
ингушском языке
кхаьрг
буг1а.
уст, ист у
спрг1а
гамаш
гаман буг1а
вир
кхаи вир
вирабкхилг
б1арза
кхал инкал
хьакха
жарг1а
нал
гилнал
бе1а нал
хурск
говр
кхела
1айхар
алча
Ды
наллаю
говр
балха говр
хьехка
говр
йорг1а говр
На чеченское
языке
кхаара
буг1а
сту,
старг1а,
псторг1а
гомаш
гомаш, буг1а
вир
виркхал
вкрбекъа
б1арза
эмкал
хьакха
жарг1а
нал
гиланал
яь1на нал
херен
говр.
кхела
айг1ар
алаша, алагя
дни, т1ехуча
говр
южу говр
мохьлелор
мохьлело го в}
ХОХКурГ, Х0Х1
говр, куфаго1
йорг1а (говр)
жеребенок до года — шыщДэ; жеребенок до 2 лет — набгъэф; жеребено
3 лет—гъэриш (в этом возрасте кобыла называется дунажын); жеребс
5 лет — гъэритху; 6 лет — гъэрипм; 7 — гъэрибл (считалось, что б
верховой езды
91
Дания. Белл, проживший год A836) среди западных адыгов,
передает слышенные от них слова, что здесь «многие жители держат
свиней и едят их мясо». Одна из групп указанных черкесов —
натухайцы, по словам ген. Раевского, поставляли русскому
гарнизону Новотроицкого укрепления наряду с мелким и крупным
рогатым скотом и свиней143.
О разведении свиней кабардинцами, черкесами Закубанья,
абазинами, балкарцами, карачаевцами и чеченцами после
принятия ими ислама данных не имеется. Среди ингушей ислам
распространился поздно. Так, ингушский аул Гвилеты
мусульманство принял только в 1861 г.144, в другие аулы ингушей оно
проникло не ранее начала этого столетия. Вероятно, поэтому во
время экспедиции в Джерахском ущелье нам показывали во многих
местах следы помещений для свиней, называли имена хозяев,
державших этих животных, и т. д.
Данные о разведении свиней в Осетии относятся к 1745 г.,
периоду частичного распространения ислама среди населения
западных и восточных районов. Тогда Осетинская духовная
комиссия доносила о разведении свиней осетинами-дигорцами145.
Однако с дальнейшим усилением ислама во всех больших осетинских
обществах, кроме Алагирского, свиноводство почти перестало
существовать. В последнем свиней держали преимущественно в
Туалгоме, в частности, в ущельях Нар и Мамисон, «и то в весьма
ограниченном числе»146. По переписи 1916 г. в стаде осетин, не
говоря уже о других горских народах, свиньи не числятся. Тем не
менее, осетины-христиане держали их и в горах и на равнине,
хотя весьма редко. В горах разводили свиней местной породы;
небольшого роста, преимущественно черной масти,
напоминающих диких кабанов. Животные сами добывали себе корм в
лесах и на нивах, и лишь зимой подкармливались. На равнине
держали и породистых свиней, воспринятых у соседей — русских
казаков.
1 АБКИЕА. С. 63, 79, 196, 224, 249.
2 ИКБ. Т. 1. С. 326; Кумыков П. К. Экономическое и культурное развитие
Кабарды п Балкарии в XIX в. Нальчик, 1965. С. 271.
3 ВСОКО. 1900. С. 275; Калмыков И, X. Черкесы. Историко-этнографи-
ческий очерк. Черкесск, 1971. С. 74.
4 АБКИЕА. С. 224, 268; Броневский С. Новейшие географические и
исторические известия о Кавказе. Ч. 2. М., 1823. С. 50; Хан-Гирей. Записки
о Черкесии. Нальчик, 1978. С. 260; Эрдниев У. Э. Калмыки. Элиста,
1980. С. 134—135.
8 Щеглов И. Л. Туркмены и ногайцы Ставропольской губернии.
Ставрополь, 1910. С. 184.
6 Мамбетов Г. X. Материальная культура сельского населения
Кабардино-Балкарии. Нальчик, 1971; Дьячков-Тарасов А. Заметки о Карачае
и карачаевцах // СМОМПК. 1897. Вып. 25. С. 53; Клинген И. Основные
хозяйства в Сочинском округе. СПб., 1897. С. 25.
? Кушева Е. Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией (вторая
половина XIV—30-е годы XVIII в.). М., 1963; АБКИЕА. С. 261.
8 ОИБН. С. 50; Тульчинский Н. Т. Пять горских обществ Кабарды // ТС.
1903. Вып. 5. С. 187.
92
9 Мамбетоб Г. X. Из истории скотоводческого быта кабардинцев и
балкарцев во второй половине XIX — начале XX в. II В К ВНИИ. Вып. 7.
Нальчик, 1972. С. 29.
1° АБКИЕА. С. 249. 334; СЭРНКЧ. С. 134; ПККО. Екатеринодар, 1880.
С. 144—145: КС. Т. 5. Екатеринодар, 1910. С. 324.
11 Дьячков-Тарасов А. Заметки... С. 53.
12 Там же. С. 52; Сысоев В. М. Карачай в географическом, бытовом и
историческом отношении II СМОМПК. 1913. Вып. 43. С. 84—85.
13 Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 2. М., 1979. С. 53; АБКИЕА.
С. 139; Капелъгог'оаский Ф. Караногайцы // ЗТОЛКС. 1914. № 10. С. 50.
14 Щеглов И. .7. Укал. соч. С. 184.
гь Данилова Е. Н. Абазины (историко-этнографическое исследование).
М., 1984; СЭРНКЧ. С. 27; АБКИЕА. С. 191.
16 Данилова Е. N. Абазины. С. 37.
17 КСК. Екатеринодар, 1894. С. 38—39.
? 18 ИСО. С. 97: Полиеектов М. Посольство стольника Толочанова и дьяка
: Иевлева в Имеретию в 1651—1652 гг. Тифлис, 1926.
19 Вахушти Багратиона. География Грузии // ЗКОРГО. 1904. Т. 14.
Вып. 5. С, 91.
20 ОГРИП. С. 104, 173.
21 Материалы по истории Осетии XVIII в. Сост. Г. А. Кокпев. Т. 1.
Владикавказ. 1933. С. 62; Гарданов М. К. Селение Христиановское в фактах
¦• жизни//ИСОНЙИ. Вып. 1. Владикавказ, 1925. С. 163; Доюибилов А.
Скотоводство в Осетии // ТВ. 1903. №244; Цаллагов А. Сел. Гизель//
| СМОМПК. 1893. Вып. 16. С. 7.
<; 22 Максимов Е. Осетины. Историко-статистический очерк /V ТС. 1892. Вып.
\ 2. Кн. 2. С. 55.
!: 23 Геевский В. II. О состоянии скотоводства в верховьях Терека и Большой
^ Арагвы // МУКЛЗПИСК. 1887. Т. 1. С. 281.
I 24 Вахушти. География. С. 151, 181.
| 25 Маргграф О. Чеченские селения//ТВ. 1881. №45.
I 26 Дубровин Н. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 1.
| Кн. 1. СПб., 1871. С. 381; Верже А. П. Чечня и чеченцы. Тифлис, 1859.
| НО. 1893. № 4626, 4638.
27 Грабовский II. Ф. Экономический и домашний быт жителей горного
участка Ингушского округа // ССКГ. 1870. Вып. 3.
28 Вертепов Г. Ингуши (историко-статистический очерк) // ТС. 1892. Вып. 2.
Кн. 2. С. 119.
. 29 Христианович В. П. Горная Ингушетия // МЭАЛ.
80 Вахушти. География... С. 154; Христианович В. П. Указ. соч. С. 166;
Гриценко Н. П. Горский аул и казачья станица Терека накануне
Великой Октябрьской социалистической революции. Грозный. 1972. С. 156—
158.
31 Христианович В. П. Указ. соч. С. 156—157.
32 Кушева Е. Н. Указ. соч. С. 75: Белокуров С. А. Сношения России с
Кавказом. Вып. 1 A578—1613). М., 1889.
33 ОИЧИ. С. 60; Головинский П. И. Заметки о Чечне п чеченцах // ССТО.
| 1878. Вып. 1; Максимов Е. В. Чеченцы (историко-географический и ста-
)¦ тико-экономический очерк) // ТС. 1893. Вып. 3. Кн. 2. С. 18;
Гриценко II. П. Указ. соч. С. 166—167.
84 Маргграф О. В. Очерк кустарных промыслов Северного Кавказа. М., 1882.
С. 95; Иванов С. О сближении горцев с русскими на Кавказе // ВС. 1859.
Т. 7. С. 549.
35 Дубровин II. Указ. соч. С. 381; Берже А. П. Указ. соч. С. 88;
Иваненков Н. С. Горные чеченцы. Владикавказ, 1910. С. 95; Ошас-в Халил. Мал-
хисцы//РГ. 1930. №3A7).
36 Гриценко II. П. Указ. соч. С. 160 — 161.
37 Гриценко Н. П. Указ. соч. С. 156—157.
88 Шацкий П. А. Сельское хозяйство Предкавказья в 1886 — 1905 гг. //
НВСЭРЮВР. С. 143—149; Кулишев Я., Петров II. Мазаевское
овцеводство // СХЛ. 1895. Вып. 8. С. 376, 378.
93
39 Абрамов Я. Очерки Северного Кавказа // Дело. 1883. № 11;
Шацкий П. А. Указ. соч. С. 146; ПККО. 1875.
40 ТКО. С. 37—39.
41 Далгат У. Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. Исследования и
тексты. М., 1972. С. 311—312; Геевский В. Я. Указ. соч. С. 282.
42 Яковлев Н. Ф. Грамматика литературного кабардино-черкесского языка.
М., 1948. С. 231; Хан-Гирей. Указ. соч. С. 261; РАТС. С. 11.
43 Зафесов А. X. Животноводческое хозяйство в Адыгее. Майкоп, 1967.
С. 11; ЦГАКК. Ф. 418. Д. 276. Л. 15.
44 АБрИЕА. С. 268; Зафесов А. X. Указ. соч. С. И.
45 Атаманских А. А. Карачаевский айран. Баталпашинск, 1915. С. 59;
Шаманов И. М. Развитие скотоводства в Карачае в XIX — начале
XX в. // ПАИЭКЧ. С. 148.
46 КК за 1881. С. 307.
47 Белоконский И. П. На выставках Кавказа. Путевые заметки и
наблюдения. Т. 1. СПб., 1906. С. 85, 86.
48 ССТО. 1878. Вып. 1.
49 КК за 1872. С. 116.
50 Балашев Н. Породное районирование животноводства и его качественная
характеристика в горных районах // РГ. 1933. № 9. С. 41.
51 Яковлев Я. Ф. Указ. соч. С. 23; А баев В. И. Осетинский язык и
фольклор. С. 57.
52 АБКИЕА. С. 90, 187.
*3 РАТС. С. 42—44; Броневский С. Указ. соч. С. 75; Хан-Гирей. Указ.
соч. С. 258; Калантар А. А. Состояние скотоводства на Кавказе//
//МУКЛЗПИСК. Т. 2. Тифлис, 1890. С. 13.
54 Калантар А. А. Указ. соч. С. 13—14, 84; Зафесов А. X. К вопросу о
развитии крупного рогатого скота в Адыгее в XIX в. // УЗКНИИ. 1965.
Т. 4. С. 17.
ьь Пожидаев В. П. Хозяйственный быт Кабарды // ТЕИЭОК. 1925. Т. 3.
Вып. 1. С. 44; Калантар А. А. Указ. соч. С. 180.
56 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 44.
57 ИКБ. С. 325; ТВ. 1895. № 113.
58 ОИБН. С. 49; Тулъчинский Я. Т. -Указ. соч. С. 187; ИКБ. С. 326.
59 Калантар А. А. Указ. соч. С. 13.
60 СЭРНКЧ. С. 183.
61 Потапов Т. Д. Карачаевский крупный рогатый скот. Владикавказ, 1929.
С. 11, 12, 16, 21.
*2 Данилова Е. И. Указ. соч. С. 38.
63 Калантар А. А. Указ. соч. С. 193; СЭРНКЧ. С. 27.
64 Капелъгородский Ф. Караногайцы // ЗТОЛКС. 1914. № 10.
65 Калантар А. А. Указ. соч. С. 198—199.
66 ОРВК. 1836. С. 209.
67 Геевский В. Я. Указ. соч. С. 287.
*8 Миллер В. Ф. В горах Осетии//РМ. 1881. №9.
*9 Балашев Я. Указ. соч. С. 39.
70 Хан-Гирей. Указ. соч. С. 259; АБДИЕА. С. 343.
71 Яковлев Я. Ф. Указ. соч. С. 281.
72 Калоев Б. А. Земледелие народов Северного Кавказа. М., 1981; Калан-
тар А. А. Указ. соч. С. 139—140.
73 Библиотека иностранных писателей о России. Т. 1. СПб., 1836; Записки
Русского географического общества по отделению этнографии. 1869.
Т. 2. С. 59—64; Эвлия Челеби. Книга путешествия.
74 АБКИЕА. С. 197.
Я Гарданов В. К. Общественный строй адыгских народов (XVIII — первая
половина XIX в.). М., 1967. С. 136-137.
76 Опришко О. По тропам истории. Нальчик, 1979. С, 42—43.
77 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 47. - %
78 КК за 1872. С. 118. *
94
79 Мердер И. Исторический очерк русского коневодства и коннозаводства.
СПб., 1897. С. 102—104.
80 АБКИЕА. С. 267; Броневский С. Указ. соч. Ч. 1. С. 135.
81 АБКИЕА. С. 170; Броневский С. Указ. соч. Ч. 2. С. 136.
82 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 46.
83 Зафесов А. X. Из истории коневодства у адыгов // УЗАНИИ. Т. 8,
Майкоп, 1968. С. 80.
84 Керашев Т. Дочь шапсугов. Майкоп, 1951.
85 Мердер И. Указ. соч. С. 102; Зафесов А. X. Из истории коневодства...
С. 80; Торнау Ф, Воспоминания кавказского офицера // РВ. 1864. Т.. 54.
С. 320.
86 АБКИЕА. С. 215.
87 Цеков 10. Материалы по коневодству у абазин. Несколько слов о тра-
мовцах и их лошадях // ИАНИИИЯЛ. 1972. Т. 1. С. 151; Данилова Е. Н.
Указ. соч. С. 38; Абазины. Историко-этнографический очерк. Черкесск.
1989. С. 62-63.
88 Ган К. Ф. Верховья Кубани и Теберды // К. 1894. № 3.
89 Караулов II. А. Балкарцы на Кавказе // СМОМПК. 1908. Вып. 38. С. 142.
80 ОГРИП.
91 Пфаф В. Путешествие по ущельям Северной Осетии // ССКГ. 1871. Т. 1.
С. 152.
»2 ПККО. 1877.
*3 ОНС. С. 44, 94.
84 НКЭ. С. 108, 111.
95 Старинные адыгейские песни. Майкоп, 1946. С. 44—45.
»6 ЧИФ. С. 232.
97 Бенгпковский И. Обзор коневодства на Северном Кавказе. Ставрополь,,
1879.
68 Шацкий II. А. Указ. соч. С. 155.
99 Журнал коневодства. 1897. № 2.
100 Дубенский Д. М. Конские заводы Европейской России, Кавказа и Тур-
гайской области. Исторический очерк их развития. СПб., 1890. С. 239:
Шацкий П. А. Указ. соч. С. 164,
101 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 57.
102 Керашев В. 77. Избранные произведения в трех томах. Майкоп, 1982.
103 Зафесов А. X. К вопросу... С. 92.
104 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 51.
105 Броневский С. Указ. соч. Ч. 2. С. 17; Хан-Гирей. Указ. соч. С. 262.
106 Пожидаев В. II. Указ. соч. С. 53.
107 См. еще: Бепткоеский И. Материалы для статистики экономического
состояния Ставропольской губернии в 1875 г. // СГВ. 1875. № 30—31.
108 Шацкий П. А. Указ. соч. С. 158; Казбек /'.//.Военное-статистическое
описание Терской области. Ч. 1. Тифлис, 1888. С. 67—68.
*»• КОВ. 1877. № 12.
110 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 49—50.
111 АБКИЕА. С. 557; Шацкий П. А. Указ. соч. С. 157, 160; Дубенский Д. И.
Указ. соч. С. 15—16.
112 РВ. 1864. Т. 54. С. 36.
113 Зафесов А. X. Из истории... С. 90.
114 Шацкий П. А. Указ. соч. С. 159—160.
115 Казбек Г. II. Указ. соч. С. 169.
110 АБКИЕА. С. 567.
117 Ахриев Ч. Ингуши (их предания, верования и поверья) //' ССКГ. 1878,
Выи. 8; АБКИЕА. С. 622, 624.
138 Жускаев С. Похороны у осетин олладжирцев // ЗВ. 1855. № 2; 1884.
№ 8; 1875.
119 Пожидаев В. II. Указ. соч. С. 54.
120 Краснов А. И. Физическая культура и спорт в Чечено-Ингушетии.
Грозный, 1963; Джанбулатов И. И. Из истории развития конных игр и
состязаний у ингушей // ЧИНИИ. Т. 10. Грозный, 1976; Гагиев 10. С.
Осетинские национальные игры. Орджоникидзе, 1958.
95
121 Калоев Б. А. Осетины (историко-этнографическое исследование). М., 1971.
С. 248—250.
122 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 46; Берзенов Н. Из записок об Осетии // К.
1852. № 67: Казбек Г. Н. Указ. соч. С. 68.
123 Кушева Е. Н. Указ. соч. С. 101; Харузин Н. Заметки о юридическом быте
чеченцев и ингушей // СМЭ. 1888. Вып. 2. С. 84.
124 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 52.
125 Батчаев В. М. Из истории традиционной культуры балкарцев и
карачаевцев. Нальчик, 1986. С. 62.
126 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 36, 52.
12? Фелиции Е. Д. Сборник тамг западнокавказских горцев // ЗООИД. Т. 15.
Одесса, 1889; Пожидаев В. П. Кабардино-черкесская тамга // УЗКНИИ.
Т. 4. 1948; Лавров Л. И. Историко-этнографические очерки Кавказа.
Л., 1978.
128 Соломоник 3. И. Сарматские знаки Северного Причерноморья. Киев,
1959; Драчук В. С. Системы знаков Северного Причерноморья. Киев, 1975.
129 Драчук В. С. Указ. соч. С. 89—90, 97—99.
130 Юргевич Д. В. Камень с загадочными знаками, хранящийся в музее
Одесского ОИД // ТООИД. 1889. Т. 15.
131 Соломоник 3. И. О таврении скота в Северном Причерноморье // ИАДК.
С. 218.
132 Мамбетов Г. X. Из истории скотоводческого быта. С. 54; Гамкрелид-
зе И. В. Из истории скотоводства в горной Ингушетии // КЭС. 2.
Тбилиси, 1968.
133 РОО. Т. 1. С. 74.
т ОГРИП. С. 173.
135 МИО. С. 69.
136 Грабовский Н. Ф. Указ. соч. С. 8—9.
13? АБКИЕА. С. 42; Атаманских А. Овцеводство и козоводство в Карачае
Кубанской области // ТПВСО. С. 68.
138 ОИБН. С. 175.
139 Эвлия Челеби. Указ. соч. С. 53; АБКИЕА. С. 199; Броневский С. Указ.
соч. Ч. 2. С. 150.
140 Капелъгородский Ф. Г. Указ. соч. С. 50—51.
141 Вертепов Г. Указ. соч. С. ИЗ.
142 Эвлия Челеби. Указ. соч. С. 85.
143 Аутлев П. У. Из истории свиноводства у адыгов // УЗАНИИЯЛИ. Т. 4.
Майкоп, 1965; АБКИЕА. С. 52, 61; Раевский Н. Н. Обозрение
Восточного берега Черного моря (апрель 1839) // АР. Т. 3. СПб., 1910. С. 71.
144 Шиллинг Е. М. Ингуши и чеченцы // РВН. Ч. 1. С. 10.
145 РОО. Т. 1. С. 393.
146 Казбек Г. Я. Указ. соч. С. 176.
Глава третья
ПАСТБИЩА. СКОТОПРОГОНЫ.
КОРМА
Экстенсивное скотоводство горцев Северного Кавказа
базировалось на традиционных хозяйственных контактах жителей гор
и равнин. Равнина предоставляла пастбища, соль и необходимые
хлебные злаки, альпийские и субальпийские пастбища гор
обеспечивали сезонную пастьбу скота.
В начале XIX в. Клапрот, например, указывал на то, что
осетины и балкарцы контактировали с феодальной Кабардой,
которая контролировала почти всю равнинную зону Центрального
Кавказа. По словам автора, они содержали здесь свой скот зимой
и весной, покупали соль и необходимое количество проса —
традиционную культуру адыгов. В свою очередь кабардинские
феодалы выпасали летом свои стада в горах Балкарии и Осетии.
Отмечается также, что осетины, не имея своей земли на равнине,
не могли широко заниматься овцеводством1.
В пореформенный период, с интенсивным развитием
земледелия на равнине, картина взаимоотношений изменилась. С
отходом массы пастбищных угодий под пашни резко сократилось
поголовье скота, особенно овец2, хотя на равнине имелось еще
немало крупных овцеводов, содержавших свои стада летом на
альпийских лугах. Крупные овцеводы искали новые земли для
зимнего содержания скота. Так, с 80-х годов XIX в. были освоены
моздокские буруны, кизлярские степи и «черные» земли 3.
Малоземелье вынуждало горцев арендовать пастбища за
высокую плату у горских феодалов, казны и казачьих станичных
обществ. К арендной форме пользования землей всех видов
прибегали все горские народы, кроме кабардинцев, черкесов и
западных адыгов, не испытывавших по сравнению с другими горцами
острого недостатка в земле. По многочисленным данным, в горах
Карачая, Балкарии, Осетии и Чечено-Ингушетии душевой надел
удобной земли настолько был ничтожен, что его измеряли
квадратными саженями. Сильная пересеченность рельефа не давала
возможности орошать даже пахотные и сенокосные участки.
Правда, у балкарцев и карачаевцев имелись развитые ирригационные
системы4. Повсюду практиковалось использование для пастьбы
не только естественных угодий, но и покосных и пахотных
участков (в период весеннего и осеннего содержания скота).
Характерной чертой горского скотоводства являлось
существование наряду с общинными (сельскими) пастбищами
патронимических и ущельных, распределявшихся по видам скота: «паст-
7 Б. А. Калоев 97
бище крупного рогатого скота», «овечье пастбище», «пастбище
баранов-производителей» и т. д. В целом пастбищные угодья
горцев Северного Кавказа простирались от снежных вершин
Большого Кавказа до обширных степей Предкавказья.
Анализ имеющихся в нашем распоряжении материалов
позволяет классифицировать основные виды пастбищных угодий
(весенне-летние и осенне-зимние). Рассмотрим их у каждого народа
в отдельности. У черкесов Западного Кавказа Хан-Гирей
C0-е годы XIX в.) находил все виды пастбищ. По его словам,
весенние пастбища располагались в долинах, летние —«на
высоких отрогах гор», куда отгоняли отары овец «для устранения
их от жары». Мелкие хозяева, не имевшие этой возможности,
не перегоняли скот. «С наступлением осени,— пишет
Хан-Гирей,— стада переводили на осенние пастбища, которыми
служили также сенокосные и пахотные участки после их уборки».
Упоминается и о зимовках, располагавшихся недалеко от аулов, где^
были теплые помещения для скота и запасы сена5. Сведения Хан-
Гирея дополняет его современник Бларамберг, по которому одно,
адыгское племя (темиргоевцы) держали скот зимой «в загонах
вблизи от деревень», а летом — на горных пастбищах, на обоих
берегах Лабы; другое (жане) — на берегу Кубани, третье (бес-
ленеевцы) — «весной и летом на пастбищах на берегу Урупа»,
четвертое (мохошевцы) — летом в верховьях Лабы, а весной иг
осенью — вблизи Кубани и т. д.6 Сведения о других племенах
черкесов у исследователей отсутствуют. Этот пробел в какой-то»
степени восполняют наши полевые этнографические материалы
прежде всего по черноморским и краснодарским шапсугам, а
также по их ближайшим соседям — бжедугам.
По данным, собранным в шапсугских аулах (Красноалександ-
ровское, Александровское, Головинка и др.)» летние пастбища
шапсугов, как и некоторых их соплеменников, живших на
правой стороне Кубани, располагались за так называемым
«Ногайским перевалом» (Ногай хъуз), ведущим свое название от якобы*
когда-то живших здесь ногайцев; в других местах этот перевал
именовался черкесским или кубанским. Сюда на лето
перегоняли скот, причем каждый аул имел свой участок. По словам бже-
дугских старожилов (г. Бжедуги), эти пастбища были удалены
от их аулов не более чем на 6—7 км. Гораздо дальше они
находились от поселений причерноморских шапсугов. В целом летние'
пастбища адыгов Западного Кавказа, находившиеся на высоте-
1400—2750 м над уровнем моря, располагались в верховьях реки
Кубань и ее притоков (Белой, Фарса, Лабы и т. д.); они делились-
на участки, каждый из которых имел свое название: Лагонаки,
Бамбаки, Уруштен, Тбанская, поля на Каменном балагане и др.7
Западные адыги имели достаточно земли, в том числе
пастбищной, и поэтому не прибегали к арендной форме
землепользования. Так, летник пастбища черкесских аулов (Хабез, Бесленейг
Зеюко, Псаучел-Дахе и т. д.) находились на расстоянии не
менее 120—150 км в верховьях Урупа, Архиза, Б. Лабы. Онп со-
98
•л, — у осетин, сел.
•Эрнин-халк: г — у
Виды кормушек
За манку л\ б — у абазин, сел. Лсыж: в — у ногайцев, аул
чеченцев, сел. Курчалой', д — у кабардинцев, сел. Урух:
е — у осетин, сел. Камунта
стаяляли собственность отдельных аулов, а нередко и частных
владельцев. Некоторые пастбищные участки аула Хабез,
располагавшиеся на берегах Архиза и Лабы, были известны под
старыми аланскими названиями: загъдан (букв, «оленья вода»),
«азгъара (водопад) и т. д. Летний период содержания скота
продолжался с конца мая до середины сентября. Осенние, зимние
ш весенние пастбища черкесов, как л у абазин и оседлых
ногайцев, располагались в предгорьях недалеко от поселений.
Этнографические данные (записанные, в частности, в аулах
Псыж, Эльбурган, Иижигчукун) и некоторые письменные источ-
7* 99
ники позволяют проследить освоение абазинами горных летних
пастбищ, познакомиться е порядком их использования. «Каждый
абазинский аул и во второй половине XIX в. выпасал свой скот
на определенных летних пастбищах,— пишет Е. Н. Данилова со
ссылкой на Ц. Н. Бжания. Жители тапантипсквго аула Кибин-
локт (Къбиналокт) перегоняли скот на лето на горные пастбища
в Архиз, Чылык, Чанал, Ткуа и др. Жители шкаровских аулов
Кувинского и Шахгиреевского использовали летние пастбища
в верховьях Большого и Малого Зеленчука (Гдихаку, Жбылра,
Чандатра, Маарышха, Нахшир, Шашлыр, Шалканка), а • также
в верховьях Лабы (Бамбакъа, Уарыстан, Абагоа, Ахчыпса
и др.)»8. Существовали и частные пастбища, принадлежавшие
дворянам, они нередко сдавались ими в аренду. Остальные
сезонные пастбища располагались в предгорьях, причем зимовки с
кошарами и запасами сена находились недалеко от аулов.
Осевшие ногайские кочевники (аулы Кизил-Юрт, Ихан-Халк
и др.) почти целиком восприняли от черкесов и абазин их
пастбищную систему. Горные летние пастбища ногайцев находились
также в верховьях Урупа, Лабы, Б. и М. Зеленчука (Камал,
Шилик, Курек).
Особенности пастбищной системы карачаевцев определялись
дефицитом сельскохозяйственных угодий. Карачаевцы
арендовали пастбища, нередко располагавшиеся за десятки километров от
их поселений. Осенние, зимние и весенние пастбища карачаевцам
предоставляли станичные общества кубанских и терских казаков,
а летние пастбища — кабардинские феодалы. В 1880 г. Гр.
Петров, говоря о крайнем малоземелье карачаевцев, замечает, что
они особенно нуждались в зимних пастбищах, которые
приобретали «наймом от казны и у станичных обществ Терской и
Кубанской областей», а летние арендовали «на обширных кабардинских
землях», находившихся «между верховьями р. Урупа и
подножием Эльбруса». В пореформенный период намного увеличилась
потребность в найме пастбищных земель. В 1886 г. современник
отмечал, что карачаевцы вынуждены ежегодно арендовать
свыше 100 000 десятин альпийских пастбищ. Большая часть их
располагалась в Кубанской области на казенных землях в урочищах
Джилык-Сырт, Архи-Сырт, Орар-Сырт, Мерхъ-Сырт и др. и
станиц Красногорской, Усть-Джигутинской, Бекетовской, Карда-
никовской, Зеленчуковской и др.9
Сам Карачай располагал обширными альпийскими
пастбищами G5 088 дес), которые находились в общем пользовании. Это
Бичесыне у истоков Эшкакона, а в Малом Карачае — Каимбаши,
Муштбаши, Кичмалыкбаши. На летних пастбищах стада
содержали от мая до начала сентября, затем спускали их в долины на
убранные поля. А. Дьячков-Тарасов, наблюдая за этим
процессом, в конце XIX в. писал: «...Карачаевец спускается в долины
на короткое время, становится гостем в родном ауле; стада
гонятся далее на зимовку либо в юрты Карданинской, Зеленчук-
ской, Преградной, Спокойной станиц, либо в Майкопской и Ла-
100
бинской отделы и даже в Терскую область». Весенний период
содержания скота, столь ответственный в жизни животных,
проводили также на равнине на наемных землях 10.
В конце XIX — начале XX в. карачаевцы; как и балкарцы,
вынуждены были гнать свои сильно разросшиеся стада в
труднодоступную Сванетию, выпасая их там все лето на альпийских
лугах. Таким образом, Карачай не мог обеспечить
полностью свои стада собственными пастбищами даже в летний
нериод.
В Балкарии, где половина территории принадлежала местным
феодалам, существовала та же пастбищная система, что и в Ка-
рачае. В 1867 г. в Баксанском ущелье два семейства Урузбиевых
имели столько же земель, сколько все остальные жители
ущелья — 108 семейств. По данным Абрамовской комиссии,
в 1908 г. в Балкарии средний душевой надел пахотной земли
(учитывались только мужчины) составлял всего 0,21 дес. По
заключению комиссии, во всех пяти балкарских обществах крестьяне
«могли прокормить хлебом со своих земель только 11 дворов».
Поэтому главным источником существования населения было
скотоводство, и прежде всего овцеводство. В начале XX в. Н. Туль-
чинский писал, что несмотря на то, что «больше половины
территории Балкарии сосредоточено в частном владении немногих
лиц, горцы все-таки ведут обширное скотоводство». В 1867 г.
в Балкарском ущелье, например, «отары зажиточных овцеводов»
имели от 4 до 5 тыс. голов п.
По тем же источникам жители Баксанского ущелья
содержали стада не на своей территории, а на общественных
кабардинских землях, из которых некоторые весьма значительные участки
находились во владении кн. Атажукиных. Участки эти, известные
под названиями Хагай-Баургул, Кошталь, Хичау-Дорбуль,
Асланкуль-Балнь, Тизиль, служили сезонными пастбищами
балкарских овцеводов. В отличие от мелкого рогатого скота
крупный скот, разводившийся балкарцами в незначительном
количестве, содержали обычно при доме. В предгорья и на равнину
перегоняли преимущественно отары овец, для них нанимали знм-
ние, весенние и осенние пастбища. Только летом горы
Балкарии могли обеспечить (и то не всегда) весь скот пастбищами,
расположенными в верховьях Черека, Чегема и Баксана. Большим
I событием для балкарских овцеводов было получение в 1887 г.
Г значительных участков на казенных Нагорных пастбищах, что
составило для Баксанского общества 6208 дес, для Чегемского —
8923, для Хуламского — 4000, для Балкарского — 12 109 дес.12
И все же балкарские овцеводы вынуждены были арендовать
дополнительные летние пастбища как в соседней Кабарде, так и
в Сванетии, где в местечках Гизи и Рахате пасли свои стада от
июня до сентября. Сюда на альпийские луга гнали овец
главным образом жители Верхней Балкарии, испытывавшие жестокую
^, нужду в пастбищах. Жители других мест Балкарии
предпочитали арендовать пастбища под Эльбрусом, на знаменитом кабар-
I 101
Адыгея.
Сапетка для хранения кукурузы.
Аул Кичмай
динском плато Бечасын
(участки Санбаш, Артаяк, Кудай-
нат, Ташлык-Сырт, Шаукам,
Карай-кам).
Мы уже говорили, что Ка-
барда, занимая большую часть
равнины и предгорья
Центрального Кавказа, располагала
обширными земельными
угодьями, находившимися в основном
во владении князей и узде-
ней. В конце XIX в. в местной
печати Северного Кавказа
нередко появлялись сообщения,
что кабардинская знать, имея иногда по нескольку тысяч
десятин плодородной земли, не обрабатывает ее, а сдает в аренду
под пастбища крупньш овцеводам соседних горских народов.
«Громадные земельные дачи,— замечает современник в ,,Терских
ведомостях'4,— служат в Кабарде для подножного корма конским
табунам, рогатому скоту и овцам». Другой автор, касаясь
вопроса землепользования, отмечал, что «экономическая жизнь
Большой и Малой Кабарды поддерживается исключительно
скотоводством».
С развитием земледелия на равнине Северного Кавказа во
второй половине XIX в. здесь резко сократилось овцеводство,
в том числе и в Малой Кабарде, где земледелие стало основным
занятием населения. Главной отраслью скотоводства равнинных
жителей стал крупный рогатый скот (в конце XIX в. в Кабарде,
например, на 100 душ приходилось 196,2 голов этого вида скота).
В Большой Кабарде разведение крупного рогатого скота широко
сочеталось с овцеводством и табунным коневодством. При этом
зимние, весенние и осенние пастбища здесь находились недалеко
от сел в степи, а в Малой Кабарде таковыми являлись
моздокские и малгабекские степи. Даже после получения Кабардой
Нагорных и Зольских пастбищ только некоторые крупные
скотоводы и коневоды отгоняли туда свои стада: отдаленность этих
пастбищ от Малой Кабарды составляла 15—20 дней перегона.
Большую роль в развитии экстенсивного скотоводства
Кабарды сыграли обширные Зольские (на реках Золка и Этока) и На-
гормые (в верховьях Чегема, Баксана, Кичмака) пастбища,
которыми она стала пользоваться с 1844 г., ас 1889 г.— владеть
вместе с Балкарией. По неполным данным, Зольские пастбища
составляли 25 728 дес, а Нагорные — 16 315 дес.13 Каждый раз
при составлении и принятии правил пользования пастбищами
крупные скотоводы и коневоды добивались получения для себя -
102
большей выгоды. В 1889 г. в Нальчике был впервые выработан
'народными депутатами от Большой и Малой Кабарды порядок
распределения Зольских и Нагорных пастбищ, по которому
участки отводили по поголовью овец и лошадей. Участок пастбищной
земли выделяли общине или объединению скотоводов для
5000 баранов и 1500 лошадей, причем верхняя часть участка
отводилась для овец, нижняя — для лошадей. Крестьяне, не
имевшие скота, вообще лишались возможности получения
пастбищ, порядок отвечал интересам крупных овцеводов и
коневодов.
В 1890 г. был выработан новый порядок распределения
Зольских и Нагорных пастбищ, по которому они были разделены
между десятью группами селений Кабарды и Балкарни (пять
и пять). Для группы сел Большой и Малой Кабарды было
отведено 203 526 дес. пастбищной земли, которые делили на участки
соответственно количеству селений в группе (подымный
принцип). Вопрос о распределении этих пастбищных земель
рассматривался и в последующие годы A907, 1911 гг.I4.
В горной Осетии крайний недостаток земли вынуждал
крестьян арендовать пастбищные угодья либо у своих, либо у
кабардинских феодалов, казачьих станичных обществ, у равнинных
осетинских сел (по правому берегу Терека) Эльхотово, Заманкул,
Батакаюрт и др. На земельных просторах этих сел постоянно
находились зимовки овцеводов. Жители предгорных районов
Осетии — левобережья Терека предоставляли им не только зимние,
но и осенние и весенние пастбища. А. Скачков, характеризуя
пастбищную систему населения Дагомского прихода Алагир-
ского ущелья, писал: «С сентября по ноябрь овцы у них пасутся
на равнине на скошенных лугах, так как в это время в горах не
остается никакого корма; за это владельцы лугов взимают по
7 коп. с головы. Часто баранов оставляют и зимовать на
плоскости, где они доставляют себе корм из-под снега. За это право
берется еще по 5 кол. с головы. Некоторые на зиму пригоняют
овец домой в горы и кормят соломою, молодыми сосновыми
ветками и т. п.»15.
Жители селений Махческ, Дзинага, Стыр-Дигора и др. Ди-
горского ущелья перегоняли свои стада на лето в соседнюю Рачу,
арендуя пастбища у грузин. Главными летними пастбищами
осетин служили высокогорные районы Осетии, прежде всего Туал-
гом (страна туалов — двалов) или Туалты хаехтае (горы туалов),
эти обширные альпийские луга располагались в верховьях
ущелий Мамисондон, Нардон, Зругдон, Закадон и др.16 Т. Д.
Потапов писал о Закинском ущелье, что оно «изобилует пастбищами»,
отчего «население исключительно занимается скотоводством и
овцеводством». Одно только селение Кесаевых D8 дворов) при
наличии 2588,7 га имело 2457,6 га альпийских лугов, отдавая
часть их в аренду овцеводам из других мест17. По
этнографическим данным, туалгомцы обеспечивали летними пастбищами
овцеводов из многих сел Алагирского, Куртатинского, отчасти
103
Дигорского ущелий, а также из сел равнинной зоны Осетии (Кад-
гарона, Эльхотова, Заманкула и др.). Обычно альпийские луга
составляли собственность одного или нескольких селений,
нередко населенных одним родственным коллективом18.
Пастбищная система вайнахов, особенно ингушей, имела
много общего с осетинской, что объясняется сходством природных и
экономических условий жизни этих народов. Зимние пастбища
ингушей в предгорьях и на равнине обычно находились недалеко
от населенных пунктов. На этих же землях выпасали скот
весной и осенью. Такой была сезонность пастьбы в Назранских и
Ачалукинских степях. В пореформенный период, с увеличением
стада, ингуши стали арендовать пастбища у соседних станичных
обществ терских и Сунженских казаков и у частных
землевладельцев в Кизлярских степях. Весенние пастбища в горах
Ингушетии, как и в других районах горной полосы Северного Кавказа,
располагались на солнечных склонах: они же использовались
как осенние пастбища. Особой заботой ингушей было
обеспечение скота летними пастбищами, преимущественно в верховьях
рек Ассы и Армхи. По словам информаторов, здесь выпасались
стада жителей равнинных сел, имевших определенные участки
со своими названиями: сел. Верх. Алкуны (Гулай-лам, Акки-лам),
Нижн. Алкуны (Веши, Опыз, Хейлан, Шуте), Ачалуки (Веши)
и т. д. На летних участках, нанимаемых на определенных
условиях у горских обществ, скот содержали от июня до сентября.
В известной работе В. П. Христиановича приведены названия,
размеры, расположение по сторонам света, высота над уровнем
моря пастбищ горных ингушей. Характерной чертой горной
Ингушетии, являлось то, что несколько населенных пунктов, часто
образуемых одним родственным коллективом, имели только одно
пастбищное угодье и, наоборот, одна сельская община могла
иметь до пяти и более пастбищных участков. Например,
сел. Фуртаут имело следующие пастбищные участки: Баурхане,
Дыгэ, Баркэ, Аташкэ, Бешнэ, Арча-лам; сел. Озьми — Алхан-
дук. Губардарен, Дахнек, Бинауг-Озьми, Копенез, Топан,
Льоглышки. Все эти участки располагаются на высоте 1700—
2400 м над уровнем моря 19.
Природные условия горной Чечни были аналогичны горной
Ингушетии. Большинство чеченских поселений располагалось в
верховьях речек Фартаги, Шалажа, Гехи, Урус-Мартан, Чанты-
Аргуна, Шара-Аргуна, Бас, Хул-хулау и др. Поселения мал-
хистов (исконных овцеводов), например, находились на высоте
около 3 тыс. м, а их альпийские луга еще выше20. В Чечне,
подобно другим горным обществам господствовала общинная и тай-
повая формы пользования пастбищными угодьями, нередко
жители одного ущелья имели общие пастбища. Причиной слабого
развития скотоводства в горах Чечни многие авторы справедливо
считали недостаток лугов, сенокосных и пастбищных угодий,
что вынуждало горцев резко сокращать к зиме поголовье скота
или содержать стада на равнине 21. * $
О. Маргграф указывал, что «альпийская Чечня вполне
зависит от плоскостной как в отношении обеспеченности хлебом,
так и в своем скотоводстве»22. Однако и равнинная Чечня была
зависима от горной, предоставлявшей ей свои альпийские луга.
По этнографическим данным, крупные овцеводы и скотоводы почти
всех равнинных сел содержали свои стада на горных пастбищах.
Летние пастбища находились на довольно большом расстоянии
от равнинных сел. Так, пастбищные места сел. Нажа-Юрт (Бер-
¦сана-лам, Билтой-лам, Беной-лам и т. д.) были удалены от него
на 35—40 км. Наряду с жителями равнинных сел (Шали, Бел-
*гатой, Чечен-аул, Урус-Мартан и др.) на пастбищах высокогорья
выпасали свои стада и скотоводы предгорных (Ведено, Харчо,
Гехечу и др.) и даже горных сел (Шатой, Итум-Кала, Ушка л аи
и др.), причем отгонялась туда только часть скота: овцы,
нагульный скот, отчасти лошади. Выгоны и присельские луга
использовались для выпаса дойных коров и рабочего скота.
Сравнительно теплая и малоснежная зима предгорий Чечни
позволяла проводить на присельских участках зимовку, использовать
их в качестве осенних и весенних пастбищ. Во многих случаях
весенние пастбища горцев находились в предгорьях и отчасти на
равнине, в основном же равнина являлась зимними пастбищами
для стад крупных владельцев (Притеречье). Ущелья Терских и
Сунженских гор, покрытые сочными травами, наилучшим образом
обеспечивали стада подножным кормом в течение всей зимы.
В то же время летом здесь скот не мог оставаться: из-за жары
вся трава выгорала. В пореформенный период увеличилась
аренда пастбищных земель чеченскими овцеводами в кизлярских и
кумыкских степях23.
Традиционные скотопрогонные маршруты. Исследователи
выделяют «малые маршруты», которыми пользовались жители
одного села, «средние маршруты», которыми пользовались группы
селений, и «большие» или «магистральные маршруты»,
служащие для нескольких районов и даже народов 24. Многие из
последних возникли на Северном Кавказе в пореформенный
период, например прогон из Осетии до моздокских и кизлярских
степей. Этот скотопрогон был сопряжен с большими
трудностями и расходами. В. Н. Геевский указывал, что за каждый
пройденный отарами пункт маршрута полагалось платить 1 — 1/2 коп.
за голову животного, плюс различные штрафы деньгами или
скотом за потраву и т. д. Перегон отар производился по строго
намеченному маршруту. В. Н. Геевский писал: «Хотя по обеим
сторонам больших дорог законами предоставляется право для
прогоняемых стад пользоваться полосами до 20 саж. ширины,
после перехода большого числа стад вся трава на этих полосах
вытравливается и вытаптывается». Поэтому скотоводы
вынуждены были двигаться с остановками на 2—3 дня, чтобы накормить
стада и избежать падежа, что требовало определенного
вознаграждения в пользу владельцев данных пастбищ25.
105
Чечня.
Сапе тки для хранения корма.
Селение Энгиной
Аналогичные порядки
существовали и на других
магистральных скотопрогонных
трассах. Особенно длинными
были ^перегоны карачаевских
овцеводов, нанимавших земли
у станичных обществ
кубанских и терских казаков, а
также у Кабарды. Во всяком
случае, вопрос о скотопрогонных
маршрутах на летние и
зимние пастбища, о правилах
перегона бесчисленных стад,
причинявших непоправимый ущерб
сельским обществам, через
земли которых они проходили,
оставался острым и конфликтным и в конце XIX — начале XX в.26
Каждый горский аул имел свой «малый» маршрут, шедший
обычно через посевы узким проходом, огороженным с обеих
сторон каменным забором, к выгонам и приаульным пастбищам.
Что касается магистральных маршрутов, то они были широко
известны. У западных адыгов это были следующие скотопрогоны:
1) степная Адыгея — ст. Дагестанская — Мезмай — летние
пастбища (Сухой Яр); 2) степная Адыгея — Майкоп — ст. Хамыш-
ки — Лагонаки; степная Адыгея — ст. Баговская и Баракаев-
ская — горные пастбища (БамбакиJ7.
В Кабарде большой известностью пользовался
скотопрогонный маршрут, шедший к Зольским и Нагорным пастбищам; он
пересекал реки Шалушку, Баксан, Малку и, достигая Зольских
пастбищ, поднимался по левому берегу Малки к хребту Джинал
и далее до Хаймаши и Канжала. Этим маршрутом пользовалась
для перегона стад на летние пастбища почти вся Большая и
Малая Кабарда. Жители сел. Заюкова (самого большого села
Кабарды) имели на эти пастбища свой «малый» (сельский)
скотопрогонный маршрут: Заюково — Гуидилен — Хаймаши —
Казн — Канжала.
Архивные данные конца XIX в. свидетельствуют о
существовании у балкарцев аналогичных «малых», «средних» и «больших»
маршрутов. Так, скотопрогоны стал овец сел. Верхняя Балкария
сходили на равнину по двум маршрутам: Сугун-су — Джанкотово
и по Лескеиу до границы старого Кабанова аула. Овцы сел.
Нижняя Балкария выходили на равнину через сел. Кашка-тау и,
достигая Догужокова аула, занимали пространства от р. Ху до
Суган-су. Отары зажиточных овцеводов Балкарин. имевшие от
106
4 до 5 тыс. голов каждая, сходили на равнину тремя путями:
1) через Кашка-тау до Мисостова аула (место, называемое Толча),
2) через Суган-су до Казаншева аула, 3) через сел. Лескен до
границы ст. Александровской28.
Скотопрогонными маршрутами в Осетии служили Военно-
Осетинская и Военно-Грузинская дороги, проходившие по многим
горным районам страны. Можно только полагать, что указанные
типы маршрутов были характерны и для Чечено-Ингушетии.
Об этом свидетельствуют, например, данные В. П. Христианови-
ча, указывающего, что скотопрогонные маршруты, проходившие
к альпийским лугам Столовой горы Ингушетии, «выбиты»
скотом равнинных ингушей. «Плоскостныескотоводы,— пишет он,—
не заботятся о сохранении пастбищ и тропинок к ним и гонят
баранов такими тропинками, которые горцами сохранялись
только для крупного скота. В результате такого небрежения
тропинки осыпаются, обрываются и закрывают доступ скоту». Автор
предлагал обустроить скотопрогоны к горным пастбищам так,
по его словам, как это имело место в Кабарде29.
Особое положение в этой области хозяйства занимали
карачаевцы, у которых вся семья со всем имуществом, включая и
домашних птиц, переходила со стадами на летовку («кош»), что не
практиковалось у других народов региона, в том числе у
родственных им балкарцев. В аулах оставались только сторожа,
большей частью старики, на квартал один человек. А.
Дьячков-Тарасов отмечал, что в ауле Джазалык, например, «даже писарь
временно переводит свою канцелярию на кош, ибо в нем (ауле) ему
положительно нечего делать». Гр. Петров наблюдал в 1880 г.
такую кочевку карачаевцев на кош, совершавшуюся обычно с
середины мая. «Собрав свои скудные и неприхотливые пожитки,—
пишет он,— семья навьючивает их на ишаков и лошадей. Тут же
где-либо сбоку прицепляется колыбель с грудным ребенком,
а с другого — в корзинах козлят или ягнят, появившихся на
свет божий перед выступлением в путь... В пути ребятишки
пристраиваются где-либо на вьюке, отец и мать едут... на разных
лошадях и так совершают еще странствование, пока не
доберутся до своих кормилец-стад или не встретят их где-либо на пути
передвижения»30.
В рапорте на имя начальника Кубанской области указывается,
что большая часть карачаевских кошей, преимущественно
малоимущих крестьян, располагалась на обширных пастбищах Бече-
сыне северо-западного склона Эльбруса: «...туда стремятся
главным образом бедняки, не имеющие средств платить даже
незначительную аренду; поэтому там всегда тесно»31. Эти коши в
народе называли «девичьими», потому что на них находились вместе
и мужчины и женщины, т. е. члены всей семьи. Этим они
отличались от так называемых «мужских кошей», принадлежавших
крупным овцеводам и скотоводам и располагавшихся далеко за
пределами Карачая, на арендованных землях станичных обществ
Кубанской и Терской областей, а также Кабарды. На этих ко-
107
шах обитали одни мужчины, как и на летовках других горцев
региона. Встает вопрос: откуда идет описываемая форма
содержания скота у карачаевцев? Не является ли она продуктом
позднейшего времени, вызванным новыми условиями жизни, почему
эта форма утеряна у родственных балкарцев. На все это трудно
дать однозначный ответ. Можно только полагать, что
карачаевцы, оказавшиеся на новых местах, сохранили в пережиточной
форме древние традиции кочевых племен.
Аналогии с карачаевцами находим у восточных чеченцев, у
которых также практиковалось пребывание части семьи на летовке
для обработки молочных продуктов и шерсти. Однако это,
видимо, не является традицией, а воспринято у соседей-дагестанцев,
имевших аналогичную систему содержания скота.
Перегон стада на летние или зимние пастбища считался у
каждого народа региона весьма ответственным периодом. К нему
готовились как к важному событию. У осетин, например,
возвращение или отправка стада на зимние пастбища отмечались
пиршествами с жертвоприношениями; это было характерно и для
других народов региона. Особенно готовились к весеннему
перегону отар, который происходил после окота (середина — конец
мая). Молодняк перевозили вьюками, на арбах и бричках везли
новорожденных ягнят, слабых и больных животных. Стадо
двигалось медленно, с частыми остановками; за пастьбу и водопой
платили владельцам земель.
В целом перед отгоном на сезонные пастбища формировали
отары по 600—800 голов; при этом строго учитывали
биологические данные: пол и возраст. Так, перед отправкой на зимние
пастбища баранов и валухов объединяли в одну отару,
остальных овец — в другую. И в такой последовательности гнали их
на зимовку. Впереди отары на любых скотоперегонных
маршрутах всегда находился козел-вожак, который мог провести стадо
по самым труднодоступным горным тропам и бурным речкам.
У адыгских народов за стадом отправляли на подводах
плетенки, останавливаясь на ночь в пути, составляли из них загон,
который обеспечивал сохранность скота и давал возможность
отдохнуть скотоводам. Такая мера предосторожности — видимо,
давняя традиция у адыгов. Еще одна традиция, присущая всем
адыгским народам — таврение скота перед перегоном на летние
пастбища; жеребятам подстригали гривы и хвосты, стригли овец,
холостили часть бычков, подбирали пастухов и чабанов 32.
Горные пастбища. Пастбища Центрального и Восточного
Кавказа, по определению исследователей, четко разделялись на три
хозяйственные зоны, каждая из которых предназначалась для
определенной категории скота. В. Н. Геевскпй был одним из
первых, кто обратил на это внимание при изучении хозяйства
населения верховьев Терека. Первой хозяйственной зоной он
считал субальпийские и альпийские луга, где могли пастись
только овцы и козы и не более 2—2,5 летних месяцев. Вторая
зона —«горные плато и долины, не слишком крутые склоны гор,
108
|а также пологие и ровные места вдоль рек»; здесь выпасали круп-
1 яый рогатый скот и лошадей (а также дойных овец). Третья
зона — пастьба около поселений; здесь нагуливались дойные
коровы, телята, рабочие волы и лошади 33. Так. по словам В. П. Хри-
стиановпча, каждая высотная зона в Чечено-Ингушетии «исполь-
\ зуется определенным видом скота и продуцирует определенные
продукты. Нижняя полоса горных пастбищ, начинающихся от
верхнего предела лесов, используется дойными коровами и
телятами до одного года, давая масло и сыр. Средняя зона исполь-
, дуется под выпас молодняка, крупного рогатого скота и всякого
^другого педойного скота (волы, лошади, яловые коровы)...
Наконец, третья, самая высокая зона, простирающаяся до линии
снегов, используется под выпас овец». Автор заключает, что
такая схема характерна не только для Ингушетии, она
свойственна «хозяйству альпийского ландшафта от Памира до Альп и Пи-
; ренеев»31.
Перемещение скота от выгонов, находившихся поблизости от
села, сначала на весенние, а затем, по мере таяния снегов, на
альпийские и субальпийские пастбища давало возможность
наилучшим образом использовать кормовые ресурсы гор. Н. С.
Иваненков говорит о горных пастбищах чеченцев, что они
«поднимаются до самых гребней водоразделов, если этому не
препятствуют сплошные нагромождения непроходимых скал, вечные
снега и ледники. Здесь гулевой скот пребывает все летнее время,
продолжающееся от 3 до 4 месяцев в году». Отсюда можно
заключить, что климатические условия горной Чечни позволяли
содержать скот в высокогорье в летний период гораздо дольше,
чем в районах Центрального Кавказа (Осетия, Ингушетия, Бал-
кария). Здесь лето прохладное и короткое, а зима суровая и
продолжительная. В Осетии «северные склоны гор освобождаются от
снегов только на короткое время, а южные, наоборот, не имеют
^ снега даже зимой». Поэтому овцы на больших высотах могли
пастись только июль — август, а крупный рогатый скот и
лошади в основном находились на стойловом содержании. Козы
обеспечивали себя подножным кормом всю зиму, выпасаясь в
-лесах. Об этом писал Хан-Гирей, говоря о содержании коз
западными адыгами; «Жители гор разводят более коз, питающихся
«столь удобно ветвями деревьев, которыми покрыты горы,
пригорки и холмы... Целые стада их, быстро бегая по склонам,
питаются там»35.
Распространение трехзонного деления горных пастбищ
зафиксировано и в Балкарии (хотя не совсем четко) документом,
относящимся к началу XX в. В нем говорится, в частности, что Бак-
|-санское ущелье можно разделить на три хозяйственные зоны
р («части»): «От Хапко до Каркужана, от Каркужана до Тегенетли
и от Тегенетли до эльбрусских ледников». Первая зона — земли
|, вокруг поселений — отличалась плодородием и лиственными ле-
| сами, вторая, покрытая каменными обвалами и «непригодными
скалами», почти не имела хозяйственного значения, третья, со-
I 109
седствуя с ледниками, «славилась своими тучными пастбищами»36^
По литературным и этнографическим данным, Зольскые
пастбища делились на две части: на равнину для табунов лошадей и
возвышенную часть для овец и нагульного скота (с наступлением
летней жарьт последних перемещали и Нагорные пастбища,
выпасая их там до сентября). Дойн-ла коров содержали на
сельских выгонах, которые у кабардинцев занимали значительную
территорию, в отличие от других горцев37.
Трехзонное деление горных пастбищ на северо-западном
Кавказе прослеживается нечетко, что объясняется своеобразным
ведением здесь скотоводческого хозяйства. Так, карачаевцы,
переезжая на летние коши со своими семействами, постепенно
стравливали пастбища и по мере таяния снегов поднимались со своими
стадами по альпийским лугам до самых ледников. Дойный, рабо
чий скот и лошади содержались вблизи коша, нагульный скот и
овцы — на альпийских лугах. «В летнее время, когда снега
стаивают,— писал Гр. Петров,— они (т. е. стада карачаевцев)
поднимаются на гребни предгорий и бродят где-либо вблизи
ледников». Такую альпийскую пастбищную систему у карачаевцев
отмечали и другие авторы. «Горные пастбища около ледников,—
писал В. М. Сысоев про карачаевцев в 1913 г.,— довольно
хороши в летний период, куда и перегоняют на кош скот». Сезон
летних кошей продолжался не более трех месяцев, до сентября,
после чего начинался спуск стада в долины38.
Таким образом, горные пастбища карачаевцев можно
разделить на две зоны: верхнюю — для овец и нагульного скота ш
нижнюю — для других видов скота. Такое же деление горных
пастбищ было присуще абазинам и оседлым ногайцам. Что
касается ногайцев Ставрополья, то они даже в начале XX в. не*
были ограничены в своих кочевьях. По словам современника,
здесь каждый ногаец «кочует, куда ему вздумается, и косит, где
ему нравится»39.
У западных адыгов (черкесов) пастбищная система, по
характеристике А. X. Зафесова, почти не отличалась от традиционной
осетинской и вайнахской. По словам автора, при разбивке
участков учитывалось «географическое расположение лугов, их
видовой состав (травостой), урожайность, насыщенность водоемами
и т. д.». Сходство выражалось и в содержании скота: дойные
коровы и маточное поголовье паслись на близлежащих к аулам
участках, на более отдаленных содержали гулевой и рабочий
скот, лошадей, а на высокогорных труднодоступных местах —
овец и коз40.
Многовековой народный опыт подсказывал, что крупный
рогатый скот и лошади больше страдают от жажды, и при
распределении лугов учитывали это, отводя для них участки, богатые
водоемами.
К разряду горных пастбищ относились и выгоны,
располагавшиеся около поселений, на которых пасли скот, содержащийся
постоянно при доме (ослы, волы, телята и т. д.). Однако в силу
110
^малоземелья многие селения либо вовсе не имели своих выгонов;
'либо это были небольшие, малопригодные для пастьбы участки.
И. Т. Тульчинский иронически называл балкарские выгоны
«пародией на них»: «Они представляют собою почти отвесные горы
с торчащими повсюду скалами, почти сплошь покрыты
камнями, между которыми в узких промежутках выглядывает чахлая
трава». Аналогичным образом характеризовали исследователи вы-
тоны карачаевцев: «Выгонные земли занимают самые неудобные
^пространства как по достоинству почвы, так и по доступности»41.
На равнине сельские выгоны нередко составляли большие
земельные угодья, делившиеся по числу кварталов. Поэтому
кабардинцы . например, не отгоняли дойных коров на горные
летние пастбища, а выпасали их на сельских выгонах42. После убор-
жи урожая пастбищными землями становились и пахотные и
покосные участки. Они составляли часть осенних пастбищ, на
которых пасли стада после их возвращения с альпийских лугов.
Система пастьбы скота, выработанная на протяжении веков,
эшела много общего у горских народов. Так при формировании
отар перед отправкой на летние или зимние пастбища проводили
одни и те же мероприятия. Стада овец подразделяли по классам,
^породам, половым и возрастным признакам. Перед отгоном на
зимовку ягнят отделяли от маток. На зимних пастбищах сначала
стравливали дальние участки, чтобы с наступлением сильных
морозов пасти стада вблизи кошар. Летние пастбища также делили
на несколько равных участков, которые стравливали поочередно,
через промежуток времени, необходимый для восстановления
-травостоя. Овец перегоняли с одного участка на другой через
5—б дней. Хороший чабан менял место пастьбы и чаще, в
зависимости от местных условий. Он не позволял стаду идти
цепочкой, друг за другом, так как при таком способе пастьбы
животные вытаптывали травы. На летних пастбищах чабаны
выгоняли отары на выпас сразу же после спада росы и пасли дотемна.
В жаркое время овец пасли ночью. При разбивке пастбищных
земель у адыгских народов, например, «участки с низким траво-
< стоем отводились лошадям и крупному рогатому скоту; участ-
; ки же с более высоким и грубым травостоем оставлялись для
пастьбы овец». Субальпийские луга, располагавшиеся вблизи
вечных ледников, служили местом пастьбы для овец, а
непроходимые горные чащи и леса — для коз.
Многовековой опыт учил, что овец нужно пасти с вожаком
(кастрированный козел), что там, где паслись овцы, ни крупный
рогатый скот, ни лошади не станут пастись в ближайшие
несколько дней. Хороший чабан обязан был знать, что нельзя пасти
отару против солнца, так же как и табун лошадей, чтобы солнечные
лучи не ослепляли животных. Поэтому с раннего утра лошади
(как и овцы) паслись по направлению к западу, со второй
половины дня движение стада или табуна менялось в
противоположную сторону, так, чтобы солнце опять оказалось сзади. В. П. По-
;жидаев обстоятельно изучавший скотоводческое хозяйство кабар-
динцев, неоднократно наблюдал за пастьбой кабардинских
табунов и красочно описал ее: «Лучшими часами для кормежки
считается время от восхода солнца до одиннадцати часов дня. С
наступлением жары лошади останавливаются где-либо на
возвышении или на водопое и, повернувшись головой к ветру, стоят,
пока стоит жара,— два-три часа. Вместе с табуном отдыхают
и табунщики, которые в эти часы сходят со своих лошадей и
дают небольшой отдых и им, а вместе с тем подкрепляются сами.
Отстоявшись, кони снова трогаются на пастьбу, и так до заката
солнца. К этому времени на смену табунщиков приходят ночные
сторожа — табунщики, два — три человека, которые и
остаются с табуном до восхода солнца. Спят и отдыхают лошади в
течение ночи три раза с небольшими перерывами. Первый сон для
лошадей наступает в сумерки и продолжается полтора — два
часа, второй — в полночь и продолжается час и третий — перед
рассветом — тоже не более часа. Обычно для этого кони
собираются в кучу и устанавливаются жеребцы по краям, матки и
молодняк — в середине. Молодые же жеребята-сосунки,
растянувшись на траве, крепко спят около своих матерей, как
малые дети. Матки и жеребцы и прочие представители табуна спят
большей частью стоя на ногах, спят чутко и осторожно. Пока
кони спят и отдыхают, ночные сторожа имеют право сойти с
коней и, держа их в поводу, дают им немного попастись и
отдохнуть, но как только табун проснулся и тронулся в путь,
сторожа садятся на коней и двигаются вместе с табуном, чтобы в
ночной темноте не потерять его из виду»43.
Корма и кормление. Кормовые ресурсы горцев,
удовлетворявшие потребности их экстенсивного скотоводства, не отличались
большим разнообразием, особенно в горной зоне. Оставаясь
неизменными на протяжении веков, они почти не дополнялись
новыми видами кормов даже у равнинных жителей, имевших для
этого больше возможностей. Впрочем, этими же чертами
характеризовалось и скотоводческое хозяйство русского населения,
для которого также была чужда практика травосеяния.
Подтвердим это архивным документом по Кубанской области за 1894 г.,
в котором сообщается, что здесь «до сих пор население не ведет
посевов кормовых растений»; это объясняется, по словам автора,
тем, что «оно придерживается в сознании рутинного способа
ведения хозяйства», в результате чего почти единственным видом
корма остается сено, которым кормят лишь лошадей и рабочий
скот; «гулевой же скот и овцы большей частью содержатся на
соломе»44. ^
Таким образом, преобладающим, а в высокогорной зоне
нередко единственным кормом являлось сено, в котором испытывали
острый недостаток повсюду, прежде всего в горах, где покосные
земли, как и пахотные, измеряемые не десятинами, а саженями,
представляли собой небольшие клочки, нередко удаленные на
большое расстояние. Для сбора сена использовали любые
покосные места, где бы они ни располагались: в долинах или на кру-
112
Способ сохранения стога сена
тых горных склонах. Грабов-
ский говорит об ингушских
покосах, находившихся на
малодоступных горных склонах:
«Непривычный человек едва ли
бы сумел свободно ходить по
этим покосным местам». У
осетин в таких местах, чтобы не
сорваться в пропасть, косари
надевали специальную обувь
из сыромятной кожи с
плетеной из кожаных шнурков
подошвой. Тем не менее в горах
Осетии было немало несчастных
случаев: «...в каждом, селении
горной полосы,— пишет Е. Пче-
лина про южных осетин, —
имеются места, где в недавнем
прошлом срывались и разбивались быки, незшпе сено, а
вместе с ними зачастую и люди»45.
По данным X. Алиева, карачаевские сенокосные угодья
располагались по берегам рек, по крутым плоскостям хребтов,
на возвышенностях 4E. Карачаевцы и балкарцы для орошения
пахотных и сенокосных угодий строили оригинальные
ирригационные системы. В этом с ними могла соперничать только равнинная
Чечня. Все горцы тщательно ухаживали за своими покосами,
очищали их от наносов камней, огораживали изгородью, не
допускали потравы. Покосные угодья кабардинцев, черкесов,
абазин, оседлых ногайцев, а также западных адыгов располагались
в основном в предгорьях на зимних пастбищах вблизи баз (отар),
находившихся вблизи населенных пунктов. Средний надел
покоса на душу населения в Кабарде в конце XIX в. определялся
в 8.37 дес.47, тогда как по всей горной зоне региона он не
превышал 0.5—0.9 дес.48
Известно, что многие карачаевцы, балкарцы, осетины,
ингуши и чеченцы заготовляли сено на арендованных землях,
принадлежавших крупным землевладельцам, станичным и сельским
обществам. От заготовки сена на зиму, его количества и качества
зависело благополучие горца, для которого скот являлся
главным источником существования. По данным II. П. Гриценко,
во время Кавказской войны «почти во всех донесениях
говорится, что при взятии аулов истреблялись не только запасы хлеба,
но уничтожалось и сено»49. Количеством сена определялась
численность скота в зиму. Излишки скота либо продавали, либо
отправляли на равнину на зимовку. Самое большое количество
сена требовалось для лошади A0 копен), отчего содержание ее
было весьма ограничено, особенно в высокогорных районах.
Б. Л. Калоез
113
В хозяйстве горцев высоко ценилось сено из горных трав;
^считалось, что оно содержит в два раза больше высоких
питательных веществ, чем равнинное; в соответствии с этим его цена была
дороже, например на базаре во Владикавказе. От горного сена
скот давал больше молока и лучшего качества; изготовленные из
этого молока сыры и масло отличались высокими вкусовыми
качествами. Поэтому покосные угодья в горах, как отмечалось,
содержались в таком же порядке, как и пахотные. Во многих
случаях они составляли семейную, реже патронимическую или
общесельскую собственность, являлись предметом продажи. В
Чечено-Ингушетии наличие общих тайповых и сельских сенокосов
было распространенным явлением. В Чечне такими сенокосами
пользовались тайпы: Чиберлой, у которого они были известны
под названием Алати, Х1аркъарай-лам, Цаной-дукъ, Шарой,
Макажой и т. д., в Ингушетии — сел. Пемет и некоторые тайпы.
Эти участки либо делили до начала сенокоса, либо скашивали
совместно, а затем делили сено по дворам. Такая форма
пользования сенокосами встречалась и в других районах нагорного
Северного Кавказа50.
В равнинной зоне существовали частные и общинные
покосные владения; последние распределялись системой переделов,
проводившихся у разных народов по-разному, в зависимости от
количества покосных земель и вертикальной зональности. В
пореформенной Кабарде, например, в одних селах покосные земли
распределялись между членами общины поровну, без учета
количества скота, в других селах — сообразно количеству скота и
лошадей51. В Карачае и некоторых других районах покосы
делили по жребию. Сначала участки делили между кварталами
села, затем каждый квартал распределял участки между
отдельными хозяевами. В некоторых горных селениях, располагавших
значительными покосными землями, делили на глазок: «Вот от
этого дерева до того дерева — твой участок»,— говорили выборные.
И хозяин участка делал на дереве пометки.
По этнографическим данным, единственным орудием
сенокошения и во второй половине XIX в. являлась коса, во многих
случаях местного производства. Распространение
усовершенствованных кос («русских») среди горцев началось, по-видимому,
не ранее середины XIX в., сначала на равнине, а затем в горах.
Во время многочисленных экспедиционных поездок автора по
Кабарде и районам Северо-Западного Кавказа не удалось
зафиксировать местную традиционную косу. К сожалению, не
сохранилась она и в музеях края. На вопрос, какая была коса,
каков ее внешний вид, всегда следовал ответ: «Обыкновенная,
привозная, русская». Многие местные кузнецы делали ее сами.
Однако в пореформенный период в горной зоне Центрального и
Восточного Кавказа, главным образом в Балкарип. Осетии и
Ингушетии, по данным информаторов и некоторым нашим находкам,
наряду с привозными косами имела распространение и местная
традиционная коса, именовавшаяся у осетин «ирон цаваг» (осе-
114
тинская коса). Она представляла собой отточенный с обеих сто*-
рон продолговатый кусок железа, надетый на короткую
деревянную ручку. Этой косой можно было косить обеими сторонами,
направо и налево, применялась она для косьбы и в
труднодоступных горных местах. Вспоминают, что она требовала частой за-
^точки, поэтому косарей сопровождал подросток, снабженный
деревянным ведром с водой и камнем для заточки.
В конце XIX — начале XX в. местная коса была
окончательно вытеснена привозными косами. По словам наших
информаторов, хорошая коса, изготовленная из качественного металла,
ценилась весьма высоко: за эту косу чеченцы, например, отдавали
несколько овец. Хозяин такой косы был широко известен, его
всегда приглашали на косьбу при устройстве общественной
взаимопомощи.
В ряде мест Осетии применяли два вида кос: одну — с мягкой;
закалкой, другую — с твердой; первую использовали утром при
росе, вторую — с середины дня, когда трава становилась сухая..
К сожалению, подобную практику нам ие удалось зафиксировать.
у других народов региона.
Камень для точки косы добывали в определенных местах в
горах и предгорьях; его всегда носили с собой, а также станок с
молотком для отбивания косы 52. Оттачивать косу мог каждый
косарь, отбивать же косу доверяли только опытному косарю,
который обычно выполнял эту функцию утром перед началом работы
и в середине дня.
Наряду с обычной косой в ряде мест Чечено-Ингушетии нами
зафиксирована серпообразная коса с короткой рукояткой,
напоминающая большой грузинский серп. По словам информаторов,
она использовалась при косьбе сена женщинами. В других
районах региона женщина не участвовала в сенокошении: у всех
горских народов Северного Кавказа косить сено считалось
обязанностью мужчин. Женщины лишь сгребали и скирдовали сено.
Женщины же адыгских народов согласно адату вообще не могли
участвовать в сельскохозяйственных работах.
Сенокошение являлось ответственной порой, от успешного
завершения которой зависел исход зимовки скота. Однако этот
трудоемкий процесс выполняли вручную вплоть до 1920-х годов,
в том числе русское казачье население, редко применявшее
сенокосные и сеноуборочные машины. Судя по архивным источникам,
уже в 1862 г. делались попытки внедрить такие машины в
хозяйстве казаков Кубанской области. Тогда здесь, как гласит
документ, по распоряжению главнокомандующего войсками «были
выписаны из заграницы несколько экземпляров сенокосильных
машин с конными граблями, которые при испытании в
различных местностях... оказались весьма удобными к потреблению и
прочными, причем сокращался значительно наряд людей для
заготовки сена». Однако высокая стоимость машин (от 250 до
300 руб. за одну) не позволила казакам приобрести их. Позже
сенокосилки и конные грабли вошли в быт русского населения
8* 115
Осетия.
Плетеная волокуша
для доставки сена с сенокоса.
Селение Верхний Зарамаг
края, но их оыло крайне
недостаточно. В ведомости о
количестве усовершенствованных
земледельческих машин по
Кубанской области за 1907 г.
числилось 517 сенокосных машин
и 2925 конных граблей53.
Применение указанных
машин в хозяйстве отчасти
практиковалось и горскими
феодалами и крупными скотоводами
равнинной зоны. Приведем
лишь один пример,
указывающий, что в 1886 г. на земле
полковника Казбеки (по
Военно-Грузинской дороге) на
Черной речке «с успехом употреблялись сенокосильные машины»54.
Однако повсюду коса оставалась преобладающим орудием
сенокошения, а в горах — почти единственным.
Орудием сгребания сена служили деревянные грабли с прочно
насаженными деревянными зубьями. У осетин, отчасти у
балкарцев и ингушей, эти зубья вращались вокруг оси; по словам
информаторов, это придавало им прочность в работе, зубья реже
ломались. Возможно, что изобретение описанных граблей, как и
отмеченной выше древней косы «ирон цаваг», является этнической
особенностью осетин, восходящей к средневековой аланской
эпохе. К этой же эпохе относится появление ряда земледельческих
орудий, в том числе тяжелого передкового плуга55.
К орудиям сенокошения и уборки сена относятся и
самодельные деревянные вилы с «козьими рогами» на концах. Делались
они, как и грабли, из прочного и легкого дерева с двумя, реже
тремя длинными зубьями.
При сенокошении житель горной зоны должен был иметь,
наряду с отмеченными орудиями труда, и соответствующее число
плетенок, и веревок для копен, без которых невозможно было
спустить их с горных склонов в долины, а затем и доставить по
месту назначения. Плетенка, на которую складывали копну,
представляла собой обычно несколько березовых веток, часто
сплетенных в виде веера. Именно такой была осетинская
плетенка (махъи), которая, по словам В. Н. Геевского, состояла из трех
стволиков березы небольшой толщины и шести мелких побегов.
«Осетинская плетенка,— пишет он,— своей формой несколько
отличается от грузинской, немного длиннее. При перетаскивании
сена на каменистом месте плетенка служит один год, на более
116
склонах — два года»56. Ставя копну на плетенку, ее
перевязывали веревкой крест-на-крест и прикрепляли к последней,
веревку делали из длинной мягкой травы, в лесистых районах
делали из коры.
По народному календарю, почти у всех горцев региона сено-
^косным месяцем считался август. Однако в некоторых
высокогорных районах (например, верховья Терека) покос начинали в се-
¦ редине июля, где трава поднимается ранее, чем в других местах 57.
;Б т«.» же время в таких высокогорных ущельях Осетии, как За-
тшнгкое, Барское, Регахское и др., находящихся на высоте более
,' 2 тыс. метров, по данным информаторов, покос проводили в авгус-
/<те. Значит, начало этого процесса, как и других сельскохозяйст-
• венных работ, зависело здесь не от вертикальной зональности,
:;-а от конкретных местных природных условий.
Своевременное проведение косьбы считалось важнейшей
задачей, это обеспечивало сохранение калорийности сена на 25 —
,1,30 %. При этом начинали и заканчивали работу одновременно
§>всем обществом, для того, чтобы освободить поля для пастьбы.
'{•Во многих районах сенокошение длилось не более 1,5 мес, в дру-
тих — намного дольше. В архивном документе, касающемся
карачаевцев, говорится, что они «начинают покосы в августе и
косят 2,5 месяца: август, сентябрь и половину октября»; далее автор
утверждает, что «это самое удобное и лучшее время для покоса,
потому что там травы только в конце августа достигают
необходимой зрелости»58.
Коллективную помощь по обеспечению селом устраивали обыч-
V но в нерабочий день, большей частью нуждающимся семьям (вдо-
|вам« больным, беспомощным старикам). В этом обычае участво-
I вала в основном молодежь, человек 20—30. Часто эту народную
I традицию ловко использовали горские богачи, прикрывая обы-
I чаем взаимопомощи обычную эксплуатацию односельчан. Бога-
I тые хозяева широко использовали наемный труд бедняков и от-
;¦ холииков из соседних регионов.
¦' По словам информаторов, за день косарь мог накосить сена
^ не более чем для двух копен. Однако такая норма не была
пределом; рассказывают, что в одном ауле Чечни мать красивой де-
|^ушки среди множества женихов выбрала для дочери самого
некрасивого. На вопрос, почему она предпочла именно его,
женщина ответила, что он может накосить сена для девяти копен
за день.
Уже с 10 — 12 лет мальчика обучали косить сено во дворе,
1а коше, сделав ему косу по росту. В 15 —18 лет подростка брали
1а сенокос; здесь он пробовал силы на отведенном для него участ-
|ке, овладевал под руководством опытных косарей мастерством
1роцесса. К 19—20 годам юноша становился полноправным коса-
эем. Это общественное признание отмечалось у многих горцев
весьма торжественно, праздник назывался «посвящением в косари»
|у осетин — хоедзау, фыцаг хосы бон). В Осетии в этот день
эпоше вручали новую косу и провожали на работу с традицион-
117
ными пожеланиями успеха. К обеду ему приносили специально
испеченный пирог (хосдзауый гуыл), начиненный сыром,
и устраивали торжественный обед. С этого времени он считался
совершеннолетним, мог носить кинжал, участвовать наравне со
взрослыми на свадьбах и других общественных торжествах, имел
право жениться.
Своеобразному испытанию подвергался на сенокосе молодой
зять у осетин. Он должен был показать родным молодой жены
свое умение работать, силу и ловкость. В знак этого события теща
пекла ему огромный пирог с начинкой из сыра («хосдзауый гу-
дын»— пирог для косаря), который доставляли на сенокос вместе
с другими продуктами и напитками, а также подарками от тещи,
состоявшими из предметов традиционного костюма (башлык,
ноговицы, бешмет и т. д.). В народе этот пирог называли елбаев-
ским (с, Ольгинское). Отсюда поговорка: «Цавар у елбаый гудын
аразыс» (не делай же елбаевский пирог).
Сенокошение занимало особое место в народном календаре.
Перед началом покоса обязательно устраивали общественное
празднество с приношением в жертву баранов или быка,
купленного в складчину. Считалось, что жертвоприношение
умилостивит божество плодородия. В Чечне это событие называлось
праздником косы (чангал саг1а); покупали быка на общественные
деньги, резали и устраивали торжество (сел. Гехесу Урус-Мартан-
ского района). Древнее божество плодородия, по воззрениям
горцев, наделявшее сенокосные луга обилием трав, было
персонифицировано лишь у осетин под названием «Атынаег»59. После
торжеств все общество выходило в луга, при этом право начать
косьбу предоставляли самому счастливому косарю.
Скошенное сено после просушки сгребали деревянными
граблями и складывали в копны*. В горах копны собирали в одном
месте, по возможности недалеко от сел, и оставляли там до
первого снега, затем свозили на санях в селения и хранили в
закрытых помещениях на скотном дворе. На равнине существовал
открытый способ хранения кормов. Здесь сено после просушки
перевозили на повозках к местам хранения, которыми были
зимние кутаны и сельские усадьбы. Сено укладывали в большие
квадратные или конусообразные скирды вблизи помещений для
скота. Скирды обносили высокой изгородью и накрывали сверху
от влаги.
В горах трудно было рассчитывать на получение соломы в
достаточном количестве, здесь часто не успевал созревать даже
морозоустойчивый ячмень. Солома являлась важным кормом для
скота, вторым после сена, об этом писали многие авторы.
Н. Дмитриев даже утверждал, что жители высокогорного Мами-
соиского ущелья Северной Осетии «кормят свой скот зимою
одним самоком (мелкой соломой)». Т. Д. Потапов, изучавший
скотоводство в Закинском ущелье, отмечал, что здесь «кормами
служат сено с соломой. При таком режиме много продукции
получить нельзя». Поэтому даже в случае гибели хлебных посевов
118
[от стихийных бедствий горцы обязательно собирали оставшуюся
на нолях солому. В то же время в соседней горной Ингушетии,
но данным В. П. Христиановича, некоторые высокогорные
селения (например, сел. Хай) не имели запасов соломы, что,
по-видимому, объясняется отсутствием у них пахотных угодий. Солома
здесь являлась «некоторым нововведением в кормовом балансе»,
.«она более редкий, чем сено, с трудом добываемый продукт»*50.
Недостаток соломы в ингушских селах восполняли собиранием
листьев и зеленых веток.
В горах лучшими для корма считали ячменную и овсяную
солому, на равнине — просяную. Поэтому во многих районах
широко практиковали посев овса на малоплодородных землях с
, -целью получения соломы. Просяная солома преобладала у адыг-
1-ских народов, в частности у кабардинцев (и.
* Солому в большинстве случаев смешивали с сеном, причем
сена давали больше: при кормлении крупного рогатого скота доли
кормов были одинаковые. Если случалось давать одну солому,
ее предварительно мочили в соленой воде. Лошадей кормили
зк-ключителыю одним сеном, им давали также полову (мякину),
зерно, особенно в равнинной зоне, где возделывали почти все
зерновые культуры и где значительное место среди кормов
занимала полова.
Со второй половины XIX в. главной возделывавшейся
культурой на равнинах Северного Кавказа становится кукуруза 62.
€1 этого времени кукурузный стебель и початки заняли среди
кормов ведущее место.
Заготовка кукурузы была трудоемким процессом. Обычно
сначала убирали початки, затем стебли; срезали стебли серпом,
клали в снопы, перевозили на усадьбу и складывали в скирды
.рядом со скотным двором, обводя изгородью. По словам инфор-
|маторов, стеблем кормили скот вечером и давали на ночь.
Оставшиеся п>* съеденными стволы стеблей давали буйволам, не
отличавшимся прихотливостью. Поэтому не прав В. П. Христиано-
" вич, когда пишет, что кукурузный стебель ингушами
«задается лишь лошадям и волам, который перед дачей рубят
кинжалами»'33.
Кукуруза становится ведущей кормовой культурой во многих
предгорных селах Восточного и Западного Кавказа, особенно в
Чечне, где кукурузные посевы нередко поднимались до 1500 м
над уровнем моря.
Во второй половине XIX в. почти во всей горной зоне
появляются картофель и кормовая свекла. Эти культуры появились
в крае благодаря русским поселенцам. Картофель использовали
и для корма. По этнографическим данным, крупному рогатому
скоту картофель давали в вареном виде, а овцам и козам — в
сыром. Судя по источникам, кормовую свеклу разводили лишь в
некоторых местах Западного и Восточного Кавказа. Так, в
Малом Карачае свеклу выращивали редко. Совершенно незнакомо
было горцам и травосеяние.
119
Таблица 2
Термины, связанные со скотоводческим хозяйством
На русском языке
На адыгейском
языке
На кабардинском
языке (кабардинцы,
черкесы)
На
карачаево-балкарском языке
Пещера
Хлев
Коровник
Овчарня
Конюшня
Свинарник
Скотный двор
Загон
Зимовка
Летовка (место, где
содержится скот)
Стадо
Отара
Гурт
Табун
Косяк
Зимнее пастбище
Весеннее »
Летнее »
Осеннее »
Выгон
Пастух
Пастух волов (быков)
Пастух телят
Скотовод
Скотоводство
гъоч1эгъ
быльшэщ, 1эщ
1эщ
мэлэщ
шэщ
къощ
былымТэщ
1эщ
к1ымэфэ былы-
муцуп1
гъэмэфз былы-
муцупГ
1эхъогъу
мэл1эхъогъу
корт Дэхъогъу,
отар
шы 1эхъогъу
зы хак1о зыхэт
шэхъогъу
к1ымэфэ былым
гъэхъуп1
гъэтхэ былым
гъэхъуп1
гъэмэфэ
былкъп
гъэъыуп1
бшыхьэ былым
гъэхъун1
гъэхъуп1
1ахъо
1ахъо
ш1ахъо
былыма хъу
былыма хъу
бгъуэнщДагъ
бэкхъ, чэт,
боу
хьэгъуэ, мэлэш
бау, щэщ
кхъуэщ
1уэ, боу
егъэзыгЛэ, жьы-
поу
уэтэр
егъэзыпнр, 1уэ,
гъэлъхуэщ
1эхъушэ
мзлхъушэ
гуартэ
табын
хак1уэпщ1э
щ1ымахуэ
хъуп1э
гъатхэ
хъуп1э
гъэмахуэ
хъуп1э
бжьыхьэ
хъуп1э
хъуп1э
1эхъуэ
выхъуэ
шк1ахъуэ
1эщыхъуэ
1эщ зехуэн
дорбун
арбаз, баз
туар орун
къой орун, къой
бау
ат орун
топгуз орун
мал орун, тууар
орун
гюрен, юэгере,
туар орун
къош
бау, халджар
сарай, сарай.стау-
ат
сюрюу
къой сюрюу
тууар сюрюу
жылкъы, джылкъы
ажпр юлюш
къышлыкъ
къаудан
жайлыкъ,
джак кёк
жайлыкъ
джайлык
къаудан сора,
алысын
кютюу, эл
джайлык
сюрюучю
ёпозчто
бузоучу
малчы
малчылыкъ
120
На -г г а иском
5. зыке
дорбыя
азбар, авла
кот аи
кой кос, коГг
кота к
ат аран
ту вар авла
авла,азбар
кос, кыслап
кос, котан, яй-
лов, тувар авла
тувар, суьруим
отар
•суьрим,
йылкы
айгыр куьп
выслав
яйлав
яйла в
/-куьзлик
отлык
отлак
туваршы
оьгиз багувшы
<бузавшы,
. ма лоытир
уввпзы
малшылык
На абазинском
языке
х1атшпьт
борабакъ
х1амач
уасабора
тшанбора
—
рахвтакГырта
хтамач, рахв
так1ырта
къваш
рахвгыларта
х1выча
уасах1выча
гварта
тшанх1выча
хак1вапч1ва
гъын х1вырта
г1апын
х1вырта
пхын х1вырта
дзын х1вырта
х1вырта
рахвхча (г1в)
чвьтхча (г1в)
Танатара
рахвырх1аг1в ы
рахврх1а-ра
На осетинском
языке
лаегает
скъает
хъомдон
фысдон
баехдон
хуыдон
хъомы
каерт
каерт, фосы
каерт
уатаер
фосдон, фосы-
быяат
хт>ом, раегъау
фысты д:)уг
дзуг, аердон
баехраегъау.
раегъау
зымаегон хиз-
аенаут, хизаен
улдзыгон
хизан, уалдзы-
гон
хизаенуат
сардыгон хя-
заен
фоезыгон хц-
заен
саервает
хъомгаес
галгаес
роеух дгаес
хъомдараег
хъолтдарын
На
ингушском языке
хьаьх
рахнка})т
кхий
жовла
говрбяжал
хвакхикерт
дахнкерт
хвабакерт
—
—
баиха
жа
1ул, гурт
рема
арданг
1аят1дежил
б1ястснде-
жнл
аьхкенде-
жил
гурдежил
бужъаре
стсрч1у
эси1у
дохнда
дахнилелор
На чеченском
языке
хьех, боьра
даьхнекерт
божал
г1ота, жоьла
божал, говрийн
хьакаргийн
божал
даьхншш корт
керт, даьхнийн
корт
1апаккхар
1адоккхи11ла
—
бажа
жа
баула, раг1
рема
ж1уга гурт
дигезви, джий-
ла
1ай даьхнии де-
жийла
б1аста даьх
нпйн дежийла
аьхка даьхнии
дежийла
гурьхьдаьхний,
1бежнат
дежийла
бежъаре
1у
стерчи1у
эсий1у
деьхний, ле-
лорхо
даьхнилелор
121
Таблица 2 (окончание)
На русском языке
На адыгейском
языке
На кабардинском
яэыке (кабардинцы,
черкесы)
На
карачаево-балкарском языке
Чабан
Чабан маточных овец
Чабан
баранов-производителей
Чабан ягнят
Чабан коз
Табунщик
Конюх
Коневод
Коневодство
Свинопас
Седло
Седло для верховой
езды
Седло для вьюка
Седло для арбы
Аркан
Треножник
Скребница
Ножницы для
стрижки
Сума
мэлахъо
шъынахъо
пчэнахъу
шахъо
козынидз
—
—
къуахъо
уан
шыуан
—
онэижъыт
—
—
—
—
мэлыхъуэ
мэлыхъуэ
т1ыхъуэ
щынахъуэ
бжэныхъуэ
чыц1ыхъуэ
шызешэ
шыхъух
шыхъуэ
шызешэ
шызехуэн
кхъуахъуэ
уанэ
уанэ
шыд уанэ
шыдуанэ
аркъэн
шэлъахъэ
шыбгтъунш1
цыщ лэныстэ
къэлътмакъ, хъур-
жын
къойчу
ана къойчу
къохчар
кютюучю
къозучу
эчкичи
джылкъычы
атчы
джлыкъычы
джыл к ъычылыкъ>
тонгузчу
джер, атджер
джер, атджер
—
—
аркъан
кишен, ючаякъ ки~
шен
къыргъыч
къой къынты
артмакъ, хызент
хуржун
Спасая скот от бескормицы, горцы снимали солому с крыш
домов и хозяйственных построек, собирали в лесах листья н
молодые ветки деревьев. Об этом пишут многие авторы. Хан-Гирей,
характеризуя хозяйство западных адыгов (черкесов), указывает,
что они разводят большое количество коз, «питающихся столь
удобно ветвями деревьев, которыми покрыты горы, пригорки и
холмы». Ореховые и буковые леса в горах и предгорьях Северо-
Западного и Центрального Кавказа не только укрывали мелкий
рогатый скот от суровой зимней стужи, но «давали питательный
корм (буковые орешки и лещина), а при недостатке кормов скот
мог поедать молодые ветви и побеги». Заготовленные ветви
липы, ольхи, граба кормили скот в долгие зимы в горной Ингуше-
122
I
¦ На ногайском
языке
йюбан, койшы
|ана конларды
Йячлчштьт
кошка])Ъ
козы багувшы
<¦ эшки шобаны
йылкышы
1
ь
атшы
йылкышы
оытируьвши
йылкышылык
шошка
(донъыз), ба-
чувгаы
иер
иер
иаерги
аркалык
аркан
уьш а як
¦кисен
ат тарак, ат-
кырчыш
кой, къаншы
артпак, кан-
жыгъа
Иа абазинском
языке
уаеахча(г1в)
уасахча (г1в)
тычъьхча (г1в)
сычхча (г1в)
джь махча
тшапхча
тшанхча
тшанрх1а-аг1в
тшакрх1ара
х1вахча
к1вдыр
к1вдьгр
тшадакГвдыр
—
аркъан, шахъа
хынщах1а
тшх1вх1вага
уассага
артмак
На осетинском
языке
фыййау
заедтаггаес
фыргаес
уаерыкгаес
саегъгаес
баехтыраегъау
гаес
баехаес
баехдараег
баехдарын
—
саргъ
бадаены
саргае
уаергъты саргъ
уаердоны саргъ
архъан
сахсаен
баеххафаен
аелвынаен,
хаесгард
хызын
На
ингушском языке
же1у
жс1у
кой1у
1ахари1у
гезари1у
говриГу
—
—
—
—
нувр
—
кож
нюркож
кхокор
говратта
аыпка
к1од, тял-
саш
—
На чеченском
языке
же1у
же1у
кай1у
1ахарий1у
гезарий1у
говрий1у
гаврашхоь-
жург реманхо
говрашлелорг
гаврашлелорхо
дойлелорг,
говрашлелорг
дойлелор, гов-
рашлелор
накхарчийн 1у
нуьйр
—
кож
нуьйркож
очакх
говратлне хоьк-
ху аынка, чота
ч1ода, таьлеаш
—
*тии, в Чечне и Осетии. В Алагирском ущелье Северной Осетии
скот кормили молодыми сосновыми ветками64.
По данным многих авторов и свидетельствам наших
информаторов, в горной зоне Центрального и Восточного Кавказа зима
длилась 5—7 месяцев (в Закинском, Царском, Зругском ущельях
Осетии — 8 месяцев). Поэтому стойловое содержание лошадей в
торах начиналось с сентября и продолжалось до второй
половины мая, а для крупного рогатого скота — с половины октября
аю май 65.
Овцы и козы даже в высокогорной зоне (за исключением
суягных овец) могли пастись зимой на бесснежных южных склонах,
а козы всю зиму добывали себе корм в труднодоступных ущельях.
123
Осетия.
Старинный сосуд для доставки воды
Селение Дзинага.
Ди горское ущелье Северной Осетии,
Фото Г. А. Аргиропуло. 1970 г.
Этих животных подкармливали
вечером и утром, однако в
непогоду их ставили на
стойловое содержание.
В предгорьях и на равнине
и в зимнее время стада и
табуны находились почти весь
сезон на подножном корму,
добывая траву копытами из-под
снега. При этом овцы в
течение 4 — 5 месяцев ежедневно
подкармливались сеном, а
лошадь — лишь при непогоде.
На стойловом содержании
находились только дойные и
стельные коровы, а также рабочий скотб6.
Горцы старались запасти на зиму сена соответственно
количеству скота. Однако только осетины и ингуши определяли норму
сена для одной головы на зиму. Ею служила копна — 5—8
пудов 67. По этнографическим данным, в горах Осетии для
содержания зимой одной коровы требовалось 3—4 таких копны, для
вола (быка) — 5—6, для лошади — 7—10.
Скот в хлеву содержали отдельно, в том числе по возрасту и
полу. Крупный рогатый скот привязывали к плетеным из
орешника кормушкам (за исключением телят до одного года). Овец
и коз содержали обычно в отдельном помещении, кормушки
располагались обычно либо рдоль стены, либо в центре помещения.
Кормлением скота у адыгских народов, отчасти и абазин,
занимались мужчины, женщины были отстранены от этого
занятия, как и от других работ по хозяйству. У ингушей наоборот:
предпочтение в деле кормления скота отдавалось женщинам и
детям; у других народов в этом занятии участвовала вся семья:
мужчины, женщины, подростки.
Однако у всех горцев содержание лошади считалось
исключительно обязанностью мужчин. Ее ежедневно чистили, поили,
кормили 3—4 раза. Для верхового коня, говорят чеченцы,
требовалось столько зерна, сколько для одной семьи.
Скот кормили три раза: утром (после восхода солнца), в
полдень (в 12 часов) и вечером (в 6—7 часов). Однако в ряде мест
осетинского высокогорья, например в Нарской котловине, корм
скоту давали только два раза в день: утром и вечером, причем
зимой вечером давали больше корма. Двухразовое кормление
практиковалось и у горцев Грузии 68. Каждое животное получало
124
свою порцию сена, в два раза больше давали дойным коровам и
рабочему скоту. Скот, подлежавший убою, содержали отдельна
и кормили вдоволь, за ним большей частью ухаживали женщины.
На равнине у чеченцев в день давали корове три вязки
кукурузного стебля, а овце — половину этой нормы.
Особое внимание уделяли содержанию лошади в зимний
период; наиболее обеспеченные землей адыгские народы широко*
использовали для корма лошадей (кроме сена) просо, полову,
жмых. Просом обычно кормили верховых лошадей и скакунов,
особенно при подготовке их к скачкам. Кормление верховых
лошадей, а тем более скакунов, кукурузным стеблем не
допускалось, поскольку оно способствует полноте и ожирению. Горец
относился к лошади как к члену своей семьи; он мог сам
остаться голодным, но накормить коня; он не садился за стол, пока
ненапоит и не накормит его. Для лошади предназначалось лучшее-
изолированное помещение, часто без световых отверстий для
оберега глаз от световых лучей.
В зимний период на равнине лошадей оставляли под
открытым небом при любых погодных условиях. «Делалось это для
того, чтобы закалить лошадь, приучить ее ко всяким невзгодам
будущей походной жизни»69. Лошади паслись, добывая корм
копытами из-под снега. Только при сильных снегопадах и морозах
(что бывало не так часто в предгорьях) лошадей подкармливали
сеном, которое хранили под навесами.
Очень часто несмотря на колоссальные усилия горцев, скот
погибал зимой от бескормицы. А. Н. Дьячков-Тарасов писал о*
карачаевцах: «В конце зимы, особенно затянувшейся,
путешественник может видеть грустную картину, как истощавший скот
копытами пробивает слежавшийся по склонам снег и добывает
прошлогоднюю траву; овцы же не в силах делать этого и гибнут
поэтому сотнями». В Кабарде, чтобы спасти скот от гибели, «в
годы неурожая запрещалась продажа сена на сторону». В отчете
кавказского губернатора за 1841 г. говорится, что на Чеченской
равнине зимою бывает, что «целые табуны гибнут в степях во
время зимних вьюг и метелей»70.
Важнейшим компонентом полноценных кормов являлась соль,.
которую горцы привозили издалека. Еще в XVIII в.
поставщиками соли для осетин, балкарцев и ингушей стали кабардинцы,
которые, по словам Клапрота, «ходили... целыми караванами
астраханскими путями между Кизляром и Астраханью к
находившимся там озерам за солью, которую брали там просто так».
Для доставки соли кабардинцы использовали большие арбы,
в которые запрягали от 6 до 8 быков. После проведения
Кавказской военной линии по левому берегу Терека дорога в Астрахань
для кабардинцев была закрыта. Они стали покупать соль у
русских, поставляя ее своим соседям — горцам. Народы Северо-
Западного Кавказа получали соль от Кубанского войскового*
управления из азовских соленых озер (Южное, Петровскоег
Ачуевское и т. д.). Французский путешественник первой полови-
125
г
Осетия.
Кадка для хранения
молочных продуктов.
Селение Галиат.
Фото автора. 1958 г.
ны XIX в. де Мариньи
отмечал, что здесь соль является
«единственным предметом,
который меновые рынки
предлагают черкесам». ПричехМ цены
на соль были разные: казаки
продавали ее от 15 до 20 коп.
за пуд, на меновых рынках, по
определению войскового
атамана, тот же пуд соли стоил
50 коп. Естественно, что
горцы предпочитали покупать соль
у своих соседей — казаков 71.
В течение зимы на каждую
голову рогатого скота
требовалось в среднем около 800 г соли 72. В летнее время эта норма
увеличивалась в 2 раза. По этнографическим данным все горцы
зимою давали соль скоту один раз в неделю, а летом — два раза.
Суягным овцам до окота соли не давали, чтобы не было
выкидыша. На летних пастбищах соль клали на траву отдельными
кусками для лизания, а на зимовках — обычно в длинных
деревянных колодах, именовавшихся сольниками. Нередко в качестве
¦ сольников служили специально выдолбленные каменные глыбы.
, Дачей соли скоту распоряжался обычно старший чабан или
глава семьи.
Наряду с кормлением важное значение придавалось, особенно
в зимний период, тому, чтобы вовремя напоить скот водой. В
горной зоне, как известно, проточная вода имеется почти у каждого
селения. При отсутствии источника воды скот в высокогорной
зоне региона поили снеговой водой. На равнине зимовки обычно
находились около водного источника (рек, речек, родников
и т. д.). В то же время в безводных моздокских и кизлярских
степях обеспечение скота водой было весьма сложной проблемой.
Здесь сначала скот поили привозной из Терека водой, затем
провели ряд оросительных каналов, а в конце XIX — начале XX в.
построили артезианские колодцы73. Воду доставляли из
колодца в больших деревянных ведрах или кожаных сосудах на
лошадях или верблюдах. По существовавшему у горцев порядку,
сначали поили лошадей, затем крупный рогатый скот и лишь
после этого — мелкий скот. У адыгейцев (с. Ходз) скот поили
в основном один раз в день, однако рабочим лошадям и волам во-
ЛУ давали три раза в день. У черкесов (с. Заюково) скот гнали
яга водопой два раза в день: утром и вечером; в абазинских аулах
126
скот поили один раз в полдень (по другим сведениям — два разаг
литром и вечером). Два раза поили скот в Надтеречном районе*
Чечни, в то же время в других селах Чеченской равнины поили
один раз — в полдень. То же самое па равнине Ингушетии: скот
поили один раз в полдень. Во всей горной зоне скот поили
только утром и в полдень, в зависимости от погодных условий; при
сильных морозах водопой ограничивался одним разом, причем
мелкий рогатый скот обычно довольствовался снегом.
1 ОГРМГТ. С. 155; АБКЫЕА. С. 268.
2 Налоев В. А. Земледелие народов Северного Кавказа. М., 1981. С. 65 — 71.
3 Геевский В. Н. О состоянии скотоводства в верховьях рек Терека и
Большой Арагвы /У МУКЛЗНИСК. 1887. Т. 1. С. 285: Рклиикий М. В.
Главнейшие данные в истории хозяйственного быта Северной Осетии и
современная экономика области // ИСОИИИК. 1920. Вып. 2. С. 199.
4 Налоев В. А. Указ. соч. С. 65—71.
5 Хан-Гирей. Записки о Черкеснп. Нальчик, 1978. С. 260.
6 АБКИЕА. С. 359.
7 Зафесов А. X. К вопросу о развитии крупного рогатого скота в Адыгее-
в XIX в. /У УЗАНИЙЯЛИ. 1965. Т. 4. С. 8—9.
8 Данилова Е. II. Абазины (нсторпко-этнографическое исследование
хозяйства и общественно!! организации в XIX в.). М., 1984. С. 36.
9 Петров Гр. Верховья Кубани. Карачай /7 ПК КО. Екатеринодар, 1880.
С. 139 —140; Назбек Г. II. Военно-статистическое описание Терской
области. Ч. 1. Тифлис. 1888: Казбек. 1896. Л«: 1304: ТКИСГ133.
Владикавказ, 1910. С. 22.
10 Атаманских А. Овцеводство в Карачае. Кубанской области /У ТПВСО.
М., 1912; Сысоев В. М. Карачай в географическом, бытовом и нсториче--
ском отношении // СМОМПК. 1913. Вып. 43. С. 82: Карачаевцы. Пстори-
ко-этнографический очерк. Черкесск, 1978. С. 64: Потапов Т. Д.
Карачаевский крупный рогатый скот. Владикавказ, 1929. С. 10: Дьячков-Та-
расов А. Заметки о Карачае и карачаевцах // СМОМПК. 1898. Вып. 25.
С. 57.
11 ЦГАКБ. Ф. 40. Оп. 1. Д. 12. Л. 26, 27: ТКИСПЗЗ. С. 47: Тиль-
чинский П. Т. Пять горских обществ Кабарды У ТС. 1903. Вып. 5. С. 186.
32 Тульчинский Н. Т. Указ. соч. С. 186.
13 Месяц С. П. Население и землепользование Кабарды. Воронеж, 1928.
С. 61.
14 Думанов X. М. Новые документы по землевладению кабардинцев в первой"
половине XIX в. Общественный быт адыгов и балкарцев. Нальчик,.
1986. С. 35 — 51.
15 Скачков А. Опыт статистического исследования горного уголка //ТВ.
1905. Д» 211, 212.
16 Геевский В. II. Указ. соч. С. 275: Рклиикий М. В. Указ. соч. С. 192.
17 Потапов Т. Д. Крупный рогатый скот в альпийской зоне Северной Осе--
тип // НСОНИИК. 1928. Вып. 3. С. 74.
18 Скитский В. В. Хрестоматия по истории Осетии. Ч. 1 Орджоникидзе,.
1956. С. 269.
19 Христиапович В. П. Горная Ингушетия. К материалам по экономике-
альпийского ландшафта. Ростов-на-Дону. 1928. С. 109—111.
20 РГ. 1930. № 3A7).
21 Дубровин II. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 1.
Кн. 1. СПб., 1871. С. 381.
22 Маргграф О. Чеченские селения .'ТВ. 1881. ,М> 45.
23 Гриценко II. П. Социально-экономическое развитие Ирптеречных районов-
в XVIII — первой половине XIX в. Грозный, 1961.
24 Мкртумян 10. И. Картографирование элементов скотоводческой культуры.*
народов Кавказа // СЭ. 1972. Л« 2. С. 63.
127
25 Геевский В. II. Указ. соч. С. 286.
26 Калантар А. А. Состояние скотоводства на Кавказе//МУКЛЗПИСК.
1890. Т. 2. С. 537. ;;
27 Зафесов А. X. Животноводческое хозяйство в Адыгее. Майкоп, 1967.
С. 8—9.
28 ЦГАКБ. Ф. 40. Оп. 1. Д. 12. Л. 25—32.
29 Христианович В. 77. Указ. соч. С. 121.
30 Дьячков-Тарасов А. Указ. соч. С. 56—57; Петров Гр. Указ. соч. С. 143.
31 ЦГАКК. Ф. 65. Оп. 506. Д. 1. Л. 52—53.
32 Мамбетов Г. X. Материальная культура сельского населения Кабардино-
Балкарии. Нальчик, 1971. С. 31.
33 Геевский В. Н. Указ. соч. С. 262, 275.
34 Христианович В. П. Указ. соч. С. 109.
35 Иваненко Н. С. Горные чеченцы. Владикавказ, 1910. С. 54; Северный
Кавказ. М., 1957. С. 43; Максимов Е. Осетины. Историко-статистический
очерк // ТС. 1892. Вып. 2. Кн. 2. С. 31, 51; Скачков А. Указ. соч.; Хан-
Гирей. Указ. соч. С. 261.
36 ЦГАКБ. Ф. 40. Оп. 1. Д. 12. Л. 25—32.
37 Думанов X. М. Указ. соч. С. 38.
38 Петров Г р. Указ. соч. С. 111; Сысоев В. М. Указ. соч. С. 31;
Атаманских А. Указ. соч. С. 55.
39 Капелъгородский Ф. Караногайцы // ЗТОЛКС. 1914. №10. С. 50—51.
40 Зафесов А. X. Указ. соч. С. 9.
41 Тулъчинский Н. Т. Указ. соч.: Атаманских А. Указ. соч. С. 55.
42 Думанов X. М. Обычное имущественное право кабардинцев (вторая
половина XIX — начало XX в.). Нальчик, 1976. С. 38.
43 Пожидаев В. П. Хозяйственный быт Кабарды // ТЭИЭОК. 1925. Т. 3.
Вып. 1. С. 50.
44 ЦГАКК. Ф. 310. Оп. 1. Д. 1896. Л. 79.
45 Грабовский Н. Ф. Экотюмический и домашний быт жителей горного
участка Ингушского округа /У ССКГ. 1870. Вып. 3. С. 12; Геевский В. Н. Указ.
соч. С. 266; Пчелина Е. Дом и усадьба нагорной полосы Юго-Осетии //
УЗИЭНКВ. 1930. Т. 3. С. 67.
-46 Алиев У. Д. Карахалк (черный народ). Очерк исторического развития
горцев Северного Кавказа. Ростов-на-Дону, 1927. С. 92.
47 Максимов Е. Указ. соч. С. 156.
А*.Кипиани М. 3. От Казбека до Эльбруса. Путевые заметки о нагорной
полосе Терской области. Владикавказ, 1884; Гриценко Н. П. Экономическое
развитие Чечено-Ингушетии в пореформенный период A861—1900 г.).
Грозный, 1963. С. 93.
49 Гриценко Н. П. Указ. соч. С. 44.
150 Геевский В. II'. Указ. соч. С. 273; Христианович В. П. Указ. соч. С. 171 —
172; Гамкрелидзе Б. В. Скотоводство в горной Ингушетии (по
этнографическим материалам). Автореф. канд. дис. М., 1960. С. 21; Харадзе Р. Л.
Некоторые стороны сельскообщинного быта горных ингушей // КЭС. Т. 2.
Тбилиси, 1968. С. 180.
51 Думанов X. М. Указ. соч. С. 15—16.
52 Налоев Б. А. Материальная культура и прикладное искусство осетин.
М., 1973. С. 16. Табл. 16.
5:5 ЦГАКК. Ф. 353. Оп. 1. Д. 815. Л. 3; Ф. 454. Оп. 1. Д. 2346. Л. 39.
м Геевский В. II. Указ. еоч. С. 266.
-55 Калоев Б. А. Земледелие... С. 119—121.
56 Геевский В. II. Указ. соч. С. 266; Калоев Б. А. Материальная культура...
С. 61.
57 Геевский В. II. Указ. соч. С. 266.
58 Гамкрелидзе Б. В. Указ. соч. С. 11; СЭРНКЧ. С. 134—135.
59 Жускаев С. Атпнаг /.' ЗВ. 1855. № 32; Пчелина Е. Указ. соч. С. 6—7.
*60 Калоев Б. А. Земледелие... С. 77: Дмитриев Н. Переход через Рокский
и Мампсонскип перевалы V СМОМПК. 1884. Вып. 20. С. 74;
Потапов Т. Д. Указ. соч. С. 74: Христианович В. П. Указ. соч. С. 143.
01 Калоев Б. А. Земледелие... С. 77—111.
128
«а Гам же. С. 77.
«3 Христианович В. П. Указ. соч. С. 128.
«* Хан-Гирей. Указ. соч. С. 260; ИКБ. Т. 1. С. 137.
»<> Геевский В. Н. Указ. соч. С. 266; ОРВК. СПб., 1836. С. 169.
66 Атаманских А. Указ. соч. С. 55; Цаллагов А. Селение Гизель // СМОМПК.
1893. Вып. 16. С. 5—6; Ложидаев В. П. Указ. соч. С. 51.
"' Геевский В. П. Указ. соч. С. 263; Христианович В. II. Указ. соч. С. 142.
63 Геевский В. Н. Указ. соч. С. 263.
09 ИКБ. Т. 1. С. 137.
70 Дьячков-Тарасов А. Указ. соч. С. 53—54; Думанов X. М. Обычное
имущественное право... С. 15—16: Гриценко Н. П. Указ. соч. С. 64.
?! АБКИЕА. С. 270, 320; ОГРИП. С. 117; ЦГАКК. Ф. 310. Он. 1. Д. 1896.
Л. 6.
72 Геевский В. II. Указ. соч. С. 274.
73 Калоев В. А. Земледелие... С. 68—72.
9 Б. А, Калоев
Глава четвертая
ВОСПРОИЗВОДСТВО СТАДА.
ПРОДУКТЫ СКОТОВОДСТВА
Анализ полевого материала и письменных источников
свидетельствует о том, что формы воспроизводства стада,
регулирование величины стада были основаны на вековом эмпирическом
опыте, во многом зависели от местных экологических и
экономических условий. Достаточно напомнить, что случка овец
проводилась овцеводами в основном на равнине, что объясняется
именно учетом природных условий. В архивном документе,
относящемся ко второй половине XIX в. и касающемся балкарцев,
отмечается: «Выгон овец осенью из гор на плоскость
производится с двуякой целью: во-первых, для укрепления их силами на
зиму, когда они поступали на скудную порцию сена, и, во-вторых,
для случки». Автор подчеркивает, что «от ранней случки
молодые овцы могут погибнуть вследствие февральских или
мартовских морозов, которые часто случаются, а поздняя случка может
весною задержать овец на плоскости», что будет убыточно для
хозяйства равнинных жителей. Поэтому, по словам автора, «не
следует изменять принятое балкарцами время случки, которая
бывает между 20 ноября и 20 декабря»1.
По данным В. П. Пожидаева, в первых числах ноября
случку овец проводили и соседние кабардинцы, а по данным нашего
полевого материала, в это время и немного позже — и другие
народы Северного Кавказа. Проводя это мероприятие именно в
ноябре на зимних пастбищах, после возвращения отар с
альпийских лугов, горцы исходили из того, что овца носит плод 20
недель и начало окота должно произойти в теплое весеннее время,
чтобы ягнята успели набрать силы для предстоящего отгона на
горные летние пастбища. Поэтому во избежание беспорядочной
случки баранов-производителей содержали отдельно от маток,
соединяя их в одну отару только в указанное время и затем (в
декабре) снова отделяли и пасли отдельно до следующей осени.
Горцы заботились не только о количественном росте овец, но и о
качестве потомства, всегда стараясь пополнить ©остав
производителей представителями черной карачаевской породы.
По словам В. П. Пожидаева, «повсюду обычной нормой в
стаде хорошего овцевода получался один производитель на 10
маток». По другим данным на одного производителя приходилось
20—30 маток 2. Неоднозначны и наши сведения по данному
вопросу, собранные от информаторов. В общем все зависело от-
130
усмотрения хозяина, который исходил из качества и возраста
['Производителя. Последнего держали в стаде 5 лет, заменяя его
затем молодым бараном в возрасте полутора лет. На отбор таких
баранов, производившийся обычно во время кастрации,
обращали особое внимание.
Случка крупного рогатою скота в основном происходила
поздней осенью. Мы уже знаем, что местная порода скота, наилучшим
образом приспособленная к горным природным условиям, мало
подверглась изменению. Начавшееся еще во второй половине
XIX в. распространение в регионе швпцкой породы не дало
желаемых результатов, особенно в горной зоне-. Тем не менее
считалось, что «для горной полосы единственной породой для целей
метизации остается швицкая». Поэтому в первые годы Советской
власти в горную Чечню, например, были завезены 51 бык швиц-
кой породы и 643 карачаевских барана15. Однако ввиду почти
полного отсутствия на местах специалистов-зоотехников, а
следовательно, зоотехнического обслуживания скота, эти меры
оказались малорезультативными.
В равнинной зоне местный малопродуктивный горный скот
претерпел значительные изменения в результате скрещивания с
привозным швицким и другими породами скота. Для случки здесь
создавали случные пункты, а крупные скотоводы имели в стадах
производителей, которых за определенную плату давали для
метизации менее состоятельным. В горах в стаде каждого села
содержали одиого-двух бугаев местной породы.
В разделе о коневодстве мы пытались показать усилия
коневодов, направленные на достижение максимального роста
поголовья и улучшение породы. Строго регулировалась случка,
приурочивая жерёбость к теплым весенним месяцам (апрель май).
При атом к случке допускались кобылы-трехлетки, а жеребцы
не ранее 4-летнего возраста. К случному периоду,
начинавшемуся обычно в апреле, табуны разбивали на косяки, каждый косяк
состоял из 10—15 кобылиц и одного жеребца. Случаи яловости
кобылиц и выкидыши были крайне редки.
Выращивание молодняка. Много сходных черт у народов
региона в выращивании молодняка, которому уделяли
исключительно большое внимание. Веками выработанные горцами навыки и
приемы широко использовались на практике.
В скотоводческом календаре горцев наиболее ответственным
периодом считался окот овец, от успешного завершения которого
зависел рост поголовья. Поэтому к нему готовились заранее и
довольно основательно. Если зимовки располагались вдали от
поселений, то на помощь чабанам посылали членов семьи. На
базах же для приема молодняка строили дополнительные
помещения, в том числе узкие земляные ямы пли плетеные из прутьев
клетки для овцематок, отказывающихся от приема своих или
чужих детенышей. Помещение это имело у каждого парода свое
паимолованпо, у осетин, например, оно известно под названием
«уарзаендон», что означает «помещение (или место) для признания
9* 131
Карачай.
Метка овец
металлическими номерами.
Аул Учкулап.
Фото Г. А. Аргиропуло. 196Н
в любви». Опытный чабан
умело использовал это помещение
для спасания десятков ягнят от
гибели.
Перед окотом суягных овец
отделяли от стада и
содержали отдельной отарой. При
окоте в отаре устанавливали круг
лосуточное дежурство.
Опытные чабаны строго следили за
каждой овцой, проявляя
особенную заботу о молодых мат-
ках-первородках, помогая им
при трудных окотах. Они были
опытными специалистами,
могли определить, в каком положении находится ягненок, не
является ли он мертвым и как его вывести. После окота слабых
ягнят заворачивали во что-нибудь теплое; подпуская их к матери,
следили за тем, чтобы в гортань ягненка не попали шерстинки.
Напомним, что карачаевская овца, в отличие, например, от
тушинской, очень редко приносила двух ягнят. Если было два
ягненка, одного из них приучали к другой овцематке, лишившей-
ся своего детеныша (точно также приучали и ягненка,
оставшегося без матери). Делалось это так: матку с чужим детенышем
помещали в узкую яму или плетеную из хвороста клетку, оставляя
их в течение трех суток, пока матка не принимала ягненка,
давая ему пососать. Нередко для ускорения этого процесса туда же
бросали щенка или котенка или привязывали собаку. Матка,
оберегая ягненка, вскоре привыкала к нему. Существовал и
другой способ приучения матки к чужому ягненку. С
мертворожденного ягненка сдирали шкуру, сушили и, присыпав солью,
надевали на ягненка и клали его с маткой в клетку. Такой
приученный ягненок имел у каждого народа свое название. Так, осетины
называли его «мадаелон уаерык» (букв, «материнский ягненок»),
особо относились к нему, легко узнавали в отаре.
Окот являлся важнейшим событием в жизни овцеводов, от
исхода которого зависело их благополучие. Поэтому не
удивительно, что он сопровождался у горцев различными поверьями и
магическими приемами. В качестве примера снова сошлемся на
осетин, отличавшихся глубокой архаикой в быту. Перед началом
окота они устраивали пиршество в честь покровителя мелкого
рогатого скота Фаелваера, а после окончания окота резали
родившегося первым ягненка (его называли «фосысаер» — глава овец).
132
рМясо ели только члены семьи. До завершения этого обряда не
; полагалось отдаривать или продавать овец из отары.
Чтобы подготовить ягнят к летнему отгону на альпийские
пастбища, со временем ягнят по утрам отделяли от маток и содер-
; жали отдельно, а вечером снова соединяли. Перед отгоном в го-
ры ягнят обычно совсем отделяли от маток.
Выращивание ?лолодняка крупного рогатого скота ввиду его
малочисленности, особенно в горах, требовало меньше хлопот.
Горец, имея в среднем 2—3 коровы, хорошо знал время их отела и
мог обеспечить телят соответствующими условиями. У многих
горцев практиковалось содержание коровы, не признававшей
своего теленка, в темном помещении. Если корова не давала
молока, рядом с ней привязывали ее теленка. Еще во второй
половине XVIII в. нечто подобное наблюдал у кабардинцев Я. Рей-
негге, писавший: «Так как дойные коровы не дают ни капли
молока, пока теленок не стоит рядом с коровой, которую надо доить,
то поэтому его привязывают к одной из ее передних ног до тех
пор, пока вымя не будет опорожнено»4. Оригинальные способы
приучения теленка к корове были записаны Г. X. Мамбетовым
у кабардинцев и балкарцев. Поскольку эти записи представляют
для нас большой интерес, приведем их целиком.
«В одних случаях,— пишет автор,— корову загоняли в
тесное помещение п, коротко привязав ее, завязывали глаза. Около
нее клали теленка со связанными ногами. Опытный пастух,
засучив руками, тщательно мыл руки и, погрузив правую руку в
соленую воду, засовывал ее во влагалище коровы. Вытащив
руку, он вытирал ее об теленка. Одновременно соленой водой тер
теленка по спине и голове. Затем приводили собаку на цепи и
науськивали ее на корову. Боясь собаки, корова и теленок
начинали мычать. В этот момент отвязывали корову, развязывали
ей глаза, и она сразу бросалась к своему детенышу, облизывала
его и давала себя сосать. В других случаях корову заводили в
тесную клетку и привязывали к столбу, а ноги связывали верев-
кой из крученых ветвей... и подпускали теленка, которого тоже
держали в этой же клетке. Если корова отелилась двумя теля-
тами и по своей слабости не могла кормить обоих, то одного при-
учали к другой корове... К корове, отелившейся мертвым телен-
ком, приучали чужого теленка. Д^я этого на чужого теленка на-
кидывали кожу павшего, опрыскивали соленой водой и подпуска-
ли к корове. Только через 5—6 дней сбрасывали кожу и показы-
вали корове голову теленка. Если же по соседству никто не имел
недавно отелившейся коровы, то с павшего теленка сдпрали кожу
целиком и, набив ее соломой, обрызгивали чучело соленой водой
и ставили возле коровы. Она облизывала его л давала себя
доить»5.
Во многих случаях перед доением подпускали телят к
коровам с целью получения большего количества молока. Не менее
распространенным было подпускание теленка к корове после
доения, что «благотворно» влияло «на рост телят и качество моло-
1Л Б. А. Калоеп 133
ка»6. Характерно, что по народному воззрению чеченцев, первая
струя из вымени отелившейся коровы предназначалась для земли,
вторая струя — для теленка, третья — для человека.
И все же ни к одному животному горцы не относились с такой
громадной любовью и заботой, как к лошади. И. Клинген,
говоря о выращивании молодняка, писал в конце XIX в. про
западных черкесов: «Лошадь приучали ходить, как ручную собаку,
она прибегала на свист хозяина, ложилась рядом с ним в траве...
Воспитание лошади начинается с первого же года и мало-помалу.,
действуя исключительно лаской и терпением, черкес делает ее
необыкновенно послушной и привязанной к себе»7.
Лошадей пасли в табунах круглый год под открытым небом,
они оставались там до 4—5-летнего возраста, постепенно
приучаясь сначала к уздечке, затем к седлу и, наконец, к всаднику.
Что касается лошади, воспитывавшейся в домашних условиях,
то она не обладала такими высокими качествами, какие были
присущи табунным лошадям. Напомним, что лошадь у горцев
вплоть до начала XX в. использовалась почти исключительно
для верховой езды п в вьюке. Если при выучке у лошади
обнаруживали хорошие верховые и скаковые качества, то за ней
устанавливали особый уход. Таких лошадей пасли на пастбищах
только два месяца (июнь, июль), остальное время содержали в
конюшнях на особом режиме. Лошадей этих кормили сеном,
скошенным в указанные месяцы, считая, что такое сено обладает
более высокими качествами, давали ячмень и просо.
А. X. Зафесов писал о системе ухода за скакунами у
западных адыгов: «За 40 дней до скачек ее (лошадь) усиленно кормят
просом. Делалось это для того, чтобы уменьшить потливость
лошади (установлено, что просо является калорийным кормом, оно
способствовало уменьшению потовыделения). За 15—20 дней до
скачек хозяин выводил лошадь во двор. Ее не седлали, чтобы
не образовывались синяки на спине. Хозяин садился на другого
коня, а подготовляемую к скачкам лошадь брал под узду и водил
ее некоторое время по полю. Определенное число дней
проделывали эту процедуру, затем несколько дней подряд он выезжал
на ней, но только без седла, подложив под себя что-нибудь
мягкое. Когда лошадь чуть похудеет и кожа станет крепкой, ее
можно было уже седлать. Подсушиванию спинной части лошади
предшествовало освобождение конечностей коня и живота от
излишнего жира. Для этого каждое утро откормленную лошадь
приводили к речке и купали ее в холодной и свежей воде»8.
Нам остается рассмотреть кастрацию, проводившуюся в
разное время года, в зависимости от вертикальной зональности: на
равнине — перед началом летнего сезона, в горах — не позднее
июня. На наш вопрос: «Когда производили выхолащивание?» —
повсюду слышали ответ: «До наступления жары». Перед этой
процедурой сортировали молодняк, отбирали лучшие
экземпляры для пополнения состава производителей. Кастрация
считалась в скотоводческом календаре важнейшим событием, сопро-
134
вождалась празднествами и жертвоприношениями.
Осуществлялась она приглашенными умельцами, настолько хорошо
знавшими свое дело, что, по словам информаторов, к ним нередко
обращались за советами ветеринары. В народе считали, что у них
«добрые руки» или «они люди с легкой рукой», поэтому доверяли
им свой скот, зная, что потери не будет. Кастрировали ягнят-
самцов, годовалых быков, жеребцов от одного года до трех.
«Черкесы— писал И. Бларамберг в середине XIX в.—
кастрируют жеребцов из опасения, как бы те не выдали их своим
ржанием во время набегов на вражескую территорию»9. Однако это
была не единственная причина. Состав верховых, вьючных,
особенно гужевых коней формировался почти исключительно из
меринов. Из данных информаторов мы узнаем также, что
единственным инструментом для кастрации служил острый нож из
мягкого железа с деревянным приспособлением. Рана посыпалась
солью, иногда золой или местным серым порошком.
Нами зафиксировано несколько древних способов кастрации.
1) Ущемление семенных канатиков. Для этого сначала
выдавливали семенник вниз, к краю мошонки. Мастер, держа канатики
в руках в плоском положении, начинал их ущемлять, нанося по
ним мягкие удары колотушкой. 2) Окручивание семенников до
тех пор, пока канатики не отрывались. Потом семенники
выворачивали обратно, вверх к животу животного, крепко
перевязывали шелковой ниткой, оставляя свободной нижнюю часть
опустошенной мошонки. 3) Прижигание семенников; способ редко
применялся. 4) Самый распространенный способ: мошонку сжимали
специальными тисками, затем часть ее обрезали бритвой или
острым ножом. Рана заживала в течение трех дней.
Продукты животноводства
Использование молока, переработка его на сыр, масло,
творог и другие продукты имеют давние традиции, уходящие в
эпоху бронзы и железа, об этом говорилось в соответствующем
разделе. Здесь отметим лишь, что по сведениям Геродота, Гипократа,
Плиния и др. изобретение животного масла считается вкладом
«варварских» народов, от которых оно было воспринято
европейцами, в том числе греками и римлянами, до этого
употреблявшими исключительно растительное оливковое масло10.
О древности традиции молочного хозяйства у горцев
свидетельствует то обстоятельство, что каждый народ имеет свои
названия молока и молочных продуктов. Однако этимология их
изучена только у осетин. Осетинские названия молока, сыра,
масла, пахтанья являются древнеиранскими, восходят к эпохе ски-
фо-сарматов и алан11. В этой связи нельзя не отметить находку
в аланских поселениях Прикубанья керамической маслобойки
типа современной деревянной цилиндрической, она хранится в
Краснодарском краеведческом музее.
10* 135
Об использовании молока и молочных продуктов горскими
народами Северного Кавказа имеются многочисленные данные.
Особое внимание заслуживают сведения К. Пейсонеля, фран
цузского ученого и дипломата, автора начала XVIII в., жившего
в Крыму; он писал, что от ногайцев и черкесов поступало в Крым
только животного масла около 5 тыс. канталов. Академик
Ю. Клапрот, непосредственно наблюдавший жизнь горцев
Северного Кавказа, указывал в начале XIX в., что у карачаевцев
«масло отличного качества. Кроме того, из молока они
изготовляют очень хороший сыр». Он писал о кабардинцах, что коровье
молоко они употребляют только в кислом виде; «они также,—
указывает он далее,— изготовляют из него плохой сыр и масло,
которое всегда растоплено». Особого внимания заслуживают
сведения автора об изготовлении и хранении адыгского копченого
сыра, широко распространенного у всех адыгских народов.
Клапрот говорит, что кабардинцы доят овец «и делают из их молока
сыр, часть которого зашивается в полотно и коптится, отчего
становится крепче и может употребляться в течение длительного
времени»12.
Во второй половине XIX — начале XX в. кабардинцы, как и
другие адыги, почти перестали доить овец, и описываемый выше
сыр адыги изготовляли почти исключительно из коровьего
молока. В. П. Пожидаев, касаясь этого вопроса, пишет: «...лет
восемьдесят тому назад овец и коз усердно доили, и овечий сыр
был обычным и распространенным продуктом среди кабардинцев
(подчеркиваю, при даровом труде крепостных). Последние годы
корова и ее продукты — сыр, молоко, масло — сделались
преобладающими» .
Рассказывая о быте осетин, Клапрот указывает, что они из
овечьего молока изготовляли сыр хорошего качества, а из
коровьего — масло, но редко13.
Во второй половине XIX в. на равнине в связи с сокращением
поголовья овец, употребляли преимущественно коровье молоко
и продукты из него, а в горной зоне, наоборот, повсюду
преобладали овечье молоко и приготовлявшийся из него сыр. В конце
XIX в. в Кабардино-Балкарии и Карачае подошли к идее
создания сыроваренных заводов, аналогичных швейцарским. Так,
в 80-х годах XIX в. одним из организаторов этого дела стал
балкарский таубий Хамзат Урусбиев из одноименного села в Бак-
санском ущелье, построивший впервые на Северном Кавказе
такой завод. М. Ковалевский и В. Миллер, побывавшие тогда в
доме Урусбиевых во время своего путешествия по Балкарии,
называют Хамзата новатором и пишут о нем так: «Проведя
несколько лет на военной службе, он уехал за границу и в
Швейцарии изучил правильное сыроварение. Запасаясь этими
сведениями, он устроил на Баксане сыроваренный завод. Сначала дело
пошло на лад; сыр, изготовляемый новым способом, оказался
превосходен и находил сбыт во Владикавказе»14.
136
| Опыт Урусбиевых оказался привлекательным, у него нашлисо
[последователи. Как явствует из архивных документов, в конце
80-х годов здесь попытались устроить несколько «передвижных
маслоделен-сыроварен», мастера которых могли бы давать
крестьянам «советы, указания и наглядный пример производства».
Предлагалось также, «не изменяя издавна усвоенных туземным
населением способов выделки сыров», устроить подвалы для
выдержки сыра. Из документов, 90-х годов известна сыроварня в
урочище Хаюка15.
Последователи Урусбиевых нашлись и в Карачае в лице
прежде всего Ислама Крымшамхалова, известного карачаевского
просветителя и художника, который, познакомившись в России с
русскими сыроваренными и маслобойными заводами, открыл та-
I кие заводы в своем имении в Теберде, поставляя сыр и масло во
(: время сезона в Кисловодск. Однако возникшие серьезные
трудности, в частности «доставка сливочного масла на лошадях в
жару в Кисловодск» и ряд других обстоятельств, приостановили
это дело16.
[ Весьма распространенным явлением среди горцев была
организация на период летнего сезона товариществ из мелких
хозяйств для сбора молока с дальнейшей переработкой его на сыр
и масло. Такие товарищества, объединявшие обычно родственные
семьи, создавались не только на летовках, но и в селах. В
большинстве хозяйств скот доили два раза в день: утром и вечером.
Для доения овец, иногда и коров, строили специальные заговы
с каменными, дощатыми или плетеными из хвороста оградами,
имевшими узкие проходы. Дойные овцы пропускались по одной
через проход, и дояр, сидя над ямой, в которой находилось
ведро, ловил овцу и доил ее. При этом левой рукой он держал
вымя, а правой доил. Рассказывают, что лучшие дояры за одну
дойку могли раздоить 120—130 овец. При хорошей лактации это
составляло 40—50 л молока. Коров доили двумя руками,
сначала пальцами, затем, по мере опорожнения вымени, всей кистью
с кулаком. При доении коровы обязательным было выполнение
ряда правил. У западных адыгов, например (как почти у всех
других горцев), они заключались в следующем: 1) доить коров
быстро, «пока корова не втянула в себя молоко»; 2) доить должны
были одни и те же лица и в одно и то же время, ибо частая смена
доильщиц и разнобой во времени доения отрицательно влияли
на удойность коровы; 3) «перед доением припускали телят к
коровам... Практиковалось также припускание теленка к корове после
доения, что благотворно влияет на рост и качество молока»17.
Доение коров считалось исключительной обязанностью
женщин, доение овец выполнялось в основном мужчинами, поскольку
оно являлось более трудоемким процессом. На летовках
мужчины доили всю скотину, занимались изготовлением сыра и других
молочных продуктов. Только в высокогорных районах, где
дойных овец содержали в селах или недалеко от них, в их доении
участвовали наряду с мужчинами и женщины. Молодые женщи-
137
ны и девушки по обычаю не имели права доить. Нередко у
западных адыгов, например, при наличии в доме только таких
женщин звали соседок, чтобы подоить коров. Обычно же в семье
дойка была обязанностью женщин старшего и среднего возраста.
Исключение составляли абазины, у которых доением коров
занимались только мужчины (что объясняется, по-видимому,
родством с абхазами, для которых это являлось традицией), а также
балкарцы и карачаевцы, считавшие «доение коров только
мужским делом»18. Традицию эту, видимо, можно связывать с
отгонным скотоводством, лежавшим целиком на попечении мужчин.
Стационарное содержание скота, наоборот, предопределило
переход этой функции в обязанность женщин.
Разной была продуктивность каждого вида скота. По
этнографическим данным, удой овец почти повсюду в регионе
продолжался три месяца (июнь — август). При этом овца давала на треть
меньше молока, чем коза, и в 4—5 раз меньше коровы. Из
молока овцы и козы делали за сезон 5—6 кг высококачественного
сыра. Коровье молоко, как и молоко буйволицы, шло почти
исключительно на изготовление масла. При этом, по словам
информаторов, из молока буйволицы получали 5—6 пудов масла
за сезон. По рассказам информаторов, доили на корточках или
на коленях. В конце XIX — начале XX в. в равнинной зоне
стали доить сидя на скамейке, по примеру русских из соседних
казачьих станиц и сел. Впрочем, аналогичный способ доения
был известен многим народам Европы19.
Утварь, использовавшаяся горцами для сбора молока,
обработки и хранения молочных продуктов, была разнообразной (об
этом уже говорилось в соответствующем разделе). Напомним
лишь, что преобладала деревянная самодельная посуда,
сочетавшаяся, главным образом на равнине, с керамической, сделанной
большей частью дагестанскими мастерами-отходниками; были
распространены сосуды, которыми пользовались в основном тюр-
коязычные народы. Самым простым подойником являлся сосуд в
виде цилиндра с удлиненной ручкой, за которую при дойке
держали левой рукой, а правой — доили. Таким подойником
пользовались при малом количестве молока. Самым
распространенным подойником являлись деревянные ведра (восходящие к
эпохе бронзы20, зафиксированные в большом количестве раскопками
в древнем Новгороде21). Во второй половине XIX в. у горцев
равнинной зоны появляется жестяное ведро, применявшееся и
в качестве подойника. В горах же ведра по-прежнему делали из
дерева. Значительное распространение в молочном хозяйстве
балкарцев, карачаевцев и ногайцев имели кожаные ведра и другая
посуда из кожи.
Существовало несколько способов процеживания молока.
Наиболее древним и распространенным было процеживание при
помощи деревянной цедилки в виде ковша или чаши с одним или
несколькими отверстиями на дне и с массивными ушками B4 X
Х7 см). Цедилка вырезалась из цельного куска дерева и имела
138
Осетия. Маслобойки
форму усеченной пирамиды. На дно цедилки-ковша клали
особую траву или мелкое сено (у адыгов — и конские волосы) и
ставили ее на края посуды, куда процеживали молоко. Во второй
половине XIX в. для процеживания молока стали употреблять
сначала в равнинной зоне, а затем и в горах, покупные сита,
а еще позже — марли и тонкие ткани.
Молоко употребляли в натуральном виде в небольшом
количестве — для детей, больных, а также в качестве приправы.
Тюркоязычные народы (балкарцы, карачаевцы, ногайцы)
использовали молоко в кислом виде (айран). В основном же молоко шло
на сыр и масло, которые не только являлись одними из главных
продуктов питания, в частности в горной зоне, но и у некоторых
народов были важнейшими предметами сбыта. Это осетинский
сыр из овечьего молока, адыгский копченый сыр (не боявшийся
жары и годный к долгому хранению), ногайское коровье масло,
отличавшееся высоким качеством, и т. д.
139
Рассмотрим процесс изготовления сыра у каждого народа.
Издавна большой популярностью пользовался осетинский сыр из
овечьего молока, имевший большой спрос на кавказских
рынках22. «Осетинский сыр,—пишет известный исследователь
Е. Е. Ростовцева,— считается одним из лучших сортов сыра,
приготовляемых в кавказских губерниях местными жителями,
хотя также хвалят еще так называемый тушинский сыр»23.
Высокое качество сыра определялось не только тем, что овцы
питались прекрасной травой альпийских пастбищ, но и искусством
мастериц. Напомним, что производство сыра является
древнейшим занятием осетин, которое они унаследовали от их
ираноязычных предков, а название «цыхт» (сыр) — от их прямых
предков — алан. Производство сыра, как и все молочное хозяйство
осетин, отличается простотой и первобытностью. Осетинский сыр
известен под названием «кобинский» или «трусовский», по
названию местности его производства — Кобинской котловины и Тру-
совского ущелья. Однако сыр почти аналогичного качества
производили также в ряде других районов горной Осетии: в
верховьях Фиагдона, Б. Лиахвы, в селах Сба и Урстуалта, в За-
кинском ущелье и ущелье Нарыдон.
Расскажем о процессе изготовления сыра в Куртатинском
ущелье Северной Осетии, записанном нами в 1957 г. Неснятое
молоко процеживают, слегка подогревают в ведре или котле,
затем заквашивают специальной закваской. Последняя
приготовляется из высушенного бараньего или телячьего желудка,
который режут на куски и держат затем в специальном
рассоле-сыворотке. На ведро молока достаточно полстакана закваски.
Молоко накрывают чем-либо теплым и дают ему свернуться
(примерно через час). Створоженную массу собирают и кладут в
деревянную чашу или круглую плетеную корзиночку из
орешника, тщательно отжимая от массы сыворотку и дают стечь
оставшейся жидкости. Через некоторое время сыр вынимают, слегка
солят и кладут в посуду со специальным раствором для
длительного хранения.
Агроном В. Н. Геевский наблюдал способ производства
овечьего сыра в Трусовском ущелье (сел. Теп) в конце XIX в., он
мало отличается от вышеописанного. Тем не менее описание
указанного автора вносит некоторые ценные дополнения: так.
отмечается, что «свеженадоенное утром или вечером парное, еще
теплое овечье молоко» сливали в деревянный сосуд, куда
вливали «через особую цедилку закваску»— приблизительно
1,5 чайных стакана на ведро молока. При этом жидкость
хорошо перемешивали. Посуду закрывали чистой тряпочкой и
укутывали, чтобы молоко не остыло. Через 1—2 часа молоко
сворачивалось.
Получившуюся массу отделяли от сыворотки и собирали на
дне посуды. Нередко на сыр клали чистый камень, чтобы лучше
отжать сыворотку. Через несколько часов сыр вынимали из
чаши, просаливали и ставили на полку в прохладной комнате,
1 П
[оставляя там в течение 1—2 недель. После этого его клали в
деревянную кадку с соленой водой24.
¦ Сделаем еще ряд дополнений к вышеописанному. По
наблюдениям Е. Е. Ростовцевой в Осетии в конце XIX в. закваска
делалась так: брали творог, завязывали его в чистую тряпку и
клали в кувшин с сывороткой, которую немного солили; туда же
клали один бычий и два бараньих желудка, предварительно
хорошо вымытых в холодной воде; все это ставили в теплое место
дня на два, пока хорошо не закиснет25. Этот способ во многом
отличается от только что описанного нами способа в Куртатин-
ском ущелье. Заслуживают внимания и другие замечания
автора, касающиеся изготовления и хранения сыра. В частности,
отмечалось, что изготовленный сыр держали на полке около
месяца для просушки, считая, что от этого он желтеет и становится
качественным.
Прессовый отжим сыра не был знаком осетинам, как и
другим кавказским народам. При ручном отжиме все-таки оставалась
сыворотка, от чего корка сыра трескалась. Появлявшаяся на
сырах плесень — признак дурного качества сыра; считали, что
она появлялась оттого, что молоко заквасили слишком теплым.
Религиозные верования осетин свидетельствуют о давней
традиции сыроварения. Первый изготовленный сыр —«цыхтыты саер»
(глава сыров), «нывонд цыхт» (посвященный сыр) дарили «Бынаты
хицау» (хозяину дома, домовому), прося его помощи в начатом
деле. В середину этого сыра клали альчик (хъул), по которому
хозяйка, потрясая головкой сыра, находила его среди множества
других в рассоле. Посвященный сыр, как и посвященное масло,
откладывали до начала великого поста или так называемого поста
под ночь Аларды и торжественно съедали члены семьи ночью
накануне дня Аларды или великого поста.
В заключение отметим, что продающийся ныне в магазинах,
в том числе в Москве, осетинский сыр производится заводским
способом из коровьего молока и, конечно, не обладает теми
высокими качествами, какими обладал древний сыр.
Производство же сыра домашним способом из овечьего молока почти!пре-
кратилось.
Характеризуя адыгский копченый сыр, мы основываемся
исключительно на нашем полевом материале из-за отсутствия
других источников. По нашим данным, этот сыр изготовлялся
преимущественно из коровьего молока всеми адыгами, от
шапсугов Черного моря до кабардинцев Центрального Кавказа; от
них он был воспринят жителями некоторых соседних
балкарских, абазинских и ногайских сел. Адыгский копченый сыр был
распространен исключительно в равнинной зоне региона, он^не
боялся летней жары. В отличие от осетинского сыра, головка
которого весила 20—30 кг, адыгский сыр изготовляли в форме
маленького круга. ИМ
По нашим наблюдениям в 1975 г. у черноморских шапсугов
(аул Головинка), адыгский сыр имел сходство с осетинским в спо-
I. Ы1
еобе приготовления: для закваски адыги, как и все горцы,
использовали сушеный желудок молодого барашка, овцы или вола.
В деревянном сосуде заквашивали неснятое молоко,
створоженную массу вынимали глубокой деревянной ложкой в маленькую
круглую (по форме сыра) плетеную из орешника корзиночку.
Сжимая ее обеими руками, отжимали сыворотку. После этого
сыр сначала сушили на полке на открытом воздухе, затем через
2—3 дня коптили над очагом в доме или же в специально
построенной для этой цели на усадьбе «печке» (къоесгъэгъулъ),
представлявшей квадратное или круглое плетеное из орешника
помещение высотой 2—2,5 м. Здесь сыр, находясь наверху на
полке, коптился дымом в течение нескольких дней, становясь
крепким как камень. Такой сыр хранился несколько лет. Зимой его
держали в плетеной сопетке, наполненной просом или пшеницей,
.четом — на полке в открытом помещении. Сыр употребляли в
качестве приправы к различным национальным блюдам, его ели и
в натуральном виде. Он пользовался спросом на рынках, в
частности Западного Кавказа, в том числе у приезжих турецких
покупателей. Тем не менее, адыгский сыр, как, впрочем, и сыры
других горцев, кроме осетинского, производился не для рынка,
а для собственного потребления.
Абазины изготовляли не только адыгский копченый сыр, но и
собственный как из овечьего молока, так из снятого коровьего.
Способ производства был во многом аналогичен осетинскому, что
объясняется, видимо, старым соседством предков осетин и
абазин в верховьях Кубани. Доказывается это, в частности,
сходством изготовления закваски, формой сыра в виде круга,
хранением его в больших деревянных кадушках в рассоле из
сыворотки, куда абазины клали чеснок, который, по словам информаторов
(аул Псыж), придавал сыру приятный запах. Сыр у абазин
служил для домашнего потребления.
У карачаевцев все молочное хозяйство располагалось высоко
в горах на летних кошах. Сыр они изготовляли почти
исключительно из овечьего молока, из которого делали отчасти и айран —
любимый напиток карачаевцев и балкарцев. Коровье молоко
предназначалось главным образом для приготовления масла и
айрана. Сыр был малых размеров с расчетом, чтобы его можно было
класть в кожаные мешки, куда вливали и рассол из сыворотки;
в таком виде сыр перевозили на ослах или лошадях в аулы.
По словам информаторов, сыр ели в основном с картошкой,
дававшей отменный урожай в горах Карачая. Излишки сыра
продавали в Кисловодске. В вышесказанном нетрудно заметить
наличие некоторых элементов полукочевого быта.
У родственных балкарцев изготовление сыра, как и других
молочных продуктов, происходило не только на далеких летних
кошах, но и на присельских базах, где оставалась часть дойных
коров. Однако их способ изготовления сыра мало отличался от
карачаевского. Изготовленный на коше сыр сначала сушили на
полке, затем разрезали на длинные куски, клали в кожаные
142
бмешки или деревянные бочки, наполненные рассолом из
сыворотки, и в таком же виде перевозили в селения. На кошах, где
находились только одни мужчины, сыр, как и другие продукты,
изготовлялся преимущественно из овечьего молока. Жителям
предгорных сел Балкарии хорошо был знаком и адыгский
копченый сыр, производившийся ими по адыгскому образцу. И все же
балкарцы, как и карачаевцы, предпочтение отдавали не сыру,
а изготовлению других молочных продуктов, прежде всего масла,
айрана и, конечно же, кислого молока на грибках, обладавшего
превосходными лечебными свойствами.
Чеченцы, по словам Н. С. Иваненкова (начало XX в.), из
молока овец и коз изготовляли сыр, считавшийся «лучше, чем
коровий». «От овцы и козы,— пишет он,— можно собрать 10—15
фунтов соленого сыра». По данным В. П. Христиановича, из овечьего
молока сыр изготовляли и ингуши, получая его в количестве 8—
12 фунтов от карачаевской и 12—15 фунтов от тушинской овцы;
сыр, по словам автора, служил у них, как и у чеченцев,
преимущественно «для питания семьи зимой»26. Способ приготовления
сыра у ингушей, по нашим наблюдениям (селения Джерах, Баз-
рань, Нижн. Алкун и др.), во многом схож с осетинским, что
объясняется давними этнокультурными контактами этих народов.
Такое сходство проявлялось в том, что закваску для сыра
делали большей частью из желудка новорожденного ягненка или
теленка, изготовляли сыр и хранили его в больших деревянных
кадушках с рассолом из сыворотки. Однако ингуши в отличие
от осетин клали туда сыр не целиком, а в разрезанном виде.
Такой способ засола, по словам ингушей, обеспечивал хранение
сыра в течение длительного времени.
Важнейшим продуктом переработки молока у горских
народов являлось и масло, приготовление которого менее, чем сыр,
имело этнические и локальные особенности. При экстенсивном
хозяйстве горцев масло почти повсюду сбивали из сметаны,
снятой с поверхности отстоявшегося молока (обычно за 2—3 дня).
Сепараторы, широко применявшиеся на западе со второй
половины XIX в., появились в горских районах Северного Кавказа
лишь в советское время. Они дали возможность получать масло
из свежего молока, при этом качественно и быстро. Тогда же
здесь начали сбивать масло из сливок, снятых с незакисшего
молока. Для хранения сметаны использовали деревянные, глиняные,
а тюркоязычные народы — и кожаные сосуды разных форм и
размеров. При этом в горной зоне и в лесистых районах наибольшее
распространение имела деревянная посуда — всевозможные
ведра и кадки из цельного ствола, большие глубокие долбленые
чаши и т. д.; на равнине преобладали глиняные сосуды,
отвечающие местным климатическим условиям.
Перед началом переработки сметаны на масло ее на несколько
часов оставляли в теплом помещении, чтобы она слегка согрелась,
или горшок со сметаной подогревали на печке. Для сбивания
масла применяли три вида маслобоек: деревянные, керамические
из
я кожаные. Деревянная маслобойка представляла собой цилиндр*
выдолбленный из цельного ствола дерева и имевший вставное дно;
он был обтянут 2—3 деревянными, реже железными обручами.
В верхней части маслобойка открыта; при сбивании масла ее
закрывали деревянной крышкой с отверстием в центре, через
которое проходил стержень мутовки с крестообразной пластиной
на конце; в некоторых местах, например, в горной Осетии,
подобно соседям — горцам Грузии, ту же маслобойку закрывали
не деревянной крышкой, а овечьей или козьей шкурой, прочно
завязывали веревкой и, положив маслобойку горизонтально на
протянутые с потолка веревки (или на полозья), раскачивали ее и
сбивали масло.
Деревянная маслобойка имела наиболее широкое
распространение в регионе; ею пользовались все народы, кроме чеченцев,
у которых она заменялась керамической маслобойкой в форме
кувшина с узким горлом и двумя ручками по сторонам для
раскачивания. Эта маслобойка, имевшая почти повсеместное
распространение в соседнем Дагестане и в республиках Закавказья,
видимо, была воспринята чеченцами оттуда.
Кожаной маслобойкой пользовались в основном тюркоязыч-
ные народы, отчасти абазины и осетины-дигорцы. Она
представляла собой бурдюк, в него наливали сметану или молоко и
привязывали к козлам; двое садились друг против друга и ударяя
рукой, а у ногайцев и ногой, по бурдюку, посылали его друг другу.
Масло из молока (или сметаны) в любой из этих маслобоек
взбивали в течение нескольких часов, время от времени
открывая пробку и проверяя степень его готовности. Когда масло
комками всплывало на поверхность, процесс считался завершенным.
Из готового масла выжимали остатки пахты и промывали его
холодной водой.
Свежее масло не только не употребляли, но над поевшим его
даже смеялись. Осетины о таком говорили с некоторой
издевкой: «гъе, гарачихор» (ээ, поевший свежего масла). Масло
непременно перетапливали и ставили на хранение на зиму. У
осетин первое масло, как и сыр, посвящалось покровителю дома
(домовому), его члены семьи съедали в ночь перед началом
великого поста.
О древней традиции маслоделия у горских народов
свидетельствуют самостоятельные термины для свежего и топленого масла,
имевшиеся у каждого из этих народов, а также некоторые
этнические и локальные особенности в производстве этого продукта.
Так, абазины, по нашим наблюдениям, масло приготовляли
только из сметаны, применяя в одних аулах (Псыж) деревянную
маслобойку, в других (Инжикчукун) наряду с ней и кожаную
(особенно в горных аулах абазин). Исследование показало, что
абазины в отличие от многих горских народов употребляли и
свежее масло, однако чаще всего перетапливали.
В производстве масла ногайцы не знали себе равных в
регионе. Согласно архивным источникам, во второй половине XIX в.
144
Карачай.
Маслобойки и предметы^для обработка
и хранения молочных продуктов
они ежегодно производили более 200 тыс. пудов масла,
поставлявшегося на рынок27. Для сбивания масла (исключительно из
сметаны) наряду с кожаной маслобойкой применялась и
деревянная, воспринятая от черкесов и ставшая в советское время
преобладающей. В отличие от многих горцев ногайцы
перетапливали не все полученное масло, а часть его употребляли в пищу,
145
в частности с кирпичным чаем — их традиционным любимым
напитком28.
Очень поздно стали пользоваться деревянной маслобойкой и
карачаевцы, сбивавшие, как и балкарцы, масло в традиционной
маслобойке (гыбыт) в виде бурдюка. Наполненный наполовину
сметаной, бурдюк надували воздухом, чтобы заполнить пустоту,
и подвешивали на козлах. Если бурдюк был большой, его
привязывали к потолку с двух концов. Сбивали масло в бурдюке
два человека, женщины или мужчины. Полученное масло
перетапливали и для хранения сливали в бычьи или бараньи
пузыри. Чем дольше хранилось масло, тем оно считалось полезнее,
приобретало даже целебные свойства.
Аналогичным способом приготовляли масло и родственные
карачаевцам балкарцы. Отличие, может быть, проявлялось лишь
в том, что они чаще, чем карачаевцы, использовали деревянную
маслобойку, что, возможно, объясняется влиянием соседей —
кабардинцев и осетин, у которых, как и у ингушей, применялась
только деревянная маслобойка. В то же время у чеченцев, как
отмечалось, была керамическая маслобойка в виде кувшина с
узким горлом и двумя ручками, называемого «кипчи»— термин,
взятый у его изготовителей — мастеров-лакцев из Дагестана.
Этой маслобойкой мастерица, сидя на полу и управляя ручками,
сбивала масло. В отличие от многих других народов региона
чеченцы делали масло из неснятого молока, в основном буйволиц,
разводившихся в значительном количестве на чеченской равнине.
Большим разнообразием отличались у народов Северного
Кавказа и кисломолочные продукты, одни из которых (обычное
кислое молоко, пахтанье и др.) имели повсеместное
распространение, приготовление других (айран, кефир, заквашенный
грибками) знали лишь несколько народов. Айран — любимый
напиток тюркоязычных народов региона, прежде всего балкарцев и
карачаевцев; его изготовление восприняли от них некоторые
соседи — черкесы, абазины, кабардинцы и др. Описание
изготовления айрана делалось неоднократно29, здесь отметим лишь, что
он приготовлялся из цельного или снятого коровьего молока,
а также из смешанного с овечьим или козьим. Молоко сначала
кипятили, затем охлаждали до теплоты парного молока и
заквашивали айраном прежнего приготовления, перемешивали и
закутывали для тепла, оставляя смесь часов на 8—10. Молоко
скисало и створаживалось; сливали сыворотку — и айран был
готов для употребления.
Особым способом айран приготовляли на зиму, храня его в
деревянных кадушках в течение всего сезона; его употребляли в
качестве приправы к традиционным блюдам, однако в основном
он был прохладительным напитком и подавался к столу во всех
случаях жизни. В большом количестве этот напиток
приготовляли на летних кошах пастухи, переправляя его в бурдюках
вьюками на ослах и лошадях в аулы. В домашних условиях
приготовление айрана входило в обязанность женщин. Заметим, что айран,
. 146
•являясь напитком большинства тюркских народов, заменялся у
ногайцев обычным пахтаньем.
Широкой известностью пользовался и кефир,
приготовлявшийся большей частью из овечьего молока при участии
кефирных зерен. Появление этого напитка, известного под разными
названиями (у осетин — каепы, у балкарцев и карачаевцев —
гыпы, у адыгов — кхацу и т. д.), относится ко второй половине
XIX в.; в это время он известен на территории Центрального
Кавказа, позже он получил распространение и в других районах
региона. Особенно славился этим напитком Карачай, где
производились лучшие кефирные зерна (грибки), которые, окисляя
молоко, придавали ему приятный вкус и густоту. Утверждают, что
кефир обладал целебными свойствами, был полезен для туберку-
: лезных больных, а также при малокровии, золотухе, болезнях
желудка и кишечника30. Грибки сохраняли на длительный срок,
высушивая их на солнце. Для размножения грибков их
держали в глиняном, деревянном или кожаном сосуде, постоянно
залитом молоком.
! И. Клинген, исследовавший в конце XIX в. хозяйственный
; быт адыгов Западного Кавказа, указывал на такие качества ке-
[ фира: «Коровье молоко, подквашенное кислым молоком, нечто
! вроде кефира, было самым употребительным и освежающим
напитком по всему побережью восточного берега, и тем, кто не
потреблял бузы или вина, заменял всякое другое питье»31.
Кислое молоко без кефирных грибков было знакомо всем на-
\ родам региона, оно приготовлялось большей частью из снятого,
!¦ реже цельного молока. Вскипяченное молоко, дав ему немного
| остыть и перелив в другую посуду, заквашивали определенным
¦ количеством остатков прежнего кислого молока.
Получение шерсти
Не менее важным продуктом скотоводства у северокавказских
горцев являлась шерсть, издавна шедшая на удовлетворение
домашних потребностей и для поставки на рынок. Сохранение гор*
цами традиций своих далеких предков по части суконного и
войлочно-бурочного производства, изготовление из шерсти
различных видов одежды не раз отмечалось в источниках позднего
средневековья. Так, Интериано (XV в.) в своем описании Черке-
сии указывает, что «верхняя часть одежды» у черкесов (под
черкесами тогда подразумевали всех горцев Северного Кавказа)
«делается из войлочной шерсти» и что на голове они «носят
шапку из этого же войлока». Пейсонель, французский ученый,
живший в Крыму (XVIII в.), писал, что сюда ежегодно из Черке-
сии привозили «100 000 кусков сукна из шерсти белого, черного,
серого цвета, 200 000 плащей (бурок) из шерсти».
Использование шерсти для производства домашних сукон, войлоков и бурок
горцами зафиксировал и Клапрот в начале XIX в. «Женщины,—
147
пишет он про кабардинок,— изготовляют из шерсти грубое сук*
но для одежды мужчин, а также и войлок и войлочные накидки
(«джоко»)— бурки»32.
Известный исследователь кустарных промыслов горцев
Северного Кавказа О. В. Маргграф замечает, что «местные породы
горских овец соединяют в себе достоинства, которые считаются
несоединенными, давая вкуснейшее мясо, массовое отложение
жира курдюка, прочную кожу, нежнейшие овечьи меха (курпей)
и хорошую по тонкости и завитку шерсть для сукна и войлочных
изделий»33.
Стрижка овец считалась одним из важных событий в
скотоводческом календаре горцев, ее приурочивали к определенному
«счастливому» дню и отмечали как праздник. Она проводилась
всеми народами регионами два раза в год: весной, перед отгоном
отар на летние пастбища, и осенью, после возвращения их оттуда.
В обоих случаях стрижку осуществляли вблизи населенных
пунктов или непосредственно в аулах на усадьбах хозяев.
Делалось это с целью привлечения большей рабочей силы из числа
сородичей и односельчан для выполнения этого трудоемкого
процесса. Немалую выгоду от такого выбора места стрижки
получали крупные овцеводы, широко использовавшие обычай
взаимопомощи, отделываясь лишь угощением, а иногда мелкими
подачками его участникам. Сразу после стрижки овцеводы могли
сбывать шерсть приезжим скупщикам или вывозить ее на рынок с
меньшей затратой труда и времени, чем при осуществлении
стрижки на дальних пастбищах.
Стрижка считалась обязанностью почти исключительно
мужчин, женщины участвовали в сборе и укладке шерсти в мешки.
Хороший работник мог обработать в день не более 50—60 голов,
однако встречались и такие виртуозы, которые могли сделать
вдвое больше. Во многом это зависело не только от умения
стригаля, но и от качества его ножниц. Нужно отметить, что стрижку
осуществляли ножницами с длинными узкими лезвиями,
изготовлявшимися местными кузнецами. Они отличались от фабричных
ножниц, появившихся у горцев в конце XIX в., большим
захватом при стрижке, что намного ускоряло процесс. Эти ножницы
весьма напоминали по внешнему виду ножницы, находимые в
средневековых аланских катакомбах, в склепах позднего
средневековья на территории Центрального Кавказа, а также в
адыгских могильниках (XIV—XVI вв.K4. Способ стрижки был
универсален и не отличался этническими и локальными
особенностями.
Там, где позволяла почва, строили круглые ямы глубиной до
колен стригаля, что давало возможность работать сидя.
Разумеется, в скалистых местах такой возможности не было и поэтому
стригалю приходилось работать согнувшись, стоя на коленях.
В целом же способ стрижки хорошо представлен данными
Г. X. Мамбетова по Кабарде, где, по его словам, стрижка у
крупных овцеводов происходила на кошах. Описываемый автором по-
148
Осетия.
Утварь для употребления национального напитка осетин пива.
Изделия местных мастеров
Из фондов республиканского музея
I: рядок стрижки был характерен и для многих других районов
; региона.
; «На стрижку овец,— пишет он,— крупные скотоводы
приглашали опытных стригалей. О дне стрижки извещали соседей,
родственников. Для их угощения на кош привозили
национальный напиток — бузу. Если стрижка длилась несколько дней,
то ежедневно резали барана. Приготовлялось и место для
стрижки. Его огораживали небольшими плетнями и для каждого
стригаля выкапывали круглую яму глубиной 75—80 см и радиусом
55—60 см на расстоянии двух метров друг от друга. Стригали
работали, опустив свои ноги в яму. 2—3 человека, специально
выделенные из присутствующих, ловили овец, связывали им ноги,
другие очищали их от засохшей грязи и относили стригалям.
Хороший специалист мог остричь за день 30—40 голов». Заметим,
что по другим данным, относящимся к Кабарде, «работник мог
остричь за день 50—60 голов»35.
И Б. А. Калоев
149
Далее шло распределение шерсти по сортам для производства
различных шерстяных изделий. Шерсть делилась на следующие
категории. 1) Шерсть осеннего настрига считалась самого
высокого качества, она использовалась для изготовления бурок,
черкесок, башлыков и других предметов мужской и женской
одежды, а также служила основой для суконного, войлочного и бу-
рочного производства. 2) Шерсть весеннего настрига не
обладала такими качествами и употреблялась в основном для
изготовления матрацев, подушек, грубых войлочных изделий, потников,
подстилок, чехлов для ружей. 3) При сортировке шерсти
учитывали также пол и возраст овец, подразделяя ее на следующие
группы: шерсть яловых овец, шерсть производителей, шерсть
окотившихся овец, ягнячья шерсть. Каждая из указанных групп
шерсти, обладая определенными качествами, имела свое
назначение. Так, шерсть яловых овец и ягнят шла на производство
сукон (из них шили черкески) и бурок. 4) Сортируя шерсть одной
овцы, делили ее на более грубую и более мягкую. «Более мягкой
и ценной считалась шерсть, состриженная с бочков, спинной
части и живота овцы. Шерсть со спинной части и бочков как
наиболее прочная шла в суконное и бурочное производство.
Шерсть с живота отличалась своей мягкостью и теплотой, ее
широко использовали в производстве ноговиц, носков и рукавиц,
А шерсть, снятая с шеи и ног овцы, считалась более грубой и
менее прочной. Она в основном находила себе применение в буроч-
ном производстве»36.
Процесс получения шерсти дополним и некоторыми данными
по отдельным народам с целью показать этнические и локальные
особенности. В Кабарде, например, осеннюю стрижку
повсеместно проводили на летних Зольских пастбищах, весеннюю же
осуществляли в одних селах (сел. Заюково) на зимовке, в других
(сел. Черек)— на выгоне или на усадьбах хозяев. Пользуясь
длинными ножницами D0—50 см) местного производства, в одних
селах (сел. Заюково) при стрижке шерсть сначала снимали с
правого бока, в других (сел. Черек)— с курдюка.
У западных адыгов весенняя стрижка производилась в
основном на зимовках, причем сначала стригли овцематок, позже —
всех остальных. Осенняя стрижка осуществлялась в сентябре,
после возвращения отар с летних пастбищ, на выгонах или
усадьбах. У овцы сначала снимали шерсть на животе, затем
завязывали мягкой веревкой три ноги (у ретивой — четыре). Богатые
овцеводы широко пользовались обычаем взаимопомощи,
созывали до 30 и более человек, работавших целый день и получавших
в качестве вознаграждения лишь угощение, а иногда шерсть от
3—4 овец. Часть шерсти продавали, лучшую шерсть оставляли
для собственного употребления. Подобно другим адыгам,
женщины-адыгейки не участвовали в стрижке.
Такой же запрет в отношении участия женщин существовал
у соседних абазин, способ стрижки которых не отличался от
адыгского. У ногайцев стрижку выполняли мужчины молодого и
150
реднего возраста, старики собирали шерсть и укладывали ее в
[ешки. Средний работник мог остричь в день не более 50 голов.
Необходимое количество шерсти оставляли для хозяйственных
нужд, остальное продавали местным скупщикам-татарам. В отли-
|чие от всех народов региона у карачаевцев и весенняя, и
осенняя стрижка совершалась на арендованных ими землях,
находившихся нередко на большом расстоянии от их аулов. Отличие
проявлялось и в участии женщин в этом процессе, они собирали
Ы укладывали шерсть. Балкарцы проводили весеннюю стрижку
на зимовках, осеннюю — недалеко от аулов, также по
вышеописанному способу. По утверждению информаторов, из Балка-
рии разрешалось вывозить только шерстяные изделия, но не
шерсть. Отсюда производство здесь большого количества домаш-
[них сукон и других изделий. По данным Тульчинского, в конце
(XIX — начале XX в. ежегодно только одного сукна в Чегем-
ском обществе производили 114 500 аршин, в Баксанском —
• 108 500, в Балкарском — 100 000, в Хуламском — 41 100, в Бе-
зенгиевском — 27 000 аршин. Сукно, бурки и паласы балкарцы
сбывали в Закавказье сванам и имеретинцам, а на Северном
Кавказе — терским казакам 37.
На высоком уровне находилось суконное производство и у
осетин. Они проводили стрижку в селах или на выгонах, кроме
традиционных длинных ножниц использовали еще и покупные
фабричные. В ряде горных районов в стрижке участвовали
женщины, не уступавшие мужчинам в работе. Нередко женщины
стригли равное с мужчинами количество овец, не менее 40—50 голов.
Рассказывают, что некий Гла Калоев (с. Суарх) в Закинском
ущелье, работая и правой, и левой руками, мог остричь в день
до 200 голов. Подобно другим народам, перед началом стрижки
I осетины устраивали празднество — «аелвынаен хуцаубон» (божий
I день стрижки), принося в жертву барана, купленного вскладчи-
{ ну всем обществом.
I В. П. Христианович писал об ингушах, что «они на рынке
сбывают обычно от 25 до 90 % шерсти. Есть ряд селений, где
шерсть в непереработанном виде не сбывается, но все
переделывается на сукно, которое расходится частью в горах же, частью
на Владикавказском базаре»38.
Прекрасно обрабатывали шерсть чеченцы, прежде всего
жители равнинных сел; например, в современном селе Толстоюрт
население почти целиком было занято изготовлением добротных
чеченских бурок, сбывая их своим соседям — терским казакам.
Поскольку для последних военной формой служил горский
костюм, то чеченцы, как и другие горцы, поставляли им добротное
сукно, шедшее на изготовление черкесок, бешметов и башлыков.
Высоко ценились и чеченские войлоки (истанги), украшенные
национальным орнаментом, служившие для убранства кунацкой.
В стрижке наряду с мужчинами участвовали и женщины,
осуществляя не только сбор, упаковку шерсти, но нередко также
стрижку. Шерсть составляла часть приданого, ее дарили, она бы-
И* 151
ла предметом торговли на рынке. Характерно, что в Чечне
производством шерстяных изделий занимались большей частью
жители не горной зоны, где основой хозяйства было овцеводство,
а равниной, приобретая шерсть у горцев.
Пастух и пастушество
Слово «пастух» почти на всех языках народов Северного
Кавказа означает «пасти, стеречь, охранять». Роль пастуха у
древних скотоводов особенно возросла с развитием отгонной системы
содержания скота, когда в поисках новых пастбищ стада стали
перегонять на большое расстояние от поселений. Пастухами могли
быть взрослые и сильные люди, отличавшиеся храбростью и
мужеством. Образ такого пастуха нередко встречается в фольклоре
горцев, в том числе в нартском эпосе. Ярким примером может
служить ингушский герой Колой-Кант в одноименном сказании,
который, являясь самым молодым из трех братьев, имевших в
хозяйстве всего 20 овец, ушел из дома и за 12 лет сумел,
благодаря своему трудолюбию и находчивости, стать владельцем
огромного стада овец39.
Такие пастухи, обладающие большими стадами, представлены
и в осетинском варианте нартского эпоса. Это одноглазый и
семиглавый великаны: «Завалив вход в пещеру огромной каменной
плитой, одноглазый уаиг (великан) развел огонь. Своей
длинной пастушеской палкой с крючком на конце поймал он за ногу
одну из овец, зарезал ее, разрубил на две равные части и бросил
мясо в кипящий котел»40.
Фольклорные данные перекликаются с этнографическими,
свидетельствующими о том, что каждый пастух должен был
обладать сметливостью, расторопностью, распорядительностью,
знанием местности. Только такому пастуху общество могло доверить
наиболее ценное в хозяйстве — стадо, ему выказывали почет и
уважение. Поэтому для того, чтобы стать хорошим пастухом,
горцу приходилось пройти в хозяйстве целую школу трудового
воспитания. Нередко эта профессия становилась потомственной.
Опытные пастухи были известны далеко в округе, их с большой
охотой нанимали крупные овцеводы, платившие им намного
выше обычного.
На Кавказе целые народы являлись потомственными
скотоводами, поставлявшие пастухов-отходников, прекрасных знатоков
своего дела. Таковыми, например, являлись курды в Закавказье 41
и дагестанцы, главным образом аварцы и андо-дидойцы — на
Северном Кавказе. Дагестанцев нанимали в основном чеченцы,
отчасти ингуши, кабардинцы и карачаевцы.
Феодалы и князья до отмены крепостного права на Северном
Кавказе A867) вели хозяйство за счет эксплуатации своих
подданных. Хан-Гирей, говоря об этом у адыгов, писал, что
«крепостные люди разных подразделений, принадлежащие собственно
князьям и дворянам, занимающиеся хлебопашеством и скотоводст-
152
;вом, доставляют своим владельцам достаточное количество
продуктов (хлеба и мяса) для нрокорхмления и семейства, и гостей,
их посещающих»42. Потеря горской верхушкой даровой рабочей
силы, вызванная реформой, изменила лишь форму принуждения;
аристократия стала широко использовать наемных работников,
в том числе пастухов.
Найм пастухов был широко распространенным явлением по
всему региону. Однако, если верить сообщениям наших
многочисленных информаторов, исключение составляли чеченцы и
ингуши, у которых сурово осуждали нанимавшихся в пастухи.
В то же время ингуши из Джерахского ущелья строили и
ремонтировали казенные дороги (в том числе Военно-Грузинскую),
занимались извозом43.
Выполнение подростком обязанностей пастуха
символизировало достижение определенного возраста, начало его трудовой
деятельности. Говорили обычно, что такой-то достиг возраста
пастуха, т. е. ему можно доверить пасти стадо. Детей с малых
лет приучали к труду, общению с животными, уже с двух лет
мальчика отец сажал на лошадь, обучал верховой езде. С 5—7 лет
дети пасли ягнят, телят, а на равнине, кроме того, индеек и
гусей. С 9—12 лет мальчик становился подпаском, а в 15—17 лет
ему доверяли пасти стадо мелкого или крупного рогатого скота
недалеко от села. Стада, подлежавшие отгону на летние и
зимние пастбища, находившиеся вдали от поселений, поручали
непременно взрослым и опытным пастухам. Пастухи различались
соответственно видам скота: пастух овцематок, пастух баранов-
производителей, пастух ягнят, пастух быков и т. д. Такое
деление скота давало возможность наилучшим образом использовать
кормовые ресурсы и определялось системой воспроизводства стада.
Много общего у северокавказских народов и в форме найма
пастухов, что объясняется их давними этнокультурными
контактами, сходными хозяйственными и природными условиями.
Почти повсюду для общественного стада пастуха нанимали в горах
на сезон пастьбы (от мая до сентября), а на равнине — до конца
года. Таким пастухом обычно являлся местный из бедных слоев
или (довольно часто)— из пришлых. В этом случае общество
брало его на полное обеспечение: пастух жил и питался у
хозяев, останавливаясь по очереди у каждого из них на несколько
дней, в зависимости от количества скота в стаде. Все условия
найма пастуха оговаривались на сельском сходе или на
собрании сельских старейшин. Здесь же выбирали трех авторитетных
представнтелей, следивших за выполнением этих условий с обеих
сторон. Наряду с такой формой найма пастухов крупные
скотовладельцы и отдельные группы хозяев также нанимали чабанов.
У кабардинцев, по данным В. П. Пожидаева, общественный
пастух нанимался только «на летний период, получая плату
натурой — удой одного дня с каждой коровы и 25 телят. Кроме
того, пастух поочередно питался у каждого домохозяина, но
квартировал в одном определенном месте, чтобы всякая хозяйка зна~
153
Осетия.
Орудия и инструменты для обработки шерсти
яа в случае необходимости, где его найти»44. От этого
значительно отличалась осетинская форма найма общественного пастуха*
В соседней с Кабардой Осетии пастух 1) нанимался до конца
года, 2) оплату получал кукурузой и деньгами, 3) если пастух был
из пришлых, то он квартировал и питался поочередно у каждого
домохозяина. Что касается горной Осетии, то, как по всей
горной зоне Северного Кавказа, он нанимался на пастбищный сезон
(от мая до сентября). По сведениям информаторов, в Нарской
котловине, например, ему давали за корову полпуда зерна,
кормили поочередно (за две коровы — сутки) утром и вечером,
а на день давали с собой два чурека, мясо и сыр. Кроме того,
он получал от общества бурку и две пары обуви из сыромятной
кожи. В других районах, где земледелие было ограничено из-за
отсутствия пахотных земель, оплату пастуху делали деньгами.
154
Это Дагомский приход Алагирского ущелья, где, по данным
А. Скачкова, «за пастьбу скота каждый двор уплачивал
общественному пастуху по 50 коп. с коровы, по 75 — с быка, по 20 коп*
!с козы или овцы и по 1 руб. с лошади»45.
\ Чечено-ингушская форма найма пастухов мало отличалась от
'осетинской. Разница проявлялась в том, что пастухи, как отме-
калось выше, формировались из дагестанских отходников. Сами
чеченцы и ингуши, по словам информаторов, «стыдились идти в
пастухи по найму». Обычно у чеченцев и ингушей, как и у
других народов региона, каждый хозяин сам пас свой скот.
Широко практиковалось также, когда несколько хозяев, обычно
родственных семей, совместно поочередно пасли скот. В то же время
крупные овцеводы и скотоводы у чеченцев и ингушей не
обходились без наемных дагестанских отходников. Последние являлись
п общественными пастухами крупного рогатого скота. Такой
пастух, по выражению информаторов, «переходил из дома в дом,
находя и пищу и ночлег», не останавливался только в доме
вдовы. В Ингушетии пастух останавливался на одну ночь за каждую
пару скотины. Он получал от общества и некоторую одежду,
в частности пару обуви из сыромятной кожи. Впрочем, все
условия найма, в том числе оплата, оговаривались на сельском
собрании или совете старейшин. Здесь же выбирали представителей,
следивших за выполнением этих условий обеими
договаривавшимися сторонами. У ингушей, например, избирали одного
человека, который решал все вопросы, связанные с распределением и
максимальном использованием пастбищных угодий, а также с
деятельностью пастухов.
Плата общественному пастуху определялась повсюду, в том
числе в Чечено-Ингушетии, натурой и деньгами вместе, нередко
и приплодом, согласно договору. Обычно же оплата любого
пастуха зависела от его возраста, достоинств и профессиональной
подготовки, а также размера стада (отары). Труд взрослых и
опытных пастухов оплачивался значительно выше, чем молодых
начинающих. Каждый пастух имел определенное количество овец.
По определению Христиановича, в Ингушетии, например, на
одного пастуха приходилось 300 овец, на двух — 600, а на трех —
1000 овец. Здесь в каждом селении годовой труд пастуха
оплачивался неодинаково. Так, в сел. Цори за годовой срок найма
ему давали десять баранов, шубу, накидку суконную, смену
белья, 2 барана на продовольствие и 20 руб. деньгами; в сел. Дже-
рах — 70 пудов кукурузы и 50—60 руб. деньгами и т. д.46
Известный исследователь кавказского скотоводства Калантар
свидетельствовал: «Плата везде за пастьбу производплась,
наряду с деньгамп, зерном, мукой, молочными продуктами и т. п.».
По словам автора, пастух получал также бесплатное питание,
одежду и обувь47.
В конце XIX — начале XX в. на Северном Кавказе
наибольшее распространение получила оплата скотом, что было вызвано
развитием скотоводства, обусловленным ростом товарно-денежных
155
отношений в горских аулах. Осетинские отходники, например,
нанимавшиеся крупными хозяевами — балкарцами и
карачаевцами, получали оплату только овцами, но в довольно
значительном количестве, что давало им возможность впоследствии
нередко становиться хозяевами крупных отар. Другой пример —
по данным В. П. Пожидаева, пастух крупного рогатого скота
получал от хозяина, наряду с одеждой и едой, 15—20 телят,
а пастух-табунщик — от 25 до 50 жеребят48.
Оплата за пастьбу натурой широко практиковалась у
балкарцев и карачаевцев. В конце XIX в. В. Я. Тепцов писал про
балкарцев Чегемского ущелья, что беднейшие жители его
«вынуждены наниматься пасти скот у князей за десятую часть приплода
(овец и коз)»49.
Существовал найм пастуха на длительный период, обычно на
пять лет. Эта форма имела широкое распространение у осетин,
тюркоязычных народов и у некоторых народов Закавказья50.
Она называлась у карачаевцев, например, «пятилетний найм
пастуха», а у осетин известна под названием «ласкъдзаераег», что
означает «пасший скот за определенное количество приплода».
Широкое распространение этой формы найма в быту осетин в
далеком прошлом подтверждается их фольклорными данными. К. Хе-
тагуров блестяще отразил этот сюжет в своих двух популярных
поэмах: «Ласкъдзаераег» и «Хъуыбада», показав тяжелое
положение пастуха, его стремление вырваться из-под гнета своего
хозяина. Что же из себя представлял ласкъдзаераег?
В. Н. Геевский, автор 80-х годов XIX в., рассматривая эту
форму пастушества у осетин в верховьях Терека, отмечал, что
она здесь очень распространена и что пастух, нанимаясь на
четыре года, получал от хозяина для пастьбы 80 или 100 овцематок
и определенное количество племенных баранов, а также
бесплатное питание и «некоторую одежду». По истечении этого
срока приплод делился между хозяином и пастухом51. По нашим
этнографическим данным, пастух-ласкъдзаераег нанимался, как
правило, на пять лет. При этом хозяин давал ему определенное
количество (не менее 30 и не более 100 голов) овцематок и
соответственно баранов-производителей, делал на них метку
(такую же метку — на приплоде). В течение пяти лет пастух
получал половину продуктов (шерсть, молоко) от этих овец. По
истечении срока все поголовье делилось поровну между пастухом и
хозяином. Однако нередко бывали случаи, когда хозяин
определял долю пастуха произвольно 52.
Данная форма найма давала возможность получения
значительных доходов. Не случайно осетинские отходники,
нанимавшиеся в Балкарии и Карачае крупными хозяевами,
возвращались через 4—5 лет с большими стадами овец. У самих
балкарцев и карачаевцев указанная форма пастушества не менее была
распространена. Тульчинский считал ее одним из видов артака
(испольщина), отмечая, что у балкарцев пастух нанимался
большей частью на пять лет и что хозяин отдавал ему из своего стада ,
156
Осетия.
Инструменты для обработки кожи
около 100 овец. «По истечении пяти лет,— пишет он,— весь
приплод, а равно немеченные бараны, делятся пополам». Поровну
делили и продукты (шерсть, молоко) от этих овец, а также все
расходы, связанные с содержанием последних63.
Полевые этнографические данные по Балкарии не расходятся
с данными письменных источников о широком распространении
этой формы пастушества в XIX — начале XX в. Так, в сел. Гун-
делен пастух, нанимаясь к крупному скотоводу сроком на пять
лет, брал на пастьбу 100 или 200 овец. По истечении срока овец
с приплодом делили на две равные половины: одну — пастуху,
другую — хозяину. По свидетельству многих авторов,
рассматриваемая форма найма практиковалась у карачаевцев, а по
этнографическим данным — и у ногайцев. В то же время, судя по
источникам и нашим экспедиционным записям, она отсутствова-
757
! Таблица 3
Иагеания молока, молочных продуктов и маслобоек
На русском языке
На адыгейском
языке
На кабардинском ца карачаево-бал-
явыке (кабардинцы, | карском языке
черкесы) )
Молоко
Молоко коровы перед
отелом
Первое молоко после
отела коровы
Снятое молоко
Грибковое молоко
Кислое молоко
Айран
Сливки
Сметана
Масло сливочное
Топленое масло
Деревянная
маслобойка
Кожаная »
щэ
щэкъуай
щэуагъ
щэш1о1уч1
щхыу
къундысу
щатэ
щатэ тхъу
коровье — чэ-
мытхъу
буйволиное —
пеыцутхъу
тхъужъожьыгь
тхууалъ
щэ
шкТэрытэ
шэ щ1эхуа
шху
ерэн
шатэж шатэдс
шатэ
тхъу
ц1ынэ
тхъу гъэвэжа
тхъууалъэ
сют
дорган
УУУЗ
башы
алыннган
сют
гыпы, гыфы
ачыгъан сют
айран
сютбашы
къйамакь
джау
сарыджау
гыбыт, тулукь
Керамическая »
Сыр къуае кхъуе
Сыр из снятого молока тхъуеагъэ- шэшДэхуа
къуай къуей
Сыр из цельного моло- тхъуемыокъуай щэщ1эмыху
ка кхъуей
Творог къоенхъапхъ кхъуейлъалъэ.
бышлакъ
башы алынган
бышлакъ
башы альшмагъан
бышлакъ
хумджу
бышлакь
Творог, отжатый из къоен1ын
сыворотки
Сыворотка къоепсы
Сыворотка (из'овечье- мэлыщэкъоспс^
го молока)
переваренная
шэжыпс
Пахтанье
тхъуеон
ерэн
158
хуппеги
чаикъагъан
На ногайском
языке
суьт
увыз
сыктырыл ган
суый
ювьфт
айран
каясймак
каймак
май
На
абазинском языке
хшы
хшшы
чаджьыххш
хшас
хырчТвы
ч1вдзы
хък1ы
хък1ы
хвшайдза
На ингушском
языке
шура
бюдашур
пкъи
чукхйяккхия-
шур
йетшура
мистшура
ета шура,
айран
т1еляцт1о
т1о
налха
На чеченском
языке
шура
буьйдашура
к1олдмарзат
к1алдмарзаш
чекхйа ккхиге-
шура
йеттшура
муьстшура
йетташура,
айран — чуьхва
кочат1о т1е-
лаьцт1о
т1уо
налха
На осетинском
языке
хсыр
хъумыз
ист аехсыр
къао пы,къхпы
аехсыр
туаг аехсыр,
мацони
хсырысаерти,
хсыры
цъ ртае,
хьаймыхаеъ
налх, гарачъи
сары май хвшарчвы давта давтта царв
куоби квба налхбоккхург, налхбоккхург, хъулаег,
дугиган налха- дахган палха царвцаегъдаен
боккхург
тулык гъьаша кит далгап браккха
аппарат, налхрок-
кхург китиГял-
диг
—¦ кувра
пыслак
пыслак
пыслак
иримшик
пыслак сув
айрап
ашвы
ашвы
ашвы
матахъвай
матахъвай
хзы
хзы
чТпдзьт
куьира
нахча
тез колд
мерзк1алд
морза
жепморз
атяо
нехъ, к1ълд
к1алг
нехча
тезкалд
мерзл1алд
морза
женморз
шап. атар
цыхт
къаедор,
фаелмаенцыхт,
индокын
сылы,хуырх
каедоры сылы
-МНСЫК
159
Таблица 3 (окончание)
На русском языке
На адыгейском
языке
На кабардинском
языке (кабардинцы,
черкесы)
На
карачаево-балкарском языке
Стельная корова
Нетельная корова
чэмлъфэн
чамбыгъ
Нетельная корова, но ащырэ
дающая молоко чэмыбгъ
жэм лъхуа
псэф
жэмыбгъэ
къатп
бууаз ийнек
къысыр
ийнек
кьсыр
саулукъ
ла у всех адыгских народов и абазин. Возможно, это объясняется
характером их скотоводческо-земледельческих занятий,
требовавших других форм пастушества и найма пастухов.
Рассмотрим другой тип артака, распространенный в основном
у тюркоязычных народов Северного Кавказа. В этом случае!пас-
тухами (артаками) становились бедные хозяева, бравшие у
крупных скотоводов овец (или крупный скот) на прокорм сроком на
несколько, чаще всего на пять лет, получая за свой труд
условную часть приплода. Гр. Петров, говоря об этом, в частности,
отмечает: «По истечении срока все стада вместе с приплодом
делятся на три части, из которых 1/3 поступает артаку, а 2/3 —
хозяину». По такому же принципу между артакчаном и
хозяином делили в течении пяти лет (или в другой обусловленный
срок) шерсть и молоко, полученные с указанных овец, а также
все расходы, связанные с последними. В случае
злоупотреблений со стороны артакчана: плохого ухода за стадом, пропажи
животных по его вине и т. д.— хозяин без всякой оплаты
отбирал у него свой скот, не дожидаясь истечения условленного
срока 54.
Артачная форма найма распространялась у тюркоязычных
народов (да не только у них) региона и на землю (пашни, покосы).
В этом случае артакчанами выступали малоземельные и
безземельные крестьяне, бравшие земли у феодалов и крупных хозяев на
определенных условиях согласно словесному договору.
Особенно широко эта форма испольщины практиковалась в Балкарии,
где многие хозяева вынуждены были брать земли на любых
кабальных условиях55.
Другой формой пастушества, не менее распространенной,
являлось кошевое объединение, ярко отражавшее процесс
социального неравенства, разделение горского крестьянства на
богатых и бедных. Крупные овцеводы объединяли для совместной
пастьбы мелких хозяев, не имевших средств для снаряжения
кошары и найма пастбищных угодий. Богатые овцеводы
получали даровую рабочую силу: бедные хозяева пасли отары
богатых, выполняли ряд других работ в их пользу56.
Иной тип этой формы пастушества, имевший также
повсеместное распространение, отличался тем, что кошевое объединение
160
На ногайском
языке
бдзавяаген
саиыр
буваз
сытыр
савылатаган
сытыр
На
абазинском языке
жвхьа
жвч1выс
жвг!вапхьа
На ингушском
языке
ихора етт
Тахара етт
1ахаретт
На чеченском
языке
пхоара етт
1ахар етт
1ахаретт
На осетинском
языке
заинаг хъуг
хуыскъ хъуг
дускае хъугг
возглавлял небогатый хозяин. Входившие в союз мелкие овце
воды трудились на равных условиях, здесь не допускалась
эксплуатация чужого труда.
Была еще одна разновидность кошевого товарищества,
зафиксированная В. П. Пожидаевым в Кабарде, отличавшаяся
глубокой архаикой. Это коллективный выпас стада. Суть его
заключалась в том, что перед началом сезона крестьяне, имевшие
ограниченное количество скота, объединялись в товарищества,
состоявшие обычно из родственников и соседей. Во главе товарищества
стоял выборный старший пастух, которым мог быть самый
старший по возрасту, авторитетный и опытный скотовод. Он
руководил всеми делами товарищества: выбирал место для стоянки,
распределял обязанности, следил за планомерным
использованием пастбищных участков, травостоем и т. д. Старший чабаг:
имел помощника, который мог заменить его.
Трудовые товарищества, нередко создававшиеся и на зимних
пастбищах, могли существовать в течение одного сезона или
нескольких лет, в зависимости от характера взаимоотношений.
Здесь редко использовали наемный труд. В каждом квартале села
кто-либо брал на себя обязанность формирования коллективной
пастьбы. Такой хозяин объявлял себя т. н. «палкой», означавшей
отару овец в количестве 300—400 голов, и начинал принимать
под свою ответственность овец от других домохозяев, таких же
мелких овцеводов, как и он сам. Когда набиралось стадо в 300—
400 голов, «палка» считалась полной. Причем «никаких»
расписок в приеме овец от пастуха сборной отары не полагалось,
потому что безграмотность была с обеих сторон абсолютная. Вместе
расписки хозяин отары брал белую выструганную палку в 3—
4 вершка длины и делал на ней понятное для обеих сторон
условное число памяток-зазубрин; на конце вырезал свое тавро и,
расщепив эту бирку-памятку... пополам, одну половину
оставлял себе, а другую отдавал пастуху... осенью при разбивке стада
хозяин .предъявлял свою половину пастуху, тот возвращал свою;
половинки складывались, документ восстанавливался, и пастух
возвращал следуемое количество баранов»57.
Такая же форма деловых связей скотоводов с пастухами'прак-
тиковалась в старипу и у других горцев Северного Кавказа
161
А Зыгепць1 Я Балкарцы
2 Кабардинцы 10 Кумыки
3 Чер к ее к 11 Ногай ц ы
4 Адсзины 12 Русские
5 Грузины 13 Украинцы
6 Чеченцо^, Н *4рл*ян е
7 Ингуши 15 Осетины
8 Карачаевцы 18 Греки
ГРАНИЦЫ
^—« губерний и областей
*— округов и отделов
участков
11К,швхавпьснвЛ
ТЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ
! Веденский округ
Грозненский округ
М Назрановский округ
ЗУ Сунженский отдел
Капша 2. Системы скотоводства
Однако зафиксировать ее^удалось только в Кабарде, и этим мы
обязаны В. П. Пожидаеву. Он же впервые обратил внимание на
условия труда и быта кабардинских пастухов-табунщиков,
которым вручалось лучшее достояние хозяина — табуны скакунов,
гордость феодальной знати Кабарды и всех адыгов. Бларамберг
считал, что главной отраслью хозяйства Кабарды являлись
«табуны лошадей и стада овец». По его данным, здесь
насчитывалось до двадцати табунов ,^в_каждом из которых имелось «по сот-
162
V Владикавказский округ
VI Нальчикский округ
НИ Пятигорский отдел
ИИ Моздокский отдел
IX Кизлярский отдел
КУБАНСКАЯ
X Баталпа шинск ий отдел
^1 Лабинсккй отдел
ОБЛАСТЬ
ХП Майкопский отдел
XIII Екатеринсдгрский отдел
не косяков», а в косяке — до двадцати маток58. Эти громадные
табуны, требовавшие для пастьбы массы пастухов и ночных
охранников, составляли собственность исключительно князей и
дворян. Как известно, другие сословия Кабарды получили права
разводить табуны только в пореформенный период. Тогда же
табунное коневодство стало распространяться и у ряда других
народов региона, о чем говорилось в разделе о коневодстве.
Напомним лишь, что эта отрасль хозяйства особенно процветала
в Карачае.
163
1 Адыгейцы 9 Ьа-1 корцы
I Кабардинцы 10 Кумыки
3 Черкесы П Ногайцы
4 Абазины М Русские
5 Грузины Ц Украинцы
14 Армяне
7 Ингуши И Осетины
6 Кярачяеяны II
.• ".). '...НАЛЬЧИК
12 Кошёхабльсиову
•••*'"' хи
ГРАНИЦЫ
цн ь-ц губерний и областей
— — — округов и отделов
участков
ТЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ
Веденский округ
Н Грозненский округ
III Назрановский округ
IV Сунженский отдел
Карта 3. Распространение водных источников
Занятия пастуха-табунщика во многом отличались по
сложности и ответственности от труда обычного пастуха. Отсюда
стремление хозяев табунов иметь сильных и смелых пастухов,
которым можно было доверить свое достояние — табуны
лошадей. Труд пастуха-табунщика высоко оплачивался: в год от 25
до 50 жеребят и полный набор одежды59. По адатам
кабардинцев, записанным в 1844 г., в Кабарде в то время существовали
другие нормы оплаты табунщика: ему давали ежегодно «по вы-
164
Владикавказский округ
VI Нальчикский округ
УН Пятигорский отдел
VIII Моздокский отдел
Ц Кизпярский отдел
ОБЛАСТЬ
XII Майкопский отдел
XIII Екатеринодарский отдел
КУБАНСКАЯ
X Баталпашинский отдел
Лабинский отдел
бору лучшего жеребенка от одной л:.* трех маток, которых он
пас», одежда была своя.
По-другому оплачивался труд ночных караулов. 1> адатах
сказано, что они составляли значительную дружину и
назначались по усмотрению главного табунщика60.
И в XX в. роль главного табунщика в решении важнейших
вопросов содержания табуна была огромна. «Ответственным
распределителем на весь табун в 200, иногда .'100 маток, и па его
целость,— пишет 15. II. Пожидаев,— считался старший среди
табунщиков (каковых да большой табун бывало 10 и 12 человек),,,
105
Если табун принадлежал частному лицу, то таковым табунщиком-
распорядителем делался, как правило, сам хозяин; если это был
сборный табун, то старший выбирался табунщиком из своей
среды, и обычно таким ответственным распорядителем делался
наиболее крупный коневод данного табуна». Ночной караул
отвечал за сохранность табуна ценою своей жизни 61.
Пастушеское снаряжение. Чтобы ограничить возможность
лошади и вообще скота далеко уйти, применялись путы, которыми
укорачивали шаг животного. Это было особенно важно при
выпасе лошадей без присмотра, а также в ночном. Путы делались из
обработанной мягкой воловьей кожи, конских волос, а в конце
XIX в.— также из стальных цепей (обычно на дорогих скакунов).
Путы большей частью накладывали на передние ноги животных;
связывали нередко также переднюю и заднюю ноги лошади.
Первые известия о применении конских пут на Северном
Кавказе относятся к скифской эпохе62. Об этом свидетельствует, в
частности, изображение лошади с путами на передних ногах на вазе
скифского Чертомлыцкого кургана IV в. до н. э.63
В условиях выпаса в лесистых местах, особенно Западного и
Восточного Кавказа, а также в предгорных районах Центрального
Кавказа, большое значение имели медные и железные
колокольчики, помогавшие отслеживать в лесу мелкий и крупный рогатый
скот и лошадей на ночных пастбищах. У всех горцев
предводитель стада — козел-вожак непременно был с колокольчиком на
шее. И все же, судя по имеющимся данным, включая наши
многолетние экспедиции, применение колокольчиков у
северокавказских народов не имело широкого распространения, по сравнению,
например, с венграми, для которых это было обычным явлением.
Применение различных видов колокольчиков при выпасе скота
и лошадей было характерно и для других народов Восточной
Европы. Зарождение этой традиции на Северном Кавказе, видимо,
относится к отдаленной эпохе, о чем говорят некоторые факты,
прежде всего наличие здесь в древности крупного очага
металлургии 64.
К очень древнему периоду относится и появление пастушеских
звуковых инструментов, имевших не только развлекательную
функцию, но и практическую. О древнем происхождении
свирели, ее широком распространении у горцев свидетельствуют
фольклорные данные. Свирель — любимый музыкальный инструмент
героев нартского эпоса. Под звуки свирели знаменитого
музыканта и певца Ацамаза просыпается вся природа: горы, реки,
леса... пляшут дикие звери. Рассказывают, что игра на
пастушеской свирели успокаивала стадо, снимала тревогу. «Отучали
овец,— пишет Зафесов про адыгейцев,— от пугливости
песнями, которые исполнялись на пастушеской свирели»65.
Неотъемлемой принадлежностью пастуха была палка,
имевшая обычно на конце крючок для ловли овец. Кроме того, это
было оружие пастуха в случае необходимости. На палке вели
так называемый пастушеский счет, что было вызвано сплошной
166
|неграмотностью горского населения. Порядок ведения счета был
везде почти одинаков: пастух на палке в определенном порядке
наносил большие и маленькие зарубки и кресты (а у
кабардинцев и ряда других народов — и фамильные тамги, о чем уже
упоминалось вышеN6.
У всех северокавказских народов существовал двадцатичный
счет. Только балкарцы наряду с этим употребляли и
десятичный счет, воспринятый ими у осетин и восходящий к древне-
иранскому, сами осетины утеряли его67. Приведем древнеосетин-
ский счет, записанный нами в 1987 г. у балкарских стариков в
сел. Гунделен; это несомненно аланский субстрат в культуре
балкарцев. Вот он: ас, дуе, туе, чыпарлис, думас, схас и т. д.
Круглый год пастух скитался под открытым небом один на
один с природой, черпая только в себе надежду на лучшее.
Путешественники по Северному Кавказу неоднократно указывали на
это. Вот одно из таких сообщений, относящееся к 80-м годам
XIX в. и касающееся балкарских пастухов Баксаыского ущелья:
«В течение восьмимесячной пастьбы скота пастухи питаются
исключительно кефиром, айраном и приготовляемым ими из
молока сыром; хлеба не имеют. У некоторых пастухов мы
встречали шалаши, большинство же живет под открытым небом»68.
Великий осетинский поэт и революционный демократ
Коста Хетагуров в своих поэтических произведениях
неоднократно обращался к теме безрадостной доли пастуха-горца, ярко
отразив многие стороны его жизни. Приведем лишь один
отрывок из его знаменитой поэмы «Кто ты?»:
На что ж я был годен!
Грусти не грусти,
Пришлось за харчи лишь
Ягнят мне пасти.
Скитался по саклям,
На сене я спал.
Но все же «да-да-дай»
С весельем певал.
Работал подпаском,
Служил пастухом —
За скудную плату
Ячменным зерном
В облезлой папахе
И в бурке бродил,
Но досыта хлеба!
И я не тужил.
На летних и зимних пастбищах в свободное время пастухи
занимались ремеслами, в том числе изготовлением из дерева
предметов домашнего обихода. На это указывал, например,
в 1885 г. осетинский этнограф С. Кокиев, который, описывая
домашние кустарные промыслы осетин, отмечал: «Кроме каждого
хозяина, который на всякое дело мастер, изготовлением дере-
167
вййной посуды спецйаЛьйб занимаются й&стухй, к&# во время
своих летних кочевок, так и зимней стоянки. Пастухами
производится на досуге масса разнообразной посуды: ведра, кадушки,
чаны, чашки, ложки, блюда, столики и т. д.». Автор описывает
орудия* и приемы изготовления этих и других предметов.
Рассматриваемая традиция имела широкое распространение у всех
северокавказских народов. «Не будет преувеличением сказать,—
пишет И. X. Калмыков про черкесов,— что около 80 %
пастухов в совершенстве знали все приемы обработки деревянных
предметов домашнего обихода»69.
В заключение напомним, что на летовке производство сыра и
других молочных продуктов выполнялось исключительно
пастухами. Исключение составляли лишь карачаевцы и отчасти
чеченцы, у которых эти занятия выполняли в основном женщины,
переезжавшие вместе с другими членами семьи на время сезона
на горные пастбища.
Одним словом, в скотоводческом хозяйстве горцев Северного
Кавказа пастух был той центральной фигурой, от которой во
многом зависело благополучие этого хозяйства.
1 ЦГАКБ. Ф. 40. Он. 1. Д. 12. Л. 25-32.
2 Пожидаев В. П. Хозяйственный быт Кабарды // ТЕИЭОК. 1925. Т. 3.
Вып. 1. С. 39; Зафесов А. X. Животноводческое хозяйство в Адыгее.
Майкоп, 1967. С. 12.
3 Балашев Н. Породное районирование животноводства и его качественная
характеристика в горных районах // РГ. № 9. Ростов-на-Дону, 1933.
С. 39; Задача животноводства в горной полосе // Там же. С. 32.
4 АБКИЕА. С. 212.
6 Мамбетов Г. X. Из истории скотоводческого быта кабардинцев и
балкарцев во второй половине XIX — начале XX в. // КБНИИ. 1972. Вып. 7.
С. 41—42.
6 Зафесов А. X. Указ. соч. С. 19.
? Клинген И. Основные хозяйства в Сочинском округе. СПб., 1897. С. 61.
8 Зафесов А. X. Указ. соч. С. 23—24.
9 АБКИЕА. С. 368.
10 Думпе Л. А. Животноводство в Латвии. М., 1988. С. 230.
11 А баев В. И. Осетинский язык и фольклор. М.; Л., 1949. С. 56.
12 АБКИЕА. С. 187, 250, 266, 268.
13 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 51; ОГРИП. С. 173.
14 Ковалевский М., Миллер Вс. В горских обществах Кабарды // ВЕ. 1884.
Кн. 4. С. 542.
15 ЦГАКБ. Ф. 6. Оп. 1. Д. 156. Л. 2.
16 М. Б. Летом па Кавказе // РВ. 1904. Кн. 5. С. 59—60.
17 Зафесов А. X. Указ. соч. С. 18—19.
18 Христианович В. П. Горная Ингушетия // МЭАЛ. С. 112; Иваненков И. С.
Горные чеченцы. Владикавказ, 1910. С. 107.
19 Думпе Л. А. Указ. соч. С. 200.
20 Кларк Г. Доисторическая Европа. М., 1953. С. 213.
21 Колчин Б. А. Новгородские древности. Деревянные изделия. М., 1968.
С. 25.
22 Калоев Б. А. Осетины (историко-этнографическое исследование). М., 1971.
С. 100-101.
23 Ростовцева Е. Е. Продукты из молока овец. СПб., 1893. С. 21.
24 Геевскай В. Н. О состоянии скотоводства в верховьях рек Терека и
Большой Арагвы//МУКЛЗПИСК. Т. 1. Тифлис, 1887.
168
35 Ростовцева Е. Е. Указ. соч. С. 21—29.
36 Иваненков Н. С. Указ. соч. С. 107; Христианович В. П. Указ. соч. С. 167.
™ СЭРНКЧ. С. 27.
28 Керейтов Р. X. Изменения в материальной культуре ногайцев // Совре-
I менный быт и культура народов Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1984.
С. 126-127.
з9 Атаманских А. А. Карачаевский айран. Баталпашинск, 1915:
Карачаевцы. Историко-этнографический очерк. Черкесск, 1978. С. 187, 188 ел.
50 Кирш А. А. Очерки сыроваренных заводов на Северном Кавказе. Тифлис,
1887: Дьячков-Тарасов А. Н. Карачаевские кефирные зерна и перспективы
; их использования // Бюллетень Северо-Кавказского НИИ. № 24.
Ростов-на-Дону, 1927.
31 Клинген И. Указ. соч. С. 61.
32 АБКИЕА. С. 63, 267, 268.
33 Маргграф О. В. Очерк кустарных промыслов Северного Кавказа. М., 1882.
34 Кузнецов В. А. Алания в X—XIII вв. Орджоникидзе, 1971. С. 95; Он же.
Очерки истории алан. Орджоникидзе, 1984. С. 149; Мужухоев М. Б.
Средневековая материальная культура горной Ингушетии. Грозный, 1977.
С. 84—85; Он же. Новая коллекция предметов из склепов горной Ассин-
ской котловины // АЭС. Т. 3: Алексеева Е. П. Древняя и средневековая
история Карачаево-Черкесии. М., 1971. С. 383.
35 Мамбетов Г. X. Из истории скотоводческого быта. С. 42; Пожидаев В. П.
Указ. соч. С. 42.
36 Зафесов А. X. Указ. соч.
37 Тулъчинский Н. Т. Пять горских обществ Кабарды // ТС. 1903. Вып. 5.
С. 106: ОИБН. С. 106.
38 Христианович В. Л. Указ. соч. С. 107.
39 Далгат У. Б. Героический эпос чеченцев и ингушей. Исследование и
тексты. М., 1972. С. 314.
40 ОНС. С. 55, 304.
41 Мкртумян М. X. Формы скотоводства в Восточной Армении // АЭФ.
Т. 6; Дарвешян (Мамое Халыт) М. X. Скотоводческое хозяйство курдов
Восточной Армении. Ереван, 1986.
42 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978. С. 157.
43 Грабовский Н. Ф. Экономический и домашний быт жителей горного
участка Ингушского округа//ССКГ. 1870. Вып. 3.
44 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 32.
и Скачков А. Опыт статистического исследования горного уголка // ТВ.
1905. № 211, 212.
46 Гамкрелидзе Б. В. Скотоводство в горной Ингушетии, (по
этнографическим материалам). Тбилиси, 1960. С. 21; Харузин Н. Заметки о
юридическом быте чеченцев и ингушей // СМЭ. 1888. Вып. 2; Христианович В. П.
Указ. соч. С. 172—173.
47 Калантар А. А. Задачи и способы исследования скотоводства //
/МУКЛЗПИСК. Т. 1. Тифлис, 1887. С. 122.
48 Пожидаев В. Я. Указ. соч. С. 32.
4э Тепцов В. Я. По истокам Кубани и Терека // СМОМПК. 1892. Вып. 14.
С. 67.
50 Калантар А. А. Указ. соч. С. 459.
51 Геевский В. Н. Указ. соч. С. 288.
52 НК. С. 304.
53 Тулъчинский Н. Т. Указ. соч. С. 214—215.
54 Петров Гр. Верховья Кубани—Карачай // ПККО. 1880. С. 326;
Сысоев В. М. Карачай в географическом, бытовом и историческом
отношении // СМОМПК. 1913. Вып. 43. С. 84.
55 Кучмезова М. Ч. Землевладение и землепользование в Бал карий по
обычному праву в начале XX в. // ВКБНИИ. Вып. 6. Нальчик, 1972. С. 223.
56 НК. С. 145, 244.
57 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 26.
58 АБКИЕА. С. 368—369.
59 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 32.
12 в. А. Калоев 169
60 Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев. Материалы по обычному прг
ву Северного и Восточного Кавказа. Вып. 1. Одесса, 1882. С. 24.
61 Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 32.
62 Думпе Л. А. Указ. соч. С. 283.
63 Ковалевская В. Б. Конь и всадник. М., 1977. С. 12.
*• Калоев Б. А. Поездка к венгерским ясам // СЭ. 1984. № 6; Он же. Снов
в стране венгерских ясов (алан) // ИЮОНИИ. Вып. 32. Цхинвали, 198*
Думпе Л. А. Указ. соч. С. 286; И весен А. А. IIрикубанский очаг мета:
лообработки в конце медно-бронзового века // МИА. 1951. Т. 23.
65 Зафесов А. X. Указ. соч. С. 14.
?в Пожидаев В. П. Указ. соч. С. 37; Дзагуров Г. А. Осетинский пастуше!
ский счет // ИСОНИИК. Вып. 1. Владикавказ, 1925.
67 Абаев В. И. Указ. соч. С. 282.
68 Иванюков И. И., Ковалевский М. М. У подошвы Эльбруса. Очерк // В1
1886. Т. 1. Кн. 1, 2.
69 Кокиев С. В. Записка о быте осетин // СМЭИДЭМ. Вып. 1. М., 1885. С. &
Калмыков И. X. Черкесы. Историко-этнографический очерк. Черкесе!
1971. С. 77.
Глава пятая
ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ
И ПОСТРОЙКИ
Жилые и хозяйственные постройки древних племен Северного
Кавказа крайне слабо отражены в источниках, в том числе
археологических, столь обильных для освещения многих других
вопросов материальной культуры. Древнейшим жилищем человека
являлись пещеры. Как помещения для скота, особенно в зимний
период, они и сегодня отвечают своему назначению в ряде мест
Западного и Центрального Кавказа. Как свидетельетвуют
археологические находки, если при пастушеском скотоводстве люди
и скот находились в одном помещении, в данном случае в пещере,
•о чем свидетельствуют находки костей домашних животных, то
при отгонном скотоводстве, характеризующемся более высокой
ступенью социально-экономического развития, для людей и
скота появились раздельные помещения. К этому времени,
возможно, относится появление горской двухэтажной сакли, из которой
первый этаж зимой отводился для скота.
Пещеры как помещения для скота имели широкое
распространение по всей горной зоне Западного и Центрального Кавказа.
На Западном Кавказе такие пещеры неоднократно
фиксировались исследователями в бассейнах Кубани и Теберды и
прилегающих к ним районам Черноморского побережья. Наряду с
естественными пещерами, где могло укрыться от непогоды до тысячи
голов овец, здесь немало искусственных пещер, возникших в
результате добычи в древности медной или железной руды. Время
появления этих пещер — поздний медно-бронзовый век.
Площадь пещеры такого типа достигает нередко нескольких
десятков квадратных метров. Две такие пещеры, например,
зафиксированы по левому берегу р. Маруха; немало их и в верховьях
притоков Лабы и Кубаниг. Многие пещеры Северо-Западного
Кавказа обследовал А. А. Формозов. Большой интерес представляет
исследованная им Каменномостская пещера на правом берегу
притока Белой — р! Мешоко, имеющая длину 24 м, ширину
при входе 9 м; перед пещерой расположена площадка длиной
23 м. шириной 8 м. В пещере обнаружена многослойная стоянка,
где в энеолитическом слое найдены остатки большого
количества костей домашних животных (мелкого и крупного рогатого
скота, свиньи, собаки), а также каменные орудия для обработки поч-
:вы 2. Во многих пещерах найдена керамика аланской эпохи.
Полевые этнографические данные свидетельствуют о том, что
пещеры широко использовались всеми народами Северо-Западно-
12* 171
го Кавказа как помещения для скота, главным образом в зимний
период содержания. В Каракентском ущелье
(Карачаево-Черкесия), например, нами зафиксировано несколько пещер,
принадлежавших крупным овцеводам (Карачаевская пещера, Афакоев-
ская пещера, Тлатовская пещера и т. д.); в некоторых из них,
по словам старожилов, содержалось до 600—700 голов овец.
Естественные пещеры широко использовались и абазинскими
овцеводами в качестве прежде всего зимних стоянок (уатар).
Некоторые из них в верховьях р. Уруп отличались большими
размерами — могли вместить до 2 тыс. овец и коз; на зиму вход
в пещеры обычно закрывали плетнем. И летом пещеры нередка
служили надежным укрытием от непогоды. Судя по источникам,
для карачаевцев горные пещеры и «трещины в скалах» нередко
заменяли коши (стоянки) на зимних и летних пастбищах3. На
всей территории Балкарии «пещеры и гроты» имелись в большом
количестве, причем, если они были малопригодны для
содержания скота, то их искусственно расширяли и приспосабливали
под хозяйственные постройки.
По нашим полевым этнографическим данным, жители сел. Гун-
делен широко использовали естественные укрытия, известные под
названиями: Межит дорбун (дорбун по-осетински «пещера»), Пе-
желаны дорбун, Сырт дорбун, Кюл дорбун и т. д. В Черекском
ущелье рядом с домами нередко встречались искусственные
пещеры в скалах для содержания скота или хранения имущества
(запасы дров, зерна, картофеляL. В больших ущельях Северной
Осетии исследователями зафиксировано множество естественных
укрытий. По данным Е. Г. Пчелиной, основанным на
многолетних наблюдениях, в Дигорском ущелье находятся: 1) группа
пещер за поляной Мацута, 2) популярная пещера св. Николая
недалеко от сел. Задалеск; в Алагирском ущелье: 1) группа пещер
между селениями Быз и Ксурта, 2) знаменитая пещера «Черный
всадник» (Саубараг) над сел. Быз, 3) пещеры близ сел. Ход,
4) пещерная крепость Давида Сослана близ сел. Нузал, 5) Урсдон-
ские пещеры-крепости, 6) недоступные пещеры над старым
сел. Урсдон, 7) пещера в местности «Кохи»; в Куртатинском
ущелье: 1) пещеры в районе сел. Гули, 2) пещеры между
селениями Андиатикау и Бугултикау, 3) пещерные крепости в
сел. Бугултикау, 4) пещеры близ вершины горы Кариухох,
5) огромная пещера на правом берегу реки напротив сел. Гу-
диатикау; в Тагаурских ущельях пещеры использовались,
подобно другим естественным укрытиям, для хозяйственных нужд5.
В горной Ингушетии использование скотоводами
естественных укрытий являлось распространенным явлением. Г. Вертепов
отмечал, что ближе к главной цепи гор Ингушетии «пригоном
для овец» служили естественные пещеры. Л. П. Семенов, много
лет изучавший горную Р1нгушетию, писал, что такие пещеры
располагаются, в частности, «на верхних крутых склонах Столовой
горы» и что «в настоящее время они используются пастухами для
загона скота»6. По данным наших информаторов (Сред. Ачалуки,
172
Галашки, Назрань и др.), в некоторых из них размещалось до
тысячи овец.
В равнинной зоне Северного Кавказа самые древние жилища
относятся к ранней бронзе. Исследования Серженьюртского, Лу-
говского, Далинского и других поселений Восточного и
Центрального Кавказа свидетельствуют о том, что уже в это время
здесь широкое распространение имели турлучные и саманные
строения. Так, в Серженьюртском и Луговском поселениях
обнаружены остатки жилых и хозяйственных построек в виде кусков
глиняной обмазки от плетеных из прутьев и жердей стен. На
Луговском поселении было отмечено круглое в плане «легкое
плетеное строение турлучного типа», такие жилища горцы строили
еще в недавнем прошлом. Считают, что такой тип строения
является одним из характерных особенностей куро-аракской
культуры.
Большой интерес представляют находки в Серженьюртском
поселении остатков стен, изготовленных из отмученной глины со
значительными растительными примесями7. Этот тип кирпича
аналогичен современному так называемому саманному кирпич у,
из которого воздвигают нередко и хозяйственные постройки.
Исследования поселений более поздних эпох были менее
результативными в плане выявления следов жилищ и хозяйственных
построек8.
Во всех случаях городища и поселения располагались вдоль
рек и речушек, нередко обносились оборонительными
сооружениями и рвом. Находимый в них археологический материал ярка
характеризует оседлый л кочевой быт населения, процесс
оседания кочевников, хозяйственную деятельность и т. д. Земледелие
и скотоводство древних племен Прикубанья представлены
обильными находками зерновых злаков (просо, ячмень, пшеница),
скелетов лошадей, костей мелкого и крупного рогатого скота, свиньиг
собаки, что дает возможность судить о масштабах скотоводства,
кормовой базе. Вызывает интерес коновязь в виде столба,
найденная рядом со скелетами шести лошадей в ст. Ладожской9.
Можно предположить, что коновязь, без которой не обходился двор
или кунацкая состоятельного горца, восходит к скифской эпохе.
Некоторые представления о строениях северокавказских
племен эпохи скифо-сарматов дают труды древних авторов. По Стра-
бону (I в. до н. э.— I в. н. э.) часть сарматских племен (аорсов
и сираков), считавшаяся оседлыми земледельцами, жила,
подобно другим племенам Северо-Западного Кавказа, в шалашах,
сарматы-кочевники — в войлочных шатрах и кибитках10. При этом
автор отмечает, что палатки и кибитки составляли единый
комплекс, вокруг которого пасли скот. Характерной особенностью
стойбища кочевников, как и поселений многих оседлых племен,
являлось то, что в нем строения (палатки и кибитки)
располагались в форме замкнутого круга или квадрата, куда загоняли на
ночь скот. Пространство это называлось древнеиранским именем
«керт», т. е. двор. Под таким названием керт вошел в языки мно-
173
гих народов, в том числе Кавказа. Можно полагать, что
отмеченную форму поселений древних иранцев восприняли аборигены.
Она была присуща и пришлым половцам, а также их потомкам —
балкарцам и карачаевцам, равно как и кабардинцам,
сохранявшим ее, по свидетельствам многих авторов, еще в XIX в.11
Наследием прошлых веков является здесь и саман, из
которого строили здания жилого и хозяйственного назначения,
фундаменты под деревянные постройки, ограды для скота и т. д.
Саманный кирпич был впервые найден на Северном Кавказе в алан-
ском поселении (в ст. Змейской в Северной Осетии), где была
вскрыта стена E0—60 см), сложенная из самана. Следы
постройки из саманного кирпича обнаружены и в Нижне-Джулатском
аланском городище • (в КабардеI2.
В целом сделанный обзор показывает, что на равнине
Северного Кавказа одни строения жилого и хозяйственного
назначения (турлучные, саманные, каменные и плетневые) восходят к
эпохе бронзы, другие (войлочные кибитки и шатры) являются
наследием прежде всего скифо-сарматов.
В верховьях Кубани исследованы аланские городища и
поселения. В некоторых из них вскрыты постройки жилого и
хозяйственного назначения, загоны для скота, огороженные каменными
заборами, определены формы поселения. Поселения обносились
каменными стенами, имели многоярусные боевые башни. Следы
таких сооружений хорошо сохранились в городище Гиляч в
горах Большого Карачая. Исследователь этих памятников Т. М.
Минаева отмечает, что горные луга здесь имели «массу загонов для
скота, происхождение которых не знает современное население...
Когда-то на этих лугах паслись значительно большие стада, чем
теперь»13. Все эти памятники автор датирует VII—XII вв. Однако
каменные ограды для скота, различные постройки жилого и
хозяйственного назначения, строившиеся из местного камня
большей частью на сухой кладке, восходят к той отдаленной эпохе,
когда осваивалась горная зона и когда на смену пастушескому
скотоводству пришло отгонное. Что же касается боевых и
жилых башен, которые наряду с другими помещениями и
естественными пещерами использовались для содержания скота зимой,
то они могли появиться и в XII в., и позже.
Е. И. Крупнов время сооружения наиболее архаических
ингушских башен определяет XII—XIV вв., хотя тут же
оговаривается, что русские и грузинские послы, много раз
пересекавшие в XVI—XVII вв. территорию Ингушетии, «редко упоминают
об этих памятниках». Автор, основываясь на народных
преданиях, полагает также, что жилые башни ингушей
предшествовали боевым 14.
Возможно, что время появления башен в Северной Осетии
относится к той же эпохе, что и на Западном Кавказе. Во всяком
случае, Г. А. Кокиев в своей известной работе датирует
осетинские башни XIV в., считая, что появление их было обусловлено
обострением взаимоотношений осетин и кабардинцев 1Г\ а не уси-
174
Общий вид расположения жилых и хозяйственных построек западных адыгов в XIX в,
Макет. Из фондов Адыгейского краеведческого музея
лением межплеменной и межродовой борьбы в горах Осетии,
вызванной безземелием и другими тяжелыми условиями жизни.
Строительство башен на Северном Кавказе продолжалось до
XVIII в., но использовали их как помещения для скота еще до
недавнего времени.
Из построек хозяйственного назначения горной зоны
рассмотрим сначала башни, имевшие широкое распространение в
Осетии, Ингушетии, отчасти в Чечне и лишь местами в Балкарии и
Карачае, где они выполняли оборонительные функции. Другим
народам региона башни не были знакомы. Из всех типов башен
(боевые, сторожевые, жилые) использовали для содержания
скота на зиму, в случае особой ситуации (межродовой борьбы,
вражеского набега) боевые. Тогда боевая башня, состоявшая из 4—
7 ярусов, становилась убежищем семьи со всем ее имуществом;
семья размещалась во втором этаже, пользуясь подставной
лестницей; первый этаж башни, не имевший светового отверстия,
служил для содержания скота.
Жилая башня, располагавшаяся обычно рядом с боевой,
состояла почти повсюду из трех этажей: первый служил для скота,
второй — для семьи, третий — для обороны, а в мирное время —
для приема гостей.
Рассмотрим использование этих построек для содержания
скота у каждого народа. Путешественники XVIII в., побывавшие
в горах Осетии, были первыми, кто указал на исключительное
преобладание там каменных построек, включая и башни,
которые использовали и для помещения скота. Более конкретные
сведения об осетинских жилых башнях (ганах) сообщают
источники первой половины XIX в. «Каждый дом (жилая башня.—
Б. К.) представляет подобие замка... в нижнем этаже содержат
скот, во втором этаже живут сами, а третий назначается для
гостей; если же их нет, то служит вместо кладовки». Можно
заключить, что уже в конце XVIII — начале XIX в. эти башни
больше не использовались с целью обороны, поскольку
прекратились распри внутри Осетии после вхождения ее в состав
России 16.
Жилая башня имела на первом этаже арочный вход, который
закрывался толстой одностворчатой дубовой дверью с засовом или
особым замком. Вход на следующие этажи, имевшие бойницы,
шел через подставную лестницу. Узкое световое отверстие на
одной из стен имел и первый этаж, где размещался скот сообразно
виду, возрасту и полу в огороженных из плетня или досок
помещениях; вдоль стены обычно находились плетеные из орешника
кормушки (ясли), к которым привязывали крупный рогатый скот;
животные располагались через определенный интервал друг от
друга; на шею скотине надевалась деревянная дуга, которая
прикреплялась к концу веревки от кормушки17.
Еща одна особенность хлева горной зоны: его пол непременно
застилали большими плоскими камнями, а там, где было
возможно,— сланцевыми плитами. Это давало возможность содер-
176
жать скот в чистоте. В то же время помещение для мелкого
рогатого скота не убирали до конца весны с целью накопления
навоза для кизяка, который был единственным видом топлива в
лишенных леса горных районах.
Нередко ганах располагался рядом с боевой башней, имея с
ней лестничные сообщения и лазы. Обе башни составляли замок
(галуан)— комплекс жилых, боевых башен и хозяйственных по-
строек, обнесенный высокой каменной стеной, имевшей
единственный арочный проем. Скот и в этом случае располагался на
первом этаже жилой башни. От дальнейшего рассмотрения этих
построек нас избавляет сводный труд В. X. Тменова, где они
хорошо представлены.
Слово ганах вошло в осетинский из тюркского языка, где она
означает «дом — крепость»; слово галуан, имея «персидский
облик» (ограждение, защита), соответствует аналогичным
названиям у соседних кавказских народов, в том числе чеченцев —
глан (крепостная стенаI8.
Дома-крепости прослеживаются и в соседней Ингушетии,
здесь также первый этаж крепости (гала) служил зимой
помещением для скота. Там, где строили четырехэтажные
дома-крепости, первый этаж отводился для крупного рогатого скота,
а второй—для овец и коз (ущелье р. АссыI9. По данным Н. Ф. Гра-
бовского, относящимся к 70-м годам XIX в., четырехэтажная
башня у всех горных ингушей была наиболее распространенным
типом жилья, в котором всегда «нижние этажи служили
помещением для скота», а верхние занимала семья.
Судя по описанию, это было огромное сооружение. «В каждой
башне,— отмечает автор,— встречается по несколько семейств,
которые, обитая в таком близком соседстве, нисколько не мешают
друг другу, потому что живут в разных отделениях,
перегороженных капитальными стенами; все имеют только общие
коридоры»20. Можно лишь полагать, что в нижнем этаже башни, в
котором располагался хозяйственный комплекс, каждая семья также
имела отдельное помещение для скота. Стены башни имели
световые отверстия, напоминающие бойницы. На первом этаже
полы покрывали сланцевыми плитами с целью содержания
помещения в чистоте.
Описываемые постройки, во многом сходные с осетинскими,
служили у ингушей помещениями для скота почти до начала
XX в., с этого времени здесь стали строить одноэтажные дома.
Хозяйственные помещения, вынося их из жилого комплекса,
ставили вплотную к стене жилого дома, так что скот находился
всегда под наблюдением хозяев.
В отличие от ингушей чеченцы не знали домов-крепостей,
в чем мы неоднократно убеждались во время экспедиционных
поездок по горной Чечне. Об этом же говорят данные грузинских
ученых, проводивших здесь полевые этнографические
исследования 21. Скот в горной Чечне находился в жилом комплексе, т. е.
в первом этаже двухэтажной постройки, предшествовавшей, по
177
Карачай.
Постройка для косарей
на сенокосе
нашему мнению, домам-крепостям нагорного Северного Кавказа.
Двухэтажные постройки, отсутствовавшие в Ингушетии, а также
в Балкарии и Карачае, были весьма характерны и для горной
Осетии.
В целом при рассмотрении положения животноводческих
помещений по отношению к жилому комплексу, выявляется
определенная закономерность и в горах и на равнине региона: во
время зимних холодов семья переходила на первый этаж, где
находился скот: здесь было теплее.
Нахождение помещения для скота в жилом комплексе, а
именно в нижнем этаже двухэтажной постройки, не раз отмечалось у
чеченцев дореволюционными и советскими авторами. Так,
К. Ф. Ган в самом начале XX в. указывал на распространение
таких домов в Чечне: почти тогда же аналогичные постройки
были зафиксированы Н. С. Иваненковым во многих чеченских
ущельях22. Заметим, что во всех исследованиях, посвященных
быту чеченцев, нет указаний на то, что нижний этаж
описываемой постройки служил и местОхМ пребывания семьи во время
сильных зимних холодов. Объясняется это отсутствием здесь
таких холодов.
Этого нельзя сказать о горной Осетии, особенно ее
высокогорных районах; здесь суровые зимние холода вынуждали обитателей
дома переходить на ночь в хлев, т. е. в нижний этаж, в
специально огороженное место. В ущелье реки Нарыдон, Гуркумтиком,
по данным наших информаторов, почти все жители вели такой
образ жизни. Здесь половина хлева отгораживалась плетнями
или досками для ночлега семьи: сюда же брали и гостей, для
которых у многих малосостоятельных не было другого помещения.
Эти черты были присущи и жилищам беднейших слоев родного
села Коста Хетагурова — Нар, как и соседних сел. Поэт с
горечью писал, что в отличие от бедных у богатых «для лошадей,
рогатого скота, овец и коз имелись конюшни, базы и овчарни,
следовательно, их хадзар (жилое похмещение,— Б. К.) не был
пропитан ароматом навоза»23.
178
В целом же пребывание скота в жилом комплексе было
широко распространенным явлением почти по всей горной Осетии.
Так, по подсчетам А. Скачкова, в 1905 г. в Дагомском приходе
Алагирского ущелья хлев находился под жильем, из 193 хозяйств
140 (или 73 %) совершенно не имели дворов, что объясняется
вертикальной застройкой, вызванной малоземельем. В 80-х годах
В. Н. Геевский писал про осетин верховьев Терека, что у них
«скот помещается в нижнем этаже», а «у небогатых крестьян
помещения для мелкого и крупного рогатого скота находятся в
той же постройке, где живет семья хозяина, что вызвано
необходимостью в тепле и охране скота от воров»24.
Однако с 80-х годов XIX в. в связи с интенсивным развитием
скотоводства, ростом поголовья животноводческие помещения
выносятся из жилого комплекса. Этот процесс происходил повсюду,
в том числе в высокогорье. Он был вызван здесь и тем, что в
горах освободилась часть земель в результате массового выхода
горцев на равнину25. И в новых условиях главной заботой было
обеспечение сохранности стада от воров. Поэтому помещения для
скота строили впритык к стене жилого дома, чтобы можно было
наблюдать через отверстие в стене за хлевом. Наибольшее число
таких построек встречалось в низменных местах горной Осетии.
В отличие от Осетии в Балкарии и Карачае скот не содержали
зимой в жилом комплексе, о чем свидетельствует почти полное
отсутствие двухэтажных построек. Лишь в Балкарии
зафиксирована одна такая постройка (с. Булунгу), в первом этаже которой
содержали овец и коз 26. Здесь строили только одноэтажные дома.
Отличительной чертой скотоводческого хозяйства этих народов
являлось и то, что скот у них круглый год содержался вдали от
населенных пунктов, дома оставляли одну или несколько дойных
коров, в зависимости от состава семьи и ее зажиточности.
Такая форма поселения балкарцев и карачаевцев объясняется
не земельной теснотой, как полагают некоторые авторы 27, а
традициями из полукочевого быта. Определенный отпечаток на
хозяйственные постройки этих народов наложили
физико-географические условия. В балкарских ущельях, прежде всего в Черек-
ском и Чегемском, врубаясь в массивы скал, делали
искусственные пещеры и ниши для содержания скота и хранения корма.
С той же целью использовали многочисленные естественные
пещеры. В целом же хозяйственные постройки балкарцев, как и
других горцев горной зоны, были незначительны,- что имеет также
свое объяснение: основное поголовье скота балкарцев
содержалось зимой и весной на зимних пастбищах, располагавшихся в
предгорьях и на равнине Кабарды; летом и осенью скот пасли на
альпийских лугах, а с наступлением холодов — на сельских
участках, где обычно были хозяйственные постройки.
А. И. Робакидзе, проводивший полевые этнографические
исследования в Балкарии, пишет: «Дома держали только одну-
две коровы. Даже быков пригоняли в село по мере надобности.
Вследствие этого скот не был связан с жилым домом и не требо-
179
вал выделения из него соответствующей площади. Балкарцы
вдали от села строили стоянки для скота, которые в течение целого
года исключали пребывание скота в селе»28. Удаление
хозяйственных построек от жилых — позднейшее явление в жизни
балкарцев, вызванное развитием их скотоводства в пореформенный
период.
Родственные им карачаевцы сохранили прежние полукочевые
традиции, т. е. постройки с крытым двором. Последний состоял
«из ряда помещений для жилья и сараев для скота,
расположенных вокруг громадного крытого двора. Все это сооружение имело
один выход и представляло собой почти крепость... Крытый двор
использовался для скота, хранения дров и сена»29. Напомним, что
такой двор очень напоминал стойбище древних кочевников.
Полукочевой быт карачаевцев, в отличие от балкарцев, ярко
характеризуется и кошем на летних пастбищах, на которых они
пребывали со второй половины мая до начала сентября. Слово кош,
означающее с тюркского «временная стоянка», «походное
жилище», известно только балкарцам и карачаевцам. У балкарцев на
кошах находились только пастухи, а не семья или часть ее, как
это широко практиковалось у карачаевцев.
Дьячков-Тарасов, хорошо знавший быт карачаевцев, писал,
что «с половины мая население Карачая переселяется на
альпийские высоты, на «коши»... в аулах остаются сторожа-старики,
по одному на квартал». По словам карачаевцев, опрошенных
нами, на кош перевозили даже домашних птиц, в том числе
водоплавающих, поскольку летовка располагалась поблизости от
реки или пруда. На коше, удаленном от аула иногда на 15—20 км,
состоятельные строили рубленый или каменный домик с
двускатной крышей, покрытой дранью. В нем имелось общее
помещение с очагом, комната с нарами для отдыха, кладовая, где
хранились молочные продукты — сыр, масло, айран и пр.
Менее состоятельные строили времянку для укрытия от непогоды30.
Представление о карачаевском коше, о его конструкции и
убранстве дает Н. С. Иваненков в начале XX в.: в лесистых
местах он состоял «из сруба 5 аршин в длину, 3,5 аршин в ширину,
а высота в стенах 1,5 аршина и от верха крыши до пола 2,5
аршина. Сруб сделан на скорую руку из сосновых бревен; щели между
ними в вершок шириною ничем не заложены. Крыша состоит из
положенных в ряд по два ската расколотых пополам брусьев
для защиты от дождя. На крышу не засыпана даже земля,
и дождь капает во все щели между брусками. Вход в жилище
ничем не закрывается. Пол в нем, конечно, земляной. Налево
от входа на земле, находится место для сна. Оно отгорожено от
остальной части жилища сосновым бруском. Земля на постели
прикрыта сеном. Постельные принадлежности лежат здесь же.
Направо от входа стоят 2—3 кадушки для приготовления кислого
молока и сыра; у стены вделана полочка, на которой стоит
деревянная посуда для пищи. У входа в кош снаружи толстый шест,
сажен 1,5 вышиной, с ветками, на которых обычно висит мясо,
180
как правило, сушеное или вяленое. Здесь же стоит корыто для
жорма собак. Посередине коша находится мес^ обложенное
камнями, называемое «оджак» (очаг), над которым свешивается цепь
«сакджир» для вешания котла»31. В местах, лишенных лесных
зарослей, в качестве коша использовали любое естественное
укрытие — пещеры, навес скал и т. д.
В 1880 г. современник, наблюдавший за переходом
карачаевцев на летние пастбища, писал: «Собрав свои скудные и
неприхотливые пожитки, семья навьючивает их на ешаков и
лошадей... Облюбовав место, семья пристраивается к первой
попавшейся трещине или пещере соседних скал или в наскоро
сооруженном шалаше, которые и укрывают их от стихийных невзгод»32*
Кроме жилья, на коше строили загон для содержания овец и коз
ночью с изгородью из бревен, камня или срубленных ветвей.
Крупный рогатый скот, располагавшийся на ночь тут же,
находился под открытым небом без загона. С наступлением
сентября начинался обратный процесс перекочевки.
Таким образом, карачаевцы, в отличие от балкарцев, не
утеряли традиции древней системы содержания скота. Объясняется
это более благоприятными природными условиями жизни, чем в
Балкарии, в которых карачаевцы оказались с XVI в., после
выхода в нынешний Большой Карачай из Баксана.
У других народов региона на летних альпийских пастбищах
строили шалашы, навесы, балаганы, закрытые и открытые
загоны. Однако в отличие от карачаевцев здесь находились только
чабаны, исключение составляли лишь жители Восточной Чечни,
у которых со скотом уходила в горы и часть семьи (женщины,
дети), что можно считать, по-видимому, влиянием хозяйственной
деятельности соседнего Дагестана. На летовке женщины
занимались обработкой молочных продуктов.
На летовках в лесистых местах Западного и Восточного
Кавказа постройками для чабанов были шалаш из кольев, крытый
ветками или буркой, и балаган, сколоченный топором из досок.
В местах, лишенных лесных зарослей, возводили каменные
строения с плоскими крышами, крытыми шиферными плитами,
ветками и зеленью. Рядом с таким балаганом, вместимостью не более
4—5 человек, находился загон для овец, иногда под нависшей
скалой33. Во многих случаях на летовках пастухи для защиты от
непогоды обходились одной буркой.
Загоны в горах и на равнине были двух типов: 1) открытый
загон без изгороди, располагавшийся обычно в местах,
защищенных естественными преградами; 2) закрытый загон, обнесенный
каменной, деревянной или переносной плетневой изгородью.
Эта подвижная ограда делалась из мелкого орешника,
отличалась легкостью и могла быть перенесена на другое место. Она
существовала только у адыгов, особенно широко у
кабардинцев34, что, по нашему мнению, является отражением их кочевого
быта в прошлом. Все авторы, изучавшие Кабарду, заявляют, что
кабардинцы вплоть до середины XIX в. переносили свои селе-
181
ния из одного места в другое в поисках новых пастбищ для скота
или в результате между усобиц влиятельных князей. «Если в
деревне становится слишком много отбросов и навоза,— говорит
Бларамберг (автор первой половины XIX в.) про Большую Ка-
барду,— жители переносят свои дома на другое место». По
утверждению Далласа (XVIII в.) черкесы строили свои селения по
образцу крымских татар, «ставя дома близко один к другому,
одним или несколькими кругами или четырехугольниками таким
образом, что внутреннее пространство представляет собой общий:
скотный двор, имеющий лишь одни ворота, а дома, окружающие*
его, служат как бы для его охраны»35.
Рассмотрим типы скотных дворов. На равнине ни одно
состоятельное хозяйство не обходилось без скотного двора. В горных,
селах с их вертикальной застройкой количество скотных дворов,
было весьма ограничено. Большие скотные дворы имелись в
низменных районах, где господствовала горизонтальная застройка.
В пореформенный период в Кабарде, как можно полагатьг
скотный двор окончательно отделяется от жилого комплекса,
располагаясь отдельно на усадьбе на виду дома. Усадьбу
огораживают плетневой изгородью. Такой же изгородью отделяли от
жилых и других хозяйственных построек скотный двор, состоявший'
из отдельных помещений для скота разных видов с отдельными:
выходами в общий двор (карт). Подробное описание Г. X. Мам-
бетов скотного двора кабардинцев избавляет нас от вторичной
характеристики его36. Отметим лишь, что кабардинская усадьба
среднего достатка отличалась большим количеством
хозяйственных построек, из которых помещения для скота составляли
отдельный двор, обведенный изгородью с отдельным выходом
на улицу. Таким образом, жилой дом был изолирован от
скота, такая планировка отвечала требованиям современного*
жилья.
По нашим полевым записям, скотный двор черкесов и
адыгейцев Западного Кавказа имел много общего с кабардинским. Так*.
у бжедугов скотный двор строили рядом с жильем, хлев
находился на виду у дома, представляя собой длинное прямоугольное
строение, в котором для каждого вида скота были отдельные
помещения. Ближе к дому стояла конюшня. Кроме этого
закрытого помещения здесь же находились загоны для нетелей, телят,
ягнят, а также длинный сарай, который служил помещением для
скота в непогоду. Буйволы, плохо переносящие холода,
содержались в помещении с двойными плетневыми стенами, между
которыми набивали солому.
В целом скотный двор, имевший отдельный выход на улицуг
был изолирован от двора жилого дома, который содержали в
чистоте. Усадьба, т. е. весь комплекс строений, в том числе
помещение для корма, а также сад, огороды и кукурузные посевы,
обводилась плетневой изгородью. Высокой изгородью обносили и
загоны для лошадей. Все сказанное о скотном дворе бжедугов
характерно и для других адыгских народов 37.
182
Осетия.
Жилые и хозяйственные постройки. Селение Хумаллаг
Скотный двор не получил распространения у абазин,
содержавших скот вдали от аулов38. Только позже жители некоторых?
абазинских аулов (Псыж) стали строить скотные дворы под
влиянием черкесов.
У карачаевцев (их скот в основном содержали на зимовках)
зажиточные хозяева, по словам наших информаторов (аул Ча-
паевск), строили рядом с домом двор для скота с большой
бревенчатой постройкой, крытой земляной слегка наклоненной крышей.
Постройку разгораживали на отсеки для разных видов скота,
вдоль стен ставили кормушки из бревен. Закрывалась она
двустворчатой дверью с засовом. Возможно, что описываемый двор
карачаевцев пришел на смену их крытым дворам, о которых
говорилось выше.
В старину скотного двора не имели и балкарцы, содержавшие
свои стада вдали от сел или на зимовках. Только в конце XIX в.
отмечается распространение таких дворов в предгорных селах
Балкарии (Кашкат.у, Гунделен и др.), где он не отличался от
кабардинского. По-видимому, ранее в балкарских селах был общий
двор для скота, принадлежавший обычно нескольким родственным
семьям и располагавшийся в стороне от жилищ. Обычай этот,
видимо, возникший на местной почве, обусловливался безземельем
и пережитками родового быта. В начале XX в. почти каждая
балкарская семья имела свой двор для скота с различными
помещениями. Среди них — длинная постройка, закрытая с трех сторон
и разделенная на отсеки для каждого вида скота, в том числе для
лошадей (зажиточные слои населения, имевшие просторные
дворы, строили для лошадей отдельную конюшнюK9.
В отличие от Балкарии в соседней горной Осетии при
господствовавшей вертикальной застройке жилья, вызванной земельной
теснотой, скот содержали, как говорилось выше, на первом этаже
дома, имея нередко перед хлевом только загон-денник из камня
на сухой кладке. Даже в пореформенный период, когда многие
горцы обосновались на равнине, такая форма содержания скота
оставалась распространенным явлением. Свободную землю
предпочитали использовать под посев. Однако богатые хозяева и в гор-
183
ной зоне имели большие скотные дворы. Жилище сильных, т. е.
богатых, как писал Коста Хетагуров о Нарской котловине, от
прочих отличалось тем, что «у них для лошадей, рогатого скота, овец,
и коз имелись конюшни, базы и овчарни». Все эти строения
располагались в одном дворе, отделенном от жилого комплекса.
Об этом же говорят данные Н. Берзенова, относящиеся к 1852 г.;
он пишет, что в ряде мест горной Дигории «рядом или в стороне*
от главного строения» располагался двор для скота, где
находился «птичник и хлев для овец» и где крупный рогатый скот
помещался «в ограде из хвороста»40.
В пореформенной горной Осетии указанный тип двора
получил значительное распространение. Он включал большие
каменные постройки с плоской земляной крышей. Хлев примыкал к
дому и делился на отсеки для разных видов скота, в том числе-
лошадей. Вокруг хлева строили загоны для крупного рогатого
скота, для овец и коз. Здесь же находилось хранилище кормов,
огороженное забором из камня, плетня или деревянных бревен.
В отличие от горной зоны на равнине Осетии двор для скота
со множеством построек был даже у крестьян среднего достатка.
Двор, огороженный забором, находился на усадьбе в стороне или
позади жилого комплекса, но на виду у дома. Здесь нередко
строили отдельные помещения для каждого вида скота. Ближе
к дому располагалась конюшня, а затем помещения для овец и.
коз, крупного рогатого скота и т. д. Конюшню строили без
всякого светового отверстия, поскольку считали, что свет
противопоказан для лошадей: раздражает глаза и привлекает мух.
Зимнее помещение для буйволов представляло собой утепленнун>
полуземлянку или подвал. Делалось это потому, что буйвол, имея
слабый шерстяной покров, плохо переносит холода. Поэтому при
сильных морозах его накрывали теплым покрывалом. Дворы
беднейших слоев имели только один хлев, расположенный большей
частью под одной крышей с жилым домом или рядом с домом.
Ингушский скотный двор во многом похож на осетинский.
Как говорилось выше, помещением для скота зимой в горной
Ингушетии до конца XIX в. служил нижний этаж жилой башни,
летом же скот содержали недалеко от жилищ в загонах,
обнесенных каменной изгородью. С распространением одноэтажных
домов в начале XX в. появляется указанный тип двора, обычно
расположенный сбоку от дома на виду; во дворе имелась
большая квадратная постройка с плоской земляной крышей и
несколько загонов; один из них находился перед хлевом, выполняя
функцию денника, другие служили для содержания летом
крупного и мелкого рогатого скота. Некоторым своеобразием
отличался двор ингушей на равнине. С целью охраны скота, особенно
лошадей, главное помещение ставили настолько близко к
жилищу, что стена конюшни опиралась на стену спальной комнаты
хозяина. Сюда из конюшни пропускали веревку (или цепь),
надетую на шею лошади, другой ее конец с колокольчиком
привязывали к кровати над головой хозяина.
184
Чечня. Животноводческие фермы. Селение Дарго:
КаОарда. Пестрой ип аля носарей.
Фото Г. Л. Лргиропули. 1968 г.
13 В. А. Калосг
185
Некоторые особенности имел скотный двор у чеченцев горной
-и равнинной зоны. В горах при одноэтажных домах главное
помещение двора, разделявшееся на отсеки, строили рядом с
жилищем, наряду с другими хозяйственными постройками. Там, где
были двухэтажные дома, двор отсутствовал, поскольку нижний
этаж отводился под хлев, нередко имевший загон, куда
выпускали скот на день. Во всех случаях загоны, строившиеся из камня
или дерева, служили для летнего содержания скота. Помещение
для овец и коз строили отдельно от хлева, лишь у
малосостоятельных горцев мелкий и крупный рогатый скот мог находиться в
одном помещении. Однако в Чеберлое, например, такое
содержание скота было обычным явлением, что объясняется местными
хозяйственными условиями41.
В равнинной зоне Чечни, в частности в больших старых
селах, усадеб не было в силу большой плотности населения. Этим
особенно отличались селения Притеречного района. Здесь
помещения для скота, как правило, строили за селом на г1отоне (базе).
Строили обычно одно длинное полуподвальное прямоугольное
помещение, разделенное на отсеки для разных видов скота;
стены состояли из двух рядов плетня, между которыми клали
солому для тепла; пол настилали сланцевыми плитами для чистоты.
Скот привязывали к кормушкам, располагавшимся вдоль стены,
Перед хлевом находился загон-денник (керт) из плетня или
бревен.
В других районах равнинной Чечни преобладала усадьба со
скотным двором. Постройки двора были во многом аналогичны
подобным у других горцев региона. Заметим лишь, что для
буйволов, которыми славилась равнинная Чечня, строили на зиму
отдельное теплое помещение, причем в стороне от других построек
для скота, учитывая своенравный буйный характер этого
животного.
Ногайцы-кочевники Предкавказья не знали до начала XX в.
никаких построек для скота. «Корм на зиму,— писал в 1914 г.
Ф. Г. Капельгородский про караногайцев,— не заготовляется,
нет защиты от знойных ветров и морозов, а потому нередко
тяжелая зима уничтожает почти половину всего скота. Помещения
только в самое последнее время стали появляться — зимние
базы с высокими стенами из колючек и даже крытые сараи».
В то же время оседлые ногайцы Ставрополья имели для скота
сараи, базы и другие строения, во многом сходные с горскими,
в частности адыгскими42.
По нашим данным, записанным в 1987 г. от старожилов в ауле
Икон-Халк Карачаево-Черкесии, ногайцы свои кошары ставили
недалеко от аулов в укрытых от ветра местах, где скот находился
с ноября до середины мая, т. е. до отгона на летние пастбища.
В кошаре было одно огромное помещение для скота, строившееся
в форме круга, реже прямоугольника с одними воротами, а
рядом землянка с очагом для чабанов; в этой постройке нетрудно
увидеть форму ногайского аула кочевников, когда юрты и па-
186
латки располагались на ночь по периметру, а в центре
находился скот.
Обратимся теперь к рассмотрению построек для овец на
зимовках, именовавшихся у кабардинцев, черкесов, осетин,
ингушей и чеченцев тюркским термином «отар», воспринятым, видимо,
у соседей-ногайцев. У западных черкесов эта постройка
известна под названием «загон», «база». «Для содержания овец,— пишет
А. X. Зафесов про адыгейцев,— имели специальные
помещения — загоны в лесу в зимний период». Автор, не
останавливаясь на их описании, лишь отмечает, что они делались «тесными,,
чтобы овцы в холодные зимние ночи грели друг друга»43. Отары,
уатары, базы строились на зимних пастбищах, большей частью
арендуемых у станичных обществ и крупными овцеводами, и
объединившимися для совместной пастьбы мелкими хозяевами.
Такая форма совместного содержания стада получила
наибольшее распространение в конце XIX — начале XX в. На зимовке
строили либо одно длинное прямоугольное помещение,
разделявшееся перегородкой на две половины в период окота — для
овцематок и для баранов, либо несколько таких же, но меньшего
размера. Так, в Адыгее кроме выщеотмеченного помещения, в
котором овцематки содержались отдельно, на зимовке в период
окота строили дополнительные загоны, в том числе для ягнят.
Здесь же рядом находился домик для пастухов, сплетенный из
орешника, покрытый соломенной крышей, с очагом в центре для
обогрева и приготовления пищи. Табуны лошадей держали всю
зиму на подножном корму, строя для них камышевые или
крытые соломой навесы от непогоды.
Описываемая зимовка мало отличалась от той, которая
практиковалась у черкесов и кабардинцев, как и у других горцев
региона. Прослеживаются только некоторые особенности. Так,
абазины (аулы Псыж, Инжигчукун и др.) строили на зимовке для
овец одно длинное прямоугольное помещение с соломенной
крышей и плетеными из хвороста двойными стенами, между которыми
набивали солому для тепла. Помещение это ежегодно обновляли.
Здесь же находилось круглое плетеное помещение с навесом для
пастухов, производилась заготовка сена на зиму. У карачаевцев
главное помещение на коше являлось полуземлянкой, стены
были из двух рядов хвороста; пространство между ними набивали
соломой. Зимовка строилась в защищенных' от ветра местах.
Для крупного рогатого скота и лошадей делали только навесы
от непогоды. Для людей на коше строили однокамерный домик
с двускатной соломенной крышей, с очагом в центре; половина
комнаты, застеленная соломой, покрытая кошмами, отводилась
для отдыха, другая — для хранения продуктов, посуды,
предметов домашнего обихода.
В общем постройки на зимовках носили временный характер.
Это видно и на примере балкарцев и осетин, у которых помещение
для скота ограничивалось одной большой прямоугольной
постройкой, врытой в землю, и небольшой полуземлянкой для пасту-
13* 187
Адыгейцы § Балкарцы
2 Кабардинцы 18 Кумыки
3 Черкесы 11 Ногайцы
4 Абазины 12 Русские
5 Грузины Ц Украинцы
8 Чеченцы 14 Армяне
1 Ингуши 15 Осетины
I Карачаевцы II
^^-^^ \
ГРАНИЦЫ
ь-ц ь-н губерний и областей
(с
ТЕРСКАЯ ОБЛАСТЬ
I Веденский округ
II Грозненский округ
III Назрановский округ
I? Сунженский отдел
Карта 4. Распространение построек для скота
хов. В Чечено-Ингушетии зимовки строили на дне оврагов,
защищенных от холодных ветров. Таким рельефом местности, как
известно, отличаются Ножа-юртский, Надтеречный и отчасти
Назранский районы республики. В селах Надтеречного района
(сел. Кени-юрт, Н. Наур и др.), например, главное помещение
являлось полуземлянкой с камышовой крышей, плетеными из
веток стенами, иногда настеленным полом из сланцевых плит.
Перед ним строили открытый загон-керт, с изгородью и кормуш-
188
Преобладают
ограды
из плетня
4
^
А
а жилом
комплексе
1
1
¦
вне жилого
комп ле кса
- М
Итумкале ) ох
/Кенхи] 15
^ Владикавказский округ
[; VI Нальчикский округ
|' • VII Пятигорский отдел
;• VIII Моздокский отдел
\ IX Кизлярский отдел
КУБАНСКАЯ
X Баталпашинский отдел
ХЗ Лабинский отдел
ъ~а*&
ОБЛАСТЬ
XII Майкопский отдел
ХШ Екатеринодарский о? дел
ками в центре для подкормки и дневного отдыха скота. Иногда
под одной крышей с главной постройкой находилось помещение
для пастухов, откуда они через отверстия могли следить за стадом.
Особое внимание горцы уделяли содержанию лошади, строили
для нее просторное и добротное помещение. Конюшню обычно
строили отдельно от других помещений для скота, но иногда под
одной крышей с ними. А. А. Миллер, описывая в начале XX в.
деревянные черкесские постройки Западного Кавказа, отмечал:
«Плетень конюшпп делается из довольно крупных веток и
обмазывается лишь снаружи, внутрп же на стенах аккуратно обрезы-
189
ваются все сучки, чтобы лошадь не могла себя поранить. Еслж
хозяин желает, чтобы лошадь была резвой, он слегка сбивает со
стены глиняную обмазку, и лошадь, стоящая на легком
сквозняке, отлично ест и не бывает вялой»44.
Речь идет о содержании верховой лошади-скакуна, постоянно
находившейся на стойловом режиме. «Откармливаемую летом
лошадь,— пишет Хан-Гирей про западных черкесов,— ставят в
конюшню, со тщанием обмазанную глиной и темную, чтобы мухи
не беспокоили лошадей, в ней содержимых»45.
Лошади, содержащиеся в табунах, всю зиму были на
подножном корму независимо от погодных условий. Хан-Гирей
замечает, что «конюшни не теплы в зимнее время, хотя черкесы и н&
употребляют попон для покрывания лошадей»46. Однако суровая
и продолжительная зима вынуждала горцев обеспечить лошадь
теплым помещением, иметь для нее покрывало.
Интересны обычаи, связанные с коновязью — непременным
элементом усадьбы горца среднего достатка. Князья нередко
имели на усадьбе две коновязи: одна из них предназначалась для
привилегированных гостей, а другая — для простых47. Почти
повсюду коновязь представляла собой деревянный столб с
обрубками ветвей, располагавшийся напротив жилого дома, недалеко
от кунацкой. Даже в высокогорных районах, где коневодство»
не получило большого распространения, коновязь была
необходимым элементом двора, связанным с обычаем горского
гостеприимства. По обычаю прибывший гость вырезал ножом на двери:
кунацкой гостеприимного хозяина тамгу своего коня.
В заключение отметим способ хранения кормов для скота.
В высокогорных районах все корма (сено, солома, мякина)
хранились исключительно в закрытых помещениях, располагавшихся,
рядом с хлевом или под одной крышей с ним. В предгорьях и на
равнине климатические условия позволяли хранить корма под
открытым небом, для них выделяли специальное место рядом са
скотным двором. Здесь складывали стога сена, соломы и
кукурузные стебли, обнося их забором из жердей или плетнем. Стога
накрывали сверху от дождя, клали тяжести, чтобы не унес ветер*
На равнине, отчасти в предгорьях, для хранения кормов
нередко служили чердаки сараев и жилищ, хлевов и конюшен.
В этих же районах иногда практиковалось хранение кормов на
высоких сваях с навесом.
Итак, помещения для скота изучаемого региона отвечали
требованиям естественно-природных условий, поэтому имели во
многом общие черты, что не исключало этнические и локальные
особенности.
1 Иессен А. А. Прикубанский очаг металлообрабоки в конце медно-бронзо-
вого века//МИА. 1951. №23.
2 Формозов А. А. Каменномостская пещера — многослойная стоянка в
Прикубанье//МИА. 1971. №173. <
190
8 Данилова Е. Н. Абазины (историко-этнографическое исследование хозяй-
; ства и общественной организации XIX в.). М., 1984: ПККО. 1880. С. 142;
НК. С. 246.
4 Асанов 10. II. Поселения, жилища и хозяйственные постройки балкарцев.
Нальчик, 1976. С. 97.
5 Любим В. Л. Палеолит Северной Осетии / МАСО. Т. 2. С. 12.
Использованы материалы Е. Г. Пчелиной; Бернштейн Э. Б. Народная
архитектура балкарского жилища // Материалы научной сессии по проблеме
происхождения балкарского и карачаевского народов. Нальчик, 1960.
С. 193—194.
*5 Вертепов Г. Ингуши (историко-статистический очерк) // ТС. 1892. Вып. 2.
Кн. 2: Семенов Л. П. Археологические и этнографические разыскания
в Ингушетии в 1925—1932 гг. Грозный, 1963. С. 125—126.
"* Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века. М.. 1967. С. 345.
8 Анфимов Н. В. Древние поселения Прикубанья. Краснодар, 1953. С. 189;
Он же. Земледелие у меото-сарматских племен Прикубанья //МИА. 1951.
№ 23. С. 158; Крупное Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М.,
1960. С. 165.
9 Анфимов Н. В. Земледелие. С. 145.
™ Страбон. География. М., 1964. С. 468.
11 Абаев В. И. ИЭСОЯ. Т. 1. С. 586; Батчаев В. М.. Из истории
традиционной культуры балкарцев и карачаевцев. Нальчик, 1986.
12 Деопик В. Б. Змейское средневековое селище / АРРЗСО. С. 49;
Чеченов И. М. Раскопки городища Нижний Джулат в 1966 г. // УЗКБНИИ.
Т. 25. Нальчик, 1967.
13 Минаева Т. М. К истории алан Верхнего Прикубанья по археологическим
данным. Ставрополь, 1971. С. 384.
14 Крупное Е. И. Средневековая Ингушетия. М.,1971. С. 58, 77.
15 Кокиев Г. А. Склеиовые сооружения Северной Осетии. Владикавказ, 1928.
С. 55.
16 ОГРИН. С. 19: ОРВК. Т. 1. С. 202, 203.
17 Калоев Б. А. Материальная культура и прикладное искусство осетин. М.,
1973. С. 55.
18 Тленов В. X. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной
Осетии. Орджоникидзе, 1984; ИЭСОЯ. Т. 1. С. 507, 513.
19 Гамкрелидзе И. В. Из истории скотоводства в горной Ингушетии // КЭС
Т. 2. Тбилиси, 1968. С. 240.
30 Грабовский Н. Ф. Экономический и домашний быт жителей горного
участка Ингушского округа // ССКГ. 1870. Вып. 3. С. 27.
'21,Робакидзе А. И. Жилища и поселения горных ингушей // КЭС. Т. 2.
Тбилиси. 1968. С. 217.
з2 Ган К. Ф. В верховьях Кубани и Теберды // К. 1894. № 34;
Иваненков Н. С. Горные чеченцы. Владикавказ, 1910.
23 Хетагуров К. Собр. соч. в пяти томах. Т. 4. М., 1960. С. 323.
^4 Скачков А. Опыт статистического исследования горного уголка // ТВ. 1905.
№ 211, 212; Геевский В. Н. О состоянии скотоводства в верховьях рек
Терека и Большой Арагвы// МУКЛЗПИСК. 1887. Т. 1. С. 270:
Дмитриев II. Переход через Рокский и Мамисонский перевалы // СМОМПК.
1894. Вып. 20.
^5 Чибиров Л. А. Осетинское народное жилище. Цхинвали, 1970.
™ Асанов Ю. Н. Указ. соч. С. 99.
27 Тулъчинский Н. Т. Пять горских обществ Кабарды // ТС. 1903. Вып. 5.
28 Робакидзе А. М. Формы поселения в Балкарии. Хозяйственные.
условия поселения // КЭС. Вып. 1. Тбилиси, 1960. С. 34.
29 НК. Т. 1. С. 258.
30 Дьячков-Тарасов А. Заметки о Карачае и карачаевцах // СМОМПК. 1898.
Вып. 25. С. 57: РМ. 1904. Кн. 5.
31 Иваненков П. С. Карачаевцы /У Изв. Об-ва любителей изучения Кубанской
обл. Вып. 5. Екаторинодар. 1912. С. 58.
32 ПККО. 1880. С. 142.
3- Казбек. 1902. № 1364, 1367.
191
34 Пожидаев В. П. Хозяйственный быт Кабарды // ТЕИЭОК. 1925. Т. 3,
Вып. 1.
85 АБКИЕА. С. 218, 219, 367.
36 Мамбетов Г. X. Материальная культура сельского населения Кабардино-
Балкарии. Нальчик, 1971; Он же. Из истории скотоводческого быта
кабардинцев п балкарцев во второй половине XIX — начале XX в. // ВКБНИИ.
Вып. 7. Нальчик, 1972.
37 См. Калмыков И. X. Черкесы. Исторпко-этиографический очерк. Черкесск,
1971. С. 146.
88 Данилова Е. Н. Абазины. С. 137.
39 Мамбетов Г. X. Материальная культура. С. 175.
40 Хетагуров К. Собр. соч. Т. 4. С. 325; Берзенов П. Из записок об Осетии //'
К. 1854. № 67.
41 Гамкрелидзе И. В. Указ. соч. С. 17.
42 Капелъгородский Ф. Г. Караногай // ЗТОЛКС. 1914. № 10. С. 50: Щего-
лев И. Л. Туркмены и ногайцы Ставропольской губернии. Ставрополь,.
1910. С. 110.
43 Зафесов А. X. Животноводческое хозяйство в Адыгее. Майкоп, 1967.
" С. 15.
44 Миллер А. А. Черкесские постройки. МЭР, 1914. Т. 2. С. 75.
45 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978. С. 262.
46 Там же.
47 Калмыков И. X. Указ. соч. С. 136.
Глава шестая
ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ
СКОТОВОДСТВА
Теперь, когда мы находимся на завершающем этапе нашего
^исследования, закономерно рассмотреть и основные формы
скотоводства. Вопрос этот, как известно, в последнее десятилетие
привлек к себе большое внимание со стороны этнографов ряда
регионов Кавказа, в частности Армении, Грузии и Дагестана,
довольно подробно освещается в работах Ю. И. Мкртумяна,
В. М. Шамиладзе, М. 3. Османова, М. X. Дарвешяна (Мамое
Халыт), каждый из которых решает его по-своему на основе
имеющегося конкретного материала. Проблема типологизации
скотоводческого хозяйства стала предметом широкого обсуждения
и на дискуссии, развернувшейся на страницах журнала
«Советская этнография» A981—1982) и показавшей не только
различные подходы к ее решению, но и состояние изученности проблемы.
Мы рассматриваем формы скотоводства, их подтип на основе
главным образом полевого материала.
Северный Кавказ во многом отличается от соседних Дагестана
ж Грузии не только в природно-экологическом плане, но и в
историческом и социально-экономическом развитии народов. В после-
монгольский период здесь по воле судьбы одни народы (осетины,
балкарцы, карачаевцы и др.) целиком оказались в горах Большого
Кавказа, населяя самые высокогорные районы, испытывая острую
нужду в земле; другие (кабардинцы, ногайцы, некоторые
западные черкесы) занимали предгорья и равнину региона. Даже
после обоснования части горцев на плодородной равнине (XIX в.)
население горной зоны не было избавлено от безземелья. Все это
наложило определенный отпечаток на весь хозяйственный уклад
горцев, в том числе на формы скотоводства.
По археологическим данным и письменным источникам на
Северном Кавказе с древнейших времен прослеживаются четыре
формы скотоводства (оседлая, отгонная, кочевая и полукочевая),
из которых оседлая является наиболее древней, восходящей к
эпохе неолита и ранней бронзы, о чем, например, свидетельствуют
многочисленные находки в Прикубанье. Форма эта
характеризовалась тем, что скот круглый год содержали в районах основных
поселений, выпасали на присельских участках и выгонах, т. е.
скотоводство сочеталось с земледелием. С ростом поголовья,
в частности овец, потребовались новые пастбищные угодья, стада
стали угонять на отдаленные от поселений места. Так у древних
северокавказских племен появилась новая форма скотоводства —
193
отгонная, не менее распространенная, чем оседлая. Истоками же
кочевой и полукочевой форм скотоводства мы считаем
скотоводство древнеиранских (скифо-сармато-аланских) и тюркских
племен Северного Кавказа. Эти формы практиковались еще в XIX в.
у караногайцев и других тюркоязычных племен Предкавказья.
Кечевой быт ногайцев не раз отмечался авторами различных
эпох вплоть до начала XX в. Так, турецкий путешественник
Эвлия Челеби (середина XVII в.) характеризует их как
кочевников, передвигавшихся по бескрайним степям Предкавказья на
верблюдах, на которых «во время кочевок» нагружали шатры,
«подобно башням»1. Спустя более двух веков почти то же самое
писал о караногайцах Капельгородский, отметив, что у них «вся
земля находится в общем пользовании, нет определенных
наделов, ни усадебных мест, ни постоянных поселений. Каждый
кочует, куда ему вздумается, и косит, где ему нравится»2.
Что касается оседлой формы, то она в рассматриваемое время
характеризуется двумя определенными подтипами: 1) когда все
виды скота содержали в селении или вблизи него на базах и
2) когда часть скота угоняли на сезонные пастбища.
Стационарным содержанием скота отличалось население моздокских и киз-
лярских степей, Малой Кабарды, которое не знало отгона скота
на отдаленное расстояние. Первый подтип был характерен также
для всех малоимущих крестьян региона. Географически он был
представлен равнинной зоной с ее абсолютным преобладанием
крупного рогатого скота и развитого земледелия. В данном
случае карачаевцы составлялР1 исключение, у них этот подтип
отсутствовал, карачаевские семьи целиком уходили со скотом на
летние альпийские пастбища.
Степень распространения второго подтипа во многом
определялась вертикальной зональностью и имущественным положением:
населения. У богатых горцев в селах содержали только дойный
и рабочий скот, остальной скот угоняли на сезонные пастбища.
Аналогичную ситуацию находим в равнинной зоне
Чечено-Ингушетии, Осетии, Большой Кабарды, в аулах абазин, оседлых
ногайцев и западных черкесов.
Взаимозависимость горной и равнинной зон Северного
Кавказа наиболее ярко проявлялась при отгонной форме скотоводства,
складывавшейся еще у древних земледельческих племен
Северного Кавказа. Она была вызвана ростом поголовья, что
увеличивало потребность в новых пастбищах вдали от поселений. При
перекочевке со стадами переселялась и часть семьи для ухода за
скотом и обработки молочных продуктов на летовке.
В рассматриваемое время отгонная форма характеризовалась
несколькими подтипами и локальными особенностями, а также
отсутствием ее в Предкавказье, в частности в моздокских и киз-
лярских степях, Малой Кабарде. В целом можно указать на два
подтипа отгонной формы скотоводства в регионе: 1) когда стада
угоняли на очень отдаленные от поселений сезонные пастбища —
процесс, требовавший огромных трудовых усилий. Так поступали
194
крупные овцеводы Чечено-Ингушетии, Осетии, отчасти Кабарды,
содержавшие свои отары на зимовках Предкавказья. То же самое
можно сказать о коневладельцах равнины, чьи табуны паслись
на отдаленных горных пастбищах. 2) Подтип, характерный для
горной зоны, определялся весенним, летним и осенним отгоном
скота (кроме дойного и рабочего).
Что касается полукочевой формы, то ее исследователи
находили у карачаевцев. Так, в трудах Абрамовской комиссии,
относящихся к началу XX в., указывается, что «карачаевцы в полном
смысле слова ведут полукочевой образ жизни; подавляющее
большинство их почти круглый год живет при своих стадах в
постоянном передвижении с гор на плоскость и обратно»3.
Форма скотоводства у карачаевцев не находит аналогий с
другими северокавказскими народами, в том числе родственными им
балкарами: вместе со стадами на летовку (коши) семьи уходили
целиком; в селах оставалось лишь по одному человеку на
квартал для охраны. Возможно ли такую перекочевку считать
полукочевой формой? Скорее всего мы имеем здесь лишь один из ее
признаков, отзвук времен тюркоязычных предков балкарцев и
карачаевцев. Это подтверждается и тем, что карачаевцы
обладали развитым земледелием со сложными ирригационными
системами, располагали постоянным жильем и хозяйственными
постройками и т. д. Сходные черты хозяйства имели и балкарцы.
Однако у них в отличие от карачаевцев со стадами уходили на
летние пастбища только пастухи. Объясняется это не только
утерей древних традиций своих тюркоязычных предков, но и
географическими условиями расселения. Балкарцы, занимая
труднодоступные горные ущелья, не имели такой возможности для
перекочевки, как карачаевцы, обитавшие в более просторных местах
в верховьях Кубани.
Природно-экологические условия региона во многом
определяли и характер годового цикла скотоводческого хозяйства,
который начинался весной раньше всего на равнине, где уже в
марте вырастала трава и можно было пасти скот не только жителям
этой зоны, но и горной, откуда крупные хозяева перегоняли свои-
стада, выпасая их здесь до середины мая и наступления жары.
В начале XIX в. Клапрот, говоря об этом про осетин, указывал:
«Когда зимний фураж у них истощается, они отправляют свои
стада весной на равнины Малой Кабарды, которые уже в конце
марта покрыты травой, тогда как горы лишены растительности»4.
В то же время жители высокогорной зоны Осетии не имели этой
возможности, так как земля в это время находилась еще под
глубоким снежным покровом. Здесь почти на два месяца позже
выгоняли скот на подножный корм.
Одним словом, равнина обеспечивала пастбищами не только
скот своих жителей, но и скот жителей горной зоны. На весенних
пастбищах после длительной зимы скот быстро набирался сил.
Весенними пастбищами служили для скотоводов горной зоны
арендовавшиеся ими участки, принадлежащие казачьим станич-
195
V)
Л
V 60
Некоторые карачаевские тамги
ным обществам и крупным землевладельцам, скотоводы равнины
пасли скот на присельских участках и выгонах.
Каждое из адыгейских племен Северо-Западного Кавказа
имело определенный участок для весенней пастьбы. Такими
пастбищами для бесленеевцев были берега рек Урупа, Большого Инжи-
ка и Кубани5, для «беглых кабардинцев» Закубанья — верхнее
196
течение р. Ходз, для бжедугов и шапсугов — лесные массивы ж
берега Черного моря. Кабардинцы для весеннего содержания
скота пользовались обширными прикумскими и моздокскими
степями. Таким образом, кроме адыгских народов сезонные пастбища,
в том числе весенние, арендовались всеми другими горцами в
самых различных местах равнины, включая моздокские и кизляр-
ские степи, «Черные земли». Круг таких арендных участков для
балкарцев и карачаевцев ограничивался Кабардой и землями
терских и кубанских казаков, а для осетин, чеченцев и ингушей,
кроме того, Предкавказьем (Моздок и Кизляр). Осетинские
скотоводы выпасали весной свой скот преимущественно на правом
берегу Терека, на участках равнинных сел Осетии — Заманкула,
Эльхотова, Хумаллага и др.; горные чеченцы и ингуши пасли
свои стада весной на землях терских казачьих станиц и сельских
обществ современных Надтеречного и Назранского районов
республики.
В целом весеннему уходу за скотом горцы уделяли особое
внимание, так как наступал самый ответственный период в жизни
скотоводов — окот, от успешного проведения которого зависело-
во многом их благополучие. Ягнение совершалось повсюду с
начала апреля до середины мая. Этим событием и наступлением
жары, можно сказать, завершался весенний период ухода за скотом.
Наступал новый период годового цикла — летний.
В мае возвращались с равнины стада скотоводов горной зоны.
В это же время готовилось к отгону крупного и мелкого рогатого*
скота и табунов на летние пастбища население равнины, кроме
жителей моздокских и кизлярских степей (сюда входили и кара-
ногайцы) и Малой Кабарды. у которых не практиковалась
отгонная форма. Древняя традиция перегона скота равнинными
жителями на горные пастбища в период летнего зноя прочно
держалась и в рассматриваемое время. В начале XIX в. Клапрот писал
про кабардинцев: «В течение лета они вынуждены свои стада из,
равнин, где все выжжено и где их мучают слепни и комарьт,„
отправлять в горы Дигории» (Западная ОсетияN. Отгон мелкого
и крупного рогатого скота, лошадей на лето в горы
практиковался и другими адыгскими народами, а также равнинными
осетинами, чеченцами и ингушами. Та же ситуация происходила и в
самой горной зоне, где с наступлением летней жары скот отгоняли
в высокогорные районы. По этому поводу Хан-Гирей, говоря о
западных черкесах, указывал, что летом «хозяева, которые живут
у подошв гор, угоняют стада на высокие отлогости гор для
устранения их от жаров». Почти то же самое писал в начале XX в..
Скачков про осетин Дагомского прихода Алагирского ущелья:
«С июня по сентябрь овец приходится пасти на больших высотах:*
(выше 7000 футов), ниже этих мест слишком жарко»7.
К отгону стада на летние горные пастбища готовились долго
и основательно, определяли скотоперегонные маршруты и
порядок движения скота по ним, распределяли пастбищные угодья.
Обо всем этом говорилось выше. Отметим лишь, что всех живот—
197
яых никогда вместе не угоняли. Сначала отправляли табуны
лошадей, за ними нагульный скот, а через некоторое время — и
маточный скот с молодняком. Со скотом на летовки уходил только
обслуживающий персонал — пастухи, ночные сторожа, подпаски,
занимавшиеся не только уходом за скотом, но и обработкой
молочных продуктов и другими хозяйственными делами. Во всем
этом исключение составляли карачаевцы и жители Восточной
Чечни: у первых на летовки уходила со скотом вся семья, а у
вторых — часть ее. Причем карачаевская летовка (кош) отличалась
тем, что здесь на базах располагался крупный и мелкий рогатый
скот, находились рядом жилые и хозяйственные постройки.
Летние пастбища почти всех горцев и особенно равнинных
были значительно удалены от их поселений. Самые длинные
расстояния от дома до коша имели карачаевцы, их летовки
находились на территории Кубанской и Терской областей. «Карачаевцы
для выпаса своего многочисленного стада,— писал Казбек,—
вынуждены арендовать свыше 100 000 десятин роскошных альпий*
198
Л — кабардино-абазинские
фамильные тамги: 1 — шоолох;
2 — абуко; 3, 4 — кудент; 5,
9 — трам\ 6 — хакундоко: 7,
8 — кудент.
Из фондов
Кабардино-Балкарского краеведческого музея',
Б — аланские тамги и
изображение головы лошади на камне.
Кривой Рог. (По Юрчевичу)
Абазинские фамильные тамги
1 — Лоовых, 2 — Трамовых,
3 — Айсановых, 4 — Тауже-
вых, 5 — Т оптовых, 6 — Ад-
жиевых, 7, 8 — Кукижевых.
Из фондов
Карачаево-Черкесского краеведческого музея
ских пастбищ»8. Отчасти вне своей территории находились летов—
ки и родственных балкарцев. Так, крупные овцеводы Черекского»
ущелья перегоняли свои стада овец за труднодоступный
ледниковый перевал в соседнюю Сванетию для выпаса их на
арендованных участках. Та же практика осуществлялась жителями
равнинных и многих горных сел Осетии, содержавших свои стада
летом в верховьях Ардона и Терека — в Туалгоме. Летний уход
за скотом проводили далеко в горах и жители равнинных сел
Чечено-Ингушетии. При этом многие крестьяне Восточной Чечни,
посылали часть семей на летовки, другие, как повсюду на
Северном Кавказе, ограничивались лишь пастухами и их
помощниками. Так было и на знаменитых Зольских и Горных пастбищах
Кабарды и на летовках Северо-Западного Кавказа, располагав-
199
шихся в верховьях Кубани и ее притоках, и отстоявших нередко
на расстоянии 100—150 км от аулов.
С наступлением осени горцы, остро испытывавшие недостаток
кормов зимой, вынуждены были резать и продавать свой скот до
возможного минимума. Распространенным явлением был
постепенный спуск стада с высокогорных пастбищ в долины,
стравливание там лугов и нив после снятия урожая, а затем отгон скота
в предгорные и равнинные места для осенней пастьбы,
продолжавшейся обычно до середины ноября. Отсутствие кормов в
горах Северного Кавказа для осеннего содержания скота отмечалось
многими авторами. Так, Датнев писал про горную Осетию, что там
«от чрезмерных засух трава выгорает в августе — сентябре, после
чего скотовладельцы перегоняют свои стада на плоскость, и здесь,
арендовав землю, пасут их до октября — ноября»9. Почти то же
-самое отмечал Скачков про жителей Дагомского прихода Ала-
гирского ущелья. Однако жители высокогорных районов
Осетии, как и Чечено-Ингушетии и Балкарии, не имели такой
возможности и осенний уход за скотом осуществлялся ими на местах
проживания.
Крупные овцеводы угоняли свои стада на равнину, в том
числе в моздокские и кпзлярскпе степи, выпасая их на
арендованных участках до весны. Кабарда, владевшая обширными при-
кумскими степями, не испытывала трудностей при осеннем уходе
за скотом. Здесь выпасали стада овец, крупного рогатого скота и
табуны лошадей до декабря, а затем их переводили к лесистому
предгорью, к зимним кошарам. Балкарские и карачаевские
скотоводы довольствовались арендными участками в Кабарде и в
других местах Терека и Кубани.
Во многих случаях осенние пастбища располагались там же,
где зимние. Так было на всем Северо-Западном Кавказе, где
обычно приаульные участки и выгоны служили осенними пастбищами.
«С наступлением осени,— писал Хан-Гирей про западных
черкесов,— стада пасутся на нивах, где после жатвы остаются
обыкновенно отпадшие стебли проса с зернами». По данным того же
автора и по нашим этнографическим материалам, в одних
случаях зимний уход за скотом проводили на зимовке,
располагавшейся вблизи аула, в других — на усадьбе хозяина, смотря по
состоянию. То, что адыги Западного Кавказа, как и многие
другие горцы равнины, ставили свои зимовки недалеко от
населенных пунктов, отмечал и Бларамберг (середина XIX в.),
указывал, что бесленеевцы «зимой держат свой скот вблизи жилищ»10.
С этими данными согласуются и наши полевые записи,
произведенные у шапсугов и бжедугов, у которых богатые содержали
свои стада недалеко от аулов на базах, остальные — на своих
усадьбах. Такая практика была присуща абазинам, черкесам,
кабардинцам и др. В целом зимний период содержания скота
был самым ответственным, требовал от хозяев огромных усилий
ж самопожертвования для спасения животных от бескормицы.
200
1 Эвлия Челеби. Кндга путешествия. Вып. 2. М.т 1979. С. 53. ь •'
* К апельгородский Ф. Г. II ЗТОЛКС. 1914. № 10.
8 ТКИСП 33; КС. 1910. С. 321.
* ОГРИП. С. 155.
5 АБКИЕА. С. 359.
« ОГРИП. С. 155.
1 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978. С. 260; Скачков А. Опыт
статистического исследования горного уголка // ТВ. 1905. <№ 211, 212.
« Казбек Г. Н. Военно-статистическое описание Терской области. Ч. 1.
Тифлис, 1888; Казбек. 1896. № 1304.
9 Датиев. Недоразумение // Казбек. 1902. № 1331.
*0 Хан-Гирей. Указ. соч. С. 260; АБКИЕА. С. 359.
14 в. А. Калоев
Глава седьмая
ВЕРОВАНИЯ,
СВЯЗАННЫЕ СО СКОТОВОДСТВОМ
По многочисленным письменным и археологическим
источникам, культы, верования и обряды, связанные со скотоводческим
хозяйством горцев, можно считать более древними, чем подобные
им земледельческие. Некоторые из них восходят к периоду
зарождения пастушеского скотоводства. Сюда можно отнести
почитание святых — покровителей крупного и мелкого рогатого
скота, в частности быка и барана, изображения которых на
предметах материальной культуры имеются в изобилии в памятниках
различных археологических эпох Северного Кавказа, прежде
всего майкопской и особенно кобанской. Полагают, что широкое
развитие овцеводства у носителей кобанской культуры вызвало
появление у них своего покровителя, которого они представляли
в виде священного барана, подтверждением чего являются
находимые в могильниках бронзовые головки барана в виде подвесок,
а также изображения на предметах. Считают, что осетинское
божество «Фыры Дзуар» (святой бог барана) — наследие
древних кобанцев г.
Характерной чертой ритуальной практики кавказских
народов являлось участие коня в погребальной церемонии,
выражавшееся в том, что он посвящался покойному (обычно его бывшему
владельцу) и участвовал в скачках в честь последнего. Эти
обычаи, как известно, были восприняты аборигенами от скифо-сар-
матов и алан. Во всяком случае, обычай захоронения с конем
(или со сбруей), идущей от них, зафиксирован почти на всей
территории Кавказа. Многочисленные случаи захоронения коня с
покойником характерны для скифских курганов Прикубанья.
Конными состязаниями отмечены и многие другие события
общественной и семейной жизни горцев. Конными скачками и
играми сопровождались праздники в честь аграрных божеств,
или отмечали начало летнего и зимнего сезонов и т. д. В работе
«Земледелие народов Северного Кавказа» мы попытались
подробно проанализировать состояние древних верований горцев после
принятия ими ислама. Здесь лишь отметим, что под влиянием
мусульманства языческие верования во многом были утеряны
почти всеми народами региона, особенно в Чечне. Достаточно
отметить, что аграрные культы сохранялись в основном только
у осетин и адыгов. В молитвах, обращенных к богам и святым,
просили послать обилие хлебов и умножить поголовье скота*
У осетин, например, Уастырджи (св. Георгий), являясь покрови-
202
телем мужчин, воинов и путников, выполняет и функции
аграрного божества. Осетинское застолье завершается последним тостом
в честь Мыкалгабырта (св. Михаил и Гавриил) — бога изобилия.
В пантеоне богов осетин и адыгов боги выполняли
определенные функции, исключение составлял главный бог (у осетин —
Хуцау, у адыгов — Тхашхо), дарующий наряду с другими
богатствами обилие поголовья скота. Аналогичными чертами
характеризуется и главный бог тюркоязычных народов региона Тейри.
Кроме главного бога у осетин, ингушей и западных адыгов
(в основном шапсугов) имелись племенные, фамильные, тайповые
и общинные культы, покровительствующие размножению стада,
причем больше всего такие культы сохранялись у жителей
горной зоны.
Одним словом, все аграрные культы горцев, как и их
главные боги, были связаны и со скотоводством.
Рассмотрим многочисленные магические представления,
связанные со скотоводством. Выше говорилось, что такие культы
сохранились только у адыгов, преимущественно западных, и
осетин. Кроме того, первые имели культы отдельных видов
крупного рогатого скота (коровы — Ахин, вола — Хакусташ), что
объясняется важной ролью этих животных в их хозяйстве.
Отсутствие таких святых у осетин в изучаемый период имеет
свое объяснение. Оказавшись в горах после татаро-монгольского
нашествия, осетины в силу крайнего малоземелья могли держать
в основном только мелкий рогатый скот (овец и коз) и то в
весьма ограниченном количестве. Известно, что традиция
овцеводства (как, по-видимому, и культов Фалвара — бога овец и Фыры-
Дзуар — покровителя баранов) идет к осетинам от древних ко-
банцев, скифо-сарматов и алан. Таким образом, с утерей роли
крупного рогатого скота в хозяйстве осетин в горах утеряны были
и его культы, которые несомненно были присущи предкам осетин
на равнине.
У адыгов также имелся покровитель овец и коз Емишь.
По мнению Люлье, одного из ранних исследователей древних
верований адыгов, все божества их прежде являлись родовыми
(фамильными) культами, приобретая лишь позднее значение для всех
адыгов. По его данным (и данным последующих авторов), таким
божеством, например, являлся Ахин, считавшийся покровителем
шапсугских фамилий Еуас, Синепс, Горказ и др., и прежде всего
фамилии Тгахуахо (что означает «пастух божий»), которая
ежегодно в определенный день приносила ему в жертву корову,
именовавшуюся «ахинова корова». Со временем Ахин стал
общеадыгским божеством — покровителем коров, его празднование
отмечалось закалыванием этого животного. К сожалению, мы
не знаем ничего о происхождении других божеств адыгов. Люлье
лишь отмечает, что «праздник бога Емиша отмечали в день
выпуска баранов в стада»2.
По этнографическим данным, празднеством отмечались все
другие важные события скотоводческого календаря: начало око-
14* 203
та, отгон стада на летние и зимние пастбища и т. д. О божестве
Хакусташе Люлье писал, что натухаевцы и шапсуги считали его
«своим гением-хранителем, а также покровителем волов
пахотных». Нам известно, что в случае массового падежа скота,
вызванного различными стихийными бедствиями, адыги обращались
к другим своим божествам, в том числе к главному богу Тхашхо
и Созересу — покровителю хлебопашцев, Мезихту — божеству
лесов и т. д. О последнем Люлье писал, что его «горцы
представляют себе едущим верхом на кабане, у которого золотая
щетина»3. В связи с этим возникает вопрос, не мог ли Мезихт быть в
древности у адыгских племен Северо-Западного Кавказа
покровителем свиней, ведь в их стаде это животное занимало третье
место после мелкого и крупного рогатого скота.
Выше отмечалось, что у осетин сохранилось только два чисто
скотоводческих культа — Фалвара и Фыры-дзуар. В. Ф. Миллер
считал, что слово Фалвара не осетинского происхождения,
поскольку «не находит себе объяснения». Он полагал, что это имя,
«только обосетинившееся». Штакельберг выводил слово
Фалвара от персидского Фарвар (дух-покровитель). В. И. Абаев
считает, что Фалвара — искаженное «Флор-Лавр», что на него, как
на многие другие популярные общеосетинские древние языческие
божества (Уастырджи — св. Георгий, Уацилла — св. Илья, Ту-
тыр — св. Федор и т. д.) было перенесено название
христианских святых — Флора и Лавра, издавна считавшихся на Руси
покровителями лошадей. «День памяти Флора и Лавра 18
августа,— пишет С. А. Токарев,— известен как... лошадиный
праздник по всей России». При этом следует вспомнить, что в
осетинском пантеоне нет такого божества, что кажется совершенно
невероятным, ибо коневодство, как мы пытались показать,
являлось ведущей отраслью хозяйства их ираноязычных предков —
скифо-сарматов и алан, от которых оно было воспринято и
северокавказскими племенами. Можно только полагать, что со времени
почти полного прекращения разведения лошадей в горах Осетии
(особенно в ее высокогорных районах) после
татаро-монгольского нашествия были утеряны и культы покровителей лошадей,
которыми могли быть вышеотмеченные древние русские святые.
Нельзя забывать, что,в средние века существовали активные
культурные контакты между аланами и русскими4.
В то же время немыслимо, чтобы у алан, тем более древних
кобанцев, для которых овцеводство являлось основой хозяйства,
не было культов, связанных с овцеводством. Фалвара считался
у осетин покровителем овец, ежегодно в августе устраивали в его
честь празднество, на котором жертвоприношение заменялось
«дзыгка» — любимым блюдом осетин, приготовляемым обычно из
овечьего малосольного сыра. Согласно народному воззрению,
Фалвара отличался «мирными наклонностями», считался «самым
милостивым из всех святых», был тих и скромен, никого не
обижал. Когда осетин хотел похвалить кого-нибудь за смирение и
кротость, то он говорил: «Похож на Фалвара».
204
Функции этого божества раскрываются в молитвах,
обращенных к нему: «О, бог богов! Ты наделил Фалвару овцами и
счастьем, одари ими и нас. О Фалвара! Богу угодно было вручить
тебе головы наших овец, а потому молим тебя, отврати от них
всякую болезнь, умножая, множь их на столько, сколько на небе
звезд». В нартском эпосе Фалвара — небожитель, он вместе с
другими популярными святыми осетинского пантеона постоянно
появляется на пиршествах нартов. Роль его как покровителя
мелкого рогатого скота раскрывается в сказании «Чем
небожители одарили Сослана»: «И тот добрый Фалвара, которому
послушны овцы и козы, и весь мелкий рогатый скот, поднял
здравицу за Сослана...»5
В мифологии осетин Фалвара часто выступает с божеством
Тутыр — пастухом волков, в этом нас убеждают следующие
слова молитвы: «О, Фалвара и Тутыр, просим вас вместе, защитите
головы наших овец от волков, коим заткните глотки
каменьями». Отношения между этими божествами не отличались
миролюбием. В легенде рассказывается, как однажды Тутыр,
находясь в гостях в доме Фалвара, завел разговор о том, «чьи стада
пользуются лучшей славой», затем в шутку стал бороться с
хозяином и «как бы невзначай ударил кулаком ему в левый глаз,
вследствие чего Фалвара стал плохо видеть им». Вернувшись
домой, Тутыр велел собрать всех волков и объявить им о
случившемся. «С тех пор,— гласит легенда,— волки подкрадываются к
стадам с левой стороны»6.
К числу покровителей овец у осетин относится и Фыры-дзуар
(святой баран), по мнению археологов, почитавшийся еще
древними кобанцами Центрального Кавказа. По словам Е. И. Круп-
нова, «множество различных фигурок овцы и козы в виде
привесок, находимых... в могилах I тыс. до н. э...« говорят о
распространении культа барана»7. О наличии такого культа у скифо-
сарматов указывают многие авторы8.
По этнографическим данным, культ барана в Осетии
распространен в основном на востоке, а именно в Даргавском и соседних
с ним ущельях, которые, кстати, дали множество находок кобан-
ской культуры» По данным дореволюционных авторов, Фыры-
дзуар в Даргавском ущелье имел даже свое святилище. В 1830 г.
этого идола увез генерал Абхазов во время его похода сюда на
подавление восстания осетин-тагаурцев, но на месте этого дзуара
был поставлен другой, хотя не имевший вида барана.
В. Ф. Миллер, в 80-х годах обследовавший этот район,
передает услышанные от местных старожилов сообщения о том, что
здесь в прежние времена в святилищах находили «грубые
глиняные изображения баранов, к которым приходили женщины с
целью испросить детей». Автор полагает, что это был женский
святой, ссылаясь при этом на молитву шафера во время брачного
обряда, обращенную к Фыры-дзуару: «О, Фыры-дзуар! Молим
тебя, призри нас и учини так, чтобы от невестки нашей рождались
здоровые мальчики, тучные, как бараны»9, Таким образом, глав-
205
Карачай.
Домашняя утваръ, котлы для хранения и приготовления мяса
и молочных продуктов
ной функцией Фыры-дзуара являлось обеспечение стада
здоровым и сильным потомством.
Наконец, к скотоводческим культам осетин можно отнести и
поклонение Атынагу, с праздника в честь которого (в июле)
начинали сенокос и жатву. До праздника Атынага никто не мог
взять сыргъаг (острие) и выйти на покос. Нарушивший этот
запрет, по поверью, считался причиной дурной погоды, он строго на-
208
назывался святыми, которые насылали на его ущелье «или
частые дожди, или жгучие жары, отчего бывает дурной урожай
травы и хлеба». Виновный уплачивал штраф в пользу общества в
виде двух волов, приносившихся в жертву богам10. Как
отмечалось выше, с просьбами о благополучии скота осетины
обращались ко всем своим святым, об этом говорят слова молитвы *.
Что касается других северокавказских народов, то такое
обращение они адресовывали к своим главным богам: у чеченцев и
ингушей — Дэла, у адыгов — Тхашхо, у абазин — Тхъэшхуэ,
у тюркоязычных народов — Тейри. Утверждение о том, что
общеингушский патрон Гель-Ерда является покровителем
скотоводства, нам кажется малоубедительным.
Культ домашних животных. Сразу оговоримся, что в
верованиях народов Северного Кавказа никогда не было тотемом ни
одно домашнее животное, в том числе и лошадь. Во всяком
случае, у нас нет никаких данных считать ее на Кавказе тотемным
животным. Однако существуют и противоположные мнения,
ссылающиеся на наличие такой традиции у некоторых скифских
племен, которые якобы могли передать ее другим народам12.
Известный этнограф С. А. Токарев предостерегал от ошибок при
оценке рассматриваемого вопроса. Он писал: «Ходячее мнение о
том, что всякий культ животных, всякое даже суеверное
отношение к ним, исторически восходит к тотемизму, конечно,
неверно. Культ животных имеет свои собственные корни и может
никак не относиться к тотемизму»13.
В то же время культ различных видов животных — традиция,
уходящая вглубь веков, имел у горских народов широкое
распространение. Как свидетельствуют археологические данные, из
домашних животных здесь самым древним был культ быка,
зарождение которого можно отнести к неолиту и ранней бронзе.
Вспомним изображения величественных длиннорогих быков на
памятниках из знаменитого Майкопского кургана, а также
многочисленные бронзовые головки быков, изображения быков на
бронзовых поясах, находимых в кобанских могильниках
Центрального Кавказа.
Культ быка зафиксирован и во многих скифо-сарматских и
меотских курганах Прикубанья. В них наряду с конскими
захоронениями встречаются и захоронения быков, нередко с
повозками. Роль быка в хозяйстве древних северокавказских
племен значительно возросла в скифскую эпоху, в период
зарождения у них плужного земледелия. Известно, что в скифских
военных походах за конницей всегда следовали быки, запряженные
в повозках.
Культ быка неоднократно рассматривался грузинскими
этнографами, в том числе в фундаментальном труде В. В. Бардавелид-
* О, великий бог! Травою насыти животных, а хлебом — людей; о, Рыныбар-
дуаг (бог болезней), избави нас и скот наш от всяких болезней; о, Уастьтрд-
жи (св. Георгий)! Сделай так, чтобы мы... ежегодно приносили
тебе жертву п.
207
зе14, обширные сведения о нем приводятся в работе Л. А. Чиби-
рова. В то же время эта тема на северокавказском материале
остается до сих пор почти неизученной, что объясняется
отсутствием данных по многим народам региона. Заметим, что по
сравнению с горцами Западной Грузии, в частности сванами, бык
здесь никогда не был тотемом, божествам посвящали не быков-
производителей, как это широко практиковалось у сванов, а
лучших волов. Священного быка не запрягали и не продавали, его
нельзя было помянуть дурным словом, наказывать даже в
случае потравы посевов 15. Такого быка отличали по бирке на шее
или по трем надрезам на правом роге, а иногда по разноцветным
лентам на рогах. Его откармливали в отдельном помещении или
содержали в стаде. Закалывали быка обязательно в воскресенье,
в день празднования святого, отчего этот день назывался у
некоторых горцев (осетин, балкарцев, карачаевцев) «воскресенье
заклания быка».
Е. М. Шиллинг, характеризуя культ быка у ингушей,
отмечал, что они отбирали для жертвы в честь святого лучшего быка,
отмечали его надрезами на ушах и откармливали месяца два.
Священный бык пользовался особым почитанием: «На него не
кричали, его не били, не употребляли в работу, раньше
загоняли в хлев и кормили ячменем». На праздновании общего святого
жителей Джерахского ущелья Мят-Сели, проводившемся на
Столовой горе, в числе жертвенных животных «обязательно был
трехлетний бык с белой материей на рогах». По словам автора,
быков закалывали и на других праздниках ингушей в честь общих
и фамильных покровителей. Подобно многим другим народам,
ингуши верили, что земля держится на рогах быка и, когда он
шевелит головой, происходит землетрясение16.
У чеченцев только быка и оленя можно было принести в
жертву высшим божествам, настолько они считались «чистыми»
животными. Чеченцы верили, что кончик языка быка (как и ряда других
животных) способствует развитию речи у ребенка, делает его
острым на язык17.
Глубокой архаикой отличался осетинский обряд, связанный
с быком, особенно у горцев. В то же время он имел определенное
сходство с аналогичным обрядом у соседних сванов и рачинцев.
У осетин существовал специальный праздник — Галыргавдан
хуцаубон (воскресенье заклания быка), который, видимо,
восходит к аланской эпохе, является аланским субстратом. Бык
считался у осетин наиболее почитаемым жертвенным животным, его
приносили в жертву в честь популярных общеосетинских божеств.
Об этом говорят, например, такие названия: хуцау ньтвонд-гал
(посвященный богу бык), Уациллаи нывонд-гал (посвященный
Уацилле бык), Уастырджи нывонд-гал (посвященный Уастырд-
жи бык) и т. д.
Для жертвы покупали обществом в складчину красивого
быка и после посвящения его соответствующему божеству делали
на правом роге ножом три надреза (или надевали на шею бирку),
208
чтобы каждый знал предназначение животного и соблюдал по
отношению к нему почтение. Делалось это за несколько месяцев
(иногда за год) до праздника, в течение которых бык находился
в стаде или под особым присмотром. В день праздника, навесив
на рога быка разноцветные ленты, его обводили три раза вокруг
аула в сопровождении мужчин, а затем закалывали. Культ быка
у осетин имел черты, сходные с обрядом у других горцев:
использование черепа быка против сглаза, представление о том, что
земля покоится на рогах быка и т. д.18
Праздник, подобный осетинскому Галыаргавдан хуцаубон,
зафиксирован у балкарцев в 80-х годах XIX в. в Баксанском
ущелье в доме Урусбиевых. Такой праздник справляли и
карачаевцы. Указанный жертвенный бык у этих народов был известен
под осетинским названием «хуцауг» (достойный бога), а день
закалывания его — «Хуцаубон» (по-осетински — «божий день»).
В то же время балкаро-карачаевский праздник сохранил такие
древние черты, которые были утеряны осетинами. Так, если бык
перед закалыванием «начинал мычать, поднявши голову вверх,
то поздравляли друг друга с хорошим урожаем, в противном
случае раздавались жалобы на неминуемый недостаток в хлебе».
Здесь явный отзвук значения быка в земледелии. В плане
выявления культа быка обращает на себя ввимание известный древний
12-летний животноводческий цикл у тюркских и вообще
азиатских народов, сохранившийся на Северном Кавказе только у
ногайцев в пережиточной форме. В нем, как известно, года имеют
названия животных, делясь при этом на хорошие и дурные, в
зависимости от животного. Считали, что в год быка «бывает много
войн, ибо быки бодаются», родившийся в год быка будет
ленивым19. У адыгских народов бык пользовался определенным
почитанием, особенно у причерноморских черкесов, менее
подвергшихся влиянию ислама, чем другие. Западные адыги имели
даже своего покровителя-быка, а в случае эпидемий и других
бедствий приносили в жертву перед святилищем «трехлетнего
бугая». Этот обряд у шапсугов запечатлен на фотографии в
известной работе Люлье 20.
Культ барана. Большое распространение среди горских
народов Северного Кавказа имел культ барана, он являлся у горцев
символом плодородия, материального благополучия. У адыгов
бараньи рога вешали над очагом, у осетин их вешали на
центральный столб главного жилого помещения семьи, нередко
использовали в качестве сосуда для напитков; у карачаевцев и
балкарцев при переходе на новые пастбища или через перевал
барана приносили в жертву «хозяевам мест» и т. д. Весь
скотоводческий производственный цикл горцев (случка, окот,
таврение, стрижка овец, перегон на летние и зимние пастбища и т. д.)
сопровождался жертвоприношением прежде всего барана. Его же
считали лучшим жертвенным животным в честь святых и покрр-
вителей, а также при приеме почетного гостя. Почитание
барана выражалось и в том, что череп его нередко служил в ка-
209
честве оберега, его насаживали на шест и ставили на оградах и
заборах скотных дворов и покосов21.
Культ козла. В религиозно-магических воззрениях горцев
данные о козле и козах, по сравнению с другими животными,
весьма ограничены. В то же время, как видно из
соответствующего раздела работы, образ козла-вожака, значение и функции этого
животного в стаде ярко отражены в фольклоре. Известно, что на
Северном Кавказе козел был одомашнен позже, чем баран, и
значительно меньше, чем последний, отображен на памятниках
материальной культуры. Наконец, во многих местах региона коз
содержали в весьма ограниченном количестве. Все это не могло
не сказаться на степени распространения культа козла среди
горцев.
Обратимся к фактам. У адыгских народов Емышь был
одновременно покровителем и овец, и коз. Особым почитанием козел
пользовался у западных адыгов, прежде всего шапсугов, для
которых козоводство было основой хозяйства. Здесь наиболее
почетным жертвенным животным считали козла (или козленкаJ2.
Почти ни одно увеселительное мероприятие горцев, в том числе
адыгов, не обходилось без участия маски козла с белой бородой,
под которой скрывался местный острослов и балагур,
импровизатор на семейных и общественных торжествах.
У карачаевцев такой самодельный «артист» развлекал
косарей весь сенокос B,5 месяца), не снимая маски23. Импровизации
в образе козла с белой бородой, в роли известного кавказского
охотничьего божества Афсати, Апсати и т. д. у балкарцев и
карачаевцев, возможно, служат доказательством наличия у них
культа козла.
Древние черты имеет культ козла и у осетин, считавших,
подобно некоторым славянским народам, козла творением дьявола
(«бог создал овцу, а черт — козу»). Еще в недавнем прошлом в
горах Осетии день 25 декабря отмечался как «праздник чертей»,
на нем приносили в жертву только козла, считая, что дьявол
другой жертвы не признает и жестоко карает тех, кто не исполняет
обряд (совершается падеж скота, солнце выжигает хлеб и траву
и т. д.). Отсюда осетинская поговорка: «Больше бойся дьявола,
чем ангела». Можно полагать, что все эти обряды — отражение
борьбы между языческой и христианской религией у
средневековых алан, об этом говорят и сюжеты нартского эпоса и мифологии
осетин. Видимо, подтверждением распространения культа козла
могут служить и часто встречающиеся изображения этого
животного в обрядовой символике сванов и рачинцев, близких соседей
некоторых северокавказских народови.
Культ лошади. Большое распространение среди всех народов
Северного Кавказа имел культ лошади. Такие обряды, как
посвящение коня покойнику, скачки в честь его: практиковавшиеся у
адыгов и ингушей еще в XIX в., после принятия ими ислама,
а у осетин — и в первые годы советской власти, уходят корнями
в древний иранский мир. Таким образом, скифо-сарматы и ала-
210
Чечня.
Оберег в скотном загоне. Селение М аир туп
ны принесли на Кавказ ве только коневодство, но и отмеченные
обрядовые традиции25. По верованиям горцев, покойник должен
иметь на том свете все, что ему нужно было в земной жизни,
в том числе и лошадь. Культ коня ярко отражен во всех
национальных вариантах нартского эпоса, в которых лошадь героя —
его друг и советчик, с даром речи. В осетинском варианте эпоса,
кроме того, фигурирует легендарный трехногий конь (аевсургъ),
принадлежащий небожителю Уастырджи (св. Георгию), на
котором он, мгновенно спускаясь с неба, часто появляется среди
земных обитателей.
Как показали исследователи, образ трехногого и особенно
крылатого коня широко отражен не только в мифологии древних
иранцев, но и на памятниках материальной культуры. Такие
кони представлены на золотых пластинках из знаменитых скифских,
курганов Большая Близница и Куль-Оба, на чертомлыцкой вазе.
Они характерны и для искусства Индии и Ирана, для верований
народов Средней Азии, в частности таджиков, а на Кавказе
прослеживаются у абазин26. Среди археологических находок в
горах Осетии зафиксирован и образ трехногого коня, относящийся
к аланской эпохе27.
По данным Е. М. Шиллинга, относящимся к 20-м годам
нашего века, ингуши, продолжая древнюю традицию, устраивали
скачки в честь умершего, приглашая для этого четырех лучших
всадников. Скачки начинались из дальнего села и
заканчивались у дома покойного28. Почти аналогичным образом этот обряд
211
совершался и западными адыгами в первой половине XIX в. и
осетинами до недавнего прошлого. Остальным народам региона
он неизвестен, либо был утерян под влиянием мусульманства.
Большой архаикой характеризовался обряд посвящения коня
покойнику, существовавший в рассматриваемое время в
классической форме только у осетин. Не останавливаясь подробно на
описании обряда, отметим лишь, что коня в полном снаряжении
после напутственной речи старика обводили трижды вокруг
покойного, затем отрезали ему кончик уха (или делали на ухе
надрез) и клали в могилу в знак того, что конь умершего будет с ним
в загробном мире29.
Распространенным явлением у северокавказских народов было
использование черепа лошади в качестве оберега против «дурного
глаза». Исследователи, проезжая по горским аулам, не раз
замечали среди посевов и покосов, на заборах насаженные на шест
лошадиные черепа, служившие для «ограждения благополучия
хозяев от дурного завистливого глаза и всякой напасти»30.
Магия, связанная со скотоводством. В домусульманских
верованиях северокавказских народов большой пласт занят
магическими обрядами. Однако только небольшое число их было
связано со скотоводством. Объясняется это не только
неизученностью темы, влиянием ислама, но и изменениями всего
хозяйственного уклада горцев в течение XX в., вызвавшими исчезновение
из их быта многих доисламских верований.
Магические обряды, вызванные бессилием людей в борьбе с
природной стихией и болезнями, преследовали одну цель: отвести
беду от домашних животных, обеспечить сохранность поголовья.
Как говорилось выше, каждое крупное событие, связанное со
скотоводством (случка, окот, таврение, перегон стада на новое
место и т. д.), отмечалось празднеством и свершением
определенных магических действий. Наибольшее количество таких обрядов
встречалось среди овцеводов. Так, у карачаевцев во время
случки, например, пекли «круглый пирог с начинкой из мяса или
сыра «къочхар» и треугольные пирожки «берек». Один из них
клали на какую-либо приметную овцу и давали ей съесть». Во время
окота пекли толстые лепешки, чтобы было «густое» стадо31.
От удачного исхода окота зависело благополучие людей,
поэтому он повсюду отмечался торжественно. В день начала ягнения
скотоводы устраивали богатое угощение для родственников и
односельчан, иначе, по поверию, скоту грозила беда: ягнята
умрут при рождении или впоследствии. У осетин, балкарцев и
карачаевцев существовал единый обычай, видимо, восходящий
к аланской эпохе, по которому первого родившегося ягненка
посвящали божеству-покровителю, закалывая его обычно после
окончания окота. У осетин этот ягненок назывался* фосы саер»
(голова овцы), также он именовался у балкарцев и карачаевцев:
«телю баш». Мясом жертвенного животного не полагалось
угощать посторонних, боясь, что это повредит скоту. У ногайцев
всякие добрые пожелания выражались в песнях, посвященных
212
верблюдам, крупному рогатому скоту, лошадям и овцам. При
этом отмечалось, что бедняк больше всего ценил «корову, от
которой зависело его существование»32.
Много было новогодних обрядов, которые, как мы полагаем,
имели повсеместное распространение до принятия ислама горцами.
Однако сохранились они только у осетин, исповедовавших в
основном свои дохристианские верования, отчасти у ингушей и
причерноморских черкесов. Здесь под Новый год пекли из теста
фигурки различных животных, разводили костры, кормили скот
лучшим кормом и т. д. Все эти обряды были направлены на то,
чтобы год был изобильным.
Широкое распространение имели магические обряды,
направленные против болезней, «сглаза» и хищных зверей. Сюда, в
частности, относились: 1) повсеместно практиковавшийся обряд, по
которому, во избежание эпидемии, скот прогоняли через огонь или
между кострами. Обряд сопровождался молитвами и различными
магическими приемами. 2) В случае заболевания вымени у
коровы или козы струйку молока при доении пропускали через
круглый плоский камень, имевший отверстие в центре. Обряд этот
наибольшее распространение имел на Западном Кавказе. 3) В
целях сохранности скота от болезней вокруг скотного двора с
заклинаниями проводили черту, реже проволакивали очажную
цепь33. 4) У некоторых горцев, в частности у осетин, не убивали
змей, боясь, что от этого произойдет падеж скота. 5) В
осетинской и балкар о-карачаевской мифологии волк, как указывалось
выше^ даже имел своего патрона — Тутыра, выступавшего в роли
пастуха волков, по повелению которого они истребляли стада
того хозяина, который не соблюдал пост в честь его осенью в
определенный день от восхода до захода солнца, не приносил в
жертву откормленного козла «Тутыры цау» (козла Тутыра).
Распространенным обычаем в горах было и «завязывание пасти»
(или зубов) волка, чтобы он не сожрал заблудившуюся скотину.
Для этого в ступу запихивали шапку пастуха-подростка и туго
затягивали его же поясом. Это означало, что они заткнули
камнем глотку волка. После нахождения скотины ступу
развязывали и вынимали из нее шапку, «чтобы волк не задохнулся».
У осетин было известно гадание на палочках, имевшее сходство
с подобным скифским обрядом, направленным против болезней и
всякой напасти34.
6) Наиболее многочисленными были обряды против «сглаза».
Нередко целым семьям приписывали «дурной глаз», подозревая
каждого члена семьи в колдовстве. Тогда горец-осетин сажал
мальчика на скакуна, которого готовил к ответственным
скачкам, и предупреждал его: «Смотри, мимо дома такого-то хозяина
не езжай, а при встрече с ним, его женою, сыном или дочерью
свороти в сторону и, когда встречный скроется с глаз, плюнь
ему вслед, причем говори: «твой хин (козни) да ходит за тобою».
Остерегайся и других людей, ибо много есть злых и завистливых
людей, готовых сделать всякому хин»35.
213
Наряду с недобрыми людьми со «злым глазом» в каждом ауле
были добрые, «счастливые» люди, пользовавшиеся особым
почитанием в обществе. «Счастливый» человек первым должен был
выйти на работу при выполнении главных занятий годового
землевладельческого или скотоводческого цикла: пахоты, сенокоса,
стрижки овец и т. д. «Горец,— пишет Гатуев,— не решается взять
косу до тех пор, пока не увидит ее на плече человека, первое
начинание которого считается счастьем для всех»36. Считали также,
что при встрече с этим человеком на пути все дела непременно
завершатся удачно. Поэтому горец, перегоняя свое стадо, очень
желал, чтобы ему навстречу попался «счастливый человек» в
надежде на то, что это умножит его стадо.
Стремясь уберечь скот от порчи, горцы огораживали свои
скотные дворы кольями с насаженными на них черепами
животных (барана, вола, коня). Наряду с этим широко практиковалось
ношение амулетов, в качестве которых использовались самые
разнообразные предметы: волчьи зубы, куски железа и
«священного» дерева, раковины, мешочки с вложенными в них
изречениями из Корана и т. д. Один из этих предметов вешали на шею или
на рога животного в качестве оберега. «Чтобы охранять свою
лошадь от нежелательных наездников,— пишет Чурсин,— осетин
вешает ей на шею цепочку или кусочек железа»37. Наконец, при
засухе горцы прибегали к самым разнообразным магическим
приемам, нашедшим освещение в нашей работе. Поэтому
ограничимся здесь лишь ссылкой на нее38.
Во многих местах для повышения удойности коровы к ее
рогам подвешивали кусок железа. Считалось также, что при замене
закваски снизятся удои молока и доходы семьи. Поэтому ее не
отдавали посторонним. У многих народов региона запрещалось
отдавать вечером молочные продукты, поскольку, по их пове-
риям, это ведет к гибели скота. После дойки, чтобы сберечь
молоко от сглаза, его не показывали не только чужим, но даже
родственникам. Были определенные дни, когда посторонним
нельзя было давать молочные продукты. В случае, если молоко не
заквашивалось, в него несколько раз опускали острый железный
предмет, чтобы проколоть, по поверью, «дурной» глаз.
Первый изготовленный сыр и масло, посвящая их домовому,
откладывали обычно до Нового года, помечая их для памяти.
У осетин, например, внутрь большого круга сыра («цыхтыты
саер»— глава сыров или «нывонд цыхт»— посвященный сыр)
клали альчик, по стуку которого хозяйка узнавала его среди
других сыров, хранящихся в рассоле в большой деревянной
кадке. Посвященное масло хранили в объемистом деревянном сосуде
или кувшине. Под Новый год сыр и масло торжественно
посвящали домовому. В течение недели семья ела их, не давая
посторонним, отчего эта неделя называлась «урсы къуыри» (белой неделей).
У всех северокавказских народов широко практиковалось
гадание на костях животных, главным образом на бараньей
лопатке, что неоднократно отмечалось в литературе. Предсказатели
214
Карачаевская ритуальная маска,
надеваемая косарем-весельчаком
во время косьбы
оповещали о самых разных
событиях, которые произошли или
произойдут в будущем:
нападение на стадо грабителей или
волков, падеж скота от бескормицы
или снежной зимы, голод или
урожай в будущем году и т. д.
Хан-Гирей приводит несколько
рассказов из жизни западных
черкесов, связанных с гаданием на
костях. Вот два из них. 1) Один
князь, находясь в гостях в
соседнем ауле, прочел на костях,
что разбойники напали на его
аул. Он тут же бросился в
погоню и отбил захваченных
пленников. 2) Два брата пребывали в
гостях вдали от своего аула,
младший посмотрел на кость и
увидел в доме своем с его молодой
женой человека. Он вскочил на скакуна и умчался. Старший
брат, узнав об этом, засмеялся и сказал, что в доме младшего
брата находится с его женой ее младший брат39, Несколько в ином
изложении эту легенду передает Люлье. Он пишет, что, подобно
тому, как в западных странах «опытные охотники по костям дичи
предугадывают, будет ли зима слабая или суровая», горцы
приписывают бараньей лопатке «все вещания, т. е. всякого рода
благополучие или бедствие»40.
Таким образом, верования северокавказских народов,
связанные со скотоводством, были отмечены многими
исследователями. Сохранение их в народном быту зависело от степени
проникновения мусульманской религии. Как явствует из
вышеизложенного материла, наибольшее количество скотоводческих культов
и обрядов сохранилось у осетин, западных адыгов, балкарцев,
карачаевцев, отчасти ингушей.
1 Крупное Е. И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960.
2 Люлье Л. Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкес //
ЗКОРГО. 1862. Кн. 5. С. 27.
3 Там же. С. 28.
4 Миллер В. Ф. Осетинские этюды. Ч. 2. М., 1882. С. 243, 244; Штакель-
берг Р. Главные черты в народной религии осетин // Юбилейный сборник
в честь В. Ф. Миллера. М., 1900. С. 23; ИЭСОЯ. Т. 1. С. 442, 443;
Токарев С. А. Религиозные верования восточно-славянских народов в XIX
начале XX в. М.; Л., 1957. С. 116.
215
5 Гатуеб Б. Суеверия и предрассудки у осетин // ССКГ. 1876. № 9. С. 39;
ОНС. С. 80.'
6 Миллер В. Ф. Указ. соч. Ч. 2. С. 244; Гатуев Б. Указ. соч. С. 40.
7 Крупное Е. И. Указ. соч. С. 306.
8 Гракое Б. Н. Скифы. М.. 1971. С. 83: Чочиее А. О культе барана у осетин //
ИЮОНИИ. 1988. Вып. 32.
* Миллер В. Ф. Указ. соч. Ч. 2. С. 252; Гатуев Б. Указ. соч. С. 21.
10 Жускаев С. Атинаг // ЗВ. 1855. № 32.
11 Гатуев Б. Указ. соч. С. 53—54, 56, 58.
12 Чибиров Л. А. Древнейшие пласты духовной культуры осетин. Цхивали,
1984.
13 Токарев С. А. Указ. соч. С. 59.
14 Бардавелидзе В. В. Древнейшие религиозные верования и обрядовое
графическое искусство грузинских племен. Тбилиси, 1957.
15 Бардавелидзе' В. В. Указ. соч. С. 199, 200.
16 Шиллинг Е. М. Ингуши и чеченцы // РВН. С. 31; Семенов Л. П.
Археологические п этнографические разыскания в Ингушетии в 1925—1932 гг.
Грозный, 1963. С. 124.
17 Хасиев С. А. О некоторых древних чеченских обрядах // АЭС. Т. 3. С. 188.
18 Чурсин Г. Ф. Осетины. Этнографический очерк. Тифлис, 1924.
19 Иваненков И. И., Ковалевский М. М. У подошвы Эльбруса. Очерк// ВЕ.
1886. Т. 1. Кн 1. С. 184—185; Ногайцы. Историко-этнографический очерк.
Черкесск, 1988. С. 196—197; Захарова И. В. Двенадцатилетний
животный цикл у народов Центральной Азии // НМДСИК. 1960. Т. 8. С. 34.
20 Бардавелидзе В. В. Указ. соч. С. 202; ЛюлъеЛ. Я. Указ. соч. С. 202.
21 Азаматова М. 3. Адыгейский народный орнамент. Майкоп, 1960. С. 5;
ОИКЧ. Т. 1. С. 371—372; Чурсин Г. Ф. Этнографические заметки о Кара-
чае // К. 1900. № 322.
22 Люлъе Л. Я. Указ. соч. С. 31.
23 Шаманов И. М. Народный календарь карачаевцев /'/ СЭ. 1971. № 5.
С, 115.
24 Токарев С. А. Указ. соч. С. 57—58; Икаев. Святки у осетин// ТЛ. 1900.
№ 4; Бардавелидзе В. В. Указ. соч. С. 190—200.
25 Калоев Б. А. Похоронные обычаи и обряды осетин в XVIII — начале
XX в. // КЭС. 1984. Вып. 8.
26 Кузьмина Е. Е. Конь в религии и искусстве саков и скифов // Скифы и
сарматы. Киев, 1977; Алексеева Е. П. Древняя и средневековая история
Карачаево-Черкесии. М., 1971.
2? Пчелина Е. Г. Аертаекъахыг — Осетинский мифологический конь
(бронзовые фигурки VI—VII вв. н. э.) // ИСОНИИ. 1986.
28 Шиллинг Е. М. Указ. соч. С. 19.
29 Калоев Б. А. Указ. соч. С. 72—101.
30 Чурсин Г. Ф. Осетины. С. 189.
31 Карачаевцы. Историко-этнографический очерк. Черкесск, 1978, С. 279.
32 Ногайцы. С. 208.
83 Религиозные верования черноморских шапсугов. М., 1940.
34 Геродот. История в девяти книгах. Л., 1972. С. 903: Гатуев Б. Указ.
соч. С. 36, 38.
35 Гатуев Б. Указ. соч. С. 61—63.
36 Гатуев Б. Указ. соч. С. 64.
37 Чурсин Г. Ф. Культ железа на Кавказе // К. 1901. № 173; Он ж*.
Осетины. С. 189.
38 Калоев Б. А. Земледелие народов Северного Кавказа. М., 1981.
39 Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978. С. 100—101.
40 Люлье Л. Я. Указ. соч. С. 34.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, мы пытались показать, что скотоводство
северокавказских народов, являясь вторым после земледелия главным
занятием населения, имело много общих черт, но наряду с этим,
сохранило локальные и этнические особенности. Традиционные
приемы и навыки ведения скотоводческого хозяйства горских
народов широко практикуются в современном общественном и
личном хозяйстве. Преобразования экономики и быта горцев в
1920—1930-х годах коренным образом изменили и характер
ведения их скотоводства. Большое внимание было обращено на
улучшение пород всех видов скота, расширение кормовой базы
путем травосеяния, обводнения и орошения летних п зимних
пастбищ, поднятие уровня зооветеринарного обслуживания и т. д.
Ко второй половине XX в. изменился состав традиционного
стада горцев; уменьшилось поголовье одних видов животных,
например, лошадей и быков (волов), на смену которым пришли
тракторы и машины, увеличилось поголовье других, например
свиней как наиболее доходной отрасли общественного
животноводства. Свинофермы создавали нередко и в местах проживания
мусульманского населения, однако обслуживали их в основном
русские. Исключение составляла Северная Осетия, где благодаря
христианскому вероисповеданию имеет давнюю традицию,
В 1986 г., например, здесь насчитывалось 157,3 тыс. свиней,
122,5 тыс. овец и коз и 117,2 тыс. крупного рогатого скота1.
Характерной чертой общественного животноводства региона
остается преобладание в стаде мелкого рогатого скота (исключая
Северную Осетию), содержание которого основано главным
образом по-прежнему на отгонной системе. Здесь также изменилась
породность стада. Были приняты меры к пополнению стада
мериносами или тонкорунными овцами там, где местность позволяет
их разводить. Из соответствующего раздела нам уже известно,
что мериносов нельзя разводить в горной зоне. «Очень высокие
крутые пастбища для мериносов недоступны потому,— писал
М. Ф. Иванов,— что мериносы по своему экстерьеру, т. е. по
анатомо-физическим свойствам, не приспособлены к
передвижению по столь крутым пересеченным пространствам»2. Проверка
Северо-Осетинской опытной станции показала, что «при пастьбе
по крутым склонам гор мериносы обычно пытались взбираться
на гору по отвесной линии без особых осторожностей и часто сры-
15 Б. А. Калоев 217
вались, в то же время осетинские, цыгейские и тушинские овцы
взбирались постепенно.. .»3.
Многие равнинные и предгорные совхозы региона разводили
большие отары тонкорунных и полутонкорунных овец, причем
первых содержат исключительно в стационарных условиях в
течение года, вторых, выведенных путем скрещивания местной
грубошерстной породы овец с мериносными производителями,
отгоняют на лето в горы. В настоящее время полутонкорунные овцы,
хорошо приспособленные к горным условиям, имеют наряду с
местными традиционными грубошерстными самое широкое
распространение. Большую роль в разведении мериносных овец
сыграли ставропольские племзаводы. Так, выведенные племзаво-
ды «Советское руно» в 1923—1950 гг. породы тонкорунных овец
имели следующие данные: длина шерсти маток достигала 10—
11 см, у баранов — 12 см; вес барана составлял 110—115 кг,
а маток — 50—55 кг. В лучших чабанских бригадах на 100
маток рождалось 120—130 ягнят. На племзаводе «Червленные
буруны» в 1929—-1951 гг. была выведена «грозненская порода»
мериносов, хорошо отвечавшая условиям засушливых северокавказских
степей, путем скрещивания местных мериносов с
австралийскими. Бараны этой породы весили 80—90 кг, матки — 48—52 (из
тонкорунных овец эти были самыми мелкими). В то же время
шерсть их считалась одной из лучших в советском тонкорунном
овцеводстве. Не случайно поэтому «грозненская порода»
мериносных овец разводилась во всех республиках и областях
Северного Кавказа, а также в Астраханской области. Весьма славилась
своей продуктивностью «кавказская порода тонкорунных овец»,
выведенная племзаводом «Большевик» в 1923—1936 гг. путем
скрещивания маток кавказского мериноса с баранами
американской рамбулье и асканийской тонкорунной породы.
Максимальный вес барана этой породы составлял 173 кг, а настриг шерсти
баранов — 30,1 кг4.
Широко разводившиеся в прошлом в горной зоне Северного
Кавказа грубошерстные местные карачаевская и тушинская
породы овец, хорошо приспособленные к местным условиям и
отгону на дальние расстояния, постепенно исчезли. В настоящее
время в Карачаево-Черкесии принимаются меры по возрождению
карачаевской породы путем создания специальных отар. Такая же
работа по возрождению тушинской породы овец ведется в
других районах Северного Кавказа. К сожалению, в последние
десятилетия поголовье овец, как и других животных, повсюду на
Северном Кавказе сильно сократилось, в связи с этим ставился
даже вопрос о ликвидации отгонного животноводства, замене его
стационарной системой содержания. Такие голоса нередко
раздавались, например, в Северной Осетии, где в 1986 г. насчитывалось
всего 122,5 тыс. овец и коз, т. е. столько же, сколько имели их
здесь до революции всего 30 крупных овцеводов. Естественно, что
при таком сокращении поголовья скота не используется
значительная часть обширных альпийских и субальпийских пастбищ
218
горной Осетии, забывается веками выработанная отгонная
система содержания скота. По нашим неоднократным наблюдениям
во время экспедиций, многие обширные пастбищные угодья
оставались нестравленными по причине отсутствия скота. Не лучше
обстояло дело с зимними пастбищными участками колхозов и
совхозов республики, расположенными в Наурских степях и
Прикаспийской низменности.
Другие республики Северного Кавказа полностью используют
свои прежние летние и зимние пастбища. Общественные стада
чеченцев и ингушей, например, пасутся зимой в основном на
Терских и Кабардинских хребтах, как и в прошлом, а
кабардинские и балкарские стада — в предгорьях и Прикумских степях
и т. д. В предгорьях, отчасти на равнине, очень часто зимние
пастбища располагаются недалеко от поселения. Однако во многих
случаях расстояния между летними и зимними пастбищами
достигают десятки, а иногда и сотни километров, что сопряжено
с большими трудностями и потерями немалого поголовья скота,
особенно во время весеннего перегона. Так, зимние пастбища
Северной Осетии удалены от их владельцев — колхозов и
совхозов на 200 км и более. В настоящее время скот перевозят сюда
поездами. Перевоз скота с летних пастбищ на зимние и обратно
поездом, а иногда специально оборудованными автомашинами
практикуется и у некоторых других народов региона.
Тем не менее эта проблема остается до сих пор нерешенной,
особенно для горных сел, где перегон стада на зимовку ведется
традиционным способом, по давно установленным
скотопрогонным дорогам. «Маршруты скотопрогонных путей в горах,—
говорится о карачаевских животноводах,— определились уже давно
и являются постоянными. Тем не менее перегон скота пока еще
остается трудным и очень ответственным делом. Перевозка
животноводов, их имущества и части животных осуществляется на
автомашинах и телегах. Для перегона мелкого рогатого скота
заранее составляется план перекочевки, определяется время и
порядок движения. Очередность движения отар определяется в
зависимости от времени года, расстояния маршрута и возрастной
особенности животных. Если осенью на зимние пастбища
первыми перегоняют отары молодняка, затем овец, выделенных на
мясо, и баранов-производителей, наконец — отары овцематок и
взрослых валухов, то порядок движения на летние пастбища
несколько меняется: первыми перегоняют валухов и
баранов-производителей, а затем маточные отары»5.
Аналогичный порядок при отгоне существует и у других
народов региона, с некоторыми дополнениями или вступлениями.
В Осетии, например, отару отгоняли в далекие Наурские степи
три чабана, из них один шел впереди, второй сзади, третий сбоку,
освобождая при надобности путь для проезжавших.
Дореволюционные авторы, говоря о массовых падежах
животных, повторявшихся почти ежегодно от разных болезней,
считают большей частью причиной этого скотопрогонные пути, яв-
15* 219
лявшиеся, по их словам, рассадниками этих болезней.
«Болезни,— пишет В. Н. Геевский,— нападают на овец
преимущественно на зимних пастбищах, а также при переходе с летних
пастбищ на зимние и обратно. Причинами заболеваний в этом случае
служат изнурение от недостатка корма или от продолжительной
ходьбы при малом количестве корма пыльный> нечистый корм
на пастбищах около дорог, плохой корм на болотистых
пастбищах, дурное качество воды»6. Во всяком случае, от таких
болезней, как чума, сибирская язва, копытная болезнь, погибали часто
десятки и сотни тысяч голов скота при почти полном отсутствии
зооветеринарного обслуживания.
В 1882 г. в Кубанской области в 107 местах свирепствовала
чума, переходя из одного селения в другое, она из 484 240
заболевших голов крупного рогатого скота унесла 30 946. В том же
году здесь во многих аулах и станицах появились ящур,
сибирская язва, чесотка, от которых также пало большое количество
скота7. Из всех болезней крупного рогатого скота самой
страшной была чума, место вспышки которой надолго оставалось
изолированным от внешнего мира. В такой изоляции находилась
многие годы вся Кубанская область. В 1897 г. начальник области
в своем отчете обращал внимание на это обстоятельство,
отметив, что жители, для которых скотоводство «исстари служило
главным источником благосостояния», в последние годы не
могут сбыть свой скот за пределами области, что повлекло за
собой заметное «обеднение казака». «Одна из главных причин,
по которой внешняя торговля скотом тормозилась,— пишет он
далее,— была чума рогатого скота, свирепствовавшая в области
с незапамятных времен и уносящая ежегодно немалое количество
голов. Она была причиной, по которой кубанский скот не
пускался не только за границу, но даже в соседнюю Донскую область».
В отчете отмечается, что за 1888—1895 гг. в Кубанской области
жертвой чумы пали 104 759 голов8.
С такой же опустошительной силой свирепствовали
вышеописанные болезни и в Терской области. В 1871 г. здесь было
заболевших 85451 животное, из коих пало 12 851. По словам
современника, во многих местах области «копытная болезнь (ящур)
была сопряжена с чумой рогатого скота, что еще больше увеличило
бедствие»9. Известный исследователь кавказского скотоводства
А. А. Калантар замечает, что частое повторение чумы на
Северном Кавказе вынуждает население во многих местах равнинной
зоны «обзаводиться черкасским скотом, как менее страдающим
от чумы»10. По определению Геевского, в горах и долинах
изучаемого региона повальная хромота (или ящур) «появляется почти
ежегодно», а сибирская язва (в форме кровавой мочи) случается
в сухие годы, унося много скота. Кроме того, «наибольшие и
ужасные опустошения в стаде овец производит бескормица на
зимних пастбищах, именно, когда эти пастбища на
продолжительное время покрываются снегом»11. Здесь имеются в виду киз-
220
лярские и моздокские степи, где располагались зимовки горцев
Центрального и Восточного Кавказа,
В случае появления заразных болезней скота принимались
решительные меры по пресечению их дальнейшего распространения
путем установления охраны и усиления ветеринарного надзора
на пограничных пунктах прогона и провоза животноводческих
продуктов. Такими пунктами, например, в 1893 г. была
ограждена Кубанская область, где чума еще свирепствовала, от Терской
и Ставропольской губерний. В области в том же году
планировалось создание 40 ветеринарных участков, так как только при
этом условии «возможно будет учредить самый тщательный
надзор за всем скотом и охрану от заноса эпизоотии извне»12. В
настоящее время кроме крупных зооветеринарных пунктов
республиканского, областного и районного масштаба в каждом
хозяйстве имеется ветеринар (а иногда и зоотехник) со средним или
высшим образованием, регулярно проводящий профилактические
мероприятия на животноводческих фермах.
Сегодня коренным образом изменилась заготовка кормов на
равнине и в предгорьях, она полностью механизирована. Только
на крутых склонах гор и в малодоступных местах сено косят и
складывают традиционным способом — вручную. Большое
распространение получили во многих местах региона малознакомые
горцам в прошлом орошение, обводнение и удобрение сенокосных
и пастбищных участков, а также травосеяние и силосование
кормов, особенно из кукурузы, нашедшей благоприятную почву
для получения высоких урожаев в передовых хозяйствах
многих районов Северного Кавказа. Одним словом, создание
прочной кормовой базы, обеспечение животных современными
стандартными помещениями — одна из главных задач в деле
успешного развития общественного животноводства.
Распространенными кормами для крупного рогатого скота, кроме минеральных,
комбинированных и концентратов, служат также кукурузная
барда, получаемая с Беслановского маисового комбината
(Северная Осетия) и свекловичный жом, идущий с сахарных заводов
региона.
Чтобы иметь представление о составе кормов и требуемом их
качестве на зимний сезон, возьмем в качестве примера данные по
Карачаево-Черкесии. В 1979 г. хозяйствами здесь было
заготовлено кормов в пересчете на кормовые единицы 2705 тыс. ц,
витаминно-белковой травяной муки — 237 тыс. ц и свыше
712 тыс. ц сенажа, а в 1980 г.— 362,4 тыс. т грубых кормов,
в том числе 168,6 тыс. т сена, 93,6 тыс. т силоса, 100,2 тыс. т
соломы13.
Во многом изменились и животноводческие помещения горцев
на зимних пастбищах, строящиеся почти повсюду по типовым
проектам из кирпича на фундаменте, с шиферным покровом и
земляным или цементированным полом, в виде длинного
прямоугольника, рассчитанного на несколько сотен голов. Они пришли
на смену местным кошарам, имевшим наибольшее распростра-
221
нение в терских и кабардинских хребтах Чечено-Ингушетии и
Терско-Кумской пустыне, где морозы нередко достигают 28—29°,
сопровождаясь сильными пронзительными ветрами. Кошары (или
овчарни) имели благоустроенные тепляки, примыкавшие к
овчарне с южной стороны, образуя букву «Г». В помещениях колхозы
проводили зимний и ранневесенний окот. По описанию
современников, тепляки устраивали «полуподземного типа, чаще из
самана, с двумя выходами: один — непосредственно в овчарню,
а другой — в баз, прилегающий к овчарне». Тепляки обычно
углубляли в землю до 1 м, крышу и стены обивали плетнем,
хорошо утепляли. Пол устилали толстым слоем соломы, обновляя
ее раз в 5—6 дней. Размеры тепляка делались из расчета 1,5 кв. м
пола на матку с ягненком.
Мало изменились животноводческие постройки на летовках,
какими по-прежнему являются шалаши, навесы, плетневые и
каменные изгороди, нередко и пещеры для укрытия от дождей и
жары. Традиционные навыки хозяйства горцев, выработанные
веками, ярко проявляются в системе пастьбы животных и
стравливания пастбищ, в приемах окота и ухода за молодняком, стрижки
овец, доения и приготовления молочных продуктов. На летних
пастбищах, как и на зимних, устанавливается очередность
стравливания участков. В горах в начале сезона стравливают сначала
нижние участки, а затем, по мере таяния снегов, верхние, альпийские
луга. С наступлением осенних холодов скот спускается обратно
и. стравливает низовые участки. Летом, во время жары, отары
пасут «по солнцу»; «с утра их гонят на запад, после полудня —
на восток. Во время сильного ветра чабаны держат овец против
ветра, так как только в этом случае овцы достаточно хорошо
наедаются»14.
На зимних пастбищах почти повсюду в регионе отары овец
содержатся в течение 6 и более месяцев, из них 2—2,5 месяца —
в условиях зимы. По прибытии на зимовку сначала стравливают
отдаленные от кошар участки, оставляя более близкие на зиму и
весну для маточных овец. Считают, что при регулярной даче соли
(ее обычно дают ежедневно) овцы «становятся спокойнее и лучше
пасутся», делая, например, на пастбищах Предкавказья за
пастбищный день 16—20 км, причем бараны, валухи, которые
пасутся на дальних участках, проходят наибольшее расстояние,
матки и ярки пасутся несколько ближе, на кошарных же участках
содержат маток «второй беременности».
Большое внимание уделяется созданию страховых фондов
сена в расчете 2 ц на голову, причем лучшее сено оставляют на
весну для корма маточного состава. Во время сильных морозор и
ветров выгон овец производится позднее, а возвращение на базу
раньше. При хорошей погоде отары пасутся с утра на
стравленном участке, а после обеда — на свежем пастбище. В случаях
сильных ветров овец вовсе не выгоняют на пастбища, боясь, что
они могут [быть [загнаны ветром далеко от кошары и
погибнут.
222
Важным достижением выпаса на зимних пастбищах
Предкавказья является решение проблемы водоснабжения путем
строительства артезианских колодцев и механизированного подъема
воды. Известно, что в прошлом здесь (особенно в Прикаспийской
низменности) из-за недостатка пресной воды овцеводческие
хозяйства несли большие убытки. Намного лучше обстояло дело с
водоснабжением в Терско-Кумской долине, где залегание воды
находится на небольшой глубине (8—15 м) и где всегда строили
обычные колодцы с подъемом воды при помощи животного. За*
вершение строительства Терско-Кумского канала во многом
решило проблему с водой на огромных просторах этого края.
В скотоводческом календаре горцев самым ответственным
периодом остается окот, проводимый повсюду на зимних пастбищах
и почти исключительно ранней весной. Для этого случка
приурочивается к периоду с 15 сентября, в этом случае окот
совершается с 15 февраля по 15 марта, что при отгонном овцеводстве дает
большое преимущество, так как возраст ягнят к моменту
перегона овец (теперь и перевоза отары) с зимних пастбищ на летние
достигает 1,5—2 мес, они становятся крепкими и переносят
перегоны значительно лучше, чем ягнята более позднего весеннего
окота.
В самом процессе проведения окотной кампании сохранилось
немало традиционных черт, умело используемых современными
овцеводами для выращивания большего количества молодняка.
В этом можно убедиться на примере карачаевцев. Вот что пишет
один из авторов: «Во время окота всей работой в отаре руководит
старик чабан. Устанавливается круглосуточное дежурство,
поэтому ягнение овец в основном происходит под непосредственным
наблюдением сакманщиков... Отары разбиваются на глубоко
суягные и на слабые. Объягнившихся маток размещают в
отдельную клетку на 3—5 маток с ягнятами. Дежурные чабаны и
сакманщики усиленно кормят и своевременно поят маток, не
допускают в помещении сквозняков, обеспечивают чистоту воздуха.
Особое внимание уделяется двойням и впервые окотившимся
маткам, которые часто теряют или же отказываются от своих ягнят.
Маток, отказавшихся от ягнят, запирают в клетку вместе с ними
на несколько дней. При этом по традиции насыпают соль на
спинку ягненка, чтобы, облизывая ее, она могла быстро привыкнуть
к ягненку. Иногда овцематку привязывают к клетке и к ней
пускают ягненка. Наконец, строптивой матке дают небольшую
дозу спирта; она вскоре смиряется и привыкает к ягненку. Когда
истощенные молодые овцематки после ягнения теряют молоко,
то в таких случаях ягнят подсаживают к наиболее молочным
маткам... Окотившихся маток через три — четыре дня выпускают
пастись отдельно возле кошар вместе с ягнятами... Начиная с 20-
дневного возраста ягнят содержат отдельно от маток, к маткам их
пускают утром и вечером. На ночь ягнят иногда отделяют от
маток. В 40—45-дневном возрасте ягнят формируют в группы по
100—200 голов и содержат до выпуска на пастьбу. После четы-
223
рех месяцев молодняк отбивается от маток, и формируются
новые отары»15.
Стрижку овец ныне осуществляют электростригальными
агрегатами, расположенными в специально сооруженных
стационарно-типовых пунктах. Такой стригальный пункт, находящийся
вблизи поселений, а в горах — у скотопрогонных маршрутов,
состоит из крытого загона с входными и выходными воротами и
помещения для агрегатов. Отсюда овца после стрижки, пройдя
по узкому коридору, попадает в цементированную ванну для
купания. Вся работа проводится под руководством колхозных
специалистов (зоотехников, ветеринаров, инструкторов) и по
времени в те же сроки, что и в прошлом: весенняя стрижка — в мае,
осенняя — в сентябре.
Вспомним, что стрижка была наиболее трудоемкой работой в
прошлом и за день можно было остричь не более 60 овец.
Исключение составляли только некоторые виртуозы-стригали, которые
не имели себе равных по скоростной стрижке. В настоящее время
при электрической стрижке в день стригут не менее 100 овец.
Однако встречаются стригали, перекрывающие эту цифру в
несколько раз. К числу таких, например, относился в 1970-х годах
карачаевец Сафар Байрамкулов, прославленный на всю страну
и за рубежом стригаль, обладатель кубка Европы по скоростной
стрижке с 1964 г. С. Байрамкулов демонстрировал свое
мастерство во многих странах мира: Сирии, Болгарии, Индии,
Австралии, Венгрии, Монголии и т. д. Он — обладатель многих званий
и наград, ежегодно стриг 2—3 тыс. овец16.
Коренным образом изменились и условия содержания
крупного рогатого скота и уход за ним. На молочно-товарных фермах
равнины и предгорьев многие трудовые процессы, включая
дойку, механизированы, а в ряде передовых хозяйств
автоматизированы. В то же время в горной зоне и на летних пастбищах уход
за скотом осуществляется прежними традиционными
способами. Так, дойка коров, как и другие процессы труда,
производится вручную. Напомним, что у балкарцев, карачаевцев, ногайцев
и абазин этим делом занимались преимущественно мужчины, что
не допускалось у других северокавказских народов. Возможно
это объясняется отгонным характером содержания скота и
пребыванием с ним одних мужчин. В то же время у среднеазиатских
тюркоязычных народов, в том числе кочевых и полукочевых,
дойка животных входила в обязанность исключительно женщин.
У северокавказских народов широко практиковалось доение
овец, производившееся и мужчинами и женщинами, в
зависимости от времени и места пребывания животных. Причем, как
отмечалось, наибольшее распространение доение овец имело у
осетин, у которых издавна традиционно. Осетинский (или кобин-
ский) овечий сыр, вывозившийся в немалом количестве в города
России, славился высокими вкусовыми качествами. Еще в
послевоенные годы многие колхозы и совхозы Северной Осетии
занимались производством этого драгоценного продукта, обеспечивая
224
им и себя, и государство. В последние десятилетия совершенно
прекратилось его производство, перестали доить овец, считая это
невыгодным для получения шерсти. В результате
многочисленных непродуманных экспериментов якобы для улучшения породы
исчезли известные местные виды овец, дававшие немалое
количество и шерсти и молока. Заметим, что в некоторых балканских
странах основным источником молока в недавнем прошлом
считалась не корова, а овца и коза. В провинции Рокфор во
Франции для получения молока ежегодно через машинное доение
пропускается более 2 млн овцематок. Из молока делают сыр,
импортирующийся в разные страны. Поэтому возрождение
производства этого продукта в изучаемом регионе мы считаем одной из
важных задач в деле обеспечения населения продовольствием.
Известно, что местную горскую породу овец отличала высокая
молочность: за период лактации овца давала 80 кг молока.
Итак, скотоводческое хозяйство северокавказских народов
прошло сложный путь развития, теряя в одних случаях многие
свои веками выработанные традиционные черты, а в других
приобретая новые в результате перестройки всего хозяйственного
уклада горцев. В настоящее время задача заключается в том,
чтобы возродить утерянные рациональные знания прошлого. В
выполнении этой задачи свой посильный вклад могут сделать и
ученые-этнографы, обладающие большими знаниями
народного быта.
1 СОГОП. С. 53.
2 Иванов М. Ф. Овцеводство. М., 1935.
3 Богданов В. М., Мухин Г. Ф., Рубилин Е. В. Отгонио-пастбищное
овцеводство в колхозах Северо-Осетинской АССР. Дзауджикау, 1950. С. 122.
4 Николаев А. //., ЕрохинА. И. Овцеводство. М., 1987. С. 162, 166.
5 Шаманов И. М. Современное животноводство и хозяйственный быт в
Карачаево-Черкесии// ПАИЭКЧ. С. 151.
• Геевский В. Н. О состоянии скотоводства в верховьях рек Терека и
Большой Арагвы // МУКЛЗПИСК. Т. 1. Тифлис, 1887. С. 294.
7 КК за 1884 г. С. 314, 315.
8 ЦГАКК. Ф. 357—13. Д. 984. Л. 95.
9 ЗКОСХ. Тифлис, 1872. С. 7.
10 Калантар А. А. Задачи и способы исследования скотоводства//
МУКЛЗПИСК. Т. 1. С. 75.
11 Геевский В. Н. Указ. соч. С. 294—295.
12 ЦГАКК. Ф. 357-13. Д. 984. Л. 95-96.
13 Сборник статистических сведений Карачаево-Черкесской АО. Черкесск,
1976. С. 149.
14 Богданов В. М,, Мухин Г. Ф., Рубилин Е. В. Указ. соч. С. 102.
15 Шаманов И. М. Указ. соч. С. 152—153.
" Там же. С. 154-155.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АБКИЕА — Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских
авторов XIII—XIX вв. Нальчик, 1974
АО — Археологические открытия
АО КМ — Адыгейский областной краеведческий музей. Майкоп
АР —- Архив Раевских
АРРЗСО — Археологические раскопки в районе Змейской Северной
Осетии. Орджоникидзе, 1961
АЭС — Археологический и этнографический сборник. Грозный,
1969
АЭФ — Армянская этнография и фольклор. Ереван, 1974
ВДИ — Вестник древней истории
ВЕ — Вестник Европы
ВИНК — Вопросы истории народов Кавказа
ВКБНИИ — Вестник Кабардино-Балкарского НИИ
ВОН — Вестник общественных наук АН Армении
ВС — Военный сборник
ВСОКО — Военно-статистическое обозрение Кубанской области
ВЧИНИИ — Вестник Чечено-Ингушского НИИ
ГМЭ — Государственный Музей этнографии
ЗВ — Закавказский вестник
ЗКОРГО — Записки Кавказского отдела Русского географического
общества
ЗКОСХ — Записки Кавказского общества сельского хозяйства
ЗООИД — Записки Одесского общества истории и древностей
ЗТОЛКС — Записки Терского общества любителей казачьей старины
ИАДК — История археологии и древностей Крыма. Киев, 1957
ИАНИИИЯЛ — Известия Абхазского НИИ истории, языка и литературы.
Сухуми
ИКБ — История Кабардино-Балкарии. Т. 1—2. М., 1967
ИКОРГО — Известия Кавказского отдела Русского географического
общества
И СО — Известия Северо-Осетинского НИИ
ИСОНИИК — Известия Северо-Осетинского НИИ краеведения.
Владикавказ
ИТУАК — Известия Таврической ученой архивной комиссии
ИЭСОЯ — Историко-этимологический словарь осетинского языка
ИЮОНИИ — Известия Юго-Осетинского НИИ
КБКМ — Кабардино-Балкарский краеведческий музей
К — «Кавказ»
КВЕД — Кавказ и Восточная Европа в древности. М., 1973
КК — Кавказский календарь
КОВ — Кубанские областные ведомости
КС — Кубанский сборник
КСАДС — Кавказ и Средняя Азия в древности и средневековье
КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материальной
культуры
КСК — Кубанская справочная книжка
КСХ — Кавказское сельское хозяйство
КЧНИИ — Карачаево-Черкесский НИИ
226
кчокм —
кэс —
кэс -
МАДИСО -
МАК —
МАСО —
МИА —
МИО -
МУКЛЗПИСК -
МЭАЛ -
МЭР —
НВСЭРЮВР —
нк -
нкэ -
НМАЦК -
НМАЭЧИ —
нмдсик -
но —
ОАК -
ОБАБ -
ОГРИП —
ОИБН —
ОИКЧ —
ОИЧИ —
ОНС -
ОРВК -
ПАИЭКЧ -
пкко —
ппдж -
РАТС -
РВ -
РВН -
РГ —
РМ -
РОО -
СА -
сгв -
смомпк —
смэ -
смэидэм -
согоп -
соз —
сскг -
ссто —
схл —
сэ -
СЭРНКЧ -
Карачаево-Черкесский областной краеведческий музей
Кавказский этнографический сборник. Москва
Кавказский этнографический сборник. Тбилиси
Материалы по археологии и древней истории Северной
Осетии
Материалы по археологии Кавказа
Материалы по археологии Северной Осетии.
Орджоникидзе, 1969
Материалы и исследования по археологии СССР
Материалы по истории Осетии. Орджоникидзе, 1950
Материалы для устройства казенных летних и зимних
пастбищ для изучения скотоводства на Кавказе
К Материалам экономики альпийского ландшафта.
Ростов-на-Дону, 1928
Материалы по этнографии России
Некоторые вопросы социально-экономического развития
Юго-Восточной России. Ставрополь, 1970
Народы Кавказа (Серия «Народы мира»). М., 1960
Нартский кабардинский эпос. М., 1951
Новые материалы по археологии Центрального Кавказа
Новые материалы по археологии и этнографии Чечено-
Ингушетии
Новые материалы по древней и средневековой истории
Казахстана (Труды Института истории, археологии и
этнографии АН Казахстана). Алма-Ата
Новое обозрение
Отчет Археологической комиссии
Общественный быт адыгов и балкарцев
Осетины глазами русских и иностранных
путешественников. Орджоникидзе, 1967
Очерки истории балкарского народа. Нальчик, 1961
Очерки истории Карачаево-Черкесии. Ставрополь, 1967
Очерки истории Чечено-Ингушетии. Т. 1. Грозный, 1967
Осетинские нартские сказки. Дзауджикау, 1948
Обозрение российского владения за Кавказом. СПб., 1836
Проблемы археологии и исторической этнографии
Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1985
Памятная книжка Кубанской области
Проблема происхождения домашних животных
Русско-адыгейские торговые связи. Майкоп, 1957
Русский Вестник
Религиозные верования народов СССР. М.; Л., 1931
Революция и горец
Русская мысль
Русско-осетинские отношения в XVIII в. Орджоникидзе,
1974
Советская археология
Ставропольские губернские ведомости
Сборник материалов для описания местностей и племен
Кавказа
Сборник материалов по этнографии
Сборник материалов по этнографии, изданный при Даш-
ковском этнографическом музее
Северная Осетия за годы одиннадцатой пятилетки.
Орджоникидзе, 1986
Северо-Осетинский заповедник
Сборник сведений о кавказских горцах
Сборник сведений о Терской области
Сельское хозяйство и лесоводство
Советская этнография
Социально-экономическое развитие народов Карачаево-
227
ТВ
ТЕИЭОК
ткиспзз
ТКО —
тлг —
ТОИИКГЭ —
тооид —
ТПВСО —
ТС -
УЗАНИИЯЛИ -
УЗИЭНКВ -
УЗКБНИИ —
УЗКНИИ -
хнд —
ХХБНЧИ -
ЦГАКБ —
ЦГАКК —
ЦГАСК —
ЦГАСО -
ЦГВИА -
ЧИФ —
ЭВРВЧИД -
ЯС -
Черкесии A790—1917). Сборник документов. Черкесск,
1985
Терские ведомости
Труды естественно-историко-экономического обследования
Кабарды
Труды комиссии по исследованию современного
положения землевладения п земледелия карачаевского народа
Кубанской области. Владикавказ, 1908
Труды комиссии овцеводства. Т. 2. СПб., 1908
Труды лаборатории генетики
Труды отдела истории первобытной культуры Гос.
Эрмитажа
Труды Одесского общества истории и древностей
Труды первого Всесоюзного съезда овцеводов
Терский сборник
Ученые записки Адыге^ккого НИИ языка, литературы и
истории. Майкоп
Ученые записки Института этнических н национальных
культур Востока
Ученые записки Кабардино-Балкарского НИИ
Ученые записки Кабардинского НИИ
Хозяйство народов Дагестана
Хозяйство и хозяйственный быт народов
Чечено-Ингушетии
Центральный гос. архив Кабардино-Балкарии
Центральный гос. архив Краснодарского края
Центральный гос. архив Ставропольского края
Центральный гос. архив Северной Осетии
Центральный гос. военно-исторический архив
Чечено-ингушский фольклор. М., 1940
Этнография и вопросы религиозного воззрения чеченцев
и ингушей в древности
Яфетический сборник ' '
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
3
Глава первая
СКОТОВОДСТВО: НЕОЛИТ — СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
9
Глава вторая
ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ СКОТОВОДСТВА:
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ — НАЧАЛО XX в.
35
Глава третья
ПАСТБИЩА. СКОТОПРОГОНЫ. КОРМА
97
Глава четвертая
ВОСПРОИЗВОДСТВО СТАДА.
ПРОДУКТЫ СКОТОВОДСТВА
130
Глава пятая
ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ И ПОСТРОЙКИ
171
Глава шестая
ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СКОТОВОДСТВА
193
Глава седьмая
ВЕРОВАНИЯ,
СВЯЗАННЫЕ СО СКОТОВОДСТВОМ
202
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
217
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
¦ 226
Калоев Б. А.
К17 Скотоводство народов Северного Кавказа (с древнейших
времен до начала XX века) — М.: Наука, 1993.—231 с.
I8ВN 5-02-010077-3
Традиционное скотоводство всегда являлось одним из основных
занятий народов Северного Кавказа, источником его существования.
В горных районах это было порой единственным занятием. В книге
прослеживается развитие этой отрасли хозяйства с эпохи зарождения
скотоводства до XX столетия, рассматриваются породы скота, формы
его содержания, приемы выращивания молодняка, условия труда
скотоводов и т. д.
Работа написана на основе полевых этнографических материалов
автора, архивных и музейных источников, данных археологии,
снабжена иллюстрациями, картами, терминологическими таблицами.
Для этнографов и историков.
[0505000000-148 Е™ ™ */9ч
К- 042@2)-93 93, I полугодие, 72 БВК 63-5B)