РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Литературные Памятники

АБУ ТАХЕР ТАРСУСИ
ДАРАБ-НАМЕ,
или
КНИГА О ДАРАБЕ
Издание подготовила
Н. Б. КОНДЫРЕВА
Научно-издательский центр
«Ладомир»
« Наука»
Москва

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
«ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
Д. С. Лихачев (почетный председатель),
В. Е. Багно, Н. И. Балашов (заместитель председателя),
В. Э. Вацуро, М. А Распаров, А. Н. Горбунов, А. Л. Гришунин,
Р. Ю. Данилевский, Н. Я. Дьяконова, Б. Ф. Егоров (председатель),
Н. В. Корниенко, Г. К. Косиков, А. Б. Куделин, А В. Лавров,
А. Д. Михайлов, И. Г. Птушкина (ученый секретарь),
И. М. Стеблин-Каменский, С. О. Шмидт
Ответственный редактор
И. М. Сте блин-Каменский
© Н. Б. Кондырева. Перевод, статья, при-
мечания, 2000.
© Научно-издательский центр «Ладомир»,
ISBN 5-86218-294-2 2000-
Репродуцирование (воспроизведение) данного издания любым способом
без договора с издательством запрещается

Книга первая
ПОВЕСТЬ О ДАРАБЕ,
СЫНЕ АРДАШИРА

Глава первая
БАХМАН И ХОМАЙ
Слава Аллаху, господу миров, и молитва за его посланника — награду богобо-
язненных —Мухаммада и за весь род его!
Со слов рассказчиков и сказителей, древних преданий и былей хранителей, Абу
Тахер ибн Хасан ибн Али ибн Муса ат-Тарсуси, да пошлет ему счастье Аллах в
обоих мирах, ведет такую речь.
Было у Заль-Зара* три сына: первый — Ростам*, второй — Зеваре, третий —
Шагад. А матерью Шагада была одна индийская невольница, и Ростам его невзлю-
бил. Шагад бежал прочь и отправился в Каболь*, а кабольский шах отдал за него
свою дочь. Ростам каждый год требовал с кабольского шаха дань, ну а шаху это
очень надоело, он и говорит Шагаду:
— Что бы нам придумать?
— Позовем Ростама в гости, — отвечает Шагад, — а у городских ворот выкопа-
ем яму да прикроем ее сверху, так чтобы Ростам, когда подъедет, провалился бы
в эту яму, — вот мы от него и избавимся.
Кабольский шах приказал выкопать яму, утыкать дно ее мечами, дротиками и
копьями и пригласить Ростама. Прибыл Ростам, приблизился к ловушке. И прова-
лился он в ту яму вместе с Рахшем *, конем своим. Поднял Ростам голову, увидел
над ямой Шагада — тот за деревом стоял. Ростам пустил в дерево стрелу, да так,
что она ствол насквозь пробила, вонзилась в грудь Шагада. Упал Шагад и в тот же
миг помер, а Ростам тоже скончался.
Весть об этом дошла до Систана*. Бахман*, сын Эсфандияра*, захватил власть
и сказал:
— Ростам убил моего отца — теперь я отомщу Ростаму за это.
Приказал он войска поднимать да царские шатры снимать1, собрал несметную
рать и двинулся на Систан. Достигли они города под названием Хормизан2. В этих
местах Бахман захватил Фараморза*, сына Ростама, а войско его разбил. Когда
воины Фараморза увидели, что тот попал в плен, они все разбежались. Бахман
приказал, чтоб сколотили виселицу и повесили Фараморза, сына Ростама, а полки
Фараморза подчинились ему, и даже индийский царь, когда увидел такое дело,
послал Бахману дань. Бахман, приговаривая, что отомстит Ростаму за своего отца,
распорядился разрушить замок Ростама и двенадцать лет сеять на том месте про-
со, а страже своей велел:
— Ступайте приведите ко мне Заля, отца Ростама, и Рудабе*, его мать.
И вот сорок человек стражей с обнаженными мечами прибыли, дабы устрашить
* Здесь и далее звездочкой обозначены слова и термины, объяснения к которым даны в глос-
сарии в конце книги; текстологические историко-культурные примечания обозначены цифрами.

Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Заля и сообщить ему приказ явиться к шаху. Но он закричал на них столь ужас-
ным криком, что они обратились в бегство, прибежали к Бахману и объявили:
— О царь, лучше бы ты послал нас к дракону, чем к Залю! Когда мы передали
ему твой приказ, он вспомнил про Ростама, заплакал, испустил глубокий вздох и
молвил: «Эх, Ростам, где же ты?.. Ведь дом твой разрушили, а отца с матерью в
неволю уводят!» И так при этом гаркнул, что нас ужас обуял. Коли желаешь его
захватить, прикажи, чтоб человек сто вооруженных гулямов* отправилось — мо-
жет, и сумеют отвагой своей его заманить в ловушку.
Шах повелел сотне гулямов вооружиться, а еще распорядился написать указ,
чтобы гулямы отвезли этот указ Залю. Видит Заль — как ни крути, проку не будет,
встал и вместе с Рудабе отправился к шаху Бахману.
И тогда Бахман приказал, чтобы мать Ростама увели в дом да чтобы изготови-
ли клетку из железа и стали. Сделали клетку, всю стальную и железную, в точно-
сти по размерам Заля. Повелел Бахман:
— Посадите Заля в клетку и на цепях подвесьте возле моих дверей, чтобы, кто
ни придет, всяк видел бы мое могущество и унижение Заля. А все владения Роста-
ма с землей сровняйте, дабы во всем мире знали: я отомстил Ростаму за смерть отца
своего Эсфандияра.
Так и сделали. Бахман полностью завладел Ираном и стал вершить суд и рас-
праву. А Заль в той клетке стенал и плакал с утра до вечера, а на ночь его выпус-
кали из клетки, и они с Рудабе встречались. Но едва занимался день, их разлуча-
ли и вновь заточали Заля в клетку. И Заль проклинал Бахмана и призывал на него
все напасти. Эти проклятия подействовали, и под их влиянием Бахман полдня
зрячим был, а другие полдня — слепым. Так продолжалось, пока Заль не умер3.
Бахману же по этой причине двенадцать лет приходилось скрывать свой недуг.
Рассказывают, что в царстве Миср* был один падишах с несметным войском и
бессчетной казной, звали его Самчареш, и была у него дочь по имени Хомай*, такая
красивая и пригожая, что равных ей не сыскать. Говорят, что эта Хомай от чрез-
вычайной храбрости и необычайной отваги дала зарок: мол, выйдет она замуж
только за того человека, который одолеет ее в бою и повергнет наземь. Поэтому
она каждый день облачалась в царские доспехи, садилась на гороподобного скакуна
и выезжала на мейдан*, а отважные молодцы, пригожие да ладные силачи соби-
рались со всех сторон полюбоваться на нее. И всякого, кто возжелает ее благосклон-
ности и выйдет на поединок — будь то хоть скала железная! — она, едва тот ступит
на мейдан, могучей рукой поднимала вверх и швыряла о землю с такою силой, что
он превращался во прах. И вдруг шах Бахман*, которого называли также Ардаши-
ром, спасаясь от Страшилы-Лулу4, который был его врагом, прибыл из своей страны
в Миср с одним лишь гулямом по имени Парс, и никто его не узнал. Они пробыли
в Мисре некоторое время, и вот однажды отправился Парс по важному делу, слу-
чайно оказался возле шахского дворца и допоздна глазел там на ристалище. Ког-
да он вернулся, Бахман спросил его, где он так задержался. Парс ответил:
— Я нынче видал в этом городе такое чудо, что, ежели тебе рассказать, ты ни
за что не утерпишь, и могут получиться неприятности.
Ну, Бахман стал настаивать, всяко гуляма уговаривать: мол, непременно расска-
жи мне, что ты там такое видел. И Парс мало-помалу выложил ему все. К утру
терпение Бахмана совсем истощилось, и он явился на ристалище, чтобы сразиться

Глава первая. Бахман и Хомай
с Хомай. Глядит — а там величавая, словно пава, красавица, станом как тополь,
стройна, лицом как месяц, светла, косы — ночи чернее, китайского мускуса духо-
витей. И во всей своей красе, облаченная в доспехи доблести, на скакуне, быстром
как ветер и горячем как огонь, разъезжает она по полю, а народ на нее глаза пя-
лит. Кто ни выскочит против нее ярым львом, в поединке с нею в жалкую лису
превращается. Когда Бахман увидел, что больше никто не выходит на мейдан, он
воскликнул:
— Видать, среди этих бездельников нет настоящего мужчины! Подумаешь, ве-
лико дело — женщину одолеть!
Эти слова достигли слуха Хомай, она тотчас повернулась к Бахману и сказала:
— Коли ты в силах сразиться со мной — выходи, и я разделаюсь с тобой так же,
как с другими, побываешь и ты на их месте!
Парс говорит своему господину:
— Ведь предупреждал я, что тебе не стерпеть... Вот теперь ты сам себя бросил в
гибельный водоворот!
— Не бойся и не беспокойся, — ответил ему Бахман, — Господь все устроит.
Тут Хомай приказала, чтобы Бахману привели коня, да такого, который никог-
да еще под седлом не ходил, седока не носил. Всякого он норовил куснуть или
лягнуть, так что никто не мог ни оседлать его, ни укротить. Вот на такого коня
вскочил Бахман, пустился гарцевать, выказав искусство и изящество. Затем он
повернул к Хомай, налетел на нее и без промедления, с первого удара вышиб ее из
седла и бросил наземь. Хомай уложили в паланкин и унесли во внутренние покои
дворца, а Бахман и Парс скрылись.
В это самое время получил шах Мисра послание от Лулу: «Стало мне извест-
но, что Бахман поехал в твой город. Любыми средствами захвати его и пришли ко
мне. Да смотри не медли, а не то — берегись моего гнева!» Познакомившись с со-
держанием письма, шах Мисра разослал людей на поиски. Но никто не знал при-
мет Бахман а — ведь жители Мисра никогда его не видели и не знали, каков он из
себя.
Случилось так, что прибыл в Миср по торговым делам один купец, — а он знал
Бахмана в лицо, и у городских ворот заметил, как мимо проехал верхом Бахман
со своим гулямом. Когда купец увидел, что весь город растревожен, он стал спра-
шивать, что, мол, такое случилось, отчего вы на себя не похожи? Ему рассказали
про Бахмана и про угрозы Лулу шаху Мисра. Купец сказал:
— А я видал Бахмана, он выезжал прочь из города и очень торопился.
Тут он описал им приметы Бахмана. Горожане отправились к шаху и все ему
рассказали. Шах Мисра в тот же час отправил за Бахманом Хомай с двухтысяч-
ным войском и приказал во что бы то ни стало Бахмана сыскать, схватить и к нему
доставить. Хомай вскочила в седло и поскакала по следам Бахмана. Когда она
подъехала поближе, то сразу его узнала. Она сказала:
— О рыцарь, что же ты прячешься? Ведь ты Бахман, сын Эсфандияра, который
вчера победил меня. Куда ты теперь-то спешишь? Давай сегодня немного поборемся,
поглядим, кому на этот раз повезет. Если на этот раз я одержу победу, то заберу
тебя в рабство, а если ты возьмешь верх — я стану твоей невольницей.
— Ты прибыла с целым войском, а я один, — отвечал Бахман. — Какая уж тут
борьба?

10 Книга первая. Повесть о Дара6еу сыне Ардашира
Хомай приказала дружине оставаться на месте — только чтобы поле боя приго-
товили. И они двое выехали верхом друг против друга, схватились и сражались
некоторое время, так как по отваге и воинскому искусству оба были равны. Какое
только было у них оружие — все в ход пошло. Наконец Бахман испустил боевой
клич, от которого земля содрогнулась, протянул руку, ухватил Хомай за пояс и
выдернул ее из седла, так что все присутствующие восхищенно закричали. А Хо-
май покорилась Бахману, выказала ему благосклонность и попросила прощения,
а потом с многочисленными почестями повезла его в свой город, отдав ему в под-
чинение свою дружину. Когда Бахман получил в распоряжение войско, он высту-
пил против Лулу, разбил его, захватил и снова вернул себе трон и долгое время
прожил вместе с Хомай в счастье и благоденствии.
Однажды сидел он на троне, когда прибыли к нему посланцы с окраинных зе-
мель с жалобой: мол, на горе появился какой-то дракон, он весь наш скот погубил,
теперь боимся, что всю округу разорит. Ардашир сказал:
— Я пойду и расправлюсь с ним!
Охватила его гордыня, собрался он и двинулся один к той горе. Выполз из горы
дракон, разинул пасть. Дохнул на степь огнем, так что у Бахмана руки-ноги померт-
вели. Хотел он обратиться в бегство, но тут дракон шагнул ближе, одним духом
втянул его в себя, и скрылся Бахман в драконьей пасти. По миру весть прокатилась,
что дракон проглотил Ардашира. Собрались все эмиры* и три месяца справляли
поминки и громко рыдали, а все подданные горевали и каялись, трон же оставал-
ся без падишаха.
Был у Ардашира сын по имени Сасан5, он поехал в Хиндустан* и больше не
вернулся. Пошли разговоры, что падишахом надлежит быть тому, чей род издав-
на короной и престолом владел. Тут подал голос богатырь Рашнавад*, военачаль-
ник Хомай, и сказал:
— Посадите на трон Хомай, она самая достойная и рода царского.
Все с этими словами согласились. Украсили они трон, облачили Хомай в покры-
вало Ардашира, возложили ей на голову корону Эсфандияра, препоясали ее поясом
Гоштаспа*, на палец надели царский перстень с печатью и возвели Хомай на пре-
стол, а все эмиры и вельможи поцеловали перед ней землю и провозгласили ее
шахом. Принялась Хомай править, и мир обрел безопасность, стали караваны
приходить, сборы платить и товары продавать, и такой она порядок навела, что волк
рядом с овцой воду пил, голуби резвились вместе с соколами, серны вместе с бар-
сами паслись.

Глава вторая
НАЧАЛО ИСТОРИИ ДАРАБА
Когда Хомай, дочь Ардашира1, воцарилась в стране, однажды вечером сидела
она печальная, кормилица поглядела на нее и спросила:
— О чем грустишь?
Хомай ответила:
— Приключилось со мной небывалое дело, да такое, что никому сказать нельзя.
— А ты скажи мне, — говорит кормилица, — авось я с тем горем справлюсь, най-
ду против него лекарство.
— Отец мой меня обидел, девичью честь мою порушил... Об этой тайне никто на
свете не знает, кроме Бога. А у меня уж второй раз месячные не приходят... Боюсь,
что ребенок родится, и думаю об упреках и поношениях людей — ведь откуда у без-
мужней женщины взяться ребенку? А еще боюсь того, что это будет мальчик, — ведь
он отберет у меня трон и корону и я лишусь власти и благоденствия.
Кормилица сказала:
— Не горюй! Я устрою в подземелье каморку, когда ребенок родится, ты пору-
чишь его мне. В той каморке я буду за ним ухаживать, а уж дальше — как Бог ве-
лит.
— Так я и сделаю, — решила Хомай.
И вот однажды ночью начались у нее родовые схватки и появился на свет мла-
денец — мальчик, от сияния фарра* которого померк свет свечей. Кормилица при-
няла ребенка, обмыла, завернула в пеленку и отнесла в ту каморку, которую вы-
строили в подземелье, стала за ним смотреть.
А у кормилицы некоторое время назад умер собственный ребенок. Она вложи-
ла сосок в рот младенцу — и в ней шевельнулась любовь к нему, а по велению Все-
вышнего из сосков полилось молоко. Она кормила того ребенка грудью до шести
месяцев. Однажды вечером Хомай сказала кормилице:
— Принеси-ка ребенка!
Кормилица пошла, принесла ребенка и положила перед Хомай. Видит Хомай,
лежит перед ней дитя необычайной красоты, а ростом с пятилетнего ребенка. Тут
взял ее страх: нельзя допустить, чтобы этот младенец вырос и отнял корону и трон!
Она велела кормилице:
— Забери этого ребенка к себе до утра!
А сама распорядилась привести к ней мастера-плотника и заказала ему деревян-
ный сундук, самый прочный и надежный. К вечеру плотник доставил ей сундук, и
Хомай с ним расплатилась. Когда мастер ушел, а вокруг стемнело, Хомай прома-
зала сундук изнутри и снаружи клеем и смолой, обтянула со всех сторон кожей,
окунула его в расплавленный воск. Потом положила внутрь атласные простынки —

12^ Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
две белые, две алые и две лиловые, приказала досыта накормить младенца моло-
ком и уложить в тот сундук, а вокруг него разместить пять жемчужных ожерелий,
несколько бадахшанских рубинов, красный яхонт в пятьдесят дирхемов* весом и
три других сверкающих камня. А еще написала записку, что-де пусть всякий, кто
найдет сундук, на эти сокровища растит ребенка и заботится о нем до тех пор, пока
он будет нуждаться в заботе.
Потом она крепко закрыла сундук, навесила замок и его сверху воском запеча-
тала и приказала позвать слугу-фарраша*. Кликнули слугу, тот пришел, и Хомай
сказала:
— Возьми этот сундук и брось в воду!
Фарраш забрал сундук и удалился, а у кормилицы при виде этого сердце кро-
вью облилось, она под каким-то предлогом выскочила наружу и побежала следом
за ребенком, которого полюбила материнской любовью. «Пойду-ка я погляжу, что
станется с тем сундуком, — говорила она себе. — Если удастся, заберу его, отнесу
куда-нибудь в город да приставлю к нему кормилицу, до тех пор пока Хомай не
раскается в содеянном, а потом доставлю дитя назад к матери». С такими думами
она поспешила на берег реки и притаилась там в укромном месте, а фарраш бро-
сил сундук в воду и отправился к Хомай, чтобы доложить ей, что ее приказ выпол-
нен. А у Хомай в одном из покоев была выкопана яма. Она отвела фарраша в тот
покой и столкнула его в яму, так что он погиб; тут сердце Хомай успокоилось.
Кормилица же все стояла на берегу реки, дожидаясь сундука, а к сундуку тем вре-
менем собрались рыбы — приплыли на запах белого воска и весь его объели. Сун-
дук то погружался в воду, то всплывал на поверхность, пока огромная рыба не
ударила по нему хвостом. Сундук ушел под воду и исчез. Кормилица вернулась к
Хомай, села и заплакала — стала вспоминать всю историю с ребенком. Испугалась
Хомай, говорит себе: «Об этой моей тайне никто знать не должен!» Отвела она
кормилицу и бросила в ту же яму.
А тот сундук вода все несла и несла, пока не приплыл он к городку, который
назывался Марду и стоял в устье реки. Сундук заплыл в протоку, и его прибило к
берегу.
В том городе жил один человек, прачечник по имени Хормоз, в этот час он стоял
в воде и колотил о камень белье. Был у него сынок, да двадцать дней назад помер,
от любви к этому ребенку прачечник плакал горькими слезами. Тут пришла его
жена, принесла еду и сказала:
— Садись-ка поешь да перестань плакать! Ребеночка Бог дал — Бог и взял, а коли
Бог захочет забрать — что поделаешь? Будем уповать на Господа: «Ежели Господь
закроет одну дверь, он откроет сотню других»2, из горней сокровищницы тайн3
укажет нам дверь радости...
Хормоз вышел из воды, сел и принялся за еду, а жена говорит ему:
— Позаботься о дровах, в доме совсем топлива не осталось, так что на зарабо-
танные деньги купи хворосту.
— Ладно, — отвечает Хормоз, а сам ест да в воду поглядывает — сундук и попался
ему на глаза.
— Надо было попросить у Господа чего-нибудь другого! — говорит жене Хор-
моз. — Смотри-ка, вон принесло водой не то корягу, не то гроб.
— Скорей лови его! — крикнула жена.

Глава вторая. Начало истории Дараба 13
Хормоз зацепил ногой находку и подтянул к берегу. Говорит жене:
— Да это сундук, весь провощенный.
— Открывай крышку, посмотрим, что там, — велела жена.
Хормоз снял ключ и отомкнул замок4. Увидел он в сундуке дитя, прекрасное,
как луна, личико и тельце, словно миндальное зерно, сияют.
Когда Хормоз увидел ребенка, он обрадовался, засмеялся и сказал жене:
— Иди сюда, полюбуйся на силу Всевышнего!
Жена подошла, заглянула в тот сундук, видит — там мальчик, прекрасный, как
тысяча красавиц! Мальчик открыл глазки, посмотрел на женщину и улыбнулся.
Вынула женщина ребеночка из сундука, дала ему грудь. Младенец грудь принял,
стал сосать. Жена сказала Хормозу:
— Вытащи из сундука все добро, заверни в белье, а сундук разломай и брось в
воду, и пойдем скорей отсюда — не дай Бог, придут твои сотоварищи, увидят это
все и начнут просить у нас свою долю. А если дать им немножко, они пойдут жа-
ловаться к эмиру вилаята*, и нам придется худо.
Хормоз так и сделал: собрал атласные покрывала и драгоценности, закатал их
в холстину, которую стирал. Сундук они разломали и кинули в воду, а содержимое
взвалили на спину и отправились домой, а уж там хорошенько спрятали обретен-
ное богатство. Жена говорит:
— Видишь, Господь всевышний бедность-то у нас отнял, а взамен такое богатст-
во послал!
Тут младенец вдруг заплакал, пришли соседи и сказали:
— Хормоз, да ведь твой сынок двадцать дней как помер, откуда же взялся этот
ребенок?
— Злые люди этого мальчонку в бадейку положили да в воду столкнули, а я белье
стирал, вижу, несет река ребенка, выловил я его, принес домой и обратил на него
любовь к своему сыночку.
— Это тебе взамен покойного! — воскликнули соседи, но тут жена Хормоза их
выпроводила.
Хормоз сказал:
— Ну, жена, теперь бедность нам не грозит.
— Надо сразу дать какое-нибудь имя ребенку, — говорит жена.
— Да он свое имя с собой принес! Он по воде прибыл, значит, имя его — Дараб5, —
ответил Хормоз и продолжал: — От нищеты мы избавились, нам теперь нужно
жилище побогаче, да десяток гулямов, да сорок невольниц... А еще пойду-ка я
накуплю товаров и стану купцом!
— Глупостей-то не делай! — воскликнула жена. — Не забывай, что градоначаль-
ника нашего зовут Марду6, за то что он людей притесняет. Он нас схватит, под палки
бросит, замучит до смерти пытками, а все это богатство силой заберет и скажет:
вы, мол, отродясь нищие, откуда же у вас такие сокровища? Да у вас ни гроша не
было! Ступай лучше на базар, купи одного гуляма, искусного в прачечном деле,
чтобы он смог исполнять твою работу и зарабатывать на кусок хлеба да на одежонку
кое-какую, вот мы и вырастим потихоньку этого младенца.
Пошел тогда Хормоз на базар, купил раба, искусного в стирке, привел домой,
и стали они каждый день ходить на речку стирать и так трудились, пока Дарабу
не исполнилось семь лет. Стал он выходить на лужайку, где отец работал, а к ве-

14 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
черу возвращался домой. И каждый раз, когда он шел по базару рядом с отцом,
разговаривая, тому приходилось задирать голову, чтобы взглянуть на Дараба.
Дараб был правнуком Эсфандияра, а у них так велось в роду, что ребенок
вырастает всего за несколько лет. К семи годам Дараб настолько вырос, что люди
только дивились его росту, виду и наружности и говорили; мол, когда этот маль-
чик станет взрослым, во всей стране не найдется такого высокого мужчины. А
Хормоз все ходил на берег реки и воспитывал парнишку, пока тому не исполнилось
десять лет. Он обратился к Хормозу и сказал:
— Отец, подели белье на две части, одну дай мне, другую — гуляму, чтобы я тебе
помогал.
— Вот и хорошо, — согласился Хормоз. Пересчитал он белье — оказалось боль-
ше шестидесяти штук. Двадцать штук он взял себе, двадцать отдал гуляму, а два-
дцать — Дарабу. Хормоз вошел в воду и принялся за стирку вместе с гулямом. А
Дараб сидел на берегу и поглядывал на них.
— Давай работай, пока солнышко светит, вечер не наступил, — говорит Хормоз.
Дараб шагнул в воду, взял белье. Хормоз стал его учить:
— Бери по две штуки, опускай вместе в воду и бей скалкой о камень.
Дараб говорит:
— Я тут концов не найду.
Взял он все разом, плюхнул в воду, а потом обратно вытащил и ударил о камень.
Несколько раз так шлепнул, что во всем белье грязи не осталось. Он его отжал, на
травке расстелил, а Хормоз с гулямом только дивились на его дела. Гулям говорит:
— Этот мальчик для нашего ремесла просто чудо!
— Он наша счастливая звезда! — вторит ему Хормоз.
Пришли за бельем хозяева. То белье, над которым потрудился Дараб, так хо-
рошо вышло, что люди стали говорить: не будем больше дома стирать, лучше бу-
дем отдавать Хормозу. Начали расспрашивать Хормоза: отчего белье так славно
отстиралось, так хорошо получилось? Хормоз отвечает:
— Это мой сын стирал.
Люди сказали:
— Ученик превзошел учителя!
С той поры, где только народ не соберется, сядет поговорить, непременно заве-
дут речь о Дарабе, о его росте и телосложении. Люди стали на берег реки прихо-
дить, чтобы только на него полюбоваться.
Так прошел еще один год. Хормоз по-прежнему все колотил бельем о камень,
но Дараб теперь уже с места не вставал. И вот однажды Хормоз сказал:
— Что ты сидишь? Поднимайся, принимайся за стирку — бедным людям не по-
добает бездельничать.
А Дараб ему в ответ:
— Скучно мне, купи мне игрушку!
— Какую игрушку тебе купить? Детскую? Барабанчик или дудочку, тележку или
лошадку деревянную?
— Мне нужен арабский конь и тонкая кольчуга, золоченый панцирь и кожаный
щит, прямое копье и ловчий аркан, чачский7 лук и тополевые стрелы.
— Зачем все это сыну прачечника? — засмеялся Хормоз. — Какой ему от этого
прок?

Глава вторая. Начало истории Дараба 15
Но Дараб сказал:
— Если ты мне это купишь, я буду на тебя работать.
Хормоз тотчас пошел на базар, купил коня и седло и принес Дарабу. Дараб
положил седло лошади на спину, крепко затянул подпругу. Хормоз взял было его
под локоть, чтобы подсадить в седло, но Дараб сказал: «Отойди!» — прыгнул с
расстояния в пять шагов и очутился на спине у коня. И поскакал. А на берегу реки
стоял шест для сушки белья, забитый в землю, весом манов* восемьдесят. Дараб
протянул руку, вырвал шест из земли и подкинул в воздух, а сам пригнулся в сед-
ле, пока шест не стал падать назад. Он перехватил его рукой и снова бросил вверх
и пригнулся, шест полетел вниз — он опять поймал его и давай им поигрывать,
выделывать всякие чудеса, так что Хормоз только диву давался. Но вслух он ска-
зал:
— Насколько я знаю, ты не фокусник из ханаки*, так что слезай и займись сво-
им делом!
— Коли тебе это по душе, возись со стиркой, колоти белье о камень, — ответил
Дараб, — а мне нравится на коне скакать да охотой забавляться!
— Слезай и принимайся за стирку! — прикрикнул Хормоз.
Но Дараб ответил:
— Каждому свое занятие, лучше не доводи меня до того, чтобы я тебя тронул.
Тогда Хормоз обратился к гуляму:
— Эй, гулям, пойди надери ему уши да за ухо и веди работать!
Гулям возомнил, что, раз он ухаживал за парнем, тот ему уступит, сойдет с коня.
Он подошел, протянул руку, схватил Дараба за ворот и крикнул:
— Слезай, негодник!
Но Дараб этим шестом для белья так ударил гуляма по голове, что у того моз-
ги через нос выскочили. Гулям упал и умер. Хормоз бросился к Дарабу, завопил:
— Ой, конец света наступает, да что же ты меня не слушаешься?..
Но Дараб ответил:
— Ступай прочь, ты мне не отец, убирайся, не вводи меня во грех!
Хормоз протянул руку, чтобы ухватить Дараба за волосы, но Дараб так ударил
его тыльной стороной ладони по лицу, что Хормоз кровью залился.
Тогда Хормоз бросился искать эмира Марду, чтобы пожаловаться ему на Да-
раба. Бежит он и видит большую толпу народа, а впереди гулям на коне. Он спра-
шивает того гуляма:
— Где сейчас эмир Марду?
— Охотится на дальних лугах.
Поспешил Хормоз туда, увидел эмира Марду и стал взывать к справедливости.
Он так сказал:
— Взыщи с моего сына за меня!
— А что он сделал дурного? — спросил эмир.
— Один гулям дал мне редкую вещь постирать, — отвечал Хормоз. — Он напил-
ся пьяным и уснул под деревом, а мой сын влез на его лошадь. Я его останавливал:
мол, вдруг гулям проснется? А он поскакал, гуляма затоптал, а мне лицо разбил...
Поглядел эмир, видит, у Хормоза все лицо разбито, одежда порвана, борода и
грудь кровью залиты. Жалко стало эмиру, он себе говорит: «Этого старика сильно
обидели». Обратился к Хормозу и спрашивает:

16 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Старик, чего же ты теперь просишь?
— Прикажи, чтоб моего сына привели, уши ему надрали, научили, как себя ве-
сти, — ответил Хормоз.
У эмира Марду был хаджиб* по имени Дастур. Эмир сказал ему:
— Ступай позови ко мне этого мальчишку прачечника, я его проучу.
Дастур поскакал, увидел Дараба — тот остановился посреди степи верхом на
коне — и спросил его:
— Юноша, ты не встречал тут одного мальчишку?
А Дараб в ответ:
— Коли ты спрашиваешь о сыне прачечника — вот он я. Давай забери меня да
доставь к эмиру!
Но Дастур, едва взглянул на телосложение юноши, испугался и пожалел, что
вообще там оказался. Он оставил Дараба и отправился назад к эмиру Марду. А
Дараб сказал себе: «Не дай Бог, он пойдет и приведет сюда много людей, начнут
они ко мне приставать...» Тут он пустил коня вскачь и догнал Дастура. Схватил его
за пояс, выдернул из седла и бросил оземь, да так, что из Дастура дух вон! Погля-
дел Дараб — вооружение Дастура ему по душе пришлось. Он спешился, надел на
себя доспехи мертвеца, затянул у коня Дастура подпругу и вскочил в седло. Он знал,
что скоро ему придется расплачиваться и за этого убитого.
Прошло некоторое время, эмир Марду сказал Хормозу:
— Что-то Дастур задержался.
— Парень, верно, ударился бежать, а Дастур за ним поскакал, — ответил Хормоз.
— Позовите Гарче, моего оруженосца, — велел эмир.
Пришел тот слуга, поцеловал луку эмирского седла, спросил:
— Что прикажете?
— Ступай помоги Дастуру! — сказал эмир Марду. — Схватите мальчишку пра-
чечника и доставьте ко мне.
А этот Гарче был душегуб и злодей, безжалостный и свирепый, и все люди того
вилаята его боялись, много кто его проклинал, он всюду, где появлялся, всех му-
чил и угнетал. Вот какой слуга вознамерился взять Дараба и прибыл к нему — ведь
он считал, что это сын прачечника. Он закричал ему:
— Юноша, ты не знаешь, кто убил Дастура и где сын прачечника?
— Я и убил, да тебя поджидал, пока ты там мешкал, чтобы с тобой покончить,
сердце свое потешить, — ответил Дараб.
Услыхал Гарче такие слова, сорвал с плеча лук, наложил на него древко стре-
лы. Тут Дараб вытянул руку и прямо оттуда, где стоял, ударил по древку, так что
стрела пришила руку Гарче к дуге лука. Гарче охнул и хотел перехватить другой
рукой повод. Но Дараб вытащил меч — словно лук-порей, — рубанул Гарче по шее
и отсек ему голову. А потом обратил взор на дорогу: кто, мол, там еще едет с ним
тягаться?
Эмир Марду сказал:
— Что за чудеса, уж не случилось ли чего с моими воинами?
И приказал военачальникам:
— Собирайтесь, поедем поглядим, в чем там дело!
Так эмир Марду с пятью сотнями верховых гулямов и сотней пеших воинов
выступил к Дарабу. Хормоз испугался: а вдруг и меня с собой поведут? — убежал

Глава вторая. Начало истории Дараба 17
оттуда и вернулся в город. Все добро, которое у него было, припрятал, взял жену
за руку и пошел прочь из дома, а дверь запер и жене сказал:
— Давай-ка уносить ноги, пока целы, дело-то далеко зашло!
Жена спрашивает:
— А гулям наш куда девался?
— Дараб гуляма убил, а меня покалечил, — отвечает Хормоз.
Услышала это жена и говорит:
— Где же теперь мой сыночек?
— Твой сыночек теперь сражается с эмиром вилаята!
С этими словами они и скрылись.
А тем временем, пока эмир Марду с пятьюстами всадников и с пешими воина-
ми двигались по направлению к Дарабу, он ехал по степи. Видит — приближается
к нему войско в наилучшем снаряжении: скакуны все арабские, седла на них курд-
ские, кольчуги на воинах султанские, щиты у них мекканские, мечи — индийские,
шлемы — адийские8, луки круто изогнуты, стрелы с изумрудными наконечниками,
булавы с драгоценной насечкою, копья прямые, арканы тугие, палицы тяжкие, а
кони крепкие. Когда Дараб завидел шаха, он соскочил с коня, подтянул подпругу
и отринул надежду на жизнь, настроил душу на кончину свою, смочил слюной
голову лошади, погладил ей уши, почесал и сказал:
— О благословенный и благодатный конь! Помоги мне завалить эту равнину
горами из мертвых тел!
И с этими словами опять вскочил в седло, опустил на лицо широкое забрало,
наложил древко стрелы на лук, а глазам своим поручил поддерживать его в бою,
пока не подойдет эмир Марду со всем войском.
Эмир Марду поглядел вокруг, увидел убитых, лежащих направо и налево.
Жалко ему их стало, особенно Гарче-оруженосца, который был названым сыном
эмира. Он сказал:
— Тот, кто поедет и доставит ко мне этого нечестивца, может просить у меня чего
захочет!
Рядом с ним был воин по имени Зараде ибн Сефат, он поклонился и сказал:
— Это дело по мне.
— Возьми его живым! — приказал эмир Марду.
Зараде опустил на лицо забрало, выхватил меч, крикнул на Дараба и обрушил
меч ему на голову. Но Дараб принял удар на щит и сам так ударил его по плечу,
что тело Зараде распалось надвое и повалилось с седла, а Дараб издал громкий
крик, вызывая на бой. Выходили воины, и Дараб убивал их, пока не пали от его руки
двадцать человек да еще несколько ранены были. Перепугался народ. Эмир Мар-
ду сказал:
— Коли подойти к нему близко нельзя, нападайте на него все разом!
Всем войском бросились они на Дараба, окружили его, отпустили поводья рез-
вых коней и осыпали его ударами мечей и палиц, бердышей и дротиков, сабель и
секир, словно градом из тучи. Дараб бросался направо и налево, вперед и назад,
рубил своим мечом головы воинам, разил их, пока время полуденного намаза* не
настало, потом миновало, потом подошел черед следующего намаза. Лошади Да-
раба конец пришел, она шею сломала. Когда всадники это увидели, они спешились,
навалились на Дараба, крепко его связали и повезли в город. Все горожане выбе-

18 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
жали посмотреть, а когда увидели Дараба в таком положении, стали плакать и
рыдать: мол, не убивайте его! А про себя все проклинали эмира Марду.
Потом Дараба отправили в темницу, а Марду вернулся к себе во дворец, вспо-
миная обо всем происшедшем, и отдыхал ту ночь, пока не настало утро. Тут он
поднялся и созвал двор. Явились вельможи, и Марду приказал, чтобы Дараба
вывели из тюрьмы и вздернули на виселицу. Сказал он так, а сам отправился на
женскую половину. Была у него жена, очень сметливая, вот она ему и говорит:
— Не вели вешать Дараба, ведь это он — сын прачечника? Давай посмотрим его
гороскоп.
Марду приказал привести звездочета, чтобы тот проверил: если гороскоп у парня
хороший — мы, мол, его усыновим. Ведь у нас нет детей, вот мы и скажем ему, что
он наш сын, чтобы он расположился к нам и был нам опорой. Пришел благочес-
тивый мобед*, отдал поклон. Эмир Марду говорит:
— Открой одну из тайн горних звезд, вопроси их о добре и зле, дабы мы знали,
суждено ли мальчику счастье в этом мире, будет ли он жить?
Мобед потребовал астролябию, вышел на солнце, впитал его жар и погрузился
в область познания. Затем с просветленной душой и чистыми помыслами поднял
взор и увидел в небесах двадцать девять тысяч звезд, от неподвижных до движу-
щихся. Когда проник он в тайны высоких звезд, воротился, пришел к эмиру Мар-
ду и сказал:
— Истину знает лишь Всевышний, а человеку она недоступна, однако я вычис-
лил и рассудил так: мир благосклонен к этому ребенку и еще до семнадцати лет
он покорит все семь поясов земли9 и станет государем мира. Дом болезней его пуст.
В семнадцать лет его постигнет беда, несколько дней он будет страдать, но, если
сумеет спастись, доживет до восьмидесяти пяти лет.
Эмир Марду одарил мобеда халатом. Взял тот царский халат и сказал:
— Ведома мне тайна, я открою ее тебе: один из потомков этого отрока покорит
все города и страны от запада и до востока, все горы и долы, сушу и море, воца-
рится повсюду. Одним словом, это будет пророк10.
Эмир, услышав это, отослал мобеда, пошел на женскую половину и рассказал
обо всем жене. Она была очень благочестивая женщина, велела она все вокруг
разубрать и украсить, приготовить атласную джуббу*, красивую чалму, дорогие
сапоги, привести лучшего коня и доставить все к дверям темницы. Удивился Да-
раб: «Я столько народу перебил, чего же они ко мне так милостивы? Вон как меня
обласкали». Предстал он пред эмиром Марду, приветствовал его, отдал поклон.
Эмир встал, подошел к Дарабу и обнял его, а жена подсказывает:
— Спроси его, чей он сын?
— Вообще-то я не сын прачечника, — говорит Дараб. А эмир ему:
— Я девчонок не люблю, несколько своих дочерей убить велел. Когда я уехал
на охоту, ты на свет появился. Твоя мать в отместку за то, что я погубил дочерей,
решила тебя извести, по неразумию положила тебя в сундук и бросила в реку.
Прачечник тебя выловил и растил, пока сегодня ты не попался нам. Ты принес
много вреда, убил моих удальцов, и я уж хотел взыскать с тебя за гибель моих
людей. Но тут выяснилось, что ты — мой сын. И вот я освободил тебя из темницы
и проявил к тебе доброту. Теперь я хочу посадить тебя на свое место, чтобы, ког-
да придет мне время помирать, мои богатства достались тебе.

Глава вторая. Начало истории Дараба 19
Дараб возблагодарил их, а по вилаяту распространилась весть, что Дараб, ока-
зывается, — сын эмира Марду. Сам же Дараб пристрастился к охоте. Стал он ез-
дить на охоту, играть в мяч11, пировать и вино попивать, пока через год не испол-
нилось ему двенадцать лет.
Хомай, которая была матерью Дараба, постоянно взимала с эмира Марду ха-
радж*, но эмир уже четыре года ничего ей не платил. Приказала Хомай кликнуть
Заххака* — тотчас его позвали. Он пришел, поклонился Хомай и сказал:
— Приказывай, чего изволишь!
— Возьми две тысячи всадников, поезжай с ними к эмиру Марду, стань супротив
городских ворот и потребуй от него харадж. Если заплатит — добро, а если нет — забе-
ри у него город12, а его самого посади в колодки и доставь ко мне, — сказала Хомай.
— Будет исполнено, — ответил Заххак, тотчас вскочил на коня и в сопровожде-
нии трех тысяч воинов отправился к эмиру Марду. Они подъехали к городским
воротам, спешились, и Заххак отправил посла к эмиру Марду. Эмир принял посла
с почетом, угостил его, а потом спросил:
— За чем изволил приехать?
— Я посол Хомай, дочери Ардашира, — говорит тот. — Плати харадж за четыре
года, я отвезу его Хомай. А не хочешь платить — выходи из крепости, будем сра-
жаться.
Эмир Марду ответил:
— Будет исполнено, дайте мне неделю сроку, и я вручу вам деньги.
Тут Дараб повернулся к эмиру Марду и спросил:
— А кто такая эта Хомай, что ею весь мир пугают, дрожат все перед нею?
Услыхал это эмир, губы стал кусать: замолчи, мол! А посол спрашивает:
— Кто этот мальчик, который такое болтает?
— Извини, — отвечает эмир, — это мой сынок, он такую дерзость позволил по
молодости лет и детскому неразумию.
Посол говорит:
— Еще будешь глупости болтать — получишь выволочку!
Тут Дараб так ударил посла по лбу, что у того все черты лица перемешались, и
посол бросился бежать от Дараба, обливаясь кровью; так и прибежал к Заххаку.
— Это что такое?! — вскричал Заххак. — Посол отовсюду, куда его отправляют,
возвращается с дарами!
— Вот и мне от сынка эмира Марду подарочек вышел! — говорит посол. — Чтоб
навсегда о том, что было, запомнил.
Заххак спросил:
— Да что он за человек такой?
— Кто бы он ни был, завтра выйдет на битву с тобой, тогда и узнаешь.
Тут эмир Марду приказал бить в барабаны и гудеть в трубы, и в городе стало
известно, что Заххак с войной идет. Горожане перепугались. А эмир Марду сказал
Дарабу:
— Великое же дело ты совершил — посла оскорбил, вот теперь целое войско на
нас идет!..
— А мы на них пойдем, — возразил Дараб, — и разобьем их.
— Да у Заххака полки несметные, что мы со своим ничтожным отрядом против
них можем?!

20 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Дараб сказал:
— Выводи своих людей, сколько есть, и выстрой против их войска, а затем я
выйду на бой и сокрушу Заххака и всю его рать, а если Хомай подоспеет, то и ее
со всеми полками разгромлю.
На другой день эмир Марду, а с ним пятьсот всадников и две сотни пеших вы-
шли из города. Построились они, забили в барабаны, старшины забегали вдоль
рядов воинов, стали строй выправлять. Первым всадником, выехавшим на риста-
лище, был Дараб. Он сначала спешился, в доспехи облачился: надел кольчугу и
шлем, взял щит и меч, лук и стрелы, бердыш и все прочее снаряжение, поставил
ногу в стремя и вскочил на коня. Опустил на лицо широкое забрало, закинул на
плечо тяжелую палицу и крикнул на коня, посылая вскачь тот подкованный месяц,
тот утес, наделенный копытами, того тонконогого, поджарого, с тугим крупом,
прямой спиной, крутой шеей, со светлой отметиной во лбу, с торчащими, словно
наконечники копий, ушами, с ясными, точно звезды, зубами, с голосом, подобным
грому. Когда он подъехал к мейдану, Заххак глянул, увидел, что Дараб выезжает
на бой, задрожал весь и сказал:
— Это не человек! Во всяком случае, у людей не бывает такого вида и сложения,
никогда я не встречал ничего подобного. Все в нем дышит воинской доблестью и
отвагой, от могучих рук его исходит сила.
Вазир говорит:
— Постой, пока не узнаем, кто он такой. Ведь он, конечно, назовет свое имя.
Тут Дараб громким голосом вскричал:
— Кто меня знает и кто не знает, пусть всем будет известно, что я — Дараб, сын
эмира Марду! А теперь выходите сражаться, поглядим, кому повезет.
Заххак сказал:
— Всякого, кто доставит его ко мне живым или мертвым, я награжу и царице
Хомай покажу!
Не успел он произнести эти слова, как на правом крыле его войска Джарир ибн
Сафван на коня гикнул и во всеоружии поскакал навстречу Дарабу, нацелив на него
копье. Дараб подождал, пока Джарир подъедет, выпрямился, повел левым плечом
и зажал копье Джарира под мышкой, той же рукой его перехватил, вырвал у на-
падающего, а правой рукой ударил противника своей тяжелой палицей по голове,
так что она вдребезги разлетелась, а Дараб развернулся и издал клич, вызывая на
бой. Эмир Марду и его отряд победно завопили, а Заххак и его воины руки опус-
тили. Заххак сказал:
— Всякого, кто пойдет и заарканит его или принесет мне его голову, я богато
награжу!
У Джарира ибн Сафвана был сын по имени Эрсаф. Он поцеловал луку седла
и как безумный рванулся на мейдан. Заххак обласкал его, пообещал всякого доб-
ра и сказал:
— Постарайся сам отомстить за своего отца, чтобы не пришлось потом других
за услугу благодарить!
Выслушал это Эрсаф, выхватил меч, опустил на лицо забрало и налетел на Да-
раба, размахивая мечом. Дараб отбил его удар щитом, а правой рукой схватил Эр-
сафа за пояс и вытащил из седла. Заххаково войско, когда увидело это, сомкнулось
тесным кольцом вокруг Дараба, обрушило ему на голову мечи и палицы. Тут и эмир

Глава вторая. Начало истории Дара да 21
Марду тоже бросился в бой, а Дараб тем временем уж сложил вал из убитых...
Поглядел на это Заххак и обратился в бегство. Дараб же пустился следом за ним,
пока не догнал. Он швырнул в него тяжелой булавой, булава так ударила по кру-
пу коня Заххака, что перебила ему спину. Заххак вывалился из седла на землю,
вскочил и пустился бежать, а за ним и все войско. Дараб же воротился, забрал в
качестве военной добычи барабаны, и знамена, и военное снаряжение, и казну
Заххака и отправился в город.
Эмир Марду сказал:
— Ты совершил доброе дело, но Хомай, если теперь пойдет войной на нас, со-
вершит злодеяние.
— А сколько у Хомай людей? — спросил Дараб.
— Да ведь Хомай — владыка Ирана, коли она захочет, за неделю выставит про-
тив нас сто тысяч человек, нам с ней не справиться!
Дараб говорит:
— Ну, я один сто тысяч положу — с помощью всевышнего Господа! — С этими
словами он вскочил на коня и отправился на охоту.
Заххак же, отступив, двинулся к Багдаду. Перед дворцом Хомай была площадь,
такая обширная, что ограда ее протянулась до звезды Аюк*, и эту ограду прозва-
ли валом Ардашира. Заххак выехал на эту площадь. Видит, по другой дороге Хо-
май с охоты возвращается. Заметила она Заххака, отвернулась, вступила во дворец
и взошла на трон. Собрались все князья-эмиры, главный вазир пришел и объявил:
— Заххак стоит у ворот!
— Приведите его, — велела Хомай. Хаджибы взяли Заххака под руки, подвели
к трону. Они поцеловали землю перед Хомай, распрямились, и тогда Заххак воз-
нес, как полагается, хвалу Хомай. Хомай сказала:
— Вот ты какой стал, Заххак, приказа моего не исполняешь! Ведь я тебя в вила-
ят посылала, чтобы ты собрал налог и доставил мне.
Заххак поклонился и сказал:
— Долгих лет царице Ирана! Я, ничтожный, не допускал в службе упущений,
насколько это возможно для человека. Я отправился туда и повел за собой войско.
Но эмир Марду поднял против тебя мятеж, выставил полки и пошел на нас вой-
ной. Его сын выехал вперед, стал вызывать на поединок, а когда кто-нибудь выхо-
дил против него, убивал противника. Так он погубил сорок благородных знамени-
тых воинов! Хотел я всем войском вступить с ним в борьбу, сгрудились все вокруг,
а он разил направо и налево, пока не положил многих, и захватил он наши боевые
барабаны, и знамена, и снаряжение — все. Вдруг он устремился ко мне. Когда я
увидел его могучее телосложение, то понял, что я ему неровня. Но в конце концов
мне ничего не оставалось, кроме как вступить с ним в бой... Он ударил булавой и
поверг наземь мою лошадь. И вот теперь я пришел и сообщил об этом царице
Ирана. Прежде чем эта букашка станет букой, эта былинка наберет силу, надо нам
созвать со всех вилаятов войско, чтобы отразить эту напасть.
Хомай удивилась, услышав такие слова, и вспомнила: «А ведь это мой сын,
которого я бросила в реку! Вот так чудо! Оказывается, эмир Марду его подобрал
и вырастил! Значит, этот мальчик — внук Эсфандияра... Тогда такая смелость в нем
неудивительна».
Потом она повернулась к Заххаку и спросила:

22 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— А ты видал этого отрока?
— Видал, — отвечал тот, — от его вида и в бегство обратился.
— А на кого он похож? — опять спросила Хомай. — Я и не слыхивала, что у эмира
Марду есть сын.
Заххак ответил:
— Ростом этот парень высокий, голова у него круглая, шея толстая, грудь ши-
рокая, а поясница крепкая.
Тут Хомай призвала великого вазира и приказала:
— Напиши от моего имени письмо эмиру Марду, помяни все, что полагается, а
еще скажи: давай, мол, собирайся и приезжай вместе с сыном, а то Заххак на вас
жалуется. Пусть отец с сыном явятся к четвергу, когда я на общем приеме буду
жалобы принимать13, мы вместе выясним, кто прав, кто виноват. Если грех на Зах-
хаке — он понесет наказание, если же виноват сын эмира, мы его тоже пожурим.
Мир вам.
Гонец получил письмо, поцеловал его, спрятал и пустился в путь. Прибыл он к
эмиру Марду и вручил ему приказ Хомай. Эмир Марду его обласкал и уважил, а
письмо взял, поцеловал и прочел. Он одарил гонца халатом и отпустил, сказав:
— Ступай, а я поеду вслед за тобой.
Отправив гонца, он пошел на женскую половину и сказал жене:
— Видишь, что получается из-за этого неслуха!.. Хомай письмо прислала, требует
нас к себе.
Жена отвечает:
— Не бойся, вот вернется Дараб, мы с ним поговорим.
Когда наступил вечер и Дараб пришел домой, они рассказали ему, в чем дело.
Дараб говорит:
— Я с тобой поеду, погляжу, что за человек эта Хомай. Если достойна она служ-
бы — я тоже стану ей служить, а если недостойна, скину ее с трона, а тебя посажу.
Эмир Марду сказал:
— Так тому и быть.
Он пошел на женскую половину и все рассказал жене.
— Кто знает, что будет, — сказала она. — Ведь звездочет говорил, что весь мир
ему покорится... Как знать, что случится, как дело повернется.

Глава третья
ВО ДВОРЦЕ ХОМАЙ
Эмир Марду и Дараб переоделись оба в купеческое платье, сели на лошадей и
поехали в Багдад, где остановились в караван-сарае, сняли комнату и переночева-
ли. А на следующий день рука об руку отправились на площадь. Там толпилось
множество народу. Дараб все твердил: давай, мол, уйдем отсюда, но эмир Марду
сказал:
— Подожди, пока начнется прием во дворце.
Тут вдруг вышел стражник и загудел в раковину1. Весь городской люд понял,
что пришло время царского приема, и начал собираться ко дворцу. Выбежали слуги,
на царском дворе чисто подмели, украсили царский трон2, а потом вышли Хомай
и военачальник Рашнавад. Хомай взошла на трон, Рашнавад сел у его подножия,
а эмиры опустились на колени. Вокруг гулямы стояли, хаджибы знака ожидали, а
приставы в ряд выстроились. В это самое время эмир Марду взял Дараба за руку
и вступил под своды дворца. Он говорил Дарабу:
— Берегись, не глазей на Хомай! А если она на тебя поглядит — смотри себе под
ноги. Помни: не поднимай на нее глаз, ибо царский взор подобен огню, а с огнем
не играют.
— Я сделаю, как ты сказал, — согласился Дараб, и они вошли и встали в уголке.
Хомай очами повела да и заметила ненароком Дараба, любовь в ней шевельну-
лась, и она вся задрожала, глаз отвести не может, с изумлением на Дараба взира-
ет, а Дараб тоже на нее взгляд метнул. И как ни старалась Хомай оторвать взор
от Дараба, не могла этого сделать, даже судорогой ее свело. Глядели они друг на
друга, глядели, пока из грудей Хомай не побежало молоко — так, что весь перед
ее платья промок. Эмир Марду наступил Дарабу на ногу, нажал посильнее и гово-
рит ему:
— Не смотри! Ведь всем столпам государства ясно, что Хомай на тебя глядит, и
приближенные, знать и простолюдины все недоумевают, в чем дело!
Но тут Хомай вышла из терпения, встала, взяла за руку Рашнавада и удалилась
в свои покои. Ушли эмиры, и весь народ тоже разошелся.
Рашнавад сказал Хомай:
— Что с тобой, дочка, ты прямо сама не своя! Во время приема я посмотрел на
тебя — ты была не такая, как всегда.
— Ах, отец, со мной сегодня такое случилось, чего ни с кем никогда не бывало, —
ответила Хомай. — Я восседала на царском троне, невзначай поглядела на какого-
то незнакомого паренька — и из грудей моих потекло молоко, все платье мне про-
мочило. Не пойму, отчего это?
Рашнавад сказал:

24 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Лрдашира
— То, что с тобой произошло, бывает с женщинами, чей ребенок пропал. Когда
мать долго не видала свое дитя и вдруг повстречала его, то от любви к нему у нее
из груди брызжет молоко. Но ведь у тебя никогда не было детей! Почему же это с
тобой приключилось?
Хомай удивилась:
— Да какое отношение одно к другому имеет, отец?
— Я тебе объяснял, — говорит Рашнавад, — что Господь наградил женщин дву-
мя жилами: они связывают сердце с грудями. И с того часа, как семя из чресел отца
попадает в лоно матери, это семя силою Всевышнего Господа превращается в кровь
и обретает облик человеческий, сердце матери переполняется кровью — до той
поры, пока не родится у нее младенец. И тогда Господь всемогущий изымает у сей
крови красноту и делает ее белой — чтобы мать начала кормить ребенка, чтобы
ребенок от молока рос. А если он когда-нибудь допустит грубость, мать ему скажет:
«Стыда у тебя нет, сынок, ведь я тебя кровью сердца вскормила!» Отсюда и пошла
эта поговорка.
Хомай спросила:
— Что же мне-то делать? Я совсем растерялась.
Рашнавад посоветовал:
— Вели объявить, что завтра состоится всеобщий прием во дворце, может, этот
мальчик опять появится. Как увидишь его, скажи мне, чтобы я его забрал и в укром-
ном месте порасспросил, чей он сын и все такое, — вот твое сердце и успокоится.
Так они и сделали. Хомай приказала, чтоб по всему городу возгласили, что, мол,
завтра будет большой прием. Собирайтесь, горожане и чужестранцы, так как ца-
рица Ирана повелела всем от семи до семидесяти лет явиться, а кто не придет, тот
ослушник.
А тем временем эмир Марду, вернувшись на постоялый двор, который служил
им обиталищем, говорил Дарабу:
— Что за невоспитанность ты допустил — совсем меня доконал, клянусь! Ведь
говорил я тебе: не гляди! А ты так и уставился на Хомай.
Дараб говорит:
— Да, я дурно поступил. Если ты завтра возьмешь меня туда, я уж не стану
смотреть.
— Вот и ладно, — сказал эмир Марду, и они стали дожидаться завтрашнего дня.
Утром они встали и вдвоем отправились во дворец, а в те годы никогда еще там
не собиралось столько народу. Эмир Марду сказал Дарабу:
— Ну, сегодня будь благоразумным, не пяль глаза!
— Нет, не буду, — согласился Дараб.
Тут они вошли в приемный зал и стали в уголок. А Хомай со своего трона на-
чала оглядывать зал, пока среди всех этих людей не увидела в уголке Дараба. И
опять из груди у нее брызнуло молоко. Она сделала знак Рашнаваду: мол, вот этот
мальчик. Рашнавад подозвал слугу, имя которого было Гадартекин, и приказал:
— Возьми того мальца и приведи ко мне!
Тут люди испугались, подумали, что всех хватать будут, и повернули назад.
Эмир Марду, как увидел, что творится, тоже бросился бежать, а Дараб отстал.
Гадартекин приблизился, закричал на Дараба. А Дараб к первым дверям подхо-
дил. Он обернулся и спросил Гадартекина:

Глава третья. Во дворце Хомай 25
— Чего надо?
— Эй ты, неуч темный, тебя царица Ирана зовет, — говорит Гадартекин.
— Да я нездешний, откуда она меня знает? — отвечает ему Дараб.
Гадартекин протянул было руку, чтобы схватить Дараба за шиворот, но Дараб
ударил его кулаком промеж глаз и сломал ему шею, а сам поспешил ко вторым
дверям, и ни у кого не хватило духу остановить его. Люди столпились вокруг того
гуляма, один говорил: мол, желчь ему в голову ударила, другой твердил, что надо
водой в лицо брызнуть, но гулям не поднимался, и они оставили его, пошли изве-
стить Хомай. Хомай приказала:
— Ступайте приведите Баффару-душегуба.
Баффара пришел, поклонился. Хомай говорит:
— Иди за этим парнишкой и забери его, да смотри не причиняй ему вреда!
Баффара вытащил меч и поспешил за Дарабом, говоря себе: «Припугну-ка я
его этим мечом, чтобы он мне покорился!» Тут он нагнал Дараба и обратился к
нему:
— Стой, тебя царица зовет, хочет тебя обласкать и наградить!
— Иди отсюда, — говорит Дараб, — меня золотом и серебром не заманишь!
Баффара-злодей протянул было руку, чтобы ухватить его за длинные локоны
и притянуть к себе, но Дараб одним ударом сбил его с ног, так что тот расстался с
жизнью. А Дараб достиг третьих дверей и вышел вон. Сообщили Хомай, что слу-
чилось. Хомай велела:
— Соберите людей, бегите за ним на улицу и хватайте его!
Кинулись вслед за Дарабом целой толпой, набросились на него. Дараб засучил
рукава, подоткнул полы одежды и здоровенными ручищами да крепкими кулачи-
щами принялся людей с ног валить. Он их бил и крушил, насмерть разил, пока не
перебил сорок человек, да еще многих ранил. Люди бегом побежали к Хомай, стали
ей жаловаться. А она в ответ:
— Идите с благородными сархангами*, только возьмите этого мальчика!
— Нет, царица, нам против него не выдюжить, — возразили они.
Тогда Хомай приказала:
— Зовите военачальников!
Пришли военачальники, поклонились.
— Что такое творится? — спрашивает Хомай. — Дважды я по человеку посыла-
ла, потом целая толпа ходила — и все перед мальчиком отступали. Соберите все
войско, соберите сархангов, окружите его, нагоните страху — это ведь ребенок, он
испугаться должен!
Те пошли, окружили Дараба, всем скопом к нему подступились. Видит Дараб —
целое полчище на него напало. А дело было посреди базара, люди повыскочили из
дверей, на крыши вылезли. Дараб понял, что все это — зеваки безоружные. Он
ворвался в зеленную лавку. Зеленщик, как увидел его, забился в глубь каморки и
закричал:
— Добрый человек, я тебя не трогал, не тронь и ты меня!
Дараб сказал:
— Дай мне одну из скамеек, что стоят в лавке.
— Дарю тебе все, что есть в этой лавке! — воскликнул зеленщик и отдал ему
скамью.

26 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Лрдашира
Дараб принялся осыпать ударами толпу. Кого ни стукнет — тот замертво пада-
ет, всех он обратил в бегство. Он так сражался, что, если бы Ростам-Дастан* был
там, похвалил бы его.
Хомай сказала:
— Позовите Заххака!
Того позвали. Пришел Заххак, поклонился и спросил:
— О царица мира, что прикажешь?
— Этот мальчик убежал, мне известно, что он вышел из города. Собирайся,
возьми с собой тысячу всадников и поезжай поскорей за ним. И пусть он хоть в
сердцевине камня или в глазу дракона прячется — достань его, привези ко мне,
чтобы мне узнать, кто он такой, какого рода-племени.
Заххак вышел, вскочил на коня и с несметным войском поскакал по следам
Дараба. Но Дараб его все же опередил и завернул на тот постоялый двор, где был
эмир Марду.
— Где мой отец? — спросил он хозяина.
— Твой отец вместе со слугами и погонщиками на коня сел и уехал, а твою ло-
шадь в поводу увели.
Вышел оттуда Дараб и через городские ворота покинул город, говоря себе: «Вон
как дело обернулось, Дараб! Поразмысли-ка, что тут к чему!»
Примерно через полфарсанга* подошел он к ивовой роще — большая роща, на
тысячу гамов* протянулась, и деревьев в ней — несть числа. Сорок человек работ-
ников с топорами уже срубили несколько деревьев и теперь собирались валить
другие. Дараб, поравнявшись с ними, попросил:
— Добрые люди, отдайте мне одно из этих деревьев!
— Эти деревья принадлежат Хомай, — отвечали те, — мы не дадим их тебе, они
предназначены для строительства дворца.
— Дайте мне одно дерево, а не то пожалеете, — опять говорит Дараб.
Но работники всем скопом бросились на него. Дараб высвободился, схватил
одного из них поперек тулова, раскрутил его над головой и с такою силой отшвыр-
нул прочь, что тот упал и разбился в лепешку, а Дараб подступил к остальным, но
они все кинулись врассыпную и попрятались под деревьями. Дараб поднял брошен-
ный топор, взял первое попавшееся дерево, обрубил на нем все сучья, обтесал оба
конца ствола, а потом подошел туда, где работники сложили свои вещи. Там у них
была еда и вино, он поел, закинул на плечо тот древесный ствол и пошел прочь от
ивняка. Когда стало темнеть, работники говорят: мол, пойдем поглядим, ушел этот
силач или нет. Вернулись они туда, а Дараба не видно. Подошли к своим вещам.
Один закричал:
— Братцы, он всю нашу еду съел!..
А другой сказал:
— Ему простительно, этот человек — лев отважный.
Подобрали они того убитого и понесли к себе в деревню.
Дараб же, взвалив на плечо древесный ствол и выбравшись из ивняка, напра-
вился в сторону Багдада. Подойдя к городским воротам, он снял с плеча бревно,
оперся на него, словно на посох, и сказал себе: «Останусь здесь: если кто-нибудь
выйдет против меня, я его тут ударю и в плен возьму». С этими мыслями он погру-
зился в сон и проспал четвертую часть ночи3.

Глава третья. Во дворце Хомай 2 7
А Заххак тем временем притомился меж степей и равнин и решил: «Вернусь-ка
я в город». Когда он с отрядом подъехал к городским воротам, арабские лошади
стали испуганно шарахаться4. Заххак спросил:
— Что там такое?
Один из воинов ответил:
— Я вижу, здесь бревно поставлено и какой-то великан на него опирается.
— Разберитесь, кто это, — велел Заххак, — да разбудите его! Может, он что-ни-
будь про Дараба знает.
Тот человек подошел, разбудил Дараба и спрашивает:
— Добрый молодец, коли ты тут спишь, скажи, не проходил ли мимо здоровен-
ный парень? Его Дарабом звать.
— Подойди поближе, я тебе его след покажу, — говорит Дараб. Когда тот при-
близился, Дараб распрямился, протянул руку и схватил его за пояс.
— Пощади! — закричал человек, а Дараб швырнул его в толпу всадников, так что
он грохнулся на одного знатного рыцаря, и оба убились насмерть. Заххак, как уви-
дел это, воскликнул:
— Молодцы мои, да ведь это и есть Дараб! Пустите-ка в ход ваши руки могучие,
постарайтесь, чтоб память о вас в мире осталась!
Тут весь отряд разом вытащил луки из колчанов, наложил тополевые стрелы
на кленовые шейки, обнажил подобные луку-порею клинки, замахнулся палицами,
наставил меж конских ушей прямые копья, опустил на лицо гилянские и булгар-
ские забрала5 и окружил Дараба, взял его в кольцо. Увидел все это Дараб, встал
во весь рост, взвалил на плечо то огромное бревно, заревел, словно лев, точно гром
загремел, и, как быстрый огонь, бегущий по сухому тростнику, как грозный поток,
низвергающийся с гор в долину, как лев, настигающий тучных оленей, как голод-
ный, накинувшийся на жирный кусок, как дракон, как пьяный слон, бросился Дараб
на тех воинов. Кого ни ударит своим бревном — тот замертво падает лошадям под
ноги, а храбрец приговаривает:
— Я — Дараб! Подходите, собаки! Эй, лодыри, кого матери бранят, кого по ут-
рам проклинают?! Подходите, поглядим, кому счастье улыбнется!
Так он сражался с ними, пока не подошла к концу ночь и не приблизился день.
Много людей от руки его полегло, а кто жив остался, обратились вспять, когда
наступило утро и перед Дарабом очутился Заххак. Заххак крикнул на коня, что-
бы тот повернул назад, но Дараб проворно преградил ему дорогу. Увидел это Зах-
хак и стал просить пощады. Дараб протянул руку, схватил его за пояс, швырнул
на лужайку и связал по рукам и по ногам. Заххак все молил о пощаде, а Дараб
опустил его на землю и стал хворост собирать да вокруг Заххака складывать, на-
мереваясь развести огонь.
Как увидели это воины Заххака, бросились бежать, прибежали к Хомай.
— Какие вести от Заххака? — спросила она.
— Заххака Дараб захватил!
Хомай быстро говорит Рашнаваду:
— Потрудись-ка, окажи милость! Ступай к Заххаку, сделай доброе дело, осво-
боди его из рук Дараба. Да постарайся самого Дараба ко мне привести!
Рашнавад говорит:
— О царица, а вдруг Дараб меня тоже схватит?

28 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— А ты возьми с собой десять мудрых старцев, наденьте все белые одежды и
идите без оружия прямо к Дарабу, спасите от него Заххака.
Отправился Рашнавад с десятью мудрыми старцами к Дарабу, поклонился ему
низко. При виде этого Дараб его сердечно приветствовал, благородство свое пока-
зал. Рашнавад остановился за сотню шагов от Дараба и стал его разглядывать.
Видит, у Дараба в каждой руке по большому камню. Рашнавад спрашивает:
— О господин, что ты сделал с Заххаком и для чего тебе эти камни?
— Заххака я тут на лугу уложил, дровами вокруг обложил. Сейчас ударю кам-
нем о камень, высеку огонь и спалю Заххака, разделаюсь с ним, чтоб другим непо-
вадно было, — отвечает Дараб.
— Пожалуй его мне, — попросил Рашнавад.
— Ладно, дарю!
С этими словами он вытащил Заххака из кучи хвороста, а рядом росли какие-
то деревья, Дараб и прикрутил Заххака к дереву, так что только голова и лодыж-
ки из-под витков веревки торчали. А Рашнавад издали наблюдал, что дальше бу-
дет.
Дараб очень проголодался, углядел он, что вдали показался крестьянин, кото-
рый тащил большой вьюк хвороста, а еще кошелку сдобных лепешек и кувшин
пальмовой патоки. Как завидел крестьянин высоченную фигуру Дараба, бросил
свою ношу и убежал. Рашнавад разразился смехом, а Дараб поставил перед собой
патоку и лепешки и принялся за еду.
— Иди сюда, — позвал он Рашнавада, — давай вместе хлеба отведаем.
Рашнавад подошел, съел кусочек, поблагодарил, как положено, поднялся и
пересел подальше. Тут Заххак голос подал:
— О доблестный муж, коли ты за еду сел, удели и мне кусок хлеба, я голоден.
— Я на твою долю целого мана не пожалею, — говорит Дараб, а Рашнавад все
смотрит, что он делать станет. Дараб взял оставшуюся патоку, набросал туда комьев
земли, подошел и вылил все это на голову Заххаку. На запах патоки слетелись сто
тысяч мушек и мошек, облепили Заххака и давай его кусать! Заревел Заххак, стал
просить у Дараба пощады.
— Это тебе, Заххак, плата за то, что ты меня хотел захватить да к Хомай доста-
вить, — говорит Дараб. — Я тебя накажу, чтобы впредь ты за вольными воинами не
гонялся, на добрых молодцев не покушался.
Тут и день кончился.
— День прошел, и я домой пойду, — сказал Рашнавад.
— Передай Хомай привет и мое почтение, — говорит Дараб, — а еще скажи, что
завтра, едва день настанет, я отошлю Заххака ей служить, а уж нынче вечером он
со мной побудет: скучно мне, хочу с ним побеседовать.
Рашнавад явился к Хомай, поклон отдал и выложил все, что видел. Подивилась
Хомай, а потом сказала:
— Придет ли Заххак завтра, неизвестно...
Когда настал день, Дараб отвязал Заххака от дерева и сказал:
— Передай Хомай привет и мое почтение!
Обрадовался Заххак: значит, отпускает меня на свободу! А Дараб продолжал:
— А еще скажи, чтобы завтра или послезавтра она села на коня и выехала сюда
в степь — я ей уважение окажу, служить ей обещаю.

Глава третья. Во дворце Хомай 29
— Слушаюсь, — говорит Заххак, — и желаю тебе удачи.
— Я тебе дам кой-чего на память, чтоб ты не забыл. Я-то помню, что ты натво-
рил.
«Видно, он хочет вручить мне гостинец», — решил Заххак.
Дараб говорит:
— Подойди ближе, я тебе кой-чего поднесу, чтобы ты не забывал. Памятку тебе
оставлю — всю жизнь помнить будешь.
Левой рукой он ухватил Заххака за голову, а правой оторвал ему напрочь оба
уха. Он связал бедняге руки за спиной, проколол в оторванных ушах дырку и по-
весил их Заххаку на бороду, а затем сказал:
— Убирайся и, пока жив, помни о том, что случилось!
Тут Дараб взвалил на плечо свое бревно и исчез. А Заххак поднялся и в таком
виде поплелся к воротам Багдада — весь вымазанный патокой, с ушами, болтающи-
мися у него на бороде, — так и вошел в город. От такого зрелища горожане при-
шли в изумление. Один говорил: «Это пьяный», другой: «Это бесноватый», третий:
«Это див* из своей пустыни в город пожаловал», а еще один: «Знать, с пьяными
дружбу водил», но никто не узнавал Заххака. Он целую толпу собрал, пока добрался
наконец до дворца Хомай и ворвался как безумный внутрь. Сарханги и хаджибы
при его появлении переполошились, хотели на него наброситься, но он сказал:
— О благородные господа, не поднимайте шума!
И под их крики вошел в царские покои. Хомай спрашивает:
— Это что за вояка?
— Это Заххак-богатырь, — говорят ей.
— Подведите его, пусть расскажет, что слышно про Дараба!
Хаджибы подхватили Заххака под руки, подвели к трону. Увидел он Хомай и
сознания лишился. Ему брызнули в лицо водой, и он опять пришел в себя. Хомай
спросила:
— О краса войска, гроза врагов, как ты дошел до такого положения?
Заххак описал Хомай все происшедшее и сказал:
— Он передал: мол, послезавтра выезжай сюда в степь, и я тебе почтение выка-
жу, землю перед тобой поцелую.
— Хорошо, — ответила Хомай. Она приказала подать свой паланкин, паланкин
принесли, посадили туда Заххака и отправили домой. У Заххака было два сына, оба
смелые и в сражении несравненные. Когда они увидели отца в таком состоянии,
разорвали на себе одежду, горестно зарыдали и воскликнули:
— О отец, ведь у тебя под началом пятьдесят тысяч воинов, как могло дойти до
такого бесчестия? Кто посмел так поступить с тобой?
Заххак поведал им историю с Дарабом, все им выложил, и его сыновья затаи-
ли в душе злобу.
Когда после этих событий прошло два дня, Хомай сказала Рашнаваду:
— Поднимайся-ка давай, поедем в степь — может, Дараб выйдет к нам.
Покинули Хомай и Рашнавад дворец, и она приказала, чтобы на царского сло-
на надели латы, а на спине у него установили паланкин. Хомай взошла на спину
слона, села в паланкин и выехала из города, а с ней тысяча всадников. Проехали
они по степи около фарсанга, поставили слона в подходящем месте. Рашнавад стал
по правую руку от Хомай, а гулямы выстроились с обеих сторон, и все они двину-

30 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
лись по степи, чтобы повидать Дараба, и дожидались там, пока солнце не подня-
лось на самую середину небосвода. Хомай стала спрашивать Рашнавада:
— Куда же подевался этот ребенок?
— О государыня, он, верно, сейчас явится тебе служить!
И через некоторое время заклубилась перед слоном туча пыли, подступила
ближе, рассеялась, и из тучи появился Дараб — словно яростный слон или рассер-
женный лев, с бревном на плечах. Рашнавад сказал:
— О госпожа, а вот и Дараб идет.
— Нет, это не человек, уж больно он страшен, — возразила Хомай. — Может, это
Ростам, сын Заля, ожил?
— Если будет позволено, я подойду к нему, — говорит Рашнавад.
— Ступай, — разрешила Хомай.
Рашнавад с пятью сотнями всадников направился к Дарабу. Глянул Дараб —
всадники приближаются, он поехал к ним навстречу и крикнул:
— Если вы прибыли, чтобы захватить меня, я вам покажу, кто сильнее — пока мир
стоит, об этом рассказывать будут! Если же пришли с миром — стойте на месте.
С этими словами он пустил коня вскачь, поднял свое бревно и устремился к ним.
Все войско побежало, бросилось к Хомай, выстроилось в ряд и замерло, побелев
от страха.
— Что это с вами? — спрашивает Хомай.
— На нас Дараб напал, но мы убежали.
Закричала на них Хомай:
— О горе, вы все опозорились! Стойте тут, ждите, пока он ко мне придет.
Через некоторое время появился Рашнавад, а вместе с ним Дараб. На плече то
бревно, на теле — кольчуга, на голове — шлем, сам огромный, будто ярый слон.
Увидел Дараб Хомай, а лошади его предстал царский слон — она шарахнулась,
встала на дыбы и начала лягаться. Дараб колени сжал, лошадь сдержал, подъехал
к Хомай и стал отдавать ей поклоны, не слезая с седла. Тут слон вытянул хобот к
лошади Дараба да как дунет на нее! Лошадь опять вскинулась, хотела Дараба
наземь сбросить. В это время Рашнавад подошел и говорит:
— На слоне-то Хомай сидит, будь осторожен!
А Дараб ему в ответ:
— Рашнавад, этот слон мою лошадь дразнит!
Но Хомай, увидев у Дараба такую смелость и отвагу, слезла со слона, села на
коня и сказала:
— О дитя, брось палку, а то и этот слон, и эти воины тебя боятся.
— Не брошу, — отвечает Дараб, — вы на мою жизнь покушаетесь!
— Я тебе ничего плохого не сделаю, — уверила его Хомай.
— Поклянись, — говорит Дараб, — тогда я выпущу палку из рук.
Хомай засмеялась, подняла с лица покрывало, показала ему себя и молвила:
— О доблестный рыцарь, я — государыня Ирана, я царского рода. Клянусь Гос-
подом Вседержителем, что никому не позволю сделать тебе зла.
А Дараба, едва он увидел ее лицо, охватил огонь любви, он застонал и выронил
дубину из рук. И все присутствующие сказали про себя: «Что за чудной воин!» А
Хомай проговорила:
— О юноша, к чему оружие, ведь между нами нет никакой вражды.

Глава третья. Во дворце Хомай 3 7
Дараб снял с головы шлем и положил на луку седла — открылся лик, как у ста
тысяч красавиц, чело усыпано капельками пота, черные кудри вьются, как порту-
лак, глаза — как два прекрасных нарцисса, брови — как лук борцов за веру. Лицо
у него было округлое, шея крепкая, стан прямой, как кипарис, и от чела исходило
божественное сияние, такое, что свет солнца затмевало. Увидала Хомай прекрас-
ный облик Дараба, и опять у нее из груди потекло молоко. Говорит Хомай:
— Что за чудеса! — а сама глаз с Дараба не сводит. Она повернула коня и сказа-
ла: — Давай проедемся, сынок.
Двинулась Хомай по степи, а Дараб — по правую руку от нее. Люди вокруг удив-
ляются, а Хомай все красой Дараба любуется, и оба они не могут друг от друга взор
оторвать. Войско изумление охватило, разговоры пошли: мол, Хомай в Дараба
влюбилась. Так они ехали, пока не достигли летнего дворца Хомай, там и спеши-
лись. Хомай взяла Дараба за руку и усадила его на тахт* рядом с собой. Потом
велела стол накрывать, еду подавать. Когда столы убрали, она приказала устроить
праздничный пир, принести вина(>. Тут Джамхарун-мобед повернулся к Рашнава-
ду и сказал:
— О богатырь, все войско толкует и кругом молва идет, будто Хомай влюбилась
в этого парня, раз всю дорогу глаз с него не сводила, на тахт с собой рядом поса-
дила и сразу разрешила ему большие вольности. Надо выяснить, кто он таков, а
пока — потерпим.
Рашнавад ответил:
— Я не намерен говорить с Хомай об этом, она — великая государыня.
— Я сам скажу, — молвил Джамхарун. Он нагнулся к уху Хомай и зашептал. Но
сердце Хомай было охвачено любовью к Дарабу, она не послушалась совета и
возразила:
— Я знаю, что делаю!
А Дараб заметил, как Джамхарун что-то сказал на ухо Хомай. Он оборотился
к нему и проговорил:
— О глупый старец, ты даже не знаешь, что при гостях надо вести себя прилич-
но. Первое правило — ничего не говорить потихоньку от гостя, а лишь так, чтобы
он слышал. Второе — есть с ним из одной чашки, чтобы он был уверен в еде. И еще —
на гостя внимание обращать, а не кошку свою гонять, а еще — не приставать к нему:
мол, ешь! А еще — подносить ему кувшин с водой, а еще — не превращать дом в
темницу для него и, если пожелает уйти, не задерживать его. А ты подошел и стал
нашептывать в ухо царицы, пока она не сказала: «Замолчи!» Выходит, вы пытае-
тесь меня погубить. Не следует есть ваш хлеб, так как доверять вам нельзя!
С этими словами он сошел с тахта и направился к выходу. Хомай говорит:
— Не дайте ему уйти!
— А, вы на жизнь мою покушаетесь! — вскричал Дараб.
Подскочили люди Хомай, хотели его забрать. Дараб хватил кулаком одного
из них — прочие увидали, каков у него удар, и никто больше к нему подойти не
решился.
— Да возьмите его! — крикнула Хомай, а Дараб обернулся и говорит:
— Что ж, берите меня, коли вы мужчины.
Но никто за ним не пошел. Хомай говорит:
— Ох, Рашнавад, верни его, пока он на коня не сел!

32 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Но пока Рашнавад подоспел, Дараб уж на коне сидел. Рашнавад следом за ним
бежит, на бегу твердит:
— Постой! Вернись! Хомай тебе много добра сделает!
Но Дараб его не послушал, уехал. Рашнавад вернулся к Хомай и доложил ей
об этом, а Хомай очень опечалилась.
— Эх, Джамхарун, что же вы не промолчали? — стала она выговаривать мобе-
ду. — Знать, вам дела нет до моего государства, коли вы допустили, чтобы этот отрок
встал и ушел отсюда. Кто из вас теперь поедет за Дарабом и вернет его?!
— У войска дурные подозрения возникли, — возразил тот. — Мол, юнца никому
не известного привела, вместе с собой на трон возвела...
— А кто смеет вмешиваться в дела моего правления? — возмутилась Хомай. —
Я царица, что хочу, то и делаю, вам ли меня учить? Вот теперь, если Дараб про-
тив нас пойдет, кто против него встанет?
Все закричали:
— Мы с ним сразимся!
— Тогда готовьтесь к бою, — приказала Хомай.
Военачальники вышли вперед и сказали:
— Если он таков, как мы видели, никто против него не устоит.
Но Хомай уже к Рашнаваду и Джамхаруну обратилась:
— Как следует поступить, что посоветуете?
Тут Рашнавад и говорит:
— Кто ни увидит этого отрока, подумает, что перед ним Ардашир, так как ли-
цом они очень схожи.
Услышала это Хомай, и опять в сердце ее возникла любовь. Но она повернулась
к ним и молвила:
— Ступайте по вилаятам, собирайте войско, нельзя допустить, чтобы этот юнец
пришел и захватил власть в государстве.
Вазир* и Рашнавад встали и вышли оттуда. Хомай сказала Джамхаруну:
— Мобед, опять, едва я увидела этого мальчика, из груди у меня побежало мо-
локо7. Ты должен вопросить у звезд небесных, кто он такой.
Джамхарун поднялся, взял астролябию, направил на солнце и выяснил положе-
ние звезд, тщательно все вычислил, сопоставил, изучил все знаки Зодиака, осмот-
рел все семь небес8, принял во внимание добрые и злые предзнаменования и ска-
зал:
— О государыня Ирана, я вижу счастливую звезду этого ребенка!
— Погляди, — говорит Хомай, — каково его предназначение в мире, что его
ожидает и что меня с ним связывает, так что кажется, будто мы — единое целое,
никогда со мной такого не бывало.
Мобед ответил:
— О царица Ирана, этот ребенок — сын падишаха, претерпевший людской про-
извол, но в конце концов он сам станет падишахом и обретет великую долю и
могучее государство.
При этих словах у Хомай слезы на глаза навернулись, и она подумала: «Что ни
говори, а это мой сыночек, которого я приказала в речку бросить». От таких мыс-
лей расплакалась она, а Джамхарун спросил:
— О царица, о чем ты плачешь?

Глава третья. Во дворце Хомай 33
Хомай не нашлась, что ответить. Встал Джамхарун и вышел.
Тот день прошел, на следующий день все вельможи явились во дворец Хомай.
Хомай взошла на трон, вельможи тоже расселись по своим местам. Хомай спро-
сила:
— Ну, Джамхарун, что вы придумали?
— О царица, надо разослать грамоты по всем вилаятам, чтобы представили во
дворец войско, прежде чем Дараб на нас нападет.
— Так и надо поступить, — одобрила Хомай, и тот же час разослали повсюду
грамоты, а Хомай весь день и всю ночь об одном думала: «Приходится мне на соб-
ственного сына меч поднимать!» — и от этой мысли у нее словно огонь во рту по-
лыхал: ни проглотить его невозможно, ни выплюнуть. Три дня после того прошло,
а Хомай словечка ни с кем не сказала, не улыбнулась ни разу. Все войско судачи-
ло, что Хомай от любви к Дарабу томится и страдает, оттого и слова молвить не
желает — целых три дня. Хомай же, пока воины подозревали, что она влюбилась
в Дараба, тосковала по сыну, так как она выяснила, что это ее дитя. И вот на пя-
тый день собрались к ней Джамхарун, и Рашнавад, и все вельможи.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, повествует так.
Когда наступил пятый день, явились в шахское присутствие Джамхарун, Рашнавад
и другие вельможи, отдали поклон, как положено, и сказали:
— О царица, да упрочится твоя власть, пока мир стоит, да будут тысячи наших
жизней жертвой за тебя, скажи, о чем ты печалишься? Если это из-за того маль-
чишки — выбрось из головы, ведь, коли он явится, мы соберем войско, сразимся с
ним и его уничтожим. А если ты огорчаешься из-за того, например, что он ушел,
так мы пойдем и доставим его сюда. Ты, царица, будь спокойна — ведь все войско
на тебя смотрит. Укрепи свое сердце — тогда и мы твоею силой и властью дела
вершить будем.
— Ничего похожего на то, что вы говорите, и в помине нет, — отвечает Хомай. —
Просто меня несколько дней скука изводит.
Тут все сановники хором сказали:
— О царица, поезжай за город, развейся! Пусти ловчего сокола на куропаток,
гепарда — на серну, борзых собак — на зайцев, а гулямам прикажи в мяч9 играть.
Хомай повелела, чтобы на следующий день собрались на мейдане все знатные
и именитые, и вот от дворца донесся гром труб и рокот слоновьих бивней10, запе-
ли карнаи*, загудели трубы и раковины, засвистали золотые дудки: мол, Хомай
нынче выйдет на мейдан в мяч играть. В тот же миг все воины вдели ноги в стре-
мена и отправились на мейдан: рать за ратью, знамя за знаменем, полк за полком,
при них клюшки-чоуганы*, изогнутые, словно змеи, да воротца нарядные, до бле-
ска маслом натертые, сверкающие как зеркало. Выехали они на мейдан, выстрои-
лись в ряд по обе стороны поля, клюшки на изготовку взяли. Немного пошумели,
конечно, плетками похлопали, словно состязание на кнутах затеяли.
А тем временем Хомай поднялась, села на лошадь, крепкую и могучую, на
мейдане гарцевать обученную, накинула на плечи плащ из парчи антиохийской,
возложила на голову царский венец с подвесками, ниспадавшими до седельной
луки. Едва вступила Хомай на мейдан, раздался гром барабанов и рокот слоновь-
их бивней, грохот литавр, гудение карнаев и раковин, а гулямы тотчас начали ко-
лотить клюшками по мячу, раздались крики, пыль от топота конских копыт под-
2 Дараб-наме

34 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Ардашира
нялась в воздух, начали забивать мяч, а Хомай взирала на все это, пока не стало
на мейдане жарко.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого пове-
ствования, в котором содержатся чудесные картины и памятные истории, расска-
зывает об этих удивительных событиях так. Когда Дараб покинул Хомай, он до-
ехал до края луговины. Он вроде бы хотел направиться к эмиру Марду, да ноги его
не слушались — ведь его с эмиром не связывало никакое родство. Зато Хомай про-
буждала в нем родственные чувства, его так и тянуло к ней. Дараб опять вернулся
в луга, остановился там и решил немного отдохнуть. На пятый день он сказал себе:
«Вернусь-ка я во дворец Хомай, погляжу, что они там поделывают». Он покинул
лужок и направился ко дворцу. У городских стен Дараб услыхал звуки рогов,
литавр и карнаев. Он сказал себе: «Наверно, Хомай созывает войско, чтоб за мной
идти. Ну, я ей сейчас покажу, как удалые молодцы нападают!» Подождал Дараб
немного. Через некоторое время видит — идет ватага какая-то. Дараб спрашивает:
мол, из-за чего барабаны бьют? Те в ответ говорят:
— Хомай на мейдане в мяч играть будет. Вот и трубят, чтобы вся знать собира-
лась, меж собой на две дружины поделилась.
На одной стороне поля оказалась Хомай со своими гулямами, на другой — Раш-
навад со своими молодцами. Выбросили на поле мяч, погнали его клюшками. А
люди Рашнавада хороши были и на мейдане, и в бою — четырежды мяч захватить
сумели! Хомай разгневалась, гулямов своих разбранила, говорит:
— Ах вы, трусы подлые, я о вас лучше думала!
Но как гулямы ни старались, им не удавалось завладеть мячом. Дараб увидел
это и огорчился. Один гулям остановился рядом с Дарабом, и он сказал ему:
— Гулям, дай-ка мне ненадолго твой чоуган — я выйду на поле и помогу госуда-
рыне Ирана!
Гулям смотрит, стоит перед ним юноша, пригожий, как тысяча красавиц, а во-
круг головы его сияет шахский и воинский фарр-ореол; он понял, что это Дараб, и
спросил:
— Ты Дараб?
— Да, — ответил тот и добавил: — Только ты помалкивай, я хочу Хомай поддер-
жать, а то нападающие из рыцарей Фарса* мяч у нее увели.
Случайно его собеседник оказался личным слугой Хомай, он спросил:
— Дараб, а почему ты убежал? Ведь Хомай как раз решила приблизить тебя,
возвеличить, высоким чином наградить.
— Я сейчас затем пришел, чтобы перед молодцами Фарса свою удаль показать
да тебя удивить, — говорит Дараб.
— Давай руку, заключим с тобой договор, — твердит гулям.
А Дарабу до того захотелось перво-наперво на мейдан выскочить и своим искус-
ством блеснуть, а уж потом объявить, кто он есть, что он, дабы заполучить у гуля-
ма клюшку, протянул ему руку. Гулям сказал:
— Обещай мне, что, когда освободишься от игры, подойдешь ко мне, а я пере-
дам весть о тебе Хомай. Ведь это из-за тебя Хомай меня с глаз долой прогнала, а
теперь мне выйдет большой почет и высокое положение.
А Дараб ему в ответ:
— Нет, гулям, ты лучше по-другому сделай.

Глава третья. Во дворце Хомай 35
— А как? Скажи.
— Дай мне надеть твой кафтан и шапку.
Гулям снял с себя кафтан и шапку и подал Дарабу. Тот их натянул, а свою
одежду гуляму отдал. Сунул ногу в стремя и выехал на мейдан.
Рашнавад скакал впереди, захватив мяч, а Хомай с гулямами поспевала за ним.
Дараб подставил клюшку на пути Рашнавада, перехватил у него мяч и погнал его
к воротцам, продвигаясь вслед за мячом. Вот он повернулся налево, ударил по мячу
и поклонился. Взгляд Хомай упал на Дараба, и снова молоко потекло у нее из гру-
ди. «Опять со мной что-то творится!» — подумала она. А Дараб повернулся и стал
на дальнем конце поля. Смотрит Хомай, стоит кто-то в шерстяном кафтане и свет-
лой шапке. Она сказала себе: «Всем вроде бы на Дараба похож, а вот одежда как
у моих гулямов. Надо мне получше присмотреться, кто это». Пока она так сама с
собой рассуждала, Дараб уже на середину поля выехал, вбросил мяч и направил
за ним коня, опустил клюшку, захватил мяч и опять нанес удар. Рассердился Раш-
навад, выругал Дараба. Дараб махнул в его сторону клюшкой и сказал:
— Ну и дурак же ты! За что ты меня ругаешь?
Тут Хомай узнала Дараба, а Рашнавад обернулся и опустил клюшку ему на
голову. Но Дараб отбил его удар, размахнулся, ударил сам и вышиб его из седла.
Слуги Рашнавада все к Дарабу повернули, давай его бранить:
— Ах ты такой-сякой! Ты что оскорбляешь предводителя войска иранского? Как
ты смел его ударить? Хватайте его, он перед рыцарями невоспитанность свою по-
казал!
В один миг весь народ кинулся на Дараба, хотели его бить. Дараб клюшкой
замахал, вышел им навстречу, заорал: «Я — Дараб!» Тут Рашнавад его сразу узнал,
попросил прощения, уважение ему выказал. Прикрикнул на своих слуг:
— Убирайтесь отсюда, это же Дараб!
Хомай выехала вперед и взяла поводья у Дараба. Она опять радостно улыбалась,
а потом приказала, чтобы Дарабу подали новую лошадь и снаряжение. Пересел он
на лучшего коня, и тотчас забили в литавры, загрохотали барабаны, загремели
слоновьи бивни, и они покинули мейдан и направились во дворец. Впереди ехали
Рашнавад и Джамхарун, а за ними Хомай и Дараб, мать и сын, и лицо Хомай так
и сияло от радости. Дараба ввели во дворец и усадили на отдельный трон, а мобе-
дам Хомай так сказала:
— О благородные мужи, это Дараб, по которому я тосковала. Теперь все вы
будете у него в подчинении.
Все вельможи сказали:
— Такова воля падишаха Ирана, а мы из-под твоей воли ни на миг не выходим!
Хомай приказала, чтобы опять привели лошадь в раззолоченной сбруе. Дара-
ба усадили в седло, а впереди него шествовали хаджибы и караул с обнаженными
мечами. Хомай поручила Дарабу управление всем шахским двором и сказала:
— Всякий день, пока ты не придешь и не увидишься со мной, никто не смеет ко
мне являться.
Они со свитой объехали весь город, и перед Дарабом вели дорогих запасных
коней, а потом вернулись во дворец, Хомай распорядилась, чтобы пятьдесят пре-
красноликих тюркских рабов в парчовых кафтанах и высоких шапках, изукрашен-
ных блестками, выстроились там. Только Дараб вошел, как они бросились к нему

36 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
и все хором признали, что не обладают стойкостью и мужеством Дараба. Когда
Дараб воссел в тронном зале, все вельможи осыпали его нисаром* и поднесли
подарки. А Рашнавад привел ему пару коней и десять тюркских рабов и принес пять
наборов антиохийского платья и двести — платья багдадского, десять золоченых
панцирей, десять адийских шлемов, десять давудийских лат11, десять прямых ко-
пий, десять стрел индийской стали и всего прочего оружия, которое употребляют
доблестные воины, тоже по десятку, а сам все извинялся, говорил:
— О эмир, не сочти за грех твоему ничтожному слуге, что тебя не узнал, ты ведь
был в одежде гуляма!
— «Кто недостойно поступает, тот по заслугам получает», — отвечал пословицей
Дараб. — Но теперь я тебя простил.
Джамхарун принес ему пятьдесят тысяч динаров*, так что у Дараба собралось
несметное богатство, а уж того, что Хомай подарила, и описать невозможно. Да-
раб стал главным при дворе Хомай и даже более того. Хомай прямо страсть к нему
охватила. Каждое утро, когда занимался день, Дараб являлся к Хомай, а после этого
она начинала прием. Дараб при этом стоял у самого трона в раззолоченном каф-
тане и златотканом поясе. Хомай все время на него поглядывала, и сердце у нее
радовалось. Поскольку Хомай теперь много виделась с Дарабом, молоко у нее
перестало течь, и она проводила время с ним вместе. Но ей очень хотелось вызнать
у эмира Марду, откуда взялся этот ребенок. Когда наступил двадцатый день, Хо-
май позвала Дараба, а также Рашнавада, Джамхаруна и еще нескольких вельмож
и сказала:
— О благородные мужи, мы рассылали грамоты, чтобы города и вилаяты пре-
доставили нам помощь. Теперь нам следует отправить гонцов и известить их: мол,
пусть войска остаются на месте, так как Дараб присягнул нам на службу.
— Так и надо сделать, — согласились все.
— А еще надо сказать эмиру Марду, чтобы он приехал к нам, и наградить его,
дабы он знал, что мы ему благоволим.
И Хомай, дочь Ардашира, разослала письма во все концы Ирана, дабы войска
оставались на своих местах, а эмиру Марду написала, чтобы он поскорее явился ко
двору — она хотела знать, что он скажет.
А собиратель вестей, открыватель тайностей этой истории — чудесной, и дивной,
и увлекательной — рассказывает так. Когда эмиру Марду пришло письмо, что
Хомай, мол, твоего сына поставила во главе двора, он наградил гонца халатом,
провел его по всему городу, приказав осыпать нисаром, а после того собрался в
дорогу и с многочисленными дарами отправился к Хомай. Как только Хомай ста-
ло известно о приезде эмира Марду, она повелела, чтобы все сановники вышли ему
навстречу и с почетом и уважением ввели его в город; доложили ей, что все так и
сделали — кроме Дараба, который вообще не пришел. Ну, тут Хомай и вспомнила
слова звездочета. Она сказала себе: «Должно быть, эмир Марду ему никто!» Хо-
май так рассудила: «Кабы этот отрок от его корня происходил, в нем наверняка
была бы сыновняя любовь к эмиру. Значит, теперь выяснилось, что Дараб эмиру
не сын, но откуда же он взял Дараба?» И в тот час, когда эмир Марду предстал
перед Дарабом, Хомай сидела на троне. Эмир Марду поклон отдал — Хомай на
Дараба поглядела, а в том никакого чувства к эмиру Марду не проявилось. Эмир
Марду говорит:

Глава третья. Во дворце Хомай 3 7
— Вижу, что сидит он теперь на троне государства, да уж больно скоро он меня
позабыл!
Хомай двор отпустила, а эмира Марду в полуденный зной, когда все отдыхают,
к себе призвала и молвила:
— Эмир, у меня к тебе тайное дело есть, ты должен правду говорить, верность
проявить!
Эмир говорит:
— Благодарствую, но ты ведь сама знаешь, что я человек верный, особенно та-
кой государыне, как ты.
— Тогда расскажи мне всю правду про Дараба: откуда он взялся, как при тебе
оказался, ведь он ничем на тебя не похож — ни ликом, ни нравом, ни ростом, ни
дородством.
— О царица, он мой сын, — сказал эмир.
— Наверняка не твой, — возразила Хомай. — Если бы он твой сын был, он бы на
тебя походил.
Тогда эмир Марду сказал:
— О государыня Ирана и владычица мира! Если ты обещаешь мне пощаду, я
открою тебе его историю.
— Клянусь, что не трону тебя, — сказала Хомай.
Эмир Марду начал рассказывать про прачечника и про убиение раба, про схват-
ку Дараба с дружиной эмира, про пленение Дараба — про все, о чем уже раньше
говорилось, Хомай поведал. Царица выслушала его и сказала:
— Да, так все и есть.
Эмир Марду еще немного посидел, потом поднялся, испросил разрешение и
удалился. Хомай осталась одна. Повесила она голову и сказала себе: «Мне от это-
го ничуть не легче. Сказать мне теперь дружине, что это мой сын, — они мне не
поверят, а не сказать — молва пойдет, что я в этого мальчишку влюбилась».
Поразмыслила Хомай еще и решила: «Это дело лишь терпением образуется.
Никто, кроме Всевышнего, силой которого созидается все на земле, не откроет этой
тайны и не разъяснит того, что Дараб мой сын». Утвердившись в благих помыслах,
Хомай однажды вечером сидела со своими вельможами за вином и остановила взор
на Дарабе. Дараб перестал пить вино, поднялся, подошел к матери и сел подле нее,
а потом обнял ее и поцеловал. Тут все присутствовавшие на собрании разом вско-
чили и зашумели: мол, как Дараб смеет в нашем присутствии такую дерзость с
государыней нашей себе позволять? Обратились все к Хомай, говорят: неужели у
вас с ним любовь? Но Хомай ничего не ответила, промолчала. А Дараб встал, вер-
нулся на свое место, поняв, что поступил низко, а вельможи заметили его грех и
разгневались на него. Хомай тоже застыдилась, и эмиры и военачальники в своих
мыслях утвердились. Рашнаваду и Заххаку, вазиру и эмиру Марду, знатным санов-
никам и мобедам все стало ясно, и начали они обсуждать это дело.
Дараб сказал:
— О благородные господа, я допустил оплошность, но это получилось ненаме-
ренно.
Тогда все повернулись к Дарабу и воскликнули:
— Да как ты посмел выказать этакую дерзость по отношению к государыне иран-
ской земли!

38 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардагиира
И все они настроились на вражду с Дарабом, а сам Дараб теперь стал уже по-
мягче — ведь он приобрел богатство и роскошь, продвинулся до царского сана.
Рашнавад сказал:
— Мы будем молчать, а какой-то мальчишка честь получать. Всем известно, что
я старинный слуга этого двора, а он желает за один год всего добиться...
После этих слов Рашнавада собрание взволновалось, люди с мест повскакали
и устремились к Дарабу — хватать его. Дараб поднялся, спиной в стену уперся и ку-
лаками замахал: кого раз ударит, тому другого раза уж не потребуется. Никого к
себе не подпускал. Хомай продолжала сидеть на том же месте, язык ее не слушал-
ся. А они Дараба уж одолевать стали. Тут выскочил Заххак и выхватил меч, что-
бы убить Дараба — ведь он издавна затаил против него злобу. В тот самый миг, когда
Заххак двинулся вперед и занес руку с мечом, собираясь поразить Дараба, эмир
Марду выбежал ему наперехват. Меч Заххака опустился ему на голову и разрубил
эмира Марду пополам. Обошел его Заххак и опять двинулся на Дараба, у юноши
при себе не было никакого оружия. Он заметил лежащий там золотой колчан, под-
нял его и швырнул в Заххака, но Заххак пригнулся, колчан пролетел мимо и по-
пал в голову Джамхаруна. Джамхарун старый был, сразу Богу душу отдал. Заххак
подступил к Дарабу и направил на него меч, но Дараб уклонился и сам ударил
противника кулаком, свалил наземь и потянулся за мечом. Тут Рашнавад крикнул:
— Меч у него заберите!
Один араб из отряда Заххака поспешил было исполнить приказание, но Дараб
пнул его ногой и опрокинул навзничь. Рашнавад, как увидел, что Дараб завладел
мечом, бросился бежать. А Дараб шагнул туда, где Заххак лежал, приподнял его
и посадил. Но Заххак притворился, что он без памяти, и опять упал. Тогда Дараб
опустился на землю, положил перед собой меч и сказал:
— О государыня Ирана, они на жизнь мою покушались.
— Да, но ведь ты дурно поступил, — отвечала Хомай.
— Так уж получилось, — говорит Дараб. — А теперь вот эмир Марду убит и
Заххак пал, а Джамхарун сознание потерял.
Хомай поднялась, хотела уйти, но Дараб схватил ее за полу: мол, не уходи, тут
посиди, пока я немного вина выпью, а потом уйдешь — ведь это все из-за тебя вы-
шло. И Хомай снова села и не возразила ни слова, прочие же следили за ними
издалека. Хомай приметила среди них Рашнавада и крикнула, чтобы он пошел и
привел с собой виночерпия. Тотчас виночерпий явился, поклонился.
— Подай вина, — велела Хомай.
Виночерпий поднес Хомай вина, она взяла и выпила, а потом сказала:
— Теперь дай Заххаку.
А Заххак пришел в себя, огляделся, видит, что Дараб меч перед собой положил.
Виночерпий стал подавать ему вино, хотел его посадить, чтобы напоить. Заххак сам
выпрямился, тут Дараб говорит виночерпию:
— Отойди-ка, я сам его подниму.
Замахнулся Дараб мечом — Заххак бросился бежать. Дараб метнул меч ему
вслед, но меч попал в камень и раскололся пополам. Разозлился Дараб и сказал:
— Если ты не прикажешь казнить Заххака, я такое сотворю, чего Ростам-Дастан
в Мазандаране* не совершал, — в воздаяние за смерть эмира Марду. Как смел
Заххак убить моего отца?!

Глава третья. Во дворце Хомай 39
— Благодарствую! — только и сказала Хомай.
А Рашнавад, увидев, что у Дараба больше нет меча, подошел ближе со своими
воинами. Дараб говорит:
— А ты, Рашнавад, все меня одолеть хочешь? Вызываю тебя завтра на поеди-
нок!
Рашнавад ничего не ответил, а Хомай сделала знак виночерпию, чтобы он по-
дал ей сонного зелья. Тот принес, Хомай бросила зелье в вино и дала Дарабу. Дараб
выпил и потерял сознание, упал. Рашнавад позвал вельмож, те подошли и обрати-
лись к Хомай:
— О царица, никогда и никто так, как ты, не поступал! До такой степени ты
приблизила к себе какого-то мальчишку, что все войско говорит: наша государы-
ня — любовница Дараба.
Хомай приказала:
— Поднимите Джамхаруна!
Поглядели они, а Джамхарун-то мертвый! Говорят:
— Да продлит Господь твои дни, Джамхарун умер.
— Как это случилось? — спросила Хомай.
— Дараб бросил колчан и убил его, — ответили ей.
Хомай воскликнула:
— О горе, такой умелый мобед умер! Никого равного ему я не встречала.
А Рашнавад сказал:
— Если ты собираешься молчать об этом бесчинстве, которое совершил Дараб,
то мы молчать не будем. Завтра все войско поднимется против твоей несправедли-
вости, тебе не миновать огласки и расплаты за то, что ты так приблизила к себе
наглого мальчишку.
Хомай приказала унести эмира Марду и Джамхаруна. Когда все покинули пир-
шественный зал, Дарабу надели на ноги колодки весом в несколько десятков ма-
нов, руки цепями сковали и бросили в каморку да приставили к нему сторожей,
которые стерегли его как добычу.
А Хомай, когда она заснула в ту ночь, привиделся такой сон, будто явился к ней
Дараб верхом на черном слоне. Хобот слона огонь изрыгает, от этого огня все раз-
бежались. Дараб подъехал прямо к трону Хомай, слон дохнул огнем из хобота,
поднял Хомай и бросил ее себе под ноги. Хомай у него пощады просит, твердит:
«Ох, Дараб, помоги мне, пожалей!» И Дараб тогда говорит слону: «Отпусти ее, хоть
она меня и обидела!» И слон разжал свой хобот.
От страха Хомай проснулась и закричала. Подбежали к ее изголовью неволь-
ницы, стали спрашивать:
— Что с тобой, царица?
А Хомай все криком кричит со страху и ничего сказать не может. Подивились
служанки, призадумались и легли спать до утра. Когда наступило утро и пробили
шахские барабаны12, Хомай облачилась в царские одежды, воссела на трон и на-
чала прием. Первыми пришли родичи Джамхаруна — с обнаженными головами,
женщины, дети и невольницы рыдают, одежда на всех окровавлена. Мертвого
Джамхаруна в паланкин положили и с собой принесли, громко стенают и требуют
возмездия. Хомай, увидев их, опустила голову и некоторое время размышляла.
Потом обратилась к ним и сказала:

40 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Дар аба я заточила в темницу. Ступайте похороните Джамхаруна, тогда я
прикажу наказать Дараба.
Но сыновья Джамхаруна и другая родня сказали:
— Никуда мы не уйдем, пока ты Дараба не покараешь.
И Хомай оказалась в безвыходном положении: ведь Дараб был ее сыном и серд-
це не позволяло ей сделать ему дурное, да еще такой сон она видела! — но невоз-
можно было также никому рассказать, что она — мать Дараба, ведь она ни на кого
не могла положиться. И вот, что ни говорила Хомай, родственники Джамхаруна
все не отступались. Тогда она молвила:
— А с кого мы спросим за смерть эмира Марду?
— С Заххака! — ответили ей.
— Пойдите и приведите Заххака, — распорядилась Хомай, — казним их обоих,
Заххака и Дараба, ведь Заххак убил отца Дараба.
— Поздно, — говорят, — Заххак давно убежал. Где мы теперь его возьмем?
Но Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого дас-
тана — чуда красоты и собрания редкостей, рассказывает так. Когда Хомай доло-
жили, что Заххак бежал и поймать его невозможно, она сказала родичам Джам-
харуна:
— Вашего отца убил Дараб, а отца Дараба убил Заххак. Пока Заххака не оты-
щут, этого дела решить нельзя.
С этими словами все согласились, схоронили Джамхаруна, а потом отправились
на поиски Заххака, но тот как в воду канул. Не нашли его. На другой день они опять
пришли и подняли шум: мол, нету Заххака, выдай нам Дараба. Но Хомай на них
закричала:
— Видеть вас во дворце не желаю!
Мобеды говорят:
— О государыня, кто такие Дараб и эмир Марду, чтобы ради них пренебрегать
отмщением за человека, подобного Джамхаруну? Ты, верно, голову потеряла из-
за Дараба, ты его приблизила, над нами поставила. Теперь выбирай: или Дараб, или
мы.
Тут они все разом покинули дворец и стали укрываться железом да одеваться
оружием, потом выстроились в ряды и подступили к воротам дворца Хомай. Хо-
май приказала запереть ворота. Собрались все воины и объявили:
— Не хотим Хомай подчиняться! Нашим падишахом должен быть мужчина,
который достоинство благородных людей уважает, а ты привела себе какого-то
мальчишку и каждую ночь с ним забавляешься — не хотим тебя царем!13
Хомай доложили о том, что случилось: мол, все войско вдруг взбунтовалось и
все в один голос вот о чем толкуют. Стала Хомай раздумывать: «Падишахом быть —
большая честь, а когда говорят, что Хомай, дочь Ардашира, так поступает, — это
бесчестье и позор. Ведь люди не знают, что он мой сын, и что я видела такой сон,
и что царству суждено перейти к Дар абу, и что он меня не пощадит, как мне при-
виделось... Ведь я сначала бросила его в воду, чтобы царство мне осталось, а тот
слон, которого я видела во сне, уж и не знаю, что это? Почему он бросил меня под
ноги? Был бы жив Джамхарун, он бы мой сон растолковал... А мне надо решить-
ся и погубить Дараба, чтобы люди прикусили языки, обо мне болтать перестали и
государство осталось бы за мной. Сейчас он у меня в заключении, но если он осво-

Глава третья. Во дворце Хомай 41
бодится, то соберет войско и силой отберет у меня царство. Выдам-ка я им Дара-
ба, пусть с ним расправятся — ведь у него нет родни, кроме меня. Значит, это цар-
ство достанется мне».
Хомай настроилась убить Дараба. Она приказала слуге:
— Пойди скажи вазиру и Рашнаваду, чтобы оба пришли ко мне.
Слуга пошел и объявил:
— Приказ царицы Ирана вышел, чтобы вам обоим во дворец явиться.
Тотчас ворота дворца открыли, великий вазир и Рашнавад вошли и отдали
поклон. Хомай сказала:
— Ступайте и убейте Дараба, но в таком месте, где нет ни воды, ни травы, один
солончак.
Рашнавад воскликнул:
— О государыня Ирана, ты прекрасно решила, всем рты заткнула!
Рашнавад сейчас же вышел, открыл дворцовые ворота и объявил:
— О благородные мужи, заходите скорей, ведь царица Хомай отдала нам Дараба,
чтобы мы его убили.
Они сразу побежали в ту каморку, где был Дараб, и вытащили его наружу, как
он был, в колодках. Дараб спрашивает:
— Что это с вами, куда вы меня тащите?
— Хомай приказала тебя жизни лишить! — отвечают ему. — За все преступления,
которые ты совершил.
— Отведите меня к Хомай, а после этого делайте со мной что хотите, — сказал
Дараб.
Рашнавад говорит:
— Мы тебя сейчас убьем, зачем тебе понадобилась Хомай?
— Хочу еще раз на нее поглядеть, — говорит Дараб, — а потом, если и убьете, —
не беда! — говорит Дараб.
Повели Дараба, связанного, к Хомай. Поравнялись с эйваном*, а Хомай воссе-
дала там на троне. Дараб воззвал к ним:
— Ради Ардашира, подведите меня ближе! Я видел сон, хочу ей рассказать.
Хомай услышала крик Дараба, слова про Ардашира и про сон, и сердце ее по-
жалело сыночка, она сказала:
— Ну-ка, что он там говорит? — и велела Рашнаваду, чтобы Дараба привели, она,
мол, узнает, что за сон такой.
— Приведите Дараба, — распорядился Рашнавад.
Едва Дараб вступил во дворец, Хомай потребовала его к себе, а когда увидела
его, всколыхнулась у нее в сердце материнская любовь, заплакала она и сказала:
— Ну, Дараб, что за сон ты видел?
А Дараб в ответ:
— О царица, разве за добро злом платят?
— За добро — добром, а за зло — злом, — говорит Хомай.
— О Хомай, — говорит Дараб, — вчера, когда ты была под ногами слона и про-
сила у меня пощады, я ведь сказал слону, чтоб он тебя отпустил, чтоб не тронул
тебя, хоть ты со мной несправедливо обошлась. Если бы я тебя убил, ты нынче не
смогла бы со мной так поступить.
Оказывается, они оба один и тот же сон видели! Хомай начала плакать, а все

42 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
люди только дивились словам Дараба. Тут Хомай вскрикнула и с тахта повалилась.
Все вельможи зашумели:
— Доколе эти речи Дараба продолжаться будут?!
Пока Хомай была без памяти, Дараба увели из дворца. Вазир сказал:
— Заберите его и прикончите!
Дараб давай кричать, но Хомай его не слышала, а он все кричал:
— Ой, Хомай, меня убивать ведут! Я тебя вчера не убил, великодушие проявил —
спаси и ты меня!
Но от его стенаний проку не было, выволокли Дараба за ворота дворца.
До Заххака дошло, что Хомай приказала убить Дараба. Явился Заххак к Раш-
наваду и спросил:
— О богатырь, куда ты ведешь Дараба?
— Казнить веду.
— Отдай его мне, я его в такое местечко доставлю, о котором никто не знает,
ни одно живое существо туда не доберется, а если человек туда забредет, его страш-
ный ветер самум спалит. Там и трава не растет, и зверь не живет. Отдай мне Да-
раба, я отвезу его в эту местность и там пролью его кровь.
— Правильно говоришь, — одобрил Рашнавад, — забирай, пока Хомай без памяти.
Заххак забрал у Рашнавада Дараба и пустился в путь со своими людьми. Дараб
огляделся, видит, стоит за ним Заххак со стражниками из числа самых безжа-
лостных, страшных и безобразных, огромные все, словно крепостные башни. Да-
раб спрашивает:
— Кто вас сторожить меня поставил?
— Рашнавад велел, чтобы мы тебя казнили, — отвечает Заххак.
Дараб говорит:
— Для того я в тот день на луговине тебя пощадил, чтобы ты сегодня меня убил?
А Заххак в ответ:
— Ну, эту вину луга на себя возьмут!
Заплакал тут Дараб и говорит себе: «Откуда же я взялся, что никого у меня на
свете нет?.. Сначала попал я к прачечнику, потом — к эмиру Марду, хоть и не любил
я его, он за меня погиб, а та, кого я полюбил, велела меня убить! Но пречистый
Господь всегда прав, как Он желал, так и вышло, как пожелает, так и будет. Ему
никто не указ. А только должен я знать, кто же мои отец с матерью, что ни от кого
в мире не видал я к себе любви и сострадания?! Все лишь крови моей жаждут...
Господи, владыка и вседержитель, сжалься надо мной и смилуйся, ведь я в руках
этих людей пропадаю! Спаси меня, ведь Ты — защитник обиженных...» Много чего
в том же духе он твердил, пока его везли через двое ворот и повезли в пустыню.
К следующему намазу доставили его в глубокое ущелье, страсть какое жуткое
место! В эту дыру даже див дорогу забыл, трава там не росла и птицы туда не за-
летали, так как свирепый вихрь опалял им перья и крылья, а земля заживо пекла.
В эту пропасть и бросили Дараба. Дараб прижался лицом к земле и произнес:
— О пресветлый Творец, о Всевидящий и Всепрощающий, о Всеведущий, я —
Твой раб, помоги мне, нет у меня больше никого на свете. Спаси меня от рук этих
безжалостных стражников!
Вот такую молитву произнес Дараб. А там был один бедуин из рода Хазифата
ибн Амера, по имени Эфлах. Заххак обратился к нему и сказал:

Глава третья. Во дворце Хомай 43
— Ступай отдели Дарабу голову от тела, мы отвезем эту голову Хомай.
Эфлах Хазифат выхватил меч, похожий на лук-порей, такой меч гору может
на куски искрошить. Первым делом он пнул Дараба в бок и занес меч, чтобы по-
разить его. Дараб поднял голову с земли и увидел Эфлаха Хазифат ибн Амера,
стоящего над ним; обратил Дараб свой взор к небесам и зарыдал. И тут силою
Господней поднялся страшный ветер, такой, что всех с ног повалил, а Эфлах Ха-
зифат под ветром упал и меч обронил, и никто не мог друг друга разглядеть. Вы-
полз из того ущелья змей. Заххак закричал Хазифату, чтобы тот скорей рубил
голову Дарабу. Но Эфлах Хазифат отвечал:
— Меня ветер не пускает!
Заххак подскочил, выхватил меч и направился к Дарабу, но, как ни старался,
ветер не давал ему приблизиться. Заххак силился двинуться вперед, как вдруг
прямо напротив Дараба увидел дракона с разинутой пастью. Тот один раз дохнул —
и все ущелье огнем занялось. При виде этого Заххак бросился бежать, и все его
люди — за ним, так и прибежали к Хомай. Хомай все еще была без чувств, а когда
пришла в себя, спросила:
— Что вы сделали с Дарабом?
— Мы увезли его, чтобы убить, — ответил Заххак и рассказал Хомай все, что
случилось.
Хомай начала плакать, а потом поднялась, поставила ногу в стремя и поехала
в то ущелье, куда отвезли Дараба, а все вельможи за нею. Приехали они туда, видят,
лежит на земле Дараб, а над ним — тот дракон. Увидела это Хомай и поразилась.
Соскочила с коня, плача и рыдая, забрала Дараба и отвезла назад во дворец. Все,
как увидели это, разбежались кто куда. А Хомай этой ночью приснился сон, буд-
то явился Ардашир, за руку Дараба держит, а тот босой и простоволосый, а еще
пришел Эсфандияр с обнаженным мечом, и подступили они к трону Хомай. По-
дошел Ардашир и сорвал с ее головы царский венец и возложил его на голову
Дараба, а Хомай схватил за руку и стащил с трона, Дараба же возвел на царский
престол и уже на троне велел ему закрыть лицо. А Эсфандияр обратился к Хомай
и сказал: «Ну и неумеха же ты! Да разве мы обращались со своими детьми так, как
ты? То ты ребенка в воду бросаешь, то на казнь отдаешь, а теперь держишь его
связанным в заточении!.. И все это — чтобы войско ублажить?!» И он поднял меч,
чтобы ударить ее. Но тут вдали показался воин с копьем, который собирался по-
разить Дараба, Эсфандияр выпустил Хомай и направился к тому всаднику, гово-
ря Ардаширу: «Присмотри-ка за ней, пока я схожу и расправлюсь с тем всадником,
который покушается на Дараба». Как только Эсфандияр ушел, Ардашир сказал
Хомай: «Раз отец мой ушел, вставай, садись на трон!» Он снял венец с головы
Дараба и надел на голову Хомай, говоря: «Не обижай его, поладьте друг с другом!»
Тут Хомай пробудилась и закричала. Сбежались служанки, видят, Хомай себя
в грудь бьет, стенает и причитает. Стали они спрашивать, что с ней случилось, мол,
отчего ты проснулась, о чем плачешь? А Хомай и не знает, что говорить. Но через
некоторое время она приказала привести Дараба. Поднялась она, подошла к Да-
рабу, прижалась лицом к его лицу и сказала:
— Ох, сыночек, душа моя, я тебя на трон возведу, царство тебе вручу, а мать твоя
в уголочке сидеть будет, потому что это ты достоин короны и трона.
Дараб, услышав от матери такие слова, воскликнул:

44 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— О матушка, кто еще в мире поступал так со своим чадом?! Ты меня убить
приказала, да пресветлый Господь надо мной сжалился и меня уберег.
Хомай сказала:
— Душа моя, это все прошло, теперь мать тебя ото всех укроет, ведь вчера и
позавчера ко мне явились во сне твой отец и деду а ты тоже ведь видел сон, что ты
был на слоне, а я у слона под ногами, а еще, когда я прибыла в то ущелье и увиде-
ла дракона, стоявшего над твоей головой, поняла, что ты — из рода Афридуна*.
Дараб сказал:
— Коли ты моя мать, скажи мне, кто мой отец, я должен это знать, а еще ска-
жи, как ты рассталась со мной?
Хомай рассказала Дарабу все от начала до конца. Дараб встал и обнял свою
мать, а она обняла его. Потом Хомай сказала:
— Завтра я возведу тебя на царский трон, чтобы войско тебе честь воздавало, а
сама останусь в своих покоях на женской половине.
— О матушка, если ты скажешь: мол, Дараб — мой сын, тебе никто не поверит.
Я знаю, как надо поступить, — возразил Дараб.
Хомай сказала:
— Душа моя, но ведь тот человек с обнаженным мечом был твой дед, Эсфан-
дияр ибн Гоштасп!
— А кто был тот, другой, который снял с моей головы венец и надел его на
тебя? — спросил Дараб.
— Это был твой отец, Ардашир, от него ты на свет появился.
— Раз мой отец снял с меня венец и надел на тебя, значит, время моего царство-
вания еще не пришло, — говорит Дараб. — Вот если бы он оставил его на моей го-
лове, то закрепил бы царство за мной. А сейчас надо тебе править государством.
Стереги власть, а когда время придет, я скажу, что надо делать. Я вчера сон видел.
— А что ты видел? — спросила Хомай.
Дараб все ей рассказал. Хомай сказала:
— Сынок, да ведь я все то же самое видала, потому тебя и позвала!
Дараб говорит:
— Когда придет время моего царствования, явится мой дед и возложит мне на
голову корону.
— А теперь-то ты что будешь делать? — спрашивает Хомай.
— Хаджибом твоим буду.
— Нет, на это я согласиться не могу, — говорит Хомай. — Войско мне из-за тебя
угрожает.
— Ну прикажи мне что-нибудь еще делать!
— Выбирай, — говорит Хомай.
Дараб сказал:
— Когда я был хаджибом при дворе, то каждый день тебя видел. Назначь меня
теперь своим стремянным, чтобы я подавал тебе коня и бежал бы у твоего стремени.
— Нет, это не годится, — говорит Хомай, — это позор — из хаджибов да в стре-
мянные!
Дараб воскликнул:
— Матушка, ты не должна меня ни обижать, ни баловать! Хоть и выяснилось,
что ты — моя мать, а я — твой сын, хоть я и видел во сне отца, но ведь людям-то об

Глава третья. Во дворце Хомай 45
этом неизвестно — до тех пор, пока истинный Бог не явит из-за завесы тайн то, что
должно явить.
— Это ты верно сказал, — согласилась мать, — но и ты должен себя сдерживать,
не искать неприятностей, не ввязываться все время в ссоры.
— Ведь я до сего дня не знал, кто я такой, — ответил Дараб, — а теперь знаю и
ничего этого делать не буду.
— Что ты завтра будешь делать? — спросила Хомай.
— Нынче ночью ты, матушка, опять надень на меня оковы и отошли обратно в
темницу, — сказал Дараб. — Ведь тот, кто не боится людских языков, не боится Бога.
— Ох, сынок, это верно!
— А завтра, — продолжал Дараб, — выведи меня к ним, начни меня бранить и
упрекать, всячески ругать, чтобы их душу успокоить. А потом развяжи меня и
пожалуй мне место стремянного, чтобы я был твоим слугой и не был лишен воз-
можности тебя видеть. А дальше я погляжу, как дело пойдет.
— Ладно, — согласилась Хомай. Она снова надела на Дараба оковы и отослала
его в темницу, с тем чтобы на другой день вывести его оттуда и вынести ему при-
говор на глазах у дружины. Приняла она такое решение и легла в постель, но, как
ни старалась, не могла заснуть. Она все плакала, пока в полночь не поднялась и не
пошла в молельню, где стала молиться Всевышнему, просить прощения за свои
проступки. Она говорила:
— О Владыка небес, о Живописец, разукрасивший лик земной, о Податель хле-
ба насущного! Ты вернул мне сына — для Твоей всеблагой мощи это дело простое,
Ты сможешь также вразумить народ, чтобы они оставили свои упреки! А еще то
худо, что среди моей челяди богатеи есть, у которых и лошадь и сбруя все раззо-
лочены, а потомок Афридуна всего этого лишен, к простым ратникам приравнен...
Всю ночь Хомай так вот плакала и стенала, а когда наступил день, встала. Об-
лачилась она в царское платье, надела на голову венец, а вся дружина выстроилась
перед ней, все вельможи тоже собрались, головы повесили. Хомай приказала, чтобы
привели связанного Дараба. Обратилась она к вельможам и сказала:
— О мобеды, теперь слово за вами! Вот вам Дараб, делайте с ним что хотите:
или казните, или на волю отпустите.
Тут встали сыновья Джамхаруна со своей тяжбой: мол, он нашего отца убил.
Хомай повернулась к ним и говорит:
— Вы вчера в том ущелье побывали, того дракона повидали или нет?
Но все от этого отреклись, мол, ничего мы не видели, а Дараба не казнили,
наверно, потому, что все сильно его боялись. Хомай приказала привести Заххака,
а когда он пришел, спросила:
— Ну, Заххак, ты вчера увозил Дараба, чтобы казнить. Что же случилось?
Но Заххак тоже все отрицал, он ответил:
— Ничего такого не было, только ветер ужасный поднялся, от страха я Дараба
из виду потерял, думал, что его вихрем унесло.
— Это не оправдание и не доказательство! — возразила Хомай. — Ты вчера его
забрал — почему же не казнил?
Сановники сказали:
— О государыня, прикажи казнить его сегодня, здесь, перед нами, а коли нет —
никто из нас с тобой не останется.

46 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Хомай молвила:
— О благородные мужи, что же вы правды-то не говорите? Ведь того дракона и
я видала, и вы тоже, но теперь вы все отрицаете, только чтобы этого дракона казни
предать!
— О царица, ты его потому поддерживаешь, что влюблена в него, — отвечали они.
Хомай про себя сказала: «Вот что значит женская доля! Да если бы я мужчи-
ной была, разве они могли бы со мной так поступать? Но это моя вина: Господь
послал мне дитя, а я его в воду бросила — вот сегодня мне это и отливается. Одна-
ко же пресветлый Господь уберег его от огня дракона — и от острого меча тоже
убережет!» А вслух она спросила:
— Так чего же вы желаете?
— Казни Дараба! — говорят они.
Хомай велела привести палача, расстелить коврик для казни14 и посыпать пол
песком — словом, приготовить все, чтобы отрубить Дарабу голову. Дарабу завяза-
ли глаза, поставили его на колени. Подошел палач, засучил рукава, вынул меч. Все
говорят:
— Ну, избавились мы от Дараба! Уж сейчас ему голову отсекут!
Палач спросил:
— Пора ли по приказу государыни Ирана мечом ударить?
— Подожди немножко, — ответила Хомай. И вот стоит палач с обнаженным
мечом, народ во все глаза смотрит, а Хомай молитву читает: «О Творец, спаси
Дараба!» Потом она сказала палачу: — Руби голову!
Палач замахнулся мечом и ударил по шее Дараба — и по велению Господа, ве-
ликого и славного, разлетелся меч на две половины, а у Дараба даже ни один во-
лосок не пострадал! Всех поразило изумлением, стали люди говорить: «Что бы это
значило?» — но никто не понял, что Дараба хранит Всевышний, дабы он стал власте-
лином мира. Лишь Хомай, когда меч разлетелся надвое, сказала:
— Видели силу Господню?
Все зашумели:
— Ты колдовство в ход пустила, а не то палач убил бы его, ты заклинание прочла!
Разгневалась Хомай:
— Сам Господь не хотел его смерти, а вы меня в колдовстве обвиняете! — И
приказала: — Отведите Дараба назад в темницу, я еще скажу, что дальше делать.
Дараба тотчас увели, а Хомай сказала:
— Люди, если вы согласны, я назначу этому юноше такую должность, чтобы он
охранял меня от всяких покушений.
— Нет, мы его не хотим, — закричали приближенные. — Это ты хочешь его для
себя сохранить! Вот если ты его отпустишь и прочь вышлешь, чтобы он на нас не
нападал, тогда мы согласны, а если тебе известно, что нам будет от него вред, то
не освобождай его.
— Я назначу его стремянным, — сказала Хомай.
— Тогда он над нами будет стоять, — возразили ей. — Пусть клятву даст, что из
нашего вилаята прочь уедет и больше сюда не вернется, а иначе мы все тебя поки-
нем.
«Сил моих больше нет! — думает Хомай. — Что мне делать, чтобы уберечь сына
от превратностей судьбы? А все это из-за того, что по собственной воле бросила я

Глава третья. Во дворце Хомай 4 7
его в воду — да Господь пресветлый его сохранил. А теперь, когда я хочу, чтобы
царство к нему перешло, воля Божья меня с ним разлучает, дабы ведали смертные,
что человек достигает своих желаний лишь по милости Господа...» А вслух она
сказала:
— А теперь ступайте, на сегодня довольно.
Приближенные и дружинники ушли, говоря друг другу: «Что за чудеса! Меч на
две половины развалился... Хомай, знать, колдовать умеет, заколдовала она меч —
а не то Дарабу в живых не бывать!»
Когда наступила ночь, Хомай распорядилась, чтобы привели Дараба, и сказала:
— О душа моя, видал, как нынче войско себя показало?
— Это ты свое самовластие показала, когда меня в воду бросила, — говорит
Дараб, — а теперь, как видишь, это в обычай вошло.
— Душа моя, придется тебе на некоторое время исчезнуть, уехать отсюда — уж
очень войско добивается, чтобы ты уехал, а они остались в безопасности, — сказа-
ла Хомай. — А потом ты опять вернешься, чтобы мать твоя все подготовила и воз-
вела тебя на трон.
— Ладно, — говорит Дараб.
Хомай сказала:
— А если ты не уедешь, я сниму с тебя оковы — берись за оружие и перебей их
всех, а потом сядешь на трон.
— Не время! Ведь во сне Ардашир снял с меня корону. Я должен уехать, — от-
ветил Дараб.
Мать ему говорит:
— Ты только совсем не уезжай! Будь где-нибудь поблизости, чтобы я каждые
десять дней могла с тобой повидаться.
— Хорошо, — говорит он.
Хомай приказала принести сундук, открыла его и подала Дарабу три драгоцен-
ных камня:
— Привяжи их к руке и храни.
Дараб взял у матери драгоценности, а она и говорит:
— Ах, душа моя, да я десять таких каменьев привязала к твоей опояске, когда
укладывала тебя в тот сундук, наполнила сундук золотом и жемчугами. Эти десять
драгоценных каменьев, все золото и жемчуг, верно, прачечник забрал, когда нашел
тебя.
— Ладно, — отвечает Дараб, — он ведь тоже проявил ко мне милосердие, вот и
награда ему за это.
Потом он завязал в пояс те три камня и еще тысячу золотых динаров и снизку
жемчуга, а Хомай дала Дарабу коня в золоченой сбруе и боевое снаряжение и
сказала:
— А теперь уезжай.
— Я при них уеду, — возразил Дараб, — чтобы не было разговоров, что ты меня
укрываешь.
И Хомай согласилась:
— Это ты правильно говоришь.
Всю эту ночь Хомай проплакала, и Дараб тоже плакал из-за матери, а когда
наступил день, явились все сановники ко двору. Хомай вышла из дворца и подня-

48 Книга первая. Повеешь о Дарабе, сыне Ардашира
лась на трон, а потом послала за Дарабом, и того привели связанным. Хомай по-
воротилась к войску и сказала:
— Вот и Дараб! Чего вы хотите от него?
— Вели ему прочь уйти и больше в наш вилаят не возвращаться! — закричали
они.
Дараб дал клятву, что больше не останется там, но когда время настанет — сно-
ва придет. Услышали собравшиеся эти слова и очень обрадовались. Хомай прика-
зала снять с него оковы и выдать ему коня и оружие. Дараб тотчас вооружился,
вскочил на коня, выхватил меч и повернулся к тем воинам, говоря:
— Я поклялся, что покину вашу страну. Но прежде чем уехать, я вам покажу,
на что я способен!
С этими словами он пустил на них коня. Первым, кто подвернулся ему под руку,
был Заххак. Великий вазир убежал. Махнул Дараб мечом и двести человек воинов,
арабов и персов, положил. А потом крикнул Хомай:
— О государыня, я поехал разыскивать прачечника!
Тут все сказали:
— Дараб нас перехитрил, столько народу побил, но при всем том — отлично, что
он уехал. Только что это за речи про прачечника?

Глава четвертая
ДАРАБ В ОМАНЕ И ДАРЬЯБАРЕ*
Когда Дараб ускакал прочь от Хомай, он отправился в тот город, где жил пра-
чечник, но, сколько ни искал, так и не нашел его. Он двинулся дальше, из одного
города в другой, пока не добрался до Фарса*, а потом — до Кермана*, а там ока-
зался в Омане. Падишахом Омана был Гантареш, у него было двое сыновей, од-
ного звали Дарнуш, а другого Мехрнуш. Гантареш выехал вместе с сыновьями на
охоту и бродил в охотничьих угодьях. Они увидели Дараба, который приближал-
ся по дороге. А братья вдвоем гнали одного онагра*, да никак не могли поймать, и
вот тот онагр направился к Дарабу. Дарнуш скакал впереди, а Мехрнуш — за ним.
Они повернули к Дарабу и закричали:
— Эй, добрый человек, не дай этому онагру уйти, задержи его!
Дараб заметил онагра, снял аркан с торок. Братья подоспели, смотрят, заарка-
нил онагра некто ростом с финиковую пальму, а от лица его исходит сияние. Дар-
нуш и Мехрнуш уставились на Дараба во все глаза, взгляда отвести не могут, а
Дараб все держит онагра на аркане. Потом они оба вместе воскликнули:
— Добрый молодец, кто ты такой, как ты сумел такого огромного онагра арка-
ном изловить?
Дараб им в ответ говорит:
— Так вы же сами кричали, чтоб я его задержал! Вот я и поймал эту дичь. За-
бирайте его, а коли нет, так я его отпущу на волю.
А они все так же с лица Дараба глаз не сводят. Тогда Дараб сорвал аркан с шеи
онагра и сказал:
— Вам добыча не нужна, вы глазеть сюда приехали!
С этими словами он отправился своей дорогой, а Дарнуш и Мехрнуш все гля-
дели ему вслед. Но через некоторое время они стали говорить:
— Эх, жаль, что такой онагр из рук ушел! Падишах ведь на нас надеется, гово-
рит, наверно: «Вот сейчас мои сыновья приедут, онагра привезут». Что нам теперь
делать?
Мехрнуш предложил:
— Давай поедем к этому юноше и скажем ему, чтобы он изловил онагра, — то-то
нам будет слава, тогда мы к отцу с честью вернемся.
Мехрнуш был старшим, ему было двадцать пять лет, а Дарабу шел тринадца-
тый год, но силой он был равен сорокалетнему. Оба брата закричали Дарабу: мол,
остановись, добрый молодец, разговор к тебе есть. Но Дараб их не слушал. Тогда
Дарнуш обскакал Дараба, схватил его коня за повод и сказал:
— Ты что, не слышишь, мы тебе кричим-кричим!
— А чего вам от меня надо? — спросил Дараб.

50 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Тут и Мехрнуш подоспел, спрашивает:
— Ты зачем выпустил того онагра? Излови его снова и отдай нам, тогда мы уйдем.
— В степи онагров много, идите и ловите, — сказал Дараб.
— Мы сыновья шаха Гантареша, — говорят они. — Если ты не поймаешь для нас
онагра, мы отведем тебя к нашему отцу и скажем: мол, этот парень нам охоту
испортил.
— Совести у вас нет — двое бородатых мужиков к одному подростку пристали! —
воскликнул Дараб. — Коли вам онагры нужны, пойдите да наловите!
Дарнуш сказал:
— Тот гур* был нашей стрелой ранен, а ты ему дал убежать.
— Мне что за печаль! — ответил Дараб. — Кому онагр нужен, тот пусть его и
ловит.
Дарнуш начал Дараба ругать. А у Дараба в руках была плетка, он рассердил-
ся, повернулся да этой плеткой Дарнуша ударил. Мехрнуш за меч схватился, вы-
тащил его и закричал:
— Ты что, не узнаешь нас?
— А чего мне вас узнавать? — говорит Дараб.
— Ты язык-то придержи! — вступил Дарнуш.
Дараб говорит:
— Ну чего вы за мной следом потащились, почему своим делом не занимаетесь?
Мехрнуш подъехал, хотел рубануть Дараба мечом по голове, занес меч, но
Дараб его плеткой отвел и сказал:
— Уходи отсюда и не позорься!
Дарнуш с другой стороны заехал, чтобы Дарабу удар нанести, но Дараб наки-
нулся на них с плеткой, хотя они и шли на него с мечами. Мехрнушу Дараб в двух
местах рассек лоб. Тогда оба схватились за лук и стрелы, отъехали от Дараба по-
дальше, чтобы обстрелять его. Дараб заслонил лицо щитом, вытащил меч и поска-
кал на них, крича:
— Убирайтесь подобру-поздорову! А не то обоих вас убью.
Дарнуш пустил стрелу, но Дараб уклонился и бросился на него. Ударил его
мечом и отрубил Дарнушу руку. Ахнул Дарнуш и сказал:
— Ох, удалец, ты меня убил!
Мехрнуш из любви к брату рванулся вперед и направил меч на Дараба. Дараб
отбил его удар, сам взмахнул мечом — отсек голову Мехрнушу и к Дарнушу обо-
ротился. Но Дарнуш, увидев, что брат убит, повернулся к охотничьему лагерю и
поскакал к отцу. А Дараб подумал: «Наверняка у этих двоих родичи есть. Не сле-
довало с ними связываться! Мне теперь надо поискать какое-нибудь убежище, что-
бы, если на меня кто-нибудь нападет, тыл у меня защищен был». Огляделся Дараб,
увидел скалу, поднялся он на нее и стал ожидать.
А Дарнуш, плача, поехал к отцу. Гантареш стоял на пригорке, он увидел, что
тот едет, крича и стеная. Гантареш сказал:
— Посмотрите, что там случилось с Дарнушем, отчего он с воплями едет. С
лошади он, что ли, свалился? Или брат куда-то подевался?
Гулямы подбежали к Дарнушу и подвели его к отцу — с одной рукой.
Гантареш говорит:
— Это что же такое?..

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 51
— О шах, Мехрнуша убили, а мне руку отрубили!
Ахнул Гантареш и вскричал:
— Где этот убийца?! Покажите мне его!
Дарнуш сказал:
— У меня сил нет.
Поскакал Гантареш со своими гулямами, всю дорогу видели они кровь, которая
лилась из руки Дарнуша. По этому следу приехали они в то место, где братья с
Дарабом дрались. Издалека еще заметили: конь Мехрнуша там стоит, а голова
Мехрнуша отрубленная лежит. Увидел это Гантареш, с лошади скатился, поднял
голову Мехрнуша и заголосил, а гулямам сказал:
— Отыщите убийцу моего сына, его надо убить.
Гулямы отправились на поиски, а Гантареш все голову сына обнимал да рыдал.
Один из гулямов огляделся и заметил Дараба на той скале. Он позвал других:
— Вижу всадника на скале! Поедем посмотрим, кто такой.
Остальные гулямы повернули к Дарабу, и Гантареш тоже поехал, так что все
они собрались под той скалой. Когда гулямы направились к Дарабу, он дал им
подъехать поближе, а потом натянул тетиву лука, наложил стрелу с четырьмя
перьями. Стрела попала в грудь одному гуляму и вышла через спину. Гулям с ло-
шади свалился, вниз с горы покатился. Как увидели они такое, все устремились
наверх, чтобы стащить Дараба со скалы. Дараб осыпал их стрелами: кого одна
стрела достанет, тому другой уж не надобно, так он пятерых гулямов насквозь
прошил. Гантареш крикнул:
— Гулямы, наступайте на него, хватайте его — это он моего сына погубил!
Гулямы по горе рассыпались, стали сзади к Дарабу подбираться, чтобы его схва-
тить. Дараб надел на голову шлем, а на груди у него была кольчуга, которую ему
мать дала, — это была кольчуга Ардашира. Он выхватил меч и погнал коня вниз с
горы. По степи навстречу ему бросились несколько гулямов. Поглядел Гантареш,
видит, скачет Дараб, словно боевой слон, в кольчугу одет, на голове шлем, точно
купол высокий, а в руке меч огнем горит. Гантареш вскричал:
— Так вот кто убил моего сына! Да какой огромный — знать, это див, человек
таким не бывает!
Гулямы набросились на Дараба, он рванулся к ним, размахнулся мечом слева
направо, все удары вокруг отразил, да так, что вся степь в тело безголовое превра-
тилась. Как увидел это Гантареш, сказал:
— Эй, гулямы, воротитесь, узнаем лучше, кто он такой.
Все гулямы вернулись, стали в сторонке.
Гантареш спросил:
— Кто ты такой и за что погубил двух моих сыновей? Отвечай: ты человек или
нет, или ты див, или пери*, что в один миг такую смуту учинил?
Дараб ответил ему:
— Я простой парень, сбился с дороги, проезжал тут, а какие-то люди прегради-
ли мне путь, хотели надо мной верх взять. Тогда я тоже на них бросился.
— Ах ты ублюдок, да что они тебе сделали, зачем ты одного убил, а другого
искалечил?! — закричал на него Гантареш.
— А вот я сейчас тебя к ним отправлю, тогда узнаешь, — говорит Дараб.
А о Гантареше, о его мужестве и доблести слава шла по всему Оману и Дарья-

52 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
бару. Он взгорячил коня и пошел в атаку на Дараба. Окружили они Дараба, а Дараб
в их кольце взревел так, что голос его по горам прокатился и все задрожали. Кого
Дараб ни ударит — на две части разрубает, а сам дальше идет и другого сечет. Таким
образом он их рубил и крушил, пока уйму народу не побил. Никто его победить
не мог, потому что на нем была кольчуга Эсфандияра, принадлежавшая Ардаши-
ру, а против нее бессильно было любое оружие, а поверх кольчуги была на нем, как
на праотце Адаме, одежда из барсовой шкуры1. Говорят, что ту кольчугу Кейхос-
ров* дал Лохраспу*, а Лохрасп — Гоштаспу, а Гоштасп — Эсфандияру, от Эсфан-
дияра она перешла к Бахману2, а Хомай отдала ее Дарабу. Более четырехсот стрел
выпустили по ней — а ей хоть бы что! Расстроились все гулямы, тут Дараб встре-
тился с Гантарешем. Протянул он руку и выдернул Гантареша из седла. Гулямы
обратились в бегство, попрятались по горам. Дараб связал Гантареша по рукам и
ногам и положил на камень, а сам поскакал вниз, устремился за отступающими
гулямами. Они как увидели это, соскочили с коней, побросали оружие и стали
просить пощады. Поклонились Дарабу и говорят:
— Мы все — твои рабы и слуги, виноваты мы, что против тебя пошли!
Тогда он собрал их всех вместе, чтобы отвести к плененному Гантарешу, хвать —
а Гантареша нигде нет!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого чудес-
ного дастана, рассказывает так. Среди бежавших от Дараба был один гулям, он
спрятался на той горе. Когда Дараб притащил Гантареша и бросил его на скале, а
сам спустился вниз и стал сражаться, этот гулям вышел из укрытия и другой до-
рогой повел Гантареша в город. Поглядел Гантареш — а Дарнуш тоже умер! Пла-
ча от горя по своим сыновьям, Гантареш вступил в город, созвал своих эмиров и
сказал:
— Беритесь за оружие, собирайте войско и выступайте — оба мои сына убиты.
Вы должны доставить ко мне убийцу моих сыновей, он там, на горе, и я в жизни
не видал никого, равного ему мужеством и смелостью. Он и меня захватил, да
пресветлый Бог надо мной смиловался, спас меня от него.
Только Гантареш так сказал, а уж все вооружились и во множестве устремились
на поле битвы и оттуда сообщили в город, что нашли следы всадника, от руки
которого пали сыновья царя. За день и ночь собралось там десять тысяч всадников,
а наутро Гантареш приказал, чтобы все войско разом двинулось на Дараба. Дараб
спросил у своих пленников:
— А кто были те двое, с которыми я сражался?
— О господин, это были сыновья нашего царя, а царя нашего зовут Гантареш,
он падишах, сыновья выехали с ним на охоту, — отвечали те.
Дараб еще спросил:
— А куда же подевался Гантареш, что вы скажете?
— Как куда? В свой дворец вернулся!
— А этот Гантареш кому подчиняется? — спрашивает Дараб.
— Никому, — говорят ему. — Он никому харадж не платит, наоборот, все сосе-
ди ему дань отдают, он так говорит, что, мол, я Хомай равен!
Дараб ничего больше не сказал, поднялся, связал им всем руки и повел вниз с
горы. Там он отделил погибшим головы от тела, повесил их на шеи живых и при-
казал:

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 53
— Сейчас же ступайте к Гантарешу и скажите ему, что я — Дараб. Мол, если ты
пошлешь харадж Хомай — хорошо, а если нет — я отберу у тебя это царство. Ведь
я хаджиб Хомай и прибыл сюда, чтобы благоустроить для нее это государство.
Сказал он так и отослал тех гулямов в город. Гулямы отправились прямо к
Гантарешу. А Дараб ободрал шкуру с одной лошади, взял половину туши, зажа-
рил и съел, взобрался на вершину горы, загородился своим конем и заснул.
На следующее утро, едва на востоке забрезжил день и засияло озаряющее мир
солнце, Дараб встал и поднялся на скалу, чтобы поглядеть, откуда покажется вой-
ско. А десятитысячное войско Гантареша, выйдя из города, тотчас осмотрелось,
видят они, идут к ним гулямы — головы непокрыты, а на шеях другие головы, от-
рубленные, повешены. Остановилось войско Гантареша, соскочили все с коней.
Гантареш говорит:
— Это что же за вид такой?..
А они отвечают:
— О царь, благодари Бога, что тебе освободиться удалось, а не то и с тобой сей-
час то же было бы.
— И все это один человек совершил?! — воскликнул Гантареш. — Да, тому, кто
не видал Ростама, надо посмотреть на этого рыцаря, чтобы его от богатыря Роста-
ма отличить... А он не сказал, кто он есть?
— Сказал, что он Дараб, хаджиб Хомай, дочери Ардашира. Говорит, я по все-
му миру разъезжаю и всех, кто не подчиняется Хомай, забираю и отсылаю к ее
двору.
Гантареш сказал:
— Должно быть, это победоносный полководец какой-нибудь. Видно, у него
хватит сил бороться с целым войском, иначе он не явился бы сюда... Но хоть он и
лев отважный, все-таки он один — большого значения не имеет. Мы выступим про-
тив него, сразимся с ним, захватим его в плен и так избавим от него мир.
С этими словами они пустились в путь, а головы с шеи тех гулямов сняли.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет эту чудесную и редкостную историю так. Дараб издалека увидел, что приближа-
ются воины, полностью снарядившиеся на битву так, что у бойцов остались на виду
только глаза, а у коней — копыта, остальное же было укрыто железом. Они под-
ступили к той горе, заняли все склоны, построили ряды и отправили на вершину
человека с посланием: «Приказ шаха таков: о добрый молодец, скажи, откуда ты
пришел? Если ты от Хомай прибыл, отчего ты не сказал мне, что ты от нее, дабы
я дал тебе достойный ответ. Вот ты говоришь, что прибыл благоустроить страну.
Тот, кто приехал для благоустройства, поступает не так. Ведь ты, едва приехал, убил
ни за что ни про что двух моих любимых сыновей! Теперь, коли есть у тебя рыцар-
ская честь и боевой дух, спускайся вниз, говори, что желаешь».
Только услышал Дараб эти слова, вскочил на ноги и воскликнул:
— Я Дараб, посланец Хомай, дочери Ардашира, пришел я харадж получить, а
если не отдадите — рассудят нас острый меч, и крылатая стрела, и витое копье!
Гантареш спросил:
— Так ты с посланием пришел или с войной? Слезай с этой горы, разберемся.
— Сейчас иду! — ответил Дараб. Он быстро натянул на себя кольчугу, надвинул
на голову шлем, опустил забрало, взял лук и стрелы, сел на коня, спустился вниз

54 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
с горы и остановился перед полками Гантареша. И все воины, увидев воочию, сколь
он огромен, вознесли хвалу пресветлому Господу, который из капли влаги создал
такого великана, храбреца, внушающего страх и ужас. И вот Дараб во всей своей
красе предстал пред ними и провозгласил:
— Ну, кто из вас посмелее да похрабрее — выходи! Я — Дараб.
Гантареш сказал:
— Никогда такого имени не слыхивал! Если его, такого, водой принесло\ как же
он в этой воде не потонул?!
Так вот все его разглядывали. А у Гантареша был один богатырь, по имени
Сэмэндун Занги*, подобного ему воина не было на всем Зангибаре*. Он сражал-
ся с дубинкой в руках, а дубинка у него была в сто манов весом, оба конца желе-
зом окованы. Положил он ее на плечо. А Дараб в тот день надел кольчугу Эсфан-
дияра, а шлем на его голове принадлежал когда-то самому Джамшиду*. Этот шлем
отошел к Заххаку, а от Заххака — к Афридуну, а от Афридуна — к Ираджу*, а от
Ираджа — к Ноузару*, а от Ноузара — к Задшаму*, а от Задшама — к Афрасиябу,
а от Афрасияба — к Сиявахшу*, в те дни, когда он ходил на Туран*, а от Сиявах-
ша опять вернулся к Афрасиябу, когда же Кейхосров покорил Афрасияба и забрал
его сокровища, этот шлем и кольчуга попали к Кейхосрову, а от Кейхосрова — к
Лохраспу, а от Лохраспа — к Гоштаспу, а от Гоштаспа — к Эсфандияру, а от Эс-
фандияра — к Бахману, а от Бахмана — к Хомай4, а от Хомай достались они Да-
рабу.
А составитель этого удивительного и восхитительного дастана Абу Тахер Тар-
суси рассказывает, что Сэмэндун Занги высотой был в двенадцать гязов*, так что
ни одна лошадь его нести не могла, а только верблюд, доспехи же у того верблю-
да были из рыбьей кожи, каждая чешуйка — с кулак величиной, белее камфары:>
и светлее зеркала. На нем самом тоже были такие доспехи, а шлем на голове — из
кости зверя морского0, белый как снег, и на нем вырезано человеческое лицо; ду-
бина его была сделана из тикового дерева, восемь гязов длиной и весом в сто два-
дцать манов, оба конца окованы железом. Он-то и вышел против Дараба, крикнул
на него страшным голосом, выругался на зангийском языке и сказал:
— Да ты знаешь ли, что совершил и куда прибыл? Обитатели земли не смеют
здесь показываться, а которые все же приедут — не смеют о своих доблестях заикать-
ся, и все из страха передо мной. А ты еще прибыл, чтобы нас огорчить, ты убил двух
наших царевичей, свет наших очей! И ты полагаешь, что здесь мужчин настоящих
нет, говоришь, чтобы Хомай дань да налог отослали!.. Уж сколько времени мы этой
округой владеем, и никто не смел у нас никакого налога требовать! Ну что ж, коли
есть в тебе воинская отвага, выходи, поборемся друг с другом!
Дараб поглядел на него, видит, очень уж большой шум Занги поднимает, и
оружие у него такое, которого Дараб никогда не видывал, и вроде бы наглость его
от белизны и блеска этих доспехов. Дараб подождал, пока тот кончит речь, а по-
том спросил:
— Как тебя звать-то, что ты так распинаешься?
— Меня зовут Сэмэндун, — отвечает Занги. — Нас семеро братьев, и каждый своей
страной владеет, а отцу нашему — триста лет, и уж двести лет, как он живет отшель-
ником на одном острове, уступив власть над миром себе подобным. И после Кей-
хосрова никто не приходил в эту страну с войском, а от Кейхосрова у нас есть

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 55
охранная грамота, которую засвидетельствовали все полководцы, что это государ-
ство простирается по всему побережью и мы — как второй Кейхосров. А ты заявил-
ся, чтобы страну покорить?! Много рыцарей получше тебя здесь побывало, многие
приходили и приходят, да никто на нашу страну не покушался, ты один такой
выискался! Большую ошибку ты совершил! Уходи подобру-поздорову, а не то по-
стигнет тебя такое, чего ты и не видывал.
Дараб в ответ сказал:
— О Сэмэндун, до сих пор сюда никто не приходил, так как никто не искал
владычества над миром, а Бахман был занят отмщением за смерть отца. Когда же
Бахман скончался, на трон взошла Хомай, она-то и приказала мне весь мир объехать
и взыскать повсюду налог и дань, дабы отослать ей; а кто этому не подчинится, того
я силой заставлю.
Сэмэндун сказал:
— Гантареш мой старший брат, он у нашего отца первенец, а за ним идем мы —
шестеро братьев. Нам отец завещал, чтобы мы старшему брату служили, а родст-
венников и свойственников у нас множество, и все они придут, чтобы воздаяния за
смерть наших сыновей от тебя потребовать. Послушайся меня, возвращайся той же
дорогой, какой сюда пришел, чтобы понапрасну с жизнью не расстаться.
Дараб говорит:
— Ты хоть разок лицо покажи, дай на тебя поглядеть, а то больно уж ты выхва-
ляешься.
Сэмэндун поднял шлем, и открылось лицо чернее дегтя, глаза как плошки,
кровью налитые, ресницы белые, кожа вся в морщинах, обвисшие щеки словно
свекла, нос — как кузнечный горн, каждая губа — будто верблюжий горб, а борода
белая. Но Дараб, поглядев на него, не испугался, а воскликнул:
— О Сэмэндун, ступай прочь, я-то думал, что ты молодой, потому так и пету-
шишься! А теперь вижу, что ты старик, жизнь твоя к закату клонится — ступай,
пришли кого-нибудь помоложе, ведь сражение — дело молодых, а не стариков.
Засмеялся Сэмэндун и сказал:
— Меня мать с седыми волосами родила, а от роду мне — восемьдесят лет, у моего
отца борода еще до сих пор черная. А моя мать очень много пила верблюжьего
молока, вот его белизна и возобладала, оттого я и поседел. Но ты моей сединой не
обольщайся, лучше сам покажи лицо.
— Мне Хомай запретила лицо открывать, — ответил Дараб.
— А коли так, давай сражаться, поглядим, на чьей стороне счастье окажется!
Сказал он так, и оба они бросились друг на друга — Занги с дубиной в руках, а
Дараб с мечом. Сражались они, пока лошади их не притомились. Сэмэндун впе-
ред выступил и дубиной на Дараба замахнулся. Дараб от удара уклонился и сам
его мечом ударил. Но меч не причинил Сэмэндуну вреда, так как он был в панци-
ре из рыбьей кожи, вымоченной в крови человеческой. Когда Дараб мимо него
проскакал, Сэмэндун повернул за ним, волоча за собой дубину. Дараб натянул
поводья и пропустил его слева, говоря себе: «Эх, жаль, мой меч его не берет — ведь
если он меня этой дубиной стукнет, мне конец. Единственный выход для меня — эту
дубину у него отнять». Дараб взялся за лук, зажал в кулаке стрелу, наконечник
которой весил полмана, а тетива лука была сделана из цельной оленьей шкуры и
толщиной была чуть ли не в руку, а сам лук был с мужское бедро. Дараб наложил

56 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Лрдашира
стрелу — такую, что можно было подумать, это не стрела, а копье. А пока Дараб
накладывал стрелу, он остановился средь поля, и Сэмэндун погнал на него коня,
дубина на плече, сам ревет, словно гром гремит, спрашивает Дараба:
— Ты что биться перестал? Или ты устал? Или струсил?
Дараб с места вскачь коня пустил, на Сэмэндуна наскочил и выстрелил ему в
грудь, но стрела отскочила от его груди, словно от наковальни. Огорчился Дараб:
и стрела его не берет! А Сэмэндун говорит:
— Эй, Дараб, сначала стрелять хорошенько научись, а уж потом будешь дань
требовать!
Потом Сэмэндун опять бросился на Дараба, привстал на стременах и руку под-
нял — а панцирь у него под мышкой возьми да и лопни. Дараб скорей наложил
стрелу — а Сэмэндун уж совсем близко. Выстрелил Дараб Сэмэндуну под мышку,
так что конец стрелы через ямку на шее наружу вышел. Сэмэндун на верблюде
завертелся и, словно каменная глыба, которая с горы обрывается, рухнул вниз
головой вместе со своей дубиной.
А Дараб тем временем с коня соскочил, дубину поднял и себе на плечо водру-
зил. Дружина Гантареша при виде этого так и задрожала — уж очень страшный удар
был! — и сильно опечалилась иэ-за Сэмэндуна, ведь он был богатырем и военачаль-
ником, сам Гантареш от горя по брату разорвал на себе одежду. Возле Гантареша,
положив дубинку на плечо, стоял Сэмэндак Занги. Этот Сэмэндак был сильно
храбрый, он из-за одного финика на побережье человека убил, рассказ об этом есть
даже в «Искандар-наме»* — Эфлатун* рассказывает Искандару*, как это произо-
шло. Сэмэндак никогда не садился на коня, потому что он был помешанный, его
когда-то сбросила лошадь и повредила ему голову, но он все же был воин и силач,
если он, бывало, хлопнет рукой об руку, хлопок на целый фарсанг разносится, а
если возьмет несколько камешков и потрет друг о друга — мука получается. Сра-
жался он при помощи камня, да так, что кого камнем ни ударит, у того голова с
плеч долой. Он был оруженосцем Гантареша и бежал перед его конем.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого чудес-
ного и увлекательного дастана, рассказывает так. Когда Сэмэндун был убит, Ган-
тареш сказал:
— Кто выйдет и отомстит Дарабу за Сэмэндуна?
Из целого войска никто не вызвался. Сэмэндак разозлился. Выскочил на поле
с непокрытой головой, словно одержимый, и ударил рука об руку, завопил, запры-
гал, пятками себя по заду бьет, губами шлепает и по-зангийски что-то лопочет.
Дараб видит, кто-то черный, с минарет ростом к нему подбежал и в ладоши хлоп-
нул. Лошадь Дараба шарахнулась в сторону, но Дараб ее сдержал, ударил Сэмэн-
дака дубиной. Тот увернулся, а дубина ткнулась в землю. Сэмэндак подскочил,
ухватился за конец дубины, вырвал ее у Дараба и вскинул на плечо, а потом повер-
нулся к Дарабу и испустил рев. Дараб подобрал поводья и повернул к горе. А
Сэмэндак побежал за ним следом. Дараб взялся за лук, приладил стрелу и обер-
нулся, чтобы выстрелить в Сэмэндака. Но Сэмэндак уже бросился назад, подбе-
жал к рядам войска и стал в строй. Когда Сэмэндак вернулся к своим, Дараб тоже
воротился, выхватил меч и стал вызывать на бой, но никто не вышел на мейдан.
Сэмэндак поклонился Гантарешу и сказал:
— Разреши мне выйти против Дараба.

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 57
— Если ты выйдешь против него и захватишь его в плен или убьешь, — сказал
Гантареш, — я поставлю тебя на место Сэмэндуна, а все добро, что у него было,
отдам тебе.
— Да я его в один миг с лошади сброшу, — говорит Сэмэндак.
Гантареш распорядился, чтобы ему принесли панцирь из шкуры зверя морско-
го—у них все доспехи из этих шкур делали. Сэмэндак оделся и с пустыми руками
вышел на мейдан, принялся в ладоши хлопать.
Опять лошадь Дараба шарахнулась, но Дараб стиснул колени и удержал лошадь
на месте. Сэмэндак стал прыгать и вопить, Дараб заложил стрелу в лук, она попа-
ла в грудь Сэмэндаку и отскочила назад. Огорчился Дараб: стрела моя пропала, а
ему хоть бы что! Сэмэндак завопил и подскочил к Дарабу, он начал шлепать губа-
ми и хлопать в ладоши, пока лошадь Дараба не бросилась в сторону, тогда он схва-
тил ее за хвост и не дал ей ускакать. Дараб изловчился, вытащил меч из ножен и
повернулся в седле, чтобы отсечь Сэмэндаку руку, но тот уже отпустил лошадиный
хвост. Дараб опять подобрал поводья, чтобы повернуться лицом к Сэмэндаку, а тот
снова ударил в ладоши, так что лошадь опять испугалась, шарахнулась, а Сэмэн-
дак опять подбежал и схватил ее за хвост. Вновь Дараб выхватил меч. Сэмэндак
семь раз такое проделывал: ловил лошадь за хвост и отпускал. А в восьмой раз он,
поймав коня за хвост, обернулся к войску и крикнул:
— Нападайте все разом, я его держу!
Как ни старался Дараб, ему не удавалось высвободить лошадиный хвост из рук
Сэмэндака. Рассердился Дараб, отложил меч и взялся за лук, так ударил луком по
уху Сэмэндака, что тот повалился наземь, а Дараб, прежде чем дружина настигла
его, умчался прочь. Дараб уже почти доскакал до гор, когда Гантареш с дружиной
догнали его и окружили. У Дараба был лук и двадцать стрел, а его тысяча всадни-
ков в кольцо взяла. Сэмэндак взял ту дубину Сэмэндуна, взвалил на плечо и в
сопровождении воинов пошел на Дараба, потом ухватился за дубину обеими руками
и размахнулся, целясь Дарабу в голову.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана —
чуда красоты и собрания диковинок, — рассказывает так. Когда Дараб свалился с
коня7, упал ничком и потом вскочил на ноги, шлем упал у него с головы. Он про-
тянул руку, выхватил у Сэмэндака дубину и замахнулся, чтобы его ударить, но
Сэмэндак бросился бежать. Тогда Дараб поднял с земли шлем, надел на голову и
повернулся к воинам, повел с ними бой — один против всех. А вся дружина вместе
кинулась на него, пытаясь сбить его с ног, но это им не удалось, так как на нем были
доспехи Эсфандияра. А Дараб обеими руками бил дубиной, разил и людей и ло-
шадей, пока все от него не отступились и никто больше не решался к нему подой-
ти. А Дараб все кричал и нападал на них, пока солнце не стало клониться к зака-
ту. Рука Дараба устала разить, ведь дубина-то была в сто двадцать манов весом, и
он стал искать, как бы пробиться через войско. Но ничего не получалось, вокруг
него все стояли плотной стеной. Гантареш крикнул:
— Эй, удалые молодцы, постарайтесь схватить этого человека, ведь если вы
оплошаете и он прорвется наружу, другой раз нам его не взять! А если вы его схва-
тите, я пожалую каждому из вас по халату.
Когда люди Гантареша услышали это, они всем скопом кинулись на Дараба,
Дараб начал отбиваться, а сам потихоньку все отступал и отступал к горам. Сэ-

58 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Ардашира
мэндаку достался от него удар дубинкой, тот схватился за камень, чтобы бросить
в него. Когда Сэмэндак поднял камень, Дараб уж достиг подножия горы, а во-
круг стемнело, и Сэмэндак стал красться за Дарабом, прячась за скалой, рассчи-
тывая попасть в него камнем. А Дараб направился к той самой вершине. Сэмэн-
дак выскочил из засады, швырнул камень и разбил Дарабу лицо. Дараб подбе-
жал и схватился за дубину. Но Сэмэндак бросился прочь и опять метнул камень
ему в лицо, так что все лицо Дарабу расквасил. Дараб из-за боли отступил и
кинулся в горы, а Сэмэндак и вся дружина — за ним, чтобы изловить его. Снял
Дараб шлем, а кровь у него из носа так и полилась. Положил он шлем перед собой
и заплакал.
Когда Дараб полез на вершину горы, а войско вернулось назад, Гантареш клик-
нул Сэмэндака, и все сановники тоже пришли, Гантареш же обратился к ним с
такими словами:
— О Сэмэндак, ты сегодня так сражался, как никому еще во все времена не
удавалось! Если бы не ты, некому было бы против Дараба выступить.
Вельможи сказали:
— Пожалуй Сэмэндаку халат, обласкай его и приблизь к себе.
— Если завтра Сэмэндак возьмет этого воина, я отдам ему все золото и имуще-
ство, какими владел Сэмэндун, назначу его полководцем, — пообещал Гантареш.
А Сэмэндак ответил:
— О царь, пока я не захвачу Дараба, не успокоюсь и не отступлюсь! И завтра к
этому часу Дараб будет уже на виселице, потому что я попал камнем ему в лицо.
— А откуда ты знаешь, что попал? — спросил Гантареш.
— А я его в засаде подстерег и бросил камень прямо ему в лицо. Да в любом
случае ему с этой горы не уйти.
Гантареш говорит:
— Сэмэндак, а ведь придется тебе этой ночью в горы идти, — может, возьмешь
его, а то завтра, когда светло станет, он убежит. Бог даст, мы отомстим ему, на
берегу моря вздернем его на виселицу, заставим у нас в ногах валяться.
— Хорошо бы, — ответил Сэмэндак.
Гантареш дал ему пятьдесят воинов и сказал:
— Забери их с собой, чтобы Дарабу не вырваться.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана —
чуда красоты и собрания редкостей, рассказывает так.
Дараб схоронился за камнем и положил шлем перед собой, а кровь до полуно-
чи все текла и текла у него из носа, как ни старался он ее унять. Он говорил себе,
что надо встать и уйти оттуда, так как это место было на самой дороге, всякий мог
подойти туда и его убить. Огляделся Дараб и увидел пещеру, он сразу поднялся и
перешел в ту пещеру, а вход камнями завалил, чтобы его никто не нашел. Укрыл-
ся он в той пещере, вытащил три драгоценных камня, которые были завязаны у него
в поясе, положил их перед собой — и вся пещера тотчас осветилась. Дараб при свете
сел было на землю, но у него из носу вытекло столько крови, что он совсем обес-
силел и повалился набок, — тут и ночь кончилась.
А Сэмэндак все бродил по горам, но не мог найти Дараба. Когда наступил день,
они опять стали искать и набрели на то место, где до того сидел Дараб. Там было
много крови, и они стали говорить друг другу:

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 59
— Вот тут он был! Эх, кабы знать, мы бы его уж поймали! Ну, теперь что толку
жалеть, надо поглядеть, куда он девался.
Сэмэндак встал впереди, и эти пятьдесят человек пустились в путь. А когда
Дараб шел, кровь его капала на землю. Вот они по сгусткам крови и пошли. Еще в
одном месте много крови увидели, дальше пошли — нет больше крови. Сэмэндак
говорит:
— Он с этой горы не спускался! На этой самой горе надо все обыскать, пока
солнце не зашло, — так мы найдем Дараба и отрубим ему голову.
После этих слов двинулись они дальше, нашли место, где было много крови и
валялась дубинка Сэмэндуна. Поднял Сэмэндак эту дубинку, еще немного про-
шел — опять на кровь наткнулся, так и шел он по кровавому следу. Так продолжа-
лось, пока не зашло солнце, а они прошагали по горе не меньше пяти фарсангов,
но Дараба нигде не было. Вокруг сразу стало темно. Сэмэндак огляделся, и в гла-
за ему бросился какой-то свет. Пошел Сэмэндак на свет, посмотрел: что такое?
Видит, пещера, вход камнями завален, а изнутри свет пробивается: это от тех трех
драгоценных каменьев, которые Дараб выложил. У Дараба все еще шла кровь из
носа. Сэмэндак стал с другими воинами разговаривать, Дараб услыхал и хотел
спрятать драгоценности, но, как ни пытался, не смог приподняться. Он сказал себе:
«Эх, жалко, что попаду я в руки этих негодяев! Вот сейчас они меня схватят и убьют!
Увы, ведь Хомай, дочь Ардашира, думает, что я опять к ней вернусь и она пере-
даст мне трон и корону. Жаль моей юности — ничего в мире я еще не изведал, а меня
хотят понапрасну погубить. Эх, жаль моей отваги и воинской доблести — ведь пе-
редо мной не могли устоять все рыцари земли, все воины мира... А теперь я сов-
сем ослабел, и Хомай меня ожидает, а я к ней не вернусь, и никто не узнает, что я
из рода Афридуна и Джамшида!..» Так он плакал и рыдал, как вдруг из-под пола
пещеры послышался голос:
— О сын Ардашира, доколе ты плакать будешь? Полезай в эту дыру!
Когда Дараб услыхал этот голос, в тело его вернулась сила, он встал и полез в
подземелье пещеры, а те драгоценные каменья оставил. Только Дараб скрылся, как
Сэмэндак со своими свирепыми воинами объявился.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана —
чуда красоты и собрания редкостей, так продолжает эту удивительную и увлека-
тельную историю. Сияние тех каменьев по воле великого Аллаха сразу погасло.
Сэмэндак говорит:
— Из этой дыры свет шел, а сейчас ничего не видно... Но, как бы то ни было,
Дараб там! Разберите камни, полезайте внутрь и вытащите Дараба!
Тотчас разбросали камни, но в пещере никого не увидели и никто не спешил туда
лезть. Они ждали, когда утро наступит. Но Сэмэндак приказал:
— Нет, лезьте сей же час!
Стали они внутрь пробираться. Мечами размахивают, а сами ничего не видят,
заденут по камню мечом, тот и разлетается надвое. Отчаялись они все, решили все
же утра дожидаться, сели и стали ждать.
Тогда Сэмэндак сам стал разглядывать ту дыру, увидел несколько капель кро-
ви и крикнул:
— Стерегите Дараба, он здесь, в этой яме, — вот тут он несколько капель крови
обронил! Ступайте вытащите его оттуда.

60 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Ардашира
Они хотели было спуститься в дыру, но у них ничего не вышло: какая-то сила
хватала человека и выбрасывала назад из подземелья. Сэмэндак говорит:
— Что за чудеса! Никого не видать, а нас из дыры так и выталкивает!
Все они собрались вместе, а Дараб видел их и страхом мучился, но они-то Дара-
ба не видели. Уж время утреннего намаза наступило, а они все не могут внутрь про-
никнуть. А к следующему намазу Сэмэндак и его дружки совсем из сил выбились,
повернулись и ушли оттуда. А те три драгоценных камня так и остались в пещере.
Когда они ушли из пещеры, три драгоценных камня снова засияли. Благочес-
тивый отшельник8 совершил утренний намаз, прислонился к камню и спросил:
— О сын Ардашира, как ты попал сюда?
— А кто ты есть и откуда меня знаешь? — спрашивает Дараб.
— Была мне весть, — отвечает отшельник, — что, когда настанет время моей
кончины, придет ко мне сын Ардашира, но ему плохо придется, так как другие
захотят его вытащить отсюда и увести с собой, но не смогут. А лет мне — тысяча
семьсот, из них я тысячу лет в море пробыл, а семьсот лет — в этой келье Богу
молюсь. Теперь пришло мне время умереть.
Дараб сказал:
— О великий шейх*, смилуйся надо мной, так как я совсем ослабел, когда забрал-
ся сюда, и не понял, что здесь твоя молельня, а если бы я знал, никогда бы не вторгся
сюда.
— Раз ты пришел, то садись, — сказал отшельник. — Ничего не делается против
желания Господа обоих миров.
— Помолись за меня, святой человек, — сказал Дараб.
— А как ты здесь оказался, Дараб? — спросил отшельник.
Дараб рассказал ему всю свою историю, от начала до конца. Отшельник сказал:
— Мне поручено нечто на хранение, чтобы передать тебе. Забери это и ступай,
так как тебя ожидает впереди большое счастье, но также выпадет тебе очень мно-
го опасностей.
Дараб говорит:
— Святой человек, помолись, чтобы у меня кровь больше не текла, а то у меня
уж сил нет терпеть, боюсь, что помру.
Отшельник протянул Дарабу щепотку пепла и сказал:
— Поднеси к носу и вдохни.
Дараб сделал так, и в тот же миг кровь остановилась. Отшельник сказал:
— Пришла пора мне умереть, поднимайся, пойдем на берег моря, и я вручу тебе
то, что хранил.
Отшельник пошел на берег моря и крикнул:
— То, что я тебе дал, то, что ты носишь с собой, принеси назад, ибо день возна-
граждения настал!
Как только он это произнес, высунулась из воды рыба, которая держала во рту
шкатулку, положила ее на песок и уплыла назад в море. Отшельник сказал:
— Вот, получай. Это Кейхосров приходил в мою келью повидаться со мной, а я
вышел к нему сюда, на берег. И тогда он дал мне этот ларец и сказал: «Когда на-
станет день его вознаградить, отдай это ему». И еще сказал, что это на будущее,
когда придет Дараб, сын Ардашира. Сказал так и ушел. С тех пор никто сюда не
добирался, кроме тебя. А ты — Дараб.

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 61
— А откуда ты знаешь, что наступил день моего вознаграждения? — спросил
Дараб.
— Вчера я видел сон, — отвечал старец, — явился мне Соруш* и сказал: «Завтра
настанет день его вознаграждения, отдай ему, что положено!» — и с этими слова-
ми исчез.
Как услышал Дараб имя Соруша, понял, что перед ним — пророк, и спросил:
— А как тебя зовут?
— Солейтун, — ответил тот, а потом сказал: — О Дараб, ступай к моей келье и
сражайся, ибо у входа в нее собралось целое войско, они ищут тебя.
Молвил так Солейтун и направился к морю, а еще добавил:
— Я отправляюсь на Сарандиб*, так как мне приказано там смерть принять, в
садах праотца нашего Адама9, да будет над ним милость Аллаха!
Потом он ступил в море и пошел по воде, как посуху. Дараб глядел ему вслед, пока
Солейтун не скрылся из виду, а затем приоткрыл крышку того ларца. Оттуда выва-
лились два камня, каждый с куриное яйцо величиной, белые, как камфара. Дараб
сказал себе: «Что бы это могло быть, из-за чего надо было их хранить столько лет?
Вроде нет в них ничего хорошего!» Смотрел на них Дараб, смотрел. Сначала они ему
понравились, потом он взял да и положил рядом с ними два морских камешка — и
показались ему те камни из ларца совсем невзрачными. «Что мне с ними делать? —
говорит Дараб. — Я-то думал, может, это драгоценности какие...» Зашвырнул Дараб
оба камня в море — тотчас высунулись из воды две рыбы и проглотили те камни!
Дараб думает: «Эх, жаль! Эти вещицы, оказывается, ценные были, а я и не знал!..»
Так он размышлял, как вдруг явился пред ним Солейтун и вскричал:
— О Дараб, зачем же ты бросил эти заветные драгоценности в море?
— А что такое это было? — спросил Дараб.
— Это те два камня, которые Адам вынес из рая, и они передавались из рук в
руки всем его потомкам, пока не попали к Кейхосрову. Всякий, кто хранит эти
камни, может с их помощью воззвать к Богу, и все, что он попросит, сбудется. С
тех пор как Кейхосров отдал их мне, ко мне каждый месяц Джабраил* являлся —
из почтения к этим камням! А ты ничего не понял и выбросил их!
Услышал это Дараб и говорит:
— Да ведь я не знал ничего! Ты вели этим двум рыбам вернуть мне камни — уж
я их буду беречь.
Солейтун сказал:
— Много людей на свете прошедшее вернуть желают!
С этими словами он ступил в море и пошел по воде. И сколько Дараб ни смот-
рел ему вслед, сколько ни кричал: мол, хочу тебя спросить, он не вернулся, так и
ушел на Сарандиб.
Огорчился Дараб из-за этих камней. Поднялся он, снял доспехи, разделся, смыл
с лица и тела кровь, постирал одежду, высушил и опять надел и воззвал к Госпо-
ду. Он так говорил: «О Всеведущий и Премудрый, Ты послал мне подарок, а я не
понял ему цены и бросил его в воду! Все в Твоей власти, помимо воли Твоей ни один
листок не шелохнется, пока Ты не захочешь, вода не потечет и огонь не загорится,
Ты своею властью уберег Халила* в пещи огненной Немврода*, ты спас Калима*
в реке Нил. Спаси и меня от врагов моих, ведь я один, а их много, не сжигай го-
рем сердца Хомай, дочери Ардашира!»

62 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Произнес Дараб такие слова и поднялся на ноги — все лицо у него опухшее и
израненное. Надел он свой шлем, натянул кольчугу и направился к горам, а шел
он по берегу моря и все искал какого-нибудь убежища, чтобы войско Гантареша не
могло его найти и убить. Ведь у него совсем не осталось сил, он очень ослабел и
приуныл.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого даста-
на — чуда красоты и собрания редкостей, так продолжает эту удивительную исто-
рию. Сэмэндак и те пятьдесят воинов вернулись к Гантарешу и доложили ему, что
Дараб в яме сидит, а залезть в ту яму никто не может. Гантареш отправился со своей
дружиной ко входу в ту пещерную келью, там валялся лук Дараба, несколько стрел
и три камня драгоценных, которые он там оставил и от которых исходил свет.
Говорят они: мол, Дараб здесь поблизости, надо его найти, жалко будет его упус-
тить! Гантареш созвал тысячу знаменитых воинов и сказал:
— Облазьте здесь все горы, если найдете его — захватите, а если мертвым най-
дете — все равно принесите, мы его на виселицу вздернем.
Пустились воины по горам.
А Дараб все шел, ничком падал да время от времени назад оглядывался. И вдруг
заметил он, что на вершине горы люди появились. Дараб говорит себе: «Что же мне
делать, воины догоняют, а у меня совсем сил нету!» Так он раздумывал, когда во-
ины его увидали. Сэмэндак, вскинув на плечо ту стомановую дубину, побежал бегом
к Дарабу. Дараб думает: «Ну, сейчас он меня прикончит!» Распрощался Дараб с
жизнью и, прежде чем тот догнал его, бросился в море. Да воды там было всего
по щиколотку, близко от берега было. Поплыл Дараб по морю — как был, в шле-
ме и в кольчуге. Сэмэндак тоже прыгнул в воду, чтобы убить Дараба. Повернул
Дараб голову, видит, Сэмэндак в его сторону движется, дубину на плече держит.
А там в море был островок, Дараб и направился к нему, чтобы жизнь свою спас-
ти, а за ним Сэмэндак с этой дубиной. Дараб добрался до суши, встал на дно. Ви-
дит Дараб, лежит высохшая акулья челюсть, концы вверх торчат наподобие сер-
па, а все зубы повысыпались, каждый зуб — полгяза длиной, сто манов весом.
Поднял Дараб эту акулью челюсть и оглянулся. Сэмэндак все еще на полдороге
был. Увидел он, что Дараб на него идет с этой акульей челюстью, и сказал себе:
«Прежде чем он меня в воде настигнет, надо мне самому на сушу выбираться!»
Вылез Сэмэндак на берег, а Дараб двинулся на него, швырнул один из тех акуль-
их зубов и попал ему в голову, пробил ее в двух местах. Упал Сэмэндак и ноги
протянул, наполовину в воде, наполовину на суше, начал биться, а Дараб давай
акульей челюстью его по спине да по бокам колотить, пока в клочья не изрубил, а
остальные воины все это видели. Когда Дараб убил Сэмэндака, он немножко при-
ободрился и крикнул:
— Эй, молодцы, кто стычки ищет — пожалуйте, пока я с оружием в руках!
Был там брат Сэмэндака, Гомбеду, заголосил он по брату, захлопал руками по
бедрам и воскликнул:
— О горе, убит мой братец любезный!
Остальные тоже заплакали и зарыдали вместе с ним. А потом Гомбеду бросился
в море, держа в руках рыбью кость, — та кость была в десять гязов длиной и окова-
на с обоих концов железом. Он выставлял перед собой щит в четыре гяза длиной и
четыре шириной, тоже железом окованный, весь усаженный плашками наподобие

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 63
лошадиной подковы, вырезанными из морской черепахи, черными и желтыми: та-
кой щит хоть сто лет в воде пролежит, все равно не намокнет. А шлем на нем был
из морской жабы — он был синее Нила и тверже железа. Гомбеду вопил и кричал
«Победа!», так и плыл по морю с рыбьей костью на плече, сотрясая воздух боевым
кличем. Увидел его Дараб, поднял дубину Сэмэндуна, которая валялась рядом, и
бросил ее в воду, чтобы никто не мог сразиться с ним этой дубиной.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого даста-
на — чуда красоты и собрания редкостей, так рассказывает. Когда Гомбеду вышел
из воды на том острове — а весь остров был не больше десяти гязов в длину, — Дараб
бросился к нему и замахнулся той акульей челюстью. Гомбеду выставил вперед щит
и стал сражаться с Дарабом на том островке. Дараб три дня ничего не ел, сильно
ослабел, поэтому Гомбеду удалось подойти и ударить Дараба своей рыбьей костью.
Она попала по кольчуге Дараба и не причинила ему вреда, но Дараб все же пова-
лился на землю. Подбежал Гомбеду, сел ему на грудь и стал его давить, чтобы убить,
да не смог. Тогда Гомбеду прижал его покрепче и закричал остальным, чтоб по-
могли. Те попрыгали в воду, чтобы Дараба погубить или живьем захватить. А
Гомбеду все вопил: мол, скорей сюда, я Дараба поймал! Больше двухсот человек в
море бросились, все сильные и крепкие. Как увидел Дараб, что все они на него идут,
вывернулся он из-под Гомбеду и ударил его оземь, а потом хотел пронзить его той
рыбьей костью, но Гомбеду отскочил и схватил Дараба за пояс. Дараб вытянул руки,
ухватил Гомбеду за горло и так сжал, что у того глаза на лоб вылезли. Дараб его
бросил, а пока Гомбеду падал на землю, подсек его той акульей челюстью и пере-
ломал ему все ребра. Тут прочие воины вылезли из воды и устремились к Дарабу,
а он из страха за жизнь свою закричал на них страшным голосом и начал насту-
пать, пустив в ход рыбью кость. Стал свою жизнь защищать и удары раздавать, так
что сбросил всех назад в воду и много народу покалечил, пока совсем не обесси-
лел, опрокинулся и упал. Воины снова вылезли из воды и бросились на Дараба, а
он опять вскочил и кинулся на них. Они со страха сами в воду попрыгали.
И в тот же миг поднялся в море шум и вой, встали волны, каждая словно гора,
лик солнца скрылся, вода в море начала прибывать, и тот островок исчез под во-
дой, а Дараба унесло в открытое море. Испугался Дараб и взмолился: «О Влады-
ка земли и неба, о Защитник немощных, о Опора слабых, о Предводитель народов,
укажи мне путь!» Не успел он произнести эту молитву, как из пучины морской
показалась доска длиной в десять гязов. Дараб вцепился в эту доску и заплакал в
страхе за свою жизнь, а каждая набегавшая волна вздымала доску вверх на сто
гязов, а потом бросала вниз, но Дараб все держался за нее. А в воде оказалось сто
тысяч разных тварей, огромных, как слон, одни были побольше, другие — помень-
ше. И каждый раз, когда накатывала волна, какой-то большой зверь бил по той
доске, и она погружалась в пучину, а потом снова всплывала на поверхность, но
Дараб ни на миг не выпускал ее из рук и все время взывал к Всевышнему. Два дня
море так бушевало, а на третий день волны стали поменьше, буря улеглась и пока-
залось солнце. Дараб все так же сидел на той доске, чуть живой от голода, в своем
шлеме и кольчуге, с которыми он никак не хотел расстаться, когда увидел вдале-
ке корабли, приближавшиеся к нему. Сто кораблей, и на каждом — по сто человек
в полном вооружении, шли на помощь Гантарешу, а эмир их приходился Гантаре-
шу братом, звали его Камуз; и приплыли они все с одного острова.

64 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Подплыли моряки поближе, видят, качается на волнах доска, а на той доске —
человек в кольчуге и шлеме. Камуз подошел и спрашивает:
— Добрый молодец, кто ты есть и зачем сидишь на этой доске?
Поглядел Дараб, видит, все вооружены, он понял, что они идут помогать Ган-
тарешу, и ответил:
— Я был с Гантарешем, когда он вышел на войну с Дарабом, ехал я по берегу
моря, как вдруг поднялась огромная волна и унесла меня во всем вооружении, и
вот уж четыре дня, как я на этой доске болтаюсь.
— Заберите его вместе с доской, — приказал Камуз, — мы отвезем его к моему
брату, ведь это его слуга.
А Дараб про себя говорит: «Наконец-то я из этого моря выбрался!» Тотчас его
с доски сняли, подняли на корабль и поехали дальше. Всю морскую гладь кораб-
ли заняли, в тот день и в ту ночь на них десять тысяч воинов прибыло, чтобы от-
правиться на поиски вокруг той горы, где был Дараб, и обыскать ту келью. А Да-
раб говорил себе: «Что мне делать? Как только эти корабли туда прибудут и дру-
жина меня опознает, они сразу меня порешат...» Пригорюнился Дараб, а через
некоторое время увидел он другой корабль, который плыл им навстречу от Ганта-
реша, двадцать его воинов на том корабле сидели. Они послали к Камузу хаджи-
ба, Камуз его спрашивает:
— Ну-ка докладывай, что там с моим братом?
— Да сопутствует тебе всегда удача, — говорит хаджиб, — война у нас уже кон-
чилась.
— Да где была война-то?
— Война была на морском берегу, и Дараб перебил кучу народу, убил Сэмэнду-
на, и Сэмэндака, и Гомбеду. Как вдруг море разбушевалось, а Дараб был на том
островке, набежала волна морская и унесла его, и больше он не появлялся, так что
государь снова вернулся домой и тут получил известие, что ты уже близко. Вот он
и послал меня тебе сообщить, что мы избавились от притеснений Дараба.
Выслушал его Камуз и спросил:
— А что за человек был этот Дараб?
— Роста он высокого, телосложения могучего и очень храбрый.
— А если ты его увидишь — сможешь узнать? — опять спросил Камуз.
— Узнаю! — говорит хаджиб.
— Мы вчера человека подобрали, — сказал Камуз, — его на доске по морю носи-
ло. Тот человек высокого роста, могучего телосложения, в кольчуге и шлеме — все,
как ты рассказал. Говорит, что он слуга Гантареша. На морском берегу-де сраже-
ние было, а ночью я уснул, меня и унесло волной, еле сумел за доску ухватиться.
Едва услышал хаджиб эти слова, сразу спросил Камуза:
— А что ты с ним сделал?
— На корабль взял, — ответил Камуз.
— Это точно Дараб! — говорит хаджиб. — Стереги его, надо его к Гантарешу
доставить, ведь он Дарнуша и Мехрнуша убил. По тем приметам, которые ты опи-
сал, это непременно Дараб.
— Ступай обрадуй моего брата, мол, я привезу ему Дараба, — сказал Камуз.
А хаджиб в ответ:
— Дай мне разок на него взглянуть!

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 65
Камуз приказал:
— Пройдите по дружине, отыщите того человека, что мы в море на доске подо-
брали, да приведите сюда.
Тотчас послали лодку к тому кораблю, на котором был Дараб. А он снял с го-
ловы шлем, и лицо у него все было опухшее и синее. Тут подошел к нему воин и
сказал:
— Камуз сказал, чтоб доставили к нему человека, которого посреди моря на
доске нашли, он побеседовать желает.
Дараб себе сказал: «Эх, все это из-за того человека, который от Гантареша при-
был! Заберут меня туда, он меня узнает — плохо мне тогда придется. Свяжут меня,
отвезут к Гантарешу и убьют!» Так вот раздумывал Дараб, когда явился гонец и
сказал, что его требуют к Камузу. Хаджиб издалека увидал его доспехи и сразу
сказал:
— О царь, это Дараб — все приметы сходятся!
Камуз велел:
— Не говорите никто ни слова, я хочу выяснить, что он за человек.
Прибыл Дараб на корабль, Камуз говорит:
— Подведите его!
Дараба привели, посмотрел на него Камуз, увидел его рост и сложение, а от
шлема Дараба его страх пробрал.
Дараб отдал Камузу поклон, но ни единого слова не вымолвил, молча подошел
и сел по правую руку от него. Камуз говорит:
— Добрый молодец, сними шлем с головы, чтобы мы на лицо твое взглянули.
— А зачем тебе нужно на лицо мое глядеть? — спрашивает Дараб.
— Ничего мне не нужно, а только все люди с открытым лицом ходят, чтобы на
них посмотреть можно было.
Дараб снял с головы шлем и показал Камузу лицо. Тот видит, лицо — как луна,
только камнями сильно побито, все в синяках и распухло.
— Добрый молодец, а что это у тебя с лицом? — спросил Камуз.
Дараб подумал: «Главное, чтобы они не проведали, что я — Дараб». Он нашел
отговорку и молвил:
— Во время сражения я с коня свалился, лицом к земле приложился — вот оно
и посинело.
Посмотрел Камуз на него еще раз, увидел фарр божественный, который исхо-
дил от его лика, и спросил:
— А из каких ты краев? Никогда я не встречал такого красивого мужчину, как
ты. Мы здесь все чернокожие, а ты такой белый!
— О владыка, я из Ирака, — говорит Дараб.
Тут Камуз и спрашивает:
— А ты, хаджиб, узнаешь его?
Хаджиб сказал:
— При дворе Гантареша я его не видал, но при дворе много таких людей, кото-
рых я не знаю.
Дараб спросил:
— О хаджиб, а разве ты не из свиты Гантареша?
— Из свиты, — говорит тот.
3 Дараб-наме

66 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Так я уж месяц, как прибыл. Но Гантарешу я еще не представился. Я так
решил: покажу себя в бою, а потом пойду к царю. А теперь так получилось, что я
с лошади упал и лицо сильно расшиб, потом меня волной смыло, не то я уж явил-
ся бы пред его очи, — сказал Дараб.
— Ты об этом не беспокойся, — вмешался Камуз. — Я сам тебя к Гантарешу от-
веду и скажу, чтобы он хорошо тебя принял.
— Дай Бог тебе счастья, великий эмир, — ответил Дараб.
Камуз приказал, чтобы корабли бросили якорь, велел подавать на стол, и они
поели. Тому человеку, который доставил к нему Дараба, Камуз сказал:
— Отправь этого удальца обратно на тот корабль, где он был, да скажи, чтобы
с ним обходились вежливо, — а сам шепнул что-то на ухо своему гуляму.
Дараба посадили в лодку и отвезли назад на корабль, а он поблагодарил.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этой истории —
чуда красоты и собрания диковин, рассказывает так. Когда Дараба увели от Камуза,
тот сказал:
— Это, верно, какой-нибудь царевич, уж больно он хорош собой! А что случи-
лось у него с лицом?
— Сэмэндак в него камнем швырнул и разбил ему все лицо, — объяснил хад-
жиб, — а если бы не это, такого красавца, как он, во всем мире не сыскать.
Камуз говорит:
— Жалко такого в руки Гантарешу отдавать, он ведь его мигом убьет, а это сов-
сем еще ребенок да такой красивый!..
— Да он твоего брата убил и племянников твоих тоже! — говорит хаджиб. — Ты
что же — за чужака заступаться собираешься?
— Вот приедем да поглядим, как дело пойдет, — сказал Камуз.
Дараб же, когда его посадили в лодку и отошли от корабля, сказал себе: «На
этот раз я спасся, что-то завтра будет...» Когда наступила ночь, Камуз приказал
заковать Дараба и приставить к нему стражу. По счастливой случайности гулям,
стороживший его, оказался из Хорасана*, из вилаята Фарс. Сел он напротив Да-
раба и заплакал.
— Ты что плачешь? — спросил Дараб.
А гулям ответил:
— Жалко мне тебя, ни за что пропадешь!
— Ты о чем говоришь-то?
— Ты ведь Дараб? — спросил гулям.
-Нет!
— Да я знаю, что Дараб, не зря же хаджиб Гантареша поминал, что Дараба взяли,
и велели мне тебя заковать, уж и человека за колодками послали, и Гантареша
известили, что захватили тебя.
Услыхал Дараб такие речи и спрашивает:
— Гулям, а ты сам-то откуда?
— Из Фарса я, — говорит тот.
— А как тебя зовут?
— Бехзад.
— А я — Дараб, сын Ардашира, а мать моя — Хомай. Если ты меня отсюда вы-
ведешь и поедешь со мной в Иран, я тебя своим соправителем сделаю.

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 67
— Ладно, — говорит Бехзад.
— Давай руку, — сказал Дараб.
Бехзад протянул ему руку. Дараб молвил:
— Клянусь пресветлым Богом, который создает из небытия — бытие, а смертных
превращает во прах, если ты, Бехзад, меня выведешь отсюда и доставишь в Иран,
я дам тебе столько богатств, что их ни воде, ни огню не уничтожить.
Бехзад его прервал:
— Тише, молчи! Сейчас пошли за колодками, когда их принесут, я скажу, что
надо делать.
Пока они вели такой разговор, принесли колодки в двадцать манов весом и
сказали Бехзаду:
— Исполняй приказ Камуза, надень ему на ноги колодки.
Глядит Дараб, а колодки уж готовы. Подошел Бехзад к нему и говорит:
— Вытяни ноги!
Дараб подумал: «А вдруг этот благородный муж обманул меня и теперь хитро-
стью наденет на меня колодки и отведет к Гантарешу?» А вслух сказал:
— Добрый молодец, держи свое слово!
— О господин, не беспокойся, — ответил тот, — все будет хорошо.
Дараб вытянул ноги, Бехзад набил на них колодки и ушел. Дараб говорит себе:
«Все-таки этот гулям меня обманул, сковал мне ноги!» Стал он вертеться и крутить-
ся, но Бехзада нигде не было видно. А тут поспешно подняли якоря и тронулись в
путь, и на всех кораблях забили в барабаны, заиграли на дудках, закричали так,
что поднялся над морем шум и гам. А Дараб все одно твердит: «Эх, жаль, что я в
оковах оказался, что имя свое Бехзаду открыл! Ведь он сразу им скажет: это, мол,
Дараб!» Тут дело дошло до того, что подогнали к кораблю лодку, посадили в нее
Дараба и повезли к Камузу, а тот приказал:
— Подведите его ко мне, хочу на него взглянуть.
Повели Дараба. А как раз полночь наступила, и он увидел, как загорелись на
берегах Омана сто тысяч светильников, забили барабаны и литавры, загудели трубы
и раковины, рога и карнаи. Отрешился Дараб от надежды на жизнь, только и ска-
зал: «Эх, жаль мне помирать!» Тут их корабли подошли к берегу.
Гантареш выехал на берег моря, за ним сто тысяч негров, вооруженных наффа-
те*, одетых в желтые, красные и белые одежды. Они хлопали в ладоши, прыгали
и кричали от радости, что поймали Дараба. Первым с корабля сошел Камуз, а
Гантареш соскочил с коня и поспешно сел в лодку, и они поплыли друг другу на-
встречу. Так и встретились оба брата на воде. Гантареш спросил:
— А где Дараб?
— Дараба на том корабле, словно невесту, берегут, — ответил Камуз.
— Везите его сюда, поглядим! — говорит Гантареш.
В тот же час подвели к берегу корабль с Дарабом. Дараб был связан, ноги — в
колодках. Глянул он на Гантареша, голову повесил и заплакал, из-за того что так
зазря в плен попал, а сам смотрит, не видать ли где Бехзада, но того нигде не было.
Гантареш и Камуз сели в одну лодку и уехали в город. Прибыли в город и прика-
зали одному человеку, чтобы он доставил Дараба в темницу, вот несколько моря-
ков и отправились, чтобы повернуть корабль, на котором был Дараб, в сторону
темницы. Тут-то и показался Бехзад и сразу закричал, чтобы корабль задержали.

68 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Взошел Бехзад на палубу корабля, а Дараб ему ни слова не говорит. Бехзад ска-
зал:
— Камуз приказал, пока берег не опустеет, не спускать Дараба с корабля!
Четверо взялись за весла, стали грести, чтобы вывести корабль в открытое море.
Когда корабль удалился от берега, Бехзад вынул ключ и снял оковы с ног Дараба,
а также дал ему меч и сказал:
— О Дараб, я сделал то, что в моих силах, а сражаться — это твое дело! Никого
не жалей, рази мечом!
Дараб схватил меч и начал рассыпать удары. Сначала одного ударил, голову ему
отрубил, потом за другого взялся. Осталось еще двое. Бехзад говорит:
— И этих тоже убей, а то они нас схватят и корабль к берегу подведут.
Дараб убил обоих матросов, они с Бехзадом взялись за весла, повернули корабль
и направили к другому берегу. А люди Гантареша берег заняли, чтобы захватить
Дараба.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана,
рассказывает так. Когда Бехзад снял колодки с ног Дараба и принес ему меч, Да-
раб убил четырех матросов, и они с Бехзадом причалили к берегу, думая добрать-
ся до той горы. Люди Гантареша видели их и заняли весь морской берег. Ведь этот
корабль был приметный — на парусах у него был значок, вроде вымпела; по этим
значкам корабли и различали, чтобы ошибки не вышло. И как только они увиде-
ли, что корабль идет к берегу, они сразу же зашли в воду, чтобы вытащить корабль
Дараба на сушу, а его отвести к Гантарешу. Но Дараб подошел к самому берегу и
под прикрытием скалы выскочил с корабля. Двинулись Дараб и Бехзад к той горе.
Воины подбежали и перекрыли Дарабу путь. Выхватил Дараб меч, повернулся к
тем воинам, испустил боевой клич и крикнул:
— Это я, Дараб, неукротимый лев! Все, кому жизнь дорога, поворачивайте на-
зад подобру-поздорову, а не то всех вас жизни лишу, так что, пока мир будет сто-
ять, мою отвагу славить будут! — а Бехзаду он при этом говорил: — Теперь они
увидят настоящего воина!
Заревел Дараб, словно гром загремел, прошелся по ним мечом и нескольких
человек наземь поверг, а сам на Бехзада поглядывает. Как узнали об этом осталь-
ные, бросились прочь и сообщили Гантарешу, что Дараб бежал и скрылся на скло-
нах горы, хочет там спастись.
Гантареш сказал:
— Ну, удальцы, вы уж постарайтесь, может, удастся его поймать!
А потом и сам Гантареш поспешно сел на коня и направился со своими воина-
ми к той горе, и люди Камуза с ними. Когда Камуз узнал, что случилось, он ска-
зал себе: «Жаль, что прикончат они человека столь совершенной красоты и тако-
го доблестного...» Поехал Камуз вслед за братом, взяв с собой около тысячи вои-
нов, и все прочие из того и другого войска, кто об этом услыхал, тоже собрались
туда. К тому времени, как Камуз прибыл, Дараб уж многих положил из тех, что
без доспехов оказались. Поглядел Камуз издали и увидел Дараба с мечом в руке,
а позади него — Бехзад, его прикрывает и сражается вместе с ним. Опять Камуз про
себя сказал: «Эх, жалко, что такой воин понапрасну погибнет — никогда я не ви-
дал такого замечательного бойца, да и не слыхал ни от кого о подобном. Как он
бой ведет — тысячу раз слава ему!» Остановился Камуз вдалеке и стал наблюдать

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 69
за битвой Дараб а, а тот, словно ярый слон, рубил мечом направо и налево, повер-
гая воинов наземь. Камуз пришел в восхищение от того, как он сражался, а потом
крикнул своим людям:
— Я не желаю, чтобы вы вступали в бой с Дарабом, сначала надо выяснить, чего
он добивается.
А Дараб продолжал биться с преследователями, но к ним подошла помощь, и
они стали брать верх. Один воин подскочил к Дарабу и наставил на него рыбий зуб.
Дараб ударил его мечом, да так, что отсек руку до плеча, но тут другой хотел
пронзить Дараба мечом, Дараб отбил удар и сам обрушился на него со своим не-
отвратимым клинком, так что голова врага покатилась, как тыква. Потом он бро-
сился к отрогам горы, но люди кинулись за ним и окружили его, а Дараб протянул
меч Бехзаду и сказал:
— О Бехзад, берись за меч, меня взяли в кольцо!
Бехзад схватил меч и бросился в бой, ни на миг не покидая Дараба.
Коль выпало мужу свой долг исполнять,
Он силы найдет, чтоб друзей защищать.
Дараб увидел на земле оброненный кем-то рыбий зуб — оба конца в железо
оправлены, весом в шестьдесят манов, — передал меч Бехзаду, а сам подхватил тот
рыбий зуб, и они стали спиной к спине и завязали такую яростную схватку, что
крепче не бывает. Дараб всех, кого доставал тем рыбьим зубом, разил намертво.
Гантареш вскричал:
— О подлые, вас пять тысяч, а вы его одного взять не можете! Боюсь, что он при
помощи своих сокрушительных ударов сейчас прорвет ваше кольцо. Будь проклят
тот, кто смастерил оружие из этого рыбьего зуба, оковал его железом — как будто
нарочно для Дараба!
А Пейванд Занги, видно, там поблизости стоял, закинул он на плечо рыбий зуб
и сказал:
— О царь, да они просто сражаться не умеют. Вели двоим, чтобы вышли на него
и сманили его вниз с горы, а еще нужен один метатель камней, чтобы внезапно
ударить камнем его по лицу и свалить с ног. Вот таким способом, как я сказал, его
можно одолеть.
Гантареш сказал:
— У меня в дружине Сэмэндак был, он умел при помощи камней сражаться, а
больше никого нет, чтобы сегодня могли пойти на него с камнями.
— Да у нас тысяча человек найдется, которые в сто раз лучше Сэмэндака уме-
ют камнями драться, — сказал Пейванд.
— Преврати-ка слово в дело! — говорит Гантареш. — Давай сюда того, кто спра-
вится с Дарабом, а я ему дам все, чего он захочет.
Пейванд пошел и привел Диваки. А этот Диваки был с острова Самих, из чис-
ла дружины Камуза. Когда он подошел к Гантарешу и поклонился, тот спросил его:
— Как тебя зовут?
— Диваки.
— А ты умеешь камнями сражаться?
— О царь, с помощью твоей счастливой звезды я сумею свалить Дараба, — гово-
рит Диваки.

70 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Если ты сделаешь, как говоришь, я одарю тебя халатом, и дам отряд в сто
человек, и назначу тебя над ними начальником, — пообещал Гантареш.
— Тут одна загвоздка есть, — говорит Диваки. — Я ведь из дружины Камуза, а
он сказал, что не желает, чтобы кто-либо из его людей сражался с Дарабом.
— Он мне на помощь пришел и войско привел, — возразил Гантареш. — Навер-
няка он так не говорил, это вы ошиблись.
— А ты погляди: разве хоть один из его войска с Дарабом сражается? — не уни-
мался Диваки.
Гантареш посмотрел: и правда, стоит Камуз со своей дружиной в стороне и на
бой Дараба любуется. Рассердился Гантареш:
— Что задумал мой брат? Ну ладно, ты ступай, может, удастся тебе свалить
Дараба — я тебя тогда награжу.
Рассказывают, что был у этого Диваки запас рыбьего глаза, каждый глаз ог-
ромный, пять-шесть манов весом, в Четырех Элементах выдержан1'1, закален
крепко: если ударить им по камню, камень разобьется вдребезги, а рыбьему гла-
зу — хоть бы что, такую он набрал твердость. Взял Диваки рыбий глаз, взял щит
из рыбьей чешуи, размером четыре гяза на четыре, который стрела пробить не
могла, загородился им. Ведь недаром описано в «Аджаиб ал-джазаир»11 следую-
щее.
Есть в море острова, которые стоят на спине рыбы по прозванию Великая Рыба-
кит. Этот кит пять тысяч лет в водах морских плавает, а после того останавлива-
ется на месте. И те киты, что побольше, длиной бывают в тысячу фарсангов, а
шириной в пятьсот фарсангов, а те, что помельче, — пятьсот гязов на триста. До-
казательством сих слов, исторгающим из сердца всякое сомнение, служит то, что
Господин мира и Творец всех людей водрузил всю Землю на спину Быка и Рыбы.
Нет на свете ничего больше, чем эта рыба-кит, но также нет ничего ничтожнее, чем
она. Если Господь всемогущий прогневается на рыб этой породы, они выстраива-
ются в круг, одна утыкается головой в хвост другой, и все замирают на месте, дви-
нуться не могут; и когда спина у них скрывается под водой, то брюхом они упира-
ются в дно морское. Почувствовав голод, киты дважды в день дуют в пучину мор-
скую и все, что взбаламутится, набирают в рот и едят, так что вся морская живность
служит им пищей. И все греческие острова стоят на спинах этих китов.
Но вернемся к нашему рассказу. Диваки взял тот рыбий глаз, прикрыл лицо
щитом из рыбьей чешуи, и они все трое вместе с Камар-Пейвандом и Джалбу по-
шли на Дараба. А Дараб к тому времени устал, он повернулся спиной к морю,
Бехзад тоже. Камар-Пейванд вступил с Дарабом в единоборство, а Джалбу схва-
тился с Бехзадом. Но Джалбу был закаленный воин, Бехзад не мог против него
выдюжить, и вот они то сходились, то расходились, пока не настал счастливый час
Джалбу, и он замахнулся на Бехзад а мечом. Бехзад хотел уклониться, но конец
меча попал ему по бедру и отсек ногу. Подбежал Дараб, ударил Джалбу, так что
отделил верхнюю половину тела от нижней. Пока Дараб расправлялся с Джалбу,
Камар-Пейванд напал на него с другой стороны и нанес ему удар посередь головы,
но вреда не причинил: на Дарабе был шлем Эсфандияра, тот самый, в котором
Ардашир сражался с Фараморзом*. Только меч Камар-Пейванда его коснулся, как
справа подскочил Диваки и бросил рыбий глаз прямо в лицо Дарабу — почти пол-
лица ему своротил. Однако Дараб, несмотря на рану, прыгнул вперед и так руба-

Глава четвертая. Дараб в Олшне и Дарьябаре 71
нул Камар-Пейванда по уху, что снес ему череп. Но пока Дараб сражался с Камар-
Пейвандом, Диваки метнул в него свой снаряд еще раз.
Тут подступили все остальные воины, схватили Дараба и стащили у него с го-
ловы шлем, а руки ему связали, накинули ему на шею ременный повод и поволок-
ли по земле во дворец Гантареша. Пришел Камуз, сел напротив Гантареша, а Да-
раба на ноги поставили перед ними.
Гантареш сказал:
— Эй, ублюдок, великую ошибку ты на мой счет допустил, когда заявился из
Омана и убил двух моих сыновей и брата, перебил моих воинов. Ты воображал,
что в Дарьябаре и в Омане мужчин не найдется? Позовите палача, чтоб отрубил
ему голову, чтоб все люди этот урок запомнили. Больше никто не посмеет так дерз-
ко с нами поступать!
Пришел палач, черный, как чернила. Каждая рука у него — как верблюжья
ляжка, ростом он с башню крепостную, а голова на этой башне размером с чан
прачечника, глаза на ней — словно два блюдца, зубы желтые, а два клыка изо рта
наружу торчат, как у дикого зверя. На перевязи у него висел меч, голова была
непокрыта, он носил кожаный передник и весь был натерт маслом, так что блес-
тел точно тусский* гагат. Вот какой палач предстал перед Гантарешем. Гантареш
сказал:
— Завяжи Дарабу глаза и поскорей отруби ему голову, чтобы души Дарнуша и
Мехрнуша, Сэмэндуна и Сэмэндака были мной довольны.
Тотчас расстелили кожаный коврик и посыпали сверху песком, а Дараба поста-
вили на колени и завязали ему глаза. Камуз почувствовал к нему сострадание — ведь
от Дараба исходил божественный фарр, а Камуз принадлежал к самым проницатель-
ным жителям Дарьябара, он умел определять путь по звездам небесным и был уче-
ником мудреца Эфлатуна. А Эфлатуном сказано: «Появится в этих краях один из
потомков Кейкобада*, и греки понесут от него великий урон, и в конце концов все
греческое царство перейдет к нему»12. И Камуз подумал: «Ведь вон как, бывало, го-
варивал мой наставник, да и жалко, если Дараба убьют». А вслух Камуз сказал:
— О брат, не вели казнить Дараба, я тебе кое-что сказать хочу.
— Говори, — отвечал Гантареш.
— Это царевич из рода Кейкобада. Я слышал от своего учителя Эфлатуна при-
меты того царевича, и вот теперь все эти приметы оказались у этого человека: это
отвага и внушающий ужас вид. Послушай моего совета, не казни его, ведь, если ты
его убьешь, это царство из-за тебя придет в упадок.
Гантареш сказал:
— Мне ведомо, что ты говорил, будто не допустишь, чтобы убили Дараба. Ты и
сейчас о том же говоришь, доводы всякие приводишь — видно, он тебе понравил-
ся. Замолчи — я все равно его казню!
— Не убивай его! Я наблюдал звезды небесные и вопрошал, кто он такой, и
вышло мне предсказание, что ты раскаешься, коли убьешь его, да пользы от этого
уже не будет.
— Вот я его казню, тогда и увижу, много ли ты знаешь, — ответил Гантареш.
Камуз сказал:
— Ты старший брат, а я младший, твое право решать, но сперва спроси, кто он
такой.

72 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— И спрашивать не стану, и голову ему отрублю! — говорит Гантареш.
— Не допущу я этого, — молвил Камуз.
Заспорили братья, рассорились, а кругом стоят две тысячи воинов в полном
вооружении — дружины обоих братьев. Гантареш палачу кричит: «Руби ему голо-
ву!» — а Камуз свое ладит: «Не руби, сам жизни лишишься!» — «Руби!» — приказы-
вает Гантареш. «Не руби!» — уговаривает Камуз. Так они стояли каждый на своем,
пока не передрались. Воины Камуза двинулись вперед, чтобы утащить Дараба, а
воины Гантареша стали его удерживать: мол, не дадим вам его увести. Началась
из-за Дараба всеобщая свалка, пустили в ход мечи, сам Гантареш с Камузом схва-
тился, до того дело дошло, что Гантареш выхватил меч и заорал:
— Ах ты, негодяй, раз ты меня не признаешь, я сейчас велю тебя на клочки
разорвать!
Камуз сунул руку за голенище, вытащил кинжал и полоснул брата по боку, так
что разорвал его до пупка. Упал Гантареш и расстался с жизнью. Воины Гантаре-
ша, как увидели, что он погиб, сразу набросились на Камуза, закричали:
— Ты из-за чужеземца брата родного погубил?!
— И хорошо сделал! — отвечал им Камуз. — Это царевич из Ирана. Я говорил,
чтоб он его не трогал, а он не слушался.
Дошла весть и до дворца Гантареша, мол, шаха Гантареша собственный брат
убил. Жена Гантареша, Тамрусия, спросила:
— Кто принес смерть моему мужу?
— Он пал от руки Камуза, — сказали ей.
Тамрусия с пятью слугами и служанками вышла из своих покоев, они заперли
двери дворца и велели, чтоб Дараба увели, а потом крикнули своим: мол, давай-
те! Тотчас Камуза схватили и разорвали на куски, а Дараба бросили в подземелье
дворца и заперли. Тамрусия приказала, чтоб Дараба держали в заключении, а когда
наступила ночь и все войско вернулось, Тамрусия перенесла Гантареша во дворец,
положила в гроб, а на следующий день отослала гроб прочь из дворца и три дня
его оплакивала. Камуза тоже оплакали, положили в гроб и отправили домой. Той
же ночью все отплыли, и на берегу не осталось никого из войска Камуза, а они все
прибыли на остров Самих и понесли гроб с телом Камуза в город. Жена Камуза
была сестрой Тамрусии, и звали ее Антусия. Она вышла из царских покоев, веле-
ла внести гроб во дворец, обрезала свои косы в знак горя и стала вместе с просто-
волосыми невольницами, четырьмя сыновьями и двумя дочерями Камуза оплаки-
вать его. У Антусии было от Камуза двое сыновей. Она воскликнула:
— Я сей же час поеду и потребую у них отмщения за смерть Камуза! Дараб-то
остался у моей сестры, а оба падишаха погибли — поедем и отомстим этому Дарабу.
И все войско ответило ей:
— Это будет справедливо.
Антусия и ее дружина отплыли на своих кораблях.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого дастана —
чуда красоты и собрания редкостей, рассказывает так. На третий день после того, как
Гантареша опустили в могилу, Тамрусия приказала созвать всех сановников. Вышла
к ним Тамрусия с короной на голове, воссела на царский трон и сказала:
— О благородные мужи, нынче три дня прошло с того времени, как престол
остался без шаха: шах в могиле, шахский трон опустел, а убийца заперт в темни-

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 73
це. Как, по-вашему, надлежит поступить? Сыновей у нас больше нет, трон насле-
довать некому. Кого вы теперь желаете посадить на трон? Есть у меня четыре до-
чери, но девушки не годятся для трона и царской власти.
Все рыцари сказали:
— Ты должна по-прежнему оставаться на царском троне, а мы пошлем челове-
ка к Санкаруну на остров Калун, сообщим ему о случившемся, и пусть он выберет
кого-нибудь из своих сыновей — у него ведь их семеро, трое сейчас при нем. Пусть
отец назначит достойного.
— Хорошо, — согласилась Тамрусия, — я останусь на троне, пока мы не получим
от него известия.
На том и согласились, написали письмо Санкаруну, отцу Гантареша, и говори-
лось в том письме вот что:
«Во имя Бога, сотворившего небо и землю! Его волею произрастают травы и
на засохшей колючей ветке распускаются благоуханные цветы, во чреве дикой
козы образуется чистый мускус, от кашалота получают серую амбру, а из черной
глины возникает Адам, который породил многие тысячи потомков. И ни в чем
Он не допускает ни малейшей ошибки. Муравью полагает пищу муравьиную, а
слону — пищу слоновью, и все те, что поднимаются по утрам голодными, отходят
ко сну насытившимися, и от Него исходит то, что изначально предназначено судь-
бой. Господь да пошлет тебе воздаяние, ибо оба твоих сына скончались: Гантареш
и Камуз безвинно друг друга убили. И все потому, что прибыл из Ирана один че-
ловек, посол Хомай, дочери Ардашира, из рода Кейкобада-царя. И говорит он,
что-де прибыл, дабы наладить в мире порядок для Хомай, а всякого, кто не под-
чинится, он-де силой уведет к ее двору. Мы сразились с ним и захватили его в плен,
а затем хотели казнить, но Камуз говорил, что не надо, а Гантареш говорил, что
надо. По этой причине оба они погибли. Что ты теперь прикажешь делать с Да-
рабом?»
Тамрусия приказала закончить послание, как положено, приложить печать, а
потом нескольких человек посадили в лодку и отправили к Санкаруну, а до остро-
ва, на котором сидел Санкарун, было четыреста фарсангов.
Рассказывают, что тут Тамрусию взяло искушение поглядеть, что за человек этот
Дараб, из-за которого были убиты два славных шаха. Она послала за Дарабом.
Привели его — на ногах цепи тяжелые, все лицо опухшее. Посмотрела Тамрусия и
видит лик прекрасный, как сто тысяч красавиц: очи черные, зубы — словно жем-
чужины чистой воды, нос прямой, как меч. И стоит он — луноликий, чернокудрый,
высокий и сильный, и фарр божественный над ним сияет. Едва увидела Тамрусия
Дараба, силою ста тысяч сердец влюбилась в него из-за его красоты. Жена тотчас
позабыла о муже и во все глаза уставилась на Дараба. Встала она словно заворо-
женная, взяла Дараба за руку и отвела на почетное место, усадила там, сама при-
села перед ним почтительно на колени и сказала:
— О красавец, не дай Бог, сердце твое занято...
Поглядел Дараб, видит женщину красивую и привлекательную, да только уж
много детей родившую. Ну, Дараб тоже стал ее пристально разглядывать. Но что
ни делала Тамрусия, ей не удавалось соблазнить Дараба. Тамрусия говорила:
— О смущающий душу юноша, ты явился сюда, и твои ресницы, подобные стре-
лам, ранят сердца влюбленных, а твои могучие руки, подобные топорам, поверга-

74 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
ют наземь воинов на мейдане. Так из какого же ты города — да будет благословен
город, который произвел рыцаря, подобного тебе!
Дараб ничего не ответил, ведь он был еще ребенок и никогда не имел дела с
женщинами. Он только глаза таращил на Тамрусию и не мог понять, о чем это она
толкует. А Тамрусия повернулась к Дарабу и опять сказала:
— Скажи хоть словечко, ведь ты одним взглядом похитил мою душу!
— Не понимаю я, чего ты говоришь, — ответил Дараб.
— О юноша, а ведь ты убил моего мужа и двух сыновей! — говорит Тамрусия.
— Они на меня войной пошли, вот я и убил.
— А зачем ты приехал сюда из Ирана? — спрашивает Тамрусия.
— Я человек Хомай, дочери Ардашира, — ответил Дараб. — Прибыл затем, что-
бы порядок в мире навести для нее.
— Удивительно, что Хомай тебя к рукам не прибрала да не удержала, — сказа-
ла Тамрусия. — Мы слыхали, что у нее мужа нет. Быть не может, чтобы она тебя
не возжелала!
Дараб сказал:
— У нас такое, о чем ты говоришь, не в обычае.
— Ну так знай, что тебе собираются воздать по заслугам, — говорит Тамру-
сия.
— Как ты прикажешь, так и будет, — сказал Дараб.
— Я тебя для того и позвала, чтобы отомстить, — сказала Тамрусия, — но, когда
увидела такую красоту, все свои печали позабыла и влюбилась в тебя.
Тамрусия и правда влюбилась в Дараба и говорила себе: «Мне теперь месть за
мужа и сыновей противна, мне надо так дело повернуть, чтобы остаток жизни своей
прожить с этим красавчиком. А этого сразу не устроить, для этого время нужно».
Потом она приказала, чтобы Дараба опять отвели в темницу, ей, мол, надо напи-
сать письмо сестре Антусии13.
Тюремный смотритель повел его в темницу.
А когда разбитое войско Камуза уплыло на его остров, они обо всем рассказа-
ли жене Камуза, которую звали Антусия и которая приходилась сестрой Тамрусии.
У нее было два сына от Камуза, одного звали Шаху, другого — Маху14. Эти сыно-
вья с тысячью воинов сели на корабли и направились в Оман, теперь как раз и
прибыли. Тамрусия выехала им навстречу, а Антусия облачилась в синие одежды15
из льняного полотна в знак печали по Камузу, и за ней вели сорок лошадей в золо-
ченой сбруе, но с обрезанными хвостами и перевернутыми седлами. Как только
сестры завидели друг друга, тотчас спешились и обнялись. Тамрусия начала рас-
спрашивать сестру о дорожных тяготах, а тем временем они прибыли в город и
вошли во дворец, а Ранаку и Сахмнаку она выслала довольствие и угощение, и они,
нимало не печалясь о смерти отца, днем и ночью только и знали, что вино пить,
целую неделю за этим занятием провели. А потом порешили эту неделю загладить,
и вот, когда Тамрусия со своей сестрой сидели на одном троне в полном согласии,
Ранак и Сахмнак уселись на табуреты для знати и сказали:
— Приведите Дараба, мы рассчитаемся с ним за кровь нашего отца!
Пришел тюремный смотритель и привел Дараба, у Тамрусии сердце так и за-
колотилось: не дай Бог, Дараб погибнет в расцвете сил! А Антусия у нее все время
спрашивала: кто таков этот Дараб? Тут Тамрусия ей и говорит: вот сейчас приве-

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 75
дут — увидишь. Как раз когда они этот разговор вели, появился тюремный смотри-
тель, ведя за руку Дараба, одетого в льняную рубаху. Увидела Антусия неотрази-
мую красоту Дараба и в тот же час отказалась от возмездия за мужа, очистила свое
сердце от ненависти и вместо дерева злобы посадила росток любви, так что вой-
ско любви к Дарабу захватило ее. Влюбившись в Дараба, Антусия обратилась к
своим сыновьям с такими словами:
— Милые вы мои, что вы собираетесь предпринять?
— Он нашего отца убил, а мы теперь убьем его, — ответил Сахмнак.
И он тотчас приказал растянуть Дараба на дыбе, а палачам велел бить его пал-
ками до смерти, и безжалостные мучители подступились к Дарабу и начали коло-
тить его, пока не нанесли ему ударов десять. Тамрусии казалось, что эти удары
проникают в ее сердце и печень. Антусия поглядела на нее и поняла, что она тоже
не может этого вынести. Тогда она обратилась к Ранаку и Сахмнаку:
— Сыночки мои милые, ваш дядя никогда на женской половине дворца казни
не вершил. Если хотите наказывать его — для того есть место казни.
Тут Ранак приказал Дараба назад в темницу вести: мы, мол, еще разберемся,
что с ним делать.
Затем, когда день кончился, чернокожие воины ночи стали одолевать румийское
войско10, и оно отступило, но тут показала свой лик луна, и мир от лица ее осветился.
Тамрусия встала, натянула сапожки, взяла с собой тысячу динаров и прокралась
к темнице. Подошла она к дверям, звякнула дверным кольцом, тюремный смот-
ритель спросил:
— Кто это в неурочный час в тюрьму стучится?
— Это я, Тамрусия, жена царя Омана.
Смотритель поклонился ей и говорит:
— О царица, никогда еще такого не бывало!
А Тамрусия ему:
— Есть у меня один тайный разговор, я пришла с тобой побеседовать.
— Говори, — сказал смотритель.
— Сколько лет ты смотрителем темницы служишь? — спросила Тамрусия.
— Да уж пятьдесят лет.
— Ну и сколько за эти пятьдесят лет досталось тебе от благ земных?
— О царица, да у меня пятьдесят динаров долгу! — говорит смотритель.
Тамрусия спросила:
— Если Дараба казнят, тебе дадут что-нибудь?
-Нет.
Тогда Тамрусия сказала:
— Получай тысячу динаров и выдай мне Дараба на сегодняшнюю ночь, а завт-
ра рано поутру я его приведу сюда.
— Ладно, — согласился смотритель.
В тот же час он вывел Дараба из темницы и потащил его на веревке, как он был,
в оковах, а двери тюрьмы запер. И они тихонечко пошли, пробрались к дверям
женской половины дворца, уединились в горенке, двери закрыли, достали чисто-
го вина, разорвали на куски жареную курицу и принялись за еду, а потом пустили
по кругу вино. Тамрусию поставили виночерпием. Потом смотритель пошел к две-
ри, Тамрусия говорит:

76 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Ты куда?
— Вы пейте, — говорит смотритель, — а я пойду пока у дверей посижу: если пой-
дет кто-нибудь, предупрежу вас.
— Хорошо, — согласилась Тамрусия.
И предались Тамрусия и Дараб наслаждениям.
Что же касается Антусии, сестры Тамрусии, то она весь день сгорала от страс-
ти к Дарабу. Когда настала ночь, она надела сапожки, накинула чадру, взяла ты-
сячу динаров и вышла из дома в ночную тьму — никакого страха в сердце ее не
закралось, отправилась к дверям темницы. Постучала она в дверь, жена смотри-
теля вышла и спрашивает:
— Кто там?
— Я Антусия, сестра Тамрусии! А муж твой куда девался?
— Вино пошел пить.
— Я для того пришла, чтобы вас от нищеты избавить, — говорит Антусия. Вло-
жила она в руку жены смотрителя тысячу золотых и сказала: — Возьми эту тыся-
чу динаров, мне же отдай Дараба, а на рассвете я его тебе назад приведу.
Жена смотрителя сказала:
— О царица, такая басня есть, послушай. Однажды пришел один человек к
мудрецу и говорит: «Что мне сделать, чтобы дела мои поправились?» Мудрец от-
вечает: «Вставай на рассвете, занимайся своим ремеслом!» Тот человек ушел, встал
на рассвете. На другой день отлучился он куда-то, пришел вор и стащил его чал-
му. Заявился он с непокрытой головой к тому мудрецу и сказал: «Ты мне говорил,
чтобы я на рассвете вставал, я встал, а у меня чалма пропала!» — «Значит, тот вор
еще раньше тебя поднялся», — сказал мудрец.
— При чем здесь эта басня? — спросила Антусия.
— А при том, что твоя сестра Тамрусия раньше тебя пришла, и Дараба увела, и
тысячу динаров дала. Пошла на женскую половину и предается там удовольстви-
ям. Вот я тебе и рассказала, что к чему.
Услышала это Антусия, оставила золото той женщине, а сама вернулась в свои
покои, нарвала букет роз всех цветов, набрала полный рукав17 сластей и виногра-
да, вышла на крышу дворца и стала искать горенку Тамрусии. Она дошла до того
места, где крыша была накрыта куполом, вокруг которого вилась лесенка длиной
в пятнадцать гязов — ведь купол был большой, весь изразцами выложен. Вытащи-
ла она нож, поддела одну плитку и заглянула внутрь. Видит Тамрусию, которая
подошла к Дарабу с чашей вина в руке, перстень ему на палец нацепила и заздрав-
ную пьет. Потом она придвинулась ближе к Дарабу и закинула руку ему на шею.
Дараб сказал:
— О царица, в нашей стране, когда вино пьют, много сластей подают, и если кто
поднимает заздравную чашу, то ее пьют со сластями и сахарными орешками. А ты,
хозяйка такого дома, хочешь выпить с таким гостем, как я, и перстнем закусить?
Хоть бы Элан-пери* пришла, уму-разуму тебя научила, — я бы этот перстень ей
подарил.
Когда Антусия услышала эти слова, она сбросила тот букет роз и сласти вниз,
под купол — всю светелку засыпала, а букет цветов попал прямо на голову Дара-
бу, Антусия же проговорила:
— Ты Элан-пери звал — вот я и пришла! Откройте мне дверь.

Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 77
Тамрусия открыла дверь, приставила лестницу, и Антусия спустилась вниз.
Подошли Тамрусия и Антусия вместе к Дарабу, поклонились ему. Через недолгое
время после того Тамрусия сказала:
— Давай-ка постелим постель и поспим!
Они тотчас расстелили постель, уложили Дараба и сами тоже легли с ним: одна
справа, другая слева. Если Дараб в одну сторону повернется, другая его за спину
кусает, а в ту сторону оборотится — эта его в спину куснет. А Дарабу был трина-
дцатый год, он еще не стал мужчиной и не понимал, что ему надо делать. Так и
продолжалось, пока не забрезжил рассвет. Смотритель тюрьмы пришел и посту-
чал в дверь.
— Кто там? — говорит Тамрусия.
— Я это, отвори дверь и давай мне Дараба, — отвечает смотритель.
Встала Тамрусия, открыла дверь и отдала ему Дараба. Смотритель взял его за
руку и увел в темницу, запер там. И так у них дело шло, пока не миновало еще трое
суток.
А у Тамрусии было две дочери, одну звали Зарринкиш, а другую — Банукиш.
Тамрусия отдала их замуж за сыновей своей сестры — это были сыновья Антусии,
и они сидели, вино попивали. Ранак говорит Сахмнаку:
— Братец, ты тут посиди, а я пойду протрезвею немного.
Встал Ранак и пошел к Антусии. Смотрит, сидит его мать вместе с Тамрусией
на троне и ведут они разговоры про Дараба. Выхватил он меч, замахнулся на мать
и вскричал:
— Дараб нашего отца убил, и дядьев наших убил, и всех наших родичей, а ты
приехала сюда с Дарабом миловаться!
С этими словами он ударил мать мечом и отрубил ей голову, а потом бросился
на Тамрусию. Как увидела Тамрусия, что сестра ее убита, вскочила, убежала в свои
покои и дверь заперла, говорит себе: «А вдруг он и меня тоже убьет?» Увидел Ра-
нак, что она сбежала, закричал ей вслед:
— Эй, бесстыдница, куда бежишь? После нее — твой черед!
И с этими словами ушел.

Глава пятая
ОТ ОМАНА ДО ГРЕЧЕСКИХ ОСТРОВОВ
Когда Тамрусия прибежала на женскую половину и поняла, что Ранак ушел, она
накинула на голову покрывало, выскочила из дома, так что ее никто не видел,
пришла к смотрителю тюрьмы и сказала:
— О благородный муж, знай, что сестру мою Антусию убил ее сын, а завтра
собирается расправиться с Дарабом и со мной. Я тебя научу, что надо делать, и ты
станешь из смотрителя военачальником.
— Приказывай, что пожелаешь, — сказал смотритель тюрьмы.
— Когда настанет время вечернего намаза и вокруг стемнеет, приведи какой-
нибудь корабль к тем воротам, что со стороны степи, да поближе к кораблю устрой
загородочку. А если ты с кораблем управляться не умеешь, то я тебя научу.
— Это самое смотрительство — не мое ремесло, я отродясь мореходом был, —
ответил ей смотритель. — Я уж потом за эту работу взялся.
— Тогда ступай и займись делом, — сказала Тамрусия, и он ушел.
Когда стемнело, он приготовил корабль и известил Тамрусию. Она поспешно
собрала пятьдесят тысяч золотых динаров и десять тысяч динаров серебром, сто
пузырьков мускуса, сорок манов индийского алоэ, сорок связок одежды и еще много
всякого добра и припасов — печенья и халвы, кур и меда, масла и фиников и все
такое прочее и погрузила на корабль.
— Ступай приведи Дараба, — велела она смотрителю.
Тот сходил за Дарабом, привел его и посадил на корабль. Дараб говорит:
— О царица, не скажешь ли, куда ты хочешь отправиться? Что случилось?
— Знай, что ради любви к тебе я оставила страну, и царский трон, и своих де-
тей, — сказала Тамрусия, — предпочла тебя всему миру. А сестру мою тоже убил
собственный сын, и завтра придет мой черед. Вот я принесла тебе одежду, пере-
оденься, и скорей уедем отсюда. В греческих водах есть остров, который называ-
ют Хатареш, там у меня отец, его зовут Фасталикон. А еще у меня есть две сест-
ры, сына же у моего отца нет, и он уже состарился, того и гляди, солнце жизни его
закатится. И когда пробьет его час, ты станешь падишахом того вилаята, а я —
государыней, а этого смотрителя мы сделаем нашим полководцем.
— Очень правильно ты это все замыслила, — сказал Дараб.
Тогда Тамрусия пронесла за той загородкой на корабль все, что нужно, запер-
ла ворота дворца снаружи, и они вышли в море и повели корабль вперед. Поста-
вили паруса, пустили в ход весла и в один миг удалились от берега на расстояние
целого мира. Дараб спросил Тамрусию:
— А далеко ли отсюда до Хатареша?
— Четыре тысячи фарсангов, — ответила она.

Глава пятая. От Омана до греческих островов 79
— Да это мы всю жизнь будем туда добираться! — воскликнул Дараб.
— Если посуху идти, долго получится, — говорит Тамрусия, — а если морем плыть
да ветер попутный будет, за три месяца весь путь одолеем.
Определили они направление и повели свой корабль, и он полетел словно ветер.
Так они плыли, пока не наступило утро и вокруг стало светло. Дараб заметил ос-
тров, очень красивый и благодатный.
— Что это за остров? — спросил он.
— Этот остров называют Анклион, — ответила Тамрусия, — он двадцать фарсан-
гов длиной и четыре фарсанга шириной. Раньше там обитало много народу в пол-
ном довольстве, но из-за гнета и притеснений Гантареша все в запустение пришло.
Зато все цветы, какие только есть в мире, и все плоды там растут.
И они направили корабль к этому острову. Причалили, сошли с корабля и от-
правились гулять по острову, отыскали кое-что съедобное, поели, потом постави-
ли шатер, посидели там и спустя какое-то время уснули. Только они разоспались,
как Тамрусия подскочила и Дараба разбудила. Встал Дараб и говорит:
— Что случилось?
Тамрусия сказала:
— Я только что видела во сне, будто всю гладь морскую черные вороны закры-
ли, а из клювов у них огонь пышет.
— Этот сон означает, что негры за нами в погоню выходят. Мы должны поско-
рей придумать, как нам с ними справиться.
Пока они так говорили, Тамрусия взглянула на море и увидела, что вдали по-
казались корабли и баркасы.
— Вот и мои племянники за нами пожаловали, — говорит Тамрусия. — Это Ра-
нак и Сахмнак, они сели на корабль и как дым полетели за нами.
Дараб сказал Тамрусии:
— Ступай поищи здесь местечко понадежнее и побудь там, пока я выйду против
этих людей и сражусь с ними, чтоб они знали, что следом за такими, как я, ходить
не надо.
Заплакала Тамрусия, попрощалась с Дарабом и пошла в глубь острова, спрята-
лась там на дереве. А войско негров уж подплыло к берегу, они торопились, так
как издалека заметили Дараба. Захохотали они от радости, схватились за оружие,
зубы оскалили и, высадившись на землю, пустились к нему. Нашли беднягу смот-
рителя и свирепо с ним расправились.
Увидел это Дараб, вскинул на плечо палицу, опустил забрало и пошел на них. Кто
ни выходил против него, он того одним ударом убивал. Прокатился среди негров стон,
начали они в барабаны бить. За один час положил Дараб восемьдесят человек, а сам
остался цел и невредим и продолжал биться с такой же силой, пока не настала ночь,
стемнело вокруг. Во тьме ночной Дараб ушел от них, а негры вернулись на корабль
и остались там, обсуждая ту страшную битву и доблесть Дараба. Дараб же, оставшись
на острове, про Тамрусию вспомнил и подумал: где ее искать? Потом он сказал себе:
«Надо мне забраться на дерево, чтобы быть в безопасности от этих воинов». Поду-
мал он так и подошел к огромному дереву. По воле судьбы Тамрусия сидела на том
самом дереве. Когда Дараб направился туда, Тамрусия со страху чуть сознания не
лишилась, ведь она считала, что Дараба убили и теперь кто-то из негров явился за
ней. От испуга она вся так и затряслась, а Дараб полез наверх и уселся на ветке в двух

80 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
гязах от нее. Так они и сидели там до утра и все время горевали друг о друге. А когда
наступил день, они увидели один другого и стали расспрашивать, что кому довелось
испытать. Дараб рассказывал ей, как он сражался, и все хотел спрыгнуть вниз и снова
броситься в бой. А Тамрусия плакала и просила и не пускала его.Так они и сидели
на этом дереве. А тем временем Ранак и Сахмнак сошли с корабля и стали обсуж-
дать: как бы их изловить? Очень, мол, жалко будет, если они невредимыми из рук у
нас уйдут. Сахмнак сказал:
— Братец, ты оставайся здесь, а я и со мной тысяча воинов обойдем весь этот
остров и разыщем их.
С этими словами он высадился на остров, и они пошли искать Дараба и Тамру-
сию. Они рыскали там, пока Сахмнак не подошел к тому дереву, на котором сиде-
ли беглецы, а их не было видно между веток и листьев. Сахмнак Занги сказал своим
товарищам:
— Эй, молодцы, раз мы их не нашли, надо хоть под этим деревом в тени поси-
деть, отдохнуть.
Уселся он там, а всех остальных послал искать Дараба и Тамрусию. До самого
вечера бродили они там и никого не нашли, тогда они вернулись и сказали Сахм-
наку:
— Нету их нигде!
Они еще этот разговор вели, как вдруг по воле Аллаха Дараб взялся чихать!
Оглянулись Сахмнак и его слуги, Сахмнак рассмеялся и воскликнул:
— Мы по всему свету Дараба с Тамрусией разыскиваем, а они тут как тут — у
нас над головой отсиживаются!
Тамрусия видит, как дело поворачивается, заплакала она и сказала:
— Горе-злосчастье нас одолело!
А Дараб ей в ответ:
— Будь что будет, теперь осторожность нам не поможет.
А негры уже вложили стрелы в луки, чтобы расстрелять их. Вдруг услышали
они у себя за спиной свирепое рычание, словно весенний гром загремел, так что у
всех у них руки-ноги со страха поотнимались. А дело было вот в чем. На том ост-
рове жил медведь ростом с доброго быка, который в жаркое время дня приходил
под это дерево и там спал, это было его логово. А когда он чувствовал голод, взва-
ливал на плечо огромное бревно и отправлялся на берег моря, садился там на при-
стани и дожидался, пока морские обитатели приплывут, чтобы подкормиться на
этом острове, тогда вскакивал и бил этим бревном и убивал часть морской живно-
сти, съедал, а насытившись, снова возвращался под то дерево и засыпал там. В этот
раз он возвращался с охоты, шел со своим бревном на плече. Когда он увидел на
своем месте толпу народа, то от ярости взревел так, что негры задрожали всем
телом, а роща заколыхалась как от землетрясения. Медведь двинулся к неграм,
собираясь разорвать их, а они от этого ужасного рыка ни рукой, ни ногой шевель-
нуть не могут. Сахмнак крикнул:
— Да что с вами случилось, чего вы зверя испугались? Ну-ка возьмитесь за мечи
и стрелы, убейте его!
Тут они сразу выхватили мечи, вложили стрелы в луки и пошли на медведя.
Медведь при виде этого напал на них, пустил в ход то бревно и давай их крушить —
одним ударом по двое, по трое убивал, одного на другого валил, так что негры от-

Глава пятая. От Олгана до греческих островов 8 7
сгупились от него, бросились бежать. Сахмнак Занги, когда увидел, сколь беспомощно
его войско, закричал на них, стал их упрекать, схватил меч и щит и вышел против
медведя, начал с ним сражаться. А Дараб и Тамрусия глядели на это единоборство
и благодарили Всевышнего, говоря: «Этот медведь Тобою ниспослан!» Они всей
душой желали медведю победы, а Сахмнак и медведь тем временем боролись друг
с другом. Сахмнак занес меч, чтобы отрубить медведю голову, но тот отскочил, за-
шел с другой стороны и ударил бревном по уху Сахмнака, так что голова его попо-
лам раскололась. Упал Сахмнак и расстался с жизнью. Когда Дараб и Тамрусия
поняли, что Сахмнак погиб, а прочие обратились в бегство, они очень обрадовались
и вознесли превеликую благодарность всемогущему Богу. А те убежавшие негры
пришли к Ранаку и сообщили ему, что произошло между его братом и тем медведем,
а также рассказали про Тамрусию и Дараба: мол, мы их на дереве нашли. Услышал
Ранак эти слова, от гнева даже в лице переменился, встал и сказал:
— Давайте пойдем и отомстим! Ведь это всего лишь четвероногое, мы окружим
его и убьем.
После этого они вновь направились туда. А тот медведь уселся под деревом,
выпустил из лап бревно и уставился вверх. Увидел он тех двоих, что сидели меж
ветвей, и стал их пристально рассматривать. До тех пор разглядывал, пока не объ-
явились опять негры. Заметил их медведь, поднялся, подхватил свое бревно и
устремился на них, нанося удары. Загремели барабаны и литавры, заиграли дудки,
и раздались вопли негров, а медведь разъярился, из пасти у него пошла пена, он бил
своей дубиной, а правой лапой подхватил камень в пятьдесят манов весом. Рванулся
он, напал на Ранак а и своротил ему пол-лица, хотел мозги ему вышибить, да тот
упал и крикнул своим неграм:
— Удальцы мои, окружите этого проклятого и отвлеките его на время, пока я
перевяжу свои раны и опять выйду против него!
Негры навалились на медведя, он набросился на них, круша их дубиной и кам-
нем, так что всех пораскидал, и они отступили, обратились в бегство, а медведь
гнался за ними вплоть до того места, где был Ранак Занги. Двинул медведь его
дубиной по голове, так что с землей сровнял, а остальные воины все бежали от него.
Но нашлось среди них два наффата*, они стали говорить:
— О благородные мужи, этот зверь двух царевичей сгубил, да еще слава Богу,
что он один на нас напал. Упаси Бог, если Дараб с этого дерева слезет — тогда нам
сразу конец!
С этими словами они опять накинулись на того злобного медведя, притащили
нефть, развели огонь и стали метать огонь в медведя. Загорелась на нем шкура, и
он отступил, спасая свою жизнь, мигом оказался на берегу моря, стал кидаться из
стороны в сторону, но в конце концов издох. Когда негры избавились от него, они
друг другу' сказали:
— Теперь мы знаем, что надо сделать с Дарабом, ведь из-за него погибли наши
царевичи!
С этими словами они вытащили из колчанов стрелы и вложили их в луки. Уви-
дали Тамрусия и Дараб, как дело повернулось, и совсем отказались от надежды на
жизнь, рыдая, воззвали к Господу.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана —
чуда красоты и собрания диковинок, так рассказывает эту увлекательную историю.

82 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Когда тот медведь сгорел, то по воле Всевышнего случилось вот что. У медведя
была в тех местах подруга, и тут она внезапно появилась с бревном, подобным
столпу, на спине. А медведица эта была вдвое больше первого зверя. Когда она
приблизилась и увидала их всех на месте своего логова, узрела огонь, она разъ-
ярилась и напала на них, принялась крушить их тем бревном. Негры говорят:
— Что это значит? Видать, в этой роще таких зверюг полным-полно!
Был среди них один старшина, по имени Маханболь, он сказал:
— Молодцы, надо сначала избавиться от этих зверей, а потом уж заняться Да-
рабом и Тамрусией.
Тогда они вложили стрелы в луки и принялись стрелять в медведицу — много
ран ей нанесли. Но медведица то ли от боли, которую доставили ей раны, то ли от
горя по своему дружку продолжала кидаться во все стороны, и всякий, кого она
настигала, падал мертвым. Негры от отступления перешли к бегству, но, убегая, те
два наффата выстрелили в медведицу огнем и ее тоже сожгли. Однако, когда они
разделались с ней, уже наступила ночь и мир потемнел, словно лица негров. Тол-
па осталась на морском берегу, чтобы наутро покончить с Дарабом и Тамрусией,
а рощу ту сжечь совсем, дабы звери им больше не причиняли вреда. Порешили они
на том и заснули.
Когда солнце скрылось во мраке ночи, а мир уподобился черному сердцу дива,
когда угольной пылью запорошило всю вселенную, когда судьба не предвещала ни
хорошего, ни дурного, когда земля остановилась в своих деяниях, а небесные лю-
бовники1 пришли в движение на лазурном своде и те, что на юге, потянулись к
северу, а те, что на севере, тронулись на юг; когда Зохаль* заспорил с Моштари*,
а Зохре* стала говорить Мирриху:* мол, если бы не мои поиски, вы все совсем без
Весов остались бы; когда Овен, Телец, Близнецы и Рак все сразу вступили в бесе-
ду, тогда вдруг появилось быстрое и темное облачко, поднялся сильный ветер и
море взволновалось, покрылось волнами величиной с гору. Те негры, что остались
на морском берегу, все утонули, ибо морская волна дошла почти до середины рощи,
так что никого из войска не осталось в живых, все они стали пищей рыб и кроко-
дилов по велению Всевышнего. Когда ночь таким образом закончилась, мир очис-
тился, а земля заулыбалась, Дараб и Тамрусия не увидели и следа тех негров.
Тамрусия сказала:
— Не понимаю, что с ними случилось, — нигде их не видно.
— Неудивительно, если по воле всемогущего Бога в душу им запал страх и они
повернули домой, — сказал Дараб и добавил: — Я хочу слезть и пойти к морю,
поглядеть.
По всему побережью валялись шатры и палатки, оружие, и все вокруг было
покрыто илом. Дараб понял, что, когда налетел ветер, и тучи, и дождь, поднялась
волна и всех их захлестнула, и они погибли в морской пучине. От радости он не знал,
что делать. Возблагодарил Бога и вернулся к Тамрусии, принес ей добрую весть.
Обрадовалась Тамрусия, слезла с дерева, и они принялись уплетать плоды. Когда
хорошенько наелись и напились воды, они немного вздремнули там — ведь несколь-
ко суток им не удавалось поспать. А когда отоспались, встали и умылись.
Потом Дараб сказал:
— Не годится нам оставаться на этом острове — здесь мы слишком близко к
врагам. Самое правильное для нас поступить так: застрелить несколько здешних

Глава пятая. От Омана до греческих островов 83
зверей, снять с них шкуры и из тех шкур нарезать ремней, потом собрать бревна,
хворост и сухую траву, крепко связать их этими ремнями и смастерить плот. На-
брать побольше всяких плодов, сложить на плот и пуститься в путь в том направ-
лении, куда солнце садится, — может, и доплывем благополучно до острова Хата-
реш.
Дараб занимался всем этим, пока не довел дело до конца. Они спустили плот
на воду, собрали и сложили на нем множество плодов и пустили плот по глубоко-
му морю. Подул славный попутный ветер, и плот их так и полетел. Десять дней они
плыли по морю и нигде не видели обитаемой земли, а наутро одиннадцатого дня
вдали показался остров. Дараб спросил Тамрусию:
— Не знаешь ли ты, что это за место?
— Его называют остров Шести Минаретов, — ответила Тамрусия.
— Ладно, — сказал Дараб, — наконец-то в обитаемые края прибыли.
Когда они подплыли к острову, то высадились на берег, а свой плот привязали
к дереву. Тамрусия говорит:
— Этот день и ночь отдохнем здесь, а завтра дальше двинемся. А теперь погля-
ди-ка, у меня в ушах вдеты ценные жемчужины — возьми одну из них, отнеси на
остров, продай там и купи нам еды.
— Ладно, — согласился Дараб.
Взял он серьгу и пошел по острову, шел, пока до середины не добрался. Видит,
сидит под минаретом какой-то старик, четки перебирает да приговаривает: «Во имя
Бога великого и славного!» Поздоровался с ним Дараб, как положено, старик ему
ответил. Дараб спрашивает:
— О ходжа*, кто ты и как называется это место?
— Знай, что это — остров Шести Минаретов, — говорит старик.
Дараб поглядел на тот минарет, видит, что-то написано. Старец говорит:
— Читай!
Но как Дараб ни старался, он не мог прочитать надпись и сказал старику:
— Не могу прочесть.
— Да, а вот если прочтешь, что там написано, уйдешь отсюда подобру-поздоро-
ву, тебе же лучше будет. Знай, что во времена Каюмарса* открыли здесь на остро-
вах множество сокровищ. На этом острове над каждым кладом положен камень,
наподобие мельничного жернова, в каждый камень забит железный гвоздь, а на
шляпке каждого гвоздя сделана птичка, которая вертится колесом. Всякий, кто
хочет достичь сокровища, должен сначала взойти на минарет и высмотреть отту-
да голову птички. Как увидел — иди в сторону сокровища и бери что хочешь. Но
когда пришел черед правления Джамшида*, он заколдовал минареты, так что
всякий, кто туда поднимается, не может спуститься назад.
— А дверь открыта? — спрашивает Дараб.
— Дверь-то открыта, а только кто туда войдет, назад не выйдет.
— Ну, я сам пойду погляжу, что и как, — сказал Дараб.
— Не ходи, больно ты красив, — говорит старец. — Ведь туда войдешь, а выйти
не сможешь.
Но Дараб его не послушал, направился туда и вошел в дверь минарета. Когда
перед ним показались ступеньки лестницы, он оглянулся назад — а двери-то нет!
Сколько он ни искал ее, не нашел. Понял он, что поступил неразумно, сел там и

84 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
заплакал. А потом сказал себе: «Поднимусь-ка я на верхушку минарета, погляжу,
что оттуда видно». Полез он наверх, а когда поднялся, стал осматриваться. Мина-
рет был высотой в триста гязов. Глянул он на остров, увидел тех птичек, которые
вращались над сокровищами, и сказал про себя: «Вот они птицы, из-за которых я
свою жизнь понапрасну загубил!» Посмотрел направо вниз — увидел Тамрусию,
которая казалась размером с голубя. Заплакал он от горя разлуки с нею, над жиз-
нью своей милой стал слезы проливать. А Тамрусия все в ту сторону поглядыва-
ла, в надежде, что вот сейчас Дараб покажется. Когда прошло много времени, она
поднялась и пошла по острову разыскивать Дараба. Подошла она к тому старцу,
поздоровалась с ним и спросила, не видел ли он здесь такого-то юношу. Старец
сказал:
— Долгих тебе лет жизни, а его жизнь уж кончилась.
Тамрусия стала расспрашивать, из-за чего и как это произошло? Старец описал
ей свойства того минарета и рассказал, что Дараб ушел туда. Застонала Тамрусия
и, волосы вырывая, плача и рыдая, бросилась назад к берегу. А Дараб с верхушки
минарета все время видел ее и звал, но Тамрусия его не слышала. После того про-
шло трое суток, и оба они потеряли надежду свидеться. На четвертую ночь Дараб
заснул, и приснилось ему, будто явился пред ним отшельник — тот самый, который
в горах Омана дал ему драгоценности. Дараб ему и говорит: «О отшельник, что это
за место, куда я попал?» А отшельник ему в ответ: «Кто советам старцев не внима-
ет, всегда по заслугам получает!» Дараб опять спрашивает: «О отшельник, скажи,
что это за место, в котором я оказался, какую хитрость мне применить?» Отшель-
ник научил его семи именам из имен всемогущего Бога2, сам провозгласил их, подул
на него во сне и сказал: «А теперь не горюй: когда откроешь глаза, ты увидишь
птицу, зеленую, как лук-порей, глаза, клюв и ноги у нее — красные, а грудка и го-
лова — белые. Она больше орла, к ноге ее привязан белый шелковый платочек.
Протяни руку и ухватись покрепче за этот платочек, закрой глаза, подожми ноги —
та птица поднимется и полетит, и как только ноги твои коснутся земли, открывай
глаза».
Когда отшельник закончил свою речь, Дараб пробудился от сна и открыл гла-
за. Увидал он зеленую птицу со всеми теми приметами, которые указал отшельник.
Птица глянула на Дараба и головой знак сделала. Дараб протянул руку и ухватился
покрепче за тот платочек и закрыл глаза, а ноги поджал. Поднялась птица в воз-
дух и понесла его. Тамрусия же тем временем в разлуке с Дарабом долго плакала
и стенала и так от этого устала, что сон ее сморил. Как вдруг она проснулась, го-
лос какой-то ей послышался. Тот голос говорил: «Дараб, отпусти птицу, ибо это не
птица, а посланец Бога, великого и славного!» Дараб поспешно разжал руки, пти-
ца взлетела и скрылась из глаз. А Тамрусия открыла глаза и увидела Дараба — он
упал возле ее ног, и оба они долго плакали. Тамрусия спросила:
— Так что же с тобой случилось за эти несколько суток?
Дараб рассказал ей обо всем, что выпало на его долю, и Тамрусия подивилась
таким чудесам. Потом они скорей отправились вместе в глубь острова, приобрели
немного еды и опять вернулись на берег моря, сели на свой плот. Подул хороший
ветер, и плот полетел по морю, плыли они днем и ночью. Пятнадцать суток они
никого не видали, вспоминали о прошлом и плакали. Вдруг посмотрел Дараб и
увидел остров, а на острове шатер разбит, в том шатре старец сидит, человек два-

Глава пятая. От Омана до греческих островов 85
дцать гулямов и невольниц вокруг него полдничают. Взор старца упал на Дараба,
и он сказал:
— Подождите немного с едой — вон с моря чужеземец появился.
Едва старец молвил это, один из гулямов вышел на берег и сказал:
— Пожалуй, чужестранец, наш господин тебя зовет!
Дараб сошел с плота на землю, привязал плот и вместе с Тамрусией отправил-
ся к старцу. Старец принял их радушно, усадил на почетное место и пригласил:
— Пожалуйте, отведайте нашей пищи!
Вкусили они хлеба, потом убрали со стола, а старец и говорит Дарабу:
— О доблестный муж, где-то я тебя уже видел.
— Правильно, — ответил Дараб, — мы с тобой в пустыне под Керманом встреча-
лись.
Тут старец поднялся, заключил Дараба в объятия и сказал:
— Великий и славный Господь в той пустыне мне жизнь подарил, а орудием
Божьим был ты, ведь ты перебил четыре сотни негров! А когда мы стали снимать-
ся со стоянки, ты исчез...3 С того дня я проливаю слезы в разлуке с тобой, ибо Бог
послал мне любовь к тебе.
— Правду ты сказал, ходжа, сохрани тебя Бог, — ответил Дараб. — А теперь
окажи милость, поведай нам, что это за остров и куда вы направляетесь?
— Это остров Санкаруна, — сказал старик.
Тут Тамрусия скривилась и говорит:
— Не повезло нам!
— Да чем же нам не повезло? — спрашивает ее Дараб.
Тамрусия сказала:
— Этот остров принадлежит отцу тех негров, которых ты убил, зовут его Сан-
карун. От Омана до этих мест — шесть тысяч фарсангов, а здесь расположено
множество островов, и все они подчиняются Санкаруну. Нам нужно постараться
поскорей уехать отсюда, ведь Санкарун наверняка уже послал людей на поиски, по
всему свету нас ищет. Так что надо нам поскорей уходить.
Дараб спросил того старца:
— А почему ты здесь остановился?
— Да потому что дальше дорога небезопасна, — ответил тот.
Засмеялся Дараб и сказал:
— Разве ты забыл, ходжа, как я с теми неграми одними кулаками расправился?
— Это верно, сынок, да уж больно их здесь много, — говорит старик.
— Ступай-ка в этот город, — говорит Дараб, — и купи мне лук, да покрепче, а
еще пятьдесят стрел. И больше никого не бойся, пусть хоть все негры на тебя опол-
чатся.
Старик обрадовался и сказал:
— Изволь со мной пойти, и какой лук тебе понравится, тот мы тебе и купим.
Поднялся Дараб и отправился вместе со стариком. Пока они к базару мастеров-
лучников шли, Дараб поглядел кругом, видит, город многолюдный и цветущий, а
на базаре — несколько лавок с луками и стрелами, над базаром построен купол
высокий. К ним подошел маклак и спросил:
— Чего вам надобно?
Старец сказал:

86 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Знай, что это мой сын и я хочу купить ему лук. Достань нам лук тугой и креп-
кий, мы тебе заплатим за труды.
Маклак взял их за руки, привел к старосте торговцев луками и сказал:
— Надобно подобрать лук по плечу этому юноше.
Староста выложил перед ними луков пятьдесят и сказал:
— Принесите все луки, которые есть на базаре, чтобы этот юноша на других
островах не говорил: мол, на острове Санкаруна лука себе найти не мог.
Показал ему староста эти пятьдесят луков, но Дарабу ни один не понравился,
он так сказал:
— О ходжа, это все безделицы, ты мне такой лук подай, чтоб мне по руке при-
шелся.
Брат старосты говорит:
— Пойдите за тем луком, что нам на память от отца остался.
Принесли тот лук, положили перед Дарабом. Дараб сказал:
— Разрешите мне этот лук натянуть.
— Натяни, — ответили ему.
Натянул Дараб лук, и он рассыпался на куски, а все люди на базаре очень уди-
вились. Староста базара говорит:
— Надо нам что-нибудь придумать, а то стыдно перед этим юношей.
— А что мы можем сделать? — спрашивает его брат.
— Тащите ту пару луков, которые мы изготовили для украшения базара, — по-
смотрим, что он будет делать.
А дело было так: сыновья военачальника того вилаята устраивали праздник, и
лучники ради праздника в качестве убранства и украшения изготовили пару луков,
огромных и очень тугих. Тогда двое сильных мужчин пошли и достали те луки,
чтобы отделаться от Дараба. А уж по всему острову слух прошел, что объявился
какой-то юноша, который все луки на острове перепробовал и переломал, и все, кто
был на базаре лучников, собрались туда поглазеть на Дараба, все показывали на
него пальцами: мол, вон тот, молодой, что возле старика сидит. Тут как раз те двое
внесли двойной лук и положили перед Дарабом. Староста сказал Дарабу:
— Ну, уж этот лук тебе по душе придется!
Дараб взял сдвоенный лук, осмотрел его с одной стороны, с другой, снизу и
сверху, а потом спросил базарного старосту:
— Ну как, натягивать?
— Можно, — говорит тот.
Дараб взял оба лука в левую руку, а правой рукой немного приладился и потом
так натянул тетиву, что она до самого уха достала, а все изумились. Староста ба-
зара сказал:
— Ну, теперь покупай, коли нашел себе по плечу!
— На войне и во время сражения некогда с двойным луком возиться, — возра-
зил Дараб. — Я вам заплачу, сколько пожелаете, только достаньте мне тугой лук.
Призадумался староста, стал с другими советоваться, что делать. Был среди них
один сметливый человек, он говорит:
— О благородные мужи, мне вот что на ум пришло. У падишаха нашего вилая-
та есть лук, он на цепях перед дверями дворца висит, и Санкарун обещал, что тому,
кто натянет этот лук, он отдаст в жены свою дочь и посадит его вместе с собой

Глава пятая. От Омана до греческих островов 87
на трон. Если этот молодец пойдет и натянет тот лук, он будет помогать ему пра-
вить.
На том они и согласились. А пока они этот разговор вели, Санкарун как раз с
охоты возвращался — сам как башня смоляная, впереди него глашатаи едут, сле-
дом за ними телохранители пешие идут, а позади всех сам Санкарун: борода белая,
лицо черное, при нем тысяча гулямов. И так доехал он до ворот дворца, спешил-
ся, вошел в царские покои и приказал, чтоб из охотничьей добычи кебаб* зажари-
ли. Потом он поел и велел принести вина, выпил несколько чаш, и вино оказало
на него свое действие.
Когда Санкарун отдохнул и развеселился, вошел хаджиб, поклонился и сказал:
— О царь, пришел один купец с сыном. Этот юноша все луки на острове пере-
пробовал: какой ни натянет, лук ломается. Так он теперь притязает на тот лук,
который на дверях царского дворца висит.
Санкарун был человек грозный, он сказал:
— Подать их сюда!
Пошли хаджибы, привели купцов вместе с Дарабом. Те, как вошли, поклонились
и стали перед троном. Едва взгляд Санкаруна упал на Дараба, он приказал, чтобы
принесли еду. В тот же миг слуги принесли жирную серну с белыми лепешками из
самой тонкой муки и поставили угощение перед Дарабом. Дараб и купцы принялись
за еду. Съел старый купец кусок-другой и отодвинулся. Дараб же продолжал есть,
пока все не прикончил, а Санкарун на него глядел. Наконец он доел мясо и лепеш-
ки и пошарил рукой — нет ли еще чего-нибудь поесть. Санкарун сказал:
— Когда я увидел, как он ест, то понял, что он сможет тот лук натянуть. — По-
том повернулся к Дарабу и спросил: — Натянешь тот лук?
— Если будет на то шахское дозволение, натяну, — говорит Дараб.
Опять Санкарун к нему обратился:
— Берегись, добрый молодец, сгоряча не берись, это ведь лук Эсфандияра
Меднотелого!
И он приказал спустить лук вниз. Посмотрел Дараб хорошенько — а на шейке
лука имя Эсфандияра написано. У него слезы на глаза навернулись, хотел он за-
плакать, да ради гордости мужской сдержал себя. Огляделся Дараб вокруг получ-
ше, видит, висит высоко на стене какая-то голова, на олений рог надета. Оборотился
он к Санкаруну и говорит:
— Прежде чем я этот лук натяну, скажи мне, чья это там голова на оленьих рогах
висит?
Санкарун ответил:
— Когда я объявил по всем островам, что за того, кто натянет этот лук, я выдам
свою дочь, загорелся сын шаха острова Катран таким желанием и приехал сюда.
Выступил он с теми же притязаниями, что и ты, сказал: дескать, я этот лук натя-
ну, а если не смогу — кровь моя вам дозволена4. В конце концов я снял этот лук, и
он не сумел натянуть тетиву, и все, сколько есть народу на острове, сошлись сюда
и тоже не могли натянуть тетиву. Тогда я отрубил ему голову и повесил в этой
башне. А вот тебя мне жалко. Натягивай, коли уверен, что получится.
Дараб сказал:
— Лук-то я натяну, а вот дочку твою не возьму.
С этими словами он поклонился, взял тот лук, повернулся лицом к стене и три

88 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
раза натянул тетиву, причем без всяких усилий. Потом он поцеловал шейку лука
и положил его перед Санкаруном. Санкарун спросил:
— О удалец, теперь, когда ты совершил такое дело, скажи, чем тебя одарить?
— А чем сам пожелаешь, — ответил Дараб.
Санкарун сказал:
— Есть у меня еще колчан с сорока стрелами, они от того же падишаха в наслед-
ство достались, все принадлежали Саму Нариману*.
Дараб говорит:
— Вот бы поглядеть!
Санкарун приказал, чтобы принесли колчан на сорок стрел и отдали Дарабу.
Посмотрел тот, видит стрелы, словно корабельные весла величиной, а на них имя
Сама Наримана написано.
Обрадовался Дараб, схватил тот лук и стрелы и выбежал, поспешил на берег
морской, где ждала его Тамрусия. Когда они пришли на берег, купец обратился к
Дарабу:
— О сынок, на этом деле мы получили тысячекратную прибыль, и все прошло
хорошо! Дольше неблагоразумно оставаться здесь, ведь, если Санкарун получит то
известие, нам от этих людей не поздоровится.
А Тамрусия сказала:
— О Дараб, ты из-за своей храбрости попадешь в беду!
— Я буду поступать так, как вы сочтете правильным, — пообещал Дараб.
Купец распорядился подавать корабль, погрузили на него всю кладь и как ве-
тер полетели по глади морской.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого даста-
на — чуда красоты и собрания редкостей, рассказывает так. В тот же час, когда
Дараб покинул дворец Санкаруна, хаджиб сказал себе: «Ох, братцы, да ведь это
Дараб!» И еще он подумал: «Что он здесь делает?» Вернулся он к.Санкаруну и
сказал:
— О государь, уж очень этот юноша похож на Дараба!
Санкарун сказал:
— Ты прав, ведь, кроме Дараба, никто не сможет натянуть этот лук.
Тотчас он приказал позвать Маханболя Занги. Когда Маханболь пришел, Сан-
карун сказал ему:
— Возьми пятьсот человек и пойди приведи Дараба, ведь это он убил моих сы-
новей и служанок.
— Слушаюсь, — ответил Маханболь и вышел от царя. Взял он с собой пятьсот
человек и отправился на берег моря. Дараба нигде не было. Они сели на корабли
и поплыли вслед за Дарабом.
День кончился, началась ночь, а Дараб и корабельщики все вели корабль впе-
ред, а купец их торопил:
— Давайте быстрей, нам несдобровать, если эти негры нас догонят.
Только он это сказал, как услыхали они грохот труб, и барабанов, и медных
тарелок, гудение раковин. Смотрят, пятьсот человек на кораблях сидят, прямо к
ним летят, словно дым. Все так и обмерли. А Дараб говорит:
— О благородные мужи, не бойтесь, я из этого лука стрелять буду.
Тут негры к ним и подоспели. Дараб взял лук, взглядом их окинул. Видит он,

Глава пятая. От Омана до греческих островов 89
стоит в уголочке Маханболь — щитом из рыбьей чешуи заслонился и рыбий глаз в
руке держит. Дараб пустил стрелу, а Маханболь закрылся щитом, но стрела уго-
дила в самую середину щита, пробила его, попала Маханболю в грудь, вышла че-
рез спину и ударилась в днище корабля с такою силой, что выбила одну из досок
корабельной обшивки. Маханболь свалился в море, внутрь корабля хлынула вода,
и он перевернулся. Часть людей, которые были на нем, сами попрыгали в море, и
некоторые потонули, а некоторые добрались до других кораблей. На оставшихся
негритянских кораблях посмотрели на такие дела и обратились в бегство, а все, кто
был на корабле Дараба, стали его хвалить. Бежавшие негры добрались до Санка-
руна и сказали ему так:
— Государь, сколько ни искали, Дараба нигде не нашли. Легли ночью спать, а
утром смотрим — одного корабля не хватает.
Долго сожалел Санкарун, да ведь этим делу не поможешь.
Когда Дараб увидел, что негры обратились в бегство, они с тем стариком куп-
цом и Тамрусией повернули к Хатарешу и плыли еще сутки. Корабельщиком у них
был человек искусный, звали его Остантартуш, среди моряков он считался знаме-
нитым мастером и много плавал по морям. Когда ночь прошла и настал белый день,
Дараб сказал корабельщику:
— Посреди моря людям скучно и грустно становится.
— О сынок, — ответил корабельщик, — тому, кто с тобой плавает, скучно и
грустно не будет!
Дараб поблагодарил его, а потом спросил:
— А ты не знаешь, глубоко ли здесь?
— Сейчас якорь спущу, узнаем, — говорит корабельщик.
Сбросили они якорь, потом опять вытянули. Корабельщик взялся за него, по-
глядел — сразу вскрикнул и сознания лишился. Через некоторое время он пришел
в себя, и Дараб спросил его:
— О господин, что с тобой стряслось, что ты без памяти упал?
— О благородный юноша, прошлой ночью ветер сбил с пути наш корабль.
— Ну и что тут такого, мы ведь опять можем на правильный путь вернуться, —
говорит Дараб.
— Нет, — говорит корабельщик, — мы теперь в самое ближайшее время попадем
в такое место, откуда нам не выбраться, даже если бы у нас сто жизней в запасе было.
— Почему?
— А потому, что мы сейчас подплываем к острову, который называется Махкуи,
а там обитают полчища людоедов! Смотри, если они спросят, как мы сюда попа-
ли, не говори, что противным ветром занесло, а то они никого из нас в живых не
оставят, всех сожрут!
Только корабельщик это сказал, а уж вдали остров показался, а на берегу —
высокий-превысокий столб. На том столбе сидел человек, глядел на море, а на шее
у него висел барабан. Когда взор его упал на приближающийся корабль, он ударил
в барабан. Тотчас повыбежали отовсюду негры, и весь остров весть облетела, что
противным ветром принесло корабль. Народ бросился к морю, чтобы предать судно
грабежу. И когда корабль Дараба пристал к берегу, там столпилось видимо-неви-
димо негров, словно муравьев или саранчи. Тамрусия и те гулямы и невольницы
купца так и обмерли. Дараб хотел войной на них идти, но корабельщик сказал ему:

90 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Не делай этого, не то все мы погибнем понапрасну. И молчи — на все вопро-
сы я буду отвечать.
Сошли они все с корабля. А среди тех негров был один хаджиб, звали его Эркад
Занги, он подошел и повел Дараба, всех людей купца и его самого к своему шаху.
Шаха того острова звали Харик. Посмотрел Дараб, видит, сидит Харик на троне в
дерюжном одеянии, на голове — войлочная шапка о четырех углах, в носу — кольцо
железное болтается, на пальце перстень железный надет, а трон под ним золотой, и
вокруг него сорок человек негров стоят, каждый с костью в руке. Как увидел Дараб
такое обличье шаха, воскликнул про себя: «Да это див!», а у Тамрусии и невольниц
руки-ноги помертвели. Объял Дараба ужас. А Харик обратился к купцу и спросил:
— Как твое имя?
— Меня зовут Остантартуш, — ответил тот.
— Вас сюда, верно, противным ветром занесло? — спросил Харик.
— Нет, мы сюда и направлялись. Мы очень на вашу щедрость полагаемся, гуля-
мов и невольниц продаем, вот и прибыли.
— А чему они обучены? — спросил Харик.
— Эти восемнадцать невольниц — певицы, плясуньи и музыкантши, а гулямы
умеют мечом владеть и из лука стрелять.
Тогда Харик велел, чтоб устроили пиршество, налили в хрустальные кубки вино,
чтобы невольницы настроили руд* и начали песни петь. И вот бухарский чанг* и
самаркандский бубен, нишапурский чаганэ* и кухистанский барабан вознесли к
небу свой голос, словно стон. Харик сделал глазами знак одному негру. Тот негр
встал и потихоньку увел одного из гулямов, а через некоторое время вернулся и
привез на тележке того раба, уже зажаренного! И негры принялись его друг у дру-
га отнимать и пожирать.
Как увидели это Дараб, купец и Тамрусия, их дрожь взяла, руки и ноги у них
отнялись. Потом каждого из рабов потихоньку уводили, пока из тех десяти рабов
никого не осталось. А у Харика была жена по имени Мехенку. Ее известили, что,
мол, противный ветер пригнал к нам корабль и в нашем дворце пир идет из мяса
белокожих. Она тотчас направилась во дворец. Тут поднялся крик и шум: дескать,
дайте дорогу, царица греческой земли5 пожаловала! Посмотрела Тамрусия: кто же
это такая? Видит, идут впереди двое слуг, а за ними — женщина, лицом — вороно-
ва пера чернее, станом словно чинара полусгоревшая, словно кость, кожей обтяну-
тая, рот как лоханка, а зубы — каждый как баранья лопатка да желтее шафрана,
да к тому же изо рта торчат во все стороны, сама в черную дерюгу завернулась, а
на голову повязку кисейную надела, лоб намазала кусочком киновари. На руках
она держала двоих детей, подобных демонятам, подошла она к Харику и встала
перед ним. Тут все знатные господа, которые окружали шаха, на ноги поднялись,
а Харик ее возле себя усадил и сказал:
— Отведай этого мясца!
Жена Харика рукой рванула: десять сиров* и еще полмана мяса выдрала, в соль
обмакнула и, как змея, проглотила. Когда же Харик взглянул на Тамрусию, он
влюбился в нее с силою ста тысяч сердец. Приказал он пустить вино по кругу, и они
до следующего намаза пили вино. Из тех двадцати рабов и невольниц уж никого
не оставалось, так как всех зажарили и съели. Тогда Харик сказал:
— Наденьте на этого купца колодки и посадите его в темницу.

Глава пятая. От Омана до греческих островов 91
А они все пили вино, пока не пришло время вечернего намаза. Харик на зангий-
ском языке сказал:
— Отведите этого юношу на берег моря и там постелите ему постель.
Они так и сделали, отвели Дараба на берег моря, а он был так пьян, что ушел
один. Тамрусии же дали сонного зелья, чтобы, когда Харик напьется, он бы к ней
пришел.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана —
чуда красоты и собрания диковинок, рассказывает так. Когда день окончился и
наступила ночь, негры все разбрелись кто куда. Харик спьяну заснул, потом под-
нялся, пошел в светелку, где Тамрусия была, но тут пьяный сон его сморил, свалился
он на том самом месте и заснул. А Мехенку, жена Харика, детей спать уложила,
сама же взяла аркан и пошла к крепостной стене. Бросила она аркан, зацепила за
зубец стены, вскарабкалась на стену, словно кошка, на другую сторону перебралась,
сдернула веревку с зубца и отправилась на берег моря. А там разделась и пришла
в постель к Дарабу. Дараб спал, вот Мехенку и принялась его кусать да тормошить,
а Дараб все не просыпался, так как пьян был. Устала Мехенку, обняла Дараба и
заснула, чтобы хоть поспать с ним рядом. Дараб проснулся, в свете луны поглядел —
Тамрусия это, что ли, к нему в постель пришла? Положил он руку ей на плечо и
вниз провел: показалось ему, что он к вязанке дров приложился! Он глаза-то от-
крыл, получше присмотрелся. Видит, кто-то черный, как деготь, на его постели
лежит. Приподнялся Дараб, сел, глаза протер, опять поглядел. Он подумал: может,
это див, который по ошибке на его постель повалился? Протянул он руку, схватил
Мехенку за пояс, с места стащил и гязов за двадцать в море зашвырнул, а сам опять
заснул. Мехенку же рыба в пучину морскую унесла.
Когда наступил белый день, Харик Занги встал, опохмелился, и все сановники
собрались к нему. Привели Тамрусию и перед ним поставили, Дараба тоже пригла-
сили, на почетное место посадили, как вдруг из царских покоев крики донеслись.
— Что случилось? — спросил Харик.
Вышел слуга, говорит: дескать, государевы детки криком кричат, а государыни
царицы нигде нет. Тут все покои на женской половине обыскали и в беседке, и в
бане посмотрели — не нашли ее. Три дня по всему острову выкликали — никто не
отозвался.
А тестем Харика был один правитель, по имени Локухар. Жил он на острове
Манкалан, и от одного острова до другого было сто двадцать фарсангов. Харик
всегда очень боялся Локухара: Локухар сам его на это место посадил как своего
зятя. Он подумал: «Не дай Бог, она поехала к отцу жаловаться на меня, и госпо-
дин тесть на меня рассердится, так что я из царей да в сторожа угожу!» Написал
он письмо, в том письме помянул обо всем, что случилось, и закончил так: мол, «я
Мехенку побил, а она взяла да и поехала к вам жаловаться. Надо бы эту царскую
жемчужину на место вернуть, отошли ее назад! Мир вам!»
Запечатали то письмо и вручили гонцу. Гонец сел на корабль и поспешил на тот
остров. Пришел хаджиб, известил Локухара, а потом гонца взяли под руки и по-
вели к ходже. Гонец поцеловал землю перед ним и передал через хаджиба пись-
мо. Сломал Локухар печать и отдал письмо вазиру, чтобы тот прочел. Вазира зва-
ли Марунди, он взял письмо и прочитал его так, чтобы все от мала до велика слы-
шали. Тут все опечалились. Локухар сказал:

92 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Ответ писать некогда. Ступай скажи Харику, что, мол, уж тридцать пять лет
она твоя жена, с тех пор как за тебя вышла, сюда не показывалась.
Одарил он гонца халатом, и тот вернулся, пришел к Харику и рассказал ему обо
всем, что произошло.
Огорчился Харик и три дня оплакивал жену, а потом спросил:
— О благородные мужи, что теперь делать?
Был у Харика один хаджиб по имени Тармас. Он сказал:
— О шах, если в сторону моря идти, слева, на расстоянии одного фарсанга от-
сюда есть дерево, а под тем деревом — колодец, заколдованный Джамшидом. Если
тот, кто потерял близкого человека, подойдет к колодцу и спросит, где пропавший,
из колодца раздастся голос, который скажет, где тот, о ком спрашивают.
Харик, как услышал это, сел на коня, взял с собой сто гулямов и поехал к тому
колодцу. Спросил Харик:
— Что тебе известно о Мехенку — она пропала, а детки без нее тоскуют!
Раздался из колодца голос:
— Мехенку погибла от руки Дараба — Дараб ее схватил и в море бросил. Но ты
Дарабу ничего не говори, так как виновата в этом была Мехенку, она сама влезла
в постель к Дарабу, а тот, когда проснулся и увидел подле себя чужого человека,
бросил ее в море, не зная, кто это. И ее проглотила рыба.
Выслушал это Харик, вернулся домой и приказал подавать вино — он в глубине
души думал: «Этот человек — чужестранец, и на трезвую голову я ему ничего не
скажу». Пошло вино по кругу, стали все хмелеть. Поглядел Харик на Дараба, глаза
у него покраснели, он самообладание потерял и страшно закричал на Дараба:
— Ах ты, негодяй! Я тебя к себе приблизил, а тебе этого мало? Я на твою супру-
гу не покушался, зачем же ты убил мою жену?!
Дараб говорит:
— Да потому, что она сама в мою постель залезла!
Харик сделал знак, и безжалостные негры набросились на Дараба и справа и
слева. А Дараб уж вина принял, охмелел и ослабел, однако же многих из них пе-
ребил. Но под конец свалился, схватили его и крепко связали. Тамрусия это уви-
дала, волосы на себе рвать начала, лицо расцарапала. Они и ее схватили.
Харик сказал:
— Уведите их прочь из города в степь, там есть колодец, его Колодцем Забытых
прозвали. Бросьте их обоих в тот колодец, а есть и пить не давайте.
Был у Харика один хаджиб, он поклонился Харику и сказал:
— О шах, этот человек пьян. Но когда он протрезвеет, он эти путы порвет и из
этого колодца убежит.
Только он это сказал, принесли детей Харика и положили возле него. Дети
заплакали, Харику горько стало, что дети без матери осиротели, заплакал он, за-
рыдал, палачей позвал и сказал:
— Растяните Дараба на дыбе!
Дараба и Тамрусию растянули на дыбе и так палками избили, что все тело им
изранили, а Дарабу всю спину от затылка до голеней исполосовали. Харик сказал:
— А теперь снимите их с дыбы и бросьте в тот колодец!
Оттащили их обоих в степь и в тот Колодец Забытых бросили. Прошла с той
поры неделя. Дело было в месяц таммуз*, стояли жаркие дни. У Дараба с Тамру-

Глава пятая. От Омана до греческих островов 93
сией все тело загноилось, червями покрылось. Десять дней они в том колодце ос-
тавались, слезами обливались, сами себя оплакивали.
А колодец был неподалеку от реки, в реке же водились водяные коровы. Но-
чью эти коровы выходили из воды, и каждая держала во рту жемчужину. При свете
этих жемчужин они паслись, а когда приближался день, снова брали жемчужины
в рот и прятались в воду. И вот как-то ночью вышла одна корова пастись при све-
те жемчужины. А жемчужина та по божьему велению покатилась, покатилась, да
и свалилась прямо в колодец. Человек видит мир при помощи глаз, а та корова
видела при помощи той жемчужины. Когда жемчужина закатилась в колодец,
корова побежала туда и остановилась над колодцем, на свет тот глядит, всем те-
лом дрожит. А Тамрусия говорит Дарабу:
— Эта жемчужина — слуга Господа, не иначе!
— Она станет причиной нашего освобождения, если будет на то милость Алла-
ха, — ответил Дараб.
Они еще об этом рассуждали, когда водяная корова бросилась в колодец. Да-
раб и Тамрусия затряслись от страха, а корова по воле Всевышнего так упала в
колодец, что не причинила себе никакого вреда. Через некоторое время принялась
корова рогами стенку колодца рыть. А над головой Дараба раздался голос: «Что
стоите удивляетесь? Эта корова вам урок дает. Копайте так же, как она, и найдете
выход наружу!» Огляделись Дараб и Тамрусия, нашли там старые рыбьи кости,
схватили их и давай помогать корове. Прошли сутки, и наконец обозначилась щель,
из нее подуло на них прохладным степным ветерком, им полегчало немного, и они
вдвоем расширили эту дыру.
Перво-наперво корова взяла в рот свою жемчужину и вылезла наружу, а за ней
вышли Дараб и Тамрусия и побрели к берегу моря. Прошли они примерно фар-
санг, видят, стоит келья, а в той келье — отшельник. Дараб приветствовал отшель-
ника, тот ему ответил, а сам на них внимательно посмотрел. Видит, перед ним го-
ремыки, убегают откуда-то. Отшельник сказал:
— Ступайте отсюда, да и мне самому оставаться не след. Ведь я проницательным
взором вижу, что за вами другие придут, начнут меня расспрашивать, видел ли я
вас. Если я скажу, что видел, — стану доносчиком, а разве отшельник-аскет может
быть доносчиком? А если скажу, что не видел, — буду лжецом, а разве отшельник
может быть лжецом? Так что уходите, а я приму свой конец.
Дараб сказал:
— Как же нам идти, когда мы все избиты, в яме истомились...
— Ступайте на берег моря, — говорит отшельник, — когда пройдете расстояние,
которое голос покрывает, увидите дерево, а под деревом родник. Его называют
Источник Благоденствия, он одно из чудес пророка Нуха*. Больному, который
окунется в этот источник, Господь Всевышний посылает исцеление.
Пошли они оба, погрузились в тот источник, Господь, великий и славный, исце-
лил их и дал им радость, ибо на теле у них не осталось ни царапины. Вышли они
на берег моря, увидели какой-то плот и забрались на него. Тут подул попутный ветер
и понес тот плот в море.
А Харику Занги приснился сон, будто захватил он белого слона и связал его, а
слон из рук его вырвался. Харик проснулся и рассказал сон своему вазиру, а вазир
говорит:

94 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Этот слон обозначает что-то большое, это Дараб, который убежал из заклю-
чения. А если не убежал, то непременно убежит.
— Поедем посмотрим, — решил Харик. Взял он с собой сотню воинов и отпра-
вился к берегу моря, а там заглянул в тот колодец, но никого не увидел. — Эй,
молодцы, — крикнул он, — Дараб-то с Тамрусией скрылись! Давайте-ка поскачем
за ними, поймаем и отомстим им за своих.
И они отправились следом за Дарабом. Пришли к тому отшельнику, стали его
спрашивать:
— Не видал ли ты здесь двух беглецов?
А отшельник молчит. Сколько его ни били, ничего не вышло: ни «да» не сказал,
ни «нет». Харик приказал:
— Наденьте на него колодки и бросьте в ту темницу, где старый купец сидит.
Отвели отшельника и заперли вместе со старцем, но о них речь пойдет дальше,
когда дойдет черед до Искандара. Когда прибудет к ним Искандар, тогда и расска-
жем, что случилось с отшельником и купцом. Харик же возвратился к себе домой.
А Дараб поплыл по морю, и пятеро суток их по морю носило. На шестой день
показался корабль. На корабле том плыл один старик и двое молодых, старик тот
был иудей, а юноши — его сыновья. Тамрусия закричала:
— Ой, люди добрые, помогите нам, дайте нам поесть и попить!
— Ну-ка постарайтесь, подгоните плот к нашему кораблю, — сказал иудей сы-
новьям.
Они так и сделали. Подняли Дараба и Тамрусию на иудейский корабль, хозя-
ин расстелил софрэ*, и они оба поели. А один из сыновей иудея держал в руке
жемчужину величиной с воробьиное яйцо. Оба брата сидели на борту корабля, как
вдруг один нечаянно рукавом махнул, а другой вздрогнул, вот жемчужина у него
из руки и выскользнула, в воду упала. Они давай плакать. Отец их спрашивает:
— О чем плачете?
— Бесценную жемчужину потерял! — говорит один.
Дараб сказал:
— Не огорчайтесь!
— Да как же им не плакать? — возразил иудей. — Ведь такая дорогая жемчужи-
на была, а они ее уронили! Она ведь за много дирхемов и динаров куплена.
— Не стоит убиваться, — опять сказал Дараб. — Главное — жизнь сохранить, а
добра не убудет.
— Это хорошо сказано, — говорит иудей, — однако же без богатства и человеку
никакой цены нет.
Так они беседовали, как вдруг подул встречный ветер. Сыновья иудея говорят:
— Противный ветер подул, мы боимся, что корабль наш потонет.
— Это все из-за двух лишних человек, которые сели на корабль, — сказал иудей. —
Ступайте бросьте их обоих в море.
Сыновья иудея только приблизились к Дарабу, как он схватил их обоих и сра-
зу выбросил с корабля, оба скрылись в волнах. Иудей пошел было на Дараба с пал-
кой, но тот вырвал у него палку, а его самого так кулаком хватил, что он от одно-
го удара помер. Дараб за ноги его отволок и в море выкинул. А они с Тамрусией
взялись за весла и плыли двенадцать дней, а на тринадцатый день показался ост-
ров, очень красивый, цветущий и благодатный. Весь он был обнесен стеной, а в стене

Глава пятая. От Омана до греческих островов 95
виднелось четверо крепких ворот. Они причалили к берегу, высадились, привяза-
ли корабль, собрали, что у них нашлось, и поели. Дараб спросил Тамрусию:
— Не знаешь ли ты, как называется этот остров?
Тамрусия встала, направо и налево поглядела, а потом опять села, из глаз сле-
зу уронила и сказала:
— Постарайся поскорей отплыть от этого острова.
— А в чем дело? — говорит Дараб.
— Да в том, что это остров Танбалуса, а Танбалус — брат Гантареша и сын Сан-
каруна, того, у которого ты лук просил. Пять человек родичей и братьев Танбалу-
са от твоей руки погибли. Давай скорей отсюда выбираться!
Пока она это говорила, вдруг подъехал к Дарабу сам Танбалус, который возвра-
щался с охоты и заметил какого-то человека, высокого и крупного.
— Ты кто? — спросил он Дараба на своем языке.
А Дараб подумал, что тот его ругает и оскорбляет. Встал, схватил Танбалуса за
пояс и бросил в море.
— Великое дело ты совершил! — говорит Тамрусия.
А Танбалус раз-другой наверх показался, а потом совсем под воду ушел. За ним
ехали два его полководца, стали Дараба спрашивать: куда, мол, Танбалус подевал-
ся? Дараб и их тоже за пояс схватил и в море кинул. А за ними сто всадников по-
жаловали. Тамрусия говорит:
— Что будем делать? Враги все прибывают, а ты один! Как тебе с ними спра-
виться?
— Ты давай-ка полезай на дерево, чтобы тебя не видно было, а я пойду к ним
навстречу, завяжу с ними бой.
Тамрусия влезла на дерево, а Дараб двинулся к неграм. Они Дараба спрашивают:
— Куда эти господа уехали?
Задумался Дараб: «Что это они говорят?» — а потом сказал:
— Да вот они!
Как увидели негры, что Танбалус и два его военачальника в воде мертвые пла-
вают, схватились за мечи и бросились на Дараба. Дараб-то один, а им несть числа,
все время отряд за отрядом, полк за полком прибывают, пока не собралось две
тысячи человек, и все устремились на Дараба.
У Танбалуса было два сына — Шаху и Маху. Оба брата прибыли с огромным
отрядом, окружили Дараба, раздался гром барабанов и труб. Три тысячи человек
с одной стороны и один Дараб — с другой — сражались, пока не пришло время
вечернего намаза и мир потемнел, словно лица негров. Тут подошел к Дарабу ка-
кой-то человек — белокожий и по-персидски говорить умеет — и сказал ему:
— Спасай свою жизнь, уходи отсюда.
— Как можно уйти в самый разгар сражения? — удивился Дараб.
— Да кто ты есть? — спросил тот человек.
— Я Дараб, сын Ардашира, а там на дереве моя подруга. Если я и уйду, то ее не
оставлю.
— Пойдемте оба в мой дом, — предложил тот человек, — побудьте там, может,
через недельку тут все уляжется и вы будете в безопасности. Я вам тогда на доро-
гу припасов дам, вы и уедете.
— А как тебя зовут? — спросил Дараб.

96 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Меня называют Мехрасб-перс, я из Фарса, так что знайте: я ваш земляк, мо-
жете на меня положиться.
Пока негры в темноте разили один другого, Мехрасб взял Дараба за руку и увел
в сторонку. Дараб кликнул Тамрусию, они все втроем направились к жилищу
Мехрасба. Дом Мехрасба стоял в укромном уголке, они затаились там, а негры все
продолжали сражаться и убивать друг друга, думая, что воюют с Дарабом. А по-
том, когда наступило утро, принялись Дараба искать, да нигде не нашли. Два бра-
та, Шаху и Маху, вернулись во дворец, и знать и эмиры возвели на царский трон
Шаху, а Тамбалуса выловили из воды и десять дней оплакивали. Затем написали
письма и разослали по островам, а в письмах указали, что-де, если прибудет к вам
человек такого-то роста и вида, по имени Дараб, схватите его и отправьте к нам.
Уехали гонцы, через несколько дней назад воротились, но никаких вестей насчет
Дараба не принесли. За этими делами двадцать дней пробежало. Мехрасб обратил-
ся к Дарабу и так сказал ему:
— Ну, земляк, знай, что в мире все спокойно и дороги безопасны, все хорошо.
Дараб сказал:
— Я бы уехал, да очень мне любопытно на Шаху Занги поглядеть: говорят, чго
среди всех негров нет другого, подобного Шаху, — высокого да стройного.
— Да зачем тебе на него глядеть? — удивился Мехрасб.
А Дараб ему:
— Клянусь твоим хлебом-солью, что, пока не погляжу на него, не поеду.
— Ну ладно, — говорит Мехрасб. Принес он охапку одежды, там все было — и
джубба, и рубаха, и чалма, подал Дарабу, а когда тот переоделся, взял его за руку
и сказал: — Ну, давай отведу тебя к Шаху. Приехало сюда несколько купцов. Ты
тоже теперь одет в купеческое платье, ступай и стань меж ними. Когда настанет
время приема при дворе, ты с ними зайдешь и на Шаху посмотришь.
— Хорошо, — сказал Дараб, и оба они отправились во дворец. Дараб вошел
внутрь вместе с теми купцами. Посмотрел он на дворцовое убранство и на почет-
ные места, увидел и Шаху. Когда день подошел к концу, Шаху покинул приемный
зал, купцы все разошлись и Дараб тоже вышел, пошел вместе с Мехрасбом.
Прошло еще несколько дней. Однажды Шаху Занги сидел на троне во время
приема, и вот он обратился к своим сановникам и сказал:
— О благородные мужи, как это получается, что явился из Ирана в Грецию0 этот
Дараб, сын Ардашира, перебил моих предков и дядьев моих, а я его никак схва-
тить не могу?!
А у него был вазир по имени Гавитар, он преклонил колени и сказал:
— О Шаху, раз уж тебе так хочется схватить Дараба, то знай, что у нас на ост-
рове есть один мобед-звездочет, и зовут его Зирак Талинус, то есть Проницатель-
ный Талинус. На тысячу фарсангов кругом нет человека мудрее его. Можно его
нанять. Я его приведу, он поглядит на звезды небесные, разузнает о счастье и зло-
счастье судьбы и объяснит тебе все про Дараба.
Шаху в тот же час послал стражника за Проницательным Талинусом, того
привели. Вошел он быстрым шагом, поклон отдал и спросил:
— Что прикажет греческий царевич?
— Мы Дараба потеряли, — говорит Шаху. — Так ты там посмотри по звездам и
мне сообщи.

Глава пятая. От Омана до греческих островов 97
Проницательный Талинус попросил астролябию, вышел на солнце и направил
астролябию на солнечный диск, сосредоточился, отринул низменные помыслы и
погрузился в страну мудрости. С просветленной душой, чистым взором обратил он
очи к зениту и постиг расположение девяти небес7, двенадцати знаков Зодиака и
семи светил8, после чего пришел к Шаху, поцеловал перед ним землю и молвил:
— Знание сокровенного доступно только Господу, великому и славному, а более
никому, но я все вычислил и выяснил и постиг положение Дараба. Он жив и нахо-
дится на этом острове, и сейчас, до вечернего намаза, судьба его неблагоприятна.
Когда же пройдет вечерний намаз, звезда его выйдет из полосы злосчастья, и все
греческое царство протяженностью в двенадцать тысяч фарсангов, шириной в
четыре тысячи фарсангов и все четыреста сорок четыре острова окажутся под его
властью. Постарайтесь добраться до него, ибо после вечернего намаза даже сто
тысяч воинов, вооруженных мечами, не смогут его одолеть. Я поведал вам то, что
знал, а вы поступайте как знаете.
— Как же мне быть, где я его найду-то? — спрашивает Шаху.
— О царь, я видел человека с теми приметами, которые вы называете, — сказал
тут вазир. — Говорит по-персидски, белый да румяный, каждый день сюда с Мех-
расбом-персом приходит и остается, пока не кончится прием, а когда ты из прием-
ного зала удаляешься, и он вместе с Мехрасбом уходит.
Шаху Занги сказал:
— Правильно будет послать в дом Мехрасба соглядатая, чтобы тот посмотрел,
там этот человек или нет.
Был у него один пристав, по имени Санкуи, он поклонился и сказал:
— Я пойду! Мехрасб мой приятель, я зайду к нему в дом, как обычно, все выяс-
ню и вернусь.
— Ладно, — сказал Шаху.
Санкуи отдал поклон и вышел.
А Дараб спал в доме Мехрасба, как вдруг вскочил с постели и говорит хозяину:
— О благородный муж, я только что сон видал, будто скорпион размером с
голубя забрался мне в нос, а я схватил его за ноги, из носу вытащил и разодрал на
части.
Мехрасб сказал:
— Поднимайся, пойдем с тобой к Зираку Талинусу — никто лучше него снов не
толкует.
Отправились они вдвоем к дому Зирака. Смотрят, стоит великолепный дворец,
высокие двери. Мехрасб постучал в дверь, оттуда раздался голос: «Кто там?» Ме-
храсб говорит:
— Это я, Мехрасб. Мне Зирак нужен.
— Зирак уехал в царский дворец, еще не вернулся.
— Посидим немного, подождем, — сказал Мехрасб.
Дожидались они до тех пор, пока Зирак не подъехал. Он сидел на вороном коне,
одет был в суконный кафтан, на голове — чалма шелковая, а сам был низкорослый
и хилый. Когда он подъехал, Мехрасб и Дараб встали и приветствовали его. Зирак
с седла слез, стал у дверей дворца и говорит:
— Прежде чем вы мне вопрос свой зададите, я сам вас спрошу, а вы отвечайте.
— А что ты хочешь спросить? — говорит Мехрасб.
4 Дараб-наме

98 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Кто из вас двоих Дараб?
Дараб пришел в изумление. А Зирак молвил:
— Я — Зирак, а ты — Мехрасб, а тот юноша не кто иной, как Дараб.
— Да, я Дараб, — сказал тот. — Я сон видел, растолкуй мне его.
— Да удалятся от тебя ошибки, да пребудет с тобой благоразумие! — сказал
Зирак.
Дараб рассказал ему свой сон, и Зирак сказал:
— О добрый человек, сон, который ты видел, и тот черный скорпион, который
заполз тебе в нос, а ты его за ногу вытащил и на куски разорвал, означает большо-
го твоего врага, который покусится на твою жизнь, но падет от твоей руки, и ты
разорвешь его тело на части. Ступай, ведь ты — Дараб и твоя звезда до вечерней
молитвы пребывает под знаком несчастья, но после вечерней молитвы злосчастье
минует и с каждым днем дела твои пойдут все лучше.
Мехрасб сказал:
— Мы уходим, а вы проявите великодушие, никому об этом не говорите!
— Дараб — падишах, — отвечал Зирак, — а на жизнь падишаха никто не посяга-
ет, если же кто покусится на нее — сам себе зло сотворит.
Сказал это Зирак и вошел в свой дворец. А Дараб и Мехрасб вернулись домой,
сели, только хотели за еду приниматься, как вдруг появился Санкуи-соглядатай. Он
отворил дверь, вошел и уселся с ними за еду. Мехрасб спросил его:
— Где ты был?
— Да меня государь в одно место посылал, а вот теперь я вернулся: дай, думаю,
тебя навещу. А теперь — всего вам хорошего, я пошел.
Встал он, а Мехрасб глянул на Дараба и говорит:
— Вот он скорпион, которого ты во сне видал!
Дараб на колени привстал да так Санкуи по затылку огрел, что тот ничком
повалился. Поднялся Дараб, уперся стопой ему в бок да одну ногу ему с корнем и
вырвал! А потом другой раз за него взялся, обе руки ему отломал, а еще раз нагнул-
ся—и голову прочь оторвал! Мехрасб сказал:
— Ну, вот и сбылся твой сон.
Дараб его похвалил, а у них в глубине дома была яма, куда нечистоты вылива-
ли, вот они туда мертвеца и бросили. Мехрасб же обратился к Дарабу и сказал:
— То, что ты сделал, скрыть не удастся, на поиски одного человека сто других
отправят. Пойдем-ка на берег моря, там полным-полно всяких лодок, плотов и
баркасов. Сядем на какой-нибудь баркас и уплывем!
— Хорошо, — согласился Дараб. — Ты вместе с твоей названой сестрой Тамру-
сией ступай туда, а я за вами следом приду.
Надел Дараб платье и оружие, какое у него было, и отправился через базар вслед
за ними. Дараб был потомком Эсфандияра, враги его крепко запоминали, да и
ростом он по тем временам всех превосходил. Кто из торговцев его ни увидит, сразу
говорит: это Дараб! Высыпали они из лавок и бросились на Дараба, оружие выхва-
тили, справа и слева подступили. Поглядел на них Дараб сверху вниз, высмотрел
одного с широким щитом да мечом из индийской стали. Крикнул страшным голо-
сом, опрокинул наземь и забрал у него из рук этот щит и меч, а потом накинулся
на других. Уже больше пяти сотен торговцев вокруг Дараба столпились, начали его
ударами осыпать. Но и Дараб старался, ни одного случая не упустил, чтобы сорок

Глава пятая. От Омана до греческих островов 99
человек разом положить! Прошел по острову слух, что Дараб здесь, что он так
воюет. Народ давай вооружаться, к Дарабу сбегаться, на него нападать, а всех
побитых относили к дверям дворца Шаху. Узнал об этом Шаху и велел позвать
Мохейкаля Занги. Тот пришел, поклонился, спрашивает:
— Каков приказ будет?
— Садись на коня и вместе с гулямами и военачальниками поезжай сражаться
с Дарабом. Да постарайся его живым взять!
Выехал Мохейкаль с четырьмя сотнями гулямов, приезжает туда, а Дараб бой
ведет. Посмотрел Дараб, а четыреста конных гулямов щиты из рыбьей чешуи
выставили, акульи челюсти на плечи вскинули, в полном вооружении к нему спе-
шат. Видит Дараб множество народу, и хорошо снаряженное войско, и Мохейка-
ля Занги, который всех выше был и среди своих людей точно ярый слон выступал.
Он еще с поворота дороги закричал: «Хаяки хаюки!», то есть «Навалитесь, хватай-
те его!» Эти негры пошли приступом на Дараба, а он в ответ им так сражаться начал,
что ангелы в небесах «Молодец!» восклицали, а люди на лугах его восхваляли.
Все четыре сотни он перебил и сокрушил. Отступили они к Мохейкалю Занги,
говорят:
— Спаси нас, защити от этого иранского воина!
Мохейкаль говорит:
— Уходите отсюда, так как камень дробят камнем, а железо бьют железом. Я
вас от этой беды избавлю!
С этими словами он соскочил с седла, подтянул верхнюю и нижнюю подпругу
у своего боевого коня, поставил ногу в стремя, опустил на лицо забрало и послал
скакуна вперед, испуская грозный клич, сотрясающий землю. Взялся он за меч и
устремился на Дараба. Увидал Дараб его меч, подобный платановой доске и язы-
ку пламени, и сказал себе: «Ну, Дараб, если ты сейчас сумеешь от этого негра жизнь
уберечь — тебя сто лет смерть не возьмет!» И он остановился как вкопанный. Мо-
хейкаль подлетел, занес руку с мечом, чтобы ударить его по голове, но Дараб от-
клонил его меч и сам ударил его посередь тулова — словно шелк на две части ра-
зорвал, а когда убил его, бросился на других и продолжал сражаться до вечернего
намаза.
Тамрусия тем временем обратилась к Мехрасбу и сказала:
— Пойди позови Дараба.
Пошел Мехрасб Дараба разыскивать и встретил одного человека. Мехрасб спро-
сил:
— Ты откуда?
— Я на битве с Дарабом был, — отвечал тот. — Наконец-то его схватили и уби-
ли, а голову его на перекрестке повесили.
Тот человек сказал такое, потому что был врагом Дараба. А Мехрасб, услышав
это, опечалился и решил вернуться на берег моря.
Тамрусия же сидела на морском берегу, когда прибыл туда один купец, а с ним —
двадцать рабов и невольниц и множество добра. Звали того купца Шапур. Он
прибыл на берег, сел на корабль и тут заметил Тамрусию, стал ее спрашивать:
— Кто ты?
— Я невольница одного ходжи, — говорит она, — а господина моего зовут Дараб.
Вот сижу и жду, когда хозяин вернется.

100 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Лрдашира
Шапур вгляделся, рассмотрел лицо Тамрусии, и сто тысяч деревьев любви
выросло в его сердце. Он и сказал Тамрусии:
— Да что ты, твой хозяин пал от руки негров.
Заплакала Тамрусия, а купец ей говорит:
— Почему ты плачешь?
— Да потому, что я — дочь шаха Фасталикуса9, — сказала она. — И этот купец
обещал мне, что отвезет меня на остров Хатареш, а теперь вот его убили.
— Не горюй, я тебя отвезу на этот остров и вручу шаху, клянусь жизнью, что
отвезу, — сказал купец.
— Хорошо, — ответила Тамрусия. Поднялась она на корабль, купец приказал
поднять паруса и приналечь на весла, и они поплыли по глади морской. Мехрасб
же, придя на берег и не найдя Тамрусии, тоже сел на баркас и поплыл в море. Подул
ветер, и он скрылся из глаз.
А Абу Тахер Тарсуси, который собрал все известия и открыл все тайны этого
дастана — чуда красоты и собрания диковинок, рассказывает так. Когда день кон-
чился и наступила ночь, негры разбежались от Дараба. Дараб сел на лошадь Мо-
хейкаля Занги и выехал из города. Ни Мехрасба, ни Тамрусии он не нашел, сел и
от разлуки с ними заплакал. Одолел его сон, он лошадь стреножил, а сам залез в
какую-то лодку и заснул. Когда Дараб уснул, пришел туда один рыбак. Этот ры-
бак днем забрасывал в море сеть, а ночью приходил и вытаскивал ее и выбирал
оттуда дневной улов. В эту ночь пришел он и видит, что в лодке спит какой-то
человек, а возле него стреноженная лошадь стоит. Как увидел это рыбак, подумал:
«Никогда мне не попадалось лучшей добычи, чем эта лошадь! Заберу-ка я ее. На
этом острове селений много, я ее в другое место отведу и продам, дела свои поправ-
лю». И еще он так рассудил: «Если я уведу эту лошадь, а хозяин ее проснется, он
побежит за мной следом. Я вот как сделаю: отвяжу канат, который держит лодку,
оттолкну ее палкой — когда этот человек проснется, он окажется в море и не смо-
жет меня преследовать». Так он и поступил — обрезал лодочный канат, столкнул
лодку в море, а сам сел на лошадь Дараба и уехал. Дараб же крепко спал, пока не
наступило утро и не стало светло. Открыл он глаза, видит, направо — гора, нале-
во — море, а на морском берегу стоит в воде старик, черный, как деготь, держит в
руках астролябию и наводит ее на солнце. А на том острове водилось много сло-
нов, люди же были очень рослые и сильные, они на этих слонах дрова возили. Дараб
обратился к тому старцу:
— О ходжа, скажи, кто ты и как называется этот остров?
— Меня зовут Маджбилат-мурид, а название острова — Арус, а еще его называ-
ют остров Солнцепоклонников, и расположен он в земной впадине, так что боль-
ше сорока дней в году здесь солнце не светит.
Дараб спросил:
— А как далеко он от острова Танбалуса?
— А тебе не все равно? — говорит старец. — Далеко ли, близко ли — вот доберешь-
ся вечером до острова Танбалуса, тогда и увидишь.
Дараб говорит:
— Нет, правда, скажи, добрый человек, сколько отсюда до острова Танбалуса?
— Если я тебе скажу, ты огорчишься, — ответил старик, а потом все же сказал: —
Есть такая рыба, ее рыба-кит называют, от головы до хвоста у нее сто фарсангов. Эта

Глава пятая. От Омана до греческих островов 101
рыба с наступлением ночи отправляется пастись на Танбалус, а вчера ночью приплыла
сюда. Видно, что-то у нее во рту или в глотке застряло, наверно, эта вещь к лодке твоей
привязана. Когда настанет ночь, она опять отнесет тебя на то же место.
— А сколько фарсангов отсюда до Танбалуса? — спросил Дараб.
— Тысяча фарсангов! — ответил старец.
Сел Дараб и начал про себя плакать: «Лишился я Тамрусии и Мехрасба, остал-
ся один-одинешенек!» Так он плакал и приговаривал до тех пор, пока не наступи-
ла ночь, сморил его сон. Сквозь сон услышал Дараб гром барабанов и труб и про-
снулся. Видит, он опять на острове Танбалуса и кругом полно негров. Заметили они
Дараба, бросились к нему и зажгли факелы. Но рыба испугалась света факелов,
шарахнулась и опять погрузилась в воду. Когда рассвело, Дараб снова оказался на
острове Ару с. Старец сказал ему:
— Может быть, ночью опять приплывешь на то же место.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого даста-
на — чуда красоты и собрания диковинок, рассказывает так. Тем временем на ост-
рове Танбалуса Шаху и Маху порешили так: когда он в этот раз появится, мы ся-
дем на корабли с четырьмя тысячами воинов, светильники спрячем и устроим за-
саду. Зайдем справа и слева и постараемся захватить его.
Так они и сделали. Рыба снова притащила лодку Дараба на Танбалус, негры его
увидели, окружили, схватились за мечи, за бердыши да булавы и накинулись на
Дараба, а над морем раздались звуки барабанов, и карнаев, и раковин. Дараб взялся
за тяжелую палицу и испустил грозный крик, такой, что по всему морю прокатил-
ся, начали они сражаться, стал огонь битвы разгораться. Шаху Занги сказал:
— Запалите факелы, а то Дараб один, а нас много, в этом мраке ночном мы друг
друга перебить можем.
Тогда зажгли свечи и факелы. А рыба, как только увидела столько света, по-
вернулась и уплыла в море. Утром Дараб открыл глаза и увидел того старца. Да-
раб воскликнул:
— О ходжа, мне это до смерти надоело! Как мне быть? От этой рыбы меня ото-
ропь берет: она меня четвертый раз то туда, то сюда таскает!
Старец ответил:
— Это дело простое. Сойди с лодки и взойди на ту гору.
— Да беда в том, — говорит Дараб, — что у меня никакой еды нету.
Старец сказал:
— Эту гору называют горой Солнцепоклонников. Сорок дней в году солнце све-
тит, и в эти сорок дней все мужчины и женщины, сколько их есть на острове, под-
нимаются на эту гору, бьют солнцу поклоны и приносят с собой несметное количе-
ство съестного. Когда же они спускаются вниз, многое из этих припасов остается.
Вчера они сошли вниз с горы и оставили после себя кучу еды. Ступай поднимись
на эту гору, поешь той жирной и сладкой пищи, попей холодной родниковой води-
цы и отдохни.
Услышал это Дараб, поблагодарил его и полез на гору. Видит, там под каждым
камнем белые лепешки, и жареные куры, и вареное мясо, которые остались от
солнцепоклонников, а в родниках холодная вода. Стал он там есть и пить, и про-
шло после тех событий два месяца.
А падишаха острова Арус звали Локнад, у него был вазир, мудрец Харентинус,

102 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
ученик мудреца Эфлатуна. Однажды приснился Локнаду сон. Когда наступил день,
он позвал мудреца Харентинуса и сказал:
— Я прошлой ночью сон видал, растолкуй мне его значение.
— О шах, пусть все плохое в том сне ляжет на твоих врагов, а все хорошее — на
твоих друзей, — сказал Харентинус.
— Видел я во сне, — сказал Локнад, — будто вышел из моря дракон и дохнул
ужасным огнем на мое войско, а войско обратилось в бегство. Я бросился под ту
гору, а с горы низринулся огромный поток и поглотил дракона; потом из этого
потока вышел человек, я взял его за руку и усадил на свой трон, а сам пошел в сад,
нарвал там много разных цветов, сделал букет и вложил ему в руки. Скажи-ка, что
означает этот сон?
Харентинус сказал:
— Обещай мне пощаду!
— Клянусь, что будет тебе пощада.
— Знай, что прибудет сюда чужеземная рать, а этот дракон — султан чужезем-
ный. Если ты начнешь сражаться, тебя убьют. А если ты обратишься в бегство, то
с нашей горы спустится другой чужеземный царевич и разобьет рать чужестран-
цев, а ты отдашь ему свое царство. А букет цветов во сне — это девушка, значит,
ты отдашь свою дочь Занаклису ему в жены. Вот что означает твой сон.
Во время их разговора пришел дозорный с донесением: мол, с острова Харгу-
шан прибыл Кандаруме Занги, а с ним шестьдесят тысяч человек. Они наши дерев-
ни разграбили и все стада наших коров угнали. Локнад приказал:
— Созвать эмиров!
Сели они с эмирами на коней, выехали в степь, стали войско собирать. Сорок
тысяч человек набрали. Воины сели на коней и дали бой Кандаруме Занги. Но когда
наступил день и взошло солнце, все войско Локнада отступило, а войско Кандару-
ме укрепилось на морском берегу. Локнад спросил Харентинуса:
— А когда же низвергнется тот поток, что я во сне видал?
— Давай пойдем вместе с тобой на эту гору и спустим его вниз, а там посмотрим,
что можно будет сделать, — ответил Харентинус.
И вот Харентинус и Локнад вдвоем отправились к той горе. Локнад говорит:
— Полезли наверх!
А Харентинус ему:
— Я на том стою, что тебе во сне привиделось: поток должен вниз спуститься,
он ведь тоже сон видел похожий.
— А какой он видел сон? — спрашивает Локнад.
— Он видел, что из-под горы рвется вверх огонь.
— О Харентинус, объясни, что же обозначает тот сон царский?
Харентинус отвечал:
— Ты видел во сне, что с этой горы сошел вниз поток и поток тот был царем.
Ты тоже царь, и ты прибыл к этой горе — возможно, ему приснилось, что огонь
поднимется вверх по горе.
Тем временем Дараб посмотрел и приметил под горой двух людей, которые,
разговаривая громкими голосами, поднимались наверх. Дараб сидел в пещере, но,
когда увидел их, вышел из пещеры и направился к вершине горы. Харентинус за-
кричал ему:

Глава пятая. От Омана до греческих островов 103
— Не уходи! Это ведь падишах к тебе идет, чтобы тебя на царство посадить! В
том сне, что ты прошлой ночью видал, тебе знамение было.
Удивился Дараб: сон-то я видел, откуда же он о том знает? А вслух сказал:
— Ну-ка скажи, что я видел во сне!
— Тебе снилось, что снизу, направляясь к вершине, движется огонь, — ответил
Харентинус. — А теперь спускайся вниз, тебя на царство хотят посадить.
Дараб спустился и приветствовал Локнада. А Локнад заключил его в объятия
и оказал ему почет. Потом они спустились с горы, и Локнад рассказал ему свою
историю. Пожалел Дараб Локнада всем сердцем и говорит:
— Дай мне только лошадь и оружие — и я вас от этой беды избавлю.
Локнад приказал, чтобы привели коня и принесли доспехи: и шлем, и кольчу-
гу, и шелковый архалук под нее, и полное вооружение, — и Дараб себя к бою сна-
рядил. Дарабу как раз исполнилось тринадцать лет, и он был в расцвете сил. По-
том Дараб попросил:
— Принесите такую булаву, чтобы была мне по плечу.
Локнад сказал:
— Подайте сюда ту палицу, которая мне на память от отцов и дедов осталась!
А это была палица весом в пятьсот манов, он ее очень любил. Взвалил Дараб
палицу на плечо и отправился на бой, грозным голосом крича:
— Я Дараб, сын Ардашира, сына Эсфандияра, сына Гоштаспа, сына Лохраспа!
Кто из вас, дурни ничтожные, решится против меня выйти, чтобы сразиться да
поглядеть, на чьей стороне счастье будет?!
Кандаруме Занги услышал этот клич и тотчас назначил бороться с Дарабом
своего брата. И вот Катэаль Занги вылетел на мейдан, на Дараба с мечом устремил-
ся. Но Дараб отвел щитом его удар и обрушил на него палицу с такою силой, что
сровнял с землей и всадника и лошадь.
А Кандаруме увидел, что его брат пал от руки Дараба, разгорячился и сам на
Дараба пошел, стал на него нападать, рыбьими зубами кидать в него. Но Дараб
отразил все его удары, схватил его за поясницу да так швырнул оземь, что у того
ни одной косточки целой не осталось, а сам бросился на негритянское войско. Негры
сразу отступили. Но Локнад приказал Дарабу продолжать сражение, и Дараб дви-
нулся на них, разя своей палицей всех, кого настигал. В ужасе пред его ударами
негры попрыгали в море, так что всю поверхность воды усеяли их шапки, а сами
они пошли на корм рыбам.
Когда Дараб, ликующий и победоносный, воротился после битвы с чернокожи-
ми, Локнад взял его за руку, повел на свое место, усадил на трон и водрузил ему
на голову царский венец, а также надел на него царский пояс. А сам Локнад и
двенадцать его военачальников, двадцать эмиров и тридцать тысяч воинов отдали
Дарабу поклон и приветствовали его вступление на царство. После того как Дараб
воссел на царский трон, Локнад пошел на женскую половину, взял за руку Занак-
лису и приказал, чтоб ее обрядили в свадебное платье, а потом велел, как у них
полагалось, прочитать молитву и, по их обычаю, сам вручил Дарабу свою дочь в
жены. И Дараб стал падишахом острова Арус, что означает «невеста».

Глава шестая
ТАМРУСИЯ И МЕХРАСБ-ПЕРС
А теперь вернемся к истории Тамрусии и купца Шапура, которые сели вместе
на корабль. Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этого
дастана — чуда красоты и собрания диковинок, рассказывает так. Едва Тамрусия
взошла на тот корабль вместе с Шапуром, двадцатью рабами и невольницами, как
подняли паруса, заработали веслами, и корабль полетел по морю, Тамрусия же
стала лить горькие слезы в тоске по Дарабу. Они плыли двадцать один день, а на
двадцать второе утро увидели в море остров, прекрасный и процветающий, кото-
рый назывался Негар, что значит «красавица». Падишахом на том острове был
Харикуш Занги, а стоял остров ни на земле, ни на небе. Это получилось вот как:
каждый год, бывало, на море поднималось волнение и волны смывали все, что было
на берегу. Так продолжалось, пока не началось правление Харикуша. Он прика-
зал привезти двадцать тысяч балок, каждая в двадцать гязов длиной, и закопать
их в землю наполовину, а вокруг обложить кирпичами и обмазать алебастром, так
чтобы балки торчали вверх на десять гязов. А потом он велел доставить множест-
во досок, накрыть ими те столбы и прибить железными гвоздями. Когда доски
закрепили, поверх них выложили кирпичи, промазали известью с песком. А потом
на этом месте выстроили город, и после того, когда на море разыгрывалось волне-
ние, город возвышался над волнами, в воздухе, вот почему про него говорили, что
он ни на земле, ни в небесах1. В тот год море поднялось так высоко, что от поверх-
ности воды до города оставалось не больше двух гязов. А еще на том острове жил
святой отшельник, чьи молитвы были угодны Богу, и Господь из милости к этому
отшельнику и ради блага его оберегал остров от беды.
Итак, Тамрусия и купец Шапур прибыли на тот остров, корабль на причал
поставили, а сами вышли на берег. Приказчики в роще остановились, купца же с
Тамрусией на постоялый двор доставили. На следующий день Шапур отвел всех
рабов и рабынь на невольничий рынок и продал их там за звонкую монету, а золо-
то положил перед Тамрусией и сказал:
— О Тамрусия, я продал этих рабов и рабынь, чтобы ты к ним не ревновала. А
деньги, вырученные за них и за те драгоценности, которые у меня были, — всего сто
тысяч динаров — это все для тебя, и я сам — твой слуга. И ты должна теперь явить
мне благосклонность, отвратить сердце от твоего прежнего господина и предаться
мне, поскольку во мне твое единственное спасение. Пока мы живы, будем с тобой
вместе жить-поживать, а ты должна удовлетворять мое желание.
Но Тамрусия, услышав эти речи, побледнела и задрожала всем телом. Она себе
так говорила: «Я была возлюбленной Дараба, мне ли теперь отдаться такому под-
лецу?» И она молвила Шапуру:

Глава шестая. Тамрусия и Мехрасб-перс 105
— О ходжа, очисти сердце от недостойной страсти и выбрось из головы это
дьявольское наущение! Да пусть меня хоть пополам распилят, я так не поступлю,
а ты не сможешь осуществить свои замыслы и добиться того, чего хочешь.
Купец схватил палку и давай колотить Тамрусию, пока все тело у нее не поси-
нело и не почернело, а он приговаривал:
— Не упрямься, все равно ты в моей власти!
Но Тамрусия сказала:
— Да ты меня хоть убей, а любить тебя я не стану и того, что ты говоришь, не
сделаю.
Шапур-купец так ее избил, что она сознание потеряла.
Так они и жили, и в этих спорах прошло семь лет. Через семь лет как-то случи-
лось, что в доме у купца не оказалось дров. Он сказал Тамрусии:
— Пойду на базар, куплю немного дровишек.
А Тамрусия в ответ ни словечка — ни да, ни нет. Вышел купец из терпения от
ее непокорности, набросился на нее с палкой, Тамрусия подняла крик, так что
соседки сбежались. Купец говорит:
— Бога ради, помогите мне! Я ради нее двадцать рабов и рабынь продал, а она
все меня не слушается, не привечает.
Соседские женщины сказали:
— Ты ступай себе, а мы тут с ней разберемся, присоветуем ей, как поступать.
Купец Шапур вышел из дома, а женщины стали говорить Тамрусии:
— Молодка, надо и честь знать, хватит дурной нрав показывать! Тебе подвернул-
ся одинокий господин, без жены, без детей, — да все невольницы только и мечта-
ют такого заполучить. Ты его играючи подцепила — чего ж ты своего счастья не
ценишь?
Тамрусия спрятала голову в колени и ни словечка в ответ не вымолвила. Ну,
женщины и говорят друг другу:
— Пошли отсюда, ничего мы не добьемся, эту сквернавку убить мало!
А Шапур тем временем, взяв немного денег, отправился за дровами. Пришел
на базар, видит, какой-то человек вязанку дров тащит. Он дал ему денег и купил
ту вязанку. И вот по воле случая тем человеком оказался Мехрасб-перс!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана —
чуда красоты и собрания диковинок, рассказывает так. В тот самый час, когда купец
Шапур посадил Тамрусию на корабль и отплыл, Мехрасб вернулся на берег и стал
искать Тамрусию, но ее не было. Он отправился с острова Танбалуса на остров
Хатареш, где обитал отец Тамрусии, но и там не мог ее найти. Девять лет провел
он на том острове, повсюду разыскивая Тамрусию, и от горя по ней и по Дарабу,
от тягот жизни на чужбине волосы его поседели, а тут еще напали на него воры и
унесли все, что у него было. Приобрел он палас, сшил из него джуббу, а обрезка-
ми того паласа повязал голову, натянул на ноги грубые башмаки, завел себе косарь
и прочие орудия и стал промышлять сбором и продажей хвороста. Он бродил из
города в город, пытаясь отыскать своих друзей, а этим ремеслом добывал себе
средства к жизни, пока однажды не прибыл на остров Негар. Только он взялся за
дело, стал постоянно доставлять на рынок хворост и валежник и зарабатывать себе
на жизнь, как встретился ему купец Шапур, который купил у него вязанку хворо-
ста. Мехрасб понес вязанку домой к купцу, так как тот посулил ему полтора дани-

106 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
ка* золотом да еще две лепешки и миску похлебки. Вот он и потащил хворост в
дом купца. Тамрусия поглядела на него и сказала про себя: «Очень этот человек
на Мехрасба похож, вот только Мехрасб таким седым не был». Но, поразмыслив,
она решила, что так и должно быть: от жизни на чужбине он поседел.
После того как дровосек сбросил вязанку в дровяной сарай, купец приказал,
чтобы ему дали две лепешки и миску похлебки. Мехрасб сел и принялся за еду, но
краем глаза поглядывал на Тамрусию и говорил себе: «Удивительно, до чего эта
невольница похожа на сестру мою названую Тамрусию — и лицом и голосом, —
только, видно, горе да беда на нее отпечаток наложили!.. Как бы мне теперь попо-
дробнее разузнать все о ней?» Так он раздумывал, а Тамрусия между тем тоже
решила поближе разглядеть Мехрасба-перса. Она так рассудила: «Если этот бла-
городный муж уйдет прочь отсюда, я больше никогда его не увижу, останусь здесь
горе горевать». И она пустила в ход женскую хитрость и сказала Шапуру:
— О ходжа, сегодня во мне пробудилась любовь к тебе, мне стало стыдно, что
ты сделал мне столько добра, а я тебе так плохо отплатила. Клянусь Богом, теперь
я совсем переменилась — отныне, пока я жива, из твоей воли не выйду! Ты сейчас
договорись с тем дровосеком, дай ему еще пару лепешек, чтобы он вытащил на
крышу наши ковры, одеяла и подстилки и расстелил их там. Я ему помогу, пусть
он все это почистит, а потом опять все уберет в дом. И я тоже схожу в баню, вы-
мою волосы, приведу себя в порядок, а потом вернусь и удовлетворю твое жела-
ние, послужу тебе как полагается.
Услышал купец Шапур такие слова и вообразил, что Тамрусия говорит их от
чистого сердца. От радости он прямо не знал, что делать. А Мехрасб тем време-
нем поел и собрался уходить. Но Шапур сказал ему:
— Возьми еще несколько лепешек и помоги моей невольнице вытащить эти
ковры и подстилки на крышу, разложить там.
Мехрасб сразу понял, что это хитрая уловка Тамрусии. Он ответил: «Слуша-
юсь!» — и потащил ковры на крышу. А Тамрусия обратилась к Шапуру:
— О ходжа, ты ненадолго уйди из дому, чтобы пыль и грязь к тебе не пристали!
Купец был до того рад ее любезным речам, что, довольный, удалился. Тамрусия
же поднялась с Мехрасбом на крышу. Поглядела она на него хорошенько, и они друг
друга узнали. Тамрусия упала ему в ноги, и оба они зарыдали, друг другу о житье-
бытье рассказали. Потом Тамрусия спросила Мехрасба о Дарабе. Тот ответил:
— О царица, уже девять лет, как я по этим островам скитаюсь, тебя и Дараба
ищу, да только нигде и следа его не видал, а сам, видишь, до чего дошел! Слава Богу,
тебя повстречал живой и здоровой. Теперь надежда есть, что и Дараб в добром
здравии и что скоро мы его найдем.
— Нам сейчас надо расстаться, — сказала Тамрусия. — Ты ступай, но постарай-
ся обязательно завтра со мной свидеться.
Тут они спустились с крыши, Тамрусия сунула руку в сундук, вытащила отту-
да динаров двести и дала Мехрасбу. Мехрасб вышел из их дома, купил хорошую
одежду, еще купил черную чалму и отправился в баню. Вымылся там, пришел
домой, затворился в каморке и выкрасил волосы хной и басмой, а назавтра повя-
зал чалму, надел джуббу, взял в руки кожаную суму с астролябией, а в рукав2 су-
нул несколько книг и отправился к дому, где проживал купец Шапур. Пришел туда
и давай кричать:

Глава шестая. Тамрусия и Мехрас&перс 107
— Я звездочет и мудрец, колдун и волшебник, сообщаю вести о пропавших!
Случилось так, что это был день Ноуруза* и все соседи Тамрусии отправились
на гулянье, а Тамрусия с Мехрасбом сели и обо всем переговорили, придумали,
каким образом им спастись, как вдруг вдалеке показался Шапур. Как только Та-
мрусия его заметила, она тотчас спрятала Мехрасба в тот дровяной сарай, а сама
вышла навстречу Шапуру, обняла по собственной воле, лицо ему рукавом отерла
и сказала:
— О ходжа, радуйся, ибо сегодня ночью я исполню твое желание!
Возликовал Шапур и говорит:
— Скажи, чего ты только хочешь — все сделаю!
— Мне одно нужно, чтоб ты на свете жил! — молвила в ответ Тамрусия, потом
добавила: — Разреши мне сходить в баню, привести себя в порядок.
Шапур сказал:
— Открой сундук, возьми сколько тебе надобно золота и серебра и ступай, а я
пойду во дворец Халикуша, напомню о долге, который за ним остался. Смотри же
возвращайся поскорей!
От того дома до дворца Халикуша дорога была дальняя. Когда Шапур ушел,
Тамрусия вывела Мехрасба из дровяного сарая и сказала:
— Братец, давай-ка порасспроси насчет каравана на Хатареш!
— О царица, если мы решим бежать, так лучше времени не найти, — говорит
Мехрасб, — сейчас здесь очень много кораблей и баркасов. Пожалуй, первый раз
за много лет такой большой караван собрался — и все направляются к Хатарешу,
где столица твоего отца.
Тамрусия очень обрадовалась. Вскочила она, схватила ларец с золотом, креп-
ко заперла дверь дома, а ларец завернула в одеяло и отдала Мехрасбу, сказав:
— Возьми это, ступай на берег, садись на корабль, заплати корабельщику и до-
жидайся моего прихода.
Мехрасб взял ларец с золотом и направился к морю. Он сидел на корме барки,
когда показалась Тамрусия. Мехрасб усадил ее на свое место, а сам пересел к носу
судна, так что они оказались далеко друг от друга. Их барка должна была присо-
единиться к каравану судов, уходящих в море, да дело по-другому повернулось.
Когда Шапур подошел к дверям дворца Халикуша, он сказал одному из слуг:
— Передай шаху привет и поклон от меня, скажи, что Шапур, мол, пришел
насчет того остатка золота и низко тебе кланяется.
Но хаджиб ответил ему:
— О ходжа, да ведь шах нынче уехал на три дня на охоту!
Повернул Шапур назад. Смотрит, идут несколько знакомых купцов, друзья его.
— Куда направляетесь? — спрашивает Шапур.
— Хотим на берег моря сходить, там караван большой на Хатареш отплывает,
попрощаться надо.
— Я тоже с вами пойду, — сказал Шапур, — полюбуемся на корабли, друзей
проводим.
И вот все они отправились на берег моря. Один купец говорил:
— Удивительное дело: каждый раз, как караван в путь отплывает, у меня даже
сердцебиение начинается, так мне хочется с ними поехать, — до чего же скучно на
одном месте сидеть!

108 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Ну, тут и другие подобные речи говорить стали, так за разговором они и прибы-
ли на берег. А уж там столько кораблей, столько народу, столько товаров на кораб-
ли погрузили и все новые добавляют! Шапур и его приятели все обошли, все осмот-
рели, пока не добрались до того судна, на котором сидели Мехрасб и Тамрусия. Взор
Шапура вдруг упал на Мехрасба, он вгляделся в него хорошенько, и втемяшилось
ему: дескать, где-то я этого человека видел. Посмотрел он на нос корабля и увидел
Тамрусию, которая плотно закрыла лицо и повернулась спиной к Шапуру и его спут-
никам: сердце ее страх объял. «Не иначе, как это Тамрусия!» — подумалось Шапу-
ру, но он тотчас сказал себе: «Что здесь делать Тамрусии?» А на том судне, кроме
Тамрусии и Мехрасба, больше никого не было. Тогда Шапур спросил Мехрасба:
— Эта девушка свободная или невольница?
— Я не знаю, кто она такая, — ответил Мехрасб. — Пришел один человек, поса-
дил ее с вещами на корабль, поручил ее мне, а сам пошел за другими вещами, мне
же наказал сторожить вещи, пока он не вернется.
Шапур попросил:
— Скажи ей, чтобы открыла лицо да показалась мне!
— Что ты, ходжа, как же это я чужой девушке скажу, чтобы она перед посто-
ронним мужчиной лицо открыла? — возразил Мехрасб.
Шапур рассердился, повернул назад и сказал про себя: «Пойду-ка я погляжу,
пришла Тамрусия из бани или нет». И он поспешно ушел оттуда и направился на
постоялый двор. Когда он добрался туда, то увидел, что дверь в их комнаты закры-
та. Он подумал: «Надо мне пойти к бане, поискать ее, что-то очень она там задер-
жалась». С этим намерением он покинул постоялый двор и пошел к бане. А в том
городе было пять бань.
Купец Шапур обошел все пять бань и повсюду спрашивал у прислуги: нет ли в
бане девушки с такими-то приметами по имени Тамрусия? А слуги ему отвечали,
что, мол, девушки, о которой ты говоришь, в нашей бане нет. Все бани он посетил,
всех опросил, но нигде ничего не узнал. От этих расспросов он устал и расстроил-
ся, вернулся он к дверям своего жилья, кипя от злости. Стал ключ искать — нет
ключа. Тогда он приналег, сломал замок и вошел в комнату — а ларца с драгоцен-
ностями нет на месте. Схватился он за грудь, порвал на себе одежду и с громким
воплем выскочил с постоялого двора на улицу. Купцы вокруг него собрались, ста-
ли спрашивать, что случилось. Он говорит:
— Ох, господа хорошие, помогите! Один человек притворился дровосеком и
похитил мою невольницу, это с ним я сейчас на корабле разговоры разговаривал!
— Да как же он ее похитил? — спрашивают его.
— Пришел будто бы дрова продавать и обольстил ее!
Все купцы очень огорчились, пошли вместе с ним к эмиру острова и сказали:
— О государь, у одного купца, нашего друга, была невольница, она вышла из
подчинения, связалась с чужим мужчиной, захватила несметные сокровища и сбе-
жала. Государь, следует послать кого-нибудь, чтобы их схватили!
Харикуш тотчас послал двадцать человек вслед за тем кораблем, чтобы Мех-
расба и Тамрусию привезли назад. А корабль с Тамрусией был с острова Арус, он
поставил четыре паруса, ветер дул хороший, погода стояла ясная, весенняя. Корабль
же, который отправился вслед за ними, шел на веслах — разве на таком судне можно
догнать парусник, который летит по воде как ветер?

Глава шестая. Тамрусия и Мехрас&перс 109
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей этого дастана,
так рассказывает. К следующему намазу судно Тамрусии прошло триста фарсан-
гов и прибыло к пристани, которую называли Царский Причал. Всевозможные
корабли приставали там, прежде чем повернуть к Оману. Собиралось их там ви-
димо-невидимо, и каждый корабль привязывали к берегу. Так что, когда их судно
подошло к причалу, все моряки на нем разом принялись кричать, бить в колокол
и в барабан, чтобы обезопасить дорогу. Когда судно пристало, его привязали к той
скале. Мехрасб и Тамрусия сошли с корабля, всех путников накормили, и они
проспали там эту ночь. На следующий день все опять взошли на корабль. Мехрасб
обратился к Тамрусии с такими словами:
— Все равно кто-нибудь за нами явится, что мы будем делать?
— Нам надо переждать на этом островке, — сказала Тамрусия, — пока тот ко-
рабль не отплывет.
— Очень здесь кабанов много, нам здесь не выдержать, — возразил Мехрасб.
— Нет, останемся здесь, — настаивала Тамрусия. — Эта скала — корабельная
стоянка, сюда постоянно прибывают корабли, ведь сейчас время весеннее. Мы ся-
дем на какой-нибудь другой корабль и поплывем.
Вот что сказала Тамрусия. Мехрасб вытащил с корабля на сушу их вещи, сло-
жил все на берегу, а Тамрусию посадил рядом. Моряки стали спрашивать:
— Что же ты свои вещи забрал? ч
А Мехрасб отговорку придумал, говорит:
— Я опять на остров Негар поеду.
Тут все остальные сели на корабль и уплыли. Остались Мехрасб и Тамрусия
вдвоем. Мехрасб сказал:
— Нам надо убраться отсюда, нельзя, чтобы кто-нибудь, кто нас разыскивает,
заприметил нас на этом берегу.
Поднялись они оба, а на морском берегу стояла старая смотровая вышка, они
оба залезли на эту вышку и стали наблюдать за морем. И вот, когда солнце подня-
лось в самую середину небосвода и весь мир засиял и подул ветер, на глади мор-
ской, на которую они смотрели, показался корабль негров.
— О Тамрусия, корабль появился! — говорит Мехрасб.
— Значит, кто-то за нами гонится, — отвечает Тамрусия. — Не надо, чтобы нас
на этой вышке увидали!
Мехрасб сказал:
— Ты, Тамрусия, здесь оставайся, а я пойду к ним навстречу.
— Ох, как бы они тебя не узнали... — говорит Тамрусия.
— Может, и не узнают!
И вот Тамрусия осталась на вышке, а Мехрасб спустился вниз и сел на берегу
моря. Причалил корабль, а на нем — Шапур и те воины. Мехрасб издали увидал
Шапура, узнал его и пожалел, что вниз спустился, но оставался на месте, пока
корабль не пристал к берегу. Шапур тоже узнал Мехрасба и закричал:
— Вот он, вор!
Тотчас корабль подошел ближе, увидали они Мехрасба на берегу. Шапур соско-
чил с корабля и схватил Мехрасба, завопил:
— Что ты сделал с моей невольницей и с моим товаром? Говори, а то сейчас тебя
в море утоплю!

710 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Мехрасб сказал себе: «Если я скажу, что она на той вышке сидит, ее тотчас вниз
стащат, заберут нас обоих и предадут пыткам и мучениям. Ее назад увезут, а меня
в море бросят. А если сказать, что ничего не знаю, — тоже плохо будет». Вслух он
молвил:
— О Шапур, обожди, я тебе отвечу.
— Отвечай, где моя невольница?! — кричит Шапур.
А Тамрусия с вершины вышки на все это смотрит. Тут всевышний Господь
Мехрасба надоумил сказать:
— Я — Мехрасб, в тот день я вошел в твой дом и узнал Тамрусию, которая по-
пала в твои руки. Я ее освободил на острове Танбалус, а она попала к тебе. Тогда
я забрал ее, посадил на корабль, чтобы отвезти на остров Хатареш, к ее отцу, шаху
Фасталикону. Когда мы прибыли на эту пристань, она сказала людям, что, мол, я
Тамрусия, жена Гантареша, падишаха Омана. Люди ее у меня отобрали и увезли,
а меня здесь на берегу бросили, а Тамрусия, значит, с ними уехала.
Когда Мехрасб это все сказал, воины Харикуша спросили:
— Так это была Тамрусия?
— Да, она, — ответил Мехрасб.
Тогда люди Харикуша к Шапуру оборотились:
— Ах ты, проклятый, да кто ты есть, чтобы дочь Фасталикона в своем доме
скрывать, Харикушу^о том не докладывать?! Хватайте его, вяжите!
Шапура тотчас схватили, связали и бросили на морском берегу, а потом обра-
тились к Мехрасбу и говорят:
— Добрый человек, ты побудь здесь, постереги его, пока мы сходим за тем ко-
раблем, отберем у них Тамрусию, а потом придем, доставим тебя к Харикушу,
чтобы он тебя халатом наградил и приветил.
— Благодарствую, — ответил Мехрасб.
Тогда воины поручили ему Шапура, а сами сели на корабль и помчались по
глади морской. И да будет известно всякому, кто меня слышит: то, что Господь
делает, человеку недоступно!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда те люди уплыли, Мехрасб позвал Тамрусию, крикнул ей:
— Спускайся вниз!
Тамрусия слезла с вышки и села подле Шапура. Поглядел Шапур, увидел ее и
сказал:
— Мехрасб, оказывается, Тамрусия-то здесь! Зачем же ты солгал, из-за тебя меня
связали! Тебе надо было бы сказать мне, чтобы я отдал тебе Тамрусию, а ты бы
отвез ее к отцу.
Мехрасб сказал:
— Эх, молодчик, ты ведь женщину обманул, сказал, что отвезешь ее к отцу, а
сам спрятал ее в своем доме и мучил на чужбине. Не знал ты того, что всевышний
Господь все ведает и зрит! А уж кого поймает — сурово накажет, как вот тебя. Чего
ж ты теперь просишь?
— О Мехрасб, не убивай меня, я тебя богатством наделю! — завопил Шапур.
Мехрасб встал и принес тот ларец с драгоценностями, поставил его перед Ша-
пуром и сказал:
— Нет, Шапур, больше того, что мне Тамрусия дала, ты мне дать не сможешь.

Глава шестая. Тапиру сия и Мехрасб-перс 111
Поглядел Шапур — а там все его имущество. И тогда подумал Шапур: «Поздно
теперь, недаром сказано: "Делай добро — и воздастся тебе"».
Тут вмешалась Тамрусия:
— Мехрасб, я своими руками убью Шапура, ведь он столько зла мне сделал!
— Тебе виднее, — отвечал Мехрасб.
— Моя взяла! — воскликнула Тамрусия, вскочила и потащила Шапура на берег
моря.
— Ты меня хочешь убить, о Тамрусия? — спросил Шапур.
— А ты вспомни, негодяй, как ты меня плетью хлестал и сжалиться не желал!
Теперь великий и славный Господь отдал тебя в мои руки. Вот я и воздам тебе по
заслугам!
Стал Шапур плакать и рыдать, да только Тамрусия на его рыдания не погляде-
ла. Подобрала на морском берегу камень, привязала к ногам Шапура и сбросила
его в море. Потом они с Мехрасбом покинули берег моря и направились в глубь
Царского Причала. Этот остров тянулся на сто фарсангов, а в середине его была
лужайка, прекрасная и благодатная, а вокруг росло много деревьев. Остановились
они на той лужайке, Тамрусия и говорит:
— Нам надо использовать эти деревья, чтобы связать плот и пуститься по морю.
— Так мы и сделаем, — отозвался Мехрасб.
Пошли они оба, набрали сучьев и палок, связали их древесной корой, а сверху
набросали хвороста и соломы и всего что ни попадя, подобрали палки наподобие
весел, прикрепили их к плоту и отправились в путь.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Когда те воины поручили Шапура Мехрасбу, а сами пустились вслед за
другим кораблем, они нагнали его и крикнули:
— Кто из вас Тамрусия?
С корабля отвечали, что среди них нет никого с таким именем. Воины настаи-
вали:
— Тамрусия была с тем человеком, который сел на ваш корабль на острове
Харикуша, а вы его оставили на острове Царский Причал, Тамрусию же увезли,
она жена Гантареша. Если вы нам ее не выдадите, мы ваш корабль захватим и с
собой уведем.
— Те, кого вы описали, мужчина и девушка, остались на острове Царский При-
чал, сказали, что передумали, дальше не поедут.
— Неправда это, вы лжете!
— Идите сами посмотрите, — сказали корабельщики.
Воины поднялись на корабль, все обыскали, но никого не нашли. Поплыли они
снова на Царский Причал, стали разыскивать Мехрасба, а его и след простыл. Они
вернулись на остров Негар и рассказали обо всем Харикушу. Харикуш очень по-
жалел, что так вышло, да что толку жалеть! С одной стороны, Шапур погиб из-за
неразумной страсти, а богатство его пропало, а с другой стороны, Мехрасб увез
Тамрусию, Дараб на острове Арус воссел на трон, а Тамрусия все разыскивает
Дараба, а Хомай, дочь Ардашира, все тоскует по сыночку — все это для того, что-
бы люди знали: все в жизни зависит от Промысла Божия.
А Мехрасб и Тамрусия вдвоем поплыли по морю, и в тот день и в ту ночь, когда
они удалились от побережья, им не попался больше ни один остров. Ночь они про-

712 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
вели в море, и каждый час какой-то зверь морской высовывал из воды голову вели-
чиной с минарет, отфыркивался, озирался, подплывал к их плоту, всматривался в
странников и снова уходил под воду, а затем приплывал другой зверь, глаза кото-
рого горели, словно светильники, так что Тамрусия и Мехрасб все время дрожали
от страха и призывали Бога на помощь, так и прошла вся ночь. Когда же забрезжил
день и взошло солнце, осветившее мир, они продолжали плыть по глади морской,
а вместе с ними плавали в море сто тысяч тварей, все разные, пока тот день тоже
не подошел к концу. Когда наступила ночь, в морской глубине послышался шум и
опять стали выплывать всякие чудища. Мехрасб понемногу осмелел — ведь он про-
вел среди них уже несколько ночей и глаза его привыкли к их виду, как вдруг из
воды вынырнул какой-то зверь, наподобие льва. У него было четыре ноги и хвост,
он вылез и сел на плоту, а шерсть на нем была длинная и голова — как у льва, а
глаза — словно две плошки, кровью налитые, изо рта же у него торчали два клыка.
Такой вот зверь вылез на плот и стал за ними присматривать, не давая никаким
животным приближаться к плоту. Мехрасб и Тамрусия глядели на него и дрожали
от страха, они работали веслами и повторяли: «О Покровитель странников, укажи
нам путь к спасению из этого бескрайнего моря!» Следующая ночь прошла так же,
они проплыли еще четверо суток, а на заре пятого дня вдали показался большой
остров. Мехрасб и Тамрусия повернули к нему и, когда солнце поднялось на небо,
подошли к земле. Они увидели цветущий и красивый остров, сошли на берег и
прошли примерно полфарсанга, когда перед ними оказалась крепость, огромная,
словно целый мир, под горой поставлена, сверху скалами защищена, со всех сторон
лесом окружена. Мехрасб подошел поближе, видит крепость великую и высокую,
стеной зубчатой обнесенную. Мехрасб толкнул ворота, и они открылись.
Мехрасб и Тамрусия вдвоем вошли внутрь, видят — базарные ряды наготове
стоят, а в них никого нет. Прошли они по базару, поглядели на двери высокие,
железные кольца к ним прибитые, купола сводчатые, лавки по обе стороны, но ни
людей не видать, ни голосов не слыхать, ни птичьего щебета, ни собачьего лая —
ничего, что бывает там, где люди живут. Мехрасб сел на дворцовое крыльцо, Та-
мрусия сказала ему:
— Может, они чем-то заняты в другом месте? Вроде они недавно ушли.
Оба они онемели от изумления: что же случилось, что это за место, такое кра-
сивое и безлюдное? Потом Тамрусия опять сказала:
— Мехрасб, а вдруг это обиталище пери? Иначе отчего здесь нет и следа чело-
века?
— Подождем до вечера, — отвечал Мехрасб, — может быть, кто-нибудь появится.
Они остановились у главных дверей. Когда солнце дошло до середины небосво-
да, в городе поднялся шум, словно земля задрожала от ужаса. Мехрасб повернул-
ся к Тамрусии и сказал:
— Не понимаю, что это за шум!
Они оба встали и зашли на царский двор. За дверью была лестница, они подня-
лись на крышу и стали глядеть вниз на город. Заметили они, что тот шум доносит-
ся снаружи, из-за городских стен. Мехрасб сказал:
— Может быть, здешние жители уходят из города на работу?
Когда солнце пригрело, сотни тысяч обезьян, мартышек и павианов ринулись с
гор в город, они бежали и вопили, поворачиваясь к дворцу. Мехрасб сказал:

Глава шестая. Тамрусия и Мехрасб-перс 113
— О Тамрусия, мы с тобой попали на остров, который называют Сарсанут. Уже
много лет, как его захватили обезьяны. Когда здесь был Кейхосров*, он построил
этот город и оставил в нем людей, назначив эмиром одного человека из Ирана,
построил он и дворец, но потом люди оставили все этим мартышкам и павианам и
ушли отсюда. Город такой красоты стоит, а ни единого человека нет, и нам сильно
не повезло, что нас сюда занесло, теперь только бы им в лапы не попасться. Ведь
обезьяны хватают всякого, кто окажется здесь, и подвергают мучениям, а если это
женщина, то и вовсе убивают. Корабли же боятся близко подходить к острову из
страха перед обезьянами.
Перепугалась Тамрусия, услышав такие слова, и сказала:
— Мехрасб, ты придумай, где бы нам спрятаться?
Мехрасб опустился с крыши вниз, закрыл дворцовые ворота, запер, а сам опять
наверх поднялся. Через некоторое время показался обезьяний вожак верхом на
каком-то животном вроде быка, но только это был не бык, и все остальные тоже
на ком-нибудь ехали. Вожаки двигались верхом, а сто тысяч прочих шли пешком.
Все они собрались перед входом на царский двор и взялись за ворота, стали напи-
рать — может, створки распахнутся, но ничего у них не получилось. Тогда они
подняли крик, стали поглядывать наверх и поняли, что внутри кто-то есть. Напро-
тив дворцовых ворот росло дерево, такое высокое, что весь город с него виден был,
один павиан залез на это дерево и видит: на башне стоят Мехрасб и Тамрусия. Он
тотчас вой поднял, и вся стая полезла на дерево, стала глаза пялить. Разглядели они
Тамрусию и Мехрасба и давай вопить, сучья на том дереве обламывать. Мехрасб
и Тамрусия тоже на них во все глаза глядели, а зверье это попрыгало вниз, броси-
лось искать, как бы проникнуть во дворец, но ничего у них не выходило. Дворцо-
вые стены были такими гладкими, что даже муха с них соскользнула бы, а высо-
той они были в несколько гязов. Никакого доступа во двор не было! Обезьяны
разбежались, каждая притащила по камню, и стали они с того дерева в Мехрасба
камнями швырять. А Мехрасб и Тамрусия пошли на розыски по всему дворцу,
чтобы поглядеть, нет ли где другого выхода, — не нашли. Мехрасб говорит:
— Не бойся, стены-то прочные!
Так и провели они там всю ночь. Мехрасб был очень напуган. Когда настал день,
Мехрасб и Тамрусия поднялись в ту башенку, но обезьяны опять стали кидаться
камнями. Они спустились вниз и укрылись под стеной, а сто тысяч мартышек и
павианов носились вокруг дворца, пока один из них не догадался принести камень
и бросить его под дворцовой стеной. Тогда и другие побежали, притащили камни
и палки, стали складывать их в кучу, а их эмир приказывал и показывал знаками:
мол, несите столько камней и палок, чтобы куча до крыши дворца доходила. Тот-
час все они занялись этим делом.
Мехрасб повернулся к Тамрусии и сказал:
— Сестрица, они ведь сейчас внутрь ворвутся! Надо нам поискать другое место.
А посреди двора стоял высокий особняк, и в нем — трон Санута, который в
древние времена был падишахом острова, и вела туда железная дверь с крепкими
запорами. Стены того дома высились до звезды Аюк, со всех сторон его окружал
ров, наполненный водой. Мехрасб, едва приметив этот дворец, взял Тамрусию за
руку, перевел через ров, и они вошли во дворец, дверь заперли и оказались в безо-
пасности. Через некоторое время обезьяны перебрались через стену, друг за дру-

714 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
гом проникли на царский двор и стали искать Мехрасба, все с камнями и палками
в лапах. Другие открыли ворота, и их вожак и прочие вошли и направились пря-
мо ко дворцу, хотели зайти туда. Мехрасб же, сидя во дворце, наблюдал за ними,
в то время как вожак по ту сторону двери начал вопить, и колотиться головой о
стену, и завывать, и кататься по земле. Мехрасб сказал:
— Да ты хоть на куски себя разорви, я все равно тебя сюда не пущу!
Они с Тамрусией об этом рассуждали, как вдруг кто-то сзади схватил Мехрас-
ба и дал ему по шее! Испугался Мехрасб, стал оглядываться — кто это на него на-
пал? Видит человека, подобного диву: голова косматая, борода длинная и черная,
усы до самых ушей отросли, лицо все в морщинах, а сам — в чем мать родила.
Мехрасб, как увидел его, прыгнул, чтобы схватиться с ним. Но тот человек был
очень силен, он повалил Мехрасба и сел ему на грудь. Закричал Мехрасб, Тамру-
сию стал на помощь звать. Тамрусия подбежала. Да какой от нее прок? Тот чело-
век Мехрасба связал, а потом и Тамрусию схватил и тоже связал, бросил их на
землю, а потом и спрашивает:
— Что вы за люди, как вы сюда попали? Люди сюда не приходят из боязни пе-
ред этим обезьяньим племенем.
— А ты-то человек или нет? — спросил его Мехрасб.
— Человек, да они меня захватили, — ответил тот. — А вы как здесь оказались?
— Наш корабль затонул, а нас на берег выбросило. Мы увидели эту крепость и
пришли сюда. Мы думали, место такое красивое и цветущее, наверное, здесь люди
живут. А когда эту стаю увидели, убежали и спрятались во дворце, чтобы они нас
не настигли и не убили. Тут ты пришел и захватил нас. Ты человек или див? Отве-
чай!
— Да человек я, — говорит тот.
— Коли ты человек, развяжи нас и помоги нам отсюда выбраться, — сказал
Мехрасб, — спаси нашу жизнь. Да и самому тебе что делать среди этого племени?
Тот человек молвил:
— О благородный муж, уже двенадцать лет, как я попал к ним в лапы и не могу
отсюда выбраться. Они каждый день мои ступни лижут, так что вся кожа на по-
дошвах сошла и я ходить не могу, — как же мне убежать? У них четверо моих
потомков живуг. Их вожак — большая самка павиана, вот она-то меня и захвати-
ла, вытащила на морском берегу из воды и некоторое время со мной сожительст-
вовала, так что принесла мне четырех детенышей: двух самцов и двух самочек. Все
они каждый день спускаются с гор, приходят в этот город, здесь у каждого из них
свое место, как у людей. Царский же двор принадлежит их вожаку. Каждый день
меня сторожат десять павианов, а сегодня вот, ваше счастье, никого не было.
Подивился Мехрасб его речам, а потом сказал:
— О брат, коли так, ты в таком же положении, как мы! Помоги нам, развяжи
нас, спрячь где-нибудь и посоветуй, как отсюда выбраться.
— Ладно, — говорит тот человек, — я вас развяжу, но не сразу. Как раз сейчас
предводительница с потомством сюда явилась и вопит, я открою дверь, пусть она
тебя связанным увидит, а не то она меня убьет, упрекать будет, что я не отворял
ей. Тут-то я и скажу: мол, вот этого поймал! А если тебя не будет, она меня при-
кончит.
Мехрасб спрашивает:

Глава шестая. Тажрусия и Мехрасб-перс 115
— А так не получится, что она вместо тебя меня прикончит?
— Ничего она тебе не сделает, она мужчин страсть как любит, ведь она с ними
живет. А вот этой девушке несдобровать, так как павианиха женский пол терпеть
не может. Никто из этого племени ее не одобряет, она на всех гневается, а они все
ее боятся.
Услыхал Мехрасб такие слова про то, что Тамрусии смерти не миновать, повер-
нулся к ней и говорит:
— Ну, Тамрусия, что же нам делать? Слыхала, что он говорит? Плохо наше дело!
Тамрусия давай плакать. Тогда Мехрасб к тому человеку обратился:
— Спрячь куда-нибудь эту женщину, чтобы ее не увидели!
— А павианиха приметила вас или нет? — спросил тот человек. — Если она обо-
их видела, никуда не спрячешь, она догадается, а если не видела, тогда можно.
— Меня она видела, а девушку — нет, — ответил Мехрасб.
Тот человек сказал Тамрусии:
— Ну, ступай: посреди этого дворца есть водохранилище, а в водохранилище —
колодец. Коли сумеешь, спустись в водохранилище и спрячься там, чтобы она тебя
не видела, а не то она тебя тотчас убьет.
— Ты мне только руки развяжи, — говорит Тамрусия, — а уж я свои дела устрою.
Тот подошел, развязал ей руки и сказал:
— Ну а теперь поступай как знаешь.
Вскочила Тамрусия и бросилась к тому водохранилищу, спустилась там в коло-
дец и в глубине колодца притаилась, ухватившись руками за веревку, чтобы не
захлебнуться. Через некоторое время тот человек подошел к дверям и отпер их.
Эта обезьянья предводительница ворвалась внутрь, и четверо детенышей с ней.
Лица у них как у людей, руки и ноги тоже, но все тело заросло волосами, белыми,
как камфара. А мать-то их рыжая была. Когда предводительница обезьян влете-
ла в дверь, словно молодой верблюжонок, она накинулась на того человека, стала
на него кричать: мол, где ты был, я уж сколько времени в дверь колочусь. Чело-
век сказал:
— Я на крыше был, поймал там одного, связал его, он наверху.
Павианиха со своими четырьмя детьми полезла на крышу, тот человек с ними.
Подошла предводительница обезьян к Мехрасбу и уселась напротив него да как
завопит: мол, их двое было, куда другой подевался? А тому человеку доступно было
все, что она говорила, ведь он с ними двенадцать лет провел, все их привычки
вызнал, и за все эти двенадцать лет ни один человек, кроме Мехрасба, сюда не
попадал. И вот тот человек понимал все, что говорила павианиха, а она понимала
все, что он говорил. Изъяснялся же он на языке дари* — весь мир хотел бы гово-
рить на языке дари, да не может, а говорят на нем лишь жители Балха*. Тот же,
кто выучит язык дари, воскликнет подобно Онсори*:
Коли парой человеку станет нежная пери,
Будет с ним вести беседу на прекраснейшем дари.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Предводительница обезьян завизжала: дескать, их двое было, где другой,
а тот человек ответил, что один и был, тогда павианиха вскочила, схватила его за
руку и весь дворец обошла, все из конца в конец обыскала и осмотрела и верну-

116 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
лась к тому месту, где оставался Мехрасб. Села она напротив него, и дети ее тоже
рядом с нею расселись. Но самка на них прикрикнула, и они тотчас убежали, а
мужчина тоже поднялся и ушел. Тогда павианиха подошла к Мехрасбу поближе,
обнюхала его. Потом раздвинула ноги и раскинулась, как женщина, которая отда-
ется. Мехрасб сообразил, что к чему, и ради спасения жизни совершил, что от него
требовалось. А после того павианиха поднялась и начала лизать ему ступни, да так,
что вся кожа на подошвах сошла. Потом она повела Мехрасба к остальным, зажа-
рила какую-то ящерицу, которую принесла с собой, и подала им на обед, а сама к
Мехрасбу оборотилась: кушай, мол. Мехрасб говорит:
— Не могу я это есть!
— Ешь, коли выбора нет, — сказал тот человек, — ведь без еды ничего делать не
сможешь.
И вот павианиха проспала ночь между двух мужчин, а других обезьян постави-
ла вокруг караулом, все из-за того, чтобы новый мужчина от нее никуда не скрыл-
ся. А на следующий день обезьяны пришли повидать ее, и она отправилась вместе
с ними на охоту. Когда обезьянье племя разбежалось по степи, Мехрасб подошел
к водохранилищу и позвал Тамрусию, чтоб она наверх вылезала. И они поступа-
ли так постоянно, и продолжалась подобная жизнь пять месяцев, пока однажды тот
человек не обратился к Тамрусии с такими словами:
— О девушка, знай, что я тебя люблю; как только тебя увидел, так и влюбился.
Теперь ты должна покориться моим желаниям, а не то я выдам тебя этой обезьяне.
Тамрусия не стала долго разговаривать: мол, мы с тобой поладим или не пола-
дим, а заявила ему:
— О добрый молодец, как ты меня любишь, так и я тебя тоже люблю, но нель-
зя, чтобы мой брат узнал об этом, а то он меня убьет. Нам надо подождать, пока
я Мехрасба чем-нибудь отвлеку, а уж тогда я сама к тебе приду без всяких напо-
минаний.
Тот человек обрадовался и положился на ее слова. Тамрусия же пошла и все
это рассказала Мехрасбу. Мехрасб очень огорчился и сказал:
— Что же нам теперь делать?
— Ты не принимай это близко к сердцу, завтра мы с тобой освободимся, — го-
ворит ему Тамрусия.
— Да ведь я идти не могу, — возразил Мехрасб, — у меня все ноги в волдырях,
кожа с них сошла, но если это животное меня два дня трогать не будет, то ноги
заживут.
— Я тебя на спину взвалю и на берег морской отнесу, — сказала Тамрусия, —
может быть, Господь Всевышний смилуется над нами!
— Ну, тебе лучше знать, — согласился Мехрасб.
И они оставались там еще одну ночь и один день.
На следующий день все обезьяны отправились на охоту. Тот человек сказал:
— Удовлетвори мое желание, а не то я тебя жизни лишу!
— Подожди, я Мехрасба отвлеку, — ответила Тамрусия, — он заснет, тут я к тебе
и прибегу. Но тебе лучше пойти в другую горницу, чтобы Мехрасб, если проснет-
ся, нас не увидел.
— Ладно, — согласился тот и заковылял в другую каморку. А Тамрусия за ним:
дверь замкнула и побежала к Мехрасбу, говорит:

Глава шестая. Тамрусия и Мехрасб-перс 117
— Давай скорей, я его в горенку завела и дверь замкнула, надо нам отсюда уби-
раться!
Взвалила Тамрусия Мехрасба на спину, вытащила наружу, у стены положила,
а сама ворота дворца крепко заперла, и пустились они к морю. Когда Тамрусия
уставала, она опускала Мехрасба на землю, а потом опять сажала его к себе на
закорки, так и добрались они до берега моря. Рассказывают, что все побережье там
было завалено останками разных морских животных. Их выносило туда волной
морскою, а на воздухе они все повысохли. Одни были побольше, другие помень-
ше. Тамрусия с Мехрасбом приметили какое-то отверстие, заглянули туда и полезли
в эту дыру, оба туда протиснулись. Некоторое время вперед продвигались — тем-
но стало, шагу ступить нельзя. Ночь они провели в том месте, разговаривая друг с
другом. А когда настал день, они об этом не узнали. Три дня оставались они в этой
норе, наконец Мехрасб сказал:
— О Тамрусия, я уверен, что сейчас уже день, ведь ночь такой длинной не бы-
вает!
— Так давай выберемся отсюда, — ответила Тамрусия.
Двинулись они оба в путь, а дорогу потеряли! Говорят, что попали они в кито-
вую голову, которая долгое время там пролежала, и половина ее торчала наружу,
а другая половина в землю ушла. В былые времена, когда островом владели люди,
сюда сажали тех, кого надо было держать в заключении, чтобы они день от ночи
не могли отличить, а ночь от дня. А когда хотели кого-нибудь извлечь оттуда, то
зажигали факел, чтобы человек шел на свет, так его и выводили. Четверо суток
беглецы оставались в китовой голове, и как ни старались выбраться наружу, им это
не удавалось, потому что они не знали, куда идти, и уже готовы были умереть от
голода и жажды. Как вдруг повеяло на них прохладой, и они поняли, что выход
там, откуда тянет ветром. Пошли они против ветра и выбрались в степь. Возблаго-
дарили они Господа, великого и славного, и сидели там, опасаясь обезьян, пока не
рассвело и не взошло на востоке солнце. Тогда поднялись они оба и направились
к берегу моря. Добрались до берега и стали во все глаза на море глядеть. И тут вдруг
показался большой трехъярусный корабль, а вокруг него — лодки и баркасы. Об-
радовался Мехрасб, принялся кричать во весь голос:
— Ой, люди добрые, возьмите нас отсюда, спасите, помогите, будьте велико-
душны!
Те люди, когда такое увидели, скорей спустили лодку и поплыли к берегу.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. В тот миг, когда Мехрасб подал голос, обезьяны вышли из города и услы-
хали его. Они известили свою предводительницу, что, мол, тот человек, который
от тебя убежал, на морском берегу, а Мехрасб все продолжал кричать. Обезьяны
бросились на голос и подошли к нему совсем близко. Тут Мехрасб еще громче
завопил:
— Люди добрые, ради Бога, помогите, нас прямо сейчас схватят и жизни лишат!
Лодка пошла быстрее, а Мехрасб и Тамрусия в страхе за свою жизнь бросились
в воду и поплыли к лодке, и их туда втащили. Потом лодка повернула назад к
большому кораблю, и их посадили на корабль. Люди на корабле растерли их мас-
лом с дегтем, чтобы им от морской воды вреда не было. Но как раз когда они
поднялись на корабль, подоспели обезьяны и, увидев Мехрасба и Тамрусию, попры-

718 Книга первая. Повесть о Дара6еу сыне Ардашира
гали с деревьев наземь. Люди на корабле стали на них глазеть, а главный корабель-
щик вскричал:
— Добрые люди, здесь оставаться неблагоразумно, приведите корабль в движе-
ние!
Обезьяны же побежали, притащили черепаховые панцири, каждый размером
в несколько лодок, спустили их на воду, сами в них влезли и в один миг приблизи-
лись к кораблю. Завязалось сражение: люди бились стрелами и дротиками, а обезь-
яны рыбьими костями. Люди изо всех сил старались вывести корабль из гущи
обезьян, но у них ничего не получалось, так как обезьян было множество и каж-
дый миг все больше прибывало, и битва становилась все тяжелей. Люди утомились,
стали говорить, мол, разумнее будет уступить им этих мужчину и женщину, что-
бы самим освободиться. Как услышали Мехрасб и Тамрусия эти речи, заплакали
и бросились им в ноги, громко рыдая, так что те люди сжалились над ними, нача-
ли успокаивать:
— Не горюйте, не отдадим мы вас!
Опять они взялись за оружие. У одного из плывших на корабле оказалась с собой
нефть, стал он ею в тех животных стрелять, жечь их огнем, и многие из них сгоре-
ли, а другие в страхе перед огнем попрыгали в воду, и множество погибло, но они
не отступались, все море кругом ими кишело.
У Мехрасба и Тамрусии сердце так и колотилось: не ровен час, эти звери над
кораблем победу одержат! Как вдруг подул ветер, который называют бешеным,
море взволновалось, пошли по воде волны, каждая с гору величиной, и отогнали
обезьян от корабля, пришлось обезьянам о себе позаботиться, так как ветер пере-
вернул все их лодки-панцири и они потонули. Некоторые люди тоже скрылись из
виду, цепляясь за доски3, а Мехрасб и Тамрусия, по милости Господа, великого и
славного, остались на тех досках, и волной их прибило к какому-то дереву. Они
перебрались на это дерево и уселись там, возблагодарив Всевышнего, и пробыли
там, пока ветер не утих и море не успокоилось. Тамрусия выглянула с верхушки
дерева, чтобы посмотреть, где Мехрасб, но не увидела его и решила, что Мехрасб
погиб. Подумала она: «О горе, такой человек, который ради меня перенес столько
мучений, так страдал, теперь вот погиб!» Слезла Тамрусия с дерева, а все побере-
жье илом занесло, куда ногу ни поставишь — по колено уходит. Тот день она на
месте просидела, пока ветром землю не подсушило. Теперь Тамрусия могла идти
как следует, могла спрятаться от тех тварей — она ведь не знала, что все они погиб-
ли. Весь день она шла по острову, пока наконец не пришла к какой-то роще, где
росли деревья с плодами и без плодов. Но Тамрусия не решилась войти в рощу, так
как уже спустилась темная ночь. Она подумала: «Не дай Бог, какой-нибудь зверь
там меня схватит и убьет!» От страха она так и легла в степи. В полночь видит она,
что между деревьев появилось множество огоньков. Тамрусия, когда увидала это,
сначала удивилась, а потом подумала, что это, наверное, люди светильники зажгли.
Она поднялась и пошла поближе, чтобы разглядеть, что это за огоньки. Прибли-
зилась, посмотрела и видит, что огоньки горят на ветвях деревьев: это происходи-
ло потому, что цветы на этих деревьях служили светильниками, которые зажигал
Всевышний, это чудо в мире известно, и Тамрусия тоже такие растения видела
раньше. Когда она поняла, что это за цветник, понурила голову и зашла туда, пус-
тилась в путь при свете чудесных цветов, а сама думала о том, что разлучилась с

Глава шестая. Тамрусия и Мехрасб-перс 119
Мехрасбом, что теперь приходится ей одной идти, что не удалось ночью поспать,
так и шла она всю ночь, пока не вышла из того цветника, и стала оглядываться, ища,
какой бы плод ей съесть. На одном дереве она увидела плоды, похожие на инжир,
нарвала их. Несколько дней провела она в той роще и нигде не решалась остано-
виться, нигде не решалась поспать, боялась и в открытую степь выйти.
Брела она так два или три дня, а на четвертый день притомилась и тут увидела
ручей, а на берегу ручья цветы цветут, фиалок много — за всю свою жизнь Тамру-
сия такого местечка прекрасного не видывала. Она сказала себе: «Сколь велик
всемогущий Господь, что создал такое место!» Потом она села на бережок и горь-
ко заплакала о Дарабе и Мехрасбе, а также оттого, что она одна в чужом краю. Весь
день она провела у того ручья, когда же настала ночь, раздался на лужайке шум,
подобного которому она никогда не слыхала. Тамрусия говорит себе: «Что же это
за грохот такой?!» Пошла она на шум, видит дерево, такое толстое, что его двадцати
мужчинам не обхватить, ветви на нем густые, а на ветвях листья словно щиты, и
оттуда треск и грохот раздается. Тамрусия говорит себе: «Что за дерево огромное!
Может быть, это птицы на дереве шумят?» Подошла она под дерево, хотела при-
глядеться, как вдруг взор ее упал на какого-то спящего. Испугалась Тамрусия, ког-
да его увидела, думала, что это див. Остановилась поодаль, стала его разглядывать.
Через некоторое время тот пошевелился, с боку на бок перевернулся. Увидела
Тамрусия, что он поворачивается, и скорей под дерево нырнула, спряталась. Тот
человек приподнялся, сел и громко заплакал. Когда он начал плакать, Тамрусия
прислушалась — и узнала голос Мехрасба. Обрадовалась она, вознесла благодар-
ность Господу, великому и славному, вылезла из-под дерева и подошла к Мехрас-
бу. А Мехрасб при виде ее подумал, что это враг идет, его убить хочет. Тамрусия
сказала:
— Не бойся, братец, ведь это я, Тамрусия!
То-то Мехрасб обрадовался! Говорит:
— Ох, сестрица, где же ты была? Совсем я без тебя затосковал!
— Как тебе удалось спастись от волн морских? — спросила Тамрусия.
— Я двое суток на ветке дерева просидел, пока море не успокоилось. А потом
спустился вниз, сколько ни искал тебя — нигде не нашел, услыхал шум, вышел к
дереву этому, прилег и заснул, — рассказал Мехрасб.
— И со мной то же самое было, — сказала Тамрусия.
Остались они там, пока не кончилась ночь и не наступил день. Теперь шум от
дерева стал тише. Стал Мехрасб присматриваться, откуда шум идет, видит, а пло-
ды на том дереве словно головы человеческие: и рот у них, и уши, и подбородок —
все как у людей. Сорвал Мехрасб с дерева цветок — из ветки потекла красная
жидкость. Удивился Мехрасб, оборотился к Тамрусии и сказал:
— Видала ли ты что-нибудь подобное?
— Нет, никогда, — отвечала она.
Поднялись они и вышли из-под дерева. Мехрасб говорит:
— Нам нельзя допустить, чтобы обезьяны нас схватили, что будем делать?
Им и невдомек было, что оказались они совсем на другом острове, их туда вол-
на вынесла, что они проделали долгий путь по этому острову, который назывался
Ваквак4. Пошли они дальше. На том острове было множество птичьих яиц, Мех-
расб собрал несколько яиц, разбил, мигом изжарил в раковине, и опять они пусти-

120 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
лись в путь. К вечеру добрались они до места, где на всех деревьях росли плоды, и
плоды эти были превосходные. Они поспали в укромном местечке, пока не насту-
пил день. Тогда они принялись за эти дары Божьи и ели, пока не насытились, а
потом вышли на берег моря, сели там и стали вдаль глядеть. И Тамрусия так ска-
зала:
— Место здесь благодатное и цветущее, самое благоразумное для нас — это ос-
таться здесь на некоторое время, пока Господь, великий и славный, так велит, ведь
если мы подадимся куда-нибудь еще, может статься, что там этих благ не будет.
Мехрасб выслушал Тамрусию и ответил:
— Сестрица, тебе решать! Если ты считаешь правильным — двинемся дальше, а
по-другому считаешь — здесь останемся.
И вот они обосновались на том острове, присмотрели себе высокое место, куда
волны морские не достигали, натаскали туда со всего острова палок и сучьев и
смастерили навес, а под навес хворосту и веток накидали. Ночью они там спали, а
днем вылезали оттуда и бродили по острову, ели что под руку попадалось и яйца
птичьи, а кое-какие плоды сушили, чтобы зимой, когда нужда придет, был у них
припас. А когда на море поднималось волнение и прибоем выбрасывало на берег
рыбу, они ее тоже сушили. И никто на свете не знал, что они там живут. До того
дошло, что жители моря, люди водяные, к ним привыкли, осмелели и в любое время
вылезали из воды, приходили к ним под навес, сидели там и знаками с ними бесе-
ду вели. И была среди тех водяных одна девушка, очень красивая, лицом — прямо
луна небесная, среди них другой такой пригожей не было. Она приходила вместе
со всеми и играла с Мехрасбом и Тамрусией. И вот по воле неба и приговору Гос-
пода, великого и славного, эта женщина водяная полюбила Мехрасба — ведь Мех-
расб тоже был очень пригож собой и умел ласковые речи говорить. До того водя-
ная женщина привязалась к Мехрасбу, что часу не могла без него прожить, по
нескольку раз в день из моря выплывала, садилась на берегу и плакала: пока Ме-
храсб к ней не подойдет, не заговорит с ней, успокоиться не могла. А как побесе-
дует с ней Мехрасб, она нырнет обратно в море, через некоторое время назад вы-
нырнет и принесет жемчужную раковину. Без раковины она вообще не появлялась,
а Мехрасб эти раковины открывал, доставал оттуда жемчужины и складывал в
пустые кокосовые орехи. В конце концов он сто орехов доверху наполнил несвер-
леными жемчужинами! А между тем оба они потеряли покой и дошли до крайно-
сти. Тогда Мехрасб сказал Тамрусии:
— Ты мне названая сестра, а люблю я тебя как сестру родную, но ведь ты пони-
маешь, что молодому мужчине без пары не обойтись. Так же как ты влюбилась в
Дараба и бросила свою семью и страну, царский трон и высокое положение, убе-
жала с ним, так и я теперь влюбился в эту водяную женщину, хоть она и другой
породы — она водяная, а я земной человек. Но ведь весь обитаемый мир состоит
из земли и воды, а когда земля с водой вместе сходятся, сто тысяч светочей заго-
раются! Ты бы придумала какую-нибудь хитрость, чтобы мне ее заполучить, серд-
це свое успокоить!
Выслушала его Тамрусия и ответила:
— Братец, я могла бы, конечно, эту женщину одурачить, кабы я ее язык знала
или она понимала бы по-нашему, тогда бы я ее ласковыми речами приманила. А
теперь вернее будет, коли мы выкопаем перед нашим навесом яму, не слишком

Глава шестая. Тамрусия и Мехрасб-перс 121
большую и не слишком маленькую, чтобы, когда она выйдет из воды и захочет к
нам прийти, она попала бы в эту яму. Ты ее оттуда вытащишь и удовлетворишь свое
желание, чтобы страсть в твоем сердце утихла.
Мехрасб сказал:
— Хорошо. Ты правильно рассудила.
Вылезли они из-под своего навеса и выкопали для водяной женщины ловушку,
а сверху землей прикрыли. Стали они выжидать, когда ночь придет, вокруг темно
станет. Та водяная девушка вместе с другими девицами из воды появилась, нача-
ли они играть и веселиться, а потом назад уплыли. Но водяная, которая была влюб-
лена в Мехрасба, осталась, дожидаясь, когда другие уйдут под воду, а затем напра-
вилась к их навесу, хотела зайти, да провалилась в яму. Вытащили ее Мехрасб с
Тамрусией, а она принялась кричать и стонать, так что другие водяные женщины
услышали ее крики, высунулись из воды, вышли на берег морской и тоже приня-
лись голосить: мол, отдайте нам ее! Но Мехрасб не обращал на них никакого вни-
мания, он забрал ту девушку, и унес под навес, и привлек ее к себе, так как она была
очень пригожая и телом нежная. Но сколько Мехрасб ее ни ласкал, она на его ласки
не отвечала, все так же плакала и рыдала, и продолжалось это до той поры, когда
забрезжило утро и солнце озарило мир своей красой, а водяная женщина все не
переставала лить слезы.
Прошло некоторое время, и на море такое волнение поднялось, сильнее кото-
рого еще не бывало. Мехрасб и Тамрусия от этой нежданной бури перепугались и
не могли понять, откуда она взялась. Смотрят, человек сто водяных, мужчин и
женщин, из воды вышли и на берегу моря стоят дожидаются и руки вперед тянут,
наподобие человека, который просит чего-нибудь. Еще через некоторое время по-
казался из моря некто, прекрасный, как сто тысяч красавиц, будто месяц небесный:
лицо словно блюдо серебряное, молодой пушок пробивается — очень красивое лицо!
И все, кто собрались на морском берегу, стали к нему подходить и поклоны бить.
Потом тот юноша вместе с другими направился по морскому берегу к их навесу.
Тамрусия и Мехрасб под навесом на ноги вскочили. А юноша держал в руке две
жемчужины цены несметной, мать и отец водяной девушки тоже несли по драго-
ценной жемчужине. И был тот прекрасный юноша мужем водяной девицы и вож-
дем их народа. Пришли они, привели с собой ее родителей и родственников — каж-
дый с жемчужиной в руках: дескать, возьмите сии драгоценности, а нам девушку
верните. Мехрасб, конечно, и не подумал, схватил палку и на них набросился. Те
бросились бежать и попрыгали в воду. Но едва Мехрасб выпустил из рук палку, они
опять вышли и начали рыдать, а наплакавшись вдоволь, выложили драгоценнос-
ти, которые держали в руках, и ушли. Мехрасб не понял, зачем они эти драгоцен-
ности принесли. Но когда наступила ночь, на морском берегу стало светло от сия-
ния жемчужин. Тамрусия догадалась, что они принесли жемчуг для выкупа, и
сказала Мехрасбу:
— Братец, может быть, тебе взять эти драгоценные жемчужины, а девушку вер-
нуть им?
— О Тамрусия, зачем мне здесь жемчуга? — говорит ей Мехрасб. — Здесь что
жемчуг, что камень — все одно. Ведь я не могу их продать и извлечь для себя вы-
году, а от этой женщины мне удовольствие, она моя подруга.
Тамрусия была женщина весьма добросердечная и умная. Она сказала:

122 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Не упрямься, сжалься над их рыданиями и смилуйся, ведь Всевышний пода-
рил нам такое тихое местечко, в благодарность за это оставь свои притязания на
эту девушку, отпусти ее.
Мехрасб очень уважал Тамрусию, потому что она была знатного рода и цари-
ца. Он молвил:
— Я отказываюсь от нее!
И та девушка бросилась в море и исчезла. Расстроился тут Мехрасб, сказал себе:
«Что я наделал!» Но Тамрусия стала его утешать:
— О благородный, не жалей, собери эти жемчужины, они лучше той девицы!
— А по мне — та девушка лучше, — говорит Мехрасб.
— Не огорчайся, — сказала Тамрусия, — коли она тебя любит, назад придет. Ты
же знаешь, как я влюбилась в Дараба, так бросила и семью, и царство-государст-
во, и высокое положение, за ним пошла.
Пока они так разговаривали, та водяная женщина выпрыгнула с криком из воды:
все лицо у нее разбито и окровавлено, а муж следом за нею бежит, криком кри-
чит, но дальше кромки воды он не пошел. А та девушка выскочила из моря, кину-
лась прямо к Мехрасбу, прижалась к нему и заплакала.
Мехрасб увидел ее, любовь его охватила, он ее обнял и сердце успокоил. Роди-
тели ее подходили к краю воды, плакали, назад ее призывали, но она не вернулась.
А дело было так: когда та водяная женщина ушла под воду, муж стал ее упрекать:
мол, почему ты себя с ними так вольно вела, что они тебя захватили? И побил ее.
Убежала она от мужа и к Мехрасбу пришла. Соплеменники ее призывали, но,
сколько они ни плакали, она не хотела возвращаться, тогда тот мужчина осердил-
ся и ушел в море. Через некоторое время вынес он на берег моря ребенка и разо-
рвал его на куски, а сам опять погрузился в воду. Как увидела это женщина, вы-
шла из-под навеса, бросила убитого ребенка в море, а сама вернулась и опять ря-
дом с Мехрасбом села. Мехрасб и Тамрусия ее обласкали, и та женщина отдала
сердце Мехрасбу, и они соединились.
Однажды Тамрусия вышла на берег моря, села там и стала по своим близким
причитать, как вдруг некто высунулся из воды, рукой махнул и похитил Тамрусию
с морского берега, уволок в море. Завопила Тамрусия, но пока Мехрасб из-под
навеса выбрался и прибежал на берег, Тамрусия уж скрылась из виду. Очень огор-
чился Мехрасб, заплакал, стал думать: что постигло Тамрусию? Вернулся он к себе
под навес, но десять дней все ходил на берег моря в надежде, что Тамрусия там
объявится, однако ее не было. Остался Мехрасб с той водяной женщиной. Прошло
четыре года, водяная женщина родила двоих детей — мальчика и девочку, они
подросли, начали говорить словно люди. А родители той девушки через некоторое
время стали выходить из воды, ели вместе с ними, гостили. Но однажды мать де-
вушки пришла и что-то ей сказала. Поднялась девушка, пошла вместе с матерью
на берег, погрузилась в воду и больше не появлялась. Остался Мехрасб с двумя
детьми на руках, двадцать дней миновало — а о той девушке ни слуху ни духу. Он
возлагал надежды на судьбу, но толку от этого не было, и он совсем отчаялся.

Глава седьмая
ЦАРСТВОВАНИЕ МЕХРАСБА
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Мехрасб лишился той водяной женщины, он собрал крепкие бревна,
связал их хорошенько и сделал плот. Набрал много разных плодов, сложил их и
все те жемчуга на плот и поплыл по морю. Четверо суток плыл плот, а обитаемой
земли все не было видно. Вдруг поглядел Мехрасб и заметил гору, возвышавшую-
ся до звезды Аюк, а называлась та гора Малкут*. Плот подплыл туда. А под горой
было отверстие, куда проникала морская вода, и вытекала она возле греческих
островов. Когда Мехрасб подплыл к склону горы, он хотел отвести плот в сторо-
ну, но ему это не удалось, и плот понесло словно по мельничному желобу. Как
увидел это Мехрасб, распрощался с жизнью, а плот все влекло вперед — целых
десять суток без остановки, в полной темноте. Говорят, что тот проход двести
фарсангов длиной, и все в недрах горы. Во времена Джамшида, когда кто-нибудь
туда попадал, его уносило вниз; нужно было, однако, брать с собой светильник, так
как в проходе под горой было шибко темно. И были некоторые народы, которые
не знали, что такое солнце, так они этот проход называли Львиной Пастью1. И вот,
когда плот спустился в Львиную Пасгь, потребовалось двое суток2, чтобы он вы-
плыл с другой стороны. Огляделся Мехрасб, увидел небо и звезды. Возблагодарил
он Господа, великого и славного, за то, что вышел из той темноты и жив остался,
и всю ночь с неба глаз не сводил, а плот его все так же плыл, пока солнце не вы-
свободилось из пут ночи и не озарило мир.
Сколько ни озирался Мехрасб, ничего, кроме воды, кругом не видел, а плот его
все плыл и плыл без руля и без ветрил. Время близилось к полудню, когда приле-
тели сто тысяч птиц, каждая ростом с быка и даже больше, которые спускались к
нему, громко кричали, кружились над плотом, намереваясь схватить Мехрасба.
Мехрасб отгонял их палкой, пока не устал, тогда он спрятался под бревнами вну-
три плота. Птицы спустились, расселись на плоту и начали кричать на разные го-
лоса, до ночи так просидели, а когда стемнело, улетели. Когда Мехрасб увидел, что
они скрылись, он вылез из-под бревен и расположился наверху, а плот все плыл,
пока не прошло трое суток. Тут показался цветущий остров, а на берегу его — башня,
а на башне дозорный сидел, на море глядел. Когда дозорный увидел, что со сторо-
ны горы Малкут появился плот, а на плоту — человек, он тотчас зазвонил в коло-
кол. Звон колокола прокатился по острову — и жители высыпали наружу и пришли
на берег моря, каждый человек — двадцати гязов ростом, все рыжие, бледнолицые
и большеносые, а во лбу у них — по одному глазу, синему, как индиго, а зубы у них —
словно свиные клыки; бороды у всех рыжие, и все до одного, и мужчины и жен-
щины, голые, только передники на пояснице повязаны, от пупка до колен. Все они

124 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
собрались на берегу. Этот остров называли Малкут, и был там падишах по имени
Фарталус, народу там жило много, и все — одноглазые, но набожные и благочес-
тивые. Когда Мехрасб пристал к берегу и увидел этих людей, какие они есть, он
испугался и застыл на месте. Тогда один из них протянул руку, поднял его с плота
и поставил на берег. Тотчас привели оседланного слона, усадили Мехрасба слону
на спину — в паланкин, на высокие подушки, — принялись бить в колокола и повезли
Мехрасба по острову. Поглядел Мехрасб вокруг, видит, остров цветущий и благо-
датный, а растут на нем все больше деревья алоэ. Подивился Мехрасб, а о своих
жемчугах он со страху позабыл. Таким образом привезли его во дворец Фарталу-
са, ввели внутрь и на трон посадили, а сами стали ему кланяться, руки протягивать
и на греческом языке его приветствовать.
Мехрасб взирал на них с изумлением, так как в жизни своей ничего подобного
не видел. Он решил, что они язычники, которые человеку поклоняются, увидали-
де, что у него два глаза, а раньше на этом острове никого с двумя глазами не быва-
ло. А один из жителей острова был в Греции, учился у самого мудреца Эфлатуна,
науки постиг, и звали этого ученого человека Ситаруш. Он говорил на всех языках,
а к Мехрасбу обратился на языке пехлеви*, приветствовал его. Услышал Мехрасб
язык пехлеви и обрадовался, ответил мудрецу на приветствие и сказал:
— О благородный человек, иди сюда!
Мудрец поклонился, а Мехрасб взял его за руку, возвел на трон и рядом с со-
бой посадил. Потом он повернулся к Ситарушу и спросил его:
— О благородный муж, известно ли тебе, почему меня сюда привели, на трон
посадили, отчего все благорасположение ко мне выказывают?
Ситаруш молвил:
— О государь, можно ли мне рассказать, что произошло с этим народом и по-
чему они поступают таким образом?
— Говори, успокой мою душу!
— Я скажу, но сперва тебе вопрос задам, а ты мне по правде отвечай, душой не
криви.
— А зачем мне душой кривить? — говорит Мехрасб. — Спрашивай!
Ситаруш начал:
— Во имя всемогущего Господа, который тебя сотворил и посылает тебе пропи-
тание, отвечай: ты ли Мехрасб-перс из Ирана?
— Я, — говорит Мехрасб.
— А где же ты Тамрусию потерял?
— Тамрусия на морском берегу стояла, некто высунулся из воды, схватил ее и в
море уволок.
Ситаруш сказал:
— Правду говоришь. Узнай же, что это остров Малкут, падишахом здесь был
Фарталус. Однажды вечером он заснул, а утром его мертвым нашли. А наследни-
ков, которые могли бы воссеть на престол, у него не было. Некоторое время трон
пустым оставался, и многие на него покушались, но я говорил: потерпите, один
человек уже в пути, имя его Мехрасб, и у него два глаза. Когда он появится со
стороны горы Малкут, отдайте это царство ему, ибо он его достоин. Народ поло-
жился на мои слова, выстроили на берегу моря дозорную вышку и посадили туда
человека, чтобы наблюдал за морем, когда ты появишься. За две тысячи лет сюда

Глава седьмая. Царствование Мехрасба 125
никто не добирался, и тайну эту я узнал у высоких звезд, что-де приплывет сюда
человек по имени Мехрасб, его и выберите падишахом. И вот так тебя посадили
на царский трон и передали тебе власть над государством. Хоть тебе пришлось
пострадать, зато теперь ты достиг царского величия.
Мехрасб, выслушав такую речь, вознес хвалу Творцу за те милости, которыми
Господь великий и славный его одарил. Прошло некоторое время, и под властью
Мехрасба оказалось четыреста островов, стал он ими править. Со временем он
женился на вдове Фарталуса, которую звали Гоухараса — она была дочерью Лок-
нада и сестрою Занаклисы, что вышла замуж за Дараба.
Однажды Мехрасб позвал Ситаруша и сказал:
— О мудрец, мне нужно, чтобы ты узнал по звездам небесным, долговечно ли
это мое царствование?
Ситаруш взял астролябию, на солнце направил, изучил все, что в ней отразилось,
явился к Мехрасбу и сказал:
— О шах, это царство закрепится за тобой в том случае, если ты убьешь вдову
Фарталуса, которую ты взял за себя. Тогда дела твои вверх пойдут, а коли нет —
она сама от тебя к другому уйдет, тебя низложит и власть в царстве другому пере-
даст.
Выслушал Мехрасб эти слова и говорит:
— О мудрец, да как же человеку собственную жену убить? Ведь она в моем доме
живет, весь белый свет для нее — во мне одном... Как я могу ее убить?
Ситаруш повесил голову и ничего не ответил, молча от него ушел. А Мехрасб
в тот вечер вина напился, а когда ночь пришла, он и говорит своей жене:
— Ситаруш мне сказал: мол, убей свою жену, тогда твое царство упрочится...
Гоухараса в ответ только поклонилась и, хоть сильно разгневалась, ничего не
сказала. Прошло несколько дней, и вот однажды она послала человека взять Си-
таруша.
— Мало тебе того, что ты на шахский трон, на место моего мужа, чужеземца
посадил, а меня во власть его отдал, ты теперь его подстрекаешь, чтобы он меня
убил! — воскликнула она.
Выслушал ее Ситаруш и ответил так:
— О государыня, если бы он меня послушал, царство закрепилось бы за ним, да
и я не попал бы в заключение. Но он царства лишился, а меня схватили... Ты же
поступай как знаешь.
Гоухараса приказала, чтобы его отвели в каморку, а дверь заперли. Потом она
послала к Мехрасбу, чтобы его схватили и задержали. И тотчас сбежались ее не-
вольницы, Мехрасба повалили, связали, а Ситаруша в тронный зал привели. Об-
ратилась Гоухараса к сановникам:
— О эмиры и вазиры, что вы на это скажете?
Ситаруш говорит:
— Я уже то, что знал, докладывал, да Мехрасб меня не послушался, а ведь та-
ково было решение Господа, великого и славного, а против судьбы лекарства ни у
кого нет, как всемогущий Господь пожелает, так и будет.
— Ты долг службы мне преступил, — говорит Гоухараса, — теперь я тебя такой
смертью казню, что птицы в небе над тобой плакать будут!
Опечалился Ситаруш, подумал: «Эта женщина по глупости своей меня казнит,

126 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
пожалуй! Как мне поступить, чтобы эта участь меня миновала?» И Мехрасб тоже
пожалел, что он не последовал совету мудреца. А Гоухараса велела, чтобы Сита-
рушу голову отрубили. Ситаруш молвил:
— О царская дочь, ты со мной поступаешь несправедливо, дозволь хотя бы одно
желание высказать! Разреши мне перед казнью еще раз направить на солнце аст-
ролябию и узнать, какова моя судьба.
Гоухараса разрешила. Направил Ситаруш на солнце астролябию, стал вычис-
лять и увидел под своей звездой, что если он эту ночь переживет, то в дальнейшем
ему долгая жизнь суждена. Ситаруш отложил астролябию, явился к Гоухарасе и
сказал:
— О государыня, обещай мне жизнь, и я тебе правду скажу, ничего не скрою.
— Ну-ка скажи, погляжу я, в чем дело.
— Государыня, твой супруг Фарталус жив, его просто столбняк поразил, ступай
к его гробу — и ты узришь чудо!
Гоухараса, услышав такие речи, рассмеялась и говорит:
— Мудрец, ты что, с ума сошел?
А цель Ситаруша была в том, чтобы отвлечь ее чем-нибудь на этот день и ночь
от его казни, дабы дурное предзнаменование потеряло силу. Меж тем Гоухарасу
сомнение разобрало, она себе сказала: «Все же откуда-то он это взял — надо самой
пойти и поглядеть! Если муж мой жив, я его заберу оттуда, на царство посажу, а
этих двоих — убью». Поднялась она и отправилась в гробницу, а мудреца и Мехра-
сба оставила во дворце. Пришла она к гробнице мужа, когда ночь стояла. Вот утро
наступило, она в гробницу вступила, приблизилась к гробу Фарталуса, открыла его.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой удиви-
тельной истории, рассказывает так. Поскольку такова была воля Всевышнего, в
гробу Фарталуса, прямо на груди его, спала змея. Когда Гоухараса наклонилась над
гробом, она задела змею рукой, змея тотчас ужалила ее и убила. Подбежали неволь-
ницы: что это с царицей случилось? Они подумали, что та, может быть, сознание
потеряла. Змея стала хвостом бить, а они решили, что это, наверное, Фарталус
дышит. Повыскакивали из гробницы с криком: падишах ожил! Дочери Гоухарасы
прибежали к Ситарушу, улыбаются радостно и говорят ему:
— Мудрец, ты правильно догадался, что отец наш жив! Мы сейчас же пойдем
его повидать!
Ситаруш знал, что Фарталус вовсе не ожил, что это все Господь, великий и
славный, сотворил, одно из чудес своих явил. Он так сказал дочерям Гоухарасы:
— Государевы детки, коли я правду сказал и ваш отец жив, не худо бы вам меня
развязать, чтобы я тоже пошел шаха повидать.
Девушки освободили его от пут и поспешили к гробнице. Ситаруш по пути сбе-
жал от них и отправился своей дорогой. Девушки же пришли к гробу, видят, там
змея кольцом свернулась, отец мертвый лежит и мать тоже мертвая. Заплакали они,
заголосили по родителям, подняли мать и погребли ее рядом с отцом, а весь ост-
ров Малкут в траур погрузился. А через три дня одна дочь села на отцовское ме-
сто и стала страной править, и вознамерилась она Мехрасба казнить.
Мехрасб сказал:
— За мной никакой вины нет: вы сами меня сюда привели, на царство посади-
ли, сами и низложили. Я на остров войска не приводил и один не приходил — вы

Глава седьмая. Царствование Мехрасба 12 7
меня схватили и на трон возвели. Лучше я буду считать, что не появлялся здесь, а
вы тоже представьте себе, что меня не видели.
— Правильно! — сказала другая дочь Фарталуса. — Его схватили и держали здесь.
Вельможи и советники тоже стали за Мехрасба заступаться: дескать, этот чело-
век ни в чем не виновен, отпустите его, пусть идет, не надо его казнить. Дочь Фар-
талуса согласилась с ними и отпустила его.
Но Мехрасб остался в той стране, вокруг него стали собираться люди — ведь у
него было два глаза, а кроме того, он уже правил царством и царский фарр еще
не покинул его. Когда к Мехрасбу собрался народ, дочь Фарталуса вознамерилась
его ниспровергнуть и убить. Но Мехрасб об этом узнал, всего с несколькими помощ-
никами вошел во дворец и убил дочь Фарталуса и всех ее людей, которых отыскал,
тоже поубивал, а сам сел на царство и вновь стал править. Что до жителей остро-
ва Малкут, то одни были довольны этим, а другие недовольны, но ничего не реша-
лись сказать. Однако они послали весть царю Локнаду: мол, вот что здесь случи-
лось и что из этого вышло, все ему сообщили: «О владыка, династия царя Фарта-
луса погибла, и некий чужеземец пришел и захватил трон. Если ты желаешь сохра-
нить царство и казну, пришли поскорее войско, пока еще не все потеряно».
Когда царь Локнад получил это письмо, он отправился к Дарабу и обратился к
нему с такими словами:
— О государь, мой зять Фарталус ушел из мира, его царство захватил чужезе-
мец, а дочку мою и внучку убил.
Когда Дараб услышал это, он позвал мудреца Харитинуша3 и спросил:
— Что ты скажешь, идти мне на остров Малкут или нет?
— Самое время выступать, — ответил тот, — дабы все острова от одного края моря
до другого тебе подчинялись.
Дараб обрадовался, снарядил тысячу отборных кораблей, собрал сильное вой-
ско из опытных воинов. Сделал дела и отправил вперед Локнада с пятьюдесятью
кораблями. Локнад с дружиной поплыл быстрым ходом, и, куда он ни приезжал,
повсюду его встречали с почетом, угощали и дары подносили. Когда же жители
острова Малкут узнали, что Дараб и Локнад на них идут, все старейшины собра-
лись и решили:
— Когда они ближе подойдут, правильно будет нам Мехрасба схватить.
И вот сбежались они все вместе и схватили Мехрасба, надели на него тяжелые
оковы, заперли его, говоря: «Когда Локнад прибудет, мы пленника к нему отведем,
а уж он сам знает, убить его или освободить, нам же до Мехрасба дела нет».
Когда царь Локнад достиг Малкута, к нему привезли Мехрасба — на ногах тя-
желые оковы, руки в цепях, на шее ярмо. Увидел его Локнад и вскричал:
— Так вот кто моих потомков убил!
— Это он, — говорят ему.
Взревел Локнад, завопил:
— Ах ты, подлая собака, да кто ты есть, чтобы моих потомков губить, род мой
уничтожать?! Да я тебя сейчас же мучительной казни предам, такой, что даже
птицы небесные слезы лить будут!
Мехрасб ничего ему не ответил, только голову повесил. Локнад приказал:
— Возьмите этого пса, привяжите ему к ногам камень и в море бросьте.
Тут Мехрасб сказал:

128 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— О шах, оставь меня в живых до прибытия Дараба, а потом делай что хочешь!
Приближенные Локнада говорят:
— О шах, хоть этот иранец достоин казни, лучше будет тебе подождать, пока
Дараб приедет.
Когда Дараб с могучим войском и во всей красе прибыл, все, от мала до вели-
ка, отправились ему навстречу. Локнад тоже вышел его встречать и велел приве-
сти Мехрасба — все так же в тяжелых оковах. С тех пор как Мехрасб расстался с
Дарабом, прошло много времени, у Мехрасба уж борода кое-где поседела. Когда
его привели к Дарабу, тот посмотрел на Мехрасба и не узнал его, ни о чем не дога-
дался. Только спросил Локнада:
— Кто он такой, что вы его ко мне привели, что он совершил?
Локнад сказал:
— О государь, он правление моего рода прервал, а сам с того времени падиша-
хом на острове стал, дочь мою убил.
Когда Дараб услышал такие слова, он вгляделся в Мехрасба хорошенько и
спросил его:
— Юноша, а из какой ты страны и как твое имя?
Но Мехрасб по своему злосчастью не открыл, как его зовут, он подумал: «По-
гляжу-ка, узнает Дараб меня или нет?» — а вслух сказал:
— Да будет тебе известно, государь, что имя мое Таваргиш и я из вилаята Фарс.
Счастье от меня отвернулось, и меня унесло в море, а здесь меня подобрали и го-
ворят: «Мы тебе царство дадим!» Сел я на царство и возжелал дочь Локнада Гоу-
харасу, а она вознамерилась меня убить, да Господь, великий и славный, меня от
нее защитил...
— О благородный муж, убить царскую дочь — это великое преступление, — ска-
зал Дараб, — но ради того, что ты мой земляк, я дарю тебе жизнь.
Потом он повернулся к Локнаду и молвил:
— Снимите с него оковы, пусть идет куда хочет, никому до него касательства нет!
Когда Дараб произнес такие слова, Мехрасба забрали и увезли с корабля, что-
бы расковать его. Обрадовался Мехрасб и сказал себе: «Это еще что, а когда меня
в следующий раз к Дарабу приведут, я скажу ему, кто я такой, и он меня обласка-
ет и халатом наградит!» Но когда Мехрасба увели, Локнад обратился к Дарабу:
— О царский сын, негоже тебе мне обиды чинить, ведь этот человек четырех
моих потомков уничтожил, как же я теперь ему отплачу?
Выслушал его Дараб и призадумался, пригорюнился малость, потом поднял
голову и говорит:
— Я этого человека пощадил, жизнь ему подарил, не полагается прощенного
казнить. Единственный выход вот какой: я его тебе отдам, а ты не убивай его, но
держи в оковах и стереги, пока он не умрет. Корми его каждый день, но так, что-
бы он сам помер.
Локнад обрадовался и послал своих людей, чтобы они опять крепко связали
Мехрасба, посадили в большой сундук и дали бы ему на десять дней хлеба и воды.
Посадили Мехрасба в сундук, крышку хорошенько заперли, чтобы вода туда не
проникла, и опустили сундук в море, а еще двух воинов поставили, чтобы сундук
сторожили, и велели им каждый день сундук из воды вытаскивать, бросать туда
хлеб и воду и опять в море погружать. Мол, пока он жив, вы к нему приставлены.

Глава седьмая. Царствование Мехрасба 129
Тут-то злополучный Мехрасб раскаялся, что не сказал Дарабу, кто он есть, — быть
может, тот спас бы его от этой беды. Но Дараб ничего о нем не ведал.
Дараб же, когда увидел остров Малкут, очень им восхитился, поскольку остров
был красоты необычайной, там получали много шафрана, и алоэ, и амбры, воздух
был благоуханный, а места тихие, вот только жители острова все сроду одногла-
зые... Дараб говорил себе: «Мне здесь больше нравится, ведь остров, на котором я
живу, темный, там и солнце-то не больше сорока дней в году бывает, а все люди —
солнцепоклонники». Вот он и обосновался на острове Малкут и послал человека,
чтобы привезли к нему жену — Занаклису, дочь Локнада, женщину очень краси-
вую. Дараб и не подозревал, что тот человек, которого он велел заковать, это
Мехрасб, и о Тамрусии он тоже ничего не слыхал.
5 Дараб-наме

Глава восьмая
ТАМРУСИЯ НА ГРЕЧЕСКИХ ОСТРОВАХ
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой удиви-
тельной истории, рассказывает так. В тот час, когда Тамрусия сидела на морском
берегу и плакала, муж той водяной женщины, которую любовь привела к Мехра-
сбу, — ухватил ее обеими руками и утащил в воду, приволок на остров, расположен-
ный вокруг высокой горы, и там покинул. Огляделась Тамрусия, видит остров, а
на нем сто тысяч разных животных, которые из моря вылезли и здесь подохли.
Тамрусия сказала:
— Ах! Что же мне делать — с Дарабом я разлучилась, а теперь вот и с Мехрас-
бом рассталась, что же со мной дальше будет?..
Пала она ничком на землю, и долго плакала, и призывала Господа, великого и
славного, и повторяла:
— О Всемогущий и Всеведущий, к Тебе, Господи, я возвратилась, готовая при-
нять Твой приговор и Твое решение, ибо нет никого, кроме Тебя, кто был бы до-
стоин поклонения!
И несколько суток она так рыдала, что забыла есть и пить, и пребывала в стра-
хе, потому что каждую ночь из моря высовывалось множество всяких тварей, они
вылезали на остров и играли там, но за десять дней никто из этих тварей не при-
чинил ей вреда. А на одиннадцатый день появилось из горы чудовище и припало
ртом к воде. Втянуло оно в себя воду и чуть море не осушило, в волнение его при-
вело. Тамрусия, как увидела это, перепугалась, прижалась лицом к земле и стала
молиться Богу великому и славному, а та тварь, опустив голову в море, шумно
втягивала в себя воду, пока не напилась. Тогда она подняла голову, а на ней, на
чешуе, которая у нее на шее росла, уж множество всяких морских обитателей
повисло. Когда чудовище шею кверху выгнуло, они все попадали и стали под жар-
ким солнцем умирать, так что остров ими кишмя кишел. Потом этот огромный змей
заполз за гору и впоследствии каждые десять дней появлялся на берегу, приходил
на водопой и опять уходил. Когда змей скрылся, Тамрусия возблагодарила Госпо-
да, великого и славного, и воскликнула про себя: «Как можно Тебя не бояться, когда
Ты столь могуч и силен, что создал подобную тварь и посылаешь ей пропитание?!
Кто усомнится в Твоем существовании?»
Так размышляла Тамрусия, как вдруг увидела, что из воды вышел дракон ве-
личиной в сто гязов, белый как молоко, а по бокам у него крылья как у птицы, лицо
же как у человека. Тамрусия испугалась, так как ничего подобного в жизни не
видала, и готова была убежать, но тот дракон подполз прямо к ней, улегся и уснул.
Тамрусия поняла, что он ищет защиты. Удивилась она, села и стала сторожить того
дракона. Прошел час, и она увидела другого такого же дракона, который появил-

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 131
ся из моря, но только черного как ворон, а лицо у него человеческое и по бокам у
него два крыла. Вышел он на берег и устремился к первому дракону, хотел его
убить. Перепугалась Тамрусия, подумала: «Нельзя, чтобы черный дракон белого
уничтожил!» Она скорей разбудила белого дракона. Увидел белый дракон черно-
го и вступил с ним в бой, завязалась свирепая битва. В конце концов черный дра-
кон взял над белым верх и хотел его убить. Тут Тамрусия подскочила, здоровен-
ный камень схватила, ударила по голове черного дракона и вышибла из него дух.
А белый дракон, освободившись, убежал на вершину горы и скрылся из глаз. Там-
русия потеряла его из виду и осталась в большом удивлении, говоря про себя: «Нет
такого создания, у которого не было бы врагов!»
Так она раздумывала, когда из-за горы показались два змея, они приветствова-
ли ее и поклонились ей, а потом сказали:
— О дочь человеческая, мы пришли попросить прощения и поблагодарить за
милосердие, что ты оказала нашему сыну, — ведь ты его от смерти спасла.
Тамрусия испугалась было этих змеев, но потом видит, что они добрые слова
говорят, тогда она немного приободрилась и спросила их:
— А кто такой ваш сын?
— Наш сын — тот самый белый дракон, который вышел из моря и заснул подле
тебя, а его враг подобрался и хотел его убить. Великий и славный Господь тебя
надоумил нашему сыну помочь и убить того дива.
Тамрусия подивилась этим словам и спросила их:
— А вы сами из какого же рода-племени будете? И кто такой тот, другой дра-
кон?
Те змеи отвечали:
— Мы все — пери, и наша страна далеко отсюда, а тот черный дракон, которого
ты убила, — див, они обитают тут, за горой. Тот огромный змей, который высовы-
вается из-за горы и пьет воду из моря, — див, принявший облик дракона, глава всех
здешних дивов, а весь этот остров и гора в пятьсот фарсангов высотой — их царст-
во. Ты помогла нашему сыну, вот мы и пришли, чтобы воздать тебе по заслугам и
вызволить тебя отсюда, а не то родители того дракона убитого придут и с тобой
рассчитаются.
Выслушала Тамрусия эти слова, подивилась и подумала: «Хорошая вещь —
доброе деяние, оно никогда не пропадет понапрасну, а злой поступок — дело дур-
ное, которое влечет за собой скорую расплату». Потом она обратилась к тем кры-
латым змеям:
— Как же вы меня отсюда увезете?
— Ты об этом не беспокойся, садись к нам на спину, и мы тебя невредимой пе-
ренесем через море и доставим в то место, куда ты пожелаешь, — сказали они.
Тамрусия скорей поставила ноги им на спину, на море взглянула — и пери под-
нялись в воздух, и понесли ее к вершине горы, и летели до того времени, пока солнце
не стало клониться к закату, а они оба устали. Опустили они Тамрусию на верши-
ну горы и сели отдохнуть, тут один из дивов и увидел, что Тамрусия с теми двумя
крылатыми змеями путешествует. Пошел див и рассказал другим: мол, пара пери
одного человека несет, пойдемте убьем этих пери, отнимем у них человека и его
тоже прикончим. Собрались дивы и отправились к своему вожаку, все ему сооб-
щили. А вожаком их был тот, который походил на страшного дракона, он сказал:

132 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Ардашира
— Пускай подобру-поздорову убираются, они вам не мешают.
Только хотели те дивы удалиться, как явились родители дивьего отродья, при-
несли своего убитого сына и стали кричать:
— Возмездия, отмщения! Нашего сына на морском берегу убили!
Тот дракон огорчился и спросил:
— А кто убил вашего сына, вы знаете?
— Нет, не знаем, — отвечают родители.
Тут один из дивов и скажи:
— Видел я на берегу одного человека — кроме него, некому убить.
Дракон молвил:
— Если это так, если убил его человек, то я желаю, чтобы вы тотчас же отпра-
вились и забрали всех тех, на горе. Если это они убили, я их предам такой мучи-
тельной смерти, что птицы небесные над ними слезы лить будут.
Вышли от него дивы и устремились в ту сторону, где вместе с Тамрусией были
пери, которые решили немного передохнуть, а потом унести прочь Тамрусию. Тут-
то и налетели дивы, такие страшные, что у самого храброго человека при виде их
от ужаса кровь в жилах водой обращалась, такие черные, что вокруг тотчас стало
темно как ночью. А Тамрусия сидела на вершине той горы, глядела вниз на море,
и сердце ее от страха готово было выскочить: не дай Бог, это родители того дете-
ныша, которые поразят их! Тамрусия сказала тем двум пери:
— Гляньте-ка, что это за черная туча появилась?
При этих словах две змеи-пери оглянулись и поняли, что приближается войско
дивов. Они заторопились и говорят Тамрусии:
— Если мы потратим время, чтобы тебя выносить, они нас всех враз схватят. И
тебя убьют, и нас. Так что прощай, мы полетели! Ты уж сама о себе позаботься.
С этими словами оставили они Тамрусию и улетели прочь. А Тамрусия совсем
перепугалась и стала взывать: «О всеведущий Господь, тебе известно, что я — оди-
нокая странница, беспомощная и несчастная, а покровитель всех страждущих —
Ты!..» — и в страхе за свою жизнь побежала и укрылась в каменной пещере. Про-
летели дивы мимо, стали озираться в поисках ее. Увидали в воздухе улетающих
пери и решили, что человек, которого они ищут, тоже с ними, и кинулись вдогон-
ку. Но те пери-змеи тоже припустились изо всех сил, пока не долетели до своей
страны.
Тамрусия же, забившись в каменную расщелину, пряталась там, пока дивы не
исчезли. Тамрусия так рассуждала: «Оставаться здесь, на вершине горы, для меня
неблагоразумно — это место недоброе, здесь дорога дивов пролегает. Не дай Бог,
кто-нибудь из дивов на меня наткнется и схватит меня! Спущусь-ка я вниз и укро-
юсь на берегу моря, там, у воды, виднеются густые деревья. Может быть, на них
растут съедобные плоды, а может, корабль какой-нибудь мимо пройдет и подберет
меня, так что я смогу перебраться в места, населенные людьми».
И вот она в ночной темноте выбралась из той расщелины и пустилась в путь,
заливаясь слезами от тех тягот, которые выпали на ее долю. Когда наступило пре-
светлое утро и озарило мир, она уже спустилась вниз с горы, огляделась вокруг и
увидела сто тысяч покрытых плодами деревьев, а плоды все разные, нежные и
прекрасные. Отведала Тамрусия плодов и ела, пока не насытилась, потом прилег-
ла под деревом и заснула. И привиделось ей во сне, что сидит она перед Дарабом,

Глава восьмая. Тажрусия на греческих островах 133
а вокруг свечи горят. И будто бы спрашивает ее Дараб: «Ну, Тамрусия, как тебе
живется?» А Тамрусия ему в ответ говорит: «До сего дня жилось мне отвратитель-
но, ибо я была вдали от тебя. А когда я с тобой свиделась, стала моя жизнь пре-
красной!» Пока вела она с Дарабом беседу, появилось какое-то существо, наподо-
бие женщины, и влепило Тамрусии пощечину, да такую, что все лицо ее огнем
запылало, а та особа сказала: «Кто ты такая, чтобы перед мужем моим речи вес-
ти?!» От страха Тамрусия проснулась, подскочила на месте и говорит себе: «Что это
за сон такой мне приснился?!» А потом хлопнула себя по лбу и воскликнула:
— Что было бы, кабы это не сон был, а явь?..
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю. Тамрусия оставалась там, на морском берегу, около года. И вот
однажды пришла она в ту рощу, нарвала плодов с деревьев, поела, а часть плодов
размельчила. Набрала птичьих яиц, принесла прямых палок и сучьев и сказала:
— Доколе мне оставаться здесь?.. Меня уж от этого места тошнит! Пущусь-ка я
опять в море — даже если и погибну в пучине, все лучше, чем здесь одной торчать!
Сложила она палки, отнесла на морской берег, сняла с деревьев кору и стала
плести веревки, чтобы сделать плот, как вдруг издалека показался корабль, а за
ним — еще три других, каждый огромный, как город, на каждом корабле знамя
развевается, все они разубраны и разукрашены. Это были корабли, принадлежа-
щие Дарабу, которые везли его жену Занаклису к нему на остров Малкут. Тамру-
сия, конечно, не знала, что это за корабли, она уставилась на них во все глаза, а тем
временем солнце стало клониться к закату, корабли подошли к острову и приста-
ли у склона горы, и все люди, которые были на них, сошли на берег и разбрелись
по острову — кто дров набрать, кто окрест поглазеть, как полагается. Занаклиса
вышла и приказала, чтобы на берегу расстелили златотканый ковер и приготови-
ли для нее достойное место. Туда вынесли трон, Занаклиса приблизилась, воссела
на него и потребовала, чтобы ей доложили все об этом побережье. Тут все занялись
своим делом, а Занаклиса восседала, окруженная своими невольницами, и взира-
ла на берег морской, как вдруг взор ее упал на одного человека из ее свиты, кото-
рый подходил к ней, ведя за руку Тамрусию — босую, в ужасном виде, — а Тамру-
сия от стыда кричала и бранилась, а тот человек все тащил ее к трону Занаклисы.
Занаклиса, услышав ее крики, взглянула повнимательнее и увидела Тамрусию в
лохмотьях и в слезах.
— Кого это ты тащишь? — спросила Занаклиса.
— Да вот — нашел ее на морском берегу, спрашиваю, кто ты такая? Говорит: мол,
несчастная женщина, — объяснил тот человек.
Тогда Занаклиса обратилась к Тамрусии:
— Кто ты и что здесь делаешь? Ведь здесь места опасные, человек сюда редко
попадает, а на горе дивы обитают. Быть может, ты из дивьего племени, коли здесь
поселилась?
— О царица! — воскликнула Тамрусия. — Я не див, а человек, одинокая слабая
женщина.
Выслушала Занаклиса, вгляделась, видит — красивый облик, прекрасное лицо
и стройный стан, только тяготы судьбы на них след наложили. Прикрикнула За-
наклиса на того человека: мол, убери руки! И он тотчас отпустил Тамрусию. А
Занаклиса спросила ее:

134 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Как тебя зовут, и как ты здесь оказалась? Расскажи мне.
— О владычица, — ответила ей Тамрусия, — история моя длинная, чтобы ее рас-
казать, много времени потребуется.
Занаклиса приказала, чтобы Тамрусию отвели на берег моря и хорошенько
вымыли, потом ей принесли все необходимое платье и одели ее во все чистое, а
затем вновь доставили к Занаклисе.
Когда Тамрусия оделась и прибралась, она стала такой красивой, словно луна
небесная из-за туч выглянула. Увидела ее Занаклиса и подумала: «Кто знает, как
эту бедняжку сюда занесло! Но сначала надо послушать, что она сама расскажет».
Взяла ее Занаклиса за руку, усадила рядом с собой и приказала, чтобы подава-
ли еду — такую, какую цари едят.
— Поешь, — сказала Занаклиса, — теперь твои невзгоды окончились.
Тамрусия, услышав ее приглашение, принялась за еду, но достойно, так, как
положено царственным особам. Ведь хоть она и претерпела столько, но была бла-
городного рода. Занаклиса заметила ее воспитанность, очень ей это понравилось,
и она сказала:
— Я столько времени искала такую вот женщину, чтобы при мне была, и теперь
нашла!
А Занаклиса была еще красивее. Когда с едой покончили, Занаклиса начала ее
расспрашивать, но тут пришло время отплывать. Все взошли на корабли, подняли
якоря, поставили паруса и направились к острову Малкут, а мир погрузился во тьму
ночную. Занаклиса распорядилась, чтобы возле нее поставили две свечи в золотых
подсвечниках, на корабле воздвигли тахт и разложили для нее царское сиденье.
Занаклиса села посредине, а Тамрусию посадила подле себя, невольницы же, все
подобные луне, стали поодаль; было среди них и несколько свободных и благород-
ных женщин. Вот так и плыла Занаклиса по глади морской. Усадив около себя
Тамрусию, она потребовала вина. Тотчас устроили пиршество, принесли украшен-
ные драгоценными каменьями вазы с сахарными орешками, и розоликие виночер-
пии взялись наливать чаши. Занаклиса выпила вина и обратилась к Тамрусии:
— Сестрица, мы в море, и дорога предстоит долгая, чем еще заниматься, как не
вино попивать да рассказам внимать?
Тамрусия поклонилась и ответила:
— Как прикажешь, о государыня!
А сама тем временем внимательно ее разглядывала: кто же эта важная госуда-
рыня с такой огромной свитой? Кто ее муж, из какой она страны, где ее стольный
град? Но потом сказала себе: «Невежливо было бы ее спрашивать, да и какое мне
до этого дело? Кто бы она ни была, пусть тем и остается!» А Занаклиса, осушив чашу
вина, вновь наполнила ее и протянула Тамрусии:
— Возьми-ка и выпей — это противоядие от горестей!
Когда Тамрусия увидела, что Занаклиса протягивает ей чашу с вином, она по-
думала: «Если я откажусь пить, это будет худо, так как пренебрегать волею владык
дурно, а если соглашусь — тоже хорошего мало. Время ли мне теперь вино пить,
когда я впервые за столько месяцев человека увидала? До вина ли тут?»
Тамрусия сказала:
— О владычица, не угощай меня вином, я женщина убогая и больная, мне не
подобает пить вино, ведь я разлучилась со своим домом, семьей и хозяйством, с

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 135
царством своим и пока еще не вернулась туда — до вина ли мне? Ты сама выпей, а
я с тобой беседу вести буду.
Занаклиса при этих словах засмеялась и сказала:
— Да выпей, сестра, я эту пирушку ради того и затеяла, чтобы ты свои приклю-
чения рассказала, поведала, кто ты и как сюда попала, ведь ты очень красива и, чует
мое сердце, знатного рода.
Тамрусия говорит:
— О государыня, история моя длинная, ночи сменятся днями, а дни — ночами, а
повесть о моих злоключениях все не кончится.
— Так выпей все-таки это вино и расскажи мне о себе, дабы я узнала, кто ты
есть! — воскликнула Занаклиса. — От вина твое смущение пройдет.
— Не стану! — заупрямилась Тамрусия, а Занаклиса стала настаивать: мол, вы-
пей сейчас же, твоя слабость враз силой обернется, а я тебе как сестра буду. И скажи
мне, кто ты такая.
Надоело это Тамрусии, она протянула руку, взяла чашу, поднялась, поклонилась
и выпила вино. А у Занаклисы были две невольницы-гречанки, одна на чанге игра-
ла, другая — на барбате*, она приказала им обеим играть и петь песни там, посре-
ди моря. Тут Тамрусии вино в голову ударило, вспомнила она свою любовь к Да-
рабу, свою жизнь знатной госпожой да веселые денечки с Дарабом, вскричала вдруг
громким голосом и повалилась без чувств. Подхватили ее невольницы, розовой
водой в лицо ей побрызгали, чтобы она пришла в себя. Наконец она приподнялась,
села и заплакала и так проплакала всю ночь, запивая слезы вином. Когда же лучи
солнца засверкали на глади морской, они все уснули, праздник их окончился, а
корабль все плыл и плыл по морю. Тем временем солнце поднялось в зенит, зали-
ло мир ярким светом, воды морские от солнечного жара пришли в волнение, и
отраженный водой солнечный свет стал бить в глаза людям, обжигая их. На вре-
мя корабль прекратил движение, пока солнце не стало клониться к западу. Когда
же солнечный диск опустился в страну негров и, возвестив об отбытии, вознамерил-
ся удалиться и погрузил ноги в море, так что повсюду с востока до запада стемне-
ло, Занаклиса, все еще во хмелю, повернулась к Тамрусии и сказала:
— О сестрица, ты уже два дня со мной, а так и не сказала, кто ты, дабы увели-
чилась меж нами привязанность и возросла дружба, чтобы мы узнали, каково твое
положение.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает эту историю. Когда Тамрусия хлебнула вина, она молвила:
— О царица, я не хотела говорить тебе, кто я, но коли ты настаиваешь, узнай,
что я — дочь царя острова Хатареша Фасталикона, зовут меня Тамрусия, я — жена
Гантареша, который был падишахом Омана. Прибыл к нам отрок из иранской
земли и сказал, что он слуга царицы Хомай, пришел собирать харадж. Муж мой
Гантареш поехал на охоту да и погиб от руки этого юноши! Я схватила его, надела
на него оковы и хотела казнить, но, когда увидела его прекрасный лик, влюбилась
в него с силою тысячи сердец — и не стала его убивать. Собралась я бежать с ним
в Грецию, на остров Хатареш, да попали мы в беду на острове Махкуи, и я с ним
разлучилась. Оказалась я с человеком по имени Мехрасб, но и с ним пришлось нам
расстаться: водяной меня похитил на морском берегу и забросил на остров дивов,
а уж оттуда я попала к тебе. Вот какова моя история.

136 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Занаклиса внимательно ее выслушала, а когда Тамрусия кончила, сказала:
— Да, на все воля Господа, великого и славного! Где же теперь тот юноша, в
которого ты влюблена?
— Я не знаю, где он, не знаю, жив он или мертв, — отвечала Тамрусия.
Занаклиса сказала:
— О Тамрусия, ты столько времени пробыла с тем юношей, что же ты не спро-
сила, как его зовут?
— Почему не спросила? Спросила, — говорит Тамрусия.
— Так как же его имя?
— Дараб, иранский царевич из рода Кейкобада!
Услышала Занаклиса имя Дараба и вся задрожала от ревности, так как Дараб
для нее был что весь белый свет, Дараб же, как только выпьет, начинал плакать о
Тамрусии, но сколько Занаклиса ни расспрашивала его, он ничего ей не говорил,
и она только догадками мучилась. Но когда Тамрусия рассказала ей свою историю,
Занаклиса чуть не лишилась чувств, чуть в море не свалилась. Невольницы и слу-
ги стали говорить между собой: «Гляньте-ка на эту бедняжку: она сама во всем
призналась, а того не знала, что перед ней — жена Дараба! Лучше бы она промол-
чала, притворилась бы служанкой, чтобы Занаклиса не узнала ее! А теперь она
бросит бедную в море, приревновав ее к Дарабу». Так они ее жалели, но Тамрусия
ничего о том не знала, она все твердила:
— О владычица, что с тобой случилось, отчего ты вся дрожишь?
А невольницы кругом только губы кусали: замолчи, мол! Тут Занаклиса разгне-
валась, ревность ее одолела, она так ударила Тамрусию по лицу, что ту словно огнем
обожгло, столкнула ее с тахта и крикнула:
— Заберите эту дрянь и бросьте ее в море, пусть идет на корм рыбам!
От этого удара и от падения с тахта у Тамрусии полилась кровь из ушей и из
носа, тут невольницы подбежали, подхватили Тамрусию, чтобы ее в море кинуть.
Тамрусия же закричала во весь голос:
— Государыня, в чем моя вина, за что ты так со мной поступаешь и так жестоко
наказываешь?
— Возьмите ее и бросьте в море! — повторила Занаклиса.
Тамрусия, испугавшись за жизнь, подбежала, обхватила ноги Занаклисы и вос-
кликнула:
— О государыня, пощади! Ведь ты сама мне говорила, чтобы я рассказала тебе
свою историю! А когда я рассказала, вот что ты со мной делаешь!.. Говоришь, что-
бы меня в море бросили — а то-де я к тому веду, чтобы с Дарабом встретиться и
его у тебя отнять! Да ты ведь только о том и думаешь, что с тех пор, как ты рас-
сталась с Дарабом, он с какой-нибудь другой время проводит, а уж если ты меня с
собой возьмешь, я, дескать, точно к Дарабу брошусь и буду с ним наслаждаться!..
Невольницы подскочили, Тамрусию схватили и повлекли ее к борту корабля,
а Тамрусия еще прокричала:
— О государыня, прежде чем меня в море бросать, обними меня — дай мне
ощутить запах падишаха Дараба — ведь ты жена его!
Как услышала это Занаклиса, завизжала, завопила на служанок:
— Сколько раз вам говорить, чтоб вы ее в воду кинули, будете вы меня слушать
или нет?!

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 137
Подняли невольницы Тамрусию и швырнули ее в море. А Абу Тахер Тарсуси,
собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказывает так. Когда Тамрусию
бросили в море, а корабль пошел дальше, Тамрусия то погружалась в воду, то
всплывала на поверхность. Тут подошел другой корабль, следовавший за первым,
и кормчий, стоявший на носу, заметил Тамрусию, барахтавшуюся в воде. Подобрал
он ее, поднял на корабль, а Тамрусия сознание потеряла. Тот корабль поспешил
вдогонку за идущим впереди, и плыли они всю ночь. А на следующий день корм-
чий говорит своей жене:
— Знаешь ли ты, что я вчера подобрал в море девушку? Видать, служанку За-
наклисы, она во хмелю в море свалилась. Вытащил я ее и взял на корабль.
— Нет, мне об этом неизвестно! — ответила жена.
Потом они вдвоем пошли посмотреть на Тамрусию. Видят, сидит она, лицо в
ладонях прячет, заливается-плачет над судьбою своей:
— О Боже правый, какая я несчастная: каждый раз я из одной беды в другую
попадаю! Но на все Твоя воля, мне же подобает только терпение. Как вчера эта
женщина на меня набросилась!.. Ох, кабы я про Дараба не рассказала, она бы сама
меня к нему привезла... Ну, коли нет счастья, что поделаешь? Все в руках Госпо-
да, великого и славного.
Так говорила Тамрусия, когда подошли к ней те двое. Заметила их Тамрусия,
поднялась на ноги и заплакала. Корабельщик спрашивает:
— О чем ты плачешь? Я тебя отвезу к Занаклисе, она тебя одарит и обласкает.
Как услышала это Тамрусия, воскликнула:
— Пощади, Бога ради, не говори так! Да она меня как увидит — тотчас убьет, она
моей крови жаждет! Она меня вчера в море бросила за то, что я одно словечко про
Дараба сказала.
И Тамрусия рассказала им всю свою историю — от начала до конца. Корабель-
щик и его жена, когда выслушали это, припали к ногам Тамрусии и сказали:
— О царица, не беспокойся, мы тебя будем больше жизни беречь, может быть,
сумеем доставить тебя к Дар абу.
При таких словах Тамрусия вознесла им хвалу и молвила:
— Поклянитесь, что я буду в безопасности!
Тот человек дал клятву, и Тамрусия успокоилась. Потом тот человек взял Та-
мрусию за руку и отвел к себе, а сам принес ей еды.
Сидели они за едой, как вдруг к кораблю подплыл на лодке главный повар.
Корабельщик, едва увидел его, говорит Тамрусии:
— Давай-ка поскорее переоденься, натяни на себя мужское платье, чтобы все на
корабле считали тебя мужчиной.
Тамрусия так и сделала, натянула дерюжную рубаху, на голову — шапку войлоч-
ную и ухватилась за корабельное весло. Подплыл к ним главный повар, поднялся
на корабль, и тут взгляд его упал на Тамрусию. Посмотрел он на нее зорко-зорко —
ведь он прежде не видал ее на этом корабле — и спросил кормчего:
— Кто это?
— Это наш ученик, — говорит тот.
— Что-то я его раньше не видел.
— Да каждый раз, когда ты приходил, он на острове с поручением был, — отве-
тил моряк.

138 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— На эту Тамрусию смахивает, — говорит повар. Подошел он поближе и спра-
шивает: — Как тебя звать?
— Мое имя Садек, — отвечает Тамрусия. Главный повар взял то, за чем приез-
жал, и отправился обратно. А моряк сказал своей жене и Тамрусии:
— Главный повар насчет тебя усомнился, потому что лицо у тебя женское, упо-
ваю на Господа, великого и славного, что он Занаклисе ничего не скажет.
Заплакала Тамрусия и говорит:
— Никогда, верно, мое злосчастье от меня не отвяжется!
А главный повар, когда уехал, сказал себе: «Что ни говори, а это Тамрусия!
Пойду скажу Занаклисе — она ее в море бросит, а мне жалованье и чин увеличит».
Потом еще подумал и рассудил так: «Но если я поступлю так, еще неизвестно, что
пожалует мне Занаклиса, а царская дочь попадет в беду!» На том он прекратил свои
рассуждения и никому ничего не сказал. Тамрусия же тоже раздумывала: «Не дай
Бог, главный повар меня выдаст!» Тут вдруг корабли причалили к берегу, и тому
мореходу — а он был приставлен к дорожным припасам — сказали:
— Тебя зовет Занаклиса.
Он струсил и, чуть дыша от страха, отправился к Занаклисе. Она спрашивает:
— О благородный, достаточно ли у нас съестных припасов?
— О государыня, ровно столько, чтобы добраться до острова Малкут, — ответил он.
— Смотри же, чтобы никто ни в чем не нуждался! — приказала она, а тот чело-
век ответил: «Слушаюсь!» — вернулся, пришел к Тамрусии и сказал:
— Ну, царица, здорово я напугался, да Господь, великий и славный, вмешался —
ведь главный повар тоже там стоял. Я уж думал: «А вдруг он скажет или уже ска-
зал?..» Но он сжалился и ничего не сказал.
Когда кормчий вернулся от Занаклисы, главный повар принес пищу, поели все,
и пустились корабли дальше по глади морской. Занаклиса спросила корабельщи-
ков:
— Далеко ли до острова Кендерефа?
Один корабельщик говорит:
— Две тысячи фарсангов.
— Плывите туда, — велела Занаклиса, а потом спросила: — А кто этот Кен-
дереф?
— Это Удж ибн Анк*, который каждое утро, бывало, приплывал на Кендереф,
собирал там хворост, отвозил в Миср и продавал, а ночью возвращался на остров.
А владыка известий Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайно-
стей, рассказывает так. Когда корабельщики прибыли на остров, Занаклиса при-
казала, чтобы тот корабль с припасами подогнали поближе к ним: пусть корабель-
щики возьмут, что им надобно на предстоящую дальнюю дорогу, а сама уселась на
корабле вино пить, невольницы же ее пением услаждали, а Тамрусия глядела на
них и плакала. Когда корабли пристали к берегу, матросы крепко их привязали, а
слуги понесли на берег ковры и паласы. Была там высокая площадка, которую
называли Трон Кендерефа, высотой она была в десять гязов, а шириной в две
тысячи гязов, и доставил ее сюда Удж ибн Анк. Занаклиса велела расстелить ков-
ры на этом «троне» и там, наверху, расположилась вино пить да окрестностями
любоваться и провела там целые сутки. На следующий день она спустилась вниз и
пошла по острову, осмотрела на нем постройки. Увидела она дворцы огромные, как

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 139
пустыня, колонны на эйванах до небес поднялись — все это сотворил Удж ибн Анк.
А луга там были такие, что каждую тростинку оттуда в иранских землях купили
бы за двести динаров: ценность этого камыша заключалась в том, что, какой бы
он ни был длины, не гнулся и не ломался, летом не нагревался, а зимой не осты-
вал. Весом он был легок, а меч его не брал; и рассказывают, что султан Махмуд*
находил в крепостях Систана такие копья. Установила Занаклиса, что на острове
нет никакого падишаха, и приказала нарезать сорок тысяч камышинок, принести
на берег моря и погрузить на корабли.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой истории,
рассказывает так. Тамрусия сошла на берег, и вот как-то вечером Занаклиса ее
заметила. Тамрусия хотела уйти прочь от нее, но Занаклиса сказала:
— Эй, моряк, поворачивай-ка сюда!
Тамрусия повернулась к ней — пресветлый Господь ей так повелел, чтоб она не
сопротивлялась. Занаклиса спросила:
— Ты моряк?
А Тамрусия от страха ничего сказать не могла. Главный повар тут рядом слу-
чился, он ответил:
— О государыня, это ученик корабельный. Он глухонемой.
— Все в Господней власти! — воскликнула Занаклиса. — При такой красоте — и
глухонемой...
А главный повар продолжал:
— Он слов не слышит, но, если ему знаками показать, понимает.
— Так покажи ему что-нибудь знаками, чтобы я видела, как он это понимает, —
говорит Занаклиса.
Повар знаком показал: мол, ступай прочь. Тамрусия бросилась бежать и скры-
лась в кустах, а главный повар вознес молитву великому и славному Господу за его
милость, что он спас Тамрусию от Занаклисы.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой истории,
повествует так. Когда Тамрусия забежала в те заросли, она забилась в чащу и ска-
зала себе: «Самое лучшее для меня будет оставаться в этой чащобе, пока они не
уедут, а то меня каждый час подстерегают опасности и, не дай Бог, я допущу ка-
кой-нибудь промах и погибну. Ежели Господь, великий и славный, назначит мне в
удел встретиться с Дарабом — хорошо, а ежели нет, то все мои усилия не помогут».
С этими словами Тамрусия углубилась в заросли, а те корабли направились к ос-
трову Малкут. Когда же главный повар спросил у кормчего, куда, мол, подевалась
Тамрусия, ведь я ее хитростью от Занаклисы спас, тот ответил, что она ушла в
заросли и назад не вернулась.
— Ну и хорошо, что ушла, — сказал главный повар, — все равно Занаклиса до-
зналась бы и бросила ее в море.
Поговорили они так и разошлись.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой чудес-
ной истории, рассказывает так. Когда Занаклиса ушла, повар оставил на морском
берегу сундук, полный всякого добра, а кормчий тоже принес со своего корабля
двести манов пищи и сложил на берегу для Тамрусии. Он так решил: «Ведь наста-
нет когда-нибудь день, и мы с ней свидимся, недаром говорят, что гора с горой не
сходится, а человек с человеком встретиться может». И когда Тамрусия выбралась

140 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
из чащи и вышла на берег моря, она поняла, что все это оставлено для нее. Возбла-
годарила она Господа пресветлого и всемогущего и воскликнула:
— Кто сумеет воздать по заслугам этим благородным мужам за их добро?!
После этого она немного той пищи поела, остаток припрятала, построила себе
шалаш из камышей, а всю пищу перенесла на Трон Кендерефа, чтобы не смыли
ее волны морские. Целые дни она проводила на морском берегу, а на ночь уходи-
ла на Трон Кендерефа и там спала. Провела она на том побережье целый год, так
что жители моря перестали ее бояться, то и дело приплывали с ней играть. И вот
однажды появились на глади морской четыре корабля, приблизились к острову,
причалили, и народ с них разбрелся по степи. Среди прибывших оказался старый
барышник, которого звали Сатхарун. У него было семьдесят невольниц, все при-
гожие и стройные, и занимался он торговлей рабами — скупал повсюду красивых
девушек, доставлял их падишахам и продавал. Этот старик уселся там в сторонке
в окружении невольниц и стал окрестностями любоваться.
А Тамрусия тем временем сидела на Троне Кендерефа и за ними наблюдала.
Среди тех невольниц была одна девушка, которая плакала горькими слезами,
порывалась бежать и ни с кем не хотела разговаривать. Тамрусия заметила ее и
подумала: «Что же случилось с той девицей, отчего она так плачет и отталкивает
всех других? Может быть, она несчастная страдалица вроде меня? Пойду-ка я к
ней!» Но потом она решила: «Нет, мне нельзя попадаться на глаза, а то меня схва-
тят да свяжут, куда-нибудь увезут и продадут, и окажусь я в унижении и позоре
рабства. Нельзя мне вниз спускаться!» Стала Тамрусия сверху за ними следить. Те
люди принялись за еду, но как ни уговаривали ту невольницу, чтобы она тоже поела,
она от всего отказывалась. Сам старик подошел к ней и стал ее упрашивать, что-
бы она приняла пищу, но она ни в какую не соглашалась. Тогда старик крик под-
нял, рубаху на себе разовал:
— Люди добрые, помогите! Я этой невольнице говорю, чтобы она поела, а она
не желает. А ведь я за нее четыре тысячи магрибинских* динаров заплатил, еже-
ли она от еды отказываться будет — пропали мои денежки! Помогите же мне чем-
нибудь!
Люди с корабля пришли и сказали девушке:
— Эй, невольница, ты почему от еды отказываешься? Если тебе этот хозяин не
нравится, ты все же поешь, а мы договоримся с ним, чтобы он продал тебя другому.
Но невольница продолжала упорствовать, и тот старик рассердился, встал и
крикнул другую служанку, чтобы наказать ослушницу. Люди ему сказали:
— О ходжа, раз она приказов не слушается и добром тоже есть не желает, ос-
тавь ее — проголодается, сама просить будет. А бить ее — это самому себе убыток
наносить.
Старый купец оставил девушку и сел в сторонке, но тут все остальные пришли
к нему и стали уговаривать:
— Поднимайся, пойдем влезем на этот Трон Кендерефа, поглядим оттуда на
море, полюбуемся островом — ведь это обитель Кендерефа.
Встал старик, и все они — и мужчина и невольницы — отправились к Трону
Кендерефа. Тамрусия испугалась: «Сейчас они сюда доберутся, схватят меня, свя-
жут и продадут! Лучше бы я сама к ним вышла и сказала, что от корабля отста-
ла...» Пока она так раздумывала, люди поднялись на площадку, увидели Тамру-

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 141
сию — сидит в уголке, на плечах дерюжная рубаха, на голове — шапка войлочная.
Все кинулись врассыпную. Тамрусия говорит:
— Не бойтесь, подойдите поближе! Я, как и вы, человек, верую в Бога единого.
Когда люди услышали такие слова, они подошли и приветствовали ее. Тамру-
сия ответила на приветствие. Старик купец выступил вперед и спросил:
— Кто ты, как тебя зовут и как ты здесь оказался?
Тамрусия придумала отговорку и ответила:
— Я был на корабле Занаклисы, когда она к Дарабу ехала. Когда корабли сюда
приплыли, я сошел на берег и поднялся сюда. Сморил меня сон, а когда я проснулся,
никого уж тут не было. С тех пор я двадцать месяцев на этом острове пребываю.
Сатхарун-купец спрашивает:
— А ты мужчина или женщина?
— Мужчина я, моряк, — говорит Тамрусия.
Посмотрел на нее купец — ничего мужского в ее лице не нашел. Вышел один из
собравшихся, чтобы ее осмотреть, но она не далась. Тут они поняли, что это жен-
щина. Тотчас спустили ее вниз и стали допрашивать:
— Что ты здесь делаешь? Ты невольница?
— Меня здесь позабыли, — говорит Тамрусия, — но я не невольница, а свободная!
— Сначала ты не говорила, что свободная, а теперь надумала? — упрекнул ее
купец. А потом сказал: — Это чья-то невольница, она убежала от хозяина и здесь
скрывалась!
Он приказал, чтобы принесли женское платье и переодели Тамрусию. Когда она
оделась, красота ее весь мир смутила. Все, кто был на корабле, воспылали к ней
страстью: один говорил, она моя будет, другой — нет, моя! Сатхарун объявил:
— Она должна принадлежать только мне, ведь у меня есть невольницы, вот она
и будет с ними.
— У нас у всех на нее право есть, ведь мы вместе ее нашли, — возразили ему люди.
— Она — служанка дочери Локнада, та ее на острове забыла, а теперь дочь
Локнада на Малкуте. Я отвезу туда эту девушку, — сказал Сатхарун.
— Мы этого не допустим, — закричали люди.
И тут они все набросились друг на друга и устроили побоище на берегу моря,
Сатхаруна убили, и остались после него семьдесят две невольницы. Те люди поделили
невольниц меж собой. Тамрусия и четыре другие невольницы попали в руки чело-
века из греческих земель, по имени Херанкалис, а он был муж благочестивый. Там-
русия и четыре девушки весь день просидели на морском берегу, Тамрусия все вре-
мя плакала, и две невольницы плакали вместе с ней. Потом они сели на корабль и
направились в Грецию, к острову Сакуланджун. Плыли они три месяца и наконец
достигли острова и высадились там. От того острова до острова Хатареш было три-
ста фарсангов (именно там жил отец Тамрусии, шах Фасталикон), но все острова
были охвачены войной, так как явился Дараб и захватил власть, а на островах нача-
лась война и стало небезопасно. И собралось на этих островах много купцов, так
много, что никого, кроме купцов, там не осталось, каждый купец держал при себе
пять или шесть невольниц. Однажды Херанкалис сидел дома, как вдруг пришел
какой-то купец, одетый в богатое платье, с ключом в рукаве1. Он приветствовал
Херанкалиса. Тот поднялся, вежливо ответил, усадил гостя, а потом спросил:
— Зачем пожаловал?

142 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Купца звали Сантарэг, он был с греческих островов, и был он соратником Фа-
сталикона. Была у него одна невольница, а он в страхе перед Дарабом, который
послал на Грецию войско под предводительством своего тестя Локнада, собирал-
ся бежать на Хатареш — отец Тамрусии Фасталикон и все его сотоварищи уже
укрылись там. Сантарэг тоже хотел туда отправиться, но не мог взять эту неволь-
ницу с собой, а продать ее ему сердце не позволяло. И вот Сантарэг обратился к
Херанкалису и сказал:
— О брат, я уезжаю из страха перед войском Дараба, а драгоценную невольни-
цу поручаю тебе, у тебя с ней ничего не случится, ведь остров Сакуланджун пере-
шел к Дарабу, здесь ей нечего опасаться, пусть остается, пока я не вернусь.
— Хорошо, — согласился Херанкалис.
Сантарэг пошел и привел свою невольницу, поручил ее Херанкалису, а сам
отправился в путь. Невольница сняла покрывало и села, слезы у нее из глаз поли-
лись. Поглядела Тамрусия — а это Занаклиса, которая ее в море бросила!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой диковин-
ной и чудесной истории, рассказывает так. Когда Тамрусия увидела Занаклису, она
сразу ее узнала, хотя они расстались два года назад. Но сколько Тамрусия ее ни
разглядывала, она не могла понять, как же Занаклиса в рабство попала?
А Херанкалис тем временем сказал:
— Не плачь, девушка, твой хозяин еще вернется. А пока ты будешь есть и спать
с моими четырьмя невольницами.
Но Занаклиса продолжала лить слезы, за ней заплакала и другая невольница.
Тамрусия же то плакала, то смеялась, то печалилась, то радовалась: ведь она
услыхала, что Дараб приближается! Она говорила себе: «Наконец-то я увижусь с
ним!» А Занаклиса плакала оттого, что боялась, как бы в греческих землях не
узнали, кто она такая, — тогда ей сразу бы конец пришел.
Херанкалис, купив этих невольниц, не касался их — он был человек праведный
и набожный. Но вот однажды ночью Херанкалис созвал невольниц и сказал:
— Хочу спросить у вас одну вещь, а вы говорите правду! Садитесь, все садитесь.
Занаклиса тоже пришла и теперь сидела вместе с другими. Херанкалис молвил им:
— Вы постоянно плачете, я должен знать — о чем? Только одна девушка, когда
я ее купил, плакала день и ночь, а теперь то плачет, то смеется. — И он показал на
Тамрусию, а потом продолжал: — Та же, которая принадлежит Сантарэгу, все вре-
мя плачет и стонет. Я должен знать, о чем эти слезы, поэтому вам следует расска-
зать мне о ваших приключениях.
А были среди тех невольниц Азра*, лившая слезы от любви к Вамеку*, Тамру-
сия, влюбленная в Дараба, и Занаклиса — жена Дараба, — поговорим о том, как они
попали в рабство.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Херанкалис обратился к ним с такими словами, у Тамрусии было уже
немного легче на душе, ведь она знала, что ее невзгоды близятся к концу. И вот она
повернулась к Херанкалису и сказала:
— О ходжа, ты сам нам поведай, отчего ты ни на одну из своих невольниц не
посягаешь, целыми днями что-то читаешь? Уж сколько времени я тебя вижу, а ты
никогда от чтения не отрываешься. Ответь на мой вопрос, тогда и мы все по оче-
реди расскажем тебе свои истории.

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 143
Херанкалис сказал:
— Знайте, что я родом из Греции... О невольница, ты задала хороший вопрос —
никто меня прежде об этом не спрашивал! Я вам сейчас расскажу, почему я жен-
щин не трогаю и целые дни только и делаю, что читаю.
— Расскажи, — говорит Тамрусия.
И Херанкалис продолжал:
— Знай, что в греческой земле был город, разделенный на четыре части, и каж-
дая часть его была прекрасной. Но море поднялось и затопило ущелье Малкут и
все четыре города, и тому три тысячи лет, как наши поля, и леса, и сады — все под
водой, и никто не может преградить путь этой воде. И нашелся в наших краях
человек по имени Эфлатун*, у которого было четыре тысячи двести пятьдесят
учеников, и я тоже из их числа. В прошлом я шестьдесят лет непрерывно учился у
него, но ничего не смог почерпнуть, кроме одной премудрости, а премудрость эта
такова. Он, бывало, говорил: «Пока только возможно, не отступайся от поклоне-
ния Богу, ведь все, что ты знаешь, ты знаешь от Него; а кроме Бога, не поклоняйся
ничему и не будь ослушником, никогда не уставай повторять имя Божье, коли
хочешь обрести спасение в этом мире. Ибо кроме этого мира есть мир иной и за
все, что ты здесь говоришь и делаешь, в том мире с тебя спросится». И вот я, пре-
бывая в страхе пред Богом единым, постоянно возношу ему хвалу, чтобы мои
молитвы послужили мне, когда я попаду в мир иной.
Тамрусия сказала:
— Это дело хорошее, так и надо Богу поклоняться. А теперь скажи, почему ты
до невольниц не дотрагиваешься?
Херанкалис ответил:
— Мой учитель Эфлатун так говорил: три дела в мире не стоят того, чтобы их
совершать. Первое — сойтись с женщиной, а потом раздеваться и мыться. Соитие
не стоит омовения! Мужчина начинает это деяние из вожделения, а завершает его
разочарованием. Зачем же нужно совершать такое, на что тебя толкает вожделе-
ние, если исполнение желаний оборачивается раскаянием, а желание пропадает?
А коли так, то не следует делать то, что наносит урон жизни и умаляет душу, ведь
каждый раз, когда ты уединяешься, дабы совершить соитие, тебя недостает тебе
подобным, значит, жизни наносится урон. Вот потому-то я и не имею дела с неволь-
ницами, так жить лучше.
Тамрусия молвила:
— Это тоже хорошо. А два других дела какие?
Херанкалис отвечал:
— Слишком обильная еда не стоит того, чтобы из-за нее часто ходить в отхожее
место и нюхать там мерзкий запах.
— А еще что? — допытывалась Тамрусия.
— Если Господь, великий и славный, пошлет одному человеку все богатства мира
в тройном размере, то и тогда они не стоят того, чтобы за них умереть. Проживи
хоть тысячу лет, все равно придет смерть, и нет тоски страшнее, чем смертная тоска,
когда приходится светлый мир покинуть, под землею сгинуть. Этой науке обучил
меня Эфлатун, а еще я за шестьдесят лет выучился звезды считать, людей враче-
вать и теперь об одном жалею, что Эфлатун, как говорят, пропал. Если бы я знал,
где он, отправился бы туда, чтобы остаться с ним, ибо нет у меня другого челове-

144 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
ка, с которым бы я жил. Потому-то я и поминаю постоянно всемогущего Господа.
Тамрусия поблагодарила его и спросила:
— Кому из нас троих ты прикажешь начать рассказ о своих приключениях?
Херанкалис ответил:
— Ты самая красноречивая, ты и начинай.
— Пусть сначала расскажет та невольница, которая уж давно у тебя и все вре-
мя плачет, — возразила Тамрусия.
Херанкалис повернулся к Азре и спросил:
— О девушка, что с тобой приключилось, отчего ты все время плачешь?
— Что мне рассказывать, коли невзгодам моим нет конца, зачем мне, бедной,
несчастной и убогой, на других тоску наводить? — говорит Азра.
Но Херанкалис сказал:
— Рассказывай, никакой тоски нам от этого не будет.
Бедняжка Азра повела речь с полными слез глазами:
— Да будет вам известно, что отец мой был на греческой земле падишахом.
Однажды я вместе с матерью отправилась поклониться храму, так как на нашем
острове стоял большой храм. Выходя из храма, я увидела юношу, пригожего и еще
безбородого. Я с первого взгляда влюбилась в него, хотя и не знала, кто он такой.
А он оказался нашим родственником, он остановил нас вопросом и стал о чем-то
просить. Мать же ответила ему отказом, но пообещала прислать просимое. Когда
мы вернулись во дворец, мать позабыла о нем, а я постеснялась ей напомнить. Я
завела речь о храме: мол, нигде больше такого нет! Тут мать вспомнила о том
юноше, тотчас послала за ним человека. Привели его к моему отцу. Отец прибли-
зил его к себе, так как это был юноша образованный. Прошло некоторое время, и
я уже сиживала с тем молодцем на пирах за вином. И вот однажды ночью я под-
нялась и отправилась к нему. А у меня был учитель, этот учитель пошел к моей
матери и доложил: мол, твоя дочка вот как поступает. Вызвала меня мать, начала
упрекать. Но я ответила: «Матушка, стыд мой вытеснила любовь к этому юноше!
Если ты не отдашь меня за него, я покончу с собой». Услышала мать такие речи и
рассказала обо всем отцу. Решили они выдать меня за него. Но тут мать моя вдруг
умерла, а отец переменил решение и не отдал меня за того юношу. В это время на
отца поднялись его враги, и он отправился на войну. Захватили моего отца и пове-
сили, а трон его чужеземцу достался, тот же забрал нас обоих, того юношу и меня,
и хотел мною овладеть, но я не далась. Тогда меня увели и продали, так стала я
рабыней. И вот уж четыре года, как я день и ночь плачу.
Херанкалис молвил:
— Да, большое несчастье тебе выпало! И ведь сколько времени прошло, а лю-
бовь твоя все еще не ослабела... — Тут Херанкалис заплакал и спросил: — А ты
знаешь имя того юноши?
— Знаю, — отвечала она.
— Как его зовут?
— Вамек.
— Так ты Азра, дочь царя Фелократа?! — воскликнул Херанкалис.
— Да, — ответила Азра.
— Так что же ты до сих пор не открыла, кто ты?.. Я бы с тобой лучше обращал-
ся, как ты того заслуживаешь! А теперь я дам тебе свободу во имя Господа, вели-

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 145
кого и славного: ведь свободного человека нельзя держать в рабстве! Я тебя воз-
вышу и доставлю к Вамеку.
И тотчас Азра от такой радости рассмеялась и расцвела, а ведь прежде она и
не улыбалась даже.
Тамрусия при виде радости Азры прослезилась, она встала, обняла ее и сказала:
— Что же ты так долго таилась? Я бы тебя приголубила.
Когда Азра закончила свой рассказ и освободилась от ярма рабства, Херанка-
лис обратился к Тамрусии и сказал:
— Расскажи и ты свою историю.
— А мне и рассказывать нечего, — отвечала Тамрусия, — я всегда в таком состо-
янии пребывала. Ты лучше вели этой вот невольнице о себе рассказать, уж боль-
но она плачет.
А Тамрусия узнала Занаклису, та же ее — нет. Вот она и сказала Занаклисе:
— Ну, поведай свою историю.
Занаклиса сказала:
— О господин, со мной приключились удивительные дела.
— Так говори, а я послушаю, — молвил Херанкалис.
— Знай, что всякого, кто поступает как не подобает, постигает то, чего он не ожи-
дает, — начала Занаклиса. — Вы видите пред собой дочь царя Локнада. Когда Да-
раб оказался на нашем острове, мой отец по велению звездочета вручил свое цар-
ство Дарабу, а меня отдал ему в жены, надеясь на то, что Дараб станет падишахом
Греции и Малкута. Через некоторое время Дараб собрался и двинулся походом на
Малкут, и все это царство стало подчиняться ему. Он прислал мне письмо: мол,
приезжай, я перенес свою столицу сюда. Я отплыла от острова Арус, снарядивши
несколько кораблей, и направилась в сторону Малкута, а по дороге остановилась
у Дивьего острова. Вышла я на берег, и один из моих слуг привел ко мне женщи-
ну. Я забрала эту женщину с собой, стала ее привечать... А потом однажды велела
ей рассказать о себе. Та женщина сказала: «Я — Тамрусия, дочь Фасталикона, царя
Хатареша, мужем моим был Гантареш, падишах Омана. Прибыл туда Дараб, и мой
муж и двое сыновей погибли от его руки, и четверо моих дочерей тоже погибли, а
я сама влюбилась в Дараба. Посадила я его на свой корабль, чтобы уплыть на
Хатареш. Попали мы на какой-то остров и там разлучились с Дарабом — он куда-
то уехал, а я осталась и теперь его разыскиваю. Вот как я попала к тебе». Когда я
это услыхала, ревность ударила мне в голову, и от ревности я вышла из себя и
бросила ее в море, а сама отправилась на остров Кендереф, а оттуда мы отплыли
на Малкут. Плыли целый месяц, как вдруг на закате поднялся ветер, море взвол-
новалось, и унесло мой корабль на край света. Несколько кораблей, которые шли
с нами, потонули, а наш корабль выбросило на остров, на котором не было ни
одного человека. Вышла я на берег, чтобы совершить омовение. Тут вдруг увиде-
ла двух тварей, наподобие змей, каждая величиной в двадцать гязов, по бокам у
них крылья, а лица человеческие, эти твари выползли мне навстречу. Приблизи-
лись они ко мне и сказали: «Что же ты не постыдилась Господа, великого и слав-
ного, бросила в море такую прекрасную женщину?» — «Какую женщину?» — спро-
сила я. «Тамрусию, — отвечают они, — дочь Фасталикона, которая ради спасения
нашего сына на том острове, где ты ее подобрала, убила дива, и не успели мы ей
помочь, как ты с ней расправилась». Я сказала: «Не ведала я о том, каюсь!» Под-

146 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
хватили меня эти твари, перенесли на другой остров и бросили там, сказав: «Мы
унесли тебя на другой остров, подальше от твоей семьи, за то, что ты Тамрусию в
море бросила!» С этими словами они улетели, а я там осталась. Наткнулся на меня
какой-то одинокий человек, забрал меня к себе в дом, но я от него утаила, кто я есть.
Прошло некоторое время, я жила у него, пока он не продал меня другому, а тот,
другой, продал меня купцу Сантарэгу. И теперь плачу я о том, что бросила в море
Тамрусию: за это зло вот что меня постигло! Итак, знай, что я — жена Дараба, дочь
Локнада, я говорю вам свое имя, чтобы вам было о том известно.
Когда Занаклиса поведала все это, Херанкалис воскликнул:
— Что за чудеса! Так ты — дочь Локнада?.. Злоба тебя одолела, и все твои не-
счастья из-за собственной жестокости — ты Тамрусию в море бросила. Что я могу
для тебя сделать? Ты ведь не под моей властью, а под властью Сантарэга, кабы не
это, я освободил бы тебя, как Азру.
Занаклиса принялась плакать и приговаривать:
— Ох, если бы известили Дараба, что я здесь оказалась, в рабство попала, он бы
отобрал меня у Сантарэга!
Херанкалис стал ее успокаивать:
— Да ты не печалься, я тебя доставлю к Дарабу, чтобы вызволить из беды, что-
бы дела твои поправились и желания исполнились.
Поблагодарила его Занаклиса, а Херанкалис обратился к Тамрусии:
— И ты тоже расскажи свою историю, видишь, они рассказали и обрели спокой-
ствие.
— Да у меня история простая, — говорит Тамрусия.
— Хоть и простая, все равно расскажи!
И Тамрусия начала:
— Да будет вам известно, что был у меня муж, падишах и витязь. Явился некий
юноша и напал на моего мужа. А у меня от него было два сына — так оба сына и муж
мой погибли от руки этого пришельца. Схватили его и отдали мне: мол, получай,
сама казни убийцу твоего мужа и сыновей. А тот юноша был сильно пригожий, я в
него влюбилась, отпустила его на свободу и сама села с ним на корабль и поплыла
по морю. Однако потом я с этим юношей разлучилась и попала совсем в другое
место. Но хоть время шло, любовь моя к нему не уменьшалась, а увеличивалась, и
я несколько лет странствовала по морю — то рыбе в пасть попадала, то в лапы пери,
пока не оказалась на каком-то острове. Тут появились два крылатых змея, стали меж
собой сражаться. Я помогла одному из них, чтобы его соперник не взял над ним верх.
Потом пришли ко мне родители того змея и в благодарность за доброе дело отнес-
ли меня на спине на высокую гору. А под горой был остров, я туда и перебралась.
Там нашел меня какой-то человек, схватил и потащил к своим. Главной у них была
женщина, эта женщина меня у него отняла, окружила меня заботой и лаской, а потом
спросила, кто я. Рассказала я ей свои злоключения, а она бросила меня в море и
уплыла на своем корабле прочь. На корабле, идущем следом, был кормчий, он за-
метил, что я барахтаюсь в воде, подобрал меня и взял на корабль, он думал, что я
невольница той госпожи. Объяснила я ему, что чужестранка, что меня нашли на той
горе, их госпожа взяла меня к себе, а потом в воду кинула. Тот человек сказал, чтобы
я не боялась, и позаботился обо мне. Тут пришел главный повар той госпожи и
узнал меня. Прибыла я с ними на остров Кендереф, там госпожа приказала наре-

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 147
зать в зарослях камыша, чтобы отвезти своему мужу. Увидела она меня и закрича-
ла: мол, неси эти связки камыша на корабль. А я была в дерюгу одета, на голове
шапка войлочная — она меня сразу и не узнала. Тут повар по благородству своему
сказал: «Госпожа, парень этот — глухонемой». Госпожа говорит: «Он нисколько на
мужчину не похож, а на ту женщину, которую я в море бросила, сильно смахива-
ет». Но пресветлый Господь меня спас, она меня так и не узнала, а тот повар вели-
кодушно поступил, показал мне знаком: мол, беги, я побежала и пряталась в зарос-
лях, пока они не уплыли. Добрый повар и корабельщик оставили для меня на мор-
ском берегу всякого добра, чтобы мне силы поддерживать. Собрала я эти припасы
и унесла оттуда. Смех и слезы мои оттого были, что я избавилась от такой беды, да
вот снова встретила ту женщину, которая так со мной поступила, и теперь надеюсь
на встречу с юношей, ради которого я претерпела все эти страдания и горе.
Херанкалис, слушая эти речи, словно к месту прирос, только поглядывал на
Тамрусию острым взглядом. Потом он проговорил:
— Твоя история самая удивительная! Где же ты видишь ту женщину, которая
бросила тебя в море, и как рассчитываешь найти того юношу?
Она говорит:
— Я — Тамрусия, а та, что бросила меня в море, Занаклиса, она подле тебя си-
дит, а тот, кого я хочу повидать, — Дараб ибн Ардашир.
— Так ты Тамрусия, которую Занаклиса бросила в море?! — воскликнул Херан-
калис.
— Да, это я, — говорит она.
Тут поднялась одна из тех других невольниц и сказала Херанкалису:
— Клянусь великим Богом, что это Тамрусия и все, что она рассказала, — прав-
да! Я жена того главного повара, который сделал ей добро.
Поднялась и другая невольница и молвила:
— Все так и есть, как говорит Тамрусия: эта — Занаклиса, а та — жена главного
повара, а я — жена того корабельщика, который вытащил Тамрусию из воды.
Как услышал все это Херанкалис, вскрикнул и сознание потерял, упал как под-
кошенный по воле великого Господа, восхвалим же его повеления!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Херанкалис пришел в себя, он встал и произнес:
— Хвала Всемогущему Богу, ведь я — брат матери Тамрусии! Я тебя по всему
свету разыскиваю, мы уже слыхали, что ты с Дарабом покинула Оман. Мать твоя
послала меня странствовать по морю, чтобы собрать известия о тебе, так как гово-
рили, что ты в море погибла...
Тамрусия вгляделась получше в своего дядю, вскочила и приникла к нему, за-
рыдала и молвила:
— Расскажи мне о матушке, как она поживает?
— Все здоровы, ни с кем ничего дурного не случилось, — ответил Херанкалис, —
только о тебе все горюют — ведь от тебя нет вестей.
Тамрусия тотчас пала ниц и произнесла:
— О Творец и Создатель, о Радетель и Благодетель, Ты ведаешь все тайны и
покрываешь все грехи, только Тебе доступно свести нас вместе столь прекрасным
образом, так, чтобы один достиг того, чего желал, другой раскаялся в содеянном,
третий обрел цель в жизни, а четвертый получил то, что искал. Никому, кроме Тебя,

148 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
это не под силу, ибо Ты не нуждаешься ни в чьей помощи, никого не страшишься,
и вершишь то, что желаешь, и взыскуешь то, что положено: ведь Ты — Господь наш,
а мы — Твои рабы!..
С этими словами Тамрусия простерлась на земле и вознесла хвалу Господу,
великому и славному. Потом она повернулась к Занаклисе и сказала:
— Занаклиса, а ты и не знала, что хранитель рабов Божьих — Господь великий
и славный! Несомненно, раз ты бросила меня в воду, ты должна была попасть в
рабство — вот видишь теперь, что с тобой приключилось!
Занаклиса, плача и прижимаясь лицом к ногам Тамрусии, отвечала:
— Все, что я сделала, было дурно, меня постигло за это возмездие, прости же
меня, быть может, эта беда меня минует!.. Муж пусть будет твой, мой царский титул
пусть тебе достанется, моя свобода — в твоих руках! Я тихонько в уголок забьюсь,
тебе поклонюсь, а уж ты порадей, чтобы Херанкалис меня чужим людям не отдал,
чтобы кончилось это мое наказание...
Тамрусия сказала:
— Я тебя простила, будь госпожой в своем доме, Дараб — твой муж. Я же, раз
оказалась здесь, отправлюсь к своим родителям. А ты оставайся с Дарабом, слад-
ко ешь, счастливо живи — это твое право, да только берегись, не обижай несчаст-
ных страдальцев, ибо заступник обиженных — великий и славный Господь. В тот
день я была одна-одинешенька в твоих руках, но великий Бог защитил меня своею
властью.
Занаклиса опять бросилась ей в ноги и стала просить:
— Не отдавай меня в другое место!
А тех двух женщин — жену главного повара и жену кормчего — Тамрусия об-
няла и обласкала. Херанкалис купил их обеих за сорок тысяч динаров, теперь же
он подарил их Тамрусии и сказал:
— Вы совершили добро — и обрели добро взамен.
Жена главного повара и жена корабельщика подошли поближе к Тамрусии, а
Занаклиса жалась в стороне и все плакала, так как она побывала невольницей у
двоих хозяев и теперь от стыда голову не могла поднять. Азра обратилась к Там-
русии с такими словами:
— О Тамрусия, все обрели своих любимых, а мне что делать? Посоветуйте мне,
а то любовь к Вамеку меня погубила.
Тамрусия ответила ей:
— Оставайся со мной, сестрица, я устрою твои дела.
Азра поблагодарила Тамрусию. Тут Херанкалис им молвил:
— Пусть никто из вас не беспокоится, я ручаюсь, что все вы достигнете желае-
мого с помощью великого и славного Господа, как достигла цели Тамрусия.
Все его поблагодарили, и оставались они там все вместе четыре месяца.
Однажды разнесся слух, что подступил к острову Локнад с большим войском
и что с ним Сакуланджун, а также двадцать тысяч воинов Дараба, а сам Дараб
отправился на остров Хатареш, чтобы захватить Фасталикона. Услыхал это Херан-
калис и испугался: не дай Бог, Локнад прибудет сюда, а Занаклиса на всех нас
донесет! Херанкалис позвал Занаклису и сказал:
— О царица, хлеб-соль дорого стоит! Вдруг теперь, когда прибыл на остров твой
отец, ты надумаешь нас предать? Скажи, собираешься ты так поступить или нет?

Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 149
Занаклиса ответила:
— Пока я живу на свете, никому больше не причиню зла, ибо вот какая распла-
та меня постигла!
— Поклянись, тогда мы будем в безопасности, — сказал Херанкалис.
Занаклиса произнесла клятву и призвала в свидетели Господа Бога. Тогда Хе-
ранкалис объявил:
— Собирайся, я отведу тебя к твоему отцу и скажу, что-де нашел его дочь на
одном острове, близ которого затонул ее корабль, и вот теперь привел ее.
— Хорошо, — согласилась Занаклиса.
Этот день они переждали, а на следующий отправились к Локнаду. Локнад,
прибыв на остров, остановился во дворце Сакуланджуна. К воротам этого дворца
Херанкалис и привел Занаклису. Огляделась Занаклиса, увидела одного из сархан-
гов* своего отца и поманила его рукой. Сарханг видит, какая-то женщина его к себе
подзывает, но он ее не узнал, подошел поближе и спрашивает:
— Ты кто?
— Тише, — говорит Занаклиса, — не болтай лишнего, так как я — Занаклиса, дочь
Локнада.
Тут сарханг вгляделся и узнал ее. Стал он наклоняться, чтобы ноги ей поцело-
вать, но Занаклиса сказала:
— Не смей, а то меня узнают!
— Царица, что же ты здесь делаешь? — спросил он.
— Ты ступай, извести мою мать, что я здесь, — говорит Занаклиса.
Тот сарханг тотчас вошел во дворец, пробрался меж людей и на ухо Локнаду
сказал:
— Занаклиса у дверей стоит.
— Пойди приведи ее скорей в мои покои! — приказал Локнад.
Вышел сарханг и сказал:
— Царь велел отвести тебя в его покои — он от дел освободится и сам к тебе
придет.
Занаклиса повернулась к Херанкалису и сказала:
— Сейчас возвращайся, а завтра я вызову тебя к отцу, дабы ты сказал ему все,
что нужно.
— О девушка, ты веди себя честно, — говорит Херанкалис, — теперь я тебя сюда
доставил, так смотри, не осрами меня, не отрекайся от меня!
— Приходи завтра утром в дворцовый зал и скажи этому же благородному
человеку, чтобы он привел тебя ко мне, — молвила Занаклиса.
Херанкалис повернулся и пошел оттуда, а Занаклиса отправилась в покои отца
к своей матери. Мать ее сидела там в окружении невольниц. Подошла к ним За-
наклиса, открыла лицо и в голос зарыдала. Глянула мать, дочь свою увидала, вско-
чила, завопила, дочь в объятия схватила и на трон посадила. Едва Занаклиса уви-
дела себя на троне, возле матери, все заветы и обеты тотчас отбросила, клятву свою
позабыла и воскликнула:
— Ах, матушка, спаси меня от Тамрусии и Херанкалиса Греческого!
Мать ее так и оторопела, говорит:
— Деточка ты моя, а кто такие эти Тамрусия и Херанкалис, что тебе на них
жаловаться приходится?

150 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Да ты сначала накажи Тамрусию, ведь она прибыла сюда, чтобы женою Да-
раба стать!
— Это что за речи? — удивилась мать, а Занаклиса опять зарыдала.
Тут вошел Локнад и увидел дочь, а она к нему подбежала, стала Тамрусию
виноватить. Локнад у матери спрашивает:
— Что здесь дочка делает?
— Вот и я о том толкую, — отвечает та.
Локнад спросил:
— А Тамрусия кто такая?
Мать ему в ответ:
— Да не знаю я никакой Тамрусии!
Локнад обнял дочь и молвил:
— Дитя мое, откуда ты взялась здесь? Ведь мы с Малкута за тобой посылали,
чтобы тебя к Дарабу доставить, а ты вдруг здесь оказалась! Как это получилось?
Занаклиса отверзла уста и поведала всю свою историю, рассказала, что с ней
произошло. Мать выслушала ее и спросила:
— Значит, Тамрусия теперь собирается занять твое место царской супруги, а тебя
оставить от ревности помирать?
Локнад ее перебил:
— Да кто такая эта Тамрусия?!
— Она — дочь Фасталикона, — разъяснила ему мать, — давно уже влюблена в
Дараба. Раньше она жила в Омане, потом разлучилась с Дарабом.
Когда отец это услышал, он повернулся к дочери и спросил:
— А где Тамрусия теперь?
— Да на этом самом острове!
Херанкалис же, придя домой, подумал: «Не дай Бог, Занаклиса нарушит свои
обещания и клятвы, принесет нам вред». В ту же ночь закончил он свои дела и
пустился в море. Тамрусия, Азра и две другие женщины вместе с ним отбыли с того
острова.
Встала Занаклиса, рассказала отцу всю правду и сказала:
— Я пойду заберу их!
И она вышла из дворца. Невольницам, которые отправились с ней, она сказала:
— Ждите у дверей, пока я вас не позову.
Невольницы и воины, пришедшие вместе с ней, остались снаружи, а Занаклиса
с двумя служанками прошла прямо в горницу.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой удиви-
тельной истории, рассказывает так. Вошла Занаклиса в горницу, а там никого нет.
Она в другие покои кинулась, стала звать: мол, где вы, да никто не откликнулся,
никого там не было. Занаклиса так и опешила, долго столбом простояла. Потом
вернулась она и стала хозяину дома наказывать:
— Ты следи хорошенько, когда они возвратятся!
Хозяин запер дверь и ушел к себе, и прошло после того три дня. На четвертый
день Занаклиса явилась, но от них никаких вестей не было. Собрала она все вещи,
которые нашла в тех комнатах, запах их вдохнула и больше никому ничего не
сказала.

Глава девятая
ДАРАБ - ПАДИШАХ ОСТРОВОВ
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой истории,
рассказывает так. Когда Херанкалис и Тамрусия, а также Азра и те две другие
женщины поплыли по морю, направляясь к Хатарешу, Дараб как раз прибыл на
Хатареш, его корабли пристали к берегу, а вся дружина высадилась на остров. Город
на Хатареше был со всех сторон окружен прочной стеной, а в стене было сорок
ворот, все железные. Половина города стояла на воде, так что море подходило к
самым стенам, а другая половина — на суше, в той половине выстроены были баш-
ни, и на каждой башне установлены камнеметы-манджаники. В городе кроме
жителей собралось сто тысяч ярых, вооруженных бойцов, самому же городу не
было равных в греческих землях по величине и благоустроенности, по богатству и
зажиточности его обитателей, но все, чем они владели, находилось внутри город-
ских стен, ни полей, ни лесов у них не было, и траву приходилось привозить из
других краев; однако же люди они были богатые и щедрые, среди них было много
купцов, а падишахом там был отец Тамрусии. Когда Дараб высадился на остров,
горожане закрыли все крепостные ворота, вышли на стены и оттуда стали разгля-
дывать пришельцев, не давая никому приблизиться. Дараб же, окинув взором
крепостные стены, позвал мудреца Харентинуса и сказал:
— О мудрец, укрепления здесь очень прочные, их силой не захватить. Придумай,
что делать, да направь на солнце астролябию, вопроси небесные светила, сможем
ли мы взять эту крепость? Если не сможем, то надо нам поворачивать назад и ухо-
дить отсюда.
— Ладно, — согласился Харентинус. Он поднялся, взял Дараба за руку, и они
вдвоем взошли на пригорок. Там мудрец направил на солнце астролябию и узнал
все, что нужно. Дараб спрашивает:
— Ну, что ты выяснил?
— Стало мне известно, — ответил мудрец, — что эту крепость, такую мощную,
силой захватить невозможно, но она откроется для тебя руками женщины, а при-
дет к тебе эта женщина завтра.
— Удивительные вещи ты говоришь! — поразился Дараб, а мудрец ему:
— Такое мне откровение было.
Дараб вернулся в свой шатер и стал раздумывать, кто же может быть эта жен-
щина? Уж не Тамрусия ли? Но о ней никаких вестей нет, жива она или умерла,
неизвестно. Так сидел Дараб, погруженный в думы и мысли всякие, пока озаряю-
щее мир солнце не поднялось в зенит.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой истории,
рассказывает так. Когда Тамрусия с Херанкалисом и Азрой и двумя другими жен-

152 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
щинами прибыли на остров Хатареш, они подплыли с другой стороны, приблизи-
лись к крепости, ворота которой были заперты. Херанкалис остановился, отошли
они в сторонку, расположились там и стали гадать, как бы им пробраться в кре-
пость. Ночь прошла, солнце встало, а они все ничего придумать не могут. Херан-
калис сказал:
— О Тамрусия, что будем делать?
— Отец, я хочу так устроить, чтобы прекратить эти раздоры и ожесточение, снять
осаду с крепости и спасти людей от мучений. Ведь если такое войско пойдет вой-
ной на крепость, оно скоро разрушит ее и уничтожит: если Дараб будет применять
силу, а жители крепости будут оказывать сопротивление, прахом пойдет все ее
величие. Пойду-ка я к Дарабу и открою ему, кто я. Когда он увидит меня и узнает,
я скажу отцу, чтобы тот отворил ворота крепости, и Дараб войдет в крепость, а мой
отец отдаст ему свое царство, как это сделал Локнад.
Херанкалис ответил:
— Это все пустые слова. Коли хочешь идти, ступай скорее, да только гляди,
узнает ли тебя Дараб или нет! А вдруг ты придешь, а он и думать забыл про тебя?
Ты тогда себя опозоришь. Ведь не зря мудрецы говорили, что с глаз долой — из
сердца вон.
— Как же мне тогда поступить, посоветуй, — говорит Тамрусия.
— Давай-ка переоденься в мужское платье да спрячь волосы под чалмой, — го-
ворит Херанкалис, — а я оденусь мобедом*, вот мы с тобой оба и пойдем к Дарабу
как мужчины. Ты скажешь, что ты — сын Фасталикона, прибывший в качестве
посла, а там поглядим, как дело пойдет. Если он тебя узнает — милое дело, а если
нет, ты все равно стой на своем: мол, корабли Дараба могут хоть сто лет в море
проторчать, а эту крепость им не одолеть. А когда ему надоест, он снимется с яко-
ря и уйдет, а ты останешься тут с отцом и с матерью.
— Дядюшка, — возразила Тамрусия, — да ведь я говорила ему, что у моего отца
нет сыновей, теперь сказать, что я сын царя, — значит солгать.
Херанкалис молвил:
— О дитя, много времени с той поры прошло, разве он помнит? Поднимайся и
пойдем, поглядим, что будет.
— Хорошо, — согласилась Тамрусия.
Тотчас надела она парчовый кафтан, обмотала голову тюрбаном, драгоценной
булавкой заколола, а два локона на висках наружу выпустила, на палец нанизала
два перстня да полотняный платок в руку взяла и сказала Херанкалису:
— Ты тоже оденься понаряднее.
Херанкалис облачился в платье мобеда, пальцы украсил перстнями, гладко
повязал голову, сверху надвинул башлык, как это принято у мобедов, на шею на-
дел ожерелье, натянул сапоги и заложил руки за спину, приготовившись идти. Но
Тамрусия сказала:
— Нам нужен какой-нибудь подарок, чтобы предстать пред ним, ведь не с пус-
тыми же руками идти!
У Херанкалиса было пять драгоценных каменьев, каждый из которых стоил
тридцать тысяч динаров, взял он их, и они пустились в путь. Когда они прибыли к
Дарабу, тот спросил хаджиба:
— Это что за люди?

Глава девятая. Дараб' - падишах островов 153
Хаджиб стал у них выведывать, они говорят: мол, мы послы от Фасталикона.
А Дараб сидел с Харентинусом, дожидался, когда та женщина объявится. Когда
хаджиб передал ему сказанное, он велел:
— Скажи, пусть войдут!
— Заходите! — пригласил хаджиб. Херанкалис вошел первым, а Тамрусия за ним.
Только взгляд Дараба упал на Тамрусию, как возникло в нем желание, всего его
скрутило, а они тем временем подошли и поклонились. Харентинус приблизился
к ним, взял их за руки и усадил на табуреты1, а Дараб все смотрел на Тамрусию,
глаз не мог оторвать. Тогда Харентинус обратился к ним:
— С чем прибыли?
Херанкалис молвил:
— Я — посол, а он — сын царя Фасталикона, царь послал нас, чтобы мы выясни-
ли, с какой целью изволил вступить сюда падишах Дараб?
Дараб услыхал эти слова, повернулся к Харентинусу и сказал:
— Отвечай ты!
Харентинус спросил:
— Как твое имя?
— Меня зовут Херанкалис, а сына шаха — Фейлука, — ответил Херанкалис.
— Так знайте, что перед вами — сын Ардашира из страны Иран. Он оказался на
этих островах, и все уже признали над собой его власть — кроме Фасталикона,
который не прислал ему дани. Тогда он осердился на этот остров и привел сюда
войско — очень сильно осерчал.
Херанкалис сказал:
— Мы сейчас к царю вернемся и все ему доложим, а он скажет, что думает по
поводу этих речей и вашего вступления на остров. А потом снова придем сюда и
все вам сообщим.
Харентинус говорит:
— Это как Дараб прикажет.
А Дараб все с Тамрусии глаз не сводит, как вдруг явился главный повар, уго-
щение принесли и стол накрыли. Херанкалис и Харентинус и Тамрусия с Дарабом
вчетвером за одним столом сидят, хлеб-соль едят. Дараб приказал продолжить пир
с вином. Тут музыканты, все красивые и безбородые, сладкоголосые и светлоли-
кие, привлекательные и красноречивые, подтянули хорошенько колки, и началось
веселье: принесли конические вазы из хрусталя да янтаря, а то и из яхонта, полные
сластей, раздались песни, полились рыдания барбата и стоны чанга, над пирующими
разнеслись возгласы «Будьте здоровы!», розоликие виночерпии стали разливать в
хрустальные чаши рубиновое вино, и отблески вина заиграли на их ланитах, так
что лица людей просветлели, а музыка достигла глади океана, и вот уж сто тысяч
тварей морских поднялись из глубины вод и столпились у поверхности, любуясь
празднеством, а Дараб все смотрел на Тамрусию и никак не хотел отвести от нее
глаз. Херанкалис же сидел в сторонке и наблюдал за Дарабом. На том день и кон-
чился.
Когда же наступила ночь, Дараб приказал, чтобы Херанкалиса и Тамрусию
отвели на ночлег и сказали, что, мол, завтра вас назад отошлем. Херанкалиса и
Тамрусию отвели в разные покои, а все гости с пира разошлись, остались только
Дараб и Харентинус. Дараб обратился к Харентинусу с такими словами:

154 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— О мудрец, ты давеча говорил, что придет-де ко мне женщина и ее руками
откроется эта крепость. Ведь она так и не пришла, что ты на это скажешь?
Харентинус говорит:
— Мое предсказание истинное, мои расчеты всегда сбываются.
— Ты завтра еще раз по солнцу проверь, поразмысли да погляди, что там аст-
ролябия показывает, — велел Дараб.
С тем они и спать легли, а когда наступил день, встали и отправились просьбы
и жалобы принимать. Херанкалис и Тамрусия тоже туда явились. Подошли они к
Дарабу, и Херанкалис выложил перед ним те пять драгоценных каменьев, которые
принес с собой. Дараб на них и внимания не обратил — он на Малкуте множество
драгоценностей повидал. Херанкалис поклонился Дарабу и попросил разрешения
вернуться в крепость. Дараб молвил:
— Подожди еще день, назавтра мы примем решение.
Херанкалис и Тамрусия сели на прежнее место, а Дараб обратился к Харенти-
нусу:
— О мудрец, а как же с тем делом, которое ты мне вчера обещал?
— Я готов, о государь, — ответил тот.
— Тогда принимайся за дело.
Харентинус поднялся, они оба отправились на гору, а Херанкалис и Тамрусия
тоже ушли, рассуждая между собой: «Что бы это значило? Что Дараб хочет узнать
при помощи астролябии?»
Херанкалис тоже направил астролябию на солнце, поверил ей свои сомнения и
вопросил, чего ищут Харентинус и Дараб. Затем он сказал:
— Харентинус прежде направлял астролябию на солнце и говорил, что придет
некая женщина, которая своими руками откроет пред ними крепость. Разумеется,
эта женщина — ты, ты пришла, но явилась в мужском обличье — вот это их и за-
трудняет. Теперь они вторично вышли на солнце, смотрят и ждут, что получится.
И Харентинус говорит, что эта женщина уже пришла, а Дараб возражает: мол, ты
лжешь, вот о чем они говорят. Сейчас они порешат, что завтра Дараб сядет с то-
бою на корабль, чтобы узнать, ты женщина или мужчина.
Тамрусия спросила:
— Если так оно и будет, что мне делать?
— Когда он тебя станет на корабль приглашать — ступай с ним. Когда он дотро-
нется до тебя, покажись ему и скажи: я, мол, Тамрусия. Тебе вреда не будет.
Похвалила его Тамрусия за ученость и сказала:
— О мудрец, если сбудется то, что ты говоришь, и он увезет меня в море, я при-
знаю, что нет на греческих островах человека мудрее тебя!
А Херанкалис молвил:
— Вот прямо сейчас явится за нами человек и пригласит нас. Они между со-
бой договорились, что Дараб завтра сядет с тобой на корабль и тебя испытает,
а Харентинус жизнью своей поручился: мол, если это мужчина, утопи меня в
море!
Так они побеседовали и вернулись к себе. И тотчас пришел за ними человек:
дескать, Дараб вас зовет.
— Вот видишь, Тамрусия! — говорит Херанкалис. — Ведь я тебе сказал, что сей
же час за нами пришлют.

Глава девятая. Дараб - падишах островов 155
— Что мы скажем им, когда придем? — спрашивает Тамрусия.
— О Тамрусия, Харентинус уж в оковах из-за тебя, ведь он свою голову проза-
кладывал. Вот придем, сама поглядишь.
Собрались они оба и отправились к Дарабу, поклонились ему как положено.
Дараб же взял Тамрусию за руку, усадил подле себя на троне. Тут Тамрусия уви-
дела, что Харентинус с оковами на ногах рядом сидит. Херанкалис при виде этих
цепей обратился к Дарабу и сказал:
— За что ты заковал этого благородного мужа?
— Он неподобающие речи говорил, — ответил Дараб.
Херанкалис больше доискиваться не стал, потому что он знал, в чем дело. А
Дараб молвил:
— Что-то мне грустно, хочу немного по морю покататься, чтобы тоску развеять.
Я вас затем и позвал, чтобы вы со мной на корабль взошли, выпьем на море вина,
развлечемся немного и тот же час воротимся. Как вы на это смотрите?
Херанкалис говорит:
— Падишах мудро изволил решить.
Тотчас приказали корабль подогнать, привели невольниц и певиц, барабанщи-
ков и затейников, принесли вина. Дараб встал, взял Тамрусию за руку и обратил-
ся к Херанкалису:
— О мобед, пойдем с нами!
Херанкалис поклонился низко и говорит:
— Вы поезжайте, а я тут останусь.
Дараб не стал его принуждать и молвил:
— Тогда побудь с Харентинусом, мы скоро вернемся.
С этими словами он вместе с Тамрусией и еще четырьмя невольницами отплыл
в море. А Херанкалис и Харентинус сидели вдвоем за вином, пребывая в полной
уверенности: один был уверен в себе, а другой в Тамрусии. Повернулся Херанка-
лис к Харентинусу и спросил:
— О мудрец, за что тебя заковали в цепи?
— Эти цепи на мне до той поры, пока Дараб не вернется, — ответил тот.
Херанкалис сказал:
— О мудрец, значит, ты говоришь, что эти цепи снимут, когда Дараб с моря
вернется, когда поручительство твое кончится и предсказание оправдается?
— А в чем я поручился? — спросил Харентинус.
— Твое ручательство в том состояло, что ты предсказал: явится к Дарабу жен-
щина и ее руками будет открыта сия крепость. Ты в этом был прав, это женщина,
но человеку не дано проникнуть в мир тайного и сокрытого, ибо только Господь,
пресветлый и всемогущий, ведает все тайны. Со мной прибыла сюда женщина, и
Дараб сейчас повез ее, чтобы удостовериться, женщина это или мужчина, а тебя
оставил здесь в оковах.
Харентинус спросил:
— Коли ты знал, зачем он ее увез, что же ты молчал-то?
— Эта женщина долгое время Дараба разыскивала, — отвечал Херанкалис, —
ведь это дочь Фасталикона, жена Гантареша из Омана.
— Так это Тамрусия! — воскликнул Харентинус. — Шах Дараб однажды ее по-
минал и очень печалился, что не знает, куда она подевалась.

156 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Да, это она, — подтвердил Херанкалис.
— Значит, я освобожусь от этих оков, а крепость эту возьмут без боя, люди не
пострадают, а мое предсказание сбудется! — возрадовался Харентинус. — Давай же
теперь с легким сердцем выпьем вина, а они сейчас вернутся.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей этой исто-
рии, рассказывает так. Когда Дараб с Тамрусией и четырьмя невольницами взо-
шел на корабль, они повернули в море и скрылись из глаз. Сказал Дараб кора-
бельщику:
— Поворачивай корабль и причаливай к берегу где-нибудь, а потом я тебе ска-
жу, что дальше делать.
Корабельщик повернул ладью и подвел ее к берегу, а Дараб взял Тамрусию за
руку и свел ее на сушу. Тамрусия говорит:
— О царь, куда ты меня ведешь?
— Есть у меня к тебе дело, — отвечает Дараб.
Ну, Тамрусия больше ничего говорить не стала, так как она уверилась в том, что
будет. Прошли они немножко, тут Дараб одной рукой за руки ее схватил, а дру-
гой сверху донизу всю ощупал. Тамрусия говорит:
— Что это ты делаешь?..
— Видишь, где мы есть? Знаешь, кто перед тобой?! — сурово воскликнул Дараб. —
Я Харентинуса в цепи заковал за то, что он предсказал мне, будто явится ко мне
женщина и ее рукой откроется эта крепость. А тут вы прибыли, и ты мне говоришь,
что ты-де сын Фасталикона, а старец — его вазир! Харентинус говорил, что придет
женщина, и у Фасталикона была дочь по имени Тамрусия, жена Гантареша, она
была моей возлюбленной. Мы приехали с ней из Омана, но на одном из островов
она исчезла вместе с человеком, которого звали Мехрасб, и с тех пор о ней нет ни
слуху ни духу. Так вот, Тамрусия мне говорила, что нет у Фасталикона сыновей, а
ты говоришь, что ты сын Фасталикона! Отвечай, не лги: ты мужчина или женщи-
на? А не скажешь правды — лишу тебя жизни и Харентинуса тоже в море утоплю,
чтобы другой раз небылиц не придумывал.
Тамрусия молвила:
— Он тебе правду сказал, отпусти, и я тебе объясню, кто я есть.
Выпустил Дараб ее руки и приказал:
— Говори!
Сорвала Тамрусия тюрбан с головы, волосы ее распустились, упали до самых
колен, а она сказала:
— Я — Тамрусия, та, что вместе с тобой была к смерти приговорена.
Поглядел на нее Дараб и узнал. Тут он вскричал, замолчал, на землю повалил-
ся и мигом чувств лишился. Присела Тамрусия, приподняла его голову, положила
к себе на колени и не могла от него взора отвести, пока не встало солнце в зенит.
Наконец Дараб пришел в себя, сел и обратился к Тамрусии:
— Так расскажи мне, где же ты пропадала и где Мехрасб?
Тамрусия молвила:
— С тех пор как я с тобой рассталась, случилось вот что и вот что. — И поведа-
ла ему обо всех невзгодах, довела свой рассказ до того, как Занаклиса бросила ее
в воду, рассказала, как они снова встретились, как та бежала.
Дараб сказал:

Глава девятая. Дараб - падишах островов 157
— Великие беды на тебя обрушились, но ныне все они остались позади. Радуй-
ся, теперь все будет хорошо, теперь ты достигла цели! А что же случилось с Мех-
расбом, где он?
Ведь Дараб не знал, что он сам заточил Мехрасба в Малкуте... Потом он ска-
зал:
— Ну, давай возвращаться.
Тамрусия встала, хотела повязать на голову свой тюрбан, но Дараб остановил
ее:
— Не надо! Оставайся так, садись на корабль — ведь там только невольницы, а
ты их госпожа.
Поднялся Дараб, никакой вольности себе не позволил — из уважения к ней и в
благодарность судьбе, — и оба они взошли на корабль. Когда появилась там Там-
русия — с непокрытой головой, рука об руку с Дарабом, — все невольницы вскочи-
ли, подошли, чтобы Дарабу земной поклон отдать, да так и остолбенели: как это
Дараб покинул корабль вместе с мужчиной, а вернулся с женщиной? А Дараб,
взойдя на корабль, усадил простоволосую Тамрусию подле себя, вручил ей чашу с
вином, сам же встал, обратил взоры к небесам и молвил:
— Превыше всего и милосерднее всех Господь, великий и славный, который
вызволяет раба своего из беды и приносит ему успокоение! Только Он может со-
вершить такое, и я, грешный, только Его одного и признаю и никогда не перестану
благодарить Его. Мне это было не под силу, а вот Господь, великий и славный, через
столько лет доставил ко мне Тамрусию! И теперь, пресветлый Боже, ниспошли мне
силы, ибо Ты Бог, а мы — рабы твои. Ты создатель всего сущего, Ты чист и свобо-
ден от изъянов.
После этих слов он простерся ниц и возблагодарил Господа, великого и славного,
а потом повернулся к невольницам и сказал:
— Это ваша государыня, делайте все, что она вам прикажет.
Те четыре невольницы встали, подошли к Тамрусии, поклонились ей земным
поклоном и остались стоять. Дараб же обратился к Тамрусии и произнес:
— Вот что я тебе скажу, а Господь мой свидетель: я, Дараб, принадлежу тебе, а
ты — мне, и оба мы с тобой — рабы Божьи, рабы Господа, великого и славного,
который привел нас друг к другу.
Тамрусия поблагодарила его, и до самого заката солнца Дараб на глади вод вино
пил, а потом приказал поворачивать корабль и возвращаться в лагерь. Когда ко-
рабль пристал к берегу, Дараб взял Тамрусию за руку и повел ее в свой шатер. А
Харентинус и Херанкалис все еще там сидели, винцо попивали. Поглядел Дараб
на Харентинуса и молвил:
— Ты свое обещание исполнил!
— Благодарение Богу, что он доставил к тебе Тамрусию, о которой ты мне рас-
сказывал, — отвечал Харентинус.
— Какую Тамрусию? — спрашивает Дараб.
— Ту, которую ты сегодня нашел, — ты же ее на другой остров увез и убедился,
что это она.
— А ты откуда знаешь, что это Тамрусия? — удивился Дараб.
— О государь, да ведь все, о чем мы говорили, Херанкалис, так же как и мы,
через астролябию узнал и потом все мне открыл.

158 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Дараб поблагодарил Херанкалиса и сказал:
— О мобед, пресветлый Господь послал нам тебя, дабы явить свою милость!
Херанкалис в ответ поклонился. Дараб приказал расковать Харентинуса, ода-
рил его халатом и обласкал. И весь тот вечер они пили вино и никого больше к себе
не допускали. Когда наступила полночь, Дараб обратился к Херанкалису с таки-
ми словами:
— О мобед, ты заботишься о Тамрусии, так не сочтешь ли ты правильным от-
пустить ее нынче ночью ко мне?
Херанкалис отвечал:
— Разумеется, владыка, ведь такова твоя воля, да вы ведь с нею уже столько
вместе прожили, пусть идет к тебе, что нам возражать?
Дараб возразил:
— Мы жили вместе, когда испытывали невзгоды, а кроме того, я тогда еще мира
не познал, а теперь я все на свете знаю. Взоры мои обращаются к ней, и сердце мое
желает ее. Отдайте ее мне!
Тогда заговорила Тамрусия:
— О государь, тебе следует подождать, пока я отправлюсь к отцу с матерью,
повидаюсь с ними, а потом открою тебе путь в крепость. Тогда родители отдадут
меня тебе в жены, чтобы люди не болтали зря, мол, Тамрусия сама Дарабу силком
навязалась — ведь средь людей есть друзья, а есть и враги, незачем нам перед то-
бой краснеть.
— Нет на то моего терпения! — говорит Дараб. — Ладно, пусть эта крепость у
твоего отца остается.
— А про предсказание Харентинуса ты забыл? — отвечает ему Тамрусия. — Он
ведь сказал, что эту крепость откроет тебе женщина, я и есть та самая женщина.
— Ну, воля твоя! — сказал Дараб.
Этой ночью никто из них не спал, до утра они вино пили. А когда наступил день
и солнечное сияние озарило землю, ворота крепости открылись и оттуда выехал
посол — брат Фасталикона по имени Шалшилун. С ним ехали пятьдесят благород-
ных мужей, все — великаны, пальмы финиковой выше, все мудрецы, благочести-
вые и проницательные, и везли они с собой слона, выточенного из дерева алоэ,
превосходящего величиной живого слона. В каждой ступне у него были вставлены
колесики, так что можно было подумать, будто он сам идет. А на спине у него
возвышался паланкин из чистого золота высотою в пять гязов в виде бычьей голо-
вы, глаза которой были сплошь выложены бирюзой и алмазами, а весь паланкин
был усыпан другими драгоценными каменьями и жемчугами. Посреди паланкина
стоял трон, над ним был царский венец подвешен2, а по бокам стояли две высоко-
горлые вазы, каждая с коралловыми ветвями высотой гязов в пять, словно дерево
целое, а каждая жемчужина была крупнее голубиного яйца. И еще они несли зо-
лотой тахт на десять человек, вели двадцать мулов со сбруей, а за Шалшилуном
шли десять рабов. Дарабу сообщили, что от Фасталикона прибыло посольство, и
он велел принять их. Тотчас послов приняли, а Дараб сидел и пил вино. Пока ха-
джибы послов встречали да с почетом вели, Дараб с Харентинусом, Херанкалисом
и Тамрусией сидели и обсуждали, как лучше поступить. Дараб спросил:
— Каким же образом мы возьмем эту крепость?
— Сделай все так, как я скажу, и крепость будет твоя, — говорит Тамрусия.

Глава девятая. Дараб - падишах островов 159
— Ну, говори.
— Этот посол — мой дядя, — объяснила Тамрусия. — Но он меня не узнаёт, так
как мы давно не видались. Надо поступить вот как. Завтра переодень меня в муж-
ское платье и, поскольку ты царь Дараб, вели поставить меня за твоей спиной как
телохранителя. Дядя войдет, увидит меня за тобой и решит, что я — телохранитель.
А после того пошли меня в крепость вместе с Херанкалисом, я отправлюсь туда и
устрою, чтобы крепость сдали тебе.
Дараб сказал:
— О Тамрусия, берегись, чтобы они тебя не узнали!
— Не узнают, — ответила Тамрусия.
— А может, ты под этим предлогом уйдешь к родителям и не вернешься? —
спрашивает Дараб.
— Никогда этого не будет! — говорит она. — Кабы я этого хотела, зачем бы мне
к тебе приходить?
— Ну, ладно, — согласился Дараб.
Та ночь прошла, Дараб воссел на трон, а Тамрусия позади него встала — в пар-
човый кафтан облачилась, на голову шапку надвинула, меч к перевязи прицепи-
ла. А Херанкалис сел в кресло, и Харентинус тоже. Пригласили Шалшилуна. Тот
приблизился к трону и тут увидел Херанкалиса, который год состоял в его свите,
а на другой год уехал. Подошел Шалшилун, на четыре стороны поклонился, поло-
жил перед Дарабом письмо, а сам во все глаза на Херанкалиса уставился: мол,
откуда он здесь взялся?
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Шалшилун подал Дарабу письмо, в начале которого стояло «Во имя Алла-
ха, открывающего истину!», а дальше было написано так: «Ты, что зовешься Дара-
бом, пришел на этот остров и возомнил, что он подобен прочим, а мы такие же
людишки, как те, с которыми ты воевал. Выбрось из сердца мечту победить, ибо
она неосуществима. В нашей крепости сто тысяч вооруженных бойцов, и, будь у
тебя в запасе хоть сто лет жизни, чтобы здесь стоять, ничего, кроме наружных стен
крепости, тебе не видать. Возьми эти ничтожные безделицы, которые мы тебе
посылаем, и ступай откуда пришел. А не то я выведу войско из крепости и утоплю
тебя вместе с дружиной твоей в море. И привет».
Когда Дараб выслушал это, он засмеялся и, смело поглядев на Шалшилуна,
спросил:
— А ты кем Фасталикону приходишься?
— Я его брат, — отвечал тот.
— Фасталикон великую ошибку допустил насчет меня! — молвил Дараб. — Я эту
крепость возьму, а с ним такое сделаю, что всем на свете уроком будет.
И сказал он это искренне, без притворства. А Шалшилун возразил:
— О Дараб, да если бы ты даже превратился в Кейхосрова, который в былые
времена приходил сюда, то и тогда тебе не взять эту крепость! А ведь у Кейхос-
рова было пятьдесят тысяч богатырей, однако же он не покушался на эту твер-
дыню — что же ты понапрасну хвалишься? Забирай то, что я привез, и уходи
прочь.
Услышав такие слова, Дараб рассердился, приказал надеть на Шалшилуна
оковы, а всех его сотоварищей схватить и сказал:

160 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Издавна так повелось, чтоб послам обид не чинить, — кабы не это, я бы тебя
приказал тотчас в море бросить! А теперь посиди-ка ты в цепях, а я погляжу, как
Фасталикон тебя отсюда вызволять будет.
На том царский прием и закончился, Дараб со своими советниками удалился.
Тамрусия спросила его:
— Ты почему моего дядю в оковы посадил?
— Во-первых, потому, что он язык распустил, — говорит Дараб, — а во-вторых,
потому, что собираюсь тебя послом отправить. Ты прибудешь к царю, он на тебя
цепи наденет и в темницу посадит, тогда ты ему откроешься, скажешь, кто ты, и
будет твоим родителям двойная радость: и дитя свое они вновь увидят, и мир на-
ступит. Ну и опять же, раз брат царя будет у Дараба, он будет за речами своими
следить, не станет говорить чего не подобает.
Тут все сказали: это, мол, хорошо. День они обождали, а на другой день напи-
сали письмо, полное угроз и предостережений, советов и наставлений, потом при-
несли всякой нарядной одежды, облачили в нее Тамрусию, и она отправилась вместе
с Харентинусом и пятьюдесятью воинами из дружины Дараба. Подъехали они к
крепостным воротам и подали голос: мол, отворяйте, мы с посольством прибыли.
Известили о том Фасталикона, и он приказал:
— Скорей ступайте, ворота открывайте — мы тоже его посла заберем и в оковы
посадим!
Его приближенные тотчас пошли, двери крепости открыли и впустили послов:
и пятьдесят воинов, и Тамрусию, и Харентинуса. Едва ступили они за порог, как
очутились между двух рядов воинов: те были в полном вооружении, все рослые,
словно деревья высокие, в руках у всех щиты из рыбьей кожи, а на плечах — па-
лицы из рыбьего зуба; тысяч пятьдесят народу там стояло. Когда Тамрусия и ее
пятьдесят воинов вошли, защитники крепости все разом завопили и стали потря-
сать перед ними оружием, так продолжалось все время, пока они следовали во
дворец Фасталикона. Их долго продержали во дворе — царь их не принял, и на
другой день так же получилось. Вот таким образом их десять раз приводили и ни
с чем назад заворачивали, пока наконец на одиннадцатый день было приказано
принять их, ввести в тронный зал. Два человека держали под руки Харентинуса,
а двое других подошли, чтобы так же вести Тамрусию. Но Тамрусия не позволи-
ла, чтобы кто-то хватал ее за руки, — это было бы неприлично. Харентинус, войдя
в зал, поклонился на две стороны и встал почтительно перед тахтом Фасталико-
на, руки на груди сложил. Тамрусия же поклонилась, а потом повернулась, влез-
ла на тахт и уселась подле отца, ну а остальные, кто с ними был, остались стоять
на месте.
Поглядел Харентинус и увидел пред собой величавого старца: высокого, широ-
когрудого, крепкого телосложения, румяного лицом, седобородого, глаза у него
черные, ресницы длинные, а брови седые, над глазами нависшие; лоб у старца был
гладкий, а усы крученые и такие длинные, что за уши заложены были. Одет он был
в черную джуббу*, голову его венчал шахский венец, и он занимал своей особой
весь царский трон, но Тамрусия все-таки пристроилась с краю.
Фасталикон краем глаза поглядел на Тамрусию и подумал: «Что за глупый
мальчишка! Приперся и так дерзко уселся рядом со мной — да кто он есть?» А все
сановники Хатареша были поражены поступком Тамрусии, не могли понять, зачем

Глава девятая. Дараб' - падишах островов 161
она пришла, как осмелилась подняться на царский трон. Когда все послы заняли
свои места, Фасталикон обратился к Харентинусу:
— С каким посланием ты прибыл и чего просишь?
Поклонился Харентинус, достал письмо, поцеловал его и положил на краешек
трона. Фасталикон сказал одному из хаджибов:
— Подай мне письмо, погляжу...
Хаджиб подал ему письмо. А поблизости был один мобед, по имени Абгархуд,
ему-то Фасталикон и передал письмо, чтобы он прочел. Написано там было вот что:
«Во имя Аллаха, Владыки постоянного, щедрого, величавого, который был всегда
и пребудет вечно, живого и сущего, с которым не сравнится никто, который все
видит и все слышит!3
И далее: это письмо от Дараба, сына Ардашира, сына Эсфандияра, сына Гош-
таспа, сына Лохраспа, сына Кейкобада, внука Афридуна, сына Эшка, сына Хушан-
га*, к тебе, Фасталикону. Явился ко мне человек по имени Шалшилун и сказал, что
он-де брат Фасталикона, стал он пред нами язык распускать и нанес нам обиду. Ради
тебя мы его не наказали, но заточили, дабы другим урок был: перед царями язык
надо придерживать. Посылаю к тебе своего вазира и хаджиба, чтобы ты передал
через них, чего ты желаешь, а они сообщили бы мне. А еще ты говорил: мол, со-
бирайся и уходи. Не для того я сюда прибыл, чтобы ни с чем уйти, я пришел, что-
бы покорить Хатареш, а всех женщин и мужчин отсюда силой увезти на Малкут —
и тебя, и семейство твое, и всю знать, всех до единого. Если ты смиришься и вый-
дешь из крепости, тебя никто не тронет. Давай-ка выходи, повидаемся друг с дру-
гом, да захвати с собой дань-подать, тогда, может быть, мы и уйдем. А коли нет —
выводи свое войско, давай сразимся, а то всех в плен заберу! Теперь выбирай, что
из этого всего тебе больше подходит, — так и поступай».
Когда Абгархуд дочитал письмо, царь Фасталикон оборотился к Харентинусу
и сказал:
— А это кто с таким нахальством ко мне на трон забрался?
— Хаджиб двора Дараба, — отвечал Харентинус.
— Не пойму, кто из вас глупее — падишах, хаджиб или ты, советник?
— А что мы такого глупого сделали, скажи, шах? — спросил Харентинус.
Фасталикон отвечал:
— Ну, начать с глупости Дараба, который говорит мне: мол, пришли дань-подать,
приходи мне поклониться или выводи войско сразиться, а не то всех вас в плен
возьмем. Он не понимает, что этой крепости ему не одолеть, если даже он соберет
войско со всей земли! А он еще предлагает мне, чтобы я шел к нему на поклон! Я
полагаю, он не могущественнее Кейхосрова, а тот, когда здесь проходил, не гово-
рил мне: выходи-де, поклонись. И еще утверждает, что сын Ардашира, падишах
страны Иран, — а ведь нам известно, что у Ардашира не было детей, кроме доче-
ри его Хомай, и царство Иран принадлежит ей. И неужели вы даже того не сооб-
разили, что, раз вы заковали в цепи моего брата, я вас тоже в оковы заключу? Уж
не знаю, за какую такую премудрость Дарабу падишахская власть досталась, ведь
дурее, чем он, и быть невозможно!
Харентинус сказал:
— Владыка, ты Дараба дураком не зови, он потомок Хушанга, четвертого царя
земли! Если бы не надо было нас посылать, он бы не послал.
О Дараб-наме

162 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Да коли он так поступил, его никто умным и разумным не назовет: брата моего
заковал, а вас сюда послал. Если ты, мудрец, считаешь это правильным, то, значит,
никакой ты не мудрец.
— Нет, я мудрец и советник царя, — возразил Харентинус, — и это все сделано
по моему разумению и наущению.
— А этого мальчишку тоже ты научил, чтобы он на мой трон забрался?!
— Да, я.
— Тогда тебя надо называть не мудрецом, а невеждой, и теперь ты получишь по
заслугам, — сказал Фасталикон и повелел в тот же час заковать в цепи Харентинуса
и Тамрусию, посадить их в колодец, а выход из колодца тяжелым камнем завалить.
Отдал Фасталикон такой приказ, встал, вышел из тронного зала и закручинил-
ся — ведь брат его пребывал в оковах, и он из-за этого очень огорчался. Он велел
позвать Абгархуда, который был весьма ученым человеком, из числа учеников
Эфлатуна, и молвил ему:
— О мудрец, у меня тяжело на сердце из-за того, что Дараб держит в оковах
моего брата. Надо бы мне сесть на корабль да отправиться в паломничество к храму
Сатабкалис, успокоить душу и той же ночью воротиться.
Этот храм был священным местом паломничества для жителей Хатареша, а
расположен он был посреди моря, фарсангах в двух от острова. Абгархуд сказал:
— О государь, это дело хорошее, но только надо, чтобы никто не узнал о твоем
отъезде, а то, не дай Бог, Дараб проведает, выйдет в море, дорогу тебе преградит
и в плен заберет.
— А мы ночью отправимся и той же ночью обратно вернемся, — говорит Фаста-
ликон.
Они оба собрались, так что никто их не видел, сели в ладью с двумя лодочни-
ками и направились к храму. Приплыли они туда, причалили ко входу в храм, и
Фасталикон с Абгархудом вошли внутрь. Они зажгли свечу, которую привезли с
собой. А в том храме находилось изваяние из гранита, идол, которому издавна
поклонялись тамошние жители, он там уже пять тысяч лет стоял. Всякий обитатель
Хатареша, у которого была какая-нибудь нужда или забота, шел к этому идолу и
поверял ему свое горе, спрашивал у него совета. Этот идол сообщал известия о
пропавших и вообще отвечал обо всем, о чем его спрашивали.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Подошли Фасталикон и Абгархуд к идолу и стали его спрашивать: скажи,
мол, завладеет Дараб крепостью или нет? И тут раздался голос:
— Вставай и беги, ибо Дараб сел на корабль и плывет сюда, чтобы тебя захва-
тить, вот он уже в храм входит вместе со своим мудрецом!
Пока идол вещал это, Дараб с Херанкалисом прибыли к дверям капища. Херан-
калис еще раньше рассказал Дарабу, что здесь посреди моря есть такой храм под
названием Сатабкалис, а в храме — изваяние, у которого что ни спросишь — полу-
чаешь ответ, вот какие чудеса. Мол, в былые времена Кейхосров приходил сюда и
вопрошал этого идола, сможет ли он взять верх над Афрасиябом*, и идол дал ответ,
что сможет.
— И теперь тебе, Дараб, стоило бы поехать туда со мной и двумя лодочниками
и спросить того истукана, что дальше случится, — закончил Херанкалис свой рас-
сказ.

Глава девятая. Дараб - падишах островов 163
Дарабу страсть как захотелось туда съездить. И вот ночью, тайком ото всех,
оказались там оба падишаха, которые боялись друг друга. И такова была воля
Господа, великого и славного, чтобы Фасталикон прибыл туда раньше и уже пре-
бывал в храме, когда Дараб только входил в него. Да будет известно людям всей
земли, что никому не дано избежать своей судьбы, и свершился все по воле Про-
видения, и постигнет каждого человека то, что повелел в предвечности Господь,
великий и славный, который не отвечает на вопросы «зачем» и «почему», Господь,
всемогущий и всесильный, который вершит то, что Ему подобает.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет следующее. Когда тот идол сказал Фасталикону: «Вставай, Дараб уж пришел!» —
царь в страхе вскочил, собираясь бежать. Только он добрался до дверей храма, как
подоспели Дараб с Херанкалисом. Они не знали, что Фасталикон был в храме, но
Фасталикон при свете своей свечи разглядел в лодке Дараба. Повернулся он и задул
свечу, надеясь, что Дараб его не заметит, войдет внутрь, а сам он тем временем
выберется наружу. Но по воле великого Господа, когда Дараб подплыл к дверям
храма, он заметил другую лодку и спросил корабельщика:
— Кто ты такой, и кто там в храме?
Лодочник подумал, что они тоже из Хатареша, и ответил:
— Там Фасталикон.
Услыхал Фасталикон слова лодочника, поворотил назад, затаился и тихонько
спросил Абгархуда:
— Что же делать, ведь это Дараб!
— О государь, будь что будет, — отвечал Абгархуд, — что теперь поделаешь?
Постарайся спасти свою жизнь, не дай Бог нам попасть в руки Дараба!
Фасталикон сказал:
— У меня за голенищем кинжал припрятан, вот теперь-то он и пригодится.
— Кинжал и у меня есть, — ответил Абгархуд. Вытащили они кинжалы и стали
в сторонке настороже, чтобы, как только Дараб войдет, поразить его. А Дараб,
услышав ответ лодочника, повернулся к Херанкалису и спросил:
— Пойдем в темноте или нет? Ведь только что в храме светло было, а теперь
темно...
Херанкалис ответил:
— О государь, нам надо подождать, пока день наступит. Тогда мы с тобой вой-
дем в храм, ты скажешь, кто ты, мы заберем его, посадим в лодку и отвезем в свой
лагерь, а Тамрусии передадим, чтобы она открыла ворота крепости, — тогда ты
вместе с Фасталиконом вступишь в крепость, и все дела решатся по вашему жела-
нию.
— Ладно, — согласился Дараб.
И они остались возле храма ждать, пока настанет день.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Значит, Фасталикон с Абгархудом затаились в засаде, дабы поразить Да-
раба, однако тут по могущественному велению Господа, великого и славного, на-
пал на Абгархуда сон. Абгархуд погрузился в дремоту, и приснилось ему, будто
Дараб хватает его и тащит за собой, чтобы убить. Очнулся Абгархуд от сна, мах-
нул кинжалом неведомо куда, да и попал Фасталикону в бок. Охнул Фасталикон
и дух испустил. Абгархуд посчитал, что расправился с Дарабом, а того не знал, что

/ 64 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Лрдашира
убил он царя Фасталикона. Когда настал день, Дараб и Херанкалис вошли в храм
и увидели, что Фасталикон мертвый лежит, а Абгархуд встал, Херанкалиса узнал
и сказал:
— О мудрец, что ты здесь делаешь?
— Я вместе с Дарабом на Хатареш прибыл, — говорит Херанкалис, — а вчера мы
с ним отправились в это святое место. Вы были внутри храма, а мы остались у
дверей, думали, вы скоро выйдете. А теперь видим, что Фасталикон мертв. Кто же
его убил?
Тут Абгархуд понял, что это он загубил Фасталикона вместо Дараба. Застыл он
на месте, слова не может вымолвить, а потом сказал:
— Я не знаю, уснул я... — а сам испугался: а вдруг они у того идола спросят и он
откроет им, кто убийца? Плохи тогда его дела!
А Дараб с Херанкалисом оставили Абгархуда при входе, сами подошли к изва-
янию, почтительно преклонили колени и спросили:
— Кто убил Фасталикона?
Идол подал голос и произнес:
— Его убил Абгархуд, которому приснился сон, будто его вяжут. От страха он
некстати взмахнул ножом, думая, что разит Дараба, и убил Фасталикона.
Когда Херанкалис услыхал это, он тотчас вскочил и поспешил ловить Абгархуда,
чтобы отомстить ему, но Абгархуд убежал. Дараб же очень опечалился из-за убий-
ства Фасталикона, заплакал он и молвил:
— О горе! Как хотелось Тамрусии приехать сюда и повидать отца с матерью,
хотелось, чтобы мы с нею оба жили вместе с ее родителями... А оказывается, воля
Господа, великого и славного, такова была, чтобы сей падишах был сражен, не
увидев дочери своей. Да, Господня воля — закон, все будет так, как Он пожелает.
И Дараб снова подошел к тому идолу и, о чем он его ни спрашивал, на все по-
лучал ответ. Затем он поднялся, сел в лодку и повернул к острову. Он хотел увез-
ти с собой в лагерь и тело Фасталикона, но каменный истукан изрек:
— Опусти его в воду, а если не опустишь — сам утонешь! Уже сто лет возле хра-
ма сидит тварь морская и дожидается своего часа, чтобы пожрать Фасталикона, —
Всевышний Бог предназначил его на прокорм этой твари.
Услышав это, Дараб поднялся, постоял, а потом вынес Фасталикона из капища
наружу и бросил в море. Не успело еще тело его скрыться под водой, как морское
чудище высунулось, схватило его и повлекло на дно морское, а Дараб возвратил-
ся в свой лагерь.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Дараб вернулся на остров, он никому ничего не сказал о том, что с
ними приключилось, пошел, сел на трон, подозвал к себе Херанкалиса и молвил
ему:
— О мудрец, видишь, какова была воля Господа, великого и славного, и что
произошло?
— Все от воли Господней, и все в его власти, — отвечал Херанкалис, — нам оста-
ется лишь смотреть и повиноваться велениям Господа, великого и славного, скло-
нять пред ними главу, покоряться и подчиняться.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Абгархуд, убежав из храма, приплыл на Хатареш. Перед ним отворили

Глава девятая. Дараб' - падишах островов 165
крепостные ворота, он вошел и стал бить себя в грудь, рвать на себе одежду, посы-
пать голову прахом и вопить. Так он дошел до дворца, ударил челом о подножие
трона и воскликнул:
— Горе падишаху Хатареша, понапрасну погибшему от руки Дараба!..
Услыхали жители Хатареша, окружили Абгархуда, стали спрашивать:
— Что это ты говоришь?! Кто убил Фасталикона?
— Дараб! — отвечал тот.
Сообщили о том матери Тамрусии. Она зарыдала, а затем позвала Абгархуда
и приказала всем выйти, а сама спросила Абгархуда:
— Откуда тебе известно, что Дараб убил Фасталикона?
Абгархуд ответил:
— Мы вдвоем с ним отправились к храму морскому, чтобы спросить у идола, что
будет, и тот нам ответил: мол, вставайте и уходите — Дараб идет! Мы повернулись,
чтобы воротиться домой, но у входа в храм Дараб настиг нас, схватил Фасталико-
на и бросил в море. А я убежал и прибыл сюда.
Антушия — так звали мать Тамрусии — при этих словах принялась причитать,
голову прахом посыпать и четыре дня не могла успокоиться. А на пятый день
Антушия вышла из своих покоев и воссела на трон. Она обратилась к военачаль-
никам и промолвила:
— О благородные мужи, что вы скажете? Как рассудите теперь, когда Фастали-
кон уехал и был внезапно убит Дарабом, когда брат Фасталикона Шалшилун в
руках Дараба, когда войско Дараба прямо к крепости подступило, а я оказалась в
одиночестве? Отдать ли крепость Дарабу, сделать его падишахом или сражаться
с ним? Говорите, а то я осталась одна на всем белом свете: был у меня брат Херан-
калис, да я послала его искать мою дочку, привезти ее сюда из Омана, говорят, что
она пропала, а мужа ее Гантареша убили...
Абгархуд, боясь как бы не узнали, что это он убил Фасталикона — ведь тогда его
схватят и казнят, — сказал себе: «Надо бы как-нибудь устроить, чтобы шахский трон
мне достался — тогда вся эта история не откроется, а я не погибну». А вслух он
произнес:
— Антушия, мы назначим на завтра во дворце большой сход, весь народ собе-
рем, поглядим, как лучше поступить.
Выслушала Антушия эти слова и вернулась в свои покои. Легла она спать, и
ночью ей приснился удивительный сон, а в снах вообще являет свое могущество Бог,
великий и славный, дабы сведущий человек взирал и истину постигал.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Антушии приснилось, будто держит она в руках цветочный росток и сажает
его в землю возле водоема. И едва этот росток коснулся земли, тотчас он зазеле-
нел, выросли на нем листочки, и в один миг расцвел он цветами алыми, жаркими,
словно огоньки. Нарвала Антушия тех цветов, связала букет и пошла с букетом в
руках, а навстречу ей, откуда ни возьмись, идет Фасталикон. Антушия подошла к
нему, цветы протянула и говорит: «О шах, понюхай-ка, таких цветов еще никто не
видывал: я только что росток в землю посадила, а он уж расцвел — и я столько
цветов нарвала». Взял Фасталикон букет, понюхал да и бросил в колодец, который
рядом был. «О шах, ты зачем это сделал? — спрашивает Антушия. — Мне Бог по-
слал такой букет для тебя, а ты его ни с того ни с сего выбросил!» А Фасталикон

166 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
ей отвечает: «Не мне Господь, великий и славный, этот букет послал, ступай возь-
ми его и нюхай, а я ухожу. Да скажи Абгархуду, что я его в этом саду поджидаю».
Тут Антушия ото сна очнулась, подскочила и заголосила. Тут же прибежали ее
невольницы, но Антушия никому своего сновидения не открыла и молчала, пока
день не разлучился с ночью. Она послала человека за Абгархудом, ведь он был
придворный мудрец, и приказала остальным удалиться. Антушия укрылась за за-
навесом4 и начала так:
— О мудрец, при мне нет никого из мужчин, кроме тебя, а Фасталикон тобой
дорожил. Фасталикон скончался, в память о нем я хочу во всем поступать по тво-
ему совету.
Абгархуд поклонился и сказал:
— Что изволишь приказать?
— Приснился мне сон, — продолжала Антушия, — будто держу я в руке сухую
ветку, опустила я ее в землю — и она тотчас зазеленела и покрылась алыми цвета-
ми. Я собрала из них букет и подала Фасталикону, а он взял тот букет да и бросил
в колодец! «Почему ты не стал его нюхать?» — спросила я. А он мне в ответ: «Вы-
тащи его оттуда и нюхай!» — и прочь пошел, а еще сказал: «Передай Абгархуду,
чтобы скорей приходил, я его тут дожидаюсь». Растолкуй-ка мне этот сон!
Абгархуд про себя сказал: «Я сейчас все толкование сна переиначу, чтобы она
от меня отвязалась», а вслух произнес:
— О государыня, эта охапка цветов, которая тебе привиделась, — страна, кото-
рой вы с Фасталиконом столько времени владеете, не разоряя ее, — вот он и бро-
сил охапку цветов в колодец. А когда он говорил, чтобы я следовал за ним, это
означало, что он хотел бы видеть меня на корабле в свой смертный час — меня ведь
там не было.
И еще он сказал Антушии:
— О государыня, коли ты хочешь, чтобы трон этой страны за тобой остался, убей
тех двух послов, которых Фасталикон посадил под замок, так как от них исходят
притязания на власть. Коли ты их казнишь, власть закрепится за тобой. К тому же
я вчера видел сон, из которого ясно, что здесь, в крепости, замышляют дурное,
чтобы тебя низложить, крепостные ворота отворить и Дар аба впустить, а Шалши-
луна погубить.
Выслушала Антушия все это, поглядела на него и спрашивает:
— Что же ты мне посоветуешь?
— Первым делом убей тех двоих, что в колодце сидят, — говорит Абгархуд, — а
потом я тебе скажу, что дальше делать.
— Ладно, — согласилась Антушия.
Вышел от нее Абгархуд, а сам думает: «Этот сон, который Антушия видела,
означает, что тайна моя откроется, однако надо мне как-нибудь изловчиться, жизнь
свою спасти. Главное дело — надо мне тех двоих из колодца погубить. Антушия
сделает все, что я скажу, а когда с ними будет покончено, останемся только мы с
Антушией, как-нибудь ночью я на Антушию наскочу, голову ей отрублю, а сам сяду
на царство, и будет эта крепость моя. Дараб некоторое время прождет, соберется
и прочь уйдет, а царство мне останется». Так Абгархуд сам с собой рассудил, при-
шел домой и стал записывать имена всех знатных людей Хатареша: получилось
тысяча четыреста человек. Потом он вечером отправился к Антушии и попросил

Глава девятая. Дараб' - падишах островов 167
приема. Антушия согласилась его принять, вышла из своих покоев и села за зана-
весом, спросила его:
— Ну, в чем дело?
Абгархуд вытащил свой список, зачитал одно за другим все имена и сказал:
— О государыня, вот те люди, которые завтра собираются отворить ворота и
впустить сюда Дараба. Теперь я тебя предупредил, а ты поступай благоразумно.
Вызови их всех нынче вечером к себе. Они ведь не знают, что ты намереваешься
делать, а ты вели каждого, кто войдет, сбросить с вершины крепости в море, что-
бы все они погибли, а власть принадлежала тебе.
Антушия так и сделала: этой ночью тысячу четыреста несчастных сбросили в
воду, так что никто не узнал, а Тамрусия и Харентинус в том колодце ни о чем не
ведали.
Когда настал белый день, Абгархуд встал, явился к Антушии и сказал:
— О государыня, прикажи привести тех двоих и казни их.
— Хорошо, — ответила Антушия, — но отложим до завтра, мне нынче нездоро-
вится.
— Если ты отложишь это дело и отсрочишь его до завтра, то власть уйдет из
твоих рук в руки чужака, — возразил Абгархуд.
Антушия встала, хотела выйти, да наступила на подол и упала, все лицо разби-
ла. Поднялась она, вернулась опять на трон и молвила Абгархуду:
— Повремени до завтра, а там порешим с ними.
Абгархуд ушел, взял астролябию, направил на солнце, говоря себе: «Погляжу-
ка я, что будет и кто там есть в колодце, почему от него такая сила власти исхо-
дит?» Разобрался он в грядущем и постиг, что на самом деле в том колодце таится
причина его погибели. Стал он каждый день приходить и Антушии твердить: мол,
убей тех двоих послов, это дело благое! Но всякий раз, когда Антушия собиралась
исполнить это, возникала новая помеха, которая вынуждала ее отложить казнь.
Наконец Абгархуду это надоело, он отправился в темницу и сказал:
— Позовите этих послов, я погляжу, кто они такие!
— Хорошо, — ответил тюремщик и приказал принести ключи.
Ключи подали, но, как ни старались, замок не открывался. Абгархуд подумал:
«Лучше всего мне отправиться в храм и спросить у того идола, кто сидит в колод-
це». Он тайком сел в лодку и поплыл к храму, а там задал вопрос идолу, и раздал-
ся в ответ голос:
— В том колодце — Тамрусия, дочь Фасталикона, которая прибыла вместе с
Дарабом.
Едва Абгархуд услышал это, не стал медлить, поспешно прыгнул в лодку, вер-
нулся на Хатареш и сказал себе: «Вон как худо вышло! Но, может быть, удастся
хитростью жизнь свою спасти». Стал он суетиться, дабы отвратить волю Господа,
великого и славного, но всевышний Бог предрешил, что Дараб станет падишахом.
Вернувшись из храма, Абгархуд той же ночью явился к Антушии и попросил при-
ема. Она его приняла, вошел Абгархуд, поклонился, а Антушия спрашивает:
— Отчего ты не вовремя пришел?
— У меня на душе неспокойно было, я поехал в храм и стал идола расспраши-
вать обо всяких делах царства, а он мне в ответ сказал: «И что ты все не унимаешь-
ся? Антушия о царстве не беспокоится, а ты-то чего? Если бы ее эти дела забота-

168 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
ли, она бы сюда явилась, а кроме нее, кому мне на эти вопросы отвечать, кого учить,
как надо поступить? А время-то бежит, судьба ее царского трона лишит!» — вот что
сказал ей Абгархуд.
Услышав такие речи, Антушия тотчас села в лодку и направилась к тому хра-
му. Полпути проплыли, тут подлый Абгархуд схватил ее и в волны морские бро-
сил, а сам ради спасения жизни своей вернулся на Хатареш, говоря про себя: «Те-
перь надо Тамрусию жизни лишить, и тогда крепость — моя!» Кликнул он тюрем-
щика и сказал ему такие слова:
— Знай и ведай, что я совершил запретное, но такова была воля Господня.
— Что же это такое? — спросил тюремщик.
— Фасталикон пал от моей руки, — сказал Абгархуд. — А потом я от страха пе-
ред Дарабом потерял самообладание, и так получилось, что Антушия тысячу че-
тыреста воинов в воду бросила, а нынче ночью я и Антушию тоже в море утопил.
А идол в капище говорит, что Тамрусия, дочь Фасталикона, переодетая мужчиной,
сидит в этом колодце. Это так, иначе она не дерзнула бы забраться на трон своего
отца! Давай ее убьем, тогда царство мне достанется, а я назначу тебя главой всех
военачальников, ты же позабудешь все мои прегрешения.
Тюремщик сказал:
— Нынче же ночью я отрублю Тамрусии голову, а завтра принесу ее тебе!
— Нет, это надо вместе делать, — возразил Абгархуд.
На том они и порешили, и тюремщик сказал:
— Ладно, мудрец, я согласен.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Абгархуд замыслил прийти ночью в темницу и отрубить Тамрусии
голову, тюремщик собрался в тюрьму и молвил своей жене:
— Ну, жена, сегодня мне предстоит дело, которое принесет нам богатство, так
что больше нам не придется тюрьму сторожить.
— Что за дело такое? — спросила жена.
Муж ей и рассказал всю историю о том, как Тамрусию хотят убить. По милос-
ти Всевышнего Бога случилось так, что жена тюремщика выкормила Тамрусию
грудью, когда та младенцем была. Как услышала та женщина, что Тамрусия в
темнице сидит, опечалилась она и сказала:
— Да ты что?! Ведь Тамрусия — дитя мое, я ее своим молоком вскормила, я ее
как родную люблю! Не позволю я никому ее погубить. Да лучше мы Тамрусию из
колодца вытащим и на трон царский возведем, ты станешь ей отцом, а я — мате-
рью, а Дараб — мужем, вот как.
Выслушал ее муж и согласился, говорит:
— Так и надо сделать.
В тот же час вывели они из темницы Тамрусию и Харентинуса, и тюремщик
поведал ей обо всем и о намерении Абгархуда сесть на царский трон. Тамрусия так
и остолбенела, палец от изумления прикусила, дивясь Промыслу Божьему, а потом
сказала:
— Что бы с нами ни случилось, случается по воле Господа, великого и славного!
Вот ведь говорила я, что сама откроюсь отцу и матери, кто я есть, а теперь они
скончались, а я осталась горе горевать, их поминать!
С этими словами закрыла она лицо руками и зарыдала. Но тюремщик сказал:

Глава девятая. Дараб' - падишах островов 169
— Сейчас не время слезы лить! Лучше подумай, что делать этой ночью, когда
Абгархуд придет тебя казнить.
Тогда Тамрусия повернулась к Харентинусу:
— Посоветуй, как нам поступить?
— Ладно, — говорит Харентинус, — ты стой себе в сторонке и смотри, как я с
помощью Господа, великого и славного, расправлюсь с Абгархудом.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Харентинусу стало известно, сколь коварно поступил с ними Абгар-
худ, он приказал тюремщику, чтобы все его подчиненные приготовились, и воору-
жились, и собрались бы в какой-нибудь каморке. Сам он тоже облачился в доспе-
хи, взял оружие и спрятался в укромном уголке, а Тамрусию в другом углу поса-
дил, стал ждать, пока не стемнело. Тогда Харентинус обратился к тюремщику:
— Во всем ты явил свое благородство, так исполни же еще одно дело.
— Приказывай, — молвил тюремщик.
— Когда Абгархуд придет, заведи его к себе домой, а нам дай знать, чтобы я
затем сделал все, что надо.
— Хорошо, — сказал тюремщик, и они замолчали, ожидать стали.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Выйдя из тюрьмы, Абгархуд сказал себе: «Надо мне здешних военачальни-
ков обмануть и себе руки развязать, тогда и на трон садиться. Они не должны
догадаться, чего я хочу, поэтому мне нельзя действовать необдуманно и допускать
ошибки». Собрал Абгархуд всех полководцев и устроил совет, сказал им так:
— О доблестные мужи, да будет вам известно, что Дараб убил вашего падиша-
ха, а Антушия тайком погубила самых лучших ваших витязей. Теперь же она бе-
жала к Дарабу и там убила Шалшилуна. Собирается она привести сюда Дараба,
отдать ему вашу крепость на разграбление, а жен и детей ваших пленниками его
сделать, чтобы увел он их в рабство на Малкут. Что вы об этом скажете?
Выслушали воины Абгархуда и говорят:
— Не согласны мы, чтобы Антушия такое вытворяла, чтобы наших жен и детей
в руки Дараба предавала, а наше добро на разграбление отдавала.
Абгархуд говорит:
— О благородные воины, в крепости нет такого человека, которого можно было
бы посадить на трон, ведь после Фасталикона не осталось наследника. Была у него
дочь по имени Тамрусия, он ее отослал в Оман, выдал замуж за Гантареша. Соглас-
ны ли вы, чтобы я временно взошел на шахский престол и оставался на нем, пока
вы не найдете человека, достойного этого сана?
Все сказали:
— Раз Фасталикон скончался, лучше тебя нам никого не найти.
— Ладно, тогда завтра я воссяду на трон и буду править, — говорит Абгархуд.
Все на том согласились — вот какую хитрость он в тот день учинил! В тюрьму
тоже сообщили: Абгархуд-де вон что устроил, завтра он взойдет на трон и все
приветствуют его восшествие на царство.
— Ну, значит, он этой ночью придет нас казнить, — говорят друг другу Тамру-
сия и Харентинус. Тамрусия молвила:
— Я его повергну во прах, сама взойду на царский трон и буду править вместо
отца!

/ 70 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне АрЬашира
— Это хорошо, — согласились остальные, — да подождать надо, пока Абгархуд
сюда придет.
Тюремщик, Тамрусия и Харентинус стали ждать. Когда солнце близилось к
закату, тюремщик встал, отправился к Абгархуду и поклонился ему земным покло-
ном, как царю. Абгархуд приказал, чтобы все их оставили, а сам обратился к тю-
ремщику и сказал:
— Я всех этих людей обратил в своих сторонников и к тому подвел, что завтра
на трон взойду и стану падишахом! Все на это согласились, а этой ночью я приду и
убью Тамрусию.
— Ладно, — ответил тюремщик. Вернулся он назад в тюрьму и все это Тамрусии
пересказал.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда день подошел к концу и наступила темнота, Абгархуд велел сотне
воинов взяться за оружие и сказал:
— Пойдемте в тюрьму и отрубим головы тем двум послам, а завтра, когда все
соберутся, я прикажу, чтобы головы эти бросили перед народом: пусть видят, что
казнь свершилась, ведь в первый день правления народ устрашить надо. А потом
мы отнесем эти головы на крепостную башню и сбросим вниз, чтобы у неприяте-
ля пропало желание другой раз являться в эту крепость, чтобы Антушия не посмела
нам зла чинить.
И вот в сопровождении сотни вооруженных воинов, высокорослых, как пальмы,
одетых в кольчуги, панцири и шлемы, Абгархуд, тоже облаченный в железные
доспехи и с мечом в руках, подступил к тюрьме и крикнул:
— Открывай дверь!
Пришел тюремщик, отворил. Первыми вошли вооруженные воины, а позади
них — Абгархуд. Увидел тюремщик их — прямо остолбенел, а сам думает: «Не так
все получается, как мы замыслили! Ведь я говорил, что Абгархуд один придет, что
же мы теперь делать будем?»
Закрыл тюремщик за ними двери, Абгархуд сел посреди тюрьмы на лавку, а сто
вооруженных воинов стали вокруг него. Абгархуд сказал:
— Ступай приведи этих послов, мы им головы рубить будем!
Тюремщик в ответ ничего не сказал, он боялся, что кликнет Харентинуса и
Тамрусию, те набросятся на Абгархуда, да, не дай Бог, не одолеют его — тогда
тюремщик должность свою потеряет, чести лишится, жизнь попусту отдаст. Что
делать? Растерялся он, вошел в ту каморку, где Харентинус и Тамрусия сидели,
встал перед Тамрусией и заплакал. Тамрусия спрашивает:
— Что случилось, отчего ты плачешь?
— О царица, все наши замыслы прахом пошли, — ответил тюремщик, — не так
оказалось, как нам мечталось! Мы думали, Абгархуд один придет, а он с сотней
воинов заявился. Стыдно мне теперь перед вами! По совести, надо от них отступить-
ся, а по разумению — вас им выдать. Вот и стою я на распутье, оттого и плачу.
Как услышала это Тамрусия, залилась слезами, жена тюремщика тоже стала
плакать. Мудрец Харентинус молвил:
— Слезами горю не поможешь, от них воля Господа, великого и славного, не
изменится. Пойду-ка я погляжу, что Абгархуд делать станет. Ежели он меня убь-
ет, беда небольшая: я долго жил, мир повидал, сверх того от меня уж особого про-

Глава девятая. Дараб' - падишах островов 171
ка не будет. А вот Тамрусию мне жаль — она много страдала, счастья совсем не
видала, нельзя ей понапрасну погибнуть.
Жена тюремщика сказала:
— О мудрец, я Тамрусию своим молоком выкормила, мне ее еще больше жал-
ко! Есть у меня дочка, я ее вместе с Тамрусией растила, она до сих пор замуж не
вышла, потому как на оба глаза слепая и руки-ноги у нее отнялись — ей и жизнь не
в радость. Ты выходи к Абгархуду, а я дочку свою с тобой выведу, пусть ей вмес-
то Тамрусии голову отрубят, а Тамрусия пусть счастье свое найдет — все наши
благие надежды с ней связаны. А дочь моя только от мучений избавится, ведь в этой
жизни для нее нет ничего хорошего.
Харентинус сказал:
— Если ты сделаешь так, как говоришь, это будет прекрасно! Я-то уж простил-
ся с жизнью, хоть и жаль расставаться, а все же придется умирать, чтобы эту мла-
дую ветвь не вырвали из сего цветущего сада.
И в тот же час Харентинус поднялся и вышел к Абгархуду. Тот говорит:
— Приведите второго!
Жена тюремщика думает: «Как же мне половчее поступить?»
Скорей дочь свою разбудила, из постели вытащила и, простоволосую, посади-
ла перед Абгархудом. А тот больше всего боялся, как бы она не сказала, кто она
есть — я, мол, Тамрусия! — тогда ее узнают, его по этой причине отставят и все его
ухищрения прахом пойдут. Не успела еще девушка земли коснуться, а он уж крик-
нул:
— Рубите ей голову!
Бедная девушка еще и не проснулась, как меч опустился, голова ее прочь пока-
тилась. Когда ее убили, Абгархуд успокоился и подумал: «Ну, я избавился от беды.
Теперь пойду на царство садиться». Затем он обратился к тюремщику и сказал:
— Второго стереги — их ведь двое было, а завтра я тебе скажу, что делать.
С этими словами он вышел из тюрьмы с радостью на душе, с улыбкой на лице,
говоря себе: «Избежал я приговора всемогущего Бога, ведь Фасталикон меня к себе
звал, а я послал к нему Антушию!»
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Когда Абгархуд покинул темницу, тюремщик и его жена подошли, подо-
брали голову своей дочери и положили перед Тамрусией, говоря:
— О Тамрусия, погляди, сколько добра мы тебе сделали, ради тебя дитя свое на
смерть отдали, только чтобы спасти тебя, молочную нашу дочку. Ну, а кроме того,
мы оба уж состарились, так уж ты отплати нам добром!
Тамрусия сказала:
— О матушка, ты такое ради меня совершила, чего никто никогда не совершал.
Если удастся мне спастись, я отблагодарю тебя так, как никто на свете и не виды-
вал.
Жена тюремщика подняла голову дочери и прибрала ее в уголок, а Тамрусию
спрятала, пока не выяснится, как дела пойдут.
Когда после темной ночи наступило ясное утро и весь мир разом осветился, а
солнце вышло из-за полога синевы, над дворцом Фасталикона поднялись клики и
вопли злодеев, загрохотала медь, завизжали золотые дудки, раздались крики:
«Дайте дорогу! Абгархуд — падишах Хатареша!» Народ сбежался туда, в тронном

/ 72 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
зале собрался. И вовремя: Абгархуд взошел на трон, возложил себе на голову
царский венец и приказал объявить: «Велено всем провозгласить Абгархуда пади-
шахом, а кто откажется, того в море бросят». Глашатаи так прокричали, потом
привели тех пятьдесят человек, которые прибыли с посольством от Дараба, и всем
им отрубили головы у ворот дворца. Добавили туда две прежние головы, насади-
ли их все на копья, подняли на крепостные стены и установили напротив войска
Дараба, и все это с криками, что Абгархуд — падишах. Увидали в войске Дараба,
что голова Харентинуса на копье надета, а рядом другая голова, женская, с длин-
ными волосами, и стали их оплакивать. Сообщили о том Дарабу. Дараб и Херан-
калис тотчас вдвоем отправились к той стене, стали смотреть. Видят голову Харен-
тинуса и другую голову, девичью. Херанкалис начал себя по лицу бить, одежду на
себе разорвал и молвил:
— О царь, Тамрусию убили, вон голову ее на копье насадили!
Опять поглядел Дараб и сказал:
— Правда твоя, только как же это вышло, что она погибла от руки Абгархуда?
С этими словами он вернулся, удалился в свой шатер, позвал к себе Херанка-
лиса и сказал:
— О мудрец, растолкуй мне это дело! Абгархуд Фасталикона убил, и Тамрусию
тоже он убил. А где же была тогда мать Тамрусии, почему она не пришла на по-
мощь дочери? Неужели та ей не открыла, кто она? Ведь если бы она это сделала,
то не погибла бы. А вот теперь она скончалась!
Херанкалис говорит Дарабу:
— О владыка, что же за мудрец был Харентинус, коли своей собственной судь-
бы не ведал? Он должен был знать, что ему нельзя идти в крепость, в той крепос-
ти его погибель ожидает.
— Знать сокровенное не дано никому, кроме Господа, великого и славного, —
возразил Дараб. — Вот и Харентинус говорил мне, что эта крепость откроется для
меня руками Тамрусии. Почему же теперь Тамрусия убита, а крепость все так же
закрыта? Вся ваша мудрость ничтожна пред волею Господней. Не стану я больше
полагаться на то, что вы говорите!
Херанкалис сказал:
— Государь, и я тоже говорю, что крепость руками Тамрусии откроется, и от слов
своих не отказываюсь.
— Мудрец, Тамрусию-то убили, как же она крепость откроет?..
— Та, чья голова на копье, не Тамрусия, — говорит Херанкалис.
— Да ты откуда знаешь? — спрашивает Дараб.
— А оттуда! — стоит на своем Херанкалис. — Когда я на эту голову поглядел,
одежду разорвал, сокрушаться стал, то, как я ни старался, сердце у меня не боле-
ло и слезы из глаз не текли. Хотя и радость и горе оба затрагивают сердце, но от
радости оно расширяется, горе отступает и человек смеется, да так, что у него
против воли слезы из глаз текут. Когда же подступает к нему горе, сжимает серд-
це, человек старается удержаться, но слезы брызжут у него из глаз от сердечной
боли, хочешь не хочешь. А у меня, когда я взглянул на эту отсеченную голову, слезы
не полились, и я понял, что это не Тамрусия, что она жива.
Выслушал его Дараб и поверил, что мудрец правду говорит, потому что у Да-
раба тоже сердце ничуть не болело. Тут мудрец Херанкалис сказал ему:

Глава девятая. Дараб - падишах островов 173
— Пойдем, я освобожу твою душу от сомнений.
Вышли Дараб с Херанкалисом из лагеря, нашли удобное местечко, направили
на солнце астролябию и выяснили через нее все тайны. Херанкалис обратился к
Дарабу с такими словами:
— Тамрусия в крепости, и мы вскорости получим от нее весточку.
Дараб обрадовался, поблагодарил Херанкалиса, и они вернулись в лагерь, ди-
вясь превратностям судьбы и ожидая, что-то еще случится.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Абгархуд уверился в своем спасении от кары небесной, решил, что он убил
Тамрусию, и утвердился в мире, а Тамрусия тем временем уже три дня отсижива-
лась в той темнице. Наконец она обратилась к тюремщику и спросила:
— Ну, что будем делать?
— Что ты прикажешь, то и сделаем, — говорит тот.
— Тогда собирайся, надо Дарабу письмо от меня доставить, чтобы он знал, что
здесь приключилось.
— Кого же мне послать? — говорит тюремщик. — У меня всех воинов забрали.
— А из лодочников ты никого не знаешь? Такого человека, которому можно
тайну доверить, письмо к Дарабу с ним отослать?
Тюремщик сказал:
— Есть у меня один приятель, корабельщик, он и выход к морю знает. Я его
приведу сюда, переговорю с .ним, может быть, он мне службу сослужит.
— Ладно, — говорит Тамрусия.
Пошел тюремщик и привел того человека, и оказалось, что это тот самый ко-
рабельщик, который вытащил Тамрусию из воды, когда ее Занаклиса в море бро-
сила.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Привел тюремщик того моряка, тот вошел в дом, сел, а хозяева приготови-
ли кое-что, подали угощение, тюремщик, его жена и корабельщик взяли себе по
кусочку. Тамрусия же стала в горницу заглядывать — посмотреть хотела, что за
человек моряк этот. Разглядела она его хорошенько и узнала! Головой кивнула, в
комнату вошла и села с ними за угощение. Тюремщик и его жена перепугались: не
дай Бог, этот человек на их уговоры не согласится или проболтается кому-нибудь,
донесет на нас! Тюремщик повернулся к Тамрусии и сказал:
— Постыдись, деточка, что же ты при чужом мужчине запросто выходишь, за
еду хватаешься!
Рассмеялась Тамрусия и ответила:
— Мы с этим мужчиной немало хлеба вместе съели!
Тут и корабельщик посмотрел на Тамрусию получше и узнал ее. А тюремщик
и жена его оба с ног повалились, чувств лишились! Тамрусия же и моряк разговор
повели, поведали друг другу свои приключения. Тюремщик пришел в себя, прислу-
шался, а они все еще продолжают беседовать. Тогда он повернулся к корабельщи-
ку и спросил:
— О благородный муж, вы который раз встречаетесь-то? Меня страхом так
ожгло, что все сало в брюхе растопило!
— Не бойся, добрый человек, — говорит корабельщик, — мы друг с другом дав-
но знакомы, много хлеба-соли вместе съели.

7 74 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Тут жена тюремщика поднялась и запричитала:
— Ох, Тамрусия, с тех пор как ты тут появилась, у меня душа в пятки ушла! Ну-
ка скажи, откуда у вас такая смелость, что вы друг с другом разговоры разговари-
ваете?
Рассказала им Тамрусия свою историю, про то, как Занаклиса ее в воду броси-
ла, а корабельщик ее вытащил и пожалел. А жена тюремщика говорит:
— Дело, которое ему предстоит, такое же будет.
Тут Тамрусия к моряку обратилась, стала его спрашивать:
— Скажи, чем ты теперь занимаешься, откуда взялся, как здесь оказался?
— Наши тогда корабли в море потонули, а я с мужем той женщины, с главным
поваром, выбрался на какой-то остров, — стал рассказывать корабельщик. — Ста-
ли мы там жить. А остров тот был необитаемый. Однажды пристал к берегу ко-
рабль, но люди, прибывшие на нем, приняли нас за разбойников, схватили нас,
связали, на корабль притащили и привезли сюда, к Фасталикону. Говорят: это, мол,
разбойники. Ну, твой отец приказал, чтобы нас обоих в море бросили. Мы говорим:
«О государь, мы не разбойники!» — «А кто же вы такие?» — спрашивает он. Я ска-
зал: «Под моим началом было десять матросов, мы плыли на корабле Занаклисы,
который потонул, а этот благородный муж — приближенный Занаклисы; мы оба
попали на один остров, там нас и забрали». — «Лжете, вы — разбойники! — закри-
чал Фасталикон. — Бросайте их в море!» Но я сказал: «О владыка, не убивай нас, я
тебе расскажу про Тамрусию, про то, что произошло у нее с Дарабом, сыном Ар-
дашира». Едва Фасталикон услыхал твое имя, взял он меня за руку и повел в свои
покои, к твоей матери Антушии, а там сказал: «Ну, рассказывай о моей дочери,
чтобы ее мать тоже слышала». Сел я и рассказал все, что выпало тебе на долю со
времен Гантареша, а твои родители слушали и плакали. Когда закончил я свой
рассказ тем, как мы выручили тебя на лугу острова Кендерефа, ты убежала, а мы
ушли оттуда, твоя мать одарила меня халатом и приказала, чтобы нас обоих осво-
бодили. Его сархангом во дворец назначили, а меня начальником над всеми кора-
бельщиками, все они мне подчиняются.
Выслушала это Тамрусия, пролила слезу над отцом и матерью и сказала:
— Ни одного дня не пришлось мне родителей повидать, обоих Абгархуд убил!
— А какое у тебя теперь дело? — спросил корабельщик.
— А теперь нужно, чтобы ты доставил мое письмо Дарабу и впустил его в кре-
пость — тогда мы завладеем крепостью и захватим Абгархуд а, — ответила Тамрусия.
— Это очень даже просто сделать. Я отплыву, возьму на свой корабль Дараба и
Херанкалиса и доставлю в крепость, так что никто и не узнает.
— Если ты это сделаешь и крепость окажется в наших руках, Дараб тебя возвы-
сит и возвеличит, — пообещала Тамрусия.
Поднялся корабельщик и ушел. На следующий день тюремщик принес черни-
ла, перо и бумагу и положил все перед Тамрусией. Тамрусия написала Дарабу
письмо, печать приложила и в сторонку отложила, тут и ночь наступила. Когда
часть ночи прошла, появился корабельщик и привел с собой того главного повара.
Вошли они, сели, разговор завели. Главный повар поглядел на Тамрусию, заплакал
и говорит:
— Вот видишь, Тамрусия, всемогущий Господь, великий и славный, опять нас
вместе свел, а куда моя жена попала, мне неизвестно!

Глава девятая. Дараб - падишах островов 7 75
— Твоя жена и жена корабельщика обе здесь, с моим дядей Херанкалисом, —
сказала Тамрусия.
Оба мужа от радости прослезились и сказали:
— Посылай нас поскорее!
— А как вы это сделаете? — спрашивает Тамрусия.
— Я нынче же ночью отправлюсь и привезу Дараба, — говорит корабельщик.
— Возлагаю надежду на Господа, великого и славного, что дело окончится уда-
чей и ничей дурной глаз не помешает, — сказала Тамрусия, а тюремщик добавил:
— Да будет так!
С этими словами те двое ушли, открыли крепостные ворота, так что никто об
этом не знал, сели на корабль и направили корабль по глади вод прямо к лагерю
Дараба, а там попросили приема. Тот же час слуга пошел и доложил Дарабу: мол,
прибыли два человека, просят их принять.
— Ведите их сюда, они от Тамрусии! — воскликнул Дараб.
Вышел к ним хаджиб, их взяли под руки и повели к Дарабу. Повернулся к ним
Дараб и говорит:
— Ну, что скажете?
Поклонились они оба и ответили:
— Государь, мы прибыли от Тамрусии.
Дараб их за руки взял, сам на табуреты усадил и просит:
— Говорите скорей!
Вынул корабельщик письмо, положил перед Дарабом. Дараб взял письмо, рас-
печатал, увидел почерк Тамрусии и вознес Богу хвалу.
— Слава тебе Господи, она жива! — воскликнул он и тут же спросил: — Где Там-
русия?
— О государь, она в темнице, — ответил корабельщик.
— Она в оковах или нет? — спрашивает Дараб.
— Ты письмо прочти, тогда все узнаешь, — говорит корабельщик.
Дараб подал письмо Херанкалису, чтобы он прочел, тот печать сорвал, развер-
нул бумагу, а в ней было написано вот что: «Во имя Вседержителя, живого, кото-
рый не умирает, щедрого и величавого, который творит что пожелает и судит как
захочет! От меня, Тамрусии, к Дарабу ибн Ардаширу. Да будет тебе известно, когда
я прибыла сюда с посольством, отец мой меня взял под стражу, а я не сказала, кто
я, и отец мой с Абгархудом отправился в храм к идолу. Абгархуд убил моего отца,
а вину за это свалил на тебя, и мать мою тоже ночью увез и в море бросил, а по-
том вернулся, чтобы меня убить. Он явился в темницу и в один миг отрубил голо-
ву Харентинусу. А когда до меня дело дошло, пресветлый Господь надо мной сми-
ловался. Жена тюремщика вдруг говорит: "Я Тамрусию своим молоком вскорми-
ла!" Она меня признала и вместо меня отдала на казнь свою дочь, меня же спрята-
ла. А эти два человека — мои верные люди, так что собирайся и отправляйся с ними,
они тебя так в крепость доставят, что никто знать не будет, чтобы ты сверг Абгарху-
да, заковал его, и, пока остальные опомнятся, ты, Бог даст, овладеешь этой крепо-
стью».
Дараб, услышав это, простерся ниц и возблагодарил Бога, великого и славно-
го. Потом он встал, надел тот шлем Джамшида, надел отцовскую кольчугу, бога-
тырский щит на плечо повесил и вооружился своею палицей в сто двадцать манов

7 76 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
весом из железа и стали, затем снарядил и одел в доспехи двадцать воинов, а больше
никого с собой не позвал. Херанкалис сказал ему:
— О государь, я останусь здесь, подведу войско к стенам крепости. Если ты за-
владеешь крепостью, то мы вступим в нее, как только откроются ворота.
— Ну что ж, это правильно, — согласился Дараб.
— А ты поторопись, не мешкай!
— Когда я поднимусь на крепостную башню и кликну клич, ты сразу, как услы-
шишь, веди войска к крепости, — сказал Дараб.
С этими словами он со своими двадцатью воинами сел на корабль и направил-
ся к крепости. Когда они приплыли туда, корабельщик голос подал, чтобы подруч-
ные его ворота отворили, а суть дела он им не объяснял, они ничего не знали. Со-
шли все прибывшие с корабля и вступили в крепость. Подручные корабельщика
спрашивают:
— Что за люди?
— Помалкивайте! — только и сказал он. Они, понятное дело, замолчали. А Да-
раб и корабельщик вместе с воинами двинулись к тюрьме, там Тамрусия все глаза
проглядела, Дараба поджидаючи. Только в дверь стукнули, Тамрусия вскочила,
тюремщика известила. Пошел тот, отпер дверь и говорит:
— Заходите!
Корабельщик вошел. Тюремщик спрашивает:
— А Дараб прибыл?
— Молчи, вон он у дверей стоит!
Тюремщик поспешил к Тамрусии, говорит: Дараб у дверей!
Вскочила Тамрусия, босая, как была, к Дарабу выбежала, обхватила его и за-
голосила.
— Тише, не кричи! — говорит Дараб.
Тут она в дом вернулась, а Дараб за ней следом идет, словно кипарис благород-
ный, и те двадцать воинов, все стройные, высокие, как чинары, все в полном воору-
жении, тоже зашли. Тюремщик и его жена приблизились к Дарабу, поклонились.
Тамрусия стала их хвалить, а Дараб сказал:
— Если будет на то милость Господня, наши чаяния полностью осуществятся. А
сейчас не тревожьтесь, оставайтесь на своих местах, пока я не скажу, как дальше
поступить.
Тут все разместились, расселись, а Дараб сказал:
— Этой ночью ничего сделать нельзя. А наутро я отправлюсь в царский дворец,
поскольку у Абгархуда завтра большой сбор и прием, на него, злодея, погляжу и
прямо на троне его схвачу и свяжу, а вы наблюдать будете.
— Хорошо, — ответили все.
Когда они приняли такое решение и настал день, загремели литавры перед па-
латами Абгархуда, загрохотали барабаны, заревели трубы, зашумел народ, солн-
це засияло и осветило весь мир. Отправился Дараб со своими двадцатью воинами
искусство свое показывать.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Когда Дараб вступил в крепость, приснился Абгархуду сон. Видит он, буд-
то вылез из моря дракон, вытянул шею так, что головой до звезды Аюк* достал,
подступил к крепости, один раз на нее дохнул — всю крепость огнем охватило. Но

Глава девятая. Дараб - падишах островов 177
этот дракон никого не тронул, только язык пламени, который у него из пасти вы-
рвался, долетел до дверей тюрьмы и проник внутрь, исчез там, а потом снова по-
казался, и двинулось пламя к царскому трону, подожгло его. Как ни старался
Абгархуд погасить огонь, ему это не удавалось. От страха Абгархуд проснулся и
сел в постели. Человек он был проницательный, так что сразу разгадал значение
этого сна и сказал себе: «Жизнь моя в опасности, если я сегодня же не покину кре-
пость, меня ожидает гибель! Некто проник в крепость, зашел в тюрьму, и теперь
там таится опасность, оттуда грядет беда. Я должен бежать, может, еще удастся
спастись». Он не стал устраивать во дворце прием и целый день никуда не выхо-
дил из своих покоев, все обдумывал, как бы ему убежать, а Дараб в это время уже
был в тюрьме. Абгархуд послал человека за тюремщиком, чтобы узнать у него,
приходил ли вчера кто-нибудь в тюрьму? Тюремщик к Абгархуду явился, низко
поклонился, Абгархуд спрашивает:
— Кто-нибудь приходил вчера в тюрьму?
— Нет, — отвечает тюремщик.
— Меня сон испугал, который я нынче ночью видал, — объяснил Абгархуд.
— Не бойся, — говорит тюремщик, — в цареву тюрьму никто не заходил.
— Ну ступай, да смотри никого не впускай, — может быть, этот день благополучно
минет, а то мне грозит великая опасность.
Тюремщик вернулся в тюрьму, а Абгархуд сказал себе: «Мне остается только
бежать, жизнь моя в опасности!» Немного попозже он послал другого человека за
тем корабельщиком, который привез Дараба, и сказал ему:
— О благородный муж, я позвал тебя, чтобы ты отвез меня отсюда на остров
Гантареш, так как жизнь моя в опасности. Коли ты доставишь меня в такое место,
где никто меня не найдет, я вознагражу тебя такими сокровищами, которым ни
огонь, ни вода не страшны!
— О владыка, я тебя отвезу в такое место, где никто о тебе и не слыхивал, —
пообещал корабельщик.
— Это-то мне и нужно, — говорит Абгархуд.
— Все в моих руках! — опять успокоил его корабельщик.
Абгархуд сказал:
— Тогда сделаем так. Когда совсем стемнеет, готовь корабль к отплытию.
— Ладно, — ответил корабельщик, а сам пошел к Дарабу и рассказал ему, что
Абгархуд собирается ночью бежать.
— Я сейчас иду корабль подготовить, чтобы его увезти, — сказал он.
Дараб говорит:
— Я пойду с тобой на корабль.
Корабельщик отвел Дараба на судно и подогнал корабль к дворцу. Абгархуд
вышел один, стал с тысячью предосторожностей пробираться к кораблю.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Дараб, облаченный в кольчугу и панцирь, в высоком шлеме и с палицей
весом в сто манов взошел на корабль, Абгархуд крадучись поднялся туда и сказал
корабельщику:
— Так судно веди, чтобы нас из лагеря Дараба не заметили!
Он говорил это, думая убежать от своей судьбы, тогда как сидел под боком у
Дараба.

7 78 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Ардашира
— Хорошо, — отвечал кормчий.
Тут Абгархуд огляделся и увидел Дараба, который, могучий, как слон, восседал
на носу корабля. Абгархуд поворотился к корабельщику и спросил:
— Кто этот доблестный муж, который сидит там?
— Не знаю, он говорит: мол, я друг Абгархуд а, — ответил кормчий.
— Спроси его, кто он!
— Лучше ты сам спроси.
Абгархуд повернулся к Дарабу и спрашивает:
— О благородный муж, ты кто?
Дараб ничего не ответил, Абгархуд еще раз спросил — он опять молчит. Абгар-
худ говорит:
— О корабельщик, он ничего не отвечает, я его боюсь!
Корабельщик сказал:
— А ты не бойся, соберись с духом, настало время мужества.
— Ах ты, дурак, что это за речи ты ведешь? — закричал Абгархуд. — Да у меня
душа в пятки ушла!
— Это ты дурак, — возразил ему корабельщик. — Не видишь, что ли, кто перед
тобой?
Абгархуд шагнул было вперед, чтобы поглядеть, кто же это, но Дараб его пе-
рехватил, за горло схватил и крикнул:
— Собака, куда ты собрался бежать от Промысла Божьего, где думаешь скрыть-
ся, когда я по твоим следам иду!
Абгархуд от страха испустил вопль и сознание потерял. Дараб связал его, на дно
ладьи бросил и сказал корабельщику:
— Поворачивай ко дворцу.
Корабельщик так и сделал, Дараб вошел во дворец и Абгархуда за собой втащил,
те двадцать воинов за ним последовали, и Тамрусия пришла. Дараб сказал ей:
— О Тамрусия, вот и дворец твоего отца. Зайди, может быть, и найдешь кого-
нибудь из вашей родни.
Тамрусия и жена тюремщика взяли свечу и пустились в обход дворца. В каж-
дую дверь они заглядывали, отовсюду плач и стоны слышали, жалобы на горькую
судьбу и проклятия Абгархуду, который убил Фасталикона и Антушию, а сам за-
владел царством. Так Тамрусия бродила там, пока не зашла в одну горницу. Ви-
дит, в комнате свеча горит, а вокруг нее собрались, повесив голову, девушки, и
женщины постарше, и невольницы, долю свою оплакивают, на тахт красивая де-
вица посажена, а старая женщина ее уговаривает:
— Деточка, не убивайся так, ведь и цари не вечны! Всем предстоит умереть. Коли
отец с матерью твои скончались, ты тем утешайся, что Господь, великий и славный,
тебя в живых оставил. Коли Абгархуд тебя возжелал, покорись ему, ибо нет чело-
века, который мог бы отвратить от тебя злую судьбу. И с тем, что мать твоя про-
пала, ты тоже смирись: такова воля Господа, великого и славного, будь довольна
своей участью, тогда она облегчится. Поверь мне, ведь я уж старая, жизнь моя к
концу подошла.
Старая женщина так говорила, а молодая все продолжала плакать.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Эта старуха была бабушка Тамрусии, Матрушия, дочь царя Артагуса с

Глава девятая. Дараб - падишах островов 179
острова Саламит, а девушка приходилась Тамрусии сестрой. Абгархуд же собирал-
ся этой ночью войти к ней и овладеть ею. Девушка — а звали ее Рахудэ — плакала
от горя. Тамрусия поглядела на них и вмиг узнала свою бабушку и сестру, всех своих
родичей. Вошли они с женой тюремщика туда, Тамрусия поздоровалась, вступила
на тахт, села рядом с сестрой, закрыла лицо руками и зарыдала, а за ней и жена
тюремщика заплакала. Те женщины видят, вошла какая-то незнакомка, на тахт села
и плакать начала, тоже все слезами залились, а сами удивляются: кто такая эта
женщина? Поплакала Тамрусия немного, потом протянула руки, привлекала к себе
свою бабушку, и сестру тоже обняла, там еще одна девушка была — ее тоже при-
ласкала. Другие женщины еще больше удивились: кто же эта пришелица, которая
их обнимает и плачет при этом?
Тамрусия обратилась к женщинам и сказала:
— Пойдите позовите Дараба!
Те при имени Дараба перепугались, стали ее спрашивать: мол, кто ты есть —
пришла незваная, а теперь еще и Дараба зовешь?
— Так вы меня не узнали? — говорит Тамрусия.
— Нет, — ответила Матрушия.
— Я Тамрусия, дочь Фасталикона!
Только она это проговорила, все, кто там собрался, закричали, с мест повска-
кали, ее окружили, стали в нее вглядываться. Матрушия очень состарилась, ей уж
сто сорок лет исполнилось, но она вышла вперед, посмотрела на Тамрусию и узна-
ла ее. Притянула она Тамрусию к себе, лицом к ней прижалась и заплакала, тут и
сестры тоже заплакали и зарыдали. Поднялись крики и стоны. Матрушия сказала:
— Дитя мое, откуда же ты явилась? Ведь мы тебя уж средь покойников числи-
ли, так как до нас дошли вести, что из Омана ты исчезла вместе с Дарабом.
— Вернулась я, бабушка, и Дараба с собой привела, — отвечала ей Тамрусия. —
С посольством к отцу отправилась в мужской одежде — хотела посмотреть, узна-
ет меня отец или нет. Прибыли мы, а отец меня вместе с одним мудрецом заковать
велел и в темницу посадил. Абгархуд туда пришел, чтобы расправиться со мной,
мудреца того убил, а вот эта женщина, что со мной, вместо меня отдала на казнь
свою дочь, выкупила мою жизнь. Послала я из крепости письмо Дарабу, привела
его сюда, и сейчас он здесь, во дворце. Пока ты сестру мою наставляла насчет
Абгархуда, чтобы она успокоилась и смирилась, ибо никого у вас не осталось за-
щитников, а Фасталикона Абгархуд сверг, я все время за дверью стояла.
Бабушка ей говорит:
— Ох, дочка, надо, чтобы Абгархуд не пронюхал, а то он вас с Дарабом схватит!
Пойдем-ка, я вас в таком месте спрячу, что он ничего и не узнает — ведь крепость-то
нашу он захватил, он теперь падишах, нынче ночью сестру твою за него отдадим.
Только она это проговорила, как вошла жена тюремщика и объявила:
— Дорогу, шах Дараб идет!
Женщины все вскочили, сбились в угол, а Дараб вошел, таща за шиворот Аб-
гархуда, словно кота шелудивого. Тамрусия бросилась к Дарабу, взяла его за руку
и усадила на тахт. Дараб с краю присел, а Абгархуда под тахт бросил. А Матру-
шия стояла, на Дараба глядела, и все другие женщины тоже его разглядывали и
благодарили Господа, великого и славного, что тот наделил его таким ростом и
красотой. Тамрусия обратилась к Дарабу с такими словами:

180 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Усади Матрушию, что же она стоит — ведь она очень старая!
— А кто она такая? — спросил Дараб.
— Она моя бабушка.
У Дараба глаза увлажнились при воспоминании о собственной матери, он встал,
сошел с тахта, взял Матрушию за руку и усадил на тахт, обнял ее и молвил:
— О достопочтенная госпожа моя, я слыхал о тебе от Херанкалиса, он мне мно-
го о тебе рассказывал.
— О владыка, а где ты встречал Херанкалиса? — спросила Матрушия.
— Да ведь он со мной, он мой советник, — ответил Дараб.
Услышала это Матрушия, возблагодарила всеведущего Господа, великого и
славного, и сказала:
— О Радетель наш, все, что Ты ни сделаешь, — во благо рабам Твоим, Ты изба-
вил меня от горя по моему сыночку! Вот если бы и Антушия жива была, раздели-
ла бы эту радость, которой нет равной в мире! Но все будет так, как пожелает
Господь, великий и славный.
Потом Матрушия обратилась к Тамрусии и спросила:
— А это кто там под тахтом валяется?
— Это Абгархуд, мы его захватили в плен, — ответила Тамрусия.
— Слава Аллаху, что Господь, великий и славный, избавил нас от этой напасти, —
сказала Матрушия. — Ведь это он убил моего зятя, он погубил мою дочь, так что
следа от нее не осталось, а теперь всевышний и всемилостивый Господь поручил
другим захватить его. Воистину, сила и могущество в руках Господа, великого и
славного, который может вершить такое!
С этими словами она встала, обняла Дараба и препоручила ему Тамрусию и всю
их родню, которая там была. Дараб выказал им благосклонность, призвал их кре-
питься, наобещал им всякого добра и обласкал всех. И встали эти девушки на слу-
жение Дарабу как верные рабы, а Тамрусия и ее бабушка воссели на тахт. Когда
приблизился день, Дараб поднялся и сказал Тамрусии:
— Ты оставайся здесь, стерегите Абгархуда, а я пойду на царский трон: пусть
люди утром придут и меня там увидят.
— Не надо, государь, — возразила Тамрусия, — а вдруг войско против тебя пой-
дет, а ты один!..
Засмеялся Дараб и ответил:
— Тамрусия, да ты, видать, забыла, запамятовала, как я расправлялся в Омане
с огромным войском в те дни, когда я был мальчишкой? Ну так теперь поглядишь,
коли это войско сопротивляться начнет, что я с ним сделаю! Такое совершу, что
по всему миру меня славить будут.
Тогда Тамрусия сказала:
— И я пойду с тобой на царский трон, я тебя научу, как надо поступать.
— Ладно, — согласился Дараб.
Тамрусия и Дараб оставили Абгархуда женщинам, чтобы они хорошенько про-
учили его, а сами вышли оттуда и направились к царскому трону.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель известий и открыватель тайностей, рассказы-
вает так. Вышли Тамрусия и Дараб в главный дворцовый зал. Там ожидали их те
двадцать воинов, да еще Тамрусия собрала всех слуг из внутренних покоев двор-
ца, но никто из них не знал, что предстоит. Тамрусия приказала, чтобы принесли

Глава девятая. Дараб - падишах островов 181
парадное убранство, украсили царский трон, на царском месте разложили парчо-
вые подушки, а вокруг поставили четыреста табуретов для вельмож, двести золо-
тых и двести серебряных. Тем двадцати воинам она велела выстроиться по обе
стороны трона, а Дарабу сказала, чтобы он взошел на трон. Дараб воссел на трон,
возложил на голову золотой венец, а Тамрусия закуталась в чадру, закрыла лицо,
подошла к трону и обратилась к Дарабу с такими словами:
— А теперь смотри, что я буду делать!
Только они закончили эти приготовления, как пришло время, когда Абгархуду
надо было начинать ежедневный прием, а ведь никто из свиты не знал, что произо-
шло, и все приближенные уже готовы были явиться на службу, приветствовать царя.
Было известно, что Абгархуд сменил Фасталикона и стал новым шахом, вот люди и
собрались, ожидая приема. Когда скопилось там много народу, Дараб повелел, чтоб
открыли двери тронного зала и объявили, что можно заходить, так как падишах в
соответствии с обычаем начал прием, ибо то был день, назначенный для жалоб и
челобитных. Но, сколько ни таращили глаза обитатели Хатареша, они не видели
перед собой Абгархуда: перед ними на троне возвышался некто могучий, как ярый
слон, положив подле себя палицу, а возле него на троне сидела женщина под чадрой,
с закрытым лицом. Хаджибы, сарханги и весь народ были так этим поражены, что
на месте застыли, головы опустили: у Дараба был такой грозный и властный вид, что
никто не решался поднять голову и прямо взглянуть на него. Так прошло некоторое
время, насмотрелись они на него, стали друг друга спрашивать: мол, кто это на тро-
не сидит? Коли Абгархуд на троне не удержался, кто же мог ему на смену прийти?
Если это Дараб, то как ему удалось проникнуть сюда, в столь недоступную крепость?
Когда люди в разговоры пустились, стали судачить друг с другом, Дараб про-
тянул руку, взял ту палицу и стал ею поигрывать, во все стороны повертывать.
Отшатнулись все, испугались и подумали: «Как ни суди, а получается, что объявился
неожиданно какой-то человек и внезапно захватил трон, а Абгархуда уничтожил —
ведь его нигде не видать». Среди тех людей был один мобед, старый, праведный и
благочестивый, мудрый и добродетельный, ученый и многоопытный, звали его
Тавилус. Встал Тавилус, поклонился, так к Дарабу обратился:
— О грозный и властный, смелый и могучий, Богом отмеченный, скажи нам, кто
ты. Поведай, каковы твои намерения, а то у всех нас сердце замирает от страха. Был
у нас падишах по имени Фасталикон, он вместе с Абгархуд ом отправился в храм
Сатабкалис и не вернулся, а Абгархуд приехал и сказал, что Дараб убил его. Ан-
тушия, вдова шаха, покинула крепость, чтобы привести сюда Дараба и посадить его
на царство, но мы узнали об этом и не захотели, посадили наместником Абгарху-
да, решили его шахом сделать. А теперь видим на троне тебя с какой-то женщи-
ной. Если ты Дараб — поведай нам о том. А кто же эта женщина? Уж не Антушия
ли? Скажи нам, а то у нас от нетерпения сало в животах растопилось!
Выслушал его Дараб, наклонился к Тамрусии и ей на ухо шепнул:
— Ступай приведи сюда Абгархуда — со связанными руками.
Тамрусия пошла и привела Абгархуда, но в таком виде, что никто его узнать не
мог, настолько его девушки и служанки отделали: рожу исцарапали, волосы и
бороду повыдирали, так что подбородок совсем голый остался. Тамрусия велела
тычками да пинками препроводить его на середину зала, и от такого с ним обра-
щения он и вовсе неузнаваемым стал. А Тамрусия вернулась на трон и снова села

182 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
рядом с Дарабом. Стали все говорить: это, мол, Антушия, а что это — Тамрусия,
никому и в голову не приходило. Когда Тамрусия взошла на трон, Дараб поднял
свою палицу, потряс ею над головой и молвил:
— Я — Дараб, сын Ардашира!
И только произнес он эти слова, как все собравшиеся задрожали.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда все собравшиеся затрепетали от страха перед Дарабом, словно лис-
тья на дереве, он сказал:
— Кто из вас из-под власти этой палицы выйдет, тому я голову размозжу, как
змее! Эта женщина, что сидит рядом со мной, — Тамрусия, дочь вашего падиша-
ха, которую я привез с собой из Омана. Я послал ее к Фасталикону со своим муд-
рецом, но Фасталикон ее не узнал и под стражу взял. И по велению Господа, вели-
кого и славного, я отправился однажды ночью с Херанкалисом в храм, а там в это
время был царь Фасталикон с Абгархудом. Я остался у дверей, хотел дождаться
рассвета и тогда повидаться с шахом. Но когда наступил день и я вошел в храм, то
шах был уже убит, а Абгархуд бежал. Он вернулся сюда и свалил убийство на меня,
потом увез из крепости мать Тамрусии и бросил ее в море, а сам выдумал, будто
она к Дарабу сбежала. Наконец он ночью пошел и отрубил голову Харентинусу,
хотел и Тамрусию убить, да жена тюремщика пожертвовала ради нее своей доче-
рью, так что он убил ту девушку, а Тамрусия спряталась. Тамрусия прислала мне
письмо, что она жива. И вот ночью я проник во дворец. Абгархуд проведал об этом,
хотел бежать, но я изловил его и связал. Вот он теперь здесь перед вами! Кто не
хочет испробовать силу удара моей палицы, пусть в мои дела не суется!
Когда Дараб кончил говорить, поднялась Тамрусия, сорвала с головы чадру,
явила слугам своего отца лицо и сказала:
— О благородные мужи, я — Тамрусия! Судите сами, кто больше права на цар-
ство имеет — я или этот пес, который отца моего смерти предал, мать мою в море
утопил, которого теперь Господь, великий и славный, отдал в руки мне и Дарабу,
чтобы мы воздали ему по заслугам.
Когда Тамрусия сказала это, вся знать и вельможи в землю ей поклонились и
воскликнули:
— О государыня, мы все — подданные, а ты — дочь нашего царя! А государь твой
муж, падишах Ирана и Малкута, — он и наш падишах.
Только они это проговорили, по всему залу крик разнесся, до звезды Аюк до-
летел:
— Дараб — наш шах, а мы — его рабы!
Услышал Дараб эти слова, с трона поднялся, а злоумышленника отослал в
тюрьму, в ту самую яму глубокую, где Тамрусия сидела. Тамрусия же обратилась
к тюремщику и сказала:
— Ради меня, посторожи его денек, я только дела свои устрою и скажу тебе, что
дальше делать.
Тюремщик тотчас уволок Абгархуда, притащил его в тюрьму и посадил в тот
же колодец, где содержал Тамрусию, дабы он знал, что никто не может избежать
веления Господа, великого и славного, что воля Господа всякого настигнет, будь то
венценосец или дервиш, — кому что на роду написано, то и сбудется. Принялся
Абгархуд в том колодце плакать и причитать:

Глава девятая. Дараб - падишах островов 183
— О пресветлый и несравненный Боже, сбился я с пути истинного, примстилось
мне, будто я что-то знаю, будто я — мудрец, а ведь истинный мудрец это Ты... Все
веления в воле Твоей, все решения в руке Твоей!..
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Дараб поднялся на крепостную стену, весь народ столпился вокруг
него и все хором восклицали: «Слава Дарабу, падишаху Ирана!» Херанкалис услы-
шал эти крики и приказал на радостях бить в барабаны, и весь лагерь охватило
ликование. Тут со стен крепости тоже послышались звуки барабанов, и Херанка-
лис с военачальниками Дараба вступил в Хатареш и направился в царский дворец.
Тамрусия взяла своего дядю за руку и повела к Матрушии. Обняла та Херанкали-
са и молвила:
— Ох, сынок, тогда бы д,ля нас радость настала, кабы Антушия рядом с тобою
встала!
Херанкалис отвечал ей:
— Эх, матушка, всем помирать придется, одному раньше, другому — позже, но
черед каждому придет. Будь благодарна Богу, что он дал нам такого падишаха, как
Дараб, весь мир гордится его мужеством и добротой, совершенством и красотой!
Той ночью собрались они все вместе, вышли за стены крепости, рассыпали в знак
торжества нисары*, поставили шахский трон на берегу моря, и Дараб взошел на
него, а жители Хатареша пришли и осыпали его нисаром, столь изобильным, столь
щедрым, что трона не стало видно из-за груд золота и драгоценностей. Тамрусия
приказала, чтобы открыли сокровищницу ее отца и принесли четыреста кубков —
золотых, драгоценными каменьями изукрашенных, а Матрушия вышла со своими
невольницами и в качестве подарка привела ему певиц и музыкантш, прекрасных
и нежных, белотелых и луноликих, с черными очами, изогнутыми бровями, с ло-
конами, что жалят сердце словно скорпионы, с косами, что ловят душу словно
арканы, с прямыми, точно меч, носами, с алыми, точно гранат, устами, с жемчуж-
ными зубками, стройными шейками, с грудями, словно гранатовое яблоко, благо-
ухающих, крутобедрых, полноногих, с пальчиками, хной выкрашенными, стройных,
звонкоголосых, пленительных и восхитительных, душу веселящих, а с ними —
проворных виночерпиев, сметливых прислужников, каждый — с хрустальной ча-
шей, полной рубинового вина, такого яркого, что, если бы плеснуть им на солнце,
цвет солнечных лучей изменился бы, а если бы вылить в море, оно уподобилось бы
лохани, наполненной кровью. Вот с такими слугами и челядью Дараб вино попи-
вал, радость жизни вкушал, потом развеселился и к Херанкалису обратился:
— Мудрец, сколько ты меня мучить будешь?
— Помилуй, государь, скажи, чего изволишь?
Дараб молвил:
— Выдай Тамрусию замуж за меня.
Приказал Херанкалису, чтобы привели Тамрусию — со всей ее родней, с бабуш-
кой и с приданым богатым, — и перед всеми вельможами Хатареша отдал ее в жены
Дарабу. Весь народ, который там собрался, свидетелями стал, и вот они после две-
надцати лет страданий друг с другом соединились. Поскольку они стали супруга-
ми, Дараб приказал все ворота крепостные настежь открыть и провозгласить, что-
бы никто из войска его больше не оставался вне крепости, все чтоб внутрь вошли
и угостились как положено. И пусть все ворота в Хатареше открытыми стоят, так

184 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
как Абгархуд в темнице, а других врагов здесь больше нет. Тут жители Хатареша
восславили Дараба, а Дараб поднялся, взял Тамрусию за руку и вернулся в город.
Этой ночью обитатели Хатареша смело ходили в крепость и обратно, и все были
довольны, кроме Абгархуда, вот как.
Когда рассвело, Дараб проснулся и сказал Тамрусии:
— Вставай, день настал, тот самый день, когда я Абгархуда на виселицу вздерну.
Тут он встал, облачился в одежды молитвы, отправился в молельню и возбла-
годарил Господа, великого и славного. А окончив молиться, вскочил на коня и
послал Херанкалиса привести Абгархуда. Тот вместе с жителями Хатареша отпра-
вился за Абгархудом, чтобы вздернуть его на виселицу. Все творения Божьи
устремились на берег моря: женщины и мужчины, старые и молодые, малые и ве-
ликие. Дараб взошел на трон, оборотился к Абгархуду и сказал:
— За что ты убил Фасталикона? Ведь сей шах тебя в люди вывел, высоким са-
ном пожаловал!
Абгархуд рассказал про свой сон, про то, что ему привиделось, и как он нанес
удар шаху. Дараб спросил:
— А зачем свой грех на меня свалил? Разве ты не знал, что Господь, великий и
славный, не спит и не дремлет?
Абгархуд сказал:
— Виноват, каюсь.
— А зачем ты убил мудреца Харентинуса? — спросил Дараб.
Абгархуд сказал:
— Виноват, каюсь.
— А тысячу четыреста сановников и военачальников ты зачем поодиночке в море
утопил?
— Виноват, каюсь, — сказал тот.
— Ах ты, негодяй, — вскричал Дараб, — разве ты не знал, что все твои деяния
Господь, великий и славный, видит и знает, и уж коли возьмется за тебя, то возь-
мется крепко?!
Абгархуд сказал:
— Виноват, каюсь.
— Каяться будешь перед Господом, великим и славным, — сказал Дараб, — а пока
я тебе земную кару назначу.
И Дараб приказал поставить виселицу и привязать на нее пеньковую веревку, а
другой конец веревки накинули на шею Абгархуду и поволокли его на виселицу,
там и повесили. И висел он на виселице семь дней и ночей живым, криком кричал:
мол, прикончите меня! Тогда Дараб приказал, чтобы его на виселице из луков
обстреливали, а солнцем пусть его палит да жжет. Долгое время он на той висели-
це оставался, и впоследствии эта виселица по всей Греции известна стала, так что
ее даже в клятвах поминали: дескать, пусть меня на виселицу Абгархуда повесят,
коли такое сделаю или такое сделал, и простояла эта виселица до времен Искан-
дара — когда Искандар сюда прибыл, ему рассказали эту историю.
А теперь вернемся к рассказу о матери Тамрусии. Когда Абгархуд бросил ее в
море, приговаривая, что послал ее вместо себя к Фасталикону, который-де его звал,
Господь, великий и славный, отменил этой женщине смертный приговор. Едва
Антушия погрузилась в воду, Господь, великий и славный, повелел одному зверю

Глава девятая. Дараб - падишах островов 185
морскому, чтобы тот вынес ее на поверхность и доставил к храму, там он положил
ее у дверей, а сам скрылся в морских волнах.
Антушия подивилась могуществу пресветлого Бога, встала и вошла в храм.
Приблизилась она к тому идолу, опустилась пред ним почтительно на колени и
вопросила:
— О изваяние, поведай мне, что случилось с Фасталиконом, кто его убил?
В ответ послышался голос:
— Абгархуд убил!
Антушия снова спросила:
— А что с Тамрусией?
— А Тамрусия в Хатареше в темнице сидит, — ответил голос.
Выслушала это Антушия и вознесла молитвы Господу. Десять суток пробыла
Антушия в том храме и все время славила и восхваляла Бога. А тем временем од-
нажды ночью матери Антушии приснился сон. Видит она, будто из ее дворца вы-
шел какой-то Свет'и пошел, пошел в открытое море. Ветер силился тот Свет пога-
сить, но из глуби морской возник некто и взошел в храм, а потом в колодец опус-
тился и назад не появился. Тут Матрушия сразу проснулась, пошла к своему сыну
Херанкалису и разбудила его. Проснулся Херанкалис, вышел к матери и спросил:
— Что тебя обеспокоило среди ночи?
— Почувствовала я желание тебя повидать, вот и пришла, — ответила она, а про
сон свой ничего ему не рассказала, пока не настало утро. Только тогда поведала она
свой сон Херанкалису. Тот воскликнул:
— Сколь удивительные чудеса являет нам Божий Промысел!
— Ты о чем, сынок? — спросила Матрушия. — Объясни своей матери.
Херанкалис ответил:
— Этот сон вещий и удивительный! Объяснить я его не могу, а только надо нам
с тобой в храм отправиться.
— Да что нам там делать? — спрашивает мать.
— Этот Свет туда направился, вот мы и поедем поглядим, что там такое.
Сели они тотчас в лодку, направились к храму и быстро приплыли туда. Херан-
калис сказал матери:
— Ступай ты вперед.
Вошла его мать в храм, подошла к идолу и тут увидела в уголке женщину — а
это была Антушия, которая молилась Творцу. Мать подошла и стала возле нее,
дожидаясь, пока та окончит молитву. Тут она взглянула на молящуюся, да так и
зарыдала, Херанкалису закричала:
— Херанкалис, да ведь это Антушия!..
Дочь вскочила, матушку в объятия схватила и спросила:
— Что слышно про Тамрусию?
Херанкалис ей ответил:
— Тамрусия вместе с Дарабом в Хатареше, а Абгархуда повесили, так что на
земле наступил мир.
Возблагодарила Антушия пресветлого Господа, собрались они и направились в
Хатареш.
Когда они прибыли в Хатареш, Дараб с Тамрусией сидели за пиршественным
столом. Вошли они втроем, приблизились к Дарабу, а тот говорит:

186 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Где это вы были, где целый день пропадали?
— На розыски пропавшей ездили, нам от нее знак был, — отвечал Херанкалис. —
Поехали мы в храм Сатабкалис и привезли ее.
— А кто это? — спросил Дараб. — За кем вы ездили-то?
— Женщина одна, теперь она с нами.
— Да кто же она?
Херанкалис сказал:
— Спроси сам — то-то удивишься, когда узнаешь!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Херанкалис посоветовал Дарабу самому спросить, тот возразил:
— Да как же я буду незнакомого человека допрашивать: мол, кто ты есть? А тем
более женщину!
— Все же спроси! — настаивал Херанкалис.
Тут Тамрусия повернулась к матери, хотела ей вопрос задать, и Антушия уви-
дела свое дитя. Не стерпела она, любовь материнская верх взяла, вскрикнула она,
раскинула руки и заключила Тамрусию в объятия. Тамрусия тоже закричала и
сказала:
— О шах, да ведь это моя мать, которую Абгархуд в море бросил!
— А ты что скажешь на это? — спросил Дараб Херанкалиса.
— Да, шах, это ее мать, — ответил тот, и все разом зарыдали от радости. Через
некоторое время начали они рассказывать, а Дараб пребывал в удивлении пред
Божьим могуществом, которое Он являет ежечасно, дабы ведали смертные, что
власть Его безгранична, что Он всесилен. Мать села возле Тамрусии, на нее гляде-
ла и приговаривала:
— Увы, если бы был жив твой отец, если бы мог на тебя поглядеть!.. Ведь он,
бедняга, все время твердил: «Где же моя Тамрусия, куда ее волны морские занесли?»
Посмотрел на них Дараб, как они все вместе сидят, друг на друга радуются, и
подумал: «Неужели никогда не бывать тому, чтобы я вот так же пришел и обнял
Хомай, мою матушку?..» Тем временем Тамрусия рассказала матери обо всех тя-
готах, которые выпали на ее долю, а мать в ответ поведала ей об Абгархуде, кото-
рый швырнул ее в море, и все они возрадовались и успокоились.
На следующий день Тамрусия приказала устроить по случаю возвращения ма-
тери роскошный пир, пригласила на него весь Хатареш. А тех двух женщин, кото-
рые были с ней, привела и разодела, призвала того корабельщика и главного по-
вара, вручила им их жен и сказала:
— Принесли вам воздаяние ваши добрые деяния! Ты, корабельщик, оставайся
при своих кораблях.
И она отдала ему под начало все корабли, которые были в Хатареше, и поло-
жила ему жалованье — пять тысяч динаров в год. А того повара назначила главным
поваром во дворец, и он продолжал заниматься своим ремеслом. Затем она прика-
зала позвать жену тюремщика и испросила у своей матери свободу для нее: ведь
та пожертвовала ради Тамрусии собственной дочерью. Антушия объявила ее сво-
ей названой сестрой и определила в наперсницы к Тамрусии, а ее мужа сделала
своим управителем; Херанкалис же стал при ней вазиром. Дараб передал им в
управление всю страну, и на том дело завершилось, и все остались довольны и
счастливы.

Глава девятая. Дараб'- падишах островов 187
Однажды Тамрусия на балконе сидела да на море глядела. Видит она, корабль
плывет по глади вод, высокий парус поднимает — на Хатареш путь направляет.
Смотрит Тамрусия, а за тем кораблем другой показался, за ним — третий, и так их
число все увеличивалось, пока не стало их пятьдесят, так что они всю поверхность
моря покрыли. С Тамрусией на башне была Азра, она спросила:
— О Тамрусия, что это такое? Откуда идут все эти корабли?
— Не знаю, кто это и зачем, — говорит Тамрусия.
Когда корабли подошли поближе, донесся с них гром барабанов и литавр, и Там-
русия поняла, что это войско идет. Она приказала закрыть крепостные ворота и из-
вестить жителей, что приближается какое-то войско: не дай Бог, неприятельское! А
Дараб уехал на охоту — был там один остров, его называли Ослоухим, на котором
жили животные, похожие на людей. Но это были не люди: на ногах у них были ко-
пытца, как у овец, тело — словно у человека, а посреди лба рос рог, уши же были
длинные, как у осла. На том острове их было видимо-невидимо, и жители Хатареша
лакомились их мясом, которое на вкус напоминало куриное. Дараб отправился туда
на охоту, а Тамрусия со своей родней оставалась в Хатареше, дружина же была за
пределами города. Когда те корабли приблизились и над морем поднялся шум и гам,
дружина Дараба тотчас взялась за оружие. Подошел к берегу первый корабль, на нем
золотой трон стоит, на троне Локнад сидит, а вокруг — рабы толпою. Когда причали-
ли они к берегу, то громко возгласили: «Вот царь Локнад!» Народ так и опешил, но
сей же час известили Тамрусию, что прибыл Локнад. А Локнад не знал, что Дараб
женился на Тамрусии. С корабля на берег сошли Занаклиса с матерью, для них рас-
кинули царский шатер, засуетились вокруг невольницы, высадилось войско, никто и
не вспоминал про Тамрусию. А Занаклиса вообще считала, что Тамрусии вроде бы и
на свете нет: ведь она ее в море утопила, а потом Тамрусия от нее сбежала — разве
сможет она отыскать Дараба?() Она выкинула из памяти ее историю, а тем временем
Тамрусия и Азра с высокого балкона за ней наблюдали. Тамрусия сказала Азре:
— Не удивлюсь, если это Занаклиса пожаловала!
— О государыня, — отвечала Азра, — возможно, что Занаклиса в середине того
отряда женщин, которые сошли с корабля и направились в царский шатер. Я по-
лагаю, его для Занаклисы и ее матери поставили.
Тамрусия спустилась с дворцовой башни, пришла к своей матери, заплакала и
сказала:
— Да будет тебе известно, что прибыла Занаклиса, дочь Локнада, та самая, что
меня в море бросила.
— Да что за беда, дитя мое? — говорит в ответ ей мать. — Ты оставайся в своем
дворце, пока Дараб с охоты не возвратится и не придет к тебе.
Тамрусия воскликнула:
— О матушка, мне надо, прежде чем она доберется до Дараба, самой повидать
его, привезти его во дворец и взять с него клятву, что он не пойдет к Занаклисе! Ведь
она у стольких хозяев перебывала и со всеми спозналась! Я не допущу, чтобы Дараб
сблизился с ней и осквернил себя — жалко ведь, если такой мужчина, как Дараб,
будет с нею честь свою ронять, тогда как я восемь месяцев уж от него беременна...
А теперь Занаклиса приехала, и я того боюсь, что она к Дарабу кинется, а Дараба
желание охватит — вот он и зачнет с ней ребенка, семя свое опоганит. Я все Дара-
бу расскажу — кто ее покупал и что с ней было!

188 Книга первая. Повесть о Дарад'е, сыне Ардашира
Антушия сказала:
— Деточка, ты сиди дома, я к нему поеду.
Но Тамрусия, конечно, не согласилась, приказала корабельщику:
— Приготовь корабль и отвези меня к Дарабу на Ослоухий остров.
Корабельщик пригнал корабль, Тамрусия села на него с двумя своими неволь-
ницами, и они отплыли из Хатареша по направлению к тому острову, а было до него
девятьсот фарсангов. Мать Тамрусии с дворцовой башни ей вслед смотрела, а
Тамрусия отплыла и нигде не останавливалась, пока не прибыла к Дарабу. Дараб
расположился на берегу острова и попивал вино, а мудрец Херанкалис возле него
сидел, на море глядел, когда средь волн показался корабль. Дараб сказал:
— Этот корабль приплыл со стороны Хатареша, поглядите-ка, что там стряслось?
Херанкалис вышел вперед и рукой прибывшим знак сделал: мол, ступайте сюда.
Тамрусия узнала Херанкалиса и приказала корабельщику:
— Доложите, что Тамрусия приехала.
Херанкалис сообщил о том Дарабу, а тот велел всем удалиться, подвел Тамру-
сию к своему месту и спросил:
— Из-за чего ты изволила беспокоиться?
— Локнад прибыл и привез с собой Занаклису, — отвечала Тамрусия. — Я при-
ехала, чтобы тебе сообщить.
Дараб недаром был падишахского рода, недаром обладал божественным фар-
ром, светлым разумом, острым умом, чистой и благородной душой — он сразу
смекнул, ради чего приехала Тамрусия. Засмеялся он и молвил:
— О Тамрусия, не принимай ты этого близко к сердцу, ничего у меня с ней не
будет — ведь Херанкалис все мне рассказал, что с нею произошло, а я сам осуждаю
всякое бесчестье, в этом Афридун — мой противник7, ведь мои предки были пра-
ведниками и я тоже следую их путем, и решение насчет Занаклисы я принял само-
стоятельно, без твоего совета. Так что ты теперь возвращайся к себе во дворец, а
я следом за тобой приеду.
Дараб послал с Тамрусией двадцать человек, и она тотчас отплыла в направле-
нии Хатареша, но все продолжала тревожиться: что-то будет?
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда корабль Тамрусии поплыл обратно и провел уже в пути день, на-
встречу показался корабль Занаклисы и Локнада, которые спешили к Дарабу. Когда
корабли поравнялись, Локнад крикнул: мол, подходите ближе! Корабельщик
испугался и не сумел предотвратить приближение того корабля. Локнад спросил:
— Откуда идете?
— От Дараба следуем, — отвечал корабельщик.
— А что это за женщина, которую вы везете?
— Это Тамрусия.
Услышав имя Тамрусии, Локнад поворотился к дочери и сказал:
— Ты о Тамрусии и думать забыла, а она меж тем сама сюда пожаловала, свои
дела с Дарабом устроила.
Едва Занаклиса про Тамрусию услыхала, тотчас закричала:
— Пустите меня, я ее в море выкину, ведь она Дараба у меня отняла!
Тамрусия повернулась к тем воинам, что Дараб с нею послал, и сказала:
— Будьте свидетелями, как она мне угрожает!

Глава девятая. Дараб' - падишах островов 189
А Локнад был мужичонка зловредный и злонамеренный, он завопил, заругал-
ся на Тамрусию:
— Ах ты, такая-сякая! Ты от нас убежала, сюда заявилась, чтобы дочь моя тебе
завидовала?! Хватайте эту подлянку, бросайте ее в море! Мне Дараб не указ, что
он мне сделает? Не я от Дараба завишу, а он от меня!
С этими словами Локнад с места вскочил, меч свой схватил — это посреди моря.
Воины ему говорят:
— О царь, не дело ты затеял! Дараб на Ослоухом острове, как узнает об этом —
осудит тебя.
Но Локнад их не послушал, перескочил со своего корабля на корабль Тамру-
сии и хотел ударить ее мечом. Воины, которые были с ней, бросились на Локнада,
тогда люди Локнада ввязались и началась схватка. Тамрусия была беременна, скоро
должна была разрешиться, а Занаклиса к ней подбежала и в поясницу ее ногой
пнула. Упала Тамрусия, закричала:
— О доблестные мужи, Занаклиса меня убивает!..
А Занаклиса еще раз ее ногой ударила, так что спинной хребет ей переломила,
и Тамрусия рассталась с жизнью. Пятнадцать лет она в горе жила, а с Дарабом и
года не провела! Тех двух невольниц, что сопровождали Тамрусию, тоже убили, с
корабельщиком и двадцатью воинами покончили и бросили их в море. Локнад свой
корабль повернул и к Дарабу не поехал, чтобы Дараб не догадался, что это их рук
дело, возвратился на Хатареш и стал ждать, а всех тех, кто был вместе с ним на
корабле и знал о происшедшем, велел убить.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. После отъезда Тамрусии Дараб оставался на том островке еще пять дней,
а на шестой день сел на корабль и направился к Хатарешу. Когда подплыл корабль
к тому месту, где произошла стычка Локнада и Тамрусии, видят они, качают вол-
ны мертвеца. Дараб велел:
— Осмотрите этого человека, что с ним случилось?
Поглядели они и поняли, что это корабельщик Тамрусии. Они поплыли даль-
ше — другого мертвеца увидали. И таким образом нашли они десять человек. Да-
раб говорит:
— Что же такое приключилось с тем кораблем? Не дай Бог, с Тамрусией несча-
стье какое!..
Только он это сказал, как заметил корабль Тамрусии, который ветер гонял из
стороны в сторону.
— А это что за корабль? — говорит Дараб.
Подплыли они, подтянули корабль поближе, Дараб к борту подошел и вдруг
услышал крик младенца. Сердце у него так и сжалось, прыгнул он со своего корабля
на тот, видит, лежит Тамрусия мертвая, а рядом с нею младенец, прекрасный, как
сто тысяч кумиров, плачет-заливается. Как увидел это Дараб, слезы у него из глаз
брызнули, и он крикнул:
— Чтоб никто сюда не подходил!
В один миг отделил он ребенка от матери, прижал к груди, а потом обратился
к Херанкалису:
— Пойди взгляни на Тамрусию...
Подошел Херанкалис, видит, лежит Тамрусия на боку, лицом крепко к кора-

190 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
бельной скамье прижалась, а душу свою в горький час Всевышнему вручила. Тут
Дараб и Херанкалис пролили слезы, а Херанкалис подошел к изголовью покойни-
цы и стал ее оплакивать, причитать: дескать, что же с тобой приключилось, какой
див на твоем пути встретился, как ему удалось тебя погубить? А потом сказал:
— О государь, это дело сокрытым не останется, давай поедем прямо в храм и
спросим идола, как это произошло.
Подняли они Тамрусию, украсили ложе и положили ее туда, лицо ей кисейной
пеленой прикрыли, а ребенка Дараб держал на руках и не мог оторвать от него глаз,
так красиво было дитя. Полюбил он ребенка двойной любовью: во-первых, пото-
му, что это был его сын, а во-вторых, потому, что очень любил Тамрусию. Обра-
тился Дараб к Херанкалису:
— О мудрец, запало мне в сердце желание узнать, суждено ли этому младенцу
на свете жить или нет?
Херанкалис тут же направил на солнце свою астролябию, вопросил звезды не-
бесные, узнал от них то, что было скрыто, выведал все насчет счастья и злосчас-
тья и ответил:
— О владыка, с тебя причитается за добрую весть: этот младенец будет жить-
поживать, на шахский трон взойдет, но потом от руки слуг своих падет.
Дараб возблагодарил пресветлого Господа и молвил:
— Слава тебе Господи, что наш трон чужакам не достанется!
Затем Дараб спросил Херанкалиса:
— А как его назвать?
— «Лучше павлина только павлин бывает», — отвечал Херанкалис, — вот и назови
его своим именем, дабы его имя о тебе напоминало. А кроме того, оба вы не материн-
ским молоком вскормлены, тебя из воды выловили, и ты его тоже на воде нашел.
Нарекли они младенца Дарабом и направились к Хатарешу, а корабль Тамру-
сии с собой привели — все люди плачут-рыдают, Дараб с непокрытой головой сто-
ит. Антушия с Матрушией, простоволосые, взяли с собой Азру и сели на корабль,
вышли в море навстречу Дарабу. Занаклиса из уважения к Дарабу тоже голову
обнажила, и Локнад вместе с ней. Вышли все навстречу Дарабу, и все на острове,
от мала до велика, оплакивали Тамрусию, так что даже чудища морские со дна на
поверхность выплыли. Так вот с плачем прибыли они в Хатареш, и корабль Там-
русии причалил ко дворцу, а Дараб три дня соблюдал траур. На четвертый день
он приказал покрыть погребальные носилки золотой парчой, окурить Тамрусию
мускусом и камфарой, а потом носилки отнесли в гробницу и двери гробницы
замуровали. Младенца же передали кормилице, чтобы она его растила. Потом
Дараб с Херанкалисом собрались и отправились в храм Сатабкалис, чтобы разуз-
нать там, как это случилось с Тамрусией.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Со времен Сатабкалиса то изваяние несколько раз бросали в море, но всякий
раз наутро оно снова оказывалось на своем месте, ибо никто не мог причинить ему
вреда. Искандар привел Эфлатуна в этот храм и спросил его:
— Откуда этот идол знает все сокрытое?
Эфлатун ответил:
— Этот идол стоит в сем храме пять тысяч лет, а создал его Господь, великий и
славный, десять тысяч лет назад.

Глава девятая. Дараб - падишах островов 191
Искандар попросил:
— О мудрец, поведай мне, в какие же времена это было, кто тогда жил?
— Было такое племя, которое создал всевышний и всемогущий Господь своею
властью, — отвечал Эфлатун, — дабы потомки Адама вопрошали у него о своей
судьбе. Ведь Господь, великий и славный, обладает такой чудесной силой, что че-
ловеку и описать невозможно, таким могуществом, что заставляет говорить камень.
И да будет известно всякому, обладающему разумом, что могущество Бога безгра-
нично, что совершенная его власть не знает предела.
Искандар сказал Эфлатуну:
— Так объясни мне, что это было за племя, которое властвовало над миром и
которое было создано из камня?
— Их держава находилась возле горы Каф* и простиралась на шесть тысяч фар-
сангов в длину и на столько же в ширину, — отвечал Эфлатун, — и весь народ там
был вот такой, как этот истукан, а рождались они как люди, но только, когда при-
ходило им время родиться, нарождались все разом, а происходило это так: однаж-
ды ночью они все принимались кричать, потом падали и раскалывались на части, а
из середины их появлялись дети, тоже каменные. И Господь, великий и славный, взра-
щивал их своим могуществом до тех пор, пока они не вырастали. А когда наступало
для них время соития, они все враз соединялись попарно, а затем вновь разделялись.
И так продолжалось, пока Господь, великий и славный, не создал Адама — Адам ведь
тоже был слеплен из глины, которую Господь наделил жизнью, но ему был дан дру-
гой облик. А уж из левого бока Адама — мир ему! — появилась Ева, и они в ожида-
нии Судного дня наплодили столько народу, что только Богу известно, как дальше
быть. Но жил такой человек, которого звали Сатабкалис, во времена Джамшида он
попал в те горы. И там увидел одного из этих идолов, такой красоты, что влюбился
в него, взял его и привез в эти края. Стал он молиться Господу, великому и славно-
му, и просить: «Пресветлый Боже, я тебе свою жизнь отдам, только ниспошли это-
му кумиру дар речи — очень я его люблю!» Бог, великий и славный, одарил изваяние
речью, дабы Сатабкалис мог с ним разговаривать. Сатабкалис затеял перевезти ка-
менного истукана с Востока в Грецию и потратил на это тридцать лет и, куда он ни
привозил его, повсюду беседовал с ним. Восемьсот лет был он его сердечным другом,
выстроил для этого идола обитель и поставил его в той обители — целыми днями на
него любовался и благодарил Бога, великого и славного, пока не появился у него сын.
Он нарек его Хатарешем и в его честь воздвиг крепость Хатареш. Стали люди при-
ходить туда, селиться там, а Хатареш призывал каждого, кто приходил, обратиться
к Богу, но они не хотели признать Бога. Тогда Хатареш стал молиться, чтобы этот
непокорный народ сгинул, но тот не сгинул... Очень Хатареш расстроился, а обита-
тели крепости сказали ему: «Ежели хочешь, чтоб мы к Богу обратились, скажи тому
идолу, пусть он отвечает на все наши вопросы — тогда мы поверим в существование
Господа, великого и славного». Помолился Хатареш, и Господь отверз для них уста
того идола, дабы он отвечал на все, что у него ни спросят о жизни.
Вот какое чудо ниспослал Бог, великий и славный, по молитве Хатареша. Че-
тыре тысячи восемьсот лет тот идол говорил и рассказывал все о мире — до времен
Искандара.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Локнад прослышал, что в тех краях есть храм, а в нем — идол, который каж-

192 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
дому, кто его спросит, объясняет, что было и что будет. Боясь Дараба, Локнад
тайком послал туда десяток воинов, приказав им бросить изваяние в море, чтобы
тайна его не раскрылась. Отправились те воины выполнять приказ. Причалили к
воротам храма, вошли внутрь и приблизились к изваянию. Сдвинули его с места,
бросили в воду, а сами вернулись в свой лагерь и доложили Локнаду: мол, утопи-
ли мы идола, будь спокоен, Дараб тебя ни в чем не упрекнет. И вот настал день,
когда Дараб во время дворцового приема поворотился к Херанкалису и молвил:
— Надо мне съездить в храм, узнать обстоятельства гибели Тамрусии — ведь ее
посреди моря убили.
— Завтра поедем, — ответил Херанкалис.
— Я тоже с вами поеду, погляжу, каков из себя этот идол, — вмешался Локнад.
— Ладно, — говорит Дараб.
На следующий день сели они все на корабли и направились к храму. Херанка-
лис сошел с корабля и ступил в храм, Дараб последовал за ним, а за ними и Лок-
над пошел. Глянул он, а идол-то на своем месте стоит! Локнад себе говорит: «Ох,
что же мне делать? Видно, мои люди не бросили его в воду, а мне солгали, чтобы
я сюда заявился... Как теперь быть, ведь сейчас Дараб все узнает?!»
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда люди Локнада кинули изваяние в воду, а сами вернулись в лагерь, оно
снова поднялось из вод морских по велению Господа, великого и славного, и усе-
лось на прежнем месте в нише. А Локнад при виде его раскаялся, что явился туда.
Херанкалис подошел и почтительно спросил:
— О лишенное души изваяние, коли приказал тебе пресветлый Господь, ответь
нам: кто убил Тамрусию посреди вод морских?
Со стороны изваяния послышался голос:
— Занаклиса, дочь Локнада, до нее добралась, взошла на корабль Тамрусии и
пинала ее ногами по пояснице и по животу, пока Тамрусия не отдала Богу душу.
Дараб едва это услыхал, тотчас Локнада схватил, скрутил и у него спросил:
— Ах ты, злодей, чего ты добивался от этой бедняжки, за что ее смерти предал?
— Я ее не убивал! — вскричал Локнад.
— Сам не убивал, а дочери своей убить позволил?.. — говорит Дараб.
Локнад смолчал, признал, значит, себя соучастником. Локнада заковали и тут
же покинули храм, бросили Локнада на дно корабля и направились к Хатарешу,
проплыли по воде до самого дворца, а там посадили пленника в каморку на всю
ночь. На следующий день Дараб сказал Херанкалису:
— Ступай скажи Закаклисе от меня так: «Собирайся, идем. Раз Тамрусия умер-
ла, значит, хозяйка во дворце ты. Приходи, а то мне скучно».
Херанкалис пошел, Занаклиса поднялась ему навстречу, по обычаю его привет-
ствовала и сказала:
— Да где же ты был? Как ушел в тот вечер от нас, так и не показываешься!
— Я несколько раз приходил, да вас не было, — сказал Херанкалис, — а что вы
сюда прибыли, я не знал. И только я к Дарабу прибыл, тут вдруг Тамрусия погиб-
ла...
Занаклиса тут некстати вставила:
— Я сама об этом ничего не знаю...
Херанкалис сказал:

Глава девятая. Дараб - падишах островов 193
— Ну, раз она умерла, собирайся, меня Дараб за тобой послал, велит он тебе к
нему идти — ему самому, дескать, все некогда было, занят был хлопотами насчет
Тамрусии. Она-то очень тебя Дарабу нахваливала, а я говорил, чтобы вы обе были
царицами. А теперь так получилось, див ее погубил, значит, надо тебе идти во
дворец, а то при Дарабе никого нет.
Занаклиса сказала:
— Да мне перед семейством Тамрусии неловко: скажут, наша-то девица помер-
ла, а эта нам никакого уважения не оказывает...
— Да что тебе за дело до них? — говорит Херанкалис. — Они в своих покоях
будут, а ты — в своих.
Занаклиса мигом собралась и спрашивает:
— А отец мой там?
— При Дарабе он, — отвечает Херанкалис.
— А что стало известно в храме насчет Тамрусии?
— Ответ такой получили: дивы ее посреди моря убили, — ответил Херанкалис.
Тут Занаклиса призадумалась: «Что за чудеса: ведь того идола в воду скинули,
как же он снова на месте оказался?» Разобрало ее сомнение, она себе сказала: «Нет,
что-то тут не так! Верно, они отца моего узником держат, теперь ко мне подбира-
ются... Но я что-нибудь придумаю, авось удастся мне спастись». Она и говорит
Херанкалису:
— Ты ступай, а я красоту наведу и тоже приду.
Херанкалису ничего не оставалось, как возвратиться. Он ушел, а Занаклиса
давай допрашивать тех людей, которым велено было идола в море бросить. Они
говорят:
— Выкинули мы его!
— А говорят, что он опять в своем храме стоит, — возразила Занаклиса.
Тут пришел один из тех людей, которые ездили вместе с Локнадом, и сказал:
— Отца твоего связали и в крепость увезли.
Занаклиса едва это услышала, тотчас кликнула корабельщиков, села на корабль,
отплыла в открытое море и скрылась. Она решила плыть на остров Арус, а от
Хатареша до острова Арус было три месяца пути. И вышла Занаклиса в море, стра-
шась за свою жизнь, надеясь убежать от судьбы.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Отплыла Занаклиса, и всю ночь ее корабль носило ветром по волнам, ни на
миг ветер не стихал, так что Занаклиса говорила себе: «Этой ночью мы фарсангов
двести прошли!» Но когда наступил день, судно оказалось возле берега все того же
острова, отошло от него не более чем на два гяза — по велению Господа, великого
и славного. Увидала это Занаклиса и подумала: «От Всевышнего не убежишь!» Она
высадилась с корабля на берег и направилась в глубь острова, брела, пока не вы-
шла на просторную лужайку неподалеку от крепости, фарсангов пятьдесят длиной.
Зашла Занаклиса на ту лужайку и скрылась из глаз.
На следующий день Дараб вышел из крепости и Локнада из узилища вывел,
говоря себе: «От Занаклисы мне теперь немного чести, вот здесь, на берегу моря,
и убью ее отца!»
Но в то же время Дараб и так раздумывал: «Как я могу теперь разделаться с
Локнадом? Ведь он меня возвел на шахский трон, он дал мне богатство... От того,
7 Дараб-наме

194 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
что я его порешу, Тамрусия к жизни не вернется, а люди меня осудят. Занаклиса
тоже под моей властью... Надо мне все это скрыть, чтобы потомки меня не осуж-
дали». Дараб снял с Локнада оковы и сказал ему:
— Убирайся, я тебя простил. Забирай свою дочь и отправляйся на Малкут, а я
потом прибуду, возьму на Малкуте сокровища и поеду в Иран.
Когда с Локнада сняли оковы, он бросился разыскивать дочь, но тщетно, ее ни-
где не было. Ему сообщили, что похожая женщина зашла на ту лужайку, Локнад
отправился по ее следам. Пришел и видит: лежит Занаклиса на земле, а черная змея
голову ей в рот засунула и в язык ей впилась. Ведь Занаклиса тогда поклялась, что
не предаст своих сотоварищей отцу, но все же предала, нарушила клятву и неспра-
ведливо пролила кровь, вот Господь, великий и славный, и наслал на нее змею в
наказание, лишил ее жизни. Локнад, увидев дочь, хотел подойти и прогнать змею,
но она прыгнула и поразила Локнада на месте. Отец и дочь — оба расстались с жиз-
нью на той лужайке, и не было у них ни могилы, ни савана, и никто не знал об их
смерти, кроме одного человека, который видел их и рассказал эту историю.
Дараб же, после того как освободил Локнада, сделал Херанкалиса эмиром
Хатареша, поручил ему своего сына и сказал:
— Присмотри за ним, пока я съезжу на Малкут, заберу тамошнюю казну, вер-
нусь, а потом отсюда поеду в Иран.
С этими словами он сел на корабль и отправился на Малкут. Четыре месяца
плыл он по морю, пока не достиг Малкута. Жители высыпали ему навстречу, гла-
шатаи объявили громогласно о его возвращении, Дараб вступил в город и оставался
на Малкуте пять месяцев, а потом тамошние жители ему надоели, да и по Тамру-
сии он горевал. Выпел он как-то из города, стал на берегу вместе со свитой своей,
вдруг видит — тянется во глубь морскую веревка, а у конца ее стража приставле-
на. Дараб спросил:
— Что это там, в воде?
Один из стражей ответил:
— На этой веревке привязан сундук, а в сундуке человек заперт.
— За что же его туда посадили?
— О шах, до того как ты Малкут завоевал, он здесь царем был, — ответили ему. —
Ты его простил, а Локнад его в сундук посадил.
— Достаньте его сейчас же! — приказал Дараб.
Тот же час сундук подняли из воды и крышку открыли. Вышел оттуда Мех-
расб — совсем стариком стал, ослеп. Дараб говорит ему:
— Доблестный муж, долго же ты там пробыл!
Мехрасб голос Дараба и узнал. Обратился он к нему и говорит:
— О владыка, а ты меня не узнаешь?
— Мне известно, что ты был здесь царем, — отвечает Дараб.
— Это верно, царем я был, — говорит тот, — но ведь я — Мехрасб, это мне ты
поручил Тамрусию, когда покидал тот остров.
Тут и Дараб узнал Мехрасба, взял его за руку и повел во дворец, чтобы его о
житье-бытье порасспросить.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Привел Дараб Мехрасба во дворец, а Мехрасб совсем состарился от жиз-
ненных невзгод. Поглядел на него Дараб, спрашивает:

Глава девятая. Дараб - падишах островов 195
— Узнаешь меня, Мехрасб?
— По голосу узнаю, а глазами не вижу. Ведь я столько времени провел в том
сундуке, в заточении на дне морском, что ослеп на оба глаза, света белого не вижу.
Дараб созвал ученых людей со всего острова и велел им:
— Найдите лекарство для Мехрасба, а то его глаза света белого не видят.
Мудрецы ему сказали:
— Тот, кто зрение потерял под водой или в темнице, может излечиться при
помощи горного камня. У нас в горах такого камня много. Мы пойдем наберем его,
в порошок истолчем и глаза слепому намажем — тогда он прозреет.
Дараб послал человека за тем камнем. Стали его толочь — из него потекла крас-
ная жидкость. Этой жидкостью намазали Мехрасбу глаза, и он сразу прозрел. А
вода та была красная, как петушиная кровь, если же камень намочить, то она сра-
зу темнела, потому его толкли сухим. По этой примете сей камень распознать
можно: как вода до него доберется, он враз чернеет, а если его сухим истолочь, то
порошок и вода краснеют. Дараб подивился свойствам того камня и, как говори-
ли, отправляясь в Иран, нагрузил такими камнями целый корабль.
Вернемся к нашему рассказу. Когда Мехрасбу вновь открылся белый свет, он
поцеловал землю перед Дарабом и молвил:
— О шах, кабы ты не приехал, смерть моя пришла бы! Это все Локнад...
Тут Дараб сказал ему, что Локнад с дочерью на Хатареше — он ведь не знал,
что оба они от змеиного яда погибли. Мехрасб поведал Дарабу обо всех невзгодах,
которые на его долю выпали, и Дараб заплакал, услышав о Тамрусии. Мехрасб стал
его утешать:
— Не плачь, владыка, быть может, ты когда-нибудь и ее найдешь!
— Эх, Мехрасб, это она меня нашла, и сын у меня от нее остался, я его Дарабом
назвал, а Тамрусию Занаклиса убила и в море бросила...
И он поведал Мехрасбу всю эту историю.
— Что же ты не убил Занаклису?! — вскричал Мехрасб.
— Нет, это было бы недостойно, мудрецы сочли бы меня неблагодарным, —
возразил Дараб. — Я ее отпустил на все четыре стороны — сама судьба ее казнит, а
я лишил ее навсегда своего благоволения: это ей тяжелей будет, чем тысяча каз-
ней.
— Это верно, — согласился Мехрасб.
Дараб с Мехрасбом оставался на острове Малкут пять месяцев и ни разу не
прикасался к женщине. Все жители острова подчинялись его власти, были его вер-
ными слугами, и жизнь там стала мирной и безопасной.

Глава десятая
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ИРАН
Однажды ночью спал Дараб. И приснилось ему, будто появился с запада огонь
и распространился по всей земле, стон над миром поднялся, а из гущи огня вознесся
глас: «О Дараб!» И тут Дараб увидел свою мать с шахским венцом в руках, а пе-
ред нею — Эсфандияра и множество всадников. Они заметили Дараба, двинулись
к нему, говоря: «Всем миром в Иране Дараба ищут, а Дараб — вот он!» Эсфандияр
приблизился к нему, обхватил и удерживал на месте, пока не подоспел Ардашир.
Тот взял из рук Хомай царский венец и молвил: «Ступайте, я к вам подойду потом».
Ардашир возвел Дараба на трон и сказал: «Ты должен восседать на троне, а я тем
временем избавлю Иран от этого огня — ведь весь Иран полыхает!» С этими сло-
вами он поворотился на запад, уводя за собой пламя, и скрылся из виду.
Тут Дараб проснулся, сел и вознес хвалу пресветлому Господу. Он тотчас умыл-
ся, совершил омовение, надел чистое платье, вошел в молельню и помолился Богу,
великому и славному; тут и день наступил. Дараб сказал себе: «Пришло время мне
отправляться в Иран, чтобы мне там вручили корону; а огонь этот — какой-то враг,
который напал на Иран, дабы разрушить благоденствие страны, — надо мне высту-
пать». Он принял решение отправиться в Иран и приказал вывести из Малкута на
воды морские тысячу судов. Все эти корабли были в основном построены из чере-
паховых панцирей, и их доверху нагрузили алоэ, изумрудами, жемчугами, красным
золотом и алмазами, чудесными камнями прозрения и всем прочим, что добыва-
ют на Малкуте. На корабли посадили сто тысяч обитателей Малкута — одноглазых,
с рогами на голове, снаряженных оружием из рыбьего зуба и щитами из рыбьей
чешуи. На каждом корабле было по сто воинов, которые никогда не бывали в
Иране. А еще тысячу кораблей Дараб повелел наполнить всяческими диковинка-
ми, морскими и сухопутными, а пять кораблей нагрузил чудесным философским
камнем. И еще снарядил судно из панциря исполинской черепахи, который состо-
ял из тысячи пластинок, в ямку же на обороте каждой пластинки положил по
рыбьему глазу, так что корабль доверху наполнился рыбьим глазом. Дараб повез
с собой этот рыбий глаз, чтобы пригласить искусных мастеров и построить из
рыбьего глаза дворец, а вокруг него — город и там сделать свою столицу. А на другой
корабль он водрузил коралловую ветвь в сто гязов высотой — славы ради, чтобы
достойно завершить украшение будущего дворца. Потом он назначил Мехрасба
эмиром острова и сказал ему:
— Я отправляюсь в Иран повидаться с матерью. Если когда-нибудь вернусь
сюда — хорошо, а если не вернусь, пиши мне письма и управляй богопослушными
людьми добром, а тем, кто вершит зло, руби голову. И все, что Господь, великий и
славный, спросит с меня, я буду спрашивать с тебя: коли сумеешь в этом мире ответ

Глава десятая. Возвращение в Иран 197
держать, отвечай, а не сумеешь, живи так, чтобы не устыдиться перед Господом,
когда он тебя призовет.
С этими словами Дараб взошел на корабль. В тот же миг над гладью морской
разнесся звон колоколов, а Мехрасб целый фарсанг провожал Дараба и благослов-
лял его, потом возвратился на Малкут и стал там править. За свои добрые деяния
получил он в награду царство.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает: Локнад и его дочь за совершенное ими зло погибли от змеиного яда!
Когда Дараб вышел в море, всю гладь морскую, от края и до края, заполнили ко-
рабли, как будто целое царство поплыло по воде! А погода стояла ясная — на голубом
куполе небес ни облачка, в воздухе — ни ветерка. За три месяца дошли они от Малку-
та до Хатареша. Послали наперед человека к Херанкалису, чтобы все жители Хата-
реша садились на корабли и выезжали за сто фарсангов — встречать Дараба. Дараб
же взошел на корабельный мостик, а над головой его сиял божественный фарр. Хе-
ранкалис, как завидел его, поднялся на ноги и отдал ему земной поклон. Но Дараб его
усадил: мол, не утруждай себя, мудрец! Херанкалис перешел на корабль Дараба, и тот
стал его расспрашивать о своем сыне, о Дарабе-меньшом. Херанкалис сказал:
— Дараба держит при себе Антушия, она его привезет.
Дараб обрадовался, а тут и Антушия подоспела вместе с Матрушией. Они при-
везли Дар аба-младшего. Он сидел в колыбельке, а над ним висел золотой венец, в
руку ему вложили, словно игрушку детскую, золотую палицу, увенчанную бычьей
головой, а в другую руку — меч, тоже золотой1, чтобы отцу этим показать, что
ребенок, мол, непременно вырастет воином и рубакой. Поглядел Дараб на дитя и
возрадовался: годовалый ребенок выглядел словно пятилетний. Поднял он сыноч-
ка, прижал к груди и о Тамрусии заплакал. А после того он прибыл в Хатареш, три
тысячи его кораблей к берегу причалили, Дараб же отправился во дворец, раздал
богатые дары всем родичам Тамрусии, а Херанкалису всякое уважение оказал. Этот
день он пробыл с ними, а на следующий поехал к идолу в храм и вопросил его: как
обстоят дела в Иране? И ответил ему идол так:
— Призвали в Иран румийского царя, хотят ему отдать Иранскую державу. А
мать твоя послала за тобой, по всему миру тебя ищет. Войско от нее отступилось,
пригласило в Иран румийского кесаря, чтобы его на царство посадить, и никто твоей
матери не подчиняется. Так что собирайся скорей и поезжай, а не то загубишь Иран!
Поднялся Дараб, вышел оттуда и возвратился в Хатареш. Там у Тамрусии сес-
тра была по имени Махатантасия, он взял ее в жены и сказал Херанкалису:
— Я уезжаю, если получится — вернусь, а не получится — правь народом спра-
ведливо во имя Бога, великого и славного, и на том свете это тебе зачтется, да
смотри, остерегайся врагов!
С этими словами он отправился на берег моря, а Антушия, мать Тамрусии, села
с ним на корабль и заявила:
— О шах, я поеду с тобой в Иран!
Дараб препоручил Азру Херанкалису и наказал ему:
— Как только придут вести о Вамеке, тотчас отправь Азру к нему!
Тут подняли паруса, ударили в судовые колокола, и корабли пришли в движе-
ние, поплыли по глади морской, а позади всех плыл корабль, на котором были
Дараб, и Антушия, и Махатантасия, и кормилица с Дарабом-младшим.

198 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда корабли на глади морской скрылись из глаз, Матрушия поднялась на
вершину башни Хатареша. Солнце склонялось к закату, она оборотилась лицом в
сторону Ирана, помянула своих уехавших родных, зарыдала и молвила:
— Простись со мной, о Антушия, не видать тебе больше матери!
И с этими словами она кинулась вниз с башни и рассталась с жизнью. Херанка-
лису сообщили: мол, твоя мать выбросилась из башни и погибла. Тот извлек мать
из моря, справил по ней траур, а потом предал тело земле, а с^м стал на острове
жить, царские дела вершить.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Дараб, пустившись в плавание, плыл сорок три дня без остановки и отдыха,
и за все это время ни на день не поднимался противный ветер, так что эти три
тысячи кораблей беспрепятственно продвигались по глади вод. Вдали показались
уже горы Омана. Тут Дараб воскликнул:
— Мы добрались до Омана, все корабли целыми привели!
А надо бы ему было сотворить благодарственную молитву, но он этого не сде-
лал, он ликовал и повторял:
— Кто, кроме меня, приводил в Иран корабли с такими товарами да диковин-
ками?
Ему бы следовало усмотреть за этим Промысел Божий, но он видел лишь себя.
И вот, когда солнце поднялось в высшую точку небес, пронесся по морю страшный
вихрь, в один миг сорвал развернутые паруса, волна высотой до звезды Аюк под-
хватила корабли и швырнула их вниз. Так повторилось несколько раз, и все корабли
потерпели крушение и вмиг затонули, так что от трех тысяч кораблей и несколь-
ких тысяч людей на них только и остались Дараб и Махатантасия да кормилица с
маленьким Дарабом, а все остальные погибли из-за неблагодарности, которую
допустил Дараб. Такие огромные богатства и такое множество людей скрылись под
водой, но корабль Дараба не потонул. Пять суток носило корабль по волнам, а
Дараб предавался молитве, плакал и рыдал, умоляя о прощении Господа, велико-
го и славного, и просил:
— Каюсь, не оставь Своею милостью мою жену и сыночка!
Через пять дней и ночей море успокоилось, ветер стих и показалось солнце,
засияло над гладью морскою. Огляделся Дараб — от всего войска никогошеньки не
осталось... Повел Дараб судно с Махатантасией и ее матерью, с кормилицей и
Дарабом-младшим, и через четверо суток они достигли берегов Омана. Солнце уже
садилось, когда они причалили к берегу, выгрузили оставшееся добро и сложили
его на берегу, чтобы на следующий день отправиться в город. Улеглись они тут же
и заснули, да так крепко, что и прилива не услышали... А ночью пришли воры и
подобрали все добро, которое морем не унесло, так что вовсе ничего не осталось.
Когда они проснулись утром, увидали, что все пожитки их пропали. Поразился
Дараб воле Господа, великого и славного, сотворил в душе молитву и молвил: «О
Всеведущий и Всевидящий! Однажды не вознес я благодарственную молитву и вот
сравнялся с теми, у кого сроду не было ни единого дирхема. Сила и власть за то-
бой! После того как я привел три тысячи кораблей с грузом, которого в Иране никто
и не видывал, после того как я властвовал над людьми, теперь нет в моей власти
ни дирхема... Такова Твоя воля, таково Твое веление!» С этими словами он распро-

Глава десятая. Возвращение в Иран 199
стерся во прахе и возблагодарил Бога, а затем собрал женщин и вступил в город
Оман. Был там один заезжий двор, Дараб со своими женщинами зашел туда, и
устроились они там в уголке. От голода они проливали слезы, а слабосильный
ребенок совсем сомлел — ведь в груди кормилицы не было молока. Дараб же по-
весил голову и грыз себе пальцы, он размышлял о могуществе Господа, великого
и славного.
Был там один человек, смотритель заезжего двора, который всем заправлял,
подошел он к Дарабу, а женщины, которые с Дарабом были, уже плачут-залива-
ются. Смотритель спрашивает:
— Откуда прибыли?
Ничего не ответил Дараб, а тот человек как встал напротив него, так и запла-
кал. Добрый час прошел, потом смотритель говорит Дарабу:
— Доблестный муж, ты издалека прибыл, возьмись за какую-нибудь работу, а я
тебе за это заплачу что-то для почину и чтобы женщин поддержать.
Дараб сказал себе: «Коли так дело повернулось, человек не может выйти из
повиновения Господу, великому и славному, надо поработать, а там погляжу, ка-
кова будет Его воля». А вслух он спросил:
— А какая у тебя работа?
— Подымайся, — говорит смотритель, и Дараб встал и пошел за ним. Тот дал ему
лопату и сказал: — В этом постоялом дворе несколько помещений, вычисти их, а я
тебе заплачу.
Взялся Дараб за лопату, стал перепревшую землю в разных углах постоялого
двора собирать да посредине в кучу сгребать, так что пыль да зола всю глотку ему
забили. Но он сказал про себя: «Уж как мой предок Гоштасп велик был, а и ему
такая же доля выпала... Теперь и мне придется потрудиться, дабы в следующий раз
не впасть в самодовольство: я, мол, падишах, ко мне Господня воля не относится, —
вот и получилось вдруг, что я — поденщик!»
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказы-
вает так. Дараб нисколько не огорчался, так как он понимал, за что его постиг-
ло наказание. Вычистил он четыре помещения от пыли и грязи, руки у него все
взволдыряли, и он пошел к старцу, управляющему постоялым двором. Тот ска-
зал:
— Ты еще конское стойло почисть, тогда я скажу хозяину, чтобы он с тобой
рассчитался.
Дараб сказал себе: «Надо все закончить, чтобы волдыри у меня на руках лоп-
нули, а я чтоб прочувствовал благодарность за награду. Пусть эта рука, привыкшая
к кубкам, познакомится и с лопатой — где финики, там и шипы!» Взялся он опять
за лопату, дабы волдыри у него на ладонях прорвались, кровь потекла, чтобы
узнать, каково хлеб добывать, дабы у бедняков хлеб не отнимать, чтобы понимать:
бедняки свой хлеб собственными руками зарабатывают, а падишахам тоже есть
чему поучиться — лопатой работать, хлеб домой приносить, ведь хлеб людям не за
пустую болтовню достается. А еще надо научиться нести свое наказание, дабы по
людским наветам никого не карать. А еще надо изведать голод, чтобы быть мило-
стивым к голодным, надо попробовать, каково это — ходить пешком, чтобы нико-
го и никуда не посылать пешим; и еще надо испытать приниженность чужеземца,
дабы покровительствовать пришельцам из чужих стран и знать им цену, а чтобы

200 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
понять цену счастья, надо познать мучения.
И вот когда Дараб как следует потрудился, он вернулся к Махатантасии и сел
подле нее, а кровь так и текла с его рук, и все женщины плакали. Тут смотритель
постоялого двора подошел, протянул Дарабу четыре лепешки и сказал:
— Вот, возьми, добрый человек, а я вытащу мусор со двора и еще чего-нибудь
тебе достану.
Взял Дараб хлеб, положил перед собой и заплакал. Женщины тоже слезами
залились. А на постоялом дворе жил один купец, добра у него премного было и
невольниц без счета, увидел он, что женщины плачут, потом на Дараба взглянул,
подозвал гуляма и сказал:
— Позови того человека, у которого слезы на глазах, сдается мне, что он чуже-
странец. И потом, разве четыре лепешки, которые дал ему смотритель, — это до-
стойная доля? Ведь у него пять-шесть едоков, ему этого недостаточно! Ступай по-
зови его, мы ему пищи дадим.
Гулям подошел и сказал:
— Добрый человек, иди, мой господин тебя зовет.
— А кто такой твой господин, чтобы меня звать? — говорит Дараб.
— Вон тот старый купец.
— Не пойду, — говорит Дараб.
— Подымайся, — говорит гулям, — он тебя зовет, хочет тебе кое-что дать.
Истинная природа Дараба не позволила ему встать и пойти на поклон к тому,
кто ниже его, он ответил:
— Убирайся, никуда я не пойду.
— Вставай, господин тебя зовет, — твердил гулям. — Что за диво: ты из-за четы-
рех лепешек столько спину гнул, а теперь, когда тебя щедро одарить хотят, не
идешь!
— То была поденная работа, — возразил Дараб.
— Видал я твою работу! — говорит злоречивый гулям.
Дараб дюлвил:
— Самое тяжкое, что приходится неуместные речи слушать, но надо подождать:
что-то будет!
А гулям опять свое:
— Эй, дурень, вставай, тебе хлеба дадут, наешься досыта!
Но Дараб не двинулся с места. Тогда гулям пошел к хозяину и передал ему слова
Дараба. Тот понял, что это не пустая болтовня, неспроста чужестранец так гово-
рит. Послал он двух других слуг и наказал:
— Ступайте приведите его!
Пришли те двое, говорят:
— Поднимайся, пошли с нами.
— Не пойду, — отвечает Дараб, — скажите своему хозяину, пусть сам встанет да
ко мне подойдет.
Обругали слуги Дараба, один ему сказал:
— Невелика ты птица, чтобы он к тебе шел! Да он таких, как ты, за двести дир-
хемов покупает!
Дараб молвил:
— Пошел прочь, не груби, а не то дождешься!

Глава десятая. Возвращение в Иран 201
Слуги опять обругали Дараба всяко, так что его злость взяла, закричал он, что
кончилось его терпение. Вскочил Дараб, двинул гуляма кулаком по загривку, тот
упал — и дух вон! Наскочил другой гулям на Дараба, хотел его скрутить, стал на
помощь своих товарищей звать: мол, скорей сюда, он нашего человека убил. Куп-
цовы слуги все разом на Дараба кинулись. Дараб им навстречу вышел да как на-
бросится! Их-то много, а Дараб один, но он кого ни ударит кулаком — на месте
уложит. Увидал это их хозяин, да пока он подоспел, Дараб уж десять человек
порешил. Купец воскликнул:
— Заберите его, такого-сякого, он моих слуг истребил!
Тогда его челядь схватилась за дубинки, пошли все на Дараба и взяли его в
кольцо, а затем пустили в ход свои палки. Махатантасия и Антушия хотели сказать,
что это, мол, Дараб, но он прикрикнул на них:
— Замолчите! Полюбуйтесь лучше, что я с этим сбродом сотворю!
Поглядел Дараб: у кого дубинка покрепче? А среди нападавших был одногла-
зый мужик в сермяжном кафтане, он впереди всех шел, был всех смелее и зади-
ристее, на Дараба дубинкой замахивался. Дараб руку его перехватил, ногу выста-
вил и огрел кулаком так, что у того искры из глаз посыпались. Выхватил у него из
рук дубину и обрушился на толпу. Под его ударами они обратились в бегство и
только издали на него поглядывали, на его наружность да на храбрость дивились,
а близко никто не подходил.
Купец на них зашумел, закричал:
— Ну и удальцы! Небось не Ростам перед вами! Да ведь он один против вас!
Хватайте его!
Те снова бросились в атаку. Пошел на них Дараб — они опять разбежались, стали
за ним издали наблюдать, пока один не зашел к Дарабу в тыл да не саданул его
дубинкой по ноге, так сильно, что Дараб от боли присел. Тут они на него накину-
лись всем скопом, повалили, связали и к купцу притащили. А купец говорит:
— Заприте-ка ворота, час поздний, надо, чтобы никто не скрылся.
Ворота заперли, никого больше на постоялый двор не стали пускать, пока не
стемнело. Был там один постоялец, посол, а при нем несколько слуг, услыхал он
об этом, вышел и спрашивает:
— Что тут за шум?
— Да вот пришел нынче такой-то человек и учинил драку, столько народу по-
бил, — говорят ему.
— А что за человек? — стал он расспрашивать. Ну, ему описали: мол, такой-то
юноша. Подошел посол посмотреть на Дараба. Видит мужа, над которым фарр
божественный сияет, обликом величавого, а возле него — четыре женщины да
маленький ребенок. А того человека звали Джаноусеяр*, и был он посланцем
Хомай, дочери Ардашира. Правитель же Омана задержал того посланника и не
давал ему уехать. Когда он увидел Дараба, то вернулся назад, говоря себе: «Как
ни суди, а это царский сын, осиянный божественным фарром». Пошел он к куп-
цу. Купец поднялся, любезно его встретил, усадил и стал спрашивать:
— Чего изволишь? Чем ты недоволен?
— Я пришел спросить тебя, — говорит Джаноусеяр, — из-за чего вы нынче с этим
чужестранцем драку затеяли?
Купец стал рассказывать:

202 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— О почтенный, я послал к нему гуляма, потому что он плакал, а мне его жаль
стало, я и велел слуге привести его ко мне. А он слугу моего побил и прогнал, мне
нагрубил, а там и двух других моих слуг насмерть пришиб.
— Ну а теперь что ты с ним делать собираешься? — спросил Джаноусеяр.
— Теперь я велел его стеречь, а утром отведу его к здешнему правителю Маста-
лику, чтобы он наказал его за смерть двух моих слуг. Ведь я купил каждого из них
за тысячу динаров и вез их к Хомай, дочери Ардашира, я с ней дела веду.
Джаноусеяр сказал:
— Я — посланец Хомай, дочери Ардашира, Масталик пятьдесят дней меня здесь
держит, уехать не дает. Ежели он узнает, что ты для нее закупки делаешь, он все твои
товары отберет. А этот юноша тоже чужестранец, оставь его, отпусти — тебе заплатят.
— О господин, да за ним — две тысячи динаров за убитых рабов, — возразил
купец, — разве Хомай мне их простит?
— Исполняй, что я тебе велю, отступись от этого дела, позабудь про него! —
приказал Джаноусеяр.
Но купец заупрямился:
— Я его не отпущу, к Масталику поведу!
— Если ты о том беспокоишься, что Хомай тебя накажет, — сказал Джаноусе-
яр, — то я слово даю, что она ни в чем тебя не упрекнет.
— Тебе виднее! — отступил купец.
Дараб же про себя говорил: «Сказать бы мне этому доброму человеку, что он
имущество моей матери бережет, а сына ее таким мучениям подвергает!» Тут его
терпение кончилось, он молвил:
— Эх, господин, так ты его упрашиваешь, а он тебя не слушает! Оставь, пусть
его делает что хочет, вот узнает, кто я, тогда стыдно ему будет.
— А кто ты? — спросил Джаноусеяр.
— Я Дараб, который в свое время от Хомай пришел сюда.
Купец, как услышал имя Дараба, подошел к нему и спрашивает:
— Так ты — Дараб?!
— Да, — ответил тот.
Тут Джаноусеяр поспешно к нему подбежал, оглядел его с ног до головы:
— Это ты, когда здесь был, требовал подать в казну Хомай и тем Гантареша
прогневал?
— Да, я, — ответил Дараб.
Джаноусеяр велел развязать его, с Дараба сняли колодки, а Джаноусеяр говорит:
— То-то они меня отсюда не выпускают, это со злости на тебя, что ты с ними
воевал в то время.
А купец, когда Дараба выслушал, сказал:
— Молчите оба, эти речи между нами должны остаться, — и приказал всем по-
сторонним удалиться. Тогда он продолжил: — Коли ты Дараб, то знай, что Хомай
мне так наказывала: «Когда будешь ездить из города в город по торговым делам,
повсюду разыскивай Дараба, потому как есть промеж нас тайна». Ну-ка скажи, что
это за тайна, дабы я узнал, что ты и вправду Дараб.
— О благородный муж, — говорит Дараб, — она — моя мать, а я — сын Ардаши-
ра. Хомай меня в воды Евфрата бросила, а прачечник выловил и вырастил меня и
нарек меня Дарабом.

Глава десятая. Возвращение в Иран 203
Когда купец услышал эти слова, он распростерся ниц и пролил обильные сле-
зы, а потом поднял голову и сказал:
— По милости Господа всемогущего я и есть тот старый прачечник, который
вынес тебя на берег Евфрата и вырастил.
Услыхал это Дараб, склонился в земном поклоне и возблагодарил Бога, а ста-
рый купец и Джаноусеяр преклонили перед ним колена. Поднял Дараб взоры к
небу и молвил:
— Кто может такое сотворить, кроме Тебя, Создателя всего сущего, — ведь еще
утром я в этом самом месте конское стойло вычищал, чтобы четыре лепешки по-
лучить, а теперь утопаю во благах!.. На все Твоя воля и Твое веление!
А Джаноусеяр на его лик и стан любовался и возносил благодарность Господу,
великому и славному. Дараб меж тем к старому купцу обратился:
— Ты мне вместо отца! Ступай приведи сюда моих женщин2.
Старик тотчас пошел и привел Махатантасию, Антушию и кормилицу с Дара-
бом-младшим, доставил их к Дарабу. А Дараб приказал, чтобы им нашли укром-
ное место, принесли всякой еды и одежды. Сам же сел за беседу с теми двумя
мужами.
Сначала Дараб к тому старцу-купцу обратился, так спросил:
— О отец, из того добра, что при мне в сундуке было, ничего не осталось? Ведь
нам деньги нужны, чтобы в Иран к Хомай добраться.
— Все, что у меня здесь в торговлю вложено, — твое достояние, — отвечал купец, —
а еще вдесятеро больше в Фарсе. Коли деньги надобны — они есть, а коли живот-
ные верховые — тоже есть. И ни о чем не изволь беспокоиться, так как Хомай мне
для тебя еще всякого добра дала, чтобы я только тебя отыскал. Я ведь весь Иран
обошел, нигде тебя не нашел!
— Да я же падишахом Малкута был, это в Греции, — говорит Дараб. — В Иране
меня сколько ни ищи — не найдешь.
Тут Дараб поведал обо всем, что выпало на его долю, а старый прачечник только
дивился его рассказам.
Потом Джаноусеяр сказал:
— О повелитель, здешний падишах — Масталик, он брат Гантареша, мне всю твою
историю рассказывал: что ты сделал да как Тамрусию увез. Ведь я доставил сюда
письмо твоей матери: мол, вышли мне помощь, а то румийский кесарь пошел вой-
ной на Иран, ты же наш сосед — когда кесарь с нами расправится, за тебя примется.
Помоги нам сейчас отразить его. Когда Масталик прочел письмо, выругал меня и
сказал: «Приезжал сюда мальчишка — сборщик налогов для Хомай, по имени Дараб.
Он двух моих братьев убил и жену брата увез да в море сгинул! В отместку я ника-
кой помощи Хомай не окажу: пусть ее на чужбину увезут, как Дараб увез Тамрусию!»
Оборотился Дараб к посланнику и спрашивает:
— Неужто дела матери до того дошли, что ей приходится у Омана помощи
просить? Куда же все ее войско подевалось?
Джаноусеяр в ответ молвил:
— Женщине, которая без мужа живет, никто уважения не оказывает, что она
может поделать? Все ее войско разбежалось, а большинство к кесарю переметну-
лись. Да ведь и то сказать — я здесь пятьдесят дней сижу, не знаю, что с нею ста-
лось после моего отъезда.

204 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Вот я завтра с тобою вместе к Масталику пойду и спрошу у него грамоту тебе
на проезд, а ежели он заартачится, я с ним похуже, чем с Гантарешем, разделаюсь!
Ты только погляди да полюбуйся! — воскликнул Дараб.
— О царевич, ты лучше постарайся поскорей выбраться отсюда, чтобы матери
твоей трон сохранить, — ответил Джаноусеяр.
— Так мы и сделаем, — согласился Дараб, и они до полуночи просидели вдвоем
за советом и обсуждением. А когда полночь пришла, легли спать, дожидаясь на-
ступления дня и того, что скажет Дараб Масталику и что из этого получится.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Дараб поднялся и пошел к Махатантасии, сказал ей:
— Этот человек — посланец моей матери. Они меня признали: как увидели силу
моего кулака, поняли, кто я таков. Завтра я пойду к Масталику, потребую от него
проездную грамоту на этого человека, а коли грамоты не даст, я его отделаю поху-
же, чем братца его.
Антушия говорит ему:
— О шах, не дай Бог, тебя схватят, а он про нас проведает — все мы в беду попа-
дем. Оставь ты эти заботы, собирайся, поедем в Иран к твоей матери.
— Да здесь посла моей матери пленником держат! — возразил Дараб. — Вот я
завтра пойду, выложу ему все, что полагается!
— Ну, тебе лучше знать! — сказала Антушия.
Встал Дараб, пошел в молельню и воззвал к Господу миров: «О Господь несрав-
ненный, сущность мою, о коей и не вспомнил бы никто, Ты извлек из безвестнос-
ти и ниспослал мне, никто не посягнет на волю Твою!»
С этими словами Дараб простерся ниц и продолжал: «О Всеведущий и Всемо-
гущий, доставь меня к Хомай, дай мне ее увидеть!»
Долго он возносил моления — все наподобие этого, пока не заснул на том самом
месте. Когда же наступило утро, Дараб встал, пришел к Махатантасии и сел под-
ле нее. Утром явился к нему старый прачечник и принес с собой пятьдесят тысяч
динаров. Положил он их перед Дарабом, а еще добавил сто кип румийского пла-
тья, десять рабов да пять невольниц, пяток мулов простых да десяток — в упряж-
ках золотых и сказал:
— О сынок, возьми вот это, а еще надобно будет — и еще дам.
Дараб велел, чтобы ему подали платье из золотой парчи да тонкую белую чал-
му, оделся, сел на коня, гуляма кликнул. А сам говорит Джаноусеяру:
— Вставай-ка, пойдем к Масталику, там услышишь, как я с ним поговорю!
— О падишах, очень уж он человек крутой, — отвечает Джаноусеяр, — ты уж ему
лишнего не говори, а то он прикажет всех нас схватить.
— Ну тогда я свой кулак в ход пущу, — говорит Дараб.
— Кулак против меча не устоит. А они ведь за мечи возьмутся!
— Эх, жаль, — говорит Дараб, — что не всякий мужчина мужеством наделен...
Живо собирайся!
Джаноусеяр, старый прачечник и Дараб отправились втроем во дворец Маста-
лика. А в тот день Масталик большой прием устраивал и во дворце было много
народа. Эти трое соскочили с лошадей и вошли в приемный зал, Дараб — впереди,
те двое — позади. Дараб рукой шевельнул и тех людей, что там стояли, в сторону
отодвинул, а сам на то место вступил, вперед прошел. Там напротив трона Маета-

Глава десятая. Возвращение в Иран 205
лика еще один трон был, на нем обычно мобеды помещались, вот туда-то и сел
Дараб, старого прачечника подле себя посадил, а Джаноусеяра в другом месте
пристроил, поклонов же, которые были положены, царю не отдал. Поглядел Ма-
сталик, видит, муж какой-то, статью что твой слон, но одет в купеческое платье.
Масталик глаз с него не сводит, а сам думает: «Кто же этой такой? Я подобного
человека сроду не видывал!» Повернулся Масталик к посланцу Хомай и спросил:
— Кто этот человек, который так дерзко вошел, поклона не отдал, уважения мне
не оказал, а приперся и напротив меня уселся?
Посол не осмелился сказать, что это Дараб, и ответил: мол, мне неизвестно. Ведь
он знал, что Масталик почитает Дараба своим врагом, так как тот убил его брата.
И опять вопросил Масталик:
— Да кто это такой, что мною пренебрегает?!
— Государь, а ты сам его спроси, пусть скажет, кто он, — посоветовал посол.
Масталик к Дарабу обратился:
— Кто ты есть, зачем сюда пришел и против меня уселся?
— А ты меня не узнаешь? — говорит Дараб.
— Нет, — сказал Масталик.
— Я — Дараб, сын Ардашира, во времена Гантареша я тут побывал, ты мою
воинскую доблесть видал. Да тогда я еще молод был, толком не знал, что делать
надо. Теперь я снова пришел, чтобы забрать ваш трон и корону, всех вас на верев-
ке в Иран отвести.
Масталик, как услыхал такие речи, задрожал весь от страха перед Дарабом. А
все люди, которые там стояли, от ужаса пред той доблестью, которую Дараб однаж-
ды показал, так и побелели: ведь тот, кто не видал, тот рассказы слыхал, что Дараб
тут совершил. Князья и подданные, великие и малые, мобеды — никто вздохнуть не
смел. А Масталик сидел, повесив голову, испуганный и устрашенный. Дараб сказал:
— Ну вот что, Масталик. Завтра ты этого посланца отправишь в путь да пошлешь
с ним отряд сильный, а его наилучшим образом снарядишь и дорожным припасом
снабдишь. А сам отправишься со мною в Иран, примешь подданство Хомай. А коли
нет, я с помощью Господа, великого и славного, с тобой в тысячу раз хуже поступ-
лю, чем с братом твоим.
С этими словами он взял за руку Джаноусеяра и прачечника, вышел из дворца
и возвратился на постоялый двор, и никто не решился ему помешать или воспре-
пятствовать.
Когда пришли они на постоялый двор, Джаноусеяр сказал:
— Грозные речи ты держал сегодня пред Масталиком!
— Это потому, что они видали мою силу в бою и знают, как я расправился с
Гантарешем, — объяснил Дараб.
— О шах, а если они на тебя войной пойдут, что ты будешь делать? — спросил
Джаноусеяр.
— С помощью Бога, великого и славного, поступлю с ними как и прежде, так что
мертвецами их кладбище целое заполнят.
— Да пребудет с тобой Господь, великий и славный, — воскликнул Джаноусеяр, —
ты настоящий воин!
Поговорили они так, тут им подали еду, и они поели. Дараб обратился к Хор-
мозу-прачечнику с такими словами:

206 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Мне бы сейчас немного горького вина выпить, дабы украсить им свою жизнь,
ведь вино — противоядие от горестей и успокоение духа. Вино прогоняет войска
печали.
Хормоз приказал принести вина в хрустальных чашах и поставить перед Дара-
бом. Выпили они несколько круговых чаш, а там появились две невольницы —
прекрасные, луноликие, с грудями словно гранат. Они принесли с собой чанг и
барбат, настроили их, сели. Одна коснулась смычком барбата, пробежала по ла-
дам, а потом пустила в ход все десять пальцев и четыре струны, принялась выво-
дить мелодию, а те трое мужей взялись за вино. Дараб распорядился, чтобы всем,
кто был на том постоялом дворе, поднесли вина: мол, Дараб веселится. И себе велел
чашу подать. Принесли ему чашу пребольшую, он ее дополна налил, на ладонь
поставил и молвил:
— Да пребудет радость и благополучие в Иранской земле, ведь Дараб оттуда
вышел! Всяческого благополучия и радости стране Нимруз* — ведь оттуда вышел
Ростам! Всяческого счастья иранцам, которые повсюду прославлены и знамениты
и ни пред кем не склоняются! Всяческого счастья Хомай, дочери Ардашира, кото-
рая меня в воды Евфрата бросила, а потом искать стала, а если бы она этого не
сделала, ей бы не пришлось просить помощи у чужаков, которых я коней сторо-
жить и то не взял бы! Слава пресветлому Господу, что он привел меня в Иран, дабы
я отразил врагов моей матери.
С этими словами он осушил чашу и послал человека привести к нему восьме-
рых кузнецов. Обратился он к ним и сказал так:
— Изготовьте мне палицу из железа и булата в сто манов весом, а рукоятку у
нее сделайте наподобие бычьей головы, ибо у моих предков это изображение счи-
талось приносящим удачу со времен моего прадеда Афридуна.
Тут кузнецы поняли, что перед ними — Дараб.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. С того самого часа, как Дараб вышел от Масталика, тот со своими мобеда-
ми совет держал, что теперь делать? Ведь Дараб опять объявился, но когда он с
Гантарешем сражался, еще мальчиком был, а теперь взрослым стал, кто с ним
справится? Был там мобед по имени Шавирбик, он сказал:
— О повелитель, ежели ты хочешь, чтобы царство за тобой осталось, вставай,
поднимай войско и вместе с Дарабом ступай в Иран к Хомай, ведь ей сейчас вои-
ны нужны: кесарь румийский на Иран войной идет, а все иранское войско к нему
перебежало. Дараб сейчас отправится в Иран, он сын Хомай, она его перед всем
народом признает. Если он приедет вместе с тобой, Хомай обрадуется. Во-первых,
потому, что ты прибыл, а во-вторых, потому, что с тобой Дараб. Она тебе полный
почет окажет, ибо румийское войско никому, кроме Дараба, не прогнать, а у него
звезда счастливая. Когда Дараб на царство взойдет, он тебя прочь отошлет, даст
тебе другую страну в управление — тут тебе и почет и царство, и трон за тобой
останется. А если ты каким-нибудь образом с ним тягаться начнешь, он тебя низ-
ложит и никто ему помешать не сможет. И тебе конец придет, и нам.
Масталик к сановникам своим обратился, спрашивает их:
— А вы что скажете, верно ли он говорит?
Все сказали:
— Самый правильный путь тот, который Шавирбик советует.

Глава десятая. Возвращение в Иран 207
Масталик сказал:
— Выходит так, что надо нам собираться да к Дарабу отправляться.
С этими словами он вместе со всеми вельможами и пятьюстами воинами дви-
нулся к Дарабу. Дараба известили: мол, Масталик приближается. Дараб спраши-
вает:
— С войной идет или с миром?
— О шах, — отвечают ему, — в точности его намерения нам неизвестны, одно
можно сказать: он к тебе идет.
Рассказывают, что на постоялый двор как раз бревна привезли для строитель-
ства. Дараб бросил взгляд на одно бревно и молвил:
— Ну, коли Масталик нынче ссору затеет, я это бревно возьму и такое им пока-
жу, что люди на земле долго об этом говорить будут! — И он приказал: — Подайте-
ка мне это толстое бревно!
Целая дюжина мужиков это бревно к Дарабу тащила. А он примерился и од-
ной рукой бревно поднял, перед собой поставил. Тут за воротами шахские слуги
закричали: «Дорогу! Дорогу! Шах Масталик идет!» Заслышав их приближение,
Дараб поднялся, положил то бревно на плечо, вышел им навстречу и, встав на
суфу*, сказал про себя: «Что-то будет?» Масталик через порог ступил, видит, Да-
раб стоит с орясиной той на плече. Тут он мигом с коня долой, вместе с Шавирбик-
вазиром и прочими сановниками отдал Дарабу поклон и простерся ниц. Шавирбик-
вазир молвил:
— Долгих лет повелителю, Масталик пришел извиниться перед тобой, ведь он
не ведал о твоем прибытии.
Дараб отложил дубину, взял Масталика за руку, усадил его посреди собрания,
обнял и вложил ему в руку чашу с вином. Вино все подливали и подливали, так что
они за час единый опьянели, а приближенные Масталика все на ту дубину погля-
дывали, что подле Дараба лежала, да приговаривали:
— Велика доблесть того богатыря, который с таким страшным орудием справит-
ся! Разве что Ростам-Дастан воскреснет — никому другому такое не под силу.
Дараб, едва услышал, тотчас подхватил бревно, повертел в руке, а потом, обо-
ротившись к Джаноусеяру, сказал:
— Клянусь жизнью Хомай, что я заберу эту палку с собою в Иран и при помо-
щи ее прогоню румийское войско до самой Кустантинии!* А кто моей матери не
подчинится, тому этой дубиной голову снесу!
Масталик молвил:
— О шах, а тем, кто подчинится, что будет?
— А ничего, — говорит Дараб.
— Тогда мы все подчиняемся.
Дараб возразил:
— Ты до сего времени посла моей матери задерживал, ее приказа не слушал, ты
теперь со страха так говоришь.
— О шах, кто на эту дубину взглянет и подчиниться не пожелает, тот, знать,
совсем дурак — уж больно великое оружие! — ответил Масталик.
Дараб сказал:
— Я велел палицу изготовить, а пока работа не закончена, взял временно эту вот
дубину: ежели ты неповиновение выкажешь, я тебя дубиной-то оглажу!

208 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Ардашира
— Мы из твоей власти выходить не будем, а уж ты дубине своей ходу не давай! —
воскликнул Масталик.
И они долго еще на этот счет рассуждали, пока не наступила ночь. Масталик
встал и вместе со своей свитой возвратился во дворец, а Дараб с Джаноусеяром и
Хормозом-прачечником остался на постоялом дворе.
— Ну, видали, как я обошелся с Масталиком? — спрашивает Дараб.
Джаноусеяр и Хормоз похвалили его и сказали:
— А по-другому ты и не мог бы поступить, ведь ты сын дракона!
И всю эту ночь они просидели за вином. А Масталик приказал казначею, что-
бы назавтра доставили богатства казны из запасов Гантареша — оружие разное и
платье — и все передали Дарабу. Дараб молвил:
— Это я одобряю, но отдай все своему войску и обдумай выступление на помощь
Ирану — ведь румийский кесарь направляется в Иран, Джаноусеяр из-за этого к тебе
и приехал.
— Это все — тебе, а свое войско я сам всем необходимым снаряжу, — возразил
Масталик.
— Нет, не желаю, — говорит Дараб. — Я уже по заслугам получил: ведь я владел
всеми сокровищами Малкута, а теми богатствами, что я с собой увез, весь Иран
озолотить можно было бы — кабы они туда попали. Но не судьба, знать, — все в море
сгинуло из-за неблагодарности одной... Ну да ладно, когда в Иран прибуду, там
сокровища предков моих есть, а прямо сейчас мне ничего не надо.
— Решай сам, — сказал Масталик.
Тогда Дараб созвал его сановников и все это богатство им отдал, чтобы они
раздарили своим друзьям. Масталик приказал, чтобы пригнали стада и вьючных
животных, собрал в одно место всех воинов и доложил: двенадцать тысяч ратни-
ков прибыли, десять слонов и тридцать тысяч вьючных животных. Их всех нагру-
зили деньгами и драгоценностями, снаряжением и продовольствием, а одного
слона всячески изукрасили и водрузили на него паланкин из дерева алоэ, там
установили золотой тахт, трон царский и усадили туда Дараба. Он же приказал,
чтобы для Махатантасии, Антушии и кормилицы с Дарабом-младшим сооруди-
ли красивые носилки. Дараба сопровождали двадцать гулямов, царские шатры
и палатки, челядь и слуги, поварни и утварь — все, что потребно царям. Хормоз-
прачечник тоже все порученное ему исполнил, дела свои завершил и все передал
в руки Дараба. Призвали они Господа, великого и славного, и через двадцать дней
Масталик и Шавирбик-вазир с двумя сыновьями Масталика, Колубаром и Хали-
муном, выступили в Иран, а вместе с ними — двенадцать тысяч воинов-мечников.
Враз грохот медных литавр поднялся от равнины до звезды Аюк, в воздухе раз-
дались крики ослов и верблюдов, что тащили вьюки да вкушали муки в той пус-
тыне. Джаноусеяр ехал рядом с Дарабом, а носилки с женщинами двигались
позади Хормоза-прачечника. Когда Дараб достиг Шаборгана3, там во всем горо-
де ни единого человека не было, все убежали. Масталик спешился у ворот Ша-
боргана и разбил лагерь. Он спросил Джаноусеяра:
— Во всем городе никого нет, куда они подевались-то?
Джаноусеяр поднялся и пошел в город, стал по сторонам глядеть, пока не на-
шел одного человека из числа слуг Хомай, звали его Ферзедун. Джаноусеяр при-
вел его к Дарабу. Когда Ферзедун явился, к Дарабу уже пришли Масталик и его

Глава десятая. Возвращение в Иран 209
два сына, Колубар и Халимун, а также Шавирбик-вазир и Джаноусеяр с Хормо-
зом. Дараб обратился к Ферзедуну:
— Почему город совсем пустой?
— По той причине, что кесарь* разбил Хомай, ведь войско от нее отступилось,
хотели они ее схватить и кесарю выдать, но она о том проведала, повернула и в
Ирак* направилась, а мы все разбежались по белу свету. А тут вы еще пришли, ну,
все, кто остался, от страха перед вами бежали, — объяснил тот.
— А где сейчас кесарь? — спросил Дараб.
— Следом за Хомай отправился, он ведь клятву дал: мол, пока Хомай не пой-
маю, домой не вернусь.
Дараб до слез расстроился из-за матери своей, молвил:
— Эх, вот беда, что я чуток раньше не пришел, я бы с кесарем разделался по
заслугам!
Потом он поворотился к Масталику, стал его упрекать, всяко бранить:
— Это все ты наделал! Она у тебя помощи просила, а ты ее посла задержал,
помощи не оказал, когда войско от нее отступилось, когда ей бежать пришлось...
Кабы ты не обошелся со мной по-хорошему, я бы сейчас тебя наказал как следует.
Масталик разгневался, однако сказать ничего не посмел. Только вскочил со
злости и прочь вышел, а сыновья за ним, воротились они в свою ставку. Джаноусеяр
повернулся к Дарабу и сказал:
— Не время сейчас такие речи Масталику говорить! Этот человек тебе столько
добра сделал, а ты ему в ответ — зло, хулишь его.
А Дараб в ответ:
— Да ладно, пусть только словечко скажет, что, мол, не по нраву ему, — я с этим
войском так разделаюсь, что всему миру уроком станет!
Джаноусеяр сказал:
— Нет, так не следует поступать. Ты ведь один, войска своего у тебя нет, а мать
твоя в бегах — тебе надо смирение и скромность проявлять, чтобы это войско с тобой
в Ирак пошло, матушку твою нашло и чтоб иранское войско к тебе присоединилось.
Тогда ты сможешь с кесарем в бой вступить, его в бегство обратить.
— Как я сказал, так и будет, — отрезал Дараб, — а ежели я прощения просить
начну, меня все презирать будут, скажут: Дараб нас испугался.
А там стоял один человек из войска Масталика, он тотчас пошел и доложил
Масталику: мол, Дараб вот что говорит. Масталик был очень рассержен, он ска-
зал:
— Я сам виноват: его своими руками вытащил и возвысил, чтобы он сегодня при
всем честном народе меня оскорблял. Да ведь тот, кто недостойно поступает, не-
потребно получает.
Тут сыновья Масталика разом заговорили:
— Что это за слабость на нас нашла, почему мы должны сносить унижения от
какого-то мужика? Почему должны страдать из-за него? Мы все из одного теста, и
он, хоть и сильнее нас, такой же человек. Что он может сделать?
С этими словами они вскочили на коней и поскакали прочь и войско с собой
подняли. Отец тоже бросился следом за ними, желая вернуть сыновей, ведь Ша-
вирбик-вазир говорил ему, чтобы он с Дарабом не тягался: у того, мол, звезда очень
счастливая и Иран ему покорится. Когда Масталик нагнал сыновей, они оба уж до

210 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
палатки Дараба доскакали, а с ними — тысяча всадников, все в кольчугах и в ла-
тах, все Дараба поносят на чем свет стоит.
У Дараба в шатре сидел Джаноусеяр, а оружия при Дарабе не было. Джаноусеяр
сказал:
— О шах, ты обожди, сначала я выйду.
Вышел он наружу и говорит:
— В чем дело, что вы сюда собрались?
Колубар вперед выехал, мечом махнул и разрубил голову Джаноусеяра на две
половинки. Испустил Джаноусеяр стон и отдал Богу душу. Дараб услыхал его стон,
вошел в женский шатер и сказал:
— Войско против меня пошло, за то что я нынче Масталика оскорбил. — И он
приказал Хормозу: — Ступай-ка задержи их, пока я оружие возьму.
Хормоз было вышел, чтобы их задержать, но его тотчас убили. Тут подоспел
Масталик и воскликнул:
— О сыны мои, что вы натворили?! Ничего вы от Дараба не добьетесь, а вот он
как сядет на коня, так и сметет нас с дороги. Отступитесь, вернитесь назад, ведь
вы сами себе ноги подрубаете!
Сыновья говорят:
— Раз так получилось, раз мы Джаноусеяра и Хормоза убили, спящую змею
разбудили, теперь ничего не остается — только голову ей отрубить. Коли на нашу
долю отмщение выпало, поглядим, что получится. Кесарь обратил Хомай в бегст-
во, а мы сына ее с дороги уберем, с кесарем мир заключим. Если же мы этого не
сделаем, Дараб нас убьет. Как ни суди, надо с ним покончить.
Как ни уговаривал Масталик сыновей, они его не слушали. Тогда Масталик к
войску обратился:
— Возвращайтесь назад, не подчиняйтесь им!
А сыновья его друг другу сказали:
— Отец дружину отсылает, чтобы Дарабу легче было с нами расправиться!
Подскочили оба брата и отца на месте убили, Шавирбик-вазира на куски из-
рубили, потом против Дараба обратились, на него ополчились. А Аллаху все ве-
домо!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайн остей, рассказыва-
ет так. Когда сыновья Масталика прикончили своего отца, они кинулись к палат-
ке Дараба, чтобы убить его. Дараб увидел, как оборачивается дело, увидел, что
войска вступили в бой, он хотел надеть вооружение, да того под рукой не оказалось.
Тогда он сказал Антушии:
— Пойди-ка скажи им: дескать, я к ним вражды не питаю, а ежели сказал чего,
так это с досады. Чего вам надо, говорите, я все исполню.
Антушия вышла и все сказала, что он велел. А они в ответ:
— Мы до такой крайности дошли, что с тобой в Иран отправились, а ты себя
падишахом возомнил! Но ведь румийский кесарь обратил твою мать в бегство, а
отец наш убит, и с ним еще трое мобедов. Коли ты находишь это благоразумным,
отправляйся один против румийского кесаря, а коли не согласен — мы всех пере-
бьем, и тебя тоже, как убили своего отца. Знай, ты нам не дороже отца!
Дараб про себя сказал: «Что делать, коли у меня при себе оружия нет!» И он
обратился к Антушии:

Глава десятая. Возвращение в Иран 211
— Скажи им так: «Со мной женщины, невольницы и дети малые, пощадите меня
сегодня, а завтра я выполню ваши пожелания».
Антушия пошла и передала им все. Халимун сказал:
— Нельзя, чтобы Дараб сбежал от нас!
И он приказал, чтобы вокруг шатра Дараба в несколько рядов улеглись люди,
а всю казну и оружие велел забрать. Женщины подняли плач. Дараб сказал:
— Не бойтесь, я во сне видал, что мой дед возложил мне на голову венец и воз-
вел меня на трон. Вы только подождите, пока совсем темно станет, тогда я вам
скажу, что делать.
Когда наступила ночь, Дараб облачился в молитвенную одежду, сел в сторон-
ке и стал молиться Творцу и возносить хвалы Ему по завету предков, он распро-
стерся ниц, плакал и взывал о помощи Господа, великого и славного. Тотчас под-
нялся резкий ветер, раздались удары грома, засверкали огни молний, начался дождь
с градом, каждая градина с яйцо величиной. Град колотил воинов по головам,
проламывал им черепа, раскалывал надвое броню, так что все люди от страха перед
градом оробели, над лагерем поднялись вопли, словно чужое войско совершило на
них ночной набег. Каждый думал только, как бы спастись. Дараб встал, вошел в
женский шатер, собрал женщин и невольниц и направился в Шаборган. Он при-
вел их в город, и они укрылись во дворце, а град все усиливался, убивая всех, в кого
попадал.
Когда же забрезжило утро и на востоке показалось солнце, озарившее мир, ни
один несчастный из того войска не смел головы поднять — ведь они нарушили до-
говор, а с клятвой именем Господа, великого и славного, нельзя шутить. Дараб же,
войдя в город и обосновавшись там, послал Ферзедуна разузнать, что сталось с
войском. Ферзедун сходил и доложил:
— О государь, никого из них в живых нет.
Тогда Дараб молвил:
— Я отправлюсь в Иран, а женщин этих оставлю с тобой.
Он вышел из дома, взял какой-то меч и щит, надел простое платье, вскочил на
коня, а Махатантасию обнял и так ей сказал:
— Я уезжаю, а тебя и Дараба-младшего поручаю Господу, великому и славно-
му, берегите его до моего возвращения. Я вам пришлю кого-нибудь для услуг.
С этими словами он направился в сторону Ирака и одолевал переход за пере-
ходом, пока не достиг Исфахана*. Хомай бежала из Исфахана, и в городе стояло
войско кесаря. Был там один человек из потомков Гударза*, звали того человека
Фаригун, кесарь захватил его, а Хомай с тысячью всадников скрылась. Вместе с нею
бежал и Рашнавад-перс. Кесарь привел с собой огромное войско и уже пять дней
пребывал в Исфахане, а Дараб затесался в его полки. На шестой день забили ба-
рабаны кесаря, царская ставка устремилась в сторону Рея*, войску приказали от-
правляться следом, и вот выступило в поход сто тысяч всадников, и все двинулись
к Рею. Дараб ехал вместе с ними, и за один переход они достигли Рея, спешились
и разбили лагерь. А Хомай была в городе с пятью тысячами всадников, которые
собрались к ней из разных мест. Хомай стало известно, что кесарь находится на
расстоянии одного перехода с превеликим войском. Эмиром Рея был один человек
родом из Дейлема*, по имени Кухасай Рази, именитый воин из числа царских слуг.
Кесарь прислал ему письмо, а в письме том говорилось:

212 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Лрдашира
«Письмо это от румийского кесаря из рода Салма* ибн Афридуна к тебе, Куха-
сай. Ты, видно, слыхал: кто окажет покровительство Хомай, обретет удачу и полу-
чит тысячу динаров, — но твоя удача заключается в том, что я пришел в Иран, дабы
захватить царскую власть. Я посылал письмо Фаригуну и велел ему, чтобы он взял
под стражу Хомай, но он не послушался. Конечно, я захватил Фаригуна и бросил в
узилище. Если ты себе добра желаешь, возьми под стражу Хомай и отправь ко мне,
тогда ты останешься на своем месте, а цветущий Иран не будет предан разорению.
Если же ты будешь мне препятствовать, то и тебя в темницу брошу!»
На письме том была печать кесаря, его передали Кухасаю. Прочел эмир Рея
письмо и молвил про себя: «Кесарь правильно говорит. Если я стражу к ней не
приставлю, кесарь завтра город возьмет, Хомай бегством спасется, а меня кесарь
в темницу посадит, плохо со мной обойдется. А под стражу ее взять — она же цар-
ского рода!..» Так Кухасай пребывал в нерешительности. У Кухасая был вазир,
Хордад по имени, он позвал его и стал с ним советоваться:
— Мне кесарь письмо прислал насчет пленения Хомай, что ты об этом думаешь?
Хордад был человек мудрый и сметливый, он так ответил:
— Хомай одна, никого у нее нет, пускай она вновь силу обретет. Лучше будет
ей помочь, к тому есть три довода: во-первых, за сегодняшним днем всегда следу-
ет завтрашний, во-вторых, ты получишь право на богатства Хомай и, в-третьих,
Господь, великий и славный, не одобрит ущерба, нанесенного Хомай, ведь она из
преславного рода.
— Все ты хорошо сказал, — возразил Кухасай, — да только Хомай преследует
беда, ей никогда не оправиться, ведь кесарь захватил уже полстраны.
Вазир говорит:
— Не следует чинить обид людям, пораженным бедой, а то их беда может на тебя
перекинуться. — А еще Хордад добавил: — Остальное ты сам знаешь, а что мне было
ведомо, я тебе высказал.
На следующий день Кухасай пришел к Хомай на поклон. А у Хомай из всего
войска только и остался один пахлаван* Рашнавад, все прочие ее покинули. Когда
Кухасай прибыл, чтобы службу служить, Рашнавад вместе с двумя тысячами всад-
ников выехали с дозором и все ворота замка были опущены. Кухасай подошел к
дверям дворца Хомай, чтобы захватить ее и связать. Хомай известили, что Куха-
сай у дверей, и она послала человека сказать, чтобы его впустили. Вошел Кухасай,
а с ним — двести воинов, все в полном вооружении. Хомай же в это время сидела
на троне, голова в короне, на плечах же — платье женское, а подле нее двое слуг
стояли. Когда Кухасай появился, Хомай спросила его:
— Из-за чего ты себя обеспокоил?
Кухасай в ответ говорит:
— О государыня, я проезжал по городу, все только и говорят, что ты бежала
отсюда. Быть может, благоразумнее будет, ежели государыня выйдет вместе со
мной, объедет город, чтобы народ ее видел, чтобы знал, что она пребывает на месте.
— Ладно, — согласилась Хомай. Она тотчас сошла с трона, села в носилки, а те
двое слуг, которые были ее телохранителями, вскочили на коней и поехали за ней
следом. Кухасай со своим отрядом в двести всадников объехал вокруг города, они
доехали до ворот Священной крепости и уже хотели повернуть назад, когда Куха-
сай сказал:

Глава десятая. Возвращение в Иран 213
— Берите ее и вяжите!
Они сразу Хомай окружили, сначала захватили тех двух слуг и скрутили их, а
потом Кухасай связал руки Хомай. Она воскликнула:
— О презренный, стыда у тебя нет! Зачем ты меня связываешь? Какое преступ-
ление я совершила?!
Но Кухасай сорвал у нее с головы убор и повел в город. Подняла Хомай взор к
небу и молвила:
— О Творец всего сущего, святой и безгрешный, всемогущий Вседержитель,
несравненный Победитель, преславный и великий! Ты знаешь и ведаешь, как при-
тесняет меня этот невежа!
Не успела она закончить эту молитву, как появилась туча, поднялся ужасный
вихрь, загремел гром и засверкала молния, а они тем временем вывели Хомай из
города и направились к румийскому лагерю, чтобы передать ее кесарю.

Глава одиннадцатая
ДАРАБ И КЕСАРЬ
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Хомай вытаскивали из-под балдахина на лошадиной спине и связы-
вали, Дараб оказался неподалеку от дозорного отряда своей матери, от Рашнава-
да. Рашнавад-перс со своими всадниками остановился на дороге, а Дараб тоже был
там, как вдруг начался сильный дождь. Рядом виднелось какое-то строение под
ветхим куполом, Дараб зашел во двор и заснул там, а дождь припустил сильнее.
У Рашнавада отряд был конный, они намокли под дождем. Вдруг откуда-то из-под
полуразвалившегося купола послышался голос:
— Тихо, не двигайся! Под тобой сын Ардашира спит!
Услыхал это Рашнавад, стал головой крутить: откуда этот голос раздается, что
это за речи и где здесь сын Ардашира?..
Тут снова тот же голос прозвучал:
— Эй, купол, крепче держись, ибо под тобой сын Ардашира почивает!
Тогда Рашнавад сказал себе: «Значит, мне не почудилось, голос раздавался
оттуда, и дело тут непростое». Вошел Рашнавад под купол, видит, какой-то юноша
спит, конь у него в головах стоит, а из-под купола песок сыплется. Испугался Раш-
навад-перс, подумал: «Не дай Бог, купол рухнет, пока этот человек там спит!» Он
разбудил Дараба и сказал:
— Вставай, ты нужен миру, хоть никто и не знает, кто ты есть.
Дараб поднял голову и увидел у своего изголовья Рашнавада, которого он дав-
ным-давно встречал у своей матери. Он ничего ему не ответил, а сам подумал:
«Откуда он узнал, что я здесь сплю?» Вышли Дараб с Рашнавадом из-под купола,
а купол тотчас же и обрушился! Подивился тому Рашнавад, но Дарабу ничего объ-
яснять не стал, только спросил:
— О доблестный муж, ты откуда взялся?
— Я чужестранец, из-за моря сюда товары привожу, — говорит Дараб. — Дождь
пережидал, вот и заснул здесь.
— О юноша, давай-ка я тебя отвезу к Хомай, чтобы она твое имя в летопись
занесла1, — сказал Рашнавад.
— Ладно, — согласился Дараб.
Рашнавад сказал своему отряду:
— Оставайтесь здесь, пока я не вернусь.
С этими словами они с Дарабом ускакали. А те молодцы решили: это он отго-
ворку придумал, чтобы убежать! И тотчас послали весть кесарю. Подъехали к ним
дозорные кесаря, окликнули. Люди Хомай заявили:
— Мы пришли к кесарю, потому как Рашнавад сбежал.

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 215
Ну, кесарю тот же час доложили, что Рашнавад и Хомай, мол, сбежали, а их
охрана к нам пришла и нас предупредила. Кесарь поспешно сел на коня и прика-
зал, чтобы десять тысяч всадников подступили к городу, а сам он с пятьюстами
воинов выехал на дорогу на поиски Хомай. И вот в одно мгновение началась суета
сует: с одной стороны тащат простоволосую Хомай, хотят ее к кесарю доставить,
с другой стороны Дараб движется, желает с Хомай встретиться, войско кесарево
туда-сюда скачет, Хомай изловить старается. А Господь, великий и славный, всех
их друг от друга как пеленой отделил!
Хомай приговаривала:
— О презренный, разве женщин так ведут?.. Не смейте так поступать, ведь я дочь
Ардашира, сжальтесь надо мной, ведь вы же все — мои слуги! Хоть вы и отступи-
лись от меня, окажите мне хоть одну милость: когда к кесарю приведете, развяжите
мне руки и ноги, посадите меня на лошадь, покрывало мне дайте надеть! Я двадцать
девять лет царством правлю, а никто меня с открытым лицом не видел...2 Или вы
не боитесь Господа, великого и славного?..
Так она рыдала и причитала, но никто над ней не сжалился, а Кухасай сказал:
— Вот так и ведите ее к кесарю, а уж он прикажет, что делать.
И Хомай поволокли дальше. Подъехали туда Дараб с Рашнавадом и сразу уви-
дели, как обстоит дело. У Дараба сердце сжалось от жалости, отер он глаза и ска-
зал себе: «Что же делать, ведь оружия-то у меня нет!» Повернул он и поехал прочь,
ища оружия, но ничего не нашел. Наконец вдалеке показалось что-то темное. Ког-
да он подъехал к тому месту, то увидел лужок на берегу речки, весь заросший
деревьями. «Ну, я обрел, что искал!» — сказал себе Дараб. Он подождал немно-
го, пока то войско мимо него не прошло, спешился и обхватил руками одно из де-
ревьев, покрепче уперся ногами в землю, с силой выдернул дерево из земли и воз
благодарил Бога, великого и славного, сказав: «Ниспошли мне сегодня такую же
победу, какую посылал в былые дни, ведь честь и смысл ее на самом деле — от
Тебя!»
С этими словами Дараб ободрал с дерева сучья, а ствол взвалил на плечо и сел
на коня. Но лошадь от тяжести того бревна не могла с места сдвинуться. Дараб со-
скочил с седла, взял в руку поводья и пустился бегом, таща за собой лошадь и брев-
но, пока не догнал отряд, который вел Хомай. Он миновал их, зашел вперед, по-
том отпустил лошадь, взвалил тот древесный ствол на плечо и направился к ним,
крича:
— Остановитесь!
Все остановились и стали оглядываться. Видят, кто-то огромный, словно башня,
с горы спустился с деревом на плече. Устрашились все и испугались. А Дараб про-
должал кричать на них. Тут подоспел Кухасай, ведя перед собой простоволосую
Хомай, повернулся к толпе и спросил:
— Вы что встали?
— А ты погляди, сам увидишь! — отвечают ему.
— Да что случилось-то?
Тут Дараб гаркнул:
— Стой где стоишь!
Посмотрел Кухасай, видит, высится кто-то с бревном на плече, и застыл на месте.
Дараб спрашивает:

216 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Эту, со связанными руками, куда ведете? Что она совершила, какой грех
допустила?
Кухасай ответил:
— Это дочь Ардашира, я веду ее к кесарю, чтобы волнение в мире улеглось, а
люди успокоились бы.
— Столько времени она вами правила, а теперь вдруг вы на нее посягнули и
мятеж подняли! — говорит Дараб.
— А ты кто такой, что не в свое дело суешься?!
Дараб отвечал:
— Я послан Господом, великим и славным, чтобы у вас ее отобрать, поскольку
она беззащитна.
Услышал эти слова Кухасай, засмеялся и сказал:
— Видать, больше в мире никого не осталось, коли ты явился с этим бревном ее
защищать! Пошел прочь, бесово отродье! Возвращайся в горы, нам до тебя дела нет,
а коли не уйдешь — пеняй на себя.
— Пока ее из ваших лап не вырву, не уйду, — ответил Дараб.
— Убирайся, перестань дурачиться! — крикнул Кухасай.
А Хомай все время на них смотрела, и при каждом слове Дараба сердце ее
сильно колотилось, и она спрашивала себя: «Кто же это такой, что я к нему такую
любовь чувствую?» Тут Дараб сказал:
— Отдайте мне ее добром!
— Да кто ты есть? — спрашивает Кухасай.
— Я — Дараб, сын Ардашира!
Не успел Дараб это выговорить, как из грудей Хомай брызнуло молоко. Закри-
чала Хомай громким голосом:
— Ох, сыночек, спаси мать, они мне пощады не дают!
Как услышал это Дараб, взревел, вскинул свое бревно выше головы и какого-
то всадника так ударил, что и седока и лошадь на месте пришиб, а затем повернулся
к Кухасаю, чтоб и его поразить. Кухасай отскочил и бросился вверх по горе. А
Дараб еще нескольких человек убил, вырвал из их рук Хомай, свернул в горы,
укрылся там и всякого, кто приближался, лупил той дубиной, будь то человек или
конь, так что те замертво валились, пока они все не обратились в бегство. Тогда
Дараб сел подле матери, а Хомай сознание потеряла. Он развязал ей руки и ноги
и стал над нею плакать. Слезы Дараба пролились на лицо Хомай, она глаза открыла
и увидела своего сына, который сидел перед ней. Тут она снова чувств лишилась,
уронила голову на грудь сыну и заплакала. Дараб сказал:
— О матушка, не плачь так!
А воины тем временем вернулись и стали на них нападать, чтобы отбить Хомай.
Встал Дараб, бревно поднял и повернулся к ним. Вся толпа тотчас рассеялась, так
как Господь, великий и славный, заронил в их сердца боязнь. Когда Дараб бросился
на них, они все повскакали на лошадей, а Дараб обратил их в бегство и возвратил-
ся к матери, забрал ее и направился в горы, не дожидаясь, пока луна спрячется, —
уж такой он был смелый человек, ведь Кухасай совсем близко был, а люди его
подальше стояли и наблюдали, как Дараб помогал Хомай взобраться на гору.
Кухасай обратился к своим людям и воскликнул:
— Что это с вами, кто этот человек?

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 217
Один отвечал: это, мол, ифрит*, другой говорил — колдун, и никто толком не
мог объяснить, кто же это был. Кухасай сказал:
— Если это див или колдун, мы с ним тягаться не будем, это бесполезно.
Он послал человека к кесарю и передал: «Я твой приказ исполнил, Хомай свя-
зал, чтобы доставить к тебе, но некто, видом ужасный, с деревом на плече с гор
спустился и отнял у меня Хомай. Поскорей собирайся и поспешай на помощь!»
Всадник гонец примчался с этим письмом, кесарь вышел к нему и спрашивает:
— Где Хомай?
— Какой-то див ее у нас забрал и на гору утащил, — отвечал гонец, — а Кухасай
у подножия горы остался, меня же к тебе послал.
Кесарь, как услышал такое, поводьями тряхнул и поскакал, пока не оказался
возле Кухасая. Кухасай с коня соскочил, простерся ниц и доложил:
— Я твой приказ выполнил, захватил Хомай и до этого места довел, а тут какой-
то див выскочил, у нас ее отнял и унес вот на эту гору.
— Какой дорогой он шел? — спросил кесарь.
Кухасай указал. Кесарь со своими людьми — все с обнаженными мечами — на-
правился вверх по горе. А Дараб сидел на вершине горы и рассказывал матери свои
приключения. Мать ему говорила:
— О Дараб, знать, Господь, великий и славный, надо мной смиловался, коли ты
меня нашел, ведь иначе кесарь захватил бы меня...
Они вели такую беседу, а люди кесаря подступили к ним и все их разговоры
слышали. Кесарь сказал:
— Нет, Кухасай, это не див, див никогда так не говорит, это человечий голос!
Кухасай ответил:
— Предстало предо мной какое-то создание с деревом на плече, я спросил его:
«Ты кто?» Он говорит: «Я — Дараб». Только он это сказал, Хомай завопила: «Сы-
ночек, помоги!» Он тут же человека убил этим деревом своим.
— Что за чудеса такие! — удивился кесарь.
Потом из толпы обратился к кесарю один старик, он так говорил:
— О царь Рума*, в давние времена появился здесь в городе один малый, и зва-
ли его Дараб. Он пришел к Хомай, и она его приняла и к себе приблизила. Все так
считали, что Хомай в него влюбилась, так что войско у нее из повиновения вышло
и условием поставило, чтобы она этого парнишку отослала прочь. Парень уехал в
город Оман, затеял ссору с Гантарешем, Гантареш погиб, а парень по морю уплыл,
и после того никто его не видел. Поговаривали, что он в море утонул. И вот теперь
это тот самый парень появился, вырос он и вернулся к Хомай.
Кесарь сказал:
— Тот, о ком ты говоришь, уплыл в море и стал падишахом Греции и Малкута.
Что ему делать в Иране, коли он в Греции да на Малкуте пребывает?
При этих словах кесаря все смолкли, а кесарь продолжал:
— Вы лучше поразмыслите, как его изловить!
— Если это тот, которого я с деревом на плече видел, с ним никак справиться
невозможно, — возразил Кухасай.
— Ты ошибку допустил, когда Хомай связал, — сказал ему кесарь, — надо было
к ней стражу приставить до следующего дня, тогда бы я распорядился, что с ней
делать.

218 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Пока они разговор вели, Дараб отошел от Хомай, вскинул дубину на плечо и
стал приближаться. Кесарь поглядел издалека и увидел Дараба, спускавшегося с
горы. Тогда он спросил у собравшихся:
— Это и есть Дараб?
— Он, — говорят ему.
— Да ведь это не человек, див это! — воскликнул кесарь.
Все бросились бежать, сбились в кучу посреди степи, стали наблюдать.
— Дайте ему поближе подойти, а потом сзади заходите и хватайте! — велел ке-
сарь. — В конце концов, он всего лишь один.
Дараб услыхал приказ кесаря и замер на месте. А кесарь опять крикнул:
— Ну-ка постарайтесь, убейте его!
Дараб повернул и потихоньку стал отходить, ведь он был без лат и боялся, как
бы его не поранили. Когда Дараб стал отступать, кесарь приказал:
— Вышлите вперед всадников!
Сто конных воинов поскакали на Дараба. Нагнулся Дараб, поднял камень бо-
лее пятидесяти манов весом, швырнул его — и задавил воина с конем. Дараб под-
хватил другой камень и поразил другого всадника, так он несколько раз метал в
них камни, убивая людей. Кесарь сказал:
— Напрасное дело! Надо нам возвращаться, так как эта тварь человеческих
обычаев не понимает.
С этими словами кесарь повернул коня и направился обратно в свой лагерь.
Кухасай сказал ему:
— О шах, Хомай свергнута и скрылась, в добрый час вступи в город и взойди
на падишахский трон, чтобы завтра все тебя приветствовали, как подобает привет-
ствовать шаха.
— Ну что ж, это правильно, — согласился кесарь.
Кухасай отправился вперед, чтобы все устроить, ввести кесаря в город, во дво-
рец Хомай, посадить его на трон и, возложив ему на голову венец Хомай, провоз-
гласить его шахом. Когда кесарь взошел на шахский трон, он в ту же ночь послал
человека к своему войску, чтобы оно вступило в город и разместилось там. А сам
спросил у Кухасая:
— А где Рашнавад-перс, который несколько раз сражался со мной?
— Мне о нем ничего не известно, — ответил Кухасай, но тут один из его слуг
сказал:
— Рашнавад вчера какого-то человека подобрал на дороге, сказал: мол, я тебя
к Хомай отвезу. Под этим предлогом уехал и скрылся.
Кесарь говорит:
— Обязательно мне Рашнавада сыщите, я желаю его по заслугам наказать. Он
на меня ночью набег совершил, много моих людей побил.
Кухасай ответил:
— Сегодня подождать придется, а завтра мы его отыщем и царю предоставим.
Всю ту ночь кесарь просидел на троне, с мудрецами своими совет держал насчет
Хомай. Когда же наступил день, весь народ с криками сбежался во дворец, стали
его с воцарением поздравлять. Потом он созвал военачальников Хомай и спросил:
— Разве у Хомай не было казны?
— Казна-то была, — ответил ему Кухасай, — да она ее спрятала.

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 219
— А где спрятала, ты знаешь? — опять спросил кесарь.
— Рашнавад знает, — сказал тот.
Кухасаю были известны все сокровищницы Хомай, но он свалил все на Рашна-
вада. Кесарь молвил:
— Значит, надо искать Рашнавада-перса, а потом решим, как поступить с Хомай
и как снять ее с той горы.
Кухасай призвал глашатая и велел объявить: «Не дай Бог никому из подданных
и войска сего приказа ослушаться! Всякий, кто знает, где находится Рашнавад-перс,
должен сообщить о том шаху-кесарю. Тот, кто скроет, будет считаться злоумыш-
ленником, а того, кто донесет, я золотом осыплю».
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Рашнавад, выехав из ворот Рея и расставшись с Дарабом там, на дороге, на-
правился было к городу, но не смог попасть туда, так как по пути столкнулся с
кесарем. Рашнавад испугался, слез с коня, приметил возле дороги какую-то пеще-
ру, зашел туда и спрятался, дожидаясь, пока войско мимо пройдет. Подъехал от-
ряд кесаря, смотрят, лошадь стоит. Они ее забрали, а Рашнавад в той пещере ос-
тался, заснул там. Потом он пробудился, сел и думает: «Что мне теперь делать? Если
наружу выйти — меня любой, кто увидит, схватит и к кесарю доставит. Надо подо-
ждать, пока ночь наступит». Так он рассудил и снова спать завалился.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, так рассказывает. Когда глашатай
объявил по всему городу Рею насчет Рашнавада, люди засуетились, забегали туда-
сюда, в надежде найти Рашнавада. И получилось так, что один человек набрел на
ту пещеру и сказал себе: «Загляну-ка я сюда!» Вошел он и увидел спящего Рашна-
вада. А Рашнавад был стар, ему уж девяносто лет минуло. Тот человек на него
навалился и связал. Проснулся Рашнавад, смотрит, кто-то его по рукам и ногам
вяжет! Рашнавад молвил:
— Добрый человек, почему ты меня так связал?
— А ты что, не знаешь? Тот, кто тебя к кесарю доставит, богачом станет, — от-
ветил тот. — Вот я сейчас тебя к кесарю отведу, чтобы стать богатым, как Карун*.
А не хочешь — сам дай мне что-нибудь, тогда я тебя отпущу.
Рашнавад сказал:
— У меня при себе нет ничего, кроме вот этого перстня, я дам его тебе, а ты меня
отпусти! Я человек старый, солнце жизни моей уж на закате, так что кесарь за мою
смерть много тебе не заплатит. Бери этот перстень и береги его, а когда мы снова
встретимся, верни его мне — и я тебе безбедную жизнь обеспечу.
— Нет, это мне не подходит, — говорит тот человек. — Ведь если у меня перстень
этот увидят, сразу скажут, что он не мой. А кроме того, не больно-то он ценный,
мне надо чего-нибудь подороже.
А тому человеку счастье изменило — ведь под камнем этого перстня хранилась
запись о том, где находятся сокровища Гударза, так как сам перстень принадлежал
Гударзу, а Рашнавад был его потомком. Тот человек ни о чем таком не знал, он
вернул перстень Рашнаваду, вытащил его наружу из пещеры и повел в город. А
Рашнавад-перс испускал громкие стоны, так что один торговец подошел поближе
и узнал Рашнавада. Он обратился к человеку, который поймал его, и сказал:
— Зачем ты схватил этого дряхлого старца? Ведь кесарь прольет его кровь, а ты
ничего не получишь.

220 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Нет, кесарь обещал, что тому, кто его приведет, горы золота дадут! — возра-
зил тот.
Купец спросил:
— Сколько ты хочешь, чтобы отпустить его?
— Тысячу дирхемов!
— Отпусти его и ступай за мной, я тебе заплачу, — говорит купец.
Но человек заупрямился:
— Ты мне ничего не дашь!
— Если я тебе ничего не дам, — говорит купец, — можешь меня вместо него к
кесарю отвести!
Тогда Рашнавад протянул перстень тому купцу и сказал:
— Сохрани его, ведь гора с горой не сходятся, а человек с человеком сойдет-
ся!
Тот благородный человек взял перстень, а Рашнавад а они отпустили. Купец
пошел и отсчитал тому человеку тысячу дирхемов, а Рашнавад пустился в путь и
шел долго, пока не наткнулся на нескольких воинов кесаря. Один из них узнал
Рашнавад а, повернулся к своим товарищам и сказал:
— Братцы, да вот он, Рашнавад-перс, которого мы повсюду ищем!
Всадники поскакали к Рашнаваду, а он бросился с дороги в горы. Воины спеши-
лись и полезли следом за ним на гору, чтобы захватить его. Рашнавад, спасая свою
жизнь, бежал, падал, еле живой, преодолевая тысячу трудностей, карабкался по
горе, но те воины всё преследовали его, никак не отставали.
Рашнавад добежал до того места, где за камнем притаились Хомай и Дараб.
Глянул Рашнавад на Хомай, сразу признал ее, а Дараба — нет, потому что он встре-
тил его ночью и быстро с ним расстался. Когда Рашнавад увидел Хомай, он хотел
было крикнуть, но она приложила палец к губам: дескать, молчи! Он подошел, сел
подле нее, пребывая в изумлении, а потом спросил:
— О государыня, а ведь нам говорили, что тебя схватили и к кесарю повели, как
же ты здесь оказалась? И кто этот спящий мужчина?
Хомай отвечала:
— Не бойся, это посланец Бога, он вчера явился и вырвал меня из рук Кухасая,
а потом увел в горы.
— О государыня, со мной вчера удивительное дело случилось, — говорит Раш-
навад.
— Ну-ка расскажи, — велела Хомай.
— Выехал я с дозором, когда полдороги проехал, как раз напротив купола Ме-
храспа* дело было, начался сильный дождь, и тут я услышал голос: «Эй, ветхий
старый купол, продержись еще немного, ведь под тобой Дараб, сын Ардашира, спит!
А мир в нем нуждается». Я удивился, вошел туда и увидел под куполом спящего
юношу, а возле него — коня. Разбудил я его и сказал: «Выходи, дай поглядеть, кто
ты есть». Поднялся юноша, вышел наружу, а купол тот же час и рухнул! Очень мне
это дивным показалось. Я хотел этого мужа к тебе привести, чтобы ты выяснила,
кто он такой, да тебя схватили и связали. Когда мы к городу подходили, я сбежал,
а юноша тот остался... Пусть теперь государыня мне расскажет, что с ней произо-
шло и при чем тут сын Ардашира.
Выслушала его Хомай и ответила так:

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 221
— О Рашнавад, ты прав, это мой сын! Когда я его родила, то ради венца и тро-
на, ради падишахской власти ребенка в ящике закрыла и по реке пустила. Какой-
то прачечник его выловил и вырастил, потом он к эмиру Марду попал, а там и ко
мне пришел. Я не посмела признать, что он мой сын, испугалась уважение народа
потерять, оторвала его от своей груди и вдаль отослала. Давно уж он уехал, стал
падишахом Греции и Малкута, а теперь вернулся и вот в какую смуту ввязался!
Рашнавад после ее рассказа молвил:
— Ох, девушка, как же ты могла так поступить?.. Ведь царская власть достает-
ся не навечно! Покайся теперь, вернись к Господу, великому и славному, возблаго-
дари Бога, ведь, если бы не Он, ты бы сейчас в лапах кесаря оставалась.
— Да, все так и есть, как ты говоришь, — согласилась Хомай.
А Рашнавад поднялся, поцеловал ноги Дараба и воскликнул:
— Будь похожим на Ардашира! И Господь, великий и славный, пошлет тебе
добро.
Тут Дараб поглядел на них и спросил:
— Ну, что вы посоветуете, ведь кесарь захватил трон и венец, а мы тут на горе
сидим.
— Мы люди слабые, тебе лучше знать, что делать, — сказали те в один голос.
Тогда Дараб сказал:
— Вот я завтра пойду, а тебя, матушка, с собой возьму и с этой дубиной подступ-
лю к воротам Рея, отобью у румийцев город, посажу тебя на трон, а сам препоя-
шусь на служение тебе, подчиню Иран твоей власти. Ты не горюй, всех тех, кто тебя
покинул, я в твои руки отдам.
Хомай его похвалила, а Господу, великому и славному, вознесла благодарствен-
ную молитву. Так они беседовали, когда люди кесаря, которые преследовали Раш-
навада, добрались туда, показались на склоне горы, все в латах и в полном воору-
жении. Хомай вскричала:
— Воины подошли!
Поднялся Дараб, поглядел на мать и молвил:
— Ступайте повыше на гору!
— Сыночек милый, — говорит Хомай, — не дай Бог, что-нибудь с тобой случит-
ся, мать от тоски сгорит!
— Мой защитник — Господь, великий и славный, — возразил Дараб. С этими
словами он уперся покрепче в землю и взялся за дубину, а Хомай и Рашнавад за-
лезли на камень.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Укрепился Дараб на месте и голос подал:
— Я — Дараб ибн Ардашир! Выходите, собаки! Вы спящего льва разбудили. Со
мною мать моя Хомай, она была женщина одинокая и беззащитная, но теперь я
вернулся. Выходите против меня, поглядите на мою воинскую доблесть!
Когда произнес Дараб таковы слова, все воины на месте застыли, ни у кого
смелости не хватило против Дараба выйти. Они послали гонца к румийскому ке-
сарю: дескать, приезжай, такое чудо увидишь, которого в жизни своей не видал!
Кесарь говорит:
— Что за чудеса такие?
Румиец ответил:

222 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— О царь, помнишь того человека, который вчера отбил Хомай? Мы сегодня
следом за Рашнавадом шли, захватить его хотели, уже увидали Рашнавада, а тут
этот, который Хомай увел, он совсем молодой, с пушком на щеках, стал кричать:
«Я — Дараб, сын Ардашира!»
Услыхал кесарь такие слова, повернулся к иранским военачальникам и спраши-
вает:
— А вы что на этот счет скажете?
Кухасай Рази говорит:
— О царь Рума, это все речи пустые. При чем здесь сын Ардашира? В былые
времена появился в Иране один парнишка, и Хомай его приголубила, вот он все
твердил: дескать, я — Дараб, но в конце концов он исчез. Ежели это тот самый
парень, то он всех нас погубит, потому что ни в Иране, ни в Греции, ни в Индии нет
воина, который перед ним устоять может.
Кесарь сказал:
— Слыхал я когда-то, что появился у Хомай юнец по имени Дараб и началась
из-за него смута, а Хомай всячески поносили, так что парень тот убрался прочь.
Иранцы сказали:
— О царь Рума, о том парне никаких вестей не было, он больше никогда не
возвращался. Это кто-то другой! Вставай, падишах, пойдем с нами, мы захватим
его и предадим в твои руки и Хомай тоже в плен возьмем.
Но кесарь ответил:
— Нет, я с вами не пойду, я лучше вернусь к себе в Рум - я ведь не знал, что у
Хомай есть сын.
Иранские воины стали говорить:
— О царь Рума, мы тебя из Кустантинии для того призвали, чтобы ты стал на-
шим шахом. А ты теперь хочешь уехать и Иран оставить? Нехорошо это! Оставайся
с нами, мы с твоей помощью воевать станем!
— Сперва вы ступайте, начинайте бой, — сказал кесарь. — Если ваш верх будет,
я тоже выступлю, а если его — ни в коем случае выступать не буду.
Кухасай, эмир Рея, воскликнул:
— Поднимайтесь, доблестные мужи, мы сей же час Дараба живьем возьмем!
С этими словами он встал, а за ним и все иранцы поднялись, так как они боя-
лись, что кесарь вернется домой, а Дараб на них свой гнев обрушит. Пять тысяч
иранских воинов, в железо закованных, кто с луками и стрелами, кто с мечами,
направились к Святой горе и стали подниматься вверх.
Мир объяла темнота, они все собрались и разожгли под горой костры, шумели-
галдели там, но никто не решался подняться в гору. А Дараб оставался на верши-
не горы, и Хомай была с ним. Стала Хомай ему говорить:
— Ох, сынок, вражеское войско велико, давай-ка куда-нибудь уйдем и попробу-
ем, может, сумеем пробраться в Амоль*, там моя вотчина, мы там войско соберем
и из Табаристана*, и из Хорасана*, а уж потом с кесарем сразимся — ведь в оди-
ночку воевать невозможно.
А Дараб ей в ответ:
— О государыня, невелика важность — румийское войско, не стоит от него убе-
гать! Коли будет на то милость преславного Создателя и одобрение святых и пре-
чистых праведников, я и один все их полки разобью. Ты, матушка, оставайся на

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 223
месте, за мной наблюдай и одну истину знай: если Бог, великий и славный, поже-
лает ниспослать победу, Он пошлет ее, будь то один человек или целое войско.
С этими словами он предался молитве Господу, великому и славному, и воззвал
к Нему: «О всеведущий, всевидящий и всемогущий Боже! Во имя всего святого и
сущего, во имя величия Твоего, коли осталась еще мне, ничтожному, на этом све-
те доля, коли будет людям от меня благо, спаси меня, как Ты спас меня из безбреж-
ного моря, от кровожадных врагов, пошли мне победу, дабы я вырвал Иран из рук
румийцев! А я приму любой Твой приговор, склонюсь пред любой Твоей волей, ибо
на все воля Твоя, всякое деяние от Тебя, Ты — Господь, великий и славный, а я —
раб Твой». Завершил он этими словами молитву, поднялся, подошел к матери и
сказал:
— О матушка, поминай меня в молитвах Создателю!
И он стал спускаться с горы, положив на плечо все ту же дубину, пока не дошел
до того места, где за каждым камнем затаились воины.
Кухасай Рази, эмир Рея, и знатные эмиры Ирака, которые участвовали в пле-
нении Хомай, сидели впятером, а вокруг них расположились ратники, ряд за ря-
дом. Дараб же внезапно появился с тылу из темноты, так что его никто и не при-
метил. Он подошел поближе и прислушался, о чем они толкуют. Были там Бахрам
и Бехзад, два брата из потомков Гударза, один говорил:
— Ведь кесарь нам для чего понадобился, для чего мы его из Рума сюда призва-
ли — чтобы нам под властью бабы не быть. А теперь кесарь до смерти испугался
того человека, который вдруг объявился и отбил у нас Хомай, а себя называет
Дарабом. А что, если он подобен Ардаширу? Вот завтра, когда день из тьмы ноч-
ной родится, мы этого Дараба схватим и Хомай тоже, доставим их живьем к кеса-
рю, пусть он Дараба повесит, а Хомай в жены возьмет — вот тогда смута уляжется
и мир успокоится.
Так Бехрам сказал, а Кухасай ему в ответ:
— О богатырь, да в этом нужды нет, оставайся здесь, а я прикажу крестьянам,
чтобы они Дараба с горы стащили, в плен захватили да к кесарю доставили.
Услышал Дараб такие слова, выступил из темноты со своей дубиной и взревел
страшным голосом:
— Я - Дараб!
Единожды своим бревном ударил и сразу Кухасая и Бехрама сшиб и насмерть
поразил, покатились они оба по склону горы. Двое других, Хордад и Шахруз, хо-
тели убежать вместе с Махазером. Но Дараб на них свою дубину опустил и этих
тоже убил, а потом к прочим оборотился. Те, как увидели воинскую доблесть
Дараба, бросились прочь оттуда, а Дараб последовал за ними. Несчетно народу
положил, а еще многих ранил. Румийцы-то все погибли, а иранцы, которые хоро-
шо дорогу знали, убежали и Дарабу путь перекрыли, а сами послали за кесарем:
дескать, Дараб всех богатырей перебил, но мы ему все пути перекрыли, и он остался
один на вершине горы. Коли желаешь его захватить, сейчас самое время, а то он
уйдет!
Кесарь сказал:
— Ступайте отсюда, не старайтесь понапрасну, так как мне до Дараба дела нет,
пусть хоть всех перебьет. Мне главное — собственное благополучие сохранить.
Румийцы стали ему пенять:

224 Книга первая. Повесть о Дара6е> сыне Ардашира
— Что это за речи ты ведешь? Это не дело, даже если мы отсюда выберемся, тебя
в царство Рум не пустят, скажут, что ты от одного человека бежал, не посмел с ним
сразиться.
— Это вы сейчас так говорите, — возразил им кесарь, — а мне звездочет раньше
предсказывал, что в Иране мне грозит великая опасность, вот поэтому я и остере-
гаюсь.
Румийцы говорят:
— На слова звездочета полагаться нельзя. Выступай, шах, а мы тебе твоего про-
тивника предоставим.
С этими словами они всеми правдами и неправдами доставили кесаря к той горе,
а румийское войско столько доспехов на себя нацепило, что, казалось, целое море
ртути вокруг разлилось. Кесарь спросил:
— А у Дараба какое оружие?
— О шах, — говорят ему, — да у него все та же дубина, что и раньше была, а
доспеха никакого на нем нет.
Кесарь прибыл, когда полки направились к горе, стали к вершине подниматься
и вдалеке остановились, увидев Дараба во весь его огромный рост с бревном на
плече.
Кесарь сказал:
— Да никто, коли ума не лишился, не станет с таким сражаться, ведь это и не
человек вовсе!
При этих словах кесаря взошло солнце, и всю верхушку горы словно золотом
залило от позолоченных кольчуг и блиставших золотом шлемов. И все это войско
за Дарабом следило и осыпало его стрелами, только ни одна стрела в него не по-
пала. Дараб им крикнул:
— Который из вас кесарь?
Кесарь к нему повернулся и ответил:
— Я — падишах царства Рум.
— О царь Рума, почему ты напал на Иран, ведь моя мать на тебя не нападала! —
воскликнул Дараб.
Кесарь ему в ответ говорит:
— Меня позвали, я не сам пришел.
— Не следовало тебе приходить! — сказал Дараб. — А теперь, как ты пришел, так
же подобру-поздорову назад ступай, да знай, что меня до сего времени в Иране не
было, я был в Греции и на Малкуте, царствовал там. А женщина, будь она хоть лев
рыкающий, всего лишь женщина, верно? Позор тебе, что ты прибыл с женщиной
воевать! А теперь, коли разума не лишился, поворачивай и возвращайся домой.
Уходи, оставь излишние притязания, считай своим уделом земли, которые Фари-
дун* вам пожаловал, ибо предок мой Гоштасп не стал отбирать у вас страну Рум,
а я — его внук из потомков Катаюн, дочери румийского кесаря3. Когда мой прадед
Гоштасп пришел в Рум, это он убил дракона горы Саклабе* и волка из Гейтунско-
го леса4 тоже убил, а ведь они столько народу в Руме сгубили! И кто, кроме Гош-
таспа, мог бы одолеть этих чудовищ?
Кесарь молвил:
— О юноша, значит, ты мой родич. Что ж, все эти тайны мне ведомы, но в Иран
я пришел не для того, чтобы назад возвращаться.

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 225
Услышал это Дараб, возопил было, но тотчас прикрыл рот ладонью благоразу-
мия и бросился на кесаря, а тот повернулся к иранским воинам и воскликнул:
— Вы почему на этого дракона не выходите? Берите его, ведь он же на меня
напал!
Воины все разом кинулись на Дараба, в него полетели стрелы и камни и за-
ставили его остановиться. Дараб взревел, а Хомай с Рашнавадом с вершины горы
на это смотрели и молились, просили Бога ему победу ниспослать. Дараб же от-
важно сражался с румийским войском до той поры, пока солнце не поднялось до
средины небесного свода и на земле жарко стало. А Дараба с разных сторон на-
стигали удары, ведь брони-то на нем не было, от боли у него совсем терпения не
осталось, ослабел он и не в силах был ни укрыться где-нибудь, ни битву продол-
жать.
Тут-то румийцы смелость проявили, ближе подступили, чтобы его захватить. И
застонал тогда Дараб, а Хомай от горя за сына громко завопила, иранцы крик Хо-
май услыхали, кесарю знать дали: мол, с горы голос Хомай слышится. Кесарь ска-
зал:
— Действуйте так, чтобы взять ее!
Несколько человек стали присматриваться и углядели, что Хомай с Рашнавадом
на скале сидят. Кесарь приказал:
— Пошлите отряд ратников, пусть захватят Хомай и сведут ее вниз.
Румийцы направились к вершине горы, намереваясь взять в плен Хомай. Уви-
дала Хомай, что румийцы на нее нацелились, закричала во всю глотку, и Дараб
услышал голос матери. Оглянулся он, видит, целый отряд к его матери приближа-
ется, все в полном вооружении. От страха за мать Дараб посреди боя повернулся
и к Хомай поспешил. Кесарь это увидел и приказ дал:
— Не давайте Дарабу к матери пробиться!
Все полки румийские и иранские тотчас к Дарабу устремились, преградили ему
дорогу и начали сбрасывать на него с горы тяжелые камни. Дараб своей дубиной
камни отражал и отбивал, хоть и медленно, но вперед продвигался, надеясь все же
пробиться к матери, не дать врагам ее захватить. Но как он ни старался, ему не
удавалось подойти к ней. Тут один из иранцев пустил с верхушки горы здоровен-
ный камень прямо в голову Дарабу. Камень Дараба наземь сбил, и покатился он
вниз по горе, пока не упал в какое-то ущелье. В том ущелье была страшная, мрач-
ная пещера, и все ущелье было темное от тумана и дыма, исходившего оттуда.
Дараб провалился в эту пещеру, а мать его, когда это увидела, вскочила и в гору
полезла, и Рашнавад за ней. Тут весь мир потемнел, так что поймать их не смогли.
Опустилась черная туча, начала молнии метать, дождь и град извергать, такой
ливень пролился, что множество людей погибло — вот какая кара румийцев постиг-
ла, и те из них, кто был поумнее, поняли: это предостережение Бога, великого и
славного, чтобы не трогали Хомай.
А Хомай с Рашнавадом всю ночь карабкались вверх по горе, пока не наступи-
ло утро и они не забрались в такое место, где дорога совсем пропала. Они ослабе-
ли и растерялись, остановились там, ожидая восхода солнца. Хомай к Рашнаваду
обратилась:
— Поищи дорогу, надо отсюда выйти, а то, не ровен час, враги нас настигнут,
опять мы к ним в лапы попадем.
8 Дараб-наме

226 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Полагайся на Бога, великого и славного, ибо нет нам другого спасения, из этой
западни нас выведет только Господь, пресветлый и несравненный, — ответил Раш-
навад. С этими словами он предался молитве и воззвал: «О Покровитель стражду-
щих, Устроитель дел сирых, приди на помощь своему измученному рабу!»
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Хомай и Рашнавад просидели на той горе трое суток не пивши, не евши, за
свою жизнь опасаясь, а все войско румийское и иранское тем временем в поисках
Хомай рыскало, да нигде и следа ее не находило. А на четвертый день по воле
Создателя около полудня спустился с кручи горный баран^, подошел, встал перед
Хомай и давай глядеть на нее не отрываясь, а сам то вперед, то назад переступает,
словно человек, который другому дорогу показывает. Хомай сказала Рашнаваду:
— Это посланец Божий, давай пойдем следом за ним.
Пошли они вслед за бараном, и перед ними дорога обозначилась, а баран побе-
жал прямо по той дороге, так что к вечеру вывел Хомай и Рашнавад а из диких гор.
А самое удивительное в этом то, что в горах полно было иранских и румийских
войск, которым кесарь приказал никуда не отлучаться, чтобы не упустить Хомай,
так и стоять там. Сам же кесарь засел в Рее, а войско румийское начало грабежи
и бесчинства, злонамеренность их наружу вышла, иранцы же раскаялись и стали
о Хомай жалеть, но иранцы уступали числом румийцам, им только и оставалось
повторять: чем это все кончится?
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда тот баран вывел Хомай и Рашнавада с вершины горы и они спустились
вниз, Хомай сказала Рашнаваду:
— О Рашнавад, куда нам идти в этот час? Не дай Бог, опять на кого-нибудь из
врагов наткнемся, заберут нас и к кесарю отведут. Что ты посоветуешь?
— О царица Ирана, — отвечал Рашнавад, — чему суждено быть, то и будет, что
тут толковать. Пойдем-ка в город, там у меня сотоварищ есть по торговым делам,
проберемся в его дом, чтобы он нас спрятал и от врагов укрыл, а там поглядим, что
дальше делать.
Хомай говорит:
— Я не так о себе горюю, как о Дарабе беспокоюсь, ведь он провалился в то
ущелье... Не знаю, что сталось с моим сыном, живой он или мертвый?..
— О царица, поручи его Всевышнему, — сказал Рашнавад.
— Верно, ведь Господь, великий и славный, всех добрее и заботливее, поручаю
Ему сына своего, пусть будет так, как Он решит!
После того оба они направились в сторону Рея, Хомай накинула на голову ру-
баху Рашнавада вместо покрывала, и в ночной темноте они вступили в город и
побрели от одного квартала к другому, пока не добрались до дома сотоварища
Рашнавада. Это был ценовщик города Рея, который благодаря богатству Рашнавада
и его доброй славе вышел в люди, звали его Нуршад-оценщик.
Когда Рашнавад и Хомай подошли к дому Нуршада и постучали в дверь, к
дверям вышел раб и спросил: «Кто там?» Рашнавад ответил:
— Позови своего хозяина!
Слуга пошел, передал его слова. Вышел Нуршад-оценщик к дверям, увидел
Рашнавад-пахлавана, рожу скривил и брови нахмурил. Рашнавад сказал:
— Благородный муж, ты нас не приютишь?

Глава одиннадцатая. ДараЬ и кесарь 227
— Заходи, — проворчал Нуршад-оценщик.
Рашнавад и Хомай вошли, сели кое-как, и Рашнавад объявил:
— О Нуршад, эта женщина — Хомай, царица Ирана, дочь Ардашира. Прими нас
и позаботься о нас, ведь воистину добро никогда не пропадает втуне. Ныне счастье
от нее отвернулось, горе с ней спозналось, сын ее Дараб в горах остался... Коли ты
укроешь государыню в доме своем, то завтра, когда счастье ее верх возьмет, и ты
вместе с нею к трону приблизишься, ее успех твоим будет.
Едва Рашнавад свою речь закончил, как Нуршад-оценщик сказал:
— Поднимайтесь-ка да уходите подобру-поздорову! Прочь из моего дома, пока
целы, а не то жизни лишитесь! Нечего вам здесь делать! Я из-за вас жизнью своею
и имуществом рисковать не стану.
— Добрый человек, да ты понимаешь, что говоришь? — возмутился Рашнавад. —
С ума ты спятил, что ли? Я Рашнавад, ты мне триста тысяч магрибинского золота
должен! Все твое богатство я тебе дал, а теперь твой черед: приюти нас на несколько
деньков в своем доме, чтобы царица в руки врагов не попала, пленницей их не стала.
А тебе за то будет и вознаграждение и хвала, ведь за сегодняшним днем следует
завтрашний, за подъемом — спуск, а за всяким горем приходит радость.
Но Нуршад твердил свое:
— Все равно убирайтесь отсюда оба, а не то я крик подниму, люди со всего квар-
тала сбегутся, вас по рукам и ногам свяжут и к кесарю доставят!
Как ни молил его Рашнавад, толку не было. Этот никчемный мужичонка вы-
толкнул их обоих из дома, осыпая бранью и оскорблениями.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Отошли Рашнавад и Хомай от дома Нуршада-оценщика, Хомай говорит:
— Куда же мне теперь деваться?
Так и брели они, измученные и опечаленные, пока не оказались у ворот квар-
тала. Возле тех ворот был домишко, обиталище квартального сторожа, там еле
теплился какой-то светильник. Рашнавад с Хомай остановились возле дверей и
позвали:
— Хозяин, гостей принимаешь?
А в том тесном домике жил сторож с женой и двумя малыми детьми, да еще
третий в люльке лежал, укрывались они рваным войлоком, хворост в углу разжи-
гали^, всей утвари у них было котел да деревянная миска, всего убранства — циновка
да тыквенная бутылка. Когда Рашнавад и Хомай к нему обратились: мол, примешь
ли гостей, сторож ответил:
— Входите, коли тем, что есть, довольны будете и в вину нам не поставите!
Вошли Рашнавад и Хомай, сторож встал и говорит:
— О сестрица, проходи и садись!
Пошла Хомай, села, а Рашнавад в другом углу пристроился. Сторож сказал:
— Поздно вы пожаловали, мы уже все, что у нас было, израсходовали. Вы те-
перь немного посидите, а я скоро вернусь.
С этими словами взял он миску, надел кафтан и шапку войлочную, суму при-
хватил, квартальные ворота запер, а сам отправился к дому Нуршада-оценщика и
сказал:
— Пожалуйте плату за охрану ворот!
Слуга ему говорит:

228 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Да еще две ночи осталось до уплаты привратного сбора!
— Правильно, — отвечает сторож, — да к нам сейчас двое гостей прибыли, а в
доме нет ничего. Окажите такую милость, ведь я все ночи не сплю, хожу, добро
ваше сторожу!
Нуршад на сторожа заругался, закричал:
— Ступай прочь, ничего ты от меня не получишь! Да кто ты есть, чтобы гостей
в дом приглашать? Ступай да поживей выстави их за дверь, чтобы завтра места
своего не лишиться.
Он даже послал своего раба, чтобы тот все хорошенько разузнал и ему доложил,
в чем дело. Раб пошел, все разведал и хозяину своему пересказал. Нуршад тот же
час отправил раба к зажиточным соседям и приказал ему:
— Зови всех, я им объясню, что надо пойти и тех людей схватить, а завтра к
кесарю доставить.
Гулям пошел, известил соседских купцов. А тем временем сторож все еще топ-
тался возле дверей и просил, чтоб ему за работу заплатили. Слуга Нуршада стал
говорить:
— Люди добрые, не платите ему ничего, этот жалкий сторож зря из вас деньги
тянет, жизнь вашу опасности подвергает!
Рашнавад шум услыхал и говорит:
— Видно, жители квартала узнали, что мы здесь оказались!
Не успел он так сказать, как один из купцов того квартала из дома вышел и
молвил:
— Обождите, я пойду взгляну, что за гости к сторожу пожаловали, — и поспеш-
но вошел в дом сторожа.
По воле Создателя, великого и славного, этим человеком оказался Дилман-
ювелир, который выкупил Рашнавада за тысячу дирхемов у того, кто нашел его в
пещере; у него еще остался перстень Рашнавада. Подошел он к сторожке, заглянул
туда и спрашивает:
— Ну, где твои гости?
— Вот они гости, устад*, — отвечает сторож, — этот старец и эта девушка. А я со
стыда помираю, что в доме нет ничего, угостить их нечем.
— А я и не знал, что у тебя гости, — сказал Дилман-ювелир, — я думал, ты шу-
тишь.
— Какие шутки, — говорит сторож.
Тогда Дилман к Рашнаваду обратился:
— О старец, кто ты и кто эта девушка?
— О достопочтенный, — отвечал Рашнавад, — история моя длинная, ночи днями
сменятся, а ее до конца не доскажешь.
Пока он говорил, Дилман его узнал и воскликнул:
— О пахлаван*, что случилось, кто эта женщина?
— Это Хомай, — говорит Рашнавад.
Как только купец услышал имя Хомай, тотчас простерся ниц, стал поклоны бить,
а сторож от удивления глаз от него не мог отвести. Тут Дилман заговорил:
— О царица, пойдем, здесь тебе не место, пожалуй в дом твоего слуги!
Тогда и Рашнавад сказал:
— Царица, этот благородный человек меня за тысячу дирхемов выкупил!

Глава одиннадцатая. Дараби кесарь 229
Хомай молвила:
— Доблестный муж, ступай домой и принести мне покрывало и сапожки!
Дилман тотчас принес, Хомай накинула покрывало, обула сапожки, и они от-
правились из дома сторожа в дом Дилмана, а он сам их опередил, жену свою, че-
тырех дочерей и пятерых невольниц выслал навстречу Хомай и наказал им:
— Поклонитесь, как положено, введите Хомай в дом и усадите получше, а сами
возле нее стойте, службу служите.
Но Хомай сказала:
— О благородная госпожа, ты мне не кланяйся и не служи, суету не разводи,
лучше принеси хоть какой-нибудь еды, мы очень изголодались.
Тотчас накрыли стол, принесли разные кушанья. Хомай с Рашнавадом и Дил-
маном принялись за еду. Несколько кусков проглотили — слышат голос чей-то.
Дилман поднялся, к двери подошел. А там Нуршад-оценщик: я это, говорит, впу-
сти меня! Дилман вернулся и говорит Хомай:
— Вы ненадолго уйдите, это Нуршад явился.
Рашнавад так и ахнул:
— Ох, страх какой! Значит, он нас видел, по нашим следам пришел — теперь нас
погубить хочет! Что нам делать, как быть?
— О пахлаван, не бойся, успокой сердце, — стал его уговаривать Дилман. — Во-
истину, если мне придется ради дружбы к вам жизнь отдать, я жизни не пожалею,
но вас врагам не выдам!
С этими словами он их спрятал, а сам отворил дверь и пригласил Нуршада: мол,
входи! Нуршад, а с ним еще десять человек вошли в дом. Дилман усадил их всех,
а сам говорит:
— Что за диво, из-за чего господа себя обеспокоили?
Нуршад сказал:
— О Дилман, знай и ведай, что Хомай и Рашнавад нынче вечером к моему дому
приходили, а я их обоих от дверей прогнал, чтобы мне с людьми кесаря не связы-
ваться. Теперь оба они в доме нашего сторожа, а к тебе я затем пришел, чтобы ты
вместе с этими почтенными господами туда отправился и забрал бы их из сторож-
ки, чтобы не было нам лишнего беспокойства.
Дилман-ювелир молвил:
— Очень правильно ты рассудил. Надо сторожу сказать, чтоб выставил их из
дома.
Оценщик говорит:
— Выставит — хорошо, а не выставит — я всю историю кесарю доложу.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда жители квартала удалились, Дилман запер за ними дверь, пришел к
Хомай и Рашнавад и отдал поклон. Хомай спросила:
— Кто этот человек, который нашей крови жаждал, а тебе и соседям угро-
жал?
— О царица, — ответил Дилман, — это квартальный доносчик, большой негодяй,
весь квартал от него стонет, так как он постоянно ябедничает, каждый миг к Ку-
хасаю бегает, людей за глотку берет. Но вы оставайтесь здесь и ничего не бойтесь:
пусть все мое добро прахом пойдет — я вас никому не выдам.
Рашнавад к Хомай повернулся, говорит:

230 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Это тот человек, который нас из дома выгнал, у него триста тысяч динаров
моих денег, у нас с этим псом торговля общая, но если судьба нам поможет и сча-
стье нам улыбнется, я этому мерзавцу ничего не прощу!
— Эх, господин, — говорит ему Хомай, — и счастье и горе непостоянны, и то и
другое проходит... Человек должен в горе терпеть, а за благо — благодарить, а не
то Господь, податель благ, снова нашлет на него беду. Но в Божьей воле также ночь
мучений светом озарить и прощения должно у Него просить.
А рассказчик так повествует. Тут Дилман-ювелир поклонился Хомай и сказал:
— О царица Ирана, пусть твое сердце успокоится, потому как жизнь сего ничтож-
ного, и жены моей, и детей моих вам принадлежит.
— О честный, благородный муж, слава тебе! — ответила Хомай, а потом сказа-
ла Дилману: — Дай-ка мне руку.
Дилман протянул ей руку, и Хомай молвила:
— Ты будешь мне братом в этом мире и в мире ином! Обещаю, если вернется
ко мне опять царская власть, я тебя сделаю эмиром Рея за все то, что ты для нас
совершил.
Дилман поклон отдал, а Рашнавад добавил:
— Царица Ирана, есть у меня двести тысяч динаров, я их в тайном месте укрыл,
дарю их Дилману.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Мерзкий доносчик в тот же час, как от них вышел, взял с собой несколько
человек соседей и поспешил к кесарю. А кесарь Рума в это время на склоне горы
стоял и во все стороны гонцов рассылал на поиски Дараба: вдруг да и удастся
Дараба изловить, и по этому случаю вся гора была людьми усеяна.
А собиратель вестей Абу Тахер Тарсуси так рассказывает. Дараб же пребывал
в пещере, а в пещере той по воле Господа, великого и славного, объявился дракон,
и из страха перед ним никто не смел к ней приблизиться. Дараб оставался в той
пещере, так как во время падения он все семь частей тела разбил и расшиб.
Меж тем кесарю сообщили, что в той горе пещера есть, очень темная, опасная
и страшная, подойти к ней невозможно, и появился в той пещере дракон. Всякий
раз, когда люди пытаются пробраться в пещеру, дракон однова дыхнет — и на всех
страх наведет, в бегство обратит. Очень это кесарю дивно показалось, он захотел
вместе со свитой своей в ту долину отправиться, как вдруг подоспел этот подлец
доносчик и завопил: «Берегитесь, остерегитесь!» Кесарь приказал, чтобы этого
умника, который остерегал его, привели. Оценщика тут же доставили пред очи
кесаря. Тот спросил:
— О чем твое предостережение?
— Хомай и Рашнавад в том самом квартале, где я живу, находятся! — выпалил
доносчик. — Они вчера к моим дверям пришли, только я их прогнал, в дом не впу-
стил. Повернули они и направились в дом квартального сторожа, до сих пор там
пребывают. А я пришел, чтобы шаху о том сообщить. Ежели надо, заберите их, а
не хотите брать — шах знает, что приказать, я же свой долг исполнил.
Как услышал кесарь эти слова, от радости и Дараба искать бросил — поспешил
в город, а все войско румийское и иранское оставил на склоне горы. Итак, вместе
с доносчиком направился кесарь в город, поскольку он уже давно пылал страстью
к Хомай, он потому и захватить ее хотел, чтобы на ней жениться — Хомай ведь была

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 23 7
очень красива. Когда доносчик вернулся, он увидел того сторожа, который шел по
своим делам. Доносчик воскликнул:
— Вот у него в доме Хомай обретается, хватайте его!
Сторожа тут же схватили, стали допрашивать: мол, говори правду, что ты сде-
лал с Хомай и Рашнавадом?
— Откуда мне знать Хомай и Рашнавада? — удивился сторож. — Вчера приходили
ко мне старец с девушкой, спросили: «Примешь в гости?» — я сказал, что приму, а
кто они, мне неизвестно. Вчера они у меня побыли, а сегодня ушли, откуда я знал,
что их задержать надобно?
Кесарь к доносчику обратился:
— Ах ты, пес, это все твоя вина! Ты-то ведь знал, кто они такие, тебе надо было
их в дом впустить, хорошенько сторожить, мне скорее сообщить, чтобы я их пой-
мал. А ты что?!
— О царь Рума, — стал оправдываться доносчик, — я испугался, что из-за них в
беду попаду, а в дом не пустил потому, что наветов опасался.
Кесарь говорит:
— Какие наветы? Да ты сам на себя сейчас донес, что ты их не устерег, учинил
мне этим вред.
Тут подошел Дилман-ювелир и тоже в разговор вступил:
— Все так и есть, как повелитель говорит, ты виноват. Куда лучше было бы, если
бы ты их пустил к себе переночевать, а сам пошел бы к шаху и известил бы его! А
ты по-другому поступил, вот они и убежали, это по твоей вине.
Стал кесарь бранить оценщика:
— Ах ты, пес презренный! Кабы ты своей государыне кров предоставил до тех
пор, пока счастье вновь к ней не вернется, ты бы тем самым собственное благо
обеспечил! А ты этого не сделал, вот она и не досталась ни тебе, ни мне.
Все советники сказали:
— О шах, так оно и есть.
Тогда кесарь обратился к Дилману-ювелиру:
— Поручаю тебе этого подлого доносчика, возьми его к себе и стереги, пока я
не решу, как с ним поступить. А все его имущество жалую тебе, потому что этот
злосчастный никому добра не сделал: ни себе, ни мне, ни Хомай и Рашнаваду даже.
С этими словами кесарь со своей свитой удалился. А Дилман приказал, чтобы
тотчас собрались жители квартала. Подлого доносчика взяли, сорвали чалму у него
с головы и на шею ему накинули, руки ему связали и потащили волоком по чер-
ной грязи, а все жители приговаривали:
— Ах ты, пес презренный, тварь безродная, подлец! Вот до чего тебя дурные
помыслы довели — сам на себя донос сотворил! Почему ты не приютил в своем доме
тех знатных людей, ведь и тебе от этого польза была бы?!
Доносчик раскаялся в своих поступках, да было поздно. Дилман привел его к
себе домой, связал и запер, а вслед за тем послал своих людей и жителей кварта-
ла в дом доносчика, чтобы собрать все его добро и богатство, ковры, золотую и
серебряную утварь, одежду и принести к нему. Пересчитали они все, получилось
чистого золота триста тысяч динаров — те, что Рашнаваду принадлежали, — а сверх
того еще содержимое кладовых доносчика. А у доносчика этого в целом мире
никого не было, кроме одной невольницы, ее тоже привели. Когда с этими делами

232 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
покончили, Дилман устроил для всех угощение, прекрасное и обильное. Те люди
поели и разошлись по домам. А Дилман-ювелир двери за ними запер, вошел к
Хомай и сказал:
— О царица Ирана, про могущество Господа, великого и славного, ничего не
скажешь — чудны Его дела!
— О могуществе Божьем что ни скажи — правда, — согласилась Хомай, — ибо
Господь, великий и славный, всемогущ.
А потом Хомай и Рашнавад спросили:
— А что ты хотел сказать? Говори, мы слушаем.
Ведь они ничего не знали о том, что случилось. Дилман-ювелир начал:
— О царица, был в давние времена падишах по имени Мехрасп, это он постро-
ил купол у ворот нашего города. С того времени до сего дня уж тысяча шестьсот
лет миновало. У Мехраспа был враг, этот враг привел к воротам нашего города
войско и низложил Мехраспа. В городе был один вельможа, звали его Эрзедун, он
был слугой Мехраспа. Этот Эрзедун пришел, связал Мехраспа и хотел отнести его
к врагам, чтобы за это дело награду получить. Но Господь, великий и славный, так
устроил, что один чужестранец отнял Мехраспа у Эрзедуна и увел в горы. Враг
подступил к ним, хотел захватить Мехраспа, но тот со своим вазиром бежал от
врага. У вазира был в городе приятель, вот они и пришли в дом к тому приятелю.
Но приятель не пустил их к себе. Побрели Мехрасп и вазир по дороге, а потом
остановились в лачуге сторожа. Но доносчик проведал об этом и на следующий день
привел туда врага Мехраспа. Стали сторожа выспрашивать, требовать: мол, пода-
вай сюда твоих гостей. А сторож сказал: «Я их не знаю. Как пришли, так и ушли».
Тогда враг Мехраспа за того доносчика взялся: «Ты-то знал, кто они, почему их в
дом не впустил и мне про них не сообщил? Ты и мне урон нанес, и им вред. А если
бы ты о них позаботился, дурного в том не было бы, ведь служение великим, по-
павшим в беду, вознаграждается добром и высоким саном!» Враг Мехраспа прика-
зал, чтобы доносчика схватили, и поручил его сторожить человеку из того же квар-
тала, а все его добро отдал тому человеку, столько добра я в жизни не видел!
Хомай сказала:
— Эх, если бы с нами такое случилось!..
Поклонился ей Дилман-ювелир и молвил:
— О государыня, вазир и Мехрасп оказались в доме верного человека!
— Добрый человек, да ведь с нами все то же самое произошло, — говорит Хо-
май, — вот только доносчика нету.
Опять поклонился Дилман-ювелир и говорит:
— О царица Ирана, я все это обиняками говорил! Мехрасп — это ты, вазир —
Рашнавад-пахлаван, а доносчика сюда привели, в доме моем заключили, богатст-
во же его мне вручили, оно теперь в моем владении. Что ты теперь прикажешь?
— Это правда или ложь? — вскричала Хомай.
— О государыня, над падишахами шутить, небылицы городить не положено, —
говорит Дилман, — особенно такому падишаху, как ты, из рода Хушанга.
Подивилась Хомай и воскликнула:
— Дилман, это все — от могущества Бога, великого и славного! Ступай скорей,
приведи ко мне этого подлого доносчика, я на него погляжу.
Пошел Дилман и сказал доносчику:

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 233
— Выходи, о злосчастный!
Нуршад встал и пошел со связанными руками, спросил только:
— Ты куда меня ведешь?
— Ступай, там увидишь! — говорит Дилман. Привел он его в тот покой, где си-
дели Хомай и Рашнавад. Вошел Нуршад, огляделся и увидел Хомай и Рашнавада.
И давай вопить:
— Эй, соседи, вот они, Хомай и Рашнавад, в доме Дилмана они!
— Ах ты, собака, — говорит Хомай, — ты все еще доносительством занимаешь-
ся?! — И приказала Дилману: — Забери его, посади опять под замок.
— О государыня, лучше я ему голову срублю, — возразил Дилман, — а потом мы
соберемся, эти богатства возьмем и покинем город, чтобы людям урок был, что-
бы знали — на царей покушаться нельзя.
— Очень ты хорошо рассудил, — согласилась Хомай.
Тогда Дилман поднялся, вытащил кинжал и отрезал доносчику голову. А по-
том поскорей схоронил в земле наличность, которая у него была, и сказал Хомай:
— Теперь нам надо уходить, потому что кесарь нас искать начнет из-за этого пса-
доносчика. Нам здесь опасно оставаться.
— А в какую сторону нам лучше идти? — спросила Хомай.
— Пойдем к Касрану7, — решил Дилман, — у меня там родня есть, они все люди
известные. Есть у меня брат Шарзедун, а в горных деревнях настоящих мужчин
много, оттуда и айяры*, и доблестные рыцари род ведут. Отправимся туда, может
быть, Господь, великий и славный, опять пошлет нам удачу, дела царицы улучшатся
и она вновь обретет трон и венец.
— Правильно, этот замысел хорош, туда и поедем, — одобрила Хомай. — А сей-
час, Дилман, принеси мне калам*, чернила и бумагу.
Дилман все принес и перед ней положил, а Хомай велела Рашнаваду:
— Пиши: «Пусть тот, кто сюда войдет, эту запись прочтет, опять ее на брюхо
убитого доносчика положит! Обращаю это послание грозное и строгое, эти слова
устрашающие к тем, кто Бога почитает и боится! Пусть каждый, кто прочтет и
услышит, нас пожалеет и нашим бедам посочувствует».
Рашнавад обо всем в письме написал, положил его на грудь убитому доносчи-
ку, и, когда миновала первая треть ночи, Хомай и Рашнавад и Дилман с женой и
детьми, а также его рабы и невольницы вышли из дома, прихватили с собой того
сторожа и, уповая на Бога, пустились по дороге в Касран.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. На следующий день соседи Дилмана пришли к нему в дом, чтобы его при-
ветствовать. Только в дверь вошли, видят: лежит Нуршад-оценщик убитый, а на
брюхе у него записка привязана. Подняли они записку, посмотрели и кесарю отвез-
ли. Тот распечатал, прочел, головой покачал, бросил записку дабиру-письмоводи-
телю и подивился могуществу Господа, великого и славного, тому, что случилось
со сторожем, тому, как Дилман великодушие проявил — обо всем этом с начала и
до конца в письме написано было. Кесарю все стало ясно, он поднялся, привел свое
войско в город Рей, воссел на шахский трон, а письмо то спрятал, никому не пока-
зал и обратился к вельможам и военачальникам с такими словами:
— Ну вот, теперь Хомай скрылась, а того человека, который отбил ее у нас, мы
не поймали. Что будем делать?

234 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— О царь Рума, — ответили ему приближенные, — теперь тебе надлежит высту-
пить вместе с войском твоим в Табаристан или в Хорасан — ведь Хомай больше
негде голову преклонить, и, куда она ни направится, ты ее повсюду настигнешь!
Кроме того, ты и Хорасан к рукам приберешь.
— Это вы правильно рассудили, — согласился кесарь.
Приказал он полкам смотр сделать: вышло, что войска у него четыреста тысяч
румийцев да триста тысяч иранцев. Подготовившись к походу, кесарь передал
управление Реем одному из слуг Хомай, которого звали Пирузбахт, а сам поднял
полки и двинулся по направлению к Хорасану. А Пирузбахт с пятью тысячами
воинов остался в Рее.
Когда кесарь выехал из Рея, Хомай обратилась к Рашнаваду с такими словами:
— Мне бы хотелось поехать в те самые горы, где мы сначала были, я там цен-
ную жемчужину потеряла, может быть, удастся ее отыскать.
Она говорила правду, этой драгоценной утраченной жемчужиной был Дараб,
ее возлюбленный сын. Дилман сказал:
— У меня есть брат по имени Шарзедун, он человек отважный, я за ним пошлю.
— Посылай! — сказала Хомай.
Дилман послал за братом, и они все вместе принялись за поиски Дараба — там,
где Дараб сражался, и там, где он с горы сорвался. Подошли они к обрыву, где был
вход в пещеру, видят место страшное очень, лесом заросло. Они еще ближе подо-
брались, с одной стороны заходят, с другой — может, найдется тропка, чтобы в
пещеру проникнуть, поглядеть, там ли Дараб или нет. Но как они ни старались,
пробраться туда им не удавалось — уж больно высоко вход в пещеру был. А внизу
под пещерой они множество трупов истлевших нашли.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Двадцать седьмой день пошел, как Дараб в той пещере пребывал. А тот
дракон, который объявился в ущелье и напугал людей, был вовсе не дракон, а
посланец Господа, великого и славного, чтобы никакой враг не мог к Дарабу подо-
браться. Как только кто-нибудь пытался подойти к пещере, дракон его убивал. А
когда никого поблизости не было, Дараб выходил из пещеры, поднимался на гору
и собирал там всякие плоды. Однажды Дараб по воле Господа, великого и славно-
го, вышел из пещеры и увидал того дракона. Испугался он и хотел убежать. Но
дракон по велению Бога, великого и славного, заговорил и сказал так:
— О царевич, не бойся, укрепи сердце, потому как я не дракон, я посланец Бога,
великого и славного, Его творение и раб Его, так же как и ты. Много лет я здесь
пребываю ради тебя, чтобы тебя от беды охранять, ведь мир нуждается в тебе.
При этих словах Дараб встал, возблагодарил Господа всемогущего и стал мо-
литься, говоря: «О Пречистый и Бесподобный, лишь Ты можешь сотворить такое,
ибо Ты — Создатель совершенный». Так молился Дараб, и было это на двадцать
седьмой день, когда пришел конец его бедам, а счастье обратилось к нему. Пока
над ним довлело несчастье, всех, кто при нем был, тоже преследовали беды, несча-
стье Дараба распространялось на того человека. Пока Дараб был вдалеке от Хо-
май, дела ее шли хорошо, но, когда он отправился к матери, ее тоже постигло зло-
счастье. И вот на двадцать седьмой день мать его приблизилась ко входу в пеще-
ру. В это время дракон высунул голову из ущелья и разок дохнул, да так, что от
ужаса перед ним все люди разбежались. В тот самый час Хомай очутилась у вхо-

Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 235
да в пещеру и спрыгнула с коня. Она распростерлась ниц и, стеная, говорила:
— О Всеведущий и Всемогущий, Всевидящий и Пречистый, о Несравненный!
Если сын мой жив и обретается в этом мире, доставь его ко мне своею мудростью!
Когда она закончила молитву, то встала и заглянула в пещеру, но при виде
дракона испугалась. И раздался тут голос:
— О сын Ардашира, мать твоя пришла ко входу в эту пещеру и у Господа, вели-
кого и славного, тебя отмаливает.
Услыхал Дараб этот голос, распростерся ниц, возблагодарил Бога, великого и
славного, и заплакал, а потом вылез из пещеры и пошел к Хомай. Хомай издалека
приметила сына, снова благодарность Богу, великому и славному, вознесла. А
Дараб, увидев мать вместе с теми всадниками и Рашнавадом, молвил:
— Ну, матушка, рассказывай!
— Сыночек, сейчас не время рассказывать, — ответила ему Хомай, — иди скорей,
поспешим прочь отсюда.
Они усадили Дараба на коня и пустились в путь, а тот дракон по велению Творца
удалился в пещеру, и больше никто его не видел.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Хомай и Дараб уезжали оттуда, их видел один человек из свиты
Пирузбахта, который охотился там на горе. Он тотчас поскакал в город, явился к
Пирузбахту, отдал поклон и сказал:
— О эмир, я поехал поохотиться в те места, где находится пещера, возле кото-
рой исчез Дараб. И там я только что видел Хомай, и Дараба, и множество всадни-
ков. Они все вышли из той пещеры и удалились в горы. А я поскорей поехал изве-
стить о том эмира.
Как только Пирузбахт услышал это, он тотчас снарядил гонца, написал письмо
и отправил кесарю, а в письме обо всем этом сообщил.
А рассказчик так повествует. Кесарь прибыл в Дамган*, когда посланец Пируз-
бахта нагнал его и вручил ему письмо. Кесарь тут же отдал письмо советнику, чтобы
тот прочел. Письмо начиналось так:
«Во имя Аллаха драгоценного, величайшего из великих! Да будет известно царю
Рума, что, когда он направил свои благословенные стопы в сторону Хорасана, дабы
отыскать Хомай, дочь Ардашира, Хомай с отрядом преданных людей прибыла к
той пещере и вывела оттуда Дараба. Они забрали его и удалились в горы. А я
смиренно извещаю о том царя Рума, чтобы он, если сочтет благоразумным, возвра-
щался скорей, дабы враг опять не набрал силу, не собрал войско и не покусился бы
на царскую власть, не нанес бы урона румийскому и иранскому воинству. А шах
лучше знает, как поступить».
Как только кесарь выслушал это, он тот же час дал приказ из Дамгана назад
повернуть. С десятью тысячами всадников он поспешно направился к Рею и за шесть
дней проделал весь путь и вступил в город. Кесарь отправился во дворец и спросил:
— Как дальше поступим?
Пирузбахт ответил:
— Надо совершить набег, Касран предать огню, а людей — мечу.
Этот замысел кесарю понравился, остался он там, стал войско снаряжать. А
Хомай меж тем передали: кесарь из Дамгана вернулся в Рей, хочет на тебя войной
идти, тебя в плен забрать.

Глава двенадцатая
ЦАРСТВОВАНИЕ ДАРАБА
Хомай молвила:
— У меня войска нету, что мне делать, как поступить?
В это время подле Хомай стоял Шарзедун, а Хомай, когда привела к ним Да-
раба, не сказала, что он ее сын. Но когда стало известно, что кесарь уже подгото-
вил свое войско, в тот день Хомай обратилась к людям, которые были при ней, к
братьям Шарзедуну и Дилману и молвила:
— О благородные мужи, знайте, что тридцать лет я правила Ираном, а Дараб —
мой сын, царевич. Я его в воды Евфрата бросила, чтобы власть, венец и трон за
собой оставить. Его взял к себе один прачечник... — И она рассказала им всю исто-
рию, а потом продолжала: — Ныне я постарела, войско вышло у меня из повинове-
ния и призвало сюда кесаря Рума, отдало ему трон и венец моих праотцев. Но
теперь, когда я нашла своего сына, я рассказала вам все о нем, потому что он —
истинный падишах Ирана, а венец и трон принадлежат ему по наследству. Он — сын
Ардашира, вглядитесь в него хорошенько, вы, старые и мудрые! Вы видели Арда-
шира, взгляните же на Дараба и знайте: это воин, достойный венца и трона, над ним
сияет божественный фарр. Помогите ему избавить Иранскую державу от врагов,
и Иран пребудет с вами и разорение минует его.
Сказала Хомай все это, лицо руками закрыла и зарыдала. А все люди, которые
там были, приветствовали Дараба как шаха, и он уже как шах взошел на тахт и
сел, а семьдесят человек народу, которые были там, почтительно стояли перед ним.
Это были, во-первых, Рашнавад, во-вторых, Шарзедун Касрани, в-третьих, Дилман-
ювелир, в-четвертых, тот благородный сторож, ну и остальные семьдесят, все они
приветствовали восшествие Дараба на трон. А Дараб пожаловал Шарзедуну зва-
ние пахлавана, Рашнавада назначил своим дастуром*, а Дилмана почтил саном
эмира Рея. Потом он сказал сторожу:
— А ты чего желаешь?
— Царевич, да ведь я, кроме как сторожить, ничего больше не умею, — говорит
сторож, — уж пожалуй мне ту же должность!
Дараб решил назначить его кутвалем* и эмиром Священной крепости Рея. А
после того написали они письма и разослали их по Касрану и за его пределы, вспом-
нили и про Табаристан, про Хорасан — всюду послали письма, что, дескать, появился
в мире новый падишах из рода Кейкобада, зовут его Дараб, он — сын Хомай, доче-
ри Ардашира. Когда вести о том распространились, со всех четырех сторон света
стали стекаться к ним воины и ратники. Те, кто был поближе, тоже стали перехо-
дить на сторону Дараба, из сельской округи Рея мужчины шли, надеясь подарок
получить, а Дараб оделял их царскими обещаниями и говорил:

Глава двенадцатая. Царствование Дараба 237
— О доблестные мужи, помогите мне в одном-единственном сражении, прикрой-
те мой тыл, когда румийское войско выйдет против меня, и я сам с этими полками
справлюсь! А потом я велю в вашу честь музыку играть и сокровища Истахра*
рассыпать. Мне скакать-гарцевать надоело, я не хочу, чтоб Иран понапрасну разо-
ряли, жалко мне будет, коли румийцы здесь родной дом себе устроят!
Тут все люди крик подняли, Дараба шахом провозгласили, стали его приветст-
вовать как шаха. А Дараб повелел им шахскую службу служить, в войско вступить,
так что собралось у него тысяча пятьсот человек из Касрана и еще тысяча — из
округи Рея, а всего в его войске стало две тысячи пятьсот конных воинов да две
тысячи пеших — каждый снабжен палицей и копьем, щитом с тысячью бляшек и
индийским мечом, а были и такие, что довольствовались рукавицей из акульей
кожи1. Вот с каким войском отправились они к городу Рею воевать с кесарем, а
кесарь тем временем сидел в Рее с четырьмястами тысячами воинов, все снаряжен-
ные и вооруженные, в полной боевой готовности. Кесарь стал спрашивать:
— А кто такой Дараб?
— Тот, кто Хомай отсюда увез, — ответили ему.
— Так это тот самый Дараб, который еще в давние времена в Иране объявился?
— Да, он самый.
Тогда все воинство, и румийское и иранское, разом сказало:
— Ну, коли это тот человек, дело плохо!
Кесарь сказал:
— Пока еще сражение не началось, он на нас не нападает, никого жизни не ли-
шает. Надо хорошенько разузнать: тот ли это человек?
— Как прикажешь, — говорят военачальники.
Они тотчас послали лазутчика, чтобы тот добыл верные сведения. Проехал
лазутчик полдороги и увидел Дараба, а с ним дружину в две с половиной тысячи
воинов, которые продвигались вперед с грозными криками. Поглядел на них лазут-
чик и словно ветер помчался назад, известил кесаря, что Дараб уже подошел: вот
он, следом за мной идет, скоро уж здесь будет! Услыхал это кесарь, задрожал все-
ми семью частями тела и поспешно выступил навстречу Дарабу со своим четырех-
соттысячным войском.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту удивительную и поучительную историю. Подошли к Дарабу румийские
полки, свои места заняли, а над ними — стяг Кавэ* реет, боевой значок — древо
Хомай — колышется, и все, сколько было воинов из Фарса и Ирака, все именитые
эмиры, и сарханги, и пахлаваны явились, чтобы служить кесарю. А кесарь посре-
ди этого четырехсоттысячного войска стоял на спине слона и озирался, хотел по-
глядеть, каков же из себя этот Дараб. Когда солнце поднялось высоко в небо, вда-
леке показалась дружина Дараба. Персидские ратники сказали:
— О повелитель, тот человек, который на нас страх наводит, посередь войска
Дараба едет, а ведь ты сам видел, что он с нами тогда на горе сделал.
— В горах сражаться — одно дело, а на равнине — другое, — отвечал им кесарь. —
Вот поглядите, что я с ним сегодня сделаю!
Пока они разговаривали, Дараб совсем близко подъехал — сам ростом с добро-
го слона да будто на слона сел, посреди войска своего словно лев среди овец. Конь
под седлом у него был точно скала, сам он был облачен в позолоченную кольчугу

238 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
и шлем, стремена по земле волочились, на локте висел щит величиной с балдахин,
на перевязи — меч размером с тополевую тесину, к луке седельной приторочена
палица, а за ним — бойцы, все горцы, все с мечами да с копьями. Дараб с дороги
свернул, две с половиной тысячи своих воинов выстроил, на две части поделил,
выехал вперед и сам стал ряды ровнять — ведь он был и за верховного военачаль-
ника, и за предводителя отряда, и за пахлавана-богатыря, и за ратника простого, а
барабанов и литавр у них вовсе не было. Рашнавад-пахлаван рядом с ним находился,
а мать с покрывалом на голове стояла подле Рашнавада и разглядывала войско
кесаря.
Когда кесарь увидел, что делает Дараб, он тоже велел своему войску строить-
ся. Развернули правое крыло и левое крыло, ядро войска и тылы, запасные полки
и засады, вперед слонов вывели, в каждый ряд по двадцать тысяч всадников, во-
оруженных мечами, поставили, а пешие впереди них на колени опустились, щиты
частоколом выдвинули, начали стрелами сыпать. Справа стояли персидские пол-
ки, а слева — иракские, в середине же помещалось войско румийского кесаря, а по
бокам — бэтрики* румийские.
Разместив полки, кесарь приказал, чтобы разом затрубили в слоновий рожок2,
забили в барабаны, боевые клики воинов поднялись до небес, пыль от мейдана
заклубилась под голубым куполом, солнце осветило румийские доспехи, серебря-
ные шлемы и позолоченные кольчуги заиграли в его лучах, словно царь-солнце
спрятался под лазурным покрывалом. Грохот медных литавр пьянил кованые чаши
голов воинов, тогда как на стороне Дараба все стояли в полном молчании до той
поры, пока солнце не поднялось на самую середину неба, пока вокруг не стало тепло.
Вышла Хомай, протянула руку, взяла повод коня Дараба и вывела его пред лицо
войска. Дараб весь в железо закованный, а она под покрывалом, с закрытым ли-
цом. Потом Хомай речь повела:
— О храбрецы, смелые бойцы, те, кто из Ирана, и те, кто из Рума! Я — Хомай,
дочь Ардашира из числа потомков Хушанга, четвертого царя всей земли, а это —
Дараб, повелитель мира, он мой сын, память об Ардашире. До сей поры я его таи-
ла, никому о нем не говорила, но когда дела мои в упадок пришли, я молчание
нарушила. Тут перед вами — сын Ардашира, там — кесарь Рума, вот войско, и вот
держава. Если считаете, что надо сражение начинать — начинайте, а коли нет — вам
лучше знать.
Сказала Хомай эти слова, и над румийским войском поднялся шум, гром мед-
ных барабанов, голоса золотых дудок, воинственные клики. А Дараб подхватил
боевую палицу, грозный крик издал и матери сказал:
— Ну, я пошел: теперь либо пропадать, либо побеждать!
Простился он с матерью, прокричал боевой клич и направился к тому месту, где
разместился кесарь, а тот восседал на слоне, привязав к седельной луке знамя
Кавиянидов*. Как увидел Дараб этот стяг, взревел и помчался вперед, пока не
оказался перед слоном. Поднялся Дараб на стременах, уперся, поводья натянул и
ударил палицей по лбу слона, так что могучий слон рухнул, а кесарь вместе с па-
ланкином со слоновьей спины скатился, прямо в пыль свалился. Тут Дараб мечом
рубанул, стяг Кавиянидов с седла слоновьего сорвал, поскакал и матери своей от-
дал, говоря:
— О матушка, его знамя предкам нашим принадлежало, возьми его и береги.

У лава двенадцатая. Царствование ДараЬа 13Э
Хомай приняла знамя и воскликнула:
— Ступай, сын мой, я за тобой!
Дараб повернулся и поскакал, Хомай со знаменем Кавиянидов следовала за ним,
а их немногочисленное войско поспешало сзади.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. В тот миг, когда кесарь Рума свалился со слона, а Дараб захватил знамя,
все румийское и иранское войско дрогнуло, сто тысяч человек сразу в бегство об-
ратились, бросились в сторону Рума, а персы, те в сторону Фарса устремились.
Кесарь бежал пешком, к вечернему намазу он добрался до захудалой деревушки
и завернул туда. А там был какой-то сарай, где волов держали, кесарь зашел, за-
бился в уголок, оружие сбросил, дух перевел, голову на колени положил — тут и
ночь пришла. Уснул кесарь и всю ночь проспал в коровьем хлеву. На другой день,
когда стало светло, кесарь проснулся и выглянул наружу, хотел выйти. Видит,
кругом смерть и разорение. Отступил кесарь назад в тот хлев и три дня просидел
там голодный, а потом сказал себе: «Доколе мне голодать? Пойду-ка я к Дарабу.
Если он меня убьет — его воля, а если простит — его власть». Встал он и вышел
оттуда, так пешком и побрел, покуда не явился к Дарабу. Он подошел к трону,
ухватился за него и заплакал навзрыд, а потом отдал поклон и молвил:
— Вот он я, кесарь Рума.
Дараб при виде его обрадовался, встал, его за руку взял, подвел к своей матери
и сел там. А Хомай кесаря приветила, говорит ему:
— Не бойся!
— На все твоя воля, — отвечает кесарь, — я нынче твой пленник.
— Это иранцы тебя сюда призвали, твоей вины в том не было, — сказала Хомай, —
мы тебя простили, оставайтесь оба на своих местах. Ведь ты из гнезда Афридуна,
а он — из потомков Кейкобада, не следует Афридуну и Кейкобаду в великий день
раздоры заводить. Ступай, я тебя прощаю, но с одним условием: будешь подати и
налоги платить.
— Все, что ты прикажешь, сделаю, — говорит кесарь.
Дараб к матери повернулся и молвил:
— Надо, чтобы Рум каждый год платил подати Ирану!
— Ну, кесарь, сколько ты можешь платить в год? — спросила Хомай.
— Сколько велишь, — ответил кесарь.
— Я хочу, чтобы ты прислал золотой песок, и хочу, чтобы ты прислал золотые
слитки, круглые, размером с куриное яйцо, — сто тысяч слитков, каждый весом в
сорок мискалей*, и восемь тысяч бардеинских мулов, и двадцать тысяч пегих ло-
шадей, и тысячу невольниц, и тысячу рабов, и тысячу позолоченных кольчуг, и
тысячу украшенных золотом шлемов, и тысячу перламутровых раковин, и тыся-
чу дирхемов серебра. Если ты будешь присылать это каждый год, я освобожу тебя
и отпущу домой.
Кесарь послал человека к своему брату, который был пахлаваном и марзбаном*
Рума, а звали его Филкус*, и передал ему: дескать, меня в плен захватили, такой
выкуп запросили, хотят, чтобы мы за год вперед им дань заплатили, тогда освобо-
дят меня.
Когда пришло к Филкусу известие: мол, твоего брата в плен взяли, Филкус
послал ответное письмо: дескать, он — кесарь, а я — Филкус, если он с такой ценой

240 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
согласился, то я не соглашаюсь. Он теперь в Иране, а я ничего посылать не стану,
потому что никогда Рум Ирану ничего не платил. А если нынче объявился в мире
Дараб, то наше царство древнее, чем его царство, и на то, что мы от праотцев уна-
следовали, никто притязать не может. Коли он — новый шах, то мы — цари старин-
ные, и рассудят нас с Дарабом меч и стрела, ежели придет — сам увидит. И он
отослал это письмо в Иран, своему брату.
Когда письмо Филкуса прибыло к кесарю, его передали Дарабу, а тот очень
разгневался и приказал, чтобы кесаря в темницу посадили, а всех румийцев, кто
познатнее, сана лишили. Больше никого из румийцев при должности не осталось:
править Реем он поставил Дилмана, пахлаваном назначил его брата Шарзедуна
Касрани, всю его свиту приветил и каждому пожаловал много всякого добра, мно-
го хорошего посулил и сказал:
— Поедем со мной в Истахр, там покоятся сокровища моих предков: там трон
Кейхосрова, там дворец Афридуна, там башня Гударза и старинные сокровищни-
цы. Тому, кто со мной туда отправится, я пожалую невиданные богатства. А отту-
да я пойду воевать с Филкусом, ведь он прислал мне угрожающее письмо!
После этого он привел в порядок все дела, забрал с собой кесаря и отправился в
Фарс. Кесаря посадили на верблюда и повезли из города в город, пока не добрались
до Исфахана. Там Дараб развязал кесаря и подарил ему дорогой халат, а оттуда
двинулся в Истахр и затем заключил кесаря в крепость, место тесное и мрачное.
А Хомай, дочь Ардашира, приехала в Истахр и привезла ключи от древних
сокровищниц, отдала их Дарабу. Дараб матери так сказал:
— О матушка, для меня эти сокровища — пустяк, ведь я был падишахом Мал-
кута. Здесь золота груды, а там были груды желтых, красных и голубых яхонтов.
Хомай молвила:
— О сынок, то все — лишь камни, а это все — кровь и прах. Когда человек голо-
ден, ни золотом, ни драгоценностями сыт не будет. Вот когда другое добро есть, то
золото и драгоценности тоже пригодятся, когда хлеб есть, они ценность обретают,
а иначе их употребить нельзя...
Дараб сказал:
— Значит, сами по себе они пользы не приносят...
И он приказал, чтобы в каждую кладовую вместо золота насыпали пшеницы,
так как в крепости амбар пшеницы лучше, чем амбар золота. Все сказали: «Это
правильно», — а Дараб приказал еще, чтобы в крепостях и замках держали запас
зерна на случай бедствия, а затем велел десять тысяч кошелей наполнить тем зо-
лотом, вынести его из крепости и раздать в награду войску.
А потом однажды он взошел на трон, созвал своих сановников и показал им
письмо Филкуса, а в письме том было написано: «Коли кесаря в Иране захватили,
Дараб его в плен взял, а теперь хочет вместо него дань получить, так лучше пусть
держит у себя кесаря, так как мы никогда не станем платить Ирану дани-подати.
Дараб — шах новый, а мы владыки древние, рассудить нас могут только меч, да
стрела, да смертоносное копье. Кесарь — это одно, а мы — другое. Ему надо было с
нами посоветоваться, и если бы я сказал "да", то и он бы согласие дал. Теперь же
держи кесаря у себя — в залог за те золотые яйца, на которые он согласился».
Когда дабир прочел письмо, все вазиры и военачальники вскочили, в один го-
лос вскричали:

Глава двенадцатая. Царствование Дараба 241
— Мы пепел Рума в Иран принесем! Мы до сих пор потому молчали, что не было
в Иране главы и венценосца, подобного Дарабу, а теперь, когда появился у нас
падишах, мы прах Рума в Иран доставим.
Дараб похвалил их, поднялся с места и отправился в свои табуны. А там, где
паслись табуны, была скала, перед скалой же текла широкая река. Дараб поднял-
ся на скалу, а дружину свою и табуны собрал внизу, хотел им коней раздать. По-
глядел он вниз, видит, течет речка большая-пребольшая. И вспомнил Дараб клят-
ву, которую дал именем Господа, великого и славного, что не выпьет чистой воды,
пока не возведет посреди вод этих жилья, как предок его Гоштасп, который по-
строил город Балх на реке3. «А всех румийцев, которые есть в моем войске, — ре-
шил Дараб, — я заставлю работать, таскать глину, и кирпичи, и камень. Так я вы-
строю город, чтобы румийцы знали: мне подобные письма посылать нельзя!» Дал
Дараб такой зарок и отправил людей, чтобы всех румийцев, которые еще остава-
лись в Рее и в других местах, привести и пересчитать; оказалось их семьдесят ты-
сяч человек. Затем призвал он зодчих и искусных мастеров, мудрецов-фаласифа4
из Ахваза*, знаменитых художников из Исфахана и умельцев из Фарса, собрал их
всех вместе на берегу реки, а сам воссел на царский трон и изрек:
— О мудрые старцы, да будет вам известно, что я поклялся возвести средь этих
вод замок, а все труды и тяготы этого дела возложить на плечи румийцев, дабы это
осталось в летописи времен. А все потому, что они покусились на мою державу. Я
простил было им их вину, но тут Филкус мне дерзкое письмо прислал: дескать, я с
тобой войну продолжаю и никакой дани тебе не пошлю. И вот теперь я воздвигну
град и утвержу его среди вод на плечах румийцев, подобно тому как Ростам соору-
дил себе трон и на плечах туранцев доставил его в Иран — до Страшного Суда будут
его называть Троном Ростама! Так и я хочу возвести средь вод дома, построить
замок и город, чтобы его называли моим именем.
— Воля твоя, — ответили мудрецы. Поразмыслили они, отвели в сторону ту реку,
соорудили плотину и посреди вод заложили краеугольный камень, а вокруг вы-
строили стену высотой с гору, прямо на дне реки. Когда же стена поднялась повы-
ше, на ней построили крепость. Тогда Дараб повелел, чтобы крепость назвали
Дараб' во славу ему, а построена она была руками румийцев. Дараб пробыл там
три года, пока крепость не была закончена. Там работали семьдесят тысяч румий-
цев, и Дараб приказал, чтобы туда доставили также кесаря со связанными рука-
ми, а с румийской границы велел привести пятьсот верблюжьих вьюков земли и из
румийской извести и камня делать кирпичи. А на вершине той скалы Дараб вы-
строил для себя такой дворец, который ни один человек, ни один султан даже во-
образить не может.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает эту удивительную повесть, эту редкостную историю. Привели кесаря, что-
бы он собственными руками лепил из глины кирпичи, и отдали его в подручные
опытному мастеру, дабы людям было ведомо: первое здание, которое возвел Да-
раб, было сложено руками потомка Афридуна, чтобы слава того в мире померк-
ла. Дараб строил город, а подневольным работником на том строительстве был внук
Салма, одного из потомков Афридуна. Стал кесарь из глины кирпичи лепить и тому
мастеру подавать, чтобы он стены крепости выкладывал, и от этой работы разобра-
ла кесаря грусть-тоска, он наземь упал, Богу душу отдал. Подняли покойника и

242 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Лрдашира
Хомай известили, дескать, Дараб так и так поступил, царя Рума в батрака обратил,
а тот от обиды да от тоски помер. Хомай Дараба упрекать стала, а он ей в ответ
молвил:
— Я это совершил по двум причинам: во-первых, чтобы румийцы больше не
посягали на Иран, а ежели посягнут, чтоб призадумались о последствиях — позор
их покроет от этого. А во-вторых, я покарал своего врага.
— Не следовало тебе так делать, — сказала Хомай, — ведь это все же был прав-
нук Афридуна.
Но когда Дараб поступил таким образом, весть о том распространилась по все-
му миру, и отовсюду цари стали присылать ему дань-подать, только румийцы за-
таили в душе обиду и злобу и хотели отомстить ему за содеянное. И вот однажды
царь Рума отправил письмо царю арабов Шоайбу ибн Катибе, а в письме том го-
ворилось: «Объявился в Иране один человек, он подверг моего брата кесаря вот
такой каре и погубил его, а теперь требует от нас дани-подати. Когда он нас разо-
бьет, обязательно повернет к вам и потребует харадж даже с пустыни Низегяран*.
Ты ведь принадлежишь к потомкам Заххака*, тебе следует помочь мне и послать
войско в те края, а я также соберу свои полки, и мы вместе пойдем на Иран и по-
караем Дараба, а Иран и Рум станут едины». Шоайб ответил, что, мол, ладно, со-
гласен. Он собрал в пустыне Низеваран (что значит Пустыня копейщиков) сто тысяч
копьеносцев, потом устроил совет с арабскими предводителями, и арабы преиспол-
нились надежды пограбить Иран, а он со ста тысячами копейщиков подошел к
границам Ирана. Дарабу сообщили, что румийцы объединились с арабами и пошли
войной на Иран.
Дараб услышал об этом и потемнел словно ночь, позвал к себе Рашнавада, что-
бы с ним совет держать: как с ними поступить? Как вдруг из покоев Дараба послы-
шался такой крик, что громче не бывает. Дараб так и подскочил. Видит, ведут кого-
то высоченного, как минарет, черного, как чернила, толстенного, как крепостная
башня, по рукам и ногам в цепи закованного. Невольницы с бранью его тащат, а
Махатантасия и Антушия перед ними идут, плачут, рыдают, по лицу себя бьют.
Дараб спросил:
— Что это за див?
— О шах, иль не видишь, что случилось? — спрашивает Махатантасия.
— Да говори же! — велел Дараб, а сам так и застыл на месте пораженный, не
понимая, что произошло.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Был у Хомай один раб, купленный по дешевке, чернокожий конюх, он у нее
стремянным служил, и она очень к нему благоволила, так как он был весьма иску-
сен. А у этого стремянного был свой раб, тоже черный, который ему прислуживал.
Стремянный влюбился в Хомай и всякий раз, когда она хотела сесть на коня, по-
сылал своего слугу: дескать, оседлай такого-то коня и приведи. Слуга шел, приво-
дил указанную лошадь. А когда Хомай выходила и негр-конюх ее видел, от любви
к ней его слеза прошибала. И дошло до того, что терпение у негра кончилось. Там
был арык, желоб, по которому вода из реки шла в конюшню, а из конюшни попа-
дала в сад. Темной ночью негр встал, взял нож и сказал себе: «Надо все же что-то
предпринять! Уже давно я полюбил Хомай так, что близок к смерти. Проберусь-
ка я к ее постели и при помощи этого ножа ей растолкую, чтоб она на мое жела-

Глава двенадцатая. Царствование Дараба 243
ние ответила. Коли так и сделает — хорошо, а коли нет — зарежу ее на месте».
Принял он такое решение и направился в сад тем путем, каким вода туда прони-
кала.
А составитель этой истории рассказывает так. Сад там был особый, посреди сада
стояла высокая беседка о четырех куполах6, и в той беседке Хомай спала. А на том
желобе была железная заслонка. Раб заслонку ножом подцепил, наружу вытащил
и на край желоба положил, а сам проник в сад. Вошел он под купол и огляделся,
видит, там четверо слуг спят. Он всем четверым головы отрезал, а сам к другому
куполу направился, но никак не мог найти, как же внутрь пройти? Вернулся он опять
в конюшню, подобрал там веревку и пошел к беседке. Сделал на конце веревки
петлю, закинул и зацепил ее за какую-то балку и быстрее ветра поднялся по ней.
Хомай почивала, из-под кисейного покрывала словно луна сияла. Негр навалился
на Хомай, она от сна очнулась, завопила, закричала: «Ты кто?» Негр говорит:
— Я твой конюх.
Хомай хотела его отшвырнуть, да ничего не получилось, очень он сильный был.
А конюх сказал:
— О царица, я уж давно в тебя влюблен, а ты о том и не знаешь. Не осталось у
меня терпения, вот я и улучил удобный миг. Ежели ты нынче ночью удовлетворишь
мое желание — хорошо, а ежели нет — я тебя убью.
Закричала на него Хомай:
— Ах ты, пес презренный, да как ты посмел заговорить со мной?!
Видит негр, ничего у него не вышло, он полоснул ножом Хомай, от одного бока
до другого живот ей распорол, из купола вылез и пошел к тому месту, где желоб
в сад проходит, хотел наружу выбраться, когда его увидел один слуга, побежал и
доложил Махатантасии: так, мол, и так. Махатантасия и Антушия целую толпу
невольниц послали, чтобы схватить этого раба и к ним привести. Потом побежа-
ли в беседку и нашли там мертвую Хомай. Тогда Махатантасия и Антушия пове-
ли раба к Дарабу и поведали ему, что случилось. Дараб приказал раба повесить,
стал траур исполнять, а Хомай положили в гроб и отнесли в гробницу.

Глава тринадцатая
ПОБЕДА НАД РУМОМ
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Дараб кончил траур держать, он стал обсуждать с Рашнавадом, как
вести с врагами войну. Рашнавад сказал:
— О царь, нигде в мире нет падишаха, подобного тебе. Кто осмелится выступить
против тебя? Собирай войско, иди на Румскую державу и поступай с ними так, как
твоя душа желает.
Дараб повелел, чтобы созвали разбросанное по разным местам войско, отобрал
сто тысяч всадников иранских и иракских, снарядил сто слонов боевых. И с таким
войском направился он в сторону Рума, а из пахлаванов с ним были Рашнавад и
Шарзедун Касрани. Они проходили переход за переходом, миновали город за го-
родом, и всюду Дараб провозглашал: «Любого иранского воина, который неспра-
ведливо обойдется с кем-нибудь, я брошу под ноги слону! За все, что вам нужно,
расплачивайтесь золотом! Если конь чужое поле потравит, я его хозяина надвое
разрублю! Пусть во время моего правления никого не обижают и не угнетают!» Вот
так он вел войско в справедливости и милосердии, пока не достигли они области
Хорре-Ардашир1. Спешились там, разбили лагерь, а на следующий день Дараб
приказал написать письмо Филкусу. В начале письма восхваления Творцу изложи-
ли, а в конце — обнаженный меч положили. А начиналось письмо так:
«Во имя Аллаха, владыки, несущего истину непреложно и воздающего как долж-
но! А затем: письмо от Дараба ибн Ардашира ибн Эсфандияра ибн Гоштаспа ибн
Лохраспа ибн Горшаспа ибн Кейкобада к тебе, Филкусу, потомку Салма ибн Аф-
ридуна. Ты слыхал, когда Заххак восстал. Господь послал к нему Афридуна, дабы
покарать его и восстановить в мире правду, и связал волка и овцу одной веревоч-
кой, разделил мир на три части: Запад оставил Салму, вашему отцу, Ираджу* от-
дал Иран, так как он был младшим сыном, а Тура* послал в Туркестан2, дабы звез-
да его ту землю осияла. Отец ваш отправился вместе с Туром и убил Ираджа. Гос-
подь, великий и славный, явил Манучехра*, дабы покарать Тура и Салма. До того,
вишь, дошло, что ниспослал Он Афрасияба, чтобы тот убил Ноузара, а с Афраси-
ябом видел что случилось, когда он расправился с Сиявушем? И до сего времени
всякого, кто на Иран покушался, судьба наказывала. Мой прадед Лохрасп был па-
дишахом Ирана, ему вручил венец Кейхосров, чтобы сын его Гоштасп3 пошел на Рум.
Помнишь, как он поступил с Румом? Отдал его вашему деду Катаюну4, а от Ката-
юна появился на свет Эсфандияр, а от Эсфандияра — Бахман, а от Бахмана — я,
Дараб. Все мы от одного корня, но никто из нас не посягал на Рум. А вы привели из
Рума войско, захватили Иран, свергли Хомай и вообразили, что Иран вам достанет-
ся? Разумеется, я приказал, чтобы в Иране город заложили, и заморил там работой

Глава тринадцатая. Победа над Румом 245
семьдесят тысяч румийцев. А теперь и сам прибыл с многочисленным войском,
остановился в Хорре-Ардашире. Коли ты человек разумный, давай дань-подать, а
коли нет — готовься к бою, я ведь пришел сразиться с тобой. Выводи полки и смот-
ри сам: победишь ли ты иранское войско или вся румийская земля моей будет».
Закончил Дараб письмо, отдал Рашнаваду, тот приложил печать и с пятьюде-
сятью знатными воинами отправился к Филкусу.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Дараб отдал Рашнавад-пахлавану письмо и назначил его послом, Раш-
навад взял письмо и выехал из города, отъехал на один переход. Тут на дорогу
вышло арабское войско, а с арабами и другой отряд, румийский, из войска Филку-
са. А Рашнавад-пахлаван в это время с коня сошел, у ручья отдыхал, тут на него
это войско и налетело, напали они на Рашнавада и всяко его обижали, пока не
доставили к Шоайбу, одному из потомков Заххака Арабского. Он был заклятым
врагом иранцев по той причине, что иранский царь Афридун покарал Заххака.
Когда Рашнавада привели в лагерь Шоайба, Шоайб, царь арабов, сидел на коне,
так как только что прибыл в лагерь. Он оборотился к Рашнаваду и спросил:
— Кто ты есть, что здесь делаешь?
— Я посол, — отвечал Рашнавад, — еду от Дараба ибн Ардашира к Филкусу.
Шоайб воскликнул:
— Да кто таков Дараб, чтобы румийского кесаря унижать, его руками дворец
строить?!
— Каков Дараб, ты завтра узнаешь, коли жив останешься, — сказал ему Рашнавад.
Зашумел Шоайб:
— Да ты на меня погляди! Может, ты моего имени не слыхал?
— А может, ты моего имени не слыхал? — говорит Рашнавад.
— Заберите у него письмо! — приказал Шоайб.
— У меня письмо не к тебе, а к царю Рума, — возразил Рашнавад.
— Бейте этого пса, пока он письмо не отдаст! — закричал Шоайб.
На Рашнавада с побоями обрушились. Люди Рашнавада не могли этого стерпеть,
набросились на арабских ратников, но арабов было много, иранцам не под силу
было с ними справиться, нескольких человек ранили, и дело к тому шло, что Шоайб
их всех перебьет. Тут один бедуин выскочил, мечом махнул и Рашнаваду голову
отсек, и из всех пятидесяти иранцев лишь один оттуда ноги унес, а остальные все
там полегли. Тот же воин пустился изо всех сил к Дарабу.
Дараб сидел на троне, дружина при нем была, как вдруг увидели они какого-то
всадника, приближавшегося к лагерю, на голове у него рана глубокая, кровь по лицу
рекой бежит. Закричал всадник:
— Ой, витязи иранские, Рашнавада убили!
С этими словами к Дарабу подскакал и с коня спрыгнул. Дараб спрашивает:
— Что с этим человеком?
А тот поклон отдал и так сказал:
— О шах мира, Шоайб Арабский Рашнавада убил!
Дараб тотчас потребовал коня, кольчугу, шлем и щит, палицу, надел нарукав-
ники и наколенники, пояс затянул, шлем на голову надвинул, в доспех железный
облачился, палицу на плечо вскинул и дружине сказал:
— Я пошел, а вы следом за мной ступайте!

246 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Взревел как лев и один поскакал.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. Темной ночью Дараб подъехал к арабскому дозору и издал такой страш-
ный клич, что все арабы его услышали. Они тогда послали кого-то предупредить
Шоайба: мол, дракон огнедышащий идет! Известили Шоайба, что Дараб уже при-
был. Из передового отряда арабов человек двести отправились Дарабу путь пре-
градить, все с длинными копьями. Приблизились они к Дарабу, впереди всех — сын
Шоайба. Он выехал Дарабу наперерез и закричал:
— Ты кто такой?
Ничего не ответил Дараб, на скаку его палицей по голове ударил, так что голо-
ву в плечи вбил, одним махом седока и коня убил, а потом повернулся к осталь-
ным и сказал:
— Я — Дараб ибн Ардашир ибн Эсфандияр ибн Гоштасп ибн Лохрасп!
Как увидели арабы этот удар, дорогу Дарабу освободили и все в бегство обра-
тились, а Дараб скакал следом за ними и разил.
Один из беглецов добрался до Адила ибн Шоайба и закричал:
— О господин, спасайся, беда!
— Что случилось? — спросил тот.
— Дараб пришел!
— Ах ты, трус, — говорит Адил, — велика беда — один человек!
— Да, — говорят ратники, — человек-то один, да вот силы и смелости у него как
у целой тысячи!
— Стойте, сейчас другие подойдут, — начал увещевать их Адил, но никто не
остановился, каждый летел как ветер, а Дараб грозно кричал, их догонял, а кого
настигал — вдребезги расшибал палицей. Адил велел своему отряду: — Отойдите
в сторону, пусть он мимо пройдет!
Они все поразбежались, пока Дараб их не миновал, а Адил сказал:
— Всяк, кто ума не лишился, пред ним в бегство обратится, ведь это не человек:
тысячу Ростамов ему в ученики отдать надо, такая у него стать и сила! Эх, надо было
мне раньше кого-нибудь послать, отца предупредить, а то он о доблести Дараба
понятия не имеет, и если этот отважный воин вот так набросится на наш лагерь,
он все арабское войско уничтожит.
С этими словами он отправил вслед за Дарабом предводителя дозорного отря-
да с шумом и криками — отвлечь хотел. Но Дараб и внимания не обратил, что кто-
то за ним скачет, он продолжал мчаться вперед, пока не достиг лагеря Шоайба.
Шоайб спокойно сидел, полагаясь на свой дозорный отряд, до того самого мгнове-
ния, когда Дараб налетел на лагерь с криком: «Я — Дараб!» По лагерю вопль про-
несся: «Дараб! Дараб!» Арабское войско шевельнуться не успело, а Дараб уж под-
ле Шоайба был. Взревел он так, что у Шоайба, потомка сына Заххака, душа в пятки
ушла, руку протянул и Шоайба от земли оторвал, а войско арабское от страха перед
Дарабом по степи рассеялось, так что ни одного пришлого араба там не осталось.
А Дараб, стащив Шоайба с трона, унес его, громко крича вслед беглецам:
— Дараб пришел, набег совершил, арабского царя захватил и с собой увез!
Арабское войско духом упало, приуныло, попрятались они все в сухую траву да
в кусты и от страха перед падишахом Дарабом голову боялись высунуть, только и
говорили:

Глава тринадцатая. Победа над Румом 247
— Что тут скажешь? И что за человек этот Дараб, коли он в такую темную ночь
набег совершил и нашего падишаха утащил с трона?..
Так они друг другу говорили, а Дараб тем временем Шоайба под мышку засу-
нул, палицу на плечо закинул и ехал, как вдруг навстречу ему выскочил тот дозор.
Дараб на них набросился, пятьдесят человек палицей пришиб, а Шоайба Арабского
в это время в стороне держал, чтоб не мешал. Потом накинул ему на шею чембур*
и погнал перед собой. Все иранское войско пешком ему навстречу вышло, в зем-
лю поклонились, вознесли хвалу:
— Да пребудет победа с шахом Ирана! Долгих лет шаху, да не оставит он трон
иранский! Ведь этот царь, которого он в плен взял, из потомков Заххака Арабского!
Дараб привел Шоайба в лагерь и сказал своим советникам и полководцам:
— Ступайте все в свои шатры, лагерь не покидайте — раз арабский падишах попал
в плен, его войско осталось беспомощным, теперь они сами к нам на поклон при-
дут ради своего падишаха.
Когда войско по местам вернулось, Дараб взошел на трон и приказал привести
к нему Шоайба Арабского. Того привели, перед троном поставили. Дараб спросил:
— Царь арабов, зачем ты убил моего пахлавана?
Взглянул Шоайб на Дараба, увидел сияние его красы и фарра, поклонился и
сказал:
— О шах Ирана, я не знал, что его убьют. Я у него письмо шаха требовал, про-
читать хотел, а он не давал, неуважение мне выказал перед войском моим, ну я с
досады и велел, чтоб его побили. Ненароком от жестокого удара он и погиб. У меня
желания не было его убивать, да, знать, Господь того захотел.
Дараб приказал:
— Принесите смертную подстилку, посыпьте песком!
Пришел палач, обнажил меч, поставил царя арабов на колени, полу одежды его
отсек' и глаза ему завязал. Шоайб, царь арабов, сказал себе: «Если не найду что
сказать этому новоявленному дракону, он меня сей же час убьет!» И он прогово-
рил:
— О падишах Ирана, прикажи развязать мне глаза, я тебе кое-что скажу!
— Развяжите ему глаза! — повелел Дараб. Глаза развязали, а Дараб добавил: —
И руки тоже развяжите.
Развязали и руки, тогда Дараб молвил:
— Ну, теперь говори, что хотел!
— О царь, нам не подобает посягать друг на друга, — сказал Шоайб Арабский, —
ведь я происхожу от Заххака Арабского, а со стороны матери — из рода Джамши-
да, ведь две сестры Джамшида, Шахрназ и Эрнаваз, были женами Заххака. А ты,
царь, как я слышал, из рода Хушанга, но ведь и Джамшид из семейства Хушанга
происходит. Достойно ли будет тебе таким образом пролить кровь своего родича
ради чужого человека, к тому же павшего от руки постороннего? Знай, что шахов
не предают позорной казни! Вспомни-ка о крови Сиявуша — когда Афридун про-
лил ее, мир сразу осиротел и ослабел, до сих пор некому за эту кровь отомстить.
Не поступай так, о великий шах, не убивай меня, а богатства, которых ты ищешь,
я тебе дам и всей степи Низегяран прикажу тебе повиноваться.
Выслушал Дараб эти речи, что он про Хушанга говорил, и явил Шоайбу Араб-
скому благосклонность, ведь араб уже седой был. Дараб сказал:

248 Книга первая. Повесть о Дараве, сыне Лрдашира
— Ступай, царь арабов, я тебя простил, так как ты стар, жизнь твоя уж к зака-
ту подходит. А кабы не это, приказал бы тебе голову отрубить. А еще потому тебя
помиловал, что ты из рода Хушанга. Ступай-ка ты отсюда, никто тебя не тронет.
Тут все приближенные восхвалили Дараба по двум причинам: во-первых, пото-
му, что не было ему равных среди людей по мужеству и отваге, а во-вторых, пото-
му, что по милосердию он был единственным в мире — из-за одного слова открыл
свое сердце для царя арабов и освободил его. А Шоайб Арабский тем временем
удалился.
Тогда советники спросили Дараба:
— О шах, отчего ты так поступил? Надо было задержать Шоайба, пока он не
назначил бы, сколько он будет платить тебе с пустыни Низеваран ежегодно.
Засмеялся Дараб и молвил:
— Ах вы, дураки безмозглые! Да если я его богатства заберу и в Иран увезу, он
потеряет уважение средь арабов, а я не обрету вечных благ, не останусь жить веч-
но, не избегну смерти — ведь и бедному и богатому придется умереть. Значит, коли
ни богатство, ни почет не спасут человека от смерти, коли смерть придет к любо-
му, то, несомненно, казна будет либо у арабов, либо у персов. А мы, значит, всего
лишь стражи, вечная же власть принадлежит Господу, великому и славному. Каж-
дый желает свой хлеб насущный вкусить, в мире сущем побыть... Когда мы умрем,
то богатства свои оставим, а бремя расчетов с собой заберем, и чем меньше будет
этот груз, тем лучше, а чем меньше мы будем считать, тем меньше должны будем
отдать. А раз это так, то из этого мира надо вынести две вещи: первое — это доб-
рая слава, а второе — отсутствие врагов, чтобы после смерти твоей о тебе говори-
ли бы хорошо. Я дал Шоайбу уйти, потому что он из великого рода, чтобы была у
меня в этом мире надежда на спасение, а перед людьми — добрая слава.
Тут все советники и полководцы его одобрили и восхвалили, говоря:
— Пока мир стоит, никто из мудрецов и падишахов не являл такого великоду-
шия, которое ты, великий государь, явил.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Шоайб ушел прочь от Дараба и направился в свой лагерь, все его
войско было уже на конях и скакало по следам Дараба: дескать, Дараб нашего
падишаха увез! До полпути доехали, видят, идет им навстречу арабский царь. И
сказал он войску своему такие слова:
— Поворачивайте назад, поспешим подобру-поздорову в свой лагерь, так как я
из-под ног слона выпрыгнул, от дракона спасся, по счастливому случаю жизнь со-
хранил, но обещал, что поверну назад, а ему пришлю дань-подать, так как одолеть
его мне не удастся, а слово свое нарушать я не хочу.
Однако воинство его с ним заспорило, стали они кричать: мол, пойдем сразим-
ся с Дарабом Иранским, он не сильнее нас! Шоайб молвил:
— Так делать нельзя, не болтайте попусту!
Повернул он все арабское войско и отправился в родные края. Тут с другой
стороны подоспел Филкус Румийский, а за ним — пятьсот тысяч вооруженных всад-
ников. Расположился он на краю луга, разбил лагерь и стал ждать, когда осталь-
ные войска подойдут. Подозвал Филкус Шоайба и спрашивает:
— Что случилось, как это ты в плен попал?
Арабский царь рассказал, что ему на долю выпало, а Филкус говорит:

Глава тринадцатая. Победа над Румом 249
— Это хорошо еще, что он тебя не убил, а вот кесаря убил наглым образом.
— Я домой вернусь и буду ежегодно посылать Ирану дань-подать, — сказал
Шоайб.
— Раз ты на свободе, зачем теперь эту дань-подать платить? — удивился Филкус. —
Я для того и прибыл, чтобы нам вдвоем на него идти, вступить с ним в сражение и
обратить в бегство.
Такими речами сбил он с толку Шоайба и к тому его привел, что тот решился
выступить с Филкусом против Дараба. Призвал своих полководцев и стал с ними
совет держать, каким чудом Дараба сразить. Каждый говорил, что знал, а Филкус
так сказал:
— Пришла мне на память одна уловка, если так получится — наш верх!
Все стали просить:
— Поведай, падишах, что ты замыслил, ты ведь Афридунова племени, скажи
нам, что ты хочешь сделать?
— Когда сделаю, тогда и скажу, — отвечал Филкус.
А вельможи на своем стоят:
— О шах, открой нам, что ты хочешь совершить, чтобы мы знали и тебя поддер-
жали.
Тогда Филкус молвил:
— Я отправлю посла и пообещаю платить дань-подать Дарабу, а затем сам по-
еду к нему и всех своих сановников с собой возьму. Сядем с Дарабом пировать, с
тем чтобы его испытать, поглядеть, сколь велика его отвага и доблесть. Потом я
соглашусь харадж платить и выдам ему грамоту, чтоб спокойно к себе возвращался.
А сам тем временем дружине знак подам, чтобы все мое воинство на конь подня-
лось и на шаха Дараба ночной набег совершило, иранцев врасплох захватило и
перебило. А Дараба я тоже в плен возьму, в деревню глухую сошлю. А затем всю
иранскую землю на плечи иранцев взвалю — пусть в Рум тащат, там город возво-
дят, чтоб неповадно было Ирану нас унижать!
Все сказали:
— Это ты хорошо придумал, если только получится.
Тогда Филкус приказал написать Дарабу такое письмо:
«Во имя Господа, который был и есть и пребудет, ибо Он — покровитель для всех,
Он — мира создатель и благ податель! Могуществом Бога, великого и славного, да
будешь ты прославлен и все иранцы тоже! Да будет тебе ведомо также, что я из
рода Афридуна и потому посягал на Иранскую державу, хотел с тобой мечи скре-
стить и в битву вступить, но, когда сюда прибыл, пришел ко мне Шоайб и вознес
благодарность падишаху Ирана за то, как ты, падишах, с ним поступил. С тех пор
как пречистый Господь, великий и славный, создал мир, не восходил еще на трон
падишах из рода Джамшида, подобный тебе мужеством и милосердием, велико-
душием, благородством и справедливостью. Несомненно, ты прославишься во все
века. И если найдет повелитель возможным, он окажет нам милость, простит наши
грехи — тогда мы разом соберемся, явимся на поклон, препояшемся на служение,
согласимся на дань-подать и узрим благословенный лик шаха, а также составим про-
щеную грамоту, как принято у знатных людей. Ведь сей мир преходящ, сколь бы
долго мы в нем ни пребывали, в конце концов придется умереть, и последний наш
путь будет к смерти: от времен Каюмарса и до сих пор никто не избежал смерти,

250 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
сто три славных падишаха скончались один за другим, полегли в черную землю.
И коли ведомо тебе, что всем предстоит кончина, пусть твой меч пощадит нас,
чтобы мы прибыли на поклон к тебе. Привет тебе!»
Приложил Филкус печать к письму, снарядил гонца и отправил с письмом к
Дарабу.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда послание Филкуса прибыло к Дарабу, он прочел его и прислал такой
ответ:
«Пришло письмо твое ко мне, Дарабу. Когда я Шоайба захватил и с собой при-
тащил, я был один и прибыл я в его лагерь темной ночью. И если бы я захотел, то
перебил бы все его войско, но я не сделал этого, так как убоялся Бога — ведь проли-
вать кровь Божьих рабов неблагое дело. А кроме того, я освободил Шоайба потому,
что он из рода Заххака Арабского, а кровь падишахов не проливают понапрасну. Вот
по этим двум причинам я и отпустил его. А что до вас, румийцев, то, ежели вы со
мной свидитесь, и согласитесь платить харадж, и подпишете в том договор — ваше
счастье. А ежели вы говорите, что-де поступим по твоему желанию, то я, Дараб, выйду
из своего войска, а ты, Филкус, выходи из своего, вот тогда и поглядим, испытаем,
кто слабее окажется. Если ты меня одолеешь, и Иран и Рум твои будут, а если я тебя —
обе державы мне подчинятся. Если же Шоайб опять вернуться вздумает, то я, Да-
раб, могу послать за ним в пустыню Низеваран войско, дабы он знал, что я уведу его
в Иран и на сей раз страшной казни предам. И привет».
Запечатал он письмо и отдал гонцу, чтобы тот доставил его Филкусу. Филкус
письмо прочел, тот же час войско снарядил и к Шоайбу обратился:
— Все хорошо идет! Поскольку я отбываю, пусть все мое войско, как только я
прикажу, совершит на них ночной набег — мы со всем иранским войском рассчи-
таемся, с лица земли их сотрем.
Так он утвердился в своем хитром умысле, приказал войску привязать к спинам
слонов литавры и выступил с пятьюстами тысячами воинов по направлению к Хор-
ре-Ардаширу, а Дарабу сообщили, что румийские полки пришли. Дараб сел на коня
и вместе со своими военачальниками выехал встречать их за два фарсанга. Подъ-
ехал и Филкус Румийский. Только он завидел Дараба, как спешился и вместе с
Шоайбом, царем арабов, распростерся ниц. Дараб повелел, чтобы обоих падиша-
хов усадили на лошадей и подвели к нему. Дараб каждого из них обнял и повер-
нул в свой лагерь, а там прямо с дороги увлек их в свой шатер, войсковым же ста-
ростам приказал, чтобы полки Филкуса разместили рядом с его собственными.
Потом Дараб велел подавать еду да поставить отдельный стол, так чтобы Дараб,
Филкус и Шоайб оказались за одним столом. А после еды Дараб встал, взял их
обоих за руки, на пир с вином пригласил и каждого на особый трон посадил. Стал
их о тяготах пути расспрашивать, приказал виноградного вина принести, и сладко-
голосые музыканты и розоликие виночерпии принялись его разливать, и когда по
нескольку чаш старого виноградного вина было выпито, оно оказало воздействие
на людей. А Дараб распорядился:
— Принесите-ка еды, мне охота доброй пищи поесть.
Появился стольник и поставил перед Дарабом жареного онагра. Дараб велел
принести еще двух онагров — одного для Филкуса, другого для Шоайба — и пригла-
сил их:

Глава тринадцатая. Победа над Румом 251
— Кушайте, благородные мужи!
Филкус и Шоайб принялись за еду, но не успели они пошевелиться, как Дараб
уж проглотил половину своего онагра! А потом повернул голову, словно ярый слон,
и на них поглядел: Филкус и Шоайб едва-едва по задней ноге одолели. Засмеялся
Дараб:
— Это такие едоки вознамерились Иран захватить?! Да с такою силой и провор-
ством вам и рабата* не взять! Надо больше хлеба есть, сил набираться.
Филкус сказал:
— О царь, мудрецы не одобряют обжорства, много есть — в нужник много несть!
Мы лишней пищи не потребляем, но в день битвы так бьемся, что с нами сладу нет.
— Принесите мою палицу! — приказал Дараб. Принесли, а та палица была пять-
сот манов весом. Дараб палицу у гулямов взял, кверху ее вознес словно столп,
размахнулся и крикнул Филкусу: — Лови, румиец! — и выпустил из рук тяжелен-
ную палицу.
Филкус и Шоайб с места вскочили, а палица об тахт ударилась, сломался тахт.
Устрашился Филкус, когда такое увидел, пробормотал:
— О государь, Всевышний тебя одарил такой силой, наделил тебя такой мощью,
что ты в день сражения орудуешь этой палицей, а нам такого не дано, это твой дар.
— А что же ты говорил: дескать, мы много не едим, а как до дела дойдет — хо-
рошо все исполняем, пищу поедать — невелика заслуга? — говорит Дараб. — Или ты
не знаешь, что муравей ест по-муравьиному, а слон — по-слоновьи? У меня сила
слона, а у вас — муравья, у меня могущество льва, а у вас — лисы. Коли я ем слав-
но, то и дело делаю складно.
Сказал он так, протянул руки и правой схватил за загривок Филкуса, а левой —
Шоайба, царя арабов, а сам спрашивает:
— Хотите, я сейчас так вас лбами друг1 о друга тресну, что у вас мозги наружу
потекут? Чтоб неповадно было на Иран посягать!..
У тех двоих кровь из носу пошла, а вельможи и сановники к трону Дараба
подошли, поклонились, за них заступились:
— Ты этих шахов сам позвал, безопасность им обещал, что же ты так поступа-
ешь? Ведь тебя все сочтут нарушителем договора.
Тут Дараб их отпустил, велел воды подать. Они умылись, поклонились и говорят:
— О государь, ты сам нас пригласил, а теперь унижаешь нас?..
— Я для того это сделал, чтобы вы мою отвагу и доблесть испытали, — молвил
Дараб.
Его приближенные все поклонились, а Филкус и Шоайб вернулись на свое ме-
сто. Дараб велел подать чаши и наполнить их вином. Взял он чашу и осушил ее в
честь Филкуса, а другую выпил за Шоайба, одарил их обоих драгоценным плать-
ем, обласкал и отпустил. Дараб воротился в свой шатер, а Филкус с Шоайбом вер-
нулись в свой лагерь, в палатке укрылись. Филкус сказал:
— Видал, как Дараб с нами обошелся! Ну подожди, уж я с ним расквитаюсь. Я
не я буду, коли его живьем не возьму да не заставлю голого-босого в Рум пешком
шагать. Пусть знает, что падишахов унижать не положено.
С этими словами он тот же час созвал всех своих полководцев и стал с ними
совет держать. Все войско в готовность привели и замыслили совершить на Дара-
ба ночной набег. Филкус им сказал:

252 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
— Дара6 сегодня вот как с нами поступил, я желаю теперь же ночью на него
напасть, может, удастся его захватить.
— Правильно, — согласились военачальники.
— Идите войско предупредите, чтобы коней седлали, выступать готовились и
ждали знака: когда мой колокольчик зазвенит. А огня чтоб не зажигали! Как за-
слышите звон, тотчас скачите к лагерю Дараба и пускайте в ход мечи, рубите кого
ни попадя, а когда я назад поверну, вы тоже поворачивайте и двигайтесь к Руму.
— Слушаемся, — ответили ему военачальники. Они отправились, снарядили и
вооружили своих воинов, а арабы взялись за свои смертоносные копья, и все ста-
ли прислушиваться, дожидаясь зова колокольчика Филкуса.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Дараб той ночью встал, удалился в укромное место и предался наслаждени-
ям с прекрасными невольницами, попивая вино, пока к полуночи не опьянел и не
заснул. Тут-то и прозвенел колокольчик Филкуса, и все румийское войско ринулось
к лагерю Дараба. Ночь была темная, войско Дараба беспечно спало, не опасаясь
неприятеля, — ни сторожевых, ни часовых, ни дозорных, ни переклички охраны.
В один миг налетели румийские полки на лагерь Дараба, все воинство иранское в
кольцо взяли и обрушили мечи и стрелы на головы спящих, а над иранским вой-
ском поднялся такой стон и плач, словно настал Судный день. За время, потреб-
ное, чтобы съесть лепешку, пятьдесят тысяч человек стали жертвами меча, и воз-
неслись над тем местом вопли и стенания, и все, кто понял, в чем дело, схватились
за оружие и собрались в доспехах и латах к шатру Дараба, окружили шатер, гово-
ря:
— О доблестные мужи, падишах Ирана нынче во хмелю, вот врагам и удалось
так коварно поступить с нами. Гоните же страх, укрепите ваши сердца, пока свет-
лый день не настанет: Дараб от хмельного сна восстанет и уничтожит румийское
войско.
Сказали они так и принялись сражаться. А Филкус, как только узнал, что они
окружили кольцом палатку Дараба и начали отбиваться, приказал звонить в коло-
кольчик и возвращаться, и они все ускакали. Дараб же обо всем этом шуме и гаме,
о ночном набеге и понятия не имел до самого утра. А когда наступило ясное утро
и мир осветился, Дараб очнулся от сна пьяного, поглядел вокруг и увидел мертво-
го со сломанной шеей. Дараб спросил:
— Что это с ним случилось?
— О государь, — отвечали невольницы, — ты вчера его кулаком ударил и хребет
ему перешиб, он враз и умер!
А это был личный слуга Дараба: когда румийцы совершили свой налет, этот
слуга, который был очень предан хозяину, прибежал его известить о нападении.
Разбудил он Дараба, а тот разгневался, стукнул его кулаком и сломал ему шею.
Понял Дараб, как дело было, и очень огорчился, сказал:
— Такое может случиться с тем, кто допускает беспечность с врагами и заводит
слишком ретивых друзей!
С этими словами он схватил оружие, вскочил на коня, надвинул на лоб шлем,
закинул на плечо палицу, с малым отрядом отделился от иранского войска и по-
скакал вслед за румийцами, испуская грозные и яростные клики. Всякого, кого он
настигал, бил своей палицей, поражая на месте и лошадь и всадника, так что ви-

Глава тринадцатая. Победа над Румом 253
девшие эти удары говорили: «Разбегайтесь, палица идет!» Войско отступало с до-
роги в сторону, освобождая путь Дарабу, а Дараб все время грозно кричал: «Где
Филкус?!», румийцы же в страхе отвечали ему: «Он впереди, о государь». Дараб
миновал их и с ревом и рыканием помчался дальше, пока не достиг той лужайки,
где был убит Рашнавад. Филкус, царь Рума, и Шоайб, царь арабов, и военачальни-
ки обоих войск спешились там и сидели за едой, когда вдруг увидели Дараба, ко-
торый появился на краю луга с палицей на плече. Увидел Филкус Дараба — и пища
ему горькой показалась, кусок в горле застрял. Он повернулся к своим воинам и
охнул:
— Дараб пришел!
Румийцы при этих словах прыснули во все стороны. Один из палатки Филкуса
выскочил, на коня Филкуса взобрался, пустил его с места вскачь и умчался, а ру-
мийский царь пешим остался. Шоайб, царь арабов, с тахта слез, гулямы подвели
ему лошадь, чтобы он мог спастись бегством, но тут Дараб их настиг, так палицей
по макушке ударил, что с землей сровнял. Арабский эмир от этого удара тотчас
Богу душу отдал. Дараб дальше проехал, видит, стоит пахлаван из числа воинов
Филкуса Румийского, именитый бэтрик. Приметил его Дараб, мимо проскакал,
ногами покрепче в стремена уперся, с седла свесился и огрел его палицей, да так,
что все семь частей тела того бэтрика вместе смешались, от коня отделились, по
черной земле покатились. А шах Ирана на него коня погнал, копытами затоптал,
кости его в землю вбил.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Дараб расправился с бэтриком, он повернулся к царю Рума, испустил
рев, словно гром весенний, а потом вскричал:
— О глупец, прими удар палицей от руки Дараба ибн Ардашира!
Царь Рума Филкус, увидев Дараба с этой палицей размером со столп, бросил-
ся бежать от него, словно испуганный конь в горы умчался. Но на пути его оказа-
лась расселина, огромная и жуткая. От страха царь Рума свалился в эту рассели-
ну. Дараб же, подскакав к краю расселины, придержал коня и стал гарцевать там,
своей палицей над головой крутить, так что свист от палицы на всю округу разно-
сился. Тут Филкус воззвал к нему:
— Величием Бога, душою отца твоего Ардашира заклинаю: не бей меня этой па-
лицей, мне этого не вынести! Смилуйся ты надо мной, избавь меня от этого удара!
И Дараб во имя великодушия Бога, великого и славного, ради утешения души
отца своего опустил палицу, проявил уважение и остановился на месте, пока не
подошли отряд за отрядом, полк за полком иранские войска. Случился тут Шар-
зедун Касрани, пахлаван войска Дараба, Дараб приказал ему спуститься в то уще-
лье, связать руки царю румов и в таком виде пред лицо свое доставить. Филкус,
завидев издали шаха Ирана, упал ниц, возблагодарил Дараба и отдал положенные
поклоны. А Дараб сказал Шарзедун-пахлавану:
— Поручаю Филкуса тебе: смотри за ним хорошенько, стереги днем и ночью, а
когда время придет, я скажу, что с ним делать.
Шарзедун Дарабу поклонился, а Филкуса передал своему доверенному слуге и
велел ему:
— Хорошо присматривай за ним, ведь это — венценосец, он знаменитый падишах
в стране Рум, которая простирается на двенадцать тысяч фарсангов в длину и шесть

254 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
тысяч фарсангов в ширину, там две тысячи крепостей и двести славных замков.
Остерегайся показать себя перед ним невежей, не хули его поступков, дабы не
ввязываться в его дела.
Тот верный человек поклонился и сказал:
— Буду стараться исполнить приказание, дай Бог, чтоб греха не вышло.
С этими словами он забрал Филкуса, а Дараб и пахлаван Шарзедун Касрани
оборотились к румийскому войску, стали их палицами охаживать и много народу
перебили там на лужайке. Падишах Ирана Дараб ибн Ардашир четверо суток
следовал за румийским войском, а войско Ирана только тем и занималось, что
убивало и ранило врагов. Дараб же говорил:
— О доблестные мужи, не оставляйте в живых ни одного румийца!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. На пятьдесят фарсангов кругом все было завалено мертвыми румийцами. Те,
что шли первыми, все поголовно полегли, а те, что сзади были, бросились бежать
да в пустыне погибли. Дараб же, пройдя пять переходов, вернулся назад. Он при-
казал посмотреть: сколько убито румийцев? Стали иранские военачальники считать:
оказалось, сто тысяч. Дараб велел отделить от них убитых иранцев и похоронить
их, а тело Рашнавада приказал положить на погребальные носилки и отправить в
Иран. А Джаноусеяру повелел, чтоб тот стал названым отцом сыну Рашнавада,
передал ему все свои должности. Затем Дараб вернулся в Хорре-Ардашир, погля-
дел — сколько же народу погибло, сколько горя и беды вышло с той лужайки, на
которой румийцы разбили свои шатры! Там Дараб удалился в свой царский шатер,
воссел на трон, возложил на голову венец. Потом приказал Шарзедуну, чтобы тот
привел царя Рума. Шарзедун доставил Филкуса к подножию шахского трона.
Поглядел на него Дараб и молвил:
— О румиец, зачем ты нарушил клятву и совершил набег на мое войско, пере-
бил девяносто тысяч моих воинов? Раз ты так поступил, а я тебя теперь захватил,
я отошлю тебя в Дарабгерд*, чтобы ты там как батрак трудился, подобно брату
твоему кесарю. Я для того и велел тебе жизнь сохранить, чтоб ты стал уроком
всем, чтоб все прочие на твоем примере поняли, что падишахам словами бросать-
ся нельзя.
Сказал он так и повелел, чтобы Филкуса заковали да под стражу взяли. Дараб
ибн Ардашир оставался в Хорре-Ардашире еще пять дней, а Шарзедуну велел на
другой же день отправляться в Фарс, сопровождать царя Рума. Дараб так сказал
ему:
— Я с небольшим отрядом выступлю в Рум, а ты отвези Филкуса в Истахр и там
оставь, а сам собери войско и следуй за мною в Рум.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Дараб отбыл, Шарзедун двинулся в путь и прошел один переход от
Хорре-Ардашира в сторону Фарса. Однажды вечером Филкус позвал его к себе, а
всем прочим приказал удалиться и спросил:
— О пахлаван, если Дараб убьет меня, что он тебе даст?
— Ничего не даст, — ответил Шарзедун.
Филкус запустил руку под кафтан и вытащил из-за пазухи грамотку, на кото-
рой были перечислены семь сокровищ, которые его отец накопил в давние време-
на, и сказал:

Глава тринадцатая. Победа над Румом 255
— Возьми это и освободи меня! Или пойдем вместе, я тебе отдам семь сокровищ
и пожалую тебя военачальником всего Рума.
Охватила Шарзедуна жажда сокровищ и полководческого сана, и он сказал:
— Ладно, только ведь у меня жена и сын в городе есть!
— Никто твоей жене и сыну ни словечка не скажет, — успокоил его Филкус.
И бедняга Шарзедун не выдержал, уступил ему, недаром говорили мудрецы:
«Коли выйдет смерд в князья, доверять ему нельзя». Ведь Шарзедун попал из гря-
зи да в князи, от воловьей упряжки — сразу в военачальники, он истинную цену
богатства не понимал. Пошел он, войско распустил, а сам отправился вместе с
Филкусом, возалкав сокровищ и уповая на высокий сан.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказывает.
Когда Дараб с теми десятью тысячами воинов двинулся к Руму, всяк, кто прослышал,
что он взял в плен Филкуса, стал приходить к Дарабу, приносить ему подарки и уго-
щение, — боясь того, что случилось с румийским войском, все превратились в его рабов,
и, в какой бы город он ни входил, всюду несли ему дань — пятину с урожая. Так он
достиг Антакии*, остановился там и разослал по всему румийскому государству гра-
моты, провозгласил свою победу, а того не знал, что Шарзедун выпустил на свободу
Филкуса и вместе с ним отправился в Рум искать сокровища. Так и сидел Дараб в
Антакии, Шарзедуна дожидался. Когда же ему стало известно, что Шарзедун осво-
бодил Филкуса, он опечалился и ругательски изругал Шарзедуна.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Шарзедун привез Филкуса в Рум, они поехали в Амурию*, где пребы-
вал один из сыновей Филкуса, которого звали Херанкус. Вместе со своей матерью,
сестрой и ближайшими родственниками он затворился там в крепости, оплакивал
Филкуса и собирал войско, чтобы быть готовым выступить из Амурии и напасть
на Антакию, сразиться с Дарабом. Он держал наготове пятьдесят тысяч всадников,
вооруженных смертоносными мечами, и намеревался на следующий день идти на
Дараба, когда на закате дня Шарзедун и Филкус прибыли в Амурию, и Филкус
сразу же отправился повидать своего сына Херанкуса. Но когда Филкус приблизил-
ся к царскому дворцу, он увидел у дверей войско. Воины спросили у него:
— Кто ты, зачем пришел сюда в такой час?
— Филкус я, — говорит тот, — но вы ничего Херанкусу не докладывайте, я сам
зайду к нему да погляжу, узнает он меня или нет в такой час?
Шарзедун тоже пошел с ними.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Вошел Филкус, дети и родичи смотрят — Филкус идет! Повскакали они все,
к нему подбежали, наземь упали, закричали:
— О шах, поведай, как тебе вернуться удалось? Ведь нам сказали, что Дараб тебя
в плен взял, в Иран отослал!
— Подождите, я вам расскажу, ибо история моя долгая — о том, что мне выпа-
ло на долю от Дараба ибн Ардашира.
Тут все дети его и близкие уселись, его в середку посадили и заплакали. Фил-
кус говорит:
— Не плачьте, сейчас время радоваться — ведь я выбрался из когтей дракона, а
помог мне в этом один человек, он здесь, у дверей стоит.
Тотчас они выбежали, Шарзедуна во дворец ввели, а Филкус воссел на трон и

256 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
рассказал, как Шарзедун его освободил. Выслушали его знатные люди, и все ска-
зали Шарзедуну: дескать, благородно ты поступил. Люди Филкуса обласкали
Шарзедуна, сам Филкус подарил ему почетную одежду, а своим сказал:
— Я не хочу, чтобы стало известно о моем возвращении. Молчите все, слова не
пророните.
Все так и сделали. Тогда Филкус к сыну обратился:
— Где теперь Дараб ибн Ардашир, владыка мира?
— Он теперь в Антакии, а мы тут собрали пятьдесят тысяч войска, чтобы идти
с ним сражаться, — ответил тот. — Но раз ты вернулся, мы поступим так, как ты нам
прикажешь.
Филкус сказал:
— Где вам воевать с Дарабом ибн Ардаширом! Он всех вас погубит, его никому
не одолеть. А эта его палица — стоит вам ее увидеть, вы тотчас ему на милость
сдадитесь. Поэтому вы все лучше оставайтесь в этой крепости, а я уж сам совершу
то, что нужно, чтобы жизнь стала для него горькой и тяжкой, хуже, чем после
тысячи сражений.
И все притихли и молчали, пока однажды Шарзедун не обратился к Филкусу с
такими словами:
— О царь Рума, исполни обещание, которое ты мне дал, ведь государи свое сло-
во держат!
Царь Филкус понял, что тот говорит о сокровищах, которые он ему посулил. И
ответил царь:
— О Шарзедун, на что тебе сдалось высокое положение — тебе надо за упряж-
кой волов ходить, днем и ночью в земле ковыряться, ячменным хлебом да дутом*
питаться. Чем это ты заслужил, что Дараб тебя военачальником назначил?
Шарзедун сказал:
— Правда твоя, коли я поступил так, как поступил: освободил тебя и предал
такого падишаха, как Дараб ибн Ардашир.
Филкус говорит:
— Раз у тебя ума не хватает, ты не сумеешь забрать те сокровища, которые ос-
тавил Афридун: ведь если бы ты мог их забрать, тебя бы уж здесь не было. А то,
чего ты взять не можешь, не все ли равно — камень или черепок? Какой тебе в них
прок? Вот ты пришел из-за сокровищ и говоришь, что сделал мне добро и освобо-
дил меня из рук врага, — это хорошо, это заслуживает награды. Но если бы у тебя
хоть когда-нибудь было в руках сто мискалей золота, ты бы знал, что такое сокро-
вище и как им надо пользоваться. Ну-ка погляди, что такое сокровище, ведь ты
только о нем слыхал, но не видал.
С этими словами он взял Шарзедуна за руку и привел его на площадку в сере-
дине крепости, приказал ее чисто вымести, и тогда показались в земле сорок сква-
жин, каждая десять на десять гязов. Подвел Филкус к ним Шарзедуна и говорит:
— Это все — расплавленное золото Салма, моего отца. Он его растопил и в эти
колодцы вылил, а на том золоте — тавро Салма, да и других также. Забирай его и
уноси куда хочешь, а я что обещал — выполнил.
Шарзедун сказал:
— Я это забрать не могу! Кабы я знал, что сокровище такое, я бы тебя никогда
не освободил, падишаху Ирана не изменил бы...

Глава тринадцатая. Победа над Румам 257
— Зачем же ты такие слова говоришь? — спрашивает Филкус. — Ведь это опять
твоя глупость! Раз уж так получилось, ты помалкивай о том, что поступил как дурак,
алчности ради доставил меня сюда. А в награду за твое доброе дело я позабочусь,
чтобы ты ни в чем не нуждался, пожалую тебе столько добра, что ты богачом ста-
нешь — ведь раньше-то у тебя ничего не было.
Сказал он так и пожаловал Шарзедуну двух невольниц да пять рабов и доба-
вил:
— Хочешь, оставайся здесь, а хочешь — в Иран возвращайся.
— Я не могу вернуться в Иран, — возразил Шарзедун, — ведь я был военачаль-
ником Дараба, Дараб поручил мне тебя и теперь не ведает о том, что ты здесь
оказался.
— Тогда подожди, пока Дараб сюда войско приведет. Я его в гости позову и
попрошу у него, чтобы он тебя простил. Вот и все, будете вы с Дарабом снова
друзьями.
Так они время коротали, от Дараба вестей ожидали. Когда же Дараб ибн Ар-
дашир выступил из Антакии, все города признавали его власть, покорялись ему —
так было, пока не дошел он до Амурии, которая была стольным градом Филкуса.
И видит Филкус, что Дараб сюда прибыл: войску велел с коней спешиться, палат-
ки поставить. А шатер Дараба был из бирюзовой парчи, над ним водрузили стяг
Кавиянидов, пики же в треножники сложили. Пришли к Филкусу с известием о том,
а он сей же час вышел с сыном своим Херанкусом на крепостную стену, поглядел
на Дараба и немедля отдал приказ отворить двери казны и изукрасить все кре-
постные стены оружием, на башни крепостные людей выставить, поднять всевоз-
можные стяги и знамена и снарядить конные караулы. Люди стали спрашивать Фил-
куса:
— Ты собираешься сражаться с Дарабом?..
— Меча я против Дараба не подниму, — отвечал Филкус, — мне с ним не совла-
дать. Но таким должно быть убранство крепости, ведущей войну, — я велел все это
сделать, дабы он понял, что я хорошо знаю порядок ведения войны.
Потом он велел вечером выставить свои караулы напротив караулов Дараба.
Дараб сильно разгневался, так осерчал, что всю ночь не спал, а все войско, и ру-
мийское и иранское, при нем находилось. Он сказал вазиру Джаноусеяру:
— Завтра напиши письмо, возьми с собой десять мобедов и поезжай в крепость.
Вручишь там письмо Херанкусу и скажешь: мол, ты не сильнее своего отца, а я его
захватил в плен и взял под стражу. Кабы ты не был ребенком, я бы и тебя забрал!
И пусть эта крепость построена Салмом ибн Афридуном — я и более неприступные
крепости брал!
Тут все военачальники стали говорить: дескать, полно, владыка, он еще ребенок,
мы его завтра остудим да поучим. Но Дараб возразил:
— Коли он несмышленыш, так вазир его, Филасун-мудрец, на что? Почему он
не остановил его: мол, не делай так, это дурно?
— Быть может, Филасуна здесь нет, — молвил Джаноусеяр.
Так прошла для них ночь. Когда же забрезжило ясное утро, разорвав указ о
правлении ночи, и подступили подданные светлого дня, когда на восточном крае
неба показалось солнце и мир засиял в его лучах, над Амурией поднялся шум и гам.
Грохот больших военных барабанов, свист золотых старшинских дудок долетел до
!) Дараб-наме

258 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
звезды Аюк. Взоры Дарабова войска обратились к Амурии, и открылась им кре-
пость, словно выстроенная из чистого золота, потому что вся она была увешана
дорогим оружием. Филкус же вышел на крепостную стену и видел, как Дараб го-
ворил вазиру Джаноусеяру, чтобы тот с десятью воинами взял письмо и отправил-
ся в Амурию. Взял Джаноусеяр письмо в златотканой укладке и двинулся к Аму-
рии.
Филкус понял, что это едут послы, и приказал всем пешим, сколько их было там,
спуститься с крепостных стен, в два ряда выстроиться до самого мейдана. А сам
Филкус взошел на трон, надел на голову венец и собрал вокруг себя военачальни-
ков и полководцев, священников и патриархов. Для Шарзедун-пахлавана он при-
казал поставить тахт — по иранскому обычаю — так, чтобы всем входящим сразу
было видно, какого почета он достиг. Когда все это устроили, Филкус велел отво-
рить ворота Амурии и ввести Джаноусеяра и его спутников. Вошли они, никто им
не поклонился, все отвернулись, с мест своих не поднялись. Джаноусеяр достал
письмо и положил его на край трона. Тогда Шарзедун протянул руку, взял пись-
мо, поднес его Филкусу, а Филкус снова отдал его Джаноусеяру: мол, прочти, это
по-ирански написано6. Принял Джаноусеяр письмо, а сам думает: «Да ведь Дараб
этого отослал в Истахр, а тот, что подле него, — Шарзедун, доверенное лицо Да-
раба!..» Так и остолбенел Джаноусеяр и словечка вымолвить не может, а все дру-
гие иранцы застыли в изумлении. Некоторое время все молчали, потом Филкус
спросил:
— Ты кто будешь при Дарабе?
— Я его вазир, — ответил Джаноусеяр.
— Так что же ты не читаешь?..
Развернул Джаноусеяр письмо, оно гласило:
«Во имя Аллаха, истинного владыки обоих миров! Это письмо тебе, сыну Фил-
куса, от меня, Дараба ибн Ардашира ибн Гоштаспа ибн Лохраспа ибн Кейхосро-
ва. Тебе ведомо, что я сделал с дядей твоим кесарем, который своими руками гли-
ну с известкой мешал, пока у него от тоски и злобы не лопнула печенка и он скон-
чался. А после того я взял в плен твоего отца, отослал его в крепость Истахр, а сам
повел войско на Рум, чтобы ты мне покорился, заплатил мне дань-подать и присяг-
нул мне в повиновении. А еще я желаю, чтобы отдал ты за меня свою сестру На-
хид, а я отвезу ее к вашему отцу, посватаюсь и женюсь на ней, отца же твоего при-
шлю сюда. Таким образом мир успокоится, ибо нехорошо портить жизнь ради
горстки земли. Однако же, раз ты знал, что твой отец у меня, почему ты не оказал
мне почет и нарушил правила приличия, почему ты выставил свои караулы супро-
тив моих, зачем осыпал камнями мое войско? Ежели ты намерен во всеоружии
явиться ко мне на поклон, то ладно, а ежели войну замыслил — готовься! И привет».
Когда Джаноусеяр зачитал письмо, Филкус спросил его:
— Звать-то тебя как?
— Мое имя — Джаноусеяр.
— Дараб на свой счет сильно заблуждается, — сказал Филкус. — Да разве годит-
ся он в падишахи?.. Коли он захватил Филкуса, так пусть и держит его, чтобы тот
не сбежал, а уж то, что он с кесарем совершил, — вовсе падишахам не подобает...
Но глупость Дараба безгранична: ведь он же в чужой семье вырос, отца своего не
помнит, да, видать, много о себе понимает, великим себя считает, коли такую де-

Глава тринадцатая. Победа над Румом 259
вушку, как дочь Филкуса, за себя сватает! Пусть сначала Филкуса домой вернет, а
потом просит. А ежели он воевать станет — мы к войне готовы, наша воинская
доблесть от Филкуса ничуть не зависит. Я занимаю место Филкуса, и теперь пусть
как хочет, так и поступает: хоть убьет Филкуса, хоть помилует.
С этими словами он приказал, чтобы Джаноусеяра и его людей заковали, и
позвал к себе Филасуна, своего вазира, сказал ему:
— Отправляйся к Дарабу да возьми с собой Шарзедуна — пусть поглядит Дараб
да поучится: надо достойному по достоинствам воздавать, тогда каждый человек
пригодится в дело.
Филасун в тот же час взял царское письмо, забрал с собой Шарзедуна и десять
воинов и направился к Дарабу.
А Абу Тахер-рассказчик так повествует. Когда Джаноусеяра и его десятерых
спутников заключили в оковы и под стражу взяли, он своим друзьям говорить стал:
— Когда же теперь нас освободят?..
Поговорили они и дыхание затаили, а Абу Тахер-рассказчик дальше продолжа-
ет. Когда Филасун с десятью воинами прибыл к Дарабу, тот восседал на троне, а
все иранские военачальники перед ним стояли. Хаджиб доложил, что прибыли
послы, Дараб велел впустить их, и Филасуна и Шарзедуна ввели к государю. Они
поцеловали землю пред ним и молвили:
— Долгих лет шаху Ирана!
Глянул на них Дараб, увидел Шарзедуна и воскликнул:
— Да ведь это Шарзедун, которому я поручил Филкуса! Что он здесь делает? —
И он обратился к нему: — Как тебя звать?
— Меня зовут Хомам, — отвечал тот.
— А из каких ты краев? — продолжал Дараб.
— Из Ирана я.
— Ну и с чем же ты прибыл? — спросил Дараб. — Коли письмо привез, давай
сюда.
Филасун вытащил письмо, положил на край тахта. Хаджиб письмо взял и пе-
редал Дарабу. А в письме было вот что:
«Во имя Аллаха вечного, который не рождал и не был рожден, и не было равных
Ему! Письмо это от Филкуса шаху Ирана Дарабу ибн Ардаширу. Да будет тебе ве-
домо то, чего ты не знаешь: из человека, которому суждено пасти волов и пахать
землю, пахлавана не получится. А тебе это и невдомек, потому что ты на чужом
молоке вскормлен, без отца вырос, и хоть ты и стал великим падишахом, порядка
истинного не знаешь, не понимаешь, что такого человека, как Шарзедун, не следует
на высокую должность ставить, главным полководцем всего Ирана делать. Ведь я его
обманул, соблазнил сокровищами Салма, посулил ему толику уделить, если он меня
в Амурию доставит, — вот он и привез меня сюда. А я привел его к сокровищам,
передал их ему, говорю: "Бери!" Он в ответ: "Не могу я". И сказал я ему: "Кабы у тебя
в руках бывало сто мискалей золота, ты бы знал, что такое сокровище, а ты поня-
тия о том не имеешь. Ты меня задаром освободил, а теперь я — у себя дома". А еще
знай, что послов твоих я задержал, к тебе своих послов отправил вот с чем: Шарзе-
дуна ты прости, он сделал мне добро, помилуй его ради меня. И скажи, чего ты
желаешь? Чего ты ни спросишь, я все сделаю, все тебе предоставлю. И раз ты — шах
Ирана, то возвращайся в Иран, а я все тебе пришлю, чего ты желаешь. И привет».

260 Книга первая. Повесть о Дарабе, сыне Ардашира
Выслушал это Дараб, повернулся к Шарзедуну и говорит:
— Ты Шарзедун?
— Нет, — говорит тот, — мое имя Хомам.
Дараб молвил:
— Все, что Филкус говорит, — правильно, тут моя вина есть. Несмотря на то что
ты сделал, я тебя прощаю, потому что ты премного потрудился и для меня, и для
него, чтобы оба мы на трон взошли. Так что ступай назад к себе на гору Касран,
сан полководца тебе не подходит.
С этими словами он обнял Шарзедуна и добавил:
— Не бойся, я тебя не обижу!
Потом он написал письмо Филкусу, а в письме том было:
«О потомок Афридуна, я тебя отправил в Истахр для того, чтобы ты изведал
трудности и познал страдания. Я сам претерпел бессчетные трудности и вкусил
множество мук и на суше, и на море. Но на тебе лежит вина за ночной набег на мое
войско и убийство Рашнавада, моего вазира, — а ведь я еще до твоего прихода
освободил захваченного мной Шоайба! Что же касается Шарзедуна, то я его про-
стил. А что до твоих слов: мол, проси у меня чего желаешь, так у меня есть богат-
ство и власть, сокровища и казна, — отдай мне в жены свою дочь, более я ничего
не хочу. А коли не отдашь, я двинусь отсюда на Рум, всю страну в прах растопчу и
прах этот в Иран унесу».
Закончил он это письмо, послов Филкуса под стражу взял, а письмо Шарзеду-
ну отдал, чтобы тот его Филкусу доставил. Филкус прочел письмо и недоволен
остался по той причине, что была у него дочь, краше которой во всем мире не
сыскать. Дараб о достоинствах ее проведал и воспылал к ней любовью.

Книга вторая
ПОВЕСТЬ ОБ ИСКАНДАРЕ

Глава четырнадцатая
ПОЯВЛЕНИЕ НА СВЕТ ИСКАНДАРА
Был у Филкуса мобед по имени Фаликун, он позвал его и сказал:
— О мобед, посоветуй, что мне делать. Дараб наших послов под стражу взял, я
его послов задержал. А теперь он хочет взять за себя мою дочь, у меня же душа
не лежит за него Нахид отдавать.
Фаликун ответил ему пословицей:
— «Красивую дочь первым делом сбывай с рук прочь!»
— Мне такое совсем не подходит! — возразил Филкус.
— Ну, коли так, не отдавай ее за Дараба.
— Мне вообще неохота ее замуж выдавать, — говорит Филкус.
Фаликун молвил:
— Вспомни случай с шахом Йемена, который не отдавал свою дочь за Африду-
на из высокомерия — так высоко он себя и ее ставил, а потом все-таки пришлось
отдать, и от нее произошли на свет шахи. Не упрямься, отдай за него дочь, а не то
худо тебе придется.
— А ты спроси ответа у звезд небесных, получится это дело или нет, а еще — что
будет, если я начну войну с Дарабом: сумею его одолеть или нет?
Пошел Фаликун, направил астролябию на солнце, поглядел на звезды, в буду-
щее проник, а затем явился к Филкусу, поклон отдал и сказал:
— Я так вижу: ты эту девицу отдашь Дарабу, а он ее отвергнет и отошлет назад
к тебе. О государь, — продолжал Фаликун, — не дано человеку знать сокровенное,
его знает только Господь всевышний, но по моим соображениям так получается.
Тогда Филкус опять оказал:
— Не отдам я ему своей дочери!
— О государь, падишахи так, как ты, не поступают! Освободи советников Дара-
ба, одари их богатой одеждой, а дочь отдай Дарабу, чтобы мир успокоился, а еже-
ли ты с ним войну затеешь — это не к добру.
— Да если я ему дочь отдам, а он ее назад вернет, мне этого не стерпеть, — гово-
рит Филкус.
— Чем дожидаться, пока он другого чего-нибудь потребует, лучше ему девицу
отдать, — увещевает Фаликун.
Тогда Филкус объявил Шарзедуну:
— Ступай и скажи Дарабу: дескать, дочь я ему отдам, но пусть он больше ниче-
го с меня не требует.
Поехал Шарзедун, передал порученное. Дараб сказал:
— Я желаю получить девушку — и ничего другого. Если девушка мне подойдет —
хорошо, а если нет — я отошлю ее к отцу и потребую каждый год платить мне по

264 Книга вторая. Повесть об' Искандаре
тысяче золотых слитков, каждый по четыреста мискалей весом. А подойдет девуш-
ка — ничего мне не надо.
Вернулся Шарзедун к Филкусу, передал ему эти слова. Фаликун сказал:
— Не говорил ли я тебе — отдай ему девушку!
Огорчился Филкус, позвал к себе мать девушки и сказал:
— Вот какое дело с нами приключилось, что теперь делать?
— Отдай ему дочь, а там будь что будет, — ответила мать.
Филкус велел привести послов Дараба, снять с них оковы и обратился к ним так:
— Ступайте спросите Дараба: ты ли к нам прибудешь, чтобы брак заключить,
или мы к тебе?
Они отправились к Дарабу и передали ему эти слова. Дараб сказал:
— Пусть он ко мне приезжает.
Прибыли Филкус и все прочие, а девушку вывели из Амурии, чтобы ввести в
дом жениха, Дараба. Шествовала она с мечом в руках, а справа и слева от нее шли
две невольницы с подносами, на тех подносах они несли длинные косы красавицы.
За ними следовали другие девушки, все мечами препоясаны, далее девушки-музы-
кантши, впереди же всех выступал чернолицый слуга с дубинкой. И еще там были
сто невольниц, каждая что-нибудь в руках держала. Вот как доставили Нахид к
Дарабу, Дараб в это время спал. Слуга тот вошел и ткнул своей дубинкой Дараба.
Дараб проснулся, сел и увидел Нахид, которая стояла прекрасная, как сто тысяч
красавиц, с венцом на голове, увешанная редкостными драгоценностями.
Принялся Дараб глаза протирать, тут вошли Фаликун с Филасуном и сказали:
— Вот дочь Филкуса, которая пришла показаться шаху, в наши дни нет другой
такой красавицы!
А в те времена был такой обычай: девушку приводили к шаху на смотрины. Если
он ее одобрял, они сочетались между собой браком. Дараб едва взглянул на нее,
сразу сказал:
— Я ее беру!
Девушка поклонилась. Посаженым отцом выступал Фаликун, он и отдал царе-
вну замуж за Дараба. Невольницы осыпали их нисаром и стали в ряд, а те девуш-
ки, которые были препоясаны мечами, повернулись к Дарабу и провозгласили:
— О шах Ирана, яви свое искусство!
— А вы ступайте прочь, — ответил им Дараб.
Когда все удалились, Дараб соединился с Нахид и обрел жемчужину в ее рако-
вине. Фаликун известил Филкуса, Филкус обрадовался и молвил:
— Я знал, что Дараб моей дочери не отвергнет!
А после того как Дараб показал свою мужскую силу, все невольницы вернулись
на свои места, а Нахид осталась с Дарабом. Дараба же обуял сон, и он до рассвета
не пошевелился даже. А когда близился день, Дараб пробудился, подвинулся к
Нахид и приложил уста к ее устам. И тут ему в нос ударил дурной запах. Отвер-
нулся Дараб, встал, вымылся и оделся, воссел на свое место и тотчас кликнул
Джаноусеяра, рассказал ему, в чем дело. Джаноусеяр молвил:
— Будь осторожен, не говори об этом!
— Не хочу я, мне она не нужна! — возразил Дараб.
Джаноусеяр говорит:
— О шах, ведь она — внучка Афридуна.

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 265
— Все равно не хочу, — отвечает Дараб.
Послал Джаноусеяр человека за Фаликуном, говорит ему: так, мол, и так. Фа-
ликун сказал:
— От этого средство есть: надо немного крови из-под языка спустить, тогда луч-
ше будет.
— Не хочу ее, — молвил Дараб, — сердце мое к ней охладело, да к тому же при-
шлось бы все время кровь пускать, а в этом тоже хорошего мало. Кроме того, если
она родит дитя, он станет врагом моему ребенку, будет любить румийцев больше,
чем меня, но главное — у меня уже есть сын от Тамрусии, дочери Фасталикона, и
зовут его Дараб. Нехорошо, коли между ними возникнет распря и после моей
смерти они станут меня проклинать — как мне укоры Бога снести? Нет, мне она не
нужна, отошлите ее назад к отцу.
Сказал Дараб таковы слова, а иранцы это услыхали и вскричали:
— Будь по твоему решению, о шах!
Джаноусеяр сказал:
— Так поступать нельзя. Коли ты хочешь отослать девушку к отцу, надо сделать
по-другому. Позови Филкуса в гости и задержи его тут, а потом заставь его дать тебе
присягу и наложи на него дань, затем же можешь отсылать девушку к отцу, что-
бы он каждый год подати выплачивал.
Повернулся Дараб к Джаноусеяру и говорит:
— Это совет добрый.
Потом Дараб Филкуса в гости позвал, у себя задержал, с него клятву взял и
подати на него возложил, а дочь ему вернул: мне, мол, она не надобна. Филкус дочь
с глаз своих прогнал, а матери ее сказал:
— С тех пор как дочь твоя вернулась, вокруг меня все потемнело!
— Не понимаю, что там случилось, — говорит мать.
— Убейте эту мерзавку! — закричал Филкус.
Тогда Фаликун сказал:
— Тут другой грех: у нее изо рта дурной запах, потому шах ее и отверг.
Девица села, голову в коленях спрятала и давай плакать о беде своей, а с отца
ее взяли за два года харадж.
Когда же прошло четыре месяца, зашевелилось в утробе ее дитя. Девушка ска-
зала своей матери:
— У меня будет ребенок от Дараба.
Заплакала мать и говорит:
— Деточка ты моя, если мы твоему отцу скажем, он нам ни за что не поверит, а
Дараба известить тоже нельзя, ведь ты с ним только одну ночь провела, он скажет:
это, мол, не мой ребенок. Некому мне об этом сказать, и ты тоже смотри никому
этой тайны не открывай, пока я не придумаю чего-нибудь.
Подождали они, пока не пришло время Нахид рожать, потом мать приказала
доставить для дочери новый шатер, кошелек с динарами, всякие вещи, которые
женщине необходимы, и перевязь из жемчугов и драгоценных камней, а также
перстень с дорогим рубином. Еще она написала записку, дала дочери в руки, веле-
ла ей собрать с собой еды и молвила:
— Ступай теперь вместе с кормилицей, да так, чтоб никто не видал, отправляй-
тесь на гору Алтун и там, напротив кельи Аристаталиеа*, разбейте шатер, где и

266 Книга вторая. Повесть обИскандаре
оставайтесь, пока не родится ребенок. А когда ребенок появится на свет, несколь-
ко дней кормите его грудью, затем положите в шатре это золото и драгоценности,
записку и ребенка, а сами возвращайтесь.
Сели царевна с кормилицей на лошадей и отправились в горы, разбили палат-
ку напротив хижины мудреца Аристаталиса, и девушка пробыла там несколько
дней, пока Господь, великий и славный, не послал ей сына прекрасного, словно сто
тысяч красавиц, с черными глазами и пленительной родинкой на лице. Посмотре-
ла на него мать, заплакала и прочла над ним молитву, чтобы он сил набирался. А
по прошествии нескольких дней надела на него дорогое платье и перстень, плача,
вышла из шатра, подошла к келье Аристаталиса и молвила:
— Это драгоценный залог, смотри за ним хорошенько!
И с этими словами удалилась.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей и открыватель тайностей, так расска-
зывает. В том городе жила одна старая женщина, у нее была коза, каждое утро она
выгоняла ее в стадо, а вечером забирала домой. Старуха доила козу и тем моло-
ком жила. И вот однажды случилось так, что коза вернулась вечером, старуха стала
ее доить, но молока совсем не было. Старуха сказала себе: «Видать, кто-то выдоил
мою козу!» На следующий день она привела козу в стадо и давай пастуха настав-
лять:
— Эй, пастух, приглядывай за ней получше, я ведь только на ее молоко и живу!
С этими словами она ушла, а пастух стал следить, чтобы козочка не отходила
от него. Когда пришло время стаду возвращаться, пастух погнал скотину вперед,
пока не добрались они до городских ворот. Старуха пришла за своей козой, стала
ее искать — нигде нет козы. Заплакала старая. Пастух говорит:
— Недавно только она в стаде была, а теперь не знаю, куда подевалась...
Вернулась старуха со слезами домой. А на другой день встала она, пошла к
городским воротам и стала пастуха просить:
— Добрый человек, погляди сегодня хорошенько, может, найдешь мою ко-
зочку!
— Так я и сделаю, — пообещал пастух. Он выгнал стадо в степь и увидел, что коза
стоит там. Он сказал себе: «Ну, сегодня-то я за нею пригляжу!» Но когда наступи-
ло время возвращаться, коза опять исчезла. Стадо пришло в город, а уж старуха у
ворот стоит, спрашивает:
— Не нашлась ли моя козочка?
Пастух говорит:
— Все время в стаде была, а сейчас неизвестно куда пропала!
— Ну, завтра я сама пойду на пастбище, — говорит старуха, — видно, она на меня
обиделась.
Встала она на следующее утро, вышла к городским воротам, вместе с пастухом
отправилась. Смотрит, а коза-то в стаде! Позвала она ее ласково, козочка хозяйку
узнала, подбежала к ней и заблеяла. Старуха загривок ей почесала, стала приго-
варивать:
— Голубушка ты моя, за что ты на меня осерчала?
Побрела она за козой по степи, край покрывала вокруг шеи ее обвязала, чтобы
коза не ушла. Как вдруг коза от нее вырвалась, пустилась вскачь и бросилась в горы.
Старуха побежала за ней, а сама кричит: «Вернись, душенька!» Когда солнце уж

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 267
садилось, очутились они возле той горы, где шатер стоял, коза прямо к шатру на-
правилась. Старуха подумала: «Зайду-ка я в эту палатку, может, попрошу кого,
чтобы поймали эту козу». Ближе подошла, видит, а перед палаткой спящий лев
лежит. А это Господь всевышний внушил льву, чтобы тот каждую ночь приходил
и сторожил у входа того шатра. Прибежала коза, в шатер скакнула, а лев поднял-
ся. Старуха пришла в крайнее изумление: дескать, что же это за чудеса такие?
Приблизилась и заглянула за полог шатра. Видит, ее коза какого-то младенца
молоком кормит, тот прямо из вымени молоко сосет. Удивилась старуха такому
делу. А на следующий день, когда солнце поднялось высоко, старуха взяла ребен-
ка и увидела записку, которая лежала у него на животе, и платочек тот, и перстень,
и перевязь, и кошелек с динарами. Старуха положила ребенка в сторонку, а сама
пошла к дверям хижины мудреца Аристаталиса. Мудрец этот раз в двадцать дней
появлялся из своей кельи. У дверей его кельи поставили что-то вроде лавки, и все
до одного жителя города Алтуна приходили туда, чтобы он вершил средь них суд.
Потом они уходили назад на следующие двадцать дней, а он тем временем возно-
сил благодарность Господу, великому и славному, и молился. Старуха подошла к
дверям кельи и крикнула:
— О праведный муж, дверь открыта иль нет?
Три раза она так прокричала, а на четвертый раз Аристаталис отозвался:
— Кто ты?
— На тебя уповаю, владыка, — ответила старая женщина.
Аристаталис сказал:
— Ступай прочь, здесь не место упований! Лишь на Господа, великого и славно-
го, надобно уповать и надеяться.
— О праведник, — возразила старуха, — я хочу вручить тебе нечто на хранение.
Я принесла тебе то, что оказалось у меня, ибо не знаю, как с ним поступить.
— Ну, давай сюда то, что ты принесла, и рассказывай, раз уж ты оторвала меня
от служения Богу!
— Вот что я нашла в одной палатке, — говорит старуха.
Аристаталис молвил:
— Ступай, выкорми этого младенца козьим молоком, а золото это употреби ему
во благо. Перстень же и все прочее храни до тех пор, пока он их не спросит. Да
берегись, не причиняй ребенку вреда — ему суждено большое будущее, так что
служи ему хорошенько.
Старая женщина сказала:
— О мудрец, я положу эти богатства в твоей келье, пока сама буду за ребенком
ходить.
— Ты хочешь спихнуть на меня этот долг? — говорит Аристаталис. — Ступай
отсюда и забери с собой ребенка.
Вернулась старуха, забрала ребенка и все, что при нем было, и двинулась к
своему дому.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Однажды Нахид так обратилась к кормилице:
— О кормилица, что-то с моим ребенком? Как он там в той палатке? Жив ли,
нет ли?..
— Давай поедем посмотрим, — предложила кормилица.

268 Книга вторая. Повесть об Искандаре
Поднялись они обе, сели на лошадей и направились в то место. Смотрят — ни
палатки, ни ребенка. Нахид так и села, слезами залилась. Через некоторое время
встала она на ноги, подошла к келье Аристаталиса и вопросила:
— О праведник, мы у дверей твоей хижины палатку оставили, а в ней — дитя.
Куда то дитя подевалось?
— Одна женщина взяла того ребенка и с собой унесла, — ответил Аристаталис.
— А где эта женщина и кто она такая? — спрашивает девушка.
— Не знаю, я ведь ее не видел, — говорит Аристаталис.
— О святой человек, — молвила девушка, — ежели эта женщина еще раз к тебе
придет, скажи ей, чтоб ухаживала за ребенком хорошенько!
И с этими словами она воротилась к себе домой.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Однажды та старая женщина поднялась и отправилась к Аристаталису, так
ему сказала:
— О благочестивей, я вскармливала этого ребенка козьим молоком, и теперь ему
уже четыре года. Как мне с ним поступить?
— Пойди приведи его, — велел мудрец. — Тут приходили и спрашивали о нем.
Старуха пошла за ребенком и привела его к Аристаталису. Мудрец сказал:
— Оставь ребенка здесь, а сама ступай принеси те ценности, что при нем были.
Принесла старуха перстень, перевязь и платочек и удалилась. А Аристаталис
поглядел на ребенка и увидел такой лик, пред которым само солнце устыдилось
бы. Сложения дитя было сильного, над ним божественный фарр сиял, на щеке
родинка черная, словно изюминка на прянике. Аристаталис про себя сказал: «Уж
не царский ли это сынок? Кто же его так обидел?» Взял он ребенка, привел в свою
хижину и стал наукам обучать, пока всему не обучил, а звездочетом тот таким стал,
что лучше и не бывает. Аристаталис никому его не показывал, пока мальчику не
исполнилось десять лет и не осталось ему равных среди сверстников. Тут уж люди
проведали, что у Аристаталиса живет мальчик-ученик, что ни спросят люди у
Аристаталиса, мальчик на все сам отвечает.
Так они и жили, пока однажды Филкус не прислал гонца за Аристаталисом:
дескать, приезжай ко мне, я сон один видел, надобно его растолковать. Аристата-
лис послал мальчика, чтобы тот растолковал царский сон. Поднялся ребенок, на-
дел на палец свой перстень и отправился в путь. Видит, сидит Филкус на троне,
вокруг него вельможи стоят. Мальчик взял астролябию в руки, гадательную дос-
ку под мышку и подошел к нему. Поглядел на него Филкус, подивился его красе и
спросил:
— Кем ты приходишься Аристаталису?
— Я его ученик, — ответил мальчик.
— А кто твои родители?
— Мне неизвестно, кто они были.
— Я сон видал, — стал Филкус рассказывать, — будто подняли меня в небо, а там
вдруг отпустили, я упал в море, огромная рыба рот разинула и меня поймала, а
потом на сушу вынесла и оставила. Поднялся я, вижу, на троне моем кто-то сидит.
Как меня увидел, встал и удалился, а на его месте осталось яйцо. Взял я яйцо, стал
его рассматривать, а оно из рук моих упало и разбилось. И появился из яйца маль-
чик, пошел прочь, а я стал его звать к себе. На этом месте я и проснулся.

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 269
— Ну, это дело простое, — говорит мальчик.
— Да как же простое?! Я за короткое время в небо устремился, в глубь морскую
опустился и опять на своем троне очутился!
Мальчик сказал:
— Зачем ты так сказал? Надо было говорить: мол, пятисотлетнюю дорогу одо-
лел, тогда бы ты тысячу лет царствовал, словно орел. Но раз ты так не сказал, жить
тебе осталось недолго. А тот, кто появился из яйца, которое ты выронил из рук,
придет тебе на смену, но жизнь его тоже коротка: его убьют1. А ты его полюбишь
и передашь ему свой трон.
Выслушал Филкус эти слова, головой покачал и про себя сказал: «Мальчик тут
не виноват, вина лежит на Аристаталисе, ведь он мне ребенка прислал!» Он отпра-
вил за ним всадника и велел ему:
— Скажи: мол, я твоего ученика в оковы заключил.
Всадник поскакал и привез Аристаталиса.
Мудрец уже знал, что ему предстоит. Только взглянул на Филкуса, отдал ему
поклон и сказал:
— О царь, что же ты язык не придержал, когда сон пересказывал, ведь ты мог
бы тысячу лет процарствовать! А теперь ты сам виноват, за что же моего ученика
в оковы заключил?
Филкус сказал своему посланцу:
— Я ведь тебе наказывал ничего не говорить, зачем ты все ему выложил?
— Ничего я не говорил, — стал оправдываться тот.
— О мудрец, — говорит Филкус, — откуда же ты узнал, какие слова я обронил?
Мудрец ответил:
— Я нынче ночью сон видел и понял, что ты в своих речах ошибку допустишь,
что ты посадишь моего ученика в оковы, а меня к себе призовешь, да только этим
дела не поправишь.
— Теперь ты мне расскажи, каково значение этого моего сна, — попросил Филкус.
Аристаталис молвил:
— Все так, как тебе мой ученик объяснил.
Поднялся мудрец, собрался уходить. Филкус спрашивает:
— Куда же ты направишься?
— Пойду я из Рума в Грецию, — говорит мудрец. — Может быть, разыщу мудре-
ца Эфлатуна: дошло до меня, что он нынче в горах обретается.
— Оставь мне своего ученика, пусть мне послужит!
— Он еще ученичества не завершил, — сказал Аристаталис, — ему надобно всю
мудрость полностью постичь.
— А ты задержись здесь на некоторое время, — предложил Филкус, — поучи его.
— Ладно, — согласился мудрец. Он еще год прожил в своей келье, занимаясь
обучением мальчика, а Филкус каждый день туда ездил, чтобы повидать его.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Дараб ибн Ардашир весь мир покорил, повсюду справедливость уста-
новил, пришло время его кончины, отворотился он от мира сего, на тот свет пере-
селился, а Дараба-младшего назначил своим преемником. Когда Дараб умер, ни-
кто не ведал о том, что у него есть в Руме другой сын. А тем временем в городе
Алтун кто ни увидит сон какой-нибудь — сразу к Аристаталису направляется, а тот

270 Книга вторая. Повесть обИскандаре
передает сон своему ученику. Когда он постиг в совершенстве астрономию, Арис-
таталис привел его к Филкусу и объявил:
— Этот ребенок — сокровище на весь мир! Поручаю это сокровище тебе на со-
хранение.
Филкус попросил:
— Расскажи мне о нем.
Мудрец Аристаталис рассказал, как ему принесли ребенка.
Тогда Филкус молвил:
— Ну-ка, сынок, покажи тот перстень, я на него погляжу.
Посмотрел он на перстень и заключил:
— Этот мальчик из знатного рода, а перстень сей — женский, надо будет погля-
деть, не объявится ли его владелец.
Он вернул перстень мальчику, а тот спрятал его у себя на груди.
Нахид же, после того как она оторвала от сердца свое дитя, посватал один че-
ловек из страны берберов, и она прожила с ним некоторое время, пока не дошла
до нее весть, что у Аристаталиса оказался какой-то мальчик, которого он взял в
ученики, а теперь привел его к Филкусу, и мальчик у Филкуса службу несет. Ста-
ла Нахид раздумывать, а потом и говорит кормилице:
— А ведь это мой сынок!
— О царица, ничего в том удивительного нет! — согласилась кормилица.
— Дай Бог, чтобы так и было! — взмолилась Нахид.
— Да ведь у него примета есть, — говорит кормилица, — родинка на щеке.
Нахид сказала:
— Надо кого-нибудь послать, пусть все разузнает.
Послали они человека, чтобы он поехал, поглядел, а потом вернулся и все им
рассказал. Уверилась Нахид, что это ее сынок, заплакала и предалась молитвам
Всевышнему. А мальчик оставался у ее отца, он каждый день играл в царском саду,
раздевался догола и купался в пруду.
У Филкуса была дочка по имени Мехрнуш, сестра матери этого мальчика. Взор
девушки упал на этого мальчика, кровь Мехрнуш закипела, ста тысячью сердец
влюбилась она в него и давай плакать, а сама глаз с мальчика не сводит, пока он
из воды выходит. Вернулась девица к себе — сон ночной ее покинул, от пищи и питья
она отступилась, игры и забавы оставила, все больше стала распаляться. Каждый
день приходила она в садовую беседку, подглядывала за мальчиком и слезы лила,
а в тот день, когда мальчика там не было, она прямо разума лишалась. И вот од-
нажды ночью поднялась эта девушка голая, пришла к постели мальчика, забралась
к нему под одеяло и заключила его в объятия. Тот проснулся, говорит:
— Ты кто?
— Я Мехрнуш, дочь Филкуса, любовь тебе принесла!
А любовь эта в ней потому возникла, что она была сестрой его матери. Маль-
чик в ответ молвил:
— Ты дурно поступила. Разве ты не понимаешь, что, если отец твой узнает, он и
меня и тебя убьет?
— Откуда моему отцу знать, что я не в своей постели? — возразила девушка.
Мальчик больше ничего говорить не стал, пока не наступило светлое утро, а
тогда встал, умылся и совершил омовение, хоть он еще не был взрослым. А девушка

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 271
отправилась приветствовать Филкуса. Но не прошло много времени, как она вновь
явилась к мальчику, и стала она покидать свою постель и приходить к нему каж-
дую ночь. Однажды принесла она с собой вина, они в укромном местечке вина
напились и уснули раздетые. Той ночью приснился Филкусу сон, будто пришла к
нему Мехрнуш с букетом алых роз, а Филкус с тем мальчиком сидели за вином.
Вошла Мехрнуш, вина выпила, подала мальчику букет роз и хотела выйти. Фил-
кус спросил ее: «Дочка, что это ты сделала и почему так дерзко себя с ним вела?»
А Мехрнуш в ответ: «Ах, отец, да ведь я его люблю!» Проснулся Филкус, вскочил,
одежду на себя натянул, велел свечу ему подать и направился в спальню мальчи-
ка, чтобы тот растолковал ему сон. Подошел он к дверям, постучал, а Мехрнуш с
мальчиком спали. Мальчик проснулся, Мехрнуш разбудил, сам встал, а ее в постели
оставил, отворил дверь и говорит:
— Входи, царь.
Филкус прошел в комнату, прямо туда, где Мехрнуш лежала. Тут она поднялась,
села в постели, отца увидела и голову опустила, спрятаться решила. Когда она лицо-
то отвернула, отец ее и узнал. Тотчас схватил ее за волосы и крикнул:
— Эй, паскудница, ты что здесь делаешь?!
Велел он слуге ее схватить, в его покои притащить. Слуга привел ее, Филкус
вытащил из-за голенища кинжал и отрезал ей голову, а потом велел:
— Ступайте скорей, приведите сюда мальчишку!
Но мальчик сразу, как увели Мехрнуш, выбежал в сад, а там у ограды росло
дерево, он на дерево поднялся, за ветку ухватился и на дорогу спрыгнул, а затем
устремился к горе Алтун, к Аристаталису.
Мудрец молвил мальчику:
— Скорей решай, где тебе укрыться, так как в это самое время за тобой погоня
выходит, коли найдут тебя — убьют.
Мальчик ему в ответ говорит:
— Я ничего дурного не сделал, тебя повидать пришел — куда мне идти?
Аристаталис сказал:
— Перед тем как ты ко мне пришел, мне приснился сон, и я все это предвидел.
— А какой сон ты видал? — спросил мальчик.
— Да уходи ты скорей, пока тебя не схватили!
Понял мальчик, что слова мудреца — не пустая болтовня, и молвил:
— О учитель, в какую сторону мне направиться?
— В любом случае иди в Ганават, столицу Фируз-шаха.
Пошел мальчик сначала к той старой женщине, что его выкормила. Вошел он,
поздоровался, а старая женщина на ноги вскочила, его в объятия схватила и говорит:
— Душенька ты моя, как ты поживаешь?
— Матушка, нет ли у тебя чего поесть? Принеси мне, — только и ответил маль-
чик.
Принесла старуха все, что у нее было, мальчик поел и спрашивает:
— Матушка, сказать тебе, что со мной приключилось?
— Скажи!
Малый ей все и выложил. Старуха говорит:
— Ох, сынок, при такой красоте, которую тебе Господь, великий и славный, дал,
кто на тебя ни взглянет, всяк влюбится! Что же ты теперь делать собираешься?

272 Книга вторая. Повесть обИскандаре
Малый говорит:
— Матушка, больше я у тебя не могу оставаться, надо мне на чужую сторонку
отправляться.
Пошла старуха, продала все, что у нее было, приобрела мула и той же ночью
вместе с мальчиком покинула город. Пробирались они от города к городу, пока не
достигли Ганавата, который был столицей Фируз-шаха, а Фируз-шах был мужем
матери мальчика. Старуха сказала мальчику:
— Сынок, переменил бы ты одежду, надо тебе попроще одеться, чтобы тебя
никто не узнал.
Он так и сделал.
Несколько дней прожили они там, малый и говорит старухе:
— Матушка, пойду-ка я в диван* Фируз-шаха, туда, где дабиры* сидят, чтобы
определили мне какую-нибудь работу.
— Ладно, — говорит старуха.
Юноша пришел к дабирам в Главный диван, поздоровался и стал в сторонке,
пока старший не спросил его:
— Эй, парень, чего тебе?
— Я немного дабирскому ремеслу обучен, — говорит юноша, — мне бы у кого-
нибудь насчет работы узнать.
— Это дело хорошее, — говорят ему.
Поглядели на него, а вокруг него фарр божественный витает, от красы его си-
яет, а на лице родинка с ноготок. Эта родинка была приметой Хушанга: у части его
потомков такие родинки были на лице, а у других — на груди. Тут один из даби-
ров молвил:
— Мне нужен мальчик, чтобы служить, харитэ* мою носить, потому как гуля-
ма у меня нет. Если ты ко мне наймешься, я тебе жалованье положу, каждый ме-
сяц тебе платить буду.
— Ладно, — говорит мальчик.
— Тогда садись, подожди, когда я от службы в диване освобожусь.
Сел тот и стал дожидаться, пока все дабиры службу не закончат. Тогда юноша
поднял кожаную харитэ, счетные книги и тетради закрыл, чернильницу в руку взял
и вышел оттуда вместе с дабиром, домой пошел. Повернулся к нему дабир, спра-
шивает:
— Есть у тебя кто-нибудь, кто за тобой смотрит?
— Мать есть, — ответил юноша.
— Ступай приведи ее, я с ней насчет тебя договорюсь и плату тебе определю.
Парень вернулся к старой женщине и сказал:
— Пойдем со мной к тому дабиру, он мне жалованье назначит, и ты заживешь,
забот не зная.
Пришла старуха с ним в дом дабира, поздоровалась, поклонилась и скромно в
сторонке села. Дабир на приветствие ответил, а потом спросил:
— Вы из какого города?
— Есть под горой Алтун такой город, его называют Искандария, — ответила
старая женщина.
— А этого парня ты, конечно, назвала Искандаром? — говорит дабир.
— Верно, — ответила старуха.

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 273
— Отдашь ли ты мне его в работники за серебряный дирхем в день?
— Отдам.
Дабир выдал ей месячную плату, старуха села, собрала полновесные серебря-
ные дирхемы, а потом ушла, мальчик же остался, а на следующий день подхватил
харитэ и направился в шахский дворец. Когда дабир занял свое место в диване, а
Искандар стал возле него, все прочие дабиры устремили взоры на Искандара — так
он был красив и так сиял над ним божественный фарр, — просто глаз не могли
оторвать.
Однажды дабир послал мальчика в диван сказать, что ему неможется, наказал
узнать, нет ли дел каких, не нужно ли выписки из счетных книг сделать — пусть,
дескать, пришлют.
— Хорошо, — сказал Искандар. Пошел он в диван, поздоровался и молвил: — Мой
господин нынче нездоров, прийти не может, он сказал: все, что сегодня поступит,
запишите и черновик пришлите ему, а он перепишет.
Другие дабиры ему говорят:
— Ты сказывал, что сам писчее дело знаешь!
А один сказал:
— Иди-ка сюда, я тебе бумагу дам — послужи вместо своего хозяина.
Искандар ответил:
— Хозяин мне этого не приказывал, я без его разрешения не могу.
— А ты пойди спроси у него разрешения, тогда и напиши, — говорят они ему.
Пошел Искандар к хозяину, тот разрешил. Вернулся Искандар, те господа дали
ему бумагу, поставили перед ним чернильницу, калам положили. Искандар взял
нож, отточил калам, положил бумагу на колено. Тут все на калам его уставились —
так хорош был почерк, который выходил из-под его калама, — он был словно куд-
ри возлюбленной: изгиб за изгибом, завиток к завитку, росчерк за росчерком. А он
все продолжал непрерывно писать, пока весь порядок в диване не нарушился, да-
биры в кучу сбились, принялись ссориться да счеты сводить. А Искандар с текущей
перепиской покончил, перешел к расчетам и договорам, так что счетоводы толь-
ко дивились, как это столь малый ребенок с такой легкостью считает. Закончили
они подсчеты, поглядели на его переписку — почерк превосходный, счет везде вер-
ный — и враз меж собой порешили: «Надо этого мальчишку отсюда убрать, пусть
уходит!» Собрались они все и отправились к хозяину Искандара, показали ему ту
работу. Тот спрашивает:
— Это что такое?
— А это ученик, которого ты привел: вот каков его почерк и каков его счет. Ото-
шли его отсюда, ведь иначе и твое доброе имя погибнет, и наша добрая слава тоже.
Дабир, как увидел этот почерк, скорей говорит:
— Мне такой ученик не подходит!
Заплакал Искандар и пошел домой к той старой женщине. Она спросила:
— Душенька моя, ты что плачешь?
— Дабиры меня прогнали! — говорит Искандар.
— Не плачь! — сказала ему старуха. — Мамка будет прясть да тебя кормить.
Остался Искандар дома сидеть, пока не прошло с той поры некоторое время.
А когда ему это наскучило, стал он выходить, по разным местам бродить, на база-
рах бывал, там, где колдуны собирались, а особенно там, где звездочеты сижива-

274 Книга вторая. Повесть об'Искандаре
ли, но не встречал ни одного человека, который хоть что-нибудь толком знал.
Искандар сказал себе: «Самое лучшее для меня будет тоже здесь обосновать-
ся, лавку свою завести — ведь я эту науку лучше всех знаю, авось сумею что-нибудь
добыть». Он поспешил к старухе и сказал ей:
— О матушка, постарайся как-нибудь купить мне астролябию, чтобы сидел я в
лавке, звездочетством промышлял — может, на кусок хлеба заработаю.
У старухи был моток пряжи, пошла она на базар, продала ее, а деньги отдала
Искандару. Искандар купил астролябию, карты земного круга и рассчитал табли-
цу времен года, а потом пошел, сел у дороги и выставил перед собой эти карты, а
рядом пристроил астролябию и положил грифельную доску, но люди принялись
насмехаться над ним. Один человек подошел к нему и сказал:
— Эй, парень, ты сны толковать умеешь?
— Умею.
Тот шутки ради говорит:
— Мне приснилось, что средь бела дня очутился я в темной комнате и никак не
мог оттуда выйти.
Искандар сказал:
— Ступай и берегись старых, обветшалых стен.
Засмеялся тот человек и молвил:
— Хороший ответ! Что общего между темной комнатой и разрушенной стеной?!
Ты бы лучше играть с детишками шел. Тебе ли звездочетом быть, когда у тебя еще
молоко на губах не обсохло?
— Если сегодняшний день пройдет для тебя благополучно, пожалуй что-нибудь
бедняку! — говорит ему в ответ Искандар. Тот человек рассмеялся, а другой обра-
тился к Искандару тоже смеха ради:
— К чему это — в месяце дей* увидеть спелые абрикосы, которые снимают с
деревьев?
Искандар ответил:
— Ступай и будь осторожен: как бы тебе нынче не отведать султанских палок.
— Ну и мудрец! — воскликнул тот. — Разве спелые абрикосы похожи на султан-
ские палки?!
— Я сказал то, что мне известно, — возразил Искандар, — а дальше сам решай.
Еще один подшутить решил, стал рассказывать:
— Видел я такой сон: у человека головы нет, а он идет — что это означает?
— А кто этот сон видел? — спросил Искандар.
— Я, — ответил тот.
— У того человека отец умрет, — сказал Искандар.
Схватился тот за край коврика, на котором сидел Искандар, тряхнул его и го-
ворит:
— А ну давай говори доброе предсказание!
Встал Искандар и пошел домой, плача.
— Ты что со слезами идешь? — спрашивает его старуха.
Ну, Искандар рассказал: так и так, мол, нынче вот что у меня получилось. Ста-
руха сказала:
— Не плачь, сынок, так часто бывает. Быть может, по твоему слову все испол-
нится — ведь ты ученик Аристаталиса, а он — великий муж, он теперь к мудрецу

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 2 75
Эфлатуну поехал, чтобы провести с ним остаток жизни, ведь здесь народу много,
а людей мало.
Остался Искандар дома и на следующий день никуда не выходил, пребывал в
тоске и размышлял о своем позоре.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Те три человека, которые свои сны рассказывали, и тот, который в месяце дей
спелые абрикосы рвал, и тот, кому приснилось, что он средь бела дня в темную
комнату зашел, а выйти не может, и тот, что говорил, как он без головы идет, все
друг с другом смеялись да шутили. Тут кто-то сказал:
— Эй ты, который рассказывал про сон, как без головы шел, правда это была
или нет?
— Да нет, я пошутил, — ответил тот, — а отец мой в лавке сидит, торговлю ве-
дет.
Как вдруг принесли ему известие, что отец его помер! А другой присел под сте-
ной и тоже помер. Третьего же по наговору забрали, привели к султану и всыпали
ему сотню палок. Так что знай: все, что мудрецы и ученые люди говорят — мол,
такой-то сон то-то означает, — правда, и никогда не следует со снами шутки шутить,
ибо наука толкования снов — наука всемогущего Господа, которую он ниспосыла-
ет некоторым из своих рабов: например, он одарил этим знанием Юсуфа*, мир ему!
Ведь Юсуф видал во сне, как одиннадцать звезд небесных, и Солнце, и Луна ему
земной поклон отдали. А Господь, великий и славный, в нерушимом Откровении
помянул и Мухаммаду — мир ему! — ниспослал завет, чтобы всякий, кому разум дан,
лживых снов не рассказывал и со сновидениями не шутил.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда у одного из этих трех человек умер отец, другого погребла под собой
стена, а третьему дали сто палок, люди, которые слыхали от Искандара речи об
этом, стали себе говорить: «Эх, жаль, что неизвестно, куда этот малец подевался,
ведь он здорово сны толковал!» Бросились они на поиски, да, сколько ни искали,
все равно не нашли, а молва об этом повсюду разошлась и Фируз-шаха достигла —
он был падишахом того города: дескать, появился такой мальчик, который истол-
ковал несколько снов и в самое короткое время эти сны исполнились. Фируз-шах
приказал:
— Разыщите этого мальца, мне как раз такой человек нужен!
Стали Искандара искать, но нигде не нашли. А Искандар опять перестал выхо-
дить из дома, пока после этих событий не минул год, и исполнилось Искандару
тринадцать лет. Снова поднялся он, вышел из дома и расстелил у дороги свой
коврик. Тут всем известно стало, что снова появился тот малец и опять сны разга-
дывает. Собрались к нему люди, кто какой сон видел, стали ему рассказывать,
Искандар объяснение сну давал, а люди ему — серебро, так что он за тот день ты-
сячу серебряных дирхемов получил. Пришел Искандар домой и сказал старухе:
— Матушка, нынче я вот сколько серебра собрал!
— Ну, сынок, теперь твои дела хорошо пойдут, — ответила старуха.
На следующий день Искандар пошел и сел на то же место. К нему подошел
человек и сказал:
— О мальчик, я видел сон — уж больно страшный!
— Рассказывай, — говорит Искандар.

276 Книга вторая. Повесть обИскандаре
— Виделось мне, будто сунул я руку в огонь, достал оттуда расплавленное же-
лезо, на куски его разломил и стал есть, а рот себе не обжег.
Искандар сказал:
— Покайся, не обкрадывай сирот, ведь грядет великий день, и на Страшном Суде
Всевышний с тебя спросит за это!
Тот человек сказал:
— Это чистая правда, я сироток обманывал, каюсь!
Потом пришли те двое, которые придумали лживые сны, — тот, у которого отец
умер, и тот, который сто палок схлопотал. Тот, чей отец умер, сказал:
— О мальчик, ты молодчина, хорошо мой сон истолковал! Ведь если бы отец мой
не умер, мне бы не видать такого богатства! Хочешь, я теперь и тебе долю выделю
из отцовских денег?
Искандар сказал:
— Не радуйся смерти отца, ты сам последуешь за ним! С тех пор как твой отец
умер, ты других снов не видел?
— Я видел сон, будто я шагал без головы, будто сказал тебе: «Ступай играться!»,
а ты мне ответил, что отец мой умрет, и он тотчас умер.
— Мой учитель говорил мне, что голова телу вместо господина, а отец сыну
господин, — сказал Искандар. — Если головы не будет, значит, и отца не будет.
Другой раз понарошку сны не рассказывай. — Тут он обратился к другому: — А ты
правду говорил или ложь, будто ты в месяце дей абрикосы ел?
— Солгал я, — ответил тот.
— Наверняка заработал сотню палок, — сказал Искандар.
Тот человек спросил:
— А почему этот сон такое предвещает, ведь в месяце дей абрикосов не может быть?
— А потому, что каждого, кто так поступит, палки ожидают, чтоб другой раз
лживых снов не рассказывал.
Встали те двое и пошли прочь. Но однажды они снова пришли и сказали:
— Теперь, о мальчик, нам опять приснились те же сны!
— Рассказывайте всю правду, — велел Искандар.
Один сказал:
— Я снова видел, что иду без головы.
— На сей раз ты сам головы лишишься, — сказал Искандар.
— Я абрикосы ел, — сказал другой.
— Ступай спусти кровь, дабы, если тебя поразит оспа, ты сохранил бы жизнь.
Тот, который видел себя без головы, спросил:
— А нет ли у моего сна другого толкования, чтобы мне голову сберечь?
— Нет, — отвечал Искандар.
Тот человек огорчился и домой возвратился, не успел через порог ступить, как
явились царские слуги и забрали его: дескать, нам стало известно, что ты колдов-
ским путем золото получил.
— Нет у меня такого! — говорит тот.
— Тебе от отца немного осталось, а ты уж столько тысяч золотых извел. Не иначе
как это золото колдовством приобретено.
Сколько тот человек ни отпирался, ему не поверили. Сначала пыткам предали,
а потом голову отрубили.

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 277
А другой заболел оспой, но, когда ему пустили кровь, поправился. И вот через
несколько месяцев он пришел к Искандару и сказал:
— О мудрец, я сон видел...
Засмеялся Искандар и молвил:
— На этот раз я расскажу, какой сон тебе приснился.
— Да ведь сон приснился мне, как же ты можешь его рассказать? — удивился тот.
— Потому что я этому учился, — ответил Искандар. — Но я тебе скажу с одним
условием: ты поступишь как я тебе велю.
— Я так и сделаю, — согласился тот.
— Если Всевышний пошлет тебе что-нибудь на хлеб насущный, отдай мне поло-
вину, а потом поговорим, — сказал Искандар.
— Хорошо, — сказал тот человек.
— Так вот, ты видел, будто ешь абрикосы.
— Правильно!
— А теперь давай-ка пойдем ко мне домой, такой сон посреди дороги не объяс-
няют.
Пошли они домой к Искандару, там Искандар сказал:
— Господь всевышний пошлет тебе на пропитание нечто, и найдешь ты это в воде.
А случилось так, что тот человек был рыбаком. Он сказал:
— Мое ремесло — рыбная ловля.
— Так вот, что бы ты ни поймал, половина этого твоя, половина — моя, — объяс-
нил Искандар.
— Ладно, — сказал рыбак и хотел уж уйти, когда Искандар произнес:
— И не вздумай от своих слов отступиться.
— Не отступлюсь, — ответил рыбак.
Он тотчас отправился к себе домой, взял удилище и крючок и пошел. Был там
один омут, рыбак пришел на берег омута, нацепил червяка на крючок и забросил
в воду. Подплыла рыба и проглотила крючок. Увидел это рыбак, стал тянуть. Но
леска за корягу зацепилась. Расстроился рыбак: как он ни старался, ему не удава-
лось вытянуть рыбу. Он сказал себе: «Если леску обрезать — так у меня другого
крючка нет, совсем беда будет... А если не обрезать, все равно мне эту рыбину не
вытянуть — что за скверное предсказание он мне сделал!» Подумал он так, быстро
скинул одежонку и полез в воду, чтобы крючок вытащить, но с первого раза не смог.
Стал он за леску дергать, крючок освободился, и он хотел уж вылезать на берег,
когда увидел бревно, которое плавало у берега. Рыбак сказал себе: «Возьму хоть
это бревно, отнесу домой, коли не удалось ничего другого добыть». Но как он ни
старался, у него ничего не получалось, так как бревно было очень крепко привяза-
но за крюк. Очень удивился этот человек, подумал: «Что за хитрость такая, зачем
было бревно так крепко привязывать?» Снял он бревно с крюка, хотел наружу
вытащить — не выходит. Кое-как до берега дотащил, из воды выволок и на суше
бросил, а поднять не может. Он поспешно принес из дому топор, приладился и
ударил по бревну топором. Бревно раскололось, и на землю высыпалось динаров
сто. Поглядел рыбак, а в том бревне полным-полно золота! А это золото везли из
города Хорус, в Хорусе такую укладку делали из бревна, и предназначалась она
Фируз-шаху. Перегонял бревно один всадник, он поехал известить Фируз-шаха:
дескать, я хорусский груз переправил и в таком-то месте зачалил, теперь пошли

278 Книга вторая. Повесть об' Искандаре
людей, чтобы сюда доставили. Фируз-шах сам с небольшим конным отрядом вы-
ехал туда, где было привязано бревно. Сплавщик поглядел, а бревна-то нет! Фируз-
шах спрашивает:
— Где же бревно?
— О государь, я его здесь привязал... — говорит тот.
— Возьмите этого негодяя, он лжет! — велел Фируз-шах.
Как тот человек ни рыдал, как лбом о землю ни бился: мол, государь, я тебе не
лгу, все было бесполезно. В конце концов надели на него колодки.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда тот рыбак увидел золото, он разломал бревно, вытащил золото, а бревно
опять в воду бросил. Золото же он унес в город втайне от всех и от Искандара тоже,
он ему сказал: мол, я сегодня ничего не добыл. После того оставил он рыбную ловлю
и начал с легким сердцем тратить то золото.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Прошло после того несколько дней, Искандар все так же у дороги сидел,
судьбу предсказывал. И вот однажды ночью приснился Фируз-шаху страшный сон,
закричал он и проснулся. Нахид подскочила, его в объятия схватила и велела све-
чу засветить, благовония воскурить, в лицо ему стали розовой водой брызгать, пока
он в себя не пришел. Тогда Нахид спросила:
— О царь, что это было, что тебе привиделось и так тебя испугало?
Ничего не ответил Фируз-шах, с постели встал, чистое платье надел и предался
молитвам Господу, великому и славному, а пищи и вина целых три дня не прини-
мал. А на четвертый день вышел, поел, на шахский трон воссел, военачальников
своих созвал и так им сказал:
— Да будет вам известно, что приснился мне сон, такой ужасный, что вот уж
несколько дней у меня сердце не на месте. Боюсь я, что потеряю этот трон и венец,
займет мое место кто-то другой. Вы люди мудрые, растолкуйте мне этот сон.
Мудрецы и полководцы сказали:
— Государь правильно решил, если он расскажет свой сон, мы его разъясним.
Фируз-шах начал:
— Знайте и ведайте: привиделось мне, будто пришли ко мне Филкус, его дочь
Нахид и еще какой-то мальчик и сели передо мной. Я спросил: «Что случилось,
зачем вы ко мне пришли?» Филкус говорит: «Мне хотелось повидать тебя и дочку».
Я спросил: «А кто этот мальчишка? Вели ему оставить нас!» А Филкус мне в ответ:
«Говорил я ему, чтоб убирался, а он не идет, говорит: дескать, не уйду, пока вам
головы не снесут!» Тогда я сказал: «Да разве я тебе позволю снести мне голову?..»
Мальчик ответил: «Ты-то не позволишь, однако я всем вам головы снесу и опять к
телу приложу, чтобы приросли». Тогда я воскликнул: «Никогда такого не будет, это
невозможно!» Тут Филкус вмешался: «О Фируз-шах, пусть он сначала мне голову
срубит и обратно приставит, если она прирастет, тогда и ты голову подставляй». Я
говорю: «Ну, ежели я это дело проверю, тогда подставлю свою голову». Только я
это сказал, Филкус к мальчику подошел, тот вытащил кинжал и отсек голову
Филкуса от туловища, а потом приставил ее на прежнее место, и она опять приросла.
Он подошел к Нахид и отрезал ей голову, снова приложил ее к телу — и та тоже
приросла. Тогда он направился ко мне, чтобы отрезать мне голову, а я от страха
закричал. Ну-ка растолкуйте мне этот сон, а не то я вас всех на части изрублю.

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 279
Тут все мобеды опешили, озадачились, так как они не могли дать толкование
тому сну, повесили они головы и ни слова ему не ответили.
Фируз-шах сказал:
— Эй, Шамухун, разгадай-ка ты этот сон.
— Не стану я его разгадывать, — говорит тот, — это моей жизни угрожает.
— Говори, я тебе жизнь сохраню!
— Не скажу, — уперся Шамухун.
Фируз-шах приказал, чтобы его и других мобедов в темницу посадили.
А у Фируз-шаха на службе был один человек, он сказал:
— О царь, знай, что малец, который прибыл издалека и истолковал сны тех трех
мужиков так, что в тот же день все три толкования сбылись, этот малец теперь
снова объявился: сидит при дороге и сны людям разгадывает.
— Приведи его сюда! — велел Фируз-шах одному мобеду.
Этого мобеда звали Джомхир, он пошел и привел Искандара к шаху. Когда тот
вошел, он отдал шаху поклон, а шах приказал подать золотой табурет, и на этот
табурет мальчика с почетом усадили. Потом Фируз-шах спросил его:
— Как тебя звать?
— Твоего слугу зовут Искандар, — ответил мальчик.
— Откуда ты прибыл?
— Из города Искандария.
Фируз-шах увидел вокруг его головы фарр божественный, подивился красоте
мальчика, потом повернулся к Джомхиру и приказал:
— О Джомхир, теперь ступайте и приведите сюда всех мужей, которых я в тем-
ницу заключил вместе с Шамухуном: я желаю, чтобы все они тут были и, ежели
этот малец неправильно истолкует мой сон, чтобы они это распознали.
Джомхир пошел и привел их всех. Тогда Фируз-шах к ним так обратился:
— Прежде чем я начну рассказывать свой сон, пусть кто-нибудь расскажет о
своем сне, чтобы первое толкование пришлось на того человека.
Никто ничего не сказал, кроме того хаджиба, который привез «хорусскую
укладку» и которого теперь привели вместе с другими узниками. Он выступил впе-
ред и проговорил:
— О царь, я видел один сон, если прикажешь — расскажу.
— Говори! — распорядился царь.
Тот человек начал:
— Приснилось мне, будто стрела с неба упала и угодила мне в бедро. Я извлек
стрелу из раны, потекла кровь, да так сильно, что мне стало невмочь, и я упал. Когда
я там лежал, послышался голос: «О доблестный муж, коли не хочешь от этой раны
умереть, собери кровь, которая из нее вытекла, и обратно влей, тогда силы к тебе
вернутся». Я эту кровь собрал и в рану на бедре влил — тотчас вернулась ко мне
вся сила.
Искандар сказал:
— Ты потерял какое-то богатство, но оно вновь окажется в твоих руках, и ты
избавишься от беды.
Фируз-шах молвил:
— Он груз сюда доставил — водным путем, в бревне. А теперь деревяшки от этого
груза в воде нашли, но сам груз кто-то похитил.

280 Книга вторая. Повесть об' Искандаре
Искандар понял, что это добро нашел рыбак, а половину, которую обещал ему,
не отдал. Он сказал:
— О царь, есть в этом городе один рыбак, это богатство у него. Он сон видел и
приходил ко мне, а я ему сказал: ты, мол, что-то найдешь в воде, отдай мне поло-
вину! Тот человек согласился, видно, нашел, но мне ничего не отдал и вестей не
подал. А если бы он дал мне что-нибудь, я бы этот сон не стал разгадывать. Теперь
же он пожалеет, что принялся тратить то золото!
Тот же час пошли, привели того рыбака и все золото у него отобрали. Фируз-
шаху понравилось толкование, он похвалил Искандара. А все мобеды стали друг
другу шептать: мол, коли этот малец шахский сон растолкует, шах его убьет, а мы
все жизнь сохраним. Тут Джомхир заговорил:
— О государь, видел я один странный сон, можно мне рассказать?
— Говори! — разрешил царь.
— Видел я, что пошел дождь и через щели ко мне в дом протек.
Искандар сказал:
— Ты что-то нашел, но дал ложную клятву, и теперь на дом твой падет проклятие.
Фируз-шах молвил:
— Эй, Джомхир, а ведь Искандар правду говорит — ты мой перстень утаил и дал
ложную клятву, поклялся моей головой. Ступай принеси тот перстень!
Пошел Джомхир и принес кольцо, а Фируз-шах приказал, чтобы ему шею сло-
мали. Стали мудрецы друг другу говорить: дескать, сколько лет живем, а такого
не видали, чтобы столь точно угадывать. Надо бы нам выведать, как он все это
узнает? А Фируз-шах остался доволен, к Искандару оборотился и молвил:
— А теперь послушай мой сон.
— Рассказывай!
Тут все мудрецы задрожали: мол, как же он такое толковать будет? А шах
сказал:
— Прежде чем этот сон рассказывать, я тебе вчерашний сон расскажу — что ты
по нему узнаешь?
— Ладно, — согласился Искандар.
— Видел я, будто вылезла из дырки мышь, вытащила оттуда куриное яйцо, пе-
редо мной положила и скрылась. Потом другое принесла и опять убежала. Еще одно
выкатила, убежала и больше не показывалась. Я протянул руку, взял одно яйцо —
хорошее, взял другое — а оно пустое, а третье яйцо разбилось и содержимое из него
вытекло. Растолкуй этот сон.
Искандар сказал:
— О государь, я дал толкование тем двум снам, а этот пусть твои мудрецы объ-
яснят.
— Это верно, — говорит Фируз-шах. Повернулся он к мудрецам и велел: — Гово-
рите!
Те разом закричали:
— Мы не понимаем!
— Коли не будете говорить, я прикажу всем вам шею свернуть! — пригрозил шах.
Шамухун сказал:
— Я скажу. Это означает, что у царя родятся дети от трех жен: одна из них —
девица, другая — разведенная, а третья — невольница. Тот ребенок, что от девицы,

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 281
станет падишахом, тот, что от дочери Филкуса, несколько лет проживет, а потом
помрет, а тот, что от невольницы, мертвым на свет родится.
Фируз-шах спросил:
— Искандар, так надо толковать?
— Нет! — говорит тот.
— А как?
— О царь, это значит, что придет купец и продаст тебе трех невольниц с усло-
вием. Так вот одна из них — девица, другая — разведенная, а третья — с ребенком.
Фируз-шах сказал:
— Все верно, я вчера трех невольниц купил, с условием, что это девицы, а день-
ги за них еще не отдал. Хорошо, что ты мне сказал, я от этой сделки откажусь, не
буду покупать.
Мудрецов охватило изумление, а Фируз-шах молвил:
— О мудрец, ты все верно сказал, но лучше этот сон ты растолкуешь мне завт-
ра, сегодня ты и так много говорил.
Все встали, а Искандара отослали домой с подаренным платьем, конем и вся-
ким добром. Искандар пришел к старухе и рассказал ей обо всем, что там было.
А Фируз-шах пошел в свою спальню и поведал обо всем Нахид: как пришел какой-
то малец, по науке толкования снов вот что говорит, а ростом он вот какой, а ли-
цом — вот какой, а на щеке у него черная родинка с ноготок. Нахид сказала себе:
«По приметам выходит, что это мой сынок, которого я к дверям кельи Аристата-
лиса-мудреца подложила, а потом его Филкус к себе взял и возвеличил». От этих
мыслей Нахид всю ночь не спала. Когда наступил день, Фируз-шах встал, взошел
на тахт царский, на царское место на подушки сел и послал человека созвать всех
мудрецов. С превеликой любезностью и почетом привели и Искандара, дабы он
объяснил значение того сна.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказыва-
ет. Наутро, когда Искандара повели к шаху, Нахид поднялась и сказала кормилице:
— Слыхала, что вчера шах рассказывал про этого мальчика, который в здеш-
них краях очутился? Что скажешь, мой это сын или нет?
— Не знаю, посмотреть надо, — ответила та.
Нахид говорит:
— Значит, надо нам так поступить: когда этого мальчика к шаху поведут, мы с
тобой сядем где-нибудь, чтобы нас никто не видел, и на него поглядим — он это или
нет.
А в покоях Нахид было оконце малое — кто снаружи проходил, его и не видел
вовсе, — вот Нахид с кормилицей там и уселись. Через некоторое время повели
Искандара — он в шахское платье облачен, вкруг него слуги суетятся, галдят, кри-
чат: «Дорогу мудрецу Искандару!» Когда взор Нахид упал на него, из грудей у нее
побежало молоко, а из глаз потекли слезы. Кормилица это увидала и спрашивает:
— Доченька, что с тобой, из-за чего ты плачешь?
— О кормилица, это мой сынок, — отвечает Нахид. — Только я его увидала, как
у меня из груди молоко брызнуло.
Сказала она так, и опять слезы у нее из глаз побежали, а за ней и кормилица
заплакала. Говорит кормилица:
— Правда твоя, на лице у него приметный знак!

282 Книга вторая. Повесть об' Искандаре
— Что же теперь делать? — спрашивает Нахид. — Ведь у меня все сердце кипит
и голова горит... Как поступить?
— Доченька, — отвечает ей кормилица, — ты уж потерпи чуток, пока он сон
Фируз-шаха растолкует, а потом я к нему проберусь, самого его спрошу, что-то он
скажет, тогда и решим, что делать.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Искандара привели к Фируз-шаху и усадили выше всех, на самое почетное
место. Тут мудрецов досада взяла: как это мальчишке перед всеми предпочтение
оказывают! Стали они меж собой шептаться: как, мол, нам поступить, чтобы его
лжецом выставить, чтобы честь его перед шахом уронить? Шамухун сказал:
— Ничего вам говорить не надо — когда он шахский сон истолкует, шах сам его
в куски изрубит.
Царь обратился к народу и молвил:
— О мудрецы, прежде чем я расскажу свой сон, скажите вы что-нибудь!
Один хитрец встал и сказал:
— О премудрый, есть у меня один вопрос, хочу вам предложить — что вы на это
скажете?
— Спрашивай, — сказал Искандар.
— Что это такое: всего на свете слаще, когда его вкушают — зубами не кусают и
рот не разевают. У тех же, кто его отведает, не только уста, все семь частей тела
его изведают, но вкус его только потом ощущается.
Никто не дал ответа. Тогда Фируз-шах сказал:
— О мудрец Искандар, говори ты.
— Я от своего учителя Аристаталиса слыхал, — ответил Искандар, — что нет
ничего горше гнева и злобы, которые одолевают человека. И тот, кто злобу побе-
дит, после этого сладость и радость вкусит, что никого он не обидел, и в деяниях
своих не раскается. А чтобы вкусить эту сладость, зубы в ход пускать не надобно.
— Верно ты сказал, — говорит тот человек. И еще он спросил: — Что всего на свете
лучше носить?
Искандар ответил:
— Нет ничего лучше, чем сносить ошибки и грехи других людей, дабы и они
сносили твои грехи. А все другое, что мы носим, ценности не имеет, ведь родятся
все люди голыми и назад в землю тоже голыми уйдут. Коли так, значит, всего лучше
грехи сносить.
— Хорошо ты сказал, — признали мудрецы.
Тогда тот человек спросил:
— Кто владеет телом человека, всю его жизнь себе подчиняет?
— Владыки человеческого тела — вожделение и голод, — ответил Искандар, и все
воскликнули:
— Хорошо сказал!
Фируз-шах сказал:
— Искандар, ты тоже спроси о чем-нибудь этих мудрецов — они-то тебе три
вопроса задали!
— Надо к почтенным людям уважение блюсти, — отвечал Искандар. — Негоже
будет, если я спрошу что-нибудь, чего они не знают, и обнаружится их невежест-
во, — ведь обнажать изъяны людские нехорошо.

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 283
— Ну хоть словечко скажи! — настаивал царь.
— О царь, ты свой сон расскажи! — ответил Искандар.
Царь сказал:
— Видел я во сне, что Филкус, мой тесть, и Нахид, дочь его, ко мне пришли и
третьего привели. Я спросил: «Филкус, ты, знать, с дочкой повидаться приехал, а
это кто же, кого вы с собой привели? Почему ты не прогонишь его?» Филкус отве-
тил: «Я его гоню, да он не уходит, говорит, что пришел всем нам троим голову
снести». Я говорю: «Да разве я позволю, чтоб он мне голову снес?» А Филкус: «Коли
он мою голову срубит, назад приставит и все хорошо обойдется, ты уж дозволь ему».
Подошел к нему Филкус, и тот человек отсек ему голову от тулова и опять на пле-
чи посадил — приросла голова. Тогда он ко мне подошел, чтобы мою голову от-
сечь, — тут я проснулся, от сна очнулся. Что же мой сон означает?
— Тут все ясно! — говорит Искандар.
— Ну так объясни и мне, чтобы я знал.
Искандар сказал:
— О царь, обещай сохранить мне жизнь, тогда скажу.
— Жизнь твоя будет в безопасности, говори!
— Я хочу, чтоб ты клятву дал, — говорит Искандар.
Дал Фируз-шах клятву. Искандар говорит:
— Нет, ты мне дай высочайшую грамоту, а мудрецы пусть ее засвидетельству-
ют.
Фируз-шах своей рукой охранную грамоту написал, а мудрецы в подтвержде-
ние расписались. Искандар молвил:
— Знай и ведай, что тот человек, который отсек голову Филкусу и Нахид, забе-
рет у Филкуса царство, станет там править, а ты обратишься пред ним в бегство,
но он схватит тебя и убьет. Вот что сей сон означает.
Все сказали:
— Так оно и есть, но говорить это тебе не следовало, с падишахами так не раз-
говаривают, такие сны не толкуют, приводят только добрые предзнаменования,
чтобы по ним все выходило.
Царь молвил:
— Правильно, надо бы об этом учтиво говорить, но что теперь с ним делать?
Они все сказали:
— О государь, если желаешь этот сон от себя отвратить, прикажи Искандару шею
свернуть, тогда это предсказание на него перейдет, сон против него обратится.
Фируз-шах сказал:
— Я клятву дал, что ему вреда не сделаю и другим не позволю его обидеть, зло
ему причинить, этой клятве весь народ свидетель. Если я теперь его убью, не дай
Бог, воздаяние за лживую клятву на меня падет и этот сон для меня сбудется.
Мудрецы говорят:
— Если убить его не хочешь, то хотя бы вели палок ему всыпать, чтоб была ему
наука.
Приказал царь дыбу принести, установить ее там. Искандар сказал:
— О шах, не подвергай меня мучениям, не то раскаешься.
— Мне до тебя никакого дела нет и не будет, — ответил Фируз-шах и приказал
начинать наказание.

284 Книга вторая. Повесть об Искандаре
Нахид у своего оконца слезами залилась, кормилица тоже заплакала. Как на-
чал палач плетью стегать, Искандар закричал и кровью залился. Тут Нахид возо-
пила так, что ее крик слуха Фируз-шаха достиг. Тот молвил:
— Пойдите поглядите, кто это там вопит.
Один слуга говорит:
— О царь, это Нахид, она за тем оконцем сидит и кричит.
Фируз-шах сказал:
— Не бейте его больше, ведь у женщин сердце очень нежное! А я и не знал, что
Нахид здесь, кабы знал, никогда бы такого приказа не отдал.
Палач от Искандара отступился, и его с дыбы сняли, отослали в темницу, на ноги
оковы надели, тюремщику наказали стеречь его хорошенько: мол, берегись, ника-
кой промашки не допускай!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Отправили Искандара в темницу, а Фируз-шах послал Филкусу письмо: дес-
кать, прибыл к нам один малец и такое сказал, а мы его под стражу взяли. Что царь
Рума приказать изволит? Когда Филкус получил это письмо, он понял, что речь идет
об ученике Аристаталиса, который от него ушел и назвал себя Искандаром. Он в
ответ написал, что надобно этого мальца тотчас заковать и к нему прислать, так
как он его по всему миру разыскивает. Не сочти, мол, за беспокойство, пришли, мир
тебе! Приложил к письму печать и Фируз-шаху отправил.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Нахид от тоски по Искандару заболела и слегла, а та старая женщина каж-
дый день приходила, слезно молила: дескать, отдайте мне моего сына. Нахид по-
слала к старухе свою кормилицу:
— Ступай приведи ее ко мне, я у нее вызнаю, мой то сын или нет.
Кормилица тотчас пошла и привела старуху к Нахид. Нахид говорит:
— О, госпожа, мальчик, которого царь в темницу посадил, это твой сын?
— Да, мой, — подтвердила старуха.
— А кто ж его отец был? — спрашивает Нахид.
— А ты не доискивайся, история этого мальчика долгая, — говорит старуха.
— Расскажи! — велела Нахид.
Старуха сказала:
— Я его в шатре нашла у дверей кельи великого отшельника Аристаталиса-му-
дреца. — И она поведала Нахид всю историю про козу и козье молоко, про то, как
это молоко в шатре оставалось, про перстень и записку и про драгоценности. Вы-
слушала ее Нахид и принялась плакать, про себя приговаривая: «Кому я скажу, что
этот мальчик — мой сынок? А если и скажу — никто мне не поверит, а если царю
скажу — он подумает, что я в мальчика влюбилась и только повода ищу... Кабы была
жива моя матушка, я бы ей все поведала, ведь такие дела матери устраивают». Так
она себе говорила, тысячу слез проливала.
Старуха сказала:
— О почтенная, о чем ты плачешь?
— Ах, матушка, ведь это мой сынок, которого ты взрастила, а записку, и драго-
ценности, и перстень — все я положила.
— С ним один случай вышел у Филкуса, — говорит старуха.
— Какой случай?

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 285
— Филкус его со своей дочкой Мехрнуш застал. Уж и не знаю, что он с Мехрнуш
сделал, а парень убежал, со мной вместе сюда прибыл.
Нахид спросила:
— Что же нам теперь делать? Писать мне отцу письмо или нет?
Кормилица говорит:
— Филкус человек крутой, может статься, что он твоим словам веры не даст, его
сердце сейчас другим занято: ведь он свою дочь с мальчиком застал.
— Так что же ты советуешь? — опять спросила Нахид.
Кормилица сказала:
— А советую я прежде всего его из-под стражи освободить, а там решим, что
делать, дабы эта тайна не раскрылась.
— Да как же это сделать? — говорит Нахид.
— Позови к себе тюремщика, посули ему чего-нибудь, чтобы он тебе мальчика
отдал, а ты его спрячешь и будешь укрывать, пока что-нибудь не придумаем.
— Тюремщик не выдаст его, царя побоится, — возразила Нахид, а потом доба-
вила: — Найдите человека, я ему золота дам, чтобы он сына моего из тюрьмы вы-
крал, так чтобы никто не узнал.
— О Нахид, это ты хорошо придумала, — говорит кормилица.
Было у Нахид два черных слуги, она им приказала, чтобы они нашли челове-
ка, научили бы его и наставили, Искандара из тюрьмы вывели и в тайном месте
укрыли, а потом Нахид известили. Принесли Нахид покрывало женское и сапож-
ки, она их Искандару послала, чтобы он переоделся и к ней явился. Как взгляну-
ла Нахид на его лицо светлое да на родинку черную, вопль испустила, в объятия
его схватила, навзрыд заплакала и стала Дараба проклинать: дескать, он меня к
отцу отослал, больше знать не пожелал, когда тебя еще на свете не было. Посмо-
трел мальчик в лицо матери: мол, кто это, о чем она говорит? А потом и спра-
шивает:
— Кто ты есть, что такие речи ведешь?
Нахид говорит:
— Сыночек, ведь я твоя мама, а ты мой сын от Дараба ибн Ардашира. Он со мной
всего одну ночь провел, и ты от него на свет появился, а я никому сказать не по-
смела, отнесла тебя и в палатке возле дверей кельи Аристаталиса оставила. А эта
старая женщина тебя подобрала и растила до сего времени.
Как услыхал это Искандар, воскликнул:
— О матушка, зачем же ты со мной так поступила?! Ведь Господь, великий и
славный, тебе дитя дал, ты должна была сказать: мол, это мой ребенок от Дараба
ибн Ардашира, чтоб об этом всем людям известно было, тогда со мной теперь
такого не случилось бы. А теперь, что ты ни говори, тебе не поверят, только сомне-
ние и подозрения вызовешь.
— Да мне теперь все равно, — говорит мать, — раз ты из темницы выбрался, я что-
нибудь другое придумаю.
Когда мальчик и его мать встретились, мать забрала его к себе во дворец и ста-
руха тоже там с ними осталась.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Искандара выкрали из темницы, Фируз-шах про то узнал и тюремщи-
ку голову отрубил. В это самое время от Филкуса письмо пришло: мол, поскорей

286 Книга вторая. Повесть обИскандаре
пришли ко мне этого мальца, я его по всему свету разыскиваю. Фируз-шах из-за
этого очень расстроился и сказал себе: «Если бы я Филкусу ничего об этом деле не
сообщил, не пришлось бы мне теперь стыдиться. Один выход — Искандара отыс-
кать и к Филкусу отослать, тогда я уважение заслужу». Приказал он глашатаю по
всему городу кричать: «Кто к нам Искандара доставит, того богатство ожидает!»
После того как глашатай прошел по городу и всех о том известил, Фируз-шах
однажды зашел в покои Нахид. А Нахид рядом с собой усадила Искандара — на
голове у него чалма дорогая, на плечах — одежда шелковая, в расцвете четырна-
дцати лет красой словно полная луна сияет. Тут слуга вошел, объявил:
— О царица, царь пришел!
Нахид вскочила, хотела Искандара спрятать, да не успела — Фируз-шах уже до
середины дворца дошел. Нахид скорей одежду сбросила, голой осталась, вышла
ему навстречу и говорит:
— Ой, шах, не входи, а то я голая!
Фируз-шах назад повернул, а она тем временем оделась, Искандара в сундук
спрятала и голос подала:
— О шах, заходи!
Вошел Фируз-шах, Нахид навстречу ему побежала, лицо ему рукавом утерла.
Фируз-шах сел. А Нахид вся задрожала, лицом побелела. Фируз-шах спрашивает:
— Ты что так дрожишь?
— Я раздетая была, когда ты пришел, напугалась, — отвечает она.
— Ну, ведь не чужой пришел...
— Да разве чужой посмеет к моему дворцу приблизиться? — говорит Нахид.
Тут Фируз-шах сказал:
— О Нахид, ты, верно, не знаешь: Искандара из тюрьмы выкрали, а твой отец
его у меня требует... Что мне теперь делать?
Нахид спросила:
— А если бы ты его поймал, что сделал бы?
— Отослал бы твоему отцу, ведь он мне в письме написал: пришли, мол, его, а
я тебе премного благодарен буду. Уж не знаю, что этот малец сделал ему.
— Да кто он есть, этот Искандар, которого вы все разыскиваете? — спросила
Нахид.
— Красивый мальчик, на щеке родинка, словно черный ноготок. Он мне сон
растолковал, да то, что не положено, сказал.
— Каков сон, такое и толкование, — сказала Нахид, — а лживо толковать сны
нельзя, особенно перед падишахами.
— Так-то оно так, но надо говорить постепенно...
Нахид молвила:
— О царь, все мы смертны, каждому предстоит умереть, каждого сменит кто-
то другой — этот дворец много видал таких, как мы, много еще увидит.
— Да, это так, — отвечал Фируз-шах, — но разве тебе понравится, если тебе при
жизни смерть посулят?
Так они друг с другом разговаривали, когда Искандар три раза подряд чихнул.
Побледнела Нахид, задрожала всем телом, а Фируз-шах встал, к тому сундуку
подошел, Искандара там увидел и за руку его выволок, а сам ногой так ударил
Нахид, что все лицо ей разбил, бросил ее наземь и ударил по голове мечом, так что

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 287
отсек ей нос и волосы тоже отсек. Выволок он ее на середину дворца и занес меч,
чтобы голову с плеч ей срубить, тут Нахид завопила во всю мочь:
— О немилосердный, за что ты со мной так поступаешь, ведь это — мой сын!
— Ах ты, сквернавка! — говорит Фируз-шах. — Я во все четыре стороны света
людей разослал, чтобы его отыскать, а ты его тут скрывала, вино с ним попивала!
А сейчас, когда я пришел, ты с ним лежала, а мне сказала: «Не входи, я одеваюсь!» —
да его в сундук и спрятала, теперь же говоришь, что это твой сын?! Да если бы ты
порядочной была, Дараб ибн Ардашир не отослал бы тебя назад к отцу!
С этими словами он занес над ней меч, чтобы убить ее. Нахид воскликнула:
— О шах, не убивай меня, пока я тебе не скажу одно словечко, а после того
поступай как знаешь.
— Говори, — велел Фируз-шах.
Нахид сказала:
— Это — мой сын от Дараба ибн Ардашира. Ежели ты Дараба видал, погляди-
ка на этого отрока и увидишь, похож он на Дараба или нет. Я оставила этого ре-
бенка на пороге хижины мудреца Аристаталиса, а другая женщина его подобрала
и воспитала. А теперь он попал ко мне, это мой сын, а ты меня изувечил — отец мой
с тобой рассчитается, как ты того заслуживаешь.
— А что же ты до сей поры эту тайну скрывала? — говорит Фируз-шах. Нахид в
ответ:
— Нету у меня матери, чтобы ей тайну поверить...
Опустил царь меч и по голове Нахид ударил, она чувств лишилась. Фируз-шах
к Искандару оборотился. Искандар бросился бежать, а Фируз-шах за ним, чтобы
его поразить, как вдруг его в спину словно ветром толкнуло, да так, что он упал
ничком и остался лежать. Поглядел вслед Искандару и крикнул:
— Хватайте его!
Искандара схватили, руки ему связали и рядом с Нахид бросили. Фируз-шах
взошел на трон, сел, а меч свой слуге передал: мол, возьми и убей Искандара. Взял
слуга меч, подошел, чтобы поразить Искандара, руку занес, хотел голову ему от-
рубить, но меч от головы Искандара отскочил, вреда ему не причинил. Фируз-шах
говорит:
— Оттащите Искандара в какую-нибудь каморку и дверь за ним заприте, а На-
хид в другую каморку поместите, а если она умрет, отнесите ее в усыпальницу, да
так, чтоб об этом никто не узнал!
С этими словами Фируз-шах удалился, а невольницы поместили Нахид в горни-
це, тотчас все ее раны перевязали, снадобьями ее растерли, кормилица у изголовья
ее села и давай плакать. Нахид с одра болезни голову подняла и спрашивает:
— Где мой сынок?
Ей сказали, что в какой-то каморке. Нахид опять спросила:
— Вреда ему не причинили?
— Несколько раз пробовали его мечом ударить, — сказали ей, — да его меч не
берет.
Тогда Нахид к слугам своим за советом обратилась: дескать, что мне теперь
делать? Слуги говорят:
— Царь сказал: мол, ежели с ней что случится, отнесите ее в гробницу, чтоб никто
об этом не знал и до отца ее не дошло.

288 Книга вторая. Повесть об Искандаре
— Если вы меня отсюда живой вынесете и к отцу моему доставите, — говорит
Нахид, — мой отец вас богато наградит, милостями осыплет, только бы мне жизнь
спасти.
— Значит, надо тебе мертвой притвориться, тогда мы тебя на носилки погребаль-
ные положим и в усыпальницу отнесем, а потом придумаем, как убежать, — сказа-
ли слуги.
Нахид велела принести носилки и положить ее туда, а в полночь приказала им
шум поднять, невольницам — платья на себе порвать, покрывала с головы скинуть,
а Фируз-шаху доложить, что Нахид-де скончалась. Раскаялся Фируз-шах, что он так
с ней поступил, пришел к погребальным носилкам и навзрыд заплакал. Когда Нахид
доставили в гробницу, пять невольниц и рабов остались там.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Фируз-шах отослал Нахид в гробницу, он велел одному слуге:
— Ступай отведи Искандара на берег моря, привяжи ему к ногам камень и брось
в воду, чтоб его рыбы сожрали, — и никто об этом не узнает.
На следующий день тот забрал Искандара, чтобы отвести на берег морской, но
только они вышли из дворца, слуга догадался о выдумке Нахид, привел Исканда-
ра в гробницу и сказал:
— Я привел Искандара — ведь я понял, что Нахид жива.
Обрадовались слуги Нахид, вытащили Нахид из погребальных носилок и гово-
рят:
— Мы твоего сына сюда доставили!
Нахид радость охватила, возблагодарила она Господа, великого и славного, и
воскликнула:
— Пойдемте отсюда, пока царь ничего не узнал!
Слуги привели лошадей, взяли с собой сколько нужно еды, посадили мать и сына
в крытый паланкин и увели с собой пять слуг и десять невольниц, кормилицу На-
хид и ту старую женщину, которая Искандара вырастила. Направились они в сто-
рону Рума и ехали, пока не достигли города Филкуса. Филкус отлучился на охоту,
а они все прибыли к нему во дворец. Нахид Искандара возле себя посадила, и люди,
которые видали его раньше, узнали Искандара и стали между собой говорить: это,
мол, не кто иной, как ученик мудреца Аристаталиса, которого разыскивает Фил-
кус, но Нахид никто не посмел и слова сказать. Тот же час послали они человека
к Филкусу: дескать, того, кого ты ищешь, Нахид с собой привезла и подле себя на
тахт усадила. Когда тот всадник прискакал и все Филкусу рассказал, шах забеспо-
коился и молвил:
— Да точно ли это Нахид?
Всадник ответил:
— О государь, во дворце так говорят; пусть, мол, государь на трон свой возвра-
тится и сам поглядит, она это или нет.
Филкус оставил охоту и возвратился в город, направился в свой дворец. Сооб-
щили о том Нахид, она встала, Искандара за руку взяла и навстречу Филкусу по-
шла, стала пред ним плакать и рыдать, слезы проливать. Увидел Филкус Нахид с
теми отметинами, от которых враз пропала красота да осталась срамота — ведь вся
краса человеческая — в носе, и про себя говорит: «Может, Фируз-шах эту мою доч-
ку с мальцом этим застал и из-за этого отослал ее ко мне с такими отметинами?»

Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 289
Так и оцепенел Филкус, а потом в себя пришел, на трон взошел и на Нахид взор
устремил, а трое его сыновей и четверо дочерей тоже глаз с нее не спускали. На-
хид же, держа Искандара за руку, стояла перед отцовским троном и рыдала. Фил-
кус к ней обратился:
— Что случилось, почему ты воротилась в таком состоянии? И кто этот мальчик
с тобой? Я его по всему свету разыскиваю! Отвечай, что он подле тебя делает и кто
с тобой такое сотворил?
Нахид сказала:
— О отец, этот мальчик — мой сын от Дараба ибн Ардашира, ведь, когда я вер-
нулась к тебе от Дараба, я была беременна, из страха перед тобой сказать побоя-
лась. Открылась я матери, а она в ответ: берегись, никому об этом деле не прого-
ворись, а то люди услышат, отцу донесут. Когда пришло мне время рожать, я про-
извела на свет этого сына, положила его в шатер возле кельи мудреца Аристата-
лиса, одна старая женщина его подобрала и козьим молоком выкормила. А я его
увидала у Фируз-шаха, по примете узнала, которая у него на лице, и стала его пря-
тать. Фируз-шах догадался, что я его в сундук посадила... — И она рассказала ему
всю историю от начала и до конца, а потом попросила: — Взыщи с Фируз-шаха за
обиду, вот как жестоко он со мной обошелся!
Посмотрел Филкус на Искандара, и вложил Господь, великий и славный, ему в
сердце любовь и милосердие, он повернулся к Нахид и молвил:
— Эх, дочка, что же ты сразу мне не рассказала? Тогда бы не пришлось тебе
через четырнадцать лет такие тяготы испытать да мне расстройство причинять!
Нахид отвечала:
— Ах, отец, пока я сынка не видала, ничуть о нем не тосковала, а как на него
поглядела — не стерпела, молоко у меня из грудей так и побежало.
— Известно мне, дочка, — сказал Филкус, — что мудрец Аристаталис этого от-
рока воспитывал, наукам его обучал.
Нахид послала за старухой, чтобы та рассказала Филкусу всю историю. Филкус
спросил:
— Какое имя ты ему положила?
— Искандар, — ответила та.
Тогда Филкус оборотился к Искандару, взял его за руку, привлек к себе, поце-
ловал в глаза и молвил:
— О сынок, давно я тебя не видал, а как увидел, кровь во мне закипела.
Искандар сказал:
— От тети материнским духом веет, для нее племянник — что сын, вот она и
подошла ко мне, обняла. А ты в ту ночь зашел — я и побежал, а что с Мехрнуш
случилось, я не знаю.
— Увы, убил я свою дочь! — говорит Филкус. — Я тебя искал, а ты убежал... А
теперь одна моя дочь убита, другая — изувечена.
— О шах, таков приговор Господа, великого и славного, — молвил Искандар.
— Жаль, что нет здесь Аристаталиса, — говорит Филкус, — он бы людям обо всем
рассказал, чтобы воинство мое узнало.
— Аристаталис из Греции вернулся, — возразил Искандар, — он в своей келье.
Обрадовался Филкус и послал за Аристаталисом, тот пришел и поведал ему всю
историю, и Филкус убедился, что Искандар — его потомок.
К) Дара()-наме

Глава пятнадцатая
ЦАРСТВОВАНИЕ ИСКАНДАРА
На следующий день после того Филкус приказал, чтобы царский трон всячес-
ки украсили, потом он усадил на трон Искандара и молвил:
— О благородные мужи, всяк, кто меня любит, пусть слушается Искандара и
исполняет его приказы, обращается за советом к Аристаталису.
Аристаталис произнес речь, а Филкус еще сказал:
— О люди, знайте, что это мой потомок и я назначаю его своим законным пре-
емником как названого сына, а вслед за мной и вы провозгласите его шахом!
Все провозгласили Искандара шахом, и он воссел на царство. После того он
обратился к Филкусу с такими словами:
— Дай мне войско, я пойду и востребую с Фируз-шаха воздаяние за мою мать!
— Ладно, — ответил Филкус. Он приказал отворить двери казны, пожаловал
воинству множество добра и снарядил войско в полном боевом вооружении — две-
сти тысяч человек в том войске насчитывалось.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. У Филкуса было три сына: один от невольницы и двое от благородной госпо-
жи. Когда их отец передал шахский трон Искандару, эти трое сошлись и стали
советоваться: что же им делать? Один сказал:
— Я нынче ночью пойду и убью отца!
Другой сказал:
— Этой ночью пойду и убью Нахид!
А третий сказал:
— Пойду и убью Искандара.
Так они порешили и затаили в сердце мысль об убийстве. Когда наступила ночь,
один из них с ножом, сверкающим, словно капля воды, подкрался к изголовью
Филкуса. И в этот самый час приснился Филкусу сон: видит он, будто явился пред
ним пьяный яростью слон, из хобота у него огонь пышет, и вознамерился тот слон
жизни его лишить, а Филкус побежал прочь, да не успел убежать — земля его по-
глотила. Тут он от страха проснулся и закричал во весь голос. А тот сын вонзил нож
ему в живот, так что клинок из спины наружу вышел, упал Филкус и с жизнью
расстался, и никто об этом ничего не узнал. А два других брата отправились уби-
вать Искандара и Нахид. Рассказывают, что Искандар спал с матерью в одном
покое. Приснилось ему, что тот же разъяренный слон покушается на его жизнь.
Проснулся Искандар, мать разбудил и сказал:
— Вставай, Филкуса убили! Скорей прячься, а то я вот какой сон видал.
Искандар вдвоем с матерью из покоя вышел, чтобы спрятаться, да на полдоро-
ге с недругами своими повстречался. Те закричали:

Глава пятнадцатая. Царствование Искандара 291
— Кто вы такие?
— Я Нахид, — говорит мать.
Один из них к ней подбежал, мечом по голове ударил — только и вскрикнула
Нахид: «Убили меня!» Упала Нахид, а Искандар убежал, в поварню какую-то за-
вернул да в одной из печей и спрятался. Три брата бросились Искандара искать,
но не нашли.
На другой день подобрали они Нахид и отца своего, в царские покои отнесли,
созвали дружину и объявили:
— Мы Филкуса и Нахид убили, тех, кто от нас отступится, тоже убьем! А Фил-
кус сам с нами дурно поступил, другому царство отдал. Теперь мы Искандара
разыскиваем, чтобы его прикончить.
Некоторым в дружине такие дела по душе пришлись, другим — нет. Мобеды и
военачальники поднялись, такие речи повели: дескать, мы тогда за вами власть
признаем, коли вы нам богатство и злато дадите. Тут все три брата поскорей веле-
ли двери казны распахнуть и дружину золотом наделить. Тогда и дружина их власть
признала.
А Искандар все сидел в той печи, ночью же оттуда вылез, поел того, что в по-
варне нашел, и опять в той же печи схоронился.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Просидели эти три брата день на троне, а когда ночь пришла, охватила их
разум жажда власти, так что стали они один другому противниками. И вот те два
брата, что были от одной матери, сказали друг другу: пойдем и убьем того брата,
который от невольницы, тогда царство нам двоим достанется. Поднялись они, раз-
дали оружие пятидесяти воинам и отправились старшего брата, сына невольницы,
убивать. А старший братец тоже единовластия возжелал, хотел пойти и тех двух
братьев извести. И он также собрал пятьдесят вооруженных воинов и отправился
к ним — разумеется, они на полпути встретились. Те двое говорят:
— О братец, куда же ты? Ведь мы к тебе собрались, хотели часок вместе побыть.
Уселись они все втроем, как вдруг один из тех двоих вскочил и в старшего брата
кинжал вонзил, прямо в грудь, так что лезвие из спины вышло. Так они его убили
и во дворце бросили. А на следующий день оба брата пошли, сели на трон, призвали
дружину и всем о том сообщили. Открыли они казну и в тот день раздали много
золота, ублаготворили дружину и так заявили:
— Мы потому его убили, что нам власть больше подходит.
Когда тот день кончился и наступила ночь, остались братья одни, и тотчас млад-
ший из них вскочил, людей снарядил, из дому вышел и отправился в покои стар-
шего брата. Старший своих людей вооружил, принесли вина, и, прежде чем стар-
ший брат успел что-либо сделать, младший подал знак своим людям, схватили
старшего брата и прикончили на месте. На другой день младший брат взошел на
трон, созвал войско, показал на убитого брата, рассказал, что случилось, и пожа-
ловал войску дары. Дружина осталась весьма довольна, и он спокойно воссел на
царство. Прошло после того четыре дня, а Искандар все хоронился в той печи, на
пятый день шах созвал дружину и объявил:
— Всякого, кто против меня, я на части разрублю!
— Да нету никого, кто бы против тебя шел и на царство покушался, — говорят
ему.

292 Книга вторая. Повесть об Искандаре
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Был там один царедворец, хаджиб Филкуса. Филкус когда-то возжелал его
дочь, и она втайне родила ему сына. Мать ребенка скончалась, а дитя малое оста-
лось. Хаджиб и говорит себе: «Не дай Бог, кесарь однажды этого ребенка убьет, да
и меня не пощадит!» Хаджиб был человек богатый, он поспешно собрался, явился
к кесарю и сказал:
— Соизволь, о шах, приходи завтра ко мне в гости, ведь твой отец меня любил!
— Ладно, — говорит сын Филкуса.
На следующий день собрался он и отправился в дом того хаджиба, а хаджиб
спрятал в доме вооруженных людей, когда сын Филкуса вошел, те люди повыско-
чили и его в куски изрубили. Хаджиб посадил своего внука на трон и дружине
сообщил: я так поступил, а ваше дело теперь золото загребать. С этими словами
открыл он казну и дал войску столько злата, что они ублаготворились, а внук его
стал шахом.
Искандар же семь дней просидел в той печи, и никто его не видал, пока однаж-
ды ночью не зашел кто-то на кухню, поплакал там тихонько, а потом вышел. Ис-
кандар оставался в печи, когда тот же человек пришел снова и с ним еще двое. Одна
из них была кормилица Нахид, а две другие — ее сестры. Долго они все втроем
плакали, а потом кормилица к тем девушкам обратилась и так сказала:
— Не плачьте, чему быть, того не миновать: роду Филкуса конец пришел. По
мужской линии никого не осталось, вот хаджиб и посадил на трон своего внука, а
ведь тот еще мал, и хоть он и родич ваш, но трон ему не положен. Эх, кабы знала
я, где Искандар, сын Нахид, обретается, мы бы его призвали, трон у внука хаджи-
ба отобрали бы.
Искандар узнал голос кормилицы своей матери, голову из печки высунул и
сказал:
— Вот он я, Искандар!
Услыхали они голос Искандара, удивились, стали направо и налево оборачивать-
ся. Тут Искандар вылез и спросил:
— О чем вы плачете?
Кормилица при виде Искандара завопила было, но он ее остановил:
— Тише, не шуми! Поскорей выведите меня отсюда и спрячьте.
Они тотчас Искандара увели оттуда, спрятали в другом дворце. Половина ночи
прошла, тут голоса раздались: мол, внук хаджиба с крыши свалился, насмерть
разбился. А дело было так: хаджиб сам этот слух пустил, чтобы поглядеть, будет
кто-нибудь возражать или нет? Когда эта весть распространилась и никто ничего
не возразил, хаджиб отвел своего семилетнего внука в один дом, обвязал ему гор-
ло веревкой и в колодец его сбросил, а потом вытащил, на носилки погребальные
уложил и в гробницу отослал.
Привел своего сына, посадил его на трон, а войску богатство и злато пожаловал,
таким путем сына на царство поставил, тех же людей, кто против этого был, от мала
до велика истребил.
Вот так дела и устроились. У Филкуса было еще две дочери — Азадсарв и Тадж-
мехр; Азадсарв постарше была, а Таджмехр — помладше. Азадсарв, Нахид и
Мехрнуш были от одной матери, а Таджмехр — от другой, от невольницы. Когда
сын хаджиба стал падишахом, его стали называть «царь Рума». После тех событий

Глава пятнадцатая. Царствование Искандара 293
прошло три месяца, и царю Рума взбрело в голову жениться на дочери Филкуса,
дабы закрепить за собой государство. Сказал он о том своему отцу, а отец ему в
ответ:
— Вот и хорошо, какую из них ты желаешь?
— Хочу Азадсарв, — говорит тот.
Отец его тот же час пошел, собрал всех вельмож и сообщил им об этом. Все
сказали: «Это дело хорошее». Хаджиб пошел к себе и послал мать царя Рума,
которую звали Малекосун, и ее сестер во дворец Филкуса — сватать Азадсарв.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Пришла Малекосун, а Азадсарв в это время с сестрой и кормилицей сидела.
Малекосун и сестры почтительно поклонились. Азадсарв говорит:
— Что вам?
Опять поклонилась Малекосун и начала:
— Царица, нынче весь род Филкуса погиб, и у вас женихов нету, вы в небреже-
нии сидите, сын же мой теперь падишахом стал, вот я и хочу, чтобы падишахское
достоинство в этом доме осталось. Меня отец его вам служить отправил, изволил
сказать: передай, я им вместо отца буду, пусть только царица благоразумно рассу-
дит и возьмет моего сына себе в рабы — сын станет ей верным слугой, а царица, коли
пойдет замуж за моего сына, будет кипарисом государя. Ежели ты согласна, цар-
ство останется в той же семье, а ежели нет — не будет бедняге здесь удачи!
Когда Азадсарв услышала это, пролила она слезы из глаз и молвила:
— Видано ли что-нибудь горше этого, чтобы потомкам Афридуна с рабом, за
грош купленным, жизнь коротать? Но ведь коли счастье от нас отвернулось, нам
много такого испытать придется.
Заплакала Азадсарв, и кормилица Нахид тоже заплакала. А Малекосун ей го-
ворит:
— О царица, от этого толку не будет, ежели ты не подчинишься, тебя убьют.
— Ладно, Малекосун, — сказала Азадсарв, — но мы еще сегодня промеж себя
посоветуемся.
Вернулась Малекосун к себе и рассказала, какой ответ ей дали. Хаджиб гово-
рит:
— Раз она моему сыну отказывает, я велю ее убить!
Но жена его остановила:
— Потерпи сегодняшний день, а завтра посмотрим, что она решит.
— Ладно, — согласился хаджиб.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. В тот же час, как Малекосун с сестрами своими удалилась, Азадсарв с сест-
рой и кормилица встали, поспешили к Искандару и сказали:
— Вот что с нами приключилось: раб, за гроши купленный, царскую дочь воз-
желал!
— А ты что ответила? — спрашивает Искандар.
— На завтра отложила ответ.
Искандар спрашивает:
— А сколько в этом дворце слуг и сколько невольниц?
— Пятнадцать рабов и сорок невольниц, — ответила Азадсарв.
— Позовите этих слуг! — велел Искандар.

294 Книга вторая. Повесть об Искандаре
Когда собрались слуги и встали перед Искандаром, он сказал:
— Знайте и ведайте, что мать моя — дочь Филкуса и происхожу я от Дараба ибн
Ардашира, а Дараб ибн Дараб — мой брат. Филкус сделал меня своим законным
наследником, но братья меня от трона отстранили да и сами его не сохранили, и
оказалось государство во власти постороннего человека. Теперь же пришли сватать
дочь вашего падишаха за того, кого на гроши купили. Если вы с этим согласны, то и
я спорить не буду, а если нет, то присягните мне и поддержите меня, тогда я восста-
ну, отправлюсь в Иран, приведу оттуда Дараба с войском и отберу у чужаков трон.
Если же вы не поможете мне, уйду я отсюда, пойду по миру бродить, учителя своего
искать, с ним вместе стану скитаться, только бы от этого позора избавиться.
Все эти слуги сказали:
— Мы за тебя стоим, исполним все, что ты ни прикажешь!
И все они присягнули ему.
На другой день Искандар сказал Азадсарв:
— О сестра, я тебе вот что советую: завтра, когда Малекосун придет, ты ее уго-
сти и скажи: так, мол, и так, я согласна, выйду за твоего сына. Она уйдет и пере-
даст эти слова сыну. Тот сюда явится, а мы его убьем. Еще день пройдет, мы его
отца сюда пригласим — и тоже убьем. А потом я отсюда выйду и на трон сяду.
— Ладно придумано, — одобрили Азадсарв и все слуги.
На следующий день пришла Малекосун, множество невольниц привела, подарки
принесла, платья богатые, сватовство начала.
Азадсарв ее приветила и молвила:
— Я согласна.
Очень обрадовалась Малекосун этим словам, поскорей воротилась домой и
своему сыну весть сообщила. Царь Рума созвал всех вельмож и передал им ответ
Азадсарв. Поцеловали сановники землю перед троном и сказали:
— Благое решение ты принял: коли Азадсарв твоей женой станет, государство
за тобой останется.
Приказал царь Рума золота принести, раздал, как положено, золото на бабьи
повязки. Когда вечер наступил, Малекосун, а с ней четыре сотни прекрасных не-
вольниц, которые несли подносы с золотом, мускусом, амброй и камфарой, при-
была к Азадсарв, а следом за ней еще четыреста невольниц шли, кипы платьев
несли, и знатные женщины с подарками разными выступали.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Привели этих невольниц к Азадсарв, они поклонились, дарами ее осыпали и
молвили:
— Царица должна разрешение дать царю Рума ее навестить.
Азадсарв ответила:
— Пусть приходит, он в свой дом придет!
Они все обрадовались, поспешили к царю Рума и объявили ему:
— Царица разрешение дала, тебе надобно сегодня к ней идти.
Царь Рума превеликую радость изъявил и молвил:
— Хорошо.
Был там один мудрец, по имени Шамун, оборотился к нему царь Рума и сказал:
— О мудрец, прежде чем я отправлюсь к невесте, направь-ка астролябию на
солнце, спроси у высоких звезд, что меня там ожидает.

Глава пятнадцатая. Царствование Искандара 295
Пошел мудрец, направил астролябию на солнце, поглядел, потом явился к царю
и возгласил:
— О царь, неблагоразумно тебе идти в дом Азадсарв, так как я предвижу семей-
ные неприятности, а счастье твое — в твоем собственном доме.
— Так я и сделаю, — решил царь Рума, он пошел к матери и сказал: — Надобно
тебе опять сходить к Азадсарв и передать ей: мол, уж потрудись, соберись и ко мне
явись — мы здесь несколько дней пробудем, а потом к тебе отправимся.
Малекосун пошла и сказала Азадсарв: дескать, надлежит тебе к нам прийти.
— А почему? — спрашивает Азадсарв.
— Да потому, что так звездочет говорит!
— Ну ладно, завтра приду, — пообещала Азадсарв. Потом личико скривила,
недовольно молвила: — Кабы он сюда пришел, гораздо лучше было бы, ведь здесь
просторнее!
— А звездочет так говорит! — возразила Малекосун. Ушла она и говорит сыну: —
Азадсарв сказала, что у них просторнее, лучше будет, ежели царь Рума к ним
придет.
Царь Рума подумал: «Наверняка у них в женских покоях что-то припрятано,
коли она сюда идти не желает!» Снова стал он звездочета пытать: дескать, что будет,
если я туда пойду? Мудрец сказал:
— В том дворце твоя звезда закатится. Позови лучше невесту к себе.
Кликнул царь Рума мать и наказал ей:
— Скажи ей, чтоб сегодня же ко мне явилась, я туда не пойду!
Пошла мать, передала это Азадсарв. Та говорит:
— Ладно, когда вечер наступит, я со своими невольницами приду.
Мать пришла, добрую весть сыну принесла.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда мать царя Рума удалилась, Азадсарв встала и пошла к Искандару, все
ему поведала и так сказала:
— Звездочет отсоветовал царю Рума приходить.
Искан дар сказал:
— Я спрячусь среди невольниц и вместе с тобой пройду к нему во дворец.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Взял Искандар блестящий, словно капля воды, нож, оделся в платье неволь-
ницы, а на голову покрывало накинул. Слуги тоже все к поясу ножи прицепили.
Азадсарв Искандару говорит:
— А теперь что ты сделаешь?
— Знай и ведай, — отвечает он, — я пойду с тобой, что бы ни случилось, слушай-
ся меня. Когда придет время вам остаться наедине и все выйдут, ты только скажи:
«Эй, служанка, подай воды!» — и я подбегу, царя Рума разок в живот ножом уда-
рю, тут рабы подойдут, тоже по разу ударят, и мы его так прикончим, что никто и
не узнает. А потом я тебе скажу, что дальше делать.
— Ладно, — согласилась Азадсарв.
Договорились они так и отправились. Искандар в толпу невольниц замешался,
подле Азадсарв держался, а сорок невольниц их обступили, слуги дубинки на пле-
чо положили, другие прислужники свечами и светильниками путь освещать взялись.
Когда они прибыли ко дворцу царя Рума, сестры Малекосун и жены сановников

296 Книга вторая. Повесть об Искандаре
вышли им навстречу, ввели их внутрь. Азадсарв в покои внутренние вступила, а
других никого туда не пустили1. Стали все веселиться, так миновала первая часть
ночи*. Тут Малекосун вошла, к Азадсарв подошла:
— О царица, тебе пора подниматься да в брачный покой отправляться, чтобы
брачное ложе собой украсить да матушку порадовать своей царственной красой2.
— Вот уж этого мне нисколечко не надобно, — ответила ей Азадсарв, — вы луч-
ше сами собой любуйтесь, а царя Рума ко мне пришлите.
Поклонилась Малекосун, пошла к сыну и сказала:
— Поднимайся, ступай к Азадсарв, она тебя требует.
Встал царь Рума и с десятью слугами отправился к дверям той горницы, где
сидела Азадсарв. Сначала он спросил:
— Можно ли мне войти?
— Входи, — ответила она.
Он правой ногой через порог ступил3, упал и лицо себе в кровь разбил — неда-
ром говорят: «Каждый человек должен свой предел понимать!»
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда царь Рума вошел в горницу, Азадсарв лицо в сторону отвернула, а царь
возле нее сел, некоторое время так просидел. Мать царя Рума тоже вошла, потом
опять вышла — приказала, чтобы поднос с едой подавали, и жених с невестой вме-
сте поели. Искандар около Азадсарв сидел. Царь Рума протянул было руку к Азад-
сарв, а она отвернулась и говорит:
— Служанка, подай-ка воды!
Искандар подошел и вонзил в грудь царя Рума кинжал, так что клинок со спи-
ны наружу вышел. Охнул царь Рума, тут слуги подошли, еще несколько ударов ему
нанесли — царь Рума с жизнью расстался. Его в сторонке уложили, лицо ему при-
крыли, а Азадсарв села у его изголовья, слуг же у дверей горницы поставили. Че-
рез некоторое время появилась Малекосун, за ней шла невольница, несла на голо-
ве поднос с угощением. Подошла Малекосун к дверям, передала поднос слуге и
сказала невольнице:
— Ты теперь ступай, мать царя Рума4 сама перед ними поднос поставит.
Внесла она поднос в горницу и спрашивает:
— Что это с моим сыном случилось, почему он так быстро заснул?
— Ему на меня смотреть надоело, вот он и лег спать, — ответила Азадсарв.
Мать говорит:
— Быть того не может, чтобы ты так скоро ему надоела!
Подошла она к изголовью сына, над ним низко наклонилась и сказала:
— Вставай, спать не время!
Не успела еще договорить, как один из тех слуг подскочил и ударил ее ножом
в спину, так что кончик ножа из груди показался, — и ее тоже убили, в уголок по-
ложили. После того как разделались с ними обоими, Искандар сказал Азадсарв:
— Пошли кого-нибудь за отцом царя Рума: мол, Азадсарв тебя к себе просит.
Слуга пошел, позвал хаджиба, тот поднялся, чтобы идти. До дверей горницы
дошел, тут к нему один человек приблизился и что-то на ухо ему шепнул. Хаджиб
тотчас повернулся, вернулся к себе и приказал, чтобы свадебное веселье прекра-
тили. Все, кто там был, прямо остолбенели от удивления: что это хаджиб от ворот
поворот сделал?

Глава пятнадцатая. Царствование Искандара 297
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Там среди слуг был один, который хаджибу служил, этот слуга узнал, в чем
дело, и хаджиба предупредил: дескать, царя Рума и мать его убили и Искандар
среди них. Вернулся хаджиб к себе, оружие надел и скорей побежал к дверям той
горницы, крикнул:
— Скажите царю Рума, что его отец у дверей стоит, ему выйти велит.
Азадсарв поднялась, вышла наружу и молвила:
— О почтенный, отчего ты не заходишь? Ведь я тебя очень жду.
Вошел хаджиб внутрь и спрашивает:
— Где мой сын?
— Спит он, — отвечает Азадсарв, — знать, много вина выпил.
Стал хаджиб оглядываться, хотел Искандара увидать. А Искандар среди неволь-
ниц спрятался и покрывало на лицо опустил. Не найдя Искандара, хаджиб с доса-
ды вытащил кинжал, ударил Азадсарв, так что она наземь упала. Слуги подбежа-
ли, хаджиба схватили, в куски изрубили, а Искандар оттуда выскочил, ноги унес
и исчез. Той ночью все друг друга поубивали, бились, пока день не наступил. Ста-
ло о том известно войску, все оружие надели, во дворец поспешили, дворцовые
двери открыли и всех невольниц и слуг Азадсарв перебили. Потом положили Азад-
сарв в одном углу, а царя Рума и его мать — в другом. Стала дружина доискивать-
ся, что случилось, тогда люди царя Рума к ним вышли и рассказали, что вчера было.
Дружинники спросили:
— Где же теперь Искандар? Самое время ему на трон сесть, ведь все погибли, а
он — законный наследник, те же, кто его сверг, все убиты.
— Мы Искандара не видели, — отвечают царевы люди, — он среди них был, ничем
от других не отличался, а потом пропал куда-то.
Сколько дружина ни искала Искандара, так его и не нашли.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Искандар той ночью убежал от них, он направился к келье Аристата-
лиса и остановился у дверей, ждал, пока учитель от служения Господу освободит-
ся. Тот вышел, поклонился ему Искандар, а Аристаталис спросил:
— Ну, как жизнь твоя идет?
Искандар сказал:
— О мудрец, у меня вот что получилось с дружиной Филкуса, и я уж три меся-
ца, как скрываюсь.
— Мне обо всех все известно и о тебе тоже, — сказал Аристаталис. — Если бы я
в тот день сказал Филкусу, что не время еще тебе на трон садиться, он меня не
послушал бы, потому что Господь, великий и славный, так распорядился, чтобы
кровь пролилась и от твоих врагов никого не осталось, а ты — царевич. Я Божье
веленье исполнил, и мне ведомо, что с тобой случилось. А теперь возвращайся туда
и воссядь на трон, дабы от края и до края земли все тебе подчинились.
Искандар сказал:
— О мудрец, я один туда не пойду, пойдем со мной!
— Не ходи, оставайся здесь, — согласился Аристаталис, — они сами за тобой
явятся, отведут и на царский трон посадят.
Сорок дней оставался Искандар в келье Аристаталиса, а на сороковой день
приснился ему сон, будто Всевышний послал ему такой рост, что он упирается

298 Книга вторая. Повесть об Искандаре
ногами в спину Рыбы*, а головой достает до свода небес, одна его рука дотянулась
до востока, а другая — до запада, потом будто протянул он руки, взял в одну руку
солнце, в другую — луну, друг к другу приблизил и потер одно светило о другое, а
затем отпустил — и одно пошло на восток, а другое — на запад. Тогда отделилась
от неба капля, светлее солнца, прозрачная, как хрусталь, а величиной с яйцо кури-
ное, Искандар рот открыл, чтобы каплю ту поймать и выпить, но тут вылетели с
востока и с запада по птице, и Искандар от ужаса проснулся, вскочил и заголосил.
Аристаталис молвил:
— Искандар, пришло время твоего царствования — завтра приедут тебя на цар-
ство звать и увезут. Я нынче ночью сон такой видел, и ты тоже сон видел, о том,
что ты весь мир пройдешь.
— О учитель, ведь это я видел сон, откуда же тебе о нем известно? — спросил
Искандар.
— Ты вот какой сон видел, — отвечал Аристаталис, — и означает он, что пред-
стоит тебе по свету бродить. Живую воду искать. Увидишь ты эту воду, да только
испить ее другому доведется, не тебе, зато весь мир тебе покорится.
Подивился Искандар таким речам и сказал:
— О учитель, как это ты отгадал нерассказанный сон и истолковал его?
— Да ведь истолковать сон, когда человек придет и расскажет его тебе, очень
легко, — заметил Аристаталис. — Искусство в том и состоит, что я один сон видал,
а ты — другой, я свой сон тебе истолковал, а сбудутся они оба.
— А меня ты этому не обучал, — говорит Искандар.
— О Искандар, я сто двадцать лет Эфлатуну служил, чтобы эту науку у него
перенять, а ты думал за короткое время ее изучить?
Так они беседовали, когда подошли к дверям хижины люди Филкуса и по-
звали:
— О мудрец нашего времени, у тебя Искандар или нет? Ежели у тебя, скажи,
пусть выходит, мы его падишахом сделаем.
Взял Аристаталис Искандара за руку и вышел наружу, обратился к тем людям
с такими словами:
— О благородные мужи, обходитесь с этим человеком по-хорошему, ему пред-
стоит на свете жить, и весь мир в нем нуждается, ибо Иран и Туран оба ему отой-
дут. И тот, кто пойдет за ним и будет ему служить, доволен останется. Этот воин
дважды вокруг мира обойдет, бойтесь же против него выступать!
Когда Аристаталис речи свои завершил, люди его восхвалили, забрали у него
Искандара, отвезли в город и на трон шахский посадили и на троне его приветст-
вовали. Казначей пришел и положил пред ним ключ от старинной сокровищницы.
Искандар приказал, чтобы мать, деда и других родичей в гробницу отнесли, чтоб
гробницу разубрали как следует и назначили туда сидельцев-смотрителей. А еще
разослал он по всему Руму письма, чтобы все люди приходили и заново ему при-
сягу приносили. И вот от края до края Рума, который десять тысяч фарсангов в
длину и шесть тысяч фарсангов в ширину, в котором тысяча двести благоустроен-
ных городов да тысячи две укрепленных крепостей, все ему покорились, и стало
на свете спокойно жить, смута улеглась. Начал Искандар царствовать, и стали козы
и косули вместе с барсами пастись, ловчий сокол с куропаткою рядом летать, волк
с овцой дружно на водопой ходить — все твари стали друг с другом ладить, мечи

Глава пятнадцатая. Царствование Искандара 299
вложили в ножны, копья убрали, стали петь-веселиться, за такими занятиями вре-
мя проводить.
Но однажды ночью уснул Искандар, мечты суетные оставил, и увидал он во сне
мать свою и деда Филкуса, которые будто бы пришли к нему и сказали: «Ах, сы-
нок, что же ты враз к нам спиной оборотился, нас позабыл? Отчего не пойдешь,
Фируз-шаха не найдешь — ведь он твою мать из-за тебя изувечил, а ты о нем и
думать забыл! Ступай и отомсти ему за свою мать: тот сын хорош, который за своих
родителей отплатить сумеет. Ты теперь поднимись, войско собери да накажи Фи-
руз-шаха». Искандар выслушал эти слова, к матери обернулся и спросил: «А от
Фируз-шаха у тебя детей не было?» — «Было у меня дитя, сынок, — отвечала мать, —
когда я тебя в сундук спрятала, я это дитя во чреве носила, да Фируз-шах меня так
ударил, что плод тот погиб. Ты уж за все за это отомсти Фируз-шаху!»
Проснулся Искандар, сел и заплакал. А на другой день взошел он на шахский
трон, обратился к дружине своей и молвил:
— Некоторое время всему миру отдых был, но вот вчера приснился мне сон, и
матушка моя меня вразумила, и дед мой Филкус мне тоже сказал, чтобы я пошел
и рассчитался с Фируз-шахом за мать свою. И теперь я отправляюсь на войну с ним.
Что вы на это скажете?
Воинство ему в ответ:
— О шах, мы все тебе на служение препоясались!
Приказал Искандар, чтобы табуны лошадей пригнали, а воинам сказал, чтобы
отобрали себе коней сколько нужно. Выбрали те коней, и войско собралось. Пять-
десят тысяч воинов в него вошли, все бойцы умелые, молодцы смелые. Тогда Ис-
кандар приказал открыть казну и оделил войско золотом, дал каждому оружие, а
затем боевые барабаны на слонов погрузили, в колокольцы пробили, чтоб высту-
пать, и двинулись пятьдесят тысяч всадников и тридцать тысяч пеших ратников в
страну берберов. И где они ни проходили, где ни проезжали, повсюду объявляли:
всякого, кто насилие допустит, под ноги слонам бросят, дабы никто не смел дру-
гим зло причинять, обиду учинять.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда шах Искандар достиг стольного града берберов, он остановился у го-
родских ворот. Принесли Фируз-шаху весть: мол, Искандар свое войско привел.
Фируз-шах стал размышлять: «Ведь я приказал, чтобы Искандара в воду бросили,
ежели его утопили, то как он мог сюда прийти?» Велел он поскорее народ скликать,
собрал всех и спросил:
— Искандар войско привел, что будем делать?
— О шах, воевать надо, — говорят ему.
А Фируз-шах про тот случай с Нахид и Искандаром никому не рассказывал, и
все полагали, что Нахид умерла, не знали, что она к Филкусу бежала, а Исканда-
ру шахский трон достался. Когда пришло известие, что Искандар тут, все стали
говорить, что надо Искандару письмо написать. Фируз-шах отобрал десять знатных
мужей, отправил их к Искандару, а сам между слуг затесался, в невольничье пла-
тье переодевшись, и отправился вместе с теми посланными, чтобы поглядеть, это
вправду Искандар или нет. Прибыло их к Искандару шестьдесят человек, вошли
они к нему, мобеды сели, слуги и невольники стоять остались. Искандар на них
глянул, и вдруг взор его на Фируз-шаха упал! Искандар его узнал, но ничего не

300 Книга вторая. Повесть об Искандаре
сказал, глаза отвел от него, виду не показал. Потом Искандар еще разок на него
поглядел, рассмотрел получше, голову поднял и так молвил:
— Эй, Фируз-шах, отчего на почетное место не садишься? Тебе там оставаться
негоже.
Фируз-шах ушам своим не поверил, от удивления замер и отвернулся. А Искан-
дар опять говорит:
— Да ты не отворачивайся, я с тобой говорю! Иди сюда, садись на тахт — вот где
твое место. Ну как, сбылся тот сон, который я тебе толковал, или нет?
Приказал Искандар, чтобы Фируз-шаха взяли, к нему подвели, а сам сказал:
— О царь, кто может от веления Господа, великого и славного, убежать? Ты уж
своими ногами иди! Ты мне скажи, зачем ко мне явился? Для того лишь, чтобы на
меня поглядеть да удостовериться, что это я, Искандар?
От таких слов Фируз-шах вовсе остолбенел, а мудрецы подивились проницатель-
ности Искандара, тому, как он сумел Фируз-шаха узнать и цель прихода его разга-
дать. Искандар же к тем мудрецам обратился:
— Вы в тот день тоже присутствовали, когда я царский сон толковал, он прика-
зал меня на дыбе растянуть, чтобы умертвить, а Нахид, моя матушка, из своих
покоев это увидала, закричала, так что он меня от дыбы освободил, в темницу
поместил. Матушка велела меня из темницы похитить и в горнице своей в сунду-
ке спрятала, держала там, пока однажды не пришел к ней Фируз-шах, а я в том
сундуке чихнул. Вытащил он меня из сундука и велел мне голову отрубить. Всевыш-
ний надо мной сжалился, защитил меня, и смертоносный меч мне вреда не причи-
нил. Мать же мою шах покалечил, лишил самого прекрасного, что в лице челове-
ческом есть, то есть носа. Затем он приказал, чтобы меня бросили в море. Матуш-
ка моя живая в гроб легла, в гробнице укрылась, а меня по воле Божьей слуги тоже
туда доставили, и вот мы оба спаслись хитростью, бежали к Филкусу, мать моя
позвала мудреца Аристаталиса и от него узнала про мои приключения, а ему со-
общила, что я сын Дараба ибн Ардашира.
Когда мой дед узнал о моем происхождении, он передал мне трон. Но сыновья
его возмутились и убили отца, однако их самих тоже поубивали, и род Филкуса
прервался, он убитым оказался, мать мою также прикончили, а я взошел на шах-
ский трон. Мать явилась мне во сне и наказала Фируз-шаху отомстить. И вот я
прибыл, чтобы с шахом сразиться и его поразить, а он без всяких моих трудов сам
ко мне явился, благородство выказал, своими ногами в могилу сошел, дабы вы все
знали: то, что Господь всевышний определит, никому другому совершить не дано.
Сказалось теперь совершенное им зло!
Когда он все это рассказал, все стали говорить: дескать, мы этого не знали, это
твоя мать виновата: почему она не сказала, что это ее сын от Дараба ибн Ардаши-
ра? Искандар отвечал:
— Мать моя потому это скрывала, что провела с Дарабом ибн Ардаширом лишь
одну ночь, и Господь, великий и славный, держал эту тайну за завесой сокрытого
до тех пор, пока не привел меня в мир, не пожаловал мне трон и венец.
— А мы-то чем виноваты? — говорят мудрецы. — Мы ведь готовы отдать тебе
царство и шахскую власть!
А Фируз-шах добавил:
— Я отныне твой слуга!

Глава пятнадцатая. Царствование Искандара 30 7
Искандар сказал:
— Моя мать в том виновата, что она все про меня скрыла, но ты-то почему в
таком деле с мудрецами своими не посоветовался, так безжалостно с ней поступил,
самодурство проявил? Ведь ежели падишах — самодур, он править недостоин.
С этими словами он приказал тем десяти мудрецам голову отрубить, а пятьде-
сят других в цепи заковать, а Фируз-шаху сказал:
— Тебя я здесь казнить не буду, отвезу тебя в Амурию и в гробнице Филкуса и
Нахид на виселицу вздерну, дабы на всей земле люди знали, что я за мать свою
отомстил.
И он велел надеть на ноги Фируз-шаха оковы тяжкие, а на шею — ярмо, а сам
поднялся и подошел к воротам, послал человека горожанам сказать: «Я, Искандар,
Фируз-шаха взял, в цепи заковал. И всякому из вас, кто сопротивляться станет, велю
голову срубить, жен и детей его в плен захватить». Так он объявил и головы деся-
терых казненных тоже в город отослал. Как увидели это горожане, все разом из
города вышли, Искандара шахом провозгласили. Искандар со своей свитой всту-
пил в город, воссел на трон и войско свое и подданных приветил и успокоил.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Искандар стал шахом берберов, он назначил эмиром над ними сына
Гантаруна, Кабуса, и препоручил ему все царство, которое простиралось на тыся-
чу триста фарсангов, а сам погрузил на тысячу мулов казну Фируз-шаха, выехал
оттуда и вернулся в Амурию. Прибыл туда и Фируз-шаха с собой привел и прика-
зал построить в гробнице Филкуса и Нахид виселицу. Связали Фируз-шаху руки
за спиной, тетиву от лука принесли, на шею ему надели и на виселицу вздернули.
И Фируз-шах на той виселице криком кричал, пока не помер.

Глава шестнадцатая
ИСКАНДАР И ДАРА-ДАРАЯН*
Искандар восседал на царском троне пред мудрецами и вельможами, а тем
временем в Иран к Дарабу ибн Дарабу пришла весть: дескать, у Дараба ибн Арда-
шира объявился сын от дочери Филкуса, который был падишахом Рума, и теперь
трон и венец Рума принадлежат ему. Услыхал это Дараб и сказал:
— Это никак невозможно, у Дараба ибн Ардашира, кроме меня, сыновей нет, я
его сын и наследник, я и имя отцовское ношу. Мудрецы сказали:
— О шах, твой отец двенадцать лет с румийцами воевал, за эти двенадцать лет
в Иране никто не спал, тогда собрался Дараб, отправился в Амурию и там с румий-
цами заключил договор, клятву с них взял, что они каждый год будут присылать
по тысяче золотых яиц, каждое яйцо — четыреста мискалей весом, так что с этим
все ясно. Филкус же отдал Дарабу в жены свою дочь Нахид. Да пробыла она с
Дарабом всего одну ночь: потом он опять отослал ее к отцу, так как у нее изо рта
дурной запах шел. А теперь говорят, что она с той ночи от Дараба понесла и роди-
ла сына, которого зовут Искандар. Филкус объявил его своим законным наследни-
ком, отдал ему трон и венец, вот он и стал падишахом всего Рума.
Дараб ибн Дараб возразил:
— А я так слыхал, что отец мой дочь Филкуса возжелал, но близости между ними
не было по причине дурного запаха изо рта. Он отослал ее, а если после того у нее
и появился ребенок, откуда мне знать, возможно, он приблудный или она его от
нового мужа родила да захотела Дарабу ибн Ардаширу приписать: не должно того
быть, чтобы существовал Искандар ибн Дараб!
После того как на совете у Дараба ибн Дараба такие слова были сказаны, шах-
ский письмоводитель послал в Рум письмо Искандару: мол, такого-то дня на сове-
те у Дараба ибн Дараба было говорено, что ты Дарабу не сын, что тебя за потом-
ка Дараба считать нельзя, так и знай. Когда письмо это пришло к Искандару,
Искандар его прочитал, но никому ничего не сказал, только послал человека за
Аристаталисом. Он усадил Аристаталиса подле себя, собрал всех знатных людей
и прочел им то письмо. До конца дочитал, оборотился к Аристаталису и спросил:
— О мудрец, что ты скажешь? Я молчал насчет того, что Дараб ибн Дараб го-
ворит: дескать, я не сын Дарабу, чтобы подданных не беспокоить, да ведь и он мой
брат, от Дараба происходит, я считал — пусть он в Иране правит, а я — в Руме. Разве
хорошо, что он теперь так со мной поступает, ублюдком меня называет и недостойно
отзывается о моей матери? Вот вы, мудрые и знатные люди Рума, что вы об этом
скажете, что мне посоветуете?
Мудрецы ответили:
— Аристаталису лучше знать.

Глава шестнадцатая. Искандар и Дара-Дараян 303
Тогда Искандар к Аристаталису обратился:
— Ты мой учитель, как ты смотришь на это дело?
Тот молвил:
— Ты — сын Дараба ибн Ардашира, Всевышний наградил тебя божественным
фарром и чертами Хушанга. А Дараба я встречал в Греции — он точно походил на
тебя, так что всякий, кто его видел и на тебя поглядит, подумает, что это он. А
почему он не желает признавать тебя братом, я не понимаю. Может быть, это от-
того, что он никогда тебя не видал и не чувствует к тебе любви. Ведь любовь воз-
никает по двум причинам: во-первых, при свидании, а во-вторых, при возникнове-
нии трудностей, а если нет ни того, ни другого, то и любви нет. Недаром в посло-
вице говорится: «Что от взоров далеко, то от сердца далеко, а что от горя далеко,
то от блаженства далеко». Ничего такого между вами не было, ведь ты его никог-
да не видал, а он не видал тебя, какая же тут любовь?
Искандар сказал:
— Мне что обидно: ведь он говорит, будто я — чужое семя, будто мать моя меня
Дарабу только приписывала... Но я одно дело устрою!
— А что ты сделаешь? — спросил Аристаталис.
— О учитель, моя ошибка в том, что я никого к нему не посылал, на наследство
не притязал: дескать, я — сын Дараба, так же, как и ты, на царство тоже право имею.
Он бы этому порадовался, ежели бы я у него чего-нибудь попросил, он считал бы
меня братом. А раз я до сих пор молчал, он и решил, что я не сын Дараба ибн
Ардашира.
Аристаталис молвил:
— Ты происходишь от Дараба, а с материнской стороны — от Салма ибн Афри-
дуна. Ступай и востребуй свою долю наследства, ведь тебе причитается половина
Ирана, а ему — другая половина, Рум же полностью твое владение, тебе полагает-
ся вдвое больше, чем ему, поскольку он тебе не равен: его мать — дочь Фасталико-
на, а твоя мать — дочь Филкуса.
— О мудрец, надо тебе поехать в Иран к Дарабу! — сказал Искандар. — Отвезешь
ему мое письмо и дашь ответ на все, что он скажет. А то он воображает, будто он
один падишах во всем мире, а единственное царство на свете — Иран. Собирайся
и поезжай, дабы он узнал, что и у нас есть свое государство, и у нас есть свои муд-
рецы и знатоки, пусть это поймет и спесь из головы выбросит.
— Я в Иран не поеду, — заявил Аристаталис.
— Это еще почему? — удивился Искандар.
— В Иран можно было ездить, когда был жив мудрец Джамасп*, а сейчас во всем
Иране не осталось такого человека, чтобы с ним слово можно было сказать. Если
ехать в Иран без тебя, мне не с кем там будет мыслями поделиться, никто моих
речей и не поймет даже, там все очень невежественны, недружелюбны, бранчли-
вы и злоречивы. А раз так, то и посылай туда кого-нибудь другого.
— Как же так, учитель, — удивился Искандар, — неужели во всем Иране нет
никого, с кем ты мог бы побеседовать?
— Нет, — отвечал Аристаталис, — ныне от границ Рума и до Ирана и в самом
Иране нигде не сыскать такого человека, о ком можно было бы сказать: вот истин-
ный муж! — там только и есть что заурядные людишки1.
— Почему же это?

304 Книга вторая. Повесть об Искандаре
— Да потому, что климат Ирана жаркий и сухой, и люди там живут унылые и
бестолковые, они ничему не учатся, там из ста тысяч человек и одного не найдешь
такого, который способен был бы к учению, тот же, кто хоть что-нибудь выучит,
удаляется от людей и не общается с ними, они же считают его безумцем. Мудре-
цов они называют безумными, так как разумных-то средь них мало. Если я туда
поеду, их заботы объемлют меня и каждый день, проведенный там, обернется для
меня тяжкими лишениями, ибо истинного друга у меня не будет.
— Тогда надо тебе взять друга с собой, — возразил Искандар, — чтобы ты мог
жить в тех краях и не скучать.
— О Искандар, да разве Иран такая страна, в которую приглашают дорогих
друзей и близких людей? У кого хватит великодушия отправиться туда? Оставь ты
Иран, мне туда ехать не следует, — сказал Аристаталис.
Искандар в ответ ему говорит:
— Столько знаменитых шахов, как в Иране, нигде не бывало!
— Ах, ты со мной споришь? — рассердился Аристаталис. — Так знай, что во всем
Иране нет и не бывало ни единого здравомыслящего! Начиная с Афридуна, кото-
рый сам вырос в Хиндустане, но все три сына его воспитывались в Иране: это Салм,
Тур и Ирадж. Все трое были слабоумными! Ведь если бы они обладали разумом,
то не убили бы Тура2, а потом не схватились бы друг с другом. А теперь от них
перейдем к Манучехру, который воспитывался в Туркестане, — он в том климате
вырос и по природе своей был иным. Когда он прибыл в Иран, то ему подчинялся
весь мир. И был у него сын, трон перешел к нему — и по глупости своей он нару-
шил повиновение Манучехру. Манучехр ему говорил: «Появится пророк Муса* —
мир ему! — следуй за ним».
Когда же Муса — мир ему! — и в самом деле появился, он за ним не последовал,
поступил наперекор словам отца, пока за это зло не погиб от руки Афрасияба. Так
же произошло и с родом Ноузара, когда царство было под властью Кейкавуса. Он
тоже неумный человек был, коли отправился на небо: я-де с Господом Богом вое-
вать буду!.. Со своими родителями он тоже воевал. А еще был Сиявахш, который
оставил Иран в беде и убежал...3 Взошел он на трон, не прошло и несколько дней,
как отдал трон Гоштаспу, а Гоштасп по дурости отправился в Рум, потом повернул
обратно в Иран, потом двинулся в Заболистан в гости к Залю, а сына своего зато-
чил, так что Лохраспа в плен захватили и убили, а дочерей его увели пленницами
в Туркестан, пока Гоштасп не вернулся, ценой тысячи ухищрений не захватил
Эсфандияра, не отправился и не освободил своих сестер, — тогда отец от такого
своего невежества послал его к Ростаму, и Ростам его убил. Такой же был и Бах-
ман, который нарушил права Дастана* и подчинил его Фараморзу, Бахман взял в
жены собственную дочь и лишил наследства собственного сына Сасана4. То же
относится и к отцу твоему Дарабу, который пожелал жениться на твоей матери, но
прожил с ней только одну ночь. Если бы он обладал разумом, он препоручил бы
ее слуге или мобеду до той поры, пока она не родила, а уж затем отпустил бы ее.
Тогда не называли бы тебя приблудным. Иранцы — от шаха до его подданных —
таковы, что о них и говорить-то неохота. Не посылай меня туда, не то от перегово-
ров с ними рассудок мой повредится: вспомни-ка, что случилось с мудрецом Джа-
маспом, вспомни, что сто двадцать четыре тысячи пророков явились в мир, и ска-
жи: хоть один вышел из Ирана?

Глава шестнадцатая. Искандар и Дара-Дараян 305
— О мудрец, я не стану посылать тебя в Иран, — сказал Искандар, — а ты оставь
в покое Иран и иранцев, не возводи на них напраслины!
— Если не будешь посылать, я их не трону, — ответил Аристаталис.
— Откуда у тебя такая злоба против Ирана и иранцев, что ты готов их в землю
закопать? — спросил Искандар. — Насколько я слышал, в Иране были великие цари.
— Так оно и было, как ты говоришь, — ответил Аристаталис, — но именно в Иране
творились всяческие несправедливости и жестокость, и ни один пророк туда не
ходил, все избегали этой страны.
Ничего не сказал на это Искандар, помолчал некоторое время, а потом спросил:
— Зачем же ты учил меня, чтобы я потребовал у брата наследство?
— Ты ведь родом из Ирана, вот сердце твое и тянется к этой стране, потому я
говорил тебе так, но знал, что ты меня не послушаешь.
Тут Искандар разгневался и приказал, чтобы мудреца заточили, под замок
посадили. Аристаталис молвил:
— О Искандар, не стоило меня в темницу сажать всего лишь за напоминание о
том, что ты происходишь из Ирана. А раз ты меня заточил, значит, ты проявил этим
свою истинную сущность: ты тоже слаб разумом и лишен здравого смысла. Но это
не твоя вина, я сам виноват — «кто как не надо поступает, тот что не надо получа-
ет»! Жаль мне трудов моих, что я на тебя положил. Так-то ты меня отблагодарил
за все, что я д,ля тебя сделал, — заточил и под замок посадил? Пресветлый Господь,
великий и славный, все, чему я научил тебя, отнимет: и наук знание, и недугов
врачевание, звездочетство и мыслей чтение, толкование снов, геометрию и фило-
софию и все прочее. Да не будет тебе проку ни от чего, чему я обучил тебя!
Сказал так Аристаталис и заплакал. Искандар раскаялся в своем поступке, он
весь вспотел, так что все платье на нем стало влажным. А молитва Аристаталиса
достигла Господа, великого и славного, и Он исполнил его мольбу по поводу Ис-
кандара, так что рассказывают: все те знания, которые в нем были, вместе с потом
вышли, и после того Искандар не мог прочесть ни одной буквы и разгадать ни
одного сна — он стал полным невеждой.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Искандар заточил Аристаталиса, а затем раскаялся в таком поступ-
ке, в ту же ночь приснился ему сон. Снилось Искандару, что он ослеп на оба глаза
и ничего больше не видит, что он бежит куда-то и все просит: «Дайте мне руку, я
не могу найти дорогу!» — но никто не протягивает ему руки. От ужаса пред слепо-
той он проснулся и стал кричать, чтоб принесли огня. Тотчас принесли свечу, а
Искандар сказал:
— Почему нынче ночью не было светильника у моего изголовья?
— О царь, светильник был, — ответили ему, — но он погас.
— Это душа и разум мои погасли и чистота моя отлетела, — молвил Искан-
дар. — Вот приснился мне сон, а я не понимаю, что он означает... Пока теплился
огонек у моего изголовья — и душа моя была жива, а как погас свет — и душа во
мне угасла.
Мудрецы из этих слов вывод сделали, что тот, кто остер разумом, — лицом
светел, а тот, кто обладает знаниями, не решается спать в темноте, так как душа
его не приемлет, чтобы свет был от нее сокрыт; тот же, кто невежествен, темен
разумом, и душа его еще темнее, натура его еще низменнее — такой человек толь-

306 Книга вторая. Повесть об Искандаре
ко в темноте и спит, и если у его изголовья горит ночник, то он говорит: погасите,
свет мне спать мешает. И следует знать, что это от его умственной темноты душа
не терпит подле себя света — ведь это светоч разума.
Как Искандар ни старался, ему никак не удавалось постичь смысл и значение
сна, который ему приснился, а произошло это из-за молитвы Аристаталиса. Тогда
Искандар послал человека за Аристаталисом, и его привели в тяжелых оковах.
Устыдился при виде этого Искандар, голову опустил и ничего не сказал. А через
некоторое время заплакал и велел:
— Снимите с него оковы!
Оковы тотчас сняли, а Искандар обратился к Аристаталису с такими словами:
— О великий учитель, я раскаиваюсь в содеянном! — Обнял он Аристаталиса,
поцеловал его в глаза и продолжал: — Даруй мне прощение.
— Я уже простил тебя от всего сердца, — отвечал Аристаталис, — но то, что от
тебя ушло, никогда более не вернется, ибо я всей душой воззвал к Господу и пре-
поручил тебя Ему.
Тут Искандар подумал: «Что это ушло от меня и не воротится больше?..» По-
молчал он немного, а потом спросил вслух:
— О учитель, что же от меня ушло?
— Книжное знание и звездная наука, наука врачевания и геометрии, философии
и толкования снов — всему этому я тебя обучил, ничего не утаил, а ты не понял цену
этим знаниям.
Тут Искандар вспомнил про сон, который ему привиделся, а он не понял, что
сей сон означает, повернулся он к учителю и сказал:
— О учитель, тот, кто получает что-то задаром и не знает цены полученному, тот
и растрачивает его попусту, так и дальше будет: такую мудрость я от тебя приоб-
рел, а цены ей не понял.
— Я всем этим наукам для того тебя обучал, — сказал Аристаталис, — чтобы они
пошли тебе на пользу. Две из этих наук ты уже применил: проницательность, ко-
торая помогла тебе среди множества людей узнать Фируз-шаха, и толкование снов,
и еще кое-какие науки, которые ты использовал, когда отрекся от своего учителя.
Искандар сказал:
— О мудрец, я вчера сон видел, из-за того и позвал тебя.
— Мне неизвестно, что ты видел, — отвечал Аристаталис, — это человеческому
знанию недоступно, а доступно лишь Господу, пресветлому и всемогущему, ибо Он
ведает о тайнах сокрытого.
Тогда Искандар сказал:
— О учитель, тяжелое заклятие ты на меня наложил, все мои способности меня
покинули!
— О Искандар, когда ты вчера меня заточил, я воззвал: «О Всеведущий, лиши
Искандара власти над теми познаниями, которым я его обучил», а сегодня оказы-
вается, что вчера приснился тебе сон, будто ты ослеп на оба глаза и кричишь:
«Подайте мне руку, я дороги не вижу!»
Искандар молвил:
— Клянусь пресветлым Господом, именно этот сон я и видел. Так что же он
означает? Скажи мне, ибо я не понимаю.
Аристаталис в ответ сказал:

Г^ава шестнадцатая. Искандар и Дара-Дараян 307
— Светильник твоей души угас для этой науки, теперь ты сравнялся с любым
простолюдином. Тебе всегда нужен будет человек, который тебе объяснял бы твои
сны, иначе тебе в них не разобраться. А ведь я тебя так обучил, что ты ни в ком не
нуждался.
При этих словах Искандар громко разрыдался и произнес:
— О горе, я не знал цены собственным способностям! — А потом сказал: — О
учитель, за те обиды, которые ты от меня претерпел, я утратил столько способно-
стей, а за обиду, которую я нанес Богу, что мне будет?
— Деяния Творца не подобны деяниям сотворенного Им, о Искандар, — отвечал
Аристаталис, — ведь Он — Создатель всех тварей, за всякий грех Своих рабов Он
не держит обиды и не требует расплаты, ведь если бы Господь, великий и славный,
наказывал за каждый грех, все его рабы погибли бы. Господь, великий и славный,
милосерд и милостив, он вершит дела своею волею и милостью и являет рабам
своим великодушие и благородство.
— О учитель, — сказал Искандар, — раз уж так получилось, ты теперь никогда
не оставляй меня, чтобы мне, глядя на тебя, быть спокойным.
С этими словами Искандар встал и опять обнял учителя.
На следующий день Искандар взошел на трон, призвал к себе Аристаталиса,
обласкал его и с тех пор всякое дело вершил лишь по его совету. Он велел напи-
сать письмо в Иран, Дарабу ибн Дарабу ибн Ардаширу, а в письме том было:
«Во имя Аллаха, Владыки живого, всевластного, могучего, Творца всего суще-
го, который был всегда и пребудет вечно! Это письмо от Искандара ибн Дараба ибн
Ардашира. Знай, брат мой, что отец мой обо мне не ведал, царство тебе отдал, а
меня обделил. Я у тебя до сего времени наследства не спрашивал, но сейчас, когда
ты отрекаешься от братского долга и говоришь, что я не сын Дараба, достойно ли
это? Да и Дараб не такой был человек, чтобы можно было гордиться родством с
ним. Я иду, готовься к войне! Хочешь — выходи мне навстречу, хочешь — на мес-
те оставайся, когда я вступлю в Иран, — словом, где пожелаешь, там и сразимся.
И привет».
Приложил он к письму печать, вручил гонцу и отправил его в сторону Ирана.
Когда тот прибыл в Иран, Дарабу сообщили: мол, из Рума гонец прибыл от Искан-
дара. Дараб приказал привести его.
Вошел гонец, землю поцеловал, письмо достал и положил его на краешек тро-
на, а Дараб письмо принял и передал Джаноусеяру, чтобы тот прочел. Начал
Джаноусеяр читать: «Это письмо от Искандара ибн Дараба из рода Кейкобада. Да
будет известно Дарабу ибн Дарабу — я долго молчал о том, что отец меня не упо-
мянул в завещании, а раз ты теперь говоришь, что, дескать, я Дарабу не сын, так
это значит, что ты понял: я — сын Дараба, но не желаешь это признать. Так отда-
вай же мое наследство, а не то готовься к войне. Я сражусь с тобой там, куда ты
пожелаешь привести свое войско».
Джаноусеяр прочитал письмо, а Дараб его выслушал, побагровел и взъярился
и взревел, брызгая слюной:
— Ну, будет им наследство!.. — И он поклялся Господом, Подателем благ, Все-
держителем и Творцом всего мира, который исполняет то, чего пожелает, и что
захочет, то и делает: — Я, Дараб ибн Дараб ибн Ардашир, есть не буду в свое удо-
вольствие, пока они не пришлют, как каждый год, сто тысяч золотых яиц, весом

308 Книга вторая. Повесть об Искандаре
по четыреста мискалей каждое, подобных отборному жемчугу! И как это у него
хватает дерзости толковать о наследстве да о том, что он на меня войной пойдет?
Мало им было, что я на них столько добра извел, так они еще войско против меня
посылают?!
Так промолвил Дараб, и тут же ратники закричали:
— Мы до сей поры помалкивали, больше молчать не будем! Да кто они такие,
чтобы тебе такие послания отправлять? Мы пойдем и еще раз принесем в Иран
пепел сожженного Рума, как во времена Дараба ибн Ардашира.
Дараб молвил:
— Воинство мое, сможете ли вы показать себя так, как сегодня показали, коли
я решу начать войну? Ежели нет, я кончу дело миром. Ведь хоть и есть у меня
дружина, но всего одна, такое войско разом в землю уложат.
Дараб ибн Дараб велел написать письмо Искандару. Начиналось оно «Во имя
преславного Господа», а кончалось угрозами и посулами мечей и стрел, копий и
дротиков и палиц. Это письмо отослали, и Дараб составил послания в Ирак и в
Хорасан — вплоть до пределов Кашмира, всех, у кого было войско, призвал: дес-
кать, помогайте, другой раз Рум на Иран покушается, а также сказал своим:
— Сколько ни есть у нас в стране людей, способных сидеть на коне, всех призо-
вите!
В тех письмах написали, что Дараб выступает в Рум, так как там объявился
новый падишах, который говорит, что он — сын Дараба от дочери Филкуса. Когда
иранские мужи услыхали такие слова, все обратились к Фарсу, стали там собирать-
ся, так что набралось у Дараба двести тридцать тысяч человек. Дараб раздал вой-
ску всю казну, что досталась ему от отцов и дедов, снарядил воинов полностью.
Через несколько дней устроил Дараб смотр войску — оказалось, уже четыреста
тысяч человек, все они стояли в Фарсе и ожидали, какие вести придут из Рума, что
предпримет Искандар.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда то письмо пришло к Искандару, он прочел его, а написано там было
вот что: «Это письмо от Дараба ибн Дараба ибн Ардашира. Надлежит помнить о
воле пресветлого Господа, который дал силу Дарабу покарать Филкуса и его сына
Гантуруна, пепел Рума в Иран увезти и там дворец возвести и назвать его Дараб-
гердом. Пепел тот он взвалил вам, румийцам, на плечи, чтобы вы несли его от Рума
до Ирана, и восемнадцать тысяч румийских мужей он превратил в работников,
чтобы они закончили тот дворец, а румийскому кесарю приказал глину месить,
своими руками кирпичи лепить, пока от того наказания не взыграла у кесаря пе-
чень и он не умер. Филкуса Дараб тоже покарал, забрал его дочь и не стал держать
у себя более одной ночи, а затем отослал назад, а на отца ее наложил дань-подать,
и ни у кого не хватало смелости противиться воле Дараба. Теперь же, когда он умер,
мы не стали требовать от вас дани, сказали, чтоб вы не тревожились, отложили
выплату налога, пока подданные не успокоятся, а на земле не наступит мир. Но раз
вы не понимаете, что я для вас сделал, вышлите дань-подать за два года, если же
не пришлете — готовьтесь к войне. А насчет твоих, Искандар, слов, что ты-де сын
Дараба, — остерегись, не говори так: ведь мать твоя самому Дарабу бесчестье на-
несла, коли он ее больше одной ночи держать не стал! Значит, ты сын Алтун-шаха,
а не Дараба, не выставляй же себя на посмешище и не говори таких слов, не рас-

Глава шестнадцатая. Искандар и Дара-Дараян 309
точай своей чести и достоинства. Если ты пришлешь дань-подать — хорошо, а если
нет — мы тебя в плен захватим, в Иран увезем и в темницу посадим. И привет».
Когда Искандар прочел то письмо, все его военачальники письмо выслушали и
головы повесили. Искандар говорит:
— Что это с вами, почему вы все разом головы повесили? Уж не Дараба ли ис-
пугались?
— Нет, — отвечают воины, — чего нам бояться Дараба ибн Дараба? Мы из-за того
огорчились, зачем он такое письмо тебе прислал.
Аристаталис с Искандаром на тахте сидел, оборотился он к Искандару и ска-
зал:
— О Искандар, теперь ты понял, что Дараб темен разумом? Такое письмо тебе
прислал, тебя с Алтун-шахом связал! Раз теперь такое дело вышло, придется мне
в Иран поехать и выяснить, кто при нем советником! Если бы был у него какой-
нибудь советник или мобед, он не написал бы такого, не допустил бы таких речей.
Значит, будь что будет, я поеду, на Иран и на иранцев погляжу и дам ответ Дара-
6у ибн Дарабу. Осмотрюсь там, гляну, что за мудрецы у них.
Искандар обрадовался словам Аристаталиса и воскликнул:
— Хвала тебе! А кого ты с собой возьмешь?
— Фаликуна и Филасуна, — ответил Аристаталис, — а еще человека, чтоб за
лошадьми смотрел.
С этими словами Аристаталис покинул Искандара, уладил все дела с отъездом
и отправился вместе с Филасуном и Фаликуном в Иран; ехали они спешно, пока не
прибыли в Иран. Время стояло весеннее, и повсюду расцвело множество всяких
цветов и трав. Аристаталис молвил:
— Вовремя мы приехали!
И они продолжали путь прямо в крепость Истахр, а войско Дараба ибн Дараба
стояло под Истахром — четыреста тысяч вооруженных воинов собрались к Дара-
бу ибн Дарабу. И вот Аристаталис со своими друзьями остановился на краю воен-
ного лагеря и два дня отдыхал там. А на третий день поднялись они, оделись в
иранское платье и отправились на прием ко двору Дараба ибн Дараба. Видят они
приемный зал, весь атласом завешанный, четыреста шагов в длину и четыреста в
ширину, а ведут в тот покой четыре двери, за каждой дверью — сто табуретов зо-
лотых да серебряных поставлены, львы и слоны возле каждой двери цепями при-
кованы, все в полном порядке и во всей красе. Засмеялся мудрец Аристаталис и
сказал:
— Поглядите на это убранство и порядок, ведь кто ни посмотрит, подумает, что
здесь всегда так бывало!
Фаликун сказал:
— О мудрец, я знаю, что они все это ради нас устроили.
— Я-то думал, что ты хоть немного соображаешь, — сказал Аристаталис, — а ты
тоже дурень!
— О мудрец, а что я глупого сказал? — спросил Фаликун.
— Вот я тебе сейчас объясню, — отвечал Аристаталис.
Они были заняты этим разговором, когда Дараб ибн Дараб вышел из своих
покоев, рабы, телохранители и хаджибы поклоны отдали и на свои места встали,
а Дараб поставил ногу на приступку и сел в седло.

310 Книга вторая. Повесть об Искандаре
Аристаталис сказал:
— Я так понимаю, что кто-то прежде нас сюда поспел, предупредил их о нашем
появлении.
— Быть того не может! — возразил Фаликун.
— А вот сейчас все и выяснится, — говорит Аристаталис, — я же так полагаю, что
среди нас троих предатель есть.
Тем временем Дараб ибн Дараб приблизился к ним и спросил свою свиту:
— А это кто такие? — И он велел одному из хаджибов: — Доставь-ка их ко мне
во дворец.
С этими словами он направил коня к своим покоям и удалился.
Аристаталис сказал:
— Видали, сбылись мои слова: Дараб нас увидел и узнал.
Потом он поглядел на Фаликуна, видит, что тот кончик чалмы зубами прику-
сил. Засмеялся Аристаталис и сказал:
— О доблестный муж, выпусти изо рта край чалмы, твой знак замечен. Дараб
ибн Дараб нас узнал, а то, что ты сделал, против тебя же и обернется.
Тут подошел к ним слуга и объявил:
— Идите, шах Дараб вас зовет.
Отправились все трое к Дарабу, вошли. Фаликун и Филасун оба поклон отда-
ли и встали почтительно. Аристаталис же и не подумал поклониться, пошел и сел
выше Джаноусеяра на табурет. Дараб спросил:
— Глупый старик, кто ты такой, отчего садишься не спросясь? Поднимайся, стой
на одной ноге, пока я не скажу, что тебе делать!
Аристаталис в ответ говорит:
— О потомок Хушанга, я — Аристаталис Румийский, никогда я в Иране не бы-
вал, а теперь, раз приехал, сяду там, где мне понравится, ибо мудрецам подобают
самые почетные места.
Когда Дараб ибн Дараб это услышал, он сошел с тахта, подал Аристаталису
руку, расцеловал его и молвил:
— Извини, я и не знал.
После того он усадил его на трон рядом с собой и спросил:
— По какому делу ты изволил прибыть?
— Я приехал, чтобы разобраться, почему ты своему брату прислал такое письмо.
— Да не знаю я никакого брата! — ответил Дараб.
— Искандар твой брат, он — отпрыск Дараба ибн Ардашира.
— О мудрец, — возразил Дараб, — у меня нет никакого желания признавать
какого-то приблудка своим братом и делиться с ним наследством.
Аристаталис сказал:
— А если я тебе докажу, что Искандар — твой брат, что он отпрыск Дараба ибн
Ардашира, ты примиришься с ним и уступишь ему наследство?
— Примирюсь, — сказал Дараб.
— Тогда разреши мне поехать в Рум, я вскорости вернусь, а чтобы ты мне пове-
рил, — тут он запустил руку в рукав5 и вытащил книгу, — возьми вот эту книгу, пусть
она послужит тебе залогом, пока я не вернусь.
Он взял Дараба за руку, вывел его на солнце и открыл перед ним ту книгу. Она
была совсем белой, но под солнцем стала темнеть, и проявились на ней буквы, так

Глава шестнадцатая. Искандар и Дара-Дараян 311
что Дараб смог их прочесть. Подивился он, и книга ему очень понравилась, он ее
взял и дал Аристаталису разрешение на отъезд. Фаликун и Филасун с ним не по-
ехали, так как они его боялись.
Фаликун сказал Дарабу:
— Ты плохо сделал, что отпустил его: он все твои дела в расстройство приведет.
— Он вернется, — говорит Дараб, — ведь он свою книгу в залог оставил.
— Эту книгу надо направлять по показаниям астролябии, тогда письмена на ней
становятся видны, — сказал Фаликун. — Он хитрость учинил, чтобы вырваться от тебя.
Встал Дараб вместе с Фаликуном, оба они начали подставлять книгу солнцу, но
никакие знаки на ней не появились. Дараб говорит:
— Что же нам теперь делать?
— Прикажи скорей войску следом за ним выступать!
Дараб тотчас приказал тысяче всадников садиться на коней и вместе с Фалику-
ном поскакал по следам Аристаталиса, чтобы перехватить его. Оглянулся Ариста-
талис назад, видит, пыль поднялась, он сразу догадался, в чем дело. Подъехал он
к какому-то источнику, поскорей сбросил одежду, соскочил с коня и натер себя
снадобьем, которое возил с собой, — и тотчас почернел словно чернила.
Он уселся голым на краю источника, тут и подоспел Дараб. Фаликун поглядел
на Аристаталиса в таком виде и спросил:
— А куда девался тот всадник, чей конь здесь стоит, чье платье лежит?
— А он в воду нырнул, говорит, сейчас Дараб придет, меня с собой уведет. Го-
ворит, ежели Дараб Фаликуна убьет, кровь его в этот источник прольет, я наружу
вылезу.
С этими словами он поднялся и пошел прочь. А Дараб провел возле источника
два дня, потом приказал отрубить Фаликуну голову и пролить его кровь в источ-
ник, а сам сказал:
— Эй, мудрец, вылезай!
Никто не показывался. Так и возвратился Дараб домой ни с чем. А Аристата-
лис вернулся в Рум к Искандару и рассказал ему, как дело обстоит. Взял Искан-
дар свою дружину и отправился на берег Евфрата. Дараб тоже войско привел и с
тысячью воинов выехал на берег Евфрата, чтобы осмотреть военный лагерь Искан-
дара, как вдруг налетели на него десять тысяч человек, завязалось сражение, и в
конце концов захватили Дараба ибн Дараба, а с ним двести человек и привели их
к Филакун-пахлавану. Тот его красе подивился, подождал, пока все удалились, а
потом Бога в свидетели призвал и спросил:
— Ты — Дараб?
-Да.
Поклонился ему Филакун низко и молвил:
— О шах, уходи поскорей, пока Искандар не проведал.
— Не уйду, пока не увижу Искандара! — возразил Дараб.
На следующий день Филакун сказал Искандару:
— У меня есть племянник, сын моей сестры, которого вырастила другая женщи-
на, и образование он получил тоже в чужих краях. Теперь этот юноша по собствен-
ному разумению приехал сюда из Ирана, а когда услыхал о нашем прибытии, бро-
сился в наш лагерь и разыскал меня. Я привел его к царю, чтобы тот на него по-
смотрел.

312 Книга вторая. Повесть об Искандаре
Выслушал его Искан дар и ответил:
— В тот самый миг, когда взор мой упал на этого молодого человека, в сердце
моем возникли к нему расположение и благоволение, так что я его полюбил.
— Это оттого, что сей юноша преисполнен к тебе любви и восхищения пред
тобой, — говорит Филакун, — вот сердце сердцу знак и подает.
— Да, так оно и есть, как ты говоришь, — согласился Искандар и занялся чем-то
другим. Через некоторое время Филакун вышел, и Дараб вместе с ним. Они пошли
в шатер Филакуна, поели там вместе, посидели немного. Когда стол убрали и в
шатре никого не осталось, Филакун сказал:
— О царевич, сегодня я пред лицом Искандара наговорил о тебе столько лжи,
знаешь, почему я это сделал?
— Ну-ка расскажи, — говорит Дараб.
— Потому что я доподлинно знаю, что Искандар — твой брат, знаю, что в серд-
це Искандара возникли любовь и расположение к тебе, а в твоем сердце обнару-
жились подобные же чувства. Ведь шах Искандар из-за того не выступал против
вас из Рума, не требовал раздела наследства и не притязал на царскую власть, что
он владеет тремя тысячами городов Рума, да пятью тысячами селений, да десятью
миллионами крепостей со всеми их сокровищами и оружием! А началось все с того,
что он услышал, как ты говорил: дескать, Искандар не сын Дараба ибн Ардаши-
ра, мол, мой отец дочери Филкуса не касался, мой отец, как только запах изо рта
ее почуял, больше к ней не приближался. Это шаха Искандара разгневало, собрал
он румийское войско и пошел на Иран, дабы родословную свою выяснить. Всякий
разумный и мудрый человек, который поглядит на тебя и на шаха Искандара,
поймет, что вы — братья! Вот и я, едва взгляд мой на тебя упал, узнал тебя и ска-
зал себе: «Это Дараб! А шах Искандар действительно его брат». Так оно и вышло,
как я подумал, а Аристаталис еще несколько лет назад определил это. Теперь, если
ты будешь поступать разумно и помиришься с шахом Искандаром, признаешь его
своим братом, он пожалует тебе Иранское царство, выкажет тебе расположение и
вернется в Рум. А говорю я все это потому, что оба вы — из одного рода, жаль будет,
если пойдут меж вами раздоры, а враг этим воспользуется, — тогда и сказать невоз-
можно, что произойдет. Я же того добиваюсь, чтобы между вами правду-истину
установить, награду себе снискать в этом мире и в мире ином.
Выслушав эти речи, Дараб сказал Филакуну:
— О полководец, я знаю, что ты говоришь это все из благожелательности, что
ты хочешь мне добра, мечтаешь склонить меня к шаху Искандару, пробудить в
моем сердце любовь к нему. Ведь я и сам пришел сюда затем, чтобы его повидать,
так как множество людей говорило, что он очень похож на Дараба. Так оно и есть,
как они говорили и как ты говоришь. Я же теперь возвращусь в свой лагерь и ска-
жу своим вазирам и эмирам, что я ходил Искандара повидать, и теперь мне стало
ясно, что он мой брат, так как есть на нем отметина Хушанга, а еще потому, что
он при виде меня взволновался, стал обо мне расспрашивать полководца Филаку-
на: мол, кто этот молодой человек? И в тот же миг, когда я обратил на него взор,
возникли в моем сердце любовь и расположение к нему. Все твои слова я переска-
жу своим эмирам, а с Искандаром мир заключу.
Филакун очень обрадовался, когда это услышал, возблагодарил и восхвалил
Дараба и дал ему множество наставлений: дескать, не дай Бог тебе от этих слов

Глава шестнадцатая. Искандар и Дара-Дараян 313
отступиться, забыть мои советы, соблазниться вражьими речами, затеять битву с
Искандаром, пролить кровь тысяч людей, а потом бесполезно раскаиваться. А еще
сказал:
— Верно тебе говорю, я могу хоть сейчас передать тебя в руки шаха Искандара,
чтобы он поступил с тобой как пожелает и добился своего, — если я так сделаю, то
положение мое упрочится и сан возвысится, но меня удерживает мысль, что шах-
ская натура подобна огню, который сжигает все, чего достигает: нельзя, чтобы шах
поступил недостойно и поддался гневу, ведь под конец он сам об этом пожалеет, а
мне на сердце тоже ляжет печаль. Ну вот, я дал тебе все наставления, которые дают
старшие, а тебе их исполнять.
С этими словами он усадил Дараба на царского коня, принадлежавшего само-
му Искандару, и отправил его назад.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту увлекательную историю. Иранское войско было охвачено беспокойством
за Дараба — что с ним сталось? — как вдруг пронесся слух, что Дараб вернулся, и
все сразу обрадовались и успокоились. Однако, когда Дараб вступил в лагерь, все
его эмиры и вазиры тотчас собрались. Дараб с каждым поздоровался, тотчас сто-
лы накрыли, поели на радостях, а когда поели — за вино взялись, чашу по кругу
пустили. Дараб стал рассказывать, поведал эмирам и вазирам обо всем, что с ним
случилось: и о том, как был он захвачен Филакуном, и о том, как Филакун повел
его к Искандару, о встрече своей с Искандаром, о наставлениях, которые дал ему
Филакун, о том, как тот усадил его на Искандарова запасного коня. Подивились все
присутствующие и сказали:
— Большой опасности шах себя подверг! Не следовало так с Искандаром вести
себя: а вдруг бы в тот миг, когда Искандар на шаха поглядел, кто-нибудь другой
узнал бы шаха, сказал бы о том Искандару? Ты подвергал себя позору, а жизнь
благородного Филакуна — опасности.
Дараб молвил:
— Да, это так и есть, но все равно Искандар мне не брат, я его братских чувств
не разделяю и завтра выйду на битву с ним!
С этими словами он удалился в свои покои и предался размышлениям об этих
делах.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. На следующий день над войском Дараба раздался гром военных барабанов,
боевые трубы свою весть возвестили. Поднялось войско, тут и Искандар своим
войсковым старшинам велел войско скликать. С обеих сторон объяли мир шум и
суета, оба войска, иранское и румийское, гневно друг на друга взирали, гадали, кто
на мейдане верх возьмет. Искандар сказал:
— Не следует сегодня начинать сражение, сегодня — первый день, надо дать
вражде разгореться.
Вышли вперед войсковые старшины и объявили: «Приказ шаха Искандара та-
ков: мы сегодня первый день против врага стояли, завтра к нападению перейдем,
а того, кто с поля боя побежит, мечу предадим. Бог даст, победу одержим над
врагом». После того как этот приказ огласили, заиграли барабаны и трубы, литав-
ры и карнаи, загудели раковины белые, так что шум и гам до звезды Аюк долетел.
Поднялся ветерок утренний, знамена на ветру заплясали, раздалось конское ржа-

314 Книга вторая. Повесть об Искандаре
ние. Шах Искандар расположился в самой середине, а эмиры и военачальники —
по правую и по левую сторону, а напротив них Дараб стоял во всем своем величии,
как вдруг от свиты Искандара пришел приказ начинать нападение, и все поворо-
тились к Дарабову войску и бросились вперед. Когда Дараб увидел это, он велел
своему войску вступить в бой. До небес поднялись крики «Давай!», «Держи!», «По-
лучай!», «Бей!», «Не тронь!», стоны и вздохи до самого свода небесного достигли.
Так оба войска отдавали дань мужеству, пока не наступил вечер, барабаны сыгра-
ли возвращение и войска повернули каждое в свой лагерь.
Шах Искандар вошел в свой шатер и воссел на тахт. Явились и его вельможи,
расселись, где кому положено. Стольники прибежали, столы поставили, царскими
скатертями накрыли. Откушали царь и военачальники, столы убрали, а они при-
нялись обсуждать прошедший бой и рассказывать, что кому вспоминалось, а шах
Искандар слушал. Вдруг пришел какой-то человек и сказал царскому хаджибу:
— Мне надобно шаху Искандару одно словечко сказать, но так, чтобы никто не
слышал. Если шах позволит, скажу и прочь пойду.
Хаджиб передал эти слова вазиру. Тут шах сказал:
— Обыщите его, нет ли при нем оружия.
Того обыскали, но никакого оружия не нашли. Глянул он на Искандара, покло-
нился, шаха восславил как положено и молвил:
— Ежели будет позволено, я поближе к шаху подойду!
Искандар взял в руку кинжал и сказал:
— Ну, выкладывай, что там у тебя!
Тот человек приблизился, приложил губы к уху Искандара и что-то ему прошеп-
тал. Искандар от радости расцвел словно роза, тихонько с ним заговорил, и так
продолжалось некоторое время.
А потом Искандар приказал казначею принести такую-то драгоценность из
казны. Тот принес, и Искандар вручил эту драгоценность тому человеку. Взял тот
подаренное и ушел.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает об этой истории. Были у Дараба два эмира, одного звали Махъяр, а другого —
Джаноусеяр. Их перед Дарабом оклеветали. И замыслили они Дараба убить. Тот,
которого звали Махъяр, сказал:
— Обратимся к шаху Искандару, он наше положение упрочит и саном высоким
нас наградит.
Так они и порешили и послали к Искандару человека, а шах сказал: мол, он их
очень одобряет и обещание дает: если они это дело устроят, он их сокровищами
осыплет, всякий день будет по семьдесят их желаний исполнять, подарил послан-
цу ту драгоценность и отправил его назад.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда на следующий день оба войска призвали на мейдан и они встали напро-
тив друг друга, те двое, которые пообещали Искандару, что они убьют Дараба и
придут Искандару доложить, Махъяр и Джаноусеяр, подобрались к Дарабу, один
справа, другой слева, и набросились на него, осыпая его ударами, так что распоро-
ли ему живот. Когда рабы Дараба это увидели, они подняли крик, кинулись, что-
бы схватить их. Но те были к этому готовы и времени не теряли. Пустили вскачь
лошадей и умчались к Искандару, доложили ему, что сделали. Когда Искандар

Глава шестнадцатая. Искандар и Дара-Дараян 315
услышал об этом, он удивился и рассердился, из-за убийства Дараба огорчился,
заплакал и велел:
— Возьмите их обоих!
Тех двоих схватили, в тяжелые цепи заковали. Пока они этим занимались, под-
нялся над войском Дараба крик и стон, плач великий. Все эмиры и вазиры Дара-
ба, когда такое увидели, стали друг другу говорить: дескать, мы можем против
войска Искандара выстоять, можем с ним сражаться и ему сопротивляться, но без
шаха у войска силы нет. И вот все повернули к шаху Искандару. Как завидели они
Искандара, соскочили все с коней перед ним, оружие наземь побросали, одежду на
себе разорвали. Тронул Искандар коня, подъехал к тому месту, где Дараб ибн Дараб
упал. Дараба окружали несколько тысяч народу, кончину его оплакивали, слезы
проливали. Когда Искандар подъехал туда, народ расступился. Обратил Искандар
взор на Дараба, а тот лежит на земле, в крови утопает. Тут сам Искандар с коня
спрыгнул, платье на себе разодрал, шапку с головы скинул и подошел к Дарабу, а
Дараб ибн Дараб еще жив был. Сел Искандар возле него на землю и положил
голову Дараба к себе на колени, заплакал и проговорил:
— Какая злая судьба тебя поразила! Не могу я этого видеть, ведь я из Рума для
того прибыл, чтобы нам вместе на царский трон воссесть, чтобы глаза мои на твою
красу нагляделись, ведь я отца своего не видел, говорил себе, что должен тебя
повидать, ведь ты для меня и отец и брат! А ты меня возненавидел, считаться со
мной не захотел... Я искал мира, а ты войну начал — не со мной ты воевал, а с са-
мим собой. Молодость свою на это положил, жизнь драгоценную напрасно загубил,
а на моей душе вечное клеймо оставил. Где в целом мире найти мне брата, подоб-
ного тебе?
Сказал он так и заплакал кровавыми слезами. Эмиры и вазиры все тоже слеза-
ми залились. Тут Дараб сказал Искандару:
— То, что я сделал, было дурно, плохо для меня самого.Таков был приговор
небес, такая судьба мне выпала — погибнуть от руки подлецов. А теперь со мной
все кончено, ничего мне больше не осталось... Но есть у меня к тебе три просьбы:
одна — моих убийц убить, другая — дочь мою за себя взять, ибо она тебя достойна,
и третья — поступать с Божьим людом по справедливости, чтобы в радости вся
земля жила, ибо знай: как мне мир не навек достался, так и тебе тоже не навек
достанется.
Искандар пообещал исполнить его желания, видит, время Дараба уж на исхо-
де, ведь он получил два могучих удара, каждый из них свое дело сделал, поистине
Искандару оставалось лишь о Дарабе жалеть, слезы над ним проливать. Молвил
Дараб:
— О брат, прости меня, что я сущности твоей не понял, ведь ты моим счастьем
был, а я от счастья своего отвернулся, так как злая судьба мной завладела. А те-
перь раскаиваться поздно. Увы мне, тысячу раз увы!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту чудесную историю, удивительную повесть. Принесли паланкин, хотели туда
Дараба уложить — может быть, удастся его живым до Ирана довезти. Но в это самое
время он там, на земле, в объятиях Искандара скончался, душу драгоценную Со-
здателю вручил. Увидал Искандар, что Дараб в мир иной отошел, лицом к лицу
его прижался и так зарыдал, что, если бы видали его камни, если бы слыхали его

316 Книга вторая. Повесть об Искандаре
птицы и рыбы, они от сочувствия к шаху Искандару тоже заплакали бы! А все
военачальники заголосили, одежды на себе разорвали и головы пеплом посыпали,
стоны и вопли вознеслись к небу — словно Судный день настал. А четыреста тысяч
воинов стояли там и оплакивали Дараба, пока не пришли вазиры обоих падиша-
хов вместе с мудрецом Аристаталисом, мобедами и другими учеными мужами.
Поклонились они шаху Искандару и общему плачу конец положили. Мудрец
Аристаталис восславил и восхвалил Искандара, а потом молвил:
— Долгих лет царю, но надлежит шаху знать, что все, кто на свет рождался,
умирали, и все, кто еще родится, тоже умрут, что вероломный и лживый мир не
ведает верности и не сулит никому прочности, что все его розы — с шипами, овцы
оборачиваются волками, если в нем змея ядовитая — позади, значит, яма незары-
тая впереди! Хоть на предков своих посмотри: Эсфандияр и кесарь, Филкус-шах,
и Ардашир, и Дараб Великий — все они были покорителями мира, и в войсках этих
падишахов служили умелые полководцы и отменные храбрецы, так как каждый
из шахов сам был воином и бойцом. И все они скончались, дописали книгу жизни
своей, уронили с головы шахский венец, вместо трона — на носилки погребальные
опустились, с прахом земным смешались, и не осталось от них иного следа, кроме
имени, которое люди поминают.
Все военачальники и мудрецы воздали Аристаталису хвалу, а он повернулся к
Искандару и поцеловал его, а потом возложил ему на голову царский убор. После
этого они вернулись во дворец. Тот же час Дараба в саван завернули, положили
на его носилки мускуса и камфары — таким же весом, как он сам был, — и отпра-
вили в Иран. А через неделю отвели шаха Искандара в баню, омыли там его хоро-
шенько. Вышел оттуда шах Искандар и принял на голову царский венец и воссел
на царский трон, а иранское войско со всеми эмирами приветствовало его вступ-
ление на царство. Затем Искандар повелел привести Махъяра и Джаноусеяра, и
этих негодяев вздернули на виселицу, а потом еще из луков расстреляли. И висе-
ли они на виселице, пока птицы и мухи их не сожрали. А уж потом их с позором
зарыли в землю.

Книга третья
ПОВЕСТЬ О БУРАНДОХТ
И ИСКАНДАРЕ

Глава семнадцатая
БИТВА БУРАНДОХТ С ИСКАНДАРОМ
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю, увлекательную и примечательную. Тело Дараба ибн Дараба увез-
ли в Иран, а у него, говорят, была дочь, очень красивая и достойная, равной ей в
те времена не было. Она достигла восемнадцати лет, обликом походила на Сияву-
ша, фарром блистала, как Хушанг, а силой и воинской доблестью уподоблялась
Эсфандияру. Но над губой у нее был пушок, так что всякий, кто ее видел, прини-
мал за юношу; и орудовала она палицей в двести пятьдесят манов весом. Дараб эту
дочь очень любил, он обучил ее всем искусствам, которыми положено владеть
царевичам, а звали ее Бурандохт1 или еще говорят — Роушанак2. Бурандохт ее
прозвали из-за того пушка, что у нее над верхней губой рос, — точно ей знойным
ветром губы обметало, а также потому, что никто не мог сравняться с ней силой и
мужеством. Когда до Бурандохт дошла весть о смерти Дараба, белый свет потем-
нел в ее глазах. Повалилась она с трона на землю черную, землю суровую и созна-
ния лишилась. Стали ей в лицо розовой водой брызгать, пока она не пришла в себя.
Глаза открыла, тут взгляд ее упал на невольниц, которые волосы на себе рвали, лица
раздирали, окровавленные, в пыли катались. Бурандохт вопль испустила, платье
на груди рванула, косы свои растрепала, луноподобный лик истерзала, руки себе
искусала, всю себя изранила, когда сказали, что привезли тело Дараба. Выехала
Бурандохт навстречу вместе со знатными госпожами и служанками, едва завиде-
ла погребальные носилки, с коня Дарабова наземь упала, закричала, забилась и
сознания лишилась. А те эмиры и военачальники, которые прибыли с гробом Да-
раба, едва глянули на Бурандохт, опять одежды на себе разодрали и стали головы
прахом посыпать. Бурандохт же при виде их начала так себя истязать, что неволь-
ницы подбежали, за руки ее схватили. Она опять приблизилась к отцу, заплакала
и проговорила:
— Ах, отец мой, сердца моего силушка, для чего мне без тебя на свете жить?! Но
клянусь душой твоей, духом деда моего Дараба ибн Ардашира, который здесь при-
сутствует, клянусь, что я отомщу за тебя Искандару, внуку Филкуса, — ведь я знаю,
что по его наущению Джаноусеяр и Махъяр с тобой такое злодейство сотворили.
Сказала она так и поднялась на ноги. Когда гробницу закрыли и народ разошел-
ся, сообщили Искандару о том, что сказала дочь Дараба, какую клятву дала. Ис-
кандар стал с Аристаталисом советоваться: дескать, эта Дарабова дочка от силь-
ного расстройства непонятно что вытворяет, ты рассуди, что теперь делать, надо
на всякий случай решение принять. Аристаталис сказал:
— Когда эта девица увидела, что ее отец убит, ее охватил гнев, если она что и
сказала от горя по отцу, это простительно, тем более что, как я слышал, эта девушка

320 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
похожа на Эсфандияра: говорят, что она обладает великим мужеством, управля-
ется с палицей в двести пятьдесят манов весом, а лук ее никто в Иране натянуть
не может. Значит, надо с ней обходиться осторожно, пока она не успокоится и не
попадет в наши сети.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю. После того разговора прошло два месяца, и вот Бурандохт собра-
ла своих эмиров и мудрецов и сказала:
— Ну, что вы скажете о том, как Искандар вышел из Рума, убил моего отца и
покусился на Иран, — вы заодно с ним или нет? Мне надо знать, как с ним себя
держать, какой путь избрать. Отвечайте же мне по правде.
Они все разом закричали:
— Не бывать тому, чтобы мы с ним единомышленниками стали, от своего пади-
шаха отвернулись и Иранское царство ему отдали! Пока держится в теле душа,
будем с Искандаром воевать за тебя! Пока не рассчитаемся с ним за кровь Дараба
ибн Дараба, с места не двинемся, будем обеими руками врагов поражать.
Когда Бурандохт услышала от них такие речи, она обрадовалась, похвалила их
и обласкала, взяла с них присягу, а потом разослала письма в Истахр и в Керман,
в Исфахан и Курдистан, в Куршаул и Мазандаран, в Ирак и Гилян* и попросила
помощи. За три месяца собрались к Бурандохт сто двадцать тысяч всадников кро-
ме тех воинов, что при ней были. Открыла она казну, пожаловала всем денег, ло-
шадей и оружие и пообещала:
— Если я Искандара разобью, я всех вас в чине повышу и такими благами на-
гражу, что вам и не снились.
В ответ все ей в землю поклонились и так сказали:
— Пока хоть одна жилочка в теле цела останется, мы будем изо всех сил за меч
держаться, чтобы над врагом победу одержать.
С этими словами повернули все к Искандару.
Услышав такие известия, шах Искандар скорей собрал огромное войско с десятью
эмирами, мужами видными, и выставил его против Бурандохт, а другой отряд стал
учить, наказал им: дескать, ждите своего часа, когда войско с войском Бурандохт схва-
тится, тогда нападите на их лагерь, все там разграбьте, казну и имущество все захва-
тите, на верблюдов и мулов погрузите и возвращайтесь назад. Принял он такие реше-
ния и направился в сторону Бурандохт. Бурандохт о том узнала, навстречу ему войско
повела, разбили они палатки, царский шатер поставили и ночь провели в лагере.
На следующий день, когда взошло солнце, над тем и другим войском поднялся
грохот барабанов и рев труб, и они выстроились лицом к лицу. У Искандара был
один славный эмир, по имени Сохраб, отважный воин, искусный боец. Он велел
одному человеку:
— Ступай вперед, к тому войску и громким голосом вопроси: «Эй, войско иран-
ское и иракское, войско Фарса, ради чего вы на поле вышли, за кого сражаться
собираетесь? Ведь Дараб убит, все его эмиры и военачальники Искандару присяг-
нули и, хоть и стоят среди вас, когда бой начнется, к Искандару перейдут, а вы о
том и не ведаете! Возвращайтесь к своим семьям, не проливайте кровь понапрас-
ну, а не то раскаетесь, да поздно будет!»
Посланный пошел и произнес эти слова громким голосом, так что в войске
иранском его услышали и некоторые ему поверили. Бурандохт сказала:

Глава семнадцатая. Битва Бурандохт с Искандаром 32 7
— Я с Искандаром так расправлюсь, что всему миру уроком будет!
С этими словами она пустила коня на мейдан, начала там гарцевать, той двух-
сотпятидесятимановой палицей махать — вызывала на бой. А у Искандара в вой-
ске был один воин, по имени Кохлас — мужчина плотный, его ни одна лошадь не
выдерживала, он на верблюде ездил, а меч у него был весом в тридцать манов,
таким по скале ударить — она надвое расколется. Он надел оружие и выехал про-
тив Бурандохт — с ходу на приступ кинулся. При виде такого рвения Бурандохт
стала его наскоки отражать, он с мечом, а она с палицей, как они ни старались,
успеха не добились. Бурандохт сказала себе: «Это воин отважный, но зачем мне
столько времени на него тратить?» Вылетела она вперед мощным броском, слов-
но огонь жгучий, встала во весь рост на стременах, палицу свою занесла. Кохлас
увидел это, против палицы выставил щит, думал отразить ее натиск. Но Бурандохт
опустила палицу с такой силой, что у него только мозг брызнул во все стороны. Упал
Кохлас с лошади и с жизнью расстался. Искандарово войско, увидев, что Кохлас
убит, воздало хвалу могучей руке Бурандохт. Еще один воин был у Искандара в
войске, звали его Фархад, он был предводителем отряда в десять тысяч человек.
Он сказал эмирам:
— С этим всадником неблагоразумно вступать в единоборство. Нам надо напасть
на него всем вместе, может быть, и удастся одним ударом разбить все их войско.
На том и порешили, разом бросились все вперед. Иранское войско тоже снялось
с места. Грохот барабанов и литавр достигал до звезды Аюк, мечи и палицы, бер-
дыши, кинжалы, дротики опускались на головы тех и других сражавшихся, убивая
их. Румийское войско стало брать верх над Бурандохт, окружило ее, словно кре-
пость. Воинство Бурандохт хотело прорвать кольцо врагов, вывести оттуда Буран-
дохт, посадить на коня, но им это не удавалось. Начали они отступать, говоря друг
другу: «С Бурандохт все кончено!» — пожалели о ней и прочь ускакали. От войска
не осталось и следа, и Бурандохт потеряла надежду. Некоторое время она отчаян-
но сражалась, и ей все же удалось вырваться из окружения вместе со своими слу-
гами и невольниками. Прошла она фарсанга два по дороге, огляделась, видит, стоит
какой-то двор, стены очень высокие и крепкие. Она подошла ближе, обошла вокруг
этого двора, осмотрела — видит, прочно построено. Остановилась она там вместе
с теми слугами и рабами. Говорит им Бурандохт:
— Поищите, надо непременно воды найти: меня жажда мучит, хочу воды испить.
Несколько рабов стали бродить по округе, отыскали родник чистой воды, ко-
торый изливался на зелень словно жемчуг, такое там было благодатное местечко,
счастливое пристанище. Обрадовались рабы, напились сами и для Бурандохт воды
набрали, рассказали ей, как пришли, о том источнике и лужайке зеленой. Буран-
дохт осталась очень довольна, вознесла благодарность Господу, великому и слав-
ному, отправилась сама к источнику, вымыла руки и лицо, омовение совершила и
предалась молитве. Ударила она в землю челом, заплакала и проговорила:
— О Господи, я — раба твоя, ничтожнейшая из всех рабов Божьих. Помоги мне,
ведь отца моего убили, теперь на мою жизнь покушаются, окажи мне помощь, ведь
Ты — покровитель страждущих!
Так она говорила и плакала, как вдруг донесся до нее топот копыт. Вскочила
Бурандохт, оружие надела, на коня села. Видит, идет отряд тысяч пять-шесть, по
дороге к ней приближается. Бурандохт про себя говорит: «Уж не мазандаранское
11 Дараб-наме

322 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
ли это войско, которое в бегство обратилось?» Узнала Бурандохт проходящее вой-
ско, тотчас послала следом несколько рабов, те поскакали, отряд догнали. Увида-
ли воины тех рабов, сразу остановились, стали о Бурандохт расспрашивать. Рабы
говорят:
— Да вот она, царевна Бурандохт, возле той стены стоит, вас увидала, за вами
послала.
Те обрадовались, повернули к Бурандохт, спешились все, стали ей кланяться.
Бурандохт их приветила, прощения попросила и сказала так:
— Вы ради меня семьи свои оставили, с женами и детьми разлучились, готовы
были головы свои сложить или по миру скитаться — коли я жива буду, вашей служ-
бы не забуду, за труды вам отплачу!
А они ей в ответ:
— Мы все — твои слуги верные, мы из войска Дараба, еще отцы наши Дарабу
служили. Пусть царица Ирана знает: пока она в седле сидит, мы свои мечи крепко
держим, за тебя стоим и не отступимся, пока спор наш с Искандаром не разрешится.
А сюда мы для того пришли, чтобы место выбрать, лагерем стать, о тебе, царица,
вести собрать. Теперь же, когда мы тебя во здравии увидали, куда прикажешь, туда
и отправимся.
Бурандохт их похвалила за службу, указала хорошее место для лагеря — они все
остановились возле того источника, спешились и разместились.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту занимательную и примечательную историю. Бурандохт воды попила, ору-
жие сняла и своим рабам приказала, чтоб несколько человек отдыхали, а другие
чтоб в карауле стояли, дабы никакой оплошности не допустить. И вот несколько
рабов стали дозором ходить, возле того двора кружить, так они службу несли,
поодиночке или по двое с коней слезали, понемножку спали — ведь устали все они,
да и лошади притомились, еле ноги переставляли, то и дело останавливались. Но
был среди тех рабов один румиец, Бурандохт купила его, он же питал в душе
любовь к Руму и несколько раз порывался убежать из Ирана, вернуться в Рум, но
не мог улучить удобного случая. Когда Бурандохт зашла в тот двор и остановилась
там, велев невольникам, чтоб они караул несли, раб сказал себе: «Нельзя терять
времени, надо сейчас же идти в лагерь Искандара и сообщить ему о Бурандохт:
пусть шах пошлет сюда дружину и заберет Бурандохт, чтобы раздоры и стычки
кончились, смута чтоб улеглась. А меня за то, что я такое дело устроил, шах Ис-
кандар обласкает, положение мое улучшится, и я вернусь в Рум». Так он размыш-
лял, а сам потихоньку-полегоньку коня за повод тянул, будто пасет его. А как ото-
шел подальше от остальных рабов, на лошадиную спину вскарабкался и поскакал
в лагерь Искандара. Прибыл он туда и попросил приема у шаха. Хаджиб доложил
шаху, Искандар распорядился:
— Впустите его, посмотрим, что он скажет.
Вышел хаджиб, взял того раба под руку и повел к шаху. Тот при виде шаха по-
клонился как положено и на румийском языке его приветствовал, а потом сказал:
— О шах, я вести привез, коли позволишь говорить, скажу.
— Позволю, — говорит Искандар.
Раб выложил ему все про Бурандохт — как она сражалась, как на том дворе
оказалась, спать легла, а невольников сторожить поставила, а закончил так:

Глава семнадцатая. Битва Бурандохт с Искандаром 323
— А я прибыл шаху послужить, ему сообщить, что Бурандохт очень даже лег-
ко взять можно.
Выслушал его шах Искандар и его речам подивился. Спросил:
— А далеко ли отсюда до того двора?
— Да фарсанга два будет, а то и меньше.
Шах Искандар тотчас назначил двум верховным эмирам и еще нескольким
военачальникам взять десять тысяч воинов и наказал им:
— Желаю, чтобы вы отправились, захватили Бурандохт и доставили ее ко мне.
Эти два верховных эмира и еще восемь других воинских начальников взяли
войско, взяли того раба, напоили его, накормили, коня ему привели. Тот насытил-
ся, сел на коня и поехал впереди, а два верховных эмира с тяжеловооруженным
войском, в котором было десять тысяч опытных и умелых бойцов, последовали за
ним — брать в плен Бурандохт.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту удивительнейшую историю. Когда тот раб сбежал и забрезжил рассвет,
Бурандохт повела мазандаранское войско к источнику, и еще задолго до полудня
собралось у нее двадцать тысяч воинов, только не было у них ни палаток, ни шат-
ров — отряды Искандара все разграбили. Стали они совещаться: как бы нам добыть
себе имущество кое-какое, но тут вдали заклубилась пыль, ветер налетел, пыль
отогнал, и показались из нее полки Искандара — те десять тысяч. Бурандохт при
виде их вскричала, обращаясь к своему войску:
— Доблестные воины! Вот и прибыло к нам оружие, и кони, и богатство! Сади-
тесь в седло, постарайтесь рассчитаться с этими негодяями!
Все ее люди тотчас взялись за оружие. А Бурандохт разделила войско на четы-
ре части, по пять тысяч человек в каждой, посадила их в засаду, сама же с тремя-
стами невольниками осталась на видном месте. Когда беглый раб заметил их, он
сказал ехавшим за ним эмирам:
— Вот она, Бурандохт, а с ней — ничтожные людишки, ее слуги и невольники,
они на том дворе приютились, голодные и усталые.
Эмиры увидели Бурандохт и пустили лошадей по направлению к тому двору.
Подъехали ближе, остановились и велели одному из воинов:
— Ступай и скажи Бурандохт, что это войско от шаха Искандара прибыло, шаху
стало известно, что вы здесь обретаетесь, и он послал нас за Бурандохт: мол, при-
везите ее. А если она не пойдет, скажите ей: дескать, Искандар тебе привет шлет и
передает: «Зачем ты воюешь, зачем смуту сеешь, кровь добрых людей проливаешь?
Я из Рума не воевать пришел — так и отцу твоему сказал, но он слушать не захо-
тел, вот и расстался с жизнью понапрасну. Ты с него пример не бери, а то и твоя
жизнь прахом пойдет. Приезжай ко мне, я тебе дам все, чего ты захочешь, испол-
ню любое твое желание: мы ведь не чужие! Мы из одного рода, ты — дочь Дар аба
ибн Дараба, я — сын Дараба ибн Ардашира, недостойно нам враждовать, не то
падишахи, что после нас на царство взойдут, станут нас порицать».
Когда воин произнес эти слова, Бурандохт молвила:
— Надо на него напасть, чтобы другим неповадно было с такими вестями яв-
ляться!
Вытащила она стрелу из колчана, вложила в лук и направила ее так, что стре-
ла попала прямо в рот вестнику, а вышла наружу у него на затылке. Он с коня

324 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
свалился и с жизнью распростился. А верховные эмиры Сохраб и Фархад и про-
чие военачальники при виде этого стали друг другу говорить:
— Это наша вина, не надо было с Бурандохт разговоры разговаривать да мира
искать! Шах Искандар нам велел поехать, ее забрать и живой к нему доста-
вить — самое лучшее теперь перейти в нападение, окружить их и захватить всех
разом.
Тут они все бросились в атаку, закричали, зашумели, все десять тысяч человек
на Бурандохт налетели, но Бурандохт ничуть не испугалась, смело встала против
этого войска и пустила в ход свою тяжкую палицу. Каждым ударом поражала она
всадника вместе с конем, куда ни повернет она — стена из убитых вырастает, а те
эмиры начали кричать на своих бойцов, подстрекать их, чтоб скорей Бурандохт
взяли. Но тут вдруг выскочили с четырех сторон те двадцать тысяч воинов, мечи
обнажили, словно голодные львы набросились на них и справа, и слева, и спереди,
и сзади и давай их крушить! Увидали Искандаровы ратники это воинство и поня-
ли, что попали в ловушку. Они всякую надежду на спасение оставили, решили, что
тот раб их нарочно туда заманил, чтобы в крови потопить. Так они решили и раба
на куски изрубили.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда воины Бурандохт применили хитрость и ради того, чтобы добыть себе
коней и оружие, испробовали свое счастье, они положили замертво четыре тыся-
чи человек, а уж раненых и не сосчитать было, из военачальников же некоторых
убили, а некоторых в плен взяли и привели пред очи Бурандохт. Бурандохт их спро-
сила:
— Кто вас привел в это место?
Тогда они поведали ей про того раба.
— Отыщите его! — приказала Бурандохт.
— Мы так рассудили, что он нас хитростью заманил сюда, и с ним расправи-
лись, — ответили они.
Стали того раба разыскивать, убитого нашли. Тогда отрубили голову еще и
Фархаду, а Сохрабу нос и уши отрезали, вместе с головой Фархада ему на шею
повесили. А Бурандохт молвила:
— Ступай и скажи Искандару, пусть к бою готовится.
Сохраб, так изукрашенный, прибыл в свой лагерь. Увидали его все начальни-
ки с такими знаками памятными, удивились и скорей к Искандару повели. Тот
спросил:
— Как с тобой случилось такое?
Поцеловал Сохраб перед ним землю и ответил:
— Не так вышло, как мы хотели, а так, как Бог захотел! Выступила против нас
Бурандохт, Фархада с другими эмирами погубила, а головы Фархада и того раба-
проводника вам послала: дескать, готовьтесь к войне.
Очень удивился Искандар и говорит:
— Видно, она хитрость какую-то применила, колдовство в ход пустила?
— Никакого особого колдовства не было, просто она на нас налетела и сразу
захватила Фархада, а потом отсекла ему голову и меня в таком виде к вам прислала.
Выслушал Искандар такие слова, еще больше удивился, сказал:
— Эй, Сохраб, а где ты Бурандохт оставил?

Глава семнадцатая. Битва Бурандохт с Искандаром 325
— Там какой-то двор за оградой стоит, на том дворе она и осталась, — говорит
Сохраб.
— По коням! — приказал Искандар. — Поедем туда и заберем Бурандохт.
Тут Аристаталис засмеялся.
— Ты что смеешься? — спрашивает Искандар.
— Гляжу я на могущество Всевышнего и дивлюсь Его мудрости, — отвечает
Аристаталис, — ведь Он каждый миг новое чудо являет. За короткое время такие
чудеса в государстве случились, а теперь еще и это!
Искандар сказал:
— Мы все устали и измучились, а ведь царство — царство Господне и воля — воля
Господня, а с этой Бурандохт воевать неразумно: кто на нее ни пойдет войной, тот
погибает.
— Всякому делу — свое время, — сказал Аристаталис. — Сейчас нам времени
упускать нельзя: быть может, удастся эту смуту погасить, а то, если войска Таба-
ристана, Мазандарана и Хузистана* проведают, все они станут ей помогать, так что
Бурандохт опять наберет силу и захватить ее будет трудно.
Потом он приказал, чтобы били в военные барабаны, дули в трубы, а Искан-
дар сел на коня, и войско Фарса, Ирака и Рума словно бурное море поднялось с
места, и скакали они весь тот день до ночи, пока не прибыли к месту стоянки Бу-
рандохт.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту удивительную и поразительную, увлекательную и примечательную исто-
рию. Когда Искандар добрался до Бурандохт, вокруг нее собралось уже двадцать
пять тысяч воинов, все бойцы крепкие, непреклонные. Лазутчик пришел, сообщил
Бурандохт:
— О царица Ирана, прибыл Искандар с превеликим войском, он затем пришел,
чтобы тебя в плен захватить.
Бурандохт к войску своему обратилась:
— О отцы мои, нынче нет у меня ничего, кроме этой плетки да коня, на кото-
ром я сижу, все мое богатство и имущество разграбили. Помогите мне сегодня —
завтра вам от этого прибыль будет, ведь, если я на трон свой вернусь, вы все бо-
гатством с Каруном сравняетесь. Если же вы не хотите мне помогать, скажите об
этом прямо, чтоб я знала, тогда я с места снимусь, поеду в Хиндустан — ведь пади-
шах Хинда* получил царство из рук моего деда Дараба. Поеду туда, погляжу, ка-
кова будет Господня воля, ибо надо покоряться Его велениям, как Он захочет, так
и будет.
Сказала она так, а все собравшиеся там войска в один голос воскликнули:
— Зачем ты так говоришь?! Мы все — твои верные слуги, послушные твоей воле,
мы для того и прибыли из Хорасана и Мазандарана, чтобы, пока душа с телом не
расстанется, с твоими врагами биться, смертоносными мечами рубиться.
Поблагодарила их Бурандохт, много всякого добра пообещала, а затем ска-
зала:
— Искандар считает, что я осталась одна, вам лучше будет некоторое время
подождать в засаде, а когда он прибудет сюда, мы бросимся в бой, может быть, я
сумею его самого захватить, свой меч его кровью омочить, над всеми падишахами
победу одержать и воссесть на иранский трон.

326 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
И все собравшиеся там доблестные мужи ответили:
— Да споспешествует Аллах великий тому, чтобы царица Ирана своей цели
достигла!
После того двадцать пять тысяч воинов засели в засаду и стали поджидать
Искандара.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Один из тех воинов отправился к Искандару и сказал:
— Двадцать пять тысяч воинов Бурандохт поджидают тебя в укромном месте!
Когда Искандар услышал от соглядатая такие слова, он велел созвать военачаль-
ников. Те пришли, поцеловали перед ним землю и спросили:
— Что изволишь приказать?
— Оставайтесь на месте, выступать из лагеря неблагоразумно.
И все войско осталось в лагере. Один из воинов Искандара перебежал к Буран-
дохт и известил ее, что войско не выступает, так как проведало, что Бурандохт
поджидает их в засаде. Бурандохт сказала военачальникам:
— Вы побудьте здесь, а я с десятью тысячами воинов зайду справа, со стороны
пустыни, и нападу на войско Искандара с тыла, покажу ему, что такое воинская
доблесть, так что меня по всей земле прославлять будут, а после моей смерти по-
весть обо мне станет самой любимой у всех людей!
С этими словами она углубилась в пустыню вместе с теми десятью тысячами
всадников, а Искандар стоял на дороге и дожидался, когда же покажется Буран-
дохт. Но она внезапно появилась с тыла, так что они приняли ее войско за отряд
румийцев, прибывших к ним на помощь. Так они воображали, но тут Бурандохт
издала боевой клич и провозгласила:
— Я — Бурандохт, дочь Дараба ибн Дараба ибн Ардашира! Эй, Искандар, зачем
Фархада ко мне послал, почему сам не пришел? Вот теперь я пришла, чтобы тебе
не утруждаться. Принимай бой!
И она, словно разъяренный лев, бросилась в самую гущу румийского войска,
вызывая крики и вопли, пустила в ход свою двухсотпятидесятимановую палицу.
Увидал Искандар, какая это ладная да неразлучная парочка, поскорее из войска
выбрался, при помощи тысячи уловок отыграл у Бурандохт свою драгоценную
жизнь и затаился.
А собиратель вестей и открыватель тайностей рассказывает так. Со всех четы-
рех сторон подступило войско Бурандохт, рассыпая удары мечей и стрел, Буран-
дохт же, словно буйный лев, врагов разила, как ни ударит — сразу коня и всадни-
ка в землю вобьет. Тут приблизилась утренняя заря — машшатэ* всего мира, отки-
нула волосы тьмы с лика мира-невесты, и все вокруг осветилось. Бурандохт из гущи
сражения подала голос:
— О великие мужи, вы отважно бились, но врагов много, каждый час к ним
помощь прибывает — нельзя нам ошибку допустить, воротитесь!
Повернуло войско Бурандохт и направилось на берег Евфрата. А румийское
войско, когда это увидело, поскакало за ними: вдруг удастся Бурандохт захватить?
Она увидала их, оборотилась и бросилась на них, заставила их снова бежать в соб-
ственный лагерь. Этой ночью было убито пять тысяч человек с обеих сторон, а три
сотни румийцев попали в плен к Бурандохт. Когда они вышли на берег Евфрата,
Бурандохт ста пятидесяти румийцам, что были посильнее, отсекла головы и пове-

Глава семнадцатая. Битва Бурандохт с Искандаром 327
сила их на грудь оставшимся, которым отрезали носы и уши. Затем она отослала
их к Искандару и наказала:
— Ступайте и передайте: я ему трон иранский отдала, но ни одного часа спокой-
ной жизни не дам, буду вокруг его войска бродить, буду его людей разить.
С этими словами она отослала пленных и обратилась к своим людям:
— Если вы пуститесь разбойничать, как это делали люди Искандара, все награб-
ленное будет ваше, а у меня нынче нет ничего, ведь все мое богатство в Истахре
осталось. А теперь — поднимем вселенскую смуту, не дадим Искандару спокойно
на иранском троне восседать! Пойдем отсюда в Рум и сделаем с ним то же, что
Искандар сделал с Ираном, даже еще хуже. Все имущество и богатство, которое
собрал Искандар в Иране, мы вернем себе в Руме сторицею.
Войско ее отвечало:
— О царица Ирана, мы все — твои покорные слуги, пока живы, за тебя радеть
будем.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда те пленные с отрезанными ушами и носами, с головами казненных,
висевшими у них на груди, пришли к шатру Искандара и передали ему, что случи-
лось, он велел похоронить головы убитых, а к нему позвать Аристаталиса, Сетала-
миса и Баталимуна. Те явились, и Искандар сказал им:
— Что теперь делать? Бурандохт опять верх взяла, столько людей моих переби-
ла...
— О царь Рума, а не отступиться ли тебе от Ирана? Откажись, давай вернемся
в Рум, — сказал Аристаталис.
— Я такого стыда и позора не снесу, — возразил Искандар. — Ведь весь народ в
Руме скажет, что я от девчонки убежал, не смог с ней совладать.
— Да, больше и хуже позора быть не может, — согласились румийские мудре-
цы.
Тогда Искандар воскликнул:
— Клянусь душой отца моего, Дараба ибн Ардашира, что, пока я не подчиню себе
полностью Иран и Рум, не будет мне ни сна, ни покоя!
Он тот же час приказал поднимать войско. Военачальники ему говорят:
— О царь Рума, не торопись, надо посоветоваться, ведь царская опрометчивость
предосудительна.
— Садитесь, давайте посоветуемся, — говорит тогда Искандар.
Аристаталис сказал:
— Звезда Бурандохт сейчас в очень неблагоприятном положении, если она вый-
дет из-под влияния дурного предзнаменования, то весь мир себе подчинит, будет
пятьдесят лет царствовать. А правильное решение сейчас вот какое: прикажи всем
иранцам, чтобы они ушли к Бурандохт, скажи: мол, мне Иран не нужен! Надо-
ели мне и Иран и иранцы! Пусть к Бурандохт отправляются, перед ее войском чва-
нятся.
Когда эти слова дошли до иранцев, один из них, который был сторонником
Бурандохт, отправился прямо к ней и сказал:
— Искандар отослал иранцев к тебе и пустил слух, что он уходит в Рум.
И той же ночью явились двадцать тысяч воинов и стали перед Бурандохт
землю целовать и прощения просить. А Бурандохт притулилась на берегу Евфра-

328 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
та, ни шатра у нее не было, ни палатки. Прибывшие иранцы стали у нее спраши-
вать:
— О царица, что же ты палатку не поставишь?
— А мне ничего не надо, — ответила Бурандохт, — и вам тоже здесь делать не-
чего: возвращайтесь лучше к Искандару, тогда и мне забот и хлопот меньше будет.
Тот иранский отряд вновь пришел к Искандару, они сказали:
— Бурандохт нас не приняла, назад отослала.
— Почему же она вас не приняла? Почему она не ставит себе шатра, а словно
цыганка ютится под берегом? Может, у нее и палатки даже нет? — спрашивает
Искандар.
А они в ответ:
— Нам ничего о ее делах не известно.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю. На следующий день Бурандохт села на коня, подъехала к иран-
цам и сказала:
— Дайте мне клятву, что не измените, что не замыслите против меня зла, не
будете о речах моих врагам доносить.
— Клянемся, — говорят иранцы.
Принесли они заново присягу и клятву дали: дескать, если слово свое нарушим,
тонуть нам в этой реке. А Бурандохт сошла с коня, обратила лицо к небу и воззва-
ла к Богу:
— Господь Единый, во имя власти Твоей защити меня, сироту, как Ты защищал
отца моего, от воды, и от клинка, и от дракона огненного, не дай друзьям моим в
пучине погибнуть, а тех, кто в душе своей против меня, потопи всех в реке!
Сказала она так, лицом в землю упала и зарыдала, а потом поднялась, вскочи-
ла на коня и погнала его прямо в Евфрат. И поскольку Господь, великий и слав-
ный, всемогущ, недоброжелатели Бурандохт все до единого утонули, а сторонни-
ки ее все вместе с нею благополучно вышли из воды и провели ту ночь на другом
берегу реки. На следующий день она поднялась, совершила омовение, возблаго-
дарила Господа, великого и славного, вознесла молитву, а когда закончила все это,
пересчитала иранское войско: вышли из воды двадцать пять тысяч ратников, все
бойцы умелые, воины искусные. Бурандохт повернула в сторону Рума и ехала, пока
не достигла Халеба. В двух фарсангах от Халеба было урочище, изобильное и
благодатное, там она спешилась и призвала к себе военачальников, стала у них
спрашивать:
— Что за место такое этот Халеб?
— Это превеликая крепость, хорошо укрепленная, воинов в ней много, все си-
лачи, как на подбор, а стоит эта крепость на рубеже Рума, — объяснили ей.
Бурандохт себе сказала: «Если я возьму этот Халеб, он станет мне главной опо-
рой и поддержкой, на душе у меня спокойно будет, а если не смогу взять — тогда и
в Руме мне не бывать, не смогу я одолеть такое многотысячное войско». Так она
решила про себя и тотчас велела, чтобы царские значки выставили, шатер царский
воздвигли, трон установили, оруженосцев по правую и по левую руку поставили,
телохранителей и хаджибов вокруг шатра разместили.

Глава восемнадцатая
ПОБЕДА БУРАНДОХТ НАД ХАЛЕБОМ
[Пустив в ход хитрость и проявив необыкновенную отвагу и воинскую доблесть,
Бурандохт с небольшой группой воинов захватывает Халеб и после кровопролит-
ного боя открывает ворота для всего своего войска. Несмотря на сопротивление
жителей, город побежден. Бурандохт прощает жителям, что они сражались с ней,
но все-таки выселяет их всех из крепости, оставшись там со своей армией.
Через некоторое время к городу подходит караван, который, как выясняется,
везет Искандару его казну из Амурии. Бурандохт захватывает казну, а Искандару
отправляет с предводителем каравана дерзкое письмо, где грозит взамен Ирана,
которым завладел Искандар, подчинить себе весь Рум. В качестве живых приме-
ров своих успехов она посылает бывшего эмира Халеба и градоначальника: одно-
го с отрубленным носом, другого с выдранными усами.]

Глава девятнадцатая
ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАНДОХТ
[Узнав, что Бурандохт захватила Халеб, румийцы не поверили своим ушам.
Войска Искандара окружают город, Бурандохт совершает дерзкую ночную вылаз-
ку, намереваясь захватить самого Искандара, но вместо этого попадает в плен сама.
Искандар велит вывести ее, связанную и простоволосую, под стены крепости, дабы
вынудить осажденных сдаться, но эффект оказывается обратным: люди Бурандохт
возмущены и готовы на смерть, лишь бы отбить ее, спасти от унижения. После
совета со своими мудрецами и беседы с непокорной и несговорчивой царевной
Искандар принимает решение казнить Бурандохт. Он велит полководцу Хунъясу
запереть ее в сундук, погрузить сундук на верблюда, отвезти в пустынное место, там
обезглавить Бурандохт, а голову ее доставить к стенам Халеба — напоказ осажден-
ным. Ночью Хунъяс, взяв с собой двух палачей, увозит сундук с Бурандохт из ла-
геря. В безлюдных знойных солончаках должна свершиться казнь, но Бурандохт
удается склонить палачей, Тормаса и Костаса, на свою сторону, и они убивают сви-
репого Хунъяса, Бурандохт же освобождают. Бурандохт тотчас устремляется к Ха-
лебу.
Тормас и Костас родом из Ирана, они собираются ехать туда, но потом сообра-
жают, что так их измена Искандару обнаружится. Они решают обмануть Искан-
дара, а в качестве доказательства того, что поручение выполнено, предъявить ему
фальшивую голову Бурандохт. В Дамаске они покупают красивую невольницу,
похожую на Бурандохт, покинув город, убивают ее, выдерживают отрубленную
голову на солнце, пока та не почернела, а потом с этим трофеем отправляются к
Искандару. Про Хунъяса они рассказывают, что его сожрал дракон. Искандар очень
доволен, он уверен, что теперь добьется сдачи Халеба.
Но к тому времени Бурандохт уже пробралась назад в крепость, засевшие там
воины не согласны сдаваться, и Искандар грозит взять крепость штурмом. Одна-
ко румийцы слишком много пьют вина, и боевая готовность их резко падает. Бу-
рандохт несколько раз выезжает из крепости инкогнито и вызывает Искандара на
бой, но он высылает вместо себя других воинов. Добровольно выходят на поеди-
нок сначала Тормас, затем Костас, дают Бурандохт захватить себя и благополуч-
но укрываются в Халебе. Искандар начинает подозревать, что дело нечисто, он
пишет письмо Аристаталису и просит его проверить по звездам: жива Бурандохт
или погибла? Бурандохт узнает о письме и решает перехватить его. Она седлает
норовистого жеребца Ветронога — коня Дараба ибн Дараба, своего отца, и пуска-
ется в путь. Конь, отпущенный ею на привале попастись, гоняясь за кобылицами,
попадает в лагерь Искандара и доблестно сражается с румийцами, убив и покале-
чив многих, а потом возвращается к своей госпоже. Затем к Бурандохт присоеди

Глава девятнадцатая. Приключения Бурандохт 331
няются Тормас и Костас, через некоторое время все трое прибывают в Багдад. К
градоначальнику Баталимусу как раз приезжает гонец Искандара с письмом. Кос-
тас и Тормас пробираются во дворец, слышат, как читают письмо, и видят радость
Баталимуса при известии о смерти Бурандохт, а про себя весело смеются — ведь на
самом деле Бурандохт жива.
Бурандохт открывает Тормасу истинную причину своей вражды к Искандару:
оказывается, ее мать Абандохт завела шашни с Искандаром, когда Дараб захватил
его в плен и привез в Истахр (в предыдущем изложении такого эпизода не было,
имя Абандохт упоминается впервые). Влюбившись в пленника, Абандохт освобо-
дила его и помогла ему бежать, Дараб же погиб. Бурандохт очень огорчена изме-
ной матери и тем, что Истахр теперь занят войском Искандара, она клянется ото-
мстить за отца.
Бурандохт и ее спутники догоняют посланца Искандара и отбирают у него пись-
мо к Аристаталису, самого же гонца Бурандохт отпускает. Он спешит назад к
Искандару с докладом, а Бурандохт направляется в Истахр. Когда они приезжают
туда, Тормас и Костас вручают Аристаталису письмо Искандара с известием о
смерти Бурандохт и сомнениями по этому поводу. «Эх, кабы это было правдой, я
бы целое сокровище бедным раздала! — говорит Абандохт о смерти дочери. — А
то мне каждую ночь снится, что она захватила крепость, меня на крепостной сте-
не вниз головой повесила, а Искандар мимо едет и на мои призывы о помощи ни-
как не откликается, хоть я из-за него пострадала». — «Дурной сон!» — заключает
Аристаталис. Он выходит взглянуть на звезды и видит Бурандохт, сидящую у во-
рот дворца. Благоразумный мудрец тотчас бежит прочь из Истахра. В Ширазе он
встречается с Сеталамисом, и они вместе со всеми румийскими полками отступа-
ют в Ирак.
Бурандохт захватывает дворец и, не обращая внимания на слезы и мольбы
матери, подвергает ее жестокому и мучительному наказанию: выкалывает ей гла-
за, отрубает нос, затем ноги, а попутно ухитряется перебить весь румийский гарни-
зон. Теперь в ее руках оказываются все древние сокровища иранских царей (речь
опять идет о сорока колодцах, заполненных золотом и драгоценными каменьями).
Но она не дорожит ими: отдает все Костасу и Тормасу и вручает им власть над
городом. Однако те убеждают ее дождаться прибытия Искандара. С несметным
войском Искандар подходит к городу, видит Бурандохт на крепостной башне и
спрашивает Аристаталиса, как ему взять Истахр. «Это возможно только хитрос-
тью, но не штурмом или осадой», — отвечает тот. Тем временем Бурандохт велит
привести полуживую мать, привязать ее к доске и спустить на веревке с крепост-
ной стены, чтобы поутру изувеченная женщина сразу бросилась в глаза Исканда-
ру. «Безжалостная дочь!» — восклицает тот. В конце концов Абандохт сбрасывают
со стены, Искандар подбирает тело, хоронит и грозится так же поступить с Буран-
дохт, когда поймает ее, а пока отступает в Исфахан.
Бурандохт решает отправиться в Халеб. По пути ее подстерегает множество
опасностей и приключений, она ведет неравный бой с румийцами, раненная, укры-
вается в глубокой пещере, куда к ней пробирается сначала верный конь Ветроног,
а потом Тормас. Бурандохт постепенно поправляется, но войско Искандара отре-
зает им обратный путь. Конь погибает. Пытаясь спастись, Бурандохт и Тормас
убегают все глубже в гору, гонимые преследователями, пока не добираются до

332 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
заколдованной двери. С большим трудом им все же удается проникнуть за дверь,
а перед Искандаром дверь захлопывается. Бурандохт и Тормас долго блуждают под
землей, потом выходят в заповедную долину, где стоит чудесный дворец Джамши-
да, полный золотых механических фигур, изображающих самого древнего царя и
его двор. Ни одной живой души там нет. Покинув дворец, они вновь удаляются в
подземелье, где натыкаются на Костаса, которого Искандар схватил и бросил в
подземную темницу Джамшида под названием «Темница забытых». Хитростью и
доблестью им удается разделаться со стражей и выйти на поверхность земли. Бу-
рандохт, вооружившись тараном от старой стенобитной машины, брошенной здесь,
нападает на лагерь румийцев, учиняет там разгром, убивает Сеталамиса и снова
передает крепость Истахр Тормасу и Костасу, предостерегая их от беспечности, а
сама опять собирается в Халеб. Она выбирает себе крепкого коня из конюшни
Сеталамиса, находит свое оставленное в горах вооружение и быстро продвигается
к Халебу, следуя по пятам за Искандаром. Заехав по пути в Багдад, она останавли-
вается поесть в харчевне, съедает целого барана, а затем, купив другого жареного
барашка впрок, выезжает на берег Тигра и переправляется на другую сторону реки.
Здесь ее видит Искандар со своей свитой, он поражен красотой Бурандохт, кото-
рую принимает за юношу, и посылает человека, чтобы подозвать ее.]

Глава двадцатая
ИСТОРИЯ ЛЖЕБАХРАМА
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказывает
так. Когда тот всадник, посланный Искандаром, подъехал к Бурандохт, он сказал:
— О юноша, остановись! Шах Рума Искандар тебя зовет, расспросить хочет,
откуда ты и куда направляешься.
— А где Искандар? — спросила Бурандохт.
Всадник издали показал на него. Взглянула на него Бурандохт издалека, да так
и застыла на месте, не может к нему подойти, боится, как бы он ее не узнал. По-
сланный говорит:
— Ступай, ведь царь Рума на самом солнце стоит, тебя ждет!
Бурандохт сказала себе: «Ну, будь что будет! Откуда ему знать, кто я, — ведь он
меня оставил в глубине пещеры, а выход оттуда замуровал». Положилась она во
всем на Бога и поехала.
Искандар при виде ее весь задрожал и спросил:
— О благородный юноша, откуда ты?
Бурандохт спрыгнула с коня, поцеловала перед Искандаром землю и почтитель-
но встала возле него. Искандар молвил:
— О благородный, садись на коня!
Поклонилась Бурандохт и опять вскочила в седло, а Искандар тронул поводья,
пустился рысью и сказал ей:
— Поезжай за мной.
Бурандохт направила коня за ним следом, и некоторое время они ехали так, пока
не достигли берега Тигра. Искандар двинулся к своему лагерю, и Бурандохт сле-
довала за ним, пока они не доехали до царского шатра. Тут Искандар оборотился
к Арастуну и сказал:
— Позаботься об этом человеке, пока я не призову его.
Арастун повел Бурандохт к своей палатке, помог ей сойти с коня. Сняли с нее
вооружение и доспехи, сложили все, а коня в ясли поставили: на коне же было
клеймо Искандара, так как это он подарил его Сеталамису.
Арастун привел к себе Бурандохт и ухаживал за ней, пока не наступила темно-
та, а тогда от Искандара прибыл посланный, который сказал:
— Арастун, царь Рума велит тебе прийти к нему и привести с собой этого мо-
лодца.
— Поднимайся, добрый молодец, — молвил Арастун, — царь Рума нас к столу
приглашает.
Встала Бурандохт, а сама думает: «Он-то обо мне не догадается, а вот Ариста-
талиса лучше бы там не было: тот меня узнает и сведет со мной счеты!» Дрожа от

334 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
страха, направилась она в шатер Искандара. Там сидели все румийские и иранские
военачальники, а перед Искандаром стояли золотой стол с жареным бараном и
золотые миски, полные разных похлебок.
Бурандохт вошла, поклон отдала. Искандар молвил:
— О юноша, подойди ко мне!
Бурандохт подошла, села возле Искандара и поцеловала краешек стола. Искан-
дар сказал:
— Отведай с нами хлеба, поешь!
Бурандохт принялась за еду, поела, как подобает мужчине, и собралась с духом.
А Искандар наблюдал, как она ела. Когда стол унесли и они помыли руки, Искан-
дар велел:
— Принесите вина, я выпью с этим прекрасным юношей — от него величие ис-
ходит! Не иначе как он знатного рода.
Бурандохт при этих словах поклонилась. Тотчас подали все необходимое, раз-
лили в хрустальные чаши горькое вино, а юные музыканты принялись играть.
Бурандохт огляделась: не видать ли Аристаталиса? Но его нигде не было. «Вот и
хорошо! — сказала она про себя. — Поглядим, что дальше будет».
А Искандар глаз не мог оторвать от Бурандохт, все время на нее смотрел и
улыбался. Потом обратился к Арастуну и молвил:
— Эх, жаль, что нет с нами Аристаталиса!
Услыхала Бурандохт и подумала: «Значит, бояться нечего: Аристаталиса тут нет,
некому догадаться про меня и меня на чистую воду вывести!»
А Искандар тем временем совсем развеселился, повернулся к Бурандохт и ска-
зал:
— О прекрасный юноша, как тебя зовут?
— Бахрам, — ответила она.
— А из какого ты рода?
— Из рода Гударза Кошвада.
— Куда же ты направлялся при таком оружии и снаряжении? — спрашивает
Искандар.
— У меня есть отец, большой человек в Фарсе. Видно, он узнал, что падишах
направляется в Халеб, так как сам собрался и во главе большого отряда последо-
вал за падишахом. А я с ним вместе был, да однажды ночью заснул, отстал от них,
а потом поскакал следом, думал — догоню. Сюда прибыл, а отца моего все еще нет,
вот я и оказался на службе у повелителя, так как у владык в обычае покровитель-
ствовать меньшим. А отец мой, я надеюсь, завтра приедет.
— А как твоего отца зовут? — спросил Искандар.
— Мой отец в Фарсе в горах живет, — ответила Бурандохт, — а зовут его Шир-
зад.
— Так ты — сын Ширзада?
— Да, — сказала она, а еще добавила: — Это отцовское оружие, которое на мне
было.
Искандар сказал:
— Если Ширзад на мою сторону перейдет, это все дела решит!
— Да он непременно следом за мной появится, — говорит Бурандохт, — завтра
или послезавтра здесь будет.

Глава двадцатая. История Ажебахрама 335
— Ступайте и принесите то оружие, — велел Искандар.
Принесли ту палицу и щит, кольчугу и шлем, лук и стрелы и положили все перед
Искандаром. Поглядел тот и заметил палицу, которую он видал в Истахре возле
дверей царского дворца, на ней было написано имя Гударза. Едва его взгляд упал
на эту палицу, Искандар воскликнул:
— Это палица Гударза! Как она попала тебе в руки? Отвечай!
— Верно, о царь Рума, это палица Гударза, — говорит она в ответ, — но Бурандохт,
дочь Дараба, Истахр покинула и в горах с Сеталамисом сражалась, пока падишах
Искандар ее в пещеру не загнал, а выход из пещеры заложил камнем и залил оло-
вом. Палицу же Сеталамис нашел в горах и отнес во дворец Гударза. Когда мой
отец прибыл туда, он первым делом пошел приветствовать Сеталамиса. Тот назна-
чил моего отца управителем дворца, обласкал его, а эту палицу положил пред ним
с такими словами: «Эта палица принадлежала одному из твоих предков, возьми ее
и владей ею, ибо она тебя достойна!» И еще пожаловал моему отцу коня по про-
званию Ворон.
Когда Искандар услыхал имя коня, он спросил:
— У кого сейчас эта лошадь?
— У меня, — говорит Бурандохт, — она у меня под седлом была, когда я к пади-
шаху прибыл.
— Ступайте приведите коня, хочу на него взглянуть, — говорит Искандар. Коня
привели, Искандар посмотрел и говорит: — Это тот самый конь, которого я пода-
рил Сеталамису! Странно, что он вам его отдал: я этого коня любил очень и толь-
ко ради Сеталамиса с ним расстался.
Бурандохт сказала:
— О государь, кабы ты моего отца видал, каждый день сто таких коней и даже
лучше еще ему бы жаловал! Ведь мой отец никогда Дарабу ибн Ардаширу не слу-
жил, и нет на свете человека доблестнее и мужественнее его, нет воина искуснее.
Посмотрел Искандар на Бурандохт, головою покачал, а сам думает: «Уж боль-
но он на Бурандохт походит! Однако никак невозможно, чтобы Бурандохт оттуда
выбралась...» Приказал Искандар отвести лошадь назад в стойло, а палицу возле
себя положил и молвил:
— Подайте крепкого вина, я выпью с этим молодцем чашу дружбы, уж очень
он собой хорош!
Виночерпий налил вина и поднес Искандару. Искандар принял чашу и протя-
нул руку, чтобы поднять палицу, но не смог сдвинуть ее с места. Застыл он на месте,
помрачнел. А потом сказал одному из присутствовавших там:
— Пойдите принесите сюда мою палицу — ведь прикасаться к палице великого
человека — все равно что кощунствовать, предки наши вожди были, а мы перед
ними — дети малые.
Принесли они палицу червонного золота двадцати манов весом и положили
перед Искандаром. Поднял ее Искандар своей рукой и сказал:
— О юноша, возьми эту палицу в знак дружбы!
Приняла Бурандохт ту палицу, рукой шевельнула, да так, что палица вся согну-
лась, в кольцо свернулась. Искандар при виде этого содрогнулся, то вино выпил, а
Бурандохт другую чашу поднесли. Встала Бурандохт, поклонилась и молвила:
— Долгих лет владыке мира! Эта палица сделана из золота, она мягкая, а для

336 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
воинского снаряжения, для оружия железо больше подходит — как его ни крути,
не согнешь. Эта палица государева годится, чтобы миловать, а не чтобы воевать,
да ведь все воины — государевы слуги и за него воевать готовы, особенно же мой
отец, который вот такой палицей управляется.
С этими словами она подхватила ту двухсотмановую палицу и вскинула ее на
плечо, потом вверх, подняла. Тут Искандар от страха подскочил — ведь она такое
оружие держала. Если бы она ударила Искандара, ни за что ему бы не уйти, Бу-
рандохт с тем и встала, чтобы Искандара поразить, но Искандар вскочил и скорей
говорит:
— Поднимайтесь все!
Все военачальники встали, а Искандар воскликнул:
— А ты, юноша, сядь, стоя вино не пей!
Бурандохт поняла, что Искандар боится. Села она, а все знатные люди стояли,
пока она вино не выпила и не передала чашу Арастуну, а палицу положила на место.
Поклонилась она и опять села. Искандар приказал:
— Отнесите эту палицу на место, туда, откуда принесли!
Бурандохт говорит:
— О царь Рума, как прикажешь, — коли хочешь, пусть унесут.
Тотчас утащили палицу прочь, а Искандар успокоился, повернулся к Бурандохт
и сказал:
— О Бахрам, здорово ты управляешься с палицей Гударза!
— О царь Рума, — ответила ему Бурандохт, — ты бы видел моего отца. Вот в его
руках эта палица — словно палочка в руках скомороха. Я невежество допустил,
перед тобой за палицу схватился, но это потому, что я от Гударза происхожу, мне
похвалиться хотелось.
— Да ладно, ничего, — говорит Искандар.
Поклонилась Бурандохт и повернулась к Арастуну, хотела с ним разговор за-
вести, но Искандар к ней обратился и спросил:
— Слыхал ли ты имя Бурандохт?
Бурандохт тотчас догадалась, куда он клонит, и ответила:
— О царь Рума, я вместе с отцом приехал к Сеталамису в Истахр и был у него
на приеме. Тогда Сеталамис сказал моему отцу: «Ширзад, а ведь Бахрам всеми
чертами лица на Бурандохт походит, кабы это не твой сын был, я бы сказал, что
это Бурандохт! Только два довода против того есть: во-первых, ты — его отец, а во-
вторых, царь Рума Бурандохт и Тормаса в пещеру горную загнал, а выход оттуда
оловом залил. Так что все сомнения отпадают».
Засмеялся Искандар и молвил:
— Бахрам, я то же самое хотел сказать, ты очень к месту вспомнил!
— А я потому об этом заговорил, — ответила Бурандохт, — что Сеталамис мое-
му отцу сказал: «Царь Рума на Бахрама только взглянет и сразу подумает, что это —
Бурандохт, так он на нее походит».
Похвалил ее Искандар и добавил:
— Ну, дольше сидеть здесь у меня мочи нет, а ты оставайся, может быть, завтра
твой отец подъедет, тогда новый пир устроим.
Бурандохт поцеловала землю, поднялась и попросила разрешения удалиться.
Искандар приказал взять две свечи и проводить ее до жилища Арастуна, а еще

Глава двадцатая. История Ажевахрама 337
сказал, чтоб двадцать воинов при ней оставались, охрану несли почетную. С этим
Бурандохт и ушла, отвели ее в отдельную палатку. Пришла туда Бурандохт, опус-
тилась на постель, раскинулась, а те две свечи подле нее поставили, чтоб палатку
освещали.
Лежит Бурандохт и думает: «Эх, девушка, опять ты в ловушке дракона оказа-
лась, и не потому, что опознали тебя, а потому, что заподозрили... Раз Аристата-
лиса здесь нет, мне надо чего-то другого опасаться. Как бы узнать, чем они меня
испытывать будут? А вдруг разденут меня и увидят мои волосы — сразу их догад-
ки подтвердятся». Тут взялась она за свои косы, разом обрезала их, причесала на
манер воинов Дейлема, чтобы Искандар ни о чем не догадался, а сама думает: «А
что делать, если меня в баню поведут? Если я пойду, он меня голой увидит и пой-
мет, что я — Бурандохт, а если не пойду — все равно догадается, что я — Бурандохт.
Как же мне поступить? А может случиться, что они напоят меня до потери созна-
ния и проверят, обладаю я мужескими достоинствами или нет... Такое тоже возмож-
но». И еще много о чем она задумывалась, а того не знала, что самое мудрое ре-
шение — смелость, она все ошибки покроет. Вся ночь для Бурандохт в раздумьях
прошла.
Когда Бурандохт той ночью покинула шатер Искандара, он велел всем расхо-
диться, остались при нем только Арастун и Милад. Искандар к ним обратился с
такими словами:
— О мудрецы, чует мое сердце, что это — Бурандохт, что-то она замышляет —
неспроста у меня при виде ее сердце дрогнуло — но ведь этого быть не должно!
Арастун возразил:
— О царь Рума, да ведь ты Бурандохт в таком месте оставил, так замуровал при
помощи камня, олова и алебастра, что оттуда и с киркой наружу не пробьешься, а
у них никаких орудий с собой не было. Кроме того, у тебя есть способ узнать прав-
ду: позови этого юношу с собой в баню. Если он пойдет с тобой, сам увидишь, Бу-
рандохт это или нет, а если не пойдет — значит, точно — она, значит, из той пеще-
ры был какой-то выход и они выбрались через него наружу.
— Ну, хорошо, — сказал Искандар, — а как попала к нему эта лошадь, которую
он и отцу-то своему не отдает? Может быть, он все-таки из людей знатных и почтен-
ных?
Арастун ответил:
— О царь Рума, все эти вопросы отложить надо — ведь он говорит, что сын
Ширзада. Вот если Ширзад приедет — тогда все сомнения долой, а если не приедет,
тогда и будем решать, что делать.
На том они и согласились. Искандар лег спать, а часовые завели перекличку и
забили в барабаны, пока та ночь, полная страхов и раздумий, не подошла к концу,
засветились приметы дня, во тьме забрезжила белизна, послышались голоса началь-
ников румийских караулов и зазвонили колокольцы.
Бурандохт проснулась и подумала: «Что-то принесет мне сегодняшний день?»
Она встала и велела подать воды. Слуга принес воду, Бурандохт вымыла лицо и
руки, вернулась в палатку, натянула на себя тот же кафтан и сапоги, повязала го-
лову чалмой. Тотчас появился Арастун, позвал Бурандохт и так сказал:
— Собирайся, пойдем к царю Рума!
— Вели подать мне коня, — сказала Бурандохт, но Арастун ответил:

338 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Я же пешком иду, пройдись и ты со мною вместе!
«Это тоже хитрость с их стороны, что они мне коня не дали!» — подумала Бу-
рандохт, ведь она задумала убежать, а Искандар и вправду не велел давать ей коня,
так как опасался, чтобы она не скрылась.
Пришла Бурандохт к царскому дворцу пешком. Искандар, как и полагается
царям, восседал в седле, а Бурандохт и все военачальники и свита возле шатра
ждали, когда Искандар подъедет. Все приближенные начали кланяться, Бурандохт
тоже поклонилась — а что поделаешь — и выказала скромность и смирение. Искан-
дар сошел с коня, взял Бурандохт за руку и вошел в шатер, а там сел на трон; все
приближенные тоже вошли в царский шатер.
— Ну, как спалось, Бахрам? — спросил Искандар.
Бурандохт поклонилась вместо ответа.
— Пора бы твоему отцу приехать, — продолжал Искандар.
— Он должен обязательно прибыть сегодня, — сказала Бурандохт, — а если не
приедет, тогда я с разрешения государя выеду ему навстречу и погляжу, почему он
задержался.
Искандар про себя сказал: «А, убежать от нас хочет!» — а вслух проговорил:
— Ничего, сам доберется.
Бурандохт поклонилась, тут стольник накрыл столы, военачальники Рума и
Фарса расселись, а Искандар посадил Бурандохт подле себя и ел с нею из одной
миски. Он не смотрел на нее, пока они не поели и не вымыли руки. Тогда Искан-
дар сказал:
— Принесите Бахраму платье с моего плеча, пусть переоденется, а то эта одеж-
да ему не идет.
Тотчас слуги побежали, принесли одежду Искандара — рубахи, кафтаны, чал-
мы, все, кроме шаровар, так как цари шаровар не носят. Разложили все это пла-
тье перед ней и говорят:
— Давай-ка надевай шахскую одежду!
Бурандохт поняла: это все для того, чтобы она голову обнажила, а они увидали
бы, есть у нее косы или нет. Но она ведь свои косы обрезала и вокруг пояса обвя-
зала наподобие аркана. Встала она, кушак с кафтана сняла — а на груди она посто-
янно носила повязку, так как ей приходилось много на лошади скакать, — и оказа-
лась перед Искандаром в одной нательной рубашке. Поглядел Искандар — ника-
ких признаков женских грудей не заметил. Он говорит:
— Сними и рубашку!
— О государь, не положено перед знатными да почтенными людьми рубаху
сбрасывать и голое тело показывать! — возразила Бурандохт. Натянула она даре-
ные рубашку и кафтан, взяла чалму, повязала на голову и спокойно уселась.
Искандар сказал себе: «Нет, это не Бурандохт, это сын пахлавана. Надо бы его
в седле испытать — как воинским искусством владеет... Да нельзя — вдруг он на коня
вскочит, все вокруг себя сокрушит!» Так размышлял Искандар некоторое время,
потом поднял голову, приказал пир устроить и приближенных созвать, пригласить
умелых музыкантов и певиц, чтоб песни завели, розоликих виночерпиев и наряд-
ных и красноречивых надимов*, ученых философов. Рассадили всех по местам,
лакомства отменные принесли — и все принялись угощаться, пустили чашу с креп-
ким вином по кругу, музыканты ударили по струнам, собрание оживилось, а Буран-

Глава двадцатая. История Ажебахрама 339
дохт повеселела. Искандар глаз с Бурандохт не сводил, все за нею следил, и Буран-
дохт, чтобы отвлечься, протянула руку, взяла у кого-то барбат*, поклонилась и
спросила:
— О царь Рума, не разрешишь ли мне немного поиграть?
— Да играй, пожалуйста, — говорит Искандар, — а ты умеешь?
— Выучился со скуки, — говорит Бурандохт.
Взялась она за барбат и так заиграла, что все музыканты остолбенели. Кончи-
ла она играть, положила барбат на место, а сама поклонилась до земли. Все собрав-
шиеся ее похвалили, и так они время проводили, как вдруг прискакал какой-то
всадник и привез Искандару письмо из Халеба. Искандар письмо распечатал, про-
чел, а написано там было вот что:
«Письмо это от Антутии, дочери Шахваса ибн Фартиша ибн Шамтелана из
страны Магриб*, к Искандару, внуку Филкуса. Да будет известно царю Рума, что
я прибыла в Халеб, дабы служить тебе, а ты оставил Халеб. Подошла я к воротам
Халеба и сказала себе: "Сослужу службу государю, возьму эту крепость и освобо-
жу сердце царя Рума от этой заботы, а уж потом предстану пред его очи". Но но-
чью из города внезапно выскочил отряд осажденных, напали на нас коварно и много
моего народу побили, а мы тоже многих поразили, а других в плен захватили, я их
к тебе посылаю, чтобы ты знал. Мне же, Антутии, как прикажешь: либо я тебе
служить прибуду, либо на этом самом месте останусь, либо в Рум отправлюсь — я
в твоем распоряжении, я для того и приехала, чтобы ты меня в жены взял. Ведь
отец мой Шахвас тебя государем признал, я же прибыла, дабы ты распространил
на меня свой блеск и великолепие, а царство Магриб перешло под твое управление.
Привет тебе».
Прочитав письмо, Искандар обрадовался и обратился к Бурандохт с такими
словами:
— О Бахрам, ты мне счастье принес! — Потом он приказал: — Тащите сюда этих
пленников, я их всех в Тигр побросаю, ведь все они — мои враги, все против меня
меч подняли.
Бурандохт подумала: «Ну, хуже этого положения еще не бывало! Вот сейчас всех
этих людей сюда приведут, они меня здесь увидят и, чтобы собственную жизнь
спасти, меня предадут, и Искандар меня убьет...» Так она раздумывала, когда их
привели, а было их сто человек, все пешие, сыромятным ремнем связанные, толь-
ко Размхаруна-мобеда на верблюде везли, руки связаны, на ногах оковы, а на шее —
колодка. В таком виде подвели их к трону Искандар а, в ряд выстроили и доложили:
— О царь Рума, мы привели пленников из Халеба, что прикажешь?
Искандар на них поглядел и к Бурандохт повернулся:
— Вот, Бахрам, это те люди, которые от меня отложились, Бурандохт в верно-
сти поклялись и множество румийцев убили, а надо мной насмехались.
Когда Искандар произнес это, все иранцы посмотрели и увидели Бурандохт,
узнали ее и подумали все: «Вон как! Искандар-то рядом с Бурандохт сидит! А бол-
тали, что Искандар ее в пещеру загнал и вход оловом залил!» Бурандохт подняла
голову, иранцев острым взглядом окинула и воскликнула про себя: «Эх, было бы
у меня сейчас оружие, я бы такое сотворила, что по всему миру бы слава пошла!»
Так она думала, когда Искандар спросил:
— А как их в плен взяли?

340 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— О царь, они ночью на нас напали — как Бурандохт, бывало, делала, — захва-
тили нас врасплох, тысячу пятьсот наших воинов убили. Мы опомнились, оказали
сопротивление и взяли этого пахлавана с сотней воинов, — объяснили люди Анту-
тии.
Искандар опять к Бурандохт повернулся:
— О Бахрам, сын Ширзада, ты знаешь этого пахлавана?
— А как его звать? — спрашивает Бурандохт.
— Спроси сам!
Обратилась Бурандохт к Размхаруну:
— О почтенный, ты — предводитель Размхарун из рода Гударза?
— Да, я, — ответил тот и понял, что перед ним — Бурандохт.
А Искандар спрашивает:
— О Бахрам, он тебе кем приходится?
— Родственник мой со стороны матери моей Зардохт, о государь, — отвечает
она. — Этот доблестный муж все время Бурандохт служил, хоть мы и говорили ему:
«Негоже это!», он нас не слушал, вот и попал в плен, а теперь тебе решать.
Искандар сказал:
— Отрубить всем голову, а тела в реку бросить!
Тотчас десять человек казнили и в реку бросили.
А Бурандохт все в страхе пребывала: дескать, не дай Бог, кто-нибудь меня пре-
даст, чтобы жизнь свою спасти. Тут среди других подвели одного воина, чтобы
голову рубить, звали его Горзедун, и был он рыцарь доблестный. Когда его поста-
вили на колени перед палачом, он повернулся к Искандару и молвил:
— Какая тебе польза от моей смерти, не убивай меня — я тебе кое-что расскажу!
— Говори, — велел Искандар.
Тотчас Горзедуну развязали глаза: мол, выкладывай, что у тебя! Говори и сту-
пай прочь. А Бурандохт сидит — не шелохнется, только и сказала:
— О доблестный муж, что тебе известно? Говори скорей, и тогда государь сразу
отпустит тебя на свободу, богатство пожалует и чином наградит.
Поглядел Горзедун на Бурандохт, и стыд его разобрал, он про себя говорит: «Эх,
была не была, отдам жизнь за Бурандохт, ведь она царская дочь, царица, госуда-
рыня Ирана, она сюда прибыла, а Искандар ее не опознал. Если я сейчас скажу, что
это Бурандохт, схватят ее и казни предадут, румийцы всех иранцев в плен заберут.
Пожертвую я лучше жизнь свою за Иран!» — и Горзедун вслух произнес:
— О царь Рума, знай и ведай, что мне сказать нечего!
— Ты издеваешься надо мной?! — вскричал Искандар. — Принесите дыбу!
Принесли дыбу, укрепили, его промеж столбов растянули и стали плетьми из-
бивать. До тех пор били, пока кровь со спины до самых пяток его не покрыла, кожу
и мясо с него плетями сорвали, а он даже не охнул, так и умер. Искандар велел
предводителя отряда тоже вздернуть на дыбу, но Бурандохт сказала:
— О царь Рума, этот мобед — мой родич, отдай его мне, пусть мы оба твоими
пленниками будем, этим ты отцу моему великую милость окажешь, ведь он, того
и гляди, приедет.
— Этого человека отдам тебе, — согласился Искандар, — а остальных велю в реку
бросить, я такую клятву дал.
Бурандохт молвила:

Глава двадцатая. История Ажебахрама 34 7
— О государь, у моего отца дружина в две тысячи человек, они все приедут с ним.
Коли ты хочешь дело сделать, отдай ему этого воина, а он захватит для тебя Ха-
леб со всеми осажденными таким образом, что ни один человек из твоего собствен-
ного войска не пострадает. Так что не превращай дела легкого в дело трудное для
себя.
А Искандар уже пьяный был, он сказал:
— Отдаю тебе этого пахлавана, потому что ты мне полюбился, пусть твой отец,
когда завтра приедет, знает, как благосклонно я с тобой обходился.
Бурандохт поклонилась, Искандар велел, чтобы Размхаруна сняли с дыбы, а
прочих всех перебили и в Тигр побросали. Потом Искандар взял Бурандохт за руку
и повел в свой шатер, музыканты заиграли, вельможи потянулись следом за Искан-
даром. Когда они подошли ко входу, Искандар молвил Арастуну:
— Поручаю тебе этого юношу!
Арастун взял Бурандохт за руку и повел туда, где он сам расположился, сели
они с его братом Миладом, и Арастун обратился к царевне с такими словами:
— О прекрасный юноша, мы хотим тебя кое о чем порасспросить, отвечай правду,
как перед Богом.
— Спрашивай, — сказала Бурандохт.
— Дай мне руку, а я тебе поклянусь, — говорит Арастун.
— Вот моя рука!
Взял Арастун ее за руку и поклялся именем Бога, благ подателя, всего сущего
создателя, который сотворил что пожелал, который сделает все, что захочет, по-
мыслы которого во веки веков никому не доступны, который ни от кого не произо-
шел, от которого никто не произойдет, который был, есть и будет, что, если она
ответит на его вопрос, он сбережет ее тайну и никому ее не откроет. А потом спро-
сил:
— Скажи, ты Бурандохт или нет?
— Берешь Господа в свидетели, что ты никому не откроешь этой тайны, будешь
ее хранить и не предашь меня? — спросила Бурандохт.
— Господь свидетель, никому твоих тайн не открою! — воскликнул тот.
— Да, я — Бурандохт, — призналась она.
— О государыня Ирана, расскажи, как же ты из такого места выбралась, что
теперь никому и в голову не приходит, что это ты? — спросил Арастун.
Тут Бурандохт поведала ему от начала и до конца все, что с ней случилось.
Выслушал ее Арастун и молвил:
— Больше не тревожься, я тебя отсюда отошлю так, что никто не узнает.
— О Арастун, раз уж тебе все известно, достань коня мне и этому благородно-
му иранцу, я поеду в Халеб и выведу всех иранцев из крепости.
Арастун ответил ей:
— Этой ночью ничего не получится. Если ты уйдешь, Искандар со мной распра-
вится. Но я нынче вечером или завтра склоню его отдать тебе твоего коня, тогда
ты сама уезжай, а я останусь в безопасности.
— Старик, уж не задумал ли ты предательство? — говорит Бурандохт. — Побой-
ся Бога!
— Никогда я измены не допущу и слова своего не нарушу, — возразил Арастун.
— Тогда пришли ко мне ночью того иранца, — сказала Бурандохт.

342 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Арастун тотчас распорядился привести Размхаруна и снять с его ног оковы,
чтобы Бурандохт спокойна была. Бурандохт сказала ему:
— Ничего не говори, положись на меня; быть может, Господь, великий и слав-
ный, устроит наши дела и мы отсюда вырвемся.
Вздохнул Размхарун, а Бурандохт поделилась с ним всем, что у нее было, и
провели они ночь под одним кровом.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Искандар с невольницами на женской половине пировал, вино попивал. Одна
из его невольниц вышла по своим делам, а Искандар возжелал ее. Поднялся он и
последовал за ней, чтобы с ней уединиться. Да только, когда Искандар вышел,
невольница уж с другим тем самым делом занялась. Искандар решил их настичь
и расправиться с ними. Вернулся он, схватил короткий меч и поспешил к ним, чтобы
убить обоих. Но когда он подошел, раб уже скрылся, а невольница еще была там.
Искандар ударил ее мечом и отсек ей голову, а потом бросился искать раба. Он
метался по двору, как вдруг к дверям царских покоев подошел Арастун. Прибли-
женный ему говорит:
— Заходи, почтенный, царь тебя примет.
Арастун вошел во двор и направился к палатке, откуда виднелся свет и неслись
пьяные песни. Только приблизился, как Искандар из-за угла выскочил, решил, что
перед ним — тот раб, подбежал и ударил мечом Арастуна, так что разрубил его
словно огурец. Это было воздаяние за то, что Арастун от своей клятвы отступил-
ся, обещание, данное Богу, нарушил, с Ахриманом* спознался: видно, див его на-
учил, чтобы он дурно поступил. Ты только вдумайся хорошенько в историю с
Арастуном, которого Искандар разрубил на две части: столько лет он богопослуш-
ным был и в один миг оступился, сошел с Божьего пути — конечно, Господь, все-
могущий и всеблагой, в тот же час разрубил его надвое мечом Искандара, чтобы
послужил он уроком для тех, кто нас слушает.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Искандар разрубил надвое Арастуна, он вернулся в шатер и сказал:
— Ступайте, подберите того раба и закопайте в могилу, ибо мы видели нечто
недостойное.
Двое слуг вышли со свечой, поглядели — видят, лежит мобед Арастун, на две
части разрубленный. Слуги подняли тело, отнесли в сторонку, а сами пошли к
Искандару. Он спрашивает:
— Кто это был, которого я убил?
— Государь, это мобед Арастун.
Огорчился Искандар, сказал себе: «Зачем же этот старик пришел не ко време-
ни, зачем выпала ему такая доля? Наверняка он неспроста приходил...» Он прика-
зал:
— Ступайте приведите ко мне брата Арастуна, пусть он расскажет, почему Ара-
стун приходил.
Тотчас отправились двое слуг и сказали Миладу:
— Искандар тебя требует.
Милад подумал: «Видно, Арастун пошел и эту девицу оклеветал. Но зачем
меня-то в это дело впутывать?» Всю дорогу он Арастуна проклинал. Слуга ему
говорит:

Глава двадцатая. История Ажебахрама 343
— Эй, Милад, зря Арастуна не кляни, его и так Искандар на две части разрубил —
он случайно вместо кого-то другого ему под руку подвернулся. А теперь он тебя для
того зовет, чтобы узнать, зачем Арастун к нему приходил.
Выслушал его Милад и воскликнул:
— Слава тебе Господи, что ты его в тот же час прибрал!
Пришел он к Искандару, а тот с горя уснул. Повернул Милад назад, да по до-
роге заглянул в жилище Бурандохт.
Бурандохт спала, но душа ее бодрствовала, и снился ей сон, будто течет перед
нею поток широкий и светлый, а брода нигде нет. И обязательно надо ей через тот
поток переправиться. Тут она видит Милада, который подходит к ней и говорит:
«Не бойся, я все знаю. Пойдем, я тебя через этот поток переправлю, чтобы не схва-
тили тебя». Дала Бурандохт Миладу руку, чтобы он ее перевел через реку, а он
говорит: «Скорей спасайся!» Тут Бурандохт проснулась, стало ей страшно, разду-
мья ее охватили, в это время раздался голос Милада:
— Разбудите Бахрама, сына Ширзада, у меня к нему разговор есть!
— О мобед, я не сплю, — говорит Бурандохт.
— Вставай и выходи наружу! — сказал Милад.
Бурандохт поднялась, вышла, а караульных в это время никого не было, и ми-
новала уже половина ночи. Привел Милад Бурандохт в свое жилище и сказал:
— О Бурандохт, спасайся, тебе счастье выпало! Ты открыла Арастуну свою тай-
ну, а он пошел, чтобы Искандару о том доложить, да с ним вот какая незадача
приключилась. Искандар кликнул меня, чтобы выспросить, но я не знаю, что Ара-
стун успел сказать Искандару и его людям и что будет завтра. Спасай свою голо-
ву, беги отсюда, да так, чтобы никто не заметил.
— Отдай мне ту лошадь, на которой клеймо Искандара, и все мое оружие — и я
уйду, а то, не дай Бог, завтра Искандар до меня доберется! — воскликнула Буран-
дохт.
Милад тот же час привел ее лошадь и оружие принес, а другую лошадь дал
Размхаруну и молвил:
— Не медлите, уходите поскорей!
Бурандохт говорит:
— О мобед, а тебя не накажут за то, что ты нас выпустил?
— Я старик, мой жизненный путь в этом мире завершен, — ответил он, — если
меня и убьют завтра — ничего страшного не будет, только добрая слава обо мне
останется.
Поблагодарила его Бурандохт, вскочила в седло, и они с Размхаруном ускака-
ли. Когда наступил день, они выехали на берег Евфрата, и Бурандохт подумала:
«Если я крикну, чтобы лодку подавали, они не послушают, а если затею с ними
драку — неизвестно, что получится, ведь это рядом с вражьим лагерем». Так она
остановилась в раздумье, не зная, как ей поступить: и через реку переправиться она
не могла, и назад нельзя было возвращаться.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Остановилась Бурандохт на берегу Евфрата и простояла так долго, что солнце
поднялось уже на высоту копья. Поглядела она вокруг и увидела: идет на нее вой-
ско десятитысячное, все в броню закованное. Поняла все Бурандохт, сказала себе:
«Это они за мной идут, проведали уже, в чем дело». Бурандохт отпустила поводья,

344 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
и стали они вместе с Размхаруном спускаться вниз к Евфрату, пока не скрылись
из виду, заехали в какие-то развалины, спутали лошадей. Потом Бурандохт подня-
лась наверх, говоря себе: «Пойду-ка погляжу, что делают эти всадники, зачем они
сюда пожаловали?»
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Бурандохт оглядывала окрестности, как вдруг на берег Евфрата высыпало то
войско, стали у перевозчиков спрашивать: мол, такой-то всадник на эту сторону
переправлялся, проезжал здесь? Им говорят: нет, мол, но все равно один из послан-
ных Искандара на том берегу остался, стал наблюдать за округой. А Бурандохт на
высокую скалу поднялась и сказала:
— Мне больше ничего не остается, кроме как пуститься отсюда вскачь, налететь
на это войско, напасть на них со всею отвагой, разить направо и налево и так про-
биться на тот берег — тогда я прямо направлюсь в Халеб, а не то моя тайна все равно
откроется и я попаду в беду. Только бы Милад обещания не нарушил и меня не
предал Искандару!
Проговорила это Бурандохт, а Размхарун ей возражать стал:
— О государыня Ирана, неправильно ты поступаешь.
Бурандохт говорит:
— Тогда ты скажи, как надо поступить, а то я устала и растерялась, медлить же
нельзя, так как, того и гляди, прибудет Ширзад и мой обман раскроется.
Размхарун молвил:
— Как бы мой замысел хорош ни был, твой все равно будет лучше — ведь тебя
фарр Божий осеняет.
Спустилась Бурандохт со скалы, омыла лицо и руки водой Евфрата, склонилась
на землю и вознесла молитву Господу, великому и славному, говоря: «О владыка
над мыслями и чувствами рабов Твоих, о Единственный и Всемогущий, отврати от
меня эту беду, ведь все, что я делаю, делаю ради рабов твоих, дабы никто не по-
страдал. Но ведь я слабая женщина — не дай женщину насилию подвергнуть, не дай
обидеть ее!» С этими словами она отдала земной поклон, встала, поднялась в сед-
ло, спустилась с той горки и замешалась в ряды румийцев, чтобы послушать их
разговоры.
А они говорили вот о чем: дескать, раз Бахрам здесь не проходил, верно, он
направился в сторону Тигра и Багдада, навстречу своему отцу. На том все и согла-
сились. Бурандохт это услыхала, вернулась к Размхаруну и сказала ему:
— Мне вот что в голову пришло, и это решение — наилучшее. Я прямо сейчас
вернусь к Искандару и под каким-нибудь предлогом попрошу у него защиты. О
пахлаван, надо нам возвращаться!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Бурандохт увидела, что еще один всадник подъехал туда, она сказала
себе: «Если они сейчас никого не найдут, то потом все равно меня обнаружат и
схватят... А сражаться с ними мне никак невозможно, ведь передо мной — река, если
же я пойду к перевозчику и попрошу лодку, он откажет мне, я только позор при-
му. Нет, единственный выход для меня — вернуться в лагерь к Миладу: пусть он
меня где-нибудь спрячет, придумает что-нибудь, подберет ключ к этому замку,
отопрет эту дверь, ведь он человек благочестивый». Приняла она такое решение,
тронула коня, спустилась на берег Евфрата и поскакала вслед за войском, прямо

Глава двадцатая. История Ажебахрама 345
к жилищу Милада. Милад в это время был у Искандара, куда его позвали, чтобы
расспросить, зачем приходил к Искандару Арастун, так что Бурандохт его не за-
стала.
А тем временем люди увидали ее, стали говорить: «Да вот же он, Бахрам! Что
же болтали, будто он убежал?» Бурандохт соскочила с коня и сказала Размха-
руну:
— Подожди, пока я схожу к Искандару.
Вошла она в покои Искандара. Приближенные ей говорят:
— Эй, Бахрам, а за тобой тысячу всадников послали, слух прошел, что ты сбе-
жал!
— Куда мне бежать — где я найду двор великолепнее этого? — возразила Буран-
дохт.
Тотчас сообщили Искандару: дескать, Бахрам ко двору явился. Искандар молвил:
— Ведите его сюда, я узнаю, где он был.
Тотчас Бурандохт привели к Искандару. Закричал он на нее:
— Ты где был? Тысяча всадников за тобой поскакали, говорят, что ты сбежал и
того, другого, иранца с собой увел! Значит, скрыться от меня хочешь?!
Поклонилась Бурандохт и сказала:
— О царь, где мне найти двор лучше этого и государя более доброго и велико-
го? Просто я вчера пьян был, попросил у Арастуна, чтоб он разрешил мне поехать
отцу навстречу, повидаться с ним. Арастун сказал, чтобы я обязательно к утру
вернулся и пришел ко двору. А я заснул на берегу Тигра, потом встал и поспешил
к тебе на службу, тут и услыхал, что шах Арастуна на две части разрубил... Испу-
гался я: неужели это из-за того, что Арастун мне отлучиться разрешил? Тотчас я
отправился к шаху, чтобы тебе известно было, что я никуда не уезжал.
Искандар сказал:
— О Бахрам, ты вчера ушел не спросившись, а я Арастуну строго наказывал:
дескать, не давай Бахраму коня, чтобы он никуда не уехал — он мне очень по душе.
А теперь выясняется, что Арастун мою волю нарушил — вот и пал от моей руки.
— Это так получилось: он мне разрешение дал, а сам пошел к тебе, чтобы на меня
ложное обвинение возвести, будто я бежал, — вот Господь, великий и славный, его
и наказал, — сказала Бурандохт.
— Так оно и есть, — согласился Искандар.
Так Бурандохт при помощи хитрости и ловкости упрочила свое положение при
Искандаре.
Тут Милад выступил вперед с поклоном и сказал:
— О царь Рума, зачем ты звал меня?
— Чтобы узнать, чего ради Арастун приходил, — отвечал Искандар. — Но теперь
я узнал, что он хотел оклеветать Бахрама, так что ступай забери тело твоего бра-
та да вели глашатаю объявить, что всякого, кто покинет Искандара или выйдет из
повиновения ему, ожидает участь Арастуна, который помимо воли Искандара раз-
решил Бахраму покинуть лагерь.
Милад вышел, тотчас забрал тело Арастуна, призвал глашатая и велел ему
обойти и известить всех людей о царском приказе. А на самом деле Арастун погиб
не из-за того, что вышел из-под воли Искандара, а из-за нарушения клятвы верно-
сти Бурандохт: он совершил грех и подвергся за то Божьей каре.

346 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту занимательную историю. Едва Милад вышел, Искандар приказал привес-
ти коня в золоченой сбруе, целые кипы одежды, усадил Бурандохт на того коня и
велел доставить ей шатер, палатку для слуг, помещение для утвари, для кухни,
подарил ей рабов и невольниц и отдал под ее начало тысячу иранских воинов —
словом, обласкал ее и пообещал:
— Ты обожди немного, вот отец твой приедет, я Халеб возьму, тогда все твои
желания исполнятся, я тебе вручу управление всем Ираном, а сам вокруг света
поеду — искать Живую воду, чтобы жить вечно.
Бурандохт на него смотрела, а про себя думала: «Этот дурак о вечной жизни
помышляет, а того не знает, что воистину вечен лишь Господь, великий и славный».
Когда принесли все эти подарки, усадили Бурандохт на лошадь, провели по
всему лагерю, а потом отвели в ее шатер и там оставили. Бурандохт приветила
подаренных ей рабов и невольниц, каждому его место указала. А когда все ушли
и осталась она наедине с мобедом Размхаруном, сказала ему:
— Давай-ка пойдем к Миладу. Добрые намерения у него были, коли так все
получилось! Никогда я не забуду, что утром я была жалкой беглянкой, за жизнь
свою боялась, а теперь стала у врагов моих важной птицей, военачальником.
Вышли Бурандохт и Размхарун и направились поблагодарить Милада. Тот уви-
дел их, поднялся навстречу, их усадил, а всем прочим выйти велел. Потом Милад
спросил:
— О царица Ирана, как получилось, что ты уехала, а потом назад воротилась?
— Я не знала, что делать, — говорит Бурандохт, — растерялась, вернулась и в твой
шатер пришла. А ты был у Искандара, я туда отправилась и такого наболтала, что
Искандар мне поверил и все мне простил, а не то мне бы в живых не быть!
Милад сказал:
— Я так считаю, что нет на свете человека хитрее и дерзостнее тебя! В трудный
час ты такие речи сказать сумела!
— О мудрец, это не моя заслуга, это все — от Бога, великого и славного.
Похвалил ее Милад и молвил:
— О царица Ирана, что ты теперь намерена делать? Бежать или оставаться?
— Нет, я не убегу, я другое замыслила, получше, — ответила Бурандохт. — Я свой
замысел осуществлю, и Иран снова моим станет, тогда я Искандара заточу тайком,
если ты это одобришь.
— Во всех твоих мудрых речах ты сто раз права, — говорит Милад.
— О мудрец, тебе следует хранить мне верность, тайну мою беречь и Исканда-
ру не открывать, — молвила Бурандохт.
Милад в ответ ей проговорил:
— О царица Ирана, всякому, у кого есть разум, Арастун послужит уроком, вся-
кий поймет, что нельзя нарушать данную тебе клятву. А я человек старый, солнце
моей жизни уж закатилось, мне и вовсе измена ни к чему. Я озабочен тем, как мне
прощение заслужить, что не провозглашал имя Господа, великого и славного. А чего
ты теперь от меня желаешь?
— Я того желаю, чтобы ты мне верность хранил, — сказала Бурандохт.
— Я поклялся тебе в верности, — ответил Милад, — но ты тоже должна исполнить
одно дело, дабы Господь был тобой доволен и все у тебя было бы благополучно.

Глава двадцатая. История Ажебахрама 34 7
— Что я должна делать? — спросила Бурандохт.
— Не покидай Искандара, не делай ему зла и не приказывай его убить. Ты мо-
лодая, но ведь и он тоже молод, делай все, что сможешь, но не ставь себе целью
убить его.
Бурандохт сказала:
— О Милад, цель моя такова: пусть Искандар поймет, что я не слабее и не ниже
его, что ему со мной не справиться и Иран не захватить. Вот чего я добиваюсь.
— Ну, этого ты достичь сможешь, — сказал Милад. — Он и сегодня твое положе-
ние повысил, тысячу человек тебе под начало отдал. Когда побольше власть полу-
чишь, обращайся со всеми справедливо, не проливай крови, ибо кровь проливать —
великий грех, на пути благочестия нет этого греха хуже. Ты пойдешь вместе с его
войском, с ними есть будешь, с ними выступать и возвращаться, с ними трудности
делить — смотри же, не забывай Божьи заповеди, а то худо будет.
— Так я и поступлю, — сказала Бурандохт.
Похвалил ее Милад, поднялся и обнял ее на прощание. Встала Бурандохт и
вернулась в свой шатер. Тотчас пришел посланный от Искандара: мол, иди к царю,
там письмо пришло от Ширзада, отца твоего. Бурандохт думает: «Что за удивитель-
ные дела! Как мог Ширзад прислать ему письмо? Может, это опять обман какой-
нибудь? Ведь Ширзад и за сто тысяч динаров не стал служить деду моему, Дарабу
ибн Ардаширу, к нему не поехал. Ширзадова крепость Кейван такая высокая, что
с небесами разговор ведет... Однако надо все же поглядеть, в чем там дело». Она
тут же вскочила на коня и отправилась ко двору Искандара, спешилась и во дворе
остановилась. Видит она там одного старика из Фарса, по имени Дадбех, старца
величавого, рослого, румяного, белобородого, а с ним еще девять человек, могучих,
словно финиковые пальмы. Одеты они в белые красивые одежды, на груди — ко-
жаные щиты висят, на перевязи — мечи, головы большой чалмой увенчаны, как у
ученых господ. Бурандохт подошла и поздоровалась, но никто не поднялся ей на-
встречу. Дадбех ее не узнал — он ее никогда прежде не видел. А Искандарова че-
лядь от удивления остолбенела: что это случилось, почему эти люди не встали перед
своим господином?!
Но Бурандохт это дело ловко повернула: оборотилась она к Размхаруну и ска-
зала:
— Отведи этих послов в мое жилище и устрой там, а то они такой дальний путь
проделали, устали — даже меня не узнают. А я пойду к Искандару.
Размхарун подошел и молвил старцу:
— Пойдем, о почтенный, я провожу вас в шатер.
С помощью этой уловки он увел всех в жилище Бурандохт, так что никто не
успел расспросить их и узнать, что к чему, а это означает, что одна сообразитель-
ная женщина лучше, чем тысяча бестолковых мужчин. Только Размхарун увел их,
как от Искандара вышел слуга: мол, царь говорит, чтобы этих людей к нему вели.
Бурандохт сказала:
— Они в моем обиталище, попозже я доставлю их пред царские очи, а сейчас
они с дальней дороги.
— Пошлите за ними, — говорит Искандар, — я хочу знать, где сейчас Ширзад.
— О государь, они сегодня отдыхают, — возразила Бурандохт.
Тогда Искандар сказал:

348 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Посиди со мной, давай вместе развлечемся, а то у меня на душе тяжело из-за
того, что я Арастуна убил.
Села Бурандохт, а Искандар тем временем послал слугу, велел послов привес-
ти: дескать, я их сразу же приму, дабы соблюсти уважение к тому почтенному стар-
цу. А Бурандохт подумала: «Эх, угодила я из огня да в полымя! Что же теперь
будет?» Так она размышляла, когда сказали, что послы пришли. Испугалась она:
вдруг они что-нибудь такое молвят, что будет ее словам противоречить, позор на
нее навлекут. Милад спросил:
— О царь Рума, а где остановились послы?
— Да я за ними человека послал, хочу поглядеть на них и послушать, с какой
вестью они прибыли.
— Все твои дела одно другого удивительнее, — говорит Милад, — хотя ты и не
понимаешь, что поступаешь неосмотрительно. Послов нужно перво-наперво в хоро-
шем месте устроить, чтобы они могли отдохнуть, члены расправить, дух усталый
успокоить. А уж потом на прием их позвать, чтобы они могли речи держать. Люди
по такой жаре дальний путь проделали, а ты их зовешь — что они сказать-то смогут?
Там был один слуга, приближенный Искандара, он сказал:
— Так оно и есть, как мудрец говорит: когда Бахрам вошел, они даже навстре-
чу ему не поднялись.
А Искандар про себя говорит: «Ох, ложь все, что Бахрам говорил, не узнали они
его!» А потом по-другому подумал: «Нет, наверное, прав Милад: они с дальней
дороги, утомились, вот и не узнали его». Он поразмыслил еще и приказал:
— Отпустите их, а мы нынче сядем вино пить.
Принялись Милад, Бурандохт и Искандар вино попивать, удовольствия вкушать,
свои взоры услаждать.
Потом Милад и Бурандохт отправились в жилище Бурандохт, воссели на тахт,
приказали подать вина и еще раз выпили. Милад молвил:
— Позови этих послов, угости их вином, откройся им и поговори с ними ласко-
во и приветливо, а завтра увидишь, что они скажут и что сделают. Ты правды
придерживайся, ведь у этого вина такое свойство, что оно от скупости избавляет и
язык развязывает, людей, попавших в беду, вызволяет, слабого человека во льва
превращает и тайны сокрытые приоткрывает.
Поблагодарила его Бурандохт и говорит:
— Позови ко мне послов, я погляжу, чего от них ждать.
Когда всех их привели, она поднесла им вина. Дадбех старшим был, он чашу
принял и осушил, а за ним и другие выпили.
Тогда Бурандохт велела слугам удалиться, а сама к ним обратилась:
— О Дадбех, с какой вестью ты прибыл к Искандару?
Дадбех ответил:
— Ширзад мне так наказывал: «Скажи Искандару: мол, я, Ширзад, никогда
никакому шаху не служил. Дараб ибн Ардашир меня звал — я не пошел к нему на
службу, и Дараб ибн Дараб меня звал — тоже не пошел. И до тех пор, пока на троне
была Бурандохт, я из страха перед ней не смел к тебе прибыть. А теперь слыхал
я, что ты Бурандохт уничтожил, — так пришли мне охранную грамоту, чтобы я
собрался и прибыл к тебе или прислал бы к тебе сына своего Бахрама». Вот с ка-
ким делом я прибыл, — заключил Дадбех.

Глава двадцатая. История Ажебахрама 349
Бурандохт спросила:
— А письма ты не привез?
— Нет, — ответил тот. — Там, в горах, никого не нашлось, кто бы мог письмо
составить, он эту весть на словах передал.
Тогда Бурандохт встала, налила чашу крепкого вина, подошла к Дадбеху и
молвила:
— Прими эту чашу!
Взял Дадбех чашу и ответил:
— О пахлаван, садись, не стой, ведь мы все — слуги твои!
С этими словами он выпил вино и сам сел. Бурандохт говорит:
— Милад, вели из своей казны золота принести, а то у меня никакой наличнос-
ти при себе нет.
Милад пошел, принес два кошеля с золотом и сказал:
— О царица земли иранской, все это — твое.
Поблагодарила его Бурандохт и приказала один кошель отдать Дадбеху, а со-
держимое другого поделить между теми девятью воинами — а они никогда и деся-
ти мискалей золота не видывали. Тут они все обрадовались и развеселились, низ-
ко ей поклонились, слугами ее себя назвали. Дадбех молвил:
— О пахлаван, ты нам столько золота подарил — а с какой целью?
— Есть у меня в вас нужда, — ответила ему Бурандохт. — Коли вы согласитесь
мне помочь, я для вас во сто раз больше от Искандара добуду.
Они говорят:
— Расскажи нам! Даже если ты вроде Бурандохт, дочери Дараба, хуже которой
нет для нас врага, так как Фарс попал ей в руки, мы и тогда тебя укроем и тайну
твою никому не откроем. Что тебе нужно, скажи нам!
Бурандохт сказала:
— Я — сын одного знатного человека из Табаристана, отец мой с давних времен
водил дружбу с Бурандохт. Он поднял меч на Искандара и много зла натворил, но
людей его перебили, в конце концов и его самого тоже смерть постигла, а я при-
бился к этому двору и сказал, что я сын Ширзада, Бахрам. А теперь вы приехали —
не дай Бог, все наружу выйдет, ведь меня убьют! Вам вреда не будет сказать, если
вас спросят: мол, это сын Ширзада, он на отца рассердился и сюда приехал. А уж
я для вас постараюсь подарки богатые добыть, вы уедете, моя же тайна останется
нераскрытой. А если вы захотите со мной остаться, я вас возвышать стану и благо-
детельствовать вам.
— То, о чем ты просишь, дело пустячное, — сказал Дадбех. — Завтра я все сде-
лаю, как ты желаешь. Пусть сын Ширзада прикроет тебя.
— О Дадбех, — продолжала Бурандохт, — если Искандар тебя завтра спросит,
почему не приехал Ширзад, ты скажи, что сын его под Истахром пропал, вот он и
повернул назад, а нас сюда прислал.
— Ладно! — ответил тот.
На том они и порешили и всю ночь до утра пировали, когда же день народился
от темной ночи, когда послышались крики караульных со двора Искандара, Буран-
дохт поднялась после хмельного сна, надела молитвенную одежду и стала Госпо-
ду поклоняться, пока не взошло солнце.
Потом она встала, переоделась в придворное платье, затянула потуже пояс,

350 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
велела подать коня и вести его за ней следом для почета и отправилась ко двору,
а остальные, в том числе те десять послов, пошли вместе с ней. Искандар еще по-
чивал, когда ему доложили:
— Бахрам пришел, а с ним те послы.
Искандар из своих покоев вышел, на трон воссел. Бурандохт подошла к нему
поближе, а послы — по правую и по левую руку от нее. Она сказала:
— О государь, вот и послы!
— Подведи их ко мне, — говорит Искандар.
Подвела Бурандохт послов поближе, они встали в ряд. Искандар повернулся к
ним и спросил:
— Кто из вас речь держать будет?
Дадбех отдал поклон по всем правилам и ответил:
— О государь, говорить будет твой покорный слуга, ежели будет на то твое раз-
решение, ежели нет у тебя против того возражения.
Искандару такие слова по душе пришлись, он молвил:
— Говори, не бойся!
Боялась-то там Бурандохт, она очень опасалась, как бы разговор не в ту сторо-
ну не повернул, из-за этого даже явилась ко двору с конем и в полном вооружении —
если что-нибудь неподходящее наружу выйдет, она готова была вскочить в седло
и безжалостно наброситься на войско Искандара, чтобы спасти собственную жизнь.
Дадбех повел такую речь:
— Многих лет жизни царю, падишаху семи климатов* от востока до запада, от
западных стран до восточных! По всему свету люди только и ожидают его прихо-
да, так что, куда бы он ни направился, повсюду готовы встретить его. Да сопутст-
вует тебе победа, дабы прожил ты тысячу лет во исполнение желаний твоих доб-
рохотов, да пребудет с тобой покровительство и помощь Господня. Но государь,
долгих ему лет, уже знает, что его нижайшие рабы прибыли с поручением от пах-
лавана Ширзада, что из рода Гударза. Он велел передать: «Когда засияло над
Ираном солнце счастья государя, недоброжелатели отступили перед судьбой, вся-
кий, кто ступил хоть шаг вопреки воле государя, был повержен навсегда, а особенно
Бурандохт, которая ослушалась государя и не подчинилась ему. Вот Господь, ве-
ликий и славный, и определил, чтобы государь похоронил ее в теснине горной,
поскольку гробницы она не заслуживала. Раз государь взошел на трон и даровал
Ирану процветание, пусть пришлет мне охранную грамоту, и я снимусь с места и
поспешу к нему на службу или пришлю своего сына. Я уже доехал до Истахра, когда
Бахрам, мой сын, куда-то пропал, из-за этого я воротился, а вместо себя посылаю
Дадбеха».
Когда Дадбех все это произнес, Искандар остался очень доволен, он сказал себе:
«Вот как Бахрам оказался здесь раньше него!» А Дадбех добавил:
— О государь, Ширзад не знает, что Бахрам уже приступил к службе, нашел
счастье при дворе повелителя.
Искандару понравилось, что Дадбех службу знает, он обрадовался, сомнения его
исчезли, и он приказал принести пятьдесят тысяч динаров и пятьдесят кип одеж-
ды, подарил их Дадбеху, а еще дал ему десять верблюдов, десять лошадей и десять
мулов, а каждому воину из тех, что с ним прибыли, дали по лошади с полным
снаряжением и по пять тысяч динаров. Одновременно с этим написали письмо

Глава двадцатая. История Лжевахража 351
Ширзаду: дескать, если ты еще не выехал, то оставайся на месте, так как Бахрам
уже у меня. А ты не тревожься: вот я возьму Халеб, тех иранцев, что там засели,
перевешаю, а потом приеду в Фарс и пожалую тебе в управление всю область,
посажу тебя на трон. Закончил Искандар письмо, передал Дадбеху вместе с деся-
тью верблюжьими вьюками динаров, десятью наилучшими рабами, десятью мула-
ми, огромным медным барабаном и царским указом на управление вилаятом Фарс.
Все это Искандар вручил ему, с тем чтобы он поскорее собирался в путь, нигде не
задерживался, а сам начал готовиться к походу на Халеб.
Поклонился Дадбех и прочь удалился, а Бурандохт вслед за ним вышла, пере-
несла все эти богатства в свой шатер, говоря про себя: «Вот они уедут, отдадут
письмо Ширзаду — тут моя тайна и откроется». Она опять вернулась к Искандару
и сказала:
— О повелитель, этот благородный муж только что с дороги, он говорит, что они
не могут так быстро снова пускаться в путь, не разрешит ли государь им немного
задержаться, пока повелитель не разделается с Халебом, тогда они и поедут.
— Они в твоем распоряжении, делай как хочешь, — ответил Искандар.
Поклонилась Бурандохт и воротилась к себе. А Искандар к Миладу обратился:
— Теперь у меня на душе никаких сомнений не осталось.
— О царь Рума, Бурандохт скончалась, что теперь о ней говорить? Знаешь по-
словицу: «Не больно-то хорош голодный год был, чтобы столько о нем вспоми-
нать», — ответил тот.
Бурандохт же пришла в свое жилище и сказала:
— Дадбех, Искандар говорит, чтобы вы немного задержались, пока он с Хале-
бом не покончит, а уж потом собирайтесь, забирайте подарки, которые я вам по-
жаловал, и поезжайте, а я с вами поеду.
— Вот и хорошо, — согласились они.
Бурандохт ублажила их беседой, а затем вернулась к Искандару и сказала:
— О государь, теперь сердце мое насчет отца успокоилось, распорядись, чтобы
мы выступали на Халеб: вот тогда я шаху послужу, отцовскую палицу в ход пущу,
так что повелитель увидит, какой у него слуга.
— Я завтра прикажу, чтобы войско выступало к Евфрату, — ответил Искандар. —
Переправимся через реку и пойдем на Халеб.
Опять вернулась Бурандохт в свой шатер. Милад ей говорит:
— О Бурандохт, я сегодня боялся, как бы посол этот от волнения ничего лиш-
него не сказал, но беседа очень хорошо прошла. Что ты теперь намерена делать?
Хочешь уйти от Искандара или останешься?
— Нет, не останусь, — ответила Бурандохт, — на этот раз попытаю счастья на
чужой стороне, там меня никто не узнает.
— Не сомневайся, Господь тебе поможет, — молвил Милад. — А у меня в Руме
есть тысяча харваров* золота, родни же никакой нет, все это я отдам тебе: милос-
тыню раздай, а кровопролития всякого берегись, поступай по справедливости, не
казни людей.
— Так я и сделаю, — пообещала Бурандохт. Поднялся Милад и вышел. А Буран-
дохт собрала все добро, подаренное Искандаром, в одно место, всех обласкала, а
потом сказала: — О Дадбех, смотри же не отрекайся от своих слов, а то Господь тебя
приберет!

352 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Дадбех поклялся ей в верности, его спутники тоже присягу дали.
Бурандохт пошла к Искандару и попросила:
— О царь Рума, вели глашатаю,чтобы завтра утром войско на Евфрат выхо-
дило.
Искандар тут же ночью приказал объявить, что сразу после утренней молитвы
все должны выйти на берег Евфрата. Бурандохт сама тоже встала, отослала все
дареное добро к Евфрату и готова была двинуться в путь, когда забили александ-
рийские барабаны, поднялись знамена, встали рядовые воины, а военачальники,
которые в основном были из румийцев, собрались вокруг Искандара. Бурандохт
опять пришла пешком, а коня вели за ней в поводу — до тех пор, пока не появился
Искандар. Тут Бурандохт поклон отвесила, а Искандар молвил:
— Садись в седло!
— О государь, — ответила Бурандохт, — я тебе такую верность покажу, что ты
сам скажешь: «Хватит!»
И она продолжала все так же пешая следовать за Искандаром. Он еще раз
сказал ей:
— Садись на коня!
Но Бурандохт возразила:
— Клянусь душой Дараба ибн Ардашира, пока Евфрат не перейдем, не сяду!
Искандару такие слова очень понравились, и он сказал:
— И я не сяду, клянусь душой Дараба ибн Ардашира!
Тогда все военачальники с коней послезали, за собой их повели, так и дошли до
берега Евфрата. Искандар держал Бурандохт за руку и все время с ней разговари-
вал, говорил:
— О Бахрам, от тебя дух любви исходит!
— Что же тут удивительного, — ответила она, — ведь Гударз был из рода Хушанга.
Так Искандар и шел пешком, с нею рядом, а уж когда на берег Евфрата вышли,
сел на коня, и Бурандохт тоже в седло поднялась.
Тут все румийцы стали друг другу говорить: мол, поглядите на этого иранца, как
быстро он завоевал сердце Искандара! Видно, этот хитрец-иранец какую-то тайную
цель преследует. А Искандар вместе с Бурандохт сели на корабль и переправились
через реку. Искандар сказал:
— Начинайте смотр войска!
Бурандохт отъехала в сторону, надела боевые доспехи и сказала Размхаруну:
— Ступай погляди, что я теперь делать буду.
Размхарун пошел к войску, а Бурандохт взяла оружие. Искандар на берегу реки
объезжал с плеткой войска, как вдруг, откуда ни возьмись, вылетела на всем ска-
ку Бурандохт: с грозным кличем, с пеной на устах, словно ярый лев взревела, коня
плетью огрела, поводья отпустила, пылью из-под копыт белый свет затмила. Искан-
дар увидел, какая пылища поднялась, и сказал:
— Знать, великий воин скачет!
Осела пыль, и из нее Бурандохт показалась со своей палицей на плече. Искан-
дар спрашивает:
— Кто это с таким видом приближается?
Никто ее не узнал, кроме Размхаруна, который стоял возле Искандара. Он ска-
зал:

Глава двадцатая. История Ажебахрама 353
— О царь Рума, это Бахрам, который явился пред государем, чтобы государь ему
смотр сделал.
Когда Искандар узнал, что это Бахрам, он немного успокоился. Тут подошел
Милад вместе с иранцами и румийцами, Милад молвил:
— О Бахрам, остановись, а то царь тебя по нечаянности за врага принял.
Бурандохт подскакала к Искандару, с коня соскочила, землю перед Искандаром
поцеловала и воскликнула:
— О государь, мне бы сегодня сто тысяч врагов твоих и моих — я бы всех их этой
палицей на тот свет отправил!
При виде такой отваги Искандар молвил:
— О Бахрам, а я уж считал, что это иранцы из Халеба налетели или к Бурандохт
счастье вернулось — ведь такой доблести ни у кого, кроме Бурандохт, не бывало.
— Да ведь она женщина, — возразила Бурандохт. — Если бы я в то время там был,
государь бы увидел, как я с ней разделался бы.
Искандар сказал:
— Никогда не умрет Ширзад, раз у него есть такой сын, как ты! До того ты
привлекательный и доблестный юноша, что я отдаю тебе полковое знамя и бара-
бан, предназначенные твоему отцу, передаю в твое распоряжение все войско, сколь-
ко его есть в Иране, пусть все они следуют под твоими знаменами.
Сказал он так и к войскам повернулся, велел смотр начинать. Бурандохт стала
рядом с Искандаром, и они проверяли готовность иранского войска, пока не насчи-
тали шестьдесят пять тысяч иранских воинов. Потом все разом двинулись от бере-
гов Евфрата по направлению к Халебу. А Бурандохт все так же ехала рядом с
Искандаром до тех пор, пока они вечером не остановились на привал. Тут иранцы
посреди степи в кучу сбились, стали друг другу говорить: мы-де иранцы, каждый
из нас — опытный воин, мы железо зубами разгрызем, в храбрости и мужестве нет
нам равных, зачем нам подчиняться какому-то мальчишке, который настоящего
сражения не видел, подлинного единоборства не пробовал, который не одержал
никакой победы и не одолел никакого врага, который появился неведомо откуда
и сбил с пути Искандара. Зачем нам такой военачальник?! И вот все иранцы, сколь-
ко их там было, объявили Искандару: «Если ты желаешь, чтобы мы все были при-
числены к твоей свите, — очень хорошо, мы согласны, но неизвестному мальчиш-
ке мы подчиняться не станем, потому что он ничего не совершил, никакой крепо-
сти не захватил, он нам нисколько не нужен, знать его не хотим!»
Бурандохт услыхала эти речи и сказала:
— Эй, иранцы! Вот я завтра к Халебу подъеду, тогда вы на меня поглядите.
Увидите, когда я на мейдан выйду, в единоборство вступлю — на всей земле друго-
го такого бойца не найти!
— Да мы в тысячу раз тебя в воинском искусстве превосходим, — говорят они в
ответ, — завтра разберемся!
На том и порешили и разошлись, в другом месте привал устроили. Из всех
иранцев никто не встал под знамена Бурандохт, кроме Размхаруна и Дадбеха и тех
десятерых воинов, что с ним прибыли. Они выказали ей дружелюбие и ехали с ней
вместе, пока все не прибыли к Халебу.
Под Халебом расположился шумный военный лагерь тысяч на сто — это был
стан Антутии, девы-воительницы, дочери Шахвас-малека*, падишаха Магриба.
12 Дараб-наме

354 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Шахвас приказал долго жить, сына после него не осталось, но была у него дочь,
которая к воинскому искусству склонность имела, она-то и сражалась с иранцами
ради славы: может быть, Искандар ее за это замуж возьмет. Множество людей из
этого войска уже были убиты, но и они взяли в плен пятьсот иранцев. Когда Ис-
кандар прибыл туда, Антутия отправилась вместе с румийцами ему навстречу, а тех
пятьсот пленников вперед выслала, связанных и скованных. Сама она подъехала,
с коня соскочила и поклонилась. Милад выступил вперед, взял ее под руку, сказал,
чтобы на коня садилась. На голове у Антутии был румийский льняной платок — ведь
по румийскому обычаю девушки носили льняные платки, пока их не приведут в дом
мужа, а уж потом повязывали другой платок; этот обычай и поныне сохранился.
Когда Милад вперед вышел, он взял Антутию за руку и усадил ее слева от Искан-
дара, а справа посадил Бурандохт. Выстроили румийцы этих пленников перед Ис-
кандаром. Искандар всех оглядел и велел отвести их в лагерь.
Прибыли они все к стенам Халеба, стали войска размещать. Все румийцы рас-
положились возле Искандара, а иранское войско заняло другую половину поля,
Бурандохт же поставила свой шатер напротив шатра Искандара. Пока они распо-
лагались, народ Халеба с крепостных стен на них глазел. А когда все спешились и
устроились, сели поесть, Искандар шатер покинул, сел на коня и подъехал к жи-
лищу Бурандохт, кликнул ее. В шатре были Бурандохт и Дадбех, они вышли, за-
ступили в караул и поехали сзади за Искандаром. Антутия тоже пустилась вслед
за Искандаром. Тут и иранцы, эмиры из Фарса и Ирака выскочили из палаток,
собралось около пятисот всадников, стали они возле Халеба кружить и гарцевать,
и все время Милад и Бурандохт ехали справа от Искандара, а Антутия — слева.
Так прошло некоторое время, а потом какой-то высокий воин закричал с кре-
постной башни Халеба:
— О внук Филкуса, зачем пожаловал, чего тебе надобно у стен крепости Афри-
дуна?
Искандар опять велел сказать в ответ: «Шах Искандар говорит: мол, бойтесь языки
распускать, выходите из крепости, сдайте мне Халеб, а не то я всех вас на крепост-
ных башнях повешу, будете висеть, пока солнце вас не спалит и не погубит. Коли сила
ваша от Бурандохт исходила, так она скончалась, к покойникам переселилась — ведь
Искандар загнал ее в пещеру, а выход расплавленным оловом запечатал. Вы за себя
не бойтесь, на меня положитесь, так как я каждого из вас уважу».
Когда осажденные услыхали такие слова, они так и остолбенели.
— Что же ты сделал с Бурандохт? — спрашивают.
— Говорю вам, что Бурандохт в пещере истлела, кончилось ее время.
— Быть того не может, — сказали иранцы. — Она скрывается, а вы лжете! Жива
она, а вы нас обмануть хотите. И мы здесь, в крепости, жить будем до тех пор, пока
не уверимся, что Бурандохт погибла, — лишь тогда мы отсюда выйдем. А теперь
ты, безродный румиец, пришел нас дурачить! Уходи прочь, не болтай глупостей,
мы из-за таких слов головой в колодец не прыгнем!
Искандар услышал это и сильно разгневался. Он приказал привести тех пять-
сот иранцев-пленников, порешить их под стенами Халеба, так чтобы осажденные
видели это. Он так сказал:
— Всем им отрубите голову и бросьте в крепостной ров, чтоб другим урок был!
Румийцы стояли, на него во все глаза глядели, тогда Искандар опять крикнул:

Глава двадцатая. История Ажебахрама 355
— Вы почему им головы не рубите?!
— О царь Рума, — отвечали румийцы, — ведь они все — пленники, они — птицы,
попавшие в силок, ты лучше обойдись с ними ласково, тогда и другие за ними сле-
дом придут, ведь подарки и подношения сбивают людей с пути.
Когда румийцы так стали говорить, и Бурандохт тоже сказала:
— В прежние времена государи именно так и поступали, в крепости ни одной
собаки не убивали, а если во время сражения на мейдане захватывали кого-нибудь
в плен, его не казнили, а подарки ему дарили, дабы прочих обмануть, к себе на
службу привлечь. Давай, государь, я заберу этих людей всех до единого и так все
устрою, что один возьму этот Халеб, передам его тебе в руки — и никто не постра-
дает. Ведь не подобает проливать столько безвинной крови, ведь у этих осажден-
ных в Иране жены и дети остались. А теперь, когда они уверятся в том, что Буран-
дохт умерла, все выйдут из крепости без всякого кровопролития.
Искандару эти речи понравились, и он молвил:
— Ладно, я поручаю этих пленников тебе, да только гляди, чтоб они не сбежа-
ли, не ввергли тебя в неприятности.
Другие иранцы стали говорить:
— О повелитель, прежде всего — наказание, вели их всех убить!
Но Милад возразил им:
— Нет, этого делать нельзя, подождем, пока осажденные из-за крепостных стен
выйдут.
— Так и сделаем, — согласился Искандар, но иранцы стояли на своем:
— А мы считаем, что надо несколько человек казнить!
Милад сказал:
— О доблестные мужи Ирана, у вас нет милосердия друг к другу! Ведь вы иран-
цы и они тоже иранцы, отчего же вы не хотите проявить доброжелательность к
своим землякам, ведь это принесло бы вам добрую славу!
— Всякого, кто выступил против царя Рума, следует убить! — объявили иранцы.
— Вы, иранцы, так поступаете друг с другом, а как вы поступите с царем Рума,
если объявится вдруг какой-нибудь враг? — спросил Милад. И сам же ответил: — Вы
первые от него и отступитесь, а за вами и другие.
Промолчали иранцы, а Милад молвил:
— О царь Рума, иранцы, которые тебе подчиняются, люди слабодушные, никто
из них оружием как следует не владеет, а Бахраму, сыну Ширзада, они отказались
подчиниться. Я ручаюсь за тех пятьсот пленников, отдай их под начало Бахраму,
а я тебе скажу, как дальше поступить.
Искандар приказал, чтобы тем пятистам пленникам развязали руки и отправи-
ли бы их к Бахраму. Бахрам всех их принял, а Искандар вернулся в свою ставку.
Народ же весь разбрелся кто куда, раздумывая, как быть с Халебом.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту удивительную историю. Когда Милад прибыл к шатру Бурандохт и при-
вел за собой освобожденных иранцев, он обратился к ним с такими словами:
— О благородные мужи, это сын Ширзада с гор Кивэ, Искандар передал вас всех
в его распоряжение. Оставайтесь же все на месте и никуда не бегите — только по-
напрасну с жизнью расстанетесь.
Они все поклялись, что не убегут. Милад и Бурандохт назначили Размхаруна

356 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
за ними наблюдать и управлять ими, а из них никто Бурандохт не узнал. Бурандохт
сказала Размхаруну:
— Ты им ничего обо мне не говори, не надо им знать, кто я есть.
А затем она обратилась к Миладу:
— Видал, как этих иранцев притесняли? Мне теперь непременно нужно им свое
превосходство явить, иначе я не дочь Дараба!
С этими словами она разместила всех иранцев в своих шатрах, а сама отправи-
лась к Искандару и сказала:
— О царь Рума, этих пятьсот иранцев надо снабдить оружием и конями, чтобы
они в первых рядах шли — и они первыми свою жизнь за государя отдадут.
— Хорошо, — согласился Искандар.
Он приказал, чтобы тотчас привели пятьсот лошадей и принесли пятьсот набо-
ров оружия, и все это отослал иранцам, а также пожаловал им золото и разные
подарки. Прочие иранцы стали им завидовать, и так миновало семь дней. Искан-
дар созвал военачальников и обратился к ним:
— Придумайте, как быть с крепостью, так как бойцов у нас много.
— Столько, что надо нам начинать сражаться, — говорит Милад. — Один день
выступит Бахрам с иранцами, на другой день — Антутия с румийцами.
— На том и порешим, — молвил Искандар.
А Бурандохт сказала:
— Иранцы меня всерьез не принимают, за мужчину взрослого не считают! Зав-
тра пусть в бой идут, а то уж очень они бахвалятся.
— Хорошо ты сказал, Бахрам, — одобрил Искандар.
А иранцы заявили:
— Когда солнце из-за гор Эльборз* поднимется, мы эту крепость копьями в зем-
лю вобьем!
Искандар их за рвение похвалил.
Говорит Бурандохт Размхаруну:
— Во что бы то ни стало проберись в Халеб и скажи там, что Бахрам, сын
Ширзада, шел вам на помощь, да Искандар узнал, его к себе призвал. Теперь он
вместе с Искандаром прибыл сюда. Он меня освободил, упросил Искандара, что-
бы тот простил пятьсот воинов, которых Антутия захватила, дал им всем коней,
платье и оружие. Но войско, которое с Искандаром, — наш великий враг. Завтра
они хотят устроить сражение, так что пусть этой же ночью две тысячи человек
выйдут из крепости на ночной набег, а назавтра пусть боя не принимают, в крепо-
сти отсиживаются.
Сказала она так и еще раз предупредила его:
— Смотри не проговорись никому обо мне, а то начнут языки чесать, слух прой-
дет и все мои замыслы пропадут понапрасну.
— Слушаюсь, — ответил Размхарун. Он отправился в Халеб и известил осажден-
ных, о чем она велела. Они все обрадовались, новую жизнь обрели. Стали его спра-
шивать:
— А о Бурандохт ты что-нибудь знаешь?
— Знаю, — говорит Размхарун.
— Где она?
— Она в Истахре, пребывает в счастье и благополучии.

Глава двадцатая. История Ажебахрама 357
С этими словами Размхарун отправился в обратный путь и описал Бурандохт
все, что там было.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту замечательную историю. Когда обитатели земли увидели краешек солнца,
выглянувшего из-за окоема, иранская часть войска села на коней и во всеоружии
двинулась к стенам Халеба. Во главе войска ехали два пахлавана, одного звали
Шадруз, а другого — Фаррох. Один был эмиром Исфахана, другой — эмиром Дей-
лема. Они выступали с иранским войском, а Искандар выехал с Антутией и други-
ми военачальниками, чтобы наблюдать за сражением. Бурандохт и Милад тоже
прибыли туда. Бурандохт, подобная ярому льву, заняла место справа от Исканда-
ра, Антутия встала слева, разместили ядро войска и боковые полки. Шадруз для
битвы снарядился, конь под ним был гилянский, он вкруг войска скакал, словно
вихрь летал, кольчуга облекала его давудийская, шлем — адийский, он был воору-
жен двумя мечами, за плечами у него боевой лук висел, копье, словно змея ядови-
тая, меж ушей коня целилось, на луке седла — палица весом в тридцать пять ма-
нов. В таком виде Шадруз выехал на поле боя, устрашая львов и драконов, пустил
коня рысью, стал гарцевать и противника вызывать:
— О воины Халеба, кто нынче против меня на мейдан выйдет? Знайте, что я
никогда не отступал в бою, будь предо мною хоть десять тысяч бойцов!
Так он вопил и ревел, пока день не подошел к концу. Из-за стен Халеба голос
подали: дескать, мы сегодня сражаться не будем, поздно уже, завтра выйдем и
вступим в бой.
А Шадруз продолжал бахвалиться:
— Да если Ростам с Эсфандияром против меня выйдут, я с ними разом разде-
лаюсь! Если вы завтра поодиночке не осмелитесь выступить, выходите по двое или
по трое, а то и по четыре человека — давайте сразимся! Эх, жаль, здесь Бурандохт
нету — я бы ее одним ударом порешил, на том и все сражение завершил!
Бурандохт в это время подле Искандара стояла. Когда она услыхала такие слова,
ее зло взяло.
— О Шадруз, — говорит она, — хоть Бурандохт и была врагом повелителя, но
она — его родня, она — царская дочь, была она одаренная и благородная, смелая и
умелая, и, пока она жива была, никто не смел поминать ее имя без должного ува-
жения, а теперь ты готов ее бранить и хулить?
Не понравились Шадрузу такие речи. Он сказал:
— Раз из крепости никто на бой не вышел, давай ты, Бахрам, выходи на мейдан —
поборемся, а падишах мира на нас посмотрит.
Как услыхала Бурандохт такие слова, душу ей огнем охватило, рыцарское до-
стоинство и царская кровь в ней взыграли. Стала она Искандара просить:
— Разреши мне на поле выехать, его из седла выдернуть, как ветер соломинку
уносит!
— Не следует вам на поле боя ссоры затевать да счеты сводить! — сказал Искандар.
А Шадруз закричал:
— О царь, пусти его! Ему надо поглядеть, каковы настоящие мужчины!
Тут Бурандохт великий гнев обуял, полетела она, словно приговор судьбы, прямо
на Шадруза, а ведь при ней оружия не было, напала на него с одною плеткой, да
так по спине его огрела, что у него из рук палица выпала. Бурандохт ту палицу

358 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
подхватила, хотела Шадруза по голове ударить, но он вытащил смертоносный меч
и бросился на Бурандохт. Отразила она удар Шадруза и подскакала к нему сзади,
чтобы поразить его палицей. Тогда Искандар стал ее заклинать:
— Ради жизни моей, Бахрам, не наноси удара!
Бурандохт поднялась на стременах во весь рост, палицу вокруг головы раскру-
тила и так швырнула, что она упала за стенами Халеба. Потом она вихрем налете-
ла, ухватила Шадруза, словно сокол голубя, вырвала его из седла и бросила наземь
перед Искандаром, а сама сказала:
— Если бы царь Рума не запретил, я бы его ударом плетки насмерть убил.
Похвалил Искандар Бурандохт, молвил:
— Никогда я такого великолепного боя не видал! А теперь будем возвращать-
ся, завтра же пораньше выйдем на битву.
И они все повернули в лагерь.
Но иранцы затаили против Бурандохт зло из-за Шадруза. Когда Искандар вер-
нулся с поля боя и удалился в свои покои, Бурандохт пошла вместе с ним. Все
военачальники расселись по местам, стольники столы принесли, скатерти рассте-
лили и еду подали, чтобы они откушали. Когда с едой покончили, Искандар при-
казал устроить пир с вином — и заиграло в чашах рубиновое вино, луноликие ви-
ночерпии начали всех угощать, вином обносить. Искандар все время Бурандохт
внимание оказывал, а Антутия еще раньше крепко влюбилась в Бурандохт, когда
же увидела, как та сражается, любовь ее возросла. Антутия говорила себе: «Самое
лучшее для меня, если я увезу этого юношу с собою в Рум. С его помощью я заво-
юю весь Рум, и Кайруван*, и Магриб! Стану там падишахом, а он будет вместе со
мною править, я его супругой буду. Да перед таким воином никто во всем Руме не
устоит! Как мне теперь поступить, кому свою тайну открыть?» Так она размышля-
ла и, обращаясь к Бурандохт, такой бейт напевала:
Любовь к тебе меня Ирану подчинила,
И от нее несет указы мне шихнэ...*
От такой любви Антутия не спала и не ела. А этой ночью вышли из Халеба пять
тысяч отважных воинов, окружили лагерь иранцев, другие же халебцы со стен
крепости наблюдали, что будет. Бурандохт в это время в шатре Искандара пиро-
вала. Когда Искандар заснул, Бурандохт вооружилась и направилась в иранский
лагерь. Едва халебцы поняли, что Бахрам пришел, они испустили боевой клич и
обрушили на иранцев мечи и копья, осыпали их ударами. Бурандохт же устреми-
лась на отряд Шадруза и стольких поразила, что из убитых стена выросла. А Ис-
кандар был пьян и не ведал, что все его войско разгромлено, что уж личные слуги
шатер его кольцом окружили, охраняют.
Вдруг Искандар проснулся и стал спрашивать:
— Что такое в войске случилось?
— Халебцы ночной налет совершили, все войско разгромили, — ответили ему.
Вскочил Искандар, из шатра вышел, хотел на коня сесть, — тут воины до цар-
ского шатра добрались, с Искандаровыми слугами бой завязали, а Искандар приза-
думался: что же ему теперь посреди ночи темной делать? Пока он раздумывал,
подбежал один из халебцев, схватил Искандара, крепко связал и в какую-то яму
бросил. Бурандохт туда-сюда скакала, вдруг видит, кого-то связали, в яму затолкали.

Глава двадцатая. История Лжебахрома 359
Бурандохт грозно крикнула, тот воин испугался, оставил Искандара и убежал.
Бурандохт окликнула связанного:
— Кто ты такой, там, в яме?
Искандар узнал голос Бурандохт и ответил:
— О Бахрам, это я, Искандар...
Бурандохт с коня соскочила, в яму спустилась, Искандара развязала и вывела
оттуда, а потом сказала:
— О царь, хорошо, что этот пес тебе вреда не причинил, что Господь всевыш-
ний тебя уберег.
— Бахрам, а как ты меня узнал? — спросил Искандар.
— Когда халебцы ночью налетели, я вышел, страшный бой увидел, — стала рас-
сказывать Бурандохт. — Тогда я вернулся, подумал: не дай Бог, кто-нибудь на го-
сударя покусится! К шатру царскому подошел, спросил кого-то: где царь Рума? Тот
говорит: мол, он на коня сел, в ту сторону поскакал. Я тоже в ту сторону двинул-
ся. Вижу, этот негодяй кого-то связал, я бросился убить его, но он скрылся. Тут-то
и оказалось, что я царя Рума у этого мерзавца вырвал.
Поблагодарил Искандар Бурандохт и сказал:
— Ты мне жизнь спас! Будь моим сотоварищем на царском престоле.
Затем Искандар сел на лошадь Бурандохт, а Бурандохт пешая за ним пошла,
так они вернулись ко входу в царский шатер. Искандар сошел с коня, удалился в
шатер и лег спать. И погибло той ночью двенадцать тысяч человек.
На следующий день, когда солнце подняло голову на востоке, поднялся и Ис-
кандар, воссел на трон. Все военачальники собрались, Искандар сел на коня и на-
правился к Халебу, остановился на поле напротив крепости и обратился к войско-
вым старшинам:
— Чей черед сегодня на поле боя выходить?
Шадруз сошел с коня, поцеловал перед Искандаром землю и сказал:
— Эти негодяи на нас налетели, двенадцать тысяч человек наших убили. Мы
теперь отомстить хотим, мы снова выйдем на бой и будем сражаться.
— Да как же вы будете сражаться, коли они сегодня на поле не выйдут? — спро-
сила Бурандохт. — И потом, они наверху, в крепости, а вы внизу, крепостные же
стены очень прочные. Надо было ночью сражаться, а вы оплошность допустили,
вот они и налетели на вас ночью, побили вас.
— Ты правильно говоришь, Бахрам, — согласился Искандар, — но что же теперь
делать?
— О царь Рума, надо тебе посла в крепость отправить. Если ты сочтешь нужным
отправить меня, возможно, что я сумею наставить этих людей на правильный путь,
так чтобы они сдали тебе крепость, а если ты против этого, то силой и боем тебе
эту крепость не взять.
Искандар положился на Бурандохт, он молвил:
— О Бахрам, ты говоришь хорошо и благоразумно.
— Тогда надо написать письмо, — говорит Бурандохт, — чтобы я его передал.
— Да в этой крепости никого из военачальников нет, кому письмо-то писать? —
говорит Искандар.
— Тогда я поеду и передам все, что ты прикажешь, — сказала Бурандохт, — слад-
кими речами ворота крепости отворю.

Глава двадцать первая
ВОЗВРАЩЕНИЕ БУРАНДОХТ В ХАЛЕБ
И СРАЖЕНИЕ С ИСКАНДАРОМ
Затем Искандар приказал написать письмо и вручить его Бурандохт, и Буран-
дохт, а вместе с нею Размхарун, Дадбех, те люди, которые знали ее тайну, а также
тридцать человек других иранцев направились в крепость Халеб. Когда они подо-
шли к воротам крепости, Бурандохт и Размхарун назвали себя, и тотчас пред ними
ворота раскрыли, их в крепость впустили, а Бурандохт прикрыла лицо покрыва-
лом, чтобы никто ее не узнал. В крепости Бурандохт подъехала ко дворцу Карна
и сказала, чтобы крепостные ворота закрыли, позвала за собой тех десятерых, а
прочим велела удалиться и откинула покрывало с лица. Когда собравшиеся увидели
ее, они сразу ее узнали — распростерлись пред нею ниц, поцеловали землю и ска-
зали:
— О царица, а ведь мы слыхали, что Искандар вас с Тормасом в пещеру загнал,
в пещеру темную и ужасную: очень мы о тебе горевали! Расскажи, как же вы отту-
да выбрались?
Бурандохт начала со взятия Истахра и убийства Сеталамиса, рассказала, как
себя за Бахрама, сына Ширзада, выдала, как ночное нападение придумала, в ко-
тором двенадцать тысяч воинов Искандар а полегло, как она в послы напросилась —
словом, все им описала.
Все военачальники ей хвалу вознесли и благодарность принесли, сказали: мол,
во всем мире не сыскать такого падишаха, как царица Ирана.
Потом Бурандохт сказала:
— О вельможи Ирана, вы мою тайну никому не открывайте, пусть жители кре-
пости о том не знают. А люди Ширзада и те военачальники, что со мной прибыли,
все они — мои враги смертельные, заберите их всех.
Халебские военачальники вышли и Дадбеху с его людьми голову отрубили.
Бурандохт говорит:
— Пошлите кого-нибудь на крепостную башню и объявите Искандару: «О руми-
ец, выбрось из головы желание овладеть этой крепостью, так как мы послов тво-
их захватили, заточили, а некоторых на месте убили, а впредь еще и не то сдела-
ем. Вот их тела, а если вы нам не верите — получайте их головы!»
Они по одной и по две головы зарядили в манджанику* камнеметную и вы-
стрелили ими в самую середину лагеря: дескать, вот вам головы послов ваших, кро-
ме Бахрама, которого мы в темницу посадили, чтоб вы знали, как настоящие вои-
ны поступают.
Искандар очень огорчился, сказал Миладу, который находился подле него:
— О Милад, видал, как Бахрам на своих ногах на кладбище отправился, каким
бедам себя подверг!

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 361
Милад догадался, что это все хитрость, которую Бурандохт подстроила, чтобы
выбраться в Халеб и вместе с тамошними воинами сразиться с войском Исканда-
ра, она хотела, чтобы никто не проведал, кто она такая. А Искандар опять сказал:
— Мне Бахрама жалко, ведь, если его убьют, где во всем мире, а особенно в
Иране, ему подобного найдешь?
— Да ведь они про Бахрама не говорят, — сказал Милад. — Ты успокойся, а если
считаешь нужным, я туда отправлюсь и погляжу, как он там.
Искандар говорит:
— А вдруг они и тебя схватят?
— Не схватят!
— Ну, поступай как знаешь, — согласился Искандар.
Милад отправился к крепостным воротам и стал кричать:
— Я — Милад, отворите мне!
Ему тотчас отворили, ввели его в Халеб, к Бурандохт препроводили. Бурандохт
сидела в одной из крепостных башен, прямо напротив Искандара. Увидев ее, Милад
сказал:
— О царица Ирана, чего ради ты эту хитрость устроила?
— Я это сделала для того, — отвечала Бурандохт, — чтобы, если завтра пойдут
на приступ этой крепости, а я соберу всех иранских воинов, которые готовы за веру
жизнь положить, позову их на бой и погибну, никто не догадался бы, кто я есть.
— Это ты славно придумала, — сказал Милад, — только ты румийцев не убивай,
убивай лучше иранцев.
— А ты не выпускай против меня румийцев, — говорит Бурандохт.
— Это от меня не зависит, — возразил Милад. — Ладно, всякого, кто на бой с
тобой выйдет, рази, мастерством своим поражай и убивай.
С этими словами Милад поднялся и возвратился к Искандару. Поклонился он
ему и доложил:
— О царь Рума, я там был и Бахрама видел — сидит он в заточении в оковах
тяжких. А тех тридцать человек, что с ним были, убили, головы их в нашу сторо-
ну побросали и сказали: мол, мы эту крепость ни за что не сдадим, пока верных
известий о Бурандохт не получим: хоть Искандар Румийский и говорит, что Буран-
дохт в пещеру засадил, мы тому не верим. Когда увидим Бурандохт, тогда освобо-
дим Бахрама, отпустим его к вам, а не увидим — убьем его в отместку за Бурандохт.
Готовьтесь завтра к бою, мы с вами сражаться будем, а особенно с теми, кто из
Исфахана и Рея. С самого утра завтра битву начнем.
Когда Милад все это рассказал, Искандар стал спрашивать:
— А Бахрама-то ты живым видал или нет?
— Живым, — ответил Милад.
— А что, у них там в крепости — и предводителя нет? — опять спросил Искандар.
— У них там каждый и предводитель и военачальник, — сказал Милад.
— Позвать ко мне иранцев, — велел Искандар.
Иранцев привели. Когда все собрались, Искандар к ним с такими словами об-
ратился:
— Получено известие от иранцев, засевших в Халебе, для вас, жителей Ирака.
— Пусть царь скажет, что за весть, — говорят те.
Милад сказал:

362 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Бахрама заточили, а теперь говорят: мол, мы с иранцами воюем, не с румий-
цами.
— Вот и хорошо, — сказали иранцы, — мы все готовы, пусть выходят из крепос-
ти — мы с ними сразимся.
— Прекрасно! — воскликнул Милад. — Я поеду это им сообщу.
— Ты там скажи тому, кто у них всем заправляет: если с головы Бахрама хоть
один волосок упадет, я их всех, когда крепость возьму, вниз головой со стены в ров
сброшу! — велел Искандар.
Милад отправился в Халеб к Бурандохт и сказал:
— О государыня Ирана, я у тебя не спросил, сам пошел и сказал, что вы завтра
на битву выйдете, так что ты выходи и сражайся, и никто тебя не узнает. Но Ис-
кандар мне велел выяснить, кто тут у вас главный, а я ему ничего не ответил, по-
тому что не ведал, что говорить. Ты мне скажи, кто в этой крепости предводитель,
кто всем заправляет, чтобы, если ты на поле выйдешь, тебя этим именем назвать,
чтобы твоя хитрость наружу не вышла, да и мне тоже чтобы не краснеть.
— Ну, я не я буду, если теперь с иранцами не посчитаюсь, так что весь мир об
этом заговорит! — воскликнула Бурандохт.
— Мне возвращаться пора, — говорит Милад.
— Нельзя тебе уходить, — возразила Бурандохт.
— Почему? — удивился Милад.
— Я тебя тоже заточу, чтобы ты со мной оставался, — засмеялась она, — ведь мне
без тебя никак не обойтись!
— Ладно, — говорит Милад, — я и сам готов тебе служить.
— Нет, никто твоим приходам и уходам препятствовать не будет, — сказала
Бурандохт. — Отправляйся-ка ты к Искандару и скажи ему, что ты видел Бахрама,
его в цепи заковали и он тебе сказал: «Не надо было мне вообще в этот Халеб
приходить!» А единственный предводитель у этих людей — Азермахан из области
Фарс, он происходит из рода Гударза, вся крепость ему подчиняется. Азермахан
сказал Бахраму, что не убьет его, так как они из одного рода, но в цепи закует, чтобы
тот снова к Искандару не сбежал. А еще он так говорит: «До тебя, Искандар, нам
дела нет и до твоих румийцев тоже, мы с иранцами разобраться хотим. Завтра я,
Азермахан, на поле боя выйду и не хочу сражаться ни с кем, кроме иранцев. С
румийцами я бой вести не буду, а с иранцами буду драться, пока всех до последне-
го не перебью, а потом вам крепость отдам и уйду отсюда».
Милад покинул Халеб, передал эти вести Искандару и сказал:
— О царь Рума, во главе их стоит человек по имени Азермахан, мужественный
воин, он говорит: дескать, мы эту крепость не оставим, а до тебя, Искандар, нам
дела нет, мы с румийцами не воюем.
Искандар приказал:
— Вы, румийцы, только наблюдайте, эту битву иранцы вести будут.
Той же ночью Бурандохт вышла на галерею дворца, созвала всех иранцев и
сказала:
— Я, Бахрам, к вам пришел и буду за вас с Искандаром сражаться, но только вы
не называйте меня Бахрамом, может, нам удастся рассорить иранцев с румийцами.
Все те иранцы обрадовались, похвалили ее, а о том, что это — Бурандохт, никто
не знал, кроме тех десяти человек. И приказала она той ночью, чтобы всем воинам

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 363
раздали оружие, чтобы открыли двери казны, оделили всех золотом. Она им так
сказала:
— О доблестные мужи Ирана, коли Бурандохт умерла, представьте себе, что я
и есть Бурандохт: покуда я жив, буду сражаться, чтобы очистить Иран от ваших
врагов.
Народ вознес ей хвалу, все стали вооружаться, в кольчуги и панцири облачать-
ся, острыми копьями снаряжаться, всю ночь оружие на стены выносили. И вот
разом загремели карнаи и литавры, поднялся над стенами Халеба рев людской.
Искандар из шатра своего вышел, у входа остановился, а тем временем восхо-
дило озаряющее мир солнце. Сначала лучи его упали на стены Халеба и засверка-
ли на выставленном там оружии, а отраженные лучи устремились в небо, и весь мир
окрасился рубиновым цветом. Искандар и все румийцы подумали, уж не пожар ли
где-нибудь начался, повернулись все в сторону Халеба, поглядели — Искандар так
и остолбенел от удивления, когда все это оружие увидел. Обратился он к иранцам
и сказал:
— Вы тоже свое войско снаряжайте!
Иранцев там было тридцать тысяч воинов — от границ Исфахана до Каспийских
ворот, все они были приверженцами Искандара. Когда они увидали, что творится на
стенах Халеба, то принялись тоже снаряжаться, доспехи надевать, отряд за отрядом,
полк за полком подходили и выстраивались перед крепостными стенами. Потом
появился эмир Шадруз, и все воины из Исфахана и Хузистана встали под его знаме-
на, выехал эмир Фаррох — и все воины из Рея и Дамгана вплоть до Каспийских во-
рот собрались под его знаменами, и понеслись боевые кличи с обеих сторон, а с кре-
постного вала направили манджаники, и эрадэ*, и тараны, и каждый брошенный
камень поражал лошадь или человека, с крепостного вала летели камни, а снизу —
тополевые стрелы. Тот иранский отряд, который был в крепости, сражался так до
тех пор, пока солнце не поднялось до середины небосвода, а потом они отворили
крепостные ворота. Бурандохт, подобная утесу, выехала с боевым кличем, а конь под
ней был словно ярый слон, словно волк быстрый, словно страшный ифрит* — в чер-
ных доспехах, обшитых фарфоровыми бляхами, на голове у нее возвышался шлем
точно купол, белая одежда доходила до колен, пояс был изукрашен драгоценностя-
ми, огромный щит на руке висел, на плече — палица весом в тридцать пять манов —
вот в каком виде она явилась на мейдан и остановилась там. Когда взор Искандара
упал на нее, он содрогнулся от страха пред этим всадником и спросил:
— Как твое имя?
Бурандохт ничего не ответила: она боялась, что он ее узнает по голосу. Искан-
дар повторил свой вопрос, и опять она не ответила. Милад сказал:
— О государь, его зовут Азермахан, он крепостью управляет.
Искандар повернулся к иранцам и молвил:
— Вот он, ваш недруг! Кого вы против него выставите?
Шадруз выступил вперед, поцеловал землю перед Искандаром и сказал:
— Если государь прикажет, я против него выйду.
— Выходи, — молвил Искандар.
Шадруз тотчас вскочил на коня, подъехал к Бурандохт и спросил:
— Как твое имя?
— Мое имя Азермахан, — ответила она.

364 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Почему ты не пошел на службу к Искандару?
— Мы Бурандохт служим и клятвы верности не нарушали, — сказала она. — Это
ты изменил своей госпоже, хуже тебя, пса, во всем свете не найти!
С этими словами Бурандохт набросилась на него с секирой. Как увидел Шад-
руз секиру, сразу сказал:
— Да это моя секира!
Бурандохт говорит:
— Эту секиру Бахрам в крепость занес, а теперь я ее с собой прихватил, чтобы
этой же секирой его врагу голову отрубить.
— У меня и посильнее оружие найдется, вот, гляди: бердыш весом в двадцать
восемь манов. Вот чем я сражаться буду! — говорит Шадруз.
С этими словами он направил бердыш на Бурандохт, но она отбила удар вле-
во, и лезвие бердыша опустилось на шею лошади Шадруза. Лошадь дернулась и
сбросила Шадруза на землю. Пока Бурандохт к нему приблизилась, он уже вско-
чил и пустился бежать, а пятьдесят дейлемцев накинулись на Бурандохт. Шадруз
под прикрытием дейлемцев остановился и крикнул:
— Иди сюда, воин несравненный, давай счастье испытаем!
Подъехала Бурандохт, так его секирой ударила, что полруки отсекла. Все дей-
лемцы разом накинулись на Бурандохт. Она рубанула вожака секирой по голове —
до пояса разрубила, второго дейлемца сшибла с коня, а прочие обратились в бег-
ство. Бурандохт поскакала следом за ними, разя направо и налево, пока не уложи-
ла пятнадцать человек, а потом вернулась на прежнее место и стала вызывать на
поединок.
На крепостной башне Халеба забили в барабан. Искандар приказал сотникам
и старшинам поглядеть, что там за шум. Старшины доложили:
— О царь Рума, сегодня войско Антутии уж воротилось с поля битвы, чтобы
попозже вступить в сражение. Поэтому сейчас превосходство на стороне обитате-
лей Халеба, они вас на бой вызывают, оттого и шумят.
— Вот бесстыжие! — говорит Искандар. И он послал человека, чтобы узнать,
собирается Антутия выходить на битву или нет? Тут прибыл посланный Антутии
и объявил:
— Вот пожаловала Антутия!
Антутия строго блюла древние обычаи: на верблюде восседает, все оружие свер-
кает, доспех весь золотом горит, льняным платком волос закрыт. Оружием она
угрожает, военачальников возглавляет.
Доложили о том Искандару, Искандар вышел из своих покоев и велел глаша-
таю объявить великим и малым, простым и знатным, румийцам и иранцам, жите-
лям Ахваза* и Фарса, Ирака и Хорасана, Мазандарана и Гиляна, эмирам и полко-
водцам, чтобы все они разом шли к крепостному рву, а Антутия выступит на мей-
дан. Все войска, которые были упомянуты, собрались к шатру Искандара. Искан-
дар говорит:
— Ступайте к крепостному валу Халеба!
Тотчас двести тысяч человек конных и пеших двинулись к Халебу, построились
в ряды, окружили его со всех сторон железной стеной. Выступили вперед сгарши-
ны войсковые, очистили поле боя, и ветер развернул знамена, стал развевать их
полотнища на древках, и застрекотали дротики над бойцами, и начала смерть

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандарож 365
кружить подле них, и далекая цель оказалась близкой, и из-за страданий, грозящих
телу, душа была готова его покинуть, ведь душа не хочет страдать, а человек му-
чает ее грубой землицы ради: дескать, много таких, как ты, земля видала!
Пока войска строились, Искандар и Антутия не выезжали, эмиры обоих Ира-
ков* все были при нем, а из каждого отряда на мейдан выступило по воину, они
там скакали, гарцевали, собой полюбоваться давали. Справа и слева на мейдане
разместились более пятидесяти тысяч всадников, тут выехал Искандар и встал в
середине. Все тотчас закричали, мечами забряцали, и в это время открылись ворота
Халеба. Вылетел оттуда всадник — словно безумец, из сумасшедшего дома сбежав-
ший, словно слон, покинувший стойло, словно лев, вырвавшийся из капкана. Вот
какой всадник выехал и тотчас копье меж лошадиных ушей нацелил, а сам, уверт-
ливый и гибкий, щитом закрылся. Поскакал он по полю и тех людей, что там были,
стал по одному и по двое копьем поражать, наземь бросать, разил направо и нале-
во, словно волк, напавший на стадо, пока всех не пораскидал, пока не очистил поле,
тогда он издал такой боевой клич, что земля содрогнулась. Потом он двинулся к
войску Антутии, остановился, потряс копьем и стал вызывать себе противника.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю. Когда этот всадник весь мейдан объехал, остановился напротив
Искандара и стал вызывать противника, Искандар повернулся к Миладу и сказал:
— Этот всадник всех других проворней и смелей! Никогда я не видывал такого
умелого и внушительного воина.
Сколько Милад ни приглядывался, не мог разобрать, кто тот всадник — а это была
Бурандохт, но она приняла такой вид, чтобы ее никто не узнал. Она сидела в седле
со всей твердостью, отвагой и выправкой — выправка была от учителя верховой езды,
твердость придавала ей плетка, а отвагу — Бог, который стоял у нее за спиной. Уби-
вающая и убегающая, распрямляющаяся и пригибающаяся, ползущая и летящая, жар
и холод познавшая, во время отступления подобная затаившемуся огнедышащему
дракону, а в день битвы стойкая, словно Мазандаранский Див*, облаченная в румий-
ские доспехи, призывающая Господа — это была Бурандохт, дочь Дараба ибн Арда-
шира, наилучший воин своего времени, истинный друг Ирана и державы Иранской,
блюстительница верности и чести, защитница справедливости, прозорливая и смет-
ливая, смелая и воинственная, с гладким челом и изогнутыми бровями, с нарцисса-
ми очей в черных ресницах, с маленьким носом, с румяными щеками, нежным пуш-
ком над сладостными устами, разящая мечом и ловящая арканом, стойкая и вынос-
ливая, мастерски владеющая палицей и посылающая стрелы, нежная и изящная
красавица со стройным станом и круглой головкой, ямочкой на подбородке, шеей,
словно выточенной из слоновой кости, среброгрудая, с персями словно гранат, с
нежным животом и впалым пупком, с бедрами, вздымающимися точно горбы верб-
людицы, с белоснежными ножками, с окрашенными хной пальчиками, луноликая и
чернокудрая и воистину благородная. Облачена она была в шелка, а под ними — в
нательное белье, препоясана кушаком, на шее — ожерелье в десять рядов, на голо-
ве — кипчакская шапка с кисточкой, с забралом на лице и щитом на локте, с колча-
ном, прикрепленным к поясу, в наплечниках и поножах, с копьем в руках.
Вот в каком виде предстала она перед румийцами и уперлась копьем в землю,
вызывая себе соперника. Всякий, кто смотрел на нее, думал, что это куколка или
пери, так она была хороша — словно только что прибыла из Туркестана, а что

366 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
касается проворства, то она так вертелась кубарем, что никто и сообразить не мог,
мужчина это или женщина, из тюрок или из таджиков.
Искандар спросил у Милада:
— А это кто такой?
Никто не мог сказать, ответ дать. Из рядов войска Искандара послышались
голоса: «Как твое имя?» Тогда она ответила на тюркском наречии, вызывая на бой
противника из румийского войска и отрядов Антутии, сказала так:
— Я — Алтун, служанка Бурандохт. Нас две тысячи было — в разные стороны
нас разбросало, осталось всего сотня — здесь, за крепостным валом Халеба. Я воз-
главляю эту сотню. Сегодня я на бой вышла, и, кто бы там ни был, тюрок или та-
джик, румиец или иранец, дейлемец, или кухистанец, или алан*, выходите против
меня, поборемся на мейдане! А выступила я, дабы воздать по справедливости Бу-
рандохт, ведь я купленная ею рабыня.
Услыхал это Искандар, остолбенел от удивления, а потом оборотился к Мила-
ду и молвил:
— Правду она говорит. У Бурандохт две невольницы было, одна куда-то пропа-
ла, а эта, видать, в Халебе осталась. Кто против нее выйдет, ее ко мне приведет и
получит в награду богатый халат?
Бурандохт в ответ крикнула по-тюркски:
— О царь Рума, я тебя предупреждаю: выходи ко мне, я ради тебя на мейдан
выехала! Ведь Азермахан послал меня, чтобы я поехала и захватила Искандара,
так как это он убил Бурандохт.
Искандар воскликнул:
— Разве ты не видала, что вчера, когда войска расходились, Азермахан ничего
не сказал мне? Почему же ты сегодня собираешься меня захватить?!
— Потому что вчера была битва с иранцами, а сегодня пришел черед румийцев,
а ты — глава всех румийцев, и это ты хотел отнять у нас знамя Кавиянидов, увезти
его. Выходи же теперь на поединок!
Искандар повернулся к Миладу:
— Неужели они убили Бахрама, коли так на меня наседают?
— Ничего не ведаю, — отвечал Милад, а он совершенно не узнал Бурандохт.
Бурандохт сказала себе: «Надо мне как-нибудь сделать, чтобы Милад догадал-
ся, кто я». А вслух она спросила:
— Который из вас Милад? Скажите, чтобы он подошел ко мне, у меня для него
весточка есть от Бахрама, сына Ширзада.
Искандар говорит:
— О Милад, этот иранский тюрок тебя зовет!
Милад, весь дрожа от страха, направился к Бурандохт. Когда он поравнялся с
ней и поглядел хорошенько, то узнал ее и только головой покачал. Говорит ей:
— Что ты еще выдумала, что за хитрость такая?
— А ты что скажешь? — спрашивает Бурандохт. — Сдать мне Искандару Халеб
или нет?
— Сдавай, — сказал Милад. — Это будет меньшее зло. А то ты свою смелость
показываешь, но ничего, кроме вреда, из этого не получится ни для тебя, ни для
этих людей. Сдай крепость Искандару, чтобы народу выпутаться из этих тягот, а
тебе — достичь своих целей.

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 367
— Ну ладно, — сказала Бурандохт, — тогда я хоть Антутию захвачу, чтоб она
знала, что Бурандохт ей не чета! Ступай скажи ей, чтобы вышла и сразилась со
мной.
Вернулся Милад, подошел к Искандару и сказал:
— Эта невольница принадлежит Бурандохт, она Антутию вызывает. Ты вели ей
выехать на мейдан и вступить в поединок, но захватить ее живьем, так как неволь-
ница эта сильно красива и, как она говорит, была главной среди прислужниц Бу-
рандохт.
Искандар велел пойти за Антутией. Та пришла, поклон отдала и спросила:
— О царь Рума, что прикажешь?
— Что ты вчера говорила, о Антутия? — спрашивает Искандар.
— А я и сегодня то же скажу, — отвечает она.
— Бурандохт теперь нету, но вот это — служанка Бурандохт, через которую нам
вся крепость откроется. Тот, кого ты видишь, — это не воин Азермахана, а женщи-
на, та самая невольница. Надо тебе против нее выйти, чтобы захватить ее и приве-
сти ко мне. Как заберешь ее, так нам Халеб и откроется, кончатся наши хлопоты.
— Это дело нестрашное, — говорит Антутия. — Как царь желает, чтобы я ее
доставила: живой или голову ей отсекла, сюда принесла? Что царь выберет?
Искандар сказал:
— Убивать ее жалко, живьем приведи, чтобы все желания твои и мои исполни-
лись!
Антутия тот же час облачилась в доспехи, села на коня и выехала на мейдан.
Бурандохт увидела, что та выступила на поле боя, прикрикнула на лошадь, несколь-
ко раз стегнула ее плеткой для резвости и поскакала прочь, чтобы расстояние для
разбега было. И начали они друг подле друга кружить, а двести тысяч воинов на-
блюдали, смотрели, кто большее искусство покажет. А тем временем они обе по-
гнали лошадей вскачь, так что те потом покрылись, потом съехались и скрестили
копья. Заклубилась в воздухе пыль от их наскоков и наездов, от сталкивающихся
копий поднялся над мейданом скрип и скрежет, словно огромным бичом хлопали,
и продолжалось так, пока они не нанесли друг другу по шестьдесят ударов. Анту-
тии удалось взять верх, она налетела на Бурандохт и направила на нее такой удар,
словно смерть сама, устремившаяся в ночной набег. Но Бурандохт повод натяну-
ла, влево свернула и уклонилась от этого удара, не дала ей удержать превосходст-
во: она древко ее копья крутанула, рукой вертанула, мастерством блеснула, тотчас
за свое копье схватилась, на стременах поднялась, спину напрягла и крикнула:
— Прими-ка, Антутия, мой удар, чтоб ты знала, как разить надобно!
С этими словами полетела она, словно стоязыкое пламя, на Антутию. Когда
Антутия увидела, что Бурандохт мчится на нее, она повернула коня и обратилась в
бегство, далеко ускакала, а войска совсем потеряли их из виду от пыли, которая
поднялась до небес. Антутия неслась вперед, Бурандохт — за ней. Но Бурандохт дур-
ной глаз настиг, ее лошадь споткнулась, а Бурандохт перелетела через ее голову и
оказалась на земле. Антутия тотчас схватилась за копье и бросилась на Бурандохт.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Бурандохт упала на землю с лошади, которая споткнулась на всем скаку,
а Антутия устремилась на нее, Бурандохт тотчас вскочила и хотела снова прыгнуть
в седло, но лошадь ее уже ускакала. Антутия подлетела к Бурандохт и нацелила

368 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
на нее удар, но Бурандохт пригнулась, и удар миновал ее. Она рванула коня Анту-
тии под уздцы и остановила его. Антутия взялась за меч, до половины вытащила,
но тут Бурандохт ее за руки схватила, с крупа коня стащила, бросила на землю
темную, навалилась, хотела в плен ее взять. Но Антутия была сильная, она вско-
чила, а Бурандохт ее за локоть поймала, и повалились они обе. Так катались они в
пыли и во прахе, то одна наверху, то другая, пока не пришло со стороны Хиндус-
тана могучее войско, которое затмило небосвод. Воины его обнажили индийские
мечи, высунули руки из-за черного паласа и перерезали горло белому дню, отделили
его голову от тела и забросили ее в Индийский океан, так что скрылась из глаз вся
индийская земля. Бурандохт и Антутия дрались до тех пор, пока обе не выбились
из сил. Сели они рядом, держа друг друга за полу — сторожили одна другую, ни
та, ни другая отступиться не хотела, честь им расстаться не велела, так и сидели,
пока сон не сморил обеих, ведь обе они были голодны и устали.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда лошадь сбросила Бурандохт, она поскакала к Халебу, так как пришло
время ее кормежки, и лошадь Антутии тоже, как только Господь убрал с ее спины
седока, направилась к рядам своих, потому что и ей пора было ячмень есть. Иран-
цы увидели, что лошадь Бурандохт вернулась без хозяина, и подумали оруженос-
цы, что седоки убиты, раз кони одни пришли. Иранцы стали говорить: что делать?
Давайте на поле боя выйдем! Но румийское войско все так же стояло на месте, а
тем временем солнце закатилось. Тогда трое иранцев вышли на поле, а румийцы
пришли к Искандару и сказали:
— О царь Рума, конь этого иранского рыцаря ускакал в Халеб без седока, а конь
Антутии сюда пришел, а три иранца вышли на поле со знаменем Кавиянидов.
— Ступайте заберите у них знамя Кавиянидов, — велел Искандар, — и принеси-
те мне.
Только он это сказал, тысяча воинов отправились, чтобы захватить знамя. Милад
испугался, что они, не дай Бог, заберут обеих всадниц или убьют их, поэтому он
скорее поспешил следом за воинами.
А составитель рассказывает так. Выехали три иранца, но нигде не могли их
найти, а румийцев было много, они по всей степи рассыпались вдоль и поперек, пока
не добрались до того места, где обе воительницы заснули от усталости. А Буран-
дохт привиделось во сне, что сто тысяч черных змей приползли, а потом от ее из-
головья прочь ушли. От ужаса она проснулась, вскочила и побежала перед теми
всадниками. Тут Антутия проснулась, закричала вслед Бурандохт:
— Сюда, о воины, я здесь!
Воины поспешили на голос Антутии, а она догнала Бурандохт и схватила ее.
Бурандохт обернулась и сцепилась с Антутией. Началась у них опять драка, тут
войско подоспело и забрало обеих девушек. Бурандохт сдалась им со страха и
положилась на суд Божий — будь что будет. Забрали их обеих и крик подняли: мол,
невольницу Бурандохт взяли! Милад это услышал и скорей туда, где Бурандохт
схватили, а она лицо руками закрыла, чтобы ее, не дай Бог, не узнали, чтобы не
вышло вреда для нее и для Милада. Подъехал Милад, направился в середину тол-
пы, и все перед ним расступились, а он только и крикнул им: «Прочь!» Потом по-
ставил пешую Бурандохт перед своим конем и направился с нею к своему лагерю,
прямо в свое жилище. Там он сказал Бурандохт:

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 369
— Входи и оставайся здесь, да не обманывай меня, не убегай! А я тем временем
схожу к Искандару и улажу твои дела, чтобы ты не пострадала и никто не узнал,
что это ты.
С этими словами Милад поместил ее в шатер и приставил к ней несколько че-
ловек, а сам пошел к Искандару.
Искандар восседал на троне, а военачальники Ирака и Рума сидели вокруг него,
Антутия тоже там была и рассказывала, что она совершила в тот день на поле брани
и что из этого получилось. Милад вошел, отдал поклон. Искандар спросил его:
— Что ты сделал с той невольницей, которую захватил?
— Она у меня в шатре, я к ней охрану приставил, — ответил Милад. А Искан-
дар почувствовал страсть к той невольнице. Милад ему сказал: — О государь, по-
дожди, когда люди разойдутся, я ее к тебе доставлю.
— Я желаю, чтобы ты сейчас ее привел: погляжу, какова она, — сказал Искандар.
Как ни старался Милад уговорить Искандара, чтобы он немного подождал, тот
не соглашался. Милад вышел, отправился в свой шатер, всем велел уйти, а потом
к Бурандохт обратился и рассказал ей, как дело повернулось. Бурандохт сказала:
— Не печалься ты об этом, голову себе не ломай, это все дела нетрудные, я при-
готовлюсь ко всему. Разреши мне только уйти — и я тотчас вернусь.
— Да как же ты уйдешь? — говорит Милад.
— А ты сними с себя одежду, — отвечает Бурандохт, — и дай ее мне, я ее надену
и побегу в Халеб, возьму там какую-нибудь невольницу из числа моих служанок —
их у меня много, и все красивые, — отдам ей это платье и пришлю сюда. Ты отве-
дешь ее к Искандару, а он ничего не узнает, так как меня здесь никто не видел и
не знает, кто я. А другого выхода нет!
Милад сказал:
— Это ты прекрасно придумала, я бы так не догадался.
— Женщинам известно много хитростей, — ответила Бурандохт, — они ловкие и
изворотливые, особенно те, которые читали историю Сама Наримана, — они все это
знают и всякий раз, когда придет нужда, пользуются такими уловками.
— Вот и хорошо, — сказал Милад, тотчас снял с себя платье, Бурандохт переоде-
лась, оставила свою собственную одежду и сказала:
— Когда от меня придет невольница, дай ей это платье, пусть наденет его, что-
бы никто не заподозрил, что это не я.
Поднялась Бурандохт и в одежде Милада вышла из шатра и направилась в
Халеб. Когда она пришла туда, то увидела тех трех мудрецов, которые ушли в
Халеб и унесли знамя Кавиянидов. Они были очень опечалены и озабочены из-за
Бурандохт. Но когда она появилась, у всех сердце сразу на место стало, они вос-
кликнули:
— О царица Ирана, где ты была?
— Сейчас некогда рассказывать, — отвечала она, — у меня заботы неотложные!
И она отправилась во дворец, а там была у нее одна красивая невольница, Бу-
рандохт сказала ей:
— О невольница, со мной вот что приключилось, а Милад вот как благородно со
мной поступил. Теперь надо тебе отправиться со мной, я тебя отведу к Миладу, а он
передаст тебя Искандару. Понравится тебе там — так оставайся, но храни мою тай-
ну и тайну Милада, коли своей жизнью дорожишь. Если же тебе у Искандара не по

370 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
душе придется, возвращайся. Я за тобой пришлю, тебя возвышу, старшей над всеми
своими слугами, рабами и свободными, сделаю, станешь ты важной и гордой.
Бурандохт одела ее в платье Милада, а сама переоделась в другое, повязала на
голову чалму по иранскому обычаю и вышла из Халеба, пошла вместе с той неволь-
ницей к Миладу. Милад пребывал в растерянности и в расстройстве, сердце у него
так и замирало, когда Бурандохт вошла и подвела к нему ту невольницу. Милад,
как увидел ее, вскочил и из шатра вышел поглядеть, не проведал ли о том кто-
нибудь из румийцев. Бурандохт удалилась в Халеб, а Милад повел невольницу к
Искандару, который все еще сидел в ожидании, а вместе с ним пребывали и все
румийские полководцы и военачальники.
Искандар сказал:
— Отошли эту невольницу в мою опочивальню, пусть никто ее не видит, ведь
она — воспитанница Бурандохт и должна только мне служить.
Тотчас слуга повел невольницу в покои Искандара, а Искандар возжелал ее. Он
поднялся и удалился к себе, а все прочие разошлись по своим шатрам. Милад по-
шел с Антутией. Он привел ее в свой шатер и сказал:
— О Антутия, расскажи, что у вас вышло с той невольницей, почему ваши кони
без седоков в стойла свои воротились?
— Ох, Милад, мне бы от нее не спастись, — ответила Антутия, — да ее лошадь
споткнулась, кувыркнулась, и невольница на земле оказалась. — И она рассказала
Миладу все, что произошло.
Милад молвил:
— О Антутия, если бы мы на вас не набрели, ты бы ее не одолела, уж больно эта
невольница ловкая.
— Да я и сама поняла, о Милад, что мне такой ловкой и умелой невольницы
никогда не встречалось, — ответила Антутия. — Если бы ее конь не оступился, а она
не упала бы, я бы от руки ее погибла, но судьба мне помогла.
Вот что она сказала, а Бурандохт благодаря своей ловкости сбежала, нашла
отличный выход.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда ту невольницу доставили к Искандару и провели в его покои, Антутии
это не понравилось. А не понравилось ей по двум причинам: во-первых, не дай Бог,
невольница Искандару полюбится, а Антутия ни с чем останется, а во-вторых, она
считала, что невольница искуснее ее в ратном деле, и боялась, что та ее место зай-
мет. Вот о чем печалилась Антутия, но печалилась напрасно и горевала попусту,
зря о том томилась.
А составитель этой истории Абу Тахер так рассказывает. Искандара той ночью
охватила страсть к невольнице. Невольницу облекли в богатые одежды, надуши-
ли благовониями, и двое слуг повели ее на ложе к Искандару. Но невольница это-
му не обрадовалась, так как сердцем была привязана к другому. Когда невольни-
ца осталась наедине с Искандаром, он возжелал близости, но невольница не отве-
тила на его желание, она стала сопротивляться и даже взяла над Искандаром верх.
Искандар позвал слуг на помощь. Слуги прибежали, кое-как, с тысячью уловок,
Искандара высвободили... Искандар из-за всего этого страшно разозлился и тут же
среди ночи велел отвести невольницу в палатку Милада: дескать, она для служе-
ния царю не подходит.

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 371
Милад к невольнице обратился, стал ее спрашивать:
— Ты зачем так поступила?! Мы тебя Искандару отдали, чтобы тебя осчастли-
вить, почему ты не повиновалась ему?
— А мне его не надо было, — говорит она.
Милад не стал ее особо уговаривать, он подумал: «Если я эту невольницу уму-
разуму учить стану или обойдусь с нею грубо, она, не дай Бог, предаст меня, и
Искандар меня убьет». Поэтому Милад ничего не стал говорить, вздохнул и мол-
вил про себя: «Завтра у Искандара буду, погляжу, что он скажет, а уж потом по-
ступлю с этой невольницей так, чтобы тайна сокрытой осталась, а невольница в
живых не задержалась». Но вслух Милад ничего не сказал. Всю ночь просидел он
подле зажженной свечи, погрузившись в долгие думы, пока не забрезжило ясное
утро, пока не отступила темень ночная.
В этот рассветный час Милад поднялся, омыл лицо и руки и предался поклоне-
нию всевышнему Богу, а там и день высунул благодатную руку из-за темно-синего
занавеса, ухватил темную ночь за косы, перерезал ей глотку и потащил ее по кро-
ви. Голову ей отсек и за гору уволок, а ее кровью оросил и испятнал все свое пла-
тье, затем взялся за меч, помахал им, так что разбежались от меча лучи с востока
до запада, издал клич и высунул голову из-за горы Эльборз, простер меч власти,
малых и великих Хинда продвинул вперед и стал отступать в сторону Магриба.
Затем взошел на свое место и молвил: «О Милад, вставай, приветствовать Искан-
дара ступай, — коли я появился, свет свечи предо мной затмился».
Так он говорил. Тогда Милад поднялся, сел на коня и направился к шатру Искан-
дара. Туда подходили эмиры Ирана и Ирака и их войска, полки и отряды, так что
скоро на дворе Искандара стало тесно от собравшихся военачальников. Милад по-
дошел и стал у дверей, поэтому, когда прибыл распорядитель царского двора и объ-
явил начало приема, в первую очередь вошел Милад, а уж за ним все другие, каж-
дый соответственно своему сану; некоторые из них сели, а другие так и остались
стоять.
Милад уселся напротив Искандара, и тут вошли Аристаталис и Баталимус, а
Искандар сидел, голову повесив из-за той невольницы, которая ему не отдалась и
так с ним дралась. Искандар ни с кем не разговаривал, и все знатные приближен-
ные пребывали в ожидании, когда он хоть словечко вымолвит. Так они сидели,
подавленные и невеселые, когда вошел человек, положил перед Искандаром письмо
и сказал:
— Это письмо было к стреле привязано, а стрелу выпустили с крепостной баш-
ни Халеба.
Искандар взял письмо и подал его Миладу, чтобы тот прочел. Начал Милад
письмо читать, лицо его исказилось, он весь задрожал и на месте застыл.
— Что там в письме? — спросил Искандар. — Читай!
Но язык не слушался Милада. Тогда Искандар сказал:
— Ну-ка дай мне поглядеть!
Взял он письмо, стал его читать, а в письме было вот что:
«Во имя Аллаха, Царя истинного. Письмо это от преданного тебе слуги. Да будет
известно царю Рума, что девушка, которую к тебе привели, не та невольница, ка-
кую ты взял в плен. Этой девушке удалось пробраться сюда, а ты о том и не ведал,
устроил же все это Милад, а невольницу ту он отпустил, так и знай».

372 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Дело было так: у Милада была красивая невольница, которая любила одного
человека, она влюбилась в него уже давно, но никак не могла улучить время для
любовного свидания, так как боялась Милада. Когда та невольница нынче ночью
узнала, что случилось, что совершил Милад, она после его ухода написала письмо и
отдала тому человеку: дескать, отнеси это на прием к Искандару, Искандар сразу
убьет Милада, а мы с тобой будем жить в безопасности, — только бы он о нашей тайне
не проведал. Тот взял письмо и притворился, будто его из Халеба забросили.
Когда Искандар увидал письмо, он тотчас послал человека привести ту неволь-
ницу ко двору. Он ей сказал:
— Эй, невольница, отвечай правдиво, кто ты есть, а то я вчера не разобрал, но
сегодня, я так думаю, Антутия не тебя в плен захватила. Если скажешь правду —
хорошо, а если нет — голову тебе отрублю!
— О царь Рума, что ты желаешь услышать, истину или ложь? — говорит неволь-
ница.
— Истину!
Огляделась невольница, увидела вокруг много людей знатных, хорошо воору-
женных, с мечами обнаженными, повернулась к Искандару и сказала:
— О царь Рума, та невольница в Халеб ушла, меня сюда взамен привела, кем она
на мейдане была, я не знаю, но только я — не она.
— Возвращайся туда, откуда пришла, невольница, — молвил Искандар, и она
тотчас направилась в Халеб.
Искандар к Миладу обратился:
— Ну, Милад, ты все время мне лжешь, и не стыдно тебе из-за какой-то неволь-
ницы против меня идти? Да я тебе голову отрублю, чтобы другим неповадно было!
Тотчас вывели Милада на середину, стащили с него чалму, завязали глаза и уж
меч занесли, чтобы голову ему рубить. Тут он сказал:
— Из-за какой-то невольницы ты казнишь такого человека, как я?!
А это со стороны Милада уловка была. Тогда Искандар приказал накинуть
Миладу ременный аркан на шею и волоком тащить его до крепостного вала Хале-
ба. Искандар с Антутией, с вельможами армянскими, с военачальниками, с эмирами
областей тоже выехали к крепостным стенам, выстроили полки, вывели Милада,
босого, с непокрытой головой, и объявили:
— О почтенные граждане Халеба, посмотрите на этого человека, которого зо-
вут Милад! Он против нас согрешил из-за одной невольницы, мы теперь его казнить
будем. Мы сюда прибыли, чтобы вы это видели.
Когда такое оглашение сделали, все иранцы поняли, что Миладу конец. Извес-
тили Бурандохт, что произошло: мол, Милада казнить повели из-за тебя. Бурандохт
на крепостную стену вышла и крикнула:
— О царь Рума, я — Азермахан, ведь я тебя в бою отыскал, но тебя не ударил,
вреда тебе не причинил. Если ты убьешь Милада, я в тот же час отрублю голову
Бахраму, сыну Ширзада, и брошу ее в ваш лагерь, а Халеб тебе никогда не сдам,
каждый день буду на тебя нападать, румийцев уничтожать — лучше отступись от
Милада!
— Рубите голову этому ослушнику! — приказал Искандар.
Миладу тотчас под стенами Халеба голову отрубили, на копье насадили, крик-
нули: «Вот вам голова Милада Румийского!» А Бурандохт в ответ закричала:

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 373
— Я Бахраму, сыну Ширзада, голову снесу!
Пошли они, привели одного безродного злодея, отрубили ему голову, вышли на
крепостной вал и завопили:
— Мы Бахраму, сыну Ширзада, голову отсекли в отместку за Милада, которого
вы понапрасну убили!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Антутия увидела на стене Халеба отрубленную голову, разум ее поки-
нул и она упала без сознания. А когда пришла в себя, скрылась, чтобы от позора
схорониться, и продолжала рыдать про себя. Бурандохт же подумала: «Я до сих
пор не давала о себе знать из-за Милада, чтобы ему вреда не нанести, теперь, раз
его убили, я больше скрываться не стану». Она тотчас велела оседлать коня, кото-
рый остался от ее отца, Дараба ибн Дараба, звали того коня Шахбад — «Шахский
Ветер», и подать ее собственное оружие. Все оружие надела, на коня Шахбада села,
в одну руку знамя Кавиянидов взяла, в другую — палицу Гударза, а за нею встали
шесть тысяч воинов, конных и пеших.
Был там один мобед, из числа учеников мудреца Джамаспа. Он вышел на кре-
постной вал, астролябию на солнце направил — получилось, что теперь настало
время могущества. Тогда он крикнул:
— О Бурандохт, теперь выходи и нападай!
Бурандохт обрадовалась словам мудреца и вместе с тем отрядом в шесть тысяч
человек выехала из Халеба, а на крепостной башне забили в барабан, заиграли в
золотые дудки. Бурандохт напала на войско Искандара, стали они румийцев стре-
лами осыпать, выкатили из Халеба эрадэ и манджаники, Бурандохт пустила в ход
палицу Гударза, а стяг Кавиянидов передала одному мобеду и сказала:
— Неси его за мной!
Сама же она напала на знаменосца Искандара. Знаменосец запросил пощады
и бросил знамя. Едва знамя царя Рума упало наземь, румийское войско дрогнуло.
Бурандохт ворвалась в самую середину войска, восклицая:
— В первую очередь рыцарей бейте!
Как услышало это Искандарово войско, никто на месте не остался: все на лоша-
дей повскакали и в бегство обратились. Бурандохт с той палицей преследовала их
во главе своего отряда, словно огнедышащий дракон, словно обжигающее пламя,
разила и нападала, пока все они не покинули лагерь — ни одного румийца там не
осталось, только убитые и раненые. Воины Бурандохт забрали в плен всех, кого
можно, и, проехав пять фарсангов, воротились с успехом и победой. Бурандохт
возблагодарила за эту победу Господа, великого и славного, а потом отдала бога-
тый лагерь на разграбление своему отряду, и они взяли превеликую добычу, такую,
что и не сосчитать и не сравнить ни с чем. А затем, радуясь и ликуя, они вороти-
лись в Халеб и вознесли благодарность Богу за то, что Искандар бежал.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда войско Искандара обратилось в бегство, он поднялся на пригорок и
остановился, сановники его свиты тоже остановились. Тогда Искандар спросил:
— Это что за див был, который взял себе имя Бурандохт и разгромил весь наш
лагерь?
— Да ведь он во всем на Бурандохт походит — тот всадник, который во главе
отряда был, — говорят ему.

374 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Искандар молвил:
— Нет, невозможно, чтобы это была она, мне такое и в голову не лезет! Стран-
ное в этом деле то, что такой огромный лагерь, так хорошо укрепленный и снаря-
женный, за один час был разгромлен.
Так Искандар говорил, пока войско в одно место собиралось, а потом приказал
воинским старшинам разбить новый лагерь, на расстоянии фарсанга от того, кото-
рый Бурандохт со своими воинами разнесла. Он приказал также иранскому и ру-
мийскому войску и полкам Антутии смешаться и остановиться на ночлег всем
вместе. Сам же Искандар и его полководцы устроили совет, потом Искандар при-
звал военачальников Рума, Ирана и Магриба и велел, чтобы пять тысяч воинов
дозором ходили, поставил над ними начальника, чтоб им спать не давал, а кара-
ульным велел на страже стоять, опасность предотвращать.
Бурандохт же распорядилась, чтобы крепостной вал Халеба осветили, и там
засияли такие яркие огни, словно наступил день Воскресения, поднялись шум, и гам,
и толкотня.
Искандар же обратился к своим полководцам и спросил:
— О мудрецы, кто же это такой ловкий, такой отважный и страх наводящий, что
нас собой затмил?
Поклонились они в ответ и сказали:
— Мы считаем, что это ни в коем случае не Бурандохт — ведь ей никогда не выйти
из-за той двери, до Страшного Суда она там останется.
— Так кто же это? — спросил Искандар.
Антутия воскликнула:
— О царь Рума, если это Бурандохт, я завтра же ее к тебе доставлю! Не беспо-
койся, она такая же женщина, как я.
— Не дай Бог, чтобы Бурандохт когда-нибудь снова объявилась, — сказал Искан-
дар, — ведь она весь мир уничтожит. Нет, это не Бурандохт, что ни говори, а это
Бахрам, так как у этого всадника была та палица, которую он привез с собой. Вот
только не понимаю, кто эту палицу в Халеб доставил, ведь она была у Милада...
А Бурандохт, когда уходила, все свое оружие с собой забрала.
Искандар сказал полководцам:
— Может быть, это неправда, что они Бахрама, сына Ширзада, убили? Может,
они это придумали, чтобы нас позлить? Но как бы то ни было, этот незнакомец был
достоин Бурандохт... А чтоб это она сама была — не дай Бог, ведь тогда бы она себя
на все времена прославила.
Иранцы говорят:
— О государь, ведь ты ее в пещеру загнал и выход из той пещеры закрыл, отку-
да ей здесь оказаться? Этот всадник может быть только Бахрамом, поскольку у него
была та палица, или Азермаханом, поскольку на нем была барсова шкура.
Тут Антутия вмешалась:
— Кто бы он ни был, завтра я сердце ваше успокою, чтобы нам всем не огорчаться
понапрасну.
— Если ты исполнишь то, что говоришь, — воскликнул Искандар, — я сделаю тебя
царицей Ирана и Рума!
Подумав, он продолжал:
— Но сначала нам надо послать кого-нибудь и добыть верные известия.

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 375
Никто не вызвался идти. Был там один гулям, принадлежавший Миладу, кото-
рый был влюблен в ту невольницу, они вдвоем и подстроили эту хитрость, из-за
которой Милада казнили. Ради невольницы гуляму очень нужно было в Халеб, ведь
невольницу Бурандохт забрала к себе. Вышел тот гулям вперед, поклонился и ска-
зал:
— Я пойду и передам вести от царя Рума.
— Вот и хорошо, — говорит Искандар. — Ты ведь Миладу принадлежал, пойдешь,
от меня послание передашь да присмотришься там хорошенько, а обо всех, кого
увидишь, мне доложишь.
— Ладно, — говорит гулям.
— Значит, ступай и скажи так: «О всадник, ты выехал вчера из крепости под
именем Бурандохт и неожиданно напал на нас, разграбил наш лагерь и все кричал,
что ты-де Бурандохт. Да если бы Бурандохт тысячу лет прожила и когтями желез-
ными обладала, ей все равно бы из той пещеры не выбраться! А если ты воин и
мужчина, то за вчерашнее постигнет тебя бесчестье по приговору судьбы. И при-
вет!»
Гулям тотчас вышел и отправился в путь, когда солнце взошло, он уже был перед
Халебом. Закричал он страже:
— Я — гулям Милада, с посланием пришел от царя Рума!
Тотчас известили о том Бурандохт, привели гуляма, и он передал все, как гово-
рил Искандар. Бурандохт молвила:
— Ступай и от меня передай: «Я — Бурандохт, а если ты мне не веришь, так я
еще разок выйду, чтобы ты убедился да поглядел, кто из Рума или из Ирана про-
тив меня выстоит, — ведь когда я за палицу берусь, то и Ростама и Исфандияра,
предков моих, превосхожу. Но каждому свое время и своя судьба, мое же время,
моя судьба наступили теперь».
Раб выслушал ее и говорит:
— О владыка, я сейчас пойду и все точно перескажу, да вот только есть тут у меня
сестрица, она Миладу, моему господину, принадлежала... Пусть государь разрешит
нам обоим к нему на службу заступить!
Бурандохт сказала:
— Ладно, когда вернешься, я тебе твою сестрицу отдам и богатство прибавлю —
ради души Милада.
Ведь она не знала, что именно эти двое затеяли козни, из-за за которых почтен-
ный Милад был убит.
Гулям повернулся и ушел из Халеба. А Милад составил для Бурандохт такую
мазь: стоит только ею где-нибудь помазать, сразу волосы расти начинают, и Буран-
дохт еще раньше натерла этой мазью подбородок и над губой, так что у нее выросли
усики, а потом еще раз потерла — и бородка стала пробиваться, стало галие* со
светлой луной сражаться. Итак, вышел гулям из Халеба развеселый, отправился
прямо к Искандару, а тот со своими приближенными восседал. Гулям воскликнул:
— А вот и я, о царь Рума! В Халеб слетал, твое послание передал, а в ответ мне
сказано было: «Я — Бурандохт, дочь Дараба, а ежели не веришь, я прямо сейчас
выеду на поле с той самой палицей Гударза, которую ты в моих руках видал».
Искандар спрашивает:
— А ты лицо ее разглядел, рост и телосложение?

3 76 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Лицом и обликом на Бахрама походит, — ответил гулям, — на Бахрама, кото-
рый при государе был, только щетина на лице отросла сильно.
Искандар сказал:
— Ну, тогда бояться нечего, коли это Бахрам, его быстро можно будет к рукам
прибрать, он на нашей стороне.
Антутия все это услыхала и про себя сказала: «Я нашла того, кто мне нужен!
Отправлюсь к нему, стану его женой и передам в его руки весь Рум и Иран. Кто
тогда Искандар перед Бахрамом будет?» Так она про себя решила, взор к Искан-
дару обратила и говорит:
— О царь Рума, вот все твои дела и устроились по твоему желанию. Поднимай-
ся, садись на коня, а войску прикажи в доспехи облачаться. Я тоже панцирь наде-
ну, и мы выйдем на бой. Как только появится Бахрам, мы его захватим.
С этими словами Антутия поспешно покинула собрание и тотчас надела воору-
жение, села на коня и подъехала к шатру Искандара, стала его звать:
— О царь Рума, садись на коня, поглядишь, что я с ним сделаю!
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Антутия выехала на поле из любви к Бахраму, ведь она воображала, что это
мужчина, что он станет ее возлюбленным, а того не знала, что та, которая назвала
себя Бахрамом, в тысячу раз больше Антутии о муже мечтала, да мечты свои по-
давляла. И вот Антутия с воинственным кличем подъехала к крепостной стене
Халеба и воскликнула:
— Я — Антутия, дочь Шахваса, царя Магриба! Я пришла сразиться с тем рыца-
рем, который вчера выехал, нас врасплох застал. Скажите ему, чтоб на поле вы-
ходил, — мы с ним поборемся! Если это мужчина, пусть выйдет, испытает мою
воинскую доблесть — сразу утратит важность, и почет, и уверенность в себе! Ведь
никакой мужчина в Иране против меня не устоит!
Так она говорила и слезы лила, на коне гарцевала и копьем потрясала, клич
боевой издавала.
Бурандохт была на крепостном валу, она потребовала, чтобы ей привели лошадь
в том же убранстве и снаряжении, как та, на которой она выезжала на ристалище,
облеклась сама в доспехи и вооружение и велела тем же трем мужам, которые были
при ней, Шируйе, Фарзедуну и Хамидуну, следовать за ней. Подхватила она копье,
свернула кольцом аркан и на руку надела, взяла знамя Кавиянидов и свою пали-
цу. Иранцы стали ей говорить:
— Ты бы сегодня в другом обличье выехала!
— Нет, — возразила Бурандохт, — ведь у меня тот же противник. Вот уж сегодня
вы увидите, как я с ней расправлюсь!
Все иранцы произнесли ей хвалу и сказали:
— Да не лишится Иран твоей славы, да осенит тебя дух Дараба!
Бурандохт надела на плечо лук, прикрепила к поясу колчан и отворила ворота
Халеба. Вылетела она наружу, стала с луком и стрелами гарцевать, удаль свою
показывать, поле кругом объезжала и назад возвращалась, в седле так прогибалась,
что чуть ли земли не касалась, а трое мужей следовали за ней со всем ее оружием.
Антутия увидела ее и говорит себе: «Да ведь это та же невольница, что третьего дня
против меня выезжала! Я-то думала, что Бахрам выйдет, а я ему сдамся, и он меня
в крепость заберет...»

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 377
Пока она так размышляла, подоспел Искандар и его войско, все в полном во-
оружении. Подъехали они к стенам Халеба, и все взоры устремились на Бурандохт,
стали они говорить:
— Это та самая невольница, которая третьего дня выходила!
Искандар спросил:
— Ну, Антутия, узнаешь, кто это?
— Узнаю, — говорит она, — невольница, которая позавчера выходила.
— Постарайся ее в плен захватить, приведи ко мне, а я тебя сделаю царицей
Ирака, Рума и Ирана, — сказал Искандар.
— Я думала, это Бахрам, — сказала Антутия, — оказывается, нет. А эту я тебе
живьем предоставлю.
С этими словами она сменила оружие, ведь прежнее ее вооружение для любви
предназначалось, также взяла с собой трех человек и подумала: «Сегодняшняя
битва потруднее будет!», выехала на поле, остановилась против Бурандохт и ска-
зала:
— Ну-ка подходи, ведь Милад из-за тебя жизни лишился! В тот раз я тебя захва-
тила, да ты вывернулась, спаслась, а на этот раз своими ногами в могилу сойдешь.
— А я для того и явилась, — говорит Бурандохт, — чтобы ты меня в плен взяла, к
Искандару отвела — тогда Искандар тебя в жены возьмет, царицей Ирана сделает.
— Ну, я-то вышла ради Бахрама, — сказала Антутия. — Но раз уж ты мне в про-
тивники досталась, показывай, что умеешь, говори, каким оружием сражаться
будешь, я жду.
— Я буду копьем сражаться, — говорит Бурандохт.
С этими словами стала она копьем размахивать. Эти две женщины так бились
друг с другом, что копья на куски разлетелись, а победы никто из них не достиг.
Пыль над полем поднялась, с лошадиных морд не пена срывалась, а кровь. Потом
выхватили они мечи, стали осыпать друг друга бесчисленными могучими ударами,
так что от мечей их только рукоятки остались, которые они в руках сжимали. Тогда
они взялись за тяжелые палицы, начали друг друга молотить, словно два заправ-
ских кузнеца, которые бьют кувалдами по наковальне. Искандар только диву да-
вался на эту битву, обеих похваливал, а оба войска их криками подбадривали.
Все оружие они испробовали — никак не удавалось Бурандохт над Антутией верх
взять. Вдруг она аркан с торок сняла и в нее метнула. Глянула Антутия, прибли-
жается к ней аркан, словно змея ядовитая, так и вьется, словно гнев небесный низ-
вергается. Она пригнулась, но аркан уже спутал ее по рукам и по ногам. Антутия
со стремян вниз свесилась и оборвала аркан, повернула она назад, к своим поска-
кала. Бурандохт помчалась следом за ней, надеясь, что сумеет ее перехватить. Но
Антутия поняла, что соперница преследует ее, и прибавила ходу. Видит Бурандохт,
что неприятель бежит, и говорит себе: «Тайна открылась, а румийское войско близ-
ко — нельзя мне еще раз ошибку допустить!» С этой мыслью она назад повернула.
Антутия подъехала к Искандару. Он спросил ее:
— Что же ты в бегство обратилась?
— Все виды оружия я против нее применила, — говорит Антутия, — тут она за
аркан схватилась. Бросила она аркан, я от него увернулась, но конь мой притомился,
когда туда-сюда вертелась, старалась от веревки избавиться, вот я и вернулась,
чтобы другое оружие взять и снова на мейдан выйти.

378 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
И хотя день уже кончался, она переменила оружие, села на отдохнувшую ло-
шадь и выехала на поле боя. А Бурандохт все это время оставалась на мейдане,
вдруг со стороны войска Искандара стрела прилетела, ей в плечо попала, ранила
ее. Тут и вышла Антутия. Но Бурандохт направилась к крепостному валу вместе с
теми тремя мобедами, которые ее сопровождали.
Антутия, увидев, что она уезжает, крикнула ей вслед:
— Эй, воин, куда же ты, вот она я! Давай сразимся!
Бурандохт ничего ей не ответила, коня рысью пустила и воротилась в Халеб.
Видит Антутия, что она уехала, немного подождала и тоже назад повернула, по-
ехала в лагерь Искандара. Искандар со свитой возвратился в свой стан, а Буран-
дохт, войдя в Халеб, приказала, чтобы ее раны перевязали, созвала своих советни-
ков и села с ними вино пить.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Этой ночью они пили вино, когда же забрезжило утро и осветило мир, раз-
дался голос барабанов и труб. С обеих сторон вышли на поле брани бойцы, и Бу-
рандохт тоже вместе со всеми выехала. Со стороны Искандара выскочил один юный
дейлемец: в красивой кольчуге и шлеме, по имени Фаррохбахр, молодец красивый,
над губой усики пробиваются, пушок, словно галие, щеки оттеняет. Как только
выехал он на мейдан, метнул в сторону Бурандохт пять дротиков, да не смог в нее
попасть, вред ей причинить. Рассердился Фаррохбахр, ближе подъехал, в ладоши
хлопнул, клинок о восьми заклепках поднял и на Бурандохт устремился. Бурандохт
от этого удара увернулась, поводья коня своего натянула и говорит:
— О Фаррохбахр, я — Бурандохт, дочь Дараба, зачем тебе со мной воевать?
Воротись, ведь ты мальчик неопытный, жаль будет тебя убивать, твою кровь про-
ливать. Так возвращайся, хочешь — к моему войску ступай, хочешь — к своему
собственному.
Фаррохбахр ответил:
— Кабы ты Бурандохт была, я бы тебе служил и повиновался, да ты не Буран-
дохт. Искандар Бурандохт в пещеру загнал, дверь туда оловом расплавленным
запечатал, а ты — Бахрам, сын Ширзада.
— Ну, допустим, что я не Бурандохт, а Бахрам, — говорит она, — что ты можешь
еще со мной сделать? Столько раз ты на меня нападал, а в цель не попадал, на что
ты еще способен? Показывай свое умение!
— А вот я сейчас тебя схвачу и к Искандару притащу! — крикнул Фаррохбахр.
С этими словами он кинулся на Бурандохт, надеясь ее поразить. Но Бурандохт его
удар отвела, наклонилась, за пояс его ухватилась и одной рукой из седла выдерну-
ла, потом поводья отпустила и в Халеб его потащила.
У Фаррохбахра был слуга, он поскакал за Бурандохт, хотел в нее дротик мет-
нуть. Тут из войска Бурандохт закричали: мол, за тобой воин следует, хочет тебя
сзади ударить! Но Бурандохт ничего не слыхала. В это время Искандар крикнул
тому слуге:
— Добрый молодец, вернись, забери знамя, которое на поле осталось, и прине-
си сюда!
Когда Бурандохт услышала эти слова, она заторопилась за знаменем и выронила
из рук Фаррохбахра. А его слуга тоже побежал, думал, что ему удастся знамя
Кавиянидов забрать. Бурандохт на него грозно закричала:

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 379
— Эй, доблестный воин, вернись, а не то убью! Знамя я тебе не дам!
Но воин ее не послушал. Подлетела к нему Бурандохт, ударила его по башке
плеткой, словно по тыкве стукнула, и голова его от этого удара надвое раскололась,
а он с жизнью расстался. Бурандохт подхватила знамя Кавиянидов и поехала к
Фаррохбахру, чтобы забрать его и увезти в Халеб. Но когда она приблизилась, то
увидела, что он лежит мертвый, со сломанной шеей. Заплакала Бурандохт над его
молодостью и молвила:
— О злосчастный, ведь говорила я тебе — а ты меня не послушал, вот и убился
насмерть!
С этими словами она нагнулась, взяла его за ворот, подвезла к рядам воинов и
крикнула:
— О румиец безродный, забирай этого глупого мальчишку, он у меня на руках
убитым оказался, так и не повидал мира!
При виде этого Искандар заплакал, а потом Бурандохт проклял, а все войско
крови ее возжаждало, стало ее всячески бранить.
Искандар закричал:
— Что стоите?! Идите все разом и отомстите за этого юношу!
Один из иранцев крикнул на своего коня и выехал к Бурандохт, вскинув на плечо
гилянский топор. Бросился он на нее, ударил топором ей по пояснице. Но Буран-
дохт удар отразила, а противника плеткой стегнула поперек головы, так что у него
дух перехватило. Гилянец обратился в бегство. Бурандохт коня вперед послала и
рубанула его мечом, до пояса надвое разрубила, а сама вернулась в ряды войска и
стала возле стяга Кавиянидов.
Все военачальники сказали:
— О царь Рума, этот всадник подле знамени пребывает, из-за могущества зна-
мени никто против него выйти не решается.
Искандар в ответ молвил:
— А мы все разом нападем на него, затеем с ним бой.
И он приказал, чтобы все войско вместе на приступ шло, чтобы отнять у Буран-
дохт знамя. Бурандохт опустила знамя на землю, двинулась навстречу войску и бой
приняла. Войско то было несметное, они ее окружили, дорогу ей перекрыли, а
несколько человек подкрались и знамя Кавиянидов утащили, отнесли его к Искан-
дару и над головой его развернули.
Бурандохт пустила в ход свою палицу и подумала: «Раз они знамя Кавиянидов
унесли, значит, надо мне из их кольца выбираться». Двинулась она вперед и како-
го-то румийца так по голове палицей стукнула, что вместе с конем в лепешку раз-
била. Румийцы это увидали, сразу путь ей открыли, чтобы она убиралась. Она
доскакала до края крепостного рва, на лошадь крикнула, та через ров перепрыг-
нула, иранцы в Халебе ворота отворили, и Бурандохт очутилась в крепости. А
румийское войско осталось в полном изумлении.
Вышла Бурандохт на крепостную стену, поглядела, видит войско огромное, а
посреди войска Искандар стоит, стяг Кавиянидов над его головой держат. Защемило
сердце у Бурандохт из-за знамени, повернулась она к воинам и сказала:
— О благородные мужи, помогите мне на них напасть, может быть, удастся
отобрать знамя Кавиянидов.
Поклонились все и ответили:

380 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Приказывай, о царица, мы из воли твоей не выйдем!
С этими словами две тысячи всадников разом вскочили в седло и выехали из
ворот Халеба, набросились на войско Искандара. Бурандохт наступала и грозно
кричала:
— Я — Бурандохт, дочь Дараба!
Когда войско противника услышало имя Бурандохт, оно обратилось в бегство,
а халебские иранцы перерезали им дорогу и заработали мечами, так что к заходу
солнца двенадцать тысяч воинов Искандара было убито. Бурандохт обратила взор
к стягу Кавиянидов, затем повернулась к своим воинам и молвила:
— Доблестные мужи, помогите мне, поддержите: может быть, удастся стяг Кави-
янидов забрать, ведь этот стяг — свет очей моих!
Искандар заметил Бурандохт, которая приближалась с воинственным кличем,
и сказал своим военачальникам:
— Благородные мужи, а ведь этот всадник, что сюда подходит, очень на Буран-
дохт походит! — И он поворотился к знаменосцу и велел ему: - Скорей снимай
знамя с древка, а древко прочь выброси, может, мы сумеем его с поля боя вынес-
ти, а не то все пропало, мы его потеряем.
Тот человек сделал, как Искандар сказал ему, и поехал за ним. Искандар гово-
рит:
— На этот раз мы обоснуемся на берегу Тигра.
Когда Искандар уехал, Бурандохт сказала своим:
— О доблестные мужи, поворачивайте назад, уже темно.
Повернуло войско Бурандохт и направилось в Халеб. По дороге повстречалась
им Антутия, которая с двумя тысячами всадников следовала за Искандаром. Бу-
рандохт увидела знамя Антутии, узнала и говорит:
— О благородные мужи, а ведь это — знамя Магриба! Не зевайте!
С этими словами взялась она за палицу и направила коня прямо к Антутии.
Антутия же при виде этого воскликнула:
— Воины, ведь это халебское войско на нас идет! Если придется сражаться, что
будем делать?
Пока они разговоры вели, Бурандохт уже к ним подскакала, грозно закричала:
— Я — Бурандохт!
Как увидела Антутия ее с той палицей Гударза, сразу в бегство обратилась, а
Бурандохт за ней погналась.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Из двух тысяч воинов Антутии ни одного человека в живых не осталось, всех
перебили. А Бурандохт все за Антутией скакала, когда же настигла ее, ударила
палицей ее коня, так что шею ему напрочь сломала. Антутия повалилась наземь.
Бурандохт живо с седла соскочила, руки ей скрутила и пешей перед собой погна-
ла, пока не забрезжило утро и они не добрались на рассвете до стен Халеба.
Тут всадники, которые разбежались от Бурандохт и разбрелись толпой по сте-
пи, увидали, как Бурандохт пешую Антутию погоняет, а Бурандохт к тому време-
ни сама очень устала. Те воины к Антутии подбежали, стали спрашивать:
— О царица, куда же ты идешь?
— Это не я иду, это меня ведут! — говорит Антутия. — Тот всадник, что позади
меня, — Бахрам, сын Ширзада.

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 381
Поглядели на это румийцы, к Бурандохт повернулись, стали на нее нападать.
Она думает: «Откуда же эта толпа взялась?» Огляделась Бурандохт, а Антутии
нигде не видно — это румийцы руки ей развязали, коня и оружие дали. Давай
Антутия на нее наступать, а ее люди, которые с ней соединились, подняли крик,
стали войско скликать.
Увидала это Бурандохт, повернула прочь, на пригорок поскакала, так как она
была и усталая и голодная и жажда ее одолевала. Антутия же повернулась к тем
воинам и молвила:
— О благородные мужи, вот тот всадник, который меня ночью захватил, поста-
райтесь теперь вы его взять!
Бурандохт крикнула:
— Кабы я вчера не по лошадиной шее, а по тебе палицей ударила, ты бы нынче
так не говорила, а мне бы не приходилось такое слышать!
Тут Антутия голос подала:
— Коли ты настоящий воин, спускайся, что тебе там делать?
Бурандохт надо было хоть немного отдохнуть, а они торопились ее захватить.
Антутия приказала им спешиться и окружить ту горку. Румийцы повиновались.
Бурандохт это заметила, выждала, пока они начали на гору подниматься, а потом
рванулась, на них налетела, на всякого, кто под руку попадался, палицу свою об-
рушивала и насмерть убивала, так что многих перебила, а сама повернула к Хале-
бу, коня вскачь пустила. Антутия же с теми всадниками — за ней. Оглянулась Бу-
рандохт, видит, Антутия за ней скачет, грозный крик испускает:
— Эй, всадник иранский, стой, я следом за тобой!
Бурандохт услыхала эти слова, снова оглянулась и молвила:
— Ну-ка покажи, на что ты способна!
Антутия говорит:
— Вот подожди, мои помощники подоспеют — мы тебя заберем и к Искандару
доставим.
— Не пристало мне от тебя убегать, — говорит Бурандохт, — ведь меня зовут
Бурандохт, дочь Дараба! Что ж, давай сразимся!
— Обожди немного, — отвечает Антутия.
Рассердилась Бурандохт, про себя сказала: «Это она хочет меня задержать, пока
ее войско не подоспеет!» Она громко крикнула и бросилась на Антутию. Антутия
подумала: «Надо мне с нею сразиться, по полю покрутиться, пока Искандар не
подойдет». А вслух она сказала:
— Поворачивай, давай по мейдану проедем, испытаем друг друга.
Когда она так сказала, Бурандохт начала круг, и заняли они поле широкое, а
Антутия пустилась на всякие хитрости и уловки, так что, пока они там кружили,
солнце на середину небосклона поднялось, землю высушило, у коней вместо пены
кровь изо рта потекла, а обе воительницы утомились.
Антутия к Бурандохт обратилась, так сказала:
— Ты вчера меня с налету захватила, когда я и конь усталые были, а вот теперь
я тебе такую ратную доблесть покажу, что весь мир дивиться будет.
У Бурандохт от такого бахвальства голова запылала, она говорит:
— Дуреха, ты что, не узнаешь меня? Я — Бурандохт!
— Коли ты Бурандохт, еще того лучше! — отвечает Антутия. — Теперь я тебя

382 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
увидала, оказалось, что вся твоя громкая слава — пустая болтовня, ты слабее меня
выходишь!
Бурандохт ее слушала, а сама вокруг оглядывалась: видит, несколько всадников
со стороны пустыни приближаются. Она подумала: «Я ошибку допускаю, что здесь
торчу! Сейчас эти всадники сюда прискачут, а мой конь устал». И она бросилась
на Антутию, занесла над ней палицу. Антутия запросила пощады. Тогда Бурандохт
опустила палицу на шею коня, сломала ему хребет. Антутия с седла соскочила,
бежать навострилась — ведь ее войско близко было, она и подумала, что они ее
прикроют. Но Бурандохт, увидев, что она побежала, стегнула плеткой, по ноге ей
попала, и Антутия упала.
Бурандохт поравнялась с ней, палицей замахнулась — Антутия опять стала по-
щады просить. Бурандохт говорит:
— Вставай, иди передо мной, а не то убью!
— О владыка, не веди меня пешком, у меня сил нет! — взмолилась Антутия.
— Сколько ты еще хитрить будешь? — говорит Бурандохт. Она поспешно свя-
зала ей руки, выставила вперед и пустилась в путь, а те всадники подъехали уже
совсем близко, так что заметили их, стали коней погонять, тогда как лошадь Бу-
рандохт совсем притомилась и еле ноги передвигала. Бурандохт спрыгнула на зем-
лю и сказала:
— Этот конь больше ни на что не годится, надо только, чтобы он врагу в руки
не попал.
Она скорей перерезала коню сухожилия, подтолкнула Антутию и сказала:
— Иди вперед, а не то, клянусь пречистым Господом, я тебя этой палицей при-
шибу!
Антутия ради спасения жизни пустилась бегом, Бурандохт — за ней. Там, на
склоне горы, была зеленая лужайка, Бурандохт хотела пройти туда, но, едва при-
близилась, показались те всадники. Антутия увидела, что всадники их настигают,
на землю села и говорит:
— Не пойду дальше, пока не скажешь, кто ты!
Бурандохт так поняла, что она бесчестья боится. Она быстро стащила с головы
шлем и показала Антутии свое лицо: дескать, я Бурандохт. Но Антутия не знала
Бурандохт в лицо, она считала, что так выглядит Бахрам, сын Ширзада. В Бахра-
ма она была страстно влюблена и, когда увидела Бурандохт, вообразила, что это
Бахрам. Вскочила она и воскликнула:
— Ах, Бахрам, это ты! А я столько времени влюблена в тебя... Что же ты так
долго скрывался? Тогда бы я все эти хитрости не затевала... Что мне сейчас сделать,
чтобы беду от тебя отвести?
Бурандохт очень удивилась словам Антутии и тому, что она открыла свою тай-
ну, но ответила ей так:
— Да, девушка, я Бахрам, но называю себя Бурандохт, потому что румийцы ее
боятся.
Антутия говорит:
— Да один твой поединок лучше, чем тысяча сражений Бурандохт! Говори, что
ты прикажешь?
— Как бы нам теперь до Халеба добраться? — говорит Бурандохт.
Антутия говорит:

Глава двадцатая первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 383
— Ты первым делом иди на этот лужок, я для тебя все придумаю — ведь у меня
к тебе тайное дельце есть, я хотела бы с тобой наедине побыть. Так пойдем же на
лужок, там я тебе скажу, что надо делать.
Так она говорила, пока обе они не зашли на луг, а тот отряд как раз на край луга
выехал. Там было две тысячи человек, но они не решались двинуться дальше,
опасаясь Бурандохт, все, как один, остановились на месте.
Бурандохт и Антутия вдвоем пересекли лужайку, а за ней была гора, они на нее
поднялись и за камнем большим притаились. Антутия повернулась к Бурандохт и
сказала:
— О Бахрам, сними шлем, открой лицо, чтоб я на тебя поглядела! Ведь я столь-
ко времени о тебе мечтала — с того самого часа, как тебя у Искандара увидела. Я
даже хотела в Халеб бежать, чтобы вдосталь на тебя насмотреться, а теперь вот с
тобою встретилась.
Так она говорила и тяжко вздыхала от любви. Бурандохт открыла лицо. Анту-
тия подскочила и ее в объятия схватила, начала к ней прижиматься и ласкаться.
Тут Бурандохт в голову втемяшилось, будто она добивается, чтобы та бдительность
потеряла, а сама убежать собирается, — ведь Бурандохт не понимала, что Антутия
ее любит, принимая ее за Бахрама, сына Ширзада, которого она на самом деле
никогда и не видала. Под именем Бахрама она полюбила Бурандохт, такова была
воля Господа, великого и славного, чтобы вся румийская держава досталась Буран-
дохт, а причины желаний и деяний Господа, великого и славного, ни одному чело-
веку не доступны.
Бурандохт говорит:
— Антутия, ты здесь посиди спокойно, а я на горку поднимусь, погляжу, сколь-
ко народу в том отряде.
— Ступай! — говорит Антутия.
Бурандохт, чтобы ее испытать, поднялась и полезла вверх, в гору, нашла там
камень манов в пятьдесят и затаилась, глаз с Антутии не спуская, чтобы, если та
побежит, камень на нее сбросить и сбить ее с ног. Некоторое время она там проси-
дела, солнце зашло, а Антутия с места не двинулась. Бурандохт поняла, что эта ее
любовь — непритворная, и тотчас спустилась с горы вниз. Антутия к ней подбежа-
ла, обняла ее и воскликнула:
— О пахлаван, где же ты был? Если бы еще немного задержался, я бы с ума
сошла!
— Я тебя испытывал, — говорит Бурандохт, — думал, что ты притворяешься. А
теперь, раз ты никуда не ушла, сердце мое успокоилось.
— О пахлаван, да если бы меня на веревке в Рум тянули, я бы все равно оттуда
убежала, тебе служить бы стала, — говорит Антутия.
Бурандохт сказала про себя: «Коли так, я весь Рум покорю, раз она так полю-
била меня под видом Бахрама, сына Ширзада!» И они просидели на вершине горы
вдвоем, пока не стемнело. Антутия говорит:
— О пахлаван, что нам средь этих скал делать? Давай пойдем в Халеб.
— Как же мы пешие пойдем, — отвечает Бурандохт, — ведь тот отряд на нас
накинется, они же у нас на пути стоят, а бороться с ними нам трудно будет.
— Если ты мне разрешишь, я сейчас же пойду и приведу лошадей, — сказала
Антутия. — Мы с тобой сядем и поедем.

384 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Девушка, ты от меня убежать хочешь? — говорит Бурандохт. — Да только и я
здесь не останусь!
С этими словами она встала, Антутию по рукам и ногам связала. Антутия вос-
кликнула:
— О неразумный, зачем же ты меня вяжешь? Неужто до сих пор не веришь, что
я тебя люблю? Ведь говорила я тебе, что пойду и приведу тебе коня, так что никто
и не заметит, а кто заметит, решит, что я убежала.
— Давай подтверди свои слова! — сказала Бурандохт.
— Подтверждаю и клянусь, что все мои слова — правда, что я ненадолго уйду и
тотчас к тебе возвращусь!
— Ну ладно, — молвила Бурандохт.
Антутия скорей поднялась, вышла с того луга, а вокруг него две тысячи чело-
век собралось, кто из полков Искандара, кто из отрядов Антутии. Когда они уви-
дели Антутию, то обрадовались, стали ее расспрашивать: как тебе удалось из рук
иранского рыцаря освободиться?
— Он в Халеб ушел, — говорит Антутия, — скорей скачите за ним, он ведь пеший,
может быть, вам удастся схватить его.
Воины тотчас повернули в сторону Халеба и ускакали. Антутия вскочила на
коня, другого за повод взяла и вернулась к Бурандохт, усадила ее в седло. Обе они
направились к Халебу и вошли в город. Военачальники крепости обрадовались
появлению Бурандохт, трое суток праздновали это и веселились. На четвертый день
Антутия к Бурандохт обратилась и сказала:
— О пахлаван Бахрам, я ведь ради тебя сюда прибыла, от Искандара отступи-
лась, изменила ему, ты уж устрой мои дела!
— А что ты хочешь, чтобы я сделал? — спрашивает Бурандохт.
— Женись на мне, — говорит Антутия, — и я тебе оба царства, и Иран и Рум,
предоставлю.
— Ладно, — отвечает Бурандохт.
Она потихоньку созвала к себе всю иранскую знать и поведала им, в чем дело,
а потом сказала:
— Берегите мою тайну, может быть, при помощи этой девушки я румийское
царство покорю.
— Как прикажешь, — отвечали все.
Тогда Бурандохт приказала, чтобы весь Халеб украсили, вышли иранские муд-
рецы и выдали Антутию, дочь царя арабов, замуж за Бурандохт, много золота и
серебра в качестве нисара* рассыпали и трое суток пировали-веселились. Бурандохт
сказала Антутии:
— Ну вот, все по-твоему получилось, теперь, пока ты меня на трон Ирана и Рума
не посадишь, ко мне и не приближайся.
— Хорошо, — ответила Антутия, — мне уж тоже довольно на тебя смотреть.
Поднимайся, пойдем, весь Рум тебе в руки отдам.
— Зима наступила, — говорит Бурандохт, — надо подождать, когда весна придет,
тогда и выступим.
И они предались веселью в городе Халебе.

Глава двадцать вторая
ЖЕНИТЬБА ИСКАНДАРА НА БУРАНДОХТ
А тем временем Искандару стало известно, что Антутия сбежала к Бурандохт
в Халеб, и среди иранцев пошли разговоры: мол, всадник тот был не Бурандохт, а
Бахрам, сын Ширзада, но если дверь в пещеру вскрыли, тогда это Бурандохт...
Забрал Искандар свое войско и отправился в Иран, подошел к крепости Истахр в
Фарсе. Тормас и Костас пребывали на крепостной башне, с тех пор как Бурандохт
с ними рассталась, они никогда эту башню не покидали. Искандар велел возле
крепости спешиться и разбить лагерь, а сам говорит:
— Странно, что Сеталамис мне никакого угощения и подарков не прислал, на-
встречу мне не выехал!
— Он крепость не хочет покидать, без присмотра оставлять, — сказали его вое-
начальники.
Когда наступила ночь, Тормас и Костас на дозорной башне Гударза свечи зажгли
и сидят там, за лагерем наблюдают. А Искандар тоже наверх посматривает и при-
говаривает:
— Вот он, Сеталамис, на той башне сидит, на нас глядит, да не узнает, верно.
Когда настал светлый день, Искандар поднялся и с несколькими воинами отпра-
вился к той башне. С крепостных стен спрашивают: «Кто идет?» Он говорит:
— Это я, Искандар Румийский!
Тотчас Костас в дверях башни показался, поклонился и спрашивает:
— О царь Рума, зачем пожаловал?
Искандар говорит:
— Уж не Костас ли ты Румийский, которого я в Подземелье Позабытых поса-
дил?
— Он самый, — отвечает тот.
— Как же ты из подземелья освободился?
— Бурандохт меня оттуда вывела, нас с братом в эту крепость поставила, а Се-
таламиса убила, сама же в крепость Халеб отбыла, — ответил Костас.
Когда Искандар это услышал, он очень огорчился и сразу понял, что тот всад-
ник был Бурандохт. Огорченный, спустился он с крепостного холма вниз. Полко-
водцы стали его спрашивать:
— Что случилось, что царя Рума опечалило?
Рассказал Искандар им, что произошло, а потом лагерь свернул и отправился
ко входу в ту пещеру, чтобы посмотреть. Дверь в пещеру была все так же крепко
запечатана, он приказал, чтобы ее открыли, свечи и факелы смоляные засветили
и вошли внутрь. Шли они, пока не достигли той дверцы, через которую Бурандохт
выбралась. Искандар велел открыть вход на лестницу, и они вскарабкались по ней
13 Дараб-наме

386 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
до следующей двери. Она тоже была накрепко заперта. Приказал Искандар оло-
во с нее снять.
Там был соглядатай Бурандохт. Он направился в Халеб, чтобы рассказать, как
обстоят дела. Когда он в Халеб прибыл, Бурандохт и Антутия уже треть румийских
городов завоевали, у ворот Антакии* сражение вели. Тут-то соглядатай и приехал,
привез вести Бурандохт. Бурандохт на время оставила поле битвы и вернулась в
свой лагерь, она позвала Антутию и сказала ей:
— О царица, у меня важное дело есть, надо спешно в Иран ехать, а ты, если
хочешь, оставайся здесь, а не хочешь — поезжай в Халеб, жди меня там, пока я не
вернусь, но смотри не езди за мной следом!
Так она распорядилась и оставила Антутию там вместе с войском, а сама поспеш-
но уехала и без остановок скакала до Халеба. Там Бурандохт переменила коня,
подкрепилась и поехала, направляясь в Хамадан, и так она торопилась, так коня
гнала, что тот пал под нею. Взвалила она седло на плечи и вступила в город Хама-
дан, зашла в какой-то караван-сарай, удрученная, говоря про себя: «Что же я теперь
без коня делать буду?»
Так она размышляла, как вдруг из дверей караван-сарая вышла Антутия. Буран-
дохт ей навстречу поднялась, приветствовала ее и спросила:
— О царица, как ты здесь оказалась?
— Не смогла я без тебя оставаться, следом за тобой поспешила, — ответила та.
Так они между собой беседовали, когда въехали в караван-сарай человек двес-
ти всадников, а впереди всех — красивый старец. Они спешились во дворе караван-
сарая. Антутия спросила одного из них:
— Кто этот старец и откуда всадники прибыли?
— Этот старец — эмир Амурии, — ответил тот человек. — Искандару сообщили,
что Бурандохт и Антутия треть всех городов румийских захватили, вот Искандар
и послал за ним, чтобы эмир рассказал ему, как дела идут.
Антутия все Бурандохт пересказала. Та говорит:
— Бояться нечего, но надо что-нибудь насчет лошадей придумать, чтобы нынче
ночью нам уехать.
— А мы ночью лошадей этих румийцев из стойла выведем, — говорит Антутия.
— Да их лошаденки нашего вооружения не снесут, — возразила Бурандохт.
— Нет, среди них и ладные кони есть, — говорит Антутия.
— Тогда так и сделаем, — согласилась Бурандохт.
— Я вот о чем тебя спросить хочу, — говорит Антутия. — Скажи, ты — Бахрам,
сын Ширзада, или ты — Бурандохт?
— Если хочешь знать правду — я Бурандохт, я приехала к Искандару и выдала
себя за Бахрама, — ответила Бурандохт.
Когда Антутия такой ответ услышала, сердце ее к Бурандохт охладело и она
раскаялась в том, что сделала. Бурандохт же вытащила пригоршню золота, дала
Антутии: мол, пойди купи нам поесть. Антутия тотчас поднялась, вышла из кара-
ван-сарая, подозвала одного из румийцев и сказала:
— Ступай скажи эмиру Амурии Тахмисуну, что его спрашивает Антутия, дочь
царя арабов.
Румиец пошел и сказал, что она велела, Тахмисуну. Поднялся Тахмисун, вышел
к Антутии и спрашивает:

Глава двадцатая вторая. Женитьба Искандара на Бурандохт 387
— В чем дело?
Антутия сказала:
— Я покинула Искандара, думала, что сумею Бурандохт, дочь Дараба, захватить
и в плен взять, да не смогла. А вот теперь она сама сюда явилась, в крепость Ис-
тахр путь держит. Ты мне помоги ее взять, а я доставлю ее к Искандару.
— Ладно, — согласился Тахмисун.
Потом Антутия принесла Бурандохт немного еды, та села поесть, как вдруг
вошел Тахмисун и сказал Бурандохт:
— О прекрасные юноши, мы тоже чужестранцы, как и вы, побудьте немного с
нами, мы на вас полюбуемся.
Бурандохт и Антутия встали и пошли к Тахмисуну, туда внесли стол и подали
готовую пищу. Тахмисун взял кусок лепешки, обмакнул в солонку и передал Бу-
рандохт: дескать, хлеб да соль. Бурандохт спрашивает:
— Позволите отведать?
— Бери и ешь, — говорит Тахмисун, — никто такому красавцу зла не причинит.
Приняла Бурандохт хлеб и съела. Когда стол убрали, Бурандохт поднялась,
чтобы уйти. Антутия сказала:
— Посиди еще немного!
— Оставь ее, пусть идет, — говорит вдруг Тахмисун, — ведь она — девушка из
рода великих шахов, я не хочу, чтоб ее убили, а ты собираешься жизни ее ли-
шить!
Как услышала Бурандохт эти слова, сбила Антутию с ног и крикнула:
— Тобой страсть к Бахраму, сыну Ширзада, двигала, ступай погляди на него!
С этими словами она выбежала прочь. Антутия же велела румийцам:
— Хватайте Тахмисуна, мы повезем его к Искандару! А если вы мне не подчи-
нитесь, мы ваших жен и детей в темницу бросим.
Румийцы тотчас Тахмисуна схватили, связали и отправились к Искандару.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Бурандохт про Антутию и ее намерения поняла, она возблагодарила
Тахмисуна, взяла у него лошадь, вскочила в седло и выехала из Хамадана. Ехала
она до самой ночи, тут дождь начался, Бурандохт дорогу потеряла и ехала долго,
пока не наткнулась на какую-то реку. Перебралась она через реку, но оружие и коня
водой унесло, и осталась она опять пешей, так и шла, пока день не наступил. Она
оказалась возле какой-то горы, а в горе была пещера, в пещере же кто-то молил-
ся: «О Боже, спаси меня, избавь от этой тягости!» Услышала Бурандохт голос, к
пещере приблизилась и сказала:
— О праведный муж, укажи мне дорогу, я с пути сбилась.
Отшельник высунул голову и молвил:
— Ты Бурандохт, дочь Дараба?
— Да, это я.
— Твой конь и оружие в реке утонули?
— Да, так.
— Это все потому, — сказал он, — что Антутия Тахмисуна забрала, а тебе пред-
стоит его освободить, чтобы он стал твоим советником. Вот она, дорога, слева от
тебя. Ступай по ней, это твой путь.
Бурандохт поблагодарила его и шла, пока ночь не наступила. Тут показалась

388 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
дочь царя арабов, которая вела связанного Тахмисуна, а он плакал. Услышала
Бурандохт его голос, вышла навстречуАнтутии и воскликнула:
— Я — Бурандохт! — и клич боевой испустила. Один из тех воинов бросился на
нее, но Бурандохт убила несколько человек, а Антутия и прочие обратились в бег-
ство. Бурандохт развязала Тахмисуна, дала ему коня одного из убитых, в седло
усадила. Три дня они ехали, пока не добрались до крепости Истахр. Бурандохт
подъехала к воротам и голос подала. Тормас скорей отворил ворота, Бурандохт и
Тахмисун вошли внутрь, и все очень обрадовались. А Антутия отправилась к Ис-
кандару и рассказала ему обо всем, что случилось.
Искандар огорчился, вылез из той пещеры, дверь опять наглухо забил, и тут
прибыл к нему гонец, весть привез: дескать, Ширзад-пахлаван с сыном своим Ба-
храмом прибыл. Искандар развеселился, выслал навстречу Ширзаду своих вель-
мож, чтобы они его встретили приветливо и к нему привели, сам его обласкал и
рассказал ему всю историю с Бурандохт. Ширзад говорит:
— Я эту заботу с твоего сердца сниму.
Искандар его спрашивает:
— Что же ты Бахрама с собой не привел?
— Да вот он, Бахрам, — говорит Ширзад, — прямо перед тобой стоит.
Поглядела на него Антутия, видит, стоит парень черномазый да безобразный,
с таким лицом, что и див испугается. Она про себя говорит: «Будь проклята твоя
рожа! И на такого урода я Бурандохт променяла?!»
А Искандар сказал:
— О пахлаван, избавь ты меня от Бурандохт! Очень я от нее устал.
— Так я и сделаю, — заверил его Ширзад. — Она где?
— Да вон, на дозорной башне Гударза сидит.
Ширзад голову задрал, увидел ее, к Бахраму повернулся и сказал:
— Сынок, пусти-ка в нее стрелу, пришей ее к башне, пусть у царя Рума сердце
успокоится.
Бахрам взял стрелу, наложил на тетиву, а сам повернулся к Искандару, начал
храбрость свою нахваливать, тут взор Бурандохт на него упал, поняла она, что он
замышляет, велела поскорей ей лук подать, стрелу наложила, выпустила — и Бах-
рама в бок поразила, так что острие из другого бока наружу вышло. Охнул Бах-
рам, наземь упал, Богу душу отдал. Ширзад-пахлаван вопль испустил, воины под-
няли крик, зарыдали. А потом Бахрама земле предали и поминки справили.
Ширзад отправил к Бурандохт посла: дескать, ты моего сына убила, теперь
выходи из крепости, пойдем вдвоем с тобой в степь и поединок устроим. Бурандохт
так ответила, что, мол, дайте клятву, что против меня хитрости строить не будете,
тогда выйду. Ширзад и Искандар поклялись, что никаких хитростей не замышля-
ют: мол, если ты Ширзада наземь повергнешь, я тебе Иран отдам и уйду отсюда.
Тогда Бурандохт тоже клятву дала: если Ширзад повергнет ее, она будет повино-
ваться Искандару. А после того Ширзад ночью послал в степь двести воинов и
посадил их там в засаду: дескать, когда стану я с Бурандохт сражаться, вы из заса-
ды выскочите, ее окружите и убьете.
На следующий день Бурандохт выехала из крепости в полном вооружении, на
коне из конюшни Искандара и отправилась в степь с Ширзадом, стала там с ним
сражаться. Долго они нападали и отступали, удары наносили и отражали. Буран-

Глава двадцатая вторая. Женитьба Искандара на Бурандохт 389
дохт наставила копье и вышибла Ширзада из седла, хотела его прикончить, тут
воины его из засады выскочили, на Бурандохт кинулись, стали ее стрелами осыпать
и несколько ранений нанесли, когда подъехали Антутия и Искандар и окликнули
этих воинов. Искандар велел Антутии:
— Ступай погляди, что там, да мне доложи.
Антутия подъехала ближе, видит, Бурандохт ранена, ослабела, стало ей Буран-
дохт жалко, она закричала на воинов Ширзада:
— Ах вы собаки! Да разве против женщины засаду устраивают?
И она тут же убила десять человек из отряда Ширзада. Ширзад сам бросился
на Бурандохт. Бурандохт к нему приблизилась, поднатужилась, схватила его за
пояс, из седла выхватила и потащила в крепость Истахр, только и сказав:
— Иди в крепость!
Ворота отворили, Ширзад и Бурандохт в проход к дверям вступили. Так Шир-
зад даже в том проходе с ней драку затеял. Бурандохт его мечом ударила и голо-
ву ему отрубила.
Воины Ширзада прискакали к Искандару и закричали:
— Антутия тебе изменила, Бурандохт у нас из рук отняла, тогда Бурандохт
Ширзада захватила и с собой утащила.
Разгневался Искандар и приказал:
— Хватайте Антутию!
Антутия увидела, что войско нацелилось ее взять, на коня гикнула, в горы по-
вернула и скрылась. Наступила ночь, она укрылась в пещере, а войско всю ночь ее
разыскивало.
Когда Бурандохт оказалась в крепости и Костас принес ей еду, она молвила:
— Я за Антутию тревожусь, ведь она мне добро сделала.
Взяла она эту еду, вышла из крепости и направилась в горы, стала Антутию
искать, пока не наступил день. Бурандохт добралась до той пещеры, увидела Ан-
тутию, которая из пещеры вышла, и обрадовалась. Обняла Бурандохт Антутию и
сказала:
— Я всю ночь о тебе беспокоилась!
Потом она положила перед Антутией еду и говорит:
— Поешь!
— О царица, — ответила Антутия, — здесь, в горах, ручей есть, пойдем туда, там
и поедим, ведь если кусок в горле застрянет, вода нужна, чтоб человеку конец не
пришел.
Потом они вдвоем уселись на берегу ручья и поели. Антутия сказала:
— О царица, давай зайдем в воду, вымоемся, а потом в крепость вернемся.
Сняли они одежду и вошли в воду. Тут и подоспел Искандар, обеих голыми
увидал! Закричал он громким голосом:
— Вот и поймал я вас, как хотел!
Девушек тотчас в платья одели. Бурандохт сказала:
— Ну, Искандар, раз ты меня с головы до ног голой видал, больше мне с тобой
не воевать.
И потом обе они отправились с Искандаром в его лагерь. Бурандохт взяла Ис-
кандара за руку, возвела на трон и приветствовала его на царство. Искандар ее по-
благодарил, а после того они отправились в крепость Истахр, разослали во все

390 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
области Ирана и Рума письма и гонцов отправили, чтоб знали все, что Бурандохт
с Искандаром в брак вступили. Отворили они двери сокровищницы, раздали по-
дарки, и оба вместе воссели на трон державы, семь месяцев свадьбу справляли. А
потом дочь царя Шахваса тоже выдали за Искандара — по обычаю царей и по всем
правилам.

Глава двадцать третья
ВОЙНА ИСКАНДАРА С КИДАВАРОМ
[После трех лет счастливой семейной жизни Искандар, однако, решил, что боль-
ше склонен не царством управлять, а путешествовать и постигать чудеса и диковин-
ки земные. Он оставил трон Бурандохт, а сам с Антутией и стотысячным войском
направился в сторону Кермана и Гавашира*. В пути его ожидало множество при-
ключений, но они не описываются в деталях, а лишь мельком упоминаются, при-
водят же эти странствия и сражения к почти полной гибели войска Искандара: у
него остается всего двести человек. Искандар посылает гонца с письмом к жене,
излагая свое бедственное положение и дальнейшие планы — выстроить рабат, приют
благочестивых людей, в краю, где бесчинствуют людоеды и безбожники.
Бурандохт присылает несметное войско — тысячу тысяч воинов, а также много-
численных ремесленников и товары. Сначала Искандар прокладывает четыре
благоустроенные дороги по пустынной местности: одну — в Герат, другую — в Хин-
дустан, третью — в Оман и четвертую — в Гавашир, а затем строит плотину на реке
Зерех* и закладывает фундамент рабата, использовав для этого в качестве «мате-
риала» пленных людоедов. Обмотав их веревками и привязав к ногам груз, их
бросают в воду, сверху сыплют щебень, бросают камни и глину.
После этого благочестивого поступка Искандар направляет послов к одному из
индийских царей, Кидавару, предупредив их, что Кидавар — колдун и чернокниж-
ник, он обязательно будет стараться ошеломить их всяческими чудесами и чара-
ми. Так и происходит. Однако послы держатся стойко и в итоге получают ответ на
дерзкое послание Искандара. Но Кидавар пишет его по-индийски, оставляет послов
заложниками, а с письмом обещает послать своих гонцов. На самом же деле царь
Кидавар и его вазир Хендахенд сами отправляются к Искандару под видом послов.
Прибыв к Искандару, Кидавар зачитывает письмо, в котором старается пора-
зить его своими богатствами, редкостями, которыми он владеет. Но такое поведе-
ние оказывается ошибкой: Искандар догадался, что перед ним сам царь, и велит
задержать его, а в качестве выкупа требует те шесть диковинок, которыми хвалился
самонадеянный Кидавар. Ожидая их доставки, Искандар ведет с ним беседу, где
Кидавар проявляет себя мудрецом, сторонником воздержания от обжорства и дру-
гих плотских утех, которые только сокращают жизнь человека (самому Кидавару,
как выясняется, за двести лет). Искандар очень доволен содержательной беседой,
в заключение которой Кидавар рассказывает ему притчу об употреблении вина,
будто бы пришедшего в Индию из Ирана, и решает отпустить Кидавара, велико-
душно оставив невостребованными его шесть сокровищ. Тут Кидавар признается,
что на самом деле сокровищами распоряжается его дочь Джибаве, которая их без
боя не отдаст. Искандар все же отпускает Кидавара, взяв с него присягу на верность.

392 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Кидавар возвращается домой, но его воинственная дочь не хочет становиться
вассалом Искандара. Она обращается за помощью к соседнему царю Фуру. На
военном совете царь решает послать войско во главе со своим сыном царевичем
Фуром, а Искандару отправляет письмо, предлагая убираться в Иран, пока войско
Фура ибн Фура выходит к Гангу.
С обеих сторон войска начинают готовиться к сражению, выстраиваются в бое-
вые порядки, но Кидавар присылает к Искандару новых послов, убеждая его, что
с индийским войском ему не справиться, так как оно заняло «шесть тысяч фарсан-
гов суши и десять тысяч фарсангов моря». Разгневанный Искандар отвечает, что
он полагается не на силу войска, а на могущество Создателя, на свою истинную веру.
Первый день битвы проходит неудачно для индийцев: они теряют нескольких
рыцарей. На следующий день на поле боя выходит дочь Кидавара Джибаве, и сча-
стье склоняется на сторону индийцев. После гибели трех рыцарей Искандара сра-
жение становится всеобщим и яростным, продолжаясь до заката. На следующий
день усталые войска решают отдохнуть.
Тем временем Антутия с отрядами славных воинов и смельчаков осуществля-
ет хорошо спланированную операцию и подвергает полному разгрому лагерь Фура
ибн Фура, стоящий на берегу Ганга, предает лагерь огню. Фур ибн Фур в смятении
бежит, но на рассвете попадает в руки воинов Антутии.
Перерыв на поле боя продолжается десять дней, затем возобновляются поединки
Джибаве с рыцарями. Она убивает нескольких и занята пешим единоборством с
воином Мехраном, когда к Искандару прибывает гонец от Антутии с известием о
пленении Фура ибн Фура и просьбой подготовить для нее отряд к сражению: Ан-
тутия разработала план нового сокрушительного удара. На ристалище же Джиба-
ве продолжает сражаться до ночи.
Искандар на вечернем совете сообщает о том, что Антутия взяла в плен Фура
ибн Фура и готовит ночной набег, он велит собрать пятидесятитысячный отряд в
поддержку ей. Антутия же, поручив пленника эмиру Махлуку, прямиком отправ-
ляется к вражескому лагерю и нападает на него. Индийцы ошеломлены, но стара-
ются дать отпор нападающим, против Антутии выходит сама Джибаве и убивает
ее. Когда наступает утро, воины Искандара возвращаются в лагерь, оставив за со-
бой полтораста тысяч убитых и несметное количество раненых, но Антутии с ними
нет, она погибла. Искандар в горе, он велит казнить всех захваченных Антутией
пленных, кроме Фура ибн Фура. Соглядатай сообщает индийцам о трауре в лаге-
ре Искандара и о том, что войско Фура разгромлено, а сам он в плену.
Джибаве приходит в ярость и, подняв сто тысяч мечников, налетает на лагерь
Искандара, где их никак не ждали. В страшной битве погибает множество воинов
Искандара, остальные обращаются в бегство, но эмир Махлук с царевичем-плен-
ником успевает уехать и укрыться в Каболе. Туда прибывает и Искандар с остат-
ками войска, а потом подтягиваются другие разрозненные полки, всего собирает-
ся около пятисот тысяч народа. Правитель Каболя Монзер приглашает их в город.
Искандар в письме рассказывает Бурандохт обо всех событиях.
Кидавар, некоторое время преследовавший Искандара, пишет письмо царю Фуру
и сообщает о пленении царского сына и о том, как Джибаве убила супруг)' Искан-
дара Антутию.]

Глава двадцать четвертая
СРАЖЕНИЯ БУРАНДОХТ В ХИНДУСТАНЕ
[Бурандохт получает письмо Искандара и через шесть дней выступает с войском
к нему, написав предварительно в Рум наместнику Баталимусу, чтобы он тоже
выступал к Каболю. Искандар встречает Бурандохт с почетом и радостью, войско
сразу становится бесчисленным, а тут еще прибывает и Баталимус со своими пол-
ками, с мудрецом Аристаталисом. Искандар и Бурандохт составляют письмо Ки-
давару, в котором объясняют свой приход в Индию борьбой за истинную веру,
угрожают Кидавару расправой и требуют выдать Джибаве, которую Искандар возь-
мет в жены. Поскольку индийцы не намерены смириться, Бурандохт, оставив Ис-
кандара в Каболе, выступает против Кидавара. Сначала она собирается казнить
перед войсками Фура ибн Фура, поскольку он решительно отказывается «сойти с
пути Ахримана», но вельможи отговаривают ее от этого неосторожного поступка,
и она, выйдя на ристалище против Джибаве, после упорного поединка захватыва-
ет ее в плен. При известии о пленении любимой дочери Кидавар со всем войском
бросается в атаку, происходит общая резня, но Бурандохт и ее полки берут верх, а
также забирают в плен Кидавара, свалившегося со спины боевого слона.
Бурандохт десять дней держит в осаде город Кидавара Махилад, пока жители
не сдаются. Войска Ирана и Рума вступают в город, а глашатай объявляет о карах,
которые грозят мародерам и насильникам. Осуществляется обращение пленных в
«истинную веру», необратившихся казнят. Троим царственным пленникам также
предлагают обратиться, когда же они отказываются, заковывают в цепи и заточа-
ют в темницу.
Служить к Искандару приходит индийский мудрец Кармапал, который ведет
его, Бурандохт и Аристаталиса к слепому мудрецу Хамарпалу, в прошлом — лю-
бимому ученику Эфлатуна. Мудрец рекомендует Бурандохт двигаться к Гангу. Она
отправляет вперед отряд, который предъявляет во встречных городах царских
пленников Кидавара, Фура ибн Фура и Джибаве и с позором водит их по городу.
У Кидавара от унижений «печенка лопнула», царевич Фур покончил с собой, но
Джибаве, подтвердив на своем примере, что «женщины крепче мужчин», обольсти-
ла охранника, бежала с ним вместе, а потом, прикончив его, явилась ко двору царя
Фура. Известие об этом приходит к Бурандохт, она с войском выступает в поход,
мудрец Хамарпал едет с ней вместе. Вслепую, полагаясь на свои необыкновенные
познания, он находит брод через Ганг, где Бурандохт планирует незаметно перепра-
виться на другой берег.
Бурандохт собирается подстеречь войско Фура и внезапно напасть на него со сво-
им отрядом, но у Фура есть свой мудрец-провидец, который предупреждает его об
опасности. Подойдя к войску Бурандохт, затаившемуся в ущелье. Фур использует

394 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
свои колдовские способности и насылает на противников то град, то потоп, то огонь.
Иранцы все погибают, кроме Бурандохт, которая знает тайное имя Бога, охраняю-
щее ее. Бурандохт набрасывается на врагов одна, они не могут ее одолеть, и мудрец
объясняет Фуру, что Бурандохт ведома счастливой звездой и справиться с ней не-
возможно. Тогда Фур начинает отводить свои полки. Но Бурандохт несется за ними,
страшными ударами круша боевых слонов. Фур пытается превратиться в змею, но
не успевает: Бурандохт захватывает его вместе с мудрецом Азаром, который выда-
ет царя за своего брата. На спине слона Бурандохт возвращается в свой лагерь, ведя
двух пленников. Царя некому опознать: воины никогда его не видали, а мудрец Ха-
марпал слеп. Однако Бурандохт что-то подозревает, а Хамарпал догадывается. Плен-
ников заключают под стражу. Затем она испытывает их, приказав истолковать свой
сон, в результате истина раскрывается, Бурандохт казнит Азара (которому, оказы-
вается, на роду было написано погибнуть от рук иранской женщины), Фура же ве-
лит заковать и ждать прихода Искандара и Аристаталиса.
Когда Искандар наконец прибывает, он пытается разобраться с Фуром, предла-
гая ему «принять веру ислама», однако Фур отказывается, говоря, что он никогда
не видел Бога, как же он может уверовать в него? Вот Ахримана он видел, и вооб-
ще, говорит он, «вы — люди Божьи, а мы — Ахримановы». Искандар велит его каз-
нить, но с казнью происходят какие-то затруднения, осуществить ее мешают необ-
ходимые ритуалы. В результате проволочек Фур освобождается и ныряет в воды
Ганга, а вынырнув средь волн, грозит в скором времени обагрить воды реки кро-
вью пришельцев. Искандар и Бурандохт очень жалеют, что Фур ушел из их рук.
Фур же, отсидевшись в воде до ночи, вылезает и сразу начинает организацию
армии, созывает ополчение, убеждая народ, что Искандар намерен захватить весь
Хиндустан. К нему стекается масса народу, и борьба разгорается снова.
Индийские рыцари оказываются весьма доблестными и умелыми, в поединках
погибает много иранцев. Бурандохт очень недовольна. Завязывается общее сраже-
ние. Бурандохт пытается возглавить его, сев вместе с мудрецом на слона, но индий-
цы выпускают на них пять тысяч других слонов, а один ловкач приманивает к ним
слона, везущего Бурандохт, тот перестает слушаться мудреца Хамарпала и убега-
ет со своими сородичами. Стадо слонов вместе с индийской армией стремительно
движется к ставке царя Фура. Хамарпал предупреждает Бурандохт, что у них ос-
тается последний шанс спастись: скоро они попадут в лес, тогда нужно попытать-
ся ухватиться за ветви деревьев и соскочить со слоновьей спины. Они проделыва-
ют этот трюк, войско проносится под ними, но до спасения еще далеко. В лесу живут
особо крикливые птицы, которые, того и гляди, привлекут внимание к беглецам.
Внезапно в лес въезжает еще один отряд — это Джибаве, которая ведет связанно-
го Искандара.
Сердце Бурандохт едва выдерживает это зрелище, она дает им проехать, а за-
тем, оставив Хамарпала, бежит следом. Ей удается настигнуть их на привале и
услышать, как Джибаве насмехается над пленным Искандаром и сулит ему, что в
ближайшее время его «вместе с Бурандохт, которую увезли на слоне», казнят в
отместку за смерть царевича Фура. Когда отряд трогается в путь, Бурандохт напа-
дает на них пешая, отбивает себе коня, а затем истребляет почти весь отряд, осво-
бодив Искандара и других пленных. Воспользовавшись лошадьми убитых, они воз-
вращаются к Хамарпалу.

Глава двадцатая четвертая. Сражения Бурандохт в Хиндустане 395
По совету Хамарпала они укрываются в заброшенном городе Кахване среди
джунглей. А тем временем Джибаве добирается до Фура и сообщает ему о бегст-
ве Бурандохт, которая увела с собой и пленного Искандара. Царь посылает отряд
на розыски — но тщетно, беглецов они не находят. Днем Бурандохт выходит на
разведку, она обнаруживает войско Искандара, стоящее на прежнем месте, множе-
ство трупов иранских воинов, погибших под ногами слонов, затем натыкается на
стадо буйволов, которых индийцы используют в качестве верховых животных: рога
буйволов окованы железом, в нос продето кольцо. Сторож пытается натравить
стадо на Бурандохт, но ей удается убить и сторожа, и вожака буйволов, после чего
остальные животные обращаются в бегство. Отъехав, Бурандохт видит войско Фура
и узнает, что они собираются напасть ночью на войско Искандара, стоящее на дру-
гом берегу Ганга, и уничтожить его. Бурандохт пытается докричаться до своих, но
войско крепко спит и не слышит ее. Охваченная печалью, Бурандохт взывает к Богу,
прося перенести ее через реку, — ведь она воюет здесь во имя распространения
истинной веры. И слышит в ответ божественный голос: «Ступай вперед!» Бурандохт
направляет коня в реку и переходит ее как посуху. Первым делом она возносит
благодарение Богу, затем въезжает в лагерь Искандара и оповещает всех о прибли-
жении врага. По совету Аристаталиса, который в это самое время видит вещий сон,
они устраивают засаду, а когда враг входит в лагерь, забрасывают его горючей
смесью и поджигают. Нападающие разгромлены, остатки их бросаются в Ганг, но
и там их настигает огонь.
Наутро Бурандохт отправляется на поиски иранского войска, но натыкается на
индийца по имени Санкхаре, отставшего от своих. Бурандохт забирает его с собой
и после ряда приключений и попыток индийца при помощи колдовства погубить
ее выходит к своим. Ее названый брат, юный Раад Львенок, рассказывает, что зна-
чительной части войска удалось спастись, а назавтра они собираются выйти на
ристалище и сразиться с Джибаве. «Отлично, завтра я с ней посчитаюсь!» — воскли-
цает Бурандохт.
Бурандохт возвращается в лагерь Искандара, забирает знамя Кавиянидов и
сообщает Аристаталису о своем намерении завтра выйти на бой. Аристаталис бла-
гословляет ее как свою названую дочь. Опять переправившись через реку, Буран-
дохт привязывает пленного индийца к дереву в лесу, а сама, вооружившись и сев
на буйвола, пробует его в качестве боевого коня — он оказывается под стать седо-
ку, Бурандохт очень довольна.]

Глава двадцать пятая
ОДОЛЕНИЕ ФУРА
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Бурандохт испытала этого буйвола, она вернулась в укромное место. На
следующий день оба войска выстроили боевые порядки и стали сходиться. Со сто-
роны Фура выступали Джибаве, и Кахияль, и Соуджали, и Каниднахре, и Джомхур
Хархаран — каждый с отрядом в двести тысяч и с тысячью слонов. Первый ряд вой-
ска выставил Кахияль и тысячу слонов привел, второй — Джомхур Хархаран, тоже
с тысячью слонов, а Фур подошел после всех, пригнал две тысячи слонов. Облачен-
ных в боевые доспехи слонов построили вереницей, перед войском выложили золо-
ченые мельничные жернова, а на них поставили пеших воинов. К ноге каждого сло-
на привязали знамя и начали дуть в трубы и бить в барабаны. Вперед выехал Канид-
нахре со своим отрядом, вооруженным мечами и дротиками, они поскакали на се-
редину мейдана и начали там красоваться, друг перед другом выхваляться, так что
в воздухе засверкали их мечи, а крики воинов поднялись до небес. Показав на рис-
талище эту игру, Каниднахре вернулся, подъехал к Фуру и сказал:
— О царь, позволь мне сегодня выехать на ристалище и дать бой, ведь из моего
войска много людей погибло, я хочу за них отомстить.
— Ступай, — разрешил Фур.
Каниднахре приказал привести его буйвола, тотчас сел на него и выехал на поле.
Тот буйвол был ростом со слона, отвагой походил на льва, был могуч, как Зохаль*,
шея у него была как у кобры, он был страшен, как тигр, и злобен, как лев, летел,
как ветер, и ревел, как гром, и скакал, как молния. А на седоке был черный каф-
тан, лицо его скрывалось под забралом, а на плече он держал дубину размером со
столб. Вот в таком виде он выехал на мейдан и стал там кружить. И стоило кому-
нибудь из иранцев голову высунуть из рядов, как он тотчас лишал его головы, так
что все удивлялись и ужасались.
Когда никто не вышел против него, Каниднахре с криком двинулся на иранское
войско, восклицая:
— Выходите, иранские рыцари, и, пока солнце подниматься будет, от вас нико-
го не останется! Будете знать, каковы рыцари в Хиндустане!
С этими словами он врезался в ряды иранцев, разя направо и налево, многих
убил. Он набросился на строй иранцев и разметал его, при виде его воины пуска-
лись бежать — ведь у иранского войска не было вожака. А Бурандохт стояла в сто-
ронке и все это видела, однако ее никто не узнал. Когда же дело обернулось сов-
сем плохо и войско поразбежалось, Бурандохт стало очень обидно, что такое вой-
ско бежит от одного индийца. Она испустила боевой клич и понеслась к Канидна-
хре — в полном вооружении, с палицей на плече. «Кто это там на буйволе? У кого

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 397
в целом мире смелости хватает против меня идти?» — подумал Каниднахре. Пока
он раздумывал, Бурандохт подскакала и ударила его палицей. Как почуял Канид-
нахре, что это за удар, бросился бежать. Бурандохт помчалась за ним, стала его
вокруг войска гонять, пока не вытеснила из иранского лагеря и не прогнала к ин-
дийскому войску. Начала она там гарцевать, палицу вверх бросать и в воздухе ее
ловить. Каниднахре во все глаза на нее смотрел, потом выехал вперед и спросил:
— Братец, ты кто?
Бурандохт не поняла, что он спрашивает, и продолжала кружить посреди мей-
дана. Иранцы тоже между собой говорить стали: мол, что это за всадник на быке,
который против индийца вышел? Никто ее не узнавал, кроме Бехзада и Раада
Львенка, а они словом не обмолвились, только войско снова выстроили и прика-
зали:
— Этот всадник на поединок вышел, надо и вам ему помогать!
Раад Львенок тотчас выехал вперед, встал перед войском. За ним и другие под-
тянулись. А Каниднахре, который начал кружить возле Бурандохт, все никак не
решался приблизиться к ней, так как боялся ее палицы, войска же наблюдали за
ними. Фур сказал:
— Этот всадник — иранец, странно, откуда иранец так хорошо умеет на буйво-
ле ездить?
Все индийцы тоже подивились. Тут Каниднахре завопил что-то, подскакал и
ударил своей дубинкой по Бурандохт, но та подставила палицу и отразила удар с
такою силой, что вышибла дубину у него из рук, выкатилась дубина на середину
поля. Тогда Каниднахре обратился в бегство, укрылся в рядах своего войска, а
Бурандохт выехала на середину поля и укрепила там знамя Кавиянидов. Снова
Каниднахре на мейдан вышел, опасаясь упреков индийцев, на этот раз с багром в
руке. Выступил он вперед, метнул багор, но Бурандохт его отразила и поскакала
на Каниднахре, чтобы нанести ему удар. Опять индиец побежал к своему войску,
вынес копье с двадцатью одной зазубриной и двинулся на Бурандохт, крикнул ей:
— Кто ты есть? Воины всего мира меня опасаются, во всем Хиндустане мне нет
равного, а если кто и был, я его своей рукой убил. Скажи, кто ты такой?
Ничего не ответила Бурандохт. Тогда индиец на нее напал. А у него на том копье
четыре крючка было пристроено и серп, чтобы этим устройством всадника из сед-
ла выдергивать. И вот индиец выехал вперед и полоснул тем серпом по кольчуге
Бурандохт, потянул, да так, что полкольчуги напрочь оторвал.
Осталась Бурандохт незакрытая, кольчуга на ней клочьями повисла. Взревела
она, пена у нее на устах показалась, помчалась вперед и занесла свою палицу над
ним. Как увидел это Каниднахре, соскочил с буйвола наземь. Бурандохт ударила
по спине буйвола с такой силой, что вбила его в землю. Каниднахре увидел, что его
буйвол убит, повернулся к Бурандохт, ухватил ее за пояс, поднатужился — и ста-
щил ее с буйволиной спины. Бурандохт вцепилась в браслет на его руке и сжала с
такой силой, что браслет разлетелся в куски, а Каниднахре завопил во весь голос.
Его сын увидал, что творится с отцом, гикнул на своего буйвола и выехал на рис-
талище, выхватив меч, подобный языку пламени, блестящий, словно луч солнца,
острый, как алмаз, переливающийся, как павлиний хвост1, подобный звезде, кровь
пьющий, плоть секущий, даже ветер убегал от страха перед ним, прятался в горах
Бенгалии, пересекал страну Синд, вот какой это был меч! Выехал он вперед и под-

398 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
нял этот меч на Бурандохт. Бурандохт меч отразила, от удара ушла, и замах про-
пал впустую, меч в землю вонзился, а воин с буйвола свалился, тоже на земле очу-
тился. Бурандохт так его палицей по голове двинула, что сровняла с землей. Ки-
нулся Каниднахре прочь, спасая свою жизнь.
Бурандохт увидела это и поспешила за ним, нагнала, за пояс схватила, от зем-
ли оторвала, на середину мейдана вынесла и связала. Пока Бурандохт с ним вози-
лась, ее буйвол испугался и ускакал. Бурандохт, озадаченная, остановилась, но тут
Раад Львенок подскакал, с седла спрыгнул и подвел своего коня к Бурандохт.
— Садись, царица Ирана, — молвил он, — я тебе жизнью обязан.
Села Бурандохт в седло и сказала:
— О Раад, забери этого индийца!
Повел его Раад Львенок, а Бехзад и Фарзадмехр подбежали к нему и спраши-
вают:
— Кто этот всадник, который выехал со знаменем Кавиянидов?
— Это Бурандохт, — ответил тот.
Как услышали об этом иранцы, обрадовались, и тотчас стали иранские войска
верх брать. Индийцы только дивились. Фур послал за Кахиялем и велел ему:
— Пойди-ка погляди, кто этот всадник?
Кахияль тотчас пошел поближе к Бурандохт и воскликнул:
— О бесподобный воин, меня прислал Фур-шах спросить, кто ты?
— Кто бы ни был, тебе какое дело? — говорит Бурандохт.
— А ты индиец или иранец? — спрашивает Кахияль.
— Я — Бурандохт, дочь Дараба ибн Дараба ибн Ардашира! — вскричала она.
Как услышал Кахияль имя Бурандохт, побежал со всех ног, к Фуру прибежал
и говорит:
— О шах, это Бурандохт!
— Откуда же она взялась? Ведь я ее по всему свету ищу, — говорит Фур. Он
тотчас к своим обратился: — Кто пойдет, ее ко мне приведет, чтобы она воинов
Хиндустана не позорила?
Но никто из индийцев не захотел выступить, стали они говорить: мол, она —
женщина, срамно нам с женщиной воевать! Ведь если мы ее убьем, люди скажут —
женщину погубили, а если она нас — скажут, что одна женщина столько мужей
одолела. Фур сказал:
— Вы правильно говорите, но другой такой женщины во всем мире нет!
Был там один индиец, человек знатный, эмир, у него под началом двадцать
лаков* воинов ходило и тысяча слонов, звали его Соуджали, он к Фуру с такими
словами обратился:
— Эту девушку никто не сможет взять, кроме Джомхуре, ведь она тоже женщи-
на, и во всем Хиндустане нет ей равных. А из мужчин с ней никто не справится.
Но Фур возразил:
— О Соуджали, столько тысяч мужчин здесь стоят, а мы будем за Джомхуре
посылать! Что о нас скажут, коли столько народу с одной женщиной совладать не
смогли, женщину себе на помощь призвали? Ты об этом даже не заикайся!
Джибаве рядом стояла, когда эти слова услыхала, сказала:
— О шах, я столько времени к битве с нею готовлюсь, чтобы ее хитростью за-
хватить.

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 399
— А как ты это сделаешь? — спрашивает Фур.
— Сейчас увидишь!
— Нам ведь надо посреди войска ее захватить, — сказал Фур.
Джибаве своему войску знак подала. А они еще раньше смастерили такой ку-
пол, с разных сторон открытый. Принесли его — он двадцать гязов* высотой, весь
железом окован, внутри его сиденье устроено вроде тахта, а под тахтом этим —
сундук, на все четыре стороны в нем оконца прорезаны, так чтобы Джибаве туда
зайти могла и во все стороны оттуда стрелять начала, а с ней чтобы никто ничего
не смог сделать.
Джибаве водрузила этот купол на слона, на загривок слону посадила погонщи-
ка, в куполе поместились тридцать воинов, а также барабанщик и трубач, они
подняли шум и гам и погнали слона к Фуру.
— Что вы его сюда привели? — говорит Фур. — Ступайте скорей, а то Бурандохт
уже двадцать человек в плен захватила! Выходите, я погляжу, что она теперь де-
лать будет.
Джибаве залезла в сундук с луком и стрелами, а слон двинулся вперед словно
гора, забили барабаны и литавры, воины завопили — так и подъехали они к Буран-
дохт. Бурандохт поглядела, видит огромного слона с каким-то страшным устрой-
ством. Обратилась она к Прибежищу молитв и молвила:
— О Защитник рабов Своих, они на это хитроумное устройство полагаются, а я
полагаюсь на Твое великодушие!
Только она это произнесла, тот слон подле нее очутился. Конь Бурандохт при
виде его прянул в сторону, никак не хотел на месте остановиться, Бурандохт с сед-
ла спрыгнула, на землю встала. Джибаве принялась из того купола ее стрелами
осыпать, одно острие шлем Бурандохт пробило, другое в нос ей угодило. Бурандохт
подбежала к голове слона, руку протянула, за хобот его ухватила, а другой рукой
давай палицей по слоновьей голове молотить, люди же, сидевшие у слона на спи-
не, давай ее мечами и копьями бить. А Джибаве все пускала сверху стрелы, уж так
старалась, только что сама за ними не летела, но Бурандохт не отпускала хобот
слона, пока не вышибла из его башки все мозги своей палицей, и тогда погонщики
свалились вниз.
Когда Фур такое увидел, он велел своим эмирам всем вместе напасть на Буран-
дохт, пока она пешая. Индийцы разом кинулись на нее, и оба войска смешались,
Бурандохт же, когда это приметила, взобралась на спину слона и перебила всех,
кто там был. Джибаве сидела в том сундуке, а все иранцы собрались вокруг сун-
дука, купола и слона — они искали Бурандохт, а Бурандохт им кричала:
— О доблестные воины, я здесь, на этом сундуке! Вы за меня не беспокойтесь,
меня тут достать невозможно!
Когда Бурандохт забралась туда, она увидела Джибаве, которая сидела в сун-
дуке, вооруженная луком и стрелами. Бурандохт тотчас влезла в сундук, сгребла
Джибаве, руки ей скрутила, лук отобрала и сказала:
— Джибаве, ты это все д,ля того устроила, чтобы меня захватить? И все эти стре-
лы выпустила в меня ты? Погляди-ка теперь, как я стреляю.
И она принялась осыпать стрелами индийцев, так что из тех, кто был поблизо-
сти, ни единого в живых не осталось. Каждому слону, который приближался туда,
стрела летела прямо в глаз, слон испускал крик и убегал. Бились они до вечерней

400 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
молитвы, много иранцев погибло, а индийцев — незнамо сколько, так продолжалось,
пока солнце края земли на западе не коснулось. Но как ни старались индийцы
вытащить Бурандохт из-под купола, им это не удавалось.
Фур сказал:
— День к концу подошел, гоните всех слонов, какие у нас есть, на иранцев!
Стали индийцы слонов погонять, на иранцев направлять, иранское войско с
места снялось, к берегу реки отступило. Пятьдесят тысяч воинов из страха перед
слонами бросились в воду — и все там погибли, тут в мире стало темно, так что один
другого не видел. Бурандохт спустилась на землю, связала руки Джибаве и пота-
щила ее за собой на край той поляны, где оставила Санкхаре. Никого из иранцев
она не встретила — все они бежали, бросив свои шатры и палатки. «Да, великая
битва сегодня была!» — сказала себе Бурандохт и отправилась туда, где оставался
связанный Каниднахре. Там она увидела Раада Львенка, спросила его:
— Где же мое войско?
— О царица Ирана, они в бегство обратились от страха пред слонами этими,
некоторые сейчас здесь, на лугу, а другие в реке потонули...
Бурандохт привела Джибаве, ее связали вместе с другими и поместили там, на
лугу. Потом она собрала беглецов и оказала:
— Спустите на воду эти лодки, чтобы завтра наши войска не отчаивались.
Пока войско собиралось вокруг Бурандохт, она сама всю ночь дозором ходила.
Когда же наступил день, удалилась к себе, омыла лицо и руки и предалась молит-
ве всевышнему Господу, открыла ему душу и попросила послать ей успех и побе-
ду. Когда солнце подняло своих подданных, Бурандохт кончила молиться, велела
подать еды, которую ей тут же принесли. Только Бурандохт руку к пище протяну-
ла, как показались сто тысяч всадников на буйволах, которые пошли на приступ,
чтобы отбить Каниднахре, они ворвались на поляну и подожгли лесные заросли.
Лес там был густой и огромный, начался пожар, и вышло так, что за спиной — река,
а впереди — огонь и мечи со стрелами. Иранцы все тотчас поднялись, бросились
вперед, стали стараться с той лужайки вырваться, но не смогли. Бурандохт схва-
тилась за оружие и вместе с рыцарями Фарса и другими воинами кинулась на ин-
дийцев, несметное число людей она положила, надеясь пробиться оттуда, но ниче-
го не получилось. Тогда она быстро повернула назад, забрала Каниднахре, Джи-
баве, Санкхаре и прочих пленных индийцев, посадила на лошадей, а ноги им под
конским брюхом связала и поставила их перед собой, так и двинулась на буйволи-
ных наездников. Поглядели буйволиные всадники, своих увидели, сражаться пере-
стали и прочь ускакали. Бурандохт преследовала их, пока не выехала с поляны, с
ней вместе прорвались две тысячи человек, а все прочие погибли — одни сгорели,
другие потонули.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Бурандохт, а с ней две тысячи воинов вырвались с той поляны, они
поставили Джибаве, Каниднахре и прочих индийцев в середину отряда и двинулись
по направлению к Кахване — ведь там оставался Искандар с Хамарпалом и тыся-
чью иранцев.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Поскольку крепость Кахване стояла на берегу реки, Фур со своим войском
направился туда и стал готовиться к сражению. Бурандохт тоже прибыла туда по

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 40 7
следам Фура, голос подала: «Я — Бурандохт, дочь Дараба!» Как услышал это Фур,
оглянулся, к Бурандохт повернулся, начался бой жестокий. Тут темнота на мир
опустилась, а Бурандохт была несколько раз ранена, коня под ней тоже удар на-
стиг, и он пал. Джомхур Хархаран увидал, что Бурандохт с коня валится, подско-
чил и ее захватил. А этот Джомхур был рыцарь такой, он мог в воду зайти и пять-
десят — сто манов рыбы вытащить, целые сутки мог под водой пробыть — и у него
благодаря колдовству дыхание не перехватывало. Он привел Бурандохт в лагерь,
а тех индийцев и Джибаве высвободил, иранцев же, все две тысячи, убили, никого
в живых не оставили. Известили Фура, что Джомхур захватил Бурандохт и увел
ее в свой лагерь. Фур так обрадовался, что и описать невозможно. Потом он обра-
тился к своему войску:
— Вы здесь оставайтесь, место это сторожите, а я поеду, заберу Бурандохт и
доставлю ее сюда, к Кахване, чтобы Искандар на нее поглядел и тоже в плен сдал-
ся. Тогда я скажу, что с ними обоими делать надо.
С этими словами он отправился за Бурандохт.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Джомхур Хархаран захватил Бурандохт, индийцы стали кричать Ис-
кандару: дескать, Бурандохт мы взяли и тебя тоже возьмем. Услышал Искандар
их крики и ответил:
— Это ложь, не под силу вам ее захватить!
Индийцы говорят:
— Вот Фур поехал, привезет ее, тогда собственными глазами убедишься!
Искандар к Хамарпалу обратился:
— О великий мудрец, ты слышишь, что они говорят?!
— Откуда нам знать, правда это или ложь, — сказал Хамарпал.
Тогда Искандар крикнул:
— Эй, индийцы, прекращайте сражение! Если Бурандохт захватили и привезут
сюда, я, как только ее увижу, из крепости выйду, вам покорюсь.
Два эмира, Соуджали и Хартабе, ответили ему:
— Ладно, мы согласны.
На том и порешили, а индийцы тотчас послали гонца к Фуру и доложили ему,
что сказал Искандар. Всадник прискакал как раз тогда, когда Фур прибыл в лагерь
Джомхура, и передал ему слова Искандара. «Хорошо», — одобрил Фур, а сам от-
правил к Джомхуру человека, чтобы тот привел Бурандохт. Джомхур тотчас до-
ставил Бурандохт, а вместе с ней Фарзадмехра, Бехзада, Раада Львенка, Сохраба
и других эмиров, всего триста человек, к трону Фура.
Бурандохт вошла, слова не проронила, поклона не отдала, молча перед троном
остановилась. Фур послал за Джибаве и прочими, потом повернулся к Бурандохт
и сказал:
— Ну, дочь Дараба, довоевалась, схватили тебя наконец! Кто тебя из Ирана в
Хиндустан звал? Здесь край жаркий, погода знойная, земля горячая, а Иран — сто-
рона прохладная, ветры там дуют свежие, там горы, там цветы душистые и плоды
сладостные. Зачем же ты сюда пришла, а уж если пришла, зачем с нами войну
затеяла, народу индийскому обиду причинила? Выбирай теперь, какой казни тебя
предать!
Ничего не ответила Бурандохт. Тут Джибаве выскочила:

402 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— О шах, поступи с нею так, как она со мной поступила. Она меня захватила,
за одну руку к твоему сыну приковала, а за другую руку — к отцу моему, Кидава-
ру, и Искандар приказал, чтобы нас из города в город возили и срамили, пока моего
отца позор не убил, а сын твой на себя руки не наложил с горя. Сделай так, как я
говорю!
— Да, так и надо сделать, — сказал Фур.
Все эмиры с тем согласились, кроме Джомхура Хархарана. Он сказал:
— О шах, она — дочь Дараба ибн Дараба ибн Ардашира и жена Искандара, так
поступать с ней не годится, лучше убить, чем такое сделать.
— Ведь она же с моим сыном поступила так, — говорит Фур.
— О шах, — опять сказал Джомхур, — Джибаве — дочь Кидавара, а она — дочь
Дараба, кто такая Джибаве, чтобы из-за нее так обходиться с Бурандохт? Не до-
пускай этого, о шах, другие цари так не делали.
Джибаве заплакала. Фур тотчас говорит:
— Ты не плачь, я сделаю так, как ты желаешь. Сегодняшнюю ночь повременим,
завтра я доставлю ее к Кахване и покажу Искандару, скажу, что вот, мол, взял я
Бурандохт, теперь ты выходи!
Джомхур сказал:
— Я не допущу, чтобы ты так поступил!
А у Джомхура под началом было двадцать лаков всадников и еще тысяча сло-
нов. Фур говорит:
— Джомхур, ведь она сыну моему зло причинила, вот и я ее унижению подверг-
ну. — И он распорядился: — Заберите Бурандохт и стерегите ее, пока я не скажу, что
с ней делать.
Как услышал это Джомхур Хархаран, тотчас вскочил, меч обнажил, взял Бу-
рандохт за руку и увел в свое жилище, там запер, а Фуру велел передать: мол, у
тебя свое царство, а у меня — свое. Больше я из Хархарана на помощь к тебе не
приду. Раз ты не желаешь по-моему сделать, значит, между нами меч и стрела будут,
ведь ты бабу какую-то больше, чем меня, уважаешь. Я отсюда ухожу, пойду к
Искандару, ему буду помогать и разобью тебя со всем твоим войском.
Когда Джомхур прислал такую весть, Фуру мигом доложили о том. Фур, услы-
шав это, разгневался, тотчас пошел и объявил Кахиялю и еще некоторым прибли-
женным вельможам:
— О благородные мужи, Джомхур что сказал, то и сделает: к Искандару пере-
кинется и отдаст в его руки весь Хиндустан. Я хочу вместе с вами, приближенны-
ми моими, отправиться к Джомхуру. Скажем, что пришли извиниться. Когда я с
ним рядом сяду, вы, мои телохранители, подойдете и Джомхура на куски изруби-
те, так как у него насчет меня дурные намерения.
Все сказали:
— Так мы и сделаем, ты очень хорошо все придумал.
Итак, они решили, что на следующий день пойдут и прикончат Джомхура. А
Джомхур в эту ночь увидел во сне, будто трон его снялся с места и взвился в воз-
дух, так что верхушка его до звезды Аюк достала, а потом вдруг перевернулся и
полетел вниз, огнем загорелся, а он со своего трона кувырком свалился. От испуга
проснулся Джомхур, содрогнулся и сказал себе: «Этот мой сон никто лучше Хамар-
пала не истолкует. Надо мне сейчас же встать и к нему отправиться, прежде чем

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 403
настанет день и сон мой сбудется». Он вскочил на коня, ничего никому не сказал и
отправился в Кахване. Кругом войско расположилось, а Хамарпал с Искандаром
были в крепости. Джомхур стал размышлять: «Как мне быть? Если я скажу, что
я — Джомхур, он, не дай Бог, откажется объяснить мне сон...» Еще немного поду-
мал, потом голос подал:
— О мудрец, один человек сон видал, будто трон его в воздух поднялся, да вдруг
занялся огнем, сгорел, а тот человек вниз упал. Как этот сон истолковать?
— Этот человек — падишах, — отвечал Хамарпал. — Если он увидел, что его трон
сгорел, то это предвещает ему смерть: он будет убит.
Услышав такие слова, Джомхур скорей возвратился и сказал себе: «Раз мне злая
смерть суждена, я пока хоть одно доброе дело сделаю, Бурандохт на свободу вы-
пущу». Он быстро пошел к себе, позвал Бурандохт и сказал ей:
— О девушка, я нынче ночью такой вот сон видал, расспросил Хамарпала, а он
мне его так растолковал. Я теперь тебя освобождаю, ступай.
Тотчас он приказал, чтобы привели коня и оружие для Бурандохт принесли:
дескать, я Бурандохт отпускаю, пусть она со своими людьми уезжает. А потом
сказал:
— О Бурандохт, когда я завтра выйду сражаться, ты тоже выходи.
Бурандохт говорит:
— Если ты собираешься завтра сражаться, зачем же ты меня отсылаешь? Я ос-
танусь с тобой.
— Хорошо, — согласился Джомхур.
Так они между собой договаривались, когда внезапно появился Фур, сзади на
Джомхура наскочил, мечом ударил и голову ему отрубил. А его люди набежали,
схватили Бурандохт — ведь она была без оружия — и связали ее и ее друзей. Там
стоял брат Джомхура, Фур возвел его на трон, а Бурандохт увел с собой, люди же
Бурандохт там остались и разбежались, отправились к своему войску.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю. Когда Фур посадил на трон брата Джомхура, Бихрая Харзара-
на, никто не пострадал, кроме самого Джомхура. Фур сказал:
— Завтра отвезу Бурандохт прямо к Искандару и его тоже захвачу.
И он опять заточил Бурандохт, передал ее в руки Джибаве. Джибаве повела ее
в свое жилище и сказала:
— Ну, дочь Дараба, вот теперь ты в моей власти! А помнишь, как ты меня в руки
Искандару отдала? Я теперь с тобой как следует рассчитаюсь и Искандара тоже в
плен возьму.
Сказала она так и велела на стол накрывать. А Фур взял Джибаве в жены, она
теперь была главной среди других жен и любимой женой царя. Она послала за
Фуром и сказала:
— Пусть шах придет, посидим немного!
Фур появился, Джибаве навстречу ему вышла, лицо его отерла, к столу подве-
ла. Принесли им угощение, они поели — оба из одной миски. Тут Джибаве за Бу-
рандохт послала. Чтобы ее унизить, велела ей ноги связать, дать в руки опахало и
сказала:
— Мы есть будем, а ты нас опахалом овевай.
Бурандохт ничего не ответила, стала над ними опахалом махать, пока они ели.

404 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Потом принесла таз и кувшин для мытья рук, Джибаве велела ей на руки Фуру воду
поливать. Слезы из глаз Бурандохт брызнули, ведь она никогда в жизни своей
никакому мужчине не прислуживала. Когда Фур вымыл руки, ей велели:
— Вынеси воду!
Она вынесла. Джибаве говорит:
— Пойди и полей теперь мне на руки!
Начала Бурандохт ей на руки поливать, а Джибаве смеялась и говорила ей:
— Это унижение похуже всего будет: вот ты стоишь передо мной и мне на руки
воду льешь!
Тут взыграла в Бурандохт гордость, присущая великим, закричала она громким
голосом, размахнулась тем кувшином и так ударила им по голове Джибаве, что
мозги у нее через нос в таз выплеснулись. Фур, как увидел такое, вскочил и бро-
сился бежать, в свой шатер влетел, телохранителей позвал и говорит:
— Скорей за мечи беритесь, Бурандохт меня сейчас чуть не убила, а Джибаве
на месте сгубила!
Тотчас телохранители и стража сбежались, окружили его шатер.
А Бурандохт сразу после того, как убила Джибаве, пустила другим кувшином
в Фура, оттого он и сбежал. Поднатужилась Бурандохт и разорвала путы у себя на
ногах, вскинула на плечо шест от шатра, бросилась к шатру Фура и обрушилась на
индийцев, собравшихся там. Фур говорит:
— О доблестные мужи, заберите поскорей эту проклятую нечисть, убейте ее, ведь
она Джибаве прикончила и со мной разделаться хотела!
Рассказывают, что Бурандохт была с открытым лицом и получила несколько
ран. Какой-то индиец подскочил и пустил в нее пику. Бурандохт удар отвела, но
пика все-таки вонзилась ей в руку около локтя, рука Бурандохт ослабела и вышла
из строя. Индийцы навалились на нее справа и слева, Бурандохт сказала себе: «Эх,
убьют меня, но лучше пусть убьют, чем в плен заберут! Ведь если они меня возь-
мут, унижениями замучают». И она снова с той же самой палкой налетела на них
и перебила великое множество, пока кто-то из них не подобрался к ней и не стук-
нул ее дубиной промеж лопаток так, что Бурандохт упала, но по доблести своей
вновь вскочила, пошла на того индийца и ударила его по темени с такой силой, что
вогнала ему голову в плечи. Тут Фур закричал:
— Живой ее берите!
Бурандохт поняла: он хочет заполучить ее живой, чтобы потом мучениями
уморить. Подумала она так и опять бросилась на индийцев, убила многих из них.
Но индийцы всё наседали на нее, так что не было от них спасения. Бурандохт по-
прежнему орудовала своим шестом, пока не выбралась из шатра и не очутилась
посередине лагеря. Продолжая сражаться, они подошли к реке. Тогда она обрати-
лась к небу и воскликнула:
— О пречистый Господь, нет у меня никого, кроме Тебя!
С этими словами она кинулась в воду и подумала: «Лучше в воде погибнуть, чем
попасть в руки этих нечестивцев!» И река понесла ее словно листок древесный, так
что ни один волосок ей не повредила.
А Фур, когда это увидел, тотчас велел индийцам:
— Спускайте на воду лодки и баркасы и ловите ее! Того, кто ее поймает, я пах-
лаваном своего войска сделаю!

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 405
Индийцы столкнули в реку лодки и баркасы и настигли Бурандохт. Как увиде-
ла она это, обратила взор к небу и произнесла:
— О пречистый Господь, Тебе подвластны огонь и вода, повинуются суша, море
и воздух, не отдавай меня в руки индийцев!
Только она это сказала, а индийцы уж тут как тут. Бурандохт одной рукой от
них отбивалась, но индийцы все прибывали. Другая рука у Бурандохт не действо-
вала, тогда она поспешно погрузилась в воду, чтобы под водой умереть, индийцам
в руки не даться. Когда опустилась она под воду, Господь, великий и славный, по-
велел, чтобы она лишилась сознания и разума, и вода понесла ее под покровитель-
ством Создателя, пока не вынесла за пределы лагеря. Наступила ночь, поднялась
волна, выбросила ее на луг бескрайний, а о том, что там с нею случилось, еще ска-
зано будет.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту увлекательную историю. Когда река унесла прочь Бурандохт, так что ни-
кто не мог ее найти, индийцы вернулись на берег и пришли к Фуру, сказали ему,
что Бурандохт в реке утонула. Фур приказал:
— Соберите всех этих иранцев, отвезите их к Кахване и там перед Искандаром
головы им отрубите, потом захватите Искандара и его тоже казните, весь мир пе-
реверните!
Пошли индийцы, привели Фарзадмехра, Бехзада, Раада Львенка и других, стяг
Кавиянидов принесли. Связали они всем пленникам руки сыромятным ремнем и
повели их, босых, с обнаженными головами, к Кахване. А вокруг Кахване один к
одному всадники стояли, Хамарпал же и Искандар с тысячью воинов внутри кре-
пости сидели. Искандар на крепостной стене был, когда подступил туда Фур и
привели тех воинов. Стали индийцы кричать:
— Эй, Искандар, если ты на этих людей полагался, то вот гляди, мы их захвати-
ли! Бурандохт в реке утонула, а знамя Кавиянидов к нам в руки попало. И теперь,
если ты, Искандар, выйдешь наружу и поклонишься индийскому шаху, он тебе
жизнь сохранит, а если не выйдешь, мы сами тебя возьмем, к нему приведем, он
твою кровь прольет и никакой пощады тебе не будет. Мы тебе наши условия изло-
жили, теперь выбирай, что для тебя лучше.
Услыхал это Искандар и к Хамарпалу обратился:
— Ну что ты скажешь? Вот ведь что получилось: все иранские военачальники в
плен попали, а Бурандохт и вовсе пропала, они говорят, что в реке ее утопили,
погубили Бурандохт... Да, если бы они ее не одолели, знамя Кавиянидов не попа-
ло бы к ним в руки.
Отвечал Хамарпал Искандару:
— Берегись, ни на миг не доверяйся этим людям, а не то они тебя обманут. Не
выходи из крепости, а не то тебя убьют, кровь твою прольют!
— Сколько же мне сидеть в этой загородке, — говорит Искандар, — когда от моего
войска никого не осталось, а кто остался, тех река отрезала.
— Замолчи, Искандар, — молвил Хамарпал, — дай мне подумать над этим делом.
— Ладно, — говорит тот.
Потом Хамарпал крикнул:
— Скажите шаху Фуру, пусть нам до завтра срок даст, а завтра мы отсюда вый-
дем и сделаем, как он прикажет.

406 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Фуру тотчас сообщили: мол, Хамарпал вот что говорит. Фур сказал:
— О Кахияль, ступай к Хамарпалу и скажи, что у индийцев слово крепкое, нынче
ночью мы иранцев убивать не будем, а вы завтра выходите наружу. Если же вы не
выйдете, мы всем голову отрубим!
Кахияль пошел и передал это послание. Хамарпал ответил:
— Хорошо, так мы и сделаем.
Вернулся Кахияль, доложил ответ Фуру, таг от стен Кахване удалился, в лагерь
свой воротился и велел зажечь огромный костер, принести тело Джибаве и сжечь
его на том костре, и в тот вечер он от горя по Джибаве даже есть не стал.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту увлекательную и захватывающую историю. Хамарпал решил назавтра идти
к Фуру. Искандар ему говорит:
— О Хамарпал, да как же это так, как мы к нему пойдем, коли он нам пощады
не обещал, клятвы в том не дал? Ведь он нас перебьет!
— Ты лучше молчи да смотри, как я нынче ночью с Богом разговаривать буду
и у Него буду защиты просить, ведь сказано Господом: «Когда будет вам тяжко,
призовите Меня».
Когда наступила ночь и опустилась темнота, Хамарпал взял Искандара за руку
и повел его на вершину крепости. Там была высокая башня, которую воздвиг еще
Кахване, она поднималась вверх на тысячу гязов, а сложена была из глины. На
вершине башни стоял котел, полный коровьего масла. Четыре тысячи лет это мас-
ло в котле стояло там, а поставил его Кахване2, шестой сын Адама, — две тысячи
двести лет он поклонялся Солнцу. И всякий раз, когда Кахване поднимался на
вершину этого столпа, он говорил:
— О Солнце, две тысячи двести лет я тебе поклоняюсь, служу тебе, богом сво-
им называю, ибо ты обладаешь светом великим. Если есть другой бог, кроме тебя,
который тебя создал и дал тебе свет, то ты не должно сегодня восходить, дабы я
знал, что существует кроме тебя другой бог, о котором меня вопрошают.
И вот по воле Господа, великого и славного, в тот день солнце не всходило, а люди
Кахване считали его великим мудрецом. А если Кахване говорил Солнцу: «Затмись»,
оно затмевалось и вообще делало все, что он пожелает, если же так говорил кто-
нибудь другой, то ничего не получалось. Кахване за это очень почитали. И с тех пор,
кто бы ни пришел в город Кахване, поднимался на ту башню с любым своим жела-
нием, а там молил и просил слезно, и Господь Бог исполнял его желание.
На ту самую башню и поднялся Хамарпал вместе с Искандаром, обратил он лицо
к небу и сказал:
— О Ты, Всевышний и Всемогущий, Ты ведаешь, что я, Хамарпал, никогда в
существовании Твоем не усомнился, все, что происходит, — от Тебя исходит. А знаю
я о Тебе, так как учил меня тому Эфлатун, все, что было, и все, что будет, я по-
стиг через Тебя — от спины Быка и Рыбы* до столпа небес, от пернатых и до тра-
воядных все Тобой создано, все в Тебе нуждается, ибо Ты — Творец всего сущего.
И вот прошу я у Тебя: задержи восход Луны, затми Солнце, чтобы индийцы этим
заняты были, а мы бы тем временем отсюда вышли и свои дела устроили, а то они
на жизнь нашу покушаются, а мы всё, что ни делаем, делаем ради истинной веры,
Твое же могущество ничуть от того не уменьшится. Прими эту мою мольбу, ведь
если Кахване Тебе не поклонялся, то я-то поклоняюсь!

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 407
Так он молился и читал заклинания, которые знал, в разные стороны дул, и так
продолжалось, пока не взошла луна, потемневшая по воле Господа, великого и
славного. Индийцы увидели это и подняли крик — никто в мире так не вопит по
поводу затмившейся луны, как индийцы. И вот они закричали и завопили во весь
голос, полностью этому предались. А Хамарпал с Искандаром спустились с баш-
ни и пошли прямо через войско Фура, так что все их видели, но никто ни слова не
сказал — так все были погружены в себя. Когда Искандар и Хамарпал подошли к
берегу реки3, они голос подали, крикнули:
— Эй, войско Искандара! Это мы, мы из Кахване убежали! Если у вас есть лод-
ка, пришлите ее сюда, заберите нас.
Рассказывают, что к тому времени воины вытесали четыреста лодок. Они ско-
рей направили их к Искандару и забрали его вместе с Хамарпалом и теми его
людьми. Аристаталис вышел вперед, приветствовал их. Хамарпал молвил:
— О мудрец, как же это получилось, что ты нам никакой помощи не оказал, на
столь долгое время нас в этой загородке покинул, ничего не посоветовал, чтобы
многих людей от смерти спасти?.. Мы только благодаря ловкости сюда добрались.
— Да я в себя не могу прийти от изумления, — говорит Аристаталис, — ведь лун-
ное затмение не в свое время случилось.
— Это верно, — согласился Хамарпал, — но ведь это по моей молитве произо-
шло. Я вместе с Искандаром помолился на башне в Кахване, чтобы мы могли убе-
жать. А завтра и солнце все почернеет, чтобы нам свое войско переправить, — ведь
индийцы теперь три дня рыдать и стонать будут, тем временем мы через реку и пе-
реправимся, может быть, удастся нам хитрость применить, войско индийское в
бегство обратить.
Аристаталис очень таким речам удивился, но ничего не сказал, пока на следу-
ющий день не началось солнечное затмение. Тогда Аристаталис так Хамарпалу
молвил:
— О мудрец, от всевышнего Господа не исходит ничего несвоевременного и
неуместного!
Хамарпал понял, на что он намекает: дескать, затмение луны и солнца произо-
шли не вовремя, он так ответил:
— О мудрец, если Он каждый год будет вовремя или не вовремя затмевать солн-
це и луну, убытка от того не будет. Ведь мир держится на вращении небосвода, а
затмение ниспосылается для того, чтобы ты знал, что все в Его воле*, что в любое
время, когда пожелает, может Он наслать тьму или подарить свет, вознести или
низвергнуть, а рабам Его вмешиваться в Его деяния не положено, ибо поступает Он
как желает.
А потом он продолжал:
— Вот как оно есть, но посланцу Божьему надобно помолиться, чтобы Господь
принял его молитву и явил ему чудо. Когда он молится, Господь проявляет свое
могущество, дабы знали рабы Божьи, что Он — Един, дабы ведали: тот, кто молит-
ся, — посланец Божий, иначе он не мог бы сотворить такое. Вот я читал в книгах,
что явится такой человек и соберет вокруг себя войско превеликое. Он прибудет в
Хиндустан и завоюет его, а потом снова кружить по свету отправится, а звать его
будут Зулькарнейн \ В его войске будет тысяча двести пятьдесят мудрецов и сорок
пророков, и в это время произойдет несвоевременное затмение солнца и луны, это

408 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
и будет его знамением. И когда я увидал затмение, то уверился, что Искандар —
посланец Божий.
— Тебе лучше знать, — ответил Аристаталис.
Искандар же, когда это услышал, только и спросил:
— Что же нам теперь делать?
Хамарпал сказал:
— Я читал, что тот человек сразится с индийцами на берегу реки Ганг и при по-
мощи хитрости разгромит их войско, царь же индийцев примет смерть от его руки.
— Раз мне такое призвание выпало, зачем здесь оставаться? — говорит Искандар.
Хамарпал сказал:
— Это деяние тебе во благо будет.
Искандар больше ничего говорить не стал, решил проверить его слова, встал он,
взял за руку Аристаталиса и сказал:
— О мудрый учитель, этот Хамарпал — человек хороший, но я хочу ему испы-
тание устроить. Давай-ка выйдем с тобой на солнышко, ты поглядишь и скажешь,
ожидает меня победа или нет.
Потом он к Хамарпалу обратился:
— Мы теперь будем войско через реку переправлять или нет?
— Нет, — говорит Хамарпал, — сначала тебе нужно хитрость придумать, а уж
потом войско переправлять, если ты без всякой хитрости выступишь, то потерпишь
поражение.
— Что же мне такое придумать? — спрашивает Искандар.
— Изготовь две тысячи всадников из меди и олова, а середку у них вели сделать
полую, чтоб и люди и лошади пустые внутри были. А к ногам им приставь колеси-
ки, тоже из меди, чтобы они передвигаться могли. Потом накали их огнем и насыпь
внутрь серы, а затем выставь перед войском. Когда индийское войско выйдет на
поле боя, пусть никто из вас не начинает поединков. А когда они на вас приступом
пойдут, их слоны подумают, что перед ними настоящие люди и лошади. Хоботы
свои вытянут, чтобы схватить всадников, тут им хоботы и обожжет. Слоны бросятся
бежать, и войско индийцев будет разбито.
Выслушал Искандар его слова, встал, взял Хамарпала за руку, подвел к Арис-
таталису и сказал:
— О Аристаталис, этот индийский мудрец рассказал про одну хитрость: узнай-
ка по звездам небесным, так это будет или нет?
Поднялся Аристаталис, направил на солнце астролябию и посмотрел, к кому оно
благосклонно — к Фуру или к Искандару. Когда все выяснил, пришел к Исканда-
ру и доложил ему о том, что видел, сказал так:
— Надо устроить такую хитрость, о которой говорил Хамарпал.
Повернулся Искандар к Хамарпалу и воскликнул:
— О мудрец, хоть ты и слеп, но сказал лучше Аристаталиса зрячего!
Хамарпал ответил:
— Я говорю то, что в книгах читал, попусту языком не болтаю.
Когда он так сказал, Аристаталис на него рассердился, во врага его превратил-
ся, замыслил его убить.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда этот разговор закончился, Аристаталис сказал себе: «Надо обдумать,

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 409
как убить Хамарпала, чтобы я один остался». У него был один раб-эфиоп, он по-
звал его и сказал:
— Я тебе поручу одно дело и, если ты его исполнишь, отпущу тебя на свободу и
добра много дам.
— Говори, что приказываешь, — ответил раб.
— Ступай нынче ночью в жилище Хамарпала и всади ему в брюхо кинжал, убей
его, а потом возвращайся на свое место и сиди тихонько, чтоб никто не узнал.
— Ладно, так я и сделаю, — сказал раб. — Сегодня же ночью отправлюсь к нему,
как только он в палатку зайдет.
Раб сказал так потому, что Хамарпал до полуночи у Искандара просидел, а когда
вышел, Искандар велел со свечой его проводить до палатки. Аристаталис тоже был
у Искандара, они сидели все вместе и совет обо всем держали. А тот раб отправился
убивать Хамарпала, спрятался в засаду, чтобы его внезапно захватить.
А Абу Тахер Тарсуси так рассказывает. Когда Хамарпал уснул, он увидел во сне,
что пришла какая-то собака, ухватила его за ногу и потащила. Хамарпал будто бы
подскочил и завопил, тут из какого-то угла Аристаталис вылез и закричал на ту
собаку. А собака и говорит: «Не ты ли мне велел его убить? А теперь на меня же
кричишь?» Поглядел Хамарпал: у Аристаталиса в руках палка, он этой палкой-то
собаке показывает: мол, возьми его! — а сам в то же время говорит: «Прочь отсю-
да!» Проснулся Хамарпал и подумал: «Этот негодяй Аристаталис меня убить воз-
намерился, подослал своего раба меня прикончить!» Он тотчас встал, а раб как раз
к его изголовью подобрался. Хамарпал говорит:
— Возвращайся назад, раб, так как я знаю, кто тебя послал. Ступай и скажи
своему хозяину: «Коли я тебе чем помешал, так теперь я ушел, чтоб тебе лучше
было».
Раб услыхал эти слова и быстрей вернулся в засаду, затаился там и решил, что
он убьет Хамарпала, когда тот выйдет.
Но Хамарпал видел во сне, как Аристаталис на словах говорит: «Ступай прочь»,
а сам палкой показывает: дескать, убей его. Это означало, что враг спрятался.
Хамарпал крикнул:
— Уходи, раб, не стой у меня на пути, я знаю, что ты там стоишь, меня убить
хочешь!
Раб подумал: «Такого проницательного человека не следует убивать, жалко!» —
и ушел. Хамарпал понял, что раб ушел, так как во сне ему приснилось, что глаза его
прозрели, а прозрение это было знание. Потом, когда раб ушел, Хамарпал поднял-
ся и вышел из палатки, в степь направился. Отошел на некоторое расстояние, отко-
вырнул комочек земли, понюхал6 и снова пустился в путь, пока не прошел фарсан-
гов десять. А там стояло огромное дерево. Подошел к нему Хамарпал и между его
ветвей спрятался, чтобы никто его не нашел и не убил: хоть он и слепец был, а за
жизнь свою боялся! Мы еще расскажем, что дальше произошло с Хамарпалом.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Когда Аристаталис послал своего раба убить Хамарпала, он увидел во сне,
будто стоит перед ним жареная курица на блюде, а он нож заносит, чтобы ее на
куски разрезать и съесть. И вдруг эта курица крылья раскрыла, в воздух поднялась
и улетела, а ему пропела: «Не бывать такой летунье, как я, твоим пропитанием!»
Увидал Аристаталис сей сон и понял, что курица — это Хамарпал, что он ушел, а

410 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
когда вернется, придет с глазами зрячими. Стал Аристаталис раздумывать: «Что
же это я натворил?» Всю ночь в этих мыслях провел. А когда настал день, он встал
и отправился к Искандару, сел на свой табурет. Все военачальники тоже пришли,
каждый свое слово сказал. Вдруг на том берегу реки показались индийцы на буй-
волах и закричали:
— Мы послы Махабиля к тебе, Искандар!
Искандара известили, что вот такие люди прибыли, он велел:
— Скажите, что у нас лодок нет. Дескать, ежели у вас какое-нибудь известие есть,
перебирайтесь на этот берег сами.
Так им и сказали. Индийцы погнали своих буйволов прямо в реку и в один миг
перешли ее, оказались на другом берегу. Все они — ростом с финиковую пальму, а
вожак их всех больше и всех выше. Все так же на буйволах направились они к
Искандару, прямо на ковер своих буйволов погнали.
— Не пускайте их! — закричал Искандар.
Румийцы хотели им путь преградить, но индийцы что-то сказали буйволам на
своем языке, и те кинулись прямо на румийцев. А каждый буйвол был размером с
белого слона, рога у них были золотом окованы, в нос кольца продеты, на перед-
них и задних ногах золотые и серебряные бубенцы подвешены, а на шее — коло-
кольцы. Когда эти буйволы перешли в нападение, Искандар сказал:
— Пустите их.
Индийцы все так же оставались на буйволах, они не спешились перед Исканда-
ром. На каждом всаднике была царская мантия, голова повязана дорогим платком,
на шеях у них висели ожерелья из жемчужин, величиной с воробьиное яйцо каж-
дая. Десятеро из них были молодые, а один — высокий старец с седой бородой,
достигавшей до колен и украшенной драгоценностями, на всех были золотые кольца
и перстни с алыми рубинами. Стали они в ряд, а Искандар на троне сидел, они давай
на него кричать, индийцы эти. Искандар никак не поймет, что это они говорят?
— Они говорят: «Встань!» — объяснил Аристаталис.
— Да кто они такие, чтобы я перед ними вставал? — говорит Искандар.
— Почтенный, скажи, что вы за люди, а то мы вас не знаем, — молвил Ариста-
талис.
— Мы — сыновья Махабиля ибн Шиша, мир ему! — ответили те. — Мы прибыли
с Сарандиба*, от гробницы пророка Адама, мир ему! Почему вы не оказываете нам
почета и не привечаете нас? Ведь мы родня друг другу! Этому старцу — четыре
тысячи лет, он был в ковчеге вместе с Нухом*, мир ему! Коли вы нам уважения не
оказываете, кого же вы собираетесь почитать? Мы так слыхали, что Искандар
направился сюда, чтобы предкам поклониться. Вот мы все7 прежде него сюда при-
были, для того чтобы его уважить.
Как услышал это Искандар, с трона своего вскочил, на земле колени преклонил,
взял горстку праха и голову себе посыпал. Их старший, Шахреванд, сказал:
— О Искандар, не сыпь при жизни прах на свою голову, лучше скажи, зачем ты
в эту страну прибыл, а мы послушаем.
— Для того я прибыл, — отвечал Искандар, — чтобы веру ислама Хиндустану
открыть.
Старец сказал:
— Замолчи, больше не говори такого! Вера ислама открытая, она не тайная.

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 411
— А как же мне говорить? — спросил Искандар.
— Говори: «Я пришел, чтобы людей Божьих к Богу призвать», потому что все
люди знают о Боге, только див дорогу от них сокрыл, а теперь пришло время ука-
зать им эту дорогу.
— Каюсь, — говорит Искандар, — в другой раз так не скажу.
Тогда Шахреванд молвил:
— Что же ты, когда прибыл, к нам не пришел, мы бы тебя научили, что надо
делать.
— Не догадался я, — говорит Искандар.
— Мы твои родичи, — сказал Шахреванд, — какие гостинцы ты нам привез?
Искандар подумал: «Что мне сказать?..» Поглядел он на них, а у каждого на шее
жемчуга висят по воробьиному яйцу, любая такая жемчужина хараджа Рума и
Ирана стоит! Замешкался Искандар с ответом, а Шахреванд его торопит:
— Отвечай, что ты нам привез?
Искандар к Аристаталису повернулся, шепнул:
— Скажи хоть словечко!
А Аристаталис сам не знает, что отвечать. Шахреванд спрашивает:
— Почему молчишь?
— Не знал я, что надо привезти, — выговорил Искандар, — а то бы непременно
привез...
— Всякий, кто отправляется на поклонение Адаму, мир ему, приносит свое по-
каяние, ведь от Адама, когда он оставил рай, пошел грех по миру. И не видел он
от того греха средства лучше покаяния, и Господь принял его покаяние. И теперь
для его потомков нет ничего важнее покаяния. Тому, кто покаяние принесет, мы
разрешаем праху Адама поклониться, а кто не принесет — не разрешаем.
— Мы все принесли раскаяние! — воскликнул тут Искандар.
— Хорошо же ты покаялся, коли столько тысяч народу в Хиндустане погубил! —
возразил Шахреванд и с этими словами повернул назад.
— О почтенные, останьтесь, мы для вас угощение устроим! — стал приглашать
Искандар.
— А что ты нам подашь? — спросил Шахреванд.
— Да все, что захотите!
— Эй, мальчик, больно высоко ты замахнулся, — говорит Шахреванд. — Да толь-
ко придется тебе нас извинить — мы в рай отправляемся.
— На то — воля Божья, — говорит Искандар. — Ты у меня такого попроси, чем я
владею.
— Да ведь ты, как и мы, слабый человек, зачем же ты на величие притязаешь?
Ступай склонись пред Тем, кого увидать невозможно, и осуществления своих же-
ланий проси у всевышнего Господа. Два таких желания есть, одно для того мира,
другое — для этого. Предел желаний для того мира — это гурии* и дворцы райские,
райские кущи и ручьи, юные прислужники и отроки, а в этом мире — сокровища и
богатства, владения и имения и всякое добро. Те, кто отвергает богатство, посвя-
щают себя служению Богу, те же, которые предаются богатству, остаются в сетях
Ахримана, они от Бога далеки.
Выслушал это Искандар и ничего не ответил — ведь, что он ни скажет, все про-
тив него оборачивается. А Шахреванд молвил:

412 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— О Искандар, береги Хамарпала, он самый ученый человек в Хиндустане. А
мы к тебе затем приходили, чтобы ты перед нами не бахвалился: дескать, я на
поклонение к вам пришел.
И с этими словами они все повернули своих буйволов в реку и уехали, перепра-
вились на тот берег.
Искандар сказал:
— Ступайте приведите Хамарпала! Если бы он здесь был, он бы знал, как на эти
речи отвечать.
Тотчас люди побежали, стали Хамарпала искать, вернулись и говорят:
— О царь Рума, Хамарпала нигде нет!
Тут Аристаталис заговорил:
— Он, верно, с этими индийцами уехал, ведь он все твердил, что ему надо схо-
дить на поклонение к гробнице Адама, поблизости от нее поселиться, потому, мол,
что он слеп, а как слепой может царям служить?
— Может, так оно и есть, — согласился Искандар.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Искандар стал Аристаталиса спрашивать:
— Как мне теперь сражение вести?
Аристаталис сказал:
— Надо изготовить эти хитроумные устройства, тогда ты выиграешь.
Искандар приказал привести кузнецов, оружейников и литейщиков и собрать
всех, кто молотком работать умеет. Они отлили из металла людей и лошадей, под
ноги им колесики подставили, а в середину насыпали песок и серу да нефти до-
бавили, а потом ночью перетащили их всех вброд через реку и выстроили в ряды.
А Фур ничего этого не знал, и эти двенадцать тысяч медных людей и коней сто-
яли там, а за ними поставили настоящее войско. Войско снарядили из подданных
всех областей, боевые крики воинов и ржание лошадей поднялись до сводов не-
бесных.
Фур сказал:
— Я полагал, что Искандар в Кахване сидит — каким образом он оттуда выбрался
и откуда войско привел? Мы от этих затмений солнца и луны о нем и думать за-
были...
Он тотчас приказал, чтобы били в барабаны и трубили в золотые дудки, чтобы
облачали слонов в боевой наряд, а глашатаи вышли к войску и объявили, чтоб сна-
ряжались на битву. Бихрай Хархаран с двадцатью лаками всадников и тысячью
слонов и Соуджали со своими людьми и тоже с тысячью слонов выступили против
войска Искандара. И полетели копья так густо, что воздух превратился как бы в
заросли тростника, а слоны, выведенные на мейдан, казались ходячими горами,
люди же, которые следовали за ними, заполнили весь мейдан, так что на нем и
места-то не осталось. А после всех прибыл на поле Фур со слонами, которые были
нагружены золотыми жерновами, под жерновами же на слонах были попоны.
Загремели литавры и барабаны, и на поле выехали буйволиные наездники, стали
пыль воздымать. Войско Искандара стояло спиной к реке, войско Фура тоже бое-
вые порядки расставило.
Искандар упал ниц и воскликнул:
— О Создатель всего сущего, Тебе ведомо, что стараюсь я ради истинной веры,

Глава двадцатая пятая. Одоление Фура 413
пошли мне победу, ведь если войско индийское на приступ пойдет, все мои полки
в реке потонут, погибнут все. Тебе лучше знать, какое оружие нам послать!
С этими словами он сел на коня, полностью вооружился и воскликнул про себя:
«Увы, Бурандохт, нет тебя со мной! Ведь все, что я теперь делаю, надо бы делать
тебе, а я даже не знаю, живая ты или мертвая». Тут он заплакал навзрыд о Буран-
дохт и возложил упования на Бога. Гикнул он на коня, выехал на мейдан напротив
Фура и вскричал:
— Я — Искандар Румийский, со стороны матери — внук Филкуса, а со стороны
отца моего Дараба — внук Ардашира ибн Эсфандияра ибн Гоштаспа ибн Лохрас-
па! Ну-ка, Фур, выходи на поле, сразимся с тобой!
Фур сидел на слоне, и над головой его держали стяг Кавиянидов, когда он
услышал это, то тронул с места слона и бросился на Искандара. Искандар поска-
кал вперед, те устройства хитрые за ним покатили. Увидело войско Фура этих всад-
ников, устремилось против них, а слоны, по своему обыкновению, стали этих лю-
дей и лошадей хоботами молотить — тут хоботы им и обожгло, потому что эти кол-
довские устройства были все раскаленные. Слоны разом повернулись и отступили.
Тут войско Искандара кинулось на них с мечами и стрелами, палицами и булава-
ми, бердышами и палашами, топорами и секирами. К тому времени, когда солнце
поднялось высоко в небо, они разгромили это огромное войско, а Искандар, следуя
за ними, настиг Фура и ударил его пикой в спину, так что острие из груди вышло,
а Фур свалился со слона. Подъехал Искандар, поставил ногу на бивень слона и взо-
брался ему на спину, взял знамя Кавиянидов и воскликнул:
— Я — Искандар Румийский!
В тот же час индийское войско в бегство обратилось, а иранское войско пресле-
довать его стало, разя и убивая, пока не разметали бежавших во все стороны, гна-
ли их до самого берега реки Кахване. Там забрали в плен всех, кроме Бихрая
Хархарана, который ушел, а пленников всех доставили к Искандару. Искандар
сказал:
— Свяжите их всех, я потом скажу, что с ними делать.
Их всех связали, под стражу взяли, а слоны их поразбежались, и наездники
буйволиные тоже умчались, кроме тех, конечно, что в плен попали.
Потом Искандар на всю ночь скрылся, предался молитвам. Когда кончил он
молиться, снова к войску вышел и приказал, чтобы привели пленников. Их было
сорок тысяч, всех их выстроили перед ним. Искандар сказал:
— О индийские пленники, знайте, что я прибыл сюда не из-за земель и владений,
не из-за богатств и сокровищ казны — я приехал ради истинной веры, дабы вы встали
на правый путь, отвернулись от веры Ахримана. И если вы поступите так, никто
вас не тронет. Поднимайтесь же и расходитесь по домам, а я хочу отправиться в
странствие по свету, разыскивать повсюду мудрецов и ученых людей и учиться у
них.
Индийцы все обратились в истинную веру, дали присягу на верность Исканда-
ру, а он их всех помиловал. Потом приказал он доставить к нему те золотые жер-
нова. Принесли их к Искандару, пересчитали — оказалось, что их двенадцать ты-
сяч. Искандар молвил:
— О мудрые мужи, это все — лишь камни, в пищу они не годятся, а те, кто их
собирал, оставили все и в мир иной ушли.

414 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
И приказал Искандар выбросить жернова в море, и с тех пор никто не сумел
их из-под воды извлечь.
Искандар позвал Кахияля и спросил:
— Где сокровищница Фура?
— Она по ту сторону Кашмира, и никто не может ее взять, так как она крепко
заперта и расположена посреди моря, — отвечал тот.
— Когда мы отправимся в ту сторону, мы ее на сушу перенесем, — сказал Искан-
дар.
Индийцы говорят:
— В золоте и серебре нужды не будет, ведь мы все с тобой вокруг света странст-
вовать пойдем.
— Возвращайтесь-ка лучше в свои родные края, — возразил Искандар, — а сыно-
вей своих пришлите, чтобы они отправились со мной.
— Хорошо, — согласились индийцы.
Они послали за своими сыновьями и приказали им препоясаться на служение
Искандару, так что собрались к Искандару пятьдесят лаков индийских всадников,
в каждом лаке — по сто тысяч человек. Искандар всех царевичей обласкал, оделил
дарами, разместил каждого в отдельном лагере, а тех иранцев, которые были в
плену у Фура, всех приветил и подарил каждому халат. Он сказал им:
— Вы мне на память о Бурандохт остались, ведь она пропала неизвестно куда...
А начальником над ними поставил Аристаталиса. Потом Искандар приказал
разрушить башню Кахване, а котел с маслом с ее верхушки снять. Он стал расспра-
шивать:
— Для чего годится это масло?
— Если раненого этим маслом натереть, он поправится, — говорят ему, — если где
волосы не растут, это масло тоже помогает, или еще тем, у кого язык отнялся.
— Да, хорошее масло! — решил Искандар. Приказал он взять его, как следует
уложить и в сокровищнице хранить.

Глава двадцать шестая
О ЧУДЕСАХ ХИНДУСТАНА
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту удивительную и поучительную историю. Когда башню ту разрушили, под
ней открылась дыра, а из дыры выползли на свет сто тысяч змей, они устремились
в лагерь Искандара и погубили множество народа. Искандар пожалел о своем
поступке, но, как ни старался расправиться с этими змеями, ничего не удавалось
сделать, они ползли словно муравьи. Все сказали:
— Тут никто ничем помочь не может, кроме Хамарпала! Ведь это колдовство
Кахване подстроил, а Хамарпал в таких чарах хорошо разбирается.
Искандар говорит:
— Надо его разыскать!
Он снялся с того места и перебрался на пять фарсангов дальше, а потом собрал
совет, военачальников своих созвал и сказал:
— Вы должны придумать, что теперь делать, мы сами тут ошибку допустили.
Теперь надо как-нибудь закрыть отверстие этого колодца, ведь, если этого не сде-
лать, людям деваться некуда будет.
Но все утверждали, что никому не под силу закрыть ту яму, разве только Ха-
марпалу — ведь он прочел очень много книг и во всем Хиндустане нет такого, чего
бы он не знал.
Искандар велел объявить: «Богом заклинаю, пусть кто-нибудь из войска моего
пойдет, Хамарпала найдет или вести о нем принесет!» Но никто не вызвался. Тогда
явился тот раб-эфиоп, который принадлежал Аристаталису, и сказал Искандару:
— Аристаталис послал меня ночью, чтобы я отрезал голову Хамарпалу, посулил
меня за это на свободу отпустить. Я пошел, но, когда приблизился к его изголовью,
он мне вот что сказал, потом встал, из шатра вышел, рассердился и удалился.
Словом, рассказал он Искандару все, что случилось. Искандар позвал Ариста-
талиса, велел прочим уйти и молвил:
— О учитель, у кого духу хватит такого мудреца убить?
— Какого мудреца? — спрашивает Аристаталис.
— Хамарпала, — говорит Искандар. — Ведь твой раб пришел и все рассказал.
Понял Аристаталис, что запираться бесполезно, и сказал:
— О царь Рума, меня зависть взяла, что он лучше меня и книг больше моего
прочел.
— Надо было и тебе тоже читать, чтобы с ним сравняться, — сказал Искандар. —
Теперь, раз он по твоей милости по свету скитается, ты должен одно из двух вы-
брать: или эту змеиную дыру заткни, или отправляйся его искать. А не хочешь, так
я тебя в ту яму посажу, чтобы змеи тебя насмерть искусали.

416 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Аристаталис сказал:
— Я так и сделаю, заткну ту дыру.
— А если не заткнешь? — спрашивает Искандар.
— Тогда поступай со мной как пожелаешь.
[Аристаталис пробует закрыть змеиный колодец медным котлом, залить оло-
вом — ничего не помогает, змеи продолжают выползать. Тогда Аристаталис бежит
куда глаза глядят, бросив Искандара.
Тем временем Хамарпал бредет вслепую, удаляясь от лагеря Искандара. Он
попадает на поляну, где живут обезьяны и растет множество чудесных деревьев.
Плоды одного из них вместе с соком кислого граната оказывают целительное дей-
ствие на слепые глаза Хамарпала, зрение возвращается к нему. Он отправляется
дальше и на ночь, опасаясь диких зверей, залезает на дерево. Но заснуть не успе-
вает: кто-то еще (медведь, как думает Хамарпал) лезет на дерево, за ним появля-
ется еще один пришелец. Все трое проводят на дереве ночь, а утром оказывается,
что это Бурандохт и Аристаталис.
Аристаталис пытается лгать, но Бурандохт и Хамарпал выводят его на чистую
воду, тогда он просит прощения и чистосердечно рассказывает о своих грехах и о
бедствии, обрушившемся на Искандара. Хамарпал спешит на помощь.
Вернувшись в лагерь, Хамарпал обещает Искандару избавить его от змеиного
нашествия, но взамен просит помиловать Аристаталиса. Он растолковывает Искан-
дару, откуда взялись змеи. Как я читал в книге, рассказывает Хамарпал, Кабиль
(Каин) убил Хабиля (Авеля), так как позарился на его красивую жену. После убий-
ства он взвалил Хабиля на спину и стал скитаться с ним по свету, поскольку не знал,
что делать с телом. Тогда Господь послал к нему двух воронов, те начали драку,
один ворон убил другого, выкопал клювом ямку и зарыл там труп. Кабиль взял с
него пример и тоже похоронил тело Хабиля, а сам пошел к отцу своему Адаму. Хотя
Кабиль не признался отцу в содеянном, Господь надоумил Адама раскопать моги-
лу и, увидев убитого, справить по нему поминки. Это была первая пролитая на земле
кровь. Адам воззвал к Богу, Бог велел покарать Кабиля, сыновья Адама собрались
и убили его по воле Божьей. Господь послал к Адаму Джабраила (Гавриила) и
объявил: всякий, кто впредь несправедливо прольет кровь, будет отдан на съеде-
ние адским змеям. Поскольку сыновья Адама выразили сомнение, появилась эта
дыра, через которую они могли заглянуть на бескрайние адские луга и убедиться
в существовании гадов — словом, больше они не проливали безвинной крови. Пе-
ред смертью Адам передал сыновьям заклинание, которое заставляет змей убраться
в колодец, а Кахване построил над отверстием колодца башню.
Хамарпалу известно это заклинание. Он произносит его, и змеи, от которых уже
ступить некуда, уползают обратно в колодец, а Искандар приказывает завалить
дыру камнем.
Искандар собирается ехать на Сарандиб — поклониться праху Адама, но по
совету Хамарпала сначала направляется в волшебную крепость Андхире. Андхи-
ре была дочерью Адама, она бежала из дома, спасаясь от преследований братьев,
и возвела крепость посреди озера. Там хранится и казна Фура.
После двухнедельного пути Искандар с войском прибывает к горе, стоящей
посреди огромного прозрачного озера, на этой горе и находится заколдованная
крепость. Как только колдовским силам становится известно, что Искандар при-

Глава двадцатая шестая. О чудесах Хиндустана 417
был туда, они насылают на округу туман и мглу, разражается страшный ливень,
который, по словам Хамарпала, будет продолжаться десять дней. Вход в крепость
скрыт под водой, и войти туда могут лишь обладающие божественным фарром, то
есть Искандар и Бурандохт. Искандар не склонен лезть в воду и вообще намерен
уйти оттуда — ведь мы уже поглядели на это диво, заявляет он. Но не такова Бу-
рандохт. Она пользуется наследственным амулетом «с великим именем Божьим»
и не только сама проникает на остров, но и проводит туда Хамарпала, Там они видят
дряхлого колдуна, которого застают за насыланием чар на войско Искандара. Бу-
рандохт, пустив в ход свой талисман, убивает волшебника — и все сразу преобра-
жается, наступает прекрасная погода, мир озаряется светом. Бурандохт подает знаки
Искандару, который немного завидует, но потом ему во сне открывается другой путь
в крепость, и он с Аристаталисом присоединяется к Бурандохт и Хамарпалу. Они
осматривают помещение крепости, видят высеченные из камня огромные фигуры
Адама и Евы, которые были первой влюбленной парой на земле и так и умерли в
объятиях друг друга, и прекрасной Андхире, их дочери. Под сводами чудесной
крепости звучит неведомый голос, дающий поучения Искандару: он велит ему от-
правиться дальше, за крепость, и подивиться тамошним чудесам.
Искандар и его спутники видят за рекой город, полный высокорослых жителей,
в реке купаются огромные слоны, но вдруг на них налетают еще более огромные
птицы, вытаскивают их на берег и пожирают. Слоны пытаются нырнуть, но птицы
достают их и из-под воды. Однако и на птиц находится управа: когда они охотятся
на слонов, в клювы им забираются маленькие букашки, проникают оттуда в мозг,
которым питаются, и птицы погибают. Таинственный голос рекомендует Искандару
обратить внимание на взаимосвязь сильных и слабых в природе и никогда слабых
не обижать. Искандар передает эти указания своему войску.
Войско разделяется на два больших отряда, одним, составленным из иранцев и
индийцев, руководит Бурандохт, другим, из румийцев, — сам Искандар. Войско
Бурандохт идет первым и попадает в зыбучие пески, где погибает множество на-
роду. Искандар поражен. Хамарпал рассказывает ему, что именно здесь погибло
огромное войско Сама Наримана.]
1 [ Дараб-наме

Глава двадцать седьмая
ВОЙНА С ЛЮДОЕДАМИ
[Наутро они видят, что по песчаному морю движется корабль. Искандар и его
люди очень довольны, что найдено средство передвижения, тем временем из кораб-
ля высаживаются великаны во главе со старцем, который называет себя Шенгелем
ибн Сираком, предостерегает Искандара от окружающих опасностей и предлага-
ет гостеприимство. Искандар и часть войска отправляются вместе с Шенгелем в его
город на шестистах кораблях, другая часть войска остается ждать. По прибытии
выясняется, что коварный Шенгель — глава людоедов, он заманил Искандара и
прочих, чтобы их сожрать. Начинается избиение безоружных воинов Искандара,
людоеды тут же поедают павших. Искандару и мудрецам удается спастись только
благодаря Бурандохт, которая вырывает мачту корабля и разит ею каннибалов, так
что они в конце концов обращаются в бегство.
Иранцы запирают ворота крепости снаружи, начинается борьба — с переменным
успехом. Главная фигура в схватках — Бурандохт. Когда на третий день она отлу-
чается в соседнюю рощу, чтобы подкрепиться плодами, каннибалы захватывают
Искандара и мудрецов. Шенгель стыдится смотреть им в глаза и поэтому собира-
ется зажарить их и угостить своих советников, но те отговаривают его: ведь они
призвали на помощь людоедов из соседних тридцати девяти городов, надо будет
приберечь для них это лакомство.
Вернувшаяся Бурандохт обнаруживает, что Искандара взяли в плен, она спешит
к крепости, а там людоеды вышли на пикник: вытащили котлы, разложили кост-
ры и варят человечину. Шенгель злорадно кричит Бурандохт, что в его котле ки-
пят Искандар и мудрецы. Гнев и «царское величие» обуревают Бурандохт, она
бросается со своей мачтой на Шенгеля, тот увертывается, и удар приходится по
котлу, который разлетается на куски. Варево попадает в огонь, поднимается обла-
ко пара, и Шенгель оказывается почти сваренным. Но он жив.
Тщетно разыскивая останки Искандара, Бурандохт слышит голос из крепости:
сыновья Шенгеля грозят, что если она причинит вред их отцу, то они бросят в море
Искандара и мудрецов. Значит, они живы! — понимает Бурандохт и начинает пе-
реговоры о размене пленных. Вареного Шенгеля тем временем относят к берегу
моря, где он вдруг начинает отчаянно вопить: на него накинулись «водяные мош-
ки». Когда иранцы приходят посмотреть, от пленника остаются лишь одни кости,
которые Бурандохт велит бросить в море.
Наступает ночь, но Бурандохт не спит, она тщетно старается придумать, как бы
спасти Искандара. Внезапно в море появляются лодки с факелами, Бурандохт
думает, что это прибыли враги, но оказывается, что на кораблях — войско Искан-
дара, более того, сам Искандар и мудрецы Хамарпал и Аристаталис тоже там.

Глава двадцатая седьмая. Война с людоедами 419
Сыновья Шенгеля, когда тот погиб, бросили их из крепости в море, но они попали
прямо на проходящие мимо суда со своим войском.
На другой день Бурандохт и Искандар штурмом берут крепость и уничтожают
всех каннибалов, а город предают огню. Население прочих городов собирается в
расположенном на самом дальнем востоке людоедском городе Пахване. Идут бои,
но крепость взять никак не удается. Бурандохт просит указаний, говоря: «Вы, муж-
чины, решайте, а я воевать буду». В одном из сражений Искандар захватывает
мудреца Куйлахуна, который утверждает, что он приверженец истинной веры и
вообще грек, а не каннибал, и рассказывает Искандару о местных достопримеча-
тельностях. Главные из них — волшебное дерево и говорящая птица на нем. Дере-
во включает в себя двести лавок, где есть богатый выбор товаров, торговцев там
нет, но на каждом предмете написана цена, которую надо положить взамен. Пти-
ца же пророчествует о будущем.
После некоторых колебаний Искандар отправляется вместе с Бурандохт и му-
дрецами под водительством Куйлахуна к чудесному дереву. Птица действительно
прилетает туда и говорит человечьим языком. Путешественники заходят в лавки,
Искандар набирает целую груду сластей, но у него нет при себе денег, и он хочет
выйти, не заплатив. Однако выход исчезает. Испуганный Искандар возвращает сла-
сти — дверь тотчас появляется вновь. Искандар начинает беседу с птицей и между
прочим осведомляется, почему это за все нужно платить. «Чтобы ничего не доста-
валось бесплатно и не вызывало пренебрежения, — отвечает птица. — Когда запла-
тишь должную цену, поймешь, что в мире ничего не достается задаром. Помните:
"Коль труда не приложить — и богатства не нажить!"»
Искандар спрашивает птицу, как ему овладеть крепостью Пахване, она предла-
гает ему помощь: птица перенесет Искандара в крепость, он же откроет ворота и
впустит войско. Так они и поступают, и с людоедами наконец удается разделаться.
Войско возвращается к чудесному дереву, покупает еду и всевозможные товары.]

Глава двадцать восьмая
ПОКЛОНЕНИЕ ПРАХУ АДАМА
Призвал Искандар всех трех мудрецов и спросил их:
— В какую сторону мы теперь направимся?
Хамарпал сказал:
— Теперь перед тобой есть две дороги: одна в сторону города Джабалка*, а
другая — на Сарандиб. Но нужно двигаться к гробнице Адама, чтобы ты мог по-
клониться его праху, потом повидать Махабиля, а уж потом поезжай куда хочешь.
— А сколько времени ехать отсюда до Сарандиба? — спросил Искандар.
— Я в этих краях не бывал, — отвечал Хамарпал, — это граница востока, я о том
не ведаю. Спроси Куйлахуна.
— Отсюда до Сарандиба тысяча двести фарсангов, — объяснил Куйлахун, — если
ты отправишься по морю, то доберешься за десять дней.
— А ты дорогу знаешь? — спросил Искандар.
— Знаю.
Искандар приказал дать Куйлахуну корабль, чтобы он подтвердил свои позна-
ния и возглавил их плавание, а другие плыли бы следом. Они завершили сборы,
спустили корабли на воду и отправились в путь. Шестнадцать тысяч кораблей
вышли в море. Доплыли они до середины моря и вдруг увидели там человека,
раздетого, с непокрытой головой, с белой бородой. Он стоял на маленьком суде-
нышке с астролябией в руках, весь почерневший от солнца. Хамарпал велел, что-
бы его забрали и к ним привезли. Видит он белобородого мужа в набедренной
повязке, обгоревшего от длительного пребывания на солнце.
— Кто ты есть, как оказался посреди моря в таком положении? — спросил Ха-
марпал.
— Оставь меня! — отвечал тот человек. — Меня охватила страсть к познанию, я
уже восемнадцать лет скитаюсь по морям с этой астролябией, дважды я весь мир
и все страны его объехал, но не нашел того, чего искал. О индиец, чего тебе от меня
надо? Отпусти меня, я уйду.
«Надо мне отвести его к Искандару», — решил Хамарпал, привел он его и молвил:
— О царь Рума, я обнаружил этого человека в лодчонке посреди моря, с астро-
лябией в руке, спроси у него, кто он такой.
Поглядел на него Искандар, видит худосочного человека с белой бородой, за-
горелого и высохшего, бока у него впали, а кости выступили, в руке же он сжима-
ет астролябию. Искандар спросил:
— Кто ты и почему ты в таком состоянии? Отвечай!
— О царь Рума, оставь меня, — сказал тот человек, — ведь время мое проходит,
звезда моя. Зачем я тебе?

Глава двадцатая восьмая. Поклонение праху Адама 421
— Ты мне ответь, кто ты такой, а то я тебя в воду брошу, вот тебе и звезда, —
сказал Искандар.
Но человек ничего не отвечал. Искандар и допрашивал его, и милости сулил,
чтобы он только назвал себя, — молчит, да и все! Искандар стал рассказывать
Аристаталису:
— Мы в таком-то месте подобрали человека посреди моря, но сколько ни доби-
вались, он ничего отвечать не желает и себя не называет.
Аристаталис молвил:
— Будь осторожен, береги его, ведь это Букрат*, ученик мудреца Эфлатуна. Он
уже восемнадцать лет, как в море исчез — изучает науку о звездах, науку исчисле-
ния и пути движения небесных светил. Он хочет выяснить, как каждая звезда дви-
жется.
Подошел Аристаталис, поглядел на него и сказал Искандару:
— Да, это мудрец Букрат, на весь мир знаменитый.
Искандар спрашивает:
— О мудрец, отчего ты от ответа уклоняешься, имя свое назвать не хочешь?
— Оттого, что ученому человеку трудно ужиться с людьми невежественными, —
ответил Букрат.
— А какие вести об Эфлатуне? — спросил Искандар.
— Нет у меня о нем вестей, — отрезал Букрат.
Аристаталис говорит:
— Он знает, где Эфлатун пребывает, ты его заключи в оковы, пусть он прово-
дит тебя к Эфлатуну, ведь без Эфлатуна тебе не удастся обойти вокруг света, так
как именно ему известно все об этом мире.
Искандар приказал связать Букрата и держать взаперти, а сам спрашивает:
— Скажешь, где Эфлатун?
— Что хорошего мне от вас досталось и что Эфлатуну выпадет? — говорит тот. —
Да, я знаю, где он, но вам не скажу, чтобы ему вреда не причинить.
Искандару такие речи Букрата не понравились, он велел войско подтянуть,
корабли вперед направить, а Букрата увести, и эти день и ночь они плыли дальше.
Сколько ни заводили речь об Эфлатуне, Букрат ничего не отвечал. Искандар че-
рез море переплыл, на сушу высадился. Опять стали взывать к Букрату, но он не
повиновался. Искандар приказал надеть на него новые оковы, его заковали, поса-
дили на верблюда и поехали, а шестнадцать тысяч кораблей и те хитроумные из-
ваяния на телегах за ними везли.
Стал Букрат раздумывать: «Как бы мне от Искандара убежать? Ведь время
мое уходит, я не успею свою науку до конца превзойти». И пришла ему на ум
одна хитрость, как ему от Искандара избавиться и скрыться от него — ведь
Букрат со времен Адама и до наших дней был самым ученым и проницатель-
ным человеком.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Букрат затосковал под властью Искандара, он сказал:
— О царь Рума, раз уж ты меня задержал и с собой увез, вели дать мне астро-
лябию, я вычисления произведу, погляжу, что предстоит, с судьбой побеседую, а
то мне скучно.
— А ты со мной побеседуй, — говорит Искандар.

422 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Мне подобает общаться с подобными себе или с теми, кто мудрее меня, —
возразил Букрат.
Искандар сказал:
— Ну, коли так, води дружбу с Хамарпалом, Аристаталисом и Куйлахуном, ведь
они тоже мудрецы.
— Принесите мне астролябию, — сказал Букрат, — я вместе с ними в нее погля-
жу по науке, а ты будешь выводы делать.
— Ладно, — согласился Искандар.
Искандар велел принести астролябию, и каждый мудрец начал с ней занимать-
ся, звезды небесные вопрошать и свое мнение излагать. Аристаталис сказал:
— Я узнал, что на дороге, по которой мы идем, появится лев.
— О Хамарпал, а ты что насчет льва скажешь? — спросил Искандар.
— Он, похоже, мертвый, — сказал Хамарпал.
Тогда Искандар обратился к Куйлахуну. Тот сказал:
— Должно быть, он умер от змеиного яда.
Тогда Искандар сказал:
— О Букрат, а ты что расскажешь про льва?
— Когда прибудем туда, тогда и скажу, — говорит Букрат.
Поскакали они дальше, проехали примерно фарсанг и увидели: поперек доро-
ги лежит огромный лев, величиной с доброго слона.
Искандар воскликнул:
— А вот и лев, про которого говорил мой учитель!
Подъехали они поближе, посмотрели — лев мертвый, как и говорил Хамарпал.
А когда пригляделись хорошенько, видят, что в пасти лев держит змеиную голо-
ву. Она укусила льва за язык, а он зубы сомкнул и разгрыз змею надвое, так что
голова ее осталась у него во рту, а лев умер. Когда предсказания всех трех мудре-
цов исполнились, Искандар повернулся к Букрату и спросил:
— Ну а ты что скажешь?
— Поднимите тушу льва, — сказал Букрат, — под ним ты найдешь сундук, а в
сундуке голова лежит, плоть же ее вся истлела и высохла.
— Твои слова самые удивительные! — воскликнул Искандар.
Льва оттащили в сторону, стали на том месте копать, гязов на десять яму выко-
пали, видят — железный сундук. Подняли тот сундук наверх, а он огромный-пре-
огромный, десять гязов в длину и десять в ширину. Искандар приказал открыть
сундук, и показалась оттуда голова размером с медный котел, плоть на ней вся
сопрела, а кости вместе срослись по воле всевышнего Бога. Как увидел это Искан-
дар, воскликнул:
— Как хорошо получилось, предсказание полностью сбылось! Теперь надо
узнать, чья же это голова.
А еще Искандар сказал:
— Того, кто мне это объяснит, я буду считать самым мудрым и прозорливым.
Аристаталис сказал:
— Это тайна сокровенного мира, а тайн мира сокровенного не дано знать нико-
му, кроме Господа, великого и славного.
Но Букрат возразил:
— А я точно определю, кому принадлежала эта голова, за что его убили, кто это —

Глава двадцатая восьмая. Поклонение праху Адама 423
мужчина или женщина, падишах или простой крестьянин, и, когда его убили, тоже
скажу.
Хамарпал сказал:
— У меня об этом сведений нет.
— У меня тоже нет, — сказал Куйлахун.
— А я скажу, — повторил Букрат.
— Если ты об этом расскажешь, — сказал Искандар, — значит, ты этих трех
мудрецов победил, любопытство мое удовлетворил.
Только Букрат так сказал, нога коня его куда-то провалилась. А вслед за тем и
конь, и Букрат, и астролябия все под землю ушли по воле Господа, великого и
славного. Искандар поводья опустил, другие тоже на месте остановились. Соско-
чил Искандар с коня и сказал:
— Надо Букрата из этой ямы вытащить! Жаль будет, если он погибнет, да ведь
такие люди долго не живут... А уж он особенно — до того он ученый, такие чудеса
из-под земли извлек, любопытство мое разбередил.
Искандар приказал принести бревна и смастерить ворот, по обе стороны ямы
поставили двух силачей, чтобы они ворот крутили, веревку взяли и к ней бадью
привязали, а потом стали вниз спускать. Целые сутки опускали веревку в эту дыру,
но она не дошла до дна. Еще трое суток веревку надвязывали — опять до дна не
добрались. А почему — одному Богу известно.
А Абу Тахер Тарсуси, собирателей вестей, открыватель тайностей, так расска-
зывает. Искандар приказал, чтобы все войско там посреди пустыни остановилось,
и сорок суток они все веревки, которые только были в лагере, даже бечеву для
палаток, связывали и спускали в яму, но дна так и не достигли. Тогда Искандар
велел вытащить назад все веревки, посадить в корзину человека и отправить его
вниз на целые сутки, чтобы он поглядел, видно ли дно у той ямы? Спустили они
человека, стали спрашивать:
— Видишь что-нибудь?
— Ничего не вижу, — ответил тот.
Искандар только диву давался, четыре месяца он от того колодца не уезжал, но
в конце концов оставил его и двинулся в путь, на Сарандиб направился, поклониться
праху Адама, а отгуда до гробницы Адама было шестьдесят фарсангов.
Искандар выехал вперед, а тот сундук он вез с собой, и оказался на берегу реки. В
том месте три реки сливались в одну, а гробница Адама, мир ему, наполовину распо-
лагалась на воде, а наполовину — на суше, напротив же стояла крепость, в которой
жили потомки Адама. Теперь эту крепость и еще некоторые строения смыла река. Там
они увидели старика, согнувшегося вдвое, но хорошо одетого и в высокой шапке на
голове. Он посадил себе на плечи ребенка, погонял пару быков и приговаривал:
— Запоздалого ребенка родить — себе на шею посадить, никакого прока от это-
го не будет!..
Так он жаловался, продвигаясь вперед, а малое дитя на его плечах плакало.
Искандар с Бурандохт, и Фарзадмехром, и со всеми тремя мудрецами подошли к
старцу и приветствовали его. Старик ответил на их приветствие и спросил:
— Откуда же вы прибыли со всем этим снаряжением?
— Мы идем на поклонение Адаму, — ответил Искандар.
— А из какой страны идете?

424 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Из Ирана и Рума, — отвечал Искандар.
Старец сказал:
— Так ты, верно, Искандар Румийский?
— Да, я Искандар Румийский.
Тот старец бросил своих волов и сказал:
— Пойдем, я отведу тебя к моему отцу, пусть он на тебя поглядит.
Удивился Искандар:
— Ты такой старый, а твой отец все еще жив?
— Да, мой отец жив, — говорит старец.
Искандар сказал:
— Ведь твой отец еще дряхлее тебя, надо пойти повидать его — навещать стар-
цев-долгожителей дело благое.
Искандар пошел с тем древним стариком, а три мудреца за ним следом, прямо
в крепость. Старец крикнул, оттуда выскочили человек сто или больше мужчин,
и женщин, и детей, все голые — это его семейство было. Искандар спрашивает:
— Куда же ты меня ведешь?
— К моему отцу.
Так они шли целый фарсанг, видят, на берегу моря какой-то человек спит: креп-
кого телосложения, высокий, чернобородый, рядом с ним лежат лук и стрелы, щит
и меч. Старец со своими потомками подошел и стал будить отца, говорить ему:
— Вставай, Искандар навестить тебя пришел.
Тот мужчина шевельнулся, к копью и к мечу потянулся и громким голосом
закричал:
— Что случилось, кто тут?
Старец говорит:
— Не бойся, отец, это Искандар Румийский.
Тот молодец глаза пошире открыл, Искандар с коня соскочил, сел на бережок,
к тому мужчине повернулся и сказал:
— О благородный муж, окажи нам уважение, этот старец привел нас тебя пови-
дать, вставай, покажись нам!
— Знаешь, Искандар, он еще мальчишка, глупый и непокорный, никогда не
слушается! Ну зачем он вас привел сюда не вовремя?
— Ну, допустим, что он мальчишка, — говорит Искандар, — что он нас привел
самовольно, ты все-таки теперь проснись и встань, уважение нам окажи.
Молодец говорит:
— Да я никому никакого уважения не оказываю, кроме отца собственного да
Господа Бога. Вот когда отец приходит — он меня старше и мой отец, я его почи-
таю. А вы-то кто такие, чтобы мне вас чтить? Ведь мне тысяча двести лет, а это мой
сын, мне тысячу лет было, когда он народился, сейчас ему двести лет. Вот и поду-
май, надо ли мне перед вами вставать?
— Да, ты прав, — согласился Искандар, — но скажи, раз он твой сын, почему он
такой согбенный и борода у него седая, а ты такой моложавый? Объясни нам, от-
чего это?
Засмеялся тот молодец и молвил:
— Причина в том, что Всевышний меня молодым сохраняет. Мне тысячу лет
исполнилось, а я ни разу женщину не возжелал, а как возжелал, в первую же ночь

Глава двадцатая восьмая. Поклонение праху Адама 425
этот сынок получился. Был у меня лук, мне точно по руке, я на следующий день
взял его и на охоту отправился. Как ни старался натянуть лук, ничего не вышло.
Вернулся я и уж больше к его матери не прикасался. С тех пор я здесь на берегу
моря поселился и лук свой подле себя положил и вот уж двести лет воздержанию
предаюсь в надежде, что сумею когда-нибудь натянуть тетиву, но ничего не полу-
чается. Я все время горюю и жалею, зачем я так поступил, ведь лук мой со мной
остался, а сила моя уменьшилась.
Посмотрел Искандар, видит, рядом лук лежит из буйволиных рогов, наложен-
ных друг на друга и железными гвоздями скрепленных. Высотой тот лук был в
двадцать гязов, толщиной с мужское бедро, а тетива была сделана из плетеного
буйволиного ремня.
Ужаснулся Искандар при виде такого лука и спросил:
— А почему же твой сын так постарел?
Благочестивей ответил:
— За эти тысячу двести лет я лишь однажды себя утрудил, а этот мой сынок
триста женщин в жены взял, а потом развод им дал. Теперь у него сто восемьде-
сят потомков, он тяжело работает, ведь заботиться о детях нелегко, так что спина
его согнулась вдвое, а ему всего двести лет! Вот как получилось... А я тысячу две-
сти лет живу, и борода у меня черная. Меня прозвали Благочестивцем, потому что
я ем все, что ни пошлет Господь, всякое его даяние принимаю, а плоть свою не
утруждаю, ибо жизнь — драгоценная жемчужина, не дай Бог к ней силу применять —
загублена та жизнь, которая в труде и усилиях проходит.
Искандару эти речи очень понравились, он сказал:
— Ну, теперь, когда мы это поняли, надо нам и твоего отца навестить.
— Моего отца зовут Иездандад, он тут, в море, сейчас придет со мной пови-
даться.
Только он так сказал, показался из моря человек, высокий, гязов сорок пять
ростом, чернобородый, могучий, и вытащил сеть с рыбой весом в две тысячи ма-
нов, к дереву ее привязал и потомкам своим сказал:
— Волоките невод из моря!
Подбежали его правнуки, ухватились за невод, но вытянуть не смогли. Благо-
честивец встал, поднатужился, но тоже не смог вытащить. Собрались они все, на-
чали причитать: дескать, не можем рыбу вытянуть! Иездандад поднялся, за ве-
ревку взялся, один эту рыбину на берег вытащил. Потом на куски ее разделал и
говорит: «Берите!» Они взяли каждый по куску в пятьдесят или в сто манов и
понесли в крепость, а кое-что еще и осталось там. Встал Иездандад, собрал хво-
рост, разжег огонь и зажарил то, что осталось от рыбы, позвал Искандара и его
друзей:
— О благородные мужи, идите сюда, откушайте!
Искандар, Бурандохт и мудрецы приблизились и угощались рыбой, пока не
насытились, а потом сели в сторонке. Иездандад спросил у Благочестивца:
— Кто эти люди?
— Это наши гости, — отвечал тот, — они на поклонение праху Адама идут, мир
ему!
— А из какой они страны? — спрашивает Иездандад.
— Это Искандар, он из Ирана идет.

426 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Иездандад сказал:
— Не говори «Искандар», говори «Зулькарнейн», ведь он человек знаменитый!
Он дважды вокруг всего мира обойдет1.
Потом он повернулся к Искандару и молвил:
— О дитя, извини меня, я не знал, что ты здесь, а то бы я приготовил для тебя
угощение. А те, кого ты видел, это потомки мои, их отец сам долго трудился,
ослабел совсем, детям от него проку нет, вот я каждый день и ловлю для него рыбу,
приношу им, чтоб их накормить.
— О почтенный, ты ведь отец, а они — дети, конечно, тебе надо о них заботить-
ся, — согласился Искандар.
[На следующий день Искандар отправляется на Сарандиб. Его встречают потом-
ки Махабиля на буйволах, и животные и люди разубраны золотом и драгоценнос-
тями. Шахреванд, спрашивая, совершил ли он истинное покаяние, приводит его к
гробнице Адама, но когда Искандар хочет совершить обряд поклонения, подобный
тому, который совершают перед персидскими царями (то есть пасть ниц и облобы-
зать землю), Шахреванд останавливает его, говоря, что такие почести подобают
только Богу. Обряд поклонения, очевидно, должен состоять лишь в ритуальном
обходе гробницы. Искандар собирается последовать его совету, но вдруг видит
сидящего возле гробницы Букрата.]
Когда Искандар увидел его, Букрат вскочил, хотел убежать.
Искандар сказал Шахреванду:
— О досточтимый, этот человек — Букрат, надо мне им заняться! Ведь он у меня
на глазах под землю провалился, я на том месте четыре месяца проторчал, но так
и не смог его достать. А он мне сказал, чтобы я выкопал из-под земли сундук с
какой-то головой. Держи его, пусть он теперь объяснит, чья эта голова, и ответит
мне, как он из того бездонного колодца выбрался.
Когда Искандар сказал это, Шахреванд воскликнул:
— О Искандар, я давным-давно разыскиваю того, чья голова у тебя в сундуке,
спасибо, что сказал!
Он взял Искандара за руку и стал его уговаривать:
— Отложи-ка поклонение гробнице, час поздний, гробница никуда не денется,
когда захочешь, сможешь ей поклониться. Пусть сначала Букрат мне скажет, чья
это голова?
С этими словами вышли они оба из гробницы Адама и повели Букрата за собой.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Искандар обнаружил Букрата, они с Шахревандом отправились в ла-
герь, в ставку Искандара. Тотчас позвали к себе знать и мудрецов, всех усадили на
ковер, а Шахреванда на тахт. Искандар к Шахреванду обратился:
— О великий мудрец, сначала ты у него спроси, кому принадлежит эта голова,
удовлетвори свое желание.
— Да, я уже давно об этой голове слыхал, — говорит Шахреванд, — что-то теперь
он расскажет?
Искандар молвил:
— О Букрат, я полагаю, ты скрылся от нас при помощи колдовства или хитро-
сти какой-нибудь, расскажи-ка теперь об этой голове, а сей почтенный муж послу-
шает тебя.

Глава двадцатая восьмая. Поклонение праху Адама 427
— О владыка, это тайна сокровенного мира, которую не дано знать человеку, а
только Господу, великому и славному, — ответил Букрат. — Но мне доступно то, что
мудрецы на земле могут узнать, если направят астролябию на солнце и произведут
вычисления по звездам небесным. Мне известно, где на земле спрятаны сокрови-
ща, где — убитые, я могу вычислить то, что скрыто, так как я провел восемнадцать
лет в море, днем и ночью наблюдения вел за движением светил и все это изучил
до тонкости благодаря догадке, науке и проницательности, расставил все по мес-
там, как мне нужно было. Я хотел постичь эту науку у Эфлатуна, но он не стал меня
учить, тогда я ушел, отправился в море и сам постиг ее и овладел этими познани-
ями, которые теперь принадлежат мне. Ну а теперь — не бывает головы без туло-
ва, я нашел голову, вели своим мудрецам, чтоб они тело сыскали.
— Ты прав, — сказал Искандар, повернулся к Хамарпалу и молвил: — Теперь ты
вычисли и извлеки тело из земли!
Хамарпал сказал:
— Я этого не умею, я таким наукам не обучался, а тому, кто эту загадку решит,
я стану учеником.
Аристаталис и Куйлахун то же самое сказали, обратились все к Букрату, попро-
сили:
— О мудрый, скажи ты!
Встал Букрат, направил на солнце астролябию и по градусам на круге ее увидел
все, что в семи климатах* земных происходило, среди тысячи двухсот движущих-
ся и неподвижных светил небесных, двенадцати знаков Зодиака, среди тех звезд,
которые на востоке, западе, севере или юге в море погрузились, среди звезд нисхо-
дящих и звезд восходящих, увидел их дурные и добрые предзнаменования для
людей, живущих в горах и городах. Все, что он видел в небе, отражалось на зем-
ле, на ста двадцати тысячах фарсангов суши, одним взглядом он обозрел моря и
горы, а потом повернулся, подошел к Искандару и Шахреванду и сказал:
— Я вам отвечу с одним условием: если вы после этого отпустите меня на все
четыре стороны.
Искандар молвил:
— Говори! Когда мое желание исполнится, я тебя отпущу, ступай, куда тебе взду-
мается.
Букрат произнес:
— Эта голова — не человеческая, а львиная. Положили ее туда под покровом
тайны: должны были убить человека, а убили льва, тело же его сожгли. Больше я
ничего не знаю, остальное — тайна мира сокровенного.
Когда Шахреванд это услышал, он заплакал и сказал:
— О Букрат, доброе дело ты совершил!
— Владыка, о чем ты плачешь? — удивился Букрат.
И Шахреванд рассказал:
— Был у меня брат, очень безобразный видом, а жена у него была красавица.
Брат мой любил свою жену, она же любила другого. Однажды брат вместе с же-
ной отправился на охоту, на большую поляну, я тоже поехал с ним. Братец поймал
льва и посадил его в сундук, а самка льва всюду ходила за этим сундуком, ведь там
ее супруга держали, и все выла, но брат не отпускал льва и постоянно возил тот
сундук за собой.

428 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Однажды проснулась жена брата, видит, что муж спит, а лев со своей самкой
убежал. Пошла эта злонамеренная женщина, взяла тяжелый камень и ударила
моего брата по голове, убила его и сказала, что крышка сундука отворилась, лев
оттуда вылез и убил хозяина. Я предал брата земле, а сам поехал, убил того льва,
положил его голову в сундук и в землю закопал, а тело его сжег. Ночью приснил-
ся мне братец и сказал: «О брат, ты убил льва безвинного, а меня жена убила,
убежала с тем, кого любила. Я в расцвете лет опочил, а тот лев без вины гибель
вкусил». Но куда тот железный гроб подевался, я не знаю, знаю только, что льви-
ца к нему каждую ночь приходила. Я его по всему свету разыскивал, чтобы достать
эту голову, гробницу для нее построить — ведь я зверя невиновного загубил, а жена
брата скрылась куда-то с тем, кто был ей по сердцу. И вот теперь вы нашли эту
голову. Отведите меня на то место, чтобы я мог разыскать львицу и сделать ей
добро, ведь я лишил ее супруга.
Искандар ответил:
— О досточтимый, мы нашли эту львицу мертвой, лежавшей посреди дороги: в
язык ей вцепилась змея, и львица умерла от змеиного яда.
И Шахреванд горько заплакал о своем брате и зарыдал. Когда про льва и львицу
все выяснилось, Искандар сказал Букрату:
— Про льва ты рассказал, желание мое исполнилось, теперь ты должен поведать,
что там было в той яме, куда ты провалился и скрылся, а мы столько времени возле
нее пробыли и столько веревок туда спустили, но ничего не узнали. А теперь я тебя
вижу на Сарандибе! Отвечай, как ты сюда попал, что в той яме видал и что с то-
бой случилось?
Букрат сказал:
— О царь Рума, оставь меня и отпусти! Ну что ты спрашиваешь о вещах, в кото-
рых, если я расскажу тебе, ты ничего не поймешь, которые, если ты и увидишь их,
все равно не узнаешь: если даже тебе и придется с таким встретиться, ты этого не
вытерпишь.
— Рассказывай, что ты видел, — говорит Искандар. — Если даже я и не смогу этого
повидать, то хотя бы знать буду о том.
Букрат ответил:
— О Искандар, когда ты меня связал и я оказался в твоей власти, так что никак
не мог вырваться от тебя, я направил на солнце астролябию и стал смотреть, ка-
кая наука меня от тебя спасет. И по солнцу удалось мне узнать, что смогу я скрыться
от тебя под землю в том самом месте. Когда мы туда приехали, я направил свою
колесницу на нужное место, земля провалилась, и я вместе с нею — только бы от
тебя сбежать, так как я знал, что вреда мне не будет. Я благополучно отправился
на Сарандиб поклониться Адаму, мир ему, но тут опять попал тебе в руки.
— А что ты по дороге видел? — спросил Искандар.
— Когда земля вниз пошла, она увлекла меня с собой, — сказал Букрат. — Она
опускалась, пока не образовалась такая дыра, в которой поместился я со своим
быком и колесницей. Там как раз оказалась какая-то ниша, я в нее вскочил, уце-
пился, а бык с колесницей вниз упали. Пятеро суток я в той нише сидел и молчал,
десять суток света не видал, думал уж, что там и умру, всякую надежду на жизнь
оставил. А на одиннадцатый день услыхал человеческий голос. Тут я приободрил-
ся, под землей на звук голоса пошел — свет забрезжил. Я на этот свет устремился.

Глава двадцатая восьмая. Поклонение праху Адама 429
Открылась передо мной дыра, а за ней — большая дверь. Прошел я через дверь,
глянул, а подо мной огромное море, стою я на горе возле двери, а тысяча людей
на кораблях плывут, разговоры ведут, я же на них сверху взираю. А море огром-
ное, беспокойное, так что сверху в него не прыгнешь, и высота такая, что, сколько
ни кричи, никто голоса моего не услышит. Огорчился я, повернул назад и опять
пришел на то место, которое оставил прежде. Подумал я, что, если вернусь к вам,
вы меня опять схватите, своими «что» да «как» изводить будете. Ведь вы все вре-
мя хотите, чтобы я на вопросы ваши отвечал и желания всякие исполнял. Не стал
я вас звать, за вашу веревку ухватился и вниз опустился. Сказал себе, что сначала
посмотрю на дно моря и на дно того колодца, откуда он начало берет? Сорок су-
ток я на той веревке провисел, про хлеб и воду и думать забыл, все вперед продви-
гался, пока не достиг такого места, откуда увидел корабли, проходившие подо мной
с зажженными факелами. Я отпустил веревку, прыгнул вниз и попал на один из
кораблей, который мчался по глади вод подобно ветру.
Когда люди на нем увидели, что я откуда-то сверху слетел к ним, они сбежались
ко мне и стали спрашивать, кто я такой. Я сказал, что я мудрец Букрат и у меня с
Искандаром вот что вышло. Эти люди меня накормили, я договорился с ними, и
три дня плыли мы в темноте, а я все по сторонам смотрел и спрашивал, что проис-
ходит. Люди те мне объяснили, что они плывут с Занзибара и дорога проходит
внутри горы: морская вода под гору проникает, с другой стороны выходит и течет
в Хиндустан. «И сколько же времени вы плывете в темноте этой?» — спросил я.
«Всего пять месяцев, — говорят они, — а через месяц мы прибудем на Сарандиб».
Я плыл с ними еще месяц, мы выплыли на реку Ганг, и однажды ночью я от них
ушел и отправился на Сарандиб, к гробнице Адама, мир ему. Тут-то ты меня и
поймал и опять начал вопросы задавать.
Искандар воскликнул:
— Ну и чудеса с тобой были!
— Никакие это не чудеса, — возразил Букрат. — Могущество Бога, великого и
славного, беспредельно, это Его могущество было, а не чудеса.
Поблагодарили его Искандар и другие мудрецы, а Шахреванд сказал:
— О Искандар, береги этого человека, он тебе пригодится.
Искандар приказал, чтобы на Букрата надели оковы, дабы он опять не сбежал,
и чтоб не давали ему в руки астролябию, пока он не поклянется, что останется при
Искандаре.
Когда Искандар удовлетворил свое любопытство, он велел зажечь тысячу ты-
сяч факелов и две тысячи тысяч благовонных свечей и в сопровождении пятнадцати
миллионов человек отправился к гробнице Адама. Шахреванд сказал:
— Всем следует принести искреннее покаяние, ибо Адам любит тех своих потом-
ков, которые каются, ведь он сам обрел спасение в раскаянии.
Искандар велел глашатаю объявить, что пусть идут лишь те, кто искренне рас-
каялся, а прочие пусть остаются. И из всего войска только Бурандохт и Искандар
вышли вперед, больше ни у кого не хватило смелости идти туда без искреннего
раскаяния.
Рано утром Искандар и Бурандохт подошли к гробнице Адама, мир ему, и уви-
дели мумию Махабиля: он сидел на троне, поджавши ноги и положив руки на
колени. За четыре тысячи лет плоть его не истлела и лицо его оставалось прекрас-

430 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
ным, словно сто тысяч красавиц, казалось, он сейчас с тобой заговорит. Сидя он
достигал высоты сто двадцать гязов, а в полный рост было в нем двести гязов.
Оттого, что все его касались руками, был он светлый и блестящий, на челе у него
был золотой венец, усыпанный жемчугами, а голова наполнена мускусом и камфа-
рой, и каждый вынутый кусочек черепа был прибит обратно золотым гвоздиком,
а глаза у него были сделаны из крупных жемчужин.
Когда Искандар вошел туда, он даже поклонился, потому что решил, что тот
живой. Бурандохт же, когда подошла, поклонилась той красоте, которую он сохра-
нил четыре тысячи лет. Тут подоспели потомки и родичи Махабиля, принесли
Искандару подарки.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Пришли родичи и потомки Махабиля, принесли царский венец и корону,
тюрбан и жемчужину величиной с птичье яйцо. А Шахреванд, который был самым
старшим средь них, вышел вперед и протянул Искандару пшеничное зерно весом
в четыре мана. Поглядел на него Искандар и спрашивает:
— О почтеннейший, что это такое ты принес?
— О царь Рума, — ответил Шахреванд, — это то зерно, из-за которого Адама из
рая выгнали. Когда он ушел оттуда, Джабраил принес это зерно, дал ему и сказал:
«Посей и пожни, дабы было это пищей твоей». Стал Адам сеять хлеб, а одно зер-
но отложил и сберег, так что осталось оно до сей поры. И завещал он: когда при-
дет Зулькарнейн из Рума, отдайте это ему, чтобы он знал, какова в раю пшеница
была. Когда зерно попало к сыновьям Адама — людям, от их зависти и вероломст-
ва вес его дошел до четырех даников* и все продолжает уменьшаться. И чем больше
становится вероломство, тем хуже делается пшеница, и все меньше в мире мило-
сердия, и все больше злобы, сердца все мрачнее, а люди — грешнее. Если бы все
были богобоязненными и шли правым путем, пшеничное зерно по-прежнему оста-
валось бы весом в четыре мана каждое.
Взял Искандар то зерно пшеничное, погладил и велел отнести его в свою сокро-
вищницу, положить его на почетное место рядом с двумя жемчужинами и царской
чашей. Этих трех предметов, которые хранились в сокровищнице Искандара, не
было ни у одного из прежних царей.
Искандар продолжал разглядывать мумию Махабиля и твердил: «О пречистый,
о Господи, сколь огромный образ Ты сотворил!» — как вдруг мумия Махабиля упала
с трона наземь и разлетелась на сто кусков, а из головы у него выскочила коробочка
из цельного алого яхонта. Покатилась эта коробочка прямо под ноги Искандару.
Искандар ее поднял, повернулся к потомкам Махабиля и спросил:
— Что это случилось с великим, отчего он с трона свалился и на кусочки разбил-
ся, а из головы у него эта коробочка вылетела?
— Нам ничего не известно, — отвечали потомки.
— Так возьмите коробочку, она вам в наследство досталась, — говорит Искан-
дар.
— О царь Рума, сначала погляди, что там есть, — ответил Шахреванд.
— Да ведь она ваша, из головы Махабиля выскочила, — возразил Искандар.
Шахреванд взял коробочку и открыл ее. Там лежал кусок шелка, а в шелке был
завернут лоскуток сафьяна, сложенный вчетверо. Развернул он сафьян, а там на-
писано:

Глава двадцатая восьмая. Поклонение праху Адама 43 7
«Я — Махабиль. Был я однажды у своего отца, он меня обнял, поцеловал и так
сказал: "Хорошо бы, если бы твое прекрасное лицо таким и осталось после твоей
смерти, дабы люди до конца времен на него смотрели и понимали бы, что и такие
красавцы должны умереть, чтобы люди тех времен понимали, что не останется в
живых человек четырех гязов ростом, как не остались в живых мы и не остался
Адам. Господь, великий и славный, остался, а всех, кого Он сотворил, Он же и
прибрал. Берегитесь же, не сомневайтесь в существовании Его, ибо Он один все
видит и все знает". Я спросил: "Отец, а какая польза будет от того, что я останусь?" —
"А такая, чтоб ты людям примером служил, чтоб они знали: коли такой огромный,
как ты, умер, то им и подавно предстоит умереть". Когда мой отец сказал так и
помолился, Господь, великий и славный, послал мне тысячу лет жизни, дабы у меня
было столько потомков. Когда же пришло мне время умереть, я завещал, чтобы
меня вот так посадили на трон у входа в гробницу Адама, мир ему, пусть каждый,
кто придет сюда, меня видит. Прилетел ко мне Джабраил и молвил: "Оставайся
здесь, возле праха Адама, до тех пор, пока не придет Зулькарнейн. Он прочтет это
завещание и предаст тебя земле". Теперь же, когда ты прочел это завещание, тебе,
Искандар, должно предать меня земле, ибо праху более всего подходит прах, мерт-
вым не подобает жить, воистину, вечная жизнь принадлежит лишь Господу, вели-
кому и славному, который никогда не умрет, который был и будет всегда».

Глава двадцать девятая
КРЕПОСТЬ РЫБОЕДОВ
[Однако Искандар отклоняется от воли завещателя: он не погребает Махабиля,
а укладывает его останки в гроб и решает возить с собой по свету. Вместе с Шах-
ревандом он направляется через море в страны Хонкаваш и Лакхор, между Зан-
зибаром и Дальним Востоком, где говорят «по-индийски, а не по-негритянски».
Земли эти расположены на побережье возле гор Каф, от Сарандиба в трех тыся-
чах фарсангов, как предупреждает Шахреванд, климат там очень жаркий и тяже-
лый и условия неблагоприятные.
Однако, влекомый любознательностью, Искандар велит погрузить на корабли
снаряжение, колесницы, животных и корм для них и пускается в путь. После не-
которых диковинок по дороге (стонущее море) они прибывают к берегам, где зем-
ля зеленая, «как лук-порей», — это и есть страны Хонкаваш и Лакхор. Но при по-
пытке высадиться оказывается, что перед ними — ложный берег, образованный
скоплением морской пены. Ночью пена немного оседает, они пытаются подвести
корабли ближе к земле, но не успевают до прихода дня: пена вздымается и покры-
вает корабли. Только на следующую ночь им удается высадиться на берег, и тут
выясняется, что все их животные погибли — задохнулись в пене. Искандар предла-
гает войску оставить лишнее снаряжение и идти пешком, но те не хотят расстать-
ся с припасами и прочим добром. Идти предстоит не меньше пятисот фарсангов.
Мудрецы, пораскинув мозгами, изобретают новое транспортное средство: с кораб-
лей снимают паруса и устанавливают их на колесницы. За короткое время они до-
бираются до двух крепостей, Хонкаваш и Лакхор, — столиц этих стран, которые
названы так по именам двух братьев, управляющих ими.
Край этот несколько необычен, он расположен на берегу реки, но лишен дере-
вьев и полей, жители не разводят скот, не сеют и не пашут, а питаются исключи-
тельно рыбой. Поклоняются они грому небесному. Правители, Хонкаваш и Лак-
хор, — мужи ученые, звездочеты, однако астролябии у них нет, всю мудрость они
черпают в визуальных наблюдениях за звездами. В книгах они читали о грядущем
пришествии «Зулькарнейна, который дважды обойдет мир».
Старший из братьев, Хонкаваш, отправляется на разведку, переодевшись жен-
щиной. Во время беседы с Искандаром тот предлагает ему принять веру ислама,
однако Хонкаваш считает, что в их краю от этой веры не будет проку. Он возвра-
щается, а Букрат говорит Искандару, что это был переодетый правитель крепос-
ти. Искандар очень недоволен, что Букрат не предупредил его вовремя и тем, что
мудрец ни к кому при его дворе не чувствует привязанности. Он велит связать
Букрата и запереть в железный сундук.
Тем временем Хонкаваш надумал заманить Искандара в крепость и убкть. Для

Глава двадцать девятая. Крепость рыбоедов 433
осуществления своего плана он посылает к Искандару свою жену Хинду с письмом
и подарками. Искандар принимает приглашение, но Бурандохт решает принять
делегацию женщин у себя, уводит их в свой шатер и там шутки ради выдает себя
за Искандара, объявив, что тот, кого они видели раньше, лишь ее заместитель.
Хинду поражена красотой мнимого Искандара и влюбляется в него, а влюбившись,
предает своего мужа и рассказывает о его планах. Искандар предупрежден, но и
Хинду становится жертвой предательства своих служанок. Муж велит казнить ее
на глазах изумленных иранцев и румийцев, приготовленное угощение (исключитель-
но рыбные блюда) раздает своим воинам, и начинается война.
Однако Искандару никак не удается взять крепость — осажденные сыплют на
головы нападающим алмазы, которых у них полным-полно, а алмазы, как извест-
но, любого убивают на месте. Мудрецы бессильны найти выход, тогда Бурандохт
велит привести опального Букрата. Букрат требует, чтобы прочие мудрецы призна-
ли свою несостоятельность, а потом предлагает сразу несколько решений вопроса.
Поскольку осуществить противоалмазную защиту при помощи уксуса или львиной
шкуры не удается (этих предметов просто нет в войске Искандара), Букрат оста-
навливается на другом варианте: он решает направить на обе крепости, расположен-
ные в долине, воды протекающей рядом реки. Несколько тысяч человек становят-
ся землекопами, отводят речное русло в сторону, и поток воды устремляется в
низину. Через двое суток обе крепости скрываются под водой со всеми жителями.
Довольный Искандар велит снять оковы с Букрата и отпускает его. Но Букрат
остается с ним по собственной воле, произнеся небольшой монолог о вреде принуж-
дения, о том, что право на полное повиновение принадлежит лишь Богу и т. д. После
этого происходит всеобщее примирение, мудрецы Хамарпал и Букрат остаются при
Бурандохт, а Аристаталис и Куйлахун — при Искандаре.]

Глава тридцатая
ПОВЕСТЬ О ДЖОМХУРЕ, ДОЧЕРИ ДАРАБА
[Искандар и его войско садятся на парусные колесницы и со скоростью ветра
отправляются в страну Салахат, расположенную совсем на краю света. Они выез-
жают на берег Красного моря (!), разбивают лагерь и оказываются вблизи от ост-
рова, на котором стоит город-крепость, населенный одними женщинами (правда,
на шесть месяцев в году эти женщины превращаются в мужчин). Управляет же ими
прибывшая с Греческих островов женщина по имени Джомхуре. Как объясняет
Искандару мудрец Букрат, Джомхуре в отличие от прочих обитательниц острова —
настоящая женщина, мудрая и ученая. Через некоторое время Джомхуре приезжает
в паланкине на слоне, мудрецы и Бурандохт идут, чтобы с почетом встретить ее,
но Искандар отказывается, говоря, что не обязан оказывать почет женщине. Бук-
рат доказывает ему, что он не прав, что такая женщина стоит сотни мудрецов, но
Искандар стоит на своем. (До этого он проявлял интерес к рассказам о Джомху-
ре, которая, по словам Букрата, очень красива, и даже замышлял взять ее в жены.)
Джомхуре выделяет из встречающих Бурандохт, подъезжает к ней, втаскива-
ет на спину слона и увозит. Бурандохт же чувствует прилив любви к своей похити-
тельнице, однако ведет себя сдержанно: не отвечает на вопросы, не хочет прини-
мать угощение. Но чувства переполняют ее, и, когда Джомхуре рассказывает, что
мечтала о встрече с Бурандохт и даже хотела ради этого ехать в Иран, Бурандохт
разражается слезами. Джомхуре тоже плачет. Слезы их прерывает появление
Букрата, которого Искандар прислал с извинениями, а главное, чтобы забрать Бу-
рандохт. Джомхуре пишет Искандару письмо, Бурандохт все не может понять, чем
вызван интерес Джомхуре к ней.]
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Бурандохт стала спрашивать Джомхуре: мол, скажи мне, кто ты такая,
Джомхуре сказала:
— Отдай это письмо Искандару, пусть он его прочтет, тогда и выяснится, кто я
такая.
Бурандохт взяла письмо и поднялась на спину слона, в балдахин рубиновый села,
а для мудрецов Хамарпала и Букрата Джомхуре велела другого слона подать. Вече-
ром они выехали с острова и направились прямо в море, поплыли, а рубиновые бал-
дахины весь остров осветили. Искандар к Аристаталису обратился и молвил:
— Я так думаю, это Джомхуре и Бурандохт едут — смотри, вся гладь морская
засияла и осветилась.
Встал Искандар и вышел на берег моря. Только взглянул и увидел Хамарпала,
Букрата и Бурандохт — все трое сидели на спинах слонов и Бурандохт плакала из-
за разлуки с Джомхуре. Искандар спросил:

Глава тридцатая. Повесть о Джомхуре, дочери Дараба 435
— О царица Ирана, о чем ты плачешь?
Бурандохт прямо из воды письмо ему подала и сказала:
— Прочти это письмо, поглядим, о чем там говорится.
— Да какой смысл посреди моря письмо читать? — говорит Искандар. — Выхо-
ди, пойдем в шатер, там и почитаем.
А Бурандохт ему в ответ:
— Не пойду я никуда, у меня сил нет разлуку с Джомхуре терпеть!
Искандар передал письмо Букрату: мол, читай ты, это на твоем языке написа-
но. Взял Букрат письмо, поклонился, а потом читать начал:
— «Во имя Аллаха, создателя всего сущего, всеслышащего и всеведущего! Это
письмо от Джомхуре, дочери Дараба ибн Ардашира ибн Эсфандияра ибн Гошта-
спа ибн Лохраспа ибн Кейкобада из рода Хушанга, четвертого царя мира, к тебе,
милый братец, Искандар, сын Дараба, который возжелал твою мать, но провел с
нею лишь одну ночь. Дараб тебя не хотел признавать, так же как меня: ведь он взял
мать мою из Греческой земли, на острове, который называется Лакхор, а потом
собрался и уехал оттуда в Иран, а мать мою там оставил, там я и родилась от
Дараба. Мать назвала меня Джомхуре и сказала: "Отца у тебя нет, а кто тебя уви-
дит, скажет, что ты индианка". Я попала на гору Салахат, ездила учиться к Эфла-
туну, несколько раз у него училась. Эфлатун скрылся в глубине горы, тогда я ока-
залась на этом острове. Остров не был царством, на нем обитала всего лишь куч-
ка женщин — они и провозгласили меня падишахом. И вот уже двадцать лет, как
я здесь. А вы пришли, я к вам отправилась, но ты, братец, сестру свою осрамил,
уважения мне не оказал, а ведь я — твоя старшая сестра, а ты — мой брат младший.
Взор мой на Бурандохт упал, она меня полюбила, а я ее — ведь я ее тетка. И когда
любовь дала себя знать, я забрала ее с собой, но не сказала ей, кто я и в каком мы
родстве. Я — дочь Дараба, а ты — сын Дараба, а Бурандохт — моя племянница. В
этой стране я чужеземка, так что вставай и приходи меня навестить или меня к себе
пригласи, ведь я старше тебя».
Когда Букрат прочел это письмо, а Искандар выслушал его, Бурандохт повер-
нула слона и бросилась к острову, испуская громкие вопли. Искандар сказал:
— О царица земли иранской, обожди, я тоже поеду с тобой, ведь и я жажду
повидать ее.
Но Бурандохт не остановилась, уехала, тогда Букрат и Хамарпал приблизились,
чтобы Искандар к ним на слона сел, а также Куйлахун и Аристаталис, и все поехали
следом за Бурандохт. Джомхуре стояла на берегу, а Бурандохт все плыла на сло-
не и приговаривала:
— О Джомхуре, я иду, ведь встреча с тобой мое сердце обрадует! Гляди-ка, как
Господь свою волю выказал!
Джомхуре вернулась к себе во дворец и села на трон. А Абу Тахер Тарсуси,
собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказывает. Джомхуре двадцать
лет управляла этим островом, но ни разу не причинила никому вреда, никакой
грубости не допустила по отношению к народу, ни доходом, ни чином никого не
обидела. Эти женщины жили вместе, между собой дрались и мирились, а она от
них в стороне обитала. И был там немного подальше один остров, который назы-
вался Нават, а на острове том жили собакоголовые люди: головы у них были как у
собак и лаяли они как собаки. От рассвета до утренней молитвы язык у них не

436 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
поворачивался и они только лаяли, а после утренней молитвы языки у них развя-
зывались и они начинали разговаривать как люди, куплей-продажей заниматься и
всякими делами и ремеслами. Падишах этих собакоголовых несколько раз присы-
лал к Джомхуре сватов, хотел ее в жены взять, но она ему отказывала, вот он и
затаил против нее злобу. Снарядил он войско, чтоб войной на остров Салахат идти,
разгромить его, а Джомхуре захватить и увезти.
В тот вечер, когда Бурандохт письмо повезла, а потом поплыла назад на слоне,
крича: «О Джомхуре, я иду!», а Джомхуре пошла и села на трон, собакоголовые
внезапно налетели на остров и поспешили на берег моря, во дворец Джомхуре.
Похитили Джомхуре, в море уволокли и на остров Нават увезли. Бурандохт до-
бралась до берега, вышла, направилась во дворец Джомхуре, но, когда она вошла
туда, Джомхуре уже увезли, так что никто об этом и не знал, поскольку дворец
стоял на берегу моря. Бурандохт подошла к дверям и крикнула:
— О Джомхуре, где же ты, ведь я ради тебя прибыла, покой и отдых забыла!
Но Джомхуре не отзывалась. Было у нее двое слуг, они, плача, прибежали к
Бурандохт и сказали:
— О царица Ирана, Джомхуре только что собакоголовые похитили и увезли! Они
уже несколько раз за ней приезжали, а вот теперь своего добились.
Как услышала это Бурандохт, вылетела из дворца, да их уж и след простыл.
Никого Бурандохт не увидела, вернулась во дворец, заплакала горькими слезами
и так плакала, пока не прибыли туда Искандар, Хамарпал и другие мудрецы. Уви-
дели они, что Бурандохт плачет, стали спрашивать:
— Что с тобой случилось?
Бурандохт рассказала им о том, что произошло. Искандар огорчился, и пошел
по всему острову слух, что Джомхуре собакоголовые увезли. Поднялся над остро-
вом крик и стон, сто тысяч человек наружу выскочили — все женщины, груди у всех
обвислые, стали они там бегать и рыдать, пока не наступил белый день. Тогда они
собрались все на берегу, а те женщины, которые были у них старейшинами, подо-
шли к Искандару, поклонились и сказали на своем языке:
— О царь Рума, а мы и не знали, что с Джомхуре такое приключилось! Они уже
давно ее преследовали: падишах собакоголовых хотел на ней жениться, а она не
согласилась, вот они теперь внезапно напали и похитили ее.
Искандар велел позвать толмача, чтобы узнать, о чем они говорят, а потом
спросил:
— Какое расстояние отсюда до страны собакоголовых и сколько дней туда до-
бираться?
— Тысячу пятьсот фарсангов морем надо пройти, чтобы добраться до этого
острова, — сказали ему.
— А это остров или крепость?
— Это огромная крепость, называют ее Нават, — сказали ему женщины. — Она
стоит посреди моря, и подойти к ней можно с четырех сторон. А то, что в крепос-
ти делается, можно с соседней горы разглядеть.
Искандар приветил тех женщин, рассказал им об исламе, они все обратились и
принесли целые тюки яхонтов — желтых, красных и синих. Искандар сказал:
— Ведь это всего лишь камни, голодному человеку одна лепешка дороже всего
этого, ведь они вместо хлеба не годятся.

Глава тридцатая. Повесть о Джомхуре, дочери Дараба 437
Побросали они все эти самоцветы, а Искандар приказал, чтобы войско его пе-
реправилось на остров и на том месте лагерь разбило, плодами этого острова на-
сытилось бы. На том острове было все, что бывало в Иране, — и сладкое и кислое.
Искандар сказал своим мудрецам:
— Не было у меня никого на свете из родни, кроме Бурандохт, она ведь моя
племянница со стороны Дараба, а тут вдруг сестрица объявилась! Это еще в те
времена, когда Дараб попал на Греческие острова и возжелал дочь Лакхора, она
родила дочь, и никто об этом не знал. А теперь она прислала мне письмо и все мне
рассказала, я приехал ее повидать, а собакоголовые похитили ее! Какой выход вы
из этого видите, что делать советуете? До сей поры я вокруг света из любопытства
бродил, чтобы чудеса разные повидать, а теперь обязан я свою сестру освободить
от этих собакоголовых!
На том все и согласились, поклялись Искандару в дружбе, а отступников про-
клятию предали. Те женщины сказали, что они тоже отправятся воевать с собако-
головыми, так как между ними издавна война шла. Искандар это одобрил, и вот
вышли ему на помощь сто тысяч женщин с острова.
[Но Искандар просит женщин оставаться на острове, а сам, погрузив войско на
корабли, отправляется на остров Нават. Остров оказывается труднодоступным,
кораблям даже негде пристать к берегу, они вынуждены бросить якорь в море.
Эфлатун предлагает себя в качестве парламентера к правителю острова Навату, у
которого он бывал и прежде. Искандар посылает туда Эфлатуна и Хамарпала, за
ними увязывается и Бурандохт. На острове их миссия особого успеха не имеет —
Нават не намерен покоряться Искандару, но Эфлатуну удается убедить Навата
послать Джомхуре вместе с Бурандохт обратно к Искандару с поручением (и та-
ким образом вырваться с острова). Однако вся эта дипломатия перечеркивается
нетерпением Искандара, который вместе со всеми прочими мудрецами сам явля-
ется на остров под видом посла и с ультиматумом. Результат плачевный: все они,
включая Эфлатуна, схвачены и посажены под замок. Мобилизовав всю свою хит-
рость и обманув Навата, Эфлатун освобождается сам и предпринимает попытку
изменить ход событий. Он уговаривает Навата отсрочить казнь узников.]
Нават позвал к себе Эфлатуна и спросил:
— А что делать с этими узниками?
— О царь, подожди несколько дней, они сами тебе весть подадут, — сказал
Эфлатун, — тогда ты мудрецов освободи, а Джомхуре, Бурандохт и Искандара
оставь в заключении, а все прочие пусть убираются отсюда. И ты будешь в безопас-
ности, будешь пить вино и веселиться, сердце твое успокоится.
Поблагодарил его Нават за совет и велел на стол накрывать. Позвал он Эфла-
туна, своего мудреца Ланкаре, Джомхуре позвал, и они принялись за еду. Посмо-
трел Эфлатун на стол Навата и не увидел ничего такого, что бы ему съесть захо-
телось, разве только мелкие сухарики. Отломил Эфлатун кусочек сухаря и в рот
положил. Нават говорит:
— О мудрец, разве это еда? Ведь это все равно что ничего не есть!
— О царь, обильная еда только испражнения увеличивает, а наслаждение умень-
шает, — возразил Эфлатун.
— А что надо в пищу употреблять, как ты считаешь? — спрашивает Нават.
— Брынзу очень полезно есть, — говорит Эфлатун, — она вкус к пище возбуж-

438 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
дает, а после еды хорошо выпить рассолу, он силу увеличивает, ты от него крепче
станешь.
— А вот сейчас чего мне лучше поесть? — спрашивает Нават.
Эфлатун увидел, что на столе стоит много брынзы, и говорит:
— Лучше всего поешь хлеба с брынзой.
Нават съел много брынзы, ему пить захотелось, тогда он выпил много воды.
Эфлатун говорит:
— Теперь кислого поешь, чтобы пищеварение лучше было и желчь не разыгра-
лась.
Нават поел кислого, схватили его колики, живот у него так заболел, что он
кричать начал, — а Эфлатун для того именно и старался! Нават говорит:
— Ступайте за Эфлатуном, приведите его!
Привели Эфлатуна, а Нават стонет:
— Ох, мудрец, что же это ты мне насоветовал, у меня живот болит! Помоги мне
теперь чем-нибудь!
Эфлатун сказал:
— О великий царь, торандж* очень хорошо помогает, надо его вскипятить и с
маслом пить, боль сразу снимет.
— Да откуда же мне его взять? — воскликнул Нават.
Эфлатун ответил:
— Надо на гору сходить и нарвать.
— У нас никто и не знает, что это такое... Может быть, ты сам сходишь и прине-
сешь? — стал просить Нават.
— Хорошо, — согласился Эфлатун, поднялся и вышел.
А там против крепости была гора, он на нее поднялся, на крепость оглянулся —
всю крепость под собой увидел, все ее ворота, и дома, и улицы, все с высоты ему
открылось. Эфлатун про себя сказал: «Ну вот я и ушел от тебя, помирай теперь, а
я больше в твою крепость не вернусь!»
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Ушел Эфлатун, а боли у Навата все увеличивались и усиливались. Он начал
кричать и вопить, да так, что Эфлатуну на той горе слышно было. Всю ночь На-
ват криком кричал, а на исходе ночи принялись его люди по-собачьи лаять, а На-
ват лаял громче всех, пока не взошло солнце и к ним не вернулся дар речи. Нават
сказал:
— Позовите Эфлатуна!
— Он на гору поднялся, — ответили ему.
Вышли все они на городскую стену, стали кричать, Эфлатуна звать. Эфлатун
говорит:
— Ступайте скажите Навату: мол, Эфлатун тебе передает: знай, что я тебе за
столом нарочно посоветовал поесть несовместимой пищи, чтоб тебя колики схва-
тили, а мне чтобы бежать удалось. Если хочешь от мук своих избавиться, отошли
прочь всех мудрецов и Искандара, сдай им крепость, обратись на путь истинной
веры — тогда я тебе лекарство дам, которое тебя исцелит, а не хочешь — помирай.
Приближенные пришли к Навату и все ему передали.
— Ладно, — говорит Нават, — пусть лечит, а я всех их отпущу на волю, только
бы мне от этого недуга спастись.

Глава тридцатая. Повесть о Джомхуре, дочери Дараба 439
Те пошли, рассказали Эфлатуну про его решение.
— Ладно, — говорит Эфлатун, — я сам приду.
Этой ночью боли у Навата усилились, его люди побежали, других мудрецов
привели и говорят:
— Сделайте что-нибудь, но знайте, если он помрет, мы за него вас перебьем.
Пришли мудрецы, чтобы лечить Навата, только к делу приступили, тут у На-
вата дыхание прекратилось, душа с телом простилась. Как увидели это собакого-
ловые, завопили и твердо решили всех убить вместе с Искандаром.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Нават умер, собакоголовые высыпали на крепостную стену, вопить
принялись и закричали в сторону той горы:
— Эй, Эфлатун, ты нашего шаха колдовством своим убил, мы тоже убьем Ис-
кандара, Бурандохт, Джомхуре и всех мудрецов, в море их бросим рыбам на
съедение!
Эфлатун, когда такое услышал, испугался и сказал себе: «Жаль будет, если они
убьют Искандара и столько мудрецов! Надо мне что-то придумать, чтобы с ними
расправиться». Поглядел он вниз на крепость и подумал: «Войной эту крепость не
возьмешь... Разве что я какую-нибудь хитрую штуковину сооружу, крепость захва-
чу — иначе Искандару несдобровать».
Эфлатун спустился с горы, сел в лодку и отправился к войскам Искандара. Они
посреди моря стояли на кораблях, так как пристать там негде было, вот они и
бросили якорь в море. Приплыл Эфлатун, забрал с собой пять человек искусных
кузнецов, молот и наковальню, меха и железо, поднялся снова на гору и в ту же
ночь приказал выковать зеркало огромное1 — десять на десять гязов — наподобие
гнезда и сделать в нем отверстие, как в кольце. Тогда же ночью зеркало это отнес-
ли на вершину горы, и Эфлатун приказал поставить его задней стороной к крепо-
сти, велел налить в два таза ртути и разместить их друг напротив друга, а между
этими тазами развести огонь. Потом он взял паклю, пропитал ее нефтью, заткнул
этой паклей отверстие в зеркале и стал ждать наступления дня, когда солнце по-
казалось над горой и глянуло на мир и нагрело то зеркало. Зеркало начало вращать-
ся, и возник в нем треск, а оно все вращалось. От вращения зеркала отражение
солнца и отражение ртути и отражение огня собрались воедино, засверкали в зер-
кале, закрутились, а Эфлатун установил зеркало по ходу солнца. Когда шум от
зеркала достиг предела, Эфлатун открыл то отверстие и отбежал. Те два таза с
ртутью на месте подскочили, расплескались, ртуть в огонь попала, и появилось в
воздухе огромное облако, оно ударило прямо на крепость, охватило половину ее и
сожгло. Эфлатун опять установил тазы со ртутью перед зеркалом и развел огонь,
забил паклю в дыру. И чем выше поднималось солнце, тем выше направлял Эф-
латун то зеркало, зеркало издавало треск, а он открывал дыру и отбегал. Облако
нефти и ртути снова вылетало и жгло крепость2.
Все обитатели крепости высыпали на стену и закричали:
— О Эфлатун, зачем же ты это делаешь, ведь ты всю крепость спалишь!
— И спалю, если только вы хоть волосок на голове Искандара и других пленни-
ков тронете, — отвечал Эфлатун.
Ну, жители сразу сказали:
— О мудрец, не делай так больше, а мы тебе отдадим Искандара и всех прочих.

440 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Приведите сюда Искандара, я на него погляжу, — говорит Эфлатун.
Тотчас они побежали, привели Искандара, Бурандохт, и Джомхуре, и всех му-
дрецов и говорят:
— Вот он, Искандар, целый и невредимый!
Искандар оттуда, со стены, поблагодарил Эфлатуна, и тотчас ворота крепости
открыли, войско Искандара в крепость впустили, а Эфлатун то волшебное зерка-
ло с горы в море сбросил, чтобы никто про это колдовство не узнал, не видал его
и не выучился такому. Потом он спустился с горы, сел в лодку и отправился к
воротам крепости. Искандар и мудрецы вышли ему навстречу, со всем почетом его
в крепость ввели, пешие перед ним шли. Искандар взошел на трон и Эфлатуна
рядом с собой усадил, Бурандохт тоже на трон взошла, ведь Эфлатун ее дочерью
своей провозгласил, Джомхуре тоже привели и подле Бурандохт посадили; стали
они о прошедших событиях вспоминать.
Бурандохт повернулась к Джомхуре и молвила:
— О сестрица, какая примета у тебя есть от отца?
Джомхуре плечо обнажила и показала ей метку Хушанга — родинку, которая
была на том самом месте, что и у Бурандохт, а у Искандара эта родинка была на
лице, но из-за бороды ее не видно было. И все трое порадовались, что они вместе.
Искандар приказал позвать знатных людей крепости и рассказал им о вере исла-
ма. Они все приняли истинную веру, подтвердили, что Бог един, что Искандар —
учитель истинной веры. Вечером Искандар предался молитвам Богу, молился он
и слезы лил, ибо от таких тягот избавился.

Глава тридцать первая
ОТ ОСТРОВА СОБАКОГОЛОВЫХ
ДО СТРАНЫ ЗАНЗИБАР
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. В ту ночь они уснули, а когда наутро встали, всевышний Бог избавил головы
островитян, которые были подобны собачьим, от этого наказания, стали они как у
всех людей — по воле Господа, великого и славного, силою благословенной веры
ислама. Искандар обратил взоры к сокровищнице Навата — она была полна жем-
чуга, красных, желтых и синих яхонтов. Искандар ничего не стал брать оттуда,
кроме продовольствия и оружия, а все прочее нетронутым оставил. Поставил он
эмиром на острове сына Навата, отобрал среди островитян десять тысяч человек,
посадил на корабли и повел от того острова еще тысячу кораблей. Вышли они в
открытое море и поплыли в сторону крепости Собат.
[Странствия Искандара продолжаются, он встречается с новыми и новыми чу-
десами. Среди них — таинственная башня в пустыне, основание которой из золота,
середина — из серебра, а верхние слои — из железа, начиненного оружием, ощети-
нившимся во все стороны. Эфлатун рассказывает Искандару историю башни, ко-
торая была когда-то колодцем, где спрятали золото и оружие. Ураганный ветер,
который Бог наслал на племя Ад*, разметал и это племя, и землю вокруг колод-
ца: вместо шахты, набитой золотом и вооружением, получилась одинокая башня.
Искандар и его спутники прибывают к крепости Собат, где опять живут одни
только женщины. Искандар удивляется такому странному явлению, но Эфлатун
рассказывает ему о происхождении этого феномена: когда-то здесь жили и муж-
чины, но, узнав от мудрейшей женщины Архуде, у которой было четыре тысячи
учеников-мужчин (в том числе и сам Эфлатун), что воздержание продлевает жизнь
и способствует приобретению знаний, они собрали всех своих женщин, завезли их
в эту крепость, а сами разбежались по свету. Женщины в крепости испытывают по-
стоянную нужду в мужчинах и всех попавших к ним замучивают до смерти. Эф-
латун советует Искандару убраться оттуда подобру-поздорову, но тот упрямится,
и два миллиона женщин наводняют лагерь Искандара, разом выведя из строя все
войско. Сражаться с ними нельзя, так как они тоже исповедуют истинную веру, но
и разврат недопустим: из-за него корабли Искандара могут потонуть в море. При-
ходится Эфлатуну освятить браком все многочисленные пары, а правительницу
крепости Собатре выдать за Искандара.
Благодарное население, и в первую очередь Собатре, осыпает пришельцев да-
рами, Собатре дарит Бурандохт несколько редкостных жемчужин, которые добы-
вают для нее в море дрессированные морские коровы. Эфлатун, который весьма
дорожит репутацией эрудита, тотчас разъясняет, откуда берутся эти жемчужины-
светочи, и организует добычу особо прекрасных жемчужин.

442 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Путешественники снова пускаются в путь и после продолжительного плавания
пристают к какому-то острову. Высадившись, они удаляются от берега, как вдруг
обнаруживают, что приняли за остров огромную рыбину. По неосторожности стран-
ники развели на спине рыбы огонь, обожженная рыба зашевелилась, канаты, ко-
торые удерживали корабли, порвались, и все люди остались на спине рыбы, а ко-
рабли исчезли.
Искандар обеспокоен, но Эфлатун успокаивает его, объясняя, что на рыбе им
удастся преодолеть гибельный пролив Львиная Пасть, где в водовороте потонуло
множество кораблей. Они действительно плывут прямо к проливу и входят в него,
но, пройдя большую часть пролива, рыба застревает между скал и начинает погру-
жаться в воду.
Среди путешественников ужас и смятение, все возносят молитвы Богу, и тут с
другой стороны пролива появляются целые и невредимые корабли Искандара,
которые принесло течением. Искандар вместе с войском поспешно перебирается
на корабли, они ставят паруса и удаляются прочь от страшного месга.
Далее Искандар и его войско подходят к змеиному острову, где полно ядовитых
гадов. Обитателей острова они не трогают, на пришельцев же набрасываются и
убивают. Искандар обращается к Эфлатуну за помощью, но тот не умеет заклинать
змей. За дело берется Хамарпал. Он изготовляет небольшой талисман и ночью
закапывает его на острове — это должно укротить змей. Но Эфлатуна обуревают
зависть и ревность, он по звездам определяет местонахождение талисмана и изы-
мает его. Наутро Хамарпал вместе с десятью воинами высаживается на остров, бу-
дучи вполне уверен в безопасности, и тотчас падает жертвой змей и коварства
Эфлатуна. Искандар в замешательстве. Тогда Эфлатун обещает ему, что уж теперь-
то победит змей. Однако, собираясь на остров, он теряет талисман, который под-
бирает Куйлахун. Приплыв к берегу, Эфлатун тщетно ищет волшебную вещицу и,
не найдя, в страхе возвращается. Куйлахун рассказывает Искандару, как было дело,
как погиб Хамарпал, и разгневанный Искандар прогоняет Эфлатуна. «Эфлатуну
стало очень досадно, что Искандар его прогнал, и он сказал: "Это не ты со мной
так поступаешь, это я такое допускаю: зачем я к тебе пришел, зачем остался — чтобы
ты меня прогнал прочь?!" Сказал он так, вышел на берег и скрылся из глаз».
Куйлахун порицает Искандара за суровость по отношению к Эфлатуну, но тот
непреклонен, он горюет по Хамарпалу. Куйлахун при помощи талисмана Хамар-
пала заколдовывает змей, и они больше не могут нанести вред путешественникам.
Искандар завоевывает остров. На острове много всяческой пищи, изголодавшиеся
странники накидываются на еду, а Искандар заключает мир с островитянами.
Искандара не покидает идея исправить вредоносный пролив Львиная Пасть, эту
ловушку для кораблей. Куйлахун говорит ему, что это возможно осуществить лишь
с помощью Эфлатуна, и советует его разыскать. Искандар неохотно соглашается,
но, когда Эфлатуна находят и происходит примирение, оказывается, что он зата-
ил злобу против Куйлахуна, которого считает предателем. Он восстанавливает
Искандара против Куйлахуна и убеждает его казнить мудреца. Искандар велит
привязать к ногам Куйлахуна камень и бросить его в воду. Но Куйлахун не поги-
бает: благодаря тренировке он задерживает дыхание и целые сутки остается под
водой живым. Тем временем Букрат и Аристаталис, напуганные коварством Эф-
латуна, решают бежать, они выбираются на берег, садятся в лодку, и тут Букрат

Глава тридцатая первая. От острова собакоголовых до страны Занзибар 443
предлагает вытащить из воды Куйлахуна: может быть, он еще жив? Тот и правда
жив и жаждет мести. Он хочет расправиться с Искандаром и Эфлатуном, которые
так несправедливо поступили с ним, а для этого — выкопать талисман, который
сдерживает змей. Однако ему не удается совершить задуманное, так как Искандар
видит страшный сон, а Эфлатун по его рассказу сразу понимает, в чем дело, и ему
удается перехватить разъяренного Куйлахуна. Искандар хочет казнить Куйлахуна,
Букрата и Аристаталиса, но Эфлатун на сей раз проявляет умеренность, и мудре-
цов подвергают заточению.
По желанию Искандара Эфлатун занимается перекрытием пролива Львиная
Пасть. Путем вполне рациональных действий ему удается это сделать, в проливе
вырастает остров-плотина из камней и цемента, направление течения меняется
(правда, уровень воды поднимается и на пятьсот лет затопляет всю Грецию, но
теперь, отмечает рассказчик, уровень воды снова опустился).
Искандар прибывает на остров лопоухих, где стоит загадочная крепость, пост-
роенная не из камня и не из кирпичей, а вокруг растет волшебная трава, семена
которой превращают в золото неблагородные металлы. Скрыв от войска чудесные
свойства травы, Искандар проводит три дня на острове, заключив мирный договор
с его правителем, а затем плывет дальше. Корабли попадают в зону черной мглы.
Чтобы пройти через нее, говорит Эфлатун, надо изготовить свечи из человеческо-
го сала. Искандар велит убить сто тысяч человек, сделать свечи и факелы и плыть
через мглу. Следующее препятствие — огромные птицы, которые нападают на
людей и убивают их. Но птицы никогда не видели огня, и с ними расправляются с
помощью горящих стрел. Однако какая-то птица успела клюнуть Джомхуре и
пробить ей голову. Искандар среди моря справляет траур, а Бурандохт просит
разрешения доставить прах Джомхуре на родину, в Фарс. Однако Искандар воз-
ражает, он хочет, чтобы гроб с телом Джомхуре вместе с гробом Махабиля был
погребен в Бейт ал-Мокаддас, т. е. в священном городе Иерусалиме, туда же он
завещает доставить его тело, если ему суждено погибнуть в пути.
Наконец Искандар прибывает в Занзибар, царь которого заманивает его в кре-
пость вместе с Эфлатуном и пятью тысячами воинов и велит заточить. Однако
Эфлатуну удается перехитрить царя и освободить Искандара с отрядом, а также
скрыться самому — он подсовывает царю вместо Искандара золоченую заводную
куклу. Когда царь раскрывает обман, он, в свою очередь, пускается на вероломст-
во и для виду обращается в ислам, чем приводит в восторг Искандара, а сам тем
временем собирает войско по соседним крепостям. Во время прогулки в степи
Искандар и Эфлатун встречают Локмана*, величайшего мудреца, который откры-
вает им замыслы занзибарцев. Локман остается в войске Искандара (инкогнито),
а Эфлатун придумывает, как расправиться с коварными занзибарцами.]

Глава тридцать вторая
ОТ ЗАНЗИБАРА ДО ГРЕЧЕСКИХ ОСТРОВОВ
[Хитрость, придуманная Эфлатуном, заключается в том, что он заливает рас-
плавленным оловом ворота крепости занзибарцев, войско Искандара отходит и
готовится к бою с прибывающим к занзибарцам подкреплением. Не подозревая об
этом, царь Занзибара велит зажечь на вершине крепости сигнальный огонь — знак
к началу наступления его союзников. Но войско Искандара подстерегает высадив-
шихся союзников и уничтожает их всех, тогда как Господь карает занзибарцев за
отступничество (они ведь только притворились, что приняли истинную веру), и от
сигнальных огней крепость загорается. Ворота накрепко заперты усилиями Эфла-
туна, и крепость сгорает дотла вместе со всеми жителями.
Эфлатун советует Искандару направиться в Мекку. Пока они обсуждают путь
следования, появляются вражеские корабли, разыгрывается морское сражение. Оно
идет довольно успешно для Искандара, но налетевший ветер разгоняет корабли во
все стороны. На одном из них, вражеском, оказывается Бурандохт. Перебив всех
на корабле, она дрейфует по воле волн, пока ее не выносит на берег чернокожих
людоедов. Бурандохт прячется от них на дереве, потом встречает трех своих дру-
зей, которых тоже занесло на этот остров. Начинается новая серия приключений
Бурандохт, которая в предыдущих главах отошла на задний план. Отважно сража-
ясь с неграми, она попадает в плен. После долгих поисков Искандар обнаружива-
ет Бурандохт на одном из островов, к этому времени он уже опять собрал вокруг
себя своих мудрецов. Но ее вновь увозят у него из-под носа. После новых проявле-
ний отваги и героизма Бурандохт, захватив корабль, плывет к Искандару, и они
наконец встречаются, Ликование занимает не слишком много времени: Исканда-
ра влечет любознательность, он желает поглядеть на гору Малкут. Эфлатун пре-
дупреждает его, что Малкут расположена в беспокойном месте, на пиратских пу-
тях, надо пробираться туда с западной стороны, тогда можно все увидеть, остава-
ясь в безопасности.
Когда они прибывают к горе, Искандар удивляется, что не видно людей. Эфла-
тун объясняет ему, что на этом острове живут ангелы, которых поселил там Гос-
подь. Любознательный Искандар загорается желанием подняться на недоступную
гору; как ни уговаривает его Эфлатун, он не отступается от своего намерения.
Эфлатун обращается за помощью к Локману, а затем раскрывает его инкогнито.
Искандар немедленно начинает приставать к Локману со своей просьбой. Локман
легко решает задачу подъема на отвесную скалу: велит набить камнями несколь-
ко кораблей и затопить их под скалой, корабли громоздятся друг на друге, обра-
зуя башню. На нужной высоте на скалу перекидывают мост, по которому Искан-
дар и мудрецы перебираются туда. Они обнаруживают лестницу, ведущую на вер-

Глава тридцатая вторая. От Занзибара до греческих островов 445
шину горы, а там — множество крепостей, выглядящих, однако, необитаемыми.
После нескольких мелких чудес и десятидневного ожидания к ним слетает боже-
ственная птица и велит поворачивать назад, не беспокоить невидимых человеку ан-
гелов. Искандар пробует упрямиться, но появляются другие птицы, каждая несет
в клюве камень, явно намереваясь забросать этими камнями Искандара и его вой-
ско. Они возвращаются на корабли и плывут дальше.
Искандар выражает желание посмотреть побольше всяких диковинок, Эфла-
тун охотно обещает ему это. Первой диковинкой оказывается встреча с пери, ко-
торые по просьбе Искандара на минуту являются ему в своем первоначальном
облике: телом они подобны птицам, но лик у них человеческий. Искандар обеща-
ет пери помочь им в войне с дивами. Сражаться с дивами оказывается очень труд-
но: они сжигают корабли, расшвыривают воинов Искандара, кого — на запад, кого —
на восток, а сто человек, в том числе Букрата и Аристаталиса, забирают в плен. Во-
еначальник дивов Махкал велит разорвать пленных в клочки; когда очередь дохо-
дит до греческих мудрецов, они называют себя и обещают служить диву, если он
оставит их в живых. Див посылает Букрата к Искандару (Аристаталис остается
заложником), предлагая царю не вмешиваться в его отношения с пери, а уезжать
отсюда подальше, и даже обещает дать новые корабли, так как он «любит людей».
Но Искандар отвергает это предложение, настаивая на своем идеале истинной веры
и объявляя, что Бог пошлет ему победу. Див в недоумении: откуда у Искандара
такая дерзость и какой такой Бог? Для начала он посылает против него огромное
войско. В борьбу за истинную веру включается Бурандохт, предварительно помо-
лившись. И тут из моря появляется прекрасный старец, который одной рукой ве-
дет коня, а в другой держит медную скрижаль. Он провозглашает, что доставил
Бурандохт наследство: коня и чудесное оружие, которым сражался Тахмурас По-
бедитель дивов. Скрижаль и служит этим оружием, так как на ней записаны вели-
кие имена Бога, которые отвращают колдовство дивов и делают их бессильными.
Победив нескольких дивов, Бурандохт отправляется отдыхать во дворец пери, тем
временем дивы похищают Искандара и по приказу своего предводителя бросают
его с высоты на гору Каф. Божий Промысел спасает Искандара, и он приземляет-
ся вместе с мудрецами в долине Прощенных Богом, где ему являются Хизр* и
Ильяс*, затем он видит пророка Мухаммада — за тысячу лет до его рождения, в виде
ангела Господня.
Хизр и Ильяс переносят Искандара назад к его войску и дают ему на прощание
горсть земли — с того места, где в будущем должен родиться пророк Мухаммад.
При помощи этой святой земли Искандар побеждает дивов, большую часть унич-
тожает, а оставшихся использует в качестве рабов.
Искандар побывал также на острове говорящих обезьян, на острове чародеев,
которые ополчаются против Искандара, но после долгой борьбы ему удается взять
верх. Ему помогают преданные мудрецы, Бурандоx^ и пророк Хизр. Искандар
продолжает свое путешествие, пока не прибывает в Йемен.]

Глава тридцать третья
В СТРАНЕ АРАБОВ
[Весть об Искандаре доходит до арабских земель, первым узнает о его прибли-
жении царь Йемена Сохейл ибн Агабе. Спесь не позволяет ему сразу признать
превосходство Искандара, он пытается внезапно напасть на него, но терпит неуда-
чу. Сохейл, а затем и его народ принимают истинную веру, а Искандар отправля-
ется дальше. Наконец после девяти лет плавания по морям Искандар высаживается
на берег и возносит благодарственную молитву. Его спутники за годы странствий
успели состариться. Усталые, седые воины сходят на берег и разбивают лагерь.
Искандар намеревается направиться в Мекку. Разворачивается трогательная
история бедных и гонимых арабов — предков пророка Мухаммада, которых при-
тесняют их же сородичи. Искандар восстанавливает справедливость.
Прибыв в Мекку, Искандар велит выбросить из Каабы* — главного мекканско-
го святилища — всех идолов. Шоайб, правитель Мекки, пытается возражать, тог-
да Искандар взывает к Богу, и таинственный голос из Каабы разоблачает клевету,
возведенную на предков Пророка, бедных, но благородных арабов из рода проро-
ка Ибрахима Халила*. Эмиром города Искандар назначает Назра ибн Канане,
родоначальника Корейшитов*. Храм Каабы Искандар велит обнести оградой и
изготовить для него золотой футляр.
Затем он отправляется в Иерусалим с гробом Махабиля, по дороге заставляя
пленных дивов благоустраивать землю и копать колодцы. В Иерусалиме он обно-
сит гроб Махабиля оградой, ремонтирует старые постройки, оставшиеся со времен
царя Солеймана*, и велит соорудить гробницу для себя. Тем временем Шоайб,
воспользовавшись отсутствием Искандара, отказывается от истинной веры, чинит
новые притеснения Назру и разрушает все, что построил Искандар в Мекке.
Разгневанный Искандар решает возвратиться в Мекку. Нагрянув во дворец
Шоайба, он убивает его на месте, освобождает Назра из оков и велит казнить всех
отступников.
Иранская часть войска просит о возвращении домой, герои устали, они хотят
повидать семьи, отдохнуть, зовут Искандара в Иран. Искандар принимает решение
на год прервать свои путешествия, но видит вещий сон, где некий посланец ставит
перед ним выбор: либо слава, либо вольготная жизнь («либо честь, либо пить и
есть»). Проснувшись и посоветовавшись с мудрецами (среди которых также нет
единодушия), Искандар выбирает славу. Четыре тысячи ближайших соратников
остаются с ним, прочих он отпускает и принимает решение идти в Магриб, посмо-
треть — кто там шах? Бурандохт с казной он отправляет в Иран, а сам собирается
двигаться в Миср*, Магриб и Кайруан, затем встретиться с Бурандохт и вместе
отправиться в новое путешествие по свету.

Глава тридцатая третья. В стране арабов 447
Эфлатун советует Искандару призвать с собой в поход войско из кочевых ара-
бов (бедуинов), поскольку иначе они будут непрерывно ссориться и сражаться друг
с другом. Искандар набирает добровольцев из шестисот шестидесяти арабских
племен, посулив отдать им на разграбление земли Мисра и Магриба, а во главе их
ставит эмира Назра. Хизр, Ильяс и Локман являются к Искандару, Хизр одобря-
ет его поступки и обещает, что в походе с ним будут сорок Божьих пророков.
Локман учит Искандар а уму-разуму, предостерегая от самонадеянности и непомер-
ных притязаний.
Отыскивая место, где бы помолиться, Искандар вечером оказывается подле
источника, где сидят сорок неизвестных (видимо, они и есть пророки), среди них —
Локман. Локман предлагает Искандару совершить омовение и принять участие в
молитве, ибо здесь — место, где будет погребен Мухаммад, т. е. Медина. Наутро
Искандар раздает милостыню бедным и направляется в Миср.]

Глава тридцать четвертая
ИСКАНДАР В МИСРЕ И МАГРИБЕ
Когда до царя Мисра дошло, что туда идет Искандар Румийский, он не поверил,
стал говорить:
— Никогда он в эти края не придет!
Но соглядатай доложил ему:
— Он не один, с ним множество воинов — из арабов.
— Зачем же он сюда направился, зачем арабское войско с собой привел? — спро-
сил царь Мисра.
— А затем, — говорит соглядатай, — что он обещал арабам отдать им Миср на
разграбление.
У царя Мисра был сын, рыцарь по имени Заххак ибн Асам. Взял он письмо и
отправился к Искандару, письмо ему передал и так сказал:
— О царь Рума, напиши ответ на это письмо.
Искандар тотчас написал ответ и вручил ему. Взял Заххак письмо, вернулся и
отдал его отцу. Советник прочел письмо, а было там вот что:
«Во имя Господа обоих миров, всеблагого Создателя! Да будет тебе известно, Асам,
что я, Искандар, пришел в твои края не ради войны. Я по пути здесь оказался, пото-
му что направляюсь морем в Магриб, дабы посмотреть на его чудеса и послушать там
мудрые речи. Если ты веруешь в Бога, я двинусь дальше, а если не веруешь — пойду
на тебя с мечом. А еще я взял с собой арабов — на тот случай, если ты Богу не по-
клонишься. Тогда они тебя уничтожат, а порядок в царстве Миср переменят».
Выслушал это царь Мисра, обрадовался, собрал прекрасные дары и со своими
сановниками явился к царю Рума. Искандар усадил царя Мисра на тахт, руку ему
дал, а дары, которые тот привез, все отдал арабам и сказал им:
— О люди, не трогайте царя Мисра, он к Богу обратился.
Арабам это не понравилось, ведь они в душе уже решили, что разграбят Миср.
Они стали говорить Искандару:
— О царь Рума, ежели ты не даешь нам разграбить Миср, мы все вернемся до-
мой, уйдем в пустыню Низегяран.
— Нет, я вас не пущу, — говорит Искандар. — Ведь я вас нарочно оттуда выма-
нил, чтобы вы потомкам Исмаила козней не чинили, не притесняли бы их.
Опешили арабы, начали друг другу говорить: дескать, надо Искандара схватить
и убить за то, что он с нами сотворил, — словом, все арабы в душе против Искан-
дара зло затаили, но замолчали, остались на своих местах, а Искандар тем време-
нем сказал царю Мисра:
— Арабы обиделись, что я им не дал грабить Миср! Принимай-ка ты ислам, и я
отсюда уйду и их с собой уведу.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 449
— О царь Рума, если я ислам приму, все люди из моего города прочь уйдут, —
говорит царь Мисра. — Лучше я втайне приму ислам, дам тебе слово, и ты ступай
себе, а я потом займусь обращением жителей в мусульманство, если же они не
обратятся, перебью их всех.
Искандар сказал:
— Ну дай мне слово, что так поступишь, тогда я отправлюсь дальше.
— Так я и сделаю, — говорит царь Мисра.
— Ты Господа возьми в свидетели, — велел ему Искандар.
— Беру Господа в свидетели, что после твоего ухода не отступлюсь от ислама!
Тут Локман в разговор вмешался, так сказал Искандару:
— Ты ему другое условие поставь.
— Какое условие? — спросил Искандар.
— О Искандар, у царя Мисра есть дочь, красавица, какой нигде не сыскать. И
вот этой своей дочери царь Мисра молится и поклоняется. Вели ему взять в свиде-
тели воды реки Нил: если он отступится от Бога, воды реки Нил на месте остано-
вятся, течь перестанут, и будет так, пока он свою дочь в воду не бросит. Если он
согласится на это условие, собирай свое войско и трогайся в путь.
Искандар молвил:
— О царь Мисра, прими то условие, о котором говорит Локман, тогда я уйду.
— Принимаю, — сказал царь Мисра, а в душе уже замыслил схитрить, но вслух
продолжал: — О река Нил, будь моим свидетелем! Если я от веры отступлюсь, ты,
река Нил, остановись на месте и, пока я дочь свою тебе не брошу, не теки дальше,
чтобы все знали, что я отказался от неверия и вероотступничества.
Когда Искандар услышал это, он тотчас приказал войску садиться на коней и
трогаться в путь. Уехали они оттуда, подальше на берегу Нила лагерь свой устро-
или.
Царь Мисра остался в неприкосновенности. Пошел он к своей дочери, принаря-
дил ее, перед собой на тахт усадил и давай ей молиться, так и молился, пока солн-
це не взошло. Тут по всему Мисру крики поднялись: мол, Нил на месте остановил-
ся, не течет! Никогда раньше такого не случалось! Вышел царь Мисра на берег Нила,
видит — остановилась река, а со дна ее поднялись сто тысяч крокодилов и рыбин и
давай кувыркаться и веселиться! Увидел это царь Мисра и говорит себе: «А ведь
это из-за моих слов так получилось... Хорошо хоть, что Искандар ушел и дочь моя
не погибла». Так он стоял на берегу Нила и размышлял: «Что же мне теперь делать,
коли Нил на месте остановился? Если дочь в воду бросить — так я без дочери жить
не смогу...» Обернулся он к народу и приказал:
— Ступайте все прочь, я что-нибудь придумаю.
Все ушли, а царь сел в укромное место, стал думу думать.
Когда наступил вечер, Искандар решил остановиться на привал на берегу Нила
и сразу догадался, что царь Мисра изменил своему слову. Он сказал всему войску
и арабам тоже:
— Поднимайтесь, пойдем Миср разорять, так как царь Мисра слово свое нарушил.
Искандар со своим войском повернул назад к Мисру. Когда они подошли бли-
же, грохот барабанов Искандара докатился до Мисра — поспешил Искандар. А царь
Мисра услыхал барабаны, ночью вывел дочь на берег — а девушка и не догадыва-
лась, что он с ней сделать хочет, — и швырнул ее в воду. Едва девушка в воду упа-
15 ДараО-наме

450 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
ла, река в движение пришла по воле всевышнего Господа. А царь Мисра вернулся
на свое место, и никто не знал, что случилось. Между тем Искандар и мудрецы его
уже шли, чтобы покарать царя Мисра за его отступничество от Господа. И тут
увидели они, что река Нил потекла. Искандар сказал:
— Царь Мисра дочь свою в реку бросил.
— Должно быть, так, — согласились мудрецы.
На следующее утро Искандар отправился на берег Нила — и царь Мисра тоже
вышел: посмотреть, что-то он скажет. Искандар знал, что он дочку в реку бросил,
поэтому, когда царь Мисра подошел вместе со своим сыном, Искандар велел:
— Возьмите их обоих!
Тех тотчас схватили и связали.
— Это за что же ты меня забрал? — говорит царь Мисра. — Что я сделал?
— Ты мне обещание дал, что своей дочери молиться не будешь, а если будешь —
река Нил на месте станет. А теперь ты дочь в воду бросил, чтобы река опять по-
текла. Почему ты так поступил, почему от Бога отступился? — спросил Искандар.
— Что ты, царь Рума, никогда я этого не делал! — воскликнул царь Мисра.
— Говори правду, Господь тебя слышит! — прикрикнул на него Искандар.
— Если Господь слышит, пускай подтвердит, что я так поступил, — говорит царь
Мисра.
— Ах ты пес, да кто ты есть, чтобы передо мной так болтать?! — возмутился
Искандар.
А царь Мисра свое ладит:
— Если Господь это подтвердит, у меня и другая дочка есть, я ее в реку брошу.
— А если я реку Нил остановлю по приказу Господа, великого и славного, что
ты тогда сделаешь? — говорит Искандар.
— Если река еще раз остановится, будет по-твоему.
Призвал Искандар весь народ в свидетели. Потом с коня сошел, ниц распро-
стерся и молвил:
— О Господь несравненный, яви свое могущество, чтобы этот неверный свою
ложь признал! Тебе одному принадлежит величие, о Господи, ибо нет другого Бога,
кроме тебя!
Когда Искандар произнес это, река Нил снова остановилась по воле всевышне-
го Бога. Искандар сказал:
— Иди и приведи дочь!
А у царя Мисра было двенадцать дочерей, одна другой краше, они одна другую
сменяли, а он каждую ночь какой-нибудь из них молился. Пошел царь Мисра, при-
вел одну из дочерей, а уж по всему народу слух прошел: мол, царь дочку в реку
бросает. Все люди собрались на берегу Нила поглядеть. Искандар к девушке обра-
тился:
— Скажи, что Бог един, а не то брошу тебя в реку.
— Не скажу, — отвечает она.
Три раза он так ее спрашивал — она все то же отвечала. Все жители Мисра за-
плакали о ней, а Искандар велел ее в воду бросить. И тотчас река Нил потекла.
Искандар сказал:
— О люди, видите, каково могущество Бога единого? Уверуйте в Бога, и река
всегда течь будет1.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 451
Жители отвечали:
— Мы веру примем, но от тебя одного хотим.
— Вы станьте мусульманами, а уж потом просите у меня, что вам нужно, — воз-
разил Искандар.
— Нам нужен мост через Нил, — говорят они, — чтобы мы всегда могли через
реку переходить.
— Божьей милостью я этот мост построю, — сказал Искандар.
Жители Мисра все приняли мусульманство, а ему сказали:
— Выполняй обещанное, а то мы отречемся от Бога.
Вышел Искандар с мудрецами на берег Нила — никто не знает, как такой мост2
построить. Огорчился Искандар, что клятву дал.
Тут мудрец Эфлатун молвил:
— О царь, мне одна мысль в голову пришла, если получится ее осуществить —
хорошо.
— А что за мысль?
— Ты тут хоть сто лет сиди, все равно не сможешь мост построить, потому что
река очень быстрая и бурная, она моста не примет, — говорит Эфлатун. — А реше-
ние тут вот какое. Собирайся-ка ты и поезжай на остров Кендереф. Я там когда-
то бывал, Кендерефа в тех местах видал — его ведь Муса, мир ему, посохом так
ударил, что обе голени Кендерефа на тот остров упали.
Искандар спросил:
— А кто был этот Кендереф?
— Это Адж ибн Удж*, — ответил Эфлатун.
— Хорошо ты придумал! — воскликнул Искандар.
Он приказал приготовить колесницы и с тремя тысячами направился к тому
острову, а он был расположен в трехстах фарсангах от Мисра. Рассказывают, что
Муса, мир ему, воевал с Мисром, а не с Кендерефом, но когда Муса ударил его
своим посохом по ноге и Кендереф упал, голова его осталась в Мисре, а ноги до
того острова достали, ведь Кендереф был ростом в триста фарсангов! Настиг его
удар посоха Мусы, он рухнул, ноги на остров протянул и умер. И вот теперь Ис-
кандар отправился с тремя тысячами воинов и дивов с собой повез, чтобы его ко-
сти использовать.
Прибыли они на остров, а его почти совсем водой затопило. Искандар велел
дивам, чтобы они в воде пошарили. Наконец нашли те кости, дивы их на берег
вытащили. Искандар подумал: «Если бы не было здесь этих дивов, как бы мы
смогли их поднять? А все от Бога — это Он надоумил меня взять с собой дивов, вот
они и пригодились».
— А как же мы их отсюда доставим? — спросил Искандар.
— На колесницах нельзя везти, колесницы не выдержат, — говорит Эфлатун. —
Пусть их дивы и несут.
Искандар велел дивам взять кости на плечи, и за два дня они перенесли кости
на берег Нила. А еще через несколько дней прибыл Искандар и привез четыреста
колесниц, нагруженных смоляным тростником (еще Дараб набрал в свое время две
тысячи таких тростинок).
А когда Искандар прибыл и привез эти голени Аджа ибн Уджа, все мудрецы
собрались, посоветовались и сказали:
1.1*

452 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Надо так все сделать, чтобы продержался этот мост, по крайней мере, до
времени Пророка, мир ему, чтобы он знал, как мы его любили, и вообще, если что-
нибудь строишь, надо строить хорошо.
Искандар сказал:
— О Эфлатун, тебе — распоряжаться, а мне — исполнять да золото давать.
Эфлатун приказал выкопать поперек реки Нил канаву — три миллиона человек
там работали и вырыли такую канаву. Потом послали дивов за камнем и оловом,
и Эфлатун велел установить на дне реки триста столбов, каждый двадцать гязов
в ширину и пятьдесят гязов в высоту. Поставили их друг против друга на расстоя-
нии сорока гязов. Потом он приказал вымочить кости от голеней Аджа ибн Уджа
в трехстах харварах масла, чтобы они не треснули. Затем их подпилили с одного
и другого конца и навесили железные ворота, а на них цепи и засовы. После того
велел установить кости на столбах и закрепить их оловом. Так получился мост через
реку Нил, по которому можно было пройти верблюду с паланкином, на ту сторо-
ну переправиться, а жители Мисра обратились в ислам.
Когда все это было закончено, Искандар приказал, чтобы войско готовилось в
путь. Пришел к нему Хизр и молвил:
— Когда ты уйдешь, все они отступятся от ислама и будут молиться любому
красивому лицу, которое увидят.
— Тогда я разрушу этот мост, — говорит Искандар.
— Нет, не надо, — возразил Хизр. — Ты с них обещание возьми, вели им каждый
год приводить сюда красивую девушку и бросать ее в воду, а не то течение реки
остановится — такова воля всевышнего Бога.
Выслушав Хизра, Искандар позвал царя Мисра и сказал ему:
— О царь, я построил мост, пора мне уходить. Но вы не должны отрекаться от
пути истинной веры.
— Об этом и речи быть не может, — ответил царь Мисра.
Искандар знал, что тот лжет, но продолжал:
— Я ухожу, а вы обещайте мне, что, если вы от веры в Бога отвернетесь и вода
в Ниле остановится, вы приведете красивую девушку и бросите ее в воду, чтобы река
снова потекла. Дайте слово, что исполните это, тогда я уйду.
Царь Мисра пообещал ему это, Искандар вместе со всем войском оставил Миср
и направился в Магриб. А еще Искандар приказал, чтобы отобрали две тысячи
самых искусных мастеров из всех ремесел, и забрал их с собой.
Только Искандар отбыл, все сразу мусульманскую веру оставили. Царь Мисра
велел объявить: дескать, я слово дал каждый год красивую девушку в воду Нила
бросать, чтобы течение не останавливалось, а вы от веры в Бога отреклись, толку-
ете: зачем тому верить, кого не видно? Коли так, поклоняйтесь красавицам! И вот
все жители Мисра открыто стали поклоняться красавицам, а одну красивую девуш-
ку каждый год приводили к реке и бросали в воду, и продолжалось так до времен
повелителя правоверных Омара*, да пребудет с ним милость Аллаха. А тогда
получилось так. У одного старика была единственная дочь, очень красивая, и ее
забрали у него, чтобы бросить в реку. Тот старик отправился к Омару и пожало-
вался ему. Повелитель правоверных Омар, да пребудет с ним милость Аллаха, взял
черепок, написал на нем одно имя и дал тому старику, сказав:
— Возьми и брось это в Нил.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 453
Пошел старик и бросил черепок, который вручил ему повелитель правоверных
Омар, да пребудет с ним милость Аллаха, в воду. И с того дня Нил никогда боль-
ше не останавливался. Вот какую историю о реке Нил мы вам рассказали.
А Искандар тем временем с пятисоттысячным войском двинулся от берегов
Нила к Магрибу, и в какой бы город он ни прибывал, город становился богаче и
сильнее. Пошла молва, что Искандар по всему свету путешествует, чтобы чудеса
мира посмотреть, и стали к нему со всех концов земли: из Ирана, и из Турана, и
из Горджестана* — собираться люди, одни были купцы, другие — воины, странст-
вовали они вместе с ним, пока не дошли до моря. Когда стали лагерь разбивать,
тот на сорок фарсангов растянулся.
В каждом городе, через который они проходили, распродавали свои товары и
закупали все необходимое в дорогу и снова пускались в путь с Искандаром.
А когда Искандар вышел на берег моря в стране Сиютан, он сделал остановку
и распорядился собрать плотников и кузнецов — двадцать пять тысяч плотников и
пятьдесят тысяч кузнецов привели к нему! — велел дивам таскать лес, и все эти люди
занялись постройкой кораблей. Искандар же обратился к Эфлатуну и молвил:
— Пока они ладят корабли, вы должны возвести здесь, в море, башню, чтобы
она осталась на память обо мне.
— О царь Рума, — возразил Эфлатун, — да разве можно посреди моря башню
построить? Из чего мы сложим ее основание, коли здесь не подходят ни известь,
ни цемент, ни камень? Это невозможно.
— Да на что же вы тогда годитесь, коли не можете в море башню сложить! —
подосадовал Искандар.
Эфлатун сказал:
— О царь Рума, собери всех мудрецов, пусть придумают что-нибудь.
Был там один мудрец, по имени Батлемиюс*, ученик Эфлатуна, еще смышле-
нее его. Он сказал:
— Я воздвигну башню посреди моря.
Другие мудрецы говорят:
— Если ты это сделаешь, мы все подтвердим, что умнее тебя во всем мире нет.
А Батлемиюс им:
— Когда я закончу, желаю, чтоб вы написали: «Мы не смогли возвести эту баш-
ню».
Потом он велел посмотреть, где море мельче всего. В самом мелком месте ока-
залось сто гязов. Выбрал Батлемиюс это самое место и приказал на суше отлить
основание для башни. А потом велел дивам, чтобы они это основание подняли и в
море отнесли. Взялись дивы, вытащили основание в море и там его в воду опусти-
ли. Одна половина вниз ушла, а другая наверх высунулась, основание на место не
встало, перевернулось и в воду упало. Батлемиюс испугался и пустился бежать,
скрылся. Да только нашли его. Искандар спросил:
— Ты почему убежал?
— Царь Рума, я тебя испугался, потому что не вышло так, как я задумал.
— А как ты задумал? — спросил Искандар.
Он рассказал Искандару свой замысел. Тогда Эфлатун молвил:
— Это замысел ошибочный, ведь ты под водой дна не видишь.
А потом Эфлатун сказал:

454 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Я сам берусь башню3 построить, но только прошу сроку шесть месяцев.
Все мудрецы в изумление пришли, понять не могли: что же он хочет сделать?
Эфлатун же распорядился привести кузнецов, велел взять из войска сто тысяч
человек, и стали они нырять, место на дне искать, какое ему нужно было. Потом
вышли на берег и за работу принялись. Притащили тысячу столбов, каждый сто
на сто гязов, потом по указанию Эфлатуна заострили те столбы с одного конца,
потом погрузили их на корабли и вывезли в море. Острыми концами вниз в море
опустили, пока до дна не достали, затем стали колотушками, которыми прачечни-
ки пользуются, по другому концу столбов бить, пока не закрепили их там, всю
тысячу, в семь кругов. Потом он велел выковать железные обручи шириной в де-
сять гязов и прочно обхватить ими те столбы. Затем приказал принести коровьи
бурдюки, прибить их гвоздями и лить в них расплавленное олово, чтобы эти бур-
дюки заполнили изнутри обод на расстояние в десять гязов. Потом надели новые
ободья и еще на десять гязов залили все оловом и свинцом. Обручи ушли под воду,
закрепили головки гвоздей, а Эфлатун все продолжал ставить новые ободья, пока
однажды не показалось из воды основание башни, да такой башни, что всех муд-
рецов мира в изумление привела, у всех людей одобрение вызвала. Искандар по-
благодарил Эфлатуна, сказал:
— О мудрец, это у тебя прекрасно получилось, что ты теперь положишь на это
основание?
— Лучше всего пользоваться оловом, — отвечал Эфлатун, — прочнее всего будет.
Так они и сделали, продолжали строить из алебастра и олова, и все время ра-
ботали там миллион человек, пока не завершили дела: поднялась башня славная,
а в ней множество помещений, так как башня та была двадцать на двадцать гязов
площадью.
Эфлатун спросил:
— О Искандар, а что ты хочешь, чтобы я соорудил на вершине башни?
— Тебе лучше знать, ведь ты мудрец на весь мир! — ответил Искандар.
Взял Эфлатун астролябию, на солнце направил и по солнцу возвел круглую свет-
лицу, сделал в ней триста шестьдесят прорезей-окошек, чтобы каждый день солнце
попадало в другое оконце, и так весь год, пока снова не дойдет до первого оконца —
на следующий год. И когда он закончил этот купол, все мудрецы похвалили его.
Потом Эфлатун сказал:
— О царь, а хочешь, я еще кое-что удивительное сделаю?
— Как сам пожелаешь, — отвечал Искандар.
— Сделайте вы что-нибудь такое же прекрасное! — предложил Эфлатун мудрецам.
Мудрецы соорудили огромную птицу с крыльями; когда дул ветер, птица пово-
рачивалась.
— А что еще вы можете? — спросил Эфлатун.
— Можно внизу человека соорудить, чтобы птицу поворачивал, — говорит Ари-
статалис.
Засмеялся Эфлатун. Искандар спрашивает:
— А ты что построишь?
— А вот увидишь! — говорит Эфлатун.
Изготовил он зеркало, гяз на гяз величиной, изобразил на нем двенадцать зна-
ков Зодиака и исчислил вращение небосвода. А потом согласно расчету установил

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 455
то зеркало поперек оси вращения небес. Затем он выровнял его по четырем сторо-
нам света, вынес на галерею и принес на башню Искандара. Он обратил то зерка-
ло в сторону Рума и проговорил:
— Смотри!
Искандар и все мудрецы посмотрели и увидели, что какой-то человек вышел из
ворот Рума, держа на плечах ребенка. Такое они в том зеркале увидели, чего ни-
кто никогда не видывал, о чем и не слыхивали.
Это зеркало просуществовало до времен Омара Абдалазиза: мусульмане виде-
ли каждого всадника, выезжавшего из Рума, и румийцам никак не удавалось взять
верх. Румийцы пришли и сказали мусульманам, что внутри этого устройства спря-
тано сокровище, его, мол, Искандар туда положил, а мы теперь нашли. Мусульман
алчность охватила, и они разрушили там все, сломали зеркало, сбросили вниз ку-
пол, а сокровища никакого не нашли, потому что его там и не было. Цель же ру-
мийцев заключалась в том, чтобы уничтожить это устройство, дабы им можно было
из Рума совершать нападения на мусульман.
А Искандар приказал, чтобы башню завершили за сорок дней. На сорок первый
день строительство закончили. Потом подошла к концу постройка кораблей, и они
вышли в открытое море, посадили на цепь дивов и повернули в сторону Кайруана,
отправив гонца с письмом в Иран к Бурандохт: дескать, мы тронулись в путь, пока
мы в море, поминай нас в молитвах! Плыли они посреди моря, пятеро суток плы-
ли, пока не достигли земли Сиютан. Увидели они два города, возвышающиеся
посреди моря, окруженные высокой стеной, расположенные на расстоянии фарсан-
га друг от друга. Города стояли друг против друга, и жители каждый день перехо-
дили из одного в другой: день проживут в одном городе, а на следующий день идут
в другой. Тот же город, который оставался пустым, уходил под воду и исчезал, а
потом вдруг поднимался из воды, и люди проводили там следующие сутки. И ни-
кто не понимал, почему это происходит. Двенадцать месяцев в году и тридцать дней
в месяц такое продолжалось. Людям там ни поспать нельзя было, ни отдохнуть,
ходили они совсем оборванные, а ели рыбу одну: всякий раз, когда один город
погружался в воду, а другой поднимался из воды, они собирали рыбу, которая
оставалась в городе, жарили ее и питались, а всю одежду свою на себе носили.
Прибыл Искандар к тем городам и корабль остановил, а Эфлатун ему говорит:
— Не останавливайся меж этих городов, в них людям одни мучения.
— Почему? — спросил Искандар.
— Потому что эти города поочередно в воду уходят, — объяснил Эфлатун.
— Ну, может быть, этого не случится, — молвил Искандар, как вдруг собствен-
ными глазами увидел, что один город погружается в воду, а другой выступает на-
верх. Искандар был очень удивлен, он сразу к Эфлатуну обратился:
— О мудрец, да как это может быть?..
— Все мудрецы тому дивятся, — отвечает Эфлатун, — ведь никто не понимает,
в чем тут дело, тем города эти и знамениты.
Отплыл Искандар из пролива между городами, посреди моря остановился,
корабли якоря выбросили. Искандар сказал:
— Мне обязательно надо узнать, что это такое, в чем тут загадка?
Тотчас явились к нему Эфлатун с Букратом, Аристаталис и Батлемиюс, устро-
или совет. Искандар сказал:

456 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Надобно мне разобраться, в чем тут дело.
Эфлатун сейчас же говорит:
— Нужно призвать кого-нибудь из жителей города, расспросить их, что и как,
поскольку мне ничего не известно.
После того как Эфлатун так сказал, никто больше слова не вымолвил. Искан-
дар послал нескольких человек в город и наказал им:
— Ступайте передайте весть от меня, скажите, что Искандар прибыл, а с ним
иранское войско. И спрашивает он: дескать, кто в этом городе двухчастном глав-
ный? Пускай ко мне пожалует, мои речи послушает, а я его послушаю в свой че-
ред.
Отправились его посланцы и передали эти слова. Сел на корабль некий чело-
век — борода седая, лицо бледное, с головы до ног в рыбью кость облачен. Вот таким
он и явился пред Искандаром. Ни поклона не отдал, ни приветствия не произнес —
прошагал прямо к трону Искандара и даже не поздоровался. Сел на тахт рядом с
Искандаром, а потом к Эфлатуну повернулся и проговорил:
— О мудрец, как ты поживаешь? Как ты оказался в этом огромном море, что
тебя в эти места привело?
Расспросив, как положено4, Эфлатуна, он обратился с должными вопросами к
Аристаталису, а потом и другим воздал в соответствии с их саном. А когда закон-
чил вежливые вопросы, опустил голову, больше ни слова не сказал, только губы
сжал. Прошло некоторое время, Искандар себе говорил: «Видать, знатный старец,
коли вошел, поклона не отдал и без разрешения на тахт уселся!» А когда старец
умолк, Искандар все же спросил:
— О старец, как твое имя?
— Меня зовут Саркус, я из числа учеников Эфлатуна, я — падишах этих двух
городов, и все люди здесь мне подчиняются.
Искандар спросил:
— Вот он, Эфлатун, подле меня, почему же ты сел на более почетное место?
— О Искандар, шахская власть — это одно, а ученичество — совсем другое, —
отвечал старец. — Я — падишах, а падишаху следует сидеть с падишахами, мудре-
цам же — с мудрецами. После того я и обратился к ним с вопросами, как это подо-
бает ученикам, подтвердил этим свое положение ученика.
Искандару эти слова понравились чрезвычайно, он к Эфлатуну оборотился и
спросил:
— О Эфлатун, так он твой ученик?
— Ну, не совсем ученик, — ответил Эфлатун, — он выказал ко мне привязанность,
вот я и взял его под покровительство, как это принято в тарикате:* всякого, кто
изъявит дружбу к тебе, надобно принимать.
— О Саркус, известно ли тебе, зачем я тебя позвал? — спросил Искандар.
— Нет, неизвестно, скажи мне.
— Что это за город такой, то одна, то другая часть которого под водой скрыва-
ется? — спросил Искандар. — Объясни мне, удовлетвори мое любопытство.
Саркус молвил:
— О царь Рума, в присутствии учителя ученику говорить не подобает!
— Да я у Эфлатуна спрашивал, — сказал Искандар, — а он говорит: мол, не знаю.
— Коли учитель не знает, и ученик тоже не знает, — сказал Саркус.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 457
— Но должны же вы сказать, что это такое! — говорит Искандар.
— Я только то и слышал, — ответил Эфлатун, — что есть в стране Кайруван го-
род из двух частей, одна часть уходит в воду, а другая из воды появляется. А боль-
ше я ничего не знаю.
— Ну что вы за мудрецы такие, если не можете своею мудростью эту загадку
решить?! — возмутился Искандар.
Так они разговаривали, когда издалека показался Локман, голый, он шел по
морю так, как другие ходят по земле, даже ноги у него при этом сухими оставались.
Эфлатун говорит:
— А вот и мудрец Локман пришел! Он старый, раньше нас на свет появился,
спроси у него.
Искандар при виде Локмана встал, вышел ему навстречу, поклонился и сказал:
— О мудрец, иди к нам!
— Не пойду, — ответил Локман, — разговоры с вами мне мозги сушат.
— О мудрец, хоть часок побудь с нами, а потом уйдешь, — стал просить Искан-
дар. Подошел Локман. Все мудрецы и Искандар на ноги поднялись, а Локман
сказал:
— Не утруждайтесь, отдыхайте!
Все сели по местам, а Искандар спросил:
— О мудрец, скажи, отчего половина этого города то появляется из-под воды,
то опять скрывается? Можешь ты сказать, почему это происходит?
Локман ответил:
— Я два раза здесь проходил, один раз тысячу лет назад, а другой — тысячу
пятьсот лет. Расскажу тебе, что это такое, дабы снять с души твоей сомнение.
— Да, мудрец, расскажи, в чем тут дело, — обрадовался Искандар.
Локман начал:
— О царь Рума, я проходил здесь, когда этого моря еще не было, здесь была
пустыня. Когда я оказался здесь, то увидел две горы, стоящие друг против друга,
а между горами — промежуток в один фарсанг, очень приятное местечко. Дело
было летом, в то время, когда солнце находилось у созвездия Сомболе5, так что весь
мир был раскален, а я прилег в глубине ущелья между гор, и меня обдувало про-
хладным ветерком. Вдруг над ущельем раздался страшный глас. Проснулся я и
увидел, что в ущелье то вспыхивает, то гаснет огонь. Я подумал: «Что бы это мог-
ло быть, откуда посреди ущелья огню взяться?» Пробрался я поближе, чтобы по-
смотреть, что это за шум и откуда идет огонь. Огонь стал угасать, глянул я и уви-
дел двух змеев, выползавших из того ущелья. Я спрятался в сторонке, а змеи все
время били друг друга головами и изрыгали огонь. Каждый раз, когда они ударя-
ли головой один другого, сотрясалась земля. И так сорок дней и ночей они только
и делали, что сражались, так что от дыма и пламени, которые они испускали, день
смешался с ночью. А потом оба они ослабели, обхватили кольцом друг друга за шею
и застыли. Я подумал: «Обе твари сдохли!» Подошел я ближе, чтобы посмотреть,
живы они или нет, — вижу, они оба головы на землю склонили. Пока я смотрел на
них, набежали из того ущелья сто тысяч медведей, больших и малых обезьян, львов,
подошли к тем двум тварям, увидели, что они на земле лежат, повернули назад и
стали таскать камни и бросать на лежащих, избивать их камнями. А я смотрел и
думал о том, что у всех на свете есть враги! Что же должны были совершить эти

458 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
два гада, если все звери так на них ополчились? Целых два месяца просидел я там
на горе, пока эти звери не натаскали столько камней, что наполовину завалили их
обоих. Когда я увидел это, повернул прочь оттуда и попал в эти края только через
тысячу лет, как раз в то место, где я видел живыми двух змеев. Они были все еще
живые, то один, то другой приподнимали голову, а потом опять опускали; так про-
должалось до той поры, пока море не затопило ту землю и волны морские горы
скрыли. А те твари остались под водой, только головы высовывают, но еще не
умерли. Люди же устроились у них на головах и живут там. С того времени, как я
видел двух змеев, прошло две с половиной тысячи лет, два города на их головах
будут погружаться в воду и вновь выходить наверх, пока будет на то воля Божья.
Вот какова история двух городов, которые то опускаются в воду, то поднимаются
из воды на змеиных головах.
Искандар поблагодарил мудреца, приказал доставить на корабль жителей го-
рода и сказал:
— Зачем вам терпеть такие мучения?
Те люди ответили ему:
— О царь Рума, нам здесь хорошо, ведь человеку хорошо там, где он родился.
— Вы полагаете, что весь мир одинаков, потому что ничего другого не видели.
Вот посмотрите на другие края, это место сразу позабудете, — сказал им Искандар.
Потом он к мудрецам обратился: — Если все так и есть, как сказал Локман, вели-
те принести нефти!
Принесли нефть, полили на один из городов ради проверки и подожгли. Город
охватило огнем, он сгорел дотла, и под конец жар от огня добрался до змея, про-
ник ему в мозг и сжег, так что больше он голову не высовывал. А Искандару ста-
ло ясно, что Локман рассказал правду. Похвалил он его и повел корабли прочь
оттуда, во внутреннее море. Плыли они четверо суток и прибыли к какому-то ост-
рову посреди моря величиной в десять фарсангов. Не было там ни клочка земли
возделанной или зеленой, один лишь камень и щебень, однако посреди острова
росло дерево, такое большое, что под ним могли бы усесться две тысячи человек.
Но на нем не было ни плодов, ни листьев, только сучья огромные, все паутиной
оплетенные, так что веток и не видно совсем. Искандар, увидев это дерево, принял
его издали за постройку. Обратился он с вопросом к Эфлатуну:
— Что это там такое большое?
— Это дерево, — говорит Эфлатун.
— Я поеду посмотрю, что за дерево такое, — сказал Искандар.
— Не следует тебе к нему приближаться, — возразил Эфлатун, — беда тебя по-
стигнет.
— А какая беда? — спрашивает Искандар.
— Нельзя туда идти ни днем, ни ночью, — повторил Эфлатун. — Кто к этому
дереву подойдет, зазря с жизнью расстанется, всякий, кто поблизости от этого ос-
трова окажется, бегом бежит отсюда.
— А я все-таки пойду к тому дереву, — заупрямился Искандар, — уж больно
любопытно!
— Гляди, как бы чего не вышло, — опять повторил Эфлатун.
А Искандар ему:
— Я для того и странствую по свету, чтобы диковинки всякие видеть.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 459
Потом он велел, чтобы побольше людей и все мудрецы вместе с Эфлатуном
подошли бы поближе к дереву и окурили его дымом. Тут раздался над деревом
шум. Эфлатун сказал:
— Поджигайте солому!
Все подожгли пучки соломы, подошли поближе, стали разглядывать то дерево,
достигавшее верхушкой до звезды Аюк, все опутанное паутиной. Когда Искандар
взглянул наверх, он увидел более тысячи человек, которых пауки затащили туда
в давние времена: пауки кровь их высосали, мозг их сожрали...
Посмотрел Искандар на это дерево, повернулся к Эфлатуну и молвил:
— О мудрец, а где же обитают эти пауки, которые столько людей захватили,
паутиной к дереву привязали?
Эфлатун ответил:
— Пауки на верхушке дерева сидят, их много, и лапы у них длинные, они на
людей нападают, хватают их и приплетают к дереву, а потом кровь их пьют. А
сейчас все они попрятались внутрь дерева и не высовываются, не показываются из-
за духа горящей соломы — они от этого запаха сразу дохнут.
Искандар говорит:
— О мудрец, надо на какого-нибудь паука поглядеть.
— Да если хоть один из них наружу выйдет, ни тебя не останется, ни меня, ни
всего твоего войска, — возразил Эфлатун. — Всех к этому дереву паутиной притя-
нут.
— Ну тогда я это дерево нефтью оболью и сожгу! — говорит Искандар.
— Когда наступит ночь, с моря налетит множество комаров и мошек, они ринутся
на верхушку дерева и затеют битву с пауками. Эти пауки ничего так не боятся, как
комаров да мошек, между ними вражда. Вот сейчас пауки попрятались, чтобы при
появлении мошек и комаров напасть на них, чтобы те попались в сети паутины, но
мошки и комары тоже отступили и укрылись, так что паукам их не достать. А вот
если ночью на этот остров забрести, комары и мошки насмерть заедят, — объяснил
Эфлатун.
— Так как же нам поступить, чтобы все три рода этих тварей увидеть? — спро-
сил Искандар.
— Если ты хочешь рассмотреть этих отродий, так чтобы они тебя не видели и
не тронули, нужно выкопать яму, залезть туда и выход из ямы чем-нибудь при-
крыть, чтобы ты их видел, а они тебя — нет, — сказал Эфлатун. — А иначе никак
нельзя их увидеть.
— А я прикажу нефтью все тут облить и сжечь, — говорит Искандар.
— Это, конечно, можно, — возразил Эфлатун, — но ведь ты хочешь этих пауков
живыми увидеть, а если нефтью все облить, они сгорят.
— Тогда надо яму копать, как ты говоришь, — решил Искандар.
Но Эфлатун предупредил его:
— Пауки погубят множество твоих воинов, потому что у этих тварей слюна
ядовитая.
— Я прикажу войску где-нибудь схорониться, кожами укрыться, — сказал Искан-
дар.
— Так и надо поступить, — ответил Эфлатун.
Тогда Искандар вышел опять в море и объявил:

460 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Я отправляюсь к паучьему дереву, все, кто хочет посмотреть на пауков, за-
кутайтесь поплотнее в кожу и войлок, чтобы ни одна часть тела открытой не оста-
валась, а потом все вместе пойдем и поглядим на них. Затем обольем все нефтью
и подожжем, а то эти злодеи на людей охотятся.
Все войско на приказ Искандара откликнулось, облачилось в доспехи железные
и приготовилось сражаться с пауками.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. На следующий день пятьдесят тысяч мечников снарядились и в полном во-
оружении отправились на остров. Эфлатун говорит:
— О царь Рума, я приказываю тебе вернуться, так как дерево очень уж огром-
ное, а твари эти, которые в нем прибежище нашли, очень уж опасные.
Но Искандар возразил ему:
— Со мной столько народу, все воины, — мы с ними сразимся. В конце концов,
кто они такие?!
Эфлатун и все другие мудрецы старались образумить Искандара, но он их не
послушался. Мудрецы сказали:
— Ладно, завтра отправимся на этот остров и посмотрим на его обитателей, но
нынче ночью надобно всем укрыться.
Так они разговаривали, как вдруг во время заката солнца распространилась по
морю тьма до самого запада, словно дым черный.
Искандар к Эфлатуну оборотился, стал спрашивать:
— О мудрец, что это за тьма такая?
— О царь Рума, это паучье войско с охоты возвращается, на это дерево проби-
рается.
Посмотрел Искандар, увидал надвигающихся тварей, каждая величиной с боль-
шой шатер или с купол, шли они и свет собой закрывали, каждый держал во рту
человека, и бежали они по морю, словно люди посуху. Те же, которым не достал-
ся человек, повернулись к войску Искандара, пошли на них, брызжа слюной, по-
бежали, налетели, многих захватили и с собой потащили, вслед за дружками сво-
ими, прямо на то дерево. Пока люди опомнились, тысячу человек из войска Искан-
дара унесли. Искандар только диву давался на тварей этих.
— О царь Рума, — сказал Эфлатун, — они ходят по морю более чем на тысячу
фарсангов, и налево и направо, от Танджи* и Лазакии до страны берберов, и до
Магриба, и до Эфиопии, везде похищают людей и притаскивают их сюда, прикру-
чивают паутиной к этому дереву.
— А почему люди не могут от них избавиться? — спросил Искандар.
— Если человек хочет справиться с ними, — объяснил Эфлатун, — надо действо-
вать при помощи нефти и огня. Надо спалить это дерево, чтобы корень их уничто-
жен был, а иначе никому их не одолеть.
Искандар тот день обождал, а потом приказал собрать всех людей в войске, у
кого были большие луки, а также метателей бутылок с нефтью, они все взялись за
нефтяные стрелы и за склянки с нефтью, чтобы с наступлением ночи сжечь это
дерево.
Когда пришла ночь и стало темно, раздался над морем звон и поднялись над
поверхностью воды сто тысяч мошек и комаров, зазвенели, запищали и по морю
побежали. Каждая мошка была величиной с коршуна! Они устремились на то де-

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 461
рево, которое служило приютом паукам: днем оно служило опорой паукам, а но-
чью — мошкам. В дневное время пауки добывали из моря мошек и приносили их
на дерево, ночью же пауки в страхе укрывались на том самом дереве от мошек.
Днем меж ними шла война, когда же наступала ночь, они схватывались друг с
другом, а каждая мошка, которую затащили к себе- пауки, поднимала такой шум
и крик, словно она была павлином, а пауков, которых им удавалось захватить, они
волокли к морю и уносили под воду.
Всю ночь напролет воины Искандара из страха перед мошками и пауками факе-
лы жгли и за ними наблюдали, но оставались на расстоянии, чтобы ни те, ни другие
не могли причинить им вреда. А когда настало ясное утро, мошки улетели с дерева
прочь и погрузились в море, тут и солнце выглянуло из-за гор и осветило гладь мор-
скую. Все войско Искандара к тому дереву повернулось, ожидая, когда пауки выле-
зут. Когда солнце поднялось повыше, пауки начали спускаться с дерева и бегать по
острову, собирать и тащить к дереву всякую мушку, какая им попадалась. Потом
направились к морю и разбрелись по нему направо и налево. Войско Искандара ста-
ралось держаться подальше, приготовив склянки с нефтью, луки и стрелы и все
воинское снаряжение, пока наконец не сполз с дерева огромный паук, величиной с
шатер, с большой головой, с хоботом как у слона — страшнее его твари не было! Как
только он во всей красе спустился с дерева, остальные пауки на острове выстроились
по обе стороны от него и выступили против кораблей Искандара. От вожака пошел
резкий запах, он испустил тягостный крик при виде кораблей и двинулся по морю.
Другие пауки последовали за ним, но никто не причинил никакого вреда войску
Искандара. Искандар к мудрецам своим обратился и спросил:
— Что бы это значило? Этот паук вылез, крикнул на войско и прочь удалился —
ведь они столько людей похитили и погубили, а сегодня не тронули никого! Вы,
мудрецы, объясните мне причину этого.
Из мудрецов никто не дал ответа — ни Эфлатун, ни прочие. Искандар опять
спросил:
— Отвечайте, почему это?
Главой над мудрецами был Эфлатун, он молвил:
— Я не знаю.
Стали искать мудреца Локмана, но того нигде не было. Посидел Искандар
молча, потом говорит:
— Ну, раз на это у вас нет ответа, скажите тогда, куда вся эта братия направи-
лась по глади морской?
Эфлатун сказал:
— Господь всевышний им наказал, чтобы они нас миновали, никого не тронули.
— Ты это просто так болтаешь, — говорит Искандар.
Но Эфлатун продолжал:
— Они прежде были людьми, а потом Господь их в пауков обратил, неудивитель-
но, что они тебя в покое оставили.
Искандар пребывал в удивлении, когда увидел мудреца Локмана, который
появился в море, держа кого-то за руку. Оба они шли по воде, словно посуху.
Локман молвил:
— Вставай и поклонись этому человеку, а потом возьми у него книгу, прочитай
и следуй всему, что там написано.

462 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Подбежал Искандар и взял книгу, а тот старец и Локман удалились по глади
морской. Локман еще сказал:
— О Искандар, не спрашивай меня ни о чем, когда я вновь приду к тебе, открою
тебе, кто этот старец.
Искандар вернулся на свое место, не говоря ни слова, передал книгу Эфлатуну
и спросил:
— А что в этой книге?
Открыл Эфлатун книгу, видит, а она написана на греческом языке. Там было
много чего собрано про всевозможные чудеса. Почитал Эфлатун и говорит:
— Эта книга — «Диковинки островов», она принадлежит Саркусу, которого при-
водил Локман.
— А не тому старцу, которого Локман сейчас привел? — спросил Искандар.
— Вот Локман придет и расскажет тебе все, что следует, — ответил Эфлатун.
— А ты этого старца не знаешь? — не унимался Искандар.
— Нет, но я знаю, что все удивительное, что встречается в этом море, описано в
книге, которую Локман дал тебе.
Искандару это понравилось, он сказал:
— Так почитай оттуда что-нибудь!
Эфлатун перевернул несколько листов и молвил:
— О царь Рума, если все подряд читать, тебе наскучит, ведь ты в Хиндустане
бывал, много всякого видал, а здесь упомянуто также то, что возле третьей опоры
мира находится.
— А о паучьем дереве ничего не сказано — в какое время все это происходило? —
спросил Искандар.
Эфлатун еще немного полистал книгу и сказал:
— Этому дереву пятьдесят четыре тысячи лет, и эти твари обитали на нем очень
давно, но по велению Божьему им предстояло потерпеть поражение от человека,
который ведет свое происхождение от румийской знати, а по материнской линии
происходит от Салма ибн Фаридуна, — а это ты и есть.
Искандар очень обрадовался и сказал:
— Сегодня это племя покинуло дерево и удалилось. Нам надо отправиться туда
и сжечь дерево до их возвращения. А уж потом с ними сразимся.
— Это хорошо задумано, — согласился Эфлатун.
И Искандар приказал, чтобы все войско двинулось к дереву и подожгло его.
Паучьи детеныши догадались об их намерении, с дерева соскочили, крик и гам под-
няли, понеслись их вопли по глади морской, достигли ушей тех дивов, которые на
охоту отправились. Те повернули назад и с ревом и воем понеслись на помощь сво-
им отпрыскам. Все войско Искандара вокруг дерева собралось, вдруг слышит поза-
ди себя шум — глядь, а море сплошь покрыто этими тварями! Воскликнул Искандар:
— Доблестные мужи, скорей поджигайте дерево, не то они подоспеют, захватят
кого-нибудь из вас!
Затем он приказал собраться вместе всем мечникам и лучникам и десяти тыся-
чам метателей бутылок. Искандар с мудрецами решил так: сначала они двинутся
к дереву и каждый бросит в него что-нибудь, пробьют они кору дерева, а уж потом
сожгут его. На том они и договорились, сошлись вокруг дерева пятьдесят тысяч
воинов, одни с копьями, другие с камнями, третьи с палками, — все принялись бить

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 463
и сечь кору дерева. Вот эти твари и поняли, в чем дело. Завопили они, изготовились
к сражению и посыпались вниз с дерева.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Вожак этих тварей был ростом с шатер, когти у него походили на вилы, по-
всюду свисали волосы, белые и черные. Тулово у него было как у верблюда и го-
лова словно верблюжья, а глаза точно два таза, кровью налитые. Начал он по зем-
ле прыгать, гарцевать, будто конь арабский, другие же скакали за ним следом, и
поднялась над землей такая пылища, что и дерева не стало видно. Потом все они
разом бросились вперед, напали на войско Искандара. Пока люди опомнились,
каждый паук уже захватил себе жертву, и все они повернули назад к дереву. На-
кинулись они на людей, как сокол на голубей налетает, но никому ничего не сде-
лали, вреда не причинили, только к дереву тому оттащили и там оставили.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, рассказыва-
ет так. Искандар оглянулся, на берег моря вернулся и спросил Эфлатуна:
— Как нам теперь поступить, что делать?
— Завтра придем, поборемся с ними, — говорит тот.
— О мудрец, а как мы с ними расправимся?
— Надо поджечь дерево, чтобы они все сгорели, — сказал Эфлатун.
— Значит, завтра подожжем дерево и всех пауков оттуда выкурим!
Той ночью Искандар устроил смотр своему войску — очень мало осталось. Ве-
лел он всех метателей бутылок привести. Выдал всем им нефти и масла и сказал:
— Вам завтра предстоит пойти и забросить огонь на то дерево, чтобы наказать
их как следует.
Все утвердились в этом намерении, пробыли там ночь, а на следующий день,
когда появился озаряющий мир светоч, встал Искандар, сел на коня и повел впе-
ред пятьдесят тысяч метателей нефти, чтобы поджечь то дерево.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю. Войско пауков спустилось с дерева и встало вокруг него, к бою
приготовилось. Увидел Искандар это, повернулся к Эфлатуну и спросил:
— О мудрец, как поступим? Эти твари выступили против нас, прямо как люди!
— Господь, великий и славный, каждому дает разум по потребностям его, — от-
вечал Эфлатун, — дабы мог он добыть себе пропитание, вот и этому народцу дал.
Искандар велел тотчас забросать их склянками с горючей смесью, чтобы всех
перебить. Все метатели бутылок разом замахнулись — тут пауки всем скопом бро-
сились вперед, прямо в огонь, выставив свои когти. Стрельнули нефтеметатели в
них огнем; когда пауков охватило пламенем, они тотчас в бегство обратились —
некоторые сгорели, а некоторые унесли ноги. Искандар подошел к самому дереву,
видит, а к нему пять тысяч человек паутиной приплетены, те, которых пауки в его
войске захватили. Оборотился Искандар к Эфлатуну, говорит ему:
— О мудрец, когда огонь до подножия дерева достигнет, все твари погибнут. Но
теперь это никак невозможно — столько людей к дереву привязано, если мы дере-
во подожжем, они тоже сгорят... Как будто они мне урок дать хотели: нарочно
наших людей живыми к дереву паутиной прикрутили, чтобы мы ради своих дере-
во жечь отказались.
— Эти пауки людьми были, — молвил Эфлатун, — ткачами в землях сынов
Исраэля, да чем кисею ткать, больше козни плели и пустые обещания раздавали.

464 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Тогда всевышний Господь превратил их в этих тварей. Он отослал их в то место,
где ты их теперь видишь.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда на следующий день засияло солнце и озарило лучами темный мир,
Искандар дал знак войску, чтобы они вложили оружие в ножны и двинулись к тому
дереву. Войско направилось туда, но, прежде чем они приблизились, те пауки уже
высосали кровь у пленников, которых они утащили к себе, спустились с дерева и
скрылись неизвестно куда. Когда Искандар с войском подошел к дереву, они ре-
шили, что сначала снимут людей, а затем сожгут дерево дотла. Эфлатун забеспо-
коился:
— Что-то этих пауков нигде не видать, куда же они подевались? И люди, привя-
занные к дереву, почему-то голоса не подают... Пусть пауки своей паутиной им руки
и ноги опутали, но ведь языки-то они им не связали?
Но, сколько они ни окликали пленников, сколько ни звали, ответа не было.
Эфлатун сказал:
— У этих пауков дыхание смертоносное, нет сомнений, что наши люди мертвы.
И он приказал поджечь дерево, отступить от него подальше и наблюдать. Увиде-
ли они, как несколько тысяч паучьих детенышей, размером с кошку, а некоторые —
даже с собаку, большую и малую, поползли с дерева вниз и разбежались по степи.
Когда дерево догорело, войско Искандара повернуло к берегу и дошло до того
места, где начинались текучие пески, над песками теми слышались шум и стенания,
такие громкие, что разносились по всему свету. Испугались Искандар и войско его,
стали раздумывать, что бы это значило, когда к ним подошли Локман и Эфлатун.
Искандар говорит:
— Нам пески дорогу преградили!
— Ты хорошо сделал, что на берег моря вышел, — заметил Эфлатун, — а то
остался бы навеки под этими песками.
Искандар с Эфлатуном и Локманом постояли еще в море и посмотрели, как те
пески плакали и стонали. Искандар молвил:
— О Эфлатун, никогда я не видал такого подвижного песка. Что это за песок
такой?
— О царь Рума, — ответил Эфлатун, — спроси у Локмана, ведь, когда он здесь,
мне говорить не полагается.
Локман пояснил:
— Они произошли от племени Ад, которое в наказание за грехи было пущено
на ветер. И вот тысячу лет, как ветер носит их с востока на запад и с запада на
восток, бьет и колотит их друг о друга, вот они и превратились в такую пыль, ко-
торую ты теперь видишь, так как кожа и кости, плоть и оружие их — всё унесено
ветром. А ветер этот наслал на них всевышний Господь, и так пребудет до Судно-
го дня.
— О Локман, а если ветер принесет этот песок на какой-нибудь город, тот город
пострадает? — спросил Искандар.
— Всякий город, на который налетит этот песок, будет разрушен и погибнет, —
ответил Локман.
— О Локман, а вот в стране Кайруван города на берегу моря стоят — возможно
ведь, что и они будут разрушены, — говорит Искандар.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 465
— Конечно, ведь это ветер возмездия, — ответил Локман. — Любой город, на
который он налетит, будет разрушен.
Сорок суток плыли Искандар, Локман и Эфлатун по морю, пока не открылся
пред ними огромный город. Ближе подошли, видят, город высокой стеной обнесен
из камня гранитного, в стене четверо ворот сделано на четыре стороны света, а
поверху вся она зубцами выложена, на каждом углу столб стоит, а на столбе ви-
сит кольчуга золоченая. Вокруг города растут плодовые деревья, полноводный ров
крепость опоясывает. Подступил Искандар к крепости, огляделся кругом, видит
место приятное и благодатное, и велел он всем с кораблей высаживаться. В сере-
дине дня все прибывшие в тот сад вошли, плодов набрали свежих да сладких,
досыта наелись.
Искандар сказал:
— Ступайте в крепость и всякого, кого встретите, порасспросите. Узнать хочу,
есть там кто-нибудь или нет?
Люди его пошли, поглядели, Искандару доложили. Он к Локману повернулся
и спрашивает:
— О мудрец, ведь ты говорил, что всюду, где тот песок прошел, он разрушение
принес, так отчего же эта крепость цела осталась?
Озадачил он Локмана, тот помолчал, а потом говорит:
— Не знаю я, отчего так случилось.
Тотчас поднялись они все и отправились в крепость. Видят крепость простор-
ную. Искандар молвил:
— О благородные мужи, лучше нам на ночь здесь не оставаться, как бы беды
не вышло. На следующий день я погляжу, что тут есть, в крепости этой.
Провели они эту ночь снаружи, а когда день проглянул сквозь тьму ночную и
озарил мир сиянием своего лика, когда мир осветился фарром над его главой,
крепость тоже получила свою долю. Посмотрел Искандар вокруг, видит крепость
обширную, богатства под ногами лежат, деревья зеленые стоят, посреди крепости —
водоем в сто шагов, а над ним еще один дворец для отдыха построен — в четыре
свода. Поднялся Искандар в крепость, подошел к тому чертогу и увидел там трон
из черного камня, а на троне сидит истукан — на голове у него венец, перед ним
курильница, в которой благовонное алоэ горит, на шее у него ожерелья жемчуж-
ные, в одной руке истукана — чаша хрустальная, другая рука на коленях покоит-
ся. Поглядел на него Искандар, к мудрецам своим обратился и спрашивает:
— Что скажете, кто и зачем поставил здесь этого идола, кто ему поклонялся?
Эфлатун сказал:
— Огонь перед ним еще теплится, значит, только что кто-то к нему приходил.
Надо поискать в крепости.
Пошли на поиски и нашли там старца, высокого и красивого, с белой бородой,
чисто одетого, он стоял в укромном уголке и поклонялся своему кумиру. Тотчас
взяли его и привели к Искандару. Видит Искандар, старец благородного вида, а
на ногах у него путы, на шее — кандалы. Оборотился он к своим людям и спра-
шивает:
— Где вы нашли его в таком виде?
— Да тут в одной каморке, — отвечают ему.
Тогда Искандар к старцу повернулся:

466 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Скажи, кто тебя здесь заточил?
— Сначала ты скажи, ты — Искандар, внук Филкуса из Рума? — говорит в ответ
старец.
Удивили Искандара такие слова, он возьми да и ответь:
— Нет, я не Искандар.
— А коли ты не Искандар, зачем меня спрашиваешь? Ступай, пусть Искандар
мне вопросы задает!
— Да, Искандар я, — признался тот.
Старец молвил:
— Коли ты — Искандар, то я — пророк Божий. Сорок лет уже я в этом месте
заточен, все тебя поджидаю, когда же ты придешь.
При этих словах Искандар вскочил, обнял того старца, усадил, а сам пред ним
почтительно встал. Старец молвил:
— Садитесь все, я вам слово скажу.
Тогда все сели. А почтенный старец к Эфлатуну обратился, сказал:
— Ты — Эфлатун?
-Да.
Тогда старец обратился к Букрату, Куйлахуну и Аристаталису, всех назвал по
имени, так что они даже опешили. Потом опять к Искандару повернулся, так ска-
зал:
— О Искандар, для того тебя мать к порогу кельи Аристаталиса принесла, что-
бы ты до сих пределов дошел, по свету постранствовал, властелином всего мира
стал, гробницу Адама посетил и множество диковин повидал. Но никогда не видал
ты такого, что мне на долю выпало с этим кумиром, которого ты видишь восседа-
ющим на троне.
Искандар попросил:
— О пророк Божий, расскажи нам о своих приключениях.
Старец начал:
— Да будет вам известно, что меня называют Марсафил-пророк и что жил я в
землях Магриба, было у меня царство, добро и богатство, семейство и власть, ва-
зиры и надимы, полная казна и караул с барабанами. Однажды ночью спал я в
своем дворце и открылось мне во сне: «Тебе, Марсафил, приказ таков — поднимай-
ся, оставь свою страну и богатство, власть и державу и ступай в страну Кайруван.
Там, на берегу моря, девица есть, дочь падишаха Кайрувана, зовут ее Махатанта-
сия, она идолопоклонница». Встал я, пошел к своей жене и детям, всех созвал, а чу-
жих выпроводил. Потом повернулся к ним и сказал: «Знайте, что мне Царь земной
и небесный поручил в Кайруван отправиться, теперь надо все так устроить, чтобы
поехал я, передал послание Господа и назад возвратился». Жена и дети ко мне
бросились, стали отговаривать: «Ты не езди, другого вместо себя пошли, царство
не бросай!» Но я сказал: «Я и сам ехать не хочу, но послан я свыше». Сказал я так
и на следующий день посадил на трон сыновей, а своим стражам велел: «Я на не-
сколько дней отлучусь, а вам следует за сыновьями моими смотреть хорошенько».
Возложил я на них эту обязанность, в свои покои удалился и с женой и детьми
распростился, потом вывел из стойла коня, надел на него упряжь прочную, взял с
собой золота и платье дорогое и один отправился из земель Магриба в страну Кай-
руван, в город под названием Катрус — столицу эмира Кайрувана Латуса. Этот Ла-

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 467
туе был человек мудрый и отважный, владел богатствами и сокровищами, роди-
чей у него было много и войско большое.
В тот день, когда я добрался до столицы, Латус со своим войском выехал из
города, чтобы поохотиться, и разбил лагерь. Я успел как раз к заходу солнца, подъ-
ехал к ним и поклон отдал. Латус не узнал меня, но подозвал и обратился ко мне
с такими словами: «Кто ты и откуда, что за человек такой? Уж больно ты красив!»
Я имени своего называть не стал, сказал просто: мол, я чужеземец, из магрибин-
ских земель, писцовому ремеслу обучен, большое богатство потерял, а в эти края
затем приехал, чтобы кто-нибудь соблаговолил меня на службу взять. Латус гово-
рит: «О благородный муж, поступай служить ко мне, я тебе хорошее содержание
положу, ведь я эмир этой страны». — «Отчего же не поступить», — отвечаю я. Тот-
час Латус меня за собой увел, столы накрыли, он меня с собой рядом усадил. По-
сле еды устроили винопитие, все вельможи пришли, по местам расселись, и шах
тоже вышел, и музыканты. Я говорю: «Я вина не пью». — «Коли не пьешь, так про-
сто посиди», — ответил Латус. Сижу я на том пиру, вдруг входит вроде мальчик
какой-то: безбородый, приятной наружности и высокого роста, красивый лицом, в
кафтан раззолоченный одетый, а на голове у него — убор наподобие венца царско-
го, из-под которого две мускусные косы, черные, как вороново крыло, на грудь
падают, личико же такое светлое, что китайская куколка перед ним никуда не го-
дится! На щиколотках — браслеты, на ногах — туфельки нарядные, в ручке плато-
чек крутит, впереди слуга идет, а позади — служанка. В таком вот виде садится
вошедший подле Латуса. Все придворные поклон отдали, я тоже поднялся, а сам
подумал: «Что ни говори, а это Махатантасия, ради которой я сюда послан!»
Когда она села, Латус, отец ее, привлек ее к себе и поцеловал, а потом ко мне
повернулся и сказал: «О благородный муж, это моя дочь, она у меня одна во всем
свете». — «А как ее зовут?» — спросил я. «Махатантасия». Я сказал: «О царь, что это
означает, зачем ты приводишь девушку, одетую мужчиной, на такой пир? Бога ты
не боишься, совести у тебя нет: ведь недоброжелатели здесь ее без покрывала уви-
дят!» Латус ответил мне: «Я у всевышнего Господа ребенка просил, мальчика, а
Всевышний пожаловал мне дочку. Вот я и полюбил ее всей душой и держу под
видом мальчика при себе, средь мужчин».
Услыхал я эти слова Латуса и про себя подивился: «Ну и дела! Если уж покло-
няться кому-нибудь за красоту, то надо бы этой девочке поклоняться... Но никому
не дано в Промысел Божий вмешиваться, лучше мне подумать о том, как волю
Божью исполнить».
Так я сидел там молча, пока не прошло достаточно времени. Вошел вазир Ла-
туса — старец красивый и рослый, но только кожа у него черная, а борода белая,
одет он был в богатое платье, по пятам за ним шел здоровенный негр с вытянутой
рожей, нос вывороченный, как у буйвола, верхняя губа вздернута, нижняя — отвисла
как у верблюда, желтые, как свиные клыки, зубы торчали изо рта, голова была
повязана красным платком, а на плечах болтался длинный парчовый плащ. Вошел
он и уселся рядом с вазиром. Все придворные поднялись, я тоже встал, а сам Ла-
туса спрашиваю: «Кто такие этот муж и парень, что с ним пришел?» — «Старец —
мой вазир, — ответил Латус, — а юноша — его сын». Я замолчал, наблюдать стал, а
они все тоже смолкли, вином занялись. Я глаз не мог оторвать от дочери Латуса,
уж очень она была красивая. А девушка при каждой чаше вина, которую выпива-

468 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
ла, обращала взор к сыну вазира и ему знак глазами делала, а он ей в ответ под-
мигивал. Так они друг другу внимание выказывали, а я про себя дивился воле
Божьей: среди всех красавцев, что там были, дочь Латуса выбрала этого черного
ифрита, чтобы с ним перемигиваться! Я говорил про себя: «Великий Боже, что же
это такое?!»
Так они всю ночь провели за вином, а потом отправились восвояси. Латус под-
нялся, взял дочь за руку и вышел, а я остался там, пока ночь не сменилась днем.
На другой день Латус объявил, что отправляется на охоту. Навьючили верблюдов
и велели всему двору следовать за шахом. Я тоже поехал вместе с ними. Приеха-
ли мы на место охоты, оно оказалось между двух земель: с одной стороны — зем-
ля Танджа, а с другой — земля Ифрикия. Это была поляна, где полным-полно вся-
кой живности — и той, что едят, и той, что для развлечения стреляют. Съедобной
дичью были онагры и олени, зайцы и газели, а те, что для стрельбы годятся, — волки
и лисицы, тигры и львы. Латус занялся на той лужайке охотой и людей своих на
охоту послал, так что выгнали они много всяких зверей, от кабана и до льва, по всей
степи разошлись. Латус начал охоту, а ту добычу, что из-под рук у него уходила,
дочь своими стрелами добивала. Все войско любовалось ею, а я диву давался на ее
ловкость.
В тот день до захода солнца охотились, а когда жарко стало, бросили охоту и
разошлись по своим местам отдохнуть. Добычи охотничьей было не счесть, неко-
торую зажарили, потом принесли вина, и все сели за выпивку. Когда все уже захме-
лели, выскочил с той лужайки олень с верблюда ростом, в расцвете лет — рога у
него на голове кольцом смыкались, и бросился в степь. Латус и говорит собравшим-
ся: «Кто этого оленя поразит или заарканит?» Никто не вызвался. Тут встала Ма-
хатантасия: мол, я пойду, либо застрелю его, либо на аркане приведу. Латус гово-
рит: «Не твое это дело, сядь!» Тогда поднялся сын вазира, тот самый, похожий на
ифрита, сказал: «О царь, я нынче совсем не охотился, пойду-ка я под счастливой
звездой повелителя подстрелю этого оленя». Латус молвил: «Коли возьмешь его
живым, я тебе дам все, чего ты попросишь». Поднялся сын вазира, надел оружие,
вскочил на коня, прикрепил аркан к торокам и направился в степь вслед за оленем.
Солнце уже склонилось к закату и цвет изменило, когда появился сын вазира, таща
за собой оленя, привязанного к торокам. Приволок он его прямо к Латусу, мигом
с коня соскочил, поклонился, высвободил оленя из петель аркана и сказал: «О
повелитель, выполняй свое обещание, ведь ты сказал, что дашь мне, чего бы я ни
попросил». — «Проси чего хочешь — все пожалую!» Тут сын вазира и говорит: «О
царь, отдай мне свою дочь, она мне нужна». Как услышал Латус-шах такие слова,
из себя вышел, в лице переменился, затрясся весь. Некоторое время головы не мог
поднять, потом глянул исподлобья и говорит дочери: «Слыхала, что этот дурак
невоспитанный мелет? Ну-ка сруби ему голову с плеч за то, что он на тебе женить-
ся надумал». А дочь ему в ответ: «О отец, негоже его кровь пред тобой проливать,
ты мне его отдай, я его живым в море сброшу, чтоб никому не повадно было та-
кое говорить тебе». — «Да, так и сделай, — согласился Латус. — Отведи его на берег
морской, а там с ним покончи».
Встала девушка, руки сыну вазира связала, вперед подтолкнула и увела. Латус
сказал мне: «О благородный чужеземец, я тебе доверяю, ступай следом за ними, а
то, не дай Бог, дочь моя с ним не справится». Я пошел за ними, хотя и знал, что

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 469
девушка не убьет его, ведь она была в него влюблена. Тем не менее я последовал
за ними на берег моря. Девушка увидела меня и спросила: «Благородный муж, а
ты что здесь делаешь?» — «Меня твой отец послал, — говорю я, — чтобы я допод-
линно описал ему все, что видел». Она сказала: «А ты что предпочитаешь — невре-
димым остаться или голову сложить?» — «Жизнь всего на свете дороже», — говорю
я. «Так знай, что я люблю сына вазира и ни за что убивать его не стану. Значит, если
жизнь тебе дорога, ступай к моему отцу и скажи: мол, твоя дочь с сыном вазира
расправилась, а не скажешь — я тебя убью. Откуда отец узнает, куда ты подевал-
ся? Каждый год к нему приходят и уходят тысячи таких людей, как ты». Я сказал,
что сделаю так, как она хочет. И девушка договорилась со мной, что, если я буду
хранить ее тайну, она тоже обойдется со мной по-хорошему.
Девушка оставила сына вазира на морском берегу, а меня взяла за руку, и мы
вдвоем вернулись к ее отцу. Латус спросил: «О благородный муж, что там произо-
шло?» Опустил я голову, поклонился и молвил: «О царь, исполнила царевна твой
приказ, как ты велел, так и сделала». Он обнял дочь, усадил ее рядом с собой и
произнес: «Доченька, пока я жив, так будет со всяким, кто надумает тебя в жены
просить». Вазир говорит: «Почитание Бога не того требует, это только Господь
всевышний не нуждается в паре». Латус приказал, чтоб вазира надвое разрубили,
потом поднялись все и в город возвратились.
Назначил Латус меня на вазирскую должность, сказал при этом: «Будь моим
вазиром, ты мне подходишь». И вот взошел я на престол власти, государственны-
ми делами стал заниматься и дела Латуса вершить. Прошло некоторое время,
однажды дочь Латуса вызвала меня и сказала: «О Марсафил, да будет тебе из-
вестно, что тот мой друг умер, на свою беду, хорошо хоть, что не мой отец его
убил». — «Хвала Аллаху, что умер, что тебя не опозорил», — ответил я. Девушка
говорит: «Я очень по нему горюю, но все же хорошо, что я позора избежала. А ты
теперь яви великодушие, ни в коем случае не говори ничего отцу, пусть он не зна-
ет об этом». — «Да мне это никогда и в голову не приходило», — ответил я.
Так прошло около года, однажды девушка явилась к отцу и сказала: «Отец, мне
что-то скучно стало, надо мне в город Семи Идолов поехать, полюбоваться на них,
побыть там несколько деньков». — «Поезжай и возьми с собой кого хочешь», —
ответил отец. «Никого мне не надо, кроме вазира», — говорит она. Вот тут-то я и
подумал: «Зачем это она меня с собой берет? Может быть, хочет меня убить из-за
сына вазира?» А еще подумал я, что будущее одному Богу известно. На следующий
день девушка велела запрягать животных и грузить поклажу, взяла с собой все
необходимое из съестного, утвари и ковров, собрала своих невольниц, попросила
отца отпустить меня, и мы отправились в этот город Семи Идолов, который ты
видишь, о Искандар. Когда мы прибыли, появился человек, который сторожил этот
город, звали его Шанталес, он отпер ворота, и все прибывшие вступили в город.
Девушка приказала принести и открыть один из сундуков, и оттуда вытащили сына
вазира. Принялась она его обхаживать, на трон усадила, сама тоже разоделась и
возле него уселась, стала с ним заигрывать.
А я, как увидел сына вазира, сразу спросил: «Да ведь сын вазира умер?..» Дочь
Латуса мне в ответ говорит: «О Марсафил, я для того тебя сюда и привезла, что-
бы убить, чтобы тайны мои сокрытыми остались». Только услыхал я эти слова,
сразу сказал про себя: «Господь, великий и славный, велел мне ее к Богу призвать

4 70 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
и от поклонения идолам отвратить — да ведь ей об этом даже и сказать невозмож-
но! Однако погляжу, что будет». Вскоре девушка велела связать мне руки и ноги,
наземь бросить и нож мне к горлу приставить, чтобы покончить со мной. Тут сын
вазира спросил: «Эй, девушка, а зачем ты его убиваешь?» — «Затем, чтобы он отцу
не насплетничал ничего», — ответила она. Сын вазира заявил: «Не убивай его. А если
хочешь, чтобы я тобой доволен был, убей отца своего, Латуса, — ведь он моего отца
убил. Ну-ка давай! Если ты не убьешь своего отца, я никогда тобой доволен не
буду». — «Да, ты прав, — говорит девушка. — Меня только из-за отца страх и берет,
а других-то чего мне бояться? Пойду я отца убью, а царство тебе отдам, будем мы
вдвоем жить-наслаждаться, а отцы наши пусть оба в земле гниют». Тут она прика-
зала развязать мне руки и увести куда-нибудь, а сама вознамерилась собственного
отца убить — вот что решила сделать эта злосчастная, дабы удовлетворить страсть
своего сердца и похоть свою потешить.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Послушал Искандар повествование Марсафила и говорит:
— О Божий пророк, рассказывай скорей, как же эта девица убила своего отца?
— О царь Рума, — отвечал Марсафил, — да будет тебе известно, что всю ту ночь
дочь Латуса старалась улестить сына вазира, но тот проклятый пес только недоволь-
ство выказывал и твердил: «Пока не принесешь мне голову своего отца, ты мне не
мила, вот доставишь голову его — тогда я доволен буду».
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Марсафил свою повесть продолжил:
— Когда наступил следующий день, озаряющий мир светоч показался из укром-
ного уголка Хивда и засиял, и с каждым часом сияние его озаряло мир все силь-
нее, пока не осветило все пространство от востока до запада. Дочь Латуса просну-
лась, пришла к сыну вазира и сказала: «Что прикажешь, то я и сделаю». — «При-
думай, как отца убить», — ответил он. «Ладно, — согласилась она. — Ты желаешь,
чтобы я его здесь убила или к нему отправилась, там его сгубила?» — «Это тебе
лучше знать». Девушка велела принести чернильницу, калам* и бумагу и ко мне
обратилась: «Марсафил, коли хочешь жить, делай все, как я скажу, пиши письмо,
а не то я тебя с этой башни в море брошу!» — «Говори, что ты хочешь написать», —
ответил я. Девушка велела: «Сначала помяни имя Творца, Господа, коему нет нуж-
ды в супруге и потомках. А потом пиши так: "Это письмо от меня, Махатантасии,
дочери царя Латуса, к тебе, моему отцу. Как тебе известно, ть? меня у Бога просил
и Господь всевышний дал меня тебе. Ты меня вместо сына держал, на битвы и пиры
с собою брал, на охоту возил, ни от кого не скрывал, потому что я была добронрав-
ная и достойная, имени твоего не уронила, чести материнской не посрамила. И
теперь ты построил для меня особое место на морском берегу, чтобы я там развле-
калась, и я с твоего разрешения собралась, прибыла сюда с твоим вазиром, чтобы
он меня охранял. А как приехала в крепость, дурной глаз на меня упал, порчу див
наслал, занемогла я, то и дело разум меня покидает, призраки мне являются вся-
кие... Как только получишь это письмо, поскорей собирайся и приезжай ко мне
вместе с матерью моей, вызволи меня из этой беды, а больше никому не сказывай"».
Когда письмо было написано, она приложила к нему печать, передала слуге и
сказала: «Смотри не рассказывай ничего моему отцу! А я тебе столько денег дам,
что ты богачом станешь». Поклонился слуга, сказал «Слушаю!», покинул крепость

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 471
и поспешно пустился в путь, направляясь к Латусу. Латус получил письмо, прочел,
тотчас собрался вместе с матерью девушки и пятью прекрасноликими невольница-
ми и отправился в крепость. Доехал и торопливо вступил в ворота. Дочь встрети-
ла отца с почетом, велела тотчас угощение подавать. Принесли всякую всячину,
стали они есть и пить, а отец велит: «Ну, дочка, рассказывай, что за беда с тобой
стряслась!» Девушка говорит: «Как только я отцу в глаза взглянула, все мои беды
радостью обернулись!» Поблагодарил ее отец, и просидели они за столом, пока ночь
не подошла. Лег Латус спать, а дочка-то к нему подступилась, навалилась, руки ему
связала, а потом сказала: «Я тебя за то убью, что ты не отдал меня сыну вазира».
С этими словами вытащила она меч.
Увидал Латус такое дело, слезы из глаз пролил, начал к Господу, великому и
славному, взывать. Потом сказал: «Дочка, не убивай меня, ведь я твой отец, я тебя
вырастил. Раз тебе нужен сын вазира, освободи меня, я с дорогой душой тебя отдам
ему — ты оба мира сразу обретешь, и я в живых останусь. Давай я падишахский трон
тебе передам?» Но как ни упрашивал ее Латус, все было бесполезно: в конце концов
она его убила. У Латуса был брат, она и брата отцовского тоже убила, а того негра,
похожего на дива, на царский трон посадила. Теперь она поклоняется этому идолу,
еще здесь старик сторож есть, он тоже идолопоклонник. Вели привести его!
Искандар позвал того старика, расспросил его — тот подтвердил слова Марса-
фила. Искандар предложил сторожу в ислам перейти, тот со страху в мусульман-
ство обратился, но в душе остался таким же язычником. Когда они все отправились
спать, этот старик в темноте ночи, черной, как его сердце, встал и бросился бежать,
прибежал прямехонько к Махатантасии и все ей рассказал.
Махатантасия ужасно испугалась, а она была колдунья поганая, приблизилась
она к лагерю Искандара и начала ворожить. Тот же час тучи собрались, потоки
дождя пролились, потом крупный град повалил. Несколько дней она такое колдов-
ство напускала, так что Искандарово войско чуть было не погибло. Искандар по-
звал Куйлахуна и сказал ему:
— Надо предпринять что-нибудь, а то еще немного — и все войско погибнет!
Куйлахун сразу начал читать заклинания. Гром и молния стали потише, а ког-
да он дочитал до конца, то и солнце выглянуло. Искандар приказал бить в воен-
ные барабаны, свистеть в боевые дудки, поворачивать к тем неграм и направить на
них мечи. И завязалась великая битва, и полегли все те негры под ударами мечей.
Мирные жители у Искандара пощады попросили, Искандар их помиловал, а Ма-
хатантасию вместе с тем негром, сыном вазира, в плен взял и предложил им ислам
принять, но они отказались.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает эту историю. Искандар приказал, чтобы им обоим руки-ноги связали и в море
их бросили. Поставил Искандар одного из своих приближенных эмиром над жи-
телями, они все приняли ислам, воздали почести всем, кому положено. Завершив
эти дела, Искандар направился в то капище, где уже был прошлой ночью. Окру-
жавшие храм жрецы подняли крик, начали колдовать, чары напускать, так что весь
мир потемнел, никто никого разглядеть не мог, войско во все стороны разбрелось.
Куйлахун догадался, что это колдовство, опять начал заклинания читать и читал
их три дня без передышки, пока разбежавшееся войско не собралось, небо очис-
тилось и появилось солнце.

4 72 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
На четвертый день хотели они в путь тронуться, но не знали, куда направиться.
Целую неделю там пробыли, а на восьмой день отбыли и двигались без остановки,
пока не подошли к городу, который назывался Харва. Правитель города узнал об
их прибытии, выступил навстречу со всем почетом и уважением, три дня принимал
и угощал Искандара с его свитой, принес ему множество даров. Искандар тоже его
обласкал, подарками наградил, а потом уехал. И прибыл он в некий большой го-
род, богатства превеликого. Царь города к Искандару вышел, городская знать
подарки принесла. Были среди них пять рыбьих шкур, таких, что на каждую из них
по тысяче человек усесться могли. Искандар только диву давался. Потом они по-
шли дальше и увидели высокие горы, откуда в той стране доставляли золото, как
у нас траву и зелень с гор привозят. Искандар захотел на те горы подняться. Ему
сказали:
— О шах, у нас тут есть бог, он этот край хранит, чтобы никому туда ходу не
было.
Удивился Искандар и говорит:
— Ну и ну! Где же он есть, этот ваш бог, надо мне на него поглядеть!
— Тут он, на склоне горы, среди деревьев, — отвечают ему. — И от страха перед
ним никто не может туда зайти. А он каждый день выходит оттуда в степь, и люди
наши каждый день пригоняют двух быков ему на еду, а на следующий день — снова.
Искандар спросил:
— Этот ваш бог именно сюда приходит или в другое место?
— Нет, только сюда, — ответили ему.
А Искандар еще раньше слыхал, что в тех краях при каждом городе есть див,
который захватил те земли и объявил там себя богом. Тогда Искандар и его при-
ближенные сели на коней и отправились к роще. Искандар приказал привести двух
быков и пустить туда, а сам со свитой своей поднялся на пригорок, стал оттуда
наблюдать. Прошло некоторое время, и вышел из чащи зверь величиною в пять
слонов, вместе взятых, из пасти огонь вырывается... Подошел он к тем быкам,
дохнул — за один дых быка уложил, потом повернулся и скрылся среди деревьев.
Воротился Искандар, на следующий день велел привести двух крупных телят
и выпустить в том месте. Тот зверь вышел, но не стал есть телят, некоторое время
прождал там, а потом голодным к себе в чащу вернулся. Искандар приказал взять
двух больших коров, снять с них шкуру, наполнить ее нефтью и серой, набить
жиром и в том лесу на ноги поставить. Пришел тот зверь и сожрал обеих коров.
Начало ему нутро жечь, он хотел все это отрыгнуть, да жир тот спекся и забил ему
глотку — как он ни старался, не мог ни извергнуть то, что съел, ни проглотить. Начал
он туда-сюда метаться, лапами землю скрести. Когда Искандар это увидел, распо-
рядился он склянку с зажигательной смесью принести и в пасть ему кинуть. Огонь
попал на серу с нефтью, и тот зверь издох. Сообщили о том в город, пришли горо-
жане, стали Искандара благодарить и столько добра притащили, что и не счесть.
Искандар пробыл там неделю и снова в путь отправился. И такие угодья охот-
ничьи и места диковинные пред ними открылись, каких они никогда не видывали.
Так они шли, пока не достигли огромной ровной пустыни. Стали люди говорить:
— О царь, в эту пустыню углубляться нельзя, здесь такие звери живут, которые
на людей нападают.
— Господь нас охранит, — ответил Искандар.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 473
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. На следующий день Искандар поднял войско и углубился в пустыню. Когда
они прошли расстояние в пять фарсангов, увидели каких-то животных, каждое из
них величиной с теленка или с оленя, а еще увидали онагров. Поглядел на них
Искандар, закричал на войско:
— Значит, вы дичи испугались? Вперед, львы-рыцари!
Все войско вперед пошло, начало разить, пустило в ход и копья, и мечи, и пал-
ки, так что положило множество этого зверья. А те, что остались, на воинов наки-
нулись, стали людей и лошадей зубами рвать, немало народу погубили. Сообщи-
ли о том Искандару, он велел стрелами зверей осыпать — и пятьсот онагров под-
стрелили, а прочие ускакали.
Оставили они это место и шли еще десять дней, пока не оказались в стране, жи-
тели которой были рослые и черные, как смола. Когда Искандару сообщили о том,
к ним уже подступило какое-то племя, приготовившееся к бою. С ними был их
вождь — сам голый, в ушах — кольца железные, в красной набедренной повязке, на
ногах — браслеты, наподобие тех, что на верблюдов надевают. Он сидел на слоне, а
еще была при нем тысяча боевых слонов, и все изготовились к бою. Едва прибыло
войско Искандара, стало располагаться, они на них напали, накинулись и, прежде чем
Искандар сообразил, что к чему, уже много народу положили. Воины стали говорить:
— О шах, дивы какие-то налетели на нас, многих перебили!
Искандар и свита его сели на коней, поехали на поле сражения. А те дивы все
наступали, воинов Искандара ударами осыпали, многих погубили, и так они были
сильны, что воины Искандара никак не могли их отразить и вспять обратить, пока
те сами не повернули назад, захватив всех, кого сумели, из Искандарова войска.
Как увидели это воины Искандара, опять отступать начали. Черные с силами
собрались, набежали на войско, поотнимали у них копья да мечи. Искандару до-
ложили, что это, мол, негры. Он приказал их из луков обстрелять. А негры совсем
дикие были, никогда прежде лука и стрел не видали: если стрела в кого-нибудь из
них попадала, тот только пальцем рану затыкал, чтобы кровь не лилась, так что
все, кому стрелы в живот попали, вскорости умерли.
Увидели негры такое дело, снова отступили, к своему вождю с докладом поспе-
шили. Стал он их бранить:
— Вы почему опять отступаете?!
— Да вот палочки у них, с одного конца железные... Они враз на нас полетели,
без спросу в тело входят и тотчас убивают... — говорят ему негры.
Вождь послушал такие речи и говорит:
— Надо мне самому пойти на палочки эти поглядеть.
Ему принесли одну из стрел, он воскликнул:
— Да ведь это все равно что наши дротики, только мы рыбью кость использу-
ем, а у них, видать, железа много!
— Да чем же они на дротики похожи? — возразили негры.
— Действием своим, вот чем! Ну-ка давайте, бросайте в них дротики — вы тоже
их израните.
— О вождь, мы добросить не можем, — говорят негры.
— Я вас обучу, как бросать! — говорит вождь. Взял он стрелу за древко и со спины
слона метнул что было силы. Стрела не более десяти шагов пролетела и в землю

4 74 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
воткнулась. Увидел это вождь и сказал: — Значит, они заколдовали свои палочки,
коли те так далеко летят да так крепко бьют.
Не успел он слов своих закончить, как стрела прилетела и ему в бок угодила,
да так, что насквозь пробила, с другой стороны вышла. Вождь тотчас стрелу из раны
вытащил — кровь оттуда полилась. Вождь говорит:
— Правильно, они колдовство в ход пустили!
Приказал он, чтобы рану его перевязали, повернул слона и отъехал назад, вой-
ско его тоже отступило — там деревья густые росли, так они в тех зарослях попря-
тались.
Искандар видел, что негритянское войско обратилось в бегство и укрылось под
деревьями. Он приказал метать туда огонь, так что множество народу сгорело. А
вождь их со своей свитой вышел вперед и стал сражаться — и бился славно. Иран-
цы при виде этого принялись осыпать его стрелами, так что ранили слона вождя,
сбили его с ног. Вождь со слона соскочил, хотел бежать, тут иранцы на него набро-
сились, схватили его и нескольких человек из свиты, к Искандару доставили и
сказали:
— О царь, мы предводителя ихнего взяли!
Поглядел Искандар, видит, стоит перед ним чернокожий, высокий и плотный,
в красной набедренной повязке, с железными кольцами в ушах, в золотом ошей-
нике и в ножных браслетах, словно у верблюда, космы длинные на плечи падают.
Искандара смех разобрал, он подумал: «Он на кого угодно похож, только не на
царя — ведь мы его голышом взяли!» А вслух сказал:
— С такими-то доспехами и прикрытием он с нашим войском сражался? Видать,
очень уж боялся, что мы на его имущество посягнем!
— О царь, у него добра много, — говорят Искандару.
— Какое там добро, когда ему задницу прикрыть нечем? — возразил тот. — Тут
во всей стране ничего не найдешь.
— У них все на дальних островах, — говорят ему. Потом к пленному вождю
обратились, стали спрашивать: — Вы зачем на нас напали? Мы не собирались с вами
воевать.
Тот ответил:
— Слыхали мы, что вы, в какую страну ни придете, всех подряд убиваете, при-
пасы их забираете, жилища людей сжигаете. Потому мы и напали на вас.
Искандар молвил:
— Тех, кто с нами не воюет, мы не обижаем.
— Да нам только что такие вести доставили, — возразил вождь.
— Из-за слухов пустых ты сам себя и приближенных своих в оковы вверг, —
сказал ему Искандар и добавил: — Тысячу харваров золота и сто харваров камфа-
ры отдашь, тогда я отпущу тебя и твоих приближенных.
Когда Искандар так сказал, тот вождь даже засмеялся от радости. Он восклик-
нул:
— Считай, что я уже выкупил себя и своих близких, пошли только людей за тем
золотом и камфарой!
— Нет, это ты своих людей пошли, пусть привезут сюда, — возразил Искандар.
Тут вождь стянул с ног браслеты, положил их перед Искандаром и говорит:
— Пусть они у тебя в залог останутся, а я сам поеду и выкуп привезу.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 475
Засмеялся Искандар:
— Хорошие оковы ты носишь!
Тот вождь головой поник, поклонился и молвил:
— О шах, не сомневайся понапрасну, я не пожертвую этими браслетами за ты-
сячу харваров золота, ведь, пока их на мне нет, никто меня шахом не назовет и
приказов моих исполнять не станет. Не думай, что мало запросил: дескать, он меня
невысоко ставит, коли эти браслеты в залог выставляет, — я знаю, что ты царь
справедливый, притеснять меня не будешь.
Искандар похвалил его и велел:
— Освободите его, пусть идет, и других пленников тоже отпустите.
Отпустили вождя и сказали, чтобы он через семь-восемь дней воротился и при-
нес то, что было договорено.
— Хорошо, — согласился вождь.
Ушел он, а Искандар на том самом месте остался ждать. Войско его кокосовы-
ми орехами и сахарным тростником питалось, и пробыли они там, пока на восьмой
день не привезли на слонах все, что требовал Искандар, выложили перед ним. А
человек, который это добро доставил, сказал:
— О царь, промашку ты дал, запросил вещи нестоящие!
— Ну, того залога, который он предложил, они стоят, — возразил Искандар.
Потом он спросил того человека: — Какова численность вашего воинства, которое
у царя вашего под началом?
— О повелитель, — отвечал тот, — наше воинство неисчислимо: ведь у каждого
воина есть двадцать — тридцать жен и от каждой жены четверо-пятеро сыновей.
Рассмеялся Искандар и спросил:
— А сколько в вашем царстве городов и деревень?
— Нам нет никакой нужды ни в городах, ни в деревнях, — говорит тот человек. —
Вся степь кругом нашими людьми населена, тот, кто посильнее, того, кто послабее,
поедает, а кабы не это, наши люди весь мир заполонили бы.
— А кто у вас наимудрейший? — спросил Искандар.
— Это Кааб!
— Какие же науки ему известны?
— Он много тысяч народу по имени знает, всем нашим сыновьям он имена дал,
и каждую ночь он двадцать один раз заветное слово повторяет.
Засмеялся Искандар:
— Хороша наука, которую он постиг!
И он велел отдать посланцу ножные браслеты. Тот человек сказал:
— Нет, забери их, чтобы на обратном пути никто не мог другого шахом провоз-
гласить, а еще потому, что царь наш праздник устраивает, тебя почетным гостем
приглашает, вот ты ему собственными руками эти браслеты и отдашь.
Взял Искандар с собой дружину и отправился, ехали они, пока не прибыли на
берег моря. Сообщили вождю, тот навстречу им вышел. Когда он увидел Искан-
дара, то со слона соскочил, к Искандару побежал, прихрамывая да приплясывая,
а последние семь шагов на одной ноге проскакал, как дети прыгают. Потом оста-
новился и затопал ногами. Искандар понять не мог, кто это перед ним? То ли шут,
то ли юродивый. Тут ему сказали, что это вождь здешний и что он никогда и ни-
кого с таким почетом не встречал. Теперь, подсказывают они Искандару, ты вели,

476 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
чтобы он прямо шел, а то как бы ему вреда не было! Искандар только головой
покачал:
— Да мне-то что за дело, прямо он пойдет иди криво?
— О царь, — объяснили ему, — когда нашему вождю кто-нибудь по душе придет-
ся, он всегда так скачет.
Прошли они немного вперед, видит Искандар, кувшины большие стоят, в оча-
гах огонь разведен, земля вокруг песком присыпана, все слоновье мясо едят, боль-
шими ломтями на огне жарят. Странным это показалось Искандару, он спросил:
— Что это за мясо?
— Это мясо слона, — говорят ему.
Искандар своему войску велел, чтоб ни пищи их, ни вина в рот не брали. Иран-
цы и румийцы есть-пить не стали, а индийцы, которые были в войске Искандара,
поели. Потом Искандар стал допытываться:
— Откуда же столько слоновьего мяса?
— О царь, здесь великое множество диких слонов, — сказали ему. — Наши вои-
ны ходят, на слоновьей тропе яму копают и так их ловят, а потом приносят и едят.
Искандар тому вождю безопасность пожаловал и, хоть от мяса слоновьего и
человечьего отказался, всяко его обласкал и отдал ему ножные браслеты. Три дня
он там оставался, а на четвертый день с вождем распрощался и пустился в путь к
берегу моря — вместе с Эфлатуном, мудрецами и всеми прочими.
Прошли они некоторое расстояние и увидели дерево, стоявшее посреди дороги, —
никогда ничего подобного они не видывали ни по величине, ни по красе, ни по
благоуханию, которое от дерева исходило. Искандар спросил:
— Это что за дерево?
— Это дерево Адамом посажено, его сам Джабраил из рая доставил, — объяс-
нили ему мудрецы. — Оно и зимой и летом зеленое.
— А плоды оно приносит? — спросил Искандар.
— Приносит, они наподобие цитрона, сочные и зеленые.
Подивился Искандар на то дерево, миновал его и дальше отправился, подошел
к какому-то храму. Там он увидел красивый колодец, а на нем замок висит. Искан-
дар спросил:
— А это что такое?
— Это такой колодец, вода из которого больных исцеляет, здоровье укрепляет, —
отвечают ему. — Мудрецы говорили, что этот колодец Адам выкопал. Когда Адам
сюда прибыл, наступило время второго намаза, Адам попросил у всевышнего Гос-
пода воды, и тотчас явился пред ним источник, он этой водой омыл лицо и руки
перед молитвой.
Покинул Искандар эти места, дальше двинулся. И увидел идола, сделанного из
червонного золота, увешанного драгоценностями, а перед ним человек стоит, боль-
шой костер разжег и бороду оглаживает. Искандар спросил:
— Что это за человек и зачем он огонь разжег?
— О царь, он собирается себя в жертву этому идолу принести, — сказали ему.
— Да как же он сам себя в жертву принесет?
— А он собственное тело своей рукой резать будет и в огонь бросать, пока тер-
пения у него хватит, а когда не станет мочи терпеть, головой в огонь кинется и
умрет, — ответили Искандару.

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 477
Он говорит:
— Надо здесь задержаться и посмотреть, что он будет делать.
Тот человек долго испускал крики перед идолом, потом срезал мясо со своего бе-
дра и бросил в огонь, а сам опять стал молиться идолу. Затем отхватил мясо с другого
бедра и тоже бросил в огонь, не переставая читать молитвы. Так он продолжал отре-
зать от собственного тела куски мяса и класть их в костер, пока совсем не обессилел.
До того дошло, что он отрезал себе уши и губы, кинул их в огонь, потом отсек левую
руку, туда же ее отправил, а правую поднял, оба глаза себе вырвал и в костер их уро-
нил. А после того и сам головой в костер ткнулся, что-то нараспев произнес и с жиз-
нью расстался. Искандар только диву давался при виде этого. Он сказал:
— Этот злополучный своему истукану молится, а нам следует вознести молит-
вы всевышнему Богу.
Потом он двинулся дальше и прибыл к таким людям, которые сначала ноги
вперед выкладывали, а потом и сами передвигались. А часть из них на заду полз-
ли, ноги за собой волокли. Едва они Искандара увидали, в ладоши захлопали, ра-
доваться начали. А потом стали воинов к себе подзывать. Искандар сказал:
— О доблестные мужи, заворачивайте сюда, очень сладкие здесь плоды!
Воины направились в ту округу. Жители отовсюду повыскакивали, каждый за
кого-нибудь из воинов ухватился крепко, постарался на шею ему залезть, а потом
упрашивать перестали, по-другому заговорили! Те, кто забрался воинам на плечи,
обвились вокруг них словно ремни, так что даже сильный человек не мог такого
наездника с себя стряхнуть и высвободиться. Так они оседлали человек двести из
румийцев0.
Румийцы пришли к Искандару и сказали:
— О царь, помоги нам, спаси от этого народца безногого, ведь они уже человек
двести оплели и увели, верхом на них сели, как мы на лошадей и ослов садимся,
ногами своими точно ремнями шею обвили, из стороны в сторону гоняют несчаст-
ных и радуются!
Очень удивительно это было Искандару, он сказал:
— Не для того я все царства земные покорил, чтобы эти ремненоги против меня
встали! Обождите немного, завтра я с ними расправлюсь как следует.
Остались они там ночевать, и каждый час крик доносился: десять человек рем-
неноги захватили, двадцать захватили... Когда наступил день, Искандар с четырех-
тысячной дружиной сел на коня и отправился в лес, пока не подъехал к тому мес-
ту, где обитали ремненоги. Увидали они тех людишек, что ноги вперед забрасыва-
ли, а потом за ними ползли. Ремненоги тоже заметили шаха Искандара и его вои-
нов, завопили и к ним устремились. Искандар сказал:
— Стойте и ждите: что они делать будут?
Приближенные Искандара поводья натянули, остановились, тут ремненоги к ним
приблизились, окружили, а было их тысяч десять, руками и ногами за лошадей
ухватились, стали их к земле пригибать, чтобы седокам на шею влезть, и таким
образом сто человек окрутили.
Искандар при виде этого вскричал:
— Эти проклятые — насильники!
Приказал он вытащить из ножен мечи, вложить стрелы в луки, и враз посыпался
такой дождь стрел, что вскорости десять тысяч ремненогов убиты были. Потом

4 78 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
воины Искандара своих товарищей освободили. Подошли те к Искандару, побла-
годарили его и хвалу ему вознесли. Искандар спросил:
— Каково вам пришлось с этими погаными уродами?
— Ох, царь, так, что хуже некуда!
Засмеялся Искандар и произнес:
— Ну, всевышний Господь вас помиловал!
Потом он вместе с войском покинул те места и отправился дальше, пришел в
край, у жителей которого голова была птичья, а тело — человечье. Были они высо-
корослые, чернокожие, каждый словно Див Мазандаранский*, у каждого в руке
праща из древесной коры. Когда они завидели Искандарово войско, то принялись
осыпать его камнями, так что многих перебили. Искандар узнал об этом и велел в
них из луков стрелять — эти люди, испугавшись стрел, отступили, в лесу попрята-
лись. Искандар приказал лес поджечь, деревья сгорели, под ними погибло много
народу, а остальные оттуда разбежались, в других местах укрылись.
Отправился Искандар дальше и ехал, пока не увидел народ, у которого головы
были как у волков, а ноги как у людей, называли их волкоголовыми. Завидев Ис-
кандара, они сразу накинулись на его войско, стали людей зубами рвать, на месте
пожирать, немало воинов погубили. Искандар повелел обстрелять их из луков,
многих подстрелили, а другие в бегство обратились, в лесах укрылись.
Дальше двинулся Искандар, и распростерлась перед ним пустыня, мрачная и
страшная, восемнадцать суток они в той пустыне мучения претерпевали. А когда
и оттуда вышли, наткнулись на племя, у людей которого глаза на макушке были.
Когда они прибыли туда, Искандар приказал привал разбить, а тот народец о нем
прослышал, к своему царю людей отправили и об Искандаре доложили.
У царя безглазых был один мудрец, царь к нему обратился с вопросом: мол, что
это за падишах прибыл? Мудрец в ответ сказал:
— Ты лучше с ним мир заключи, а то он весь мир покорил, куда ни придет, везде
победу одерживает. А сейчас он странствует вокруг света. После того как отсюда
уйдет, назад уж не вернется.
Ну, тот царь со своею свитой вышел навстречу Искандару, принесли они много
даров, царь очень просил, чтобы Искандар дары эти принял. Искандар в ответ его
приветил и подарком наградил. Искандар вступил в их город, посреди города он
увидел такой источник, вода из которого била вверх на высоту в десять гязов, а
потом опять в щель уходила, та же часть воды, которая капала и брызгала на зем-
лю, обращалась в камень. Брызги, которые в северную сторону летели, становились
черным камнем, а те, что летели в южную сторону, — белым камнем. Где ни по-
трешь черный камень — волос оттуда вырастает, а белый камень хоть три, хоть не
три — ничего из него не растет. Искандар это проверил, все так и вышло. А вокруг
того города сидели огромные птицы, каждая размером с верблюда, когда они взле-
тали, от шума их крыльев жуть пробирала. Искандар приказал, чтобы одну такую
птицу поймали и зажарили — попробовали на вкус, птичье мясо очень даже при-
ятным оказалось.
Потом Искандар покинул этот город, желая попасть в страну лопоухих, кото-
рая расположена на правом краю земли. Искандару говорили, что там живут люди
с такими большими ушами, что, когда спать ложатся, одно ухо подстилают, а дру-
гим накрываются. Искандар молвил:

Глава тридцатая четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 4 79
— О львы-воины, готовьтесь к сражению!
— О повелитель, — возразил ему Эфлатун, — сначала надо к ним послов отпра-
вить, а если они не покорятся, тогда уж воевать.
Искандар направил послов к их царю и снабдил их грамотой. Подъехали послы
к городским воротам, поглядели, видят ворота из рыбьей кости, все золотом око-
ваны, навстречу им люди вышли — высокие, чернокожие, и каждое ухо величиной
с палас.
Повели они послов к своему царю. Смотрят послы — дворец знатный, а народ
высокий, но безобразный. Царь сидел на золотом троне, завернувшись в шкуру, на
руках по два железных браслета надето, на шее три уда болтаются, а вельможи его
на табуретах перед ним сидели, у каждого старейшины уд на шее повешен. Вошли
послы Искандара, поклонились. Правитель лопоухих милостиво их принял, спро-
сил:
— Кто вы такие и откуда?
— Мы послы Искандара, — отвечали они и вручили ему письмо.
Царь отвел им хорошее место, распорядился об угощении для них и корме для
животных. А когда послы вышли, царь к вазиру своему обратился:
— Со времен предков наших никогда мы никому хараджа не платили и прика-
зов ничьих не слушали, а теперь этот человек говорит: дескать, исполните мою волю!
Если мы ему покоримся, великий позор будет.
Вазир в ответ сказал:
— О царь, я считаю благоразумным, чтобы ты с этим царем миром дело кончил,
ведь он весь Хиндустан завоевал, много больших дел совершил, а кроме того, он
странник, уйдет и больше сюда не вернется. Если с ним хорошо обойдешься, от
несчастья и горя спасешься.
Понял царь, что тот правильно говорит. Этот день выжидал, а на другой день
послов к себе позвал и отослал с ними ответ Искандару: дескать, я слуга покорный
шаха, что шах прикажет, то и сделаю. Проводил он послов Искандара, а вместе с
ними и своего человека послал. Прибыл его посланец, поклонился, Искандар на него
поглядел, видит, стоит высокий мужик, уд к поясу подвязан, а другой уд на шее
висит. Искандар засмеялся и сказал:
— У других мужчин на чреслах бывает, а у этого — на шее!
Удивительным это ему показалось. А посланец поклон отдал и знак подал,
чтобы поднос с дарами внесли. Поднос был барсовой шкурой покрыт, а сверху два
пучка травы лежали.
Искандар приказал снять барсову шкуру с подноса и увидел, что на нем сложе-
ны уды мужские.
— Это что такое?.. — спрашивает Искандар.
— Наш царь прислал тебе в подарок эти уды, — ответил посол.
— Мы в этом не нуждаемся, — говорит Искандар, — у каждого из нас такой пред-
мет имеется. Они вашему тупоголовому царю пригодятся!
Посол говорит:
— О царь, нам эти вещи купцы доставляют, бывает, что мы один такой за сто
туманов золотом покупаем!
— А нам они ни к чему, вези их назад к царю своему.
Потом Искандар спросил:

480 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— А что это за траву ты привез? Мы такой травой скот кормим.
— Это такая трава, о царь, один дирхем которой превращает в золото сто ма-
нов меди, — объяснил посол.
Искандару любопытно стало. Приказал он расплавить сто манов меди и подме-
шать туда эту траву — тотчас превратилась медь в червонное золото. Искандар
воскликнул:
— Этим только людей дурачить!
И он велел вернуть траву назад царю.
Ушли они оттуда и через десять дней пути прибыли к какому-то дереву. Погля-
дел Искандар, а дерево то в разгаре дня, когда солнце его обжигать стало, к земле
склонилось, наподобие тамариска, а когда настала ночь, начало подниматься вверх.
Один человек хотел плод с него сорвать, ветви так взялись по руке его бить, что
чуть не сломали совсем, и тяжкий возглас с дерева прозвучал: «Берегитесь, о люди!»
Изумление Искандара охватило, тут подошли к нему Хизр и Ильяс, мир им, и
сказали:
— О Искандар, не приближайся к этому дереву, оно принадлежит пери, они его
выращивают, а дерево единожды в год с силами собирается и сотрясаться начина-
ет, так что все, что на нем растет, осыпается вниз, этим пери и питаются.

Глава тридцать пятая
В ПОИСКАХ ИСТОЧНИКА ЖИЗНИ
Искандар сказал Хизру:
— О посланник Божий, у меня к тебе просьба есть.
— Ладно, говори.
— Я хочу, чтоб, куда я ни пошел, куда ни направился в поисках диковинок зем-
ных, ты всегда со мной был.
— Хорошо, — согласился Хизр, — ведь всевышний Господь определил мне най-
ти источник Живой воды1, а произойдет это по милости царя.
Затем Искандар дал Хизру свой передовой отряд, тот с молодцами простился
и сказал Искандару, что пойдет на мир поглядеть.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда Искандар попросил Хизра, чтобы тот путешествовал вместе с ним, в
войске Искандара было тысяча тысяч человек, и среди них ни одного старого. С
таким войском шел он переход за переходом, пока не оказался на большой лужайке.
Огляделся Искандар, видит — стоят вокруг деревья, такие высокие, что с облака-
ми разговаривают. Велел Искандар войску привал устроить, а сам стал местность
осматривать. Видит дерево, такое огромное, что он и не слыхивал о подобном, а на
верхушке дерева — гнездо, а в гнезде птица сидит словно гора. Перья у нее все
разноцветные, глаз не оторвать, лик человеческий и груди как у женщины, лицо и
рот красные. Сидит птица в гнезде и спит. Подождал Искандар немного, птица
проснулась, открыла глаза, словно две свечи яркие, на войско глянула разок-дру-
гой, потом с места снялась — тут всю лужайку тень ее покрыла, а от размаха ее
крыльев все деревья в движение пришли. А птица вниз опустилась, перед Искан-
даром на камень села и приветствовала его красноречивыми словами.
Искандар при виде той птицы пришел в изумление, а птица завела с ним разго-
вор и молвила:
— О Искандар, ты всю землю исходил с помощью Господа, великого и славного.
Искандар спросил:
— Ты что за птица?
— Да будет тебе известно, что называют меня Симорг*, мой род и предки мои
обрели здесь приют, а деревья эти Господь, великий и славный, сотворил еще до
Адама. О Искандар, посмотри на меня — и ты увидишь чудо! — С этими словами
она извергла из-под хвоста драгоценный камень и бросила его Искандару, камень
тот был величиной с плод граната, а потом продолжала: — Держи этот драгоцен-
ный камень при себе, Искандар, и тебе всюду будет сопутствовать победа.
Искандар взял драгоценный камень, поблагодарил Бога, потом обратился к
Симоргу и молвил:
К) Дараб-наме

482 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— А как случилось, что ты оказалась на краю света?
Стала птица Симорг про свою жизнь и судьбу рассказывать2.
— Архангел Джабраил царю Солейману весть принес от румийского кесаря, что
родилась у него неделю назад дочка, краше которой во всем мире не сыскать, ее в
колыбель положили и нянек к ней приставили. В ту же ночь, когда девочка на свет
появилась, жена царя Хиндустана Мехраджа родила прекрасного сына, и Влады-
ка мира так предопределил, чтобы они вместе соединились. А я возьми да и ска-
жи, что я в эти россказни не верю: ведь Мехрадж — на востоке, а кесарь — на запа-
де и они враждуют друг с другом...
Потом она рассказала Искандару всю свою историю и закончила так:
— С тех пор и до сего дня мое место здесь. Я Солеймана, мир ему, видала, он
мне про тебя сообщил, сказал, что ни один человек до тебя не дойдет, кроме Зуль-
карнейна. Вот я и узнала тебя, когда увидела.
Подивился Искандар ее рассказу и спросил:
— Сколько же тебе лет?
— А лет мне тысяча, — отвечала птица.
— А вы детей своих рожаете или яйца кладете? — еще спросил Искандар.
— О царь, детей мы рожаем, из грудей у нас молоко идет, мы им деток вскарм-
ливаем, и все члены тела мы моем, наподобие людей.
Поблагодарил Искандар птицу, распрощался с ней и отправился дальше. Ког-
да отошел на один переход, супруг птицы Симорг его догнал и так сказал:
— О царь, тебе предстоит еще со многими недругами сражаться, возьми у меня
с тулова семь перьев, каждое перо по имени одного из семи климатов, чтобы, где
бы ты ни был, везде победу одерживал. Когда будет у тебя нужда, брось мое пе-
рышко в огонь — тот же час все дивы и пери от тебя прочь убегут.
Вырвал Искандар у птицы семь перьев, поблагодарил и пустился в путь, целый
месяц шел, пока не оказался на землях народа, который совершенно голый ходил.
Искандар стал спрашивать:
— Что вы за народ?
— О царь, — говорят они, — мы обитатели края земли, поблизости от нас солн-
це садится, среди наших костров вращение небосвода происходит.
Выслушал их Искандар и велел своему войску на привал остановиться, там
расположиться. Когда наступила ночь, пришло время вращения небосвода. Искан-
дар и все войско уснули, а коней пустили пастись. Тут небосвод повернулся, лоша-
дей, оружие и платье их — все унес при своем вращении. Утром стало воинство
оглядываться — ни коней, ни одежды своей не нашли, удивились безмерно. Искан-
дар к мудрецам своим обратился, начал спрашивать:
— Что вы по этому поводу скажете, куда подевались лошади, оружие и одеж-
да, кто их унес?
Все опешили, только Хизр сказал:
— Это дело долгожителей, надо у них спросить.
Сколько ни искал Искандар старика какого-нибудь, не мог никого найти — во
всем войске одна молодежь была. Тогда Искандар объявил:
— Тому, кто приведет ко мне старика, я пожалую все, что он ни попросит!
Был в войске Искандара один воин, он своего деда в сундуке за собой возил по
свету. Он явился к Искандару и молвил:

Глава тридцатая пятая. В поисках Источника Жизни 483
— Обещай мне жизнь сохранить, тогда я тебе скажу словечко!
— Жизнь твоя в безопасности будет, говори, — пообещал Искандар.
Тот воин сказал:
— Да будет тебе известно, что мой дед здесь со мной, в сундуке, а ему уже пять-
сот лет.
— Ну-ка неси его сюда, я погляжу, — приказал Искандар.
Тотчас доставил он тот сундук к Искандару, крышку открыл и деда вытащил,
ватой укутанного. Посмотрел Искандар на старика и говорит воину:
— Сколько раз я тебя спрашивал, что у тебя в сундуке, а ты всякий раз отвечал,
что только кожа да кости! Ты зачем лгал?
— О царь, а там и вправду, кроме кожи да костей, нет ничего! — ответил тот воин.
— Да уж, больше ничего у старика не осталось, — согласился Искандар. Потом
он к старцу тому повернулся и спросил его: — О старец, не знаешь ли ты, куда
подевались наши кони, оружие и одежда?
— Знаю, — ответил старец.
— Так скажи, коли знаешь!
— Здесь находится место поворота небес, — объяснил старец. — Небосвод в сво-
ем вращении прихватил и коней, и оружие, и платье, все унес.
Искандар спрашивает:
— Что же нам теперь делать?
— Надо здесь оставаться, завтра в это же время небосвод поворот совершит,
лошадей ваших, оружие и одежду назад принесет.
Очень удивился Искандар, молвил:
— Видано ли, слыхано ли что-нибудь более удивительное?..3
Итак, пробыли они там до следующего дня, в то же самое время небосвод обо-
рот совершил и всех лошадей, оружие и одежду назад принес по велению всевыш-
него Господа, словно и не пропадали они никуда. Искандар увел оттуда войско, и
шли они целый месяц, пока не оказались на берегу моря, которое называли Голу-
бым. Завидел Искандар море, повернулся к Хизру и сказал:
— Надо нам поглядеть на этих морских обитателей. Я слыхал, что всевышний
Господь одних людей создал на поверхности земли, а других — под водой.
— Как знаешь, — отвечал Хизр.
Этой ночью Искандар остался на морском берегу, а на следующий день прика-
зал изготовить сундук из хрусталя толщиной в один гяз, а величиной — сорок на
сорок гязов. Когда сундук закончили, он велел положить туда запас пищи на че-
тыре месяца, и сколько Эфлатун и другие мудрецы его ни уговаривали, он их не
слушал. В конце концов появился мудрец Локман и молвил:
— Оставьте его, пусть делает что хочет — мне во сне открылось, что Искандар
на дно морское опустится и повидает там множество народу морского.
Потом Искандар сказал своим мудрецам:
— Пусть кто-нибудь из вас сядет со мной в этот сундук!
Но они не согласились, заявили ему:
— Да никогда мы себя такой опасности подвергать не станем!
Тогда вышел вперед Анкейтун-хаджиб и согласился сесть с Искандаром в тот
сундук. Поднялись они на корабль, Искандар взял с собой кормчего и трех орлов,
они отчалили и трое суток плыли по морю. Тогда Искандар велел Анкейтуну:

484 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
— Выпусти одного орла, посмотрим, куда он полетит.
Взмыл орел в небо, землю завидел и туда полетел. Искандар еще трое суток
плыл, а потом приказал выпустить другого орла. Взлетел орел вверх, сколько в небе
ни кружил, видел под собой только воду, суши нигде и следа не было, вернулся он
и сел на мачту корабля.
Искандар понял, что достиг середины моря, приказал он якоря бросить и тот
ящик хрустальный в воду опустить. Куда ни обратит Искандар взор, разных тва-
рей видит: одни с мордой как у льва, другие с телом как у слона, а иные наподо-
бие лошади или собаки. Увидел он и тех, что на человека походили, много удиви-
тельных созданий под водой повидал, которых никогда прежде не видывал.
И есть такие известия, что по велению Господа одна из этих тварей взялась за
тот Искандаров сундук и десять суток носила его по дну морскому, а еще был к нему
ангел небесный приставлен, дабы твари морские тот сундук не разбили и не сло-
мали. Так Искандар и Анкейтун-хаджиб по морю передвигались, чтобы на жите-
лей подводных поглядеть, пока Искандар не стал сознание терять. Пришел он снова
в себя и увидел, как одно из тамошних созданий, похожее на льва, спаривается с
другим, напоминающим слона, еще новых тварей увидал, с головой словно серп,
которые покушались на Искандара, но от страха опять чувств лишился. Когда
Искандар очнулся, они уже сутки странствовали по морю, столько повидали дико-
винных зверей, что, выйдя на поверхность, и одной десятой из них назвать не мог-
ли; добрались они и до того ангела, который был стражем моря. Видит Искандар,
сидит тот ангел на золотом троне, в руках палицу железную держит большую-
пребольшую и зорко следит, чтобы никто из зверей морских друг друга не притес-
нял, а если кто забудется, ангел его уму-разуму учит.
Когда сундук Искандара до того места доплыл, то остановился. Искандар при-
ветствовал ангела, тот ему ответил и молвил:
— О Искандар, ты покорил всю землю с востока до запада, уж не вознамерился
ли ты и море себе подчинить? Да знаешь ли ты, сколько дней прошло, как ты с
войском своим расстался? Войско твое уходить собирается, так как ты назначил им
срок в сорок дней. А ты теперь и за сорок лет до них не доберешься.
Искандар при этих словах чувств лишился, а ангел ему сказал:
— Эх, Искандар, как же ты думал, как замышлял морских жителей повидать?..
Ну-ка скажи, какой толщины стены твоего сундука были?
— Толщиной в один гяз, — ответил Искандар.
— Морская вода, едкая и соленая, эти стены разъела, теперь они тонкими ста-
ли, всего в четыре пальца толщиной, — говорит ангел.
Как услышал Искандар такое, начал молиться и рыдать, пока ангел его не
окликнул, сказал ему:
— Вставай, всевышний Господь повелел мне доставить тебя назад!
Искандар возрадовался, а ангел приказал одной рыбине, чтобы она взяла Ис-
кандаров сундук и тотчас вынесла его на берег моря, туда, где стояло войско Ис-
кандара. Увидало войско своего повелителя, то-то обрадовались все! Вознесли они
всевышнему Богу хвалу и славу.
Искандар тотчас сотворил полную молитву в два раката*, они пробыли там еще
неделю, а потом Искандар поднял войско, и направились они в сторону Яджуджа
и Маджуджа*. И когда прибыли они в земли, близкие к тем племенам, тамошние

Глава тридцатая пятая. В поисках Источника Жизни 485
жители пришли к Искандару и стали просить у него защиты от их жестокости.
Эфлатун сказал:
— О царь, твой долг — покарать племена Яджудж и Маджудж за чинимые ими
притеснения.
Искандар велел жителям принести ему железа, меди и олова, за все заплатил
хорошую цену, так что собралось у него железа, и олова, и меди весьма много.
Потом он приказал возвести из камня большой постоялый двор, а когда его по-
строили, созвал масгеров, одарил всех золотом и платьем дорогим и отдал приказ
сделать железные формы по пять гязов каждая и отлить в них кирпичи из меди и
олова. Потом заказал столбы, толстые и высокие, велел из железа ворота выковать
высотой в сто гязов и толщиной в три гяза, распорядился эти ворота на железных
столбах укрепить.
Когда они этой работой занимались, налетели на них племена Яджудж и Мад-
жудж, словно морские волны, завязалась битва, но в конце концов воины Искан-
дара доблесть проявили, силы приложили и множество этих недругов положили,
так что кровь рекой текла. Когда нападавшие увидели эту бойню, они обратились
в бегство, укрылись в горах, забились там в пещеры и норы каменные. Всевышний
Господь вселил в их сердца такой ужас перед Искандаром и его войском, что они
и после его ухода несколько лет не смели наружу выйти. Так миновало десять лет,
тогда подошли они к тому месту и увидели перед собой стену столь крепкую4, что
только диву давались, а разрушить ее не могли, потому что Искандар построил ее
очень прочно. И до тех пор им с нею не справиться, пока Даджжал* не придет. С
того дня, как люди добрые отгородились от них этой стеной, ежедневно и ежечас-
но приходят они туда и лижут ее своими языками острыми, но стена стоит непо-
колебимо.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда же по велению Господа, великого и славного, они выберутся из-за той
стены, это произойдет так. Наступит конец времен, и Господь, великий и славный,
назначит одному из них, чтобы он подошел к той стене и сказал: «Во имя Бога,
милостивого и милосердного» — и начал лизать стену. И к вечеру он скажет: «На-
завтра мы выйдем отсюда, если будет на то милость Всевышнего!» И когда явится
одноглазый Даджжал, они одолеют ту стену, выйдут из-за нее и пойдут под его
водительством по всему свету, все разрушат и множество людей с пути собьют.
А еще Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рас-
сказывает. Когда Яджудж и Маджудж обратились в бегство, войско Искандара
разграбило их стан и пошло по землям их, военный поход продолжался неделю,
и за это время войско Искандара потеряло двести тысяч воинов. Потом Искандар
вернулся назад и приказал приставам, чтобы всем урядникам по халату выдали, а
уж военачальникам столько добра пожаловал, что и не описать, и столько же раз-
дал ремесленникам — ведь это они все дело справили, юдоль мирных жителей
крепко-накрепко отгородили.
Потом он милостиво обратился к жителям и предложил им перейти в ислам.
Они дали клятву и приняли истинную веру, а после того Искандар с войском из тех
мест отбыли и отправились в отдаленные области юга, в те края, куда еще никто
не заходил. И они продолжали идти, любуясь разными диковинками, пока не ос-
тановились на берегу реки. Там они разбили лагерь, Искандар назначил одного из

486 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
полководцев главным над ними, а сам отобрал шесть тысяч доблестных мужей,
остальным велел их дожидаться и сказал Хизру:
— Будь предводителем этого отряда — быть может, твоею милостию мы набре-
дем на источник Живой воды.
Выслушал Хизр эти слова и поблагодарил Искандара. Потом Хизр сказал:
— О царь, мы вступим в Страну Мрака, куда никто не ходил, никто путей-до-
рог тамошних не знает, как оттуда выйти, не ведает.
— Ты прекрасно сказал! — говорит Искандар. — Значит, надо поразмыслить, как
лучше поступить.
Он приказал, чтобы позвали того старца из сундука, и сказал ему:
— О великий шейх, мы уходим в Страну Мрака, научи нас, как следует нам
поступать.
Старец молвил:
— Коли вам надо благополучно назад возвратиться, то найдите себе молодых
кобылиц, которые недавно ожеребились по первому разу, жеребят их здесь оставь-
те, а сами на кобылиц садитесь и поезжайте — нет сомнений, что они вас из Стра-
ны Мрака назад вывезут.
Искандару, Хизру и всему отряду этот совет по душе пришелся, стали они того
старца благодарить. Искандар приказал отогнать из табуна шесть тысяч молодых
кобылиц, раздал их шести тысячам воинов, распрощались они с близкими и всту-
пили в Страну Мрака. И с самого начала было так, словно наступило время от
вечернего намаза до намаза полуночного: никто друг друга не видел, кроме тех
людей, кто находился близко от Хизра, потому что у Хизра была ночная жемчу-
жина, при свете ее они кое-как друг друга угадывали и двигались вперед. Так шли
они несколько дней, пока не достигли места, где из-под копыт их коней раздался
грохот гравия, и шум этот не смолкал. Всякий, кто подбирал этот гравий, раскаи-
вался, а кто не подбирал, тоже раскаивался. Как заслышали воины Искандара этот
грохот, с коней соскочили, в поводу их за собой повели по гравию этому, а некото-
рые так и не перешли через него, сказали:
— Раз нам придется раскаиваться, не пойдем туда, так лучше будет! — И с эти-
ми словами назад повернули.
А все прочие через месяц пути пришли в страну, где все было из червонного
золота, там и помещались источник Живой воды и другие источники. Когда они
прибыли туда, они уже могли разглядеть и услышать друг друга, да только разбре-
лись они все в разные стороны в поисках волшебного источника. Искандар со сво-
ими приближенными от отряда удалился, а Господь, великий и славный, так рас-
порядился, что сморил Искандара в седле сон — на целые сутки. И повелел Всевыш-
ний ангелу своему, чтобы он перенес Искандара с места на место с такой скоростью,
что тот совершил за одни сутки путешествие, на которое восемнадцать лет нужно
было. Проснулся Искандар, огляделся — а он уж к горе Каф подъезжает, до кото-
рой пятьсот лет пути! А оберегал его по дороге ангел по имени Армаил*. Когда
Искандар оказался там, тот ангел явился ему в человеческом обличье и сказал:
— О Искандар, много всяких диковинок ты видел, ни один смертный столько
не видал, но знай, что у Всевышнего премного чудес и могущество Его велико, а
тебе видеть этого не дано.
— Почему не дано? — спросил Искандар.

Глава тридцатая пятая. В поисках Источника Жизни 487
Армаил протянул ему камень величиной с ладонь и молвил:
— Разбей этот камень, тогда увидишь.
Искандар взял камень, вытащил меч и рубанул по камню. Меч, словно бумаж-
ный, на две части разлетелся, а камню совершенно ничего не сделалось. Удивился
Искандар, взялся за палицу, ударил ею по камню. Палица словно восковая смялась,
а Искандар пришел в изумление. Ангел ему посоветовал:
— Огнем его испытай!
Искандар разжег костер и кинул в него камень. Огонь на него ничуть не подей-
ствовал. Ангел говорит:
— Брось его в воду.
Швырнул Искандар камень в источник — тот не намок, не пошел ко дну, остал-
ся на поверхности, а вода от него отхлынула. Искандар удивился, а ангел сказал:
— Попробуй-ка сровнять этот камень с землей да погляди, что получится.
Искандар опустил камень в землю, и тут земля сама камень укрыла. Еще боль-
ше удивился Искандар, повернулся к ангелу и спросил:
— Перед Господом, который сотворил и меня и тебя, отвечай мне: почему этот
камень ничему не покорился, только лишь земле, которая над ним верх взяла?
Открой мне эту тайну во имя Бога, создавшего тебя.
Ангел отвечал:
— Этот камень — твое подобие, а земля — подобие праха могильного. Господь
тебе показывает, что был тебе дан весь мир, от начала до конца, вся вода и вся суша,
а тебе все мало, — воистину, не насытится человек, пока не наполнится его чрево
могильною землею! Вот потому-то эта земля и надвинулась на камень, что ты все
никак не насытишься, все твердишь: дескать, надо поглядеть, что там, за горами?
Да будет тебе известно, что отсюда до войска твоего тысяча лет пути! Как ты те-
перь туда доберешься?
Искандар сказал:
— Всевышний Бог всемогущ, он меня без труда туда перенесет, так же как сюда
невредимым доставил. Но я все равно хочу знать, что там, за горами.
С этими словами предался он молитве и стал возносить хвалу Господу. Когда
же поднял он голову от молитвы, то увидел стоящую там лошадь, на которой было
седло из зеленых изумрудов"'.
Лошадь ему голос подала:
— О Искандар, садись ко мне на спину, я тебя на ту гору снесу!
Сел Искандар в седло, а конь тотчас сорвался с места и в один миг вознес его
на гору Каф. Огляделся Искандар и увидел там ангелов, у которых совсем не было
ни голов, ни ног. Страх перед ними охватил Искандара. Они же поминали непре-
рывно имя Господа, великого и славного. Тогда Искандар, не сходя с того коня,
начал молиться, призывая Бога, великого и славного, рыдая и плача. Армаил ска-
зал:
— О Искандар, эти ангелы престол небесный поддерживают, а те — трон Госпо-
день. А меж ними — семьдесят завес расположено, каждая завеса простирается на
расстояние в год пути; если бы этих завес не было, все эти ангелы сгорели бы от
сияния небесного престола.
Искандар снова преклонил голову на молитву, потом распрямился, с Армаилом
простился и в путь пустился, призывая имя Господа. Проехал он немного и увидел

488 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
дерево, усыпанное зелеными изумрудами. Сколько ни глядел Искандар, не мог
разглядеть верхушки того дерева, такое оно было высокое. Тут дерево с ним заго-
ворило и сказало:
— О Искандар, с тех пор как Господь всевышний меня сотворил, ни один чело-
век ко мне не приближался, кроме пророка Солеймана, мир ему. Знай же, что я
приношу плоды двенадцать раз в год и каждый раз плоды эти другого вида. А еще
знай, что вершина моя в небо упирается, а корни мои сквозь семь пластов земли
проросли.
С этими словами дерево склонило свои ветви к Искандару и попотчевало его пло-
дами. Отведал их Искандар — такой сладости он в жизни не пробовал. И он сказал:
— Велики дары Твои и могущество Твое, Господи!
Потом Искандар отправился дальше и пришел к другим деревьям — на одном
виднелись плоды, наподобие женских голов, а на другом — наподобие мужских
голов. Оба дерева Господа славили и произносили: «Преславен и, воистину, свят наш
Господь, Господин ангелов и духов!» и «Свидетельствую, что нет Бога, кроме Ал-
лаха, Единого, без сотоварищей, заверяю, что Мухаммад — слуга Аллаха и пророк
Его!» Искандар некоторое время там простоял, все деревьями этими любовался. А
потом конь его так полетел, что и ветру не догнать, и Искандар понял, что это
ангелы его несли. Потом пришло время ему на землю опуститься, на одном месте
остановиться.
Искандар поглядел вокруг и увидел ангела, голова которого до небес достига-
ла, а ноги — глубь земную попирали, крылья же у него были огненные. Еще посмо-
трел Искандар и увидел солнце, которое волоком тащили за собой ангелы. Искан-
дар потом своим полководцам рассказывал: «Поглядел я, вижу — ангелы своды
небесные вращают, а те страшные стоны испускают. Я испугался, лишился от страха
чувств, лишь через некоторое время в себя пришел».
Тот ангел молвил:
— Господь, великий и славный, послал меня, дабы я тебя оберегал Божьей ми-
лостью, а не то ты вместе с конем твоим в головешку превратился бы от солнечно-
го жара! Теперь проси у Всевышнего, что тебе нужно, ибо в этот час ты получишь
все, чего ни попросишь.
Услышал Искандар эти слова ангела, мольбу свою вознес и нужду изложил. Он
молвил:
— О Господь, перенеси меня туда!
Поднял его тот ангел и перенес к тому отверстию, круглому, как глазок, куда
солнце садится. Посмотрел Искандар и увидел ангела, сидевшего на огненной ло-
шади. Хоть Искандар и страшился его, он все же подошел поближе, приветство-
вал ангела и спросил:
— Ты какой ангел?
— Я тот ангел, которому солнце поручено!
— Дозволь мне войти в то кольцо, — говорит Искандар, — в которое солнце за-
ходит, я поглядеть хочу, куда это солнце скрывается?
— Нет моего разрешения тебе туда заходить! — говорит ангел.
— А я у Бога попрошу, — возразил ему Искандар. Предался он молитве, возры-
дал и сказал: — О Владыка царства нетленного, о Господь, единый и единственный,
ниспошли мне дозволение в это отверстие зайти!

Глава тридцатая пятая. В поисках Источника Жизни 489
Когда Искандар это проговорил, повелел Господь всевышний тому ангелу, что-
бы тот удовлетворил его желание. Ангел сказал:
— О Искандар, да будет тебе известно, что этому кольцу нет предела, ибо обни-
мает оно целый мир, есть у него и семь небес*, они вращаются, словно колеса на
мельнице.
Искандар сказал:
— Ничего не поделаешь, придется все это мне показать!
Тогда ангел научил его тайному имени Бога. Искандар произнес то имя, ангел
посадил его на крыло и опустился в тот круглый ход. Пролетели они некоторое
время и оказались перед аркой, где увидели ангела, из-под крыльев которого исхо-
дил огонь, такой сильный, что освещал все то место. Искандар с крыла своего ан-
гела спустился и поздоровался. Тот ангел голову поднял, ответил на его приветст-
вие и спросил:
— О посланец Божий, кто тебя сюда доставил? Куда ты теперь желаешь идти и
что еще хочешь видеть?
— Под эти своды хочу пройти, что там есть, поглядеть, — ответил Искандар.
Ангел возразил:
— Ты туда войти не можешь! Да будет тебе известно, что я представляю первую
вереницу и со мной — еще семьдесят тысяч ангелов, которые тянут солнце.
Услышал Искандар отказ и скорей произнес тайное имя Бога, и, едва он выго-
ворил его, ангел молвил: «Проходи!»
Прошел мимо него Искандар, перед другим ангелом оказался. Крылья у него
расправлены были и словно из огня сотканы. Приветствовал его Искандар и сказал:
— Я под эти своды хочу пройти.
Ангел в ответ молвил:
— Да славится Господь всемогущий, Господин ангелов и духов!
Искандар опять поздоровался, тогда ангел ответил:
— И тебе привет, посланец Божий, берегись: если одно перо с крыльев моих на
тебя упадет, и ты сгоришь, и весь свод огонь охватит! Возвращайся, пока в слиток
золотой не превратился!
Искандар произнес имя Бога, и ангел, как услышал его, перенес Искандара на
собственных крыльях к третьей заставе. Там он увидел ангела, испускающего та-
кой жар, что Искандару всю душу обожгло. Опустился он перед ангелом и привет-
ствовал его. Ангел на привет ответил и спросил:
— Посланец Божий, ты куда идешь?
— Иду посмотреть на последний из этих сводов.
Ангел молвил:
— Жизнью своей не рискуй, возвращайся назад, а не то погибнешь.
Искандар произнес тайное имя Бога, ангел ему покорился и отнес его к четвер-
тому ангелу, а тот — к пятому, к шестому и к прочим, пока не повидал Искандар
десять ангелов и всех их Божьим именем заклинал.
Потом пришло Божье веление ему возвращаться. Сел Искандар ангелу на кры-
ло, из-под тех сводов выбрался и спросил ангела, который его вынес:
— Далеко ли отсюда до моих сотоварищей?
— До моих сотоварищей отсюда семь лет пути, — ответил ему ангел, — а до тво-
их — лет двенадцать будет.

490 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Удивительно это Искандару показалось. Предался он молитве, произнес имя
Божье. Ангел посадил его к себе на крыло и велел:
— Закрой глаза!
Искандар закрыл глаза, и ангел в один миг перенес его к сотоварищам. А вой-
ско-то его повсюду разыскивало! Увидали они своего царя, обрадовались все, Гос-
пода восславили и возблагодарили за то, что вновь с Искандаром встретились.
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Когда ангел унес Искандара на гору Каф, войско его осталось на прежнем
месте и продолжало искать источник Живой воды. И вот Хизр и Ильяс прибыли
в какое-то место и увидели там родник, из которого вытекала вода, похожая на
молоко, испускавшая приятный запах. Подъехали они туда, спешились на берегу
ключа, а у них была с собой жареная рыба, они достали ее, поели, а хребты рыбьи
в воду выбросили. И вдруг те рыбки ожили — по воле всевышнего Господа. Ангел-
хранитель того родника сказал:
— О пророки, испейте этой водицы, ведь это — Живая вода, которую всевышний
Бог вам в удел назначил, а кроме вас, никому она не достанется. А вытекает эта
вода из рая.
Обрадовались Хизр и Ильяс и испили воды из родника, она была холодная как
лед и сладкая как сахар. В благодарность за это каждый из них совершил молит-
ву в четыре раката, и подумали они: «Искандар столько мук претерпел, а такого
счастья не удостоился! А с нами нет никакой посуды, чтобы принести в ней воды
из этого источника...» Была у них скатерка, они ее намочили, думали, когда най-
дут Искандара, может, та скатерка еще влажная будет, чтобы и ему разделить их
долю.
Направились они прочь от того родника и через некоторое время присоедини-
лись ко всему отряду. Рассказали они Искандару, что с ними было, и скатерку ту
ему вручили, да только она высохла уже. Искандар пришел в отчаяние, он повер-
нул в сторону источника, семь суток они там бродили, но того родника так и не
нашли, тут ангел голос подал, молвил им:
— О Искандар, не трудись понапрасну, это был их удел, вот они его и обрели,
но это не твой удел, и тебе родника не найти. Тут главное — что кому предназначе-
но, а не старания или войско.
Очень огорчился Искандар и повернул назад, ушел оттуда. Хизр был их провод-
ником, пока не добрались они до места, где было чуточку светлее. Осмотрелись они
немного, видят, а гравий-то тот — чистый изумруд! Тут те, кто набрал его, пожале-
ли, что больше не взяли, а те, что не набрали, пожалели, что ничего не взяли.
Пробыл там Искандар три дня, а на четвертый день отправился дальше, при-
казал отряду двигаться, да только дорогу они во тьме этой потеряли и найти не
могли.

Глава тридцать шестая
ОКОНЧАНИЕ ПОВЕСТИ ОБ ИСКАНДАРЕ И БУРАНДОХТ
А Абу Тахер Тарсуси, собиратель вестей, открыватель тайностей, так рассказы-
вает. Вывели их оттуда кобылицы молодые, недавно ожеребившиеся. Если бы не
совет того старца, если бы не оседлали они себе тех кобылиц, ни один человек из
Страны Мрака не выбрался бы. Вернувшись, Искандар одарил сына того старца
множеством всякого добра, возблагодарил Господа и три дня в том лагере оставал-
ся, а потом двинулся в путь и прибыл в один город. В том городе был родник, из
глуби вод исходил огонь и сжигал все, что было вокруг. Подивился на него Искан-
дар и дальше отправился. Прибыл он в Город Спящих, где порой по целой неделе
все спали без просыпу. Неделю спят, а неделю бодрствуют и уж на этой неделе днем
и ночью торговлю ведут, а на следующей неделе опять спят днем и ночью, и никто
никому вреда не приносит, все там живут праведно и благочестиво.
Искандар за них помолился и снова тронулся в путь, более месяца путешество-
вал и прибыл к какой-то пустыне ужасной, полной гулей* и свирепых хищников.
Искандар все так же двигался вперед, пока не достиг края Тьмы. Приказал он
войску где-нибудь на ночлег остановиться, а сам сел на коня и с несколькими при-
ближенными в ту Тьму углубился, пока не оказался посреди какой-то степи. Там
был трон золотой поставлен, а на троне том какой-то человек положен, глаза его
красным светом горели, как огонь. Подъехал Искандар ближе, спешился и в удив-
лении остановился, взгляда от него оторвать не мог, так как никогда не видывал
такого уродливого человека. Коснулся Искандар его покрывала, прекрасное покры-
вало было, но только под рукой его расползлось и рассыпалось, обнажилось тело
того человека, натертое каким-то составом, чтобы тления избежать. С удивлением
взирал на него Искандар, когда всевышний Господь отверз уста покойника и тот
заговорил:
— О Искандар, что ты меня разглядываешь? Знай, что был я некогда повелите-
лем всей земли, все другие падишахи воле моей покорны были, а звали меня Са-
мус, но смерть пришла, от всех владений меня оторвала, так что все они сделались
для меня бесполезными — войско мне стало не надобно, богатство тоже. Приказал
я, чтобы меня сюда принесли, на этот тахт положили и Господу поручили, дабы
никакой зверь меня не тронул, ведь я был царь справедливый. И вот все мое тело
в целости сохранилось, чтобы я мог тебя повидать, и всевышний Господь вселил в
него душу своим могуществом, а ведь она уже тысячу лет назад с телом разлучи-
лась, а я с этим миром распростился. О Искандар, остерегайся привязываться ду-
шой к этому миру, ведь мир этот никому не хранил верности, он много видал та-
ких, как я и ты, и многих еще увидит. Следовательно, ступай дальше, смотри на
диковины мирские.

492 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Сказал он так, и душа его от тела отлетела.
А Искандар отправился дальше, отъехал с полфарсанга и увидел страшную тучу,
изрыгающую огонь, а еще увидел ангела ужасного и удивительного, который сто-
ял там, а вокруг него толпились другие ангелы. Искандар спешился и поздоровал-
ся. Ангел ответил и спросил:
— О Искандар, что тебя привело сюда, чего не дал тебе Господь, великий и слав-
ный? Чего ты еще ищешь, зачем себя утруждаешь и посещаешь всякие ужасные
пустыни, величественные горы и бескрайние моря?
Искандар сказал:
— Причина моих странствий по миру в том, что я хочу тебе подобных повидать,
пользу из этого извлечь.
— Чего ты просишь? — сказал ангел. — Говори.
— Ответь, сколько мне жить осталось? — молвил Искандар.
— Для смертного лучше часа смерти своей не знать, ведь, если он будет ему
известен, человеку только и останется, что плакать да рыдать, а каждому, кто
умирает, следует оставить после себя добро, чтобы память о нем сохранялась по-
стоянно и в ней он жил бы вечно. О Искандар, почему ты не печалишься о том, что
царства, которые ты покорил, из-под власти твоей вышли и от Бога отвернулись?
Надо тебе снова отправляться и привести их к повиновению, дабы твое доброе имя
до Судного дня сохранилось.
Расстроился Искандар, хотел назад повернуть, но Хизр и Ильяс пришли к нему
и сказали:
— О Искандар, не огорчайся, ведь всевышний Бог подчинил тебе огонь и воду,
ветер и всех хищников пустыни, так что в твоей власти погубить всякого, кто тебе
не подчинится.
Тогда Искандар обрадовался, отправился оттуда в свой лагерь и всю ночь пре-
давался молитвам Господу, а на следующий день созвал военачальников и расска-
зал им о том, что видел.
Они все обрадовались.
Выехал оттуда Искандар и направился в Иерусалим. Когда он остановился на
привал в Иерусалимской пустыне, собрались к нему львы и барсы и прочие хищ-
ники, каждый величиной с гору, и стали все человечьим языком Искандару хвалу
возносить, стали говорить:
— О царь, ты — второй Солейман, для того ты к нам прибыл, чтобы Господь тебе
власть над нами вручил, чтобы мы повсюду с врагами твоими сражались.
Поблагодарил их Искандар и молвил:
— Возвращайтесь все по местам, когда время придет, я вас позову.
И они все вернулись к себе.
Искандар повернул к городу Андарус, это был город большой, он раскинулся
на семь фарсангов в длину и четыре фарсанга в ширину. Когда жителям стало
известно, что Зулькарнейн подошел к городу, они испугались, вышли из ворот и
стали просить пощады. Искандар их пощадил и повернул оттуда к городу Накра-
вус. Этот город не захотел ему покориться, он предал его огню, так что весь город
сгорел, а сам направился оттуда в город Кейтарус. Открылся перед ним город
превеликий, с царским дворцом, с прочными строениями, а вокруг того города на
семьсот фарсангов простирались земли с другими городами, поменьше, но в каж-

Глава тридцатая шестая. Окончание повести обИскандаре и Бурандохт 493
дом городе был базар, и все они подчинялись тому царю, который в стольном го-
роде сидел; а находилась та страна на правой стороне мира. Искандар уже однаж-
ды покорил их, а теперь они снова отложились. В том городе был дворец из пор-
фира, воздвигнутый Солейманом ибн Даудом, мир ему, вели в тот дворец четыре
двери, одна дверь жемчугами выложена, другая — изумрудами, третья — коралла-
ми, а четвертая — янтарем.
Когда Искандар к этому городу подступил, ратные люди вооружились, из кре-
пости вышли и перебили множество народу. О том известили Искандара, он пре-
дался молитве, к Господу обратился.
Опустилась на городское войско тьма, так что трое суток они света белого не
видели, не знали, что и подумать. Собрались их мудрецы и военачальники, пришли
к Искандару и спросили:
— О царь, чего ты от нас хочешь?
— Хочу, чтоб вы в истинную веру перешли, — отвечал Искандар.
Они согласие выразили и приняли мусульманскую веру.
После того направился Искандар к Иерусалиму, и по дороге овладел им недуг
смертельный, подошел его смертный час. Обратился он к друзьям своим и молвил:
— О друзья мои, искал я воды Живой, да не сумел найти. Все, что я совершил,
делал я для того, чтобы смерть от себя отвратить, но не смог. Когда смертный срок
пришел, все это бесполезно, и пусть знают люди всей земли, что никто смерти не
избежал и никому от нее не спастись.
Приказал он гроб для себя изготовить из червонного золота и сказал:
— Когда придет мое время, положите меня в этот гроб, по бокам у него два
отверстия проделайте и просуньте туда мои руки и отвезите гроб мой в город Ие-
русалим. И остерегайтесь привязываться сердцем к этому миру, ибо он не знает
верности. Поглядите хотя бы на мою жизнь: весь мир от края до края мне принад-
лежал, сокровищам моим и войску моему счету не было, а как смерть моя пришла,
все это ни к чему оказалось. Пусть же смертные знают, что все будет так, как Бог
хочет, а не так, как мы хотим.
Потом он повернулся к своим приближенным и проговорил:
— Окажите мне милость, скажите, коли у кого против меня обида есть, дабы я
за нее рассчитался.
Когда он так сказал, над теми людьми крик и стон поднялся, воскликнули они
разом:
— О справедливый царь, да будет Господь доволен тобой так, как мы тобой
довольны!
Поблагодарил их Искандар, попрощался со всеми и отослал их по своим ме-
стам. Туда сбирались многие эмиры и знатные господа, все хотели на Исканда-
ра посмотреть, но пробиться не могли, и Искандар приказал тахт его в степь вы-
нести, чтобы народ, который со всех сторон прибывал, мог увидеть его. Все они
рыдали, слезы проливали, а Искандар их утешал. И через три дня Искандар скон-
чался. Тут его свита во всю мочь зарыдала. Бурандохт свои косы отрезала и со-
рок дней по Искандару поминки устраивала, а уж как она его оплакивала, и опи-
сать невозможно. Как он завещал, так и сделали: изготовили золотой гроб, тело
Искандара покрыли слоем мускуса, шафрана и серой амбры1, завернули в тка-
ни дорогие, а по обе стороны гроба отверстия сделали и просунули туда его руки.

494 Книга третья. Повесть о Бурандохт и Искандаре
Объехали с гробом все Искандарово войско, а затем отвезли его в Иерусалим и
предали там земле.
Когда все эти дела были завершены, собрались мудрецы на большой совет, стали
толковать: для какой цели, говорят, Искандар велел, чтоб руки его из гроба выпро-
стали? Каждый свое говорил, но остальные не соглашались, пока Букрат не высту-
пил. Он молвил:
— Вот что он хотел этим сказать: «Владел я всем миром, всеми его сокровища-
ми и богатствами. А когда покинул этот мир, ничего с собой не унес, ушел с пус-
тыми руками. Пусть это вам уроком будет!»
А Бурандохт в разлуке с Искандаром день и ночь плакала и пережила его не
больше чем на год, а потом тоже вручила душу, данную на подержание, Творцу,
дабы было тебе, друг мой, известно, что мир сей — коварный обманщик, веролом-
ный и непостоянный, верности никому не хранил, не хранит и хранить не будет,
чтобы владыки мира видели в том урок и не привязывались к нему душой, так как
в конце концов все проходит и пройдет, а на непрочное не следует полагаться. Итак,
погляди на историю Искандара и положи себе примером этого справедливого па-

ПРИЛОЖЕНИЯ

Н. Б. Кондырева
«ДАРАБ-НАМЕ» - ПРИМЕР НЕИЗВЕСТНОЙ КЛАССИКИ
В этой книге читателю предлагается первый русский перевод одного из самых
старых персидских дастанов — очень распространенного в средние века и дожив-
шего практически до наших дней нарративного жанра весьма широкой тематики.
Этот жанр в персидской литературе возник очень давно — древнейший дошедший
до нас образец его, знаменитый дастан «Самак-аййар», восходит, очевидно, к X —
XI вв. (речь идет о литературе на новоперсидском языке, однако еще в пехлевий-
ской литературе первых веков нашей эры существовали прообразы подобных со-
чинений, некоторые из них сохранились1. Типологически дастан можно сближать
и с античным романом, и с рыцарским, и с арабской сирой, но ставить вопрос о
каких-либо заимствованиях или «приоритете» по меньшей мере некорректно: по-
добные литературные явления спонтанно возникают в разных уголках мира, в
разные эпохи (сходные, однако, стадиально).
Как правило, такие сочинения вырастают на национальной почве, обобщая ис-
торический и мифологический фонд данного народа, группируя составляющие его
предания вокруг некой идеи, проникнутой национальным духом, традиционной и
актуальной одновременно.
Отличительные черты персидских дастанов — идеологизированность и лапидар-
ность. Как ни парадоксально, именно эти черты способствовали и популярности
жанра, и его непризнанности — до последнего времени он оставался за границами
официальной литературы, хотя буквально все иранцы во всех слоях общества с
древности и до наших дней, можно сказать, воспитывались на дастанах, слышали
и читали их сызмальства, но в «настоящую» литературу их не включали ни на
родине, ни в европейском востоковедении. Почему?
Чтобы ответить на этот вопрос, придется заглянуть в очень далекое прошлое,
ведь Иран — страна древней культуры, иранская государственность насчитывает
более двух с половиной тысяч лет, письменные памятники Ирана восходят к глу-
бокой древности. К первым векам нашей эры относятся произведения светской
пехлевийской (т. е. написанной на языке пехлеви) литературы, часть которых со-
хранилась до наших дней. Но в VII в. Иран был завоеван арабами, вошел в состав
молодого тогда Арабского халифата, воспринял новую религию — ислам — и вме-
сте с нею значительную долю арабских культурных традиций. Через два века го-
сударственная самостоятельность была частично восстановлена (хотя и не на преж-
ней обширной территории), но мусульманство уже прочно заняло место главной
1 См., например, русский перевод пехлевийской «Книги деяний Ардашира сына Папака». М.,
1987.

498 Н. Б. Кондырева
религии на всем Ближнем Востоке, соответственно арабская культурная модель
тоже пользовалась огромным авторитетом. В науке (а первой из наук в средние века,
разумеется, было богословие), в искусстве, в литературе укоренились арабские (или
скопированные с арабских) нормы, распространился арабский алфавит2, в персид-
ский (а затем и в другие языки Ближнего Востока) вошла масса заимствованных
арабских слов (большинство из них остаются там и поныне, наподобие заимство-
ваний из западноевропейских языков в русском). Образованные люди обязатель-
но владели арабским языком, начатки арабского знали все: ведь это был язык
Корана, Священного Писания мусульман. Даже исконные иранские имена потес-
нились, уступая первое место новым, построенным по арабскому образцу.
Правда, арабы тем временем тоже активно осваивали культурные богатства
вновь завоеванных регионов, в первую очередь Ирана. Переводились старинные
иранские книги, в Багдаде была учреждена специальная коллегия «по культурно-
му наследию» — «Байт аль-хикма» («Дом мудрости»). Сначала на арабском, а затем
и на персидском языке средневековые ученые стали создавать трактаты по всем
доступным тогда областям знания, причем в первую очередь это были теоретиче-
ские сочинения и практические руководства по арабскому языку и сочинения по
теории словесности. Выдвижение на первый план трудов по языку обусловливалось
тем, что арабский был языком Священного Писания; те же причины, к которым
добавлялись интересы деловой переписки и житийной литературы, а также при-
дворной риторики (как правило, воплощенной в панегирической касыде), стимули-
ровали развитие литературной теории (конечно, в том виде, который был свойст-
вен средневековью: с преобладанием описательности и систематики по внешним
признакам). Но именно в этой области не могли не проявиться расхождения, ко-
торые дотоле сглаживались стремлением к общемусульманскому культурному
единству.
Арабский и персидский языки принадлежат к разным языковым группам (араб-
ский — к семитическим языкам, персидский — к индоевропейским). Иранская ли-
тературная традиция гораздо древнее и богаче. Однако этикет требовал «подгонять»
литературные явления, факты, тенденции развития под арабский «эталон». К мо-
менту завоевания Ирана литературный багаж арабов состоял всего лишь из немно-
гочисленных образцов доисламской, так называемой джахилийской, поэзии (их,
однако, не одобряли пророк Мухаммад и наиболее ортодоксальные из его после-
дователей), Корана и творений ранних панегиристов. Кроме традиционной касы-
ды (стихотворного панегирика, оды), арабам практически не были известны другие
1 До того в Иране использовалось арамейское письмо, не слишком подходившее к потребно-
стям языка. Собственно говоря, и арабский алфавит не отвечает закономерностям иранских и
тюркских языков, что и послужило одной из причин его отмены на территории восточных рес-
публик Советского Союза в конце 20-х, начале 30-х годов — равно как и в Турции. Турция пере-
шла на латинский алфавит (и он оказался вполне удобным), республики Средней Азии и Азер-
байджан пережили два этапа: переход с арабской графики на латинскую, а затем на русскую. В
этом переходе были свои достоинства, но была и негативная сторона: новые поколения осваива-
ли новую грамоту, а от своего культурного наследия оказались отрезанными, просто не умели
читать «по-старому». После распада Советского Союза горячие головы в восточных республиках
призывали вернуться к арабскому алфавиту, но, подумавши, воздержались: это означало бы вто-
ричное внедрение сплошной неграмотности.

«Дараб-наме» - пример неизвестной классики 499
стихотворные формы, прозаические же жанры в ранней арабской литературе во-
обще не были сформированы. Персидская литература, напротив, была многожан-
ровой и разнообразной. Но когда Иран оправился от потрясения, связанного с па-
дением Сасанидов (династии, правившей в Иране к моменту арабского завоевания),
со сменой религии, с переориентацией всей культурной жизни, то первые литера-
турные произведения в новой персидской литературе стали создаваться на арабском
языке и в арабских традициях... Только в конце IX в. отмечены первые проблески
возрождения литературного творчества на персидском языке. Сначала это были
тоже касыды (в основном), но вот в первой трети XI в. появилась огромная, мону-
ментальная и величавая эпическая поэма Фирдоуси «Шах-наме», глубоко нацио-
нальная по содержанию, поскольку в ней описывалось героическое прошлое Иран-
ской державы, и по форме (язык поэмы намеренно архаичен, она написана двусти-
шиями с парной рифмой, неупотребительными в арабской поэзии, в которой вооб-
ще отсутствует такая жанровая форма, как поэма). Увидели свет и другие поэмы.
Однако пиетет ко всему арабскому был очень велик. Иранским, чисто персидским
традициям и литературным формам стремились придать подобие арабских. Это
отчетливо выявляется на примере ранних трактатов по поэтике, составленных на
персидском языке, но по арабскому образцу. И метрика, и учение о рифме, и опи-
сание поэтических фигур излагаются так, что отчетливо видно, как персидский
материал втискивают в арабскую схему. Теория жанров не разрабатывается. Зато
подспудно формируется теория стилей: «высокого», где все на арабский лад, и
«низкого», который большинству арабских правил не соответствует (четких фор-
мулировок этой теории, однако, не дается, она существует, так сказать, имплицит-
но). В самую «низкую» группу по этой классификации попадали, разумеется, дас-
таны, которым не было аналогов в арабской словесности, которые восходили к
увлекательным, остросюжетным прозаическим повествованиям, распространенным
во времена Сасанидов, создатели которых не обладали арабской образованностью,
не знали арабских «правил». В результате дастаны оказались вообще за чертой, как
бы на нелегальном положении, они были отлучены от официальной литературы,
но не забыты народом3.
Дастан в средневековой персидской1 литературе это объемное прозаическое
произведение популярной ко времени его создания тематики (т. е. актуальное для
своего времени), с единым сюжетом, изложенное в популярной, доходчивой мане-
ре. Дастан адресован широкому кругу читателей и слушателей, слушателям, быть
может, даже больше, чем читателям. Это связано с особенностями развития пись-
менной культуры в Иране. Арабский алфавит, на который переключилась вся
3 Мне кажется, что за последнее время мы на собственном опыте могли понять, как ограни-
ченно и вместе с тем опасно деление литературы на народную и «антинародную», черную и белую,
однако следует признать, что попытки такого деления на «чистых» и «нечистых» в области духов-
ной культуры существовали всегда, на протяжении всей истории человеческого общества. Даже
в древней Греции и Риме, которые многим представляются неким идеалом, расцветом желанно-
го плюрализма, на самом деле процветала нетерпимость. Борьба направлений и стилей в новой
европейской литературе также весьма поучительна.
4 Необходимо подчеркнуть, что речь идет только о персидских дастанах, поскольку отожде-
ствление дастана с такими явлениями литературы, как арабская сира или дастан урду, представ-
ляется мне преждевременным (если не ошибочным).

500 Н. Б. Кондырева
иранская письменность в VII — VIII вв., оказался весьма неудобным для перехода
на механическую печать, и книга вплоть до конца XIX — начала XX в. оставалась
рукописной, следовательно дорогой, число копий тоже было ограниченно. Тем
большее значение приобретала устная традиция, особенно для тех произведений,
которые обращены были к массовому «потребителю» — они «тиражировались» в
устной передаче. Существовало особое ремесло «рассказчиков», которые, очевид-
но, работали «по договору» — по приглашению в домах зажиточных горожан (а
порой и сельских жителей), купцов, богатых ремесленников, на базарах и т. п.,
собирая порой немалую аудиторию.
Но именно в демократичности, пожалуй, даже простонародности дастана, ко-
торый никак не подходил под арабизованные^ мерки «высокого» стиля, и кроется
причина его исключения из литературного наследия. Возник неординарный лите-
ратурный казус: персидский дастан процветал, развивался, влиял на возникнове-
ние сходных форм у других народов (в турецкой, урду и даже в арабской литера-
туре), но все это Ле /ас1о, Ае ]иге же он не существовал, не входил в литературу! Так
полагали адибы — ученые литераторы средневековья, но так же, увы, до последне-
го времени считали и представители современной науки. Это заблуждение, пере-
росшее в предубеждение, было рассеяно в результате изысканий и публикаций
иранских ученых, начало которым положил в 1960 г. М. Махджуб, специалист по
иранскому фольклору. Немало внимания уделили дастанам видные иранские
филологи М. Минови, П. Н. Ханлари, 3. Сафа (3. Сафа подготовил также по не-
скольким рукописям сводный текст «Дараб-наме», с которого сделан этот перевод).
Выдающийся советский востоковед Е. Э. Бертельс еще в 1934 г. опубликовал про-
зорливую (но не получившую должного развития) статью о персидских дастанах0,
многие положения которой не устарели до сих пор. Внесли свою лепту и европей-
ские востоковеды — Ж. Моль, Я. Рипка, А. Массэ и др. В итоге дастан одержал
победу, занял наконец подобающее ему место в истории литературы Ирана; дас-
таны начали переводить на европейские языки, в том числе на русский7 (на языки
сопредельных с Ираном стран Ближнего Востока персидские дастаны переводились
еще в средние века8).
Содержание персидских дастанов весьма разнообразно: встречаются дастаны
романтические, авантюрные, исторические. Именно к дастанам на исторический
сюжет относится публикуемый дастан «Дараб-наме», составленный Абу Тахером
' Арабизация выражалась, например, в уснащении текста арабскими цитатами (на первом месте
по престижности и эстетической оценке, естественно, стояли цитаты из Корана), которые прямо
предписывались в нормативных сочинениях по поэтике.
ь Бертельс Е. Э. Персидская «лубочная» литература. — Сергею Федоровичу Ольденбургу.
К 50-летию научно-общественной деятельности. М.; Л., 1934. Переиздано в 1988 г.: Бертельс Е. Э.
Избранные труды. История литературы и культуры Ирана. М., 1988.
Были опубликованы: Амир Арслан. Пер. А. Шойтова. М., 1978; Самак-айяр. В 2-х книгах. Пер.
Н. Кондыревой и А. Михалева. М., 1984.
8 Как сообщают 3. Сафа и Ж. Моль, некий житель Мекки, Назар ибн Харес, еще во времена
становления ислама развлекал своих сограждан, рассказывая им дастан о Ростаме и Эсфандия-
ре, героях иранского эпоса; рассказ, конечно, велся по-арабски. Другим примером может служить
тот факт, что утраченная часть древнейшего дастана «Самак-айяр» была найдена в турецком
переводе XVII — XVIII вв.; см. об этом: Самак-айяр, кн. 2, пер. А. Михалева. С. 388.

«Дарпб-паме» - пример неизвестной классики 501
Тарсуси, известным автором-исполнителем дастанов XIII в., в полном соответствии
с иранской традицией. Кроме «Дараб-наме» перу этого автора (вернее, его каламу,
так как именно каламом — заостренной тростниковой палочкой — писали на Ближ-
нем Востоке в те времена) принадлежало еще несколько дастанов — «Кахраман-
наме» («Книга о героях»), посвященная древним иранским богатырям, «Кэран-е
хабаши» («Женитьба на эфиопке»)9, где действие происходит во времена царя
Кейкобада, одного из полулегендарных царей Ирана, и «Абу Муслим-наме» («Книга
об Абу Муслиме», посвященная руководителю народного восстания в Хорасане
VIII в.10). В сущности, других достоверных сведений об Абу Тахере нет. Правда, по-
следняя часть его имени — Тарсуси — как будто показывает, что он происходит из
города Тарсус в Малой Азии (Тарсуси означает «Тарсусский», «из Тарсуса»), мож-
но было бы, казалось, предположить, что предки Абу Тахера эмигрировали из Тар-
суса, не раз подвергавшегося разорению в ходе завоевательных войн и междоусо-
биц, однако это мало что дает. Междоусобицы были обычным делом в средние
века, миграция населения — тоже. Однако, описывая скитания по свету юного Да-
раба или путешествия Искандара, Абу Тахер обнаруживает удивительно слабое
знакомство с местностью, где проходят эти странствия, отчаянно перевирает все
названия, кроме самых известных иранских, так что сам на путешественника по-
хож мало. Немногим лучше осведомлен Абу Тахер и о важнейших исторических
событиях прошлого, которым посвящает свое повествование: истории восшествия
на престол Дараба (Дария I), завоевании Искандаром (Александром Македонским)
Иранской державы, восточном походе Александра. Как же можно говорить об
историчности его произведения, каким образом его можно назвать актуальным, как
я это сделала несколько ранее, характеризуя дастан, если подлинно исторические
события, соответствующие описанным, происходили до нашей эры11, а дастан на-
писан в XIII в.?
Что касается исторической достоверности, то, с современной точки зрения, она
отсутствует начисто. Но за последнее время мы все имели возможность убедить-
ся, сколь неверна любая точка зрения, если она — единственная. Древность и сред-
невековье оставили нам немало письменных источников и даже исторических со-
чинений, авторы которых со своей точки зрения ни в чем не погрешили про-
тив истины. Однако сведения ни одного из этих источников, будь то «отец истории»
Геродот, или Библия, или знаменитый арабский историк Табари, не могут рассма-
триваться некритично, целиком приниматься «на веру». Конечно, древние авторы
!) См. об этом: 3. Сафа. Мокаддэме. — Абу Тахер Тарсуси. Дараб-наме. Т. 1. Тегеран, 1965. С. 26
(на перс. яз.).
10 Об этом дастане довольно подробно писал Ю. Е. Борщевский в статье «Персидская народ-
ная литература» (см.: «Плутовка из Багдада». М., 1963. С. 5 — 26), где приведено немало справед-
ливых и ценных соображений. Однако при всей своей эрудиции автор статьи находился под за-
метным влиянием марксистско-материалистического подхода к литературе, исходя из которого
«Абу Муслим-наме» отводится первое место среди других дастанов просто потому, что там опи-
сывается восстание, «революционное» действие народных масс. Ограниченность (а главное — вне-
литературность) такого подхода очевидна.
За подробностями событий в научном изложении отсылаю любознательных читателей к
замечательной книге М. А. Дандамаева «Политическая история Ахеменидской державы» (М.,
1985).

502 Н. Б. Кондырева
придерживались истины, насколько могли, но ведь человек всегда стремится осмыс-
лить и дополнить полученные знания, поэтому древние обильно уснащали повест-
вование о давних и недавних событиях легендами, преданиями, мифами — в то
время они воспринимались как часть действительности. Уникальное персидское
сочинение XI в. «Тарих-е Систан» («История Систана»), очень авторитетная исто-
рическая хроника, начинается с легенд об «основании» Систана, а затем переходит
к изложению легенды о «свете Мухаммада». Чего же требовать от художественной
литературы (даже если это исторический роман)? Мифы и легенды пронизывали
все области жизни, они обволакивали подлинные явления, факты волшебной мно-
гоцветной оболочкой, преображали их. Как известно (в том числе из нашего соб-
ственного недавнего прошлого), многократное повторение даже заведомо неверных
сведений придает им правдоподобие, вводит их в традицию, в эту кладовую кол-
лективного опыта и коллективного разума, где хранится все без разбору.
Нет, не без разбору: какая-то классификация и селекция проводилась всегда, и
осуществляли ее не только силы природы или случай, но в первую очередь храни-
тели традиций. В древнем Иране (думаю, как и везде) в роли таких хранителей
выступали в первую очередь военное и жреческое сословия. Но кто хранил, тот и
отбирал, формируя тем самым идеологию. М. А. Дандамаев и В. Г. Луконин, круп-
нейшие исследователи иранской древности и средневековья, ясно показали, какая
борьба за власть между военными и жрецами развертывалась на всем протяжении
истории иранского государства12. Едва приступив к правлению, Дарий I (прототип,
правда, очень отдаленный и искаженный, Дараба ибн Ардашира из нашего даста-
на) высекает огромные «вечные» надписи на скале (Бехистунская надпись), описы-
вая свою победоносную борьбу с соперниками, намеренно «подправляя» при этом
некоторые моменты. За столетия, отделяющие подлинного Дария (Дарьявуша) от
героя дастана XIII в., утекло не только немало воды, «утекло» и кое-что существен-
ное. Уже у Фирдоуси в «Шах-наме» (XI в.) Дарабом назван сын Бахмана-Ардаши-
ра и царицы Хомай, приводится (правда, мельком) и сходная легенда о его рожде-
нии. А ведь Фирдоуси, создавая «Шах-наме», использовал пехлевийские источни-
ки, в первую очередь свод эпических сказаний «Хватай-намак» («Книга владыки»,
пехлевийский оригинал не сохранился). Можно уверенно сказать, что слияние
Дарьявуша с образом Дараба произошло еще там. Скорее всего это связано с даль-
нейшим развитием фабулы: рождением сына Дараба — Искандара Румийского (так
именуют в восточной традиции Александра Македонского). Каким бы нелепым и
неправдоподобным ни выглядело такое событие с европейских позиций, со сторо-
ны ревнителей иранской (пожалуй, паниранской) традиции оно воспринимается как
вполне закономерное. Ведь именно это — иранское происхождение Искандара-
Александра — позволяет подать завоевание Александром империи Ахеменидов как
воссоединение исконных иранских владений под исконно иранской властью. Такая
интерпретация подлинных событий, несомненно, была разработана задним числом
иранскими жрецами, которые очень рьяно охраняли традицию наследственной
власти, династийной непрерывности, очевидно связывая ее с тезисом о богоданно-
12 См.: Дандамаев М. А. Политическая история Ахеменидской державы. М., 1985; Данда-
маев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика древнего Ирана. М, 1980; Луконин В. Г. Иран в
III в. М., 1979; Луконин В. Г. Древний и раннесредневековый Иран. М., 1987 и др.

«Дараб-наме» - пример неизвестной классики 503
сти царской власти. В своих политических целях они весьма смело подправляли
генеалогии, созидали традиции и предания. Таким образом, идея, тенденция не
столько опирается на историю, сколько использует ее в своих интересах13.
Известно, что Фирдоуси принадлежал к старинному феодальному роду, захи-
ревшему с установлением власти Халифата. Конечно, он был сторонником нацио-
нального возрождения, этим духом проникнута вся его гигантская поэма, далеко
не сразу, однако, получившая всеобщее признание (из-за изменения политической
ситуации в Иране). Но что побудило Абу Тахера Тарсуси, человека явно небогато-
го и незнатного, живущего нелегким литературным трудом, обратиться к истори-
ческой тематике? (Напомню, что ему принадлежали и другие дастаны на истори-
ческие темы.) Естественно предположить, что стимулом служил потребительский
спрос, т. е. интерес читателей и, главное, слушателей, которые составляли его ау-
диторию. Постараюсь разъяснить, с какой стати было широким кругам населения
Ирана XIII в. интересоваться историческими сюжетами.
Мне кажется, что это объясняется общей исторической обстановкой, которая
сложилась к тому времени в стране, — ведь именно в XIII в. по Ирану прокатился
всесокрушающий вал монгольского нашествия, оставив после себя невиданные
разрушения, оставив полукочевые орды захватчиков и их полудиких (по сравнению
с цивилизованными иранцами) правителей. На время замерла жизнь в старинных
городах, культурных центрах — завоевателям были чужды иранские нравы и обы-
чаи. Спасаясь от монголов, бежали в чужие края многие состоятельные и образо-
ванные люди, другие углубились в суфизм (мистическое религиозное учение в ис-
ламе, проповедовавшее уход от мира, аскетизм и т. д.), просто погибли третьи.
Обращение к великому прошлому Ирана, к героям древности было в этих услови-
ях закономерным: оно давало утешение людям, вселяло надежду в их сердца. Веч-
ную надежду простых душ на появление избавителя, героя, до той поры скрывав-
шегося где-то под личиной простого кузнеца, плотника, прачечника, надежду на
победу справедливости и спокойную, мирную жизнь после этой победы (гл. 15). Вот
почему я считаю дастан о Дарабе актуальным для XIII в. и, поскольку он отража-
ет историческую традицию, столь откровенно тенденциозную, важным свидетель-
ством для воссоздания подлинной истории и социальной психологии.
Теперь можно перейти к чисто литературным сторонам дастана — композиции,
развитию действия, характерам, средствам художественной выразительности. Не
будучи ни в коей мере представителем официальной литературы (классическим
образцом придворной прозы XIII в. может служить «Голестан» Саади), автор дас-
тана не испытывает заметных затруднений в построении фабулы. Конечно, как я
уже говорила, это объясняется многовековой литературной традицией, однако не
следует видеть в Абу Тахере Тарсуси лишь простого рави, декламатора, наизусть
излагающего заученные истории. Сам он, по-видимому, считает себя собирателем
и объединителем древних сказаний, различных версий. Об этом свидетельствует
и некоторая путаница в начале дастана: Хомай, представленная сначала как уве-
13 Любопытно наблюдать, как универсален этот подход. В. И. Исаева в своей книге об антич-
ной риторике в Афинах IV в. до н. э. показывает, как политические противники, афинские при-
верженцы демократии и автократии, прибегали в полемике практически к одним и тем же дока-
зательствам своей правоты, базирующимся на опыте отечественной истории (см.: Исаева В. И.
Античная Греция в зеркале риторики. Исократ. М., 1994).

504 Я. Б. Кондырева
зенная в Иран Бахманом царевна из Мисра, уже в следующей главе выступает как
дочь Бахмана. У Фирдоуси в «Шах-наме» упоминание о Мисре отсутствует, так же
как и горестное описание кончины Заля в железной клетке у Бахмана. Такие су-
щественные «разночтения» (3. Сафа указывает, что они сохранились в тексте лишь
одной из рукописей, положенных в основу персидского издания) ясно указывают
и на бытование различных редакций предания, и на авторскую волю Абу Тахера
Тарсуси, пожелавшего эти различия показать. Далее в тексте дастана несколько раз
проскальзывает попытка сослаться на другой вариант рассказываемой истории («а
еще говорят» или «говорят также»). Здесь можно было бы указать и на неизмен-
ное «самоназвание» Абу Тахера, который величает себя «собирателем известий,
открывающим тайны», но, как указывает 3. Сафа, так именовали себя все рассказ-
чики дастанов, эти слова превратились в устойчивое фразеологическое словосоче-
тание и означали всего лишь «автор» (исходя из этого, я и позволила себе при пе-
реводе чуть уклониться от буквального значения, сохранив зато рифму и ритм).
Думается, что именно авторской волей продиктованы многие эпизоды дастана,
сюжетные перипетии. Фирдоуси гораздо более «эпичен» (я не хочу сказать «исто-
ричен» — об исторической правде в средневековых сочинениях следует говорить
очень осторожно), Абу Тахер же с трогательным простодушием помещает своих
царственных героев в знакомые ему и слушателям обстоятельства, погружает их
в обыденную жизнь простонародья.
С момента рождения Дараба (гл. 2) автор твердо выдерживает сюжетную ли-
нию — путь к царскому трону, освященный поддержкой небес. Абу Тахер Тарсуси
обнаруживает завидную память, позволяющую ему держать в уме различные по-
вороты интриги (мелкие несуразности — разнобой в именах, порой пропуск отдель-
ных эпизодов, в сущности, не выходят за пределы погрешностей переписчика).
Например, в гл. 5, в эпизоде бегства Дараба и Тамрусии от Харика, в руках кото-
рого остаются отшельник и купец, автор прямо указывает, что еще вернется к судьбе
этих пленников, и действительно выполняет свое обещание в гл. 32, после долгого
повествования о судьбах своих героев.
Рассказ в дастане ведется неспешно, неторопливо, что, однако, отнюдь не мешает
автору добиваться известной напряженности действия. Напротив, медлительное, с
массой подробностей, с многочисленными повторами изложение подстегивает во-
ображение и интерес к фабуле. Другим приемом, который помогал «освежить»
внимание слушателей, был переход от описания одних событий к описанию других,
происходивших одновременно14. Обычно этот переход вводится словами «а тем
временем» или иногда: «а он (она, они) и не знал, что в это время». Такая «смена
событий», места действия или героя повествования (как правило, проведенная в
самый интересный момент) способствовала нагнетанию напряжения и в известной
мере членению текста на части, эпизоды и т. д. (Деление «Дараб-наме» на книги и
главы внесено современным издателем текста, 3. Сафа.) Линия «превратностей
судьбы» вообще довольно широко обыгрывается в дастане, несет и идейную нагруз-
14 Это свидетельствует о том, что от пехлевийской литературы дастан отделяет немалый путь
развития: как отмечают исследователи (см., например: Чунакова О. М. Введение. — Книга деяний
Ардашира. М., 1987), в ней еще действует в полной мере закон хронологической несовместимос-
ти, по которому события, происходящие одновременно, описываются как последовательные. В
«Дараб-наме» ничего подобного нет.

«Дараб-наме» - пример неизвестной классики 505
ку (философско-дидактическую: взлеты и падения героев то прямо, то косвенно
связаны с «волей Господа, великого и славного»), и развлекательную — судьба во-
лею автора посылает героям все новые и новые испытания и приключения, порой
самые невероятные и неожиданные. Конечно, легко заметить, что таким образом
дастан «переползает» из разряда героических в приключенческие, а кое-где и при-
ближается к плутовскому роману. Но в том-то и дело, что Абу Тахер, не принад-
лежа к ученым литераторам своего времени, ничуть не заботился о чистоте жан-
ра (зато средневековые адибы, со своей стороны, игнорировали и Абу Тахера, и весь
жанр подобных сочинений), однако, вероятно, радел о популярности — своей соб-
ственной и своего детища.
Заглавный герой дастана Дараб, возможно, выглядит не слишком привлекатель-
ным в глазах современного читателя. Это и неудивительно: нас отделяет от него (и
от его создателя Абу Тахера Тарсуси) семь столетий. Но для своего времени Дараб
был просто суперменом: могучий богатырь, сочетающий в себе «простоту» и «царст-
венность», бесстрашие и доброту, беспечность и твердость духа. Абу Тахер очень
старается разнообразить жизнеописание Дараба. Он вводит в свое повествование
эпизоды его путешествий по островам Греческого архипелага, уснащая их забавны-
ми и фантастическими деталями: жители греческих островов почему-то сплошь
негры, некоторые к тому же смахивают на циклопов (у них один глаз и рог во лбу).
Встречаются там и дивы, и пери, и удивительные чудища морские, и деревья с пло-
дами в виде человеческих голов. Значительная часть повествования о Дарабе (гл. 6 —
8) вообще отведена рассказу о приключениях Тамрусии, его возлюбленной1'.
Почти все эти подробности и повороты сюжета отсутствуют у Фирдоуси в «Шах-
наме»1(). Дараб отважно сражается с различными врагами, часть которых сам же
и создает, в большинстве случаев побеждает, но порой все же терпит поражение.
Странно (или закономерно?), что наиболее горькие неудачи ждут его на родной
иранской земле, когда он возвращается из дальних странствий (гл. 10 — 11).
Посвятив около 13 глав (из 36) истории Дараба, Абу Тахер теряет к нему вся-
кий интерес (о смерти Дараба говорится мельком в гл. 14) после рождения Искан-
дара, его младшего сына, хотя начало жизненного пути Искандара, тоже непризнан-
ного, если не незаконного, сына, в известной степени дублирует биографию отца.
Но Абу Тахер явно считает, что человеческая личность неповторима, поэтому оба
сына Дараба, на которых, конечно, переходят «божественный фарр» — знак бого-
избранности и другие приметы царей из «рода Хушанга», в остальном мало похо-
дят на Дараба-старшего. Тот силен, «как ярый слон», он еще сохраняет черты эпи-
ческого героя, непрерывно совершающего подвиги, демонстрирующего воинскую
доблесть, открытый, прямой характер. Героические черты обросли в нем, правда,
1' Как мне представляется по этому дастану, Абу Тахер вообще не склонен к чувствительным
описаниям на романтические темы: о любви он говорит мало, «по ходу дела», а в кн. III неодно-
кратно высказывается насчет того, что любовь несовместима с мудростью, что любовные утехи
сокращают срок жизни человека и проч. (см., например, гл. 28). Тамрусия, бесспорно, его люби-
мая героиня, но, повествуя о ней, он распространяется не о любви, а о судьбе.
1() Я часто пытаюсь провести параллель между «Дараб-наме» и поэмой Фирдоуси вовсе не
потому, что ставлю два произведения на одну доску, а из-за почти полного отсутствия другой
авторитетной информации об устных или письменных источниках на эту тему. Как уже было
сказано, частично материал «Шах-наме» и «Дараб-наме» совпадает.

506 Н. Б. Кондырева
бытовыми деталями — они-то и делают этот образ жизненным: Дараб простодушен,
даже простоват, он не получил у своего приемного отца-прачечника «царского»
воспитания, не только не придерживается придворного этикета, но вообще совер-
шенно неуправляем. С возрастом он обретает если не мудрость, то здравый смысл,
однако по-прежнему способен на неразумные, но от сердца идущие поступки.
Мальчик Искандар, сын гречанки, прошедший школу Аристаталиса (Аристотеля),
не по летам рассудителен, учен, прилежен, но явно трусоват — в драку не вступа-
ет, старается действовать хитростью, из-за чужой спины.
Любопытно сопоставить юношеские любовные забавы Дараба и Искандара.
Дараб, в которого влюбились разом Тамрусия («женщина красивая, только много
детей родившая») и ее сестра, сначала вообще не может взять в толк, чего от него
хотят пылкие дамы, — как замечает автор, он еще ребенок. Но затем он на протяже-
нии всей жизни сохраняет любовь к Тамрусии, сражается за нее, тоскует по ней.
Искандар же, обласканный шахом Филкусом, уступает домогательствам его доч-
ки Мехрнуш, но бросает ее, когда грозит опасность, и вспоминает только затем, что-
бы уверить Филкуса, что та питала к нему «родственные чувства» (гл. 14).
Душевные порывы вообще мало свойственны Искандару. Взойдя на трон, он
лишь однажды поддается приступу гнева (казалось бы, справедливого) и сажает в
темницу своего учителя Аристаталиса, но за это Бог тотчас лишает его всех позна-
ний в науках, так что он более «ни одной буквы не мог прочесть» (гл. 16). Вообще,
хотя Искандар и признается «законным» владыкой Ирана, более того, носителем
особой божественной миссии (формулируется она, правда, не слишком четко: то
ли он миссионер не родившегося еще ислама, то ли землепроходец, своего рода
культурный герой), он, бесспорно, уступает простаку Дарабу, которому отдан «приз
авторских симпатий».
Старший сын Дараба, Дараб ибн Дараб, кажется, унаследовал от отца только
имя и упрямство, зато его дочь и Дарабова внучка Бурандохт — явная любимица
автора. К «женской теме» в дастане я еще вернусь, здесь же хочу обратить внима-
ние читателя, что даже краткий обзор, так сказать, «беглый взгляд» на главных
героев «Дараб-наме» подтверждает мысль о том, как важна была для автора сама
монархическая идея, концепция необходимости для Ирана законной и сильной
царской власти на национальной основе. Вопреки мнению, которое так долго пре-
обладало в советском востоковедении, в этом произведении, исходящем из самой
гущи народной, главным героем выступает вовсе не народ, а его вожди, потомки
древних царей Ирана, чья власть неразрывно связана с «истинной верой». По все-
му тексту рассыпаны авторские сентенции, мелкие, но неотделимые от основного
развития событий эпизоды (например, рассказ о Божьем гласе над спящим под
ветхими сводами Дарабом), всевозможные знаки внимания к царской власти в
Иране. Надеюсь, меня не заподозрят в приверженности к монархии (в последнее
время она вошла в моду) — такова действительно была народная тенденция в
Иране XIII в., нашедшая широкое отражение и в литературе, и в фольклоре. Что
бы ни говорили противники этой точки зрения (долгое время у нас почти единоглас-
но утверждали, что страдающий народ был решительно против власти царей-ти-
ранов), но ведь известно, что до самого последнего времени, на протяжении всей
древней и средневековой истории в Иране о республиканской, скажем, форме
правления никто и не помышлял.

« Дарабнаме» - пример неизвестной классики 507
Очень тесно связана с идеей царской власти религиозная окраска дастана. Нель-
зя сказать, чтобы это было необычным — напротив, в свое время, когда я работа-
ла над переводом другого дастана, «Самак-аййар», меня очень удивило почти пол-
ное отсутствие там мусульманских мотивов. Зато автор «Дараб-наме» преисполнен
мусульманского благочестия. Все, что ни происходит на земле, совершается по воле
и велению Господа — такова основная мысль Абу Тахера, которую он проводит,
быть может, без особых теологических ухищрений и вообще без затей, но, очевидно,
вполне искренне. Искандар, которого Абу Тахер поначалу не слишком жалует (во
всяком случае, пока с ним воюет Бурандохт), становится ему гораздо более мил,
когда в гл. 23 — 24 обретает черты «борца за веру». В гл. 25 (вообще очень яркой и
содержательной) Искандар говорит: «Для того я прибыл, чтобы веру ислама Хин-
дустану открыть». И далее там же: «Я прибыл сюда не из-за земель и владений, не
из-за богатств и сокровищ казны — я приехал ради истинной веры, дабы вы стали
на правый путь, отвернулись от веры Ахримана»17.
Искандар постоянно окружен мудрыми советниками, которые наставляют его
на каждом шагу. Думаю, что в этом следует видеть не только отзвук подлинных
известий о «научной группе», сопровождавшей Александра в походах, но и продол-
жение древней иранской традиции, по которой у царей всегда был советник-жрец
[мобед). В истории Дараба мобеды, которым открыты тайны «высоких звезд»18, тоже
присутствуют постоянно. Несомненный интерес представляет «набор» мудрецов
Искандара: это, конечно, Аристаталис (Аристотель), Эфлатун (Платон), Букрат
(Гиппократ) — те греческие имена, которые были хорошо знакомы мусульманско-
му миру. Правда, собраны они в кучу, без учета «специальности» и реального вре-
мени жизни, но Абу Тахер не грешит излишним педантизмом. Зато он очень гиб-
ко пополняет штат мудрецов: вводит в него Хамарпала — представителя Индии,
Куйлахуна1!), а затем и Локмана, и даже Хизра и Ильяса.
С мудрецами естественно связаны те «научно-популярные» сведения, которыми
1/ То обстоятельство, что подлинный Александр прибыл в Индию почти за тысячу лет до
возникновения ислама, ни в малейшей степени не заботило автора дастана и его читателей. Дас-
тан не хроника, действие в нем происходит в вымышленном времени и пространстве. Надо ли
объяснять это только невежеством (хотя невежества, конечно, хватало)? В конце концов «Боже-
ственная комедия» Данте, написанная в начале XIV в., тоже содержала сведения о рае и аде, едва
ли полученные эмпирическим путем, а писатели-модернисты нашего века не раз использовали
прием перенесения героев из одной эпохи в другую, наделяя их современными чертами и чувст-
вами.
18 Понять технику астрологических изысканий по тексту «Дараб-наме» очень трудно: мудре-
цы то и дело направляют астролябию на солнце, но вопрошают при этом звезды и тотчас получа-
ют подробные указания насчет настоящего и будущего. Испытывая некоторые сомнения по пово-
ду терминологии, я подумывала о том, чтобы проконсультироваться с современными астролога-
ми, но, как известно, нынешние звездочеты работают только на компьютерах (хотя порой и ссы-
лаются на «авестийскую» астрологию), а компьютерная терминология в переводе сочинения XIII в.
едва ли уместна.
19 При передаче имен, встречающихся в дастане, возникло немало затруднений: кроме тради-
ционных имен Абу Тахер свободно оперирует выдуманными. Это имя показалось мне похожим
на искаженное китайское (персидские толковые словари ничего не сообщают по этому поводу),
но Абу Тахер причисляет Куйлахуна к греческим ученым. Может быть, это неузнаваемое иска-
жение имени Каллисфена, придворного историографа Александра?

508 Н. Б. Кондырева
изобилует текст дастана: легенды и мифы20, предания о знаменитых сооружениях
древности, даже инженерные изобретения, большинство которых почему-то при-
писано Эфлатуну21.
Сторонники фольклорного происхождения дастана22 найдут в «Дараб-наме»
массу материала: текст изобилует самыми разнообразными мифами и легендами,
часто не вошедшими в свод коранических преданий, т. е. восходящими к иранской
древности. Большей частью они отнесены к повествованию об Искандаре и, как
правило, рассказываются одним из окружающих его мудрецов. Но вся структура
дастана, сколько бы мифологических элементов она ни включала, уже чужда мифу,
той логике чудесного, которая, по определению Я. Э. Голосовкера, есть часть ло-
гики мифа23. Дастан значительно более рационален, он тяготеет к логике «здраво-
го смысла», к мусульманскому варианту неоплатонического знания.
Автор дастана, явно не получивший сам достаточного образования, преиспол-
нен уважения к знанию и мудрецам, его носителям, это многократно подтвержда-
ется его высказываниями, разбросанными по всему тексту. Но почтение не меша-
ет ему показывать недостатки мудрецов: зависть, злобу, эгоизм — поистине, ничто
человеческое им не чуждо. В уста Аристаталиса он вкладывает весьма уничижи-
тельные, даже оскорбительные речи по поводу Ирана и иранцев: «В Иране нигде
не сыскать такого человека, о ком можно было бы сказать: вот истинный муж! —
там только и есть что заурядные людишки». Дальше Аристаталис подвергает су-
ровой критике иранских властителей24. Коварным и болезненно самолюбивым ста-
рикашкой (при всей своей мудрости) выглядит на страницах дастана Эфлатун,
взбалмошен и своеволен Букрат и т. д.
Говоря о главных героях «Дараб-наме», я лишь вскользь упомянула Бурандохт,
которой отведено так много места в дастане, — мне хотелось объединить Бурандохт
20 В том числе миф о древнейших «обитателях» земли — каменных валунах (гл. 9), отзвуки
которого я встречала и в современной персидской литературе, например когда переводила роман
Э. Голестана «Тайна сокровищ ущелья одержимых» (вышел в русском переводе в 1990 г. в изд.
«Радуга» под названием «Тайна сокровищ заколдованного ущелья»).
Сюда следует отнести, например, оснащение парусами боевых колесниц (гл. 29), после чего
они становятся самоходными, или блестящий военный маневр Эфлатуна, осуществленный при
помощи гремучего газа (гл. 30). Любопытно отметить, что в Европе взрывными свойствами гре-
мучей ртути научились пользоваться лишь в XIX в. Замечательной выдумкой, намного опередив-
шей «Наутилус» Жюля Верна, был и хрустальный сундук, в котором Искандар опускался на дно
морское (гл. 35).
22 Если эта точка зрения и вызывает возражения, то только своим слишком общим характе-
ром: в конечном счете вся литература развилась из фольклора, это бесспорно. Важно, однако,
правильно определить этап развития.
23 Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М, 1987. С. 9.
21 Эти слова Аристаталиса, по-видимому, настолько задели национальную гордость 3. Сафа,
издателя персидского текста «Дараб-наме», что он попытался объяснить их «неиранским» проис-
хождением автора дастана (см.: Дараб-наме. Кн. I. Тегеран, 1965. С. 444, примеч. 1). Однако об-
винить Абу Тахера Тарсуси в недостатке патриотизма просто невозможно! Приведенные слова
Аристаталиса, по мысли автора, свидетельствуют только о вздорном характере греческого муд-
реца и о том, что он отдает предпочтение мудрецам, а не царям — ведь дальше идет речь о том,
что теперь Аристаталису нет в Иране достойного собеседника, поскольку великий иранский муд-
рец Джамасп уже умер.

«Дараб-наме» - пример неизвестной классики 509
с другими женскими образами. Все центральные женские персонажи, описываемые
Абу Тахером, царского рода, число их значительно больше, чем протагонистов-
мужчин: тут и Хомай, и Тамрусия, и Занаклиса, и Бурандохт, и Антутия, и Джи-
баве, и Джомхуре... Все они — сильные личности, зачастую превосходящие мужчин
умом и характером, одерживающие над ними победы на поле брани. Автор пря-
мо говорит, что «одна сообразительная женщина лучше, чем тысяча мужчин»
(гл. 20), или в другом месте: «такая женщина (Джомхуре) сотни мудрецов стоит»
(гл. 30). Эти героини, казалось бы, не соответствуют реальным женщинам средне-
вековья, которых, по нашему разумению, должен был видеть вокруг себя Абу Та-
хер. Но, может быть, упомянутое «разумение» ошибочно, притянуто, также исхо-
дит из схем, но не средневековых, а современных? С другой стороны, было бы
ошибкой полагать, что Бурандохт или Джибаве списаны с натуры целиком. Конеч-
но, это литературные образы, в которых подчеркнуты одни черты, затушеваны
другие, которые выведены на сцену с четко поставленной задачей. Когда Дараб
покидает родину и из сыновней любви (чтобы не компрометировать незамужнюю
мать) скитается по чужбине, рядом с ним возникает Тамрусия, которая тоже из-за
любви (но к Дарабу) бросила дом и семью, пренебрегла высоким положением.
Бескорыстие и самоотверженность Тамрусии прекрасно оттеняют душевное благо-
родство и неиспорченность Дараба.
Бурандохт одержима еще более благородными помыслами — она выступает
как защитница интересов Ирана, ей принадлежит по праву родовое знамя, она
олицетворяет собой Иран (в гл. 20 один из персонажей, решив не выдавать Буран-
дохт, так и говорит: «Пожертвую я лучше жизнь свою за Иран»). Сначала Буран-
дохт открыто противопоставляется Искандару, выглядит куда храбрее, благород-
нее и умнее его (хотя наследственная горячность часто вредит ей), но, почти по-
бедив, она вдруг покоряется (как сказано в гл. 21, она «в тысячу раз больше
Антутии о муже мечтала, да мечты свои подавляла») и, казалось бы, исчерпав
свою роль, ретируется в тень, выходит за Искандара замуж. Однако ратное дело
забыто ненадолго. Индийский поход складывается для Искандара неудачно, он
призывает Бурандохт на помощь, и она опять выдвигается на первый план, толь-
ко теперь уже борется не против Искандара, а вместе с ним «за идею ислама», а
попросту — за свою и его жизнь в чужих краях, куда их завела любознательность
«владыки мира». Все воинские подвиги во время странствий Искандара совершает
Бурандохт, оставляя за Искандаром общее руководство. В гл. 27 она смиренно
заявляет: «Вы, мужчины, решайте, а я воевать буду», но на деле Бурандохт неиз-
менно проявляет самостоятельность и великодушие. Особенно эффектно раскры-
вается образ Бурандохт в гл. 25, где судьба подвергает ее унижениям плена, стал-
кивает с царевной Джибаве. Короче говоря, образ Бурандохт получился очень
содержательным, о Бурандохт читать интересно, аудитория Абу Тахера явно не
скучала.
Можно предполагать, что на средневекового читателя «Дараб-наме» произво-
дило впечатление триллера: острые повороты сюжета, близкая и понятная широ-
кому кругу читателей и слушателей тематика, множество увлекательной инфор-
мации о далеких краях и далеких временах. Популярности немало способство-
вал и язык дастана — простой, общедоступный, лишенный риторических кра-
сот, но и не претендующий на них, чуждый всяких притязаний на «высокий»

510 Я. Б. Кондырева
стиль25. 3. Сафа называет его разговорным, обыденным. Мне кажется, что мес-
тами язык «Дараб-наме» не только прост, но беден, автору часто не хватает слов,
он топчется среди одних и тех же глаголов, уцепившись за какое-нибудь выраже-
ние, никак не может с ним расстаться, как попало употребляет термины26. Но,
видимо, это никого не смущало: ни рассказчика, ни аудиторию.
Изобразительные средства, используемые в этом дастане, также весьма скудны.
На протяжении всего повествования автор пользуется двумя-тремя маловыразитель-
ными сравнениями. Воин, нападающий на врага, всегда скачет, «как яростный лев»
или «как ярый слон», будь то Дараб, Бурандохт или их противники. Привлекатель-
ный персонаж всегда хорош, «как сто тысяч красавиц», независимо от того, ребе-
нок это, женщина или мужчина. Метафор еще меньше, практически одна: всякая
башня, крепость (иногда дерево) так высоки, что «разговаривают с небесами» (или
«со звездой Аюк», т. е. Капеллой). Гиперболы в основном числовые: красавиц «сто
тысяч», морских чудищ — тоже, палица весом «двести пятьдесят манов» (ман — от
6 до 12 кг), высокорослый человек достигает «двадцати гязов» (гяз — чуть больше
метра). В тексте очень мало эпитетов, единственное, пожалуй, исключение — опи-
сание вышедшей на ристалище Бурандохт (гл. 21, см. также кн. 2, с. 53 персидско-
го текста), построенное на антонимических эпитетах, выраженных причастиями или
существительными; оно выглядит неорганично, кажется более характерным для
арабской стилистики (хотя Абу Тахер здесь использует в основном персидскую
лексику).
Рассуждать о стиле художественного произведения, ссылаясь на собственный
перевод, мне представляется не очень убедительным. Перевод все-таки закрепля-
ет определенное истолкование текста, использовать различные его оттенки для
построения каких-то теорий (или гипотез) не слишком объективно. Но другого
выхода нет: большинство читателей этой книги, я уверена, не сможет прочесть ее
по-персидски. А ведь именно по линии стиля проходит рубеж, отделяющий дастан
Абу Тахера Тарсуси от классических сочинений его знаменитых современников —
Руми или Саади. Конечно, стиль Саади обычно называют «простым». Но это изы-
сканная простота, доступная истинному гению и адресованная истинному цените-
лю. Дастан же явление совершенно другого порядка, это раннее произведение
массовой культуры, свидетельствующее о ее раннем (и плодотворном) развитии.
Разумеется, в нем действуют иные внутренние законы, чем в произведениях эли-
2) Исследователи арабских народных романов (Н. Ибрагимов, Б. Я. Шидфар, А. Б. Куделин)
останавливаются на развернутых традиционных формулах в арабской сире, считая наличие их
вообще одной из отличительных черт народного романа. Мысль эта не слишком оригинальна: это
попытка распространить на роман идеи В. Я. Проппа о структуре сказки. Быть может, для араб-
ской сиры это и правомерно. В таком случае, на мой взгляд, это еще одно подтверждение различ-
ного хода развития этих жанровых форм в соседних литературах: в ранних персидских дастанах,
с которыми я работала, таких «формул» почти нет.
20 Как ни странно, это создало дополнительные трудности для перевода: огрехи оригинально-
го текста всегда выглядят недостатками перевода, передавать их отступлением от русских язы-
ковых норм невозможно, а сглаживать и причесывать корявые места подлинника тоже опасно.
Нельзя также прибегать к современному жаргону. Впрочем, за последние годы (видимо, в связи
с эпидемией издательского дела) отечественная школа перевода практически сошла на нет, так
что мои суждения на этот счет едва ли найдут понимание и отклик.

«Дарабнаме» - пример неизвестной классики 517
тарной придворной литературы, — иными должны быть и критерии. Нет необхо-
димости ворошить надоевшие и вульгарные суждения о «народной» литературе, «на-
родной» тенденции, «двух культурах» внутри одной и т. д. Очевидно, что ведущие
«идеи» культуры всегда были общенародными, тогда как форма их изложения
менялась в зависимости от адреса, времени, обстоятельств действия. В дастане все
высказано прямее, проще, иногда грубее, чем в изящной, украшенной всякими
способами придворной прозе, — но и более непосредственно, естественно, более
понятно, наконец, чем в шедеврах прославленных авторов. Дастан не вошел в русло
официально признанной литературы, быть может, это не сказалось на его популяр-
ности, но наложило заметный отпечаток на язык и стиль.
Безусловно, уступает «Дарабнаме» и таким эпическим гигантам, как «Шах-
наме», однако здесь дело уже не в шлифовке, не в гладкости или изысканности.
Казалось бы, Абу Тахер взял тот же сюжет, тот же пласт исторических преданий,
что и Фирдоуси в одной из книг «Шах-наме» (в русском переводе — «Шах-наме»,
т. IV — V), и создал более подробную версию, насытив ее живыми бытовыми дета-
лями, введя новых персонажей, приблизив действие к проблемам своего времени.
И очевидно, выбрал для этого надлежащий момент, когда страна подвергалась
вражескому нашествию, когда ощущалась потребность в героях, пахлаванах, пол-
ководцах, — я уже писала об этом в начале статьи. Но я не могу не признать, что
образ Дараба или описание сражений Бурандохт, предложенные Абу Тахером
средневековому читателю, едва ли воодушевляли его на немедленные действия, на
созыв ополчения или на единоборство с врагами Ирана. Конечно, в дастане присут-
ствует ностальгическая тоска по лидеру, богатырю, но подлинного пафоса и пате-
тики автору достичь не удалось, да он вряд ли к ним и стремился. Возможно, ото-
шла в прошлое сама эпоха эпических страстей и мифологической логики действия:
дастан со всеми его героическими фигурами более развлекает, удовлетворяет
любознательность, жажду новизны, более служит средством общения, чем инстру-
ментом борьбы, — а это тоже немало. Пожалуй, дастаны читали или слушали так,
как мы сейчас читаем (или смотрим на экране) детективы, боевики: люди искали
в них возможность отдохнуть, снять эмоциональное напряжение.
Подводя итоги сказанному, хочу еще раз подчеркнуть, что «Дараб-наме» чрез-
вычайно интересный как для исследователя, так и для широкого круга современ-
ных читателей памятник литературы персидского средневековья, представляющий
один из наиболее распространенных жанров — персидский дастан. В этом роде
литературы «Дарабнаме» бесспорно принадлежит одно из почетных мест. Поэто-
му есть все основания относить его к классике — истинной, прошедшей испытание
временем. «Дараб-наме» следует рассматривать как литературный и исторический
памятник, сохранивший и донесший до наших дней духовную культуру Ирана три-
надцатого столетия — в один из критических периодов истории страны. Вместе с
тем надеюсь, что бесхитростный рассказ о приключениях героев, таких далеких от
нашего времени, увлечет и тронет русскоязычных читателей, доставит им немало
удовольствия.

ПРИМЕЧАНИЯ
Примечания к переводу, которые даны по главам, необходимо предварить общими пояснени-
ями по поводу оригинального персидского текста публикуемого памятника, с которого этот пе-
ревод выполнен. «Дараб-наме» Тарсуси было включено в серию «Персидские тексты», издавав-
шуюся знаменитым иранским ученым Э. Иар-Шатером (т. I — серийный номер 23, Тегеран, 1965;
т. II— серийный номер 36, Тегеран, 1968; репринт: 1977). Готовил издание известный иранский
литературовед, профессор 3. Сафа, который взял за основу текст рукописи «Дараб-наме», хра-
нящийся в Парижской Национальной библиотеке (5ирр1. Регзап 837), старейший и лучший спи-
сок (но не автограф); он постоянно сопоставляется издателем с двумя другими рукописями: 5ирр1.
Регзап 838 Парижской Национальной библиотеки и манускриптом, принадлежавшим Сайду
Нафиси, основоположнику современной иранской филологии. Текстологическая компетентность
и эрудиция 3. Сафа выступает гарантией высокого качества опубликованного им текста: его выбор
чтений, исправление ошибок средневековых переписчиков и проч. не вызывает сомнений. Суще-
ственно в этой связи упомянуть, что несколько раньше 3. Сафа издал (в той же серии, № 3 и 14)
более позднее сочинение, также именуемое «Дараб-наме», но составленное другим автором (Мо-
хаммадом Бигами), вероятно, в XV в. (как указывает издатель, этот дастан на самом деле посвя-
щен «истории Фируз-шаха, сына Дараба»).
Перечисленные обстоятельства дают основания рассматривать использованный текст «Дараб-
наме»
как аутентичный.
Как подчеркивает иранский издатель текста 3. Сафа, дастан включает в себя три вполне са-
мостоятельные книги, моментом, объединяющим повествование, служит лишь родственная связь
между Дарабом и его наследниками на иранском престоле. Большую часть третьей книги зани-
мает описание покорения мира Искандаром (иранское воплощение Александра Македонского),
уснащенное фантастическими элементами. Некоторую часть этих описаний (которые зачастую
повторяют друг друга) при переводе пришлось сократить; изложение этих сокращенных глав
дается в квадратных скобках.
* * *
Книга первая. ПОВЕСТЬ О ДАРАБЕ, СЫНЕ АРДАШИРА
Глава первая
1 Из этой фразы, казалось бы, можно сделать вывод о полукочевом образе жизни упоминае-
мых персонажей. Однако представляется, что это всего лишь обломок языкового клише, восхо-
дящего к архаическим преданиям, т. е. языковой анахронизм.
2 Как указывает издатель текста «Дараб-наме» 3. Сафа (ссылаясь при этом на Якута), Хорми-
зан — это Хормоз, город и остров в Персидском заливе. Оспаривать это нет необходимости, од-
нако следует иметь в виду, что география и топонимика в «Дараб-наме» в основном фантастиче-
ские, большинство названий либо вообще выдуманы, либо никак не связываются между собой в
исторически оправданную картину мира.
•* Фирдоуси в «Шах-наме» излагает события по-другому: Заль смиренно, но тщетно просит
Бахмана не карать его, о железной клетке не упоминается, впоследствии Бахман освобождает Заля
(см.: Фирдоуси. Шах-наме. Т. 4. М., 1969).

Примечания 513
1 Это имя, очевидно, выдумано автором дастана (как и множество других имен, встречающихся
в тексте), поэтому в Глоссарий оно не включено, но одно из значений словалулу — «бука», пугало
для детей, что и послужило основанием такого перевода.
' Ср. Глоссарий. По свидетельству таких источников, как «Книга деяний Ардашира» и «Шах-
наме», Сасан — предок династии Сасанидов; однако у историка Ибн Балхи среди пятерых детей
Бахмана упоминается и Сасан, который «не стал царствовать». Следует заметить, что это вовсе
не значит, будто Абу Тахер Тарсуси пользовался трудом Ибн Балхи, — возможно, что существо-
вала какая-то устная традиция.
Глава вторая
1 Ранее (гл. 1) Хомай изображалась женой Ардашира, привезенной им из Мисра. Надо отме-
тить противоречивость предыдущей главы, которая вообще не смыкается с последующим текс-
том. В «Шах-наме» в соответствующем месте излагается история женитьбы Бахмана на собствен-
ной дочери. По зороастрийским верованиям (зороастризм — древняя религия Ирана), брак меж-
ду близкими родственниками был не только допустимым, но и желательным как особо «чистый».
Фирдоуси уже отделен временем от зороастризма и его морали, но описывает женитьбу Бахма-
на без особых эмоций. Однако автор «Дараб-наме» явно считает сожительство с дочерью (о же-
нитьбе здесь нет и речи) фактом предосудительным, что, в частности, свидетельствует о позднем
происхождении книги. Быть может, с этим и связана противоречивая попытка предыдущей гла-
вы превратить Хомай в царевну из Мисра. Вернувшись затем к более распространенной версии,
автор до некоторой степени мотивирует дальнейшие действия Хомай появлением незаконного
ребенка (но лишь отчасти, поскольку главным мотивом попытки избавиться от младенца все же
остается желание сохранить за собой трон).
1 Известная пословица, распространенная до сих пор.
1 Под «горней сокровищницей тайн» подразумевается обитель Бога, по мусульманским сред-
невековым представлениям помещающаяся на «девятом небе» (см. Глоссарий).
1 Одна из многочисленных несообразностей текста: прежде вовсе не говорилось, что ключ
«прилагается» к сундуку.
' По-персидски имя пишется с двумя долгими «а», тогда как в выражении дар аб («по воде»)
первый гласный — краткий. Это типичный пример «народной этимологии». На самом деле имя,
очевидно, состоит из двух основ: дара со значением «обладающий», «имеющий» и аб— «сияние»,
«блеск» и означает «Блистательный», «Сияющий». Что касается реального прототипа протагони-
ста «Дараб-наме», то исторически он не существует, но существует как некий комплексный образ
в иранской эпической традиции, объединяющий черты (и время жизни) Дария I и Дария III.
(> В «Шах-наме» имя Марду носит один из туранских витязей, но здесь, как видно из контекс-
та, подразумевается некоторая игра значений, построенная на отрицательном осмыслении име-
ни. Вероятно, ему способствует суффикс -у, добавленный к основе мард — «мужчина», «воин».
Марду должно было значить (в современном языке это слово не употребляется) что-то вроде
«вояка», «драчун». Быть может, сюда примешалось еще и созвучие с арабскиммардуд — «прокля-
тый».
' Чач — древнее название Ташкента, который в средние века славился изготовлением луков
(они были особо гибкими); однако в большинстве случаев, как и здесь, в тексте просто приводит-
ся устойчивый эпитет, означающий «отличного качества», — именно таковы все прочие эпитеты
в этом отрывке.
8 Ад и — один из родов арабского племени курайш (см. Глоссарий, Корейшиты), однако и здесь
(ср. примеч. 7 к этой главе) определение поставлено не столько из-за того, что адийцы изготовля-
ли какие-то особые шлемы (хотя в принципе это не исключено), сколько потому, что это слово
рифмуется со словом хинди — «индийские», так же как в предыдущей паре рифмуются «султан-
ский» и «мекканский».
9 Средневековое, восходящее к античному деление мира на семь климатических поясов было
распространено в Иране. «Покорит все семь поясов» — т. е. станет властелином всего мира (ср.
также «Семь климатов», Глоссарий).
17 Дара(>-наме

514 Примечания
10 Подразумевается, очевидно, Искандар (Александр Македонский), которого мусульманская
традиция объявила пророком, насаждавшим «истинную веру» — ислам.
11 Имеется в виду игра гуй-о чоуган, широко распространенная на средневековом Ближнем
Востоке. Ее описывал также Марко Поло, под именем которого (поло) эта игра получила извест-
ность в Европе. Из описаний и многочисленных изображений, сохранившихся на миниатюрах,
явствует, что игра представляла собой род конного хоккея на траве.
12 Вырисовываются отношения, подобные вассальным, между сюзереном и его вассалами:
Марду оказывается градоправителем, должен платить налог.
13 Знакомая бюрократическая лексика отнюдь не конъектура переводчика: бюрократические
институты существовали в Иране еще со времен Ахеменидов.
Глава третья
1 Очевидно, имеется в виду музыкальный инструмент, сделанный из большой морской рако-
вины; подобные инструменты до сих пор используются в Индии (их можно было видеть во вре-
мя торжеств «Года индийской культуры в СССР»).
2 В оригинале везде в подобных случаях тахт (см. Глоссарий), у этого слова довольно широ-
кий спектр значений — от «доска» до «тахта». Я часто перевожу его «трон», хотя следует иметь в
виду, что на европейский трон тахт похож мало: у него нет, как у кресла, высокой спинки, под-
локотников и подножия, это невысокая (но просторная) мебель для сидения, тахт ближе к на-
шему топчану, чем к стулу. «Стационарные» тахты в царских дворцах более монументальны, часто
они сооружались из дорогих сортов дерева и драгоценных металлов, сверху их устилали ковра-
ми и укладывали «четыре царские подушки», на которых и восседал венценосец. Но тахт стоял и
в любом (состоятельном) доме, выполняя роль почетного места — места хозяина.
3 Т. е. около трех часов: в быту ночь и день предполагались равными (в южных широтах это
примерно так и есть), каждая половина суток делилась на четыре части, получались отрезки часа
по три. См. также Глоссарий, «Первая стража».
4 Арабские лошади высоко ценились на Ближнем Востоке, на них ездили знать и богачи; од-
нако упоминание их здесь не совсем понятно. То ли автор хотел подчеркнуть, что кони были
благородных кровей, то ли вообще переключился мыслью на арабский лад: в предыдущем абза-
це почему-то назван Багдад.
3 См. примеч. 7 к гл. 2: перечисление тех или иных деталей вооружения здесь не несет особых
смысловых функций, они главным образом демонстрируют «эрудицию» автора, а порой помога-
ют стилистической организации текста.
ь Характерная деталь: вино пьют только после еды, но не во время и не перед едой. Такой
порядок соблюдается во всех описаниях пиров, приемов и проч.
/ Фольклорный мотив, широко варьирующийся в иранской традиции, где материнскому мо-
локу, молочным братьям и сестрам отводится большая роль.
8 По средневековым космогоническим представлениям иранцев, плоскую Землю покрывают
семь хрустальных сфер, по которым движутся светила.
!) Имеется в виду игра в поло (гуй-о чоуган), см. примеч. 11 к гл. 2, а также Глоссарий, «Чоуган».
10 Музыкальный инструмент, очевидно род трубы, изготовленный из бивня слона.
1' Ср. примеч. 8 к гл. 2, хотя, по преданию, Давуд (библ. Давид) был первым, кто изобрел вместо
кольчуги литые сплошные латы, так что деталь несет известную смысловую нагрузку.
12 См. примеч. 3 к этой главе. В те времена еще не существовало механических часов и время
определяли по солнцу или по звездам, но в городе через определенные промежутки времени били
в барабан или в гонг, а ночью — в колотушку.
13 Любопытное свидетельство изначальной выборности царя или правителя.
14 Мусульманские установления запрещают проливать кровь единоверца (правда, исключения
из этого правила были так часты, что почти отменили его), а по зороастрийским представлениям
кровь не должна была касаться земли — одной из четырех священных стихий. Видимо, контами-
нация этих представлений привела к появлению обычая производить казнь на специальном ко-
жаном коврике, который еще посыпали песком, дабы не осквернить ничего вокруг.

Примечания 515
Глава четвертая
1 Любопытное упоминание барсовой шкуры, надетой поверх доспехов, показывает стремле-
ние автора «удревнить» свое повествование, а с другой стороны, подтверждает культурные связи
на Ближнем Востоке: герой Руставели тоже носит шкуру барса.
2 См. Глоссарий, «Бахман»; генеалогии Абу Тахера часто кажутся сомнительными, но ведь
они и не играют особой роли: главное для автора — подчеркнуть древность или традиционность
предмета или обычая, как бы абсурдно (с современной точки зрения) это ни выглядело. В самом
деле, хороша была кольчуга, передаваемая из поколения в поколение после сотен лет (все эпиче-
ские герои были долгожителями) пользования! Но в «Дараб-наме» бытовизм сочетается с фанта-
стикой.
3 В оригинале здесь незамысловатый каламбур, построенный на звучании и осмыслении имени
Дараб (см. примеч. 5 к гл. 2), который мне, к сожалению, не удалось передать.
4 Ср. примеч. 2 к этой главе.
5 Камфара во всех средневековых сочинениях выступает как метафора белизны, но, с чем
это связано, объяснить трудно: кристаллы камфары бесцветны. Может быть, камфара, получа-
емая из смолы камфарных пальм (а не синтезированная, как в наше время), и была белой? При-
менение камфары в виде благовония, также засвидетельствованное на Востоке, тоже вызывает
удивление: запах у камфары на редкость неприятный.
() Очень трудно решить, что имеется в виду — моржовый клык (скорее всего), китовый ус или
еще что-нибудь экзотическое, так как в оригинале везде в подобных случаях расплывчатое махи —
«рыбий». Но с этим корнем образуются названия и кита, и моржа, и акулы (редко), и многих других
обитателей моря, подлинных и фантастических.
7 Очевидно, в тексте какой-то пропуск, так как падение Дараба не упоминалось.
8 Фигура, возникшая неизвестно откуда, но это не единственная неувязка в дастане.
!) Мусульманская традиция помещает райские сады на Сарандибе (см. Глоссарий), хотя боль-
шой последовательности в этом вопросе не проявляет (ср. Глоссарий, «Малкут»). В дастане Са-
рандиб назван также местом погребения Адама, см. об этом в кн. III.
10 Четыре основные элемента: кровь, светлая желчь, черная желчь, слизь, согласно древней
медицине, составляли основу жизнедеятельности всех живых организмов.
1' Одно из распространенных в средние века «научно-популярных» сочинений (автор неизве-
стен), описывающих чудесные диковинки (в том числе, конечно, совершенно фантастические,
вроде «снарядов» из рыбьего глаза) дальних земель, здесь — «чудеса островов». Абу Тахер ссы-
лается на эту же книгу еще раз, в конце дастана — видимо, она действительно побывала в его руках.
12 Разумеется, цитата вымышленная: никаких высказываний по поводу «потомков Кейкобада»
у Эфлатуна (Платона) нет.
13 Ранее эта сестра была названа Готнией.
14 Далее эти же царевичи названы Ранак и Сахмнак; быть может, Шаху и Маху следует рас-
сматривать как прозвища («Царек» и «Маленький месяц», «Месяцок» — ср. примеч. 6 к гл. 2).
1' Синий цвет в ряде регионов в средние века был цветом траура.
1(1 Здесь «румийское войско» — метафорическое обозначение дневного света; эта метафора,
основанная на том, что средневековый Рум населяли белолицые жители, была широко распро-
странена в иранской средневековой литературе.
17 Как известно, карман довольно позднее изобретение человечества, прежде вместо него
повсеместно (и на Ближнем, и на Дальнем Востоке, и у нас на Руси) использовались рукава одеж-
ды (ср., например, русскую сказку о царевне-лягушке, собирающей в рукав объедки).
Глава пятая
1 Имеется в виду небесные светила. Средневековые обитатели Ирана чаще смотрели на небо
(в основном безоблачное в тех краях), чем мы; наблюдаемое в течение ночи движение светил по
небосводу вызвало к жизни образ любовников, пробирающихся на свидание под покровом ноч-
ной темноты.

516 Прилипания
2 По средневековым представлениям, у Бога было множество имен, недоступных простым
смертным и имеющих магическую силу.
3 Очевидно, в предшествующем изложении был какой-то пропуск — упоминаемого эпизода в
в нашем тексте не было.
4 См. примеч. 14 к гл. 3 — проливать людскую кровь считалось грехом (видимо, не очень боль-
шим).
5 Слово юнани — «греческий» трактуется в дастане весьма своеобразно: почти все «греки» — чер-
нокожие дикари. Вероятно, это типологическая параллель греческим представлениям, по которым
считались «варварами» все негреки, своего рода рудимент раннего периода осознания отношения
«мы — они», на которую наложилась многовековая вражда между Ираном и Грецией.
() Ср. примеч. 5 к этой главе. Даже если учесть, что речь идет об островах Греческого архипе-
лага, у Абу Тахера не было реальных оснований заселять их чернокожими племенами, но имен-
но такова была его позиция. Ее можно объяснить также неразвитостью географических представ-
лений автора, который смешал в кучу африканские и греческие острова, сказки и быль.
7 См. примеч. 8 к гл. 3, а также Глоссарий. «Девятое небо».
8 Астрологи того времени насчитывали семь светил-планет: Венера, Луна, Марс, Меркурий,
Сатурн, Юпитер и Солнце, которое тоже считалось планетой, притом «царем планет».
9 В начале этой главы отец Тамрусии назван Фасталикон, это же имя встречается и в других
главах, при переводе во избежание путаницы такие описки не воспроизводятся.
Глава шестая
1 Очевидно, в этом рассказе можно видеть отголосок известий о Венеции.
2 См. примеч. 17 к гл. 4.
л Очевидно, крушение потерпел и корабль — вероятно, в рукописи, положенной в основу из-
дания текста, пропуск.
4 Ваквак — сказочный остров арабского фольклора; на острове растут деревья с плодами в виде
человеческих голов, которые переговариваются на непонятном языке, лопочут «ваквак» — отсю-
да и название острова.
Глава седьмая
1 С названием Львиная Пасть, несомненно, связаны «морские рассказы» об опасностях, под-
стерегающих моряков: рифах, водоворотах и проч. Как и большинство «смысловых» топонимов,
в дастане такие названия повторяются (см. кн. III, гл. 31).
2 Только что говорилось, как плот несло по подземному проходу десять суток — такие «несо-
ответствия» характерны для дастана.
Л Ранее это имя было обозначено как «Харентинус».
Глава восьмая
1 См. примеч. 17 к гл. 4.
Глава девятая
1 Словом «табуреты» я перевожу корси: в средние века корси было не комнатной грелкой, как
теперь, а невысоким резным табуретом, выполнявшим роль почетного месга для царских санов-
ников. Неоднократно упоминаются табуреты из драгоценных металлов или дорогого дерева с
резьбой и инкрустациями. Они были достаточно большими, чтобы можно было сидеть на них
поджав ноги (это засвидетельствовано на многих средневековых миниатюрах).
2 Описываемые здесь дары содержат традиционные атрибуты и символы царской власти
Кеянидов (см. Глоссарий): бычью голову, которая часто венчала палицу, навершие на знамя и проч.
Венец на цепях засвидетельствован у Сасанидов — из золота, усыпанный драгоценными камнями,

Примечания 517
он весил свыше 30 кг, удержать его на голове было если и возможно, то весьма обременительно,
поэтому он и был закреплен стабильно над парадным троном, а «венценосцу» оставалось только
продеть в него голову.
1 Здесь, как и в ряде других «царских писем» дастана, особенно отчетливо проглядывают
анахронизмы, которыми полон текст. Вся начальная формула написана по-арабски, отражает
мусульманскую писцовую традицию и никак не могла открывать письмо Дараба (к какой бы
династии ни относил его Абу Тахер). Впрочем, надо отдать должное и сочинителю: он старается
не употреблять в зачинах писем коранических оборотов (ведь Коран еще не создан!), а арабскую
«цитату» нейтрализует приводимой далее иранской генеалогией.
1 Деление дома на парадные и внутренние покои, мужскую и женскую половины восходит в
Иране к древним временам. В мусульманский период к этому добавилось еще и правило обязатель-
ного для женщин ношения покрывала. Вызвав к себе советника, царица разговаривает с ним «из-за
занавеса» — это может быть и реальная занавеска, перегораживающая комнату, и опущенное на лицо
покрывало. Важно соблюсти благопристойность, именно это хочет подчеркнуть автор.
' Таинственный «свет» часто возникает в иранской мифологии и литературе. Это понятие,
несомненно, связано с авестийским божеством Света (Хварено), а в средние века на этот образ,
очевидно, наложились арабские легенды (в свою очередь, восходящие к библейским преданиям)
о «Божественном свете», «свете Мухаммада», сиянии, сопутствующем пророку Хизру, и т. д.
() 3. Сафа считает, что автор здесь потерял нить рассказа, забыл, что Занаклиса и Тамрусия
встречались, будучи невольницами Херанкалиса, но я не вижу в этой фразе никакого противо-
речия: Тамрусия вместе с прочими (и Херанкалисом) сбежала, когда Занаклиса вернулась к сво-
ему отцу Локнаду.
' Очевидно, Дараб, называя себя противником Афридуна (см. Глоссарий), имеет в виду его
женитьбу на сестрах Джамшида Шахрназ и Эрнаваз, которые до того побывали в руках нечес-
тивца Заххака. Дараб хочет сказать, что не примет к себе Занаклису, после того как она жила «в
людях». Что касается праведности предков, то это явно риторическая фигура.
Глава десятая
1 Приведены атрибуты царского достоинства.
1 Непоследовательность этих двух фраз кажущаяся: по средневековым мусульманским обы-
чаям, только мужчины, состоявшие в близком родстве с главой семьи (здесь — Дарабом), могли
беспрепятственно общаться с женщинами семьи.
1 Издатель текста «Дараб-наме» 3. Сафа дает здесь примечание (см. с. 303 перс, текста), что
Шаборган (см. Глоссарий) — искаженное Шапурган, а в известном толковом словаре М. Моина
(т. 5, с. 886) поясняется, что Шаборган — древний город между Балхом и Мервом. Каким обра-
зом, направляясь из Омана в Фарс, можно попасть к Балху и Мерву? Эта загадка остается на
совести Абу Тахера (или одного из названных иранских ученых).
Глава одиннадцатая
1 Очевидно, речь идет о хронике примечательных событий, которые вели придворные лето-
писцы; спасение Дараба из-под ветхого купола Рашнавад считает достойным занесения в летопись.
2 Ср. примеч. 4 к гл. 9.
1 По «Шах-наме» (и по мнению комментаторов русского перевода А. А. Старикова и В. Г. Лу-
конина), Катаюн — имя румийской царевны, дочери кайсара (см. Глоссарий), для ее имени даже
найден авестийский прототип — Хутаоса. Здесь в переводе я исходила из такого толкования име-
ни (хотя грамматика разрешает это с большой натяжкой), подкрепленного, как мне кажется,
контекстом: Гоштасп женился на Катаюн, к числу их потомков принадлежит и Дараб. Но воз-
можно также чтение, по которому получается, что Катаюн — имя самого кайсара (византийского
царя), дочь просто названа «по отцу» (изафетное сочетание, такая же конструкция с другими
именами неоднократно встречается в тексте дастана). В «Шах-наме» рассказывается о дальней-
шем «переименовании» царевны Катаюн в Нахид — быть может, это тоже след древних обы-

518 Примечания
чаев (и анахронизм, которых много и в поэме Фирдоуси): если рассматривать Рум как восточ-
ные провинции Римской империи, уместно напомнить, что римлянки не получали при рожде-
нии личных имен, их называли «порядковым номером» и родовым именем, например Вторая
Клавдиев и т. д.
4 Гейтунский лес, очевидно, соответствует лесу в Фаскуне, где, по «Шах-наме», совершил один
из своих подвигов Гоштасп (см. Глоссарий). Это разночтение легко объяснить ошибкой перепис-
чика, небрежно скопировавшего оригинал (в арабской графике эти два слова пишутся похоже).
3 Возможно, здесь опять следует видеть отголосок легенды о фарре (см. Глоссарий).
() Обычно в Иране кухня или просто печка расположены во дворе, очаг «в углу» жилой ком-
наты — знак крайней бедности.
7 Локализации не поддается, по указаниям 3. Сафа — горная местность, изобиловавшая укреп-
ленными усадьбами-крепостями.
Глава двенадцатая
1 Перевод предположителен: Абу Тахер часто упоминает экзотическое вооружение из «рыбьей
кости», «рыбьей чешуи» и проч., очевидно, с чужих слов, сам плохо представляя себе, что это такое.
Должна признаться, что мне тоже не пришло в голову ничего, кроме «акульей рукавицы» (в тек-
сте букв, «рыбья кожа»).
2 См. примеч. 10 к гл. 3.
3 Балх (см. Глоссарий) расположен на р. Балхаб; древняя легенда связывает с Гоштаспом не
строительство самого Балха, а закладку там самого крупного в Иране храма Огня. О клятве
Дараба нигде не упоминается.
4 В мусульманской средневековой науке фаласифа (букв, «философы») обозначало ученых,
занимающихся науками, не принадлежащими к «дозволенным» с мусульманской точки зрения.
Сюда часто относили древнеегипетские и древневавилонские науки, знаменитые в древнем мире.
Почему Абу Тахер помещает фаласифа в Ахвазе? Быть может, этот город связывался в его пред-
ставлении с древним Вавилоном, неподалеку от которого он возник?
5 В большинстве преданий город этот называется Дарабгерд — так и в «Дараб-наме» далее (см.
гл. 13); герд (или керт) — др.-перс. «город», «страна».
0 В оригинале чаНартак; как указывает В. Г. Луконин, чакартак или чартак в раннем иран-
ском средневековье называлось культовое (зороастрийское) строение, крестообразное в плане, где
поддерживался негасимый огонь (Фирдоуси. Шах-наме, т. 4, с. 404), современники называли его
«тесным» и «смрадным». В мусульманское время этим словом стали обозначать роскошное жи-
лое помещение царей и знати (и в этом значении слово вошло в русский язык: «чертог»). Букваль-
ное значение — «четыре купола», «четыре свода». Обычай украшать богатые дома четырьмя ба-
шенками-куполами сохранился и в более поздние времена (в Средней Азии такие постройки на-
зывались чорминор, в Турции — чертак), хотя магическое значение числа «четыре», столь сильное
в древности, было уже утрачено.
Глава тринадцатая
1 Очередная географическая нелепица: Хорре-Ардашир (см. Глоссарий) был расположен на
юге Ирана, южнее Истахра (см.), и двигаться туда, чтобы встретить Филкуса Румийского, пред-
ставляется слишком уж обходным маневром!
2 Туркестан — Средняя Азия, земли за рекой Амударьей, в древности иранские, где обитали
кочевые иранские племена, враждовавшие с оседлыми; традиционное название — Туран (но тюрк-
ские племена появились там позднее).
3 Как явствует из текста, это тезка Гоштаспа, сына Лохраспа; впрочем, возможно, что Абу
Тахер допустил очередную ошибку.
4 Сведения о «деде Катаюне» обнаружить не удалось, доступные мне источники называют
Катаюн царевну, дочь Кайсара (см. также примеч. 3 к гл. 11), но здесь иной перевод невозмо-
жен.

Примечания 519
' Мне не приходилось встречать упоминание о таком обычае казни, возможно, полу одежды
отрезали в знак бесчестия (так как длинные полы считались признаком знатности, высокого по-
ложения).
(> Редкое для дастана указание на разноязычие действующих лиц: в большинстве случаев (на-
пример, во время странствий Дараба по чужбине) все понимают друг друга без переводчика. Да
и здесь этот жест должен лишь продемонстрировать высокомерие Филкуса.
Книга вторая. ПОВЕСТЬ ОБ ИСКАНДАРЕ
Глава четырнадцатая
' Это предсказание, однако, не оправдывается в ходе дальнейшего повествования: Искандар
умирает своей смертью, см. гл. 36.
Глава пятнадцатая
1 По мусульманским обычаям, все семейные торжества проводят отдельно для мужчин и для
женщин (на женской половине). Вероятно, это и имеется в виду.
2 По старинному обычаю, в брачном покое возле постели новобрачных присутствуют «дове-
ренные слуги»: держат свечу, подают воду или сласти и проч. У простонародья часто прислужи-
вает мать жениха.
1 В средние века обычай регламентировал буквально каждый шаг: в дом следовало входить с
правой ноги, в отхожее место — с левой. Здесь соблюдение правил, однако, не помогает жениху,
который нарушил гораздо более важный обычай: не переступать границ своего сословия (жених —
потомок раба, невеста — царского рода).
1 Именование «по сыну» считалось в Иране в средние века (да и теперь тоже) очень уважитель-
ным. Здесь эта форма подчеркивает, как чванится своим новым положением Малекосун, гово-
рящая о себе самой в третьем лице и почтительных выражениях.
Глава шестнадцатая
1 Речи Аристаталиса (здесь и далее) очень не понравились персидскому издателю книги 3. Са-
фа. Он пишет: «Это явно следы антииранской версии» (см. Дараб-наме, перс, изд., с. 444). Мне
кажется, это скорее следы антигреческих настроений автора (Аристаталис — греческий мудрец),
которые уходят корнями в древность, в эпоху греко-персидских войн. Любопытно, что подобные
речи пришлись не по душе и Искандару, который велел арестовать Аристаталиса, а Бог за это (за
то, что Искандар посягнул на своего учителя, мудреца) полностью лишил царя учености и муд-
рости, которые раньше его отличали. Во всех последующих главах Искандар проявляет себя
человеком весьма недалеким.
1 Здесь явная ошибка автора (Тарсуси), так как, по преданию, не Тура, а Ираджа, младшего
брата, убили двое старших. Так и у Фирдоуси.
1 Как указывает издатель персидского текста, во всех рукописях здесь лакуна.
4 Одно из весьма показательных «смешений», контаминация разных персонажей: Бахмана-
Ардашира из древнеперсидских сказаний и среднеперсидского Бахмана из династии Кеянидов (см.
Глоссарий).
' См. примеч. 17 к гл. 4.
Книга третья. ПОВЕСТЬ О БУРАНДОХТ И ИСКАНДАРЕ
Глава семнадцатая
1 Бурандохт— имя дочери Хосрова Парвиза, царя из династии Сасанидов (см. Глоссарий);
объяснение, данное в тексте Абу Тахером, представляется натянутым — это даже не «народная

520 Примечания
этимология», а просто смешение, контаминация двух исторических персонажей (см. далее, при-
меч. 2).
2 Роушанак — имя дочери Дария III, букв, «светлая», «Светлана». В греческой передаче — Рок-
сана.
Глава двадцать пятая
1 Очевидно, автор описывает клинок особой закалки (так называемая дамасская сталь), поверх-
ность которого переливается радужными узорами, — отсюда и сравнение с хвостом павлина.
2 К сожалению, мне не удалось найти сведений о Кахване, сыне Адама, — это свидетельству-
ет о том, что Абу Тахер привлек в свое повествование множество малоизвестных легенд и пре-
даний (легенда, видимо, подлинная и древняя, а привлечение ее для описания приключений Ис-
кандара — характерный авторский прием).
•* Географические представления Абу Тахера на редкость неточны — сам он, вероятно, ни в
каких дальних странствиях не бывал. Поэтому, упомянув в одной из предыдущих глав, что вой-
ско Искандара осталось «за рекой» (Ганг), он далее не слишком заботится о последовательности,
ему все равно, что Кахване, по его же словам, расположен на р. Кахване и затерян в джунглях.
Главное для него в данном эпизоде — описать внеочередное затмение Луны и Солнца и ловкое
использование их Хамарпалом.
4 В диалоге между мудрецами нашли отражение различные античные представления о миро-
устройстве, а также искажения, внесенные в них мусульманским средневековьем.
5 Зулькарнейн (араб, двойственное число от слова карн) обычно переводится как «Двурогий»
и истолковывается следующим образом. Во время одного из походов Александр был провозгла-
шен жрецами храма Юпитера-Аммона сыном этого бога, рога же были одним из атрибутов
Аммона. Александр, якобы весьма довольный новой ролью, после этого носил шлем, увенчанный
золотыми рогами. Отсюда распространенный в мусульманской литературе эпитет, прилагаемый
к нему, — «Двурогий». Абу Тахер явно не знаком с этой версией, про бога Аммона ему ничего не
известно, он изображает своего Искандара адептом «истинного Бога» и поэтому пытается истол-
ковать «Зулькарнейн» по-своему, выбрав одно из малоупотребительных значений слова карн —
«круг», «кольцо». Получается, что Искандар «прошел два круга», дважды объехал вокруг света.
Толкование это очень натянутое, но вполне в духе других «народных этимологии» Абу Тахера —
это и побудило меня уклониться от перевода зулькарнейн (чтобы избежать ошибок автора даста-
на, но и не приписывать ему знаний, которыми он не обладал).
0 В гл. 24, содержание которой было дано в пересказе, говорилось, что слепой Хамарпал оп-
ределял направление по запаху земли у себя под ногами: он был столь учен, что различал запах
всех земель Индии, так и ориентировался. Здесь он пользуется своим методом.
7 По одной из запутанных генеалогий Абу Тахера, Искандар — потомок Хушанга (см.), тот, в
свою очередь, — потомок Каюмарса (см.) или Адама. Следовательно, сыновья Махабиля, внука
Нухат, потомка Адама, — предки Искандара, которых он якобы намеревался почтить.
Глава двадцать восьмая
1 См. примеч. 5 к гл. 25.
Глава тридцатая
1 Имеется в виду металлическое отшлифованное зеркало, каким пользовались в древности,
до изобретения стеклянных зеркал, покрытых амальгамой ртути.
2 Здесь излагается «технология» получения гремучего газа и его использования в военных
целях. Как ни фантастично это выглядит, само упоминание такого факта тем более любопытно,
что обычно использование взрывных свойств гремучей ртути относят к концу XIX в., — оказыва-
ется, что приоритет принадлежал древним алхимикам.

Примечания 521
Глава тридцать четвертая
1 Легенда о Ниле и девушке, очевидно, восходит к древним египетским верованиям, поклоне-
нию животворному Нилу. Жрецы следили за уровнем реки, от разлива которой зависели урожай
и благосостояние страны, в древние времена Нилу приносились и человеческие жертвы. Абу Тахер
приплетает к этому сюжету миссию Искандара по обращению народов в ислам, хотя получается
не слишком логично.
1 Вероятно, поводом для этого эпизода послужила история постройки дамбы к острову Фарос
(у входа в Александрийскую гавань). На острове в конце III в. до н. э. (т. е. столетием позже смерти
Александра Македонского) архитектором Состратом Книдским был сооружен Александрийский
маяк.
1 Далее излагается история постройки Александрийского маяка (ср. примеч. 2 к этой главе),
разумеется с большими вольностями и искажениями, которые весьма характерны для «работы»
автора с «источниками». По Абу Тахеру, «башня» задумана вовсе не для того, чтобы обезопасить
мореплавание, а главным образом для прославления Искандара. Хитроумные устройства Эфла-
туна в какой-то мере соответствуют действительному оснащению башни маяка, которая и прав-
да служила наблюдательным пунктом, но сердце маяка — огромный факел, пламя которого от-
ражала система зеркал, — выпало из рассказа Абу Тахера, сигнальное устройство превратилось
в дозорное, почти шпионское.
1 В средневековом восточном общесгве существовал сложный этикет обмена приветствиями
и вопросами, различными в зависимости от положения и сана собеседника. Следы этих вопрос-
ных клише (на которые полагается отвечать не по существу, а аналогичными вопросами) сохра-
нились и в современном речевом этикете Ирана и Средней Азии.
' В настоящее время Солнце проходит созвездие Девы (Сомболе) в сентябре.
(> Сюжет о ремненогах, изложенный здесь бегло, весьма распространен в арабском фольклоре.
Глава тридцать пятая
1 По своим свойствам волшебная вода здесь отличается от «живой воды» русских сказок: она
не оживляет и не лечит раны, а дарует бессмертие. Поэтому название главы содержит перевод
«Источник Жизни», который тоже не представляется мне адекватным, так что в тексте я верну-
лась к традиционному выражению «Живая вода».
1 Оригинальная легенда-притча, подобных сведений о Симорге мне прежде не встречалось.
■* Очень наивная и непосредственная легенда о местах, «где небо сходится с землей», обнару-
живает еще один ход авторской мысли: Абу Тахер на протяжении всего повествования приводит
к Искандару все новых мудрецов, каждый следующий «сильнее» предыдущего. После Аристата-
лиса, Эфлатуна и проч. следует Локман, за ним — Хизр и Ильяс, пророки Божьи. Кажется, даль-
ше уж некуда, но автор делает неожиданный и крутой поворот и вытаскивает из сундука (в бук-
вальном смысле!) старца «из народа».
4 Полагают, что в этом предании отразились доходившие до Ближнего Востока сведения о
Великой Китайской стене.
Г) Абу Тахер не придает большого значения цветовой символике, однако здесь цвет «работа-
ет»: в средние века зеленый — священный цвет ислама.
Глава тридцать шестая
1 Серая амбра применялась и в составе благовоний, и как мумифицирующее средство.

ГЛОССАРИИ
Ад — по Корану (VII, 63), племя, не желавшее уверовать в Аллаха и истребленное им
за это.
Адж ибн Удж — искаженное имя легендарного персонажа, см. Удж ибн Анк.
Азра — героиня романтической легенды, восходящей к пехлевийской литературе. Пехлевий-
ский оригинал утрачен; в новоперсидской литературе сюжет обработал в стихах Онсори (см.), а
также Фасихи (XI в.), позднее — турецкие поэты Бехишти и Лямии.
Айяры — средневековые удальцы-разбойники, представлявшие довольно значительную про-
слойку в обществе; часто из среды удачливых айяров вербовались кадры для своего рода поли-
цейских сил или для охраны правителя.
Аланы — потомки скифов, предки осетин, индоевропейский народ, осевший на Кавказе.
Амоль — город в Мазандаране (см.), недалеко от Каспийского побережья.
Амурия — легендарный город, расположенный на границе Ирана и Византии (Рума).
Антакия — Антиохия, столица эллинистического государства Селевкидов в Передней
Азии.
Ардашир — см. Бахман.
Аристаталис — арабизованная форма имени Аристотеля, древнегреческого ученого и фило-
софа, ученика Платона; Аристотель был воспитателем Александра Македонского.
Армаил — в иранских преданиях предок князей округа Демавенд (см.).
Афрасияб — персонаж иранского эпоса, потомок Тура (см.), самый могучий богатырь Тура-
на (см.), враг Ирана и «истинной веры», т. е. поклонник Ахримана (см.).
Афридун (Фаридун) — иранский царь из рода Джамшида (см.), освободивший страну от не-
правого и тиранического правления Заххака (см.).
Ахваз — город на р. Карун, на юго-западе Ирана.
Ахриман — олицетворение злого начала в древнеиранском пантеоне, антипод Ахурамазды; в
средневековых иранских представлениях — дьявол, злой дух.
Аюк — звезда Капелла (созвездие Возничего), одна из самых ярких звезд в Северном полуша-
рии.
Балх — древний иранский город (Бактры) в Средней Азии, расположенный на крупном при-
токе Амударьи; ныне на территории Афганистана. По преданию, Лохрасп (по другой версии —
Гоштасп) построил там огромный храм Огня (поскольку древние иранцы были огнепоклонника-
ми).
Барбат — струнный смычковый музыкальный инструмент.
Батлемиюс — арабизованная форма имени Птолемей; Птолемей I Лагид был полководцем
Александра Македонского. Здесь, очевидно, его образ совмещен с образом Клавдия Птолемея,
древнегреческого астронома, автора книги «Альмагест» — астрономической энциклопедии древ-
них, который жил ок. 90 — 160 гг.
Бахман — сын Гоштаспа (см.), иранский царь из династии Кеянидов (см.), его второе имя —
Ардашир (от др.-перс. арта-хшастра — «владыка царства справедливости»).
Букрат — арабизованная форма имени Гиппократа, знаменитого древнегреческого врача.
Бэтрик — военачальник румийской (византийской) армии.

Глоссарий 523
Вазир — советник царя, министр.
Вамек — прекрасный юноша, возлюбленный Азры (см.).
Вилаят — область, страна, в современном языке — провинция.
Гавашир — древнее название Кермана (см.).
Галие — косметическая смесь черного цвета, составленная из мускуса и амбры.
Гам — мера длины, шаг.
Гилян — прикаспийская область Ирана.
Горджестан — иранское название Грузии, Грузинского царства.
Гоштасп — иранский царь из династии Кеянидов (см.), сын Лохраспа (см.). Прежде чем всту-
пить на трон, преодолел ряд препятствий; считается, что образ Гоштаспа восходит к авестийско-
му царю Виштаспе.
Гударз — в иранских эпических преданиях — предводитель иранского войска в борьбе с Тура-
ном (см.), богатырь, родоначальник многочисленной семьи.
Гуль — злой дух-оборотень, обитает, по преданию, в пустынных, глухих местах, куда замани-
вает беспечных путников, а затем пожирает их.
Гулям — раб, слуга; с XI — XII вв. из захваченных в плен (или проданных в рабство) мальчи-
ков, в основном тюркского происхождения, стали формировать военные школы, выпускники
которых часто составляли шахскую гвардию, а порой занимали видные должности при дворе.
Гур — дикий осел, онагр.
Гурии — по мусульманским представлениям, райские девы, которые будут услаждать правед-
ников в загробной жизни.
Гяз — иранская мера длины, около 1,05 м.
Дабир — секретарь-письмоводитель в шахской канцелярии; писец.
Даджжал — Антимухаммад, лжепророк, приход которого (как и приход Антихриста) должен
знаменовать конец света.
Дамган — область и город в Восточном Иране.
Даник — мелкая средневековая монета, а также весовая мера.
Дара-Дараян — имеется в виду Дараб сын Дараба, прототипом которого послужил, очевидно,
Дарий III, последний царь из династии Ахеменидов, при котором Иран был завоеван Александ-
ром Македонским.
Дарабгерд — город в Фарсе, на юге Ирана (совр. Дарабджерд), основание которого приписы-
вается в некоторых исторических сочинениях Дарию I Ахемениду.
Дари — средневековое самоназвание персидского языка, то же, что фарси; сейчас дари назы-
вается один из двух государственных языков Афганистана (другой — пушту).
Дарьябар («Приморье») — южное побережье иранских провинций Керман и Ларистан; здесь —
средневековое государство на побережье Персидского залива.
Дастан — 1) средневековый роман или повесть; 2) см. Заль-Зар.
Дастур — иранское соответствие для араб, «вазир», т. е. шахский советник, главный сановник
при дворе, министр.
Девятое небо — по средневековым представлениям, вокруг Земли по семи хрустальным сфе-
рам движутся семь планет (в их число включали и Солнце), восьмая сфера — местопребывание
«неподвижных звезд», а девятая, последняя, — обитель Бога.
Дей — десятый месяц зороастрийского календаря, соответствует декабрю—январю.
Дейлем — область на юго-западном побережье Каспийского моря, небольшое удельное княже-
ство; жители Дейлема часто нанимались на службу в войска других феодалов, поэтому дейлеми-
тами иногда называли воинов-наемников.
Демавенд — самая высокая горная вершина Ирана, расположен в горах Эльборза (см.). С этой
горой связано много народных преданий.
Джабалка — мифический город на восточном краю земли, на границе между реальным и
загробным миром; там после смерти и до Судного дня обитают самые добрые и мудрые жите-
ли земли. Ему противостоит город Джабалса (на западе) — обиталище скверны и пороков.

524 Глоссарий
Джабраил — архангел Гавриил, в мусульманской традиции — посланник Аллаха, через кото-
рого Мухаммаду был ниспослан Коран.
Джамасп — древний иранский мудрец, упоминаемый еще в Авесте; в более поздних предани-
ях Джамасп — советник Гоштаспа (см.).
Джамшид — легендарный царь древнего Ирана, при котором на земле был «золотой век»;
образ Джамшида восходит к древнеиранским преданиям. Гордыня приводит Джамшида к гре-
хопадению, он отступает от законов справедливости и гибнет в борьбе с Заххаком (см.).
Джаноусеяр (Джанусияр) — исторически один из сатрапов Дария III, заколовший своего по-
велителя после поражения, нанесенного иранцам Александром Македонским (правда, М. А.
Дандамаев считает, что это сделал Бесс). В «Дараб-наме» — имя различных сановников, вероят-
но получившее новое осмысление: «путешественник по новым местам», «землепроходец».
Джубба — широкая верхняя одежда, род верхнего халата.
Див — в иранской демонологии злой дух безобразного вида: огромный, косматый, со звериными
клыками и когтями.
Диван — царский совет, собрание высших сановников; иногда — шахская канцелярия.
Динар — средневековая золотая монета, распространенная на Ближнем Востоке.
Дирхем — средневековая серебряная монета (название восходит к греческой драхме).
Дуг — освежающий напиток из кислого молока с водой.
Заболь — город и область возле Балха (см.), представлявшие собой родовой удел систанских
владык; считается идентичным Бактриане.
Задшам — в традиционной генеалогии Кеянидов (см.) — потомок Тура (см.), дед Афрасияба
(см.).
Заль-Зар — один из крупнейших богатырей систанского цикла эпических сказаний Ирана, ко-
торые легли в основу «Шах-наме» (см.). По преданию, Заль родился с седыми волосами, отсюда
его имя, обе части которого означают «старый» (примерно «стар-старичок»); воспитала его птица
Симорг (см.), давшая ему прозвище «Дастан (Дестан)» («хитрость», «уловка»).
Занги — часть имени, нарицательное значение которой «темнокожий», «негр», «африканец».
Зангибар — о-в Занзибар, в литературе и фольклоре часто просто «страна чернокожих», т. е.
Африка.
Заххак (Даххак) — по форме арабское имя, здесь — советник Хомай (см.); однако в систанском
эпическом цикле — имя арабского царевича, захватившего Иран и установившего там тираниче-
скую, несправедливую власть. Вместе с тем в иранской мифологии это имя восходит к чудовищу
Ажи-Дахака — трехголовому дракону.
Зерех — река в Систане.
Зохаль — планета Сатурн; по средневековым представлениям, Зохаль расположен на самой
верхней, седьмой небесной сфере («седьмое небо»); это очень «сильная» планета, но, по поверью,
Зохаль приносит несчастье.
Зохра — планета Венера; по мусульманскому поверью, она была когда-то прекрасной девуш-
кой, настолько возгордившейся своей красотой, что Бог послал ангелов Харута и Марута увеще-
вать ее. Но Зохра соблазнила ангелов, выведала у них тайное имя Бога и, произнеся его, вознес-
лась на небо, где стала Небесным музыкантом, сопровождающим игрой на лютне хор небесных
светил.
Ильяс — библейский Илья-пророк, в Библии он сопутствует израильтянам в Заиорданье (4 Цар.
2), ему же предназначено провозгласить приход Мессии. В мусульманской традиции его роль менее
ясна, видимо, он, как и Хизр (см.), покровительствует странникам.
Ирадж — младший сын Афридуна (см.), получивший в удел «Иран и Низегяран» (см.).
Ирак — см. Оба Ирака.
Искандар — арабизованная форма имени Александра Македонского.
Искандар-наме — свод сказаний о деяниях Александра Македонского, восходящий, как счи-
тают многие исследователи, к «Роману об Александре» Псевдо-Каллисфена. В Иране этот свод
послужил основой для множества литературных обработок, среди авторов которых и Фирдоуси,

Глоссарий 525
и Низами, и Джами. Однако по содержанию их поэмы сильно отличаются друг от друга. «Книга
об Искандаре (Александре)» в составе «Дараб-наме» дает свою трактовку сюжета.
Истахр — столица царства Парс (Фарс) (III в. до н. э. — III в. н. э.), построенная на развалинах
Персеполиса, древней ахеменидской династийной и религиозной столицы, разрушенной войска-
ми Александра Македонского.
Исфахан — древняя Габиена, город в Центральном Иране, в X в. — столица государства Бун-
дов, крупный торговый центр.
Ифрит — в арабо-мусульманской демонологии злой дух отталкивающего вида.
Кааба — кубической формы храм в Мекке, главная мусульманская святыня. В переносном
смысле — средоточие положительных качеств.
Каболь — город и страна на месте современного Кабула.
Кавияниды — здесь: то же, что Кеяниды (см.).
Кавэ — герой иранского эпоса, кузнец, поднявший восстание против злодея-тирана. Его ко-
жаный передник стал знаменем воссгавших, а впоследствии — иранским национальным знаме-
нем.
Кайсар — византийский император; в «Дараб-наме» практически выступает как собственное
имя.
Кайруван — город в Ифрикие, т. е. в Северной Африке (на территории современного Туни-
са), основанный в середине VII в. арабскими завоевателями.
Калам — тростниковое перо, тонкая заостренная камышинка, которой писали на Ближнем
Востоке.
Калим — букв.: «собеседник», в мусульманской традиции — постоянный эпитет Мусы (см.),
«собеседника Аллаха».
Карбас — грубая бумажная ткань, холстина.
Кармаил — брат Армаила (см.); как указывает А. А. Стариков, упоминается у Бируни (см.
«Шах-наме», рус. пер., т. 1, с. 612).
Карн — горы в Ифрикие (арабизованное название Северной Африки).
Карнай — большая длинная труба с резким звуком.
Карун — библейский Корей, в Коране — имя богача, которого Аллах покарал за алчность: земля
поглотила его вместе с богатствами.
Катаюн (авест. Хутаоса) — в восточноиранских преданиях, жена Гоштаспа (см.), румийская
царевна.
Каф — в мусульманских космогонических представлениях, горная цепь, окаймляющая «круг
земной» и поддерживающая небесный свод; поэтому Искандар натыкается на гору Каф в двух
противоположных, казалось бы, концах света.
Каюмарс — по иранским преданиям, первочеловек, а также первый царь Ирана. В древнеиран-
ских мифах именно Каюмарс порождает первых мужчину и женщину, соответствующих Адаму
и Еве; в средние века (после принятия ислама) эта часть легенды отошла в тень, первым челове-
ком стал считаться Адам.
Кебаб — мясо, жаренное на вертеле.
Кейкобад — полулегендарный персидский царь, упоминается в национальном иранском эпо-
се «Шах-наме».
Кейхосров — сын Сиявуша (см.), один из царей-героев систанского цикла, воплощение идеа-
ла справедливого царя.
Керман — город и область на юго-востоке Ирана.
Кесарь — византийский император; см. Кайсар.
Кеяниды — легендарная иранская династия, описание правления которой дано в эпических
сказаниях систанского цикла.
Корейшит — представитель арабского рода Курайш, к которому принадлежал пророк Мухам-
мад.
Кустантиния — арабизованное название Константинополя.
Кутваль — начальник гарнизона средневековой крепости.

526 Глоссарий
Лак — единица счисления, равная ста тысячам.
Локман — в мусульманской традиции, мудрец, которому Аллах даровал особо долгую жизнь;
упомянут в Коране (XXXI).
Лохрасп — по древним иранским преданиям, один из «семи царей», праведных правителей
Ирана, сражавшихся с «силами зла». Лохрасп наследовал Кейхосрову, сыном и наследником
Лохраспа был Гоштасп (см.).
Магриб — букв.: «место захода солнца», запад, страны Северной Африки (расположенные к
западу от Аравийского полуострова), куда в VIII в. распространилась арабская экспансия.
Мазандаран — северная часть Ирана, области, расположенные по побережью Каспийского
моря и по склонам хребта Эльбурс; в легендах и мифах часто выступает как «страна дивов».
Мазандаранский Див, или Белый Див — владыка дивов Мазандарана (см.).
Малек — князь, властитель.
Малкут (Малакут) — нарицательное значение «райский сад», «рай»; в «Дараб-наме» так назы-
вается остров, описанный в первой и третьей книгах, однако на рай он походит мало, особенно в
повествовании о приключениях Дараба.
Ман — иранская мера веса, значение которой колебалось в зависимости от исторического
периода и области распространения от 6 до 12 кг.
Манджаника — средневековое осадное орудие, камнемет.
Манучехр — один из героев иранского эпоса, свершивший месть — расправу над убийцами
Ираджа.
Марзбан — первоначально правитель приграничной области, затем просто князь или намест-
ник.
Махмуд — см. «Султан Махмуд».
Машшатэ — женщина, наряжающая и украшающая невесту.
Мейдан — ристалище, площадь для рыцарских поединков или поле боя.
Мехрасп (Мехрас) — в «Шах-наме» прародитель хазарских царей, здесь — олицетворение древ-
ности, стародавних времен.
Миррих — арабское название планеты Марс. По средневековым представлениям, она олице-
творяла могущество и власть, будучи при этом «коварной» планетой: в сочетании с одними све-
тилами она сулила удачу, а с другими — беду.
Мискаль — мелкая мера веса, около 3,48 г.
Миср — арабское средневековое название Египта.
Мобед — в древнем Иране зороастрийский жрец, в более поздние времена — мудрец, совет-
ник царя.
Моштари — планета Юпитер, по представлениям средневековых астрологов, счастливое све-
тило.
Муса — библейский Моисей, пророк, занимающий очень важное место в мусульманской тра-
диции как носитель слова Божия, предтеча Мухаммада.
Надим — придворная должность в средневековом Иране, собеседник и сотрапезник правителя.
Намаз — мусульманский молитвенный обряд, который верующие должны совершать пять раз
в сутки; соответственно упоминание утренней, вечерней, полуденной и проч. молитв воспринима-
ется как указание времени.
Наффат — воин, снаряженный средствами для разбрасывания зажигательной смеси (см. наф-
фате).
Наффате — средневековый огнемет, приспособление для забрасывания зажигательной смеси;
иногда просто лук, из которого выпускали стрелы, обмотанные горящей, пропитанной нефтью
паклей.
Немврод — легендарный тиран, приказавший бросить в горящую печь пророка Ибрахима
(Авраама). Аллах покарал тирана (хотя пророк не сгорел), наслал на него комара, который че-
рез ухо проник к нему в мозг, и Немврод погиб в страшных мучениях.
Низегяран (Низеваран) — как считает А. А. Стариков, «курдские земли западного Ирана и

Глоссарий 52 7
Ирака» («Шах-наме», т. I, с. 618); он же далее (с. 641) отмечает, что Низегяран заселен арабами.
Скорее всего это «озерный край» совр. Южного Ирака, в районе Эль-Курны.
Нимруз — букв.: «полдень», другое название Систана (см.), произошедшее оттого, что «отсчет»
велся по отношению к Хорасану (см.), т. е. «юг», «южная сторона».
Нисар — обряд торжественного (и ритуального) дарения, осыпание приветствуемых лиц мо-
нетами, драгоценностями, иногда — сластями и зерном (новобрачных).
Ноузар — сын Манучехра, один из легендарных царей Ирана.
Ноуруз — день весеннего равноденствия, в Иране — начало нового года, самый почитаемый из
старинных праздников; по преданию, Фаридун (Афридун) воцарился в Иране в день Ноуруза.
Нух — библейский Ной, легенда о котором включена в Коран.
Оба Ирака — т. е. Западный и Восточный Ирак, когда-то составлявшие части древнеперсид-
ской империи, затем разделенные на арабские и персидские земли.
Омар ибн ал-Хаттаб (634 — 644) — второй халиф из четырех «халифов правого пути», следо-
вавших непосредственно за Мухаммадом на посту руководителя мусульманской общины; уже при
Омаре руководство общиной (Халифат) начинает принимать черты государственной власти.
Онагр — дикий осел.
Онсори (ум. 1040) — глава придворных поэтов султана Махмуда, выдающийся мастер панеги-
рической поэзии. Ему принадлежало также несколько поэм, которые, к сожалению, не сохрани-
лись.
Пахлаван — богатырь, герой; в дастанах это слово часто обозначает высокое воинское звание
(типа «генерал»).
Первая стража ночи — в средневековых городах улицы ночью патрулировались стражей,
совершавшей обход каждые три часа, отмечая свое появление звуком барабана или колотушки.
Пери (пари) — по иранским поверьям, духи, как злые, так и добрые. Они могут исповедовать
ислам и часто благожелательны к человеку. Обычно они являются в образе прекрасных дев, но
могут обернуться и драконом.
Пехлеви — язык Ирана, распространенный до арабского нашествия (по научной классифика-
ции — один из среднеиранских языков).
Рабат — постоялый двор или странноприимный дом, обычно располагавшийся на краю горо-
да или даже вне крепостных стен.
Ракат — коленопреклонение, часть мусульманского молитвенного обряда.
Рахш — имя коня Ростама (см.), нарицательное значение «огненно-рыжий».
Рашнавад (Рошневад) — в иранской традиции, имя военачальника Хомай (см.), возможно,
историческая фигура. Здесь — наставник и главный вазир Хомай.
Рей — один из древнейших городов Ирана, упоминается в древних клинописных надписях;
развалины Рея находятся в 12 км от Тегерана, рядом с ними вырос небольшой современный го-
род Шахр-и-Рей.
Ростам — самый популярный герой систанского эпоса, его имя стало нарицательным для обо-
значения могучего богатыря; Ростам-Дастан — перенесение на Ростама прозвища его отца Заля (см.)
или указание на то, что Ростам — Дастанов сын (изафетное сочетание).
Руд — струнный музыкальный инструмент, род лютни.
Рудабе — кабольская царевна, ставшая женой Заля (см.), мать Ростама (см.); в предание вошел
эпизод, когда юная Рудабе, влюбившись в Заля, предлагает ему взобраться на высокую башню к
ее окну по спущенной оттуда косе красавицы, длинной, как аркан.
Рум — арабо-персидское название Малой Азии и соответственно тех стран, которые там рас-
полагались: в древности это были провинции Римской империи, в средние века — Византия. В
литературе и фольклоре румийцы часто выступают как обобщенный образ белокожих, светло-
лицых людей, отсюда выражение «румийское воинство дня», т. е. просто «дневной свет».
Рыба — по древним поверьям, на Рыбе, плавающей в Мировом океане, стоит Бык, на спине ко-
торого держится Земля.

528 Глоссарий
Саклабе — легендарная гора в Руме (см.), в «Шах-наме» упоминается под названием Сокейла;
там Гоштасп (см.) совершил один из своих подвигов — поразил дракона.
Салм — старший сын Фаридуна (Афридуна) (см.); по преданию, отец назначил ему в удел
«Запад и Рум», т. е., вероятно, земли, граничащие с совр. Арменией и Ираком.
Сам Нариман — букв.: «Сам, сын Мужественного», т. е. сын Гоштаспа (см.), так как «Мужест-
венный» — постоянный эпитет Гоштаспа.
Сарандиб — арабское название о-ва Ланка (Цейлон).
Сарханг — воинское звание в иранской армии, содержание которого менялось в разное вре-
мя. В средние века, видимо, что-то вроде урядника или старшины, в современном Иране — офи-
цер в ранге полковника.
Сасан — мелкий правитель в Парсе (Фарсе), в округе Истахра (см.), основатель иранской ди-
настии Сасанидов, которая пришла к власти в III в. Более поздняя иранская традиция связывает
его с родом Ахеменидов, превращая в Дария III («Книга деяний Ардашира»), одновременно вво-
дя его в генеалогию Кеянидов (см.).
Семь климатов — одно из древних географических представлений, восходящих как к древне-
иранским «семи кешварам», так и к античным представлениям о «семи поясах», или «семи кли-
матах», ойкумены (Посидоний, Эратосфен, Птолемей).
Семь небес — см. Девятое небо.
Семь частей тела — «священное» число семь часто фигурирует в средневековых представле-
ниях иранцев. В набор «семь частей тела» включали: две руки, две ноги, голову, грудь, живот.
Симорг— мифическая птица, обитающая в горах Эльборз или Каф (см.). Считается, что
Симорг недоступен людскому глазу. В «Дараб-наме» Симорг обретает черты «птицы с ликом девы»
(Феникс?). У Аттара в поэме «Беседа птиц» имя Симорг получает «народную этимологию»: си —
«тридцать» и морг — «птица», т. е. «тридцать птиц», но на самом деле оно восходит к авестийско-
му 5аепотегеуо — «священная птица» или, как считает В. Г. Луконин, Сенмурв — «собако-птица»,
священный символ божества Хварены (см. «Шах-наме», рус. пер., т. IV, с. 428).
Сир — мера веса, равная примерно 75 г.
Систан — историческая область на востоке Ирана, в низовьях р. Гильменд, место сложения
наиболее известного цикла иранских эпических сказаний, канонизированных в «Шах-наме» Фир-
доуси.
Сиявахш (Сиявуш) — трагический герой восточноиранского эпоса, сын Кейкавуса, погибший
от руки Афрасияба (см.). Мстителем за смерть отца выступает его сын Кейхосров (см.).
Солейман — библейский Соломон, в мусульманской традиции, пророк, которому был подвла-
стен мир духов, а также звери и птицы, чей язык он понимал. С именем Солеймана связано мно-
жество легенд.
Сомболе — созвездие Девы, Солнце проходит его в сентябре—октябре: в жарких странах, где
происходит действие «Дараб-наме», в это время стоит зной.
Соруш — божественный вестник.
Софрэ — скатерть, на которой сервируется еда; расстилают софрэ чаще всего на полу (в сред-
ние века столом пользовались только знать и цари).
Султан Махмуд (997 — 1030) — правитель из династии Газнавидов, завоеватель, создатель
огромного государства.
Суфа — каменное или глинобитное возвышение для сидения, род лавки или лежанки.
Табаристан — раннее средневековое название Мазандарана (см.), труднодоступная страна,
сохранившая независимость и при мусульманском завоевании.
Таммуз — первый летний месяц по сирийскому календарю (соответствует июню—июлю).
Танджа (Танжер) — государство и город в Северной Африке, на территории современного
Марокко.
Тарикат — путь духовного самосовершенствования у суфиев, приверженцев средневекового
мистического направления в исламе.
Тахт — возвышение для сидения, род невысокого помоста с перильцами, выполнявшее также
роль трона; его покрывали коврами и подушками, садились — подобрав ноги.

Глоссарий 529
Торандж — цитрон, один из видов цитрусовых.
Тур — средний сын Фаридуна (Афридуна, см.), получивший в удел от отца «Туран и Чин».
Туран — часть восточноиранских земель, заселенных кочевыми и полукочевыми иранскими
племенами, туранцами. В преданиях нет ясности, то ли область получила свое название по име-
ни Тура (см.), владевшего ею, то ли Тур был назван в честь страны. Позднее Туран стал воспри-
ниматься идентичным Туркестану.
Туе — старший сыр Ноузара (см.); должен был взойти на трон после отца, но народ воспроти-
вился этому.
Туе — древний иранский город, когда-то считавшийся столицей Хорасана (см.), родина Фир-
доуси и многих других деятелей средневековой культуры (Асади Туей, Газали). Ныне от него
остались лишь развалины (недалеко от Мешхеда).
Тусский гагат — черный полудрагоценный камень, добывавшийся в районе Туса (см.).
Удж ибн Анк — по преданию, сын Банасма и Анк, появившийся на свет еще при Адаме и
проживший до времен Мусы (см.), от руки которого он и погиб. Отличался гигантским ростом.
Устад — мастер, глава ремесленного цеха; может служить почтительным обращением.
Фараморз — сын Ростама (см.), герой многочисленных сказаний и литературных произведе-
ний.
Фаридун — см. Афридун.
Фарр — сияние, нимб над головой — знак богоизбранности. По преданию, все представители
династии Кеянидов обладали фарром (хотя, очевидно, он был виден не всегда). Иногда фарр мог
также являться в образе барана, орла.
Фарраш — слуга, исполняющий работу по дому.
Фарс (Парс) — Персида древних источников, исконная иранская область, охватывающая центр
и юг Ирана, где в течение тысячелетий помещались храмы и династийные центры иранских ца-
рей (Персеполь, затем Истахр). В средние века становится важным культурным центром Ирана.
Фарсанг — иранская мера пути, ок. 6 км.
Филкус (Файлакус) — искаженная форма имени Филиппа, отца Александра Македонского.
Хаджиб — распорядитель при царском дворе, ведающий приемом посегителей и послов; иногда
сам выступает в качестве посла.
Халил — букв.: «искренний» (друг), постоянный эпитет Ибрахима (библ. Авраам) в мусульман-
ской традиции.
Ханака — обитель суфийского братства (суфизм — мистико-философское течение в исламе),
приют странников, бродячих скоморохов и проч.
Харадж — мусульманский налог, поземельный или подушный (с иноверцев).
Харвар — букв.: «вьюк осла», мера веса, равная ок. 300 кг.
Харитэ — сумка для письменных принадлежностей средневекового писца — дабира.
Хизр — пророк и праведник, вошедший в сонм мусульманских святых из доисламских (араб-
ских) верований, покровитель странников и путешественников, сам вечно кочующий по землям
и водам.
Хинд, Хиндустан — Индия (у ранних авторов — немусульманская часть Индии).
Ходжа — господин, хозяин; может служить почтительным обращением, особенно в купечес-
кой среде.
Хомай — в иранских преданиях эта царь-птица приобрела значение вестника царской власти:
тот, на кого упадет тень птицы Хомай, станет царем. Хомай также женское имя, в сказаниях
систанского цикла так зовут дочь Бахмана (см.).
Хомаюн — нарицательное значение «царственный», в преданиях может обозначать ипостась
Хомай (см.) (отсюда в рус. «Гамаюн — птица вещая»); может служить именем.
Хорасан (др.-перс. «Страна восходящего солнца») — исторически восточные земли Ирана,
простиравшиеся вплоть до Индии.
Хорре-Ардашир (Арташир-хварре) — основанный в III в. военный форпост Сасанидов (см.),

530 Глоссарий
давший название административному округу с центром в г. Гор (ныне Фирузабад, к югу от Ши-
раза).
Хузистан — древняя Сузиана, область на западе Ирана, в раннем средневековье имевшая боль-
шое экономическое значение.
Хушанг — внук и преемник Каюмарса (см.), основатель династии Пишдадидов, самой ранней
династии иранской традиции.
Чаганэ — музыкальный инструмент, род бубна.
Чанг — древний музыкальный инструмент, прямоугольный ящик с натянутыми на нем стру-
нами, по которым ударяли палочками; более поздняя модель чанга походит на лиру, чанг превра-
щается в щипковый инструмент.
Чембур — грубый сыромятный ремень.
Чоуган — изогнутая бита, клюшка для конной игры в мяч, издавна распространенной в Иране.
Шаборган — очевидно, искаженное Шапурган, один из древних городов восточного Хораса-
на (см.), расположенный на дороге из Мерва в Балх.
«Шах-наме» — монументальная поэма Фирдоуси (XI в.), в основу которой легли эпические
сказания восточноиранского цикла. Название означает «Книга царей», поэма повествует о древ-
них царях и героях Ирана, их подвигах и славе.
Шейх — старейшина, вождь племени, почтенный старец.
Шихнэ — средневековый начальник городской стражи.
Эйван — дворцовая терраса, открытый тронный зал древних царей; позднее — род открытой
(без передней стены) галереи, примыкающей к дому.
Элан-пери — волшебница-пери (см.), способная являться людям в человеческом обличье; в
переносном смысле — то, что проясняет дело, выявляет истину.
Эльборз — в иранской космогонической системе то же, что Каф (см.), горы, кольцом окружа-
ющие плоскую Землю; с этим представлением тесно связано употребление названия Эльборз в
«Дараб-наме» — в выражениях, описывающих восход солнца, выходящего из-за Эльборза. По мере
развития географических представлений иранцев название Эльборз получали различные горные
хребты и цепи, сейчас — горная гряда Эльбурс на севере Ирана.
Эмир — правитель, князь, предводитель войска.
Эрадэ — средневековое осадное оружие, по-видимому, таран на лафете.
Эсфандияр — сын Гоштаспа (см.), герой борьбы с туранцами; ему приписывают семь подви-
гов («семь привалов»), завершив которые он убил Арджаспа, туранского царя.
Эфлатун — арабизованная форма имени древнегреческого ученого и философа Платона.
Юсуф — библейский Иосиф Прекрасный, легенда о котором вошла в мусульманское преда-
ние; образец красоты.
Яджудж и Маджудж — мифические языческие племена (библ. Гог и Магог), живущие на краю
земли; упомянуты в Коране (XVIII, 93; XXI, 96).

СОДЕРЖАНИЕ
Абу Тахер Таруси
ДАРАБ-НАМЕ, ИЛИ КНИГА О ДАРАБЕ
Перевод с персидского Н. Б. Кондыревой
Книга первая. ПОВЕСТЬ О ДАРАБЕ, СЫНЕ АРДАШИРА
Глава первая. Бахман и Хомай 7
Глава вторая. Начало истории Дараба 11
Глава третья. Во дворце Хомай 23
Глава четвертая. Дараб в Омане и Дарьябаре 49
Глава пятая. От Омана до греческих островов 78
Глава шестая. Тамрусия и Мехрасб-перс 104
Глава седьмая. Царствование Мехрасба 123
Глава восьмая. Тамрусия на греческих островах 130
Глава девятая. Дараб — падишах островов 151
Глава десятая. Возвращение в Иран 196
Глава одиннадцатая. Дараб и кесарь 214
Глава двенадцатая. Царствование Дараба 236
Глава тринадцатая. Победа над Румом 244
Книга вторая. ПОВЕСТЬ ОБ ИСКАНДАРЕ
Глава четырнадцатая. Появление на свет Искандара 263
Глава пятнадцатая. Царствование Искандара 290
Глава шестнадцатая. Исканадр и Дара-Дараян 302
Книга третья. ПОВЕСТЬ О БУРАНДОХТ И ИСКАНДАРЕ
Глава семнадцатая. Битва Бурандохт с Искандаром 319
Глава восемнадцатая. Победа Бурандохт над Халебом 329
Глава девятнадцатая. Приключения Бурандохт 330
Глава двадцатая. История Лжебахрама 333
Глава двадцать первая. Возвращение Бурандохт в Халеб и сражение с Искандаром 360
Глава двадцать вторая. Женитьба Искандара на Бурандохт 385
Глава двадцать третья. Война Искандара с Кидаваром 391
Глава двадцать четвертая. Сражения Бурандохт в Хиндустане 393
Глава двадцать пятая. Одоление Фура 396
Глава двадцать шестая. О чудесах Хиндустана 415
Глава двадцать седьмая. Война с людоедами 418
Глава двадцать восьмая. Поклонение праху Адама 420
Глава двадцать девятая. Крепость рыбоедов 432

532 Содержание
Глава тридцатая. Повесть о Джомхуре, дочери Дараба 434
Глава тридцать первая. От острова собакоголовых до страны Занзибар 441
Глава тридцать вторая. От Занзибара до греческих островов 444
Глава тридцать третья. В стране арабов 446
Глава тридцать четвертая. Искандар в Мисре и Магрибе 448
Глава тридцать пятая. В поисках Источника Жизни 481
Глава тридцать шестая. Окончание повести об Искандаре и Бурандохт 491
ПРИЛОЖЕНИЯ
Н. Б. Кондырева. «Дараб-наме» — пример неизвестной классики 497
Примечания. Составила Н. Б. Кондырева 512
Глоссарий. Составила Н. Б. Кондырева 522

Абу Тахер Тарсуси
Дараб-наме, или Книга о Дарабе / Изд. подгот. Н. Б. Кондыре-
ва. — М.: Ладомир; Наука, 1999. — 532 с. (Серия «Литературные
памятники»)
ISBN 5-86218-294-2
«Дараб-наме» (Книга о Дарабе) — популярнейший средневековый пер-
сидский роман о борьбе Дараба, наследника древних персидских царей, за
трон. Написан известным автором-«рассказчиком» XIII в. Абу Тахером
Тарсуси в период сокрушительного монгольского нашествия, когда под
натиском диких кочевых орд рушились троны, гибли народы и цивилиза-
ции. Конечно, историческим это сочинение считать нельзя — это литератур-
ный вымысел, но «выдержка» более чем в семь веков придает ему аромат
и крепость бесценного старого вина. «Дараб-наме» предстает пред читате-
лем как великолепный образец простонародной прозы, живой и сочной.
Это почти фольклорная запись, дошедшая до нас из глубины веков, и
вместе с тем — увлекательный рассказ «о старинной жизни», остросюжет-
ный и подкупающе непосредственный, простой и удивительно колоритный.

Научное издание
Абу Тахер Тарсуси
ДАРАБ НАМЕ,
ИЛИ КНИГА О ДАРАБЕ
Утверждено к печати Редакционной коллегией серии
«Литературные памятники»
Редактор Л. М. Щукин
Художественный редактор Е. В. Гаврилин
Технический редактор М. Л. Страшнова
Корректоры О. Г. Наренкова, Г. И. Киселева
Компьютерная верстка О. Н. Бойко
ЛР№> 064340 от 05.12.95 г.
ГЗ N.. 77.ФЦ.8.953.П. 135.1.99 от 05.01.1999 г.
Сдано в набор 08.04.1999. Подписано в печать О7.()2.2(ХХ).
Формат 70x90'/,,,. Бумага офсетная 1Ч<> 1. Гарнитура «Баскервиль».
Печать офсетная. Печ. л. 34,0. Усл. печ. л. 39,78.
Тираж КХМ экз. Заказ Ы<- 1Н77
Научно-издательский центр «Ладомир»
при содействии ООО «ВРС»
103681, Москва, Заводская, (>-а
Электронный вывод и печать в ППП «Типография «Наука» 121099, Москва, Шубинский пер., 6
ISBN 586218294-2

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИИ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
планирует выпустить в серии «Литературные памятники»:
АННА РАДКЛИФ
Итальянец, или Исповедальня Кающихся,
Облаченных в Черное
Творчество Анны Радклиф (1764—1823) — одна из самых предста-
вительных и впечатляющих страниц в истории «готического» романа, воз-
никшего в Англии в конце XVIII века на волне интереса к средневековой
старине, народным легендам и преданиям, мистике, ужасам и чудесам.
Напряженное действие романов Радклиф происходит в атмосфере сменя-
ющих друг друга тайн и загадок и пронизано предчувствием неведомой
опасности, доставляющим читателю неизъяснимое эстетическое наслаж-
дение. Несмотря на свою приверженность рассудочным идеям просвети-
тельского века, несмотря на простые и разумные объяснения всех стран-
ных и удивительных событий своих книг, романистка самим ходом пове-
ствования все же приоткрывает дверь в сферу иррационального и позво-
ляет мистически настроенному читателю испытать те чувства, которым
она сама не была подвластна. Сенсационный колорит произведений Рад-
клиф, интригующая загадочность и поэтичность ее прозы и сегодня, спу-
стя два столетия, способны увлечь воображение читателя и обогатить его
эмоциональный мир посредством приобщения к Страху и Тайне. «Италь-
янец, или Исповедальня Кающихся, Облаченных в Черное» (1797) — по-
следний из прижизненно опубликованных и, по мнению критиков, лучший
роман Радклиф — в полном и аутентичном переводе на русский язык из-
дается впервые. В новом переводе публикуется также написанный в 1824
году критико-биографический очерк Вальтера Скотта «Миссис Анна Рад-
клиф». К публикуемым текстам прилагается расширенный по сравнению
с английскими изданиями научный аппарат — обстоятельная статья и по-
дробный комментарий, дополненный «Летописью жизни и творчества
Анны Радклиф». Издание снабжено иллюстрациями.
АПОЛЛОНИЙ РОДОССКИЙ
Аргонавтика
В книге рассказывается о полном необычных приключений походе на
корабле «Арго» 55 греческих богатырей-мореходов под предводительст-
вом Ясона в царство царя колхов Эета, чтобы вернуть в Элладу чудесное
золотое руно.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИИ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
планирует выпустить в серии «Литературные памятники»:
Т. ДЕ КВИНСИ
Исповедь англичанина, любителя опиума
Опиум, пришедший с таинственного и притягательного Востока, был
окружен в XIX веке ореолом чудодейственного зелья. В медицине он ис-
пользовался в качестве единственного тогда эффективного болеутоляю-
щего средства, а в литературе служил способом мотивации всевозможных
«чудес». Де Квинси эту легендарность одновременно разрушил и упрочил,
потому что, пожалуй, со времен «Робинзона Крузо» не было в английской
литературе произведения с оттенком необычайности, которому бы столь
послушно доверялись читатели. «Исповедь» (1822) начинается воспомина-
ниями о юности де Квинси. Он рассказывает о бегстве из школы, о ски-
тальческой жизни в Уэльсе и Лондоне. Нужда и лишения, расшатав здо-
ровье автора и подорвав его душевные силы, способствовали, по его мне-
нию, началу его болезни - опиомании. Затем воспоминания оттесняются
наркотическими видениями и сами порою приобретают фантастический
оттенок. «Дитя, видевшее ад», - так охарактеризовал де Квинси Т. Кар-
лейль, познакомившийся с ним в его преклонных годах и поразившийся
его физической миниатюрности, хрупкости в сочетании с размахом ума,
силой духа. «Исповедь» оказала влияние на Э. По, Ш. Бодлера, Ж. К. Гю-
исманса, русских декадентов. В «Приложении» будет опубликован этюд
де Квинси «Убийство как один из видов изящных искусств».
АРИСТОФАН
Комедии
Комедии издаются в классических переводах Адриана Пиотровского
(1898—1938). Тексты переводов заново сверены и унифицированы в соот-
ветствии с оригиналом. К переводу сохранившихся комедий прилагается
выполненный М. Л. Гаспаровым специально для настоящего издания пе-
ревод многочисленных фрагментов из недошедших пьес, а также впервые
переведенные В. Н. Ярхо античные свидетельства о жизни и творчестве
Аристофана.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
выпустил в 1999 году:
М. САНУЙЕ
Дада в Париже
Уникальная монография известного французского ученого, дирек-
тора Центра XX века при университете в Ницце Мишеля Сануйе посвя-
щена одному из замечательнейших и загадочных явлений нашего столе-
тия.
Книга в доступной и занимательной форме повествует о нравах париж-
ской богемы, о творческих и жизненных перипетиях обитателей Монмар-
тра и завсегдатаев знаменитых кафе, о судьбах тех, кто во многом опре-
делил лицо столетия: Аполлинера, Бретона, Арагона, Элюара, Тцара,
Пикабиа, Пикассо, Сати, Кокто, Стравинского и многих других.
ПОЛОСИН В. С.
Миф. Религия. Государство
В книге представлен новый, универсалистский метод исследования ми-
фологии: миф рассматривается не только как основа религиозного куль-
та и иррациональное средство познания, но и как средство массовой ком-
муникации. Это позволило определить миф как необходимую форму об-
щественного сознания и установить преемственность культурного и поли-
тического развития человечества от начала и до сего дня. Доказывается,
что в древнем обществе и в современной электронной видеокультуре
структура и функции мифа не изменились. Выделены общекультурная,
национальная, религиозная и политическая мифологии. Установлены
методы национальной идентификации и виды подмен национального со-
знания религиозным и утопическим. Рассмотрено религиозное сознание и
выявлены его единые архетипы, облекаемые в разные эпохи в разных
контекстах в соответствующие фольклорные облачения. Верифицирует-
ся научная гипотеза о возможности и необходимости социально ответст-
венного мифотворчества как средства позитивной государственной идео-
логии и геополитики. В заключении рассмотрены возможные пути наци-
ональной самоидентификации русского народа.
Книга обращена к философам, политологам и политикам, которые
смогут использовать данную работу в своей практической деятельности.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИИ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
выпустил в серии «Готический роман»:
М. Г. ЛЬЮИС
Монах
Роман М. Г. Льюиса «Монах» по праву является самым знаменитым во
всей мировой литературе произведением, написанным в жанре «романа
тайн и ужасов». Вот что говорится о нем в советской «Истории всемирной
литературы» (1988): «В этом сочинении Льюис стремится прежде всего к
сенсационному нагромождению сверхъестественных ужасов, отталкиваю-
щих преступлений (от кровосмешения до матереубийства), проявлений па-
тологической, садистской, извращенной эротики. Мир Льюиса — смятен-
ный, хаотический мир, где люди одержимы роковыми, необузданными
страстями; сатанинское наваждение — главный двигатель зловещей исто-
рии монаха Амбросио, который, поддавшись дьявольскому искушению,
отпадает от Церкви, поклоняется Сатане, совершает с его помощью чудо-
вищные преступления».
ШГЕГШАЫАКА
Французская готическая проза XVIII - XIX веков
Сборник включает лучшие «готические» произведения французской
прозы прошлого века. Среди авторов: Ж. Казот, С. А. Берту, Ш. Нодье,
П. Борель, Ш. Рабу, О. де Бальзак, Ж. де Нерваль, Т. Готье, П. Мериме,
Ж. Барбе д'Оревильи, Ж. Буше де Перт, К. Виньон, О. Вилье де Лиль-
Адан, Г. де Мопассан. Большую часть сборника составляют тексты, впер-
вые переведенные на русский язык.
А. РЭДКЛИФФ
Роман в лесу
Английскую писательницу Анну Рэдклифф (1764 — 1823) по праву на-
зывают королевой «черного» (готического) романа. Без преувеличения
можно сказать, что Тайна, Ужас, Страх — главные действующие лица ее
сочинений. Как и двести лет назад, от страниц «Романа в лесу» (1791),
принесшего его создательнице наряду с «Удольфскими тайнами» и «Ита-
льянцем» мировую славу, невозможно оторваться. В центре повествова-
ния — судьба не знающей о своем благородном происхождении девушки,
которая храбро сражается с Роком за свою любовь. Сражается и побеж-
дает. Предлагаемое русскому читателю издание впервые выходит в пол-
ном переводе, снабжено статьей и комментариями.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИИ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
готовит к изданию:
СОФИЯ ЛИ
Убежище, или Повесть иных времен
СЕРИЯ «ГОТИЧЕСКИЙ РОМАН»
Роман «Убежище, или Повесть иных времен» — лучшее произведение
популярной английской писательницы XVIII в. Софии Ли, внесшей зна-
чительный вклад в формирование жанра готического романа и оказавшей
ощутимое влияние на творчество знаменитой Анны Радклиф.
Повествование разворачивается на фоне известных исторических собы-
тий (заточение, а затем казнь красавицы королевы Марии Стюарт, пора-
жение Непобедимой Армады, война в Ирландии). Наряду с реальными
лицами эпохи Елизаветы Тюдор — графом Лейстером, графом Эссексом
и другими, действуют и вымышленные — две тайнорожденные дочери
Марии Стюарт — Матильда и Эллинор, любовь которых оказывается ро-
ковой для их избранников. Героини могут противопоставить жестоким
ударам судьбы, преследующей «блистательно несчастный род Стюартов»,
лишь нравственную стойкость и «ничем не запятнанную добродетель».
Г. МАЙРИНК
Собрание сочинений
В ЧЕШРЕХ ТОМАХ
Первое на русском языке собрание сочинений знаменитого австрийско-
го писателя Гюстава Майринка (1868—1932), продолжателя литературной
традиции Э.-Т.-А. Гофмана, Э. По, Ш. Бодлера. В собрание войдут романы
«Зеленый лик», «Вальпургиева ночь», «Белый доминиканец», «Ангел Запад-
ного окна», «Голем», множество рассказов.
Г. Г. ЕРШОВА
Древние майя
В монографии впервые реконструируются научные, космологические
и религиозные представления древних цивилизаций Центральной Аме-
рики, в основе мировоззрения которых лежала идея реинкарнации —
бесконечной связи живущих с мертвыми прапредками.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИИ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
готовит к изданию:
М. ЭЛИАДЕ
Собрание сочинений
В ДЕВЯТИ ТОМАХ
Первое в России собрание сочинений румынского философа и писателя
(1907 — 1986), полжизни проведшего в эмиграции; последние 30 лет — в
США, где он возглавлял кафедру религиоведения Чикагского универси-
тета.
Дар художника (в его беллетристическое наследие входит десяток
романов и множество новелл) счастливо сочетался в нем с привычкой к
скрупулезной работе ученого. Его философия, подкрепленная эрудицией
этнографа, историка, фольклориста, герменевтика и эзотериста, уже бо-
лее полувека будоражит умы. Уже более полувека во всем мире немыс-
лимы труды ученых в соответствующих областях знания без оглядки на
Элиаде. Через кропотливое исследование памятников древних цивилиза-
ций Элиаде шел к исправлению исторической оптики; перед нами попытка
рассмотреть первобытную космологию «изнутри», представить доистори-
ческие науки не как набор суеверий, а как свод извечных эзотерических
приемов. Восстанавливая картину мирового развития, ритмов деградации
и умирания древних способов синтеза, прослеживая их рудименты в совре-
менности, Элиаде стал апологетом мифа. Он искал в мифе (главным об-
разом, в идее цикличности миропорядка) выход из «кошмара истории»,
утешение для человека и человечества. Поэтому его научное творчество
интересно далеко не одним специалистам.
Собрание научных трудов Элиаде, вышедших после войны на фран-
цузском и английском языках и принесших ему мировую известность, до-
полнено практически неизвестными довоенными работами, переведенны-
ми с румынского, снабжено научным аппаратом и заключено эссеистикой
и мемуарами — откровением этой ренессансной личности, осмысляющей
Лабиринт своей жизни.
Т. 1. Азиатская алхимия. Вавилонская космология и алхимия. Кузнецы
и алхимики. Миф о воссоединении. Мефистофель и андрогин. (Вышел.)
Т. 2. Очерки сравнительного религиоведения. (Вышел.)
Т. 3. Миф о вечном возвращении. Образы и символы. Мифы, снови-
дения, мистерии.
Т. 4. Шаманизм и архаические техники экстаза.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИИ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
готовит к изданию:
Т. 5. Йога: бессмертие и свобода. Патанджали и йога.
Т. б. Сакральное и профанное. Мистическое рождение. Поиски. Исто-
рия и смысл в религии.
Т. 7. От Залмоксиса до Чингисхана.
Т. 8. Эссеистика.
Т. 9. Мемуары.
П. П. ПАЗОЛИНИ
Теорема
Первая в России книга, знакомящая читателя с блистательным культур-
ным наследием Пьера Паоло Пазолини (1922—1975) — прозаика, киноре-
жиссера, сценариста, критика, публициста, эссеиста, художника и преж-
де всего — поэта, поэта во всем.
Творчество Пазолини — мифотворца, мистика, нарушителя канонов и
одновременно продолжателя художественных традиций, корсара и проро-
ка, ощущавшего себя изгоем и мессией, — неотделимо от его жизни, а
разные формы самовыражения продолжают друг друга: в них разрабаты-
ваются одни и те же темы и мотивы, вновь и вновь возникают основопо-
лагающие для Пазолини образы и категории — Мать и Отец, Море и Пу-
стыня, Эрос, Смерть, Священное, История, Власть... От страницы к стра-
нице парадоксы его произведений и интервью складываются в уникальное
мировидение.
С. ШВЕЙЦЕР
Лндре Ситроен: Риск и вызов
История автомобилестроения тесно связана с именем Андре Ситроена,
яркая личность которого высветилась сразу же после Первой мировой
войны. Он был человеком мысли и риска. Предприниматель необыкновен-
ной финансовой и технической смелости, Ситроен взошел на вершину
автомобилестроения и господствовал там в течение двадцати лет. Его «про-
изводственной» судьбе и посвящена эта увлекательная книга, ставшая
международным бестселлером.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
планирует выпустить в серии «Русская потаенная литература»:
А. С. ПУШКИН
Поэмы. Стихотворения. Рисунки
В книгу входят неподцензурные произведения А. С. Пушкина, сопровож-
дающиеся исследованиями классиков русского пушкиноведения и современ-
ных ученых. Центральную часть издания составляют публикации «Тени
Баркова», подготовленной и прокомментированной М. А. Цявловским в
1930-е гг.; работа ученого, предназначавшаяся для специального приложе-
ния к академическому собранию сочинений Пушкина, издается в полном
виде впервые по авторской корректуре неосуществленного издания. Впер-
вые печатается и исследование Б. В. Томашевского о сказке «Царь Никита
и сорок его дочерей», оставшееся неизданным в 1920-е гг.; поэма «Гавриили-
ада» тоже сопровождена классической работой Б. В. Томашевского. Этот
корпус текстов дополняют стихотворения и фрагменты Пушкина. В «При-
ложении» собрана эротическая «лжепушкиниана»: стихотворения, распро-
странявшиеся под именем Пушкина начиная с 1830-х гг., но ему не принад-
лежащие. Завершает книгу работа «Эротические рисунки Пушкина», напи-
санная на основании изучения всего рукописного фонда поэта и впервые
полно и всесторонне освещающая эту тему; ее сопровождает воспроизведе-
ние по большей части редких и неизвестных рисунков Пушкина.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЭРОС В КУЛЬТУРЕ
Под ред. Г. Д. Гачева
в двух томах
В книге рассматривается соотношение мужского и женского начал в
разных национальных культурах на различных этапах истории. Эрос — это
не только пол, секс и эротика, но и космогоническая сила Любви (и Враж-
ды), энергия связи между полярностями жизни. Такое широкое понимание
проблемы Эроса позволило авторам по-новому осветить разнообразные
явления в культурах Европы и России, произведения литературы и искусст-
ва, тайны психологии творчества. «Скандинавская женщина в сагах и рус-
ская княгиня в летописях», «Чешский политический Эрос», «Феминизиро-
ванный век философов», «Целомудренный Эрос», «Притягательность рус-
ской женщины», «Любовь-опора и любовь-иллюзия», «Миссия женщины как
защитницы жизни», «Любовь и новая мораль в трудах А. М. Коллонтай» —
таковы некоторые из исследований, составляющих книгу.

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
планирует выпустить в серии «Русская потаенная литература»:
ИСТОРИЯ БЕЗУМИЯ В РОССИИ
Данный проект является первой в отечественной литературе попыткой
систематической публикации материалов по проблемам, связанным с раз-
витием в России социальной патологии. Особое внимание уделено истории
сектантства, рассматриваемого как непрерывный, на протяжении многих
веков, процесс самоистребления. Все работы впервые с послереволюцион-
ных времен переиздаются на русском языке. Издания снабжены обстоя-
тельными комментариями и справочным аппаратом.
В рамках проекта планируется выпустить более двух десятков сборни-
ков — настолько грандиозны «залежи» этих сенсационных материалов.
Сборник 1. ПСИХИЧЕСКИЕ ЭПИДЕМИИ.
Сборник посвящен наиболее известным случаям массового безумства
в России конца XIX века. Все случаи выбраны как типичные формы пси-
хопатического самоистребления: массовое самоубийство (в данном случае
самозакапывание), убийство фанатичной толпой «во всем виноватой»
жертвы, и наконец, большая психическая эпидемия, подчиняющая себе
тысячи людей и захватывающая огромные территории на многие годы.
Выбранная в качестве примера психическая эпидемия — «малеванщина» —
представлена в сборнике и как культурное явление со своей обрядностью,
литературой и политической мифологией.
Сборник 2. НРАВСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ РУССКОГО ОБЩЕСТВА В XVI ВЕКЕ.
Сборник 3. КЛИКУШЕСТВО. ЖЕНСКАЯ ИСТЕРИЯ КАК РЕФЕРЕНЦИЯ ВРЕМЕНИ.
Сборник 4. БАЛ!.
«...СБОРИЩЕ ДРУЗЕЙ, ОСТАВЛЕННЫХ СУДЬБОЮ»
А. Введенский, Л. Липавский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников:
«чинари» в текстах, документах и исследованиях
в 2-х томах
Книга включает значительную часть «взрослого» творческого наследия
Д. Хармса и Н. Олейникова (стихотворения, прозу, драматические произ-
ведения, философские трактаты и эссе); «Разговоры» Л. Липавского -
запись бесед «чинарей» в 1933—1934 гг.; эссе и философские сочинения
Л. Липавского и Я. Друскина; дневники и переписку «чинарей»; матери-
алы следственных дел Д. Хармса и А. Введенского. Издание комментиро-
вано и сопровождено статьями российских и зарубежных исследователей
творчества «чинарей».

НАУЧНО-ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР «ЛАДОМИР»
выпустил в серии «Литературные памятники»:
ЕВРИПИД
Трагедии
в двух томах
В древности Еврипида называли «философом на сцене». Действитель-
но, в конфликтах между мифическими героями, действующими в его тра-
гедиях, решаются важнейшие вопросы человеческого бытия, человеческой
нравственности. И вместе с тем в каждой трагедии воплощена правда ха-
рактеров, правда страстей, позволившая другому великому афинскому
трагику, Софоклу, сказать о своем младшем современнике, что тот изоб-
ражает людей «такими, как они есть». Все эти свойства в сочетании с мо-
гучим поэтическим талантом Еврипида принесли его творениям бессмер-
тие — не только в книгах, но и на многих сценах мира. Настоящее издание
впервые дает полного Еврипида в подлинном переводе Иннокентия Аннен-
ского (при этом снята правка Ф. Ф. Зелинского прежних изданий). Пере-
вод двух трагедий — «Умоляющие» и «Троянки» — публикуется впервые
по сохранившимся в архивах рукописям Инн. Анненского. В разделе «До-
полнения» помещены трагедия «Рее», приписываемая Еврипиду, и траге-
дия «Вакханки» в переводе Ф. Ф. Зелинского.
ДЖЕЙМС ГЕНРИ
Послы
Американский писатель Генри Джеймс (1843 — 1916) — крупнейшая фи-
гура в литературе западного мира, один из новаторов, давших направле-
ние психологической прозе XX столетия. Роман «Послы» (1903), который
Джеймс считал своим главным творческим свершением, выходит на рус-
ском языке впервые. Читателям предстоит увлекательное путешествие в
мир человеческих страстей, запутанных ситуаций, глубоких переживаний.
Вместе с главным героем мы побродим по улицам туманного Лондона, по-
гуляем по бульварам сияющего Парижа. Автор с помощью своих героев
раскроет много тайн, главная из которых — тайна человеческой души.
Любые книги «Ладомира» можно заказать наложенным платежом но адресу:
103681, Москва, К-081, Заводская, 6а. Тел. (095) 537-98-33. Е-та11: Ыо1гпг@та11.сотрпе1.ш
}\\я получения бесплатного перспективного плана издательства
и бланка заказа вышлите по этому же адресу маркированный конверт