НАНИЕ-
А8 95
»■ - V
^
V
It Jr
L
Щф
=?*
?у?
•
.

И. Богданович «Душенька», 1829 год.

В НОМЕРЕ
2 Письмо в редакцию
В. Козлов
СНОВА - О КАНЦЕРОГЕНАХ
4 Во всем мире
5 А. Трейвиш
РОССИЙСКАЯ ГЕОПОЛИТИКА
ОТ ГОСТОМЫСЛА
ДО НАШИХ ДНЕЙ
17 Во всем мире
18 В поисках нового смысла
КАК БЫ ВАМ
ПОПРОЩЕ ОБЪЯСНИТЬ...
25 Во всем мире
26 Курьер науки и техники
28 Проблема: исследования и раздумья
А. Акифьев
ОСТРОВА В ОКЕАНЕ,
или
ПАРАДОКСЫ ЭВОЛЮЦИИ
ГЕНОМА
38 Курьер науки и техники
40 Ы. Максимов
РАЗЫСКИВАЕТСЯ: ВАМПИР
С ЗАДАТКАМИ АЛЬТРУИСТА
46 И. Андреев
САМОЗВАНСТВО
И САМОЗВАНЦЫ НА РУСИ
57 Самый, самая, самое...
58 Пути народов
М. Щукин
БЛУЖДАЮЩИЕ ГОТЫ
65 Во всем мире
66 Библейские смыслы
Б. Берман
ПОТЕРЯННЫЕ ПОКОЛЕНИЯ
74 Фотоокно «Знание—сила»
Глядя на мир широко открытыми
глазами, вы считаете, что перед вами
реальность. Но прищурьтесь, и реальность
деформируется, а если при этом закрыть
один глаз, то уже искаженное
пространство мгновенно превратится в
плоскостное, циклопическое. А выхватывая только
отдельные элементы, скажем, лишь тени
от предметов, вы увидите совершенно
новую картину. Фотограф снял свою тень.
Глядя на этот фантом, многие решат,
что перед ними — плод фантазии, а иа
самом деле — стопроцентная реальность.
76 Размышления у книжной полки
Б. Межу ее
ЧТО ЕСТЬ
РУССКАЯ АНТИЧНОСТЬ?
85 ЛИЦЕЙ
86 Курс лекций
История западной цивилизации XX
века
Д. Прокудин
ФРАНЦИЯ 1934-1936:
КАК УДАЛОСЬ ПОБЕДИТЬ
ТОТАЛИТАРНУЮ УГРОЗУ?
92 Переводы
Б. Беттельгейм
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРИНЦИП
РЕАЛЬНОСТИ
98 Мемуары
С. Смирнов
ОТБЛЕСКИ ВТОРОЙ ШКОЛЫ
106 Самоучитель
В Строилов
СВЕРИМ НАШИ ЗАБЛУЖДЕНИЯ
Ш Волшебный фонарь
112 Записки социолога
В. Чеснокова
РОДИНА ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО
ЧЕЛОВЕКА
126 Д. Шпаро
В КОЛЯСКЕ ВОКРУГ ЗЕМЛИ
142 Б. Силкин
«В МИРЕ НЕТ ИЗВЕСТНЕЕ
ВЕТЕРИНАРА...»
147 Понемногу о многом
150 О. Дмитриева
СЕМЬ ПОРТРЕТОВ КОРОЛЕВЫ
Ы
О
И
га
О
ю
о

ЗНАНИЕ-
СИЛА8/95
Ежемесячный
виучно-мопулярный
■ научно-художественный
журнал дня молодежи
№ 8(818)
Издается с 1926 год»
Зарегистрирован 23.01.1995 года
Регистрационный № 013253
Журнал издается под эгидой
Международной ассоцчации «Знание»
Главный редактор
Г. А. Зеленко
Редакция:
И. Бейненсон
Г. Бельская
B. Брель
И. Вирко
(зам. главного редактора)
C. Глейзер
М. Курячая
Ю. Лексин
A. Леонович
И. Прусс
И. Розовская
И. Умнова
Н. Федотова
Г. Шевелева
B. Янкулин
(зам. главного редактора)
Заведующая редакцией
А. Гришаева
Художественный редактор
Л. Розанова
Оформление
Ю. Столповской
Корректор
И. Любавина
Технический редактор
О. Савенкова
Сдано в набор 31.05.95. Подписано к печати
17.07.95. Формат 70x100 1/16. Офсетная печать.
Печ. л. 10,0 Усл. печ. л. 13,0 Уч.-иэд, л. 16,31. Усл.
гр.-отт. 52,00. Тирах 16800 экз. Эак. 604
Адрес редакции: 113114, Москва, Кожевническая
ул., 19. строение 6. Тел. 235-89-35.
Ордена Трудового Красного Знамени Чеховский
полиграфический комбинат Комитета Российской
Федерации по печати 142300, г. Чехов Московской
области
Тел. (272) 71-336
Факс (272) 62-536
Ценя свободная
Индекс 70332
Из общего тиража журнала 11,5 тысяч
экземпляров производятся по заказу института
«Открытое общество», который ежемесячно
направляэт их в библиотеки России и ряда
стран СНГ.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Снова —
о канцерогенах
Уважаемая редакция!
Нас заинтересовала заметка
«Оправдание канцерогена» («Знание —
сила», 1995, № 1, с. 17),
рассказывающая о гипотезе Ю. Н. Корысто-
ва. В принципе мы уже давно
подошли к схожей идее — что-то здесь не
совсем так с этими несчастными
канцерогенами.
В основе нашего заключения
лежат две позиции. Во-первых, можно
спорить о непосредственной причине
(этиологии) рака (вирус, мутация,
вируомутация и т. д.)> но на данном
этапе следует принять постулат, что
рак тогда становится раком, когда
это ему позволяет иммунная система
организма. Иначе говоря, раковая
болезнь есть результат ненормальной
функции иммунной системы.
Во-вторых,— и это касается самих
канцерогенов,— все они представляют
собой более или менее мощные нмму-
нодепрессанты: они подавляют
различные функции иммунной системы,
в том числе и ту, которая отвечает за
«нерост» опухоли как таковой в
организме.
Об этом четко свидетельствуют
результаты исследовании в различных
лабораториях, в том числе и в
подразделениях нашего Института
клинической иммунологии СО РАМН.
Суть их можно свести к следующему:
уже однократное введение
канцерогена в дозе, приводящей впоследствии
к появлению и развитию опухоли,
обусловливает значительное
ослабление функций иммунной системы по
самым различным показателям.
Многочисленные литературные данные
однозначно свидетельствуют, что там,
где иммунная система подавлена,
частота появления рака возрастает на
несколько порядков. Необходимо
просто вдуматься в это слово
«несколько».
Итак, просматривается следующая
цепочка событий в проблеме
канцерогенного эффекта канцерогена:
канцероген — снижение функций
иммунной системы — опухолевый рост.
Мне кажется, что такую цепочку
следует учитывать при погружении в
,

Рисунок К. Ивановой
проблему канцерогенов и опухолей.
Однако хотелось бы затронуть еще
один неожиданный аспект этого
феномена. Особенно он касается
канцерогенных веществ природного
происхождения, с которыми животный мир,
включая, естественно, человека,
сталкивается в процессе своего
жизненного цикла. Так ли уж они вредны
для организма? Ведь очень многие
токсические вещества в небольших
дозах оказывают благоприятный
эффект на организм и используются в
качестве лечебных препаратов.
Почему же это не может относиться к
канцерогенам? В организме есть
система, метаболнзирующая эти
соединения. Для чего она создана
эволюцией? Только ли чтобы обезвредить
последние? Если учесть, что в
организме все взаимосвязано, то «работа»
метаболизирующей системы не
может не сказаться на других гоме-
статических системах и прежде всего
иммунной.
А нельзя ли предположить, что,
создавая систему метаболизма
потенциальных канцерогенов, эволюция
заодно решила и другую проблему,
используя эти вещества в качестве,
если хотите, регуляторов иммунной
системы (возможно, и других). Цель
может быть такая: повышается
концентрация вредного вещества —
возникает необходимость опережающей
стимуляции иммунной системы для
последующей борьбы с опухолью.
Возможно, это и делают сами
канцерогены?
У нас имеются экспериментальные
результаты, свидетельствующие о
стимулирующем эффекте отдельных
канцерогенов на активность генов осо-
"бых веществ (интерлейкинов) в
клетках самой иммунной системы. Ин-
терлейкины служат мощнейшими
регуляторными факторами
естественного происхождения,
стимулирующими функции системы иммунитета.
Данные имеются, проблема
существует, надо продолжать работать. •
В, А. Козлову
академик ЛЕН РФ
I
3

ВО ВСЕМ МИРЕ
Защитить оэон
По мнению А. Ванга,
физика из
Калифорнийского университета (США),
озонный слой на нашей
планете мамою защитить с
помощью радиоволн,
образующих на высоте
пятидесяти — восьмидесяти
километров слой из
активных свободных электронов.
Слой будет питаться от
земной поверхности ра-
диоволноеой энергией.
Свободные алектрсны,
соединяясь с нейтральными
атомами хлора — а он
является раэруиигелем
озона,— образуют хлорные
ионы, которые не
оказывают на озон никакого
влияния.
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
>«•■•■■■
•••■•
Компьютерные
фотографии
Теперь с помощью
принтера можно получать
самые настоящие фотогра-
0>ut Настоящие по
качеству: глянцевая бумага, круп-
ный формат, свыше
восемнадцати миллионов
градаций цвета,
сохранены мельчайшие детали
изображения. Только
делаются снимки не
студийными фотоаппаратами, а
цифровыми ПЗС-камера-
ми, записывающими на
дискеты массивы данных.
Первые опыты подобной
передачи изображения
относятся к началу восьми-
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
десятых годов. Впрочем,
тогда японским
исследователям пользовавшимся
цветным матричным
принтером с игольчатой
головкой, с большим трупом
удалось воспроизвести
колорит плоской японской
гравюры. Теперь Jffi, применив
цифровые полутоновые
принтеры, специалисты
достигли максимально воэ-
МОЯ9ЮГО уровня
цветопередачи. Дальше повышать
качество печати пока что
технологически невыгодно.
В принтерах фирмы
«Кодак» компьютерные фото-
графии размером 21 на 28
сантиметров выполняются
за три с половиной
минуты.
Пока подобные принтеры
используются лишь
крупными фирмами, а также в
художественных
промыслах. Их появлению в быту
мешает прежде всего цена:
в среднем они стоят
двадцать тысяч марок.
Всего
десять минут
Немецкие ученые из
Института Фраунхофера в
Мюнхене и Регенсбургско-
го университета
разработали новый тест на
наличие вируса
иммунодефицита.
Биосенсор состоит из
кварцевого резонатора с
нанесенным на него
антигеном. Когда на кварце
начинают накапливаться
вирусные антитела,
появляющиеся в организме
вскоре после заражения,
масса кварца и частота его
колебаний меняются.
Осциллятор свидетельствует
об этом изменении. Увы,
пациент инфицирован.
Если при обычных тестах
на иммунодэфициг
результата надо сдать в течение
многих часов, то здесь все
ясно ухе через десять
минут, поэтому таким
прибором очень удобно
пользоваться при массовом
обследовании. Второе: если
в обычных тестах антиген
можно использовать лишь
один раз, то здесь — до
тех пор, пока не будет
получен положительный
результат.
О
о
о
о
о
о
о
о
о
б
а
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
Изобретатели
предполагают, что в ближайшие два
года прибор появится на
рынке.
Нужно ли
здороваться за руку?
Врачи из университета в
амэржанском штате Вивд-
жиния установили, что
основная причина
распространения простудных
вирусных заболеваний —
рукопожатие. Были
проведены наблюдения над
двумя группами людей. В
помещение, где они
находились, впрыснули вирусы.
Из группы, где
рукопожатия были запрещены,
никто не заболел. В другой
группе, состоящей из
пятнадцати человек,
рукопожатия были разрешены, и
там заболели одиннадцать
человек. Выходит, прямой
физический контакт более
опасен, чем просто
находиться в компании с
чихающими и кашляющими.
При чем туг
мушкетеры?
В научной статье о
жизни актиний,
опубликованной американским
биологом Лиэбет Френсис в
журнале биологический бюп-
летень», упоминается и
роман «Три мушкетера».
Исследователь отметила у
актиний свойство,
названное ею «эффектом трех
мушкетеров»,— организмы
заключают союз и
защищаются от общих врагов
«спина к спине*, точно так,
как сражались
прославленные мушкетеры
Александра Дюма, Таким образом
они экономят свои силы.
Враги актиний —
организмы того укв вида,
стремящиеся занять уютные
местечки на прибрежных
скалах

Как отдельного человека нельзя
понимать, не зная его окружающих и
их взаимные отношения, так и
народы или страны могут быть сколько-
либо полно понимаемы только в связи
их с другими странами и народами...
Д. И. Менделеев
Н i
Эти слова вновь звучат актуально. При наличии
стольких домашних проблем мы горячо спорим и о
месте России в мире, о ее внешней политике. Да и
зыбка грань между внутренней и внешней политикой,
как порой зыбко, условно понятие «зарубежье».
Мы переживаем бум геополитики, которую все
советские словари называли реакционной лженаукой
агрессивных империалистов. Спору нет, она зависит от типа
государства, от его идеологии. Но как умение применять
географические данные для выработки стратегии
(определение К. Хаусхофера) нужно разным странам, тем
более сверхдержавам! Так что практической
геополитики у СССР просто не могло не быть! Но без теории и
дискуссий. Этой дисциплине на стыке географии с
политологией повезло еще меньше, чем генетике и
кибернетике, которые реабилитировали раньше. И
среди наук общественных ее судьба незавидна. Даже
конкретная социология, задавленная «единственно верным»
учением, с шестидесятых годов все же развивалась, что
позволило потом создать целую сеть социологических
служб. А еще в восьмидесятых вдова моего покойного
учителя, профессора МГУ, предложила одному
научному журналу его рукопись на тему о географическом
положении СССР. Ее отвергли, найдя, что она «с
геополитическим душком» и что публикация журналу
повредит.
Отсюда и нынешние крайности. Одни шарахаются от
геополитики как от заведомо шовинистической и
циничной линии в политике и мышлении. Другие,
напротив, хватаются за нее, как за рычаг, якобы способный
повернуть мир в нужную им сторону. Из старых
сундуков извлекается множество идей и лозунгов,
происхождение и суть которых порой очень мало известны.
Предлагаемый схематичный исторический обзор,
надеюсь, поможет сориентироваться в главных вехах, в
фактах и во мнениях. Для этого все же потребуются
некоторые исходные рамки и координаты.
Во-первых, всегда важны размеры страны и ее
положение на геополитических осях, каковы (по наиболее
частому употреблению): суша — море, восток — запад,
север — юг, центр — периферия. Во-вторых, важны
глубоко укоренившиеся представления: о силе и
слабости нации, о ее друзьях и врагах, о плюсах и минусах
общения с внешним миром.
В современной западной геополитике совокупность
таких массовых представлений получила название
геополитических кодов страны, ее лидеров и населения;
они могут совпадать или не совпадать. И
геополитическое положение, и геополитические коды меняются в
ходе истории, что и будет показано. С опорой, по

Русское государспю
на разных исторических этапах
1050
в

возможности, на общеизвестные, а
не на экзотические факты нашей
истории и географии.
Or моря до моря:
старая русская геополитика
Из яаряг в греки
Геополитическое положение
Киевской Руси на речном пути с
Балтики в Черное море (из нового на ту
1 — плотность населения (число
человек та 1 квадратный километр); 2 —
географический центр населения России; 3
— центр территории (поверхности)
России; 4 — соседние государства; 5 —
соседние племена и народы
На картах видно, как менялся
круг ближайших соседей России в
целом в сторону расширения.
Однако в период ордынского
владычества и после него (до XVII века
включительно) этот состав
оставался менее разнообразным, чем в
эпоху Киевской Руси.
Видна и внутренняя
асимметрия, сохраненная в ходе сдвига на
восток, куда перемещались оба
географических центра —
поверхности и населения, но первый ушел
далеко вперед. В начале XX века
Д. //. Менделеев надеялся, что центр
населенности будет «двигаться в
сторону благодатного юга и
обильного землей востока*. Так и
случилось с общесоюзным центром,
вышедшим к 1989 году на реку Урал в
Казахстане, то есть к рубеоку
Азии. Однако его дрейф все больше
зависел от сельского населения
Средней Азии. Центр территории
РФ находится на юге Эвенкийского
округа, а демоцентр — в
Башкирии, к югу от Уфы, то есть на
2500 километров западнее. За сто
лет он сместился на 600
километров к востоку и лишь недавно чуть
сдал назад. Сперва рядом с ним
двигался центр сельского населения
крестьянской России, а затем
отклонился на юг. Уже в тридцатые
годы его обогнал центр расселения
горожан. Самый сильный рывок он
сделал к 1959 году и с тех пор
кружит на одном месте близ Уфы.
пору европейского Средиземноморья
в старое) говорит само за себя.
Новгород и Киев росли как торговые
стоянки на этом пути. То есть с
самого начала страна опиралась на
два морских берега, но
контролировала не столько их, сколько
транзитные коммуникации. Первых
князей она взяла от варягов. Кто бы они
ни были этнически, но по зову
легендарного новгородца Гостомысла
явились с Балтики. А веру — от
греков. Это спустя века пошли
споры: ах, зачем выбрали восточный,
византийский образец? Но тогда
геополитическое положение было за
греков, за Крым и за Босфор. Они
ближе, понятней Рима, это они дали
славянам алфавит.
Такой выбор еще не мешал
общению христиан и династическим
бракам с Западом, очень важным для
феодального геополитического кода.
Франсуа Миттеран мог сказать в 1989
году в Киеве, что то был подлинно
общеевропейский дом. Русь, его
восточный фасад, имела к концу X
века миллион квадратных
километров и три — пять миллионов
жителей. Из четырех десятков внешних
объектов великокняжеской
политики треть составляли временно
суверенные русские земли, треть —
европейские монархии и треть —
полудикие союзы племен. Западные
границы были стабильными, колонизация
продвигалась на северо-восток,
степных кочевников удавалось
сдерживать.
Однако уже существовал западно-
восточный градиент освоения и
экономического развития Северной
Евразии, который давно привлек
внимание корифеев русской и западной
географии — от П. П. Семенова-
Тян-Шанского до А. Геттнера.
Правда, шведы называли Русь Гардари-
кой, страной городов. По многим
данным, эти торговые города были
больше европейских. Но для раннего
средневековья важнее интенсивность
земледелия. А она, как и плотность
жителей, в три — шесть раз уступала
западной. Классики нашей истории
отмечали слабую связь Рюриковичей
с землей. Киевский стол переходил
не от отца к сыну, а по старшинству
в роде, вызывая перемещения по
всей цепи наследования. Какая
надобность была князю Новгорода-Се-
верского заботиться о своей волости,

f
I
II
писал С. М. Соловьев, когда он знал,
что по смерти дяди своего перейдет
в Чернигов и прежнюю волость
должен будет уступить двоюродному
брату? Но и в Чернигове долго не
останется, умрет князем киевским, а
сына своего оставит в Турове, на
Волыни или в Новгороде Великом.
И дружина для князя важнее земли:
с ней он собирал дань, не заботясь о
продуктивности угодий. Поэтому
закрепление вотчин съездом 1097 года
в Любече и феодальное дробление
были экономически плодотворными.
Но политически Русь была уже не
та. Тут и заговорил ее исподволь
вызревавший народный
геополитический код, который трудно выудить
из первых летописей. В XII веке
«Слово о полку Игореве» позвало к
сплочению погрязших в усобицах (по-
нынешнему — в сепаратизме) князей
и земель для отпора внешним ордам.
Есть в знаменитом эпосе и
общехристианский код, мобилизующий на
борьбу с язычниками (погаными).
Подобно Южной Европе, Русь давно
имела под боком еще и очаг ислама
в виде Волжской Болгарии, но не
ведала его грядущей роли.
Меж двух враждебных рас
Страшный удар монголов вызвал
геополитическую катастрофу,
отголоски которой — и какие! —
слышны до сих пор. Будущие Белоруссию
и Украину спасла-захватила Литва.
Восточные славяне преобладали в
ней численно и в культурном
отношении, их активную католизацию
начала уже в XVI веке
польско-литовская Речь Посполитая. Будущую
Великороссию отрезал от Европы
первый в истории Балто-ПонтиЙ-
ский барьер, хотя Новгород и Псков
стали «ассоциированными членами»
немецкой Ганзы. В отличие от
западных городов-республик,
буржуазных островков на феодальном фоне,
они владели обширными землями и
жили их сырьевыми ресурсами.
Центральная Россия, восточный
край Европы, сделалась западной
окраиной Азии. Соседей у нее мало
— Орда да Литва, Новгород да
Рязань. Уже Ярослав II Владимирский
и его сын Александр Невский в XIII
веке круто меняют внешнюю
политику, предпочтя западной
ориентации восточную. Европа не защитила
от монголов, но ее натиску на
Восточную Русь сумели противостоять.
А с Ордой двести — триста лет
выжидали, демонстрируя лояльность и
раболепие, откупаясь и предавая.
Князь, чуравшийся азиатской
дипломатии, погибал где-нибудь в далеком
Каракоруме или лишался ханского
ярлыка.
Отсюда восточно-авторитарная,
коварная и тайная московская
политика — антипод вечевой новгородской
гласности. С помощью Орды Москва
собрала (прибрала к рукам) Русь, а
там и ослабевшую Орду. Почему
именно она? Гордые старые столицы
поначалу презирали столь подлый
путь. Плюс положение центра
тогдашних русских земель и
оптимальная геополитика: северяне (Тверь)
слишком рано пытались сбросить иго,
а южан (Рязань) долго сковывал страх
перед Ордой.
Итак, XIII—XIV века — не просто
глухой провал между Киевской и
Московской Русью, а целая
поворотная эпоха «выпадения» из Европы в
Азию, приоткрывшуюся до самого
Китая. Смена геополитического кода
назревала и раньше с упадком Под-
непровья и возвышением
Владимира, Оки и Волги. Внезапный крах
прежней Руси сделал ее неизбежной.
С той поры геополитический код у
нас вечно раздвоен: тянемся в
Европу, а прирастаем Азией, но и там мы
чужие. То замыкаемся в себе, то обе
двери нараспашку...
Третий Рим
В конце XV века у нового
централизованного государства появилась
своя геополитическая доктрина. Иван
III, женатый на племяннице
последнего императора Византии, соединил
на гербе московского святого
Георгия-Езде ца с битым турками
константинопольским двуглавым орлом.
В послании к его сыну Василию,
покончившему с удельной системой,
псковский монах Филофей дал
девиз: «Москва есть третий Рим (два
Рима пали, третий стоит, а
четвертому не бывать)».
Проанализируем эту формулу. Ясно,
что идея великой империи
предложена в ней как бы на вырост. Россия
(Московия) еще не многоязыка. У
нее эйфория от возрождения в
качестве национального государства, от
приглашений в клуб европейских
монархов, где неофита учтиво допра-
8

шивают о родне и имении. Вот и
заказ на цезарскую атрибутику, на
новое величественное искусство
(итальянские архитекторы в Кремле
и тому подобное). Еще важнее идея
религиозная. Московия была
единственной православной державой, уже
одним этим чуждой Западу. Она сама
это подтвердила, отвергнув в 1439—
1440 годах Флорентийскую унию
христианских церквей, затеянную
отчасти против ислама, отчасти в пользу
папства.
Конфессионально-дипломатическую проблему, по общему^не-
нию, блестяще решил русский посол
митрополит Исидор, защитивший
суверенитет православия. Позже эта
проблема вновь встала перед
Российской империей, когда она
включила униатское население Украины
и Белоруссии.
Любопытна хронология
установления дипломатических отношений в
XV веке сперва с ближайшими и
агрессивными соседями (первым было
Крымское ханство), а потом с
дальними и неопасными (папский
престол в Риме, Дания, Венгрия,
Венеция). Еще в середине XVII века
состав повытьев (отделов) Посольского
приказа выглядел как-то странно.
Первое повытье отвечало за Персию,
Данию, Голландию, а четвертое — за
Литву и Турцию. Дело в том, что
одно вело дела с давними друзьями,
а другое — с «вечными врагами».
Отсюда разные стили оформления
документов и тому подобное. Иначе
говоря, структура ведомства
следовала не нейтрально-географическому
принципу, а геополитическому коду.
Великие территориальные
приобретения России по времени почти
совпали с колониальными захватами
западных европейцев. В XVI веке
взятие Казани, Астрахани и
покорение Сибири расширили страну в
пять раз, до четырнадцати
миллионов квадратных километров.
Население выросло вдвое, до шести-семи
миллионов (за Уралом до двухсот
тысяч). Но даже европейская Россия
в десять раз уступала по
плотности жителей Германии и в двадцать
раз — Франции. Значение этого
факта видно из следующего примера.
Служивших на новых границах
воевод и «детей боярских» наделяли
окрестной плодородной землей. К
ним потянулись толпы
полусвободных крестьян. Отток на окраины не
был вызван аграрным
перенаселением ядра страны. На его обезлюдение
власти ответили прикреплением
крестьян к земле, а крестьяне —
великой смутой и чередой бунтов, но
Юрьева дня они не вернули. По
словам П. П. Семенова-Тян-Шан-
ского (статья «Значение России в
колонизационном движении
европейских народов», 1892), русские
земледельцы за преждевременное
стремление к колонизации поплатились своей
свободой. Между прочим, обширные
колонии задержали и развитие
Испании.
Говорят, византийский орел затем
и двуглав, чтобы смотреть в обе
стороны света. Однако, быстро заняв
место Золотой Орды на востоке, мы
не преуспели на западе. Черное море
заперли турки, Балтику шведы.
Ливонская война только
спровоцировала объединение Литвы с
Польшей, укрепившее Балто-Понтийский
барьер. Новая речная ось — Волга —
восточнее днепровской и ведет в
замкнутый Каспий. На севере есть
Архангельск, но проложенный
англичанами морской путь к нему
долог и труден. А Тихий океан был
тогда не в счет.
Рим без морей — вот
геополитический итог XVII века. Он тревожил
двор, куда вернулось знание
иностранных языков и материальной
культуры. Но как быть с самоизоляторс-
ким геополитическим кодом, общим
для большинства бояр, духовенства и
народа? Боялись мусульман, боялись
и католиков, особенно после
польской интервенции. Западное
влияние, писал В. О. Ключевский,
принимали по каплям, морщась при
каждом приеме и подозрительно следя
за его действием, особенно
действием религиозно-нравственным. В идее
третьего Рима оказалось много
величавости и мало динамизма.
Окно в Европу
и последствия сквозняков
Петр Великий попросту взломал
устаревший геополитический код. И
XVIII век, век Петра и Екатерины,
дал стране новое геополитическое
положение: выход к обоим морям
Киевской Руси с прорывом Балто-
Понтийского вала. Один за другим
сорваны замки соседних империй —
шведской на Балтике, польско-ли-
товской в центре вала, между моря-
Ъ
9

I1
si
51
4
I
II1
ми, и Османской на Черном море.
Основаны два новых порта, два
блестящих окна в Европу — Петербург и
Одесса. Площадь страны составила
семнадцать миллионов квадратных
километров (1795 год без Польши и
Финляндии), население опять
удвоилось (37,5 миллиона человек) за
счет аннексии давно обжитых
западных земель.
Европеизация стала основной
геополитической и внутриполитической
доктриной. Ворвавшись в большую
европейскую геополитику, Россия
пробовала разные рецепты. Дружила
то с соседями, то, по схеме
наполеоновского министра Талейрана,
«через соседа» (например, то с Австрией,
то с Францией). Взаимные симпатии
Голландии и петровской России
усиливала их общая борьба против
Швеции, стремившейся замкнуть на
Балтике свое имперское кольцо.
Как принял нас Запад в целом?
Известный историк культуры Освальд
Шпенглер однажды заметил, что само
слово «Европа» возродилось (после
некоторого забвения) в лексике ее
политиков, когда Петр обновил
Россию по образцу не одной страны, а
европейской цивилизации в целом.
Однако причастность к этой
цивилизации постоянно под сомнением, а
страх перед нашей мощью усиливает
реакцию отторжения. Христиане
Балкан и Кавказа встречают русских как
спасителей, в других местах их
называют варварами и жандармами.
Постоянно враждебной на юге остается
Турция.
Сквозняка из прорубленных в
Европу форточек опасались обе
стороны. Российское общество,
неравномерно реформируемое в разных
слоях, в столицах и провинции, дало
новые трещины: к бунтам и
церковному расколу добавились интриги
немецкой и русской партий, а затем
конфликт западников и
славянофилов. Геополитические течения XIX
века связаны именно с этим
брожением умов. Западники видят
пропасть между внешними и
внутренними успехами. Их идея-фикс —
одолеть культурную отсталость,
крепостничество. Любым путем: вспомним
отчаянный призыв Чаадаева перейти
в католицизм. Славянофилы
лишены этого комплекса, ближе к
официальному оптимизму властей: зачем
гнаться за Европой, мы и так лучше
нее. Им не хватало повода, общего
антирусского выступления со
стороны Запада.
Повод дало поражение в
Крымской войне 1853—1856 годов от
мощной коалиции европейских держав,
неожиданно вставших на сторону
Турции. В ответ родилась концепция
панславизма. Н. Я. Данилевский в
книге «Россия и Европа» (1869)
задолго до Шпеншера сулил закат Европе
и расцвет обособленной славянской
цивилизации. Славянофильство
клонилось к русофильству, к синтезу
идей третьего Рима и власти на
морях. Поэт и дипломат Ф. И. Тютчев
считал нашими заветными
столицами Москву, Царырад и Рим.
Последнее, пожалуй, лишь дань
традиционной аналогии. А у ворот Стамбула-
Царырада русские войска стояли не
раз. С мечтой о нем и о проливах
царизм вступил в роковую для него
первую мировую.
Итак, к середине XIX столетия
мощный импульс петровского
геополитического кода наивной русской
евромании подвергается эрозии с двух
концов. Крым показал правоту
западников насчет внешних амбиций и
внутренней амуниции и вызвал
реформы 1860-х годов (они вязли в
общем разочаровании и озлоблении,
но это особая тема). Панслависты
чутко уловили пределы натиска на
запад, ускорив поворот на юг (но
«последний бросок» тоже не
состоялся). И не надо упрощать.
Западники верили в прогресс, а их лидер
Герцен сказал, что история никуда
не идет. Славянофилы же подобны
нигилистам, многое строят на
отрицании. Для них Россия — прежде
всего не Европа. А там и неважно,
даже не нужно выяснять, что она
такое. «Умом Россию не понять...»
Впрочем, для эпохи типичны
попытки осмыслить судьбу России, в
том числе геополитически. Яростная
борьба идей не сводится к раскладу
военно-политических интересов и
разъедает ядро молодого гражданского
общества. А его новый
геополитический код, успевший стать
традиционным (теперь он мешает
отлепиться от Европы), опять впечатан
так крепко, что по инерции
держится еще очень долго.
10

Что такое историческая Россия
/ — «максимальная» историческая Россия — все территории, когда-либо
побывавшие под управлением России (СССР); 2 — «минимальная»
историческая Россия (тысячелетнее ядро) — территория, дольше всего пребывавшая
под русским управлением, централизованным либо местным; 3 —
современная граница Российской Федерации
Как видим, разница между размерами России в пределах ее
исторического ядра (хартланда, сердцевины) и в максимальных границах
огромна. Площадь ядра составляет немногим больше полумиллиона
квадратных километров, а его современное население — примерно 35
миллионов человек. По обоим параметрам этот ареал похож на такую
европейскую страну, как Испания. Максимальная историческая
территория достигает 24,5 миллиона квадратных километров, то есть она
почти в пятьдесят раз обширнее. Это не уникальный случай (сильнейшие
территориальные пульсации переживали очень многие державы), но один
из самых примечательных. Ярко выраженный северо-западный
эксцентриситет ядра выдает все ту же асимметрию пространственного
развития страны и ее европейское происхождение.
11

От панславизма
к русскому евразийству
К концу XIX века выдыхается
панславизм — с ним не вяжутся хотя бы
польские восстания. Сознавая свое
положение «между молотом Европы
и наковальней Азии», Россия
начинает его использовать. В Среднюю
Азию (за хлопком) и к Тихому
океану тянут длиннейшие железные
дороги, новые оси страны, хотят
продолжить их через Иран к
Персидскому заливу и в глубь Китая, делят там
сферы влияния с Британией. В
эпоху «русского железнодорожного
империализма», ею выражению одного
западного автора, возникают
контуры евразийской концепции России
как самобытного мира. Не Европы и
не Азии (собственно русская идея)
либо моста между ними, «великого
Востоко-Запада» (вариант Н. А.
Бердяева, вселенски объединительный).
Пионерами евразийства принято
считать эмигрантов 1920-х —
Савицкого, Трубецкого, Флоровского,
Карсавина. Для них и революция — знак
особого пути России, многие
смирились с ней и с большевизмом. Но
рождалось это течение дома, на
подъеме русского империализма и
классической географии, которой
Соседи России и СССР
/ : *». и».

очень много в евразийстве.
Сухопутной и монолитной России, «океану
суши», в отличие от морских
империй не везло р эксклавами —
Грузией, связь с которой долго
держалась на одной нитке, Аляской, Порт-
Артуром, Сахалином. Сильный
толчок евразийскому мышлению дала
неудачная русско-японская война
(как панславизму — Крымская).
Особо следует сказать о работе
В. П. Семенова-Тян-Шанского, сына
П. П. Семенова, «О могущественном
территориальном владении
применительно к России» (Петроград, 1915).
Это он выделил три типа империй:
кольцеобразные на средиземноморь-
ях (Греция, Рим, Швеция на
Балтике), клочкообразные (Испанская,
Британская и другие) и
трансконтинентальные «от моря до моря»
(державы Македонского и Чингисхана, в
новое время — США и Россия). Для
последних он считал опасной
асимметрию колонизации при сильных
сухопутных соседях, особенно
«крупнейших государствах желтой расы»; в
этом смысле положение у США
лучше, чем у России. А выход видел в
ускоренном развитии «русской
Евразии» — срединного региона между
Волгой и Енисеем. Сдвиг на восток
/ — современная Россия; 2 — страны-
соседи первого порядка из числа бывших
союзных республик; 3 — то же, соседи второго
порядка (то есть соседи наших соседей);
4 — соседи первого порядка, общие для
России и СССР; 5 — то же, соседи
второго порядка; 6 — соседи СССР
второго порядка, пе отнесенные к числу соседей
России из-за разделенности более чем
одной страной или слишком большим
физическим расстоянием; 7 — морские соседи
России и СССР; 8 — соседские
макрорегионы: Западный (Европейский),
Юго-Западный (Ближний и Средний Восток, включая
Закавказье и Среднюю Азию);
Юго-Восточный (Дальний Восток) в
Северо-Восточный (страны Американского
континента); 9 — линия равных морских
расстояний при плавании от Новороссийска и
от Находки; 10 — то же, при плавании
от Мурманска и от Петропавловска-Кам-
чатского
Россия, как и СССР, страна
многососедская. Только у Китая
первых соседей больше (15). Число
ближайших соседей на суше даже
увеличилось: их теперь восемь в
Европе и шесть в Азии. Всех
соседей обоих порядков — три
десятка, их общая площадь составляет
30 процентов всей площади суши и
38 процентов населения планеты.
В эти страны поступает более 85
процентов российского экспорта.
Числом жителей резко выделяется
Юго-Восточный соседский регион,
а экономически — Северо-восток и
Запад. На Европейский регион
приходится основная часть внешних
экономических и «человеческих*
связей России.
Российский МИД часто
обвиняют в разных перекосах. Иногда за
дело, но диспропорции объяснимы и
даже неизбежны. Было увлечение
дальним зарубежьем в ущерб
ближнему, раньше проходившему по
ведомствам домашних дел. Ныне
положение меняется, в СНГ заметна
тяга к реинтеграции, однако брать
на буксир банкротов и
отгораживаться от остального мира вряд ли
стоит. Сохраняется крен в
западную, европейскую сторону, хотя
демоэкономический потенциал у
наших восточных соседей теперь
побольше. Есть сдвиги и тут, но не
забудем о традициях, об
устойчивом геополитическом коде, ведь в
число европейских соседей России
входят Украина и Белоруссия.
13

I
il
9
I
i
вообще был популярнейшей темой.
Но ранние домашние евразийцы все
же подчеркивали главенство
европейской России. Позднее у
эмигрантов появился знак равенства: вся
Россия и есть Евразия, другой
(скажем, турецкой) не существует. Как
нет и Европы в России,
В чем-то Семенов близок к
классику английской геополитики
X. Маккиндеру, комиссару Антанты
на Украине в 1919 году, писавшему
об извечной якобы вражде евразиат-
ского хартланда (сердцевины) и ко-
устландов (побережий). Но в целом
он вполне оригинален, хотя очень
мало известен. Русский географ и не
знал, что он геополитик, этот
термин ввел в 1916 году швед Р. Чьел-
лен.
Подведем итог изменениям
геополитических кодов и
геополитического положения до 1917 года.
Во-первых, повторим; код инертнее
положения, он вечно отстает.
Петровская эпоха — не исключение, но
образец разрыва между
геополитическим кодом властителя и народа.
Бритье бород, постройка Петербурга
на крестьянских костях и века
спустя казались зряшним насилием. Во-
вторых, вопреки этому, наш код —
всегда идеальный прожект, и чем
идеалистичнее, тем почему-то
дороже. В-третьих, нормальная эволюция
геополитического кода и научной
геополитики была грубо прервана.
Недодуманность, недосказанность
видны даже у эмигрантов. И мы
изобретаем велосипеды, на которых
далеко не уедешь. То примерим
кафтан третьего Рима (больно тяжел), то
загоримся искрой славянского
братства (блеснет и погаснет), то
очаруемся просторным евразийством (а
что с ним делать, Бог весть).
Взгляд из амбразуры:
геополитика СССР
В осажденной крепости
После революции геополитику у
нас отрицали теоретически, но
применяли на практике. Любопытно,
например, что грузинские
меньшевики, ища защиты у Запада, и
большевики, перед тем как оккупировать
Грузию, ссылались на ее ключевое
стратегическое положение.
Современный биограф Сталина Р. Такер (1990)
назвал сталинскую статью 1920 года
в «Правде» о Грузии таким образцом
геополитического реализма, от
которого загорелись бы глаза у самого
доктора Хаусхофера — одиозного
теоретика немецкой геополитики.
Вообще-то русские марксисты,
сперва явные западники, верили в
мировую революцию. Но социализм
пришлось строить в одиночку.
Гражданская война," интервенция,
«санитарный кордон» лорда Керзона
(новый Балто-Понтийский вал) сгущали
атмосферу вражьего окружения. И
чувство избранности, советской
гордости. Мы ощущали себя центром
мира, чуждым лишь денежным
тузам. Полагались как бы два
геополитических кода — для капиталистов и
для трудящихся. Светловский
романтик воевал за черный передел в
Гренаде. Другой советский поэт
торжественно обещал: но мы еще дойдем до
Ганга, но мы еще умрем в боях, чтоб
от Японии до Англии сияла Родина
моя...
Двуликой была и внешняя
политика: через Коминтерн пытались
экспортировать революцию, а
дипломаты лавировали, добиваясь мира и
партнерства. Николай Бухарин и
позже советский географ Николай
Баранский признали, что для СССР
с самого начала важно было
положение между Европой с ее
пролетариатом и миллиардами угнетенного
населения Азии. Но
геополитическое положение страны быстро
менялось. В тридцатых годах нарастала
угроза войны на два фронта — с
Германией и Японией. Не страх ли
заставил строить заводы в глубине
страны, напасть на финнов в 1939
году, заключить пакт с нацистами?
Геополитические маневры помогли
вернуть многие старые земли на
западе. И Сталин возомнил себя
гениальным стратегом, перехитрившим
Гитлера...
Сверхдержава
Добытая страшной ценой победа
над Германией позволила создать
социалистический лагерь и сделала
СССР способным влиять на все
события в мире. Вновь настал черед
ближних и дальних стран бояться
нас. Однако в силу свойств
геополитического положения (иного, чем у
Штатов) наши главные внешние
заботы начинались тут же, за порогом.

Это косвенно признала доктрина жать свою государственность, он пред-
Брежнева, хотя в ней нет ни Восто- рекал две возможности: или в Рос-
ка, ни Запада, ни хартланда, ни ко- сии встанет национальная диктатура,
устландов, а только «два мира, которая крепкой рукой поведет ее к
две системы» и их борьба за мир единству, пресекая любой сепара-
третий. Но все три мира примыкали тизм, или начнется кошмар переден-
к границам Союза, образуя четкие жений, возвращений, отмщений, пог-
соседские регионы. Внешняя поли- ромов и так далее. Сейчас многие в
тика сразу же дифференцировалась России исходят из наличия второго
социально и географически, понево- варианта и мечтают о переходе к
ле делаясь геополитикой. первому.
Довоенный сугубо амбразурный Геополитика нынешних партий —
геополитический код сдался не ера- вопрос особый. Отметим одно: на-
зу. Но при Хрущеве режим контак- шим экстремистам в сущности не
тов с внешним миром и особенно с нужна Россия. «Патриотам» подавай
соцстранами смягчается. Классовый весь Союз, а лучше — Российскую
признак уже не экстерриториален, империю без остатка. Демократиче-
по нему зарубежье делится на свое в ские радикалы разделяют старый те-
доску, потенциально свое и заведомо зис Шарля Монтескье о том, что
чужое. Позднесоветский код велико- крупные державы органически не
державен как дореволюционный, но склонны к демократии. Так пусть и
он еще и многослоен, словно сердце Россия распадается вслед за Союзом?
Кощея Бессмертного: мы окружены Кризис обострил давние болез-
системой «защитных» оболочек, ни национального самосознания: ма-
В пятидесятых годах Запад пугал нию величия, манию преследования,
сплошной красный пояс Евразии а еще — манию преследующего, до-
между Эльбой и Меконгом. Это ли гоняющего. Последний синдром при-
не торжество системы от моря до влек особое внимание экономистов,
моря и теории натиска неприступно- Вот и Е. Гайдар называет русскую
го хартланда на коустланды? Да нет, цивилизацию вечно догоняющей,
впечатление мимолетно. Прежде — в В. Т. Рязанов из Петербурга находит,
наполеоновских и обеих мировых что циклы модернизации, диктуемой
войнах — Россия воевала на стороне отставанием от внешнего мира, пов-
морских держав. А потом ядерное торяются у нас через двадцать —
оружие и ракеты лишили неуязви- тридцать лет, но каждый раз некий
мости любую точку планеты. Да и рок прерывает их и приводит к отка-
союзники-сателлиты у СССР были ту, к контрреформе. Этот откат всег-
ненадежными. Что из того, что две да предваряет идея антагонизма Рое-
трети его границ приходились на сии и Запада как двух разных миров,
страны социализма? Мятежи в ГДР, Бывали и резкие переходы из край-
ЧССР, Венгрии, Польше, ссора с ности в крайность. В начале тридца-
Китаем, провал в Афганистане... тых Сталин твердил, что Россию все
Наконец все шеренги железного били за отсталость (называл и лаг
занавеса рухнули, как карточный отставания: пятьдесят — сто лет,
домик. Рухнул и Союз. Можно счи- который предлагал пробежать лет за
тать его империей или чем-то иным, десять, «иначе сомнут»). А перед вой-
Ведь если Кавказ, Средняя Азия по- ной он уже нажимал на славу рус-
хожи на классические колонии, то ского оружия и всего остального;
сибирская тайга, казахские степи — пропаганда довела эту тему до пре-
скорее на леса и прерии Америки, словутой России — родины слонов,
колониями не называемые. Можно Как писал Николай Бердяев, обрат-
считать распад закономерным. И все ной стороной русского смирения
же это крупная геополитическая ка- является необычайное русское са-
тастрофа. момнение...
Нельзя сказать, что никто ее не
геопоп.гикасег^ня -
дах писал, что расчлененная Россия Наверное, еще долго будут споры <*
(читай: СССР) станет язвой мира, о том, европейцы мы или азиаты, i
рассадником войн и смут. Отказывая великие или нет, нужные всем или |
народам Союза в способности удер- не нужные никому. Однако важнее
15

по возможности трезво оценить
сильные и слабые стороны нашего
геополитического положения, потери и
обретения.
Минусы. Вернувшись примерно к
границам XVII—XVIII веков, Россия
лишилась ряда портов, житниц,
курортных зон, стала еще более
северной и сухопутной страной. Усилилась
специализация на тяжелых сырьевых
и оборонных отраслях. Обременяют
внешние долги СССР, а его
должники в большинстве
неплатежеспособны. На месте «защитных» оболочек
возникли пояса конфликтов и омуты
инфляции. Россия разрывается
между желанием уберечься от них и
сохранить СНГ. Границы не
обустроены. Появился новый эксклав —
Калининградская область.
Происходит геополитическая переориентация
бывших окраин, где поговаривают об
опасных для нас блоках (балто-чер-
номорском, кавказском, пантюркс-
ком, исламском). Заботит
положение русскоязычных меньшинств,
беженцев из «горячих точек»,
выводимых и остающихся за границей войск.
Плюсы. У России лучшие ресурсы,
технологии, научные силы СССР.
«Глухие» границы на Кавказе и
Памире не страхуют от бед, а
открытые — с Белоруссией, Украиной,
Казахстаном — все же остаются
мирными. Антирусские движения и
блоки у наших границ будут ответом на
попытку имперского реванша со
стороны России, тогда ее ждет новая
изоляция. А пока грех жаловаться.
Мы сохранили выход ко всем морям
СССР и хотя бы по одному порту на
каждом (причем в пределах областей
и краев, а не «автономий» РФ),
контакты со всеми соседями из числа
развитых стран. Мы остаемся
уникальным транзитным коридором
через Евразию. Не надо быть
супердержавой, чтобы использовать выгоды
положения между Европой,
Америкой и Дальним Востоком, их
конкуренции на нашем рынке. Однако
нужно создать и укрепить этот
рынок, привлечь инвесторов.
Итак, Россия остается
обширнейшей трансконтинентальной державой
с мощным поясом стран-соседей и с
переходным, контактным
положением между Европой и Азией. Это
данности, от которых не уйти и
которые надо учитывать. Но ничего
фатального в них нет.
Когда я был студентом, нас пугали
географическим детерминизмом.
Было скорее любопытно: вдруг и
впрямь климат, гео положение так
давят на народы, что, как они не
бейся, все зря, и кто где был, тот там
и останется? Но тогда не объяснимо,
скажем, японское «чудо», к тому же
удачно тиражируемое Кореей,
Тайванем, самим Китаем. Потому, когда
я слышу теперь о геополитических
императивах, о том, что Россия уж
так расположена, что нечто этакое
должна и обязана, то
прислушиваюсь. Но сомневаюсь, ибо
геополитических аргументов мне
недостаточно. Так ли непременно должна,
зачем ей это нужно? Ведь положение
вариантно, оно чаще подсказывает,
чем заставляет. Да и геополитика, по
современным представлениям, может
быть агрессивной или мирной,
обслуживать изоляционизм либо
открытость, имперские либо
добровольные интеграции, союзы. Тут уже —
свобода воли, свобода нашего
выбора.
Накануне февральского съезда
солдатских матерей в Назрани одна из
них сказала в микрофон
корреспондента российского ТВ: «России
нужна территория, а не люди. Ее
политика как была, так и осталась
геополитикой». Многое видно в этих
словах. Что геополитика всегда была,
хотя семьдесят лет ее как бы не
было. И что в глазах многих россиян
она заведомо бесчеловечна. Только
мне кажется, чттакова гео- и
вообще политика тоталитарного,
имперского толка. Ей всегда мало
территории, а если живущие на ней люди не
нравятся империи или наоборот, то
их покорят, выселят, уничтожат.
Геополитика современной демократии
не вправе отделять землю от ее
обитателей. Если их желания сходятся с
интересами государства, союза, то
можно объединиться. Но с условием:
жить по общим законам и не бегать
назад. А на нет и суда нет.
Много заповедей наработано
веками политического опыта.
Первейшие из них: исходи из национальных
интересов, соразмерной цели и
средства, ставь выполнимые задачи,
думай о последствиях, не поддавайся
чувству мести. Об интересах и
задачах России спорят до хрипоты. Два
пункта, пожалуй, бесспорны. Задача-
минимум: сохранить страну, уберечь
16

ее от распада. Задача-максимум:
добиться процветания России, сделать
ее одним из центров мировой
системы. А сначала вернуть авторитет в
рамках бывшего Союза. Какими
средствами? Только не силовыми. Война
(гражданская или за теплые моря)
народной не станет, зато всех нас
разорит. Есть иные пути? Конечно.
Доказали же разгромленные
Германия и Япония, что реванш в
экономической сфере позволяет добиться
еще большего влияния, чем грубая
сила. Мы тоже проиграли войну,
пусть холодную, и должны извлечь
из этого уроки. Внутренний и
внешний мир входит в круг наших
национальных интересов. Кто-то скажет:
что за вопрос, это ясно любой
деревенской бабушке («лишь бы не было
войны»). Но, увы, геополитический
код многих наших политиков весьма
воинствен.
Геополитика имеет отношение ко
многим жгучим проблемам.
Особенно к тем, в которых тесно
переплелись внешняя и внутренняя
политика. Миграция в Россию из нового
зарубежья, флот в Крыму, охрана
границ СНГ в Таджикистане и
Закавказье, экономическое отдаление
Калининграда, Приморья,
Сахалина — это вопросы внешние или
внутренние? Готовых ответов нет, как
нет и готовых рецептов. Будем
искать их, используя весь арсенал
знаний и рычагов, в том числе
геополитических. •
Андрей ТРЕЙВИШ — выпускник
Московского университета, кандидат
географических наук. Основные интересы
лежат в сфере регионального развития.
Подробно занимался Московским
регионом, Дальним Востоком, странами
Восточной Европы. Автор более ста
печатных работ. В нашем журнале
выступает но в первый (и очень надеемся, не
в последний) раз.
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
ор
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
ОС
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
оо
ВО ВСЕМ МИРЕ
Так рождаются
нейтронные
звезды
Причиной таинственных
вспышек гамма-излучения
во Вселенной является
процесс превращения
белых карликов в
нейтронные звезды. Эту теорию
обнародовал профессор
Владимир Усов из
израильского Института имени
Вейцмана.
Вот его сценарий: белый
карлик, горячая и плотная
звезда, отбирает материю
8!
Рисунок Ю Сарафенова
у соседних небесных тел
до тех пор, пока не
достигнет критической массы и
не ослабеет. Появившаяся
вместо него нейтронная
звезда генерирует сильное
электрическое поле, в
котором возникает электрон-
но-поэитронная плазма.
Эта плазма излучается
звездой в пространство
почти со световой
скоростью, что
регистрируется спутниками как
гамма-излучение. Подобная
вспышка длится от одной
секунды до нескольких
минут.
Поскольку
интенсивность излучения очень
высока, его источником
считали раньше наш Млечный
Путь. Новейшие
наблюдения показывают, что им
могут быть и отдаленные
галактики.
17

<D
г 1
О

о
Самое поразительное, что это совсем молодые люди. И
очень эрудированные. И очень умные. И с чувством юмора у
них все в порядке... Но послушайте, что они говорят! И как!
А главное — о чем!
Рост кристаллов, миф о Нарциссе, колбаса, антропный
принцип — им все интересно. Экология? А как же без нее. И
пусть докладчик говорит о «распространенной компенсатори-
ке неопределенной идентичности и духовной маргинально-
сти». Они выслушают это не моргнув, да еще и вопрос
подкинут: «А как, мол, вы расцениваете, что экологистская
среда насыщена маргиналами и разного рода девиантами?»...
Человеку непривычному слушать подобное странно, а они
все это называют просто — «теоретическая биология».
Ну, хорошо — биология. Ладно, пусть теоретическая. В
конце концов, почему бы и нет? Но здесь же совсем не та
теоретическая биология. «А что значит «та»? — смеются они
в ответ.— Она уж больше двадцати лет «не та», а вы все не
привыкнете». И то верно — не привыкнем. И статьи их
публиковали, и о Семинаре рассказывали*, а ощущение
странности не проходит — даже не странности, а иностран-
ности. Смотрим вроде бы на одно и то же, а видим по-
разному; ну, точно, как иностранцы и аборигены. И язык их,
и способ мышления, и подход к объекту исследования совсем
иные, чем принято в традиционной науке.
Правда, если разобраться, по-другому и быть не может.
Они же сразу, еще на первых Школах, заявили, что
«теоретическая биология, ориентированная на выявление своеобразия
биологического познания как особой экспертной
деятельности, не может быть теорией, построенной по образцу
теоретической и математической физики».
Можно бы и отмахнуться от всех этих «инакостей» и
«странностей», да только не очень получается. Подкупает
даже не абсолютная бескорыстность поиска... Что-то очень
серьезное стоит за их мало пока вразумительными речами.
Что-то очень важное выкристаллизовывается на внешне
беспечных сборищах. Кто знает, может, они первыми ошугили
грандиозность надвигающегося знания, и это заставляет их
говорить на языке, понятном до поры лишь избранным. Не
так ли использовали герметический язык алхимики,
подготавливая рождение новой науки? Но каждая наука, как и каждая
истина, есть дочь своего времени. Какие истины предстоит
узнать нам в двадцать первом веке? Какой станет новая наука?
Им кажется, что они на пути к ответу. Возможно, так оно
и есть. Судить не нам. Все по своим местам расставит только
время. Мы же пока лишь представим своих героев.
Это участники Петербургского семинара по
биогерменевтике, до 1991 года — по теоретической биологии. Семинар
существует с 1972 года, и последние четырнадцать лет им
бессменно руководит кандидат филологических наук Сергей
Викторович Чебанов. Последняя Школа по теоретической
биологии, организованная Семинаром, проходила в стенах
нашей редакции. Анализировалась проблема «Средства
представления биологического смысла». Об этом — рассказ
впереди. А сегодня перед вами лишь несколько докладов (точнее,
кратких рефератов), обсуждавшихся на Школах последних
лет. Надеемся, что знакомство с ними даст представление о
том феномене, который его участники называют просто —
«теоретическая биология».
Марина КУРЯЧАЯ
* Биология — жизнь — культура. — -«Знание — сила», 1992, № 12.

В каком смысле
антропный принцип является антропным?
Метафизические
аспекты антропного принципа
<Похоже, что наша Вселенная
сработана под нас самих», — сделав в
ходе исследований столь
неожиданный дня себя вывод, физики назвали
его антропным принципом. «Се
человек, какой должна быть
Вселенная?» — резюмировал содержание
указанного принципа Дж. А. Уилер.
С легкой руки Б. Картера принято
различать «слабый» и «сильный»
аспекты антропного принципа.
Акцентируя зависимость свойств
микрообъектов от способов и самого факта
их наблюдения, слабый антропный
принцип подчеркивает, что облик
Вселенной определен в той степени,
в какой он фиксируется в акте
наблюдения. Акт наблюдения,
осуществляя катализ определенных
структурообразующих тенденций, снимает
Александр Гогин,
кандидат философских наук,
Государственный технический университет,
Санкт-Петербург
вырожденность Вселенной в
отношении интенций наблюдения.
Подобный акт вполне уместно, на
наш взгляд, назвать актом рефлексии
и обозначить латинским словом sapi-
entia (от sap — пробовать на вкус), а
наблюдателей соответственно sapi-
ens-ами. Вот так слабый
антропный принцип обнаружил себя в
прохладных объятиях новоевропейского
рационализма: «Cogito eigo mundus
talis est» — перефразирует Рене
Декарта Брандон Картер. Нелишне
вспомнить и несиловое
всеобъемлюще дальнодействующее общение лейб-
ницевых монад — вездесущих
невидимых наблюдателей, блуждающих в
магических лабиринтах тотального
созерцания. В этом королевстве живых
зеркал видимый мир, пожалуй, не

более, чем муха, увязшая в паутине
перекрестных взглядов...
Таким образом, слабый антроп-
ный принцип вводит представление
о том, что наличный облик
Вселенной определен в той степени, в
какой он является предметом
рефлексии со стороны
синхронизированного множества независимых
наблюдателей (иерархии sapiens-ов).
Так называемый сильный антроп-
ный принцип утверждает преднастро-
енность начальных условий
возникновения Вселенной и сочетания
значений мировых констант,
создающую условия для появления в ходе
эволюции Вселенной заповедных
космических зон (he zone) типа
биосферы Земли. В лоне этих зон, под
их покровом, в качестве продуктов
их жизненной активности возникает
и обитает царство существ, ведущих
специфически «земной» образ
жизни, — царство Homo (в широком
смысле этого слова, ср.: humus —
земля, почва; humilis — низкий,
мелкий, покорный, простой, скромный;
humo — погребать, хоронить). На
базе некоторых из них (так
называемых Homo sapiens) возможно
существование человека (ho anthropos).
Таким образом, можно заключить,
что антропный принцип
современной теоретической физики является
антропным лишь в том смысле, в
каком он усматривает влияние на
общий облик строения и параметры
эволюции Вселенной базовых
структур, представляющих собой
определенные ступени на пути к человеку.
Что же касается антропного
принципа в собственном смысле слова,
то есть принципа связи процесса
миротворения с сущностью человека
(ho anthropos), то его
«формулировки* более естественно искать в
текстах совсем иного рода, нежели
тексты теоретической физики (см.,
например, зачин Евангелия от
Иоанна).
h
Кристаплогенетический опыт как
квазиперсональное взаимодействие
Галина Руссо,
кандидат геолого-минералогических наук,
Санкт-Петербургский государственный университет
В естественных науках широко
известно явление
невоспроизводимости — получение различных
результатов в одних и тех же условиях
постановки опытов. Специфика
растущих кристаллов позволяет
наблюдать невоспроизводимость особенно
четко. Здесь возможны два случая.
Первый — когда отклоняющиеся
результаты появляются регулярно, и
это признак того, что исследуются
не целостные системы. Второй —
когда высокий разброс результатов
имеет место на начальных этапах
работы. Обычно принято считать,
будто это означает лишь, что не все
значимые для хода процесса
параметры стандартизированы. Однако
возможна и другая причина.
Началу изучения процесса в
окружающем пространстве предшествует
выбор модели. И второй случай
может объясняться тем, что таковая
просто отсутствует, существует
целый спектр возможностей ее выбора
(Р. Шелдрейк). Спектр этот
небезграничен, наличествует ряд
постоянных либо временных запретов на
реализацию некоторых
потенциальных форм, о причинах которых
можно пока лишь гадать. Так, попытки,
предпринимаемые во всем мире в
течение трех десятилетий для
выращивания монокристаллов триклин-
ного иодата калия (чрезвычайно эф-
20

фективных преобразователей
инфракрасного излучения в видимое), не
принесли успеха, хотя известны
монокристаллы других веществ,
обладающие аналогичными структурами
(но не свойствами).
Выбор из спектра возможностей
осуществляется исследователем
индивидуально — именно поэтому
разные ученые на начальных этапах
работы могут получать неидентичные
результаты. Процесс выбора
контролируется множеством различных
факторов, в том числе и в существенной
степени психологической типоспе-
цификой человека, выступающего в
качестве одного из партиципантов
эклога. Таким образом, в
формирование модели изучаемого процесса
исследователь вносит свой вклад, он
не только познает, но и творит
физическую картину мира, а вслед за
ней мир, в котором живет.
Современная естественнонаучная
картина мира является лишь одной
из возможных реализаций
целостного мира. Своим существованием эта
картина мира обязана
представителям вида Homo sapiens,
типологически прежде всего — рационалам-эк-
стравертам. Именно принадлежность
большинства исследователей к
«биологии- I» (С. В. Чебанов)
обусловливает наличие в естественных науках
причинно-следственных связей,
жестких закономерностей и законов
природы. Включение в
исследовательскую деятельность большего числа
представителей биологии других
уровней должно привести к
значительному усложнению естественнонаучной
картины мира.
Соотношение психического
и физиологического в активности человека
Активность человека традиционно
делится на два «типа» —
психическую (ощущение, восприятие,
рефлексия) и физиологическую
(изменение различных физиологических
констант, мышечные сокращения).
Эмпирически очевидно, что они тесно
связаны. Из физиологических
параметров наиболее точно изменениям
психического состояния соответствует
биоэлектрическая активность коры
головного мозга. Например,
известно изменение пиков энергии,
частоты колебаний биоэлектрической
активности в цикле «бодрствование —
сон».
В то же время существует ряд
психических феноменов, которым
трудно найти подходящее соответствие
среди физиологических процессов.
Можно в качестве основных назвать
ощущение единства восприятия и
чувство цельности «Я». Возможность
объяснения этих фактов в
физиологических терминах и составляет
основную часть психофизиологической
проблемы.
В физиологии высшей нервной
деятельности существуют достаточно
грубо соотносимые с этими фактами
представления о механизмах коорди-
Вянеслав Семенихин,
Санкт -Петербургский государственный
университет
нации целостной активности мозга.
Именно представления, поскольку
конкретные механизмы объединения
разрозненной нейрональной
активности в целостную деятельность
неизвестны. Предполагается, что
определенную роль в этих механизмах
играет фоновая биоэлектрическая
активность, наблюдаемая часто как
ритмическая.
Скорее всего она имеет
автогенерационную природу. В этом случае
замкнутость автоколебательного
процесса может создать адекватную
физиологическую систему, параметры
которой, с одной стороны, более
строго соотносимы с изменениями
психического состояния субъекта, а
с другой — отвечают
физиологическим потребностям организма.
Таким образом, п, и рассмотрении
соотношения психологических
процессов с физиологическими сквозь
призму соответствия активности
субъекта организму возможна ситуация,
когда психофизиологическая
проблема теряет свою остроту и
психические явления рассматриваются в
гармоническом единстве с
физиологическими процессами.
п
21

Деятельность сознания как детерминанта
облысения головы мужчины1
(Выдвижение гипотез)
Аркадий Сопиков,
кандидат психологических наук,
Санкт-Петербургский институт педагогического мастерства
У некоторых мужчин уже после
полового созревания на отдельных
участках головы2 возникает пореде-
ние волос вплоть до облысения. В
медицине существуют объяснения
этого явления соматическими
причинами; здесь выдвигается
предположение, что либо наряду с ними,
либо само по себе это явление может
детерминироваться деятельностью
ума-сознания3 большой
длительности и большой интенсивности.
Облысение у разных мужчин
начинается в разных местах. Границы
облысения резко очерчены и типологически
идентичны.
Гипотеза состоит в том, что
каждый тип деятельности ума-сознания
.

порождает определенную
конфигурацию собственного поля,
включающую выходы-протуберанцы в виде
рогов-фонтанов, которые «облучают»
волосяной покров в месте выхода-
протуберанца, «выжигая» его.
Типы рогов-фонтанов и типы их
комплектов хорошо
восстанавливаются по расположению и фигурам
традиционного оформления шлемов,
шляп, причесок и выбриваний, а
также по изображениям ауры на
картинах и иконах. В результате
проясняющего синопсиса типов
облысения и типов рогов-фонтанов удалось
выделить пять зон головы мужчины,
каждая из которых может облысеть
одна или вместе с какой-либо
другой.
— Залысины (высоко
дифференцированная инструментальная
деятельность ума-сознания).
— Передняя центральная
область — между возможными
залысинами (рефлексивная деятельность
ума-сознания больше, чем четыре-
пять рангов рефлексии).
— Область большого родничка
(информационная деятельность
ума-сознания).
— Макушечная область (нет
гипотезы).
— Теменная область
(приземленная парадионисийская деятельность
ума-сознания).
1 Тезисы части доклада «Биология покровов
человека».
2 Не рассматриваются области усов, бороды и
бакенбардов.
3 Неологизм в модусе понятия, границы ко*
торого предельно размыты и которое является
общим для понятий «сознание», «ум»,
«хитрость», «рефлексия».
Культурный статус колбасных изделий
Сергей ЧЕБАНОВ,
кандидат филологических наук,
Институт эволюционной биологии
и биохимии имени Сеченова РАН
Колбасные изделия — феномен
культур с мясной ориентацией
питания. В таких культурах регулярно
приходится решать задачу
переработки большого количества
скоропортящегося пищевого сырья. Любое
колбасное производство направлено
на то, чтобы произвести имитатив-
ную действительность — либо путем
увеличения срока хранения
(придания тому, что портится, свежего вида),
либо путем производства
эстетически привлекательного продукта из
низкосортных сортов мяса или
отходов раздела туши.
Такой имитативный статус
колбасного производства органичен для
рачительного ведения хозяйства в
условиях лимитированности ресурса.
Однако в этом таится и некоторое
искушение для людей культур,
ориентированных на имитацию
действительности.
Представляется очевидным, что оба
вида колбасного производства
изначально связаны с хозяйственной
деятельностью социальных низов.
Однако легко предположить, что при
определенном стечении обстоятельств
те или иные виды колбасных
изделий оказываются на столе у
привилегированных слоев общества. При
этом с ними происходит то, что
часто происходит с реалиями
низовой культуры, попавшими в
аристократическую культуру, — они теряют
свою исходную хозяйственную
детерминацию и становятся предметом
эстетизации (в данном случае
гурманства) и моды (сравним
превращение широкополых шляп пастухов в
дворянский аксессуар, холодного
оружия — в знак социального
положения, проникновение Хохломы в
городскую интеллигентскую среду).
23

С этого момента колбасные изде- вращаются из основного продукта
лия начинают существовать как са- питания в компонент закуски и так
мостоятельныЙ элемент пищевой далее.
культуры, оторвавшийся от своих хо- Изменение статуса колбасных из-
эяйственных, экономических и тех- делий происходит в массовом об-
нологических детерминантов. Так, ществе. На фоне ориентации на пот-
например, становится культурно до- ребление готовых продуктов, поку-
пустимым производить колбасные из- паемых в магазинах, и распро-
делия второго типа из высокосорт- странения закусочных быстрого
ного мяса, сверхтвердые сорта и про- обслуживания колбасные изделия
чее. приобретают широкое распростране-
При этом колбасы попадают в со- ние. Правда, культура их потребле-
вершенно новый контекст — такие ния как деликатесного продукта при-
высокорецептурные колбасные изде- этом распадается,
лия оказываются характерным эле- Выделенные три стадии существо-
ментом городской, а не сельской вания колбасных изделий характе-
куяьтуры. Будучи изначально ориен- ризуются и соответствующими осо-
тированы на имитацию высокока- бенностями ассортимента и соотно-
чественных продуктов, теперь они шения объемов производства разных
начинают рассматриваться в качест- их групп.
ве таковых, соответственно
перекочевывая из повседневного в
преимущественно праздничный рацион, пре- Олег БЕЛЯКОВ
Заметки на полях
Основное направление деятельности Семинара — попытка осознания
особенностей биологии как культурного явления, выявление специфики феномена
жизни.
На первом этапе своей работы участники Семинара пришли к выводу, что
теоретическая биология, ориентированная на выявление своеобразия
биологического познания как особой экспертной деятельности, не может быть теорией,
построенной по образцу теоретической и математической физики. Когда биолог
предстает как субъект, отчужденный от объекта познания, постижение живого
существа затруднено. Именно такая ситуация имеет место в точных науках. При
этом явно или неявно встает проблема представления и отчуждения своих
экспертных данных, поскольку современная культура почти не располагает
средствами говорения о живом без потери его специфики.
Осознание этой проблемы обусловило интерес Семинара к
культурологическим аспектам биологии, таким как связь между деятельностью биолога, его
личностью и культурным контекстом. Анализ биоморфных средств
представления знаний привел к создаюю концепции биоцентризма — культурной
установки, ориентированной на жизнь. В этом ее отличие от доминирующих в
современной европейской культуре ориентации на неживое (физикализма) и на человека
(антропоморфизма), игнорирующих жизнь в ее специфике. Большое внимание
на Семинаре уделяется обсуждению проблем биологической систематики как
одного из «островков» биоцентризма в нашей культуре.
Обсуждение феномена жизни как базисного понятия, выходящего за рамки
собственно биологической проблематики (что проявляется, например, в таких
словоупотреблениях, как «жизнь языков», «жизнь кристаллов» и так далее),
привело к формированию более широкой концепции — витацентризма. Эта
концепция призвана охватывать все проявления жизни — космической,
физической, психической, социальной.
Вместе с тем в результате дискуссий по семиотическим аспектам биологии
возникло представление о биогерменевтике. Суть ее подхода в том, что живое
| - существо рассматривается как единство плана выражения (организма) и плана
3 содержания (жизни как смысла), причем выражаемое гь в организме есть сущвст-
I к венный момент смысла. Отношения между жизнью-смыслом и организмом есть
1ь герменевтический круг, то есть взаимное истолкование. И познание живого
I1 предполагает вхождение в этот круг. •
24

ВО ВСЕМ МИРЕ
Роботы моделируют
гибель атолла
Коралловые острова в
опасности — прежде всего в
Индийском океане,
азиатской части Тихого океана и в
районе Карибского моря. Все
чаще на месте нормальных
коралловых рифов
встречаются лишь мертвые
известковые скелеты. Группа
австралийских океанографов
во главе с профессором Тони
Ларкумом из Сиднейского
университета предполагает,
что гибель кораллов
напрямую связана с загрязнением
моря отходами цивилизации,
богатыми питательными
веществами.
В поставленном учеными
эксперименте девять
роботов-исследователей,
подражая людям, загрязняли
коралловые сооружения
Большого Барьерного рифа
органическим материалом.
Два раза в день, во время
отлива, под наблюдением
компьютера они питали
сооружения очередными
порциями азота и фосфора и
следили за происходящими
изменениями. Эти химикаты,
являющиеся, между прочим,
основными компонентами и
удобрений, и сточных вод,
вызывают усиленный рост
водорослей. Солнечный свет не
может более пробиваться к
рифу, поэтому коралловые
полипы прекращают
размножаться — риф становится
хрупким и ломким.
«Каждый из атоллов, —
говорит Тони Ларкум, — это
своеобразный
изолированный микрокосм. Поэтому мы
легко можем приложить
полученные результаты к
любому из коралловых
островов».
О
О
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
В барабаны били
и до новой эры
Недавно в китайской
провинции Юньнань, недалеко от
города Куньмин, на западном
берегу реки Цинлунхэ были
обнаружены древние
захоронения, из которых извлекли
более тысячи двухсот
культурных ценностей, относящихся к
эпохе Западная Чжоу (770 год
до новой еры — XI век), и
среди них вот этот медный
барабан. Специалисты считают,
что именно провинция
Юньнань является тем местом, где
впервые появились медные
барабаны.
Ультразвук
против дичи
В Америке ежегодно более
ста автомобилистов погибают
при столкновении на шоссе с
дикими животными, а семь
тысяч получают ранения. Что
жв касается животных, то их
погибает более миллиона.
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
о
Ультразвуковой гудок,
смонтированный на переднем
капоте автомобиля, должен
предотвращать эти
столкновения или хотя бы
значительно сократить их число. Если
машина движется со
скоростью более пятидесяти
километров в час, то встречный
ветер заставляет свисток
пищать. А поскольку частота
звука — от шестнадцати до
двадцати тысяч герц, то люди
этого свиста не слышат. У
животных же слух более
чувствителен к ультразвукам и,
будучи предупрежденными
свистком, они обращают
внимание на приближающийся
автомобиль. В большинстве
случаев этого предупреждения
достаточно, чтобы убрать
животных с дороги.
Лучший
в мире
Под руководством
генерального директора китайской
компании медицинской
аппаратуры «Кантай» Ли Чжимина
был изобретен, а недавно и
усовершенствован
автоматический прибор для контроля
за циркуляцией крови.
Аппарат отличается простотой в
обращении, быстротой и
точностью измерений. На
международной выставке
медицинской аппаратуры в
Финляндии он был признан
лучшим в мире среди
аппаратов по диагностике
сердечнососудистых заболеваний.
25

Курьер науки и техники
Квантовая метафизика —
ересь или начало истины?
is
p?3
26
Дожили — в самом конце двадцатого века
весьма серьезные и маститые
ученые-физики вынуждены заново давать бой различным
метафизическим учениям. И если
большинство выяснений отношений вокруг них
проводится где-то за гранью официальных
научных дискуссий, то во всяком случае одно
из этого ряда попало в центр внимания и
стало предметом обстоятельного разговора
и аргументированного спора. Речь идет о
природе фотона.
Собственно говоря, начало этой дискуссии
положил еще А. Эйнштейн, пытавшийся
понять сам и призывавший отцов-основателей
квантовой механики объяснить ему, что
такое фотон?
Ответа нет как нет, хотя этим термином
пользуются вовсю. Оказывается, в физике
сегодня существует целых три понятия о>>-
тона, для оперирования с которыми
выработаны соответствующие семантические
языки. Подробный анализ этой парадоксальной
ситуации проводит ученый-о>1эик из
Московского государственного университета Д.
Н. Клышко.
Ученые, имеющие в виду одно из
толкований, пользуются соответствующим языком и
часто не понимают (не хотят понимать?)
других «смыслов» фотона, и уж точно не
приемлют других языков разговора о нем. Что же
это эа толкования?
Есть классическое объяснение фотона,
основанное на опытных данных,
электродинамике и в значительной мере на понимании
его как волны.
Есть квантово-механическое объяснение,
где вопросы типа «что такое фотон» лишены
всякого смысла. Там есть лишь разные
состояния поля, правда, хорошо
регистрируемые приборами. Тогда с некоторой натяжкой
можно говорить о том, что в квантовой
механике фотон возникает из небытия лишь на
миг, когда он поглощается и регистрируется
детектором. А до и после его не было, нет и
не будет.
И есть, наконец, объяснение
метафизическое, где фотон — корпускула,
материальная частица с прошлым, настоящим и
будущим. Объяснение такое наглядное и
разумное, однако не имеющее никаких
экспериментальных доказательств.
Д. Клышко проводит анализ оптических
эффектов и специальных опытов, различных
формулировок учебников и научных
монографий, дабы распутать многие
терминологические хитросплетения, где беспринципно
соседствуют фотоны классические,
квантовые и метафизические. Например, под
«(классическим фотоном» обычно
подразумевается волновой пакет, где волны — вероятности
состояний поля. В квантовой механике
вообще нет определенного места для фотона,
упоминаемого там в исходных главах
большей частью всуе, — она обходится без него.
Количественные расчеты, проводимые
квантовой теорией, хорошо описывают все
наблюдаемые эффекты, и потому фотон там
излишняя роскошь.
И только метафизический фотон обладает
четкостью определения и описания, но... не
находит подтверждения в эксперименте. Так,
может быть, «ату его» вместе с
метафизикой?
И тогда фотон и все разговоры о нем
должны были бы быть выведены эа рамки
науки, в пределы метафизики. Однако учёный
не считает разумным отказаться от
дальнейших попыток обнаружения,
распознавания и описания «отдельно взятого» фотона, а
предлагает сохранить аа ним статус
метафизического явления, описываемого
метафизическим же языком. Сохранить и
оставить в пределах научного исследования.
Д. Клышко вообще предостерегает нас от
излишней категоричности. Индивидуальные
события, вроде отдельного импульса на
выходе фотодетектора, все-таки иногда
случаются. Метафизика объясняет их прибытием
одиночных фотонов, которые были бы
невозможны в мирах классической
электродинамики и квантовой механики.
Напомним также, указывает
исследователь, известный взгляд на искусство как на
«сверхнаучный», интуитивный, эвристичный,
«правополушарный» метод познания
действительности. Аналогичную роль,
возможно, играет и квантовый метафизический язык.
Он помогает классифицировать известные
эффекты и предсказывать на качественном
уровне результаты новых
экспериментальных ситуаций. Вообще отказ на некотором
этапе от аксиоматичное™ способствует
продвижению вперед. (Вспомним в связи с этим
теорему Гёделя.)
А пока что очевидно только одно: «фотон,
как и шестьдесят лет назад, остается вещью
в себе, и мы по-прежнему играем роль
обитателей Платоновой пещеры, наблюдающих
лишь тени или проекции квантового мира».
С. САМОЙЛОВ
■

Композиций В. Бреля

ПРОБЛЕМА: ИССЛЕДОВАНИЯ И РАЗДУМЬЯ
Алексей Акифьев
ОСТРОВА В ОКЕАНЕ,
или парадоксы эволюции генома

Посвящается Александру Агапову
и Наталье Коноплевой
Почему цитогенетики видят
хромосомы?
В конце сентября 1992 года я
готовился выступить на семинаре с
докладом, посвященным одной из
самых трудных проблем современной
» генетики. Семинар проходил в
руководимой мной лаборатории
механизмов мутагенеза биологического
отдела Института химической физики
РАН, и речь должна была идти (в
который уже раз!) о том, что
количество ДНК — материального
носителя вещества наследственности — у
высших растений и животных
намного больше (подчас в сотни раз)
требуемого для суммы всех генов,
имеющихся у этих организмов.
Что имеется в виду? Известно, что
у человека примерно от пятидесяти
до ста тысяч генов, зато ДНК
столько, что хватило бы закодировать
миллион генов. У саламандры и
лилии подобный разрыв в цифрах еще
выразительнее — в тридцать раз
больше, чем у человека.
Существует множество подобных
» примеров. И ясно, что они не
остались без внимания. Проблему
избыточной ДНК пытались решить
неоднократно, но увы... И вот во время
подготовки к докладу мне пришла в
голову поразительно простая мысль.
Почему у всех высших организмов —
эукариот (то есть имеющих истинное
ядро) — существует своего рода
критическая масса хромосом? Почему
все они обладают такими размерами,
что видны в световой микроскоп?
Иными словами, почему нет высших
эукариот — от дрозофилы до
человека, хромосомы которых были бы
меньше 0,3—0,5 мкм? Кстати, если
исходить из этих размеров, они
могли бы содержать 12—15 МГО (мега-
оснований — миллионов пар
оснований) ДНК. Однако даже в
самой маленькой хромосоме челове-
I ка, в двадцать первой, примерно 51
МГО — намного больше, чем
критическая масса.
У дрозофилы, плодовой мушки,
излюбленного объекта генетики (и
биологии развития, и геронтологии,
и...), есть очень маленькая, точечная
при световой микроскопии,
четвертая хромосома. Но все же видна она
вполне отчетливо. Встает вопрос, а
почему бы не быть и пятой, не
видимой в световом микроскопе? Но
нет, дрозофила весьма тщательно
исследована генетиками, и никаких
данных о пятой хромосоме нет.
В то же время есть низшие эукарио-
ты, к которым относятся дрожжи и
некоторые ультрамалые по размерам
одноклеточные водоросли. Диаметр
клеток тех и других — от двух до
шести микрон, что намного меньше
среднего диаметра клеток высших
эукариот. Хромосомы этих
организмов содержат от 0,4 до
приблизительно 2 МГО ДНК и явно находятся
за пределами критической массы.
Интересно, что суммарный геном
дрожжей и упомянутых выше
водорослей — вся ядерная ДНК —
составляет 12—18 МГО. Иначе говоря,
если бы вся ДНК была представлена
в одной хромосоме, то эта
хромосома могла бы во время митоза —
деления клеток — быть видимой в
световом микроскопе. Однако и4 у
дрожжей, и у водорослей имеется
довольно много — до пятнадцати —
хромосом.
Итак, если идею критической
массы изложить более точно, то можно
сказать следующее. Есть низшие эука-
риоты — дрожжи и водоросли. У них
все хромосомы невидимы, то есть
находятся ниже пределов
критической массы. С другой стороны, у
высших эукариот нет невидимых
хромосом, поскольку все они имеют
размеры ДНК, превышающие
критическую массу. Но нет
эукариот, у которых были
бы одновременно
видимые и невидимые
хромосомы.
Один из моих сотрудников при
обсуждении идеи критической массы
несколько иронически заметил, что
Бог создал хромосомы такими,
чтобы они были видны цитогенетикам.
Шутка неплохая. Но размышления о
критической массе подвели меня к
естественному вопросу: а как же
возникли сами хромосомы?
Ясно, конечно, что столь
непростые образования не могли
появиться на самой заре эволюции.
Хромосомы, по всей вероятности, увидели
свет одновременно с эукариотиче-
ской клеткой примерно 700—800
миллионов лет назад. Их структура в
принципе осталась неизменной на
29

протяжении всей последующей
эволюции многоклеточных эукариот,
равно как их поведение во время
митоза и мейоэа. Это позволяет
заключить, что сама форма
организации вещества наследственности в виде
эукариотических хромосом обладала
неисчерпаемой в пределах
биологической эволюции на Земле
перспективностью. Стало быть, «момент» их
возникновения можно с полным
правом рассматривать как один из
самых значительных в эволюции
живой материи на нашей планете.
Любопытно мнение моего учителя
академика Н. П. Дубинина, высказанное
еще в 1966 году. Он считал, что
становление эукариотизма
(клеточной организации высших эукариот,
включая хромосомы, видимые в
митозе и мейозе при световой
микроскопии) по степени значимости
сравнимо с появлением Хомо сапиенс —
человека разумного. Ясно, что это
подогревало мой интерес к проблеме
и заставило мысленно
систематизировать все, что касалось
происхождения хромосом.
Они, самые сложные клеточные
структуры, если можно сказать, мозг
клетки, так же как и другие крупные
эволюционные новшества, например
многоклеточность, билатеральная
симметрия у животных, головной мозг
у приматов, возникли, наверное, под
влиянием факторов, направляющих
эволюцию. По поводу того, что
именно служит таким фактором (или
факторами), среди ученых нет единого
мнения. Можно выделить три
главные точки зрения.
Первую отстаивают сторонники
современного дарвинизма —
синтетической теории эволюции,
постулируя, что единственным
направленным фактором эволюции является
естественный отбор — процесс
выживания с большим числом
потомков особей, имеющих
приспособительные в данных условиях среды
признаки. Повышение уровня
организации, реально наблюдаемое в ходе
эволюции от клетки к человеку,
согласно этой теории есть побочный
результат возникновения и
распространения приспособительных
признаков.
По второй точке зрения,
эволюция происходит на основе
закономерностей, существующих как бы
сами по себе.
Третья концепция постулирует, что
эволюция жизни на Земле
совершается Промыслом Божиим. Другими
словами, план развития жизни на
Земле существовал изначально, и все,
что мы сейчас имеем, начиная от
клетки и кончая головным мозгом
человека, — результат реализации
такого плана. Подобная концепция
совсем не антинаучна, как может
показаться на первый взгляд, она не
исключает, а подразумевает научное
изучение любой области
эволюционного процесса. Другое дело —
направленность самого изучения,
которое состоит в открытии вечных и
неизменных законов, управляющих
миром.
Справедливости ради следует
упомянуть и крайнюю креационистскую
теорию, которая отрицает эволюцию
вообще. Однако здесь не стоит на
ней останавливаться хотя бы уже
потому, что она явно противоречит
данным палеонтологии.
Имея в виду эти три точки зрения
на эволюцию, я принялся
анализировать эволюционные парадоксы
генома эукариот более детально.
Парадокс первый
Тридцать лет назад Дж. Уотсон и
Ф. Крик построили модель двойной
спирали, которая великолепно
объяснила способность молекулы дезо-
ксирибонуклеиновой кислоты (ЦНК)
выполнять функции вещества
наследственности. Потом уже было
доказано, что ДНК в хромосомах
непрерывна. Например, в первой, самой
крупной хромосоме человека
содержится шесть-восемь сантиметров
ДНК. Следовательно, ДНК —
гигантский полимер: более крупные
молекулы пока не известны — ни
природные, ни искусственно
синтезированные.
Как же рассчитать, сколько
должно быть ДНК в хромосомах клеток
человека? Для этого надо иметь
информацию о двух показателях: числе
генов и среднем размере гена; затем
полученную величину помножить на
два, поскольку набор хромосом
двойной — отцовско-материнский.
Число генов у человека не известно, но
на основании косвенных данных
можно полагать, что их едва ли
меньше пятидесяти тысяч, но вряд ли
больше ста тысяч в одинарном, то
есть отцовском или материнском
30

наборе хромосом. Средний размер
гена (кодирующей его части)
составляет около двух тысяч пар нуклеоти-
дов. Проведя несложную
арифметическую операцию, получим цифру,
согласно которой вся генная ДНК
человека составит максимум семь-
десять процентов от того ее
количества, которое уже давно определено
экспериментально.
Следовательно, помимо генной
ДНК, у человека существует и другая
ДНК, функции которой пока не
могут быть экспериментально
определены генетическими методами.
Более того, если число генов у
человека, по-видимому, наибольшее по
сравнению со всеми другими видами
растений и животных, обитающих на
Земле, то Хомо сапиенс по
содержанию негенной ДНК далеко не
чемпион. Вспомним упоминавшихся
вначале саламандру и лилию,
которые содержат в своих хромосомах в
тридцать раз больше избыточной
ДНК, чем человек. Избыток ДНК —
не исключение, а правило для
высших эукариот, то есть
одноклеточных или многоклеточных
организмов, клетки которых содержат
истинное, окруженное мембраной ядро
и митотические хромосомы. Одним
словом, гены у эукариот — «острова
в океане негенной ДНК».
Помимо сказанного, наше
внимание должны привлечь два факта.
1. Близкие виды иногда резко
различаются по содержанию ДНК.
Например, у одного из видов вики —
виция фаба — количество ДНК в
хромосомах в пять раз больше, чем у
родственного виция сатива.
2. Нет прямой корреляции между
эволюционным положением вида и
количеством ДНК, которое он
содержит.
Теперь, думаю, станет ясна
неравнозначность таких важнейших
генетических терминов, как генотип и
геном. Если первый охватывает
кодирующую и регушггорную части
генетического материала, то второй,
помимо нее, включает и негенную
ДНК. Итак, геном — это вся ДНК
хромосом, как бы вытянутая в одну
нить, тогда как генотип — лишь
часть генома.
Можно представить себе
различные способы взаимного
расположения генных и негенных
последовательностей ДНК, Например, в
каждой хромосоме гены собраны в
каком-то одном участке, а остальную
длину занимают некодирующие и не
имеющие регуляторных функций
районы. Такой тип молекуяярно-гене-
тической организации генома можно
было бы назвать принципом
архипелага. Мне не известны виды, у
которых хромосомная ДНК была бы
устроена именно таким образом.
Напротив, правилом, не имеющим
пока исключений, является
чередование генной и негенной ДНК,
Поскольку последняя обычно
присутствует в значительном избытке, то
реализуется принцип, согласно
которому гены — «острова в океане
негенной ДНК».
Парадокс второй
Загадочной представляется не
только количественная сторона, но и,
так сказать, качественная — из
чего, из каких последовательностей
ДНК состоит «океан».
Последовательность — это отрезок ДНК, в
котором наблюдается определенное
чередование пар нуклеотидов.
Простейшие последовательности могут
состоять всего из двух-трех пар
идентичных нуклеотидов, например, ААА,
в комплементарной цепи будут 11' 1.
Последовательности могут быть
уникальными, то есть встречаться в
геноме всего один раз (уники), и
повторяющимися, то есть имеющими то
или иное число копий (повторы).
Некоторые повторы
сгруппированы в определенных участках
хромосомы и расположены тандемно, друг
за другом, тогда как другие
чередуются с уникальными
последовательностями. В блоках тандемных
повторов число их может достигать
десятков и сотен тысяч. Но* сотни тысяч
других, например, Alu — повтор у
человека и приматов, не образуют
блоки, а чередуются (распределяясь
по всем хромосомам) с другими,
главным образом уникальными,
последовательностями. Такое чередование
было открыто в 1973 году
американскими учеными р. Бриттеном и
Э. Дэвидсоном с сотрудниками у
африканской шпорцевой лягушки
ксенопус. Оказалось, что примерно в
половине генома этого земноводного
повторы длиной триста пар
нуклеотидов чередовались с уникальными
последовательностями в полторы
тысячи пар нуклеотидов.
31

«в
4
Такой характер чередования
получил название интерсперсии типа ксе-
нопус. В течение последующих двух
лет интенсивных исследований
геномов высших растений и животных
ученые сталкивались с таким же
расположением. Стало казаться, что она
имеет общий для эукариот характер
и, по мнению Бриттена и Дэвидсона,
служит «зеркалом генетической
регуляции» у эукариот.
Однако эту идею подорвала
работа, выполненная в 1975 году в США
группой авторов во главе с другим
Дэвидсоном — Норманом.
Исследователи изучали геном плодовой
мушки дрозофилы, и оказалось, что у нее
картина интерсперсии совсем иная,
нежели у ксенопус, повторы в пять с
половиной тысяч пар нуклеотидов
чередуются с униками в одиннадцать
тысяч пар нуклеотидов. Значит,
модели, по которым, по мнению
Бриттена и Дэвидсона, осуществляется
t
♦ JU**
"Л К si
1 2 3
и и
ДК U га и и и
Ь - 12
13-15
19 - 20
16
G А
ЛЛ ЛЛ
17 18
- 22
х г
Хромосомы клетки крови человека (вверху).
Те же хромосомы, выстроенные в порядке
уменьшения (внизу). В правом нижнем углу
можно видеть самую маленькую 21-ю
хромосому, о которой не раз говорится в этой
статье.
генетическая регуляция на основе
интерсперсии некодирующих
последовательностей, не носят всеобщий
для эукариот характер.
Это еще можно было бы пережить,
учитывая, как далеко в
эволюционном отношении отстоят друг от друга
лягушка и дрозофила. Но как тогда
объяснить, почему и у человека, и у
домашней мыши, и у шелкопряда
геном лягушачьего типа, а у пчелы
он дрозофильный? У птиц геном
имеет показатели интерсперсии,
близкие к дрозофиле, но все же далеко не
такие. Эти и другие факты дают
основание для вывода о том, что типы
интерсперсии многократно менялись
в ходе эволюции: исчезали одни
повторы и уники, появлялись другие.
Похоже, поиск традиционных
генетических функций негенной ДНК
у эукариот вообще бессмыслен. В
пользу такого заключения говорит
еще один, возможно, косвенный, но
весьма важный пример. Всем
известен основной биогенетический
закон Мюллера-Геккеля, согласно
которому онтогенез (индивидуальное
развитие) есть краткое, сжатое
повторение филогенеза (эволюционной
истории вида). Речь идет о
поразительном сходстве зародышей разных
представителей позвоночных на
разных стадиях развития. Например, у
человеческого эмбриона на
определенном этапе развития имеются
жаберные карманы, жаберные сосуды,
хвост. И такие не свойственные
человеку признаки формируются при
наличии генома, некодирующая часть
которого появилась в эволюции
значительно позднее, чем предки
нынешних наземных позвоночных
вышли на сушу! На мой взгляд, это
свидетельствует о том, что вся
эволюция, по крайней, мере
позвоночных животных, могла "быть пройдена
с одной и той же некодирующей
частью генома.
Сфинкс улыбается
Так для чего же предназначена
избыточная ДНК? Проблема эта,
осознанная биологами около
тридцати лет назад, и по сей день
остается сфинксом, смотрящим на всех с
загадочной улыбкой. Среди
пытавшихся разгадать предназначение
негенной ДНК (одни ее называли
мусорной, другие — эгоистичной и так
далее) такие известные ученые, как
32

английский биолог X. Кэллан,
лауреат Нобелевской премии Ф. Крик
(соавтор двойной спирали ДНК),
выдающиеся американские ученые
Р. Бриттен, Э. Дэвидсон, С. Оно,
Ч. Томас, российский
исследователь Г. П. Георгиев.
В этой связи небезынтересно
коснуться роли так называемого
индекса цитирования для определения
рейтинга ученого. По-видимому,
наибольший индекс цитирования среди
работ на указанную тему имела статья
Ф. Крика в «Nature» (1971 год, том
234, с. 25). Но она как раз менее
всего соответствовала известным
фактам, о чем мы с Б. Б. Макаровым
писали еще в 1972 году («Успехи
современной биологии», 1972 год,
том-74, вып. 6, с. 401). Однако
гипнотическое действие имени автора
двойной спирали сыграло свою роль.
Раздумывая обо всем этом, можно
лишь посочувствовать будущим
историкам науки, когда они
попытаются установить истину в
последовательности событий, связанных с
негенной ДНК.
Я был одним из тех, кто пытался
представить избыточную ДНК в
качестве «сырого» генетического
материала для эволюции. Моя гипотеза
также не выдержала проверки
временем, поскольку оказалось, что она
противоречит некоторым твердо
установленным фактам. Главный из них
заключался в том, что эволюция не-
кодирующих последовательностей по
своей скорости намного опережала
эволюцию белков, то есть
кодирующих последовательностей. Иными
словами, возникновение новых не-
кодирующих последовательностей
шло так быстро, что они не могли
образовать ген, дающий белок с
достаточной каталитической
активностью.
Качественная сторона проблемы
избыточной ДНК, то есть
молекулярная структура не кодирующей
части генома, остается загадкой и для
биологов, мыслящих категориями
синтетической теории эволюции
(современного дарвинизма) и
признающих естественный отбор главным, а
фактически единственным
направленным фактором эволюции. Об этом
хорошо сказал Б. Медников,
суммируя в 1983 году итоги первых
пятнадцати лет исследования структуры
генома эукариот: «Изучение
структуры генома пока ничего не дало
изучению его эволюции. Не в лучшем
положении оказывается и
систематика. Ни один систематик не
заинтересуется показателем, по которому
дрозофила, голубь и пчела
объединяются в одну группу; вьюн, лягушка,
комнатная муха и человек — в
другую, а альбатрос, черепаха и
свинья — в третью... Пока это
направление в значительной своей
части работает на самое себя».
Остается добавить, что несмотря
на большой фактический материал,
накопленный в этой области
молекулярной генетики в последующие
двенадцать лет, общее положение дел
практически не изменилось. Ни
размеры генома, ни молекулярная его
структура не находятся под
контролем естественного отбора, и поэтому
их изменения в эволюции
неподвластны дарвинистским
интерпретациям. Тем не менее поиск функций
некодирующих последовательностей
продолжается.
Она вовсе не мусорная
и не эгоистичная
Конечно, можно порассуждать еще
о том, почему у многих видов
высших растений и животных
хромосомной ДНК намного больше, чем у
человека. Но я смотрел на эту
проблему уже иными глазами. Идея
критической массы, родившаяся во
время подготовки к докладу, заставила
по-новому оценить известные
факты.
Выдающийся генетик А. А. Сереб-
ровский в середине тридцатых годов
ввел понятие «базиген». Мне
показалось разумным ввести по аналогии
термин «базигеном». Это
совокупность того минимума кодирующих и
регуляторных последовательностей
ДНК, которые необходимы клеткам
полового пути (вейсмановской
зародышевой плазме) для выполнения
всех своих функций. Итак, это
структурные гены, регуляторные и
служебные последовательности,
формирующие структуру ядра и хромосом,
и те, которые обеспечивают
протекание рекомбинации в мейозе — крос-
синговера. Базигеном человека — это
около семи процентов его ДНК, а
лилии и саламандры — менее одного
процента.
Вспомним теперь уже
упоминавшуюся двадцать первую хромосому
2 Знание — сила № 8
33

г
5
is
человека. Если в ней оставить
только базигеном, то ее размер должен
уменьшиться приблизительно в
тринадцать — четырнадцать раз и
содержать уже не пятьдесят мегаоснова-
ний, а меньше пяти. Такая
хромосома потеряла бы критическую массу и
не была бы видна под световым
микроскопом. Подобных примеров
можно приводить множество.
Если не принимать во внимание
идею критической массы, большое
недоумение может вызвать,
например, Y-хромосома человека (и других
животных). В ней совсем мало генов,
гораздо меньше, чем в двадцать
первой хромосоме, однако они имеют
практически одинаковый размер.
Итак, чтобы достигнуть
критической массы, многим хромосомам (как
животных, так и высших растений)
недостаточно базигенома.
Недостающий пробел и заполняется океаном
негенных последовательностей.
Эта концепция непротиворечиво
объясняет те трудные для ортодокса-
дарвиниста драматические различия
между сходством признаков
(эволюционной близостью?) у видов, с
одной стороны, и молекулярной
структурой генома — с другой. Если
единственная исходная функция некоди-
руюших последовательностей, состоит
в формировании критической массы
хромосомы, то не важно уже, какими
будут повторы и уникальные
последовательности — такими, как у
дрозофилы, голубя или человека.
В то же время гипотеза
критической массы как бы возвращает
исследователей, занимающихся
проблемой избыточной ДНК, назад: не
старайтесь объяснить сразу, почему у
саламандры и лилии в тридцать раз
больше ДНК, чем у человека, а
обратите внимание на то, что геном
человека в десять раз превосходит его
базигеном. Почему так не
соответствуют размеры хромосом (конечно,
не только человека, но и всех других
эукариот) их генетическому
содержанию? Зачем нужно «подтянуть*
размеры ДНК Y-хромосомы до тех
пределов, которые позволяют
цитологу видеть ее в световом
микроскопе? Почему нельзя в силу ее
ничтожного генетического содержания
оставить Y-хромосому (или четвертую
хромосому дрозофилы и многие
другие) невидимой в световом
микроскопе?
Мне кажется, что необходимо по
крайней мере поставить эти
вопросы, прежде чем отвечать на другие,
касающиеся избыточной ДНК- Но
подходить к перечисленным
вопросам надо с учетом того, что
критическая масса — не гипотеза, а
реальный факт. И значит, решая
проблему, следует исходить из того, что
пусть пока в общей форме, но сам
смысл существования избыточной
ДНК ясен: она нужна в первую
очередь для образования критической
массы хромосомы. Вот почему эта
часть избыточной ДНК, конечно же,
не мусорная и не эгоистичная.
Как осушить океан?
С точки зрения гипотезы
критической массы хромосому эукариот
можно рассматривать (разумеется, в
первом приближении) как булку с
изюмом (сравнение принадлежит
Л. К. Обуховой). Изюминки — это
гены, а сам хлеб — наполнитель,
океан, иными словами, избыточная
ДНК. Он-то и состоит из
чередующихся, повторяющихся и
уникальных последовательностей, которые
неоднократно менялись в истории
каждого из ныне живущих видов.
Трудность, однако, заключается в
том, как представить себе сам
механизм смены типов интерсперсии.
Едва ли можно допустить, что
свободно плавающий в ядре короткий
повтор типа Alu «нападает* на
длинный повтор в хромосомной ДНК,
выталкивая его с насиженного места,
и занимает это место сам. Логичнее
предположить, что резкой смене
типов интерсперсии (замене
«жидкости» в океане или наполнителя в
булке негенной ДНК) должно
предшествовать «осушение» самого
океана, другими словами, элиминация,
выброс из ДНК всех или
значительной части некодафующих
последовательностей. Важно при этом, не
потерять базигеном. Заселить его можно
совсем иными повторами и униками
(заполнить океан другой «жидкостью»
или испечь булку из другой муки)..
Оказалось, что есть" генетический
процесс, который способен
объяснить смену типов интерсперсии. Он,
хотя и крайне редко, но встречается
в индивидуальном развитии
некоторых животных. Речь идет о
явлении, открытом более ста лет назад
Т. Бовери. Он обнаружил, что в ран-
34

нем развитии у некоторых видов
аскарид будущие тканевые
(соматические) клетки теряют часть
хромосомного материала — хроматина. Этот
поразительный процесс получил
название «диминуция хроматина»
(буквальный перевод — уменьшение
количества хроматина). Он,
естественно, не происходит в зародышевых
половых клетках, которые сохраняют
полноразмерный геном с избытком
ДНК. В этом отношении интересен
один из видов циклопов (маленькие
рачки, которые всегда продаются на
Хромосомы клетки зародыша циклопа
(циклопе колеюис), увеличенные v 2000 раз:
а) до диминуции хроматина;
б) после диминуции хроматина.
Видно, как резко сокращается длина
хромосом вследствие диминуции хроматина.
Препарат С. А. Горьковоп.
московском Птичьем рынке в
качестве рыбьего корма) — циклопе стре-
нуус, описанный немецкой
исследовательницей С. Берман. У него на
восьмиклеточной стадии, то есть во
время четвертого деления дробления,
диминуция хроматина происходит в
семи клетках, которые затем и
формируют весь организм будущего
циклопа. Лишь одна клетка, в которой
нет диминуции, даст линию половых
клеток (даже не половых органов как
таковых), и больше ничего.
Нам, бывшему аспиранту нашей
лаборатории, а ныне научному
сотруднику лаборатории генетики
Института биологии внутренних вод
A. К. Гришанину и мне, повезло. На
Воробьевых горах, буквально в двух
шагах от нашей лаборатории, был
обнаружен циклопе колензис.
Тщательные измерения содержания ДНК
в клетках этого циклопа до и после
диминуции хроматина проводились
нами под руководством профессора
B. Я. Бродского, ведущего
специалиста по количественной цитологии
в нашей стране. Оказалось, что в
соматических клетках циклопе
колензис сохраняются шесть
процентов ДНК, а 94 процента генома
элиминируются при диминуции. Пока
такой объем элиминируемого
материала остается рекордным по
сравнению с другими видами аскарид и
циклопов.
Очевидно, что в данном случае
можно говорить о физическом
исключении абсолютного большинства
некодирующих последовательностей
из генома. Но вот интересно —
именно диминуция хроматина
практически никогда даже не упоминалась при
обсуждении возможных функций
негенных последовательностей.
Причина такого игнорирования
понятна — ведь это природное явление
коренной реорганизации генома,
протекающее фактически на глазах
исследователя, не вписывалось ни в
одну из обсуждаемых гипотез. Между
тем его учет даёт однозначную
характеристику избыточной ДНК: она не
несет ни кодирующих, ни регулятор-
ных функции. Интересно, что
диминуция хроматина происходит у тех
видов циклопов, которые исходно
имеют довольно большой геном и
крупные хромосомы. У циклопе
колензис хромосомы половых клеток
обладают такими размерами, КОТО-
2*
35

h
рые позволяют всем хромосомам
этого вида даже после потери 94
процентов ДНК сохранять критическую
массу.
Конечно, кого-то может смущать,
что диминуция хроматина
встречается у ничтожного числа видов, для
которых на сегодня изучен
эмбриогенез. Однако здесь нет никакого
противоречия с другими фактами. У
остальных видов некодирующая ДНК,
хотя и не исключается физически из
генома соматических клеток, но и не
экспрессируется в течение всего
онтогенеза. Иными словами, эта ДНК
молчит, она функционально инакти-
вирована. Даже у человека в
процессе его жизни работает не более
пятидесяти процентов генома.
Жизнь на Земле
устроена по плану?
К сожалению, диминуция
хроматина пока слабо изучена методами
молекулярной биологии. Вот почему
полное описание всех ее этапов
затруднено. Тем не менее с
достаточной уверенностью можно говорить о
следующих событиях.
1. «Принятие» клеткой программы
диминуции хроматина Отнюдь не
случайно у циклопов промежутки до
и после диминуционного деления в
восемь-девять раз короче, чем
предшествующий период.
2. Маркировка
последовательностей ДНК, которые должны быть
элиминированы, с одной стороны, и
которые подлежат сохранению — с
другой. Сотни и даже тысячи
участков, в которых происходит
диминуция хроматина в хромосомах,
должны быть приведены в состояние
готовности к диминуции
одновременно.
3. Разрезание ДНК в
маркированных участках.
4. Сшивание неэлиминируемой
ДНК в «мини-хромосомы».
5. Образование уникальной по
своей структуре мембраны,
формирующей гранулу, в которую, как в
консервную банку, заключена
элиминируемая ДНК (впервые процесс
описан А. К. Гришаниным).
6. Деградация ДНК внутри этих
гранул.
Разрезание и сшивание ДНК в
определенном порядке — основа
методов генной инженерии. С этой
точки зрения объем диминуции
хроматина, обнаруженный нами у
циклопе колензис, с полным правом
может рассматриваться как мировой
рекорд генной инженерии в природе.
При диминуции хроматина у
циклопов одновременно работают
несколько различных процессов; их
контролируют разные гены, которые
могут находиться в разных
хромосомах. Если какой-либо из этапов
процесса из-за мутаций в этих генах
выпадает, то организму угрожает
катастрофа. Например, малейшие
неточности в маркировке
элиминируемых участков способны привести к
потере жизненно важных частей
структурных генов или генетических
регуляционных систем и в итоге — к
гибели организма. Следовательно,
генам, контролирующим отдельные
этапы описанных процессов,
необходимо быть жестко связанными в
функциональном отношении. Более
того, с самого начала появления
таких процессов, к моменту
возникновения диминуции хроматина, все гены
для нее должны быть «заготовлены»
одновременно. Рождение подобной
связи на основе случайных мутаций
(как это постулируется
синтетической теорией эволюции) потребовало
бы нереально большого времени.
Приводимые мною факты не
единичны — из них состоит вся
эволюция. Это и образование эукариоти-
ческой клетки, и билатеральная
симметрия, и дифференциация
головного конца у животных, и выход
позвоночных на сушу, и развитие
мозга у приматов. Здесь везде
требуется появление большого числа
совместно действующих новых генов,
контролирующих новые структуры и
функции. Основной постулат теории
мутаций, на который опирается и
синтетическая теория эволюции,
состоит в признании их случайности.
Мне кажется (впрочем, сейчас уже
не мне одному), что подобное
понимание мутационного процесса
относится лишь к молекуле ДНК как
химическому субстрату мутагенеза.
Если же говорить о крупных
преобразованиях генома, за которыми
следует (или не следует, как при
диминуции хроматина) появление
эволюционных новшеств, то здесь сама
идея случайности, мягко говоря, не
срабатывает. Она не может уже
играть сколь-либо конструктивную роль.
На этом уровне действуют законы,
36

существующие изначально. Они, как
считали верующие ученые,
например Д. И. Менделеев, И. П. Павлов,
Н. В. Тимофеев-Ресовский, заданы
Высшим Разумом, Творцом всех
видимых и невидимых. Но тогда в
корне меняется и сама методология
науки. Научное исследование надо
направить на обнаружение и раскрытие
вечных и неизменных законов,
заданных Творцом. Бесконечные же
разбирательства, как то или иное
свойство жизни соотносится с
естественным отбором, тут неуместны.
Ученому, исследующему геном
эукариот, следует помнить, что
отбор — всего лишь решение текущих
задач, и ничего более. Так почему же
возникновение эукариотической
хромосомы у простейших семьсот —
восемьсот миллионов лет назад
оказалось событием, перспективность
которого не исчерпана и сейчас?
Полагаю, потому, что в основе
хромосомы (как, например, и головного
мозга предков человека) был
заложен определенный план,
рассчитанный на такую перспективу.
♦О, сколько нам открытий
чудных...»
Сегодня о программе «Геном
человека» слышали даже далекие от
генетики люди. Конечная цель этого
грандиозного научного мероприятия —
коррекция наследственного аппарата
человека, иначе — генотерапия.
Казалось бы, что общего может быть
здесь с исследованием диминуции
хроматина у циклопов?
На первый взгляд, сочетание
действительно парадоксальное. И в
данном случае первым другом этого
парадокса стал один из моих
учеников — С. В. Дегтярев, ведущий ныне
курс молекулярной биологии в
Тимирязевской академии. Речь идет вот
о чем. Программа «Геном человека»
предусматривает полное секвениро-
вание — прочтение нуклеотидной
последовательности ядерной ДНК
человека. Это три миллиарда пар
нуклеотидов. Если определение
одной пары стоит, предположим,
доллар, то ясно, в какую значительную
сумму выливается полное прочтение.
«Так зачем же секвенировать весь
геном, если он состоит более чем на
девяносто процентов из
наполнителя? Надо секвенировать шесть-семь
процентов, то есть базигеном», —
заметил С. В. Дегтярев, когда я ему
рассказал об идее критической
массы. Было это на следующий день
после семинара в моей лаборатории.
Через несколько месяцев, уже в
1993 году, в «Nature» вышла статья, в
которой известный молекулярный
биолог Бреннер с соавторами тоже
излагали похожий способ
сэкономить средства при исследовании
генома человека. В качестве
модельного объекта они предлагали геном
рыбки рубу, примерно в семь раз
меньший, чем у человека, и,
возможно, один из самых маленьких у
позвоночных. Интересно, что по
размеру он так же близок к базигеному,
как и геном соматических клеток
циклопа после диминуции
хроматина.
Присоединяясь к «друзьям
парадоксов», хочу заметить, что события
во время диминуции (а
следовательно, аналогичные события в
эволюции) могут пролить свет на
некоторые проблемы, помогающие решить
важнейшие задачи генотерапии. Как
оказалось (впрочем, это было
очевидно), ген, вводимый в клетки
реципиента, должен иметь все
необходимые регуляторные
последовательности, иначе он не заработает, даже
будучи включенным в хромосому. В
то же время генетические локусы
(ген и его окружение) содержат
много избыточной ДНК, которая не
только не нужна для правильной работы
гена, но и крайне затрудняет его
доставку в геном реципиентной
клетки. Диминуция хроматина у циклопа
показывает, как можно
преобразовать большой генетический локус в
миниатюрный, сохранив в полном
объеме его функции. Такая задача
пока не по силам генным
инженерам. Но почему в таком случае не
поучиться у природы?..
Интересно, найдутся ли «друзья
парадоксов» среди спонсоров
программы «Геном человека»? •
Алексей Павлович АКИФЬЕВ — доктор
биологических наук. Нашему читателю
запомнился острой научной публицистикой, в
которой пытался оценить национальное
богатство с позиций генетики, а таюиэ
подвергал сомнению устоявимеся взгляды на
евгенику. В этой статье А. П. Акифьев
выступает в более привычной для себя роли
ученого-генетика, оставаясь по-прежнему
автором нетривиальных идей.
S3
37

• Как распознать «небесный образ»
• «Разрядка напряженности» под землей
• Вредоносный кальций
• Молодой редис в митогенетических лучах
• Русские — европейцы!
• На дне тоже неспокойно
Радиолокация существует
давно, однако не все ее
возможности, видимо, еще
изучены и реализованы. Соблазн,
сидя на земле, в теплом
кабинете, крутя ручки управления
радиолокационной станции,
легко определять, что за «не-
спознанный летающий объект»
скрывается эа облаками,
слишком валик, чтобы ученые-
радиофизики бросили это
занятие. Да и немирное
использование подобных
возможностей все еще актуально.
Очередной этап решения
задачи распознавания
образов «на небе», кажется,
преодолен благодаря совместным
усилиям московских ученых из
Института радиотехники и
электроники РАН и
харьковских исследователей из
Института радиофизики и
электроники Национальной
Академии наук Украины. К задаче
дистанционного
определения вида и размеров
неизвестного летательного аппарата
они подошли с методами,
применявшимися до того в
физической оптике.
Исследователи расчленили «образ»
летящего тела на всевозможные
детали, главная из которых —
«выпуклое идеально
проводящее тело вращения»
(тарелка?) плюс разные мелкие под-
робности — крыгаАши,
башенки, надстройки и так далее.
Для каждого из элементов
они рассчитали параметры
отраженного сигнала РЛС,
чтобы затем просуммировать
их с учетом фазовых
соотношений между ними. В
результате получился целый
вычислительный алгоритм для
компьютера, вполне уже
пригодный для проверки.
Новая модель, как
выяснилось, хорошо описывает
форму летательного аппарата при
его размерах в 500—600 длин
волн сигнала РЛС, а деталей
на его корпусе — в десятки
длин волн.
Сейсмоакустики, обладая
весьма чувствительными
приборами, могут регистрировать
массу самых разных шумов —
звуков и деформаций,
приходящих из-под земли. Но
большинство из них
свидетельствует о событиях в
поверхностных слоях, а значит, и о
местном характере этих событий.
В то же время ясно, что
источники шумов региональных
и даже глобальных процессов
находятся где-то внизу, в
глубинах земной коры. И
регистрация сейсмических
сигналов оттуда могла бы дать
геологам и геофизикам много
новой информации о динамике
больших блоков коры
планеты.
Воспользоваться для этого
возможностями глубоких и
сверхглубоких скважин, где
можно фиксировать глубинные
шумы, предложили ученые и
инженеры московского ВНИИ
геологических, геофизических
и геохимических систем и
екатеринбургского Института
геофизики Уральского отделения
РАН: В их распоряжении пека
были всего только две
скважины глубиной в несколько
километров — в Северном
Казахстане и на Среднем Урале.
Начав измерения еще в 1084
году, к 1091 году
исследователи получили и обобщили
первые результаты.
Оказывается, в глубинах
земной коры, расположенных
под двумя соседними
районами, в эти годы происходило
плавное «успокоение»
тектонической активности.
Скорости деформаций
уменьшались, уменьшались и
напряжения в горных породах. В
Казахстане «разрядка»
уменьшила напряжения в период с
1084 по 1001 год почти в
десять раз. На Урале этот жв
процесс прошел с
запаздыванием на два года.
Живая клетка находится в
постоянном
электрохимическом равновесии со средой.
Это значит, что через
мембрану туда и сюда
циркулируют ионные потоки калия,
натрия, кальция и хлора. Все
это сравнительно просто
измеряется и позволяет
строить разнообразные
математические модели. Так,
уравнения электронейтральности
и водно-осмотического
равновесия клетки уже
позволяют предсказать, что будет с
ней, с кажем, при нагреве,
охлаждении, обезвоживании
и так далее.
Пущинские ученые из
Института теоретической и
экспериментальной биофизики
РАН в связи с этим
обратились к задаче о часто
возникающих в практике
патологических эффектах с
клетками млекопитающих при их
кратковременном охлаждении
до комнатных температур.
Заложив в модель перепад
температур от плюс 37
градусов до плюс 20, ученые
получили следующие данные.
Концентрация натрия, калия и
хлора внутри клетки падала,
объем жв клетки возрастал.
Однако эти изменения были
все-таки малозначительны для
ее жизнедеятельности.
Главные же события
происходили с кальцием — его
содержание возрастало более
чем в сто раз. Это, по
биохимическим данным, должно
запускать целый ряд
ферментных механизмов, лавину
разрушительных процессов,
приводящих к гибели клетку.
Значит ли это, что
предварительное удаление из среды
кальция сделает охлаждение
клетки безопасным, покажут
дальнейшие исследования.
38

Радиация бывает не только
вредной, но и полезной. Для
каждой формы живого есть
свои так называемые малые
ее дозы, которые весьма
благотворны для организма,— они
повышают иммунитет,
ускоряют клеточное деление,
стимулируют общее развитие. Так,
например, для семян редиса
эта малая и полезная доза
составляет не менее чем
десять тысяч рентген. Однако
самое интересное совсем не в
этом.
Как показали исследования,
проведенные в путинском
Институте биофизики клетки
РАН под руководством член-
корреспондента РАН А. М.
Кузина, такие семена не только
лучше прорастают и всходят.
Они еще и несут «благую
весть» соседним, необлучен-
ным семенам, которые,
охваченные общим порывом, тем®
ускоряются в своем развитии.
Как такое может быть?
Ученью полагают, чтоисхед-
ное гамма-облучение в
«малой» дозе вызывает в
организме не опасную ионизацию,
а всего лишь некоторое
возбуждение биомакромолекул.
Оно, в свою очередь,
порождает ЭКСИТОНЫ, СОЛИТОНЫ И
поляритоны, которые
постепенно «разряжаются» в виде
пучков когерентного
ультрафиолетового излучения.
Поймать его приборами пока не
удается, зато его хорошо
чувствуют, детектируют другие
живые системы. Так,
прекрасным датчиком излучения
облученных семян редиса
выступили семена необлученные.
Они «чувствовали» некие
сигналы, побуждающие их к
ускоренному развитию,
контактно, дистантно — на
расстоянии в один сантиметр, а
таюмэ через кварцевую
перегородку, пропускающуюУФ-
лучи.
Аналогия с мигогенетиче-
ским излучением А. Г. Гур-
вича напрашивается сама
собой. Но обнаруженное УФ-иэ-
лучение семян все-таки
вторично. Для его генерации
нужна первичная гамма-
радиация.
Происхождение русского
этноса представляет собой
задачу в том числе и для по-
пуляционной генетики. В этом
направлении сосредоточены
усилия ученых из московского
Института эволюционной
морфологии и экологии имени
А. Н. Северцова РАН.
Интересен, например, вопрос — кто
по своим корням жители
столицы?
Исследователи
воспользовались обычными в популяци-
онной генетике методами —
изучением генеалогических
древ и анализом
встречаемости некоторых генов,
ответственных за особенности
крови. Этот арсенал был
применен к ограниченной выборке
лиц — москвичей в
количестве 41 человека, по паспорту
«чисто русских».
Но по генеалогическим
древам около трети из них
оказались метисами, так как в
последние сто — сто пятьдесят
лет у них в предыдущих
поколениях наличествовали
смешанные браки. Ранее же
религиозные запреты им
препятствовали и, таким образом,
поддерживали «чистоту
крови».
Поданным генетики удалось
определить и степени
родства, так называемые
генетические расстояния, отделяющие
русских от ближних и дальних
народов. Самыми близкими
оказались поляки, немцы и
о>нны. Самыми
удаленными — монголы и китайцы. По
частотам разных генов в
целом русский этнос полностью
вписывается в европеоидную
расу. Вклад эю различных ко-
чевнжов-завоевателей, в том
числе и монголо-татар,
представляется совершенно
незначительным.
Эти выводы подтверждают
лингвистические и
археологические свидетельства,
согласно которым русская
популяция произошла в результате
объединения генетического
материала нескольких
индоевропейских этносов. Среди
них, кроме славян, были
восточно-балтийские и угро-
финские племена.
Что мсонэт быть спокойнее
места где-нибудь в реке, у
самого ее дна? Вода и чистый
песок. И если ничто не
вмешивается постороннее в эту
картину, их постоянство и
незыблемость, кажется, будут
вечно. Однако это не совсем
так.
По представлениям
геохимиков, сама поверхность
раздела воды и минерала
насыщена свободной энергией, так
и ждущей повода, чтобы
перейти в работу. А
результатом ее может быть явное
нарушение той благостной
картины речного дна, что
известна нам по наблюдениям поэтов
и любителей-рыболовов.
Задача предвидения ре-
зультатовтой, возмсоою,
разрушительной работы, что
может принести не имеющая
иного выхода энергия,
показалась настолько
значительной, что за ее решение
взялись наши ученые из
расположенного в подмосковной
Черноголовке Института
экспериментальной минералогии
РАН и голландские
исследователи из университета
города Утрехт. Чтобы не гадать,
они сразу жэ перешли к
опытам.
Две пробы кварцевого
песка залили водой, закупорили
и стали подвергать
повышенным давлениям и
температурам. И песок стал
растворяться в воде, пртем чем мельче
он был, тем лучше
растворялся.
Полученные
экспериментальные кривые позволили
оценить и уровни свободной
энергии поверхности раздела
песок—вода. Для комнатных
температур она оказалась
небольшой — 0,35 джоуля на
квадратный метр поверхности.
Заметим, что один грамм
песка из микронных частиц имеет
поверхность более чем
четыре квадратных метра.
Чем м® это моэмэт быть
чревато для условий дна
спокойной реки? Пока особо
ничем — молекулы воды
осаждаются на песчинки, песчинки
рыхлятся, распадаются и
растворяются в воде. А водный
раствор кремния —это всем©
не совсем чистая вода.
С*
Б
I
39

Никита Максимов
Разыскивается:
вампир с задатками
альтруиста
Немецкий естествоиспытатель XIX века Лоренц Окен сравнил
человека с «цветком из кровеносных сосудов». Воистину такое
сравнение имеет право на жизнь — уже в наши дни ученые
подсчитали, что общая площадь сосудов человека примерно равна
7000 квадратных метров. Иначе говоря, внутри каждого из нас
находятся десять свернутых в трубочки футбольных полей.
И ежесекундно на каждом миллиметре этого обширного
пространства происходит множество событий, которые определяют
дальнейшее существование нашего организма. Но главным — исходным
и непременным — условием является ток крови по сосудам. Какие
на ее пути встречаются препятствия и как с ними борются
организм и лекарства, читайте ниже.

Движение крови по сосудам
можно уподобить бурным
потокам, которые
ритмически порождаются мощной
волной, возникающей при
каждом ударе сердца. Бели бы мы
могли уменьшиться в размерах
настолько, чтобы проникнуть внутрь
кровеносного сосуда, то обнаружили
бы, что нас окружает плотная масса
клеток, которые, крутясь,
проносятся мимо в быстром потоке плазмы —
жидкой части крови. Большинство
клеток крови представлены мелкими
двояковогнутыми дисками,
наполненными рубиново-красным веществом.
Это — красные клетки крови,
эритроциты. Их основные функции
заключаются в переносе кислорода из
легких в ткани и помощи при
возвращении в легкие «отходов»-,
углекислого газа. Изредка мы можем
столкнуться с белыми клетками
крови, «мохнатыми шариками» —
лейкоцитами. Лейкоциты различаются
формой и размером и предназначены
для уничтожения инородных веществ
и возбудителей инфекций. И уже
случайными попутчиками выглядят
пластинки, изредка медленно
проплывающие мимо нас,—
тромбоциты. На самом деле они вовсе не
случайные компаньоны других
элементов крови.
ТУг мы подступаем к главной
нашей теме.
Очевидно, что кровь должна быть
жидкой, текучей субстанцией.
Очевидно также, что в сосудистой
системе, чья площадь так обширна,
весьма велика вероятность
«проколов».
Чтобы свести потери крови до
минимума при любом повреждении,
природой предусмотрительно
создана ремонтная система,
заделывающая «пробоины» в сосудах.
Многочисленные элементы этой системы
(клетки-тромбоциты,
белки-фибриногены и так далее) постоянно
присутствуют в токе крови в исходной
неактивной форме.
Я сказал: «природой
предусмотрительно создана...» Однако на самом
деле запасливую
предусмотрительность природы нужно' возвести в
квадрат- Наделяя живую плоть той
или иной функциональной
системой, природа обычно создает ей
противовес — контрсистему, чтобы
наладить оптимальный баланс, чтобы
избежать захвата одной из систем
беспредельных диктаторских прав.
В нервной системе это пара —
возбуждение и торможение.
В иной сфере — чувство голода и
чувство насыщения.
В интересующем нас случае —
система свертывания крови и проти-
восвертывающий механизм, чья
задача и состоит в том, чтобы
удерживать процесс возникновения
тромбов в рамках необходимого, сохраняя
за самой кровью качества текучей
субстанции.
Но что значит «удерживать в
рамках необходимого»? Ограничивается
ли необходимое лишь теми
случаями, которые связаны с
«пробоинами» в системе? Оказывается, нет.
Патологические изменения стенок
сосудов из-за инфекции или травмы,
воспаление окружающих тканей,
нарушение баланса в составе крови —
многие факторы, используя свойства
ремонтной системы, способны
инициировать процесс образования
тромбов. Медицина сталкивается с этим
на каждом шагу. И как показывает
ее практика, во множестве случаев
система противовес — противосвер-
тывающий механизм не обладает
достаточной мощью, чтобы
остановить развитие патологических
явлений. И тогда на мелководных,
застойных участках кровеносных
сосудов начинают скапливаться
тромбоциты, возникают тромбы, кровь или
недостаточно поступает, или вообще
не доходит до какого-то органа.
Следствия могут быть самыми
неприятными. В Америке, например, от
закупорки тромбами сосудов сердца и
мозга за год умирают порядка
пятисот тысяч человек.
Вполне естественно, что человек
не склонен мириться с такой
ситуацией. Многие столетия
единственным средством борьбы были пиявки,
потом появились медицинские
препараты, различные химические
средства. Сейчас ученые вновь изучают
лекарственные свойства пиявки, но
уже на современном уровне знаний.
Исследуя пиявку, группа российских
генетиков во главе с
членом-корреспондентом РАН Евгением
Свердловым создала новое лекарство против
тромбов.
Продолжение на стр. 44.
1
П
41

ИСТОРИЯ ЖИЗНИ И СПАСИТЕЛЬНОЙ
СМЕРТИ МАЛЕНЬКИХ ТРОМБОЦИТОВ
В замечательной книге С. Сахарнова «По морям вокруг Земли» есть
такой сюжет. Бывалого моряка приятель спрашивает, зачем он хранит в
своей коллекции маленькие деревянные заостренные пробки? В ответ моряк
рассказывает о том, как во время войны эти пробки-«чопы» спасли ему
жизнь при обстреле судна. Именно ими он затыкал многочисленные
пробоины.
Мы, как и моряк, постоянно носим с собой маленькие чопы, но только
не из дерева, а из белков. Называются они «тромбоциты». О том, как они
участвуют в латании «пробоин» в сосудах при их повреждениях, наш
короткий фоторассказ. (Фотографии получены с помощью сканирующего
электронного микроскопа.)
Как только возникает
повреждение стенки сосуда,
начинается сложный каскад
событий. Дремлющим в
стабильной форме тромбоцитам
посылается химический
сигнал: активизироваться,
выйти из подполья/ Они тут же
начинают снаряжаться —
изменяют свою форму,
утолщаются и уплотняются. На
снимке виден ранний этап
событий в стане
тромбоцитов: некоторые уже стали
активными, другие только еще
готовятся.
Два активных тромбоцита
соединяются друг с другом с
помощью недавно созданных
нитей. Это их первый вклад
в дело остановки потери
крови — образование тромба.
42

На снимке видно, как все
большее количество
тромбоцитов включается в
формирование временного тромба на
месте повреждения. Однако
эта временная затычка пока
очень хрупкая. Но до тех пор,
пока свертывающий каскад
не выработал прочные
материалы для тромба, она
остается единственной преградой.
Пока существует хотя и
непрочная, но защита,
организм мобилизует главного
ремонтера — фибриноген.
Растворенный в крови, он только
и ждет сигнала. Когда
система свертывания крови
активизируется, от него
«отстригают* четыре звена, и
фибриноген превращается в
фибрин. Подобно отвердите-
лю, добавляемому в клей,
фибрин тут оке полимеризуется
и образует нити, которые
создают несущий каркас
тромба* На снимке вы
видите залатанную пробоину
изнутри, а снаружи
образовалась добротная болячка.
Тромб в артерии

II
II
О. I
11
Jl
Sfci
2 Si
111
Использовалась пиявка для
лечения многих болезней очень давно и
в России, в частности. Ведь Россия
раньше, как это ни смешно, была
очень пиявочной страной и, кроме
того, вывозила пиявок в Европу на
большую сумму. Но потом, когда
медицина стала уходить по дорожке
химических лекарств, это народное
средство потихонечку забывалось. «И
это было неправильно,— говорит
Евгений Свердлов,— потому что
химические средства хороши как
средства скорой помощи, но если вам
необходимо неторопливое,
систематическое лечение, то нет ничего
лучше травок или пиявок».
Потом химические лекарства
сменились более тонкими препаратами,
такими, как гормоны. Затем начали
входить в практику плоды генной
инженерии, которые обладают
узконаправленным действием, а
следовательно, минимальными побочными
эффектами. Именно генная
инженерия, применив достижения
современной молекулярной биологии,
позволила вернуться к забытым
народным лекарствам, основанным на
естественных веществах.
Прокусывая кожные покровы,
пиявка впрыскивает белок гирудин,
который предотвращает образование
тромбов в месте укуса — в месте, где
возникла «пробоина». Это известно
давно.
Однако доктор биологических наук
Изольда Порфирьевна Баскова
предположила, что в секрете,
выделяемом пиявкой, помимо гирудина,
может существовать другой
активный белок, который будет
растворять тромбы. Секрет различия в
действии этих белков следующий: и тот,
и другой уничтожают тромбы, но
гирудин препятствует появлению
новых тромбов, а «искомый»
растворяет, рассасывает уже существующие.
«Я даже сейчас затрудняюсь сказать,
какая мысль натолкнула ее на то, что
пиявка может обладать ферментом с
совсем другим механизмом
действия,— размышляет Евгений
Свердлов.— Может быть, потому что знала
пиявку до тонкости, посвятив ей всю
свою жизнь».
А в чем отличие этого фермента от
существующих лекарств?
Все химические средства
разрушают тромб, подобно тому как
экскаватор крушит старый дом,— удар за
ударом. Где тонко, там и рушится.
Обычно самое слабое звено в
«конструкции» тромба — место его
крепления к кровеносному сосуду,
своеобразная тонкая «ножка». Она-то под
действием лекарства чаще всего
разрывается, а тромб отрывается,
отправляясь блуждать по системе
сосудов и угрожая закупорить один из
них. Например, сосуд, идущий к серд-
цу-
В отличие от «химии» пиявочный
фермент разрушает только
цементные швы между кирпичиками
фибрина, слагающими тромб. А
отдельные маленькие остатки некогда
огромного тромба не представляют
опасности — они просто
рассеиваются в кровотоке. Фермент этот
удивителен и многим другим:
чрезвычайно стабилен, работает в очень
широком диапазоне кислотности,
обладает свойством проникать через
слизистую желудка, не разрушаясь,
устойчив при кипячении.
«Мы в то время сделали
интерферон, и когда он вошел в
клиническую практику, у нас появилась
возможность поработать с пиявкой, тем
более что это укладывалось в мою
концепцию молекулярной народной
медицины,— рассказывает Евгений
Свердлов.— Тогда казалось, что все
будет сделано за месяц, но мы
завязли на годы. Дело в том, что фермент
оказался каверзный: очень трудно
.
44

выделялся, его было очень мало.
В конечном итоге нам удалось
выделить этот белок в довольно
приличном количестве и обнаружить его ген
в наследственном веществе пиявки.
Правда, оказалось, что это не один
ген, а семейство генов. Выделив эти
гены, мы получаем возможность
вставить их в бактерии, для того чтобы
они нарабатывали нужные нам
белки».
Сейчас ученые налаживают
процесс активного размножения этих
генов в бактериях, которые затем
должны стать эффективными
производителями нужного фермента. «В
случае с интерфероном мы шли
третьими, а здесь мы первые,—
подчеркивает Евгений Свердлов и
продолжает: — я надеюсь, что скоро
начнутся клинические испытания
этого препарата».
«Вообще сделать хорошее
лекарство, наверное, очень приятно»,—
интересуюсь я у Евгения Давидовича.
«Это здорово, когда ты знаешь, что
принес какую-то реальную и
понятную пользу людям. Занимаешься
девятнадцатой хромосомой и на
вопрос «зачем?» говоришь:
«Интересно». Понятно, что интересно, а
что с того? А тут понятно всем — и
генералу, и подполковнику, что твое
лекарство помогает и лечит».
И лечит безболезненно. Те
«счастливцы», которых когда-нибудь
кусала пиявка, могут подтвердить,
что у них при этом не возникали
какие-нибудь осложнения.
Следовательно, вещество, которое она
впрыскивает в нас, не встречает
сопротивления организма, он
воспринимает его как свое. Поэтому у ученых
есть надежда, что полученное
лекарство в отличие от многих других
рукотворных препаратов будет
больше адаптировано к человеческому
организму.
На этом можно было бы
закончить. Но ученым свойственно
задумываться о вещах, которые к ходу их
исследований не имеют прямого
отношения. Посудите сами. Вы имеете
пиявку, которая рассматривает
человека как магазин под названием
«Продукты». Чтобы питаться, она
впрыскивает гирудин, который
предотвращает образование тромба. Это
понятно: неудобно пить, когда тебе в
пасть лезут всякие тромбы. Но зачем
пиявке платить за «питание» теми
веществами, которые рассасывают уже
образовавшиеся тромбы во всей
сосудистой системе? Что за альтруизм
в животном мире? Впрыскивая
гирудин, пиявка спокойно накачивает
кровь себе в желудок. И накачивает,
кстати, довольно много, так что
потом может пару лет не есть вообще,
сохраняя кровь в свежем виде.
Так зачем пиявке нужен фермент,
способный рассасывать тромбы?
Евгений Свердлов разделяет мое
недоумение: «Я не понимаю, зачем
пиявке такой фермент и почему он
действует так и в таких малых
концентрациях? Я начинаю размышлять над
тем, что этот белок обладает совсем
другими свойствами, не такими,
какие нужны пиявке. Его функции
могут заключаться в том, что он
может включать какой-то механизм,
спусковой крючок процессов в
организме человека, которые нами пока
не изучены. Те, которые, в
частности, приводят к рассасыванию
тромба. Я думаю, что дальнейшее
изучение этого фермента позволит
обнаружить совершенно не известные нам
механизмы в человеческом
организме».
Пока вы читали статью, по всем
вашим ста пятидесяти — двумстам
тысячам километрам сосудов текла
кровь. Лекарство Евгения Свердлова
и Изольды Басковой позволяет
надеяться, что при этом она не
встретит преград. •
Никита Григорьевич МАКСИМОВ —
журналист, сотрудник
научно-популярной газеты «Эврика». В
журнале выступал с публикациями
«Найти на паттерне свой узор» (1003 год,
№ 12), «Этот мир, вписанный в
квадратик карты» (1004 год, № 4),
«Жизнь длиною в один метр» (1005
год, №№ 5—6), «...Выкопали леди»
(1005 год, №6).
45

Игорь Андреев,
кандидат истерических наук
Самозванство
и самозванцы на Руси
Никакая другая история не может
похвастаться таким обилием самозванцев, как
русская. Число их столь велико, что можно
говорить о настоящей эпидемии едмозванст-
ва. Более сотни человек пытались примерить
салюзванческий костюм, объявляя себя то
царями и императорами, то их реальными
или мифическими отпрысками.

Открыла эпоху самозванства Смута. Именно
отработала его модель и передала как драгоценное наследие
последующим векам. XVIII столетие — взлет
самозванства. Многочисленных лже-Петров Федоровичей
оказалось так много (много больше, чем Лжедмитриев), что
они в конце концов основательно запутали не только
историков, но и современников. В одном из
правительственных документов очередной венценосный супруг
Екатерины Великой был назван лжесамозванцем, что,
по логике, означало ни что иное, как законный
государь!
А сколь впечатляющи итоги самозванства! Один —
пускай лишь один — воцарился на государстве и правил
почти год. Второй Лжедмитрий почти два года
держал в осаде Москву, создал свою лжестолицу Тушино со
лжепатриархом и лжедумой. Впрочем, лжепатриарх
впоследствии стал патриархом настоящим и выступал с
титулом «великого государя» соправителем при своем
сыне, Михаиле Романове,— это был Филарет
Никитич; бояре же из лжедумы впоследствии
перебрались в думу Кремлевскую, хотя далеко не все: кое-кто
угодил в петлю, например, атаман — «боярин» Заруц-
кий.
Пугачев — самый известный из лже-Петров III — так
сотрясал империю, что Екатерина II принуждена была
публично демонстрировать свою солидарность с
насмерть перепуганным поволжским дворянством,
объявив себя «казанской помещицей».
Фактор самозванства долго присутствовал в политике
первых Романовых. При этом* конечно, можно
упрекнуть новую династию в гипертрофированном страхе,
когда в каждом пьяном выкрике кабацких завсегдатаев
ей мерещилось покушение на мономахов венец. Но не
легковесен ли буцет наш упрек? Ведь Романовы, в
отличие от нас, воспринимали и имели все основания
воспринимать самозванство как опасность реальную,
осязаемую. Она могла придти извне, если вспомнить, с
какой охотой принимали самозванцев в Варшаве,
Константинополе и Бахчисарае. Опасность могла выявиться
как «нутряная болезнь», разившая насмерть. «Сойдемся
вместе, выберем царя!»,— угарно шумели в кабаках, и
это было страшно: в самом деле могли сойтись и
выбрать!
Самозванческие речи приравнивались к тягчайшим
государственным преступлениям наряду с
богохульством, умыслом на государя и «воровским
скопом-заводом». Со временем напряженность спадет, но останется
настороженность, которая, кажется, обретет
генетический характер. Когда кронпринцессе Шарлотте, супруге
отсутствующего царевича Алексея Петровича, придет
время родить, Петр I приставит к ней почтенных
придворных особ, которые должны будут лично
засвидетельствовать появление на свет нового члена царской
фамилии. Принцесса Шарлотта страшно обиделась,
посчитав это распоряжение оскорбительным для своей
чести. Ей, с ее европейским менталитетом, совершенно
непонятна была забота Петра, вызванная не только
отеческим попечением, но и знанием русской
действительности. Рожденный при свидетелях младенец — это
младенец неподменный, безусловно законный, не
дающий повода усомниться «неистовым языкам». Петр
47

Портрет Е. Пугачева,
написанный на портрете
Екатерины II е октябре
1773 года.
*\
О
ю
помнит о самозванцах. Шарлотта, по понятным
причинам,— нет.
Обилие самозванцев позволяет даже говорить о
неких самозванческих типах. Н. Эйдельман упомянул
о «верхнем самозванстве», имея в виду происхождение
самозванцев и способы их действия. Такой самозванкой
была, к примеру, знаменитая княжна Тараканова,
высоко взлетевшая в помыслах, трагически
окончившая жизнь. Если следовать Н. Эйдельману, «верхнее
самозванство» потому и верхнее, что не обращено к
народу. Народ для авантюристов такой закваски —
«подлое сословие». Но и народ не оставался в долгу —
ему мало что было известно о подобных искателях
престола.
Парадокс же заключается в том, что истинный
«нижний» самозванец должен был быть одновременно
понятно-непонятным. Понятным — чтобы преодолеть
недоверие и оказаться по логике масс своим; непонятным —
потому что, по представлениям низов, это свойство
исконно царское. Излишняя «прозрачность» была
вредна. Совсем понятным мог быть только свой брат мужик.
Но тогда какой он государь? Это была ситуация
балансирования, хождения по проволоке, к которой, конечно,
мог быть готов только человек из низов или близкий к
низам. Этим отчасти можно объяснить и происхождение
большинства самозванцев, и некоторую
экстравагантность их поступков: они непонятны — значит не
совсем свои. Разумеется, при таких условиях только
«нижнее» самозванство могло быть массово, «верхнее»
— единично.
Самозванство крепко замешано на авантюризме.
Многих самозванцев сжигает изнутри ненасытное
честолюбие, они не в ладу с нравственностью. Ибо само
самозванство, отрешение от себя и своих пращуров, с
точки зрения православного человека, глубоко
безнравственно и греховно. Не случайно самозванец — это
колдун, чернокнижник. Отрекаясь от себя, он
отрекается от Бога, продает душу дьяволу. Самозванец — это
русская разновидность Фауста...
Но в то же время — сколько незаурядности, смелости
и даже талантливости! Конечно, иные самозванцы были
не более чем марионетки, этакая «очеловеченная» идея
«доброго царя», который идет «выводить»
бояр-изменников. Однако были вожди истинные, верховодившие
по уму и по своей воле. Чего только стоит талант
Пугачева убеждать! Несколько раз арестованный, он
умел так говорить с часовыми, что они бежали вместе с
ним. Как здесь не вспомнить о заветном слове, против
которого не могли устоять замки и запоры?!
«Пугачев знал слово»,— отмечали многие
исследователи пугачевского движения и первый — Пушкин. Слово
для самозванца было оружием обязательным. Можно
даже говорить о таком типе, как
самозванец-пропагандист. Один из таких — Тимошка Акундинов, крепко
обеспокоивший второго Романова. Охота за ним была
устроена по многим дворам — от Константинополя,
Рима, Варшавы до Стокгольма. Беглый московский
подьячий Акундинов отвечал грамотками, покуда его не
выдало голштинское правительство.
Шуйский, несомненно, перевернулся бы в гробу,
узнав о рождении долгожданного наследника через не-
48

сколько лет... после своей смерти. А именно за сына
царя Василия выдавал себя в Константинополе Акунди -
нов. Правда, нестыковка была явная, и позднее
Тимошка наскоро переменил степень родства, записав
Шуйского в дедушки. Эта история приоткрывает еще одну
особенность самозванства. Конечно, точность легенды
желательна. Но совсем необязательна. В
Константинополе довольно долго продолжали делать вид, что верят
Акундинову, исходя при этом из политических
соображений, для давления на Москву. Для народа же важнее
было правдоподобие, соответствие самозванца
народному образу царя. Потому биографические «детали» и
оказывались не такими уж важными.
Чрезвычайно интересна самозванческая «идеология»
Тимофея Акундинова. В одном из своих посланий,
«Декларация Московскому посольству» (тому самому,
которое требовало в 1646 году его выдачи), он
превращает себя в законного государя, а Романовых — в
узурпаторов.
Я естем мнимый подъячей, а истинный царевич
Московский...
Я естем здесь непознанный князь Шуйский.
Еще один обязательный лейтмотив самозванства —
обличение. Естественно, для искателя престола общее
недовольство — плодороднейшая «почва» для
достижения своих целей:
Что ся ныне в нашем веку сотворило,—
то много ся злых дел расплодило.
Яко едва ж ести и нам у Бога милости место,
коль тяшко от бояр народу и тесно.
Только умножися гордости и кривды,
Яко ж отнюдь не знают суда и правды...
Акундинов, прошедший путь проныры-подьячего,
прекрасно знал, что и кого надо обличать. Но роль
обязывает, и он замахивается высоко: корень зла —
«наскокатели» Романовы, похитители его престола. Что
это означает в рамках средневекового религиозного
сознания? Тимошка пугает насмерть — нет божьей
благодати:
Что ж ты в том, Москва, добре оплошилась?
Блюдись, чтоб дверь милосердия Божия не затворилась!
Круг замыкался. Беды оттого, что нет милосердия,
благодати. Благодати — потому что подданные
согрешили, отступились от «природного государя» в сторону
«ложных царей». Самозванческая «доктрина» пришла к
главному, что должно подвинуть подданных к
действию,— к спасению и покаянию.
В проблеме самозванства важная тема — отчего за
самозванцем шли, почему самозванство работало.
Можно сформулировать это иначе: отчего, к примеру, на
слова Пугачева в сентябре 1772 года: «Я точно государь»,
последовал ответ яицких казаков: «Слышим, батюшка, и
все исполним». И, как известно, исполнили.
Пугачевщиной. Традиционное объяснение, помимо классового
протеста — наивный монархизм масс. Универсальность
этого тезиса просто подкупает. Наивный монархизм, как
отмычка, пригодная к любым замкам. Однако легко
разглядеть в этом объяснении ущербность. Оно ничего
не объясняет! Наивный — значит простодушный, почти
Печать Е. Пугачева с изо
бражением Петра III, при
ложенная к указу
повстанческой Военной коллегии.
«Автограф* «ампиратора
Петра III* — Е. Пугачева
с надписью на
французском языке «Его
Величество Петр Великий*,
которую сделал М. Шванович.
4l" ■ 4-11- ■ ■' I. II lit ПН I' -• •' •fl««"f*'*4"
^

Въезд Марины Мнишек в
Москву 3 мая 1606 года и
коронация Марины 8 мая
Лжедмитрип I
детский — здесь и размышлять не над чем. Понятно, не
все исследователи были удовлетворены этим. Подступы
к проблеме они искали в самом существенном — в
содержании и механизмах народных представлений. И
здесь мы уже имеем серьезные исследования таких
ученых, как К. Чистов, Ю. Лотман, Б. Успенский,
Н. Эйдельман, Н. Покровский.
Жизнестойкость самозванства позволяет говорить о
некоей сложившейся модели, все элементы которой
взаимосвязаны и взаимообусловлены. Модель —
законченная система. Образно говоря, при соответствующих
условиях в ней надо только повернуть заветный ключик
— «я точно госуцарь!» — и все заработает — «слышим,
батюшка», сдвинется с места — «и будет исполнено»!
«Место» пребывания этой модели — сознание
«простецов». Здесь в первую голову важны стереотипы,
которые в литературе определяют как упрощенные,
низведенные до жесткой схемы представления, образы
мира, превращенные в символы. В основе стереотипа —
установка, заставляющая воспринимать события
определенным образом и адекватно, а главное —
единообразно на них реагировать. Стереотип — внутренний
регулятор поведения, противоположный тому, что навязывают
регуляторы внешние,— закон, насилие и так далее.
Такую функцию стереотип выполняет потому, что
включает в себя определенную шкалу ценностей:
происходящее соотносится с ней, затем следует реакция —
ответные действия, столь же стереотипные, как и сами...
стереотипы. Стереотипы — это внутренние правила
поведения, предполагающие типологичность оценки,
реакции, действия. В нашем контексте это увязывается
в жесткую цепочку оценок-действий: появление
самозванца — положительная оценка — признание —
поддержка. Но для того чтобы такое случилось, нужен
«самозванческий стереотип». Был ли он?
Было «нормальное» монархическое сознание масс,
веками устоявшиеся представления-стереотипы о царе и
царской власти. Другой вопрос, что существовали вари-

анты этих представлений. Монархическое сознание масс
было основой того патриархального консерватизма, на
котором покоилась одна из опор российского
самодержавия. Но эти же представления при определенных
условиях порождали бунты и восстания, потрясающие
империю. Здесь нет противоречия. Или точнее, это
противоречие самой истории.
Известно, что в Московском государстве получила
распространение византийская концепция монаршей
власти, сильно приправленная ^татарщиной»,
практикой общения с золотоордынскими «царями». Понятно,
что сама эта доктрина была уделом небольшой
интеллектуальной части общества. Массами она усваивалась
на уровне стереотипов. Один из них — представления о
сакральном характере царской власти. Именно в этом
смысле воспринимался сам царский титул: царями были
ветхозаветные цари Соломон, Давид. Царский сан был
священный, установленный самим Богом в
противоположность титулам человекосотворенным — король,
герцог и так далее. Давно подмечено, что именно
глубочайшая вера в сакральность, богоустановленность царского
титула питала безграничные амбиции Ивана Грозного.
Он мог равно и во время успехов, и в моменты
тягчайших неудач высокомерно укорять своих оппонентов-
властителей в низости их сана.
Важно, что этот взгляд разделялся всеми. В XVI—XVII
веках русские могли упрекать греков в потере едва ли не
самого дорогого — царства, Византийской империи,
раздавленной турками-османами. Царство и царь есть
несомненные признаки Божьего покровительства.
Сакральный характер восприятия царской власти превра-
Автограф Лжедмитрия I
ffl
s* s~\ О*3 £*r s~ /*cf^s*-*~
w( «deWuteUc*&&&c9/U>L4 iitrS Лиц*
to
IB
51

г I щал монарха в лидера харизматического толка, уязвимо-
J. го лишь в случае его отступничества от божественного
и ни в чем не ответственного, ничем не обязанного
11 своим подданным.
Богоустановленность прочно связывалась с
представлением о законности царской власти, которая
подтверждалась стариной. В системе средневековых
представлений старина всегда предпочтительнее сомнительных
g I новаций. Старина сама по себе самодостаточна, сама
g | священна. Стереотип покоился на связке: власть бого-
11 установлена, оттого законна; законна — значит бого-
°' установлена.
Этот момент чрезвычайно важен для начала смуты и
самозванства. В послеоктябрьской исторической лите-
. ратуре пресечение династии Рюриковичей обыкновенно
трактовали как повод к лихолетью. Русские историки
были, несомненно, точнее и прозорливее. Смерть
бездетного Федора Ивановича — причина для острейшего
политического и мировоззренческого кризиса. В
течение столетий «благоцветущая» отрасль дома Калиты,
правящая в Москве, не пресекалась. Династия
поднималась вместе с Москвой, обращая суверенных государей-
родственников в подданных слуг. Служилые люди могли
гордиться такой исключительностью своего государства,
хранящего истинную веру, где залогом всего был не
просто государь, а его предки и потомки. При этом и
сам служилый человек, предки и потомки которого
служили и будут служить московским государям, тоже
был таким залогом. Но вот оборвалась династия,
разорвалась связь времен, и из всей системы точно вынули
стержень. Все зашаталось и едва не рухнуло, потому что
тем, кто примерял царский венец, было отказано в
законности, а значит, в богоустановленности. И
наоборот. Даже Романов в трактовке книжников царь не
потому, что он всенародно выбран и «глас народа —
глас Божий», а потому, что он богоизбран и законен
изначально, по рождению.
Сакральный характер царской власти тесно связан с
«сакральной», божественной правдой, которую
устанавливал на земле монарх. Царь справедливый и милостли-
вый — вот черты монархического сознания. Возможно,
здесь мы имеем дело с проявлением древнейших
представлений, с так называемым архетипом, прообразом,
первокирпичиком, положенным в фундамент
стереотипа. Исследователи говорят об архетипе как неком
коллективном сознании, «генетической памяти», которая
часто не соответствует, а иногда даже противоречит
эмпирическому опыту. В нашем случае эта посылка в
самой упрощенной форме сводится к следующему:
несмотря на творимое «зло» царь воспринимается как
«добрый» и «справедливый». Этот кредит «доброты» во
многом исходит от архетипа.
Но что тогда представляет собой этот архетип?
Молодая исследовательница Л. Румянцева возводит его к
тотему — могущественному покровителю рода. На
архетип накладываются, точно этажи, мифологемы. Здесь и
образ родоплеменного князя, последующих правите-
*> лей — защитников и судей. Народная память сохраняла
* эти образы в былинах. Князь-защитник, князь-гроза,
[L князь-правдолюб фокусировался в образ доброго и спра-
3 ведливого правителя и передавался из поколения в
52

поколение. Достаточно здесь вспомнить судьбу
киевского былинного цикла с князем Владимиром.
Примечательно, что в представлении низов добрый
царь — это грозный царь. «Не мочно царю без грозы
бытй; как конь под царем без узды, тако царство без
грозы»,— писал знаменитый Иван Пересветов.
Известный публицист призывал не столько к авторитаризму —
так часто трактуется этот отрывок,— сколько к
справедливому и праведному правлению. О том же вопиют и
коллективные челобитные. В 1648 году, в жаркие дни
московского восстания, посадские и дворянские
челобитчики напоминали царю, что Бог вручил ему два меча
карать злодеев. Удивляясь при этом царскому «долгатер-
пению», что царь «щадиш и милуеш (злодеев — авт.), не
хочеш своего суда и гневу пролити на них», авторы
обращения отмечали: бездействие «ссорит» царя со всею
землею и народ по необходимости принужден к бунту и
«нестроению». Грозность была неотъемлемой частью
царского образа. Равно как и самозванческого. Так что
«лютовал» Пугачев не только из-за остроты социальных
противоречий и протеста измордованных
крепостниками масс. К этому обязывала поведенческая модель
«царя-батюшки».
Эта гроза-справедливость — еще один элемент
стереотипа. В итоге все связывается, обретает некоторую
уравновешенность. Законным может быть только
монарх богоустановленный, а значит, и справедливый;
справедливый — тот, кто законный и праведный;
праведный, богоданный государь только и может быть
добрым и законным.
В спокойных условиях этот стереотип поддерживал
«идеологическое» функционирование общества. Но стоило
сместить один из элементов, и система, как судно,
получившее подводную пробоину, теряла устойчивость.
Здесь возможны два варианта развития событий,
знакомых нам по отечественной истории. Первый построен
на антитезе: законный, богоданный и добрый монарх —
злые слуги. В итоге появлялся Степан Разин с призывом
идти на Москву, бить и выводить бояр, воевод, все
«крапивное семя» дьяков и подьячих. Правда, и Разин
не обошелся без самозванцев, двигался на Москву со
лже-Никоном и лжецаревичем Алексеем Алексеевичем.
Но они выступали уже в роли символов — высокие
особы, равно как и народ, страдающие от наветов и
козней злых слуг из царского окружения. Казаки
вступились за них, они примкнули к казакам. Все движение,
следовательно, праведное и справедливое.
Второй вариант развития событий — собственно
самозванство. Он, несомненно, сложнее. Здесь больше
«приводов» и «шестерней», больше вероятностей сбоя.
Задача, однако, все та же — убеждение в справедливости
совершаемого, его полном соответствии всем
«правдам» — сакральной, мирской, личной.
Действительно, что нужно было, чтобы человек,
преодолев страх, силу привычки и привычного, примкнул к
самозванцу? Классовая ненависть? Историки уже давно
ощутили недостаточность и ограниченность этого
объяснения. Хотя бы потому, что оно выводит за рамки
изучения «механизмы» происходящего, личность.
Обращение к внутренней мотивации побуждает
отказаться от упрощения. Для сторонников самозванца не-
Изображение
Лжедмитрия II
I
со
53

К. Д. Флавицкий. Голова
княжны-самозванки
Таракановой (этюд для
картины «Княжна
Тараканова*)
обходима была убежденность в законности и
праведности движения. Достигалось это в инверсии «свой —
чужой», когда стереотип превращал правящего государя
в «чужого», в самозванца, а настоящего самозванца — в
«своего».
В разное время и в разных обстоятельствах эту
«подмену» совершали те или иные доминирующие элементы
стереотипа. В начале XVII столетия «раскачивание»
началось с сомнения относительно законности прав
Годунова на престол, В глазах человека того времени
воля Земского собора, избравшего Бориса, не была
самодостаточна. С появлением же слухов о царевиче
Дмитрии Годунов обращался в узурпатора. Пугачевское
движение было сильно «приправлено» толками о
несправедливости императрицы. Она была «злая», а
гонимый Петр Федорович — «добрый».
Самозванец с его грамотками и манифестами, с
доказательствами «царского» происхождения воспринимался
как «добрый» и «законный». По мере того, как креди-
тируется доверие к самозванцу, падает ореол правящего
монарха. Он «злой», «несправедливый» и «законный
ли?» Сакральное восприятие царской власти обращает
поддержку «своего» государя в богоугодное дело. Все
иное — просто согрешение. Как здесь не напомнить об
Акундинове, который пугал утратой божьей благодати за
поддержку «ложных царей»! Но при таком повороте,
чудесной «подмене» или, если угодно, перестановке
местами самозванца с царем, выступление в защиту
самозванца приобретало все признаки действия
законного, освященного чуть ли не Богом. Преодолевался
разлад с внешним миром, утверждалась столь нужная
гармония.
Это конечное обретение «сакральности» как высшего
оправдания совершенного выбора имело своеобразные
последствия. В своем противоборстве обе стороны
наделяли друг друга демоническими чертами, осуществляли
своеобразную десакрализацюо, развенчание претензий
на высшее покровительство. И потому анафема,
пропетая Отрепьеву и Пугачеву,— средство традиционное.
Куда сильнее впечатляет экзотический выстрел пеплом
сожженного Лжедмитрия I, который и после своей
гибели, как истинный колдун, наводил на Москву беды.
Это был символический жест высвобождения от злых
чар чернокнижника, помрачившего разум людей,
признавших его законным государем.
Однако самозванческий «механизм», который должен
был рассеять все сомнения, сомнения до конца никогда
не рассеивал. Червоточина, порожденная привычками,
агитацией противной стороны и иными
обстоятельствами, оставалась. А это рождало колебания и тот самый
кровавый мужицкий бунт, которым пугал и которого
боялся в «Капитанской дочке» А. С. Пушкин. Кровь
должна была одолеть червоточину, страхом возмездия
рассеять, а точнее, заглушить сомнения и заставить идти
до конца. Разумеется, это не единственное, что
придавало народным выступлениям разрушительный и
жестокий характер. Но здесь поражает некая логичность,
потребность в разлитии крови, торжество принципа —
кто не с нами, тот против нас.
Использование методов социальной психологии
позволило исследователям говорить о двух «способах» обре-
54

тения самозванцем доверия масс, осуществления
«подмены» в стиле «подлинный — ложный». Это —
внушение и подражание. Предлагаемый подход кажется
перспективным, приоткрывающим механизмы работы
народного сознания. В самом деле, подражание — область
внешнего — побуждает самозванца вести себя в строгом
соответствии с тем представлением о поведении
истинного государя, которое существует в массах. Последние
могли простить многое в несходстве самозванца с его
«прототипом», но не прощали, когда искатель престола
позволял себе нецарский с их точки зрения поступок.
Лжедмитрий I сильно повредил себе увлечением
польскими обычаями и вызывающим игнорированием
обычаев русских — так православные государи не могли
поступать. Пугачев, покоренный красотой Устиньи,
затеял свадьбу, немало уронившую его в глазах
сторонников. Осуждалось не столько мнимое двоеженство — речь
шла не о законной супруге казака Пугачева, а о «жене»
Екатерине II,— сколько сам выбор: по общему
убеждению, государь — «амператор» не мог взять в жены
крестьянскую девку.
Образ царя, носителя верховного сана, как бы
формировал парадигму царского поведения и стиля жизни.
Парадигму, конечно, не реальную, а народную,
мифологизированную. Пугачев обязательно, как царь-гроза,
должен был карать помещиков и чиновников,
пресловутых злых слуг, сокрывающих правду. Это было строго,
но справедливо и при покаянии — милостливо.
В парадигме ощутимы и некие сказочные элементы,
тесно переплетенные с патриархальными
представлениями о царской власти. Не случайно допетровская Русь,
особенно первые Романовы, чрезвычайно
чувствительные к малейшему колебанию трона, старательно
создавали образ всенародного православного царя-батюшки.
Однако государь, при том, что он — справедливый судья
и защитник сирот, не может жить как мужик. Оттого
ставку-избу Пугачева под Оренбургом «оформляли» под
дворец, более похожий на сказочный терем,—
бревенчатые стены латали «золотыми листами».
С подражанием как средством убеждения в
подлинности самозванца связаны знаменитые «царские знаки».
Без них не мог обойтись ни один мало-мальски
«уважающий» себя самозванец. И пушкинский Пугачев в
«Капитанской дочке», и Пугачев реальный
демонстрировали их, эксплуатируя народную веру в особость
правящей персоны. Судя по всему, у веры этой —
«сакральные» корни, крепко переплетенные чуть ли не
с языческими, родовыми представлениями.
Богоизбранность монарха предполагала его сверхъестественную связь
с высшими силами. Кстати, этим «свойством» наделялся
народным воображением и самозванец. Эта общность
роднила и истинного, и ложного царя, облегчала тот
самый переход в инверсии «свой — чужой». Разница,
впрочем, при этом существовала. И существенная.
«Чужой» общался с черными, демоническими силами,
«свой» — с божественными.
В явлении «царских знаков» как аргументе
подлинности царской персоны проглядывается ветхозаветная,
первобытная старина с ритуальными знаками. Без
«знаков» самозванцу трудно было дать ход всему делу. Но
как могли рассмотреть в родимых пятнах и иных «гни-
55

лостях», оставленных болезнью на теле, царские
«венцы»? Помогало не только и не столько богатое
воображение и неопределенность того, что, собственно,
представляет собой знак. Точнее всех здесь Пушкин. «Они
верили, хотели верить»,— отметил поэт, работая над
историей Пугачевского бунта. Конечно, при таком
страстном желании верить померещиться могли не то что
венцы или орлы — манифесты о восшествии на престол!
О воздействии самозванца на низы речь уже шла.
Отметим лишь, что для этого, несомненно, более
сложного, внутреннего воздействия необходима была
своеобразная страдательность и «незасвеченность»
самозванцев. Большинство присвоенных себе имен
принадлежало тем, кто или не успел взойти на царство, или совсем
недолго царствовал, Петр III усидел на престоле 186
дней. Ничего такого, чтоб пуще прежнего застонал
народ, сотворить ему не удалось — не хватило времени,
а о пьяных кутежах и странных поступках ведомо было
немногим. Зато указ о дворянской вольности вызвал
толки о скорой вольности для крепостного крестьянства
и дворовых. Вольности не было — она будет объявлена
через 99 лет и один день! — Петр же III сгинул. Зато
остались надежды на волю и смутные слухи о дворянах,
от которых, спасаясь, Петр Федорович ушел в народ. В
итоге в прообразе незадачливого Петра III сошлись все
стереотипы о добром государе, злых слугах, о страданиях
избавителя за народ и близком возмездии. Стоит ли
после этого удивляться, что число лже-Петров достигло
четырех десятков, и они появлялись даже тогда, когда на
трон взошел Павел I?
Столь же подходящей фигурой для самозванства
представлялся цесаревич Константин Павлович.
Многолетняя привычка считать его наследником старшего брата,
императора Александра I, инцидент с переприсягой
Николаю I, толки о намерении Константина освободить
крестьян из «неволи» — все это могло бы стать
благоприятной почвой для появления разного рода Лже. Но
не стало. Легенда о Константине, проникнув в народную
среду, породила куда меньше самозванцев, чем, скажем,
легенда о царевиче Дмитрии. В чем же дело?
Время. Даже не просто время — эпохи. Век XIX был
слишком отличен от предыдущих «самозванческих»
столетий. Немногочисленные лже-Константины при этой
смене эпох были обречены на жалкое эпигонство
былого величия Лже.
Едва ли кто станет сомневаться, что самозванство,
прибегая к пушкинскому определению, из того разряда
исторических событий, которые «не чисты». Оно в
самом деле «не чисто» с самого своего рождения до
кончины. Тем не менее, принадлежа к «игралищам
таинственной игры», закрученной историей,
самозванство дало нам потрясающие картины, когда
Металися смущенные народы;
Л высились и падали цари.
>8
Игорь Львович AJ-ЩРЕЕВ, исторж, преподаватель, любимец
I Ъ студентов, исследовательXVII—XVIII веков российской истории.
<2 3 С журналом сотрудничает активно последние пять лет.
56

САМЫЙ. САМАЯ.
САМОЕ...
САМАЯ МАЛЕНЬКАЯ В
мире лягушка живет во
влажных лесах Кубы. Ее
длина 12 миллиметров. В
западной части острова
нередко можно встретить
летучую мышь весом всего
два грамма! А в восточной
провинции Ольгин обитает
крошечный скорпион
размером тоже 12
миллиметров. И наконец, на Кубе
живет колибри-шмель, или
сунсунсито. Раэмер втой
красивой птички 63
миллиметра. Одна из ее
особенностей — способность
зависать в воздухе.
САМЫЙ МАЛЕНЬКИЙ
лазер в мире удалось
создать исследователям из
американской компании
«Белл». В ближайшем
будущем такие лазеры
позволят создавать
сверхскоростные оптические
компьютеры, системы
искусственного зрения и
тому подобное. Особенно
важно, что такие
лазеры будут производиться в
массовых количествах с
помощью техники,
аналогичной той, что
используется в
микроэлектронике. Микролаэеры состоят
из нанесенных на
подложку слоев толщиной всего
сорок атомов из металлов
индия и галлия. Размеры
таких лазеров — в
пределах десяти микрометров.
Для сравнения: толщина
человеческого волоса — 75
микрометров.
По мнению специали-
стов, следующий шаг к on-
тическим компьютерам —
создание проводников, по
которым будут проходить
световые импульсы микро-
лазеров. В то же время
специалисты из компании
«Фотоник рисерч» уже ищут
пути промышленного
использования этих
лазеров. По мнению
президента компании Джека Джуе-
ла, эти оптические
элементы получат широкое
применение в
микроскопической технике и печатных
аппаратах.
САМОЕ БОЛЬШОЕ
скопление вулканов находится
около берегов Тихого
океана — Камчатка,
Курильские, Японские,
Филиппинские и Зондские острова,
Новая Зеландия,
Антарктида, Америка, Алеутские
острова. Это так
называемый тихоокеанский пояс,
состоящий из 1483
вулканов, из них 597
действующие, а 115 — подводные.
Вообще на Земле около
десяти тысяч вулканов.
САМЫЙ ДЛИННЫЙ
канал, по которому ходят
морские суда, — как
известно, Суэцкий. Он
протянулся на добрые
полторы сотни километров, а
точнее на 161,9
километра. Сейчас ему на смену
или в помощь готовится
проектируемый пока
концептуально водный путь от
средиземноморского
побережья до Красного моря
(предположительно через
акваторию Мертвого
моря). Он превысит по своим
масштабам уже
существующий в этом регионе.
Пролегая параллельно
Суэцкому каналу, он повысит
пропускную способность
перешейка.
САМЫЙ ДРЕВНИЙ
динозавр обнаружен в Андах
экспедицией аргентинских
палеонтологов. Это два
почти полных скелета
неизвестного вида
динозавра. Возраст останков —
230 миллионов лет. Самый
древний динозавр назвали
хереразавром в честь
любителя-палеонтолога Вит-
торино Херрера. Херера-
завр был небольшим — его
рост два с половиной
метра, вес — сто
килограммов. Передвигался он на
задних лапах, а с
помощью коротких передних
охотился. Скелеты дают
представление о
начальных этапах эволюции
динозавров.
САМЫЙ СТАРЫЙ туннель
в Европе находится
недалеко от французского
города Тулона. Он прорыт в
1661 году и продолжает
использоваться до сих пор.
Длина его — 157 метров,
ширина — семь метров,
высота — восемь.
Интересно, что это сооружение ни
разу не ремонтировали, в
то время как известные
туннели, прорытые в
Альпах в нашем столетии, не
раз реставрировали.
САМОЕ СТАРОЕ
свидетельство о существовании
животных видов на Земле,
по мнению канадского
журнала «Джиолоджи», это
окаменевшие останки
одного из видов морского
анемома в возрасте более
шестисот миллионов лет,
обнаруженные недавно
канадскими геологами и
палеонтологами в Северной
Канаде.
57

ПУТИ НАРОДОВ
МпрК Щукин, доктор исторических наук
Блуждающие готы
сэ
Готы или славяне?
Особенно острая дискуссия велась
в пятидесятые — шестидесятые годы,
доходило прямо-таки до личных ссор:
кто такие черняховцы — готы или
славяне?*
Большинство, главным образом
киевские и московские
исследователи, были уверены, что Черняховские
памятники оставле ны племенами
славян-антов. По письменным
источникам анты хорошо известны, они
обитали между Днестром и Днепром
и впервые упоминаются в связи с
событиями конца IV века, когда на
готов напали гунны, подчинили часть
их, они же, стремясь освободиться,
воевали с антами, союзниками
гуннов, и даже распяли антского вождя
Боза.
Сторонников антской теории
можно понять. Памятники,
принадлежавшие, безусловно, славянам, были
известны на Украине, и они
датировались VIII—IX веками. Ближайшим
же предшественником оказывалась
Черняховская культура Ш—IV или
II—V веков. Если не считать ее
славянской, то славян вообще не
окажется на их исконных землях. Но
* Первую часть статьи М. Щукина
«Блуждающие готы» читайте в № 3 за 1995 год.
ведь так быть не может! И поэтому
идея, что черняховская культура
создана славянами, стала доктриной
советской археологии.
Нашлась, однако, и группа
скептиков, главным образом
ленинградцев. Они указывали прежде всего на
большой хронологический разрыв
между Черняховской культурой и
достоверными славянами. Почти
четыреста лет.
И промежуточное звено, казалось
бы, было. Это — серия кладов
серебряных вещей VI—VII веков очень
специфического стиля — так
называемые древности антов. Однако ни
поселений, ни могильников
населения, оставившего эти древности, не
было известно.
Сторонники антской теории
попытались показать, что ряд антских
кладов происходит с поселений чер-
няховской культуры, а
следовательно, она существовала и в VI—VII
веках.
Скептики возражали: все случаи
такого рода на поверку оказываются
недостоверными или
сомнительными.
Кроме того, на стороне скептиков
были два сильных аргумента: время
существования Черняховской
культуры удивительно точно совпадает с
временем пребывания готов в
Причерноморье, и весь облик ее более
близок культурам Центральной и
Западной Европы, чем Восточной.
Скорее всего черняховская
культура — археологическое отражение
«державы Германариха», того
политического объединения, что было
создано готами в Северном
Причерноморье.
Следует учесть психологический и
политический климат послевоенных
пятидесятых годов. В. то время
признать, что германцы-готы целых
двести лет жили в Поднепровье и
Причерноморье, значило рисковать. И
не только карьерой, это был своего
рода подвиг во имя истины.
58

Вскоре у скептиков появились и
дополнительные аргументы: были
открыты поселения, соответствующие
«древностям антов», памятники
реальных славян VI—VII веков.
Оказалось, что памятники эти совсем не
похожи на Черняховские. Другая
топография поселений, в более низких
местах. У черняховцев длинные
наземные дома с открытыми очагами, а
у славян квадратные полуземлянки с
печкой-каменкой. У черняховцев
биритуализм и в погребениях много
вещей (застежки плаща-фибулы,
пряжки, гребни, бусы и подвески,
даже стеклянные кубки), а у
славян только трупосожжения и очень
мало вещей. У черняховцев богатый
ассортимент кружальной посуды, у
славян лишь лепные горшки.
Но если славяне — не потомки
черняховцев, то откуда они взялись?
Где славяне-венеты, которых
подчинил в середине IV века готский
король Германарих?
Где славяне-анты, с которыми
воевал его преемник Винитарий? На эти
вопросы у скептиков не было ответа.
Ответ принесли полевые
изыскания семидесятых—восьмидесятых
годов. На севере Киевщины и в По-
десенье, а затем и по всему
лесостепному Левобережью Днепра вплоть до
Донца были открыты памятники так
называемой киевской культуры. Они
по ряду признаков сходны со
славянскими VI—VII веков, но датируются
концом II—V веков. Они
существовали параллельно с Черняховской
культурой, а частично и чересполос-
но. В разных экологических нишах.
Население киевской культуры
устраивало свои небольшие поселки чаще
всего на дюнах в поймах рек, а
черняховцы свои большие
поселения — на черноземных склонах
коренного берега. Так и жили по-со-
седству, не очень мешая друг другу,
но и контактов особо тесных тоже не
имея.
Таким образом, проблема как
будто разрешилась. Нашлись и кошка, и
плов. Но, как всегда в науке,
неразрешимые вопросы остались.
Во-первых, проблема сложения
киевской культуры. Кажется, что это,
хоть и отдаленные, но потомки
носителей зарубинецкой культуры еще
II—I веков до новой эры. А те-то,
судя по всему, вряд ли были
славянами. Однако это особая тема для
другой статьи. Сейчас нас интересуют
готы.
А здесь тоже все непросто. Да, в
Черняховской культуре есть
некоторые вельбаркские элементы, в
частности, специфические формы
лепной посуды. Да, движение вельбарк-
ского населения на юго-восток
фиксируется достаточно отчетливо. Но
все же вельбаркские памятники на
Украине не многочисленны. Не
могло это население через одно-два
поколения создать столь яркую
культуру и заселить столь обширные
пространства.
Помню, как на одной из
конференций, где Юрий Владимирович
Кухаренко, раскопавший тогда на
путях движения готов один из
первых v вельбаркских могильников
Брест—Тришин, делал доклад, а
Борис Александрович Рыбаков,
страстный сторонник славянства черняхов-
ской культуры, нарисовал
карикатуру. Карикатура эта изображала Юрия
Владимировича, вдувающего готский
дух в черняховскую культуру через
тоненькую трубочку Брест—Триши-
на...
Даже если учесть, что двигались на
Украину не только вельбаркцы, но и
их южные соседи по Польше,
носители пшеворской культуры, что
проникали отдельные группы и из более
отдаленных западных и северных
регионов (а данные для этого
имеются), даже если допустить, что
местные сарматы и скифы тоже
включились в конгломерат Черняховской
культуры — даже все это не
объясняет феномена столь обширной к
организованной общности.
И почему вельбаркцы,
остававшиеся за Западным Бугом вплоть до
конца IV века, не восприняли черня-
ховского облика? Например, почти
не пользовались гончарной
керамикой?
В Черняховской культуре поражает
не только многолюдность, но и
удивительно высокий уровень
цивилизованности: на черепках сосудов
встречаются греческие и рунические
надписи, значит, ремесленники были
грамотными людьми; многие вещи
сделаны высокопрофессионально —
фибулы, пряжки, костяные
составные гребни, стеклянные кубки,
прекрасная гончарная керамика.
Открыты и горны для ее производства. По
тем временам все это — высокие
59

8!
ii
технологии. Довольно много
римских монет, не исключено даже юс
обращение в Черняховской среде.
По степени цивилизованности чер-
няховцы превосходили большую часть
варварского населения Европы.
Разве что некоторые регионы Барбари-
кума, не посредственно
примыкающие к римской границе по Рейну-
Дунаю, могут быть сопоставимы, да
и то с оговорками.
Для объяснения этого явления
ссылаются иногда на культурное
влияние греческих городов Северного
Причерноморья. Но во второй
половине III—IV веков большинство их
уже лежало в развалинах. Готы их и
разорили.
Очевидно, феномен Черняховской
культуры нельзя понять, если не
обратиться к событиям и процессам,
происходившим в Римской империи.
Готы. Империя
и Черняховская культура
Успешно отбив последний
большой поход готов в 270 году, Римская
империя понемногу начала выходить
из глубочайшего экономического и
политического кризиса. Император
Диоклетиан (284—305) провел
реформы, поставившие Империю на ноги.
В 330 году Константин Великий
перенес столицу на Восток — в
Константинополь. Провинцию Дакию (на
территории современной Румынии)
еще в 271—275 годах римляне были
вынуждены уступить готам, теперь
им было совсем близко до
столицы-— с ними было лучше жить в
дружбе.
В 332 году Константин заключил с
готами договор-феодус. Они
становились федератами Империи. Это
означало, что их политическое
объединение брало на себя задачу
обороны границ, они должны были не
пропускать варваров. Воюя с
вандалами, гепидами, герулами и другими,
готы эту задачу, вероятно, и
выполняли. Кроме того, они были обязаны
поставлять сорок тысяч рекрутов для
римской армии, а в случае
необходимости и остальными силами
участвовать в военных мероприятиях
императоров. За все это им
обеспечивалась ежегодная «стипендия» в сереб-4
ре и поставках продуктов. Территория
Готии становилась, хотя и
независимой, но по сути дела частью
Империи. Граница по Дунаю, хотя и
укреплена крепостями, была
полупрозрачной. И вот в этом случае, то есть
если в создателях Черняховской
культуры видеть готов, многое
становится более понятным. Например,
большое количество монет, чеканенных
еще императорами II века, В
империи они хождения уже не имели, там
обращение медно-золотое, а варвары
требовали выплат в серебре, чтобы
удобнее было делить. Выплачивали
запасами из императорской казны.
И именно поэтому они оседали у
готов.
Амфоры из-под вина и масла, а
вернее, их черепки, четко «ложатся»
в границы Черняховской культуры. У
соседних пшеворцев и вельбаркцев
их нет совсем. И опять понятно,
ведь эти территории не входили в
состав Готии. Наличие такого
политического объединения
зафиксировано и другими источниками. Под
документами христианского Никей-
ского собора 325 года стоит подпись
епископа Готии Феофила.
И грамотность тогда имеет свое
объяснение. Готы бывали на
территории Империи, служили в армии, и
жители Империи посещали Готию —
торговцы, бродячие ремесленники,
беглецы по разным политическим
или религиозным причинам.
Вспомним также, что еще в 249 году
солдаты мезийских мятежных легионов
ушли к варварам, а во время походов
в Малую Азию местное население
переходило на сторону готов.
Уводились и пленные, в частности, ими
были и родители епископа Ульфилы,
переведшего на готский язык
Библию.
Высокие технологии тоже
позаимствованы в Империи, хотя формы
вещей по большей части свои, на
свой вкус.
Почти сто лет относительно
спокойной и мирной жизни,
благодатные природные условия, выплаты и
продукты из Империи — все это
обеспечивало достаточно высокий
жизненный уровень. В результате —
демографический взрыв, резкий рост
численности населения и высокая,
развитая культура. Естественно,
состав населения довольно пестрый,
кроме готов здесь были
представители и других германских и
негерманских племен, но все они
управлялись готскими королями из
знатных родов Амалов и Балтов. Начал-
60

ся, по всей вероятности, процесс
слияния всех разнородных
этнических групп в единую народность, но
процессу этому не суждено было
завершиться.
Готы, гунны и Империя.
Битва при Адрианополе
Вторжение в 375 году гуннов,
кочевников-монголоидов, пришедших
откуда-то с востока, вызвало
безотчетную панику среди готов. Погиб
король остготов Германарих, Ёрмун-
рекк Могучий германских саг.
Остготы подчинились гуннам. Потерпел
поражение в районе современных
Бендер король вестготов Атанарих.
Часть вестготов во главе с Фритигер-
ном решила искать убежища в
Империи, часть укрылась в Карпатах. К
готам-христианам Фритигерна
присоединилось, однако, и большое
количество готов-язычников,
сторонников Атанариха. Послали послов к
Валету, императору-единоверцу. И
готы, и император были
последователями христианского учения Ария.
Но Валент далеко, воюет с персами.
Ответ пришел поздней осенью 376
года, когда за Дунаем скопились
огромные толпы варваров. При
переправе пограничная стража насчитала
шестьсот тысяч и со счета сбилась.
Приказ Валента предписывал
считать перешедших Дунай сдавшимися
на милость, dedictii. Им полагалось
сложить оружие и поселиться
мелкими группами на пустовавших
участках земли во Фракии в качестве
колонов. Готы же полагали, что они
остаются федератами,
самоуправляемыми, вооруженными для военной
службы, получающими зарплату и
продукты. Теперь же ничего им не
полагалось. И это — поздней осенью,
когда нет запасов, потому что поля
сожжены гуннами.
Готы голодали, продавали детей в
рабство. А кончилось все стихийным
бунтом готов, к которым
присоединились и рабы с рудников Фракии.
Восставшие начали грабить селения,
но с крестьян и колонов много не
возьмешь, а более состоятельная часть
населения с продуктами укрылась в
городах. Пи одного города варвары,
однако, взять не сумели.
Лето 377 года прошло в
бесконечных и беспорядочных стычках с
местными войсками (основная армия на
востоке), не принесшими успеха ни
одной из сторон. Но осесть на
землю, посеять и убрать хлеба у готов
тоже не было возможности. Только в
мае 378 года прибыл, наконец, со
своей армией Валент, явно
недооценивавший опасность положения. С
самого начала генерального
сражения под Адрианополем ситуация
вышла из-под контроля. Римские
солдаты левого фланга бросились в
атаку, не дождавшись команды. В
строю образовался разрыв, в
который вклинился только что
подошедший конный отряд из остготов,
аланов и гуннов. Правый фланг
римского войска тоже был смят. Началось
паническое бегство, увлекшее за
собой и императора. На пути к
Адрианополю он с небольшой свитой
остановился передохнуть в
уцелевшем доме, который тут же окружили
готы и сожгли, не зная, что там
находится сам император. Валент
погиб. Адрианопольцы же
поспешили закрыть ворота, и солдаты, не
успевшие войти в город, были
перебиты готами. Всего погибло более
сорока тысяч.
Это была смертельная рана,
нанесенная империи варварами; хотя она
и просуществовала еще около ста
лет, но это был уже безнадежно
больной организм. Впрочем, тогда
варвары не сумели воспользоваться
победой. Не смогли взять Адрианополь,
где находилась казна Валента, были
отбиты от Константинополя и,
рассыпавшись на мелкие отряды, стали
грабить сельские районы Греции и
Фракии.
От Адрианополя до Рима
После Адрианополя императором
восточной части Империи стал
Феодосии, трезвый и тонкий политик.
Первый же его шаг почти гениален:
был объявлен новый набор в армию,
причем принимались все вне
зависимости от национальности и
социального происхождения. Прошлым не
интересовались. По сути дела, это
была амнистия для восставших, и
многие готы поспешили записаться в
римскую регулярную армию, а
некоторые выдвинулись на достаточно
высокие командные посты.
Рекруты были раскиданы,
перетасованы по различным провинциям;
готы, например, служили даже в
Египте. Уже очень скоро Феодосии
получил боеспособную армию и к 379
18
|
61

году сумел вытеснить отряды готов
во Фракию, локализовав конфликт.
Разгрома под Адрианополем будто и
не было.
Происходили события в это время
и за Дунаем. Во Фракии появился со
своими людьми Атанарих, хотя
некогда клялся никогда не вступать на
землю Империи. Приняли
вестготского короля с почетом. Феодосии
даже вышел встретить его за ворота
Константинополя — честь
небывалая. Через две недели, правда,
Атанарих неожиданно умер, похороны
были торжественные и
многолюдные... Но переговоры король и
император все же успели провести, и в
результате готы получили то, чего
хотели,— стали федератами
Империи.
Когда в 383 году вспыхнул мятеж
узурпатора Максима в Галлии
(захватил он и Италию), именно готы-
федераты и новая регулярная армия
были посланы против него. Война
длилась долго, более двенадцати лет.
Особенно отличились два офицера
из варваров — вандал Стилихон и
вестгот Аларих из королевского рода
Балтов.
Во время торжеств по случаю
победы в Медиолане (Милане) умер
Феодосии. Власть над Империей
поделили его сыновья, Гонорий и
Аркадий. Поскольку Гонорию было
всего одиннадцать лет, в наставники
ему был дан Стилихон, женатый на
Селене, сестре Феодосия. Аларих же
со своими готами-федератами
вернулся во Фракию, разоренную
предыдущими событиями и набегами
гуннов. Оказалось, что за многие годы
бесконечных войн готы растеряли
навыки ведения сельского хозяйства,
руки привыкли держать меч, не плуг.
Выросло новое поколение, те, кто
младенцами переправлялся через
Дунай. Они определяли теперь
основные жизненные стереотипы,, а
какими они могли быть теперь,
понятно. Готы превратились в народ-
армию, стали своего рода военным
сословием Империи, сохраняя при
этом национальное самосознание.
Они отличались даже внешне —
носили волосы до плеч с челкой,
закрывающей лоб.
В мирной Фракии им было
неуютно. К тому же по каким-то причинам
выплаты задерживались. Тогда
Аларих со своей армией двинулся к
стенам Константинополя и
потребовал выплат и новых земель для
поселений, земель не разоренных.
Император был вынужден согласиться.
Готам выделили Иллирию, в
западной части Балканского полуострова,
а Аларих получил высокий чин —
магистер милитум пер Иллирикум.
Однако титул этот означал —
командующий военным округом, и такие
дела, как сбор налогов и даже
снабжение армии оружием, были вне его
компетенции.
Вместо того чтобы заняться
сельским хозяйством, готы начали
грабить Грецию, дошли до
Пелопоннеса, в частности, разграбили
Олимпию (после чего, кстати, прекратились
Олимпийские игры. Двадцативековая
античная традиция оборвалась).
Солдаты и офицеры-римляне были
недовольны засилием варваров на
командных постах. Усиливаются
антиварварские настроения, назревает
конфликт на национальной почве. В
кризисной ситуации настроения
обычные. Кончилось это стихийным
погромом солдат и
офицеров-варваров в 408 году. Стилихон был убит, а
уцелевшие от погрома бежали к Ала-
риху.
Сразу после смерти Стилихона
Аларих направляется в Италию и
предъявляет требования Гонорию:
земли для поселения, титул магистер
милитум пер Италикум, высокую
зарплату для своих людей, равную
годовому содержанию римского
сенатора. Гонорий, находясь в
неприступной Равенне, не спешит с ответом.
Тогда Аларих уходит на юг и
осаждает Рим, требуя с горожан огромного
выкупа золотом, серебром,
шелковыми туниками и индийским
перцем. Голодающие в осаде римляне,
открыв сокровищницы храмов,
собирают нужную сумму...
Однако повторяется балканская
ситуация. Армия Алариха, все
возрастающая из-за притока беглых рабов,
не может прокормиться в
разоренной ими же стране. Готы
обогатились, они могли носить драгоценные
украшения, щеголять в одежде из
китайского шелка, но хлеба не было.
Поставки зерна из Северной
Африки, тогдашней житницы Империи,
прекратились. Голодали и готы, и
римляне.
Переговоры с Гонорием раз от разу
срываются, и раздраженный Аларих
62

вновь в 410 году осаждает Рим. На
этот раз город был взят и
разграблен. На 986 году своего
существования.
После смерти Алариха,
последовавшей вскоре после этих событий,
королем вестготов становится его зять
Атаульф из того же рода Балтов. С
ним связана одна из самых
романтичных истории раннего
средневековья. В то время в Риме жила
двадцатилетняя прекрасная принцесса
Галла Плисидия, младшая дочь
Феодосия, сводная сестра обоих
правящих императоров. Молодая принцесса
и вождь вестготов, недавно
овдовевший, полюбили друг друга. Они
мечтали создать новую династию,
соединить римский и готский народы
воедино, возродить былую мощь Рима.
И среди готов, и среди римлян были
сторонники идеи единения, но были
и противники. Сказывались и
религиозные разногласия: большинство
готов были арианами, большинство
римлян — католиками. Ситуация была
сложной, и решение затягивалось. В
разоренной Италии готам делать было
нечего, и Атаульф уходит в Южную
Галлию и Северную Испанию, на
земли Империи, практически
утраченные. Еще в 401 году вандалы,
свевы и аланы, перейдя Рейн,
захватили их. Северной Галлией уже
владели франки. Вестготам удалось
довольно быстро оттеснить вандалов и
свевов в северо-западный угол
Испании, победить алан и обрести
наконец обетованные земли почти на
триста лет. После этого уже в Наро-
бонне, на юге современной
Франции, состоялась церемония
бракосочетания Галлы и Атаупьфа. Но счастье
было недолгим. Умер в младенчестве
их сын, а в 415 году одним из
обиженных подданных был убит
Атаульф. К власти в вестготском
королевстве пришли сторонники
националистической партии.
Остготы и Теодорих Великий
Мы очень мало знаем об истории
остготов, остававшихся в
Причерноморье под властью гуннов. Когда
гуннский царь Аттила расширил свои
владения вплоть до Среднего Поду-
навья, территории современной
Венгрии, туда вместе с ним пришли и
остготы. В знаменитой «битве
народов» на Каталаунских полях в 451
году остготы были вынуждены
сражаться на стороне гуннов против
своих сородичей вестготов. Король
вестготов Теодорих был убит
остготом Андигисом из рода Амалов.
После смерти Аттилы и
отступления гуннов обратно в
Причерноморье остготы остались на Среднем
Дунае. Ими правили три брата,
правнучатые племянники Германариха,—
Валамир, Видимир и Тудимир.
Сыном последнего и был Теодорих, с
именем которого связаны самые
блестящие страницы истории готов.
При заключении феодуса с
императором Львом I в 459 году совсем
еще малолетний Теодорих был отдан
в заложники, десять лет провел при
константинопольском дворе,
получил соответствующее начальное
образование. После смерти Валамира
Теодориху досталась часть
остготских владений дяди, и он
возвращается на родину. Вместе с отцом
продолжает политику родичей,
претендовавших на расширение своих
владений за счет Македонии и земель,
переданных некогда Алариху. В
походе на юг умирает в 474 году Тудд-
мир, и остготы объявляют королем
Теодориха. Открывается одна из
наиболее славных страниц готской
истории — создание державы
Теодориха, который оказался весьма тонким
и гибким политиком и
просвещенным монархом.
Он искусно маневрирует и
интригует в отношениях с соседними
варварскими королевствами, стремясь по
мере сил сохранять дружеские и
союзные отношения, хотя в клубке
возникавших противоречий это было
непросто. Его дочь Тудигото выдана
замуж за вестготского короля Алари-
ха II. Теодорих не мог помочь
вестготам, когда у них в 507 году
началась война с франками, поскольку с
последними был связан тоже союзом
и женат на сестре франкского
короля Хлодвига. Аларих погиб, его сын
и внук Теодориха еще-мал, и/Геодо-
рих сам становится королем
вестготов. Опять, как в Причерноморье,
две ветви готов были объединены
под одной властью. Управлять
вестготами он назначил своего
оруженосца Теудиса, который, впрочем,
проявлял иногда строптивость и
независимость.
Дочерей и племянниц Теодорих
повыдавал за королей бургундов,
вандалов, уже добравшихся до Африки,
63

■
i
1
CO
и тюрингов. Каждая имела свою
большую свиту и даже дружину, так что
остготский король мог и получать
необходимую информацию, и
воздействовать на соседей. Старался по
мере сил гасить конфликты.
Уговаривал франков не нападать на
тюрингов, действуя через тех же
франков, избегал нападения на тюрингов
и их северных соседей лангобардов,
союзников франков.
После смерти Остроготы, дочери
Теодориха, отношения с бургундами
осложнились. Король бургундов убил
собственного сына Сегерика, внука
Теодориха. По закону кровной мести
Теодорих был обязан мстить и
сделал это руками франков.
Подчинились Теодориху и гепиды,
обосновавшиеся в Трансильвании, на
территории современной Румынии.
Совместно с остготами они отбивали
булгар, натравленных Византией.
Земли остготов на Среднем Дунае и
Далмация на Балканах тоже
принадлежали Теодориху и по праву
наследования, и потому что он, федерат,
магистер милитум, должен был
охранять эти границы Империи. Таким
образом, под его контролем
оказалась обширная территория от
Атлантики до Карпат. Авторитет его в это
время был огромен.
Устанавливает Теодорих связи и с
далекой прародиной. При его дворе
некоторое время жил король гаутов
Радоульф. Посланники Теодориха
достигают и восточного побережья
Балтики, ведут переговоры с
местными эстами. Возможно, не
случайно в некрополях VI—VII веков в
Испании, приписываемых готам, так
много балтийского янтаря.
Что касается внутренней
политики, то Теодорих попытался
реализовать идеи Атаульфа и Галлы Плиси-
дии. При дворе работали и были
советниками короля выдающиеся
римляне, такие, как писатель,
историк и педагог Кассиодор Сенатор,
философ, богослов, математик и тоже
педагог Боэций, его тесть и
приемный отец Симмах, один из
образованнейших людей своего времени.
Чтобы поддержать идеи короля о
гото-римском единении, Кассиодор
написал двенадцатитомную «Историю
готов», где попытался доказать, что
род Амалов не менее древен и
славен, чем рода римских императоров,
и потому подчиняться Амалам-вар-
варам отнюдь не зазорно, тем более
что древняя история готов и Рима
тесно связана еще со времен
Троянской войны. Для подтверждения
этого тезиса ему, правда, пришлось пойти
на фальсификацию, что неизбежно,
если исторический труд пишется с
заранее определенной политической
или идеологической задачей.
Кассиодор, пользуясь созвучием имен,
объединил историю готов и гетов,
древнего населения Нижнего Подунавья.
Все дочери и внуки Теодориха
получили блестящее римское
образование. Именно здесь, при дворе
Теодориха, была переписана Библия
Ульфилы, роскошный фолиант на
пурпурном пергаменте серебряными
чернилами, хранящийся ныне в
библиотеке Упсалы в Швеции. Римские
папы, несмотря на религиозные
различия, тоже поддерживали политику
Теодориха. В Равенне,. Медиолане и
других городах строятся
великолепные базилики и дворцы, украшенные
прекрасными мозаиками. При дворе
проходят поэтические состязания,
звучит изысканная музыка,
устраиваются цирковые и театральные
зрелища.
А дальше — загадка. Почему за три
года до своей смерти в 526 году
Теодорих круто изменил курс
внутренней политики? По его приказу
были казнены Боэций и Симмах.
Папа Иоанн, возглавлявший
очередное посольство в Константинополь,
по возвращении был заключен в
тюрьму, где и скончался при
таинственных обстоятельствах. Вероятнее
всего, причина — в интригах
представителей крайних ультраготских и
ультраримских сил, в которых
король, ставший к старости
подозрительным, не смог разобраться. Ему
доносили, что его римские
советники имеют тайные сношения с
византийским двором... И все
многолетние усилия пошли насмарку. После
смерти Теодориха к власти пришли
ультраготы-националисты, и
правившая после отца его любимая дочь
Амаласунта была убита.
Византийский двор отреагировал на это
высадкой в Италии корпуса генерала
Велизария, тем более что император
Юстиниан уже давно мечтал о
воссоздании империи. Война длилась
долго, готы отчаянно сопротивлялись.
Потеряв Равенну, еще дважды брали
Рим, но в конечном итоге были раз-
64

биты. А затем в Италию в 568 году
вторглись лангобарды, и началась
новая страница истории, уже не
готской.
Вестготское королевство
продержалось дольше, но сначала франки
вытеснили вестготов за Пиренеи, а в
711 году они были разбиты
вторгшимися в Испанию арабами. Вестготы
понемногу стали испанцами, и
многие идальго, совершавшие затем
реконкисту, были потомками готов.
Дольше всего сохранялась та
группа готов, что отказалась в 488 году
идти с Теодорихом в Италию и
укрылась в горных убежищах Крыма.
Связи с западными сородичами,
впрочем, они сохраняли, носили тот же
костюм с двумя большими двупла-
стинчатыми фибулами на плечах и
крупной орлиноголовой пряжкой на
поясе. Служили федератами
Византии, воевали с хазарами, имели затем
сложные взаимоотношения с
крымским ханством и генуэзцами,
основавшими колонии на южном берегу
Крыма. Крымское готское
княжество установило контакты и с Русью, и
с молдавскими володарями. В
частности, Стефан Великий был женат
на готской принцессе Марии. Но и
это княжество было разгромлено. Это
сделали турки в 1475 году. Часть
населения была угнана в Турцию, но
часть все-таки сохранилась, хотя все
готские города в горном Крыму были
разрушены. Интересно, что еще в
1554 году посол германского
императора Фердинанда I в Турции Бусбек
встретил в Стамбуле двух человек из
Крыма, знавших готский язык.
Посол даже составил небольшой
словарик из шестидесяти восьми слов.
В 1779 году специальным указом
Екатерины II группа христиан из
Крыма, среди которых были и
потомки готов, переселена в
Мариуполь. Во главе них стоял
«митрополит Готии и Каффы» Игнатий.
После этого ни о Готии, ни о готах нет
больше упоминаний. Они исчезли
окончательно со страниц истории. •
Марк Борисович ЩУКИН, сотрудник
Эрмитаж. Историк, археолог, лауреат
журнала. Многие годы печатается на
наиих страницах. Его статьи — это
всегда новые идеи, новый взгляд на
историю Европы.
О ВО ВСЕМ МИРЕ
О
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
с
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
о
Как спасают
ультрамаринового
лори
Цивилизация не очень-то
благосклонна к этому
попугаю. Его последним
убежищем является остров
Уа-Хука во Французской
Полинезии. Уменьшению
численности этой птицы
способствуют появившиеся
на острове виргинские
филины, домашние козы и
кошки, а также
возникновение птичьей малярии.
Популяция лори на Уа-Хука
сократилась до тысячи
пятисот особей, а на
соседних островах птицы
исчезли. По всей вероятности,
спасти лори можно будет
только путем переселения
на новую территорию. В
августе 1G92 года ученые
из Зоологического
общества Сан-Диего
осуществили первое переселение
семи попугаев на остров
Фату-Хива, который, как
полагают, когда-то тоже
был местом обитания лори.
Синтетика
плюс бактерии
Почти у всех
синтетических волокон есть один
недостаток: в отличие от
натуральных они плохо
поглощают воду. В
университете штата Северная
Каролина (США)
разработан метод обволакивания
синтетического волокна
слоем целлюлозы,
выработанной бактериями.
Известны эти бактерии с
прошлого столетия, но сейчас
исследователи научили их
прясть готовую ткань,
похожую на ту, что получают
из хлопка. Бактерии
поглощают глюкозу и через
десять — пятнадцать
часов производят
целлюлозные нити, которыми
обвивают погруженное в
питательную среду полиэстер-
ное волокно. Полученная
ткань сочетает в себе
положительные качества и
хлопка, и синтетики.
(V
5
il
3 Знание — сила № 8
65

Марк Ибшман. Каинианин.

БИБЛЕЙСКИЕ СМЫСЛЫ
Борис Берман
Потерянные
поколения
«Вот — Книга...»
Пятая глава книги Бытия открывается словами: Вот — книга (сефер)
порождение (толдот) человека.
Сефер толдот обычно понимается переводчиками как «книга рождений»
и передается словом «родословная». Можно показать, что слово «сефер»
(книга) в этом месте имеет самостоятельное звучание, на что хотя бы
указывает в тексте стиха разделительный знак: «Вот — книга...» То есть
книга, которую предстоит прочесть,— книга Бытия.
Как таковая книга Бытия начинается только с пятой главы. До этого,
оказывается, было краткое предисловие, в котором рассказывалось о
«порождениях неба и земли» (Б. 2:4), о Каине и его потомках. Сейчас же
начинается собственно «книга», то есть некоторое целостное изложение,
собранное из ряда отдельных повествований, имеющих самостоятельное
значение.
В грамматическом строе первой фразы пятой главы есть скрытое
сопряженное сочетание, из которого ясно, что книга эта о чем-то таком, что
определенно может быть лишь общим понятием. Бот (эле) — книга всех
последующих событий и явлений, Книга всего или Книга вообще, то есть
Библия.
Понятие Книги, которую пишет Всевышний, появляется в особо важных
местах Торы — Всем Бытием и нашими жизнями Господь Бог пишет Свою
Книгу. И Тора — лишь явление в нашем Мире той Книги, которую Он
пишет. И вот эта Его Книга, сообщает пятый стих, есть «порождение •
Человека». И добро, которое делает человек, и совершаемое им зло — все
это пишет Книгу Бога. Все дальнейшее в ней суть рассказы о «порождениях |
человека», о движениях его сердца и о его делах. %
i
Продолжение. Начало в № 7 за 1995 год. У 3
67

Щ Тора прямо не посвящает нас в дела Неба и Земли и в тайны Бога.
Потому, что все — в руках Неба, кроме свободы человека. В момент зачатия
уже решается, каким будет человек: глуп или умен, силен или слаб. Но не
ф| решается, будет ли он творить добро или творить зло. Это дело свободного
«|. выбора каждого. Вся Тора — книга о свободном выборе путей человеческих.
§■§1 Книга Бытия создается руками человека. Она — «толдот адам», порождение
^о| человека. В некотором смысле она, следовательно, и его, человека, Книга.
Как-то раз к великому учителю Гиллелю (начало I века новой эры)
пришел прозелит и попросил объяснить всю Тору за время, которое он
выстоит на одной ноге. И Гиллель ответил: «Что должно быть тебе
ненавистно, того не делай другому. В этом вся Тора. Остальное же —
комментарий. Иди и учись». Самый сложный, самый зыбкий, но и самый
свободный выбор сердца человеческого — решить, что вообще должно быть
ненавистно, а что — любо. «Комментарий» же — что именно и как именно
надо любить, от чего конкретно отвращаться и что в том или ином случае
делать — дан в Торе, в Научении.
Задача человека не в том, чтобы стереть Зло с лица Земли или со своего
лица, как предлагает стандартная этика, а в том, чтобы с помощью
Научения поставить начало злого на свое место в бытии и в человеке и тем
сделать зло одним из творческих импульсов жизни и служения Богу.
Поэтому-то Гиллель и говорит: «Иди и учись».
Главное обобщение Книги — во всех смыслах — в том, что центр
напряжения Мира проходит через свободноволящее сердце человека —
сейчас и здесь. Книга Бытия, которую пишет Господь Бог, создается
земными людьми. Как каждый из нас решит, такой, в конечном счете, и
будет эта Его Книга.
Бог — полный Хозяин в Своем Мире, и, подобно Ему, человек призван
быть свободным хозяином в своем. И как Бог управляет силами Своего
Мира, так и человек должен суметь управлять силами своего. Мысль эту,
как первую и главную, Господь применительно к хатат сообщил
разгневанному Каину. Таков же и общий библейский смысл управления началом зла
в человеке.
Каиниане
Всей своей жизнью Каин решает вопрос вопросов жизни человеческой —
ответственности человека перед Богом за свои помыслы и дела. Каин начал
с утверждения, что нет Судьи в Мире, нет в нем справедливости, а в
человеке нет той свободы, по которой он бы знал себя ответственным перед
Ним. На вопрос Господа: «Где брат твой?» Каин не признался в содеянном,
а затем — не признал свою вину: виновен не я, утверждал он, а та сила, тот
грех (хатат), который не по моей воле сидит во мне и толкает меня делать
то, что делаю. Это все та же знакомая нам логика змея (Нахаша) — его
«голос», которым он «соблазнил» Еву.
Каинов хатат — гневливость, зависть, ревность — и поныне «лежит у
входа», все так же стремится нам в душу. Могучий хатат первенца Адама —
хатат братоубийства — один из наиболее устойчивых, сильных и опасных в
людях. Научимся ли мы повелевать им? Или он доведет несчастное
человечество до последних ступеней разложения и человекоубийства?
Овладеть каиновым хататом можно, если опереться на заложенное в
сердце нашем сознание ответственности перед Богом. Наказание Каина —
не смертная казнь, а его дальнейшая жизнь и жизнь шести поколений его
потомков, не чувствовавших свою ответственность перед Богом.
Земля отказала Каину в своей силе, и ему, проклятому и отчужденному,
ничего не оставалось, как строить города и в строительстве этом развивать
* в себе то, что компенсирует недостаток плотских сил. Каин обречен никогда
не достроить то, что строит. Строить «ир» в земле «Нод» — воздвигать
i g чуждую Богу и Земле обреченную цивилизацию — своего рода сизифово
|-г наказание первенцу человечества, отвернувшемуся от лица Господа.
g g. И познал Каин жену свою; и зачала и родила Ханоха (Еноха). И строил город
ЯЗ («up») и назвал город, как сына своего, «Ханох» (Б. 4:17).
68

Слово «ханоо» означает «воспитывай», «обучай», «развивай». Эпоха
второго поколения каиниан, эпоха Ханоха — это «эпоха просвещения». Строить
город Ханох в земле Йод — строить «просвещенную» цивилизацию,
основанную на чуждости человека Богу, на бездуховном автономном развитии,
самообучении и самовоспитании. Каинов хатат сам по себе, по-видимому,
побуждает на строительство такого рода цивилизации, которая в
допотопные времена должна была развиваться чрезвычайно стремительно и азартно:
качество жизни не впадавшего в старческий маразм человека было иное,
ведь средняя продолжительность жизни человека того времени — 600 лет;
за такой срок в наши времена успели бы смениться десятки друг друга
отвергающих поколений «отцов» и «детей».
И родилось Ханоху (словно само по себе родилось) — Ирад (от «ир» —
«горожанин») (Б. 4:18). <dfpach> — и название молодого осла. Уже в третьем
поколении каинова отчужденность самопроизвольно обернулась злостным
самовольничанием и духовным одичанием. Ирад взбунтовался против
«просвещенности» отцовского воспитания. Эпоха Ирада — эпоха порочной,
самодовлеющей городской цивилизации.
Четвертое поколение каиниан названо именем сына Ирада Мехияэля, а
пятое — внука, Метушаэля. Мехияэль — тот, в котором стерт Бог,— эпоха
тотальной урбанизации естественно переросла в эпоху атеизма. Вот еще
одна ступень безответственности человека перед Богом. Но в общественном
отношении это еще пассивная и упорядоченная пора, которая сменяется
хаотической активностью в следующем поколении. Метушаэль — тот, кто
призывает к себе всякий люд («митим»), кто взывает к толпе и побуждает
ее действовать. Это эпоха взбаламученных масс.
Шестое поколение — «терпящего поражения» Лемеха и его жен, Ады и
Циллы. Обращаясь к ним, Лемех высоким стилем произносит загадочные
слова:
Слушайтесь моего голоса,
жены Лемеха,
внемлите моему речению,
Ибо мужа убил я в рану мне
и дитя (мальчика) в поражение мне.
Если дважды семь Каину месть,
то Лемеху — семижды сем. (Б. 4:23, 24).
Устная традиция сообщает, что произошло во времена Лемеха. По
трагическому стечению обстоятельств он убил своего пращура Каина и
затем собственного сына Тувель-Каина. Узнав об этом, жены Лемеха в
ужасе отказались быть ему женами. Обращаясь к ним, Лемех что-то говорит
об отмщении за убийство, которое совершил Каин и которое совершил он
сам. Прежде всего Лемех понимает случившееся как последний акт в драме
каиновых поколений. По сути, он убил начало и конец, уничтожил само
каиново человечество и его цивилизацию, которую для себя создали люди,
обладавшие гигантскими потенциями технологического творчества. Все —
тщетно, все прошло и кончилось "в рану мне". Вместе с гибелью Тувель-
Каина погибло и грядущее — "в поражение мне".
Поэтическую речь Лемеха можно переводить и воспринимать в
сослагательном наклонении. Вы — жены Лемеха, отказавшиеся быть мне женами!
Слушайте мое речение. Пусть я убил бы и пращура, и сына, и кого
угодно — ну и что? Каин за то же самое наказан через семь поколений. Еще
Господь предупреждал, чтобы никто не смел его тронуть. И это — Каин, а
я — я всего лишь Лемех. По высшему закону мне, Лемеху, отмстится
"семижды семь", то есть в столь отдаленные времена, что это сейчас не
имеет значения ни для меня, ни тем более для вас. Лемех вызывающе- «
демонстративно разрешает себе убийство. Безответственность Лемеха перед i
Богом дошла до степени цинизма. "
Более того, Лемех сознает, что ход каинианских поколений подвел к %
неминуемой катастрофе. Единственно, что ему теперь остается,— это 1
утверждать себя мечом, который сделал ему его сын Тувель-Каин. Лемех "
69

51 угрожает оружием своим непослушным женам. Изгоняя людей из Сада
|| Эдена, Господь повелел мужу управлять женою, но не властвовать над ней,
gl не побуждать ее силой. Лемех же вводит в практику человеческой жизни
а>| насилие над женщиной. Эпоха Лемеха, следовавшая за эпохой взбудоражен-
11. ных масс, это эпоха несчастья, страха, насилия и порабощения женщины.
&|1 Подобно тому, как из Эдена к Земле вели четыре выхода, вытекали четыре
* 5| потока, так и последнее, седьмое поколение каиниан определено четырьмя
именами чад Лемеха. Явал весь в трудах и заботах, он основывает кочевое
скотоводство. Как и первый поток из Эдена, Явал выражает страсть к
накоплению и богатству. Его брат-близнец Ювал (свободный художник,
родоначальник играющих на арфе и свирели) выражает, подобно другому
потоку из Эдена, блудливые стремления души и тела. Их сводный браг
Тувель-Каин («пособник Каина», можно перевести даже «гнусность Каина») —
создатель орудий и оружия из меди и железа — усовершенствует «ремесло
Каина». ТУвель-Каин, подобно третьему потоку из Эдена, выражает
стремление к насилию, власти, вооруженным действиям. Эпоха сыновей Лемеха
это эпоха разбоя, разврата и алчности. Седьмое поколение каиниан жило
долго и было уничтожено только Потопом.
Рядом с этим царством грабежа, распутства и богатства существовал из
мира каиниан и четвертый выход, подобный потоку Прат. Это — сестра
Тувель-Каина Наама («приятная» Всевышнему), ставшая женою Ною и
родившая ему трех сыновей, трех родоначальников послепотопного
человечества.
Сыны и дочери
Адам встретил Каина и неожиданно обнаружил, что с его сына снята часть
проклятия — он уже не «неприкаян», а «осел» в земле Нод. Каин объяснил
изумленному отцу, что это результат его запоздалого раскаяния в
содеянном. «Так ведь и я могу раскаяться за свой грех!» — осенило Адама; он
покаялся перед Богом, надолго разлучился с женою, а после ста тридцати
лет, проведенных в трудах искупления, возвратился в мир и снова «познал»
Еву.
И родила сына (бен). И назвала его именем *Шегп», сказав: потому что
поставил мне Бог другое семя вместо Авеля, ибо убил его Каин (Б. 4:25).
Шет (Сиф) — первый, кого Тора называет сын (бен), так как именно от
него строится (бана) человечество. Бог, как объясняет Ева, «поставил мне»
другое семя вместо Авеля и Каина. Но Шет — не пассивно поставлен Богом
Еве, он активно действующее начало, которое само устанавливает себя в
Мире. Шет (буквально: «фундамент») — подлинный основоположник
человечества.
Вплоть до Потопа потомки Каина и потомки Шета живут рядом на Земле.
Шет родил Эноша, который продолжает отца. И потому Энош также
назван «сыном». Человечество, собственно говоря, возводится на Эноше,
поэтому люди в Торе называются не по именам Адама и Шета, а по имени
Эноша — аношим. Энош выражает принципиально иное, чем адамово,
состояние духа жизни в человеке. Что это за новое состояние, видно из
этимологии имени сына Шета.
Энош — тяжелобольной человек; энош также и человек-насильник.
«Энош» указывает и на такого человека, сама жизнь которого в каком-то
смысле оборачивается для него наказанием (онеш). Энош возобновляет
отца и деда, но уже на далеко не здоровом основании. И вот что
построилось на этом основании.
От времени Каина до времени Ноя — огромная эпоха. За эти многие века
Господь не говорил с человеком, не обращался к нему. И люди, «аношим»,
стали забывать Его. (Четвертое поколение каиниан, как мы видели, вообще
утратило богосознание.) Примерно в то же время у людей поколения Эноша
все же оставалось смутное представление о Нем как о некоей Высшей Силе,
, т хотя и исчезло непосредственное чувство Господа и Его Имени. Отход
т§ человека от Господа Бога и развитие без Него привели к тому, что
| £ появилась настоятельная необходимость призывать находящееся в забвении
"3 Его Имя.
70

В эпоху Эноша человек «начал» думать так, как зачастую думает и по сей
день. Раз все в Мире служит Всевышнему, то и силы Мира как Его
посредники не менее важны для жизни людей, чем Он Сам. Отсюда такое
распространение получают языческие верования в идолов и в звезды, через
послушание и поклонение которым следует слушать Его и поклоняться Ему.
Это есть «служба звездам», начало всякого идолопоклонничества по
еврейским понятиям.
Библия фиксирует не поступательное развитие богосознания в человеке
от язычества до монотеизма, а обратный процесс — процесс забывания.
Люди, аношим, отстраиваются на больном основании Эноша, и им
свойственно «забывать» Господа. И не по слабости памяти, а потому, что
забвение это зачем-то нужно людям... Вот почему требование «помнить»
(захор) — первейшее требование духовной жизни. Это не пассивное
удержание в памяти, не «не забывай», а активный творческий процесс,
требующий постоянного и положительного усилия души. Необходимость
такого рода духовного усилия и выявилась впервые в эпоху Эноша.
От Эноша до Ноя — семь поколений. Мы увидим, что поколения эти
отчетливо перекликаются с поколениями каиниан. Впечатление такое, что
тут действует один и тот же сценарий падения через поколения, но
осуществленный в разных постановках. Возможно, что по этому же единому
сценарию развивается и драма европейской истории Нового времени. Но,
конечно,— в еще одной, новой «постановке».
Поколения Каина и поколения Эноша — потерянные, стертые Потопом.
Но если падение каинианских поколений определено безответственностью
человека перед Богом, то падение поколений Эноша обусловлено
поруганием Его духа в человеке. Каковы же ступени этого поругания в
допотопном человечестве?
Энош — внук Адама. Третье поколение — поколение Кейнана. С именем
Каина имя Кейнана связано понятием «обретения себя». Но Кейнан — это
обретение имущества («кейньян»). Духовно болезненное поколение Эноша
логично породило поколение служителей маммоны, всеми силами
нацеленных на приобретение себе капитала.
Если четвертое поколение от Каина носит имя Махияэля — того, в ком
стерт Бог, то четвертое поколение от Шета названо по имени МаИалалаля —
славящего Бога, восхваляющего Его. Это эпоха поверхностного
«религиозного возрождения», эпоха, выражающая себя в словах и гимнах, но не в
глубинах сознания и не в делах. Это, видимо, и предрешает падение
последующих поколений.
Пятое поколение — поколение Иереда. Перед означает «спуск»,
понижение, опускание, падение. Иеред, как и Ирад Каинова поколения,
отвернулся от своего отца, от религиозных славословий Ма1галалэля и остался
вообще ни с чем. Начался какой-то спуск к духовной пустоте, к наинизшей
точке всей чреды поколений от Шема. Затем вроде бы начинается что-то,
напоминающее подъем.
Иеред назвал своего сына так же, как Каин,— Ханохом. Вновь пришла
пора поколения восстановления, воспитания заново, просвещения и
образования. Но это воспитание и образование служило иным целям.
Поколение Ханоха второго неразрывно связано со следующим, седьмым,
поколением Метушелаха (Мафусала). Если потомок Каина Метушаэль
призывал к себе людские массы, то Метушелах гонит всех людей от себя.
В этом поколении главенствовали те, кто в одиночестве медитации
усовершенствовал свой дух и тело, не признавая никакой другой деятельности и
внутренней работы. Последователи Ханоха и Метушелаха
противопоставляли себя распутным «сынам человеческим», как назывались люди последнего .
каинианского поколения, и выделяли себя в особый, отделенный от всех |
человеческий род, называя себя «сынами Божьими». В допотопные времена |
эти «сыны Божьи» были судьями, духовными вождями и высшими нрав- |
ственными авторитетами в своих поколениях. |
После того как родился сын, Ханох стал «ходить с Богом» (Б. 5:22), что Я
71

"I означает ходить с Богом в себе, для себя, в некотором особо выбранном
|| ограниченном пространстве души. Но, тем не менее, Ханох рожал и
сыновей, и дочерей.
»| И было всех дней Ханоха 365 лет. И ходил Ханох с Богом — и нет его, так
11. как взял его Бог (Б. 5:23, 24).
% |1 В отличие от других патриархов, живших и восемь, и девять столетий, в
|jj£| отличие от своего сына, прожившего 969 лет, Ханох пробыл на Земле на
удивление мало. О Ханохе не сказано, как об остальных, что «он умер». По
одному из преданий Ханох живым попал в Сад Эдена. Но хорошо ли и
нужно ли земному человеку попадать живым туда? Положим, Ханох достиг
таких вершин, каких никто из смертных не достигал. И что же? — «и нет
его». Тут слышна оценка Ханоха и его заслуг. Ной тоже «ходил с Богом»,
но совсем иначе.
Еврейские мупрецы видят Ханоха ханжой, «лоскутным одеялом» —
сегодня праведником, завтра злодеем. Внутренняя опасность эта
подстерегает тех, кто, уйдя от людей, ведет образ жизни Ханоха. Всякий, однако,
получает то, что желает. Ханох хотел быть с Богом, и Бог задолго до срока
изъял его из жизни — чтобы, как говорят мудрецы, не переметнулся...
Восьмое поколение — поколение Лемеха второго, в котором, как и в
поколении Лемеха первого, предшествующие поколения ставятся под удар.
Допотопное растление произошло именно в поколениях отца Ноя — Лемеха
второго, который умер за пять лет до Потопа и видел, как Ной строит
Ковчег.
Катастрофа началась на особом фоне и усугублялась особыми
обстоятельствами.
И было (напомню, что так в Библии обычно начинается рассказ о самых
значительных или самых драматических событиях), когда стал человек
множиться на Земле, и дочери родились им (Б. 6:1).
Тут не просто демографический взрыв, а умножение численности
человечества за счет большой рождаемости женщин. Создалась предельно
напряженная сексуальная и психологическая атмосфера. И что это были за
женщины! В следующем стихе они прямо называются «дочерьми
человеческими»-, то есть женщинами из последнего распутного каинианского
поколения.
И увидели сыны Божьи дочерей человеческих, что прекрасны они, и брали себе
жен, из кого только выбирали (Б. 6:2).
Широко распространенные романтические представления о соблазнении
небожителями земных женщин дают понять, что допотопное омерзение
рода человеческого произошло все-таки не по вине любимца Бога —
человека. Но не боги Олимпа, не космические существа и не ангелы
растлили Землю и человека на ней. Трудно признать, и все же: это сделали
те благочестивые и благолепные ученики Ханоха и Метушелаха, которые
выделяли себя и звались «сынами Божьими». Это они, праведники старшего
поколения, нравственно непререкаемые, имевшие право судить и
обладавшие духовной властью, вдруг прозрели, «увидели» из своего уединения
обольстительных каинианок и стали брать их в жены — «кого только
выбирали», даже чужих жен. Вот какой пример и какой сигнал подали
«сыны Божьи» всем остальным людям, привыкшим почитать их и
слушаться.
«Сыны Божьи» непримиримо столкнули в душе людей Его дух и силы
плоти. Отчего необузданные страсти завладели сердцем человека, и
эмоционально перевозбужденная душа его стала разрушать сам Путь Древа жизни
в человечестве. Тут прямая вина «сынов Божьих». Сколь
предусмотрительно, однако, Бог взял Ханоха, «и нет его». Произошло это, кстати,
когда Лемеху было 120 лет, и он еще не родил Ноя.
* В допотопные времена человек, имея в своем распоряжении огромную
р продолжительность жизни, не связанную со старческим упадком, мог все
,« дни жизни использовать в полную силу — как на добро, так и на зло. Когда
• * «сыны Божьи» привели в столкновение дух и плоть, все огромные творчес-
| [L кие возможности человека шли на совершение злого. Вот почему Богу
"?5 пришлось сократить продолжительность человеческой жизни до 120 лет.

И сказал Господь: Да не борется (или: да не судится) дух Мой в человеке
вечно, потому что он и плоть — то же. И будут его дни 120 лет (Б. 6:3).
«Дух Мой» — это та инстанция, которая судит человека, перед которой
человек ответствен. Таким образом, тема ответственности человека перед
Богом зазвучала иначе: как тяжба между Его духом и плотью человека. Вот
чего не должно быть, ибо такое противоборство равносильно поношению
духа в душе. И Господь предполагает изъять дух Свой, лишить человека
Своего присутствия. Пока что Он дает ему для покаяния и исправления 120
лет, жизнь еще одного поколения.
При Метушелахе и Лемехе втором оказалось, что человеческая свобода
способна на поругание Его духа в плоти. И Бог говорит, что Он не будет
присутствовать в человеке вечно. Роковой момент. С этого момента контакт
между Богом и человеком слабеет.
Если жены Лемеха первого (поработившего женщину) произвели на свет
родоначальников зла насилия, блуда и алчности, то каинианские жены
«сынов Божьих» в эпоху Лемеха второго рожали «исполинов» (нефишим),
обладавших колоссальной природной силой и энергией. Такие же
«богатыри» (гиборим) были известны издревле (Б. 6:4), когда они, надо полагать,
строили великую каинианскую цивилизацию. Таким образом, сыновья
«сынов Божьих» из рода Эноша стали в один ряд с «богатырями» из рода
Каина. Это-то объединение «исполинов» и «богатырей» решило судьбу
допотопного человечества, не использовавшего ' последнюю возможность
исправления.
И увидел Бог, что велико злое человека на Земле. И весь идеал (йецер)
замышлений (махшавот) его сердца (либо) только зло весь день (Б. 6:5).
В сердце человеческом создаются представления о себе и Мире. В сердце
человеческом воздвигается идеал, который указывает направление всего
развития человека. Поступки можно искупить, мотивы и устремления
воли — исправить, но если зло коренится в побуждающем идеале сердца, то
это непоправимо. Бог увидел, что сам идеал сердца человеческого — зло и
только зло. Зло (ра) — то, что ломает. «Исполины» и «богатыри» вместе
установили в человечестве такие идеалы, которые окончательно сломали его
Путь жизни, привели человека в состояние полного беспутия.
И растлилась (ве тишахет) Земля перед лицом Бога и переполнилась скверной
(хамас) (Б. 6:11).
То, что прерывает человеческую жизнь как таковую, называется «щхита».
То, что прерывает какой-либо путь,— будь то обрыв или яма — называется
«шахт». Земля же произвела «тишахет», то есть оборвала установленный
путь развития жизни. И сделала это прямо «перед лицом Бога», в открытую.
Слово «хамас» — то, чем наполнилась Земля,— обычно переводят как
«злодеяние» или «разбой». Однако это не уголовное преступление, не
криминал, а гадкие мелочи, «скверна», постепенное и часто неприметное
разложение, уголовно не наказуемое брожение и гниение в обществе —
хамство, наглость, бесстыдство, ругань, нравственное уродство,
надругательство, бесчестие, обманы, мразь и грязь. Человек совершает «хамас», когда
гадит, сквернословит, злословит, глумится, оскверняет, позорит, подличает.
В сексуальной жизни это и беспорядочность сношений, и выделение семени
наружу, не для зачатия и рождения. В психофизиологической жизни это
смешение мужского и женского; в общеприродной жизни — нарушение
закона разделения и несмешения видов (закона «лемино», по роду их),
скрещивание одного вида с другим. Так, оказывается, выражается последняя
степень поругания духа Божьего в человеке. Именно растление такого рода,
как мы увидим, побудило Господа незамедлительно стереть все живое с
лица Земли. •
Публикация Игоря МАРДОВА
Продолжение следует.
о
U
S3
73

h
74
ФОТООКНО «ЗНАНИЕ — СИЛА»
В Сибири, где дикая
природа подступает обычно
прямо к стенам домов, где
в отличие от Центральной
России нет ни дворцов, ни
парков, ни дворянских
усадеб, ни иных
привычных для
европейского глаза
элементов рукотворного
ландшафта, в Сибири
урбанистическая метафора
применима главным
образом к природным
объектам.
«Каменный город Саян» —
уникальная заповедная
территория, расположенная
на юге Красноярского
края, в районе старого

Усинского тракта,
соединяющего Минусинск
и Кызыл. Причудливые
выходы скальных пород,
над которыми в течение
миллионов лет трудились
вода и ветер, в самом деле
напоминают эпические
развалины, сохранившие
несомненные черты
архитектурного замысла.
Фото М. Гнедовского

РАЗМЫШЛЕНИЯ У КНИЖНОЙ ПОЛКИ
Борис Межуев
Что есть русская
Сэмюэль Хантингтон в своей
нашумевшей статье «Столкновение
цивилизаций?» отнес Россию к числу
«расколотых стран, относительно
однородных в культурном
отношении», но внутри которых «нет со-
* Античное наследие в культуре России.
М, 1995 (Российский
научно-исследовательский институт культурного и природного
наследия РАН).
шасия по вопросу о том, какой
именно цивилизации они принадлежат».
Так современный политолог
определил глубинный лейтмотив
российской истории, по крайней мере трех
ее последних столетий, лейтмотив
раскола.
Поразительно, феномен раскола
повторяется в русской культуре в
новых и новых вариациях:
религиозный раскол XVII века сменяется
сословной «схизмой» последующих
столетий петербургской империи,
салонный спор западников и
славянофилов в сороковых—пятидесятых
годах XIX века — отчаянной и
жестокой полемикой «отцов и детей» в

античность?
шестидесятые годы, а затем в
семидесятые—восьмидесятые —
смертельной схваткой интеллигенции с
властью. И сегодня, в конце XX
века, после заранее обреченной
попытки насильственного устранения
внутрироссийских противоречий, в
России посттоталитарной снова
возник призрак раскола, только уже
лишенного прежнего религиозного и
культурного содержания.
Причина российского раскола — в
вековой неопределенности ответа на
вопрос: принадлежит ли Россия
европейской цивилизации или,
напротив, в своем историческом
своеобразии находит основание для
самобытного существования и даже
изоляции от всякого западного
влияния?
Вопрос о причастности русского
народа к судьбам европейского
мира — вопрос о причастности-, к
возникшему на обломках Римской
империи грандиозному историческрму
континууму: от средневековья до
эпохи Просвещения и революционной
бури конца XVIII века. Хотя Россия
знала немало поспешных «бросков в

Главное здание Академии наук. Санкт-Петербург.
Арх. Д. Кваренги.
Европу», но в течение огромной,
затянувшейся на века эпохи не
принимала какого-либо участия в судьбе
Европы. Она, как писал Н. Я.
Данилевский, «не составляла части
возобновленной Римской империи Карла
Великого, которая составляет как бы
общий ствол, через разделение
которого образовалось все
многоветвистое европейское дерево, не входила
в состав той теократической
федерации, которая заменила Карлову
монархию, не связывалась в одно общее
тело фе°Дально-аристократической
сетью...» По печальному признанию
П. Я. Чаадаева, «нам не было никакого
дела до великой мировой работы..,
новые судьбы человеческого рода
совершались помимо нас».
Поэтому принятие и усвоение
отечественной культурой западных
ценностей могло быть оправданным и
разумным только в случае осознания
не только Россией, но и самой
Европой их вневременного,
универсального, то есть сверхнационального и
даже сверхцивилизационного статуса.
И в самом деле, что такое
западничество, как не убеждение, что
фундаментальные принципы западной
цивилизации пригодны и для других
цивилизаций, что европейская история в
Римский форум. Реконструкция.

111 LI
Таврический дворец.
Арх. И. Е. Старое.
Санкт-Петербург.
Таврический дворец.
Белокаменный зал.
силу загадочных и даже мистических
обстоятельств ее генезиса и
последующего развития имеет универсальный,
вселенский смысл? Но чтобы
отдельный народ, цивилизация или
культурно-исторический тип могли
органично, не теряя своей национально-
культурной специфики, войти в
континуум европейской истории, он
должен получить своеобразное
оформление в идеальном образе, быть им
одухотворен и облагорожен. В
идеальном, то есть чуть приподнятом
над течением жизни, не
сливающимся с ним, но при этом
остающимся для этой конкретной жизни, для
преходящей исторической
действительности вечным и непреходящим
эталоном. Такой идеальный
классический образец — образ реальности —
Европа обнаружила в культурном
наследии античности.
Но почему именно в античности
Европа нашла свой, увы,
недосягаемый идеал, который поспешила
представить как универсальный? Почему
сама идея универсальности
оказалась в сознании европейца связана с
наследием Древней Греции и
Древнего Рима? Почему наука, искусство,
философия, право, созданные
античностью, признаны классическими
всей средиземноморской ойкуменой?
Почему, наконец, Европа так долго
одевала персонажей своей истории в
костюмы античных императоров,
стратегов, полководцев, мыслителей
и не оставляла попыток взглянуть на
свою политическую жизнь глазами
героев Тацита или Плутарха? Почему,
как писал Шпенглер, «Конвент
говорил о Карфагене, подразумевая при
этом Англию, а якобинцы называли
себя римлянами»? Почему,
спрашиваем мы вслед за автором гениального
«Заката Европы», «первый страстный
археолог Петрарка... приравнивал себя
к Цицерону, а... организатор
английских южноафриканских колоний Се-
силь Роде, имевший в своей
библиотеке нарочно для него сделанные
переводы античных биографий
цезарей,— к императору Адриану»?
Почему античность всегда современна
Европе? Точнее, оставалась
современной вплоть до середины прошлого
столетия, когда противоречия
европейской истории обнаружили, что
классический компонент западной
культуры исчерпан.
На эти вопросы пытаются
ответить в программной статье сборника
«Античность в русской культуре»
историки Г. С. Кнабе и И. С. Свен-
цицкая: «... Исторический процесс,
как правило, строится так, что в
рамках одного общества возникают
какие-то силы, ориентированные на
прогресс, на развитие, на движение
вперед; они вступают в конфликт с
силами, обращенными в прошлое,
более консервативными, и рано или
поздно их побеждают. Античность
составляет исключение из этой
логики развития. В ней имманентное
полису противоречие между
развитием и сохранением пребывает в
состоянии неустойчивого равновесия,
в состоянии некоторой неразрешен-
ности, что сообщает всему обществу
и его культуре классический характер,
если употреблять слово «классиче-
79

Б. Межуев.
Чго есть русская античность?
ский» не как оценку, а как термин».
Обращение к наследию
античности оказывалось не только залогом
творческого возрождения науки,
расцвета вольного искусства,
освобождения политической жизни из-под
власти клерикального, или
государственного деспотизма, но в
конечном счете и способом преодоления
разрыва культур, вызванного
несовпадением их исторических
траекторий. Но для этого наследие
античной цивилизации должно было быть
принято современностью как ее
необходимый элемент, сохранено как
вечно живая культурная традиция,
связующая настоящее с прошлым.
Отношение Европы к античности, до
тех пор пока ее культура развивалась
в классической парадигме, всегда
отличалось от отношения, скажем,
современной арабской культуры к
наследию Древнего Египта и Древнего
Вавилона, когда на развалинах
древней цивилизации возникал
совершенно новый
культурно-исторический тип.
В новой Европе античность
продолжила свое существование или в
виде сознательных рецепций,
например рецепции римского права, или
неумышленных, идущих не от
разума, а от скрытой в бессознательном
культурной памяти исторических и
художественных реминисценций.
Можно, конечно, вслед за Шпенглером
оценить это посмертное
существование античности в Европе как
извращенное, не соответствующее
глубинному смыслу и логике «судьбы»
самой античной, аполлонической
культуры, но все-таки трудно согласиться,
что огромный пласт души западного
человека — все-таки не только
фаустовской, но и ренессансной —
является простым «извращением».
А что же Россия?
Органическое претворение
классического наследия в ткань
российской истории, цельный и
внутренний компонент российской духов-
С. Галактионов.
Вид дворца со стороны
большого озера в Гатчине.
С оригинала С. Щедрина.
80

ной традиции Г. С. Кнабе назвал
«русской античностью*. Феномен
русской античности нельзя свести к тем
или иным рецепциям классики или
локализовать отдельными периодами
особенно сильного увлечения
классической древностью. На протяжении
почти всей своей истории русская
культура испытывала воздействие
греко-римской античности. Например,
«эллинистические истоки
христианской культуры,— пишет О. Е. Этин-
гоф в открывающей исторический
раздел сборника статье «Античные
традиции в древнерусской
художественной культуре X—XV веков»,—
использовались на Руси, как правило,
неосознанно... В русскую культуру
вошел тот пласт «подспудной
византийской античности», который
являлся его формообразующей
основой». Постепенный процесс
латинизации русской культуры XVII—XVIII
веков завершился в петровскую и
екатерининскую эпохи оформлением
имперской государственности. «Со
второй половины XVII века,— пишет
Г. С. Кнабе,— придворные начинают
учить своих детей латинскому языку.
Для этой цели выписываются
многочисленные наставники-латинисты,
круг которых неуклонно
расширяется... С начала XVIII века латинские
риторики, сочинения Цицерона,
Квинтилиана, Тацита играют все
возрастающую роль в формировании
нормы русского литературного
языка... Распространяются переводы с
древних языков. Указом царя с 1
января 1700 года в России вводился так
называемый римский календарь, а в
честь новогоднего праздника
сооружались триумфальные арки с их
отчетливыми древнеримскими
ассоциациями.
Дальнейшее слишком известно:
создание Санкт-Петербурга, города
святого Петра, то есть нового Рима,
преобразование царства в империю и
принятие русскими царями
римского по происхождению и
ассоциациям титула императора; упорное
стремление властей основать жизнь
страны и управление ею на принципе
регулярности, то есть на рожденном
Римской империей принципе
организации отдельных частей
государства по образцу столицы,
воспроизведения ими ее облика,
распространения всеобщего единообразия и
централизации».
К. Беггров. Арка Главного штаба.
По рисунку А. Еанолли.
1821-1823 гг.
Отношение к римскому наследию,
таким образом, тесно переплелось в
отечественной культуре с проблемой
духовного самоопределения России,
ее приобщенности европейской
цивилизации или, иначе говоря,
возможности для русского, оставаясь
духовно в своей стране, жить в
европейской истории. До
«национального пробуждения»
тридцатых—сороковых годов XIX века именно
присутствие антично-римского элемента
в российской традиции, закрепившего
успехи территориальных завоеваний
России возведением имперского
фасада ее государственного здания,
служило символом причастности России
западноевропейской культуре,
подтверждало ее законное место в семье
европейских монархий. В
сороковых—пятидесятых годах наша «евро-
пейскость» была поставлена под
сомнение, а вместе с ней и «русская
античность» как плод духовного
взаимодействия Востока и Запада.
Ассоциативное соотнесение
латинской классики с политическим
строем самодержавной империи привело
к тому, что начиная с тридцатых—
сороковых годов прошлого века в
кругах русской общественности как
консервативно-националистического,
так и
демократически-западнического толка возникало устойчивое
негативное отношение к античной
культуре в ее римском обличий.
Славянофилы, например, полагали, что
IE
* <
81

2*
Б. Мвжувя
Что «сть русская античность?
внесение западных начал в культуру
российского образованного сословия
стало основной причиной
общенационального раскола: с точки зрения
Аксакова и Киреевского, «русская
античность» оказалась как раз
источником российского раскола, а не
попыткой его преодоления. Эту
позицию можно понять: со второй
половины прошлого столетия наследие
Древнего Рима, по словам Г. С. Кнабе,
«утрачивает свое стилеобразующее
значение; из легенды, эталона и
символа превращается в предмет научного
исследования, в содержание
университетских лекций».
С тридцатых годов XIX века одной
из тем русской художественной и
философской литературы становится
противопоставление античности и
христианства. Один и тот же сюжет
вдохновлял западника А. И. Герцена
в его «Сценах из римской жизни»,
славянофила А. А. Майкова в поэме
«Два мира» и умеренного
консерватора Алексея Толстого в новелле
«Амена». Этот сюжет — столкновение
на закате античного мира умирающей,
холодной и бездушной империи и
преисполненного творческих сил и
исторических ожиданий раннего
христианства. (Об этом — статья В. Ю.
Проскуриной).
Несложно представить, насколько
неорганичной, противоречащей
естественному течению жизни должна
была казаться ученикам занудная
зубрежка классических языков в
гимназиях конца прошлого столетия.
Русская литература этого времени
переполнена насмешками над казенной
латынью, над назойливым и
догматическим изучением мертвых и
«безнадежно устаревших» классиков.
(Наиболее хрестоматийный пример —
«Человек в футляре» А. П. Чехова.)
Усиленное подчеркивание
консервативными кругами превосходства
классического образования над реальным,
казалось, представляло лишь
неуклюжую и наивную попытку спасти
постепенно увядающую империю. И
тем не менее из стен гимназии
вышли замечательные российские
профессора и будущие деятели русского
Серебряного века, попытавшиеся
оживить, «осовременить» наел едие
минувших веков, приблизить
античное прошлое к настоящему и
разглядеть за «случайными чертами»
преходящего времени вечный образ
древней красоты. (В сборнике
гимназическому образованию и месту,
занимаемому в нем преподаванием
классических языков, античной
истории и так далее, а также взглядам
идеологов и практиков российского
просвещения второй половины XIX
века, посвящена статья А. А. Носова
«К истории классического
образования в России (1860 — начало 1900-х
годов). К этой работе
непосредственно примыкает другая,
рассматривающая на материале того же времени
изучение античности в российских
университетах. (Ее автором является
известный историк раннего
христианства И. С. Свенцицкая.)
Удивительно, но после
культурного лета петербургской эпохи
российской истории, после Пушкина,
Тютчева и Соловьева сам факт
существования «русской античности»
вызывает серьезные сомнения. До сих пор и
на Западе, и в России задаются
вопросом, была ли успешной, говоря
словами Владислава Ходасевича,
прививка «классической розы русскому
дичку», вырос из этого скрещения
прекрасный цветок или уродливый
гибрид? А может быть, красивое
декоративное растение, не
приспособленное к русским холодам? Вопрос
далеко не праздный и сегодня, в
период отката России от прежних
великоимперских позиций и
вызванного этим острого кризиса
национальной идентичности. Действительно,
столь легкое освобождение русского
народа из-под власти «имперского
прошлого» невольно заставляет
вспомнить таинственные слова О. Шпенгле-
ра, казавшиеся еще недавно, в эпоху
коммунистической утопии,
совершенно наивными: «Народ, назначение
которого было в течение поколений
жить вне истории, был искусственно
принужден к не подлинной истории,
дух которой для исконной русской
сущности был просто-напросто
непонятен».
Шпенглер, как известно, называл
петербургский период истории,
отмеченный стремлением России
уподобиться Западу, «псевдоморфозой»,
несовпадением внешней формы
культуры и ее внутреннего содержания.
Если принять концепцию Шпенгле-
ра, то получается удивительная вещь:
82

♦русская античность» — не просто
псевдоморфоза, а как бы двойная
псевдоморфоза, псевдоморфоза в
квадрате, ведь, по Шпенглеру, и
европейское усвоение античности было
неадекватным, «извращенным».
Шпенглеровская оценка русской
культуры получила своеобразное
развитие в отечественной философской
мысли. Как известно, духовная
история России знает две классические
формулировки «русской идеи».
(Иногда, впрочем, забывается, что эти две
формулировки не только не имеют
ничего общего между собой, но и
прямо противоположны друг другу.)
И любопытно, что основанием для
разного понимания русского
призвания служит именно отношение к
судьбе античного наследия в России.
Мы имеем в виду, конечно, «русскую
идею» Бердяева и «русскую идею»
Вл. Соловьева. В книге Бердяева
«Русская идея» постоянно
повторяется мысль Шпенглера (из работы
«Пруссачество и социализм») о том,
что русская культура есть
«апокалиптический бунт против античности».
(Оставим за скобками вопрос,
насколько бердяевская интерпретация
этой фразы отражает тот смысл,
который вкладывал в нее сам
Шпенглер.) Бердяев считал определяющей
чертой русского национального
характера устремленность к
эсхатологическому разрешению всех
исторических проблем в постисторическом
«тысячелетнем царстве». Русская идея —
принципиально антиисторическая,
несовместимая с ренессансным,
классическим гуманизмом и потому
глубоко чуждая античности. Не этот ли
нигилистический пафос русской идеи
(от раскольников до Толстого и
Достоевского) усвоен Шпенглером в
его описании российской
«псевдоморфозы»?
«Все, что возникает, нечисто и
неистинно; это изнеженное
общество, пронизанные интеллектом
искусства социальные сословия, чуждое
государство с его цивилизованной
дипломатией, судебные приговоры и
административные распоряжения»,—
пишет Шпенглер во II томе «Заката
Европы».
«В точности так же выражает себя
во всех апокалипсисах арамейской
псевдоморфозы... ненависть против
Рима — Блудницы Вавилонской,
против городов Запада с их интеллектом
Л. Н. Кекушев.
Особняк Миндовского в Москве.
Фрагмент фасада
и роскошью, со всей античной
культурой в целом».
Отзвук шпенглеровской
историософии слышен и в современных
геополитических спорах. Попытку
приложения идеи псевдоморфозы к
проблеме геополитической
самоидентификации России после распада
империи предпринял В. Л. Цымбур-
ский в статье «Остров Россия»:
завершение имперского цикла
отечественной государственности
означает конец затянувшейся на три
столетия петербургской, а затем
советской псевдоморфозы,
возвращение России к самостоятельному,
независимому от судеб Запада
историческому существованию.
Однако бердяевская «русская идея»
имеет достойного оппонента в лице
Владимира Соловьева. Для
Соловьева идея русского народа
тождественна важнейшей идее
средиземноморской цивилизации —
универсальности обращенного к Богу единого
человечества, воплотившейся в
известном по русской иконописи
образе Софии — Премудрости Божией.
Миссия русского государства, а
Соловьев в отличие от Бердяева был
3
п
83

Б. Межу ее.
Что есть русская античность?
убежденным государственником,
заключается в восстановлении
империи Константина и Карла Великого,
то есть империи христианского Рима.
«Отношение мыслителя к античной
древности,— позволю себе
процитировать свою статью из этого сборника
«Античная тема в русской
философской мысли второй половины XIX
века»,— ни в малейшей степени не
было связано с чувством ностальгии
по прежней Европе или прежней
России и не напоминало
романтический протест против буржуазной
прозы. Соловьев просто считал, что
Европа является Европой до тех пор,
пока она остается сопричастна
рожденному Римом принципу
универсализма и его конкретному эллинско-
христианскому воплощению. Пока
эти начала присутствуют и
соприсутствуют в западной культуре, пусть и
в искаженной форме,— античность
не покинула Европу, и история
сохраняет свою классическую
парадигму. И также Россия, пока флюиды
национализма не подточили ее
имперский фундамент, пока почитается
в русском народе новгородская икона
Софии — Премудрости Божией и
творятся молитвы о воссоединении
церквей — Россия не вышла из
европейского, а следовательно, и из
античного культурного типа».
«Русская идея» по Соловьеву в
большей степени соответствует тому
восприятию роли античного
наследия в русской культуре, которое вслед
за Г. С. Кнабе определим как
«энтелехию». «Энтелехия происходит
везде,— пишет Г. С. Кнабе,— где
материя, физическая или духовная,
принимает облик и форму, где потенция
становится воплощенной реальностью,
а общее обретает индивидуальность».
Пожалуй, наиболее ярко выразил эту
«энтелехийную», органическую связь
русской культуры и античности поэт
А. К. Толстой в письме 1869 года к
княгине Сайн-Витгенштейн: «Рим
никому не чужд, всякий находит в
нем свою родину, с какого бы края
он не пришел... Рмм — роковое место;
я бы желал умереть в Риме, не
переставая при этом считать себя
русским... Можно сказать про Рим,
что он синтезис всех стран, так как
всякий считает в нем себя дома». В
устах горячего поклонника русской
старины, искреннего православного
христианина эта чеканная
формулировка российского и одновременно
а нт и ч но - р имс кого уни вер сал изма
имеет особую ценность. Это
доказывает, что отчуждение русской
культуры от античного наследия (а такое
отчуждение пережил и сам А. К.
Толстой в сороковые годы), по крайней
мере в прошлом столетии, никогда
не было совершенным и
окончательным.
Итак, что есть «русская
античность» — псевдоморфоза или
энтелехия; порождение
насильственного подавления чуждыми формами
бесформенной, стихийной или
женственной русской души или, напротив,
одна из сверкающих граней в алмазе
классической культуры? Этот спор,
начатый еще во времена Хомякова и
Тютчева, не прекращается и сегодня.
Думаю, что выходящий в свет
сборник предостережет настоящих и
будущих провидцев судеб России от
поспешных и подчас опасных
умозаключений, а всем, кто просто любит
отечественную историю, даст новый
фактический материал и повод для
плодотворных и увлекательных
размышлений. •
Борис Вадимович МЕЖУЕВ —
историк философии и культуролог.
Его интересует не столько
история философских систем,
сколько рождение философской
рефлексии из духа культуры, из
интеллектуальной атмосферы
конкретного времени.
84

ПИИМ-Ш1
"Knowledge itself is power "(F.Bacon)
ЗНАНИЕ-СИЛА 8/95
■

КУРС ЛЕКЦИЙ
история западной цивилизации XX века
Дмитрий Прокудин
Франция 1934
как удалось победить
тоталитарную угрозу?
Моя истинная слава не в сорока сражениях, выигранных
мною; Ватерлоо все их зачеркнуло. Во не будет и не может
быть забыт Гражданский кодекс.
Наполеон Бонапарт
ДЛЯ НЕПРВДВЗЯТОГО
наблюдателя Франция начала тридцатых
годов нашего века — это страна,
погруженная в тяжелейший кризис всех
основных общественных институтов,
страна, где население не верит
политикам, а погрязшие в коррупции
политики, сменяя друг друга у
властной кормушки, занимаются своими
делами, мало интересуясь
населением, возбужденным экономическим
кризисом, ищущим спасение в
«твердой руке», понятных идеях и
идеалах... Короче говоря, непредвзятый
наблюдатель увидел бы во Франции
тридцатого — тридцать шестого
годов картину, знакомую по Германии
этого же периода, по Италии 1918—
1922 годов или по России 1916—1918
годов.
В первой половине XX века в
условиях массового общества
подобные кризисы, как правило,
заканчивались установлением
тоталитарных режимов: политизированная
масса, ставшая объектом
манипуляции со стороны той или иной
партии нового типа (коммунистической
или фашистской), «выражает себя» в
соответствующей — тоталитарной —
системе властных институтов (об
этом в десятой лекции). Однако во
Франции этого не произошло:
тоталитарная угроза была
ликвидирована, а общество и политики как будто
получили сильнодействующую
прививку против «тоталитарной заразы».
Они выработали стойкий
иммунитет, счастливо избежав самой
болезни. Попробуем поняты почему так
получилось?
Прежде всего обратимся к
прошлому страны, ее социальным и
политическим традициям. Для Франции
это особенно важно, поскольку ее
влияние на ход европейской истории
в Новое время — до конца XIX века,
едва ли не определяющее. Все
важные события во франции, стране
чрезвычайно связанной со своим
прошлым, без хотя бы минимальной
ретроспективы понять нельзя.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, одной из
первых на континенте страна становит-
Не государственные и общественные
институты, а прочность гражданской
индивидуалистической традиции оказалась
противоядием против тоталитаризма,— основная
мысль нового раздала курса лекций. Его
продолжает московский учитель истории
Дмитрий ПРОКУДИН. Лекция десятая, 1 часть.
Начало в номере 7 за 1994 год.
86

ся национальным государством (еще
в 1600 году Генрих IV провозглашает
свое право на присоединение всех
территорий, говорящих
по-французски), на протяжении ХУЛ—XVIII
веков французский абсолютизм
борется за европейскую гегемонию, и,
хотя достигнуть своей цели
«христианнейшим» французским королям не
удается, страна, несомненно,
является одним из лидеров мировой
политики. Но что не получилось у
королей, то вполне удалось писателям и
философам. «Мировое господство»
Франции в идеологии, культуре и
даже языке (французский был
разговорным языком всей европейской
аристократии, факт, если вдуматься,
в эпоху растущего национализма
удивительный) в XVIII столетии
неоспоримо. В веке революций —
XIX — все главные революционные
события начинаются во Франции или,
по меньшей мере, являются
результатом ее идейного влияния. В этот
важнейший для мировой истории
период Париж становится сердцем
политической жизни Запада.
И вот здесь, мне кажется, стоит
остановиться подробнее и
присмотреться: не повернутся ли к нам, как
это не раз случалось в наших преж1
них рассуждениях, известные факты
какими-либо новыми (и
существенными) гранями? Итак, мы
говорим о социальных и политических
традициях французского общества.
Понятие «традиции» вызывает
вполне естественные ассоциации* с чем-
то устойчивым, неизменным,
стабильным. Однако применительно к
Франции XIX века вполне возможна такая
парадоксальная формулировка:
традиция политической нестабильности.
Действительно, история Франции
прошлого столетия уникальна: если
XVIII век в России мы называем
«эпохой дворцовых переворотов», то
XIX век во Франции воистину —
«эпоха революций».
Перечислим факты.
1789 год — начало Великой
революции, падение Бастилии, замена
абсолютной монархии на
ограниченную.
1792 год — казнь Людовика XVI,
падение монархии Бурбонов —
Первая республика.
1793 год — террористическая
революционная диктатура якобинцев.
1794 год — государственный
переворот — «термидорианский» режим
нуворишей и «революционных»
коррупционеров (по месяцу
переворота — термидору — в революционном
календаре).
1799 год — государственный
переворот (XVIII брюмера по тому же
революционному календарю),
установление личной диктатуры
Наполеона Бонапарта, к 1804 году
переросшей в империю.
1814 год — реставрация Бурбонов в
результате интервенции войск
европейских держав. '•
1815 год — «Сто дней» Наполеона
и повторная реставрация с
установлением режима конституционной
монархии.
1830 год — революция, падение
Бурбонов (окончательное), приход к
власти Орлеанской династии.
1848 год — революция, падение
Орлеанской династии, Вторая
республика.
1852 год — государственный
переворот, приход к власти
Луи-Наполеона Бонапарта (Наполеона 1П),
Вторая империя,
1870—1871 годы — падение Второй
империи, Парижская коммуна и ее
разгром, Третья республика.
Кажется, существенные события
все. Политические кризисы и
отдельные восстания и заговоры
можно не считать... Перечисленные
факты известны и хрестоматийны, их
«проходит» любая школьная
программа. Но давайте задумаемся над
одним обстоятельством, которое из всей
этой «хрестоматии» с очевидностью
вытекает и которое школьные и не
только школьные программы не
замечают, точнее — мимо которого
они проходят. Сделаем некий
простейший арифметический подсчет. За
восемьдесят два года — с 1789 по
1871 — Франция пережила
двенадцать (считая со «ста днями» и
повторной реставрацией 1815 года)
масштабных, сопряженных с насилием
пе рем ен политического устройства.
Подчеркнем, что речь не идет о
смене, хотя бы и насильственной,
фигуры того или иного правителя,
но о перемене системы управления
государством. Поделив 82 на 12
получаем 6,8. Значит в среднем —
каждые семь лет в стране менялся
государственный строй?! Как такое мо-
87

жет быть? Как может выжить
подобное общество? А ведь Франция в
XIX веке не только выжила, но и
постоянно И1рала одну из первых
скрипок в концерте великих
европейских держав, а в наполеоновский
период так просто солировала в этом
концерте.
Франция в XIX веке создала одну
из могущественных колониальных
империй, уступавшую только
британской. В стране в целом успешно
развивалась экономика, а Париж и в
XIX веке сохранял свой статус
столицы мировой культуры,
обретенный им в XVII—XVIII веках.
В ЧЕМ ПРИЧИНА этой
«стабильной нестабильности», «устойчивой
неустойчивости»?
Обратим внимание на одно
обстоятельство. При всех весьма
радикальных политических
трансформациях практически не затрагиваются
социальные отношения и прежде
всего отношения собственности и
каждодневные, то есть наиболее важные
для жизни людей, права личности.
Не затрагивается то, что наиболее
важно для среднего класса.
Действительно, единственный
крупномасштабный и сопряженный с насилием
передел собственности, и пересмотр
1ражданских правоотношений,
связан с событиями революционного
десятилетия 1789—1799 годов.
В ярких и часто трагических
событиях тех лет отчетливо
прослеживаются две основные линии. Отмена
привилегий дворянства в 1789—1790
годах вела к установлению равенства
граждан перед законом. Задача,
решаемая в ходе следующих эпизодов
революции, заключалась в том,
чтобы воплотить это равенство не в
отвлеченных декларациях, а в
максимально насыщенных практическим
содержанием, «работающих»
юридических формулировках. Продажа с
молотка имений дворян —
эмигрантов и церковных земель, а также
имущества казненных по
знаменитому «Декрету о подозрительных» в
период якобинской диктатуры 1793—
1794 годов, и грандиозные масштабы
спекуляции, использующие
политику «максимума» (введения
административно регулируемых цен) в это
же время, приводят к тому, что у
очень многих французов (особенно в
деревне) появляется какая-то, а у
некоторых (нуворишей) — очень
крупная собственность.
Во Франции складываются
крупная буржуазия (что подчеркивают
советские учебники истории) и
многочисленный средний класс (чему
эти учебники уделяют гораздо
меньше внимания). Именно новые
собственники и стали социальной
опорой переворота 27 июля 1794
года (9 термидора 11 года
Республики) и — на какое-то время —
установившегося после него
режима.
Собственническое большинство
населения страны хотело не
продолжения переделов имущества, а
возможности уверенного и стабильного
пользования своим, благо- или
неблагоприобретенным. Здесь также
требовался признанный обществом
реальный и исполняемый закон.
Однако ни террор якобинцев, ни
коррупция термидорианского
режима твердого законодательства, а тем
более его исполнения, не
предусматривали. Франция, по крылатому
выражению эпохи, «хотела
правительства, при котором едят», иными
словами, хотела подвести итоги
происшедших социальных
преобразований, хотела получить возможность
эффективно использовать
собственность в стабильном правовом
пространстве. Эту возможность стране
предоставил режим Первого
консула, а затем императора Наполеона
Бонапарта.
Я не случайно предпослал данной
лекции знаменитые слова этого
самого, наверно, знаменитого
государственного деятеля XIX века. В
мемуарах Наполеона, разумеется, не все
объективно, тем более, когда дело
касается самооценки. Однако в
данном случае можно лишь удивиться
тому, до какой степени он был прав.
Гражданский кодекс — Кодекс
Наполеона — действительно не мог
быть забыт. Народ не может
«забыть» основные принципы своего
существования, а гражданское
общество во Франции — главный итог
Великой революции — нашло свое
законодательное воплощение в
Гражданском кодексе. Его ясные,
продуманные и четко изложенные нормы,
фиксирующие все основные
моменты взаимоотношений между
гражданами, а равно и между гражданином
и обществом, строго проводимые
88

принципы личной и имущественной
неприкосновенности, равенства
перед законом делали и делают его
образцом для документов подобного
рода. Коротко резюмируя, можно
сказать, что Гражданский кодекс —
это воплощенные в юридические
формулировки принципы жизни
среднего класса.
Ни одно правительство XIX века
не решалось покушаться на
фундаментальные нормы Кодекса, в
сущности, на нормы гражданского
общества. Самые радикальные
политики, как левые, так и правые,
проводили в жизнь свои идеи в его
правовом пространстве, просто не
мысля возможности выхода за его
пределы, возможности реального
пересмотра результатов
революции.
Так, с одной стороны, в 1825 году
король-реакционер Карл X Бурбон,
пытаясь вознаградить пострадавшее
во время революции дворянство, не
рискует пойти на такой шаг, как
прямое возвращение «украденных»
имений, и ограничивается тем, что
проводит через палату депутатов
закон о денежной компенсации (и то,
Надо сказать, что недовольство, им
вызванное, стало прелюдией к
революции 1830 года). А с другой — в
1871 году Парижская коммуна,
решая свои денежные затруднения и
располагая наличностью
оставшегося в столице Французского банка,
берет из имевшейся суммы,
превышавшей три миллиарда, заем в 750
миллионов франков (если считать
вслед за Марксом и Лениным
коммуну «первым опытом диктатуры
пролетариата», то признаемся, что
он куда более щепетилен по
отношению к банкам, чем второй —
большевистский!). Да и, наконец,
один из самых фантастических
сюжетов мировой истории:
знаменитые «Сто дней» Наполеона — его
бескровное возвращение на престол
в 1815 году после насильственной
реставрации Бурбонов войсками
Шестой антифранцузской
коалиции — стали возможны только
потому, что «ничего не забывшие и
ничему не научившиеся»
аристократы — эмигранты были восприняты
обществом как реальная угроза тому
новому обществу, важнейшие черты
которого были зафиксированы
Кодексом Наполеона.
ПОДВЕДЕМ некоторые
промежуточные итоги нашим наблюдениям.
Специфика французской истории XIX
века заключалась прежде всего в том,
что французам не удалось создать
стабильное государство, но удалось
создать стабильное общество.
Гражданские права, касающиеся частной
собственности и, соответственно,
хозяйственной деятельности,
оказались прочным фундаментом
общественной жизни, однако
соответствующие им права политические
основой деятельности государства не
стали.
Именно прочность институтов и
правоотношений гражданского
общества и позволила Франции,
несмотря на все бурные политические
метания XIX века, решать стоявшие
перед ней задачи экономического
развития (в частности, стать одним
из центров европейского
банковского капитала), вести стабильную и,
как правило, успешную внешнюю
политику, оставаться культурным
центром мирового значения.
Общество во Франции всегда
брало верх над политикой и
политиками, находило средства подчинить их
устремленность к «высоким» (и
зачастую весьма радикальным)
идеалам вполне прагматичным целям
большинства
французов-собственников. Мало о чем с такой неприязнью
писал Ф. Достоевский, как о
размеренно-лицемерной жизни
добропорядочного парижского буржуа,
которая поглощает, опошляет и
низводит до собственного приземленного
уровня любые идеи и идеалы (это,
пожалуй, самые выразительные
страницы в «Дневнике писателя»). Если
снять момент чрезвычайно резкой,
однозначной и даже не
претендующей на объективность оценки, то
нельзя не отдать должное
наблюдательности великого писателя:
общественный механизм, вводящий в
приемлемое для большинства русло
радикальные политические страсти,
обрисован точно.
Герой Франции XIX века — это
Растиньяк, играющий по принятым
в обществе правилам, а не Базаров
или Раскольников, стремящийся
навязать обществу свои. Эта
социальная «конструкция» — общество,
стабильно достигающее своих
целей, как бы помимо перипетий
бурной политической борьбы,— успеш-
89

но выполнив задачи второй
индустриальной фазы модернизации
(проведя ее сравнительно «мягко» —
Франция не знала ни взрывного
индустриального роста, ни взрывной
урбанизации),— оказалась наряду с
другими социально-политическими
конструкциями, созданными Западом
в XIX веке, в ситуации новых
испытаний с началом третьего этапа мо-
дернизационного процесса (и
соответствующего ему феномена
массового общества). Растиньяк оказался
перед лицом массы. Правда, опять-
таки в силу определенного стечения
исторических обстоятельств, он
оказался готов к этой «встрече»
несколько лучше своих современников
в других западных странах.
С МАССОЙ в полном смысле
этого слова, описанной в третьей
лекции, Франции, конечно, иметь дело
до конца XIX века не приходилось.
Однако стране с 1789 года был
хорошо знаком феномен агрессивной,
жестокой и политически
чрезвычайно радикальной парижской толпы. И
хотя в отличие от массы толпа
представляет собой явление
кратковременное, существующее «здесь и
сейчас», в момент своего
возникновения и активных действий, опасность
для нормального функционирования
и самого существования
общественных институтов может представлять
весьма серьезную.
Рефреном в рассказе о
французской истории XIX века могут быть
слова: «Париж покрылся
баррикадами». Он, действительно, это делал с
завидной регулярностью. Последний
раз — в 1870 году, когда результатом
национальной катастрофы —
позорного поражения во франко-прусской
войне — явилась упоминавшаяся
выше Парижская коммуна. Видимо,
не зря создатели коммунистической
идеологии, провидевшие новый —
массовый — коллективизм или
осваивающие искусство
манипулирования массой, уделяли такое
внимание этой странной революции с
неясными целями (сначала коммунары
требовали установления
революционной диктатуры, а потом вдруг
стали призывать к превращению
Франции в конфедерацию) и дикими
методами их достижения (расстрел
заложников, «научная» оборона Парижа
посредством предания огню целых
районов города, в том числе,
естественно, рабочих). Скорее всего
Парижская коммуна была событием
переходным от революционных
движений XIX века к массовым
движениям XX. Опыт этой трагедии
(количество жертв с обеих сторон:
версальского временного правительства
и коммунаров — исчисляется
десятками тысяч) поставил гражданское
общество перед задачей поиска
новых форм организации
общественно-политической жизни. В
последней трети XIX века постепенно,
методом проб и ошибок эти формы
были найдены.
Ш
90

Суть решения может быть
обозначена так: политическая жизнь
организуется не столько идеологиями,
сколько учреждениями,
организациями — социально-политическими
институтами. Во Франции
сформировался весьма своеобразный
политический режим, называемый Третьей
республикой. Казалось бы, что в
нем особенного? Двухпалатное
Национальное собрание, избираемый
им на семь лет президент с
широкими полномочиями главы
государства, ответственное перед
парламентом правительство: типичная
система «сдержек и противовесов» —
разделение властей. Но вот интересно: в
период формирования этого
государственного строя (1871-1875 годы)
его весьма точно называли
«республикой без республиканцев».
Действительно, подавляющее большинство
Национального собрания первого
созыва, сформировавшего
институты новой республики, составляли
различные группировки монархистов,
и даже президент — знаменитый
историк А. Тьер — был сторонником
Орлеанской династии. Тем не
менее — республика, причем довольно
устойчивая.
Дело в том, что политические силы
Франции оказались весьма
раздробленными: крупных политических
партий не возникло (как правило,
партии и их непрочные союзы
группировались вокруг того или иного
лидера). Это приводило к тому, что
политическая жизнь
концентрировалась, как правило, вокруг
«технических» вопросов: выгодных
коалиций, совместных голосований по тем
или иным конкретным проблемам
(чаще всего не по принципиальным,
а по конъюнктурным
соображениям), а вопросы принципиальные,
такие как, например, знаменитое
«дело Дрейфуса», оказывались
вопросами общественного мнения,
которое в силу раздробленности
политических сил было от них
независимым. В итоге, новый
государственный строй возникал постепенно, из
практики решения текущих
вопросов и оказался совсем не таким,
какого ждали политические
группировки, однако вполне устраивающим
общество.
Общественные движения,
например, возникавшие повсеместно на
рубеже веков профсоюзы, даже
когда они были связаны с той или иной
политической партией, именно в
силу сосредоточенности последних
на политической «технике»
занимались более своими прямыми делами,
нежели политикой. Они стали еще
одним элементом по-прежнему
доминировавшего во Франции
гражданского общества. Гражданский
кодекс, а точнее, воплощенные в нем
результаты Великой революции
продолжали определять главное в жизни
страны.
Г. Доре. Литографии из цикла «Парижский
зверинец»-.
91

ПЕРЕВОДЫ
Бруно Беттельгейм
Образование
и
принцип
реальности
римерно до середины
нынешнего столетия мораль, которую
совместно предлагали дом,
церковь и общество, поддерживала
школу в ее стараниях обучать
подрастающее поколение в традиционном духе.
В настоящее время положение
изменилось: мораль, которую познают дети
до школы и во время учебы, часто
идет вразрез с воспитательными
усилиями школы. В результате детям
внушаются ценности, значительно
отличающиеся от ценностей
предыдущей эпохи, когда то, чему учили
дом, церковь, общество и школа, в
наиболее важных аспектах
совпадало.
Сравните существовавшую когда-
то веру в то, что если мы —
большинство из нас — не работаем много
и трудно и не экономим добытое
трудом, то мы и наши дети будем
голодать — сравните эту веру с
нынешним убеждением, что каждый
обладает правом на
«гарантированный доход». Наша образовательная
система основывается на морали,
согласно которой для выживания в
этом мире человек должен занять
определенные позиции, приобрести
некоторую сумму знаний и умений.
Но каким способом нынешний
воспитатель может найти подход к
подростку, который уверен, что
общество обязано обеспечить ему средства
к существованию либо на том
основании, что в прошлом ему была
причинена несправедливость, либо по
причине неограниченных
возможностей нашего общества изобилия?
...Рассмотрим некоторые
современные взгляды на мораль, которые,
хотя и не всегда открыто
заявляются, пронизывают сегодняшнюю
внешкольную жизнь, а иногда и жизнь
школы. Я процитирую двух выдаю-
Бруно БЕГТЕЛЬГЕЙМ — детский врач,
представитель венской иколы
психоанализа. Изучал влияние среды на
становление и поведение человека.
В 1936 и 1039 годах был заключенным
Дахау и Бухенвалвда. В1039 году
эмигрировал в США. При Чикагском
университете он создал шюлу для детей с
нервными расстройствами. Лечил
детей и писал про них замечательные
книги. Наш журнал дважды рассказывал о
них — в июле 1967 и марте 1986 года.
Умер в 1991 году в возрасте
восьмидесяти восьми лет.
92

щихся пророков современности —
Ницше и Дарвина.
Согласно Ницше, «страх — мать
морали», «мораль — рационализация
эгоизма». Конечно, психоаналитик
согласится с Ницше в том, что
мораль питается страхом и что в
конечном счете содержание морали —
эгоизм, личный интерес. В наши дни
мы хотим устранить страх из жизни
ребенка. Мы также часто настаиваем
на том, что эгоизм, личный интерес
не должен быть содержанием
морали. Короче, мы желаем, чтобы
ребенок подчинялся морали,
фундаментальные мотивы которой мы изо всех
сил стараемся устранить.
Дарвин, второй из моих пророков,
подчеркивал относительность
морали и то, что она является
результатом тех специфических условий, в
которых растет индивид. Таким
образом, «если бы люди были
помещены в точности в те же условия, в
каких находятся медоносные пчелы,
можно не сомневаться в том, что
наши незамужние женщины,
подобно рабочим пчелам, считали бы
своим священным долгом убивать своих
братьев, а матери старались бы
убивать своих способных к
производству потомства дочерей».
Каждое из только что
цитированных утверждений представляет собой
абсолютное, безапелляционное
утверждение об относительности морали.
Однако они не считаются с
развитием психологии, особенно с
созданными ею моделями морали, которая
развивается медленно, проходя
несколько стадий. Пока мораль
рассматривалась как Богом данная,
неизменная и абсолютная, она была
одна и та же и для маленьких детей,
и для взрослых.
Дарвин, так же как Ницше и Фрейд,
воспитывался на строгой и
абсолютной морали, основанной на страхе; в
течение остальной жизни он
продолжал руководствоваться многими ее
важными элементами, хотя и
освободился уже от страха. Теперь он мог
позволить себе относиться к этой
морали все более критически. В
зрелом возрасте он мог это делать, что
не противоречило его высоким
этическим стандартам, не нарушало
целостности личности, не приводило к
отвращению и уходу от мира.
Именно абсолютная мораль, привитая
ему в детстве, сделала его
достаточно сильным, чтобы потом он мог
пытаться изменить мир своими
более зрелыми моральными
концепциями.
Однако сегодня мы ошибочно
надеемся, что все больше и больше
граждан каким-то образом разовьют
у себя зрелую мораль, мораль,
которую они критикуют вопреки опыту,
не будучи еще детьми обучены
строгой морали, основанной на страхе и
трепете.
В недавней дискуссии о том,
насколько хорошо даши школы
служат неимущим,
неоднократно указывалось, что обычные методы
и процедуры, в том числе учебный
материал, рассчитаны на ребенка из
среднего класса. Усвоение учебного
материала, который нынешние
школы предлагают своим ученикам,
невозможно без того, что называют
пуританской моралью, или, более
узко, моралью среднего класса.
Один из наиболее важных для
воспитания аспектов этой морали —
убеждение, что отложить
немедленное удовольствие для получения
более длительного и прочного
удовлетворения в будущем — наиболее
эффективный способ достижения
желаемой цели, иначе говоря:
признание приоритета принципа реальности
над принципом удовольствия.
Именно эта мораль делает возможным
серьезное и последовательное
обучение на протяжении длительного
периода как в коммунистических
странах, так и у нас.
Современные представления о
морали не готовят ребенка к
тому, чтобы сообразовывать
свои действия с отдаленными
целями. Требуется зрелое суждение,
чтобы быть способным «поступать
правильно», если поступки более не
мотивируются страхом. До достижения
возраста здравого суждения совесть
(или суперэго) действует на той
иррациональной основе, на которой она
первоначально сформировалась; она
говорит ребенку, что он должен и что
не должен делать, основываясь на
страхе (а не на разумном суждении).
Лишь позже зрелое эго прилагает к
этим поступкам рассудок и
постепенно, шаг за шагом, делает более
ранние законы предметом
критического суждения.
Первичным побуждением к
учению является прежде всего желание
Ш
93

удовлетворить иррациональные
требования своего суперэго и затем
видоизменить его, сделать более
рассудительным. Этот аспект, к
сожалению, не учитывается старомодной
образовательной системой. Однако
если нет жестких, неумеренных
требований суперэго, которые нужно
смягчить, то отсутствует наиболее
важное побуждение к учению. Если
мы не боимся Бога, зачем нам
знать что-либо о религии? Если мы
не боимся сил природы, зачем нам
изучать эти силы? Отрешенность,
при которой трудности учения
преодолеваются только из
подлинного любопытства, из стремления
узнать больше,— это состояние,
достигаемое лишь очень
немногими и большей частью в зрелом
возрасте.
Таким образом, с одной стороны,
совесть порождается страхом, с
другой — всякое обучение, которое не
доставляет сразу же удовольствия,
зависит от предварительного
формирования совести. Верно, что
избыток страха мешает учению, но
никакая учеба, требующая
значительного прилежания в течение
длительного времени, не может успешно
продолжаться, если она не
мотивируется также некоторым легко
управляемым страхом. Это положение
сохраняется до тех пор, пока
личный интерес не становится
настолько просвещенным, что может стать
достаточным побуждением,
способным обеспечить энергией даже очень
трудное учение. Такое редко
случается до достижения позднеподрост-
кового возраста, когда
формирование личности по существу уже
завершено.
Это означает, что маленький
ребенок, которого учат (или который
учится на своем жизненном опыте),
что брать веши без разрешения
вполне правильно в одних случаях, но
недопустимо в других, будет иметь
дырявое суперэго — такое, которое
не подвигнет его к академическим
достижениям. Категорический
императив Канта «действуй только на
основе тех принципов, которые, по
твоему мнению, должны стать
универсальным законом», требует
зрелости суждения, способности
сделать шаг за пределы своего
приватного мира и оценить опыт других.
Все это недостижимо для юного,
еще не сформировавшегося
человека. Скудный и чрезвычайно
субъективный опыт, формирующий мир
ребенка, не допускает такой
объективности. Для незрелого ума «иногда да,
иногда нет» означает: «Я могу
поступать как мне нравится, по своему
произволу».
Это означает, что прилежание,
концентрация внимания и
настойчивость не возникают из одного лишь
личного интереса, как нам,
по-видимому, хотелось бы верить, для
этого нужно иррациональное
страстное желание суперэго. Только когда
эти качества станут неотделимой
частью личности, страстное желание
уже не будет необходимым для
учения. Об этом свидетельствует тот
факт, что многие дети малоимущих
родителей не способны в течение
длительного времени прилежно и
старательно заниматься, хотя они
знают, что образование может дать
им значительные преимущества, если
они хотят найти хорошую работу. В
трудной задаче учения их эго
недостаточно обеспечено психической
энергией; у них нет опыта, который
убеждал бы их на многочисленных
примерах, что принцип реальности
имеет преимущество над принципом
удовольствия.
Пуританской морали обучаются
главным образом посредством
двух переживаний: благодаря
страстному желанию учиться,
внушенному родителями, а также на
примере их поведения. Если
родители не живут в соответствии со
строгой моралью и принципом
реальности, их дети не смогут усвоить эту
мораль.
Требуются экстраординарные
психические усилия, чтобы
самостоятельно, без примера родителей
выработать суперэго и эго, которые
включают в себя принцип реальности и
отвергают образ жизни, основанный
на принципе удовольствия. Поэтому
те, кто был лишен образа родителей
с очень строгой моралью, по
большей части действуют в соответствии
с требованиями примитивного эго.
Они ищут те жизненные условия, те
переживания, которые обеспечивают
непосредственное получение
удовольствия, и способны прилагать усилия
только для достижения близких
целей.
Те, кто живет по принципу удо-
94

вольствия, могут получать и
получают пользу от обучения, когда оно
становится для них подлинным
наслаждением. При этом они могут
приобрести некоторые знания и
умения. Но, несмотря на это, они
остаются по существу не способными к
обучению, необразованными, потому
что солидное знание требует, чтобы
блоки информации были
систематически вплетены в последовательно
составленное целое, для чего
требуется продолжительная трудная
работа, направленная к отдаленной цели.
А это за пределами возможностей
тех, кто не способен отказаться от
принципа удовольствия ради
принципа реальности.
Учителя, которые пытаются найти
подход к своим ученикам,
основываясь на принципе удовольствия,
удивляются, как быстро и многому
обучаются у них дети, но эти дети
бросают учиться, когда учеба перестает
быть легкой и сразу же доставлять
наслаждение.
Чем больше мы испытываем
принцип реальности, откладывая
удовлетворение, к которому стремимся,
тем более вероятно, что этот
принцип не выдержит испытания. В этом
ответ на вопрос, почему чем дольше
период школьного обучения, тем
больше относительное количество
бросивших школу (даже из числа
наших милых детей среднего класса,
даже среди студентов лучших
колледжей).
К счастью для образования,
существующего в настоящее время,
многие дети из среднего класса все
еще приходят в школу с сильным
суперэго, и если принцип
реальности и не является для них
доминирующим, то по крайней мере его
рудименты заложены в них достаточно
твердо для того, чтобы удовольствие
могло быть отложено на длительное
время. По этой причине мы все еще
верим, что наша система работает и
что воспитанные в ней дети
получают от этого пользу.
Как же мы учимся? Лучше всего
мы учимся, когда наше эго
хорошо функционирует, когда оно
конструктивно соединяет свои
требования с требованиями суперэго и
приводит их в соответствие с
требованиями реальности, когда цель
учения совпадает с ценностями нашего
эго и суперэго и становится еще
более привлекательной, потому что
мы любим нашего учителя и
восхищаемся им. Бели нет этих условий,
то налицо слабость эго.
Эго не способно поддерживать
учение также и тогда, когда оно
подавлено другими заботами. Пустой
желудок, который требует пищи,
причиняющий боль гнилой зуб, тело,
измученное отсутствием отдыха, ум,
обеспокоенный возможностью
избиения, насилие на улице или дома, а то
и в коридорах школы — все это
подавляет ребенка и мешает
обучению; эго, подавленное
беспокойством по реальным поводам и фруст-
рированными желаниями, слишком
слабо, чтобы поддерживать
отдаленные цели и настаивать на
концентрации на трудной работе. Значит,
необходимо, чтобы эго (или ум)
среднего мальчика или девочки
находилось в сбалансированном состоянии,
при котором только и возможно
обучение в классе. (Существуют редкие
необычные индивиды, чья
академическая мотивация столь сильна, что
им ничто не может помешать, и нам
не нужно о них беспокоиться, они
будут учиться всегда, при любых
обстоятельствах.)
Но, как уже говорилось, сильное
суперэго доминирует сначала без
объяснений, оно говорит: «Ты
должен делать то, что тебе сказано», и
не говорит: «От этого зависит...»
Затем, в медленном процессе
обучения и созревания, оно все больше и
больше побуждает человека сказать
самому себе: «Я должен делать то,
что будет наилучшим для меня (и
других) со временем». Порочность
воспитания столь многих детей
состоит, я думаю, в том, что они
страдают и от ослабления эго под
натиском непомерно возросших и
неудовлетворенных инстинктивных
желаний, и от слабого укоренения
суперэго.
Мы более не можем или не хотим
основывать академическую учебу на
страхе. Мы знаем, как калечат
скованность и ригидность,
возникающие благодаря страху. Но ребенку
необходимо чего-либо бояться, если
ему предстоит заняться таким
трудным делом, как учеба. По моему
мнению, для нормального хода
обучения дети должны научиться
бояться чего-либо прежде, чем придут в
школу. Если не страх проклятия и
95

вечных мук или дровяного сарая,
то в наше более просвещенное
время это должен быть, по крайней
мере, страх утратить любовь и
уважение родителей (или, позднее, их
заместителя — учителя) и в
конечном счете страх потерять
самоуважение.
Однако вот в чем трудность: чтобы
бояться потерять самоуважение,
необходимо сначала обрести его. Но
подросток практически не может
развить в себе самоуважение, если
он не успевает в школе. Когда
ребенок становится старше, возможность
такой потери должна стать главным
страхом, подстегивающим все его
действия, включая академическую
учебу. Но самоуважение и его
требования — это просто-напросто то, что
занимает место более ранних
иррациональных установок суперэго.
Однако, если последние никогда не
были заложены посредством
усвоения моральных ценностей родителей
или ценностей религии, то их ничто
не может заменить.
Самоуважение — наследие
раннего (и более глубокого) уважения к
родителю, который надежно
защищает нас от боли и нужды и образом
жизни которого мы восхищаемся.
Если же не было такого уважения,
то не может быть и самоуважения,
которое займет его место.
Исключение — редкие индивиды, которые
совершенно самостоятельно
развивают внутреннюю силу,
предъявляют моральные требования к самим
себе и таким образом достигают
самоуважения. Тот, кто на основании
своего детского опыта не может
уважать родителя, уважать самого себя,
тот чувствует себя никчемным, а
значит, ему чрезвычайно трудно
серьезно учиться.
Круг, таким образом, замыкается:
если родитель не пользуется
глубоким уважением своего ребенка,
ребенок не боится потерять
родительскую любовь. Современный
родитель, не желая формировать суперэго
своего ребенка на основе страха,
должен быть вдвойне уверен в его
глубоком уважении. То же
относится и к учителю, который позднее
занимает место родителя. При
отсутствии такого уважения у ребенка
не будет стремления
идентифицировать себя с отцом (учителем) и
перенять его высокие стандарты
поведения, пока они не станут его
собственными.
Трудность заключается в том,
как использовать связанный с
обучением опыт ребенка для
изменения его внутреннего мира и
его личности, чтобы он мог усвоить
такое отношение к учению, при
котором он будет в состоянии стать
хорошо образованным человеком.
Фрейд, по-видимому, верил, как
верю и я, что это может быть
достигнуто, только если учитель знает,
какие условия необходимы для такого
учения, и может обрести подлинное
понимание медленно
развивающегося эго своего ученика (включая и
понимание того, как и почему
усваивается мораль). Если мы хотим
воспитать личность ребенка, а не
просто пытаемся вбить в его голову
некоторую сумму информации, мы
должны знать, откуда он пришел,
кем является и куда хочет идти; это
значит, что мы должны сначала
понять его моральное бытие.
Наша способность «откладывать на
потом» должна быть основана на
повторяющемся жизненном опыте,
свидетельствующем о том, что позже
мы получим за это награду.
Требование не хватать и не есть сладости
сразу будет эффективным только в
том случае, если ребенка похвалят и
приласкают за то, что он смог
отложить удовольствие на потом; это
сработает, если он не отчаянно
голоден в этот момент и если в прошлом
его аппетит всегда был удовлетворен,
а также если у него есть основание
опасаться, что, хватая, он потеряет
надежный источник удовлетворения.
Однако никакие похвалы и
поощрения не будут работать, если ребенок
голоден; никакое требование не
будет эффективным, если нет
уверенности, что, откладывая на потом, он
сможет получить больше и уж,
конечно, не потерять. Невозможно
научить ребенка откладывать на потом,
если весь его жизненный опыт
говорит: «То, что я не схватил сейчас, я
не получу уже никогда*.
Я говорил, что принцип
реальности и вместе с ним большая
часть обучения тесно связаны
с функционированием эго, а эго
должно поддерживаться совестью,
основывающейся на морали. Прилагая
этот принцип к обучению, мы снова
96

сталкиваемся с концепцией совести.
Пиаже, изучая детей в возрасте,
когда мораль или суперэго находится
в стадии развития, сделал вывод, что
в детстве, по-видимому, существуют
две морали, по крайней мере в
пределах той культуры, к которой
принадлежали изучаемые им дети.
Наиболее ранняя — мораль принуждения.
Она формируется при
несимметричных отношениях между ребенком
(подчиненным) и доминирующим
взрослым.
Однако развитие ребенка
продолжается. Скоро он становится не
только членом семьи, но также и членом
общества. Тогда мораль
принуждения частично замещается моралью
сотрудничества, регулируется и
совершенствуется взаимодействиями
между равными, при которых
ребенок и дает, и берет. Так, по крайней
мере, Пиаже описывает «развитие
совести» в Женеве, городе
консервативном, населенном
преимущественно людьми среднего класса, где все
еще очень сильно наследие
кальвинизма.
В западном обществе, в частности
в Америке, отношения между
ребенком и взрослым не столь односто-
ронни, как это было в Вене времен
Фрейда или в Женеве во время
исследования Пиаже. Сейчас родитель
становится все менее и менее
доминирующим в жизни ребенка,
отношения между ними менее односто-
ронни, а группы равных гораздо
раньше становятся более значащими, о
чем свидетельствует более раннее
поступление ребенка в детский сад...
Если эта тенденция продолжится, то
суперэго ребенка, даже из среднего
класса, будет в гораздо большей
степени, чем сейчас, основываться на
морали сотрудничества с группой
равных или, пользуясь центральной
для Пиаже концепцией, на том, что
ребенок научился подчиняться
правилам игры.
Из этого анализа ясно, почему
наша система обучения непригодна
для культурно обездоленного
ребенка. Он не обладает культурой нашего
среднего класса, корни которой — в
стабильной и безопасной семье
(состоящей из отца, матери и детей). В
его семье не хватает того, что
поддерживает принцип реальности:
возможность получить удовлетворение,
которым не удалось насладиться в
данный момент, может никогда
более не повториться. И у девочек, и у
мальчиков суперэго формируется
главным образом на основе
отношений с отцом. Но во многих семьях в
необеспеченных слоях населения
отсутствует доминирующая или хотя
бы надежно обеспечивающая фигура
отца. Так что нет ни твердо
укорененного принципа реальности, ни
сильного суперэго, которые могли
бы поддерживать обучение. Мораль
этих детей зависит почти
исключительно от группы равных, но
последняя часто не в ладах с окружающим
миром взрослых, а то и полностью
враждебна системе обучения,
представляемой учителем и школой.
Поэтому мы должны прежде всего
осознать, что личность культурно
обездоленного ребенка отличается от
личности ребенка из среднего
класса. Его мораль основана на
специфической субкультуре, причем
большей частью это субкультура и нормы
трущоб. Если мы хотим
активизировать интерес такого ребенка к
обучению, мы должны обращаться к нему,
основываясь на требованиях морали
его собственной, а не нашей группы.
Если, действуя таким образом, мы
сможем предложить ощутимые
преимущества и для него, и для его
группы и притом в рамках
нравственных понятий, то сумеем найти
подход к нему. Возможно, потом он
захочет изменить свой идеал эго, а
может быть, также и свое суперэго,
постепенно двигаясь к нашим
стандартам, хотя бы отчасти. Все это
подтверждает мою главную мысль:
мы должны начинать оттуда, где
находится ребенок в данный момент, и
пытаться вести его туда, где он
должен быть...
Перевод Мальвы ЛАНДА
Публикация Алексея ГЛАДКОГО
4 Знание — сила № 8
97

МЕМУАРЫ
Сергей Смирнов
Отблески
второй школы
Итак, кто у нас учился? Теперь,
оглядываясь назад, я вижу, что
ребята в тот первый год нам
попались хорошие, но средние;
впрочем, то же можно было сказать и о
нас, преподавателях. Вероятно, класс
9 «г* (не «а» и не «б») был набран не
из самых блестящих абитуриентов, к
тому же девятый класс, хотя и
главный в факультативном курсе
математики, ибо в нем изучают самые
сложные и идейно богатые главы анализа,
но отнюдь не первый, и настоящее
обучение следует начинать раньше, в
восьмом, а то и в седьмом классе.
Наш же класс был новоизбранным,
то есть ребята проводили в ФМШ
свой первый год и были еще
диковаты, как и мы, их учителя. Но зато им
все было в новинку, материал они
осваивали охотно и хорошо.
Позднее, поработав в классах, не
первый год учившихся в ФМ1П, я
заметил в них два отличия от
новичков — больше инициативы и больше
пижонства. Это повышает ухватис-
тость ребят, они «смело приводят в
соответствие отдаленнейшие точки
учения», и толковый преподаватель
может довести их до гораздо
больших высот. В то же время элемент
зазнайства располагает к лени:
школьник уверен в своей
способности все понять с ходу и
пренебрегает упорными размышлениями, не
знает «мест, в коих сомневаться
должно». Все же, если школьник уже
заражен «неустанным интересом ко
всему новому*, то его легче заразить
«беспредельной подозрительностью к
этому новому, как только оно
найдено»- — таковы, по А. Сент-Дьер-
ди, главные добродетели человека
науки. Поэтому впоследствии,
обладая возможностью выбора, я всегда
предпочитал иметь дело либо с клас-
Окончание. Начало в номере 7 за этот год.
сом, уже поучившимся в школе хоть
год (и лучше — не больше), либо
(если речь шла о новичках) выбирал
класс, набранный из бывших
учеников английских спецшкол; эти уже
прошли некий «конкурс желания»,
хлебнули «гвардейского духа», а
любая воинская часть из добровольцев
превосходит часть, набранную из
рекрутов.
Что касается пижонства
школьников, то оно меня никогда не
смущало: я по природе ехиден, соображаю
быстро, знаю довольно много, и
«уесть» пижона мне нетрудно; а если
он (как обычно) головаст, то я его
тут же озадачу такой красивой
штучкой из своего резерва, что увлечение
делом быстро отвлечет от баловства.
А уж если кто ухитрялся меня «уесть»,
переспорив по научному вопросу,—
это человек стоящий, такому я
ставил «5» немедленно. Итак, сачкова-
ние способных ребят — это болезнь
легко излечимая; куда хуже
тунеядство бездарей.
Да, бывало во второй школе и
это — особенно в середине
семидесятых годов, когда конкурс во все
ФМШ резко упал, «отбор» на
собеседованиях стал фикцией, а
отчисление неуспевающих из нормы
превратилось в исключение. Но все же,
если тунеядство охватывает
значительную часть класса (до трети и
больше), то здесь виноват
преподаватель. Ведь в любом классе любой
школы люди со «средними»
способностями составляют большинство, и
есть хвост из (относительно) слабо
успевающих. Вопрос: что с ними
делать и делать ли с ними что-то,
или забыть о них, отдав все свое
внимание самым толковым ребятам?
Второй вариант я считаю
пагубным. Лучше всего, если уровень
знаний в классе образует монотонную,
непрерывную и даже гладкую кри-
98

вую, где каждый школьник имеет
рядом с собой чуть более знающего
товарища, которого можно запросто
спросить о непонятном (если
боишься спросить преподавателя), и
другого — чуть менее знающего,
которому сам можешь помочь,
проявив в этом самоутверждение.
Я застал лишь самый хвостик
процветания второй школы, зато весь
ее закат; не сотрудничал там ни с
Гельфандом, ни с Кирилловым, ни с
Дынкиным; не знал близко даже
Сивашинского (знаменитый учитель
элементарной математики, написал
два хороших задачника, потом уехал
в Израиль). И вообще я не
интересовался местной политикой. Первый
свой класс 1966—1968 годов я помню
плохо: только несколько имен и лиц;
никто не запомнился, хотя
большинство поступили в ведущие вузы
Москвы, кое-кто стал даже профессором
в МГПИ...
Второй класс — 9 «а», который я
принял в 1968 году, уже аспирантом,
был куда ярче. Тут были заметные
личности: Игорь Кострикин,
производивший отличное впечатление
высокой надежностью своей работы
(позднее он успешно окончил
аспирантуру у Кириллова); Наташа
Новикова — одна из трех-четырех
лучших моих учениц за все время; она
поступила в 1970 на обособившийся
тогда факультет ВМК в МГУ,
училась у Гермейера, защитилась и
сейчас работает в ВЦ АН СССР. Был и
Алеша Гоманьков — человек весьма
талантливый, упрямый и
оригинальный в мышлении. Тогда я понятия
не имел, что его путь в науке давно
избран: его учителем с молодых
ногтей стал волею судеб С. Мейен, наш
ведущий палеоботаник, которого я
уже тогда весьма уважал за его на
редкость ясные и умные статьи в
журнале «Знание — сила». Вскоре
мне довелось познакомиться и
подружиться с ним; туг и выяснилось,
что мы уже почти знакомы через
общего ученика, которого оба
высоко ценим.
Теперь А. Гоманьков с блеском
защитился, изучает пермскую флору
в Геологическом институте,
представляет вторую школу в не очень
характерной для нее области
знаний.
Были и другие таланты, которые
потом стали студентами и
аспирантами хороших вузов. А сверх всего
этого — был яркий и умный класс,
где я впервые почувствовал себя как
бы лидером штурмовой группы: сам
составлял программу занятий,
воплощал ее в жизнь, отрабатывал
систему преподавания матанализа.
Этот стиль я перенял у
выдающегося мехматского преподавателя
анализа, известного математика
В. М. Алексеева. Тогда же я
утвердился во мнении, что учиться
школьники должны в основном на уроках,
а «домашнее задание» по
спецматематике — это полуобязательная вещь
для размышления «в охотку», в
свободную минуту, например, во время
езды в школу в переполненном сто
одиннадцатом автобусе. Ребята и без
того перегружены домашними
заданиями по обычным предметам; пусть
хоть на занятие по спецматематике
они приходят (или врываются) с
радостью, как засидевшиеся
спортсмены — в тренировочный зал. Поэтому
каждое занятие я начинал словами:
«Кто хочет похвастаться?», и отбирал
докладчиков по принципу: сначала
те, кто редко рассказывает, а потом
те, кто решил нечто уникальное.
Дальше предлагалась новая серия
задач (свежих и старых —
нерешенных), и мы начинали тихую
индивидуальную работу.
Семинаристы поочередно
подсаживались к школьникам, которые
что-то хотели рассказать, или к тем,
с кем мы давно не беседовали, и
начинался подробный разговор с
простановкой плюсов и минусов за
каждую рассказанную школьником
задачу в учетную тетрадь
семинариста. После определенного числа
таких значков в классный журнал
заносилась очередная оценка.
При нашей высокой плотности
преподавания за каждое занятие (два
урока) оценки получали иногда до
половины класса, так что
журнальная отчетность у нас была всегда в
порядке. По этой же причине мы
очень редко вынуждены были
устраивать письменные контрольные
работы; их роль выполняли долгие
устные зачеты в конце каждой темы.
Если нужно было объяснить теорию
для новой темы, то занятие
прерывалось для краткой (не более чем в
один урок) лекции: сообщаются
новые определения, доказывается
очередная теорема и возглашается но-
99

вал серия задач. Даже теоремы,
которые обычно дают в лекциях, мы
предпочитали по возможности
разлагать в цикл задач: так они лучше
усваиваются. Многие задачи
предлагались в форме гипотез и вопросов с
неизвестным ответом для
возбуждения интереса ребят.
Для оживления обстановки я
старался не скупиться на
юмористические формулировки олимпиадного
стиля (хотя придумывать их не легче,
чем сами задачи), иногда
рассказывал фольклорные истории о
математиках прошлого и настоящего и всегда
обращал внимание на трудные,
решенные совсем недавно или вовсе не
решенные проблемы, лежащие
рядом с простыми фактами. Например:
континуум-проблема (1963 год),
иррациональность числа «пи» по Ниве-
ну (1947 год), неизвестность суммы
ряда обратных кубов, расходимость
ряда чисел, обратных простым... И
конечно, юмор должен окрашивать
все виды общественного поощрения
и порицания.
Кстати, о форме обращения: к
школьнику мы всегда обращались на
Вы, и обычно по имени (иногда,
особенно на первых порах,
употреблялась и фамилия), а они к нам —
так же (до определенного
возрастного предела) или уже по
имени-отчеству. Это тоже — традиция
университетских семинаров и
математических кружков.
Мы старались внедрить среди
школьников не только
интерес к высокой математике, но
и уверенность в своих силах по части
решения трудных задач, и научить их
контролю за своей самоуверенностью.
Но, конечно, я предупреждал
ребят, чтобы они, чего-то не поняв в
объяснении или заметив ошибку,
пусть кажущуюся, тут же сигналили
об этом; и нередко выслушивал
декларации: «Мы не поняли, в чем юмор
этого определения...» или
«Общественность возмущена! Так, как Вы
сказали, не может быть!» Вообще с
чувством юмора у ФМШат все в
порядке, и конформизм был в школе
не в почете.
Даже администрация устраивала (до
1970 года) порою письменные
анонимные референдумы среди
учеников, выясняя их мнение о качестве
преподавания, отношение к
учителям и общие вопросы морального
климата в школе. Такая вольность
меня сначала поразила (в
университете ничего подобного не было!).
Разумеется, занимаясь высшей
математикой, мы поощряли любые
вопросы, не входящие в узкую
тематику занятий, и если могли, то с
радостью на них отвечали. А бели
руководитель мог и хотел, он
отвечал и на внематематические
вопросы ребят, иногда даже сам
провоцировал подобный треп в свободную
минуту или если это вытекало из
существа дела Например:
доказывается зеркальное свойство параболы.
Тут обязательно надо выяснить,
какую форму имеет поверхность
жидкости во вращающемся ведре, что
такое телескоп с ртутным зеркалом
и почему он не применяется на
практике. И еще вопрос: какой из
двух крупнейших телескопов
(оптический, или радио-) поглощает с
неба большую мощность? Это уже
чистая физика; но зачем ею
пренебрегать, если преподаватель знает ее
и она туг к месту? Вообще, высокая
математика столь абстрактна, что
никогда не лишне показать ее
деловые связи с другими науками. «Надо
все знать, а всем остальным
увлекаться!»
В соответствии с этим тезисом, в
1969 году я почувствовал, что
преподавать один только анализ — это
для меня уже мало. И решил
устроить факультативный семинар по
топологии — уже после уроков, для
всех желающих десятиклассников.
Пришли человек двенадцать, к
концу года остались четыре, но
программа семинара была очень густой, и я
был доволен. Мы дошли до
классификации замкнутых поверхностей (с
вычислением их фундаментальной
группы), доказали негомеоморфность
плоскости и пространства; были даже
теоремы Уитни о вложении
многообразий и теорема Фройденталя о
гомотопиях сфер.
Из всех участников на «5»
программу усвоили только двое: Андрей
Смилга и Виталий Гельман (оба —
не из моего класса 9 «а»). Первый
пошел на физтех (влияние отца
пересилило), и все вышло к лучшему:
сейчас он стал незаурядным
физиком-теоретиком в области
элементарных частиц, и я с удовольствием
100

обучаюсь у него интересующим меня
вещам. Гельман же провалился на
мехмате: то ли он сам сделал глупую
ошибку в письменной работе, как
случается на первом в жизни
экзамене со многими абитуриентами (и
со мной так было), то ли его позже
на устном экзамене «зарезали»- по
национальному вопросу. Шел уже
1970 год, деканом мехмата был
старый гебист Огибалов, и наши
мракобесы начали показывать когти.
Виталий поступил в августе в более
скромный вуз, перевестись на
мехмат позже не смог (не те времена
пошли) и стал обычным хорошим
инженером.
В 1970 году, на фоне первого
разгона руководства второй школы, я
вошел в лекторское сословие: Н. Ю.
Вайсман, без охоты произведенная в
завучи, предложила мне взять
математическое руководство в потоке из
двух девятых классов. До чего же
разные оказались классы! В 9 «б»
царил матриархат: две трети были
девочки, что для физматшколы
совсем не типично и плохо — в смысле
успеваемости. Когда мальчики
преобладают, то общий умственный
уровень выше, ибо девицы тянутся за
ними и проявляют свои способности
к науке в большей мере, чем при
матриархате. Словом, были в 9 «б»,
по-моему, только три незаурядных
человека: Лена Мартыненко,
староста (она успешно кончила физфак), и
двое парней — умница Миша
Флеров (сын академика) и его
закадычный друг Дима Шкляров.
А вот класс 9 «а» — «нравный», по
словам Н. Ю. Вайсман,— был
патриархален (как и все мои последующие
классы во второй школе). В нем был
с десяток умных парней, и, по
крайней мере, две умные девочки.
Одна из них — Марина Шубина —
поступила потом на физтех, набрав
19 баллов (что редко и парню
удается), и теперь занимается
биофизикой, окончила аспирантуру. Ее
подруга Лена Степанова окончила
МИФИ (по кибернетике) и тоже
процветает.
Но что Леночка учудила на
выпускном экзамене! Я был в составе
комиссии; вижу, Лена (ответив уже
билет) написала на доске решение
задачи и стоит, ждет. Подхожу: все
вроде бы доказано. Но что это за
неравенство такое, почему я его не
знаю: каждый угол треугольника
меньше суммы двух других? Минуту
я смотрел на это, как дурак, а потом
понял: нет больше тупоугольных
треугольников, и весь учебник надо
переписывать заново, поручив это
Лене Степановой... Что тут делать?
Пришлось тихо и решительно
приказать: «Сотрите все это и делайте
по-людски!» Сделала, конечно; а я
понял на этом примере, до чего
может одуреть на первом в жизни
экзамене умный и неробкий ФМШо-
нок. Ладно, что это произошло в
школе и обошлось без потерь. С
Шубиной вышло хуже: прежде чем
набрать свои 19 из 20 баллов на
физтехе, она поступала на мехмат —
и получила двойку (!) за письменную
математику. Причем ошибки были
очевидные, нелепые... а в итоге
получился хороший биофизик вместо
математика.
Да, чего только не увидишь и не
услышишь на экзамене!
А в той истории с углами
треугольника я имел оправдание
своему либерализму: шел по стопам
самого Н. Н. Лузина! По рассказу
П. С. Александрова (академика,
Героя Социалистического Труда...),
когда он сдавал дифгеометрию на
магистерском экзамене (вроде
нашего аспирантского минимума), он
тоже в чем-то запутался, не поняв
этого. Но прежде чем грозный Млод-
зеевский увидел «решение»-,
подошел к доске Лузин — научный
руководитель П. С. А.— вгляделся,
приказал: «Сотрите немедленно!», а
потом доложил Млодзеевскому: «Да, я
видел решение, это было чудно!»
Бывает и такая эстафета
поколений...
Из прочих незаурядных ребят
«нравного» 9 «а» класса (выпуск 1972
года) упомяну еще Мишу Розенблю-
ма и Андрея Гармаша. Первый —
очень четко мыслящий юноша с
алгебраическими вкусами — стал на
мехмате учеником Ю. И. Манина;
второй же украсил собою химфак,
войдя в число лучших учеников их
знаменитого профессора Зефирова.
У меня на семинаре Гармаш был
неизменно одним из сильнейших,
хотя видно было, что его главная
жажда знаний обращена в «иную
степь*.
101

А теперь еще о двух аспектах
математического просвещения
второшкольников: об
олимпиадах и об экзаменах. Физматшколы
были порождением маткружков и
оказались их «отрицанием», ибо за
преподаванием «серьезных»
вопросов высшей математики времени на
«баловство» с олимпиадными
задачами у преподавателя почти не
оставалось (особенно в старших классах),
да он порою и не был олимпиадни-
ком в душе.
Что же делать школьникам? Ведь
московские математические
олимпиады продолжали свою более чем
тридцатилетнюю чреду, и ФМШатам, как
прежде, хотелось и людей
посмотреть, и себя показать, померившись
силами с новыми грозными
задачами, рожденными в головах самых
изощренных представителей мехмат-
ского студенчества и аспирантства.
Что ж, хотели ребята ходить на
олимпиады — и ходили толпами, хотели
решать веселые и трудные задачи —
и решали их, хотели побеждать в
соревновании с себе подобными — и
побеждали. Когда и как они этому
учились? Спасение утопающих — дело
рук самих утопающих, и мы
специальных занятий по олимпиадным
задачам не проводили, полагаясь на
великую стихийную силу
интеллектуального трепа ФМШат в
коридорах школы.
Ребята трепались и умнели друг от
друга: каждый год оказывалось, что
четыре-пять физматшкол забирают
себе девяносто процентов всех
премий и половину похвальных
отзывов. Примерно то же получалось на
физических олимпиадах физфака и
физтеха; тут фокус в том, что и по
физике семинарские занятия со
школьниками вели «настоящие
молодые физики».
Это не было запланировано при
создании школы, но выдающийся
учитель физики Рудольф Карлович
Бега быстро понял, что ему нельзя
отставать от пришельцев с мехмата,
и стал эксплуатировать тех своих
выпускников, которые поступили на
физтех.
Эти ребята, не менее ушлые, чем
мехматская публика, быстро
реформировали практику обычных
школьных уроков, превратив их в
семинары вроде наших спецматематических,
с такими же хорошими результатами
(благо школьная физика ближе к
физике вузовской, чем школьная
математика к высшей математике, и
физтеховским просветителям не
пришлось даже придумывать новые
программы при наличии столь
образцового пособия, как Фейнмановские
лекции по физике). Так опять
проявился могучий принцип личной
инициативы, действие которого во
второй школе в лучшие ее годы
ограничивалось довольно слабо.
А когда (в начале семидесятых) в
школе появился Валерий
Анатольевич Сендеров, то с ним пришли
регулярные конкурсы задач и
«математические бои».
Конкурс — это просто
вывешенный в коридоре большой список
довольно трудных и сравнительно
новых (то есть с
неопубликованными в известных задачниках или в
журнале «Квант» решениями) задач
смешанного типа: элементарных и
по высшей математике. Например:
опровергнуть гипотезу, что длина
эллипса с полуосями (А, В) равна
я (А+В). В течение семестра все
желающие могут подавать письменные
решения, а в конце жюри выставляет
очки и определяет победителей.
«Математический бой» — это вещь
более оригинальная (и, кажется,
изобретенная Н. Н. Константиновым).
Две школы (например, вторая и
интернат № 18) выставляют команды
из пяти-восьми сильнейших ребят
(из разных классов, но чаще из
старших) и образуют смешанное жюри.
Это жюри (возглавляемое, конечно,
Сендеровым) отыскивает или
придумывает десяток головоломных и
никому не известных задач. Затем обе
команды запирают в разных классах
школы, сообщают ребятам
формулировки задач и дают два-три часа на
их решение общими усилиями.
После этого команды встречаются в
зале в присутствии жюри и
болельщиков, и по очереди вызывают друг
друга на рассказ решения той или
иной задачи. Если вызванная
команда не может рассказать решение —
она не получает очков; но тогда
вызывающая команда обязана
рассказать свое решение, или она
получит штрафные очки за некорректный
вызов. К каждому докладчику
команда-противник выставляет своего
оппонента, и идет диспут в стиле
средневековых университетов; а жюри
102

следит, чтобы не было пустых
придирок или незамеченного вранья, и
выставляет баллы.
Соревнования получались
увлекательными — свидетельствую сам, как
неоднократный член жюри; но лишь
в тех случаях, когда обе команды
сильны, а задачи трудны и
оригинальны. На практике второшкольни-
ки побеждали интернатчиков
примерно в трех случаях из четырех, а
представителей иных ФМШ — во
всех случаях. И не диво — вторая
набирала свою команду из большего
контингента ребят (классов-то в
школе очень много!), вот и
оказывались ее избранники сильнее.
Единственный минус матбоя
сравнительно с олимпиадой — то, что он
затрагивает лишь немногих сильнейших
ребят; а большой плюс — тот, что
сильнейшие юные математики
Москвы видят друг друга «в деле», а не
через призму премий, присужденных
на олимпиаде раз в году. И культура
диспута — вещь отнюдь не лишняя
для математика; вспомним, что в
таких условиях выросли Тарталья и
Кардано.
Однако все это — для души и для
науки. А для выживания, си-
речь для поступления в
наилучший вуз, ФМШонку надо еще
уметь сдавать вступительные
экзамены. А это чем дальше, тем труднее,
ибо инициативное действие
обязательно вызывает бюрократическое
противодействие: с начала
семидесятых приемные комиссии двух-трех
лучших физматвузов Москвы стали
дискриминировать всех ФМШат, «яко
пижонов», предпочитая (даже при
прочих неравных) ребят из глубинки
или с удачным социальным
происхождением. Социальные причины
такого маразма ясны, но обидно, что
и физматшколы в этом виноваты,
ведь их старанием умный
абитуриент, отлично знающий и
понимающий школьную программу и сверх
того, на многие годы перестал быть
редкостью, за которой приемные
комиссии охотятся...
Предложение талантов превысило
спрос на них в МГУ и МФТИ, и
получилась инфляция умников с
неизбежной их девальвацией,
открылся простор для безнаказанных
анкетных махинаций в приемных
комиссиях, и уж тут
административная серость проявила себя! Вот и
пришлось многим второшкольникам
со всеми их талантами поступать в
«августовские» вузы второго разряда,
где конкурс не столь велик, чтобы
приемная комиссия могла позволить
себе роскошь отвергать талантливых
ребят по анкетным признакам. Но
беда в том, что уровень
преподавания в этих вузах обычно ниже, чем в
хорошей физматшколе!
В условиях такого стресса пышно
расцвело частное репетиторство: если
в наше время, в начале
шестидесятых, с репетиторами занимались
только ученики плохих школ либо
слабаки, не способные без этого сдать
даже школьные выпускные
экзамены, то в середине семидесятых чуть
ли не половина второшкольников
подвергалась частному
репетиторству, натаскиваясь на письменный и
устный вступительные экзамены МГУ,
МФТИ и других вузов. И это при
том, что элементарной математике
их в школе учили лучше, чем нас в
свое время!
В таких условиях пришлось и нам
внести свою лепту в элементарное
математическое образование ФМШат:
с начала семидесятых во второй школе
вошли в обычай «тренировочные
экзамены». Пусть ребята сделают свои
первые неизбежные экзаменные
глупости в родной школе, а вузовский
экзамен сдают уже
профессионально! То есть пусть все желающие
напишут сначала пару «письменных
работ» по университетскому
расписанию и по билетам, составленным
из прошлых лет мехмата, физфака,
физтеха. А потом пусть они сдают
«устный экзамен» по официальной
вступительной программе
математических вузов с полным соблюдением
вузовского регламента.
Экзаменовать будем мы,
преподаватели спецматематики. Мы —
бывшие аспиранты мехмата, нам
доводилось принимать там реальные
приемные экзамены, мы знаем уровень
требований экзаменаторов, что они
считают особо важным, к чему
придираются. Знаем мы по опыту и
типовые ошибки и заблуждения
абитуриентов, знаем и задачи, обычно
предлагаемые на устном экзамене
(сборник таких задач удалось даже
издать в «Библиотечке заочной
математической школы», собран он был
«по показаниям жертв»,
абитуриентов из восемнадцатого интерната).
103

т
Вдобавок мы имеем студенческий
опыт сдачи полусотни разных
экзаменов в вузе и можем преподать
ребятам азы тактики поведения на
экзамене.
Все это мы и делали, особенно
проявили здесь свои таланты
Валерий Сендеров и Борис Каневский,
но и мне доводилось принимать со
всей возможной строгостью «устный
вступительный экзамен» у
пятнадцати - - двадцати человек в день.
акие сеансы одновременной
игры оказались полезны
ФМШатам, а потом — просто
необходимы, ибо Министерство
просвещения милостиво отменило в 1977
году выпускной устный экзамен по
математике, введя вместо него —
чуть раньше — устную литературу!
Так что завтрашние абитуриенты
физматвузов остались перед
вступительными экзаменами без всякой
легальной тренировки. Да
здравствуют частные репетиторы и личная
инициатива преподавателей ФМШ!
Кстати, вот сценка с экзамена по
литературе. 1972 год. Уже прошел
первый разгон руководства школы,
начинается второй, школьники это
чувствуют. Умная девица из
гуманитарно-научной семьи, ученица В. И.
Камянова, отвечает билет про
Салтыкова-Щедрина: «В этом году наш
народ отмечает знаменательную
дату — столетие (все насторожились:
ведь юбилейный 1970, ленинский год
прошел?)... выхода в свет «Истории
одного города»! Дальше следует
отличный ответ по билету.
Экзаменаторы стерпели эту хохму, но стукачи
получили свежий материал, и
перевоспитание сверху руководства
школы продолжилось. Камянов из
школы ушел, но он и раньше
видел неизбежность этого. Ушла и
Н. Ю. Вайсман, ее сменил новый
дельный человек из МГПИ
Н. Н. Гендрихсон (увы, безвременно
умерший). Но пора мне завершить
историю своей эволюции как
преподавателя математики.
В 1972 году я, видимо, достиг
зрелости (уже была написана
кандидатская диссертация) и почувствовал,
S что хочу преподавать всю высшую
Ы_ математику, а для этого надо брать
ребят не с девятого, а с восьмого
класса (прежде я этого побаивался,
ибо не умею возиться с малышами,
но потом, под конец, решился взять
и седьмой класс). Так я взял поток
восьмых, новонабранный из
учеников английских спецшкол;
элементарную математику им преподавала
Г. А. Чувахина (хорошая, но тогда
еще малоопытная учительница),
а физику — отличная учительница
Г. А. Ефремова.
Замечу, что эти классы я уже смог
сам выбирать как наилучшие из
наличных — и не только потому, что
был я уже лектор со стажем, но и
потому, что кандидатов в лекторы
стало мало, завучу приходилось их
искать на стороне. После переворота
1970 года приток свежих сил из
университета резко упал, приходили
только недавние выпускники школы в
роли семинаристов.
А я в условиях кризиса власти
развернулся в новых восьмых
классах, благо там в отличие от девятого
официально утвержденной
программы по спецматематике не было, и
контролировать меня никто не мог,
да и не пытался — бывает польза и
от кризиса в верхах! Хоть я был и
лектором, но, конечно, активно
участвовал в семинарских занятиях, ибо
двусторонний контакт с учеником
куда приятнее, чем актерство на
трибуне. Вместе со мной работали
недавние ученики школы Б.
Черкасский, Ю. Клейман, Ю. Зархин,
В. Закалкжин и, конечно, Б.
Каневский, старый кружковец и олимпи-
адник, окончивший три курса
физтеха да еще мехмат, умный и опытный
преподаватель любой математики.
И стали мы учить... Чему? Да, по
сути, всей вузовской математике, не
особо углубляясь в вычисления, но
выпячивая все основные понятия и
выявляя их роль в несложных
примерах. Скажем, целые числа — что
может быть проще? Но стоит
разобраться в их разложении на простые
множители, и вдруг замечаешь, что
получился совсем иной портрет той
же самой природной реальности; он
сближает ее не с рациональными
числами (как ожидалось), а с
многочленами! И ведет эта тропа в
самую глубь высшей алгебры, к
вершинам теории Галуа и далее. Или
числовые координаты на
плоскости — простенькая вроде бы идея
старика Декарта. Она, однако, дает
единый подход к школьной
планиметрии и стереометрии и уверенно
ведет дальше, в многомерные евкли-
104

довы пространства. А за ними
маячит нечто бесконечномерное,
например пространство непрерывных
функций на числовой прямой. Со времен
Ньютона свойства функций
«исчисляют» с помощью производных и
интегралов, вглядываясь при этом в
график функции. И вдруг
выясняется, что вся эта замысловатая алгебра
есть лишь особый язык для
описания бесконечномерной геометрии.
В XVII—XVIII веках прозрения
этого рода посещали только гениев.
В наши дни это доступно любому
смышленому подростку, попавшему
в ФМШ. И если человека настигло
такое откровение в математике, если
он почувствовал мир у себя на
ладони, тогда он сознательно рвется к
подобному «всемогуществу» в любой
другой науке (если ему не успели
привить к ней отвращение). Так и
превращались наши лучшие
физматшколы в настоящие
микроуниверситеты в отличие от «поддельных»-
макроуниверситетов, которые давно
распались на кучки независимых
факультетов. А где университет — там
вольнодумство, в том числе
политическое. Не диво, что доля тайных и
явных диссидентов среди учителей
ФМШ и их выпускников
оказывалась весьма высока! Партократы
ощущали это, вот и старались
«перевоспитать* физматшкольных
неслухов либо вовсе разогнать эти очаги
вольномыслия.
К концу семидесятых годов это в
основно м удалое ь. Сильные
классы сделались редкостью
даже во второй школе, и я
постоянно ловил себя на мысли: неужели и
этот выпуск еще не последний в
моей биографии? Последними
столпами старого порядка в школе
оставались замечательный физик
Р. К. Бега и мудрейшая свирепая
математичка 3. М. Фотиева (все
ученики уверяли, что улица, на которую
выходит школа, названа, конечно же,
в честь Зои Михайловны, а не
какой-то ленинской секретарши
Л. А. Фотиевой). Бега оказался
рекордсменом стойкости: он уже
преподавал в школе, когда я в нее
пришел в 1966 году, и преподает там
поныне (после моего ухода в 1982
году). Фотиева же ушла на пенсию
через два года после моего
исчезновения, не по старости, а просто
выпустив последние, по ее словам,
достаточно сильные математические
классы.
Кстати, ослабление контингента
физматшкол ничуть не повлияло на
успехи их выпускников в лучших
вузах. К началу восьмидесятых
средний уровень абитуриентов снизился
так, что даже не самые сильные из
моих ребят получали на грозном
прежде физтехе по двадцать баллов
из двадцати, на мехмате — по
пятнадцать из пятнадцати. Приемным
комиссиям стало не из кого
выбирать! Еще любопытнее оказалась
дальнейшая судьба наших питомцев
в стенах московских вузов «средней
руки». Встретившись с моими
последними орлами через два года
после законного расставания, я был
несказанно удивлен: чуть не
половина их попала в институтские
комитеты комсомола! С их-то
диссидентскими «задними мыслями»! Это
трудно объяснить одним карьеризмом,
хотя было и это. Но важнее
оказалось бесспорное интеллектуальное
превосходство даже «средних»
ФМШат, смолоду приученных
чувствовать себя хозяевами в любой
науке, над абсолютным
большинством выпускников нашей
обанкротившейся «массовой» школы,
которая к 1980 году утратила любые
претензии на полноценность и покорно
выращивает сплошную серость...
Как же странно зазвучал в наших
маразматических условиях давний
тезис Гуго ШтеЙнгауза: «Математик
сделает это лучше!» Мудрый поляк
имел в виду лишь научное
творчество, а у нас вся общественная жизнь
оказалась подвержена этому
поветрию. Кажется, нечто подобное было
в Китае в V веке до новой эры, в
эпоху Лао-цзы и Конфуция, ученики
которых уверенно занимали
министерские посты во всех княжествах
распадающейся Поднебесной. Не ждет
ли нас сходное будущее —
«конфуцианское» государство, управляемое
бывшими ФМШатами? Создав
механизм ФМШ, мы неожиданно
вырастили особое поколение
молодежи — не «советское» и не
«антисоветское», а просто не зависимое от
вчерашних учителей и от
сегодняшних правителей. Что нового они
смогут сделать? Поживем — увидим...
1984 год
105

САМОУЧИТЕЛЬ
Владимир Строилов
Сверим наши заблуждения
Заметки астролога
Вот три группы основных симво- ^|
лов астрологического языка, кото- fmf^
рыми мы будем пользоваться. ^J
Семь планет, каждая из которых
представляет определенную сферу
возможных проявлений личности.
Пять аспектов, особых случаев
взаимного расположения планет.
Двенадцать знаков Зодиака, за
каждым из которых стоят определенный
образ жизни, манера поведения,
иерархия ценностей. /
w
иерархии ценнишеи.
У^ Вот символы и названия семи пла-
%J нет, рассматриваемых классической *j
^Ч ^ астрологией (слева и справа). ^
I fltoAPllJQlAAA' Знатоки астрономии, наверное, _ с
№*Т ift Г удивлены: ведь Солнце и Луна со- /»* fajiJ&Aj
' ^ ' всем не планеты. Солнце — центр \^Ам^-МЛгт\у^
2 —~— *г
целой планетной системы, а Луна
всего лишь спутник одной из планет,
В астрологии Солнце и Луна тоже не
совсем равноправны с другими
планетами. Более того, своеобразие их
роли — одна из самых тонких и
интересных особенностей рисуемой
картины. Тем не менее — пока — мы
будем рассматривать Солнце и Луну
наравне с другими планетами. В
частности, для нас будет существенно,
106

что Солнце и Луна так же, как и
другие планеты, меняют свое
положение на фоне знаков Зодиака.
Может вызвать удивление и то,
что не упомянуты три сравнительно
недавно открытые планеты — Уран,
Нептун и Плутон. К разговору о них
я надеюсь обратиться в свое время.
Пока же посоветую быть с ними
поосторожнее: больше всего
неточностей, ошибок да и просто
недобросовестности встречается именно
в связи с этими планетами. Быть
может, подобно тому, как для
наблюдения этих небесных тел
требуется специальное оптическое
оборудование, для осознания
соответствующих им психологических сущностей
также необходимо специальное
оборудование — интеллектуальное,
культурное, духовное.
Солнце и Луна
Мало, пожалуй, существует
проблем, столь же актуальных для
каждого из нас, как проблема выявления
и разграничения мужских и женских
особенностей, функций, ролей. Эта
проблема представлена в любой
культуре, если не сказать, что любая
культура начинается с осознания
мужского и женского начал, с
ответов на вопросы о мужском и
женском, об их взаимодействии, об их
взаимодополняемости, об их
взаимном притяжении, о плодотворности
их сочетания, о разграничении
присущих им функций и особенностей
и, наконец, об ограниченности
такого подхода, ведь есть вещи, не
зависящие от пола.
Мужское и женское представлены
в любом языке. Не только
множество слов, но и многие языковые
конструкции имеют выраженный
указатель пола. Не исключение и
астрологический язык. В нем тоже
ключевые позиции принадлежат символам,
представляющим мужское и женское
начала.
Биологически каждый из нас
принадлежит лишь- к одному полу. Но
психологически в любом человеке
живут и мужчина, и женщина. И не
только в человеке — в любом
явлении, в любом плодотворном акте
можно усмотреть как мужское, так и
женское начала. В астрологии
именно этим началам соответствуют
понятия ЯН — ИНЬ, которыми
буквально проникнуто восточное
миропонимание. Именно ЯН и ИНЬ
биологически проявляются как мужское
и женское. ЯН — снаружи, ИНЬ —
внутри. ЯН — горячее, ИНЬ —
холодное. ЯН — активное," ИНЬ —
пассивное. ЯН — будущее, ИНЬ —
прошлое. ЯН — огонь, ИНЬ — вода.
ЯН — вверх, ИНЬ — вниз. ЯН —
наружу, ИНЬ — внутрь. ЯН —
созидание, ИНЬ — сохранение. ЯН —
желания, ИНЬ — эмоции. ЯН —
стремление, ИНЬ — ощущение.
ЯН — движение, ИНЬ — покой.
Вот что понимается под мужским
и женским в астрологии.
Солнце — мужское начало — ЯН;
стремление распространить и
продолжить себя, свой род, свои
владения, свои дела, планы, идеи.
Луна — женское начало — ИНЬ:
готовность привлечь, вобрать в себя,
окружить теплом и заботой,
сохранить, выносить и, наконец,
произвести на свет, быть может, в муках,
что-то новое.
107

ш
ЯН и ИНЬ всюду. Сеятель и
земля. Учитель и ученик. Музыкант и
слушатель. Композитор и музыкант.
Производитель и потребитель.
Мореплаватель и море. Личность и
пространство.
Еще одна иллюстрация. В сексе
для мужчины главное — желание,
стремление, предвкушение. Эмоции
же, ощущения, удовольствие
присутствуют, но на втором плане. Для
женщины же удовольствие,
ощущения, эмоции и воспоминания играют
главную роль, затмевают стремление,
желание и предвкушение. Впрочем,
напомним, психологические роли не
всегда соответствуют
биологическому полу.
Если уподобить астрологию
музыкальному инструменту, то мы
занимаемся сейчас его настройкой.
Можно считать, что две струны этого
инструмента в первом приближении
настроены. Встречая теперь символы
Солнца и Луны, мы будем понимать
под ними более или менее одно и то
же.
ОТСТУПЛЕНИЕ. Современная
школа претендует во многом на роль
матери, берет на себя значительную
часть материнских, женских
функций. Огромное значение чуть ли не
на государственном уровне
придается школьной одежде, школьным
завтракам, школьной мебели. Но еще
важнее то, что большая часть
разработанных новаторами программ и
методик тоже имеет, так сказать,
женский характер, преследует цель
сделать обучение более комфортным,
уютным, безболезненным. Да и сами
методы внедрения этих программ и
методик, методы перестройки
школы имеют ряд женских
особенностей. Это своего рода «латание дыр»,
«пришивание заплат», «сведение
концов с концами». Стоит ли
удивляться, что практически все школьные
педагогические коллективы — почти
поголовно женские. Да и научные
исследования в области школьного
образования ведут в основном
женщины и, разумеется, по-женски.
И это в то время, как изначально
роль школы, конечно же, мужская.
Это часть отцовской роли,
делегируемая отцом обществу. Главным
учителем всегда был и должен
оставаться отец. Он должен определять
религиозную, идеологическую,
профессиональную ориентацию
становящегося человека. От отца к сыну
должен передаваться импульс
благородства, достоинства, самосознания,
полезности обществу. Отец должен
нести значительную часть
ответственности за будущее место человека в
обществе, за его будущие подвиги и
преступления. Не случайно,
указывая полное имя, мы указываем
отчество.
Пожалуй, так должно быть в
здоровой семье, в здоровом обществе.
Реальность усугубляет эти
требования. Чуть ли не половина детей
растет без отцов. Их биологические,
генетические отцы заняты делами
«поважнее». Но и в школе растущий
человек находит влияние в основном
материнское. Школа устроена по-
женски. Мать-одиночка на
глобальном, государственном уровне.
Марс и Венера
Следующая пара струн нашего
воображаемого музыкального
инструмента, который нам предстоит
настроить, соответствует межличным
отношениям. Отношениям человека
с человеком. Не с природой, не с
обществом, не с группами людей,
большими или маленькими, а одного
человека с другим.
Марс соответствует конфликтам,
борьбе, соревнованию. Девиз Марса:
мне хорошо оттого, что тебе плохо, и
мне плохо оттого, что тебе хорошо.
Здесь и агрессия, и ревность, и
зависть.
Венера соответствует контактам:
108

любви, дружбе, сопереживанию.
Девиз Венеры: мне хорошо оттого, что
тебе хорошо, и мне плохо оттого, что
тебе плохо. Разделенная радость,
совместная печаль, сочувствие,
сострадание — все это в сфере Венеры.
Хочется предостеречь от
некоторых ложных, но широко
распространенных представлений. Марс часто
ассоциируется с мужским, а Венера с
женским образом. Мне это кажется
неверным. Ведь есть как мужские,
так и женские способы ведения
борьбы. Открытые и скрытые. Драка —
открытый, мужской способ борьбы,
интрига — скрытый, женский.
Интрига неприлична для мужчины
примерно так же, как драка для
женщины. Точно так же есть мужские и
есть женские способы проявления
участия, взаимности,
доброжелательности. Венера так же, как и Марс,
может выступать как в мужском, так
и в женском обличий. Хотя разница
между мужскими и женскими
проявлениями Марса более явная, более
резкая, более острая. Граница же
между мужскими и женскими
проявлениями Венеры более мягкая,
менее отчетливая.
И все-таки Марс чаше рисуют в
мужском, а Венеру в женском виде.
Быть может, потому, что рисуют, как
правило, мужчины. Ведь стремление
к самовыражению при помощи
кисти или пера сродни скорее Солнцу,
нежели Луне.
Как бы то ни было, существенной
особенностью представляемой
системы понятий является то, что ось
«Венера — Марс» независима,
перпендикулярна оси «мужское —
женское», бси «ЯН — ИНЬ», оси
«Солнце — Луна».
Меркурий и Юпитер
Следующая пара планет, пара
основных символов астрологического
языка, представляет отношения
человека с миром. Приблизительно
можно сказать, что Меркурий
представляет отношения с миром
материальным, а Юпитер — с миром
социальным, с обществом. Точнее,
Меркурий — это сфера
деятельности, Юпитер — сфера честолюбия.
К сфере Меркурия относится
любая деятельность: искусства, науки,
ремесла, бизнес, торговля,
воровство.
К сфере Юпитера — прежде всего
слава и власть. Сюда же относятся
такие понятия, как авторитет, стыд,
позор, общественное положение,
честь...
Настало, наверное, время сказать
еще об одной общей особенности
рисуемой схемы. Нет планет
хороших и нет планет плохих. Добро и
зло лежат в другом измерении.
Добро и зло можно найти в сфере
каждой планеты.
Еще одна степень свободы,
присущая сфере любой планеты,— степень
сложности тех или иных
проявлений. Как в области Марса, так и в
области Меркурия есть проявления
простые, примитивные, а есть
утонченные, изощренные.
Однако сложность может
возникнуть не только в сфере какой-то
одной планеты. Чуть ли не любое
реальное событие, поступок,
состояние сложны еще и тем, что в них
представлена не одна, а сразу
несколько планет. Реальных ситуаций,
описываемых целиком в сфере
какой-то одной планеты, очень мало.
Можно сказать, что планеты — как
бы базисные векторы, оси
координат, на которые, подобно
произвольно направленному вектору,
проецируется любая реальная ситуация,
любой реальный поступок, любой
реальный образ.
Сатурн
Седьмая планета, седьмой
базисный вектор нашей системы —
Сатурн — можно обозначить как
мистическую сферу. Сферу
невыразимого. Сатурн — это
трансцендентные состояния и общение с
иными мирами. Вопрос, что же это за
«иные миры», где они расположены
и насколько объективны, оставим
открытым. Хотя, быть может, это-то
и есть самое интересное. Важно, что
в жизни каждого человека такие миры
и состояния присутствуют. Иной раз
о них говорят как о «Зазеркалье».
Иной раз — как о параллельных
мирах. Кто-то говорит о «царстве
духов», кто-то любит порассуждать о
бесах и демонах. А кто-то не любит,
отмахивается от этой стороны
жизни.
Сны и сновидения, представление
о том, что было со мной до
рождения и что будет после смерти, рели-
109

гия — от святой и чистой веры до
самых вульгарных суеверий, чудо,
тайна, совесть, время — все это
сфера Сатурна.
В мифологии сферу Сатурна
представляет отец Юпитера — Крон, или
Хронос, пожирающий собственных
детей. Еще одним представителем
этой сферы является двуликий Янус,
одно лицо которого обращено в
прошлое, другое — в будущее. Янус —
хозяин ключей от входа и выхода.
Наверное, можно сказать, что
мистическая сфера — сфера Сатурна —
это граница между знаемым и
незнаемым, между видимым и
невидимым, между доступным и
недоступным, между понятным и
непонятным. Понятного становится все
больше, но непонятное-то остается,
остается и граница. Кто-то держится
от нее подальше. Кто-то пытается ее
чуток отодвинуть, отвоевать у
неведомого еще кусочек.
Ведь астрология, по крайней мере
как я ее себе представляю и какой
пытаюсь представить на этих
страницах, тоже принадлежит сфере
Сатурна, Может быть, поэтому Сатурн
получился как. бы в центре нашей
системы из семи планет.
Эту картинку, правда, нам
придется потом подправить, но особенная
роль Сатурна останется и в
подправленном варианте.

ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ
Возьмите любой многогранник самой
причудливой формы, лишь бы его самого (если
бы он был сделан из гибкой пленки) можно
было раздуть в шар, а любую из его граней —
превратить в окружность. Подсчитав число
граней (Г)» ребер (Р) и вершин (В), вы
убедитесь t что
В-Р+Г=2.
Эту формулу вывел в 1758 году математик
Леонард Эйлер, Из нее, в частности, следует,
что шар нельзя покрыть сетью с
шестиугольными ячейками: взглянув на остов
радиолярии, вы обязательно найдете
пятиугольные ячейки.
Юлий ДАНИЛОВ
У-

ЗАПИСКИ СОЦИОЛОГА
Валентина Чеснокова
РОДИНА
для современного
человека
Еще не написан советский Жюльен Сорель —
человек, выдирающийся из социальной группы, к которой
приписан, сделавший инструментом своего возвышения
образование и вошедший-таки в элиту — не власти, не
силы, а в мыслящую элиту народа.
Автора публикуемых ниже воспоминаний —
известного социолога и социопсихолога — вряд ли можно
уподобить Сорелю: в ином духовном пространстве она
обитает, иной масштаб личности, и все же, все же...
Автор воспоминаний уникален: интеллигент первого
поколения, состоявшийся именно как интеллигент.
Человек, который сознательно или полуосознанно делал себя
сам,— и сделал. Обычно воспоминания пишут
потомственные интеллигенты. Часто интеллигенты, даже
потомственные, внушают огромные сомнения как раз по
части своей интеллигентности в их способности к
самоосознанию и к осознанному нравственному выбору.
Самоосознание в данном случае разворачивается в
особом пространстве, поскольку автор —
профессиональный социолог. В его размышлениях и чувствованиях
даже чисто психологические явления и события
обретают социальную подоплеку и обоснование. Сквозь детские
фантазии и игры, ссоры со старшими и наблюдения за
ними проступает и мощный характер личности, явно
незаурядной, и портрет послевоенного российского
общества в срезе, никем до сих пор не описанный: в
печально знаменитых поселках городского типа.
Выходцы из иих обычно ие пишут воспоминаний; даже если бы
умели, многие из них предпочли бы все это забыть.
Читатель увидит, что, описывая различные периоды
своей детской и подростковой жизни, автор
воспоминаний каждый из них накладывает на определенную
социально-психологическую проблему (в первой части
воспоминаний это — самоосознание личности в историческом
и природном пространстве своего социума), а все вместе
они очерчивают истоки многих фундаментальных свойств, « -
так характериых для современного российского общест- | ^,
ва. "2
113
\п

I I Я родилась в 1934 году в городе Томске, где в то время служил мой отец,
| . офицер, переведенный в этот город за шесть лет до моего рождения по
| I каким-то армейским служебным соображениям, по которым все они пере-
g I водятся с места на место. С тех пор в документах моих фигурирует в качестве
| - «места рождения» город Томск.
| I Город этот принял меня, по рассказам мамы, весьма мило и гостепри-
| I имно: родители жили во втором этаже старого деревянного дома, кроватка
■ 3 . моя (в то время колясок еще не изобрели) выносилась на балкончик и
S | I цветущие деревья осыпали меня своими лепестками густо-густо. Родилась я
15 I 28 июня, но в Сибири деревья цветут поздно. А потом, в сентябре, они же
* I . меня засыпали желтым листом. Но я, разумеется, ничего этого не помню. •
"^ I Я совершенно не знаю этого города, он для меня совсем чужой, потому что
увезли меня оттуда шестимесячной. И где стоял тот дом, где цвели те
деревья теперь уже никто не скажет мне и не знает никто. Осталось только
вот это ощущение идиллии, переданное мне мамой как-то между какими-
то делами, по ассоциации вспомнившееся ей. И это все.
После этого мы жили четыре года в Новосибирске, еще полгода (или
полтора?) — в Татарке и год — в Барнауле. Потом началась война. Мать
перебралась (вместе со мной, разумеется) на станцию Называевская Омской
области, где жила ее родная сестра с большой семьей и налаженным
хозяйством. Там мне исполнилось восемь лет, я пошла в школу и окончила
ее, потом еще два года прожила в материнском доме, не поступила два раза
в институт, потом уехала оттуда навсегда. И никогда больше не думала об
этом месте, в котором прожила ни много ни мало тринадцать лет, как о
родине.
Нет во мне этого ощущения, когда я мысленно обращаюсь к своей
железнодорожной станции, называвшейся все-таки забавно и оригинально:
Называевка. Нет в ней того, что описал, например, Симонов в понятии
родина:
Кусок земли, припавший к трем березам,
Далекая дорога за леском, 9
Речонка со скрипучим перевозом.
Песчаный берег с низким ивняком:
Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь до смерти мы нашли
Ту часть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли...
Нет в ней для меня не только «примет всей земли», даже речонки со
скрипучим перевозом нет. Безобразный поселок, стоящий на открытом
месте (в географии это называется «лесостепь»), с грязными, разбитыми
улицами, хилыми палисадниками перед домами и с огромным выгоном,
убитым коровьими копытами. Два деревянных клуба, один из которых
валился на бок и был подперт с этого боку двумя балками. Масса каких-то
подсобных складских строений, закопченное депо. Сколько таких рабочих
поселков разбросано по необъятной нашей России! И как же они
безобразны все! Ну во всяком случае — многие из них.
Но может, не в их безобразии тут дело? Чем лучше, например, бедные
великорусские деревни по своему внешнему виду? Но те, кто вырос в
деревне (по крайней мере до революции, и, может быть, до второй мировой
войны), те имели четкое ощущение родины.
Например, оно было у моей мамы, это я знаю точно по ее
воспоминаниям, по ее стремлению навестить те места. Вот у меня никогда не было
желания навестить свою Называевку.
Ее «место рождения» было не просто указанием в паспорте. Запись в ее
| паспорте я помню наизусть: «Ковснской губернии, Пансвежского уезда,
у « Помпянской волости село Никольское». И, что самое любопытное, помню
* 8. не просто потому, что зацепилось в памяти, а долгое время я была просто
1 6. уверена, что это и моя родина. И при этом я хорошо знала, что сама-то я
<2 4? родилась совсем даже в Томске.
114

Село их называлось Никольским, конечно, по церкви. Оно было
смешанным: русско-литовским. После образования самостоятельной Литвы
в 1918 году село это было переименовано в Гегобросты. Там жил дед моей
мамы (мой, значит, прадед). И он был, по моим догадкам, либо крещеный
в православную веру поляк, либо их потомок, потому что назывался Адам,
а бабушка была — Мария, и про нее говорилось как-то, что она «совсем
плохо понимала и говорила по-русски». Отец же мамы — Петр и мать ее —
Анна считали уже себя православными и русскими, хотя понимали и
объяснялись по-литовски (и мама моя со своей сестрой Таней иногда
говорили по-литовски, когда не хотели, чтобы мы, дети, их понимали; но,
конечно, их словарный запас был уже невелик, притом они знали только тот
диалект, на котором в их пору говорили литовцы в этой деревне; но, между
прочим, и я от мамы научилась двум литовским песням и до сих пор могу
их спеть).
Для мамы и ее родителей эта земля — село Никольское Помпянской
волости — была именно «землей предков». Там жили их деды. Там они были
похоронены. Там у отца были своя земля и свой собственный дом,
выстроенный им или его отцом. Он был без трубы, топился «по-черному»:
дым шел в избу и вытягивался через специальное окошечко над дверью.
«Когда печь топится, мы, ребятишки, головы с печки свесим, чтобы
воздухом дышать, а вверху все сине от дыму»,— рассказывала мама, глубоко
убежденная в том, что с тех пор мир во многом переменился к лучшему, во
всяком случае ее собственная жизнь, но тем не менее с какой-то лаской в
глазах к тем невозвратимым клубам дыма, которые для нее были связаны
все-таки с чем-то очень родным и близким. И тем самым — для меня тоже,
я так понимала. Тот дом с глиняным полом, деревянными лавками был и
моим домом. А во всех остальных домах мы с мамой жили временно. Они
были не наши.
Эта иллюзия, что моя родина тоже там, была очень сильной. Когда мама
рассказывала, как они покидали свое село в августе или сентябре 1914 года
(они были беженцы первой мировой войны): «Уже все за ворота выехали,
ребятишки все за телегой побежали, а маленькие сверху сидят, я обернулась,—
а яблонька одна стоит, и на ней такие хорошие яблочки, почти совсем
созрели. Тут я вернулась, потрясла ветку, яблоки попадали, я собрала в
подол, сколько могла, и — бегом, догонять телегу, папа ругает меня: где ты
бегаешь? А мне так жалко было яблок: сколько их там еще осталось!..» —
я вдруг на этом месте отчаянно разревелась именно от наполнявшего меня
тоской чувства отчаянной беспомощности, невозможности взять с собой
что-то свое, родное. Это было очень сильное переживание: отторжение от
меня родины. Можно увезти с собой ребятишек и вещи, угнать скот, можно
даже, в некоторых случаях, забрать дом (разобрать и сплавить, например, по
реке, как делают это на севере, а потом собирают на новом месте опять),
но нельзя забрать сад, землю, деревню, церковь на холме, «речонку со
скрипучим перевозом, песчаный берег с низким ивняком»,— а без них нет
ничего. Ибо с ними связана масса воспоминаний, не только моих
собственных, но и передававшихся из поколения в поколение, огромное количество
ассоциаций, и тоже не только моих собственных.
Мама, например, чистя рыбу, повествует между делом: «Ах, какая
вкуснятина караси со сметаной! Особенно, когда их сама наловишь... Папа
мой любил рыбу ловить на речке. У нас там речка была недалеко. Он возьмет
меня с собой (он меня больше всех любил), и мы с ним пойдем...». И перед
ней, конечно, отчетливо проходили утро, туман, роса на траве — и все, как
полагается в таких вылазках. И если бы я знала, видела когда-нибудь эту
речушку, эти воспоминания о том, как любил удить здесь рыбу мой дед,
наложились бы на мои собственные ощущения, связанные с этой речкой, и
тогда возникло бы, я уверена в этом, чувство: «родного неба милый свет,
знакомые потоки, златые игры первых лет...». Но у меня были только
мамины воспоминания. ,
Даже деда своего по матери я ни разу не видела: он умер до моего •
рождения. Звали его Петр Адамович Пучков. Детей у него было много, что- |
то человек тринадцать, от двух жен. От первой — Анны — последним «г
115

s | ребенком была моя мама, которую звали Ксения, Может быть, поэтому отец
■ . ее действительно любил больше других детей, а может, потому, что она была
р I спокойного характера (темперамента, близкого к флегматическому). Мать
: | свою (мою родную бабушку) она помнила смутно. По-видимому, она болела
' . какое-то время, так как у мамы остались воспоминания о том, как она
! I лежала рядом с матерью и смотрела на «такое клетчатое одеяло» (видимо,
\ I днем). Когда мать умерла, моей маме было полтора года. Она ходила
j 8 • довольная, потому что «маме новое платье одели», но это, кажется, было уже
£ | I не ее собственное воспоминание, а семейное предание.
|; | Когда война сорвала их с места, маме было четырнадцать лет. Всех
* | . старших детей, кроме одной сестры — Татьяны (на год старше моей мамы:
ш£ I она была с 1898 года, а мама — с 1899),— так разбросало по свету, что уже
мы, младшее поколение, не знали даже их имен. А о дедах и бабках до нас
дошли только вот такие отр'ывочные сведения. Да еще что-нибудь сказанное
между прочим: «Папа, бывало, погладит меня по голове, а рука у него была
такая шершавая-шершавая...». На такое высказывание (а точнее, видимо, на
чувство, с которым оно было произнесено) я отзывалась сразу же
неожиданными слезами. Это я тоже хорошо помню: очень сильное, пронизывающее
чувство, которое в просторечии называется «сердце так сжалось». Откуда
бралось это чувство? От ясного представления о живом человеке с этими вот
«шершавыми-шершавыми» руками, ушедшем навсегда? От невозможности
уже никогда ощутить это поглаживание по голове? От утери, от
невозможности вернуть?
С некоторых пор, когда я стала сама старая и философски настроенная,
я стала подозревать, что такие чувства, такие «сжатия сердца» очень нужны
человеку. Что они не только болезненная реакция на отторжение от него его
собственных частей (каковой они, несомненно же, являются в основе), но
нечто гораздо более ценное. Они делают из него человека, личность. Они
разбивают толстую скорлупу оптимистического взгляда на мир, характерного
дня ребенка, как на что-то, что всегда было и впредь будет таким, они
показывают нам хрупкость и временность наших связей с людьми, с самыми
дорогими для нас людьми. Они закладывают в нас основу отношения к этим
людям и к связям с ними как к ценностям, которые надо беречь. Именно
это чувство свидетельствует о разрушении радостного эгоцентризма ребенка,
о пробуждении в нем сочувствия, сопереживания другим людям.
Но возникнуть, проклюнуться это чувство сочувствия другим* может,
конечно, только (вначале) на сопереживании самым близким людям: отцу,
матери, бабке... И... себе самой тоже. Любопытно, что точно такое же
«сжимание сердца» и слезы я переживала, когда мать лет в шесть или семь
говорила мне: «Когда ты была совсем маленькая, вот такая... я брала тебя
на руки и пела: «Спи, моя радость усни, в доме погасли огни»...». Я помню,
как при звуках этой песни я начинала рыдать. Наверно, опять от этого же
ощущения, невозвратно ушедшего, оттого, что этого уже никогда не будет.
Вот ведь как на заре, так сказать, жизни, когда все впереди, все
радужно, когда собственно ничего еше и не начиналось, человек уже может
жалеть и сокрушаться о своем прошлом. Даже смешно звучит это для
взрослого человека: «прошлое» в применении к семилетнему малышу.
Взрослые многого не понимают. Мать не любила, когда я начинала
плакать в таких моментах, как вышеописанные. Она сердилась. Она не
хотела, чтоб я выросла слезливой и чувствительной. Саму ее я не помню
плачущей. Может быть, это — стиль поведения, привитый ей в детстве
воспитанием. И такой же стиль она прививала мне. И может быть, она мне
не очень много рассказывала таких чувствительных историй. И не особенно
склонна была, и не было случаев.
Не было рядом этой речки, где дед ловил рыбу, ни поля, где он работал,
»• ни той избы, Где бабка месила квашню, ни ее любимых ухватов, лавок и что
| там еще может быть любимым. Не было рядом того лужка, на котором моя
, g мама в детстве пасла скот, ни того садика, в котором стояли яблони. Чтобы
• ™ можно было, подойдя к какому-то предмету, вспомнить и рассказать... «А
| £ вот дедушка твой, бывало, здесь любил отдыхать... А этот забор он
■2 i построил... А здесь мы играли, когда были маленькими...». Ничего этого не
116

было, и воспоминания приходили скупо, а для меня они оставались
бледными, бесформенными. И не было могил, на которых принято в
определенные дни сидеть, копаться там, сажать цветочки, поправлять
оградки. И вспоминать ушедших. И быть как бы вместе с ними. Чувствовать:
мы их никогда больше не увидим,но они здесь, с нами. И еще — не было
религии, которая гарантирует бессмертие души. Не мое, но их. Она убеждает
нас, что они не все умерли. Различные древнейшие суеверия, вплетшиеся в
ткань самых современных религий, утешают нас, что души умерших
соприсутствуют нам, они нас видят, следят за нами, помогают (или мешают), но
тем не менее продолжают поддерживать с нами связь. А это так
стабилизирует мир для человека.
Тогда те части, которые отторгаются от него постепенно, те куски
жизни, которые проходят невозвратно, уходят не в небытие, но туда — к
ним, к ушедшим ранее нас. И мы, когда уйдем, уйдем не в небытие, но к
ним: и не абстрактно, а конкретно — мы будем лежать рядом с ними, а эта
деревня и эта церковь будут также стоять, и наши внуки будут приходить к
нам на могилы и вспоминать нас. И «весь я не умру».
Но ничего этого не было у современного человека: у меня. Не было
могил. Все мы похоронены будем очень далеко друг от друга: бабка моя по
матери — в Литве, дед — в Сибири (между Тюменью и Мшимом на станции
Карасульская, вернее — в селе этого названия; станция — более позднее
поселение и названа была по деревне), мама моя — во Владивостоке, отец
мой — не знаю где; дед и бабка по отцу — в Ленинграде на Охтенском
кладбище. Сама же я точно уж не буду лежать, наверно, ни в одном из этих
мест, а где-нибудь — в шестом. Могилы не поддерживаются и быстро
исчезают. Но самое главное, что нет и стимула для их поддержания, ибо
кладбища уничтожаются и застраиваются. И тем самым память об умерших,
в полном соответствии с нашей официальной материалистической
философией, быстро сглаживается: умершие не должны мешать жить живым,
все — для живых, умершим — ничего больше не нужно. А вот то, что сами
умершие очень нужны живым,— с этим как быть?
Зачем нужны умершие живым? Затем, что они определяют их поведение
уже и после того, как перестали существовать. Американский социолог
Чарлз Кули как-то задался вопросом: являются ли членами общества те
люди, которые давно умерли, даже вовсе не существовали, если они
оказывают воздействие на ныне существующих людей? Он приходит к
выводу, что таких людей придется признать членами нашего общества. А
если это так, тогда почти все умершие продолжают оставаться членами
общества, пока не изгладилась совсем всякая память о них, потому что
почти все они кому-то при жизни были близки, кому-то остались дороги и
после своей смерти, в чьей-то памяти продолжают жить.
Разрушение кладбищ, снос могильных холмиков для того, чтобы
улучшить условия существования живым, имеет свою оборотную сторону для
этих самых живых, для всех живых. Оно, конечно же, не уничтожает
автоматически памяти об умерших, но оно ее сильно ослабляет и тем самым,
я это утверждаю, оно ослабляет связи между живыми, потому что все мы
вместе с нашими умершими — одно целое. И неморально улучшать свои
условия за их счет, за счет чьей-то памяти, тем более, что, ей Богу ж,
улучшать их можно и совсем другими путями ничуть не менее эффективно.
Словом, я убеждена, что то общество, которое строит жилые дома на
кладбищах, на чьих-то могилах, строит благополучие буквально «на костях»,
будет иметь от этого весьма ощутимые, хотя, может быть, и не такие уж
очевидно прямые последствия в виде сдвигов в сознании людей, а вслед за
этим и в их мотивации, и в их поведении.
Если память обо мне быстро исчезнет, тогда что же мне остается, как
не взять от сегодняшней жизни все, что возможно, как не продлевать эту •■
жизнь любой ценой, даже за счет других. Конечно, я могу и не сделать таких |
крайних выводов, но это будет уже моя личная заслуга, общество меня к | я
этому не стимулирует. | •*
Но, к сожалению, и это — не все из отрицательных последствий нашего j £
общества без прошлого. У современного человека нет не только могил ™ 9.
117

5 J близких ему людей. У него нет попросту своего куска земли и своего дома.
■ У него есть только квартира, куда его вселяют, или он ее снимает, или
| I «строит» на кооперативных началах, но из которой его все-таки всегда могут
g I выселить в другое место по высшим государственным соображениям. Где
| | дали, там и живи; куда переселяют, туда и переезжай. Какой будет дом?
I I Какой запроектировали типовым способом, такой и будет. Что будет перед
| I домом? Это уж, как Бог пошлет... Скорее всего другой точно такой же дом.
• 3 . Или завод с трубами, железная дорога, скотный двор, депо.
S | I И мельтешат новоселы, сажают под окошками и вдоль тротуаров
£ S I кустики и саженцы, которые потом ломают машины или попросту выдира-
• 5 * ют рабочие, потому что их посадили не там, где предполагалось, не соблю-
°>£ I ли какие-то нормы. И это не только в больших городах. Это — буквально
везде.
Я помню в нашей Называевке мы, школьники, раз по пять сажали
деревья всегда в одних и тех же местах: то их забывали огораживать, и они
моментально уничтожались скотом и детьми, то сельсовет изобретал новый
гениальный план, по которому место, на коем только что «разбили сквер»,
должно было быть занято под что-то другое: саженцы выдирали, потом
новый план отменялся и нас снова «гнали» на субботник: копать и сажать.
Я хорошо помню этот сквер. Некоторое время ему-таки дали расти, и
деревца поднялись, но через года три, когда я была уже в университете, по
приезде на каникулы я увидела, что в «сквере» устроили танцплощадку, его
опять разгородили, а площадку, наоборот, загородили (так как при входе на
нее надо было предъявить билет), и вокруг этой загородки роились целые
толпы наблюдающих за танцами. Сквер, конечно, был снова вытоптан
начисто.
И кто это сказал, что человек обязательно должен за свою жизнь
посадить хотя бы одно дерево? Даже если он каждый год будет их сажать,
все равно ничего из этого не получится! О, это централизованное
планирование1.
Я сказала, что у нас с мамой никогда не было своего дома. В Называевке
мы жили в четырех разных местах. Когда я училась уже в старших классах,
мама купила дом. Правда, уже готовый, но с двором, огородом,
палисадником. Мама моя — все-таки крестьянка по происхождению — очень любила
копаться в земле. Она сразу устроила цветочные клумбы. Потом мы с ней
посадили в садике деревья. Несколько рядков кленов. Надо сказать, что
местность наша на границе с Казахстаном, и лесостепь наша уже начинает
переходить в степь, летом бывает жарко, почвы глинистые. Если хочешь,
чтобы дерево выросло, его надо поливать. Колодец был у нас во дворе, но
воду таскать из него надо было на веревке, руками. Ведер десять в день —
это без поливки, а с поливкой все тридцать — сорок.
Ну выросли наши кленки, расправились, густую зелень такую дали. И
тут-то их увидело планирующее око. И пришла нам повестка: отнести забор
палисадника на два с половиной метра ближе к дому. Потому что выдается
вперед и не в линию. А улица шириной примерно как проспект Мира в
Москве, широченная, мальчишки в футбол и волейбол на ней всегда играли.
И движение via ней ну пять, ну десять грузовиков в сутки, три воза с сеном
проедут, да утром и вечером скот гонят в табун и из табуна.
Мама пошла в сельсовет: сделайте исключение, ведь жалко деревья (а
поселок чрезвычайно беден зеленью был всегда), погибнут. Ребята
постоянно тут играют, скот, как только разгородим — сразу обдерут все деревца и
не будет ничего. Пусть будет шесть лишних кленков в поселке: зелень,
кислород. Сделали уступку. Через полгода опять пришла повестка. Мать
опять пошла в сельсовет: ведь договорились же! А это другой человек
повестку послал. Уломала и его. Через лето опять повестка: не в линию
» заборы на улице, безобразие. Плюнули мы, разгородили. Но ведь это не то
что уплатил несправедливо начисленную сумму и забыл, перестал думать о
i ю ней: подавитесь! Еще два года мы с мамой смотрели на то, как клены
• * медленно погибают, как им ломают ветви, сдирают с них кору, а они все
| £ пытаются поправиться, выжить. Сил нет, когда это все на твоих глазах.
*2 5 Думаешь: ну, зачем посадили мы их, на такую муку? Сразу бы спилили —
118

и все. А они сразу погибнуть не могли, достаточно большие уже были и
сильные.
Может быть, поэтому я не люблю возвращаться воспоминаниями к тем
местам, где выросла и прожила тринадцать лет. Нет и нет. И даже когда
приезжала к двоюродной сестре уже в 1967 году, не пошла смотреть на тот
дом, где мы с мамой прожили последние годы в Называевке, где мы сажали
с ней эти бедные клены; что там смотреть? Дом был продан, и новый хозяин
там все перерыл. На том месте, где мама сажала цветы, все было
перекопано. В таких случаях лучше уж — с глаз долой.
Бездомность — одна из характернейших особенностей жизни
современного человека! Одни воспринимают это легче, другие тяжелее. Не все
охвачены стремлением организовывать вокруг себя эту самую окружающую
среду: сажать деревья, цветочки там и еще что-то городить. Все углубляются
в устройство интерьера своей квартиры. Вот это уж точно мое! Тут я сам себе
хозяин, говорит современный человек. И кладет на это максимум усилий,
а что ему еще остается? Как я к этому отношусь, я еще буду говорить ниже,
а пока о родине. Ибо интерьер квартиры — это все же не родина.
Есть еще один элемент родины, очень важный, на мой взгляд: это
община того «места рождения», где человек не просто родился, но вырос,
успел-таки провести несколько лет жизни. Это — родственники и
свойственники, соседи, знакомые, друзья родителей, мои друзья и друзья моих
друзей. Община — это такое образование, в котором все эти связи не
рассеяны в пространстве, а сосредоточены на небольшом плацдарме одного
или нескольких небольших соседних друг с другом населенных пунктов, где
они густо пересекаются, накладываются друг на друга, многократно
совмещаются, образуя сложнейшее плетение, узоры которого разнообразны и
уникальны, принцип же древен, как само человечество: все всех знают, все
от всех зависят и все за всех отвечают.
В классическом случае, которого теперь, как говорится, не сыщешь в
современном нашем мире, община совпадала с отдельным населенным
пунктом и еще в XIX веке изучалась у нас в России как деревенская
территориальная община. Отсюда термин так прочно и закрепился в нашем
сознании за чем-то прошлым, сельским, непременно связанным с
земельными переделами и прочими анахронизмами.
С социологической точки зрения, община — это прежде всего
своеобразная схема социальных отношений. Это — маленькое общество. Общество
в миниатюре. Как общество она самодостаточна, то есть может существовать
без общения с внешним миром, сама снабжая себя всем и воспроизводя себя
постоянно. Воспроизводя в том смысле, что новое поколение
воспитывается, приобщается, вводится в социум таким образом, что этот самый социум
продолжает существовать в ненарушенном виде. Изменения, если и
происходят, не разрушают его; так сказать, они им осваиваются.
Основа общины, по моему убеждению, это система норм поведения и
ценностей, сконструированная таким образом, что она охватывает все
стороны жизни человека и тем самым обеспечивает ему непротиворечивость
в поведении и образе мышления, обеспечивает сбалансированность его
личности.
В современном мире община уже не может совпадать, за исключением
немногих оставшихся еще в достаточно сильной изоляции деревень, с
населенным пунктом. Населенные пункты сильно разрослись, и в них не
может уже быть выполнено требование, являющееся необходимой (хотя и
недостаточной) причиной возникновения общины: чтобы все всех знали,
чтобы все были у всех на глазах. А без этого нет эффективного социального
контроля за поведением индивида. А без него вся система социальных норм,
какая бы она ни была совершенная в смысле своей законченности и
сбалансированности, попросту повисает в воздухе.
В современных городах и поселках община должна раздробиться на I
несколько в лучшем случае частично пересекающихся общностей такого ,
рода, как вышеописанная (но не точно таких, более слабых, более частич- •
ных, с менее густой и равномерной сетью социальных отношений между |
отдельными людьми). Все-таки это остатки той общины, когда человек <?
119

окружен большим числом родственных групп, друзьями и знакомыми S
разных возрастов, действующих всегда заодно, в смысле воздействия друг на §
друга и на каждого отдельно, в особенности на подрастающего человека. |
Но мне и здесь не повезло просто фатально. До войны мы так часто Е
переезжали с места на место, что ни о каком включении в общину и |
говорить, конечно, не приходится. А Называевка наша была типичным |
«продуктом распада» отношений, каковых множество возникло на Руси с тех ■
пор, как началось повальное бегство крестьян из деревень в города и вот в 3 «
такие поселки городского типа. С тех пор, как деревня — своеобразная, | §
отличная от города по принципу своего построения система социальных й|
отношений — стала быстро и непоправимо гибнуть и разваливаться. ^
Процесс этот начался еще в XIX веке и проникновенно описан
многими народниками. Гибель общины и сама община вызывали (и сейчас
вызывают у тех, кто занимается историей) самые противоречивые оценки.
Хорошо это или плохо, что община, наконец, уступила давлению извне,
дала трещины, стала распадаться? Эмиль Дюркгейм, занимавшийся
социологией отношений такого типа (в работе «Разделение общественного труда»,
написанном в самом конце XIX века), смотрел на этот процесс
оптимистически. Ему казалось, что общество, сменяющее общинные
отношения (огрубленно говоря: общество городского типа; а профессионально
говоря: общество, основанное не на традициях^ на договорных отношениях
и применяющее в качестве основной формы контроля не «рассеянную
санкцию», а специальные, официальные органы наказания), что это
общество — более высокого типа, более желательно для каждого отдельного
человека, ибо оно дает простор развитию личности (как индивидуальности),
что Для Дюркгейма было весьма высокой ценностью. И в этом он не был
одинок. Тогда было повальное увлечение, прямо-таки обожествление этой
самой индивидуальности. И еще: была нерушимая вера в прогресс, в самом
широком смысле этого слова. Признавалось где-то даже на подсознательном
уровне,— а следовательно, очень глубоко, сильно и искренно,— что мир
идет к лучшему: все к лучшему; так сказать, все выше и выше. А стало быть,
то, что приходит на смену, всегда лучше того, что уходит со сцены. Значит,
не оправдало себя, раз уходит. И поделом ему.
С этой точки зрения чрезвычайно любопытны наши народники и
славянофилы. По крайней мере, некоторые из них. У них не было этого
подсознательного контура, этого убеждения в том, что мир развивается по
линейной схеме прогресса. И они как-то подозрительно относились к тому,
что приходит на смену. Во всяком случае, оно не казалось им лучшим. Но
любопытнее всех те, кто вообще не противопоставлял одно другому, а
пытался разобраться в положительных и отрицательных сторонах разных
социальных форм. И здесь меня очень подкупает, например, Глеб
Успенский с его пристальным анализом различных сторон общины.
И Короленко с его анализом, например, в «Павловских очерках»
ремесленного поселка с его «миром». У Короленко вера в прогресс и в
незыблемые «законы истории» настолько отсутствует, что у него даже
проскальзывает мысль о том, что, если бы люди, заинтересованные в
сохранении общинных форм в русских поселениях, действовали более
умело, имели бы больше знаний и практических навыков, если бы они были
не столь оторваны от тех, кому они пытались помочь в налаживании
рушащихся социальных связей и форм, то, может быть, и русская община
«поправилась» бы, приспособилась, нашла новые способы существования. И
может быть, это было бы не так плохо! Во всяком случае, для Короленко
это — один из вариантов развития русского общества. А чем больше
вариантов, тем лучше.
Вот под последним выводом, мне кажется, мало кто не подпишется из
современных людей. Как-то рухнула в нас незаметно вера в прогресс. И «
познали мы все трудности, связанные с желанием, а иногда с жестокой |
необходимостью быть на деле индивидуальностью и личностью. Хорошо |
было провозглашать священность и неприкосновенность человеческой ин- |
дивидуальности, когда сами социальные нормы были еще соотнесены друг $
с другом и не ставили человека в противоречивые ситуации, когда и не так "
121

уж много было (по крайней мере, внутри одной нации) сильно расходящих-
ся систем ценностей и систем поведения.
Как провозгласил Ницше: я хочу быть сам для себя высшим авторите-
том в моральных делах, дайте мне свободу! Я сам лучше знаю, как в каком
случае поступить. И вообще настоящий человек сам должен для себя
| | творить нормы поведения!.. Прекрасно. Но «норма» только тогда «социаль-
i | ная норма», когда ее признают хотя бы несколько человек. Иначе нет
^ § согласованного поведения. Вот и натворили для себя норм! Один дует в одну
11 I ЛУДУ, а Другой — в другую. С таким сборищем индивидов можно сделать все,
? | что хочешь, лишь бы карателыгые органы были в твоих руках. Но не будем
1 * заходить слишком далеко в выводах.
ш £ I Итак, наш поселок как «продукт распада». Он, может быть, и не всегда
был этим самым «продуктом», но качество это на моих глазах усиливалось.
Так, по крайней мере, мне казалось.
В деревне я не жила никогда. Но в период войны в нашем маленьком
поселке, мне кажется, держался дух деревенских традиционных отношений,
общинный дух.
Еще в первом и во втором классе я, засыпая, долго слушала
доносившиеся с улицы песни. Это ходила и пела молодежь. Такие деревенские были
вечеринки, тихие и довольно благообразные, после войны выродившиеся в
полулегальные сборища, называемые грубым словом «балухи».
Потом, уже в третьем-четвергом классах, я приобщилась к религиозным
отправлениям праздников. В маме под влиянием тети Тани пробудилась
религиозность, и она примкнула к верующим женщинам, которые
образовывали как бы общину внутри нашего поселка: любительницы церковного
пения и знатоки служб, обладательницы церковных книг — псалтирей и
требников, акафистов и прочего — они все знали друг друга и поддерживали
постоянные связи. Был и поп. Перед самой войной выпущенный из
заключения — в которое попал, видимо, за какие-то высказывания,— он не
был призван в армию по возрасту. Это был хороший поп, любивший свое
дело и знавший его. Он служил красиво и добросовестно, имел хороший
слух и голос, что очень важно в богослужении. Сам возглашал за иерея и
за дьякона и пел вместе с хором, так как в хоре почти не было мужских
голосов. Он безотказно отпевал и крестил, платили ему по
силе-возможности, и он никогда не предъявлял никаких претензий. После службы любил
посидеть со своими прихожанками и поговорить за чаем о жизни, а
временами — поиграть в дурака. Церкви, конечно, не было. Службы
отправлялись в избах, куда приглашали хозяева. Народу набивалось много:
все двери были открыты, стояли в комнате, кухне и часто — в сенях и на
крыльце. Горели свечи, пахло ладаном, тонко и пронзительно печально пели
женские голоса. Было такое необычное настроение: какое-то
предупредительно-бережное отношение друг к другу, желание сделать добро, услужить
кому-то. Все были торжественные и просветленные. После службы
расходились медленно, не торопясь. Оставшиеся угощались, беседовали. Настроение
праздника не сразу улетучивалось, а спадало медленно, постепенно.
Я почти наизусть помнила весь порядок службы. Как-то между прочим
выучилась читать по церковно-славянски и запоминала множество текстов.
И до сих пор посещение церкви доставляет мне огромное удовольствие.
И очень благодарна этому попу (его звали отец Михаил, а
неофициально и фамильярно, между собой: «батька всехощный») за то, что он был в
моей жизни, за то, что приобщил меня к этой древней и милой
обрядности — православной религии, к вере моих предков. Он и крестил
меня (когда мне было уже лет одиннадцать), а один раз служил надо мной
молебен о выздоровлении, когда я чем-то сильно болела.
Он был представителем силы высшей, про которую, правда, не очень
п хорошо было известно, есть ли она вообще. Но этот элемент неуверенности
был у взрослых, наверно. (Я думаю, что он все-таки был.) А для меня это
, g было просто продолжением сказок, одним из родов сказочных игр, которые
• * требуют соблюдения определенных правил. Но ведь во всяких сказках и во
| £ всяких играх есть свои правила. Для ребенка религиозность, по-моему,
? 5 очень естественное состояние. И очень благотворное.
122

Но оно (у ребенка, по крайней мере) должно на чем-то держаться. На
чем-то внешнем. Оно держалось у меня, как я теперь припоминаю и
конструирую себя, на том «благолепии» религиозной обрядности, на той
гармоничности внутри этой маленькой женской по преимуществу
религиозной общины, которую удалось создать и поддерживать, конечно, в первую
голову отцу Михаилу. Он был очень удачным для нас представителем этой
высшей силы, про которую, как я уже сказала выше, никто точно ничего не
знал.
Я помню, как он возглашал на литургии (за дьякона): «О плавающих,
путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и заключенных
Господу помолимся!» Он на каждой литургии это произносил, нарушая тем
самым канонизированный церковный текст. Как-то раз в разговоре он
упомянул о том, как на Пасху там (в заключении) он служил для
заключенных всенощную, а пропагандист проводил в это же время
политинформацию. Он, значит, и там тоже служил и от своих взглядов не отказывался.
Сейчас я думаю, что это был человек недюжинный как в смысле личной
смелости, так и в смысле твердости в убеждениях. Такой человек не может
не создавать вокруг себя хорошей атмосферы.
Моя религиозность не выдержала и разрушилась, когда я лишилась этой
внешней опоры. Но что любопытно: до сих пор в любой действующей
церкви, на любой службе у меня возникает то ощущение, которое, наверное,
есть у человека, вернувшегося на родину. Вот в этом месте отец Михаил
возглашал свое: «...и заключенных», а здесь тетя Таня запевала тоненьким
дискантом... И тот же запах ладана. И так же старушки при «Ныне
отпущаеши раба твоего, Владыко...» валятся на колени. И тем же жестом
священник поднимает руки при возгласе: «Слава Тебе, показавшему нам
свет!» И так легко приходят ко мне слезы печали и умиления, как только
бывало в детстве, в кругу самых родных людей, которым можно
пожаловаться.
И с глубокой убежденностью повторяю я заключительные слова
богослужения: «Утверди, Боже, святую православную веру, православных
христиан во век века!» Пусть утвердит, если Он есть, и если Он это может или
захочет. Потому что великая это вещь — религия. И столько облегчения
приносит она человеку, для которого не вовсе затворены двери в нее.
Маленький это кусочек, который остался мне от детства, чего-то
неизменного, стабильного, вечного, непреходящего. Чего-то, к чему я
присоединюсь, когда умру. Тоже родина. Правда, не личная, а всеобщая, так
сказать, всенародная, всенациональная родина наша, рассеянная в
современном безликом и чуждом человеку мире. Возникающая из этого мира
позолоченными луковками-главами древних церквей; обычаем навешать
могилы близких людей в определенные «родительские» дни;
старославянскими оборотами в нашей речи («Во многой мудрости много печали...» или
«Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых»....); пучками верб,
продаваемых у метро под вербное воскресение. Вот это у меня есть, внутри меня.
Это — мое. С этого начинается для меня родина (а не с картинки в букваре).
Но только начинается... Ибо продолжения не последовало.
Религиозность свою я потеряла годам к четырнадцати — пятнадцати.
Лет восемь — десять я была очень религиозна, в каком-то смысле
религиознее, чем мама; маму очень привлекала обрядовая сторона религии: она
очень любила петь в хоре, саму обстановку богослужений, а для меня все это
было лишь средством для главного — общения с Богом. И я с ним общалась:
я просила его посодействовать мне в моих детских делах и заботах; потом
я как-то осознала мелочность этих просьб, и моя религиозность была
некоторое время чисто созерцательной, мне нравилось воображать себе
ангелов, святых, придумывать сюжеты о чудесах; потом и это стало как-то
проходить. .
Я была существо очень логическое, и нелогично построенные системы |
казались мне некрасивыми. Материалистически -детерминисте кое мировоз- ( g
зрение, которое прививали мне в школе, показалось мне как-то более • -
обоснованным логически. Несоответствий и прорех в этом обосновании я, | ^
естественно, видеть тогда не могла: они там довольно хорошо упрятаны. ? -9
1Z3

Напротив, в религиозной системе недостаток обоснования бросается в глаза.
Он просто лежит на поверхности. Не потому, что ее нельзя обосновать, и
довольно тонко (что и делается западными христианскими теологиями), но
Е | потому, что эта система такое обоснование, как мне кажется,
принципиально игнорирует. Но я тогда этого еще не понимала совершенно: что само
требование логического обоснования можно ставить, а можно не ставить
|; I при создании какой-то системы представлений. Мне казалось, что это
1 требование как бы неотъемлемо входит в саму систему. Поэтому я и
предпочла более логично построенное видение мира менее логичному. Хотя
никогда не ощущала потребности «разоблачать», «отвергать» старое видение
мира. И это естественно, ибо это было видение моей мамы и других близких
мне людей. Напротив, мне даже жаль было с ним расставаться. Я покидала
его с каким-то сожалением, даже с грустью, что я не могу в нем остаться.
Сейчас, пройдя много кругов и не раз «пересмотрев» свои убеждения,
я думаю, что это религиозное видение мира — гораздо более совершенная
система с точки зрения «выживания» отдельного человека и общества как
целого, чем то детерминистски-материалистическое представление, на
которое я его променяла. Но нельзя вернуться в себя самого прежнего. Можно
только о себе прежнем вспоминать и — иногда — сожалеть.
В каком-то смысле и эта родина была от меня отторгнута. Я не могу
верить, как верила в десять лет, как верили предки. А без этого многого,—
ах, как многого! — не хватает для гармонизации этого безобразного,
отчужденного и враждебного живому человеку мира.
Я не могу поверить в Бога — это я знаю совершенно точно... Это не
зависит от желания человека — поверить или не поверить во что-то. Но вот
чего бы я хотела, так это уйти в монастырь. Если бы было куда человеку
уйти! Я бы там жила. И молилась бы... Можно ли молиться, не веруя?.. Ах,
не нужно только слишком много рефлексировать. Иначе жить будет
совершенно невозможно.
Но вернемся к «продукту распада». Он после войны продолжал
разлагаться и как-то даже более активно, чем раньше. По крайней мере, в моем
восприятии.
Вернулись с войны мужчины, и стала распадаться отчасти эта
своеобразная религиозная община. Уехал на запад отец Михаил, которому дали
приход где-то в Белоруссии (откуда он был, кажется, родом). Старушки
постепенно умирали. Молодые женщины погрузились в семейные дела.
Новые попы как-то не обладали человеческим достоинством и
бескорыстием отца Михаила, подходили к своим обязанностям более формально.
Прежние участники церковных служб иногда собирались у кого-то из своих
просто попеть церковные тексты и поговорить о том о сем.
С возвращением фронтовиков в поселке резко усилилось пьянство.
Стало как-то тусклее и неприятнее. Может, это они принесли с собой
настроение какой-то неудовлетворенности, разочарованности,
«исковерканной» жизни и бесшабашности. Очень многие вернулись инвалидами.
Пьянствовали. Колотили и выгоняли жен без конца, гонялись за ними с ножами
и топорами, валялись пьяные под заборами в грязи, дрались смертным боем.
Жены у всех уже работали, но еще тянули на себе все это огромное
деревенское хозяйство — с коровами, свиньями, овцами, огородами,
покосами и прочее, и прочее. Положение женщины было не просто тяжким. Оно
было жалким. Добродетели, хорошая работа, ловкость в хозяйстве — ничто
не ценилось.
Распад культуры — это прежде всего распад каких-то сложившихся
моделей поведения. Моделей принимаемых (и это очень важно подчеркнуть
здесь!) не одним человеком, не несколькими, а всеми. Потому что только в
том случае, когда модель общепризнана, на нее имеет смысл ориентировать-
» ся. А иначе — непонятно, как строить свои планы на будущее, так как
I неизвестно, чего ждать от других.
i g Потеря ориентиров — это вещь ужасная. Человек как бы выпадает из
• - культуры. Что ему остается тогда? Жить «своим умом»? Он и пытается. Но
| £ (и это самый удивительный парадокс) при этом он именно тупеет, дичает.
9 3 Культурные нормы — создание многих поколений людей, они отрабатыва-
124

лись и шлифовались тысячелетиями, они предусматривают массу ситуаций
и массу последствий тех или иных человеческих действий. Отдельный
человеческий ум просто не в силу проделать для каждого своего поступка
такой анализ, который проделан в культурной норме, «регулирующей» этот
поступок. Кроме того, и поступки других в условиях потери культурных
эталонов становятся непредсказуемыми. В таких условиях человек как-то
вообще теряет представление о том, что же для него самого хорошо и что
плохо. И мечется, бьется, как осатаневшее животное, причиняя множество
страданий себе и другим.
Это «выпадение из культуры» как раз и есть главная причина появления
таких продуктов распада, как наш рабочий поселок, как тысячи таких же
поселков. Очень хорошо описал такого типа образ жизни Горький, который
и сам был одним из продуктов такого распада. Мне всегда тяжко читать эти
его описания. «В людях» всегда приводит меня в плохое расположение
духа — я-то очень хорошо знаю, что такой мир существует. И даже знаю,
где.
Во времена Горького это были провинциальные города, в мое время —
рабочие поселки. А теперь процесс докатился до деревни — оплота и
последнего бастиона традиционной культуры. Он идет. По марксистской
прямолинейной схеме развития, по гегелевской спирали или по фугообраз-
ной веберовской модели, что-то уходит и возникает что-то другое. Я
скептик. В прогресс не верю. Может быть, новое и не хуже старого (я имею
в виду городское по сравнению с деревенским, «продукты распада» — не
альтернатива ни первому, ни второму, они просто «потеря всякого
качества», болезнь). Будем надеяться. Но как мучителен этот процесс
трансформации. И как опасен! Недаром ведь Леви-Стросс сказал: «...Двадцать первый
век должен быть веком социальных наук, либо его не будет вообще».
А мы, беспомощные индивиды, актом рождения попавшие в этот поток,
мы должны поставить памятник нашим родителям, не потерявшим во всем
этом основные жизненные принципы, позаимствованные еще из старого
общества. Тем, которые сохранили драгоценнейшую часть прежней
культуры — систему ценностей, ориентированную на будущее. Они давали нам
образование: учили — учили — учили нас в школах, потом в вузах,
насколько только хватало средств и сил. Чтобы мы, выучившись, могли
уехать отсюда, перейти в другой социальный слой, во что-то похожее на
человеческое.
Уехать... Какие уж тут нежные воспоминания! Я до сих пор не люблю
приезжать в свой поселок. Он вгоняет меня в тоску. Как-то все в нем
тяжело, неустроено, безнадежно грязно и дико. Не знаю, может, теперь он
стал уже изменяться и в лучшую сторону... Но тогда уж он тем более не мой
поселок, чужой, хотя и хороший. Тоже не о чем говорить.
А я так и есть, как была: человек без родины. Ну, что ж. Не первая и
не последняя из таковых. Просто вот факт такой имеется. И попытка
разобраться в нем: почему же все-таки ее нет, почему она не образовалась?
Что надо, чтобы образовалась? А без нее все-таки неважно человеку жить
в обширном мире. Неуютно как-то. •
Продолжение следует.
S
Валентина Федоровна ЧЕСНОКОВА — постоянный автор нашего журнала. В ■ $
данном случае для объяснения и исследования мира (а чем еще занимать- | с
ся социологу?) выбрала редкий, уникальный для социолога путь — путь са- J £
монаблюдения и самоосознания, <? I
125

Дмитрий Шпаро
вокруг
В коляске
Земли

Между двумя визитами на Северный полюс
«Во всех странах мира и ш любой группе общества имеются
инвалиды. Их число в мире значительно и продолжает расти.
Причины н следствия инвалидности в разных странах различны.
Эти различия объясняются разными социально-экономическими
условиями и разными мерами государств по обеспечению
благосостояния своих граждан». Здесь и ниже цитируются
Стандартные правила обеспечения равных возможностей для инвалидов,
принятые Генеральной Ассамблеей ООН на ее 48-й сессии
20.12.1993.
В июне 1979 года мы вернулись в
Москву после победного лыжного
похода к Северному полюсу.
Журналист Владимир Снегирев и автор этих
заметок решили делать в газете
«Комсомольская правда» полосу «Твой
полюс». Рассказывать о людях,
жизненный путь которых освещен
мечтой, целью, сверхзадачей — полюсом.
Перелистываю десять выпусков
нашего детища и нахожу среди героев
инвалидов — одного за другим.
Всемирная статистика говорит; на
десять здоровых приходится один
калека. Среди сильных личностей,
попавших в главные роли «Твоего
полюса», пропорция меняется; на пять
здоровых один увечный. Не будь
официальной позиции, на страже
которой стояли и главный редактор, и
куратор газеты из ЦК КПСС,
соотношение, вероятно, изменилось бы
посущественнее: пять к трем или
пять к четырем. Хорошо помню
разговоры: нет, нет, не годится — снова
калека, что же получается — одни
немощные, одни убогие, а пишем-то
мы для всех. Нас не поймут — разве
только инвалиды у нас герои?
Чтобы стать учителем,
музыкантом, фокусником, инженером
инвалиду сперва надо стать героем.
Шестнадцать лет назад, когда мы искали
материалы для полосы, мы не
сосредоточивались на этом. Не могли не
сделать и вывода: общество, требуя
от людей с физическими
недостатками полной нивелировки, более
полной, чем от здоровых, молчаливо
отводит им второстепенные роли.
Прошиби головой заслоны, не
разбейся на бесконечных ступенях, стань
героем, тогда посмотрим: быть тебе
хоть сколько-нибудь
самостоятельным или нет.
США и Канада открыли глаза:
инвалиды существуют, и власти о них
заботятся. Огромный, плотно
заселенный людьми Нью-Йорк оставил
на своих улицах место для калек, не
просящих милостыню, а идущих
(едущих) по своим делам. На каждом из
бесчисленных пересечений улиц есть
плавные съезды для людей в
инвалидных колясках, на увечных никто
не смотрит как на диво, автобусы
снабжены подъемниками.
В любом общественном туалете в
Канаде есть кабинки с расширенным
пространством, со специальным,
очень простым поручнем для опоры.
А если туалет состоит всего из одной
кабины, то она именно такая —
чтобы инвалиду было так же удобно,
как и здоровому.
Вы скажете: богатые страны.
Разумеется, но добавлю: граждане этих
стран размышляют, как вернуть
инвалидов к нормальной жизни, и
находят решения.
Вопрос о равноправии инвалидов
сформулирован в западном
обществе. Равенство несложно
декларировать. Однако, чтобы права, к
примеру, спинальника стали реальностью,
нужно снабдить его коляской, и
лучше не одной, а несколькими: для
дома, ддя улицы, для спорта.
Хорошо иметь туфли летние, осенние,
зимние, выходные, домашние,
кроссовки. Так? Спинальнику вместо
набора обуви служит набор колясок.
В кинотеатрах, театрах и
концертных залах в рядах кресел должны
оставаться проемы, в которые могут
въехать зрители в инвалидных креслах.
Все офисы и общественные здания
должны иметь пандусы.
Я много раз замечал, что на
автостоянках перед супермаркетом,
стадионом или большим учреждением
места, отмеченные инвалидным
знаком, ни при каких обстоятельствах
здоровыми водителями не
занимаются. Иной шофер, не найдя места,
лучше уедет, но на «инвалидную»
площадку не встанет. Почему? Да
потому, что «нарушив», заплатит
бешеный штраф. Однако полиции
рядом не видно, и, чтобы сделать в
о
я
о
I
■за
127

|
II
магазине покупку, требуется всего
пять минут — не более. Нет, табу —
строжайшее. Кроме штрафа, есть и
иные сдерживающие мотивы —
собственное понимание
справедливости правил, уважение к ним,
подспудные стереотипы, общественное
мнение. К тому же штраф давно уже не
ассоциируется с наличием рядом
полиции. Родилась новая
правоохранительная культура: соседи-водители о
нарушении тут же «настучат»... Это
по-нашему — настучат, а по-ихне-
му — проявят солидарность с
сообществом инвалидов, а не с
нарушителем установленных в городе,
в стране, в мире правил.
Икалюит — маленький
эскимосский город на Баффиновой Земле в
Канаде. Школу здесь построили
давно, и в те времена, когда возводили
ее, великие принципы равенства
здоровых людей и тех, кто с
физическими недостатками, не были еще
провозглашены. Вышла промашка: на
второй этаж — здание двухэтажное —
ведет не плавная наклонная
плоскость, доступная для ребенка в
инвалидном кресле, а вульгарная
лестница. «Несколько лет, отказывая себе
во многом, мы копили деньги на
подъемник»,— рассказывал мне один
из чиновников. И вот дорогая
неигрушка мотор-седло действует. Ниже
перил лежит рельс, по нему
движется кресло, на котором может сидеть
ребенок или взрослый. Скорость
приличная, есть ремни безопасности.
Несколько детишек с
парализованными ногами уравнены теперь в
правах с остальными питомцами и без
препятствия пользуются всем тем
добром, которое есть на втором
этаже школы.
Судьба начальника полярной
экспедиции «Комсомольской правды»
свела меня летом 1987 года с
президентом канадских ресторанов «Мак-
доналдс» Джорджем Коханом. Он стал
первым канадским спонсором
лыжного перехода «Полярный мост» из
России через Северный полюс в
Канаду, который состоялся в 1988
году. В Торонто в офисе Кохана я
впервые услышал о Рике Хансене.
Джордж подвел меня к стенду с
фотографиями. Кто он — Рик Хансен?
Сейчас — известнейший человек в
Канаде, герой Земли.
Автомобильная катастрофа
сразила Рика в пятнадцать лет.
Подросток-атлет стал инвалидом с
неподвижными ногами. «Я думал, что моя
жизнь кончилась, и остаток дней я
проведу в больнице под надзором
сиделок».
«Никогда не отказывайся от своей мечты»
I о»
С1
«Провидима* в настоящее время политика в отношении
инвалидов — результат развития общества в течение последних двухсот
лет. Во многих отношениях эта политика является отражением
общих условий жизни н социально-экономической политики,
проводимой в разное время. Однако инвалидность имеет много
характерных для нее черт, которые повлияли на условия жизни
инвалидов. Невежество, пренебрежение, предрассудки и страх —
вот те социальные факторы, которые на протяжении всей
истории являлись препятствием для развития способностей инвалидов
и вели к их изоляции».
В двадцать семь лет Хансен
пришел к нам с ошеломляющей
миссией. Объехав планету, он «намотал»
на колеса кресла-коляски около
пятидесяти тысяч километров. И
сделал это для того, чтобы показать,
каковы истинные возможности
человека, выбитого из седла. «Мы
надеемся сконцентрировать внимание
общества не на том, что инвалиды не
могут делать, а наоборот — на их
возможностях. Мы хотели призвать
инвалидов влиться в общество
людей».
Рик стартовал в канадском
Ванкувере в марте 1985 года. Проехав по
Соединенным Штатам, Европе,
Среднему Востоку, Новой Зеландии,
Австралии и Дальнему Востоку, в
начале следующего года он вернулся на
Северо-Американский континент. От
Майами прошел на северо-восток по
Атлантическому побережью, а затем
пересек Канаду от Ньюфаундленда
до Британской Колумбии. Герой
миновал тридцать четыре страны и в
мае 1987 года — через два года, два
месяца и два дня — вернулся домой.
128

В пути он собирал деньги на
исследования в области спинальных
заболеваний, на реабилитацию и
инвалидный спорт, на
общеобразовательные программы. «Я верю, что в
один прекрасный день инвалидная
коляска отойдет в прошлое; я думаю,
что мы все же найдем ключ к
лечению спинальных заболеваний». Фонд
Рика Хансена «Наследие» составил
20,3 миллиона долларов.
Триумфатору пришлось изрядно подумать, что
делать с этими весьма большими
деньгами. Пожалуй, решение начать
выписывать чеки было бы не из
лучших.
В Консультативный комитет
Фонда вошли Хансен и восемь наиболее
авторитетных специалистов в
области спинальных заболеваний со всей
Канады. Первые выплаты — 1 588
120 долларов — состоялись уже
летом 1988 года. То был годовой
процент основного капитала, который
навсегда останется в
неприкосновенности.
Половина годового дохода (788 120
долларов) пошла на финансирование
двадцати исследовательских программ
по спинальным заболеваниям, на
четыре стипендии ученым и три —
студентам. Другая половина (800
тысяч долларов) была роздана на
реабилитацию, развитие инвалидного
спорта и общеобразовательные
проекты: 240 тысяч получила
Канадская ассоциация людей с параличом
конечностей, 400 тысяч —
Канадская ассоциация инвалидного спорта,
160 тысяч — общество «Человек в
движении», которому было
разрешено использовать деньги на
образовательные программы внутри Канады.
В январе 1988 года, за два месяца
до старта лыжного перехода через
Северный Ледовитый океан, в доме
Джорджа Кохана я познакомился с
Риком и его женой Амандой. Тогда
мало говорили о путешествии Рика,
а больше о предстоящем советско-
канадском походе. Однако я понял,
что в экспедицию Хансена Аманда
была приглашена врачом-терапевтом,
в пути они полюбили друг друга и
теперь очень счастливы. Рик
подарил мне свою книгу «Человек в
движении» с надписью: «Никогда не
отказывайся от своей мечты. Мы
будем ждать и аплодировать твоей
окончательной победе. Большой
удачи».
После первого разговора с Коха-
ном о Хансене я прихватил в Москву
кучу фотографий Рика и несколько
журнальных публикаций о его
путешествии. Все это я принес главному
редактору газеты «Советский спорт»
Валерию Кудрявцеву.
Главный повосторгался мужеством
Рика, но сказал, что писать о нем ни
одна центральная газета не станет.
Инвалиды, собственно,— запретная
тема.
Было это в ноябре 1987 года,
заканчивался второй год перестройки,
но так же, как в бытность полосы
«Твой полюс», судьба газетного
материала зависела от: «Поймут ли нас».
Рассказать о трудовых успехах
фабрики где работают инвалиды, о
профилактории, открывшемся при ней,—
вот это нормально для любой газеты.
Такими мануфактурами мы
гордились всегда и, к сожалению,
продолжаем гордиться. А что, собственно,
вызывает эти наши восторги? Ведь
инвалиды не заключенные, чтобы
работать в изоляции. Если хочешь
иметь средства к существованию, то
шей шапку или клей стулья. Чем не
принудительная работа? Ну, хорошо,
есть дешевая рабочая сила —
инвалиды, имеется потребность в шапках
и стульях. Соорудили фабрики. Но
почему, почему эти варварские
производства преподносятся как
достижения социальной политики?
После «Полярного моста» мы
встретились с Хансеном в Москве и
много-много времени провели вместе.
Говорили о планах на будущее. «Смог
бы ты пройти в инвалидной коляске
из Владивостока в Ленинград?» —
спросил я Рика. «Реально»,—
отозвался он. «Ты принял бы участие?».—
«Аманда ждет ребенка, а то пошел
бы».
В 1989 году на смену дружному
коллективу общественной полярной
экспедиции «Комсомольской
правды» пришел профессиональный клуб
«Приключение». Цель нового
предприятия — организация
неординарных, содержательных путешествий,
подобных тем, что удались нам в
1979 и 1988 годах. В Клубе идея
колясочного трансроссийского
марафона всех захватила. Мы рассуждали
так: осуществись столь
фантастическое предприятие, в СССР многое
могло бы измениться; разговор о
возможностях людей с физическими
18
Н
■3*
5 Знание — сила № 8
129

II
!
8 I
II
Is
недостатками вышел бы за пределы
кабинетов специалистов.
Американский опыт доказывает, что
существует некий баланс между
готовностью инвалидов бороться за свои
права и согласием общества (а
значит — правительства) пойти им
навстречу. Маршрут от Тихого океана
к Атлантическому в одиннадцать
тысяч километров может внести
коррективы в сознание россиян, и, стало
быть, сулит социальные дивиденды.
После полярных экспедиций,
предпринятых в годы застоя, слово
«невозможно» не было популярно
среди нас. Рик имел право судить о
реальности путешествия с
физической точки зрения. Он сказал свое
веское слово. Мы оценивали
организационные шансы. Предстояло
найти исполнителей, своих
Хансенов.
Репетиция с аншлагом
«На протяжении многих лет политика в отношении инвалидов
изменялась: она прошла путь от обычного ухода за инвалидами
а соответствующих учреждениях до получения образования
детьми-инвалидами и реабилитации лиц, ставших инвалидами уже в
зрелом возрвсте. Благодаря образованию и реабилитации
инвалиды стали более активно выступать за дальнейшее развитие
политики а отношении инвалидов. Созданы организации
инвалидов, их семей и сторонников, которые выступают за улучшение
условий жизни инвалидов. После второй мировой воины иоявн-
лись такие концепции, как интеграция и включение инвалидов ш
нормальную жизнь обществе, отражавшие растущее понимание
потенциальных возможностей инвалидов».
В одном из залов пресс-центра
МИДа мы проводили
пресс-конференцию по поводу
советско-британской экспедиции, которая
готовилась идти к Северному полюсу.
Главные действующие лица — два смелых
англичанина: сэр Рэналф Файннес и
доктор Майк Страуд. Рэн и Майк,
радисты, спонсоры и представители
Клуба отвечали на вопросы.
— Какое самое великое
путешествие еще не сделано? — вопрос
адресовался мне.
Я будто ждал этого вопроса —
ответ был готов:
— Самая великая экспедиция —
путь в инвалидных спортивных
колясках из Владивостока в Ленинград.
За шесть месяцев путешествия все в
СССР узнают: инвалидов в стране
двадцать восемь миллионов.
Супермарафон станет удивительным
примером возможностей человека
вообще и человека, обреченного сидеть в
кресле, в частности. Кто посмеет
предложить парням, которые руками
преодолели тысячи километров
российского бездорожья, шить
тюбетейки или клепать котелки? Разве не
ясно, что возможности этих людей —
фантастические, и общество не вправе
сужать их. После супермарафона нам
всем придется пересмотреть свое
отношение к инвалидам, как к народу
второго сорта. Сами люди с
физическими отклонениями получат
сильнейший стимул, их жизненная
правда изменится. Беспримерный
марафон станет призывом: «Выйдем из
клетушек — комнат и квартир,
заявим о себе, о своих правах быть
равными среди равных.»
Рэн Файннес и Майк Страуд,
возможно, были удивлены
отступлением от полярной темы. Однако и им
самим близка судьба людей,
выведенных из строя. Когда Рэн и Майк
бились во льдах, вся
Великобритания, ставя пенсы на успех
смельчаков, собирала деньги для
Британского общества больных рассеянным
склерозом. Получилась, кстати,
огромная сумма: более миллиона
фунтов стерлингов. Встречать Рэна и
Майка на Северную Землю среди
журналистов и кинооператоров
прилетел представитель Общества Генри
Стрейкер — инвалид в коляске.
Первый колясочник, посетивший
арктический архипелаг.
...От слов предстояло перейти к
делу. Был организован первый на
территории СССР марафон на
инвалидных колясках Москва — Киев —
Кривой Рог. В нем участвовали: Саша
Сил кии из подмосковного поселка
Нахабино — капитан команды, 38
лет; Валера Головин из Николаева,
130

27 лет; Миша Климовцов из
Брянска, 25 лет; Светлана Трифонова из
Кривого Рога, 25 лет; Юрий
Шаповалов из Магадана, 43 года — самый
старший в команде; Сашко Сухан из
мукачевского села Березинка, 27 лет;
Женя Колычков из Новокузнецка,
24 года; Сергей Шилов из Пскова,
21 год. Семь мужчин и одна
женщина проехали за 24 дня 1400
километров.
Спортивные коляски мы купили у
немецкой фирмы Майера. Со
скидкой восемь великолепных снарядов
обошлись Клубу в двенадцать тысяч
американских долларов. Каталки
выдержали испытание советскими
дорогами.
Мы усвоили, что на марафоне не
обойдешься без опытных
специалистов: врача, массажиста, механика.
Мы узнали, что психологически
коллектив инвалидов весьма непрост,
однако так же, как и в других
путешествиях, цель объединяет людей,
заставляет преодолевать личные
трудности. Наша Светлана Трифонова с
парнями вполне совмещалась. Все
хотели быть рыцарями по
отношению к ней, защитниками, и группа,
благодаря девушке, делалась в
каком-то смысле спаяннее, мягче,
добрее. Однако вывод, что женщина
необходима в команде, сделать,
конечно, нельзя.
Никакого особого питания
спортсменам, инвалидам первой группы,
не требовалось. У каждого были свои
стереотипы, традиции, если хотите,
причуды — кто-то не ел творог, кто-
то — томаты, кто-то — щавелевый
суп. Жизни это ни капельки не
усложняло. Режим дня, количество
рабочих часов в день, чередование
будней и дней отдыха — все быстро
пришло к общему знаменателю.
Усредненный график выглядел так: 6.00 —
подъем, чай, бутерброды; 7.00 —
выезд; 7.00—9.00 — работа; 9.00—
10.00 — завтрак, отдых; 10.30—13.30 —
работа; 13.00—16.00 — обед, отдых;
16.00—18.00 — работа. Затем
вечерняя, стационарная, если можно так
сказать, программа: ужин, свободное
время и отбой — не позже, чем в
22.00. Семь часов в день толкали
ребята колеса и проходили за это
время не менее семидесяти
километров.
Дневки были намечены через пять,
максимум через шесть дней: в
Калуге, Брянске, Киеве, Кировограде.
Марафон казался не трудным,
скорее легким, дружным, приподнятым,
радостным.
В следующий загаданный супер-
b
131

5 I путь из Владивостока в Ленинград тяжело смотреть, как человек, кото-
|. мы пригласили троих из восьми. Во- рого любишь, сражается с болью».
ь. I прос, кого брать, был сложным. Сергей Шилов... Мне казалось, что
Валерий Головин — очень силь- для маршрута Владивосток — Санкт-
■. ' ный и самый техничный. Талантли- Петербург, как и для сложных пол-
I g | вейший человек. Он ушел от ответа ярных путешествий, необходимы зре-
S 11 на мой вопрос, хочешь ли войти в лость и жизненный опыт, которыми
*=tm I будущую команду? Пожалуй, он боль- Сережка из-за молодости не обладал.
ше, чем другие, сохранял дистанцию Капитан Александр Силкин из
между собой и группой сопровожде- Подмосковья, конечно, подходил для
ния. Признаюсь, что именно эта любой мыслимой экспедиции. Сму-
дистанция была для меня барьером, щала больная нога Александра. Он
Скажи он «ща», я не пригласил бы — сильнейший спортсмен, но путь
его, но это теория — он ведь не через Россию не соревнование —
сказал: да. То и дело в дни суперма- целая жизнь. Нужна дьявольская не-
рафона я ловил на лице Миши Кли- прихотливость. Может быть, именно
мовцова гримасу боли. Кик мне объ- неприхотливость — важнейший кри-
яснили ребята, все они живут с болью, терий отбора. Кто самый неприхот-
Она возникает внезапно — иногда в ливый? Наверное, Колычков. Парень,
ногах, иногда в спине. Мы радова- который возвращался с того света
лись, что пригласили этого красиво- три раза, который не хочет, чтобы
го, милейшего парня вопреки запре- его пропускали без очереди, и «сам
ту врачей, связанному с тем, что все делает — побольше, чем здоро-
Миша перенес в прошлом болезнь вый». Наверное, деревенский парень
Боткина. Сашко Сухан с Богом в душе. Юрий
Попутно несколько слов о боли. Шаповалов? В его непритязатель-
Рик Хансен во время своего крутое- ности не приходится сомневаться,
ветного путешествия фиксировал хотя ребята из группы сопровожде-
болевые ощущения по специальной ния судачили, что Юра, бывает, кап-
шкале от одного до десяти баллов, ризничает: это не так и то не так.
Во время работы отметка никогда не Сорок три года — многовато, но и
опускалась ниже пяти и часто нахо- мудрости он набрался. И главное,
лилась около восьми. Аманда Рейд откровенно говорит, что хочет учас-
должна была снижать боль. Во время твовать,— это важно. Впрочем, иной
путешествия она записала: «Очень молчит, а желание его куда сильнее.
Путешествие века
«Термин «обеспечение равных возможностей» означает процесс,
благодаря которому различные системы общества и окружающей
среды, такие, как обслуживание, трудовая деятельность и
информация, оказываются доступными всем, особенно инвалидам.
Принцип равенства орав предполагает, что потребности всех без
исключения индивидуумов имеют одинаково важное значение,
что эти потребности должны служить основой планирования в
обществе и что все средства следует использовать таким
образом, чтобы каждый индивидуум имел равные возможности для
участия в жизни общества».
Мы выбрали Колычкова, Сухана и Ельцин во Владимирском зале Крем-
Шаповалова, и они прошли за две- ля вручил ребятам российские орде-
сти семь дней маршрут в одиннад- на «За личное мужество». В составе
цать тысяч километров от Владиво- российской делегации Сухан, Ко-
стока до Санкт-Петербурга. Снова лычков и Шаповалов полетели в Нью-
использовали спортивные майеров- Йорк на Генеральную Ассамблею
ские коляски, но теперь сделанные ООН, на которой подводились итоги
ц специально, и, что очень приятно, десятилетия инвалидов Организации
i я переданные Клубу бесплатно. Объединенных Наций (1983—1992
• - В Москву парни вошли в октябре, годы). И только потом, вернувшись,
| £ Торжественно их встретили на Ва- с того же Васильевского спуска с
•2 3 сильевском спуске. Президент Б. Н. напутствиями мэра Ю. М. Лужкова
132

ребята пошли на Санкт-Петербург. В
Новгородской области их настигла
зима...
Хочу объяснить кое-что. Конечно,
эффектно встретиться с
Президентом, престижно получить орден и
очень интересно слетать в Нью-Йорк.
Однако заметьте, никогда в истории
нашей страны глава государства не
общался публично с инвалидами. И
Борис Николаевич Ельцин пожимал
руки колясочникам не потому, что
он лучше других, а потому, что это
зов времени. Инвалиды
уравниваются в правах, и Россия, чертыхаясь,
тоже начинает этот непростой
процесс. Они уравниваются во всех
правах, в том числе и в праве быть на
телеэкране, на газетной фотографии,
разговаривать с Президентом, войти
в правительственную делегацию.
Марафонами мы создали массу
полезных прецедентов, которые влияют
на психологию обывателя.
Давайте поймем, что инвалиды —
такие же люди. Одному не нравятся
зеленоглазые, другому — курносые,
но никому ведь не приходит в голову
дискриминировать людей в связи с
цветом глаз или формой носа.
Инвалиды всегда подвергались
дискриминации... Ужас состоит в том, что они
сами привыкли и продолжают
привыкать к этому.
Однажды во время марафона я
сидел в кабинете мэра (точнее,
председателя горисполкома) небольшого
городка. Мэр расспрашивал, чем
помочь. В это время зашел человек с
поврежденной рукой. Включился в
разговор:
— Нет, я не понимаю ваши
стремления. Люди должны прятать увечье,
а вы выставляете его напоказ. Всю
жизнь я скрываю вот это,—
подбородком он показывает на свою беду.
Но почему, почему надо
прятаться? Чтобы не раздражать
окружающих или из общих эстетических
соображений? Ведь и пожилые люди
не всегда вписываются в картину
здоровья и процветания.
Сколько на территории бывшего
СССР спинальников? Восемь
миллионов? Помните призыв: «Все для
блага человека»? Лозунг красивый,
но по отношению к инвалидам не
просто лицемерный — коварный. Для
их блага не производились коляски,
не делались пандусы на тротуарах, их
встречали крутые ступеньки офисов
и аптек, магазинов и библиотек, им
был закрыт доступ в обычные
школы, в высшие учебные заведения, в
театры, в концертные залы, в
кинотеатры. Семьдесят лет их учили
убогости.
Как много зависит от позиции
самих инвалидов: по-прежнему они
будут прятаться или заявят о себе во
всеуслышание, будут добиваться права
на обычную жизнь, на равенство.
Инвалидный спорт, дальние
марафоны на колясках меняют сознание
обывателя: здорового обывателя и
обывателя с ограниченными
возможностями, то есть
обывателя-инвалида.
Хорошие соседи, веселые друзья
«Термин «реабилитация» означает процесс, имеющий целью
помочь инвалидам достигнуть оптимального физического,
интеллектуального, психического и/или социального уровня деятельности
и поддерживать его, нредоставив им тем самым средства для
изменения их жизни и расширения рамок их независимости.
Реабилитация может включать меры по обеспечению н/нлн по
восстановлению функций или компенсации утраты или
отсутствия функций или функционального ограничения. Процесс
реабилитации не предполагает лишь оказание медицинской помощи.
Ои включает в себя широкий круг мер и деятельности, начиная
от начальной и более общей реабилитации и кончая
целенаправленной деятельностью, например, восстановлением
профессиональной трудоспособности».
Новый караван в каталках прошел
в 1994 году по территориям
пятнадцати стран — бывших республик
СССР: из Санкт-Петербурга в Алма-
Ату. Мы собрали не правде подобную
команду — пятнадцать человек из
пятнадцати разных стран.
Да, настоящее Приключение
должно быть звездным, волновать душу
и вызывать гордость не только у его
1 £
133

|.
11
< |
g |
11
(О
участников, но и у тех, кто наблюда-
ет со стороны.
Марафон в инвалидных колясках
Москва — Киев — Кривой Рог был
репетицией перед пробегом следую-
щего года, но в то же время —
первым в СССР, и поэтому казался
очень заманчивым. Путь из
Владивостока в Санкт-Петербург — по
безлюдью и бездорожью — навсегда
останется эталоном мужества и
выносливости. А путешествие по
столицам бывших братских республик
вобрало в себя, пожалуй, и
притягательность первого, и сложность
второго. Да еще добавились
политические проблемы и опасности «горячих»
точек: Абхазии и Грузии, Армении и
Азербайджана, Таджикистана...
Теперь, когда я знаком близко со
многими спортсменами-инвалидами,
попытаюсь коротко рассказать об их
судьбах.
Капитан первой команды
Александр Силкин попал в аварию на
мотоцикле накануне своего
двадцатидвухлетия. К тому времени он
отслужил в армии, был слесарем VI
разряда, азартным хоккеистом.
Случился перелом позвоночника.
— На врачей я в большой обиде,—
говорит Силкин.— Операцию на
позвоночнике мне делал хирург,
окончивший всего-навсего двухмесячные
курсы по нейрохирургии. После
операции меня положили рядом с
дедом, у которого была гангрена, а в
культе копошились черви. Уверен,
что именно там — в Талдомской
больнице я подцепил синегнойную
палочку, и начался остеомиелит.
Лишь через два месяца, в ноябре
1975 года, мама пробилась в Москву.
Сидеть Силкин мог только в
жестком корсете, два-три часа в неделю,
остальное время — лежал. От
постоянной боли пропадало сознание...
Так продолжалось шесть лет.
Каждый из колясочников
рассказывает о врачах, «с которыми не
повезло», и о врачах, «с которыми
повезло». (Последних, к сожалению,
гораздо меньше.) Силкин
выкарабкался благодаря Юрию Румянцеву —
профессору, доктору медицинских
наук, который сделал Александру две
операции по поводу остеомиелита и
одну на спинном мозге. Боли
исчезли.
В годы страданий в старом журна-
ле «ЮНЕСКО» Силкин вычитал, что
где-то за «синими морями»
существует инвалидный спорт. С того
момента он стал снова мечтать о
тренировках и соревнованиях. (Прошлой
весной, готовя марафон
Санкт-Петербург — Алма-Ата, я познакомился
с руководителями трех
национальных федераций инвалидного спорта:
Эстонии — Мати Куузе, Латвии —
Янисом Илуссом, Литвы — Линой
Ракаускайте. О ни рассказали мне,
что в СССР инвалидный спорт
зародился в середине восьмидесятых и
именно в их республиках.)
В августе 1989 года (всего шесть
лет назад!) на Московском
международном марафоне мира Силкин
сделал для себя несколько открытий.
Во-первых, американцы, прибывшие
на показательные выступления,
работали не на комнатных, а на
спортивных колясках. Во-вторых, они
использовали специальные
перчатки, и каждый готовил их для себя
сам.
— Мы были тогда, как дикари,—
удивлялись всему,— вспоминает
Силкин.
На комнатной коляске он прошел
классический марафон (42
километра 195 метров) за 4,5 часа. Через
месяц в Саках — «столице спиналь-
ников» — решились, наконец,
разместить трехкилометровку для
спортсменов-колясочников.
В марте 1990 года Силкин стал
первым русским, принявшим
участие в традиционном марафоне в Лос-
Анджелесе. В тот же год осенью мы
пригласили Александра принять
участие в путешествии из Москвы в
Кривой Рог.
— У многих из нас сохранилась
потребительская психология,
которую, кстати, насаждали в течение
семидесяти лет советской власти,—
рассуждает Силкин.— Пусть за
инвалида все делают другие, а он будет
сидеть у окна, укутанный пледом.
Напрягаться ни к чему. Но это не
дело. Мы должны жить полноценной
жизнью. Марафон Москва — Киев —
Кривой Рог раскрыл глаза в первую
очередь самим инвалидам: они не
должны сидеть дома.
Читателю понятно теперь, что в
1991 году работникам клуба
«Приключение» было нетрудно на
просторах Советского Союза «выявить» тех,
кто мог по России и Украине
проехать 1400 километров в инвалидном
134

кресле. Спортсменов-колясочников в
ту пору можно было пересчитать по
пальцам.
Капитан интернациональной
команды 1994 года Александр
Сухан — участник всех трех
марафонов клуба «Приключение». В 1990
году я впервые услышал о нем:
«Какой-то сумасшедший из
закарпатской деревушки — носится по
Карпатским горам на самодельной
коляске».
К девятнадцати годам Сашко имел
специальности
слесаря-краснодеревщика и водителя-механика. Ожидая
призыва в армию, отправился на
заработки в Латвию. На уборке льна
стоял в кузове грузовика,
перевязывал груз, ушибся и упал вниз
головой. Нейрохирурги сделали
операцию, четыре месяца родня кормила
Сашко с ложечки, но тело худело,
открылись опасные пролежни. Он
спас себя сам. Вот его монологи:
— Движение — единственный
выход. Мне набили сеном подушки, и я
стал на них крутиться.
— На турнике с перекладиной и
блоковой системой я начал
заниматься по системе Дикуля.
— Человеку, попавшему в беду,
нужны примеры для подражания.
Сильное впечатление на меня
произвел фильм о Юрии Власове.
Александр Сухан прошел
знакомые многим спинальникам круги:
три операции, надежды на
восстановление, клиники в Киеве,
Донецке, курорт Саки. Учился «ходить»
на коленках, познакомился с
киевским инвалидным клубом «Прометей»,
начал восхождение к спортивным
результатам.
Леонид Зубов, Карлис Руба,
Валерий Румянцев, Виктор Ампилогов,
Александр Вагнер и Василий Маслов
представляли в команде Эстонию,
Латвию, Беларусь, Молдову,
Казахстан и Россию. (Маслов из
Челябинска.) Они, так сказать,
профессионалы, побеждали на многих
соревнованиях, организаторы инваспорта в
своих странах, большинство из них
женаты, у Карлиса трое детей, у
Виктора — двое, причем жена его
Валентина тоже прикована к
инвалидной коляске, у Лени Зубова и
Александра Вагнера по одной дочке.
Проблема половых отношений для
ребят с поврежденным
позвоночником одна из главных. Распадается
она на две: первая — можешь ли ты
быть полноценным партнером в
сексе и вторая — может ли женщина
зачать от тебя.
Конечно, у каждого болезнь своя,
за рубежом существуют специальные
центры, где учат, лечат и
восстанавливают. Для наших ребят жизненно
важным является общение между
собой, обмен информацией, опытом...
И уж кому-кому, а им не стало
лучше от образования новых границ —
сужения жизненного
пространства.
Из героев этого повествования, а
их в общей сложности двадцать два,
дети после травмы родились у двоих.
Да, у Рика Хансена и Аманды две
дочурки.
...В Санкт-Петербурге на старте
среди четырнадцати парней была
девушка — Кристина Косовская,
красавица 24 лет из-под Вильнюса.
Мы пригласили Кристину смело,
поскольку, как я уже говорил,
существовал очень и очень
положительный опыт участия Светланы
Трифоновой в первой команде.
Но в 1994 году получилось не так,
как было в 1991: Кристина не стала
объединяющим звеном, скорее,
наоборот. Видимо, она не полностью
восстанавливалась, уставала,
нервничала, срывалась в крик.
Через 1300 километров мы
заменили ее на паренька из Вильнюса Диму
Архипова.
С рождения Дима болен
церебральным параличом. Диагноз —
казалось бы — приговор. Неужто с
этой болезнью можно крутить
каждый божий день восемьдесят —
девяносто километров? (Рекорд ребят: 160
километров в день.) Да, можно.
Архипов — крутил.
Только в семь лет он начал
передвигаться с помощью костылей. В
восемнадцать лет от неврита
лучевого нерва онемела левая рука.
Беспомощность стала шоком, и, чтобы
восстановить руку, он упражнялся с
мячиком, эспандером, гантелями, на
брусьях и турнике. Физические
тренировки, которые Архипов раньше
не признавал, принесли зримую
пользу — рука ожила. Архипов стал
нагружать ноги. Из велосипеда
соорудил тренажер и пришел в
инвалидный клуб «Дружба». В первый день
он непрерывно падал, даже сидеть не
мог, так был слаб. Но не отступил, и,
135

li
a
I to
s
во-первых, стал штангистом, а во-
вторых, ходит без костылей.
Гиоргий Мамацашвили
представлял в команде Грузию. В раннем
детстве обе ноги Гиоргия отрезало
поездом выше колена. Артур
Григорян, двадцати одного года — самый
молодой в команде — из Спитака.
Позвоночник повредил во время
землетрясения. Сафар Баев — офицер
милиции из Таджикистана,
пострадал от пули. Закир Миняширов
получил травму в двадцать три года: из-
за недоразумения с проездными
документами проводники выкинули его
из поезда.
Миняширов перенес две
операции. Второй долго добивался, а
когда подошла очередь, врач сказал:
«Зачем тебе операция? Приготовь себе
петлю — это лучшее, что ты можешь
сделать».
— Я тогда был потрясен,—
рассказывает Закир,— но и разозлился.
Решил, что все равно докажу свою
силу. Поэтому и занимаюсь спортом.
Но с тех пор очень не люблю
обращаться к докторам.
Олег Зинченко — врач
марафона — сообщил мне в Минске: «У
Закира — пролежень. Все мои
попытки залечить рану тщетны. Закира
надо снимать с дистанции».
Миняширов знал этот вердикт и был в панике.
Мотивация членов команды достигла
апогея.
— Этот пролежень — на крестце.
Заметьте, Дмитрий Игоревич,— на
крестце, а не на ягодицах,— твердил
Закир.— От открылся через неделю
после моей травмы — шестнадцать
лет назад! И с тех пор то зарубцуется,
то появится.
Миняширов, Зинченко и я пошли
в Белорусский НИИ травматологии
и ортопедии. Руководитель Спиналь-
ного центра Анатолий Петренко
мгновенно оценил ситуацию. Он говорил
с Закиром так, будто лечит его со
дня травмы. (Просто чудо — вот что
значит специалист!) Олег Зинченко
согласился с мнением своего более
опытного коллеги:
— Закир привык к ране, и рана
привыкла к нему. Она не мешает
Закиру активно двигаться.
Противопоказаний к участию в марафоне
нет.
Иман Гусейнов из Азербайджана
решил на пари перебраться на руках
с холма на холм по стальному
канату. Вечером попробовал: долез до
середины благополучно, вернулся и
был уверен, что сил хватит и пари
выиграет. Однако на стальном тросе,
уже за его серединой, оказались
заусеницы, и Гусейнов поранил руки.
Пришлось прыгнуть вниз — и он
повредил позвоночник.
Владимир Коротченко из
Узбекистана в возрасте двух лет заболел
полиэмиелитом.
Володя Брязгунов из Кыргызстана
за два дня до окончания Института
физкультуры качался на качелях в
парке родного города Беловодска.
Взлетел в лодке — и вся конструкция
развалилась. «Если бы я не вжался в
лодку, меня просто разнесло бы на
две части»,— рассказывает
Брязгунов.
В исповедях пяти из пятнадцати
возникла полулегендарная фигура
хирурга из Кургана — Гавриила
Абрамовича Елизарова. Все пятнадцать
побывали в Саках. Здесь они не
только восстанавливались физически,
но и обретали новую жизненную
философию. Их учили, как вернуться к
нормальной половой жизни,
объясняли, как найти профессию,
советовали, как, к примеру, начать
судебный процесс против отдела культуры
горисполкома, по вине которого ты
стал калекой.
Отвечу на неизбежные и модные
вопросы о финансировании
последнего марафона.
Мы попросили правительство
каждой из пятнадцати стран, через
которые шел караван, выплатить
зарплату своему спортсмену в течение
шести месяцев. Деньги нашлись не
сразу, только пятеро получили зарплату
в течение марафона, остальным
деньги были выплачены уже после
финиша, после славы, после очередных
писем из Клуба. В организацию
марафона большой вклад сделало
совместное российско-американское
предприятие «ДАБ интернешнл» из
Санкт-Петербурга, бесплатно
снабдившее ребят колясками. Звучит
фантастически, но в самом деле команда
ехала на каталках, сделанных в
России. Переднее колесо вместе с
ручными педалями снимается, и снаряд,
который бежит с велосипедной
скоростью, превращается в
четырехколесное комнатное кресло.
Иные из группы сопровождения
передвигались на велосипедах, пред-
136

«I
SI
оставленных Пензенским заводом
ЗИФ. «Урал» с прицепом — два дома
на колесах — передало Минобороны
России. В грузовике лежал скарб,
здесь же разместились очень тесная
мастерская, кабинет врача и кухня. К
Приднестровью, думаю, от
медленного вращения, шесть колес нашей
крепости стесались, и в
четырнадцатой армии их заменили. Генерал-
лейтенант А. Лебедь, скупой на
восторги, отнесся к марафону с
неожиданными щедрыми чувствами.
Спасибо, Александр Иванович.
Еще в караван входил
пятидесятипятиместный автобус выпуска 1978
года, который был куплен в Бельгии.
Под Москвой на заводе 38 мы
пропилили корму автобуса и положили
внутрь наклонные рельсы —
спортсмены могли теперь, используя
перила, заезжать в автобус сами и
соответственно выезжать из него.
Верные спонсоры последних двух
марафонов — норвежская
фармакологическая компания «Хафслунд ни-
комед фарма» и американская «Кока-
Кола экспорт корпорейшн».
Генеральный же спонсор, как и в двух
предыдущих путешествиях на
колясках,— компания «Макдоналдс»:
Канадские рестораны, возглавляемые
Джорджем Коханом, в каком-то
смысле прародителем всех инвалидных
программ Клуба, и СП «Москва-
Макдоналдс».
Инвалидная коляска — кому нужна?
г
г
i
№
138
«После достижения нн вял ила ми равных прав они должны иметь
также равные обязанности. По мерс получения инвалидами
равных прав общество вправе ожидать от них большего. В рамках
процесса обеспечения равных возможностей необходимо создать
условия для оказания помощи инвалидам, с тем чтобы они могли
в полной мере выполнять свои обязанности как члены общества».
Ровно пять месяцев, от 20 июня до
20 ноября, они катили под дождем,
солнцем и снегом. По разрушенным
дорогам Абхазии, мимо минного поля
на границе Армении и
Азербайджана, через Кавказские горы, по
пустыням Туркмении, через снежный в
конце октября Шахристанский
перевал в Таджикистане.
В Кремле, на этот раз в
Георгиевском зале, Президент Б. Н. Ельцин
вручил им ордена «За мужество».
Как мне объяснили в наградном
отделе Администрации Президента,
мужество бывает только личным,
поэтому вместо старого ордена «За
личное мужество» теперь новый
орден — «За мужество».
Александр Сухан — уникальный
человек. Он обладает двумя
российскими орденами: «За личное
мужество» и «За мужество». Уж не написать
ли о нем в книгу рекордов Гиннеса...
Отмечу, что пятеро марафонцев:
Архипов, Мамацашвили, Гусейнов,
Баев, Коротченко до старта в Санкт-
Петербурге в инвалидные коляски не
садились. У них тяжелые травмы или
заболевания, но все же, опираясь на
костыли, они ходят. (Представляю
себе, с каким, мягко говоря,
недоумением посмотрели бы работники
собесов на ребят, если бы они
попросили инвалидные коляски. Есть
костыли — будьте довольны, какие,
право, коляски?) Теперь они
освоили новое транспортное средство, и
после марафона у них в руках
остались вполне пригодные для
дальнейшей езды коляски. «Откажетесь от
кресел или оставите их себе?» —
спросили героев на
пресс-конференции. Пятеро ответили: «Оставим, и
не как сувениры — а будем
пользоваться. Этот ручной велосипед очень
удобен, он облегчает нам жизнь. Ни
за что не расстанемся с ним». Эти
пятеро теперь уверены, что коляски
им необходимы. Скольким же людям
в обществе требуется коляска?
В разных странах Европы и в США
численность инвалидов, которые не
могут передвигаться без
кресел-каталок, составляет 1,5—2,5 процента от
общего населения этих стран.
Существует и другая категория людей —
не инвалидов-опорников,— кто также
использует в повседневной жизни
коляски. Их количество колеблется
от одного до двух процентов от
численности населения.
К сожалению, сеготю
отечественные органы социального
обеспечения, как федеральные, так и мест-

ные, не располагают
статистическими данными об общем числе
нуждающихся в колясках. Можно лишь
косвенно и весьма приближенно
определить потребность в них. По
оценкам экспертов, ежегодная
потребность в различных типах колясок
составляет по России не менее
восьмидесяти — ста тысяч штук. В то же
время объем выпуска колясок в 1993
году составил около тридцати пяти
тысяч штук. При этом, насколько
мне известно, производителей
сильно тревожит снижение числа заявок
на коляски. Причина понятна:
снижение платежеспособности
потребителей, главные из которых —
региональные органы Министерства
социальной защиты.
Складывается парадоксальная
ситуация, когда, с одной стороны,
Россия практически может изготовить
до пятидесяти тысяч колясок
мирового уровня и самостоятельно
решить проблемы с бытовой
комнатной коляской, а с другой —
множащееся число людей, которые при
отсутствии коляски не могут быть
полноправными членами общества.
Коляски, сделанные СП «ДАБ ин-
тернейшнл» в Санкт-Петербурге,
прошли великолепный экзамен и
получили прекрасную рекламу.
Американский участник СП —
нью-йоркская фирма «ДА интернейшнл»,
российский — Государственный Обу-
ховский завод, в прошлом —
«Большевик».
Стоимость бытовой коляски —
приблизительно 170 долларов,
велосипедная приставка к ней с
двенадцатью скоростями «тянет» на 500
долларов. Но это ведь уже целая
машина.
Заканчивая, я хочу через журнал
«Знание — сила» поблагодарить пра-
8
il
и

li
si
Kg
вительства четырнадцати стран СНГ
и Балтии, администрации
Челябинской области и Краснодарского края
за содействие; мэров столиц, глав
администрации, глав правительств,
президентов — за встречи с героями.
Спасибо российским послам в
странах СНГ и Балтии и послам этих
стран в Москве. Без вас, господа
дипломаты, точно скажу —
марафона не было бы.
Когда команда двинулась к Шах-
ристанскому перевалу, через
который не мог пройти наш роскошный
автобус, всему каравану пришлось
разделиться. Порознь, двумя, а
потом и тремя группами мы
действовали безупречно. Я подумал тогда —
сильный коллектив собрался,
сплоченный, целеустремленный, хорошо
организованный.
Руководитель марафона — русская
женщина из Челябинска Альбина
Муталова — молодец! Молодцы и
врачи — чета из Москвы Ольга и
Олег Зинченко, и механик Владимир
Бессонов, и массажисты: Анна Мяс-
кова и Ирина Клюева, и водители.
Я ехал на ЗИФовском велосипеде
рядом с командой, пытался
прочитать на туркменском языке
высказывания Президента Туркменистана
С. А. Ниязова, написанные на щитах
вдоль дороги, и разговаривал с Суха-
ном;
— Саш, ответь на сложный
вопрос. На каких колясках ты хотел бы
ехать в следующем марафоне,
который организует клуб
«Приключение»,— на майеровских или на ДА-
Бовских?
Сашко засмеялся:
— Вопрос, Дмитрий Игоревич,
совсем простой. Конечно, на ДА-
Бовских. На них ехать гораздо легче.
Дмитрий Игоревич ШПА-
РО — кандидат
физико-математических наук, что не
мешает ему быть
директором клуба «Приключение».
Много лет возглавлял
общественную полярную
экспедицию газеты
«Комсомольская правда». Был
руководителем известных лыжных
переходов — к Северному
полюсу и от берегов СССР
через Ледовитый океан в
Канаду.

В феврале 1995 года не стало Алфа Уайта,
известного всему миру (и читателям
нашего журнала) под именем Джеймс
Хэрриот. В течение длительного времени
мы знакомили читателей с его
очаровательными, бесхитростными
рассказами о животных, которые
рождались в результате его работы
ветеринаром в маленьком английском
городке.

Стоя за прилавком книжного
магазина в крошечном
йоркширском городке Тереке, Энн
Тернер частенько видела за
витринным стеклом, как в своем
хорошо ей знакомом зеленоватом
пиджаке по улице идет Алф Уайт. Нередко
он и сам заскакивал внутрь, чтобы
поболтать, особенно когда на
витрине появлялась новая книга Джеймса
Хэрриота, к творчеству которого он
относился с большим интересом.
Правда, если в магазине толпились
американцы или японцы, он
тихонечко проскальзывал к выходу,
предварительно с заговорщицким видом
подмигнув продавщице, и
растворялся на рыночной площади.
Ведь несмотря на всю ту шумиху,
которую он же принес Северному
Йоркширу, крепко связав его
название и свой собственный псевдоним —
«Джеймс Хэрриот», Алф Уайт всегда
был человеком, избегавшим
большого общества.
Пятидесятитрехлетняя миссис
Тернер хорошо знает: ее родной Терек
выступает в книгах Хэрриота тоже
под псевдонимом — Дарроуби. Но
автор для нее — прежде всего
местный ветеринар и дальний сосед, а не
писатель, занимавшийся литературой
более двадцати лет подряд. И вот
теперь, в конце февраля 1995 года,
его не стало...
Алф Уайт родился 78 лет назад в
Сандерленде, там его отец работал
на верфи. Но и трех недель не
прошло, как семья переехала в Глазго —
ее глава начал там новую карьеру, на
этот раз тапером в кинотеатре.
Окончив школу, юноша поступил в
ветеринарный колледж Глазго.
И только достигнув
пятидесятилетия, он начал кое-как выстукивать
на машинке свои первые сочинения.
Делал он это урывками — в
получасовые промежутки между вызовами
к роженице-корове или к
занедужившему хряку.
Писал он, сидя против телевизора,
не выключая его и не сводя с экрана
одного глаза... Понадобился
псевдоним, и «ящик» подсказал его. Как-то
вечером передавали футбольный матч,
и вратарь бирмингемской команды
превзошел самого себя. Парня звали
Джеймс Хэрриот.
Но писатель с таким именем
«родился» чуточку позднее, когда Алф,
пролистав всеанглийский
справочник, убедился: в стране не
существует ни писатель, ни ветеринар с
подобным именем. Теперь автора нельзя
было упрекнуть в рекламе своего
собственного ветеринарного дела
посредством литературы.
Лишь в 1970 году вышла его книга
«Если бы они умели говорить». Нельзя
сказать, что первый опыт Уайта
сразу же нашел признание. Сперва
рукопись обошла немало издателей,
которые «не сочли». И только
смелый Майкл Джозеф, незадолго до
этого хорошо заработавший на серии
популярных книг о медиках и
медицине, решил рискнуть.
Года через два последовал сборник
|
143

I
is
3 £
Б. Силкин.
«В мире нет известнее ветеринара ..»
простодушных рассказов,
озаглавленный «Ветеринару не стоило бы в это
ввязываться». Вот это простодушие,
безыскусственность и стали
«фирменным знаком» Хэрриота. Да и
сюжеты несложные: многие из них
долгое время, прежде чем по
настоянию его жены Джоан (в книгах ее
зовут Хелен) попасть на бумагу,
гуляли по трактирам, пивным,
парикмахерским его родного, далекого
от столичной суеты графства.
Одно из главных достоинств
Джеймса Хэрриота — его прирожденный
дар рассказчика. В конце концов
фабула у него почти каждый раз одна
и та же: заболело животное,
начались осложнения; ветеринар находит
нужное средство (частенько — в
последнюю минуту). Впечатляет, что
животное всегда остается животным;
никакого антропоморфизма,
приписывания четвероногому человеческих
черт не происходит. Зато люди
выведены в их подлинном виде, с мягким
юмором, без всякой патетики.
Лишь в его единственной книжке,
сочиненной специально для детей,—
«Кот по имени Мозес» (а это далеко
не лучшее его произведение; оно,
вероятно, написано по настоянию
издателя) — животные окружены
ореолом. Самому же Хэрриоту были
прекрасно известны пределы
собственных возможностей. Речь его
настолько проста и убедительна, что
читатель невольно принимает
сочиненное за то, что «и вправду было».
Впрочем, нередко читатель прав.
Вот в 1976 году вышла его книга
«Ветеринар учится летать». В нее
включен эпизод о том, как автор
побывал курсантом Королевских
военно-воздушных сил. Потом уже один
литературный критик сказал: «Все
точно. Со мной было то же самое,
когда я служил в ВВС». И посему
критик уверился в полной
правдивости содержания всех остальных
рассказов. Курсант Алф Уайт по
медицинским показаниям окончить
летное училище не смог, пришлось
дослуживать в аэродромной команде.
А вся активная жизнь потом была
проведена ветеринаром.
Писательский же успех
по-настоящему «настиг» его, когда один
английский издатель скомплектовал из
двух первых книг сборник
избранного под названием «Все творения,
большие и маленькие». В США он
быстро стал бестселлером, а на
родине автора — уж затем.
Но чтобы выйти за рамки
англосаксонского мира, потребовалось
телевидение. Серия передач показала
четвероногих и двуногих героев
Джеймса Хэрриота на экране; зритель
захотел стать и читателем; книги
начали переводить на многие языки;
автор стал фигурой литературного мира,
а его родные края — местом
паломничества.
Интересно то, что он вовсе не
желал особенно «коммерциализовать»
свой городок. Съемки телефильмов
по его творениям никогда в Тереке
не велись, их переносили в лежащий
поблизости средь замшелых болот не
менее живописный поселок Уэнсли-
дейл. Все равно новые рабочие места
из-за этих съемок жителям Терека
«не светили».
Слава мало что изменила в
характере самого автора. Другой,
прославившись и разбогатев, смылся бы в
теплые экзотические края, на какой-
нибудь остров, где и налоги
поменьше. Это — не для Алфа Уайта. Да и
слава — «ветхая заплата...». Коллега-
ветеринар из соседнего округа
Николас Нейш вспоминает: «Встретив его
как-то в очках, я удивился — думал,
они ему не нужны. А он: "И вправду,
не нужны, просто не хочу, чтобы
меня узнавали'1» Зато Джеймс Хэр-
риот стал подлинным «послом
графства Йоркшир», охотно
повествующим внешнему миру о своих добрых
земляках и отдельных их смешных
слабостях.
После первого появления автора и
популярных «звериных историй» на
телеэкране вездесущие американские
журналисты быстренько
«вычислили», что писатель живет в Тереке, и
туда устремился поток иностранцев,
требующих автора. Ради их интереса
здешние витрины украсились
книгами Хэрриота и кассетами с
видеофильмами, снятыми по этим книгам;
на стеллажах стопкой уже лежали
открытки с видами городка и его
окрестностей: возникла «страна Хэр-
риотия».
Но бурная торговля не совсем в
стиле Терека. На главной площади
144

Рыночная площадь в Тереке,
выведенном под названием Дарроуби.
только владелец маленького кафе
позволил себе намекнуть на книги
Хэрриота, назвав свое заведение «Дар-
роубийской ярмаркой». Да еще
рядом продаются сумочки и
карамельки, напоминающие случайному
посетителю, где он находится. Можно
себе представить, что сделали бы в
этой ситуации американские
провинциалы!
Все-таки в округе Хамблтон,
которому принадлежит и Терек, туризм
теперь — третий по значимости
источник поступления денег, он дает
39 миллионов фунтов стерлингов в
год. В муниципалитете с
благодарностью упоминают, что Алф дал
согласие на использование своего имени
в рекламных брошюрах. Сам же
остался таким, каким был,— легко
доступным и готовым поговорить со
всяким. Кое-кто из владельцев его
четвероногих пациентов расскажет
вам в пивной: лишь лет через тридцать
после исцеления его щенка он узнал,
что ветеринар — это и есть писатель
Хэрриот. Еще в день похорон на
дверях «приемпокоя» висел
поблекший от времени призыв к туристам
не мешать приему четвероногих
больных.
Однако с конца восьмидесятых
годов это относилось скорее к при-
145

18
146
Б. Силкин.
•В мире нет известнее ветеринара.
емному сыну, который унаследовал
его ветеринарную практику. А дочь
Рози — уважаемый в городке
семейный врач-терапевт.
Ветеринарный участок Алфа Уайта
когда-то совпадал с полицейским
участком констебля Николаса Риа,
который впоследствии стал тоже
писателем — только детективщиком.
Он вспоминает, что в 1978 году был
приглашен в Нью-Йорк на
конференцию собратьев по перу: «Стоило
мне сойти в аэропорте имени
Кеннеди с самолета, как встречавшие
коллеги спросили: знаком ли я с
Джеймсом Хэрриотом. Сказав да и
добавив, что он «мой» местный
ветеринар, что мне случалось выпивать с
ним в пивнушке, что он кастрировал
моего кота, я немедленно оказался
возведенным в сан весьма важных
персон. Скажи я, что знаком с
британской королевой или напой
римским, это произвело бы куда меньшее
впечатление... Хэрриот сперва был
«чужаком», а наши деревенские
йоркширцы таким нескоро начинают
доверять. Но его тихая
привлекательная манера держать себя,
незаурядный профессионализм быстро
завоевали уважение населения — как
двуногого, так и четвероногого. А уж
книги и телевидение сделали Алфа-
Джеймса самым известным
ветеринаром во всем мире».
Надо сказать, что к моменту
знакомства у констебля Риа было
опубликовано не то восемь, не то девять
детективов, а Уайт был автором лишь
одной книжки. Полицейский
поделился с ветеринаром горьким
писательским опытом: сочинения с
юмором в Йоркшире не идут, здесь народ
смеяться не слишком расположен.
Как же он ошибся! Оказалось, дело
в том, какой юмор. Сдержанная
улыбка даже по поводу собственных
слабостей и странностей оказалась
присущей и йоркширскому фермеру.
Совершенно неожиданным стал и,
так сказать, локальный
экономический эффект от появления «своего»
литератора. Во всем округе
численность населения убывает, молодежь
перебирается в города, где есть
работа. А в «стране Хэрриотии»
возникает новый мелкий бизнес, требующий
рабочих рук,— вот что значит
земляк-знаменитость.
И неважно, что действие
рассказов происходит в пятидесятые годы.
Приезжающие отовсюду туристы
ожидают встретить героев Хэрриота
даже сегодня. И поистине встречают
их. Характеры и отношения в этих
местах меняются ведь медленно. Вот
туристические компании и
рекламируют «Отпуск в Хэрриотии», «Хэрри-
отский тур», «Тропу Хэрриота»;
повсюду там стоят заезжие дома и отели
с «Хэрриотовой комнатой» или
«Столиком Хэрриота» в ресторанчике.
Через Терек провели
Трансанглийское шоссе А19. Городок стал
местом парковки и ночевки для
грузовых шоферов-«дальнобойщиков*.
Когда же, наконец, проложили
объездную дорогу, городок опять стал
тихим и чистым, но торговля
нуждалась в новом стимуле. Им и стали
книги «здешнего ветеринара, о
котором я что-то уже слышал».
Проезжий и приезжий люд уже не минует
рыночную площадь с ее магазинами
и кафе, помнящими автора и его
героев — пуделя, кошку, корову,
кобылу и даже индюка.
Трудно даже сказать, кто ближе
теперь людям из этих двух, кажется,
разных случаев — Алф Уайт или же
Джеймс Хэрриот. Обоих теперь нет в
живых, но страна Хэрриотия
сохранилась, надо думать, навсегда.
Ветеринарная библиотека, носящая его
имя, открылась при университете
Глазго. Выступая на освящении
мемориальной доски, сын писателя
Джим как бы думал вслух: «Тут
говорят, жаль, отец немного не дожил до
этого часа. Но я считаю, это —
наилучшая эпитафия его делу,
достойно завершающая всю его жизнь».
И, обращаясь к студентам, добавил:
«Если вы читали его книга, вряд ли
вы узнали много нового о науке и
практике ветеринарии, но о жизни,
наверно, немало»... •
Б. СИЛКИН,
по материалам зарубежной печати.

ПОНЕМНОГУ О МНОГОМ
Лечение
Шекспиром
Бродмур — самая
известная в Великобритании
психиатрическая
лечебница, в которой отбывают
срок заключения особо
опасные преступники,
признанные судом
недееспособными (400 мужчин и 100
женщин). Это
специализированное учреждение
отличается нетрадиционным
подходом к своим
пациентам: философия
профессиональной деятельности
персонала Бродмура
заключается в постулате —
не карать, а улучшать
здоровье подопечных.
Средняя
продолжительность пребывания одного
пациента в лечебнице
составляет восемь лет.
Затем, если он перестает
быть опасным для
общества, его по заключению
врача или суда выпускают на
свободу.
С конца восьмидесятых
годов в Бродмуре
применяется театротерапия.
Пациентов стали лечить
Шекспиром. Причем в
великолепном исполнении.
Шекспировская королевская
компания разыграла
перед ними «Гамлета»,
«Ромео и Джульетту»,
«Короля Лира» и другие
спектакли. «Нигде, от Парижа
до Токио, мы не встречали
такой удивительной
публики»,— утверждают
потрясенные актеры. Во время
представлений воцаряется
особая, «звонкая» тишина.
Спектакли заканчиваются
аплодисментами и
вставанием публики, которая
переходит затем к
обсуждению пьес с актерами.
«Своей игрой вы касаетесь
чего-то очень глубокого,
присущего нам всем в
этом зале,— говорят
заключенные.— Это связано
с болью, страданием,
бегством от реального мира.
То. что вы показываете,
это концентрация
напряжения. Мам это близко и
понятно. А вот когда мы
сами находимся в таком
Напряжении, окружающие
А
А
А
А
А
Д
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
Л
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
Л
пугаются». Особой любовью
у этой публики пользуется
роль Шута в «Короле
Лире», которую пациенты
Бродмура воспринимают
как откровение.
Доктор М. Орр
утверждает, что пациенты
говорят о просмотренных
спектаклях месяцами, годами.
В процессе
психотерапии врачи стремятся с
помощью Шекспира
извлечь из глубин
подсознания своих больных
«подавленные и погребенные»
чувства и ощущения,
чтобы ввести их в сферу
сознания. Но это только
полдела. Необходимо
сосредоточить внимание
больного на собственной
агрессии, низкой
самооценке или депрессии.
Искусство помогает
достижению этой цели. Особенно
ценна в данном отношении,
как считают специалисты,
драматургия Шекспира,
многие герои которого
«несут в себе симптомы
поведения и жизненного опыта
большинства подопечных
Бродмура».
Д
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
А
Д
А
А
А
А
А
А
Д
А
Театротерапия как
метод лечения в
спецучреждениях постепенно
становится популярной в
Великобритании. Специалисты
Бродмура активно
помогают своим коллегам
внедрять его в практику:
проводят спецсеминары для
врачей, помогают
организовать «занятия драмой» с
больными, заключенными в
других лечебницах.
Если прежде врачи
руководствовались
заключением ученых о том,
что «психически больным
вредно играть какую-либо
роль, поскольку они не
знают, кем семи являются
в реальной жизни», то
последние исследования
опровергли это утверждение,
доказав, что «погружаясь
в материал
драматического произведения, пациент
отстраняется от
собственной жизни, получает
свободу и ощущение
безопасности, позволяющие ему
приблизиться к решению
собственных проблем», и
тем самым дали «зеленый
свет» театротерапии.

Реклама
«Агент - это тот, кто
h
5
148
Пять лет как существует в
Москве частное подписное
агентство, имеющее статус российского
предприятия с иностранными
инвестициями. Компания «Свете
интернешнл» явилась в 1990 году на
российский рынок как конкурент
«Роспечати» и «Международной
книги» да так на нем и
закрепилась. Каждый год число ее
клиентов увеличивалось в полтора-
два раза. Секрет успеха — в новой
для нас, но обычной, принятой
во всем мире этике
взаимоотношений между партнерами.
Основные клиенты подписного
агентства — библиотеки. В старое
время было бы нормально, если
бы библиотеки-подписчики жили
бы своей жизнью, а агентство-
монополист — своей. Компания
«Свете» решительно поломала эту
традицию и шагнула навстречу
своим клиентам. Можно
удивляться, но ведь это факт —
благополучие фирмы, обслуживающей
клиентов, целиком зависит,
должно зависеть не от государства, а
от благорасположения самих
клиентов. И в условиях начавшейся
конкуренции на рынке подписных
услуг многие это уже поняли.
Компания, обслуживающая
библиотеки, сама вступила в их
профессиональное сообщество, став
членом ассоциации российских
научно-технических библиотек.
Библиотеки же увидели в лице
«Свете» вполне равноправного
партнера, который готов регулярно
снабжать их иностранными
газетами и журналами на разных
условиях. Здесь «возможны
варианты» и индивидуальный подход.
Тут и различные способы оплаты
и доставки, разовые и малые
заказы, возможность текущего
изменения заказа, бартер и многое
другое.
Распад Союза сделал всех нас в
новых независимых республиках
иностранцами. Появились
границы, таможни, почтовые марки и
тарифы, новые мягкие валюты и
другие достижения суверенности,
изрядно осложнившие контакты
внутри единого дотоле культурного
и научно-технического
пространства. Преодолеть их берется для
своих подписчиков компания
«Свете», и небезуспешно. Сегодня
ее услугами пользуются около
трехсот клиентов, в том числе
около сорока из стран СНГ и
Балтии. Здесь заметно помогает и
сохраняющийся иностранный
статус компании — она до сих пор
является единственным на
территории СНГ офисом подписного
агентства из дальнего зарубежья
(штаб - квартира « С ветс и нтер -
нешнл» находится в Нидерландах),
а возглавляет московское агентство
американец Фрэнк Класквин,
практически постоянно
находящийся в Москве.
Клиентам это, может быть, и
неинтересно, но компания порой
испытывает в работе
определенные трудности. Пока идут
переговоры, формируется заказ, пока
он исполняется, ведь подписка

действует от имени клиента»
на многие издания, как правило,
годовая, все вокруг успевает
измениться. Кто-то из клиентов
обанкротился и не может оплатить
заказ, какие-то издания перестают
выходить, кругом инфляция,
курсы валют скачут в разные стороны,
банки не успевают переводить
деньги в срок из одной республики
в другую — все это сугубо «наши
трудности», говорят в компании
«Свете». Жаловаться не на кого и
некому, таковы реалии
постсоветского мира. Или работай, проявляй
профессионализм, упорство и
инициативу, или уходи с рынка —
место тут же займут конкуренты.
Вот только выиграют ли от этого
клиенты — библиотеки,
культурные, научные и учебные
заведения, которым и так не сладко в
сегодняшнем мире?
Вот пример. Почта работает
плохо. Срываются сроки поставки,
теряются бандероли и посылки,
спросить же за это не с кого.
«Свете» научился обходиться часто
без почты — курьерскими
услугами. В ряде городов имеется
курьерская почта, а где ее нет,
компания посылает и собственных
курьеров (когда объем подписки
из данного города оправдывает
затраты). Это повышает
надежность доставки.
В последнее время в московском
офисе фирмы стали появляться
новые клиенты — частные лица и
представители небольших
коммерческих структур. Сегодня их уже
больше ста. Эта группа клиентов
для компании новая и в работе
достаточно сложная. С одной
стороны, они часто не знают, что
может и чего не может подписное
агентство, бывают нетерпеливы и
даже невежливы. С другой
стороны, это новое явление, когда
предприниматели начинают
осознавать, что им для работы нужны
иностранные газеты и журналы.
Можно считать, что это признаки
наступающей цивилизованности
нашего отечественного рынка, и
спугнуть их было бы «большим
грехом». Ведь таких подписчиков
будет все больше и больше.
И сотрудники «Свете» терпеливо
помогают каждому новому
неискушенному потребителю
сориентироваться в мире зарубежной
информации, выбрать самое нужное
и посильное материально,
пробуждая в нем заодно не только
уважение к печатному слову, но и
определенную этику деловых
отношений вообще. Странная роль
для агентства печати? Но сами
его сотрудники ничего необычного
в том не видят. Говоря об
интеграции России и стран СНГ в
мировое сообщество, они четко
определяют и свою роль: «... Мы
рады быть не просто
наблюдателями, но и активными участниками
этих событий».
Компания «Свете интернешнл»
находится по адресу: Россия, |
115533, Москва, ул. Садовники, 5
4. Телефоны: 118-88-83, 118-71-01, !
телефакс 118-88-01. |
Семен Самойлов 4
149

Ольга Дмитриева
Семь портретов
королевы
Реформация как фактор семейной жизни
После захода солнца в воскресенье
7 сентября 1533 года окрестности
старого королевского дворца в
Гринвиче озарились вспышками
фейерверков. Искры взлетали над парком
и гасли, отражаясь в Темзе. Двор и
столица праздновали событие
первостепенной важности: в этот день
между тремя и четырьмя часами
пополудни королева Анна счастливо
разрешилась от бремени. Однако
внимательный наблюдатель без труда
уловил бы некоторую деланность в
шумном веселье.
Отец новорожденного ребенка,
король Генрих VIII, всем своим
видом пытался показать, как он рад
тому, что его вторая жена, горячо
любимая Анна Болейн, принесла ему
долгожданное дитя. Он
демонстрировал придворным завернутого в
кружева ребенка, однако этот показной
энтузиазм никого не мог ввести в
заблуждение. Новорожденное дитя
оказалось нежеланным, как только
появилось на свет. Всему виной был
пол ребенка. Королева родила
девочку.
Никогда еще рождение дочери не
было таким разочарованием для
обоих родителей. Все предсказания
гадалок и астрологов обещали
королевской чете мальчика, а Англии —
наследника престола. В честь не
родившегося еще младенца было
устроено несколько рыцарских
турниров, а иностранные дипломаты уже
интриговали, чтобы добиться права
сопровождать принца к купели во
время крестин. В королевской
канцелярии лежали письма к монархам
Европы, извещавшие о рождении
мальчика, и гонцы стояли наготове,
чтобы мчаться с ними в Дувр, а
оттуда на корабле плыть через
пролив Па-де-Кале. Ажиотаж оказался
напрасным.
Смятение, которое испытал
Генрих, было большим, чем обычный
конфуз уязвленного отца,
разочарованного в его наивно самоуверенных
ожиданиях. Это был политический
провал, заставивший возликовать
слишком многих врагов короля как в
Англии, так и за ее пределами. Со-
временгики увидели в этом перст
судьбы, знак, ниспосланный свыше,
хотя сам Генрих еще гнал от себя
подобные мысли.
Королю Англии исполнилось к
этому времени сорок два года. Он
еще не стал безобразно толст, а лицо
его еще не заплыло жиром, придав
глазам сонливо-поросячье
выражение, столь характерное для поздних
портретов Генриха. Это был
грузный, но хорошо сложенный
энергичный человек, фанатичный спор-
150

темен, способный в компании
молодых друзей во время псовой или
соколиной охоты по нескольку дней
не сходить с коня, заядлый
теннисист, неутомимый турнирный боец.
Его вулканическая энергия не
знала преград: гурман и жуир, любитель
и любимец женщин, неутомимый в
пирах, танцах и развлечениях, он,
несомненно, был тем пульсирующим
светилом, вокруг которого в
бешеном ритме вращалась маленькая
вселенная королевского двора.
Блестящим английским двором
Генрих мог по праву гордиться как
своим собственным творением.
Генрих VII, его прижимистый отец,
презиравший ненужную роскошь и
расточительство, оставил сыну казну,
полную золота, сделав Генриха VIII
одним из самых богатых
европейских монархов. Сын щедро бросил это
i

I
I
Kb
if УМж^ " *
4 M* —
И? .**•■** if*
▲WaV
^Ж^ "^^^ -ft ^k^l
1
Генриха VIII
и Анны Волгин
\\
1\
золото на то, чтобы оповестить об
этом мир и дать знать о
существовании Лондона дворам Италии,
Франции и Испании, тогдашним
законодателям мод. Он развернул кипучую
строительную деятельность, за
несколько десятилетий превратив
скромные резиденции английских
королей в настоящие ренессансные
дворцы, наполнив их итальянскими
мраморами и французскими
гобеленами. Генрих стал одним из самых
щедрых меценатов, и к его двору,
презрев промозглый климат
Альбиона, потянулись ученые, поэты,
художники и музыканты со всей
Европы, принося с собой новые идеи,
последние моды, непривычные
мелодии, южную раскованность и
умение предаваться утонченным
удовольствиям. Жизнь при дворе обрела
пряный вкус, не известные дотоле
краски и привлекательность.
Размах того, что сделал Генрих,
чтобы придать северной столице
необходимый блеск, был под стать ему
самому: пятьдесят пять дворцов, са-
Геирих VIII
мая большая коллекция гобеленов и
вышивок в Европе, ценнейшие
собрания уникальных книг в
библиотеках Уайтхолла и Гринвича,
великолепная коллекция доспехов, оружия
и ювелирных изделий. Казна
безнадежно опустела, но Генрих добился
желаемого: в глазах соседей Англия
перестала быть задворками Европы,
а сам он встал вровень с
могущественными коронованными
собратьями.
Однако его кипучая натура
находила выражение не только в
безудержных амбициях или раблезианском
гедонизме. Это широко
распространенное, но весьма поверхностное
представление о нем. Другой, менее
привычный Генрих — человек,
получивший прекрасное богословское
образование и готовившийся к
духовной карьере, интеллектуал, в
беседах с которым находили
удовольствие Томас Мор и Зразм
Роттердамский, полиглот и усердный читатель,
хороший музыкант, любивший в часы
отдохновения уединиться с арфой.
152

Когда его энергия устремлялась в
русло государственных дел,
результаты, как правило, оказывались
впечатляющими. Политические амбиции
Генриха никогда не были
продиктованы только личным тщеславием.
Идея национального величия
Англии вдохновляла его энергичную
наступательную дипломатию, целью
которой было не только отстоять
достойное место для маленького
острова среди таких великих держав
того времени, как Священная
Римская империя или Франция, но и
заставить их потесниться у себя на
континенте.
В Англии Генрих без устали
строил крепости, выказав себя хорошим
инженером и знатоком
фортификационного искусства, вооружал
армию, переоснащал флот.
Государственный механизм стонал под его
тяжелой рукой, но исправно
вращался, ибо крутой нрав короля был
гарантией строгого и неизбежного
наказания за малейшее промедление в
выполнении монаршьей воли.
Все удавалось этому человеку, чья
воля не знала преград; если же они
возникали, он сокрушал их с
решимостью боевого слона. Гнев короля
бывал страшен, и никто не знал от
него спасения — ни друзья, ни
министры, которые немедленно
становились бывшими друзьями и экс-
министрами. Генрих посылал их на
плаху с жестокостью капризного и
не ведающего сожаления ребенка,
ломающего некогда любимые
игрушки. Его деспотизм и настойчивость в
утверждении собственной воли были
таковы, что когда авторитет и прах
наиболее почитаемого в Англии
святого Томаса Бекета стали помехой
на его политическом пути, он, не
задумываясь и не страшась небес,
разрушил гробницу и попрал
останки, чтобы даже бестелесные духи не
дерзали становиться ему поперек
дороги.
Судьба, однако, посмеялась над
могущественным и всесокрушающим
Генрихом, нанеся ему удар в той
сфере, где власть его и окрик были
бессильны. Его восемнадцатилетний
брак с первой женой так и не дал
королю наследника.
Сразу после восшествия на
престол Генрих женился на Екатерине
Арагонской, представительнице
испанского королевского дома, дочери
королевы Изабеллы Кастильской. Это
был многообещающий
династический союз, скрепивший тесными
узами две державы — Англию и
Испанию, противостоявшие третьей
сильной европейской монархии —
Франции. Примечательным в этом браке
было лишь то, что, отправляя
Екатерину в Англию, ее предназначали в
жены отнюдь не Генриху, а его
старшему брату Артуру, который
скончался в разгар
брачно-дипломатических хлопот. Успев лишь формально
назваться его супругой, Екатерина
Арагонская тут же была выдана за
I
1 8
Турнирные
доспехи Генриха VIII
153

Генриха, унаследовавшего
английский престол.
Эта миловидная, хотя и тяжело-
S | весная испанка была доброй като-
I I личкой, воплощением порядочности
и приличий, чего было достаточно,
чтобы заставить Генриха скучать и
искать развлечений среди ее более
молодых и привлекательных
фрейлин. Тем не менее у супругов были и
общие интересы. Екатерина
Арагонская получила великолепное
образование и обладала тонким
художественным вкусом, которому Генрих
отдавал должное. Королева
покровительствовала интернациональному
сообществу гуманистов, возникшему
в Англии, с ее прекрасными
греческим и латынью она была хорошим
собеседником и критиком для
Эразма, Мора, Вивеса, которые не раз
посвящали ей свои труды.
Королевская чета с жаром предавалась
интеллектуальным диспутам, они
вместе покровительствовали художникам
и занимались
коллекционированием. Именно Екатерина впервые
заказала для мужа во Франции пару
миниатюрных портретов, выполненных
на эмали (столь восхитивших Генри-
ха, что тот немедленно выписал к
себе художника-миниатюриста), став
таким образом крестной матерью
этого жанра в Англии. Со своей
стороны Генрих исправно ломал за
Екатерину копья на ристалище,
выступая на турнирах верным рыцарем
своей царственной супруги.
Однако не только этикет и
интеллектуальные досуги связывали
королевскую чету. Как верная супруга
Екатерина более всего стремилась
выполнить свой первый долг перед
королем и страной — даровать им
наследника, однако несчастной
женщине это было не суждено. Год за
годом она рожала Генриху детей,
которые умирали, прожив несколько
дней (среди ее одиннадцати
младенцев было трое мальчиков), и каждая
новая смерть ложилась на ее сердце
страшной тяжестью. Из всех детей,
рожденных Екатериной Арагонской,
выжила лишь одна дочь — принцесса
Мария, и отец был горячо привязан
к ней, но ему был необходим сын,
чтобы обеспечить наследование
престола. Екатерина между тем старела,
и надежды королевской четы таяли.
Поскольку развод в королевской
I
5
8
sgs?
гЭк£5

Анна Болепи
семье был по тем временам делом
неслыханным и недопустимым с
точки зрения католической церкви,
Генрих стал жестоко намекать супруге
на то, что ей следует подумать об
уходе в монастырь. Испанка наотрез
отказалась.
Именно в это время появилась
женщина, разрушившая
устоявшийся уклад семейной жизни Генриха и
расколовшая целую страну на два
непримиримых лагеря.
Все началось с прекрасных
миндалевидных карих глаз леди Анны Бо-
лейн, одной из фрейлин Екатерины
Арагонской. Ее старшая сестра Мэри
Болейн стала фавориткой короля,
когда Анна еще только расцветала.
Они были дочерьми Томаса Болей-
на, удачливого придворного. Генрих
нередко наведывался в их
живописный замок Хивер в Кенте,
неподалеку от Лондона, где среди
великолепных парков и лесов, за окруженной
водой крепостной стеной росли два
прелестных создания, и проводил
время в галантных беседах с
сестрами.
Совсем молодой девушкой Мэри
Болейн была отправлена во
Францию сопровождать сестру короля
Генриха. Вскоре к ней
присоединилась и Анна. Скромный
полураспустившийся кентский цветок был
пересажен на богатую заморскую
почву. В XVI веке, как и ныне, для
многих европейцев, особенно с
севера, Париж был образцом и
законодателем мод во всем — от одежды до
выговора. Он притягивал
английскую аристократическую молодежь,
как магнит. Образование и
воспитание молодого дворянина считались
законченными лишь после так
называемого большого тура —
путешествия по континенту с обязательным
посещением Парижа. Для юной
девушки французский двор стал
высшей школой этикета, отточившей
се манеры, утончившей вкус.
Когда миловидная девушка
вернулась в Англию, при дворе блистала
яркой красотой Бетти Блаунт,
очередная фаворитка короля Генриха.
Анна не могла сравниться с ней
внешностью, однако она произвела
I
155

а
i
очень сильное впечатление на
настоящих ценителей своей живостью,
непосредственностью, неподдельным
французским шармом, которого так
безуспешно стремились добиться ее
тяжеловесные подруги. Она была
легка, изящна и стройна, уверена в
себе, удивляла тем, что на равных
поддерживала беседу с мужчинами, и
ее суждения были далеко не глупы.
Но главное, чем восхищались
современники, были ее необыкновенные
карие глаза. Генрих VIII был сражен
ими. Он полагал, что после
обязательного, но недолгого периода
куртуазных ухаживаний легко добьется
благосклонности молодой леди. В
этом не сомневался и ее отец, Томас
Болейн, который за «заслуги» своей
старшей, Мэри, получил немало
милостей от короля и, должно быть,
жалел, что у него только две дочери.
Анна, однако, оказалась умнее и
сестры, и отца. Уроки французского
двора не прошли даром, и она
скромно, но решительно сказала королю
«нет», подразумевая при этом «да,
но...». Это было ново, рискованно с
таким необузданным человеком, как
Генрих, но неожиданно понравилось
ему. Генрих прекрасно чувствовал
себя в роли влюбленного кавалера,
соперничающего за расположение
прекрасной дамы с другими
вздыхателями. Правда, прежние
поклонники Анны почтительно отстали и
составляли арьергард королевской
охоты, предоставив Генриху в
одиночестве преследовать желанную добычу.
В 1527 году в ответ на
предложение Генриха стать его «единственной
госпожой» Анна, которая уже
заверила короля в своей любви, ответила
тем не менее: «Вашей женой я не
могу быть, и потому, что
недостойна, и потому, что у Вас уже есть
королева. Вашей любовницей я не
стану никогда...».
Слово было сказано. Идея развода
на этот раз была подсказана королю
той, что целиком захватила его
воображение. В иной ситуации этот
деспотичный гигант лишь посмеялся бы
над неслыханным капризом
заносчивой фрейлины: короли не разрывают
династических союзов из-за каждого
нового увлечения, но здесь все
сошлось, как в фокусе,— ему нужен
был наследник, ради чего Генрих
был готов избавиться от Екатерины
Арагонской, а рядом находилась
очаровательная молодая женщина,
готовая подарить сына королю и Англии.
Никто и никогда не узнает, какие
заверения давал Генрих Анне Бо-
лейн, чтобы убедить ее, что дело о
разводе с королевой будет
непременно начато, но в 1528 году она стала
его официальной фавориткой. Анне
были отведены роскошные покои
рядом с королевскими, придворные
льстецы немедленно окружили
новую звезду, создав вокруг нее
собственный двор, затмивший вскоре и
двор Екатерины Арагонской.
Природная гордость Анны Болейн
быстро переросла в заносчивость.
Острый язык фаворитки и частые
вспышки гнева восстановили против
«выскочки» многих придворных. Их
настораживало то, что эта молодая
женщина претендовала на
необычную роль при дворе: она всерьез
вмешалась в политику, посягнув на
исконную прерогативу
государственных мужей, и, самое невыносимое,—
преуспела в этом, с успехом заменив
королю его прежних советников. Анна
уступала роль первого лица Генриху,
но вторым не желала видеть никого,
кроме себя.
Между тем дело о разводе
постепенно сдвинулось с мертвой точки.
Генрих, сам теолог по образованию,
при помощи других теоретиков
искал исходный тезис, который помог
156

бы ему объявить его брак
недействительным, так как католическая
церковь не признавала развода, и чтобы
аннулировать брак, заключенный
перед лицом Господа и считавшийся
таинством, требовались очень
серьезные основания и санкция высшего
духовенства. Наконец, идея пришла
в виде цитаты из Ветхого Завета:
«Если кто возьмет жену брата своего:
это гнусно, он открыл наготу брата
своего, бездетны будут они». (Левит,
XX, 21.) Поскольку Екатерина
Арагонская в течение определенного
времени числилась, а по Генриху —
и в действительности была женой
его покойного брата Артура, их
последующий брак с Генрихом был
недопустим, как кровосмешение, и
должен был быть расторгнут.
Однако заседание церковного суда,
на котором высшие иерархи
английской церкви под председательством
кардинала Уолси должны были
вынести свой вердикт, закончилось
безрезультатно. По их мнению, вопрос
оказался настолько сложным
теоретически, что разрешить его мог лишь
сам глава вселенской католической
церкви — папа римский. Генрих
немедленно поручил Уолси вступить с
ним в переговоры. Дипломатические
круги между тем пришли в
лихорадочное движение в предвкушении
громкого международного скандала.
Король Испании, он же император
Германской империи Карл V
Габсбург, племянник Екатерины, в
руках которого находились все рычаги
политического и финансового
давления на папу, немедленно дал понять
последнему, что не потерпит развода
Генриха с его родственницей.
Несмотря на все усилия Уолси склонить
его на свою сторону, папа, взвесив
все, почел за благо отказать королю
Англии.
Последствия этого отказа
оказались гораздо глубже причин,
породивших размолвку между примасом
церкви и королем Англии. Как
всегда, встретив противодействие своей
воле, Генрих яростно и безоглядно
устремился вперед, сметая все
преграды. Папа не хочет развести его с
женой? Хорошо, но тогда он больше
не получит ни пенни из тех денег,
что ежегодно притекали к нему из
Англии. Это деньги за церковные
земли и должности, полученные
духовенством от папы? Значит, отныне
он не будет распоряжаться землями
и должностями в стране, где правит
Генрих. Но папа — глава вселенской
церкви, и светский владыка не
должен отказывать ему в его законных
правах? — Надо еще разобраться на
каком основании он возносит себя
выше светских государей. Разве не
доказал ученый муж из Оксфорда
Джон Уиклиф, что власть светского
владыки — кесаря — установлена
самим Богом-отцом, чтобы на земле
водворился порядок, в то время как
папа получил свою власть от Бога-
сына, следовательно, она вторична
по отношению к авторитету светских
государей. И не стоит ли
прислушаться к его немецкому
последователю, доктору Мартину Лютеру из
Виттенберга, утверждающему, что
папы и католическая церковь
присвоили себе те права, которыми
Господь не наделял их вовсе: они
утверждают, что верующий христианин
может спастись, лишь свято следуя
их предписаниям: выполняя семь
католических таинств, почитая
священников, исправно уплачивая десятину
и поклоняясь иконам, изображениям
святых и их мощам, как будто для
спасения души недостаточно одной
только искренней веры. Лютер явил
всему миру несостоятельность этой
доктрины, приведя в движение всю
Германию. Его правоту признали
многие, и среди них — князья
Германской империи. Разумеется,
Лютер прав, бичуя надменных
прелатов.
В горячке полемики с папой
Генриху не было особого дела до
догматов веры и теории таинств; главное,
что привлекало его у Лютера, был
рецепт обуздания церковных владык,
которые тщатся управлять из Рима
всей Вселенной.
Если прежде лютеровские идеи
проникали в Англию лишь
подпольно, распространяясь
преимущественно в бюргерской среде, теперь они
неожиданно быстро захватили элиту
общества: самого монарха, его
министров, двор, многих аристократов
и дворян, в чье быстрое духовное
перерождение поверить труднее, чем
в их политический нюх. Королевская
прореформационная партия быстро
набирала силу.
В Англии началась Реформация. В
1534 году был принят «Акт о су-
прематии», провозгласивший короля
Ч 3
157

-
II
Генриха «верховным главой церкви
Англии» и ее протектором. Отныне
власть папы упразднялась в пределах
королевства, а все присущие ей
«титулы, почести, достоинства,
привилегии, юрисдикция и доходы»
переходили к торжествующему
коронованному толстяку Генриху. За этим
последовала изумившая всех череда
деяний властного государя,
именовавшего теперь свою корону
«имперской»,— разгон монастырей, погромы
в церквях, обезглавливание статуй,
осквернение икон и мощей святых,
конфискация церковного имущества.
То, что не переварила казна, было
брошено на свободный рынок, и
страну залихорадило. Придворные
аристократы получали монастырские
земли за преданность, лондонские
толстосумы — за большие деньги, и
в стенах заброшенных и поруганных
монастырей водворялись ткацкие
станки и начинали работать суконные
мануфактуры.
Страна раскололась на тех, кто
творил это, тех, кто, симпатизируя
лютеровским идеям, снисходительно
смотрел на грабеж, и тех
правоверных католиков, которые не могли
смириться с государственным
насилием над верой их отцов. Остальным
было безразлично. Последние, как
всегда, оказались в большинстве.
В своем яростном
самоутверждении в новой роли Генрих рубил
головы не только безмолвным статуям
святых, привычных к мученичеству,
но и тем, кто осмеливался возвысить
свой голос против религиозных
нововведений. Среди отказавшихся
присягнуть ему как главе церкви
оказались два почтенных ученых и
государственных деятеля — канцлер
Томас Мор и епископ РочестерскиЙ
Фишер, оба пользовались
европейской известностью и авторитетом в
кругах гуманистов. Однако, чем
заметнее была фигура, тем больше
значения Генрих придавал ее
подчинению новой политической линии. Не
дождавшись от своих оппонентов
покорности, он послал обоих на
эшафот: Мора не спасла его слава
ученого и писателя, а Фишера —
кардинальская шапка, спешно при*
сланная папой из Рима. Список
католических мучеников за веру
пополнился, и это было грозным
предупреждением всем: король не
собирался шутить, если речь шла о его
авторитете. Он один своей волей
сделал выбор за всю страну, отныне
определив ей протестантское
вероисповедание. То, что началось, как
семейная проблема Генриха,
оборачивалось слишком серьезными
последствиями для миллионов его
подданных.
1 июня 1533 года состоялась
торжественная коронация Анны Болейн
в Вестминстерском соборе. Пробил
час ее триумфа и как женщины, и
как политика, сумевшего навязать
свою волю Генриху и тем самым
одержать верх и над враждебными
придворными группировками, и над
папой римским, и над императором.
Итак, она добилась короны, но,
чтобы удержать ее, Анне не меньше,
а может быть, даже больше, чем
Генриху, был необходим сын.
Произведя на свет девочку,
честолюбивая королева испытала жесточайшее
разочарование. Зная нрав Генриха,
ее недоброжелатели торжествовали,
предсказывая ей скорое падение.
Однако Анна Болейн сумела
сохранить свое влияние на короля, убедив
его в том, что у них непременно
родится сын, и следующая попытка
станет удачной.
Новорожденную же девочку
нарекли Елизаветой и окрестили 10
сентября 1533 года в церкви
монахов-францисканцев в Гринвиче.
Церемония была помпезной и
приличествующей случаю.
После крестин король-отец,
отсутствовавший на церемонии, даровал
малютке титул принцессы Уэльской,
и на время все благополучно забыли
о ней.
Родительские чувства в ту пору,
по-видимому, несколько отличались
от современных. Совершенно
естественно в духе времени мать
немедленно передала ребенка кормилицам, а
уже в декабре 1533 года
трехмесячной принцессе Уэльской был
определен собственный двор с няньками,
воспитателями, фрейлинами,
слугами и казначеем, а резиденцией
назначен Хэтфилд-хаус — живописный
дворец неподалеку от Лондона. При
штате прислуги в тридцать два
человека девочке хватало внимания и
заботы, но можно ли утверждать, что
ей доставало подлинной любви и
нежности? В первые полгода ее
жизни каждый из родителей навестил
маленькую Елизавету дважды, а один
158

Екатерина Арагонская
Карл V
Принцесса Мария
раз они приехали вместе и
задержались здесь на целых два дня!
Все остальное время она была
оставлена на слуг и придворных, и
далеко не всякий из них был в
восторге от «маленькой
незаконнорожденной», дочери «сожительницы
короля». Ибо еще до рождения
Елизаветы в июле 1533 года папа римский
издал буллу, объявляющую брак
Генриха и Анны и все потомство,
рожденное от него, незаконными. В
глазах любого правоверного
католика дитя было бастардом. В своем
младенчестве девочка счастливо не
ведала, сколько ненависти вызывало
одно упоминание ее имени в сердцах
очень многих людей, именовавших
ее «ублюдком».
Стены Хэтфилд-хауса и
заботливая прислуга могли бы надежно
оградить ребенка от этих волн
холодной враждебности, но вскоре в
самом дворце появились люди,
клокотавшие от ненависти при упоминании
имени Анны Болейн или
новоявленной принцессы Уэльской. Это были
старшая сводная сестра Елизаветы,
дочь Генриха и Екатерины
Арагонской Мария и ее ближайшее
окружение.
Марии в ту пору исполнилось
восемнадцать лет, и она чувствовала
себя глубоко несчастной. Дочь
испанки и такая же набожная
католичка, как мать, Мария ни за что не
соглашалась признать Анну Болейн
королевой.
Генрих, в сущности, любил
Марию, но постоянными
нашептываниями новая королева добилась того,
что король установил порядок
наследования престола, лишающий
Марию каких-либо прав на него. В
случае смерти Генриха корона
должна была перейти к потомству Анны
Болейн, каковая в случае
необходимости назначалась регентшей при
малолетних детях. Ту же, что была
законной наследницей, объявили
бастардом и называли просто «леди
Мэри, дочь короля».
Упрямство старшей дочери
раздражало короля. Он распустил двор
Марии и отправил ее жить в Хэт-
филд с минимальным числом слуг.
Хэтфилд невелик, и как бы Мария
не избегала встреч с той, что лишила
ее любви отца, они неизбежно
сталкивались в аллеях парка или
коридорах дворца. Один из первых образов,
п
•2*
159

а
s
§8.
о
который должен был запечатлеться в
памяти маленькой Елизаветы, было
упрямое бледное лицо рыжеволосой
девушки, смотревшей на нее
исподлобья. И в ее взгляде не было любви.
Туманный образ матери, которой
Елизавете было суждено лишиться
уже очень скоро, был более
умиротворяющим, но в больших темных
глазах молодой женщины, которая
держала ее на коленях, не было
спокойствия. Они были полны страха.
Все чаще это прекрасное лицо
искажалось гневными судорогами.
Анна Болейн теряла почву под
ногами. Она наскучила Генриху, ее
капризы и независимый нрав
раздражали короля, который вернулся к
привычным развлечениям и
фрейлинам двора. Однажды, когда королева
рискнула упрекнуть Генриха за
невнимание к себе и явный флирт с
одной из придворных дам, он
ледяным тоном ответил, что «на ее месте
был бы доволен тем, что король уже
сделал для нее». Анна объясняла
перемену мужа к ней все тем же
разочарованием из-за рождения дочери.
Наконец, она снова забеременела,
что, впрочем, не заставило короля
проводить с ней больше времени,
но, к несчастью, у нее случился
выкидыш. Суровость Генриха по
отношению к ней стала еще более
угрожающей.
Он вдруг уверовал в то, о чем
шептались многие за его спиной: Бог
не дает ему сына в наказание за
греховный брак с Анной Болейн.
Король снова совершил ошибку и
подумывал о том, как избавиться от
второй жены. Спасти ее могла лишь
новая беременность. На этот раз, как
выяснилось позднее, она
действительно ждала мальчика.
Начало 1536 года, казалось, было
благоприятным для королевской четы.
7 января скончалась Екатерина
Арагонская, освободив Генриха от
угрызений совести и политических
проблем. Когда Господь призвал испанку
к себе, при дворе разыгралась
неслыханная в своей неприглядности
сцена: король Генрих, облаченный в
траур (по тогдашнему обычаю — в
желтое), был тем не менее
необыкновенно весел и не скрывал счастья. Б
этом «женатом вдовце» вдруг
проснулись бурные отцовские чувства, и,
схватив маленькую Елизавету на руки,
он умиленно целовал ее, перенося из
зала в зал, восхищаясь своей
дочерью и расхваливая ее придворным.
В конце концов все было хорошо, и
у него на руках лепетало живое
подтверждение тому, что у них с Анной
скоро может появиться и наследник.
Все рухнуло 29 января. В этот день
хоронили Екатерину Арагонскую.
Трудно не усмотреть перст судьбы
или посмертное возмездие испанки в
том, что произошло: король,
который охотился и не почтил своим
присутствием траурную церемонию,
упал с коня и легко повредил ногу.
Когда неприятное известие
сообщили Анне, она разволновалась,
почувствовала себя нехорошо, и с ней
опять случился выкидыш. Узнав об
этом, Генрих на удивление просто и
несколько отстраненно сказал:
«Значит, мне не суждено иметь сына...».
Дни королевы были сочтены.
2 мая 1536 года Анна Болейн была
арестована по сфабрикованному
обвинению в многократном нарушении
супружеской верности и
препровождена в Тауэр.
19 мая настал черед той, кто
избрала своим девизом:
«Счастливейшая из женщин». Она сохранила
самообладание и была верна себе до
последней минуты. На эшафоте ее
ждал палач, выписанный из
Франции, чтобы помочь Анне Болейн уйти
в иной мир с присущим ей при
жизни изяществом. Последние слова
королевы, обращенные к Генриху,
были колки и точны, смирение
перед неминуемой смертью не
заслонило в ней сознания собственной
невиновности и правоты: «Вы, Ваше
Величество, подняли меня на
недосягаемую высоту. Теперь Вам угодно
еще более возвысить меня. Вы
сделаете меня святой». •
Ольга Владимировна
ДМИТРИЕВА — кандидат
исторических наук, специалист по
средневековой Англии.
Углубившись в ве изучение, она не
только нашла для себя
благодатное и радостнее поле
деятельности, но и своего героя —
Елизавету, королеву Англии.
Книга «Семь портретов
королевы» — результат етого
изучения и увлечения.
Мы начинаем печатать
фрагменты книги Ольги
Дмитриевой, книги, которая уже третий
год не находит своего
издателя.
160

i