Псы Господни. - Сабатини Р.

ЛЖЕДМИТРИЙ. Борис Годунов и самозваный сын Иоанна Грозного

ПРЕКРАСНАЯ ДАМА. Из истории Севильской инквизиции

КОНДИТЕР ИЗ МАДРИГАЛА. Рассказ о Лжесебастьяне Португальском

КОНЕЦ ДАМСКОГО УГОДНИКА. Убийство Генриха IV

НЕУДАЧЛИВЫЙ ПОКЛОННИК. Убийство Эми Робсарт

СЭР ИУДА. История о том, как был предан сэр Уолтер Рейли

ЕГО ДЕРЗОСТЬ ГЕРЦОГ БЭКИНГЕМСКИЙ, или как Джордж Вильерс добивался благосклонности Анны Австрийской

ХЕРРЕНХАУЗЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ. Граф Филипп Кенигсмарк и принцесса Софи-Доротея

ТИРАНОУБИЙСТВО. Шарлотта Корде и Жан-Поль Марат

Author: Сабатини Р.

Tags: художественная литература исторический роман

ISBN: 5-85990-036-8

Year: 1992

Similar

Капризы Клио. Том 9

Меч ислама. Псы господни. Том 4

Колумб. Буканьер Его Величества. Том 1

Торквемада и испанская инквизиция. Том 6

Text

МАСТЕРА
ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКОГО
ЖАНРА
ИКА
«ТАЙМ-АУТ»

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
В ТРЕХ ТОМАХ

ТОМ ПЕРВЫЙ
ВЕЧЕРА С ИСТОРИКОМ
ПСЫ ГОСПОДНИ
С.-Петербург
1992

ББК84.4ВЛ
С 12
ISBN 5-85990-036-8
ISBN 5-85990-037-6 (том 1)
© Составление ИКА ’Тайм-аут”, 1992
© Художественное оформление,
худ. В. Баранов, 1992.
© Перевод В. Вебер.

занимательное историческое чтение
НА СОН ГРЯДУЩИЙ

ТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ
Афонсо Энрикес,
первый король Португалии
В 1093 году
мавры из династии Альморавидов под предводи¬
тельством калифа Юсуфа неудержимо хлынули
на Иберийский полуостров, вновь овладев Лисса¬
боном и Сантаремом на западе и распространив
свои завоевания вплоть до реки Мандего.
Дабы воспрепятствовать восстановлению ма¬
гометанского владычества, Альфонсо VI Кастиль¬
ский призвал на помощь христианскую знать.
Среди рыцарей, откликнувшихся на этот призыв,
был граф Анри Бургундский (внук Робера, первого
графа Бургундского), которому Альфонсо отдал в
жены свою незаконнорожденную дочь Терезу вме¬
сте с приданым, состоявшим из графств Порту и
Коимбра и титула Графа Португальского.
Такова первая глава португальской истории.
Граф Анри не жалел сил, защищая южные ру¬
бежи своей страны от нашествия мавров, и боролся
с ними вплоть до своей смерти в 1114 году, после
чего его вдова Тереза стала регентшей Португалии
6
1

и правила государством до тех пор, пока ее сын Афонсо Энрикес
не достиг совершеннолетия. Эта в высшей степени энергичная,
самолюбивая и находчивая женщина успешно боролась с мавра¬
ми и закладывала тот фундамент, на котором ее сыну предстоя¬
ло возвести Португальское королевство. Однако ее страстное
увлечение одним из рыцарей, доном Фернандо Пересом де Тра¬
ва, и те безмерно щедрые милости, которыми она осыпала его,
привели к тому, что регентша нажила себе врагов в новом госу¬
дарстве, а отношения с сыном становились все прохладнее.
В 1127 году Альфонсо VII Кастильский вторгся в Португа¬
лию, вынудив Терезу признать его своим сюзереном. Однако
Афонсо Энрикес, которому было тогда семнадцать лет и кото¬
рого столичные жители объявили совершеннолетним и способ¬
ным управлять государством, тотчас же отказался стать на капи¬
тулянтские позиции своей матери и уже через год собрал войско,
чтобы выставить ее вместе с любовником вон из страны. Воин¬
ственная Тереза сопротивлялась до тех пор, пока не потерпела
поражение в битве при Сан-Мамеде и не попала в плен.
Афонсо был еще почти мальчиком, хотя прошло уже четыре
года с тех пор, как он четырнадцатилетним отроком бодрствовал
над своим оружием в соборе Заморы, готовясь к почетному по¬
священию в рыцари, которое должен был осуществить его дво¬
юродный брат, Альфонсо VII Кастильский. И тем не менее в нем
уже видели образец христианского рыцаря, достойного сына че¬
ловека, посвятившего всю жизнь борьбе с неверными. Он был
крепок, высок и обладал такой физической силой, что о нем и
поныне вспоминают в Португалии - стране, которую он, по сути
дела, основал и первым правителем которой он стал. Он значи¬
тельно превосходил остальных рыцарей в умении владеть ору¬
жием и сидеть в седле, равно как и образованностью, но его
познания были довольно бессистемными и скорее вредными, чем
полезными, и мы постараемся доказать это нашим рассказом. Во
всяком случае, в двенадцатом столетии рыцарям, как полага¬
лось, было вовсе не обязательно, и даже вредно, знать то, что
знал этот юноша. Но он был, по крайней мере, верен своему
времени, сочетая в себе пылкую набожность со склонностью к
плотским утехам и неудержимым высокомерием, чем поставил
себя под угрозу отлучения от церкви уже в самом начале
царствования.
7

Так уж получилось, что, заточив свою мать в узилище, Афон¬
со не угодил Риму. Донна Тереза имела влиятельных друзей, и
те пустили в ход свое влияние в Ватикане, чтобы защитить ее,
причем таким образом, что Его Святейшество, беззастенчиво
проигнорировав скандальное провокационное поведение Терезы
и то обстоятельство, что она вела себя неподобающим доброде¬
тельной матери образом, расценил действия португальского ко¬
ролевича как заслуживающее всякого порицания нарушение
сыновьего долга и приказал ему немедленно освободить донну
Терезу из заключения.
Это повеление Папы, подкрепленное угрозой отлучения от
церкви в случае неповиновения, было доведено до сведения
юного принца епископом Коимбрским, которого инфант считал
одним из своих друзей.
Афонсо Энрикес, как всегда вспыльчивый и порывистый, за¬
лился краской гнева, выслушав это ультимативное требование.
Его темные глаза, устремленные на пожилого священника, мрач¬
но сверкнули.
- Стало быть, ты явился сюда убеждать меня выпустить на
волю зачинщицу этой грызни, чтобы она вновь расхаживала по
португальской земле? - спросил он. - Ты пришел уговаривать
меня вновь отдать мой народ под гнет сеньора Трава? И ты
сообщаешь мне, что неподчинение приказу, который лишит ме¬
ня возможности честно исполнять мой долг перед страной, на¬
влечет на меня проклятие Рима при твоем посредничестве? Все
это говоришь мне ты?
Епископа охватило сильное волнение. Чувство долга по от¬
ношению к папскому престолу пришло в противоречие с любо¬
вью к своему правителю. В смятении он потупил взор и, ломая
руки, произнес дрожащим голосом:
- Разве у меня был какой-то выбор?
- Я поднял тебя из грязи, - в голосе принцанарастали грозные
ноты.- Я своей рукой надел тебе на палец епископский перстень.
- Боже мой! Боже мой! Мог ли я забыть об этом? Я обязан
тебе всем, что имею, за исключением души моей, которая при¬
надлежит Господу, веры моей, которая принадлежит Христу, и
моей преданности, которая - суть собственность святого отца
нашего, Папы.
Принц молча смотрел на него, пытаясь совладать со своим
страстным вспыльчивым нравом. В конце концов он прорычал:
- Поди прочь!
8

Прелат склонил голову, не смея посмотреть в глаза повели¬
теля.
- Храни тебя Господь, владыка, - чуть ли не рыдая произнес
он и вышел вон.
Епископ Коимбрский был взволнован. Он любил принца, ко¬
торому был столь многим обязан: он понимал в глубине души,
что Афонсо Энрикес прав, но он не мог изменить своему долгу
перед Римом, долгу столь же простому и понятному, сколь и
неприятному. Рано поутру Афонсо Энрикесу доложили, что к
дверям собора прибит пергамент, сообщающий о его отлучении
от церкви, а епископ - то ли от страха, то ли от горя - покинул
город и отправился в путь на север, к Порту.
Неверие быстро уступило место гневу в душе Афонсо Энри¬
кеса. А затем, почти так же быстро, он принял решение - безум¬
ное и безрассудное решение, какого, собственно, и следовало
ожидать от семнадцатилетнего юнца, держащего в руках бразды
правления. Однако в решении этом, если учесть его однознач¬
ность и полное пренебрежение законами церкви и общества,
можно было заметить определенную логику, пусть и безнравст¬
венную.
Облачившись в латы и набросив на плечи отороченную зо¬
лотом белую мантию, Афонсо прискакал к собору в сопровож¬
дении своего брата Педро Альфонсо и двух рыцарей, Эмигио
Мониша и Санчо Нуньеса. Здесь на огромных окованных желе¬
зом воротах, как ему и говорили, висел римский пергамент, пре¬
дающий принца анафеме. Высокопарные, витиеватые латинские
фразы были выведены на нем изящным округлым почерком уме¬
лого церковного писца.
Он соскочил со своего громадного коня и, бряцая доспехами,
взбежал по ступеням собора. Его спутники следовали за ним.
Очевидцами последующих событий стали несколько зевак, ко¬
торые остановились, увидев своего принца.
Указ об отлучении еще не успел привлечь к себе чье-либо
внимание, поскольку в двенадцатом столетии искусство читать
по-писанному представляло собой тайну, посвящены в которую
были лишь очень немногие. Афонсо Энрикес сорвал пергамент
с гвоздя и смял его в кулаке, затем вошел в собор, но вскоре
вышел оттуда и направился в монастырь. По его приказу забили
в колокола, созывая монахов.
Вскоре вокруг инфанта, стоявшего на залитом солнцем цер¬
ковном дворе, стали собираться члены монашеского ордена -
суровые, отчужденные, величественные, они неторопливо шест¬
9

вовали под украшенными лепным орнаментом сводами; одеяния
их ниспадали до земли, руки, спрятанные в широкие рукава ряс,
были сложены на груди. Выстроившись полукругом перед своим
правителем, они невозмутимо ждали объявления его воли. Ко¬
локольный звон над головой стих.
Афонсо Энрикес не стал попусту тратить слов.
- Я собрал вас,- возвестил он,- чтобы объявить, что вы обя¬
заны избрать нового епископа.
По толпе священнослужителей пробежал ропот. Каноники
подозрительно и осуждающе смотрели на принца, бросали ко¬
сые взгляды друг на друга. Наконец заговорил один из них:
- Habemus epuscopum, - мрачно промолвил он, и тут же раз¬
далось несколько голосов, вторивших ему:
- У нас есть епископ!
Глаза молодого правителя загорелись.
- Вы заблуждаетесь,- сказал он им.- У вас был епископ, но
его больше здесь нет. Он сбежал, покинув свой престол, после
того как обнародовал эту позорную писанину. - Принц поднял
руку со смятым указом об отлучении. - Поскольку я - богобояз¬
ненный христианский рыцарь, я не признаю этой анафемы. От¬
лучивший меня от церкви епископ бежал, поэтому вы немедленно
изберете нового, и он снимет с меня наказание, наложенное Ри¬
мом.
Они стояли перед ним - безмолвные и бесстрастные, испол¬
ненные достоинства священнослужители, уверенные в том, что
закон на их стороне.
- Ну, так что же?- рявкнул молодой человек.
- У нас есть епископ! - повторил чей-то высокий голос.
- Аминь! - отозвался хор, и под сводами заходило 1улкое эхо.
- Я же сказал вам, что ваш епископ бежал, - продолжал
настаивать принц, и голос его дрожал от гнева. - И я заявляю,
что он не вернется, и нога его никогда впредь не ступит на улицы
моего города Коимбры. Поэтому вы немедленно приступите к
избранию его преемника.
- Повелитель, - холодно отвечал ему один из монахов, - из¬
брание нового епископа незаконно и невозможно.
- Да как смеете вы говорить мне такое? - взревел принц,
взбешенный их холодным упорством. Он взмахнул рукой, ярост¬
ным жестом приказывая им удалиться. - Прочь с глаз моих, вы -
злобные спесивцы! Возвращайтесь в свои кельи и ждите моих
10

повелений. Коль скоро вы, преисполнившись высокомерной и
тупой гордыни, не желаете исполнять мою волю, я сам изберу
вам нового епископа.
Афонсо был страшен в своем гневе, и монахи не осмелились
сказать ему, что; даже будучи принцем, он не имеет права устра¬
ивать выборы епископа. С прежним бесстрастием поклонившись
ему, они повернулись и удалились так же неспешно, как пришли.
Нахмурив брови и сжав губы, Афонсо провожал их взглядом;
Мониш и Нуньес молча стояли у него за спиной. Внезапно взор
темных настороженных глаз принца остановился на последней
удаляющейся фигуре. Мрачное строгое шествие замыкал высо¬
кий худощавый молодой человек. Бронзовый цвет кожи и хищ¬
ное ястребиное лицо свидетельствовали о том, что в жилах его
течет мавританская кровь. И в мозгу мальчишки-принца тут же
мелькнула злорадная мысль: а ведь этого человека можно пре¬
вратить в оружие, которое позволит ему смирить гордыню дру¬
гих церковников. Он поднял руку и поманил монаха к себе.
- Как тебя зовут? - спросил его принц.
- Меня называют Сулейманом, владыка, - был ответ, и это имя
стало еще одним подтверждением мавританского происхожде¬
ния молодого человека. Хотя нужды в таком подтверждении, в
общем-то, не было.
Афонсо Энрикес рассмеялся. Отличная будет шутка - поста¬
вить над этими высокомерными священниками, не пожелавшими
сделать выбор, такого епископа, который лишь немногим лучше
заурядного арапа!
- Дон Сулейман, - молвил принц, - нарекаю вас епископом
коимбрским вместо сбежавшего бунтовщика. Готовьтесь к праз¬
дничной мессе, которая состоится нынче же утром и во время
которой вы объявите об освобождении меня от наказания.
Обращенный в христианство мавр отпрянул; его лицо цвета
меди побледнело и приобрело болезненный сероватый оттенок.
Несколько замыкавших шествие священнослужителей оберну¬
лись и замерли за спиной мавра, вытаращив глаза Услышанное
потрясло и взбесило их. Это было и впрямь нечто совершенно
невероятное.
- О нет, мой государь! Нет, только не это! - запричитал дон
Сулейман. Такая перспектива привела его в ужас, и он от волне¬
ния сбился на латынь: - Domine, non sum dignus, - вскричал он и
ударил себя кулаком в грудь.
Но непреклонный Афонсо Энрикес ответил на латынь мона¬
ха своей латынью:
11

- Dbd! Я все сказал! - твердо ответил он. - За неповиновение
ты заплатишь мне жизнью.
И с этими словами принц, лязгая доспехами, вышел на улицу
в сопровождении своих спутников и твердом убеждении, что
нынче утром он потрудился на славу.
Все последующие события разворачивались в полном соот¬
ветствии с опрометчивыми распоряжениями мальчишки и в во¬
пиющем противоречии со всеми законами церкви. Дон Сулейман,
облаченный в мантию и митру епископа, еще до полудня пропел
"Купе Eleison" в соборе Коимбры и объявил инфанту Португа¬
лии, смиренно и благочестиво преклонившему перед ним коле¬
на, об отпущении всех его грехов.
Афонсо Энрикес был очень доволен собой. Он обратил все
дело в шутку и всласть посмеялся вместе со своими приближен¬
ными.
Однако Эмигио Монишу и самым почтенным членам совета
было вовсе не до смеха. С благоговейным страхом наблюдали
они за тем, как разворачивается это почти святотатственное дей¬
ство, и умоляли монарха последовать их примеру и взглянуть на
свое деяние трезвыми глазами.
- Клянусь мощами святого Якова! - кричал он им в ответ. - Я
не позволю попам запугивать принцев!
Такое высказывание в двенадцатом столетии можно было бы
счесть едва ли не революционным. Члены монашеского ордена
собора Коимбры придерживались противоположного мнения и,
полагая, что принцам не дано запугивать священников, решили
заставить Афонсо Энрикеса осознать это, жестоко проучив его.
Они отправили в Рим подробный доклад о его бессовестной,
своевольной и немыслимо кощунственной проделке и призвали
Рим подвергнуть заслуженному духовному бичеванию этого за¬
блудшего сына Матери-Церкви. Рим поспешил восстановить ее
авторитет и отрядил к нашему непокорному мальчишке, правив¬
шему Португалией, своего легата. Но ему пришлось проделать
довольно длинный путь, а средства передвижения в те времена
не могли обеспечить скорого прибытия на место, поэтому пап¬
ский легат появился в столице Афонсо Энрикеса лишь через два
месяца после того, как дон Сулейман занял епископский престол
в Коимбре.
12

Гонцом, отправленным Папой Онориусом Вторым, был бли¬
стательный кардинал Коррадо. Имея в своем распоряжении пол¬
ный набор боевого апостольского вооружения, он должен был
укротить мятежного португальского инфанта и принудить его к
повиновению.
Глашатаем, объявившим о его приближении, стала людская
молва. Афонсо Энрикеса весть ничуть не расстроила. После
отпущения грехов, полученного от Матери-Церкви столь свое¬
образным способом, совесть его была чиста, и он с головой ушел
в подготовку военной кампании против мавров, итогом которой
должно было стать значительное расширение подвластных ему
территорий. Поэтому гром, когда он, наконец, грянул, стал для
Афонсо громом среди ясного неба.
Был летний вечер, и уже начало смеркаться, когда легат
въехал в Коимбру, сидя на носилках, которые несли два мула,
шедшие по бокам. Легата сопровождали два его племянника,
Джаннино и Пьерлуиджи да Коррадо (оба - римские патриции)
и небольшая свита слуг. Выполняя священную миссию, кардинал
не нуждался в вооруженной охране и мог путешествовать по
странам, населенным богобоязненными гражданами, без всякой
стражи.
Его отнесли в старый мавританский дворец, служивший ин¬
фанту резиденцией, где он и застал хозяина сидящим в огромном
колонном зале в окружении многочисленных приспешников. На
фоне военных трофеев, зловещего оружия и кольчуг сарацин¬
ского и европейского образца, которыми были увешаны все сте¬
ны, шла веселая пирушка. В ней участвовали пестро разодетые
знатные сеньоры и их расфуфыренные подруги. Великий карди¬
нал, облаченный с головы до пят в багровое одеяние, появился
в зале в самый разгар веселья, причем о его прибытии даже не
было объявлено.
Смех разом смолк. Притихшие гуляки замерли и уставились
вытаращенными глазами на внушительную фигуру незваного го¬
стя. Легат и два юных римлянина медленно двинулись через зал.
Тишину нарушало лишь мягкое постукивание его шлепанцев да
едва слышное шуршание шелковой мантии. Наконец кардинал
приблизился к невысокому помосту, на котором в массивном
резном кресле восседал португальский инфант. Афонсо Энри¬
кес смотрел на легата с подозрением: чутье подсказало ему, что
кардинал - союзник его матери и, следовательно, его враг,
13

явившийся сюда с новой порцией угроз. Поэтому Афонсо не
поднялся навстречу легату, желая подчеркнуть этим, что хозяин
здесь он и никто другой.
- Милости прошу, сеньор кардинал, - приветствовал он лега¬
та. - Добро пожаловать в мою страну.
Возмущенный таким приемом, кардинал сдержанно покло¬
нился в ответ. Во время его долгого путешествия по испанским
землям принцы и знатные сеньоры валом валили к нему, чтобы
облобызать кардинальскую длань и, преклонив колени, полу¬
чить благословение его преосвященства. А этот безусый юнец с
шелковистым пушком на упругих детских щечках даже не под¬
нялся на ноги и приветствовал его, кардинала, не более почти¬
тельно, чем посланника какого-нибудь мелкого мирского
князька!
- Я нахожусь здесь как представитель Его Святейшества, -
объявил легат тоном сурового осуждения, - и прибыл прямо из
Рима вместе с моими возлюбленными племянниками.
- Из Рима? - промолвил Афонсо Энрикес. При своих длин¬
ных руках и ногах и могучем телосложении он умел, если желал
этого, время от времени принимать проказливый вид. Так он и
сделал теперь. - Что ж, это внушает надежду, хотя до сих пор я
не получал из Рима ничего хорошего. Его Святейшество услы¬
шит о том, как я готовлюсь к войне с неверными, войне, которая
позволит водрузить крест там, где ныне торчит полумесяц. Воз¬
можно, он пришлет мне в дар немного золота, чтобы помочь в
этом святом деле.
Насмешка больно уколола легата. Его болезненно-желтова
тое аскетичное лицо побагровело.
- Я привез вам не золото, - отвечал кардинал. - Я прибыл
дабы преподать урок веры, о которой вы, похоже, напрочь забы¬
ли. Я приехал, чтобы научить вас блюсти свой христианский
долг, и потребовать немедленного исправления последствий ва¬
ших святотатственных деяний. Папа требует незамедлительно
восстановить в прежнем положении епископа Коимбры, которо
го вы изгнали из города, угрожая насилием, и низложить свя
щеннослужителя, богохульно поставленного вами на место
законно избранного епископа
- И это все? - с угрожающим спокойствием проговорил юно¬
ша.
14

- Нет, - ответил легат, который стоял над ним, бесстрастный
в сознании своей правоты. Мы требуем также, чтобы вы тотчас
освободили даму, вашу мать, которую вы несправедливо заточи¬
ли в узилище и держите там.
- Это заточение отнюдь не несправедливо, и свидетелями
тому - все здесь присутствующие, - отвечал инфант. - Возможно,
Рим поверил тем лживым наветам, которые туда поступили.
Донна Тереза вела распутную жизнь, и мой народ страдал от
несправедливостей во время ее правления. Вместе с преслову¬
тым сеньором Трава она разожгла пожарище гражданской войны
в подвластных ей землях. Узнай же от нас правду и поведай ее
Риму. Тем самым ты совершишь достойное деяние.
Но прелат был преисполнен упрямства и гордыни.
- Не такого ответа ждет от вас наш святой отец, - сказал он.
- Но таков ответ, который я посылаю ему.
- Берегись, безумный и мятежный юноша! - вспылил карди¬
нал, не сдержав гнева. Голос его зазвучал громче. - Я прибыл
сюда, имея в своем распоряжении оружие, мощи которого доста¬
нет, чтобы уничтожить тебя. Не злоупотребляй терпением Ма-
тери-Церкви, иначе вся сила ее гнева обрушится на твою голо¬
ву.
Впав в неистовство, Афонсо Энрикес вскочил на ноги. Ду¬
шевное волнение исказило его черты, глаза загорелись.
- Прочь! Вон отсюда! - вскричал он. - Убирайтесь, сеньор, да
побыстрее, иначе, видит Бог, я не мешкая присовокуплю новое
святотатство ко всем тем, в которых вы меня обвиняете.
Прелат плотнее закутался в широкую мантию. Он побледнел,
но вновь обрел спокойствие и невозмутимость. Исполненный
сурового достоинства, он поклонился рассерженному юноше и
удалился с таким бесстрастным видом, что трудно было опреде¬
лить, кто же одержал верх в этом поединке. И если еще ночью
Афонсо Энрикес считал себя победителем, то утром его иллю¬
зии были повергнуты в прах.
Ни свет ни заря его разбудил камергер. Эмигио Мониш тре¬
бовал немедленной аудиенции. Афонсо Энрикес сел на постели
и велел впустить вельможу.
Пожилой рыцарь и верный спутник вошел к нему тяжелой
поступью. Хмурое смуглое лицо: сурово сжатые губы, почти
скрытые седой бородой, превратились в тонкие полоски.
- Да хранит тебя Господь, государь, - приветствовал инфанта
Мониш таким мрачным тоном, что его слова прозвучали как бла¬
гочестивое, но несбыточное пожелание.
15

- И тебя, Эмигио, - ответил инфант. - Раненько же ты под¬
нялся. Что тому причиной?
- Дурные вести, государь, - рыцарь пересек комнату, откинул
задвижку и распахнул окно. - Слушай, - сказал он принцу.
Неподвижный утренний воздух был наполнен нарастающим
звуком, похожим то ли на жужжание улья, то ли на шум морских
волн во время прилива. Но Афонсо Энрикес тотчас же понял,
что это ропот толпы.
- В чем дело? - спросил он, спуская с кровати мускулистые
ноги.
- В том, государь, что папский легат исполнил все свои угро¬
зы и сделал кое-что еще. Он наложил на город проклятие и
отлучил от церкви всю Коимбру. Храмы закрыты, и до тех пор,
пока проклятие не будет снято, ни одному священнику не разрешается
крестить, венчать, исповедовать и свершать иные таинства Святой
Церкви. Народ объят ужасом и знает, что проклятие наложено из-за
тебя. Теперь они собрались внизу у ворот храма и требуют встречи с
тобой, чтобы умолять тебя освободить их от ужасов отлучения.
Афонсо Энрикес уже поднялся на ноги и стоял, изумленно
глядя на старого рыцаря; лицо его покрыла мертвенная блед¬
ность, сердце сжалось от страха. Оружие, которое обратила про¬
тив него церковь, было неосязаемо, но разило сокрушительно и
беспощадно.
- Боже мой! - застонал он. - Как же мне быть?
Мониш был очень, очень серьезен и мрачен.
- Первым делом надо успокоить народ, - ответил он.
- Но как?
- Есть только один путь. Пообещай подчиниться воле Папы,
искупить свои грехи и снять проклятие отлучения с себя и своего
города.
Бледные щеки юноши тотчас же залились ярким румянцем.
- Что?!- вскричал он, и голос его был похож на рык. - Выпу¬
стить на волю мою мать, сместить Сулеймана, вновь призвать
беглого изменника, проклявшего меня, и униженно выпрашивать
прощения у этого чванливого итальянского церковника? Да
пусть сгниют мои кости, да гореть мне веки вечные в адском
пламени, если явлю я миру такую трусость! А ты, Эмигио! Неу¬
жели ты и впрямь советуешь мне так поступить?
Волны гнева поднимались в душе принца, но тут Эмигио
повел рукой в сторону распахнутого окна и ответил:
- Ты слышишь глас народа. Знаешь ли ты какой-нибудь иной
способ заставить его умолкнуть?
16

Афонсо Энрикес присел на край ложа и обхватил руками
голову. Он потерпел полное поражение, он был разгромлен. И
тем не менее...
Принц поднялся и хлопнул в ладоши, призывая камергера и
пажей, чтобы те помогли ему одеться и вооружиться.
- Где квартирует легат?- спросил он Мониша
- Кардинал покинул город, - отвечал рыцарь. - С первыми
петухами он отправился в сторону Испании по дороге, что идет
вдоль Мандего - так мне сообщила стража Речных ворот.
- Как случилось, что стража открыла их для него?
- Его полномочия, государь, и есть тот ключ, который откры¬
вает перед ним все двери в любое время дня и ночи. Стража не
посмела схватить или задержать кардинала.
- Хм! - буркнул инфант. - Тогда мы отправимся в погоню.
Он торопливо оделся, пристегнул к доспехам свой громад¬
ный меч, и они пустились в путь.
Очутившись во дворе, он призвал к себе Санчо Нуньеса и
полдюжины стражников, сел на боевого коня и поскакал бок о
бок с Эмигио Монишем. Остальные следовали за ним чуть по¬
одаль. Проехав по подъемному мосту, он оказался на открытом
месте, заполненном галдящей толпой жителей опального города.
Завидев Афонсо, толпа разразилась громовым воплем. Жи¬
тели молили своего правителя смилостивиться над ними и изба¬
вить от проклятия. Потом наступила тишина: народ ждал, что
скажет принц, как утешит своих подданных.
Он натянул поводья и, встав на стремена, выпрямился в пол¬
ный рост. Теперь это был не мальчик, но муж.
- Жители Коимбры! - обратился он к толпе. - Я отправляюсь
в поход, чтобы добиться отмены отлучения от церкви, которому
подвергся наш город. Вернусь я еще до захода солнца До тех
пор вы должны сохранять спокойствие.
Вновь послышался гвалт толпы, но теперь она восхваляла
своего правителя как отца и защитника всех португальцев и при¬
зывала божественное благословение на его прекрасное чело.
Афонсо поехал вперед. По бокам скакали Мониш и Нуньес,
а за ними - остальное блистательное воинство. Оставив позади
город, кавалькада выбралась на дорогу, которой воспользовался
легат, покидая Коимбру. Путь лежал вдоль реки.
Все утро они резво скакали вперед. Инфант еще не ел сегод¬
ня, но он напрочь забыл и о голоде, и обо всем остальном, все¬
цело сосредоточившись на своей цели. Он ехал молча, лицо его
17

казалось окаменевшим, брови были нахмурены. Мониш все вре¬
мя тайком наблюдал за ним, гадал, какие мысли бродят в этой
юной буйной голове. И ему было страшно.
Незадолго до полудня они, наконец, нагнали легата. Принц
заметил его мулов и носилки перед входом на постоялый двор в
маленькой деревушке, лежавшей милях в десяти за предгорья¬
ми кряжа Буссако. Инфант резко осадил коня и издал злобный
сдавленный крик, будто дикий зверь, выследивший свою добычу.
Мониш протянул руку и положил ее на плечо принца.
- Мой государь! - в страхе воскликнул он. - Мой государь,
что ты задумал?
Принц вперил взор в переносицу рыцаря, и его губы сложи¬
лись в кривую усмешку, которую никак нельзя было назвать
приятной.
- Я намерен молить кардинала Коррадо о сострадании, - на¬
смешливо ответил он и с этими словами соскочил с коня, бросив
поводья одному из своих закованных в броню всадников.
Бряцая доспехами, он вошел на постоялый двор в сопровож¬
дении Мониша и Нуньеса. Отшвырнув в сторону хозяина, кото¬
рый не знал, с кем имеет дело, и, конечно, не позволил бы даже
столь благородному с виду господину нарушить покой своего
почетного гостя, Афонсо широким шагом вошел в трапезную,
где в обществе двух своих знатных племянников обедал карди¬
нал Коррадо.
Увидев его и испугавшись, что принц может прибегнуть к
насилию, Джаннино и Пьерлуиджи мгновенно вскочили на ноги
и схватились за рукоятки своих кинжалов. Но кардинал Коррадо
продолжал неподвижно сидеть на месте. Он поднял глаза, и на
строгом аскетическом лице заиграла какая-то невыразимо лас¬
ковая улыбка.
- Я надеялся, что ты последуешь за мной, сын мой, - молвил
он. - Если ты принес мне покаяние, значит, Бог услышал мою
молитву.
- Покаяние? - вскричал Афонсо Энрикес. Он злобно расхо¬
хотался и выхватил из ножен кинжал.
Санчо Нуньес в ужасе схватил принца за плечи, пытаясь
удержать его.
- Мой государь, - срывающимся голосом вопил он, - ты не
посмеешь заколоть помазанника Господа нашего! Это означало
бы полное и безвозвратное самоуничтожение!
18

- Проклятие исчезнет, когда не станет того, чьи уста произ¬
несли его, - ответил Афонсо. Как видно, горячая кровь не меша¬
ла этому юноше и пылкому разрубателю Гордиевых узлов
рассуждать довольно здраво. - А снять проклятие с моей Коим¬
бры для меня важнее всего.
- И оно будет снято, сын мой, как только ты покаешься и
выкажешь готовность повиноваться воле Бго Святейшества, как
и подобает христианину, - отвечал бесстрашный кардинал.
- Боже, надели меня терпением, чтобы разговаривать с этим
человеком, - сказал Афонсо Энрикес. - Слушайте, сеньор кар¬
динал, - продолжал он, уперев ладони в рукоять своего кинжала,
отчего его лезвие на несколько дюймов ушло в сосновую крыш¬
ку стола, - я вполне могу понять и стерпеть ваше стремление
пустить в ход все средства, имеющиеся в распоряжении церкви,
чтобы покарать меня за прегрешения, которые вы вменяете мне
в вину. Возможно, в нем есть какой-то смысл. Но можете ли вы
объяснить мне, почему за поступок, совершенный - если вообще
совершенный - мною одним, должен быть наказан целый город?
Причем наказан столь ужасным проклятием, что верным сынам
и дочерям Матери-Церкви отказано в отпущении грехов и от¬
правлении всех религиозных обрядов в городской черте; что
мужчинам и женщинам запрещено приближаться к своим алта¬
рям; что им приходится принимать смерть без исповеди и ухо¬
дить в мир иной грешниками, обреченными на вечные муки ада
Какая нужда толкнула вас на это?
Благосклонная улыбка на лице кардинала сменилась лука¬
вой усмешкой.
- Что ж, я отвечу тебе, - проговорил он. - Ужас, в который
повергнуты жители Коимбры, подвигнет их на бунт против тебя.
Если, разумеется, ты не избавишь их от анафемы. Таким образом,
сеньор принц, я получаю возможность держать тебя в узде. Либо
гы покоришься, либо будешь уничтожен.
Афонсо Энрикес несколько мгновений молча смотрел на
кардинала
- Вот уж ответ - так ответ, - сказал он наконец и вдруг грозно
взревел: - Но это политика, а не религия! Знаете ли вы, что
происходит, когда правитель менее искушен в государственны?
делах, чем его противники? Он прибегает к силе, сеньор карди¬
нал. Вы вынуждаете меня к этому, а значит, вам и отвечать за
последствия!
19

- О какой силе ты говоришь? - глумливо спросил легат. -
Твое жалкое оружие, сеющее смерть, - ничто в сравнении с
мощью стоящей за мной церкви. Ты угрожаешь мне гибелью?
Думаешь, она страшит меня?
Внезапно кардинал поднялся на ноги и в гневном порыве
распахнул свою багровую мантию.
- Рази же меня своим кинжалом! На мне нет кольчуги. Рази,
коли посмеешь, и твой святотатственный удар по1убит тебя. По¬
губит и в этом мире, и в загробном.
Инфант задумчиво взглянул на легата и медленно вложил
кинжал в ножны. На лице его появилась тусклая улыбка. Он
хлопнул в ладоши, и в комнату вошли сопровождавшие его лат¬
ники.
- Схватите двух этих римских щенков, - велел он им, указывая
на Джаннино и Пьерлуиджи. - Схватите и разделайтесь с ними.
Быстро!
- Сеньор принц! - вскричал легат сразу и умоляюще, и испу¬
ганно, и возмущенно.
Нотки страха еще больше раззадорили Афонсо Энрикеса.
- Быстро! - снова воскликнул он, хотя в этом не было никакой
нужды, потому что латники уже вцепились в племянников кар¬
динала. Те ругались, кусались, отбивались ногами, но их в мгно¬
вение ока повалили на пол, обезоружили и связали. Латники
взглянули на принца, ожидая дальнейших распоряжений. Стояв¬
шие поодаль Мониш и Нуньес с тревогой наблюдали за проис¬
ходящим. Кардинал, который так и не вышел из-за стола, стоял
без кровинки в лице и сдавленным голосом вопрошал принца,
какое еще бесчинство тот задумал. Легат умолял принца опом¬
ниться, грозил ужасными последствиями этого возмутительного
поступка. И все это на одном дыхании.
Речь кардинала совершенно не тронула Афонсо Энрикеса.
Он указал на окно, за которым посреди постоялого двора высил¬
ся огромный дуб.
- Отведите их туда и повесьте безо всякого причащения, -
повелел он.
Легат покачнулся и едва не упал ничком. Он схватился за
стол, утратив дар речи от страха за этих двух парней, которых
берег как зеницу ока. А ведь только что он бесстрашно подста¬
вил собственную грудь под стальной клинок.
Двух миловидных итальянских юношей поволокли вон из
комнаты. Они бились и извивались в руках своих пленителей.
20

Наконец легат, который был на грани обморока, обрел дар
речи.
- Сеньор принц! - выдохнул он. - Сеньор принц... ты не по¬
смеешь совершить такую низость! Не посмеешь! Предупреждаю
тебя, что... что... - кардинал так и не высказал вслух очередную
угрозу, этому помешал нараставший в его душе ужас.
- Смилуйся! - закричал он. - Смилуйся, государь! Ведь ты и
сам надеешься на милосердие!
- Ну, и каково же оно, твое милосердие? Ты пишешься по
свету, долдоня проповеди о милосердии, а как запахнет жаре¬
ным, так сам выклянчиваешь его! Ну, хорош!
- Но ведь это низость! Что сделали тебе эти несчастные
дети? Какой причинили вред? Чем они виноваты, если я нанес
тебе обиду, выполняя свой священный долг?
Инфант воспользовался паузой и молниеносно ответил кар¬
диналу в том же духе:
- А что сделали тебе мои подданные, жители Коимбры? Раз¬
ве они повинны в том, что я обидел тебя? И тем не менее, желая
помыкать мною, ты без колебаний пустил в ход орудия церкви и
обратил их против народа А я, чтобы приструнить тебя, столь
же решительно поражу своим оружием твоих племянников. Уви¬
дев их болтающимися в петле, ты поймешь то, чего не смог
уяснить из моих слов. И низость моя - лишь ответ на твою соб¬
ственную подлость. Уразумей это и, быть может, сердце твое
дрогнет, ты смиришь свою чудовищную гордыню.
На улице под деревом суетились латники. Они проворно и
бесстрастно готовились выполнить доверенное им задание.
Кардинал болезненно поморщился и стал задыхаться.
- Не допусти этого! - он умоляюще простер к принцу руки. -
Сеньор принц, ты должен освободить моих племянников.
- Сеньор кардинал, вы должны снять проклятие с моих под¬
данных.
- Если... если ты прежде выкажешь готовность повиноваться.
Мой долг... Святой престол... О, Боже, неужели ничто не в силах
тронуть твое сердце?
- Когда ваших племянников повесят, вы кое-что поймете, и
собственное горе научит вас состраданию.
Голос инфанта звучал так холодно и твердо, что кардинал
уже и не чаял добиться своей цели. Увидев, что на шеи его
горячо любимых племянников уже накинуты петли, он тотчас же
сдался.
21

- Останови их! - завопил легат. - Заставь их остановиться!
Проклятие будет снято.
- Погодите! - крикнул инфант своим людям, вокруг которых
уже собиралась горстка трепещущих от страха селян. Затем он
вновь повернулся к кардиналу Коррадо, который опустился на
стул с видом человека, лишившегося последних остатков сил.
Он тяжело дышал, опершись о стол и обхватив ладонями голову.
- Выслушайте условия, которые вам надо будет принять, что¬
бы спасти им жизнь. Полное отпущение грехов и апостольское
благословение для моих подданных и меня самого. Нынче же
вечером. Я, со своей стороны, готов исполнить волю его святей¬
шества и освободить из заточения мою мать, но при условии, что
она тотчас же покинет Португалию и больше не вернется сюда.
Что касается изгнанного епископа и его преемника, то пусть все
остается как есть. Однако вы можете успокоить свою совесть,
лично подтвердив назначение дона Сулеймана. Вот так, сеньор.
Мне кажется, что я достаточно великодушен. Освободив свою
мать, я даю вам возможность ублажить Рим. Если все то, что я
намеревался здесь проделать, поможет вам усвоить свой урок,
будьте довольны и не терзайтесь муками совести.
- Да будет так, - севшим голосом отвечал кардинал. - Я
вернусь с тобой в Коимбру и исполню твою волю.
После этого Афонсо Энрикес без всякого глумления, а впол¬
не серьезно и искренне преклонил колена, давая кардиналу по¬
нять, что их ссора исчерпана, и попросил у него благословения,
как и подобает верному и смиренному сыну Святой Церкви, ка¬
ковым он себя считал.

ЖЕДМИТРИЙ
Борис Годунов и самозваный сын
Иоанна Грозного
Впер¬
вые он услышал об этом, сидя за ужином в огром¬
ном зале своего дворца в Кремле. Весть пришла,
когда ему и без того было над чем поломать голо¬
ву: несмотря на стол, и сервировкой, и яствами
вполне достойный императора, за стенами дворца
на улицах Москвы свирепствовал голод, до того
истощивший мужчин и женщин, что, займись они
людоедством, никто, наверное, не стал бы вменять
это им в вину.
В полном одиночестве, если не считать при¬
служивавшей за столом челяди, восседал Борис
Годунов под чугунными лампадами, превращав¬
шими крытый белой скатертью стол с золотыми
ковшами и серебряными блюдами в сверкающий
островок света, окутанный мраком, в который был
погружен огромный чертог. Воздух был напоен
ароматом горящих сосновых поленьев, потому что,
хотя был уже май месяц, ночи стояли холодные, и
в очаге постоянно поддерживали огонь.
2
23

К Борису приблизился его верный слуга Басманов. Именно
он принес известие - одно из тес, что поначалу так сотрясали
царя. Казалось, Немезида наконец-то занесла над его грешной
головой свой карающий меч.
Острые, болезненно-желтые скулы Басманова окрасились
румянцем; в продолговатых глазах сверкали возбужденные ис¬
корки. Первым делом он велел челяди удалиться, потом подался
вперед и, склонившись над Борисом, скороговоркой сообщил
ему новость.
При первых же словах царь с лязгом бросил свой нож на
золотую тарелку, и его короткие сильные руки вцепились в рез¬
ные подлокотники массивного золоченого кресла. Но он быстро
овладел собой и, продолжая слушать боярина, мало-помалу при¬
ходил в насмешливое расположение духа. Презрительная ух¬
мылка заиграла на губах, полуприкрытых седеющей бородой.
А суть Басмановского доклада сводилась к тому, что в Поль¬
ше неведомо откуда объявился человек, называвший себя сыном
Иоанна Васильевича и законным царем Руси, тем самым Дмит¬
рием, который, как полагали, скончался в Угличе десять лет
назад и останки которого покоились в Москве, в церкви Святого
Михаила. Человек этот нашел прибежище при дворе литовского
магната Вишневецкого, и польская знать в один голос свиде¬
тельствует ему почтение, спеша признать в нем законного сына
Иоанна Грозного. Поговаривали даже, что он как две капли воды
похож на покойного царя, если не считать смуглой кожи и чер¬
ных волос, унаследованных им от вдовствующей царицы. Кроме
того, на лице у него было две бородавки. Точно такие же, на¬
сколько помнили приближенные и слуги, обезображивали черты
Дмитрия, когда тот был ребенком.
Так сообщил царю Басманов, добавив, что он отправил в
Литву гонца для уточнения и подтверждения этой вести. На
основании полученных им дополнительных сведений боярин из¬
брал этим гонцом Смирнова-Отрепьева.
Борис откинулся на спинку кресла, вперив взор в украшен¬
ный каменьями кубок и машинально вертя его в пальцах. На
круглом бледном лице царя теперь не было и тени улыбки, чер¬
ты его застыли, на чело легла печать глубокого раздумья.
- Найди князя Шуйского, - молвил, наконец, Борис, - и при¬
шли его ко мне.
А в ответ на сообщение боярина царь сказал лишь:
- Мы еще поговорим об этом, Басманов.
И с этими словами мановением руки отослал придворного.
24

Но как только боярин удалился, Борис тяжело поднялся на
ноги и подошел к очагу. Царь понурил свою крупную голову,
грузные плечи его поникли. Он был человеком невысокого рос¬
та, коренастым, кривоногим и склонным к полноте. Царь поста¬
вил ногу, обутую в отороченный горностаем красный кожаный
сапог, на решетку очага и, облокотившись о резные украшения
над ним, подпер ладонью лоб. Глаза его смотрели на огонь,
словно пляшущие языки пламени напоминали ему о том давнем
пышном зрелище, которое занимало теперь его мысли.
Девятнадцать лет пролетело с тех пор, как скончался Иоанн
Грозный, оставивший после себя двух сыновей - Федора Иоан¬
новича, который унаследовал престол, и цесаревича Дмитрия.
Федор был хил и почти безумен. Он женился на дочери Бориса
Годунова Ирине, благодаря чему Борис стал подлинным прави¬
телем Руси, той силой, которая поддерживала царский трон. Но
его ненасытное честолюбие требовало большего. Он хотел но¬
сить венец и держать в руках скипетр, а этого можно было до¬
биться, лишь истребив династию Рюриковичей, царствовавшую
на Руси почти семь столетий. Между троном и Борисом стояли
муж дочери, их отпрыск и мальчик Дмитрий, отосланный вместе
со своей матерью, вдовствующей царицей, в Углич. Этих троих
надо было устранить.
Борис начал с последнего из них и сперва попробовал ли¬
шить его права престолонаследия, не прибегая к кровопроли¬
тию. Он попытался объявить Дмитрия незаконнорожденным на
том основании, что он был сыном Иоанна от седьмой жены (ор¬
тодоксальная православная церковь признавала законными
только первых трех жен), но эта попытка провалилась. Память
об ужасном царе, страх перед ним еще были живы на суеверной
Руси, и никто не посмел бы подвергнуть позору и бесчестью его
сына. Поэтому Борис прибег к другому, гораздо более верному,
средству. Он послал в Углич своих людей, и вскоре оттуда при¬
шла весть о том, что мальчик, играя ножом, в приступе падучки
напоролся на клинок, пронзив себе горло. Однако такая история
не убедила жителей Москвы, поскольку почти одновременно в
столицу пришло другое известие: Углич взбунтовался против
посланцев Бориса. Горожане обвинили их в убийстве мальчика
и прикончили на месте.
25

Возмездие Бориса было ужасным. Двести жителей злосчаст¬
ного города были по его приказу преданы смерти, а остальных
сослали за Урал. Царицу Марию, мать Дмитрия, тоже утверж¬
давшую, что Борис велел убить мальчика, заточили в монастырь,
где держали под неусыпным наблюдением.
Все это произошло в 1592 году. Следующей жертвой стал
маленький сын Федора и наконец, в 1598 году, погиб сам Федор,
причиной смерти которого явилась некая таинственная болезнь.
Итак, Борис расчистил себе путь к трону. Но, когда он всходил
на престол, на Годунове уже лежал гнет проклятия собственной
дочери. Вдова Федора смело бросила в лицо отцу обвинение в
том, что он ради удовлетворения своего безжалостного често¬
любия отравил ее супруга, и страстно молила Бога обойтись с
лиходеем так же, как сам он обходился с другими. После этого
она удалилась в монастырь, дав обет никогда впредь не видеться
со своим отцом.
О дочери и думал теперь царь, стоя в своих чертогах и глядя
в пылающий очаг. Быть может, именно воспоминание о ее про¬
клятии лишило его былой смелости и заставило трепетать от
страха, хотя на то наверняка не было никаких причин? Уже пять
лет царствовал он на Руси и за эти годы успел вцепиться в страну
железной хваткой, ослабить которую было весьма непросто.
Долго стоял царь над очагом. Тут и застал его блистатель¬
ный князь Шуйский, призванный Басмановым по монаршему по¬
велению.
- Ты ездил в Углич, когда был зарезан цесаревич Дмитрий, -
молвил Борис. И голос его, и выражение лица казались совер¬
шенно спокойными и обыденными. - Ты своими глазами видел
тело его. Как думаешь, мог ли ты ошибиться?
- Ошибиться? - вопрос обескуражил боярина. Это был высо¬
кий мужчина, много моложе Бориса, которому шел пятидесятый
год. С костистой физиономии его не сходила сумрачная мина, а
во взгляде темных узко поставленных глаз под густыми сросши¬
мися в линию бровями читалась какая-то зловещая угроза.
Чтобы объяснить смысл своего вопроса, Борис пересказал
князю услышанное от Басманова. Василий Шуйский рассмеялся.
Экий вздор! Дмитрий мертв. Он сам держал на руках его тело, и
никакой ошибки тут быть не может.
Из уст Бориса помимо его воли вырвался вздох облегчения.
Шуйский прав: весь рассказ Басманова - сущий вздор с первого
до последнего слова. Бояться нечего. Глупо было впадать в тре¬
пет, пусть даже и на какое-то мгновение.
26

И все-таки в последующие недели Борис часто задумывался
над тем, что сказал ему Басманов. Главную причину для беспо¬
койства царь видел в повальном паломничестве польской знати
в Брагин, ко двору магната Вишневецкого. Вельможи воздавали
почести этому самозваному сыну Иоанна Грозного; в Москве тем
временем свирепствовал голод, а пустые желудки, как известно,
не располагают к преданности. Кроме того, московская знать
недолюбливает своего царя: он правил чересчур сурово, ущем¬
лял власть бояр, среди которых были люди вроде Василия Шуй¬
ского - слишком много знающие, алчные и честолюбивые,
вполне способные употребить свою осведомленность ему во зло.
Претендент на престол улучил очень благоприятный момент,
сколь бы нелепы ни были его жульнические притязания. Поэто¬
му Борис отправил к литовскому магнату гонца с предложением
взятки за выдачу Лжедмитрия.
Но гонец вернулся с пустыми руками. Он слишком поздно
прибыл в Брагин: самозванец уже покинул город и спокойно
поселился в замке Георга Мнишека, пфальцграфа Сандомирско-
го, с дочерью которого, Мариной, он был обручен. Эта весть уже
и сама по себе не сулила Борису ничего хорошего, но вскоре
пришла и другая, еще более мрачная. Спустя несколько месяцев
он узнал от Сандомира, что Дмитрий переехал в Краков, где
Сигизмунд Ш Польский публично признал в нем сына Иоанна
Васильевича, законного наследника русского венца Сообщили
Борису и о фактах, на которых основывалось убеждение в закон¬
ности требований Дмитрия. Самозванец утверждал, что один из
эмиссаров Бориса, посланных в Углич, чтобы убить его, подку¬
пил лекаря цесаревича, Семена Тот сделал вид, будто согласен
убить Дмитрия: это был единственный способ спасти ему жизнь.
Лекарь отыскал сына какого-то смерда, который был отдаленно
похож на цесаревича, облачил его в одежды, напоминавшие на¬
ряд молодого наследника, и перерезал мальчику горло. Те, кто
нашел тело, решили, что убит Дмитрий. Все это время лекарь
прятал цесаревича, а потом тайно увез его из Углича в мона¬
стырь, где молодой Дмитрий и получил образование.
Такова в двух словах история, с помощью которой претен¬
дент убедил польский двор. Никто из знавших Дмитрия мальчи¬
ком в Угличе не посмел разоблачить взрослого мужчину, чья
наружность столь разительно напоминала облик Иоанна Гроз¬
ного. Вскоре после того, как историю эту услышал Борис, ее
услышала и вся Русь. И тогда Годунов понял, что настало время
как-то опровергнуть ее.
27

Но как убедить москвичей? Одних заверений, пусть даже и
царских, тут мало. И в конце концов Борис вспомнил о царице
Марии, матери убиенного отрока Он велел привезти ее в Москву
из монастыря и поведал ей о самозванце, претендовавшем на
русский престол при поддержке польского короля.
Облаченная в черные одежды и постриженная в монахини по
воле тирана, царица стояла перед Борисом и бесстрастно слуша¬
ла его. Когда он умолк, слабая тень улыбки скользнула по ее
лицу, успевшему огрубеть за двенадцать лет, которые прошли с
того дня, когда ее мальчик был зарезан едва ли не на глазах у
матери.
- Рассказ твой обстоятелен, - заметила Мария. - Возможно, и
даже вероятно, что все это - правда
- Правда! - рявкнул царь, восседавший на троне. - Правда?
Что ты мелешь, баба? Ты сама видела мальчишку мертвым.
- Видела, и знаю, кто его убил.
- Видела и признала в убиенном своего сына, коль скоро
послала людей расправиться с теми, кто, по твоему мнению,
заклал его.
- Да, - отвечала царица - Чего же ты теперь от меня хочешь?
- Чего я хочу? - вопрос изумил и обескуражил Бориса Уж не
тронулась ли она умом в монастырской келье? - Я хочу, чтобы
ты дала свое свидетельство и разоблачила этого молодца как
самозванца Тебе-то народ поверит.
- Ты думаешь? - в ее глазах мелькнуло любопытство.
- А как же? Или ты не мать Дмитрия? И кому, как не матери,
узнать собственного сына?
- Ты запамятовал, что тогда ему было десять лет от роду.
Совсем ребенок. А сейчас это взрослый двадцатитрехлетний че¬
ловек. Могу ли я сказать что-либо наверняка?
Царь грязно выругался.
- Ты видела его мертвым!
- И все же могла заблуждаться. Мне показалось, что я знаю
твоих наймитов, убивших его. И тем не менее ты заставил меня
поклясться под страхом смерти моих братьев, что я ошиблась.
Возможно, я ошиблась даже еще больше, чем мы с тобой думали.
Возможно, мой маленький Дмитрий и вовсе не был предан за¬
кланию. Возможно, этот человек говорит правду.
- Возможно... - царь осекся и взглянул на нее, взглянул не¬
доверчиво, настороженно и пытливо. - Что ты хочешь этим ска¬
зать? - резко спросил он.
28

Острые черты ее некогда столь милого, а теперь огрубевшего
лица вновь тронула тусклая улыбка.
- Я хочу сказать, что если бы вдруг сам Сатана вылез из
преисподней и стал называть себя моим сыном, я должна была
бы признать его тебе на погибель!
Годы раздумий о выпавших на ее долю несправедливостях не
прошли для царицы даром: боль и затаенная ненависть вырва¬
лись наружу. И ошеломленный царь испугался. Челюсть его
отвисла, как у юродивого. Он смотрел на женщину вытаращен¬
ными немигающими глазами.
- Ты говоришь, народ мне поверит, - продолжала царица. -
Поверит, если мать узнает своего родного сына. Ну, коли так,
часы твоего правления сочтены, узурпатор!
Глупо. Глупо было показывать царю оружие, которым она
собиралась уничтожить его. Если поначалу он и растерялся, то
теперь, получив тревожный сигнал, уже сам был во всеоружии.
В итоге царица под бдительной охраной отправилась обратно в
монастырь, где ее свободу ограничили еще больше, чем прежде.
Вера в Дмитрия укоренилась и окрепла на Руси. Борис был в
отчаянии. Вероятно, знать все еще относилась к самозванцу
скептически, но царь понимал, что не может полагаться на своих
бояр, поскольку у них не было особых причин любить его. Воз¬
можно, Борис начал сознавать, что страх - не лучшее средство
правления.
Наконец из Кракова возвратился Смирнов-Отрепьев, послан¬
ный туда Басмановым, чтобы лично убедиться в правдивости
ходивших среди бояр слухов о самозванце. Молва не обманула.
Лжедмитрий оказался не кем иным, как его собственным пле¬
мянником Гришкой Отрепьевым, монахом-расстригой, поддав¬
шимся римской ереси, опустившимся и ставшим настоящим
распутником. Теперь нетрудно понять, почему Басманов выбрал
в качесве своего посланца именно Смирнова-Отрепьева.
Весть ободрила Бориса. Наконец-то он получил возмож¬
ность на законном основании разоблачить и развенчать само¬
званца. Так он и сделал. Он отправил специального гонца к
Сигизмунду III, наказав ему сорвать маску с юного выскочки и
потребовать его выдворения из Польского Королевства. Требо¬
вание это поддержал Патриарх Московский, торжественно отлу¬
чивший от церкви бывшего монаха Гришку Отрепьева, самозван¬
но объявившего себя Дмитрием Иоанновичем.
29

Однако разоблачение не принесло ожидаемых плодов. Воп¬
реки надеждам Бориса, оно никого не убедило. Ему докладыва¬
ли, что царевич - истинный дворянин с изысканными светскими
манерами, образованный, владеющий польским и латынью не
хуже, чем русским, искусный наездник и воин. Возникал вопрос:
откуда у монаха-расстриги такие навыки и умения? Более того,
хотя Борис вовремя спохватился и не дал царице Марии в отме¬
стку ему поддержать самозванца, он совсем забыл о двух ее
братьях. У него не хватило прозорливости, и царь не смог пред¬
видеть, что они, движимые такими же побуждениями, сделают
то, что он не позволил сделать ей. Так и произошло: братья
Нагие отправились в Краков, чтобы принародно признать Дмит¬
рия как своего племянника и стать под его знамена.
Борис понимал, что на этот раз одно лишь красноречие его
не спасет. Богиня возмездия уже обнажила свой меч, и царю
придется заплатить за совершенные прегрешения. Оставалось
только собрать войско и выступить навстречу самозванцу, кото¬
рый надвигался на Москву с казацкими и польскими дружинами.
Царь верно угадал, почему Нагие поддерживают Лжедмит-
рия. Братья тоже были в Угличе, тоже видели мертвого ребенка.
Убийство совершилось едва ли не у них на глазах. Единственным
мотивом их действий было стремление отомстить лиходею. Ho¬
mo г ли Сигизмунд Польский действительно поддаться на обман?
Мыслимо ли ввести в заблуждение пфальцграфа Сандомирско-
го, чья дочь была помолвлена с авантюристом; магната Адама
Вишневецкого, в доме которого впервые объявился Лжедмит-
рий; всю польскую знать, сбежавшуюся под его стяги? Или ими
тоже движут некие подспудные побуждения, которых он, Борис,
не в состоянии постичь?
Вот над чем ломал голову Годунов зимой 1604 года, когда
посылал войско навстречу захватчику. Судьба отказала ему даже
в удовольствии лично повести свои дружины: мучимый подаг¬
рой, он вынужден был остаться дома, в мрачных покоях Кремля.
Тревога терзала душу царя, окруженного зловещими призраками
прошлого, которые, казалось, возвещали ему о приближении ча¬
са расплаты.
Гнев царя разгорался все ярче и ярче по мере того, как ему
докладывали, что русские города один за другим сдаются аван¬
тюристу. Не доверяя командовавшему войском Басманову, Борис
послал Шуйского сменить его. В январе 1605 года дружины со¬
шлись в битве при Добрыничах, и Дмитрий, потерпев жестокое
поражение, был вынужден отступить на Путивль. Он потерял
30

всех своих пеших ратников, а каждого пленного русского, сра¬
жавшегося на его стороне, безжалостно вешали по приказу Бо¬
риса.
Надежда оживала в его сердце, но шли месяцы, напряжен¬
ность не разряжалась, и надежда эта вновь поблекла, а застаре¬
лые язвы прошлого продолжали саднить, разъедая душу и под¬
рывая силы царя. Кошмар Лжедмитрия преследовал его, жела¬
ние узнать, кто он такой, не давало покоя, но царь никак не мог
разгадать эту головоломку. Наконец, как-то апрельским вечером
он послал за Смирновым-Отрепьевым, чтобы снова расспросить
его о племяннике. На этот раз Отрепьев пришел, трепеща от
страха: несладко быть дядькой человека, доставляющего столь¬
ко треволнений великому правителю.
Борис вперил в Отрепьева испепеляющий взгляд своих на¬
литых кровью глаз. Его круглое бледное лицо осунулось, щеки
отвисли, а дородное тело царя утратило былую силу.
- Я призвал тебя для нового допроса,- сообщил царь. - Речь
пойдет об этом нечестивце, твоем племяннике Гришке Отрепь¬
еве, о монахе-расстриге, объявившем себя царем Московии. Уве¬
рен ли ты, раб, что не дал маху? Уверен или нет?
Зловещая повадка царя, свирепое выражение его лица по¬
трясли Отрепьева, но он нашел в себе силы ответить:
- Увы, твое высочество, не мог я ошибиться. Я уверен.
Борис хмыкнул и раздраженно поерзал в кресле. Его наводя¬
щие ужас глаза недоверчиво смотрели на Отрепьева. Разум царя
достиг того состояния, в котором человек уже никому и ничему
не верит.
- Врешь, собака! - злобно зарычал Борис.
- Твое высочество, клянусь...
- Врешь! - заорал царь. - И вот тебе доказательство. Признал
бы его Сигизмунд Польский, будь он тем, кем ты его называешь?
Разве не подтвердил бы Сигизмунд мою правоту, когда я разоб¬
лачил монаха-расстригу Гришку Отрепьева, будь я действитель¬
но прав?
- Братья Нагие, дядья мертвого Дмитрия... - начал было От¬
репьев, но Борис вновь оборвал его.
- Они признали его после Сигизмунда и после того, как я
послал обличительную грамоту, да и то не сразу, а спустя долгое
время, - заявил царь и разразился проклятиями.- Я утверждаю,
что ты лжешь! Как смеешь ты, раб, хитрить со мной? Хочешь,
чтобы тебя вздернули на дыбу и разорвали на части, или добром
правду скажешь?
31

- Государь! - вскричал Отрепьев, - я верно служил тебе все
эти годы.
- Говори правду, раб, если надеешься сохранить шкуру
свою! - загремел царь. - Всю правду об этом твоем грязном пле¬
мяннике, если он на самом деле племянник тебе!
И Отрепьев в великом страхе наконец-то.выложил всю
правду.
- Он мне не племянник,- признался боярин.
- Не племянник?!- в ярости взревел Борис.- Так ты посмел
солгать мне?
Ноги Отрепьева подломились. Он в ужасе рухнул на колени
перед разгневанным царем.
- Я не солгал... Не то, чтобы совсем уж солгал. Я сказал тебе
полуправду, государь. Звать его Гришка Отрепьев. Под этим
именем его знают все, и он на самом деле монах-расстрига и сын
жены брата моего, как я и говорил.
- Но тогда... тогда...- Борис растерялся, и вдруг до него до¬
шло.- А кто его отец?
- Штефан Баторий, король польский. Гришка Отрепьев -
внебрачный сын короля Штефана.
У Бориса на миг перехватило дыхание.
- Это правда?- спросил он и сам же ответил себе: - Понятное
дело, что правда. Хоть что-то прояснилось, наконец... Наконец-
го. Ступай...
Отрепьев, спотыкаясь, вышел вон. Он благодарил Бога за то,
что так легко отделался. Боярину было невдомек, сколь мало
значила для Бориса его ложь в сравнении с правдой, которую он
все же поведал царю, правдой, пролившей ужасающий, ослепи¬
тельный свет на мрачную тайну Лжедмитрия. Головоломка, так
долго мучившая царя, наконец-то была решена
Этот самозваный Дмитрий, этот монах-рассгрига был побоч¬
ным сыном Штефана Батория, католика Сигизмунд Польский и
воевода Сандомирский вовсе не пребывали в заблужде¬
нии. И они, и другие высокопоставленные польские дворяне, вне
всякого сомнения, прекрасно знали, кто он такой, и поддержи¬
вали его, выдавая за Дмитрия Иоанновича, желая обмануть чернь
и помочь самозванцу захватить русский престол. Тем самым они
стремились внедрить в Московию правителя, который был бы
поляком и католиком. Борис был наслышан о фанатичной на¬
божности Сигизмунда, который, движимый благочестием, од¬
нажды пожертвовал шведским троном, и прекрасно понимал
смысл и суть этой интриги. Разве не говорили ему, что в Краков
32

наведывался папский нунций? Разве не поддерживал этот нун¬
ций притязаний самозванца? Почему же Папу так интересует
московский трон и престолонаследие на Руси? С чего бы вдруг
римскому священнику помогать человеку, стремящемуся стать
правителем православной страны?
Наконец Борис понял все. Рим. Рим затеял это дело, и по¬
длинная цель интриги заключалась в насаждении католичества
на Руси. Сигизмунд прибег к помощи Папы, втянул его в заговор,
потому что, сам будучи выборным королем Полыни, видел в
честолюбивом отпрыске Штефана Батория человека, способно¬
го низвергнуть его с польского трона И вот, желая направить
амбиции в другое русло, он стал крестным отцом (если не изо¬
бретателем) всей этой затеи с самозванцем. Он-то, верно, и при¬
думал выдать молодца за убиенного Дмитрия.
И не было бы этих полных тревог месяцев, расскажи ему
дурак Отрепьев все как есть с самого начала Как просто было
бы тогда вскрыть этот гнойник обмана Ну, да лучше поздно, чем
никогда Завтра он обнародует правду, и ее узнает весь мир. А
такая правда вполне может заставить призадуматься суеверных
русских недоумков, приверженцев православия, поддерживав¬
ших самозванца Пусть увидят, в какую западню их хотели
залучить.
Вечером в Кремле давали пир в честь чужеземных посланни¬
ков, и Борис пришел к трапезе в гораздо лучшем, чем прежде,
расположении духа Он знал, что делать. Он был убежден, что
теперь Лжедмитрий в его руках. Сегодня он объявит посланни¬
кам о том, о чем завтра возвестит на всю Русь. Расскажет им о
сделанном открытии и поведает своим подданным об опасности,
которой они подвергаются.
Пир уже подходил к концу, когда царь встал и обратился к
гостям с просьбой выслушать важное известие. В молчании жда¬
ли они, когда возговорит правитель Руси, но он, так и не вымол¬
вив ни слова, вновь опустился, даже упал в кресло и обмяк. Царь
прерывисто дышал, его скрюченные пальцы судорожно хватали
воздух, лицо стало темно-лиловым, и наконец из носа и рта
обильно хлынула кровь.
Ему едва хватило времени, чтобы сорвать с себя роскошный
царский наряд и облачиться в монашескую хламиду. Приняв схи¬
му в знак отказа от мирской суеты, Борис Годунов испустил дух.
2 Р. Сабатини, т. 1 33

После смерти царя время от времени высказывались предпо¬
ложения, что он был отравлен. Кончина Бориса, несомненно,
была в высшей степени на руку Дмитрию, но у нас нет оснований
полагать,что она наступила не вследствие апоплексического
удара, а по каким-то иным причинам»
Смерть Годунова позволила зловещему царедворцу Шуйско¬
му вернуться в Москву и усадить на трон Федора, сына Бориса
Но царствовал этот шестнадцатилетний мальчик очень недолго.
Басманов, вновь отправленный командовать войском, завидовал
честолюбивому Шуйскому и боялся его. Поэтому он тотчас же
переметнулся на сторону самозванца и объявил его русским
царем.
Дальнейшие события развивались крайне бурно. Басманов
выступил в поход на Москву, триумфально вошел в город и
вновь объявил Дмитрия царем, после чего народ взбунтовался
против сына узурпатора Бориса Кремль был взят штурмом, а
мальчик и его мать - задушены.
Василий Шуйский разделил бы их участь, если бы не купил
себе жизнь ценой предательства Он принародно объявил моск¬
витянам, что мертвый мальчик, которого он видел в Угличе, был
вовсе не Дмитрием, а сыном крестьянина, убитым вместо цеса¬
ревича После этого заявления все препятствия на пути само¬
званца были устранены, и он двинулся на Москву, чтобы занять
свой троне Однако прежде чем он открыл истинные побудитель¬
ные причины своих действий, чем подтвердил верность сужде¬
ний Бориса, Дмитрий повелел схватить и лишить сана
Патриарха, который не признал его и отлучил от церкви. На его
место обманщик посадил Игнатия, митрополита рязанского, по¬
дозреваемого в принадлежности к католической общине.
30 июня 1605 года Дмитрий триумфально вступил в Москву.
Он пая ниц перед усыпальницей Иоанна Грозного и навестил
царицу Марию, которая после короткого совещания с глазу на
глаз признала в Дмитрии своего сына
Шуйский солгал, чтобы купить себе жизнь. И теперь Мария
платила ту же цену за освобождение из монастыря, узницей ко¬
торого она была долгие годы, и восстановление своей особы в
приличествующем ей положении. В конце концов, у нее были
основания благодарить Дмитрия, не только вернувшего ей ото¬
бранное, но и отомстившего ненавистному Борису Годунову.
В должное время Дмитрий короновался. Наконец-то этот по¬
разительный авантюрист утвердился на русском престоле. Его
правой рукой стал Басманов, верный советник и помощник.
34

На первых порах все шло хорошо, и молодой царь снискал
себе популярность. Черты его смуглого лица были крупными и
грубоватыми, зато в обращении царь оказался истым светским
львом, изысканным и грациозным, и это помогло ему очень скоро
завоевать сердца своих подданных. Кроме того, он был высок и
статен, прекрасно держался в седле и владел оружием с подоба¬
ющим витязю искусством о
Но скоро все переменилось. Положение царя стало невыно¬
симым, когда он понял, что служит двум господам сразу. С одной
стороны - православная Русь и ее народ, правителем которого он
был. С другой - поляки* Возводя его на престол, они назначили
за свои услуги твердую цену, и вот пришло время платить. Дмит¬
рий сознавал, что расплата эта будет трудной и чреватой опас¬
ностями, а посему предпочел отречься от всяческих
обязательств, как это заведено у правителей, достигших своих
целей. Он либо вовсе игнорировал, либо уклончиво и невразу¬
мительно отвечал на многочисленные напоминания папского
нунция, которому когда-то обещал насадить на Руси католи¬
чество,
Но вскоре он получил письмо от Сигизмунда, составленное
в довольно недвусмысленных выражениях. Король Польши пи¬
сал, что Борис, по дошедшим до него слухам, все еще жив и
скрывается в Англии. К этому сообщению Сигизмунд присово¬
купил весьма прозрачный намек: затея вновь посадить беглеца
на московский трон представляется ему очень заманчивой.
Угроза, заключенная в этом полном горькой иронии письме,
заставила Дмитрия осознать обязательства, принятые им на себя
и прозорливо угаданные Борисом Годуновым. Первым делом он
разрешил возвести иезуитский храм в священных стенах Кремля,
чем вызвал великий скандал. Вскоре последовали и другие по¬
ступки, свидетельствовавшие о том, что Дмитрий - вовсе не вер¬
ный сын православной церкви. Он пренебрегал народными
молебнами и русскими обычаями, окружал себя польскими ка¬
толиками, которым раздавал высокие посты и милости. Все это
обижало и задевало россиян.
Кроме того, под рукой у интриганов всегда были люди, гото¬
вые поднять смуту и настроить народ против Дмитрия. Злопа¬
мятные бояре скоро заподозрили, что их, очевидно, обвели
вокруг пальца. И первым в списке обиженных стояло имя ковар¬
ного предателя Шуйского, которому его вероломное лжесвиде¬
тельство не принесло ожидаемых благ. Более всего он возмущался
тем, что его заклятый враг Басманов был теперь наделен вла¬
2*
35

стью, уступающей лишь власти самого царя. Поднаторевший в
интригах Шуйский взялся за дело, как всегда, исподволь и вти¬
хомолку. Он подстрекал церковников; те, в свою очередь, накру¬
чивали чернь, и вскоре под внешне спокойной поверхностью
начал закипать котел народного недовольства.
Взрыв произошел в мае следующего года, когда дочь
пфальцграфа Сандомирского Марина, избранница молодого ца¬
ря, с большой помпой въехала в Москву. Ослепительное шествие
и последовавший за ним пир не вызвали восторга у москвитян,
увидевших, что их город отныне кишит польскими еретиками.
18 мая 1606 года состоялось великолепное свадебное торже¬
ство. И тут Шуйский запалил фитиль столь искусно подложен¬
ной им бомбы. Дмитрий потребовал, чтобы перед стенами
Москвы была возведена деревянная крепость. Он хотел развлечь
свою невесту во время свадебного празднества, но Шуйский пу¬
стил слух, что крепость, якобы, будет использована для разру¬
шения Москвы. Свадебные игрища - лишь ширма. На самом деле
спрятавшиеся в крепости поляки сперва забросают город горя¬
щими головнями, а потом приступят к истреблению его жителей
и вырежут всех.
Этого оказалось достаточно. Горожане, и так уже доведен¬
ные до белого каления, пришли в ярость. Они схватились за
оружие и в ночь на 29 мая с кличем: "Смерть еретику! Смерть
самозванцу!" - устремились на штурм Кремля, предводительст¬
вуемые архипредателем Шуйским.
Москвитяне ворвались во дворец и рекой хлынули по лест¬
ницам к царской опочивальне, заколов по дороге верного Басма¬
нова, который с мечом в руке преградил им путь, давая своему
благодетелю возможность спастись бегством. Царь выпрыгнул
с балкона, рухнул с десятиметровой высоты, сломав ногу, и те¬
перь беспомощно лежал на земле. Он понимал, что враги при¬
кончат его, как только найдут. И ему не пришлось долго ждать.
Он умер, твердо и бесстрашно заявив, что никогдо не был
Дмитрием Иоанновичем.
А был он не кем иным, как монахом-расстригой Гришкой
Отрепьевым.
Бытовало мнение, что этот человек служил лишь орудием в
руках духовенства, и злой рок уничтожил его потому, что он
очень уж плохо играл свою роль. Но так ли это? Да, Отрепьев
был орудием, но орудием Судьбы, а не церкви. И предназначе¬
ние его состояло в том, чтобы заставить Бориса Годунова запла¬
тить за ужасные и омерзительные прегрешения, которыми он
36

запятнал свою душу, и отомстить за смерть жертв детоубийцы.
Перевоплощение в одну из них помогло достигнуть этой цели.
Отрепьев в обличии Дмитрия преследовал и травил Бориса с не
меньшим успехом, чем это делал бы призрак убиенного в Угличе
ребенка. И травля эта увенчалась гибелью злодея.
Вот такую роль отвела судьба Лжедмитрию в таинственном
хитросплетении человеческих деяний. Роль эту он сыграл, а все
остальное уже не имело большого значения. Если вспомнить,
каким человеком был Лжедмитрий и в каких исторических об¬
стоятельствах он очутился, станет понятно, что его эфемерное
самозванное правление никак не могло затянуться.

РЕКРАСНАЯ ДАМА
Из истории Севильской инквизиции
Дурные
предчувствия, словно грозовые тучи, нависли над
городом Севильей с самого начала 1481 года. Ат¬
мосфера стала сгущаться с октября предыдущего
года, когда кардинал Испании Томаз де Торквема-
да от имени монархов Фердинанда и Изабеллы на¬
значил первых в Кастилии инквизиторов, дав им
указание учредить в Севилье Святейший трибунал
для искоренения вероотступничества, принявше¬
го, как они полагали, угрожающие размеры в среде
новых христиан, то есть совершивших обряд кре¬
щения евреев; эти новые христиане составляли
значительную часть населения города.
Было издано много жестоких эдиктов, в част¬
ности, евреям предписывалось носить отличи¬
тельный знак в виде круглого красного лоскутка,
пришитого к плечу длиннополого кафтана, в каких
они обычно ходили. Они могли проживать только
внутри обнесенных стенами гетто, никогда не вы¬
ходя за их пределы в ночное время. Им запреща¬
лось заниматься врачебной практикой, быть
3
38

аптекарями и содержателями гостиниц и постоялых дзоров.
Стремясь освободиться от этих ограничений, а также от запретов
на торговлю с христианами, и сбросить непереносимое бремя
унижения, многие евреи совершали обряд крещения и принима¬
ли христианство. Но даже те новообращенные, которые искрен¬
не приняли христианство, не могли найти в новой вере желанного
покоя. Обращение в христианство лишь немного притупило ра¬
совую неприязнь, но совсем ее не погасило.
Этим объяснялась тревога, с которой новые христиане на¬
блюдали мрачное, почти траурное зловещее шествие: впереди
шли инквизиторы в белых мантиях и черных плащах с капюшо¬
нами, почти закрывающими лица; за ними следовали монастыр¬
ские служки и босые монахи. Процессия возглавлялась
монахом - доминиканцем, несущим белый крест. Все эти люди
наводнили Севилью в последние дни декабря, направляясь к
монастырю Святого Павла, чтобы основать там Святую Палату
инквизиции.
Опасение новых христиан, что именно они предназначены
быть объектом особого внимания этого ужасного трибунала, вы¬
нудило несколько тысяч новообращенных покинуть город и ис¬
кать убежище у таких феодалов как герцог Мединский, маркиз
Кадизский, граф Аркозский.
Это массовое бегство привело к опубликованию 2 января
нового эдикта. В нем новоназначенные инквизиторы, отметив,
что многие жители Севильи покинули город из страха быть на¬
казанными за ересь, отдавали распоряжение всем дворянам при¬
нять меры для неукоснительного возвращения лиц обоего пола,
нашедших убежище в их владениях или областях их юрисдик¬
ции, ареста беглецов и заключения их в тюрьму инквизиции в
Севилье, конфискации их имущества и передачи его в распоря¬
жение инквизиции. Объявлялось, что за укрытие беглецов по¬
следует отлучение виновных от церкви и другие наказания,
вытекающие из закона о пособничестве еретикам.
Глубокая несправедливость приказа подвергнуть аресту
мужчин и женщин только за то, что они уехали из Севильи тогда,
когда указа о запрете на отъезд еще не было, показало, с какой
жестокостью инквизиторы взялись за дело. Это усилило страх
еще не уехавших новых христиан, а число их только в районе
Севильи составляло около сотни тысяч, и многие из них, благо¬
даря трудолюбию и одаренности, присущим этой расе, занимали
довольно высокое положение. Этот эдикт встревожил также
красивого молодого дона Родриго де Кардона, который за всю
39

свою пустую, изнеженную и порочную жизнь ни разу не испы¬
тывал настоящей опасности. Нет, он не был новообращенным.
Он происходил по прямой линии от вестготов, людей чистой,
красной кастильской крови, и не имел ни капли той темной не¬
чистой жидкости, которая, как полагали, течет в еврейских жи¬
лах. Но случилось так, что он полюбил дочь имевшего миллион¬
ное состояние Диего де Су сан а, девушку такой невиданной кра¬
соты, что вся Севилья называла ее Прекрасной Дамой. Он знал,
что такие любовные отношения, открытые или тайные, не одоб¬
ряются святыми отцами. Однако тайна встреч соблюдалась не
только из-за святых отцов, но и из-за отрицательного отношения
к ним отца Изабеллы, Диего де Су сана. Дону Родриго всегда
было досадно, что он не может открыто бахвалиться своей по¬
бедой над красивой и богатой Изабеллой. Теперь же появилось
еще одно, и притом намного более серьезное, основание для
сохранения тайны, и это, конечно, сильно раздражало его.
Никогда еще не спешил любовник на свидание с чувством,
более горьким, чем то, которое охватило дона Родриго, когда он,
плотно закутанный в плащ, подошел той темной январской
ночью к Карре де Атацы, дому Изабеллы. Однако, когда, преодо¬
лев садовую ограду и легкий подъем на балкон, он оказался
рядом с ней, восхищение ею заслонило собой все прочие чувства.
Он знал, что ее отца не было дома, об этом она сообщила ему в
вызвавшей его записке. Отец уехал в Палациос по торговым де¬
лам и должен был вернуться лишь на следующий день. Слуги
уже спали, и Родриго мог снять плащ и шляпу и непринужденно
усесться на низкий мавританский диван, а она подала ему сара¬
цинский кубок, наполненный добрым малагским вином. Они рас¬
положились в ее комнате, удаленной от остальных комнат дома,
в будуаре с низкими потолками, который был обставлен с рос¬
кошью и вкусом. Стены были завешены гобеленами, пол покры¬
вали дорогие восточные ковры. Высокая трехрожковая медная
лампа, стоявшая на инкрустированном столе мавританского сти¬
ля, была заправлена ароматным маслом и распространяла свет и
приятный запах по всей комнате.
Дон Родриго потягивал вино, влюбленно следя за ее движе¬
ниями, полными почти кошачьей грациозности; вино, ее красота
и дурманящий аромат лампы привели его чувства в такое смяте¬
ние, что он на мгновение забыл и про свою кастильскую родо¬
словную, и про чистую христианскую кровь, забыл, что она
принадлежит к проклятой расе, распявшей Спасителя. Он по¬
мнил лишь, что перед ним - самая красивая женщина Севильи,
40

дочь богатейшего человека, и в этот час своей слабости он ре¬
шил воплотить в реальность то, что до сшх пор было шшь бес-
честшш притворством. Он исполнит свое обещание. Он возьмет
ее в женЫо Поддавшись внезапному порыву, он неожиданно
спросил:
- Изабелла, когда ты выйдешь за меня замуж?
Она стояла перед ним, глядя на его слабовольное, красивое
лицо, их пальцы переплелись. Она улыбнулась. Его вопрос не
очень удивил или взволновал ее. Не подозревая о присущей ему
подлости и не догадываясь об охватившем его смятении, она
сочла вполне естественным, что он просил ее назначить день
свадьбы.
- Этот вопрос ты должен задать моему отцу, - ответила она.
- Я спрошу его завтра, когда он вернется, - сказал он и при¬
тянул ее к себе.
Но ее отец был гораздо ближе, чем они думали. В эту самую
минуту раздался звук осторожно отворяемой двери дома. Она
побледнела и вскочила, высвободившись из его объятий. Напря¬
женно застыв на мгновение, она подбежала к двери и, приоткрыв
ее, прислушалась.
С лестницы доносился звук шагов и приглушенные голоса.
Это был ее отец и с ним еще несколько человек. В сильном
страхе она повернулась к дону Родриго.
- Что, если они войдут? - прошептала она.
Кастилец в смятении поднялся с дивана, его обычно белое
аристократическое лицо еще больше побледнело, а в глазах был
виден страх, такой же, как у нее. У него не было иллюзий отно¬
сительно того, что предпримет Диего де Су сан, когда обнаружит
его. Эти еврейские собаки крайне вспыльчивы и ревниво ограж¬
дают честь своих женщин. Дон Родриго живо представил свою
красную чистую кровь на этом еврейском полу. У него не было
с собой оружия, кроме тяжелого толедского кинжала за поясом,
а Диего де Су сан был не один.
Положение нелепое для испанского идальго. Но еще боль¬
ший урон мог бы быть нанесен его чести, однако в следующее
мгновение девушка спровадила его в альков, расположенный в
конце комнаты за гобеленами, который представлял собой что-
то вроде маленького чулана размером не больше шкафа для
хранения белья. Она двигалась с проворством, которое в другое
время вызвало бы его восхищение. Она унесла в альков его плащ,
шляпу, погасила лампу и укрылась вместе с ним этом тесном
убежище.
41

Тотчас же в комнате раздались шаги и голос ее отца:
- Здесь нас никто не потревожит. Это комната моей дочери.
Если позволите, я спущусь вниз и приведу остальных друзей.
Друзья собирались, как показалось Родриго, еще целых пол¬
часа, пока в комнате не набралось, должно быть, человек двад¬
цать. Приглушенный шум их голосов все усиливался, но ушей
спрятавшейся пары достигали лишь отдельные слова, не даю¬
щие ключа к разгадке цели этого собрания.
Внезапно наступило молчание. И в этой тишине раздался
громкий и ясный голос Диего де Су сана.
- Друзья мои, - произнес он. - Я собрал вас сюда для того,
чтобы договориться о защите нас самих и всех новохристиан в
Севилье от угрожающей нам опасности. Эдикт инквизиторов
показал, как велика угроза. Ясно, что суд Святой палаты вряд ли
будет справедливым. Абсолютно невиновный в любой момент
может быть отдан в жестокие руки инквизиции. Поэтому именно
нам необходимо срочно решить, как защитить себя и свою соб¬
ственность от беспринципных действий этого трибунала. Вы -
самые влиятельные новообращенные граждане Севильи, Вы бо¬
гаты не только материально, в вас верят и вас уважают люди,
которые, если понадобится, пойдут за вами. Если больше ничто
не поможет, мы должны обратиться к оружию. Будучи сплочен¬
ными и решительными, мы одержим победу над инквизиторами.
Дон Родриго, сидя в алькове, с ужасом слушал эту речь,
проникнутую призывом к бунту не только против королевской
четы, но и против самой церкви. К этому ужасу примешивался
еще и страх. Если и раньше его положение было рискованным,
то теперь опасность увеличилась десятикратно. Если бы обна¬
ружилось, что он подслушал сговор, его ждала бы немедленная
смерть. Изабелла, понимая это, взяла его за руку и прижалась к
нему в темноте.
Чем дальше, тем становилось страшнее. Призыв Су сана был
встречен приглушенными аплодисментами, затем выступали
другие, и кто-то был даже назван по имени. Там присутствовали
Мануэль Саули, богатейший после Сусана человек в Севилье,
Торральба, губернатор Трианы, Хуан Аболафио, королевский
откупщик, и его брат Фернандес, ученый, и другие. Все они были
людьми состоятельными, а многие занимали высокие посты при
королевском дворе. Но никто из них ни в чем не возражал Су са¬
ну, напротив, каждый стремился внести свой вклад в общее ре¬
шение. Было решено, что каждый возьмет на себя обязательство
увеличить количество людей, оружия и денег, которые могли бы
42

быть использованы в случае необходимости» На этом собрание
закончилось, и все разошлись Су сан ушел вместе с остальными*
Он объявил, что ему еще предстоит работа, связанная с общим
делом, которую он должен выполнить этой ночью, воспользо¬
вавшись тем, что его считают уехавшим из Палациоса,
Когда все ушли, и дома снова стало тихо, Изабелла и ее
любовник выбрались из своего убежища и при свете лампы, ко¬
торую Сусан оставил горящей, они испуганно посмотрели друг
на друга» Дон Родриго был так потрясен услышанным, что еле
сдерживал клацанье зубов.
- Да защитит нас Бог, - с трудом, задыхаясь от волнения,
произнес он. - Какое вероотступничество!
- Вероотступничество! - воскликнула она*
Вероотступничество или возвращение новых христиан в
иудаизм считалось грехом, искупаемым только сожжением на
костре»
- Не было здесь вероотступничества. Ты что, с ума сошел,
Родриго! Ты не слышал ни единого слова, направленного против
веры.
- Не слышал? Я услышал об измене, достаточной, чтобы ...
- Нет, не было и измены. Ты слышал, как честные, достойные
люди обсуждали, как им защититься от угнетения, несправедли¬
вости и злой корысти, которые прикрываются святыми одеждами
веры.
Он искоса посмотрел на нее и презрительно усмехнулся.
- Конечно, ты хотела бы оправдать их, - сказал он.-Ты и сама
из того же подлого племени. Но не думай обмануть меня, меня,
в чьих жилах течет истинно христианская кровь верного сына
матери Церкви. Эти люди замышляют; черное дело против Свя¬
той инквизиции. Что это, как не повторное обращение в иудаизм,
ведь все они евреи?
Губы ее побледнели, она взволнованно дышала, но все еще
пыталась переубедить его.
- Они не евреи, ни один из них не еврей! Например, Перес
сам служит в Святом ордене. Все они христиане и...
- Новоокрещенные, - прервал он, зло усмехаясь, - осквернив¬
шие это святое таинство ради мирских выгод. Евреями они ро¬
дились, евреями и останутся даже под личиной притворного
христианства и, как евреи, будут прокляты в свой последний час.
Он задыхался от негодования. Лицо этого грязного распут¬
ника пылало священным гневом.
43

- Боже, прости меня, что я приходил сюда. И все же я верю,
что это по его воле я оказался здесь, чтобы услышать этот раз¬
говор. Позволь мне уйти.
С выражением крайнего омерзения он повернулсяо Она схва¬
тила его за руку.
- Куда ты идешь? - резко спросила она. Он посмотрел ей в
глаза, но увидел в них только страх. Он не заметил ненависти, в
которую в эту минуту превратилась ее любовь, превратилась
из-за безжалостных оскорблений, нанесенных ей, ее народу. Она
вдруг разгадала его намерения.
- Куда? - повторил он, пытаясь вырваться. - Куда приказыва¬
ет мне мой христианский долг.
Этого было достаточно. Не дав ему опомниться, она выхва¬
тила у него из-за пояса тяжелый толедский кинжал и, держа его
наготове, встала между ним и дверью.
- Минутку, дон Родриго. Не пытайся уйти, или я, клянусь
Богом, ударю и, возможно, убью тебя. Нам нужно поговорить до
твоего ухода.
Изумленный, дрожащий, он застыл перед ней, и весь его
наигранный религиозный пыл сразу же улетучился от страха при
виде кинжала в ее слабой женской руке. Так за один вечер она
постигла истинную сущность этого кастильского дворянина,
любовью которого раньше гордилась. Это открытие должно бы¬
ло бы вызвать в ней чувства презрения и ненависти к себе самой.
Но в ту минуту она думала только о том, что из-за ее легкомыс¬
лия над отцом нависла смертельная опасность. Если отец погиб¬
нет из-за доноса этого негодяя, она будет считать себя отцеубий¬
цей.
- Ты не подумал, что твой донос погубит моего отца, - сказала
она тихо.
- Я должен считаться с моим христианским долгом, - ответил
он, на сей раз не так уверенно.
- Возможно. Но ты должен противопоставить этому и другое.
Разве у тебя нет долга возлюбленного, долга передо мной?
- Никакой мирской долг не может быть выше долга религи¬
озного.
- Подожди. Имей терпение. Просто ты не все обдумал. Придя
сюда тайно, ты причинил зло моему отцу. Ты не можешь отри¬
цать этого. Мы вместе, ты и я, опозорили его. И теперь ты хочешь
воспользоваться плодами этого греха, воспользоваться спрятан¬
ным, как вор; ты хочешь причинить еще большее зло моему
отцу?
44

- Что же мне, идти против своей совести? ■- спросил он
угрюмо*
- Боюсь, что у тебя нет другого выхода»
- Погубить мою бессмертную душу? - он почти смеялся» - Ты
зря стараешься»
- Но у меня для тебя есть нечто большее, чем слова, - и левой
рукой она вытянула из-за пазухи висящую у нее на шее изящную
золотую цепочку и показала на маленький крест, усыпанный
бриллиантами. Сняв цепочку через голову, она протянула ее ему.
- Возьми, - приказала она. - Возьми, я сказала. Теперь, держа
в руке этот священный символ, торжественно поклянись, что ты
не разгласишь ни слова из того, что услышал сегодня. Иначе ты
умрешь, не получив отпущения грехов. Бели ты не дашь клятву,
я подниму слуг, и они поступят с тобой, как с проникшим в дом
злодеем. - Затем, глядя на него с порога, она почти шепотом
предостерегла его еще раз.
- Живее! Решайся: предпочтешь ты умереть здесь без пока¬
яния и погубишь навеки свою бессмертную душу, побуждающую
тебя к этому предательству, или дать клятву, которую я требую?
Он было начал спор, напоминающий проповедь, но она резко
оборвала его:
- Я спрашиваю в последний раз: ты принял решение?
Разумеется, он выбрал долю труса, совершив насилие над
своей чувствительной совестью: держа в руке крест, он повторил
за ней слова этой страшной клятвы, нарушение которой должно
было навеки подбить его бессмертную душу. Думая, что нару¬
шить такую клятву он не сможет, она вернула ему кинжал и
позволила уйти. Она надеялась, что крепко связала его неруши¬
мыми религиозными обетами.
И даже на следующее утро, когда ее отец и все, кто присут¬
ствовал на собрании в доме, были арестованы по приказу Святой
Палаты инквизиции, она все еще не могла поверить в его клят¬
вопреступление. Все же в ее душу закралось сомнение, которое
она должна была разрешить любой ценой. Она приказала подать
носилки и отправилась в монастырь Святого Павла, где попро¬
сила встречи с фра Альфонсо де Оеда, доминиканским приором
Севильи.
Ее оставили ждать в квадратной, мрачной, плохо освещенной
комнате, пропахшей плесенью. В комнате было только два стула
и молитвенная скамейка. Единственным украшением служило
большое темное распятие, висевшее на побеленной стене.
45

Вскоре сюда вошли два монаха-доминиканца. Один - средне¬
го роста, с грубыми чертами лица и плотным телосложением,
был непреклонный фанатик Оеда. фугой - высокий и худой, с
глубоко посаженными блестящими черными глазами и мягкой
печальной улыбкой, был духовник королевы, Томаз де Торкве-
мада, главный инквизитор Испании. Он подошел к ней, оставив
Оеду позади, и остановился, глядя на нее с бесконечной добро¬
той и состраданием.
- Ты дочь этого заблудшего человека. Диего де Сусана, -
мягко произнес он. - Да поможет и укрепит Господь тебя, дитя
мое, перед испытаниями, которые, может быть, предстоят тебе.
Какой помощи ты ждешь от нас? Говори, дитя мое, не бойся.
- Святой отец, - запинаясь, проговорила она. - Я пришла
молить Вас о милости.
- Нет нужды молить, дитя мое. Разве могу я отказать в со¬
страдании, я. который сам нуждается в нем, будучи таким же
грешником, как и все.
- Я пришла просить милосердия для моего отца.
- Так я и думал. - Тень пробежала по его кроткому* грустному
лицу. Выражение нежной грусти в его глазах, устремленных на
нее, усилилось. - Если твой отец не повинен в том, что припи¬
сывают ему, то милосердный трибунал Святой Палаты явит его
невиновность свету и возрадуется. Если же он виновен, если он
заблудился, а все мы, если не укреплены Божьей милостью,
можем заблудиться, то ему дадут возможность искупления гре¬
хов, так что он может быть уверен в своем спасении.
Она задрожала, услышав это. Она знала, какую милость про¬
являют инквизиторы. Милость настолько одухотворенную, что
она не принимает во внимание преходящие страдания, испыты¬
ваемые при ее утверждении.
- Мой отец не повинен в каком-либо прегрешении против
веры, - сказала она.
- Ты так уверена? - прервав ее, прокаркал резким голосом
Оеда. - Хорошенько подумай. И помни, что твой долг христианки
превыше долга дочери.
Она чуть было прямо не потребовала назвать имя обвинителя
своего отца, что, собственно, и было истинной целью ее визита,
но успела сдержать свой порыв, понимая, что в этом деле необ¬
ходима хитрость. Прямой вопрос мог вообще закрыть возмож¬
ность что-то узнать. Тогда она искусно выбрала направление
атаки.
46

- Я уверена, - зашила она, - что он более пылкий и благоче¬
стивый христианин, хотя он и новообращенный, чем его обвини¬
тель.
Выражение задумчивости исчезло из глаз Торквемады, Они
стали пронзительней, как глаза инквизитора, как глаза ищейки,
устремленные на след* Однако он покачал головой.
Оеда заспорил.
- В это я не моху поверить, - сказал он. - Донос был сделан
из настолько чистых побуждений, что доносивший, не колеб¬
лясь, сознался в собственном грехе, вследствие которого он уз¬
нал о предательстве дона Диего и его сообщников.
Она чуть было не вскрикнула от боли, услышав ответ на свой
невысказанный вопрос. Но сдержала себя и, чтобы не оставалось
ни малейшего сомнения, храбро продолжала бить в одну точку.
- Он сознался? - воскликнула она, сделав вид, что поражена
услышанным.
Монах важно кивнул.
- Дон Родриго сознался, - настаивала она, как бы не веря.
Монах кивнул еще раз и внезапно спохватился.
- Док Родриго? - переспросил он. - Кто сказал - дон Родриго?
Но было уже поздно. Его утвердительный кивок выдал прав¬
ду, подтвердил ее наихудшие подозрения. Она покачнулась,
комната поплыла перед глазами, девушка почувствовала, что
теряет сознание. Но внезапно слепая ненависть к этому клятво¬
преступнику охватила ее, придала силы. Если ее слабость и не¬
покорность будут стоить отцу жизни, то именно она должна
теперь отомстить за него, даже если это унизит ее и разобьет ей
жизнь.
- И он сознался в своем собственном грехе? - Медленно по¬
вторила она тем же задумчивым, недоверчивым тоном. - Отва¬
жился сознаться в том, что он сам вероотступник?
- Вероотступник? Дон Родриго? Этого не может быть!
- Но мне показалось* вы сказали, что он сознался.
- Да, но с.. но не в этом.
На ее бледных губах заиграла презрительная улыбка.
- Понимаю. Он не преступил пределов благоразумия в своей
исповеди. И не упомянул о своем вероотступничестве. Он не
рассказал вам, что этот донос он совершил, мстя за то, что я
отказалась выйти за него замуж, узнав о его вероотступничестве
и испугавшись наказания в этом и в будущем мире.
Оеда уставился на нее с нескрываемым недоверчивым изум¬
лением.
47

Тогда заговорил Торквемада»
- Ты говоришь, что дон Родриго де Кардона - вероотступник?
В это невозможно поверить»
- Я могу предоставить вам доказательства, которые должны
убедить вас.
- Так представь их нам. Это твой священный долг, иначе ты
сама станешь укрывательницей ереси и можешь быть подверг¬
нута суровому наказанию.
Примерно через полчаса она покинула монастырь Святого
Павла и направилась домой. В ее душе царил ад. Не было теперь
у нее другой цели в жизни, кроме желания отомстить за своего
отца, погибшего из-за ее легкомыслия.
Проезжая мимо Алкасара, она заметила высокого стройного
человека в черной одежде, в котором узнала своего возлюблен¬
ного. Она направила к нему пажа, шедшего рядом с ее носилка¬
ми, чтобы подозвать его к себе. После всего случившегося просьба
эта немало удивила Родриго. К тому же, учитывая теперешнее
положение ее отца, ему не очень-то хотелось быть увиденным в
обществе Изабеллы де Сусан. Но все же он подошел, влекомый
любопытством.
Ее приветствие еще больше удивило его.
- Ты, наверное, знаешь, у меня большая беда, Родриго, -
грустно сказала она. - Ты слышал, что случилось с моим отцом?
Он внимательно посмотрел на нее, но не увидел ничего, кро¬
ме ее очарования, подчеркнутого печалью. Было ясно, что она
не подозревает его в предательстве, как и не сознает того, что
клятва, силой вырванная у него, более того, клятва, вероломная
по отношению к святому долгу, не может считаться обязываю¬
щей.
- Я... Я услышал об этом час назад, - соврал он неуверенно. -
Я ... я глубоко тебе сочувствую.
- Я заслуживаю сочувствия, - ответила она. - Его заслужили
и мой бедный отец, и его друзья. Очевидно, среди тех, в кого он
верил, был предатель, шпион, который прямо после встречи до¬
нес на них. Если бы у меня был список присутствовавших, то
было бы легко выявить предателя. Достаточно было бы посмот¬
реть, кто там был и кто не был потом арестован.
Ее красивые грустные глаза внимательно смотрели на него.
- Но что станет теперь со мной, такой одинокой в этом ми¬
ре? - спросила она. - Мой отец был единственным моим другом.
48

Эта коварная мольба быстро сделала свое дело, К тому же,
он увидел прекрасную возможность проявить великодушие, поч¬
ти ничем не рискуя»
- Единственным другом? - спросил он, понизив голос. - Разве
не было еще одного? Разве нет еще одного, Изабелла?
- Был ... - тяжело вздохнула она. - Но после того, что про¬
изошло прошлой ночью, когда ... Ты знаешь, о чем я. Тогда я
потеряла голову от страха за моего бедного отца и потому не
могла осознать ни всей мерзости его поступка, ни того, как прав
был ты, когда хотел донести на него. Но все же мне приятно, что
его взяли не по твоему доносу. Это сейчас мое единственное
утешение.
В этот момент они достигли дома. Дон Родриго предложил
ей руку, чтобы помочь спуститься с носилок, и попросил разре¬
шения зайти вместе с ней в дом. Но она не пустила его.
- Не сейчас, хоть я и благодарна тебе, Родриго. Если ты
захочешь прийти и утешить меня, то скоро сможешь это сделать.
Я дам тебе знать, когда буду готова принять тебя, конечно, если
ты простишь меня ...
- Не говори так, - попросил он. - Ты поступила благородно.
Это я должен просить у тебя прощения.
- Ты великодушен и благороден, дон Родриго. Да хранит тебя
господь! - сказала она и ушла.
До встречи с ней он был удручен и почти несчастен, понимая,
какую совершил ошибку. Предавая Су сана, он действовал отча¬
сти в порыве гнева, отчасти - религиозного долга. Горько сожа¬
лея о потере, он корил себя за необдуманность своего гнева, у
него зародилось сомнение, стоит ли так строго выполнять рели¬
гиозный долг тому, кто хочет сам пробить себе дорогу в этом
мире. Короче говоря, его раздирали противоречивые чувства.
Теперь в ее неведении он снова обрел надежду. Она никогда
ничего не узнает: Святая Палата строго охраняла тайну доносов,
чтобы не отпугнуть доносчиков, и никогда не устраивала очных
ставок обвинителя с обвиняемым, как это происходило в граж¬
данских судах. Настроение дона Родриго после встречи с Иза¬
беллой намного улучшилось.
На другой день он открыто нанес ей визит, но не был принят.
Слуга сослался на ее нездоровье. Это вызвало в нем тревогу,
несколько ослабило надежды, но вместе с тем усилило его уст¬
ремления. На следующий день он получил от нее письмо, щедро
вознаградившее его за все тревоги.
49

Тодриго, есть дело, о котором мы должны договориться как
можно скорее. Если мой бедный отец будет обвинен в ереси и
осужден, то его имущество будет конфисковано, ведь я, как дочь
еретика, не моху его унаследовать. Меня это мало тревожит. Но
я беспокоюсь о тебе, Родриго, так как, если вопреки всему слу¬
чившемуся, ты все еще желаешь взять меня в жены, как ты пред¬
ложил в понедельник, то я хотела бы принести тебе богатое
приданое. Ведь наследство, которое Святая Палата конфискова¬
ла бы у дочери еретика, не может быть в полной мере конфи¬
сковано у жены кастильского дворянина» Больше не скажу
ничего. Тщательно обдумай все и реши так, как подсказывает
тебе твое сердце. Я приму тебя завтра, если ты придешь ко мне."
Она предлагала ему хорошенько подумать. Но это дело не
нуждалось в долгом обдумывании. Диего де Су сана наверняка
отправят на костер. Его состояние оценивалось в десять милли¬
онов мараведи. У Родриго появилась счастливая возможность
сделать это состояние своим, если он женится на красавице Иза¬
белле до вынесения приговора ее отцу. Святая Палата может
наложить штраф, но дальше этого не пойдет, поскольку дело
касается чистокровного кастильского дворянина» Он восхищал¬
ся ее проницательностью и удивлялся своей удаче. Все это так¬
же очень льстило его тщеславию.
Он написал ей три строчки, торжественно заявляя о своей
вечной любви и решении жениться на ней завтра, и на следую¬
щий день явился собственной персоной, чтобы выполнить свое
решение.
Она приняла его в лучшей комнате дома, обставленной с
такой роскошью, какой не мог бы похвастаться ни один другой
дом Севильи. Она нарядилась к этой встрече с очаровательной
экстравагантностью, подчеркивающей ее природную красоту. Ее
высоко приталенное платье с глубоким вырезом и тесно облега¬
ющим лифом было сшито из парчи, юбка, манжеты и ворот были
оторочены белым горностаевым мехом. Белоснежную грудь ук¬
рашало бесценное колье из прозрачных бриллиантов, а в тяже¬
лые косы цвета бронзы была вплетена нитка блестящих жемчу¬
жин.
Никогда еще дон Родриго не находил ее такой желанной,
никогда еще не чувствовал себя таким спокойным и счастливым
от обладания ею. Кровь прилила к его оливкового цвета лицу,
он заключил ее в объятья, целовал ее щеки, губы, шею.
50

- Моя жемчужина, моя прелесть, моя жена! - восторженно
шептал он» Затем добавил нетерпеливо: - Священик! Где свя¬
щенник, что соединит нас?
Глубокие непроницаемые глаза встретили его горящий взор,
Она только прижалась х его груди, и ее губы сложились в улыб¬
ку, которая сводила его с ума.
- Ты любишь меня, Родриго, несмотря на все?
- Люблю тебя! - Это был трепещущий, приглушенный, почти
нечленораздельный возглас. - Больше жизни, больше, чем веч¬
ное блаженство.
Она вздохнула, глубоко удовлетворенная, и сильнее при¬
льнула к нему.
- О, я счастлива, так счастлива, что твоя любовь ко мне дей¬
ствительно сильна. Однако хочу подвергнуть ее проверке.
Он крепко обнимал ее.
- Какой проверке, любимая?
- Я хочу, чтобы эти брачные узы были настолько крепкими,
чтобы ничто на свете, кроме смерти, не могло разорвать их.
- Но я хочу того же, - промолвил он, хорошо сознавая выгод¬
ность для себя этого брака.
- Хотя я и исповедую христианство, в моих жилах течет ев¬
рейская кровь, поэтому я желала бы бракосочетаться так, чтобы
это устроило и моего отца, когда он снова выйдет на свободу. Я
верю, что он вернется, потому что он не погрешил против святой
веры.
Она умолкла, а он почувствовал беспокойство, несколько ох¬
ладившее его пыл.
- Что ты имеешь в виду? - напряженно спросил он ее.
- Я хочу сказать... ты не будешь на меня сердиться? Я хочу,
чтобы наш брак был заключен не только христианским священ¬
ником, но сначала раввином в соответствии с иудейским обря¬
дом.
Она почувствовала, что его руки словно обессилели, и он
ослабил свои объятья, поэтому она прижалась к нему еще креп¬
че.
- Родриго! Родриго! Если ты действительно любишь меня,
если действительно желаешь меня, ты не откажешь мне в этой
просьбе; я клянусь тебе, что как только мы поженимся, ты боль¬
ше никогда не услышишь ничего, что напомнило бы тебе о моем
происхождении.
Он ужасно побледнел, губы его задрожали и капли пота вы¬
ступили на лбу.
51

- Боже мой! - простонал он. - Что ты просишь? Я... я не могу.
Это же святотатство, оскорбление веры.
Она с гневом оттолкнула его.
- Ах вот как! Ты клянешься мне в любви и, когда я готова
пожертвовать всем ради тебя, ты не желаешь принести мне эту
маленькую жертву и даже оскорбляешь моих предков, словно
они не были моими. Я лучше думала о тебе, иначе не просила бы
сегодня прийти сюда. Я думаю, тебе лучше оставить меня.
Дрожащий, в полном смятении, охваченный бурей противо¬
речивых чувств, он пытался защититься, оправдаться, переубе¬
дить ее. Его возбужденная речь лилась непрерывно, но впустую.
Девушка оставалась холодной и равнодушной настолько, на¬
сколько раньше была нежной и страстной. Он доказал, чего
стоит его любовь. Он может идти своей дорогой.
Для него принять ее предложение действительно означало
бы осквернить веру. Однако от мечты стать обладателем десяти
миллионов мараведи и ни с кем не сравнимой по красоте жен¬
щины было не так-то легко отказаться. Он был достаточно алчен
от природы и к тому же сильно нуждался в деньгах, потому готов
был уже смириться с участием в отвратительном ему ритуале
венчания, лишь бы осуществить эту свою мечту. Но, хотя сомне¬
ния христианина почти исчезли, оставался страх.
- Ты ничего не понимаешь, - воскликнул он. - Если бы стало
известно, что я могу допустить возможность такой процедуры,
Святая Палата сочла бы это несомненным доказательством ве¬
роотступничества и послала бы меня на костер.
- Ну, если это единственное препятствие, то оно легко пре¬
одолимо, - холодно сказала она. - Кому на тебя доносить? Рав¬
вину, что ждет наверху, донос будет стоить собственной жизни,
а кто еще будет об этом знать?
- Ты уверена в этом?
Он был побежден. Но теперь уже она решила поиграть им
немного, заставляя его преодолевать неприязнь, возникшую в
ней из-за его недавней нерешительности. Эта игра продолжа¬
лась до тех пор, пока он сам не начал настойчиво умолять ее о
быстрейшем совершении еврейского обряда бракосочетания,
вызвавшего в нем такое отвращение.
Наконец она сдалась и провела его в свою комнату, где ког¬
да-то встречались заговорщики.
- Где же раввин? - спосил он нетерпеливо, оглядывая пустую
комнату.
52

- Я позову его, если ты действительно уверен, что этого
хочешь.
- Уверен? Разве я недостаточно ясно подтвердил это? Ты до
сих пор сомневаешься во мне?
- Нет, - сказала девушка. Она стояла поодаль, искусно управ¬
ляя им.
- Но я не хочу, чтобы люди думали, будто тебя к этому
принудили.
Это были очень странные слова, но он не обратил внимания
на их необычность. Он вообще не отличался сметливостью.
- Я настаиваю, чтобы ты подтвердил, что сам желаешь,чтобы
наш брак был заключен в соответствии с еврейскими традиция¬
ми и по закону Моисея.
И он, подогреваемый нетерпением, желая быстрее покончить
с этим делом, поспешно ответил:
- Конечно же, я заявляю, что я хочу, чтобы наш брак был
заключен по еврейскому обычаю и в соответствии с законом
Моисея. Ну, а теперь, где же раввин? - он услышал звук и заме¬
тил дрожание гобелена, маскировавшего дверь алькова.
- А! Он, наверное, здесь...
Он неожиданно замолк и отпрянул, как от удара, судорожно
вскинув руки. Гобелен откинулся, и оттуда вышел не раввин,
которого он ожидал увидеть, а высокий худой человек, слегка
ссутулившийся в плечах, одетый в белую рясу и черный плащ
ордена святого Доминика. Лицо его было спрятано под сенью
черного капюшона. Позади него стояли два мирских брата этого
ордена, два вооруженных служителя Святой Палаты с белыми
крестами на черных камзолах.
В ужасе от этого видения, вызванного, казалось, только что
произнесенными им святотатственными словами, дон Родриго
несколько мгновений стоял неподвижно в тупом изумлении, да¬
же не пытаясь осознать смысл происшедшего.
Монах откинул капюшон, глазам Родриго открылось ласко¬
вое, проникнутое сочувствием, бесконечно грустное лицо Томаза
де Торквемады. Грустью и состраданием был также проникнут
голос этого глубоко искреннего и святого человека.
- Сын мой, мне сказали, что ты вероотступник. Однако, чтобы
поверить в такую невероятную для человека твоего происхож¬
дения вещь, я должен был лично убедиться в этом. О, мой бед¬
ный сын, по чьему злому умыслу ты так далеко отошел от пути
истинного?
53

В чистых грустных глазах инквизитора блестели слезы. Его
мягкий голос дрожал от сострадания»
И тут ужас дона Родриго сменился гневом» Полным страст¬
ного упрека жестом он указал на Изабеллу»
- Вот эта женщина заколдовала, одурачила и совратила меня!
Она устроила ловушку, в которую заманила меня, чтобы погу¬
бить»
- Верно, ловушку. Она получила мое согласие на это, чтобы
испытать твою веру? которая, как мне говорили, не тверда Будь
твое сердце свободно от ереси, ты никогда бы не попал в эту
ловушку. Еслы бы у тебя была крепкая вера, сын мой, ничто не
могло бы отвратить тебя от верности нашему Спасителю.
- Господи! Молю тебя, услышь меня, Господи! - Родриго
упал на колени, подняв к небу сложенные в умоляющем жесте
руки.
- Ты будешь услышан, сын мой» Святая Палата никого не
осуждает, не выслушав. Но на что ты можешь надеяться, взывая
к Господу? Мне говорили, что ты ведешь беспорядочную и тще¬
славную жизнь, и я страшился за тебя, узнав, как широко ты
открыл врата своей души злу. Но понимая, что годы и разум
часто исправляют и искупают грехи молодости, я надеялся и
молился за тебя. Но что ты станешь вероотступником, что твое
супружество может быть закреплено нечистыми узами иудаиз¬
ма.. О! - грустный голос прервался рыданием, и Торквемада
закрыл свое бледное лицо длинными, истощенными, почти про¬
зрачными руками.
- Молись теперь, дитя мое, о милости и силе, - призвал он. -
Претерпи небольшое предстоящее тебе мирское страдание во
искупление своей ошибки, и когда твое сердце будет полно рас¬
каяния, ты получишь спасение от Божественного милосердия,
которое не имеет границ. Я буду молиться за тебя. Больше я
ничего не могу для тебя сделать. Уведите его.
6 февраля того же, 1481 года, Севилья стала свидетелем
первого аутодафе. Наказанию подверглись Диего де Су сан, дру¬
гие заговорщики и дон Родриго де Кордова Торжественная це¬
ремония проводилась относительно скромно, не с такой мрачной
пышностью, как впоследствии. Но все основные элементы уже
присутствовали.
Впереди процессии шел монах - доминиканец, несущий зе¬
леный крест инквизиции, закутанный в траурное покрывало. За
ним шли попарно члены братства Святого Павла - мученика,
54

монастырские служки Святой Палаты. Далее босиком, со свеча¬
ми в руках, шли осужденные, одетые в рубище кающихся греш¬
ников, позорного желтого цвета.
Окруженные стражами с алебардами, они прошли по улице
до кафедрального собора, где мрачный Оеда отслужил мессу и
прочитал проповедь. После этого они были уведены за город на
Табладские луга, где их уже ждали столбы и хворост.
Таким образом, лжесвидетель был казнен той же смертью,
что и его жертвы. Так Изабелла де Сусан, известная как "Пре¬
красная Дама", вероломно отомстила своему недостойному воз¬
любленному за его собственное вероломство, ставшее причиной
гибели ее отца...
Когда все было кончено, она нашла убежище в Монастыре.
Но вскоре покинула его, не приняв пострига. Прошлое не давало
ей покоя, и она вернулась в свет, пытаясь в его волнениях найти
забвение, которое не дал ей монастырь и которое могла дать
только смерть. В своем завещании она выразила желание, чтобы
ее череп был повешен над входом в ее дом в Каппе де Атаун как
символ посмертного искупления ее грехов. И этот голый оска¬
ленный череп когда-то прекрасной головы висел там почти че¬
тыре сотни лет. Его видели еще легионы Бонапарта, разрушив¬
шие Святую Палату инквизиции.

ОН ДИТЕР ИЗ МАДРИГАЛА
Рассказ о Лжесебастьяне
Португальском
Во всей скорбной
и трагикомической летописи человеческих слабо¬
стей, именуемой Историей, нет повести печальнее,
чем повесть о принцессе Анне, внебрачной дочери
сиятельного Иоганна Австрийского, побочного
сына императора Карла V и, следовательно, свод¬
ного брата бессердечного Филиппа П, короля Ис¬
пании. И не было среди женщин голубых кровей
ни одной такой, чья судьба столь трагически зави¬
села бы от обстоятельств ее рождения.
Внебрачные сыновья королей еще могли чего-
то добиться в жизни, и примером тому - ослепи¬
тельная карьера родного отца Анны, но для
внебрачных дочерей, особенно таких, которые, по¬
добно ей, несли двойное бремя, ибо принадлежали
к младшей ветви родового древа, надежды на сча¬
стье почти не было. Голубая кровь, разумеется,
возвышает их, но обстоятельства рождения сводят
на нет преимущества высокого положение. Царст¬
венное происхождение предписывает им выходить
56
4

замуж только за принцев, а все те же обстоятельства рождения
ставят им препоны на этом пути. Ну, а коли уж для них не
находится подобающего места в миру, целесообразнее всего, на¬
верное, оградить их от него, пока ^тих женщин не завлекла свет¬
ская суета. Оградить, заточив в монастырь, где они могли бы
вести достойную, благочестивую, выхолощенную жизнь.
Это и произошло с Анной. Шестилетней девочкой ее поме¬
стили в монастырь святого Бенедикта в Бургосе; по достижении
отрочества перевезли в обитель Санта-Мария-ла-Реаль в Мад¬
ригале, где ей надлежало вскоре принять пострижение. Но Анна
не хотела такой жизни. Она была молода, в душе ее кипела
жгучая жажда жизни, которую не могли притупить даже убогие
условия существования. От нее скрывали, что она красива, но и
это не помогло. Подходя к вратам обители, она бурно протесто¬
вала, призывая сопровождавшего ее епископа засвидетельство¬
вать ее нежелание вступать в монастырь.
Но ее желание или нежелание были не в счет. Помимо
Божьей, в Испании существовала лишь воля короля Филиппа. И
все же, скорее дабы подсластить пилюлю, чем по долгу родства,
Его Католическое Величество даровал принцессе определенные
привилегии, которых обычно не имеют члены религиозных со¬
обществ: он приставил к ней двух фрейлин и двух слуг, а также
позволил и после короткого годичного послушничества сохра¬
нить за собой титул "высочества". Анна знала себе цену и с
ужасом понимала, что жизнь ее будет потрачена впустую. Впро¬
чем, это относилось только к ее бренной оболочке: она механи¬
чески исполняла послушания, из коих состояла монотонная
монастырская жизнь с ее однообразными днями, полными оди¬
наковых часов, с утратившей смысл сменой времен года, с отсут¬
ствием всяких временных вех, кроме сна и бодрствования, еды и
работы, молитв и размышлений. И так - до тех пор, пока жизнь
не утратит смысл и не выхолостится вконец, превратившись в
подготовку к смерти.
Хотя бренной оболочкой Анны могли помыкать как угодно,
дух ее не был сломлен. Возможно, вскоре ею овладела бы глухая
апатия, возможно, мало-помалу эта серая жизнь затянула бы ее.
Но пока этого не произошло. Пока она тешила свою пленен¬
ную изголодавшуюся душу воспоминаниями о немногочислен¬
ных пестрых картинках вольной жизни, виденных ею когда-то за
стенами обители. А если этих воспоминаний оказывалось мало,
57

Анне помогал добрый друг, развлекавший ее рассказами о захва¬
тывающих приключениях, любовных похождениях и рыцарских
подвигах, которые лишь распаляли ее воображение.
Друг этот, отец Мигель де Соуза, португальский монах из
ордена святого Августина, был образован и вежлив в обращении,
немало поездил по свету и судил обо всем со знанием дела, как
и подобает очевидцу событий. А больше всего он любил расска¬
зывать о своем закадычном приятеле, последнем короле Порту¬
галии, романтике Себастьяне - умном, галантном, неустрашимом
белокуром юноше, который в двадцать четыре года от роду воз¬
главил гибельный заморский поход против неверных и был раз¬
громлен в битве при Алькасер-ель-Кебире лет пятнадцать назад.
Он любил живописать ослепительное рыцарское шествие,
которое видел на набережных Лиссабона, когда участники похо¬
да, исполненные крестоносческого рвения, грузились на ко¬
рабль; шеренги португальских рыцарей и оруженосцев; отряды
немецких и итальянских наемников; молодого короля в блиста¬
ющих латах и с непокрытой головой - живое воплощение святого
Михаила. Все это воинство торжественно всходило на борт ко¬
рабля, отправлявшегося в Африку, а вокруг них бушевало море
цветов и приветственных возгласов.
Анна слушала монаха, широко раскрыв глаза, боясь пропу¬
стить хоть одно слово этой поэмы. Уста ее раскрывались, строй¬
ное тело чуть наклонялось вперед, и Анна жадно ловила слова
монаха, а когда он начинал рассказывать о том страшном дне при
Алькасер-ель-Кебире, темные горящие глаза девушки наполня¬
лись слезами.
А монах был не дурак приврать. Послушать его, так выходи¬
ло, что португальскую кавалерию погубила не полководческая
бездарность короля и не его безудержное тщеславие, из-за ко¬
торого он не пожелал внять подсказкам советников. Нет, причи¬
ной поражения войска и падения самой Португалии, если верить
рассказчику, были несметные полчища неверных. В качестве эф¬
фектной концовки монах приводил сцену отказа Себастьяна по¬
следовать рекомендации советников и спастись бегством, когда
все было потеряно. Он рассказывал, как молодой король, только
что бившийся с храбростью льва, а теперь сраженный горем, не
пожелал пережить черный день поражения и в одиночку поска¬
кал прямо в гущу сарацинских полчищ, чтобы принять свой по¬
следний бой и встретить смерть, как подобает рыцарю. С тех пор
Себастьяна никто больше не видел.
58

Анна была готова вновь и вновь внимать этому повествова¬
нию, и с каждым разом оно все сильнее задевало струны ее души.
Она забрасывала монаха вопросами о Себастьяне, бывшем ее
двоюродным братом; о том; как он жил, каким был в детстве,
какие издавал указы, став королем Португалии» И все, что рас¬
сказывал ей Мигель де Соуза, служило лишь одной цели: как
можно глубже запечатлеть в девичьем сознании восхитительный
образ царственного рыцаря» Если прежде эта пылкая девушка
каждый день думала о нем, то теперь и ночи ее были полны
видений: облаченная в латы фигура являлась к ней во сне - столь
живая и реальная, что во время бодрствования девушка не могла
отличить воспоминаний о своих сновидениях от воспоминаний о
встрече с кем-то, виденным наяву. Она благоговейно повторяла
слова, которые Себастьян произносил в ее снах, слова, так рази¬
тельно совпадающие с чаяниями ее опустошенного изголодав¬
шегося сердца, слова, которые никак не могли умиротворить и
успокоить душу монахини. Анна была влюблена - горячо, стра¬
стно, по уши влюблена в миф, в мысленный образ мужчины,
плоть которого пятнадцать лет назад обратилась в прах. Она
оплакивала его, как любящая вдова, денно и нощно молилась за
упокой его души, она в почти восторженном нетерпении ждала
смерти, которая соединит ее с возлюбленным. Черпая радость в
мысли о том, что она придет к нему девственницей, Анна нако¬
нец перестала сожалеть о своей участи, обрекшей ее на вечное
целомудрие.
И вот, в один прекрасный день ей в голову пришла дикая
мысль, наполнившая ее странным возбуждением»
- А верно ли, что он погиб? - спросила Анна монаха. - Что ни
говори, а ведь никто не видел его смерти. По вашим словам, отец,
тело, выданное нам Мулаи-Ахмедом-бен-Мохаммедом, было
обезображено до полной неузнаваемости. Не мог ли Себастьян
все-таки остаться в живых?
На смуглом костистом лице отца Мигеля появилось задум¬
чивое выражение. Девушка в тревоге ждала, что он тотчас же
отвергнет ее предположение. Но монах этого не сделал.
- Народ Португалии, - медленно произнес он, - свято верит
в то, что Себастьян жив и когда-нибудь вернется домой как
избавитель, которому суждено освободить страну от испанского
ига.
- Но тогда ... тогда...
Монах задумчиво улыбнулся.
- Народ всегда верит в то, во что хочет верить.
59

- А вы? - спросила его девушка. - Вы сами в это верите?
Он не сразу ответил ей. Выражение его сурового лица стало
еще сумрачнее, еще задумчивее. Монах отвернулся от девушки
(во время этого разговора они стояли под украшенными резьбой
и орнаментом сводами обители), и его сосредоточенный взор
устремился на широкий квадрат монастырского двора, служив¬
шего одновременно и садом, и кладбищем. Там, как ни странно,
кипела невидимая жизнь, жужжали букашки; три монахини, мо¬
лодые и сильные, засучив рукава, подвязав веревками полы своих
черных одеяний и обнажив обутые в войлочные туфли ноги,
деловито орудовали в солнечных лучах лопатами и заступами.
Они копали свои будущие могилы. "Помни о смерти"... Под
сенью сводов на почтительном расстоянии от Анны и монаха
стояли смиренные высокородные монахини, донна Мария де Гра-
до и донна Луиза Ньето, приставленные королем Филиппом к
племяннице для исполнения обязанностей, которые с поправкой
на монастырский быт можно было назвать обязанностями фрей¬
лин.
Наконец отец Мигель, кажется, принял решение.
- Что ж, дочь моя, почему бы мне не ответить, если ты спра¬
шиваешь? Когда я ехал в Лиссабон, чтобы произнести надгроб¬
ную речь в соборе, как и пристало духовнику дона Себастьяна,
одно высокопоставленное лицо предупредило меня, что я дол¬
жен быть осторожен в высказываниях о доне Себастьяне, ибо он
не только жив, но и намерен тайно присутствовать на отпевании.
Он заметил удивленный взгляд Анны, дрожание ее приот¬
крытых губ.
- Но это было пятнадцать лет назад, - добавил он. - И с тех
пор - ни слуху ни духу. Поначалу я думал, что такое возможно...
Ходили вполне правдоподобные слухи... Но пятнадцать лет! -
Монах со вздохом покачал головой.
- Какие... какие слухи? - спросила Анна Ее трясло с головы
до ног.
- Говорят, что на другой день после битвы, вечером, трое
всадников подъехали к воротам укрепленного прибрежного го¬
рода Арцилла Когда перепуганная стража отказалась впустить
их, один из всадников объявил, что он - король Себастьян и
таким образом добился, чтобы им открыли ворота Один из этих
троих был закутан в плащ, скрывавший лицо, а двое других об¬
ращались с ним почтительно, будто с августейшей особой.
- Тогда почему... - начала было Анна
60

- Но позднее, - прервал ее отец Мигель, - когда этот слух уже
взбудоражил всю Португалию, последовало его опровержение:
короля Себастьяна не было среди тех трех всадников, а затем
выяснилось, что они попросту прибегли к уловке, чтобы полу¬
чить приют в городе.
Анна вновь и вновь расспрашивала монаха в надежде добить¬
ся признания, что опровержение слуха было притворным, что
скрывающийся правитель просто хотел сохранить свое присут¬
ствие в тайне.
- Да, это возможно, - признал, наконец, он, - и многие пола¬
гают, что так оно и есть. Дон Себастьян был не только силен
духом, но и очень щепетилен. Вероятно, позор поражения так
угнетал его, что он предпочел скрыться, пожертвовав троном,
которого, как он полагал, был более недостоин. Половина пор¬
тугальцев считает, что это так, и продолжает ждать и надеяться.
Уходя в тот день от Анны, отец Мигель уносил с собой убеж¬
дение, что нет во всей Португалии ни одного человека, который
надеялся бы на то, что дон Себастьян жив, так, как надеялась
она, и который так же охотно, как Анна, признал бы короля,
стоило тому вдруг объявиться в стране. Ему было о чем поду¬
мать: ведь Португалия жаждала своего Себастьяна, как раб жаж¬
дет свободы.
Мать Себастьяна была сестрой короля Филиппа, что и позво¬
лило последнему заявить о своих правах на престолонаследие и
добиться португальского трона. Португалия изнемогала под пя¬
той этого чужеземного правителя, и отец Мигель де Соуза, пат¬
риот своей родины, был едва ли не первым среди тех, кто мечтал
освободить страну. Когда дон Антонио, сводный двоюродный
брат Себастьяна, бывший некогда настоятелем монастыря Крату,
поднял мятежный стяг, отец Мигель стал одним из самых ревно¬
стных сторонников этого честолюбивого и предприимчивого
храбреца. В те дни отец Мигель был архиепископом, человеком,
пользовавшимся репутацией высокоученого дельца и диплома¬
та. Он занимал пост проповедника дона Себастьяна и духовника
дона Антонио и обладал огромным влиянием в Португалии. Вли¬
яние свое он неустанно употреблял на пользу претенденту, ко¬
торому был глубоко предан. После того, как сухопутное войско
дона Антонио потерпело поражение от герцога Альба, а его
флот был разгромлен у Азорских островов маркизом Санта-Круз
в 1582 году, отец Мигель оказался в большой опасности и опале
как один из наиболее рьяных мятежников. Его схватили и надол¬
го бросили в испанское узилище. В конце концов, поскольку он,
61

видимо, раскаялся в своих грехах, Филипп П, прекрасно знавший
цену одаренному канонику и желавший приручить его, в расчете
на благодарность велел освободить отца Мигеля и сделал его
викарием в Санта-Мария-ла-Реаль, где он теперь и исполнял
обязанности исповедника, советника и доверенного лица прин¬
цессы Анны Австрийской.
Однако благодарности отца Мигеля не хватило, чтобы изме¬
нить его сущность и натуру; он по-прежнему был предан пре¬
тенденту, дону Антонио, который в своем неуемном честолюбии
продолжал плести интриги в чужеземном изгнании. Не хватило
ее и на то, чтобы притушить пламенный патриотизм монаха.
Мечтой его жизни было видеть Португалию независимой и уп¬
равляемой сыном ее народа, И вот, благодаря пылкой надежде
Анны (надежде, которая с каждым днем крепла, превращаясь в
убежденность), что Себастьян жив и когда-нибудь вернется,
чтобы потребовать обратно венец, два этих человека продолжа¬
ли все ближе сходиться друг с другом в тихой обители Мадри¬
гала, вокруг которой бурно кипела жизнь.
Но шли годы, молитвы Анны оставались без ответа, освобо¬
дитель не появлялся, и ее надежды начали угасать. Мало-помалу
она вновь начала подумывать о том, что сможет соединиться со
своим неведомым возлюбленным лишь в лучшем из миров.
Как-то раз весенним вечером 1594 года - спустя четыре года
после того, как Анна впервые услышала от священника имя Се¬
бастьяна - отец Мигель шагал по главной улице Мадригала,
городка, в котором он знал всех и каждого. И вдруг, к своему
удивлению, каноник встретил незнакомца Любой незнакомец
наверняка привлек бы внимание отца Мигеля, а этот - и подавно:
обликом своим он смутно напомнил священнику о каких-то дав¬
них событиях, напрочь стершихся из памяти. Потрепанное чер¬
ное одеяние незнакомца выдавало в нем обыкновенного горожа¬
нина, но его осанка, взгляд, военная выправка и гордо вскинутая
голова никак не вязались с простотой платья. От этого человека
веяло отвагой и уверенностью в себе.
Мужчины остановились, изумленно глядя друг на друга; на
устах незнакомца заиграла тусклая улыбка Сейчас, в сумерках,
возраст его определить было невозможно: ему могло быть и
тридцать, и пятьдесят. Отец Мигель растерянно нахмурился, и
тогда незнакомец смахнул с головы широкополую шляпу.
- Храни тебя Бог, отче, - произнес он.
- И тебя, сын мой, - отвечал священник, все еще ломая голову
над вопросом, кто перед ним. - Кажется, я тебя знаю. Так ли это?
62

Незнакомец рассмеялся.
- Весь мир может забыть меня, только не ты, отче.
И тут- отец Мигель охнул.
- Господи! - вскричал он и возложил длань свою на плечо
молодого человека, вглядываясь в его смелые серые глаза. -
Какими судьбами ты здесь?
- Я здешний кондитер.
- Кондитер? Ты?
- Надо же как-то жить, а поприще кондитера - честное по¬
прище. Я был в Вальядолиде, когда услышал, что ты служишь
викарием в здешнем монастыре. И вот, в память о старых добрых
счастливых временах решил навестить тебя, отче, и попросить о
поддержке, - ответил незнакомец с непринужденной самоуве¬
ренностью и легкой насмешкой в голосе.
- Разумеется... - начал было священник, но осекся. - Где твоя
лавка? - спросил он.
- Дальше по улице. Ты удостоишь меня своим посещением,
отче?
Отец Мигель поклонился, и оба пошли своей дорогой.
В последующие три дня священник приходил в монастырь,
только чтобы отслужить мессу. Но утром четвертого дня он
отправился из ризницы прямо в людскую и, несмотря на ранний
час, потребовал аудиенции у ее высочества.
- Госпожа, - сказал он ей, - у меня для тебя важная весть,
которая преисполнит радостью сердце твое.
Анна взглянула на него и увидела лихорадочный блеск в его
глубоко посаженных глазах, увидела румянец на острых скулах
священника
- Дон Себастьян жив, - продолжал тот. - Я видел его.
Несколько мгновений девушка смотрела на него, ничего не
понимая, потом побледнела Чело ее стало белым, как плат мо¬
нахини. Анна со стоном перевела дух, застыла и покачнулась.
Чтобы не упасть, она ухватилась за спинку кресла Отец Мигель
понял, что действовал слишком резко и огорошил ее. Он не
понимал, насколько глубоко ее чувство к таинственному принцу,
и теперь испугался, как бы она не упала в обморок, потрясенная
известием, которое он так безрассудно выложил ей.
- Что ты сказал? О, повтори, что ты сказал! - простонала
Анна, полуприкрыв веки.
63

Он повторил сказанное в более взвешенных и осторожных
выражениях, пустив в ход весь магнетизм своей личности, чтобы
успокоить смятенный разум Анны. Мало-помалу буря чувств в ее
душе улеглась.
- Ты говоришь, что видел его? - спросила девушка - О!
Румянец вновь залил ее щеки, глаза вспыхнули, лицо
засияло.
- Где же он? - нетерпеливо спросила принцесса
- Здесь. Здесь, в Мадригале.
- В Мадригале? - принцесса была само изумление. - Но по¬
чему в Мадригале?
- Он жил в Вальядолиде и там услышал, что я, его бывший
духовник и советник, служу викарием в Санта-Мария-ла-Реаль.
Себастьян приехал искать меня, приехал под чужим именем. Он
называет себя Габриелем де Эспиноза и ведет кондитерское де¬
ло. Так будет, пока не кончится срок его епитимьи, тогда он
сможет объявиться открыто и предстать перед своим народом,
который с нетерпением ждет его.
Эта весть повергла Анну в растерянность, наполнила ее ра¬
зум смятением, а душу превратила в поле битвы, на котором вели
борьбу безумная надежда и благоговейный страх. Принц, о ко¬
тором она мечтала, который четыре года жил в ее мыслях, кото¬
рого она обожала всей своей возвышенной, пылкой, поэтической
изголодавшейся душой, вдруг обрел плоть и кровь. Он рядом, и
она наконец-то сможет воочию увидеть его, живого, настоящего.
Эта мысль приводила ее в панический ужас, и Анна не осмели¬
валась просить отца Мигеля привести к ней дона Себастьяна Но
зато она засыпала священника вопросами и вытянула из него
довольно складную историю.
После своего поражения и побега Себастьян дал обет над
гробом Гоподним, поклявшись отказаться от королевских поче¬
стей, ибо считал себя недостойным их. В знак покаяния (полагая,
что именно грех гордыни, в который он впал, стал причиной его
неудач) он обязался скитаться по миру в облике смиренного
простолюдина, зарабатывая хлеб насущный собственными рука¬
ми, трудясь до седьмого пота, как и положено обыкновенному
человеку, до тех пор, пока не искупит свою вину и не станет
вновь достоин того положения, которое составляло его истинное
предназначение по праву рождения. Этот рассказ наполнил Ан¬
ну таким состраданием и сочувствием, что она расплакалась. Ее
кумир вознесся еще выше, чем в прежних полных любви мечтах,
особенно после того, как спустя несколько дней история его
64

скитаний обросла подробностями. Она узнала о том, какие ли¬
шения терпел таинственный принц, какие тяготы и страдания
выпали на долю странника. Наконец, через несколько недель
после того, как Анне впервые сообщили потрясающую весть о
его возвращении, в начале августа 1594 года, отец Мигель пред¬
ложил ей то, чего она более всего жаждала, но о чем не смела
просить.
- Я рассказал Его Величеству, как ты привержена его памяти,
как предана была ему все эти годы, когда мы считали его умер¬
шим. Он глубоко тронут. Он умоляет тебя позволить ему прийти
и пасть к твоим ногам.
Лицо Анны зарделось, потом его вновь покрыла бледность;
грудь девушки тяжело вздымалась и опадала. Раздираемая стра¬
хом и желанием, принцесса едва слышно выговорила:
- Я согласна...
На другой день отец Мигель привел гостя в скромную мона¬
стырскую гостиную, где их ждала принцесса вместе со своими
фрейлинами, оставшимися в укрытии. Ее жадному испуганному
взору предстал человек среднего роста, с лицом, исполненным
достоинства, облаченный в гораздо менее потрепанное платье,
чем то, в котором его впервые увидел сам отец Мигель.
У него были светло-каштановые волосы. Такой цвет вполне
могли приобрести золотые локоны юноши, уплывшего в Африку
пятнадцать лет назад. Борода имела чуть более темный оттенок,
а глаза были серые. Миловидное лицо. Но ничто, кроме цвета
глаз и носа с горбинкой, не говорило о том, что его обладатель
происходит из австрийского царствующего дома, представи¬
тельницей которого была его мать.
Держа шляпу в руке, гость приблизился к Анне и преклонил
колено.
- Я здесь, и жду приказаний вашего высочества, - молвил он.
У девушки тряслись колени и дрожали губы, но она овладела
собой.
- Вы - Габриель де Эспиноза, приехавший в Мадригал, чтобы
открыть кондитерское дело?- спросила она.
- И чтобы служить вашему высочеству.
- Тогда добро пожаловать, хотя я уверена,что в ремесле кон¬
дитера вы смыслите меньше, чем в любом другом.
Коленопреклоненный гость склонил свою красивую голову
и глубоко вздохнул.
3 Р. Сабатини, т. 1
65

- Что ж, если в прошлом я лучше знал иные ремесла, стало
быть, мне нет нужды теперь ограничивать себя моим нынешним
поприщем.
Она знаком попросила его подняться» Эта встреча и разговор
были не долгими: посетитель откланялся, дав обещание вскоре
прийти опять и заручившись ее согласием принять кондитер¬
скую лавку под покровительство монастыря.
Впоследствии у этого человека вошло в привычку являться
к утренней мессе, которую отец Мигель служил в монастырской
часовне, открытой для мирян. После службы кондитер навещал
священика в ризнице, а затем шел вместе с ним в гостевую ком¬
нату, где его ждала принцесса, обычно сопровождаемая одной
или двумя своими фрейлинами. Поначалу эти ежедневные сви¬
дания были не долгими, но постепенно становились все длиннее,
и вскоре Анна уже просиживала с кондитером до самого обеда
Но очень скоро ей стало мало и этого, и она взяла со своего гостя
обещание приходить по два раза на дню.
Свидания царственной четы делались не только длиннее и
содержательнее, но и интимнее. Постепенно Анна начала заво¬
дить разговоры о будущем Себастьяна, убеждая его открыться.
Епитимья и так уже затянулась сверх всякой меры, да и каяться,
по сути дела, не в чем, ибо судят Небеса не деяния, а побуждения
души; душа же его, когда он начинал войну с неверными, была
чиста, а намерения - благочестивы и возвышенны. Себастьян с
кротким видом признавал, что это, возможно, воистину так. Од¬
нако и он, и отец Мигель держались мнения, что сейчас благо¬
разумнее всего дождаться кончины Филиппа II, которая,
вероятно, близка, если учесть преклонные лета монарха, его
дряхлость и немощность. В ином же случае ревнивый король
может воспротивиться справедливым притязаниям Себастьяна
Тем временем ежедневные визиты Эспинозы и его многоча¬
совые свидания с Анной привели к неизбежному: и в стенах
монастыря, и за его пределами запахло скандалом. Анна была
монахиней, ей запрещалось встречаться с какими бы то ни было
мужчинами, за исключением исповедника, и беседовать с ними
иначе как через решетку в гостевой комнате обители. Но даже
при наличии такой решетки столь длительные и регулярные
встречи считались недопустимыми. А между тем при поддержке
и попустительстве отца Мигеля Анна и Эспиноза за несколько
недель сблизились настолько, что девушка уже считала себя
вправе думать о нем как о своем избавителе, который спасет ее
от этого погребения заживо. Она полагала, что он вернет ей
66

вожделенную свободу и вольную жизнь, возложит на ее чело
венец, как только настанет время заявить о его собственных пра¬
вах на корону. Да, она монахиня, но что с того? Ее постригли
против воли, послушничество длилось всего год, а пятилетний
срок, отведенный для испытания, еще не истек. Поэтому Анна
полагала, что ее вполне можно освободить от всех данных
обетов.
Но никто не знал мыслей Анны, да и не интересовался ими,
а посему скандал разрастался. В монастыре не нашлось смель¬
чаков, чтобы упрекнуть царственную особу или навязать ей свои
советы и мнения: ведь ей, помимо всего прочего, покровитель¬
ствовал отец Мигель, духовный наставник обители. Однако в
конце концов из внешнего мира пришло письмо, составленное
епископом ордена святого Августина Тон послания был почти¬
тельно-суров, и в нем сообщалось, что многочисленные посеще¬
ния кондитера дают пищу для пересудов, и поэтому Анна
проявила бы благоразумие, согласись она более не подавать для
этого поводов. Этот совет наполнил ее гордую чувствительную
душу жгучим стыдом. Принцесса тотчас же послала своего слугу
Родероса за отцом Мигелем и передала священнику полученное
письмо.
Черные глаза монаха пробежали текст, и в них появилось
тревожное выражение.
- Этого следовало опасаться,- со вздохом проговорил он.
- Тут есть только одно средство, да и то лишь, если дело не
дойдет ни до чего более серьезного: дон Себастьян должен
уехать.
- Уехать?! - У Анны перехватило дух от страха - Куда?
- Куда угодно, лишь бы подальше от Мадригала И немед¬
ленно, самое позднее - завтра поутру, - ответил монах и добавил,
заметив выражение ужаса на ее лице:- Ну, а что еще можно
придумать? Как знать, может, этот докучливый епископ уже
поднял шум?
Анна подавила охватившие ее чувства
- А я... я увижу его перед отъездом?- с мольбой в голосе
спросила она
- Не знаю. Наверное, это было бы слишком опрометчиво. Я
должен поразмыслить.
В глубоком смятении он бросился прочь, оставив Анну, и
девушке показалось, что жизнь покидает ее.
з*
67

В тот сентябрьский вечер она сидела, потрясенная, в своих
покоях, надеясь и не смея надеяться, что ей удастся еще раз хоть
одним глазком взглянуть на Себастьяна. Было уже довольно
поздно, когда к Анне пришла донна Мария де Градо с известием,
что Эспиноза сейчас сидит в келье отца Мигеля. Испугавшись,
что он уйдет тайком, так и не повидавшись с ней, и не обращая
внимания на позднее время (шел девятый час, и начинало смер¬
каться), девушка немедленно послала Родероса к священнику с
просьбой привести Эспинозу в гостевую комнату. Отец Мигель
согласился, и влюбленные, а они уже были на этой стадии отно¬
шений, встретились вновь. Обоим было тяжело и больно, оба
страдали.
- Боже мой! - вскричала принцесса, отбросив прочь всякую
осторожность. - Боже мой! Что же вы решили?
- Решили, что завтра поутру я уезжаю, - отвечал Себастьян.
- Куда? - спросила обезумевшая от горя девушка.
- Куда? - он пожал плечами. - Сначала в Вальядолид, а по¬
том... как будет угодно Всевышнему.
- Когда же я опять увижу вас?
- Когда... когда будет угодно Всевышнему.
- О, какой ужас! Если я потеряю вас... если никогда больше
вас не увижу... - она задыхалась, ломая руки.
- Ну что вы, госпожа, - ответил он. - Я вернусь за вами, когда
придет время. К дню Всех Святых, или, самое позднее, к Рожде¬
ству. И я привезу с собой человека, который поручится за меня.
- Какая нужда ручаться за вас мне? - в великом раздражении
запротестовала девушка. - Мы принадлежим друг другу, вы и я,
Но вы вольны странствовать по свету, а я беспомощно сижу в
этой клетке...
- Да, но ведь в скором времени я освобожу вас, и с тех пор
мы пойдем рука об руку,- он шагнул к столу, на котором стояли
рог с чернилами, коробочка с песком, несколько перьев и лежала
бумага. Взяв стило, он принялся писать с заметным усилием, ибо
короли, как известно, не отличаются прилежанием в учении*
"Я, дон Себастьян, милостью Божией король Португалии,
беру в жены светлейшую донну Анну Австрийскую, дочь свет¬
лейшего принца Иоганна Австрийского, на основании разреше¬
ния, полученного от двух епископов."
Внизу он поставил подпись - такую же, какую во все века
ставили португальские короли: El Rey (король).
- Вы удовлетворены, госпожа?- с мольбой спросил он, вручая
ей бумагу.
68

- Как может эта записочка удовлетворить меня?
- Это - обязательство, которое я исполню, как только позво¬
лят Небеса.
Услышав это, Анна ударилась в слезы, а Себастьян пустился
в увещевания и болтал до тех пор, пока отец Мигель не вынудил
его удалиться, поскольху было уже поздно. Тогда принцесса
забыла о своих собственных горестях и преисполнилась сочув¬
ствия к возлюбленному: нет, она и слышать ничего не желает,
он обязан принять все ее достояние - сто дукатов и украшения,
в числе которых были золотые часики, усыпанные алмазами, и
колечко с камеей, изображавшей короля Филиппа Ну и, нако¬
нец, ее собственный портрет размером с игральную карту.
Пробило десять, и отец Мигель спешно спровадил Себасть¬
яна, предварительно преклонив перед ним колена и приложив¬
шись к монаршей длани. Затем Себастьян пал на колени перед
принцессой и облобызал ее руку. Оба обливались слезами. На¬
конец он ушел, и скорбящая Анна, опершись на руку донны
Марии де Градо, удалилась в свою келью, чтобы выплакаться и
предаться молитвам.
Следующие несколько дней она ходила как во сне, бледная
и безучастная ко всему, угнетенная сознанием своего одиночест¬
ва, которое она пыталась смягчить, посылая Себастьяну письма
в Вальядолид, куда он возвратился. Из всех этих писем сохрани¬
лось только два
’Король и господин мой,- писала она в одном из них,- увы!
Какие страдания приносит разлука! Мне так больно, что я умер¬
ла бы, если б не испытывала мимолетного облегчения от обще¬
ния с Вашим Величеством посредством этих посланий. Сегодня
я чувствую то же самое, что чувствовала в любой другой день с
тех пор, как мы перестали проводить вместе счастливые и сла¬
достные мгновения. Нынешняя разлука - кара Небес, столь су¬
ровая для меня, что я бы осмелилась назвать ее несправедливой,
ибо я без всяких на то оснований лишена счастья, которого мне
не хватало столько лет и которое я ныне купила ценой страданий
и слез. Но, господин мой, я готова вновь пережить все обрушив¬
шиеся на меня горести и страдать опять, если это поможет мне
уберечь Ваше Величество хотя бы от малой толики невзгод. Да
внемлет Всевышний моим молитвам. Пусть положит Владыка
мира конец несчастьям и нестерпимым мукам, которые приносит
мне разлука с Вашим Величеством. Возможно ли жить после
столь долгих страданий и боли?
69

Я принадлежу Вам, господин мой, о чем Вы уже знаете.
И верность, в коей поклялась я Вам, сохраню я и в жизни, и
в смерти, ибо даже смерть не вырвет ее из души моей. И будет
эта верность бессмертна в веках, как и сама душа.."
Так писала племянница короля Филиппа Испанского уда¬
лившемуся в Вальядолид кондитеру Габриелю Эспинозе. Чем
занимался в эти дни он - нам неведомо, известно лишь, что он
не был стеснен в передвижениях: именно на городской улице
настырная и вездесущая судьба свела его лицом к лицу с Грего¬
рио Гонзалесом, человеком, у которого он работал поваренком,
когда тот служил графу Ньеба
Грегорио окликнул Эспинозу и в изумлении уставился на
него: платье кондитера, хоть и было не первой свежести, отнюдь
не походило на одеяние простолюдина
- Кому же ты теперь служишь?- осведомился заинтригован¬
ный Грегорио, как только они обменялись приветствиями.
Эспиноза преодолел мимолетное замешательство и взял за
руку своего бывшего сотоварища
- Времена меняются, друг Грегорио. Я больше никому не
служу. Теперь мне самому подавай слуг!
- Так что за положение ты сейчас занимаешь?
- Это не имеет значения,- высокомерно осадил его Эспиноза,
и Грегорио почувствовал, что дальнейшие расспросы неуместны.
Завернувшись в плащ, он пошел своей дорогой, а кондитер крик¬
нул ему вслед: - Если тебе что-нибудь понадобится, буду рад по
старой дружбе оказать тебе услугу!
Но Грегорио никак не собирался просто расстаться с Эспи¬
нозой. Мало кому охота терять старого друга, если встречаешь
его опять спустя годы, да еще богатым и процветающим челове¬
ком. Эспиноза должен всенепременно жить в одном доме с Гре¬
горио. Жена Грегорио будет очень рада возобновить знакомство
и услышать из первых уст историю его новой благополучной
жизни. Грегорио не желает слышать никаких отговорок. В конце
концов Эспиноза, уступая настырности приятеля, отправился
вместе с ним в убогий квартал, где стояло жилище Грегорио.
За грязным сосновым столом в жалкой коморке сидели трое:
Эспиноза, Грегорио и его жена Последняя не выказывала обе¬
щанной Грегорио радости по поводу нынешнего благополучия
Эспинозы. Возможно, кондитер заметил ее злобную зависть. Ве¬
роятно, желая еще больше подогреть ее (а это - лучший способ
наказания завистников), кондитер предложил Грегорио просто-
таки великолепную работу.
70

- Иди ко мне на службу, - сказал он. - Я дам тебе пятьдесят
дукатов сразу и буду платить четыре дуката в месяц.
Они отнеслись к его богатству с заметным недоверием. Что¬
бы убедить их, Эспиноза достал и показал золотые часы (ред¬
чайшую вещицу), осыпанные бриллиантами, дорогое кольцо и
другие отнюдь не дешевые украшения. Парочка взирала на все
это в полном смятении,
- Но разве не говорил ты мне, когда мы вместе служили в
Мадриде, что прежде ты был простым кондитером в Оканье?-
вырвалось у Грегорио.
Эспиноза усмехнулся.
- Мало ли королей и принцев были вынуждены скрываться
под чужой личиной? - вкрадчиво проговорил он и, видя потря¬
сенные физиономии приятелей, решил играть дальше. Ничего
святого для него больше не было. Он вытащил из кармана даже
портрет милой одинокой царственной госпожи, томящейся в мо¬
настыре Мадригала, и швырнул его через стол, заляпанный вин¬
ными и масляными пятнами.
- Взгляните на эту прекрасную даму, самую красивую в Ис¬
пании, - сказал он хозяевам. - Может ли принц мечтать о более
миловидной невесте?
- Но она облачена в одеяние монахини, - возразила жена
Грегорио. - Как же она может выйти замуж?
- Королям закон не писан, - отрезал Эспиноза.
В конце концов он откланялся, но перед уходом призвал
Грегорио поразмыслить над своим предложением. Он обещал
снова прийти за ответом, а пока оставил ему адрес, по которому
квартирует.
Хозяева сочли Эспинозу безумцем и посмеялись над ним, но
недоверие жены Грегорио быстро сменилось злобной ревно¬
стью: ведь все, что Эспиноза рассказал о себе, могло, в конце
концов, оказаться правдой. Именно злоба и определила ее даль¬
нейшие поступки. Она отправилась к алькальду Вальядолида,
дону Родриго де Сантильяну, и все ему выболтала.
Поздней ночью Эспиноза проснулся и увидел, что его ком¬
ната кишит гвардейцами алькальда Эспинозу арестовали и по¬
волокли к дону Родриго давать отчет в том, кто он такой, и
откуда взялись найденные при нем дорогостоящие вещицы, а в
особенности кольцо с камеей, изображавшей короля Филиппа
- Я - Габриель де Эспиноза,- твердо ответил алькальду плен-
ник,- кондитер из Мадригала
- Тогда откуда ты взял эти украшения?
71

- Их передала мне для продажи донна Анна Австрийская. По
этому делу я и прибыл в Вальядолид.
- Это - портрет донны Анны?
-Да.
- А этот локон? Он что, тоже с головы донны Анны? И, если
так, станешь ли ты утверждать, что и его тебе дали для
продажи?
- А для чего же еще?
Дон Родриго призадумался. Красть такие вещи бесполезно,
а что до локона, то где этот парень найдет на него покупателя?
Алькальд более пристально вгляделся в арестованного и заме¬
тил царственность осанки, спокойную уверенность, присущую
обычно высокородным и достойным сеньорам. Отослав его в
тюрьму, алькальд отправился в Мадригал, чтобы обыскать дом
Эспинозы.
Дон Родриго умел действовать быстро, но узник каким-то
загадочным образом нашел возможность предостеречь отца Ми¬
геля, и тот ухитрился опередить алькальда. До приезда дона
Родриго священник изъял из дома Эспинозы шкатулку с бума¬
гами и обратил их в пепел. К сожалению, Эспиноза проявил
беспечность. Полиция алькальда нашла четыре письма, не спря¬
танные в шкатулку. Два из них были от Анны (я уже приводил
отрывок из одного ее письма), а еще два - от самого отца Мигеля.
Эти письма озадачили и сбили с толку дона Родриго де Сан-
тильяна. Он был сообразительным и осведомленным человеком
и знал, как настороженно относится кастильское правосудие к
настойчивым проискам португальского притязателя, бывшего
настоятеля Крату дона Антонио. Алькальд хорошо знал и о про¬
шлом отца Мигеля, его самоотверженном патриотизме и страст¬
ной преданности делу дона Антонио. А тут еще ему вспомнилось,
с каким непоколебимым достоинством держался его узник. Сло¬
вом, дон Родриго сделал пусть и поспешный, но вполне оправ¬
данный вывод: человек, попавший к нему в руки, человек, которому
принцесса Анна писала пылкие письма и которого называла "Ва¬
ше Величество", - не кто иной, как настоятель монастыря в Кра¬
ту. Алькальд понял, что за всем этим стоит нечто серьезное и
опасное. Приказав арестовать отца Мигеля, он отправился в мо¬
настырь, чтобы встретиться с донной Анной. Действовал он ис¬
кусно и в расчете на внезапность. Разговор начался с предъявления
принцессе одного из найденных писем и вопроса: признает ли
она свое авторство.
72

Объятая ужасом, Анна на миг застыла, вытаращив глаза, а
потом выхватила письмо из рук алькальда и порвала его надвое.
Она бы и вовсе изорвала листок в клочья, но дон Родриго про¬
ворно схватил девушку за запястья и держал будто в тисках, на
миг забыв о текущей в ее жилах голубой крови. Король Филипп
был суровым правителем, беспощадным к смутьянам, и дон Род¬
риго знал, что если он позволит уничтожить драгоценное пись¬
мо, прощения не будет.
Уступив его физическому и душевному превосходству, Анна
отдала обрывки и признала, что письмо написала она
- Как настоящее имя человека, называющего себя кондите¬
ром и состоящего с вами в таких вот отношениях? - осведомился
присутствовавший при беседе Судья.
- Дон Себастьян, король Португалии, - ответила девушка и
присовокупила к этому признанию рассказ о побеге юноши из
Алькасер-ель-Кебира и его последующих странствиях в поисках
искупления вины.
Дон Родриго отбыл, не зная, что ему думать и во что верить.
Он был твердо убежден, что пришла пора поведать обо всем
королю Филиппу. Его Католическое Величество был глубоко
возмущен. Он немедленно отправил в Мадригал уполномочен¬
ного инквизиции с приказом тщательно разобраться в деле и
повелел не выпускать Анну из кельи, а прислугу ее арестовать.
Для верности Эспинозу перевели из Вальядолида в тюрьму
Медина-дель-Кампо, куда его доставили в карете под конвоем
аркебузиров.
- К чему везти простого кондитера с такими почестями?-
шутливо спрашивал он своих стражей.
В карете шесте с Эспинозой ехал солдат по имени Серва-
тос - человек, повидавший мир. Разговорившись с узником, он
обнаружил, что тот одинаково свободно владеет как француз¬
ским, так и немецким языками. Но стоило Серватосу обратиться
к нему по-португальски, как пленник тотчас же заметно смутил¬
ся и ответил, что не говорит на этом языке, хотя и бывал в
Португалии.
Всю зиму продолжались допросы. Трое главных подследст¬
венных сменяли друг друга, и разговоры с ними приводили к
одним и тем же результатам. Уполномоченный инквизиции до¬
прашивал принцессу и отца Мигеля, дон Родриго занимался Эс¬
пинозой. Но из пленников так и не удалось вытянуть ничего
такого, что помогло бы делу или рассеяло бы тайну.
73

Принцесса давала правдивые показания, но по мере того, как
расспросы становились все более настойчивыми, а подчас и ос¬
корбительными, к ее искренности начала примешиваться изряд¬
ная доля возмущения. Она настаивала на том, что дон Себастьян
был не кем иным, как доном Себастьяном, и писала Эспинозе
пылкие письма, призывая открыть свое подлинное имя, утверж¬
дая, что пришло время сбросить личину.
Но кондитера не трогали эти отчаянные призывы. Он твер¬
дил свое: "Я - Габриель де Эспиноза, кондитер из Мадригала".
Однако поведение этого человека и окутывавшая его атмосфера
таинственности уже сами по себе опровергали это клятвенное
заявление. Дон Родриго уже убедился, что арестованный никак
не мог быть настоятелем монастыря в Крату. Он искусно лави¬
ровал, уклоняясь от каверзных вопросов опытного судьи, и про¬
явил большую осторожность, дабы не навредить своим товари¬
щам по несчастью. Он отрицал, что когда-либо выдавал себя за
дона Себастьяна, хотя и признавал, что отец Мигель и принцесса
почему-то полагали, будто бы он и есть исчезнувший принц.
В ответ на вопрос о родителях Эспиноза сделал невинные
глаза и заявил, что не знает ни того, ни другого. То же самое мог
бы сказать и дон Себастьян, рожденный после смерти своего
отца и брошенный матерью в раннем детстве.
Отец Мигель твердо заявил о своей убежденности в том, что
дон Себастьян остался жив после африканского похода. Свя¬
щенник не сомневался: Эспиноза и есть пропавший король. Он
утверждал, что действовал из благих побуждений и даже в по¬
мыслах своих не нарушал верности королю Испании.
Однажды поздним вечером, когда Эспиноза просидел в тем¬
нице около трех месяцев, его неожиданно разбудил алькальд.
Узник тотчас же принялся подниматься, но дон Родриго остано¬
вил его.
- Не стоит. Эго только помешает нам в том, что мы намерены
сделать.
Фраза прозвучала зловеще, и узник, сидевший на постели с
всклокоченными волосами, моргая от света факелов, тотчас же
воспринял ее как угрозу пыткой. Бго лицо побелело.
- Это невозможно! - запротестовал он. - Король не мог при¬
казать вам сделать такое! Бго Величество никогда не забудет,
что я знатен. Он может потребовать казнить меня, но казнить
достойно, а не замучить на дыбе! Бели же вы хотите пустить в
ход это орудие, чтобы заставить меня говорить, то мне нечего
добавить к уже сказанному.
74

Суровое смуглое лицо алькальда растянулось в мрачной
улыбке.
- Позволю себе заметить, что ты впадаешь в противоречия.
То ты выдаешь себя за низкого простолюдина, то вдруг за высо¬
кородную особу. Послушать тебя сейчас - так можно подумать,
что пытка оскорбит твое достоинство. Чего ж тогда..
Внезапно дон Родриго осекся и вытаращил глаза Потом он
выхватил из рук стражника факел и поднес его поближе к лицу
заключенного. Тот вконец перепугался: он сразу же понял, что
заметил алькальд. При ярком освещении дон Родриго увидел,
что корни волос на голове и в бороде пленника поседели. Ему
стало окончательно ясно, что он имеет дело с подлейшей из
афер. Этот малый пользовался красителями для волос, а где их
возьмешь в тюрьме? Дон Родриго ушел, очень довольный ито¬
гами своего внезапного посещения.
Эспиноза тотчас же побрился. Но было слишком поздно: не
прошло и нескольких недель, как его волосы приобрели естест¬
венный цвет, и он предстал в своем истинном обличьи седовла¬
сого человека лет шестидесяти или около того.
Но даже пытка, которой его вскоре подвергли, не помогла
внести ясности. И только отец Мигель, после многочисленных
уверток и увиливаний, выложил, наконец, всю правду, которую
знал он один. Но и тут не обошлось без дыбы.
Священник признался, что он, вдохновленный любовью к
своей стране и страстным желанием освободить Португалию от
испанского ига, никогда не оставлял надежды добиться всего
этого на деле и помочь дону Антонио, настоятелю монастыря
Крату, воссесть на трон своих предков. Он стал вынашивать
замысел, толчком к которому послужила пылкая натура прин¬
цессы Анны и неприятие ею монашеской жизни. Но отцу Миге¬
лю не хватало главного орудия, исполнителя его планов. И тут
он, на свое счастье, встретил на улицах Мадригала Эспинозу.
Когда-то Эспиноза был солдатом и поездил по белу свету. Во
время войны между Испанией и Португалией он сражался на
стороне короля Филиппа и подружился с отцом Мигелем благо¬
даря тому, что сумел уберечь монастырь от вторжения солдатни.
Таким образом священник не только завел новое знакомство, но
и получил свидетельство находчивости и храбрости Эспинозы.
Ростом тот был с дона Себастьяна, и король вполне мог бы
напоминать Эспинозу телосложением по прошествии стольких
лет. Сходство с покойным монархом было просто сверхъестест¬
венным. Борода и шевелюра другого цвета? Ну, да это дело
75

поправимое. Он вполне может сыграть роль Таинственного
Принца, возвращения которого с таким терпением и уверенно¬
стью ждала Португалия. В те времена были и другие самозванцы,
но они не обладали преимуществами, которыми обладал Эспи¬
ноза, и установить их происхождение не составляло труда По¬
мимо природного сходства, у Эспинозы было поручительство
дона Мигеля, поднаторевшего в такого рода делах лучше всех в
мире, и племянницы короля Филиппа, на которой он должен был
жениться, как только поднимет свое знамя. По замыслу, всей
троице надлежало, устроив свои дела, отправиться в Париж, где
самозванца признают живущие в изгнании друзья дона Антонио.
Настоятель монастыря Крату тоже участвовал в заговоре. Оста¬
ваясь во Франции, дон Мигель мог через своих лазутчиков вли¬
ять на ход дел в Португалии, а в скором времени отправился бы
туда собственной персоной, чтобы организовать народное дви¬
жение в поддержку всеми признанного претендента на престол.
Все это давало ему основания надеяться на восстановление не¬
зависимости Португалии. А когда эта цель будет достигнута, в
Лиссабоне объявится дон Антонио, разоблачит самозванца и сам
примет венец, став королем страны, вырванной из рук испанцев.
Таков был хитрый замысел священника Его отличали яс¬
ность цели и полное пренебрежение к пустякам, каковыми отец
Мигель считал судьбу принцессы и жизнь главного исполнителя
коварного плана Что такое судьба внебрачной дочери Иоганна
Австрийского и солдата удачи, ставшего кондитером? Что это
такое в сравнении с освобождением королевства, избавлением
населения от рабства, счастьем целого народа? Да ничто. Так
думал отец Мигель, и его заговор вполне мог бы иметь успех,
кабы не безмерное тщеславие Эспинозы, который не удержался
от соблазна пустить пыль в глаза Гонзалесам в Вальядолиде.
Тщеславие не покидало этого человека до самой смерти, кото¬
рую он встретил в октябре 1595 года, ровно через год после
ареста До самого конца он изворачивался, избегая признаний,
способных пролить свет на его личность и туманное происхож¬
дение.
- Если бы вы знали, кто я такой... - говорил он и тотчас же
умолкал.
Приговорил его к повешению, утоплению и четвертованию.
Участь свою этот человек принял спокойно и мужественно. Отец
Мигель погаб той же смертью и столь же достойно, но прежде
был лишен монашеского сана
76

Что касается бедной принцессы Анны, раздавленной
стыдом и унижением, то она понесла наказание еще в
июле. Уполномоченный инквизиции вынес ей приговор,
который был утвержден королем Филиппом. Девушку
перевели в другой монастырь и заточили на четыре года
в келью. Каждую пятницу ее сажали на хлеб и воду. Анну
объявили недостойной и неспособной занимать какое-либо
особое положение, и до истечения срока наказания с ней
надлежало обращаться как с самой заурядной монахиней.
Цивильный лист ее был отменен, и она осталась без со¬
держания. Лишили ее и всех почестей и льгот, пожало¬
ванных прежде королем Филиппом.
своему дядьке королю, сохранились до наших дней. Эти письма
не тронули холодную безжалостную душу Филиппа Испанского.
Вся вина девушки состояла в том, что она не вынесла навязанной
ей аскетической жизни и, повинуясь зову изголодавшегося серд¬
ца, дала себе увлечься ролью защитницы и помощницы челове¬
ка, в котором видела несчастного принца, окутанного романти¬
ческим ореолом. Да еще в желании переехать из монастыря во
дворец.
Бедняжка несла свою кару почти полных четыре года И
страшнее всего для нее были вовсе не те тяготы и лишения,
которым подверг ее король Филипп. Страдания истерзанного и
униженного духа оказались куда ужаснее. Волна прекрасных на¬
дежд на миг вознесла ее над тоской и мраком, но Анна тотчас
же оказалась низвергнутой в пучину черного отчаяния, к кото¬
рому теперь прибавились невыразимый стыд и нестерпимые му¬
ки оскорбленной гордости.
И, как я уже говорил, не было в истории повести печальнее,
чем повесть о принцессе Анне.

ОНЕЦ ДАМСКОГО УГОДНИКА
Убийство Генриха IV
В 1609 году
умер последний герцог Клеве, и король Генрих IV
Французский и Наваррский влюбился в Шарлотту
де Монморанси.
Сочетанию этих событий суждено было повли¬
ять на судьбы Европы. Сами по себе они были
незначительны: смерть пожилого человека - дело
обычное, равно как и влюбленность Генриха
Наваррского. Жизнь этот господин вел напряжен¬
ную во всех отношениях, любовь же была его
единственной отдушиной, и ни преклонные лета
(тогда ему было 56), ни полные негодования обви¬
нения Марии Медичи, его многострадальной фло¬
рентийской супруги, не могли помешать Генриху
предаваться своим наклонностям.
Возможно, на свете когда-то жил и более не¬
верный супруг, чем Генрих IV, но, скорее всего,
вряд ли. Его любовные похождения были вызыва¬
юще дерзновенны, вкусы, когда дело касалось
женщин, - всеобъемлющи, а числом незаконно¬
рожденных детей он превосходил своего внука,
5
78

английского "султана" Карла П. Правда, Генрих отличался от
последнего тем, что, потакая своим слабостям, все же не был
таким "азиатом". В сравнении с ним Карл был просто тупым
распутником, превратившим Уайтхолл в гарем. Генрих предпо¬
читал романтику, приключение и умел быть галантным во всех
смыслах этого слова
Однако в интрижке с Шарлоттой де Монморанси ему, веро¬
ятно, не удалось проявить свою галантность в полной мере и
выжать из нее все возможное. Прежде всего, как я уже говорил,
ему шел пятьдесят шестой год, а в таком возрасте трудно выка¬
зывать страсть к двадцатилетней девушке, не становясь при этом
посмешищем. К несчастью для него, Шарлотта, видимо, так не
считала Напротив, ухаживания Генриха льстили ей и так вскру¬
жили прекрасную пустую голову, что девица начала отвечать на
страсть, которую сама же и пробуждала
Семейство Монморанси желало бы выдать Шарлотту замуж
за веселого и остроумного Маршала де Бассомпьера и, хотя он
вовсе не был увлечен ею, тем не менее считал эту партию вполне
сносной. И охотно вступил бы в брак, не выкажи король своих
устремлений самым откровенным и бесстыдным образом.
- Бассомпьер, я буду говорить с вами, как друг, - заявил
Генрих. - Я влюблен, влюблен отчаянно, и моя возлюбленная -
мадемуазель де Монморанси. Бели вы женитесь на ней, я вас
возненавижу. Бели она меня полюбит, вы возненавидите меня.
Разрыв дружеских отношений с вами принесет мне несчастье,
ибо я люблю вас и искренне к вам привязан.
Этого оказалось достаточно, чтобы Бассомпьер оставил мыс¬
ли о женитьбе, которая сулила ему либо нелепую участь само¬
довольного рогоносца, либо вражду с собственным правителем.
Так он и сказал королю, поблагодарив за откровенность. После
чего Генрих, пуще прежнего возлюбивший Бассомпьера за его
здравый смысл, раскрыл ему свои дальнейшие планы.
- Я подумываю выдать ее за своего племянника, Конде. Так
она останется в нашей семье и будет мне утехой в старости,
которая уже не за горами. Конде, у которого на уме одна охота,
получит сто тысяч ливров годового дохода и сможет вволю по¬
развлечься на эти деньги.
Бассомпьер прекрасно понял, какую сделку задумал Генрих.
А вот принц Конде, похоже, не выказал такой же сообразитель¬
ности. Несомненно, потому лишь, что взор его застило видение
сокровища: ста тысяч ливров годового дохода Он был так отча¬
79

янно беден, что и за половину этой суммы взял бы в жены хоть
дочь самого Люцифера, ни на миг не задумавшись о неудобствах,
которыми чревата такая женитьба.
Свадьбу тихо отпраздновали в Шантильи в феврале 1609
года. Тревоги и треволнения не заставили себя ждать. Мало того,
что до Конде, наконец, дошло, чего именно от него ждут. Он с
негодованием восстал против такого положения дел. Да и коро¬
лева была тщательно подготовлена Кончино Кончини и его же¬
ной, Леонорой Галигаи - парочкой честолюбивых авантюристов,
прибывших с ее царственным поездом из Флоренции. Поняв, что
из слабости короля можно извлечь выгоду, флорентийские суп¬
руги тотчас научили Марию Медичи, как себя вести.
Разразившийся вскоре скандал был ужасен. Впервые над от¬
ношениями между Генрихом и королевой нависла угроза окон¬
чательного разрыва А потом, когда накликанная Генрихом беда
уже превращалась в катастрофу, грозившую погубить его само¬
го, он получил письмо от Воселаса, своего посла в Мадриде.
После того, как король прочитал письмо, раздражение в его
душе уступило место самым мрачным предчувствиям.
Когда несколько месяцев назад умер последний герцог Кле¬
ве ("оставив свое наследство всему белому свету", как говорил
сам Генрих), в дело вмешался император и, поправ права ряда
германских князей, даровал владения покойного собственному
племяннику, эрцгерцогу Леопольду. Это совершенно не отвеча¬
ло политическим интересам Генриха, который, став благодаря
мудро направленным матримониальным усилиям самым могуще¬
ственным из европейских правителей, вовсе не собирался покор¬
но мириться с неудобными для него решениями. Он велел
Воселасу подогревать разногласия, возникшие между Францией
и австрийской короной из-за наследства Клеве. Вся Европа зна¬
ла, что Генрих желал бы женить дофина на наследнице лота¬
рингского престола, присоединив таким образом это государство
к Франции, и это - одна из причин, по которым он принял сто¬
рону германских князей.
Воселас сообщал Генриху, что определенные лица при ис¬
панском дворе (и прежде всего флорентийский посланник), дей¬
ствуя по указке кое-кого из членов семьи королем Франции и
других людей, имена которых Воселас назвать не осмелился,
плетут интриги, дабы сорвать планы Генриха, связанные с авст¬
рийской короной, и принудить его к союзу с Испанией. Эти лица,
80

полностью пренебрегая устремлениями самого Генриха, зашли
так далеко, что предложили городскому совету Мадрида скре¬
пить союз с Францией, женив дофина на инфанте.
Это письмо заставило Генриха ни свет ни заря опрометью
броситься в Арсенал, где размещалась резиденция Первого Ми¬
нистра государства, господина Сали. Максимилиан де Бетюн,
герцог Сали, был не просто подданным короля, но и его ближай¬
шим другом, хранителем ключей к сокровеннейшим тайникам
души Генриха, и тот обращался к нему за советом не только в
государственных, но и в сугубо личных семейных делах. Нередко
Сали выпадало улаживать ссоры между мужем и женой, то и
дело возникавшие из-за непрекращающихся измен Генриха
Король вихрем ворвался в Арсенал и тотчас приказал всем
покинуть комнату, оставшись наедине с только что пробудив¬
шимся герцогом, который встретил его в ночной сорочке и кол¬
паке. Генрих сразу схватил быка за рога
- Вы слышали, что обо мне говорят? - выпалил он.
Генрих стоял спиной к окну - стройный, прямой, чуть выше
среднего роста Он был одет как солдат удачи: камзол, высокие
сапоги серой кожи, серая же шляпа с вишневым страусиным
пером. Лицо его было под стать общему облику: острые глаза,
широкие брови, орлиный нос, бородка торчком, жесткие усы с
проседью. Король смахивал на сказочного героя, сатира, воителя
и Полишинеля одновременно.
Высокий широкоплечий Сали даже в тапочках, сорочке и
ночном колпаке, прикрывавшем его широкую лысину, умудрялся
выглядеть как живое воплощение респектабельности и достоин¬
ства Он не стал делать вид, будто не понимает короля.
- О вас и принцессе Конде, сир? Вы это подразумеваете? - Он
с серьезным видом покачал головой. - Эта история наполняет
меня дурными предчувствиями, ибо я предвижу, что она чревата
куда большими бедами, чем любое из ваших прежних увлечений.
- Значит, они убедили и вас, - в тоне Генриха слышалась чуть
ли не горечь. - И тем не менее я клянусь, что все это очень
преувеличено. Тут явно постарался этот пес Кончини. Если он
не уважает меня, пусть хотя бы задумается о том, что возводит
напраслину на столь прелестное, грациозное и смышленое дитя,
на высокородную даму, имевшую таких предков!
В душе короля нарастала буря, и голос его угрожающе задро¬
жал, что не укрылось от чуткого слуха Сали. Генрих отошел от
окна и упал в кресло.
81

- Кончини старается распалить королеву и настроить ее про¬
тив меня, склонить к безрассудным решениям, которые помогут
этой парочке осуществить собственные пагубные замыслы.
- Сир! - протестующе воскликнул Сали. Генрих мрачно рас¬
смеялся и протянул ему письмо Воселаса*
- Прочтите это.
Сали прочел. Письмо ошеломило его, и он вскричал:
- Должно быть, они безумцы!
- О нет, - отвечал король. - Они не безумцы. Они мыслят
здраво и безнравственно, вот почему их планы будят во мне
дурные предчувствия. Эти люди целеустремленно интригуют
против решений, принятых мною, и знают, что я не откажусь от
них, пока жив. Какой вывод вы делаете из этого, Великий Мас¬
тер?
- Какой вывод? - переспросил потрясенный Сали.
- Действуя подобным образом - осмелившись действовать
подобным образом, - они как бы исходят из убеждения, что мне
осталось недолго жить, - пояснил король.
- Сир!
- А как еще все это истолковать? Зачем планировать собы¬
тия, которые не могут произойти до моей смерти?
Сали долго смотрел на своего властелина и растерянно мол¬
чал. Его верная гугенотская душа бунтовала; он не желал льсти¬
во уверять короля, что все не так уж и плохо.
- Сир, - сказал, наконец, он, склонив свою красивую голову,
- вам следует принять меры.
- Да, да, но только против кого? Кто эти люди, имена которых
Воселас, как он пишет, не отваживается назвать? У вас есть
какие-нибудь кандидатуры, кроме... - тут Генрих умолк, и его
передернуло от ужаса. Он боялся облекать свои мысли в слова.
Наконец он резко взмахнул рукой и решился. - Кроме самой
королевы?
Сали тихонько положил письмо на стол и сел. Подперев
голову рукой, он посмотрел прямо в лицо Генриха.
- Сир, вы сами накликали на себя эту беду. Вы слишком
разозлили Ее Величество и вынудили дейтвовать по указке этого
негодяя Кончини. Все ваши увлечения расстраивали королеву,
но ни одно из них не было чревато такими несчастьями, как
увлечение принцессой Конде. Сир, я это предвижу. Неужели вы
так и не задумаетесь о вашем положении?
- Говорят вам, все это ложь! - взорвался Генрих, но непрек¬
лонный Сали лишь мрачно покачал головой.
82

- Во всяком случае, все очень преувеличено, - поправил себя
Генрих. - Признаюсь вам, друг мой: любовь к ней - все равно что
болезнь. Ее прекрасный образ преследует меня и днем и ночью.
Я вздыхаю, страдаю и раздражаюсь, будто какой-то невинный
двадцатилетний молодчик. Я испытываю адские муки. И тем не
менее... и тем не менее я клянусь вам, Сали, что подавлю эту
страсть, даже если это убьёт меня. Я буду гасить эти костры,
хотя бы душа моя в итоге и превратилась в пепелище. Я не
причиню ей вреда впредь, как не причинял раньше, клянусь. Все
эти сплетни выдуманы Кончини, чтобы настроить мою жену про¬
тив меня. Известно ли вам, сколь далеко он осмелился зайти
вместе со своей благоверной? Они уговорили королеву не есть
никакой пищи, кроме той, которая готовится на кухне, оборудо¬
ванной в их собственных покоях. Из этого можно заключить, что
они подозревают меня в намерении отравить жену.
- Так почему вы это терпите, сир? - угрюмо спросил Сали. -
Отправьте эту парочку восвояси, пусть убираются во Флорен¬
цию со всеми пожитками. Избавьтесь от них!
Генрих возбужденно вскочил на ноги.
- Я уже подумываю об этом. Да, другого пути нет. Вы можете
это устроить, Сали. Освободите разум королевы от гнета подо¬
зрений на счет принцессы Конде, убедите ее в моей искренности
и твердом намерении покончить с волокитством. А она, со своей
стороны, пусть пожертвует Кончини и подвергнет эту чету опа¬
ле. Вы сделаете это, друг мой?
Исходя из своего прошлого опыта, Сали ничего другого и не
ожидал. Он уже успел неплохо понатореть в решении подобных
задачек, но никогда прежде положение не бывало таким слож¬
ным. Он поднялся.
- Ну разумеется, сир. Однако Ее Величество может потребо¬
вать за эту жертву чего-то большего. Она может вновь поднять
вопрос о своей коронации, которую вы так долго и, по ее мнению,
беспричинно откладываете.
Лицо Генриха омрачилось. Он хмуро свел брови.
- Вы знаете, что я всегда подсознательно боялся этой коро¬
нации, Великий Мастер, - сказал король. - И страх только уве¬
личился после того, что я почерпнул из этого письма. Коль уж
она, почти не обладая подлинной властью, отваживается на та¬
кое, стало быть, пойдет на все, если... - Тут король умолк и
погрузился в размышления. - Если она этого потребует, мы, на¬
верное, должны будем уступить, - проговорил он чуть погодя. -
Но дайте ей понять, что стоит мне уличить ее в новых шашнях с
83

Испанией, и чаша моего терпения переполнится. А в качестве
противоядия против происков Мадрида можете обнародовать
мое заявление о поддержке требований германских князей в воп¬
росе о наследстве Клеве, и пусть весь мир узнает, что мы во
всеоружии и готовы добиться этой цели.
Вероятно, он думал (и это подтвердилось впоследствии), что
одной угрозы будет вполне достаточно, поскольку тогда в Евро¬
пе не было силы, способной выстоять против его войск на ноле
битвы.
На этом король и министр расстались. Напоследок Сали еще
раз напомнил Генриху, что тот больше не должен видеться с
принцессой Конде.
- Клянусь вам, Великий Мастер, я сдержусь и буду уважать
священные узы, которыми сам же связал своего племянника с
Шарлоттой. Я заглушу эту страсть, - пообещал Генрих.
Впоследствии добрый Сали так прокомментировал это обе¬
щание:
"Я бы полностью полагался на его заверения, не знай я, как
легко обманываются нежные и страстные сердца, подобные его
собственному сердцу". Воистину, лишь настоящий друг мог най¬
ти такие слова, чтобы выразить свое полное неверие в обещания
короля.
Тем не менее, он приступил к решению трудной задачи и
принялся мирить царственную чету, пустив в ход весь свой такт
и все искусство, приобретенные в результате долгого опыта. Он
мог бы заключить хорошую сделку в интересах своего повели¬
теля, но тот не нашел в себе сил поддержать Сали. Мария Ме¬
дичи и слышать не желала об изгнании супругов Кончини, к
которым была глубоко привязана. Королева совершенно спра¬
ведливо утверждала, что ей нанесена тяжкая рана, и отказыва¬
лась даже думать о прощении мужа иначе как при условии, что
ее немедленно коронуют (ведь она имеет на это полное право),
а король пообещает прекратить выставлять себя на посмешище,
приударяя за принцессой Конде. Что касается содержания пись¬
ма Воселаса, то оно ей неизвестно, и она не потерпит дальней¬
ших допросов в духе инквизиции.
Это никак не могло удовлетворить Генриха. Но король усту¬
пил. Муки совести превратили его в труса. Он так несправедливо
обращался с женой в личной жизни, что был вынужден пойти на
уступки в других областях, дабы возместить ей ущерб. Эта сла¬
бость Генриха была проявлением своего рода комплекса, связан¬
ного с королевой. Для его отношения к ней были характерны
84

перепады и крайности: доверие и подозрительность, уважение и
безразличие, увлеченность и холодность. Порой королю прихо¬
дило в голову вовсе избавиться от жены, а порой он думал и
говорил, что она - самый мудрый из членов его государственного
совета. Даже получив доказательства ее вероломства, даже не¬
годуя, он тем не менее справедливо признавал, что сам спрово¬
цировал ее. Поэтому король согласился мириться с Марией на
ее условиях и поклялся себе, что порвет с Шарлоттой. Принимая
в расчет последующие события, мы не имеем права предпола¬
гать, что Генрих был неискренен в своем намерении.
Но уже к маю того же годаход событий подтвердил верность
суждений Сали. Двор выехал в Фонтенбло, и там прекрасная
дурочка Шарлотта опрокинула своим тщеславием последний
оплот Генриха, его благоразумие. Вероятно, она поощряла свое¬
го царственного возлюбленного к возобновлению льстивых уха¬
живаний. Но оба, похоже, позабыли о существовании ее супруга.
Генрих подарил Шарлотте украшения, которые обошлись
ему в 18 ООО ливров. Он купил их у ювелира Месье, и нетрудно
представить себе, как судачили по этому поводу сердобольные
придворные дамочки. При первыхже признаках надвигающегося
скандала принц Конде впал в страшный гнев и наговорил коро¬
лю таких вещей, что тот не мог не почувствовать боли и досады.
В свое время Генриху довелось общаться с множеством ревни¬
вых мужей, но ни один из них не был столь нетерпим и непрек¬
лонен, как его собственный племянник, на которого король
жаловался в письме к Сали: "Мой друг! Мсье принц со мной, но
ведет себя как одержимый. Вы бы рассердились и испытали
неловкость, услышав, что он мне говорит. В конце концов мое
терпение иссякнет, но покая должен разговаривать с ним строго
и не более того".
На деле же Генрих был куда строже к племяннику, чем в
беседах с ним. Он велел Сали задержать выплату Конде послед¬
ней четверти суммы, отпущенной на его содержание, а также
отказать кредиторам и поставщикам принца. Таким способом он,
несомненно, хотел дать понять племяннику, что тот получает
тысячи ливров в год вовсе не за красивые глаза.
"Если уж и это не удержит его в узде, - заключил Генрих свои
сетования, - значит, придется изобрести какой-то другой способ,
ибо все, что принц смеет мне говорить, больно ранит меня".
85

Генриху не удалось удержать племянника в узде. Принц тот¬
час же собрал пожитки и увез свою жену в загородный дом.
Напрасно Генрих писал ему, что такое поведение позорит их
обоих и что принцу крови полагается находиться не где-нибудь,
а при дворе его повелителя.
Кончилось все тем, что безрассудный романтик Генрих при¬
нялся слоняться по ночам вокруг сельского особняка Конде. Бго
Величество король Франции и Наварры, воля которого была
законом для всей Европы, переодевшись крестьянином, дрожал
от холода, скрючившись за сырыми заборами, стоя по колено в
мокрой траве. Терзаясь любовной истомой, он часами не сводил
глаз с освещенных окон жилища своей возлюбленной, впадал в
во сторженный экстаз. И все это, насколько мы можем судить,
привело лишь к обострению ревматизма, который, должно быть,
напомнил Генриху, что пора его амурных похождений миновала
Закоченевшие суставы и сочленения подвели его, зато не
подкачала королева Разумеется, за Генрихом шпионили, как и
всегда, когда он уклонялся от честного исполнения супружеско¬
го долга Чета Кончини позаботилась приставить к королю со¬
глядатаев. Посчитав, что плод созрел, они донесли обо всем Ее
Величеству. Убедившись, что муж вновь обманул ее доверие, она
пришла в такую ярость, что опять объявила ему войну. Несмотря
на всю свою сообразительность и отчаянные усилия, Сали на
этот раз удалось добиться лишь вооруженного перемирия, но не
мира
Настал ноябрь, и принц Конде принял отчаянное решение
покинуть Францию вместе с женой, нарушив при этом свой вер¬
ноподданнический долг и не позаботившись заручиться согла¬
сием короля. В последний вечер ноября, когда Генрих сидел за
карточным столом в Лувре, шевалье дю Ге принес ему весть о
побеге принца
’Никогда в жизни не видел, чтобы человек настолько терял
разум и впадал в такой неистовый раж", - говорил потом Бассом¬
пьер, присутствовавший при этом.
Король швырнул свои карты на стол и вскочил, опрокинув
стул.
- Все погибло! - завопил он. - Все пропало! Этот безумец увез
свою жену. Возможно, он ее убьет!
Бледный и трясущийся, Генрих повернулся к Бассомпьеру.
- Возьмите себе мой выигрыш и продолжайте игру, - попро¬
сил он, после чего вылетел из комнаты и отправил гонца в Ар¬
сенал, приказав ему привезти мсье де Сали.
86

Сали тотчас же явился на зов, но он пребывал в крайне дур¬
ном расположении духа, поскольку время было позднее, а ми¬
нистр с головой погряз в работе. Он застал короля в покоях
королевы. Тот вышагивал из угла в угол, уронив голову на грудь
и сцепив руки за спиной. Королева, неказистая угловатая жен¬
щина, сидела в сторонке в обществе нескольких фрейлин и па-
ры-тройки кавалеров из своей свиты. Ее застывшее квадратное
лицо было непроницаемо, а задумчивые глаза смотрели на коро¬
ля.
- А, Великий Мастер! - приветствовал Генрих Сали, и голос
его звучал хрипло и сдавленно. - Что вы на это скажете? Как мне
теперь быть?
- Да никак, сир, - Сали был настолько же спокоен, насколько
его повелитель возбужден.
- Никак? Тоже мне, совет!
- Это - лучший из всех возможных советов, сир. Об этом деле
надо говорить как можно меньше и сделать вид, будто для вас
оно не чревато никакими последствиями и не причиняет вам ни
малейшего беспокойства
Королева злорадно откашлялась.
- Хороший совет, господин герцог, - согласилась она - Если
у Генриха достанет благоразумия последовать ему. - Голос ее
звучал напряженно, почти угрожающе. - Однако во всем, что
связано с этой историей, король и благоразумие, я думаю, давно
распрощались друг с другом.
Король вспылил и в ярости покинул королеву, чтобы совер¬
шить самую безумную из своих проделок. Облачившись в каф¬
тан гонца и нацепив на глаз повязку для камуфляжа, он ринулся
преследовать беглецов. Генрих знал, что они уехали по дороге
на Ландреси, и этого ему было вполне достаточно. Он следовал
за ними, меняя лошадей, теряя и вновь находя след, не останав¬
ливаясь ни на миг. Но так и не догнал до самой границы Флан¬
дрии.
Это был очень романтический подвиг, и молодая дама, узнав
о нем, всплакнула от радости и злости одновременно. Она при¬
нялась посылать королю страстные письма, в которых называла
его своим рыцарем и умоляла, если он любит ее, приехать и
спасти ее от участи рабыни презренного тирана Эти жалобные
мольбы стали последней каплей: Генрих вконец обезумел и не
желал больше ничего видеть и слышать. Ему было безразлично
87

и то, что жена его тоже льет слезы. И Генриха не волновало, что
это - слезы ярости, не сдобренной никакими нежными чувства¬
ми.
Генрих первым делом отправил Праслена к эрцгерцогу с
просьбой приказать принцу Конде покинуть его владения. А
когда эрцгерцог с достоинством отказался взять на себя грех и
совершить такое беззаконие, Генрих тайком отрядил Кэвре в
Брюссель, чтобы выкрасть оттуда принцессу. Но Мария де Ме¬
дичи была начеку и сорвала этот замысел, послав маркизу Спи-
нола предостережение. В итоге принц де Конде и его супруга
для пущей безопасности поселились во дворце самого эрцгер¬
цога.
Генрих потерпел полное поражение, но письма глупейшей из
принцесс продолжали подхлестывать его, и король принял без¬
рассудное решение вторгнуться с оружием в Нижние Страны,
сделав таким образом первый шаг к исполнению своего замысла
начать настоящую войну с Испанией, которая прежде велась
скорее для виду. Герцогство Клеве послужило ему прекрасным
предлогом. Он готов был предать огню всю Европу, лишь бы
заполучить желанную женщину.
Генрих принял свое чудовищное решение в самом начале
следующего года, и несколько месяцев Франция жужжала, как
улей, готовясь к вторжению. Впрочем, это была не единственная
причина переполоха. Генриху мешали проповедники, в один го¬
лос твердившие, что Клеве не стоит военных усилий, а война
будет несправедливой: ведь католическая Франция будет защи¬
щать интересы протестантов, и защищать от самых рьяных из
всех европейских католиков, от Испании - оплота католицизма.
Такая точка зрения находила отклик в народе, а вскоре общая
сумятица усугубилась из-за пророчеств, предрекавших королю
скорую смерть.
Эти пророчества сыпались на Генриха ео всех сторон. И То-
мазин, и астролог Ля Бросс предупреждали его о звездных зна¬
мениях, согласно которым месяц май будет полон опасностей
для короля. Из Рима, от самого Папы, пришло сообщение о го¬
товящемся заговоре, в котором были замешаны самые высокопо¬
ставленные лица страны. Из Эмброна, Бэйонна и Дуаи поступали
сходные известия, а однажды утром в начале мая на алтаре храма
Монтаржи была найдена записка, сообщавшая о скорой гибели
Генриха.
88

Но все это могло подождать. Пока же Генрих вел свои при¬
готовления, не обращая внимания ни на предостережения, ни на
пророчества. Против него уже составлялось столько заговоров,
что он стал совершенно беспечен в этом отношении. Однако ни
о каком из прежних злых умыслов его не предупреждали с такой
настойчивостью, и ни один заговор еще не проводился в жизнь
в столь благоприятных условиях, им самим же и созданных. На
душе у короля было неспокойно, и главным источником беспо¬
койства служила коронация королевы, подготовка к которой ве¬
лась полным ходом.
Должно быть, Генрих знал, что если ему и угрожает насиль¬
ственная смерть, то, скорее всего, со стороны тех людей, чье
влияние на королеву было почти безграничным, - четы Кончини
и их тайного, но очевидного союзника, герцога Эпернонского.
Стоило королю умереть, а королеве - стать единоличной регент¬
шей на время правления дофина, и эти люди превратятся в по¬
длинных властителей Франции, что позволит им обогатиться и
в полной мере утолить свое честолюбие. Генрих ясно видел, что
единственный способ обеспечить собственную безопасность -
противостоять коронации, назначенной на 13 мая. Мария Медичи
настаивала, чтобы церемония состоялась до отъезда Генриха на
театр военных действий, и это так угнетало короля, что наконец
он приехал в Арсенал и излил душу Сали.
- О, друг мой! - вскричал Генрих. - Не нравится мне эта
коронация. Сердце подсказывает мне: она приведет к чему-то
непоправимому и ужасному.
Он сел и принялся вертеть в стиснутых пальцах футляр со
своей лупой для чтения, а Сали лишь в немом удивлении взирал
на короля, потрясенный этой вспышкой. Затем Генрих надолго
задумался и, наконец, поднял глаза.
- Черт! - встрепенувшись, воскликнул король. - Они убьют
меня в этом городе. Другой возможности у них нет. Все ясно. Эта
проклятая коронация - моя погибель.
- Право же, сир!
- Думаете, я начитался гороскопов и наслушался предсказа¬
телей? Вот что я вам скажу, Великий Мастер: четыре с лишним
месяца назад мы объявили о своем намерении начать войну, и вся
Франция взбудоражена нашими приготовлениями. Мы не дела¬
ли из них тайны. Тем не менее в Испании никто не шевельнул и
пальцем, чтобы дать нам отпор; там даже не точили шпаг. Из
чего же исходит Испания? Из уверенности в том, что войны не
будет? Несмотря на мои усиленные приготовления, на мою ре¬
89

шимость, несмотря на объявление начала похода семнадцатого
мая, несмотря на то, что мое войско уже в Шампани и укреплено
такой мощной артиллерией, какой Франция еще не имела и,
вероятно, не будет иметь. Откуда же такая уверенность в том,
что им нет нужды готовиться к обороне? Из чего исходят они в
своем предположении, что войны не будет? Я вас спрашиваю.
Ведь они, должно быть, именно так и думают. Вот вам задачка,
Великий Мастер, решите-ка ее!
Но прижатый к стенке Сали только ахнул и издал какое-то
нечленораздельное восклицание.
- Значит, вы об этом не задумывались, так? А между тем дело
достаточно ясное: Испания рассчитывает на мою смерть. А кто
здесь, во Франции, известен нам как друзья Испании? Кто инт¬
риговал с Испанией таким наглым образом и до такой степени,
как никогда прежде на моем веку? Ха! Вот видите?
- Уму непостижимо, сир. Это слишком ужасно. Это невоз¬
можно! - вскричал честный и верный государственный муж - Но
если вы убеждены в своей правоте, надо расстроить эту корона¬
цию, отменить поход и воздержаться от войны. Это ведь совсем
не трудно, надо лишь захотеть.
- Да, все это так, - король поднялся и сжал плечо герцога
своей сильной нервной ладонью. - Отменить коронацию раз и
навсегда. Это удовлетворило бы меня. Я смог бы освободиться
от дурных предчувствий и безбоязненно покинуть Париж.
- Очень хорошо. Я немедленно отправлю гонцов в Нотр-Дам
и Сен-Дени с приказом прекратить приготовления и отослать
мастеровых.
- Э, нет, погодите. - Глаза короля, на миг озарившиеся на¬
деждой, снова потухли, чело озабоченно нахмурилось. - Ну как
же быть? Как быть? Я хочу этого, друг мой. Но как отнесется к
такому шагу моя жена?
- Пусть относится так, как ей заблагорассудится. Не верю,
что она будет продолжать упорствовать, когда узнает, что вас
терзает предчувствие беды.
- Возможно, возможно... - ответил король, но голос его зву¬
чал уныло. - Попытайтесь убедить ее, Сали. Я не смогу сделать
такое без ее согласия. Но вы сумеете уговорить ее. Отправляй¬
тесь же к ней.
Сали прервал приготовления к коронации и принялся доби¬
ваться приема у королевы. После этого он, по его словам, три
дня всеми правдами и неправдами тщился тронуть ее душу. Но
90

все его труды канули впустую: Мария Медичи осталась непрек¬
лонна Все доводы Сали она парировала одним своим доводом,
но таким, на который ему нечего было ответить»
Если ее не коронуют как французскую королеву, на что она
имеет полное право, она превратится в дутую фигуру, подчинен¬
ную регентскому совету в отсутствие короля. А такое положение
недостойно ее и невыносимо для нее как для матери дофина
И Генриху пришлось уступить. Совершенные им несправед¬
ливости сковали его по рукам, будто цепи, а главная из этих
несправедливостей - война - была самым тяжким бременем, осо¬
бенно теперь, когда он открыто признал, что вынашивает такие
намерения.
Как-то раз ему выдалась возможность спросить папского
нунция, что думает Рим об этой войне»
- Люди, располагающие наидостовернейшими сведениями, -
смело ответил ему нунций, - придерживаются мнения, что глав¬
ным призом, ради которого будет вестись война, станет принцес¬
са Конде, которую Ваше Величество желает вернуть во
Францию.
Рассерженный дерзостью святого отца, Генрих в сердцах
сделал заявление, которым крайне неразумно и опрометчиво
подтвердил верность такого рода предположений.
- Господи, да! - вскричал он. - Да, я определенно хочу вер¬
нуть ее и верну, и никто не остановит меня, даже наместник
Божий на Земле!
Произнеся эти слова, которые, как он знал, будут переданы
королеве и ранят ее куда сильнее, чем все предыдущие события,
Генрих доказывал, что совсем потерял совесть. Он презрел все
свои страхи, но теперь был бессилен повлиять на жену и удалить
ее приближенных - заговорщиков, чьи интриги подтверждались
многочисленными доказательствами.
И вот, 13 мая в четверг, наконец-то состоялась коронация.
Она была проведена в Сен-Дени с надлежащим блеском и пом¬
пезностью. По сценарию, празднества должны были длиться че¬
тыре дня и завершиться в воскресенье торжественным въездом
королевы в Париж. В понедельник король намеревался отбыть,
чтобы возглавить свои войска, уже выходившие к границам.
Во всяком случае, так он предполагал. Но королева уже все
поняла: признание Генрихом подлинных целей войны убедило
ее и наполнило ее сердце лютой ненавистью к человеку, устро¬
ившему этот оскорбительный фарс с коронацией. Королева ре¬
91

шила любой ценой помешать Генриху и послушалась Кончини,
который нашептывал ей, что надо, наконец, отомстить, ответив
вероломством на вероломство.
Кончини и его сообщники взялись за это с таким знанием
дела, что еще за неделю до коронации в Льеже появился гонец,
объявлявший налево и направо, что он везет германским князьям
известие об убийстве Генриха Одновременно сообщения о смер¬
ти короля вывешивались по всей Франции и Италии.
Тем временем Генрих, какими сомнениями ни терзалась бы
его душа, внешне выглядел спокойно и пребывал в прекрасном
расположении духа в продолжение всей церемонии коронации
жены, а под конец поздравил ее, пожаловав шутливым титулом
"госпожи регентши".
Этот мелкий приятный эпизод, возможно, тронул ее и заста¬
вил вспомнить о совести: той же ночью в покоях короля Мария
внезапно пронзительно закричала, и когда ее супруг в тревоге
вскочил на ноги, она рассказала ему свой сон, в котором, якобы,
видела Генриха зарезанным. Срывающимся голосом королева
принялась сбивчиво молить короля поберечь себя в ближайшие
дай, причем она давно уже не бывала так нежна с ним, как в ту
ночь. Наутро королева возобновила увещевания, умоляя короля
не покидать сегодня Лувр и твердя о своих роковых предчувст¬
виях.
Генрих рассмеялся в ответ.
- Вы наслушались пророчеств Ля Бросса, - заявил он. - Ба!
Да стоит ли верить такой чепухе?
Вскоре явился герцог Вандомский, побочный сын Генриха от
маркизы де Верниль. Он пришел с такими же предостережени¬
ями и пустился в аналогичные увещевания. И ответ получил
такой же.
Накануне ночью Генриху не дали поспать, поэтому он, сум¬
рачный и невеселый, прилег отдохнуть после обеда Но сон не
шел к нему, и король поднялся. Мрачный и угрюмый, бесцельно
бродил он по дворцу и наконец вышел во двор. Здесь разводя¬
щий дворцового караула, у которого король спросил, сколько
теперь времени, заметил вялость и бледность короля. Служака
позволил себе вольность предположить, что Его Величеству,
возможно, станет лучше, если он подышит свежим воздухом.
Это случайное замечание решило судьбу Генриха Его глаза
благодарно блеснули.
- Добрый совет, - сказал он. - Вызовите мой экипаж. Я съезжу
в Арсенал навестить герцога де Сали, которому неможется.
92

На мощеной площадке за воротами, где обычно лакеи дожи¬
дались своих господ, сидел тощий человек лет тридцати, обла¬
ченный в темное одеяние, с отталкивающим злобным лицом. Эта
физиономия однажды даже стала причиной его ареста, ибо стра¬
жа предположила, что человек с такой миной обязательно дол¬
жен быть злодеем.
Пока готовили экипаж, Генрих вновь вошел в Лувр и объявил
королеве о своем намерении ехать, чем немало поразил ее. Она
в испуге принялась уговаривать его отменить приказ и не поки¬
дать дворец.
- Я только туда и обратно, - пообещал король, смеясь над ее
страхами. - Вы и не заметите, что я уехал, а я уже вернусь.
И он ушел. Чтобы больше не возвратиться домой живым.
Генрих сидел в карете. Стояла прекрасная погода, все зана¬
вески были подняты, и король любовался городом, который при¬
нарядился, готовясь к воскресенью, когда королева должна была
торжественно вступить в Париж. Справа от короля сидел герцог
Эпернон, слева - герцог Монбазон и маркиз де ла Форс. Лавор-
ден и Роквелар ехали в правом багажном отсеке, а неподалеку
от левого, напротив Генриха, сидел Миребо и дю Плесси Лиан-
кур. Карету сопровождала лишь горстка всадников да пять-
шесть пехотинцев.
Экипаж свернул с улицы Сент-Оноре на узкую улочку Фер-
ронери, где был вынужден остановиться: дорогу преградили две
встречные повозки. Одна была нагружена сеном, вторая - бочон¬
ками с вином. Все пехотинцы, за исключением двух, шагали впе¬
реди. Один из оставшихся двоих отправился расчищать путь для
королевской кареты, а другой воспользовался остановкой, чтобы
поправить свою подвязку.
В этот миг, тенью скользнув между каретой и стенами лавок,
на улице появятся убогий отвратительный оборванец, сидевший
час назад на мостовой возле Лувра. Став на спицу неподвижного
колеса, он приподнялся, перегнулся через герцога Эпернонско-
го и, выхватив из рукава прямой тонкий клинок, вонзил его в
грудь Генриха. Король, занятый чтением письма, вскрикнул и
инстинктивно поднял руки, защищаясь от нападения. Этим дви¬
жением он открыл для удара свое сердце. Убийца вновь пронзил
его ножом, и на этот раз лезвие вошло по самую рукоятку.
Генрих издал сдавленный кашляющий звук, обмяк, и изо рта
у него потекла струйка крови.
93

Пророчества сбылись, сказочка, рассказанная неделю назад
проезжавшим через Льеж гонцом, стала явью, также как и слухи
о смерти короля, уже давно ходившие по Антверпену, Брюсселю
и другим городам и весям.
Убийца нанес еще и третий удар, но его отразил наконец-то
очнувшийся Эпернон. После этого злодей отступил на шаг от
кареты и остановился, не предпринимая никаких попыток бежать
и даже избавиться от изобличавшего его кинжала- Сен-Мишель,
один из сопровождавших короля знатных господ, ехавший за
каретой, выхватил шпагу и наверняка заколол бы убийцу на ме¬
сте, не удержи его от этого Эпернон. Пехотинцы схватили лихо¬
дея и передали его капитану стражи. Убийца оказался школьным
учителем из Ангулема, города, расположенного ка землях Эпер-
нона. Звали его Равальяк.
Занавески кареты тотчас же задернули, экипаж развернули и
погнали обратно в Лувр. Во избежание беспорядков толпе сооб¬
щили, что король лишь ранен.
Но Сен-Мишель отправился в Арсенал, увозя с собой нож,
убивший его повелителя, и сообщил злую весть верному предан¬
ному другу Генриха. Сали знал достаточно, чтобы сразу понять,
откуда обрушился удар. С сердцем, переполненным горем и яро¬
стью, он вскочил на коня, хоть и был болен, и, скликая своих
людей, отправился в Лувр в сопровождении отряда из ста чело¬
век, к которому по пути присоединились еще столько же верных
слуг короля. На улице Рю де ля Пурпуантье какой-то прохожий
сунул в руку герцога записку. Она была нацарапана небрежно и
наспех: "Мсье, куда вы стремитесь? Дело сделано. Я видел его
мертвое тело. Прорвавшись в Лувр, вы уже не выберетесь отту-
_л I»
да.
На подъездах к улице Святого Иннокентия Сали предосте¬
регли еще раз: некий господин по имени дю Жон остановился и
тихо пробормотал: "Господин герцог, от нашего недуга нет сред¬
ства. Берегите себя, ибо этот странный удар судьбы возымеет
ужасные последствия."
На улице Сент-Оноре Сали бросили еще одну записку, сход¬
ную содержанием с первой. И хотя сомнения герцога быстро
сменялись уверенностью, он продолжал скакать в Лувр в сопро¬
вождении отряда всадников, выросшего до трехсот человек. Но
в конце улицы его остановил господин де Витри, который натя¬
нул поводья, завидев герцога.
94

- О, мсье, куда вы направляетесь с таким эскортом? - спросил
Витри вместо приветствия. - Вам позволят войти в Лувр с двумя-
тремя сопровождающими, не больше, а этого вам делать не сле¬
дует, ибо заговор простирается гораздо дальше. Я видел
нескольких человек, столь мало опечаленных понесенной поте¬
рей, что они не могут выказать даже притворной скорби. Возвра¬
щайтесь назад, мсье, у вас и без поездки в Лувр достанет забот.
Горестно-возвышенный облик Витри подействовал на Сали,
ибо вполне соответствовал его собственным мыслям. Герцог раз¬
вернулся и отправился восвояси, однако вскоре его настиг гонец
от королевы, которая слезно молила Сали немедля приехать к
ней в Лувр в сопровождении сколь только можно малочислен¬
ной свиты. "Это предложение явиться туда одному и предать
себя в руки врагов моих, которыми кишел Лувр, явно не имело
целью рассеять мои подозрения", - пишет Сали.
В довершение всего ему сообщили, что у ворот Арсенала уже
ждет капитан стражи с отрядом солдат, в то время как другие
отряды отправлены в Тампль, где были пороховые погреба, и в
казначейство.
- Передайте королеве, что я - ее верный слуга, - попросил
герцог гонца, - и скажите, что впредь до получения дальнейших
указаний я намерен прилежно исполнять свои прямые обязанно¬
сти.
С этими словами Сали направился в Бастилию и закрепился
там. Вскоре к нему ручьем потекли посланцы Ее Величества,
умолявшие герцога прибыть в Лувр. Однако Сали, больной и
измотанный всем пережитым, улегся в постель под благовидным
предлогом: недомогание.
Тем не менее, наутро он позволил уговорить себя отклик¬
нуться на призывы королевы: его заверили, что оснований для
опасений нет. Более того, он мог чувствовать себя довольно
спокойно под защитой парижан. Если в Лувре на него совершат
покушение, это будет означать, что удар, убивший его повели¬
теля, был нанесен вовсе не фанатиком-одиночкой, как ныне пы¬
тались представить дело. Стало быть, скорое и неотвратимое
возмездие падет на головы злодеев, которые выдадут себя, до¬
казав, что фанатизм бедняги был коварно использован ими в
собственных недобрых целях.
Вооружившись этой уверенностью, Сали отправился во дво¬
рец, и мы знаем из его записок, сколь жгучее негодование охва¬
тило герцога, когда он заметил, какое самодовольство, злорад¬
ство и даже ликование царят в этой обители смерти. Однако сама
95

королева, потрясенная случившимся и, возможно, терзаемая му¬
ками совести из-за того, что стала причиной трагедии, которую
в самый последний миг пыталась предотвратить, ударилась в
слезы при виде Сали и велела привести дофина, который бро¬
сился на шею герцогу.
- Сын мой, - сказала ему королева, - это господин Сали. Ты
должен любить его, ибо он был одним из лучших и самых верных
слуг короля, твоего отца. Й я прошу его служить тебе так же,
как он служил Генриху.
Столь справедливые слова могли бы убедить менее прони¬
цательного человека в беспочвенности его подозрений, однако
последующие события очень быстро раскрыли бы ему глаза на
истину. Кончини и их ставленникам не терпелось низвергнуть
Сали, чтобы устранить последнюю помеху на пути к удовлетво¬
рению своего зловещего честолюбия. И они преуспели в этом.
Политике, которую проводил при жизни король, очень скоро
был положен конец. Сали стал свидетелем возрождения старых
союзов и объединения французской и испанской короны. С кур¬
сом на умиротворение тоже было покончено. Протестантов
уничтожили, собранные Генрихом богатства разбазарили, лю¬
дей, не пожелавших жить под ярмом новоявленных фаворитов,
предали опале. Вот что наблюдал Сали на склоне лет. А кроме
того, он наблюдал и быстрое вознесение к вершинам власти во
Франции Кончино Кончини, этого флорентийского авантюри¬
ста, сумевшего коварно использовать в своей выгоде ревность
королевы и неосмотрительность короля; получившего впослед¬
ствии титул маршала Д’Анкр.
Что касается несчастного Равальяка, то его, якобы, подверг¬
ли пыткам и замучили насмерть, так и не вытянув имен сообщ¬
ников. Деяние свое он объяснял стремлением предотвратить
неправедную войну против католицизма и Папы. Разумеется, все
это была липа; просто люди, орудием которых стал убийца, ве¬
роломно использовали его фанатизм, сыграли на нем и постави¬
ли себе на службу. Я использовал здесь слово "якобы" потому,
что полные тексты протоколов допросов Равальяка обнаружить
уже не удастся. Кроме того, поговаривали, что на пороге смерти
он, поняв, что предан теми, кому, по-видимому, доверял, изъявил
желание исповедаться, однако нотариус Вуазен, исполнявший
эту предсмертную волю, записал признание Равальяка таким не¬
разборчивым почерком, что впоследствии его так и не смогли
расшифровать.
96

Может быть, это правда, а может, и нет. Однако нам точно
известнОр что когда председатель судебной палаты решил рас¬
следовать заявление некой госпожи д’Эскаман, обвинявшей в
заговоре Эпернона, его высочайшим повелением вынудили от¬
казаться от этого.
Такова история убийства Генриха IV, изложенная на основе
источников, которые представляются мне ранее малоизученны¬
ми. Эти источники наводят на целый ряд умозаключений, кото¬
рые, при всем их правдоподобии, я бы не решился без колебаний
назвать абсолютной истиной.
Если задаться вопросом, кто были те друзья, которые подска¬
зали Равальяку столь гибельную линию поведения, то ответ мы
получим в самой истории. Она учит нас, что, когда речь идет о
действиях, приводящих к таким последствиям, непозволительно
выдавать подозрения и домыслы за действительность. Даже пы¬
тавшие Равальяка судьи не посмели ничего сказать об этом деле
и выказывали свое отношение к нему в основном при помощи
жестов, выражавших ужас и недоумение.
4 Р. Сабатини, т. 1

ЕУДАЧЛИВЫЙ ПОКЛОННИК
Убийство Эми Робсарт
Была пирушка,
за ней - маскарад, а потом бал, на котором юная
королева танцевала с лордом Дадли, слывшим са¬
мым миловидным мужчиной в Европе, хотя на деле
он был самым тщеславным, ограниченным и бес¬
принципным человеком, какого только можно сы¬
скать. Не ощущалось недостатка в выражениях
почтения и льстивых ухаживаниях, а скрытая
враждебность кое-кого из гостей придавала при¬
ключению особую пикантность, возбуждая моло¬
дой бесстрашный .дух королевы. За все месяцы
своего правления, с самой коронации, состоявшей¬
ся в январе прошлого года, не чувствовала она себя
так по-королевски, не осознавала столь явственно
той власти и влияния, которые несло ей это высо¬
кое положение; никогда еще не была она настоль¬
ко женственной и ни разу не ощущала с такой
ясностью всей слабости, присущей ее полу. Все
эти противоречивые чувства, смешавшись, дейст¬
вовали на разум королевы подобно терпкому вину,
поэтому она все крепче держала под руку своего
6
98

облаченного в шелка кавалера и, одурманенная, меньше всего
заботилась о том, что могут сказать или подумать о ней другие,
А между тем скандальный шепоток уже распространялся по Ев¬
ропе, уже жил в чертогах правителей. В конце концов лорд Дад¬
ли забыл обо всем, кроме этой властной белой ручки, лежащей
на его рукаве; он горделиво щеголял перед придворными своим
влиянием на королеву. Пусть скулят Норфолк и Сассекс, пусть
Эрандел до крови кусает губы, а благоразумный Сесил взирает
на них с холодным осуждением. Недолго им осталось корчить
гримасы. Пусть отныне либо взвешивают свои слова, либо вовсе
закроют рты: ведь он станет хозяином Англии. Каждый взгляд
ее синих глаз сегодня убеждал его в этом, каждое пожатие пре¬
красной ладони. Да и как иначе? Ведь королева томно и само¬
забвенно льнет к нему, ее теплое молодое тело согревает его.
Ведь они покидают ярко освещенный зал, наполненный звуками
музыки, и вдвоем вступают в тихий полумрак галереи, ведущей
на террасу.
- На воздух... Давайте выйдем на воздух, Робин. Я хочу поды¬
шать, - жарко шепчет королева, увлекая его вперед.
Да, наверняка скоро он будет властвовать здесь. По сути
дела, уже мог бы властвовать, если б не его женушка, этот ка¬
мень преткновения на пути к утолению честолюбия, эта женщи¬
на, в полной мере проявляющая свои добродетели в Камнор-Плейс
и продолжающая упорно и безрассудно цепляться за жизнь, не¬
смотря на все его старания освободить ее от этого бремени.
В течение года с лишним имя лорда прочно связывалось в
сознании света с королевой, причем сплетни задевали и ее жен¬
скую честь, и достоинство правительницы. Уже в октябре 1559
года Альварес де Квадра, испанский посланник, писал на роди¬
ну:
"Я узнал кое-что об отношениях королевы и лорда Роберта,
и это совершенно невероятно!”.
В те времена де Квадра был одним из десятка послов, доби¬
вавшихся руки королевы, и лорд Роберт, казалось, поддерживал
его, отстаивая матримониальные интересы эрцгерцога Карла. Но
это была лишь видимость, которая не могла обмануть проница¬
тельного испанца, нанявшего целый легион шпионов.
"Все заигрывания с нами, - писал Квадра, - все заигрывания
со шведом и остальными - всего лишь заигрывания, имеющие
целью чем-то занять врагов лорда Роберта до тех пор, пока он
не свершит злодейства над своей женой". А что это за злодейст¬
4*
99

во, посол объяснял в одном из своих предыдущих писем: "Я узнал
от лица, обычно дающего мне верные сведения, что лорд Роберт
подослал к супруге отравителей".
В действительности же произошло вот что: сэр Ричард Вер¬
ни, верноподданный лорда Роберта Дадли, сообщил доктору
Бэйли из Нового колледжа в Оксфорде, что госпожа Дадли
"занемогла и впала в хандру", и попросил какое-нибудь сильно-
действующее средство. Однако врач был осведомлен не только
в вопросах медицины. До него дошли отголоски сплетен о лорде
Дадли и его стремлениях. Врач слышал, что, какие бы заморские
женихи ни добивались руки Елизаветы, она выйдет замуж только
за "милорда", как теперь за глаза именовали Дадли. Более того,
он слыхал и о недомоганиях госпожи Дадли, хотя эти слухи ни
разу ничем не подтверждались. Несколько месяцев назад ему
сказали, что ее светлость страдает раком молочной железы и,
вероятно, скоро умрет. Тем не менее доктор Бэйли не без осно¬
ваний полагал, что более здоровой женщины не найти во всем
Беркшире.
Добрый эскулап обладал неплохими способностями к дедук¬
ции. Заключение, к которому он пришел, гласило, что если даму
отравят, использовав для этой цели присланный им яд, то его
повесят как соучастника преступления или козла отпущения.
Поэтому он отказался выписать требуемый рецепт, не позабо¬
тившись о том, чтобы сохранить в тайне и заказ, и отказ.
Какое-то время лорд Роберт благоразумно выжидал. Да и
время терпело: необходимость в срочном исполнении замысла
уже давно миновала. Это год назад заморские женихи осаждали
Елизавету английскую, а теперь его светлость мог и подождать.
Но внезапно все переменилось, и дело вновь стало животре¬
пещуще срочным: Елизавета поддалась давлению сватов и почти
согласилась стать супругой эрцгерцога Карла, пообещав испан¬
скому послу в течение нескольких дней дать определенный от¬
вет.
Лорд Роберт почувствовал, что земля уходит из-под ног. Все
его честолюбивые надежды грозили рухнуть. Ярость охватывала
его, когда он видел, что физиономии Норфолка, Сассекса и ос¬
тальных завистников и ненавистников становятся все насмешли¬
вее, ярость и ненависть к жене, которая, будь она неладна, все
никак не отправится к праотцам. Не цепляйся она столь упорно
за жизнь, он уже несколько месяцев был бы супругом королевы
и не тяготился бы тревогой и ощущением опасности, которой
чревата проволочка.
100

Нынче вечером та вольность, с которой королева продемон¬
стрировала всему двору благосклонность к лорду Дадли, не
только развеяла его недавние сомнения и страхи, но и утешила
его непомерное тщеславие, поддержала уверенность лорда в
том, что ему нет нужды опасаться соперников. Но и наполнила
его душу бессильной яростью. Вот он, блистательный приз, до
него рукой подать. Но руки-то связаны, и будут связаны, пока в
Камноре живет та, другая женщина Можно представить себе
чувства лорда Дадли, когда он и королева, украдкой, будто па¬
рочка самых заурядных любовников, покидали остальных гос¬
тей.
Держась за руки, они брели по выложенной камнем галерее,
в которой под лампадой стоял облаченный в багровый мундир
часовой, опираясь на пику и щеголяя золотой розой Тюдоров,
вышитой на спине.
Высокая молодая королева была одета в алое атласное
платье с замысловатой серебряной вышивкой, отороченное по
корсажу серебристым кружевом и усыпанное золотыми розочка¬
ми и римским жемчугом. Глубокий вырез обнажал прелестную
шею, украшенную ниточкой жемчуга и рубинов и обрамленную
похожим на веер гипюровым воротником, очень высоким сзади.
В таком виде она и предстала перед часовым, когда он заметил
отблеск света на ее золотистых волосах. Лампада горела за спи¬
ной стражника, и он видел, что даже в поступи королевы чувст¬
вуется своенравный вызов: Елизавета шагала, чуть приподнявшись
на носках, откинув назад голову и с улыбкой глядя в смуглое
цыганское лицо своего спутника, облаченного с головы до пят в
атлас цвета слоновой кости и шествующего с элегантностью,
какой не мог достичь ни один англичанин, кроме него.
По каменной галерее они подошли к маленькой террасе, на¬
висавшей над Прайви-Степс. За рекой лежали Ламбетские бо¬
лота, над которыми сияла низкая ущербная луна По Темзе,
весело блестя огоньками, проплывала какая-то баржа, с середи¬
ны реки доносился звон лютни и голос поющего мальчика На
миг влюбленные застыли, очарованные прекрасным теплым сен¬
тябрьским вечером, атмосфера которого так дивно соответство¬
вала их настроению. Потом королева вздохнула и, теснее
прильнув к высокой, крепкой и грациозной фигуре лорда, повис¬
ла на его руке.
- Робин! Робин! - только и смогла выговорить она, но в голо¬
се ее была бездна страсти и томления, проскальзывали нотки
восторга и боли.
101

Посчитав, что плод созрел, лорд обнял королеву одной рукой
и жадно привлек ее к себе. На миг ему показалось, что Елизавета
сдалась: ее голова легла на его сильное плечо. Так женщина
льнет к своему избраннику, своему повелителю. Но потом в ней
проснулась королева, и природе пришлось уступить. Елизавета
резко вырвалась из объятий и отпрянула прочь, учащенно дыша
- Бог свидетель, Робин, - проговорила она, - по-моему преж¬
де вы не допускали таких вольностей.
Однако лорд (воплощенная дерзость) ничуть не смутился.
Он привык к изменчивости ее настроений, к тому, что она жила
как бы в двух ипостасях, унаследованных от упрямца-отца и
строптивой матери. И был исполнен решимости любой ценой
выжать из этого мгновения все, что можно. Ему не терпелось
наконец-то избавиться от гнетущего напряжения.
- Вольности? Но ведь я порабощен, а не волен. Порабощен
любовью и обожанием. Неужели вы отвергнете меня? Неужели?
- Не я, но Судьба, - многозначительным тоном ответила Ели¬
завета, и он понял, что она думает о хозяйке Камнора.
- Скоро Судьба исправит собственные несправедливости. Те¬
перь уже очень скоро, - лорд взял ее за руку, и королева раста¬
яла. Ее чопорность испарилась, и она не отняла ладонь. - А когда
это случится, милая, я назову вас моей.
- Когда это случится, Робин? - едвали не в страхе спросила
королева. Казалось, внезапное ужасное подозрение овладело ее
разумом. - Когда случится что? Что - это?
Он на миг замялся, подбирая слова, а Елизавета пристально
и пытливо вглядывалась в его лицо, белевшее в сумерках.
- Когда эта бедная больная душа успокоится навеки, - сказал
лорд, наконец, и добавил: - Уже скоро.
- Ты и прежде говорил так, Робин. Но этого не случилось.
- Она вцепилась в жизнь с упорством, совершенно невероят¬
ным для человека в ее состоянии, - объяснил лорд, не осознавая
зловещей двусмысленности своих слов. - Но конец близок, я
знаю. Это вопрос нескольких дней.
- Дней? - королева содрогнулась и подошла к краю террасы.
Лорд следовал за ней. Какое-то время Елизавета молча стояла
на месте, глядя на темную маслянистую поверхность воды.
Ведь вы любили ее одну, Робин? - спросила она странным не¬
естественным голосом.
- Я любил лишь одну женщину, - отвечал безупречный дам¬
ский угодник.
102

- Но вы женились на ней и, говорят, по любви. Хорошо, пусть
без любви, но это - брак. И вы можете так спокойно говорить о
ее смерти? - голос королевы звучал печально. Она пыталась
понять лорда Роберта и таким образом заглушить свои давние
сомнения на его счет.
- А кто виноват? Кто сделал меня таким? - он вновь смело
обнял ее; стоя бок о бок, они смотрели сквозь сумрак вниз, на
стремительные воды реки. Они-то и подсказали лорду образное
сравнение. - Наша любовь - что бурный поток, - продолжал он. -
Противиться ей, - значит попусту тратить силы. Короткая борь¬
ба, агония, а потом - гибель.
- Но если отдаться на волю волн, вас унесет.
- Унесет в страну счастья! - воскликнул Дадли и вновь запел
свою старую песню: - Скажите, что, когда... что после всего я
смогу называть вас моей. Не лукавьте с собой, послушайтесь
голоса природы, и вы достигнете счастья.
Елизавета взглянула на него снизу вверх, пытаясь в сумерках
рассмотреть это миловидное лицо. Лорд заметил, как приподня¬
лась и опала ее белая грудь.
- Moiy ли я верить тебе, Робин? Могу ли я верить тебе? Дай
мне правдивый ответ, - взмолилась королева. Сейчас она была
просто женщиной, восхитительно слабой женщиной.
- А какой ответ дает вам ваше сердце? - произнес лорд,
придвигаясь еще ближе и нависая над ней.
- По-моему, да. Могу. Во всяком случае, должна. Я не в силах
ничего сделать с собой. В конце концов, я всего лишь женщина, -
пробормотала она и вздохнула. - Да будет так, как ты желаешь.
Возвращайся ко мне свободным.
Дадли склонился над ней, промямлил что-то бессвязное, и
королева подняла руку, чтобы погладить его по смуглой, порос¬
шей бородой щеке.
- Я вознесу тебя к вершинам величия, недоступным ни одно¬
му мужчине в Англии, а ты дай мне счастье, какого не видать ни
одной женщине.
Лорд схватил ладонь Елизаветы и страстно припал к ней
губами. Его ликующая душа пела победную песнь. Норфолк,
Сассекс, остальная постнорожая братия - скоро он будет подзы¬
вать их к себе свистом, будто собачек.
Влюбленные взялись за руки и вернулись в галерею, но тут
вдруг столкнулись лицом к лицу с тощим прилизанным госпо¬
дином, который низко поклонился им. На его хитроватой, чисто
выбритой монашеской физиономии играла улыбка. Мягким спо¬
103

койным голосом с заметным иностранным акцентом он объяс¬
нил, что не имел намерения мешать, а просто хотел выйти на
прохладную террасу. Затем он вновь поклонился и пошел своей
дорогой. Это был Альварес де Квадра, епископ Аквилский, ис¬
панский посол, с глазами, похожими на глаза Аргуса.
Лицо юной королевы окаменело.
- Хотела бы я, чтобы мне так же верно служили за границей,
как здесь служат испанскому королю. - сказала она громко, что¬
бы удаляющийся посланник расслышал эту сомнительную по¬
хвалу, а затем добавила, обращаясь только к милорду и затаив
дыхание: - Шпион! Филипп испанский еще услышит об этом!
- Он услышит и еще кое о чем. Какое это имеет значение? -
со смехом спросил милорд.
Они в молчании прошли по галерее, мимо стоявшего на стра¬
же бдительного йомена, и вступили в первый коридор. Вероятно,
встреча с де Квадра и ответ милорда на комментарий королевы
заставили ее спросить:
- А чем она больна, Робин?
- Недуг неизлечим, - ответил лорд, прекрасно понимая, к
кому относится этот вопрос.
- Кажется... кажется, ты говорил, что конец близок.
Он мгновенно уловил ее мысль.
- Да, действительно. Она вот-вот скончается, если уже не
умерла.
Он лгал, ибо никогда еще Эми Дадли не чувствовала себя
настолько хорошо, как сейчас. И в то же время, он говорил прав¬
ду, потому что жизнь ее зависела от воли мужа, и можно было
считать, что ее песенка спета. Лорд знал, что переживает реша¬
ющие мгновения, от которых зависит его карьера. Судьбоносный
час настал. Стоит проявить слабость и нерешительность, и он
упустит свой шанс, упустит безвозвратно. Настроения Елизаветы
были настолько же изменчивы, насколько упорны и постоянны
были происки его врагов. Надо нанести удар как можно быстрее,
пока королева не передумала. Надо вступить в брак с нею, не¬
важно, тайный или открытый. Но сперва необходимо стряхнуть
с себя сковывающее движения ярмо, избавиться от камнорской
хозяюшки.
На основании доказательств, которые представляются мне
убедительными, я полагаю, что лорд обдумывал этот шаг с чу¬
довищным хладнокровием и безжалостностью, свойственными
его эгоистичной натуре. Выскочка, правнук плотника, имевший
лишь два поколения знатных предков (причем и отец, и дед
104

кончили на плахе), он вдруг завладел королевой, жертвой плот¬
ской страсти, не желавшей видеть ничтожество, прячущееся в
прекрасной телесной оболочке, и уже протянувшей руку, чтобы
утвердить его на троне. Будучи тем, чем он был, Дадли клал
жизнь своей жены на чашу зловещих весов собственного често¬
любия. И тем не менее, когда-то он любил ее, и любил более
искренно, чем сейчас королеву.
Прошло около пяти лет с тех пор, как он, восемнадцатилет¬
ний юноша, взял в жены девятнадцатилетнюю дочь сэра Джона
Робсарта. Она принесла ему значительное состояние и огромную
преданную любовь. Благодаря этой любви она и согласилась
сиднем сидеть в Камноре, пока он подвизался при дворе, и до¬
вольствоваться крохами внимания, которые он при случае бро¬
сал ей. Весь последний год, пока он замышлял ее убийство, Эми
усердно пеклась об интересах Роберта и заботилась о процвета¬
нии поместья в Беркшире. Если он и задумывался об этом, то не
позволял себе впасть в сентиментальную слабость, которая мог¬
ла бы отвратить его от цели. Слишком многое стояло на карте.
По сути дела, речь шла о королевском троне.
Поэтому наутро, после того, как Елизавета почти покорилась
ему, милорд заперся у себя вместе со своим верным оруженосцем
Ричардом Верни. Сэр Ричард, подобно своему хозяину, был алч¬
ным, беспринципным и честолюбивым негодяем, готовым пойти
сколь угодно далеко ради продвижения по службе и светского
успеха, которые сулило ему возвышение милорда. А милорд ре¬
шил, что с верным слугой нужно быть полностью откровенным.
- Ты либо вознесешься, либо падешь со мною вместе, Ричард,
- заявил он. - Так помоги же мне, и мы будем на коне. Когда я
стану королем, а это произойдет уже скоро, держись поближе
ко мне. А теперь - о деле. Ты уже догадался, что нам нужно.
Догадаться не составляло труда, особенно если учесть, что
сэр Ричард уже глубоко увяз в этом деле. Так он и сказал.
Милорд заерзал в кресле и плотнее закутался в вышитый
желтый атласный халат.
- Ты уже дважды подвел меня, Ричард, - проговорил он. -
Ради Бога, не подкачай опять, иначе мы упустим последнюю
возможность также, как упустили предыдущие. В числе три есть
некое волшебство. Смотри же, чтобы я выиграл от этого, иначе
мне конец, да и тебе тоже.
- Я бы не потерпел неудачу, не будь этого подозрительного
старого болвана Бэйли, - пробурчал Верни. - Ваша светлость
просили меня предусмотреть все.
105

- Да, да, и я вновь прошу тебя о том же. Моя жизнь зависит
от тебя, не оставляй следов, по которым нас могли бы найти и
изобличить. Бэйли - не единственный медик в Оксфорде. Так
что за дело, и быстро. Время - вот что главное в нашем предприя¬
тии. Испанец норовит опередить нас, а Сесил и остальные под¬
держивают его перед королевой. Удача озолотит нас, но если ты
дашь маху, не старайся больше искать моего общества.
Сэр Ричард с поклоном удалился, но в дверях милорд оста¬
новил его.
- Если ты дашь маху, на меня не надейся. Завтра двор выез¬
жает в Виндзор. В неделыщй срок прибудешь туда с вестями. -
Он поднялся, невероятно высокий и статный в своей ночной
сорочке из вышитого желтого атласа. Откинув свою красивую
голову, он подошел к приспешнику. - Ты не подкачаешь, Дик, -
проговорил лорд, положив руку на плечо менее опытного мер¬
завца. - Это слишком важно для меня, а значит, и для тебя.
- Я не подведу вас, милорд, - с жаром пообещал сэр Ричард.
На этом они и расстались.
Сэр Ричард и не собирался подводить своего повелителя.
Он знал, насколько важна удача, и понимал, что дело не
терпит отлагательства. Понимал не хуже, чем его светлость. Но
между холодным, безжалостным расчетом на успех и самим этим
успехом лежала пропасть, и, чтобы навести мосты, надо будет
пустить в ход всю свою находчивость и изобретательность. Он
нанес короткий визит леди Роберт и после посещения Камнора
принялся с озабоченным видом распространяться о том, что хо¬
зяйка бледна и неважно выглядит (причем кроме него этого
никто не заметил). Сэр Ричард не преминул заявить об этом
миссис Баттелар и другим домочадцам ее светлости, не скупился
он и на упреки в их адрес, ибо они, по его мнению, недостаточно
заботятся о своей госпоже. Упреки рассердили миссис Баттелар.
- Ну-ну, сэр Ричард, стоит ли удивляться печали госпожи и
ее дурному настроению? Знаете, небось, какие слухи ходят о
том, что вытворяет при дворе милорд и о его отношениях с
королевой. Может, ее светлость слишком горда, чтобы сетовать
и плакаться, но от этого она, бедняжка, только еще больше
страдает. Недавно до нее дошел даже слушок о разводе.
- Бабушкины сказки! - фыркнул сэр Ричард.
- Похоже на то, - согласилась миссис Баттелар. - И все же.
Что ей, бедной, думать, если милорд и сам не приезжает в Кам-
нор, и ее к себе не зовет?
106

Сэр Ричард обратил все в шутку и отправился в Оксфорд
искать медика, более покладистого, чем доктор Бэйли. Но док¬
тор Бэйли оказался слишком болтлив, поэтому попытки убедить
двух других врачей в болезни ее светлости кончились ничем.
Оба не поверили, что она "занемогла и опечалена" и нуждается
в сильнодействующем зелье.
Каждый из врачей по очереди качал головой. ,ГУ нас нет
лекарства от тоски", - благоразумно отвечали они. Судя по рас¬
сказам сэра Ричарда о состоянии ее светлости, она больна скорее
умственно, нежели телесно. Да оно и неудивительно, если
вспомнить, какие ходят слухи.
Сэр Ричард вернулся на свою оксфордскую квартиру, чувст¬
вуя себя наголову разбитым. Он потратил два драгоценных дня,
лежа в постели и ломая голову в попытках решить, что ему
делать. Он уже подумывал поискать врача в Абингдоне, но ис¬
пугался провала. Боясь, что его поиски лишь умножат "следы",
как выразился милорд, сэр Чарльз решил добиваться цели дру¬
гими способами. Ведь он был находчивым и изобретательным
негодяем. Вскоре он составил план действий.
В пятницу сэр Ричард написал из Оксфорда леди Роберт,
извещая ее, что имеет сообщение, касающееся его светлости и
столь же срочное, сколь и секретное. Он хотел бы вновь посе¬
тить ее в Камноре, но не осмеливается открыто явиться туда. Он
приедет, если она пообещает удалить слуг. И пусть никто из них
не знает о его приезде, иначе стремление услужить ей приведет
его к гибели.
Письмо свое сэр Ричард отправил со слугой по имени Нан-
вик, наказав ему принести ответ. Записка оказала на встревожен¬
ный разум ее светлости именно то действие, на которое
рассчитывал негодяй. Ничто в облике сэра Ричарда не выдавало
в нем злодея. Это был улыбчивый голубоглазый розовощекий
человек с приятными располагающими манерами. А во время
своего последнего визита в Камнор он выказал такую участли¬
вую озабоченность, что ее светлость, изголодавшаяся по внима¬
нию, была тронута до глубины души.
Хитро составленное письмо наполнило женщину смутной
тревогой и беспокойством; она наслушалась дурных сплетен,
которые подтверждались жестоким пренебрежением милорда, и
поэтому ухватилась за возможность, как ей казалось, наконец-то
узнать правду. Сэр Ричард Верни пользовался доверием милор¬
107

да, много бывал вместе с ним при дворе. Он наверняка знает
правду, а его письмо - не что иное как доказательство намерения
рассказать все как есть.
И Эми Дадли черкнула ему ответ, пригласив приехать днем
в воскресенье. Она устроит все так, чтобы в доме больше никого
не было, и сэр Ричард может не опасаться липших глаз.
Женщина исполнила свое обещание и в воскресный день
отпустила всю челядь на ярмарку в Абингдон. Тех, кто не желал
уходить, она выставляла насильно, особенно миссис Оддинг-
селл, никак не желавшую оставлять хозяйку одну в пустом доме.
Но в конце концов все до последнего человека ушли, и миледи
стала с нетерпением поджидать своего тайного гостя. Он явился
под вечер в сопровождении Нанвика, которого оставил стеречь
лошадей под каштанами на подъездной аллее. Сам сэр Ричард
направился к дому через сад, уже расцвеченный тусклыми кра¬
сками осени.
Хозяйка дома нетерпеливо ждала его на крыльце.
- Как мило, что вы приехали, сэр Ричард, - любезно привет¬
ствовала она гостя.
- Я - преданный слуга вашей светлости, - с достоинством
отвечал он, снимая украшенную пером шляпу и склоняясь в низ¬
ком поклоне. - В ваших покоях наверху нам никго не помешает.
- Нам нигде не помешают: я одна в доме, как вы и просили.
- Это очень благоразумно., в высшей степени благоразумно,
- сказал сэр Ричард. - Ведите же меня, ваша светлость.
Они поднялись по крутой винтовой лестнице, которой суж¬
дено было сыграть столь важную роль в разработанном негодяем
плане. Пройдя через галерею на втором этаже, хозяйка и гость
очутились в маленькой комнате с видом на сад. Это был будуар,
уютная уединенная комнатка, где все говорило о заботливости и
трудолюбии Эми Робсарт. На дубовом столике у окна были раз¬
ложены бумаги и учетные книги с записями, касающимися дел
поместья - так хозяйка коротала время в ожидании сэра Ричарда
Она подвела его к столу и, присев в глубокое кресло, выжида¬
тельно взглянула на посетителя. Эми была бледна, под глазами
залегли тени, а на лице полузабытой жены появилась сеточка
морщин.
Глядя на свою несчастную жертву, сэр Ричард, должно быть,
мысленно сравнивал ее с женщиной, которой, по замыслу ми¬
лорда, предстояло занять ее место. Эми была высока и прекрас¬
но сложена, хоть и сохраняла почти девичью хрупкость. Лик ее
108

в обрамлении светло-каштановых волос был нежен и очаровате¬
лен, мягкие серые глаза смотрели печально, уголки губ были
скорбно опущены.
Нетрудно было поверить, что пять лет назад сэр Роберт же¬
лал жениться наней столь же пылко, как теперь хотел избавить¬
ся от нее. Тогда он подчинился настойчивому зову страсти, а
теперь шел на поводу у такого же настырного зова честолюбия.
По сути дела, и в те времена, и ныне путеводным огнем ему
служило безудержное себялюбие.
Увидев, как она расслаблена и доверчива, как дрожит от
нетерпения, как хочет услышать обещанные новости о своем
супруге, сэр Ричард, вероятно, испытал мимолетную жалость.
Однако, подобно милорду, он был из тех людей, самолюбие ко¬
торых неизмеримо сильнее всех других чувств.
Ее взгляд, кроткий, как взгляд голубки, скользнул по его
румяному лицу, которое сейчас было чуть бледнее обчного.
- Итак, что за вести вы принесли, сэр Ричард?
Он облокотился о стол, стоя спиной к окну.
- В двух словах они сводятся к тому, что милорд... - тут он
осекся и сделал вид, будто прислушивается. - Что это? Вы что-
нибудь слышали, миледи?
- Нет, а в чем дело? - На лице Эми отразилась тревога: такое
обилие тайн явно обеспокоило ее.
- Тс-с! Оставайтесь здесь, - велел сэр Ричард. - Если за нами
шпионят...
Он умолк и проворно покрался к двери. Прежде чем распах¬
нуть ее, сэр Ричард немного помедлил и вновь произнес таким
тоном, что женщине и в голову бы не пришло ослушаться его:
- Оставайтесь на месте, миледи. Я сейчас вернусь.
Выйдя из комнаты, он прикрыл за собой дверь и приблизился
к лестнице. Потом достал из кошелька кусок тонкой бечевки,
один конец которой был прикреплен к маленькому шильцу, ост¬
рому как игла. Воткнув эту иглу в деревянную стену на уровне
верхней ступеньки, сэр Ричард прикрепил второй конец бечевы
к стойке перил примерно на фут выше ступени. Он столько раз
продумывал эту операцию, что на ее выполнение ушло всего
несколько секунд. В тусклом осеннем свете бечевку было совсем
не видно.
Сэр Ричард вернулся к ее светлости, которая не пошевели¬
лась за все время его отсутствия.
- Мы секретничаем, как заговорщики, - сказал он, - и поэтому легко
впадаем в страх. Я должен был догадаться, что это сам милорд...
109

- Милорд?! - в волнении вскричала Эми, вскакивая на ноги. -
Лорд Роберт?
- Не сомневайтесь, миледи. Собственно, он-то и хотел тайно
встретиться с вами. Стоит королеве узнать об этом его желании,
и Тауэр ему обеспечен. Вы и представить себе не можете, что
приходится терпеть милорду из-за любви к вам. Королева...
- Так вы хотите сказать, что он - здесь? - голос Эми сорвался
от возбуждения.
- Он внизу, миледи. Лорд Роберт в такой опасности, что не
посмел бы показаться в Камноре, не будучи совершенно уверен¬
ным в том, что вы здесь одна.
- Он внизу! - воскликнула женщина, и румянец окрасил ее
бледные щеки, радостный огонек сверкнул в печальных глазах.
Теперь она видела в коварных словах Ричарда новый смысл,
новое объяснение всему тому, что уже слышала о муже. - Он
внизу! - повторила она. - О!
Эми повернулась и устремилась к двери. Сэр Ричард непод¬
вижно стоял на месте, закусив нижнюю губу. Он смотрел, как
она бежит прочь, лицо его покрыла неестественная бледность.
- Милорд! Робин! Робин! - услышал сэр Ричард крик Эми,
бегущей по коридору. А потом раздался пронзительный вопль,
эхо которого потрясло тихий дом.
Мгновение спустя внизу послышался глухой удар, и снова
наступила тишина.
Сэр Ричард стоял у стола, не в силах сдвинуться с места,
кровь текла по его подбородку: услышав крик, он насквозь про¬
кусил себе iy6y. Он долго стоял так, потрясенный, охваченный
трепетным страхом. Потом взял себя в руки и сделал несколько
шагов вперед, пошатываясь, будто пьяный. Подойдя к лестнице,
он уже вполне овладел собой. Сэр Ричард дрожащими пальцами
отвязал бечевку от стойки перил. Шильце уже выскочило из
стены, когда Эми задела за шнур ногой. Убийца неспешно спус¬
тился по короткой винтовой лестнице, машинально сматывая
шнурок и засовывая его вместе с шильцем обратно в кошелек.
Бго взгляд был прикован к серой массе, неподвижно лежавшей
у подножия лестницы.
Наконец он подошел к телу, остановился и внимательно ос¬
мотрел его. Слава богу, нужды прикасаться к Эми не было. Судя
по тому, как была вывернута шея жертвы, замысел удался пол¬
ностью. Лорд Роберт Дадли был теперь волен жениться на ко¬
ролеве.
110

Сэр Ричард перешагнул через скрюченный труп жертвы плу¬
товского честолюбия, пересек прихожую и вышел из дома, за¬
крыв за собой дверь. Отличная работа, - подумал он. Прекрасно
исполнено. Когда слуги, вернувшиеся с абингдонской ярмарки,
найдут свою госпожу, они расскажут всей округе, что в их отсут¬
ствие Эми Робсарт упала с лестницы и сломала себе шею. Вот
так. И делу конец.
Но это был далеко не конец. Сама судьба, вездесущая иро¬
ничная судьба приняла свое участие в этой зловещей игре.
Несколькими днями раньше двор выехал в Виндзор, куда в
пятницу шестого сентября прибыл Альварес де Квадра, чтобы
получить от королевы обещанный твердый ответ на брачное
предложение Испании. То, что он видел вечером на террасе
Уайтхолла, обеспокоило посла, тем более, что он знал изменчи¬
вый нрав Елизаветы и не доверял ее обещаниям. Либо она просто
дурачила его, либо вела себя совершенно неподобающим для
будущей жены эрцгерцога образом. В любом случае ее действия
требовали объяснений. Де Квадра должен был знать, как обстоят
дела Ему не удалось получить аудиенцию до отъезда двора из
Лондона, и он последовал за королевой в Виндзор, проклиная
всех женщин и возлагая надежды на преимущества, которые
дает салический закон.
Атмосфера в Виндзоре была напряженная, и только утром
следующего дня послу удалось добиться приема у королевы, да
и то лишь благодаря случаю, а не желанию Елизаветы, потому
что встретились они на террасе, когда королева возвращалась с
охоты. Она удалила свое окружение, включая и верного Роберта
Дадли и, оставшись наедине с де Квадра, выразила готовность
выслушать его.
- Мадам, - начал посол, - я намерен написать своему повели¬
телю, и хотел бы знать, желает ли Ваше Величество сказать
что-либо в дополнение к тому, что вы уже говорили о ваших
намерениях, касающихся эрцгерцога
Королева нахмурила брови. Хитрый испанец прижал ее к
стене, и Елизавета уже не могла избежать трений.
- Вот что, сэр, - холодно проговорила она, - можете сообщить
его величеству, что я приняла окончательное решение и не вый¬
ду замуж за эрцгерцога
Бледное лицо испанца залилось краской. Только железное
самообладание удержало его от оскорбительных слов. И все же
он заговорил очень жестко.
111

- Во время нашей последней беседы на эту тему, мадам, вы
дали мне понять нечто совершенно иное.
В другое время Елизавета могла бы рассердиться и осадить
его за такие речи, но так уж получилось, что в тот день она
пребывала в наилучшем расположении духа и не была склонна
раздражаться. Королева рассмеялась и взглянула на свое отра¬
жение в маленьком стальном зеркале, сняв его с пояса.
- Такое напоминание, милорд, можно счесть нарушением
правил вежливости. Вероятно, вы слышали, что женщинам свой¬
ственна изменчивость настроений.
“ В таком случае, мадам, - с горечью произнес посол, - я молю
бога, чтобы ваше настроение изменилось опять.
- Ввша молитва не будет услышана На сей раз мое решение
окончательно.
Де Квадра поклонился.
- Боюсь, что король, мой повелитель, будет очень недоволен
ЭТИМ.
Королева посмотрела ему в лицо. Глаза ее загорелись.
- Бог свидетель, я выйду замуж ради собственного счастья, а
не для того, чтобы сделать приятное королю, вашему повелите¬
лю.
- Значит, вы решили выйти замуж? - выпалил посол.
- Нравится вам это или нет,- насмешливо ответила королева
Веселость вновь взяла в ней верх над мимолетным раздражени¬
ем.
- Вероятно, я должен радоваться тому, что радует вас, ма¬
дам,- произнес де Квадрахолодным тоном, совершенно не вязав¬
шимся с содержанием его высказывания.- Желание выйти замуж
- вполне достаточная причина для такого поступка Простите,
Ваше Величество, я не расслышал, за кого.
- Я не называла никаких имен. Но такой проницательный
человек, как вы, вполне мог бы догадаться, - ответила королева
и застенчиво, и дерзко одновременно, глядя на посла поверх
своего веера
- Догадаться? Нет. Моя догадка может обидеть Ваше Вели¬
чество.
- Каким же образом?
- Ну, скажем, если я введен в заблуждение тем, что вижу.
Если я назову имя человека, который столь очевидно для всех
пользуется вашей королевской благосклонностью.
112

- Вы имеете в виду лорда Роберта Дадли,- Елизавета слегка
побледнела и часто задышала. - Почему же эта догадка должна
обидеть меня?
- Потому что королева*., мудрая королева никогда не связы¬
вает себя узами с собственными поданными, особенно если он
уже женат.
Эти слова уязвили ее. Де Квадра ранил и гордость женщины,
и достоинство королевы разом, но сделал это так ловко, что не
дал повода выказать откровенную обиду. Елизавета закусила гу¬
бу и подавила приступ гнева. Она рассмеялась, но смех ее про¬
звучал немного злорадно.
- Мне кажется, что в отношении супруги милорда Роберта вы
осведомлены несколько хуже, чем это бывает обычно, сэр. Гос¬
пожа Роберт Дадли либо мертва, либо на грани смерти, - сказала
королева и, увидев на лице посла выражение крайнего недоуме¬
ния, сочла беседу законченной и удалилась.
Но в самом скором времени Елизавета призадумалась, и ей
стало немного не по себе. Тем же вечером она поделилась сво¬
ими сомнениями с милордом Дадли, передав ему слова де Квад¬
ра. Его светлость, не отличавшийся дальновидностью,
расхохотался.
- Ничего, скоро он запоет по-другому,- заявил он.
Королева положила руки ему на плечи и с обожанием по¬
смотрела в его миловидное цыганское лицо. Он никогда не ви¬
дел ее такой влюбленной, как в эти последние дни с тех пор, как
она покорилась ему на террасе Уайтхолла. Никогда еще не было
в ней столь много от женщины и столь мало от королевы.
- Вы уверены, Робин? Вы совершенно уверены в этом? - с жа¬
ром спросила она.
Лорд привлек ее к себе, и она покорно позволила заключить
себя в объятия.
- Как же иначе, когда столько поставлено на карту, милая? -
произнес он, и Елизавета сразу поверила ему, поверила потому,
что хотела поверить.
Это было в субботу вечером, а утром в понедельник пришло
известие, доказывающее, что его уверенность была вполне оп¬
равданна. Весть эту принес один из камнорских слуг, человек по
имени Боуз, вместе с другими ходивший на ярмарку в Абингдон
и обнаруживший труп своей госпожи у подножия винтовой лес¬
тницы. Все были убеждены, что с Эми Робсарт произошел не¬
счастный случай.
113

Правда, милорд ждал несколько иных вестей. Его немного
удивило, что несчастный случай, разрешивший все затруднения,
произошел так кстати и избавил его от необходимости прини¬
мать меры, чреватые большой опасностью, и связывать себя пре¬
ступными узами с сэром Ричардом Верни. Лорд понимал, что
теперь подозрение может пасть на него самого, что его враги
будут умело направлять это подозрение. Осознав это, сэр Роберт
немедленно взялся за дело. Он тотчас же схватил перо и написал
своему родственнику, сэру Томасу Блаунту, который как раз на¬
правлялся в Камнор. В письме сэр Роберт пересказал то, что
узнал от Боуза, попросил Блаунта поручить судебному следова¬
телю провести самое строгое дознание и послать за сводным
братом Эми, Эпплярдом. ,гПрошу вас действовать, невзирая на
чины и звания" - так заканчивалось это письмо, посланное лор¬
дом Блаунту с Боузом.
Прежде чем сэр Роберт успел принести королеве весть о
несчастном случае, уничтожившем препятствия к их браку, поя¬
вился сэр Ричард с рассказом о том, что произошло на самом
деле. Он рассчитывал на похвалу и признательность своего хо¬
зяина, но вместо этого поверг его в смятение, а потом выслушал
немало сердитых упреков.
Милорд, это несправедливо, - сетовал верный прихво¬
стень. - Зная, что дело не терпит отлагательств, я поступил
единственно возможным образом, обставив все как несчастный
случай.
- Моли бога, чтобы суд присяжных счел это несчастным слу¬
чаем,- отвечал Дадли.- Ибо если вскроется вся правда, послед¬
ствия падут на твою голову. На меня не надейся, я заранее
предупреждал тебя об этом. Не ищи у меня помощи.
- Я и не ищу, - сказал сэр Ричард, чувствуя презрение при
виде этих проявлений трусости и подлости, столь присущих
жалкому эгоисту, которому он служил. - Да и не будет в том
нужды, ведь я не оставил следов.
- Надеюсь, что так, ибо знай: я приказал провести тщатель¬
ное расследование, попросив забыть о чинах и званиях. И я буду
стоять на своем.
- А если, несмотря на все это, меня не повесят? - спросил сэр
Ричард, и на его побледневшем лице появилась злорадная гри¬
маса.
- Возвращайся ко мне, когда дело закроют, и мы поговорим
об этом.
114

Сэр Ричард вышел вон, обуреваемый яростью и омерзением,
оставив милорда в гневе и страхе.
Чуть успокоившись, Дадли тщательно оделся и отправился
к королеве, чтобы рассказать о несчастном случае, благодаря
которому препятствия к их женитьбе оказались устранены. Тем
же вечером Ее Величество холодно сообщила де Квадра, что
госпожа Роберт Дадли сломала себе шею, упав с лестницы.
Испанец с непроницаемым лицом выслушал эту весть.
- Пророческий дар Вашего Величества заслуживает более
широкого признания,- ответил он.
Королева на миг опешила от этих загадочных слов. Потом
вдруг в мозгу ее зашевелилось какое-то тревожное воспомина¬
ние. Она отвела посла к окну, подальше от окружающих ее при¬
дворных, и на всякий случай обратилась к нему (как он сам
сообщает нам) по-итальянски:
- Боюсь, что не понимаю вас, сэр. Не соблаговолите ли вы
выразиться яснее?
Она стояла прямо и неподвижно, глядя на него хмурым взгля¬
дом, унаследованным от отца Но у де Квадра были в запасе
кое-какие козыри, и Елизавете пришлось бы потрудиться, чтобы
сбить его с толку.
- Касательно пророческого дара? - спросил он. - Но разве
Ваше Величество не предрекали гибели несчастной женщины
всего за сутки до того, как это случилось? Не вы ли говорили,
что она либо мертва, либо вот-вот умрет?
Он заметил, как Елизавета бледнеет, заметил страх в ее тем¬
ных и обычно таких смелых глазах. Но мгновение спустя страх
уступил место раздражению, свойственному ее вспыльчивой на¬
туре.
- Что вы хотите этим сказать, черт возьми? - вскричала коро¬
лева и продолжала, не дожидаясь ответа: - Бедняжка была боль¬
на и немощна и, должно быть, скоро зачахла бы. Дознание,
несомненно, покажет, что несчастный случай, лишь упредивший
естественный исход, объясняется состоянием ее здоровья.
Посол мягко покачал головой, наслаждаясь замешательст¬
вом королевы, блаженствуя от того, что ему выдалась воз-
можнсть больно ранить женщину, отвергшую его повелителя,
наказать ту, кого он с полным основанием считал виновной сто¬
роной.
115

- Ваше Величество, боюсь, вас неверно осведомили на этот
счет. Несчастная отличалась прекрасным здоровьем и прожила
бы еще много лет. По крайней мере, так я понял слова сэра
Вильяма Сесила, от которого обычно исходят самые достовер¬
ные сведения.
Королева стиснула руку посла.
- Так вы передали ему мои слова?
- Возможно, это было не совсем благоразумно. Но откуда я
мог знать? - тут он на миг умолк.- Я лишь высказал ему досаду
по поводу вашего решения, касающегося эрцгерцога. Решения,
которое я вряд ли могу посчитать мудрым, если вы позволите
мне такую дерзость.
Елизавета поняла, что ей предлагают сделку, и в ней тотчас
же проснулась подозрительность.
- Вы превышаете ваши полномочия, милорд,- оборвала она
посла и отвернулась.
Однако тем же вечером королева заперлась вдвоем с Дадли
и принялась придирчиво расспрашивать его обо всем происшед¬
шем. Милорд был воплощенная страстность.
- Призываю Небеса в свидетели! - воскликнул он, когда Ели¬
завета прозрачно намекнула на то, что он помог своей жене от¬
правиться на тот свет.- Я никоим образом не повинен в
случившемся. Я просил Блаунта, отправившегося в Камнор, про¬
вести расследование, невзирая на имена и звания. И если выяс¬
нится, что произошло нечто худшее, чем простое несчастье,
убийца будет болтаться в петле.
Елизавета обняла его за шею и положила голову на плечо
Роберта.
- О, Робин, Робин, мне так страшно,- жалобно проговорила
она. Впервые на его памяти она была готова расплакаться.
Шли дни, и страхи понемногу развеивались. Наконец суд в
Камноре, собравшийся с большим опозданием и постоянно по¬
буждаемый милордом ко все новым изнурительным допросам,
вынес вердикт: "найдена мертвой", что избавляло его светлость
(который, как известно, был в Виндзоре, когда погибла его суп¬
руга) от всякой ответственности. Это известие придало храбро¬
сти и королеве, и милорду; теперь они уже не делали секрета из
своего намерения вскоре вступить в брак.
Однако многим такое решение суда показалось неудовлетво¬
рительным. Оно не убедило людей; хорошо знавших милорда и
желавших позволить ему пожать плоды своего злодеяния. Са¬
мыми знатными из этих людей были Эрандел (и сам претендо¬
116

вавший на руку королевы), Норфолк и Пемброк. А за ними стоя¬
ло несметное множество простолюдинов. Неприязнь к лорду
Дадли, уже давно тлевшая под* спудом, наконец вспыхнула и
вырвалась наружу, причем огонь раздували такие красноречивые
праповедники, как Левер, который со всех лондонских кафедр
осудил планируемую женитьбу и не скупился на мрачные наме¬
ки на действительную причину гибели Эми Дадли.
То, о чем дома говорилось лишь обиняком, открыто обсуж¬
далось за границей. В Париже Мария Стюарт рискнула вслух
высказать жестокую догадку, которую Елизавета была вынужде¬
на держать при себе: ''Королева Англии, - заявила она, - хочет
выйти замуж за своего конюха, убившего жену, чтобы освобо¬
дить для нее место".
Тем не менее, Елизавета упорствовала в своем намерении
стать женой Дадли, и это продолжалось до конца сентября, ког¬
да трезвомыслящий Сесил намекнул ей, что в стране тлеет ого¬
нек смуты.
Разумеется, королева гневно обрушилась на лорда, но тот
упорно стоял на своем.
- Вы помните, что остается так называемый вопрос о проро¬
честве, как выражается епископ Аквилский, - говорил он ей.
- Боже мой! Неужели этот негодяй болтает языком?
- А чего еще могли Ваше Величество ожидать от человека,
чьи выдумки идут от уязвленного самолюбия? Он уже растрез¬
вонил на весь свет, что за день до того, как леди Роберт сломала
себе шею, вы заявили, будто она или мертва, или вот-вот умрет.
А исходя из этого, де Квадра утверждает, что Ваше Величество
заранее знали о преступном замысле.
- Заранее знала о преступном замысле! - королева едва не
задохнулась от гнева, а потом вдруг принялась ругаться так же
неистово, как это делал старый король Гарри в припадках самой
мрачной ярости»
- Мадам! - воскликнул Сесил, потрясенный ее горячностью. -
Я лишь передаю вам то, что говорит посол. Это вовсе не мои
слова.
- Но вы верите ему?
- Нет, мадам. Иначе сейчас меня не было бы здесь.
- А кто-нибудь из моих подданных верит?
- Они воздерживаются от суждений и выжидают, надеясь,
что последующие события помогут им узнать правду.
- То есть?
1,17

- Если де Квадра и остальные правы в своих предположениях
относительно ваших побуждений, существует опасность, что ва¬
ши подданные поверят им.
- Бога ради, выражайтесь яснее. Что это за предположения?
Сесил в полной мере внял этой просьбе.
- Они сводятся к тому, что милорд убил свою жену, чтобы
вступить в брак с Вашим Величеством, и что Ваше Величество
знали об этом, - смело ответил лорд и продолжал, не позволив
королеве дать волю гневу: - Вы еще можете спасти свою честь,
мадам. Она в опасности, но способ есть. Только один способ
Если вы оставите всякие мысли о браке с сэром Робертом, Анг¬
лия поверит, что де Квадра и иже с ним - лжецы. Если же вы
станете упорствовать в своем намерении, то подтвердите истин¬
ность его заявлений и собственными глазами увидите, что неиз¬
бежно последует за этим.
Да, она уже видела это. И боялась.
Спустя несколько часов после беседы с лордом Сесилом она
сообщила ему, что не намерена выходить замуж за Дадли.
Страх помог ей сохранить честь, пожертвовав сердечной
привязанностью и отказавшись от брака с единственным челове¬
ком, который мог бы стать ее мужем. Рана затянулась нескоро.
Королева подумывала о браке, но ее исполненный желания взор
то и дело обращался на очаровательного лорда Роберта, ставше¬
го впоследствии графом Лейчестерским. Как-то раз, спустя лет
шесть после смерти Эми, снова пошли разговоры о намерении
Елизаветы выйти за него замуж, но эти разговоры привели к
возрождению слухов о причинах гибели леди Роберт и быстро
сошли на нет. И призрак несчастной убиенной женщины все
время стоял между ними, не позволяя Елизавете утолить стрем¬
ление сердца, а Роберту - честолюбие.
Вероятно, этим отчасти и объясняется полное горечи заявле¬
ние Елизаветы, когда она узнала о том, что Мария Стюарт родила
ребенка: 'Шотландская королева дала жизнь законному сыну, а
я так и осталась бесплодной!"

ЭР ИУДА
История о том, как был предан
сэр Уолтер Рейли
Ко
гда сэр Уолтер возвратился из своей злосчастной
экспедиции в Эльдорадо, в Плимуте его встречал
сэр Льюис Стакли, что вполне естественно, по¬
скольку сэр Льюис был не только вице-адмиралом
Девона, но также лучшим другом и кровным род¬
ственником сэра Уолтера.
Если поначалу у сэра Уолтера и были сомне¬
ния, в каком качестве - родственника или вице-ад-
мирала - встречает его сэр Льюис, то сердечность
объятий и радушный прием в доме сэра Кристофе¬
ра Хара, стоявшем неподалеку от порта, рассеяли
эти сомнения и вновь воспламенили отчаявшуюся
душу путешественника огнем надежды. Он видел,
что сэр Льюис относится к нему прежде всего по-
родственному, что было особенно важно в этот
тяжкий период его наполненной событиями и
встречами жизни, когда он более всего нуждался
в поддержке родственника и дружеском совете.
7
119

Вы, несомненно, знаете историю сэра Уолтера. Его личность
стала одним из ярчайших украшений эпохи царствования коро¬
левы Елизаветы и могла бы придать еще больший блеск правле¬
нию короля Якова, не будь Его Свинячество (титул, которым
наградила Якова его королева) столь малодушен и сумей он
оценить огромные достоинства этой личности. Придворный, фи¬
лософ, в равной мере и мыслитель, и человек действия, Рэйли
был в то же время и замечательным писателем, и одним из самых
великих мореплавателей своего века - последним оставшимся в
живых представителем блистательной плеяды людей, к которой
принадлежали также Фрэнсис Дрейк, Флобишер и Хокинс и
которая принесла Англии господство на морях, сведя на нет
мощь и уязвив гордыню испанской нации. Имя Рэйли, как и имя
Дрейка, горделиво гремело на весь мир к чести и славе Англии;
его ненавидели и страшились король Филипп и все его поддан¬
ные. А вот король шотландский, человек нечистоплотный и по¬
рочный, сделал вид, что ему незнакомо это великое имя, которое
будет жить, пока жива Англия.
Когда блистательный придворный предстал перед королем
(а в свои пятьдесят лет сэр Уолтер был еще красив, статен и
одевался с большой изысканностью), Яков искоса взглянул на
него и осведомился у своих приближенных, кто это такой. Полу¬
чив ответ, король-остряк буркнул:
- Я что-то слушал о тебе.
Яков частенько прибегал к неправильным оборотам речи,
стремясь таким образом прослыть остроумным человеком. По¬
вадка короля не сулила ничего хорошего. И действительно,
вскоре сэр Уолтер, этот великий и доблестный человек, был
арестован по ложному обвинению в государственной измене,
подвергнут грубому обращению и оскорблениям со стороны про¬
дажных судей и, несмотря на то, что его остроумие и чистосер¬
дечие не оставили камня на камне от предъявленного ему
обвинения, приговорен к смерти. Король решился на это, однако
пойти чуть дальше и привести в исполнение приговор не посмел.
Тогда у сэра Уолтера было в Англии много друзей, да и блиста¬
тельные подвиги его были слишком свежи в памяти народа.
Казнь героя могла быть чревата серьезными последствиями для
самого короля Якова К тому же, король достиг по крайней мере
одной из своих целей: по приговору суда обширные владения
сэра Уолтера были конфискованы, и эту землю, украденную у
120

человека, бывшего гордостью Англии, Яков намеревался отдать
в дар одному из своих золотых тельцов, одному из тех людишек,
что составляли ее позорв
- Я обещал эту землю Карру, я обещал! - нагло и раздражен¬
но отвечал Яков тем, кто возражал против конфискации.
В течение тринадцати лет с 1603 года, когда был вынесен
смертный приговор, сэра Уолтера содержали в Тауэрев После
короткого строгого одиночного заключения он стал пользовать¬
ся некоторой свободой: его посещали любимая супруга и друзья,
среди которых был и Генрих, принц Уэльский, который реши¬
тельно и однозначно заявил, что Ни один человек на свете, кроме
его презренного папаши, не стал бы держать в клетке такую
птицу Сэр Уолтер коротал время, занимаясь наукой и литерату¬
рой, кропотливо доводя до совершенства свои очерки и создавая
очень значительный труд "История мира". Но к нему уже испод¬
воль подкрадывалась старость. Нисколько не притушив огонек
предприимчивости в душе этого искателя приключений, она, тем
не менее, заставила его ощутить, что жизнь проходит, и вселяла
чувство тревожного нетерпения. Именно это чувство и вынудило
сэра Уолтера наконец предпринять попытку обрести свободу. Не
надеясь на милосердие Якова, Рэйли решил сыграть на его ко¬
рыстолюбии.
На протяжении всей своей жизни, с того дня, когда он обра¬
тил на себя внимание королевы, бросив к ее ногам свой плащ,
будто ковер, сэр Уолтер наряду с достоинством мудреца и вели¬
чием героя сохранял черты искателя приключений - ловкость и
умение пользоваться удачным стечением обстоятельств. Удач¬
ное стечение обстоятельств заключалось сейчас в оскудении
королевской казны, о котором ему обиняком сообщил при посе¬
щении министр Уинвуд. Сэр Уолтер тотчас же заявил, что ему
известен золотой рудник в Гвиане, которую называли испанским
Эльдорадо.
Вернувшись в 1595 году из экспедиции в Гвиану, сэр Уолтер
так писал об этой стране: "Здесь простой солдат будет сражать¬
ся за золото, а не за жалкие гроши, вознаграждая себя золотыми
слитками шириной в полфута, тогда как в других войнах он
гибнет всего лишь за довольствие да нищенское жалование. Те
командиры, которые бьются за честь и достаток, найдут здесь
больше богатых и красивых городов, больше храмов, украшен¬
ных золотыми статуями, больше гробниц, наполненных драго¬
ценностями, чем нашли в свое время Кортес в Мексике и
Писарро в Перу".
121

Уинвуд напомнил Рэйли, что многочисленные экспедиции,
отправлявшиеся впоследствии на поиски золота, не сумели ни¬
чего обнаружить.
- Это потому, - возразил сэр Уолтер, - что авантюристы ни¬
чего не знали ни о стране, ни о том, как заручиться доверием
туземцев. Будь мне позволено поехать туда, я бы подарил Анг¬
лии Гвиану в том же качестве, в каком Испания получила Перу.
Эти слова, переданные нуждавшемуся в деньгах Якову, рас¬
палили алчность короля. Когда же Рэйли добавил, что готов был
бы передать пятую часть всех богатств короне, не требуя при
этом ни финансовой поддержки, ни помощи снаряжением, его
тотчас же освободили из узилища и разрешили готовиться к
походу.
Друзья не отказали Уолтеру Рэйли в помощи, и в марте 1619
года он отправился на поиски Эльдорадо, возглавив эскадру из
четырнадцати кораблей с прекрасно подобранными командами
и всем необходимым для долгого плавания. Графы Эрандел и
Пемброк поручились за то, что Рэйли возвратится в Англию.
Судьба оказалась неблагосклонной к нему с самого начала.
Несчастья преследовали экспедицию. Гондомар, испанский по¬
сол в Уайтхолле, прослышал, что затевается какое-то дело, и
предупредил своего короля. Испанские корабли заняли такие
позиции, чтобы не дать сэру Уолтеру выполнить свое обещание
не вступать ни в какое взаимодействие с силами короля Филип¬
па. И возникли трения.
Столкновение произошло недалеко от городка Маноа, кото¬
рый испанцы считали ключом к стране, куда пытались проник¬
нуть англичане. Среди убитых были губернатор Маноа, брат
Гондомара, и старший сын сэра Уолтера.
К Рэйли, ждавшему против устья Ориноко, вернулись его
отступающие разбитые наголову силы. Страшные вести о слу¬
чившемся означали, что экспедиция потерпела полный провал.
Впав едва ли не в исступление, расстроенный гибелью сына сэр
Уолтер обрушился на своих капитанов с такими резкими упре¬
ками, что начальник экспедиции Кеймис, запершись в своей ка¬
юте, застрелился из карманного пистолета. Вспыхнул бунт, и
капитан Уитни, которому Рэйли доверял больше, чем всем ос¬
тальным, направил свой корабль к берегам Англии. С ним ушли
еще шесть судов флотилии, которая к тому времени успела
уменьшиться до двенадцати единиц. Сломленный случившимся,
сэр Уолтер медленно поплыл вслед за ними с оставшимися вер¬
ными ему пятью кораблями. Что проку спешить? Ведь в Англии
122

его ждет опала, а может быть, и гибель. Он знал, в какой зави¬
симости от Испании находился Яков, делавший ставку на брако¬
сочетание своего наследника с испанской принцессой; знал, как
люто ненавидят его в Испании и с каким красноречием будет
обвинять его Гондомар, движимый желанием отомстить за
смерть своего брата.
Сэр Уолтер ждал самого худшего, и поэтому так обрадовал¬
ся, когда, возвратившись, увидел рядом с собой кровного родст¬
венника, на чьи совет и помощь он сможет опереться в этот
самый черный час своей жизни. Сидя поздним вечером в библи¬
отеке дома сэра Кристофера Хара, Рэйли подробно поведал ку¬
зену о своих злоключениях и поделился дурными предчувствиями.
- Я в растерянности, - посетовал он.
Стакли в задумчивости потеребил свою бородку. Ему почти
нечего было сказать кузену в утешение. Наконец, он проговорил:
- Никто не ожидал, что ты вернешься, Уолтер.
- Не ожидал? - склоненная голова Рэйли резко откинулась
назад, в глазах, так и не потускневших с годами, засверкали
огоньки негодования. - Разве совершил я в жизни своей хоть
один поступок, дающий основания полагать, будто я способен
пренебречь словом чести? Я прекрасно сознавал, что могу под¬
вергнуться опасности, а капитан Кинг вполне мог направить ко¬
рабль к берегам Франции, где я нашел бы радушный прием и
пристанище. Но согласиться на это означало бы предать милор¬
дов Эрандела и Пемброка, которые поручились королю, что я
вернусь. Жизнь еще дорога мне, хотя мне трижды по двадцать,
и даже больше, но честь все-таки дороже.
Он умолк, а чуть погодя спросил кузена, спросил потому, что
жизнь по-прежнему была дорога ему:
- Что король намерен сделать со мной?
- Ну кто может знать, что на уме у короля? И все же я не
думаю, что твои дела совсем уж плохи. У тебя много друзей,
первым среди которых, хотя, надо признаться, и самым бедным,
я считаю себя. Отдохни немного, а потом мы не торопясь дви¬
немся в Лондон, останавливаясь по пути в домах твоих друзей, и
попытаемся заручиться их поддержкой.
Рэйли посоветовался с капитаном Кингом, грубовато-добро¬
душным рыжебородым моряком, преданным ему душой и телом.
- Это предложение сэра Льюиса? - молвил отважный мор¬
ской волк. - А сэр Льюис - вице-адмирал Девона, не так ли? Не
поручили ли ему, часом, эскортировать вас в Лондон?
123

Капитан явно не подпал под обаяние дружелюбного Стакли.
Сэр Уолтер вознегодовал. Он никогда не был слишком высокого
мнения о своем родственнике и в прошлом не поддерживал с
ним тесной дружбы. Тем не менее он был далек и от того, чтобы
разделить подозрения капитана. Дабы убедить Кинга, что он
несправедлив к сэру Льюису, Рэйли в присутствии капитана за¬
дал своему родственнику прямой вопрос.
- Нет, - отвечал сэр Льюис, - мне не поручали конвоировать
тебя. Но как вице-адмирал, я могу в любой момент получить
такое указание. Думаю, такой приказ вряд ли поступит. Однако, -
поспешно добавил он, - если это произойдет, ты можешь рассчи¬
тывать на мою дружбу. Прежде всего я - твой родственник, а уж
потом вице-адмирал.
Красивое мужественное лицо сэра Уолтера осветилось
улыбкой, и он с признательностью пожал руку своему кузену.
Созерцавший эту сцену капитан Кинг пробурчал что-то невнят¬
ное и пожал плечами.
Следуя совету кузена, сэр Уолтер отправился с ним в Лон¬
дон. Их сопровождали капитан Кинг, слуга Рэйли Котерел и
француз по имени Манури, впервые появившийся в плимутском
доме днем раньше. Стакли объяснил, что Манури - очень даро¬
витый эскулап, который лечит его от весьма банального, но
очень неприятного недуга.
Продвигаясь вперед без особой спешки, как и советовал сэр
Льюис, они в конце концов достигли Брентфорда. Если б это
зависело только от него, сэр Уолтер плыл бы еще медленнее,
поскольку по мере приближения к столице его дурные предчув¬
ствия усиливались. Он делился ими с Кингом, и прямодушный
капитан даже не пытался рассеять его сомнения.
- Вас, будто овцу, ведут на заклание, - говорил он. - И вы,
точно овца, идете на это. Вам надо было высадиться во Франции,
где у вас друзья. Даже сейчас еще не поздно. Еще можно достать
корабль...
- И пустить ко дну мою честь, - резко возразил сэр Уолтер
на такой совет.
Однако на постоялом дворе в Брентфорде Рэйли посетил
человек, давший ему сходный совет, выраженный несколько
другими словами. Человеком этим был де Чесни, секретарь
французского посольства. В ответ на сердечное приветствие
Рэйли француз выразил глубокое беспокойство по поводу его
ареста.
124

- Ваш вывод слишком поспешен, - смеясь, ответил ему сэр
Уолтер.
- Мсье, это отнюдь не мои домыслы. Я лишь передаю вам
полученные мною сведения.
- Это ложные сведения, сэр. Я не пленник. Во всяком случае,
пока, - сказал Рэйли со вздохом. - Я направляюсь в Лондон по
собственной воле, с моим другом и родственником Стакли, что¬
бы представить королю отчет о моем плавании.
- По собственной воле? Вы едете по собственной воле? Так
вы не пленник? Ха! - в коротком смешке де Чесни прозвучала
горькая ирония. - Это смешно! Милорд герцог Бэкингемский
написал от имени своего короля послу Гондомару, что вы аре¬
стованы и будете выданы испанской короне. Гондомар должен
довести до сведения Бэкингема волю короля Филиппа: желает
ли он, чтобы вас выслали в Испанию, где вы предстанете перед
судом Его Католического Величества, или же хочет, чтобы вы
были подвигнуты наказанию здесь. А Тауэр уже снова готов
принять вас. И вы еще утверждаете, что не пленник! Вы по
собственной воле направляетесь в Лондон! Сэр Уолтер, не об¬
манывайте себя! Стоит вам прибыть в Лондон, и все будет кон¬
чено.
Эти вести развеяли последние иллюзии сэра Уолтера, но он
в отчаянии продолжал цепляться за их осколки. Секретарь по¬
сольства, должно быть, ошибается.
- Это вы ошибаетесь, сэр Уолтер, доверившись окружающим
вас людям, - стоял на своем француз.
Нахмурившись, сэр Уолтер пристально взглянул на него.
- Вы имеете в виду Стакли? - спросил он, возмущенный этим
намеком.
- Сэр Льюис - ваш родственник, - де Чесни пожал плечами. -
Вашу семью вы должны знать лучше, чем я. Но кто этот Манури,
сопровождающий вас? Откуда он? Что вы знаете о нем?
Сэр Уолтер признался, что не знает ничего.
- Зато я многое знаю, - сказал француз. - Он темная личность.
Шпион, который без колебаний продаст своих друзей. И я знаю,
что десять дней назад ему были переданы бумаги с приказом
Тайного Совета о вашем аресте. Предназначены эти бумаги лич¬
но для него, или он должен кому-то передать их - не так уж
важно. Важно то, что приказ существует. Ордер на ваш арест
есть, и он в руках одного из сопровождающих вас людей. Мне к
этому добавить нечего. Как я уже сказал, вам лучше знать свое
собственное семейство. Однако я уверен, что вас заточат в Тауэр,
125

а потом казнят. Но я не только поставил диагноз, я принес и
лекарство. Посол поручил мне предложить в ваше распоряже¬
ние французское парусное судно и охрану, которая в целости
доставит вас к коменданту Кале. Во Франции вы найдете покой
и почет, вполне вами заслуженные.
Сэр Уолтер вскочил со стула и попытался горячо возразить.
- Это невозможно! - воскликнул он. - Невозможно. Я дал
слово вернуться, а милорды Эрандел и Пемброк поручились за
меня. Я не могу допустить, чтобы они пострадали.
- Им ничто не грозит, - заверил его де Чесни. Он и правда
был хорошо осведомлен. - Король Яков уступил требованиям
Испании отчасти из страха, отчасти из желания женить своего
сына, принца Карла, на испанской дофине. А посему он не со¬
вершил ничего такого, что могло бы повредить его добрым от¬
ношениям с королем Филиппом. Но, с другой стороны, у вас есть
друзья, которых Бго Величество тоже побаивается. Бежав, вы
разрешите все его затруднения. Я не думаю, что бегству будут
препятствовать, иначе вам не дали бы сейчас плыть без охраны
и не оставили бы при вас шпагу.
Немало встревоженный услышанным, сэр Уолтер тем не ме¬
нее твердо и упорно держался той линии поведения, которую
считал единственно возможной для человека чести. Поэтому
свой разговор с де Чесни он завершил просьбой передать благо¬
дарность королю Франции и отказом от его предложения. Затем
он призвал к себе капитана Кинга. Вдвоем они обсудили пред¬
ложение секретаря. При этом Кинг согласился с намеком де
Чесни на то, что у сэра Льюиса есть ордер на арест. Сэр Уолтер
тотчас же послал за кузеном и напрямик обвинил его в неиск¬
ренности. Сэр Льюис так же открыто признал, что ордер на арест
действительно у него на руках, а в ответ на брошенное ему Кин¬
гом обвинение в двуличии выказал не гнев, а глубокую печаль.
Он опустился на стул, обхватив голову руками.
- Что я мог сделать? Что я мог сделать? - повторял он. -
Ордер привезли за минуту до нашего отплытия. Сначала я хотел
сказать тебе, но потом убедил себя, что, сделав это, лишь на¬
прасно тебя встревожу, поскольку все равно не смогу предло¬
жить никакой помощи.
Сэр Уолтер понял, что это значило.
- Но разве ты не говорил, - спросил он, - что прежде всего
ты - мой родственник и только потом вице-адмирал?
126

- Да, так оно и есть. И хотя, позволив тебе бежать, я потерял
бы должность вице-адмирала, стоившую мне шестьсот фунтов,
я без колебаний сделал бы это, кабы не Манури, который не
сводит глаз с нас обоих. В конце концов он все равно помешал
бы нам. Вот почему я полагал, что вряд ли стоит тревожить тебя,
коль скоро я все равно не могу предложить никакого выхода.
- У француза есть глотка, а глотку можно перерезать, - зая¬
вил прямодушный Кинг.
- Да, можно. Но потом тех, кто это сделает, могут повесить, -
отвечал сэр Льюис, продолжая оправдывать свое поведение с
такой железной логикой и очевидной искренностью, что сумел
убедить сэра Уолтера. Однако Рэйли в не меньшей степени был
убежден и в том, что ему угрожает гибель. Он силился что-ни¬
будь придумать и, как всегда в минуты крайней опасности, на¬
шел выход. Основным препятствием был Манури. Но в свое
время он знавал немало таких лишенных всяких нравственных
принципов шпионов, готовых ради золота на что угодно. Зато он
не встречал среди них ни одного такого, которого нельзя было
бы перекупить. Поэтому в тот же вечер он пожелал остаться
наедине с Манури в отведенной ему наверху комнате, где им
никто не мог помешать. Не отрывая взгляда от глаз Манури, сэр
Уолтер положил на стол сжатый кулак и внезапно разжал его,
ослепив француза блеском лежащего в ладони бриллианта.
- Скажите, Манури, за мою выдачу вам заплатили так же
много?
Загорелое лицо Манури немного побледнело. Это был смуг¬
лый, худощавый и стройный человек, отличавшийся резкостью
черт. Он посмотрел на зловеще улыбающегося сэра Уолтера,
затем снова перевел взгляд на бриллиант, который играл всеми
цветами радуги в пламени свечи. Довольно точно оценив его
стоимость, шпион покачал головой. Он уже оправился от потря¬
сения, вызванного вопросом сэра Уолтера.
- Пожалуй, что вполовину меньше, - признался он без стыда.
- Тогда, быть может, служение мне вы сочтете более выгод¬
ным? - спросил сэр Уолтер. - Этот бриллиант - тому порукой.
Глаза шпиона алчно сверкнули. Он облизал губы.
- Но каким образом? - спросил он.
■ Вуду краток. Я понимаю, что почти угодил в расставленные
сети. Мне нужно время для устройства побега, но его уже почти
не остается. Вы знаете толк в зельях, как сказал мне мой родст¬
венник. Можете ли вы дать мне такое снадобье, которое введет
в заблуждение врачей, и они решат, будто я при смерти?
127

Манури призадумался.
- Наверное.», наверное, смогу, - сказал он после короткого
молчания.
- И сохранить мне верность за, скажем, два таких камня?
Продажный плут разинул рот от изумления» Это была не
просто щедрость, это была расточительность. Наконец Манури
овладел собой и поклялся все исполнить.
- Вот, возьмите, - сэр Уолтер пододвинул драгоценный ка¬
мень поближе к французу, который проворно протянул руку и
схватил его»
- Считайте это задатком. Второй получите, когда мы их окол¬
пачим.
Наутро выяснилось, что сэр Уолтер не может продолжать
путь. Когда Котерел пришел помочь ему одеться, он увидел, что
хозяина непрерывно рвет и шатает, как пьяного» Слуга побежал
за сэром Льюисом, и, вернувшись к Рэйли вдвоем, они застали
того на четвереньках на полу, грызущим тростниковую циновку.
Лицо его приобрело синевато-лиловый оттенок и было переко¬
шено до неузнаваемости, на лбу блестела испарина.
Стакли, очень встревоженный, велел Котерелу вновь уло¬
жить хозяина в постель и поставить ему припарки, что и было
сделано. Однако и на другой день никакого улучшения не насту¬
пило, а на третий дело приняло еще более угрожающий оборот.
Кожа на лбу, руках и груди сэра Уолтера воспалилась, покрыв¬
шись ужасными багровыми пятнами. Так подействовала совер¬
шенно безвредная во всех других отношениях мазь, которую сэр
Уолтер получил от французского лекаря.
Увидев кузена обезображенным и неподвижно лежащим на
кровати, Стакли пришел в ужас. Вице-адмиралу и прежде дово¬
дилось видеть страшные проявления бубонной чумы. Не мог он
ошибиться и теперь. Он постарался как можно быстрее удалить¬
ся, чтобы не дышать отравленным воздухом комнаты своего род¬
ственника, и вызвал врачей в надежде выслушать их диагноз и
предписания. Врачи - их было трое - пришли, но не выказали
никакого желания приближаться к больному. Взглянув на него
издали, они сразу же сделали вывод, что у несчастного бубонная
чума в исключительно заразной форме.
Один из них настолько расхрабрился, что решил проверить
пульс метавшегося в бреду больного. Слабость пульса подтвер¬
дила диагноз. Более того, рука сэра Уолтера распухла и была
холодна. Разумеется, лекарю было невдомек, что Рэйли туго
обвязал предплечье шнурком от своего кинжала.
128

Поставив диагноз, врачи удалились, после чего сэр Льюис
послал донесение о болезни Таиному Совету. Вечером того же
дня капитан Кинг, глубоко огорченный известием, пришел про¬
ведать своего хозяина. В комнату его впустил Манури, который,
как лекарь, ухаживал за больным. К изумлению моряка, он за¬
стал сэра Уолтера сидящим на кровати и исследующим при по¬
мощи ручного зеркала свое лицо, ужасный вид которого не
поддавался описанию. При этом он улыбался как человек, впол¬
не довольный своей наружностью. Никаких признаков лихора¬
дочного безумия не было и в помине. В смеющихся глазах
сверкали ум и лукавство.
- А, Кинг! - радостно приветствовал Рэйли капитана - Про¬
рок Давид изображал безумие, "пуская слюну по бороде своей",
чтобы только не попасть в руки врагов. И Брут, и другие знаме¬
нитые люди опускались до хитростей.
И хотя сэр Уолтер смеялся, было ясно, что он ищет оправда¬
ния своему не очень-то достойному поведению.
- Хитрость, - промолвил пораженный Кинг. - Так это хит¬
рость? *
- Да Преграда на пути моих врагов, которые устрашатся при¬
близиться ко мне.
Кинг присел у ложа своего господина
- Лучшей преградой, сэр Уолтер, было бы море, разделяю¬
щее Англию и Францию. Стоило вам последовать моему совету,
и ноги вашей уже не было бы на этой неблагодарной земле.
- Это упущение еще можно исправить, - сказал сэр Уолтер.
Чувствуя приближение опасности, он вновь и вновь обдумы¬
вал слова де Чесни, утверждавшего, что милордам Эранделу и
Пемброку ничто не угрожает в случае его побега, и пришел к
выводу (к которому и сам начинал склоняться), что де Чесни был
прав, и нарушение слова - не такой уж большой грех при данных
обстоятельствах. И вот теперь, когда было уже слишком поздно,
Рэйли уступил настояниям капитана Кинга и дал согласие на
побег во Францию. Кинг должен был, не теряя времени, заняться
поисками корабля. Однако вскоре выяснилось, что нужда в боль¬
шой спешке отпала, поскольку в Брентфорд пришло распоряже¬
ние короля доставить сэра Уолтера в его собственный
лондонский дом. Весть принес Стакли, добавив, что видит в этом
знак королевского благоволения. Однако сэр Уолтер не обманы¬
вался. Он понимал, что истинная причина такого распоряжения
заключается в страхе перед бубонной чумой, которую он мог
занести в Тауэр.
5 Р. Сабатини, т. 1
129

Итак, путешествие было продолжено, и сэра Уолтера привез¬
ли в Лондон, в его собственный дом, где и оставили на попече¬
нии любящего друга и родственника. Так как Манури сыграл
свою роль и цель была достигнута, сэр Уолтер исполнил свое
обещание, пожаловав французу второй бриллиант. На другой
день Манури исчез, он был уволен со службы за помощь, оказан¬
ную сэру Уолтеру.
Стакли сам сообщил об этом Рэйли. Наш хорошо осведом¬
ленный и очень обиженный Стакли, пришедший к сэру Уолтеру,
чтобы узнать, чем же он обманул его рыцарское доверие на¬
столько, что кузен стал предпринимать шаги к побегу за его
спиной. Неужели сэр Уолтер совсем не верит ему?
Рэйли глубоко задумался. Глядя на тощую лукавую физио¬
номию Стакли, он размышлял о недоверии, которое неизменно
испытывал к нему Кинг, вспоминал о постоянной нужде родст¬
венника в деньгах, возвращался мысленно к событиям прежних
лет, проливавшим истинный свет на поступки и характер вице-
адмирала. Наконец он понял, насколько двуличен и лицемерен
этот человек. Поэтому сэр Уолтер решил держать себя с ним
точно так же, как прежде держался с Манури. Малый корысто¬
любив, а значит, продажен. Если он настолько подл, чтобы про¬
дать родственника, то его можно перекупить, и тогда он продаст
с потрохами тех, кто купил его раньше.
- Нет, нет, - непринужденно бросил сэр Уолтер. - Это не
потому, что не верю тебе, друг мой. Но ты - на службе, и, зная о
твоей кристальной честности, я боялся поставить тебя в двойст¬
венное положение, посвятив в дела, одно только знание о кото¬
рых вынудило бы тебя сделать выбор между мной и твоим
служебным долгом.
В ответ Стакли разразился проклятиями. Из его жалоб выхо¬
дило, что он - самый разнесчастный и злосчастный человек на
свете, а все потому, что на его плечи легло такое бремя. А ведь
он - человек небогатый, об этом кузен не должен был бы забы¬
вать. Разумеется, он не использует добытые сведения, чтобы
помешать побегу сэра Уолтера во Францию. Но если побег осу¬
ществится, он наверняка потеряет свою должность вице-адми-
рала и шестьсот фунтов, которые за нее выложил.
- О, не беспокойся, ты не будешь в убытке, - заверил его сэр
Уолтер. - Я этого не допущу. Клянусь честью, Льюис, что ты
получишь тысячу фунтов от моей жены, как только я благопо¬
лучно высажусь во Франции или Голландии. А пока, в качестве
130

задатка, вот тебе ценная безделка, - и он протянул сэру Льюису
драгоценный камень, крупный рубин, инкрустированный брил¬
лиантами.
Уверившись, что его финансовое положение не ухудшится,
сэр Льюис выразил готовность всецело и беззаветно погрузиться
в планы сэра Уолтера и оказать ему всю возможную помощь.
Правда, помощь эта влетала в копеечку: надо было подку¬
пать то одного, то другого, оплачивать расходы здесь и там.
Естественно, издержки покрывал сэр Уолтер. Кроме того, ему
приходилось время от времени делать подарки Стакли: тот явно
ждал их. И сэр Уолтер не мог ему в этом отказать. Теперь он не
сомневался в правоте Кинга и понимал, что имеет дело с мошен¬
ником, который норовит вытянуть из него за свои услуги как
можно больше. Но его радовала та проницательность, с какой он
разгадал характер своего кузена, и Рэйли не скупился на подач¬
ки, благодаря которым мог избежать казни.
В Лондоне его вновь навестил де Чесни и опять предложил
от имени посла корабль для бегства за границу, равно как и
другую необходимую помощь. Но приготовления к побегу были
уже завершены. Слуга Котерел сообщил сэру Уолтеру, что его
проверенный боцман, находящийся сейчас в Лондоне, владеет
кечем, двухмачтовым парусным судном, которое стоит на якоре
в Тилбери; оно превосходно снаряжено для такого рода пред¬
приятия и находится в полном распоряжении сэра Уолтера. При
согласии капитана Кинга было решено воспользоваться этой
возможностью, и Котерел велел боцману готовить судно к не¬
медленному выходу в море.
Поэтому, а также желая избежать ненужной компрометации
французского посла, сэр Уолтер с благодарностью отклонил
предложение.
И вот, наконецг настал июльский вечер, назначенный для
бегства. Рэйли, уже некоторое время не пользовавшийся мазью
француза и успевший почти полностью восстановить свой обыч¬
ный облик, укрыв длинные седые волосы испанской шляпой и
спрятав лицо в складках плаща, подошел к причалу Уоппинг-
Стэйрз - зловещему месту казни пиратов и мародеров. Его со¬
провождали Котерел, несший саквояж с одеждой, и сэр Льюис
с сыном. Исключительно из заботы о своем дорогом друге и
родственнике отец и сын Стакли не могли покинуть его до тех
пор, пока он в полной безопасности не отправится в путь. На
5*
131

верхней площадке трапа они встретили капитана Кинга Внизу,
как и было условлено, их ждала шлюпка с сидевшим у руля
боцманом.
Кинг приветствовал их с заметным облегчением.
- Вы, верно, опасались, что мы не придем, - сказал Стакли с
усмешкой, намекая на недоверие к нему, не раз высказанное
капитаном. - Полагаю, теперь вам следует отдать мне должное
и признать, что я вел себя как честный человек.
Бескомпромиссный Кинг молча взглянул на него и пожал
плечами: он не любил пустых слов.
- Надеюсь, вы останетесь таким и впредь, - холодно ответил
он.
Они спустились по скользким ступеням вниз к шлюпке. Боц¬
ман оттолкнулся, и суденышко пошло прочь от берега, увлекае¬
мое морским отливом,
Спустя минуту бдительный Кинг заметил еще одну шлюпку,
вышедшую на воду ярдах в двухстах выше по течению реки.
Вначале гребцы в ней вроде бы боролись с течением, направля¬
ясь к Лондонскому мосту, но потом шлюпка резко развернулась
и устремилась за ними. Кинг тотчас же указал сэру Уолтеру на
преследователей.
- Что это? - резко спросил Рэйли. - Неужели нас предали?
Лодочники, напуганные этими словами, почти перестали гре¬
сти.
- Поворачивайте назад, - велел им сэр Уолтер. - Я не желаю
понапрасну подвергать опасности своих друзей. Едем обратно,
домой.
- Нет, погодите, - мрачно отозвался Стакли, наблюдая за
преследовавшей их шлюшкой» - Им нас не настигнуть, даже если
ты и прав в своих предположениях, хотя, по-моему: для опасений
нет никаких оснований. Вперед! - Он выхватил пистолет и заорал
на ло дочииков: - На весла! Навались, собаки, или я разряжу в вас
мой пистолет.
Гребцы налегли на весла, и шлюпка понеслась вперед. Од¬
нако сэр Уолтер все еще был полон дурных предчувствий. Он
сомневался, разумно ли идти прежним курсом теперь, когда их
выследили.
- Кто сказал, что нас преследуют? - раздраженно воскликнул
сэр Льюис. - Здесь не какая-нибудь захудалая речушка, кузен, а
большая водная дорога, которой пользуется весь мир. Надо ли
полагать, что любая идущая в кильватере лодка непременно го-
132

нится за нами? Черт возьми, если пугаться всякой тени, никогда
ничего не доведешь до конца. Проклятье! Нет ничего хуже, чем
спасать друга, который переполнен страхом и сомнениями!
Сэр. Уолтер воздал Стакли должное за его выдержку, и даже
Кинг пришел к убеждению, что несправедливо подозревал его.
Между тем лодочники, подгоняемые Стакли, гребли изо всех
сил, и шлюпка быстро мчалась вперед, к начинавшему темнеть
в сумерках морю. На лодку, шедшую следом за ними, почти
перестали обращать внимание. Так к концу отлива они достигли
Гринвича, но тут лодочники снова бросили свое дело: теперь им
надо было преодолевать приливное течение, да и устали они
благодаря Стакли сверх всякой меры. Поэтому гребцы заявили,
что до утра им в Грейвзэнд не попасть. Последовало короткое
совещание. Наконец сэр Уолтер приказал высадить его на берег
в Перфлите.
- Это самое разумное, что можно предпринять, - промолвил
боцман. - В Перфлите мы сможем достать коней и доехать до
Тилбери.
Стакли был того же мнения, но более практичный капитан
Кинг с ними не согласился.
- Это бессмысленно, - сказал он. - В такой поздний час мы
вряд ли найдем коней.
Оглянувшись, сэр Уолтер увидел сквозь призрачную опало¬
вую дымку заката вторую шлюпку, приближавшуюся к ним с
подветренной стороны. Слышался нестройный гул голосов.
- О черт! Нас предали! - воскликнул Рэйли с горечью.
Стакли крепко выругался. Сэр Уолтер повернулся к нему.
- Высаживаемся на берег, - коротко бросил он, - и возвраща¬
емся домой.
- Да, наверное, так будет лучше. Сегодня уже ничего не
сделаешь, а если меня схватят вместе с тобой, то мне не поздо¬
ровится, - в голосе его слышалось уныние, физиономия вытяну¬
лась и побледнела.
- Ты скажешь, что только делал вид, будто помогаешь мне,
а на самом деле хотел конфисковать мою частную переписку, -
предложил находчивый сэр Уолтер.
- Сказать-то я могу. Но кто поверит мне? Ведь не поверят!
Его мрачная подавленность усилилась до отчаяния.
Рэйли, глядя на Стакли, испытывал сильные угрызения сове¬
сти. Его благородное сердце было сейчас больше обеспокоено
опасным положением его друзей, чем своей собственной судь¬
бой. Он захотел как-то загладить свою вину перед Стакли, но не
133

имел другого способа помочь ему, как наделить его той же си¬
лой, какую он сам использовал ранее - силой золота. Он засунул
руку во внутренний карман и вытащил оттуда горсть драгоцен¬
ных камней, которые протянул своему родственнику.
- Мужайся, - убеждал он его. - Мы еще сможем одержать верх
и все кончится, по крайней мере для тебя, хорошо, и ты не по¬
страдаешь из-за твоей дружбы ко мне.
В ответ на эти слова Стакли обнял Рэйли, сказав, что любит
его и будет продолжать ему служить.
Наконец они пристали к берегу чуть ниже Гринвичского мо¬
ста, и почти в ту же минуту другая шлюпка пришвартовалась
почти рядом, но немного выше. Из шлюпки выскочили люди с
очевидным намерением отрезать им путь к отступлению.
- Слишком поздно, - сказал Рэйли почти бесстрастно. - Кости
выпали и показали, что игра проиграна, Льюис! Тебе следует
объяснить свое присутствие так, как я советовал.
- Да, сейчас нет другого выбора, - согласился сэр Льюис. - И
вы в том же положении, капитан Кинг. Вы должны признаться,
что присоединились ко мне, чтобы предать сэра Уолтера. Я под¬
держу вас. Если мы поддержим друг друга...
- Лучше пусть меня поджарят в аду, чем я поставлю на себе
клеймо предателя, - прорычал в ярости капитан. - Если бы вы,
сэр Льюис, были честным человеком, вы бы поняли, что я имею
в виду.
- Ладно! Хватит! - сказал Стакли злобно. Его сын и один или
двое гребцов встали рядом с ним, как бы приготовясь к дейст¬
вию. - Ну, если так, капитан, я именем короля беру вас под арест
по обвинению в подстрекательстве к мятежу.
Капитан сделал шаг назад, на мгновение застыв от изумле¬
ния. Затем он схватился за пистолет, собираясь, наконец, сде¬
лать то, что, как он понимал, он должен был сделать уже давно.
Но он был сразу схвачен. Только тогда сэр Уолтер понял, что
произошло, и вместе с пониманием пришла ярость. Старый ис¬
катель приключений сбросил плащ и схватился за рапиру, чтобы
проткнуть ею своего дорогого друга и родственника. Но он опоз¬
дал. Чьи-то руки схватили его. Его крепко держали люди со
шлюпки, предводительствуемые мистером Уильямом Хербер¬
том, который, как он знал, был кузеном Стакли. Мистер Херберт
в соответствии с этикетом предложил ему сдать шпагу.
Внезапно он взял себя в руки, подавил ярость. Холодно по¬
смотрел на своего родича, лицо которого на фоне ранней летней
утренней зари казалось особенно бледным и злым.
134

- Сэр Льюис, - и это было все, что он сказал, - эти действия
не делают Вам чести.
У него больше не осталось иллюзий. Он понял теперь все до
конца Его дорогой друг и родич все время обманывал его, желая
сначала выманить у него все драгоценности, а потом, как пустую
скорлупу, бросить палачу. Манури, конечно, тоже участвовал в
заговоре. Он служил и нашим и вашим, и даже собственный
слуга сэра Уолтера Котерел был заодно с ними.
Но только на суде сэр Уолтер осознал всю низость Стакли,
только там выяснилось, что его родич был снабжен официаль¬
ным документом, освобождающим его от ответственности за
участие в планах побега Это помогло ему с большим успехом
уличить и предать сэра Уолтера На суде выяснилось также, что
корабль, на котором сэр Уолтер прибыл из путешествия, и еще
многое должно быть передано этому корыстолюбивому Иуде как
дополнительное вознаграждение.
Если раньше, чтобы не попасть в руки врагов, сэр Уолтер
вынужден был прибегать к уловкам, недостойным великого че¬
ловека, то теперь, когда никакой надежды уже не оставалось, он
проявил чрезвычайное достоинство и бодрость духа С таким
спокойствием, самообладанием и искусством защищался он от
обвинения в пиратстве, на котором настаивала Испания, и так
умело расположил общественное мнение в свою пользу, что
судьи были вынуждены отказаться от этого обвинения и не мог¬
ли найти никакого другого способа выдать его голову королю
Якову, кроме как обратиться снова к смертному приговору, вы¬
несенному ему тринадцать лет тому назад. На основании этого
приговора они распорядились произвести казнь.
Никогда еще ни один человек, любящий жизнь так горячо,
как любил ее сэр Уолтер, не встречал смерть настолько беспеч¬
но. Готовясь к эшафоту, он оделся с таким же изяществом и
великолепием, какие были ему свойственны всегда Он надел
гофрированный воротник - жабо и отороченный черным барха¬
том халат поверх атласного камзола цвета своих волос, черный
с отделкой жилет, черные, скроенные из тафты бриджи и шел¬
ковые чулки пепельного цвета Голову украшала шляпа с плю¬
мажем, закрывавшая его седые волосы с надетым на них
отороченным шелком ночным колпаком. По пути на эшафот он
одарил этим колпаком какого-то лысого старика, пришедшего
бросить на него последний взгляд, заметив при этом, что он
пригодится старику больше, чем ему самому. Когда он снял кол¬
пак, все увидели, что его волосы не завиты, как обычно. Это было
135

предметом особой озабоченности его парикмахера в тюрьме Гей-
тхауз в Вестминстере. Однако сэр Уолтер отделался от парикма¬
хера шуткой.
- Пусть ее причешут те, кому она достанется, - сказал он о
собственной голове.
Прощаясь с друзьями, окружившими его со словами, что ему
предстоит длинный путь, он попросил дать ему топор. Взяв его,
он провел пальцами по лезвию и улыбнулся.
- Острое лекарство, - молвил он, - но хорошо вылечивает от
всех болезней.
Когда вскоре палач попросил его повернуть голову на вос¬
ток, он сказал: "Неважно, как поставлена у человека голова,
лишь бы сердце лежало правильно."
Так закончилась жизнь величайшего героя Англии, одного
из действительных ее создателей и поэтому его смерть является
постыдным пятном на постыдном царствовании малодушного
трусливого короля Якова, нечистого телом и душой, пожертво¬
вавшего сэром Уолтером, чтобы угодить испанскому королю.
Один из свидетелей смерти сэра Уолтера, претерпевший за
свои слова - а люди всегда, должно быть, страдают за свою
приверженность Правде, - сказал, что у Англии не осталось дру¬
гой такой головы для эшафота.
Что же до Стакли, то та же самая жажда обладания, которая
сделала из него Иуду, предопределила, в силу идеальной спра¬
ведливости, которая так редко осуществляется в отношении мо¬
шенников, его скорое крушение. Он был уличен в изготовлении
фальшивых монет. Вместе с ним был схвачен слепой исполни¬
тель его воли Манури, который ради своего спасения согласился
стать главным свидетелем обвинения. Сэр Льюис был пригово¬
рен к смерти, но спасся, купив себе прощение ценой всего своего
неправедно нажитого богатства. Он стал банкротом, лишившись
состояния, так же как раньше лишился чести.
Но еще прежде, чем это случилось, сэр Льюис за свою роль
в смерти сэра Уолтера стал объектом всеобщего презрения и
получил прозвище Сэр Иуда* В Уайтхолле к нему относились с
оскорбительным пренебрежением, но самое страшное оскорбле¬
ние ему нанес Лорд Адмирал, который увидев пришедшего к
нему для служебного отчета Стакли, воскликнул:
- Подлый тип, презреннее которого нет на свете, как ты смел
явиться сюда!
136

Для человека чести после этого был только один выход. Но
Сэр Иуда не был человеком чести. Он пришел с жалобой к
королю.
Яков злобно посмотрел на него.
- Чего ты ждешь от меня? Ты хочешь, чтобы я его повесил?
Клянусь, если мне вешать всех, кто с ненавистью говорит о тебе,
то в стране не хватит деревьев.

или как Джордж Вильерс добивался
благосклонности Анны Австрийской
Этот че¬
ловек был воплощенная дерзость.
С того дня, когда он, простой крестьянский па¬
рень, сумел привлечь своей необычайной красотой
внимание короля Якова (славившегося пристра¬
стием к миловидным юношам) и добиться должно¬
сти виночерпия Его Величества, карьера Джорджа
Вильерса являла собой цепь событий, каждое из
которых свидетельствовало о злобной и непрерыв¬
но растущей надменности - следствии тщеславия
и легкомыслия, свойственных его натуре. Едва за¬
ручившись прочной королевской благосклонностью,
он отличился тем, что влепил пощечину оскорбив¬
шему его знатному господину. Произошло это в
присутствии повелителя и, следовательно, было
расценено как проявление вопиющего неуважения
к царственной особе. По закону этот поступок дол¬
жен был караться отсечением кисти руки, нанес-
8
ГО ДЕРЗОСТЬ ГЕРЦОГ
БЭКИНГЕМСКИЙ,
138

шей удар, однако (жшментальный король полагал, что такого сим¬
патичного юношу нельзя подвергать столь суровому наказанию.
Позднее, при Карле I, влияние Джорджа Вильерсана волю и
разум короля сделалось еще больше, чем было при Якове, и
нетрудно доказать, что в основном его-то выходки и преврати¬
лись впоследствии в те ступени, по которым Карл Стюарт взо¬
шел на эшафот в Уайтхолле, чтобы оставить там свою голову.
Карл был подлинным мучеником и стал им, главным образом,
из-за безрассудного, безответственного и нахального тщеславия
Вильерса - этого потомка заурядных сельских сквайров, наде¬
ленного одной лишь смазливой физиономией, которая и помог¬
ла ему, став герцогом Бэкингемским, вознестись до положения
первого английского дворянина.
Власть затуманила его рассудок, будто хмельное вино, и за¬
туманила так сильно, что, по словам Джона Чемберлена, в ско¬
ром времени в поведении Вильерса стали заметны признаки
безумия - признаки, по которым современные психологи легко
определили бы у него манию величия. Он утратил чувство со¬
размерности, перестал уважать все и вся. И английское прави¬
тельство, и чванливый испанский двор в равной мере служили
этому выскочке мишенью для насмешек во время его позорной
псевдоромантической мадридской эскапады. Но венец короля
наглецов был возложен на его чело после трагикомического
приключения, второй акт которого разыгрался как-то июньским
вечером в садах Амьена на берегу реки Сомм.
За три недели до этих событий - точнее говоря, 14 мая 1625
года - Бэкингем прибыл в Париж в качестве чрезвычайного пол¬
номочного посла, которому надлежало сопровождать в Англию
сестру французского короля, Генриетту-Марию, тремя днями ра¬
нее вышедшую замуж по доверенности за короля Карла. Герцогу
выпал очень удобный случай: он получил прекрасную возмож¬
ность дать волю своему безумному тщеславию и всецело пре¬
даться страсти к роскоши и великолепию. Пышность королевского
двора Франции вошла в поговорку, и герцог счел своим долгом
затмить его блеск. Когда Бэкингем впервые заявился'в Лувр, он
буквально сиял. На герцоге было белое одеяние из атласа и
бархата; короткий плащ испанского покроя сплошь усыпан
бриллиантами общей стоимостью в десять тысяч фунтов; перо
пристегнуто к шляпе громадной алмазной брошью, рукоятка
шпаги искрится от бриллиантов, даже кованые золотые шпоры -
и те украшены алмазами, а на груди сияют высшие ордена Анг¬
лии, Испании и Франции. Во время второго визита Бэкингем
139

напялил костюм лилового атласа с нарочито небрежным жем¬
чужным шитьем. При ходьбе жемчужины рассыпались подобно
каплям дождя, и герцог не заботился о том, чтобы подбирать
упавшие, оставляя их в дар пажам и разной придворной ме¬
люзге.
Поезд и свита Бэкингема были под стать его собственному
великолепию. Кареты были обиты бархатом и покрыты позоло¬
той, а в свите насчитывалось человек семьсот. Тут были музы¬
канты, лодочники, тридцать главных йоменов, придворные
камергеры, множество поваров и конюших, дюжина пажей, две
дюжины лакеев, шестеро всадников эскорта и два десятка знат¬
ных господ, каждого из которых тоже сопровождали слуги. Все
они шествовали, как на параде - эти спутники сиятельнейшей
звезды первой величины.
Честолюбие Бэкингема было удовлетворено. Париж, до сих
пор диктовавший моду миру, теперь разинул рот и, вытаращив
глаза, ошеломленно взирал на сверкающее великолепие посоль¬
ства.
Любой другой человек, без меры увлекшийся созданием соб¬
ственного образа, наверняка выглядел бы нелепо на месте Бэ¬
кингема, но дерзкая самоуверенность герцога уберегла его от
этой опасности. Крайне довольный собой, он понимал, что игра¬
ет свою роль самым наилучшим образом, и продолжал делать
это с беззаботным и беспечным видом - так, словно вся эта до¬
рогостоящая показуха - нечто само собой разумеющееся. Он дер¬
жался запанибрата с принцами и даже с угрюмым Людовиком
ХШ, а на свежую красу юной королевы взирал со снисходитель¬
ным одобрением, ослепленный своим более чем очевидным три¬
умфом.
Анна Австрийская, которой шел двадцать четвертый год,
слыла одной из первых красавиц Европы. Она была высокой,
статной, изящной и грациозной женщиной с белокурыми воло¬
сами и бледной кожей, а задумчивый взгляд придавал ее пре¬
красным глазам неизъяснимую нежность. Брак с молодым
королем Франции, так и не принесший ей детей, продолжался
десять лет, и вряд ли его можно было назвать удачным. Угрю¬
мый, молчаливый, подозрительный и упрямый в своих заблуж¬
дениях, Людовик XIII держался с супругой отчужденно,
отгородившись от нее стеной холодности, граничившей с непри¬
язнью.
140

Говорят, что вскоре после того, как Анна стала королевой
Франции, ее всей душой полюбил кардинал Ришелье. С де¬
вичьей беспечностью она поощряла его ухаживания, дразнила, а
потом выставила воздыхателя на посмешище. Этого гордый дух
кардинала простить не смог. Ришелье возненавидел Анну и
мстительно преследовал ее. Какова бы ни была причина, сам
этот факт не подлежит сомнению. Именно Ришелье бесчислен¬
ными намеками отравил сознание короля, настроив его против
жены и так и не позволив Людовику преодолеть пропасть, отде¬
лявшую его от Анны.
При виде ослепительного милорда Бэкингема молодая обой¬
денная вниманием супруга чуть прищурила глаза, и в них заго¬
релся огонек восхищения. Должно быть, посол показался ей
персонажем романтической истории, сказочным принцем.
Герцог заметил взгляд королевы, выдавший ее с головой, и
его надменное тщеславие вспыхнуло с новой чудовищной силой.
Пояс его честолюбия уже украшало немало скальпов, а теперь
он присовокупит к своим завоеваниям любовь прекрасной юной
королевы. Возможно, эта дикая мысль подогревалась сознанием
опасности, с которой связано такого рода приключение. И он
очертя голову кинулся в эту авантюру. Все восемь дней, прове¬
денных герцогом в Париже, он нагло и открыто ухлестывал за
королевой, выказывая полное пренебрежение к придворным и
самому королю. В Лувре, во дворцах Шеврез ы Гизов, в Люксем¬
бургском саду, где размещался двор королевы-матери, - везде
Бэкингем неотлучно сопровождал королеву. Ришелье, чьи гор¬
дыня и самолюбие были задеты ухаживаниями герцога, презирал
его как выскочку и, возможно, был даже оскорблен тем, что
такого пустозвона прислали вести переговоры с государствен¬
ным деятелем его масштаба (помимо сватовства, у Бэкингема
были в Париже и другие дела). Кардинал дал королю понять,
что обращение герцога с королевой лишено должного почтения,
а она, в свою очередь, ведет себя несколько неосмотрительно,
когда принимает его у себя. Продолговатая физиономия короля
вытянулась еще больше, а мрачные глаза сделались еще мрач¬
нее. Но гнев монарха, вместо того, чтобы устрашить Бэкингема,
только пуще прежнего распалил тщеславие герцога, подхлест¬
нув его к новым дерзостям.
2 июня блистательная ватага из четырех тысяч знатных фран¬
цузских господ и дам, а также Бэкингем и его свита, покинули
Париж, чтобы сопровождать Генриетту- Марию, теперь уже ко¬
ролеву английскую, на первом этапе ее пути к новому дому.
141

Король Людовик не участвовал в проводах; еще раньше он от¬
был вместе с Ришелье в Фонтенбло, предоставив супруге и ко-
ролеве-матери прощаться со своей сестрой.
Во время путешествия Бэкингем не упускал случая оказать
тот или иной знак внимания Анне Австрийской. Долг предписы¬
вал ему ехать рядом с каретой Генриетты-Марии, но Бго Дер¬
зость герцог Бэкингемский презирал долг и никогда не
заботился о том, чтобы не обидеть и не оскорбить кого-нибудь
своим поведением.
Ну, а потом в эту игру вмешался сам дьявол.
В Амьене королева-мать занедужила, и двору пришлось сде¬
лать остановку на несколько дней, чтобы дать Ее Величеству
возможность отдохнуть. Пока Амьен, которого удостоили своим
присутствием три королевы сразу, наслаждался оказанной чес¬
тью, герцог де Шолнез устраивал увеселения в своем замке.
Бэкингем тоже был там, и на балу, последовавшем за пиршест¬
вом, именно он танцевал с французской королевой. После бала
царственный поезд вернулся в резиденцию двора в епископском
дворце. Прохладным вечером в пышный сад дворца вышла ма¬
ленькая компания, чтобы прогуляться перед сном. Бэкингем ше¬
ствовал рядом с королевой. Заботы об Анне Австрийской были
возложены на хозяйку дома, красивую и умную госпожу Мари де
Роан, герцогиню Шеврез, и ее егеря, мсье де Путанжа, Мадам де
Шеврез сопровождал очаровательный хлыщ, лорд Холланд,
один из ставленников Бэкингема, и между молодыми людьми
уже возникло какое-то мимолетное чувство. Мсье де Путанж
шел под руку с мадам де Вернье, в которую тогда был по уши
влюблен. Вокруг этой группы по обширному саду разгуливали
другие придворные.
То ли мадам де Шеврез и мсье де Путанж были слишком
увлечены своими собеседниками и собеседницами, то ли тихий
свежий вечер и собственные переживания заставили их с пони¬
манием отнестись к романтической эскападе, которую высокая
гостья уже почти желала предпринять - неизвестно. Во всяком
случае, хозяева, похоже, позабыли, что она - королева, и с сочув¬
ствием вспомнили о том, что Анна - женщина, которую сопро¬
вождает самый блистательный кавалер на свете. В итоге они
совершили непростительную ошибку, отстав от гостьи и потеряв
ее из виду, когда Анна свернула в аллею над рекой.
Не успел Бэкингем осознать, что остался наедине с короле¬
вой и что сумерки и деревья - его верные союзники, скрывающие
их от посторонних глаз, как кровь уже ударила ему в голову, и
142

он принял дерзкое решение: он завоюет свою милую даму, завоюет
здесь и сейчас. Ведь она так благосклонна к нему! Она со столь
видимым удовольствием принимает его авансы!
- Какой мягкий вечер, - со вздохом проговорил он. - Какой
прелестный вечер...
- Да, право, - согласилась королева. - И как тихо. Только река
нежно журчит...
- Река! - воскликнул герцог совсем другим тоном. - Какое же
это нежное журчание? Река смеется, и смех ее язвителен. Это
злая река.
- Злая? - опешила Анна.
Герцог остановился. Теперь они стояли бок о бок.
- Злая, - повторил он. - Злая и жестокая. Она питает море,
которое вскоре разлучит меня с вами. И она потешается надо
мной, злорадно смеется над той болью, которую мне вот-вот
суждено испытать.
Королева растерялась. Дабы скрыть смущение, она засмея¬
лась, но смех получился сдавленный. Она не знала, как воспри¬
нимать его слова, не знала, оскорбиться ей или обрадоваться
этому дерзновенному посягательству на ее царственную непри¬
ступность и отчужденность от мира, на состояние, в котором она
жила до сих пор и в котором, как учили ее испанские предки,
должна была пребывать до самой смерти.
- О, господин посол... но ведь вы еще приедете к нам и,
возможно, довольно скоро.
Он ответил ей тотчас же, и ответил вопросом. Голос его
дрожал, а губы были совсем рядом с ее лицом, так близко, что
Анна чувствовала на щеке дыхание герцога
- Вы этого хотите, мадам? Желаете ли вы этого? Умоляю вас,
сжальтесь надо мной и скажите, что хотите этого! Тогда я при¬
еду к вам, даже если ради этого мне придется повергнуть в
руины половину мира
Этот образчик слишком уж лихого ухажерства, облеченный
в чересчур грубую, прямолинейную словесную форму, заставил
королеву отпрянуть в страхе и раздражении, хотя раздражение,
возможно, было лишь мимолетным и проистекало, скорее всего,
от воспитания. Тем не менее Анна ответила ему тоном, полным
ледяного достоинства, каким и должна была говорить испанская
принцесса и французская королева:
- Вы забываетесь, мсье. Королеве Франции не пристало вни¬
мать таким речам. По-моему, вы лишились рассудка
143

- Да, я лишился рассудка! - выпалил герцог. - Я обезумел от
любви - настолько, что забыл о том, что вы - королева, а я посол.
Посол - еще и мужчина, а королева - женщина, и это - наше
подлинное естество. Это, а не титулы, при помощи которых
Судьба пытается заставить нас забыть о нашей истинной сущно¬
сти. А между тем мое настоящее "я" любит вас, любит столь
пылко и неодолимо, что совершенно не представляет себе, как
можно не ответить взаимностью на такую любовь!
Это внезапное признание немного сбило королеву с толку.
Да, герцог был прав: она - женщина. Пусть королева, но при этом
- еще и полузабытая жена, которой просто пользовались по мере
надобности, не даря и толики тепла. И никто никогда не говорил
ей ничего похожего, ни один человек ни разу не признавался ей,
что само ее существование может так много значить для него,
что само ее женское естество обладает волшебной способно¬
стью пробуждать страсть и преданность. И вот теперь герцог -
такой блистательно-великолепный, такой самоуверенный, не
знающий себе равных человек, - у ее ног и принадлежит ей,
фигурально говоря, со всеми потрохами. Это немного растрога¬
ло ее - женщину, почти не знавшую, что такое настоящий муж¬
чина. Анне пришлось сделать над собой усилие, чтобы дать ему
отпор, но отпор этот был не слишком убедителен.
- Тише, мсье, умоляю вас! Вы не должны так говорить со
мной. Это... это ранит меня!
О, это роковое слово! Анна хотела сказать, что Бэкингем
ранит ее царственное достоинство, за которое она теперь цепля¬
лась, как утопающий за соломинку. Но герцог, благодаря своему
вопиющему тщеславию, разумеется, неверно истолковал ее сло¬
ва.
- Ранет! - вскричал он, и восторженные нотки в его голосе,
должно быть, насторожили королеву. - Потому что вы противи¬
тесь. Потому что боретесь со своим истинным естеством. Анна! -
Он схватил ее и сильным рывком прижал к себе. - Анна!
Это едва ли не грубое прикосновение повергло женщину в
ужас и рассердило ее. Гордость Анны восстала - неистово и
яростно. Громкий пронзительный крик вырвался из ее уст, разо¬
рвав тишину ночного сада. Он привел герцога в чувство. Ощу¬
щение было такое, словно его подняли высоко в воздух, а потом
бросили на землю.
Бэкингем издал какое-то нечленораздельное восклицание и
отпрянул. Мгновение спустя появился встревоженный мсье Пу¬
танж. Когда он подбежал, держа ладонь на рукояти шпага, ко¬
144

ролеву и герцога уже разделяла аллея. Бэкингем стоял прямо и
горделиво; Анна дрожала и задыхалась, прижав руку к тяжело
вздымающейся и опадающей груди, как человек, пытающийся
унять одышку.
- Мадам! Мадам! - вскричал Путанж голосом, полным трево¬
ги и раскаяния и бросился вперед.
Теперь он стоял между ними, переводя взгляд с королевы на
герцога и обратно. Анна не произнесла ни слова, Бэкингем тоже
молчал. Путанж совсем растерялся.
- Вы кричали, мадам, - напомнил он королеве. Бэкингем,
вполне вероятно, подумал в тот миг, что сейчас шпага мсье
де Путанжа пронзит его внутренности. Должно быть, он созна¬
вал, что его жизнь зависит от ответа Анны.
- Я позвала вас, только и всего, - молвила королева, всемй
силами стараясь заставить свой голос звучать спокойно. - Дол¬
жна признаться, что растерялась, оставшись наедине с господи¬
ном послом. Не допускайте такого впредь, мсье де Путанж!
Придворный молча поклонился. Его занемевшие пальцы от¬
пустили рукоять шпаги, и он облегченно вздохнул. Он не обма¬
нывался относительно того, что здесь произошло, но никаких
осложнений не предвиделось, и это радовало Путанжа. Вскоре
к ним присоединились остальные гуляющие, и компания больше
не распадалась до тех пор, пока Бэкингем и лорд Холланд не
откланялись.
Наутро провожавшие сочли свой долг исполненным. Немно¬
го отъехав от Амьена, французский двор простился с Генриет-
той-Марией, вверив ее заботам Бэкингема и его свиты, которым
надлежало в целости и сохранности доставить английскую ко¬
ролеву к Карлу.
Подавленный и полный раскаяния, Бэкингем подошел к ка¬
рете, в которой сидела Анна Австрийская в обществе одной
лишь принцессы де Конти.
- Мадам, - молвил герцог, - я пришел проститься.
- Счастливого пути, господин посол, - ответила королева, и
в голосе ее слышались теплота и нежность. Анна словно бы
хотела показать этим, что не держит зла на герцога.
- И попросить у вас прощения, мадам, - добавил Бэкингем
тоном ниже.
- О, мсье, не будем больше об этом, умоляю вас, - королева
потупилась; руки ее дрожали, щеки то бледнели, то заливались
румянцем.
145

Герцог отбросил занавеску и просунул голову в окно кареты,
чтобы никто из стоявших снаружи не мог видеть его лица. Взгля¬
нув на Бэкингема, Анна заметила слезы в его глазах.
- Не поймите меня превратно, мадам. Я прошу прощения
только за то, что испугал вас и поставил в неловкое положение.
Что касается произнесенных мною слов, то извиняться за них
бессмысленно: я не мог не сказать их, точно так же, как не могу
не дышать. Я подчинялся инстинкту, который сильнее воли к
жизни. Я лишь выразил чувства, владеющие всем моим сущест¬
вом, и они будут владеть им до конца моих дней. Прощайте,
мадам! Если вам понадобится слуга, готовый умереть за вас, вы
знаете, где его найти.
Он поцеловал край ее накидки, прижал тыльную сторону
ладони к глазам и исчез, прежде чем королева успела вымолвить
хоть слово в ответ.
Анна сидела, бледная и задумчивая, и принцесса де Конти,
исподтишка наблюдавшая за ней, заметила, что глаза ее увлаж¬
нились.
"Я могу поручиться за добродетель королевы, - говорила
принцесса впоследствии, - но вовсе не уверена в твердости ее
сердца: ведь слезы герцога, несомненно, тронули ее душу".
Но это еще не конец истории. На подступах к Кале Бэкингема
встретил гонец из Уайтхолла, привезший ему распоряжения ка¬
сательно переговоров, которые герцог был уполномочен провес¬
ти во Франции. Ему надлежало условиться о союзе против
Испании, но переговоры с Людовиком и Ришелье уже зашли в
тупик, вероятно из-за неудачно выбранного посланника. Распо¬
ряжения запоздали и были уже бесполезны, но очень пригоди¬
лись Бэкингему в качестве предлога для возвращения в Амьен.
Тут он добился аудиенции у королевы-матери и лично вручил
ей совершенно ненужное послание к королю. Выполнив это "хи¬
мерическое поручение", как назвала его госпожа де Моттевиль,
герцог приступил к главному делу, ради которого и воспользо¬
вался предлогом для возвращения в Амьен. Он принялся доби¬
ваться приема у Анны Австрийской.
Было раннее утро, и королева еще не поднималась. Но ут¬
ренние приемы при французском дворе были настоящими утрен¬
ними приемами, и члены королевской фамилии устраивали их,
оставаясь в постели. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому,
что герцога допустили пред очи королевы. Та была одна, если
не считать фрейлины, госпожи де Ланнуа, которая, как говорят,
была стара, благоразумна и добродетельна. Поэтому нетрудно
146

представить себе возмущение этой дамы, когда она увидела гер¬
цога, сломя голову влетевшего в комнату в рухнувшего на коле¬
ни у царственного ложа. Схватив одеяло, Бэкингем припал к
нему хубами.
Бели молодая королева выглядела смущенной и взволнован¬
ной, то госпожа де Ланнуа являла собой образчик ледяного до¬
стоинства.
- Господин герцог, - проговорила она, - во Франции не при¬
нято преклонять колена, обращаясь к королеве.
- Мне нет дела до французских обычаев, мадам, - резковато
отвечал Бэкингем. - Я - не француз.
- Это очень заметно, мсье, - прошипела старая, благоразум¬
ная и добродетельная графиня. - И тем не менее я надеюсь, что,
находясь во Франции, мсье окажет нам любезность и, возможно,
ради нашего удобства будет следовать обычаям этой страны.
Позвольте мне распорядиться, чтобы господину герцогу принес¬
ли кресло.
- Мне не нужно кресло, мадам.
Графиня возвела очи горе, словно говоря: "Ну чего еще
ждать от иностранца?", и отступилась, позволив ему и дальше
стоять на коленях. Правда, на всякий случай она стала в изго¬
ловье постели королевы.
Герцог совершенно не смутился и обратил на госпожу де
Ланнуа не больше внимания, чем на предмет меблировки. Он
всецело сосредоточился на достижении своей цели. Государст¬
венные дела вынудили его вернуться в Амьен. Немыслимо, что¬
бы он, будучи совсем рядом с Ее Величеством, не зашел к ней
преклонить колена у царственных ног и усладить свой взгляд
созерцанием ее несравненного совершенства, милым образом,
неотступно стоявшим перед его мысленным взором. Единствен¬
ная отрада его жизни - быть преданным рабом Ее Величества.
Все это, и не только это, герцог выпалил единым духом. А
королева, утратившая от растерянности и раздражения дар речи,
лишь молча смотрела на него.
Это была не только невиданная дерзость, это было еще и
непростительное безрассудство. Не будь госпожа Ланнуа благо¬
разумнейшей женщиной, двор наверняка в самом скором време¬
ни бурлил бы от сплетен, и ушей короля, несомненно, достигла
бы очень интересная история, которая, безусловно, очернила бы
королеву без всякой надежды на обеление. Но самонадеянный и
147

тщеславный Бэкингем, похоже, нимало не заботился об этом.
Можно подумать, что он хотел потешить самолюбие, связав свое
имя с именем королевы узами скандала.
Наконец Анна обрела голос.
- Господин герцог, - смущенно пробормотала она, - не сле¬
довало, просто не стоило просить меня об аудиенции ради того
только, чтобы сказать все, что вы сказали. Я разрешаю вам уда¬
литься.
Бэкингем в сомнении поднял взгляд и увидел в глазах коро¬
левы растерянность. Вероятно, он объяснил эту растерянность
присутствием в комнате третьего лица, женщины, на которую
сам он не обращал никакого внимания. Он снова поцеловал по¬
крывало, тяжело поднялся на ноги и побрел к двери. С порога
Бэкингем метнул на королеву дерзкий пламенный вгляд и, при¬
жав руку к сердцу, воскликнул исполненным трагизма голосом:
- Прощайте же, мадам!
Госпожа де Ланнуа проявила сдержанность и не рассказыва¬
ла о том, что произошло во время встречи королевы с герцогом.
Но самого факта утреннего приема в опочивальне оказалось
достаточно, чтобы у сплетников развязались языки. Отголоски
сплетен долетели до короля, которому не преминули сообщить
и о происшествии в саду, поэтому весть о возвращении Бэкинге¬
ма в Лондон обрадовала Людовика. Но Ришелье, злобно ненави¬
девший Анну, всячески подогревал подозрительность короля.
- Почему она вскрикнула, сир? - вопрошал он. - Что такого
сделал мсье де Бэкингем, если она вскрикнула?
- Сие мне неведомо, - отвечал король, - но коль скоро Анна
закричала, она ни в чем не виновата
В те дни Ришелье не развивал эту тему, но и не забывал о
ней. У него были свои люди в Лондоне и других городах, и
кардинал хотел, чтобы они подробно докладывали ему о дейст¬
виях Бэкингема и мельчайших событиях его личной жизни. Но и
Бэкингем оставил во Франции двух надежных агентов, наказав
им не позволять королеве забывать о нем, поскольку намеревал¬
ся под тем или иным предлогом вскоре вернуться в Париж и
покорить Анну. Этими агентами были лорд Холланд и художник
Бальтазар Жербье. Следует предположить, что они успешно
отстаивали интересы герцога, а из последовавших событий мож¬
но сделать вывод, что Ее Величество охотно слушала рассказы
об этом удивительном романтическом герое, оставившем яркий
след на серой тропе ее жизни, озарившем эту тропу мимолетным
сполохом своего пламенного сияния. Одинокая королева с неж¬
148

ностью и сожалением думала о нем, и к этому сожалению при¬
мешивалась изрядная толика жалости к себе самой - женщине,
которой выпала такая безотрадная доля. Он был далеко, за мо¬
рем; быть может, она больше никогда не увидит его, так почему
бы ей не позволить себе немного романтической нежности? Вре¬
да от этого не будет.
И вот, в один прекрасный день, спустя много месяцев после
отъезда Бэкингема, королева слезно попросила Жербье (если
верить Ларошфуко) съездить в Лондон и вручить герцогу без¬
делку, которая напоминала бы ему о ней, - алмазные подвески.
Жербье доставил в Англию этот знак любви (а подарок был
именно знаком любви и ничем иным) и передал его герцогу.
Это событие вскружило Бэкингему голову, и желание видеть
Анну стало настолько неодолимым, что он тотчас же сообщил
во Францию о своем скором приезде туда в качестве посла анг¬
лийского короля для обсуждения ряда вопросов, связанных с
Испанией. Но Ришелье уже прослышал от французского по¬
сланника в Лондоне, что в Йоркхаусе, резиденции Бэкингема, на
стенах в великом множестве висят портреты королевы Франции.
Кардинал счел своим долгом сообщить об этом королю. Людо¬
вик рассердился, но отнюдь не на королеву. Поверив в ее винов¬
ность, он позволил бы слишком глубоко уязвить свою мрачную
гордыню. Поэтому он посчитал обилие картин одним из прояв¬
ления Бэкингемского фанфаронства, формой хвастливого само¬
выражения, пустым бахвальством, свойственным людям,
одержимым манией величия.
В итоге английскому королю сообщили, что присутствие гер¬
цога Бэкингема во Франции в качестве посла к Его Наихристи-
аннейшему Величеству крайне нежелательно по причинам,
хорошо ему известным. Прознав об этом, тщеславный Бэкингем
во всеуслышание объявил о причине, "хорошо ему известной", и
громогласно поклялся поехать во Францию и встретиться с ко¬
ролевой независимо от того, согласится на это французский ко¬
роль или нет. Его заявления были обычным порядком доведены
до сведения Ришелье и переданы им королю Людовику. Но Его
Наихристианнейшее Величество просто фыркнул, посчитав все
это новым пустым бахвальством, и выкинул историю из головы.
Ришелье был обескуражен такой реакцией подозрительного
по натуре короля. Она настолько раздражала и злила его, что,
принимая во внимание неугасимую неприязнь кардинала к Анне
149

Австрийской, легко поверить, что он не жалел сил, лишь бы
добыть нечто похожее на доказательство и убедить Людовика,
что королева вовсе не так уж невинна, как он упорно считает.
Случилось так, что один из лондонских агентов Ришелье
сообщил ему (в числе других сведений о личной жизни герцога),
что у Бэкингема есть тайный заклятый враг - графиня Карлайл.
Между нею и герцогом существовали некогда нежные отноше¬
ния, но длились эти отношения недолго, потому что Бэкингем
вдруг ни с того ни с сего прервал их. Опираясь на эти сведения,
Ришелье решил вступить в переписку с госпожой Карлайл и в
письмах своих так ловко обработал графиню, что она (как нам
поведал Ларошфуко) вскоре, сама того не понимая, стала наибо¬
лее ценным шпионом его преосвященства из всех тех, кого он
приставил к Бэкингему. Ришелье сообщил ей, что прежде всего
его интересуют сведения, способные пролить истинный свет на
отношения герцога и французской королевы, и убедил графиню
сообщать ему каждую, даже самую незначительную подроб¬
ность, поскольку мелочей в таком деле не бывает. Злость гра¬
фини на Бэкингема только усиливалась из-за того, что ее
приходилось подавлять, ибо из опасений за свое доброе имя
госпожа Карлайл не осмеливалась дать ей волю. Эта злость
превратила знатную даму в послушное орудие Ришелье, и она
исправно собирала для герцога всевозможные сплетни. Но все
это были какие-то пустые пересуды.
И вот, в один прекрасный день, к графине попали действи
тельно важные сведения. Когда она передала их Ришелье, у того
заколотилось сердце. Из достовернейших источников графине
стало известно, что алмазные подвески, которые герцог послед¬
нее время носит, не снимая, были посланы ему в знак любви
королевой Франции с ее личным гонцом. Вот это была и вправду
интересная весть. Таким орудием можно запросто уничтожить
королеву. Ришелье призадумался. Сумей он завладеть подвеска¬
ми, и дело сделано. Все остальное - пустяки. Тогда упрямой
тупой вере короля в безразличие его жены к этому хвастливому
расфуфыренному английскому выскочке будет положен конец -
и какой! Ришелье затаился на время и послал письмо графине.
Вскоре в Йоркхаусе давали пышный бал, который удостоили
своим присутствием король Карл и его молодая французская
королева. Госпожа Карлайл тоже была там, и Бэкингем танцевал
с ней. Женщина она была красивая, образованная и смышленая,
а тем вечером и вовсе сумела очаровать его светлость, так что
он, вероятно, корил себя за то, что обошелся с ней слишком
150

легкомысленно. А графиня всеми силами давала герцогу понять,
что их отношения возобновятся, как будто никакой размолвки и
не было, стоит только ему этого пожелать. Она была весела,
шаловлива, кокетлива и неотразима Настолько неотразима, что
очень скоро герцог, поддавшись ее чарам, покинул своих гостей
и, предложив даме опереться на его руку, вышел с нею в сад.
Они уединились в тени возле запруды, которую по заказу Бэкин¬
гема только что соорудил зодчий Иниго Джоунз. Миледи томно
льнула к Бэкингему, позволила заботливо обнять себя за плечи
и на миг тесно прижалась к нему. Герцог пылко обнял госпожу
Карлайл, и тут она, прежде такая покладистая, вдруг принялась
яростно сопротивляться, выказывая неподдельное женское уп¬
рямство. Началась возня. Наконец графиня вырвалась из рук
герцога и стремглав помчалась через лужайку к огромному дому,
сиявшему всеми окнами. Его светлость пустился следом за ней,
не зная, смеяться ему или злиться.
Он не сумел догнать беглянку и возвратился к гостям, чув¬
ствуя себя одураченным. Бэкингем пытливо высматривал госпо¬
жу Карлайл, но нигде не видел ее. Наконец он принялся
наводить справки, и ему сказали, что графиня велела подать
свой экипаж и покинула Йоркхаус тотчас же по возвращении из
сада
Она расстроилась, вот и укатила, решил Бэкингем. Но это
было странно. Возникало противоречие: получалось, что госпо¬
жа Карлайл обиделась на герцога за то, к чему сама столь явно
склоняла его. Ну, да она всегда была строптивой упрямой кокет¬
кой! Сказав себе это, Бэкингем выкинул графиню из головы и
перестал думать о ней.
Но вскоре, когда гости разъехались и огни в громадном особ¬
няке погасли, Бэкингем вновь принялся размышлять о проис¬
шедшем. В глубоком раздумье сидел он у себя в спальне, теребя
пальцами каштановую бородку. В конце концов он пожал пле¬
чами, хохотнул и встал, чтобы разоблачиться ко сну. И тут у него
вырвался крик, на который примчался из соседней комнаты ка¬
мердинер. Ленточка с алмазными подвесками исчезла
Обнаружив пропажу, герцог, при всем своем безрассудстве и
безразличии, тотчас же почуял недоброе. Он побледнел и за¬
стыл, вытаращив глаза, на лбу выступила испарина Это была не
какая-нибудь заурядная кража В этот вечер он навесил на себя
десяток куда более дорогих украшений, каждое из которых было
гораздо легче снять. iyr явно постарался какой-то французский
лазутчик. Да герцог и не скрывал, откуда получил эти подвески.
151

И тут вдруг его озарило, будто вспышкой. Он понял, почему
госпожа Карлайл вела себя столь странно и непоследовательно.
Эта шлюха околпачила его. Ленточку украла она. Герцог снова
сел и закрыл лицо руками. Скоро все события выстроились в его
сознании в единую цепь.
Он быстро выработал план действий, которые следует пред¬
принять, чтобы сберечь честь французской королевы. Герцог
был фактическим правителем Англии, хозяином этих островов,
облеченным почти неограниченной властью. И сегодня ночью
он пустит в ход всю свою власть без остатка, чтобы остановить
собственных врагов и врагов королевы, сколь бы изощрены и
искусны те ни были. Сегодня пострадает немало невинных лю¬
дей, сегодня он причинит ущерб многим. Сегодня тысячи воль¬
норожденных англичан увидят, что их права и свободы
растоптаны. Но какое это имеет значение? Его светлости герцогу
Бэкингему необходимо исправить свою оплошность.
- Бумагу и чернила, - приказал он стоявшему с разинутым
ртом камердинеру. - А потом позовите сюда господина Жербье.
Рабудите Лейси и Тома, незамедлительно пришлите их ко мне.
Объявите, что мне понадобятся гонцы. Распорядитесь, чтобы
они собрались в путь и сидели в седле не позднее, чем через
полчаса.
Растерянный камердинер отправился исполнять поручение,
а герцог взялся за перо и принялся писать. Наутро английские
купцы узнали, что порты Британии закрыты по велению короля,
как сообщил его министр, герцог Бэкингем, и что принимаются
(а в южных портах уже приняты) меры по задержанию у берегов
острова всех судов, больших и малых. Суда должны стоять в
портах вплоть до объявления воли Его Величества. Уж не война
ли? - спрашивал растерянный народ. Узнай простой люд правду,
растерянность его, вероятно, еще больше усугубилась бы, хотя
и приобрела бы несколько иной оттенок. Гонцы неслись во весь
опор (наверняка гораздо быстрее, чем любой посланец, ищущий
убежища во Франции), и блокада портов, соответственно, была
осуществлена очень быстро. И вот все ворота Англии на замке;
алмазные подвески, от которых зависит честь французской ко¬
ролевы, никуда не денутся.
Тем временем один из ювелиров в поте лица заменял укра¬
денные камни новыми, столь искусно подделывая их, что никто
не смог бы отличить копию от оригинала. Этой работой руково¬
дили Бэкингем и Жербье. Вскоре она была закончена, и из устья
Темзы выскользнул корабль, имевший разрешение бдительных
152

блюстителей королевских указов на выход в море. Он взял курс
на Кале, где уже начинали вслух высказывать недоумение в свя¬
зи с тем, что английские суда вдруг перестали заходить в порт.
В Кале с корабля сошел Жербье. Он поскакал прямо в Париж,
везя французской королеве поддельные подвески взамен тех,
которые она послала Бэкингему.
Через двадцать четыре часа с английских портов была снята
блокада, и торговля вновь стала свободной и беспрепятственной.
Но именно этих двадцати четырех часов не хватило Ришелье и
его агенту, графине Карлайлской. Его высокопреосвященству
оставалось лишь горевать об упущенной возможности, упущен¬
ной только потому, что какой-то английский выскочка был на¬
делен неограниченной властью в своей стране.
Но и это еще не конец истории. Пылкий и безрассудный
Бэкингем теперь хотел любой ценой добраться до предмета сво¬
его вожделения. Он вознамерился ехать во Францию, чтобы
встретиться с королевой. Поскольку путь в эту страну был ему
заказан, герцог решил вломиться туда силой, пройдя кровавой
дорогой войны. Пусть страна лежит в руинах, прозябая в разоре
и нищете, пусть льется кровь. В конце концов его пошлют туда
вести мирные переговоры, и он не упустит эту возможность.
Вероятно, между Англией и Францией существовали трения,
однако их вполне можно было уладить путем переговоров. Но
ради свидания с королевой...
Поводом к войне (весьма надуманным) стали протестанты
JIa-Рошели, поднявшие мятеж против своего короля. К ним на
подмо1у и отплыл Бэкингем во главе английских экспедицион¬
ных сил. Судьба уготовила этому воинству злоключения и раз¬
гром. Его потрепанные остатки с позором возвратились в
Англию, народ которой возненавидел герцога пуще прежнего.
И это еще мягко сказано.
Бэкингем отправился искать утешения к людям, по-настоя¬
щему любившим его - к королю и своей прекрасной супруге. Но
поражение не сбило с него спесь и не убавило решимости до¬
биться своей цели. Он принялся открыто снаряжать новую экс¬
педиционную армию, нисколько не заботясь о том, что враждебный
ему, полный ненависти, многострадальный народ уже рошцет и
вот-вот поднимет бунт. Какое ему дело до воли народа? Он
хочет завоевать любимую женщину, и плевать ему на то, что в
Европе по его вине вспыхнет пожар войны, прольются реки кро¬
ет, будут впустую растрачены огромные богатства.
153

Теперь Бэкингема ненавидели повсеместно и уже отнюдь не
безмолвно, как раньше. Друзья герцога, опасавшиеся, что скоро
народ перейдет от слов к делу, призывали Бэкингема принять
меры предосторожности и советовали носить для пущей без¬
опасности кольчу. Но герцог, по-прежнему самоуверенный и яз¬
вительный, лишь злорадно потешался над ними.
- Какая в том нужда? - презрительно отвечал он доброхо¬
там. - Римского духа больше нет!
Но тут он заблуждался. Как-то утром, после завтрака, когда
Бэкингем выходил из портсмутской резиденции на Хай-стрит,
откуда руководил последними приготовлениями к своей крайне
непопулярной в народе экспедиции, к нему приблизился Джон
Фелтон. Этот человек добровольно вызвался сыграть роль ору¬
дия народного мщения. Подойдя к Бэкингему, Фелтон по самую
рукоятку всадил ему в грудь кинжал, благочестиво воскликнув
при этом:
- Да сжалится Господь над душою твоей!
Принимая во внимание все обстоятельства дела, вероятно
следует признать, что убийца (а вместе с ним и народ) имел все
основания обратиться к Богу с этой мольбой.

Падение лорда Кларендона
Плотно
закутавшись в плащ, чтобы уберечься от ледяного
дыхания зимней ночи, грузный господин в летах
осторожно спускался по мокрым и скользким сту¬
пеням пристани. Мертвенно-белый свет рожка от¬
ражался в мутной зеленой воде, бликами играл на
морских водорослях. Тяжело опираясь на протяну¬
тую матросом руку, старик сошел в поджидавшую
его шлюпку, которая подпрыгивала на высоких
темных волнах. Отпорный крюк чиркнул по камню,
суденышко отвалило от пристани. Весла погрузи¬
лись в воду, и шлюпка скользнула во тьму, держа
курс на два огромных кормовых огня, мерно раска¬
чивавшихся на фоне черного покрова ночи. Сидев¬
ший на корме почтенный господин обернулся,
чтобы бросить последний взгляд на Англию, кото¬
рую так любил, которой служил и которой управ¬
лял. Но увидел он только фонарь, да еще круг
тусклого света на сходнях причала.
РОПОЙ изгоя
9
155

Он вздохнул и снова повернулся лицом к двум огням, пля¬
савшим над невидимым во тьме корпусом корабля, которому
предстояло везти Эдварда Хайда, графа Кларендона и в недав¬
нем прошлом Лорда-Канцлера Британии, в далекое изгнание.
Эдвард Хайд вспоминал это прошлое также, как умирающий
оглядывается на вереницу прожитых лет. Карьера его погибла,
и он мог спокойно окинуть мысленным взором тридцать лет
преданного служения родине и великие свершения, эпоха кото¬
рых началась для него еще в годы царствования Карла I, когда
Эдвард учился на факультете права в Тэмпле.
Он верно служил королю Карлу, столь верно, что, когда злая
судьба вынудила роялистов предпринять шаги по спасению
принца Уэльсского от Кромвеля, именно Эдварду Хайду пору¬
чили направить мальчика на тропу странствий. Так что у графа
уже был опыт изгоя, он познал эту горькую долю в дни, когда
Карл П был бедным бездомным отверженным скитальцем. Ме¬
нее стойкий и преданный человек, возможно, бросил бы службу,
не сулившую никакого дохода, тем более, что Эдвард Хайд не
был обделен талантами. Но он верно служил Стюартам, неустан¬
но и упорно отстаивал их интересы и в конце концов, пустив в
ход все свое мастерство государственного деятеля, добился вос¬
становления этой династии в правах на английский престол. И
чем вознаградили его царственные особы за верность и самоот¬
верженный труд в изгнании? Яков Стюарт, герцог Йоркский,
обесчестил дочь лорда Кларендона. Поистине королевская на¬
града!
Хайд не сложил руки и после того, как сделал возможной
Реставрацию; именно он взял на себя трудную задачу соедине¬
ния новой и старой политических линий в смутные времена. А
когда выяснилось, что события развиваются совсем не так, как
того желает Англия, Хайду пришлось стать козлом отпущения.
На него, как на главу администрации, взвалили ответственность
даже за те действия правительства, против которых он горячо,
но тщетно возражал в Совете. Даже в том, что Карл продал
Дюнкерк французам и промотал полученные деньги, обвинили
Хайда. А заодно и в бездетности королевы. Причина этого по¬
следнего обвинения заключалась в том, что герцог Йоркский
искупил свою вину перед дочерью Хайда, женившись на ней.
Герцог был наследником престола, и народ, всегда готовый по¬
верить в самую невероятную чушь, был убежден, что Хайд, же¬
лавший посадить на трон своих внуков, специально женил Карла
на бесплодной женщине.
156

Когда поднявшиеся вверх по Темзе голландцы сожгли свои
корабли в Чэтеме, и лондонцы уже слышали вражескую канона¬
ду, народ объявил Хайда предателем. Повергнутая в ужас толпа
слепо жаждала крови и не желала считаться с доводами разума.
Чернь побила окна в доме Хайда, разорила его сад и соорудила
виселицу перед воротами роскошного особняка на северном
краю Пикадилли.
Эдвард Хайд, граф Кларендон и Лорд-Канцлер Англии,
умел завоевать любовь своих приближенных, но не обладал ка¬
чествами, необходимыми, чтобы снискать дешевую популяр¬
ность у толпы. Да он и не жаждал этой популярности. Он был
человеком строгих нравов, серьезным и рассудительным, и поэ¬
тому его ненавидели придворные повесы Карла. Набожность и
принципиальность привели к тому, что пуритане начали подо¬
зревать Хайда в фанатизме, а приверженность к единоначалию
в политике бесила членов палаты Общин, которые все как один
терпеть его не могли. Да и как иначе? Ведь времена самодержа¬
вия прошли..
И все же Хайд мог бы противостоять всеобщей непрязни,
прояви Карл хотя бы толику той верности и преданности дружбе,
какую в свое время выказал лорд Кларендон по отношению к
нему. Правда, в течение какого-то недолгого срока король про¬
должал называть себя другом графа. Возможно, они оставались
бы друзьями до конца, не вмешайся в эту историю женщины. Как
утверждает Ивлин, описавшая эти события в дневнике, падение
этого человека было делом рук "шутов и дамочек для увеселе¬
ний".
История падения Кларендона очень запутанна, и ее не найти
в школьных учебниках. По сути дела, история эта одновременно
служит историей женитьбы короля Карла и жизнеописанием
Катарины Браганза, этой несчастной маленькой безобразной ко¬
ролевы, на долю которой выпало ровно столько страданий,
сколько выпадает их женщине* ставшей женой "султана" в стра¬
не, обычаи и нравы которой не предусматривают существования
гарема.
Если Кларендон и не был вдохновителем этого брака, он, во
всяком случае, одобрил матримониальное предложение порту¬
гальцев, которые хотели заключить союз с Англией для защиты
от хищнических посягательств Испании. На него произвело впе¬
чатление предложенное приданое - 500 тысяч фунтов стерлин¬
гов наличными; Танжер, позволявший англичанам господствовать
на Средиземном море, и остров Бомбей. Хайд еще не мог пред¬
157

видеть, что обладание Бомбеем и свобода торговли в Восточных
Индиях, которую Португалия до сих пор ревниво сохраняла за
собой, сделают Англию способной сколотить великую Индий-
скую империю. Но и одних коммерческих преимуществ было
вполне достаточно, чтобы сделать этот брак желательным для
Англии.
Катарина Браганза отплыла в Англию, и 19 мая 1662 года
Карл в сопровождении блистательной свиты встретил свою не¬
весту в Портсмуте. Король был на редкость представительным
мужчиной, высоким (шесть футов росту), худощавым, элегант¬
ным и энергичным. Непривлекательность искаженных грубова¬
тых черт его лица сглаживалась блеском выпуклых прищуренных
темных глаз и пленительной улыбкой. И облик, и повадка короля
были грациозны, речь правильна, а обворожительная изыскан¬
ность манер свидетельствовала о сибаритском добродушии.
Но изысканность и добродушие улетучились, едва король
увидел свою будущую супругу. Двадцатичетырехлетняя Катари¬
на была до нелепости мала ростом, с непропорционально вытя¬
нутым туловищем и коротенькими ножками. В своей
старомодной диковинной юбке она казалась коленопреклонен¬
ной, когда стояла рядом с Карлом. Цвет лица у нее был болез-
ненно-желтый, и прекрасных глаз оказалось явно недостаточно,
чтобы скрасить его вопиющую непривлекательность. Черные
волосы Катарины были уложены самым нелепым образом, взби¬
ты в высокую копну и украшены по бокам головы бантами, похо¬
жими на маленькие крылья.
Вряд ли стоит удивляться тому, что веселый король, приве¬
редливый сластолюбец и тонкий ценитель женской красоты, ша¬
гавший навстречу невесте, вдруг будто споткнулся и на миг
замер как вкопанный.
- Господи! - поморщившись, бросил он стоявшему рядом
Этериджу» - Они привезли мне летучую мышь, а не женщину!
Однако лишенная очарования девушка привезла хорошее
приданое, а Карл отчаянно нуждался в деньгах.
- Я полагаю, - скаал он чуть погодя Кларендону, - мне при¬
дется проглотить эту черную корку. Как иначе слопать варенье,
которым она намазана?
Серьезные глаза Лорда^Канцлера смотрели на короля почти
сурово, когда он холодным деловитым тоном перечислял блага,
которые принесет этот брак. Он не осмеливался упрекнуть сво-
158

его господина за грубые шутки, но не желал и смеяться вместе
с ним. Кларендон был слишком честен, чтобы заниматься под¬
халимажем.
К Катарине немедленно приставили, по словам Граммона,
шестерых страшилищ, которые называли себя фрейлинами, и
гувернантку, оказавшуюся сущим чудовищем. В сопровождении
этой свиты она отправилась в Хэмптон-Корт, где и прошел ме¬
довый месяц. Здесь несчастная женщина, по уши влюбленная в
грациозного, длинноногого и худого как щепка мужа, какое-то
время прожила в обманчивом раю. Но разочарование не застави¬
ло себя ждать. Благодаря приданому Катарина стала королевой
Англии, но вскоре поняла, что занимает положение жены "де
юре". Между тем Карл развлекался, как хотел, с женами "де
факто", и его нынешняя супруга "де факто", владычица сердца
короля и первая дама его гарема, была прекрасной мегерой по
имени Барбара Вильерс, женой покладистого Роджера Палмера,
графа Каслмэна.
Как это всегда бывает в таких случаях, нашлось немало до¬
брохотов, которые, руководствуясь любовью к охваченной ил¬
люзиями королеве и заботой о ней, поспешили сорвать шоры с
ее глаз. Они сообщили Катарине об отношениях Его Величества
с миледи Каслмэн, - отношениях, зародившихся еще в те време¬
на, когда Карл был бездомным скитальцем. Судя по всему, изве¬
стие глубоко взволновало бедняжку, но настоящая беда еще
ждала ее впереди. Приехав в Уайтхолл, она увидела список сво¬
их фрейлин, и первым в нем стояло имя госпожи Каслмэн. Гор¬
дость несчастной маленькой женщины восстала против такого
оскорбления. Катарина вымарала Барбару из списка и повелела
никогда не допускать фаворитку короля к своей особе.
Но королева не приняла в расчет Карла. При всем своем
дружелюбии, при всей светской изысканности и веселости, ко¬
роль был не лишен цинизма, и цинизм этот в полной мере про¬
явился в образе его действий в создавшемся положении. Карл
самолично привел свою смазливую фаворитку к королеве и
представил ее супруге в присутствии всех придворных, которые,
несмотря на собственное распутство, в изумлении взирали на это
безобразное издевательство над достоинством царственной осо¬
бы.
Последствия его превзошли самые мрачные ожидания. Ката¬
рина застыла, как будто ее ударили. Ее лицо делалось все блед¬
нее, пока не приобрело серый цвет; черты его исказились; глаза
наполнились слезами от горькой обиды и уязвленной гордости.
159

А потом из ноздрей ее внезапно хлынула кровь: не вынеся горя,
королева упала в обморок, и португальские придворные дамы
подхватили ее обмякшее тело.
Поднялся переполох. Воспользовавшись им, Карл ретиро¬
вался и уволок за собой любовницу. Он понимал, что в случае
промедления даже умение с легкостью выходить сухим из воды
не поможет ему сохранить достоинство.
Ставить такой эксперимент повторно, разумеется, было
нельзя. Однако поскольку король возжелал, чтобы графиня Кас¬
лмэн была возведена в ранг одной из фрейлин королевы (или,
вернее, потому, что этого возжелала ее светлость, а Карл в руках
ее светлости становился податливым, как воск), ему пришлось
бы втолковывать жене, что, по его мнению, хорошо для супруги
короля, а что плохо. Убеждать Катарину должен был Кларен¬
дон: Карл решил возложить эту задачу на него. Но Канцлер,
столь долго и исправно игравший роль Ментора при Телемахе,
счел нужным объясниться с королем и наставить его на путь
истинный в морали, как прежде наставлял в политике.
Кларендон отклонил предложение стать посредником и да¬
же пытался убедить Его Величество в том, что избранная им
линия поведения попросту непристойна.
- Сир, кому же, как не Ее Величеству, решать, кто из фрейлин
будет прислуживать ей в опочивальне, а кто не будет, - говорил
Кларендон королю. - И, признаться, в данном случае я вовсе не
удивлен ее решением.
- И тем не менее, милорд, заявляю вам, что это ее решение
будет отменено.
- Кем, Сир? - очень серьезно спросил короля Канцлер.
- Ее Величеством, разумеется.
- Под давлением, которое, по замыслу Вашего Величества,
должен оказать на королеву я, - отвечал Кларендон тоном на¬
ставника, каким привык разговаривать с королем, когда тот еще
был ребенком. - В те времена, когда страсти не затмевали ваш
разум, Сир, вы сами осуждали действия, на которых теперь на¬
стаиваете. Не вы ли, Сир, горячо порицали своего кузена, короля
Луи, за то, что он навязал королеве мадемуазель де Вальер? Вы,
разумеется, помните, каких вещей наговорили тогда королю Луи.
Карл не забыл нелестных замечаний, которые теперь были
вполне применимы к нему самому. Король почувствовал, что ему
объявили шах, и закусил губу.
160

Но в скором времени (несомненно, вняв настырным увещева¬
ниям миледи Каслмэн) он возобновил наступление и отправил
Канцлеру письмо с требованиями безоговорочного повиновения.
Пустите в ход все свое искусство, - писал Карл, - дабы до¬
биться того, чего, я уверен, требует моя честь. И кто бы ни
выступал недругом миледи Каслмэн в означенном деле, человек
этот станет моим врагом на всю жизнь. В этом я клянусь и даю
слово".
Милорд Кларендон не тешил себя иллюзиями относительно
рода людского. Он имел возможность изучить этот мир в самых
разных проявлениях и знал его вдоль и поперек. Тем не менее
письмо короля стало для него горькой пилюлей. Всем, что имел
Карл, включая его нынешнее положение, он был обязан Кларен-
дону. И тем не менее не постеснялся написать эту обидную
фразу: "Кто бы ни выступал недругом миледи Каслмэн в озна¬
ченном деле, человек этот станет моим врагом на всю жизнь".
Все прошлые заслуги Кларендона утратят смысл и значение,
если он откажется исполнить нынешнее недостойное требова¬
ние Карла. Стоит злобной распутнице вымолвить одно-единст-
венное слово, и все его свершения и труды на благо короля
немедленно будут преданы забвению.
Кларендон проглотил обиду и попросил аудиенции у коро¬
левы, дабы выполнить миссию, которую он всецело осуждал. Он
пустил в ход доводы, неубедительность которых была столь же
очевидна для Катарины, как и для него самого.
Плодовитый автор увлекательных светских хроник, мистер
Пепис, обескураженно пишет в своем дневнике, что наутро весь
двор обсуждал сцену, разыгравшуюся накануне ночью в коро¬
левских покоях. Их Величества так бушевали, что крики были
слышны в соседних помещениях.
Можно понять несчастную маленькую женщину, страдав¬
шую от оскорбления, брошенного ей Карлом устами лорда Кла¬
рендона. Можно понять нападки, с которыми она обрушилась на
царственного супруга, обвиняя его не только в отсутствии люб¬
ви, но и в неуважении к своей особе, проявлять которое он был
просто обязан. А Карл, ради исполнения умысла, внушенного
ему прекрасной мегерой, от которой он не в силах был отказать¬
ся, забыл о своем дружелюбии и набросился на жену с криками.
В конце концов он пригрозил ей еще большим позором: он от¬
правит Катарину обратно в Португалию, если она не смирится с
теми издевательствами, которым подвергается здесь, в Англии.
6 Р. Сабатини, т. 1
161

То ли угроза возымела действие, тс ли какие-то иные доводы,
но Кард добился своего» Катарина Браганза смирила гордыню и
подчинилась. И подчинение это было полным и безоговороч¬
ным. Миледи Каслмэн не только вошла в опочивальню королевы
как фрейлина* но и в самом скором времени добилась располо¬
жения Катарины, чем вызвала всеобщее недоумение и дала пищу
пересудам.
Фаворитка одержала триумфальную победу, которая доба¬
вила ей наглости. Особенно ярко эта наглость проявилась в не¬
приязни к Канцлеру, точка зрения которого была известна
Барбаре со слов короля. Вполне понятно, что она возненавидела
Кларендона, возненавидела люто и злобно. Это естественно для
женщин такого пошиба. Исполненный холодного презрения,
Кларендон не обращал внимания на неприязнь фаворитки, в ито¬
ге она ненавидела его еще сильнее. И, разумеется, нашлись те,
кто разделял эту ее ненависть. Безнравственные придворные,
чья неприязнь к суровому Лорду-Канцлеру подогревалась его
презрением к ним. И вот придворные сговорились низвергнуть
графа Кларендона с его пьедестала.
Кларендон пользовался влиянием на короля, и все попытки
подорвать это влияние оказались тщетными: Карл понимал,
сколь ценен для него Лорд-Канцлер. Понимал он также, чем
вдохновляются происки врагов. Тогда придворный сброд при¬
нялся старательно и коварно обрабатывать толпу, создавая оп¬
ределенное общественное мнение, которое правильнее было бы
назвать общественной слепотой. Необразованная чернь - самая
плодородная почва для семян скандала, и это понимают все, кто
стремится уязвить великого человека. Наверняка и миледи, и
двор в значительной степени повинны в появлении на воротах
дома Кларендона провокационной листовки, в которой его обви¬
няли в конфузах с Дюнкерком* Танжером и в бесплодии королевы.
Ее светлость вполне могла счесть непопулярность Кларен¬
дона свидетельством своего триумфа. И триумф этот полностью
соответствовал тому, чего она желала. Но Карл был тем, чем он
был, и, следовательно, частые (пусть и мимолетные) приступы
ревности и беспокойства отравляли графине жизнь, постоянно
напоминая ей о непрочности положения королевской фаворит¬
ки, женщины, которая всецело зависит от капризов и блажей
человека, обеспечившего ей это положение.
И вот настал ее черный день. День, когда Барбара вдруг
поняла, что ее влиянию на царственного любовника пришел ко¬
нец, когда и мольбы, и упреки не могли более тронуть его душу.
162

Отчасти виной тому ее собственное неблагоразумие. Но в гораз¬
до большей степени - девушка, шестнадцатилетнее дитя, милое,
свежее, юное золотоволосое создание, еще находившее утеху в
куклах и иных детских игрушках, но уже обладавшее острым
живым умом, образованностью и ясностью мысли, не избалован¬
ное ни августейшим вниманием, ни сознанием того, что превра¬
щается в лакомый кусочек.
Созданием этим была мисс Фрэнсес Стюарт, дочь лорда
Блэнтайра, только что прибывшая ко двору и ставшая фрейли¬
ной Ее Величества. Загляните в дневники восторженного Пепи-
са, и вы узнаете, сколь глубоко поразила его красота этой
девушки. Как-то раз он увидел ее в парке, гарцующей рядом с
королем в сопровождении целого сонма дам, среди которых бы¬
ла и миледи Каслмэн, утратившая, по словам Пеписа, "всякую
веселость". Был в истории такой миг, когда мисс Стюарт едва не
стала королевой Англии. И хотя ей не удалось достичь таких
высот, профиль ее был запечатлен на английских монетах и
красуется на них поныне (и смотрится, надо сказать, лучше, чем
лик любой законной королевы) в образе Британии, символиче¬
ской женщины, олицетворяющей страну. Именно мисс Стюарт
послужила моделью художнику.
Карл не таясь домогался ее. В таких делах он никогда не
заботился о соблюдении внешних приличий. Король был на¬
столько настырен, что всяк, кто добивался аудиенции у него
зимой 1666 года, обычно спрашивал, приходя в Уайтхолл, где
находится Его Величество - наверху или внизу. "Внизу" означало
- в покоях мисс Стюарт на первом этаже дворца, где Карл был
завсегдатаем. А поскольку двор всегда следует за монархом и
смеется, когда улыбается король, милое дитя вскоре оказалось
чем-то вроде владычицы придворных, валом валивших в ее чер¬
тоги. Дамы и кавалеры приходили туда пофлиртовать и посплет¬
ничать, поиграть в карты или просто засвидетельствовать
почтение.
Как-то январским вечером за огромным столом в роскошной
гостиной мисс Стюарт собралась компания щеголей в шурша¬
щем атласе и пышных париках и дам с завитыми волосами и
обнаженными плечами. Общество тешилось игрой в бассет.
Оживленная беседа то и дело прерывалась взрывами смеха; бе¬
лые усыпанные перстнями руки тянулись за картами или к куч¬
кам золота, то и дело перемещавшимся по столу в зависимости
от превратностей изменчивой карточной фортуны.
6*
163

Миледи Каслмэн, сидевшая между Этериджем и Рочестером,
играла молча. Взгляд ее был мрачен, губы плотно сжаты. Да,
нынче вечером она проиграла около полутора тысяч фунтов, но
Барбара была расточительна, азартна и легко расставалась с
деньгами. Ей случалось проигрывать и в десять раз больше, не
утрачивая при этом способности улыбаться. Так что причиной ее
дурного настроения была вовсе не игра. Барбара небрежно бро¬
сала карты, ей никак не удавалось сосредоточиться, и прекрас¬
ные грустные глаза графини неотрывно глядели в противоположный
конец длинной комнаты. Там за маленьким столиком в окружении
полудюжины повес сидела мисс Стюарт, занятая карточной иг¬
рой совсем другого сорта. Девушка никогда не играла на деньги,
и карты были нужны ей, только чтобы строить из них домики.
Сейчас она была занята возведением карточного замка, в чем ей
помогали кавалеры. За строительством внимательно наблюдал
его светлость герцог Бэкингем, большой искусник по части лю¬
бого зодчества на зыбкой почве.
В сторонке, ближе к оча1у, стояло огромное кресло из золо¬
ченой кожи, в котором развалился король, праздно следивший
за маленькой компанией. По его смуглому угрюмому лицу блуж¬
дала слабая улыбка. Одной рукой монарх рассеянно поглаживал
маленького спаниеля, свернувшегося клубочком у него на коле¬
нях. Чернокожий мальчик в ярком, украшенном перьями тюрба¬
не и длинном багровом камзоле, расшитом золотом (в комнате
было трое или четверо негритянских слуг), подал королю кубок
молока с вином и пряностями на золотом подносе.
Король поднялся, оттолкнул негритенка и, зажав под мыш¬
кой спаниеля, двинулся через комнату к столу мисс Стюарт. Они
были вдвоем: все остальные убрались, заметив приближение ко¬
роля, как удирают шакалы, когда к ним подходит лев. Послед¬
ним с видимой неохотой ушел его светлость герцог Ричмонд,
расфуфыренный неказистый человечек хрупкого телосложения.
Карл стоял и смотрел на мисс Стюарт. Их разделял стол, на
котором высился карточный замок.
Дама пригласила Его Величество полюбоваться творением
милорда Бэкингема. Ф-ф-ф-ф! - дунул Его Величество, и соо¬
ружение с шелестом превратилось в груду карт.
- Символ королевского могущества? - с дерзким вызовом
проговорила девица. - Разрушение дается вам легче, чем сози¬
дание, Сир.
- Ну, вы чудачка! Бросаете мне вызов? Что ж, я с легкостью
докажу, что вы заблуждаетесь.
164

- Пожалуйста, доказывайте, Вот карты,
- Карты! Фи! Пусть Бэкингем тешится карточными замками.
Не такой замок построю я для вас, если прикажете.
- Я прикажу Его Королевскому Величеству? Бог мой! Да это
едва ли не государственная измена.
- Не большая, чем та, которую вы совершаете, захватив ваше¬
го короля в рабство, - глаза его странно блеснули. - Так что,
построить вам замок, дитя мое?
Девица взглянула на него и отвернулась. Ее веки задрожали,
из уст вырвался вздох. Она была смущена и взволнована
- Замок, который Ваше Величество возведет для кого-либо,
кроме королевы, должно быть, окажется тюрьмой.
Фрэнсес поднялась и, устремив взор в дальний конец комна¬
ты, перехватила негодующий взгляд прекрасных глаз отвержен¬
ной фаворитки.
- У миледи Каслмэн такой вид, словно она боится, что судьба
не благоволит к ней, - сказала девушка так простодушно, что
Карл не понял, есть ж в ее словах тайный подтекст. - Может
быть, пойдем посмотрим, как у нее идет игра? - добавила Фрэн¬
сес, забыв об этикете, и король вновь усомнился, а не намеренно
ли она пренебрегает приличиями.
Он, разумеется, уступил. Он всегда вел себя так с красотка¬
ми, в особенности с теми, которыми пока не обладал. Но подчер¬
кнутая учтивость, с которой он вел Фрэнсес через залу, была не
более чем маской, под которой король скрывал досаду: так уж
получалось, что он все время уступал Фрэнсес Стюарт, и это
злило его. Она умела обмануть его своим трижды проклятым
напускным добродушием, своими внешне простыми высказыва¬
ниями, которые намертво врезались в его разум и причиняли
танталовы муки. "Замок, который Ваше Величество возведет для
кого-либо, кроме королевы, должно быть, окажется тюрьмой".
Что же она хотела этим сказать? Может быть, она позволит
возвести для себя замок лишь после того, как он сделает ее
королевой? Мысль эта преследовала Карла, не выходила у него
из головы, терзала разум. Он знал о существовании партии,
враждебной герцогу Йоркскому и Кларендону. Партия эта боя¬
лась, что герцог унаследует престол, а после него на трон сядет
внук Кларендона, поскольку Катарина Браганза бесплодна. Сле¬
довательно, эта партия очень желала бы развода Карла
В существовании этой партии, по иронии судьбы, была в зна¬
чительной степени повинна миледи Каслмэн. Она ненавидела
Кларендона и вслепую искала оружие, которым могла поразить
165

Канцлера В ходе этих поисков она если и не выдумала, то, во
всяком случае, помогла распространить глупое клеветническое
утверждение, что-де Кларендон нарочно выбрал Карлу в жены
бесплодную женщину, дабы обеспечить детям своей дочери пре¬
столонаследие. Но Барбара никогда не думала, что эта клевета
рикошетом ударит по ней самой. Именно это и произошло. Фа¬
воритка и предположить не могла, что партия, навязывающая
королю развод, возникнет как раз в миг его страстного увлечения:
неприступной и простодушно-хитрой Фрэнсес Стюарт.
Дерзкий и бесстрашный Бэкингем ловко добился роли рупо¬
ра этой партии. Предложение развестись ошеломило Карла: он
и сам, вероятно, втайне испытывал такой соблазн, и вот теперь
его мечта оказалась облеченной в слова Король хмуро взглянул
на Бэкингема
- Не зря я свято верил, что ты - самый большой хитрец в
Англии, - заявил он.
Дерзкий щеголь расшаркался.
- Думаю, что для вашего подданного я достаточно сообрази¬
телен, Сир.
Карл, которого всегда было легче убедить доброй шуткой,
чем серьезным доводом, засмеялся своим мягким бархатистым
смехом. Но тут же опять вздохнул и задумчиво нахмурился.
- Грешно было бы делать бедняжку несчастной только пото¬
му, что она - моя жена и не может иметь от меня детей. Это не
ее вина
Он был плохим мужем, но лениво-добродушный нрав не по¬
зволял королю осуществить свои желания ценой боли и горя,
причиняемых королеве. Чтобы такое стало возможным, петлю
искушения надо было затянуть еще на пару узлов. И это, сама
того не ведая, сделала Фрэнсес Стюарт. Не зная, как избавиться
от назойливых домогательств Карла, она в конце концов объя¬
вила о своем намерении удалиться от двора, дабы освободиться
от обуревавших ее соблазнов и положить конец неудобствам,
которые она невольно создает королеве своим присутствием.
К этому заявлению Фрэнсес присовокупила еще одно: она так
отчаянно нуждается, что готова выйти замуж за любого джент¬
льмена, имеющего полторы тысячи фунтов годового дохода и
готового оказать ей такую честь.
Карл, разумеется, перепугался. Он пытался подкупить Фрэн¬
сес посулами любых владений и титулов, какие ей угодно будет
пожелать. Все это предлагалось ей за счет народа и с такой же
легкостью, с какой прежде король бросал ей на колени драго¬
166

ценные украшения или надевал на шейку жемчужные ожерелья
стоимостью в тысячу шестьсот фунтов. Но посулы не возымели
действия, и Карл, доведенный чуть ли не до отчаяния этой бе¬
зупречной добродетелью, теперь мог пойти на поводу у настыр¬
ных шептунов, призывавших его к разводу и повторному браку.
Мог бы, не приложи миледи Каслмэн руку к этому делу.
Ее светлость, очутившаяся благодаря увлечению короля
мисс Стюарт в холодной удушливой атмосфере пренебрежения,
граничившего с позором, наверняка с горечью поняла, что жела¬
ние потешить свою ненависть к Канцлеру обернулось во вред ей
самой. В час черного отчаяния, когда надежда почти умерла,
фаворитка вдруг сделала одно открытие. Точнее, его сделал
королевский паж, неприметный господин Чиффинч, Лорд-Хра¬
нитель Лестницы Черного Хода и Верховный Евнух Королевско¬
го Гарема.
На заявление мисс Стюарт о готовности выйти замуж за лю¬
бого джентльмена, имеющего полторы тысячи годового дохода,
пылко откликнулся герцог Ричмонд. Давно влюбленный в нее,
герцог увидел, какая ему предоставляется возможность, и ухва¬
тился за нее. Как следствие, он зачастил к мисс Стюарт, но ходил
к ней тайком, опасаясь вызвать недовольство короля.
Узнав об этом от Чиффинча, своего надежного информато¬
ра, миледи Каслмэн почувствовала, что настал удобный момент.
Она воспользовалась им холодным вечером в конце февраля
1667 года. Пришедший к мисс Стюарт с визитом Карл спустился
вниз довольно поздно, когда, по его расчетам, она должна была
пребывать в одиночестве. Но служанка сообщила королю, что
госпожа не принимает, поскольку головная боль вынуждает ее
оставаться в опочивальне.
Его Величество вернулся наверх в очень скверном располо¬
жении духа и застал в своих покоях исполненную враждебности
миледи Каслмэн, которую Чиффинч провел по черной лестни¬
це. Увидев ее, Карл застыл в оцепенении.
- Надеюсь, мне будет позволено засвидетельствовать почте¬
ние Вашему Величеству, - насмешливо проговорила Барбара, -
Ведь этот ангелочек Стюарт запретила вам видеться со мной в
моем жилище. Я пришла выразить свое соболезнование по по¬
воду всех тех огорчений и расстройств, которые приносит вам
невиданное доселе целомудрие жестокосердной Стюарт.
- Шутить изволите, мадам? - ледяным тоном молвил Карл.
167

- Отнюдь, - парировала гостья. - Я не намерена бросать вам
упреков, позорящих меня» И уж тем более не склонна прощать
себе ничем не оправданной слабости, коль скоро ваше постоян¬
ство и верность мне лишают меня всяческой поддержки и защи¬
ты.
По-видимому, ее светлость была щедро наделена умением
издеваться над людьми.
- В таком случае позвольте спросить, зачем вы пожаловали?
- Чтобы раскрыть вам глаза, ибо мне невыносимо видеть, как
вы становитесь посмешищем собственного двора!
- Мадам!
- О, конечно, вы не знаете, что над вами потешаются, что
Стюарт напропалую дурачит вас своим притворством, не знаете,
что она, отказываясь пустить вас к себе, придумывает всяческие
отговорки. Ей, якобы, нездоровится! А между тем, сейчас в ее
покоях торчит герцог Ричмонд.
- Это ложь! - с негодованием воскликнул король.
- Я и не прошу вас верить мне на слово. Идемте со мной, и я
спасу вас от нелепой роли жертвы обмана, которую отвела вам
эта вероломная кокетка.
Барбара взяла упирающегося монарха за руку и молча повела
его тем же путем, каким он недавно вернулся в свои покои.
Король шел неохотно, но женщина не обращала на это внима¬
ния. Перед дверью в апартаменты своей соперницы она оставила
Карла одного, но задержалась в конце галереи, дабы убедиться,
что он вошел к Фрэнсес.
Внутри его встретили несколько фрейлин мисс Стюарт. Они
вежливо и с должным почтением преградили ему путь, а одна из
девушек полушепотом сообщила, что с тех пор, как король ушел,
их хозяйке стало значительно хуже, но сейчас, благодарение
Господу, она уже в постели и крепко спит.
- Я должен воочию убедиться в этом, - отвечал король. Одна
из женщин прижалась спиной к двери, ведущей во внутренние
комнаты, поэтому Его Величество бесцеремонно схватил ее за
плечи и отпихнул в сторону.
Он распахнул дверь и запросто вошел в ярко освещенную
спальню. Мисс Стюарт возлежала на красивой кровати под бал¬
дахином. Но, вопреки тому, что ему сообщили, вовсе не спала,
тем более "крепко". Она полусидела на подушках, и вид у нее
был отнюдь не болезненный. Наоборот, было заметно, что она
168

пышет здоровьем. Она была очень хороша в прозрачной ночной
сорочке, а ее золотые локоны рассыпались и ниспадали на пле¬
чи.
И она была не одна Рядом, опираясь на подушки, сидел
человек, которого можно было бы принять за личного врача Но
только с первого взгляда При ближайшем рассмотрении сразу
стало ясно, что это - герцог Ричмонд.
Смуглое лицо короля пошло пятнами, скучающий взор мгно¬
венно утратил томность. Тем, кто хорошо знал Его Величество,
могли бы подумать, что сейчас он удалится, отпустив одно из тех
полных едкой издевки и безобидного цинизма замечаний, кото¬
рые он привык время от времени бросать своим приближенным.
Но король был слишком взбешен, чтобы паясничать, и полно¬
стью утратил самообладание. История не сохранила для нас
слов, произнесенных Карлом в тот миг. Мы знаем лишь, что он
высказал свое негодование в таких выражениях, каких от него
еще никто не слыхал, и что его светлость, испугавшись королев¬
ского гнева, оцепенел и не вымолвил ни слова в ответ. Окна
спальни выходили на Темзу, и король обратил свой взор туда же.
Ричмонд был хил и тщедушен, а Карл - силен и вспыльчив, Его
светлость предпочел отступить через дверь, пока Его Величест¬
ву не пришло в голову выпроводить его через окно. Он ретиро¬
вался, оставив даму один на один с разгневанным монархом,
Дальнейшие события равивались не совсем так, как хотелось
Карлу. Мисс Стюарт была рассержена не меньше, чем он, и,
вопреки ожиданиям короля, вовсе не собиралась оправдываться.
- Не соблаговолит ли Ваше Величество более вразумительно
объяснить мне, на каком основании я должна выслушивать все
эти упреки? - с вызовом спросила она, и вопрос этот разом охла¬
дил его гневный пыл. Король мгновенно преобразился. Он уста¬
вился на девушку, не зная, что сказать. Челюсть у него отвисла
- Если мне возбраняется принимать у себя такого знатного
господина, как герцог Ричмонд, который приходит ко мне с са¬
мыми честными и серьезными намерениями, значит, я - рабыня в
свободной стране. Не припомню, чтобы я давала какие-либо обя¬
зательства, препятствующие мне отдать свою руку тому, кого я
сочту достойным этого. Но раз мне не позволено поступать так
во владениях Вашего Величества, знайте, что не найдется на
свете силы, способной помешать мне возвратиться во Францию
и удалцться в монастырь, чтобы вкусить душевного покоя, в
котором мне отказано при вашем дворе!
169

Она расплакалась, и король вконец смутился. Преклонив ко¬
лена, он принялся вымаливать у нее прощение за нанесенную
обиду. Но девица была не расположена прощать.
- Если Ваше Величество великодушно согласится оставить
меня в покое, - заявила она, - это даст ему возможность не нане¬
сти затянувшимся пребыванием здесь новую обиду - на сей раз
- тем, кто заботливо провожал его сегодня в мои покои.
Это была стрела, пущенная наугад, но так ловко, что она
угодила в цель. Карл поднялся, залившись краской. Поклявшись
никогда впредь не вступать в разговоры с этой дамочкой, он
побрел вон из комнаты.
Однако по прошествии некоторого времени к нему вернулась
способность рассуждать. Он был огорчен и чувствовал себя оби¬
женным, но, должно быть, понимал, что у него нет на это ника¬
ких справедливых оснований. А его поведение в покоях мисс
Стюарт было и вовсе нелепым. Девушка не желает быть игруш¬
кой в руках мужчины, кем бы он ни был. И она права. Так или
иначе, но эти рассуждения, должно быть, охладили пыл короля.
Нет, думал он, невозможно, чтобы Фрэнсес полюбила своего
худосочного поклонника, этого невзрачного и неумного Ричмон¬
да. Если она терпит его ухаживания, то лишь затем, чтобы избе¬
жать настырных преследований короля. Но Карлу казалась
невыносимой сама мысль о том, что мисс Стюарт может выйти
замуж - за Ричмонда или за кого-нибудь другого. Вероятно,
именно эта мысль развеяла последние сомнения Карла в целе¬
сообразности развода.
Наутро он первым делом отказал Ричмонду от двора, но тот
не стал дожидаться августейшего повеления, и отправленному
королем гонцу сообщили, что герцог уже уехал.
Затем Карл решил посоветоваться с Канцлером. Обычно
серьезный Кларендон был в тот день чуть ли не суров. Он раз¬
говаривал с королем тоном наставника (ведь лорд был настав¬
ником Карла последние дадцать пять лет), почти так же, как
говорил с ним, когда Карл вознамерился сделать Барбару Пал¬
мер фрейлиной королевы, с той лишь разницей, что теперь граф
был еще более непреклонен. И монарху это не понравилось. Как
и в прошлый раз, он решил поступить по-своему, наперекор
Канцлеру.
Но сейчас Кларендон не хотел рисковать. Он слишком боял¬
ся последствий и был преисполнен решимости приложить все
усилия, чтобы избавить Карла от скандала и уберечь без того
уже глубоко оскорбленную королеву. Канцлер решил действо¬
170

вать тайно и перехитрить короля. Он стал покровителем влюб¬
ленного герцога Ричмонда и мисс Стюарт. В результате этого
покровительства, кару недель спустя, темной ночью, леди Фрэн¬
сес тайком выбралась из Уайтхолла и направила свои стопы в
харчевню 'Медведь", стаявшую возле Бриджфута в Вестминсте¬
ре. Здесь ее поджидал Ричмонд с каретой. При тайном пособни¬
честве Лорда-Е'знцлера влюбленные улизнули в Кент, где и
сочетались браком.
Разбитый наголову и униженный Карл ругался на чем свет
стоит. Только месяца через полтора он наконец узнал, кто помог
обстряпать это дельце, И узнал* вне всякого сомнения, от миле¬
ди Каслмэн.
Отчуждение, возникшее между ее светлостью и королем в те
дни, когда он напропалую волочился за мисс Стюарт, в конце
концов сгладилось; и миледи торжествовала, вновь добившись
любви Его Величества. Ей бы следовало поблагодарить за это
Лорда-Канцлера, но мстительная Барбара помнила только зло»
Она еще не воздала Хларендону за прежние обиды. И вот -
наконец-то! - ей предоставилась возможность свести с ним сче¬
ты. Кларендона со всех сторон осаждали недруги, но граф по-
прежнему верил своему королю, которому он так преданно
служил, и прочно стоял на ногах, будто старый дуб, выдержи¬
вавший и более яростные бури. Канцлеру и в голову не прихо¬
дило, что какая-то злобная женщина способна вершить его
судьбу. А между тем злобная женщина решила пустить в ход
свою власть. Но все ее усилия пропадали зря, и тогда Барбара
поведала королю о той роли, которую Кларендон сыграл в по¬
беге мисс Стюарт. Опасаясь, что Карл примет во внимание бла¬
городные побуждения графа и простит его, фаворитка
выставила канцлера в очень невыгодном свете, обвинив его в
своекорыстном стремлении возвести на престол детей своей до¬
чери и герцога Йоркского.
Это был конец. Карл лишил Кларендона своего покрови¬
тельства и бросил его на растерзание волкам. Король послал к
Канцлеру герцога Албемарла с приказом сдать дела и печать, но
гордый старик отказался вручить печать кому-либо, кроме само¬
го короля. Он надеялся, что личная встреча с Карлом поможет
тому вспомнить все, что связывало их в прошлом. Поэтому граф
собственной персоной явился в Уайтхолл, чтобы сдаться на ми¬
лость монарха Он вошел к королю твердой решительной по¬
171

ступью, с высоко поднятой головой, не обращая внимания на
свору враждебных ему придворных, :,в особенности - на шутов и
дамочек для увеселений", как пишет Ивлин.
Исход опозоренного и обесчещенного графа из дворца очень
ярко описан Пеписом в его дневниках:
"В понедельник утром, когда он вышел от короля, миледи
Каслмэн еще нежилась в постели (хотя время близилось к полу-
дню)о Прямо в ночной сорочке выскочила она на забранный ре¬
шетками балкон, нависавший над садом Уайтхолла, и служанка
принесла ей туда халат» Графиня стояла, глядя вслед уходящему
старику и повторяя про себя: "Слава Богу!", а уайтхоллские ще¬
голи, многие из которых явились сюда специально, чтобы погла¬
зеть как изгоняют Канцлера, галдя и перебивая друг дружку,
что-то говорили ей в этой птичьей клетке. Был среди них и
Блэндфорд, назвавший графиню перелетной птичкой".
Павший духом, разочарованный Кларендон оставался в своем
прекрасном доме на площади Пикадилли до тех пор, пока пар¬
ламент не обвинил его в государственной измене. Это обвинение
заставило его вспомнить об участи, постигшей Страффорда, и
лорд вновь ступил на тропу изгоя, которой ему суждено было
идти до конца своих дней.
Время вознаградило его по заслугам: две его внучки, Мария
и Анна, стали королевами Англии, и царствование обеих было
на редкость успешным.

ЕРРЕНХАУЗЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Граф Филипп Кенигсмарк и
принцесса Софи-Доротея
Он СЛЫЛ
чуть ли не головорезом во всей Бвропе и особенно
в Англии, где молва приписывала ему и его брату
убийство мистера Тинна. Однако семнадцатое сто¬
летие не требовало от солдат удачи чрезмерной
щепетильности и нравственной чистоты, поэтому
прощало графу Филиппу Кристоферу Кенигсмар-
ку некоторый недостаток добродетели, высоко це¬
ня его красоту, изящество, остроумие и удаль.
Ганноверский двор оказывал графу теплый прием,
чувствуя себя польщенным его присутствием. Фи¬
липпа, со своей стороны, удерживали при дворе
должность полковника гвардии курфюрста, а так¬
же глубокая, но зародившаяся под несчастливой
звездой привязанность к принцессе Софи-Доро¬
тее, супруге наследного принца, ставшего впос¬
ледствии королем Англии Георгом I.
Они знали друг друга с детства. Кенигсмарк
был наперсником ее детских игр при дворе ее отца,
герцога Зельского, куда его часто привозили.
173
10

В юности он объездил весь мир, стремясь получить как можно
более широкое образование, какое только доступно человеку его
положения и умственных способностейо Филипп сражался с бы¬
ками в Мадриде и с неверными в заморских странах. Он искал
приключений везде, где только возможно, и в конце концов мол¬
ва окутала его ореолом романтики. Когда Филипп снова встре¬
тился с Софи, он казался ей ослепительно-яркой личностью,
резко выделявшейся на скучном фоне грубого ганноверского
двора. В э гом прекрасно образованном, самоуверенном, грациоз¬
ном светском льве Софи с трудом узнала товарища своих детс¬
ких игр.
Филипп тоже отметил, что Софи очень изменилась. Вместо
милой девочки, какой он ее помнил (она вышла замуж в 16 лет,
в 1682 году), граф увидел зрелую женщину, в которой за десять
лет супружества воплотились все щедрые посулы ее девичества.
Однако краса ее был окутана облаком печальной задумчивости,
не присущей ей прежде. Судя по этой печали, не все в жизни
Софи сложилось удачно. Свойственная ей веселость не исчезла,
но приобрела некий оттенок горечи, легкая насмешливость ус¬
тупила место холодному язвительному острословию, которым
она беспечно наносила людям многочисленные обиды.
Кенигсмарк замечал эти перемены и хорошо сознавал их при¬
чины. Он знал о любви Софи к ее кузену, герцогу Вольфенбют-
тельскому, любви, мешавшей династическим амбициям
семейства. Ради объединения герцогства Люнебургского ее вы¬
дали за нелюбимого ею принца Георга, который и сам не питал
к жене особых чувств. Но принц был волен развлекаться, как
хотел. Насколько известно, он отдавал предпочтение уродливым
женщинам и забавлялся с ними так открыто и вульгарно, что
холодность, которую чувствовала Софи, когда вступала в брак,
переросла в презрение и омерзение.
Так и жила эта злосчастная чета: презрение - с ее и холодная
неприязнь - с его стороны, причем неприязнь эту всецело разде¬
лял и отец принца, курфюрст Эрнест Август. Кроме того, ее
постоянно подогревала графиня фон Платтен. Госпожа фон
Платтен, жена первого министра государства, была "официаль¬
ной" любовницей Эрнеста Августа (при молчаливом согласии
своего ничтожного супруга, видевшего в этом залог своей ус¬
пешной карьеры). Она была неуклюжей, уродливой и тщеслав¬
ной толстухой. Казалось, злоба прочно поселилась в жирных
складках ее размалеванной физиономии, выглядывала из ее
174

узеньких глазок» Но курфюрст Эрнест любил ее. По-видимому,
пристрастие его сына к уродливым женщинам было унаследова¬
но от папаши.
Между графиней и Софи возникла непримиримая вражда,
Принцесса смертельно оскорбила фаворитку своего свекра» Она
не только не заботилась о том, чтобы скрыть омерзение, которое
вызывала в ней эта отвратительная женщина, но, напротив, вы¬
ражала его столь явно и язвительно, что мадам Платтен сдела¬
лась посмешищем всего двора. Отголоски этих плохо скрываемых
насмешек достигали ушей графини, а та прекрасно понимала,
откуда дует ветер.
И вот в эту атмосферу, насыщенную взаимной враждой, втор¬
гается изысканный романтичный Кенигсмарк.
С его появлением этот мрачный и злобный фарс превратился
в подлинную трагедию.
Началось все с того, что графиня фон Платтен влюбилась в
Кенигсмарка. Он не сразу догадался об этом, хотя, видит Бог, и
не страдал недостатком тщеславия. Быть может, именно чрез¬
мерное самомнение и помешало ему поначалу осознать эту сног¬
сшибательную истину. Но со временем он все понял. Когда до
Филиппа дошел подлинный смысл плотоядных взглядов, кото¬
рые бросала на него эта накрашенная ведьма, он почувствовал,
как по спине пробежал холодок. Но граф лицемерно скрыл свою
неприязнь к воздыхательнице. В конце концов, он ведь был про¬
дувным малым и надеялся применить свои таланты и знание
света при Ганноверском дворе, чтобы добиться более высокого
положения. Филипп понимал, что фаворитка курфюрста может
быть ему полезна, а искатели приключений, как известно, не
очень разборчивы в выборе путей, ведущих к вершине. Вот он и
флиртовал, весьма искусно, с влюбленной в него графиней, но
только до тех пор, пока она была ему нужна, а враждебность ее
могла быть опасной. Получив должность полковника гвардии
курфюрста и заручившись тесной дружбой принца Карла-млад-
шего, сына курфюрста, Филипп укрепил свое положение при
дворе и сбросил маску. Он открыто разделял враждебное отно¬
шение Софи к госпоже фон Платтен, а вскоре, во время посеще¬
ния польского двора, подвыпив, рассказал своим собутыльникам
забавную историю о любовных домогательствах этой да¬
мы.
Рассказ вызвал неудержимый хохот распутной компании. Но
кто-то донес об этом графине, и можно представить себе, какая
буря чувств обуяла ее. Гнев госпожи Платтен усугублялся еще
175

и тем, что его приходилось скрывать. Разумеется, она не могла
потребовать от своего любовника, курфюрста, чтобы он ото¬
мстил за нее. Уж кто-кто, а Эрнест должен был оставаться в
неведении. Но не только поэтому решила она отсрочить возмез¬
дие. Сперва надо было тщательно, до мелочей, все продумать.
Ну, а уж тогда... Тогда этот не в меру самонадеянный хлыщ
горько поплатится за нанесенную ей обиду.
Возможность нанести удар предоставилась графине доволь¬
но скоро, и предоставилась в значительной степени благодаря
новому проявлению ненависти госпожи фон Платтен к Софи.
Она свела принца Георга с Мелузиной Шулемберг. Мелузина,
ставшая спустя несколько лет герцогиней Кендал, еще не до¬
стигла тогда той крайней степени худобы и безобразия, из-за
которых впоследствии стала притчей во языцех в Англии. Но и
в юности она не отличалась привлекательностью. Впрочем,
обольстить принца Георга было нетрудно.
Тупой распутник, не ведавший благородства, склонный к
чревоугодию, обильным возлияниям и сквернословию, он нашел
в Мелузине фон Шулемберг идеальную партнершу. Введение ее
в роль титулованной наложницы состоялось на балу, который
принц Георг давал в Херренхаузене и на котором присутствовала
принцесса Софи.
Она привыкла к грубому распутству своего мужа и была бе¬
зучастна к его похождениям, но такое публичное оскорбление
переполнило чашу ее терпения. На другой день она покинула
Херренхаузен, найдя прибежище у своего отца в Зеле.
Однако отец принял ее прохладно, отчитав за своеволие и
легкомыслие, не соответствующие, по его мнению, ее достойно¬
му и высокому положению. Он посоветовал ей впредь проявлять
больше благоразумия и смирения, как и подобает замужней жен¬
щине, и отправил назад.
Георг встретил жену крайне неприязненно: на сей раз она
проштрафилась куда больше обычного, выказав непроститель¬
ное неуважение к его особе. Пусть уразумеет, что своим нынеш¬
ним положением она обязана супругу. И он будет признателен
ей, если она хорошенько взвесит свое поведение к его возвраще¬
нию из Берлина, куда он вскоре намерен отбыть. Георг преду¬
предил Софи, что более не собирается сносить от нее подобных
выходок.
176

Все это он произнес с гримасой холодной ненависти на
дряблой синюшной жабьей физиономии, с трудом удер¬
живая в равновесии свою неуклюжую приземистую фигуру
и силясь придать ей некоторую осанку.
Вскоре он отправился в Берлин, увозя с собой ненависть к
жене, оставляя дома смятение и еще большую ненависть ее к
себе. Повергнутая в отчаяние, Софи пыталась найти верного
друга, который мог бы дать ей столь необходимую сейчас
поддержку, избавил бы ее от невыносимой участи. И вот, волею
судеб, в эту тяжелую минуту рядом с ней очутился друг детских
лет, друг преданный, как она полагала (и это действительно
было так), изысканный дерзновенный Кенигсмарк, златокудрый,
прекрасноликий, с загадочными голубыми глазами...
Как-то летним днем, прогуливаясь с ним вдоль аккуратно
подстриженной живой изгороди английского парка, окружавше¬
го дворец Херренхаузен, такой же неказистый и приземистый,
как его строители и обитатели, она излила Филиппу душу и,
страстно желая сострадания, рассказала ему обо всем, что преж¬
де, страшась позора, скрывала от посторонних. Софи не утаила
ничего; она сетовала на свою несчастливую жизнь с грубым суп¬
ругом, говорила о бесчисленных унижениях и оскорблениях, о
боли, которую она раньше стоически прятала в тайниках души;
призналась даже в том, что иногда Георг бил ее. Кенигсмарк то
краснел, то бледнел, меняясь в лице, и эти превращения отра¬
жали охватившие его бурные чувства Его бездонные глаза цвета
сапфира гневно засверкали, когда женщина под занавес поведа¬
ла ему о перенесенных побоях.
- Довольно, госпожа, - воскликнул он. - Я клянусь вам, что
он будет наказан, да услышит меня Господь!
- Наказан... - машинально повторила Софи, остановившись и
глядя на Филиппа с грустной недоверчивой улыбкой. - Друг мой,
я ищу не кары для него, а избавления для себя.
- Одно другому не помеха, - с жаром отвечал он, похлопывая
ладонью по рукоятке шпаги. - Вы избавитесь от этого грубияна,
как только я настигну его. Нынче же вечером я последую за ним
в Берлин.
- Что вы намерены сделать? Что все это значит? - спросила
она.
- Я проткну его насквозь своей шпагой и сделаю вас вдовой,
госпожа.
Софи покачала головой.
- Принцы не дерутся на дуэли, - с презрением сказала она.
177

- Я нанесу Георгу такое оскорбление, что у него не будет
выбора, разве что он и вправду не знает ни стыда, ни совести. Я
улучу такую минуту, когда вино придаст ему достаточно храбро¬
сти, чтобы принять вызов. А если ничего не выйдет, и он спря¬
чется за свой титул - что ж, есть и другие способы покончить с
ним.
Быть может, в этот миг Филипп вспомнил о мистере Тинне.
У бедняжки Софи потеплело на душе: ведь это из-за нее
граф выказывает такое пылкое безрассудство и романтическое
негодование» А она уже давно холодна как лед, ведь она жаждет
любви и нуждается в сострадании. Поддавшись внезапному по¬
рыву, она стиснула руку Филиппа.
- Друг мой, друг мой! - дрожащим голосом вскричала она. -
Вы сошли с ума. Вы прекрасны в своем безрассудстве, но все же
это - безрассудство. Вы #по думали, что станет с вами, если вы
действительно это сделаете?
Он отмахнулся от ее доводов презрительным, почти серди¬
тым жестом.
- Разве дело в этом? Меня больше волнует, что станет с вами.
Я рожден, чтобы служить Вам, моя принцесса, и вот это время
наступило... - Филипп улыбнулся, пожал плечами, потом выра¬
зительным движением воздел руки к небу и вновь уронил их
вдоль тела. В этом человеке как-то одновременно уживались и
дворянин, и сказочный герой, и странствующий рыцарь.
Она подошла к нему, взялась своими белыми руками за голу¬
бые отвороты мундира и нежно заглянула в его прекрасные гла¬
за. Возможно, впервые в жизни она была близка к тому, чтобы
поцеловать мужчину, но только как любимого брата, в знак глу¬
бокой благодарности за его преданность ей, женщине, не имев¬
шей по-настоящему верных друзей.
- Знай вы, какой бальзам на мою израненную душу пролили
этим доказательством вашей дружбы, вы бы поняли, что я не
нахожу слов, чтобы выразить мою признательность, - молвила
она. - Я в замешательстве, и не знаю, как вас благодарить.
- Не надо благодарности, - отвечал Филипп. - Я сам полон
признательности к вам за то, что вы обратились ко мне в час
нужды. Единственное, о чем я вас прошу, - это позволить мне
действовать по собственному усмотрению.
Софи покачала головой. Она заметила, что его взгляд стано¬
вится все более встревоженным. Филипп хотел было возразить
подруге, но она опередила его.
178

- Окажите мне услугу, если на то будет ваша воля. Видит Бог,
мне нужна помощь верного друга. Но форму этой услуги я дол¬
жна избрать сама. Только так, и никак иначе.
- Но каким же образом моту я помочь вам? - нетерпеливо
спросил граф.
- Я хочу бежать из этого ужасного города, покинуть Ганновер
и никогда не возвращаться сюда.
- Бежать? Но куда бежать?
- Не все ли равно? Куда-нибудь, лишь бы подальше от этого
ненавистного двора. Куда угодно. Ведь мой отец отказал мне в
приюте, на который я так надеялась. Я бы уже давно бежала, не
будь у меня детей. Две моих крошки - вот ради кого я проявляла
такое долготерпение. Но теперь и ему пришел конец. Увезите
меня отсюда, Кенигсмарк, - она опять вцепилась в отвороты его
мундира. - Если вы действительно хотите мне помочь, то посо¬
действуйте моему побегу.
Он взял ее ладони и прижал их к своей груди. Румянец заиг¬
рал на его щеках. В его глазах, глядевших прямо в ее полные
боли глаза, внезапно вспыхнул огонек вожделения. Страсть бы¬
стро охватывает чувствительные романтические натуры, и ради
страсти они готовы на самые рискованные приключения.
- Моя принцесса, пока ваш Кенигсмарк жив, вы можете рас¬
считывать на него.
Он отнял ее руки от своей груди, но не выпустил их. Граф
так низко склонился к ладоням Софи, что его длинные густые
золотистые локоны образовали как бы завесу, под прикрытием
которой он прижался губами к ее пальцам. Софи не противилась
этому: его безграничная преданность заслуживала такой скром¬
ной награды.
- Еще раз благодарю, - прошептала она - А сейчас я должна
подумать. Пока я не знаю, где смогу найти надежное убежище.
Эти слова несколько охладили пыл графа. А ведь он был
готов умчать ее прочь на своем скакуне и где-нибудь в далекой
стране шпагой завоевать для нее королевство. Ее рассудитель¬
ная речь развеяла его мечты: Филипп понял, что Софи вовсе не
обязательно должна избрать именно его своим покровителем.
Так или иначе, но воплощение замысла было отложено на
неопределенный срок.
И граф, и Софи проявили крайнюю неосмотрительность.
Они должны были помнить, что принцессе не подобает вести
долгих разговоров, держась за лацканы мундира собеседника,
позволяя ему касаться себя, целовать свои руки. Да еще напро¬
179

тив дворцовых окон. У одного из этих окон притаилась ревниво
наблюдавшая за парочкой графиня фон Платтен, не допускав¬
шая и мысли, что беседа молодых людей носит вполне целомуд¬
ренный характер. Ведь она люто враждовала с обоими, не так ли?
Разве не злословила принцесса на ее счет, разве Кенигсмарк не
отверг предложенную графиней любовь и не предал всю эту
историю огласке самым беспардонным образом ради того толь¬
ко, чтобы скабрезно позабавить компанию распутных гуляк?
Тем же вечером графиня разыскала своего любовника кур¬
фюрста.
- Ваш сын уехал в Пруссию, - сказала она. - Кто же заботится
о чести принца в его отсутствие?
- О чести Георга? - повторил курфюрст, вытаращив глаз-а на
графиню. Вопреки ожиданиям, он не расхохотался при упомина¬
нии о необходимости заботиться о том, что не так-то легко об¬
наружить. Однако Эрнест не был наделен чувством юмора, что
становилось ясно с первого же взгляда на него. Это был низко¬
рослый заплывший жиром человечек: узкий лоб и широкие ску¬
лы придавали его голове сходство с грушей.
- Что вы хотите этим сказать, черт побери? - вопросил он.
- Только одно: у этого заезжего хлыща Кенигсмарка и Софи
чересчур уж близкие отношения.
- Софи? - густые брови курфюрста взлетели чуть ли не к
челке тяжелого пышного парика, изрезанная морщинами злая
физиономия сложилась в презрительную гримасу. - Эта бледная
простушка? Ба! Какая чушь! - Добродетельность принцессы
всегда лишь усугубляла пренебрежение Георга.
- Такие вот простушки могут быть весьма коварны, - отвечала
графиня, наученная собственным житейским опытом. - Выслу¬
шайте меня.
И она поведала ему обо всем, что видела днем, не преминув
расцветить свой рассказ всевозможными подробностями.
Злоба еще больше исказила физиономию курфюрста. Он
всегда недолюбливал Софи, а после ее недавнего побега в Зель
стал относиться к ней и того хуже. Распутник по натуре, отец
такого же распутника, он раумеется, считал неверность невестки
непростительным грехом.
Он тяжело поднялся с глубокого кресла и резко спросил:
- Как далеко у них зашло?
Благоразумие предостерегло графиню от высказываний,
правдивость которых могла не подтвердиться впоследствии. К
тому же, она чувствовала, что в спешке нет никакой необходи¬
мо

мости. Немного кропотливой, терпеливой слежки, и она добудет
улики против этой парочки. Довольно и того, что она уже ска¬
зала. Графиня пообещала курфюрсту лично блюсти интересы
его сына, и вновь он не увидел ничего забавного в том, что
заботы о чести отпрыска приняла на себя его, курфюрста,
любовница.
Графиня рьяно взялась за эту близкую ее сердцу работу, хотя
доброе имя Георга интересовало ее меньше всего. Ей хотелось
обесчестить Софи и погубить Кенигсмарка Она усердно заня¬
лась слежкой сама, да и другим поручила шпионить и доносить.
Почти каждый день графиня приносила курфюрсту сплетни о
тайных свиданиях, рукопожатиях, шушуканьях попавшей под по¬
дозрение парочки. Курфюрст был вне себя от злости и рвался в
бой, но коварная графиня продолжала сдерживать его раж. Улик
пока не хватало. Стоит обвинениям не подтвердиться, и возмож¬
ность примерно покарать подозреваемых будет упущена, а обви¬
нители сами окажутся под ударом, особенно если на защиту
дочери станет ее отец, герцог Зельский. Поэтому следовало вы¬
ждать еще немного, пока не появятся несомненные доказатель¬
ства любовной связи.
И вот настал день, когда графиня поспешила к курфюрсту с
вестью о том, что Кенигсмарк и принцесса уединились в садовом
павильоне. Надо поторопиться, тогда он увидит все своими гла¬
зами и сможет действовать. Графиня упивалась предвкушением
триумфа. Даже будь эта встреча совершенно невинной (а графи¬
ня, будучи тем, чем она была, и повидав всякого, не могла себе
этого представить), назначить ее, даже с точки зрения снисхо¬
дительного наблюдателя, было непростительной неосмотритель¬
ностью со стороны принцессы. Впрочем, на снисходительность
наблюдателей Софи рассчитывать не приходилось.
Красный от возбуждения, курфюрст опрометью бросился к
павильону в сопровождении госпожи фон Платтен. Но несмотря
на усердие своей осведомительницы он опоздал. Софи побывала
в павильоне, но ее беседа с Кенигсмарком была очень короткой.
Принцессе надо было сообщить графу, что она все обдумала
Она намеревалась искать убежища при дворе своего кузена, гер¬
цога Вольфенбюттельского, который наверняка в память о том,
что связывало их в прошлом, не откажет ей в приюте и защите.
От Кенигсмарка требовалось, чтобы он сопровождал ее ко двору
кузена
181

Кенигсмарк был готов отправиться немедленно. С Ганнове¬
ром он расставался без сожаления. А в Вольфенбюттеле его
растущая романтическая страсть к Софи, быть может, и найдет
какое-то выражение - после того, как он верно послужит ей.
Пусть она отдаст необходимые распоряжения и сообщит ему,
когда будет готова отправиться в путь. Но надо быть поосторож¬
нее: за ними шпионят. Чрезмерное рвение госпожи фон Платтен
в какой-то мере вышло ей же боком. Ощущение постоянной
слежки вынудило друзей назначить эту рискованную встречу в
уединенном павильоне, ко это же ощущение побудило графа
задержаться там после ухода Софи. Их не должны были видеть
выходящими вместе.
Молодой человек в одиночестве сидел перед окном, подпе¬
рев голову руками, и его красиво очерченные уста чуть улыба¬
лись, а глаза мечтательно смотрели вдаль. И тут вдруг в беседку
вломился Эрнест Август, сопровождаемый замешкавшейся на
пороге графиней фон Платтен. Злость и быстрый бег сделали
лицо курфюрста багровым, как при апоплексическом ударе; он
пыхтел и задыхался от ярости. Курфюрст обшарил своими вы¬
пученными глазами всю беседку и, наконец, вперил разгневан¬
ный взор в Кенигсмарка, который при этом выказал некоторые
признаки растерянности.
- Где принцесса? - выпалил Эрнест.
Граф заметил маячившую за спиной курфюрста госпожу фон
Платтен и нутром почуял опасность, но напустил на себя про¬
сто душно-удивленный вид.
- Ваше Высочество ищет ее? Может быть, я сумею помочь
вам в этом?
Эрнест Август на миг смешался, потом зыркнул через плечо
на графиню.
- Мне сказали, что Ее Высочество здесь, - заявил он.
- Очевидно, вас ввели в заблуждение, - невозмутимо отвечал
Кенигсмарк.
И он жестом пригласил курфюрста самолично убедиться в
этом.
- Давно вы здесь? - разочарованный курфюрст избегал пря¬
мого вопроса, который так и вертелся у него на языке.
- Около получаса,
- И все это время вы не видели принцессу?
- Принцессу? - Кенигсмарк недоуменно нахмурился. - Мне
трудно вас понять, ваше высочество.
182

Курфюрст шагнул вперед и наступил на что-то мягкое. Он
посмотрел вниз, наклонился и поднял женскую перчатку.
- Что это? - воскликнул он. - Чья это перчатка?
Если у Кенигсмарка и сжалось сердце (а было от чего), виду
он не подал. Граф улыбнулся.
- Ваше Высочество изволит потешаться надо мной, задавая
вопросы, на которые может ответить только ясновидец.
Курфюрст не сводил с него тяжелого недоверчивого взгля¬
да. В этот миг послышались торопливые шаги, и в дверях бесед¬
ки показалась служанка, одна из фрейлин Софи.
- Что вам нужно? - рявкнул на нее курфюрст.
- Взять перчатку Ее Высочества, которую она недавно обро¬
нила здесь, - пугливо отвечала девушка, раскрыв, сама того не
ведая, тот секрет, ради сохранения которого была столь поспеш¬
но послана сюда.
Курфюрст швырнул ей перчатку и злобно ухмыльнулся. Ког¬
да девушка убежала, он снова повернулся к Кенигсмарку.
- А вы ловко изворачивались, - с усмешкой сказал он. -
Слишком уж ловко для честного человека. Ну-ка, рассказывайте
без утайки, что же все-таки делала здесь принцесса Софи в
вашем обществе?
Кенигсмарк горделиво выпрямился и произнес, глядя прямо
в пышущее гневом лицо курфюрста:
- Ваше Высочество полагает, что принцесса была здесь со
мной, а перечить принцу не положено, даже если он оскорбляет
женщину, чья безупречная чистота выше его понимания. Но Ва¬
ше Высочество напрасно считает, что я смогу принять хоть ма¬
лейшее участие в этом оскорблении, снизойдя до ответа на его
вопрос.
- Это ваше последнее слово? - Курфюрст так и трясся от
сдерживаемого гнева.
- Ваше Высочество полагает, что я должен что-то добавить?
Выпуклые глаза Эрнеста сузились, толстая нижняя губа вы¬
пятилась в зловещей гримасе.
- Вы освобождаетесь, граф, от службы в гвардии курфюрста,
и поскольку это - единственное, что связывало вас с Ганновером,
мы не видим причины для продления вашего пребывания здесь.
Кенигсмарк отвесил чопорный поклон.
- Мое пребывание здесь, Ваше Высочество, закончится, как
только я сделаю необходимые приготовления к отъезду. Самое
большее - через неделю.
183

- Вам дается три дня, граф, - Курфюрст повернулся и зако¬
вылял прочь.
Только после его ухода Кенигсмарк, наконец, смог вздохнуть
полной грудью. Трех дней вполне хватит и принцессе. Все пре¬
красно.
Курфюрст тоже полагал, что все прошло очень хорошо. Он
уволил этого возмутителя спокойствия, предотвратил скандал и
отвел беду от своей невестки. Лишь госпожа фон Платтен счи¬
тала, что все идет из рук вон плохо: она жаждала вовсе не такого
результата. Она грезила о скандале, который навеки погубит
обоих ее врагов, Софи и Кенигсмарка. А теперь они избежали
гибели. И то, что графиня, как она полагала, разлучила любов¬
ников, само по себе не могло утолить переполнявшую ее нена¬
висть. Поэтому она направила всю мощь своего злого гения на
разработку нового замысла, который приведет к желанному ито¬
гу. Замысел этот был чреват определенным риском» Рассчиты¬
вая, что сумеет выкрутиться в случае провала, графиня смело
взялась за дело, уверенная в успехе.
На другой день она послала Кенигсмарку короткую поддель¬
ную записку от имени Софи. В ней содержалась настоятельная
просьба прийти нынче же в десять часов вечера в покои прин¬
цессы. Угрозами и подкупом она вынудила фрейлину Софи (ту
самую, что приходила за перчаткой) передать это послание.
Но случилось так, что Кенигсмарк, через верную фрейлину
Софи, госпожу де Кнезебек, посвященную в их тайну, тем же
утром послал принцессе записку, в которой кратко сообщал о
необходимости срочного отъезда и просил завершить приготов¬
ления с таким расчетом, чтобы можно было покинуть Херренха-
узен следующим же утром. Граф счел принесенное ему
послание ответом Софи и ничуть не усомнился в его подлинно¬
сти, поскольку почерк принцессы был ему незнаком. Он был
обескуражен опрометчивостью, с которой Софи призывала его,
но не испытывал ни малейших колебаний. Осмотрительность не
была присуща его натуре. Граф верил, что боги покровительст¬
вуют смельчакам.
Тем временем госпожа фон Платтен осыпала своего любов¬
ника упреками за то, что он так мягко обошелся с датчанином.
- В чем дело? - отвечал ей курфюрст. - Завтра он уберется
на все четыре стороны, и мы освободимся от него. Разве этого
мало?
184

- Мало-то не мало, да только вдруг будет уже поздно?
- На что это вы намекаете? - раздраженно спросил он.
- Буду откровенна и расскажу все, что знаю. Вот как обстоят
делао Кенигсмарк встречается с принцессой Софи этой ночью, в
десять часов. И где бы вы думали? В личных покоях Ее Высоче¬
ства!
Курфюрст с проклятиями вскочил на ноги.
- Это неправда! - вскричал он. - Быть того не может!
- Ну, тогда я умолкаю, - молвила Иезавель и поджала тонкие
губы.
- Нет, говорите! Как вы это узнали?
- Этого я вам сказать не могу, не выдав чужую тайну. Доста¬
точно того, что я об этом знаю. Ну, а теперь подумайте сами,
сполна ли вы воздали за поруганную честь вашего сына, ограни¬
чившись высылкой этого негодяя.
- Боже, если бы я только знал! - Задыхаясь от гнева, кур¬
фюрст подошел к двери и кликнул слуг.
- Истину установить нетрудно, - сказала дама. - Укройтесь в
Риттерзале и дождитесь появления графа. Но лучше бы пойти
не одному, так как он очень опасен. Ведь Филипп - убийца.
Пока курфюрст, по совету графини, собирал своих людей,
Кенигсмарк впустую тратил время, томясь в приемной в ожида¬
нии Софи. Госпожа де Кнезебек пошла доложить о нем прин¬
цессе, которая уже легла. Неожиданное сообщение о приходе
графа встревожила и испугало ее. Софи была потрясена его
безрассудством: взять и прийти сюда, да еще после вчерашних
событий! Если об этом посещении станет известно, последствия
будут ужасны.
Принцесса поднялась и с помощью молодой фрейлины стала
готовиться принять графа. Она спешила, но все равно драгоцен¬
ные минуты утекали впустую. Наконец Софи вышла. Для про¬
формы ее сопровождала фрейлина.
- Что случилось? Что привело вас ко мне в такой час?
- Что меня привело? - переспросил обескураженный таким
приемом граф. - Ваше повеление. Ваша записка.
- Моя записка? Какая записка?
Внезапно Филипп осознал, что попал в западню и теперь
обречен. Он достал предательскую записку и протянул принцес¬
се.
185

- Что это значит? - Она провела бледной рукой по глазам, как
бы стараясь снять пелену, застилающую взор. - Записка не моя.
Как вы могли подумать, что я настолько безрассудна, чтобы
позвать вас сюда в такой поздний час? Как вы могли помыслить?
- Да, вы правы, - сказал он и улыбнулся - вероятно, чтобы
уменьшить ее тревогу, но улыбка получилась скорее горькой,
чем радостной. - Это, несомненно, дело рук нашего друга, гос¬
пожи фон Платтен. Мне лучше поскорее убраться отсюда. Что
до остального, моя карета будет ждать вас завтра с полудня до
заката возле церкви на рыночной площади Ганновера. Я буду в
ней. Надеюсь доставить вас в Вольфенбюттель в целости и со¬
хранности.
- Я приду, я приду. Но сейчас удалитесь. О, удалитесь же!
Он посмотрел на Софи долгим прощальным взглядом, взял
ее руку, склонился над ней и поцеловал. Он прекрасно понимал,
что может с ним случиться.
Граф вышел, пересек приемную, спустился по узкой лестни¬
це и открыл тяжелую дверь в Рыцарский зал. Войдя, он притво¬
рил за собой дверь и с минуту оглядывал огромное помещение.
Если он опоздал, и засады уже не избежать, то напасть на него
должны именно здесь. Но все было тихо. Одинокая лампада,
стоявшая на столе посреди просторного зала, отбрасывала туск¬
лый неверный свет, но и его хватило, чтобы убедиться: графа
никто не поджидает. Филипп облегченно вздохнул, закутался в
плащ и быстро пошел дальше.
Но стоило ему двинуться вперед, как от камина отделились
четыре похожие на тени фигуры. Внезапно тени превратились в
вооруженных воинов и бросились на него.
Граф услышал шум, обернулся и, скинув плащ, молниеносно
выхватил шпагу, проделав это с ловкостью и проворством чело¬
века, который вот уже десять лет ходит рука об руку с опасно¬
стью и привык полагаться только на свой клинок. Это движение
решило его участь. Нападающим было приказано взять графа
живым или мертвым, и они, зная о его умении владеть оружием,
не желали рисковать. В тот миг, когда Филипп изготовился к
защите, один из атакующих легко ранил его алебардой в голову,
а второй рассек ему грудь. Граф рухнул, кашляя и задыхаясь;
кровь окропила его прекрасные золотистые локоны, обагрила
186

бесценные брабантские кружева на воротнике, но правая рука
Филиппа продолжала отчаянно сжимать бесполезную теперь
шпагу.
Убийцы сгрудились вокруг графа, занеся над ним свои але¬
барды, чтобы принудить его сдаться. Внезапно рядом с одним из
налетчиков возникла фигура графини фон Платтен, выплывшая,
казалось, прямо из тьмы. Тут же маячил нескладный коренастый
курфюрст. Кенигсмарк едва дышал.
- Я убит, - прохрипел он. - Но прежде, чем предстать перед
Создателем, я клянусь, что принцесса Софи ни в чем не повинна,
Ваше Высочество.
- Не повинна?! - сиплым голосом вскричал курфюрст. - Что
же вы делали в ее покоях?
- То была ловушка, расставленная нам мстительной ведьмой,
которая...
Каблук мстительной ведьмы опустился на губы умирающего,
прервав его речь. Затем графа прикончили, осыпали известью и
зарыли под полом Рыцарского зала, под тем самым местом, где он
был повержен и где еще долго потом виднелись следы его крови.
Так плачевно завершил свой жизненный путь блистательный
Кенигсмарк, жертва собственного неукротимого романтизма.
Что касается Софи, то лучше бы ей той ночью разделить
судьбу своего друга. Наутро ее заключили под стражу, спешно
вызвав из Берлина принца Георга. На основании свидетельств он
сделал вывод, что честь его не пострадала и, не желая лишней
огласки, вполне удовлетворился бы тем, что стал поддерживать
с принцессой прежние отношения. Однако Софи непреклонно
требовала сурового и справедливого суда.
- Если я виновна, то недостойна вас, - заявляла она принцу. -
А если нет - то вы недостойны меня.
Говорить больше было не о чем. Для развода был созван
церковный суд. Поскольку, несмотря на все старания, не обна¬
ружилось ни одного доказательства супружеской измены Софи,
суд вынес решение о разводе по причине неисполнения его суп¬
ружеских обязанностей.
Софи пыталась возражать против столь вопиющего беззако¬
ния, но тщетно. Ее увезли в мрачный замок Ален, где она еще
тридцать два года влачила жалкое безотрадное существование.
187

Софи умерла в ноябре 1726 года* Говорят, что, лежа на смерт¬
ном одре, она отправила с доверенным гонцом письмо своему
бывшему супругу, ставшему ныне королем Англии Георгом I.
Спустя семь месяцев, когда король пересекал границу Германии,
следуя в милый его серцу Ганновер, это письмо было подброше¬
но ему в карету.
Письмо содержало предсмертное заявление Софи о своей
невиновности, а также торжественный призыв: покойная повеле¬
вала королю Георгу еще до истечения года предстать рядом с
ней перед судом Господа и ответить в ее присутствии за все те
несправедливости, которым он подверг ее, за ее погубленную
жизнь и жалкую смерть.
Король Георг откликнулся на этот призыв немедленно. Про¬
читав письмо, он тут же свалился от кровоизлияния в мозг и
днем позже, 9 июня 1727 года, испустил дух в своей карете по
пути в Оснабрюк.

ИРАНОУБИЙСТВО
11
Шарлотта Корде и Жан-Поль Марат
Адам
Люкс, влюбленный в Шарлотту Корде самой воз¬
вышенной и чистейшей любовью - ведь он не пе¬
ремолвился с нею даже словом, а она и вовсе не
подозревала о его существовании, - назвал ее ти¬
раноубийцей.
Платоническая страсть охватила Адама Люкса
внезапно, когда Шарлотту везли на телеге к эша¬
фоту; его порыв стал естественным следствием ее
деяния. Оба они прошли по-своему величествен¬
ный путь, но одинаково бессмысленными были спо¬
койная жертва, принесенная ею на алтарь Республики,
и его восторженное мученичество на алтаре Любви.
Роман этот - безусловно, самый странный из
всех, попавших в анналы истории - наполнен свое¬
образным пафосом и не допускает обычных сето¬
ваний на судьбу (как все могло бы сложиться, не
вмешайся старуха с косой). Он полюбил ее потому,
что она умерла, и умер из-за того, что полюбил.
189

К этому, собственно, нечего добавить, разве что несколько мел¬
ких подробностей, каковые я и намерен представить вниманию
читателей.
Монастырская воспитанницаМари Шарлотта Корде Д’Армон
была дочерью безземельного нормандского помещика, захуда¬
лого дворянина, хотя и знатного по рождению, но, в силу несча¬
стливой судьбы и стесненных условий настроенного, по-видимому?
против закона о майорате, или права первородства, - главдой
причины неравенства, вызвавшего во Франции столь бедствен¬
ные потрясения. Подобно многим людям его круга со сходными
жизненными обстоятельствами, он оказался в числе первых но¬
вообращенных республиканской веры - незамутненной идеи
конституционного правительства из народа и для народа: при¬
шла пора избавиться от дряхлой паразитической монархии и гос¬
подства изнеженных аристократов.
Шарлотта прониклась от мсье де Корде высокими республи¬
канскими идеалами, во имя которых вскоре пожертвует жизнью;
она с ликованием встретила час пробуждения, когда дети Фран¬
ции восстали ото сна и свергли наглую горстку "братьев-сооте-
чественников", сковавшую их вековыми цепями рабства.
Изначальную жестокость Революции Шарлотта считала бы¬
стротечной. Ужасные, но неизбежные конвульсии, сопровожда¬
ющие это пробуждение, скоро кончатся, и к власти придет
мудрое, идеальное правительство, о котором она мечтала - обя¬
зано прийти, ведь среди избранных народом депутатов значи¬
тельную часть составляют бескорыстные и преданные Свободе
люди, выходцы из того же класса, что и ее отец. Они получили
хорошее воспитание и разностороннее образование; двигали ими
исключительно любовь к людям и к родине; постепенно они
создали партию, известную как Жиронда.
Однако возникновение какой-либо партии предопределяет
появление, по меньшей мере, еще одной. И та, другая, партия,
представленная в Национальном собрании и называемая партией
якобинцев, имела менее ясные устремления и действовала менее
умеренно; из ее рядов выдвинулись такие бескомпромиссные и
безжалостные личности, как Робеспьер, Дантон и Марат.
Если Жиронда стояла за Республику, то якобинцы выступали
за анархию; между этими партиями началась война.
Жиронда ускорила свое падение, обвинив Марата в соучас¬
тии в сентябрьской резне. Триумфальное оправдание Марата и
последовавшее сразу за этим изгнание двадцати девяти депута¬
тов стали прелюдией к уничтожению Жиронды. Опальные де¬
190

путаты бежали в провинцию в надежде поднять армию - одна
армия могла бы еще епасш Францию; некоторые из беглецов
направились в Кан. Памфлетами и публичными выступлениями
они стремились вызвать всплеск подлинно республиканского
воодушевления. Талантливые люди, красноречивые ораторы й
искусные литераторы, они сумели бы добиться успеха, но в по¬
кинутом ими Париже находился другой, не менее одаренный
человек, с лучшим знанием психологии пролетариата, не ведав¬
ший усталости и в совершенстве владевший искусством разжи¬
гать страсти толпы своим саркастическим пером.
Этим человеком был Жан-Поль Марат, бывший практикую¬
щий врач, бывший профессор литературы, окончивший Шотланд¬
ский университет святого Андрея, автор нескольких научных и
множества социологических трудов, закоренелый памфлетист и
революционный журналист, издатель и редактор "Друга Наро¬
да", кумир парижской черни, которая наградила его прозвищем,
порожденным названием газеты. Оттого-то и был он известен
всем под именем Друга Народа.
Таков был враг жирондистов и чистого - альтруистического
и утопического - "республиканизма", за который они ратовали; и
пока он еще жил и творил, втуне пропадали их собственные
усилия увлечь народ за собой. Своим умным и опасным пером из
логова на улице Медицинской Школы он плел тенета, парали¬
зующие возвышенные устремления, угрожая окончательно уду¬
шить их.
Разумеется, он не был одинок - Дантон к Робеспьер являлись
его союзниками по грозному триумвирату, - однако Жиронде
именно Марат казался наиболее страшным, безжалостным и не¬
примиримым из этой троицы. Во всяком случае, Шарлотте Кор¬
де - другу и союзнице опальных ныне жирондистов, нашедших
убежище в Кане, - он рисовался в воображении настолько огром¬
ным и ужасным, что совершенно затмевал сообщников. Для юно¬
го ума, распаленного религиозным экстазом проповедуемой
жирондистами Свободы, Марат был опасным еретиком, извра¬
тившим новую великую веру ложной анархической доктриной и
стремящимся заменить низвергнутую тиранию тиранией еще бо¬
лее отвратительной.
В Кане Шарлотта стала свидетельницей краха попытки жи¬
рондистов поднять войска и вырвать Париж из грязных лап яко¬
бинцев. С болью в сердце наблюдая этот щюезл» она увидела в
нем признак того, что Свободу задушили в колыбели. Вновь и
191

вновь читала она имя Марата, могильщика Свободы, на устах
друзей и наконец пришла к заключению, выраженному одной
фразой письма примерно того времени:
"Друзья закона и человечности никогда не будут в безопас¬
ности, доколе жив Марат."
Единственный шаг отделял этот негативный вывод от пози¬
тивного логического эквивалента, и такой шаг был сделан. Не¬
известно, родилось ли окончательное решение уже по ходу
действий, но у Шарлотты была возможность заранее разработать
свой план. Она осознавала необходимость большой жертвы -
ведь тот, кто возьмется за избавление Франции от гнусного чу¬
довища, должен быть готов к самоотречению. Шарлотта взвеси¬
ла все спокойно и трезво, и столь же трезвым и спокойным будет
отныне любой ее поступок.
Однажды утром она уложила багаж и почтовой каретой от¬
правилась из Кана в Париж, оставив отцу записку:
"Я уезжаю в Англию, ибо не верю в долгую и мирную жизнь
во Франции. Письмо я отправлю при отъезде, и когда вы полу¬
чите его, меня здесь уже не будет. Небеса отказывают нам в
счастье жить вместе, как и в иных радостях. Быть может, это еще
самое милосердное в нашей стране. Прощайте, дорогой отец.
Обнимите от моего имени сестру и не забывайте меня."
Больше в записке ничего не было. Выдумка с отъездом в
Англию понадобилась ей, чтобы избавить отца от страданий.
Согласно своим планам, Шарлотта Корде собиралась остаться
инкогнито. Она отыщет Марата непосредственно в Конвенте и
публично прикончит в его собственном кресле. Париж узрит
Немезиду, карающую лжереспубликанца в том самом Собрании,
которое тот развратил, и немедленно извлечет урок из сцены
гибели чудовища. Что касается Шарлотты, то она рассчитывала
принять мгновенную смерть от рук разъяренных зрителей. Пред¬
полагая погибнуть неопознанной, она надеялась, что отец, услы¬
шав, как и вся Франция, о кончине Марата, не свяжет с дочерью
орудие Судьбы, растерзанное взбешенной толпой.
Теперь вам ясна великая и мрачная цель двадцатипятилетней
девушки, скромно расположившейся в парижском дилижансе
тем июльским утром второго года Республики - 1793-го от Рож¬
дества Христова. На ней были коричневый дорожный костюм,
кружевная косынка на пышной груди и конусовидная шляпка на
светло-каштановой головке. В ее осанке чувствовались достоин¬
ство и в равной степени грация - Шарлотта была прекрасно
сложена. Кожа светилась той восхитительной белизной, кото¬
192

рую принято сравнивать с цветом белых лилий. Серые, как у
Афины, глаза и столь же благородный овал лица чуть тяжелил
подбородок с ямочкой. Шарлотта хранила привычное спокойст¬
вие; оно отражалось во всем - во взгляде, медленно переходя¬
щем с предмета на предмет, в сдержанности движений и
невозмутимости рассудка.
И пока тяжелые колеса дилижанса катились через поля по
парижской дороге из Кана, мысли о деле, ради которого пред¬
принималась поездка - о смертоносной миссии - не могли нару¬
шить этого ее постоянного спокойствия. Она не ощущала
горячечной дрожи возбуждения и не подчинялась истеричному
порыву - у нее была цель, столь же холодная, сколь и высокая -
освободить Францию и заплатить за эту привилегию жизнью.
Поклонник Шарлотты, о котором мы также ведем здесь речь,
неудачно сравнил ее с другой француженкой и девственницей -
Жанной д’Арк. Однако Жанна поднималась к вершине славы с
блеском и под приветственные возгласы, ее подкрепляли креп¬
кий хмель битв и открытое ликование народа. Шарлотта же тихо
путешествовала в душном дилижансе, спокойно сознавая, что
дни ее сочтены.
Своим попутчикам она казалась такой естественной, что
один из них, понимавший толк в красоте, докучал ей любовными
излияниями и через два дня, перед тем, как карета вкатилась на
мост Нейи в Париже, даже предложил выйти за него замуж.
Шарлотта прибыла в гостиницу "Провиданс" на улице Ста¬
рых Августинцев, сняла там комнату на первом этаже, а затем
отправилась на поиски депутата Дюперре. Жирондист Барбару,
с которым она состояла в дружеских отношениях, передал ей в
Кане рекомендательное письмо, и Дюперре должен был помочь
с аудиенцией у министра внутренних дел. Министра Шарлотта
взялась повидать в связи с некими документами по делу бывшей
монастырской подруги, и она торопилась поскорее выполнить
это поручение, дабы освободиться для главного дела, ради ко¬
торого приехала.
Расспросив людей, она сразу же выяснила, что Марат болен
и сидит дома взаперти; это потребовало изменения планов и
отказа от первоначального намерения предать его публичной
казни в переполненном Конвенте.
7 Р. Сабатини, т. 1
193

Следующий день - то была пятница - Шарлотта посвятила
делам своей подруги-монахини. В субботу утром она поднялась
рано и примерно в шесть часов вышла прогуляться в прохладные
сады Пале-Рояля, раздумывая о пути и способе достижения цели
в неожиданно открывшихся обстоятельствах.
Около восьми, когда Париж пробудился к повседневной су¬
ете и опустил ставни, она заглянула в скобяную лавку в Пале-
Рояле и за два франка купила прочный кухонный нож в
шагреневых ножнах. Затем возвратилась в отель к завтраку, по¬
сле которого^ все в том же коричневом дорожном платье и ко¬
нической шляпке, опять вышла и, остановив наемный фиакр,
направилась к дому Марата на улице Медицинской Школы.
Однако ей отказали в праве войти в убогое жилище. Гражда¬
нин Марат болен, сказано было Шарлотте, и не может принимать
посетителей - путь ей с таким заявлением преградила любовни¬
ца триумвира, Симона Эврар, известная впоследствии как вдова
Марата.
Шарлотта вернулась в гостиницу и написала триумвиру
письмо:
"Париж,, 13 июля 2 года Республики.
Гражданин, я прибыла из Кана,. Твоя любовь к стране
придала мне уверенности, что ты возьмешь на себя труд
выслушать известия о печальных событиях, имеющих мес¬
то в той части Республики. Поэтому до часу пополудни я
буду ждать вызова к тебе. Будь добр принять меня для ми¬
нутной аудиенции, и я предоставлю Тебе возможность ока¬
зать Франции громадную услугу.
Мари Корде."
Отправив это письмо Марату, она до вечера тщетно прожда¬
ла ответа Наконец, отчаявшись получить его, она набросала
вторую записку, менее безапелляционную по тону:
15Марат, я писала Вам сегодня утром. Получили ли Вы мое
письмо? Смею ли я надеяться на недолгую аудиенцию?Если Вы
его получили, то, надеюсь, не откажете мне, учитывая важ¬
ность дела, Сочтете ли Вы достаточным, что я очень несча¬
стна, чтобы предоставить мне право на Вашу защиту?'
Переодевшись в серое, в полоску, платье из канифаса - мы
видим в этом новое доказательство ее спокойствия, настолько
полного, что не было даже малейшего отступления от повсед¬
невных привычек, - она отправилась лично вручать второе пись¬
мо, пряча нож в складках завязанной высоко на груди
муслиновой хосьшхи.
194

В это время в доме на улице Медицинской Школы Друг На¬
рода принимал ванну в низенькой, слабо освещенной и почти не
обставленной комнате с кирпичным полом. Водная процедура не
была продиктована потребностью в чистоте5 ибо во всей Фран¬
ции не сыскалось бы человека более нечистоплотного в привыч¬
ках, чем триумвир. Его разъедал тяжелый, отвратительный
недуге Для умерения болей, терзавших Марата и отвлекавших
его деятельный, неутомимый ум, ему приходилось совершать
длительные погружения; ванны притупляли муки бренного тела-
Марат придавал значение лишь интеллекту, и ничему более
- по крайней мере, для него не существовало ничего важнее.
Всем остальным - туловищем, конечностями, органами - он пре¬
небрегал, и тело начало разрушаться. И упомянутое отсутствие
чистоплотности, и нищета, и недостаточность времени, которое
он отводил на сон, и неразборчивость и нерегулярность в еде -
все это происходило от презрения к телесной оболочке. Разно¬
сторонне одаренный человек, изящный лингвист и искусный фи¬
зик, талантливый естествоиспытатель и глубокий психолог,
Марат жил в интеллектуальном уединении, не терпя каких-либо
помех. Он соглашался на погружения и проводил в наполненной
лекарствами ванне целые дни исключительно потому, что она
остужала и гасила пожиравший его огонь и, следовательно, по¬
зволяла нагружать мозг работой, в которой была вся его жизнь.
Но долго терпевшее тело отомстило уму за страдания и небре¬
жение. Нездоровые условия физического бытия влияли на мозг,
и от этого проистекала отличавшая его характер в последние
годы жизни и приводившая в замешательство смесь ледяной
циничной жестокости и болезненной чувствительности.
Итак, тем июльским вечером Друг Народа сидел по пояс в
лекарственной настойке, голова была обмотана грязным тюрба¬
ном, а костлявая спина прикрыта жилетом. В свои пятьдесят лет
он уже приближался к гибели от чахотки и прочих недугов, и,
знай об этом Шарлотта, у нее не появилось бы желания убить
его. Болезнь и Смерть уже отметили Марата, и ждать оставалось
недолго.
Письменным столом ему служила доска, положенная попе¬
рек ванны; сбоку, на пустом деревянном ящике, стояла черниль¬
ница; там же находились несколько перьев и листов бумаги, не
считая двух-трех экземпляров ' Друга Народа"» В помещении,
кроме шуршания и скрипа гусиного пера, не раздавалось ни зву¬
ка. Марат усердно редактировал и правил гранки предстоящего
выпуска газеты.
7*
195

Тишину нарушили голоса из соседней комнаты. Они поне¬
многу проникли сквозь пелену сосредоточенности и наконец
отвлекли Марата от трудов; он утомленно заворочался в своей
ванне, минуту прислушивался, и недовольно рявкнул:
- Что там происходит?
Дверь отворилась, и вошла его любовница Симона, выпол¬
нявшая всю черную работу по дому. Симона была на целых двад¬
цать лет моложе Марата, но неряшливость, к которой она
привыкла, живя в этом доме, затушевала признаки некоторой ее
миловидности.
- Тут молодая женщина из Кана, она настоятельно требует
беседы с вами по делу государственной важности.
При упоминании Кана тусклый взгляд Марата загорелся, на
свинцово-сером лице ожил интерес. Ведь это в Кане старые
враги - жирондисты - подстрекают к бунту.
- Она говорит, - продолжала Симона, - что писала вам сегод¬
ня утром, а сейчас сама принесла вторую записку. Я сказала, что
вы никого не принимаете и...
- Подай записку, - перебил он. Положив перо, Марат выхва¬
тил из рук Симоны сложенный листок. Он развернул записку,
прочел, и его бескровные губы сжались, а глаза сузились в щел¬
ки. - Пусть войдет! - резко скомандовал он, и Симона без даль¬
нейших церемоний повиновалась.
Впустив Шарлотту, она оставила их наедине - мстительницу
и ее жертву. Некоторое время они приглядывались друг к другу.
Марата ничуть не взволновал облик красивой и элегантно оде¬
той молодой женщины. Что ему женщины и соблазн красоты?
Шарлотта же вполне удовлетворилась видом немощного муж¬
чины с отталкивающей внешностью, ибо в его безобразии она
находила подтверждение низости ума, который пришла уничто¬
жить.
Марат заговорил первым.
- Так ты из Кана, дитя? - спросил он. - Что же случилось в
Кане такого, что заставило тебя настаивать на встрече со мной?
Шарлотта приблизилась:
- Там готовится бунт, гражданин Марат.
- Бунт, ха! - этот звук был одновременно смешком и каркань¬
ем. - Назови мне депутатов, укрывшихся в Кане. Ну же, дитя
мое - их имена! - он схватил перо, обмакнул в чернила и приго¬
товился записывать.
196

Шарлотта придвинулась еще ближе и стала позади него,
прямая и спокойная, Она качала перечислять своих друзей-жи-
рондистов, а он, сгорбившись в ванне, быстро царапал пером по
бумаге»
- Сколько работы для гильотины, - проворчал Марат* когда
они закончили»
Но Шарлотта тем временем вытащила нож из-под косынки,
и, когда Марат произнес эти роковые для других слова, на него
молниеносным ударом обрушился его собственный рок. Длин¬
ное крепкое лезвие, направленное молодой и сильной рукой, по
самую рукоятку вонзилось в его грудь.
Оседая назад, он взглянул на Шарлотту полными недоуме¬
ния глазами и в последний раз подал голос.
- Ко мне, мой друг! На помощь! - хрипло вскричал Марат и
умолк навеки.
Туловище его сползло набок, голова бессильно поникла к
правому плечу, а длинная тощая рука свесилась на пол рядом с
ванной; кисть все еще продолжала сжимать перо. Кровь хлынула
из глубокой раны в груди, окрашивая воду в бурый цвет, и за¬
брызгала кирпичный пол и номер "Друга Народа" - газеты, кото¬
рой он посвятил немалую часть своей многотрудной жизни.
На крик поспешно вбежала Симона. Она с первого взгляда
поняла, что произошло, тигрицей бросилась на убийцу, вцепи¬
лась ей в волосы и стала громко призывать на подмогу. Шарлот¬
та не сопротивлялась. Из задней комнаты быстро появились
старая кухарка Жанна, привратница и Лоран Басс, фальцовщик
Маратовой газеты. Шарлотта оказалась лицом к лицу с четырьмя
разъяренными, вопящими на разные голоса людьми - от них
вполне можно было ожидать смерти, к которой она готовилась.
Лоран, и вправду, с размаху ударил ее стулом по голове.
В своей ярости он, несомненно, забил бы Шарлотту до смерти,
но подоспели жандармы с окружным полицейским комиссаром
и взяли ее под арест и защиту.
Весть об этой трагедии разлетелась по городу и потрясла
Париж до основания. Целую ночь повсюду царили смятение и
страх. Толпы революционеров гневно бурлили вокруг дома, где
лежал мертвый Друг Народа.
Всю ночь и последующие два дня и две ночи Шарлотта Кор¬
де провела в тюрьме Аббатства, стоически перенося все те уни¬
жения, которых почти невозможно избежать женщине в
революционном узилище. Она сохраняла полное спокойствие,
теперь уже подкрепленное сознанием достигнутой цели и ис¬
197

полненного долга Она верила, что спасла Францию, спасла Сво¬
боду, уничтожив ее душителя. Это иллюзия придавала ей сил, и
собственная жизнь казалась маленькой ценой за такой прекрас¬
ный подвиг,
Часть времени Шарлотта провела за написанием посланий
друзьям, спокойно и разумно оценивая свой поступок, доско¬
нально разъясняя мотивы, которыми руководствовалась, и под¬
робно останавливаясь на деталях исполнения и последствиях.
Среди писем, написанных в продолжение этих "дней приго¬
товления к покою" - как она выразилась о том периоде, датируя
пространное послание Барбару, - было и одно в Комитет народ¬
ной безопасности, в котором Шарлотта испрашивала разреше¬
ния на допуск к ней художника-миниатюриста, с тем, чтобы
оставить память своим друзьям. Только теперь, с приближением
конца, мы видим в ее действиях заботу о себе, какой-то намек на
то, что она была чем-то большим, нежели просто орудием в
руках Судьбы.
15-го, в восемь утра, началось разбирательство дела в Рево¬
люционном трибунале. При ее появлении - сдержанная и, как
обычно, спокойная, она была в своем канифасовом сером в по¬
лоску платье - по залу пробежал шепот.
Процесс начался с опроса свидетелей, который Шарлотта
нетерпеливо прервала, когда отвечал торговец, продавший ей
нож.
- Все эти подробности - пустая трата времени, - сказала она -
Марата убила я.
Угрожающий ропот наполнил зал. Монтанэ отпустил свиде¬
телей и возобновил допрос Шарлотты Корде.
- С какой целью ты прибыла в Париж? - спросил он.
- Убить Марата
- Что толкнуло тебя на это злодеяние?
- Его многочисленные преступления.
- В каких преступлениях ты обвиняешь его?
- Он спровоцировал резню в сентябре; он раздувал огонь
гражданской войны, и его собирались избрать диктатором; он
посягнул на власть Народа, потребовав 31 мая ареста и заключе¬
ния депутатов Конвента
- Какие у тебя доказательства?
- Доказательства даст будущее. Марат тщательно скрывал
свои намерения под маской патриотизма
Монганэ перешел к другой теме«
- Кто соучастники твоего зверства?
198

- У меня нет соучастников.
Монтанэ покачал головой:
- И ты смеешь утверждать, что особа твоего пола и возраста
самостоятельно замыслила такое преступление, и никто не нау¬
щал тебя? Ты не желаешь их назвать!
Шарлотта чуть усмехнулась:
- Это свидетельствует о слабом знании человеческого серд¬
ца Такой план легче осуществить под влиянием собственной
ненависти, а не чужой. - Она возвысила голос. - Я убила одного,
чтобы спасти сотни тысяч; я убила мерзавца, чтобы спасти не¬
винных; я убила свирепого дикого зверя, чтобы дать Франции
умиротворение. Я была республиканкой еще до Революции, и
мне всегда доставало сил.
О чем было вести речь дальше? Вина ее была установлена, а
бесстрашное самообладание непоколебимо. Тем не менее
Фукье-Тенвиль, грозный обвинитель, попытался вывести ее из
себя. Видя, что трибунал не может взять верх над этой прекрас¬
ной и смелой девушкой, он с кучкой революционеров принялся
вынюхивать какую-нибудь грязь, чтобы восстановить равнове¬
сие.
Он медленно поднялся, оглядывая Шарлотту злобными, буд¬
то у хорька, глазами.
- Сколько у тебя детей? - глумливо проскрипел он.
Щеки Шарлотты слегка порозовели, но тон холодного ответа
остался спокойным и презрительным:
- Разве я не говорила, что незамужем?
Впечатление, которое стремился внушить Тенвиль, завер¬
шил его злобный сухой смех, и он уселся на место.
Настал черед адвоката Шово де ля Гарда, которому было
поручено защищать Корде. Но какая тут защита? Шово запуги¬
вали: одну записку, с указанием помалкивать, он получил из
жюри присяжных и другую, с предложением объявить Шарлотту
безумной, - от председателя.
Однако Шово избрал третий путь. Он произнес превосход¬
ную краткую речь, которая не унижала подзащитную, но льстила
его самоуважению. Речь была целиком правдива
- Подсудимая, - заявил он, - с полнейшим спокойствием при¬
знается в страшном преступлении, которое совершила; она спо¬
койно признается в его преднамеренности; она признает самые
жуткие подробности - короче говоря, она признает все и не ищет
оправдания. Это, граждане присяжные, - вся ее защита В ее
невозмутимом спокойствии и крайней самоотреченности, невзи¬
199

рая на близкое дыхание самой Смерти, мы не видим никакого
раскаяния. Это противоестественно и можно объяснить лишь
политическим фанатизмом, заставившим ее взяться за оружие.
Вам решать, граждане присяжные, перевесят ли эти моральные
соображения на весах Правосудия.
Жюри присяжных большинством голосов признало Шарлот¬
ту виновной, и Тенвиль встал для оглашения окончательного
приговора суда.
Это был конец. Ее перевезли в Консьержери, в камеру при¬
говоренных к гильотине; согласно Конституции, к ней прислали
священника. Но Шарлотта, поблагодарив, отправила его восво¬
яси: она не нуждалась в молитвах. Она предпочла художника
Оэра, который по ее просьбе добился разрешения написать с нее
портрет. В продолжение получасового сеанса она мирно беседо¬
вала с ним, и страх близящейся смерти не лишил ее присутствия
духа.
Дверь отворилась, и появился палач Сансон, проводивший
публичные казни. Он внес красное рубище - одеяние осужден¬
ных за убийство. Шарлотта не выказала ни малейшего испуга,
лишь легкое удивление тому, что проведенное с Оэром время
пролетело так быстро. Она попросила несколько минут, чтобы
написать записку, и быстро набросала несколько слов, когда ей
это позволили; затем объявила, что готова, и сняла чепец, дабы
Сансон мог остричь ее пышные волосы. Однако сначала сама
взяла ножницы, отрезала прядь и отдала Оэру на память. Когда
Сансон собрался вязать ей руки, она сказала, что хотела бы на¬
деть перчатки, потому что запястья у нее покрыты ссадинами и
кровоподтеками от веревки, которой их скрутили в доме Марата.
Палач заметил, что в этом нет необходимости, поскольку он
свяжет ее, не причиняя боли, но пусть она делает, как пожелает.
- У тех, разумеется, не было вашего опыта, - ответила Шар¬
лотта и без дальнейших возражений протянула голые ладони. -
Хотя меня обряжают для смерти и делают это грубые руки, -
промолвила она, - они все-таки приближают меня к бессмертию.
Шарлотта взошла на повозку, поджидавшую в тюремном
дворе, и осталась в ней стоять, не обращая внимания на предло¬
женный Сансоном стул, дабы продемонстрировать народу свое
бесстрашие и храбро встретить людскую ярость. Улицы были
так запружены народом, что телега еле плелась; из гущи толпы
раздавались кровожадные возгласы и оскорбления обреченной
женщине. Два часа потребовалось, чтобы достичь площади Ре¬
спублики. Тем временем над Парижем разразилась сильнейшая
200

летняя гроза, и по узким улочкам устремились потоки воды.
Шарлотта промокла с головы до пят, красный хитон облепил ее,
словно сросшись с кожей, и являл миру лепную красоту девуш¬
ки. Багряное одеяние бросало отсвет на лицо Шарлотты, усили¬
вая впечатление ее глубокого спокойствия.
Вот тогда-то, на улице Сент-Оноре, куда мы наконец добра¬
лись, и вспыхнула трагическая любовь.
Здесь, в беснующейся толпе зевак, стоял высокий, стройный
и красивый молодой человек по имени Адам Люкс. Его направи¬
ли в Париж чрезвычайным депутатом Национального Конвента
от города Майнца Он был благородным, образованным молодым
человеком, доктором философии и одновременно медицины,
которой, впрочем, не практиковал по причине своей чрезмерной
чувствительности, внушавшей ему отвращение к анатомическим
исследованиям.
Человек экзальтированный, он рано и неудачно женился и
жил теперь с женою врозь - частый удел тонких натур. Подобно
всему Парижу, он следил за каждой деталью процесса и приго¬
вора суда и собирался взглянуть на эту женщину, к которой
питал невольную симпатию.
Телега медленно приближалась, вокруг звучали выкрики и
проклятия, и наконец он увидел Шарлотту - прекрасную, спо¬
койную, полную жизни, да еще с улыбкой на устах. Адам Люкс
окаменел и завороженно смотрел на девушку. Затем, невзирая
на опасность, снял шляпу и молча отсалютовал, воздавая ей дань
уважения. Она его не заметила, да он и не думал, что заметит.
Он приветствовал неотзывчивый образ святой. Телега проползла
мимо. Люкс повернул голову и долго провожал Шарлотту гла¬
зами. Затем, работая локтями и расчищая путь сквозь толпу, он,
словно в трансе, двинулся вперед, устремив взгляд на девушку.
Когда голова Шарлотты Корде пала, Адам Люкс стоял рядом
с эшафотом. До самого конца взирал он на благородное выра¬
жение неизменно спокойного лица, и в гуле, разросшемся после
свиста падающего ножа, внезапно раздался его голос.
- Она более велика, чем Брут! - воскликнул он и добавил,
обращаясь к тем, кто в изумлении обернулся на него. - Было бы
счастьем умереть вместе с нею!
Адам Люкс страдал, что остался жив. Это произошло, в ос¬
новном, потому, что всеобщее внимание в тот миг было прико¬
вано к подручному палача, который, подняв отрубленную голову
Шарлотты, дал ей пощечину. Предание гласит, что мертвое лицо
201

должно покраснеть. Ученые до сих пор муссируют этот вопрос,
и некоторые видят в том доказательство, что сознание покидает
мозг не тотчас после обезглавливания.
Когда Париж той ночью уснул, кто-то тайно расклеил по
стенам листовки, восхвалявшие Шарлотту Корде как мученицу
республиканизма и освободительницу страны и где она сравни¬
валась с величайшей героиней Франции Жанной д’Арк. То была
работа Адама Люкса, и он не делал из этого секрета. Образ
Шарлотты так подействовал на воображение впечатлительного
мечтателя и воспламенил в душе такой энтузиазм, что он крайне
беспечно выплескивал эмоции и фанатично признавался в не¬
земной любви, которую в последние минуты жизни внушила ему
Шарлотта
Через два дня после казни Люкс выпустил длинный мани¬
фест; в нем он убеждал, что чистота побуждений вполне оправ¬
дывает поступок Шарлотты, превозносил ее наравне с Брутом и
Като и страстно призывал воздать ей благоговейные почести.
Здесь-то и было применено слово "тираноубийство". Он открыто
подписал документ своим именем, понимая, что за свое безрас¬
судство заплатит жизнью.
24-го июля, ровно через неделю после того дня, когда он
видел смерть Шарлотты, его арестовали. Влиятельные друзья
сумели получить для него гарантию прощения и освобождения
при условии публичного отречения от написанного. Но он на¬
смешливо и презрительно отверг это условие и с жаром заявил,
что последует за той, которая зажгла в нем безнадежную, незем¬
ную любовь и сделала невыносимым его существование в этом
мире.
Друзья продолжали бороться за него. Суд над Адамом Люк¬
сом удалось отложить. Они уговорили доктора Веткэна засвиде¬
тельствовать безумие Люкса, которого свел с ума взгляд
Шарлотты Корде. По их просьбе он составил документ, рекомен¬
дующий, ввиду несчастья молодого врача, проявить к нему ми¬
лосердие и отправить в госпиталь либо в Америку. Адам Люкс
разозлился, когда услыхал об этом, и яростно возражал против
голословных утверждений доктора Веткэна Он обратился в га¬
зету монтаньяров, и та опубликовала 26 сентября его деклара¬
цию, в которой он утверждал, что пока не сошел с ума настолько,
чтобы у него все еще оставалось желание жить, и что стремле¬
ние встретить смерть на полпути есть доказательство его разум¬
ности.
202

Люкс томился в тюрьме Ля Форс до 10 октября, когда был,
наконец, вызван в суд. Он стоял, радостно возбужденный пред¬
стоящим избавлением. Он уверял суд, что не страшится гильо¬
тины, н все бесчестье подобной смерти смыто чистой кровью
Шарлотты.
Бго приговорили к смерти, и он от души благодарил всех.
- Прости, прекрасная Шарлотта, - воскликнул он, - если я не
сумею под конец быть так же смел и добр, как ты! Я горжусь
твоим превосходством - ведь истина то, что любимый выше лю¬
бящего.
Однако мужество не покинуло его. Бели Шарлотта была мяг¬
ко спокойна, то он пребывал в экзальтации. В пять часов попо¬
лудни того же дня Адам Люкс спрыгнул с телеги в хилую тень
гильотины. Он повернулся к народу; глаза его сияли и щеки
пылали.
- Наконец-то я удостоился счастья умереть за Шарлотту, -
промолвил он и легкой поступью жениха на пути к брачному
алтарю шагнул на эшафот.

Роман

ИЗАНТРОП
ГЛАВА 1
Никто
иной как Уолсингем сказал о Роджере Тревеньоне,
графе Гарте, что он предпочитает общество мерт¬
вых обществу живых.
Это был язвительный намек на привычный за¬
творнический образ жизни графа. Его светлость
расценил бы насмешку как булавочный укол, если
бы вообще обратил на нее внимание. Скорей всего
он бы понял насмешку буквально, признал, что об¬
щество мертвых ему и впрямь предпочтительнее,
и объяснил причину: хороший человек - мертвый
человек, ибо мертвый больше не способен творить
зло.
Вы, разумеется, понимаете, что жизненный
опыт, приведший к подобному заключению, на¬
вряд ли был приятным. Мизантропом с юности его
сделала близкая дружба с доблестным Томасом
Сеймором, братом одной королевы и мужем дру¬
гой. Честолюбивые помыслы, а, возможно, и лю¬
бовь подтолкнули его к решению жениться после
смерти Екатерины Парр на принцессе Елизавете.
206

На глазах Тревеньона, преданного и восторженного друга Сев-
мора, плелась липкая паутина интриги, в которую и угодил ад¬
мирал, а сам Тревеньон едва избежал плахи. Злобным пауком
был завистливый и честолюбивый регент Сомерсет: он опасался,
как бы любовь адмирала и принцессы не положила конец его
карьере, и без малейших колебаний отправил родного брата на
эшафот по сфабрикованному обвинению в государственной из¬
мене.
Дело представили так, будто адмирал, будучи любовником
принцессы, замыслил свергнуть регента и взять бразды правле¬
ния в свои руки. Да и принцессу он, якобы, соблазнил лишь для
того, чтобы осуществить свой коварный замысел. Оба обвинения
были так хитро увязаны, что одно возводилось на основании
другого.
Юного Тревеньона арестовали вместе с другими придворны¬
ми принцессы и теми, кто состоял в близких отношениях с ад¬
миралом, будь то слуги или друзья. А поскольку он был
придворным принцессы и пользовался доверием адмирала боль¬
ше, чем кто-либо другой, Тревеньон стал объектом пристально¬
го внимания регентского совета Его то и дело вызывали туда,
учиняли ему бесконечные - ad nauseam1 - допросы и дознания с
целью обманным путем заставить его оговорить друга, вырвав у
него признания о том, что он видел в Хатфилде или какие тайны
доверял ему друг.
Говаривали, что много лет спустя, когда подобные признания
никому уже не могли причинить вреда, лорд Тревеньон признал¬
ся, что любовь адмирала к юной принцессе была искренней и
глубокой и коренилась отнюдь не в честолюбивых помыслах.
Однажды в Хатфилде он застал ее в объятиях адмирала, из чего
вполне разумно заключил, что принцесса была неравнодушна к
адмиралу. Но тогда, в регентском совете, молодой Тревеньон не
припомнил ничего, что могло бы повредить его другу. Он не
только упрямо отрицал, что ему известно - прямо еле косвенно -
об участии Сеймора в каком-либо заговоре, а напротив, из его
многочисленных заявлений следовало, что обвинение в государ¬
ственной измене, предъявленное адмиралу, не имеет под собой
никаких оснований. Его стойкость не раз приводила членов со¬
вета в ярость. Для Тревеньона было откровением, как далеко
может завести людей злоба На одном из допросов сам регент,
* До тошноты {дат.}.
207

сорвавшись, предупредил Тревеньона, что его собственная голо¬
ва не так уж прочно держится у него на плечах, что нахальными
речами и поведением он может укоротить себя на голову. Злоба,
которую питали зависть и страх, превратили этих людей, почи¬
таемых им за самых благородных людей Англии, в низких, пре¬
зренных и жалких.
Ослепленные злобой, они отправили Тревеньона в Тауэр и
держали его там до дня казни Сеймора. И в ненастное мартов¬
ское утро ему оказали милость, о которой Тревеньон не смел и
просить, - его провели в камеру, где сидел осужденный на
смерть друг, и позволили попрощаться с ним без свидетелей.
Тревеньону был двадцать один год - в этом возрасте юноша
исполнен радости жизни, ему претит сама мысль о смерти, и
человек, которому предстоит взойти на эшафот, вызывает у него
ужас. Ему была непонятна сдержанность адмирала: ведь и он
еще молод. Адмиралу едва минуло тридцать, он был высок, хо¬
рошо сложен, энергичен и хорош собой. Сеймор вскочил, при¬
ветствуя друга. Те несколько мгновений, что они пробыли
наедине, молодой человек не успел вставить и слова. Адмирал
с важностью говорил об их дружбе и, тронутый печалью графа,
пытался подбодрить его, заверяя, что смерть не так страшна тем,
кто не раз смотрел ей в лицо. По его словам, он распрощался с
леди Елизаветой в письме, которое писал всю ночь. Лорды из
регентского совета запретили ему писать, у него не было пера и
чернил, но он соорудил нечто вроде пера из золотого шитья
аксельбантов и написал письмо своей кровью. Не понижая голо¬
са, он сообщил Тревеньону, что заложил письмо в подошву са¬
пог, и лицо, которому он доверяет, позаботится о его сохранности
после казни. При этом на губах у него появилась странная улыб¬
ка, и лукавая искорка мелькнула в прекрасных глазах, немало
озадачив Тревеньона,
Они обнялись на прощанье, и Тревеньон вернулся в свою
тюрьму. Он молился за друга и ломал голову над излишней и
весьма неосторожно доверенной ему тайной о прощальном пись¬
ме. Позднее он все понял.
Адмирал, прекрасно разбиравшийся в людях, сразу сообра¬
зил, что отнюдь не из добрых чувств Тревеньону позволили на¬
нести ему прощальный визит. Лорды из регентского совета
надеялись, что Сеймор не упустит возможности передать прин¬
цессе послание, которое ее скомпрометирует, и поставили у две¬
ри шпионов - слушать и доносить. Но Сеймор, разгадав их
208

замысел, воспользовался случаем и сообщил им о письме, спе¬
циально для них предназначенном, выдержанном в таком тоне,
что его публикация восстановила бы репутацию принцессы.
Это было последнее доказательство преданности Сеймора.
И хоть письмо так и не было обнародовано, оно, возможно, сыг¬
рало свою роль - положило конец гонениям, коим подвергалась
принцесса Но та же завистливая злоба, из-за которой пролилась
кровь Сеймора, запятнала репутацию принцессы грязными
сплетнями о ее связи с адмиралом.
Через несколько месяцев после освобождения Тревеньон ре¬
шил удалиться от двора, убившего в нем веру в человека, и,
прощаясь с принцессой Елизаветой, сообщил ей о письме. И эта
тоненькая девушка шестнадцати лет со вздохом и горькой улыб¬
кой, способной состарить и женщину вдвое старше, повторила,
хоть и в ином тоне, уклончивую фразу, сказанную ранее об ад¬
мирале:
- Он был очень умен и очень неблагоразумен, господь да
упокоит его душу.
Возможно, Тревеньону пришелся не по душе этот реквием, и
когда принцесса предложила ему остаться при дворе, он с удо¬
вольствием ответил, что регентский совет этого не допустит.
Единственным желанием Тревеньона было поскорей покинуть
двор. Он был на волосок от смерти и познал жестокую реаль¬
ность за внешним блеском дворцовой жизни - непомерное тще¬
славие, зависть, стяжательство, низкие страсти. Все это
вызывало у него отвращение, и Тревеньон отказался от собст¬
венных честолюбивых помыслов.
Он уехал в свое отдаленное корнуолльское поместье и стал
хозяйствовать на земле, что его отец и дед передоверяли своим
управляющим. Лет десять спустя он женился на девице из рода
Годолфинов. Молва нарекала ее первой красавицей, в которую
все влюблялись с первого взгляда Если она и впрямь была так
хороша собой, это было ее единственное достоинство. Ей самой
судьбой было предназначено сделать графа Гарта еще большим
мизантропом. Глупая, пустая, капризная, она заставила его убе¬
диться на собственном опыте, что не все то золото, что блестит.
Лет через пять после заключения их несчастливого брака она
скончалась от родильной горячки, подарив ему единственную
наследницу.
Графу было достаточно лишь раз увидеть теневую сторону
придворной жизни, чтоб навсегда от нее отказаться, то же самое
произошло и с опытом семейной. И хотя он остался вдовцом в
209

тридцать шесть лет, Тревеньон больше не искал счастья в браке,
как, впрочем, и в чем-либо другом. Он рано устал душой - не¬
редкий удел людей мыслящих, наделенных склонностью к само¬
анализу. Он пристрастился к чтению - книги всегда его
привлекали - и собрал у себя в поместье прекрасную библиоте¬
ку. Шли годы, и Тревеньона все больше и больше увлекало то,
что происходило в прошлом, то, что, по мнению философов,
могло бы произойти, и все меньше - то, что происходило сейчас.
Он пытался найти в книгах ответ, в чем заключается смысл жиз¬
ни, а это занятие, как ничто другое, отчуждает человека от ре¬
альной жизни. Он все больше замыкался в себе и почти не
замечал текущих событий. Религиозные распри, раздиравшие
Англию, оставляли его равнодушным. И когда черной тучей над
страной нависла угроза испанского вторжения, когда все вокруг
вооружались и готовились отразить его, граф Гарт, уже немоло¬
дой теперь человек, по-прежнему не проявлял никакого интере¬
са к миру, в котором жил.
Единственная дочь, воспитание которой он почти полностью
передоверил ей самой, лишь чудом достойно справилась с этим
делом. Она была единственным человеком, кто по-настоящему
понимал его, единственной, кто любил его; ибо, как вы сами
понимаете, он не вызывал симпатии у окружающих. Она унасле¬
довала в значительной степени красоту матери, доброту и здра¬
вомыслие отца, столь свойственные ему в молодые годы, а также
изрядную долю материнского своенравия, придававшего особую
пикантность этой смеси. И если она в свои двадцать пять все еще
была незамужем - а так оно и случилось - это была только ее
вина. Поклонников у нее с семнадцати лет было предостаточно,
и их частая смена вызывала у его светлости приступы раздраже¬
ния. Молва приписывала ей несколько разбитых сердец. Но по¬
скольку это утверждение несправедливо и подразумевает
предосудительную активность со стороны девушки, лучше заме¬
тить, что несколько сердец было разбито, когда она отвергла их
влюбленных владельцев. Юная графиня была бесстрастна, как
корнуолльские скалы, о которые в шторм разбиваются корабли.
Она слишком ценила свою свободу, чтобы добровольно от
нее отказаться. Так она и говорила своим поклонникам. Как и
королева Елизавета, она была вполне удовлетворена положени¬
ем девственницы, почитала его лучшим б мире и не намерева-т
лась менять. И это не было вежливой отговоркой, чтобы
милостиво удалить ухажеров, которые пришлись ей не по ду¬
ше, - нет, есть все основания полагать, что это была чистая прав¬
210

да. Леди Маргарет Тревеньон из-за причуд отца с детства вку¬
сила мужской свободы. С пятнадцати или шестнадцати лет она
уходила и возвращалась домой, никому не докладываясь. Ее за¬
нимали лошади, собаки, соколиная охота. Она была таким же
сорванцом, как и ее приятели-сверстники. Ее откровенно маль¬
чишеские замашки позволяли им поддерживать с ней такие же
отношения, как друг с другом. И хотя появление первого поклон¬
ника в семнадцать лет побудило ее к большей сдержанности,
сознанию своего положения и, следовательно, к осмотрительно¬
сти, она не поступилась своими прежними увлечениями, своей
свободой: они уже прочно укоренились в ее душе. Необычным
было ее вступление в новый для нее мир из-за мужской закалки,
полученной в результате необычного воспитания. Как естест¬
венная потребность в движении придавала сильному гибкому
телу Маргарет еще больше женственности, так и потребность
свободно мыслить, которую она всегда отстаивала, придала ее
натуре широту и твердость, и на ней зиждилось ее истинно жен¬
ское достоинство, умение властвовать собой и другими. Марга¬
рет являла собой замечательный пример устойчивости
врожденных черт характера, упрямо проявляющихся, несмотря
на окружение и жизненные обстоятельства.
Я представил вам ее в то время, когда она, достигши двадца¬
ти трех лет, упорно не желала расставаться с девической свобо¬
дой и успешно отбила атаки всех поклонников, кроме одного. Им
был милый юноша Джервас Кросби из знатной семьи Девон,
родственник соседа сэра Джона Киллигру из Арвенака, упорно
не желавший принимать "нет1' за ответ. Младший сын, он должен
был сам прокладывать себе дорогу в жизни. Киллигру, старый
холостяк, не имевший собственных детей, проявил интерес к
юноше и взял его под свое покровительство. В результате юноша
часто бывал в Арвенаке, в величавом доме-замке над устьем реки
Фал. Киллигру был очень близок к семейству Гартов, он почитал
графа родственником по сватовству, а с Маргарет его связывало
еще более близкое родство по материнской линии. Он был один
из немногих соседей, кто отваживался нарушать одиночество
добровольного затворника, кого не смущало безразличие старо¬
го графа. Именно он ввел в дом Тревеньонов Кросби, рослого
шестнадцатилетнего парня. Маргарет он понравился, она отнес¬
лась к нему с искренним мальчишеским дружелюбием, и, обод¬
ренный таким приемом, Кросби стал у них частым гостем. Они с
Маргарет были почти сверстниками со схожими вкусами и инте¬
ресами и потому быстро подружились.
211

Киллигру, хорошенько поразмыслив, решил, что его юный
родственник должен изучить право, чтобы в будущем заняться
политической деятельностью. Киллигру считал, что если голова
у Кросби не хуже ладного, прекрасно сложенного тела, то ему
обеспечена блестящая карьера при дворе королевы, которая
охотно продвигает по службе красивых мужчин. И он доставил
в Арвенак учителей и взялся за образование парня. Но, как это
часто случается в жизни, взгляды молодежи и стариков не сов¬
падают. Кросби был по натуре романтиком, и не видел ничего
романтического в изучении права, сколько бы Киллигру ни до¬
казывал ему обратное. Кросби жаждал приключений. Лишь
жизнь, исполненная опасностей, имела для него смысл.
Мир еще отзывался эхом на кругосветное плавание Дрейка.
Кросби звало море, возможность познать тайны земли, бороз¬
дить неизвестные моря, открывать сказочно богатые страны, и
наконец Киллигру сдался, понимая, что никто не достигнет вы¬
сот в деле, к которому не лежит душа.
Сэр Джон привез юношу в Лондон. Это было в 1584 году,
вскоре после того, как ему минуло двадцать лет. Но прежде чем
уйти в море на поиски приключений, Джервас решил устроить
надежный причал дома, куда бы он мог вернуться, а потому
предложил руку, сердце и будущее богатство леди Маргарет.
Его предложение если не потрясло ее светлость, то наверняка
удивило. Они довольно часто виделись, Маргарет почитала его
за брата, дозволяла фамильярности, которые может позволить
только сестра, они даже порой обменивались родственными по¬
целуями. Но она уж никак не подозревала, что за этим кроется
нечто большее, чем братская любовь, и это показалось ей сме¬
хотворным. Маргарет так и сказала Джервасу, и на нее обрушил¬
ся поток упреков, возражений, заклинаний, порой поднимавшийся
до вершин подлинной страсти.
Но леди Маргарет не испугалась. Она сохраняла спокойст¬
вие. Уверенность в своих силах, воспитанная в ней с детства,
научила ее держать себя в руках. Она прибегла к привычной
фразе о девической свободе, которая для нее дороже всего. Что
милей всего королеве, то мило и ей, заявила Маргарет, будто
девственность была залогом лояльности. Потрясенный и удру¬
ченный, Джервас отправился проститься с ее отцом. Его свет¬
лость, только что открывший для себя Платона и поглощенный
его учением о космосе, не был настроен на долгие проводы. Но
Джервас счел своим долгом поведать графу, каких неестествен¬
ных взглядов на жизнь придерживается его дочь. С неиссякае¬
212

мым оптимизмом юности он, очевидно, полагал, что его свет¬
лость сможет добиться надлежащей перемены в настроениях
дочери. Но его светлость5 раздосадованный тем, что его оторва¬
ли от ученых занятий хмуро уставился на него из-под кустистых
бровей,
- Ну и что? Если она хочет умереть старой девой, какое тебе
до этого дело?
Если достопочтенного Кросби ранее потрясло отношение
дочери к тому, что он считал самым важным в жизни, то отно¬
шение к данному предмету ее отца совсем доконало его. Он
понял, что надо брать быка за рога. И он взял.
- Мне есть до этого дело, потому что я хочу на ней жениться.
Граф даже не моргнул и все так же пристально смотрел на
Джерваса.
- А что хочет Маргарет?
- Я уже сказал вашей светлости, чего она хочет.
- Ну раз она придерживается подобных взглядов, не пони¬
маю, чего ради вы меня беспокоите.
Такие слова обескуражили бы любого, но не Джерваса Крос¬
би. Он быстро пришел к выгодному для него заключению. По¬
дозреваю, что Киллигру, когда прочил его в юристы, полагался
не только на обаятельную внешность и высокий рост парня.
Пожалуй, в Джервасе погиб юрист, когда он решил посвятить
себя морю.
- Ваша светлость хочет сказать, что вы считаете меня достой¬
ным руки вашей дочери, и если я смогу повлиять на перемену во
взглядах Маргарет...
- Я хочу сказать, - прервал его граф* - если вы повлияете на
перемену в ее взглядах, мы вернемся к этому разговору. В моих
правилах решать только насущные проблемы. Я не люблю мо¬
рочить себе голову возможностями, которые, скорей всего, так и
не станут реальностями. Ваша жизнь только начинается, реко¬
мендую и вам взять это себе за правило. Люди расходуют слиш¬
ком много энергии в расчете на случай, который так и не
возникает. Если вы запомните мои слова, то поймете, какой про¬
щальный подарок я вам сделал. Надеюсь еще услышать о ваших
успехах, сэр, - напутствовал влюбленного мизантроп.
213

ЛЮБЛЕННЫЙ
Покидая
Арвенак, Кросби не испытывал ликования, свойст¬
венного молодым людям, решившим покорить
мир. Он оставлял на произвол судьбы слишком
многое, дорогое его сердцу. К тому же в глубине
души он сознавал, что граф не слишком его обна¬
дежил. Но юность верит в исполнение желаний.
Джеварс снова поверил в себя и свою счастливую
звезду, и прежняя радость жизни вернулась к нему
задолго до того, как они приехали в Лондон.
Дороги скорее препятствовали, нежели спо¬
собствовали путешествию, и сэр Джон Киллигру и
его молодой кузен прибыли в Лондон ровно через
неделю. Тут уж они не теряли времени даром. Сэр
Джон был важной персоной, весьма влиятельной
на Западе, и потому его хорошо принимали при
дворе. Более того, его связывала дружба с адмира¬
лом Говардом Эффингемом. К нему-то он и повез
своего кузена. Адмирал встретил их очень друже¬
любно. Новобранцы во флоте в такое время, да
еще из хороших семей, встречали самый радушный
ГЛАВА II214

прием. Трудно было лишь сразу подыскать хорошее место для
молодого Кросби. Адмирал отвез его в Дептфорд и представил
управляющему верфями Ее Величества, бывалому работорговцу
и отважному морскому волку сэру Джону Хоукинсу. Сэр Джон
побеседовал с ним, и ему понравился рослый парень с решитель¬
ным лицом и ясными голубыми глазами. Если он так жаждет
приключений, подумал сэр Джон, я помогу ему» И он вручил
Джервасу рекомендательное письмо к своему молодому родст¬
веннику сэру Фрэнсису Дрейку, который собирался вскоре вый¬
ти в море из плимутской гавани. С какой целью он отправляется
в плавание, сэр Джон не знал, а скорей всего, не хотел знать.
И снова в сопровождении Киллигру Джервас отправился на
запад. В Плимуте они разыскали сэра Фрэнсиса. Он внимательно
прочел хвалебное письмо Хоукинса, еще внимательней оглядел
стоявшего перед ним высокого парня и, несомненно, учел тот
факт, что он состоит в родстве с сэром Джоном Киллигру, весь¬
ма влиятельной персоной в Корнуолле. Молодой Кросби произ¬
вел на него впечатление умного энергичного парня, его познаний
в морском деле было достаточно, чтоб управиться с оснасткой
парусного судна, к тому же его переполняло праведное негодо¬
вание по поводу враждебных действий Испании.
Дрейк предложил ему работу, не уточняя, чем конкретно ему
предстоит заняться. К отплытию готовился флот из двадцати
пяти каперов1. Они действовали не по королевскому указу, и в
будущем, не имея каперного свидетельства, могли оказаться
брошенными на произвол судьбы. Это было опасное, но правед¬
ное дело. Джервас принял предложение, не выясняя подробно¬
стей, распрощался с сэром Киллигру и'взошел на борт корабля
самого Дрейка. Это произошло 10 сентября. На четвертое утро
на грот-марсе корабля Дрейка был поднят сигнал: "Отдать яко¬
ря, выходить в море".
И хоть никто, включая самого Дрейка, не знал наверняка, с
какой целью он вышел в море, вся Англия, кипевшая негодова¬
нием, догадывалась, что побудило его к этому, как бы ни закон¬
чился поход. Надо было отомстить за страшное зло и сделать
это руками торговой вольницы, потому что руки правительства
были связаны по разным политическим соображениям.
1 Торговое морское судно, вооруженное самим хозяином. В отличие от пиратов
грабили только врагов отечества, получая каперное свидетельство.
215

Год на севере Испании выдался неурожайный, и там был
голод. Несмотря на скрытую враждебность в отношениях между
Испанией и Англией, несмотря на происки Филиппа И, подстре¬
каемого Папой, который желал мирской рукой задушить отлу¬
ченную от церкви еретичку, занявшую английский трон,
официально между двумя странами был мир. В Англии зерна
было с избытком, и она охотно продала бы хлеб голодающим. Но
после недавнего варварского обращения святой инквизиции с
английскими моряками, захваченными в испанских портах, ни
одно торговое судно не отважилось бы зайти в испанские воды,
не имея гарантий безопасности. В конце концов гарантии были
получены в форме особого указа короля Филиппа, обеспечива¬
ющего неприкосновенность командам судов, прибывших в Испа¬
нию с зерном.
Но когда в северные гавани Корунну, Бильбао и Сантандер
вошли корабли английского торгового флота, их захватили, не¬
смотря на королевские гарантии безопасности, конфисковали
груз, а команды отправили в тюрьму. Предлогом было то, что
Англия оказывает поддержку Фландрии, восставшей против ис¬
панского владычества.
Дипломатические меры были безрезультатны. Король Фи¬
липп снял с себя ответственность за судьбу английских моряков,
заявив, что они как еретики находятся в руках святой инквизи¬
ции.
Чтобы очистить их от ереси, одним предоставили томиться в
тюрьме, других отправили рабами на галеры, а некоторых, обла¬
чив в шутовской наряд, сожгли на кострах аутодафе
Даже спасение тех, кто избежал когтей инквизиции, было
безнадежным делом. Оставалось только отомстить за них, пока¬
рать Испанию, преподав ей урок мести, который запомнится и
отучит ее впредь проявлять подобное рвение, спасая английских
еретиков.
Королева не могла действовать от своего имени. Несмотря
на присущую ей смелость и, несомненно, переполнявшее ее не¬
годование, здравомыслие подсказывало, что не следует ввязы¬
ваться в открытую войну с могучей Испанией, ибо Англия, судя
по всему, не была к ней готова. Но королева была готова дать
полную свободу авантюристам, от которых в случае необходи¬
мости можно отречься.
Этим и объяснялось отплытие флотилии Дрейка из двадцати
пяти каперов* В этом путешествии Джервасу Кросби предстояло
пройти посвящение в рыцари этого нового рыцарского ордена,
216

где ристалищем были морские просторы. Оно продолжалось
десять месяцев, но по насыщенности событиями и приключени¬
ями стоило многих лет обычного плавания - такой огромный
опыт дала ему эта щедрая школа воинственной морской вольни¬
цы.
Поначалу они зашли в прекрасный галисийский порт Виго.
Их приход прервал сбор урожая с виноградников. Дрейк тут же
опубликовал свой картель1, из которого можно было понять
цель визита столь внушительной флотилии. Посланцам взвол¬
нованного губернатора, пожелавшего узнать, кто эти вооружен¬
ные люди и что им надо в Виго, Дрейк задал вопрос: объявил ли
король Испании войну королеве Англии? Когда его испуганно
заверили в обратном, Дрейк поинтересовался, почему же тогда
английские корабли, зашедшие в испанские порты, полагаясь на
указ короля Филиппа, были захвачены, их владельцы и команды
заключены в тюрьму и после надругательств уничтожены. На
это он не получил вразумительного ответа. Собственно, Дрейк
и не добивался ответа: его вполне удовлетворило то, что он
заставил губернатора призадуматься; английские моряки не по¬
терпят подобного обращения с их братьями. Потом он потребо¬
вал пресной воды и провизии. Затем последовал небольшой
грабеж, чтоб слегка припугнуть жителей. Пополнив запасы,
флотилия отчалила, предоставив Испании, охваченной стыдом
и гневом, гадать, куда он направляется, чтоб предупредить ко¬
варные замыслы англичанина, дьявола во плоти, и уничтожить
его.
Ноябрь застал его в Кейп Верде, где он упустил выслежива¬
емый караван судов. Бго захват возместил бы Англии потери от
конфискации зерна. Тогда Дрейк обратил взор на прекрасный
город Сантьяго, захватил его, отдал на разграбление матросам и
вполне довольствовался бы местью, если бы не варварски уби¬
тый юнга, напомнивший ему о принявших здесь мученическую
смерть плимутских моряках. Сэр Фрэнсис предал город огню и
отплыл, оставив после себя груду пепла, чтобы показать королю
Филиппу: варварство отнюдь не привилегия Испании, и закон
мести всегда существовал и будет существовать, пока есть люди,
1 Договор о выдаче преследуемых лиц.
217

способные мстить. Пусть его самое католическое величество
уразумеет, что краеугольный камень христианства, самым ревно¬
стным защитником коего он себя почитает, заповедь: "Как хоти¬
те, чтобы с вами поступали, так поступайте и вы"1 и напротив: не
причиняй другим горя, от которого страдал сам. И чтобы король,
так страстно увлеченный спасением душ других, не утратил воз¬
можности спасти свою собственную, предав забвению великую
заповедь, сэр Фрэнсис был намерен напоминать ему об этом при
каждом удобном случае.
Флотилия отпраздновала Рождество в Сан-Киттс и, отдох¬
нув, направилась с визитом в Сан-Доминго, великолепный ис¬
панский город, где, прославляя величие Испании, великие
замыслы Старого света воплотились в дворцы, замки, соборы. Он
оказался орешком покрепче, чем Сантьяго. Испанцы пытались
всеми силами воспрепятствовать высадке англичан. Они палили
из пушек, и осколком ядра был убит офицер, командовавший
десантным отрядом, в котором был Джервас Кросби. Преиспол¬
ненный отваги, Джервас принял командование десантом на себя,
умело вывел свой отряд на соединение с авангардом, которым
командовал Кристофер Карлайль, и они ворвались в город.
Впоследствии Карлайль доложил Дрейку о смелом поступке
Джерваса, и Дрейк узаконил самовольно присвоенное Джерва-
сом звание.
Тем временем замок сдался, и англичане потребовали выку¬
па. Сокровища уже были вывезены, и Дрейк смог вытрясти из
губернатора лишь двадцать пять тысяч дукатов, да и то, когда
превратил в груду обломков шедевры из мрамора.
За Сан-Доминго последовала Картагена, оказавшая еще бо¬
лее упорное сопротивление, но взятая с бою. Здесь молодой
Джервас Кросби снова продемонстрировал свою неустраши¬
мость, когда штурмовал со своим отрядом стены замка и отражал
атаки испанской пехоты. Захваченный город избежал участи
Сантьяго и Сан-Доминго, уплатив безоговорочно выкуп в трид¬
цать тысяч дукатов.
Цель была достигнута: король Филипп убедился, что анг¬
лийские моряхи не намерены терпимо относиться к деятельно¬
сти инквизиции.
1 Мф 7:12.
218

Разрушив по пути испанский порт во Флориде, флотилия
Дрейка взяла курс домой и вернулась в Плимут в конце июля,
доказав всему миру, что могущественная империя не так уж не¬
уязвима, и сделав войну неизбежной, ибо еще колебавшийся ко¬
роль Испании не мог проигнорировать брошенную ему латную
перчатку.
Джервас Кросби, вернувшийся в Арвенак, был не чета юно¬
ше, ушедшему в плавание почти год тому назад* Риск, преодо¬
ление опасностей закалили его, а накопленный жизненный опыт
и знания, включавшие хорошее знание испанского языка, прида¬
ли уверенности в себе. К тому же он был загорелый и бородатый.
Джервас явился в поместье Тревеньон, самодовольно полагая,
что тому, кто завоевал испанские города, завоевать сердце леди
Маргарет сущий пустяк, Но леди Маргарет, ради которой он
описывал свои подвиги графу, осталась равнодушной, а граф и
вовсе не желал его слушать. Когда Джервас все же навязал ему
роль слушателя, его светлость назвал Дрейка бессовестным пи¬
ратом, а узнав, что он приказал повесить несколько монахов в
Сан-Доминго, и убийцей. Дочь была того же мнения, и Джервас,
чьи славные подвиги у берегов Испании были восприняты с та¬
ким презрением, возмутился до глубины души.
А объяснялось это тем, что граф Гарт был воспитан в като¬
лической вере. Он уже давно не исповедовал христианство в
любой форме. Твердолобая нетерпимость священников разных
конфессий отвращала его от религии, а ученые занятия и раз¬
мышления, в особенности о философских взглядах Платона, вы¬
зывали у него настоятельную потребность в более благородном
и широком представлении о Боге, чем в известных ему вероуче¬
ниях. Но в подсознании, независимо от философских взглядов,
жила неискоренимая привязанность к вере отцов, вере своей
молодости. Конечно, это была сентиментальность, но она опре¬
деляла его суждения в тех редких случаях, когда граф позволял
себе хоть как-то откликаться на проблемы, волнующие его со¬
граждан. Подспудная слабость графа к католичеству невольно
создавала в доме Тревеньонов ту атмосферу, в которой росла и
воспитывалась Маргарет. К тому же, как и большинство людей
ее круга - а у нас нет оснований сомневаться в правильности
сведений об общественном мнении в Англии, которые поставля¬
ли королю Филиппу - Маргарет не могла вырвать из сердца
симпатию к обреченной на смерть королеве Шотландии, томив¬
шейся в английской тюрьме. Разумеется, и леди Маргарет испы¬
тывала почти повсеместную в Англии антипатию к Испании,
219

досадовала на зверское обращение с ее сородичами; она, дрожа
от ужаса, слушала рассказы о злодеяниях инквизиции, но все это
умерялось в ней склонностью считать короля Филиппа испан¬
ским Персеем, вознамерившимся спасти шотландскую Андроме-
ДУ<
Когда взбешенный Джервас ушел не прощаясь, она проводи¬
ла его у лыбкой, Но потом Маргарет призадумалась. А вдруг ему
нанесли такую глубокую рану, что он больше не вернется? Она
честно призналась себе, что будет очень сожалеть, если ее опа¬
сения сбудутся. В конце концов, они с Джервасом были друзья,
и она вовсе не хотела, чтобы старая дружба оборвалась таким
образом. Очевидно, и Джервас не собирался порывать с ней.
Через два дня, поостыв, он явился снова, и в ответ на приветст¬
вие: "Рада видеть вас, господин пират!" - благоразумно рассме¬
ялся, расценив ее слова как шутку. Джервас решил поцеловать
Маргарет по давнему обычаю, но она уклонилась, сославшись на
его бороду: мол, целоваться с бородатым все равно, что обни¬
маться с медведем.
Приняв к сведению это заявление, Джервас явился на следу¬
ющее утро выбритый, как пуританин, и это вызвало у нее приступ
смеха; Джервас рассердился, грубо схватил ее и несколько раз
поцеловал насильно, просто со злости, чтобы показать: у него
хватит мужества получить желаемое, не унижая себя просьбами.
Наконец он выпустил ее из объятий, готовый повеселиться в
свой черед» Но не тут-то было. Маргарет стояла напряженная,
как струна, еле переводя дыхание; лицо ее побледнело, на ску¬
лах выступили красные пятна, золотистые волосы растрепались,
голубые глаза метали молнии. Маргарет молча глядела на него.
Он прочел в ее лице лишь оскорбленное достоинство и сдер¬
жанную ярость, и это обескуражило его. Джервас понял, что вел
себя глупо.
- Клянусь честью, - начала она со зловещей холодностью, -
вы, вероятно, полагаете, что находитесь в Сан-Доминго?
- В Сан-Доминго? - повторил он, вникая в тайный смысл слов
Маргарет.
- Разумеется, там вы и научились обращаться с женщинами
подобным образом.
- Я? - Джервас почувствовал себя уязвленным. - Маргарет,
клянусь Богом...
Но Маргарет не собиралась слушать клятвы и резко оборвала
его:
220

- Но здесь поместье Тревеньон, а не город, захваченный пи¬
ратами, и я - леди Маргарет Тревеньон, а не какая-нибудь несча¬
стная испанка, жертва пиратского набега
Теперь Джервас, в свой черед, дал волю негодованию.
- Маргарет, как вы могли подумать, что я... что я...
Джервас не находил слов от возмущения. Те, что приходили
на ум, не предназначались для ушей женщины. И Маргарет, об¬
наружив его ахиллесову пяту, метнула в рану стрелу мести:
- За такими привычными ухватками, несомненно, большой
опыт, сэр. Я рада даже ценой оскорбленного достоинства узнать,
о чем вы умолчали, бахвалясь своими подвигами перед моим
отцом. Вы похвалялись, что многому научились в тех краях. Но
на вашем месте я бы поостереглась применять свои навыки в
Англии.
Джервас понял по ее намеренно язвительному тону, что она
осуждает его безоговорочно, и все оправдания и доводы беспо¬
лезны. Чтоб оправдаться, нужны доказательства, а где взять до¬
казательства? К тому же Маргарет и не собиралась их
выслушивать, и оставила его одного, обескураженного и беско¬
нечно униженного. Он решил, что бежать за ней бессмысленно,
и вернулся в Арвенак, положив, что скверное впечатление, про¬
изведенное им, со временем сгладится, а ужасные подозрения
рассеятся.
Но времени, как оказалось, у Джерваса было мало. Не про¬
шло и месяца, как сэр Фрэнсис снова затребовал его в Плимут.
В любви Джервасу не везло, но Дрейк прочил его в морские
волки, ему были очень нужны такие люди. Война была неизбеж¬
на. Теперь уже в этом никто не сомневался. Огромная флотилия
строилась на испанских верфях, а тем временем во Фландрии
принц Пармский собирал в кулак отборные воинские части в
Европе, чтоб начать вторжение в Англию, когда прибудет флот.
Джервас отправился попрощаться с Маргарет и ее отцом.
Лорда Гарта он нашел, как всегда, в библиотеке. Высокий, сухо¬
парый, он сидел, закутавшись в халат, в черной бархатной шапке
с наушниками, погруженный, по обыкновению, в ученые раз¬
мышления. Безделье Нерона при пожаре Рима показалось бы
Джервасу куда более простительным, нежели поглощенность
лорда Гарта научными трактатами тысячелетней давности в та¬
кое время. Чтобы пробудить его от непатриотичной летаргии,
Кросби заговорил об испанском вторжении, как будто оно уже
произошло. Но человека, увлеченного космогонической теорией
221

Платона, по которой Земля, Солнце, Луна и все видимые небес¬
ные тела - всего лишь песчинки во Вселенной, не заставишь
интересоваться такими пустяками, как империи.
Традиции и аристократическое воспитание не позволили
графу выказать раздражение, хоть его оторвали, к его неудо¬
вольствию, от научных занятий. Он вежливо пробормотал: "Бог
в помощь", - тем самым положив конец прощанию.
Джервас отправился на поиски 1рафини. Стоял чудесный
осенний день, и Маргарет сидела в саду в компании кавалеров.
Среди них был красивый бездельник Лайонел Трессилиан.
Джерваса беспокоило, что он зачастил в поместье Тревеньон.
Молодой Питер Годолфин приходился родственником Марга¬
рет, но дальним, и наверняка хотел стать близким. Было там и с
полдюжины других любителей побренчать на лютне, в кружевах
и лентах, затянутых в модные, узкие в талии камзолы, в коротких,
расклешенных на испанский манер штанах. Джервас надеялся,
что известие о войне потрясет их, выведет из состояния беспеч¬
ного легкомысленного довольства собой.
Не обращая внимания на кавалеров, он обрушил новость на
Маргарет:
- Я пришел попрощаться. Меня вызывает адмирал. Принц
Пармский готовит вторжение в Англию.
Известие произвело бы большее впечатление, если бы не
дерзкое замечание Годолфина:
- Вероятно, принц Пармский не слышал, что адмирал вызвал
мистера Кросби.
Последовал взрыв смеха, однако Маргарет даже не улыбну¬
лась. Это подбодрило Джерваса.
- Он еще услышит, сэр, - парировал Джервас. - Если вы,
джентльмены, остающиеся дома, хотите что-то передать прин¬
цу, я постараюсь вручить ему ваши послания.
Джервас с удовольствием повздорил бы с любым из них или
со всей компанией. Но они не доставили ему этого удовольствия.
Они были слишком хитры, эти лощеные джентльмены, а присут¬
ствие Маргарет не позволило ему открыто выразить им свое
презрение.
Вскоре он откланялся, и Маргарет зашла вместе с ним в дом.
В холодном зале, облицованном серым камнем, она останови¬
лась, и он понял, что пришла пора прощаться. Когда Маргарет
подняла глаза, в них была печаль.
- Стало быть, начинается война, Джервас?
222

- Судя по письмам и срочности вызова - да Адмирал требует,
чтобы я выехал немедленно. Ему нужны люди.
Она положила ему на предплечье руку, прекрасную руку с
длинными пальцами. Она казалась беломраморной на темно¬
красном бархате его камзола
- Храни тебя Бог, Джервас, да поможет он тебе вернуться
живым и невредимым, - сказала она
Это были обычные слова, приличествующие случаю. Нео¬
бычным был тон, которым она их произнесла Он должен был
подбодрить Джерваса, хоть тот был не робкого десятка, а порой,
как мы видели, слишком смел. Он мог поцеловать Маргарет и не
заслужить упрека Но Джервас не догадался. А ведь не восполь¬
зоваться пою дом, который дает женщина, еще оскорбительней,
чем воспользоваться поводом, который она не дает. И хоть лас¬
ковый тон и печаль в глазах Маргарет заставляли сильнее биться
его сердце, тревога не оставляла Джерваса
- Ты... ты будешь ждать меня, Маргарет? - запинаясь, спросил он.
- А что мне еще остается? Ты бы хотел, чтоб я последовала
за тобой?
- Я имел в виду... Ты будешь ждать меня, моего возвращения?
- Скорее всего - да, сэр, - Маргарет улыбнулась.
- Скорее всего? Ты не уверена, Маргарет?
- О, вполне уверена
Ей не хотелось иронизировать. Он отправлялся туда, откуда
не всегда возвращаются. Сама мысль об этом наполняла ее неж¬
ностью, она как бы заранее предвкушала печаль при известии о
том, что Джервас убит. Маргарет сжалилась над ним и велико¬
душно ответила на вопрос, который он не решился задать:
- Не думаю, что я выйду замуж за кого-нибудь другого,
Джервас.
Сердце его готово было выпрыгнуть из груди.
- Маргарет! - воскликнул он.
Но тут явился, семеня ногами2 Питер Годолфин и справился,
почему ее светлость покинула гостей.
Джервас, проклиная его в душе, был вынужден ускорить про¬
щание.
Но он был вполне удовлетворен и почтительно поцеловал ее
тонкую руку.
- Эти слова, Маргарет, будут мне панцирем, - произнес Джер¬
вас и, словно устыдившись своего поэтического заявления, резко
повернулся и ушел.
223

ЕЙД У КАЛЕ
Война
началась отнюдь не сразу, как полагал Джервас.
Разумеется, существовали веские причины, по ко¬
торым ни Испания, ни Англия не могли принять
бесповоротного решения объявить войну.
Король Филипп, подстрекаемый Папой испол¬
нить свой долг мирской карающей руки Веры и
свергнуть с престола отлученную от церкви неве¬
стку, был кто угодно, но не дурак, безрассудный и
своекорыстный. Он, естественно, задавался вопро¬
сом, какую выгоду извлечет для себя из этого дела.
Бог, Время и он сам - король Филипп любил раз¬
мышлять о существующей между ними связи - бы¬
ли весьма медлительной троицей. Никаких
надежд превратить Англию в испанскую провин¬
цию, вроде Нидерландов. Единственное, чего он
мог сейчас добиться, это посадить на английский
трон Марию Стюарт. Политическим последствием
этого акта стало бы укрепление французского
влияния, благодаря союзникам Марии Стюарт во
Франции. Единственным способом избежать вой-
ГЛАВА III
224

ны и извлечь выгоду для Испании оставалось для Филиппа же¬
ниться на Марии Стюарт и разделить с нею английский трон. Но
Филипп этого никак не хотел. Возможно, он заметил, что мужья
королевы Шотландии плохо кончали. А потому зачем проливать
испанскую кровь и тратить впустую испанское золото, если это
прибыльно только для Франции? Так пусть этим займется ко¬
роль Франции, а не он, Филипп. Впрочем, к такой проблеме
можно было подойти и с духовной точки зрения - восстановле¬
ния в Англии истинно католической веры, что снова привело бы
к ее духовному подчинению Риму. Стало быть, это дело Рима, и
если Папа так хочет перепоручить ему свое дело, пусть возме¬
щает расходы. Но когда Филипп изложил свои разумные сооб¬
ражения Папе, его святейшество великий Сикст V так прогневался,
что принялся бить тарелки.
Такая ситуация сложилась в Испании осенью и зимой 1586
года.
Англия была безмерно далека от намерения объявить Испа¬
нии войну, ведь Испания считалась в то время самой могущест¬
венной империей. Ее владения были огромны, богатство
сказочно, влияние колоссально. К ее услугам были неиссякае¬
мые сокровища Вест-Индии, под ее знаменами сражались луч¬
шие в мире войска. Бросить вызов такой империи было опасно,
но, поскольку опасность исходила от нее, следовало готовиться
к ее отражению, согласно старой римской пословице: "Хочешь
мира, будь готов к войне".
Этим и объяснялась небывалая активность на флоте и сроч¬
ный вызов, полученный Джервасом. Строились корабли, мушт¬
ровались команды, пополнялись запасы оружия, налаживалось
производство пороха. Противоречивые приказы, шедшие от дво¬
ра, отражали неуверенность в верхах. В понедельник поступал
приказ мобилизовать флот, в среду объявлялась демобилизация,
в субботу - снова приказ о мобилизации и так все время. Но
авантюристы, капитаны каперов, не обращали внимания на взаи¬
моисключающие приказы. Они непрестанно готовились к войне.
Возможно, сэр Фрэнсис полагал, что если война и не разразится,
работа для них все равно найдется: можно вырвать у Испании
еще кой-какие перья из роскошного вест-индийского плюмажа.
Дрейк без всякого сомнения был пиратом в глубине души. И
пусть Англия не укоряет его за то, а хранит о нем благодарную
память.
8 Р. Сабатини, т. 1
225

В начале года картина резко изменилась: была казнена коро¬
лева Шотландии. Дальновидные государственные мухи давно
ратовали за ее устранение, полагая, что это положит конец не
только заговорам и интригам тех, кто решил возвести на престол
Марию Опоарт, а заодно и католическую религию, но и угрозе
войны, разжигавшейся с той же целью.
Однако казнь шотландской королевы произвела обратный
эффект. Король Филипп решил, что если он теперь занесет
карающую руку церкви над Англией, плоды победы уже не до¬
станутся Франции. Поскольку королевы Шотландии, претендо¬
вавшей на английский престол, больше нет, он может занять его
сам, превратив Англию в испанскую провинцию. Для этого надо
лишь исполнить свой долг и добиться исполнения воли Папы -
отлучить от церкви и сместить с престола невестку-еретичку.
Теперь, когда война сулила прямую выгоду, король Филипп стал
готовить новый крестовый поход против погрязших в грехах ере¬
тиков. Братьев из ордена доминиканцев разослали по всему све¬
ту - проповедовать святость задуманного им дела. Иностранные
авантюристы-католики являлись толпами, предлагая свои шпаги
королю. Псы господни рвались с привязи. Наконец-то король
Филипп собирался спустить их на еретическую Англию, чтоб
они перегрызли ей горло.
Здравый смысл подсказывал Фрэнсису Дрейку, что надо как-
то помешать этой подготовке к войне, ибо сидеть и ждать, пока
твой заклятый враг вооружается до зубов, - просто безумие.
И сэр Фрэнсис направился в Лондон к королеве. Она встре¬
вожилась, услышав его предложения. Елизавета все еще вела
мирные переговоры с Филиппом через испанского посла. Ее за¬
верили, что король Филипп хочет мира, что сохранять мир на¬
стоятельно советует ему и принц Пармский, которому хватает
дел в Нидерландах.
- Ну раз уж мы хотим мира, мадам, - грубовато ответил сэр
Фрэнсис, - я должен принять кое-какие меры, чтобы его обеспе¬
чить.
Королева поинтересовалась, что именно он хочет предпри¬
нять. Сэр Фрэнсис уклонился от прямого ответа: он-де намерен
кое-где побывать - пока точно не знает - где - и решить на месте.
Любой мирный договор можно заключить на выгодных для тебя
условиях, если продемонстрируешь силу. Тогда отпадут подо¬
зрения, что ты пошел на заключение договора, потому что пози¬
ции ослабли.
226

- Сыграем с ними в покер, ваше величество» - Адмирал за¬
смеялся.
Под пристальным взглядом удлиненных серых глаз Дрейка у
людей пропадала охота с ним спорить» Дрейк, которому шел
сороковой год, был среднего роста, как говорится, неладно скро¬
ен, да крепко сшит; у него было располагающее лицо, вьющиеся
каштановые волосы, остроконечная бородка, скрывавшая жест¬
кую линию рта. Королева, скрепя сердце, согласилась.
Уловив ее внутреннее сопротивление, Дрейк не терял време¬
ни даром. Он снарядился в поход и чудесным апрельским утром
отплыл на "Удаче" с флотилией из тридцати кораблей за не¬
сколько часов до прибытия курьера с приказом задержаться в
порту. Очевидно, его предупредили, что контр-приказ уже от¬
дан.
Шесть дней спустя, когда Дрейк со своей флотилией подо¬
шел к Кадису, ему сразу стало ясно, что надо делать: вся гавань
была запружена кораблями. На рейде стояли будущие участники
вторжения в Англию: транспортные суда, суда с провиантом,
даже несколько военных кораблей.
У Дрейка тут же сложился план проведения операции. Он
вошел в гавань с приливом и застал испанцев врасплох. Такой
наглости Испания не ожидала даже от оголтелого Эль Дрейка,
этого воплощенного дьявола. Он прошел под обстрелом сквозь
строй стоявших на рейде кораблей, потопил бортовым залпом
сторожевой корабль и раскидал целую флотилию галер, нале¬
тевших на него, точно хищная стая.
Дрейк пробыл в гавани Кадиса двенадцать дней, неторопли¬
во отбирая на испанских кораблях все, что могло ему пригодить¬
ся. Потом он поджег флотилию, нанеся Испании ущерб в
миллион дукатов. По его собственным словам, он подпалил бо¬
роду короля Испании и взял обратный курс, твердо уверенный в
том, что в этом году Армада не появится у берегов Англии, а
войска принца Пармского не высадятся на английской земле.
Расчет Дрейка оказался верным: лишь в мае следующего
года Непобедимая Армада, состоявшая из ста тридцати кораб¬
лей, вышла из Тагуса вслед за "Сан Мартином", флагманом ад¬
мирала, герцога Медина Сидония. Ошльпие флотилии расценивалось
как богоугодное дело. Каждый из тридцати тысяч матросов, чле¬
нов судовых команд, перед походом исповедался, получил отпу¬
щение грехов, причастился. Примас Испании лично благословил
8*
227

каждый корабль, на каждой грот-мачте прикрепили распятие,
над флагманом адмирала реял огромный красно-золотой флаг
Испании, на котором были вышиты Пресвятая Дева с младенцем
и девиз: "Exsurge Deus et vindica causa tuam"1. О душах новояв¬
ленных крестоносцев проявили больше заботы, чем об их брен¬
ных телах: на кораблях было двести священников и менее сотни
врачей. И могучий флот, великолепно оснащенный как духов¬
ным, так и мирским оружием, величественно вышел на голубые
морские просторы.
В пути возникло много трудностей и непредвиденных задер¬
жек - вполне достаточно, чтобы усомниться: а так ли жаждал
Господь защитить свое дело по домогательству Испании и ее же
рукой?
Тем не менее в конце июля непобедимый флот находился в
Ла-Манше, и напряженному ожиданию англетан пришел конец.
Что касается Дрейка и его морских охотников, то они не теряли
времени даром. Большинство были в полной боевой готовности
еще с возвращения из Кадиса, й теперь им предстояла большая
работа.
Они вышли из плимутской гавани без всякой помпы, невысо¬
кие подвижные морские охотники, и продемонстрировали ис¬
панским левиафанам такое маневренное хождение галсами, что
те не верили своим глазам. Каперы искусно лавировали, и по¬
скольку их низкая посадка затрудняла прицельную стрельбу,
они легко уходили из-под огня, заходили с тылу и обрушивали
на испанцев залп за залпом своих более мощных пушек, чиня
страшный вред нескладным плавучим замкам. На испанских су¬
дах гибло значительно больше людей из-за скученности: испан¬
цы полагались на проверенную временем боевую тактику. Но
англичане, более быстроходные, уходя от абордажного боя, по¬
казали новую тактику ведения войны на море, приводившую ис¬
панцев в замешательство. Напрасно испанцы обзывали их
трусливыми псами, боящимися рукопашной. Англичане, дав бор¬
товой залп, тут же ускользали от возмездия и, внезапно появив¬
шись с другой стороны, снова разряжали пушки по испанским
кораблям.
1 Восстань, Господь, и защити дело свое. (лат,.).
228

Эта непредсказуемость противника доводила Медину Седо-
ния до белого каления. Благородный герцог не был моряком, да
и вообще военачальником. Когда король возложил на него от¬
ветственность за этот поход, Медина Седония отказывался, ссы¬
лаясь на свою некомпетентность. Сразу после выхода в море у
него началась морская болезнь, и теперь его и самый могучий
флот в мире англичане гнали по проливу, как стая волков гонит
стадо волов. Андалузский флагман, которым командовал Дон
Педро Валдес, самый способный и отважный адмирал Непобе¬
димой Армады, попал в беду и был вынужден сдаться в плен. И
другие суда сильно пострадали от коварной тактики еретиков,
этого дьявольского отродья. Так закончился первый день войны,
воскресенье.
В понедельник оба флота были заштилены, и испанцы зали¬
зывали раны. Во вторник ветер переменился, и испанцы получи¬
ли преимущество. Теперь они гнали англичан и брали их на
абордаж. Наконец-то, послав восточный ветер, Господь помог
им защитить Бго дело. Но дьявол, как они убедились, сражался
на стороне англичан. И воскресная история повторилась, не¬
смотря на ветер с востока. Английские пушки били по испанской
Армаде, подвижные, неуловимые для испанских канонеров, и к
вечеру шестифутовые дубовые шпангоуты величественного флагмана
"Сан Мартин" превратились в сито из-за многочисленных пробоин.
В среду снова наступило затишье. В четверг английские пуш¬
ки словно молотом долбили Армаду, а в пятницу отчаявшийся
герцог наконец решился вступить в переговоры с принцем Пар-
мским о поставках продовольствия и оружия и любой другой
помощи. С этой целью он привел в субботу свой побитый флот
в Кале и поставил на якорь, уповая на то, что англичане не
дерзнут преследовать его в нейтральных водах.
Но англичане не намеревались упускать его из виду, и он
убедился в этом, увидев их суда на якоре в двух милях за кормой
флагмана
Испанцы снова зализывали раны, прибирали суда, чинили,
латали все, что еще можно было залатать, выхаживали раненых,
хоронили в море убитых.
Англичане обдумывали сложившуюся ситуацию. В капитан¬
ской каюте адмиральского флагмана "Арк Ройял" лорд Говард
Эффингем держал совет со старшими офицерами флота Они
не заблуждались относительно причин, побудивших испанцев
стать на рейд у Кале и опасности их дальнейшего пребывания
там для Англии. Армада еще не потерпела серьезного пораже¬
229

ния. Она потеряла всего три корабля, без которых вполне могла
обойтись. Куда более значительной потерей была потеря уве¬
ренности, поколебленной первыми ударами или, скорее - первы¬
ми потерями. Но принц Пармский, возможно, возместит потери,
а отдых позволит морякам снова обрести смелость и уверенность
в победе. Испанцы запасутся провиантом, и принц Пармский
поможет им пополнить изрядно истощившийся запас пороха.
Принимая это во внимание, они не могли позволить герцогу
Медине Сидония спокойно стоять на рейде у Кале. К тому же и
у каперов запасы продовольствия были на исходе, и они не могли
бесконечно долго ждать, когда испанцы выйдут из нейтральных
вод. Надо было что-то предпринять.
Дрейк предложил поджечь корабли. В эту ночь ожидался
прилив. Используя его, можно было послать к рейду испанцев
брандеры. Сеймор, сэр Джон Лоукинс, Фробишер и сам лорд
адмирал дружно поддержали Дрейка. Но чтобы не действовать
вслепую, следовало при свете дня уточнить расположение Ар¬
мады. Это было трудное дело. Хоукинс внес свое предложение.
Взвесив его, лорд адмирал покачал головой.
- Слишком мало шансов на успех, - сказал он. - Сто против
одного, скорей даже тысяча против одного, что они благополуч¬
но вернутся.
- Все зависит от того, кого вы пошлете, - заметил Дрейк. -
Ловкость и смелость в подобных случаях сильно повышают шан¬
сы на успех.
Но Говард и слышать не хотел о таком риске. Они обсудили
другие способы действий и отвергли их один за другим, вернув¬
шись к первому предложению.
- Пожалуй, ничего лучше не придумаешь, - признал Хоу¬
кинс. - Либо мы принимаем это предложение, либо действуем
вслепую.
- Возможно, нам так или иначе придется действовать всле¬
пую, - напомнил ему лорд Говард. - А неудачная попытка будет
стоить жизни нескольким смельчакам.
- Мы все здесь поставили на карту свою жизнь, - с готовно¬
стью отозвался Дрейк. - Иначе бы нас здесь не было, или мы бы
не рвались в бой. Я придерживаюсь той же точки зрения, что и
сэр Джон.
Лорд Говард внимательно посмотрел на него.
- А есть у вас на примете человек, способный выполнить это
задание?
230

- Да, и он у меня под рукой. Мы с ним вместе явились сюда,
и он сейчас ждет на палубе. Крепкий парень и в критическом
положении быстро соображает. Он еще не научился труса праз¬
дновать и управится с любой командой. Я впервые убедился в
его смелости в Сан-Доминго. С тех пор он везде со мной.
- Тем более жалко терять такого отважного парня, - возразил
лорд Говард.
- О, нет, этот парень не пропадет. Если вы, ваша светлость,
согласны, я пошлю за ним, пусть сам решает.
Вот так мистер Кросби попал на знаменитый военный совет,
а потом уж и в историю. Старые морские волки сразу прониклись
симпатией к рослому отважному юноше. Им было жаль прино¬
сить его в жертву на алтарь безжалостной Беллоны. Но когда
Дрейк растолковал ему задание и Кросби расхохотался, приняв
их опасения за розыгрыш, он окончательно завоевал их сердца,
особенно Дрейка: парень не подвел своего капитана Кросби,
горя от нетерпения, выслушал задание и советы, как его лучше
исполнить. Он со своей стороны заметил, что день на исходе и
не стоит терять времени даром. Он был готов приступить к ис¬
полнению приказа немедленно.
Лорд Говард пожал ему на прощанье руку. Он улыбнулся, но
глаза его были невеселы: глядя на смелого парня, он думал, что,
может статься, видит его в последний раз.
- Когда вернетесь, - сказал адмирал после некоторого раз¬
думья, сделав упор на слове "когда”, будто сначала на уме у него
было другое слово, - прошу вас, сэр, разыщите меня, буду рад
вас видеть.
Джервас поклонился, одарив их улыбкой, и вышел. Сэр
Фрэнсис, пыхтя, спустился за ним по сходному трапу. Они вер¬
нулись на корабль Дрейка "Мщение". Боцман по команде: "Сви¬
стать всех наверх" собрал команду на палубе. Сэр Фрэнсис
разъяснил задание: требуется человек двенадцать доброволь¬
цев, готовых отправиться под командой мистера Кросби к стоян¬
ке испанских кораблей, чтобы уточнить их расположение. Все
матросы были готовы пойти за Джервасом в огонь и в воду: они
и прежде ходили с ним в атаки и знали, что он не дрогнет в бою.
В тот день герцог Медина Сидония в мрачном расположении
духа прохаживался по корме флагмана с группой офицеров и
вдруг увидел странную картину: от английских кораблей отде¬
лился полубаркас и поплыл в сторону Армады. И адмирал, и
офицеры не могли прийти в себя от изумления, как, впрочем, и
все другие на испанских кораблях. На них будто оторопь напала
231

при виде этого непостижимого для них чуда. Покачиваясь на
волнах, суденышко направлялось прямо к испанскому флагману.
Герцог заключил, что оно, вероятно, является связным и несет
сообщение от англичан. Возможно, испанские пушки нанесли им
больший урон, чем он думает, возможно, людские потери у анг¬
личан так велики, что они решили заключить перемирие. Подо¬
бная глупая мысль могла прийти в голову только новичку в
морском деле. Ему вежливо указали на ошибку, к тому же на
полубаркасе не было традиционного белого флага парламенте¬
ра. И пока они терялись в догадках, полубаркас оказался под
кормовым подзором.
Джервас Кросби сам стоял у руля. Рядом сидел юноша с
дощечкой для записей и пером. На носу была установлена пуш¬
ка, и канонир стоял наготове. Маленькая команда расторопно
обогнула флагман и обстреляла его на ходу. Дрейк расценил бы
подобное действие как бахвальство. Истинным назначением это¬
го трюка было создать у испанцев ложное представление о це¬
лях "визита". Тем временем Джервас мысленно прикидывал
расстояние до берега и расположение других кораблей относи¬
тельно флагмана, и матрос, взявший на себя роль секретаря,
быстро записывал эти данные.
Задание было выполнено, Армада осталась за кормой, но тут
один из испанских офицеров очнулся от изумления перед этой
наглой выходкой и решил, что за этим наверняка что-то кроется.
Как бы то ни было, надо было действовать. Он скомандовал, и
пушка дала залп по суденышку. Но поскольку все это делалось
впопыхах, залп, которым можно было легко потопить хрупкий
полубаркас, лишь пробил парус. Тут спохватились и другие ко¬
рабли, и началась канонада. Но испанцы опоздали минут на пять.
Полубаркас уже вышел из зоны огня.
Дрейк ждал на шкафуте, когда Джервас поднялся на борт.
- Диву даюсь, - сказал сэр Фрэнсис, - как милостива к вам
госпожа удача. По всем законам войны, вероятностей и здравого
смысла вас должны были затопить, пока вы не подошли на ка¬
бельтов. Как вам это удалось?
Джервас протянул ему лист с записями, сделанными под его
диктовку.
- Боже правый, - изумился Дрейк, - да у вас тут прямо бух¬
галтерский учет. Пошли к адмиралу.
Ночью восемь хорошо просмоленных брандеров, ведомые
Кросби, встали в дрейф. С точки зрения опасности эта операция
была сущим пустяком по сравнению с предыдущей, но Кросби
232

настоял на своем в ней участии, ибо она по логике вещей была
итогом его инспекции позиций противника. Подойдя сравни¬
тельно близко к Армаде, матросы подожгли бикфордовы шнуры
на каждом брандере. Команды их бесшумно перебрались на борт
поджидавшего их полубаркаса, между тем течение относило
брандеры все ближе и ближе к рейду испанцев.
Врезавшись в корабли Непобедимой Армады, брандеры
вспыхивали один за другим, сея панику. Казалось, все дьяволь¬
ское хитроумие ада поставлено на службу англичанам. Испанцы
вполне разумно заключили, что брандеры нашпигованы поро¬
хом - так оно и было бы, имей англичане лишний порох. Зная,
какие страшные разрушения причинят последующие взрывы, ис¬
панцы, не поднимая якоря, обрубили якорные цепи и ушли в
море. На рассвете Медина Сидония обнаружил, что англичане
следуют за ним по пятам. В тот день разыгралось самое страш¬
ное морское сражение. К вечеру могущество Армады было по¬
дорвано. Теперь англичанам оставалось лишь отогнать их
подальше в Северное море, где они не смогут больше угрожать
Англии. Из ста тридцати кораблей, гордо покинувших Taiyc,
почитавших себя орудием Господа, которым он защитит свое
дело, сохранилось семьдесят.
Медина Сидония молил лишь о том, чтоб ему дали спокойно
уйти. Силы его были на исходе, и он был рад, что ветер надувал
его паруса, избавляя от риска нового морского боя. Как овчарки,
гонящие стадо, английские корабли теснили Армаду, пока она
не ушла далеко на север, а потом оставили на волю ветра и
Господа, во имя которого они и отправились в этот крестовый
поход.

ЭР ДЖЕРВАС
Ясным ав¬
густовским днем Кросби в числе многих гостей
был приглашен в просторную гостиную королев¬
ского дворца Уайтхолл.
Безоблачное голубое небо создавало иллюзию
покоя после недавних яростных штормов на море,
сотрясавших небо и землю. Моряки радовались,
что вернулись живыми после погони за Армадой и
привели в Темзу свои суда в целости и сохранно¬
сти. Солнце ярко светило в высокие окна, из кото¬
рых открывался вид на реку, где были
пришвартованы барки; на них прибыли по пригла¬
шению королевы адмирал и офицеры флота.
Оказавшись в таком достойном высокочтимом
обществе, Кросби испытал чувство гордости и
благоговения; он с интересом глядел по сторонам.
На стенах гостиной висело множество картин, но
все они были занавешены, яркая восточная ска¬
терть с пестрым узором покрывала квадратный
стол посреди гостиной; у стен, отделанных дере¬
вянными панелями, стояли стулья с высокими рез-
ГЛАВА IV
234

ними спинками, на их красном бархате красовались геральдиче¬
ские щиты. На каждой четверти щита на красном или лазурном
фоне английские леопарды чередовались с французскими коро¬
левскими лилиями. Все стулья были свободны, кроме высокого
кресла с широким сиденьем и подлокотниками с позолоченными
львиными головами.
На этом кресле между двумя окнами восседала спиной к
свету женщина, которую с первого взгляда можно было принять
за восточного идола - по обилию драгоценностей и ярких пест¬
рых украшений. Худобу ее скрывало платье с фижмами. У нее
было ярко нарумяненное, узкое, хищное лицо с тонким орлиным
носом и острый, выдающий раздражительную натуру подборо¬
док. Брови были насурмлены, и к алости губ природа не имела
никакого отношения. Над высоким и широким, почти мужским
лбом громоздился чудовищный убор из белокурых накладных
волос и целого бушеля низаного жемчуга Многочисленные нити
жемчуга закрывали шею и грудь, будто восполняя былую перла¬
мутровую белизну давно увядшей кожи. Горловина платья была
отделана кружевным воротником неимоверной величины, тор¬
чавшим позади, словно расправленный веер. Он переливался
жемчугами и бриллиантами. Драгоценными камнями сверкало и
золототканное платье, расшитое хитроумным узором из зеленых
ящериц. Она поигрывала платочком, отороченным золотыми
кружевами, демонстрируя изумительно красивую руку, которую
время пока щадило, и прикрывая потемневшие с годами зубы:
тут уж никакие белила не помогали.
Позади, справа и слева стояли фрейлины королевы, девушки
из самых благородных семейств Англии.
Кросби ранее представлял себе королеву по описанию лорда
Гарта Портрет дамы, которую любил его несчастный друг, граф
рисовал с несвойственной ему ныне восторженностью, не жалея
красок. И Кросби, явившись на прием, позабыв, что с тех пор, как
лорд Гарт лицезрел королеву в последний раз, прошло сорок
лет, полагал, что она - яркое воплощение женской красоты. То,
что предстало его взору, потрясло его несходством с вообража¬
емым идеалом.
Ее приближенные еще больше подчеркивали это несоответ¬
ствие. Слева стоял высокий сухопарый джентльмен в черном.
Резко очерченное лицо, длинная белая борода, отнюдь не при¬
дававшая плуту вид патриарха Это был сэр Фрэнсис Уолсингем.
Полной противоположностью ему был герцог Лестер справа.
Когда-то, по слухам, самый красивый мужчина в Англии, он те¬
235

перь был тучный, нескладный, с воспаленным пятнистым лицом.
Роскошное одеяние и высокомерно поднятая голова лишь уси¬
ливали нелепость его облика.
Но королева, видимо, была иного мнения, и доказательством
тому было его место при дворе, а еще больше - тот факт, что
герцог Лестер был назначен верховным главнокомандующим на¬
земными войсками, которые готовились отразить испанское
вторжение. Конечно, лучшего организатора маскарадов и пыш¬
ных процессий было не сыскать не только в Англии, но и во всей
Европе. Но, к счастью для Англии и самого Лестера, английские
моряки не дали ему возможности продемонстрировать свои спо¬
собности в сражениях с принцем Пармским.
В честь этих отважных моряков и был устроен прием. Адми¬
рал лорд Говард Эффингем, высокий, подтянутый, докладывал
королеве о боевых сражениях в Ла-Манше, спасших Англию от
испанской угрозы. Он говорил живо и кратко. Порой лапидар¬
ность его повествования не удовлетворяла ее величество, и она
прерывала адмирала, чтоб выяснить какую-то деталь, или тре¬
бовала более подробного описания какого-нибудь события. Это
произошло и когда адмирал описал затруднительное положе¬
ние, в котором они оказались: Медина Сидония бросил якорь во
французских нейтральных водах, и пришлось уточнять позицию
испанских кораблей на рейде, чтоб послать брандеры и поджечь
их. Лорд Говард повел бы свой рассказ дальше и перешел к
сражению, но королева, сделав ему знак остановиться, сказала
на привычном ему языке:
- Ей-богу, пора спустить паруса, на такой скорости нам за
вами не угнаться. Меня интересует, как вы уточнили позицию
кораблей. Расскажите подробнее.
Напряженное внимание слушателей вдохновило адмирала на
более красочное описание событий. Королева засмеялась, засме¬
ялись и другие, возбужденные рассказом о небывалой удали.
- Клянусь честью, вы прекрасный морях, но неважный рас¬
сказчик, - заметила королева, - пропускаете самые лакомые ку¬
сочки. Назовите, кто вел полубаркас.
Джервас вздрогнул, услышав ответ адмирала. Мурашки по¬
бежали у него по спине. Ему показалось, что его фамилия, про¬
изнесенная лордом Говардом, прозвучала в тишине раскатами
грома. Он покраснел, словно девушка, и стал неловко переми¬
наться с ноги на ноту. Как сквозь туман, Кросби видел обращен¬
ные к нему лица. Знакомые улыбались ему, выражали дружеское
одобрение. Кросби подумал о Маргарет; как жаль, что ее здесь
236

нет, что она не слышала, как адмирал упомянул его, Маргарет
убедилась бы, что не напрасно поверила в него, обещала стать
его женой.
Адмирал завершил свой рассказ. Королева звенящим от вол¬
нения голосом назвала его историей о неслыханной доселе храб¬
рости и вознесла хвалу Господу, даровавшему блистательную
победу тем, кто сражался с врагами Бго Учения. Таким образом
не только Испания, но и Англия с большим на то основанием
полагала себя орудием божественной справедливости.
Затем адмирал представил королеве капитанов флота и офи¬
церов, отличившихся в битве в Ла-Манше. Королева поблагода¬
рила каждого из них, а трех особо отличившихся офицеров
посвятила в рыцари шпагой, поданой герцогом Лестером.
Место лорда Говарда занял вице-адмирал сэр Фрэнсис
Дрейк. Он представлял королеве капитанов и офицеров каперов.
Почти все они происходили из благородных семейств западной
Англии, многие снарядили суда за свой счет. Плотно сбитый
Дрейк шел враскачку, будто под ногами у него была качающаяся
палуба. Он был великолепен в своем белом атласном камзоле и
даже казался выше ростом. Бородка его была тщательно под¬
стрижена, курчавые каштановые волосы аккуратно причесаны и
напомажены, в мочках плотно прижатых ушей - золотые кольца
серег.
Дрейк, отвесив низкий поклон, звучным, как труба, голосом
заявил, что хочет представить капитанов и офицеров торгового
флота, и приступил к делу.
Первым он представил соседа Кросби Оливера Трессилиана
Пенарроу. Оливер был единокровным братом Лайонела Тресси-
лиава, чьи частые визиты в поместье Тревеньона так беспокоили
Кросби. Но тщетно было бы искать между ними сходство. Лай¬
онел был бледный и жеманный, сладкоречивый, как женщина, а
Оливер, рослый, смуглый, решительный, был воплощением
мужского начала. Он был сдержан, держался гордо, почти над¬
менно. По тому, как неторопливо, с каким достоинством он вы¬
ступил вперед, можно было судить, что он рожден для власти.
Хоть Оливер был еще молод, его подвиги сулили ему славу.
Морскому делу его обучал Фробишер. Оливер пришел на по¬
мощь Дрейку на своем прекрасно оснащенном капере. Андалуз¬
ский флагман был захвачен во многом благодаря его смелости и
находчивости. Это событие в самом начале сражения сильно
поддержало боевой дух англичан.
237

Когда Оливер встал на колено у скамеечки для ног, темные
близорукие глаза королевы глянули на него с нескрываемым
восхищением.
Сверкнула шпага и резко опустилась ему на плечо.
- Такие люди, как вы, сэр Оливер, рождены для того, чтобы
охранять эту страну, - сказала королева, посвящая его в рыцари.
Никто не позавидовал оказанной ему чести. Сэру Оливеру
предсказывали великое будущее, но кто предвидел, что из-за
людской злобы, неверности жены и, наконец, угроз инквизиции
он завоюет предсказанную ему славу под знаменем ислама? Став
мусульманским корсаром, он обернулся ревностным гонителем
христианства. Но в тот день, когда сэр Оливер поднялся с колен
после оказанной ему высокой чести, никому и в голову не при¬
шло, что готовит ему судьба.
Затем королеве были представлены другие приватиры - сна¬
чала капитаны каперов, а потом и офицеры, честно исполнившие
свой долг. И первым из них сэр Фрэнсис представил Джерваса
Кросби.
Рослый и гибкий Джервас выступил вперед. На нем был -
стараниями Киллигру - прекрасный темно-красный камзол из
бархата, бархатные штаны до колен, отделанные рюшем, модные
туфли с розетками, короткий на итальянский манер плащ. Узкий
плоеный жесткий воротник подчеркивал его мужественность.
Юношеское безбородое лицо не сообразовывалось со свершен¬
ным Кросби подвигом, но с тех пор как Маргарет выразила не¬
приязнь к бороде почти год тому назад, он тщательно сбривал
каждый волосок.
Взгляд королевы, взиравшей на приближавшегося к ней юно¬
шу, казалось, немного смягчился, и это был не единственный
восхищенный женский взгляд; многие фрейлины проявили к не¬
му большой интерес.
Кросби опустился на колени и поцеловал руку королеве, и
она с некоторым недоумением глянула на коротко остриженные
каштановые волосы на затылке. Поцеловав ее прекрасную руку,
Кросби тут же поднялся.
- Что за спешка! - произнесла королева сердитым голосом. -
На колени, на колени, мой мальчик! Кто повелел вам подняться?
Сообразив, что проявил оплошность, Кросби покраснел до
корней волос и снова опустился на колени.
- Это он провел полубаркас среди испанских кораблей у
Кале? - спросила королева у Дрейка.
- Он самый, ваше величество.
238

Королева посмотрела на Джерваса.
- Боже правый, да он же совсем ребенок!
- Он старше, чем цыглядит, но для таких подвигов и впрямь
слишком молод.
- Это верно, - согласилась королева. - Ей-богу, верно.
Кросби чувствовал себя очень неловко и от всего сердца
желал, чтобы тяжкое испытание поскорей закончилось. Но ко¬
ролева не торопилась отпускать его. Юношеское обаяние при¬
давало ему еще больше геройства в глазах женщины, трогало ее
истинно женскую душу.
- Вы совершили самый замечательный подвиг, - молвила ко¬
ролева и добавила уже ворчливым тоном. - Мальчик мой, изволь¬
те смотреть мне в лицо, когда я с вами разговариваю.
Подозреваю, что королеве хотелось узнать, какого цвета у
него глаза
- Это был поистине геройский поступок, - продолжала коро¬
лева, - а сегодня мне поведали о чудесах храбрости,, Вы согласны,
сэр? - обратилась она к Дрейку.
- Он у меня учился морскому делу, мадам, - ответил сэр
Фрэнсис, что следовало понимать так: "Что еще можно ждать от
ученика, прошедшего мою школу?"
- Такое мужество заслуживает особого знака внимания, на¬
грады, которая вдохновила бы на подвиги других.
И совершенно неожиданно для Кросби, не помышлявшего о
награде, меч плашмя опустился ему на плечо, а приказ встать
был дан в таких выражениях, что он наконец понял: преклонив¬
шему колени перед королевой не следует проявлять излишней
торопливости.
Поднявшись, Джервас удивился, что не заметил ранее пора¬
зительной красоты королевы, хоть при первом взгляде на нее
ему захотелось смеяться. Как же он обманулся!
- Благослови вас Бог, ваше величество! - упоенно выпалил
он.
Королева улыбнулась, и грустные морщинки залегли вокруг
ее стареющих ярко накрашенных iy6. Она была необычайно ми¬
лостива в тот день.
- Он уже щедро благословил меня, юноша, даровав мне таких
подданных.
После представления Джервас смешался с толпой, а потом
ушел вместе с Оливером Трессилианом, предложившим доста¬
вить его в Фал на своем судне. Джервас жаждал вернуться до¬
мой как можно скорее, чтобы ошеломить девушку, которую он в
239

своих мечтах видел на королевском приеме, невероятной вестью
о потрясающем успехе. Дрейк своей властью позволил ему про¬
пустить благодарственную службу в соборе святого Павла, и
утром он отбыл вместе с Трессилианом. Сэр Джон Киллигру,
который последние десять дней провел в Лондоне, отплыл вме¬
сте с ними. От былой вражды между семействами Киллигру и
Трессилианами не осталось и следа. Более того, сэра Джона
окрылили успехи юного родственника.
- У тебя будет свой корабль, мой мальчик, даже если мне
придется продать ферму, чтоб его оснастить, - пообещал он
Джервасу. - А прошу я, - добавил сэр Киллигру, который при
всей своей щедрости никогда не забывал собственной выгоды, -
одну четверть дохода от твоей будущей морской торговли.
В том, что морская торговля будет развиваться, никто не
сомневался, считали даже, что она будет куда более прибыль¬
ной, поскольку могущество Испании на морях сильно подорвано.
Об этом, в основном, и шел разговор на корабле сэра Оливера
'Роза мира" по пути в Фал. Полагали, что он назвал свой корабль
в честь Розамунд Годолфин, своей любимой девушки, заключив
- я думаю, ошибочно - что это сокращение от "Rosa Mundi"1.
В последний день августа 'Роза мира" обогнула мыс Зоза и
бросила якорь в Гаррике.
Сэр Джон и его родственник распрощались с Трессилианом,
добрались до Смидика, а потом поднялись в гору, на свой вели¬
чавый Арвенак, откуда в ясный день открывался вид на Лизард,
стоявший в пятнадцати милях от Арвенака.
Не успев приехать в Арвенак, Джервас тут же его покинул.
Он даже не остался обедать, хотя время было позднее. Теперь,
когда Трессилиан вернулся домой, новости о последних событи¬
ях в Лондоне могли в любой момент достичь поместья Тревень¬
он, и тогда Джервас лишился бы удовольствия самому подробно
описать Маргарет свой триумф. Киллигру, прекрасно понимая,
чем вызвана эта спешка, подтрунивал над ним, но отпустил его
с миром и сел обедать один.
Хоть до соседнего поместья - от двери до двери - было мень¬
ше двух миль, Джервасу не терпелось добраться туда поскорее,
и он пустил лошадь в галоп.
1 Mundus - вселенная, мир (лат.)
240

На подъездной аллее, ведущей к большому красному дому с
высокими фигурными трубами, он увидел грума Годолфинов в
голубой ливрее, с тремя лошадьми и узнал, что Питер Годол-
фин, его сестра Розамунд и Лайонел Трессилиан остались на
обед у Тревеньонов. Было уже около трех часов, и Джервас с
облегчением подумал, что они скоро уедут. А в первый момент,
увидев лошадей, Джервас огорчился, решив, что торопился на¬
прасно и его уже опередили.
Он нашел всю компанию в саду, как и два года назад, когда
заехал попрощаться с Маргарет. Но тогда он только ждал славы.
Теперь он был овеян славой, и королева посвятила его в рыцари.
Англичане будут повторять его имя, оно войдет в историю. Вос¬
поминания о посвящении в рыцари в Уайтхолле придавали сэру
Джервасу уверенности в себе. Рыцарское достоинство сразу
вошло в его плоть и кровь, отразилось в горделивой осанке.
Он послал слугу доложить о своем приходе.
- Сэр Джервас Кросби к вашим услугам, ваша светлость, -
произнес Кросби, появившись вслед за слугой.
Он был в том же эффектном бархатном костюме. У Маргарет
на миг перехватило дыхание. Краска сошла с ее лица, а потом
прихлынула горячей волной. Ее гости, два кавалера и сестра
одного из них, были потрясены не меньше. Розамунд Годолфин,
нежной белокурой ангельского вида девушке, было не больше
шестнадцати, но ее чары уже воспламенили сердце властного,
повидавшего жизнь Трессилиана.
Джервас и Маргарет посмотрели друг на друга и на мгнове¬
ние позабыли обо всех вокруг. Застань он ее одну, Джервас,
несомненно, заключил бы Маргарет в объятия: она сама дала
ему это право в словах, сказанных при прощании два года тому
назад. Нежелательное присутствие гостей понуждало его к
большей сдержанности. Оставалось лишь, взяв ее руку, низко
склониться и прижаться к ней 1убами в ожидании будущего
блаженства, когда он выпроводит назойливых гостей. С этого он
и начал.
- Я высадился на мысе Пенденнис около часа тому назад, -
сказал он, чтобы Маргарет оценила его нетерпение, жажду уви¬
деть ее как можно скорее. Обернувшись к младшему Трессили-
ану, Джервас добавил: - Ваш брат привез нас из Лондона на
своем корабле.
- Оливер дома? - взволнованно прервала его Розамунд.
241

Она побледнела в свой черед, а ее красавец-брат нахмурился.
Корысти и осторожности ради он поддерживал с Трессилианами
видимость дружеских отношений, но истинной любви между
ними не было. Они всегда были его соперниками. Их интересы
все чаще сталкивались, и теперь Питер вовсе не собирался по¬
ощрять любовь, вспыхнувшую между сестрой и старшим Трес¬
силианом. Но Джервас припас для него неприятное известие.
- 'Роза мира" бросила якорь в Гаррике, - ответил он на вопрос
Розамунд, - и сэр Оливер, наверное, уже дома.
- Сэр Оливер! - эхом откликнулись юноши, и Лайонел повто¬
рил с вопросительной интонацией:
- Сэр Оливер?
Джервас улыбнулся с некоторой снисходительностью и, от¬
вечая на вопрос Лайонела, рассказал о том, какая и ему, Кросби,
выпала честь.
- Королева посвятила его в рыцари одновременно со мной, в
прошлый понедельник в Уайтхолле, - добавил он.
Маргарет стояла, обняв за талию тоненькую Розамунд. Бе
глаза сверкали, а глаза Розамунд были подозрительно влажны.
Лайонел радостно засмеялся, узнав об успехах брата. Лишь Пи¬
тера Годолфина не обрадовало это известие. Теперь эти Трес-
силианы станут еще несноснее, милость королевы даст им
неоспоримое преимущество в графстве. Годолфин ехидно ус¬
мехнулся. У него всегда была наготове такая усмешка.
- Ну и ну! Почести, наверное, сыпались градом.
Джервас уловил насмешку, но сдержался. Он смерил Годол¬
фина снисходительным взглядом.
- Не так щедро, сэр. Они доставались только тем, кого коро¬
лева сочла достойным.
Джервас мог ограничиться ндмеком на то, что насмехаться
над почестями - все равно, что насмехаться над тем, кто их да¬
рует. Но ему хотелось продолжить разговор на эту тему. Гор¬
дость за свой успех, который пришел так неожиданно, слегка
вскружила ему голову, ведь он был еще так молод.
- Хочу сослаться на слова ее величества, впрочем, может
быть, это сказал сэр Фрэнсис Уолсингем, что цвет Англии - те
двадцать тысяч, что вышли в море навстречу опасностям и сло¬
мили могущество Испании. Таким образом, сэр, рыцарей всего
один на тысячу. В конце концов не так уж густо. Но если бы в
рыцари посвятили всех участников битвы, все равно насмешка
была бы неуместной и глупой: ведь это послужило бы знаком
отличия их от тех, кто доблестно отсиживался дома
242

Наступило неловкое молчание. Леди Маргарет досадливо
нахмурилась.
- Как много слов и как мало сказано, сэр, - холодно заметил
Питер. - Смысл тонет в потоке слов.
- Хотите, чтобы я выразил свою мысль в двух словах? - ото¬
звался Джервас.
- Боже правый, нет! - решительно вмешалась Маргарет. -
Оставим эту тему. Мой отец, Джервас, будет рад видеть вас. Он
в библиотеке.
Это была отставка, и Джервас, полагая ее несправедливой,
рассердился, но скрыл раздражение.
- Я подожду, пока вы освободитесь и проводите меня к нему,
- сказал он с любезной улыбкой.
И тогда, досадуя в душе, кавалеры, едва кивнув Джервасу,
распрощались с хозяйкой, и Годолфин увез свою сестру.
Когда они ушли, Маргарет неодобрительно скривила губы.
- Вы поступили дурно, Джервас.
- Дурно? Господь с вами! - воскликнул Джервас и, напоминая
Маргарет, с чего все началось, передразнил жеманного Питера
Годолфина: - "Ну и ну! Почести, наверное, сыпались градом". А
это хороший поступок? Любой хлыщ будет насмехаться над мо¬
ими заслугами, а я смирюсь со своей несчастной судьбой и под¬
ставлю другую щеку? Вы этого ждете от своего мужа?
- Мужа? - Маргарет сделала большие глаза, потом рассмея¬
лась. - Будьте любезны, напомните, когда я вышла за вас замуж.
Клянусь, я не помню.
- Но вы не позабыли, что обещали выйти за меня замуж?
- Не помню такого обещания, - заявила она с той же легко¬
стью.
Джервас, не обращая внимания на легкомысленный тон,
взвесил сказанное. У него перехватило дыхание, кровь отлила от
лица.
- Вы собираетесь нарушить свое слово, Маргарет?
- А это уже грубость.
- Мне сейчас не до хороших манер, мадам.
Джервас горячился, терял самообладание, она же сохраняла
спокойствие и выдержку. Маргарет не прощала несдержанности
ни себе, ни другим, и горячность Джерваса ее уже порядком
раздражала. Он же продолжал свой натиск:
- Когда мы прощались в зале, вы дали обещание выйти за
меня замуж.
Маргарет покачала головой.
243

- Если мне не изменяет память, я обещала, что выйду замуж
только за вас.
- Так в чем же разница?
- Разница в том, что я не нарушу данного вам слова, если
последую примеру королевы и проведу свой век в девичестве.
Джервас задумался.
- И каково же ваше желание?
- Я останусь при своем мнении, пока кто-нибудь не переубе¬
дит меня.
- Как же вас переубедить? - спросил он несколько вызываю¬
ще, задетый за живое этой недостойной, по его мнению, игрой
словами. - Как вас переубедить? - повторил он, кипя от негодо¬
вания.
Маргарет стояла перед ним прямая, натянутая, как струна,
глядя мимо него.
- Разумеется, не теми способами, к которым вы доселе при¬
бегали, - сказала она спокойно, холодная, уверенная в себе.
Окрыленность успехом, гордость за свое новое рыцарское
звание, сознание собственной значимости, которое оно ему при¬
давало, - все куда-то разом подевалось. Джервас надеялся пора¬
зить Маргарет - поразить весь мир - оказанной ему честью и
воспоминаниями о подвигах, снискавших эту честь. Но реаль¬
ность была так далека от розовых грез, что сердце у него в груди
обратилось в льдышку. Каштановая голова, гордо вскинутая на
королевском приеме в Уайтхолле, поникла. Он смиренно пону¬
рил взгляд.
- Я изберу любой способ, угодный вам, Маргарет, - молвил
он наконец.- Я люблю вас. Это вам я обязан рыцарским званием,
это вы вдохновили меня на подвиги. Мне все время казалось, что
вы смотрите на меня, я думал лишь о том, чтоб вы гордились
мной. Все нынешние почести и все хрядущие для меня ничто,
если вы не разделите их со мной.
Джервас взглянул на Маргарет. Очевидно, его слова тронули
ее, смягчили ожесточившуюся душу. В ее улыбке промелькнула
нежность. Джервас не преминул этим воспользоваться.
- Клянусь честью, вы ко мне неблагосклонны, - заявил он,
возвращаясь к прежней теме. - Я сгорал от нетерпения увидеть
вас, а вы оказали мне такой холодный прием.
- Но вы затеяли ссору, - напомнила она.
244

- Разве меня не провоцировали? Разве этот щенок Годолфин
не насмехался надо мной? - раздраженно возразил Джервас. -
Почему в ваших глазах то, что делает он, - хорошо, а то, что
делаю я, - плохо? Кто он вам, что вы защищаете его?
- Он мой родственник, Джервас»
- И это дает ему право публично оскорблять меня, вы это
хотите сказать?
- Может быть, мы оставим в покое мистера Годолфина? -
предложила она.
- С превеликой радостью! - воскликнул Джервас.
Маргарет рассмеялась и взяла его за руку.
- Пойдемте к отцу, вы еще не засвидетельствовали ему сво¬
его почтения. Расскажете ему о своих подвигах на море, а я
послушаю. Возможно, меня так очарует эта история, что я вам
все прощу,
Джервасу показалось несправедливым то, что он еще должен
заслужить прощение, но он не стал спорить с Маргарет.
- А что потом? - нетерпеливо спросил он.
Маргарет снова рассмеялась.
- Господи, что за страсть опережать время! Неужели нельзя
спокойно дожидаться будущего, обойтись без вечного стремле¬
ния его предсказать?
Джервас какое-то мгновение колебался, но потом ему пока¬
залось, что он прочел вызов в ее глазах. И он рискнул - схватил
ее в объятия и поцеловал. И поскольку на сей раз Маргарет не
выказала недовольства, Джервас заключил, что понял ее пра¬
вильно.
Они вошли в библиотеку и оторвали графа от его ученых
занятий.

Дон Педро
де Мендоса и Луна, граф Маркос, испанский гранд,
открыл глаза: в бледном предрассветном небе клу¬
бились облака. До него не сразу дошел смысл уви¬
денного. Потом он понял, что лежит спиной на
песке, насквозь промерзший и больной. Стало
быть, он еще жив, но как это все произошло и где
он сейчас, еще предстояло выяснить.
Преодолевая ноющую боль в суставах, он при¬
поднялся и увидел, как вдали за мертвой зыбью
опалового моря растекался по небу сентябрьский
рассвет. От напряжения у него закружилась голо¬
ва, перед глазами закачались небо, море и земля, к
горлу подкатила тошнота. Боль пронзила его с го¬
ловы до ног, будто его выкручивали на дыбе, глаза
ломило, во рту была невыносимая горечь, в голове
стоял туман. Он улавливал лишь, что жив и стра¬
дает, и весьма сомнительно, что сознавал себя как
личность.
246
ГЛАВА V
ЫБРОШЕННЫЙ НА БЕРЕГ

Тошнота усилилась, потом его буквально вывернуло наиз¬
нанку, и, обессилев, он повалился на спину. Но через некоторое
время туман в голове рассеялся, сознание прояснилось. К нему
вернулась память. Дон Педро сел, ему было легче, по крайней
мере, тошнота прекратилась.
Он снова окинул взглядом море, на сей раз более осмыслен¬
но, высматривая обломки галеона, потерпевшего крушение про¬
шлой ночью. Риф, о который он разбился вдребезги, ярко выри¬
совывался на фоне оживающего моря - черная линия изрезанных
скал, о которые в пену разбиваются волны. Но никаких следов
кораблекрушения, даже обломков мачты не было видно. И ноч¬
ной шторм, выплеснув свою ярость, оставил после себя лишь эту
маслянистую метвую зыбь. Тучи, заволокшие небо, редели, уже
проглядывала голубизна.
Дон Педро сидел, упершись локтями в колени, обхватив го¬
лову руками. Красивые длинные пальцы теребили влажные,
слипшиеся от морской воды волосы. Он вспоминал, как плыл, не
зная куда, в кромешной ночной тьме, полагаясь лишь на инс¬
тинкт, неугасимый животный инстинкт самосохранения. Он был
абсолютно уверен в том, что земля где-то неподалеку, но в не¬
проницаемой ночной тьме не мог определить направления. И
потому без всякой надежды достичь земли дон Педро плыл, как
ему казалось, в вечность.
Дон Педро вспомнил: когда усталость наконец сковала все
члены, и он юбилея из сил, он вверил свою душу Творцу, про¬
явившему полное безразличие к тому факту, что дон Педро и
другие испанцы, ныне холодные безучастные мертвецы, сража¬
лись во славу Господню. Он вспомнил, как его, уже теряющего
сознание, подхватила, закрутила волна, подняла на самый гре¬
бень, а потом с размаху швырнула на берег, выбив дух из истер¬
занной груди. Он вспомнил внезапную острую радость, угасшую
уже в следующий миг, когда волна, убегая в море, потянула его
за собой.
Дона Педро снова объял ужас. Он вздрогнул, вспомнив, с
каким неистовством вцепился в чужой берег, запустив пальцы
глубоко в песок, чтобы не попасть в утробу голодного океана и
накопить силы для сознательной борьбы с ним. Это было по¬
следнее, что он помнил. Между тем мгновением и нынешним в
памяти был черный провал, и дон Педро теперь пытался соеди¬
нить их воедино.
247

Они разбились о скалы в отлив, и потому его последнее
отчаянное усилие было успешным, потому убегающая волна ли¬
шилась своей добычи. Но, видит Бог, чудовище, вероятно, пре¬
сытилось. Галеон затонул, а с ним ушли на дно морское триста
прекрасных рослых сынов Испании. Дон Педро подавил в душе
порыв благодарности за свое почти невероятное спасение. В кон¬
це концов, так ли уж он удачлив по сравнению с погибшими? Он
был мертв, а теперь будто воскрес. Такой ли уж это дар? Когда
его сознание угасло, он уже прошел сквозь страшные ворота.
Зачем его снова вышвырнули в мир живых? В Богом проклятой
еретической стране для него это лишь отсрочка казни. Ему не
спастись. Как только его поймают, он будет вновь осужден на
смерть, бесславную и мученическую, бесконечно более страш¬
ную, чем та, что грозила ему прошлой ночью. Так что не благо¬
дарность за спасение, а зависть к соотечественникам, почившим
вечным сном, вот его удел.
Дон Педро мрачно посмотрел по сторонам, обозревая ма¬
ленькую скалистую бухту изрезанного фьордами острова, на ко¬
торый его выбросило море. В свете нарождающегося дня ему
открывалось унылое безлюдное пространство, ограниченное
скалами, - некое подобие огромной тюрьмы. Ни внизу, ни на
скалах не было и следа человеческого жилья. Он видел вокруг
лишь отвесные бурые скалы, поросшие у вершин длинной тра¬
вой, которую теребил морской ветер.
Дон Педро знал, что его выбросило на берег Корнуолла. Он
слышал о Корнуолле от штурмана галеона вчера вечером, до
того как разыгралась эта адская буря, сбившая их с курса на
много лиг, а потом в бешеной ярости швырнувшая на скалы. И
это когда они выстояли в борьбе, одолели все невзгоды и шли
прямым курсом домой, в Испанию. Не суждено ему увидеть бе¬
лые стены Виго или Сантандера, а еще два дня тому назад он
предвкушал скорое свидание с ними.
Мысленным взором он увидел родные места, щедро залитые
солнцем, виноградные лозы, склонившиеся под тяжестью гроз¬
дьев винограда, смуглокожих черноглазых крестьян из Астурии
или Галиции с корзинами за спиной, укладывающих виноград на
массивные телеги, запряженные волами, точно такие же, как
завезенные в Иберию римлянами две тысячи лет тому назад. Дон
Педро услышал, как поют сборщики винограда мучительно-гру¬
стные, берущие за душу песни Испании, в которых таинственным
образом сочетаются радость и меланхолия, разгоняющие кровь.
Два дня тому назад он был уверен, что увидит все это наяву и
248

родина залечит его раны, телесные н духовные, полученные в
бесславном походе. Из белой церкви Ангела, что стоит на горе
над Сантандером, уже, наверное, доносится колокольный звон.
И будто явственно услышав его, дон Педро, тоскующий по дому,
вконец измученный ночным штормом, освободил ноги от опутав¬
ших их водорослей, встал на колени, перекрестился и прочел
"Аве Мария".
Помолившись, он снова сел и горестно обдумывал свое ны¬
нешнее положение.
Вдруг дон Педро рассмеялся горьким сардоническим сме¬
хом. Как разительно непохоже его появление на английском бе¬
регу с тем, что он себе так ярко представлял. Он разделял
уверенность своего патрона, короля Филиппа, в триумфальном
успехе своей миссии, которой никто не в силах противостоять.
Он уже видел Англию под пятой Испании, бесчестье ее ублю¬
дочной еретички-королевы. Им предстояло очистить авгиевы
конюшни ереси, очистить и возродить Истинную веру в Англии.
А что еще следовало ожидать? Испания выслала в море
флот, одолеть который было не под силу земному воинству, к
тому же он был надежно защищен и от силы ада. Испания стала
во славу Господа карающей рукой, которой он должен был ут¬
вердить свое дело. Невероятно, непостижимо было то, что с
самого начала кампании на стороне еретиков действовали какие-
то противоборствующие силы. Он припомнил, как с момента
выхода флота из Тагуса противные ветры сеяли смятение, меша¬
ли успешному плаванию. В Ла-Манше ветер почти все время
благоприятствовал более легким кораблям еретиков, помогал
собакам дьявола грабить и разорять испанцев. И даже когда они
отказались от надежды высадиться в Англии и уцелевшие ко¬
рабли Армады вынуждены были Огибать варварский остров с
севера и молили Небо лишь о том, чтоб благополучно вернуться
домой, эти силы по-прежнему проявляли свою непостижимую
враждебность.
До самого Оркни англичане шли за ними по пятам. В тумане
исчезли десять галеонов. Шестьдесят кораблей, включая и его
"Идею", где он был капитаном, держались возле флагмана и все
же прорвались на север. Но пища у них была на исходе, вода в
бочках протухла, на кораблях начался мор. Суровая необходи¬
мость вынудила их искать пристанища у берегов Ирландии, где
половина галеонов погибла при кораблекрушении. Как-то в
шторм корабль дона Педро отнесло в сторону от Армады: коман¬
да, ослабевшая от голода и болезней, не могла с ним управиться.
249

Чудом они добрались до Киллибега, где дон Педро пополнил
запасы воды и продовольствия. Он поднял на ноги своих обес¬
силевших моряков лишь для того, чтобы они утонули у берегов
Корнуолла, а он сам и на сей раз выжил, чтобы умереть еще
более мучительной смертью. Может быть, на них лежало про¬
клятие, раз дара жизни из рук Всевышнего следовало бояться
больше всего?
О судьбе других кораблей, сопровождавших флагман, дон
Педро ничего не знал. Но, судя по собственной судьбе, когда его
галеон оказался в одиночестве, навряд ли другим кораблям Ар¬
мады суждено вернуться в Испанию, а если они и вернутся, то
привезут на родную землю мертвецов.
Дон Педро, совершенно подавленный приключившейся с
ним трагедией, размышлял о том, что пути Господни неиспове¬
димы. По правде говоря, одно объяснение всему случившемуся
было. Выход в море Армады замышлялся как "суд Божий" в ста¬
ром смысле: обращение к Богу, чтобы он рассудил старую веру
и новую реформированную религию; рассудил Папу и Лютера,
Кальвина и прочих ересиархов. Так, стало быть, это и есть ответ
Божий, данный посредством ветров и волн, ему повинующихся?
Дон Педро вздрогнул, когда эта мысль пришла ему в голову:
так она была опасна, так близка к ереси. Он отбросил ее и вер¬
нулся к размышлениям о настоящем и будущем.
Солнце пробивалось сквозь тучи и стирало с неба последние
следы вчерашней бури. Дон Педро, превозмогая боль, поднялся
и в меру своих слабых сил отжал камзол. Он был высок, прекрас¬
но сложен, на вид ему было чуть больше тридцати. Его платье,
даже в столь плачевном состоянии, сохраняло элегантность. По
нему можно было с первого взгляда определить его националь¬
ность. Дон Педро был во всем черном, как и подобало испанско¬
му гранду, принадлежавшему к третьему, мирскому ордену
доминиканцев. Черный бархатный камзол, зауженный в талии,
почти как у женщины, был расшит причудливым золотым узо¬
ром. Сейчас, мокрый от морской воды, он гляделся почти как
панцирь с золотой насечкой. С черного кожаного пояса, тиснен¬
ного золотом, свисал справа тяжелый кинжал. Слегка помятые
чулки были из черного шелка Голенища сапог из мягчайшей
кордовской кожи спустились - одно до колена, другое до самой
щиколотки. Дон Педро сел на песок, поочередно стянул сапоги,
вылил из них воду и натянул снова Потом он снял с шеи кру¬
250

жевной датский воротник, прежде тугой, накрахмаленный, а те¬
перь висевший тряпкой, отжал его, рассмотрел и с отвращением
отбросил в сторону.
Пристально оглядев при ярком солнечном свете окрестно¬
сти, дон Педро с ужасом понял, что из себя представляют тем¬
ные предметы, усеявшие узкую полоску прибрежного песка.
Когда он впервые бросил на них рассеянный взгляд в тусклый
рассветный час, он принял их за камни или груды водорослей.
Бле волоча ноги, он подошел к ближайшему из них, помед¬
лил, наклонился и узнал Хуртадо, одного из офицеров злопо¬
лучного галеона, отважного стойкого парня, со смехом сносившего
все невзгоды и опасности. Больше ему не смеяться. Тяжелый
вздох дона Педро прозвучал как реквием по покойному, и он
двинулся дальше. Через несколько шагов он наткнулся на мер¬
твеца, вцепившегося в обломок реи, на котором его носило по
морю. Потом он обнаружил еще семь трупов - одни лежали,
вытянувшись на песке, другие - сжавшись в комок, там, куда их
выбросило море. Трупы, обломки дерева, ящик, кое-что из ос¬
настки - вот и все, что осталось от величественного галеона
"Идея".
С грустью, всегда сопутствующей смерти, смотрел дон Пед¬
ро на своих мертвых товарищей. Он даже прочел заупокойную
молитву. Но на его тонком лице цвета слоновой кости, чью неж¬
ную матовую бледность оттеняли небольшие черные усы и ост¬
рая бородка, не отразилось и тени сожаления за их судьбу. Дон
Педро обладал трезвым холодным умом, способным оценить ре¬
альность и подавить эмоции. Этим людям повезло больше, чем
ему. Они приняли смерть однажды, а ему еще предстояло, как
он полагал, встретить несравненно более жестокую смерть в
чужом враждебном краю.
Это было вполне разумное заключение, а вовсе не паника.
Ему была знакома жгучая ненависть англичан к Испании и ис¬
панцам. Он наблюдал ее вспышки за те два года, что прожил при
дворе королевы Елизаветы в составе посольства; его кузен Мен¬
доса, испанский посол, был вынужден покинуть Англию, когда
Трогмортон разоблачил его связь со сторонниками королевы
Шотландии в заговоре против Елизаветы. Если ненависть жила
в англичанах тогда, каков же должен быть ее накал сейчас, после
стольких лет страха перед Испанией, достигшего апогея, когда
в эту Богом забытую страну пришла Непобедимая Армада? Он
знал, какие чувства возбуждал в нем еретик, знал, как поступил
251

бы с еретиком у себя на родине. На то он и был членом третьего
мирского ордена доминиканцев. Дон Педро по себе судил о том,
как отнесутся к нему еретики, какая судьба ему уготована.
Дон Педро медленно вернулся к телу Хуртадо. Он вспомнил,
что к поясу Хуртадо прикреплена рапира, и ему захотелось взять
оружие. Это было чисто инстинктивное желание. Он уже накло¬
нился, чтобы расстегнуть пряжку, но разум его воспротивился.
Он мрачно глянул на тяжелые вздымающиеся волны, будто
вопрошал бесконечность, символом которой всегда был океан.
Нужно ли ему оружие?
Дон Педро получил прекрасное образование в университете
Святого Иакова в Компостелле, и умело применял свои знания в
дипломатических миссиях при королевских дворах. Со временем
у него развилась склонность философствовать. Он твердо усво¬
ил, что сражаться с неизбежностью - ребячество, недостойное
развитого ума. Если встреча со злом неизбежна, мудрый человек
идет ему навстречу и ускоряет события. Что ж, можно остаться
в этом Богом забытом месте и умереть здесь от голода и жажды,
а можно пойти навстречу опасности и, прикрыв лицо, как это
делали римляне, принять смерть от первого, кто поднимет на
него руку.
Это философия. Но дон Педро был еще молод, кровь играла
у него в жилах, его переполняла жажда жизни. Философия, в
конце концов, навевает скуку рассуждениями о причинах и след¬
ствиях, размышлениями о прошлом и будущем, о происхожде¬
нии и назначении, и все это не проверишь человеческим опытом.
Жизнь - напротив - основывается на чувственном восприятии, ее
интересует только настоящее, она не туманна; определенная и
реальная, она непрерывно утверждает себя. Жизнь хватается за
соломинку ради самосохранения.
Дон Педро наклонился и на сей раз, подавив в душе сомне¬
ния, пристегнул рапиру мертвеца к своему поясу. Но беспокоясь
о будущем, он этим не ограничился. Его команда получила день¬
ги еще до выхода из Тагуса и - увы! - не успела их потратить.
Остерегаясь пропажи, каждый носил мешочек с дукатами на
поясе. Дон Педро, подчиняясь здравому смыслу, преодолел ес¬
тественное отвращение к мародерству, и через некоторое время
в его промокшем камзоле лежал тяжелый кошелек. К этому
времени солнце уже стояло высоко в голубом небе, и последние
тучи рассеивались. Солнечный свет и движение разогнали
кровь, и лихорадочный озноб, мучивший дона Педро, прекратил¬
ся, но зато появились голод, жажда и ощущение горечи во рту.
252

Он стоял, всматриваясь в морскую даль, и размышлял. Над
залитой солнцем гладью моря носились чайки; порой, подлетая
совсем близко к берегу, они пронзительно кричали. Куда напра¬
вить путь? Есть ли надежда, что в этом далеком краю найдутся
сострадательные люди, готовые помочь побежденному врагу в
беде? Дон Педро сомневался. Но если самому в этом не удосто¬
вериться, значит, все прежние усилия напрасны, и его ждет мед¬
ленная мучительная смерть. В конце концов, это самое худшее,
что ждет его повсюду, - смерть, а накликать несчастье ни к чему.
Надо надеяться на лучшее. Вот так инстинкт жизни поколебал
философское умонастроение дона Педро и зажег в его душе
искорку надежды.
Он прошелся берегом Корнуолла, высматривая расщелину в
отвесной скале, тропинку, по которой он мог бы подняться к
зеленым вершинам, где, несомненно, отыщет человеческое
жилье. Дон Педро поднялся по уступу темного зубчатого утеса,
нисходившего к песчаному берегу и хоронившемуся в море. Ве¬
роятно, он тянулся далеко под водой. О такой коварный подвод¬
ный риф и разбился его галеон. Вдруг взор его различил далеко
в скалах неглубокую расщелину, по которой к морю сбегал бур¬
ливый ручеек. Это было благословенное зрелище, журчанье ру¬
чейка звучало для дона Педро гимном спасения.
Он подошел к его устью над берегом, растянулся на песча¬
нике, поросшем редкой мокрой травой, и, благодарно наклонив
к воде голову, пил воду, как животные на водопое. Ни андалуз¬
ское вино, ни сок мускатного винограда не были так сладки, как
глоток воды из искрящегося на солнце корнуолльского ручейка.
Дон Педро с жадностью прильнул к воде, утоляя жажду,
избавляясь от горечи во рту. Потом он смыл соль с лица и с
волнистых черных волос, сбегавших на прекрасный лоб.
Освежившись, он приободрился и откинул прочь свои мрач¬
ные размышления. Он был жив, полон сил, в расцвете лет. Те¬
перь дон Педро осознал свою неправоту - он проявил нечестивость
и неблагодарность Творцу, завидуя бедным погибшим товари¬
щам. Каясь, дон Педро упал на колени и сделал то, что под¬
обало сделать благочестивому испанскому гранду значительно
раньше, - возблагодарил Господа, что чудом остался в жи¬
вых.
Помолившись, он повернулся спиной к морю и пошел по
отлогому склону вверх. В лощине был густой лес, но дон Педро
обнаружил тропинку вдоль ручья, который то ниспадал неболь¬
шим водопадом, то разливался глубокой заводью, где плеска¬
253

лась золотая форель, спугнутая его тенью. Порой его царапали
высокие кусты ежевики, тем самым привлекая внимание к своим
плодам. Дон Педро с благодарностью принял этот дар и заморил
червячка. Пища, конечно» была скудная: ягоды маленькие, не
очень зрелые. Но дон Педро сейчас был не очень разборчив.
Невзгоды приучат нас ценить и малое. Дон Педро с наслажде¬
нием ел лесные ягоды, но вдруг его насторожил треск сучьев в
чаще. Он замер и стоял неподвижно, как приютившие его де¬
ревья, остерегаясь обнаружить свое присутствие. Напрягая слух,
он ловил звуки.
Кто-то бежал по лесу. Дон Педро не испугался, его нелегко
было испугать. Но он был начеку: скорей всего, к нему прибли¬
жался враг.
Враг объявился внезапно и оказался вовсе не тем, кого ждал
дон Педро. Из ольховника по ту сторону ручья выскочила рыже-
вато-коричневая гончая и, оскалившись, зарычала. С минуту она
стояла на месте и яростно лаяла на чужака в черном. Потом
принялась бегать туда и сюда, выискивая переправу, и наконец,
изловчившись, одним махом одолела ручей.
Дон Педро тут же взобрался на огромный валун, лежавший
неподалеку, и выхватил рапиру. Проклятая собака получит свое.
Гончая прыгнула и готова была броситься на него, но ее
остановил властный голос:
- Лежать, Брут, лежать! Ко мне, а ну, ко мне!
Гончая в растерянности топталась на месте: охотничий инс¬
тинкт в ней боролся с послушанием. Но когда последовала по¬
вторная команда и из-за деревьев показалась хозяйка, собака,
гавкнув напоследок от досады и злости, снова перемахнула через
ручей.

АПИТУЛЯЦИЯ
Дон Педро,
величаво стоявший с мечом в руке на валуне, слов-
но на пьедестале, низко поклонился, уповая на то,
что не выглядит смешным.
Дама по ту сторону ручья, которую он привет¬
ствовал, должна была по закону взаимного притя¬
жения противоположностей сразу очаровать сына
Испании.
У нее был нежный яблоневого цвета румянец,
темно-золотые, как спелые колосья, волосы, уло¬
женные с божественной простотой, вопреки чудо¬
вищному жшанстау, возведенному в моду Елизаветой.
Синие глаза, широко раскрытые от изумления, бы¬
ли воплощением чистоты и наивности. Он с удо¬
вольствием отметил высокий рост и
пленительную соразмерность, присущую лишь
расцветающей женственности. Судя по наряду,
она принадлежала к благородному сословию. Су¬
живающийся корсет, нелепые фижмы, хоть и не
столь смехотворные, как предписывала мода, не
оставляли сомнений: перед ним отнюдь не просто-
ГЛАВА VI
255

душная Диана. Не только платье, но и сама манера поведения,
то, как уверенно она держалась перед благородным, хоть помя¬
тый мокрый камзол и придавал ему несколько эксцентричный
вид, незнакомцем, подтверждало догадку: это знатная дама.
- Сэр, вы намеревались убигь мою собаку?
Дон Педро де Мендоса и Луца не напрасно пробыл три года
при испанском посольстве в Лондоне, где постоянно бывал при
дворе. Он говорил по-английски лучше, чем многие англичане,
и лишь некоторое растягивание гласных выдавало в нем ино¬
странца.
- Мадам, льщу себя надеждой, что вы не сочтете меня недо¬
статочно галантным лишь потому, что не жажду достаться на
обед вашей собаке? - спокойно ответил он.
Легкий акцент и юмор, заключенный в ответе, удивили ее
еще больше.
- Боже правый! - воскликнула она. - Навряд ли вы выросли
здесь, как гриб, за ночь! Откуда вы, сэр?
- О, откуда! - Он пожал плечами и грустная улыбка оживила
его печальные глаза. - Одним словом не скажешь.
Дон Педро спрыгнул с камня и в три прыжка - с валуна на
валун - пересек ручей. Лежавшая у ног хозяйки собака припод¬
нялась и зарычала на него, но леди приказала ей лечь и в нази¬
дание хлестнула ореховым прутиком.
Дону Педро все же предстояло объяснить, кто он такой.
- Перед вами жалкая жертва кораблекрушения. Испанский
галеон разбился о риф ночью в бурю, и меня выбросило на берег.
Только я и уцелел.
Он увидел, как внезапно потемнело ее милое лицо; если в
нем и отразился страх, то неприятия было значительно больше.
- Испанец! - воскликнула она тоном, каким говорят о чем-то
злом и отвратительном.
Он, понурив голову, с мольбой протянул к ней руки.
- Убитый горем. - Он тяжело вздохнул.
Дон Педро тотчас отметил перемену в ее лице: женская жа¬
лость преодолела расовые предрассудки. Она всмотрелась в не¬
го внимательнее. Мокрая одежда и растрепанные волосы были
красноречивее слов. Она ярко представила себе картину кораб¬
лекрушения, гибели людей и ужаснулась.
Дон Педро прочел на ее лице эту вспышку сочувствия - он
очень тонко разбирался в людях - и тут же обратил ее себе на
пользу.
256

- Мое имя, - сказал он, не скрывая гордости, - дон Педро де
Мендоса и Луна. Я граф Маркос, испанский гранд и ваш плен¬
ник, - с этими словами дон Педро опустился на колени и протя¬
нул ей эфес рапиры, которую все еще держал в руке.
Она невольно отпрянула, потрясенная таким оборотом дела.
- Мой пленник? - она недоуменно свела брови. - О, нет, право
же, нет.
- Если вам угодно, - настойчиво повторил дон Педро. - Мне
никогда не вменяли в вину и, надеюсь, не вменят, недостаток
храбрости. Но теперь, став жертвой кораблекрушения, один во
враждебной стране, я никоим образом не намерен сопротивлять¬
ся пленению. Я, как гарнизон, вынужденный сдаться, ставящий
при капитуляции одно-единст венное условие: сохранение чести
и достоинства. Там, на берегу, у меня был выбор. Я мог броситься
в море, отвергшее меня, и утонуть. Но я, как вы могли заметить,
еще молод, к тому же самоубийство карается вечным прокляти¬
ем. Я предпочел другое - пойти к людям, разыскать человека
благородного происхождения и сдаться в плен, вручив ему свой
меч. Здесь, у ваших ног, леди, я начал и закончил свой поиск, -
и он протянул ей рапиру, которую на сей раз держал плашмя.
- Но я не мужчина, сэр, - молвила она в явном замешатель¬
стве.
- Так пусть же все мужчины вместе со мной возблагодарят за
это Бога! - воскликнул дон Педро и добавил уже серьезнее. - Во
все времена не считалось зазорным, если доблесть сдавалась на
милость красоте. За свою доблесть я ручаюсь, а вы мне поверьте,
пока не предоставится случай ее проверить, и, надеюсь, эта про¬
верка позволит мне сослужить вам службу. А все остальное ска¬
жет ваше зеркало и глаза любого мужчины. Что касается
благородного происхождения, то его сразу не признает лишь
слепой или шут.
То, что эта ситуация возбуждает любопытство дамы и льстит
ее самолюбию, не вызывало у дона Педро ни малейшего сомне¬
ния. Она столь романтична, что ни одна женщина, имеющая
сердце и воображение, не устоит перед соблазном. Незнакомку
смутила необычность самого происшествия и предложение ис¬
панского джентльмена.
- Но я никогда не слышала ничего подобного. Как я могу
взять вас в плен?
- Приняв мой меч, мадам.
- Как же я удержу вас в плену?
9 Р. Сабзпши, т. 1
257

- Как? - Он улыбнулся. - Пленника, который жаждет плена,
удержать легко» Неужели ваш пленник может желать свободы?
Он посмотрел на нее с пылкостью, способной изгнать по¬
следние сомнения. Она, как и следовало ожидать, покраснела
под его взглядом: дон Педро не давал ей опомниться.
- Я сдаюсь в плен, - сказал он. - Вы вправе потребовать за
меня выкуп* Назначайте любой, какой пожелаете. Пока его не
пришлют из Испании, я ваш пленник.
Дон Педро видел, что она все еще сильно колеблется. Воз¬
можно, его импульсивная пылкость, поспешность только усили¬
ли ее сомнения. И тогда он решил прибегнуть к
обезоруживающей искренности, твердо уверевдый в том, что
подробный рассказ о его бедствиях найдет отклик в ее душе, и
тогда ему удастся ее уговорить. Дон Педро подчеркнул, что
рассчитывал на милосердие, что лишь надежда на ее доброту и
сострадание побудили его избрать путь, который она сочла не¬
обычным, и это соответствует истине.
- Подумайте! - заклинал он ее. - Если я попаду к кому-нибудь
другому, мне, возможно, придется худо. Я вовсе не оскорбляю
ваших соотечественников, отказывая им в благородстве, которое,
по законам рыцарства, мы должны проявлять к несчастному,
беспомощному врагу. Но люди - рабы своих страстей, а чувства,
которые англичане испытывают сейчас к испанцам... - он сделал
паузу, пожал плечами, - впрочем, это вам известно. Может стать¬
ся, первый встреченный ашой англичашш отбросит представле¬
ния о том, как подобает поступать, и позовет на помощь других,
чтобы прикончить меня.
- Вы полагаете, без других не обойтись? - парировала она,
задетая тонким намеком на то, что одному англичанину не усто¬
ять против испанца.
- Да, полагаю, леди, - не колеблясь ответил дон Педро, пре¬
красно знавший женщин, и добавил не без самоуничижения. -
Если вы отказьюаете мне в смелости, я разрешу ваши сомнения
делом.
Он знал, что доказательств не потребуется, что некоторый
вызов, прозвучавший в его ответе, произвел на нее должное впе¬
чатление, и он в ее глазах - человек, соэфашвшшй достоинство
в беде, готовый принять участие только в определенных, не ос¬
корбляющих его честь пределах, Еашраш>ше он недвусмыслен¬
но просил ее о сострадании, теперь он столь же ясно заявлял о
том, что примет его лишь в том случае, если не пострадает его
чувство уважения в себе.
258

Она же поняла, что если она согласится на его странное
предложение и примет его в качестве пленника, ей придется его
защищать. И это будет достойно ее, ибо, хоть перед ней и испа¬
нец, он человек и джентльмен. Она была совершенно уверена в
том, что справится со своей обязанностью и отстоит4 своего плен¬
ника от любого агрессора. Он правильно оценил ее благородство
и смелость. Во всем Корнуолле нет никого, кто мог бы противо¬
стоять ей, вздумай она проявить свою волю.
Женское начало и склонность к романтике взяли верх. Она
приняла капитуляцию и проявила великодушие, столь свойст¬
венное, по ее убеждению, английскому рыцарству.
- Будь по-вашему, сэр, - сказала она наконец. - Дайте мне
обещание, что не предпримете попытку убежать, и я позволю вам
сохранить оружие.
Дон Педро, все еще стоявший на коленях с протянутой рапи¬
рой, склонил голову и торжественно произнес клятву:
- Перед лицом Господа и Пресвятой Девы клянусь честью и
верой, что останусь вашим пленником и не буду стремиться к
побегу, пока вы сами не вернете мне свободу, от которой сейчас
отказываюсь.
С этими словами дон Педро поднялся и вложил рапиру в
ножны.
- Не сочтите за наглость, мадам, могу я узнать имя той, у кого
я отныне в плену?
Она улыбнулась, в душе у нее оставалось чувство неловкости
за эту странную сделку.
- Я леди Маргарет Тревеньон.
- Тревеньон? - повторил он, проявляя неожиданный инте¬
рес. - Стало быть, вы из семьи герцога Гарта
Леди Маргарет, естественно, удивилась, что испанец так хо¬
рошо осведомлен в английских родословных.
- Он мой отец, сэр, - ответила она и в свою очередь пожелала
удовлетворить свое любопытство. - А что вам известно о герцоге
Гарте?
- Мне? Увы, ничего, и это мое упущение. Война, к счастью,
поможет мне его восполнить. Но я слышал о герцоге Гарте от
своего отца, о том, как он чуть не лишился жизни из-за вашей
нынешней королевы в царствование Марии Тюдор. Мой отец был
в свите короля Филиппа, когда он был мужем королевы Англии.
Полагаю, он хорошо знал вашего отца Если угодно, это устанав¬
ливает между нами странную связь.
9*
259

Но связь была отнюдь не странная, как полагал до» Педро
или как могло показаться на первый взгляд. Отец дона Педро
был одним из бесчисленных знатных испанцев, находившихся
при дворе королевы Марии Тюдор в то время, когда адмирал
Сеймор и его друзья приобретали все больший вес в глазах об¬
щественности, и король Филипа и его окружение опасалась, что
ек деятельность - угроза положению испанце» в Англии.
- Памятуя о собственных невзгодах и риске, которому под¬
вергалась его собственная жизнь, милорд Гарт, надеюсь, проявит
сочувствие к несчастью другого, - сказал дон Педро и, спохва¬
тившись, не требует ли он слишком многого, нрибег к юмору. -
И самая главная из эпж невзгод, смертельная угроза для меня -
голод.
- Следуйте за мной, сэр. - Маргарет улыбнулась. - Посмот¬
рим, можно ли помочь этому горю и облегчить ваше положение.
- Облегчить мое положение? Valga me Dios!1 Б этом, право
же, нет нужды.
- Следуйте за той! - вршеазала она и повернулась, а гончая
прыжками понеслась вперед.
Дон Педро покорно, как и подобает пленнику, пошел за ней,
от всей души вознося хвалу Всевышнему за свое чудесное избав¬
ление.
1 Боже мой! (шт.)

Они поднимались
по извилистой тропинке, испещренной солнечны¬
ми бликами; лучи солнца пробивались сквозь вет¬
ви, еще мокрые после ночной бури» Впереди леди
с собакой, за ней - дон Педро, отчасти потому, что
к этому его обязывало нынешнее положение, отча¬
сти потому, что они не могли идти рядом по узкой
тропинке. Приближаясь к вершине холма, где за¬
росли кончались, они услышали доносившуюся
сверху веселую песню. Слова песни, которую пел
сильный мужской голос, трудно было разобрать,
что, впрочем, не имело значения. Суть ее своди¬
лась к тому, что жизнь моряка - веселая, перемен¬
чивая, бродячая. Дон Педро засмеялся: его
воспоминания о жизни на море включали все, что
угодно, только не веселье.
Услышав его смех, Маргарет замедлила шаг,
глянула на него через плечо, и на губах ее мельк¬
нуло подобие улыбки. Кто-нибудь другой, не об¬
ладавший сатанинской проницательностью дона
Педро, решил бы, что она улыбнулась сочувствен-
ГЛАВА VII
ЛЕННИК МАРГАРЕТ
261

но, оценив его чувство юмора Дон Педро хе уловил в улыбке
нечто иное, таинственное, пока непостижимое для него. Тайна
раскрылась, когда они увидели певца, миновав наконец мокрые
заросли и оказавшись на открытой вершине холма, поросшей
вереском. В лучах утреннего солнца он переливался золотом и
пурпуром. Дон Педро увидел высокого юношу с беззаботным
выражением лица.
Он приветствовал появление Маргарет радостным криком,
его смеющиеся глаза засветились от радости. Длинноногий, в
высоких сапогах из недубленой кожи, он слегка раскачивался
при ходьбе, и по этой нарочито-тяжелой матросской походке
каждый встречный должен был с первого взгляда распознать в
нем старого морского волка, каковым он себя и почитал. Кашта¬
новые волосы, развевавшиеся на ветру, местами выцвели под тем
же солнцем, что так красиво позолотило его кожу, придав моло¬
дому лицу свежесть и очарование. Он держал за плечом охот¬
ничье ружье.
Пес радостно кинулся к парню и на миг преградил ему путь,
и Маргарет удивленно спросила, почему он поднялся в такую
рань. Он быстро объяснил. В Труро - ярмарка, там выступают
актеры, которые, как говорят, однажды давали представление в
Лондоне перед самой королевой. Вот он и выехал пораньше,
чтобы сопровождать ее на представление, если ей будет угодно.
А пьесу дают после обеда во дворе харчевни тТерб Тревеньона".
Узнав, что Маргарет ушла на прогулку, он спешился и пошел ей
навстречу. Не желая терять времени попусту, попросил у Мэтью
ружье, чтоб подстрелить зайца или тетерку на обед его светло¬
сти. Сообщив ей все это скороговоркой, он вдруг спросил, кто
ее спутник.
Маргарет могла по-разному представить своего пленника. Из
всех способов она лукаво выбрала самый маловразумительный и
в то же время интригующий:
- Джервас, это дон Педро де Мендоса и Луна, граф Маркос.
У молодого моряка округлились от удивления глаза
- Испанец! - воскликнул он таким тоном, словно хотел ска¬
зать: "Дьявол!" и почти инстинктивно скинул с плеча ружье,
будто готовился к бою. - Испанец! - повторил он.
Дон Педро улыбнулся, придав лицу подобающее обстановке
выражение усталости и грусти.
- Насквозь промокший, сэр, - сказал он на своем безупречном
английском.
262

Но сэр Джервас едва взглянул на него и перевел взгляд на
Маргарет.
- Скажите, ради бога, откуда взялся испанец?
- Море, отвергнув меня, милостиво бросило к ногам ее свет¬
лости, - ответил шесто нее дон Педро.
Джервас с первого взгляда невзлюбил его и отнюдь не пото¬
му, что дон Педро был испанцем. Возможно, дон Педро намерен¬
но вызвал его антипатию - слишком они были несхожи - и
внешне, и складом ума: в каких бы обстоятельствах они ни по¬
встречались, между ними никогда бы не возникла привязан¬
ность. Дон Педро был непревзойденным мастером уязвить
человека в самую душу - и тоном, и взглядом, и его искусство
вызывало тем большую досаду, что сочеталось с изысканной
вежливостью, не дававшей основания выразить недовольство.
- Хотите сказать, что потерпели крушение? - с откровенной
враждебностью спросил Джервас.
Тонкое лицо дона Педро снова осветила слабая грустная
улыбка.
- Надеюсь, я выразил ту же мысль более галантно. В этом
единственная разница.
Молодой человек подошел поближе.
- Какая удача, что я вас встретил, - сказал он просто.
Дон Педро поклонился.
- Вы очень любезны, я ваш должник.
- Любезен? - Джервас хмыкнул. - Боюсь, вы заблуждаетесь,-
и, исключая дальнейшее напоминание, добавил коротко. - Я не
доверяю ни одному испанцу.
- А какой испанец просит вас о доверии? - недоуменно спро¬
сил дон Педро.
Джервас пропустил его слова мимо ушей и перешел к делу.
- Начнем с того, что разоружим его, - обратился он к Марга¬
рет. - А ну, сэр Испанец, сдавайте оружие.
Но тут наконец вмешалась леди.
- Идите своей дорогой, Джервас, - сказала она, - и занимай¬
тесь своими делами. А это вас не касается.
Джервас на мгновение опешил.
- Почему? - Он пожал плечами и усмехнулся. - Нет, это дело
имеет ко мне прямое отношение. Это мужское дело. Ваше ору¬
жие, сэр.
Дон Педро снова улыбнулся своей привычной печальной
улыбкой.
263

- Вы опоздали на полчаса, сэр. Я уже сдал свое оружие.
Вернее, я сохранил его, дав клятву человеку, взявшему меня в
илен. Я пленник леди Маргарет Тревеньон.
Сэр Джервас сначала застыл от изумления, потом расхохо¬
тался. В его смехе прозвучало непршфытое пренебрежение, ко¬
торое рассердило ее светлость. Она вспыхнула, и это должно
было послужить предупреждением молодому человеку.
- Чистое безумие! - воскликнул Джервас. - Когда это жен¬
щина брала мужчину в плен?
- Вы только что слышали об этом, сэр, - напомнил ему дон
Педро.
- Вы молоды, Джервас, - презрительно сказала Маргарет. -
Весь мир открыт вам, чтобы вы набирались ума. Идите за мной,
дон Педро.
- Молод! - с негодованием выкрикнул Джервас»
- О, да, - подтвердила она, - и все ваши ошибки происходят
от бессердечия. Впрочем, вы меня задерживаете.
- Видит Бог, я это делаю намеренно. - Рассерженный Джер¬
вас решительно преградил им путь.
Дон Педро мог предложить Маргарет свою помощь. Но он не
торопился. Он углядел нечто знакомое в поведении графини и
сэра Джерваса. Его собственное положение было чрезвычайно
опасным. Он должен был соблюдать осторожность, чтоб не на¬
рушить ненадежное равновесие. Поэтому он оставался в стороне
от спора, предметом которого был он сам.
Тем временем сэр Джервас, заметив гнев в глазах Маргарет,
подавил свой собственный.
Он понял свою ошибку, не понял лишь, что негодование
Маргарет вызвано его плохим поведением.
- Маргарет, это дело...
- Я сказала, что вы меня задерживаете, - прервала она его
мольбу.
Маргарет держалась очень высокомерно и властно. Возмож¬
но, в ней возобладало упрямство, унаследованное от своенрав¬
ной матери.
- Маргарет! - Голос Джерваса дрожал от волнения, ясные
глаза, чью голубизну подчеркивал загар, были полны тревоги. -
Мое единственное желание - служить вам...
- Никакой службы мне не требуется, а уж столь назойливо
предлагаемой - тем более.
- Идемте, дон Педро! - в третий раз приказала она
264

Сэр Джервас на сей раз отступил: он был очевь обижен и не
хотел продолжать разговор. Но когда она уходила ж дон Педро
иослушно двинулся за ней, Джервас, больше не скрывая своих
чувств, бросил на него ненавидящий взгляд. Исшиец ответил на
него поклоном, в котором усматривалась почтительность и ни¬
чего больше.
Сэр Джервас угрюмо смотрел им вслед; дивное сентябрьское
утро померкло, исчезла из души радость предвкушаемой встре¬
чи с Маргарет» Он счел себя ужасно оскорблениям - и не без
оснований. Вот уже неделю он большую часть дня проводил с
ней - либо в ее поместье, либо на прогулках - пеших и верховых.
Между ними установилась близкие теплые отношения, и Джер¬
вас был уверен, что период испыташй подходит к концу и скоро
Маргарет даст согласие на официальную помолвку.
Джервас отнюдь не отличался самодовольством. Даже вну¬
шая себе, что Маргарет любит его, он сознавал, что ее любовь -
чудо, и он сам, и его заслуги здесь ни при чем. Любовь Марга¬
рет - незаслуженный дар фортуны, который принимают с удив¬
ленной благодарностью, не задаваясь вопросами.
Но события этого утра снова означали крушение всех на¬
дежд. Ясно, что она его не любит. Просто ей было весело коро¬
тать с ним время. Дни ее текли тоскливо в поместье Тревеньон
со скучным книгочеем-отцом, и Маргарет была рада, что он при¬
глашает ее йа прогулки верхом, охоту, сопровождает в Перин
или Труро, катает на яхте или берет с собой на рыбалку. Но
любви, истинной любви к нему в ее сердце не было, иначе она
не обошлась бы с ним, как сегодня, не унизила, не оспорила его
законного права распоряжаться испанцем, выброшенным на бе¬
рег. Все это казалось невероятным и терзало душу. А ведь он
был человек с положением в обществе, уверял себя Джервас.
Королева произвела его в рыцари за участие в боях против Ар¬
мады, и полномочия, данные ему ее величеством, налагали на
него определенные обязательства и здесь, в Корнуолле. Арест
испанца, спасшегося в морском сражении и выброшенного на
берег после кораблекрушения, разумеется, входил в его обязан¬
ности, и Маргарет не помешает ему выполнить свой долг, они не
заморочат ему голову абсурдно-романтической сдачей в плен,
разыгранной этим испанцем. Впрочем, не так уж его капитуляция
абсурдна, поразмыслив, решил Джервас. Далеко не абсурдна.
Это пример испанской хитрости и коварства. Ради спасения соб¬
ственной шкуры он сыграл на женском пристрастии к романтике.
265

Еще раз тщательно все обдумав, сэр Джервас принял окон¬
чательное решение. Он отправится в поместье Тревеньон н из¬
бавит лорда Гарта и его дочь от незваного гостя, как бы это ни
отразилось на это собственной судьбе. А потом он разыщет сэра
Фрэнсиса Дрейка или другого флотоводца и отправится на по¬
иски новых приключений на собственном прекрасном корабле,
который оснастил для него сэр Джон Киллигру.
Джервас решительно вошел в дом Тревеньонов, не дожида¬
ясь, пока о нем доложит старый мажордом Мартин, заправляв¬
ший скромньга хозяйством графа Гарта. Джервас бросил ему в
руки ружье и, не вшшая увещеваниям, отстранил старика и на¬
правился в библиотеку, где Маргарет и ее пленник сидели нае¬
дине с графом.
Бго светлость был изрядно раздосадован. Речь шла уже не о
временных помехах в ученых занятиях, безмерно раздражавших
1рафа, а о деле, чреватом всевозможными неприятностями, о
постоянной ежечасной угрозе желанному миру в доме. Дон Пед¬
ро с самого начала пытался сблизиться с графом, напомнив ему
о знакомстве со своим отцом в далекие дни правления королевы
Марии. Это несколько оживило туманное представление графа
об обязанностях, которые налагает положение. Благосклонность
графа выразилась в том, что он не очень явно проявил свое
неудовольствие по поводу вторжения и всех неудобств, которые
оно сулило.
Худой и бледный затворник почти дружески посмотрел на
испанца из-под кустистых бровей, и слабая улыбка мелькнула в
когда-то каштановой, а ныне почта белой бороде.
- О, да. Я помню дона Эстебана де Мендосу. Очень хорошо
помню. Так, стало быть, это ваш отец? - Граф улыбнулся при¬
ветливее. - У меня есть все основания его уважать.
Граф погрузился в раздумья, перебирая в памяти события,
внезапно извлеченные из небытия. Он припомнил, что из всех
испанцев при дворе королевы Марии дон Эстебан де Мендоса
был, вероятно, единственным, кто не жаждал крови принцессы
Елизаветы. Когда стараниями Рено создалась угроза для ее жиз¬
ни, именно дан Мендоса сообщил об этом адмиралу, и своевре¬
менное предущэддевде, возможно, спасло жизнь ее высочеству.
Этими воспоминаниями и было продиктовано последующее
высказывание графа.
266

- Сыну дона Эстебана де Мендосы не угрожает опасность в
Англии. Многие джентльмены будут рады служить вам, памятуя
о вашем отце. Сама королева, стоит напомнить ей о прошлом,
станет вашим другом, как когда-то ее другом был ваш отец.
- Возможно, они предпочтут вспомнить, что я командовал
галеоном Армады, - возразил дон Педро. - Недавние события
куда более весомы, нежели дела давно минувших лет. И в любом
случае, между мной и джентльменами, которые могли бы отне¬
стись ко мне дружелюбно, - почти вся Англия, где любовь к
испанцу почитается зазорной.
И в этот самый момент совет нарушил сэр Джервас; вместе
с ним в затхлую библиотеку, казалось, ворвался здоровый све¬
жий ветер вересковых пустошей и моря. Он был слегка взволно¬
ван и переполнен неистовой силой - и то, и другое его светлость
не переносил. Властью, данной ему королевой, Джервас предло¬
жил избавить лорда Гарта от незваного гостя. Он не предлагал
услугу, а высказывал намерение, что еще больше не понравилось
графу.
- Полномочия, предоставленные вам ее величеством, Джер¬
вас, не дают вам права врываться ко мне в дом, - назидательно
заметил граф. - Я прощаю вас, потому что понимаю ваше рвение.
Но оно неуместно и лишено смысла. Дон Педро уже сдался в
плен.
- Маргарет! Женщине! - негодующе воскликнул сэр Джервас
и счел излишним входить в объяснения. Абсурдность самого по
себе факта была очевидной. - Пусть по своей воле сдастся вла¬
стям в Труро, пока не объявлен розыск. С вашего разрешения,
милорд, я берусь сопровождать его туда.
- Вы рискуете, его могут разорвать на куски на улицах Тру¬
ро, - сказала Маргарет. - Это не по-рыцарски.
- Риск исключается, если он пойдет со мной. Можете мне
довериться.
- Я бы предпочла довериться этим стенам, - ответила Марга¬
рет.
Выслушав их доводы, Джервас потерял терпение.
- Немыслимо! - настаивал он. - Когда это женщины брали в
плен? Как она удержит его в плену?
- В плену удерживает честь, сэр, - спокойно и вежливо отве¬
тил дон Педро, - если пленник дал честное слово. Оно связывает
меня крепче всех цепей вашей тюрьмы в Труро.
267

В ответ, разумеется, последовало оскорбительное заявление,
которому трудно найти оправдание. Джервас все еще искал ос¬
нования для спора, но Маргарет отвела его аргументы, напомнив,
что ее несчастный пленник ослаб, насквозь промок, замерз, уми¬
рает от голода, и как бы ни решилась впоследствии его судьба,
исходя из простого человеколюбия, надо одеть, накормить плен¬
ника, дать ему отдых.
П>аф же, нредчувствуя возможность скорее вернуться к изу¬
чению Сократа и его рассуждениям о бессмертии души, исполь¬
зовал возможность положить конец спору и выпроводить
незваных гоетей из библиотеки.

В поместье
Тревеньон к дону Педро относились как к почет¬
ному гостю. Впрочем, дом славился своим госте¬
приимством , несмотря на явно негостеприимюй
характер своего хозяина.
Доходы лорда Гарта от поместья Тревеньон
были больше, чем у любого ленд-лорда Западной
Англии, его дичвые расходы весьма несуществен¬
ны. Он редко задумывался над тем, как распоряжа¬
ется его значительным состоянием управляющий
Фрэнсис Тревеньон, обедневший кузен, которому
он доверия поместье, м мажордом Говард Мартин,
всю жизнь прослуживший у него в доме. Лорд Гарт
полностью доверял этим людям не потому, что
они заслуживали доверия, иди потому что он сам
был очень доверчив по шпуре, - нет, просто, пола¬
гаясь на них, он избавлял себя от хозяйственных
забот и мелких домашних проблем, которые почи¬
тал докучливой и пустой необходимостью. Его со¬
стояния было более чем достаточно, чтобы-
поддерживать в доме заведенный порядок, соот-
ГЛАВА VIII
ИСЬМО ДОНА ПЕДРО
269

ветствующий положению хозяина, и хоть сам граф был очень
бережлив, он не вводил режима экономии, считая, что экономия
ведет к досадной трате сил и времени, а это не идет ни в какое
сравнение с тратой детег.
Если леди Маргарет требовалось что-нибудь для себя, либо
для кого-нибудь другого, она тут же отдавала распоряжение
Фрэнсису Тревеньону или Мартину. Все ее распоряжения испол¬
нялись неукоснительно.
По ее распоряжению к дону Педро был приставлен слуга;
гостю предоставили свежее белье и все, что ему требовалось для
комфорта; ему отвели просторную спальню в юго-западном кры¬
ле особняка, откуда открывался вид на гряду холмов и море,
проклятое море, предавшее дона Педро и его соотечественни¬
ков.
В этой спальне дон Педро пробыл безотлучно целую неде¬
лю: в тот же вечер, когда он появился в доме, у него началась
лихорадка - естественный финал того, что ему пришлось пере¬
жить. Два последующих дня она яростно трепала дона Педро, и
пришлось вызвать из Труро врача, чтобы он наблюдал за боль¬
ным.
Таким образом все вокруг узнали, что в поместье Тревеньон
живет испанец, и это дало пищу толкам от Труро до Смидика. А
потом поползли слухи, вызывавшие ложную тревогу, будто и
другие испанцы с галеона, налетевшего на риф, благополучно
выбрались на берег. Словом, кораблекрушение вызвало интерес,
порой небескорыстный, во всей округе, и домыслы, один нелепее
другого, передавались из уст в уста.
Из Труро явился констебль. Он счел своим долгом навести
справки и заявил его светлости, что дело надлежит передать в
суд.
Граф относился к суду с пренебрежением. Он высокомерно
полагал, что все события, происходящие в Тревеньоне, касаются
лишь его одного. В некоторых отношениях граф придерживался
почти феодальных взглядов. Разумеется, в его намерения нико¬
им образом не входило обращаться в суд.
С констеблем он объяснился подчеркнуто официально. При¬
знал, что в поместье Тревеньон находится испанский джентль¬
мен, выброшенный на берег после кораблекрушения. Но
поскольку его появление на английском берегу не может быть
расценено как вторжение или враждебный акт с целью нарушить
мир в королевстве, он, лорд Гарт, не знает закона, по которому
дон Педро может быть привлечен к суду. К тому же, дон Педро
270

сдался в плен леди Маргарет. В поместье он находится на поло¬
жении пленника, и он, лорд Гарт, принимает на себя ответствен¬
ность за последствия и полагает, что нихому не дано права
требовать у него отчета за свои действия ни в этом, ни в каком-
либо другом деле.
Граф отнюдь не был уверен в том, что никому не дано такого
права, но решил, что надежнее его отрицать. В подкрепление
аргументов он протянул констеблю крону и отправил его на
кухню, где тот крепко выпил.
Не успел он избавиться от констебля, как к превеликой до¬
саде графа явился сэр Джон Киллигру и высказал свое особое
мнение: испанского джентльмена надлежит отправить в Тауэр,
чтоб он составил компанию своему знаменитому соотечествен¬
нику дону Педро Валдесу.
Раздражение графа нарастало. Если он не воспламенился
гневом, то лишь потому, что внешнее проявление чувств было
чуждо его натуре. Но он без обиняков заявил сэру Джону, что
расценивает цель его визита как недопустимое вмешательство в
его личные дела, что он может сам решить, как поступить с
доном Педро, не прибегая к советам и помощи соседей. Граф,
однако, снизошел до того, чтобы пояснить свою мысль: случай
с доном Педро - исключительный и заслуживает более внима¬
тельного рассмотрения, учитывая отношение его отца к ее вели¬
честву в стародавние времена. И в Англии найдется еще с
десяток джентльменов, готовых его поддержать, заверил гостя
граф. Потерпев неудачу, сэр Джон предстал перед свошы родст¬
венником Джервасом.
- В конце концов, это касается только лорда Гарта, он сам
несет ответственность за все, - сказал Киллигру с легкомыслен¬
ной терпимостью, весьма отличной от патриотического негодо¬
вания, с каким он принял на себя эту миссию. - Одним испанцем
больше или меньше - какая разница? И не натворит он бед в
Корнуолле - руки коротки.
Сэр Джервас был с ним коренньш образом не согласен. Он
назвал историю с пленником возмутительной. В лучшем случае
это было незавершенное дело, а молодой моряк любил, чтобы во
всем был порядок, чтобы все было на своем месте. Самым под¬
ходящим местом для дона Педро де Мендоса и Луна был, по
мнению Джерваса, Тауэр. Бго враждебность к вснанцу усили¬
лась: из-за этого пленника Маргарет к нему переменилась. Он
271

не понимал, что сам вызвал такое отношение к себе мальчише¬
ским самодовольством и почти высокомерным утверждением
собственной власти.
Джервас, почитая себя обиженньвд пренебрежением со сто¬
роны Маргарет, вот уже несколько дней не появлялся в Тревень-
оне. Но до него доходили слухи о Маргарет и ее пленнике,
отнюдь не умерявшие его негодование. Лендлорды, жившие по
соседству, относились к пребыванию испанца в поместье Тре¬
веньон с потрясавшим Джерваса спокойствием. Годолфины,
Трегарты и младший Трессилиан расхваливали его любезность,
остроумие, хорошие манеры. Это после того, как лихорадка от¬
пустила дона Педро, и он стал вновь появляться на людях. Шла
молва, что в поместье Тревеньон к нему относятся как к почет¬
ному госта). Обеспокоенный слухами, сэр Джервас не учел, что
бездельники хотят уязвить его, мстя за ущемленное мелкое са¬
молюбие, страдавшее от почестей, так высоко вознесших его над
ними.
Итак, сэр Джервас пребывал в мрачном расположении духа
и занимался лишь снаряжением судна, будто не было на свете
никакой леди Маргарет. Как-то утром, дней двенадцать спустя
после появления дона Педро, в Арвенак прискакал грум с запи¬
ской от ее светлости. Маргарет интересовалась причиной столь
долгого отсутствия сэра Джерваса и требовала, чтобы он само-
литао прибыл в тот же день в Тревеньон и объяснился. Непоко¬
лебимое решение отшшть в Вест-Индию, не повидав Маргарет,
не помешало Джервасу немедленно исполнить ее приказ, не
ведая о том, что его присутствие и услуги требовались дону
Педро.
Оправавпшсь после болезни, дон Педро, естественно, стал
подумывать об освобождении и возвращении на родину. Как
всегда, он подошел к делу тонко и умело.
- Мы должны обсудить нечто чрезвычайно важное, - сооб¬
щил он Маргарет, - только мое бедственное положение вынуди¬
ло меня отложить этот разговор.
Завтрак уже кончился, 1раф и Фрэнсис Тревеньон ушли, а
они все еще сидели за столом. Решетчатые окна были открыты:
погода стояла теплая. Дон Педро, сидевший лицом к окну, видел
длинный зеленый газон, сверкавший в лучах утреннего солнца,
и ряд лиственниц на его дальнем конце, отбрасывавших густую
тень.
Леди Маргарет быстро взглянула ему в лицо: ее насторожил
непривычно серьезный тон.
272

- Я должен просить вас назначить за меня соответствующий
выкуп, ведь я ваш пленник, - ответил он на ее немой вопрос.
- Выкуп? - Она недоуменно нахмурилась, потом рассмея¬
лась. - Я не пойму, какая в этом необходимость.
- Тем не менее такой обычай существует, миледи, и вы долж¬
ны указать сумму. Позвольте добавить, что незначительная сум¬
ма не делает мне чести.
Маргарет ощутила еще большую неловкость. Ее взгляд за¬
думчиво скользил по белоснежной скатерти, покрывавшей тем¬
ный дубовый стол, по хрустальным бокалам и столовому
серебру. Вот что получается, когда в комедии переигрывают,
подумала она.
- Я согласилась взять вас в плен, когда вы предложили, по¬
тому что... потому что это показалось мне забавным, но на самом
деле вы можете считать себя нашим гостем.
Улыбка промелькнула на узком красивом лице дона Педро.
- О, нет, - воскликнул он, - не делайте ошибки, полагая меня
всего лишь гостем. G вашей стороны весьма неблагоразумно
заявлять подобное. Подумайте, если я ваш гость, вы виновны в
укрывательстве, в предоставлении крова врагу. Разумеется, вы
знаете, что за укрывательство католиков грозит суровое наказа¬
ние, тем более за укрывательство испанцев, воевавших против
Англии. Ради вашего спокойствия, как и ради моего собственно¬
го, давайте «несем в это дело ясность: я ваш пленник и обитаю
в вашем доме в качестве пленника. К тому же вы связаны словом,
вспомните, вы же говорили об этом сэру Джервасу в тот день,
когда я стал вашим пленником. Если бы вы и его светлость не
заверили его в этом, сэр Джервас задержал бы меня, и кто знает,
что бы со мной сталось. Навряд ли дело дошло бы до передачи
в суд, он бы арестовал меня, а поскольку у него было с собой
охотничье ружье, то и пристрелил бы. Теперь вы сами понимае¬
те: моя честь пострадает, если своей жизнью и спасением я обя¬
зан хитрой уло же.
Все это, разумеется, было софистикой: дон Педро лучше
других знал, что сама по себе сдача в плен - не более чем уловка.
Однако этот аргумент ввел Маргарет в заблуждение, она сочла
его веским.
- Понимаю, - клюнула она. - Все это верно, и если вы настаи¬
ваете, то сами и назовите сумму выкупа
Дон Педро загадочно улыбнулся, задумчиво потрогал длин¬
ную жемчужную серьгу в правом ухе.
273

- Будь по-вашему, - сказал он наконец. - Положитесь на меня,
миледи, я оценю себя по справедливости. Вы должны лишь по¬
мочь мне доставить выкуп.
- Вы так думаете? - Маргарет засмеялась: вот теперь-то он
признает, что обманулся в своих надеждах.
Но изобретательность дона Педро его не подвела: он уже
нашел выход.
-Я напишу письмо, а уж вы позаботитесь, чтоб его доставили
адресату, - сказал он, наклонившись к ней через стол.
- Каким образом?
- Из устья реки - что здесь, что в Смндике - каждый день
выходят в море суда, рыбацкие, торговые. Вот на этом малом
флоте и надо найти посыльного, который передал бы мое пись¬
мо. В этом деле я должен положиться на вашу светлость.
- Вы думаете, мне удастся уговорить английского моряка
зайти в такое время, как сейчас, в испанский порт?
- Такое предложение с моей стороны было бы нелепо, а я не
шучу, я говорю серьезно. У Англии с Францией хорошие отно¬
шения, и я адресую письмо своему знакомому в порт Нант. Ос¬
тальное предоставим ему. Он переправит письмо по назначению.
- А у вас уже все продумано, ° сказала Маргарет, глядя на
него с некоторым подозрением.
Дон Педро поднялся, стройный и очень элегантный в своем
черном испанском камзоле, обретшем стараниями добросовест¬
ного Мартина прежнее великолепие.
- Для меня непереносима мысль, что я буду еще долго обре¬
менять своим присутствием людей, проявивших ко мне столь
щедрое гостеприимство, - возразил он с благородным негодова¬
нием и болью во взоре, в то же время зорко наблюдая за Марга¬
рет.
Она только засмеялась в ответ и тоже поднялась из-за стола.
Маргарет уловила шуршание гравия под копытамм лошадей, зна¬
чит, грум и сокольничий уже близко. Они условились поохо¬
титься утром на вересковой пустоши, чтобы дон Педро увидел
своими глазами соколиную охоту.
- Вежливый предлог, чтобы поскорее покинуть нас, - пошу¬
тила Маргарет.
- О, только не это! - с жаром воскликнул дон Педро.- Неми¬
лосердно так думать о человеке, который в столь малой степени
распоряжается своей собственной судьбой.
Маргарет отвернулась от него и взглянула в окно.
- А вот и Нед с лошадьми, дон Педро.
274

Дон Педро взглянул на ее аккуратно уложенные на затылке
волосы и усмехнулся в черные усы. Он уловил раздражение в
голосе Маргарет, уразумевшей, как тщательно он продумал план
своего освобождения. Тон ее сразу стал ледяным, а последую¬
щий безразличный смех был лишь хитрой женской уловкой, что¬
бы скрыть разочарование. Так рассудил дон Педро и остался
доволен своими наблюдениями.
Он проверил их во время верховой про1улки, когда Маргарет
сообщила ему, что, пожалуй, знает канал, по которому можно
будет отправить его письмо. После того, как она с обидой вос¬
приняла известие о намерениях дона Педро, он и не расчитывал
на готовность Маргарет помочь ему осуществить свой замысел,
конечной целью которого было возвращение на родину.
Так уж случилось, что утром, когда он писал свое письмо -
на латыни, чтоб его не смог прочесть какой-нибудь любопытный
простолюдин, - она отправила короткую записку сэру Джервасу.
Тот явился незамедлительно, в одиннадцать, когда они, по
сельскому обычаю, сели обедать. За обедом Джервас самолично
убедился, что молва о доне Педро, истинном аристократе, изы¬
сканно вежливом и остроумном, верна. И, словно осознав, что
ранее совершил тактическую ошибку, высказываясь об испанцах
с присущей ему прямотой, сэр Джервас был нарочито любезен с
доном Педро, и тот отвечал ему тем же.
Когда обед закончился и граф, верный своей привычке, тут
же удалился, Маргарет пригласила Джерваса в сад - полюбо¬
ваться последними в этом году розами. Сэр Джервас, естествен¬
но, принял приглашение, и дон Педро остался за столом шесте
с Фрэнсисом Тревеньоном.
Джервас собирался высказать ей свое недовольство, чтоб
потом с радостью простить. Но когда они вошли в розарий, на¬
дежно укрытый от штормовых ветров высокой живой изгородью
из тиса, она держалась с такой непривычной обезоруживающей
робостью, что вся его досада улетучилась, и он тут же позабыл
заранее заготовленные колкости.
- Где вы скрывались все это время, Джервас? - спросила
наконец Маргарет, и этот вопрос, который он ждал и на который
имел наготове дюжину язвительных ответов, поверг его в сму¬
щение.
- Я был занят, - произнес он виновато. - Мы вместе с сэром
Джоном оснащали мой корабль. И к тому же... Я не думал, что
понадоблюсь вам.
- А вы являетесь лишь когда можете понадобиться?
275

- Только тогда, когда мне рады, а это примерно одно и то же.
Маргарет открыла рот от пумлеип.
- Какое недоброе обвннеше! - воскликнула «на. - Стало
быть, вас здесь ждут, только когда вы нуяош? Фу!
Джервас смутился еще больше. Всегда она находит его вину
там, где ее нет.
- Но веда ваш испанец был неотлучно вря вас и не давал вам
скучать, - скакал он грубовато, напрашиваясь на возражение.
- Он очев. вежлив, Джервас, не так ли?
- О, весьма вежлив, - проворчал Джервас.
- Я нахожу его чреоычвйво закимателькш. Вот уж кто по¬
видал мир!
- Что ж, тоже самое могу сказви» в о себе. Равве я не плавал
вместе с Дрейксм...
- Да, кояечно. Но тот мир. что я имею в ввду, мир, открыв¬
шейся ему, очень отличается от вашего, Джервас.
-Мяр ои и эсть мир, - нравоучительно заметил Джервас. - И
если на то вошло, я новндал гораздо больше, чем он.
- Бош речь идет о дикнх невзведанньвс краях, то я вами
согласна, Джервас. Но по нему можно судить, что он хорошо
знает цивилизованный мир, мир культуры. Он бывал при всех
дворах Евдооы, ему диакпмы их обычая я щмвы, он всесторонне
про свещенкый человек. Он говорят на языках веек народов мира,
божественно играет на лютне, а поет... О, есш бы вы слышали,
как он поет, Джервас! И он...
Но Джервасу уже npenus ее покввлы.
- Сколько он еще прогосшт здесь, это чудо всех веков? -
прервал он ее вопросом.
- Боюсь, недолго.
- Боитесь? - В голосе его прозвучала явствеаная неприязнь.
- Что я такого сказала? - удавилась Маргарет. - Почему вы
так рассердились. Джервас?
Он раздраженно хмыкнул и стал прохаживаться взад и впе¬
ред, с остервенением вйечаззйэая в землю каждый шаг. Плавая с
Дреёком, он повадал мар в многому научился, но у него было
мало возможностей постичь коварные повадки женщнн.
- Что вы собираетесь с нем делать? - сврос&я Джервас. - Ваш
отец принял ретаееме?
- Отца это не касается. Доя Педро - мой нденяак. Я держу
его рада якута, Как тальке иридет яьвсуп, дон Педро уедет.
Это сообщенве сначала уднвшю, нотом слегка развеселило
Джерваса.
276

- Если вы ждете выкуп, у вас нет никаких оснований беспо¬
коиться, что дон Педро скоро покинет вас»
- Вы слишком самоуверенны. Дон Педро написал письмо
знакомому в Нант, а тот поедет в Испанию и привезет выкуп.
Сэр Джервас отбросил всякую вежливость.
- О! - воскликнул он с усмешкой. - Уж лучше бы вы послали
в Труро за констеблем и передали дона Педро судьям.
- Это все, чему вы научились, плавая с сэром Фрэнсисом
Дрейком? Вот как вы понимаете рыцарство? Уж лучше снова
отправляйтесь в плавание и плывите подальше.
- Рыцарство! - произнес Джервас с издевкой. - Вздор! - И
прекратив издевки, перешел к практическим делам. - Вы сказа¬
ли, что он написал письмо. А кто его доставит?
- В том-то, конечно, и заключается трудность. Дон Педро это
прекрасно понимает.
- Ах, он понимает? Разумеется, он и должен быть понятли¬
вым. Он способен увидеть то, что стоит перед ним. Вот это
проницательность! - И Джервас рассмеялся, радуясь тому, что и
у испанца обнаружилось слабое место.
Радость его заметно поубавилась, когда Маргарет указала
ему на последствия проволочки с отправкой письма. К тому вре¬
мени они вышли из розария, перед ними была каменная скамья
в виде ниош, наполовину углубленная в густую изгородь из тиса
Маргарет вздохнула, словно смирившись с судьбой, и села
- Значит» дон Педро проживет здесь до конца своих дней. -
Она снова тяжело вздохнула - Какая жалость. Я ему глубоко
сочувствую. Пленник на чужбине - незавидная доля. Как дрозд
в клетке. Ничего не поделаешь! Мы сделаем все, что в наших
силах, для облегчения его участи, а что касается меня, я доволь¬
на, что дон Педро останется здесь. Мне нравится его общество.
- Ах, яравится? Сами признаетесь?
- А какой женщине оно бы не понравилось? Большинство
женщш? сочло бы его восхитительным. Мне было так одиноко,
пока он же появился в нашем доме: отец вечно занят своими
книгами, и компанию мне составляли такие глупцы, как Лайонел
Трессилиан, Питер Годолфин или Нед Трегарт, И если вы уйде¬
те в илававге - а вы сказали, что уйдете - мне снова будет очень
одиноко.
- Маргарет! - Джервас склонился к ней, глаза его сияли от
счастья стодэ неожидаюого признания.
Маргарет подняла к нему голову и улыбнулась ему не без
нежности.
277

- Вот так! Я это сказала! По правде говоря, я не собиралась
выдавать себя.
Джервас опустился на скамью рядом с Маргарет и обнял ее
за плечи.
- Надеюсь, вы понимаете, Джервас, что мне хотелось бы
удержать при себе такого прекрасного собеседника, как дон
Педро.
Рука Джерваса, обнимавшая ее плечи, упала.
- Я хочу сказать - когда вы уйдете в плаванье, Джервас. Вы
ведь не хотите, чтоб я скучала. Конечно, не хотите, если любите
меня.
- Об этом еще надо подумать, - отозвался он.
- О чем подумать?
Он подался вперед, уперся локтями в колени.
- Я говорю о письме, которое он написал: какую пользу он
надеялся извлечь из этого письма?
- Какую? Получить деньги на выкуп и на возвращение в Ис¬
панию.
- А у него нет соображений, как отправить письмо в Нант?
- Почему же, он полагал, что его может доставить шкипер с
какого-нибудь рыболовного судна или яла Трудность в том, как
убедить шкипера оказать ему эту услугу. Но дон Педро так умен,
что найдет выход. Он очень проницателен и находчив, Джервас,
и он...
- Да, да, - кивнул Джервас. - Возможно, я облегчу ему эту
задачу.
- Вы, Джервас? Какую задачу?
Он вдруг поднялся.
- Где письмо?
Маргарет глядела на него изумленными глазами.
- Не понимаю. Зачем вам оно, Джервас?
- Я найду шкипера, который доставит письмо в Нант. Оно
будет там в худшем случае через неделю. Еще неделя-две уйдут
на то, чтобы получить выкуп, и тогда пусть возвращается в Ис¬
панию или к дьяволу.
- Неужели вы и вправду окажете ему такую большую услу¬
гу? - спросила ее светлость с невинным видом.
- Давайте письмо. - Джервас мрачно усмехнулся. - Сегодня в
ночь с отливом в море уходит судно. Если хорошо заплатят,
шкипер доставит письмо до Луары.
Маргарет встала
278

- О, ему хорошо заплатят. Человек, которому адресовано
письмо, вручит гонцу пятьдесят дукатов.
- Пятьдесят дукатов! Гром и молния! Он очень богат, этот
испанец!
- Богат? Его богатство неисчислимо. Он испанский гранд.
Половина Астурии - его владение, к тому же у него огромные
виноградники и в Андалузии. Он племянник кардинала-архиепи-
скопа Толедо, он близкий друг короля Испании и...
- Конечно, конечно, - прервал ее Джервас. - Достаньте пись¬
мо, а остальное предоставьте мне.
Можно было не сомневаться, что Джервас рьяно возьмется
за дело, ибо сэр Джервас Кросби был как никто убежден, что
нужно как можно скорее выдворить столь знаменитого, богато¬
го, изысканного, высокопоставленного и привлекательного
джентльмена из поместья Тревеньон.

УЭЛЬ
Письмо
было отправлено своевременно, и, учитывая этот
факт, сэру Джервасу надо было набраться терпе¬
ния на то недолгое время, что дону Педро предсто¬
яло пробыть в Тревеньоне. Но молодые влюбленные
особенно нетерпеливы, да и обстоятельства скла¬
дывались так, что не способствовали душевному
спокойствию. Джервас видел, что леди Маргарет
потакает своему пленнику во всем, в чем ему,
Джервасу, отказано.
Когда бы ни явился Джервас в Тревеньон, он
проводил наедине с Маргарет не более минуты.
Если она было дома, а не на верховой прогулке или
соколиной охоте с аристократом-жспанцем, там
постоянно бывали гости, и испанец был неизменно
в центре внимания. Он занимал компанию забав¬
ными историями из своей богатой приключениями
жизни, либо очаровывал ее страстными андалуз¬
скими песнями. На лютне дон Педро играл мастер¬
ски и добивался удивительно сильного звучания.
ГЛАВА IX

Всем, а особенно сэру Джервасу, не верилось, что леди Мар¬
гарет безразлична к его несомненному очарованию. Остроум¬
ный, всесторонне одаренный, дон Педро явно стремился
понравиться, и это было опасно. Совершенно очевидно, он при¬
лагал для этого все силы. Корнуолльские лендлорды, оказывав¬
шие леди Маргарет всевозможные знаки внимания, пока сэр
Джервас не прогнал их со своего пути, насмешливо наблюдали
за тем, как и его, в свою очередь, изгоняет другой. Они видели в
доне Педро мстителя, и уж одно это располагало их в его пользу.
Лайонел Трессилиан преподнес эту историю в виде шутки
своему суровому единокровному брату сэру Олтеру. Но сэр
Оливер не разделил его радости.
- Черт побери! - воскликнул он. - Позор, что перед каким-то
гнусным испанцем, прячущимся за женскую юбку, пресмыкается
целая свора глупых английских щенков. Этого испанца надо бы¬
ло передать в суд. И поскольку милорд Гарт не решается пере¬
чить своей дочери, будь я на месте Джерваса Кросби, я бы живо
справился с этим доном Педро.
Наутро, случайно повстречав Джерваса в Смидике, старший
Трессилиан с присущей ему прямотой завел разговор на эту те¬
му. Он обвинил Джерваса в слабохарактерности: как он мог под¬
даться испанцу, разыгравшему комедию со сдачей в плен
женщине, как он допустил, чтобы тот захватил его законное
место! Здешние юнцы уже поднимают Джерваса на смех, и пора
показать им, что он способен разделаться с испанцами не только
на море.
Разговор подхлестнул упавший дух Джерваса, и, явившись в
тот день в Тревеньон, Джервас решил перейти к действиям, хоть
и не обязательно насильственным, на которые намекал прямой
бескомпромиссный сэр Оливер. Это было бы неблагоразумно по
отношению к Маргарет. Тем не мекее, надо было четко опреде¬
лить свою позицию. Узнав, что ее светлость - в беседке с доном
Педро, Джервас решил сначала побеседовать с графом.
Граф, увлекавшийся теперь историей, родной сестрой фило¬
софии, склонился над толстенным томом Геродота, когда Джер¬
вас нарушил его покой.
- Милорд, - заявил молодой человек, - я пришел поговорить
с вами о Маргарет.
Его светлость взглянул на посетителя с досадой.
281

- А есть ли в этом необходимость? - спросил он. - Полагаю,
вы явились, чтобы снова заявить о своем намерении жениться на
Маргарет. Бели она согласна, я не возражаю, женитесь. Пойдите
и спросите Маргарет. В конце концов, это касается ее, а не меня.
Если это была уловка, чтоб избавиться от назойливого посе¬
тителя, она не удалась.
- О, она теперь не прислушивается к голосу разума, - пожа¬
ловался Джервас.
- Разума? Какой влюбленный добивался успеха призывами
прислушаться к голосу разума? Я начинаю понимать, почему вы
потерпели неудачу.
- Я потерпел неудачу из-за этого проклятого дона Педро. -
Джервас смахнул пыль с тома, лежавшего у него под рукой. -
Пока этого испанца не выбросило на берег из ада, я был уверен,
что женюсь на Маргарет до Рождества,
Граф нахмурился.
- Какое отношение к этому имеет дон Педро?
- Позвольте мне почтительно указать вам, милорд, на то, что
вы слишком много времени проводите за чтением.
- Я рад, что вы это делаете почтительно, но вы не ответили
на мой вопрос.
- Если бы вы, сэр, оторвались на время от ученых занятий и
присмотрели за дочерью, это пошло бы ей на благо. Она слиш¬
ком часто бывает наедине с этим испанцем, значительно больше,
чем пристало даме ее положения.
- Вы пытаетесь довести до меня мысль, что Маргарет глупа -
Граф саркастически улыбнулся. - Вы сами глупы, если так дума¬
ете - вот вам мой ответ.
Но Джервас не сдавался.
- Я утверждаю, что все женщины глупы.
Граф презрительно фыркнул.
- Не сомневаюсь, что истоки вашего женоненавистничества -
в большом опыте, - и, не увидев ответной реакции своего собе¬
седника, пояснил: - Хочу сказать, что вы знали многих женщин.
- Ровно столько, сколько мне было нужно, - невозмутимо
отозвался Джервас.
- Тогда вам самое время жениться. Скажите, ради бога, что
вы медлите?
- Я уже сказал вам, ваша светлость. Этот чертов испанец
стоит у меня на пути. Даже сейчас он у ног Маргарет в беседке -
наигрывает на своей проклятой лютне и распевает любовные
песни.
282

Тут наконец граф действительно возмутился.
- Так что же вы медлите? Отправляйтесь к ней и тотчас
пришлите ее ко мне. Я положу этому конец. Если у меня есть
какая-то власть над ней, не пройдет и месяца, как вы на ней
женитесь. Тогда я наконец обрету мир и покой. Уходите!
И сэр Джервас отбыл по этому приятному поручению, а его
светлость вернулся к исследованию судьбы царя Кира.
Звучание лютни, красивый мелодичный голос испанского
гранда указали сэру Джервасу путь к беседке.
- Маргарет, его светлость просит вас немедля зайти к нему, -
бесцеремонно прервав песню, сообщил Джервас.
Маргарет, задав несколько вопросов, на которые последова¬
ли уклончивые ответы, ушла.
Джервас остался с глазу на глаз с доном Педро. Дон Педро,
поклонившись уходящей леди, снова сел, скрестив красивые но¬
ги, обтянутые блестящим черным шелком. Такие великолепные
чулки были в диковинку в Англии. Эта самая пара была на нем»
когда его выбросило на берег. Положив на колено лютню, дон
Педро несколько раз пытался завязать вежливый разговор. Но
все его попытки весьма невежливо пресекались односложными
ответами Джерваса, В конце концов дон Педро оставил его в
покое и снова обратился к инструменту - чудесной итальянской
лютне из черного дерева, инкрустированной слоновой костью.
Перебирая пальцами струны, он принялся тихо наигрывать быс¬
трый севильский танец.
Сэр Джервас, пребывавший в состоянии раздражения, при
котором все вокруг искажается и видится, как сквозь увеличи¬
тельное стекло, расценил это как намеренное оскорбление и
хитрую форму издевки. Возможно, игривый характер танца спо¬
собствовал такому заключению. В порыве внезапно охватившего
его гнева он выхватил лютню из рук дона Педро.
Темноглазый бледный испанец с изумлением посмотрел на
вспыхнувшего от гнева обидчика, и на его лице промелькнула
тонкая загадочная улыбка»
- Вы не любите музыку, сэр Джервас? - поинтересовался он
спокойно с едва уловимой насмешкой.
- И музыку, и музыкантов, - ответил Джервас.
Испанец все так же невозмутимо, пожалуй, с еще большим
интересом смотрел на Джерваса.
- Я слышал, что бывают такие люди, - сказал он, как бы
намекая, что впервые видит перед собой подобную особь.
283

- Любое чувство или его отсутствие я способен понять, даже
если оно не вызывает у меня восхищения, но я совсем не пони¬
маю избранный вами способ выражения своих чувств.
Сэр Джервас уже сообразил, что поступки как грубый невос¬
питанный человек. Он злился на себя еще больше оттого, что
ему не удалось заставить дона Педро позабыть про свою слегка
пренебрежительную учтивость, Он был готов восхищаться спо¬
койствием, присущим испанцу, рядом с которым он сам по
контрасту выглядел неотесанным увальнем. Но это только раз¬
дувало в нем ярость.
- Нечего тут мудрствовать, все и так ясно, - заявил Джервас.
- Разумеется, если подобное обращение с безобидной лют¬
ней леди Маргарет свидетельствует о сильных недостатках в
воспитании, заверяю вас, всякое мудрствование действительно
излишне.
- Вы слишком многословны, - парировал Джервас. - Я не
собирался повредить лютню.
Испанец распрямил ноги, вздохнул и поднялся с выражением
грусти и усталости.
- Так вы не на лютню прогневались? Стало быть, на меня?
Вы бросаете мне вызов? Я вас правильно понял?
- Надеюсь, вы не слишком перенапрягли свой ум, пока при¬
шли к этому заключению? - продолжал нападение Джервас. Те¬
перь уже поздно было идти на попятный.
- Пожалуй, это было непросто. Поверьте, непросто. Я не
припомню, чтоб чем-нибудь оскорбил вас, я всегда был вежлив
с вами...
- Вы сами по себе - оскорбление, - прервал его Джервас. -
Мне не нравятся ваша физиономия. Эта фатоватая жемчужная
серьга оскорбляет мой вкус. И ваша бородка мне отвратительная
Короче говоря, вы - испанец, а я ненавижу испанцев.
Дон Педро вздохнул с улыбкой.
- Наконец-то я все понял. Разумеется, сэр, ваша обида вели¬
ка. Мне стыдно, что я дал вам повод. Скажите, сэр, чем я могу
заслужить вашу благосклонность?
- Своей смертью, - ответил Джервас.
Дон Педро провел рукой по бороде. Он сохранял учтивость
и хладнокровие перед разъяренным противником, и каждым сло¬
вом, в котором сквозили презрение и насмешка, намеренно раз¬
жигал его ярость.
- Вы слишком много просите. А вас позабавила бы попытка
убить меня? - поинтересовался дон Педро.
284

- Чертовски, - охотно отозвался Джервас.
Дон Педро юклошлся.
- В таном случае я сделаю все воаможвое, чтобы угодить вам.
Вели вы подождете, пока я схожу за оружием, я вредостмяо вам
эту приятную возможность.
Ужбнувнжсь и кшнув Джервасу, доя Педро быстро удалил¬
ся, щ>едоставш Джервасу злиться и на него, и на себя. Он про¬
явил чудовищную бестактность но отношен» к этому
ревнителю безукоризнешшх манер. Он стыдился собственной
грубости в достижеаш цели: дон Педро преподал ему урок, как
решает подобные щюбдемы водлпшй аристократ. Теперь он
делом докажет то, что не смог надлежащем образом шразить
словами.
Он так и сказал дону Педро с угрозой в голосе, когда они
наконец направились к дальнему газону за живой изгородью из
боярышника, чтобы укрыться от посторонних глаз.
- Если вы мечом владеете так же искусно, как языком, дон
Педро, значит, вы мастер своего дела, - с издевкой заметил
Джервас.
- Не вольётесь, - последовал спокойный ответ.
- А я и не волнуюсь, - резко сказал Джервас.
- У вас нет щагчин для беспокойства, - заверил его дон Пед¬
ро. - Я вас не изувер.
Они уже обогнули изгородь, н сэр Джервас, отвязывавший
рагшру, разразжлея проклятняьгн в ответ та любезное обещание.
- Вы меня совершенно неправильно пошли, - сказал дон
Педро. - Во всяком случае, вы многого не понимаете в этой
истории. Рассудили ли вы, к примеру, что, убив меня, вы ни
перед кем не будете держать ответ, но если бы я убил вас, ваши
варвары-соотечественники, скорей всего, повесили бы меня, не¬
смотря на мое происхождение?
Джервас, снимавший кшзол, замешкался. На его честном
молодом лще отразыюсь недоумение.
- Paspass меня гром, мне это и в голову не приходило. По¬
слушайте, дон Педро, у меня нет желашга ставить вас в невыгод¬
ное положение. Дуэли не будет.
- От нее уже нельзя отказаться. Создается впечатление, что
я обратил ваше шаманке т двусмысленность ситуации, чтобы
избежать дуэли. Долг чести не позволяет мне принять ваше
предложение. Но, повторяй), сэр, у вас нет основанМ для беспо¬
койства.
285

Насмешливая самоуверенность дона Педро вызвала новую
вспышку гнева у Джерваса.
- А вы чертовски уверены в себе! - сказал он.
- Конечно, - кивнул дон Педро. - В противном случае, разве
бы я согласился на дуэль? Вы по горячности многое упустили из
виду. Учтите, что я пленник, взявший на себя определенные
обязательства. Быть убитым на дуэли не сделает мне чести, ибо
я - равноправный ее участник, и такая смерть была бы равнознач¬
на побегу из тюрьмы. Отсюда следует, что я должен быть очень
уверенным в себе, иначе я бы и не согласился на дуэль.
Этого Джервас не мог стерпеть. Его восхищали достоинство
и невозмутимость испанца. Но его напыщенность была невыно¬
сима. Он в гневе скинул с себя камзол и, опустившись на землю,
принялся стаскивать сапоги.
- Какая в этом нужда? - спросил дон Педро. - Я всегда опа¬
саюсь промочить ноги.
- У каждого свой вкус, - последовал короткий ответ. - Може¬
те умереть с сухими ногами, если вас это больше устраивает.
Испанец ничего не сказал в ответ. Он расстегнул пояс и
отбросил его вместе с ножнами, оставшись с обнаженной рапи¬
рой в руке. Он принес меч и кинжал, обычное оружие для дуэли,
но, обнаружив, что у Джерваса нет другого оружия, кроме рапи¬
ры, дон Педро согласился на оружие противника.
Стройный, изящный, дон Педро невозмутимо ждал, пока его
противник закончит долгую подготовку к дуэли, сгибая в руках
длинную гибкую рапиру, как хлыст.
Наконец они заняли боевую позицию, и дуэль началась.
Сэр Джервас не раз доказывал, что он наделен от природы
отвагою льва, но в фехтовании, как и в жизни, он был простоду¬
шен и прям. Сила мускулов снискала ему среди моряков славу
умелого фехтовальщика, и он сам уверовал в то, что способен
сразиться с любым противником. Это объяснялось не самонаде¬
янностью, а наивностью сэра Джерваса. В действительности же
его искусство было далеко от совершенства, как часто и доволь¬
но зло напоминала ему Маргарет. И в тот день ему предстояло
кое-чему научиться.
Истинное искусство фехтования тогда переживало еще пе¬
риод младенчества. Родившись в прекрасной Италии, взлелеяв¬
шей все искусства, фехтование было сравнительно мало
известно в других европейских странах. Правда, в Лондоне жил
мастер фехтования мессир Савиоло, дававший уроки несколь¬
ким избранным ученикам, появлялись мастера своего дела и во
286

Франции, Испании и Голландии. Но в целом и кавалер, и осо¬
бенно офицер больше полагались на силу, чтобы отразить удар
противника и нанести ему удар в самое сердце. Напор дополнял¬
ся несколькими весьма сомнительными приемами, совершенно
бесполезными, как сегодня убедился сэр Джервас, против тех
немногих фехтовальщиков, кто серьезно изучил это новое ис¬
кусство и в совершенстве освоил его принципы.
Можете представить себе, как был потрясен и разочарован
сэр Джервас. Разящие удары, в которые он вкладывал всю силу,
стремясь настичь гибкого дона Педро, лишь понапрасну рассе¬
кали воздух, умело отраженные его рапирой. Непосвященному
все это казалось колдовством, словно рапира испанца была кол¬
довской палочкой, одним лишь прикосновением лишавшая ору¬
жие и руку Джерваса силы. Джервас рассердился и очертя
голову ринулся в бой. Дон Педро мог заколоть его раз двадцать,
не прилагая особых усилий. И именно легкость, с которой испа¬
нец вел бой, особенно злила молодого моряка. Дон Педро был
почти неподвижен. Рука его, согнутая в локте, почти все время
оставалась в этом положении, зато кисть работала непрерывно,
поспевая повсюду, и в то же время не делая ни одного липшего
движения. И каким-то непостижимым таинственным образом ис¬
панец умело отражал его удары, делая тщетными все усилия
Джерваса.
Джервас, с трудом переводивший дух, мокрый от пота, прыг¬
нул в сторону, намереваясь атаковать противника сбоку. Но и
этот маневр не удался. Испанец мгновенно повернулся и пари¬
ровал удар. Джервас рванулся вперед, чтобы выбить у него ра¬
пиру из рук, но испанец остановил его, мгновенно направив
острие рапиры к горлу Джерваса.
Обескураженный, Джервас отступил, чтобы отдышаться. Ис¬
панец не пытался в свою очередь атаковать его. Он лишь опу¬
стил рапиру, давая отдых руке, выжидая, когда противник
возобновит поединок.
- Боюсь, вы слишком разгорячились, - заметил испанец, со¬
хранявший хладнокровие и легкость дыхания. - Вы слишком ча¬
сто прибегаете к удару лезвием и потому излишке утомляете
руку. Вам следует научиться больше работать острим. Прижи¬
майте локоть к боку, вращайте запястье.
- Гром и молния! - яростно выкрикнул Джервас. - Вы взду¬
мали давать мне уроки!
- А разве вы не поняли, что нуждаетесь в уроках? - вежливо
осведомился дон Педро.
287

Джервас сделал выпад, и все остальное произошло чрезвы¬
чайно быстро, не успел он опомниться. Меч испанца отразил его
яростный удар жестче, чем раньше. Со звоном скрестились
клинки, звякнули друг о друга эфесы. Вдруг дон Педро выкинул
вперед левую руку и стиснул правое запястье Джерваса. Дальше
события развивались с быстротою мысли. Испанец бросил свою
рапиру, и, прежде чем Джервас разгадал его замысел, выхватил
у него оружие.
Итак, Джервас был обезоружен, его рапирой завладел про¬
тивник.
Джервас стоял красный от злости, пот с него катился градом,
а испанец, спокойно улыбнувшись, поклонился, как бы давая
понять, что он выполнил свой долг, и дуэль закончена.
А затем, будто этого унижения было мало, Джервас увидел
Маргарет. Бледная, с широко раскрытыми глазами, она притаи¬
лась в углу живой изгороди, прижав руку к груди.
Джервас не знал, давно ли она тут, но уж, конечно, она была
свидетельницей его поражения. В эту горькую минуту Джервас
пожалел, что дон Педро не пронзил ему сердце своей рапирой.
Джервас чувствовал себя ужасно глупо, сильная бледность
проступила на его смуглом, разгоряченном от поединка лице,
когда он увидел, что Маргарет, явно рассерженная, быстро на¬
правилась к нему.
- В чем дело? - требовательно спросила она, смерив каждого
из них уничтожающим взглядом.
И, разумеется, ей ответил дон Педро, ни на минуту не теряв¬
ший самообладания.
- Да так, пустое. Немного пофехтовали, чтобы сэр Джервас
усвоил кое-какие приемы. Я ему продемонстрировал кое-что из
итальянской школы фехтования.
Он протянул Джервасу его рапиру эфесом вперед.
- На сегодня хватит, - произнес он с вежливой улыбкой. -
Завтра я покажу вам новый прием и как его отражать.
С дьявольской тонкостью он выдал то, что якобы хотел
скрыть: как благородно он пощадил соперника.
Ее светлость бросила на него высокомерный взгляд.
- Будьте любезны, оставьте меня наедине с сэром Джерва-
сом, - приказала она ледяным тоном.
Испанец поклонился, поднял с земли рапиру, пояс и послуш¬
но уд&гшлся.
- Джервас, я хочу знать правду! - властно сказала она. - Что
произошло между вами?
288

Он весьма откровенно сообщил ей подробности, не делав¬
шие, как он считал, ему чести.
Маргарет терпеливо выслушала его, все еще бледная, с дро¬
жащими губами. Когда Джервас закончил свой рассказ и, пону¬
рив голову, стоял перед ней с виноватым видом, Маргарет
некоторое время молчала, будто не могла найти нужных слов.
- Кажется, вы намеревались помочь мне стать послушной
дочерью? - сказала она наконец, и в ее вопросе звучало утверж¬
дение.
Джервас понял смысл ее слов, но мужество его покинуло, и
он продолжал рассматривать помятую траву. Он сознавал, что
Маргарет, естественно, откажется выйти замуж за такого неоте¬
санного мужлана, который все делает через пень колоду. У него
уже не было смелости защищаться, приводить какие-то доводы
в свою пользу.
- Ну? - нетерпеливо спросила Маргарет. - Почему вы мне не
отвечаете? Или вы потеряли голос, беседуя с доном Педро?
- Возможно, - горестно подтвердил он.
- Возможно! - передразнила его Маргарет. - Вы полагали, что
вам лучше быть убитым?
Джервас ответил вопросом на вопрос; он вполне мог задать
его сам себе и найти ответ в ее волнении и злости.
- Поскольку вам моя смерть была бы глубоко безразлична, к
чему все это беспокойство?
Смятение невольно выдало Маргарет.
- Кто сказал, что мне это безразлично? - воскликнула Мар¬
гарет, и уже в следующее мгновение готова была прикусить себе
язык.
Ее слова совершенно преобразили молодого человека, сто¬
явшего перед ней. Он смотрел на нее, не веря своим глазам, его
била дрожь.
- Маргарет! - голос его зазвенел. - Вам была бы небезразлич¬
на моя смерть?
Она тут же прибегла к чисто женскому притворству.
- Разве не ясно? - Маргарет передернула плечами. - Кому
нужно, чтобы судьи узнали, как вы погибли? Разразился бы та¬
кой скандал, что о нем могли бы узнать и в Лондоне.
Джервас вздохнул и снова впал в уныние.
- Вы только это и имели в виду? Только это?
10 Р. Сабатини, т. 1
289

- А что еще, по вашему разумению, я имела в виду? Одевай¬
тесь, молодой человек! Мой отец ждет вас» - Маргарет отверну¬
лась от него. - А, кстати, где вы бросили мою лютню? Если вы
ее разбнлЕэ я вас так легко не прошу»
- Маргарет! - позвал он уходящую девушку.
Она задержалась у изгороди, глянула на него через плечо.
- Я вел себя как дурак. - печально сказал он.
- По крайней мере, тут мы можем придти к согласию. А что
еще?
- Если вы меня простите.*. - Не закончив фразы, Джервас
догнал ее. - Все из-за вас, Маргарет. Меня бесило, что я посто¬
янно видел вас с этим испанцем. Это было выше моих сил. Мы
были так счастливы, пока не появился он...
- Я не скажу, что была несчастлива и потом.
Джервас выругался сквозь зубы.
- В том-то все и дело! В том-то все и дело!
- В чем дело?
- В моей проклятой ревности. Я люблю вас, Маргарет. Я бы
отдал свою жизнь ради любви к вам, дорогая Маргарет.
- Клянусь честью, я верю вам, - насмешливо сказала она, -
тем более, что вы уже предприняли такую попытку. - Она сде¬
лала шаг, другой и снова помедлила. - Одевайтесь, - повторила
она, - и ради Бога, будьте благоразумны.
С этими словами она удалилась.
Но когда Джервас мрачно взялся за шнурки, Маргарет верну¬
лась
- Джервас, - начала она очень серьезно и сдержанно, - если
мое прощение что-то значит для вас, обещайте, что это не по¬
вторится.
- Хорошо, - с горечью сказал он, - я обещаю.
- Поклянитесь, - настаивала она.
Джервас с готовностью поклялся, но, судя по всему, не понял
причины ее беспокойства. В этой ситуации некоторое самодо¬
вольство ему бы не помешало, но самодовольство было не в
характере сэра Джерваса Кросби.
290

ГЛАВАХ
Никогда
еще Джервас не испытывал такого унижения, как
в тот день, уходя из поместья Тревеньон. У друго¬
го такое унижение вызвало бы прилив злости, по¬
буждающей к мелкому мщению - случай всегда
найдется. Сэр Джервас корил сам себя и мучился
от стыда. Собственное поведение вызывало у него
отвращение: вел себя, как дурно воспитанный
школяр, и дон Педро обошелся с ним соответст¬
венно, проявив великодушие, что само по себе бы¬
ло жестокостью, - своего рода воспитательная
порка для души.
Теперь ему не миновать презрения Маргарет, и
оно оправдано - эта мысль была для него невыно¬
сима. И в своем крайнем унижении он именно так
истолковал негодование Маргарет. Ослепленный
им - ведь уничижение ослепляет не меньше тще¬
славия - Джервас не почувствовал за негодовани¬
ем Маргарет горячего участия.
ю*
291
ЫКУП

Положение соперника было не намного лучше его собствен¬
ного. Напрасно он защищался, приводя многословные доводы в
свою пользу, выставляя напоказ собственное великодушие и
сдержанность, позволившие сэру Джервасу покинуть поле боя
без единой царапины. Но леди Маргарет не желала, чтобы сэр
Джервас был хоть чем-то обязан великодушию другого челове¬
ка. Ёй было крайне неприятно, что Джервас оказался в таком
положении, и свое недовольство она беспристрастно выражала
и Джервасу, и тому, кто поставил его в столь невыгодное поло¬
жение. С доном Педро она отныне держалась отчужденно и
холодно. Маргарет ясно дала ему понять, что у нее уже сложи¬
лось определенное мнение о его поведении, и никакие объясне¬
ния ей не нужны, поскольку они все равно не изменят ее точку
зрения.
Вечером того же дня дон Педро предпринял отчаянную по¬
пытку оправдаться перед ней. Она со своим кузеном Фрэнсисом
вышла из-за стола вслед за отцом, и дон Педро умолил ее задер¬
жаться на минуту. Она поддалась на уговоры, намереваясь, веро¬
ятно, разъяснить ему в полной мере, как велико ее негодование.
- Клянусь, - начал он, - вы жестоки со мной, потому что вас
разгневала дуэль, которой я не мог избежать.
- Я больше не хочу об этом слышать.
- А теперь вы несправедливы. Нет большей несправедливо¬
сти, чем осудить человека, даже не выслушав его.
- Нет никакой необходимости выслушивать вас, сэр, чтобы
убедиться в том, что вы злоупотребили своим положением, что
вы злоупотребили моим доверием, когда я позволила вам со¬
хранить оружие. Меня интересуют только факты, а факты,
дон Педро, таковы, что вы в моих глазах пали бесконечно
низко.
Она увидела, как гримаса боли исказила его тонко очерчен¬
ное лицо; большие темные глаза смотрели на нее с мукой. Воз¬
можно, это несколько смягчило Маргарет, заставило ее
выслушать дона Педро, не прерывая.
- Вы не смогли бы наказать меня более жестоко, - сказал он, -
а ирония заключается в том, что кара постигла меня за действия,
предпринятые с одним-единственным желанием - сохранить ва¬
ше доброе расположение, которое я ценю превыше всего. Вы
говорите, я злоупотребил вашим доверием. Хотите выслушать
мой ответ?
292

Он держался так смиренно, а его молящий голос был так
музыкален, что Маргарет дала согласие, хоть и с явной неохотой.
И тогда он объяснился. Сэр Джервас явился к нему с неприкры¬
тым желанием спровоцировать ссору. Он выбил лютню из рук
дона Педро и позволил себе грубые намеки относительно его
внешности.
Он простил бы сэру Джервасу его грубые выпады, но тогда
обвинение в трусости, брошенное сэром Джервасом, оказалось
бы справедливым, а обвинения в трусости он не мог простить,
ибо оно наносило урон его чести. И потому, желая избежать
непростительного позора, он согласился дать удовлетворение
сэру Джервасу Кросби, и то потому лишь, что дон Педро не
сомневался в исходе дуэли и был полон решимости использо¬
вать свое оружие лишь в целях самообороны, чтобы сделать
дуэль безрезультатной. И он продемонстрировал мастерство
владения оружием не ради хвастовства, а ради того, чтоб его
смелость впредь не подвергалась сомнению, если ему вздумает¬
ся уклониться от дальнейших поединков, которые, возможно,
будут ему навязаны.
Речь дона Педро звучала убедительно, а манера изложения
фактов была безупречна в своей скромности. Но ее светлость,
казалось, не была расположена к милосердию; вынужденная
признать, что аргументы, приведенные доном Педро, ее убедили,
Маргарет сохранила холодный и отчужденный тон, и в последу¬
ющие дни держалась отчужденно. Она больше не заботилась о
том, чтобы развлечь своего гостя. Предоставленный сам себе он
отныне в одиночку предпринимал долгие прогулки и упражнял
свой ум, беседуя о сельском хозяйстве и лесоводстве с Фрэнси¬
сом Тревеньоном, в то время как Маргарет отправлялась на вер¬
ховые прогулки с Питером и Розамунд Годолфинами или
принимала их и других гостей на своей половине, не приглашая
испанца.
Три дня тянулись для дона Педро мучительно долго. Когда
они встретились за столом, Маргарет отметила его унылый вид.
Она была довольна, что он страдает, тем более что следствием
поражения на дуэли явилось то, что сэра Джерваса больше не
видели в Тревеньоне. Если бы Маргарет оценила в полной мере
страдания дона Педро, все могло бы сложиться иначе. Но она
была к нему несправедлива, расценив грусть, отражавшуюся на
его бледном лице и в глазах, как лицемерную уловку, приличе¬
ствующую случаю.
293

Но страдания дона Педро были искренни, и грусть, с которой
он смотрел на Маргарет, шла из глубины души»
Взаимное притяжение противоположностей неизбежно, и
дон Педро, типичный смуглолицый сын Испании, волею судьбы
близко узнавший высокую девушку с золотыми волосами, неж¬
ным, точно яблоневый цвет, румянцем, бездонными голубыми
глазами, глядевшими на мир открыто и спокойно, конечно же,
должен был полюбить Маргарет. Она была разительно несхожа
не только с томными, беззаботными, непросвещенными женщи¬
нами его родной Испании, но и с любыми другими женщинами
Европы. Свобода, ее естественное достояние с самого детства,
наделила ее одновременно искренностью и силой духа, защи¬
щавшими ее девичество надежнее зарешеченных окон и бди¬
тельной дуэньи. Ее невинности не сопутствовало невежество,
искренности - дерзость, скромности - жеманство. Она могла све¬
сти с ума своей красотой, не пытаясь очаровать поклонника. За
всю свою жизнь, за долгие странствия дон Педро не встречал
еще женщины и вполовину столь желанной, чье завоевание ста¬
ло бы для него источником большей гордости. И ведь их отно¬
шения складывались так хорошо и многообещающе до этой
злополучной дуэли с сэром Джервасом Кросби. Теперь дон Пед¬
ро уже не презирал, а ненавидел его.
Итак, три дня он томился в одиночестве, на которое его об¬
рекла Маргарет. На четвертый день к вечеру произошло нечто,
вернувшее ему центральное место в ходе событий, как всегда,
когда он был их участником.
Они сидели за столом, и слуга доложил, что джентльмен -
иностранец - желает видеть дона Педро, Испанец, извинившись,
поспешил в холл.
О значении в обществе дона Педро де Мендоса и Луна можно
было судить по безотлагательности, с которой принялся выпол¬
нять его поручение адресат в Нанте. Скорость была почти фан¬
тастической: через восемнадцать дней после отправки письма в
Нант ответ был доставлен в поместье Тревеньон.
Дон Педро, поспешно явившийся в просторный серый холл,
замер от неожиданности при виде ждавшего его человека. Он
был похож на матроса - загорелый, крепко сбитый, черноборо¬
дый в домотканной одежде и высоких сапогах. Под мышкой он
держал большой пакет, обернутый парусиной. Поклонившись
испанцу, он представился по-французски:
- К вашим услугам, монсеньор. Я - Антуан Дюклерк из Нанта.
Дон Педро нахмурился и чопорно выпрямился.
294

- Как же так? Я думал, дон Диего сам сюда пожалует? -
спросил он надменно. - Со мной перестали считаться?
- Дон Диего прибыл самолично, монсеньор. Но ему было бы
неблагоразумно высадиться на берег.
- Так он стал благоразумным, да? - усмехнулся дон Педро. -
Ну, ну. А вы кто такой?
- Я хозяин брига, ходившего за ним в Сантандер. Дон Диего
ждет ваше превосходительство на бриге. Мы бросили якорь в
двух милях от берега. Все готово к тому, чтобы принять вас на
борт этой ночью. В бухте под скалой ждет лодка с полдюжиной
крепких гребцов из Астурии.
- Из Астурии? - переспросил приятно удивленный дон Пед¬
ро.
- По приказу дона Диего мы наняли испанскую команду в
Сантандере.
- Ага! - дон Педро подошел поближе к французу. - А где же
выкуп?
Тот протянул ему сверток.
- Он здесь, монсеньор.
Дон Педро взял сверток и подошел к окну. Он сломал тяже¬
лые сургучные печати, вспорол кинжалом парусину и извлек
длинную шкатулку из слоновой кости. Он поднял крышку. На
подушке из пурпурного бархата покоилась нить безупречного
переливающегося жемчуга, каждая бусина была величиной с во¬
робьиное яйцо. Дон Педро взял ожерелье в руки, оставив шка¬
тулку на диване возле окна
- Дон Диего угодил мне, - произнес он наконец. - Так ему и
скажите.
На лице моряка отразилось недоумение.
- Но разве вы, ваше превосходительство, не скажете ему это
сами? Лодка ждет...
- Сегодня - нет, - прервал его дон Педро. - У меня не остается
времени, чтобы собраться. Ждите меня завтра, когда стемнеет.
К тому времени я буду готов.
- Как будет угодно вашему превосходительству. - В голосе
Дюклерка прозвучало беспокойство. - Но отсрочки опасны, мон¬
сеньор.
- Жизнь всегда полна опасностей, мой друг, - с улыбкой
обернувшись к французу, сказал дон Педро. - Стало быть завтра,
когда стемнеет, в маленькой бухте, где ручей впадает в море. Да
хранит вас Бог.
295

Дюклерк поклонился и ушел. Оставшись один, дон Педро с
минуту постоял в нерешительности, держа на ладонях бесцен¬
ное ожерелье, любуясь перламутровым блеском жемчужин, их
радужной переливчатостью в лучах заходящего осеннего солн¬
ца Он едва заметно улыбнулся, представив, как будет дарить
ожерелье Маргарет. Наконец он легонько связал шелковые нити
и вернулся в столовую.
Его светлость и Фрэнсис уже ушли, и Маргарет сидела одна
на диване у окна, глядя в цветник, в котором почти все цветы
уже отцвели, Она посмотрела через плечо на вошедшего дона
Педро, но он держал руки за спиной, и она не увидела ожерелья.
- Все хорошо? - поинтересовалась она
- Все очень хорошо, миледи, - ответил он.
Маргарет снова посмотрела в окно на заходящее солнце.
- Ваш гость... заморский? - спросила она
- Заморский, - подтвердил дон Педро.
Он направился к Маргарет. Под ногами у него похрустывал
камыш, которым каждый день устилали пол в столовой. Дон
Педро остановился у нее за спиной, а Маргарет, выжидая, что он
ей скажет, продолжала смотреть в окно. Дон Педро тихо поднял
руки, и, задержавшись ка мгновение над ее золотой головкой,
ожерелье скользнуло ей на шею.
Маргарет, ощутив легкое прикосновение к волосам и что-то
холодное на обнаженной шее, вскочила, и щеки ее вспыхнули.
Она подумала, что дон Педро коснулся ее пальцами. И хоть он
улыбнулся, слегка поклонившись ей, его пронзила боль от зло¬
сти, промелькнувшей на ее лице.
Увидев ожерелье, она поняла свою ошибку и засмеялась сму¬
щенно, но с чувством облегчения.
- Клянусь, сэр, вы испугали меня. - Она приподняла оже¬
релье, чтобы разглядеть его получше, и, осознав великолепие
подарка, осеклась. Краска сошла с ее. лица
- Что это?
- Выкуп, который мне привезли из Испании, - спокойно отве¬
тил он.
- Но... - Маргарет была потрясена Она достаточно хорошо
разбиралась в драгоценностях и поняла, что на груди у нее -
целое состояние. - Но это неразумно, сэр. Оно стоит огромных
денег.
- Я предупредил вас, что если вы предоставите мне опреде¬
лить сумму выкупа, я оценю себя дорого.
- Но это королевский выкуп, - сомневалась она
296

- Я почти королевского рода, - заявил он,
Маргарет продолжила бы препирательства, но он положил
конец спору, заметив, что такая мелочь не стоит ее внимания.
- Зачем нам вести разговоры и пустяках, когда каждое ваше
слово для меня дороже всех этих дурацких жемчужин вместе
взятых?
Никогда раньше дон Педро не решался говорить с Маргарет
таким тоном: в голосе его звучала любовь. Она смотрела на него
широко открытыми от изумления глазами. А он объяснял ей свои
намерения.
- Я вручил вам выкуп, и час моего отъезда приближается -
слишком быстро - увы! Итак, с вашего позволения, если вы ос¬
вобождаете меня от данного вам слова чести, я завтра ночью
уплываю в Испанию.
- Так скоро, - сказала она.
Дону Педро, который, несомненно, заблуждался в своих на¬
деждах, показалось, что она произнесла эти слова с грустью;
тень, промелькнувшую на ее лице, он принял за сожаление, И
это подстегнуло его решимость. Дон Педро утратил привычное
самообладание,
- Вы говорите "так скорой Благодарю вас за эти слова, В них
- зерно надежды. Они придают мне смелости сказать то, что
иначе я бы сказать не отважился.
Звенящий голос, сверкающие глаза, румянец, проступивший
на бледном лице, не оставляли сомнений. Женщина в ней затре¬
петала от тревожного предчувствия.
Дон Педро склонился к ней.
- Маргарет! - Он впервые произнес ее имя, произнес ласко¬
вым шепотом, любовно растягивая каждую гласную. - Маргарет,
неужели я уйду из вашего дома, как и пришел? Неужели я уйду
один?
Маргарет не хотелось поощрять дальнейшее объяснение, и
она притворилась, будто не поняла, к чему он клонит, оставив
ему тем самым путь для отступления.
- Не сомневаюсь, что на судне у вас есть друзья, - сказала она
с деланной небрежностью, стараясь успокоить бьющееся сердце.
- Друзья? - отозвался он с презрением. - Друзей, власти,
богатства у меня предостаточно. Мне бы хотелось разделить с
кем-нибудь все, что у меня есть, все, что я могу дать, а я могу
дать так много. - И он продолжал, предупредив ее возражения. -
Неужели вам не жаль растратить жизнь впустую в этом мед¬
вежьем углу варварской страны? А я открою вам целый мир,
297

сделаю вас богатой и могущественной. Перед вами будут пре¬
клоняться, вам будут завидовать, вы станете самым дорогим со¬
кровищем двора, королевой из королев. Маргарет!
Она невольно сжалась. Что ж, она сама во всем виновата:
прояви она должную осторожность, дон Педро не бахвалился бы
перед ней. Впрочем, бахвальства в его манере не было. Тон его
был уважительным и скорее смиренным, чем самонадеянным. Он
не сказал ни слова о любви. И тем не менее каждое его слово
красноречиво говорило о любви. Дон Педро умолял ее, и это
была мольба о любви.
Конечно, в картине, нарисованной им, был искус, и, возмож¬
но, ею завладел на секунду соблазн обладать всем, что он ей
предлагал. Быть могущественной, богатой, чтоб перед тобой
преклонялись, чтоб тебе завидовали. Вращаться в высшем свете,
возможно, вершить людские судьбы. Все это означало пить пол¬
ной чашей прекрасное дорогое вино жизни, променять на эту
пьянящую чашу пресную воду своего корнуолльского дома
Бели жар соблазна и коснулся Маргарет, то лишь на мгнове¬
ние, на шесть биений сердца Когда Маргарет заговорила снова,
она была спокойна, сдержанна, верна самой себе.
- Дон Педро, - мягко начала она, - не стану притворяться,
будто я вас не понимаю. Разумеется, я не могу принять ваше
предложение. Благодарю за оказанную честь. Да, это честь для
меня, поверьте, мой друг. Но... - Она помедлила и едва заметно
пожала плечами. - Это невозможно.
- Почему же? Почему? - Правая рука дона Педро взлетела,
словно он хотел обнять Маргарет. - Какая сила в мире может
этому помешать?
- Никакая сила не заставит меня это сделать, - Маргарет
поднялась и посмотрела ему прямо в глаза искренним, честным
взглядом. - Я не люблю вас, дон Педро, - сказала она, оконча¬
тельно развеяв его надежды.
Он дрогнул, как от удара, невольно отступил, отвернулся.
Но, быстро оправившись, снова перешел в наступление.
- Любовь придет, моя Маргарет. Разве может быть иначе? Я
знаю, как пробудить вашу любовь. Я не заблуждаюсь: любовь
рождает любовь, а моя любовь безмерна и непременно найдет
отклик в вашем сердце. - Дон Педро был бледен, как полотно,
отчего его борода казалась еще чернее. Его выразительные глаза
страстно заклинали Маргарет. - О, поверь мне, дитя мое! Доверь¬
ся мне! Я знаю, я знаю. Мой опыт...
Она деликатно остановила его:
298

- Вероятно, вашего опыта недостаточно, чтобы заметить: ва¬
ша настойчивость причиняет мне боль. - Маргарет улыбнулась
своей открытой ясной улыбкой н протянула ему руку.
- Останемся добрыми друзьями, дон Педро, ведь мы были
друзьями с того дня, как вы сдались мне в плен.
Медленно, нехотя он протянул ей руку. Маргарет, перебирая
левой рукой жемчуг на груди, сказала:
- Память о нашей дружбе для меня дороже, чем это оже¬
релье. Не отравляйте же ее.
Дон Педро вздохнул, склонившись над рукой Маргарет, и
почтительно поднес ее к своим губам.
Еще до того, как дон Педро ощутил безнадежность по тону
Маргарет, до ее дружеской откровенности, воздвигшей между
ними более прочный барьер, нежели холодность, он признался
себе, что потерпел поражение. Ссылаясь на свой опыт, он не
восхвалял себя. Дон Педро лучше других разбирался в челове¬
ческой природе, и это знание не позволяло ему упорствовать в
ошибке.

ГЛАВА XI
Как я
уже упоминал, дон Педро был прекрасным знато¬
ком человеческой природы, но к тому же он был
рабом своих страстей. Одержимый какой-нибудь
страстью, он становился глух ко всему остальному
в мире. На следующее утро его одолели сомнения,
правильно ли он истолковал поведение Маргарет,
так ли бесповоротно принятое ею решение. Эта
надежда, порожденная страстью, оживила и уси¬
лила ее.
Баловень фортуны, он так и не научился по¬
давлять свои желания. Для него они всегда были
сладким предвкушением обладания. Дон Педро
никогда раньше не знал, что такое отказ. Теперь
он понял, какая это мука. Она томила его всю ночь,
и под утро он решил, что не смирится, что терпеть
муку любви невыносимо.
Внешне, однако, в свой последний день в Тре-
веньоне он ничем себя не выдал. Проницательный
взгляд уловил бы следы страдания на его лице, но
на его поведении это не сказалось. Он в совершен-
300
ТПЛЫТИЕ

стве владел искусством самообладания; одна из любимых запо¬
ведей, которую дон Педро неизменно соблюдал, звучала так:
если хочешь господствовать, никогда не раскрывай своих наме¬
рений,
И хоть боль терзала его душу, а от любви к Маргарет, еще
сильней воспламененной ее отказом, сердце перевертывалось,
он, как и прежде, приветливо улыбался и держался все так же
невозмутимо и вежливо.
Все это ввело Маргарет в заблуждение, она заключила, что,
объясняясь ей в любви, он все сильно преувеличивал. Дон Педро
увлекся, думала она, поддался, на мгновение чувству. Рассудив
так, Маргарет испытала радость и облегчение. Дон Педро нра¬
вился ей больше всех мужчин ее круга, если не считать одного,
и мысль о том, что она причинила ему боль, была бы невыносима
для Маргарет.
Она показала жемчужное ожерелье отцу, он счел жемчуг
мишурой, и тогда Маргарет из чувства протеста намекнула, что
оно очень дорогое. На графа это не произвело никакого впечат¬
ления.
- Охотно верю, - сказал он. - Со временем ты поймешь: ничто
в мире не обходится так дорого, как тщеславие.
Тогда Маргарет сообщила графу, с чем связан этот дар: вру¬
чив выкуп, дон Педро получает свободу и вечером покидает их.
- Очень хорошо, - безразлично заметил граф.
Маргарет приуныла. Отцу лишь бы остаться одному в своей
затхлой библиотеке, погрузиться в болото философских рас-
суждений и ловить блуждающие огоньки познания; ему все рав¬
но, кто приходит и кто уходит из Тревеньона. Он не пожалеет и
об ее уходе. Наверное, и дочь для него не более чем досадная
помеха, вероятно, отец был бы рад проводить ее за море, в Ис¬
панию, чтобы она не отрывала его от ученых занятий. Но есть
другой человек, которому она не столь безразлична. Мысль о
нем согрела Маргарет, и она подумала, что заслужила законный
упрек: из-за ее резкости Джервас давно не появлялся в Тревень-
оне. Надо послать ему записку, что дон Педро уезжает вечером,
а он прощен и может нанести ей визит. К дуэли Джерваса побу¬
дила ревность к дону Педро, и теперь ей ясно, что инстинктив¬
ное предчувствие не обмануло Джерваса. У него было больше
оснований для ревности, чем она сама полагала.
301

С доном Педро она была мила и предупредительна, благода¬
ря его замечательной выдержке, о которой я уже упоминал. Ему
не пришлось складываться. Те случайные вещи, которыми он
пополнил здесь свой гардероб, дон Педро отдал слуге, что был
к нему приставлен, к тому же щедро одарив его деньгами.
И старый Мартин был с лихвой вознагражден за внимание к
испанскому пленнику: тот сразу взял с ним верный тон.
После раннего ужина не отягощенный сборами дон Педро
был готов к уходу. Бще за столом он обратился к его светлости
с приличествующей случаю учтивой речью, благодаря его за
великодушное гостеприимство, оказанное ему в Тревеньоне, па¬
мять о котором он навсегда сохранит в своем сердце. Дон Педро
благословлял небо за счастливый случай, удостоивший его зна¬
комства с такими благородными и великодушными людьми, как
граф Гарт и его дочь.
Граф, выслушав дона Педро, ответил ему с учтивостью,
столь свойственной ему в те времена, когда обстоятельства еще
не побудили его к затворничеству. Он заключил свою речь по¬
желанием попутного ветра и счастливой жизни на родине. С
этими словами он удалился, предоставив Маргарет пожелать
счастливого пути уходящему гостю.
Мартин принес дону Педро его оружие, шляпу и плащ. Когда
он оделся, Маргарет вышла с ним в холл, потом спустилась вниз
по ступенькам, прошла сад, так и не сказав ни единого слова.
Они могли распрощаться еще у двери. Но он будто увлекал ее
за собой одной лишь силой воли. У опушки рощицы она задер¬
жалась, решив не провожать его дальше, и протянула руку.
- Простимся здесь, дон Педро.
Дон Педро, остановившись, заглянул ей в лицо, и Маргарет
увидела боль в его грустных глазах.
- О, не так скоро! - В его голосе звучала мольба, речь лилась
почти как лирический монолог. - Не лишайте мою душу не¬
скольких счастливых минут, которыми я мечтал насладиться до
того, как стемнеет. Ведь я проявил чудеса сдержанности, иде¬
альное терпение. После нашего вчерашнего разговора я не бес¬
покоил вас ни словом, ни взглядом. Не обеспокою и сейчас. Я
прошу вас о малом, но этот пустяк исполнен для меня важности -
видит Бог! - огромной важности. Проводите меня чуть подаль¬
ше, до той благословенной лощины, где мне впервые выпало
счастье увидеть вас. Дозвольте мне именно там увидеть вас и в
302

последний. А все, что было между этими двумя мгновениями, я
буду вспоминать, как сон. О, Маргарет! Милосердия ради не
откажите мне в моей просьбе.
Только каменное сердце смогло бы устоять против столь
пылкой поэтической мольбы. В конце концов, сказала она себе,
он просит о такой малости. И Маргарет согласилась. Но по до¬
роге через лес в сгустившихся сумерках они не сказали друг
другу ни слова. Так молча они достигли места первой встречи.
- Это то самое место, - сказала Маргарет. - Вы стояли на
белом валуне, когда Брут набросился на вас.
Дон Педро помолчал, обдумывая ее слова, потом тяжело
вздохнул.
- Самой большой жестокостью было то, что вы остановили
его. - Он поглядел на Маргарет, словно хотел запечатлеть в
памяти ее черты, потом добавил. - Как скупо вы отсчитываете
мне выпрошенную милостыню - ровно столько, сколько я попро¬
сил. "Это то самое место", - говорите вы и, не ступив лишнего
дюйма, останавливаетесь. Ну и ну!
- О, нет, - смутилась великодушная Маргарет: умелый игрок,
дон Педро задел ее слабую струнку. - Я провожу вас немного
дальше.
Он поблагодарил Маргарет, и они продолжили спуск вдоль
ручья, который теперь совсем пересох. Чем ниже они спуска¬
лись, тем явственней доносился до них скрежет киля лодки о
гальку. Наконец они вышли из лощины и ступили на поблески¬
вавший в сумерках песок. У самого берега покачивалась лодка,
а возле нее стояла плохо различимая в сумерках группа людей.
Увидев их, дон Педро что-то крикнул им по-испански. Двое
мгновенно отделились от группы и побежали им навстречу.
Маргарет в третий раз протянула руку дону Педро.
- А теперь, прощайте, - сказала она решительно. - Да пошлет
вам Бог попутный ветер до самой Испании! Желаю благополуч¬
но вернуться домой.
- Домой? - повторил он печально. - Увы, отныне "дом" для
меня пустой звук. О, не уходите, задержитесь хоть на мгновение.
- Он схватил ее за руку и удержал. - Я кое-что хочу сказать вам.
Я должен объясниться с вами, прежде чем уйду.
- Тогда говорите скорее, сэр. Ваши люди уже близко.
- Моих матросов это не касается. Маргарет! - У него, каза¬
лось, перехватило дыхание.
303

Она заметила, что лицо дона Педро в сгущающихся сумерках
необычайно бледно, его била дрожь. Смутный страх закрался ей
в душу. Маргарет освободила руку.
- Прощайте! - крикнула она, повернулась и пошла.
Но дон Педро кинулся вдогонку и быстро настиг ее. Он схва¬
тил ее в объятия, прижал к себе. Беспомощная Маргарет чувст¬
вовала себя, как в стальной ловушке.
- О, нет, нет, - он был готов разрыдаться. - Простите меня,
Маргарет, вы должны меня простить, вы меня простите, я знаю.
Я не могу отпустить вас. Бог свидетель, это убьет меня.
- Дон Педро! - гневно воскликнула Маргарет.
Она сделала попытку освободиться, но он не ослабил своей
хватки. За всю свою жизнь она еще не испытала такого униже¬
ния, она даже мысленно не могла себе представить, что такое
возможно.
- Пустите! - приказала Маргарет, обжигая его ненавидящим
взглядом. - Вы джентльмен, и такое поведение недостойно вас.
Это подло, низко!
- Джентльмен! - отозвался он с презрительным смехом. Сей¬
час подобные слова казались ему пустой бутафорией. - Здесь
нет джентльмена. Здесь только мы двое - мужчина и женщина,
и я люблю вас.
Наконец она поняла, какую мерзкую, злодейскую цель пре¬
следовал дон Педро, всю безжалостность его страсти, и ее крик
огласил лощину. Сверху донесся ответный крик. Она не могла
разобрать слов, но узнала голос, и ее пронизала дрожь, чего с
ней раньше никогда не бывало. И Маргарет дважды с отчаянием
и страхом выкрикнула его имя:
- Джервас! Джервас!
Дон Педро тут же выпустил ее, но не успела она осознать это
и двинуться с места, как ей на голову набросили плащ, заглу¬
шивший ее крики. Затем сильные руки обхватили ее, оторвали
от земли и понесли. За матросами шел дон Педро.
- Разрази вас гром, обращайтесь с нею бережно, собаки! -
крикнул он им по-испански. - Быстрее! Быстрее!
Оки уже были в лодке, когда Джервас выскочил из лощины
на берег. Один из матросов навел на Джерваса мушкет, чтоб
разом покончить с одиноким преследователем. Дон Педро вы¬
бил мушкет у него из рук, и тот упал в воду.
- Дурак! Ты слишком много берешь на себя! Гребите быст¬
рее, быстрее!
304

Они уже отплыли, когда Джервас подбежал к морю и кинул¬
ся в воду.
- Дон Педро, испанская собака! - крикнул он с отчаянием и
гневом.
С каждым взмахом шести длинных весел лодка уходила все
дальше.
Джервас, потеряв от горя голову, шел за ней, пока вода не
дошла ему до плеч. Волны захлестывали Джерваса, он стонал в
неистовстве, бессильно потрясая в воздухе кулаком.
- Дон Педро! - кричал он. - Дон Педро де Мендоса, ты от
меня не уйдешь, не надейся! Я настигну тебя хоть в аду!
Дон Педро, стоя на корме, слышал эти угрозы и проклятия.
Он мрачно взглянул на матроса, у которого выбил из рук мушкет.
- Я был неправ, - сказал он. - Милосерднее было бы застре¬
лить его.

Милорд
Гарт мирно сидел, склонившись над книгой, при
свете четырех свечей, поставленных на стол Мар¬
тином. Он изучал Сократа и по странному совпа¬
дению наслаждался простым толкованием Сократом
мифа о похищении Оринфии Бореем. Вдруг перед
его светлостью, погруженным в чтение, предстал
взлохмаченный безумец в совершенно мокрых,
сильно хлюпающих сапогах.
Это был Джервас Кросби. Но граф никогда не
видел такого Джерваса, никогда не слышал от не¬
го таких слов.
- Вставайте, милорд! - громогласно приказал
он. - Вставайте и действуйте!
Мощным ударом кулака Джервас скинул том,
лежавший перед графом, на пол.
Милорд смотрел на него, не веря своим глазам.
- Ну и ну! - наконец произнес он. - Может быть,
Брут взбесился и искусал вас? Вы с ума сошли?
ГЛАВА XIIИНИСТР
306

- Да, сошел с ума, - молвил Джервас и обрушил на графа
страшную весть. - Ваша дочь похищена, ее украл этот чертов
предатель-испанец. - И Джервас горячо и не всегда вразуми¬
тельно довел свой рассказ до конца.
Граф оцепенел, сжавшись от ужаса и отчаяния. Но Джервас
был безжалостен и тотчас взялся за графа:
- Долг человека, имеющего дочь, перед ней, самим собой и
перед Богом - если он верит в Бога - заботиться о ней, бдительно
охранять ее. Но вы сидите в книжной пыли и ни о чем, кроме
книг, преданий мертвых, и не думаете; вам все равно, что проис¬
ходит с живыми, какое злодейство замышляется у вас под носом
против вашего единственного чада. А теперь ее нет. Слышите,
нет! Ее увез злодей. Голубка оказалась в когтях ястреба!
Безутешный в своем горе Джервас отбросил обычную ро¬
бость, с которой обращался к графу, и был неотразим. Добивайся
он руки Маргарет таким образом, несчастье, ныне постигшее его,
не омрачило бы жизнь Джерваса и его избранницы.
Милорд обхватил голову руками и застонал от горя и собст¬
венного бессилия. Он, казалось, постарел на глазах. Это было
очень тяжелое зрелище. Но в истерзанной душе Джерваса его
горе не нашло отклика.
- Стенайте, стенайте! - насмешливо бросил он. - Сожмитесь
в комок от горя и стенайте. Вы не можете исправить то, чему не
потрудились помешать, - и, неожиданно крикнув: 'Прощайте”,
Джервас стремительно направился к двери.
- Джервас!
Душераздирающий крик графа остановил его. С некоторым
опозданием юноша сообразил, что, в конце концов, они с графом
друзья по несчастью. Граф совладал с собой и теперь стоял
перед Джервасом - худой, высокий, несмотря на то, что увлече¬
ние чтением сильно ссутулило его плечи. Он оправился от мгно¬
венного шока усилием воли. Только у глупцов и слабонервных
опускаются руки от горя. Лорд Гарт был не таков. Он был готов
принять удар и, если можно, отразить. Он возьмет шпагу и при¬
мет любой вызов. Под давлением суровой необходимости уче¬
ный книгочей превратился в человека действия.
- Куда вы направляетесь? - спросил он.
- За ней! - в неистовстве выкрикнул юноша. - В Испанию!
- В Испанию? Погоди, мой мальчик, погоди. Надо действо¬
вать обдуманно. Никто еще не добивался победы без заранее
составленного плана. Торопливость может только испортить де¬
ло.
307

Он отошел от стола, запахнул полы просторного халата* Опу¬
стив голову на грудь, медленно подошел к окну. Он постоял там,
глядя на темные кроны вязов, над которыми поднималась луна,
а Джервас, потрясенный внезапной переменой, ждал, как и было
приказано.
- Так значит, в Испанию? - Его светлость вздохнул. - Вы не
Персей, молодой человек, а Маргарет навряд ли похожа на Ан¬
дромеду. - Граф вдруг обернулся к Джервасу, осененный счаст¬
ливой мыслью. - Сначала - к королеве! - воскликнул он. -
Возможно, ее величество еще помшгг меня, и ее воспоминания
сыграют какую-то роль. Более того, она женщина - истинная
женщина - и посодействует мужчине, желающему выручить
женщину из беды. Я поеду с вами, Джервас. Позовите Мартина.
Пусть распорядится, чтобы запрягали лошадей и снарядили с
нами пару грумов. Попросите Фрэнсиса выдать нам все деньги,
что есть в наличии. Тронемся в путь, как только рассветет.
Но Джервас покачал головой.
- Милорд, я не могу ждать, пока рассветет, - нетерпеливо
сказал он. - Дорог каждый час. Я отправляюсь в Лондон, как
только переоденусь и соберусь в путь. Я тоже подумал о том,
чтобы прибегнуть к помощи королевы. Я собирался просить
Дрейка или Хоукинса устроить мне аудиенцию. Если вы поедете,
поезжайте следом, милорд, - и добавил грубовато. - Вы меня
задержите.
Бледный осунувшийся книгочей вспыхнул от возмущения,
но, прислушавшись к голосу разума, вздохнул.
- Да, я стар, - сказал он. - Я слишком стар и слаб и лишь
помешаю вам. Но мое имя еще кое-что значит. Возможно, коро¬
лева прислушается ко мне скорей, чем к Дрейку или Хоукинсу.
Я напишу вам рекомендательные письма Я напишу письмо ее
величеству. Она даст аудиенцию моему гонцу, а вы воспользуе¬
тесь этой возможностью.
Он быстро подошел к столу, расчистил себе место средь
беспорядочно набросанных книг и бумаг и начал писать.
Джервас волей-неволей терпеливо ждал, пока его светлость
медленно водил пером. Такое послание быстро не напишешь.
Оно требовало обдумывания, а у графа^ еще не пришедшего в
себя от потрясения, мысли путались. Наконец он все же закон¬
чил письмо, поставил на нем печать со своим гербом, выграви¬
рованным на массивном перстне, который он не снимал. Потом
граф поднялся, протянул письмо Джервасу и тут же снова бес¬
308

сильно опустился на стул. Умственное напряжение подорвало
последние силы, и граф окончательно убедился, что не способен
активно взяться за дело, помочь Джервасу.
- Конечно, конечно, я был бы вам в обузу, - признался он. -
Но сидеть и ждать... О, боже! Моя доля еще тяжелей, юноша.
Сэр Джервас был тронут. Он был несправедлив к графу. В
конце концов, в жилах Джерваса текла молодая горячая кровь,
и у него были другие увлечения, помимо книг. Он положил руку
на плечо старому графу.
- Ваше доверие поможет мне, милорд. Будьте уверены, я
сделаю все, что в человеческих силах, все, что сделали бы вы
сами, если бы могли. Я пришлю вам письмо из Лондона
Джервас умчался, словно вихрь, и мгновение спустя граф,
сидевший за столом, обхватив голову руками, услышал удаляю¬
щийся цокот копыт.
Рискуя сломать себе шею, Джервас долетел до Смидика,
потом, чуть сбавив скорость, но постоянно понукая загнанную
лошадь, поднялся по извилистой тропинке в Арвенак. Сэр Джон
бы в отъезде, и Джервас обрадовался, что не надо тратить время
на лишние объяснения. Но ему все же пришлось потратить вре¬
мя на разговоры, и это обернулось в конечном счете выгодой для
Джерваса: старший Трессилиан ждал его в Арвенаке.
Они с Оливером подружились: товарищи по оружию, оба в
один и тот же день были удостоены рыцарского звания за подви¬
ги. У них был уговор: как только Джервас оснастит свой корабль,
они вместе выйдут в море. Сэр Оливер и приехал в Арвенак,
чтобы подробней обсудить дело, интересовавшее обоих. Вместо
этого ему пришлось выслушать гневную тираду Джерваса, пока
тот торопливо переодевался во все сухое.
Могучий чернобровый сэр Оливер метал громы и молнии. У
него всегда были в ходу крепкие выражения, но теперь он по¬
следними словами бранил Испанию и испанцев.
- Будь я проклят, если не припомню этой истории любому
испанцу, попадись он мне на пути, - сказал он в сердцах, но,
поостыв от гнева, спросил. - Не пойму, зачем тебе понадобилось
ехать в Лондон? Неделю на дорогу потеряешь, а тут каждый
день на счету. "Роза Мира" домчит тебя туда вдвое быстрее.
- "Роза Мира"? - Джервас так и замер со шнурками в руках,
воззрившись на рослого друга. - Боже правый, Оливер, а она
может выйти в море?
- Да она уж неделю как готова. Я могу выйти на рассвете.
309

- А сегодня ночью? - Глаза Джерваса горели, как в лихорад¬
ке.
- Хочешь сказать, бросимся за ними в погоню?
- А что мне еще остается?
Сэр Оливер покачал головой, призадумался и покачал снова
Он был силен практической хваткой и умением мгновенно схва¬
тить суть вещей»
- Упустили время или упустим, пока соберемся» К тому же
команда на берегу, и нужно время, чтобы ее собрать. Спустимся
по реке, как только начнется отлив на рассвете, но тогда уж нам
не догнать твоего испанца А чтобы преследовать его до самой
Испании, рапирами не обойдешься. - Оливер снова покачал го¬
ловой и вздохнул. - .Да, это было бы на редкость интересное
приключение, но тут уж сама Судьба положила нам предел. Так
что сначала Лондой, мой друг. И вот увидишь, окажется, что это
самый короткий путь. Я ухожу - соберу команду, да и самому
надо снарядиться. А ты, как будешь готов, приходи прямо на
борт. - Оливер положил сильную руку на плечо другу.
- Не унывай, парень, - сказал он и тут же ушел, не дожидаясь
благодарности за готовность, с которой он предложил свою
щедрую помощь.
"Роза Мира” снялась с якоря в устье реки Пенрин на рассвете,
с отливом. Она распустила паруса, тотчас надутые ветром, и
понеслась навстречу приключениям. Это было утром в воскре¬
сенье. Благодаря попутному ветру и умелым матросам, "Роза
Мира" уже во вторник на рассвете бросила якорь против дворца
Гринвич. Сойдя на берег, они, по совету Оливера, отправились
на поиски сэра Хоукинса Его влияние при дворе должно было
открыть перед ними ревностно охраняемые двери, и в тот же
вечер их, спешно прибывших из Гринвича, сэр Джон проводил в
кабинет Фрэнсиса Уолсингема в Уайтхолле.
В сэре Фрэнсисе Джервас узнал высокого худощавого чело¬
века в черном с длинной седой бородой клином, что был возле
королевы в тот самый день, когда ее величество принимала во
дворце моряков. Он сидел за столом, заваленным бумагами, и не
потрудился встать, когда сэр Джон Хоукинс пригласил к нему
двух джентльменов. Он заранее договорился с министром, что
тот их примет. На маленькой седой голове сэра Фрэнсиса была
плоская черная шляпа с отворотами, прикрывавшими уши. Такие
шляпы были в моде во времена правления покойного короля, а
сейчас их носили разве что лондонские купцы. Впрочем, сэр
310

Фрэнсис вообще не следовал моде. Его молодой секретарь,
усердно трудившийся за конторкой у окна, был тоже одет во все
черное, но по последнему слову моды.
Сэр Джон, представив корнуолльцев, удалился.
- Господа, - обратился к ним сэр Фрэнсис, - сэр Джон пове¬
дал мне поистине печальную историю.
Однако печали не чувствовалось ни в его ровном официаль¬
ном тоне, ни в холодном оценивающем взгляде бледных глаз.
Сэр Фрэнсис пригласил их сесть, указав костлявой рукой на
стулья, стоявшие перед его столом. Сэр Олгаер признательно
кивнул и сел, вытянув перед собой длинные ноги. Джервас пред¬
почел выслушать министра стоя. Вид у него был беспокойный и
измученный, тон - слегка раздраженный. Он нашел, что внеш¬
ность у министра не располагающая - уж слишком холоден - и
не надеялся на его помощь. Джервас, полагавший, что все дол¬
жны выражать свои чувства с тем же неистовством, что и он,
счел, что в жилах министра течет не кровь, а чернила.
- Надеюсь, сэр, меня удостоят аудиенции, чтоб я мог само¬
лично изложить суть дела ее величеству?
Сэр Фрэнсис погладил бороду. Джервасу показалось, что на
губах его промелькнула усталая презрительная улыбка
- Я, разумеется, доложу все ее величеству.
Но это заявление не удовлетворило Джерваса.
- Вы добьетесь аудиенции для меня, сэр? - это была скорее
просьба, чем вопрос.
Взгляд холодных глаз был непроницаем.
- С какой целью, сэр, когда и так все ясно?
- С какой целью? - вспылил Джервас, но костлявая рука
остановила вспышку негодования.
- Сэр, если бы королева давала аудиенцию каждому, кто о
ней попросит, у нее бы не осталось ни секунды на многочислен¬
ные важные дела. На то и существуют министры ее величества. -
Он поучал Джерваса, словно школьника, поведению в свете. -
Когда я доложу королеве об этом прискорбном деле, ее величе¬
ство распорядится, какие меры следует принять. А потому без
всякого ущерба для дела мы, послушные долгу, избавим ее ве¬
личество от этой ненужной аудиенции.
Оливер приподнялся на стуле, его звучный голос казался
громким и резким после вкрадчивой речи министра.
- Сэр Джервас не придерживается того мнения, что следует
избавлять ее величество от аудиенции и что она будет благодар¬
на любому, кто ее от аудиенций избавит.
311

На сэра Фрэнсиса не произвела впечатления пылкая тирада
Трессилиана, как и его яростный взгляд.
- Полагаю, вы меня не поняли, - спокойно произнес он с
ноткой высокомерной пренебрежительности. - Ия, и все мы
должны щадить ее величество, а что касается королевской вла¬
сти, то она вершится в полной мере, Я - исполнитель ее воли.
- Объясните попроще, что это значит, - потребовал Джервас.
Сэр Фрэнсис выпрямился в своем высоком кресле, коснув¬
шись головой спинки. Положив локти на резные ручки кресла,
он скрестил пальцы и с интересом посмотрел на двух неистовых
деятельных молодых людей, вообразивших, что можно запугать
министра-
- Это значит, - сказал он, намеренно выдержав долгую паузу,
- что утром я в самой резкой форме сделаю заявление француз¬
скому послу.
- Французскому послу? Какое он имеет отношение к этому
делу'?
На этот раз сэр Фрэнсис не скрыл улыбки.
- Поскольку дипломатические отношения с Испанией сейчас
прерваны, необходимо, чтоб в это дело вмешался французский
посол. Я на него целиком полагаюсь.
Терпение Джерваса иссякало все быстрее.
- Гром и молния! - выкрикнул он. - А что будет с леди
Маргарет Тревеньон, пока вы делаете заявление французскому
послу, а он шлет послания королю Филиппу?
Сэр Фрэнсис развел руками и слегка поднял их, будто моля
Бога об отвращении беды.
- Будем практичны. По вашим словам, эта леди уже три дня
находится у похитителя. Дело не столь срочное, чтобы огорчать¬
ся из-за вынужденной задержки.
- Боже мой! - с болью воскликнул Джервас.
- Королева, будучи женщиной, вероятно, расценит его ина¬
че, - раздраженно заметил Оливер, - не так хладнокровно, сэр
Фрэнсис.
- Полагаю, вы ко мне несправедливы. Горячность и спешка
нам не помогут.
- Я не уверен, - ответил Оливер и поднялся. - В любом слу¬
чае, этим делом должны заниматься люди, а не государственные
деятели. Вот мы стоим перед вами, те двое, что жертвовали и
жизнью, и всем своим имуществом ради королевы, и просим
взамен лишь аудиенции у ее величества.
312

- О, нет, вы не аудиенции добиваетесь. Она вам нужна, чтобы
попросить еще кое о чем.
- Это наше право! - прогремел Оливер.
- Мы требуем аудиенции, - добавил Джервас, - Королева нам
не откажет.
Сэр Фрэнсис взирал на них с той же невозмутимостью, с
какой их встретил. Секретарь, сидевший у окна, прекратил ра¬
боту и слушал, как посетители донимают его важного патрона.
Он ждал, что сэр Фрэнсис осадит их, заявив, что прием закончен.
Но, к его удивлению, сэр Фрэнсис тоже встал.
- Стоит мне отказать вам, - начал он спокойно, без малейших
признаков раздражения, - в чем и заключается мой долг по от¬
ношению к ее величеству, вы будете всячески раздувать дело и
в конце концов добьетесь своего. Но предупреждаю вас: это
пустая трата времени - вашего и ее величества - и ни к чему
хорошему не приведет. Ее величество доверит мне во всем разо¬
браться и предпринять шаги, возможные в данных обстоятель¬
ствах. Но если вы все же настаиваете... - Министр сделал паузу
и внимательно посмотрел на молодых людей.
- Я настаиваю, - решительно подтвердил Джервас.
Министр кивнул б знак согласия.
- В таком случае я немедленно препровожу вас к королеве.
Ее величество ждет меня с докладом перед ужином, и мне пора
идти. Если аудиенция окажется, на ваш взгляд, бесполезной, как
и следует ожидать, и вы сочтете, что без нее достигли бы боль¬
шего, надеюсь, вы вспомните, кому следует принести вполне
заслуженные извинения.
Высокий, худой, в черной мантии, отороченной коричневым
мехом, лорд Уолсингем подошел к двери и распахнул ее на¬
стежь.
- Прошу, - холодно бросил он через плечо.

Друзья
прошли за Уолсингемом через галерею, увидели в
сумеречном свете зеленый внутренний сад из окон
справа и оказались перед закрытой дверью, охра¬
няемой двумя рослыми дворцовыми стражами в
красных мундирах с золототканными тюдоровски¬
ми розами. Они отсалютовали сэру Фрэнсису але¬
бардами, украшенными кисточками; отполированные
топорики сверкали, как зеркала. По сигналу лорда
Уолсингема один из них открыл дверь. Сэр Фрэн¬
сис и его спутники молча цереступили порог.
Дверь захлопнулась, они оказались в дальней га¬
лерее, и сэр Фрэнсис подвел их к двери слева,
возле которой тоже стояли два стража.
Сэр Джервас отметил, что и эти дворцовые
стражи были молодые, рослые, атлетически сло¬
женные красавцы. Значит, недаром шла молва, что
королева любит окружать себя красивыми мужчи¬
нами. Рассказывали, что один из таких красавцев
лишился переднего зуба и был тотчас уволен.
ГЛАВА XIIIОРОЛБВА
314

Они прошли в дверь, распахнутую стражем, и оказались в
просторной прихожей, сверкавшей великолепным убранством -
золотыми розами на алом фоне. Там томились в праздном ожи¬
дании с полдюжины блестящих джентльменов.
Навстречу сэру Фрэнсису вышел камергер с жезлом и по
одному его слову исчез, раскланявшись, за маленькой дверью,
охранявшейся парой рослых красивых стражей - казалось, все
они были отлиты из одной формы. Камергер тут же вернулся с
сообщением, что ее величество примет сэра Фрэнсиса и его
спутников.
Из открытой двери доносились звуки клавесина. Возможно,
ее величество и была занята разнообразными и очень важными
государственными делами, как утверждал сэр Фрэнсис, подумал
Джервас, но сейчас, вероятно, они не оторвали ее от дел. Иначе
почему им тотчас же была дана аудиенция с высочайшего соиз¬
воления?
Они вошли в королевские покои. Сэр Фрэнсис опустился на
колено и левой рукой тайком дал им знак последовать его при¬
меру.
Они оказались в небольшом зале. Три стены украшали доро¬
гие гобелены. Сюжеты, изображенные на них, были незнакомы
Джервасу, даже если бы у него была возможность рассмотреть
гобелены внимательней. Из высокого окна открывался вид на
парадную лестницу дворца, реку и золоченую королевскую бар¬
ку, пришвартованную там вместе с целой флотилией более мел¬
ких судов.
Все это бросилось в глаза Джервасу. Но потом он уже видел
перед собой только королеву, перед которой снова преклонил
колено. В тот день на ней был ярко-розовый наряд. По крайней
мере, таков был фон переливающейся парчи, затканной рисун¬
ком, изображавшим глаза. Создавалось впечатление, что ее ве¬
личество исполнена очей, которыми одновременно разглядывает
посетителей. На королеве, как и при первой аудиенции, было
невообразимое множество драгоценностей; огромный стоячий
воротник из кружев, веером раскрытый у нее за головой, был
почти вровень с верхушкой высокого парика, перевитого жемчу¬
гом.
Какое-то время после прихода посетителей королева была
все еще поглощена игрой на клавесине, завершая музыкальную
фразу. Одним из многих проявлений королевского тщеславия
было желание прослыть хорошей исполнительницей. Королева
не гнушалась любыми слушателями.
315

Рядом с королевой стояла высокая белокурая дама. Две дру¬
гих, блондинка и брюнетка исключительной красоты, сидели
возле окна. Прекрасные руки королевы наконец замерли над
клавишами; сверкая перстнями, она потянулась за шарфом с
золотой каемкой, лежавшим на клавесине. Королева близоруко
прищурила темные глаза, вглядываясь в посетителей. От подри¬
сованных карандашом бровей разбежались глубокие морщинки.
Она, вероятно, отметила, что спутники Уолсингема - красивые
парни, на которых приятно посмотреть. Оба выше среднего рос¬
та, но если один чуть повыше и более крепкого сложения, то
другой более миловиден. Возможно, холодный и расчетливый
сэр Фрэнсис принял во внимание это обстоятельство, когда при¬
гласил их к королеве, не испросив предварительно ее согласия
на аудиенцию. И хоть он был уверен, что ее величество ничем
им не поможет, а лишь перепоручит ему разобраться в их бедах,
они, по крайней мере, не вызовут королевского гнева. Пусть сами
убедятся в его, Уолсингема, правоте.
- В чем дело, Фрэнк? - резко спросила она своим грубоватым
голосом. - Кого вы приводите ко мне и зачем? - И, не дожидаясь
ответа, вдруг обратилась к Джервасу.
Оливер, стоявший позади, уже поднялся вслед за Уолсинге-
мом. Джервас, не заметив, что они встали, все еще преклонял
колено перед королевой.
- Избави бог! - воскликнула она. - Поднимитесь, юноша Ведь
я не Папа, чтоб целый день стоять передо мной на коленях.
Джервас поднялся, слегка смущенный, не сообразив, какую
возможность для льстивых похвал, столь милых сердцу тще¬
славной женщины, дает ему это восклицание. Но его мужская
привлекательность возместила в глазах королевы недостаток
бойкой льстивости.
- Зачем вы привели их, Фрэнк?
Уолсингем вкратце напомнил ей, что этих двух молодых мо¬
ряков она недавно произвела в рыцари в знак благодарности за
их подвиги в боях с Армадой.
- Они обращаются к вашему величеству с нижайшей прось¬
бой, памятуя о своих былых заслугах перед Англией и в залог
будущих.
- С просьбой? - Беспокойство мелькнуло в глазах королевы.
Она обернулась к высокой белокурой даме, наморщив острый с
горбинкой нос. - Как я сразу не догадалась, Дейкрс. Видит бог,
если речь пойдет о деньгах, либо других воздаяниях из казны,
прошу вас не утруждать себя. Война с Испанией разорила нас.
316

Речь пойдет не о деньгах, ваше величество,- смело
вступил в разговор Джервас.
Королева с явным облегчением потянулась к серебряной
филигранной корзиночке, стоявшей на клавесине, и не¬
торопливо выбрала цукат. Возможно, зубы ее испортились
и потемнели из-за пристрастия к засахаренным фруктам.
- Тогда в чем же дело? Изложите свою просьбу, юноша, не
стесняйтесь.
Но Джервас уже преодолел свою застенчивость, о чем сви¬
детельствовал его ответ:
- Это не просьба, как выразился сэр Фрэнсис, ваше величе¬
ство. Я пришел искать справедливости.
Королева вдруг подозрительно сощурилась и опустила под¬
несенный ко рту цукат.
- О, мне хорошо знакома эта фраза Мой бог! Она на устах у
каждого искателя теплых местечек. Ну? Выкладывайте свою ис¬
торию и покончим с этим делом.
Цукат исчез меж тонких накрашенных губ.
- Прежде всего, мадам, - заявил Джервас, - я имею честь
передать вам письмо. - Он шагнул вперед, инстинктивно опу¬
стился на одно колено и протянул ей конверт. - Не угодно ли
принять его, ваше величество?
Уолсингем нахмурился и сделал шага два вперед.
- Что это за письмо? - насторожился он. - Вы не сообщали
мне о письме.
- Какое это имеет значение? - сказала королева и принялась
рассматривать печать. - Чей же это герб? - Она сдвинула брови.
- От кого письмо, сэр?
- От милорда Гарта, если угодно, ваша светлость.
- Гарт? Гарт? - Она словно перебирала что-то в памяти. Вдруг
лицо королевы оживилось. - Боже, да это же Роджер Тревень¬
он... Роджер... - Она вздохнула и испытующе посмотрела на
Джерваса - Кем вам приходится Роджер Тревеньон, дитя мое?
- Смею надеяться, другом, мадам. Я ему друг. Я люблю его
дочь.
- Ха! Его дочь! Вот как? У него есть дочь? Если она похожа
на своего отца, вы счастливы в своем выборе. В юности он был
очень хорош собой. Стало быть, он женат? Никогда об этом не
слышала - В голосе королевы послышалась грусть. - Но я дол¬
гие годы вообще ничего о нем не слышала Роджер Тревеньон! -
317

Королева снова вздохнула, задумалась, и ее лицо смягчилось до
неузнаваемости. Потом, словно опомнившись, королева сломала
печать и развернула лист. Она с трудом разбирала почерк.
- Что за каракули, господи!
- Граф Гарт писал его, будучи вне себя от горя.
- Ах, вот как! Что ж, вероятно, так оно и было. Тем не менее,
в письме он лишь констатирует сам факт послания, рекомендует
мне вас и заклинает помочь вам и ему, ибо у вас одна цель, о
которой вы мне сообщите. Итак, Роджер попал в беду, верно? И,
попав в беду, он, наконец, вспомнил про меня. Так поступают все
люди. Все, но не Роджер. - Королева задумалась. - Мой бог! Он,
вероятно, вспоминал меня все эти годы, вспоминал, что я в долгу
перед ним. Боже правый, сколько лет минуло с той поры!
Она погрузилась в воспоминания. На узком, резко очерчен¬
ном лице не было и следа былой жесткости. Джервасу показа¬
лось, что ее темные глаза погрустнели и повлажнели. Мыслями
она, скорей всего, была в прошлом с отважным адмиралом, лю¬
бившим ее и сложившим голову из-за безрассудства своей люб¬
ви; с другом адмирала, который ради любви к нему, готовности
служить ему и юной принцессе тоже рисковал сложить голову
на плахе. Потом, словно очнувшись, она спросила джентльмена,
ждавшего ее ответа:
- Так какую же вы историю собираетесь мне рассказать? На¬
чинайте, дитя мое. Я слушаю.
Сэр Джервас повел рассказ кратко, красноречиво и страстно.
Его всего лишь раз прервал лорд Уолсингем, когда он упомянул,
что испанец, сдавшись в плен, стал пленником, а, вернее, гостем
в поместье Тревеньон.
- Но это же противозаконно! - вскричал он. - Мы должны
принять меры...
- Примите меры и попридержите язык, сэр, - оборвала его
королева
Больше его не прерывали. Джервас довел свой рассказ до
конца, все больше распаляясь от гнева, и возбуждение Джерваса
передалось слушателям - королеве, ее фрейлинам и даже хлад¬
нокровному лорду Уолсингему. Когда Джервас наконец смолк,
королева стукнула ладонями по подлокотникам кресла и подня¬
лась.
- Клянусь богом! - яростно выкрикнула она, побледнев под
слоем румян. - Наглость этих испанцев переходит все границы!
Неужто их бесчинствам не будет положен предел? Что же, мы
будем и дальше все сносить молча, Уолсингем? Испанца выбра¬
318

сывает после кораблекрушения на мой берег, и он позволяет
себе зто надругательство!! Клянусь небом, они узнают, какие
длинные руки у девственницы, защищающей друхую девствен¬
ницу, как тяжела рука женщины, мстящей за другую женщину.
Почувствуют, будь они прокляты! Уолсингем, созовите... Нет,
нет. Погодите!
Королева, постукивая каблучками, прошла через гостиную к
окну, и фрейлшш, сидевшие там, встали при ее приближении.
Королева извлекла откуда-то маленькую серебряную шпильку.
Ее раздражали кусочки цуката, застрявшие в зубах. Избавившись
от них, королева задумчиво постучала шпилькой по оконному
стеклу.
Рассказ тронул королеву сильнее, чем Джервас мог надеять¬
ся. Как ни возмутительно было само надругательство, оно усу¬
гублялось тем, что жертвой стала дочь Роджера Тревеньона.
Королева приняла эту историю так близко к сердцу, потому что
воспоминания о дорогом друге юности, о возлюбленном юности
пробудили в ней нежность, а рассказчик был рослый красивый
юноша, к тому же влюбленный.
Наконец она отошла от окна в весьма раздраженном распо¬
ложении духа, но зто раздражение было вызвано не тем, к кому
она обратилась:
- Подойдите сюда, дитя мое!
Джервас выступил вперед и почтительно склонился перед ее
величеством. Все с интересом наблюдали эту сцену, лишь одно¬
му человеку было явно не по себе. Это был лорд Уолсингем. Он,
прекрасно знавший королеву, понял, что в ней проснулась льви¬
ца, и это не сулит ему ничего доброго. Он был немного зол на
Джерваса Кросби за то, что тот обошел его с письмом. Но это
был сущий пустяк по сравнению с беспокойством, которое вы¬
зывал у него настрой королевы.
- Говорите, дитя мое, говорите, - теребила она Джерваса, - о
чем именно вы меня просите? Что я могу для вас сделать? Какой
справедливости вы добиваетесь?
Она просила совета у провинциального парня, движимого
болью за свою возлюбленную. По мнению Уолсингема, это было
безумие. Он едва сдержал стон. Мрачное предчувствие отрази¬
лось на его лице.
Ответ Джерваса отнюдь не уменьшил его страх. Он лишь
утвердился в своем мнении, что Джервас играет с огнем, с неве¬
роятной дерзкой неосторожностью, а министр на своем опыте
хорошо знал, к чему ведет людская неосторожность.
319

- Я собираюсь, ваша милость, немедленно плыть в Испанию
вслед за доном Педро де Мендоса.
- Очень смелый замысел, ей-богу, - прервала его королева. -
Но если вы берете дело в свои руки, зачем я вам понадобилась? -
Тон королевы можно было понять как насмешку или признание
затеи Джерваса чистым безумием.
- Я надеялся, мадам, что ваша милость защитит меня, сам не
ведаю, каким образом, в этом путешествии и поможет мне бла¬
гополучно вернуться. Я опасаюсь не за себя...
- Вы дальновиднее, чем я полагала, - снова прервала его
королева. - Но как я могу защитить вас? - Она сделала гримасу. -
У меня и впрямь длинные руки. Но как мне защитить вас во
владениях короля Филиппа в такое время... - Королева оборвала
себя на полуслове. Она не представляла, какую поддержку мо¬
жет оказать юноше, и это бессилие так унизило ее в собственных
глазах, что она разразилась бранью, как взбешенный капитан.
Когда она наконец утихомирилась, лорд Уолсингем вкрадчи¬
во заметил:
- Я уже говорил сэру Джервасу, что ваше величество поручит
мне предпринять надлежащие меры. По каналам, которые пред¬
лагает французский посол, мы можем обратиться с посланием к
королю Филиппу.
- Ах, вот как! И что же ответил сэр Джервас?
- Покорнейше прошу учесть, ваше величество, что дело не
терпит отлагательства...
- Да, это так, дитя мое. У сэра Фрэнсиса нет должного опыта.
Если бы его дочь захватил испанец, он был бы не столь хладно¬
кровен и жеманен. У черту трусливые советы!
Но министр не утратил самообладания.
- В меру своего слабого ума служу вашей светлости. Может
быть, кто-нибудь подскажет более эффективный путь спасения
несчастной леди.
- Стало быть, слабого? - Королева бросила на Уолсингема
недобрый взгляд. Его хладнокровие оказало на нее прямо про¬
тивоположное действие. Отвернувшись от него, королева снова
постучала шпилькой по стеклу. - Но ведь должен быть какой-то
выход? Ну, дитя мое, напрягите свой ум. Не опасайтесь показать¬
ся неосторожным. Предлагайте, а уж мы нащупаем здравый
смысл.
320

Воцарилось молчание. У Джерваса не было продуманного
плана действий, не знал он и как осуществить то, о чем просит
ее величество. Тишину нарушил грубоватый голос сэра Оливера
Трессилиана.
- Позвольте сказать, ваша светлость. - С этими словами он
шагнул вперед, и его смуглое решительное лицо приковало взо¬
ры всех присутствующих.
- Да говорите же, во имя Господа, - раздраженно бросила она,
- говорите, если можете помочь делу.
- Ваше величество поощряет неосторожность, иначе я навряд
ли решился бы.
- Решайтесь, черт вас побери, - заявила львица. -■ Что вам
пришло на ум?
- Возможно, ваше величество не помнит, но я получил от вас
рыцарское звание за то, что захватил флагман андалузского
флота, единственный плененный нами испанский корабль. Мы
взяли в плен дона Педро Валдеса, самого прославленного и за¬
служенно почитаемого в Испании капитана. Вместе с ним к нам
в плен попали семь джентльменов из лучших семей Испании.
Все они в руках вашего величества. Они находятся в заключении
в Тауэре.
Сэр Оливер ничего не добавил к сказанному, но в самом его
жестком тоне содержалось предложение. И тон, и намек, про¬
скользнувший в его словах, свидетельствовали о натуре беспо¬
щадной, неподвластной закону, сделавшей его впоследствии
тем, кем ему суждено было стать. Речь сэра Оливера произвела
чудо, выведя наконец лорда Уолсингема из состояния присущей
ему невозмутимости.
- Во имя неба, молодой человек, что вы имеете в виду?
Но ответила ему королева с недобрым смешком и жестко¬
стью, сродни той, что проявил сэр Оливер. У министра мурашки
побежали по спине.
- Боже милостивый! Неужели неясно?
Тон ее был красноречивее слов: предложение сэра Оливера
пришлось ей по душе.
- Дейкрс, поставь стул вон к тому столику. Король Испании
еще узнает, какие у меня длинные руки.
Высокая фрейлина принесла мягкий, обитый красной мате¬
рией стул. Королева подошла к столу и села.
- Дай мне перо, Дейкрс. Уолсингем, назовите фамилии семи
джентльменов, заключенных в Тауэр вместе с Валдесом.
11 Р. Сабатини, т. 1
321

- Ваше величество, вы намерены... - Уолсингем был бледен,
его борода заметно дергалась.
- Вам скоро станут известны мои намерения, вам и другому
слабосильному парню - Филиппу Испанскому. Повторяю - их
имена!
Королева была беспощадна в своем властолюбии. Уолсингем
спасовал и продиктовал ей имена. Она написала их своим круп¬
ным угловатым почерком, который историки более поздних вре¬
мен сочли красивым. Составив список, королева откинулась и
пробежала его прищуренными глазами, задумчиво покусывая гу¬
синое перо.
Министр, наклонившись к ней, что-то испуганно прошептал.
Получив в ответ негодующий взгляд и ругательство, министр
выпрямился. Осторожный человек и дипломат, Уолсингем ре¬
шил обождать, пока королевский гнев остынет, и королева при¬
слушается к голосу разума. Сэр Фрэнсис нисколько не
сомневался, что по совету этого чернобрового пирата Оливера
Трессилиана ее величество намерена совершить акт грубого
произвола*
Ее величество, склонив голову, принялась сочинять письмо
своему зятю, страстно желавшему в свое время стать ее мужем.
С тех пор он не раз благодарил Господа, что среди оставленных
им жен не было Елизаветы. Она писала быстро, почти не тратя
времени на обдумывание фраз, ее перо с какой-то свирепой ре¬
шимостью царапало пергамент, так что крупные буквы были ско¬
рей выгравированы, чем написаны. Вскоре королева закончила
ПИСЬМО.
В конце послания стоял злобный размашистый росчерк, сам
по себе как вызов на дуэль. Королева потребовала воск и свечку,
чтобы запечатать письмо. Фрейлины отправились выполнять ее
поручение. Сэр Фрэнсис решился предпринять еще одну попыт¬
ку удержать королеву от необдуманного шага.
- Если в этом послании, мадам, нарушен принцип взаимного
признания законов...
Но королева грубо оборвала его на полуслове.
- Взаимное признание законов. - Она издевательски расхохо¬
талась в лицо длиннолицему седобородому дипломату. - Я ссы¬
лаюсь на этот хваленый принцип в своем письме. В случае с
похищением он совершенно игнорируется. Я предупредила об
этом его испанское величество.
- Именно этого я и опасался, мадам...
322

- О, господи! Уолсингем, когда вы наконец станете мужчи¬
ной? - Королева вдавила в воск свою печать.
Потрясенный Уолсингем забормотал что-то о королевском
совете.
При этих словах Елизавета в ярости встала, держа письмо в
руке, и заявила, что ей дела нет до королевского совета, что он
и существует лишь для того, чтобы разъяснять ее королевскую
волю. Насилие, совершенное испанским грандом над англий¬
ской девушкой, - оскорбление Англии. А поскольку она, коро¬
лева Елизавета, символизирует Англию, ее долг - ответить на
это оскорбление. Она и ответила на него в своем письме, которое
сэр Джервас доставит по назначению.
Уолсингем в ужасе отшатнулся, не отваживаясь больше ей
перечить. Он сам винил себя за необдуманный поступок: зачем
он добился аудиенции у королевы для этого горячего юнца и его
еще более опасного друга? Вред уже причинен. Надо сделать все
возможное, чтобы предотвратить дурные последствия. Дальней¬
шее вмешательство в дело лишит его возможности хоть как-то
повлиять на его исход.
Королева протянула Джервасу письмо.
- Вот ваше оружие, сэр. Летите в Испанию на всех парусах.
Письмо для вас и щит и меч. Если же и оно не спасет, будьте
уверены, я отомщу за вас. Да поможет вам Бог исполнить ваш
рыцарский долг. Проводите его, сэр Фрэнсис. Доложите мне,
как закончилось путешествие. И не вздумайте лукавить.
Джервас, опустившись на колени, принял королевское по¬
слание. Королева протянула ему руку. Он поцеловал ее почти¬
тельно, с некоторым благоговением, она же легонько провела
рукой по его волнистым каштановым волосам.
- Славный мальчик с любящим сердцем, - ласково молвила
королева и вздохнула. - Да поможет Бог твоей возлюбленной
вернуться в добром здравии вместе с тобой.
Взволнованный, Джервас покинул королевскую гостиную
вместе с Оливером и сэром Фрэнсисом. Все трое знали почти
наверняка, что содержалось в королевском послании.
Сэр Фрэнсис простился с ними весьма холодно. Он помешал
бы их миссии, если бы мог. Но он был между двух огней и
обречен на бездействие. Лорд Уолсингем скрепя сердце отпу¬
стил их с письмом, способным вызвать вселенский пожар.
11*
323

Страх
был неведом леди Маргарет Тревеньон, потому
что за все двадцать пять лет своей жизни ничто не
наводило на нее страх. С тех пор, как она себя
помнила, люди ей подчинялись, очень немногие из
них направляли ее, но никто ею не командовал. В
поместье Тревеньон, как и во всем Корнуолле, где
ее считали Первой леди, ее желание было превы¬
ше всего - везде и всегда Никто никогда не пытал¬
ся перечить Маргарет, а тем более враждовать с
ней. Все вокруг проявляли к ней должное уваже¬
ние. Оно объяснялось отчасти положением, кото¬
рое Маргарет занимала по праву рождения, но в
большей степени тем, что она была щедро наделе¬
на от природы благородной сдержанностью и са¬
модостаточностью, а это обычно прививается
воспитанием. Трудно было себе представить, что
Маргарет чем-то обижена Достоинство, рожден¬
ное подобной уверенностью в себе, не могло быть
внешним и показным, оно проникло в ее плоть и
ГЛАВА XIV
РЕЙ ЛУИС
324

кровь и уберегло от излишней самонадеянности и бессмыслен¬
ной дерзости - возможного последствия предоставленной ей
свободы.
И глубоко укоренившаяся уверенность в себе, подкреплен¬
ная всем прошлым опытом, не покинула Маргарет и теперь, ког¬
да ее связали, набросив на голову плащ, и обращались с ней, как
с вещью. Маргарет была удивлена и раздосадована. Страх не
закрался ей в душу: Маргарет не верилось, что он оправдан, что
насилие беспредельно. Она не сопротивлялась, сознавая бес¬
смысленность борьбы с дюжими матросами, полагая это ниже
своего достоинства.
Маргарет неподвижно лежала на корме на свернутом парусе,
всеми силами сдерживая закипавший гнев, способный помутить
разум. Она едва воспринимала качку, скрип уключин, напор
гребцов, налегавших на весла, бессвязные звуки, вырывавшиеся
у них порой. Маргарет догадывалась, что рядом с ней сидит дон
Педро. Он обнимал ее за плечи, удерживая на месте, а, возмож¬
но, и оберегая. В другое время это шокировало бы ее, но сейчас
было безразлично. Такая мелочь по сравнению с самим похище¬
нием не стоила того, чтобы высказывать возмущение.
Через некоторое время дон Педро убрал руку и принялся
развязывать шнурок, стягивавший плащ, в который она была за¬
кутана с головой. Покончив с этим, он стянул с нее плащ, и
Маргарет вдохнула ночной воздух, взору ее открылись безбреж¬
ная гладь воды, звезды в небе, темные фигуры матросов, ритми¬
чески работающих веслами, и человек, склонившийся над ней.
В окружающей тьме его лицо казалось голубоватым. Она услы¬
шала его голос:
- Вы простите мне эту возмутительную дерзость, Маргарет? -
тон вопроса был вкрадчивый, почти просительный.
- Мы поговорим об этом, когда вы меня высадите на берег в
бухте возле поместья Тревеньон, - ответила Маргарет и сама
подивилась собственной твердости и резкости.
Она скорее угадала, чем увидела его улыбку, тонкую, на-
смешливо-самоуверенную, так хорошо ей знакомую. Но если
раньше она вызывала восхищение Маргарет, то теперь она сочла
улыбку дона Педро отвратительной.
- Если бы у меня не было надежды на прощение, я бы свел
счеты с жизнью, Маргарет. О возвращении не может быть и речи.
Эта авантюра связала нас воедино.
Маргарет сделала попытку подняться, но он снова обхватил
ее за плечи и усадил.
325

- Успокойтесь, моя дорогая, вашему достоинству и свободе
ничто не угрожает. Я вам обеспечу высокое положение в обще¬
стве.
- Вы себе обеспечите высокое положение, - отозвалась она,
дерзко добавив: - на виселице.
Он больше ничего не сказал и, подавив вздох, убрал руку.
Дон Педро решил, что лучше выждать, пока гнев Маргарет ос¬
тынет, пока она проникнется мыслью, что всецело находится в
его власти. Это скорей сломит ее упрямство, чем все слова Она
еще не испытала страха Но то, что Маргарет не теряла присут¬
ствия духа, делало ее еще более желанной для дона Педро. За
такую женщину стоило бороться, и потому надо было призвать
на помощь все свое терпение. Дон Педро не сомневался, что в
конце концов Маргарет будет принадлежать ему. Воля была оп¬
ределяющей чертой его характера, как, впрочем, и у Маргарет.
Л лодка тем временем рассекала волны. Маргарет посмотре¬
ла на звезды в небе и одинокую желтоватую звезду на горизонте.
Она, казалось, все увеличивалась по мере их приближения.
Лишь однажды Маргарет оглянулась, но во мраке, скрывшем
землю и береговую линию, ничего не различила Она увидела
лишь, что дон Педро не один на корме. Рядом с ним сидел
рулевой. Маргарет, обращаясь к нему, снова протестовала, тре¬
бовала, чтобы ее вернули на берег. Но он даже не понял, о чем
речь. Обратившись к дону Педро, он получил короткий резкий
ответ на испанском.
И Маргарет замолчала с видом оскорбленного достоинства
Желтоватая звезда впереди продолжала расти. Отражение от
нее извилистой световой дорожкой бежало по воде. В конце
концов она оказалась фонарем на корме корабля, и лодка, уда¬
ряясь о борта высокого галеона, подошла к входному трапу. На¬
верху стоял человек с фонарем. На фоне освещенного шкафута
четко вырисовывался его силуэт.
Лодка бросила якорь у трапа, и дон Педро предложил ее
светлости подняться. Она отказалась. В этот момент она была в
замешательстве и не совладала с собой. Она сопротивлялась,
угрожала С корабля кинули веревку. Матрос поймал ее конец и
сделал затяжной узел. Набросив его на Маргарет, он стянул узел
у колен. Потом ей подняли руки и осторожно затянули узел под
мышками. Дон Педро тут же подхватил Маргарет и усадил на
плечо. Поддерживая свою ношу левой рукой, он схватился за
лестницу правой рукой и начал подниматься. Маргарет поняла,
что сопротивление бесполезно: ее подтянут, как груз, на веревке,
326

и она выбрала из двух зол меньшее. На шкафуте, ярко освещен¬
ном фонарями, дон Педро спустил Маргарет. Веревка, которую
подтягивали на корабль по мере их подъема, змеей лежала на
палубе у ее ног. Дон Педро распустил затяжной узел и освобо¬
дил Маргарет.
На палубе у входного трапа их ждал Дюклерк, хозяин галео¬
на, с фонарем в руке. У комингсов стояли двое - крепкого сло¬
жения джентльмен и высокий худой монах-доминиканец в белом
облачении и черной монашеской накидке. Остроконечный капю¬
шон, закрывавший голову, затенял его лицо.
Первый быстро шагнул вперед и, низко поклонившись дону
Педро, что-то тихо ему сказал. Это был дон Диего, управляющий
графа Маркоса, тот самый, что снарядил корабль в Англию, как
только до него дошла весть, что хозяин ждет его там.
Монах, скрестив под просторной накидкой руки, неподвиж¬
ный, как статуя, оставался на месте. Уловив вопросительный
взгляд дона Педро, дон Диего с готовностью объяснил его при¬
сутствие. В католической Испании ни один корабль не мог выйти
в море без духовного пастыря. Он жестом подозвал монаха и
представил его как Фрея Луиса Сальседо. Священник и аристок¬
рат поклонились друг другу, всем видом выражая взаимное ува¬
жение. Выпрямившись, монах снова скрестил руки. Свет фонаря
на мгновение выхватил из тени капюшона его лицо. Маргарет
мельком увидела его - аскетическое, худое и бледное с мрачно
горящими глазами. Их взгляд проник холодком страха в ее от¬
важную душу - страха, какого она еще не испытывала с момента
похищения. В этом быстром взгляде она почувствовала злове¬
щую угрозу, неприкрытую злобу, перед которой ее душа содрог¬
нулась, как содрогнулась бы от проявления сверхъестественной силы.
Потом дон Педро сообщил Маргарет, что лучшая каюта ко¬
рабля в ее распоряжении и дон Диего проводит ее туда. Она
растерялась на какой-то миг, но стояла, высоко подняв голову,
вскинув подбородок, глядя гордо, почти с вызовом. Наконец она
повернулась и пошла за управляющим, и дон Педро последовал
за ней. Пока сопротивление бесполезно, придется выполнять их
волю. Осознав это, Маргарет подчинилась, не поступившись сво¬
им достоинством и неискоренимой верой, что никто не сможет
причинить ей вреда.
На продольном мостике кто-то перехватил дона Педро за
руку. Он обернулся и увидел монаха. Видно, он шел за ним
следом, бесшумно ступая в своих сандалиях. Впрочем, общая
суматоха на корабле, готовящемся к отплытию, заглушила бы
327

любой шум. Скрипели блоки и фалы, слышался топот ног, а
когда была отдана команда положить руля к ветру, поочередное
хлопанье наполнявшихся парусов напоминало приглушенные
пушечные выстрелы. Послушная ветру, слегка накренясь левым
бортом, "Девушка из Нанта" с командой испанских матросов под
покровом ночи ускользнула в открытое море.
Дон Педро, нахмурившись, вопросительно глянул на монаха.
Свет фонаря, висевшего на мостике, бил ему прямо в лицо.
Тонкие губы монаха шевельнулись.
- Эта женщина, взятая на борт вашей светлостью? - спросил
он.
Дон Педро почувствовал, что его душит гнев. Дерзость са¬
мого вопроса усугублялась его презрительной краткостью. Дон
Педро сдержался, и монах не услышал ответа, который полагал¬
ся ему по заслугам.
- Эта дама, - с подчеркнутым почтением произнес он, - буду¬
щая графиня Маркос. Я рад, что выдался случай известить вас
об этом, чтобы впредь вы говорили о ней с должным пиететом.
И, повернувшись спиной к бесстрастно поклонившемуся мо¬
наху, он направился к главной каюте, проклиная в душе дона
Диего, сподобившегося взять в духовные пастыри монаха-доми¬
никанца. Эти доминиканцы, нахалы как на подбор, чванятся
своей инквизиторской властью. Все они - от Генерального инк¬
визитора до последнего ничтожного брата ордена не испытыва¬
ют почтения к светской власти, как бы высока она ни была.
Дон Педро окинул оценивающим взглядом убранство каюты,
и гнев его в какой-то мере смягчился. Оно было достойно гра¬
фини Маркос. В свете покачивающихся фонарей на белоснеж¬
ной скатерти ярко сверкали хрусталь и серебро. Подушки из
алого бархата с золотым кружевом украшали стулья и скрадыва¬
ли грубость рундуков под окнами, глядевшими на корму. Длин¬
ное зеркало стояло меж дверей двух кают, выходящих на правый
борт, и еще одно помещалось у двери каюты, выходящей на
левый. На полу лежал мягкий ковер восточной работы с яркими
красными и голубыми узорами, а переборки скрывались гобеле¬
нами. Возле стола ждал распоряжений вылощенный Пабиллос,
слуга из дома графа в Астурии, приставленный доном Диего
лично к дону Педро.
Учитывая обстоятельства и спешку, дон Диего превзошел
самого себя и вполне заслужил те два похвальных слова, что
произнес его хозяин. Отпустив Пабиллоса, дон Педро жестом
пригласил даму к столу.
328

Маргарет посмотрела на него в упор. Ее лицо под облаком
слегка растрепанных золотисто-рыжих волос было бледно, тем-
но-красный корсаж помят, кружевной воротник порван. Марга¬
рет пыталась скрыть беспокойство, но его выдавала взволнован¬
но дышавшая грудь.
- У меня нет выбора, - протестующе заявила она с холодным
презрением в голосе. - Не тратьте время, унижая меня напоми¬
нанием, что я пленница, я вынуждена подчиниться. Но это по¬
ступок труса, дон Педро, труса и неблагодарного человека* Вы
платите злом за добро, Надо было предоставить вас судьбе. Вы
убедили меня, что подобной судьбы заслуживал любой испанец,
попавший в руки честного человека, - с этими словами она хо¬
лодно, с достоинством прошла вперед и села за стол.
Дон Педро был смертельно бледен, под измученными глаза¬
ми залегли тени. На фоне этой бледности маленькая остроко¬
нечная бородка и закрученные вверх усы казались иссиня-черными.
Исхлестанный ее гневными словами, дон Педро не выказал гне¬
ва. Он грустно наклонил голову.
- Упрек справедливый, я знаю. Но даже если вы полагаете
мой поступок низким, не вините всех испанцев за ошибки одного.
А осуждая его ошибки, помните, что их породило. - Он сел
напротив Маргарет. - Человека надо судить не по поступкам, а
по мотивам, их вызывающим. Тысяча достойных людей повстре¬
чалась вам на жизненном пути, и вы по-прежнему считаете их
достойными людьми, ибо ничто не толкнуло их на действия,
которые уронили бы их в ваших глазах. Я, смею надеяться, до¬
стойный человек...
У Маргарет вырвался короткий смешок. Дон Педро смолк и
слегка покраснел, потом повторил:
- Я, смею надеяться, достойный человек, каковым вы меня
справедливо считали раньше. Если бы я уехал, вы остались бы
при том же мнении, но непреодолимый соблазн смел все мои
предубеждения. Узнав вас, Маргарет, я полюбил вас - страстно,
отчаянно, слепо.
- Стоит ли продолжать?
- Стоит. Я хочу, чтобы вы поняли меня, а уж потом и судили.
Эта любовь сродни культу, она переполняет меня чувством обо¬
жания. Вы нужны мне, я не могу жить без вас. - Он устало провел
рукой по бледному лбу. - Мы не властны над своими чувствами.
Мы рабы природы, заложники судьбы, которая использует нас в
своих целях, кнутом заставляет нас подчиниться ее власти. Я не
просил ниспослать мне любовь к вам. Это произошло помимо
329

моей воли. Во мне зажгли любовь. Я не знаю, откуда пришел этот
зов, но я не мог ослушаться, он был непреодолим. Я могу лишь
предполагать, какого мнения вы были обо мне раньше. Думаю,
что высокого. Как мне представляется, такая женщина, как вы,
не может высоко ставить мужчину, искусного в банальных лю¬
бовных интригах, занятого тривиальными любовными играми,
кощунственно низводящего любовь до развлечения и низкой по¬
хоти. Я не таков. Клянусь своей верой и честью пред ликом
Господа и Пресвятой девы.
- К чему эти клятвы и клятвопреступления? Они для меня
ничего не значат.
- О, погодите! Этого не может быть. Вы, конечно, сознаете,
что легкомысленный искатель приключений, каковым я не явля¬
юсь, никогда бы не отважился на то, что сделал я. Я похитил вас.
Какое ужасное слою!
- Очень точное слово для описания ужасного поступка, пре¬
ступления, за которое вам наверняка придется держать ответ.
- Вы говорите - преступление. Но преступника создают об¬
стоятельства. Не рождалось еще человека - кроме Одного, но он
был не просто человек - столь приверженного добродетели, что
не поддался бы искусу. - Дон Педро вздохнул и продолжал: -
Поверьте, я никогда не совершил бы подобного поступка, если
бы соблазну, моему непреодолимому влечению к вам, не сопут¬
ствовало роковое стечение обстоятельств. Время не останови¬
лось ради меня. Корабль не мог вечно стоять в английских водах.
Ежечасно он подвергался риску быть захваченным. Я должен
был спешить. Вчера вечером я, преодолев робость, заговорил с
вами о любви. И получил отпор. Этого я и опасался. Объяснение
было слишком внезапным. Оно удивило вас, вывело из душевно¬
го равновесия. В других обстоятельствах я бы не стал торопить¬
ся. Добиваясь взаимности, я проявил бы бесконечное терпение.
Я убежден: как во время нашей первой встречи ваши флюиды
вошли в меня и навсегда сделали меня рабом, так и мои флюиды
могли бы войти в вашу душу, пусть вы бы и не догадались об
этом. Мне не верится, что чувство, вызванное вами, не нашло бы
отклика в вашем сердце. Это как искра, высеченная ударом ста¬
ли о кремень, но, чтобы она появилась, нужны и сталь, и кре¬
мень. Вы сами не признавались себе в том, что искра высечена.
Еще какое-то время, совсем немного времени, и я помог бы вам
это осознать. Но время было мне неподвластно. Я не мог дольше
оставаться в Англии. - Дон Педро с отчаянием взмахнул рукой и
слегка наклонился вперед. - У меня не было выбора. Отказаться
330

от вас я не мог, и вынужден был прибегнуть к злодейскому, на
ваш взгляд, похищению. - Он помедлил и, не услышав возраже¬
ний, продолжал. - Я увез вас силой, чтобы добиться когда-ни-
будь вашего расположения, положить к вашим ногам свою
жизнь и все, что у меня есть, короновать вас веши почестями,
которых я был удостоен и которыми еще буду удостоен, вдох¬
новленный вами. Сейчас все на корабле знают, что по приезде в
Испанию вы станете графиней Маркос, а потому будут относить¬
ся к вам с должным почтением, приличествующим вашему вы¬
сокому положению.
Дон Педро замолчал, устремив на Маргарет грустный, сми¬
ренно молящий о любви взгляд. Но ни взгляд, ни его слова, судя
по всему, не произвели на нее никакого впечатления. Ответный
взгляд был колюч, и лишь презрение чувствовалось в легкой
улыбке, скользнувшей по алым губам.
- Слушая ваши речи, я терялась в догадках: кто же вы -
мошенник или глупец? Теперь понимаю - вы жалкая помесь того
и другого.
Дон Педро пожал плечами и даже улыбнулся, хоть в глазах
его затаилась бесконечная усталость.
- Это не аргумент.
- Не аргумент? А разве нужны аргументы, чтобы проколоть
пустой мыльный пузырь, надувавшийся вами с таким старанием?
Следуя вашей логике, в мире нет злодейства, которое невозмож¬
но оправдать. Факты налицо, дон Педро, вы отплатили злом за
добро, вы обращались со мной недостойно и грубо, надеясь под¬
чинить своей воле; из-за вас тревога и печаль поселились в доме,
приютившем вас в час испытаний. Это факты, и никакие аргу¬
менты на свете не смогут их опровергнуть. Поверьте, все ваши
попытки воздействовать на меня напрасны. Никто не произведет
меня в графини против моей воли, а у меня нет желания стать
графиней Маркос и никогда не будет. Бели вы заслужите про¬
щение, возможно, у меня возникнет желание увидеть вас в буду¬
щем. А сейчас снова прошу вас: отдайте распоряжение
вернуться, верните меня в мой дом.
Дон Педро опустил глаза и вздохнул.
- Давайте подкрепимся, - он что-то быстро сказал по-испан-
ски недоумевающему Пабилосу, и тот принялся раскладывать по
тарелкам кушанья, заранее приготовленные на буфете.
Дон Педро, находившийся в состоянии философской отре¬
шенности, невольно восхищался смелостью Маргарет - с какой
решимостью она ответила ему, с каким достоинством держалась
331

за столом, как твердо смотрела ему в глаза. В подобной ситуации
любая из знакомых ему женщин вела бы себя иначе. Он уже
оглох бы от криков, его бы уже мутило от слез! Но Маргарет
была, как закаленная сталь. Во всем мире не найти лучшей ма¬
тери для будущих сыновей. Рожденные такой матерью, они при¬
умножат блеск и славу дома Мендоса и Луна.
Дон Педро был уверен, что в конце концов она покорится его
воле. Бго слова, обращенные к Маргарет, были искренни, они
выражали его веру; с такой верой он мог набраться терпения, ибо
эта добродетель недоступна лишь тем, кого гложет червь сомне¬
ния.
Маргарет ела мало, но то, что она вообще не лишилась аппе¬
тита, доказывало твердость ее духа. Она выпила немножко вина,
но лишь из того кувшина, из которого пил сам дон Педро. Заме¬
тив ее осторожность, он подумал, что ум Маргарет не уступает
твердости ее характера. Строптивость и недоверие к нему лишь
возвышали Маргарет в его глазах.
Одноместная каюта по правому борту предназначалась для
дона Педро и отличалась особой роскошью убранства. Когда
Пабиллос сообщил об этом хозяину, тот предоставил ее Марга¬
рет, и она приняла это с равнодушной готовностью подчиниться
обстоятельствам.
Когда Маргарет осталась одна, она, вероятно, утратила при¬
вычное самообладание. Ею овладели горе, негодование, страх.
Во всяком случае, когда наутро она искала место на палубе, где
могла бы чувствовать себя свободнее, чем в каюте, лицо у нее
было осунувшееся, а глаза покраснели от слез или от бессонни¬
цы - и то, и другое было ново и непривычно для леди Маргарет
Тревеньон. Но других сигналов бедствия она не подавала. При¬
вела в порядок свой туалет и тщательно причесалась; ступала
твердо, насколько, разумеется, позволяла качающаяся палуба,
держалась уверенно, с холодным достоинством.
Она перешла с продольного мостика на шкафут. Залитый
солнечным светом, он показался ей менее просторным, чем вчера
вечером. Взгляд ее скользнул от зарешеченного люка к лодкам
на утлегере в середине корабля и на мгновение задержался на
крепком парне, начищавшем латунный обод бачка с питьевой
водой. Он украдкой поглядывал на Маргарет. На рассвете подул
свежий ветер, и на марсе убирали паруса. Ей казалось, что кроме
юноши, начищающего бак, никого рядом не было, но, пройдя
вдоль кормы, она увидела на шканцах моряков. Дюклерк, дюжий
бородатый хозяин судна, облокотившись о резные перила, на¬
332

блюдал за неё. Когда Маргарет обернулась, Дкжлерк приподнял
шляпу, приветствуя ее. Позади него два матроса глядели на ван¬
ты, повторяя действия матросов на марсе.
Маргарет прошла по палубе туда, где, как она думала, в по¬
следний раз промелькнула ее родина, ее Англия. Теперь земли
не было видно. Маргарет казалось, что корабль находится в цен¬
тре огромного сферического водного пространства: прозрачное
утреннее небо сливалось с океаном. Ее замутило от страха; она
прислонилась к фальшборту и вдруг увидела, что она здесь не
одна, как полагала. Высокая неподвижная фигура у переборки
кубрика казалась кариатидой, поддерживающей верхнюю палу¬
бу.
Это был монах. Капюшон на сей раз был откинут, и голова с
выбритой тонзурой открыта. Лицо монаха при дневном свете
показалось ей моложе, чем накануне, ему было лет тридцать
пять. Несмотря на голодное, почти волчье выражение лица, оно
было не лишено приятности, во всяком случае, приковывало к
себе внимание. Крупный, почти семитский нос, широкие, резко
очерченные скулы, стянувшие к вискам желтоватую кожу, так
что резко обозначились провалы щек; широкий, тонкогубый и
твердый рот, под нависшим лбом - темные мрачные глаза.
Монах стоял всего в нескольких ярдах от Маргарет. В руках
у него был требник, пальцы перевивала свисавшая нитка бус;
Маргарет могла и не знать, что это четки, привезенные из Святой
земли, и бусины выточены из верблюжьих костей.
Заметив ее взгляд, он слегка наклонил голову в знак привет¬
ствия, но лицо его, будто выточенное из дерева, осталось безу¬
частным. Он подошел к Маргарет, устремив на нее взгляд
больших строгих глаз, и она с неудовольствием отметила, что
сердце у нее забилось сильнее, как случается при встрече с
незнакомым или непонятным человеком. К удивлению Маргарет,
он заговорил с нею по-английски. Монах произнес несколько
обычных в таких случаях фраз, но его глубокий серьезный голос
и свистящий испанский акцент придали им значительность. Он
выразил надежду, что ее нынешнее пристанище на корабле
вполне сносно, что она соснула в непривычной обстановке, а
проснувшись освеженной, вознесла хвалу Пресвятой деве, за¬
щитнице всех девственниц.
Маргарет понимала, что вежливая фраза по существу вопрос,
хоть навряд ли уловила его дальний прицел. Разумеется, живой
ум Маргарет уже был занят другими мыслями. Этот человек -
священник, и хоть его вера внешне отличается от той, что испо¬
333

ведует она, в основе своей они составляют единое целое. И ка¬
толик, и лютеранин понимают Добро и Зло одинаково, и этот
монах и по званию, и по долгу - слуга Господа, сторонник добро¬
детели, защитник угнетенных. Не знай он английского, он не
смог бы принести ей пользу. Он сделал свои выводы относитель¬
но ее пребывания на корабле, либо принял на веру рассказ дона
Педро. Но то, что она могла обратиться к монаху, рассказать ему
свою историю, будучи уверенной, что ее поймут, сразу же рассе¬
яло все ее сомнения г ясно указало выход из трудного положе¬
ния. Стоит только рассказать монаху про насилие, про то, как с
ней обращались, и он поможет ей; монах должен стать ей другом
и защитником, а поскольку он - лицо влиятельное, он может
применить власть даже к высокопоставленному дону Педро де
Мендоса и Луна, заставить его исправить содеянное зло.
Взяв на корабль доминиканца в качестве духовного настав¬
ника, дон Диего совершил большую ошибку, чем полагал он сам
или дон Педро. Дон Диего выбрал его потому, что монах владел
английским, но именно поэтому, даже если бы не было других
веских причин, его следовало оставить в Испании. Но ее свет¬
лость об этом не знала. Для нее было важно лишь то, что он
говорил на ее родном языке, был рядом и готов ее выслушать.
Щеки Маргарет окрасились румянцем, а глаза, еще мгнове¬
ние тому назад погасшие и унылые, оживились. С первых же
слов он должен понять, кто она такая, и отбросить подозрения,
закравшиеся ему в голову. Проверяя ее, монах высказал их в
своем полуприветствии-полувопросе.
- Вас, должно быть, послал мне Господь, Господь и Пресвя¬
тая Дева. Вы сказали, что она защитница всех девственниц. По¬
просите ее за меня, мне очень нужно ее покровительство.
Маргарет заметила, что его строгий взгляд смягчился. Выра¬
жение сочувственного внимания появилось на аскетическом ли¬
це.
- Я недостойный слуга Господа и тех, кто молит Господа. В
чем ваша нужда, сестра моя?
Маргарет вкратце, опасаясь не успеть, рассказала монаху о
том, как ее похитили из дому, силой доставили на корабль, а
теперь по воле дона Педро де Мендоса увозят в Испанию.
Монах наклонил голову.
- Я знаю, - сказал он тихо.
- Вы знаете? Вы знаете? - повторила она с ужасом.
334

Неужели и он с ними в заговоре? Неужели надежды, связан¬
ные с ним, напрасны? Он обо всем знает и держится так безуча¬
стно.
- И, если можно верить человеку на слово, мне также изве¬
стно, что у дона Педро благородные намерения.
- Какое это имеет отношение ко мне?
- Прямое. Это значит, что у него нет злодейских или грехов¬
ных помыслов, связанных с вами.
- Нет злодейских или греховных помыслов? А то, что он увез
меня против воли? А то, что ко мне применили силу?
- Это грех, большой грех, - спокойно признал Фрей Луис. -
Но все Же не такой большой и страшный, как я опасался вначале.
Я опасался, что смертный грех поставит под угрозу спасение его
души. А тот, кто в море, должен больше других блюсти душу
свою в чистоте, готовясь предстать перед Создателем, ибо мно¬
гие опасности подстерегают его, и Всевышний может призвать к
себе его душу в любой миг. Но я признаю, что свершился грех.
Вы хотите, чтобы я уговорил дона Педро искупить свой грех.
Успокойтесь, сестра моя. Под моей защитой, под защитой Гос¬
пода, которому я служу, вам никакое зло не страшно. Дон Педро
либо сразу вернет вас домой, либо по прибытии в Испанию вы
будете тотчас вызволены из плена.
В состоянии экзальтации Маргарет готова была рассмеяться:
как, оказывается, легко разрушить планы дона Педро. Это путе¬
шествие больше не представляло для нее опасности. Защитой
ей будет мантия святого Доминика, и хоть Маргарет мало что
знала об этом ревностном поборнике Христа, насаждавшем лю¬
бовь к нему огнем и мечом, неустанно воевавшим со всеми ина¬
комыслящими, она верила, что отныне вечно будет его любить
и почитать.
Фрей Луис переложил требник и четки в левую руку и, воз¬
дев правую, тремя вытянутыми перстами совершил крестное зна¬
мение над ее золотой головкой, прошептав что-то по-латыни.
Для леди Маргарет это было словно колдовской ритуал. Ее
широко поставленные глаза чуть округлились от удивления.
Фрей Луис прочел немой вопрос в ее недоумевающем взгляде,
отметил, что она не склонила головы в ответ на его благослове¬
ние. Сомнение, мелькнувшее в глазах монаха, быстро переросло
в уверенность. Дон Педро зашел в своем грехе дальше, чем
полагал Фрей Луис, не желая бесчестить его подозрением. Грех
дона Педро внезапно приобрел огромные размеры по сравнению
с самим похищением. Фрей Луис не ожидал, что благородный
335

отпрыск семьи, прославленной в Испании своим благочестием,
подарившей Испании примаса, способен на такой страшный
грех. Похищенная им женщина, которую он хотел сделать своей
женой и матерью своих детей, была еретичкой!
Сделав это страшное открытие, Фрей Луис содрогнулся. Гу¬
бы его сжались, лицо снова превратилось в безучастную маску.
Он сложил руки в просторных рукавах шерстяной белой сутаны
и, не сказав ни слова, повернулся и медленно побрел по палубе,
размышляя о страшном грехе дона Педро.

ЦИЛЛА
Фрей
Луис был потрясен своим открытием, ему потребо¬
валось время, чтобы оправиться от шока и проду¬
мать, как он будет бороться с Сатаной за
обреченную на погибель душу дона Педро де Мен¬
доса и Луна. Благочестивый монах долго и горячо
молил Господа, чтоб он наставил его и дал ему
сил. Поскольку Фрей Луис искренне считал мир и
его слащу ничтожной тщетой, через которую надо
пройти по пути в вечность, он не благоговел перед
сильными мира сего, не признавал превосходства
знати, не отличавшейся рвением в борьбе за Веру.
Он не стал бы служить королю, не почитавшему
себя слугой Господа, он бы даже не признал его
королем. Мирская власть, которую он отверг, на¬
дев сутану доминиканца, заслуживала, по его мне¬
нию, презрения и насмешки, если ее нельзя было
обратить на службу Вере. Из этого следовало, что
Фрей Луис, не чуждый высокомерия, невольно
впав в смертный грех гордыни, не чтил ни мирские
заслуги, ни звания. И все же, презирая мирскую
ГЛАВА XV
337

знать, он должен был с ней считаться. Это было необходимо, ибо
она могла творить Зло. Поскольку своекорыстные люди заиски¬
вали перед знатью, часто требовалась большая твердость, чтобы
противостоять ей и разрушать ее пагубные нечестивые замыслы.
Фрей Луис молил Господа дать ему эту твердость, и лишь на
следующее утро он почувствовал боговдохновение и готовность
к борьбе с дьяволом.
Дон Педро вышел подышать на корму; было довольно свежо,
несмотря на солнце. Дон Педро был в дурном расположении
духа, когда к нему подошел монах, но, поскольку тот не сразу
обнаружил свои намерения, дон Педро не прерывал его, не вы¬
казывал недовольства.
Монах же повел речь издалека. Он не давал понять, к чему
клонит, желая высказать все, что должно отложиться в душе
дона Педро; ведь тот, разгадав замысел, поддался бы искушению
положить конец его витийству. Фрей Луис произнес целую про¬
поведь.
Сначала он рассуждал об Испании, ее славе, ее трудностях.
Ее славу он расценил как знак божьей благодати. Господь пока¬
зал всем, что сейчас испанцы - избранный народ, и горе Испании,
если она когда-нибудь позабудет о величайшей милости, кото¬
рой была удостоена.
Дон Педро позволил себе усомниться, что разгром Непобе¬
димой Армады был проявлением Божьей милости.
Это сомнение воспламенило Фрея Луиса. Не силы Неба, а
силы Тьмы содействовали поражению. И Господь позволил это¬
му свершиться в наказание за смертный грех гордыни - одну из
ловушек сатаны - ибо люди возомнили, что их слава - результат
их собственных ничтожных деяний. Нужно было напомнить лю¬
дям, пока они не погибли, что на земле ничего нельзя достичь
без благословения Неба.
Логический ум дона Педро, впервые познавшего сомнение в
то злополучное утро, когда очнулся в бухте под поместьем Тре¬
веньон, подсказывал ему с дюжину других ответов. Но он не
поделился ни одним из них с монахом, зная, как тот их встретит.
Тем временем Фрей Луис перешел к трудностям державы:
завистливые враги за ее пределами, коварные враги внутри стра¬
ны; первые подстрекают и поддерживают вторых. И поскольку
Испания Божьей милостью и под его защитой непобедима в
прямой и честной борьбе, сатана решил подорвать единство Ве¬
ры, делавшее ее неуязвимой, разжигая сектантские беспорядки
внутри страны. Подорвать веру значит, подорвать силу. Евреи,
338

эти враги христианства, воинство тьмы, изгнаны за ее пределы.
Но остались Новые христиане, часто впадающие в ересь иудаиз¬
ма. Изгнаны и другие посланцы ада, последователи Мухаммеда.
Но остались мавры, частенько впадающие в исламскую мер¬
зость, и они продолжают развращать народ. К тому же среди
испанцев много породнившихся с евреями и маврами лиц. Не у
всякого испанского аристократа прослеживается в роду такая
чистота крови, как у дона Педро де Мендоса и Луна. Но и чистота
крови ныне не гарантия спокойствия, ибо она не спасает от яда
ереси, яда, который, попав в тело, действует, пока не разрушит
его полностью. И тому уже есть примеры, очень яркие примеры
в самой Испании. Вальядолид стал рассадником лютеранства.
Фрей Луис помрачнел. Саломанка превратилась чуть ли не в
академию для еретиков. Ученики Лютера и Эразма наглеют день
ото дня. Сам Примас Испании, Карранса, архиепископ Толедо,
не избежал лютеранской ереси в своем катехизисе.
Это был уже верх преувеличения, и Дон Педро прервал мо¬
наха:
- Обвинение было снято с архиепископа.
Глаза доминиканца вспыхнули священным гневом.
- Отступникам Божьим еще воздастся в аду за его оправда¬
ние. Семнадцать лет Карранса уберегал себя от застенков святой
инквизиции, прикрываясь, по наущению дьявола, разными со¬
физмами. Уж лучше бы он приберег их для костра В таких делах
не до споров и казуистики: пока люди болтают, зло растет, сами
по себе споры порождают зло. Надо вскрыть бубоны чумной
ереси, выжечь их навсегда очищающим пламенем. В огонь всю
эту гниль! И аминь! - Монах выбросил вперед правую руку, будто
для проклятия. Бго беспощадная ненависть производила устра¬
шающее впечатление.
- Аминь, - отозвался дон Педро.
Костлявая рука доминиканца вцепилась в черный бархатный
рукав аристократа. Глаза монаха горели фанатическим огнем.
- Такого ответа я и ждал, это достойный ответ благородного
человека чистой крови, отпрыска великого рода Мендоса, кото¬
рый всегда трудился во славу Божью, приумножая славу Испа¬
нии.
- Разве я мог ответить иначе? Уповаю на то, что я верный сын
Матери-Церкви.
- Не только верный, но и деятельный, член воинства Христа.
Разве вы не брат мне в некотором роде, не мой духовный брат в
великом братстве святого Доминика? Вы - член третьего мирско¬
339

го ордена доминиканцев, посвященный в его таинства, обязан¬
ный хранить чистоту Веры, уничтожать ересь, где бы она ни
обнаружилась!
- Почему вы учиняете мне допрос, Фрей Луис? - Дон Педро
нахмурился. - К чему такая страсть?
- Я хотел испытать вас, ведь вы стоите на краю пропасти. Я
хотел удостовериться, что вы крепки духом, что у вас не закру¬
жится голова, и вы не падете в бездну.
- Я на краю пропасти? Я? Вы сообщаете мне нечто новое,
брат. - Дон Педро расхохотался, сверкнув белыми зубами.
- Вам угрожает опасность утратить чистоту крови, которая до
сих пор была безупречна. Вы сообщили мне, что матерью ваших
детей станет еретичка.
Дон Педро все понял и, по правде говоря, удивился. Он не
решился признаться фанатику, но в порыве страсти он и впрямь
не думал об этой стороне дела.
На какое-то мгновение он растерялся. Дон Педро действи¬
тельно был преданным сыном церкви, и пришел в ужас, обнару¬
жив собственное безрассудство в деле первостепенной
важности. Но это быстро прошло. Если раньше он твердо уверо¬
вал в то, что леди Маргарет по своей воле станет его невестой,
то теперь убедил себя, что для него не составит особого труда
обратить ее в Истинную Веру. Так он и сказал, и его непоколе¬
бимая убежденность совершенно изменила ход мыслей монаха.
Фрей Луис воспрял духом, как человек, вдруг увидевший свет в
кромешной тьме.
- Благословение Богу! - воскликнул он в благочестивом экс¬
тазе. - Поделом мне за слабость в моей собственной вере! Мне
не дано было понять, брат мой, что Господь подвиг вас снасти
ее душу.
И монах полностью переключился на эту тему. С его точки
зрения все действия дона Педро были оправданы, даже само
насильное похищение. Здесь не может быть сомнений: дон Пед¬
ро поддался не плотскому вожделению - при одной мысли об
этом монах содрогнулся в душе - дон Педро спас девушку от
грозившей ей страшной опасности. И спас он не столько пре¬
красное тело, созданное сатаной для совращения мужчин,
сколько ее душу, обреченную на вечное проклятие. Отныне он,
Фрей Луис, станет помощником дона Педро в благородном деле
обращения ее на путь истинный. Он принесет свет Истинной
веры девице, которой сама судьба предназначила столь высокое
положение. Он возьмется за святое дело освобождения ее из
340

еретических тенет, в коих она пребывала на своей мерзкой ере¬
тической родине, и, обратив ее в Истинную Веру, сделает до¬
стойной невестой графа Маркоса, достойной матерью его
будущих детей.
Даже если бы у дона Педро возникло желание возразить
Фрею Луису, он бы не отважился. Но он и сам желал того же.
Теперь, по зрелом размышленьи, он понял, что Маргарет долж¬
ны быть обращена, прежде чем он возьмет ее в жены.
Так Фрей Луис получил разрешение заняться духовным пе¬
ревоспитанием Маргарет.
Он приступил к делу с превеликой осторожностью, тщанием
и рвением и в течение трех дней старательно подрывал бастио¬
ны, воздвигнутые, по его мнению, сатаной вокруг Маргарет. Но
чем больше он проявлял усердия, тем выше воздвигал свой вал
сатана, и смелые атаки Фрея Луиса были безуспешны.
Поначалу его рассуждения заинтересовали леди Маргарет.
Возможно, почувствовав интерес к самому предмету разговора,
она стала прерывать, Фрея Луиса вопросами. Откуда он почерп¬
нул эти сведения? Какими располагает доказательствами? И
когда монах отвечал ей, Маргарет тут же обескураживала его
каким-нибудь стихом из Библии, требуя согласовать его выска¬
зывания с этой цитатой из Священного писания.
Для нее это была занимательная игра, ниспосланное небом
развлечение, помогающее как-то разнообразить тоскливые дни
плавания, отвлечь внимание от ужаса прошлого и неопределен¬
ности будущего. Но для монаха это была мука. Простота Марга¬
рет обескураживала его, а непосредственность, с которой она
задавала вопросы, ее откровенные высказывания порой доводи¬
ли его до отчаяния.
Фрей Луис никогда еще не встречал такой женщины, что,
впрочем, было неудивительно. Его инквизиторская деятель¬
ность была связана с иудеями и впавшими в ересь обращенными
маврами. Знание английского сталкивало его с английскими и
другими моряками, заключеными за ересь в тюрьмы святой инк¬
визиции. Но все они были люди невежественные в вопросах ре¬
лигии, даже капитаны и владельцы судов. Они упрямо
цеплялись за догматы еретической веры, в которой их воспита¬
ли, но неспособны были привести какие-то аргументы или отве¬
тить на его вопросы в ходе дознания.
Леди Маргарет Тревеньон была им полной противоположно¬
стью. Эта женщина читала и перечитывала Священное писание -
в основном, за неимением другого чтения - пока, сама того не
341

сознавая, заучила многое наизусть. Добавьте к этому ясный вос¬
приимчивый ум, природную смелость и свободное воспитание,
привившее ей манеру высказываться с предельной откровенно¬
стью. О том, что так старательно втолковывал ей Фрей Луис, она
никогда в прошлом не задумывалась. Отец Маргарет был чело¬
век не религиозный, склонявшийся душой к старому доброму
католицизму. Он уделял мало внимания религиозному воспита¬
нию дочери и предоставил ей самой себя воспитывать. Но если
Маргарет никогда раньше не использовала активно свои позиции
в теологии, то теперь была готова проявить их, тем более, что ей
бросили своего рода вызов. Она удивлялась самой себе - с какой
легкостью вела полемику, как быстро приходили ей на ум биб¬
лейские стихи.
Фрей Луис был просто потрясен. Он пребывал в злобном
отчаянии. Теперь он убедился на собственном опыте в правоте
Отцов церкви, выступавших против переводов и распростране¬
ния Священного писания. Какой сатанинский соблазн - отдать
их в руки тех, кто ничего не понимая в книгах Священного писа¬
ния, обязательно извратит их содержание. Так коварство дьявола
обратит средство спасения в орудие совращения.
И когда он высказал свое гневное обличение, Маргарет рас¬
смеялась, как Далила1 или Иезавель2, выставляя напоказ свою
белоснежную красоту; Фрею Луису показалось, что она соблаз¬
няет его, как соблазнила дона Педро. Он прикрыл лицо руками.
- Vade retro, Sathanas! - выкрикнул он, и Маргарет рассмея¬
лась еще громче.
- Итак, сэр монах, - насмешничала она, - я - сатана и должна
сгинуть. Галантностью вы не отличаетесь. Это простительно
священнику, но непростительно мужчине. Я никуда не пойду. Я
готова состязаться с вами, сэр, пока один из нас не падет в битве.
Монах открыл лицо и с ужасом взглянул на Маргарет. Он
понял ее насмешку буквально.
- Пока один из нас не падет в битве, - повторил он и вскри¬
чал: - Пока не восторжествует сатана, вы хотите сказать! О горе
мне! - И с этими словами он выскочил из главной каюты, где
атмосфера стала для него невыносимой. Фрей Луис надеялся,
что соленый морской воздух на палубе поднимет его дух.
В библейской мифологии филистимлянка, возлюбленная Самсона.
2
(библ.) распутная наглая женщина.
3
"Изыди, Сатана!" (лат.)
342

Вот уже третий день Фрей Луис пытался наставить Маргарет
на путь истинный, и этот день оказался роковым. Бго преследо¬
вали сказанные ею слова: "Я готова состязаться с вами, пока один
из нас не падет в битве". Это была угроза, прелестными лживыми
губами изрек угрозу сам сатана. Теперь монах понял все. Здесь,
под сводом Господнего неба, ему пришло в голову, что он под¬
вергается страшной опасности. Он, охотник, стал гонимым. Те¬
перь он сознавал, что были моменты, когда его собственная вера
на миг пошатнулась под влиянием правдоподобных доводов,
бойких ответов, коими она уязвляла его, - моменты, когда он
начал подвергать сомнению учение церкви, смущенный предъ¬
явленной ему цитатой из священного писания, опровергавшей
его слова. И он, ученый, поднаторевший в теологии, терпел это
от женщины, девчонки-недоучки! Это было немыслимо, нелепо,
она не могла дойти до всего своим умом. Откуда же она брала
силу? Откуда? Конечно, она была одержима, одержима бесами.
В нем росло убеждение в правоте своей догадки, и убежде¬
ние подкреплялось не только полемическими способностями
Маргарет.
Он зримо представил ее себе - хрупкая фигурка на покрытом
подушками сундучке на фоне кормового иллюминатора; она
смеется, откинув назад голову, словно распутица, золотисто¬
рыжие волосы будто вспыхивают от солнца, голубые глаза излу¬
чают завлекающую фальшивую искренность, бесстыдно-низкий
корсаж открывает белую шею, изгиб округлой груди. И он
скользил по ней грешным взглядом. Фрей Луис и теперь не мог
избавиться от навязчивого образа, хоть и прижимал ладони к
глазам, будто желая выдавить их, сопротивляясь наваждению, с
ужасом обнаружив, что Маргарет возбуждает его истощенную
плоть.
- Изыди, сатана! - прошептал он снова и жалобно, всей душой
взмолился о помощи в борьбе со страшным соблазном плоти, так
долго и яростно подавляемым, а теперь возникшем снова на его
пагубу.
- Изыди, сатана!
Чья-то рука легла ему на плечо. Монах вздрогнул, словно его
прижгли каленым железом. Возле решетки люка, на которую он
опустился, стоял стройный элегантный дон Педро, глядя на него
с полуулыбкой.
- С каким дьяволом вы сражаетесь, Фрей Луис?
Монах ответил ему затравленным взглядом.
343

- Я и сам хотел бы это знать, - пробормотал он. - Присядьте, -
пригласил Фрей Луис, и важный аристократ повиновался.
Наступила пауза, которую наконец прервал доминиканец.
Он, все больше распаляясь, повел речь о колдовстве и демоно¬
логии. подчеркивая, что темные силы способны сделать грехов¬
ным то, что изначально вовсе не было греховным. Подробно
остановился на происхождении и природе дьявола, намекнул на
множество средств и ловушек дьявола и опасности, вытекающей
из их. умелой маскировки. Антихрист, уверял он, был зачат от
злого духа, точно так же; как и проклятый ересиарх Лютер.
Проповедь продолжалась. Она была исполнена иносказаний
и наскучила дону Педро.
- Какое все это имеет отношение ко мне? - справился он.
Монах наклонился к дону Педро и придавил его плечо рукой.
- Готовы ли вы поступиться вечным блаженством в обещан¬
ном вам Царствии небесном ради эфемерного плотского удо¬
вольствия? - мрачно спросил доминиканец.
- Спаси меня Бог, конечно, нет.
- Тогда остерегайтесь, брат мой!
-Чего?
- Бог создал женщину, чтобы подвергнуть мужчину испыта¬
нию,, - уклончиво ответил монах. - Горе тому, кто его не выдер¬
жи^
- Произнеси вы это по-китайски, я, возможно, понял бы вас
лучше, - раздраженно сказал дон Педро.
- Эта женщина... - начал монах.
- Если вы имеете в виду леди Маргарет Тревеньон, извольте
выражаться иначе, либо вообще молчите.
Дон Педро поднялся, еле сдерживая негодование. Но Фрей
Луис не утратил самообладания.
- Слова ничего не значат. Важен тот факт, который они вы¬
ражают. Эта леди, милорд, не поддается обращению.
Дон Педро посмотрел на него, теребя бородку.
- Хотите сказать, что вы как проповедник не можете воздей¬
ствовать на нее?
- Никто не сможет на нее воздействовать. Она одержима.
- Одержима?
- Да, она одержима дьяволом. Она прибегает к помощи не¬
чистой силы. Она...
Склонившись к нему, дон Педро процедил сквозь стиснутые
зубы:
344

- Замолчите, безумец! Вас обуяло тщеславие, вопиюща? гор¬
дыня подсказывает вам: раз у вас не хватило ума убедить леди
Маргарет, значит, ее языком глаголет дьявол. Жалкая выдумка,
частенько служившая, оправданием бездарным служителям
культа:
Монах, однако, пропустил обидное замечание мимо ушей.
- Все не так просто. Милостью Божьей мне было открыто
такое, что следовало понять раньше своим человеческим умиш¬
ком. У меня есть доказательство. Доказательство, вы слышите?
Оно было бы и у вас, не околдуй она вас, не опутай своей дья¬
вольской паутиной.
- Ни слова больше! - Дон Педро пришел в ярость. - Вы
делаете слишком далеко идущие выводы, господин монах. Не
испытывайте мое терпение, не то я могу и позабыть про ваше
монашеское облачение.
Поднялся и монах. Он был на полголовы выше дона Педро,
суров и непреклонен в своем инквизиторском рвении.
- Никакие угрозы не заставят замолчать человека, который,
подобно мне, сознает свое право говорить правду.
- Так у вас есть такое право? - Дон Педро внешне не выказы¬
вал гнева. К нему вернулась присущая ему насмешливость, но
сейчас в ней было что-то зловещее. - Запомните, у меня тоже
есть кое-какие права на этом корабле, и среди них - право выки¬
нуть вас за борт, если будете особенно докучать.
Фрей Луис отпрянул в ужасе, но не от угрозы, а от чувства,
под влиянием которого дон Педро ее высказал.
-Ивы это говорите мне? Угрожаете святотатством - не более
не менее? Вы уже такой заблудший, что поднимете руку на свя¬
щенника?
- Убирайтесь! - приказал дон Педро. - Ступайте, пугайте
адом бедолаг на полубаке.
Фрей Луис сложил руки под сутаной, приняв прежний безу¬
частный вид.
- Я пытался предостеречь вас. Но вы не слушаете предосте¬
режений. Содом и Гоморра не слышали предостережений. Бере¬
гитесь, помните об их судьбе!
345

- Я не Содом и не Гоморра, - последовал горький ответ. - Я
дон Педро де Мендоса и Луна, граф Маркос, гранд Испании, и
мое слово - главное на этом корабле, а мое желание - единст¬
венный закон. Не забывайте об этом, если не собираетесь вер¬
нуться на родину, как Иона1.
Какое-то время Фрей Луис стоял, глядя на него непроница¬
емым гипнотическим взором. Потом поднял руки и накинул на
голову капюшон. В этом жесте было что-то символическое,
словно он хотел подчеркнуть окончательность своего ухода.
Но монах не затаил злобы в сердце, сердце у него было очень
жалостливое. Фрей Луис пошел молиться, чтобы Божья благо¬
дать снизошла на дона Педро де Мендоса и Луна и выручила из
ловушки колдуньи, по наущенью сатаны замыслившей погубить
его душу. Теперь Фрей Луис Сальседо был абсолютно в этом
уверен. Как он сказал, у него было доказательство.
Пророк Иона, согласно одной из книг Библии, был проглочен китом и
извергнут невредимым по воле Божьей.

Через
два дня вечером они бросили якорь в широком
заливе Сантандере, укрытом зеленым амфитеат¬
ром гор с высоковерхой Валера в глубине, стоящей
особняком от горной цепи Сьерра-де-Исар.
Эти два последние дня на борту корабля были
мучительны при внешнем угрюмом спокойствии.
Фрей Луис ни разу не подошел к леди Маргарет,
и в том, что он ее избегал, было нечто зловещее,
таившее угрозу. Тем самым он давал понять, что
оставил надежду на ее обращение. Дважды он пы¬
тался возобновить разговор на эту тему с доном
Педро, и, выслушай его дон Педро, он извлек бы
пользу для себя, ибо понял бы, откуда ему угрожа¬
ет опасность. Но так уж сложились обстоятельст¬
ва, что терпение дона Педро истощилось.
Присущие ему гордость и надменность подсказы¬
вали, что он уже вытерпел от фанатика больше
дозволенного. Благочестивость требовала от него
известного смирения, но всему есть предел, а са¬
монадеянный монах уже перешел все границы. Ут-
347
ГЛАВА XVIАРИБДА

вердившись в этой мысли, дон Педро грубо оборвал монаха,
подчеркнув свое высокое положение в обществе, припугнул, что
выбросит его за борт. Это лишь подкрепило уверенность доми¬
никанца, что ужасные выводы, сделанные им, верны.
С леди Маргарет дон Педро держался замкнуто, почти угрю¬
мо. Им овладело беспокойство. Он опасался крушения своих
надежд. Маргарет спокойно и твердо отвергала все предложе¬
ния, постоянно напоминая дону Педро, что его неблагодарность
заставила ее пожалеть о гостеприимстве, оказанном ему в Тре-
веньонев Он пытался убедить ее в обратном, но она пресекала
все попытки. Как бы он ни выкручивался, Маргарет возвращала
его к исходной позиции.
- Есть факт, - настаивала она, - поступок, которому ничто в
мире не может служить оправданием, так зачем суетиться пона¬
прасну, искать то, что не существует?
Твердость Маргарет, еще более впечатляющая при внешней
невозмутимости, заронила зерно отчаяния в его сердце. Он раз¬
мышлял о своем положении в свете, о том, что он ей предложил.
Такое удовлетворило бы любую женщину. Ее упрямство раздра¬
жало. Он мрачнел, терзался своей мукой, и это сказалось на его
характере, рыцарском по природе.
Взрыв последовал после двух дней угрюмого молчания и
враждебных взглядов. Это произошло, когда тихим октябрьским
вечером они бросили якорь в заливе Сантандер.
Маргарет сидела в большой каюте. Ее тревога обострялась
сознанием, что путешествие подошло к концу и надо пригото¬
виться к войне в новых условиях. Но они были ей неизвестны,
как и то, чем отныне она будет обороняться.
- Мы прибыли, - возвестил дон Педро. Он был бледен, зол,
его темные глаза горели.
Она помолчала, взвешивая свои слова
- Хотите сказать, что вы прибыли, сэр. Для меня путешествие
не кончилось: это лишь часть утомительного плавания, которую
вы мне навязали.
Дон Педро согласился, намеренно неправильно истолковав
ее слова:
- Вы правы. Завтра мы продолжим путешествие по суше0 Нам
осталось проделать еще несколько лиг. Но это не очень далеко.
Через три-четыре дня мы будем в моем доме в Овьедо.
- Не верю, - ответила она с присущей ей внешней невозму¬
тимостью.
348

Маргарет полагалась на Фрея Луиса, И это несмотря на то,
что он несколько дней избегал ее, несмотря на то, что его по¬
следние беседы с ней были связаны с ее обращением в Истинную
Веру. Маргарет поверила в обещание защитить ее, в природную
добродетель и доброту монаха.
- Не верите? - Дон Педро усмехнулся и подошел к ней по¬
ближе.
Маргарет сидела на устланном подушками рундучке возле
высоких кормовых окошек. Лицо ее в полумраке казалось белым
пятном, и - напротив - скудный свет, проникавший в каюту, хо¬
рошо освещал лицо дона Педро, искаженное злой насмешкой.
Постоянное хладнокровное противостояние Маргарет его во¬
ле, полное равнодушие к его любви, которая могла бы сделать
из него святого, быстро превращала его в дьявола Он сознавал,
что за дни, проведенные на корабле, в нем неуклонно происхо¬
дила перемена: его любовь превращалась в ненависть.
Вместе с тем, дон Педро признался себе, что готов ради своей
любви на последнюю жертву: он отдал бы жизнь за Маргарет.
Но в ответ он получал лишь ледяное презрение и неизменный
отказ. Бго нынешним побуждением было наказать ее за стропти¬
вость и глупость, силой заставить считаться с ним, овладеть ею,
чтобы доказать свою власть, сломать ее духовно и физически.
- Не верите? - повторил он. - А кому вы верите?
- Boiy, - сказала Маргарет.
- Богу! Богу еретиков? Он защитит вас?
- Он защитил мой народ, - напомнила Маргарет, - когда на
него обрушилась Непобедимая Армада Испания относилась к
Англии так, как вы относитесь ко мне. Это, как сладкий сон и
жестокое пробуждение. Возможно, и вас ждет такое же пробуж¬
дение, дон Педро.
Он отшатнулся от нее и с досадой хлопнул кулаком по ладо¬
ни. Потом дон Педро снова подошел к Маргарет. Он смягчился
и заговорил с ней, как влюбленный.
- Мы произноеим слова, которые никогда не должны гово¬
рить друг другу. Если бы вы проявили благоразумие! Безрассуд¬
ство - вот главное препятствие. Ваша строптивость отдаляет вас
от меня. Как бы униженно я ни молил, вы не внемлете, вы уже
заранее настроили себя на отказ.
- Какая поразительная скромность, сэр. Из ваших речей сле¬
дует, что вы завоюете сердце любой женщины, стоит ей послу¬
шать вас.
349

- Это извращение смысла моих слов. Конечно, если вы забы¬
ли все, что я говорил вам, когда вы поднялись на борт...
- Вернее, когда меня туда втащили.
- Я говорил о силе, действующей помимо нас, - продолжал
он, не обращая внимания на поправку, - о своем убеждении: раз
она так притянула меня к вам, вы тоже почувствуете подобное
притяжение, если не будете сопротивляться. Послушайте, Мар¬
гарет! - Дон Педро опустился возле нее на колено. - Я люблю
вас. доверьтесь мне, вас ждет блистательное будущее. Пути на¬
зад нет. Даже если бы я дал вам волю, уже поздно. Вы пробыли
неделю со мной на корабле, всецело в моей власти. Ясно, какие
возникнут предположения, и поправить дело можно лишь, вый¬
дя за меня замуж. Соглашайтесь. На корабле есть священник, и
он...
- Предположения! - прервала его Маргарет. - Так знайте же:
когда я расскажу свою историю, никому в Англии не придет в
голову дурно подумать про меня.
Дон Педро поднялся, вспыхнув от гнева, и, отбросив привыч¬
ную вежливость, пригрозил:
- Предположения могут стать оправданными. Доселе меня
сдерживали лишь сила и благородство моей любви.
Она вскочила, задохнувшись от возмущения.
- Господи, вы еще смеете говорить со мной о любви! Это
мошенничество! Вы же джентльмен!
- Джентльмен? - Дон Педро рассмеялся. - Какая наивность!
Разве вам не известно, что лоск джентльмена - всего лишь
платье? Я могу предстать перед вами в нем, а могу и без него.
Выбирайте, мадам. Впрочем, нет. В словах более нет нужды.
Совсем скоро вы войдете в мой дом в Овьедо. Решайте сами, в
качестве кого вы там будете жить. Если вы умны, то войдете туда
моей женой, и обвенчаетесь со мной до того, как мы сойдем на
берег. - С этими словами дон Педро стремительно вышел из
каюты, хлопнув дверью так, что задрожали переборки.
Разгневанная и униженная, Маргарет снова опустилась на
подушки, не в силах унять дрожь; впервые самообладание поки¬
нуло ее. и она разразилась слезами злости и отчаяния.
И в эту горькую минуту перед ее мысленным взором возник
Джервас - рослый, смеющийся. Вот это был человек с чистыми
руками и чистой душой, настоящий джентльмен. А она обидела
Джерваса из-за пустого флирта с этим испанским сатиром, из-за
собственной глупой неосторожности позволила дону Педро во¬
образить, что он может помыкать ею, как ему вздумается. Она
350

играла с огнем, и - видит Бог! - он вырвался наружу и теперь не
только опалит ее, но и погубит. Маленькая дурочка, тщеславная,
пустоголовая маленькая дурочка, была польщена вниманием че¬
ловека, которого почитала значительным лишь потому, что он
повидал мир и пил жизнь полною чашей. Тяжела расплата за
легкомыслие.
- Джервас, Джервас! - тихо позвала она в темноте.
Если бы только Джервас был здесь, она бы пала перед ним
на колени, очистила свою совесть, признавшись в содеянной
глупости, а главное, открыла бы ему, что всегда любила и будет
любить лишь его одного.
Потом она вспомнила о Фрее Луисе и воспряла духом, уповая
на его защиту. На борту корабля он был бессилен, несмотря на
свое священническое звание. Но теперь, на суше, он может при¬
звать на помощь других и утвердить свою власть, вздумай дон
Педро оспорить ее.
Надежда укрепилась в Маргарет, когда она услышала сквозь
тонкую дверь каюты разговор дона Педро с Дюклерком; Пабил-
лос подавал им ужин. Дон Педро ранее приглашал ее к столу,
но она, извинившись, отказалась, и он не настаивал.
Дон Педро говорил с Дюклерком по-французски, хоть хозя¬
ин судна прекрасно объяснялся по-испански. Но дон Педро взял
за правило обращаться к каждому на его родном языке. Сейчас
он поинтересовался, что задержало Фрея Луиса, почему он не
вышел к столу.
- Фрей Луис сошел на берег час тому назад, монсеньор, -
последовал ответ.
- Вот как? - проворчал испанец. - Даже не изволил попро¬
щаться? Тем лучше, избавились от каркающей вороны.
Сердце Маргарет дрогнуло. Она догадалась, по какому делу
ушел монах, и порадовалась, что дон Педро ни о чем не догады¬
вается.
Она не ошиблась, полагая, что уход Фрея Луиса связан с ее
спасением. Разница была липгь в том, что Маргарет вкладывала
в это слово иной смысл.
Спасение в понимании Фрея Луиса пришло на следующее
утро. Ее светлость поднялась чуть свет после бессонной ночи,
когда надежда то и дело сменялась беспокойством; она оделась
и вышла на палубу задолго до того, как проснулся дон Педро;
боялась задержать Фрея Луиса, как бы рано он ни явился.
351

А в том, что он вернется, она не сомневалась; и снова ее
уверенность подтвердилась, ибо он появился рано, а с ним -
множество джентльменов в черном. У каждого из них была шпа¬
га, а у некоторых еще и алебарда
Испанские матросы толпились у фальшборта, наблюдая за
подплывающей к ним баркой. Они перешептывались с удивле¬
нием и страхом, ибо не заблуждались относительно эскорта,
сопровождавшего Фрея Луиса Это были служители инквизи¬
ции, чье появление нарушало покой любого человека, как бы ни
была чиста его совесть.
Капитан Дюклерк, услышав шепот матросов, заметив их бес¬
покойство, послал в каюту юнгу - известить дона Педро. Тот,
узнав о незваных гостях, немедленно вышел на палубу. Он не
волновался, хоть и был чрезвычайно заинтригован. Несомненно,
полагал он, это какая-то формальность, введенная для ино¬
странных судов новым указом инквизиции.
Дон Педро подошел к шкафуту как раз в тот момент, когда
Фрей Луис, поднявшись по трапу, послушно спущенному коман¬
дой, ступил на палубу. За ним поднимались шестеро в черном.
Маргарет, взволнованно следившая за их приближением с
кормы, готова была спуститься по сходному трапу, когда подо¬
шел дон Педро. Он слышал, как она радостно окликнула монаха,
и, обернувшись, увидел ее радостную улыбку и приветственный
взмах руки. Дон Педро нахмурился: в душу его закралось сомне¬
ние. Уж не предательство ли вершилось у него за спиной? Мо¬
жет быть, монах в сговоре с Маргарет намеревался разрушить его
планы? Неужто самонадеянный доминиканец отважился вме¬
шаться в дела графа Маркоса?
Сомнения дона Педро относительно причин вмешательства
быстро рассеялись. Реакция монаха на приветствие Маргарет
была красноречивее слов.
В ответ на ее приветственный жест Фрей Луис поднял руку
и указал на Маргарет тем, кто поднялся вслед за ним на борт
корабля. Суровость ответного жеста и непроницаемо-холодное
выражение лица монаха придали ему угрожающий характер.
Фрей Луис что-то быстро сказал своим спутникам по-испански.
У дона Педро, услышавшего его слова, перехватило дыхание: это
была команда, и, выполняя ее, люди в черном решительно дви¬
нулись вперед. Фрей Луис отступил в сторону, наблюдая ход
событий. Матросы, оттесненные служителями инквизиции, пере¬
шли на другую сторону; сгрудившись у фальшборта, подняв¬
шись на ванты, они во все глаза смотрели на происходящее.
352

Маргарет в нерешительности остановилась на полпути и на¬
хмурилась, заподозрив в зловещих действиях не то, что она ожи¬
дала Внезапно дон Педро встал между ней и приближавшимися
людьми в черном. Они, усмотрев в этом вызов, замерли на месте.
- Что здесь происходит? - спросил он. - Зачем вам понадо¬
билась эта дама?
Служителей инквизиции сдерживало уважение к его высо¬
кому званию. Один или двое вопрошающе посмотрели на Фрея
Луиса Его ответ был обращен к аристократу.
- Отойдите в сторону, господин граф! - Монах говорил пове¬
лительным тоном. - Не оказывайте сопротивления святой инкви¬
зиции, иначе и вы навлечете на себя ее немилость. В настоящее
время против вас не выдвигаются обвинения. Вы - жертва кол¬
довских чар женщины. Остерегайтесь: как бы вам из жертвы не
превратиться в обвиняемого.
Дон Педро побагровел от негодования.
- Милостивый Боже! - воскликнул он, в полной мере осознав,
какая страшная беда грозит леди Маргарет.
Упоминание о колдовских чарах прояснило все, как вспышка
света Он припомнил беседы, которые вел с ним монах о колдов¬
стве и демонологии. Теперь до него дошло, какой смысл имели
столь пространные рассуждения. Дон Педро представил себе во
всех деталях, что будет предпринято дальше. Сейчас трудно
утверждать, что питало его гнев - намерение отнять у него самое
дорогое для него существо или внезапное осознание того кош¬
мара, на который он обрек Маргарет своей поспешностью и оп¬
рометчивостью. Но его первая реакция и все последующее
поведение свидетельствуют о том, что, движимый самыми бла¬
городными побуждениями, он проявил запоздалое самопожерт¬
вование ради женщины, которую, вероятно, искренне любил.
Истинная вина дона Педро перед Маргарет была в том, что
его любовь была чересчур самонадеянной, слишком многое он
принимал за само собою разумеющееся; но все это было естест¬
венным выражением надменности, присущей одному из самых
знатных людей Испании, баловню фортуны.
Совершенно очевидно, что сейчас он был ослеплен яростью,
толкавшей его на необдуманный поступок, который ставил под
угрозу не только жизнь, но - по его представлениям - и спасение
души. Я склонен думать, что дон Педро внезапно ощутил в тот
момент величайшую тревогу за судьбу Маргарет.
12 Р. Сабатини, т. 1 353

Он шагнул вперед, высокомерно откинув обнаженную голо¬
ву, с силой опустив левую руку на эфес шпаги. Дон Педро зара¬
нее приготовился сойти на берег и был обут и одет для
предстоящего путешествия, что было весьма удачно или неудач¬
но - как читателю угодно.
Бго сверкающие глаза встретили спокойный, почти грустный
взгляд Фрея Луиса.
- Убирайтесь с корабля и забирайте с собой весь ваш инкви¬
зиторский сброд, - процедил сквозь зубы дон Педро, - не то я
выброшу вас в воду.
- Ваши слова сказаны во гневе, сэр, - с упреком произнес
Фрей Луис. - Я вас прощаю. Но снова предостерегаю: оказывая
сопротивление, вы становитесь соучастником преступления
этой еретички и ведьмы, которую мы имеем законное право аре¬
стовать. Я вас предупредил, дон Педро.
- Предупредил! Нахальный монах, это я вас предостерегаю:
последствия могут быть таковы, что вас не спасет и пропотевшая
сутана, - и властно повысив голос, позвал: - Дон Диего!
Управляющий появился с датой стороны сходного трапа.
Он был бледен и дрожал. Дон Педро быстро отдавал распоря¬
жения. В сетке возле грот-мачты лежат мушкеты. Надо немед¬
ленно раздать их матросам, пусть выбросят этот сброд за борт.
Дон Диего колебался. Велико было его благоговение перед
графом, хозяином, но еще большее благоговение он испытывал
перед церковыо-воительницей, которая могла расправиться со
знатью даже королевского рода. И матросы были охвачены стра¬
хом. Никто из них и пальцем не пошевельнет, чтобы выполнить
подобную команду, если она исходит не от короля.
Опасаясь, что они все же поддадутся искушению, Фрей Луис
предостерег их в резкой форме и тут же приказал служителям
арестовать женщину, какое бы сопротивление им ни оказыва¬
лось.
Люди в черном снова шагнули вперед. Дон Педро заслонил
собой Маргарет и преградил им путь. Маргарет не протестовала:
она не уловила смысла пререканий, но по выражению лица мо¬
наха и его поведению поняла, что, каковы бы ни были его наме¬
рения, он относился к ней враждебно. Хоть она в замешательстве
не разобралась еще, кто ей друг, а кто враг, люди в черном с
вышитыми белыми крестами на камзолах, безоговорочно вы¬
полнявшие распоряжения доминиканца, не внушали ей дове¬
рия.
354

Дон Педро выхватил шпагу и взялся левой рукой за кинжал,
висевший у пояса.
- Святотатство! - осуждающе произнес монах, и Маргарет
поняла это слово.
- Стоять! - с яростью выкрикнул дон Педро, хоть служители
инквизиции и без того замерли на месте.
Впрочем, они тут же обнажили шпаги и снова двинулись
вперед, призывая дона Педро подчиниться, иначе последует ка¬
ра за кощунственное сопротивление святой инквизиции.
Дон Педро ответил им язвительной насмешкой, яростной
бранью. Он снова призвал себе на помощь дона Диего и команду.
Но они не двинулись с места, сбившись в кучку, как испуганные
овцы. Дон Педро обзывал их собаками, трусами, поносил по¬
следними словами. Он стоял спиной к трапу, заслоняя собой
бледную испуганную Маргарет, один против всех. Он издевался
над инквизиторами, предлагая им совершить путешествие на его
шпаге в рай своих грез или в ад, о котором проповедовал Фрей
Луис. Дон Педро богохульствовал, и слушавшие его поняли, что
участь его будет решена, как только сказанное им станет изве¬
стно инквизиторам веры.
Когда наконец они напали на дона Педро, он проколол од¬
ному из них шею кинжалом и вонзил шпагу в живот другому. Но
они все же одолели его, вытащили на палубу и стянули кожаны¬
ми ремнями, превратив в живой беспомощный комок.
Разделавшись с ним, они переключили свое внимание на
женщину, еретичку и ведьму, за которой, собственно, и явились
сюда.
Маргарет стояла, гордо вскинув голову. Они подошли и гру¬
бо схватили ее. Они поволокли бы ее силой, вздумай она оказать
им сопротивление. Желая избежать позора, она сама торопливо
сбежала с трапа.
- Что это значит? - обратилась она к Фрею Луису. - Вот какую
защиту вы предлагаете женщине, попавшей в беду, девственни¬
це, молившей вас о милосердии, положившейся на ваш священ¬
нический сан! Что все это значит, сэр?
В мрачных глазах Фрея Луиса отражалась мировая скорбь.
- Как это ни горестно, сестра моя, но вы на греховной стезе.
Я понимаю, что страна ваша погрязла в еретическом безбожии.
Но яд проник и в вас. Пойдемте со мной, и вы обретете духовное
здоровье. Мы очистим вас от яда, и тогда на вас снизойдет бла¬
12*
355

годать, и вы свернете с греховного пути, на который вас толкнул
сатана-искуситель. В лоне истинной Веры вы найдете бесконеч¬
ное сострадание. Не бойтесь, сестра моя.
Все это казалось Маргарет кошмарным сном - высокий сухо¬
парый монах со впалыми щеками и горящими глазами, два боро¬
датых служителя в черном, стоявшие справа и слева от нее, два
других и меж ними связанный дон Педро с кляпом во рту, в
разорванном до пояса камзоле: черная фигура на палубе в луже
крови, тонкий змеящийся ручеек, вытекающий из нее; сбившиеся
в кучку испуганные матросы, мачты, рангоуты, ванты, а впереди -
узкая полоска опаловой воды, зеленый склон горы, испещрен¬
ный белыми домиками посреди садов и виноградников, город,
беспорядочно раскинувшийся вокруг огромного замка, мирно
сверкающий в лучах утреннего солнца.
Это и была легендарная страна Испания, владычица мира.

ВЯТАЯ ИНКВИЗИЦИЯ
Вероятно,
Фрей Луис заранее обо всем договорился с пред¬
ставителями святой инквизиции в Сантандере еще
утром, до того, как явился со служителями на борт
"Девушки из Нанта". Когда они сошли с барки на
мол, пленников уже поджидали лошади, мул с те¬
лежкой, небольшая группа копьеносцев. Они не
теряли времени даром. При большом стечении
людей всех сословий и званий, привлеченных по¬
явлением служителей инквизиции, леди Маргарет
усадили в повозку, а дона Педро на лошадь меж
двух верховых; монах, подоткнув сутану, уселся на
мула, остальные - на лошадей, и вся компания,
человек двенадцать, двинулась в путь.
Поскольку поместья гранда из Астурии дона
Педро де Мендоса и Луна находились в провинции
Овьедо, было решено доставить его в Овьедо вме¬
сте с женщиной, обвиненной в том, что она его
околдовала. Святая инквизиция распоряжалась
всеми богатствами страны. Никому, кроме коро¬
левских гонцов, лошадей не меняли так часто, как
ГЛАВА XVII
357

инквизиторам. Пленники и конвоиры быстро ехали вдоль берега
океана. С другой стороны дорогу замыкала цепь гор. Они поки¬
нули Сантандер ранним утром 5 октября, и почти в то же время
в Гринвиче Джервас Кросби и Оливер Трессилиан ступили на
борт "Розы Мира", чтобы начать погоню. Но партия Фрея Луиса
продвигалась так быстро, что уже в воскресенье днем запылен¬
ные, усталые путники на вконец измотанных лошадях подъезжа¬
ли к храму в Овьедо, покрыв больше сотни миль за неполных
четыре дня.
Леди Маргарет сильно укачало в повозке, она не представля¬
ла, куда ее везут и зачем, вся поездка была для нее продолже¬
нием кошмара, начавшегося на палубе корабля в четверг утром.
Впоследствии она вспоминала, что большую часть пути провела,
словно в дурмане, плохо воспринимая все окружающее. Марга¬
рет ясно сознавала лишь то, что дон Педро из-за своей самона¬
деянной глупости угодил вместе с ней в ловушку. Какая бы
опасность ей ни угрожала, замыслам дона Педро не суждено
было сбыться.
Но, не разбившись о скалы Сциллы, она попала в водоворот
Харибды.
Все эти дни ей хотелось поговорить с Фреем Луисом. Но он
держался сурово и отчужденно и старательно избегал ее обще¬
ства, даже когда они останавливались, чтобы перекусить, отдох¬
нуть и поменять лошадей.
Дон Педро, освобожденный от кляпа и ремней, ехал меж двух
охранников, и можно себе представить, что творилось у него в
душе. О настроении дона Педро и говорить не приходится.
Оказалось, однако, что в Овьедо путешествие не кончается.
Они провели там лишь ночь и в таких ужасных условиях, в какие
леди Маргарет еще никогда в жизни не попадала. Дон Педро де
Мендоса был первым аристократом Астурии, в провинции же
Овьедо, где у него были огромные поместья, выше его почитали
лишь короля. Судебное преследование графа в самом сердце
провинции, где его влияние так велико, было серьезным шагом,
могущим повлечь за собой еще более серьезные последствия.
Инквизиторы Овьедо решили избежать такой ответственности
из чувства обычной предосторожности, решив, что это не проти¬
воречит их долгу перед святой инквизицией. Они считались не
только с мирской значимостью дона Педро: он был весьма вли¬
ятельным лицом и в духовных, даже инквизиторских кругах, ибо
Генеральный инквизитор дон Гаспар де Кирога, кардинал-архи¬
епископ Толедо, приходился ему дядей. Этот факт налагал на
358

инквизиторов двойную ответственность. Поразмыслив, они из¬
брали не только благоразумный, но и единственно правильный
путь.
Дон Педро и женщина, ответственная, по утверждению Фрея
Луиса Сальседо, за суровое обвинение, выдвинутое против него,
отправлялись в Толедо. Там его будут судить, там он будет под
присмотром Генерального инквизитора, своего дяди. Причиной
такого решения, засвидетельствованного нотариусом трибунала
в Овьедо, было высокое положение в обществе дона Педро де
Мендоса и Луна и особый характер прегрешения.
Фрей Луис сразу понял, чем руководствовались местные ин¬
квизиторы, счел их поведение трусливым и пытался настоять на
своем: несмотря на все опасности и мирские соображения, суд
должен состояться в Овьедо. Но его аргументы отвергли, и на¬
утро доминиканцу пришлось вместе со своими пленниками от¬
правиться в длительную поездку на юг, в Толедо.
Они провели в дороге неделю. Выехали из Астурии через
ущелья Кантабрийских гор в долины Старой Кастилии, минова¬
ли Вальядолид и Сеговию, пересекли горы Сьерра-де-Гуадарра-
ма и спустились в плодородную долину Тагус. Конечно, подобное
путешествие было бы интересно английской леди, но все ее
мысли были заняты нынешними страданиями и мрачными пред¬
чувствиями. И все же Маргарет не теряла надежду на спасение,
ведь она была подданной Англии. В Овьедо у нее не было воз¬
можности передать через какого-нибудь правительственного
чиновника просьбу о защите французскому послу, поскольку
английский был отозван. Но когда ей предъявят официальное
обвинение и она предстанет перед судом, она еще воспользуется
этой возможностью.
Удобный случай представился Маргарет на следующий день
по прибытии в Толедо.
Пленников разместили в Святой Обители, как всегда имено¬
вали дворец-тюрьму инквизиции. Длинное двухэтажное здание
на узкой улочке близ Санто Доминго эль Антигуа, оно мало чем
отличалось от других дворцов Толедо, где исключением был
лишь венчавший город великолепный Алькасар. Вследствие
мавританского влияния, доминировавшего не только в архитек¬
туре, но и в повседневной жизни города, Святая Обитель была
обращена на улицу глухой стеной. Еще лет десять тому назад
арабская речь в Толедо звучала так же естественно, как испан¬
ская, пока не вышел специальный указ, запрещавший горожанам
говорить по-арабски.
359

Таким образом, длинное белое здание являло миру глухую
стену - свое лицо, столь же непроницаемое, как у инквизиторов,
которые трудились в замке не покладая рук, утверждая чистоту
Веры. Широкий портал в готическом стиле закрывался двойны¬
ми массивными воротами из дерева с рельефными железными
украшениями. Над порталом был укреплен щит с изображенным
на нем зеленым крестом святой инквизиции - два грубо срублен¬
ных сука, на которых еще остались веточки с набухшими почка¬
ми, а под ним девиз - "Exsurge Domine et judica causam Iuam"1. В
одной створке массивных ворот была прорезана маленькая
дверь, в другой - на уровне человеческого роста - зарешеченное
отверстие с небольшим ставнем. Через главный вход в готиче¬
ском стиле вы попадали в облицованный камнем зал; деревянная
лестница справа вела на второй этаж. Тут же справа из дальнего
угла зала уходил в никуда вымощенный плитами коридор, похо¬
жий на туннель. В начале коридора слева каменные ступени вели
в подземелье, где помещались погреба и темницы. Через вторые
ворота с обрешеткой наверху в противоположном конце был
виден залитый солнцем внутренний дворик, вокруг которого
располагался замок, - зеленые кусты, цветы, виноградные лозы
на шпалерах, поддерживаемых гранитными колоннами, фиговое
дерево у кирпичной стены. А дальше взор приковывал тонкий
мавританский ажур крытой аркады. Там медленно расхаживали
парами монахи-доминиканцы в черно-белом облачении, читая
молитвы. Из дальней часовни доносился запах ладана и воска.
Казалось, здесь царит всеобъемлющий мир и покой.
Не один злосчастный иудей, заблудший мавр, христианин,
подозреваемый в ереси, доставленный сюда служителями инк¬
визиции, чувствовал, как страх уходит, а взамен появляется уве¬
ренность, что в таком месте с ним ничего плохого не случится.
Первое впечатление подкреплялось доброжелательным отно¬
шением судей.
Такая доброжелательность приятно удивила леди Маргарет
наутро после прибытия в Толедо. Ее привели из убогой камеры,
где были стол, стул и соломенный тюфяк. Маргарет провела там
страшную бессонную ночь, кипя от возмущения.
Восстань, Господь, и защити дело свое (лат.).
360

Два стража, мирских брата-дом и н иканца, провели ее в ма¬
ленькую комнату, где Маргарет уже ждали судьи. Окна комнаты
выходили в сад, но были расположены так высоко, что давали
массу воздуха и света, но никакого обзора.
В этой казенной комнате с белеными стенами заседал духов¬
ный суд, призванный провести расследование по ее делу. За
длинным сосновым столом с распятием и Евангелием в кожаном
переплете меж двух высокйх свечей сидели трое в сутанах с
капюшонами: главный инквизитор, Фрей Хуан де Арренсуэло,
по правую руку от него - священник епархии, по левую - помощ¬
ник прокурора. Сбоку от них, судя по перьям, дощечкам и чер¬
нильнице, - нотариус трибунала; а рядом с ним - человек, не
входивший в состав суда, которому по существующим правилам
даже не полагалось присутствовать на заседании. Это был до¬
носчик Фрей Луис Сальседо, допущенный к участию в заседа¬
нии отчасти из-за особого характера дела, при котором тщетно
сокрытие личности доносчика, отчасти из-за прекрасного знания
языка обвиняемой, что делало его присутствие в суде необходи¬
мым.
Деревянная скамья у стены и табуретка возле стола довер¬
шали унылую обстановку.
Леди Маргарет, доставленная охранниками, разительно от¬
личалась от раболепных, панически испуганных пленников,
обычно представавших перед трибуналом. Она держалась гордо,
почти высокомерно - твердая походка, высоко поднятая голова,
морщинка досады, неудовольствия, чуть ли не угрозы меж кра¬
сивых бровей. Так важная леди взирает, нахмурившись, на мел¬
ких чиновников, чинящих ей помехи,
И ее красота, непривычная в здешних краях, сама по себе
могла взволновать этих аскетов. На Маргарет было все то же
темно-красное бархатное платье с узкими фижмами, не скрывав¬
шими гибкой стройности ее тела. Низко вырезанный корсаж от¬
крывал шею снежной белизны. Прелестное утонченное лицо
было бледно: усталость и напряжение стерли нежные краски. Но
бледность лишь оттеняла чистоту и девственность. Решитель¬
ная линия рта подчеркивала достоинство и добродетель; ясный
и твердый взгляд голубых глаз свидетельствовал о чистой сове¬
сти и присущей ей гордости.
Инквизиторы молча смотрели на приближавшуюся Марга¬
рет. Потом они опустили прикрытые капюшонами головы. Воз¬
можно, величавость, спокойствие, красота, аура чистоты и
достоинства, исходившая от Маргарет, вызвали у них опасение:
361

как бы не проявить слабости в исполнении своего сурового дол¬
га, созерцая эти внешне приятные и зачастую обманчивые черты.
Лишь Фрей Луис, сидевший с непокрытой головой, смотрел на
нее в упор, и в его мрачных глубоко посаженных глазах застыл
немой вопрос. Он задавался им снова и снова, ведь ему предсто¬
яло объяснить трибуналу, как ловко и хитро сатана вооружает
своих слуг.
Охранники сделали ей знак остановиться. Фрей Хуан что-то
быстро сказал по-испански, один из охранников наклонился, по¬
ставил перед столом табурет и указал на него Маргарет. Она
вопросительно взглянула на инквизитора, и тот кивнул. Марга¬
рет опустилась на табурет, положив на колени руки.
Фрей Хуан подал знак, и охранники отошли в сторону. Он
слегка наклонился вперед, внимательно разглядывая Маргарет.
Свет, отраженный от белых стен, освещал его лицо, затененное
капюшоном. Главный инквизитор, худой, бледный, темноглазый,
с грустным добродушным ртом, казался мягким милостивым че¬
ловеком. Он говорил низким ровным голосом, мягким и вкрад¬
чивым тонем, внушая доверие и даже симпатию. Голос соответство вал
внешности и был на редкость благозвучным. Не доверять чело¬
веку с таким голосом, бояться его было просто невозможно: он
был тверд, но порой в нем звучала почти женская нежность.
Священник епархии был пониже ростом, румяный, с веселым
огоньком в глазах и насмешливым ртом. Помощник прокурора,
жесткий, с резкими складками вокруг рта, отвислыми щеками,
походил на бульдога.
Инквизитор обратился к Маргарет по-английски. Он говорил
правильно, хоть и несколько неуверенно. Его назначение пред¬
седателем суда и объяснялось тем, что он владел английским.
Сначала Фрей Хуан поинтересовался, знает ли она испанский
или французский. Получив отрицательный ответ, инквизитор
вздохнул.
- Тогда я постараюсь говорить с вами на вашем родном языке.
В крайнем случае мне поможет Фрей Луис Сальседо.
Так мог беседовать с Маргарет врач, к которому она обрати¬
лась за консультацией по поводу своего здоровья, или мавритан¬
ский купец, надеявшийся уговорить ее сделать у него покупки.
Инквизитор, тем временем, спрашивал, выполняя необходимые
формальности, ее фамилию, возраст, место обитания. Нотариус
с помощью Фрея Луиса тотчас заносил эти сведения в протокол.
362

- Мы располагаем информацией, что вас, к сожалению, вос¬
питали в лютеранской ереси, - продолжал инквизитор. - Вы это
признаете?
Она слегка улыбнулась, и это очень удивило членов трибу¬
нала: им было непривычно наблюдать улыбку на лице обвиняе¬
мого, особенно после вопроса, инкриминирующего преступление.
- Мне представляется, сэр, что мое признание или отрицание
этого факта не имеет к вам никакого отношения*
Фрей Хуан на мгновение оторопел.
- На нас возложена обязанность охранять чистоту Веры и
подавлять все, что ей угрожает, - мягко заметил он.
- В Испании, - уточнила Маргарет. - Но я попала в Испанию
не по своей воле. Меня привезли сюда насильно. Я здесь в ре¬
зультате преступления, совершенного испанским джентльме¬
ном. Испанские законы, светские и духовные, если они
претендуют на справедливость, интересуют меня лишь постоль¬
ку, поскольку они могут исправить причиненное мне зло и со¬
действовать моему немедленному возвращению на родину. Я
представляю себя перед испанским судом, светским или духов¬
ным, лишь в роли истца, добивающегося восстановления спра¬
ведливости.
Фрей Хуан перевел ее слова другим членам трибунала. На их
лицах отразилось удивление, и после минутной растерянности в
разговор вступил Фрей Луис:
- Нужны ли другие доказательства справедливости моего
обвинения? Она придерживается буквы закона и спорит с дья¬
вольским искусством, как опытный адвокат. Вы когда-нибудь
слышали женщину, столь совершенно владеющую искусством
полемики? Обратите внимание, как она спокойна, с каким на¬
глым презрением держится. Представала ли перед трибуналом
такая женщина? Разве вы не понимаете, откуда она берет силу,
откуда черпает готовые ответы?
Фрей Хуан махнул рукой, чтобы он замолчал.
- Вы присутствуете здесь в качестве свидетеля, Фрей Луис,
а не в качестве адвоката защиты или обвинения. Отвечайте,
будьте любезны, на вопросы, которые вам, возможно, зададут, и
придерживайтесь известных вам фактов. А делать выводы и вы¬
сказывать суждения предоставьте нам.
Фрей Луис склонил голову, принимая мягко высказанный
упрек, а председатель трибунала обратился к Маргарет.
363

- Суды, светские и духовные, имеют свои правовые нормы, и
настаивать на их соблюдении - законно и справедливо. Они су¬
дят, какой ущерб человек нанес человеку. Но трибунал святой
инквизиции занимается более высокими материями, ибо судит о
том, какой ущерб человек нанес Богу. И тут обычные правовые
нормы ничего не значат. Мы руководствуемся собственными
нормами. Божьей волей и Божьей милостью мы исходим из того,
что угодно его святому делу. - Он замолчал, потом добавил с
присущей ему мягкостью. ° Я рассказываю вам это, сестра моя,
чтобы вы оставили надежду укрыться за тем, что лишь косвенно
связано с вашим делом.
Но в ясных светлых глазах Маргарет не было страха. Она
сдвинула брови, и морщинка досады меж ними обозначилась
отчетливей.
- Как бы презрительно вы ни отзывались о правовых нормах
и какие бы обвинения ни выдвигали, существует общепринятая
процедура: вы должны сначала принять мой иск, потому что
правонарушение, совершенное против меня, произошло раньше,
чем любые нарушения, в которых могут обвинить меня. Когда вы
услышите обвинение, достоверность которого подтвердит как
свидетель Фрей Луис Сальседо, когда вы исправите причинен¬
ное мне зло, наказав или помиловав виновника, вы сами убеди¬
тесь, что все обвинения, выдвинутые против меня, отпадут сами
собой. Как я понимаю, меня обвиняют в том, что, будучи люте¬
ранкой, я ступила на землю Испании. Повторяю: я здесь не по
своей воле, и исправить причиненное мне зло можно, выслав
меня из Испании, чтобы я не оскверняла эту святую землю.
Фрей Луис нахмурился и покачал головой.
- Насмешничаете, сестра, - сказал он с грустным укором.
- Порой лишь насмешка и выявляет правду, - ответила Мар¬
гарет и, повысив голос, предостерегла суд.- Господа, вы напрас¬
но тратите время и злоупотребляете властью. Я не являюсь
подданной испанского короля и нахожусь в его владениях не по
своей воле. В настоящее время Англия не имеет своего посла в
Мадриде. Но посол Франции возьмет на себя труд разобраться
в моем деле. Я хочу обратиться к нему и просить его защиты. В
этом вы не вправе мне отказать, и вы это знаете.
- Просите защиты у Бога, сестра моя. Вы не можете рассчи¬
тывать на иную защиту.
Фрей Хуан проникался к обвиняемой все большей и большей
жалостью, и она не была показной: его сильно удручали суетные
претензии заблудшего существа, стремящегося вырваться из
364

святых тенет. Она напоминала ему птицу, угодившую в сеть,
которая тщетно пытается вырваться на волю» зрелище, способ¬
ное тронуть сердце жалостливого человека.
Фрей Хуан посовещался с другими членами трибунала, рас¬
сказал им об упрямстве и несговорчивости обвиняемой. Помощ¬
ник прокурора долго излагал свои соображения по этому поводу.
Священник в двух словах высказал ему свое одобрение. Фрей
Хуан наклонил голову в знак согласия и снова обернулся к об¬
виняемой. Нотариус тем временем что-то быстро писал.
- Мы решили ускорить дело и положить конец спорам, дого¬
ворившись с вами на приемлемых для нас условиях. Вы призна¬
ли, что исповедуете лютеранство. Мы склонны отнестись к
этому снисходительно, поскольку вас воспитали в этой ереси.
Поскольку милосердие - наша норма и руководящий принцип,
мы можем снисходительно отнестись к другим вашим грехам,
поскольку они в той или иной степени естественные плоды гре¬
ховного воспитания. Но если вы ждете от нас милосердия, кото¬
рое мы готовы проявить, вы должны заслужить его сокрушенным
и смиренным сердцем и полным, чистосердечным раскаянием в
грехах, в коих вас обвиняют.
Маргарет хотела прервать его, но ее остановил предостере¬
гающий жест тонкой руки. И тогда она решила, что лишь выиг¬
рает время, подчинившись и дав ему возможность высказаться
до конца.
- Оправдываться, ссылаясь на то, что вы в Испании не по
своей воле, бесполезно. Вы попали в Испанию в результате дей¬
ствий, в которых вас обвиняют. Так что вы несете ответствен¬
ность за свое пребывание здесь, как если бы приехали в нашу
страну по своему желанию.
- Мой отец говорил, что казуистикой можно исказить любые
факты, - с презрением заметила Маргарет. - Теперь я понимаю,
как это тонко и умно сказано.
- Вас даже не интересует, в чем вас обвиняют?
- Вероятно, в похищении дона Педро де Мендоса, - язвитель¬
но бросила она.
Лицо инквизитора было столь же бесстрастно.
- Правильно, можно и так сформулировать обвинение.
Маргарет смотрела на него округлившимися глазами. Фрей
Луис тем временем быстро перевел ее слова нотариусу, и его
перо забегало по пергаменту. Некоторое время тишину нарушал
лишь скрип пера. Потом Фрей Хуан заговорил снова:
365

- Вас обвиняют в том, что вы прибегли к заслуживающим
осуждения чарам и околдовали дона Педро де Мендоса и Луна.
Околдованный вами, предав Веру, которую ранее доблестно за¬
щищал, предав собственную честь и своего Господа, дон Педро
де Мендоса замыслил взять в жены еретичку. Вас также обвиня¬
ют в богохульстве, естественном для продавшей душу дьяволу.
Признаете ли вы вашу вину?
- Признаю ли я свою вину? Признаю ли я себя ведьмой? - Это
было слишком даже для такой отважной женщины, как леди
Маргарет. Она прижала руку ко лбу. - Господи, мне кажется, я
попала в Бедлам!
- Бедлам? Что это значит? - Фрей Хуан обратился к Фрею
Луису, и тот объяснил намек.
Инквизитор пожал плечами и продолжал, пропустив мимо
ушей высказывание Маргарет.
- Итак, если обвинение соответствует истине, ваш довод о
правонарушении, совершенном испанским джентльменом, отпа¬
дает. Ваше требование обратиться в светский суд с помощью
французского посла мы вынуждены отклонить. Вы предстали
перед трибуналом святой инквизиции, потому что совершили
грех, околдовав испанского аристократа, и он повлек за собой
неизмеримо больший грех перед Верой и великим Господом на¬
шим. Теперь вы понимаете, сколь тщетны ваши претензии? Вы
дожны снять с себя обвинения, предъявленные вам, и лишь по¬
том обращаться в любой светский суд с иском к дону Педро де
Мендоса и Луна.
- Это было бы нетрудно, если в Испании еще руководству¬
ются здравым смыслом, - незамедлительно парировала Марга¬
рет. К ней вернулось прежнее самообладание. - Кто мой
обвинитель? Дон Педро? Неужто он прячется за этой гротескной
ложью, желая избежать кары за содеянное зло? Как же можно в
данном случае полагаться на свидетельство подобного челове¬
ка? Его не принял бы ни один суд, имеющий малейшее представ¬
ление о справедливости.
Инквизитор снова оставил ее вопрос без внимания, пока не
перевел его членам трибунала и не выслушал их мнения, а также,
на сей раз, и мнение Фрея Луиса.
- Все это ясно нам так же, как и вам, - заявил он наконец. -
Вас обвиняет не дон Педро. Обвинение вынесено на основании
независимых свидетельских показаний человека, способного де¬
лать правильные выводы. - Фрей Хуан сделал паузу. - Не в
366

наших правилах разглашать имена осведомителей. Но мы сдела¬
ем для вас исключение, чтобы вы не сочли себя обиженной пра¬
восудием. Вас обвиняет Фрей Луис Сальседо.
Маргарет повернула золотую головку в сторону монаха, си¬
девшего рядом с нотариусом. № взгляды встретились, и мрач¬
ный доминиканец с горящими глазами спокойно выдержал
презрительный взгляд Маргарет. Она медленно обернулась к
грустному участливому Фрею Хуану.
- Именно к Фрею Луису я обратилась с мольбой о защите,
когда мне угрожала самая страшная для добродетельной жен¬
щины опасность. Стало быть, это он утверждает, что я занима¬
юсь колдовством?
Инквизитор снова обратился к членам трибунала. Они накло¬
нили головы, и помощник прокурора что-то сказал резким голо¬
сом нотариусу. Тот, порывшись в бумагах, извлек оттуда
какой-то документ и протянул его помощнику прокурора. По¬
мощник прокурора, быстро проглядев его, протянул документ
Фрею Хуану.
- Вы услышите полный текст- обвинения, - сказал инквизи¬
тор. - Мы проявляем к вам терпение и учтивость, - и с этими
словами он перешел к чтению доноса.
Так леди Маргарет узнала, что в ночь, когда ее доставили на
борт "Девушки из Нанта", Фрей Луис подслушал у дверей каюты
все, что ей говорил дон Педро, а потом записал подслушанное,
действительно используя слова и выражения дона Педро. Слу¬
шая обвинения Фрея Луиса, Маргарет припомнила тот разговор.
Фрей Луис ничего не сочинил. Это был точный скрупулезный
пересказ подслушанного.
Среди прочих высказываний дона Педро одно особо при¬
влекло ее внимание, ибо инквизитор выделил его своим краси¬
вым звучным голосом: "Я не просил ниспослать мне любовь к
вам. Это произошло помимо моей воли. Во мне зажгли любовь.
Я не знаю, откуда пришел этот зов, но я не мог ослушаться, он
был непреодолим".
Цитата завершала длинное обвинение и казалась решающим
доказательством и подтверждением аргументов, выдвинутых
Фреем Луисом. Вначале создавалось впечатление, что обвине¬
ние нацелено против дона Педро. В нем указывалось, как он
ступил на борт корабля, прибывшего за ним в Англию, вместе с
женщиной, похищенной им, как выяснилось позже. Фрей Луис
ссылался на прошлое дона Педро, на его достойный, доброде¬
тельный образ жизни. Набожность, характерная для всех его
367

поступков, привела его в третий, мирской орден святого Доми¬
ника, сделала членом Воинства Христова- Напоминал он и о
чистой крови в его жилах. Фрей Луис подчеркивал: ему не вери¬
лось, что такой человек способен по своей воле совершить пре¬
ступление, которому он был свидетелем. Фрей Луис испытал
облегчение, узнав, что дон Педро намерен жениться на этой
женщине, но оно сменилось ужасом: оказалось, что возлюблен¬
ная дона Педро - еретичка В голове не укладывалось, что дон
Педро совершил такое грубое насилие ради удовлетворения по¬
хоти, но еще невероятнее было то, что он спокойно воспринимал
свой несравненно более тяжелый грех, на который указал ему
Фрей Луис. Из ответов дона Педро явствовало, что он не заду¬
мывался над вопросом Веры, не счел нужным узнать, какую ре¬
лигию исповедует его будущая жена. Подобное небрежение
само по себе достойно порицания, но в данных обстоятельствах
это грех. Дон Педро косвенно признал его, поручив Фрею Луису
обратить еретичку в истинную веру. Но у Фрея Луиса создалось
впечатление, что ему поручили заняться еретичкой не из ревно¬
стного отношения к Вере, какое должен был проявить испанский
аристократ дон Педро, а только из соображений выгоды.
Далее следовал подробный отчет о попытках монаха обра¬
тить еретичку на путь истинный, об их полном провале, о бохо-
хульных шутках и дьявольских аргументах англичанки, свободно
цитировавшей Священное писание и извращавшей его в собст¬
венных интересах с хитростью, столь свойственной сатане.
Именно тогда Фрей Луис впервые догадался об адском ис¬
точнике ее вдохновения и понял, что странное поведение дона
Педро объясняется тем, что он околдован. И впоследствии он
нашел много подтверждений своей догадке. Взять хотя бы свя¬
тотатственные угрозы дона Педро, ни во что не ставившего свя¬
щенническое звание Фрея Луиса, его монашескую сутану;
яростное сопротивление, оказанное служителям инквизиции в
Сантандере, грех за кровь, пролитую при аресте. Но самое глав¬
ное и решающее - признание самого дона Педро, заключенное в
процитированных словах; кощунственная любовь была ему на¬
вязана какой-то силой извне; ее источника он не знал, но не мог
против нее устоять.
Так что это за сила, учитывая все обстоятельства, как не
дьявольская, вопрошал Фрей Луис. Ее посредником явилась
женщина, продавшая душу дьяволу, чтобы овладеть кощунст¬
венным искусством обольщения. Какова же цель обольщения?
368

Несомненно, отравить Испанию ядом ереск через околдованного
дона Педро и потомство ужасного ссюза0 о котором он помыш¬
лял.
Чтение доноса закончилось. Инквизитор положил на стол
последний лист и устремил на Маргарет соболезнующий взор.
- Теперь вы знаете, кто ваш обвинитель, и предъявленное вам
обвинение. Отрицаете ли вы изложенные в обвинении факты?
Маргарет, бледная и молчаливая, без вызова в глазах, без
тени улыбки на лице смотрела на инквизитора Она поняла, ка¬
кую страшную ловушку уготовили ей предрассудки, суеверие и
логика фанатиков. Тем не менее она предприняла отчаянную
попытку защитить себя.
- Я не отрицаю ни одного из этих фактов, - спокойно заявила
Маргарет. - Они изложены со скрупулезной точностью, свойст¬
венной честному и достойному человеку. Они верны так же, как
неверны выводы, сделанные из них, ложные и фантастичные.
Фрей Луис перевел ее ответ, и нотариус тотчас записал его.
Фрей Хуан снова приступил к допросу.
- На какую силу, помимо упомянутой здесь, ссылался дон
Педро в разговоре с вами?
- Откуда я знаю? Вероятно, дон Педро образно высказал свою
мысль, пытаясь смягчить красивой выдумкой чудовищное пре¬
ступление. Его объяснение ложно, как и ваши выводы. Здесь все
строится на лжи. Абсурд громоздится на абсурде. Господи ми¬
лостивый! Какой-то ночной кошмар, безумие!
В отчаянии она произнесла эти слова с неожиданной пылко¬
стью.
Но инквизитор проявил поистине ангельское терпение.
- Если вы не воздействовали на дона Педро своими чарами,
как объяснить, что он позабыл про честь, веру, долг - все то, что
по рождению и воспитанию свято для него? Вы не знаете исто¬
рии великого рода Мендоса, всегда верного Богу и королю, ина¬
че вы бы поняли, что подобное предательство исключается для
отпрыска этого рода, если только он не сошел с ума
- Я не утверждаю, что он сошел с ума, - возразила Маргарет.
- Разумеется, это единственное объяснение его поведения. Я
слышала, что мужчины сходят с ума от любви. Возможно...
- Вы очень находчивы, - мягко прервал ее инквизитор с гру¬
стной улыбкой.
- Сатана наделил ее своей хитростью, - проворчал Фрей Лу¬
ис.
- Вы очень находчивы и сразу подменяете правильное объяс¬
нение тем, что вам выгодно. Но... - Инквизитор вздохнул и пока¬
чал головой. - Но это пустая трата времени, сестра моя. - Фрей
369

Хуан, поставив локти на стол, наклонился вперед и заговорил
спокойно и проникновенно. - Мы, ваши судьи, должны помочь
вам, сослужить вам добрую службу, и эта обязанность по отно¬
шению к вам важнее судейскойо Искупление греха бесполезно,
если оно неискренне. А искренне оно лишь в том случае, если
сопровождается отречением от богомерзких чар, которыми на¬
делил вас дьявол-искуситель. Мы скорее жалеем, чем виним вас
за лютеранскую ересь, ибо грех за нее ложится на ваших учите¬
лей. Мы преисполнены сострадания к вам и в остальном: вы
склонились к греху, потому что за ним - еретическое учение. Но
мы хотим, чтобы наша жалость была действенной и направля¬
лась, как повелевает нам долг, на избавление ума от греховной
ошибки, а души - от страшной угрозы проклятия. И вы, сестра
моя, должны сотрудничать с нами - искренне раскаяться в пре¬
ступлении, в котором вас обвиняют.
- Раскаяться? - вскричала Маргарет. - Раскаяться в чудовищ¬
ном абсурде, в этих ложных выводах? - У нее вырвался короткий
злой смешок - Леди Маргарет Тревеньон должна раскаяться в
колдовстве? Да поможет мне Бог! Да поможет он вам! Думаю,
что вам понадобится больше доказательств, чтобы подтвердить
столь гротескное обвинение.
Помощник прокурора, выслушав ее заявление, попросил
Фрея Луиса перевести ответ.
- Дополнительные доказательства, возможно, и потребуются
трибуналу, и мы надеемся, что вы их нам предоставите. Мы за¬
клинаем вас сделать это, чтобы ваша душа не горела в вечном
огне. Если дух сокрушенный, искреннее раскаяние не заставят
вас исповедаться, у Святой инквизиции есть средства заставить
самого упрямого отступника сказать правду.
При этих словах, холодно произнесенных Фреем Луисом, у
Маргарет мурашки пробежали по спине. На мгновение она ли¬
шилась дара речи. Она чувствовала на себе взгляды трех инкви¬
зиторов в капюшонах; сострадание Фрея Хуана де Арренсуэло
было почти божественно в своей беспредельности.
Он поднял руку в знак того, что обвиняемая свободна. Один
из охранников коснулся ее плеча. Слушание дела было приоста¬
новлено.
Маргарет машинально поднялась и, познав, наконец, страх в
полной мере, покорно вернулась темным холодным коридором в
свою камеру.
370

omini Canes
ГЛАВА XVIII
Два
дня леди Маргарет Тревеньон размышляла в без¬
отрадном одиночестве своей тюрьмы. Последние
слова помощника прокурора, вызвавшие ее страх,
и были рассчитаны на то, чтобы сломить ее сопро¬
тивление и упорство.
Однако ее размышления приняли совсем не то
направление, на которое рассчитывали инквизито¬
ры, что и обнаружилось на следующем судебном
заседании.
Тем временем произошло изменение в составе
суда. Председателем оставался Фрей Хуан де Ар-
ренсуэло, священника епархии представлял тот же
румяный насмешливого вида человек, что сидел
по правую руку от главного инквизитора. Но по¬
мощник прокурора был другой - устрашающего
вида, с тонким ястребиным носом, злым, почти
безгубым ртом, близко поставленными глазами.
Букв, - псы Бога (лат.).
371

излучавшими, казалось, извечную суровость и недоброжела¬
тельность. Он хорошо понимал аглийский и сносно на нем изъ¬
яснялся. Заменили и нотариуса. Нынешний доминиканец вполне
прилично владел английским и мог обходится без переводчика*
Присутствовал и Фрей Луис.
Фрей Хуан продолжил заседание с того пункта, на котором
оно закончилось накануне. Он заклинал обвиняемую заслужить
милосердие полным и искренним раскаянием в своих грехах.
Но если, с одной стороны, леди Маргарет была подавлена
чувством страха, то. с другой - в ней крепло негодование, вызван¬
ное собственным открытием. И Маргарет выразила его в полной
мере.
- Вам не кажется, что святейшей инквизиции не подобает
прибегать к уловкам? - спросила она председателя трибунала. -
Поскольку вы называете себя поборниками правды во всем, по¬
звольте правде поднять голову.
- Правде? Какой правде?
- Я отвечу на ваш вопрос. Невероятно, но факт: вы кое-что
упустили из виду. Порою люди не замечают того, что у них перед
носом. Дон Педро де Мендоса и Луна - гранд Испании, высоко¬
поставленный джентльмен в этом великом королевстве. Он вел
себя, как злодей, и любой гражданский суд - мирской, как вы его
называете, должен был его покарать. Поступки дона Педро ста¬
вят под сомнение его веру в Бога. К тому же, как я понимаю, он
совершил святотатство, угрожая священнику, и святотатствен¬
ное убийство, пролив кровь служителей инквизиции. За эти под¬
твержденные свидетельскими показаниями преступления его
должен наказать суд инквизиции. Казалось бы, ничто не спасет
его от правосудия. Но поскольку он высокопоставленный джен¬
тльмен...
- Не торопитесь, сестра моя, - прервал ее нотариус, писавший
с лихорадочной поспешностью, пытаясь поспеть за ней.
Маргарет сделал паузу, чтоб он наверстал упущенное. Она,
как и нотариус, и остальные члены суда, была кровно заинтере¬
сована в том, чтобы ее слова были занесены в протокол заседа¬
ния. Потом она продолжила свою речь, стараясь говорить
медленнее:
- Но поскольку дело осложняется тем, что он высокопостав¬
ленный джентльмен, несомненно очень влиятельный, надо взва¬
лить его вину на кого-то другого, найти козла отпущения. Нужно
доказать, что он не отвечает за свои злодейства перед людьми и
372

Богом, что он был околдован английской еретичкой и по ее злой
воле ступил на стезю порока, способную погубить и его, и его
бессмертную душу.
На сей раз Маргарет прервал резкий голос помощника про¬
курора:
- Вы порочите себя постыдными предположениями.
Доброжелательный председатель трибунала поднял руку,
призывая его к молчанию.
- Прошу вас, не прерывайте обвиняемую.
- Я уже все сказала, господа, - заявила Маргарет. - Цель ваша
ясна и проста настолько, насколько она ничтожна, низменна и
жестока. Если будете упорствовать в ее достижении, рано или
поздно вы за это поплатитесь. Будьте уверены. Господь не по¬
терпит, чтоб такое зло осталось безнаказанным. Надеюсь, его не
потерпят и люди.
Фрей Хуан дал нотариусу время закончить работу, потом
сурово взглянул на Маргарет.
- То, что вы приписываете нам такие недостойные мотивы,
вполне естественно при вашем воспитании и незнании святой
инквизиции, ее искренности. Мы не держим против вас зла, и не
допустим, чтобы подобное обвинение усугубило ваше положе¬
ние. Но мы его отрицаем. Нам и в голову не приходит щадить
кого бы то ни было, какое бы высокое положение человек ни
занимал, если он совершил преступление перед Богом. Кару
несли и принцы крови за грехи, в которых их обвинила Святая
инквизиция, без колебания и страха перед могуществом и влия¬
тельностью этих лиц. Мы выше таких соображений. Мы скорей
сами взойдем на костер, чем поступимся святым долгом. Будьте
в этом уверены, сестра моя. Возвращайтесь в свою камеру и
поразмыслите хорошенько над моими словами. Молю Господа,
чтобы он помог вам достойно оценить происходящее. Мне ясно:
ваше умонастроение не такое, чтобы наши старания помочь вам
стали плодотворными.
Но Маргарет не хотела уходить. Она просила у судей разре¬
шения сказать еще пару слов в свою защиту.
- Ну что вы можете добавить, сестра моя? - удивился Фрей
Хуан. - Как вы можете оспорить очевидные факты?
Тем не менее он сделал знак охранникам отойти в сторону.
- Я оспариваю не факты, а выводы, сделанные из фактов.
Никто не может подтвердить ваше фантастическое обвинение в
колдовстве; никто не может заявить, что видел, как я готовила
приворотное зелье, шептала заклинания, призывала дьяволов
373

или производила какие-то действия, которыми славятся ведьмы.
По поведению джентльмена, - к моему великому огорчению и
неудовольствию он ассоциируется со мной - занимающего высо¬
кое положение в обществе, делаются выводы, порочащие меня
и одновременно оправдывающие его. Элементарный здравый
смысл подсказывает: такие же выводы можно сделать и в мою
защиту.
- Бели бы это было возможно, - сказал Фрей Хуан.
- Возможно, что я и надеюсь доказать.
Твердость Маргарет, ее искренность и чувство собственного
достоинства невольно расположили к ней инквизитора. Подо¬
бные черты характера, казалось бы, сами по себе опровергали
обвинение в колдовстве. Но Фрей Хуан напомнил себе, что са¬
тана в своих проделках больше всего любит рядиться в чистоту
и святость. Он позводал Маргарет продолжать, потому что пра¬
вила, коими руководствовался трибунал, предписывали, что об¬
виняемого должно поощрять к высказываниям: часто таким
образом тайное становилось явным. И Маргарет спокойно задала
первый вопрос, заранее обдуманный ею в одиночестве:
- Вы утверждаете, что я околдовала дона Педро с целью
женить его на себе, а впоследствии обманом склонить к приня¬
тию лютеранства, что обрекло бы его, по вашим представлениям,
на вечные муки. Так почему же я не удержала дона Педро в
Англии, где могла в полной безопасности претворить в жизнь
свои злые умыслы?
Фрей Хуан обернулся к помощнику прокурора, как бы при¬
глашая ответить обвиняемой, что, собственно, входило в его обя¬
занности. Презрительная улыбка искривила губы помощника
прокурора.
- Вы исходили из житейской мудрости. Граф Маркос - высо¬
копоставленный и богатый джентльмен, и вы, естественно, хоте¬
ли бы разделить с ним это богатство. Но стоило предать
гласности тот факт, что граф Маркос остался в Англии, женив¬
шись на еретичке, его тотчас лишили бы высоких титулов, а
богатство конфисковали. За такой грех его приговорили бы к
сожжению на костре. Поскольку в суд он бы не явился, сожгли
бы его изображение с тем, чтобы потом отправить преступника
на костер без суда, как только он попадет в руки святой инкви¬
зиции.
Помощник прокурора усмехнулся, весьма довольный собой.
- Вы получили ответ на свой вопрос, - констатировал Фрей
Хуан, обращаясь к Маргарет.
374

Она побледнела от возмущения.
- Вы полагаете нагромождение абсурда на абсурд ответом? -
воскликнула она в отчаянии и, опомнившись, добавила: - Хоро¬
шо, давайте проверим сеть, которой вы меня опутали. Вы разре¬
шаете мне задавать вопросы моему обвинителю?
Фрей Хуан вопросительно взглянул сначала на священника,
потом на помощника прокурора. Первый пожал плечами и хмык¬
нул, давая понять, что речь идет о сущих пустяках.
- Почему бы и нет? Пожалуйста, пусть спрашивает - ut clavus
clavo retundatur1, - произнес резким голосом второй.
Получив разрешение, Маргарет перевела взгляд на Фрея Лу¬
иса, сидевшего возле старательно пишущего протокол нотариу¬
са.
- Вы подслушивали у двери каюты, когда дон Педро говорил
со мной. Помните ли вы, что, умоляя меня выйти за него замуж,
дон Педро сообщил: на борту корабля есть священник, который
нас тотчас и обвенчает?
- Об этом я упоминаю в своем донесении, - ответил он со
злобным огоньком в глазах.
- И что же я сказала в ответ?
- Ответа не последовало, - произнес он с расстановкой.
- Но если я колдовством хотела женить дона Педро на себе,
как же я оставила его предложение без ответа?
- Молчание не расценивается как отказ, - заметил помощник
прокурора.
Маргарет взглянула на него, и усталая улыбка промелькнула
на ее лице.
- Тогда продолжим разговор. - Она снова обернулась к Фрею
Луису. - Что я сказала вам наутро, повстречав вас на палубе?
Фрей Луис, посмотрев на председателя суда, сделал досад¬
ливый жест рукой.
- Ответ опять же в моем донесении. Я указываю там со слов
обвиняемой, что ее доставили на борт корабля насильно, что дон
Педро уговаривал ее выйти за него замуж, что она искала у меня
защиты.
- Если бы я околдовала дона Педро, убедив его жениться на
мне, обращалась бы я к кому-нибудь с такой жалобой, искала бы
у кого-нибудь - особенно у священника - защиты?
Клин клином вышибают (лат.)
375

- Разве я утверждал, что вы околдовали его с одной лишь
целью - женить на себе? - повысив голос, заявил монах, и глаза
его полыхнули злобой. - Откуда мне знать, какие цели пресле¬
дует такая женщина, как вы? Я утверждаю лишь, что вы околдо¬
вали его, разве иначе богобоязненный, набожный сын матери-церкви
думал бы о браке с еретичкой, совершая святотатство, угрожая
священнику, проклиная кощунственно кровь людей, выполняю¬
щих священный долг служителей инквизиции?
- Даже если из вашего утверждения следует, что он был
околдован, - пусть так, я в таких вещах не разбираюсь - каким
образом вы докажете, что околдовала его именно я?
- Как? - отозвался Фрей Луис, не сводя с нее горящих глаз.
- Отвечайте обвиняемой, Фрей Луис. - Главный инквизитор
говорил спокойно, но тон его насторожил членов трибунала.
Дело в том, - Фрей Хуан де Арренсуэло позднее признал это
- что в голову ему закралось сомнение. Все началось с заявления
обвиняемой о том, что обвинение намеренно сделало из нее коз¬
ла отпущения за преступления, совершенные доном Педро де
Мендоса и Луна. Услышав эти слова, председатель суда хотел
закрыть заседание; перед новым допросом леди Маргарет он
решил разобраться в себе самом и удостовериться: ни он, ни
Фрей Луис никоим образом не причастны к тому, что им припи¬
сывается. Однако стойкость обвиняемой, объяснявшаяся, по-ви-
димому, чистой совестью, ее логичные вопросы и веские доводы
лишь усилили его сомнения.
И теперь он настаивал, чтобы Фрей Луис ответил на вопрос
и тем самым внес ясность в свое донесение.
Доминиканец же ответил Маргарет встречным вопросом, об¬
ращаясь к суду. Фрей Луис просто не выдержал взгляда смелых
ясных глаз леди Маргарет.
- Разве мое обвинение в колдовстве зиждется лишь на оболь¬
щении дона Педро? Я ведь подробно описал сатанинскую изво¬
ротливость ответов обвиняемой, которую пытался обратить в
истинную веру. Я не решился признаться ранее, но теперь при¬
знаюсь, отдавая себя на суд святейшего трибунала: да, я чуть
было не попал во власть ее адских чар, когда сам начал сомне¬
ваться в истинах Священного писания - так тонко она извращала
их смысл. Тогда-то я уразумел, что она пособница злого духа.
Она высмеивала меня и святые слова, что я нес ей, и заливалась
коварным смехом, как распутница. - Страстно обличая кол¬
дунью, монах разжигал ненависть своих слушателей. - Мое
убеждение сложилось не под влиянием того или иного факта,
376

твердое убеждение в ее колдовстве, на котором зиждется мое
обвинение, исходит из всей суммы фактов, ошеломляющей в
своей ужасной совокупности. - Фрей Луис, строгий, напряжен¬
ный, устремил взгляд больших темных глаз в бесконечность.
Окружающим он казался боговдохновенным. - Я записал то, что
отчетливо видел внутренним оком, коему был ниспослан небес¬
ный свет.
Монах сел, обхватив голову руками. Его била дрожь: в по¬
следний момент мужество покинуло его. Он не отважился доба¬
вить, что счел решающим доказательством колдовских чар леди
Маргарет то, что они возымели действие на него, проникнув в
цитадель его доселе неуязвимого целомудрия. Он не отважился
рассказать о навязчивом видении - белой шее и округлой груди,
преследующем и мучащем его с того самого дня, когда он увидел
Маргарет на корабле. Искушение было так велико, что он не раз
забывал про свой долг, всерьез помышлял отказаться от роли
обвинителя в то утро, когда сошел на берег в Сантандере. Да и
потом ему хотелось отбросить перо, отречься от правды и погу¬
бить свою бессмертную душу, чтоб спасти ее прекрасное тело от
сожжения на костре, ибо она была обречена. И поскольку ее
красота возбуждала доминиканца, как острый непреодолимый
запах духов, поскольку он корчился от страстного желания уви¬
деть леди Маргарет и терзался при мысли о справедливом воз¬
мездии, которое ее настигнет, он не мог позволить себе
сомневаться в ее вине. Чары Маргарет в одночасье разрушили
бастионы чистоты, возведенные им за долгие годы самоотрече¬
ния и служения Богу, чтоб укрыть душу от греха. Это ли не
доказательство ее колдовской мерзости, призванной ослабить
того, чей долг - уничтожить ведьму? И лишь когда это прекрас¬
ное тело, искушавшее и губившее людские души по воле сатаны,
будет истерзано палачом, а потом превратится в пепел на костре,
Фрей Луис сочтет, что выполнил долг - долг своей совести.
Председательствующий спросил обвиняемую, удовлетворе¬
на ли она ответом, и Фрей Луис услышал решительный протест
леди Маргарет.
- Это был вихрь бессмысленных слов, торжественная декла¬
рация собственных убеждений Фрея Луиса, но отнюдь не дока¬
зательство чего бы то ни было. Он заявляет, что я искусный
полемист в религиозном споре. Но я веду спор на основе полу¬
ченного мной религиозного воспитания. Разве это доказательст¬
во колдовства? Согласно подобной логике, каждый лютеранин -
колдун.
377

На сей раз Фрей Хуан промолчал. Он объявил, что заседание
закрывается, и приказал увести обвиняемую.
Но когда леди Маргарет увели, он, желая успокоить свою
совесть, подверг Фрея Луиса допросу с пристрастием. В конце
учиненного им допроса помощник прокурора с упреком заметил,
что в руках председательствующего обвинитель, похоже, пре¬
вратился в обвиняемого.
- Допрос доносчика не только законен, но и желателен, осо¬
бенно если помимо доноса нет других показаний, как в данном
случае, - возразил Фрей Хуан.
- Мы располагаем свидетельскими показаниями, - заметил
помощник прокурора. - Обвиняемая подтвердила, что дон Педро
действительно говорил ей слова, цитируемые доносчиком. Есть
и факты, которые дон Педро не станет отрицать.
- И к тому же она признала свою ересь, - добавил Фрей Луис
в пылу праведного гнева, - а еретичка способна на все.
- Даже если она способна на все, - последовал спокойный
ответ,- мы не можем обвинить еретичку во всех смертных грехах,
помимо ереси, если не располагаем достаточными доказательст¬
вами.
- А не лучше ли сразу отдать ее палачу для дознания, чтобы
разрешить ваши сомнения, Фрей Хуан? - предложил помощник
прокурора.
- Провести дознание, правильно! - с чувством подхватил
Фрей Луис. - Надо пыткой сломить ее злонамеренное упрямство.
Таким образом вы получите признание, необходимое для того,
чтобы вынести приговор.
Фрей Хуан сразу посуровел, из его глаз исчезло выражение
участия и грусти.
- Чтобы разрешить мои сомнения? - повторил он, хмуро по¬
глядев на помощника прокурора. - Стало быть, я занял судейское
место, чтобы разрешить свои сомнения? Что значит спокойствие
моей души или душевные терзания по сравнению со служением
Вере? В конце концов мы узнаем правду, как бы долго нам ни
пришлось ее искать. Но мы ее найдем во славу Господа, а не для
разрешения моих, либо чьих-то еще сомнений.
Фрей Хуан резко поднялся. Помощник прокурора обескура¬
женно молчал. Фрей Луис хотел снова начать разговор, но ему
строго напомнили, что он не член суда, и ему положено выска¬
зываться только в качестве свидетеля.
В наступившей тишине Фрей Хуан взял протокол у нотари¬
уса и внимательно его прочел.
378

- Генеральный инквизитор потребовал коп ки, пусть отошлют
ему вечером.
Особый интерес, который проявлял к этому делу Генераль¬
ный инквизитор Кастилии Гаспар де Кирога, кардинал-архиепи-
скоп Толедо, объясняется тем, что дон Педро де Мендоса и Луна,
как нам известно, приходился ему племянником. Он был един¬
ственным сыном сестры архиепископа, и тот любил его, как сы¬
на; монашеский сан не позволял ему иметь своего собственного.
Этот факт, широко известный в Испании, вселил страх в инкви¬
зиторов Толедо, и они решили передать дело дона Педро в То¬
ледо под надзор самого Генерального инквизитора.
Кардинал пребывал в глубоком унынии. Каков бы ни был
исход дела, какую бы часть вины ни удалось переложить на
козла отпущения, ясно было одно: дон Педро совершил тягчай¬
шее преступление, Трибунал сочтет, что грехопадения не про¬
изошло бы, не соверши дон Педро того или иного поступка, за
которые должен понести наказание. И трибунал, в свое время без
колебания налагавший тяжкую епитимью на принцев крови, не¬
сомненно потребует сурового наказания для его племянника.
Словом, пойдут толки, что кардинал злоупотребил властью и
священным саном, чтобы уберечь своего родственника от спра¬
ведливой кары. Генеральному инквизитору и без того чинили
немало помех: король весьма ревниво относился к любой узур¬
пации власти в своих владениях. Папа навряд ли одобрял то
рвение, что Святая инквизиция проявила в Испании, иезуиты
тоже не упускали случая выразить протест по поводу вмеша¬
тельства в их дела и даже преследований, коим их подвергла
инквизиция.
Да и сам дон Педро не облегчал задачи, стоявшей перед
Генеральным инквизитором, ни своим поведением перед трибу¬
налом, ни в личных беседах, когда дядя вызывал его из тюрьмы.
Он с презрением рассмеялся, узнав, что Маргарет предъяви¬
ли обвинение в колдовстве, и категорически отказался от воз¬
можности воспользоваться лазейкой, предоставленной ему
подобным обвинением. Свои нынешние невзгоды дон Педро
считал естественной и заслуженной карой, которую он сам на
себя навлек. Он заявил, что примет наказание с мужеством и
надлежащим смирением, если будет уверен, что его собственное
злодейство и безрассудный фанатизм судей не усугубят положе¬
ние Маргарет, страшную опасность, угрожающую ей и еще не
вполне ею осознанную, В личных беседах с дядей и, что несоиз¬
меримо хуже - перед инквизиторами, назначенными кардиналом
379

для следствия во главе с Фреем Хуаном де Арренсуэло, он упор¬
но утверждал: вся история с колдовством сфабрикована, чтоб
смягчить его вину за последствия, ввиду его собственного высо¬
кого положения и родственных связей с Генеральным инквизи¬
тором. Дон Педро в вызывающей форме заверил судей, что леди
Маргарет не воздействовала на него колдовскими чарами, хоть
ее красота, добродетель и очарование способны околдовать лю¬
бого. Если эти свойства расценивать как колдовские чары, то
половину девушек во всем мире надо сразу сжечь на костре, ибо
каждая из них когда-нибудь очаровывала того или иного мужчи¬
ну.
То, что дон Педро во всем обвинял самого себя, ни единым
словом не опорочив еретичку, причину своих бед, было само¬
убийственно. Любые попытки убедить дона Педро, что и его
слова, и поведение - липшее доказательство действия колдов¬
ских чар, все еще разжигающих кровь, лишь повергали его в
ярость и усиливали грубые выпады. Он обзывал инквизиторов
болванами, глупыми ослами, упрямыми мулами, а однажды, ни-
чтоже сумняшеся, заявил, что они сами одержимы дьяволами,
ибо с адским усердием губят все вокруг и, руководствуясь толь¬
ко им известной целью, превращают правду в ложь.
- Для вас, господа, правда - то, что вы хотите видеть, а не то,
что видит любой здравомыслящий человек. Вам нужны лишь те
доказательства, что подтверждают ваши закоснелые предубеж¬
дения. В мире нет животного, которое с такой охотой и упорст¬
вом шло бы по ложному следу, как вы, доминиканцы.
Дон Педро намеренно разбил слово на два и по негодованию,
отразившемуся на лицах инквизиторов, понял, что до них дошел
оскорбительный смысл его слов. Он повторял их снова и снова,
как ругательство, даже перевел их на испанский, чтобы исклю¬
чить всякую возможность непонимания.
- Собаки Бога! Псы господни! Вот как вы себя называете.
Интересно, как называет вас Бог.
Заседание было немедленно закрыто, и кардиналу Кироге
доложили, что сумасбродные речи и неподобающее поведение
его племянника не оставляют у судей сомнений: он явно пал
жертвой колдовства. Но Фрей Хуан добавил от себя: как бы они
ни были в этом уверены, трибунал не располагает достаточными
доказательствами, чтобы обвинить женщину по имени Маргарет
Тревеньон в колдовстве. Председатель трибунала почтитель¬
нейше просил Генерального инквизитора отказаться от этого
380

обвинения, оставив лишь обвинение в ереси. А если англичанка -
ведьма, она поплатится за это, но пусть ее осудят за преступле¬
ние, которое можно доказать.
Грандиозное аутодафе должно было состояться в Толедо в
следующий четверг 26 октября. Фрей Хуан указывал в своем
донесении от 19 октября, что к этому времени приговор по обви¬
нению в ереси будет вынесен, и обвиняемая понесет наказание;
на дона Педро наложат епитимью, определенную трибуналом.
Она будет представлена на одобрение Его высокопреосвященст¬
ву.

ИЛИПП II
В то самое
время, когда Генеральный инквизитор в Толедо
размышлял над сопряженным с неприятностями
донесением Фрея Хуана де Арренсуэло, сэр Джер¬
вас Кросби добивался аудиенции у короля Филип¬
па П.
Пятнадцать дней ушло на то, чтобы добраться
от Гринвича до Мадрида, пятнадцать дней нескон¬
чаемых мучений, досады на медленное продвиже¬
ние к цели, сводившее его с ума Маргарет в беде,
Джервас был нужен ей сейчас, немедленно, а он
полз к ней, как улитка Путешествие показалось
ему кошмаром. За пятнадцать дней плавания бес¬
печный жизнерадостный парень посуровел и
внешне, и душой, и отныне ему никогда вполне не
удавалось изжить в себе эту суровость.
Бросив якорь в заливе Сантандер, они вошли в
порт лишь через шесть дней из-за сильных встреч¬
ных ветров. Порт Сантандер они выбрали не пото¬
му что напали на след корабля, который увез
Маргарет. Сантандер был первый крупный порт, и
ГЛАВА XIX
382

оттуда было удобнее всего добраться до Мадрида - конечной
цели путешествия. Поиски Маргарет, попытки преследовать по¬
хитителя были бы пустой тратой времени: Джервас надеялся
добиться от короля Испании охранного свидетельства. Потому-
то он решил прежде всего встретиться с этим легендарно-могу-
щественным человеком.
’Роза мира1' вошла в испанские территориальные воды без
национального флага» Бесстрашие было свойственно сэру Оли¬
веру Трессилиану, но он не забывал и про осторожность. Он был
готов встретить лицом к лицу любую подстерегавшую его опас¬
ность, но избегал неоправданного риска.
Тем не менее отсутствие флага возымело тот же эффект, что
и вызывающе реющий флаг враждебной державы. Не прошло и
часа с тех пор, как они бросили якорь в бухте Сантандер, как к
"Розе мира" подошли две большие черные барки. На борту их
было множество людей в стальных шлемах и доспехах, воору¬
женных пиками и мушкетами. В первой находился наместник
короля в Сантандере собственной персоной. Он хотел узнать, из
какой страны и с какой целью прибыл корабль. Ряд пушек, жер¬
ла которых торчали из ружейных портов, придавали "Розе мира"
вид боевого корабля.
Сэр Оливер приказал спустить трап и пригласил наместника
на борт корабля. Он не возражал, когда вместе с ним по трапу
поднялось шесть солдат в качестве почетного караула.
Наместником короля в Сантандере был напыщенный коро¬
тышка, склонный к полноте, несмотря на сравнительно молодой
возраст. Джервас объяснил ему на ломаном, но вполне понятном
испанском, усвоенном во время плавания с Дрейком, что он -
курьер королевы Елизаветы и везет письма королю Филиппу
Испанскому. В подтверждение своих слов он показал сверток с
королевскими печатями и собственноручной королевской над¬
писью.
Это заявление было встречено косыми взглядами и любез¬
ными словами наместника, дона Пабло де Ламарехо. Он пони¬
мал, что королевские посланники неприкосновенны, даже если
это еретики-англичане, обреченные на вечное проклятие и по¬
тому не заслуживающие ни внимания, ни сострадания любого
богобоязненного человека. Наместник рассудил, что корабль и
команда, доставившая королевского посланника, находятся под
эгидой международного права, как и сам посланник, а потому с
готовностью согласился выполнить просьбу сэра Оливера по¬
полнить запасы свежей воды и продовольствия.
383

Джервас один отправился в порт на барке наместника Он
просил разрешения взять с собой двух матросов для услуг. Но
наместник, рассыпаясь в любезностях, настоял, чтоб Джерваса
сопровождали два испанца: они, как объяснил наместник, ока¬
жутся куда полезнее, поскольку знают страну и язык. Джервас
прекрасно понимал истинное намерение дона Пабло приставить
к нему двух стражей. Не выдав себя ни словом, ни намеком, он
счел благоразумным превратить королевского посланника в
пленника на время его пребывания в Испании, если только его
величество не распорядится иначе.
Сэр Джервас не придал этому никакого значения. Ему было
важно как можно скорей попасть к королю, а как это будет
достигнуто, его не интересовало. Испанцы, будь на то их воля,
могли доставить его в Мадрид связанным по рукам и ногам.
Оливер Трессилиан по уговору должен был ждать Джерваса
в Сантандере. Они условились: если Джервас не вернется ровно
через месяц и не пришлет сообщения, значит, его постигла неу¬
дача, и Оливер отправится в Англию и доложит обо всем коро¬
леве. Приняв такое решение, друзья простились, и Джервас,
похожий на испанца и цветом кожи и суровостью, отправился в
Мадрид с двумя стражниками, изображавшими из себя грумов.
Ехали куда медленней, чем хотелось бы Джервасу: местность
была гористая, и лошадей меняли редко. На пути у них лежала
провинция Бургос, прославленная родина Сида1, Романская Се¬
говия высоко в горах с ее акведуком Флавиан. Но чудеса приро¬
ды, как и рукотворные, не трогали Джерваса. Душой он рвался в
Мадрид, изнемогая от томительного ожидания, надеясь, если на
то будет милость Божья, утешить свое отчаяние.
Путешествие по земле Испании заняло шесть дней. Но и на
этом оно не закончилось. Король находился в Эскориале, вели¬
чественном монастырском дворце в отрогах гор Гуадаррама.
Строительство замка завершилось совсем недавно: король Фи¬
липп постоянно мешал зодчим и мастерам, навязывал им свой
чудовищный вкус в архитектуре, внешнем и внутреннем убран¬
стве.
Сид Кампеадор, настоящее имя - Родриго Диас де Бивар (ок. 1040-1094) -
испанский рыцарь, прославившийся своими подвигами герой народного эпоса
"Песнь о моем Сиде".
384

Джервас и его спутники приехали в столицу вечером, и им
пришлось дожидаться утра. Итак, прошла неделя, прежде чем
взору Джерваса открылся огромный дворец монарха, повелителя
полумира Это было серое, мрачное, весьма непривлекательное
сооружение. Говорили, что в основе плана дворца просматрива¬
ется решетка для пыток огнем, на которой принял мученическую
смерть святой Лаврентий. В то утро пасмурное небо усиливало
иллюзию, что серая громадина - неотъемлемая часть горной це¬
пи Гуадаррама, что она создана самой природой.
Впоследствии, вспоминая полдень в Эскориале, Джервас ду¬
мал, а не привиделось ли все это ему во сне. В огромном дворе
маршировали солдаты в красивых мундирах. Офицер, которому
он сообщил цель своего прихода, провел его по широкой гранит¬
ной лестнице в длинную сводчатую галерею. Из ее маленьких
окошек было видно четырехугольное крыло - резиденция коро¬
ля. В галерее толпилась и гудела людская масса - придворные в
черном бархате, офицеры в доспехах, прелаты в фиолетовых и
пурпурных мантиях, монахи в коричневых, серых, черных и белых
сутанах.
Посетители стояли группами или прохаживались по галерее,
повсюду слышался приглушенный шум голосов. Они косились
на высокого молодого человека с изможденным смуглым лицом
под гривой жестких каштановых волос, в диковинной заморской
одежде и высоких пропыленных сапогах.
Однако вскоре выяснилось, что он получит аудиенцию ско¬
рее, чем те, кто дожидались ее с утренней мессы, ибо тут же
появился церемониймейстер и провел его через приемную, где
он оставил оружие, к королю.
Джервас оказался в небольшом помещении, напоминающем
монашескую келью своей строгостью, и в ноздри ему ударил
запах какого-то снадобья. Стены были побелены, и единствен¬
ным украшением служила картина, изображавшая круги ада, где
в огненном вихре метались черти и грешники, обреченные на
адские муки.
Посреди комнаты стоял квадратный стол из дуба, словно в
трапезной аббата, а на нем - груда пергаментной бумаги, чер¬
нильница и перья.
За ним, положив правый локоть на край, сидел на высоком,
будто монастырском, стуле величайший монарх своего времени,
повелитель полумира
13 Р. Сабатини, т. 1
385

При одном взгляде на него посетитель испытывал шок, воз¬
никающий, когда фантазия разительно не соответствует дейст¬
вительности. Людям так свойственно идеализировать королев¬
скую власть, королевское достоинство, связывать воедино чело¬
века и место, которое он занимает в обществе. Высокий титул
этого человека, огромные владения, где его слово было законом,
так распаляло людское воображение, что само имя Филиппа П
вызывало в уме видение сверхчеловеческого величия, почти бо¬
жественного великолепия.
Но вместо фантастического создания Джервас увидел мор¬
щинистого старика болезненного вида, низкорослого с выпук¬
лым лбом, светлыми, почти бесцветными, близко поставленными
глазами и тонким орлиным носом. Рот производил отталкиваю¬
щее впечатление: гротескно выдающийся вперед подбородок,
запавшие бледные губы постоянно полуоткрыты и обнажают
гнилые зубы. И без того длинный подбородок удлиняется неров¬
но растущей рыжеватой бородкой, над верхней губой - тонкая
щетинистая полоска усов. Волосы, когда-то густые, золотистые,
свисают тонкими пепельными прядями.
Филипп сидел, положив левую завязанную, распухшую от
подагры ногу на стул с мягким сиденьем. Он был одет во все
черное, и его единственным украшением был орден Золотого
Руна на тонкой шее, Филипп что-то деловито писал на докумен¬
те и не оторвался от своего занятия, когда вошел Джервас. Ко¬
роль будто вовсе его не заметил. Наконец он передал документ
сухопарому человеку в черном, стоявшему по левую руку от
него. Сантойо, королевский камердинер, взяв письмо, присыпал
чернила песком, а король тем временем, все еще игнорируя
Джерваса, взял из пачки пергаментный лист и продолжил рабо¬
ту.
Позади у стены размещались еще два письменных стола, за
ними сидели секретари и что-то писали. Одному из них, малень¬
кому чернобородому, камердинер вручил документ, переданный
ему королем.
За спиной у короля стоял человек средних лет, очень прямой
и высокий, в черном облачении и длинной сутане иезуита. Это
был, как узнал Джервас, отец Аллен, своего рода посол англий¬
ских католиков при короле Филиппе, ценившем его весьма вы¬
соко. В глубоком проеме одного из двух окон, заливавших
комнату светом, стоял Фрей Диего де Чавес, настоятель Санта
Крус, плотного сложения человек с веселым выражением лица.
386

Королевское перо царапало поля документа. Сэр Джервас
терпеливо ждал, стоя неподвижно, как и офицер позади него.
Он не переставал удивляться жалкому ничтожному воплощению
наследственного принципа и невольно сравнивал Филиппа с
противным пауком, сидящим в самом центре огромной сплетен¬
ной им паутины.
Наконец король передал Сантойо второй документ, и его
льдистые глаза под нависшим лбом метнули быстрый взгляд
исподлобья на высокого молодого человека, ждавшего его вни¬
мания с таким достоинством и терпением. Бледные губы чуть
заметно шевельнулись и послышался глуховатый голос: монарх
что-то быстро сказал совершенно бесстрастным тоном. Его сло¬
ва, произнесенные в обычной для него невразумительной мане¬
ре, так раздражавшей иностранных послов, прозвучали, точно
гудение жука в тихой комнате. Его величество говорил по-ис-
пански. Властитель полумира изъяснялся лишь на родном языке
и с грехом пополам разбирал простой текст на латыни: ведь он
был не только злой и малодушный развратник, но и недоучка и
невежда
Сэр Джервас довольно хорошо владел разговорным языком,
но не понял ни слова из сказанного королем. Некоторое время
он стоял в нерешительности, но тут наконец отец Аллен обна¬
ружил знание английского, взяв на себя роль переводчика
- Его величеству доложили, сэр, что вы привезли письма от
королевы Елизаветы.
Джервас вытащил из камзола запечатанный пакет и шагнул
вперед, намереваясь вручить его королю.
- Преклоните колено, сэр! - приказал иезуит резким тоном.
Джервас повиновался и опустился перед монархом на одно ко¬
лено.
Филипп Испанский протянул к нему руку, похожую на руку
покойника восковой желтизной и прозрачностью. Король подер¬
жал пакет, будто прикидывал, сколько он весит, и прочитал над¬
пись, сделанную легко узнаваемым почерком Елизаветы
Английской. Потом он перевернул пакет и рассмотрел печать.
Его губы скривились в презрительной усмешке, и он снова про¬
гудел бесстрастным тоном нечто невразумительное. На сей раз
никто из присутствующих не понял, что он сказал.
Наконец, пожав плечами, король сломал печати, разложил
перед собой письмо и углубился в чтение.
13*
387

Сэр Джервас, отступив к стене, с напряженным интересом и
беспокойством наблюдал за выражением лица Филиппа Он за¬
метил, что король нахмурился, потом снова скривился в усмеш¬
ке, и его рука, державшая лист пергамента, сильно задрожала,
словно ее внезапно парализовало. Джервас с надеждой подумал,
что это признак страха, но был разочарован. Король заговорил;
гнев придал силу его голосу, и его услышали все присутствую¬
щие. Джервас на сей раз все понял.
- Ублюдок, нахальная еретичка! - выкрикнул король и ском¬
кал костлявой рукой оскорбившее его письмо. Он с таким же
удовольствием разделался бы и с его автором, попадись она ему
в руки.
Секретари перестали строчить перьями. Сантойо, стоявший
справа у стола, отец Аллен позади и Фрей Диего у окна затаили
дыхание. Мертвая тишина по следовала за вспышкой королевско¬
го гнева: Филипп редко открыто проявлял свои чувства
Пауза затянулась, но король вскоре обрел привычную холод¬
ную сдержанность.
- Возможно, я ошибся, - сказал он, - возможно, я что-то не
так понял. - Он расправил скомканный пергамент. - Аллен, про¬
чтите мне письмо, переведите его, - приказал он. - Я хочу избе¬
жать ошибки.
Иезуит взял письмо и, читая, тут же переводил его на испан¬
ский. В его голосе звучал нараставший ужас.
Таким образом Джервас узнал точное содержание королев¬
ского послания.
Елизавета Английская написала в свое время немало писем,
повергавших ее советников в ужас, но никогда еще более резкого
послания, чем это, не выходило из-под ее пера Учитывая суть
послания, устрашающими сами по себе были его краткость и
недвусмысленность. Королева писала на латыни, извещая своего
зятя, короля Филиппа II Испанского и Первого Португальского,
что его подданный, испанский аристократ по имени дон Педро
де Мендоса и Луна, потерпел кораблекрушение у берегов ее
державы и обрел приют и гостеприимство в английском доме, за
которое расплатился, похитив дочь хозяина, леди Маргарет Тре¬
веньон. Детали его величеству, если он того пожелает, сообщит
посланник. Она же уведомляет его величество, что в лондонском
Тауэре содержатся испанский адмирал дон Педро Валдес и семь
испанских офицеров благородного происхождения, не считая
матросов» Они захвачены на андалузском флагмане и находятся
всецело в ее власти. Далее Елизавета предупреждала его вели¬
388

чество, призвав в свидетели Бога: леди Маргарет Тревеньон дол¬
жна вернуться домой в добром здравии, податель сего письма
сэр Джервас Кросби и его спутники, последовавшие за ним в
Испанию, чтобы сопровождать вышеупомянутую леди, должны
получить охранное свидетельство и без единой царапины, не
понеся ни малейшего ущерба, вернуться на родину. В противном
случае, Елизавета пришлет своему брату, королю Филиппу, го¬
ловы дона Педро Валдеса и семи его благородных офицеров, не
считаясь с правилами ведения войны и международным правом.
Последовало гробовое молчание. Потом король разразился
коротким злым смешком в знак презрения.
- Стало быть, я все правильно понял, - сказал он, и добавил
иным, непривычным тоном, срываясь на крик. - Доколе, доколе,
о, Господи, ты будешь терпеть эту Иезавель?
- Доколе, доколе? - эхом отозвался отец Аллен.
Фрей Диего, стоявший у окна, казалось, окаменел. Его цве¬
тущее лицо приобрело сероватый оттенок.
Король сидел, съежившись, и размышлял.
- Это нахальство, - сказал он наконец, сделав презрительный
жест рукой. - Пустая угроза! Ничего не случится. Ее собствен¬
ный варварский народ не допустит такого варварства. Ее письмо
- попытка запугать меня призраками. Но я, Филипп II Испанский,
не боюсь призраков.
- Когда вашему величеству доставят восемь голов, вы убеди¬
тесь, что это не призраки.
Безрассудно-смелые слова произнес Джервас, и все вокруг
оцепенели от ужаса.
Король взглянул на него и тотчас отвернулся: он не мог
смотреть людям в глаза.
- Кажется, вы что-то сказали? - тихо осведомился он. - А кто
вас спрашивал?
- Я сказал то, что счел необходимым, - бесстрашно ответил
Джервас.
- Счел необходимым? Ах, вот как? Значит, эта необходи¬
мость вас оправдывает? Я учусь. Я никогда не устаю учиться. Вы
можете еще кое-что мне рассказать, коли так жаждете, чтоб вас
услышали.
И в холодной скороговорке короля, и в его потухшем змеи¬
ном взгляде заключалась страшная опасность. Король был не¬
истощим в своей злокозненности и совершенно безжалостен. Он
повернул голову и подозвал одного из секретарей.
389

- Родригес, ну-ка запиши все, что он говорите - Обернувшись
к Джервасу, он спросил: - В письме сообщается, что вас сопро¬
вождают какие-то люди. Где они?
- Они в Сантандере, ждут меня на борту корабля, на котором
я прибыл в Испанию,
- А что, если вы не вернетесь?
- Если я не вернусь до тринадцатого ноября, они отправятся
в Англию и сообщат ее величеству, что для вас предпочтитель¬
ней получить головы восьми джентльменов, чем восстановить
справедливость в своих владениях из уважения к приличиям.
Король задохнулся от гнева. Отец Аллен, стоявший у него за
спиной, предостерег отважного молодого человека по-англий-
ски:
- Сэр, вспомните, с кем вы разговариваете! Предупреждаю
вас в ваших собственных интересах.
Король жестом остановил иезуита,
- Как называется корабль, ожидающий вас в Сантандере?
В готовности, с которой Джервас ответил на вопрос, был
своего рода презрительный вызов:
- "Роза мира" с реки Фал, Ее капитан - сэр Оливер Трессили¬
ан, бесстрашный моряк, весьма искусный в морских сражениях.
На корабле двадцать пушек, и он бдительно охраняется.
Король усмехнулся, уловив скрытую угрозу. Это было образ¬
цом наглости.
- Мы можем подвергнуть испытанию бесстрашие вашего дру¬
га.
- Его уже испытывали, ваше величество, причем ваши под¬
данные. Вздумай они испытать его еще раз, они, вероятно, убе¬
дятся в нем на собственном горьком опыте, как и раньше. Но
если, случаем, "Розе мира" помешают выйти в море, и она не
вернется домой до Рождества, вы получите головы в качестве
новогоднего подарка.
Так сэр Джервас на своем далеко не совершенном испанском
недвусмысленно уязвил властителя полумира. Его привела в
ярость бесчеловечность короля, явная озабоченность своим
ущемленным самолюбием. Тщеславный властелин и думать не
хотел о преступлении дона Педро де Мендоса и страданиях,
причиненных им ни в чем не повинной девушке.
Король же, получив нужные ему сведения, сразу изменил
тон.
390

- А что касается тебя, английская собака, ты не уступаешь в
наглости скверной женщине, пославшей тебя с дерзким поруче¬
нием. Тебе тоже придется кое-чему научиться прежде, чем вый¬
дешь отсюда. - Филипп поднял дрожащую руку. - Увести его!
Держать взаперти впредь до моего особого распоряжения.
- Господи! - воскликнул Джервас, когда на плечо ему легла
рука офицера, и невольно отпрянул. Офицер сильнее стиснул
плечо и вытащил кинжал. Но Джервас, не замечая ничего вокруг,
обратился по-английски к отцу Аллену:
- Вы, сэр, англичанин и пользуетесь влиянием при дворе,
неужели вам безразлична судьба английской женщины, благо¬
родной английской девушки, похищенной столь оскорбитель¬
ным образом испанским сатиром?
- Сэр, - холодно ответил иезуит, - своим поведением вы со¬
служили плохую службу делу.
- Следуйте за мной! - приказал офицер, и силой потянул
Джерваса к выходу.
Но Джервас не двигался с места На сей раз он обратился
по-испански к королю:
- Я - посланник, и моя личность неприкосновенна
- Посланник? - Король презрительно хмыкнул. - Наглый
шут! - И равнодушно взмахом руки положил конец разговору.
Вне себя от бессильной ярости, Джервас подчинился прика¬
зу. У порога он обернулся, и хоть офицер силой выталкивал его
из комнаты, крикнул королю:
- Помните: восемь голов испанских аристократов! Вы собст¬
венноручно отсекли восемь голов!
Когда Джервас наконец оказался за дверью, офицер вызвал
на подмогу стражников.

ОРОЛЕВСКАЯ СОВЕСТЬ
Вам предоставилась
возможность увидеть весьма необычное зрелище,
и необычно в нем то, что король Филипп II Испан¬
ский действовал импульсивно, под влиянием на¬
хлынувших на него чувств. Такое поведение было
ему несвойственно. Терпение было самой главной
и, возможно, единственной добродетелью монар¬
ха, и своим неизменным терпением он добился ве¬
личия.
- Господь, Время и Я - одно целое, - спокойно
похвалялся Филипп и порой утверждал, что он,
как Господь, идет на врагов своих на свинцовых
ногах, но зато бьет железной рукой.
Это отнюдь не единственное сходство, которое
он усматривал между Богом и собой, но именно эта
черта характера Филиппа представляет для нас
интерес. В случае с Джервасом он, поддавшись
гневу, утратил божественное терпение; а гнев
спровоцировал наглый тон послания ненавистной
Елизаветы.
ГЛАВА XX
392

Это письмо с хладнокровной угрозой чудовищной расправы,
противной всякому представлению о справедливости и гуманно¬
сти, Филипп II расценил как возмутительную попытку оказать
на него давление и запугать. Мало того, что письмо было безза¬
стенчиво-наглым, его податель превзошел в развязности автора,
и это еще больше распалило короля.
У него сложилось впечатление, как он признался отцу Алле¬
ну, что Елизавета, отвесив ему оплеуху своим вопиющим сооб¬
щением, поручила подателю письма и лягнуть его вдобавок. За
все свое правление он не припомнил случая, чтобы кто-нибудь
так дерзко смотрел ему в глаза, не испытывая ни малейшего
почтения перед помазанником Божьим. Стоит ли удивляться,
что этот полубог, привыкший обонять лишь фимиам, вдруг вдох¬
нул молотый перец и в раздражении своем по-человечески чих¬
нул?
Конечно, Филипп II был не тот человек, с кем можно позво¬
лить себе подобные вольности, и сейчас в его жизни наступило
такое время, когда он менее всего был склонен их прощать.
Раньше он сдержал бы свой гнев, памятуя о том, что высокомер¬
ную выскочку, узурпировавшую английский трон, ждет суровая
расплата; он только усмехнулся бы, почувствовав укусы комара:
настанет час, и он еще сокрушит жалкую мошку могучей рукой.
Но теперь, в пору унижения, когда его великий флот разбросан
и разбит наголову, когда не сыщешь знатной семьи, где бы не
оплакивали сына, силы покинули короля. Он был лишен даже
того утешения, что еще при его жизни Испания восстанет вновь
как владычица морей. К страшному удару, нанесенному его мо¬
гуществу в мире, добавились личные оскорбительные выпады,
вроде нынешнего, и теперь, вероятно, ему придется мелко
мстить мелким людишкам.
Король вспомнил другие письма, присланные Елизаветой, -
вызывающие, насмешливые, то любезные и горькие, то язвитель¬
ные.
Читая их, он усмехался терпеливо и злобно. Тогда он мог
позволить себе улыбаться, зная наверняка, что настанет день
расплаты. Но теперь непостижимое коварство фортуны украло
у него такую уверенность, теперь день расплаты был позади, и
он принес Филиппу лишь поражение и стыд. Отныне он не мог
позволить себе улыбаться в ответ на оскорбления, не мог больше
сносить их с подобающим монарху достоинством.
Пусть он слаб, но не настолько, чтобы оставить безнаказан¬
ными насмешки, грубый нажим и угрозы.
393

- Она еще узнает, - сказал он отцу Аллену, - что короля
Испании пустыми угрозами не запугаешь. И этот нахальный пес,
побывавший здесь, и те, что приплыли вместе в ним в Сантандер,
- все они еретики, как их назойливая еретичка-королева. Пусть
ими займется святая инквизиция. - Он обернулся к дородному
человеку у окна. - Фрей Диего, займитесь этим делом.
Фрей Диего де Чавес встрепенулся и медленно вышел впе¬
ред. Его темные глаза под кустистыми бровями были мрачны.
Низким мягким голосом он воззвал к здравому смыслу короля:
- Угроза нависла не над вашим величеством, а над теми не¬
счастными сеньорами, что так преданно служили вам, а теперь
томятся в английских тюрьмах, дожидаясь выкупа из Испании.
Король уставился на него своими белесыми глазами.
- Они рискуют потерять только жизнь, - угрюмо и раздра¬
женно уточнил он. - Я же рискую честью и достоинством, что
равнозначно чести и достоинству Испании.
Фрей Диего подошел ближе и наклонился, пыхтя, над тяже¬
лым дубовым столом.
- А разве угроза, приведенная в исполнение, - казнь ее сыно¬
вей не нанесет урон достоинству Испании?
Король метнул на него взгляд исподлобья, а настоятель тем
временем продолжал:
- Испанская знать обескровлена гибельным походом в Анг¬
лию. Неужто вы, ваше величество, допустите новое кровопроли¬
тие, пожертвуете Валдесом, достойнейшим слугой отечества,
величайшим из ныне живущих адмиралов; Ортисом, маркизом
Фуэнсалида, доном Рамоном Чавесом...
- Вашим братом, не так ли? - резко оборвал его король. -
Сдерживайте свои чувства. Вы озабочены судьбой родственника.
- Верно, - мрачно подтвердил доминиканец. - А разве вы,
ваше величество, не озабочены? Разве вся Испания - не ваша
семья, а ее знать - не ваш перворожденный? Нахальный англи¬
чанин, только что здесь побывавший, и его спутники с корабля
в Сантандере не чета благородным сеньорам, томящимся в Лон¬
доне. Разумеется, вы можете бросить их в застенки инквизиции
как еретиков - это ваше право, более того - ваш долг перед
Верой, но разве они, вместе взятые, стоят восьми благородных
голов, восьми отрубленных окровавленных голов, которые коро¬
лева Англии бросит вам на колени?
394

Король вздрогнул, потрясенный, будто воочию увидел
страшную картину, нарисованную настоятелем, будто окровав¬
ленные головы уже лежали у него на коленях. Но он тут же взял
себя в руки,
- Достаточно! - выкрикнул он. - Яне боюсь угроз, - и добавил,
раскрыв источник твердости своего духа. - Эта женщина не ри¬
скнет претворить в жизнь свои угрозы. Это навлекло бы на нее
проклятие всего мира- - Филипп обернулся к иезуиту. - Я прав,
Аллен?
Англичанин уклонился от прямого ответа.
- Ваше величество, вы имеете дело с безбожной своевольной
женщиной, антихристом в женском образе. Она не считается ни
с человеческими, ни с Божьими законами.
- Но этот случай - особый! - воскликнул хороль, все еще
цеплявшийся за свою надежду.
- Пусть особый, но она не навлечет на себя большего про¬
клятия, чем за убийство королевы Шотландии» Тогда весь мир
тоже обольщался надеждой, что Елизавета не решится на этот
шаг.
Итак, иезуит рассеял заблуждения короля относительно
страха Елизаветы перед мировым общественным мнением. Фи¬
липпа П одолели сомнения - уж не на песке ли он строит свой
замок? Это его рассердило. Необходимость отступить перед уг¬
розой ненавистной ему женщины была горька, как полынь. Нет,
он не станет пить горькую чашу, как бы ему ее ни навязывали.
Он выразил эту мысль в резкой форме и выпроводил и домини¬
канца, и иезуита.
Но когда они ушли, король не смог, как намеревался ранее,
продолжить свою работу над документами. Он сидел, дрожа от
гнева, перечитывая оскорбительное письмо или вспоминая ос¬
корбительное поведение посланника.
В конце концов король вдруг задумался над тем, что спрово¬
цировало угрозу. Его гнев вызвали последствия этого дела, но
до сих пор ему и в голову не приходило хотя бы уяснить для себя
причину. Теперь он припомнил, из-за чего все началось. Что ему
рассказывали? Правда ли это? Ему докладывали, что "Идея",
которой командовал дон Педро де Мендоса, пропала без вести,
ни один матрос не спасся. Так почему же сам дон Педро цел и
невредим? Впрочем, об этом говорится в письме. Он нашел при¬
ют в английском доме. Стало быть, он бежал из Англии и, со¬
гласно сообщению, прихватил с собой дочь хозяина дома Но
395

если это так, почему ему не доложили о возвращении дона Пед¬
ро, почему сам дон Педро не явился с докладом, не отдал долг
вежливости своему королю?
Одному человеку об этом известно наверняка - кардинал-ар-
хиепископ Толедо приходится дону Педро дядей.
Его величество вызвал секретаря Родригеса и продиктовал
ему короткое предписание примасу немедленно явиться в Эско-
риал. Кардинал, возможно, внесет ясность в это дело и одновре¬
менно как Генеральный инквизитор займется английскими
еретиками.
В Толедо тут же отправили курьера, наказав ему гнать во всю
мочь и днем, и ночью, не жалея себя и лошадей.
Король решил вычеркнуть из памяти дело о похищении, чтоб
вернуться к нему, когда прибудет Генеральный инквизитор. Но
оно не шло с ума, как и образная фраза, брошенная Фреем Диего
де Чавесом. Опустив взгляд на колени, король снова, будто во¬
очию, видел там груду окровавленных голов. Среди них - строгое
лицо бесстрашного Валдеса, так славно служившего ему ранее
и сослужившего бы еще хорошую службу; остекленевшие глаза
маркиза Фуэнсалида смотрели на короля с упреком, впрочем,
как и все остальные. Он, Филипп П, позволил снести им головы
с плеч, чтобы сохранить свое достоинство. Но как он его сохра¬
нил? Люди проклянут Елизавету, казнившую испанцев, но что
они скажут про того, кто мог предотвратить казнь, но не сделал
этого? Он приоткрыл холодные, как у рептилии, глаза безжиз¬
ненными восковыми руками, напрасно пытаясь избавиться от не¬
отступного видения. Но Филипп П упрямо цеплялся за свое
решение наперекор возникавшим в его душе сомнениям: он счи¬
тал их проявлением слабости. Нет, он не дрогнет перед угрозой.
На следующий день поздно вечером, когда король ужинал,
как всегда, в одиночестве, объявили о прибытии кардинала Ки-
роги. Король тотчас принял его и, на мгновение оторвавшись от
пирожных, приветствовал примаса.
Беседа с кардиналом принесла покой его душе и вселила в
него уверенность. Дон Педро находился в тюрьме инквизиции,
как и женщина, которую он увез из Англии. Ее обвинили в ереси
и колдовстве. Именно ее колдовские чары толкнули дона Педро
на преступление против Веры. На него наложена епитимья, и он
должен искупить свою вину на большом аутодафе, которое со¬
стоится в Толедо в следующий четверг. На том же аутодафе
обвиняемая будет передана гражданским властям для исполне¬
ния приговора и сожжена как ведьма вместе с несколькими об¬
396

виняемыми, перечисленными кардиналом. Кардинал выразил
надежду, что его величество почтит своим королевским присут¬
ствием аутодафе.
Король взял новое пирожное с золотого блюда, запихнул его
в рот, облизал пальцы и задал кардиналу еще один вопрос. Ка¬
кими доказательствами колдовства англичанки располагает об¬
винение?
Генеральный инквизитор, детально знавший дело, так силь¬
но затрагивавшее интересы его племянника, подробно ознако¬
мил с ним короля.
Филипп II откинулся на спинку стула с полузакрытыми гла¬
зами. Губы его тронула улыбка. Он был чрезвычайно доволен.
Теперь с него полностью сняли ответственность. Филипп II не
мог выполнить требования Елизаветы: у него был долг перед
Верой. Тому был успешный прецедент. Когда из Англии посы¬
пались протесты по поводу английских моряков, попавших в ру¬
ки инквизции, он, Филипп Испанский, ответил, что бессилен
помочь, ибо это вне компетенции гражданских властей Испании.
Вопросы Веры - промысл Божий, король не властен вмешиваться
в дела инквизиции, она вправе покарать и его самого, согреши
он против Веры. И в этом заявлении не было лицемерия, оно
было абсолютно искренне. Такой же искренней была и его ны¬
нешняя благодарность: теперь никто не обвинит короля, если
восемь знатных испанцев сложат головы на плахе. Весь мир ус¬
лышит его ответ английской королеве: приговор вынесен не Фи¬
липпом П, а инквизицией за преступления против Веры. Если же
королева в отместку лишит жизни невинных сеньоров, не
предъявив им обвинения, ответственность за это злодеяние про¬
клятием ляжет на ее черную душу, она заслужит презрение и
осуждение всего мира.
И поскольку его долг по отношению к Вере, - а он считал
себя ее горячим поборником - связывал ему руки, король больше
не боялся видения - кровавых голов у себя на коленях.
Разумеется, король ничего не сказал об этом Кироге. Он
поблагодарил его высокопреосвященство за информацию, столь
необходимую сейчас, когда он узнал, что дон Педро жив, и от¬
пустил его.
В ту ночь Филипп П Испанский спал мирным сном, как спят
люди с чистой совестью.
397

ОВЕСТЪ КАРДИНАЛА
Кардинал-архиепископ
вернулся домой после воскресной вечерни, кото¬
рую отправлял самолично. Для этого ему при¬
шлось покинуть Эскориал на рассвете, гнать
лошадей и часто менять их, что было привилегией
короля и инквизиторов. Его высокопреосвященст¬
во просмотрел бумаги по делу своего заблудшего
племянника. Тут он припомнил: когда за ним явил¬
ся королевский гонец из Эскориала, он собирался
вызвать к себе инквизитора Арренсуэло, чтобы об¬
судить кое-какие неясности.
Он освежил в памяти сведения, изложенные в
служебной записке Арренсуэло, и на этот раз от¬
несся к ним внимательнее, чем раньше, что объяс¬
нялось недавней беседой с королем. Генерального
инквизитора вдруг одолели сомнения: ему переда¬
лась тревога, сквозившая в донесении Фрея Хуана.
Кардинал понял, что они могут увязнуть в слож¬
ностях, недооцененных Арренсуэло. Он тотчас по¬
слал за ним, и Фрей Хуан с готовностью явился на
вызов.
ГЛАВА XXI398

Честный и богобоязненный, Фрей Хуан де Арренсуэло, не
колеблясь, искренне и обстоятельно изложил свои сомнения»
Начал он с признания: возможно, дело обстоит именно так,
как логично изложил в своем обвинении Фрей Луис Сальседо.
Но все же совесть его неспокойна, ибо он не считает, что обви¬
нение в колдовстве доказано. Исходя из интересов дона Педро,
он хотел бы, чтобы обвинение было подтверждено доказатель¬
ствами, и потому должен проявить большую осторожность в
суждениях. Ведь все мы с такой опасной легкостью принимаем
желаемое за действительное. Слова и поступки, исходя из кото¬
рых Фрей Луис сделал свои выводы, в совокупности дают серь¬
езные основания для подобных заключений, и тем не менее, их
можно истолковать иначе.
К примеру, отнюдь не исключается то, на чем настаивал сам
дон Педро: единственные чары, которыми воздействовала на не¬
го обвиняемая, были те, что Природа дарует каждой женщине.
Бог создал женщину, чтобы испытать твердость духа мужчины.
Возможно, дон Педро, поддавшись искушению, забыл про нормы
поведения, приличествующие каждому богобоязненному чело¬
веку. Желая взять в жены обвиняемую, он упустил из виду, что
она была лютеранкой. Это само по себе серьезное прегрешение.
Но в конце концов дон Педро тут же осознал свою ошибку, и с
превеликой охотой согласился, чтобы англичанку обратили в
истинную веру. То, что он говорил ей о силах извне, побудивших
его полюбить ее, те самые слова, коим Фрей Луис придал огром¬
ную важность, возможно, всего лишь ипохондрические фанта¬
зии влюбленного. Фрей Хуан ничего не утверждал. Он просто
высказывал сомнения, возникшие у него в связи с обвинением в
колдовстве.
В заключение Фрей Хуан заметил, что редкая, удивительная
красота, какой одарена эта женщина, и раньше, случалось, дово¬
дила мужчин до сумасбродства
Кардинал Кирога, высокий, красивый, сильный человек пя¬
тидесяти лет, очень импозантный в своей пурпурной мантии,
задумчиво сжимал и разжимал резные подлокотники кресла У
кардинала были очень красивые руки, поговаривали, что он, же¬
лая подольше сохранить кожу свежей и молодой, спал в перчат¬
ках, смазанных изнутри овечьим жиром. Он смотрел на высокого
доминиканца, стоявшего перед ним в черно-белом одеянии; чер¬
ты его лица свидетельствовали о самоотречении. Он тоже был
задумчив.
399

- Я понимаю, в чем тут загвоздка, - медленно произнес кар¬
динал. - Я догадывался о ней и раньше, собственно, из-за нее-то
я вас и вызвал. То, что вы рассказали, лишь все усложняет. Вы
можете что-нибудь посоветовать?
Они взглянули друг другу в глаза. Фрей Хуан слегка пожал
плечами в знак беспомощности.
- Я ищу путь, чтоб исполнить свой долг. Мне представляется,
надо отказаться от обвинения в колдовстве, поскольку мы не
располагаем неопровержимыми доказательствами. И обвиняе¬
мая, и ваш племянник заявляют, что все дело о колдовстве сфаб¬
риковано: мы, якобы, хотим тем самым спасти дона Педро от
расплаты за убийство служителя инквизиции.
- Бели это неправда, почему вы так взволнованы?
- У обвиняемой есть основания так думать, если она дейст¬
вительно невиновна в колдовстве, - вот что меня беспокоит.
Остается обвинение в ереси, и потому она понесет наказание.
Мне бы хотелось обратить ее в Истинную веру и спасти ее душу,
только о каком спасении может идти речь? Мы дискредитирова¬
ны в глазах этой женщины. Она полагает, что нами движут не¬
достойные мирские побуждения.
Кардинал кивнул.
- Вы глубоко вникаете в дело, Фрей Хуан.
- Это мой долг, ваше высокопреосвященство.
- Но если мы откажемся от обвинения в колдовстве, что
станется с моим племянником? Он совершил святотатство, не
считая других прегрешений. Потребуется суровое искупление.
Жизнь дона Педро под угрозой, если мы не докажем: ответст¬
венность за его действия несет кто-то другой.
Фрей Хуан посуровел.
- Значит, мы совершим правонарушение, в котором эта жен¬
щина уже обвинила нас? - воскликнул он.
Кардинал поднялся. Теперь он стоял вровень с Фреем Хуа¬
ном, глядя ему прямо в лицо. Скулы доминиканца вспыхнули, в
глазах появился злой огонек.
- Как вы смеете делать подобное заключение? - возмущенно
заявил он. - Разве я произнес бы эти слова, будь я уверен, что
мой племянник виновен? Разве каждый его поступок в прошлом
не дает мне права полагать: не мог он совершить злодеяние
намеренно, а возможно, и впрямь был околдован? Я в это, говоря
по совести, верю, - подчеркнул кардинал. - Но если мы не в
400

состоянии убедительно доказать: да, она колдунья, означает ли
это, что наш долг - обречь дона Педро на бесславие, смерть и
конфискацию имущества?
Даже если Фрей Хуан по-прежнему сомневался в искренно¬
сти кардинала, в его беспристрастии, он из сострадания был
готов поверить, что любовь к племяннику побуждает кардинала
счесть свои предположения убеждением.
Дилемма была ему ясна, но тем не менее, Фрей Хуан лишь
вкратце напомнил кардиналу суть дела.
- Обвиняемая признает факты, на которых Фрей Луис по¬
строил свое обвинение. Но она не соглашается с выводами, сде¬
ланными Фреем Луисом из этих фактов, и небезуспешно их
оспаривает. Выводы, несомненно, убедительны, правдоподобны,
хорошо обоснованы. Но поскольку они никем, кроме доносчика,
не подтверждаются, мы не вправе обвинить ее в колдовстве. И я
не представляю, где можно получить нужное нам подтвержде¬
ние, - мрачно добавил доминиканец.
- Где? Да у самой обвиняемой! - воскликнул кардинал тоном
человека, утверждающего очевидное.
Фрей Хуан покачал головой.
- Она не сдастся, в этом я уверен.
Кирога снова посмотрел ему прямо в лицо, и глаза его сузи¬
лись.
- Но вы еще не приступали к дознанию, - мягко напомнил он.
Фрей Хуан воздел руки к небу.
- Если я и не прибег к дознанию, - сказал он с раскаянием в
голосе, - несмотря на то, что члены трибунала подталкивали
меня к этому, то только потому, что был твердо убежден в его
тщетности.
- Тщетности?
Удивление кардинала было красноречивее слов. На лице до¬
миниканца мелькнула грустная улыбка.
- Вы не видели этой женщины, ваше высокопреосвященство.
У вас не было возможности убедиться в силе ее духа, несгибае¬
мости, решительности. Если правда дает ей силу, - а это вполне
возможно в деле о колдовстве - то как бы палачи ни терзали ее,
я не верю, что они вырвут у нее признание. Я долго размышлял
об этом, ваше высокопреосвященство. Моя работа дала мне ка-
кое-то знание человеческой природы. В некоторых мужчинах и
женщинах экзальтация вызывает отрешенность духа, и они не
ощущают собственной плоти, а потому не чувствуют боли. Мне
кажется, обвиняемая из этой породы. Если она невиновна в кол¬
401

довстве, осознание своей невиновности приведет ее в состояние
экзальтации* - Доминиканец помедлил, потом заключил. - Если
мы не откажемся от обвинения в колдовстве, нам, вероятно, при¬
дется прибегнуть к пыткам. Но если мы потерпим неудачу, в
каком положении окажется дон Педро де Мендоса?
Генеральный инквизитор тяжело опустился в кресло. Голова
его поникла, и он прошептал сквозь стиснутые зубы:
- Черт бы побрал дурака, сам себя выставил в таком виде, - и
добавил с еще большей горячностью. - И черт бы побрал этого
Фрея Луиса Сальседо: мог бы и не проявлять излишнего рвения.
- Фрей Луис действовал в меру своих возможностей и руко¬
водствовался лишь чувством долга. Он в своем праве, ваше вы¬
сокопреосвященство.
- Но все же он действовал опрометчиво. Вы все поняли, вас
беспокоит эта история. Не следовало предъявлять подобное об¬
винение, не посоветовавшись со мной. Обвинение в колдовстве
всегда трудно доказуемо.
- Но если бы мы не предъявили ей этого обвинения, как
выглядело бы дело дона Педро?
Кардинал поднял руки и с силой хлопнул ими по подлокот¬
никам.
- Да, да, вот так мы и раскачиваемся, вроде маятника, - туда,
сюда. Замкнутый круг. Либо мы осудим англичанку за то, что она
околдовала моего племянника, либо дон Педро виновен в пре¬
ступлении, за которое инквизиция карает смертью с конфиска¬
цией имущества. А вы мне толкуете, что женщину нельзя
обвинить в колдовстве.
- Это мое твердое убеждение.
Кардинал медленно встал. Глубокая морщина залегла у него
на переносице, красивые, широко поставленные глаза были за¬
думчивы. Он медленно прошелся взад и вперед по комнате, уро¬
нив голову на грудь; некоторое время слышался лишь тихий звук
его шагов по деревянному мозаичному полу да шорох пурпурной
шелковой мантии.
Наконец он снова остановился перед доминиканцем. Карди¬
нал смотрел на него невидящими глазами, настолько он был
погружен в себя. Красивая рука, на которой сверкал холодным
пламенем сапфир, рассеянно касалась широкого, украшенного
драгоценными камнями креста на груди. Его полные тубы нако¬
нец разомкнулись. Он говорил неторопливо и спокойно.
402

- Я полагаю, выход из весьма затруднительного положения
все же есть. Я и сейчас не решаюсь на нем настаивать: он может
показаться не совсем легитимным, учитывая законы, властвую¬
щие над нами* - Он прервал свою мысль вопросом. - Верите ли
вы, Фрей Хуан, в то, что цель оправдывает средства?
- Так утверждают иезуиты, - нехотя сказал доминиканец.
- Наш случай - пример того, что иногда они рассуждают
правильно. Подумайте о моем племяннике. Он служил Господу
и Вере так же верно, как королю. По воле Господа и короля он
принял на себя командование кораблем. Дон Педро стал членом
третьего мирского ордена доминиканцев, будучи по природе
своей человеком набожным и богобоязненным. Памятуя обо всем
этом, разве мы не вправе утверждать, что он не способен на
преступления против Веры, в коих его обвиняют? Но, возможно,
он - жертва, его сбили с правильного пути? Мы еще подумаем,
какая сила увлекла его - черная магия, как доказывает Фрей
Луис Сальседо, или же предложенная вами альтернатива - про¬
стая и естественная магия природы. Сейчас мы можем утверж¬
дать лишь одно - какая-то сила на него воздействовала. В этом
вы, допрашивавший и дона Педро, и эту английскую леди, наде¬
юсь, не сомневаетесь.
- Нисколько, - тотчас искренне ответил Фрей Хуан.
- В таком случае, мы не погрешим против своей совести, не
поступимся долгом, если изменим обычный ход судебной про¬
цедуры. Естественно надо было бы сначала проанализировать
обвинение, выдвинутое против этой женщины, а уж потом опре¬
делить, на каком основании выносить приговор дону Педро. Но
поскольку и ум, и сердце подсказали нам ?ти основания, быть
может, следует, игнорируя формальности, вынести приговор до¬
ну Педро по обвинению, сформулированному Фреем Луисом
Сальседо? Оно исходит из того, что дон Педро был околдован и
не отвечает за свои поступки. В таком случае инквизиция до¬
вольствуется наложением на обвиняемого епитимьи. Он должен
будет искупить свой грех публично на аутодафе в следующий
четверг. Таким образом, он очистится от греха до того, как снова
возобновится слушание дела обвиняемой. Если обвинение в кол¬
довстве отпадает в силу своей недоказуемости, и основанием для
приговора останется лишь обвинение в ереси, будет поздно
вновь возбуждать дело против дона Педро.
Кардинал замолчал, и испытующе посмотрел в лицо упрямо¬
му инквизитору.
403

Фрей Хуан был по-прежнему строг, бесстрастен и заговорил
не сразу.
- Эта мысль и мне приходила в голову.
Глаза кардинала оживились. Он положил руку на плечо до¬
миниканца и стиснул его.
- Ах, приходила! Тогда почему же.. - Кардинал осекся.
Фрей Хуан медленно покачал головой и вздохнул.
- Если речь идет о Вере, то никогда не поздно снова возбу¬
дить дело против обвиняемого, надо только доказать, что он
совершил преступление более тяжкое, чем то, за которое был
осужден.
- Ну, это мне известно. Но в нашем случае... Кому придет в
голову возбуждать новое дело?
Ответ последовал не сразу.
- Не все того же мнения, что мы, ваше высокопреосвященст¬
во. Возможно, врагу дона Педро захочется, чтоб он полностью
искупил свой грех перед Верой. Человек на моем месте, или на
вашем, просматривая протоколы трибунала, вдруг заметит от¬
клонение от правил и пожелает исправить нарушение.
- Ну, на такой риск можно пойти, не опасаясь лишиться сна
- Может, вы и правы. Но есть и другой риск. Не забывайте
про доносчика Фрея Луиса Сальседо.
У кардинала от удивления округлились глаза
- Фрей Луис Сальседо? Но именно он и утверждает, что
колдовство имело место. - Кирога снял руку с плеча Фрея Хуана
- У меня нет чувства вражды к Фрею Луису, но его рвение
превосходит осторожность. Он проявляет опасную прямолиней¬
ность, а в суде продемонстрировал такое упорство, что мне при¬
шлось его одернуть.
Кардинал был вне себя от раздражения. Он снова выкрикнул,
что это замкнутый круг - в какую сторону ни пойдешь, встре¬
тишься на том же месте. Поминая племянника и его глупость
недобрыми словами, он чуть было не перешел запретную грань:
негоже было ему позволять себе такое в присутствии подчинен¬
ного. Под конец Кирога потребовал сделать ставку на любой
ценой полученное признание обвиняемой.
Фрей Хуан склонил голову.
- Ваше право отдать такое распоряжение, ваше высокопреос¬
вященство, - сказал он, - но предупреждаю: при этой ставке дон
Педро проиграет.
404

Генеральный инквизитор понял, что в ход пойдут все те же
аргументы, и впереди еще один оборот по злополучному замк¬
нутому кругу. И он оборвал беседу.
- Я должен поразмыслить, - заявил кардинал. - Теперь у меня
есть все сведения. Я буду молить Господа, чтоб он вразумил
меня, помолитесь и вы, Фрей Хуан. Ступайте с Богом!

ОРОЛЕВСКИЙ ИСПОВЕДНИК
Зная
последующий ход событий до мельчайших под¬
робностей, любопытно отметить, - впрочем, это -
общеизвестный факт - что самые мелкие дела по¬
рой чреваты ужасными, даже трагическими по¬
следствиями.
Как бы гротескно это ни звучало, не будет
сильным преувеличением сказать: не страдай ко¬
роль Филипп Испанский чревоугодием, особым
пристрастием к пирожным, судьба леди Маргарет
Тревеньон, которую он никогда не видел, чье имя,
однажды услышанное, тотчас же позабыл, сложи¬
лась бы совершенно иначе.
В тот воскресный вечер в Эскориале власти¬
тель полумира предавался чревоугодию больше,
чем обычно. На рассвете в понедельник он про¬
снулся в холодном поту со спазмами в подложеч¬
ной ямке. Ему и наяву казалось, что на живот давят
окровавленные головы восьми благородных ис¬
панских сеньоров.
ГЛАВА XXII
406

Он приподнялся на своей огромной резной кровати и закри¬
чал. Сантойо тотчас подбежал к королю. Король отчаянно обе¬
ими руками отпихивал от себя воображаемую кровавую груду.
У слуги были всегда наготове сердечные и успокоительные
микстуры, прописанные болезненному мнительному монарху.
Имея за плечами богатый опыт, Сантойо разбирался в них мас¬
терски. Он быстро накапал нужную дозу, смешал лекарства и
подал королю. Тот выпил и прилег, по совету заботливого слуги.
Филипп немного успокоился, но все еще тихо стонал.
Слуга послал за лекарем. Королевский лекарь задал не¬
сколько вопросов, устанавливая причину плохого самочувствия,
услышал про пирожные и пожал плечами в бессильном отчая¬
нии. Он и раньше убеждал короля не увлекаться пирожными и
получил нагоняй за свой добрый совет: король обозвал его без¬
грамотным невеждой и ослом. Не стоило вновь рисковать дове¬
рием короля и открывать ему правду.
Лекарь обратился к Сантойо. Хитрый андалузец посоветовал
призвать на помощь королевского исповедника. Сам он на служ¬
бе у Филиппа II набрался богословской премудрости и усвоил,
что чревоугодие - один из семи смертных грехов. Духовник мо¬
жет заставить его величество ограничить себя в еде, если дели¬
катно намекнет, что его боль не только физическая, но и
духовная; иными словами, испортив желудок, он обрек на про¬
клятие и душу.
Лекарь, немного циник в душе, как все, кто хорошо изучил
своих собратьев* полюбопытствовал, удавалось ли раньше уго¬
ворить короля отречься от какого-либо из шести других грехов
под угрозой проклятия. По-видимому, он Считал его величество
экспертом по части смертных грехов, которому доселе удавалось
избежать небесной кары за них горячими молитвами.
Сантойо придерживался более практического взгляда на
природу смертного греха. Когда за смертным грехом не следует
возмездия - неудовлетворенности после его свершения, это од¬
но. А смертный грех с последующей болью в желудке - это
совсем другое.
Лекарь волей-неволей признал, что слуга лучше него разби¬
рается в философии, и оставил дело на его усмотрение. Сантойо
в тот же понедельник разыскал Фрея Диего де Чавеса и расска¬
зал ему, что произошло, подробно описав несварение желудка,
возможную причину болезни и особенности ее проявления.
407

Сантойо польстил необычный живой интерес, проявленный
к его рассказу королевским исповедником. Он почитал себя луч¬
шим слугой в Испании, числил за собой множество всяких за¬
слуг, но теперь, выслушав похвалу Фрея Диего его рвению и
правильным заключениям, Сантойо понял, что он, к тому же, и
отличный богослов.
Сантойо не знал про горе настоятеля Санта Крус, не знал и
то, как вовремя приспела история с несварением. Рамон де Чавес,
старший брат настоятеля, глава достойного семейства, чьим ук¬
рашением являлся и настоятель, был одним из восьми сеньоров,
заключенных в Тауэр, и его жизнь висела на волоске из-за бес¬
человечности английской королевы и упрямства и гордыни ис¬
панского короля. Когда явился Сантойо, настоятеля одолевали
мучительные мысли о том, как опасно и тщетно служение коро¬
лям. Одновременно он искал практические способы воздейство¬
вать на Филиппа, чтоб спасти брата от смерти на плахе.
Приход Сантойо был словно ответ на молитвы, вознесенные
им прошлой ночью. Он открыл настоятелю возможность обсу¬
дить это дело с королем, не будучи заподозренным в своекоры¬
стных интересах. Он слишком хорошо знал низкую душу короля,
чтобы лелеять какую-то надежду тронуть его мольбой.
Проблема была в том, что король обычно исповедовался по
пятницам, а сегодня был понедельник. Настоятель напомнил
себе, опять же, беспокоясь о судьбе брата, что в четверг в Толедо
состоится аутодафе. Англичанку, причину всех бед, сожгут как
ведьму или еретичку, а, может быть, за то и другое. Настоятель
понимал: как только англичанка сгорит на костре, каков бы ни
был дальнейший ход событий, ничто не спасет его брата от то¬
пора.
Итак, как видите, сложилась прелюбопытная ситуация: Гене¬
ральный инквизитор, движимый беспокойством за судьбу пле¬
мянника с одной стороны, и настоятель Санта Крус, тоже
инквизитор веры, движимый братской любовью с другой, зате¬
вают интригу, чтобы помешать делу святой инквизиции.
Настоятель, выразив озабоченность состоянием короля, пре¬
доставил Сантойо самому убедить его величество как можно
скорей послать за исповедником. Желая вознаградить такое рве¬
ние и верность королю, отметить и поощрить ревностность Сан¬
тойо в делах религии, настоятель щедро одарил и благословил
королевского слугу. Теперь Фрей Диего с большей уверенно¬
стью дожидался вызова к королю.
408

Сантойо взялся за дело хитро и отложил разговор до тех пор,
пока не предоставится благоприятная возможность.
Филипп П по обыкновению корпел над документами в своем
кабинете-келье, Сантойо принимал у него документы, присыпал,
если требовалось, порошком и передавал секретарям, не спуская
глаз со своего хозяина.
Тем временем король прекратил работу, вздохнул и устало
провел рукой по бледному лбу. Потом он потянулся за следую¬
щим документом из пачки, лежавшей справа на столе, но не смог
его вытянуть. Король повернулся и увидел, что Сантойо придер¬
живает пергамент рукой и озабоченно всматривается ему в лицо.
- В чем дело? - послышался монотонный, похожий на гуденье
насекомого, голос короля.
- Не хватит ли на сегодня, ваше величество? Вам ведь немог-
лось ночью. Вы, видать, притомились, ваше величество.
Сантойо никогда ничего подобного себе не позволял, это
граничило с нахальством. Король глянул на него бесцветными
холодными глазами и тут же опустил их, он не мог вынести даже
взгляда слуги.
- Притомился? - промямлил король. - Я?
Но предположение повлияло на болезненное хилое тело. Он
убрал руку с пергамента, откинулся на стуле и закрыл глаза,
чтобы, сосредоточившись на своем состоянии, определить, прав¬
ду ли говорит слуга. Филипп подумал, что он и вправду устал,
и открыл глаза.
- Сантойо, что сказал о моем здоровье Гутьеррес?
- Похоже, решил, что вы перебрали пирожных...
- Кто сказал ему, что я ел пирожные?
- Он выспрашивал у меня, что вы ели, ваше величество.
- И он, желая скрыть собственное невежество, прицепился к
пирожным. Осел! Какой бестолковый осел!
- Я ему так и сказал, ваше величество: вы, мол, заблуждае¬
тесь.
- Ах, вот как! Ты сказал, что он заблуждается. Смотрю, ты
прямо в лекари метишь, Сантойо!
- И лекарем быть не нужно, ясно, отчего вам неможется, ваше
величество. Я так и сказал Гутьерресу: дело не в желудке, тут
дело духовное.
- Молчи, дурак! Что ты знаешь о моем духе?
409

- То, что слышал от вас, ваше величество, когда вас прихва¬
тило ночью. - И торопливо добавил. - Фрей Диего де Чавес
сказал вам что-то в пятницу. Его слова не давали вам покоя, ваше
величество. Пусть настоятель Санта Крус исцелит рану, кото¬
рую сам же и нанес, и вернет покой душе вашего величества.
Напоминание разбередило душу короля. В памяти всплыл
образ, с тех пор преследовавший Филиппа. В то же время он
убедился в проницательности Сантойо. Король пробомотал что-
то невнятное, потом взял себя в руки и снова потянулся за доку¬
ментом. На сей раз Сантойо не рискнул помешать ему. Но пока
он писал свою резолюцию, Сантойо быстро переворошил кипу
бумаг, и пергамент, лежавший внизу, оказался сверху.
Так Сантойо еще более зримо проявил свою проницатель¬
ность. Прекрасно сознавая, что тревожит короля, какой взрыв
ярости и страха, какое противодействие вызвало письмо короле¬
вы Елизаветы, он заключил: надо эти чувства подогреть, тогда
его величество будет искать утешение у исповедника, как и было
задумано.
Письмо, которое он счел нужным положить сверху, руковод¬
ствуясь принципом: куй железо, пока горячо, было от герцога
Медины Сидония, возглавившего гибельный поход против Анг¬
лии. Оно очень кстати пришло в то утро.
Опальный герцог скромно извещал короля Филиппа, что
продал одно из своих поместий, чтобы собрать огромную сумму
выкупа за отважного адмирала Педро Валдеса Это была его
малая лепта, писал герцог, и просил расценить ее как выражение
любви и преданности, искреннего желания вернуть на службу
Испании ее самого талантливого адмирала
Письмо задрожало в помертвевшей королевской руке. Он
откинулся на строгом монашеском стуле, закрыл глаза и засто¬
нал. Потом так же внезапно открыл их и разразился воплями:
- Безбожница! Незаконнорожденная тварь! Проклятая ере¬
тичка! Дьявол, оборотень!
Сантойо участливо склонился над хозяином.
- Ваше величество! - прошептал он.
- Я болен, Сантойо, - задребезжал монотонный голос. - Ты
прав, я больше не буду работать. Дай руку.
Тяжело навалившись на слугу и опираясь на палку с другой
стороны, король вышел из комнаты. Сантойо, будто невзначай,
снова упомянул Фрея Диего де Чавеса, осведомившись, не же¬
410

лает ли его величество получить совет исповедника. Его вели¬
чество приказал ему помалкивать, и Сантойо не решился настаи¬
вать.
Ночью король снова плохо спал, хоть и не ел накануне пи¬
рожных, - по крайней мере, на них нельзя было свалить вину.
Вероятно, страшные видения, вызванные несварением желудка в
воскресенье, отпечатались в мозгу и теперь повторялись без по¬
стороннего влияния. Впрочем, их появлению, несомненно, спо¬
собствовало письмо Медины Сидония об отправке выкупа за
отважного Валдеса - его голова чаще всего напоминала о себе в
воображаемой кровавой груде на королевских коленях: либо она
первой упадет на плахе, либо королева Елизавета возвестит, сме¬
ясь, что принудила Филиппа Испанского подчиниться.
Еще сутки навязчивых видений, еще одна бессонная ночь, и
наконец утром в среду король согласился со своим слугой, не¬
однократно предлагавшим вызвать исповедника Возможно, его
подсознательно мучила мысль, что назавтра назначено аутода¬
фе, еще сутки промедления, и будет поздно что-либо предпри¬
нять.
- Ради Бога, - крикнул он, - пусть Фрей Диего придет. Он
вызвал этих призраков, пусть он их и изгоняет.
Настоятель Санта Крус не заставил себя долго ждать. С каж¬
дым часом его лихорадочное нетерпение нарастало. Оно уже
достигло такой точки, что послал за ним король или нет, он
собирался сам явиться к его величеству на правах исповедника
и в последний раз уговорами, доводами, угрозами, на худой ко¬
нец, спасти брата Но то, что король прислал за ним, хоть и
поздно, было хорошей приметой. Стало быть, пока не стоит при¬
бегать к крайним мерам.
Спокойный и невозмутимый, вошел осанистый исповедник в
королевскую спальню; он отпустил Сантойо, закрыл дверь и
подошел к огромной резной кровати. Строгая комната была за¬
лита солнечным утренним светом.
Фрей Диего пододвинул табуретку, сел и после банальных
вопросов по поводу здоровья короля и в ответ на его жалобы
предложил его величеству исповедаться, сбросить с души мучи¬
тельный груз, который, вероятно, и задерживает исцеление пло¬
ти.
Филипп исповедался. Фрей Диего прощупал королевскую
совесть вопросами. Как хирург, рассекая тело, открывает неви¬
димое взгляду, так и настоятель Санта Крус обнажал страшные
тайники королевской души.
411

Исповедь закончилась, и перед долгожданным отпущением
грехов Фрей Диего поставил диагноз душевному состоянию ко¬
роля Филиппа
- Все ясно, сын мой, - произнес он отеческим тоном, прили¬
чествующим человеку его положения. - Вам неможется, потому
что вас одолели два смертных греха Вы не поправитесь, пока не
отречетесь от них. А если не отречетесь, они вас погубят - от¬
ныне и навеки. Несварение - следствие греха чревоугодия, на¬
слало на вас мучительные видения - следствие смертного греха
гордыни. Остерегайтесь гордыни, сын мой, первого и самого
страшного из всех грехов. Из-за гордыни Люцифер лишился
небесной благодати. Если бы не гордыня, не было бы дьявола,
не было бы искусителя и грехопадения. Это самый большой
подарок сатаны человеку. Мантия гордыни так легка, что чело¬
век и не осознает, что носит ее на плечах, а в ее складках пря¬
чется все зло, что обрекает человека на вечное проклятие.
- Господи Иисусе! - прогудел король. - Всю жизнь учился
смирению...
- А видения, о коих вы мне поведали, видения, преследующие
вас ночами, - откуда они взялись, как вы думаете? - перебил
короля исповедник, на что никогда не решился бы никто вокруг.
- Откуда? От жалости, от страха, от любви к благородным
сеньорам, которых злобная еретичка собирается обезглавить.
- Если вы не изгоните из сердца гордыню, мешающую вам
протянуть руку и спасти их.
- Что? Подобает ли мне, королю Испании, склонить голову
перед наглым ультиматумом еретички?
- Нет, если подчиниться смертному греху гордыни, требую¬
щему, чтобы вы с высоко поднятой головой принесли на алтарь
гордыни восемь благородных сеньоров.
Король сморщился, словно от физической боли. Но он туг
же взял себя в руки, будто вспомнил нечто, упущенное ранее,
способное спасти его от позора
- Даже если бы я захотел, я бессилен помочь. Это вне моей
компетенции. Я всего лишь король Испании. Я не распоряжаюсь
святой инквизицией. Я не смею вмешиваться в дела Господа Я
этого себе не позволяю, я - тот, кого вы обвиняете в гордыне.
Но настоятель Санта Крус лишь соболезнующе улыбнулся,
поймав брошенный искоса взгляд Филиппа
- Неужто вы обманете Господа, прибегнув к отговорке? Вы
полагаете обман Господа достойным делом? Разве можно утаить
от Него то, что у вас на сердце? Если благо Испании, здравые
412

государственные соображения требуют, чтобы вы остановили
карающую руку инквизиции, разве ваш Генеральный инквизитор
станет вам перечить? Разве никогда раньше испанские короли
не вмешивались в такие дела? Будьте же честны перед Госпо¬
дом, король Филипп. Берегитесь зла, прячущегося в складках
мантии, я вас уже остерегал. Сбросьте мантию гордыни, сын мой.
Это одеяние вечного проклятия.
Король посмотрел на него и тут же отвел взгляд. Бесцветные
глаза отражали муку - муку гордыни.
- Нет, это немыслимо, - гудел он, - должно ли мне унижаться
перед...
- Вашими устами глаголет истина, сын мой! - трубным гласом
возвестил настоятель. Он поднялся и обличающе выбросил впе¬
ред руку. - Вашими устами глаголет истина Вы спрашиваете,
должно ли вам унижаться. Да, должно, либо Господь унизит вас
в конце концов. Нет для вас иного пути избавления от призраков.
Кровавые головы и сейчас скалятся на вас с колен - скалятся,
хоть еще твердо держатся на плечах живых - тех, кто любил вас,
служил вам, рисковал своей жизнью ради вас и Испании. О, они
будут скалиться и когда упадут с плеч, потому что ваша гордыня
не остановила топор палача! Как вы думаете, успокоятся они или
будут бормотать упреки, пока не сведут вас с ума? Ибо вы, по¬
добно Люциферу, обуянному гордыней, потеряли право на место
в раю, обрекли себя на вечные муки!
- Замолчите! - крикнул король, корчившийся на своей про¬
сторной кровати. Яростные слова исповедника убедили его; Фи¬
липп с ужасом осознал, что стоит на краю пропасти, и сдался.
Он укротит свою гордыню, он склонит голову и подчинится на¬
глому требованию еретички.
- Итак, сын мой, - сказал настоятель мягким утешающим
голосом, будто накладывая мазь после горчичника, - отныне вы
собираете себе сокровища на небесах.

ГЛАВА XXIII
УТОДАФЕ
Признав
под угрозой вечного проклятия» что его обуяла
гордыня, король Филипп, как это часто случается,
развил лихорадочную деятельность, наверстывая
то, что три дня тому назад можно было сделать с
достоинством, без суеты.
В среду, примерно за час до полудня сэра
Джерваса Кросби вызвали из подземной каменной
темницы, где он томился в заточении. Джервас
злился и горевал, что не мог спасти Маргарет; в
эти бесконечно тянувшиеся дни, приходя в отчая¬
ние от собственного бессилия, он терялся в мучи¬
тельных догадках и навряд ли думал о своей
судьбе.
Теперь его доставили не к королю - тот счел
унизительным для себя заявить о своем поражении
человеку, чьи кости он мечтал переломать в каме¬
ре пыток инквизиции, - а к взлохмаченному коро¬
тышке, сидевшему в королевском кабинете во
время аудиенции. Это был секретарь Родригес,
собственноручно написавший под диктовку коро-
414

ля письмо Генеральному инквизитору Кастилии. Его величество
подписал и запечатал послание, и теперь секретарь протянул его
Джервасу.
Кратко и с большим достоинством секретарь описал сэру
Джервасу ситуацию. По его речи можно было судить, что гор¬
дыня получила хороший урок.
- Его величество король Испании, внимательно ознакомив¬
шись с письмом королевы Англии, положил согласиться с со¬
держащимся в нем предложением. Он пришел к такому
заключению, несмотря на грубый тон послания. Его величество
не запугали угрозы: он уверен, что королева никогда не реши¬
лась бы их осуществить. Движимый исключительно чувством
справедливости и милосердия, убедившись, что подданным Ис¬
пании было содеяно зло, его величество намерен исправить зло
и восстановить честь Испании. - Секретарь показал Джервасу
запечатанный пакет. - Женщина, которую требуется освобо¬
дить, - пленница святой инквизиции. Ее обвиняют не только в
ереси, но и в колдовстве. Под воздействием ее чар дон Педро де
Мендоса и Луна, позабыв про свой долг перед Богом и про свою
честь, похитил ее и привез сюда, в Испанию. В настоящее время
она находится в тюрьме инквизиции в Толедо. - Она - в руках
инквизиторов веры с того самого момента, как ступила на испан¬
скую землю. Мы уповаем на то, что до сих пор ей не было при¬
чинено вреда, и она не потерпела никакого ущерба, если не
считать неудобств, связанных с заключением. Но она приговоре¬
на к сожжению на костре. Аутодафе состоится в Толедо завтра,
и посему его величество предписывает вам как можно скорее
доставить это письмо дону Гаспару де Кироге, кардиналу-архи-
епископу Толедо, Генеральному инквизитору веры. Согласно
предписанию, он должен отпустить вместе с вами леди Маргарет
Тревеньон. Далее его величество милосердно предоставляет вам
четырнадцать дней, за которые вы должны покинуть Испанию.
Если же вы окажетесь в ее пределах по истечении указанного
срока, последствия могут быть самыми тяжелыми.
Джервас дрожащей рукой взял протянутый ему пакет. Облег¬
чение перекрывалось чувством гнетущего беспокойства, грани¬
чащего с отчаянием. Он прикинул расстояние до Толедо и
понял, как мало у него времени. Произошло чудо, но тем не
менее, малейшая неудача может стать причиной рокового опоз¬
дания.
415

Но теперь король был в равной степени озабочен, чтобы
такой неудачи не произошло. Секретарь Родригес сообщил
Джервасу, что ему положен эскорт до Толедо и частая смена
лошадей, как для королевского курьера* В конце беседы Родри¬
гес вручил ему и охранное свидетельство с королевским гербом
и подписью. В нем содержалось предписание всем подданным
короля Испании оказывать подателю сего и его спутникам вся¬
ческое содействие по пути из Толедо в Сантандер. Чинящим
помехи грозили пагубные последствия, С этим секретарь отпу¬
стил Джерваса, наказав отправляться в путь незамедлительно.
Джерваса сопровождал офицер, доставивший его к секрета¬
рю из темницы. Он вывел Джерваса во двор, где его уже ждал
другой офицер, шесть верховых и свободная лошадь. Джервасу
вернули оружие, и он рядом с офицером во главе маленького
эскорта покинул мрачный дворец Эскориал и отроги серых гра¬
нитных гор Гуадаррама, направляясь к Вилалбе. Там, свернув к
югу, они понеслись по узкой долине, по которой петляла река
Гуадаррама, неся свои воды в Taiyc. Но дорога была скверная,
порой - тропинка для мула, и потому остановки в пути часты и
неизбежны. В результате они не поспели до ночи в Брунет, где
их ждала смена лошадей.
До Толедо оставалось еще сорок миль; аутодафе, как сказа¬
ли Джервасу, должно было состояться утром, и потому, снедае¬
мый тревогой, он не мог позволить себе и часовой передышки,
предложенной офицером. Тот, с виду ровесник Джерваса, был
худощав, вежлив, предупредителен. К сожалению, он был ката¬
лонец. Англичанин, владевший испанским далеко не совершен¬
но, хорошо усвоивший лишь кастильский говор, его почти не
понимал.
В Брунет им, однако, пришлось задержаться: там предложи¬
ли лишь трех свежих лошадей. Обычно на конюшне королевской
почты их стояло не менее дюжины, но днем проехал курьер
Генерального инквизитора с охраной, направляясь в Государст¬
венный совет в Мадриде, и опустошил конюшню.
Молодой офицер, которого звали Нуньо Лопес, происходив¬
ший из ново-христианской семьи с древними мавританскими
корнями, принял известие с сарацинским фатализмом своих
предков.
- Ничего не поделаешь, - сказал он, пожав плечами.
Можете себе представить реакцию Джерваса на его спокой¬
ное заявление.
416

- Ничего не поделаешь? - вскричал он. - Надо что-то пред¬
принять, я должен быть в Толедо к рассвету.
- Это невозможно, - невозмутимо ответил дон Нуньо.
Возможно, он был рад, что появилась такая веская причина
отказаться от ночной поездки.
- Часов через шесть - к полуночи - лошади, оставленные
здесь курьером Генерального инквизитора, отдохнут, но вряд ли
они проявят резвость.
Джервас скорей почувствовал, чем понял смысл сказанного
Нуньо. Он ответил ему очень медленно, с расстановкой, стараясь
донести др офицера каждое слово:
- Здесь есть три свежие лошади - для вас, меня и одного из
сопровождающих. Возьмем их - и в путь.
Дон Нуньо стоял у открытой двери почты, и лившийся оттуда
желтоватый свет мешался с тусклым светом наступавших суме¬
рек. Дон Нуньо снисходительно усмехнулся и покачал головой.
- Это небезопасно. В горах живут разбойники.
- Бели вы боитесь разбойников, оседлайте мне лошадь, и я
поеду один, - тут же нашелся Джервас.
Офицер больше не улыбался. Он гордо вскинул голову, и его
усы над плотно сжатым ртом, казалось, ощетинились. Сначала
Джервас подумал, что парень вот-вот его ударит. Но тот повер¬
нулся на каблуках и резким злым голосом отдал приказ своим
подчиненным, стоявшим возле лошадей. Джервас ничего не по¬
нял.
Через несколько минут три свежие лошади были оседланы,
и один из кавалеристов Нуньо держал их под уздцы. Тем време¬
нем дон Нуньо, быстро перекусив хлебом с луковицей, запил его
простым андалузским вином и вскочил в седло.
- Вперед! - повелительно крикнул он.
Сэр Джервас последовал его примеру, трое всадников вые¬
хали из деревни и продолжили свой путь.
Тут офицер решил, что настало время свести счеты. Вызыва¬
юще обращаясь к своему спутнику "Сэр английская собака",
Нуньо заявил, что оскорблена его честь, и Джервас должен при
первой возможности дать ему сатисфакцию.
Джервас не намеревался ввязываться в ссору. Ночная поезд¬
ка сама по себе была кошмаром, и кто знает, какие рогатки по¬
ставлены ему судьбой впереди. Он подавил в себе раздражение,
пропустил мимо ушей оскорбительное обращение и извинился
перед офицером за невольно причиненную обиду.
14 Р. Сабатини, т. 1
417

- Извинения мало, - ответил каталонец. - Вы поставили меня
перед необходимостью доказать свою храбрость.
- Вы сейчас доказываете свою храбрость, - заверил его Джер¬
вас. - Только это доказательство от вас и требуется. Я был уве¬
рен, что вы способны ее проявить, потому и потребовал.
Извините великодушно, я сознаю, что бросил бы слова на ветер,
не окажись передо мной отважный человек.
Каталонец долго вникал в смысл сказанного, потом смягчил¬
ся.
- Ладно уж, - пробурчал он. - Пока оставим все, как есть. А
потом, может статься, мне этого покажется мало.
- Как пожелаете. А пока, ради Бога, давайте останемся друзь¬
ями.
Они скакали во весь опор по пустынной долине реки. В свете
почти полной луны по земле стелились фантастические тени, а
шумливая река, казалось, струилась серебром. К ночи резко по¬
холодало, с гор подул холодный ветер; дон Нуньо и кавалерист
туго завернулись в плащи, у Джерваса же не было и куртки
поверх бархатного камзола. Но он не чувствовал холода, он ни¬
чего не чувствовал, кроме комка в горле - следствия тревоги,
пожиравшей его душу.
Примерно через час после полуночи его лошадь ступила
ногой в яму и тяжело рухнула на землю. Джерваса откинуло в
сторону, и он смог подняться не сразу. К счастью, он отделался
ушибами и царапинами. Оглушенный падением, он видел в свете
луны, как дон Нуньо осматривает ногу поднявшейся дрожащей
лошади.
Офицер заявил с облегчением в голосе, что все в порядке.
Но через пару минут обнаружилось, что лошадь охромела
По словам Нуньо, они находились поблизости от деревни
Човас де Кан, до нее было не более двух миль. Кавалерист отдал
свою лошадь Джервасу и повел под уздцы охромевшую. Они
ехали шагом, и Джервасом, едва оправившимся после падения,
вновь овладело беспокойство: они ползли, как улитки.
Прошел час, пока добрались до деревни. "Именем короля”
подняли на ноги хозяина таверны. Но у него не было лошадей.
Пришлось оставить кавалериста в деревне, а Джервас и Нуньо
продолжили путь вдвоем.
До Толедо было двадцать пять миль, и двенадцать-тринад-
цать до Вильмиеля, где их ждала последняя смена лошадей. Но
как бы они ни уповали на быстрое завершение путешествия,
сейчас Джервас и Нуньо передвигались крайне медленно, почти
418

как после падения лошади. Луна скрылась, и узкую дорогу оку¬
тала кромешная, почти осязаемая тьма. Лошади пошли резвее
лишь с рассветом, и вскоре после семи путники прибыли нако¬
нец в Вильямиель. Впереди было еще пятнадцать миль.
Офицер решительно заявил, что голоден и отправится в
путь, лишь основательно подкрепившись. Джервас спросил, зна¬
ет ли он точно, на какой час назначено аутодафе.
- Процессия отправляется из монастыря часов в восемь-де-
вять.
Его ответ поверг Джерваса в неистовство. Он заявил, что не
пробудет здесь и минуты после того, как ему сменят лошадь.
Дон Нуньо, голодный и усталый, проведший в седле восемнад¬
цать часов без сна, был возмущен. Требования англичанина по¬
казались ему неразумными. Вспыхнула ссора. Неизвестно,
каковы были бы ее последствия, но сэру Джервасу подвели осед¬
ланную лошадь. Он тут же отвернулся от разгневанного офице¬
ра и вскочил в седло.
- Следуйте за мной, когда вам будет угодно, сэр, и сначала
подкрепитесь! - крикнул Джервас на прощанье.
Даже не оглянувшись на бурно протестовавшего испанца,
Джервас сломя голову пронесся через опустевшую деревню -
почти все ее жители уехали в Толедо на аутодафе - пересек реку
по узкому деревянному мостику и круто свернул на юг, к цели
своего путешествия.
Впоследствии он ничего не мог вспомнить об этих последних
пятнадцати милях пути. Измученный полубессонными ночами в
темнице, особенно - последней, когда он вовсе не сомкнул глаз,
терзаемый безумным страхом, что даже сейчас может опоздать,
Джервас ничего вокруг себя не замечал. И вот около девяти
часов утра он увидел с холма большой город Толедо, окружен¬
ный мавританскими крепостными укреплениями. Над красными
черепичными крышами возвышалась серая громада собора этого
испанского Рима, а на востоке над городом вознесся величест¬
венный и благородный дворец Алькасар, сиявший в утреннем
свете.
Джервас стремительно спустился с холма, впервые обозрев
город, куда так стремился, снова поднялся на гранитное плато,
на котором стоял Толедо, обрывавшееся с трех сторон к широ¬
кой бурной реке Тагус.
Поднимаясь в гору, Джервас обгонял крестьян, устремив¬
шихся в город, - пеших, верхом на лошадях, мулах, ослах, даже
в телегах, запряженных волами. Все были празднично одеты. У
14*
419

ворот Висагра толпилось множество людей, все кричали, общая
неразбериха происходила из-за стража, пропускавшего в город
только пеших. Джервас понял, что аутодафе собрало огромное
число жителей окрестных сел, теперь у ворот толпились опоз¬
давшие, и их ждала извечная участь опоздавших.
Он с досадой пробивался сквозь толпу, уповая лишь на ох¬
ранное свидетельство. Офицеру у ворот он представился коро¬
левским гонцом. Тот посмотрел на него с недоверием. Тогда
Джервас предъявил послание, адресованное Генеральному инк¬
визитору, запечатанное королевской печатью, и сунул ему охран¬
ное свидетельство.
Бумаги произвели должное впечатление, офицер проявил
учтивость, но непоколебимо стоял на своем: лошадь придется
оставить у ворот. Скороговоркой он объяснил причину запрета.
Джервас ничего не понял и продолжал доказывать, что ему до¬
рога каждая минута, поскольку доставленный им приказ касает¬
ся уже начавшегося аутодафе.
Офицер глядел на него с недоумением, потом, разобравшись
наконец, что перед ним - иностранец, повторил свои слова от¬
четливо и ясно.
- Поедете верхом, потеряете еще больше времени. Улицы
забиты народом. За час вы не одолеете и мили. Оставьте лошадь
у нас, захватите ее на обратном пути.
Джервас спешился, смирившись с тем, что иного выхода нет.
Он спросил у офицера, как скорей пройти к дворцу архиеписко¬
па. Тот указал на собор, посоветовав справиться у прохожих,
когда подойдет поближе.
Джервас миновал цилиндрический свод и опускную решетку
знаменитых арабских ворот и вошел в город. Сначала он продви¬
гался довольно быстро и заключил с досадой, что назойливый
страж придумал несуществующие трудности. Но потом, попав в
лабиринт узких кривых улочек, сохранивших отпечаток времен
строивших их сарацинов, обнаружил там множество людей.
Вскоре толпа стиснула Джерваса, и его понесло в неумолимом
людском потоке. Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь пробить¬
ся, именуя себя королевским гонцом. Но его одинокий голос
потонул в общем шуме, и его расслышали лишь ближайшие
соседи в ревущей возбужденной толпе. Они подозрительно по¬
косились на Джерваса. Иностранный акцент и неряшливый вид
вызывали лишь презрение и насмешки. Хоть он был одет, как
джентльмен, камзол так загрязнился в дороге, что его было не
узнать. Покрытое пылью, поросшее рыжеватой щетиной лицо,
420

измученные, воспаленные, налитые кровью глаза тоже не внуша¬
ли доверия. Людской поток вынес его на более широкую улицу,
выходившую на площадь. Посреди площади возвышался огром¬
ный закрытый с трех сторон помост. По бокам его тянулись ряды
скамеек.
Джервас оказался на левой стороне улицы, и его прижали к
стене дома. Какое-то мгновение он стоял там, едва переводя
дыхание. На него навалилась страшная усталость, естественная
после стольких бессонных ночей, недоедания и нечеловеческой
траты сил. Левое колено Джерваса уперлось в какой-то выступ
в стене. Потеснив людей вокруг себя, Джервас обнаружил нечто
вроде каменной ступеньки фута в два высотой, для посадки в
экипаж. Инстинктивно желая простора и свежего воздуха, он
вскарабкался на возвышение и увидел вокруг море голов; теперь
никто не давил на Джерваса, не дышал ему в лицо, не упирался
локтями в бока. Какое-то время он был не в силах двинуться с
места, наслаждаясь кратким отдыхом от борьбы с человеческим
потоком.
Улица, на углу которой он застрял, была запружена людьми,
отгорожена была лишь ее центральная часть, охраняемая страж¬
никами в черном. На них были латы, стальные шлемы, в руках -
короткие алебарды.
Заграждение протянулось через площадь до широких ступе¬
ней помоста.
Теперь Джервас разглядел его повнимательней. Слева была
кафедра, а напротив ее, посреди помоста - клетка из дерева и
железа со скамьей внутри. В глубине помоста меж рядов скамеек
возвышался алтарь. Он был задрапирован красной материей и
венчался крестом, укрытым покрывалом, меж двух позолочен¬
ных подсвечников. Слева от него располагался миниатюрный
павильон с позолоченным куполом, с которого ниспадала, напо¬
добие занавеса, красная материя с золотой каймой. Внутри па¬
вильона стояло большое позолоченное кресло, похожее на трон,
с двумя креслами поменьше с обеих сторон. Наверху, там где
находились обе половинки занавесок, были укреплены два гер¬
бовых щита. На одном был герб инквизиции - зеленый крест, на
другом - герб короля Испании.
Вокруг помоста колыхалась и бурлила толпа, напоминавшая
огромную муравьиную кучу. Людская многоголосица напомина¬
ла шум прибоя, перемежавшийся похоронным звоном колокола.
421

В домах, выходящих на площадь и на улицу, насколько видел
глаз, из распахнутых настежь окон торчали головы; крыши были
облеплены людьми; балконы задрапированы черным, и все люди
с положением - мужчины и женщины - одеты в черное.
Мгновение спустя, будто заново осознав зловещий смысл
происходящего, Джервас преисполнился решимости действо¬
вать. Страшный колокол звонил и по его Маргарет. Это гудящее
скопище человеческих насекомых собралось, чтоб лицезреть
страдания Маргарет. Они уже начались и могут кончиться муче¬
нической смертью, если он не поторопится.
Джервас сделал отчаянную попытку спуститься со своего
возвышения, отталкивая тех, кто стоял перед ним, чтоб расчи¬
стить себе путь. Но их подпирали другие, соседи ответили ему
яростной испанской бранью и угрозами расправы, если он и
дальше будет их беспокоить. Что ему нужно? Он устроился луч¬
ше других, и обзор у него лучше, чем у других. Пусть довольст¬
вуется этим и не пытается пробиться вперед, не то хуже будет.
Шум поднятый ими, и особенно пронзительный голос одной
из женщин, привлекли внимание четырех служителей инквизи¬
ции, стоявших на ступеньках соседнего дома. В самой стычке не
было ничего необычного, и служители святой инквизиции, при¬
званные поддерживать порядок и, возможно, выявлять сочувст¬
вующих преступникам, если таковые объявятся, навряд ли
проявили бы к ней интерес, если бы не одно, на первый взгляд
незначительное обстоятельство. Разглядывая человека, из-за ко¬
торого разгорелся скандал, один из них заметил, что он воору¬
жен: с пояса у него свисали шпага и кинжал. Ношение оружия в
городе во время проведения аутодафе считалось серьезным на¬
рушением законов инквизиции, каравшимся тюремным заключе¬
нием. Служители посовещались и решили, что следует принять
меры.
Они потребовали очистить проход, и каким-то чудом проход
образовался. Благоговейный ужас, внушаемый людям одним
лишь видом инквизиторов, был так силен, что они предпочли
быть насмерть задавленными, нежели ослушаться приказа. Рос¬
лые инквизиторы в черном по двое продвигались по живому
коридору и наконец подошли к Джервасу. Безжалостно раздавая
удары направо и налево, на что никогда не решились бы солдаты
в такой густой толпе, они освободили небольшое пространство
перед выступом. Пострадавшие лишь тихо роптали. Инквизито¬
ры были надежно защищены и от упреков, и от сопротивления:
их доспехами была власть инквизиции над душами людей.
422

Главарь четверки, дородный смуглый парень с синеватыми
от бритья щеками, с презрительной наглостью окликнул Джер¬
васа- Тот с акцентом, от которого у инквизитора округлились
глаза, сообщил, что он, королевский гонец, привез письмо коро¬
ля Испании Генеральному инквизитору и должен доставить его
немедленно.
Инквизитор презрительно ухмыльнулся, и его спутники по¬
следовали примеру.
- Ты, ей-богу, и впрямь смахиваешь на королевского гонца! -
с издевкой произнес инквизитор.
Усмехавшиеся спутники засмеялись, и несколько ротозеев,
стоявших рядом, угодливо хихикнули. Когда начальство снисхо¬
дит до шутки, как бы глупа она ни была, каждый шут, услыхав¬
ший ее, польстит ему хихиканьем.
Джервас сунул насмешнику запечатанный пакет и охранное
свидетельство. У того сразу вытянулось лицо. Он даже позабыл,
что Джервас был при оружии. Инквизитор отбросил капюшон и
почесал голову, желая, очевидно, оживить в себе способность к
умственной деятельности. Потом он обернулся к своим спутни¬
кам и, посовещавшись с ними, принял решение.
- Процессия началась полчаса тому назад. Она следует от
замка, - сообщил он Джервасу. - Его высокопреосвященство - во
главе процессии. Обратиться к нему сейчас невозможно. В лю¬
бом случае вам придется подождать, пока он вернется в замок.
Тогда мы проводим вас к нему.
Джервас, обезумевший от горя, крикнул, что у него дело
неотложной важности. Письмо касается аутодафе. Служитель
инквизции выслушал его с флегматичным видом человека, стре¬
мящегося защитить себя от безрассудства. Потом заявил, что
он - парень весьма сообразительный, но не всемо1ущий. А для
того, чтобы обратиться к его высокопреосвященству сейчас или
до завершения аутодафе, надо быть всемогущим. Только инкви¬
зитор смолк, раздался многоголосый крик из гущи толпы, и по
людскому морю пробежало волнение, точно рябь по воде.
Инквизитор, а следом за ним и Джервас, посмотрели в ту
сторону длинной улицы, откуда ждали процессию. Вдали в свете
солнца сверкали топорики алебард. Вокруг кричали: "Они идут!
Они идут!", и Джервас понял, что показалась головная часть
страшной процессии.
Он забросал служителя инквизиции вопросами о помосте на
площади и сооружениях на нем. Джервас невольно выдал себя,
спросив, будут ли осужденные казнены на эшафоте. Инквизитор
423

улыбнулся и в свою очередь поинтересовался, откуда королев¬
ский гонец родом, почему не знает азбучных истин. Тем не менее
Джервас добился от него ответа: место казни находится за горо¬
дом, на помосте же публично осуждают прегрешения, служат
мессу, читают проповедь. Как он мог подумать, что это эшафот,
ведь святая инквизиция не проливает крови.
Это было новостью для сэра Джерваса, и он позволил себе
усомниться, так ли это на самом деле. Служитель инквизиции
снизошел до чужеземного варвара и просветил его. Здесь, на
площади, святая инквизиция наказывает людей, совершивших
простительные прегрешения против веры, и публично отлучает
от церкви тех, кто не покаялись в своих грехах, тех, кто снова
впали в ересь, встав было на путь истины, и потому не могут
получить прощения. Отлучая их от церкви, инквизиция передает
еретиков мирским властям, чей долг по отношению к вере обя¬
зывает их покарать еретиков смертью. Но этим занимаются мир¬
ские власти, а не инквизиция, повторил служитель, глупо даже
предположить такое, ибо святая инквизиция не проливает крови.
Конечно, по прошествии долгого времени и в другом месте
можно было улыбнуться, вспомнив это объяснение, но нынешняя
мрачная обстановка не располагала к улыбкам. Джервас в отча¬
янии смотрел по сторонам, на балконы дома, под которыми сто¬
ял, словно искал чудодейственный способ побега, возможности
пробиться к Генеральному инквизитору. Взглянув наверх, он
встретил взгляд девушки, стоявшей на балконе с чугунной ре¬
шеткой; с нее свисал в знак траура черный бархат с серебряной
каймой. Она стояла среди других женщин, ждавших зрелища,
тоненькая, смуглокожая, с яркими губами и блестящими черны¬
ми глазами. Надо полагать, она с одобрением смотрела на высо¬
кого англичанина с непокрытой каштановой головой. С балкона
не было видно, что он чумазый и небритый. А по тому, как обхо¬
дились с ним служители инквизиции, можно было заключить,
что он - важная птица
Когда их взгляды встретились, девушка, будто невзначай,
уронила розу. Она скользнула по щеке незнакомца, но, к вели¬
кому огорчению красавицы, так и упала незамеченной: мысли
Джерваса были заняты другим.
Тем временем процессия медленно и чинно продвигалась к
площади. Впереди маршировали солдаты веры - полк копьенос¬
цев в черных мундирах, на фоне которых еще ярче сверкали
424

металлические шлемы с шишками на острие и топорики але¬
бард. Сурово глядя прямо перед собой, они прошли к помосту и
выстроились внизу.
За ними шла дюжина церковных хористов, произносивших
нараспев "Мизерере"1. Далее, выдерживая некоторую дистан¬
цию, шествовал доминиканец с черным знаменем инквизиции;
зеленый крест меж оливковой ветвью и обнаженным мечом сим¬
волизировал милосердие и справедливость. Слева от домини¬
канца выступал архиепископ ордена, справа - настоятель храма
Богородицы Алькантара Каждого из них сопровождал эскорт из
трех монахов. За ними следовал отряд третьего мирского ордена
святого Доминика, далее - по двое в ряд - члены братства святого
великомученика Петра с вышитым серебряным крестом святого
Доминика на накидках. За ними - верхом и тоже по двое в ряд -
ехали человек пятьдесят знатных сеньоров Кастилии, придавая
мирскую пышность процессии. Их кони были покрыты черными
бархатными попонами, сами они были в черном, но их наряд
оживлялся блеском золотых цепей и сверканием драгоценно¬
стей. Они двигались так медленно и торжественно и восседали
на своих конях так прямо и неподвижно, что казались группой
конных статуй.
Толпа замерла в благоговейном молчании, слышалось лишь
цоканье копыт в такт скорбному размеренному речитативу хори¬
стов. И все звуки перекрывал погребальный звон колокола
Андалузское солнце сияло на прозрачных и ярких, словно
голубая эмаль, небесах. Его отражали белые стены домов, на
фоне которых происходила эта черная фантасмагория. В какой-
то момент Джервасу все вокруг показалось не только невероят¬
ным, но и нереальным. Не существовало ничего - даже его
собственного слабого изможденного тела, прислонившегося к
стене. Оставалось лишь сознание, в которое он привнес абсурд¬
ное представление о каких-то самостоятельных сущностях вооб¬
ражаемой формы, свойств и телосложения. Никто из стоявших
рядом реально не существовал - все они были лишь идеями,
коими он населил собственный сон.
Но мгновенное помрачение рассудка прошло. Джерваса при¬
вело в себя внезапное движение в толпе. Так колеблется пше¬
ничное поле под дуновением ветра. Справа от Джерваса
женщины и мужчины - один за другим - валились на колени. Это
* "Помилуймл, Боже", мизерере (лат.).
425

непрерывное движение создавало странный эффект, словно
каждый в толпе, падая на колени, тянул за собой соседа, а тот -
своего.
К ним приближался некто величественный в пурпурном оде¬
янии, восседавший на молочно-белом муле; его алая, оторочен¬
ная золотом попона волочилась по земле. После унылого
похоронного однообразия предшествующих участников процес¬
сии он производил потрясающее впечатление. Бели не считать
фиолетовой накидки с капюшоном, Генеральный инквизитор
был огненно-красный - от бархатных туфель до тульи широко¬
полой шляпы. Бго сопровождала многочисленная свита и але¬
бардщики. Генеральный инквизитор держался очень прямо,
строго и тремя перстами поднятой правой руки благословлял
народ.
Так Джервас увидел сравнительно близко от себя человека,
которому было адресовано письмо, - кардинала-архиепископа
Толедо, испанского Папу, Председателя Высшего церковного
собора, Генерального инквизитора Кастилии.
Он проехал, и началось обратное движение: толпа, колено¬
преклоненно приветствовавшая кардинала-архиепископа, под¬
нималась.
Когда Джервасу сказали, кто был всадник в красном, он за¬
клинал служителей инквизиции расчистить ему путь, чтобы не¬
замедлительно вручить генеральному инквизитору королевское
послание.
- Терпение! - ответили ему. - Пока идет процессия, это не¬
возможно. - Потом - посмотрим.
Вдруг толпа взорвалась криками, проклятиями, бранью. Шум
волнообразно нарастал, возбуждая стоявших у площади: в конце
улицы показались первые жертвы. Сбоку двигалась стража с
пиками, каждую жертву сопровождал доминиканец с распятием.
Их было человек пятьдесят - босых, простоволосых, почти голых
под покаянным мешком из грубой желтой саржи с крестом свя¬
того Андрея. Каждый нес в руке незажженную свечу из желтого
воска Ее предстояло зажечь у алтаря при отпущении грехов. В
процессии осужденных были старики и старухи, рослые парни и
плачущие девушки, и все они брели в своих покаянных мешках,
понурив головы, опустив глаза, согнувшись под тяжестью позо¬
ра, испуганные бранью, обрушившейся на них.
Запавшие глаза Джерваса скользили по их рядам. Не разби¬
раясь в знаках на покаянных мешках, Джервас не понимал, что
этих людей осудили за сравнительно легкие преступления, и
426

после наложения епитимьи разной степени тяжести они будут
прощены. Вдруг в глаза ему бросилось знакомое лицо - узкое,
благородное, с черной бородкой клинышком и красивыми глаза¬
ми. Сейчас он глядел прямо перед собой, и глаза отражали
страшную душевную муку.
У Джерваса перехватило дыхание. Он уже не видел процес¬
сии. Перед его мысленным взором возникла беседка в розарии и
элегантный насмешливый сеньор с лютней на колене - лютней,
которую Джервас швырнул оземь. Он слышал ровный насмеш¬
ливый голос:
- Вы не любите музыку, сэр Джервас?
Эта сцена тотчас сменилась другой. Газон, затененный гус¬
той живой изгородью, близ которой стояла золотоволосая де¬
вушка. И тот же сеньор с издевательской вежливостью
протягивает ему эфес рапиры. И тот же красивый голос произ¬
носит:
- На сегодня хватит. Завтра я покажу вам новый прием и как
его отражать.
Джервас вернулся к реальности, в Толедо. Человек из вос¬
поминаний теперь поравнялся с ним. Джервас вытянул шею,
увидел истерзанное душевной болью лицо и представил, каково
сейчас гордому аристократу выступать в шутовском облачении.
Он даже пожалел испанца, полагая, что тот обречен на смерть.
За осужденными снова шли солдаты веры.
За ними несли на длинных зеленых шестах с полдюжины
чучел, глумливо имитирующих людей в полный рост: руки и
ноги у них то болтались, словно в дурацком танце, то судорожно
подергивались, как у повешенных. Эти соломенные чучела об¬
рядили в желтые покаянные мешки, разрисованные языками ад¬
ского пламени, жуткими дьяволами и драконами; на головах у
них были коросы - желтые шутовские митры осужденных. На
вощеных лицах намалеваны глаза и красные идиотские губы.
Страшные соломенные уроды проплыли мимо. Это были изобра¬
жения скрывающихся от суда инквизиции преступников, их сжи¬
гали на костре в ожидании поимки самих преступников, а также
тех, кого обвинили в ереси после смерти. За изображениями
следовали бренные останки еретиков. Носильщики сгибались
под тяжестью выкопанных из могил гробов, которые предстояло
сжечь вместе с чучелами.
Рев толпы, стихший было после прохождения осужденных,
возобновился с удвоенной яростью. Потом женщины принялись
креститься, а мужчины еще сильнее вытягивали шеи.
427

- Los relapsos1! - кричали вокруг, Джервас не понимал, что
это значит.
И вот показались горемыки, повторно впавшие в ересь, коим
церковь отказала в прощении, равно как и упорствующим в ере¬
си. Их было шестеро, и все они были приговорены к сожжению
на костре. Они шли один за другим, каждый - в сопровождении
двух доминиканцев, все еще призывавших их покаяться и заслу¬
жить милосердие - удавку перед казнью. В противном случае,
говорили они, костер будет лишь началом вечного горения в
адском пламени.
Но толпа была не столь жалостлива, вернее, она была просто
безжалостна, и в своей фанатической преданности самой недо¬
стойной из всех религий, заходилась в крике, остервенело поно¬
сила несчастных, подло издевалась над измученными страдаль¬
цами, которым предстояло заживо сгореть в огне.
Первым шел рослый пожилой еврей; заблудший бедняга, он,
вероятно, временной корысти ради, желая преодолеть препоны,
столь расчетливо воздвигнутые продвижению в этом мире сынов
израилевых, или заслужить право остаться в стране, где его пре¬
дки прожили столетия до распятия Христа, принял крещение и
стал христианином. Но потом в глубине души он ужаснулся при
мысли о своей измене закону Моисея и снова стал тайком испо¬
ведовать иудаизм. Разоблаченный, он предстал пред страшным
трибуналом веры, сознался под пыткой и был приговорен к кос¬
тру. Он еле волочил ноги в своем безобразном позорном обла¬
чении, желтом покаянном мешке, разрисованном языками
адского пламени, дьяволами, и желтой шутовской митре. Же¬
лезная скоба вокруг шеи затыкала ему рот деревянным кляпом.
Но его сверкающие глаза красноречивее слов выражали презре¬
ние к ревущей озверелой толпе христиан.
За ним следовало еще более жалкое существо. Мавританская
девушка удивительной красоты шла легкой, грациозной, почти
танцующей походкой. Ее длинные черные волосы мантильей
ниспадали на плечи из-под желтой митры. По пути она то и дело
останавливалась и, положив руку на плечо сухощавому домини¬
канцу, откинув голову, заливалась неудержимым бесстыдным
смехом, будто пьяная. Бедняжка тронулась умом.
Впавшие в ересь (исп.).
428

Два стража волокли юношу, который не мог придти в себя от
ужаса, за ними плелась женщина в полуобморочном состоянии,
потом двое мужчин среднего возраста. Они были так надломле¬
ны пытками, что с трудом передвигали ноги.
За смертниками шли монахи, и замыкали шествие копьенос¬
цы, как те, что шли во главе процессии. Но Джервас уже не
замечал этих деталей. До него вдруг дошло, что среди осужден¬
ных нет Маргарет. Облегчение и одновременно тревога за судьбу
Маргарет заслонили все вокруг.
Когда он вспомнил о помосте, Генеральный инквизитор уже
стоял там. Осужденных разместили на скамьях справа, причем
соломенные чучела болтались на шестах впереди; благородные
сеньоры и духовенство расселись на скамьях слева. Доминика¬
нец, обращаясь к осужденным, что-то проповедовал с кафедры.
Последующую часть церемонии Джервас вспоминал потом,
как ряд отрывочных сновидений: ритуал мессы, речитатив хори¬
стов, облачка ладана над алтарем с его величественным зеленым
крестом, нотариус с развернутым свитком пергамента - Джервас
не слышал, что он зачитывал; передача осужденных губернатору
и его солдатам - мирской карающей руке служителями инквизи¬
ции у подножия помоста, где осужденных сажали на ослов и
увозили под стражей в сопровождении доминиканцев; негодую¬
щий рев толпы, проклятия еретикам и наконец торжественный
обратный ход процессии.
Когда она прошла, толпа снесла дамбу в центре улицы, так
долго сдерживавшую ее; не охранявшиеся более заграждения
разметали, и людская масса, разделенная ранее по обеим сторо¬
нам улицы, слилась в единый человеческий поток.
Служитель инквизиции тронул Джерваса за плечо.
- Пошли, - сказал он.

РИЗНАНИЕ
ГЛАВА ХШ
Аутодафе за¬
вершилось. Прощенных отправили в монастырь,
где назавтра на каждого будет наложена епитимья
согласно приговору. Приговоренных к смерти по¬
спешно вывезли за городские стены, на луг возле
реки. Туг в ля Дехеса на берегу бурного Тагуса, в
чудесном мирном уголке близ реки, замкнутом с
другой стороны горами, был поднят огромный бе¬
лый крест, символ милосердия. Вокруг него распо¬
лагались столбы, к которым привязывали осужденных
на сожжение, с заготовленными возле них вязан¬
ками хвороста. Здесь Christi nomine invocato1 завер¬
шалось в дыму и пепле Дело Веры. Толпа
последовала сюда за осужденными, чтобы погла¬
зеть на замечательное зрелище, и ее снова удер¬
живали за ограждением, охранявшимся солдатами.
Именем Христа (лат.).
430

Но большинство тех, кто принимал активное участие в аутодафе,
вернулось с помилованными в монастырь.
Кардинал-архиепископ уже снимал облачение у себя во
дворце. Он наконец был спокоен за племянника: Фрей Хуан де
Арренсуэло все же принял предложенный им план действий:
дону Педро вынесли приговор на основании показаний Фрея
Луиса. Приговор требовал уплаты штрафа в тысячу дукатов в
казну инквизиции и ежедневного в течение месяца посещения
мессы в соборе Толедо. Дону Педро полагалось присутствовать
там босым, в одной рубашке и с веревкой на шее. По истечении
этого срока вина будет искуплена, он получит отпущение грехов
и восстановление в правах.
Дело о колдовстве должно расследоваться согласно долгу и
законам инквизиции, и будь подсудимая колдуньей или просто
еретичкой, ее обязательно сожгут на костре на следующем ауто¬
дафе. Само же по себе дело столь ординарно, думал кардинал,
что не потребует его дальнейшего вмешательства.
Но он поторопился с этим заключением. Через полчаса после
его возвращения в замок к нему явился взволнованный Фрей
Хуан Арренсуэло.
Он принес известие, что Фрей Луис Сальседо уже открыто
протестует против порядка судопроизводства и осуждает его как
нарушение закона. Приговор, вынесенный дону Педро, по утвер¬
ждению Фрея Луиса, основывается на показаниях, которые яв¬
ляются предположительными, пока не будет доказано, что под¬
судимая - колдунья. Фрей Хуан спрашивал - и весьма настоя¬
тельно - какие принимать меры, если пыткой не удастся вырвать
у женщины признание в чародействе.
Арренсуэло пытался унять доносчика напоминанием, что не
следует будить лихо, пока оно спит, что в данной ситуации про¬
тесты и умозрительные рассуждения Фрея Луиса - всего лишь
игра воображения.
- Игра воображения! - Фрей Луис рассмеялся. - А разве при¬
говор дону Педро не игра воображения, позволяющая ему избег¬
нуть более сурового наказания, которое, возможно, его еще
ждет?
Он заявил это при большом скоплении людей в монастыре,
в его словах чувствовалась явная угроза. К тому же рвение и
страсть доминиканца произвели сильное впечатление на слуша¬
телей: они сочувственно восприняли его слова.
431

Кардинал был сильно раздосадован. Но природная мудрость
побудила его скрыть свои чувства: на стороне противника - прав¬
да, а досада - плохой помощник в делах. Он призадумался, не
говоря ни слова, чтоб не выдать свое огорчение.
Наконец он позволил себе улыбнуться доброй не без лукав¬
ства улыбкой.
- Мне сообщили из Сеговии, что местный инквизитор веры
тяжело болен и требуется преемник. Я сегодня же обсужу на¬
значение на эту должность Фрея Луиса Сальседо. Его рвение и
кристальная честность - залог успеха Он отбудет в Сеговию
тотчас по принятии решения.
Но предложение, разрешавшее, по мнению кардинала, все
трудности, явно испугало Фрея Хуана
- Фрей Луис расценит новое назначение как попытку устра¬
нить неугодного свидетеля - попытку подкупить его, чтобы он
замолчал. Он будет пылать разрушительным праведным гневом,
который ничто не сможет потушить.
Кардинал понял, как справедливо замечание Фрея Хуана, и
вперился взглядом в пустоту. Итак, монах, ревнитель правды,
грозится свести на нет все его усилия, если пыткой не удастся
вырвать нужного признания у женщины. Отныне на это вся на¬
дежда
Внезапно без вызова явился секретарь. Кардинал раздражен¬
но отмахнулся от него.
- Не сейчас! Не сейчас! Вы нам мешаете.
- Послание короля, ваше высокопреосвященство.
Заметив недоумение на лице кардинала, секретарь пояснил:
служители инквизиции привели человека, который был при ору¬
жии во время аутодафе, потому что послан королем с посланием
к Генеральному инквизитору. Послание он должен вручить лично.
Пропыленный, измученный и небритый, сэр Джервас был
представлен кардиналу. Он еле держался на ногах. Его глаза,
воспаленные от бессонницы, запавшие, окруженные тенями,
блестели неестественным стеклянным блеском, а походка была
шаткой от усталости.
Кардинал, человек гуманный, отметил все это про себя.
- Вы очень торопились, я вижу, - сказал он, то ли спрашивая,
то ли утверждая свои наблюдения.
Джервас поклонился и вручил ему письмо.
- Усади гостя, Пабло, он ни в коем случае не должен стоять.
432

Англичанин с благодарностью опустился на стул, ука¬
занный кардиналом, и тотчас предупредительно прине¬
сенный секретарем.
Его высокопреосвященство сломал королевскую печать.
Он прочел письмо, и его озабоченно нахмуренный лоб разгла¬
дился. Он оторвал взгляд от королевского послания и по¬
смотрел на Фрея Хуана искрящимися от радости глазами.
- Я думаю, это ниспослано небом, - сказал он, передавая
пергамент доминиканцу. - Волею короля женщину забирают из-
под опеки святой инквизиции. Отныне она не имеет к нам ника¬
кого касательства.
Но Фрей Хуан, читая письмо, хмурился. Даже если подсуди¬
мая и не колдунья, она все же еретичка, и душу ее нужно спасти.
Фрей Хуан негодовал на королевское вмешательство в сферу,
которую почитал промыслом Божьим. В другое время Генераль¬
ный инквизитор разделил бы его негодование и не отдал бы
еретичку без борьбы и строгого напоминания его величеству, что
он подвергает себя опасности, вмешиваясь в дела веры. Но сей¬
час приказ пришелся очень кстати, разрешил все трудности и
спас Генерального инквизитора даже от возможного обвинения
в семейственности. Размышляя об этом, его высокопреосвящен¬
ство улыбнулся. И обезоруженный этой мирной располагающей
улыбкой, Фрей Хуан склонил голову и подавил в себе протест,
готовый вот-вот сорваться с языка.
- Если вы, как Генеральный инквизитор веры, утверждаете
этот приказ, заключенная будет освобождена.
В ответе содержался тонкий намек, что король превысил
свои королевские, строго мирские полномочия. Кардинал Киро¬
га - напротив - был очень признателен королю за проявленную
самонадеянность. Он продиктовал подтверждение приказа сек¬
ретарю, подписал его и протянул инквизитору, чтобы тот приоб¬
щил документ к королевскому посланию.
Потом он перевел взгляд на Джерваса.
- Заключенная поступает в ваше распоряжение. Кто вы, сень¬
ор?
Сэр Джервас поднялся и представился.
- Англичанин? - Его высокопреосвященство поднял брови.
Еще один еретик, подумал он, пожав плечами. Впрочем, не
все ли равно, дело с плеч долой, и это очень хорошо. У него не
было оснований испытывать что-либо, кроме благодарности, к
измученному гонцу.
433

Кардинал предложил ему подкрепиться - гонцу это явно тре¬
бовалось - пока пленницу доставят из монастыря в замок. Когда
инквизиторский долг позволял проявить любезность, во всей
Испании не было человека любезнее кардинала-архиепископа
Толедо. Джервас с благодарностью принял предложение. Он
слышал приказание кардинала немедленно доставить пленницу
в замок и ответ Фрея Хуана, что это займет не менее часа, по¬
скольку необходимо выполнить некоторые формальности и вне¬
сти в дело королевский приказ об освобождении подсудимой.
Два стража инквизиции явились в темницу за Маргарет. Она
решила, что ей предстоит очередное изматывающее душу засе¬
дание трибунала, пародия на правосудие. Однако ее провели
через просторный зал к огромным двойным дверям, выходящим
на улицу. Один из стражей отворил боковую дверцу, и второй,
следовавший за ней, махнул рукой в сторону улицы.
Возле двери стояла повозка, запряженная мулами, и страж
подал ей знак сесть туда. Маргарет огляделась в нерешительно¬
сти. Аутодафе завершилось, и улица перед монастырем, как и
другие, была переполнена людьми, возвращающимися домой.
Маргарет хотелось узнать, куда ее повезут. Перемены в судебной
процедуре вызвали у нее новый прилив беспокойства Но она не
знала испанского и не могла ничего выяснить. Одинокая, беспо¬
мощная, слабая, она и не пыталась сопротивляться. Сначала
нужно, набравшись терпения, узнать, что ей уготовила судьба
Маргарет забралась в повозку, кожаные занавески задернули,
и мулы резво побежали вперед за человеком, ехавшим впереди.
Сбоку повозку сопровождал эскорт, и теперь она слышала цо¬
канье копыт.
Наконец маленькая кавалькада остановилась, кожаные зана¬
вески раздвинули, и ей предложили спуститься. Маргарет ока¬
залась перед величественным зданием на большой площади.
Солнце шло к закату, 1устая тень падала от высокого собора на
площадь.
В тени было прохладно, и Маргарет пробирала дрожь. Затем
стражи провели ее через двойные чугунные ворота На них кра¬
совались позолоченные гербовые щиты с витым орнаментом и
кардинальской шапкой. Они прошли под аркой во внутренний
дворик, выложенный мозаикой, с фонтаном посредине, пересек¬
ли его и оказались у двери, охранявшейся двумя красавцами-
стражниками в стальных шлемах и красных мундирах. Потом
стражи подвели Маргарет к камергеру в черном с цепью на шее
и жезлом.
434

Таинственность усиливалась. Может быть, она заснула в
своей темнице, и все это ей пригрезилось?
Вылощенный камергер сделал ей знак следовать за ним, и
стражи инквизиции остались позади. Они поднялись по широ¬
кой мраморной лестнице с массивной баллюстрадой. Холл
был увешан дорогими гобеленами, несомненно награблен¬
ными Испанией во Фландрии. Они миновали еще двух стра¬
жей, застывших, точно изваяния, на верхней площадке лестни¬
цы, и прошли по коридору. Наконец камергер остановился
у двери, открыл ее и, сделав ей знак войти, откланялся.
Растерянная Маргарет оказалась в простой маленькой ком¬
нате. Ее окна выходили во внутренний дворик, выложенный мо¬
заикой. Белая стена напротив переливалась красками заката. У
стола, покрытого красным бархатом, стоял стул с высокой спин¬
кой. С него поднялся человек, и Маргарет невольно вздрогнула.
Он повернулся к ней лицом, и невероятное стало невозмож¬
ным. Даже когда он сдавленным голосом произнес ее имя и
неверной походкой пошел к ней, раскрыв объятия, Маргарет все
еще не верила своим глазам. А потом он обнял ее, и тот, кого она
приняла за призрак, неопрятный, грязный, небритый, целовал ее
волосы, глаза, 1убы. Нет, это не призрак, это был человек из
плоти и крови. Сама мысль повергла ее в ужас. Она отпрянула,
насколько могла, в тесном кольце его рук.
- Джервас! Что ты здесь делаешь, Джервас?
- Я приехал за тобой, - просто ответил он.
- Приехал за мной? - повторила она, будто не улавливая
смысла сказанного.
Улыбка скользнула по его усталому лицу. Он сунул руку в
нагрудный карман камзола.
- Я получил твою записку, - пояснил он.
- Мою записку?
- Записку, которую ты прислала мне в Арвенак с приглаше¬
нием в гости. Посмотри, вот она. - Джервас протянул ей грязный
помятый листок. - Когда я приехал в Тревеньон, ты ушла И
тогда., я последовал за тобой. И вот я здесь, чтобы отвезти тебя
домой.
- Отвезти меня домой? Домой? - Маргарет казалось, что она
уже вдыхает запах вереска
- Да, я обо всем договорился. Здешний кардинал - очень
славный человек... Эскорт ждет. Мы поедем... в Сантандер, там
нас ждет Трессилиан на своем корабле... Я договорился.
435

У Джерваса все плыло перед глазами, он пошатнулся и, ве¬
роятно, упал бы, если бы не держал Маргарет в своих объятиях.
И тогда она произнесла слова, влившие в него силу жизни, под¬
нявшие его дух сильнее кардашальского вина.
- Джервас! Чудесный, бесподобный Джервас! - Она обвила
руками его шею, будто хотела задушить в объятиях.
- Я знал, что ты когда-нибудь это поймешь, - едва слышно
молвил он.

Оглавление
ВЕЧЕРА С ИСТОРИКОМ
ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ
Афонсо Энрикес, первый король Португалии . . 6
ЛЖЕДМИТРИЙ
Борис Годунов и самозваный сын
Иоанна Грозного 23
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА
Из истории Севильской инквизиции 38
КОНДИТЕР ИЗ МАДРИГАЛА
Рассказ о Лжесебастьяне Португальском . . .56
КОНЕЦ ДАМСКОГО УГОДНИКА
Убийство Генриха IV 78
НЕУДАЧЛИВЫЙ ПОКЛОННИК
Убийство Эми Робсарт 98
СЭР ИУДА
История о том, как был предан
сэр Уолтер Рейли 119
ЕГО ДЕРЗОСТЬ ГЕРЦОГ БЭКИНГЕМСКИЙ,
или как Джордж Вильерс добивался
благосклонности Анны Австрийской .... 138
ТРОПОЙ ИЗГОЯ
Падение лорда Кларендона 155

ХЕРРЕНХАУЗЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Граф Филипп Кенигсмарк и принцесса
Софи-Доротея 173
ТИРАНОУБИЙСТВО
Шарлотта Корде и Жан-Поль Марат .... 189
ПСЫ господни
ГЛАВА I МИЗАНТРОП 206
ГЛАВА II ВЛЮБЛЕННЫЙ 214
ГЛАВА III РЕЙД У КАЛЕ 224
ГЛАВА IV СЭР ДЖЕРВАС ........ 234
ГЛАВА V ВЫБРОШЕННЫЙ НА БЕРЕГ .... 246
ГЛАВА VI КАПИТУЛЯЦИЯ 255
ГЛАВА VII ПЛЕННИК МАРГАРЕТ 261
ГЛАВА VIII ПИСЬМО ДОНА ПЕДРО ..... 269
ГЛАВА IX ДУЭЛЬ 280
ГЛАВА X ВЫКУП 291
ГЛАВА XI ОТПЛЫТИЕ . 300
ГЛАВА XII МИНИСТР 306
ГЛАВА ХIII КОРОЛЕВА 314
ГЛАВА XIV ФРЕЙ ЛУИС 324
ГЛАВА ХV СЦИЛЛА . . .. 337
ГЛАВА XVI ХАРИБДА 347
ГЛАВА XVII СВЯТАЯ ИНКВИЗИЦИЯ .... 357

ГЛАВА XVIII Domini Canes 371
ГЛАВА ХIX ФИЛИПП II 382
ГЛАВА XX КОРОЛЕВСКАЯ СОВЕСТЬ .... 392
ГЛАВА XXI СОВЕСТЬ КАРДИНАЛА 398
ГЛАВА XXII КОРОЛЕВСКИЙ ИСПОВЕДНИК . . 406
ГЛАВА ХХIII АУТОДАФЕ 414
ГЛАВА XXIVПРИЗНАНИЕ 430

ББК 84.4 ВЛ
С 12
С12 Сабатини Р. "Вечера с историком", "Псы господ¬
ни":
Пер. с англ.— C-Пб.: ИКА "Тайм-аут". 1992.—439 с.
ISBN 5-85990-036-8
ISBN 5-85990-037-6 (том 1)
В первый том трехтомного собрания сочинений вошли два ис¬
торических романа "Вечера с историком" и "Псы господни" англий¬
ского писателя Рафаэля Сабатини (1875—1950).
ББК 84.4 ВЛ
Генеральный директор А. Литвинов
Художественный редактор С. Кубанцов
Директор производства А. Игнатенко
Технический редактор А. Ульянов
Корректоры: Е. Реброва, Л. Соколова
Художник В. Баранов
Издание подготовлено при участии ММП "Борисфен"
252189, Киев, ул. Дружковская, 10.
Сдано в набор 22.04.92. Подписано к печати 15.10.92.
Формат 84x108/32. Печать высокая. Бумага типографская.
Гарнитура Таймс. Уел. печ. л. 27.3. Уч. изд. л. 30.
Заказ 3—9. Цена договорная.
Отпечатано с оригинал-макета на Киевской книжной фабрике
252054, Киев-54, ул. Воровского, 24.