Author: Евглевский А.В.
Tags: история археология этнология антропология краеведение нумизматика труды по археологии степи европы эпоха средневековья хазарское время
ISBN: 966-7277-95-X
Year: 2001
ТРУДЫ ПО АРХЕОЛОГИИ Степи Европы средневековья ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ НАН УКРАИНЫ ДОНЕЦКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ТРУДЫ ПО АРХЕОЛОГИИ СТЕПИ ЕВРОПЫ В ЭПОХУ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ Том 2 Хазарское время ДОНЕЦК-2001 ББК Т4(4)4я43 С79 С79 Степи Европы в эпоху средневековья. Т.2. Хазарское время/ Гл. ред. Евглевский А.В.; Ин-т археологии НАН Украины; Донецкий нац. ун-т. - Т.2. - Донецк: Изд-во ДонНУ, 2001. - 454 с. - (Тр. по археологии). Продолжающееся издание научных работ по археологии и смежным дисциплинам, базирующихся на археологических источниках степей Восточной Европы в эпоху средневековья IV-XV вв. Рассчитан на специалистов в области археологии, этнологии, истории, антропологии, нумизматики, эпиграфики, краеведения, студентов исторических специальностей и всех тех, кто интересуется древней историей. Утверждено к печати ученым советом Института археологии НАН Украины Рекомендовано к печати ученым советом Донецкого национального университета Главный редактор тома и серии Евглевский А.В. (Донецк, ДонНУ) Редакционная коллегия тома академик НАН Украины, Толочко П.П. (Киев, Институт археологии) д-р ист.наук, Моця А.П. (Киев, Институт археологии) д-р ист.наук, Сухобоков О.В. (Киев, Институт археологии) д-р ист.наук, Добров И.В. (Донецк, ДонНУ) д-р ист.наук, Лях Р.Д. (Донецк, ДонНУ) канд. ист. наук Флёров В.С. (Москва, Институт археологии) Настоящий сборник подготовлен в рамках выполнения внутривузовской г/б темы 00-1вв/3, финансируемой Министерством образования и науки Украины Серия основана в 2000 г. Издание утверждено ВАК Украины. ISBN 966-7277-95-Х 966-639-078-7(Т.2) © Донецкий национальный университет, 2001 © Аксенов В.С., Гавритухин И.О., Давыденко В.В., Евглевский А.В., Колода В.В., Комар А.В., Кравченко Э.Е., Красильников К.И., Красильникова Л.И., Круглов Е.В., Крыганов А.В., Кудлай Ю.В., Петров В.П., Прынь А.В., Санжаров С.Н., Татаринов С.Й., Тортика А.А., Федяев С.В., Флёрова В.Е., Швецов М.Л., 2001 © Иллюстрация на обложке художника О.В.Федорова, 2001 THE INSTITUTE OF ARCHAEOLOGY OF THE NATIONAL ACADEMY OF SCIENCE OF UKRAINE DONETSK NATIONAL UNIVERSITY TRANSACTIONS IN ARCHAEOLOGY THE EUROPEAN STEPPES IN THE MIDDLE AGES Volume 2 Khazarian times DONETSK-2001 The European Steppes in the Middle Ages. V.2. Khazarian times/ Ed.-in-chief A.V. Yevglevsky; Institute of Archaeology of the National Academy of Science of Ukraine; Donetsk National University. - V.2. -Donetsk: Donetsk University Press, 2001. - 454 pp. (Transactions in Archaeology). The 2nd volume of the series contains collected works in archaeology and adjacent disciplines compiled from original archaeological sources of the Eastern European steppes in the medieval period from the IVth c. to the XVthc. The book intended for specialists in archaeology, history anthropology, numismatics, epigraphy and local lore. We hope it to be helpful for students of history and all those who are interested in ancient history. Approved by the Academic Council of the Institute of Archaeology of the National Academy of Science of Ukraine Recommended for publishing by the Academic Council of the Faculty of History of Donetsk National University Editor-in-chief of the volume and series: A.V. Yevglevsky, Senior Research Worker, Donetsk National University Editorial Board: Academician P.P. Tolochko (Kiev, Institute of Archaeology) Ph.D. (History) A.P. Motsa (Kiev, Institute of Archaeology) Ph.D. (History) O.V. Sukhobokov (Kiev, Institute of Archaeology) Ph.D. (History) P.V. Dobrov (Donetsk, Donetsk National University) Ph.D. (History) R.D. Lyakh (Donetsk, Donetsk National University) Ph.D. (History) V.S. Flyorov (Moscow, Institute of Archaeology) The present edition is fulfilled within the University Research Program 00-1 bb/3 financed by the Ministry of Education and Science of Ukraine The series started in 2000 ISBN 966-7277-95-X 966-639-078-7(T.2) © Donetsk National University, 2001 © Aksyonov V.A., Davydenko V.V., Fedyaev S.V., Flyorova V.Ye., Gavritukhin I.O., Koloda V.V., Komar A.V., Krasilnikov K.I., Krasilnikova L.I., Kravchenko E.Ye., Kruglov Ye., V. Kryganov A.V., Kudlay Yu.V, Petrov V.P., Pryn A.V., Sanzharov S.N., Shvetsov M.L., Tatarinov S.I., Tortika A.A., Yevglevsky A.V., 2001 © Cover illustration by O.V. Fyodorov, 2001 INSTITUT FUR ARCHAOLOGIE DER NATIONALEN AKADEMIE DER WISSENSCHAFTEN DER UKRAINE NATIONALE UNIVERSITAT DONEZK ARCHAOLOGISCHE WERKE DIE STEPPEN EUROP AS IM MITTELALTER Bd. 2 Chasarisches Zeitalter DONEZK-2001 Die Steppen Europas im Mittelalter. Bd.2. Chasarisches Zeitalter/ Hrsg. vor Jevglevskij A.V.; Insti-tut fur Archaologie der Nationalen Akademie der Wissenschaften der Ukraine; Nationale Universitat Donezk. - Bd.2. - Donezk: Universitat Donezk, 2001. - 454 s. (Archaologische Beitrage). Die weitere Ausgabe von wissenschaftlichen Beitragen in Archaologie und angrenzenden Fachem, die sich auf den archaologischen Befiinden in den osteuropaischen Steppen im Mittelalter IV. - XV. Jh. griindet. Ftir Fachleute im Bereich der Archaologie, Geschichte, Anthropologic, Numismatik, fur Landeskundefor-scher, Studenten der Fakultaten fur Geschichte und fur diejenigen, die sich fur das Altertum interessieren. Zum Druck ist der Sammelband vom wissenschaftlichen Rat des Institute fur Archaologie der Nationalakademie der Wissenschaften der Ukraine bestatigt. Zum Druck ist der Sammelband vom wissenschaftlichen Rat der Nationalen Universitat Donezk empfohlen. Herausgegeben von: A.V. Jevglevskij (Nationale Universitat Donezk) Redaktion: Der. akademiker P.P. Tolocko (Kiev, Institut fur Archaologie) Dr. habil A.P. Mocja (Kiev, Institut fur Archaologie) Dr. habil O.V. Suhobokov (Kiev, Institut fur Archaologie) Dr. habil P.V. Dobrov (Donezk, Nationale Universitat Donezk) Dr. habil R.D. Ljah (Donezk, Nationale Universitat Donezk) Dr. habil V.E. Flerov (Moskau, Institut fur Archaologie) Der vorliegende Sammelband ist ein Zwischenbericht zum Interhochschulthema 00-Ibb/3, das vom Ministe-rium fur Bildung und Wissenschaft der Ukraine fmanziert wird Die serie ist 2000 gegriinolet ISBN 966-7277-95-X 966-639-078-7(T.2) © Nationale Universitat Donezk, 2001 © Aksenov V.S., Cvecov M.L., Davydenko V.V., Fediaev S.V., Flerova V.E., Gavrituhin I.O., Jevglevskij A.V., Koloda V.V., Komar A.V., Krasilnikov K.I., Krasilnikova L.I., Kravcenko E.E., Kruglov E.V., Kryganov A.V., Kudlaj J.V., Petrov V.P., Prin A.V., Sanzjarov S.N., Tatarinov S.J., Tortika A.A., 2001 © Abbildung auf der Titelseite von O.V.Fedorov, 2001 INSTITUT D’ARCHEOLOGIE DE L’ACADEMIE NATIONALE DES SCIENCES DE L’UKRAINE UNIVERSITE NATIONALE DE DONETSK TRAVAUX D’ARCHEOLOGIE LES STEPPES DE L’EUROPE A L’EPOQUE DU MO YEN AGE Volume 2 Le temps des khazars DONETSK-2001 Les steppes de 1’Europe a I’epoque du Moyen age. Vol.2. Le temps des khazars/ Red. en chef Evglev-skij A.V.; Institut d’archeologie de I’Academie des sciences de 1’Ukraine; Universite Nationale de Donetsk. - Vol.2. - Donetsk: Universite de Donetsk, 2001. - 454 p. - (Travaux d’archeologie). Ce recueil represente une edition periodique des travaux de recherche en archeologie et en disciplines connexes, basees sur des donnees archeologiques de la region de steppes de 1’Europe orientale a I’epoque du Moyen age du IV au XV siecles. Ce recueil est destine aux specialistes d’archeologie, d’histoire, d’anthropologic, de numismatique, d’epigraphie, d’ethnographie regionale, aux etudiants de facultes d’histoire et a tous ceux qui s’interessent a 1’histoire ancienne. Agree a la publication par le Conseil de chercheurs de 1’Institut d’archeologie de I’Academie Nationale des sciences de 1’Ukraine. Recommande a la publication par le Conseil de chercheurs de la faculte d’histoire de 1’Universite Nationale de Donetsk. Redacteur en chef du volume et de la serie : Evglevskij A.V. (Donetsk, Universite Nationale de Donetsk) Conseil de redaction : Tolocko P.P., academicien (Kiev, Institut d’archeologie) Mocja A.P., docteur en histoire (Kiev, Institut d’archeologie) Suhobokov O.V., docteur en histoire (Kiev, Institut d’archeologie) Dobrov P.V., docteur en histoire (Donetsk, Universite Nationale de Donetsk) Ljah R.D., docteur en histoire (Donetsk, Universite Nationale de Donetsk) Fleurov V.S., docteur en histoire (Moskou, Institut d’archeologie) Le present recueil est constitue dans le cadre du projet de recherches universitaires intitule comme 00-1bb/3, finance par le Ministere de 1’Education et de la Science de rUkraine La serie est fondee en 2000 ISBN 966-7277-95-X 966-639-078-7(1.2) © Universite Nationale de Donetsk, 2001 © Aksenov V.S., Cvecov M.L., Davydenko V.V., Fediaev S.V., Fleurova V.E., Gavrituhin I.O., Evglevskij A.V., Koloda V.V., Komar A.V., Krasilnikov K.I., Krasilnikova L.I., Kravcenko E.E., Kruglov E.V., Kryganov A.V., Kudlaj Y.V., Petrov V.P., Prin A.V., Sanzjarov S.N., Tatarinov S.J., Tortika A.A., 2001 © Ilustration de la couverture par le peintre Fedorov О. V., 2001 ПРЕДИСЛОВИЕ После выхода первого тома “Степи Европы в эпоху средневековья” прошло больше года - время относительно большое для стремительно входящего в новую эпоху XXI в. Этого времени хватило, чтобы сделать следующее заключение: первоначальные принципы формирования серии нуждаются в явной корректировке. Причиной тому стали такие проблемы, которые, к нашему большому удовлетворению, оказалось интересно, хотя и крайне непросто, решать. Появление серии в медиеведческой археологии пробудило к ней повышенное внимание, выразившееся, например, в достаточно большом поступлении материалов в редакцию. Их содержание и объем предопределило формирование двух самостоятельных томов по хронологическому принципу. В данный том вошли работы раннесредневекового времени, которые на сегодня оказались наиболее подготовлены к изданию. Материалы по половецкому и золотоордынскому времени, составившие отдельный том, к нашему большому сожалению, по ряду причин, явно оттеснены пока на второй план. Но они также готовятся к изданию. Таким образом, приходится констатировать, что тематическая направленность нашей серии трансформировалась как бы сама собой, естественным путем, разбившись в рамках средневековья пока на два периода: раннее и развитое время. Можно отметить и то, что первоначальная хронологическая ориентировка серии в рамках IV-XVTI вв. также не оправдала себя. Дело в том, что объем поступивших материалов оказался гораздо больше, чем мы ожидали, что позволяет и даже требует сузить верхние хронологические границы. Эти рамки мы решили ограничить XIV в. -периодом завершения эпохи развитого средневековья. В сборнике помещены 14 работ: из Украины (11) и России (3), хронологические рамки которых охватывают V-XI вв. Это, конечно же, явно шире хазарского времени, вынесенного в название тома, однако, непременно точно вписаться в него мы и не стремились. В определенном смысле это даже полезно, так как мы получили своеобразный культурноисторический фон, при наличии которого можно эффективно судить о той или иной специфике археологического материала. Выскажем свою точку зрения на то, что историческое содержание большинства проявлений культурной жизни салтово-маяцкой культуры находится еще в стадии поиска. Самими хазароведами уже неоднократно отмечалось, что археологический материал несравненно опережает в своем накоплении глубину исследовательского анализа. На этом фоне работы историко-культурного характера по многим направлениям в хазароведении выглядят явно поспешными, в какой-то мере “сырыми”. Этот процесс объективно отражает довольно низкую степень интеграции археологии с гуманитарными науками, не говоря уж о точных, а также отсутствие должного уровня и чистоты эксперимента в применении методических приемов в исследовательской практике. Как и для всех других археологических культур и эпох, дискуссионной остается проблема этнической принадлежности и антропологического облика их носителей, в нашем случае, прежде всего, хазар. До настоящего времени исключительно скупые и достаточно противоречивые данные на этот счет письменных источников в необходимой степени не подтверждены археологическими материалами. Но, поскольку сегодня этническая проблематика в научно-исследовательских центрах актуализируется в первую очередь, а семинары по хазароведению становятся нормой научной жизни, то в этом вопросе в ближайшее время следует ожидать определенных успехов. Проблематичность выявления на археологическом материале собственно хазарского этноса следует, кроме многих других факторов, очевидно, объяснить, прежде всего, неоднократной (судя по нарративным данным) миграцией “последнего” и сменой вероисповедания, более всего влиявших на устойчивость культурных традиций. В этих условиях следует согласиться с теми исследователями, которые считают ошибочным выделение лишь одного-двух типов (с вариантами) погребальной обрядности хазар, поскольку во времени и пространстве, она, без всякого сомнения, имела существенные различия, культурно не отождествляемые между собой. Будем надеяться, что данный сборник, содержащий разнообразнейший фактический материал хазарского времени, впервые представленный вместе в таком большом объеме, послужит хорошей базой для будущих исследований. Остается надеяться и на то, что они будут осуществляться коллективными усилиями не только археологов, но и при тесном сотрудничестве последних с антропологами, этнографами, лингвистами, религиеведами, нумизматами, астрономами и представителями других наук. Пока же это проявляется лишь в редких параллельных публикациях, еще более редки совместные тематически тесно увязанные работы. Открывает сборник дискуссионная статья А.В.Комара о культурно-историческом контексте двух уникальных курганов Шиловского могильника (Среднее Поволжье). Автор пришел к выводу о их связи с группой хазарского населения, оставившей памятники перещепинской культуры. Рассмотрены происхождение и семантика курганов с так называемыми подквадратными ровиками, для атрибуции которых предложены два новых термина: “курган раннесалтовского типа” и “курган-курук”. Особое внимание уделено происхождению, культурной и этнической принадлежности, хронологии памятников новинковского типа, которые, по мнению автора, демонстрируют плавное перерастание перещепинской культуры в степной вариант салтовской горизонта Столбище-Старокорсунская (740-775 гг.) и связаны не с булгарами, а с той же группой хазарского населения, которая оставила шиловские курганы. 9 В фундаментальной статье И.О.Гавритухина предлагается развернутая схема хронологии памятников среднеаварского периода. Дан краткий критический обзор появившихся новых точек зрения о методах датировок вещей. Рассмотрение различных подходов к дефиниции “среднеаварский период” приводит автора к выводу, что особенности этого этапа в развитии материальной культуры отражают существенные изменения в жизни Аварского каганата, произошедшие в ходе событий 620-630 гг. Статья прекрасно иллюстрирована, что в совокупности с глубокой аргументацией заптитпяемых позиций, выдвигает ее в число одной из самых заметных в раннесредневековой археологии. В статье В.Е. Флёровой дан достаточно полный обзор состояния источников, гипотез и направлений о подкурганных захоронениях VII - нач.ТХ в. в междуречье Днепра и Волги. Существующие гипотезы о расселении хазарских и болгарских племен, по ее мнению, слабо подкреплены археологическими источниками и не учитывают во всей полноте особенности погребального обряда, которым уделяется значительно меньше внимания по сравнению с вещевым комплексом. Вполне объективное на сегодняшний день несовершенство абсолютного датирования не позволяет, по мнению автора статьи, с доверием относиться к гипотезам, основанным на сопоставлении материала с конкретными датами исторических событий. То же несовершенство хронологии не позволяет однозначно решить проблему дискретности и преемственности таких типов памятников как “Сивашовка”, “Перещепина”, “Вознесенка”, курганов новинковского, уреньского типов и с так называемыми подквадратными ровиками. Важная тема поливариантности погребального обряда и проблема его этноисторической интерпретации протоболгар Подонья-Придонечья получила свое продолжение в совместной статье В.С.Аксенова и А.А.Тортики. В работе сделана попытка выделения этнических (тюркских, угорских, иранских) признаков погребального обряда, а также проведена их сравнительная характеристика, предложены новые гипотезы, объясняющие их происхождение. На материалах ремесленного центра из урочища Роганина В.В.Колодой уточняются и выявляются новые особенности салтовского гончарного производства, в частности, особенности специализации. Выразительный и большой по объему материал был получен в результате раскопок 2000 г. Э.Е.Кравченко и В.ВДавыденко крупного памятника салтово-маяцкой культуры у с.Сидорово в среднем течении Северского Донца. Особое внимание этот памятник привлекает в связи с проживавшей здесь большой мусульманской общиной, одной из самых ранних в Восточной Европе. В статье К.И.Красильникова на основе специфических характеристик материалов погребений, построек, отопительных устройств и керамики Степного Подонцовья УШ - нач.Х в. выявляются их этнические привязки. Жилые постройки и их типология на основе семи ведущих параметров с тридцатью четырьмя признаками на материале поселений VTII - нач.Х в. Степного Среднедонечья освещены в работе Л.И.Красильниковой. Материалы двух расположенных рядом новых сельских могильников левобережья Северского Донца, публикуемые МЛ.Швецовым, С.Н.Санжаровым и А.В.Прынем, привели авторов к важным выводам о том, что, по-видимому, этот факт отражает не столько хронологические и конфессиональные отличия, сколько родственносоциальные. В своей статье А.В.Крыганов приходит к выводу, что Верхнесалтовский и Нетайловский комплексы являются остатками одного ремесленно-торгового города и важного административного центра Хазарии. Об упорядочении письменных сведений, относящихся к миссии византийского посла Константина-Кирилла к хазарскому кагану, и о типологической близости хазарского графического письма системе древнерусского письма, кстати, более древнего, чем глаголица и кириллица, идет речь в работе В.П.Петрова из числа до сих пор неопубликованного его научного наследия. Новые погребения из раннеболгарского могильника Дроновка-3 даны С.И.Татариновым и С.В.Федяевым. Анализ полученных материалов дает авторам основание считать, что одна из частей некрополя может рассматриваться как могильник рода с выраженным имущественным расслоением, а также то, что на одном участке есть синхронные погребения с целыми и ритуально разрушенными костяками. В статье А.В.Евглевского и Ю.В.Кудлая на междисциплинарном уровне исследуется неординарный культовый комплекс хазарского времени, открытый на р.Сухой Торец (бассейн среднего течения Северского Донца). Особенности погребального обряда огузов на территории Северного Прикаспия рассматриваются в статье Е.В.Круглова. Очерчивается территория распространения памятников огузов и делается вывод, что именно они, а не печенеги, занимали доминирующее положение в регионе на всем отрезке 2-й пол.ГХ - 1-й пол.Х! в. В заключение коллектив научно-исследовательской группы хотел бы выразить искреннюю благодарность всем тем, кто так или иначе способствовал выходу сборника в свет и прежде всего проректору по научной работе ДонНУ А.Б.Ступину, деканам филологического и романо-германского факультетов Е.С.Отину и В.Д.Калиущенко. Автор проекта А.В.Евглевский 10 А.В.Комар К ВОПРОСУ О ДАТЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ШИЛОВСКИХ КУРГАНОВ История археологии знает немало примеров введения в научный оборот новых ярких, привлекающих всеобщее внимание памятников с ошибочной или не совсем точной первичной интерпретацией. Это явление закономерно - каждый памятник с новыми, ранее неизвестными компонентами культуры при анализе разбивается на отдельные элементы, имеющие аналогии или параллели, и, таким образом, утрачивает значение целостного комплекса, поскольку его интерпретация осуществляется вне определенного культурного контекста и только по совокупности аналогий. Позже, в процессе накопления новых материалов, возникает возможность комплексного анализа всего памятника в системе однокультурных ему древностей, который позволяет уточнить, а иногда и существенно изменить начальную интерпретацию. Материалы раскопок Шиловского курганного могильника, расположенного на правом берегу Волги выше Самарской Луки, опубликованы сравнительно недавно (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998), но благодаря костяным обкладкам седла из кургана 1 с редкими образцами изобразительного искусства раннесредневековых номадов, пожалуй, уже сейчас попали в разряд хрестоматийных (Плетнева С.А., 1999, с.202-203, рис.119). Учитывая принципиальную важность датировки и этнокультурной принадлежности кургана, эти вопросы сразу же стали предметом дискуссии: С.А.Плетнева высказала сомнения относительно булгарского этноса погребенных, связав курган 1 с хазарами (Плетнева С.А., 1999, с.203),аИ.О.Гав-ритухин подверг критике попытку А.В.Богачева синхронизировать шиловские курганы с перещепинским комплексом (Гавритухин И.О., 2000, с.28-31). Взгляды исследователей изложены довольно кратко, но все же С.А.Плетневой намечен очень важный момент - это попытка включить шиловские курганы в систему памятников хазарского культурного круга, условно называемых “курганы с квадратными ровиками”. Подавляющее большинство таких комплексов пока не опубликованы и известны очень ограниченному кругу исследователей. Но количество исследованных на сегодня памятников (по данным А.А.Ива-нова - свыше 120 курганов) (Иванов А.А., 2000, с.4) делает попытку С.А.Плетневой выделить в междуречье Нижнего Дона и Волги особый степной вариант салтовской культуры полностый правомерной. Чтобы выяснить, как с этой культурной группой соотносятся шиловские курганы, рассмотрим комплексы поэтапно: насыпь, погребальное сооружение, инвентарь, хронология. Конструкция кургана Первая деталь, которую следует отметить в отношении шиловских курганов, это то, что их насыпи сооружены специально для раннесредневековых погребений, в отличие от подкурганных погребений пе-рещепинской культуры (Комар О.В., 2000), большинство из которых впущены в курганы более раннего времени. Насыпь шиловского кургана 1 (рис.1, 7)* довольно сложной конструкции. Из основных конструктивных моментов следует отметить: подквадратный ровик, частокол по периметру ровика и бревенчатые конструкции под насыпью. Курган 2 (рис.1, 9) представляет собой значительно более скромный вариант этой обрядности: бревенчатых конструкций под насыпью нет, а вместо плотного частокола прослежены остатки деревянной подквадратной ограды из столбов, расположенных приблизительно через 2-3 м. В тюркютских куруках столбы вокруг каменного ящика чаще всего интерпретируются как основание павильона. В нашем же случае размеры сооружения павильон исключают, невозможен он и в случае с алтайским куруком Ян-Гобо (Кубарев В. Д., 1984, табл.XXXIX, 1). Аналогичные кургану 1 Шиловки ровики были в к.З могильника Урень II и к.1 Старомайн-ского I могильника; вытянутый прямоугольный ровик с перемычкой с западной стороны обнаружен вокруг к.1 Брусянского III могильника (рис.1, 5), также с перемычкой, но неправильной округлой формы ровик прослежен под к.2 могильника Урень II (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, табл.1, 1, 9, 10, табл.ХУ). Остатки выразительного шестиугольного ровика, напоминающего по форме хакасские каменные мавзолеи (Кызласов Л.Р., 1981, рис.28, Б), обнаружены в к.2 Березовского I могильника (рис.1, 8) (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, рис.2). “Курганы с квадратными ровиками” распространены в довольно узкой степной полосе от Северного Приазовья до Нижнего Поволжья, достигая наибольшей концентрации в междуречье Сала и Маныча. Это отдельная, довольно однородная по обряду и инвентарю культурная группа степного салтовского населения. У наиболее северных памятников этого типа ровики или отсутствуют, или круглые (Круглов Е.В., 1992; Комар О.В., niopo B.I., 1999), да и в основном регионе их распространения - в междуречье Дона и Волги -ровики прослежены только в 71% курганов (Иванов А.А., 2000, с.17). Поэтому название “курганы с квадратными ровиками”, на наш взгляд, не может служить полноценным термином для обозначения данной * Здесь и далее все рисунки представлены из указанных в тексте публикаций. 11 12 Рис. 1. Планировка тюркских поминально-погребальных комплексов. 1 - Самарская Лука; 2 - Эрдэнэман-дал IV; 3 - Хушо-Цайдам И; 4 - Малталу; 5 - Брусяны III, к.1; 6 - Мелитополь; 7 - Шиловка, к.1; 8 - Березовка I, к.2; 9 - Шиловка, к.2 (масштаб разный). Fig. 1. Layout of Turkish memorial and burial complexes 1 - Samarskaja Lidia; 2 - Erdenemandal IV; 3 -Khusho-Tszajdam II; 4 - Maltalu; 5 - Brusjany III, barrow 1; 6 - Melitopol; 7 - Shylovka, barrow 1; 8 - Berezovka I, barrow 2; 9 - Shylovka, barrow 2 (scale is varying). Abb. 1. Die Anordnung der tiirkischen Bestattungskomplexe. 1 - Samarskaja Luka; 2 - Erdenemandal IV; 3 -Huso-Zajdam II; 4 - Maltalu; 5 - Brusjany III, Kurgan 1; 6 - Melitopol; 7 - Sylovka, Kurgan 1; 8 - Berezovka I, Kurgan 2; 9 — Sylovka, Kurgan 2 (der Majlstab ist unterschiedlich). Dess. 1. Disposition des complexes de rites funeraires turcs. 1 - Samarskaja Luka; 2 - Erdenemandal IV; 3 -Khucho-Tsajdam II; 4 - Maltalu; 5 — Brusjany III, tumulus 1; 6 - Melitopol; 7 - Shilovka, tumulus 1; 8 - Berezovka I, tumulus 2; 9 - Shilovka, tumulus 2 (I’echelle differente) культурной группы. В качестве такового логичнее ввести в научный оборот более общее название, например, - “курганы раннесалтовского типа”, заключающее в себе информацию не только о конструкции насыпи, но и о культурной принадлежности и дате курганов (подавляющее большинство из них не выходит за рамки VIII в.). Расположение небольшой группы курганов с ровиками на 300-400 км выше по Волге от наиболее северных курганов раннесалтовского типа вызывает большой интерес. Сразу бросается в глаза, что в этой группе нет характерных ровиков с перемычками по углам, все ровики представлены редкими для степи типами. Прямоугольный, расширенный на одном конце и далеко выходящий за границы насыпи ровик, близкий ровику к. 1 Брусян-ского III могильника (рис.1, 5), прослежен в к.1 Саловского I могильника (Копылов В.П., Смоляк А.Р., 1988, с.59); более общая и отдаленная аналогия - знаменитый курук Кюль-тегина (рис.1, 3). Дополнительные погребения, окруженные небольшим прямоугольным ровиком, из к.1 Старомайн-ского I могильника и к.4 могильника Урень II находят аналогии в нескольких неопубликованных курганах из Нижнего Подонья (сообщение А.А.Ивано-ва). Ровик без перемычек также относится к редким типам, наиболее известный из них к.5 Кривой Луки XXVII (Федоров-Давыдов Г., 1984). Последний обнаруживает сходство с к.1 Шиловки и наличием под насыпью небольшого подпрямоугольного деревянного сооружения, которое, возможно, служило для ее укрепления, хотя нельзя исключать и специальное ритуальное предназначение сооружения до возведения насыпи кургана. Об этом свидетельствует к.1 Новониколаевки II в среднем течении Северского Донца (Донецкая обл.), в котором внутри очерченной ровиком площадки обнаружены сложенные на кучу остатки минимум двух разобранных бревенчатых конструкций, одна из которых была обожжена (Моруженко А.А., Зарайская Н.П. и др., 1983, с.69-71). Поскольку золистых пятен на древней поверхности не прослежено, сожженная конструкция должна была стоять вне ровика на отдалении, и только потом обугленные несгоревшие бревна перенесли внутрь. В к.1 Шиловки обугленные бревна в насыпи не отмечены, зато сожжению подвергся бревенчатый частокол, причем обугленные бревна были убраны с площадки. Аналогии самому частоколу в других курганах неизвестны, относительно же деревянной ограды из к.2 Шиловки С.А.Плетнева высказала мнение, что похожие деревянные или камышовые ограды могли находиться в тех курганах, где ровик не прослежен или слишком узкий (Плетнева С.А., 1999, с. 199-200). В целом же, несмотря на явные локальные отличия средневолжской группы, все отдельные элементы конструкции насыпи находят прямые аналогии только в курганах раннесалтовского типа. О точном назначении и символике четырехугольных ровиков в курганах раннесалтовского типа в современной науке пока нет единого мнения, что, впрочем, не удивительно, учитывая их слабую изученность. А.И.Семенов, а затем М.В.Власкин и Л.С.Иль-юков связали происхождение традиции сооружения подквадратного ровика с окруженными валами и рвами тюркютскими поминальными комплексами (Семенов А.И., 1982; 1988, с.101-109; Власкин М.В., Илью-ков Л.С., 1990, с.150-152). Предназначение тюркют-ских мемориальных сооружений не ограничивалось отправлением поминальных церемоний, поэтому введение В.Е.Войтовым для них специального термина “курук” (Войтов В.Е., 1996, с.77-79) действительно удачно. Сочетание рва и вала, всегда представлявшего собой выкид из рва, характерно для алтайских куру-ков аютинского типа, по В.Д.Кубареву (рис.1, 4) (Кубарев В. Д., 1984, с.51-55), и монгольских куруков! типа и части II типа, по В.Е.Войтову (рис.1, 2) (Войтов В.Е., 1996, с.27-59). Монгольские куруки I и II типов сооружены в честь правителей и высшей знати тюркю-тов, алтайские же аютинского типа более скромные, хотя также отличаются от рядовых. Самаро-симбир-ские курганы с ровиками, в целом, также можно считать погребениями местной знати, но этого уже нельзя сказать о Сальско-Манычском междуречье, где открыто большое количество аналогичных рядовых комплексов. В.Д.Кубарев высказал мнение о происхождении куруков аютинского типа вследствие подражания сооружениям высшей знати орхонтских тюрок (Кубарев В.Д., 1984, с.59-63). В.Е.Войтов отрицает это, считая процессы появления поминальных сооружений алтайских и монгольских тюрок параллельными, хотя и отмечает, что куруки аютинского типа из 13 вестны пока только в юго-восточной части горного Алтая (Войтов В.Е., 1996, с.68). Все учтенные В.Е.Войтовым монгольские куруки II типа датированы им в рамках VIII в., более широкую датировку (VIII - 1-я пол.IX в.) имеют куруки аютинского типа, судя по поясным наборам, изображенным на найденных в них статуях (Кубарев В.Д., 1984, табл.ХЕХ, 114,115, табл.ХХХ, 185, табл.XXXIII, 198, табл.ХЫ, 229). Более ранние куруки VI-VII вв. представлены только монгольскими куруками I типа (Войтов В.Е., 1996, табл.1), сооруженными в честь каганов или членов их семей и, возможно, трудно поддающимися датированию рядовыми оградками. Куруки II типа возникают позже каганских и явно пытаются сохранить в общих чертах их планировку при более скромных размерах и меньшем количестве элементов. Скорее всего, прав В.Д.Кубарев - в нач.ХЛП в. у тюркютов действительно наблюдается тенденция к своеобразной “демократизации” погребального обряда: элементы обряда, используемые раньше только высшей знатью, становятся доступными (или обязательными) и для более низких слоев. Нечто похожее наблюдаем и в культуре хазар на примере распространения обряда кремации (Комар А.В., 1999, с.133). Но откуда у них возникает столь широко бытующий уже в cep.VIII в. обряд сооружения квадратного ровика? Ответ на этот вопрос, возможно, позволит дать анализ пока наиболее раннего кургана с ровиком - к.1 Шиловки. Реконструкция процесса сооружения к.1 Шиловки, по Р.С.Багаутдинову, состоит из семи последовательных этапов: рытье ровика, выкапывание катакомбы, захоронение, сооружение первичной насыпи, сооружение на насыпи бревенчатой конструкции и частокола по периметру ровика, досыпка насыпи, сожжение частокола (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.81-82). Такая последовательность выглядит гладко только на первый взгляд. Согласно полевому описанию, выкид из рва был уложен с внутренней стороны; к центру очерченного рвом пространства от выкида тянулся тонкий слой погребенной пыли, сходящий на нет к центру (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с. 184). Если выкид растащен при воздвижении насыпи, то почему его следов нет с внешней стороны рва? Не потому ли, что в ров уже с самого начала был вставлен частокол? Хрестоматийное описание погребения хазарского царя (бега) ибн-Фадланом именно и начинается с этого: “если он умрет, то строится для него большой двор” (Ковалевский А.П., 1956, с. 146). Следующий этап, скорее всего, включал комплекс ритуальных действий с телом (или телами), для чего специально была сооружена бревенчатая конструкция. Дальше, конечно, следует рытье катакомбы, разборка деревянной конструкции и сооружение насыпи. Но Р.С.Багаутдинов упустил из вида один важный этап -ограбление/обезвреживание катакомбы. Как бы мы не интерпретировали данное событие, его трудно игнорировать. Дело в том, что попытка грабителей найти погребение явно фиксируется вкопом в центр насы пи кургана, названым почему-то автором раскопок “погребением 1”. Для “погребения 2” никакого вкопа не зафиксировано. Вкопов не зафиксировано и для большинства новинковских погребений с разрушенными скелетами, что позволило Д.А.Сташенкову и Г.И.Матвеевой утверждать: разрушение скелета является следствием обряда обезвреживания покойника, который совершался до засыпки погребальной ямы и до сооружения кургана (Сташенков Д.А., 1995а, с.38; 19956, с.83-85; Матвеева Г.И., 1997, с.52-53). Добавим: после полной или частичной скелетации тела, для которой в зависимости от климата, способа ингумации и химического состава грунта, требуется от 3 до 10-15 лет, но обычно 4-5 лет (Концевич I.O., Михайличенко Б.В., 1997, с.86). С.А.Плетнева предположила, что в курганах с ровиками последний выполнял охранную функцию от проникновения в могилу (Плетнева С.А., 1999, с.209). Но на самом деле в курганах раннесалтовского типа наблюдается полностью аналогичная новинковской картина: 72% погребений разрушено (Иванов А.А, 2000, с.17), но следы вкопов фиксируются только в единичных случаях. Признание, что между моментом захоронения и моментом сооружения насыпи кургана проходило 5-6 лет, существенно меняет ситуацию: весь этот срок визуально погребение обозначалось не курганом, а именно ровиком или частоколом, как в к.1 Шиловки. В литературе уже отмечались несколько этапов культовых действий на месте очерченной ровиком площадки, фиксируемые несколькими слоями жертвоприношений или тризн на дне и в засыпке ровиков (Федоров-Давыдов Г., 1984, с.90-91; Власкин М.В., Иль-юков Л.С., 1990, с. 142). При этом получалось, что при одномоментности события ровик специально после каждого ритуала присыпался землей. Разведение же их во времени на 5-6 лет довольно прозаично объясняет и необходимость как минимум двух ритуалов (при захоронении и насыпке кургана), и факт перекрытия на момент второго ритуала дна ровика слоем затечно-го грунта, отмеченный во многих случаях. Разрушение скелета производилось не во всех случаях, но все же в курганах с ровиками процент неразрушенных скелетов небольшой. Зато в случае отсутствия ровика в кургане раннесалтовского типа (к.7 Петрунино IV, к.27 Барановки I, к.2 Обозного и др.) скелет часто остается целым (Круглов Е.В., 1992, с. 176-181; Комар О.В., niopo B.I., 1999, с. 150). Взаимосвязь ровика и обряда разрушения скелета в данном случае очевидна. Г.А. Федоров-Давыдов предполагал, что такой обряд связан с представлениями о периоде, в течение которого умерший находился в пути в загробный мир (Федоров-Давыдов Г., 1984, с.91). Ровик очерчивал “территорию мертвых”, не позволяя умершему выйти за его границы, но и одновременно запрещая до определенного срока пересекать его живым. Но последние таки должны были обязательно пересечь границу курука, поскольку специально для этого оставлялся проход или четыре разрыва ровика по углам, известные также в монгольских и алтайских куруках (рис.1, 2-6). 14 Когда срок “путешествия” оканчивался, родственники умершего производили обряд разрушения скелета, дабы воспрепятствовать возможному возвращению духа. Учитывая высокую опасность заражения, делать это должны были опытные люди, постоянно занимавшиеся погребальными церемониями, подобно киибэс якутов (Алексеев Н.А., 1980, с. 177-179). После над могилой насыпался небольшой курган. Поскольку ровик создавал неудобства при сооружении насыпи, вполне возможно, что его разрыв не нес на себе определенной ритуальной нагрузки, а просто служил проходом для переноса земли. Еще больше облегчали задачу четыре разрыва по углам, на что уже обращали внимание М.В.Власкин и Л.С.Ильюков (Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990, с.150). Форма насыпи в курганах с квадратными ровиками, как свидетельствуют полевые наблюдения В.П.Копылова (Копылов В.П., 19816, с.105), также была квадратной у основания. Расплывшийся прямой угол сохранила и северо-восточная часть каменной обкладки насыпи к.4 Астахово I (Евдокимов Г.Л., Симоненко А.В., Загре-бельный А.Н., 1975, табл.ХУТ), под которой ровика не было, а следовательно, квадратную в плане форму насыпи следует считать основной для курганов ранне-салтовского типа. Внешне такая насыпь должна была напоминать усеченную пирамиду. Именно насыпи в форме усеченной пирамиды и находились в тюркютских куруках. Их символика восходит к тюркским представлениям о системе мироздания. Как убедительно показал В.Е.Войтов, в представлениях алтайцев находящаяся в центре земли усеченно-пирамидальная гора с плоской вершиной служила обиталищем предков и наиболее могущественных духов. На вершине этой горы росло золотое дерево, уходящее ветвями в небо, символ которого в виде столба или, как на Алтае, настоящего дерева обязательно находился внутри тюркских оградок (Войтов В.Е., 1996, с.116-117). Скорее всего, сооружение усеченнопирамидального кургана символизировало достижение умершим конечного пункта путешествия - мифологической горы. В куруке из Сарыг-Булуна такой курган был насыпан над сожженной юртой, в которой, согласно тюркютскому обряду, описанному в Чжоу-шоу, некоторое время стояло тело покойника (Кыз-ласов Л.Р., 1979, с.129-131); в Вознесенке от юрты сохранилась круглая каменная выкладка основания, но кургана внутри вала не было (Гршченко В.А., 1950, с.41). В монгольских куруках I типа насыпи также обязательно сооружались в западной части курука. Сооружение насыпи в к.1 Шиловки было бы проблематичным при сохранении деревянного частокола, поэтому его сожжение понятно с практической точки зрения. Но с другой стороны, сожжение частокола можно сравнить и с обрядом сожжения юрты в Са-рыг-Булуне-это своеобразное уничтожение последнего пристанища умершего на земле. Сколько, согласно тюркским представлениям, пребывал после момента смерти на земле покойник, точно не ясно. В.Е.Войтов обратил внимание на то, что Кюль-тегин и Бильге-каган были похоронены соответственно через девять и семь месяцев после смерти, предположив, что все это время их тела находились в храмах-барк внутри куруков (Войтов В.Е., 1996, с.109). Но этого срока недостаточно для скелета-ции тела, которая явно наблюдается на момент разрушения тела в большинстве курганов с ровиками. Очевидно, по представлениям хазар, дух умершего оставался на земле не менее нескольких лет, покидая место захоронения тела только после скелетации последнего. Важность такой констатации состоит еще и в том, что хазары были уверены в своей возможности вернуться на то же место через определенный довольно продолжительный срок, а следовательно, возникновение обряда стало возможным только после основательного освоения региона проживания и четкой регламентации сезонных перекочевок, что было совершенно невозможным раньше, на этапе перещепинской культуры. Таким образом, действия при сооружении кургана раннесалтовского типа разбиваются на два этапа, разделенных промежутком около 5-6 лет. Этап I: оконтуривание ровиком четырехугольной площадки, в центре которой выкапывается могила; помещение тела в могилу и сопутствующие ритуалы (жертвоприношение животных, тризна и т.п.). На этом этапе погребальная камера прикрывалась деревянными плахами и слегка присыпалась сверху, что позволяло телу разлагаться быстрее и облегчало доступ к нему на этапе II. Этап II: разрушение скелета и сооружение усеченно-пирамидальной насыпи внутри очерченного ровиком пространства опять при сопутствующих ритуалах. Со временем квадратная в плане насыпь, несомненно, расползалась, перекрывая ровик и создавая иллюзию обычного кургана. На самом деле у хазар данное сооружение собственно курганом не являлось - перед нами сложный поминально-погребальный комплекс, семантически и конструктивно чрезвычайно близкий тюркютским курукам, но, как и хакасские оградки, отличающийся наличием погребения. Отличие довольно существенно - оно свидетельствует, что хазарский погребальный обряд при сохранении многих общих черт с тюркютским Саяно-Алтая и Монголии все же развивался совершенно самостоятельно. Данный тип памятников в общих чертах соответствует понятию “курук” по В.Е.Войтову, но для его различения, пожалуй, целесообразно ввести новый специальный термин: “курган-курук”. Пока нам известно только два достоверно хазарских курука, аналогичных восточнотюркским, -Вознесенка и Мокрая Балка. В.Е.Войтов сюда же отнес напоминающее оградку каменное сооружение из Провалья на р.Северский Донец (Луганской обл.) (Войтов В.Е., 1996, с.23), но единственная находка из него - удила (Гладких М.И., Писларий И.А., Кротова А.А., 1974, табл.ЬХХХ!) - не имеют близких аналогий в комплексах хазарского времени. Впрочем, учитывая возможность попадания удил в сооружение в более позднее время, исключать его датировку хазарским временем мы все же не можем, оставляя этот вопрос открытым. Салтовских курганов-куруков без погре 15 бений (т.е. чисто мемориальных) в междуречье Дона и Волги на сегодня известно 21 (Иванов А.А., 2000, с. 17), к западу же от Дона таких курганов пока только два (Моруженко А.А., Зарайская Н.П. и др., 1983, с.69-71; Комар О.В., niopo B.I., 1999, с.154-155). В остальных сооружениях наблюдается попытка совместить погребальный и поминальный ритуалы, отмеченная впервые в курганах Шиловки и к.2 Березовского I могильника. Пространство курука все еще ограждается вертикальной стеной: каменной (Мокрая Балка), каменно-земляной (Вознесенка) или деревянной (Ши-ловка), но в Березовском кургане уже появляется многоугольный ровик. Перещепинских курганов с основными погребениями пока известно только два - к. 13 Дорофеевки и к. 17 Наташино; они также принадлежат к горизонту Вознесенки. Ровиков под курганами не было, но в к. 17 Наташино над погребением зафиксирована круглая каменная наброска (Колотухин В.А., 1983, с.45, рис.171), что сближает его с новинковскими. Зато известен курган с двумя впускными перещепинскими погребениями (к.2 Васильевки), окруженный круглым ровиком, как показывает стратиграфия, в раннесредневековое время (Кубышев А.И., Дорофеев В.В. и др., 1984, с.53, табл.27,1,2). Впрочем, эта приазовская группа населения, хотя и была родственна в какой-то мере более поздним сальско-манычским хазарам, но все же заметно отличалась от них. Наиболее ранний “классический” курган с квадратным ровиком - к.14 могильника Подгорненский IV, судя по поясному набору и сбруе (Иванов А.А, Копылов В.П., Науменко С.А., 2000, рис.2, 1-2), появляется в следующем хронологическом горизонте - Галиат-Геленовка, остальные датируются уже временем после 737 г. Пока неясно, принесен ли этот обряд с востока в готовом виде или же стал следствием “обрядотворче-ства” хазар, адаптировавших к условиям отсутствия камня, упростивших и удешевивших довольно трудоемкий обряд, который продолжали практиковать до IX в. тюркюты Алтая и Монголии. Упрощение, стандартизация погребального обряда, избавление его от излишеств почти всегда сопровождают процессы унификации государства, его переход на качественно новый уровень, что и наблюдается в культуре Хазарского каганата после 1У1 г. Погребальный обряд Погребение 2 к.2 Шиловки совершено в подбое под северной стенкой, скелет ориентирован на восток, в головах поставлен кувшин, на ступеньке головой в противоположную сторону растянута шкура коня. Ниже ступеньки подбоя прослежены остатки деревянного заклада, а рядом и под скелетом - древесный тлен, возможно, от гробовища (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.189). Ближайшие территориально аналогии находим в памятниках новинковского типа. Близкое в общих чертах погребение (подбоеобразность ямы, восточная ориентация, сосуд в головах, ориентация коня в про тивоположную сторону) исследовано в к.7 Осинов-ского могильника (Богачев А.В., Мышкин В.Н., 1995). По классификации А.В.Богачева, в памятниках новинковского типа шиловскому погребению наиболее близки погребения подгруппы З.Б.2.а, правда, подбои со ступенькой в ней составляют всего лишь 6% (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.64-67). Аналогии находим и в курганах раннесалтовского типа, например, территориально ближайшего к.7 Пет-рунино IV (Круглов Е.В., 1992, с.176-177, рис.2). Подбои и полуподбои (одна из стенок немного подкопана, вдоль второй оставлена ступенька - такие сооружения часто интерпретируют как обрушенные подбои, хотя в большинстве случаев следов обвала на скелете не фиксируется) составляют ведущий тип погребальных сооружений курганов раннесалтовского типа, но большинство из них сделаны под южной, а не северной стенкой. Из опубликованных погребений подбой под северной стенкой сочетается с восточной ориентировкой только в к.24 Новосадковского могильника (Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990, с.147). Различия вполне объясняются ориентировкой скелета, поскольку подбой в обоих случаях находился справа от покойника. Погребения с восточной ориентировкой в Саль-ско-Манычском междуречье единичны, в регионе же Нижней Волги, по данным Е.В.Круглова, восточная ориентация составляет около 16% (Круглов Е.В., 1990, с.163). В лесостепном регионе Северского Донца ориентировка в восточном секторе явно доминирует лишь на салтовском Нетайловском могильнике (Иченская О.В., 1981, с.81-83), также она отмечена для богатого раннесалтовского кургана из Столбища (Афанасьев Г. Е., 1987) и единичного грунтового погребения из Но-вохарьевки (Сарапулкин В.А., 2000). В Крыму восточная ориентировка представлена только на грунтовом салтовском могильнике Тау-Кипчак (Баранов И.А., 1990, с.115). Восточный сектор преобладает и в единственной группе погребений Саркела достоверно хазарского времени - погребениях в материковых ямах (Артамонова О.А., 1963, табл.2, 3). Изучение культуры восточноевропейских кочевников более раннего этапа (VII - нач-VIII в.) на сегодня, к сожалению, не достигло даже стадии полноценной первичной систематизации материала. Детальные диссертационные разработки автора в этой области посвящены только региону Северного Причерноморья, данные же по другим регионам привлекались только по материалам немногочисленных публикаций. Диспропорция в количестве учтенных для разных регионов погребений может вполне оказаться и объективной, но все же статистические показатели пока можно использовать лишь для северопричерноморской группы (53 комплекса, в том числе 42 ингу-мационных погребения). Интересующие нас признаки здесь не относятся к разряду доминантных: восточная ориентировка характерна для 27% ингумаций, подбои - для 23%, наличие коня - для 41,4% (из них остатки “шкуры” отмечены в 26,8% погребений). По общим характеристикам погребального обряда и инвентаря к причерноморским погребениям 16 очень близки погребения восточноприазовской и нижневолжской групп. Несмотря на некоторую локальную специфику, обе группы не обладают достаточным количеством признаков, позволивших бы отнести их к отдельному культурному кругу, и их следует рассматривать в рамках конспективно выделенной нами перещепинской культуры (Комар О.В., 2000). Восточноприазовская группа (Атавин А.Г., 1996) насчитывает лишь 6 погребений, из них на восток ориентированы 3, шкура коня присутствует в 5, а вот подбоев вообще нет. Наконец, наиболее интересная для нас нижневолжская группа состоит из 8 погребений: Зиновьевка (Рыков П, 1929), п.5 к.9 Боро-даевки (Синицын И.В., 1947, с.130-131), к.1 Авилов-ского I (Синицын И.В., 1954, с.230-234), п.7 к.1 Береж-новки I (Синицын И.В., 1959, с.110), п.1 к.111 Береж-новки II (Синицын И.В., 1960, с.106-107), п.2 к.З Ило-ватки (Смирнов К.Ф., 1959, с.106-107), п.5 к.З Быково II (Смирнов К.Ф., 1960, с.229), Новоселки (Богачев А.В., 1998, с.30-32). Восточная ориентировка здесь отмечена только в одном случае (Зиновьевка), а подбои и шкура коня - в 4. При формальном рассмотрении ориентировки погребений перещепинской культуры, восточная оказывается на втором месте после северо-восточной, достигающей в Северном Причерноморье отметки 51,4%, а, в целом, по всем регионам - 48,2%. “Промежуточное” положение северо-восточной ориентировки позволяет, обычно, исследователям притягивать ее к северной или восточной, в зависимости от положений, которые они стремятся доказать. Но наши привязки к стрелкам современных компасов вряд ли близки к реальным системам пространственного ориентирования древнего населения. Наиболее простой способ определения востока - привязка к точке восхода солнца, сезонное смещение которой превышает 45°. Именно поэтому у тюрок Южной Сибири понятие “восток” на самом деле означало сектор между востоком и юго-востоком, где в разные времена года восходило солнце (Традиционое мировоззрение тюрков Южной Сибири, 1988, с.42-43). Для степных широт Восточной Европы этот сектор несколько иной -СВ-ЮВВ, и именно сюда ориентированы 78,4% северопричерноморских погребений и 74,1% перещепин-ских погребений, в целом. Близкий сектор (СВ-ЮВ) доминирует и в ориентировке территориально и хронологически ближайших к шиловским новинковских погребений - 67,9% (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.53). Подбойные погребения перещепинской культуры концентрируются в двух регионах - в Северном Причерноморье и Нижнем Поволжье. Важно, что практически все известные подбои сооружены под северо-западной стенкой (также справа от покойника), что сближает их с шиловским. Почти обязательны в мужских погребениях и остатки шкуры коня, а иногда и целых костяков. Канон пере-щепинских погребений тут идентичен раннесалтов-ским - шкура лежит вытянуто на ступеньке подбоя слева от погребенного или же выше, на перекры тии ямы, и ориентирована головой в ту же сторону. Отклонения от этого канона в раннесалтовских курганах редки (например, к. 11 Соколовской балки с противоположной ориентировкой коня) (Клейн Л.С., Раев Б.А., Семенов А.И., Субботин А.В., 1972, с.133-134). В перещепинских же наблюдаются некоторые региональные особенности: в Прикубанье отмечены случаи расположение шкуры справа от погребенного и перпендикулярно в ногах (Атавин А.Г., 1996, с.209, табл.1, 23), а в Нижнем Поволжье-два случая расположения шкуры в ногах в сложенном состоянии (Синицын И.В., 1947, с. 130; Синицын И.В., 1954, с.230, рис.1). Погребение 2 к.2 Шиловки отличается от перещепинских и раннесалтовских только ориентацией шкуры коня головой в противоположную от человека сторону. Разницу нельзя считать слишком принципиальной, поскольку отличия в ориентировке коня наблюдаются по всему ареалу расселения тюрок. Противоположная ориентировка коня наиболее характерна для тюркских погребений Тувы, Казахстана и Средней Азии (Могильников В.А., 1981, с.32-34). Расположение в головах сосуда, деревянные заклады подбоя, а также гробовища из деревянных плашек, тростника или бересты отмечены во многих ненарушенных погребениях курганов раннесалтовско-го типа, обычны они и для перещепинских погребений, но эти детали погребального обряда имеют слишком широкие аналогии как территориально, так и хронологически, чтобы быть показательными. В целом, шиловское погребение 2 к.2 по таким деталям погребального обряда, как подбой под северной стенкой, восточная ориентация, расположение шкуры коня на ступеньке подбоя слева от погребенного, одновременно близко погребениям двух регионов перещепинской культуры - Северного Причерноморья и Нижнего Поволжья, а также небольшой группе погребений в составе курганов раннесалтов-ского типа. Погребальное сооружение п.2 к.1 Шиловки гораздо интереснее: это - катакомба (рис.2, I). Камера удлиненно-овальная, немного неправильных очертаний, с выпуклым сводом. Дромос немного смещен от центра, неправильной формы: на участке, прилегающем к камере, прямоугольный, но на конце расширен до большой подовальной ямы. Неправильная форма дромоса довольно прозрачно объясняется желанием строителей катакомбы положить в дромосе коня, согласно тюркскому, а не аланскому канону, т.е. параллельно погребенным. Об ориентации погребенных судить сложно из-за разрушенности скелетов, но все же обломки черепов и ключиц находились в юго-западной части камеры, в то время как кости ног, преимущественно, - в северо-восточной, что, очевидно, указывает на первоначальную западную с отклонением на юг ориентацию скелетов, т.е. также, как и костяка коня. Из деталей обряда следует отметить угольную подсыпку на дне камеры и наличие костей барана. Анализ погребального обряда, несомненно, следует начать с катакомбы. Р.С.Багаутдинов и А.В.Бога 17 чев довольно своеобразно решили эту проблему: ши-ловские курганы якобы оставлены булгарами-бар-силами, которые восприняли на Кавказе катакомбный обряд (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.171). Возникает небольшая проблема: катакомба -это очень сложное погребальное сооружение, устройство которого требует не только знания формы, но и хороших практических навыков. На всех до единого катакомбных могильниках Кавказа и салтовской куль- туры Подонья обязательно присутствует группа катакомб с заметными отклонениями от канона: неправильной формы камеры, смещенные от центра неровные дромосы, нарушение перпендикуляра при соединении камеры с дромосом и т.д. Такие катакомбы довольно наглядно показывают, что даже прямые носители катакомбного обряда при отсутствии достаточного опыта не могли соорудить катакомбу правильно. Шиловская катакомба, в целом, попадает в Рис. 2. Раннесредневековые тюркские катакомбы Центральной и Восточной Европы. 1 - Шиловка, к.1; 2 -Мелитополь; 3 - Сёгвар-Оромдюлё, п.1; 4 - Христофоровка, к. 7, п.12. Fig. 2. Early medieval Turkish catacomb burials of Central and Eastern Europe. 1 - Shylovka, barrow 1; 2 -Melitopol; 3 - Szegvar-Oromdiilo, int. 1; 4 - Khristoforovka, barrow 7, int. 12. Abb. 2. Friihmittelalterliche tiirkische Katakombengraber Zentral- und Osteuropas. 1 - Sylovka, Kurgan 1; 2 -Melitopol; 3 - Szegvar-Oromdiilo, Grab 1; 4 - Christoforovka, Kurgan 7, Grab 12. Dess. 2. Catacombes turques du Moyen Age precoce en Europe centrale et de 1’Est. 1 - Shilovka, tumulus 1; 2 -Melitopol; 3 - Szegvdr-Oromdiilo, tombe 1; 4 - Khristoforovka, tumulus 7, tombe 12 18 группу “неправильных”, но с одной оговоркой - она вырублена не в глине, а в известняке, где точно соблюсти конструкцию было сложнее, а это, наоборот, свидетельствует о большом опыте строителей. Поэтому отказываться от поиска прямых аналогий никак нельзя. В ближайшем хронологическом срезе шиловских курганов близкие подкурганные катакомбы известны в Чир-Юрте. Катакомбы Чир-Юрта, в отличие от степной шиловской, располагались возле хазарского города Баланджар, поэтому отличаются стационарностью и выдерживанием стандарта, широким использованием кирпича и камня. Дромосы трапециевидные, ориентированы строго на север, соединялись с камерой строго по перпендикуляру. Вход часто закрывался кирпичной кладкой, сам дромос забутовывался камнем или сырцовым кирпичом. Камеры овальной формы, преимущественно сводчатые, на дне, обычно, прослеживается угольная и камышовая подстилка, все скелеты нарушены (Магомедов М.Г., 1977). Если отбросить налет урбанизации, чир-юртовские катакомбы отличаются от шиловской только отсутствием погребений коня. Ни одного погребения коня не обнаружено и в грунтовых могильниках Чир-Юрта (Путинцева Н.Д., 1961). Грунтовые погребения Чир-Юрта, обычно, оставляют без внимания хазароведы, забывая при этом, что выводы Т.С.Кондукторовой об однозначно неаланском степном антропологическом типе погребенных (Кондукторова Т.С., 1967) касаются, в основном, грунтовых катакомбных, ямных и подбойных погребений. Последние ориентированы на северо-восток, как и большинство подкурганных погребений перещепинской культуры, поэтому крайне интересно, что в катакомбах представлено антропологически то же население. Различия между грунтовыми и подкурганными захоронениями не только социальные, как предполагает М.Г.Магомедов (Магомедов М.Г., 1983, с.88-90), но в некоторой степени и хронологические - все датированные курганы Чир-Юрта относятся только к горизонтам Вознесенки и Галиат-Геленовка (Комар А.В., 1999, с.115-123), в то время как в грунтовом могильнике представлен и горизонт 2-й пол.VII в. Это хорошо соответствует историческим реалиям, поскольку впервые хазарский Баланджар упомянут еще в связи с нападением на него арабов в 642/643 гг., позже не вызывают никакого сомнения сведения о неудачном для арабов походе на Баланджар 652/653 гг. (Новосельцев А.П., 1990, с.173-175). Следовательно, традиции сооружения хазарами катакомб могут вполне охватывать и всю 2-ю пол.УП в. Отмечая несомненную схожесть чир-юртовских катакомб с шиловской, Р.С.Багаутдинов элегантно уходит от рассмотрения хазарской версии благодаря заявлению, что среди погребений знати Баланджара присутствовали и булгары-барсилы, которое аргументируется вырванной из хронологического и исторического контекста ссылкой на “источники” (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.105). При этом исследователь закрывает глаза на то, насколько сложна и запутана проблема этноса и локализации барсилов и Барсилии VII в. Наиболее полно этот вопрос, пожалуй, разобран А.В.Гадло, который показал ошибочность локализации Барсилии в Дагестане, а также подчеркнул, что барсилы - не булгары, их четко разделяет и Ананий Ширакаци, у которого, собственно, и взята цитата о барсильском этносе жены кагана (Гадло А.В., 1979, с.61-65). Только на рубеже VIII-IX вв. барсилы, как отдельное племя, были насильно переселены хазарами в Волго-Камский регион вместе с булгарами, причем еще во времена ибн-Фадлана (921-922 гг.) все племена сохраняли свою политическую и этническую автономию в составе Волжской Булгарии. Второй аспект затронутой проблемы - это, собственно, место населения Баланджара в структуре каганата. Наиболее распространенное мнение о тождестве Варачана и Баланджара (Новосельцев А.П., 1990, с.122-125) по сути опровергает версии арабских источников о столичном статусе города для хазар. Варачан довольно подробно описан у Мовсеса Каланкатуаци, также подробна и информация о властителе города “великом князе гуннов” Алп-Илитуере. Согласно албанскому источнику, он был женат на дочери кагана и носил титул “илитуер”, т.е. эльтебер (Мовсес Каланкатуаци, 1984, с.127-128). Такой титул в Тюркском каганате обычно получали вожди подвластных племен, в Хазарском он также отмечен у волжских булгар. И, хотя Мовсес Каланкатуаци параллельно с “гуннами” упоминает только этноним “хазиры”, все же есть основания усомниться в хазарском этносе населения Варачана. Тюрки и жители Баланджара противоставля-ются в контексте событий 653 г., а отдельный правитель Баланджара упоминается еще и в связи с событиями 723 г. (Новосельцев А.П., 1990, с.124, 180), т.е. до последних дней своего существования город составлял отдельную административную единицу каганата с собственным правителем. Похоже, несмотря на постоянное присутствие в городе хазар, его население сохраняло специфику своей культуры, симбиоз которой с тюркской и привел в результате к появлению катакомбных погребений Чир-Юрта с тюркскими чертами в антропологии и инвентаре. Это не “хазарская культура” и даже не “культура хазар” - перед нами результат локального взаимодействия культуры хазар и местного населения, в процессе которого многие местные культурные элементы оказались более устойчивыми, чем привнесенные, одним из проявлений чего и стало заимствование хазарами конструкции погребального сооружения - катакомбы. Западнее Чир-Юрта, в районе Кисловодска, рядом с аланским могильником Мокрая Балка исследован выразительный каменный тюркютский курук горизонта Вознесенки (Кузнецов В.А., 1985). Появление тут кочевников вполне объяснимо: мокробалковское поселение алан находилось рядом с основной магистралью кавказского отрезка “шелкового пути” (да и просто дороги, связывающей побережья Черного и Каспийского морей) и представляло собой удобное место для привала, в котором уже после 576 г. вполне 19 мог обосноваться тюркский наместник. Впрочем, тюркское влияние в погребениях могильника Мокрая Балка не ощутимо, зато аналогичный Вознесенскому инвентарь представлен в катакомбах расположенного недалеко могильника Директорская Горка, чье появление было связано М.П.Абрамовой с проникновением сюда группы тюркского населения (Абрамова М.П., 1982). Могильник обособлен от соседних аланских и несколько отличается от них. Ориентировка камеры и дромоса в катакомбах Директорской Горки совпадает с шиловской катакомбой, но дромосы узкие трапециевидные; погребенные также были ориентированы на запад с отклонением к югу. Характерная особенность катакомб: каменные оградки вокруг дро-мосов, а также наличие в дромосах комплексов обожженной сбруи, аналогичных Вознесенскому. В засыпке дромоса п.5 найдены кости коня, целый же скелет коня (п.1) был погребен над п.2. Конь лежит в узкой прямоугольной яме головой на северо-восток. Скорее всего, в данном случае погребение коня связано с катакомбой, но поскольку тюркский обряд предполагал параллельное расположение скелетов коня и человека, то коня просто погребли над западным краем катакомбы (только над краем из-за опасения обрушить свод). М.П.Абрамовой очерчен и крут аналогий каменным оградкам над погребениями: две катакомбы из Мокрой Балки и Острого мыса, а также алтайские тюркские погребения (Абрамова М.П., 1982, с. 148). Следует отметить и наличие каменных подпрямоутольных оградок над погребениями новинковского типа (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.50, табл-XXIV, 1; XXV, 1; XXVI, 1; XXVIII, 6). Если оградки катакомб Директорской Горки действительно связаны с тюркскими традициями, то тут наблюдается попытка соединить два разных типа оградок - поминальных и оградок над погребениями. Похожее совмещение поминального и погребального мест (несмотря на данные китайских источников, на самом деле разведенных в пространстве у восточных тюркютов) (Войтов В.Е., 1996, с.106) находим также в хакасских мавзолеях и в европейских курганах-куруках. Анализ памятников, появившихся вследствие контактов нескольких групп населения, всегда крайне сложен, особенно если механизм таких контактов точно не известен. Этнические определения без выводов антропологов в таких случаях всегда остаются спорными, позволяя параллельно сосуществовать диаметрально противоположным точкам зрения. Поэтому признаемся сразу, этнос погребенных в катакомбах Директорской Горки для нас не ясен. Пример Чир-Юрта показывает, что преобладание местных культурных элементов над привнесенными не всегда свидетельствует и об этническом преобладании местного компонента, катакомбы же Директорской Горки носят следы даже более сильного тюркского влияния, чем чир-юртские. Очевидно, в нашем случае следует просто остановиться на констатации, что оба памятника демонстрируют несомненные контакты тюркского населения с носителями катакомбного обряда, достаточно сильные для того, чтобы конструкция катакомбы могла быть заимствована кочевниками. Катакомбы (и склепы) последней трети VII в. известны еще в одном, довольно неожиданном, регионе - в Приуралье (Уфа) (Ахмеров Р.Б., 1970), где они не только не имеют никаких местных прототипов, но и значительно отдалены от ближайших регионов распространения таких сооружений. Поэтому не могут не обратить на себя внимание уфимские ямные погребения с северо-восточной ориентировкой, полностью аналогичные по инвентарю подкурганным погребениям перещепинской культуры. *Как нами уже отмечалось (Комар А.В., 1999, с. 112), наличие в этом регионе катакомб и каменных склепов, а также находки двух кавказских кувшинов, скорее всего, отражают какие-то двусторонние передвижения кочевников. Обратные связи фиксируются появлением на Кавказе прикамских вещей, например, в составе коллекции вещей из разграбленных погребений нач.УШ в. из Камунты находился характерный финно-угорский амулет с утиными лапками (Уварова П.С., 1900, рис.246), позже коньковые шумящие подвески становятся обычной находкой в салтовских погребениях. Присутствие пришлой группы кочевников в приуральском регионе и их контакты с местным финно-угорским населением крайне важны для интерпретации такой сложной проблемы, как происхождение мадьяр. Один из аспектов данной проблемы - наличие в венгерском языке группы взаимосвязанных слов тюркского происхождения, касающихся полного цикла земледельческих работ, - А.Барта связывает с эпизодом пребывания мадьяр в ареале салтовской культуры (Барта А., 1972, с.124-127). Но с тюркским влиянием связан и еще более важный эпизод перехода мадьяр к кочевому образу жизни, который завершился не позже cep.VIII в., а, следовательно, начался еще раньше. Константин Багрянородный считал мадьяр X в. двуязычными, причем связывал знание последними хазарского языка с наличием в их составе кабар (Константин Багрянородный, 1991, с.163). Такое объяснение не совсем правдоподобно: скорее тюркский был освоен мадьярами еще до восстания кабар, т.е. в процессе контактов с хазарами еще в Леведии и до изгнания мадьяр из их исходного региона проживания печенегами. Не менее интересен и этноним мадьяр, по Константину Багрянородному, - Хбфартог aocpaZoi- “непоколебимые” или “верные” сабарты (Константин Багрянородный, 1991, с.158), связываемый обычно с тюркским этнонимом “сабир”. Прямая связь мадьяр с Сабирами, еще во 2-й пол.У в. поселившимися на Северном Кавказе, маловероятна, зато трудно не вспомнить в данном случае сообщение ал-Мас’уди о том, что “по-тюркски” хазары зовутся “сабир” (Заходер Б.Н., 1962, с.131). Установление точного значения слова “сабир” - задача для лингвистов, для нас же важна констатация о возможности перенесения, таким образом, этнонима “сабир” на часть мадьяр, контактиро 20 вавших с хазарами с последней трети VII в. по первую треть IX в. От синхронных аналогий перейдем к более поздним, поскольку шиловская катакомба не единственная в кургане с ровиком. Две катакомбы в курганах-куруках известны в Сальско-Манычском междуречье (Иванов А.А., 2000, с. 18), но они отличаются от ши-ловской расположением дромоса вдоль длинной оси камеры. Т-образная катакомба в кургане с квадратным ровиком исследована лишь в к.8 группы “Заячьи могилы” возле г. Мелитополь в Северном Приазовье (Болтрик Ю.В., Комар А.В., 2001) (рис.1, 6, рис.2, 2). Дромос узкий, трапециевидный, ориентирован на юго-запад, но соединяется с камерой не по центру, а в ее северо-западной части. Целый остов коня положен в дромосе головой ко входу в камеру. Об ориентации погребения судить невозможно из-за полного изъятия костей человека при проникновении в катакомбу, камера же ориентирована по оси СЗ-ЮВ. Дата мелитопольской катакомбы не совсем четкая: кон.VIII -нач.1Х в., но, в любом случае, она более поздняя, чем шиловская, а, следовательно, традиция сооружения катакомб сохранялась населением, оставившим курганы с ровиками, довольно долго. Форма катакомб несомненно заимствована у алан, но механизм и причины этого заимствования нельзя объяснить просто соседством: речь идет об изменении погребального обряда, а, следовательно, для этого должны были существовать какие-то идеологические предпосылки. Катакомба представляет собой погребение с входной ямой и камерой; те же конструктивные элементы представлены и в подбойном погребении, но расположены по-другому. Эта параллель, конечно, общего порядка, но крайне неожиданную струю в этот вопрос вносят материалы аварского могильника Сёгвар-Оромдюлё, в котором представлены катакомбные, подбойные и ямные погребения, ориентированные, преимущественно, на северо-восток. Ямные и подбойные погребения с северо-восточной ориентацией часто сопровождались шкурой коня, ориентированной в ту же сторону, расположенной слева от человека на ступеньке подбоя или выше - на перекрытии ямы. Совпадение ориентировки с пере-щепинской может быть и случайным, поскольку не исключено, что это просто отклонение от обычной для части аварских могильников северной ориентации, но их близость к рядовым погребениям переще-пинской культуры все же очевидна. Можно согласиться с мнением Г.Лёринци о их родственности, но гипотеза о причерноморском происхождении этой группы населения, проникнувшей в Карпатскую котловину в VI в. вместе с аварами (Lorinczy G., 1992; Марчик А., Фоти Э., Лёринци Г., 2000), пожалуй, не выдерживает критики. Материалы всех 523 погребений могильника пока не опубликованы, но крайне интересно п. 1 с выразительным инвентарем комплексов арцибашевского типа (Lorinczy G., 1992, abb.1-7). Г.Лёринци довольно хорошо знает восточноевропейские аналогии геральдическим бляшкам и инкрустированным подвескам, но при этом для датировки пытается использовать монеты VI в. из Джигинской и п.81 Агафоново (Lorinczy G., 1992, р. 105-110), не обращая внимания на то, что, например, точные аналогии овальной бляшке (Lorinczy G., 1992, abb.4, 7) из п.5 к.З Мадары попали в землю однозначно после 680 г. Торцевая сторона кол-тов из Джигинской, Кайбалы и Симбирской губернии (Кондаков Н., 1896, рис.115-119) декорирована специфической “бегущей волной”, точные аналогии которой находим на нагрудной подвеске из Глодос (Смыенко А.Т., 1965, табл.Ш, 2) и футляре бутероли из Перещепины (Сокровища хана Кубрата, 1997, кат.42). В кладе же из Мерсины, застежки цепи из которого обычно привлекаются как аналогии цепи из Джигинской, находилась византийская пряжка 2-й пол.VII в. и византийский поясной набор, ставший прототипом аварских и хазарских поясов горизонта Озоры-Вознесенки (Кондаков Н., 1896, табл.ХГХ, 1-17). Восточноевропейские погребения с геральдикой также никак нельзя опустить до VI в. Если речь действительно идет о проникновении какой-то группы причерноморского населения к аварам, то п.1 Сёгвар-Оромдюлё датирует этот эпизод не ранее 679 г. К сожалению, без публикации всех погребений могильника Сёгвар-Оромдюлё неясно, есть ли еще погребения с восточноевропейскими вещами или п.1 единственное; неизвестно также, есть ли на могильнике раннеаварские погребения. В последнем случае данная группа населения действительно могла появиться в Венгрии еще вместе с аварами. Г.Лёринци пошел традиционным для венгерской археологии путем отождествления всех неаварских кочевнических элементов с кутригурскими. Но письменные источники VII в. упоминают булгар в аварской среде как компактно проживающее население, причем только на юго-западных и северо-западных границах авар, по соседству с Византией и Баварией. Интересующая же нас группа располагалась к востоку от Тисы в соседстве со славянами, причем, как показывает сам Г.Лёринци, была довольно рассеянной среди аварского населения региона (Lorinczy G., 1992, р. 113-120, abb. 19). Более корректно в данном случае говорить о наличии в составе авар этого региона какой-то группы неаварского тюркского населения. Им вполне могут оказаться упоминаемые Феофилактом Симокаттой (Kh.VII; VIII, 16, 17) племена тарниах и котцагиры, присоединившиеся к аварам в 90 гг. VI в. Впрочем, среди опубликованных на сегодня погребений могильника раннеаварских нет. Если это действительно так, то Сёгвар-Оромдюлё может послужить важным материалом для решения проблемы “миграционной волны 670/680 гг.”, о происхождении и этносе которой в венгерской археологии до сих пор нет единой позиции (Балинт Ч., 1995, с.38-53). Новая “волна” привела к появлению у авар стремян с прямой подножкой, удил с “восьмеркообразными” грызлами, сабель с перекрестьями, калачевидных кресал (Балинт Ч., 1995, с.44). Столь резкое изменение форм основных для кочевников железных изделий действительно не могло произойти эволюционно, впрочем, 21 этот комплекс не обязательно был механически привнесен в Подунавье с новым этносом, поскольку авары могли его просто заимствовать у группы населения, с которой они вступили в контакт лишь около 670/680 гг. Такой группой - носителем указанного комплекса вещей - были кочевники, занимавшие степи от Северного Причерноморья до Заволжья, а начало контактам явно положил эпизод изгнания хазарами булгар Аспаруха за Дунай. Хазаро-аварские контакты заметно отразились на материальной культуре хазар горизонта Вознесенки, их влияние сохранялось и в раннесалтовский период (Комар А.В., 1999, с.115-128). Обратное влияние выразилось в появлении у авар не только указанных выше типов железных изделий, а также имитаций отдельных типов восточноевропейских геральдических деталей (Гавритухин И.О., Обл омский А.М., 1996, рис.74) и в заимствовании перещепинско-вознесенских орнаментальных мотивов (Werner J., 1986). Механизм этих контактов был не вполне понятен, поскольку, например, у непосредственных соседей авар - дунайских болгар - среднеаварские вещи вообще не известны, а позднеаварские известны, но представлены единичными находками (Werner J., 1986, taf.29, 4, 5; Fiedler U., 1992, abb.45,1, 2, 5, abb.46, 1-3, taf.35, 6, taf.101, 22). Изучение же возможных путей движения показывает, что именно при попытке хазар проникнуть к аварам в обход болгар через территорию Румынии, они неминуемо попадали в долину р.Темеш, т.е. в зону расселения интересующей нас группы тюркского населения Сёгвар-Оромдюлё, чья родственность рядовому населению перещепинской культуры очень вероятна. Вернемся к погребальному обряду могильника Сёгвар-Оромдюлё. Состоянием на 1995 г. из 399 раскопанных погребений аварского времени 118 были катакомбными (Lorinczy G., 1995, р.399). Все катакомбы однотипны: состоят из узкого прямоугольного со скругленными углами дромоса и продолжаются дальше такой же узкой камерой, рассчитанной на параметры одного человека (рис.2, 3). Дно камеры резко наклонное, но иногда лежит в одной плоскости с дромосом. Человек ориентирован головой ко входу (на северо-восток), в дромосе часто находится целый скелет или шкура коня, ориентированные головой ко входу в камеру (Lorinczy G., 1992, р.103-104, abb.8; LorinczyG., 1995, р.399-402, abb.1-4). Такие же катакомбы известны и на многих других аварских могильниках восточнее Тисы, но только на трех - западнее (Lorinczy G., 1995, р.401-402, abb.5-7). Отличие катакомб от рассмотренных нами выше хазарских очевидно и в объяснении не нуждается - для нас важно, что эта группа тюрок принесла с собой в Венгрию специфический, не имеющий прямых аналогов, катакомбный обряд из своего прежнего региона проживания. Пытаясь поместить его в Причерноморье, Г.Лё-ринци ищет аналогии в раннеаланских катакомбах Поволжья и Северного Кавказа, черняховско-позднескифских земляных склепах (Lorinczy G., 1992, р.104), но это помогает мало. На самом деле единст венная близкая аналогия - п.12 к.7 Христофоровки (Шапошникова О.Г., Фоменко В.Н. и др., 1973, табл.XVI, XVII) - уверенно относится к горизонту Боча-Перещепина, т.е. датируется 2-й пол.VII в. Катакомба состоит из узкой подпрямоугольной входной ямы со ступенькой и узкой подовальной камеры, врезанной в северо-восточном углу входной ямы (рис.2, 4). Камера расположена параллельно дромосу, но не продолжает его, как в аварских катакомбах, а немного смещена к северу, сочетая, таким образом, элементы катакомбы и подбоя. Еще одно отличие: скелет уложен головой в противоположную сторону от входа и ориентирован на восток. В этом же кургане открыто и обычное погребение перещепинской культуры (п.7), совершенное в простой узкой яме и ориентированное на СВВ (Шапошникова О.Г., Фоменко В.Н. и др., 1973, табл.XVI, XVII). Совершенно ясно, что аналогии таким катакомбам следует искать гораздо восточнее. На особый успех тут пока рассчитывать трудно. Единичные аналогии общего порядка (например, тюркское погребение к.11 Чонноо на Тянь-Шане или более отдаленное джетыасарское погребение к.224 могильника Алтынасар 4к (Шер А.Я., 1963, с. 162; Левина Л.М„ 1996, рис.60, 5), в целом, найти можно, но они вряд ли будут доказательными для локализации региона исходного проживания авар. Материалы Сёгвар-Оромдюлё позволяют лишь утверждать, что в катакомбах, подбоях и простых грунтовых ямах могильника погребались представители одного этноса, родственного рядовому населению перещепинской культуры, у которого, как свидетельствует к.7 Христофоровки, также практиковался похожий катакомбный обряд. В отличие от своих Дальних венгерских родственников, хазары задержались на Кавказе и имели возможность использовать для сооружения катакомб навыки опытных в этом деле аланских мастеров. Впрочем, в катакомбах Директорской Горки мы наблюдаем и попытку приспособить аланскую форму катакомбы к требованиям тюркского обряда, следствием чего стало появление каменных оградок над дромосами, ритуальных комплексов в виде обожженной сбруи, погребения коня над катакомбой. В шиловской катакомбе также наблюдаем отход от аланского канона из-за желания положить коня в дромосе, но параллельно погребенным. Именно выделение осмысленных нарушений канона, возможно, в будущем позволит отличать хазарские Т-образные катакомбы от аланских, поскольку в случае отсутствия нарушений все детали погребального обряда (погребальное сооружение, ориентация погребенных, разрушение скелетов, погребение коня в дромосе, жертвенная пища, угольная посыпка дна и т.п.) соответствуют аланским. Инвентарь Анализ инвентаря и хронологии шиловских курганов следует начать с четкого определения культурной принадлежности комплексов. По мнению Р.С.Ба-гаутдинова и А.В.Богачева, “шиловские курганы отно 22 сятся к одному культурно-хронологическому горизонту с Перещепинским комплексом” (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.152-162). Выделив ряд аналогий инвентарю шиловских курганов в таких комплексах, как Перещепина, Ясиново, Новые Санжары, Портовое, п.5 Директорской Горки (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.152-162), А.В.Богачев действительно наметил основной ареал культурных связей (перещепинская культура), но, увлекшись хронологическими построениями, не заметил грани, за которой хронологические признаки переходят на более высокий уровень - культурный. Наиболее явно это относится к трем “признакам горизонта Перещепи-на-Шиловка”: костяным накладкам седла, кувшинам с ручкой-петелькой, орнаменту в виде пальметты (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.161). Костяные декорированные обкладки седла, колчана и т.п. - традиция общетюркская и довольно длительная. В Европе они впервые появляются вместе с аварами (Fettich N., 1926, fig. 18,1,2; Garam Е„ 1975, fig.24, 7,20), но аварские пластины отличаются от перещепинских, брусянских, катандинских и т.п. по форме и декору, как, собственно, последние отличаются и между собой. То же касается и орнамента в виде пальметты, который имеет множество вариаций и, например, в аварской среде представлен только на вещах позднеаварского периода (Врап, Эрзеке и т.п.) (Werner J., 1986). И.О.Гавритухин, несомненно, прав: различия между известными костяными накладками и вариантами пальметты слишком заметны, чтобы они могли использоваться как хронологический индикатор (Гав-ритухин И.О., 2000, с.31), но они с высокой долей вероятности могут служить для Восточной Европы как этнокультурный показатель тюрко-монгольского населения центральноазиатского происхождения. Несколько другая ситуация с шиловским кувшином. Да, он напоминает кружку из Перещепины, но попытка И.О.Гавритухина максимально расширить круг аналогий за счет кружек из драгоценных металлов и кувшинов других форм с ручкой-петелькой (Гавритухин И.О., 2000, с.31) малоубедительна. Ши-ловский сосуд - это сероглиняный кувшин, судя по клейму, сделанный профессиональным гончаром. По технике исполнения кувшин напоминает аланскую керамику, но для алан обычно соединение ручки с шейкой кувшина, в то время как у шиловского сосуда ручка-петелька расположена на тулове. Близкие аналогии форме можно действительно найти у авар, но аварские сосуды выполнены гончарами другой школы: они, преимущественно, желтого или оранжевого обжига, сероглиняные же отличаются по тесту. В обоих случаях местные ремесленники специально на заказ воспроизводили несомненно тюркскую форму сосудов, появившуюся еще до переселения авар в Европу. По форме и технологии изготовления шилов-ский кувшин имеет две прямые аналогии - кувшины из Ясиново и Канцирки, - совершенно верно указанные А.В.Богачевым (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.161). Конечно же, шиловский кувшин мог быть изготовлен и не в Канцирке (достаточ но только в Причерноморье вспомнить центр в Мачехах), но он, несомненно, принадлежит той же этнокультурной группе кочевников, которую обслуживал Канцирский гончарный центр (Ясиново, Келегеи, Вознесенка). Пытаясь отнести шиловский кувшин к хронологическим признакам, А.В.Богачев не учел того обстоятельства, что аланы продолжали обслуживать то же население и в более позднее время. В салтов-ской культуре не только в большом количестве представлены близкие по схеме кубышки с ручкой-петелькой, но из Верхнего Салтова происходит и находка близкого ясиновскому кувшина (Parhomenko O.V., 1990, taf.8; 5, taf.9, 3, 5), также следует отметить кувшин из раннесалтовского п.1 к.9 Ханата (Круглов Е.В., 1990, рис.3,19). Поэтому можно лишь утверждать, что аналогичные кувшины встречаются в двух культурах (перещепинской и салтовской), отражающих два разных хронологических этапа развития материальной культуры населения Хазарского каганата. Крайне интересны костяные обкладки лука из к. 1 Шиловки, которые, к сожалению, сохранились плохо. Практически невозможно судить о форме боковых концевых накладок, зато сохранилась боковая центральная, а также все фронтальные (рис.З, 2). Концевые фронтальные накладки обычны для раннесалтовских луков и луков подкурганных погребений перещепинской культуры, например, аналогичные были в к.5 Виноградного (рис.З, 1). Небольшая призматическая центральная фронтальная накладка шиловского лука (рис.З, 2) наоборот в погребениях с геральдическими поясами не встречена, зато близкая присутствует на раннесалтовском луке из п.1 к.2 Обозного (рис.З, 3). Отличается и форма центральной боковой накладки, которая, в отличие от трапециевидних перещепинских, имеет характерную раннесалтовскую форму ивового листа (рис.З, 2). Нечто промежуточное представляет собой накладка лука из п.1 к.2 Брусянского IV могильника: накладка пропорционально уже перещепинских и не трапециевидная, а скорее сегментовидная, поскольку один край ровный, а другой скруглен (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, табл.ЬХХ1, 5). Явно переходная также накладка из п.5 к.13 Новинковского II могильника (Матвеева Г.И., 1997, рис.64, 3). Шиловский лук по сохранившимся фрагментам более близок раннесалтовским, хотя судить об этом уверенно нельзя из-за невозможности определить форму концевых боковых накладок, которая у перещепинских и раннесалтовских луков заметно отличалась. По мнению А.М.Савина и А.И.Семенова, отличия между перещепинскими и раннесалтовскими луками (луками “гуннского” и “хазарского” типов) настолько велики, что даже не может быть и речи о генетической связи использовавших их двух групп населения, и поэтому их вполне можно использовать как этнический индикатор для различения булгарских и хазарских погребений (Савин А.М., Семенов А.И., 1995; 1998). Только для новинковских комплексов исследователи признают, что луки из них сочетают в себе одновременно признаки и “гуннского”, и “хазарского” 23 24 Рис. 3. Костяные детали сложно составных луков и боевые ножи. I - Виноградное, к.5; 2, 6 - Шиловка, к.1; 3 - Обозное, к.2, п.1; 4 - Глодосы; 5 - Борисово, п.138. Fig. 3. Bone details of composite bows and battle knives. 1 - Vynogradnoje, barrow 5; 2, б-Shylovka, barrow 1; 3 - Oboznoje, barrow 2, int. 1; 4 - Glodosy; 5 - Borisovo, int 138. Abb. 3. Knochenteile der zusammengesetzten Bogen und Kampfmesser. 1 - Vinogradnoje, Kurgan 5; 2, 6-Sylovka, Kurgan 1; 3 — Oboznoje, Kurgan 2, Grab 1; 4 - Glodosy; 5 - Borisovo, Grab 138. Dess. 3. Organes en os des arcs a tir complexes et couteaux de bataille. 1 - Vynogradnoje, tumulus 5; 2,6-Shilovka, tumulus 1; 3 - Oboznoje, tumulus 2, tombe 1; 4 - Glodosy; 5 - Borisovo, tombe 138 луков (Савин A.M., Семенов А.И., 1995, с.76),не объясняя, правда, причины этого явления. Между тем, трудно не обратить внимание на тот факт, что все “промежуточные” формы происходят из новинковских погребений нач.УШ в., в то время, как единственный “хазарский” лук из новинковского к.7 Осиновки III относится уже к раннесалтовскому времени. Если это не эволюция, то что? Оспаривать центральноазиатские аналогии луку “хазарского” типа смысла нет, но А.М.Савин и А.И.Семенов, на наш взгляд, все же недооценивают степень их близости к аварским лукам и возможность видоизменения лука “гуннского” типа под аварским влиянием. Если же “хазарский” лук действительно был принесен в Европу новой группой азиатского населения, то приходится констатировать, что первые признаки ее появления наблюдаем уже в к.1 Шиловки. Аналогии одновременно в перещепинских и сал-товских комплексах находит и боевой коленчатый нож из п.2 к.1 Шиловки (рис.З, 6). С.Э.Зубов при его анализе ограничился только названием “кинжал уйбат-ского типа” и ссылкой на мнение А.В.Крыганова, что кинжалы вообще не были свойственны средневековым кочевникам (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.113). Между тем, данный тип ножей для Европы очень показателен, особенно в этнокультурном плане. Поскольку заточка клинка односторонняя, терминологически речь идет именно о ноже, а не о кинжале (Крыганов А.В.,1998, с. 149-150; Мотов Ю.А., 1998, с. 126-129), но скепсис А.В. Крыганова и Ю.А.Мо-това относительно их боевого предназначения мы не разделяем. Полифункциональность любого боевого ножа несомненна, но все же коленчатый нож специально предназначался для вспарывания живота противника во время пешего боя. В недавней дискуссии о роли последнего у тюрок (Кызласов И.Л., 1996, с.75; Худяков Ю.С., 2000, с. 101-105) более предпочтительной нам кажется позиция Ю.С.Худякова: пехота как отдельный род войск у тюркютов вряд ли существовала, а вот умение кочевников спешиваться и вести бой в пешем строю действительно неоспоримо. Коленчатые ножи широко представлены на изображениях Средней Азии и тюркских скульптурах (Евтюхова Л.А., 1952, рис.12; Кубарев В.Д., 1984, табл.XXI, 133; XXVI, 158; XXXIII, 199; XXXVI, 214; XXXVII, 218; XLII, 233), но, как ни странно, в тюркских погребениях они крайне редки. Археологические находки на востоке известны, но в кремациях хакасской культуры чаатас, где они, по мнению Л.Р.Кызла-сова, происходят от коленчатых таштыкских ножей (Кызласов Л.Р., 1981, с.48, рис.28, 27, 28). Похожая ситуация наблюдается и в Восточной Европе: ножи из Глодос и п.138 Борисово (рис.З, 4, 5) найдены в кремациях, а ножи из Вознесенки и Тополь - в обожженных поминальных комплексах. Единственное исключение - коленчатый нож из п.З Директорской Горки, но, как уже указывалось выше, катакомбы Директорской Горки, несомненно, связаны с тем же населением, которое построило каменные куруки из Мокрой Балки и Вознесенки. Находка коленчатого ножа в шиловской катакомбе внутри четырехугольного деревянного сооружения не только не нарушает закономерность, но даже наоборот - подтверждает правомерность использования коленчатых ножей как этнокультурный индикатор. Перекрестье шиловского ножа немного отличается от глодосского, Вознесенского и борисовского тем, что выступы по центру и на концах не ромбовидные, а подовальные. Похожее перекрестье находим на раннесалтовском мече из п. 11 Казазово (Тарабанов В.А., 1983, рис.1, 2), но эти отличия не обязательно хронологические, поскольку такие же известны и на тюркских скульптурах (Могильников В.А., 1981, рис.22, 1, 8), плюс на всех других раннесалтовских клинках перекрестье, как и у ножа из Тополь, прямое, т.е. казазовское перекрестье - не более, чем архаизм. Какое-то прямое перекрестье было и у сабли из п.2 к.2 Шиловки (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.113, рис.23, 3). По С.Э.Зубову, изгиб полосы достигает 20 мм, что несколько сомнительно для столь раннего экземпляра. К сожалению, у нас не было возможности провести замеры клинка, но при его осмотре столь заметной кривизны лезвия не наблюдалось. Клинок очень корродирован: скорее всего, именно коррозия и стала причиной такого большого перепада при измерениях. Сама кривизна полосы не удивительна, учитывая изображение на костяной пластине из к. 17 (рис.4, 9) и кривой нож из к.26 Чир-Юрта (Магомедов М.Г., 1983, рис.23; 26,12), а также аварские находки из Озоры-Тотипусты (Garam Е., 1993, taf.76, 8) и п.64 Диэнэсдиаса (Muller R., 1996, kat.5.469), но такой большой ее цифровой показатель сомнителен. Данные о кривизне клинка нуждаются в дополнительной проверке, поскольку, похоже, мы имеем дело с наиболее ранней археологической находкой сабли в Восточной Европе. Чир-юртский круг аналогий продолжают костяные пластины из п.2 к.1 Шиловки (рис.4, 2, 4, 5). Изображения обкладок из к. 17 Чир-Юрта (рис.4, 8, 9), несомненно, отличаются от шиловских, но на них повторяются 25 два сюжета: лучник, стреляющий из сидячего положения в хищного зверя во время охоты и всадник в боевом порядке на скачущем коне (именно в боевом, поскольку на аналогичном изображении всадника-охотника на луке седла из могилы 9 Кудыргэ (Гаврилова А. А., 1965, табл.XVI, 1) сабли, кинжала или какого-либо другого оружия, кроме лука, нет); конь, по характерной тюркской традиции, вытянут так, что передние и задние ноги параллельны земле. С.А.Плетнева справедливо указала на необходимость использования для сравнения еще одного хазарского изделия с изображениями - ковша из Коцкого городка (Плетнева С.А., 1999, с.203), отнесенного к кругу хазарской торевтики В.П.Даркевичем (Даркевич В.П., 1976, с.167-170). На ковше представлены два сюжета шиловских пластин: оседланные лошади без всадника и лучник, стреляющий, присев на колени (рис.4, 6, 7). Хвосты лошадей всех трех изображений завязаны в узел (рис.4, 4, 6, 9). Это - специфическая этнографическая деталь, поскольку, например, на изображении тюркских лошадей луки седла из могилы 9 Кудыргэ хвосты лошадей распущены (рис.4, 1). Зато также завязаны в узлы хвосты лошадей хакасских лучников на бляшках из Копейского чаатаса (Киселев С.В., 1949, табл.ЬУП, 1-4). О степени родства хазар с хакасами пока судить сложно, но все же уже отмеченные нами параллели в погребальном обряде и ремесленных традициях (Комар О.В., 2000, с.133-134) дополняются отличием рунических алфавитов Хазарского каганата от орхонт-ского и енисейского и их близостью к южноенисейской письменности, практиковавшейся хакасами и частью населения Тувы (Кызласов И.Л., 1994, с.13-73). Эти факты позволяют предполагать, что хазары представляли собой отдельный этнос, родственный одновременно и тюркютам, и хакасам, но, подобно племенам чуйской группы (дулу и нушиби), еще в сер.VI в. влились в племенную структуру собственно тюркю-тов, вследствие чего хазары и считались китайскими хронистами “тукюэсским поколением (племенем)” (Бичурин Н.Я., 1950, с.315, 326, 329). Антропологический тип изображенных на ковше из Коцкого Городка людей европеоидный, хотя изображение на чир-юртовской пластине, в случае сохранения части лица, скорее, принадлежало бы к монголоидному типу. Это напоминает слова ал-Истах-ри: “Хазары не походят на тюрок - они черноволосы, разделяются на два разряда, один называется кара-ха-зар, они смуглы так сильно, что их смуглота отдает в чернь, они словно какой-либо разряд из Индии. Другой разряд - белые, красивые и совершенные по внешнему виду”. Похожие сведения повторяют и другие арабские источники, разделяя хазар на “смуглых” и “белых”, что позволило Б.Н.Заходеру предположить существование у хазар двух антропологических типов населения (Заходер Б.Н., 1962, с.139). М.И.Артамонов, несомненно, прав, относя возникновение версии о “черноте” части хазар к переводу тюркского социального термина кара-хазар - “черные хазары” (от тюркского “кара-будун” - “черный народ”) (Артамонов М.И., 1962, с.100). Несколько новых лингвистических версий были предложены О.Б.Бубенком (Бубенок О., 1997), но и они не меняют сути проблемы - во времена ал-Истах-ри арабы слишком хорошо знали хазар, чтобы выдумывать несуществующие расовые различия, а в тексте уверенно говорится именно о них. Скорее всего, у хазар действительно сосуществовали два расовых типа - европеоидный и монголоидный, но часто соотносимый с представителями последнего социальный термин “кара-будун” был просто неверно истолкован арабами. Именно механическое смешение европеоидного и монголоидного населения и фиксируется в краниологических сериях из могильников новинков-ского типа (Газимзянов И.Р., 1995, с.95-109). Антропология из курганов раннесалтовского типа пока не исследована, мало данных и об антропологическом типе перещепинского населения. Среди последнего известен брахикранный с деформированием черепа тип с явными монголоидными признаками (Чир-Юрт, Иловатка, Бородаевка) (Кондукторова Т.С., 1967, с.119-122; Глазкова Н.М., Чтецов В.П., 1960, с.292; Синицын И.В., 1947, с.131), представлен также европеоидный с монголоидной примесью без деформации (Ковалевка) (Круц С.И., 1978, с.168-169) и брахикранный европеоидный (“зливкинский”) (Уч-Тепе) (Гинзбург В.В., 1965, с.192-193). Налицо явная антропологическая неоднородность данного населения. Причем, что интересно, по сравнению с 20 гг. VII в., в IX-X вв. письменные источники указывают на заметную “европеизацию” антропологического типа хазар, которую, учитывая явные средне- и центральноазиатские истоки “зливкинского” типа (Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1995, 569-570, рис.З), нужно связывать не с гипотетическим смешением хазар с местным населением, а с новым притоком к хазарам тюрок после разгрома Западнотюркского каганата в 50 п\ VII в. Пластинчатые панцири и кольчуги воинов на шиловских обкладках (рис.4, 4, 5) вряд ли срисованы со стен Пенджикента или с персидских воинов, как предполагает Р.С.Багаутдинов (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.108-109), поскольку они находят археологические соответствия в комплексах перещепинской и салтовской культур. В Келегеях, Вознесенке, Новых Санжарах, пп.2, 3 Директорской Горки, Чир-Юрте, к.29/1985 Клин-Яра III, “Царском кургане” обнаружены обрывки кольчуги, очевидно, символизировавшие целую. В к.5 Чир-Юрта кольчуга сочеталась с остатками наборного пластинчатого доспеха, который представлен и в других погребениях Чир-Юрта (Магомедов М.Г., 1983, рис.22, 17-30). Археологические находки полной кольчуги и остроконечных, склепанных из нескольких пластин, шлемов с бармицей происходят из раннесалтовских комплексов: подкурганного погребения в Столбище, п.134 Борисово и п.106 Казазово (Афанасьев Г.Е., 1987, с.199-200, рис.З; Саханев В., 1914, с.144; Тарабанов В.А., 1983, с. 151); но, похоже, полный комплекс защитного вооружения был реалией уже в шиловское время. Отдельно следует сказать об изображениях драконов на шиловской пластине (рис.4, 2). Р.С.Багаут- 26 Рис. 4. Образцы изобразительного искусства хазар и восточных тюрков. 7 - Кудыргэ, м. 9; 2, 4, 5 - Шиловка, к.1; 3 - Бугут; 6,7- Коцкий Городок; 8, 9 - Чир-Юрт, к. 17 (масштаб разный). Fig. 4. Pieces of fine arts of the Khazars and the Eastern Turks. 1 - Kudyrge, int. 9; 2, 4, 5 - Shylovka, barrow 1; 3 - Bugut; 6,7- Kotskij Gorodok; 8, 9 — Chir-Jurt, barrow 17 (scale is varying). Abb. 4. Muster der darstellenden Kunst der Chasaren und der ostlichen Tiirken. 7 - Kudyrge, Grab 9; 2, 4, 5 -Sylovka, Kurgan 1; 3 - Bugut; 6, 7 - Kockij Gorodok; 8, 9 - Cir-Jurt, Kurgan 17 (der Mafistab ist unterschiedlich). Dess. 4. Exemples de Part pictural des Khazars et des Tures de 1’Est. 7 - Kudyrgue, tombe 9; 2, 4, 5 - Shilovka, tumulus 1; 3 - Bugut; 6, 7 - Kotskij Gorodok; 8, 9 — Chir-Jurt, tumulus 17 (I’echelle differente) 27 динов верно отметил отличия иконографии шилов-ских драконов от китайских (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с. 107 . Действительно, в данном случае дракон выступает в своей ранней полузме-иной ипостаси, соответствовавшей мировоззрению тюркютов. Изображение дракона на обкладке луки седла обнаружено в Бугутском куруке, сооруженном в 582 г. для Таспар-кагана (рис.4, 3). Обкладка железная, изображение выполнено в технике золотой насечки и заметно отличается от шиловского, но мы должны учитывать значительную хронологическую дистанцию, за время которой образ дракона в тюркютском искусстве не оставался неизменным, а эволюционировал. Обязательной принадлежностью тюркютских каганских куруков является стела с драконовым навер-шием, стоящая на черепахе. Эта композиция символизировала мировую модель, в которой Небу-Дракону противоставлялась Земля-Черепаха (Войтов В.Е., 1996, с.101-103). На шиловской пластине черепахи нет, а под двумя противостоящими драконами изображены два зайца. Что этим хотел сказать художник, точно не ясно. Дело в том, что дракон у тюркютов был символом верховной власти, а изображения дракона с черепахой полагались только курукам каганов. Бу-гутская обкладка седла с драконом также найдена в каганском куруке. Шиловская пластина происходит из погребения явно более низкого ранга, поэтому не исключено, что сочетание дракона с зайцем разрешалось использовать кому-то из бегов, тарханов или просто родственников каганской семьи. В изображении на луке седла из могилы 9 Кудыргэ (рис.4, 1) (Гаврилова А.А., 1965, табл.ХУ!, 1) художник использовал похожую композицию. В центре изображены два противостоящих тигра - подчеркнуто сильнейшие персонажи сюжета, над которыми расположены изображения зайца и лисы - наоборот, персонажей наиболее слабых. Направленность такой композиции несомненна, хотя гадать о ее точном значении можно долго. Тигр уступает по рангу дракону, поэтому шиловские пластины явно более престижны; социальная разница между погребениями заметна и в оформлении погребального сооружения. Учитывая связь изображения дракона с высшей (каганской) властью, шиловские обкладки седла - не просто украшение или оберег -это, несомненно, тюркютский отличительный знак, свидетельствующий о высоком ранге его владельца. О том же говорят золотые монеты из комплекса. Речь, собственно, идет о византийском солиде и о неопределимом подражании солиду. Подражание одностороннее, выполнено схематично, поскольку мастер сам пытался сымитировать изображение аверса (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, табл.XIII, 10). Более качественные подражания солидам, выполненные путем отливки с оригинала, известны в Келе-геях (Семенов А.И., 1991, с.124, рис.1) и в погребении из Днепропетровской области (Голенко К.В., 1956). Три подражания найдены и в погребениях Чир-Юрт-ского могильника (Магомедов М.Г., 1983, рис.28). Шиловский солид Ираклия и Ираклия/Константина (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, табл.ХШ, 9) чеканен в период 629-632 гг. Учитывая небольшую потерю веса вследствие просверливания отверстия, изначально солид был полновесным. Со-лиды данного выпуска в кочевнических комплексах крайне редки и представлены, кроме Шиловки, только в Перещепине (Сокровища хана Кубрата, 1997, каталог монет, № 6, 7). Их сочетание в Перещепине с тяжелыми подарочными медальонами того же выпуска, позволило И.В.Соколовой заключить, что данная группа солидов поступила к кочевникам одномоментно, в период 629-632 гг., поскольку послать медальоны могли лишь выпустившие их правители (Сокровища хана Кубрата, 1997, с.18-24). Письменные источники упоминают только одно событие, позволяющее объяснить происхождение медальонов, - это эпизод брака 630 г. дочери Ираклия Евдокии и джебгу хазар, не состоявшегося по причине гибели последнего (Чи-чуров И.С., 1980, с.161). В этом контексте шиловский солид приобретает особое значение, поскольку демонстрирует определенную связь предков его владельца с джебгу хазар или его сыном шадом, очевидно, и ставшим после внезапной гибели отца и дяди первым каганом хазар. От вещей, несущих информацию об этнокультурной принадлежности погребенных, мы перешли к предметам, одновременно являющимися хронологическими индикаторами. Критикуя датировки шилов-ских курганов А.В.Богачева, И.О.Гавритухин отбросил возможность их синхронизации с горизонтом Пере-щепины и отнес указанные комплексы к горизонту Вознесенки (Гавритухин И.О., 2000, с.29). Также, скорее всего, к горизонту Вознесенки принадлежит и погребение из Портового. При этом к горизонту Пере-щепины исследователь ошибочно отнес комплекс из Новых Санжар. В комплектации горизонта “Переще-пина-Шиловка” А.В.Богачева присутствуют комплексы Ясиново, Новые Санжары, Портовое, п.5 Директорской Горки, все принадлежащие к горизонту Вознесенки (Комар А.В., 1999, с.117-120). Лишней оказывается лишь Перещепина, но А.В.Богачевым действительно учтены из комплекса только те признаки, которые находят продолжение дальше в горизонте Вознесенки. Упуская из вида сам Вознесенский комплекс, А.В.Богачев фактически интуитивно пытался нащупать его горизонт, промежуточный между “зиновь-евским” и “брусянским” этапами и рассматриваемый исследователем как “переходной”. Замечание И.О.Га-вритухина совершенно справедливо: шиловские комплексы не “переходные”, а просто инокультурные для Среднего Поволжья (Гавритухин И.О., 2000, с.30-31). Рассмотренные выше особенности погребального обряда и инвентаря уверенно относят их к переще-пинскому культурному кругу, в рамках которого оба шиловских кургана занимают хронологическую позицию в горизонте Вознесенки. На этом этапе в материальную культуру степного и кавказского восточноевропейского населения широко проникают византийские и аварские формы вещей. Византийская пряжка из к.1 Шиловки (рис.5, I) ближайшие аналогии находит в аварском п.34 Сегед- 28 Фехерто (Чаллань Д., 1954, табл .VII, 1), атакжев крымском п.10 Бал-Готы (Репников Н.И., 1906, рис.17) и в склепе 257 Эски-Кермена (рис.5, 2). В п.5 последнего находилась пряжка, аналогичная по форме деталей, но уже с декорированным щитком (рис.5, 3); более крупная пряжка из к. 14 могильника Подгорненский IV (рис.5, 4) уже относится к горизонту Галиат-Геле-новка. Близкая шиловской пряжка находилась и в составе характерного среднеаварского поясного набора из частной коллекции, уже упоминавшегося нами (Комар А.В., 1999, с. 118). Пряжка из п.5 Директорской Горки (рис.5,5) также синхронна шиловской, но, при общей схожести конструкции, относится к другому типу. Другая поясная пряжка из к.1 Шиловки (рис.5, 9) относится к среднеаварским типам - по форме рамки и язычка к ней ближе всего пряжки из п.2 Кунбабоня (рис.5, 10) и Тотипусты (рис.5, 8), а вот двусоставному щитку точные аналогии нам неизвестны. У авар пряжки с “вытянутыми губами” не выходят за рамки среднеаварского периода, в салтовских же комплексах в немного другой модификации (рис.5, 7) они бытуют и всю 2-ю четв.УШ в. (Комар А.В., 1999, с.118); по форме рамки и язычка шиловской пряжке также близка раннесалтовская пряжка типа “Тепсень” из п.2 к.2 могильника Саловский IV (рис.5, 6). Пряжка с хрустальной вставкой на щитке и комплектный к ней наконечник (рис.5, 11, 12) по технике инкрустации близки перещепинским изделиям, но по форме и конструкции пряжка относится к характерному восточнотюркскому типу, широко распространенному в VIII -1-й пол.IX в. В салтовских комплексах пряжки такой конструкции появляются во 2-й пол.VIII в., но они уже другие. Особенности шиловской пряжки: сегментовидная рамка, плоский пластинчатый язычок, отсутствие заметного утолщения в месте соединения рамки и щитка, - действительно для Восточной Европы могут свидетельствовать о ее более ранней дате, но вне контекста комплекса она определяется только в рамках 1-й пол.VIII в. Бляшки из к.1 Шиловки представлены тремя типами: гладкой полусферической бляшкой, двумя плоскими круглыми железными бляшками, обтянутыми золотой фольгой, и бляшкой сердцевидной формы с прямоугольным выступом (рис.5, 22, 14, 21). Полусферические бляшки из Перещепины, Келегеев и Вознесенки декорированы и сложнее по форме, простые же представлены только в Глодосах ( рис.5, 23) и в целом ряде среднеаварских комплексов. Бляшки с выступом, преимущественно, круглой формы и богато декорированы (рис.5, 17-19); сердцевидные же с выступом бляшки есть в Вознесенке, но они также декорированы (рис.5, 20). Разнообразные плоские круглые декорированные бляшки многочисленны в Вознесенке и Глодосах, но внутри для предотвращения деформации они, как и бляшки из п.2 к.2 Шиловки, обычно заполнены пастой. Круглые золотые штампованные бляшки с рельефным углублением, заполненные внутри пастой, найдены в п.1 к.2 Березовского могильника (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, рис.5, 2-4). Им близки бляшки из п.2 к.2 Шилов ки (рис.5, 13), п.1 к.13 Дорофеевского могильника (Шилов В.П., Лагоцкий К.С., 1976, рис. 118, 119) и могилы 11 Кудыргэ (Гаврилова А.А., 1965, табл.Х1Х, 8), а также аварские из пп.1 и 5 Кишкорош-Вагохид и Озоры (Laszlo G., 1955, pl.I, 6-8, IV, 7, 8, LXI, 5-10). Аналогичные по форме бляшки из Вознесенки выполнены немного в другой манере: рельефная бронзовая основа обтянута золотой или серебряной фольгой. Бляшки из к.1 Шиловки (рис.5, 14) попроще, золотой фольгой обтянут плоский железный диск. Две серьги с аметистами из к.1 Шиловки (рис.5, 50) ближайшие аналогии находят в комплексе из Яси-ново (рис.5, 49) и не выходят за рамки горизонта Вознесенки; серьга из Перещепины (рис.5, 48), несмотря на некоторую конструктивную схожесть, более ранняя. Третья серьга (рис.5, 56) близка, в общих чертах, серьге из Келегеев (рис.5, 55) и ей подобным более поздним (рис.5, 57). Она имеет подвижную нижнюю подвеску и шип вверху, на которых находились жемчужные бусины (на подвеске практически никогда не сохраняются). Все находки серег такой конструкции в новинковских комплексах (рис.5, 58-61) (Матвеева Г.И., 1997, рис.124, 9, 10, 15, 17), к сожалению, не сопровождались хронологически выразительным материалом. В склепе 309 Скалистого они находились вместе с крымскими вариациями салтовских серег 2-й пол.VIII - IX вв. (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, рис.44, 18, 22-24), в склепе 478 - вместе с рифленым салтовским бубенчиком, появляющимся не ранее сер. VIII в. (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, рис.87, 18, 27), в склепе 772 - с пряжкой “Коринф” 2-й пол.VIII -IX в. (Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993, рис.122, 1, 5). Пожалуй, ясно, что речь все-таки идет о VIII в., причем, поскольку погребения склепов разновременны, 1-я пол.VIII в. для интересующих нас серег никак не исключается. Из деталей оформления шиловской серьги следует отметить пронизку из кружка зерни, две такие же украшали серьгу из Новых Санжар (рис.5,52), что, учитывая другие вещи из шиловской катакомбы, делает принадлежность и этой серьги к горизонту Вознесенки закономерной. Нижняя абсолютная граница появления погребений горизонта Вознесенки определяется по византийским монетам из кургана у ст. Романовской (солид Константина IV 681-685 гг. и солид Леонтия II 695-698 гг.) (Семенов А.И., 1985, с.91-92). Еще одну, немного гипотетическую, дату дает сама Вознесенка. Как уже неоднократно отмечалось (Амброз А.К., 1982, с.212-214; Семенов А.И., 1988, с. 101; Комар О.В., 2000, с.131), по типу сооружений и трудозатратам Вознесенка соответствует восточнотюркским каганским курукам. Благодаря истории с Юстинианом II нам известно, что в период 695-707 гг. правил хазарский каган, имя которого дошло до нас только в искаженной форме 1Рои£т|ро<; EXiaPavoq (Чичуров И.С., 1980, с. 125) (скорее всего, Ibueir elig qan). Умер он не ранее 708 г., и именно этот рубеж следует признать нижним для даты Вознесенки, если действительно считать ее каганским куруком. Попытка же опустить дату ниже 695 г. будет малоубедительной: такие куруки не строились на 29 только что захваченной неосвоенной территории; наоборот, она должна была относиться к священному каганскому домену (возможно, поэтому нам пока и неизвестен курук “перещепинского” кагана). Не может не обратить на себя внимание и сходство каменного курука из Мокрой Балки с внутренним храмом-барк курука Кюль-тегина (рис.1,3), построенном только в 732-733 гг. Учитывая существование переходного к раннесалтовскому горизонта Галиат-Геленовка, нами была предложена общая дата горизонта Вознесенки в рамках 705-725 гг. (Комар А.В., 1999, с.131-132). Именно в этих границах уверенно занимают позиции комплексы к. 1 и п.2 к.2 Шиловки. Появление нового населения в Среднем Поволжье было резким, и никакой эволюции “зиновьевских” поясов в “шиловские” не прослеживается. Новые формы, орнаментация и техника исполнения поясных деталей горизонта Вознесенки стали следствием контакта и слияния византийских, хазарских и аварских традиций во время пребывания хазар на территории Северного Причерноморья. Новый стиль сначала появляется в богатейших комплексах горизонта Пере-щепины - Перещепине и Келегеях, проникая в материальную культуру других слоев населения немного позже. В перещепинской культуре геральдические поясные наборы доживают у рядового населения до горизонта Вознесенки (Комар А.В., 1999, с. 120), поэтому факт полного отсутствия таких наборов в комплексах “новинковского” типа свидетельствует о появлении данного населения на Волге не ранее горизонта Вознесенки. А.В.Богачев относит к геральдическим вещи из п. 1 к.7 Новинковского могильника, п.2 к.1 II Брусянского могильника и п.1 к.2 IV Брусян-ского могильника (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.151-153). С этим согласиться трудно. Штампованные бляшки-розетки из п.1 к.2 Брусянского IV могильника (рис.5, 44) - имитация характерных бляшек горизонта Вознесенки (рис.5, 45-47). Сердцевидные и круглые штампованные 30 Рис. 5. Металлические украшения и детали ремней. 1, 9, 11, 12, 14, 21, 22, 50, 56 - Шиловка, к.1; 2, 3 - Эски-Кермен, с.257; 4 - Подгорненский IV, к.14, п.1; 5, 45, 54 - Директорская Горка, п.5; 6 - Саловский IV, к.2, п.2; 7 - Дмитровка, п. 79; 8 - Озора; 10 — Кунбабонь, п.2; 13 - Шиловка, к. 2, п.2; 15, 27, 44 - Брусяны IV, к.2, п.1; 16, 32, 36, 41 - Кудыргэ (16, 36 - м.9; 32 - м.11; 41 - м.10); 17, 48 - Перещепина; 18, 20, 47 — Вознесенка; 19, 23, 53 - Глодосы; 24, 25, 28, 33, 37, 42, 43 - Быково II, к.З, п.5; 26 - Заплавка; 29 - Самарканд; 30, 31, 57, 58, 62 - Брусяны II (30, 31, 62 - к.2, п.1; 57 - к.21, п.2; 58 - к.12, п.2); 34, 35 - Рождественский III, к.6, п.8; 38, 39 -Новинки II (38 - к.24; 39 - к. 7, п. 1); 40 - Чир-Юрт, к.37; 46 - Мокрая Балка; 49 - Ясиново; 51, 52 - Новые Санжары; 55 - Келегеи; 59, 60 - Новинки II, к. 14, п. 15; 61 - Новинки I, к. 9 п. 6; 63, 64, 66, 69 - Брусяны III, к.1; 65 - Тепсень, п.11; 67, 68 - Сухая Гомолыиа (67 - п. 143, 68 - п.54). Fig. 5. Metal ornaments and details of belts. 1, 9, 11, 12, 14, 21, 22, 50, 56 - Shylovka, barrow 1; 2, 3 - Eski-Kermen, int. 257; 4 - Podgorodnenskij TV, barrow 14, int. 1; 5, 45, 54 - Direktorskaya Gorka, int. 5; 6 - Salovskij IV, barrow 2, int. 2; 7 - Dmitrovka, int. 79; 8 - Ozora; 10 - Kunbabony int. 2; 13 - Shylovka, barrow 2, int. 2; 15, 27, 44 -Brusjany IV, barrow 2, int. 1; 16, 32, 36, 41 - Kudyrge (16, 36 - int. 9; 32 - int. 11; 41 - int. 10); 17, 48 -Pereschepina; 18, 20, 47 - Voznesenka; 19, 23, 53 - Glodosy; 24, 25, 28, 33, 37, 42, 43 - Bykovo II, barrow 3, int. 5; 26 - Zaplavka; 29 - Samarkand; 30, 31, 57, 58, 62 - Brusjany II (30, 31, 62 - barrow 2, int. 1; 57 - barrow 21, int. 2; 58 - barrow 12, int. 2); 34, 35 - Rozhdestvenskij III, barrow 6, int. 8; 38, 39 - Novinki II (38 -barrow 24; 39 -barrow 7, int. 1); 40 - Chir-Jurt, barrow 37; 46 - Mokraja Balka; 49 - Jasinovo; 51, 52 - Novyje Sandjary; 55 -Kelegeji; 59, 60 - Novinki II, barrow 14, int. 15; 61 - Novinki I, barrow 9, int. 6; 63, 64, 66, 69 - Brusjany III, barrow 1; 65 - Tepsen, int. 11; 67, 68 - Sukhaja Gomoljsha (67 - int. 143, 68 - int. 54). Abb. 5. Metallschmucksachen und Riementeile. 1, 9, 11, 12, 14, 21, 22, 50, 56 - Sylovka, Kurgan 1; 2, 3 - Eski-Kermen, Grab 257; 4 - Podgornenskij IV, Kurgan 14, Grab 1; 5, 45, 54 - Direktorskaja Gorka, Grab 5; 6- Salovskij IV, Kurgan 2, Grab 2; 7 - Dmitrovka, Grab 79; 8 - Ozora; 10 - Kunbabon', Grab 2; 13 - Sylovka, Kurgan 2, Grab 215, 27, 44 - Brusjany IV, Kurgan 2, Grab 1; 16, 32, 36, 41 - Kudyrge (16, 36 - Grab 9; 32 - Grab 11; 41 - Grab 10); 17, 48 — Perescepina; 18, 20, 47 - Voznesenka; 19, 23, 53 - Glodosy; 24, 25, 28, 33, 37, 42, 43 - Bykovo II, Kurgan 3, Grab 5; 26 - Zaplavka; 29 - Samarkand; 30, 31, 57, 58, 62 - Brusjany II (30, 31, 62 - Kurgan 2, Grab 1; 57 - Kurgan 21, Grab 2; 58 - Kurgan 12, Grab 2); 34, 35 - Rozdestvenskij III, Kurgan 6, Grab 8; 38, 39 - Novinki II (38 -Kurgan 24; 39 - Kurgan 7, Grab 1); 40 - (Sir-Jurt, Kurgan 37; 46 - Mokraja Balka; 49 - Jasinovo; 51, 52 -Novyje Sandzary; 55 - Kelegeji; 59,60 - Novinki II, Kurgan 14, Grab 15; 61 - Novinki I, Kurgan 9, Grab 6; 63, 64, 66, 69 - Brusjany III, Kurgan 1; 65 - Tepsen ’, Grab 11; 67, 68 - Suhaja Gomol’sa (67 - Grab 143, 68 - Grab 54). Dess. 5. Parures en metal et details de ceintures. 1, 9, 11, 12, 14, 21, 22, 50, 56 - Shilovka, tumulus 1; 2, 3 - Eski-Kermen, tombe 257; 4 - Podgornenskij IV, tumulus 14, tombe 1; 5, 45, 54 - Direktorskaja Gorka, tombe 5; 6 -Salovskij IV, tumulus 2, tombe 2; 7 - Dmitrovka, tombe 79; 8 — Ozora; 10 - Kunbabony tombe 2; 13 - Shilovka, tumulus 2, tombe 2; 15, 27, 44 — Brusjany TV, tumulus 2, tombe 1; 16, 32, 36, 41 - Kudyrge (16, 36 - tombe 9; 32 -tombe 11; 41 - tombe 10); 17, 48 - Perescepina; 18, 20, 47 - Voznesenka; 19, 23, 53 - Glodosy; 24, 25, 28, 33, 37, 42, 43 - Bykovo II, tumulus 3, tombe 5; 26-Zaplavka; 29 - Samarkand; 30, 31, 57, 58, 62 — Brusjany II (30, 31, 62 -tumulus 2, tombe 1; 57 - tumulus 21, tombe 2; 58 - tumulus 12, tombe 2); 34, 35 - Rozhdestvenskij III, tumulus 6, tombe 8; 38, 39 - Novinki II (38 -tumulus 24; 39 - tumulus 7, tombe 1); 40 - Chir-Jurt, tumulus 37; 46 - Mokraja Balka; 49 - Yasinovo; 51, 52 - Novyje Sanjary; 55 - Kelegeji; 59, 60 - Novinki II, tumulus 14, tombe 15; 61 -Novinki I, tumulus 9, tombe 6; 63, 64, 66, 69 — Brusjany III, tumulus 1; 65 - Tepsen, tombe 11; 67, 68 - Sukhaja Gomolsha (67- tombe 143, 68 - tombe 54) бляшки из п.2 к.1 II Брусянского могильника и п.1 к.2 IV Брусянского могильника, и п.5 к.З Быково II (Смирнов К.Ф., 1960, с.229, рис.22, 8-15) (рис.5, 27, 28, 30, 31) не имеют ничего общего с европейскими геральдическими, поскольку принадлежат к характерным восточнотюркским типам koh.VII-IX в. Близкие аналогии можно найти в поясных наборах из Самарканда (рис.5, 29) и тюркского погребения в Чуйской долине (Распопова В.И., 1965, рис.1, 10, 33), более поздние немного отличаются креплением. Круглые гладкие бляшки (рис.5, 15, 24, 25) были в Заплавке (рис.5, 26) и могиле 9 из Кудыргэ (рис.5, 16); бляшки-розетки из Быково (рис.5, 37) находят аналогии в этой же могиле 9 и в могиле 11 Кудыргэ (рис.5, 32, 36); быковские же бляшки с мелким рубчатым бордюром (рис.5, 33) близки бляшкам из п.8 к.6 III Рождественского могильника (рис.5, 34, 35) (Матвеева Г.И., 1995, с.24-26). Щитовидным бляш кам из Быково (рис.5, 42, 43) близки бляшки из кудыргинских могил 9 и 10 (рис.5, 41), к.37 Чир-Юрта (рис.5, 40). Появление в Поволжье вещей восточнотюркского стиля, очевидно, связано с новой восточной волной тюркского населения, погребения которого, как уже отмечалось в отношении п.5 к.З Быково II, появляются здесь на этапе Вознесенки (Комар А.В., 1999, с.120). В той же восточнотюркской манере выполнена и имитация геральдического наконечника из п.1 к.7 Новинковского могильника (рис.5, 39) - это лишь дериват. Два настоящих геральдических наконечника данного типа обнаружены в п.1 к.2 Березовского I могильника (Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000, рис.5, 9, 10), но погребение, как уже отмечалось, уверенно относится к горизонту Вознесенки. Коробчатый геральдический наконечник из насыпи к.24 Новинковского II могильника (рис.5, 38) также 31 не может служить достоверным признаком VII в., поскольку в той же насыпи найдена железная подпружная пряжка с вертлюгом (Матвеева Г.И., 1997, рис.107, 1), характерная для восточнотюркских погребений 2-й пол.VIII - 1-й пол.IX в. и салтовских комплексов 2-й non.VIII-IX в. Из деталей снаряжения коня все наиболее ранние также относятся к горизонту Вознесенки (стремя из насыпи к. 1III Рождественского могильника, комплекты стремян и удил из п.4 к. 12 могильника Брусяны II и насыпи к.5 могильника Шелехметь II) (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, рис.27, 8, табл.ХЬП, 3,4; Багаутдинов Р.С., 1995, рис.2, 6, 13, 14). Ни одного комплекса с “чистой” геральдикой среди “новинковских” погребений нет, зато они хорошо известны на Нижней Волге (Синицын И.В., 1947, с.130-131; Синицын И.В., 1954, с. 230-234; Синицын И.В., 1959, с.ПО, рис.34, 1, 2; Синицын И.В., 1960, с.106-107, рис.39, 12-14; Максимов Е.К., 1956, с.65-85). Кэтому же культурному и хронологическому кругу принадлежит и погребение из Новоселок, датированное А.В.Богачевым 2-й non.VI в. и отнесенное к турбаслинской культуре (Богачев А.В., 1998, с.30-32). Сомнения И.О.Гавритухина совершенно справедливы: никаких оснований сужать дату погребения до 2-й пол.У! в. нет (Гавритухин И.О., 2000, с.27-28). Права также и Г.И.Матвеева, отрицающая принадлежность погребения к турбаслинской культуре и находящая аналогии в причерноморских впускных погребениях перещепинской культуры (Матвеева Г.И., 1997, с.92-93), но в последнем случае не совсем понятно игнорирование нижневолжской группы таких же погребений. Скорее всего, новоселковское погребение отражает северную границу кочевий нижневолжского населения, которое в засушливые периоды, несомненно, было вынуждено подниматься до лесостепи. Происхождение и судьба “новинковского” населения Корректно ли сравнивать памятники новинковского типа с погребениями перещепинской культуры? А.В.Богачев сомневается в этом, считая, что такие сопоставления корректны лишь в случае количественного равенства памятников (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.169; Богачев А.В., 1998, с.90). При этом исследователь не учитывает принципиальные стадиальные различия между рассматриваемыми комплексами. Рядовые подкурганные погребения перещепинской культуры горизонта Перещепины исключительно впускные и рассредоточены на огромной территории восточноевропейской степи. Перед нами археологическое отражение 1-й стадии кочевания по С.А. Плетневой (Плетнева С.А., 1982). При всех спорных моментах этой концепции, кажется, ни у кого не вызывает сомнений, что смена одиночных впускных погребений могильниками с основными погребениями всегда отражает этапы освоения кочевни ками новой территории независимо от степени их государственной организации. Могильники горизонта Перещепины известны -Чир-Юрт, Борисово, Рябовка, но во всех случаях они бескурганные и расположены далеко не в степных условиях. Уже на этапе Вознесенки ситуация меняется: появляются основные подкурганные погребения -Романовка, к. 13 Дорофеевского могильника, к. 17 Наташино, м.1 Новогригорьевки - и в дальнейшем впускные погребения VIII-IX в. в междуречье Днепра и Волги становятся редким исключением. Регион Средней Волги иллюстрирует появление новой традиции -сооружение кургана, причем не только над одним, но и над несколькими погребениями одновременно. Также нельзя не обратить внимание на появление могильников, свидетельствующих о прочном обживании территории данным населением. Увеличение числа погребений закономерно, это обычнейшая схема: наиболее ранние погребения единичны, дальше с появлением основных погребений и курганных могильников их число резко увеличивается, достигая геометрической прогрессии в бескурганных могильниках. При сравнении погребений разных стадий важно не количественное соотношение погребений, а качественные изменения в погребальном обряде, произошедшие при переходе с одного уровня на другой. Этот момент частично затронут А.В.Богачевым, обратившим внимание на невозможность прямолинейного сравнения расположения останков коня в новинковских курганах и впускных перещепинских погребениях (Богачев А.В., 1998, с.90-91). Изменения обряда при переходе от впускного погребения к основному не так уж и велики, совершенно другая ситуация с переходом к бескурганному обряду. Основная тенденция изменения погребального обряда в грунтовых могильниках - максимальное упрощение обряда. Подбои и ямы с заплечиками очень быстро сменяются простыми ямами, погребения коня пытаются расположить как можно более компактно, вследствие чего его каноническое пространственное положение и ориентация зачастую резко меняются, само погребение коня стремятся заменить его символами (сбруей, чучелами или небольшими куклами), уменьшается количество жертвенной пищи и т.п. Финальный результат таких поисков приводит к довольно заметным отличиям нового обряда от исходного, и археологам в этом случае при прямолинейном сравнении будет довольно сложно придти к выводу о культурном тождестве двух групп населения, находившихся, на самом деле, на разных стадиях развития. Учитывая это, например, уже по таким показателям, как восточная ориентация костяка и обряд разрушения скелета, новин-ковские погребения корректно сравнивать с салтов-скими погребениями Нетайловского могильника. Обряд разрушения скелета практически неизвестен в рядовых погребениях перещепинской культуры вне Чир-Юрта (исключение - п.2 Карнауховского кургана, которое, впрочем, могло быть и просто ог 32 рабленным) (Ляпушкин И.И., 1958, с.322), что, на первый взгляд, может служить аргументом против возможности прямой генетической связи данного населения и “новинковцев”. Но, как справедливо отметил В.С.Флёров, обряд обезвреживания покойников - явление стадиальное, в “свое” время возникающее в различных древних обществах (Флёров В.С., 1999, с.230). Были ли для этого основания у населения перещепин-ской культуры? Модель В.С.Флёрова предполагает почти обязательное возникновение обряда обезвреживания у кочевников на этапе перехода к оседлости, и именно такую ситуацию исследователь и видит в новинковских памятниках (Флёров В.С., 2000, с.65-68). Модель действительно проста, но в случае с новинковскими памятниками объективно у нас нет серьезных оснований говорить даже о полуоседлом способе существования данного населения, поскольку смена одиночных впускных погребений могильниками у кочевников означала не более, чем установление постоянных территорий сезонных перекочевок. Изменения же погребального обряда обязательно связаны с изменениями в идеологических представлениях, которые вряд ли меняются столь резко даже на начальной стадии перехода кочевников к полуоседлости. Нужно искать дополнительные, более сильные, факторы, и в перещепинской культуре они действительно есть. Как мы уже пытались показать (Комар А.В., 1999, с.132-133; Комар О.В., 2000), в кон.VII - нач.УШ в. в западной части ареала перещепинской культуры (Северное Причерноморье и Западное Предкавказье) ингумации с северо-восточной и восточной ориентацией постепенно сменяются кремациями. Кремация с кольчугой и солидом Тиберия III открыта на “Ваку-ровском бугре” в дельте Волги (раскопки В.А.Нико-нова 1990 г.). Три кремации известны и среди новинковских погребений, а кроме того, по данным А.В.Бо-гачева, 3% новинковских ингумаций носят следы сильной обожженности костяков (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с.55). Особенно показательно кремационное п.4 грунтового Шелехметьского могильника (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, рис.9, 2), небольшой каменный заклад которого был вытянут по оси 3-В, а рядом располагались остатки растянутой шкуры коня, ориентированного головой на запад, как и шкура коня из п.2, к.2 Шиловки. Новинковские кремации явно не инородны, а оставлены тем же населением, которое хоронило своих покойников по обряду трупоположения. Несмотря на явную родственность перещепинскому и, позднее, салтовскому населению, кремировавшему своих покойников, “новинковцы” не практиковали этот обряд широко, зато у них распространяется обряд обезвреживания. Связь обрядов кремации и обезвреживания ингумированных покойников наиболее ярко проступает в биритуальных могильниках Черняховской культуры, традиционно используемых для сравнения с Нетайловкой. Ситуация здесь немного другая, поскольку у Черняховского населения наоборот наблюдается по явление обряда трупоположения. В докладе на IV Международной археологической конференции студентов и молодых ученых (Киев, 16 мая 1996 г.) нам уже пришлось обращать внимание коллег на наблюдения Т.Б.Лукиновой о происхождении слова “упырь” и связанных с ним комплексом представлений. По ее мнению, “у-пыр” не только на праславянской, но и на общеиндоевропейской почве реконструируется с первоначальным значением “не сожженный”. Нарушение обряда закономерно вызывало страх перед несожженным покойником, порождая легенды о “живых мертвецах” - “упырях” (ЛукиноваТ.Б., 1988, с.141-142). Среди способов борьбы с упырями постоянно фигурируют вскрытие могилы и поражение тела железным или осиновым колом в сердце или голову, а также самый радикальный - сожжение. Именно разрушение тела в области грудной клетки и головы при явных следах ритуальных действий с использованием огня и фиксируется в Черняховских погребениях с северной ориентацией скелета. Скорее всего, появление обряда ингумации у готского населения сопровождалось сохранением некоторого страха перед несожженными покойниками, следствием чего и стал обязательный обряд разрушения верхней части тела после (а иногда и до) его скелетации. Сравнение славяно-германских представлений с тюркскими носит, конечно, условный характер, но эта модель убедительно показывает возможность появления обряда радикального обезвреживания покойников (путем разрушения костяков) при переходе от трупосожжений к трупоположениям и наоборот. Особенности новинковского обряда обезвреживания анализировать тут нет необходимости, но все же следует отметить, что В.С.Флёров не прав, относя каменные выкладки исключительно к данному обряду и отрицая их алтайские истоки (Флёров В.С., 1999, с.230). Первоначальное значение каменного или любого другого кургана над погребением несомненно включало элемент обезвреживания покойника, но к VII-VIII вв. об этом вспоминали уже мало, более важными стали форма и способ возведения насыпи. В нашем же случае сочетание округлых каменных набросок и подпрямоугольных оградок прозрачно указывает на алтайское происхождение данной традиции, хотя и с местной спецификой: выкладки иногда перекрывались землей, находились в насыпи или же панцирем перекрывали земляную насыпь. Зато довольно очевидно отличие конструкции новинковских курганов от насыпей курганов-куруков, независимо, попадались ли камни в последних или нет. В Северном Причерноморье пока известны только два перещепинских кургана, но они как раз очень близки новинковским: кремационная могила I Ново-григорьевки была перекрыта округлой каменной выкладкой, а в к. 17 Наташино погребение перекрыли сначала небольшой круглой каменной наброской, а сверху землей. Несмотря на резкие социальные различия, определенную близость к новинковским оградкам обнаруживает и насыпь-ограда Вознесенки, состоящая из перемешанной с камнями земли. Примечательно, что 33 кремации из II Брусянского могильника (п.1 к.10 и п.6 к.23) находились соответственно внутри неполной оградки и под каменной выкладкой (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, табл-XXIV, 1; XXXIII, 1), причем в к. 10 других погребений не было, а в к.23 из шести погребений под каменной выкладкой находилось только кремационное погребение 6, ингумации же группировались вокруг него. Социальные это отличия или же какие-то другие, пока судить сложно (выборка крайне мала), но связь перещепинских и но-винковских кремаций, а также обожженных поминальных комплексов вещей с каменными выкладками и четырехугольными сооружениями довольно устойчива. Родственность “новинковцев” приазовскому населению перещепинской культуры больших сомнений не вызывает, но возможность прямой миграции данного населения в регион Самарского Поволжья, которую предполагают Г.И.Матвеева и А.В.Богачев (Матвеева Г.И., 1997, с.90-98; Богачев А.В., 1998, с.90-92), пожалуй, еще следует доказать. Версия о бегстве на Волгу части булгар после поражения от хазар выглядит довольно забавно: в то время, как Аспарух бежит от хазар с востока на запад, пересекая Дон, Днепр, Днестр и даже Дунай, эта гипотетическая группа булгар почему-то “бежит” хазарам навстречу в Прикас-пий и поднимается вверх по Волге до Самарской Луки. К тому же, по иронии, единственное погребение с явными “юго-западными” связями в инвентаре из к.1 Шиловки по погребальному обряду оказывается как раз наиболее веским доказательством связи данного населения с регионом Северного Кавказа. Отказ от булгарской версии возвращает нас к определению возможных причин миграции причерноморского населения. “За”, косвенно, свидетельствует уже отмеченный нами факт практически полного исчезновения рядовых перещепинских погребений Причерноморья и Приазовья на этапе Вознесенки (Комар А.В., 1999, с. 132-133; 2000, с. 140). Если абсолютные рамки горизонта (705-725 гг.) определены верно, то причины можно поискать в климатической и политической ситуациях. В основу схемы изменений климата в бассейне Днепра за исторический период Ю.Л.Раунером (Рау-нер Ю.Л., 1981) положена работа Г.И.Швеца (Швец Г.И., 1978), в которой сведения о стоке Днепра, благодаря ленточной стратиграфии донных отложений, даны с точностью абсолютных привязок до года. Риск использования таких данных несомненно есть, но все же не попытаться воспользоваться ими с нашей стороны было бы нелогичным. Согласно данным Г.И.Швеца, в период с 695 г. по 722 г. сток Днепра упал до коэффициента 0,89 от нормы (Швец Г.И., 1978, табл.6). Ситуация, на первый взгляд, не критическая, но только не в контексте предыдущих климатических изменений в причерноморской степи. Почти столетие, в период с 297 г. по 396 г., сток Днепра держался на той же отметке 0,89 от нормы (с небольшим влажным промежутком 339-347 гг.). Что этот период означал для более восточных районов евразийской степи, объяс нять излишне: появление гуннов и начало Великого переселения народов говорит само за себя. Потом последовал период 396-598 гг. (чередование небольших сухих и влажных периодов), на протяжении которого ситуация немного выровнялась, степь немного “ожила”, хотя сухих лет было все-таки в 1,3 раза больше, чем влажных. С 598 г. по 677 г. наблюдался опять очень длительный период сухих лет с коэффициентом стока Днепра 0,9. Интересно, что сухое лето сопровождалось суровой и продолжительной зимой, греческие источники особо упоминают жестокие зимы 605 и 670 гг. (Бучинский И.Е., 1963, с. 81). Не столько годовой недостаток влаги, сколько крайне затяжной характер периода (80 лет), в сумме должен был привести к серьезному уменьшению травяной массы в степи и сделать ее малопригодной к постоянному проживанию тут большой массы кочевников. Конечно же, по берегам рек и многочисленных балок и летом оставалось достаточно зеленой травы, но ее добывание означало разделение племени на мелкие коллективы, рассеянные на большой площади, что в неспокойные годы просто угрожало самосохранению племени. Возможно, именно поэтому за период от появления тюркютов возле Херсонеса в 580 г. до появления в Причерноморье булгар Аспаруха около 679 г. письменные источники ни единым словом не упоминают о каких-либо кочевниках в северопричерноморской степи. Хазары проникли в Северное Причерноморье сразу вслед за булгарами около 679 г., т.е. в одиннадцатилетний период (677-687 гг.) подъема стока Днепра до коэффициента 1,04, когда степь, очевидно, временно стала плодородной. Потом опять последовали шесть сухих лет (687-692 гг.), и снова - четыре с коэффициентом 1,04 (692-695 гг.). Новый сухой период 695-722 гг. явно постепенно возвратил степь в первоначальное малопригодное состояние. Только после 722 г. сток Днепра начал неуклонно увеличиваться, а сухие периоды стали короче, чем влажные. Переход суббореальной эпохи к современному субатлантическому климату завершился по Ю.Л.Раунеру около 750 г., после чего наблюдается постоянный рост увлажнения (Раунер Ю.Л., 1981, табл.1). Попав в Северное Причерноморье в довольно благоприятный период, хазары вряд ли откочевали бы назад из-за засух 687-692 гг., более вероятной выглядит возможность их продвижения на север, в славянскую лесостепь, что и фиксируется появлением рябов-ского могильника на Сумщине, арцибашевского погребения на Рязанщине, а также выпадением славянских кладов в, казалось бы, совершенно отдаленных от степи регионах (Трубчевский, Гапоновкий, Суджан-ский, Колосковский и др.). Факт закапывания драгоценностей во время опасности довольно обычен, но вот факт массовой невостребованности кладов можно объяснить только внезапными перемещениями славянского населения вследствие глубокого проникновения кочевников в лесостепь Левобережья Днепра. Следующий похожий эпизод наблюдаем со славянскими кладами 2-й группы (Пастырское, Киев, 34 Зайцеве), причем их выпадение сопровождается выразительным разгромом кочевниками Пастырского городища и проникновением хазар в Киевское Поднепровье (Белая Церковь, Геленовка) (Комар А.В., 1999, с.119, 133). Можно ли считать случайным в данных обстоятельствах “второе пришествие” хазар в лесостепь именно во время второго засушливого периода 695-722 гг.? Помимо климатических проблем, в нач.УШ в. у хазар возникли и политические. В хазаро-византийских отношениях после 712 г. наступает временное затишье, зато еще в 708 г. вновь громко о себе напоминают арабы, захватившие под началом Масламы ибн Абд ал-малика Дербент. Поход против хазар Мас-лама повторил и в 91 г.Х. (709/710 гг.) (Новосельцев А.П., 1990, с.178). Нахождение значительной части населения в Причерноморье для хазар фактически означало его неучастие в любых военных действиях на кавказском фронте, где арабы серьезно активизировались в 1-й четв.УП! в. и, как показали дальнейшие события, нанесли в период 121-ТУ1 гг. ряд тяжелых поражений хазарам. Нормальной реакцией государственного аппарата каганата в таких условиях стало бы перемещение части западных племен назад в регион Северного Кавказа для усиления военного контингента, но “поймать” это население археологически сложно, поскольку уже в 737 г. его ждали новые переселения. Самарско-симбирская группа по своему расположению на границе лесостепи соответствует нашим представлениям о климатической ситуации нач.УП! в., но в контексте политической оказывается как бы и лишней, не совсем логичной в данных обстоятельствах. Но, с другой стороны, включение этой миграции в систему “плановых” переселений в рамках Хазарского каганата исключает возможность ее случайности: четкая осмысленность, смелость и масштабность переселенческой политики хазарской администрации вряд ли у кого-то вызовут сомнения. Важность средневолжского региона для хазар была продемонстрирована ими еще раз на рубеже VIII-IX вв., когда севернее “новинковцев” в Нижнее Прикамье были переброшены с Северного Кавказа племена булгар и барсилов, к ним присоединили мадьярское племя эскел (оставившее, скорее всего, Танкеевский могильник). Этот конгломерат племен и составил позже Волжскую Булгарию. Ни территориально, ни хронологически новинковские и булгарские памятники не пересекаются. Резкие отличия наблюдаются и в материальной культуре этих групп населения. Показательно, что Г.И.Матвеева просто признала волжских булгар “второй миграционной волной”, не оговаривая судьбу “первой” (Матвеева Г.И., 1997, с.98), в коллективной же монографии Р.С.Багаутдинова, А.В.Бо-гачеваи С.Э.Зубова, в подзаголовок которой даже была вынесена фраза “у истоков татар Волго-Камья” (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998), по справедливому замечанию В.С.Флёрова, о “татарах” (волжских булгарах) вообще практически нет ни слова (Флёров В.С., 1999, с.233). Но, если различия столь оче видны, откуда взялась уверенность самарских исследователей в “булгарском” этносе “новинковцев”? Критикуя взгляды Е.П.Казакова, Г.И.Матвеева попыталась изложить в общих чертах свою позицию (Матвеева Г.И., 1997, с.94-98). Правда, при этом львиную долю “особенностей” погребального обряда, проанализированных Г.И.Матвеевой, почему-то составляют такие признаки, как наличие мела или посыпки, костей коня, угля и кострищ, подбоев и ям со ступеньками, жертвенной пищи и т.д., которые на самих новинковских памятниках не достигают даже 25% рубежа встречаемости, а следовательно, не могут определять облик новинков-ского обряда в целом. Многие аналогии выглядят странно: непонятно, например, каким образом каменные заклады над грунтовыми погребениями могильников Девни соотносятся с каменными выкладками новинковских курганов, а ямы с глубокими заплечиками Большетарханского могильника - с подбоями; неясно, почему наличие “салтовских” кувшинов причисляется к этническим признакам булгар и т.п. Неточно также утверждение о преобладании северо-восточной ориентации в могильнике Нови-Пазар (на самом деле: ССВ - 32, С - 3, ССЗ - 1, ЮЮЗ - 1 и СВ - 2), на могильнике явно преобладает обычный для могильников Болгарии сектор СЗ-СВ, который соответствует северной ориентировке с сезонными отклонениями. Вопрос об ориентации погребенных, пожалуй, самый больной для булгарской версии этноса “новинковцев”. В Дунайской Болгарии восточная ориентация крайне редка и относится к единичным исключениям, северо-восточная же является сезонным отклонением от северной. В могильниках волжских булгар полностью доминирует западная ориентировка. Восточная известна на Танкеевском могильнике (8%), но по инвентарю и некоторым особенностям погребального обряда (лицевые маски) Танкеевский могильник очень сходен с мадьярским Болыпе-Тиганским могильником, антропологические же исследования подтвердили, что оставившее его население отличается от булгар и принадлежит к местным приуральским типам (Халикова Е. А., 1971; 1972; Казаков Е.П., 1971; 1972; Акимова М.С., 1973). Среди тюркских погребений салтовской культуры, которые в современной науке до сих пор принято все без разбора называть “болгарскими”, восточная ориентация характерна только для Нетайловского могильника и крымского могильника Тау-Кипчак (в последнем, правда, исследованы только 4 погребения, данным же об ориентации разрушенных, по понятным причинам, доверять сложно) (Баранов И.А., 1990, с.115), северо-восточная известна в Прикубанском могильнике Казазово I (Тарабанов В.А., 1983). Восточный сектор несколько преобладает и в ориентировке погребений в ямах Саркела (Артамонова О.А., 1963, табл.2, 3). Эту группу погребений нельзя считать “каноничной”, скорее всего, речь идет о жителях Саркела, погибших во время вражеского нападения и похороненных в хозяйственных ямах и постройках, но все 35 же, наблюдается определенное стремление положить убитых широтно, головой или лицом к востоку. Этническая принадлежность салтовских могильников раньше определялась исследователями просто: если погребения не катакомбные и принадлежат бра-хикранам, значит “болгарские”. На отсутствие серьезной аргументации данной аксиомы уже обращал внимание Г.Е.Афанасьев (Афанасьев Г.Е., 1987, с.200). Фактически, такой подход осознанно утверждает, что в рамках Хазарского каганата все оседлое тюркское население принадлежало к единственному суперэтносу -“болгары”, но сейчас сам тезис о присутствии в составе тюркского населения Хазарского каганата иных булгар, кроме волжских, нуждается в новом комплексе серьезных доказательств. Удобно, но, пожалуй, наивно полагать, что в таком огромном и сложном образовании, как Хазарский каганат, сосуществовали всего два-три различных по происхождению тюркских этноса. Хазары не составляли небольшую “социальную верхушку” каганата, как часто утверждается в историографии, под этим этнонимом вполне могли скрываться до десятка различных тюркских племен (нам известно название только одного - кабар). Учитывая же невероятное разнообразие погребальных традиций тюрок Западно- и Восточнотюркского каганатов, следует ожидать, что и среди хазарского населения существовали группы, различные по погребальному обряду, вещевому набору и антропологически. Также совершенно очевидно, что внутри хазар наблюдалось заметное социальное и имущественное расслоение, вследствие чего должны фиксироваться археологически и группа погребений высшего социального слоя, и большой массив погребений рядового населения. Были, конечно же, и зависимые тюркские племена, пользовавшиеся разной степенью свободы и, несомненно, различавшиеся степенью интегрированности в экономику и культуру каганата. Эти обстоятельства свидетельствуют, что сегодня на порядок дня нужно выносить не вопросы выделения среди салтовских погребений “хазар”, “булгар” и т.п. - сегодня нужно поднимать вопрос о выделении групп тюркского населения с отличиями в погребальном обряде, инвентаре, антропологии и т.п. с последующим изучением степени их родства, географии расселения, места в социально-экономической структуре каганата. Такие исследования, несомненно, появятся в будущем, пока же мы вынуждены прибегать только к поверхностным наблюдениям. Наиболее интересным из салтовских могильников в контексте определения этноса “новинковского” населения, несомненно, является Нетайловский. Географическое расположение могильника включает его в рамки Верхнесалтовского археологического комплекса - безусловного центра северо-западной части Хазарского каганата, и в этом контексте нельзя не обратить внимание на то, что “нетайловская” группа во всем регионе Северского Донца представлена только здесь. В Верхиесалтовском могильнике пока не известны катакомбы старше горизонта I/П, в то время как Нетайловка возникает гораздо раньше, одновремен но возникает и катакомбный Старосалтовский могильник (Комар А.В., 1999, с.129-133). Как показали исследования Г.Е.Афанасьева, Старосалтовское городище действительно расположено в наиболее удобном пункте бассейна Северского Донца (Афанасьев Г.Е., 1993, с.124-129), но правильно выбранный аланами центр был перенесен в последней трети VIII в. в регион Нетайловки, что диктовалось, скорее всего, не интересами алан, а именно интересами “нетай-ловцев”. Верхнесалтовский и Нетайловский могильники исследованы на сегодня только частично, поэтому расчеты численности погребений делаются только исходя из площади могильников, достигая у некоторых исследователей нереальных цифр (например, соответственно 60000 катакомб и 15000 погребений у А.В.Крыганова) (Крыганов А.В., 1998, с.358-359). Независимо от различных оценок, понятно, что счет идет на тысячи, а уже одно это делает Верхний Саитов одним из крупнейших населенных пунктов Восточной Европы, а “нетайловскую” группу тюркского населения, как это ни странно звучит, наиболее многочисленной после алан во всем регионе Подонья. Дело в том, что Донецко-Луганский регион, являвшийся зоной расселения населения “зливкинской” группы, исследован пока слабо, но все же даже гипотетические расчеты площадей всех известных могильников не позволяют говорить о суммарной цифре больше 3-4 тысяч погребений. При этом следует учитывать, что и среди ямных погребений с западной ориентацией выделяются несколько различных групп. Так, наряду со “зливкинской” группой, уже сейчас следует четко выделять группу могильников: Волоконовка, Червовая Гусаровка, Красная Горка, Крымский, Багаевский, явно оставленных другим населением, тесно связанным с салтовским населением Крыма и одновременно родственным кочевым группам, оставившим курганы раннесалтовского типа. О социальных маркерах среди инвентаря говорить довольно сложно, учитывая специфику нетай-ловского погребального обряда (обряд обезвреживания), но все же следует отметить находку византийского солида в П.164Б; также половинка еще одного солида была найдена в нетайловском погребении в сезоне 1998 г. (сообщение А.В.Крыганова). Золотые византийские монеты в ареале салтовской культуры пока происходят исключительно из степных подкурганных погребений, свидетельствуя о возможности доступа к византийско-хазарским контактам (или к распределению полученных таким образом материальных ценностей) лишь данной группе населения (Семенов А.И., 1991; Копылов В.П., Смоляк А.Р., 1988). В лесостепном Подонье, кроме Нетайловки, византийские солиды найдены только в подкурганном погребении из Столбища, причем последнее также ориентировано на восток (Афанасьев Г.Е., 1987). Курганная насыпь, солиды, золотой поясной набор, меч и кольчуга со шлемом делают погребение из Столбища пока наиболее богатым и наиболее явным погребением представителя социальной верхушки каганата в лесо 36 степном Подонье. Учитывая, что синхронные столби-щенскому погребения тут известны только в кремационных (Тополи, Новая Покровка, Сухая Гомольша, Красная Горка), катакомбных (Старый Салтов, Дмитриевка) могильниках и в Нетайловке, столбищенское погребение может быть соотнесено лишь с “нетайлов-ской” группой населения. Характеризируя последнюю, можно констатировать ее наиболее выгодное географическое расположение и факт выбора места основания центра северо-западной части каганата именно данной группой населения; расположение же погребения из Столбища довольно прозрачно указывает, что в ее интересах осуществлялось и переселение алан в верховья Северского Донца и Оскола. Превосходя все другие тюркские группы Подонечья по численности, “нетайловцы” в то же время жили не рассеянно на большой территории, а концентрировались в одной точке, что в случае военной опасности позволяло максимально быстро мобилизовать довольно большие собственные силы, а также солидное аланское ополчение. Наконец, Нетайловка - единственный салтовский могильник, появившийся в раннесалтовское время и просуществовавший до позднесалтовского горизонта (Комар А.В., 1999, с.130-131). Суммируя высказанные выше наблюдения, можно констатировать, что “нетайловцы” - единственная группа тюркского населения в регионе Северского Донца, претендующая на роль непосредственного исполнителя воли центральной хазарской администрации. С.А.Плетнева соотнесла с таковой другую группу салтовского населения, оставившую кремационные погребения (Плетнева С.А., 1967, с. 101). Но все сал-товские могильники по обряду кремации прекращают функционировать еще на этапе горизонта III (cep.IX в.). Интерпретируя этот факт, мы высказали гипотезу о связи данного события с восстанием кабар (Комар О.В., 1999, с.167-168). Если гипотеза верна, то продолжение функционирования Нетайловки дополнительно свидетельствует в пользу связи “нетайлов-цев” именно с группой хазар, контролировавших правительство каганата, или наоборот - безропотно выполнявших его приказы. В любом случае, позиция “нетайловцев” в государственной иерархии Хазарского каганата была выше, чем позиция кабар, принадлежащих, по данным Константина Багрянородного, к “роду хазар” (Константин Багрянородный, 1990, с.163). Не закономерно ли в данных обстоятельствах наличие группы кочевого населения, в общих чертах родственного “нетайловцам”, в Поволжье? Если бы речь шла о Нижнем Поволжье, то сомнений бы ни у кого не возникло, но в случае с са-маро-симбирской группой смущает ее слишком северное расположение. Так ли это удивительно? Письменные источники свидетельствуют, что основная хазарская орда зимовала в районе дельты Волги, покидая его весной и возвращаясь к зиме. Современные астраханские полупустыни действительно выгорают уже в мае, а в июле-августе начинают высыхать даже самаро-симбирские равнины. Зеленая трава остается только по берегам Волги и многочисленным балкам впадающих в нее рек и ручьев. Учитывая, что в 1-й пол.VIII в. климат был гораздо засушливее, чем нынешний, а также необходимость сохранения части пастбищ для зимовки, уже в апреле (в месяце Ниссан по письму царя Иосифа) кочевники были вынуждены подниматься вверх по Волге выше широты Волгограда. Наиболее выгодно в этих условиях сворачивать в сторону Дона в районе Волго-Донского канала и кольцом к зиме возвращаться на Нижнюю Волгу. Археологически в Нижнем Подонье действительно фиксируется наибольшая концентрация хазарских курганов VIII в., причем наиболее богатых. Такая схема хорошо соответствует описанию сезонной перекочевки царя Иосифа: от Атиля он двигался до “большой реки, называемой В-д-шан, и оттуда идем вокруг (нашей страны), пока не придем к концу (нашего) города” (Коковцев П.К., 1932, с.86-87,102). Нижнедонские степи вряд ли смогли бы прокормить все лето и осень большое количество населения, поэтому здесь, скорее всего, располагались только главные хазарские роды. Остальные хазары были вынуждены подниматься по Волге вверх, разбиваясь на небольшие племена и родовые коллективы, растягиваясь по долине Волги и ее притоков на сотни километров. Современная Самарская Лука находится в лесостепных условиях, но в раннем средневековье могло быть и иначе. К сожалению, точных данных о стоке Волги нет, можно лишь воспользоваться данными о об уровне Каспийского моря, который, по мнению Л.Н.Гумилева, в koh.VI в. находился на отметке минус 32 м и далее возрастал (X в. - минус 29,5-28,5 м; XVI в. - минус 26,5 м; 1804 г. - минус 22,3 м) (Гумилев Л.Н., 1996, с.61, 64-65, 81). Поднятие уровня Каспия хорошо коррелируется с возрастанием стока Днепра, а это свидетельствует, что изменения климата в бассейне Днепра были частью более широких климатических процессов. Скорее всего, и в бассейне Волги в период П-5 по Ю.Л.Раунеру (100-650 гг.) (Раунер Ю.Л., 1981, табл.1, рис.5) наблюдалась длительная ксеротермическая фаза, которая, несомненно, привела к заметному отодвиганию границ степи и лесостепи на север. Поэтому в VIII в. Самарская излучина должна была находиться в степной зоне или на границе с лесостепью. Суббореальные зимы при этом были наоборот холоднее, чем современные, т.е. для зимовий Самаро-Симбирское Поволжье было еще менее пригодным, чем сейчас, и вариант постоянного добровольного пребывания тут кочевников маловероятен (волжские булгары оказались в Прикамье позже, причем вряд ли по своей воле). Возникает закономерное предположение, что в годичном цикле передвижения поволжских кочевников данный регион использовался, преимущественно, в наиболее сухие месяцы лета - июль и август, после чего постепенно начиналось обратное движение к местам зимовий ближе к Нижней Волге. Уникальные природные условия Самарской Луки способствовали скорее не постоянному проживанию тут кочевников, а превращению ее в своеобразный огромный курук - территорию мертвых. Нетрудно 37 заметить, что благодаря р.Уса Самарская Лука представляет собой вытянуто-овальную зону (рис.1, 1), напоминающую монгольские куруки I типа по В.Е.Войтову (рис.1, 2) и ориентированную так же - по оси запад-восток. Единственное отличие: узкий проход расположен не с восточной, а с западной стороны. Примечательно, что именно в могильниках вне этого природного “курука” (Урень II, Старомайнский I, Шиловка, Березовка) и наблюдается концентрация курганов с ровиками, символически замещающими сооружения рукотворных куруков, причем там, где есть разрыв ровика (к.2 могильника Урень II, к.1 могильника Брусяны III), он расположен с западной стороны. Курган 1 могильника Брусяны III - пока единственный курган с ровиком внутриприродно Самарского курука, но его уникальность этим не ограничивается: само погребение совершено в огромной круглой яме диаметром 5,4 м с ровиком по контуру дна, а наземный ровик представляет собой вытянутый прямоугольник, далеко выходящий за границы насыпи (рис.1, 5) (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, с. 190-192, табл.XV, табл-XVI, 1, 2). Особый статус погребенного, очевидно, заставил хазар в данном случае не надеяться на силу природного курука, а “перестраховаться” и соорудить дополнительную сакральную линию защиты в виде ровика, что, впрочем, не особо помогло, поскольку в кургане фиксируется явный грабительский вкоп. Для остальных погребений новинковского типа роль сакрального защитного рва выполнял изгиб Волги, поэтому данное население следует считать идеологически родственным группе хазар, оставивших курганы раннесалтовского типа степного междуречья Дона и Волги. Напрашивается закономерное предположение, что “новинковская” и “нижнедонская” группы населения отражают две разные племенные группировки хазар. Причины отличий между ними, возможно, частично объясняет один из аспектов концепции А.А.Иванова. По мнению исследователя, анализ погребального обряда и инвентаря позволяет утверждать об отсутствии генетической связи рассмотренной им группы курганов с квадратными ровиками с более ранними памятниками “сивашовского” типа, а также о внезапности появления данной группы населения в Восточной Европе в koh.VII в. (Иванов А.А., 2000, с.20-23). Среди погребений перещепинской культуры на самом деле известна небольшая группа погребений с западной ориентировкой, которая сопоставима с более поздними погребениями курганов раннесалтовского типа, но этих связей, конечно же, не достаточно. В то же время, довольно большое количество связей с перещепинскими погребениями обнаруживают новинковские. Новинковские погребения по обряду, инвентарю и хронологически близки к обеим анализируемым группам и выступают как бы звеном, связывающим их между собою. Это, как отмечалось, заметно даже в конструкции луков, которой, вслед за А.М.Савиным и А.И.Семеновым, придает особое значение как этническому индикатору и А.А.Иванов. Противоречия, как ни странно, легко снимаются, если мы действительно согласимся с гипотезой А.А.Иванова о появлениии “нижнедонской” группы населения в Восточной Европе не ранее 2-й пол.VII в. Заключение В литературе довольно часто можно встретить заблуждение о появлении хазар в Европе только во 2-й non.VII в. На самом деле первое достоверное упоминание хазар в хронике Псевдозахарии (Пигулевская Н.В., 1939, с.114; Новосельцев А.П., 1990, с.32) датируется периодом 558-565 гг. К моменту изгнания хазарами Аспаруха они уже более столетия проживали в Европе, а, следовательно, любая новая волна тюркского населения с востока, появившаяся тут в VII-VIII вв., не могла быть “хазарами” в узком понимании этого слова. Население “волны 2-й non.VII в.” вполне могло мигрировать на запад после разгрома Западнотюркского каганата в 656-659 гг. Именно ее появление в Восточной Европе, очевидно, и спровоцировало изгнание хазарами уногундуров Аспаруха и переселение части хазар в Северное Причерноморье около 679 г. Новая группа тюркютов не относилась к племенному союзу хазар, тем не менее, она была более родственна каганской семье, и поэтому со временем, по-видимому, не только заслужила полное доверие кагана хазар, но и стала играть доминирующую роль в каганате. Старые хазарские племена были отодвинуты на задний план, что и обусловило их расселение в VIII в. на северной периферии каганата - в Среднем Подонье и Среднем Поволжье. Нам неизвестны подлинные мотивы восстания кабар, но не исключено, что это как раз и могла быть неудачная попытка “настоящих” хазар возвратить себе утраченные позиции. Культура Хазарского каганата за продолжительное время его существования (630-965 гг.) неоднократно претерпевала резкие изменения, наиболее значительные из которых произошли после 737 г. Второй хронологический этап (737-965 гг.) давно выделен в салтовскую “культуру”, хотя, учитывая огромные различия между ее локальными вариантами, в данном случае более применим другой археологический термин - “культурно-историческая общность”. Памятники раннего этапа (632-737 гг.) исследованы значительно хуже, но уже сейчас понятно, что по территории распространения, количеству и специфике локальных вариантов он мало уступает салтовской культуре. Термин “перещепинская культура”, предложенный М.И.Артамоновым и А.И.Айбабиным только для северопричерноморских памятников, используется нами в гораздо более широком значении - для определения всего раннего этапа культуры Хазарского каганата. Проблем с таким разграничением нет для большинства рассматриваемых памятников: слишком резкие перемещения населения после 737 г. привели к тому, что основная часть салтовских памятников появляется после 737 г., а немногочисленные долго функционировавшие перещепинские памятники (Чир-Юрт) прекращают существование до этого ру 38 бежа. Небольшая проблема возникает только в отношении Борисовского могильника, где представлены два перещепинских горизонта, переходной горизонт Гали-ат-Геленовка и раннесалтовский (Комар А.В., 1999). Похожая проблема с памятниками новинковского типа. Перемещения 737 г. не затронули данную группу населения, но ее коснулись культурные изменения, сопровождавшие смену перещепинской культуры салтовской. Здесь присутствуют три хронологических горизонта: Вознесенка, Г алиат-Г еленовка и раннесалтовский (Столбище-Старокорсунская). Погребения горизонта Вознесенки уже упоминались выше, но их число может быть больше, поскольку многие но-винковские погребения безынвентарные или с невыразительным хронологически инвентарем; то же касается и горизонта Галиат-Геленовка. Горизонт Гали-ат-Геленовка здесь не привязывается к дате 737 г., а, следовательно, сливается с этапом 1а раннесалтовского горизонта и датируется шире - 725-750 гг. К горизонту можно отнести п.2 к. 12, п.4 к.22, п.6 к.23 могильника Брусяны II, к. 14 Новинковского II могильника и к.1 Малой Рязани I. Если для остального ареала салтовской и перещепинской культур горизонт Галиат-Геленовка был с оговорками отнесен нами к перещепинской культуре (Комар А.В., 1999, с.133), то здесь его культурная позиция практически неопределима: он действительно просто переходной. Это же касается и к. 14 могильника Подгорненский IV из Нижнего Подонья. Похоже, за горизонтом Галиат-Геленовка нужно действительно закрепить переходной не только в хронологическом, но и в культурном плане статус. Из хорошо датированных комплексов новинковского типа абсолютное большинство относится к ран-несалтовскому горизонту (“брусянский этап” А.В.Богачева). Наиболее поздний из них - к.1 могильника Брусяны III. В погребении находился характерный среднесалтовский конский налобник с немного другим декором (Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998, табл. XVII, 2), но все остальные бляшки узды заметно отличаются от среднесалтовских. Выгнутые прямоугольные уздечные пряжки (рис.5, 66) находят близкие аналогии в к.1 могильника Романовский I (Копылов В.П., 1979, рис.188). Декор кистеня (рис.5, 69) аналогичен уздечным бляшкам из п.2 к.1 могильника Садовский I (Копылов В.П., 1981а, рис.43), п.143 Сухой Гомольши (рис.5, 67), также оформлена и центральная часть лировидной подвески из п.54 Сухой Гомольши (рис.5, 68). Узда садовского и романовского погребений отличается от брусянской, но указанные параллели все же не позволяют предполагать заметную хронологическую дистанцию между ними. Оба указанные погребения по поясным наборам и солидам Льва III и Константина (Копылов В.П., Смоляк А.Р., 1988, с.59-60; Иванов А.А., Копылов В.П., Науменко С.А., 2000, рис.З) относятся к эталонным комплексам этапа 16 раннесалтовского горизонта. Пряжка из к. 1 Брусян III (рис.5, 63) близка пряжке из п.11 Тепсеня (рис.5, 65) того же горизонта, а комплектный ей наконечник (рис.5, 64) по размерам и форме близок наконечникам колчанного набора из п.2 к.1 могиль ника Саловский I (Копылов В.П., 1981а, рис.70, 6). Учитывая отличие брусянской узды от среднесалтовских и раннесалтовских этапа 16, наиболее вероятной будет ее позиция в рамках этапа 2 раннесалтовского горизонта, т.е. 770-790 гг. Комплексов горизонта I/П и среднесалтовских горизонтов среди новинковских нет. Практически синхронно исчезают и нижнедонские курганы раннесалтовского типа. Так, даже не к горизонту I/П, а к этапу 2 раннесалтовского принадлежат поясные детали из п. 1 к.2 могильника Кутейни-ковский II и п.1 к.8 могильника Соколовский (Иванов А.А., 2001, рис.6), поэтому выделенная А.А.Ива-новым группа среднесалтовских поясов в курганах с ровиками на самом деле ограничивается к. 13 Баранов-ки I и еще одним пока не опубликованным курганом из Нижнего Подонья. Сложно сказать, с чем были связаны процессы исчезновения курганов раннесалтовского типа и памятников новинковского типа: с наступлением благоприятного влажного климата и переходом к полуоседлости, резко сократившими ареал кочевий, или же с внутренним переворотом в каганате и отстранением от власти кагана бегом с последующим принятием иудаизма. Вряд ли такое событие, как смещение кагана, могло пройти мирно, обязательно последовали перераспределения должностей и кочевий между сторонниками и противниками бега (Булана?). Большие территориальные встряски особенно хорошо заметны в кон. VIII в. на примере переселения булгар, которые были передвинуты в два региона: в Вол-го-Камье и степную часть бассейна Северского Донца, причем, что интересно, строго на север от “новин-ковцев” и сальско-манычских хазар. Четкое соблюдение границ можно сопоставить со словами из письма бега Иосифа: “каждый из (наших) родов имеет еще (наследственное) владение (полученное от) своих предков” (Коковцев П.К., 1932, с.102). Выполняя рокировку населения внутри каганата, бег (Булан?), тем не менее, оставлял границы кочевий хазар практически неизменными, дальновидно пытаясь решить проблему поощрения сторонников не за счет других хазар, а, в первую очередь, за счет зависимых племен. Если это так, то исчезновение памятников новинковского типа и резкое сокращение количества курганов раннесалтовского типа до koh.VIII в., скорее, действительно связано с определенными изменениями в хозяйственном укладе хазар, развитием Атиля в крупный городской центр и т.п. Более важен другой момент: памятники Са-маро-Симбирского Поволжья демонстрируют плавное перерастание перещепинской культуры в степной вариант салтовской горизонта Столбище-Старокорсунская. Здесь прекрасно наблюдается эволюция форм украшений убора и пояса, вооружения и снаряжения коня, появление салтовской гончарной керамики. Такая же ситуация в степном междуречье Нижнего Дона и Волги, а также в Борисовском могильнике. Именно эти три этнические группы населения, которые условно можно назвать “нетайловско-новинковской” (ингумации с восточной ориента 39 цией и обрядом разрушения костяка), “нижнедонской” (ингумации с западной ориентацией в курга-нах-куруках) и “борисовской” (кремации), и были ядром, определявшим облик материальной культуры Хазарского каганата. Вывод несколько неожиданный в контексте магистральной линии современного хазароведения, направленной исключительно на изучение материальной культуры оседлого и полуоседлого зависимого населения Хазарского каганата. Но, в итоге, это рано или поздно должно было произойти: новые, пока еще малочисленные и слабоизученные, но до статочно яркие памятники постепенно начинают оконтуривать материальную культуру Хазарского каганата раннего этапа - этапа кочевнической империи. Основными творцами и носителями номадиче-ской культуры раннего Хазарского каганата были именно кочевники-хазары, и лишь в процессе их длительного сосуществования с зависимыми племенами под действием многочисленных внешних и внутренних факторов к KOH.VIII в. окончательно оформилась в своем хрестоматийном виде синкретическая салто-во-маяцкая культура развитого Хазарского каганата. Литература и архивные материалы Абрамова М.П., 1982. Новые материалы раннесредневековых могильников Северного Кавказа// СА. № 2. Акимова М.С., 1973. Антропологические материалы из Танкеевского могильника// Вопросы антропологии. Вып.45. М. Алексеев Н.А., 1980. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири. Новосибирск. Амброз А.К., 1982. О Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре - вопрос интерпретации// Древности эпохи великого переселения народов. М. Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л. Артамонова О.А., 1963. Могильник Саркела-Белой Вежи// МИА. № 109. Атавин А.Г., 1996. Погребения VII - начала VIII вв. из Восточного Приазовья// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. Самара. Афанасьев Г.Е., 1987. Муравьевский клад: к проблеме оногуро-болгаро-хазарских миграций в лесостепь// СА. № 1. Афанасьев ЕЕ., 1993. Донские аланы. М. Ахмеров Р.Б., 1970. Уфимские погребения IV-VII вв. н.э. и их место в древней истории Башкирии// Древности Башкирии. М. Багаутдинов Р.С., 1995. Новые раннеболгарские курганы Самарской Луки// Средневековые памятники Поволжья. Самара. Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге (у истоков истории татар Волго-Камья). Самара. Балинт Ч., 1995. Введение в археологию авар// Типология и датировка археологических материалов Восточной Европы. Ижевск. Баранов И.А., 1990. Таврика в эпоху раннего средневековья: Салтово-маяцкая культура. К. Барта А., 1972. Истоки венгерской культуры X в.// Проблемы археологии и древней истории угров. М. Бичурин Н.Я., 1950. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т.2. М.-Л. Богачев А.В., Мышкин В.Н., 1995. Раннеболгарский курган у с.Осиновка// Средневековые памятники Поволжья. Самара. Богачев А.В., 1998. Кочевники Лесостепного Поволжья V-VIII вв. Самара. Болтрик Ю.В., Комар А.В., 2001. Хазарский курган на правом берегу р. Молочной// Археология восточноевропейской лесостепи. Вып.16. Воронеж. Бубенок О., 1997. “Чорш” i “6ini” хозари: до питания про поширення кольорово! семантики середньов!чних номад!в евраз!йського степу// Схщний св!т. № 1-2. Бучинский И.Е., 1963. Климат Украины в прошлом, настоящем и будущем. К. Веймарн Е.В., Айбабин А.И., 1993. Скалистинский могильник. К. Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990. Раннесредневековые курганы с ровиками в междуречье Сала и Маныча// СА. № 1. Войтов В.Е., 1996. Древнетюркский пантеон и модель мироздания в культово-поминальных памятниках Монголии VI-VIII вв. М. Гаврилова А.А., 1965. Могильник Кудыргэ как источник по истории Алтайских племен. М.-Л. Гавритухин И.О., 2000. К дискуссии о хронологии раннесредневековых древностей Поволжья// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Самара. Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М. Гадло А.В,, 1979. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л. Газимзянов И.Р., 1995. Новые данные по антропологии населения Самарского Поволжья в эпоху раннего 40 средневековья// Средневековые памятники Поволжья. Самара. Гинзбург В.В., 1965. Антропологическая характеристика черепа человека из впускного погребения в кургане № 3 в урощище Уч-Тепе// МИА. № 125. Гладких М.И., Писларий И.А., Кротова А.А., 1974. Отчет о работе Северско-Донецкой новостроечной экспедиции в 1974 г. Ворошиловград// НА ИА НАН Украины, № 1974/13. Глазкова Н.М., Чтецов B.IL, 1960. Палеоантропологические материалы Нижневолжского отряда Сталинградской экспедиции// МИА. № 78. Голенко К.В., 1956. Имитация солида VII в. из Поднепровья// ВВ. T.XI. Гршченко В.А., 1950. Пам’ятка VIII ст. коло с. Вознесенки на Запор1жж1// Археолог1я. Т.З. Гумилев Л.Н., 1996. Открытие Хазарии. М. Даркевич В.П., 1976. Художественный металл Востока VIII-XIII вв. М. Евдокимов Г.Л., Симоненко А.В., Загребельный А.Н., 1975. Отчет о раскопках курганов у с.Астахово Свердловского района Ворошиловградской области в 1975 г.// НА ИА НАН Украины, № 1975/50. Евтюхова Л.А., 1952. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии// МИА. № 24. Ефимова С.Г., Кондукторова Т.С., 1995. Население салтово-маяцкой культуры Восточной Европы по данным краниологии// МАИЭТ. Bbin.IV. Заходер Б.Н., 1962. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Горган и Поволжье в IX-X вв. T.I. М. Иванов А.А., 2000. Раннесредневековые подкурганные кочевнические захоронения второй половины VII -первой половины IX вв. Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья. Автореф. дис... канд. ист. наук. Волгоград. Иванов А.А., 2001. Находки поясных наборов из курганов хазарского времени Нижнего Дона и Волго-Донского междуречья// Культуры Евразийских степей второй половины 1 тыс. н. э. (из истории костюма). Т. 2. Самара. Иванов А.А., Копылов В.П., Науменко С.А., 2000. Поясные наборы из курганов хазарского времени междуречья Дона и Сала// Донская археология. № 1. Иченская О.В., 1981. Об одном из вариантов погребального обряда салтовцев по материалам Нетайловского могильника// Древности Среднего Поднепровья. К. Казаков Е.П., 1971. Погребальный инвентарь Танкеевского могильника// Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань. Казаков Е.П., 1972. О некоторых венгерских аналогиях в вещевом материале Танкеевского могильника// Проблемы археологии и древней истории угров. М. Киселев С.В., 1949. Древняя история Южной Сибири// МИА. № 9. Клейн Л.С., Раев Б.А., Семенов А.И., Субботин А.В., 1972. Катакомба скифского времени и салтовский курган на Нижнем Дону// АО 1971 г. М. Ковалевский А.П., 1956. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Харьков. Коковцев П.К., 1932. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л. Колотухин В.А., 1983. Отчет о раскопках курганов в зоне строительства второй очереди Северо-Крымского канала в 1983 г.// НА ИА НАН Украины, № 1983/8. Комар А.В., 1999. Предсалтовские и раннесалтовский горизонты Восточной Европы// Vita Antiqua. № 2. К. Комар О.В., 1999. Коментар! до статтк Тахтай А.К. Погребальный комплекс хазарской эпохи из округи г. Чистяково Сталинской области// Vita Antiqua. № 2. К. Комар О.В., 2000. Ранн! хозари у Швшчному Причорномор’1// Археолопя. № 1. Комар О.В., niopo B.I., 1999. Кургани хозарського часу на Лугангциш// Vita Antiqua. № 2. К. Кондаков Н., 1896. Русские клады. Т. I. СПб. Кондукторова Т.С., 1967. Антропологическая характеристика черепов из Верхнечирюртовского могильника в Дагестане// Вопросы антропологии. Вып.25. М. Константин Багрянородный, 1991. Об управлении империей. М. Концевич I.O., Михайличенко Б.В., 1997. Судова медицина. К. Копылов В.П., 1979. Отчет о работе Донского отряда Ростовской экспедиции в 1979 г.// НА ИА РАН. Р-1, № 7831,7831а. Копылов В.П., 1981а. Отчет о работе Донского отряда Ростовской экспедиции в 1981 г.// НА ИА РАН. Р-1, № 8607, 8607а. Копылов В.П., 19816. Раскопки курганов в Цимлянском районе// АО 1980. М. Копылов В.П., Смоляк А.Р., 1988. Торговые связи Византии с населением Нижнего Дона в конце VII - первой половине VIII в.// Торговля и мореплавание в бассейне Черного моря в древности и средние века. Ростов-на-Дону. Круглов Е.В., 1990. О подкурганных захоронениях калмыко-астраханских степей хазарского времени// Вопросы археологии юга Восточной Европы. Элиста. 41 Круглов Е.В., 1992. Хазарские погребения в бассейне реки Иловли// СА. № 4. Круц С.И., 1978. Палеоантропологический материал Южнобугской экспедиции (1969-1976 гг.)// Курганы на Южном Буге. К. Крыганов А.В., 1998. Нетайловский могильник на фоне праболгарских могильников Европы// Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. (вопросы хронологии). Самара. Кубарев В. Д., 1984. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск. Кубышев А.И., Дорофеев В.В. и др., 1984. Отчет о раскопках Херсонской археологической экспедиции Института археологии АН УССР в зоне строительства Каховской оросительной системы в 1984 г.// НА ИА НАН Украины, № 1984/11. Кузнецов В.А., 1985. Поминальный комплекс VIII в. в окрестностях Кисловодска// СА. № 3. Кызласов И.Л., 1994. Рунические письменности евразийских степей. М. Кызласов И.Л., 1996. Материалы к ранней истории тюрков. I. Древнейшие свидетельства об армии// РА. №3. Кызласов Л.Р., 1979. Древняя Тува. М. Кызласов Л.Р., 1981. Древнехакасская культура чаатас VI-IX вв.// Степи Евразии в эпоху средневековья. М. Левина Л.М., 1996. Этнокультурная история Восточного Приаралья. М. Лукинова Т.Б., 1988. Из наблюдений над лексикой, связанной со способами захоронения у древних славян// Труды V Международного конгресса археологов-славистов. Т.4. К. Ляпушкин И.И., 1958. Курганный могильник близ карнауховского поселения// МИА. № 62. Магомедов М.Г., 1977. К вопросу о происхождении культуры Верхнечирюртовского курганного могильника// Археологические памятники раннесредневекового Дагестана. Махачкала. Магомедов М.Г., 1983. Образование Хазарского каганата. М. Максимов Е.К., 1956. Позднейшие сармато-аланские цогребения V-VIII веков на территории Нижнего Поволжья// Археологический сборник. Вып.1. Саратов. Марчик А., Фоти Э., Леринци Г., 2000. Археологические и антропологические связи между степями Евразии и раннеаварской группой населения в карпатском бассейне// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. (из истории костюма). Самара. Матвеева Г.И., 1995. Результаты новых исследований Рождественского III курганного могильника// Средневековые памятники Поволжья. Самара. Матвеева Г.И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара. Мовсес Каланкатуаци, 1984. История страны Алуанк. Ереван. Могильников В.А., 1981. Тюрки// Степи Евразии в эпоху средневековья. М. Моруженко А.А., Зарайская Н.П. и др., 1983. Отчет об археологических раскопках курганов в зоне строительства мелиоративных систем на террритории Амвросиевского, Марьинского, Першотравневого и Славянского районов Донецкой области в 1983 г.// НА ИА НАН Украины, № 1983/50. Мотов Ю.А., 1998. Кинжалы и ножи кочевников раннего средневековья// Вопросы археологии Казахстана. Алматы. Новосельцев А.П., 1990. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М. Плетнева С.А., 1967. От кочевий к городам// МИА. № 142. Плетнева С.А., 1982. Кочевники средневековья: поиски исторических закономерностей. М. Плетнева С.А., 1999. Очерки хазарской археологии. М. Путинцева Н.Д., 1961. Верхнечирюртовский могильник (предварительное сообщение)// Материалы по археологии Дагестана. Т.2. Махачкала. Распопова В.И., 1965. Поясной набор Согда VII-VIII вв.// СА. № 4. Раунер Ю.Л., 1981. Динамика экстремумов увлажнения за исторический период// Известия АН СССР. Серия географическая. № 6. Репняков Н.И., 1906. Некоторые могильники области крымских готов// ИАК. Вып.19. Рыков П., 1929. Позднесарматское погребение в кургане близ с.Зиновьевки, Саратовской губернии. Саратов. Савин А.М., Семенов А.И., 1995. К методике изучения и публикации средневековых кочевнических луков// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. Самара. Савин А.М., Семенов А.И., 1998. О центральноазиатских истоках лука хазарского типа// Военная археология: оружие и военное дело в исторической и социальной перспективе. СПб. Сарапулкин В.А., 2000. Раннеболгарское погребение у с.Новохарьковка Воронежской области// Археология восточноевропейской лесостепи. Вып.14. Воронеж. Саханев В., 1914. Раскопки на Северном Кавказе в 1911-12 годах// ИАК. Вып.56. Семенов А.И., 1978. Византийские монеты из погребений хазарского времени на Дону// Проблемы археологии. Вып.2. Л. Семенов А.И., 1982. Центральноазиатские параллели погребальному обряду населения Хазарского каганата// XII Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. М. Семенов А.И., 1985. Художественный металл Романовского погребения на Дону// Художественные памятни- 42 ки и проблемы культуры Востока. Л. Семенов А.И., 1988. К выявлению центральноазиатских элементов в культуре раннесредневековых кочевников Восточной Европы// АСГЭ. Вып.29. Л. Семенов А.И., 1991. Византийские монеты Келегейского комплекса// АСГЭ. Вып.31. Л. Синицын И.В., 1947. Археологические раскопки на территории Нижнего Поволжья// Ученые записки СГУ. Вып. XVII. Саратов. Синицын И.В., 1954. Археологические памятники в низовьях реки Иловли// Ученые записки СГУ. Вып.39. Саратов. Синицын И.В., 1959. Археологические исследования Заволжского отряда (1951-1953)// МИА. № 60. Синицын И.В., 1960. Древние памятники в низовьях Еруслана (по раскопкам 1954-1955 гг.)// МИА. № 78. Скарбовенко В.А., Сташенков Д.А., 2000. Березовский курган и его место в системе раннесредневековых древностей Самарского Поволжья// Краеведческие записки. Вып.1Х. Самара. Смьленко А.Т., 1965. Глодосью скарби. К. Смирнов К.Ф., 1959. Курганы у сел Иловатка и Политотдельское Сталинградской области// МИА. № 60. Смирнов К.Ф., 1960. Быковские курганы// МИА. № 78. Сокровища хана Кубрата, 1997. СПб. Сташенков Д.А., 1995а. Новые детали погребального обряда памятников раннеболгарского времени в Самарском Поволжье// Средневековые памятники Поволжья. Самара. Сташенков Д.А., 19956. Особенности погребального обряда хазарского времени в Среднем Поволжье// Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э. Самара. Тарабанов В.А., 1983. Средневековый могильник у аула Казазово// Историческая этнография: традиции и современность. Л. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Пространство и время. Вещный мир, 1988. Новосибирск. Уварова П.С., 1900. Могильники Северного Кавказа// Материалы по археологии Кавказа. Вып.VIII. М. Федоров-Давыдов Г., 1984. Погребения хазарского времени из урочища “Кривая Лука” в Нижнем Поволжье// Проблемы археологии степей Евразии. Кемерово. Флёров В.С., 1999. Рец.: Матвеева Г.И. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара: Самарский университет, 1997// РА. № 3. Флёров В.С., 2000. Розыскания по обряду обезвреживания погребенных в раннесредневековой Восточной Европе// Степи Европы в эпоху средневековья. Т.1. Донецк. Халикова Е.А., 1971. Погребальный обряд Танкеевского могильника// Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань. Халикова Е.А., 1972. Погребальный обряд Танкеевского могильника и его венгерские параллели// Проблемы археологии и древней истории угров. М. Худяков Ю.С., 2000. К вопросу о коннице, пехоте и характере войска древних тюрок// РА. № 4. Чаллань Д., 1954. Памятники византийского металлообрабатывающего искусства// Acta Antiqua. Т.П. F.3-4. Чичуров И.С., 1980. Византийские исторические сочинения. М. Шапошникова О.Г., Фоменко В.Н. и др., 1973. Отчет о работе Ингульской экспедиции в 1973 г.// НА ИА НАН Украины, № 1973/8. Швец Г.И., 1978. Многовековая изменчивость стока Днепра. Л. Шер А.Я., 1963. Памятники алтайско-орхонтских тюрок на Тянь-Шане// СА. № 4. Шилов В.П., Лагоцкий К.С., 1976. Отчет о раскопках Волго-Донской археологической экспедиции в 1976 г.И НА ИА РАН. Р-1, № 6295. Fettich N., 1926. Das kunstgewerbe der Avarenzeit in Ungam// AH. T. I. Fiedler U., 1992. Studien zu Graberfeldern des 6. bis 9. Jahrhunderts an der unteren Donau. Bonn. Garam E., 1975. The Szebeny I-III cemetery// Avar Finds in Hungarian National Museum (Cemeteries of the Avar period /567-829/ in Hungary). Vol.l. Budapest. Garam E., 1993. Katalog der awarenzeitlischen Goldgegenstande und der Fundstucke aus den Furstengrabem im Ungarischen Nationalmuseum. Budapest. Laszlo G., 1955. Etudes Archeologiques sur Г historiae de la societe des Avars// AH. T.XXXIV. Lorinczy G., 1992. Vorlaufiger Bericht liber die Freilegung des Graberfeldes aus dem 6-7 Jahrhundert in Szegvar-Oromdiilo// Comunicationes archaeologicae Hungariae. Budapest. Lorinczy G., 1995. Fiilkesirok a Szegvar-Oromdiiloi kora Avar kori temetobol// Studia Archaeologica I. Szeged. Muller R., 1996. Das Graberfeld von Gyenesdias// Reitervolker aus dem Osten. Hunnen + Awaren. Eisenstadt. Parchomenko O.V., 1990. Die Keramik der Saltovo-Kultur am oberen Lauf des Don// Die Keramik der Saltovo-Majaki Kultur und ihrer Varianten I Varia Archaeologica Hungarica/. III. Budapest. Werner J., 1986. Der Schatzfund von Vrap in Albanien. Wien. 43 Summary A.V.Komar (Kiev, Ukraine) On Dating and Ethnocultural Attribution of the Shylovka Barrows The paper deals with the analysis of two barrows of the Shylovka burial ground (the Middle Volga region) and their cultural and historical background. Detailed investigation of the burial mounds design, the funeral rite and goods has been carried out and their chronology determined. The author comes to the conclusion that the barrows described are closely related to the group of the Khazarian population who left the monuments of the Pereschepina culture. Shylovka barrows belong to the chronological horizon of Voznesenka (705-725 A.D.). The origin and semantics of the “barrows with square ditches” have been analysed and two new terms for their attribution have been proposed, namely: “the barrow of the Early Saltov type” and “the kuruk barrow”. The author has also studied the origin, ethnic and cultural attribution, and chronology of the Novinki type monuments, which, as the author argues, show a gradual development of the Pereschepina culture into the steppe variant of the Saltov culture attributed to the Stolbische-Starokorsunskaya chronological horizon (740-775 A.D.). These monuments belong not to the Bulgarians, but to the group of the Khazarian population who left the Shylovka barrows. A.V.Komar (Kiew, Ukraine) Uber die Datierung und die ethnischkulturelle Zugehorigkeit der Kurgane von Sylovka Im Artikel werden die Komplexe zweier Kurgane vom Graberfeld Sylovka (Mittlere Wolga) und ihr kulturhistorischer Kontext analysiert. Dabei werden Konstruktion der Aufschiittung, Bestattungsritual, das Beisetzungsinventar, Chronologic untersucht. Es wird geschlussfolgert, dass beide Kurgane mit der Gruppe der Chasarenbevolkerung verbunden sind, die die Denkmaler der Perescepina-Kultur hinterlieB, in deren Rahmen die beiden Kurgane zum Vbznesenka-Horizont (705-725) gehoren. Bei der Analyse werden die Abstammung und die Semantik „der Kurgane mit Quadratgraben” untersucht, fur deren Beschreibung zwei neue Bezeichnungen - “Kurgan vom friihen Saltov-Тур” und „Kuruk-Kurgan” vorgeschlagen werden. Analysiert werden auch die Abstammung, die kulturelle und ethnische Zugehorigkeit, die Chronologic der Denkmaler vom Novinki-Тур, die nach Meinung des Autors die flieBende Entwicklung der Perescepina-Kultur in die Steppenvariante der Saltov-Kultur des Stolbisce-Starokorsun-Horizontes (740-775) aufweisen und nicht mit Bulgaren sondem mit der Gruppe der Chasarenbevolkerung verbunden sind, die Kurgane von Sylovka hinterlassen hat. A.V.Komar (Kiev, Ukraine) La question sur la date d’appartenance ethnique et culturelle des tumulus de Shilovka L’article analyse les complexes de deux tumulus de la necropole de Shilovka (le bassin de la Volga moyenne) et leur contexte culture! et historique. On examine en detail la structure du remblai, les coutumes funeraires, le mobilier funebre, la chronologic. On fait la conclusion sur leur liaison avec le groupe de la population Khazare, qui avait laisse les monuments de la culture de Perescepina dans le cadre de laquelle les deux tombes se rapportent а Г horizon de Voznesenka (705-725). Au cours de 1’analyse sont examines 1’origine et la semantique “des tumulus aux fosses carres”, pour la definition des quels on propose deux nouveaux termes : “le tumulus du type de Saltov precoce” et “le tumulus du kuruk”. L’auteur examine aussi I’origine, I’appartenance culturelle et ethnique, la chronologic des monuments du type de Novinki, qui, a 1’avis de 1’auteur, presentent la transformation progressive de la culture de Perescepina en la variante de steppe de la culture de Saltov de 1’horizon de Stolbisce-Starokorsunskaja (740-775) et ne sont pas lies aux Bulgares, mais au groupe de la population Khazare, qui avait laisse des tumulus de Shilovka. 44 И.О.Гавритухин ХРОНОЛОГИЯ “СРЕДНЕАВАРСКОГО” ПЕРИОДА В память об Аттиле Кише (27.06.1939 - 30.11.1999) Вводные замечания Необходимость сопоставления материалов эпохи великого переселения народов и раннего средневековья из Карпатской котловины и южной, прежде всего степной и лесостепной, части Восточной Европы едва ли может вызывать сомнение. У венгерских исследователей интерес к восточноевропейским памятникам, наряду с вниманием к древностям Центральной Азии и Сибири, имеет устойчивую и давнюю традицию, практически непрерывную, начиная, по крайней мере, с koh.XIX в. (Zichi Е.,1897*; Posta В., 1905). В этом, несомненно, важную роль сыграло желание найти прародину венгров и истоки других “восточных” народов, селившихся в Среднем Подунавье. Историография подобных изысканий, предпринимавшихся как учеными из Подунавья, так и из России, в отношении центральноевропейских материалов потребовала бы специальной и весьма обширной работы. Из отечественных специалистов мы бы отметили А.К. Амброза, пожалуй, первого, постаравшегося сделать сопоставления такого рода систематическими, например, использовавшего среднедунайские материалы в качестве целостной хронологической шкалы, включенной в систему евразийской раннесредневековой хронологии (Амброз А.К., 1971; 1973; 1973а; 19736; 1986)**. Поводом к данной работе послужили два обстоятельства. Во-первых, ряд недавних публикаций могильников “аварского” круга, содержащих важнейшие материалы и для понимания собственно среднедунайских древностей, и, соответственно, для оценки находок из Восточной Европы***. Во-вторых, недавно опубликованые работы о восточноевропейских древностях, ставящие на новом уровне ряд ключевых про блем восточноевропейской археологии и истории VII -1-й пол.УП! в. (Айбабин А.И., 1999; Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998; Богачев А.В.,1998; Комар А.В.,1999; 1999а; 2000; 2000а; Матвеева Г.И., 1997). Уместные и проясняющие многие вопросы в таких изысканиях сопоставления с “аварскими” материалами, на наш взгляд, использованы авторами или явно не достаточно, или не совсем адекватно. Особо следует остановиться на нескольких вопросах методического характера. Один из них задан А.В.Комаром при объяснении расхождений с датировками, предложенными в ряде работ, которые им не оспариваются. Он пишет о том, что предлагаемая им дата “касается погребений”, а она отличается от даты “бытования вещей”, например, попавших в клады (Комар А.В., 2000). В принципе, конечно, следует понимать, что время производства вещей определенного типа не тождественно времени их использования, и, в свою очередь, они не тождественны дате “выпадения” (“археологизации”) конкретной вещи. Однако все это имеет значение либо, когда мы имеем дополнительные возможности для установления этой разницы, либо в качестве “статистической” закономерности. Последняя же пригодна для понимания тенденции, “вероятностной” оценки факта, что важно для особых исследований, но не дает однозначного результата в конкретном случае. Например, сразу же после изготовления вещь могла поступить для функционального использования и вскоре же попасть в погребение. На уровне возможностей наших датировок этот промежуток времени вполне может быть просто неуловим. Поэтому при определении хронологических рамок комплексов с определенным набором вещей речь идет о “периоде”, отражающем все время бытования этого набора вещей, а их “выпадение” в погре * Коллекция, собранная в ходе путешествий этого ученого по Кавказу и Центральной Азии, хранится в Музее Востока в Будапеште, ее полная публикация готовится А.Вадаи (Институт археологии Венгерской академии наук), которой мы благодарны за информацию и возможность познакомиться с материалом. ** Кроме, к сожалению, кратких публикаций, о работе в этом направлении можно судить по материалам архива и библиотеки А.К.Амброза, хранящихся соответственно в ИА РАН (Гавритухин И.О., 1994) и в музее-заповеднике “Коломенское”. Стоит отметить и то, что А.К.Амброз был одним из инициаторов специальной конференции советских и венгерских археологов в 1977 г., материалы которой отражены в редактированном им сборнике “Древности эпохи великого переселения народов V-VIII вв. М., 1982”. *** К сожалению, ряд сведений и публикаций для нашего читателя труднодоступен. Мы искренне благодарны многим коллегам, способствующим преодолению этих трудностей, особенно Валерии Кульчар, Эстер Иштванович, Тивадару Вида, Фалько Дайму, Михаилу Михайловичу Казанскому. 45 бение, клад, слой поселения, в принципе, может происходить в любой “точке” этого “отрезка”. Что же касается собственно кладов, о которых шла речь в упомянутом пассаже А.В.Комара, отметим следующее. Один из основных тезисов нашей книги (Гав-ритухин И.О., Обломский А.М., 1996) как раз заключается в том, что выпадение днепровских кладов типа Мартыновского является отражением сравнительно кратковременного события, с которым связан катастрофический финал культуры, в рамках которой вещи из кладов производились и использовались. Время бытования основного состава вещей, встреченных в этих кладах, было определено нами в рамках 2-й - 3-й четвертей VII в., а формирование стилей ведущих типов вещей происходило, судя по всему, еще раньше. Поэтому сравнительно узкая дата выпадения кладов является не одной из “точек” на протяжении “периода”, что было бы правильно в отношении отдельных находок или погребений, а датой конца культуры, которой эти вещи присущи. Конечно, какие-то из вещей, встреченных в кладах типа Мартыновского, могли бытовать и позже катастрофы, но, очевидно, что не они определяют облик древностей наступившей эпохи. Еще один методический вопрос хронологических изысканий связан с датировкой встреченных в погребениях находок, в частности, поясных гарнитур. Неоднократно высказывалась точка зрения, что пояс воин получал в юности (при инициации или другом “знаковом” событии), соответственно, к моменту погребения пожилого человека, его убор отражает уже “архаичную” к этому времени “моду” (см. даже специальную статью об этом: Medgyesi Р., 1991). Не исключено, что это в какой-то степени так, но, во-первых, такая точка зрения уязвима по исходному пункту, ведь мы не можем для конкретной рассматриваемой культуры достоверно утверждать, что пояс не мог заменяться по мере износа, при изменении “статуса” воина или других обстоятельствах. Во-вторых, предлагаемые нами хронологические рамки бытования типа или варианта вещей охватывают около половины столетия или даже шире того (более “узкую” дату можно предложить для некоторых комплексов или их групп, анализируя сочетание встреченных в них типов вещей и другие характеристики). Этот промежуток времени в значительной степени “покрывает” возможную разницу между временем “получения” пояса и датой погребения. Несомненно, смена “актуальных” для определенного сообщества стилей (отраженных в типах вещей) не была кратковременным единым “актом”, но и это обстоятельство учитывается в том, что датировки сменяющих друг друга периодов частично “накладываются”, а границы периодов имеют “люфт”. Наконец, конечно, следует отдавать отчет, что выделяемые “периоды” являются лишь схемой, дающей довольно приблизительное представление о сложных и многогранных процессах культурного развития, но таков уж общепринятый способ описания процессов в нашей науке. К дефиниции “среднеаварского” периода А.В.Комар, возражая Ч.Балинту, справедливо отметил, что существуют различные трактовки исторического и археологического содержания понятия “среднеаварский период” (Комар А.В., 1999, с.ИЗ). Однако попытка киевского коллеги избежать на этом основании систематического сопоставления находок “среднеаварского” времени с восточноевропейскими материалами является, пользуясь его же выражением, “не совсем верной”. Расхождения в трактовках “среднеаварского” периода вполне отчетливы и для внимательного читателя вполне контролируемы. Вкратце дело сводится к следующему. Важное значение в становлении понятия “среднеаварский” период имела работа И.Ковриг, сопровождавшая публикацию материалов из могильника Алаттьян. Опираясь на наблюдения ряда специалистов, прежде всего Н.Феттиха и Д.Ласло, в рамках периода, для которого характерны ременные гарнитуры, в основном, выполненные прессовкой (раннесредневековая группа III по Й.Хампелю), она предложила различать 1-ю и 2-ю группы аварских древностей, при этом подробно описав и показав на ряде памятников особенности каждой из них (Kovrig I., 1963). Эти наблюдения, в основном, получили подтверждение и при планиграфическом анализе могильника в Алаттьяне, сделанном Х.В.Беме в рамках семинара Й.Вернера (Bohme H.W., 1965), были, в целом, приняты А.К.Амброзом и другими специалистами. Несколько иной подход наиболее последовательно реализован Э.Гарам, с работами которой, наряду с публикациями И.Боны и других авторов, связано широкое распространение самого термина “среднеаварский” период (кроме него употребляют термин “горизонт Дюнапентеле - Игар - Тотипуста” или производные от этих памятников названия). В массиве комплексов с ременными гарнитурами, выполненными прессовкой, она выделила сопоставимые с находками из погребений небольших “элитных” кладбищ (Игар, Дюнапентеле), датированных монетами Константина IV или золотыми кружочками, имитирующими монеты (Озора-Тотипуста; погр.10 или по другой нумерации -II в Дюнапентеле; Иванча и др.). В числе признаков этого горизонта (ок. последней трети VII -Han.VIII в., по Э.Гарам), наряду с показательными типами ременной гарнитуры и украшений, Э.Гарам, вслед за рядом предшествующих авторов, среди инноваций в вооружении и конском снаряжении было отмечено появление сабель и стремян с прямой подножкой (Garam Е„ 1982; 1987, там ссылки на более ранние работы). Было также указано на сходство ве- 46 Рис. 1. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 1 (погр.215, 249, 257, 300, 316, 329, 335): 14-17, 22-28, 34-41, 46-51; 5 (погр.179, 217): 9-13', 2 (погр.429, 437, 443, 522): 18-21, 29-33, 42-45', примыкающих к группе 2 (погр.456, 550): 1-8. Fig. 1. Tiszafiired. Stock from complexes of groups 1 (int.215, 249, 257, 300, 316, 329, 335): 14-17, 22-28, 34-41, 46-51; 5 (int. 179, 217): 9-13; 2 (int.429, 437, 443, 522): 18-21, 29-33, 42-45', adjacent to group 2 (int.456, 550): 1-8. Abb. 1. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 1 (Grab 215, 249, 257, 300, 316, 329, 335): 14-17, 22-28, 34-41, 46-51; 5 (Grab 179, 217): 9-13; 2 (Grab 429, 437, 443, 522): 18-21, 29-33, 42-45; die sich an die Gruppe 2 anschliefien (Grab 456, 550): 1-8. Dess. 1.Tiszafiired. Objets issus des complexes de groupes I (sep.215, 249, 257, 300, 316; 329, 225): 14-17, 22-28, 34-41, 46-51; 5 (sep.179, 217): 9-13; 2 (sep.429, 437, 443, 522): 18-21, 29-33, 42-45; suite du groupe 2 (sep.456, 550): 1-8 47 Рис. 2. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 6 (погр.41, 44, 58, 160, 211, 258, 514): 1-22; 3 (погр.114Ь, 775, 776, 792): 23-46. Fig. 2. Tiszafiired. Stock from complexes of groups 6 (int.41, 44, 58, 160, 211, 258, 514): 7-22; 3 (int.H4b, 775, 776, 792): 23-46. Abb. 2. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 6 (Grab 41, 44, 58, 160, 211, 258, 514): 1-22; 3 (Grab 114b, 775, 776, 792): 23-46. Dess. 2. Tiszafiired. Objets issus des complexes de groupes 6 (sep.41, 44, 58, 160, 211, 258, 514): 1-22; 3 (sep.ll4b, 775, 776, 792): 23-46 48 Рис. 3. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 8 (погр.624, 655, 659, 697, 807, 831): 1-23, 33-34', 7 (погр.291, 309, 321, 379, 388, 413, 414): 24-32, 35-57. Fig. 3. Tiszafured. Stock from complexes of groups 8 (int.624, 655, 659, 697, 807, 831): 1-23, 33-34', 7 (int.291, 309, 321, 379, 388, 413, 414): 24-32, 35-57. Abb. 3. Tiszafured. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 8 (Grab 624, 655, 659, 697, 807, 831): 1-23, 33-34', 7 (Grab 291, 309, 321, 379, 388, 413, 414): 24-32, 35-57. Dess. 3. Tiszafured. Objets issus des complexes de groupes 8 (sep.624, 655, 659, 697, 807, 831): 1-23, 33-34', 7 (sep.291, 309, 321, 379, 388, 413, 414): 24-32, 35-57 49 Рис. 4. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 4 (погр.186, 560, 585, 694): 1-8, 12-14, 21-32; 9 (погр.521, 544, 605): 33-36, 43-51; связанных с продолжением группы 4 (погр.117, 780): 9-11, 15-20; группы 9 или 9' (погр.587): 37-42. Fig. 4. Tiszafiired. Stock from complexes of groups 4 (int.186, 560, 585, 694): 1-8, 12-14, 21-32; 9 (int.521, 544, 605): 33-36, 43-51; connected with group 4 continuation (int.117, 780): 9-11, 15-20; groups 9 or 9' (int.587): 37-42. Abb. 4. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 4 (Grab 186, 560, 585, 694): 1-8, 12-14, 21-32; 9 (Grab 521, 544, 605): 33-36, 43-51; verbunden mit der Fortsetzung der Gruppe 4 (Grab 117, 780): 9-11, 15-20; der Gruppe 9 oder 9' (Grab 587): 37-42. Dess. 4. Tiszafiired. Objets issus des complexes de groupes 4 (sep.186, 560, 585, 694): 1-8, 12-14, 21-32; 9 (sep.521, 544, 605): 33-36, 43-51; suite du groupe 4 (sep.177, 780): 9-11; 15-20; groupe 9 ou 9' (sep.587): 37-42 50 Рис. 5. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 11. Fig. 5. Tiszafiired. Stock from complexes of group 11. Abb. 5. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 11. Dess. 5. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 11 51 Рис. 6. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 10 (погр. 826, 834, 839, 946, 961, 974): 7-26; 9' (погр. 574, 591, 850, 852): 27-37, 39-47; 10 или 9' (погр.867): 38. Fig. 6. Tiszafiired. Stock from complexes of groups 10 (int.826, 834, 839, 946, 961, 974): 1-26-, 9’ (int.574, 591, 850, 852): 27-37, 39-47; 10 or 9' (int. 867): 38. Abb. 6. Tiszafured. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 10 (Grab 826, 834, 839, 946, 961, 974): l-26\ 9' (Grab 574, 591, 850, 852): 27-37, 39-47; 10 oder 9' (Grab 867): 38. Dess. 6. Tiszafured. Objets issus des complexes du groupe 10 (sep.826, 834, 839, 946, 961, 974): l-26\ 9' (sep.574, 591, 850, 852): 27-37, 39-47; 10 ou 9’ (sep.867): 38 52 Рис. 7. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 7'. Fig. 7. Tiszafiired. Stock from complexes of group 7'. Abb. 7. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 7'. Dess. 7. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 7' 53 54 Рис. 8. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 8' (погр. 529, 533, 610, 615, 618, 620, 629, 630, 709): 1-31; 12 (погр. 757, 787): 32-42; вероятно, группы 12 (погр.785Ь): 43-45; связанных с продолжением группы 8' (погр. 716, 995): 46-53. Fig. 8. Tiszafiired. Stock from the complexes of groups 8' (int.529, 533, 610, 615, 618, 620, 629, 630, 709): 1-31; 12 (int.757, 787): 32-42; may be of group 12 (int.785b): 43-45; connected with the continuation of group 8' (int.716, 995): 46-53. Abb. 8. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 8' (Grab 529, 533, 610, 615, 618, 620, 629, 630, 709): 1-31; 12 (Grab 757, 787): 32-42; wahrscheinlich der Gruppe 12 (Grab 785b): 43-45; die mit der Fortsetzung der Gruppe 8' (Grab 716, 995) verbunden sind: 46-53. Dess. 8. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 8' (sep.529, 533, 610, 615, 618, 620, 629, 630, 709): 1-31; 12 (sep.757, 787): 32-42; eventuellement du groupe 12 (sep.785b): 43-45; suite du groupe 8' (sep.716, 995): 46-53 щей рассматриваемого горизонта с находками круга Вознесенки. Это сопоставление имело значение, прежде всего, при рассмотрении истоков группы “Игар -Озора”, то есть для восточноевропейских находок подразумевалась более ранняя датировка, во всяком случае, нижняя хронологическая граница. Такая трактовка и терминология стали общеупотребительными в венгерской литературе с 80 гг. Другая часть исследователей обратила внимание, что “2-я группа”, по И.Ковриг, не столь уж однородна и кратковременна, как представлялось этой исследовательнице. Ф.Дайм отметил, что в отношении деталей ременных гарнитур, типичных для “среднеаварских” древностей, можно говорить о нескольких стилях, которые имеют хронологическое значение, а наиболее поздний, “геометризированный”, встречается и на “литых” гарнитурах, то есть выполненных в технике, обычной для “позднеаварского” периода (Daim F., Lippert А., 1984, S.88, 89). Таким образом, был поставлен вопрос о длительности "среднеаварского” периода, начало которого австрийский ученый относил не к миграциям 670 гг., как принято в венгерской литературе, а к 630 гг. Вскоре был опубликован доклад М.Мартина, где предложены критерии для выделения I и II “среднеаварских” периодов на материалах из Кер-нье, Линца - Цицлау, Алаттьяна (Martin М., 1990). Параллельно и мы оценили направление размышлений Ф.Дайма как весьма перспективное, предложили ряд наблюдений о критериях выделения и периодизации “среднеаварского” периода, впоследствие дополняя и корректируя схему (Гавритухин И.О., 1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, глава 3, части 4 и 7). В этом же ключе построено исследование Т.Вида среднедунайской керамики аварского времени (Vida Т., 1999). Периодизация “среднеаварского” периода подразумевается и в системе П.Штадлера, правда, имеющиеся в печати сведения о его разработках сводятся к характеристике методики и ряду ее иллюстраций (Stadler Р.,1996; 1996а), что, конечно, недостаточно для полноценной оценки результата. Возможность более тонкой дефиниции “среднеаварских” древностей содержится и в разработках Й.Забойника, в частности, в опубликованной сериации ременных гарнитур север- ной зоны распространения могильников “аварского” круга (Zabojnik J., 1991). К необходимости периодизации “среднеаварских” материалов пришла и Э.Гарам при анализе материалов из Тисафюреда (см. ниже). Так что понятие “среднеаварский” период не является чем-то невнятным. Напротив, с учетом особенностей трактовок в конкретной разработке, оно является важным инструментом в хронологических изысканиях. В отношении восточноевропейских древностей важно понимать следующие различия в трактовках понятия “среднеаварский” период. Выделение горизонта “Игар - Озора” является, практически, общепринятым. Не вызывает сомнения и его, по крайней мере частичная, синхронизация с древностями типа Вознесенки из Восточной Европы. Правда, в терминологии, принятой в венгерской литературе, этот горизонт называется “среднеаварским”, а в системах, подразумевающих “широкую” трактовку этого понятия, он обозначается как “II среднеаварский” период (“II mittelawarisch” - МА II). Эти различия не сводятся к чисто терминологическим. В венгерской литературе традиционно делается акцент на значение миграций 670 гг., приведших к существенному приливу нового населения в Карпатскую котловину, и именно ими объясняется ряд изменений в материальной культуре Среднего Подунавья. Соответственно, восточноевропейские или центральноазиатские вещи, аналогичные “среднеаварским”, могут быть, исходя из этой позиции, и несколько более ранними. Альтернативная точка зрения (одним из первых систематически ее изложил Х.Митша-Мерхайм) (Mitscha-Mercheim Н., 1957), хоть и не отрицает существенность инноваций последней трети VII в., подразумевает, что многие особенности культуры этого периода имеют корни в местных древностях предшествующего времени, объяснимы внутренними механизмами эволюции культуры, различными влияниями, лишь отчасти связанными с “восточными” миграциями. Более значимый рубеж в истории аварского каганата приходится на 2-ю пол.620 - 630 гг. Тогда усилиями византийского императора Ираклия существенно меняется вся геополитическая ситуация, что находит отражение в трассах и характере культурных вли- 55 Рис. 9. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 1Г (погр.25, 325, 476, 481, 482, 487, 632, 731): 7-33; 13 (погр.304, 306, 310, 312, 336, 352, 368): 34-57. Fig. 9. Tiszafured. Stock from complexes of groups 1Г (int.25, 325, 476, 481, 482, 487, 632, 731): 1-33-, 13 (int.304, 306, 310, 312, 336, 352, 368): 34-57. Abb. 9. Tiszafured. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 1Г (Grab 25, 325, 476, 481, 482, 487, 632, 731): 1-33; 13 (Grab 304, 306, 310, 312, 336, 352, 368): 34-57. Dess. 9. Tiszafured. Objets issus des complexes du groupe 1Г (sep.25, 325, 476, 481, 482, 487, 632, 731): 7-33; 13 (sep.304, 306, 310, 312, 336, 352, 368): 34-57 56 Рис. 10. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 9". Fig. 10. Tiszafiired. Stock from complexes of group 9". Abb. 10. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 9". Dess. 10. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 9" 57 Рис. 11. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 15. Fig. 11. Tiszafured. Stock from complexes of group 15. Abb. 11. Tiszafured. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 15. Dess. 11. Tiszafured. Objets issus des complexes du groupe 15 58 Рис. 12. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 10' (погр.959, 963, 1019, 1046, 1053, 1069): 1-27', 18 (погр.1050, 1055, 1056, 1057, 1144, 1156, 1170, 1176, 1177, 1178): 28-62. Fig. 12. Tiszafiired. Stock from complexes of groups 10' (int.959, 963, 1019, 1046, 1053, 1069): l-27\ 18 (int.1050, 1055, 1056, 1057, 1144, 1156, 1170, 1176, 1177, 1178): 28-62. Abb. 12. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 10' (Grab 959, 963, 1019, 1046, 1053, 1069): /-27; 18 (Grab 1050, 1055, 1056, 1057, 1144, 1156, 1170, 1176, 1177, 1178): 28-62. Dess. 12. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 10' (sep.959, 963, 1019, 1046, 1053, 1069): /-27; 18 (sep.1050, 1055, 1056, 1057, 1144, 1156, 1170, 1176, 1177, 1178): 28-62 59 Рис. 13. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 16. Fig. 13. Tiszafiired. Stock from complexes of group 16. Abb. 13. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 16. Dess. 13. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 16 60 Рис. 14. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 8" (см. и рис. 15, 35-50). Fig. 14. Tiszafured. Stock from complexes of group 8" (see and fig. 15, 35-50). Abb. 14. Tiszafured. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 8" (sieh auch Abb. 15, 35-50). Dess. 14. Tiszafured. Objets issus des complexes du groupe 8" (voir aussi dess.15, 35-50) 61 62 Рис. 15. Тисафюред. Вещи из комплексов групп 17 (погр.771, 790, 793 и рис.16): 1-16\ 8" (погр.701, 935, 937, 967 и рис.14): 35-50; продолжения групп 9", 10, 8' (погр.590, 592, 845): 19-34', отдельного погр.1271: 17, 18. Fig. 15. Tiszafiired. Stock from complexes of groups 17 (int.771, 790, 793 and fig. 16): 1-16', 8" (int.701, 935, 937, 967 and fig. 14): 35-50, groups 9”, 10, 8' continuation (int.590, 592, 845): 19-34\ isolated interment 1271: 17, 18. Abb. 15. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppen 17 (Grab 771, 790, 793 und Abb.16): 1-16', 8" (Grab 701, 935, 937, 967 und Abb. 14): 35-50; Fortsetzungen der Gruppen 9", 10, 8' (Grab 590, 592, 845): 19-34' des getrennten Grabes 1271: 17, 18. Dess. 15. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 17 (sep.771, 790, 793 ainsi que dess.16): 1-16', 8" (sep.701, 935, 937, 967 ainsi que dess. 14): 35-50; suite des groupes 9", 10, 8' (sep.590, 592, 845): 19-34', sep. isolee 1271: 17, 18 яний, соответственно, и в памятниках материальной культуры. Поражение под Константинополем в 626 г. ставит предел аварским походам на юг, денежным выплатам, другим важнейшим факторам, влиявшим на характер аварского общества в koh.VI - нач-VII в. Наконец, к началу 630 гг. многие историки относят “смуту” в аварском каганате, имевшую серьезные последствия в политической, общественной структурах и, соответственно, в культуре авар и подчиненных им народов. Из такой трактовки следует, что “I среднеаварскому” периоду синхронны “княжеские” погребения cep.VII в. из Бочи, Кунбабони и ряд других находок этого круга, так же как погребения “ремесленников” круга Фельнак - Кунсемартон и др., то есть комплексы, по традиционной венгерской номенклатуре расцениваемые как “сравнительно поздние” “раннеаварские”. Вслед за А.К.Амброзом, мы постарались привести аргументы в пользу синхронности “I среднеаварскому” периоду не только комплексов круга Бочи -Перещепины, но и материалов типа Мартыновского клада, некоторых других восточноевропейских стилей “геральдических” ременных гарнитур. Соответственно, к тому же периоду относятся среднедунайские комплексы с псевдопряжками группы “Кернье - Адонь” и другие группы комплексов, содержащие ряд типов накладок “геральдического” круга (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.72-74). Такая трактовка отчасти противоречит оценкам, общепринятым в центральноевропейской литературе, поскольку восточноевропейские геральдические стили, как в Мартыновском кладе и др., многими авторами априорно считаются более ранними, чем горизонт Боча - Перещепи-на. Здесь следует отметить, что “не совсем верным” является и стремление ряда авторов избежать конкретного рассмотрения “геральдических” ременных гарнитур и наборов с псевдопряжками. А.В.Комар объясняет это “отсутствием хронологических разработок” в отношении кочевнических комплексов с такими вещами (Комар А.В.,1999, с.111). Конечно, ему знакомы разработки А.К.Амброза, А.И.Айбабина или наши и наших соавторов (Амброз А.К., 1973; Айбабин А.И., 1991; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996; Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998; Гавритухин И.О., 2000). Совершенно очевидно, что учет предложенных там наблюдений попросту разрушит целый блок хронологических и этнокультурных построений киевского коллеги. С упомянутыми работами можно не соглашаться, несомненно, их следует корректировать, но было бы неправильным их игнорировать. Не меняет дело призыв А.В.Комара к “предельной осторожности” при использовании “инокультурных” аналогий (Комар А.В., 1999, с.111). Этим лишь затемняется факт, что рассматриваемые А.В.Комаром “степные” комплексы с “геральдическими” гарнитурами и псевдопряжками он датирует существенно позднее, чем такие же, но найденные на Кавказе, в Крыму, в Поднепровье или Поволжье. И речь здесь идет не о вероятности корректировки границ абсолютных (календарных) дат. Дело в том, что во всех упомянутых (и других) хронологических колонках наборы, облик которых определяют “геральдические” гарнитуры и псевдопряжки (за исключением некоторых локальных вариантов), относятся к Периоду, предшествующему эпохе экспансии хазар (ок.660-680 гг.). В такой ситуации нужно либо полностью пересмотреть упомянутые хронологические колонки, либо вразумительно объяснить, почему “степняки” используют ременные гарнитуры, известные у соседей, иногда просто точно такие же, но неизменно с существенным “опозданием”. Мы считаем и тот, и другой ход практически безнадежными. Могильник Тисафюред и периодизация поздней части “среднеаварского” периода Могильник Тисафюред - Майорош (расположен в Среднем Потисье, комитат Сольнок - на северо-востоке нынешней Венгрии) занимает среди аварских памятников особое место не только из-за того, что он является крупнейшим среди полностью раскопанных и опубликованных памятников этого круга (около 1300 погребений) (Garam Ё., 1995). Важно, что найденные здесь не только “позднеаварские”, но и более ранние находки представлены сериями близких вещей, что дает дополнительные возможности для се-риации комплексов и понимания планиграфии памят- 63 Рис. 16. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 17 (см. и рис.15,1-16). Fig. 16. Tiszafured. Stock from complexes of group 17 (see fig.15,1-16). Abb. 16. Tiszafured. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 17 (sieh auch Abb.15,1-16). Dess. 16. Tiszafured. Objets issus des complexes du groupe 17 (voir aussi dess. 75, 1-16) 64 Рис. 17. Тисафюред. Вещи из комплексов группы 14. Fig. 17 Tiszafiired. Stock from complexes of group 14. Abb. 17. Tiszafiired. Sachen aus den Komplexen der Gruppe 14. Dess. 17. Tiszafiired. Objets issus des complexes du groupe 14 65 "Sp А-П" "с" 629 379 Рис. 18. Тисафюред. Клинковое оружие и его распределение по периодам. Fig. 18 Tiszafiired. Cold steel and its distribution in accordance with the periods. Abb. 18. Tiszafiired. Klingenwaffen und ihre Verteilung nach den Perioden. Dess. 18. Tiszafiired. Anne a lame et sa distribution sur periodes 66 ника. Это было по достоинству оценено автором раскопок и публикации Э.Гарам, посвятившей анализу могильника обширное специальное исследование и сделавшей памятник одним из опорных для рассмотрения ряда проблем аварской археологии. На эти обстоятельства, наряду с некоторыми находками, имеющими особый интерес для восточноевропейской археологии, обратили внимание и другие исследователи (например, Kazanski М., 1998). По указанным причинам в данной работе кажется уместным специальное рассмотрение этого памятника. Анализ, проведенный Э.Гарам, в целом, представляется вполне надежным и, несомненно, важен. Отличие предлагаемого нами заключается в оценке некоторых комплексов, несколько другом составе признаков, показательных для разделения фаз, и выделении на могильнике не только общих зон погребений определенного периода, но и групп компактно расположенных синхронных (в рамках периода или “фазы”) могил. В итоге получается картина, позволяющая сделать выводы, не всегда совпадающие с полученными Э.Гарам. Наиболее показательными для фазы 1 памятника (по Э.Гарам) являются ременные гарнитуры из мужских погребений, состоящие из нескольких прямоугольных накладок и нескольких гладких наконечников подвесных ремешков. Часть таких поясов, расцениваемые Э.Гарам как наиболее архаичные, имеют накладки квадратной формы сравнительно небольших размеров с расположенными по углам четырьмя заклепками, имеющими полусферические головки, а наконечники боковых ремней - сравнительно узкие, 1-2-х стандартов (рис.1, 32, 33, 38, 40, 41, 44, 45, 48, 50, 51). Близкие по характеру пояса, но с квадратными или прямоугольными накладками, имеющими скошенные бока, часто более крупные размеры или дополнительную заклепку посередине, оцениваются Э.Гарам как чуть более поздние, но относящиеся к той же фазе. Мы считаем (и ниже постараемся показать), что различие комплексов с описанными вариантами деталей гарнитур существенно, и поэтому относим их к разным хронологическим периодам, соответственно, фазам “а” и “Ь”. При таком подходе ядром могильника является не довольно обширная зона погребений, разбросанных в северо-западной части памятника, как предлагает Э.Гарам. На наш взгляд, основатели поселка, которому принадлежало кладбище, похоронены в нескольких компактных группах могил. Это были два-три небольших ряда могил, образованных воинскими погребениями (далее пп. или п.) 275 и 300, с примыкающими к ним близкими по времени погребениями коня, женщин, детей и т.д. (группа 1, рис.22), и один-два небольших ряда могил с такими же ременными гарнитурами, конским и женскими погребениями, расположенные юго-западнее (группа 2). Возможно, как думает Э.Гарам, к горизонту наиболее ран них могил относится и п. 114, вместе с расположенным рядом конским п. 112, при том, что относящиеся к этой же группе (группа 3 на рис.22) пп.776, 775, 792 принадлежат уже фазе “Ь”. К фазе “Ь”, как было сказано, относятся и другие комплексы с поясами, близкими “архаичным” по структуре, но с другими вариантами ременных накладок. Мужские погребения с поясами, имеющими “пятичастные” накладки (рис.З, 8, 42), Э.Гарам относит к фазе 2. Несомненно, что связанный с ними тип пояса отличается от рассмотренных выше, но, как представляется, это отличие не является хронологическим. Например, достаточно сравнить наборы из пп.694 и 414, чтобы убедиться, что в них входят практически идентичные элементы (рис 3, 39-42 и 4, 4, 6, 8). К фазе 2 относит Э.Гарам и погребения, образующие несколько рядов к северо-востоку от ядра могильника. Для этих комплексов характерны ряд типов прессованных накладок и наконечников на ремень (рис.2, 5-7, 10, 11, 21; рис.22, группа 6). Представляется, что пропорции малых наконечников и структуры гарнитур, встреченные в этих наборах, вполне сопоставимы с гарнитурами фазы “Ь”. Среди них же находит ближайшие соответствия и накладка из п.58, со скошенными краями и штифтами, подразумевающими полусферические головки (рис.2,20). Наконец, из комплексов фазы 2, по Э.Гарам, к фазе “Ь” относится и п.179, учитывая характер представленных в нем накладок и наконечника (рис.1, 11-13). Таким образом, фаза “Ь” представлена на могильнике довольно значительным числом погребений, распределенных по нескольким группам (рис.22 и перечисление показательных типов вещей на рис.21). Группа 3, как уже отмечалось, составляет зону погребений, связанных с п.114 (рис.2, 23-46). Группа 4 - это несколько могил на западе северной части могильника (рис.4, 1 -32). Группа 5 - ряд могил к западу от группы 1 (рис.1, 9-13). А северо-восточнее группы 1, как отмечено выше, расположено несколько рядов могил, образующих группу 6 (рис.2, 1-22). Женские погребения 160 и 258 по местоположению (рис.22) и составу инвентаря (рис.2, 15-18) могут быть продолжением группы 1 или относиться к группе 6. Группа 7 образована несколькими рядами могил, расположенных юго-восточнее групп 1 и 2 (рис 3, 24-32, 33-56). При этом п.388 (рис.З, 47-53), отнесенное Э.Гарам к фазе 1, может рассматриваться и как наиболее архаичное в группе 7, и как продолжение группы 2 (рис.22), одно не исключает другого. Группа 8 находится довольно далеко к югу от основного массива погребений фазы “Ь”, но их синхронность вполне очевидна по составу комплексов (рис.З, 1-23, 33, 34). Наконец, группа 9 образована рядами, примыкающими к группе 2 с юга (рис.4, 33-51). С запада к группе 2 примыкает воинское п.456 (рис.1, 1-6), с которым или с группой 4 связано женское п.550, в котором найдена серебряная 67 Рис. 19. Тисафюред. Конское снаряжение периодов “а” (погр.112, 232, 433); “Ь” (погр.40, 183, 186, 207, 210, 533, 536b, 616); периода “Ь” или “с” (погр.395). Fig. 19 Tiszafiired. Horse harnesses of periods “a”(int.H2, 232, 433); “b” (int.40, 183, 186, 207, 210, 533, 536b, 616); of period “b” or “c” (int.395). Abb. 19. Tiszafiired. Pferdeausstattung der Perioden “a” (Grab 112, 232, 433); “b” (Grab 40, 183, 186, 207, 210, 533, 536b, 616); der Periode “b” oder “c” (Grab 395). Dess. 19. Tiszafiired. Hamachements des periodes “a” (sep.112, 232, 433); “b” (sep.40, 183, 186, 207, 210, 533, 536b, 616); de la periode “b” ou “c” (sep.395) 68 Рис. 20. Тисафюред. Конское снаряжение периодов “Ь” (погр.622); “с” (погр.100, ПО, 212, 320, 635, 645, 809, 942, 964) “Ь” или “с” (погр.384); “d” (погр.350, 855, 997). Fig. 20. Tiszafiired. Horse harnesses of periods “b” (int.622); “c” (int.100, 110, 212, 320, 635, 645, 809, 942, 964) “b” or “c” (int.384); “d” (int.350, 855, 997). Abb. 20. Tiszafiired. Pferdeausstattung der Perioden “b” (Grab 622); “c” (Grab 100, 110, 212, 320, 635, 645, 809, 942, 964) “b” Oder “c” (Grab 384); “d” (Grab 350, 855, 997). Dess. 20. Tiszafiired. Hamachements des periodes “b” (sep.622); “c” (sep.100, 110, 212, 320, 635, 645, 809, 942, 964) “b” ou “c” (sep.384); “d” (sep.350, 855, 997) 69 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 А 88 | 9з ^ |? © 94 0 91 Д 92 Ф 83 X 84 * 85 ф 86 9 87 1 Рис. 21. Условные знаки к рис.22-25.1 - несколько квадратных накладок со штифтами, имеющими полушаро-видные шляпки в сочетании с несколькими узкими наконечниками (как рис.1, 44, 45); 2 - гарнитура с несколькими узкими наконечниками без накладок (рис.2, 43-46); 3 - узкий наконечник (рис А, 23); 4 - широкие гладкие наконечники (как рис.З, 32 или 55); 5 - пластинчатый наконечник, крепящийся к ремню короткой пластиной (рис.1, 26); 6 - накладка с прямоугольной прорезью и скошенными краями (рис.1, 34); 7 - “Augenperlen ” по Э.Гарам; 8 -серьги с подвеской из полого металлического шарика (как рис.1, 9, 15, 16); 9 - комплекс с обломком пальчатой фибулы (рис.2, 36-42); 10 - прямоугольные накладки со скошенными краями (как рис.4, 6, 27); 11 - детали гарнитур, типичных для фазы “Ь ” (рисА, 44-47); 12 - квадратные накладки с простыми штифтами (какрис. 1, 2); 13 - гарнитура с прорезными квадратными накладками (рис.З, 34); 14 — пряжки с коротким ложем для язычка (рис.2,12; 3, 23); 15 - пояса с “пятичастными’’ накладками (рис.З, 8, 42); 16 - накладка-розетка (рис.З, 36); 17 -пряжка из погр.41 (рис.2, 22, ср. знак 13); 18 - короткий неширокий наконечник (рис.2,18); 19 —удлинненный железный наконечник (рис.2,16); 20 - небольшие серьги с “напущенной” бусиной из серебра или золота (какрис.З, 9); 21 - комплексы фаз “а ” и “Ь ” на рис.23; 22 - комплексы фазы “с ” на рис.24; 23 - гарнитура с фигурными накладками (рис.З, 50); 24 — Х-образная накладка (рисЛ, 11); 25 - 8-образные стремена (какрис.19, погр.232); 26 -стремена с округлой подножкой и пластинчатым ушком (как рис. 19, погр. 186); 27 - стремена с прямой подножкой и петлевидным ушком (как рис. 19, погр.40); 28 - стремена с прямой подножкой и пластинчатым ушком (как рис.19, погр.616); 29 - стремена с прямой подножкой, как в погр.855 (рис.2О); 30 - гарнитура “итало-альпийской ” группы (рис.8, 32-35); 31 - короткие наконечники, украшенные в стиле “плетеной ленты ” (рис.8, 9, 42); 32 -пряжки с коробчатой петлей поздних вариантов и стилистически близкие “паннонской” группы (рис.7, 22; 5, 33); 33 - накладки и наконечники, украшенные в стилях “плетеной ленты ” (как рис.5, 3, 23); 34 — прессованные квадратные накладки с геометризированным орнаментом (рис. 5, 17; 7,18); 35, 36 — квадратные накладки с “псевдожемчужинами” по краю и их дериваты (рис.8,14; И, 41; 5, 32; 15, 42); 37 - поздний вариант фигурных накладок (рис. 5, 35); 38 - вариант квадратных накладок с растительным узором (рис.6, 9, 22; 7, 5); 39 — квадратная накладка с “симметричной плетеной лентой” (рис.6, 5); 40 - гарнитура из погр.852 (рис.6, 29-31); 41 - длинная 70 накладка со вставкой (рис.6, 40); 43 - двулезвийный меч из погр.768 (рис. 18); 44 - длинные гладкие наконечники в женских погребениях (как рис.5, 28); 45 — комплекс из погр. 166 (рис.5, 27-30); 46 - маленький наконечник, украшенный “псевдожемчужинами” (рис.2, 28); 47- круглая накладка, украшенная “псевдожемчужинами” (рис.8, 48); 48 - обломок маленького гладкого наконечника; 49 - пряжки с вытянутым ложем для язычка в гарнитурах без накладок (рис.6, 23; 8,10, 27); 50 — пряжка из погр.620 (рис.8,19); 51 - погребения, отнесенные к фазе “с” или “d” по местоположению на могильнике; 52 - гарнитура из погр.716 (рис.8, 51-53); 53 - погребения, отнесенные к фазе “d” по местоположению на могильнике; 54 - круглые пластинчатые накладки (рис АЗ, 19); 55 - накладки и наконечники, украшенные в геаметризированных стилях "плетеной ленты ” (как рис.9, 49, 50); 56, 57 - прямоугольные пластинчатые накладки (какрис. 12, 24; 13, 25; 16, 32); 58 - накладки с двумя штифтами и подвесными кольцами (рис.10, 14; 12, 31; 17, 37); 59- сочетание в комплексе деталей "среднеаварских” и “литых”ременных гарнитур (рис!2, 42-44; 13, 38-46; 16, 35-40); 60 - накладки или наконечники, украшенные в стиле “поле точек” (рис.12, 4; 17, 57, 54); 61 - прессованные накладки с изображением грифов или животных, как на амулетах (рис.9,16; 10, 20; 13, 32); 62 - литые накладки и наконечники, украшенные в “среднеаварской” стилистике (рис.9, 21, 43, 10, 4; 15, 20, 22, 27; 17, 24, 40); 63 -литые квадратные накладки с изображением животных (puc.ll, 4; 15, 28); 64 - рельефные обкладки (рис.12,19, 20, ср. рис.9, 30; 11, 24, 25; 14, 28, 29); 66- наконечник из погр.1056 (рис.12, 62); 67-литые гарнитуры начальных фаз “позднеаварского” периода, не учтенные другими значками; 68 - амулет со звездой, вписанной в круг; 69 — накладки с изображением грифа и ажурной подвеской; 70 - амулет как на рис.21, 70; 71 - наконечники без фигурных зажимов с изображением “побегов” с широкими листьями; 73 -накладки с изображением “ростков ” с широкими листьями; 74 - узкие накладки с подвесками; 75, 76 - накладки с изображением фантастических зверей, без гравировки; 77, 78 - наконечники с фигурными зажимами; 79 -обломок фибулы “пастырского” типа (рисА5, 35); 80 - пластинчатые накладки и обоймы с прорезями “бантиком” (рис.9, 26; 12,1, 49); 81 - гарнитуры с круглыми литыми накладками (как рис.9, 4; 15, 4; 17, 28); 82 - пряжки с литой ажурной обоймой (какрис.11, 1, 14, 21; 12, 32); 83 - амулеты с фантастическими зверями, украшенные гравировкой (как рис. 11, 77; 13, 34; 14, 8, 24; 15, 8); 84 - амулеты с фантастическими зверями (какрис.9, 39; 13, 57); 85 - амулеты с изображениями голов животных (какрис.9,13; 13, 77; 14, 77; 15, 70); 86 - гравированные треугольниками амулеты с “проросшими лучами” (какрис.9, 23; 16, 77, 23); 87 - гравированные треугольниками амулеты с изображением голов животных (какрис.15, 15); 88 - амулеты с тремя парными "спицами" (какрис.9, 6); 89 - гравированные треугольниками амулеты с тремя “спицами” (как рис АО, 40; 14, 38); 90- “ажурные" застежки (как рис.13, 37); 91 - серьги с вытянутым овальным кольцам и стеклянной подвеской; 92 - бусы “миль-фиори ” по Э.Гарам; 93 - проволочные серьги со спиральным окончанием; 94 - конская узда с литыми “фалара-ми”. Fig. 21. Indications to Fig. 22-25. 7 - several square plates with semispherical heads of joint-pins combined with several narrow belt-points (asfig.l, 44, 45); 2 - garniture with several narrow belt-points without plates (fig.2, 43-46); 3 -narrow belt-point (figA, 23); 4 - wide smooth belt-points (as fig.3, 32 or 55); 5 — lamellar belt-point fastened to the belt by a short plate (fig. 1, 26); 6 - plate with rectangular aperture and bevelled edges (fig. 1, 34); 7 - “Augenperlen ” accord, to Ё. Garam; 8 - ear-rings with a hollow ball-pendant (asfig.l, 9, 15, 16); 9 - complex with a finger-shaped fibula fragment (fig.2, 36-42); 10 - rectangular plates with bevelled edges (as figA, 6, 27); 11 - details of the garnitures, typical for “b” stage (figA, 44-47); 12 - square plates with simple joint-pins (asfig.l, 2); 13 - garniture with square plates cut through (fig.3, 34); 14 - buckles with a short bed for the catch (fig.2,12; 3, 23); 15 - belts with five-part plates (fig.3, 8, 42); 16 - rozette-plate (fig. 3, 36); 17 - buckle from int.41 (fig.2, 22, cf. indication 13); 18 - short narrowish belt-point (fig.2,18); 19 - long iron belt-point (fig.2,16); 20 - small ear-rings with a silver or golden bead put on a wire (as fig.3, 9); 21 - complexes of “a" and “b” stages onfig.23; 22 - complexes of “c” stage on fig.24; 23 - garniture with figured plates (fig.3, 50); 24 - X-shaped plate (figA, 77); 25 - 8-shaped stirrups (asfig.19, int.232); 26 - stirrups with a rounded footboard and lamellar lug (asfig.19, int.186); 27 - stirrups with a straight footboard and loop-shaped lug (as fig-19, int. 40); 28 - stirrups with a straight footboard and lamellar lug (asfig.19, int.616); 29 - stirrups with a straight footboard as in int.855 (fig.2O); 30 - garniture of Italian and Alpine group (fig-8, 32-35); 31 - short belt-point ornamented in “plaited band” style (fig.8, 9, 42); 32 - late variants of buckles with a box-loop and their stylistical analogues of “Pannonia" group (fig.2, 22; 5, 33); 33 - plates and belt-ponts ornamented in “plaited band” style (as fig.5, 3, 23); 34 -pressed square plates with geometrical ornament (fig.5,17; 7, 18); 35, 36 - square plates with “pseudo-pearles” on the edges and their derivatives (fig-8, 14; 11, 47; 5, 32; 15, 42); 37 - later variant of figured plates (fig.5, 35); 38 - variant of square plates with vegetable ornamentation (fig-6, 9, 22; 7, 5); 39 - square plate with symmetrical “plated band” (fig.6, 5); 40 - garniture from int.852 (fig.6, 29-31); 41 - long plate with a mounting (fig.6, 40); 43 - two-blade sword from int.768 (fig.18); 44 - long smooth belt-ponts in women’s burials (as fig.5, 28); 45 - complex from int.166 (fig-5, 27-30); 46 - small belt-point decorated with “pseudo-pearles” (fig.7, 28); 47 - round plate decorated with “pseudo-pearles” (fig.8, 48); 48 -fragment of a small smooth belt-point; 49 - buckles with a stretched bed for the catch in garnitures without plates (fig.6, 23; 8, 70, 27); 50 - buckle from int.620 (fig .8,19); 51 - burials attributed to “c” or “d” stage 71 according to their location on the cemetry; 52 - garniture from int.716 (fig.8, 51-53)', 53 - burials attributed to “d” stage according to their location on the cemetry; 54 - round lamellar plates (fig A3, 19); 55 - plates and belt-points ornamented in geometrical styles of “plaited band” (asfig.9, 49, 50); 56, 57 — rectangular lamellar plates (asfigAl, 24; 13, 25; 16, 32); 58 -plates with two joint-pins and pendant rings (figAO, 14; 12, 31; 17, 37); 59 - combination of details of “mid-Avarian ” and “cast” belt garnitures in one complex (fig A 2, 42-44; 13, 38-46; 16, 35-40); 60 - plates or belt-points ornamented in the style of “dotted field” (figA2, 4; 17, 51, 54); 61 — pressed plates with griffins or animals images as on amulets (fig.9, 16; 10, 20; 13, 32); 62 - cast plates and belt-poins ornamented in “mid-Avarian” style (fig. 9, 21, 43; 10, 4; 15, 20, 22, 27; 17, 24, 40); 63 - cast square plates with animals images (figAl, 4; 15, 28); 64 - relief coverings (figAl, 19, 20, cf.fig.9, 30; 11, 24, 25; 14, 28, 29); 66 - belt-point from int.1056 (figA2, 62); 67 - cast garnitures of the early stages of the “mid-Avarian ” period having no special indications; 68 - amulet with an encircled star; 69 - plates with griffin image and open-work pendant; 70 - amulet as infig.2\, 70; 71 -plates without figured clamps with wide-leafed sprouts images; 73 - plates with wide-leafed shoots images; 74 - narrow plates with pendants; 75, 76 - plates with fabulous animals images without engraving; 77, 78 - belt-points with figured clamps; 79-fibula fragment of “Pastyr” type (fig\5, 35); 80 - lamellar plates and clips with bow-shaped openings (fig .9, 26; 12, 1, 49); 81 - garnitures with round cast plates (asfig.9, 4; 15, 4; 17, 28); 82 - buckles with cast open-worked clip (as figAl, 1, 14, 21; 12, 32); 83 - amulets with fabulous animals images ornamented with engraving (asfigAl, 11; 13, 34; 14, 8, 24; 15, 8); 84 - amulets with fabulous animals images (asfig.9, 39; 13, 57); 85 - amulets with animal heads images (asfig. 9, 13; 13, 77; 14, 77; 15, 70); 86 - amulets with “growing beams” and engraved triangulars (asfig.9, 23; 16, 77, 23); 87 - amulets with engraved triangulars and animal heads images (asfigA5,15); 88 - amulets with three pairs of “needles” (asfig.9, 6); 89 - amulets with engraved triangulars and three “needles” (as figAO, 40; 14, 38); 90 - “openwork" clasps (asfigAl, 37); 91 - ear-rings with stretched oval ring and glass pendant; 92 - “milfiori” beads according to E.Garam; 93 - wire ear-rings with spiral endings; 94 - horse bridle with cast “phalerae”. Abb. 21. Kennzeichen zu Abb.22-25. 7 - einige Quadratlaschen mit Stiffen, die halbkugelformige Kopfe in Kombination mit einigen engen Endstiicken haben (wie AbbA, 44, 45); 2 - Satz mit einigen engen Endstiicken ohne Laschen (Abb.2, 43-46); 3 - enges Endstiick (AbbA, 23); 4 - breite glatte Endstiicke (wie Abb.3, 32 oder 55); 5 -Plattenendstiick, das an den Riemen durch eine kurze Platte angebracht wird (AbbA, 26); 6 - Lasche mit einem rechteckigen Schlitz und schragen Randem (AbbA, 34); 7 - “Augenperlen ” nach E. Garam; 8 - Ohrringe mit Anhanger aus einem hohlen Metallkiigelchen (wie AbbA, 9, 15, 16); 9- Komplex mit dem Bruchstiick einerfingerformigen Fibula (Abb.2, 36-42); 10 - rechteckige Laschen mit schragen Randem (wie AbbA, 6, 27); 11 - fur Phase “b” typische Satzteile (AbbA, 44-47); 12 - Quadratlaschen mit einfachen Stiften (wie AbbA, 2); 13 - Satz mit Quadratschlitzlaschen (Abb.3, 34); 14- Schnallen mit einer kurzen Muldefur die Riegel (Abb.2,12; 3, 23); 15 - Giirtel mit "funfteiligen" Laschen (Abb.3, 8, 42); 16 — Rosettenlasche (Abb.3, 36); 17 - Schnalle aus Grab 41 (Abb.2, 22, vgl. Zeichen 13); 18 - kurzes nicht breites Endstiick (Abb.2, 18); 19 - langliches Eisenendstuck (Abb.2,16); 20 - kleine Ohrringe mit einer Perle aus Silber oder Gold (wie Abb.3, 9); 21 - Komplexe der Phasen “a” und “b" auf Abb.23; 22 - Komplexe der Phase “c" auf Abb.Ъ4; 23 - Satz mitfigiirlichen Laschen (Abb.3, 50); 24 - X-formige Lasche (AbbA, 11); 25 - 8-formige Steigbiigel (wie AbbA9, Grab 232); 26 - Steigbiigel mit abgerundetem Trittbrett undplattenformigem Henkel (wie AbbA9, Grab 186); 27 -Steigbiigel mit geradem Trittbrett und schlaufenformigem Henkel (wie Abb. 19, Grab 40); 28 - Steigbiigel mit geradem Trittbrett undplattenformigem Henkel (wie Abb.19, Grab 616); 29 - Steigbiigel mit geradem Trittbrett wie im Grab 855 (Abb.20); 30 - Satz der “italienisch-alpischen ” Gruppe (Abb.8, 32-35); 31 - kurze Endstiicke, geschmiickt im Stil eines "gefiochtenen Bandes” (Abb. 8, 9, 42); 32 - Schnallen mit einem korbformigen Schlaufen spaterer Varianten, die der “pannonischen ” Gruppe stilistisch nahe sind (Abb.7, 22; 5, 33); 33 - im Stil eines "gefiochtenen Bandes " geschmiickte Laschen und Endstiicke (wie Abb.5, 3, 23); 34 - gepresste Quadratlaschen mit geometrischem Ornament (Abb.5,17; 7, 18); 35, 36 — Quadratlaschen mit "Pseudoperlen ” am Rand und ihre Derivate (Abb.8, 14; 11, 41; 5, 32; 15, 42); 37-spatere Variante figiirlicher Laschen (Abb.5, 35); 38 - Variante der Quadratlaschen mit Pflanzenomament (Abb.6, 9, 22; 7, 5); 39 - Quadratlasche mit einem “symmetrischen Flechtband” (Abb.6, 5); 40 - Satz aus Grab 852 (Abb.6, 29-31); 41 - lange Lasche mit Plastron (Abb.6, 40); 43 - Zweischneidenschwert aus Grab 768 (AbbA8); 44 - lange glatte Endstiicke in den Frauenbestattungen (wie Abb.5, 28); 45 - Komplex aus Grab 166 (Abb.5, 27-30); 46 - mit “Pseudoperlen ” geschmiicktes kleines Endstiick (Abb.7, 28); 47 - mit "Pseudoperlen ” geschmiickte runde Lasche (Abb.8, 48); 48 - Bruchstiick eines kleinen glatten Endstiickes; 49 - Schnallen mit langlicher Riegelmulde in Satzen ohne Laschen (Abb.6, 23; 8, 70, 27); 50 - Schnalle aus Grab 620 (Abb.8, 19); 51 - nach der Lage auf dem Grdberfeld der Phase “c” oder “d” zugerechnete Bestattungen; 52 - Satz aus Grab 716 (Abb.8, 51-53); 53 - nach der Lage auf dem Grdberfeld der Phase “d" zugerechnete Bestattungen; 54 - runde Plattenlaschen (Abb.13, 19); 55 - in geometrischen Stilen mit “Flechtband” geschmiickte Laschen und Endstiicke (wie Abb.9, 49, 50); 56, 57 - rechteckige Plattenlaschen (wie Abb. 12, 24; 13, 25; 16, 32); 58 - Laschen mit zwei Stiften und aufgehiingten Ringen (Abb. 10, 14; 12, 31; 17, 37); 59 -kombiniertes Komplex aus Teilen der “mittelawarischen ” und “Gufi-" Riemensatzen (Abb. 12, 42-44; 13, 38-46; 16, 35-40); 60 - im Stil “Punktfeld" geschmiickte Laschen oder Endstiicke (AbbA2, 4; 17, 57, 54); 61 - gepresste Laschen 72 mit Lammergeiern und Tieren wie auf Amuletten (Abb.9, /6; 10, 20; 13, 32); 62 - im “mittelawarischen ” Stil geschmiickte Gufllaschen und -endstiicke (Abb.9, 21, 43; 10, 4; 15, 20, 22, 27; 17, 24, 40); 63 - Quadratgufllaschen mit Tierbildern (Abb.ll, 4; 15, 28); 64 - hervortretende Einfassungen (Abb.ll, 19, 20, vgl. Abb.9, 30; 11, 24, 25; 14, 28, 29); 66 - Endstiick aus Grab 1056 (Abb.ll, 62); 67 - Guflsatze aus Anfangsphasen der “spatawarischen” Periode, die durch andere Zeichen nicht erfasst wurden; 68 - Amulett mit Stern im Kreis; 69 - Laschen mit Lammergeierbild und durchbrochenem Anhanger; 70 - Amulett wie auf Abb.21, 70; 71 - Endstiicke ohne figiirlichen Halterungen mit Bildern von breitblattrigen “Trieben ”; 73 - Laschen mit Bildern von breitblattrigen “Sprossen ”; 74 - enge Laschen mit Anhdngern; 75, 76 - Laschen mit Bildern von Fantasietieren ohne Gravierung; 77, 78 -Endstiicke mit figiirlichen Halterungen; 79 - Bruchteil einer Fibula vom “Pastyr" - Typ (Abb. 15, 35); 80 -Plattenlaschen und Kappen mit “schleifenformigen” Schlitzen (Abb.9, 26; 12, 1, 49); 81 - Satze mit runden Gufllaschen (wie Abb.9, 4; 15, 4; 17, 28); 82 - Schnallen mit durchbrochenen Guflkappen (wie Abb.ll, 1, 14, 21; 12, 32); 83 - durch Gravierung geschmiickte Amulette mit Fantasietieren (wie Abb.ll, 11; 13, 34; 14, 8, 24; 15, 8); 84 -Amulette mit Fantasietieren (wie Abb.9, 39; 13, 57); 85 - Amulette mit Bildern von Tierkopfen (wie Abb.9, 13; 13, 77; 14, 77; 15, 70); 86- mit Dreiecken gravierte Amulette mit “keimenden Strahlen” (wie Abb.9, 23; 16, 77, 23); 87 - mit Dreicken gravierte Amulette mit Bildern von Tierkopfen (wie Abb. 15, 75); 88 - Amulette mit drei "Stricknadelpaaren ” (wie Abb.9, 6); 89 - mit Dreiecken gravierte Amuletten mit drei “Stricknadeln ” (wie Abb.10, 40; 14, 38); 90 - “durchbrochene" Halterungen (wie Abb. 13, 37); 91 - Ohrringe mit gedehntem ovalem Ring und einem Gias onhanger; 92 - “ Milfiori”-Halskette nach E. Garam; 93 — spiralisch endende Drahtohrringe; 94 - Pferdezaum mit Gufl- “Falaren ”. Dess. 21. Signes conventionnels aux dess.22-25. 7 - quelques appliques carrees avec des clavettes a la tete demi-spherique combine avec la pointe etroite (comme sur le dess.l, 44, 45); 2 — garniture a quelques pointes etroites des appliques (dess.l, 43-46); 3 -pointe etroite (dessA, 23); 4 -pointes larges etplates (comme dess.l, 32 ou 55); 5 -pointe lamineuse fixee a la ceinture par une lamelie courte (dess.l, 26); 6 - applique a la rainure carree et aux bords coupes (dess.l, 34); 7 - “Augenperlen” selon E.Garam; 8 - boucles d’oreille a suspension-boule metallique creuse (comme sur dess.l, 9, 15, 16); 9 - ensemble avec un morceau defibule digitee (dess.l, 36-42); 10 - appliques carree au bords coupes (comme dessA, 6, 27); 11 - details de garniture typique pour la phase “b” (dessA, 44-47); 12 -appliques carrees au clavettes simples (comme dess.l, 2); 13 - garniture aux appliques carrees avec rainures (dess.l, 34); 14 - fermoirs au petit creux pour la languette (dess.2, 12; 1, 23); 15 - ceintures avec appliques a “cinq parties" (dess.l, 8, 42); 16- applique-rosace (dess.l, 36); 17 —fibule issu du sep.41 (dess.2, 22, compar. signe 13); 18 -pointe courte de largeur moyenne (dess.l, 18); 19 - pointe allongee en fer (dess.l, 16); 20 - boucles d’oreille decorees d’une perle enfilee en argent ou en or (comme dess.l, 9); 21 - complexes de phases “a” et “b” sur dess.ll; 22 - complexes de la phase “c” sur dess.24; 23 - garniture aux appliques fafonndes (dess.l, 50); 24 — applique en X (dess.l, 11); 25 - etriers en 8 (comme dess.19, sep.232); 26 - ^triers au marchepied arrondi et anse en lamelie (comme dess. 19, sep.186); 27 - etriers au marchepied droit et anse en gond (comme dess. 19, sep.40); 28 - etriers au marchepied droit et anse en lamelie (comme dess.19, sep.616); 29 - etriers au marchepied droit, comme sep.85 5 (dess.lQ); 30 - garniture du groupe “italo-alpin” (dess.8, 32-35); 31 -pointes courtes decorees en “ruban tresse” (dess.8, 9, 42); 32 -fibules ansees en forme de bo i te appartenant aux variantes tardives de style proche du groupe annonique (dess.l, 22; 5, 33); 33 - appliques etpointes decorees en style de “ruban tresse” (comme dess.5, 3, 23); 34 - pappliques pressees de forme carree au motif geometrise (dess.5,17; 7, 18); 35, 36 - appliques carrees decor “pseudoperles” aux bords et leurs derives (dess.8, 14; 11, 41; 5, 32; 15, 42); 17 - variante des appliques gravees tardives (dess.5, 35); 38 — variante d’appliques carrees au motif vegetal (dess.6, 9, 22; 7, 5); 39 - applique carree au “ruban tresse symetrique" (dess.6, 5); 40 - garniture de la s6p.852 (dess.6, 29-31); 41 - applique longue avec insertion (dess.6, 40); 43 - gleve a double tranchant du sep.768 (dess. 18); 44 - Pointes longues et Usses des sep. de femmes (comme dess.5, 28); 45 - complexe de sep.166 (dess.5, 27-30); 46 - petite pointe ornee de “pseudoperles” (dess.l, 28), 47 — applique ronde, omee de “pseudoperles” (dess.8, 48); 48 - element d’une petite pointe lisse; 49 -fibules aux rainures allongees pour la languette dans les garnitures sans appliques (dess.6, 23; 8, 70, 27); 50 -fibules de la sep.620 (dess.8, 19); 51 - inhumations attribuees a la phase “c” ou “d” selon leur emplacement au sepulcre; 52 - garniture de la sep.716 (dess.8, 51-53); 53 - inhumation, attribuees a la phase “d” selon leur emplacement au sepulcre; 54 — appliques rondes en lamelles (dess.ll, 19); 55 - appliques et pointes de style geometrise de “ruban tresse” (comme dess.9, 49, 50); 56, 57 - appliques rectangulaires en lamelie (comme dess.ll, 24; 13, 25; 16, 32); 58 — appliques a deux clavettes et anneaux suspendus (dess. 10, 74; 12, 37; 17, 37); 59 -combinaison dans un complexe des elements de garnitures de ceinture des avars moyens et enfonte (dess.ll, 42-44; 13, 38-46; 16, 35-40); 60 - appliques ou pointes en style “champ de point" (dess.ll, 4; 17, 57, 54); 61 - appliques pressees aux images de griffons ou d’animaux, pareils aux amulettes (dess.9,16; 10, 20; 13, 32); 62 - appliques et pointes enfonte, decor des avars moyens (dess.9, 21, 43; 10, 4; 15, 20, 22, 27; 17, 24, 40); 63 - appliques carrees en fonte aux images d’animaux (dess.ll, 4; 15, 28); 64 - encadrements en relief (dess.ll, 19, 20, comp.dess.9, 30; 11, 73 24, 25; 14, 28, 29); 66 - pointe du sep.1056 (dess.12, 62); 67- garnitures enfonte des phases initiates de la periode des avars tardifs et qui ne sont pas marquees par d’autres signes; 68 - amulette portant une etoile encerclee; 69 -appliques a I’image de griffon qui ont une suspension ajouree; 70 - amulette comme sur le dess.21, 70; 71 - pointes sans serrages curvilignes aux images de “rameaux” aux feuilles larges; 73 — appliques aux images de “pousses” aux feuilles larges; 74 - appliques etroites aux pendeloques; 75, 76- appliques aux images d’animaux fantastiques non gravees; 77, 78 - pointes aux serrages curvilignes; 79 - element de fibule type “pastoral” (dess.15, 35); 80 -appliques en lamelle et agrafes aux sillons en “noeud” (dess.9, 26; 12, 1, 49); 81 - garnitures aux appliques rondes en fonte (comme dess.9, 4; 15, 4; 17, 28); 82 -fibules a agrafe enfonte ajoure (comme desj.ll, 1, 14, 21; 12, 32); 83 - amulettes aux animaux fantastiques gravees (comme rfe.M.ll, 11; 13, 34; 14, 8, 24; 15, 8); 84 - amulettes aux animaux fantastiques (comme dess.9, 39; 13, 57); 85 - amulettes aux images de tetes d’animaux (comme dess.9, 13; 13, 77; 14, 77; 15, 70); 86 - amulettes aux triangles graves avec des “rayons qui poussent” (comme dess.9, 23; 16, 77, 23); 87 - amulettes aux triangles graves avec des images de tetes d’animaux (comme dess.15, 15); 88 — amulettes aux trois paires d’ “eguilles” (comme dess.9, 6); 89 - amulettes gravees de triangles a trois “eguilles” (comme dess. 10, 40; 14, 38); 90 - fibules “ajourees” (comme dess.13, 37); 91 - boucles d’oreille a I’anneau allonge ovale et pendeloque en verroterie; 92 - perles “millefiori” d’apres E.Garam; 93 - boucles d’oreille enfil de fer avec le bout en spiral; 94 - bride de cheval aux phalares en fonte серьга, как в ряде комплексов фазы “Ь” или “с” (рис.1, 8; и 21, 20 - см. рис.22, 23). Скорее всего, к этому же времени (хотя не исключены другие варианты) относится и конское погребение 395 (рис. 19), расположенное между группами 1 и 2. Инвентарь женских пп.94, 118, 11 не достаточно выразителен для атрибуции в рамках узкого хронологического периода (наиболее показательны мелкие округлые стеклянные бусы коричневого, желтого, голубого, черного цвета, например, рис. 16, 24, бытующие на протяжении всего среднеаварского периода). Не однозначна и планиграфи-ческая позиция этих могил (ср. рис.22 и 24). Поэтому их отнесение к рассматриваемой фазе условно. Состав перечисленных групп не исчерпывается упомянутыми в тексте и обозначенными на планах погребениями. С разной степенью вероятности можно причислить к ним и ряд могил, имеющих инвентарь, невыразительный для периодизации в рамках могильника (железные пряжки, ножи и т.п.). Детальное рассмотрение этих погребений требует специального анализа, не имеющего прямого отношения к целям этой работы. Какие реалии общественных отношений и/или идеологии отражены выделяемыми группами (большие семьи, другие группы родственников или что-то еще?), и как они соотносятся между собой - однозначно утверждать трудно. Предлагаемой картине развития могильника могут соответствовать несколько альтернативных моделей. В любом случае, очевидно, функционирование некрополя отражает довольно сложно структурированную общественную систему. Материальная культура фазы “Ь” отмечена рядом инноваций. О появлении нового типа поясов (т.н. с “пятичастными” накладками) и других различиях ременных гарнитур вкратце уже говорилось выше. Существенны изменения в деталях женского убора. В комплексах фазы “Ь” уже нет крупных пестрых глазчатых бус, дважды встреченных в женских могилах фазы “а” (рис.1,18, 21; только их Э.Гарам расценивает как настоящие “Augenperlen”, хотя бусы с “глазками” есть и во многих других комплексах). Вероятно, эти бусы были принесены первыми поселенцами, а ожерелья следующих поколений отражают уже другой состав поступлений импорта. Серьги с небольшой полой подвеской (рис. 1, 15, 16) начинают вытесняться серьгами, украшенными вставленной в дужку паяной “бусиной” (рис.З, 9, 43; 4, 37, 38), ставшими одним из ведущих типов на протяжении почти всего времени функционирования могильника. Первоначально такие серьги часто делались из серебра и даже золота, позднее - только из бронзы. Возможно, к инновациям относится и появление подвесных амулетов (рис.З, 11; 4, 11, 42, 48), которых в Тисафюреде необычно много, но не исключено, что такая картина получилась из-за небольшого числа достоверных женских погребений фазы “а”. Особенно заметные инновации касаются оружия и конского снаряжения. Если в комплексах фазы “а” были известны палаши и широкие обоюдоострые мечи, стремена только с округлой подножкой, то в комплексах фазы “Ь”, наряду с ними, появляются сабли (рис. 18, п.379) и стремена с прямой подножкой, часто в паре с круглыми стременами (рис. 19, пп.40, 536, 616; 20, пп.622, 384). Любопытно, что в комплексах группы 4 встречены стремена с высоким пластинчатым ушком (рис.19, пп.186,616), которое общепризнанно является признаком сравнительно ранних типов стремян. Возможно, отсутствие таких образцов в комплексах фазы “а” объяснимо небольшой выборкой. Но, вероятно, что появление стремян с архаичными деталями, правда в сочетании с прямой подножкой (рис.19, п.616), отражает приток новой группы населения, о чем свидетельствует также скачкообразное увеличение числа могил по сравнению с фазой “а” и резкое расширение площади некрополя. Фаза "с”, по предлагаемой системе, в целом, близка фазе 3, по разработкам Э.Гарам. Для этой фазы весьма показательны ременные гарнитуры или их де- 74 Рис. 22. Тисафюред. Зоны погребений групп “а” и “Ь”. Fig. 22. Tiszafiired. Zones of interments groups “a” and “b”. Abb. 22. Tiszafiired. Bestattungen der Gruppen “a” und “b”. Dess. 22. Tiszafiired. Espaces d’inhumations des groupes “a” et “b” 75 Рис. 23. Тисафюред. Зоны погребений группы “с”. Fig. 23. Tiszafiired. Zones of interments group “c”. Abb. 23. Tiszafiired. Bestattungen der Gruppe “c”. Dess. 23. Tiszafiired. Espaces d’inhumations du groupe “c” 76 Рис. 24. Тисафюред. Зоны погребений группы “d” и начала “позднеаварского” периода. Fig. 24. Tiszafiired. Zones of interments group “d” and the beginning of the “late Avarian” period. Abb. 24. Tiszafiired. Bestattungen der Gruppe “d” und des “spatawarischen” Periodebeginns. Dess. 24. Tiszafiired. Espaces d’inhumations du groupe “d” et du debut de la periode des avars avances 77 N-O Рис. 25. Тисафюред. Зоны погребений “позднеаварского” периода. Fig. 25. Tiszafured. Zones of interments of the “late Avarian”period. Abb. 25. Tiszafured. Bestattungen der “spatawarischen” Periode. Dess. 25. Tiszafured. Espaces d’inhumations de la periode des avars avances 78 Рис. 26. “Среднеаварские” ременные гарнитуры из погребений могильника Сегед-Маккошерде. Fig. 26. “Mid-Avarian” belt garnitures from the interments of Szeged-Makkoserdo cemetry. Abb. 26. “Mittelawarische” Riemensatze aus Grabem des Graberfeldes Szeged-Makkoserdo. Dess. 26. Garnitures de ceintures des avars moyens issus des inhumations de Szeged-Makkoserdo 79 О1 ^2 «3 &4 <>5 06 07 Q8 i9 01O oil 000 12 V 13 <>14 <§>15 @16 Q17 Q 18 ^|9 v 20 £>21 Рис. 26a. Зоны погребений на могильнике Сегед-Маккошерде. Условные знаки: 1 -литые гарнитуры поздних фаз “позднеаварского” периода (какрис.21, 71-74, 77, 78, 94)', 2 — овальные серьги с вытянутой стеклянной подвеской; 3 — аграфы со стеклянными вставками; 4 — бусы в форме “арбузной косточки ”; 5 — накладки с изображением грифа и ажурной подвеской (как рис.21, 69)', 6-8 - гарнитуры с пластинчатыми накладками “позднеаварского ” периода; 9 — проволочные серьги со спиральным концом; 10 - овальные серьги с несколькими подвесками из стекла; И - прочие овальные серьги; 12 - ожерелья из мелких монохромных бус; 13 - серьги с полой металлической подвеской; 14 - гладкая квадратная накладка с прогнутыми боками (рис.26, 8); 15, 16 - квадратные накладки со скошенными краями, с пятью заклепками и т.д. (рис.26, 2-5, 18, 19); 17 - гарнитура с “пятичастной” накладкой (рис.26, 36-40); 18 - гарнитуры с несколькими пластинчатыми наконечниками без накладок (рис.26, 23, 43, 44); 19 - пряжка “паннонской” группы (рис.26, 26, 30) - местоположение погр.255 по публикации не определяется однозначно; 20, 21 - пряжки византийско-средиземноморского круга (рис.26, 45, 46). Fig. 26а. Zones of interments of Szeged-Makkoserdo cemetry. Indications: 1 - cast garnitures of the late stages of the “late Avarian” period (asfig.21, 71-74, 77, 78, 94); 2 — oval ear-rings with stretched glass pendant; 3 - agraphs with glass mountings; 4 - beads in the form of water-melon seeds; 5 - plates with griffin image and open-work pendant (asfig.21,69); 6-8 — garnitures with lamellar plates of the “late Avarian” period; 9 — wire ear-rings with a spiral ending; 10 - oval ear-rings with several glass pendants; 11 — other oval ear-rings 12 — necklaces of small monochromatic beads; 13 - ear-rings with a hollow metal pendant; 14 - smooth square plate with sagged sides (fig.26, 8); 15, 16 - square plates with bevelled sides and five rivets, etc. (fig.26, 2-5, 18, 19); 17 - garniture with a plate of five parts (fig.26, 36-40); 18 - garnitures with several lamellar belt-points without plates (fig.26, 23, 43, 44); 19 - buckle of the “Pannonia”group (fig.26, 26, 30) - location ofint.255 cannot be strictly identified on the grounds of the publication; 20, 21 - buckles of the Byzantine-Mediterranian circle (fig.26, 45, 46). Abb. 26a. Bestattungen auf dem Graberfeld Szeged-Makkoserdo. Kennzeichen: 1 - Gufisatze derspateren Phasen der “spatawarischen" Periode (wie Abb.2l, 71-74, 77, 78, 94); 2 - ovale Ohrringe mit ausgedehntem Glasanhanger; 80 3 - Agraphen mit Glasplastronen; 4 - Halskette in Form von “Wassermelonenkernen”; 5 — Lasche mit einem Lammergeierbild und einem durchbrochenen Anhanger (wie Abb.21, 69); 6-8 - Satze mit Plattenlaschen der “spatawarischen" Periode; 9 - spiralisch endende Drahtohrringe; 10 - ovale Ohrringe mit einigen Anhangern aus Gias; 11 - andere ovale Ohrringe; 12 - Halsband aus kleinen monochromen Glasperlen; 13 - Ohrringe mit hohlem Metallanhanger; glatte Quadratlasche mit gekriimmten Seiten (Abb. 26, 8); 15, 16 - Quadratlaschen mit schragen Randern, mit junfNieten usw. (Abb.26, 2-5, 18, 19); 17 - Satz mit “fiinfteiliger” Lasche (Abb.26, 36-40); 18 - Satze mit einigen Plattenendstiicken ohne Laschen (Abb.26, 23, 43, 44); 19 - Schnalle der “pannonischen” Gruppe (Abb.26, 26, 30) - die Lage des Grabes 255 kann dem Beitrag nach eindeutig nicht bestimmt werden; 20, 21 -Schnallen des byzantischen Mittelmeerkreises (Abb.26, 45, 46). Dess. 26a. Espaces d’inhumations du sepulcre Szeged-Makkoserdo. Signes conventionnelles: 1 - garnitures en fonte des phases tardives de la periodes des avars avances (comme dess.2\, 71-74, 77, 78, 94); 2 - boucles d’oreille de forme ovale a la pendeloque en verroterie allongee; 3 - agraffes aux insertions en verroterie; 4 - perles en forme de “grain de pasteque”; 5 - appliques a I’image du griffon et pendeloque ajouree (comme dess.21, 69); 6-8 -garnitures aux appliques en lamelle de la periode des avars avances; 9 - boucles d’oreille en fil defer avec le bout en spirale; 10 - boucles d’oreille ovales avec quelques pendeloques en verroterie; 11 - d’autres boucles d’oreille ovales; 12 - colliers en petites perles monochromes; 13 - boucles d’oreille a la pendeloque metallique creuse; 14 -applique lisse саггёе aux cotes courbes (dess.26, 8); 15, 16 - appliques carrees aux bords coupes avec cinq rivures etc (dess.26, 2-5, 18, 19); 17 - garniture a I’applique constitute de “cinq parties” (dess.26, 36-40); 18 - garnitures avec quelques pointes en lamelle sans appliques (dess.26, 23, 43, 44); 19 - fibule du groupe “pannonique" (dess.26, 26, 30) - lieu de Г inhumation 255, selon la publication n’est pas determind exactement; 20, 21 - fibules du cercle byzantin-mediterraneen (dess.26, 45, 46) тали, украшенные в разных вариантах стиля “плетеной ленты” (рис.5, 3, 23; 6, 14; 7, 16, 40, 41, 43, 45, 47, 48, 50, 55; 8, 2, 3, 9, 42). Э.Гарам выделяет из этого ряда короткие широкие наконечники (рис.8, 9, 42), относя комплексы с ними к фазе 2. Нам это не представляется убедительным. И по местоположению (рис.23), и по составу комплексов (для “поздней” датировки показательны: пряжка - ср. рис.8, 5 и 6, 39; накладка в виде дуги с выступом в задней части - ср. рис.8, 8 и 7, 7; наконечник с прогнутыми боками и заостренным нижним краем - рис.8, 41 - см. об этом чуть ниже) эти наборы относятся к фазе “с”. Другой показательный для фазы “с” тип -это прямоугольные прессованные накладки, украшенные узором из завитков или стрелочек-лепестков, вписанных в центрированную композицию (рис.5, 4, 11; 6, 7, 9, 22; 7, 5, 6, 18). Обращает внимание мода на выделение центра накладки вставкой, рельефным выступом, структурой композиции (рис.5, 4; 6, 9, 22, 14, 40; 7, 5, 6, 18, 42, 45, 48; 8, 14). Получают распространение наконечники с вычурно прогнутыми боками и заостренным нижним краем (рис.5, 3, 13, 16; 6, 4, 15; 7, 9, 40, 47; 8, 3, 13, 41). У женщин, наоборот, становятся “модными” гладкие длинные наконечники с прямыми боками (рис.6, 24, 34, 38; 7, 34). Такие наконечники появились в предшествующую фазу, а бытовали и в начале “позднеаварского” периода, поэтому их достоверная принадлежность конкретной фазе определяется по местоположению могилы или другим вещам из комплекса (на планах это обстоятельство привело к “дублированию” комплексов при изображении разных фаз). Наконец, для ременных гарнитур фазы “с” показательны и пряжки с “гипер трофированно” вытянутым ложем для язычка (рис.5, 14; 6, 7, 20, 23, 27; 7, 1; 8, 10, 27). В конском снаряжении (рис.20) стремена с прямыми подножками становятся ведущим типом, хотя иногда и в сочетании со стременем, имеющим округлую подножку. Получают распространения удила со стержневидными прямыми железными псалиями, имеющими прямоугольную скобку-фиксатор (рис.20, пп.100, 320, 635). Только начиная с периода “с” (или финала фазы “Ь”), на могильнике Тисафюред, в отличие от других памятников, фиксируется украшение узды накладками различной формы (рис.20, пп.320, 384, 942). Инновации в других категориях инвентаря не столь показательны, как в ременной гарнитуре. Становится разнообразнее ассортимент амулетов (например, рис.5, 29). Появляются литые “звездовидные” серьги (рис.7, 53), серьги с конической подвеской в виде “лепестков”, “держащих” стеклянную бусину (рис.8, 22), серьги с несколькими стеклянными бусинами (рис.7, 13). Перечисленные типы серег встречены в комплексах фазы “с” единично, а их массовое использование приходится на более позднее время. Вероятно, в данном случае перед нами показательный случай разных ритмов и асинхронности смены моды на разные категории украшений. Основным показателем фазы является специфика ременных гарнитур, в данном случае ритм их смены явно не совпадает с ритмом распространения новых типов серег. Вероятно, комплексы с такими серьгами принадлежат поздней части фазы “с” (см. ниже). Группы погребений фазы “с” в значительной части планиграфически связаны с зонами предшествующей фазы, но иногда явно показывают освоение 81 новых участков кладбища (рис.23). Последнее, учитывая, что число погребений по сравнению с предшествующим периодом резко не увеличилось, совсем не обязательно рассматривать как приток нового населения. Это может быть следствием вполне “рутинных” внутренних закономерностей. Группа 7' (рис.7) продолжает ряды могил предшествующей группы 7 на юго-восток. Группа 8' (рис.8, 1-29) также явно связана с предшествующей ей группой 8, но расширяется на северо-восток за счет появления новых, сравнительно коротких рядов. Механизм формирования группы 9' (рис.6, 27-41), продолжающей группу 9, напоминает соотношение группы 8 и 8', хотя рост идет и в западном направлении. Появление группы 10 (рис.6, 1-26) связано с освоением нового участка, примыкающего к группе 8 и 9-9' с запада и юга. Группа 12 (рис.8, 32-45; 18, п.768) не примыкает к участкам более ранних могил. Гарнитура “итало-лангобардского” типа (рис.8, 32-35) не может быть убедительным аргументом в пользу того, чтобы предполагать появление нового населения. Ведь подобные гарнитуры встречаются на ряде могильников аварского круга, нередко на северной периферии каганата, причем, нигде не образуют серий (Zabojnik J„ 1990; Kiss А., 1996, Тур 55, 60, 80, 88). Не выдерживает критики и попытка Э.Га-рам выделить в северной части могильника зону “германских” культурных элементов (см. Kazanski М., 1998). Группа 12 вполне могла быть основана в качестве “продолжения” группы 3 или 4, лежащих вдоль западной границы кладбища, за которую оно не расширялось (топографический план памятника, важный для понимания особенностей участков и границ могильника, к сожалению, не опубликован). Группа 11 (рис.5) могла быть продолжением группы 6 (как 7' продолжала группу 7), хотя не исключена модель, рассмотренная выше для групп 10 и 12. Наконец, несколько могил, которые вполне могут относиться к фазе “с”, разбросаны неподалеку от группы 5 (подробнее о них см. ниже). Следующая фаза могильника представлена группами погребений, связанных уже с началом “позднеаварского” периода. В целом, резкое отличие “позднеаварского” периода от предшествующих ему связано с преобладанием ременной гарнитуры, изготовленной литьем. Наряду с этим, к позднеаварскому времени относится и целый ряд гарнитур, выполненных из кованых пластин, отличающихся от похоже сделанных вещей предшествующего времени по форме и составу деталей. Среди характерных для “позднеаварского” времени еще И.Ковриг отмечала накладки с прорезями в виде бантика (как на рис.9, 26), накладки с подвесками-кольцами (как на рис. 10, 14, 24), пряжки с вытянутыми обоймами, украшенными крупными шляпками штифтов в виде полушарий (как на рис. 12, 1, 21) и др. Во всех существующих системах “позднеаварской” периодизации (обзоры см. Гаври тухин И.О., 1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, гл.3,4, а также Garam Ё., 1995; Kiss А., 1996) такие гарнитуры занимают сравнительно раннюю позицию. Э.Гарам посчитала возможным выделить эти наборы наряду с гарнитурами, украшенными гравированной “плетеной лентой”, и прессованными гарнитурами, изображающими грифов, в особую фазу, предшествующую распространению “классических” литых гарнитур, выполненных в стилях “грифов”, “бегущих ростков” и др. Такая оценка не представляется нам во всем убедительной по ряду соображений. Во-первых, поскольку ряд “ранних” литых гарнитур явно стилистически связан со “среднеаварскими” (Гавритухин И.О., 1990), что трудно представить, если допускать между ними особую фазу (т.е. хронологический, во всяком случае, “стилистический” разрыв). Примеры тому можно привести и среди материалов Тисафюреда. Укажем лишь на форму наконечников (рис.9, 3, 21; 10, 2; 11, 3, 7, 16, 20 и т.д. - ср. выше - об особенностях стилей периода “с”) и накладок (рис.9, 43; 10, 4; 11, 4), некоторые мотивы и стилистику их орнаментации (рис.9, 21, 43; 17, 5 и рис.5, 41; 8, 9, рис.10, 4; 17, 24 и рис.6, 7; рис.9, 20 и рис.4, 35). Во-вторых, “поздние” “среднеаварские” вещи встречаются в одних комплексах с элементами литых гарнитур (рис. 16, п. 116) столь же редко, как с коваными накладками, характерными для “позднеаварского” времени (рис.9, п.352). Сочетание же в комплексах литых и “поздних” кованых деталей - вполне обычно. Наконец, точка зрения о том, что “прессованные” грифы предшествовали “литым”, - лишь предположение. Нам представляется не менее реальной альтернативная возможность: очень редкие образцы прессованных накладок с изображением грифона - это попытки выполнить в “архаичной” технике новый престижный образец, столь органичный (и, наверное, сформировавшийся) в технике литья. Проблема формирования и особенности распространения специфических стилей литых рельефных гарнитур, как и самой техники их исполнения, во многом остается неясной (например, Гавритухин И.О., 1990, с.135,136). Здесь нет возможности обращаться к этим сюжетам. Для нашей темы важно отметить, что период сосуществования стилей литых и штампованных или кованых гарнитур, как сейчас очевидно, был некратковременным. Причем, его содержание не исчерпывалось просто тем, что старые гарнитуры еще использовались в период, когда появились новые. Материалы Тисафюреда дают возможность показать варианты “среднеаварских” по происхождению и характеру стилей, но характерных именно для “позднеаварского” времени. Во-первых, это превращение “плетеной ленты” в геометризированный узор (рис.9, 49, 50, 10, 30, 46; 11, 31, 32; 14, 33; 15, 37; 16, 38, 39, 17, 45, 47, 49). Во-вторых, заполнение поверхности предмета рядами рельефных бугорков (рис. 12, 53; 17, 54- стиль 82 Рис. 27. Колькед-Фекетекапу А. Комплекс погр.39. Fig. 27. Kolked-Feketekapu A. Complex of int. 39. Abb. 27. Kolked-Feketekapu A. Komplex aus Grab 39. Dess. 27. Kolked-Feketekapu A. Complexe d’inhumations 39 83 84 Рис. 28. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-4 - 268 (и рис.50, 14); 5-8 - 266; 9-71; 10 - 179; И, 12 -74; /3-161; 14, 15-34; 16- 100; 17, 18-49; 19-21 -46; 22-24 -291; 25, 26-66; 27, 28-73; 29-31 - 83; 32-35 - 47; 36-39 - 492; 40, 41 - 57; 42-44 - 38. Fig. 28. Kolked-Feketekapu A. Stock from int: 1-4 - 268 (and fig.50, 14); 5-8 - 266; 9-71; 10 - 179; 11, 12 - 74; 73-161; 14, 15-34; 76-100; 17, 18-49; 19-21 -46; 22-24 - 291; 25, 26-66; 27, 28-73; 29-31 -S3; 32-35 -47; 36-39 - 492; 40, 41 - 57; 42-44 - 38. Abb. 28. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 1-4 - 268 (auch Abb.50, 14); 5-8 - 266; 9-71; 10 - 179; 11, 12-74; 13-161; 14, 15-34; 16- 100; 17, 18-49; 19-21 -46; 22-24 -291; 25, 26-66; 27, 28- 73; 29-31 - S3; 32-35 - 47; 36-39 - 492;40, 41 - 57; 42-44 - 38. Dess. 28. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep..- 1-4 - 268 (et dess.50,14); 5-8 - 266; 9-71; 10 - 179; 11, 12-74; 13- 161; 14, 15-34; 16-100; 17, 18-49; 19-21 -46; 22-24 - 291; 25, 26-66; 27, 28 -73; 29-31 -83; 32-35 - 47; 36-39 - 492; 40, 41 - 57; 42-44 - 38 “поле точек” (по Гавритухин И.О., 1990, с.130). Конечно, речь идет не о появлении или расцвете нового стиля, скорее, об “иссушении”, “деградации” существовавших ранее, но важен сам факт наличия особых вариантов стиля, то есть отрезка времени, когда была потребность придумывать, изготавливать, носить такие вещи. Литые гарнитуры в это время уже появились. А наиболее массовыми были упомянутые выше “позднеаварские” кованые гарнитуры. В дальнейшем литые гарнитуры и специфичные для них стили становятся господствующими. Перечисленные варианты прессованных гарнитур и синхронные им древности позволяют выделять фазу “d” на могильнике Тисафюред, частично синхронную “I позднеаварскому” периоду. В это время (рис.24) продолжается заполнение рядов на участках групп 7' и 11 и рост этих участков за счет продолжения старых рядов или наращивания новых (группа 7" и 1Г на рис.24; рис.9, 1-33). Причем, наиболее поздние могилы фазы “с” (п.465 с серьгой, имеющей звездовидную подвеску на дужке с 3-образным расширением - рис.7, 53; п.15 с плохо сохранившимся ременным набором, близким образцам фазы “d” - рис.5, 41, 42) фактически смыкаются с зоной могил фазы “d”. Функционирование этих участков, определивших восточную границу кладбища, заканчивается в рамках “I позднеаварского” (наиболее позднее в группе 1Г - п.25 - рис.9,1-5) и “II позднеаварского” периодов (единичные погребения с накладками в стиле “грифов” с ажурными подвесками - рис.25). Близкую картину соотношения с участком предшествующего времени можно наблюдать для группы 10'(рис.12,1-27), продолжающей участок группы 10 на юг. А воинская могила 845 и сопровождающие ее погребения коня 855 и женское 841 (рис. 15,19-21; 20, п.855) продолжают ряды могил группы 10 на север (рис.24). Участок группы 8" (рис.14; 15, 35-50; 8, 46-53) — обширная зона рядов погребений, расположенных южнее группы 8' и частично перекрывающих участок группы 8 (ср. рис.24 и 22,23). Начало группы 8" маркируют комплексы с гарнитурами, типологически переходными от стилей фазы “с” к сложившимся образцам фазы “d”. Это - пп.967 и 995 (рис.15, 40-44 и 8, 46-49), тле найдены накладки, кото рые вполне можно рассматривать в ряду формирования стиля “поля точек”. Вероятно, им синхронны и некоторые другие могилы (ср. рис.24 и 23). Участок группы 9" (рис. 10) образован рядами могил, примыкающими к зоне группы 9' с востока и при этом “покрывающими” участок группы 9. Похоже, отмеченное выше расширение зоны могил группы 10 явилось препятствием для расширения участка 9' и заставило искать другие возможности. Интересно, что наиболее “архаичные” комплексы группы 9" (пп.577, 451, 445, вероятно, и 396 - рис. 10, 6-9, 28-33, 43-49) еще не занимают зону группы 9, а расположены по ее краям. “Освоение” же зоны группы 9 приходится на время господства “классических” литых и “кованых” гарнитур “I позднеаварского” периода (ср. рис.24 и 22, 23). Зону более ранних могил занимает и участок группы 13 (рис.9, 34-57). Причем, он располагается на давно не функционирующем участке могил группы 1, принадлежавших основателям поселка (ср. рис.24, 23, 22). Зона группы 16 (рис. 13) также перекрывает более ранний участок. При этом, как и в случае с участком группы 9", явно видна тенденция расположения “архаичных” комплексов (пп.65, 39, 38 -рис. 13, 17-20, 48-52) с учетом границ старого участка, как бы на его периферии (ср. рис.24 и 22, 23). В северо-западной части могильника группа 15 (рис.11) является продолжением (можно сказать “насыщением”) зоны отдельных погребений фазы “с” (ср. рис.24 и 23). При этом “классические” литые гарнитуры (рис. 11, 1-6, 14-20) занимают новое место, образуя западные ряды участка. Зона группы 17 (рис. 16; 15, 1-16) перекрывает зону могил группы 3. Происходит это тогда, как и в ряде отмеченных выше случаев, когда полностью господствуют “литые” гарнитуры (рис.24 и 22, 23). Отдельные погребения “I позднеаварского” периода (рис.11, 8-13, 46) образуют несколько рядов между участками групп 15 и 9" (рис.24). Очевидно, в это время участки указанных групп практически смыкаются. Существенный рост территории кладбища связан с освоением участков группы 14 и 18. Группа 14 (рис. 17) занимает несколько рядов могил, “выдвинутых” далеко на юг от участков предшествующего вре 85 мени. В дальнейшем, на протяжении нескольких фаз развития могильника, происходит насыщение и наращивание основанных таким образом рядов погребений. Такая практика расширения территории кладбища не нова (см. выше о группах 8 фазы “Ь” и 12 фазы “с”). В принципе, схожую картину можно проследить и в отношении участка 18 (рис. 12, 28-62), с той лишь разницей, что насыщение рядов группы 18 произошло быстрее, уже во “II позднеаварском” периоде (рис.25). Интересна цепочка погребений между участками групп 18 - 14, с одной стороны, и 10', с другой, выделяющаяся находками бус, определенными Э.Гарам как “мильфиори” (ср. рис.25 и 24). Если принять их оценку Э.Гарам как показательных для сравнительно позднего времени, мы получаем картину постепенного заполнения пространства между выдвинувшимися на юго-восток участками и основной территорией кладбища. Финальные фазы развития могильника не имеют прямого отношения к нашей теме, но для понимания общей картины о них следует сказать несколько слов. Погребения неранних фаз “позднеаварского” времени (рис.25) образуют достаточно представительный массив в южной части кладбища. Часть этого массива, как было отмечено, непосредственно продолжает ряды участка группы 14, другая, в принципе, продолжает ряды участка 8". Постепенно этот массив расширяется в южном направлении, вплоть до времени окончания функционирования кладбища. В целом, схожую картину мы видим и в северо-восточной части могильника. Здесь участок группы 16 расширяется за счет новых рядов на восток, а самые поздние погребения концентрируются на северной периферии этой зоны. Зона поздних погребений в западной части памятника, как бы заключенная в дугу между участками групп 17, 15, 9", 10' и 18, имеет совсем другую структуру. Погребения финальных фаз “позднеаварского” периода не образуют здесь сплошной зоны, а сравнительно ранние погребения фиксируются уже в ее глубине. Очевидно, “освоение” этой зоны происходило путем постепенного слияния нескольких сравнительно небольших участков. На остальной территории кладбища фиксируются отдельные погребения, знаменующие завершение использования во “II позднеаварском” периоде участков групп 7" и 13, а также постепенное заполнение пространства между участками групп 15, 16, 17, продолжавшееся чуть дольше. По мнению Э.Гарам, эволюция могильника в Ти-сафюреде имела два цикла роста из северо-западного “ядра”, преимущественно, на юг и восток. Первый (фаза 1-3 по Э.Гарам) продолжался до начала “позднеаварского” периода. Второй (фазы 4-6 по Э.Гарам), приходящийся на эпоху господства литых гарнитур, в целом, как бы “ложится” на участки предшествующего времени, повторяя (естественно, не доскональ но) конфигурацию роста кладбища в предшествующем цикле. Проведенный анализ не позволяет принять эту схему. В принципе, развитие кладбища происходило сравнительно плавно, во всяком случае, нет оснований, чтобы говорить о резких переменах, хотя каждая из фаз могильника, конечно же, имеет свою специфику не только в материальной культуре, но и в особенностях использования территории кладбища. Приток нового населения в “I позднеаварский” период, конечно, нельзя исключать в принципе, но нет и достаточных оснований для его доказательства на материалах Тисафюреда. “Насыщенность” плана на рис. 24 отражает не резкое увеличение численности населения, а длительность отраженных на этом рисунке фаз (вероятно, около полустолетия). Получив представление о структуре могильника, вернемся к рассмотрению материальной культуры фазы “d” и частично синхронного ей “I позднеаварского” периода. Об особенностях ременных гарнитур этого времени говорилось выше. В конском снаряжении наиболее заметно распространение нового типа стремян - с выступом в нижней части дуги и прямой подножкой (как на рис.29, п.855; 21, 29). Еще более редкими становятся находки в погребениях мечей или сабель. Специфических только для этих фаз серег нет, этот тип украшений продолжает линию эволюции образцов, о которых говорилось при характеристике предшествующих фаз, а новые типы (с узким овальным кольцом, часто с вытянутой стеклянной подвеской, или проволочные со спиралевидным завершением) появляются позднее (см. рис.25; 21, 90, 93). Выходят из употребления ожерелья из мелких округлых бус, а среди распространяющихся в это время типов следует отметить черные бусы в виде арбузной косточки (бусы схожей формы других расцветок появляются раньше). На рассматриваемое время приходится своеобразный всплеск интереса к амулетам. Существующие раньше типы украшаются орнаментом “волчий зуб” (рис.10, 40,12, 13, 36,13, 51; 14, 38; 15,15; 16, 11, 23), на базе ранних прототипов складываются усложненные формы (рис.9, 6, 23-, 12, 13, 60, 16, 11, 23). Появляются амулеты с центральной частью в виде цветка (рис.9, 35; И, 12; 13, 15) или многолучевой звезды, вписанной в несколько окружностей (рис. 10, 6), с изображениями голов животных (рис.9, 13; 13, 11, 29; 14, 11; 15, 10,15) или фантастических животных целиком (рис.9, 39; 11, 11; 13, 34, 51; 14, 8, 24; 15, 8). В отличие от более поздних амулетов с изображением животного в центре (см. рис.21, 75, 76 и их зону на рис.25), распространенные в “I позднеаварский” период украшены гравировкой. В “I позднеаварском” периоде на могильнике Тисафюред фиксируются и некоторые вещи, основная территория распространения которых лежит на юге Восточной Европы. Это обломок фибулы т.н. “пастыр- 86 Рис. 29. Гарнитуры типа Юташ в “аварских” комплексах. 1-11 - Юташ, погр. 116; 12-24 - Колькед-Фекете-капу А: 12-20 - погр.142-, 21-24 - 156; 25-27 - Кернъе, погр.49; 28-32 - Будапешт 21, ул.Селе 60-62, погр.З. Fig. 29. Jutas type garnitures in “Avarian” complexes. 1-11 - Jutas, int.116; 12-24 - Kolked-Feketekapu A; 12-20 - int. 142; 21-24 - 156; 25-27 - Komye, int.49; 28-32 - Budapest 21, Szolo utca 60-62, int.3. Abb. 29. Gamituren vom Typ Jutas in “awarischen” Komplexen. 1-11 - Jutas, Grab. 116; 12-24 - Kolked-Feketekapu A: 12-20 - Grab 142; 21-24 - 156; 25-27 - Komye, Grab 49; 28-32 - Budapest 21, Szolo utca 60-62, Grab 3. Dess. 29. Garnitures du type Jutas dans des complexes avars. 1-11- Jutas, sep.116; 12-24 - Kolked-Feketekapu A: 12-20 - sep. 142; 21-24 - 156; 25-27 - Komye, sep.49; 28-32 - Budapest 21, Szolo utca 60-62, sep.3 87 I___I__I___I___I I i 57 ‘ ......... 36 88 Рис. 30. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1,2- 177; 3-5 - 318; б, 7 - 193; 8-12 - 253; 13, 14 - 295; 75 -113; 16, 17-278; 18, 19-191; 20-24 - 490; 25, 26-90; 27- 116; 28- 187; 29-45; 30-112; 31-33 - 29; 34-254; 35, 36- 130; 37- 163; 38- 170; 39- 188; 40, 41 - 171; 42-44-311; 45-42; 46-48-5; 50-56; 57-53 - 332; 54, 55 - 309; масштабы: 56 - для 12, 33; 57 - для остальных. Fig. 30. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 1,2- 177; 3-5 - 318; 6, 7 - 193; 8-12 - 253; 73, 14 - 295; 75 -113; 16,17-278; 18, 19 - 191; 20-24 - 490; 25, 26 - 90; 27 - 116; 28 - 187; 29 - 45; 30 - 112; 37-33 - 29; 34 -254; 35, 36 - 130; 37- 163; 38 - 170; 39 - 188; 40, 41 - 171; 42-44 - 311; 45 - 42; 46-48 -5; 50- 56; 57-53 - 332; 54, 55 - 309; scale: 56 -for 12, 33; 57 -for the rest. Abb. 30. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 7, 2 - 177; 3-5 - 318; 6, 7 - 193; 8-12 - 253; 73, 14 - 295; 75- 113; 76, 77-278; 18, 19- 191; 20-24-490; 25, 26-90; 27- 117; 28- 187; 29-45; 30- 112; 37-33 - 29; 34 -254; 35, 36- 130; 37- 163; 38-170; 39- 188; 40, 41 - 171; 42-44-311; 45 - 42; 46-48-5; 50-56; 51-53-332; 54, 55 - 309; Majistab: 56 -jur 12, 33; 57 -fur iibrige. Dess. 30. Kolked-Feketekapu A. Objets issus du sep.: 1,2- 177; 3-5 - 318; 6, 7 - 193; 8-72 - 253; 73, 14 - 295; 75 - 113, 76, 77- 278; 78, 79 - 191; 20-24 - 490; 25, 26 - 90; 27- 116; 28 - 187; 29 - 45; 30 - 112; 37-33 - 29; 34 - 254; 35, 36 - 130; 37 - 163; 38 - 170; 39 - 188; 40, 41 - 171; 42-44 -311; 45- 42; 46-48 - 5; 50 - 56; 57-53 -332; 54, 55 - 309; echelle: 56 - pour 12, 33; 57 - pour les autres ского” типа (редкий вариант позднего типа группы антропо-зооморфных по: Амброз А.К., 1993) и амулеты, как на памятниках салтовской культуры (рис.15, 33, 35). Однозначно интерпретировать эти факты довольно трудно. Таких вещей немного, а происходят они с разных участков могильника. “Пастырская” фибула представлена обломком и найдена в детском погребении вместе с серьгой, обычной для местных древностей. “Салтовские” амулеты в обоих случаях (второй найден в п.1214, расположенном на границе участка группы 8" и “южной” зоны поздних погребений - см. рис. 24) входят в состав типичных поясов “I позднеаварского” периода. Так что говорить о миграции какой-то группы людей “с востока” в отношении Тисафюреда нет достаточных оснований. Судя по всему, в данном случае “восточноевропейское влияние” носит опосредованный характер, а рассмотрение его механизма требует обращения к другим памятникам. Отметим, что восточноевропейские вещи в Карпатской котловине (и наоборот) встречаются не только в рассматриваемое время (например, Гавритухин И.О., Об-ломский А.М., 1996, рис.39,44,48, 51). Механизмы этих явлений в каждом конкретном случае разнообразны и явно не исчерпываются часто априорными суждениями об очередной волне миграций, предполагаемых на основе сообщений древних авторов. Итак, анализ могильника в Тисафюреде позволяет говорить о четырех фазах эволюции этого памятника, в рамках которых происходит развитие среднеаварских древностей. “а” - отражает стили, явно предшествующие горизонту “Игар - Озора”, и по всем показателям относится к “I среднеаварскому” периоду; “Ь” - типологически связана с “I среднеаварским” периодом, при этом выделяется как особыми, специфичными именно для нее, типами вещей, в том числе и ременных гарнитур, так и инновациями, маркирующими “II среднеаварский” период (в частности, среди оружия и конского снаряжения); “с” - господство “классического” набора древностей “II среднеаварского” периода; “d” - отражает особые варианты стилей “II среднеаварского” периода, бытующие в начале “позднеаварского” времени. Выразительный набор вещей, сопоставимых с материалами из Тисафюреда, представлен на могильнике Сегед - Маккошерде (Salamon А., 1995). На этом небольшом кладбище вполне отчетливо выделяются зоны могил, относящихся к поздним фазам “позднеаварского” периода. Они занимают южную и восточную части памятника (рис.26а: Sp.A - II, III). В западной и юго-восточной частях некрополя выделяются зоны погребений начала “позднеаварского” периода. Тут же находятся могилы, датируемые широко, но не ранее финала “среднеаварского” периода (рис.26а: Sp.A -I). Неподалеку от этой зоны находится и п.291 с гарнитурой, типичной для финала “среднеаварского” периода (рис.26, 27-29), аналогичной образцам фаз “с” и “d” по шкале Тисафюреда (рис.12, 76; 17, 44). Судя по всему, не ранее того датируется и компактная группа погребений в северо-восточной части памятника. Здесь известен комплекс, включающий бусину в форме арбузной косточки. Таким образом, выделяется центральная часть кладбища, где концентрируются более ранние находки. Ожерелья из мелких монохромных бус и серьги с полой металлической подвеской, сами по себе, датируются в рамках всего “среднеаварского” периода или его большей части. Поэтому для более детальной датировки ранней фазы эволюции могильника Маккошерде пригодны лишь ременные гарнитуры. Наборы, включающие гладкие прямоугольные накладки со скошенными краями и кнопкой посередине (рис.26, 3, 18), типичны для ряда комплексов зоны “Ь” Тисафюреда (рис.2, 20, 23, 34; 3,15; 4, 27). Для комплексов этой же фазы показательны и пояса с 89 Рис. 31. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-5 - 324 (и рис.50,19, 20); 6-16 - 103; 17-23 - 138; 24-27 -180; 28, 29 - 274; 30-36-44; 37-39 - 43. Fig. 31. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 1-5 - 324 (and fig. 50,19, 20); 6-16 - 103; 17-23 - 138; 24-27 -180; 28, 29 - 274; 30-36 - 44; 37-39 - 43. Abb. 31. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 7-5 - 324 (auch Abb. 50,19, 20); 6-16 - 103; 17-23 - 138; 24-27 - 180; 28, 29 - 274; 30-36 - 44; 37-39 - 43. Dess. 31. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep..- 7-5 - 324; (et dess.50, 19, 20); 6-16 - 103; 17-23 - 138; 24-27 - 180; 28, 29 - 274; 30-36 - 44; 37-39 - 43 90 Рис. 32. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1,2- 19; 3-5 - 203; 6-11 - 164; 12-22 - 257; 23-26- 32; 27-33 - 227; масштабы: 34 - для 12, 13, 33; 35 — для остальных. Fig. 32. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 1,2 - 19; 3-5 - 203; 6-11 - 164; 12-22 - 257; 23-26 - 32; 27-33 -227; scale: 34 -for 12, 13, 33; 35 -for the rest. Abb. 32. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 7, 2 - 19; 3-5 - 203; 6-11 - 164; 12-22 - 257; 23-26 - 32; 27-33 - 227; Mafistab: 34 -fur 12, 13, 33; 35 - fur iibrige. Dess. 32. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep.: 1,2- 19; 3-5 - 203; 6-11 - 164; 12-22 — 257; 23-26 - 32; 27-33 - 227; echelle 34-pour 12, 13, 33; 35 - pour les autres 91 Рис. 33. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-5 - 215; 6-10 - 469; 11-14 - 85; 15-20 - 255; 21 - 129; 22, 23 - 354; 24, 25 - 281; 26 - 178; 27 - 319; 28 - 26; 29-37 - 24; 32-34 - 344; 35, 36 - 96. Fig. 33. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 7-5 - 215; 6-10 - 469; 11-14 - 85; 75-20 - 255; 27 - 129; 22, 23 -354; 24, 25 - 281; 26 - 178; 27 - 319; 28 - 26; 29-37 - 24; 32-34 - 344; 35, 36 - 96. Abb. 33. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 7-5 - 215; 6-10 — 469; 11-14 - 85; 15-20 - 255; 27 - 129; 22, 23-354; 24, 25-281; 26- 178; 27-319; 2S-26; 29-37 - 24; 32-34 -344; 35, 36-96. Dess. 33. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep.: 7-5 - 215; 6-70 - 469; 11-14 - 85; 15-20 - 255; 27 - 129; 22, 23 - 354; 24, 25 - 281; 26 - 178; 27- 319; 28 - 26; 29-37 - 24; 32-34 - 344; 35, 36 - 96 92 дополнительными ремешками, завершающимися несколькими гладкими наконечниками разных вариантов (рис.26, 8-12, 43, 44; ср. рис.З, 52, 53; 4, 29-32). “Пятичастная” структура расположения накладных пластин (рис.26, 37-40) также типична именно для фазы “Ь” Тисафюреда (рис.З, 8, 42). Короткий широкий пластинчатый наконечник и обломок пряжки “паннонской” подгруппы (рис.26, 23, 26) не исключают такой же хронологической атрибуции или датируются чуть шире (рис.З, 40; 4, 8, 30, 31); (Ibler U., 1992 и корректировки оснований для абсолютной хронологии по: Гавритухин И.О., Малашев Ю.В., 1998, с.63). Дискуссионность хронологии византийских пряжек (рис.26, 45, 46) не исключает отнесение образцов из Маккошерде к тому же времени, что расположенные поблизости пп.24 и 38 (рис.26а, 19, 20), то есть фазе “Ь” Тисафюреда. Впрочем, возможно, эти пряжки маркируют зону могил чуть более раннего времени, образующих гипотетическое “ядро” могильника. Как бы то ни было, планиграфическая структура памятника, в принципе, вполне понятна. Для нашей темы здесь важны два обстоятельства. Во-первых, материалы из Маккошерде подтверждают реальность выделения особой группы погребений, аналогичных образцам фазы “Ь” в Тисафюре-де. Тем более, что материалы, сопоставимые с фазами “с” и “d” Тисафюреда, в Маккошерде связаны с другими зонами погребений. Во-вторых, в п.24 из Маккошерде, по всем показателям сопоставимого с фазой “Ь” Тисафюреда, найдена византийская монета, выпущенная между 654 и 659 гг. (Somogyi Р., 1997, N 71), что дает важный репер для изучения абсолютной хронологии “среднеаварского” периода. В частности, подтверждает оценку Э.Гарам, определившей время возникновения кладбища в Тисафюреде “около 650 г.”. Могильник Колькед-Фекетекапу А и соотношение “среднеаварских” древностей с “раннеаварскими” Могильник Колькед-Фекетекапу А расположен в комитате Баранья, на юго-западе нынешней Венгрии. Он был изучен раскопками почти на всей площади и опубликован А.Кишем (Kiss А., 1996). Древности “позднеаварского” и “II среднеаварского” периодов, представленные на этом некрополе, немногочисленны и по выразительности заметно уступают материалам многих других могильников. Зато, весьма показательны и многочисленны древности предшествующего времени, на большинстве других памятников представленные довольно скупо или отсутствующие вовсе. Трижды в комплексах могильника Колькед были встречены византийские монеты. По этому показателю он сравним лишь с некрополями в Сегвар-Ором-дюло и Сегвар-Шаполдаль, материал которых пока опубликован выборочно (Somogyi Р., 1997, №№ 72-74, 75, 76). Сравнительно много в Колькеде вещей, имеющих аналоги в древностях “меровингского” круга или византийских, что увеличивает значение памятника в хронологических изысканиях. На фоне сравнительно небольшого числа опубликованных памятников, где серийно представлены материалы “I среднеаварского” периода и более ранние (Покасепетк, Кернье и т.п.), могильник в Колькеде выделяется существенно большим числом “ранних”, в том числе весьма выразительных, комплексов, что важно, кроме всего, и для планиграфического анализа. Учитывая, что памятник такого же “класса” в Будакалаше не опубликован, могильник в Колькеде является опорным для рассмотрения многих проблем “ранне-” и “среднеаварского” периодов. Могильник в Колькеде был по достоинству оценен автором раскопок, А.Кишем, сопроводившим подробную публикацию материалов обширными комментариями и исследованиями, значение которых далеко выходит за рамки изучения одного некрополя. Неслучайно он привлек внимание и П.Штадлера, опубликовавшего ряд своих наблюдений (Stadler Р., 1996). Сказанное поясняет важность обращения к материалам Колькеда в данной работе. Общая структура изменения территории некрополя во времени вполне убедительно показана А.Кишем и П.Штадлером. Наиболее поздние погребения концентрируются в юго-западной части памятника (рис.63; см. об это ниже), в районе южного мыса склона, на котором расположен могильник (рис.58-1). Кроме хронологически показательных вещей, поздние погребения отличает преобладание широтной ориентировки, некоторые особенности обряда. Нередко поздние погребения перекрывают другие могилы в южной части кладбища. Высказанное А.Кишем и П.Штадлером суждение о принадлежности “поздних” погребений общине, не связанной с предшествующей, в целом, представляется вполне убедительным (о некоторых нюансах см. ниже). В той же, юго-западной, части памятника расположены и самые поздние погребения “раннего” могильника (или, как думает П.Штадлер, могильников), относящиеся к горизонту “Игар - Озора”. Самые ранние погребения концентрируются в северной части некрополя, на восточном склоне холма, который занимает памятник (рис.58-1), там найдены византийские пряжки типа Сучидава и ряд других вещей, имеющих раннюю (на фоне основной массы древностей аварского круга) датировку (рис.58, 1-6). К сожалению, детальный систематический анализ хронологии всего массива древностей, расположенных между этими “реперными” планиграфическими группами, в публикациях упомянутых авторов предложен не был. П.Штадлер ограничился демонстрацией важности сопоставления зон распространения на памятнике “узких” вариантов вещей, в том числе, обычно, 93 94 Рис. 34. Некоторые комплексы с мелкими круглыми и фигурными накладками. 1-35, 40-48, 58-61, 65, 66-Колькед-Фекетекапу А, погр.:1-11 - 107; 40 - 109; 12-18 - 225; 19-24 - 479; 25-29 - 392; 30-35 - 380; 40 - 109; 41-45 -546; 46-417; 47, 48 - 175; 58-61 - 15; 65, 66 - 393; 36-39 - Фенлак (и рис.ЗЪ, 20-26; 40, 57-61; 48, 58; 54, 12-16); 49-5 7 - Дьер-Теглаверте дюле, погр. 106; 62 - Карнунтум; 63 - Рингельсдорф; 64 — Кайзерштайнбрюх. Fig. 34. Complexes with small round and figured plates. 1-35, 40-48, 58-61, 65, 66 - Kolked-Feketekapu A, int.: 1-11 - 107; 40 - 109; 12-18 - 225; 19-24 - 479; 25-29 - 392; 30-35 - 380; 40 - 109; 41-45 - 546; 46 - 417; 47, 48 -175; 58-61 - 15; 65, 66 - 393; 36-39 - Fonlak (and fig.38, 20-26; 40, 57-61; 48, 58; 54, 12-16); 49-57 - Dyor-Teglaveto diilo, int. 106; 62 - Camuntum; 63 - Ringelsdorf; 64 - Kaisersteinbruch. Abb. 34. Einige Komplexe mit kleinen runden und fugiirlichen Laschen. 1-35, 40-48, 58-61, 65, 66 - Kolked-Feketekapu A, Graber: 1-11 - 107; 40 - 109; 12-18 - 225; 19-24 - 479; 25-29 - 392; 30-35 - 380; 40 - 109; 41-45 -546; 46 - 417; 47, 48 - 175; 58-61 - 15; 65, 66 - 393; 36-39 - Fonlak (auch Abb.38, 20-26; 40, 57-61; 48, 58; 54, 12-16); 49-57 - Dyor-Teglaveto diilo, Grab 106; 62 - Carnuntum; 63 - Ringelsdorf; 64 - Kaisersteinbruch. Dess. 34. Quelques complexes avec appliques rondes et fagonnees. 1-35; 40-48; 58-61, 65, 66 - Kolked-Feketekapu A., sep.: 1-11 - 107; 40 - 109; 12-18 - 225; 19-24 - 479; 25-29 - 392; 30-35 - 380; 40 - 109; 41-45 -546; 46 - 417; 47, 48 - 175; 58-61 - 15; 65, 66 - 393; 36-39 - Fonlak (et dess.38, 20-26; 40, 57-61; 48, 58; 54, 12-16); 49-57 - Dyor-Teglaveto diilo, s6p.l06; 62 - Camuntum; 63 - Ringelsdorf; 64 - Kaisersteinbruch не привлекавших внимания специалистов по “аварским” древностям. Причем, эти наблюдения, как и се-риация (к сожалению, “слепая”, без расшифровки типов), практически не отразились на его эссе о нескольких поколениях людей, похороненных на могильнике. А.Киш, обсудив в специальных очерках датировку и культурную атрибуцию ряда типов вещей, не перевел свои наблюдения в систематическую форму. Возможно, он собирался это сделать при публикации расположенного неподалеку могильника Колькед-Фекетекапу В. Важность памятника для заявленной темы делает необходимым рассмотрение возможностей уточнения планиграфической структуры и, соответственно, хронологии могильника Колькед-Фекетекапу А. В отличие от могильника в Тисафюреде, в Колькеде получена представительная коллекция весьма выразительной керамики. Для хронологического анализа особенно важны следующие группы таких находок. Во-первых, это - керамика пражского типа (рис.57, 21-24), эволюция которой, пожалуй, лучше всего изучена благодаря работам И.П.Русановой и ряда научных школ, сложившихся под их влиянием (обзор см. Гавритухин И.О., 1997). Во-вторых, это т.н. “штампованная” и “серая” керамика (рис.57, 2-20), связанная с позднеантичными традициями керамического производства и распространенная у ряда германских группировок в Подунавье и Италии, а также на Балканах. Наконец, это “желтая” керамика (рис.57, 1), появляющаяся в Подунавье на рубеже “среднеаварского” и “позднеаварского” периодов, что делает этот тип посуды общепризнанным хронологическим репером. В эволюции керамики пражского типа наиболее показательно изменение профилировки верхней части сосуда. К сожалению, оценить по публикации ряд особенностей формовки венчика невозможно, но для некоторых выводов достаточно и информации, обобщенной П.Штадлером, тем более, что работа с кера микой пражского типа для этого специалиста не была новой (он участвовал в обработке материалов из Словакии в рамках исследования Г. Фусека) (FusekG., 1994). Для ранних вариантов керамики пражского типа характерны короткие прямые венчики или слегка отогнутые венчики в сочетании с высоко поставленными плечиками (рис.57, 23, 24; тип I по П.Штадлеру) (Stadler Р„ 1996, S.657). Такие сосуды известны уже на ранних памятниках пражской культуры и постепенно вытесняются более профилированными формами, но на протяжении фазы 2 пражской культуры (cep.VI - нач.УП в.; основание дат см. Гавритухин И.О., 1997) сосуды с короткими прямыми венчиками еще бытуют повсеместно. Сосуды со сравнительно длинными, заметно отогнутыми венчиками (рис.57,21,22; тип ПЬ, отчасти и III, и Па по П.Штадлеру) показательны для фазы 3 пражской культуры (VII в. по: Гавритухин И.О., 1997). Схожие формы продолжают бытовать и в культурах, выросших на основе пражской, вплоть до полного вытеснения посудой, изготовленной на гончарном круге. Хронология “штампованной” и “серой” керамики наиболее обстоятельно рассмотрена Т.Вида (Vida Т., 1999), книга которого, несомненно, является принципиально важным вкладом в изучение “аварской” проблематики. По его наблюдениям, оба типа керамики связаны с “доаварскими” традициями. “Штампованная” керамика характерна для “раннеаварского” времени (период I: ок. 568-625/630 гг. по Т.Вида), хотя отдельные варианты известны и на протяжении периода II (ок. 625/630 - 650/660 гг.). Ряд вариантов “серой” керамики имеет схожий период бытования, другие - появляются в период III (650/660 - 670/680 гг.). На протяжении периода IV (670/680 - 700/710-720 гг.) число и ассортимент “серой” керамики сокращаются, уступая место другим типам посуды. Типология “серой” керамики, по системе Т.Вида, довольно сложна и связана с некоторыми наблюдениями технологического характера. На основе морфологических призна- 95 96 Рис. 35. “Раннеаварские” комплексы, датированные монетами. 1-8 - Ниредьхаза-Кертгаздашаг, погр.З (и рис.55, 26); 9-25 - Кишзомбор “О”, погр.2 (и рис.51, 1); 26-40 - Сегвар-Шаполдал, погр.1 (и рис.50, 21; 51, 7; 54, 37-44; 55, 27-30); 41-66 - Хайдудорог, погр.1 (и рис.50, 22; 54, 22-29; 55, 1, 2). Fig 35. “Early Avarian” complexes dated by coins. 1-8- Nyieregyhasa-Kertgazdasag, int 3 (andfig.55, 26); 9-25 -Kiszombor „О", int.2 (andfig.51, 1); 26-40- Szegvdr-Sapoldal, int.l (andfig.50, 21; 51, 7; 54, 37-44; 55, 27-30); 41-66 - Hajdudorog, int.l (and fig.50, 22; 54, 22-29; 55, 1, 2). Abb. 35. Durch Miinzen datierte „friihawarische" Komplexe.1-8 — Nyieregyhasa-Kertgazdasag, Grab 3 (auch Abb.55, 26); 9-25 - Kiszombor ”O”, Grab 2 (auch Abb.51, 1); 26-40 - Szegvdr-Sapoldal, Grab 1 (auch Abb.5O, 21; 51, 7; 54, 37-44; 55, 27-30); 41-66 - Hajdudorog, Grab 1 (auch Abb.50, 22; 54, 22-29; 55, 1, 2). Dess. 35. Complexes des avars precoces dates par des pieces de monnaie. 1-8 - Nyieregyhasa-Kertgazdasag, sep.3 (et dess.55, 26); 9-25 — Kiszombor “O”, sdp.2 (et dess.51, I); 26-40 - Szegvdr-Sapoldal, sdp.I (et dess.50, 21; 51, 7; 54, 37-44; 55, 27-30); 41-66 - Hajdudorog, sep.l (et dess.50, 22; 54, 22-29; 55, 1, 2) ков выделены дробные варианты. Провести между ними жесткие границы на основе краткой характеристики и нескольких примеров по публикации не всегда возможно. Тем более, что материалы из Колькеда использовались Т.Вида (рукопись его книги была закончена в 1996 г.) на основе кратких характеристик из предварительных публикаций и аналитических статей А.Киша. Еще труднее пользоваться членением П.Штадлера, поскольку состав и границы типов из его кратких пояснений не всегда понятны (Stadler Р., 1996, S.391,656), хотя, конечно, некоторые результаты проведенного им картографирования типов на территории могильника Колькед следует учитывать. Поэтому ниже мы будем пользоваться выделением групп и подгрупп, предложенных Т.Вида, останавливаясь на характеристике лишь некоторых, наиболее важных, как нам представляется, вариантов. Ареал “штампованной” керамики на могильнике Колькед, в основном, совпадает с зоной распространения “серой” керамики, отнесенной Т.Вида к раннему горизонту (подгруппа В1-2), и с ареалом сосудов пражского типа, имеющих прямой короткий венчик (рис.58, зона “В”). Почти в центре этого ареала можно выделить зону (рис.58, зона “А”), где “серой” керамики не встречено, а “штампованная” посуда представлена грушевидными горшками с прямым венчиком, украшенным простейшими типами штампов (рис.57, 15; они наиболее близки варианту “cl” по Т.Вида). Из могил, расположенных неподалеку, происходит ряд датирующих вещей (рис.58). Среди них пряжка типа Сучидава и накладка, выполненная в схожем стиле (рис.28, 41, 43). Такие вещи обычны в слоях византийских крепостей до разрушений koh.VI в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.62). Пряжки, схожие с образцом из п.47 (рис.28, 34), по хронологической шкале древностей Юго-Западной Германии датируются в рамках 490/510 - 550/570 гг. (Roth Н., Theune С., 1988, № 23). Показательно для рассматриваемой зоны и п.39 (рис.27), сопоставимое, по П.Штадлеру, с лангобардскими древностями “паннон-ского” периода (в основном - до 568 г., хотя встречаются и несколько позже, судя по находкам вещей “пан-нонской” стадии на лангобардских могильниках Италии; см. также Kiss А., 1996, S.245, 246). Зону “А”*, выделяющуюся концентрацией наиболее ранних датирующих вещей и своеобразием керамического набора, со всех сторон окружают зоны могил, посуда из которых представлена ранними вариантами пражской керамики, многочисленными и разнообразными вариациями “штампованной” керамики, “серой” керамикой подгруппы В1-2 (рис.58, зоны “В1”, “ВЗ”, “В6”). Еще одна зона концентрации такой посуды расположена в южной части северо-восточного раскопа (рис.58, зона “В5”). В ареале перечисленных зон найдены византийские пряжки типа Ясси-Ада и Хьюси (рис.28,24,26,29; 58, 5, 6). Пряжки типа Ясси-Ада, в основном, встречаются на тех же памятниках, что и пряжки типа Сучидава, а самая поздняя из известных находок таких изделий сделана на корабле, затонувшем, судя по составу найденных на нем монет, вскоре после 625/626 г. (Kiss А., 1996, S.207). Пряжки типа Хьюси общепризнанно датируются в рамках последних десятилетий VI - первых десятилетий VII в. (Kiss А., 1996, S.208). Из зоны “В1” могильника в Коль-кеде происходят и два погребения с гарнитурами (рис.29, 14-16, 21-22), показательными для древностей “меровингского” круга и лангобардов Италии, датируемых в рамках 2-й пол.VI - первых десятилетий VII в. (Kiss А., 1996, S.206; Jprgensen L., 1992, признак SDS4; Perin Р., 1998, Phase DEF). Этой дате не противоречит находка такой гарнитуры в п.116 “аварского” могильника Юташ (рис.29, 1, 2) вместе с бронзовой византийской монетой 586/587 г., имеющей надчеканку, сделанную при императоре Фоке в рамках 603-610 гг. (Somogyi Р., 1997, N 33). Наконец, в зоне “В6” этого же ареала, в п.29 найдена золотая византийская монета ранних эмиссий императора Ираклия (613-616 гг.) (Somogyi Р., 1997, № 38). ’Приведенные данные о датировке выделенных зон позволяют считать, что зоны, обозначаемые одинаковой буквой, синхронны, а последовательность букв, обозначающих зоны, отражает хронологически последовательные фазы памятника. 97 00 O' Рис. 36. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-11 - 250; 12-16 - 14; 17-27 - 223; 28, 29, 55, 56- 386; 30, 31 -524; 32, 33 - 379; 34, 35 - 123; 36-42 - 245; 43-46 - 37; 47-50 - 64; 51, 52 - 98; 53, 54 - 75; масштабы: 57 - для 11, 16, 16а, 56; 58 - для остальных. Fig. 36. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 1-11 - 250; 12-16 - 14; 17-27 - 223; 28, 29, 55, 56 - 386; 30, 31 -524; 32-33 - 379; 34, 35 - 123; 36-42 - 245; 43-46 - 37; 47-50 - 64; 51, 52 - 98; 53, 54 - 75; scale: 57 -for 11, 16, 16a, 56; 58 - for the rest. Abb. 36. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 1-11 - 250; 12-16- 14; 17-27 - 223; 28, 29, 55, 56- 386; 30, 31 - 524; 32, 33 - 379; 34, 35 - 123; 36-42 - 245; 43-46 - 37; 47-50 - 64; 51, 52 - 98; 53, 54 - 75; Mafistab: 57 -fur 11, 16, 16a, 56; 58 - fur iibrige. Dess. 36. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep.: 1-11 - 250; 12-16 - 14; 17-27 - 223; 28, 29, 55, 56 - 386; 30, 31 - 524; 32, 33 - 379; 34, 35 - 123; 36-42 - 245; 43-46 - 37; 47-50 - 64; 51, 52 - 98; 53, 54 - 75; echelle: 57 -pour 11, 16, 16a, 56; 58 - pour les autres “Серая” керамика подгруппы B2 распределена на могильнике за пределами очерченных выше зон (рис.58, зоны “С” и юго-западный раскоп). В могилах, расположенных неподалеку от погребений с керамикой подгруппы В2, а иногда и в тех же комплексах встречаются многочастные ременные гарнитуры, составленные из узких накладок и узких вытянутых наконечников подвесных ремешков (рис.37, 7-9, 17-19, 35-38, 45-49), сопоставимые с поясами 3 горизонта аллеманских древностей по Р.Христлайну (620/630 -670/680 гг.) (Christlein R., 1966). Отмеченным образцам многочастных гарнитур, большая часть которых украшена в своеобразной “ячеистой” технике (“Zellwerk” в терминологии А.Киша), близка изготовленная в той же технике своеобразная (возможно, просто более грубо сделанная) гарнитура из п.201 (рис.37, 1-5). Этому же кругу древностей принадлежат и наконечники из пп.283 и 361 (рис.37, 31, 24). Среди поясов, сопоставимых с образцами 3 горизонта алеманских древностей по Р.Христлайну, следует назвать и гарнитуру из вытянутых бронзовых накладок (часть которых могла быть и наконечниками) в сочетании с несколькими узкими железными наконечниками из п.471 (рис.43, 2, 8, 9). В зоне доминирования “серой” керамики подгруппы В2 неоднократно встречены и сосуды пражского типа с длинными отогнутыми венчиками, что также указывает на датировку не ранее VII в. Подробный анализ sella curulis из расположенного в зоне “С1” п.108 (рис.43, 32) привел А.Киша к выводу, что это изделие датируется не ранее koh.VI в., скорее всего, оно было сделано в Италии между 580/ 590 и 650 гг. (Kiss А., 1996, S.270-276). Не столь проста и очевидна оценка зон, расположенных между зонами “В1” и “В5” (рис.58, зоны “В2”, “С2”, “С4”, “В4”). Ведь в зонах “С2” и “С4” встречена “серая” керамика, отнесенная Т.Вида к подгруппе В2, а расположены они в окружении, в целом, более ранней “серой” керамики подгруппы В1-2 и “штампованной”. Это требует более подробно рассмотреть вариации “серой” и “штампованной” керамики, встреченной в Колькеде. Подавляющее большинство посуды, отнесенной Т.Вида к подгруппе В1-2 (рис.57,16-20, А.Киш рассмат- ривает эти сосуды в качестве особых форм, отдельно от “серой” керамики; эти, в значительной степени терминологические, разночтения не имеют для данного исследования принципиального значения), представлено горшками с четким расширением, расположенным заметно ниже середины высоты сосуда. Орнамент представлен валиками, широкими вдавленными полосами, прочерченными горизонтальными линиями, пролощенными сетками из ромбов, т.е. способами украшения, известными на “штампованной” керамике. Волнистый орнамент, наиболее типичный для керамики группы “В” (т.е. “серой”), в рамках рассматриваемой совокупности встречается редко. Причем сосуды, украшенные волнистыми линиями, расположены на периферии зон распространения посуды подгруппы В1-2 (рис.57, 18-, 58). Другой, нетипичной для рассматриваемой совокупности, вариацией керамики подгруппы В1-2 являются горшки, тулово которых расширяется около половины высоты, также встреченные на периферии рассматриваемой зоны (рис.57, 17; 58). К “периферийным” вариациям относятся и горшки, украшенные только лощением (рис.57, 16; 58). Среди “штампованной” керамики, из многочисленных вариаций выделяются сосуды с округлым ту-ловом, близкие вариантам “а” и “Ь” по классификации Т.Вида (рис.57, 12). Лишь они среди образцов из Колькеда украшены штампами из вытянутых треугольников, из вписанных друг в друга окружностей, S-видными. А встречены такие сосуды на периферии зоны штампованной керамики (рис.58). Таким же расположением на фоне основного ареала отличаются сосуды, украшенные штампами, выстроенными в треугольники, и сосуд с вытянутым зауженным горлом (рис.27, 10, 11). Среди керамики подгруппы В2, имеющей уступ при переходе тулова в шейку (на значение этого признака обратил внимание П.Штадлер), выделяются сосуды с расширением тулова ниже половины его высоты (рис.57,9, ср. варианты “b”, “d3” по Т.Вида), около половины высоты (рис.57, 7-8, наиболее близкие вариантам “а” и “cl” по Т.Вида), в верхней части тулова (рис.57, 6, близкие вариантам “с2” и “dl” по Т.Ви- 99 Рис. 37. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-5 - 201; 6-15 - 260; 16-21 - 310; 22-24 - 361; 25-32 - 283; 33 - 183; 34-38 - \Т, 39-49 - 485; масштабы: 50 - для 13-15, 20; 51 - для остальных. Fig. 37. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 1-5 - 201; 6-15 - 260; 16-21 - 310; 22-24 - 361; 25-32 - 283; 33 - 183; 34-38 - 17; 39-49 - 485; scale: 50 -for 13-15, 20; 51 -for the rest. Abb. 37. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 1-5 - 201; 6-15 - 260; 16-21 - 310; 22-24 - 361; 25-32 -283; 33 - 183; 34-38 - 17; 39-49 - 485; Mafistab: 50 -fur 13-15, 20; 51 -fur iibrige. Dess. 37. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep.: 7-5 - 201; 6-75 - 260; 16-21 - 310; 22-24 - 361; 25-32 -283; 33 - 183; 34-38 - 17; 39-49 - 485; echelle: 50 - pour 13-15, 20; 51 — pour les autres 100 да). Причем, первые встречены в зонах, расположенных неподалеку от ареалов “штампованной” керамики или на других участках северо-восточного раскопа (рис.58, зоны “С2”, “С4”, “С6”), вторые распространены весьма широко, а третьи встречены лишь на юго-западном раскопе (рис.58). Среди керамики подгруппы В2, не имеющей уступа при переходе от тулова к шейке, выделяются сосуды с округлыми боками, наибольшее расширение которых расположено ниже половины высоты тулова (рис.57, 5). Именно они встречаются на северо-восточном раскопе. Основная же масса сосудов без уступа при переходе от тулова к шейке характеризуется либо расширением тулова, расположенным не ниже половины его высоты, либо четко выраженным “переломом” в месте наибольшего расширения (рис.57, 2-4, ср. наиболее близкие варианты “е2”, “f2”, “g” по Т.Вида). Эти вариации известны лишь на юго-западном раскопе (рис.58). Приведенных наблюдений представляется достаточно для пояснения отмеченной выше картины кажущейся чересполосицы в зонах “В2”, “С2”, “С4”, “В4”. Судя по всему, могилы, расположенные в этих зонах, близки по времени и отражают период сосуществования и смены “штампованной” посуды и “серой” керамики подгруппы В1-2 “серой” керамикой подгруппы В2. Причем, выделяется целый ряд вариаций сосудов, бытовавших в период этого сосуществования (какие-то из них, в принципе, могли появиться несколько раньше, другие - существовать позже этого отрезка времени). На хронологические рамки этого периода указывает наличие пражских сосудов с длинным отогнутым венчиком (не ранее VII в.) в зонах “В4” и “С4” или между зонами “С4” и “В1”. Между зонами “В4”, “С4” и “В5” расположено п.325 с пряжкой типа Сиракузы, широко бытующего в VII в. С зоной “С4” связано п.183, где найден наконечник, изготовленный в технике “ячеек” (рис.37, 33). В отличие от рассмотренных выше случаев, соотнесение этого наконечника с образцами, обычными для гарнитур периода 3 по Р.Христлайну, не очевидно. Решение вопроса о датировке этой вещи зависит от выяснения обстоятельств и времени появления техники “ячеек” в Карпатской котловине (обзор материалов и некоторые наблюдения см. Kiss А., 1996, S.213, 214). В данном случае, скорее всего, датировка наконечника из п.183 едва ли может быть значительно более ранней по сравнению с датами остального массива гарнитур из Колькеда, изготовленных в той же технике. Учитывая хронологию рассмотренных выше зон, представляется, что период смены “штампованной” и “ранней” “серой” керамики “серой” керамикой подгруппы В2 не выходит за рамки 1-й пол.VII в. Полученные результаты по соотношению и датировке вариантов “штампованной” и “серой” керамики несколько отличаются от схемы Т.Вида, хотя и не отменяют ее значение. Являются ли эти расхожде ния отражением локальной ситуации, или уточнений требуют некоторые наблюдения венгерского коллеги, пока сказать трудно. Ведь могильники Будакалаш и Чакберень, на материалах которых он основывается в первую очередь, не опубликованы, причем, приведенные планы распределения типов посуды на этих памятниках (Vida Т., 1999, Abb.80-82) вполне позволяют интерпретацию, близкую выводам, полученным для материалов Колькеда. Материалов же из Кернье и некоторых других памятников, где присутствует рассматриваемая керамика, для однозначных выводов явно недостаточно. Следующую группу инвентаря, представленную на могильнике Колькед сериями вещей, образуют ременные гарнитуры с железными пряжками и накладками. Некоторые из них имеют элементы, украшенные в технике таушировки, широко распространенной в культурах “меровингского” круга и у лангобардов в Италии. “Железные” гарнитуры из могильников “аварского” круга изучены явно недостаточно, но массовость этого материала в Колькеде делает его рассмотрение необходимым. П.Штадлером предложена очень дробная типология железных пряжек и накладок, проведено картографирование типов (Stadler Р., 1996, S.633-638). Из этой работы следует, что ряд элементов железных гарнитур имеют весьма выразительные ареалы, но использовать эти результаты без корректив мы не стали, поскольку в ходе проверки оказалось, что границы между некоторыми типами проведены весьма произвольно, а ряд вещей, соответствующих рассматриваемым П.Штадлером характеристикам, остался за рамками его анализа. Возможно, по этой причине не использовал наработки П.Штадлера и А.Киш. Он предпочел положить в основу типологии структуру ременных гарнитур, что, несомненно, важно, но, очевидно, недостаточно для детального анализа. Представляется, что наиболее перспективным для понимания “железных” гарнитур будет совмещение сильных сторон указанных подходов. К типу 1 отнесены “железные” гарнитуры, полный комплект которых включает: пряжку с обоймой; прямоугольную накладку; широкий, сравнительно короткий “основной” наконечник ремня; накладку, выполненную в том же стиле, что обойма пряжки, и противостоящую ей на застегнутом ремне (рис.31, 1-4, 6-9, 17-20, 30-33). Для выделения хронологических вариантов показательны пропорции обоймы пряжки и противостоящей ей накладки. На примере выстроенного на рис.31 типологического ряда очевидна тенденция к увеличению длины указанных элементов. Завершают этот типологический ряд “некомплектные” гарнитуры с деталями, как на других гарнитурах типа 1, но имеющие наиболее вытянутые обоймы пряжек, противостоящих им накладок, наконечников (рис.33,17-23,27). Отмеченная тенденция соответствует направлению эволюции таких вещей в культурах 101 102 Рис. 38. Накладки и наконечники типа Арадац - Фенлак. 1-13 - Арадац-Мечка, погр.85 (и рис.50, II); 14-19, 29-36 - Колькед-Фекетекапу А, погр,: 14-19 - 211 (и рис.50, 15-18); 29-36 - 647; 20-26 - Фенлак (и рис.34, 36-39; 40, 57-61; 48, 58; 54, 12-16); 27, 28 - Сынпетру-Жерман (ирис.55, 3-5); 37, 38 - Сарваш-68, погр.200; 39-46 - Линц-Цицлау, погр.97; 47 - Суук-Су, погр. 157; 48-52 - Кестхей-Фенекпуста, погр. 15. Fig. 38. Plates and belt-points of Aradac - Fonlak type. 1-13 - Aradac-Mecka, int. 85 (and fig. 50, 11); 14-19, 29-36 - Kolked-Feketekapu A, int.: 14-19 - 211 (andfig.50, 15-18); 29-36 - 647; 20-26 - Fonlak (and fig. 34, 36-39; 40, 57-61; 48, 58; 54, 12-16); 27, 28 — Sinpetru-German (andfig.55, 3-5); 37, 38 - Szarvas-68, int.200; 39-46 - Linz-Zizlau, int.97; 47 - Suuk-Su, int. 157; 48-52 — Kesthely-Fenekpusta, int. 15. Abb. 38. Laschen und Endstiicke vom Typ Aradac — F'6nlak.l-13 - Aradac-Mecka, Grab 85 (auch Abb.50, 11); 14-19, 29-36 - Kolked-Feketekapu A, Graber: 14-19 - 211 (auch Abb.50, 15-18); 29-36 - 647; 20-26 - Fonlak (auch Abb.34, 36-39; 40, 57-61; 48, 58; 54, 12-16); 27, 28 - Sinpetru-German (auch Abb.55, 3-5); 37, 38 - Szarvas-68, Grab 200; 39-46 - Linz-Zizlau, Grab 97; 47 - Suuk-Su, Grab 157; 48-52 - Kesthely-Fenekpusta, Grab 15. Dess. 38. Appliques et pointes du type Aradac - Fonlac. 1-13 - Aradac-Mecka, sep.85 (et dess.50, 11); 14-19, 29-36 - Kolked-Feketekapu A, sep.: 14-19 - 211 (et dess.50, 15-18); 29-36 - 647; 20-26 - Fonlak (et dess.34, 36-39; 40, 57-61; 48, 58; 54,12-16); 27, 28 - Sinpetru-German (et dess.55, 3-5); 37, 38 - Szarvas-68, sep.200; 39-46 - Linz-Zizlau, sep.97; 47 - Souuk-Sou, sep.157; 48-52 - Kesthely-Fenekpusta, sep.15 “меровингского” круга. Пряжки с относительно короткими обоймами и накладками характерны для 2 горизонта “алеманских” памятников (ок.570/580 - 620/ 630 гг.) и фазы DEFGH хронологии Северо-Восточной Франции (ок.600 - 620/630 гг.), а вытянутые образцы типичны для более позднего времени (Martin М., 1990; Perin Р., 1998). Такая датировка соответствует и представленным выше наблюдениям над планиграфией могильника в Колькеде (рис.59). Наиболее типологически “архаичная” гарнитура из п.44 найдена в ядре зоны “В”, неподалеку от ареала самых ранних погребений. Гарнитуры типологически “следующего” варианта происходят из пп. 103, 138,180, расположенных на периферии зоны “В”, как и пп.26 и 178, где найдены лишь аналогичные пряжки (рис.33, 26, 28). А пояса с вытянутыми обоймами пряжек или противостоящих им накладок встречены в зонах переходного периода “В/С” или в зонах “С1”, “СЗ”, “С5” и на краю зоны “В/С” в юго-западном раскопе (рис.59, 18; 61). Тип 2 “железных” гарнитур включает комплект, состоящий из пряжки с обоймой, широкий “основной” наконечник, накладку с выступами по углам, узкую накладку (рис.32, 17-20, 23-26, 27-30). К этой же группе явно относится некомплектная гарнитура из п.19 (рис.32, 1, 2). М.Мартин в специальном очерке о таушированных поясах из Колькеда считает гарнитуры типа 2 из пп.227 и 249 синхронными гарнитурам типа 1 из пп.44 и 180, объединяя их как “трехчастные”, предшествующие многочастным поясам горизонта 3, по Р.Христлайну, и основной массе образцов из Лин-ца-Цицлау (Martin М., 1996). В данном случае следует обратить внимание на следующие обстоятельства. Орнаментация упомянутых таушированных гарнитур, как отметил М.Мартин, оригинальна и связана с особым “карпатским” стилем, представленным также в Кернье и ряде других пунктов, что требует с осторожностью относиться к возможности прямой синхронизации этих вещей с рядом “меровингских” гарнитур. Если гарнитуры типа 1 вполне сопоставимы с класси ческими образцами “меровингских” поясов по структуре и характеру элементов, то пояса типа 2, как и образцы из Кернье, явно своеобразны. Сама по себе “немногочастная” структура не может быть узко датирующим признаком. Ранняя датировка образцов из Кернье не безупречна, поскольку их особое место в сериации (Martin М., 1990, Abb.9) отражает, прежде всего, культурную специфику комплексов, оставляя открытым вопрос хронологии (Гавритухин И.О., 1995а, с.205). В Колькеде “железные” пояса типа 2 имеют жесткую локализацию и связаны с зоной погребений переходного периода “В/С” или с зоной “Сб”, причем найдены в комплексах с “серой” керамикой подгруппы В2 или неподалеку от таковых (рис.59, 20). Тип 3 представлен “железными” гарнитурами, включающими пряжку с обоймой, прямоугольную накладку, две узкие накладки с зауженной нижней частью, а в полном комплекте - и широкий наконечник (рис.33, 1-4, 7-10, 11-13). Сами по себе перечисленные элементы или их сочетание не дают узкой даты, надежно определяемой по аналогиям. Тем не менее, на фоне колькедских материалов очевидна стандартность данного типа гарнитур, что подтверждается й его четким планиграфическим распределением. Гарнитуры типа 3 встречены на периферии зоны “В” или в контексте пограничья комплексов, типичных для зоны “В”, и более поздних (рис.59, 21). Прочие “железные” гарнитуры из Колькеда имеют не столь выразительную структуру, поэтому для их оценки наиболее показательны характерные детали. Короткие заостренные железные наконечники (рис.28, 14, 40) встречены в комплексе с пряжкой типа Сучи-дава и поблизости от комплекса с накладкой типа Су-чидава, причем, напоминают последние по форме (рис.28, 40, 41, 43; 59, 5). Также тяготеют к зоне “А” или ей принадлежат комплексы с коротким наконечником, имеющим вогнутые бока, и с пряжкой, имеющей стилистически близкую обойму (рис.28, 18, 20; 59, 6). Учи- 103 Рис. 39. Накладки и наконечники типа Тарнамера или близкие им. 1-13, 51-57 - Сегед-Кундомб, погр.: 1-13 -180; 51-57 - 289; 14-16 — Мезоковачхаза-Уй Алкотмань, погр.5; 17-22 - Колькед-Фекетекапу А, погр.226; 23-25 - Яношида, погр.26; 26-28- Татабанья-Кертварош; 29 - Ясапати-Надьяллаш, погр. 131; 30-39-Тарнамера-Урак, погр.: 30-36 - 1; 37-39 - 10 (и рис.50, /); 40-47 - Чаньтелек (ирис.5\, 8); 48 -Адонь (и рис.42, 32); 49 - Чаньтелек-фельдеи-хатарут; 58 - "Венгрия ”. Fig. 39. Plates and belt-points of Tamamera type and their analogues. 1-13, 51-57 - Szeged-Kundomb, int.: 1-13 -180; 51-57 - 289; 14-16 - Mezokovacshdza-Uj Alkotmany, int.5; 17-22 - Kolked-Feketekapu A, int.226; 23-25 -Yanoshida, int.26; 26-28 — Tatabanya-Kertvaros; 29 - Yaszapati-Nagyallas, int. 131; 30-39 - Tamamera-Urak, int.: 30-36 - 1; 37-39 - 10 (and fig.SO, 1); 40-47 - Csantelek (andfig.5\, 8); 48 -Adony (andfig.42, 32); 49 - Csantelek-felgyoi-hatariit; 58 - “Hungary”. Abb. 39. Laschen und Endstiicke vom Typ Tamamera oder ahnliche. 1-13, 51-57 - Szeged-Kundomb, Graber: 1-13 - 180; 51-57 - 289; 14-16 - Mezokovacshaza-Uj Alkotmany Grab 5; 17-22 - Kolked-Feketekapu A, Grab 226; 23-25 - Yanoshida, Grab 26; 26-28 - Tatabanya-Kertvaros; 29 - Yaszapati-Nagyallas, Grab 131; 30-39 - Tamamera-Urak, Graber: 30-36 - 1; 37-39 - 10 (auch Abb.50,1); 40-47 - Csantelek (auch Abb.5\, 8); 48 - Adony (auch Abb.42, 32); 49 - Csantelek-felgyoi-hatarut; 58 - “Ungarn". Dess. 39. Appliques et pointes du type Tamamera et pareilles. 1-13, 51-57 - Szeged-Kundomb, sep.: 1-13 - 180; 51-57 - 289; 14-16 - Mezokovacshaza-Uj Alkotmany, sep.5; 17-22 - Kolked-Feketekapu A, sep.226; 23-25 -Yanoshida, sep.26; 26-28 - Tatabanya-Kertvaros; 29 - Yaszapati-Nagyallds, sep.131; 30-39 - Tamamera-Urak, sep.: 30-36 - 1; 37-39 - 10 (et dess.50, T); 40-47 - Csantelek (et dess.5), 8); 48 - Adony (et dess.42, 32); 49 - Csantelek-felgyoi-hatarut; 58 - “Hongrie” тывая, что границы зоны “А” условны, перечисленные комплексы вполне могут рассматриваться как практически синхронные, хотя хронологические рамки, например, коротких заостренных наконечников или накладок явно шире (ср. образец из бронзовой пластины - рис.43, 41). Только в рамках зоны “В”, в том числе и неподалеку от зоны “А”, встречены железные пряжки с короткой прямоугольной обоймой, крепящиеся штифтами по углам (рис.28, 9, 10, 59, 10). Маленькие железные пряжки с узкими прямоугольными обоймами (рис.30, 13, 19; 59, 9) найдены лишь в зоне “В”, а более крупные образцы (рис.30, 25, 34, 36, 50, 33, 35) - как в зоне “В”, так и “С” (рис.59, 11). Среди железных пряжек выделяются В-образные (рис.28, 1, 18; 30, 1, 3, 8, вероятно и 30, 6, 13), широко распространенные в “доаварское” время. Такие вещи встречены лишь в зонах “А”, “В” и “В/С” (рис.59, 3). Схожий ареал имеют овальные и D-образные пряжки с “зауженной” щелью (рис.28, 15, 21; 30, 28-30, 32, 36-39,45-47,51, 54, 55; 32,15; 33, 25), на своеобразие которых обратил внимание П.Штадлер. Причем, образцы, наиболее вытянутые по вертикали, известны лишь в зонах “А” и “В” (рис.59, 1), в отличие от чуть более коротких (рис.30, 36, 51; 32, 15; 33, 25), встреченных в зоне “С”, но известных и в зоне "В” (рис.59, 2). Совсем другой ареал у железных сравнительно длинных трапециевидных пряжек с зауженной задней стороной, имеющих как прямые, так и прогнутые бока (ср., типы 40341,40342,40321,40350 по: Stadler Р., 1996, S.634 с некоторыми коррективами). Лишь однажды такой образец встречен в зоне С5, остальные же найдены в погребениях юго-западного раскопа. Таким образом, распределение по территории могильника показательных вариантов железных пряжек и накладок подтверждает реальность зон, выде ленных на основе распределения типов керамики. Это позволяет использовать рассмотренные вещи для уточнения границ и состава зон. Большая часть железных пряжек и накладок, скорее всего, была изготовлена местными мастерами, и периоды бытования этих вещей, конечно, могут иметь местную специфику. При этом, последовательность, а в ряде случаев и датировка появления типов, несомненно, отражают изменения материальной культуры, происходившие на довольно обширных территориях. Формы, серийно встреченные у железных изделий из Колькеда, присутствуют и в гарнитурах с деталями из цветных металлов. Бронзовый набор, украшенный гравировкой, из п.250 (рис.36, 1-3, 5) повторяет тип 1 железных гарнитур. Некомплектная, собранная из разнородных деталей, гарнитура, близкая типу 1, происходит из п.14 (рис.36,12-16). Детали обоих наборов сопоставимы с поздними вариантами типа 1, и их локализация на могильнике вполне предсказуема. Погребение 250 расположено в зоне “С2”, а п.14-в зоне “С6” (рис.59, 18, 19). Погребение 223 с деталями, стилистически близкими образцам из железных гарнитур 2 и 3 типа, и п.264 с накладками, напоминающими накладки из гарнитур типа 2, находятся в зонах “С2” и “С5” (рис.59, 23, 24), что соответствует локализации их аналогов из железа. Бронзовая пряжка, язычок которой украшен овальной площадкой (рис.28,28), найдена в п.73 из зоны “В” (рис.59, 8). Возможно, такой же язычок присутствует на пряжке из расположенного неподалеку п.71 (рис.28, 9). К сожалению, у железных пряжек язычки такого типа зачастую трудно достоверно отделить от широко датируемых образцов с фигурными площадками. Среди вещей, показательных для зон “А” и “В”, лишь однажды встреченных в зоне “Сб” (причем, в 105 901 Рис. 40. Накладки и наконечники с изображением трех- или пятилистника. 1-4 - Биаторбадь, погр.270; 5, 6 - Кишкереш Похибуй-Мацко-дюле, погр.26; 7-10 - Дьер-Теглавете дюле, погр.757; 11 -13 - Арадац-Мечка, логр.84; 14, 15, 40-43 - Колькед-Фекетекапу А, погр.'. 14, 15 - 88; 40-43 - 259 (и рис.50, 4, 5); 16 - Кестхей; 17-20 - Пуста Хернад, погр.2; 21-24 - Сегед-Фехерте В, погрЛ67; 25-34 -Халимба, погр.: 25-31 - 85 (и рис.50, 3); 32-34 - 261; 35-39 - Будапешт 32, ул.Фехервари 149-151, по гр.8; 44-56 - Ясапати-Надьяллаш, погр.264 (и рис.50, 2); 57-61 - Фенлак (и рис.34, 36-39; 38, 20-26; 48, 58; 54, 12-16); 62-64 - Керчь; 65-68 -Акалан; 69 - “Среднее Поднепровье ”. Fig. 40. Plates and belt-plates with trifoils and pentfoils: 1-4 - Biatorbady, int. 270; 5, 6 - Kiskoros Pohibuj-Macko-diilo, int. 26; 7-10 - Dyor-Teglaveto diilo, int. 757; 11-13 — Aradac-Mecka, wt.84; 14, 15, 40-43 - Kolked-Feketekapu A, int.: 14, 15 - 88; 40-43 — 259 (and fig.50, 4, 5); 16 - Kesthely; 17-20 - Puszta Hemad, int.2; 21-24 -Szeged-Feherto B, intA67; 25-34 - Halimba, int.: 25-31 - 85 (andfig.50, 3); 32-34 - 261; 35-39 - Budapest 32, Fehervari utca 149-151, int.8; 44-56 - Yaszapati-Nagyallas, int.264 (and int.50, 2); 57-61 - Fonlak (andfig.34, 36-39; 38, 20-26; 48, 58; 54, 12-16); 62-64 - Kerch; 65-68 - Akalan; 69 - “The Middle Dnieper basin”. Abb. 40. Laschen und Endstiicke mit drei- oder funfblattrigem Bild. 1-4 - Biatorbady, Grab 270; 5, 6- Kiskoros Pohibuj-Macko-diild, Grab 26; 7-10 - Dyor-Teglaveto diilo, Grab 757; 11-13 - Aradac-Mecka, Grab 84; 14, 15, 40-43 -Kdlked-Feketekapu A, Graber: 14, 15 - 88; 40-43 - 259 (auch Abb.50, 4, 5); 16 - Kesthely; 17-20 - Puszta Hemad, Grab 2; 21-24 - Szeged-Feherto B, Grab 167; 25-34 - Halimba, Graber: 25-31 - 85 (auch Abb.50, 3); 32-34 - 261; 35-39 - Budapest 32, Fehervari utca 149-151, Grab 8; 44-56— Yaszapati-Nagyallas, Grab 264 (auch Abb.50, 2); 57-61 -Fdnlak (auch Abb.34, 36-39; 38, 20-26; 48, 58; 54, 12-16); 62-64 - Kerc; 65-68 - Akalan; 69 - “Mitteldneprgebiet”. Dess. 40. Appliques et pointes a 1’image de feuilles a trois et cinq parties. 1-4 - Biatorbady, sep.270; 5, 6-Kiskdrds Pohibuj-Macko-diilo, sep.26; 7-10 - Dyor-Teglaveto diilo, sep.757; 11-13 - Aradac-Mecka, sep.?>4; 14, 15, 40-43 - Kdlked-Feketekapu A, sep.14, 15 - 88; 40-43 - 259 (et dess.50, 4, 5); 16- Kesthely; 17-20 - Puszta Hemad, sep.2; 21-24 - Szeged-Feherto B, sep. 167; 25-34 — Halimba, sep.: 25-31 - 85 (et dess.50, 3); 32-34 - 261; 35-39 -Budapest 32, Fehervari utca 149-151, sep.8; 44-56 — Yaszapati-Nagyallas, sep.264 (et dess.50, 2); 57-61 - Fdnlak (et dess.34, 36-39; 38, 20-26; 48, 58; 54, 12-16); 62-64 - Kersz; 65-68 - Akalan; 69 - “Bassin du Dniepr moyen" наборе с накладкой, характерной для железных гарнитур типа 2), можно назвать овальные бронзовые пряжки без обойм (рис.28, 2, 13, 16, 27, 28, 34; 59, 4). Схожие пряжки без металлических обойм широко распространены на протяжении V-VI вв. (для некоторых образцов можно указать и более ранние аналоги). По наблюдениям Х.Рота и К.Тейне, в Южной Германии для комплексов VII в. такие вещи не характерны (Roth Н., Teune С., 1988, Tab.7). Впрочем, время выхода таких пряжек из употребления для разных культур может несколько отличаться. Бронзовые пряжки с простыми подтреугольными обоймами, отлитые вместе с рамками или подвижно соединенные с ними (рис.36, 51, 53, 49, 45; 59, 13, 14), восходящие к прототипам позднеримского времени, в Колькеде не встречены за границами зоны “В”. Иной ареал у пряжек с треугольными обоймами, имеющими выступы по бокам. Очень близкие образцы, подвижно соединенные с рамкой (рис.36,35,36), встречены в зоне “С1” (рис.59,12). Экземпляр, отличающийся неподвижным соединением рамки и обоймы (рис.36, 33), найден в центральной части юго-западного раскопа (рис.61,1). Хронология и локальные серии таких вещей пока не изучены с желаемой полнотой (Гавритухин И.О. - в печати 1). Образец, стилистически близкий колькед-ским находкам, приведен П.Пиреном среди показателей фазы EFGHI/FGHI (ок. 625/630 - 650/660 гг.) (Perin Р., 1998), хотя вещи схожих типов и в культурах “ме-ровингского” круга, и в Восточной Европе, и в Поду-навье известны намного раньше. Среди вещей из рассмотренных и некоторых других комплексов обращают внимание довольно стандартные бронзовые наконечники, крепящиеся к ремню с помощью короткой задней пластины, часто украшенные гравировкой (рис.36, 5, 52, 20, 55). Самый короткий из этих наконечников известен в зоне “В” (п.98), а два чуть более вытянутых - в переходной зоне “С2” (пп.250 и 223). Еще один сравнительно длинный наконечник происходит из п.386, расположенного в центральной части юго-западного раскопа (рис.61, 4). То, что это не случайное запаздывание, подтверждается обувной гарнитурой с наконечниками такого же типа из п.524 (рис.36, 31) и рассмотренной выше пряжкой из п.386 (рис.36, 33). Все эти комплексы расположены в центре юго-западного раскопа, а аналоги найденным в них вещам происходят из зон “В/С” и “С1”. О существовании рассмотренных наконечников в середине VII в. свидетельствуют и материалы Тисафюреда (рис.1, 26). Среди деталей т.н. “прессованных” “аварских” гарнитур одной из наиболее массовых находок являются круглые накладки, как гладкие, так и орнаментированные “розетки” (рис.34, 3, 12, 23, 26, 32, 40, 46). Функции таких накладок различны, они могли украшать основной пояс, оружейные ремни, конскую сбрую, налобные повязки, другие детали одежды или снаряжения и т.д. Известны в Карпатской котловине и модели для изготовления круглых накладок (рис.34, 36, 37, 39, 63; 54, 13-15). Круглые неорнаментирован-ные накладки со скошенными краями известны в “до- 107 108 Рис. 41. Накладки и наконечники с изображениями “птичек” и некоторых других типов. 1-5, 25-30, 39-43, SO-54, 67, 68, 73-79 — Колькед-Фекетекапу А, погр.: 1-5 - 133; 25-30 - 425; 39-43 - 355; 50-54 - 391; 67, 68 - 385; 73-79 - 341; 6-14, 20-24 - Кернье, погр.: 6-14 - 109; 20-24 - 24; 15-19 - Сегед-Кундомб, погр.143; 31-36 - Кест-хей-Фенекпуста, погр. 16; 37 - Кунсентмартон; 38 - Тарнамера-Урак, по гр.8; 44 - Херсонес; 45-49 - Ваяска, погр.2; 55-62 - Гатер, погр.6; 63-66 - Алаттьян, погр.175; 69-72 - Ловченац (и рис.50, 10; 55, б). Fig.41. Plates and belt-points with “birds” images, and of certain other types. 7-5, 25-30, 39-43, 50-54, 67, 68, 73-79 - Kolked-Feketekapu A, int.: 1-5 - 133; 25-30 - 425; 39-43 - 355; 50-54 - 391; 67, 68 - 385; 73-79 - 341; 6-14, 20-24 - Komye, int.: 6-14 — 109; 20-24 — 24; 15-19 — Szeged-Kundomb, int. 143; 31-36 - Kesthely-Fenekpusta, int. 16; 37 - Kunszentmarton; 38 - Tarnamera-Urak, int.8; 44 — Khersones; 45-49 - Vajaska, int.2; 55-62 - Gater, int.6; 63-66 - Alattyan, int.175; 69-72 - Lovcenac (and fig.50, 10; 55, 6). Abb. 41. Laschen und Endstiicke mit der Darstellung von “Vogeln” und einiger anderen Typen. 1-5, 25-30, 39-43, 50-54, 67, 68, 73-79 - Kolked-Feketekapu A, Graber: 1-5 - 133; 25-30 - 425; 39-43 - 355; 50-54 - 391; 67, 68 -385; 73-79 - 341; 6-14, 20-24 - Komye, Graber: 6-14 - 109; 20-24 - 24; 15-19 - Szeged-Kundomb, Grab 143; 31-36 - Kesthely-Fenekpusta, Grab 16; 37 - Kunszentmarton; 38 - Tarnamera-Urak, Grab 8; 44 - Chersones; 45-49 -Vajaska, Grab 2; 55-62 - Gater, Grab 6; 63-66 - Alattyan, Grab 175; 69-72 - Lovcenac (auch Abb.50, 10; 55, 6). Dess. 41. Appliques et pointes a 1’image d’ “oiseaux” et autres types. 1-5, 25-30, 39-43, 50-54, 67, 68, 73-79 -Kolked-Feketekapu A, sep.: 1-5 - 133; 25-30 - 425; 39-43 - 355; 50-54 - 391; 67, 68 - 385; 73-79 - 341; 6-14, 20-24 - Komye, sep.: 6-14 - 109; 20-24 - 24; 15-19 - Szeged-Kundomb, sep. 143; 31-36 - Kesthely-Fenekpusta, sep.\6; 37 - Kunszentmarton; 38 - Tarnamera-Urak, sep.8; 44 — Khersonese; 45-49 - Vajaska, sep.2; 55-62 - Gater, sep.6; 63-66 - Alattyan, sep.175; 69-72 - Lovcenac (et dess.50, 10; 55, 6) аварское” время и нередки в “аварских” гарнитурах, предшествующих горизонту “Игар - Озора” (Kiss А., 1996, S.215). В Колькеде такие накладки распределены следующим образом. Пара круглых накладок в сочетании только с железной пряжкой (рис.28, 11, 12; 60, 3) встречена в зоне “В”. Единичные накладки этого же типа, но входящие в более сложные гарнитуры (рис.34, 31-35, 41-45; 41, 73-79, 61, 6, 7), найдены лишь в комплексах юго-западного раскопа. Пояса, поверхность которых украшена серией круглых накладок (рис.34, 19-29, 61, 5), также известны на юго-западном раскопе, а пояс, поверхность которого покрывали такие же мелкие, хоть и орнаментированные, накладки (рис.34, 12-18; 60, 4), найден в зоне “В/С”. Накладки-“розетки” в комплексах аварского круга довольно разнообразны и без специального анализа едва ли пригодны для узкой датировки (Гавритухин И.О., 1997а, с.46, 57; Kiss А., 1996, S.218,219). В Колькеде два комплекта из идентичных серебряных “розеток”, входящих в поясные гарнитуры, встречены в расположенных рядом пп. 107 и 109 (рис.34, 1-11, 40, 60, 1) из зоны “Cl”. С периферией зоны “В” связана крупная розетка из женского п.139 (рис.44, 55; 60, 2). Бронзовые более простые розетки, украшавшие упряжь коня (рис.34,46; 61,8), найдены на юго-западном раскопе в п.417. Пояса и портупеи, украшенные рядом круглых накладок или “розеток” в сочетании с несколькими стандартными наконечниками подвесных ремешков, традиционно считаются одними из наиболее архаичных среди “аварских” прессованных гарнитур. Они известны в комплексах (рис.35, 9-36) с монетой императора Фоки, выпущенной между кон.603 и 607 г., с имитацией золотой монеты императора Маврикия (не ранее 584-602 гг.), с подвеской из золотой монеты императора Ираклия ранних выпусков (610-613 гг.) (Somogyi Р., 1997, №№ 27, 36, 75). Это дает несколько важных датирующих реперов, но не снимает проблему верхней хронологической границы использования таких накладок. Особо следует отметить пояс из п.479 (рис.34, 19-24), на котором зафиксировано расположение круглых накладок вертикальными рядами (по три штуки в каждом). Несомненно, в данном случае мы имеем дело с образцом т.н. “широких поясов”, представленных в Мор-Акасто-домб, Кернье и ряде других памятников, причем в Кернье они нередко украшались псевдопряжками и трехчастными накладками (Torok G., 1954; Salamon А., Erdelyi I., 1971). Это сопоставление подтверждается и Т-образной накладкой из п.479. Аналогичные вещи неоднократно встречены в составе гарнитур, украшавших “широкие” пояса, и датируются в рамках “I среднеаварского” периода (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.72-74, 76, 90 - ИС-21, 274-275). Трехлепестковые накладки (рис.28, 7; 34, 47) являются еще одним типом широко датируемых мелких деталей ременных гарнитур, известных и в опорных “раннеаварских” комплексах. Такие накладки найдены в комплексе вместе с пробитой в двух местах потертой золотой монетой Маврикия Тиберия (584-602 гг.) (Somogyi Р., 1997, № 52) (рис.35, 1-8). В Колькеде трехлепестковые накладки из золотого листа или позолоченные бронзовые связаны с пограничьем зоны “В”, а железный образец (рис.34, 60) происходит из зоны “Сб” (рис.60, 5, 6). К характерным элементам ряда поясов, известных среди древностей “аварского” круга, относятся двучастные накладки с килевидным или полукруглым верхом. Несмотря на то, что эти вещи неоднократно привлекали внимание специалистов, систематическое исследование таких накладок и связанных с ними гарнитур отсутствует. Большинство опубликованных суждений об этих вещах укладывается в рамки оце- 109 по Рис. 42. Накладки и наконечники с изображением противостоящих птиц и прямоугольные накладки, выполненные во “II германском зверином стиле”. 1-7 -Дьер-Теглавете дюле, погр.494; 8-12 - Цико, погр.549; 13-16 - Киш-кереш Похибуй-Мацко-дюле, погр.53; 17-21 - Ченгеле-Фекетхалом, погр.48; 22 - “Бургенланд”; 23 -Лелехей; 24-27 - “Северный Иран 28 - Херсонес, Портовый квартал, пом.35/1965; 29-31 - Кернье, погр. 140; 32 - Адонь (и рис.39, 48); 33-43 - Колькед-Фекетекапу А, погр.: 33-36 - 151; 37-43 - 276. Fig.42. Plates and belt-points with opposing birds and square plates in the “П German animal style”. 1-7 - Dyor-Teglaveto diilo, int.494; 8-12 — Ciko, int.549; 13-16 - Kiskoros Pohibuj-Macko-diilo, int.53; 17-21 - Csengele-Fekethalom, int. 48; 22 -“Burgenland”; 23 - Leldhely; 24-27- “Northern Iran”; 28 - Khersones, Port district, premise 35/1965; 29-31 - Komye, int. 140; 32 -Adony (andfig.39,48); 33-43 - Kdlked-Feketekapu A, int.: 33-36- 151; 37-43 - 276. Abb. 42. Laschen und Endstiicke mit der Darstellung von gegeniiberstehenden Vogeln und Laschen, die im “II. Germanischen Tierstil” ausgefuhrt worden sind. 1-7- Dyor-Teglaveto dtilo, Grab 494; 8-12 - Ciko, Grab 549; 13-16 -Kiskoros Pohibuj-Mackd-ddlo, Grab 53; 17-21 - Csengele-Fekethalom, Grab 48; 22 - “Burgenland”; 23 - Leldhely; 24-27 - "Nordiran”; 28 - Chersones, Hafenstadtviertel, Raum 35/1965; 29-31 - Kornye, Grab 140; 32 - Adony (auch Abb.39, 48); 33-43 - Kdlked-Feketekapu A, Graber: 33-36 - 151; 37-43 - 276. Dess. 42. Appliques et pointes a 1’image d’oiseaux contreposes et appliques rectangulaires executees au style “germanique animal П”. 1-7 - Dyor-Teglaveto diilo, sep.494; 8-12 - Ciko, sep.549,13-16 - Kiskoros Pohibuj-Mackd-duld, sep.53; 17-21 -Csengele-Fekethalom, sep.48; 22 - “Burgenland”; 23 - Leldhely; 24-27 - “Iran du Nord”, 28 - Khersonese, quartier du Port, bat.35/1965; 29-31 - Komye, sep.\4Q; 32 -Adony (et dess.39,48); 33-43 - Kdlked-Feketekapu A, sep.: 33-36- 151; 37-43 - 276 hok И.Ковриг. Она отнесла накладки “в форме двойного щита с псевдошарниром” к типам, характерным для 1 -й группы аварских древностей и датировала около 1-й пол-VII в., а образцы из Озоры и Игара считала “запаздывающими” (Kovrig I., 1963, S.105, 106). Заявленное А.К.Амброзом отличие “западных” форм от “поздних форм в Восточной Европе” (Амброз А.К., 19736, рис.2) осталось не раскрытым. Восполнить недостаток специальных исследований по гарнитурам с двучастными накладками, имеющими килевидный или полукруглый верх, в данной работе нет возможности, но остановиться на вопросах датировки некоторых вариаций необходимо. К неоднократно обсуждавшимся типам относятся наконечники и накладки, украшенные композициями из трех вдавленных полушарий, вписанных в треугольник (некоторые образцы см. на рис.38 и 39, 51-57; список, дополняющий представленные образцы, - Kiss А., 1996, Liste 17). Такие гарнитуры разные авторы относят к типу “Арадац” или “Фенлак”, но практически все, кто такие вещи специально рассматривал, предлагают датировку около 1-й трети VII в. (Kiss А., 1996, S.215). Основания датировки сводятся к рассуждениям о том, что гарнитуры, украшенные в стиле “точка - запятая” (“Punkt - Komma - Ornamentik”), следует рассматривать как следующий этап развития гарнитур 2-й пол.VI в. (типа Садовец - Арчиса) (Martin М., 1990, S.66, 67). Ссылаются также на комплекс из Сынпетру Жерман с золотой монетой Ираклия и Ираклия Константина, выпущенной между 616 и 625 гг. (Somogyi Р„ 1997, № 65). Однако хронологические рамки орнаментации в стиле “точка - запятая” не столь уж жестки, ее образцы есть, например, в Озоре (рис.48, 2-6). При анализе материалов аварского круга на “ба-юварском” могильнике Линц-Цицлау М.Мартин отметил, что они находятся, хоть и недалеко, но за рамками тех зон могильника, где встречены гарнитуры 2-й ступени по Р.Христлайну. Даже, если выделять среди гарнитур 3-й ступени ранние образцы, что предлагает М.Мартин, “восточные” компоненты в Линце-Циц-лау и ряде других верхнедунайских памятников датируются не ранее 2-й четверти VII в. (Martin М., 1990, S.68, 69). Таким образом, верхняя граница бытования накладок типа “Арадац - Фенлак” не может проходить раньше cep.VII в. С другой стороны, можно утверждать, что к cep.VII в. они уже существовали. В п.157 из Суук-Су накладки типа “Арадац - Фенлак” найдены вместе с пряжкой типа “Сиракузы”, что указывает на дату в рамках VII в. Нет признаков, ограничивающих хронологические рамки рассматриваемых накладок первыми десятилетиями VII в., и в других комплексах. Опорным для датировки следует считать набор из Фенлака, куда входят модели для изготовления трех вариантов гарнитур с накладками и наконечниками типа “Арадац - Фенлак” (рис.38, 20-26). Комплекс из Фенлака, кроме моделей для изделий, обычных в комплексах “I среднеаварского” периода, содержит модели для изготовления малой пальчатой фибулы и ряда вещей, круга днепровских кладов типа Мартыновского, а также своеобразных накладок, украшенных в стилях “плетеной” ленты (Гавритухин И.О., 1991; Гаври-тухин И.О., Обломский А.М., 1996). Прессованную накладку или наконечник из п.226 в Колькеде (рис.39, 22) А.Киш счел не имеющей аналогов в Карпатской котловине (Kiss А., 1996,5.217).Мы думаем, что украшающий ее мотив относится к изображениям рыбы, представленным рядом образцов (рис.39, 3-5, 14, 23, 24, 26, 27, 29, 30, 32, 34, 37, 43-45, 48, 49, 56; 2,28), для которых подходит название “тип Тар-намера”. Довольно грубо сделанная гарнитура с накладками и наконечником этого типа найдена в п.180 могильника Сегед-Кундомб (рис.39, 1-5). Меч (к сожалению, плохой сохранности) из этого погребения крепился с помощью бронзовой пряжки (рис.39, 10), аналоги которой принадлежат типу, характерному для финала “среднеаварского” и начала “позднеаварско- 111 Рис. 43. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-10 - 471; 11-14 - 661; 15-19 - 388; 20-32 - 108; 33-40 - 264; 41-47 - 275; масштабы: 48 - для 31, 47; 49 - для остальных. Fig. 43. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 1-10 - 471; 11-14 — 661; 15-19 - 388; 20-32 - 108; 33-40 - 264; 41-47- 275; scale: 48 -for 31, 47; 49 -for the rest. Abb. 43. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 1-10- 471; 11-14 - 661; 15-19- 388; 20-32 - 108; 33-40-264; 41-47 - 275; Maflstab: 48-fur 31, 47; 49 -fiir Ubrige. Dess. 43. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep.: 7-70-471; 11-14 - 661; 15-19 - 388; 20-32 - 108; 33-40-264; 41-47 - 275; echelle: 48 - pour 31, 47; 49 - pour les autres 112 го” периода (ср. рис.11,1,14,21; 12, 32; 15,17) (Zabojnik J., 1991, тип 127). Серьги, встреченные в комплексах с накладками и наконечниками типа “Тарнамера”, обычны для “среднеаварского” периода. Модель для изготовления наконечников типа “Тарнамера” (рис.39, 48) входит в набор из Адони, одного из характерных комплексов ювелиров “среднеаварского” периода, причем, кроме вещей обычных для “I среднеаварского” периода, в него входили две модели для изготовления накладок, украшенных “плетенкой” (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.72,73). Наконец, в п.289 могильника Сегед-Кундомб (рис.39, 51-57) наконечник типа “Тарнамера” входил в гарнитуру с накладками типа “Арадац - Фенлак”. Приведенные данные показывают, что во “II среднеаварском” периоде наконечники и накладки типа “Тарнамера”, несомненно, существуют, хотя появиться могли и несколько раньше, тем более, что образцы типа “Тарнамера” принадлежат нескольким, явно различающимся, сериям. Накладки с изображением трех- или пятилистни-ка, пожалуй, наиболее многочисленны и разнообразны. К кругу их прототипов многие авторы относят образцы из Керчи (рис.40, 62-64), сделанные в технике перегородчатой инкрустации, вероятно, византийской работы. С горизонтом таких вещей, скорее всего, следует соотносить прессованные наконечники из п.107 в Колькеде (рис.34, 4). Среди прессованных изделий лучше всего представлена серия “Акалан”. Вариант, наиболее близкий вероятному прототипу, представлен гарнитурой из Акалана и моделью “из Среднего Поднепровья” (рис.40, 65-69). В клад из Акалана, кроме ременной гарнитуры, входили 422 золотые византийские монеты, из которых до специалистов дошли лишь три, выпущенные при последовательно правивших императорах: Маврикии, Фоке, Ираклии (точное определение эмиссий нам не известно). Более многочисленны схематизированные или упрощенные варианты накладок и наконечников серии “Акалан” (рис.40, 23, 24, 31, 33, 38, 42, 43, 52-55, 57-61; 1, 37). К этому горизонту вариантов относятся образцы из п.259 в Колькеде (рис.40, 40-43), модели из Фенлака (рис.40, 57-61), гарнитура из п.264 в Ясапати, найденная вместе с золотой имитацией монет, выпущенных в обращение не ранее 637-641 гг. (Somogyi Р., 1997, № 32). Среди находок из Вознесенки также представлены образцы серии “Акалан” (рис.48, 54-57), причем, судя по доступным изображениям, относящиеся к вариантам с наиболее схематизированными изображениями. Другие вариации изображений, воспроизводящих пятилистник или близкие мотивы, представлены рядом немногочисленных серий (рис.40, 2, 5, 6, 9, 11-13, 15-20; 4, 36). Вероятно, этому кругу принадлежит и гарнитура из п.88 в Колькеде (рис.40, 14, 15). Растительные мотивы угадываются и на накладках или наконечниках из некоторых эталонных комплексов “II среднеаварского” периода (рис.48, 2-6,17,18). По сравнению с большинством упомянутых образцов, они выполнены более аккуратно, что свидетельствует о квалификации мастеров, работавших на взыскательных заказчиков. И на этих вещах особенно заметна схематичность, даже некоторая геометризация изображений. К кругу схематизированных воспроизведений растительных мотивов относятся и детали гарнитуры из Директорской горки (рис.48, 20, 21), подтверждающие, что особенности образцов из Озоры, Дю-напентеле и Вознесенки отражают общую тенденцию эволюции изображения растительных мотивов, а не специфику местных школ. Следует подчеркнуть, что в данном случае речь идет об изменении характера изображения конкретного сюжета или тенденции развития в рамках определенной серии. Геометризиро-ванные изображения других мотивов вполне могут иметь другую датировку. Среди приведенных А.Кишем аналогов деталям гарнитуры из п.133 в Колькеде (рис.41, 2-5) (Kiss А., 1996, S.217, 223, Liste 24) наиболее правильным и информативным нам представляется сопоставление фигурок, украшающих большой наконечник из п.133 в Колькеде, и ряд других находок, со схематизированными птичками на наконечниках из Кернье (рис.41, 9, 20). Погребения 24 и 109 из Кернье (рис.41, 6-14,20-24), судя по всему, принадлежат одному горизонту, характеризующемуся широкими поясами, мелкими пряжками с вытянутым ложем для язычка и псевдопряжками (если верна атрибуция обломков из п.109 -рис.41, 8), то есть относящимися к “I среднеаварскому” периоду. При этом, оба упомянутых погребения расположены неподалеку от могил со штампованной керамикой поздних (если судить по рассмотренным выше материалам Колькеда) вариантов и поясами, украшенными таушированными накладками, относящимися, как и пояса с железными накладками “колькедского” 2 типа, к специфичным местным (“карпатским”) сериям. Мотив изображений на накладках и малых наконечниках из п.133 (рис.41, 2-4) сопоставим с тем, что украшает большой наконечник гарнитуры из “Северного Ирана” (рис.42,26). Вероятно, модификации этого мотива представлены на вещах из Алаттьяна и Кес-тхей-Фенекпусты (рис.41, 65, 33, 34). С другой стороны, по стилистике и ряду деталей образцы из Фенек-пусты и двучастная накладка из Алаттьяна (рис.41, 63) сопоставимы с моделями из Херсонеса и Кунсентмар-тона (рис.42, 37, 44), с накладкой из п.88 могильника Халимба, входящей в гарнитуру с наконечником серии “Акалан” (рис.40, 27-31), и рядом других находок. Эти несложные композиции, составленные из простейших элементов, едва ли являются результатом упрощения каких-то более сложных мотивов. Это очевидно на примере образцов из Ваяски (рис.41, 45-49), важных и тем, что показывают варианты, бытую- 113 114 Рис. 44. Некоторые опорные женские комплексы “ранне-” и “среднеаварского” периодов. 1-3 - Бекешчаба-Рептер; 4-6 - Деск G, погр.ЗО; 7-16 - Сентэндере, погр.: 7-10 - 3; 11, 12 — 1 (и рис.50, 12; 55, 31); 13-16 - 2 (монета - 1 или 2); 17-33, 42-57 - Колькед-Фекетекапу А, погр.: 17-19 - 207; 20-23 - 358; 24-33 - 279; 42-48 -261; 49 - 320; 50-56 - 139; 57 - 657; 34-41 - Ваяска, погр.5. Fig. 44. Several basic women’s comlexes of the “early” and “Mid-Avarian” periods. 1-3 - Bekessaba-Repter; 4-6 - Deszk G, int. 30; 7-16 - Szentendere, int.: 7-10- 3; 11,12 - 1 (andfig.50,12; 55,31); 13-16 - 2 (coin -1 or 2); 17-33, 42-57- Kolked-Feketekapu A, int: Г7-19-20Л; 20-23 - 358; 24-33 - 279; 42-48-261; 49-320; 50-56- 139; 57 - 657; 34-41 - Vajaska, int.5. Abb. 44. Einige Frauengrundkomplexe der “friih-” und “mittelawarischen” Periode. 1-3 - Bekessaba-Repter; 4-6-Deszk G, Grab 30; 7-16- Szentendere, Graber: 7-10 - 3; 11, 12 - 1 (auch Abb.50,12; 55, 31); 13-16 - 2 (Miinze - 1 oder 2); 17-33, 42-57 - Kolked-Feketekapu A, Graber: 17-19 - 207; 20-23 - 358; 24-33 - 279; 42-48 - 261; 49 - 320; 50-56 -139; 57- 657; 34-41 - Vajaska, Grab 5. Dess. 44. Quelques complexes feminins servant de reperes appartenant aux periodes des avars precoces et moyens. 1-3 - Bekessaba-Repter; 4-6 - Deszk G„ sep.30; 7-16 - Szentendere, sep.: 7-10 - 3; 11, 12 - 1; (et dess.50,12; 55, 31); 13-16 — 2 (piece de monnaie - 1 ou 2); 17-33, 42-57 - Kolked-Feketekapu A, sep.: 17-19 - 207; 20-23 - 358; 24-33 - 279; 42-48 - 261; 49 - 320; 50-56 - 139; 57- 657; 34-41 - Vajaska, sep.5 щие до “II среднеаварского” периода (см. о такой датировке на основе пряжек ниже). К гарнитурам, у которых схематизм изображений не связан с упрощением одного из популярных мотивов, похоже, относится и набор из п.355 в Колькеде, и модель, происходящая “из Венгрии” (рис.41, 39-43; 39, 58). А.Киш, рассматривая наконечники из п.355, отнес их к типу “Адонь”. В него, кроме нескольких близких вещей, включен и ряд рассмотренных выше образцов типа “Тарнамера”, а также украшенная растительным орнаментом обратная сторона большого наконечника из Малой Перещепины (Kiss А., 1996, S.217, 223, Liste 25; Залесская В.Н., и др. 1997, Кат. № 9). Нам представляется, что было бы неправильно объединять в один тип разные изображения. Подмеченное А.Ки-шем сходство касается композиции изображений на наконечниках, что, наверное, неслучайно и может свидетельствовать о стадиальной близости образцов разных типов и серий. Обращает внимание и сходство формы наконечников. Среди моделей из Адони присутствует еще один образец крупного наконечника с выступами по бокам, аналоги которому известны на Кавказе, а близкая по форме вещь найдена в Египте (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис.43, 17, 37, 51). Учитывая частую стилистическую близость наконечников с выступами по бокам, образцам, украшенным на месте выступов вырезами, наконечники из Адони сравнимы с серией крупных наконечников, характерных для днепровских кладов типа Мартыновского (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.31, 220, 222). Наконечник из п.276 в Колькеде (рис.42, 41; о других находках этого комплекса см. ниже) А.Киш справедливо отнес к типу “Кешкемет, ул.Шаллай”, характерному для поздней части “раннеаварского” периода (между 623/626 - 670 гг.) (Kiss А., 1996, S.223), что по принятой в данной работе терминологии соответствует “I среднеаварскому” периоду. По структуре поясной гарнитуры, оружию, деталям поясной пряжки и ряду других признаков комплекс с ул.Шаллай в Кешкемете близок находке из Куна- готы (рис.47, 1-24; 52). А.Кишем убедительно показано, что в данном случае солид Юстиниана не ранних, но и не самых поздних эмиссий (между 1.9.542 - 1.9.562 гг. по: Somogui Р., 1997, № 44) запаздывает приблизительно на столетие. А комплекс из Кунаготы имеет черты, сближающие его как с горизонтом “Перещепина - Боча”, так и горизонтом “Игар - Озора” (Kiss А., 1992). Причем, это является основанием не для стирания грани между этими, явно различными группами древностей, а свидетельствует о возможности выделения горизонта находок, частично им синхронных (около 3-й четверти VII в. и, вероятно, чуть шире) (Kiss А., 1992; Гавритухин И.О., 2000, с.32). Рассматривая пояса с двучастными накладками, имеющими килевидный или полукруглый верх, было бы неправильным обойти гарнитуры, украшенные изображениями противостоящих птиц. Среди них выделяется серия “Лелехей”, на образцах которой птицы как бы срослись хвостами (рис.42, 3-5, 11, 14-16, 20, 22, 23). Находки таких вещей, в том числе модель для их изготовления, известны лишь в Карпатской котловине. Образцы этой серии встречены в п.53 могильника Кишкереш-Похибуй Мачко дюло (рис.42, 13-16), относящегося ко “II среднеаварскому” периоду, судя по наличию пары металлических накосников, и датируемому двумя серебряными подражаниями византийским монетам, выпущенным между 648 -651/652 и 669-674 гг. (Somogyi Р., 1997, № 35). Близость малого наконечника из п.48 в Ченгеле-Фекетхалом образцам из Алаттьяна (рис.42, 21; 41, 65) указывает, что появление серии “Лелехей” могло относиться и к более раннему времени. К другим сериям накладок и наконечников с изображениями противостоящих птиц относятся модели из Херсонеса и Адони, накладки из “Северного Ирана”, гарнитура из Кернье (рис.42, 25, 28, 30, 31, 32). В пользу их более ранней датировки свидетельствует комплекс из Кернье (на этом памятнике отсутствуют древности горизонта “Игар - Озора”) и рассмотренный выше круг аналогов изображению на большом наконечнике “из Северного Ирана”. 115 Рис. 45. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-8 - 523; 9-13 - 329; 14-19 - 325; 20-30 - 539; 31 - 159; 32, 33 -463; 34-36 -359. Fig. 45. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 1-8 - 523; 9-13 - 329; 14-19 - 325; 20-30 - 539; 31 - 159; 32, 33-463; 34-36 — 359. Abb. 45. Kolked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 1-8 - 532; 9-13 - 329; 14-19 - 325; 20-30 - 539; 31 - 159; 32, 33 - 463; 34-36 - 359. Dess. 45. Kolked-Feketekapu A. Objets issus des sep.: 1-8 - 523; 9-73 - 329; 14-19 - 325; 20-30 - 539; 31 - 159; 32, 33 - 463; 34-36 - 359 116 Происхождение гарнитур, включающих двучастные накладки с килевидным или полукруглым верхом, судя по географии находок и ряду изобразительных мотивов, связано с византийской традицией. Такие находки отсутствуют в многочисленных византийских крепостях, существование которых прекратилось в ходе славянских и аварских походов koh.VI в. или в связи с бунтом Фоки. Из этого следует, что прессованные гарнитуры, с рассмотренными накладками и наконечниками, принадлежат новой воинской моде, получившей распространение в VII в. Едва ли она могла сформироваться в период кратковременного и во многом трагичного для Византии правления Фоки. Зато военный и политический подъем первой половины царствования Ираклия, серьезные перемены, происходившие в это время во многих областях жизни Империи, в наибольшей степени соответствуют условиям формирования новых стилей воинской амуниции. В культурно-типологическом смысле это напоминает период военной и политической активности при Юстиниане, когда, по мнению ряда исследователей, появляются пояса с пряжками и накладками типа “Сучидава”, литые фибулы с “U-образным” приемником и ряд других инноваций в воинской моде. Учитывая сказанное и данные о датировке находок, представляется, что распространение интересующих нас прессованных гарнитур в Центральной и Восточной Европе едва ли происходило раньше 20 гг. VII в. Некоторые коррективы этой даты возможны лишь для отдельных образцов из Западного Средиземноморья. Ведь именно оттуда происходят воинские контингенты, на которые Ираклий опирался при воцарении. Но и это гипотетичное удревнение некоторых вещей будет возможно лишь после специального исследования о генезисе интересующих нас гарнитур. По материалам из Колькеда к сравнительно ранним “прессованным” гарнитурам принадлежат образцы из пп.88 и 107 (рис.34, 1-11; 40, 14, 15), расположенных на периферии зоны “В” и в зоне “С1” (рис.60, 11, 12). Возможно, не случайно, что детали ременных гарнитур, украшенные растительными мотивами, представлены здесь только наконечниками, а в качестве накладок в гарнитуре из п.107 использованы крупные розетки, встречающиеся и в комплексах “раннеаварского” периода. Обращает внимание, что наконечники из пп.88 и 107 индивидуальны, а не принадлежат массовым сериям. При этом, образцы из п.107 сопоставимы с типологически ранними находками. Погребения 211, 259, 647 (рис.38, 14-19, 29-36; 40, 40-43), где найдены накладки и наконечники, аналоги которым известны среди моделей из Фенлака (типа “Арадац - Фенлак” и не ранних вариантов серии “Ака-лан”), в Колькеде расположены за пределами зоны “В” (рис.60, 13, 15; 61, 14). В зоне “С”, как и п.259 с образцами серии "Акалан”, расположено п.226 с наконечником типа “Тарнамера” (рис.40, 17-22; рис.60, 10). Поскольку древностей “II среднеаварского” периода в этой части могильника нет, подтверждается высказанное выше предположение о том, что появление типа “Тарнамера” относится к “I среднеаварскому” периоду, это соответствует и приведенным выше стилистическим соответствиям наконечников из Адони. В зоне “С1”, неподалеку от зоны “В”, расположено и п.133 (рис.60, 14; 41, 1-5). Найденные здесь детали поясной гарнитуры, как было показано, находят соответствия среди образцов “I среднеаварского” периода. Гарнитура из п.355 (рис.41, 39-43), как следует из рассмотрения аналогов встреченным здесь наконечникам, может быть отнесена как к I, так и ко II “среднеаварскому” периоду. Последнее - менее вероятно, поскольку зона “поздних” погребений находится довольно далеко от этой могилы (ср. рис.61, 13 и 63). В комплексах с рассмотренными накладками и наконечниками неоднократно встречены пряжки с коробчатой петлей “восточной” группы. Большинство датированных находок таких изделий происходит из комплексов “I среднеаварского” периода (возможность относить некоторые комплексы к более раннему времени гипотетична). Лишь наиболее типологически поздние образцы типов “Гатер” (рис.41, 62) и “с противостоящими зверями” найдены в комплексах “II среднеаварского” периода (Гавритухин И.О., 1995а) (см. также рис.7, 22). В Колькеде самых поздних вариантов пряжек с коробчатой петлей не встречено. Представленные здесь пряжки с коробчатой петлей (рис.36, 17, 18; 38, 35, 36; 40, 41; 41, 27, 28, 52, 68; 46, 50) распределены по территории могильника следующим образом (рис.60, 17; 61, 9-11). Одна находка типа “Салона-Истрия” происходит из зоны “С2”, другая - из зоны “СЗ”, третья - с юго-западного раскопа. Пряжка типа “Папа” найдена в восточной части юго-западного раскопа, в комплексе с накладками типа “Арадац - Фенлак”. Экземпляр, близкий ранним вариантам типа “Га-тер”, и образцы типа “с противостоящими зверями” происходят из центральной части юго-западного раскопа, там, где концентрируются находки серой керамики подгруппы В2. В работе о пряжках с коробчатой петлей нами было отмечено, что типы “Салона - Истрия” и “Папа” в наибольшей степени связаны с византийской средой и объединены в подгруппу I восточной группы. А типы “Гатер” и “с противостоящими зверями”, отнесенные к подгруппе II, близки “баварской” группе и имеют особые тенденции эволюционного развития (Гавритухин И.О., 1995, с.208). Новые материалы свидетельствуют, что выделенные подгруппы имеют и хронологическое значение. Подгруппа I характерна для комплексов “I среднеаварского” периода. Подгруппа II появляется в рамках этого же периода, хотя, вероятно, несколько позже (этот вопрос требует дополнительных исследований, с привлечением комплексов, где встречены пряжки “баварской” группы), а 117 118 Рис. 46. Колькед-Фекетекапу А. Вещи из погр.: 1-5 - 348; 6-70 - 422; 11-15 - 619; 16, 77, 26-30 - 399; 18-24 -653; 25 - 609; 31-34 - 670; 35-37 - 499; 38-40 - 262; 41-44 -У; 45- 335; 46, 52 - 127; 47-51 - 406; 53-55 - 365; 56-58 - 12; 59 - 115; масштабы: 60 - для 6, 41, 51, 54; 61 - для остальных. Fig. 46. Kolked-Feketekapu A. Stock from int.: 7-5 - 348; 6-70 - 422; 11-15 - 619; 76, 17, 26-30 - 399; 18 24 -653; 25 - 609; 31-34 - 670; 35-37 - 499; 38-40 - 262; 41-44 - F; 45 - 335; 46, 52 - 127; 47-51 - 406; 53-55 - 365; 56-58 - 12; 59 - 115; scale: 60 -for 6, 41, 51, 54; 61 - for the rest. Abb. 46. Kdlked-Feketekapu A. Sachen aus Grabem: 7-5 - 248; 6-70 - 422; 11-15 - 619; 76, 17, 26-30 - 399; 18-24 - 653; 25 - 609; 31-34 - 670; 35-37 - 499; 38-40 - 262; 41-44 -F;45- 335; 46, 52 - 127; 47-51 - 406; 53-55 -365; 56-58 - 12; 5 - 115; Mafistab: 60 - fur 6, 41, 51, 54; 61 -fur Ubrige. Dess. 46. Kdlked-Feketekapu A. Objets issus des sep.: 7-5 - 348; 6-70- 422; 11-15 - 619; 76, 77, 26-30- 399; 18-24 - 653; 25 - 609; 31-34 - 670; 35-37- 499; 38-40 - 262; 41-44 - F; 45 - 335; 46, 52 - 127; 47-51 - 406; 53-55 -365; 56-58 - 12; 59 - 115; echelle: 60 - pour 6, 41, 51, 54: 61 - pour les autres ее поздние варианты бытуют и во “II среднеаварском” периоде. К деталям ременных гарнитур, массово представленным в Колькеде, относятся пряжки с овальной рамкой, изготовленные вместе со щитовидной обоймой. При рассмотрении таких пряжек, начиная, по крайней мере, с работ А.К.Амброза, в отечественной литературе в качестве важного датирующего признака фигурирует характер оформления ложа для язычка. Несколько образцов из Колькеда имеют ложе для язычка, оформленное стойками, не влияющими на форму рамки (рис.46, 47, 52, 53). Эта деталь известна у пряжек многих типов и сама по себе, без учета других признаков, не может быть надежным репером для узкой датировки (например, рис.29, 2; 36, 45; 40, 7, 27; 42, 13, 24-, 48, 36; 2, 12; 3, 34; 9, 7 и многие др.). Более показательны пряжки, имеющие плавный переход от заметно выступающего вперед ложа язычка к передней части рамки (рис.39, 77; 46, 37, 36, 39, 42, 45). В Колькеде такие образцы сравнительно крупных (несомненно или предположительно поясных) пряжек встречены в разных местах юго-западного раскопа и лишь однажды на северо-восточном раскопе, причем в комплексе с наконечником типа “Тарнамера”, явно не ранним среди “прессованных” гарнитур (рис.61; 60, 27). Иной контекст имеют мелкие пряжки того же типа (рис.31, 77, 72; 34,1а; 43,22; 46,39), служащие для крепления вспомогательных ремней. Их образцы известны на периферии зоны “В”, в зоне “В/С” и “С1” (рис.60, 22). Такая картина не является результатом только случайности выборки. Пряжки дополнительных ремней с вытянутым ложем для язычка, плавно переходящим в рамку, известны в эталонных комплексах как “раннеаварского”, так и “среднеаварского” времени (рис.35, 38; 48, 8, 35, 41; 52, 2-4). Причем, среди пряжек дополнительных ремней из погребения всадника в Сегвар-Шаполдал есть и образцы, где плавный переход от выступающего ложа язычка к рамке только намечается (рис.35, 39, 40). У поясных пряжек аналогичная деталь появляется позднее - где-то в рамках “I среднеаварского” периода, не позднее, чем датируется комплекс из Кунаготы (рис.47, 7). Пряжки же с на рочито выпяченным ложем для язычка (“с вытянутыми губами”, как выразился А.К.Амброз) являются одной из инноваций, прослеживаемой на поясах “II среднеаварского” периода (рис.41, 49, 56; 48,23, 37; см. также выше, о пряжках фазы “с” могильника Тисафюред). Наиболее ранние пряжки “с вытянутыми губами”, похоже, как и в случае пряжек с плавно вытянутым ложем для язычка, принадлежали дополнительным ремням (рис.43, 4). Одна из своеобразных групп находок из могильников “аварского” круга представлена различными вещами, украшенными во “II германском зверином стиле”. Разные варианты этого стиля бытовали с koh.VI в. и на протяжении большей части VII в. (Kiss А., 1996, S.222). В современной литературе довольно активно обсуждаются особенности ряда образцов “II германского звериного стиля” из Карпатской котловины, функциональная атрибуция некоторых вещей. Опираясь на эти исследования, можно утверждать, что находки из Среднего Подунавья отражают несколько направлений культурных связей и неодновременных импульсов влияния, а также их переработки (Nagy М., 1992; Vida Т., 1996; Straub Р., 1999). Однако известные нам работы едва ли позволяют убедительно выделить узко датируемые группы среднедунайских находок, украшенных во “II германском зверином стиле”, что заставляет рассматривать каждую из таких вещей индивидуально. В Колькеде выполненные во “II германском зверином стиле” накладки на женские пояса с длинным свисающим концом (рис.42, 35, 36, 39-41) найдены в пп.151 и 276, расположенных в зоне “В” и “С4” (рис.60, 9). Композиции, украшающие эти накладки, различны, а наконечник типа “Кешкемет, ул.Шаллай” из п.276 свидетельствует о принадлежности комплекса “I среднеаварскому” периоду, что соответствует контексту зоны “С4”. Неподалеку от п.276 расположены пп.275 и 264, где были найдены таушированный наконечник и бронзовая гарнитура, выполненные во “II германском зверином стиле” (рис.43, 34-38, 47). Наконечник или подвеска (рис.43, 27), украшенная композицией, обычной для образцов “II германского звериного стиля”, найдена в п.108 из зоны “С1”. В пп.661 119 OZl Рис. 47. Накладки и наконечники типа Кешкемет, ул.Шаллай. 1-14 - Кунагота (и рис.52,1, 2; 54, 17-21)-, 15-25 - Кешкемет, ул.Шаллай (и рис.52, 3-5); 26-39, 50-53 - Гатер, погр.: 26-39 - И; 50-53 - 212; 40-44 - Дьер-Теглавете дюле, погр.5% (и рис.51, 6); 45, 46 - Рекаш; 47-49 — Гатер, погр.216. Fig. 47. Plates and belt-points of Kecskemet, Sallai utca. 1-14 - Kunagota (and fig.52, 1, 2; 54, 17-21); 15-25 -Kecskemet, Sallai utca (and fig.52, 3-5); 26-39, 50-53 - Gater, int.: 26-39 - 11; 50-53 - 212; 40-44 - Dyor-Teglaveto diilo, int.58 (and fig.51, 6); 45, 46 - Rekas; 47-49 - Gater, int.216. Abb. 47. Laschen und Endstiicke vom Typ Kecskemet, Sallai utca. 1-14 - Kunagota (auch Abb.52, 1, 2; 54,17-21); 15-25 - Kecskemet, Sallai utca (auch Abb.52, 3-5); 26-39, 50-53 - Gater, Graber: 26-39 - 11; 50-53 - 212; 40-44 - Dyor-Teglaveto dulo, Grab 58 (auch Abb.51, 6); 45-46 - Rekas; 47-49 - Gater, Grab 216. Dess. 47. Appliques et pointes du type Kecskemet, Sallai utca. 1-14 - Kunagota (et dess.52, 1, 2; 54, 17-21); 15-25 - Kecskemet, Sallai utca (et dess.52, 3-5); 26-39, 50-53 - Gater, sep.: 26-39 - 11; 50-53 - 212; 40-44 - Dyor-Teglaveto diilo; sep. 58 (et dess.51, 6); 45, 46 - Rekas; 47-49 - Gater, sep.216 и 388 на юго-западном раскопе из рассматриваемых вещей найдены ременные наконечники, украшенные во “II германском зверином стиле” (рис.43, 11, 15). В п.388 найдена и фибула (рис.43,16), показательная для кладов типа Мартыновского, синхронизируемых с древностями “I среднеаварского” периода. В пользу такой атрибуции свидетельствуют ожерелья из многочисленных мелких черных и желтых бус неправильной формы в сочетании с крупными глазчатыми бусами (рис.43, 13, 19; о датировке бус см. ниже). Наконец, накладка, выполненная во “II германском зверином стиле”, происходит из п.471 (рис.43, 1-10). Выше, при рассмотрении других находок этого комплекса, было отмечено, что пояс из этого погребения сопоставим с образцами 3 горизонта по Р.Христлайну, а пряжка для дополнительного ремешка близка образцам, получившим распространение во “II среднеаварском” периоде. Среди бус в Колькеде массово представлены т.н. “глазчатые” бусы, мелкие одноцветные бусы желтого, реже - коричневого, синего и черного цветов, а также бусы в форме арбузной косточки. А.Киш не рассматривал эти находки детально (к сожалению, это отразилось и на краткости их характеристики в каталоге). Бусы в форме арбузной косточки общепризнанно являются одним из индикаторов финала “среднеаварского” и “позднеаварского” периодов, что полностью подтверждается и материалами Колькеда (Kiss А., 1996, S.197, 596). Картографирование “глазчатых” бус, в целом, показало, что такие вещи встречаются почти во всех частях могильника (Kiss А., 1996, S.197, 595). П.Штадлер, работая с цветными фотографиями, выделил 34 типа “глазчатых” и 29 типов “орнаментированных” бус. Некоторые из них, встреченные в нескольких комплексах и оцененные П.Штадлером как наиболее ранние, представлены на подготовленных им картах (Stadler Р., 1996, S.367, 388, 645, 646). К “ранним” отнесены П.Штадлером и бусы из янтаря. Из мелких монохромных бус, П.Штадлер остановился лишь на желтых, выделив среди них ровные круглые, типичные для северо-восточной части могильника, и “нерегулярной” формы, встреченные только на юго-западном раскопе (Stadler Р., 1996, S.389, 647). Характер публикации не дает возможности для детального анализа бус, поэтому в данной работе возможности этой категории находок использованы ограниченно. Выделенные П.Штадлером “ранние” типы бус встречены в разных местах северо-восточного раскопа и в отдельных местах юго-западного. Ни с помощью сериации, ни картографированием по типам нам не удалось разделить предложенный П.Штадлером список на группы, пригодные для “узкой” датировки. В одних комплексах с явно более поздними мелкими бусами “нерегулярной” формы из бус “ранней” группы встречаются лишь темно-коричневые, с бело-желтыми глазками и белыми линиями по краю (тип “Ре053” по П.Штадлеру). Таких комплексов известно два (пп.539 и 388), в остальных случаях такие же глазчатые бусы встречены в явно более раннем контексте (рис.62, 2, 3). Группу, определяемую желтыми бусами “нерегулярной” формы, наверное, можно дополнить ожерельями с сериями аналогичных изделий коричневого, синего и черного цвета. В Колькеде и на ряде других памятников они нередко сочетаются в одном ожерелье, иногда включающем и крупные глазчатые бусы, но часто - нет. Ожерелья с бусами в форме арбузной косточки в Колькеде, как правило, бедны и не включают глазчатых или подбора мелких бус, аналогичных тем, что перечислены выше. Серьги с полой металлической подвеской в Колькеде наиболее многочисленны и представлены в комплексах как “ранне-”, так и “среднеаварского” времени (рис.29, 3; 30, 43; 32, 6; 35, 9; 36, 32; 38, 27; 39, 7? 36, 40,47; 43,18?; 44,4, 7,11,23?; 46,22; 47,17; 49,16). Серьги со свободно двигающейся полой металлической подвеской (рис.43, 14, 18; 44, 18; 38, 13?) или с крупной полой металлической бусиной, напущенной на дужку (рис.34, 58; 36, 37; 37,25; 42, 42; 45, 9), в Колькеде встречены за пределами зоны “В”. Это является аргументом в пользу датировки таких вещей не ранее, чем “среднеаварским” периодом. Показательно, что и в Южной Германии серьги с полой бусиной на дужке появляются в период “Н” т.е. между 610 и 650 гг., а на северо-востоке Франции - между 620/630 и 650/660 гг. (Roth Н., Theune С., 1988, №№ 60,67; Perin Р., 1998, phase EFGHI/FGHI). К поздним типам, распространяющим- 121 122 Рис. 48. Ременные гарнитуры из опорных комплексов “II среднеаварского” периода. 1-16 - Озора-Тотипуста (и рис.49, 15-27; 53, I; 54, 1-4; 56, 3, 4); 17-19 - Дюнапентеле, погр.10 (и рис.49,16); 20-22 - Директорская горка, погр.5; 23-46 — Игар, находки: 23-36 - 1928 г. (и рис.49, 1-3; 53, 2); 37-40 - 1927 г. (и рис.49, 6-9; 54, 7, 8; 56, 1, 2); 41-46 - 1898 г. (и рис.49, 10-13); 47-53 - Иванча (и рис.49, 4, 5; 53, 3-5; 54, 9-11; 56,11-13); 54-57 -Вознесенка; 58 - Фенлак (и рис.34, 36-39; 38, 20-26; 40, 57-61; 54, 12-16). Fig. 48. Belt garnitures from the basic complexes of the “П Avarian” period: 1-16 - Ozora-Totipusta (andfig.49,15-27; 53,1; 54,1-4; 56,3, 4); 17-19 — Dunapentele, int.10 (andfig.49,16); 20-22 - Direcor’s Hillock, int.5; 23-46 — Igar, finds: 23-36 of 1928 (andfig.49,1-3; 53,2); 37-40 of1927 (andfig.49,6-9; 54, 7, 8; 56,1, 2); 41-46 of1898 (andfig.49,10-13); 47-53 - Ivdncsa (and fig.49,4, 5; 53, 3-5; 54,11; 56,11-13); 54-57-Voznesenka; 58 - Fonlak (andfig.34,36-39; 38,20-26; 40,57-61; 54,12-16). Abb. 48. Rienemgamituren aus Grundkomplexen der “II. mittelawarischen” Periode. 1-16 - Ozora-Totipusta (und Abb.49,15-27; 53, 1; 54, 1-4; 56, 3, 4); 17-19 - Dunapentele, Grab 10 (auch Abb.49, 16); 20-22 - Direktorenhiigel, Grab 5; 23-46-Igar, Funde: 23-36-1928 (auch Abb.49, 1-3; 53, 2); 37-40 - 1927 (auch Abb.49, 6-9; 54, 7, 8; 56,1, 2); 41-46 - 1898 (auch Abb.49, 10-13); 47-53 - Ivdncsa (auch Abb.49, 4, 5; 53, 3-5; 54, 9-11; 56, 11-13); 54-57 -Voznesenka; 58 - Fonlak (auch Abb.34, 36-39; 38, 20-26; 40, 57-61; 54, 12-16). Dess. 48. Garnitures de ceinture issues des complexes de la periode des avars moyens II. 1-16 - Ozora-Totipusta (et dess.49, 15-27; 53, 1; 54, 1-4; 56, 3, 4); 17-19 - Dunapentele, sep.10. (et dess.49, 16); 20-22 - Directorskaya gorka, sep.5; 23-46 — Igar, trouvailles: 23-36 - 1928 (et dess.49, 1-3; 53, 2); 37-40- 1927 (et dess.49, 6-9; 54, 7, 8; 56, 1, 2); 41-46 - 1898 (et dess.49, 10-13); 47-53 - Ivdncsa (et dess.49, 4, 5; 53, 3-5; 54, 9-11; 56, 11-13); 54-57 -Voznesenka; 58 - Fonlak (et dess.34, 36-39; 38, 20-26; 40, 57-61; 54, 12-16) ся на памятниках “аварского” круга не ранее конца “среднеаварского” периода, относятся серьги со стеклянной подвеской, серьги с “горкой” из четырех литых шариков и серьги с расширенной внизу дужкой, отлитой вместе со звездовидной подвеской (рис.46,23; 49, 1, 4, 8, 14, 15, 18, 33, 34, 38, 40, 41). “Звездовидные” серьги с узкой дужкой (рис.45, 32) появляются раньше (Гавритухин И.О., 1990, с.132,133; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис.65, 20), что соответствует материалам Колькеда. Простые серьги с утолщением в нижней части (“калачевидные”) или с полиэдрической бусиной (рис.28, 32; 29, 23; 30, 52; 62, 5, 6) известны в зоне “В” и по одному разу найдены в юго-западном раскопе. Если привлекать аналоги этим вещам с других территорий, то “узкая” датировка будет едва ли возможна. Калачевидные серьги, например, на Кавказе бытуют от нач.У до кон.VII или нач.УШ в. (Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998, с.66). Пик моды на серьги с полиэдрической бусиной приходится на эпоху, значительно более раннюю, чем рассматриваемая, но эти украшения сохраняются до cep.VII в. в Крыму, еще дольше - на Кавказе, по крайней мере до 3-й четверти VII в. они известны в Южной Германии (Гавритухин, И.О., Обломский А.М., 1996, рис.67; 69, 35; 80, 21; 81, 40г; 82-83, 49, Roth Н., Theune С., 1988, №№ 11,19, 57). Очевидно, время бытования таких вещей в разных культурах отличается. Для древностей “аварского” круга эти серьги не характерны и в данном случае должны оцениваться, исходя из контекста памятника. Булавки (рис.28, 22; 36, 40; 43, 28; 44, 21, 30, 43; 45, 22), как и серьги с полиэдрической бусиной, относятся к кругу вещей, связанных с античной традицией. Они являются одним из элементов т.н. “кестхейской культуры”, отражающей развитие античных традиций у населения бывшей провинции Паннония под властью авар. А.Киш, чьи исследования в этой области общеизвестны, расценил булавки из Колькеда как относящиеся к ранним вариациям (Kiss А., 1996, S.189, 190), а их аналоги из Южной Германии и Италии датируются между 610 и 670 гг. (Roth Н., Theune С., 1988, № 58; Jprgensen L., 1992, тип № 3). Известны в “кестхейской культуре” также серьги с подвеской (“коробочкой”) и броши. Броши из пп.279 и 261 (рис.44, 24, 42) отличаются от распространенных на памятниках “аварского” круга прессованных изделий (Гавритухин И.О., 1997, с.46), но предложенная АКишем их атрибуция как “меровингских” (Kiss А., 1996, S.200) не безусловна. Аналоги колькедским брошам можно найти на Кавказе (Амброз А.К., 1989, рис.36, 3; 39, 5; ряд вещей из частных коллекций). Как и в отношении других вещей, встреченных в культурах “меровинг-ского” круга и на Кавказе, в том числе брошей, в данном случае речь может идти о византийских импор-тах или прототипах местных серий (Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998; Kazanski М., Mastykova А., 1999). Серьги с подвеской (“коробочкой”) из Колькеда (рис.44, 49) отличаются от тех, что известны в “кест-хейских” комплексах “позднеаварского” периода, и, судя по всему, относятся к кругу их прототипов. Большинство перечисленных в этом абзаце находок из Колькеда, как и бусы “ранней” группы по П.Штадле-ру, происходят с северо-восточного раскопа, а их аналоги на юго-западном раскопе сконцентрированы в трех зонах (рис.61, 15; 62). Одна из зон концентрации перечисленных находок на юго-западном раскопе примыкает к зоне “В/ С” (в границах, определенных по составу керамики и железных ременных гарнитур). С востока этот ареал (рис.61) определяет п.675, где найдена пряжка (рис.44, 57), датированная в рамках последних десятилетий VI - первых десятилетий VII в. (Kiss А., 1996, S.208; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.89, 91, 274 - ИС-4). Это позволяет расширить ареал зоны 123 1 1 I 124 Рис. 49. Украшения из опорных комплексов П среднеаварского периода и из поздних могил в Колькеде. 1-3, 6-13-Игар, находки: 1-3 -1928 г. (и рис.48,23-36: 53,2); 6-9 -1927 г. (и рис.48,37-40; 54, 7, 8; 56,1, 2); 10-13 -1898 г (и рис.48, 41-46): 5 - Иванча (и рис.48,47-53', 53,3-5; 54,9-77; 56,11-13)', 14 - Змаевац (и рис.54,5, 6; 56,5-10)', 15, 17-27 - Озора-Тотипус.па (и рис.48, 1-16; 53, 7; 54,1-4; 56, 3, 4); 16 -Дюнапентеле, погр. 10 (и рис.48,17-19); 28-31 - Сегед-Фехерте В, погр.82; 32-41 - Колькед-Фекетекапу А, погр.: 32 - 627; 33-36 - 419; 37, 38 - 387; 39-41 - 617А. Fig. 49. Decorations from the basic complexes of the “II Avarian” period and later graves of Kolked: 7-3, 6-73 - Igar, finds: 1-3 - of 1928, (and fig.48, 23-36; 53, 2); 6-9 - of 1927, (andfig.48, 37-40; 54, 7, 8; 56, 7, 2); 70-73 - of 1898 (and fig.48, 41-46); 4, 5 - Ivancsa (andfig.48, 47-53; 53, 3-5; 54, 9-77; 56,11-13); 14 - Zmajevac (andfig. 54, 5, 6; 56, 5-10); 15, 17-27 - Ozora-Totipusta (andfig. 48, 7-76; 53, 7; 54, 7-4; 56, 3, 4); 16 - Dunapentele, int.10 (andfig.48,17-19); 28-31 - Szeged-Feherto B, int. 82; 32-41 - Kdlked-Feketekapu A, int.: 32 - 627; 33-36 - 419; 37, 38 - 387; 39-41 - 617A. Abb. 49. Schmucksachen aus Grundkomplexen der “П. mittelawarischen” Periode und aus spateren Grabem in Kolked. 7-3, 6-73 - Igar, Funde: 1-3 -1928 (auch Abb. 48,23-36; 53,2); 6-9 -1927 (auch Abb. 48,37-40; 54, 7, 8; 56, 7, 2); 70-73 -1898 (auch Abb. 48,41-46); 4, 5 - Ivancsa (auch Abb. 48,47-53; 53,3-5; 54,9-77; 56,11-13); 14 - Zmajevac (auch Abb. 54, 5, 6; 56,5-10); 15, 17-27 - Ozora-Totipusta (auch Abb. 48, 7-76; 53, 7; 54, 7-4; 56,3, 4); 16 - Dunapentele, Grab 10 (auch Abb.48,17-19); 28-31 - Szeged-Feherto B, Grab 82; 32-41 - Kdlked-Feketekapu A, Graber: 32 - 627; 33-36 - 419; 37, 38 - 387; 39-41 - 617A. Dess. 49. Parures issues des complexes de repere de la periode des avars moyens II et des tombes tardives a Kolked. 7-3, 6-73 - Igar, trouvailles: 1-3 -1928 (et dess.48,23-36; 53,2); 6-9 -1927 ( et des.48,37-40; 54, 7, 8; 56, 7, 2); 70-73 -1898 (et dess.48,41-46); 4, 5 - Ivancsa (et dess.48,47-53; 53,3-5; 54, 9-77; 56,11-13); 14 - Zmajevac (etdess.54,5, 6; 56,5-10); 15, 17-27 - Ozora-Totipusta (et des.48,1-16; 53, 7; 54, 7-4; 56, 3, 4); 76 - Dunapentele, sepAO (et dess.48,17-19); 28-31 - Szeged-Feherto B, sep.82; 32-41- Kdlked-Feketekapu A, sep.32 - 627; 33-36 - 419; 37, 38 - 387; 39-41 - 617 A “В/С” и уточнить время начала ее функционирования. Дату начала использования зоны “А/С” определяет византийская фибула 2-й пол.У! в. из п.492 (рис.28, 37) (Гавритухин И.О., - в печати 1 и 2) и железная пряжка из п.490 (рис.30, 21), похоже, близкая бронзовым образцам из зоны “А” (рис.28, 34,44). Еще одназонаконцентрации вещей, имеющих аналогии на северо-восточном раскопе, расположена к югу от центра юго-западного раскопа (рис.61, зона “D/С'”). Однако находок, имеющих типологическое или хронологическое соответствие в зонах “А” и “В”, здесь нет. Пряжка типа “Салона - Истрия” (п.425) и сосуд ранних вариантов группы “В2” показательны для зон “С”. Из п.539, конечно, происходят булавка, янтарные и глазчатые бусы “ранней” группы, но там же найдены мелкие желтые бусы “нерегулярной” формы и серьга с полой металлической бусиной, напущенной на дужку (рис.45, 21-26). В пользу не самой ранней датировки комплекса косвенно свидетельствует и обломок трапециевидной подвески (рис.45,20), близкой образцам, характерным в Среднем Подунавье для комплексов VII в. (Гавритухин И.О., 1997а). Розетки из пп.417 и 546, как было показано, имеют аналоги и среди “среднеаварских” древностей. Между зонами “А/С”, “В/С”, “D/С” расположены погребения, в которых встречены показатели “I среднеаварского” периода или вещи, не исключающую такую датировку (рис.61). Это пряжки с коробчатой петлей 2-й подгруппы непоздних вариантов, бронзовые наконечники, крепящиеся к ремню с помощью короткой пластины, пряжка с треугольной обоймой, имеющей выступы, пояса, украшенные розетками. Показательно для этого массива и п.388 (рис.43, 15-19) с ожерельем, включающим желтые бусы “нерегулярной” формы, наряду с глазчатыми “ранней” группы (как в п.539 из зоны “D/С”), синхронизируемое по зооморфной фибуле с кладами типа Мартыновского. Здесь концентрируется и основная масса серой керамики поздних вариантов типа В2, поясных пряжек с выступающим вперед ложем для язычка, плавно переходящим к рамке. Очевидно, что эти комплексы близки по времени могилам из зон “С” или датируются чуть позднее. Условно их можно объединить в зону “D”. Четко очертить границы этой зоны довольно трудно. Дело в том, что ряд типов вещей, встреченных в ее рамках, продолжает бытовать и во “II среднеаварском” периоде. Индикаторов “II среднеаварского” периода в Колькеде немного, кроме того, часть из них явно связана с поздним могильником, покрывающим значительную часть юго-западного раскопа (рис.63). Список признаков, по которым выделяется позднее кладбище, датируемое “позднеаварским” временем, предложен А.Кишем (Kiss А., 1996, S.281-285, 629). В целом, это не вызывает сомнений, хоть и требует некоторых комментариев. Можно согласиться, что к “позднеаварскому” периоду относятся литые ременные гарнитуры, серьги с овальной дужкой и граненой стеклянной подвеской, аграфы с перегородчатой инкрустацией в виде цветка, “желтая” керамика. Серьги с круглой дужкой и круглой стеклянной подвеской, бусы в виде дынной косточки не исключают такую датировку, но появились еще во “II среднеаварском” периоде. К признакам позднего кладбища относятся и некоторые особенности погребального обряда, не зафиксированные в явно более ранних погребениях Колькеда. Могилы позднего кладбища нередко перекрывают более ранние. Понятно, что этот признак не может рассматриваться как несомненный, видимо, поэтому он не включен А.Кишем в итоговую карту. На позднем некрополе явно меняется преобладающая ориентировка захоронений. При этом, ори- 125 126 Рис. 50. Образцы вооружения “ранне-” и “среднеаварского” периодов. 1 - Тарнамера-Урак, погр. 10 (ирис.39,37-39); 2 -Ясапати-Надъяллаш, погр.264 (и рис.40, 44-56); 3 -Халимба, погр.85 (и рис.40, 27-31); 4-9, 13-20 - Колькед-Фекетекапу А, погр.: 4-65,5,6- 259 (ирис.40,40-43); 7 - 289; 8 - 394; 9 - 375; 13 - 31; 14 - 268 (ирис.28, 1-4); 15-18 -2)1 (ирис.38,14-19); 19, 20-324 (и рис.31,1-5); 10 - Ловченац (и рис.41, 69-72; 55, 6); 11 - Арадац-Мечка, погр.85 (и рис.38,1-13); 12 -Сентэндере, погр.1 (ирис.44,11, 12; 55,31); 21 - Сегвар-Шаполдал (ирис.35,26-40; 51, 7; 54, 37-44; 55,27-30); 22 - Хай-дудорог, погр.1 (и рис.35, 41-66; 54,22-29, 55,1, 2); 23 - для всех, кроме, 1а, 12. Fig. 50. Arms samples of the “early and mid-Avarian” periods: 1 - Tarnamera-Urak, int. 10 (and fig.39, 37-39); 2 -Yaszapati-Nadjallas, int.264 (andfig.4O, 44-56); 3 - Halimba, int.85 (andfig.40, 27-31); 4-9, 13-20 - Kolked-Feketekapu A, int.: 4-65; 5, 6- 259 (andfig.40, 40-43); 7 - 289; 8 - 394; 9 - 375; 13 - 31; 14 - 268 (andfig.28,1-4); 15-18 - 211 (and fig.38,14-19); 19, 20 - 324 (andfig.31,1-5); 10 -Lovcenac (andfig.4), 69-72; 55, 6); 11 - Aradac-Mecka, int. 85 (andfig. 38,1-13); 12 - Szentendere, int.) (andfig.44,11, 12; 55, 31); 21 - Szegvar-Sapoldal (andfig.35, 26-40; 51, 7; 54, 37-44; 55, 27-30); 22 - Hajdudorog, int.) (andfig.35, 41-66; 54, 22-29; 55,1, 2); 23 -for 1-11, 13-22. Abb. 50. Waffen der “Friih-” und “mittelawarischen” Periode. 1 - Tarnamera-Urak, Grab 10 (auch Abb.39, 37-39); 2 -Yaszapati-Nadjallas, Grab 264 (auch Abb.40, 44-56); 3 - Halimba, Grab 85 (auch Abb.40, 27-31); 4-9, 13-20 - Kolked Feketekapu A, Graber: 4 - 65; 5, 6- 259 (auch Abb.40,40-43); 7 - 289; 8 - 394; 9 - 375; 13 - 31; 14 - 268 (auch Abb.28,1-4); 15-18 - 211 (auch Abb.38,14-19); 19, 20 - 324 (auch Abb.3), 1-5); 10 - Lovcenac (auch Abb.4), 69-72; 55, 6); 11 - Aradac-Mecka, Grab 85 (auch Abb.38,1-13); 12 - Szentendere, Grab 1 (auch Abb.44,11, 12; 55, 31); 21 - Szegvar-Sapoldal (auch Abb.35, 26-40; 51, 7; 54,37-44; 55,27-30); 22 - Hajdudorog, Grab 1 (auch Abb.35,41-66; 54,22-29; 55,1, 2); 23-fur 1-11, 13-22. Dess. 50. Echantillons d’armes des periodes des avars precoces et moyens. 1 - Tarnamera-Urak, sep.)0 (et dess.39, 37-39); 2 - Ydszapati-Nadiallash, sep.264 (et dess.4O, 44-56); 3 - Halimba, sep.85 (et dess.40, 27-31); 4-9, 13-20 - Kolked Feketekapu A, sep.: 4 - 65; 5,6 - 259 (et dess.4O, 40-43); 7 - 289; 8 - 394; 9 - 375; 13 - 31; 14 - 268 (et dess.28,1-4); 15-/5-211 (et dess.38, 14-19); 19, 20 - 324 (et dess.3), 1-5); 10 - Lovcenac (et de.w.41, 69-72; 55, 6); 11 - Aradac-Mecka, sep.85 (et dess.38,1-13); 12 - Szentendere, sep.) (et dess.44,11, 12; 55, 31); 21 - Szegvar-Sapoldal (et dess.35, 26-40; 51, 7; 54, 37-44; 55, 27-30); 22 - Hajdudorog, sep.) (et dess.35, 41-66; 54, 22-29; 55,1, 2); 23 - pour 1-11, 13-22 ентировка, схожая с типичной для позднего кладбища, встречается и в качестве отклонения от нормы у более ранних погребений. Это демонстрируют и детальные карты одинаково ориентированных могил, составленные П.Штадлером. Очевидно, в данном случае нецелесообразно проводить жесткие границы, как это делает А.Киш. Поэтому мы считаем сомнительной “позднеаварскую” атрибуцию некоторых погребений, основанную лишь на основе их ориентировки. Сложность атрибуции многих комплексов по перечисленным признакам можно отчасти компенсировать рассмотрением зон могил, обладающих схожими характеристиками (рис.63). Зону “Е1” определяют погребения, где встречены ожерелья, включающие наборы мелких бус, преимущественно, желтых “нерегулярной” формы, а крупные глазчатые бусы в них отсутствуют. Такой состав бус обычен в комплексах “среднеаварского” периода, при этом показательно отсутствие глазчатых и других типов бус, обычных в комплексах “раннеаварского” и “I среднеаварского” периодов. Тут же расположено п.653 с гарнитурой, типичной для “II среднеаварского” периода (рис.46, 18-24). Это погребение интересно и тем, что перекрывает п.654, а само перекрыто п.652. К сожалению, п.654 безынвентарное, а в п.652 встречен лишь нож. Близка и ориентировка всех трех могил. Тем не менее, можно предположить, что п.654 близко по времени захоронениям расположенной неподалеку зоны “В/С”. Тем более, что в зоне “В/С” еще есть случаи перекрывания могил другими, но схоже ориентированными погребениями. Погребение 652 по времени, вероятно, можно соотнести с п.587, ориентированным так же, как многие могилы позднего кладбища, и содержащим серьгу с круглой стеклянной подвеской. В районе или недалеко от зоны “Е1” есть еще несколько могил, ориентировка которых типична для позднего некрополя, а одна из них перекрывает более раннее захоронение. В нескольких погребениях зоны “Е2” присутствует “серая” керамика поздних вариантов подгруппы В2, встречено ожерелье, сочетающее подбор мелких бус с крупными глазчатыми (правда, не входящими в выделенную П.Штадлером “раннюю” группу). Тут же расположено п.657 со стременами, имеющими пластинчатое ушко и округлую подножку, и обломки удил без псалиев (рис.55, 17, 18). Для интерпретации этой группы могил показательно, что неподалеку от них есть так же ориентированные погребения, в которых найдены бусы в форме арбузной косточки. Схожую ориентировку имеют принадлежащие этой зоне пп.609 и 630, датируемые “II среднеаварским” периодом на основании обкладки прямоугольной накладки с прогнутыми боками, сочетания стремян с прямой и округлой подножкой, конской узды, украшенной круглыми пластинчатыми накладками средних размеров (рис.46, 25; 56, 18-23). Можно предположить, что могилы с “серой” керамикой и захоронение коня в п.657 образуют “ядро” зоны “Е2”. Однако следует отметить, что стремена с пластинчатым ушком и округлой подножкой, как показывают, например, материалы Тисафюреда, встречаются и во “II 127 I—I—I__I__I I I 128 Рис. 51. Мечи и палаши с R и D-образными скобами. 1 - Кишзомбор "О", погр.2 (ирис.35, 9-25); 2 - М.Пере-щепина; 3-5 - Кернье, погр.99; 6 - Дьер-Теглавете дюле, погр.5% (и рис АТ, 40-44); 7 - Сегвар-Шаполдал (и рис.35, 26-40; 50, 21; 54, 37-44; 55, 27-30); 8 - Чаньтелек (и рис.39, 40-47); масштаб ко всем, кроме 1, 5, 7, 8. Fig. 51. Swords and broadswords with R- and D-shaped clamps: 1 - Kiszombor “O”, int. 2 (andfig.35, 9-25); 2 -M.Pereschepina; 3-5 - Komye, int.99; 6 - Dyor-Teglaveto diilo, inr.58 (and fig AT, 40-44); 7 - Szegvar-Sapoldal (and fig.35, 26-40; 50, 21; 54, 37-44; 55, 27-30); 8 - Csantelek (andfig.39, 40-47); scale: la-le, 2-4, 6, 7a-7e, 8a-8d. Abb. 51. Schwerte und Pallasche mit R- und D-formigen Biigeln. 1 - Kiszombor ”0”, Grab 2 (auch Abb.35, 9-25); 2 -M.Perescepina; 3-5 - Komye, Grab 99; 6 - Dyor-Teglaveto diilo, Grab 58 (auch Abb AT, 40-44); 7 - Szegvar-Sapoldal (auch Abb.35, 26-40; 50,21; 54, 37-44; 55,27-30); 8 - Csantelek (auch Abb.39, 40-47); Mafistab: la-le, 2-4, 6, 7a-7e, 8a-8d. Dess. 51. Gleves a deux et a un tranchants avec des crampons en forme de R et D. 7 - Kiszombor “O”, sep.2 (et dess.35,9-25); 2 - M.Perescepina: 3-5 - Komye, sep.99; 6 - Dyor-Teglaveto diilo, sep. 58 (etdessAT, 40-44); 7 - Szegvar-Sapoldal (et dess.35, 26-40; 50, 21; 54, 37-44; 55, 27-30); 8 - Csantelek (et dess.39, 40-47); echelles: la-le, 2-4, 6, 7a-7e, 8a-8d среднеаварском” периоде. О бытовании до этого времени поздних вариантов “серой” керамики свидетельствуют как наблюдения Т.Виды над материалами других памятников, так и п.627 в Колькеде, принадлежащее позднему кладбищу. Даже если оспаривать атрибуцию п.627, основанную на ориентировке могилы и дате соседних, так же ориентированных захоронений (рис.63), его датировку не ранее финала “среднеаварского” периода подтверждает бронзовая прямоугольная пряжка (Kiss А., 1996, S.210). О датировке зоны “Е2” свидетельствует и то, что вещей, характерных только для “раннеаварского” или “I среднеаварского” периодов, здесь не найдено. Четыре погребения зоны “Е2” перекрыты могилами, ориентировка которых типична для позднего некрополя. Эти поздние могилы, судя по всему, являются продолжением зоны “F1”, накладывающуюся не только на зону “Е2”, но и на зону “D/С”. Датировка зоны “F1” определяется наличием ряда комплексов “позднеаварского” времени (рис.63). Есть в этой зоне и погребения, датируемые финалом “среднеаварского” периода (рис.46, 1-5, 11-15; а также отмеченное выше п.627 с “серой” керамикой). Причем, расположены они за пределами участков, где наблюдаются случаи перекрывания более ранних могил. Южная часть зоны “F1”, как и северная, выделяется наличием иначе ориентированных могил, в некоторых случаях разрушенных погребениями, типичными для зоны “F1”. Очевидно, и в этом случае наблюдается перекрытие зоной “F1” более раннего участка некрополя (зоны “ЕЗ”). Большая часть немногочисленных могил зоны “ЕЗ” имеет невыразительный инвентарь. Однако репер для ее датировки имеется, это п.670, в котором найдены 1 коричневая и 10 синих мелких бус, пряжка с выступающим ложем для язычка, плавно переходящим в рамку, серьга с полым металлическим шариком, а также серьга с круглой стеклянной подвеской (рис.46, 31-34). Такое сочетание хронологических индикаторов позволяет уверенно датировать комплекс “II среднеаварским” периодом. Вдоль северной периферии зоны “D” можно указать несколько погребений, имеющих ориентировку, схожую с могилами зоны “D”, но датируемых более поздним временем. Это два погребения с ожерельем, включающем подборки мелких желтых и синих бус при отсутствии крупных глазчатых, то есть близким ожерельям, определяющим зону “Е1”. В еще одном погребении этой, лишь намечаемой, зоны “Е4” найдены серьги с круглой стеклянной подвеской. Среди расположенных неподалеку погребений, возможно, есть близкие по времени захоронениям зоны “Е4”. Таковыми могут быть некоторые комплексы с поздними вариантами “серой” керамики подгруппы В2 или с поздними вариантами керамики пражского типа, с пряжками, у которых выступающее ложе для язычка плавно переходит в рамку, с ожерельями, сочетающими наборы мелких желтых, синих, коричневых бус с глазчатыми не ранних типов. Могилы с таким инвентарем образуют зримый массив между погребениями, явно относящимися к зоне “D”, и теми, что намечают зону “Е4”. Однако провести здесь четкую границу не представляется возможным, поскольку инвентарь из могил “переходного” массива может датироваться “I среднеаварским” периодом (как комплексы зоны “D”), но не исключает и датировку “II среднеаварским” периодом, что было показано при рассмотрении зон “Е2” и “ЕЗ”. К погребениям, периферийным для зоны “D”, можно отнести и п.471. Напомним, что наряду с поясом, стилистически близким образцам 3 горизонта по Р.Христлайну, там найдена пряжка “с вытянутыми губами”, принадлежащая дополнительному ремешку (рис.43, 1-10). Воину, похороненному в п.471, судя по всему, принадлежал и конь, захороненный в п.474. Снаряжение этого коня включало стремена с округлой подножкой и удила с псалиями (рис.55, 11-15). Там, где находятся погребения зон “D” и “Е4”, известны и могилы, ориентировка которых типична для позднего некрополя. В пяти случаях они перекрывают погребения зоны “D”. Все это позволяет выделить зону “F2”, схожую с зонами “F1” и “F3”. Инвентарь из могил, явно принадлежащих зоне “F2”, допускает датировку как “II среднеаварским”, так и “позднеаварским” периодом (рис.63). Хоть и не безусловно, мы бы отнесли к зоне “F2” и п.399, ориентировка которого представляется более близкой поздним могилам, чем перекрываемым ими захоронениям зоны “D”. 129 Рис. 52. Палаши с кольцевым навершием. 1,2- Кунагота (и рис.47, 1-14; 54, 17-27); 3-5 - Кешкемет, ул.Шаллай (и рис.47, 15-25)', масштаб ко всем, кроме 1, 5. Fig. 52. Broadswords with ring-shaped tops: 1,2 - Kunagota (and fig.47, 1-14; 54, 17-21); 3-5 - Kecskemet, Sallai utca (and fig.47, 15-25); scale: 1а-1з, 2-4, 5a. Abb. 52. Pallasche mit ringformigem Oberteil. 1,2- Kunagota (auch Abb.47, 1-14; 54, 17-21); 3-5 - Kecskemet, Sallai utca (auch Abb.47, 15-25); Mafistab: 1а-1з, 2-4, 5a. Dess. 52. Gleve h un tranchant avec la pointe en forme d’anneau. 1,2- Kunagota (et dess.47,1-14; 54, 17-21); 3-5 - Kecskemet, Sallai utca (et dess.47, 15-25); echelles: 1а-1з, 2-4, 5a 130 Рис. 53. Сабли из опорных комплексов “II среднеаварского” периода. 1 - Озора-Тотипуста (и рис.48, 1-16; 49, 15-27; 54, 1-4; 56, 3, 4); 2 - Игар, находки 1928 г. (и рис.48, 23-36; 49,1-3); 3-5 - Иванча (и рис.48, 47-53; 49, 4, 5; 54, 9-11; 56, 11-13); масштабы: 7 - для 3, 5; 6 - для остальных; 1,2- без масштаба. Fig. 53. Sabres from the basic complexes of the “II mid-Avarian period”. 1 - Ozora-Totipusta (and fig.48, 1-16; 49, 15-27; 54, 1-4; 56, 3, 4); 2 - Igar, finds of 1928, (and fig.48, 23-36; 49, 1-3); 3-5 - Ivdncsa (and fig.48, 47-53; 49, 4, 5; 54, 9-11; 56,11-13); scale: 7 -for 3, 5; 6 -for the rest. Abb. 53. Sabel aus Grundkomplexen der “II. mittelawarischen” Periode. 1 - Ozora-Totipusta (auch Abb.48, 1-16; 49, 15-27; 54, 1-4; 56, 3, 4); 2 - Igar, Finde 1928 (auch Abb.48, 23-36; 49, 1-3); 3-5 - Ivdncsa (auch Abb.48, 47-53; 49, 4, 5; 54, 9-11; 56,11-13); Maflstab: 7 -fur 3, 5; 6 - fur iibrige. Dess. 53. Sabres issus des complexes de repere de la periode des avars moyens II. 1 - Ozora-Totipusta (et dess.48, 1-16; 49, 15-27; 54, 1-4; 56, 3-4); 2 - Igar, trouvailles de 1928 (et dess.48, 23-36; 49, 1-3); 3-5 - Ivdncsa (et dess.48, 47-53; 49, 4-5; 54, 9-11; 56, 11-13); echelles: 7 -pour 3, 5; 6 - pour les autres 131 132 Рис. 54. Накладки на конскую упряжь “ранне-” и “среднеаварского” периодов. 1-4 - Озора-Тотипуста (и рис.48,1-16; 49, 15-27; 53, 1; 56, 3, 4); 5, 6 - Змаевац (и рис.49, 14; 56, 5-10); 7,8- Игар, находки 1927 г. (и рис.48, 37-40; 49, 6-9; 56, 1, 2); 9-11 - Иванча (и рис.48, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 56, 11-13); 12-16 - Фенлак (и рис.34, 36-39; 38, 20-26; 40, 57-61; 48, 58); 17-21 - Кунагота (и рис.47, 1-14; 52, 1, 2); 22-29 -Хайдудорог, погрЛ (и рис.35, 41-66; 50, 22; 55, 1, 2); 30-36 - Колькед-Фекетекапу А, погр.: 30-33 - 22 (и рис.55, 23, 24); 34-36 - 657 (и рис.55, 17, 18); 37-44 - Сегвар-Шаполдал, погрЛ (и рис.35, 26-40; 50, 21; 51, 7; 55, 27-30). Fig. 54. Plates on horse harnesses of the “early and mid-Avarian” periods: 1-4 - Ozora-Totipusta (andfig.48, 1-16; 49, 15-27; 53, 1; 56, 3, 4); 5, 6 - Zmajevac (andfig.49, 14; 56, 5-10); 7 - Igar, finds of 1927 (andfig.48, 37-40; 49, 6-9; 56, 1, 2); 9-11 - Ivancsa (andfig.48, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 56, 11-13); 12-16 - Fdnlak (and fig.34, 36-39; 38, 20-26; 40, 57-61; 48, 58); 17-21 - Kunagota (andfig.47, 1-14; 52, 1, 2); 22-29 - Hajdudorog, int.l (and fig.35, 41-66; 50, 22; 55, 1, 2); 30-36 - Kdlked-Feketekapu A, int.: 30-33 - 22 (and fig.55, 23, 24); 34-36 - 657 (andfig.55, 17, 18); 37-44 - Szegvar-Sapoldal, int.l (andfig.35, 26-40; 50, 21; 51, 7; 55, 27-30). Abb. 54. Laschen fiir Pferdegeschirr der “fnih-” und “mittelawarischen” Periode. 1-4 - Ozora-Totipusta (auch Abb.48, 1-16; 49,15-27; 53,1; 56, 3, 4); 5, 6 - Zmajevac (auch Abb.49,14; 56, 5-10); 7 - Igar, Funde 1927 (auch Abb.48, 37-40; 49, 6-9; 56,1, 2); 9-11 - Ivancsa (auch Abb.48, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 56,11-13); 12-16 - Fdnlak (auch Abb.34, 36-39; 38, 20-26; 40, 57-61; 48, 58); 17-21 - Kunagota (auch Abb.47, 1-14; 52, 1, 2); 22-29 - Hajdudorog, Grab 1 (auch Abb.35, 41-66; 50, 22; 55,1, 2); 30-36 - Kdlked-Feketekapu A, Graber: 30-33 - 22 (auch Abb.55, 23, 24); 34-36 - 657 (auch Abb.55,17, 18); 37-44 - Szegvar-Sapoldal, Grab 1 (auch Abb.35, 26-40; 50, 21; 51, 7; 55, 27-30). Dess. 54. Appliques de harnachement des periodes des avars precoces et moyens. 1-4 - Ozora-Totipusta (et dess.48, 1-16; 49, 15-27; 53,1; 56, 3, 4); 5, 6 - Zmajevac (et dess.48, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 56,11-13); 7 - Igar, trouvailles de 1927 (et dess.48, 37-40; 49, 6-9; 56, 1, 2); 9-11 - Ivancsa (et dess.48, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 56, 11-13); 12-16 -Fdnlak (et dess.34, 36-39; 38, 20-26; 40, 57-61; 48, 58); 17-21 - Kunagota (et dess.47, 1-14; 52, 1, 2); 22-29 -Hajdudorog, sep.l (et dess.35, 41-66; 50, 22; 55, 1, 2); 30-36 - Kdlked-Feketekapu A, sep.: 30-33 - 22 (et dess.55, 23, 24); 34-36 - 657 (et dess.55, 17, 18); 37-44 - Szegvar-Sapoldal, sep.l (et dess.35, 26-40; 50, 27; 51, 7; 55, 27-30) Аналоги ременной гарнитуре из п.399 (рис.46, 26-30) известны на ряде “аварских” некрополей, обычны среди итальянских лангобардских находок, есть и на памятниках “меровингского” круга. Судя по хронологии лангобардских и “меровингских” древностей, такие гарнитуры распространяются во 2-й non.VII в. (Perm Р., 1998, phase GHI/HI; Jorgensen L., 1992, Fig. 13, SDS2). По разработкам Й.Забойника, на севере Карпатской котловины “итало-альпийские” гарнитуры типичны для поздней части “среднеаварского” периода, а отдельные образцы упрощенных вариантов бытуют и в начале “позднеаварского” периода (Zabojnik J., 1990). Такую датировку подтверждают и материалы из Тисафюреда (см. выше). Предложенную группировку материалов могильника Колькед-Фекетекапу А и данные об аналогах колькедским находкам можно резюмировать в виде следующей картины функционирования некрополя*. Происхождение и этнокультурная характеристика поселенцев, основавших кладбище, требуют специального рассмотрения, выходящего за рамки данной работы. В колькедских материалах, несомненно, отражены традиции, связанные с крутом культур VI в. Карпатской котловины, севера Балкан и востока Альп. Явно наличие и славянского компонента. Погребальный обряд и структура кладбища отражают единую своеобразную культуру, сформировавшуюся до того, как было основано кладбище А в Колькеде. А. Киш в серии работ постарался доказать решающую роль ге-пидов в формировании культуры, отраженной материалами из Колькеда и ряда других памятников. Мы считаем, что эта проблема требует дополнительных исследований, прежде всего, - детальной археологической реконструкции реального спектра культурных групп Карпатской котловины и Северных Балкан в VI-VII вв. Начало функционирования могильника представлено материалами зоны “А”. Здесь сконцентрированы наиболее ранние для памятника хронологические индикаторы. Небольшие размеры зоны “А” позволяют думать, что эти могилы оставлены первыми поселенцами на протяжении сравнительно небольшого отрезка времени. Материалы зоны “А” отражают принесенную культуру, а зоны “В” - первые этапы ее развития на новом месте. Из сказанного понятно, что погребения периода “А”, хотя и содержат более “архаичные” вещи, практически синхронны началу периода “В”. Поэтому дата начала функционирования кладбища должна определяться в рамках, когда значения хронологических индикаторов периодов “А” и “В” пересекаются. Данные о датировке вещей в наибольшей степени соответствуют общеисторическим соображениям, что некрополь в Колькеде был основан вскоре после событий 568 г. Часть могил периода “В” (зоны “В1”, “ВЗ”, “В6”) расположена на участках, практически со всех сторон примыкающих к зоне “А”. В этот же период осваива- *См. примечание на с.97. 133 134 Рис. 55. Конское снаряжение “ранне-” и “среднеаварского” периодов. 1, 2 - Хайдудорог, погр А (и рис.35, 41-66; 50, 22; 54, 22-29); 3-5 - Сынпетру-Жерман (и рис.39, 27, 28); 6 - Ловченац (ирис.4\, 69-72; 50, 10); 7-25 -Колькед-Фекетекапу А, погр.: 7-10 - 405; 11-16 - 474; 17, 18 - 657 (и рис.54, 34-36); 19-22 - 480; 23, 24 - 22 (и рис.54, 30-33); 25 - 105; 26 - Ниредьхаза-Кертгаздашаг, погр.З {и рис.35,1-8); 27-30 - Сегвар-Шаполдал, погрА (w рис.35, 26-40; 50, 21; 51, 7; 54, 37-44); 31 - Сентэндере, погрА (и рис.44, 11, 12; 50, 12). Fig. 55. Horse harnesses of the “early and mid-Avarian” periods: 1,2- Hajdudorog, int.l (and fig.35, 41-66; 50, 22; 54, 22-29); 3-5 - Sinpetru-German (and fig.39, 27, 28); 6 - Lovcenac (andfig.4\, 69-72; 50, 10); 7-25 -Kolked-Feketekapu A, int.: 7-10 - 405; 11-16 - 474; 17, 18 - 657 (andfig.54, 34-36); 19-22 - 480; 23, 24 - 22 (andfig.54, 30-33); 25 - 105; 26 - Nyieregyhaza-Kertgazdasag, int.3 (and fig.35, 1-8); 27-30 - Szegvar-Sapoldal, int.l (and fig.35, 26-40; 50, 21; 51, 7; 54, 37-44); 31 - Szentendere, int.l (andfig.44, 11, 12; 50, 12). Abb. 55. Pferdezubehor der “friih-” und “mittelawarischen” Periode. 1,2- Hajdudorog, Grab 1 (auch Abb.35, 41-66; 50, 22; 54, 22-29); 3-5 - Sinpetru-German (auch Abb.38, 27, 28); 6 - Lovcenac (auch Abb.41, 69-72; 50, 70); 7-25 -Kolked-Feketekapu A, Graber: 7-10 - 405; 11-16 - 474; 17, 18 - 657 (auch Abb.54, 34-36); 19-22 - 480; 23, 24 - 22 (auch Abb.54, 30-33); 25 - 105; 26 - Nyieregyhaza-Kertgazdasag, Grab 3 (auch Abb.35, 1-8); 27-30 - Szegvar-Sapoldal, Grab 1 (auch Abb.35, 26-40; 50, 27; 51, 7; 54, 37-44); 31 - Szentendere, Grab 1 (auch Abb.44,11, 12; 50, 72). Dess. 55. Harnachements des periodes des avars precoces et moyens. 1, 2 - Hajdudorog, sep A (et dess.35, 41-66; 50, 22; 54, 22-29); 3-5 - Sinpetru-German (et dess.38, 27, 28); 6 - Lovcenac (et dess.41, 69-72; 50, 10); 7-25 -Kolked-Feketekapu A, s6p.: 7-10 - 405; 11-16 - 474; 17, 18 - 657 (et dess.54, 34-36); 19-22 - 480; 23, 24 - 22 (et dess.54, 30-33); 25 - 105; 26 - Nyieregyhaza-Kertgazdasag, sep.3 (et dess.35, 1-8); 27-30 - Szegvar-Sapoldal, sep.l (et dess.35, 26-40; 50, 27; 51, 7; 54, 37-44); 31 - Szentendere, sep.l (et dess.44, 11, 12; 50, 72) ется новый участок (зона “В5”) и появляются единичные погребения на расположенной в отдалении зоне “А/С”. Материалы периода “В” отражают как непосредственное продолжение принесенных традиций, так и старую структуру культурных влияний (Балканы и “альпийский” крут культур - от Италии до Верхнего Подунавья). Это видно и по составу импортов, и по изделиям местных серий. Хронологические рамки периода “В” охватывают последние десятилетия VI и первые десятилетия VII в. Могилы периода “В/С” расположены на периферии зон “В1”, “ВЗ”, “В5”, “В6”. На этот же период приходится функционирование зон “В2”, “В4”, “С4”, “С2”, начало использования территории зоны “В/С”. Частично синхронно периоду “В/С” начало использования зон “С1” и “С6”. Период “В/С” - переходный. С одной стороны, материалы этого времени показывают новые формы развития локальных “паннонских” традиций. С другой стороны, становится более зримым распространение у местного населения “общеаварской” культуры, впитавшей принесенные переселенцами с востока, местные и отражающие постоянные византийские влияния компоненты. Датировка периода “В/С” укладывается в рамки 1-й пол.VII в., вероятно, около 610-640 гг. В период “С” там, где можно, продолжается расширение практически всех участков, использовавшихся в предшествующее время. Заполняются погребениями зоны “С1”, “СЗ”, “С6”. Не ясна лишь южная граница зоны “С5”, возможно, она продолжается за пределами раскопа. Таким образом, в период “С” заканчивается функционирование той части некрополя, что исследована северо-восточным раскопом. В рамках юго-западного раскопа в период “С” продолжает функционировать участок, связанный с зоной “В/С”. Как долго совершались погребения в зоне “А/С” (в рамках периода “В” или дольше) не ясно из-за недостатка узко датированных комплексов. Расположенные поблизости датированные могилы относятся к периоду “D” или “Е”. Скорее всего, использование зоны “А/С” было кратковременным, а появление погребений рядом с ней связано с расширением других зон. Периоду “С” синхронно начало функционирования зоны “D/ С”. Наверное, необходимость освоения нового участка связана с ограниченностью площади для захоронений на участках северо-восточного некрополя (что определяло их границы - неясно; вообще, что определяло границы кладбищ в древности, это -практически неразработанная проблема). Освоение пространства между зонами “В/С” и “D/ С” и, вероятно, к востоку от зоны “В/С” происходило в период “D”. И по наличию ряда одинаковых вещей, и по датированным аналогиям период “D” в значительной части синхронен периоду “С”. В то же время, смена типов керамики и появление новых вариантов некоторых типов вещей свидетельствуют, что эта синхронность была именно частичной. Аналогии многим вещам периодов “С” и “D” обычны для древностей Карпатской котловины “I среднеаварского” периода. Облик материальной культуры, отраженный материалами Колькеда, становится все более типичным для “аварского” круга, хотя некоторые черты местной специфики не исчезают полностью. В этом отношении показательны и инновации в погребальных обрядах, например, появление погребений коней поблизости от воинских могил. Дата периодов “С” и “D” укладывается в границы “I среднеаварского” периода. Рассмотренные аналогии подтверждают предлагавшуюся ранее его датировку в рамках 620/640 - 660/680 гг. 135 ттгггтт 136 Рис. 56. Конское снаряжение из опорных комплексов “II среднеаварского” периода. 1,2- Игар, находки 1927 г. (и pucAS, 37-40; 49, 6-9; 54, 7, 8); 3, 4- Озора-Тотипуста (иpucAS, 1-16; 49, 15-27; 53, 1; 54, 1-4); 5-10 -Змаевац (и рисА9, 14; 54, 5, 6); 11-13 - Иванча (и pucAS, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 54, 9-11); 14-23 - Колькед-Фекетекапу А, погр.: 14-17 - 421; 18-23 - 630; масштабы: 24 - для 16-23; 25 - для остальных. Fig. 56. Horse harnesses from the basic complexes of the “II mid-Avarian” period. 1, 2 - I gar, finds of 1927 (and figAS, 37-40; 49, 6-9; 54, 7, 8); 3, 4 - Ozora-Totipusta (and figAS, 1-16; 49, 15-27; 53, 7; 54, 1-4); 5-10 -Zmajevac (and figA9, 14; 54, 5, 6); 11-13 -Ivancsa (and figAS, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 54, 9-11); 14-23 - Kdlked-Feketekapu A, int.: 14-17 - 421; 18-23 - 630; scale: 24 - for 16-23; 25 -for the rest. Abb. 56. Pferdezubehor aus Grundkomplexen der “II. mittelawarischen” Periode. 1,2- Igar, Funde 1927 (auch Abb AS, 37-40; 49, 6-9; 54, 7, 8); 3, 4 - Ozora-Totipusta (auch AbbAS, 1-16; 49,15-27; 53, 1; 54, 7-4); 5-70 - Zmajevac (auch AbbA9, 14; 54, 5, 6); 11-13 - Ivancsa (auch AbbAS, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 54, 9-11); 14-23 - Kolked-Feketekapu A, Graber: 14-17 — 421; 18-23 - 630; Mafistab: 24 —fiir 16-23; 25-fur Ubrige. Dess. 56. Harnachements issus des complexes de repere de la periode des avars moyens II. 1,2 - Igar, trouvailles de 1927 (et dessAS, 37-40; 49, 6-9; 54, 7, 8); 3, 4 - Ozora-Totipusta (et dessAS, 1-16; 49, 15-27; 53, 7; 54, 7-4); 5-10 - Zmajevac (et dessA9, 14; 54, 5, 6); 11-13 - Ivancsa (et dessAS, 47-53; 49, 4, 5; 53, 3-5; 54, 9-11), 14-23 -Kolked-Feketekapu A, s6p.: 14-17 - 421; 18-23 - 630; echelles: 24 - pour 16-23; 25 - pour les autres Дальнейший рост некрополя (зоны “El”, “Е2”, “Е4”) происходил на север и на юг от зоны “D”, с запада и востока ограниченной более ранними погребениями. Вероятно, некоторая стесненность пространства привела к тому, что отдельные могилы зоны “Е1” перекрывают погребения зоны “В/С”, и начинает осваиваться новый участок, расположенный на южном краю памятника (зона “ЕЗ”). Период “Е”, маркирующий финал раннего могильника в Колькеде, по крайней мере, частично синхронен “II среднеаварскому” периоду. Зоны “Fl”, “F2”, “F3”, “F4”, как показал А.Киш, связаны с появлением в районе Колькеда нового населения. Этот период (“F”) приходится, в основном, на “позднеаварское” время. Лишь единичные погребения в зоне “ЕГ’и, вероятно, в зоне “F2” могут достоверно относиться ко “II среднеаварскому” периоду. Причем, расположены они на участках, где случаи перекрывания более ранних могил отсутствуют. Судя по всему, новое население основало некрополь на незанятых местах старого кладбища. Лишь по прошествии некоторого времени началось использование участков, где совершались погребения и раньше. Временная разница между уходом старого и появлением нового населения, очевидно, не была большой. Хронологическая схема “раннеаварского” и “среднеаварского” периодов Анализ новых материалов позволяет дополнить и уточнить высказанные ранее взгляды (Гавритухин И.О., 1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996) на состав и датировку “раннеаварских” и “среднеаварских” древностей. Графическое резюме предлагаемой схемы приведено на рис.64. Обоснование ряда позиций, представленных на этой схеме, было дано выше. Здесь стоит остановиться на некоторых дополнениях и общих комментариях. Выделение и характеристика “раннеаварского” периода является одной из наименее разработанных проблем “аварской” археологии. Исходя из доступных данных о структуре населения Аварского каганата, понятно, что первоначально памятники материальной культуры этого объединения были гетерогенны. Вне зависимости от действительного состава орды Баяна, несомненно, что эти люди должны были принести какие-то элементы центральноазиатских культур 1-й пол. - cep.VI в. В движении авар или “псевдоавар” на Средний Дунай приняли участие и какие-то группы восточноевропейского населения. Наконец, под властью пришельцев оказались и многие группы населения Карпатской котловины. Часть из них осталась на своих местах, другие изменили место жительства. Очевидно, культурные особенности этих групп, сформировавшиеся в “доаварское” время, и определяют состав древностей “I раннеаварского” периода. На облик материальной культуры, отражающей новую этнокультурную и историческую ситуацию, наверное, повлияли следующие процессы. Во-первых, внутренний потенциал развития местных и пришлых традиций. Во-вторых, разностороннее влияние византийской культуры. В-третьих, разные формы взаимовлияний местных традиций с пришлыми и с соседними культурами. Древности периодов “А” и “В” в Колькеде полностью соответствуют характеристике и датировке двух фаз “раннеаварского” периода, предполагаемых на основе исторических данных. Особое значение материалов из Колькеда заключается в том, что на их основе впервые можно с достаточной степенью уверенности выделить группу древностей “I раннеаварского” периода. Очевидно и то, что комплексы периода “А” отражают характеристики только одной из культурных групп этого времени. Лишь по мере введения в научный оборот других памятников с представительным набором комплексов “раннеаварского” периода можно будет охарактеризовать особенности, состав, хронологические и культурные группы древностей первых десятилетий Аварского каганата в более широком культурном спектре. По этой причине затруднена и периодизация ряда опубликованных “раннеаварских” комплексов (рис.35), а встреченные в них монеты пока пригодны для датировки “раннеаварского” периода в целом. Из раскопанных на большой площади и систематически 137 "штампованная пражская Рис. 57. Колькед-Фекетекапу А. Распределение по периодам групп и вариантов керамических сосудов. У образцов даны их условные обозначения на рис.58-60. Fig. 57. Kolked-Feketekapu A. Distribution of ceramic vessels groups and variants in accordance with the periods. Samples indications given in fig.58-60. Abb. 57. Kolked-Feketekapu A. Verteilung der Gruppen und Varianten von keramischen GefaBen nach den Perioden. Kennzeichen fur die Muster sieh auf Abb. 58-60. Dess. 57. Kolked-Feketekapu A. Repartition selon les periodes de groupes et de types de recipients en ceramique. Les echantillons portent leurs signes conventionnels sur le dess.58-60 138 опубликованных памятников с материалами “раннеаварского” периода отметим следующие. Могильник в Кернье (Salamon A., Erdelyi I., 1971), неоднократно привлекавший внимание исследователей, важен тем, что там отсутствуют материалы горизонта “Игар - Озора” и более позднего времени. К наиболее ранним комплексам из Кернье принадлежит п.49 с гарнитурой круга “Юташ”, аналогичной встреченным в комплексах периода “В” Колькеда (рис.29). “Штампованная” керамика из Кернье относится к вариантам, показательным для периода "В/С” и финала периода “В” в Колькеде. Железные таушированные гарнитуры из Кернье, как отмечалось, своеобразны, а их стилистические соответствия в Колькеде относятся к периоду “В/С” или близкому времени. Погребения с таушированными поясами и “штампованной” керамикой сосредоточены в северной части могильника Кернье. С периодом “В/С” или “С” Колькеда синхронизируется ряд комплексов из Кернье, тоже расположенных в северной части памятника. Здесь встречены пряжки с коробчатой петлей I подгруппы восточной группы, гарнитуры с круглыми накладками (гладкими или розетками) и стандартными гладкими наконечниками (группы 2а и 2b по М.Мартину), отмеченные А.К.Амброзом наконечники с “вафельным” орнаментом. Наиболее поздние погребения в Кернье расположены на юго-западной и южной периферии памятника. Для них характерны широкие пояса, часто украшенные трехчастными и 3-образными накладками, псевдопряжками, пряжки с выступающим ложем для язычка, плавно переходящим к рамке, и другие вещи, находящие соответствия в материалах периодов “С” и “D” Колькеда (ср. группы 3 и 4 по М.Мартину). На расположенных к западу от Балатона могильниках Покасепетк и Орослань 1 основная масса керамики представлена сосудами пражского типа. Архаичные формы пражской керамики происходят из нескольких погребений, расположенных в юго-восточной части изученного раскопками участка орослань-ского некрополя и из разрушенных комплексов (Гавритухин И.О., 1997, рис.4, 6,16, 7, С). Тут же расположено п.17 с “серой” керамикой, близкой образцам периода “В/С” в Колькеде, а чуть западнее находится п.10 с пражским сосудом поздних вариантов. Очевидно, опубликованный компактный участок могильника Орослань 1 находит полное соответствие в материалах Колькеда и может датироваться первыми десятилетиями VII в. или чуть шире. Публикацию материалов из Покасепетка сопровождает анализ хронологии памятника (Sos Cs.A, Salamon А., 1995). По нашему мнению, в предложенной А.С.Шош и А.Шаламон периодизации возможны уточнения, а абсолютные датировки требуют пересмотра. Комплексы 1-го горизонта, по А.С.Шош и А.Шаламон, датируются либо широко (маленькие трапециевидные подвески, браслеты типа Сэнт-Эндере, стремена с округлой подножкой) (Гавритухин И.О., 1997), либо не ранее “I среднеаварского” периода. Для такой атрибуции показательны следующие вещи: псевдопряжка, длинный наконечник, выполненный в технике “ячеек”, пряжка с коробчатой петлей, принадлежащая типу “с противостоящими зверями”, пряжки византийского круга “паннонской” группы (см. о хронологии этих вещей выше). Исключение представлено лишь п.121, пояс из которого сопоставим с эталонными “раннеаварскими” комплексами, датированными монетами, гарнитурами из северной части могильника Кернье (группа 2а по М.Мартину), находками из комплексов периода “В” или пограничья зон “В” и “С” в Колькеде. Причем, именно рядом с п.121 находится п.120 с пражским сосудом архаичного варианта. Еще два архаичных сосуда пражского типа происходят из пп.87 и 88, расположенных в компактной группе могил, удаленной от основного массива погребений. К сожалению, другие “узко” датируемые вещи в этой группе могил отсутствуют. Остальная керамика пражского типа представлена в Покасепетке поздними вариациями. Таким образом, материалы из Покасепетка, как и Орослань 1, находят соответствие в предложенной периодизации комплексов из Колькеда, во всяком случае, не противоречат ей. Ранние комплексы могильников в Кернье, Орослань, Покасепетке надежно синхронизируются с материалами периода “В” в Колькеде. Если погребения “I раннеаварского” периода на этих памятниках и были, то они происходят из разрушенных участков. Рассмотренные памятники с материалами “раннеаварского” периода принадлежат особым культурным группам, концентрирующимся вдоль возвышенностей в западной части нынешней Венгрии (Гавритухин И.О., 1997). Понятно, что распространение вещей, представленных в эталонных “раннеаварских” комплексах “номадского” облика (рис.35,) характеризует в данном случае процессы “II раннеаварского” периода. Для выделения древностей “номадов” “I раннеаварского” периода требуются материалы других памятников, пока систематически не опубликованных. Древности “I среднеаварского” периода представлены довольно обширным кругом памятников. Важно и то, что интеграция культур Аварского каганата в это время принимает новое качество, а потому нет повода, чтобы предполагать асинхронность каких-либо находок в разных культурных или локальных группах каганата. На основе комплексов с монетами и исторических сведений начало “I среднеаварского” периода датируется между 610/620 и 630/ 640 гг., скорее всего, не ранее 620 г. Д атировка подтверждается хронологией локальных групп псевдопряжек, появившихся за пределами I Тюркского и Западного Тюркского каганатов. По типологическим и историческим выкладкам эти изделия, показательные для “I среднеаварского” периода, не могут датироваться раньше 630 г. (Гавритухин И.О., 2000). Граница между “раннеаварским” и “среднеаварским” периодами не была резкой. Ряд вещей, явно связанных с “раннеаварским” комплексом находок, не- 139 140 Рис. 58. Колькед-Фекетекапу А. Топографический план памятника (I). Распределение групп и вариантов керамических сосудов, датирующих вещей и византийских монет на северо-восточном (II) и юго-западном (III) раскопах. 1 - пряжки и накладки типа Сучидава (рис.41, 41, 43)', 2 - "лангобардское” погр.39 (рис.21)', 3 - пряжка из погр.41 (рис.28, 34); 4 - гарнитуры типа Юташ-Будапешт, ул.Селе (рис.29); 5 - пряжки типа Ясси-Ада (рис.28, 24, 26); 6 - пряжки типа Хьюси (рис.28, 29); 7 - пряжки типа Сиракузы (рис.45, 18); 8 - пряжки типа Трапезунд (рис.45,10); 9, 11, 12 — ременные гарнитуры или их элементы, сопоставимые с образцами 3-го горизонта по Р.Христлайну: 9- выполненные в технике "ячеек” (рис.31,1-5, 7-10, 17-19, 24, 31, 35-38); 11 - железные (рис.31, 45-49); 12- "сборные" (рис.43, 2, 8-10); 10 - наконечник из погр. 183 (рис.37, 33); 13 - погребения с византийскими монетами (в кружке дан terminus post quern); 14 - зона "А 15 - зона “В”; 16- зона "С”. Fig. 58. Kolked-Feketekapu A. Topographic layout of the site (I). Distribution of ceramic vessels groups and variants, dating artifacts and Byzantine coins in the north-east (II) and south-west (III) excavation sites. 1 - buckles and plates of Suchidava type (fig.41, 41, 43); 2 - "Lombard” int.39 (fig.21); 3 - buckle from int.41 (fig.28, 34); 4 -garnitures of the type ofJutas, Budapest, Szolo utca, (fig.29); 5 - buckles of Jassi-Ada type (fig.28, 24, 26); 6 -buckles ofHjusi type (fig.28, 29); 7 - buckles of Syracuse type (fig.45, 18); 8 - buckles ofTrapezund type (fig.45, 10); 9, 11, 12 - belt garnitures or their fragments comparable to samples of the 3rd horizon, according to R.Christlein: 9 - those manufactured in “cell” technique (fig.31, 1-5, 7-10, 17-19, 24, 31, 35-38); 11 - iron belt garnitures (fig.31, 45-49); 12 - “assembled” ones (fig.43, 2, 8-10); 10 - belt-point from int. 183 (fig.31, 33); 73 -interments with Byzantine coins (terminus post quern is encircled); 14 - zone “A "; 15 - zone “B”; 16 - zone “C”. Abb. 58. Kolked-Feketekapu A. Topographischer Plan des Denkmals (I). Verteilung der Gruppen und Varianten von keramischen GefaBen, datierender Sachen und byzantischen Miinzen in den NO- (II) und SW-(III) Ausgrabungen. 7 - Schnallen undLaschen vom Typ Sucidava (Abb.41, 41, 43); 2 - “langobardisches” Grab 39 (Abb.21); 3 — Schnalle aus Grab 41 (Abb.28, 34); 4 - Satze vom Typ Jutas-Budapest, Szolo utca (Abb.29); 5 -Schnallen vom Typ Jassi-Ada (Abb.28, 24, 26); 6 - Schnallen vom Typ Hjusi (Abb.28, 29); 7 - Schnallen vom Typ Sirakuzy (Abb.45, 18); 8 - Schnallen vom Typ Trapezunt (Abb.45, 10); 9, 11, 12 - Riemensatze oder ihre Teile, vergleichbar mit den Mustern des 3. Horizontes nach R. Christllein: 9 - in “Zellen"-Technik ausgefuhrt (Abb.31, 1-5, 7-10, 17-19, 24, 31, 35-38); 11 - aus Eisen (Abb.31, 45-49); 12 - “gemischt” (Abb.43, 2, 8-10); 10 - Endstuck aus Grab 183 (Abb.31, 33); 73 - Graber mit byzantischen Мйпгеп (im Kreis ist terminus post quern angegeben); 14 -Zone "A”; 15 -Zone "B"; 16-Zone “C”. Dess. 58. Kolked-Feketekapu A. Plan topographique du monument (I). Repartition de groupes et de types de recipients en ceramique, d’objets dates et de pieces de monnaie des fouilles Nord-Est (П) et Sud-Ouest (1П). 7 - fibules et appliques de type Suszidava (dess.41, 41, 43); 2 - sep. “langobarde” 39 (dess.21); 3 - fibule du sep.41 (dess.28, 34); 4 - garnitures de type Jutas-Budapest, Szolo utca (dess.29); 5 —fibule de type Yassi-Ada (dess.28, 24, 26); 6 —fibules de type Hiussi (dess.28, 29); 7 -fibules de type Siracuses (dess.45, 18); 8 — fibules de type Trapezund (dess.45, 10); 9, 11, 12 -garnitures de ceinture ou leurs details, comparables aux echantillons du 3me horizon selon R.Khristline: 9 -fabriques dans la technique de “cellule” (dess.31, 1-5, 7-10, 17-19, 24, 31, 35-38); 11 - enfer (dess.31, 45-49); 12 - “piece montee “ (dess.43, 2, 8-10); 10 — pointe issue du sep. 183 (dess.31, 33); 73 - inhumations contenant des pieces de monnaie byzantines (terminuspost quern encercle); 14 - zone “A”, 15 - zone “B”, 16 - zone “C” сомненно, сосуществует с теми, что характерны уже для “среднеаварских” древностей. Тем более, что набор признаков “среднеаварского” периода складывался постепенно, а не появился в готовом виде в короткий промежуток времени. Это отражено не только длительностью переходной фазы в абсолютной хронологии, но и возможностью выделить, например, на материалах Колькеда, особый переходный период (“В/ С”). Различение комплексов “раннеаварского” и “среднеаварского” периодов в настоящее время базируется, в основном, на отличии некоторых деталей ременных гарнитур. Для некоторых памятников оно устанавливается и по составу керамических наборов. Но это пока не удается сделать для ожерелий, многих типов серег (в том числе массовых, таких, как серьги с полым металлическим шариком), ряда других категорий украшений. Большая часть типов оружия и конского снаряжения на современном уровне их изученности также пока не дают надежных “узко” датируемых реперов. Вероятно, как отмечалось рядом авторов, к “архаичным” чертам погребального обряда на ряде памятников “аварского” круга относится обычай класть в могилу панцирные пластины (рис.50, 21, 22). Намеченные А.К. Амброзом (1973) различия вариантов стремян с круглой подножкой важны, скорее, с методической точки зрения, во всяком случае, требуют дополнительной разработки и проверки. Предложенная П.Штадлером дробная типология наконечников копий и стрел (Stadler Р„ 1996) не во всем приемлема (вероятно, поэтому ее не стал использовать А.Киш). Остается неясным и то, в какой степени подмеченные особенности образцов с одного памятника будут информативны для других материалов. При этом, направление изысканий П.Штадлера, несомненно, может стать плодотворным. Неоднократно отмечались особенности некоторых серий мечей с D- и R-образными скобами (как на рис.51, 1, 3-5, 141 О О D © V о I 2 3 4 5 6 @ е о □ □ 7 89 10 11 О о О L 12 13 14 15 О И 0(3 0 16 □17 И 18 19 □ □пи 22 23 24 25 142 Рис. 59. Колькед-Фекетекапу А. Распределение железных ременных гарнитур и их бронзовых аналогов по зонам на северо-восточном раскопе. 1 — узкие овальные и D-образные пряжки (как рис.30, 23-30); 2 - как 1, но короче (как рис.30, 54, 55); 3 - В-образные пряжки (как рис.30,1, 3); 4 - бронзовые овальные пряжки без обойм (как рис.28, 2, 13); 5 - короткие железные щитовидные наконечники (рис.28, 14, 40); 6 — железные наконечники и обоймы с прогнутыми боками (рис.28,18, 20); 7 - как рис. 58, 3; 8 - пряжка с круглым щитком на язычке (рис.28, 28); 9 -пряжки с небольшими железными обоймами на двух штифтах (рис.30,13, 19); 10 - пряжки с подквадратными обоймами на четырех штифтах (рис.28, 9, 10); 11 - пряжки с железными прямоугольными обоймами (как рис.30, 25, 34, 36); 12 - бронзовые обоймы с выступами по бокам (рис.36, 35, 36); 13 - пряжки с подтреугольными или щитовидными обоймами (как рис.36, 51, 53); 14 - пряжки, изготовленные вместе с подтреугольными обоймами (рис.36, 33, 45); 15 - как рис.58, 2; 16-19 - гарнитуры типа 1 или характерные для них детали: 16 - 1-й вариант (рис.З), 30-33); 17- другие “ранние” варианты (рис.З), 6-9, 17-20, 24-27; 33, 26, 28); 18- “поздние” варианты (как рис.31,1-4; 33,17-21); 19 - образец из бронзы (рис.36,1-3, 5); 20 - гарнитуры типа 2 или характерные для них детали (рис.32, 2, 17-20, 23-30); 21 - гарнитуры типа 3 (рис.33,1-13); 22 - гарнитура из погр.275 (рис.43, 41-44, 46); 23 - гарнитура из погр.223 (рис.36, 20-26); 24 - гарнитура из погр.264 (рисАЗ, 34-38); 25 - железные гарнитуры неясного типа; обозначения керамики даны на рис.51, зон - на рис. 58. Fig. 59. Kolked-Feketekapu A. Distribution of iron belt garnitures and their bronze analogues in accordance with the zones on the north-east excavation site. 1 - narrow oval and D-shaped buckles (as fig.30,28-30); 2-as 1, but shorter ones (as fig.30, 54, 55); 3 - В-shaped buckles (asfig.30,1, 3); 4 - bronze oval buckles without clips (asfig.28,2,13); 5 - short iron shield-shaped belt-points (fig-28, 14, 40); 6 - iron belt-points and clips with sagged sides (fig.28,18, 20); 7 - as fig.58, 3;8- buckle with a round board on the catch (fig.28, 28); 9 - buckles with small iron clips fixed by two joint-pins (fig.30, 13, 19); 10 - buckles with subsquare clips fixed by four joint-pins (fig-28, 9, 10); 11 - buckles with iron rectangular clips (asfig.30, 25, 34, 36); 12 - bronze clips with projections on the sides (fig.36, 35, 36); 13 - buckles with subtriangle or shield-shaped clips (asfig.36,51, 53); 14 -buckles, manufactured together with subtriangle clips (fig.36,33, 45); 15-as fig.58,2; 16-19 - garnitures of type 1 or their characteristic details: 16- 1st variant (fig.3),30-33); 17-other “early” variants (fig.3),6-9,17-20, 24-27; 33,26,28); 18-“late” variants (as fig.31,1-4; 33,17-21); 19-bronze sample (fig.36,1-3, 5); 20 - garnitures of type 2 or their characteristic details (fig.32,2,17-20, 23-30); 21 — garnitures of type 3 (fig-33,1-13); 22 - garniture from int.275 (fig.43,41-44, 46); 23 -garniture from int 223 (fig.36, 20-26); 24 - garniture from int.264 (fig.43, 34-38); 25 - iron garnitures of obscure type; indication are given: for ceramics in fig.51,for zones in fig.58. Abb. 59. Kolked-Feketekapu A. Verteilung von eisemen Riemengamituren und ihrer bronzenen Analogen nach Zonen in der NO-Ausgrabung. 1 - enge ovale und D-formige Schnallen (wie Abb.30,28-30); 2 - wie 1, aber kurzer (wie Abb.30,54, 55); 3-B-jormoge Schnallen (wie Abb.30,1, 3); 4 - bronzene ovale Schnallen ohne Kappen (wie Abb.28, 2, 13); 5 - kurze eiseme schildformige Endstiicke (Abb.28,14, 40); 6- eiseme Endstiicke und Kappen mit gekriimmten Seiten (Abb.28,18, 20); 7 - wie Abb.58,3;8- Schnalle mit rundem Schild auf dem Riegel (Abb.28,28); 9 - Schnallen mit kleinen eisemen Kappen an zwei Stiften (Abb.30,13, 19); 10 - Schnallen mit quadratformigen Kappen an vier Stiften (Abb.28, 9, 10); 11 - Schnallen mit eisemen rechtecldgen Kappen (wie Abb.30,25, 34, 36); 12 - bronzene Kappen mit Ibrspriingen an den Seiten (Abb.36,35, 36); 13 -Schnallen mit dreieckfbrmigen oder schildformigen Kappen (wie Abb.36, 51, 53); 14 - zusammen mit dreickformigen Kappen hergestellte Schnallen (Abb.36,33, 45); 15 - wie Abb.58,2; 16-19- Gamituren vom Тур 1 oderfursie kennzeichnende Teile: 16-1. Variante (Abb.3), 30-33); 17-andere “friihere” Varianten (Abb.3), 6-9, 17-20, 24-27; 33,26, 28); 18- "spatere" Varianten (wie Abb.31,1-4; 33,17-21); 19- Muster aus Bronze (Abb.36,1-3, 5); 20 - Gamituren vom Typ 2 oder fur sie kennzeichnende Teile (Abb.32,2, 17-20, 23-30); 21 - Gamituren vom Typ 3 (Abb.33,1-13); 22 - Gamituren aus Grab 275 (/166.43, 41-44, 46); 23 - Gamituren aus Grab 223 (Abb.36, 20-26); 24 - Gamituren aus Grab 264 (Abb.43,34-38); 25 - eiseme Gamituren unklaren Typs; Bezeichnungen fur Keramik sind auf Abb.57 gegeben, fur Zonen - auf Abb.58. Dess. 59. Kolked-Feketekapu A. Repartition des garnitures de ceinture en fer et de leurs analogues en bronze sur les zones de la fouille Nord-Est 1 - fibules etroites ovales et en forme de D (comme dess.30,28-30); 2 - comme 1, mais plus courtes (comme dess.30,54, 55); 3 - jibules en forme de В (comme dess.30,13); 4 - jibules ovales en bronze sans agrafes (comme dess.28, 2, 13); 5 - pointes courtes enfer en forme de bouclier (dess.28,14, 40); 6 - pointes enfer et agrafes aux cotes flechis (dess.28,18, 20); 7 -comme dess.58, 3; 8 -fibule a I’ecusson rond de la languette (dess.28,28); 9 - fibules auxpetits agrafes enferayant deux clavettes (dess.30,13,19); 10 - fibules aux carquois en forme d’un саггёе irregulier ayant quatre clavettes (dess.28, 9,10); 11 -fibules aux agrafes rectangulaires enfer (comme dess.30, 25, 34, 36); 12 - agrafes en bronze avec des parties saillantes sur les cotes (dess.36, 35, 36); 13 -fibules aux agrafes en forme d’un triangle irregulier ou en ecusson (comme dess.36,51, 53); 14 -fibulesfabriquees avec des agrafes en forme de triangle irregulier integres (dess.36, 33, 45); 15 - comme dess.58,2; 16-19 - garnitures de type 1 ou leurs details typiques: 16 - lere variante (dess.3), 30-33); 17 - d’autres types “precoces” (dess.3), 6-9, 17-20, 24-27; 33,26, 28); 18 - variantes “tardives" (comme dess.31,1-4; 33,17-21); 19 - dchantillon en bronze (dess.36,1-3, 5); 20 - garnitures de type 2 ou leurs details typiques (dess.32,2, 17-20, 23-30); 21 - garnitures du type 3 (dess.33,1-13); 22 - garniture issue du sep.275 (dess.43, 41-44, 46); 23 - garniture issue du sep.223 (dess.36, 20-26); 24 - garniture issue du sep.264 (dess.43, 34-38); 25 - garnitures enfer de type indetermine; signes conventionnels pour les cdramiques voir sur le dess.57, des zones - sur le dess.58 143 144 Рис. 60. Колькед-Фекетекапу А. Распределение ременных гарнитур из цветных металлов и их аналогов из железа по зонам на северо-восточном раскопе. 1,2- розетки: 1 - рис.34, 3, 40; 2 - рис.44, 59; 3 - пара кнопок в сочетании с пряжкой (рис.28, 11, 12); 4 - гарнитура из рельефных кнопок (рис.34, 12-17); 5 -бронзовые трехлепестковые накладки (рис.28, 7; 34, 47); 6 - как 5, но из железа (рис.34, 60); 7 - женский пояс с фигурными накладками (рис.32, 7, 8); 8 - квадратная прорезная накладка (рис.32, 3); 9 -женские пояса с прямоугольными накладками (рис.42, 35, 36, 39-41); 10 - наконечник типа "Кешкемет, ул Шаллай” (рис.42, 41); 11, 12 — гарнитуры с прессованными наконечниками (рис.34, 6; 40, 2); 13 -накладки и наконечники типа “Арадац - Фенлак” (рис.38, 16, 18); 14 - гарнитура из погрАЗЗ (puc.4l, 1-5); 15 - накладки упрощенных вариантов серии Акалан (рис.40, 42, 43); 16 - гарнитура с накладкой типа “Тарнамера” (рис.39, 17-22); 17 -пряжки типа Салона — Истрия (рис.36, 17, 18; 40, 41; 41, 27, 28); 18 -Т-образная накладка с фигурной перекладиной (рис.43, 30); 19 - стремя с округлой подножкой и пластинчатым ушком (рис.55, 8, 18, 19, 24); 20 - пряжки с коротким ложем для язычка (как рис.46, 47, 52, 53, 58); 21 - пряжки с вытянутым ложем для язычка, плавно переходящим к рамке (как рис.46, 31, 36, 39, 42, 45); 22 - как 21, но небольших размеров, для дополнительных ремней (как рис.31, 11, 12; 43, 22); остальные обозначения как на рис. 59. Fig. 60. Kolked-Feketekapu A. Distribution of belt garnitures made of non-ferrous metals and their iron analogues in accordance with the zones on the north-east excavation site. 1,2- rozettes: 1 -fig.34, 3, 40; 2 -fig.44, 59; 3 - pair of press-buttons combined with a buckle (fig.28, 11, 12); 4 - garniture made of relief press-buttons (fig.34, 12-17); 5 - bronze trifoil plates (fig.28, 7; 34, 47); 6 - as 5, but made of iron (fig.34, 60); 7 - woman’s belt with figured plates (fig.32, 7, 8); 8 - square cut plate (fig.32, 3); 9 - woman’s belts with rectangular plates (fig .42, 35, 36, 39-41); 10 - belt-point of the type “Kecskemet, Sallai utca” (fig.42, 41); 11, 12 - garnitures with pressed belt-points (fig.34, 6; 40, 2); 13 -plates and belt-points of type “Aradac - Fonlak” (fig.38, 16, 18); 14 - garniture from intA33 (fig.4\, 1-5); 15 — simpler variants of plates of Akalan series (fig.40, 42, 43); 16 - garniture with “Tamamera’’-type plate (fig.39, 17-22); 17 - buckles of Salona - Istria type (fig.36, 17, 18; 40, 41; 41, 27, 28); 18 -T-shaped plate with figured cross-piece (fig.43, 30); 19 - stirrup with a round footboard and lamellar lug (fig.55, 8, 18, 19, 24); 20 - buckles with a short bed for the catch (as fig.46, 47, 52, 53, 58); 21 - buckles with a stretched bed for the catch passing smoothly to the frame (as fig.46, 31, 36, 39, 42, 45); 22 - as 21, but smaller in size for additional belts (asfig.31, 11, 12; 43, 22); other indications as in fig. 59. Abb. 60. Kolked-Feketekapu A. Verteilung von Riemengamituren aus NE-Metallen und von ihren Analogen aus Eisen in der NO-Ausgrabung. 1,2- Rosetten: 1 - Abb.34, 3, 40; 2 — Abb.44, 59; 3 — ein Paar Druckknopfe in Kombination mit einer Schnalle (Abb.28, 11, 12); 4 - Garnitur aus klar hervortretenden Druckknopfen (Abb.34, 12-17); 5 - bronzene dreiblattrige Laschen (Abb.28, 7; 34, 47); 6 - wie 5, aber aus Eisen (Abb.34, 60); 7 -Frauengtirtel mit figdrlichen Laschen (Abb.37, 7, 8); 8 - quadratformige beschlitzte Lasche (Abb.32, 3); 9 -Frauengtirtel mit rechnteckigen Laschen (Abb.42, 35, 36, 39-41); 10 - Endstiick vom Typ “Kecskemet, Sallai utca” (Abb.42, 41); 11, 12 - Garnituren mit gepressten Endstiicken (Abb.34, 6; 40, 2); 13 - Lasche und Endstiicke vom Typ “Aradac - Fonlak” (Abb.38, 16, 18); 14 - Garnitur aus Grab 133 (Л66.41, 1-5); 15 - Laschen einfacherer Vafianten der Serie Akalan (Abb.40, 42, 43); 16 - Garnitur mit der Lasche vom Typ “Tamamera” (Abb.39, 17-22); 17 - Schnallen vom Typ Salona - Istria (Abb.36, 17, 18; 40, 41; 41, 27, 28); 18 - T-formige Lasche mit figtirlichem Querriegel (Abb.43, 30); 19 - Steigbtigel mit abgerundetem Trittbrett und Plattenhenkel (Abb.55, 8, 18, 19, 24); 20 - Schnallen mit kurzer Riegelmulde (wie Abb.46, 47, 52, 53, 58); 21 - Schnalle mit langlicher allmahlich zum Rahmen tibergehender Riegelmulde (wie Abb.46, 31, 36, 39, 42, 45); 22 - wie 21, aber kleinerer Grofie, fur zusatzliche Riemen (wie Abb.31, 11, 12; 43, 22); weitere Bezeichnungen wie auf Abb.59. Dess. 60. Kolked-Feketekapu A. Repartition des garnitures de ceinture fabriquees en non-ferreux et de leurs analogues en fer sur les zones de la fouille du Nord-Est. 1,2- rosaces: 1 - dess.34, 3, 40; 2 - dess.44, 59; 3 - une paire de boutons-pression combinee avec fibule (dess.28, 11, 12); 4 - garniture de boutons-pression en relief (dess.34,12-17); 5 - appliques en bronze a trois feuilles (dess.28, 7; 34, 47); 6 - comme 5, mais enfer (dess.34, 60); 7 - ceinture de femme aux appliques fagonnees (dess.32, 7, 8); 8 - applique carree aux cannelures (dess.32, 3); 9 -ceintures de femme aux appliques rectangulaires (dess.42, 35, 36, 39-41); 10 - pointe de type “Kecskemet, Sallai utcai” (dess.42, 41); 11, 12 - garnitures aux pointes pressees (dess.34, 6; 40, 2); 13 — appliques et pointes de type “Aradac - Fonlak” (dess.38, 16, 18); 14 - garniture issue du sep.133 (dess.41, 1-5); 15 - appliques des variantes simplifies de la serie Akalan (dess.40, 42, 43); 16 - garniture a I’applique du type “Tamamera” (dess.39, 17-22); 17 -fibules du type Salona - Istria (dess.36, 17, 18; 40, 41; 41, 27, 28); 18 - applique en forme de T ala traverse fagonnee (dess.43, 30); 19 — etrier au marchepied arrondi et anse lamellee (dess.55, 8, 18, 19, 24); 20 -fibules au creux de languette court (comme dess.46, 47, 52, 53, 58); 21 - fibules au creux de languette allonge formant Гencadrement (comme dess.46, 31, 36, 39, 42, 45); 22 - comme 21, mais plus petites qui servaient aux ceintures secondaires (comme dess.31, 11, 12; 43, 22); le reste des signes comme dess.59 145 9frl Рис. 61. Колькед-Фекетекапу А. Распределение ременных гарнитур по зонам на юго-западном раскопе. 1 - бронзовая пряжка, изготовленная вместе с треугольной обоймой, имеющей выступы (рис.36, 33); 2 - железная пряжка из погр. 490 (рис.30, 21); 3 -литая византийская фибула (рис.28, 37); 4 - бронзовые наконечники с короткой пластиной для крепления к ремню (как рис.36, 20, 31, 52, 54, 55); 5 - ременные гарнитуры с накладками из большого числа кнопок (рис.34, 19-28); 6 - ременные гарнитуры, включающие кнопки наряду с другими накладками (рис.34, 31-35; 41, 73-79); 7 - гарнитура с двумя кнопками-накладками и наконечниками дополнительных ремней (рис.34, 41-45); 8 — розетка (рис.34, 46); 9 - пряжка типа Папа (рис.38, 35, 36); 10- ранний вариант пряжек типа Гатер (рис.41, 68); 11 — непоздние варианты пряжек типа “с противостоящими зверями” (рис.41, 52; 46, 60); 12 - пряжка из погр.675 (рис.44, 57); 13 - гарнитура из погр.355 (рис.41, 39-43); 14 - накладки и наконечники типа “Арадац - Фенлак” (рис.38, 30-32); 15 - серьги и глазчатые бусы, типичные для северо-восточного раскопа (см. рис.62); 16 - наконечник из погр.388 (рис.43, 4); обозначения керамики см. на рис.57. Fig. 61. Kolked-Feketekapu A. Distribution of belt garnitures in accordance with the zones on the south-west excavation site. 1 - bronze buckle, manufactured together with a triangular clip having projections (fig.36, 33); 2 - iron buckle from int.490 (fig.30,21); 3 - cast Byzantine fibula (fig.28,37); 4 - bronze belt-points with a short plate to be fastened to the belt (as fig.36, 20, 31, 52, 54, 55); 5 - belt garnitures with plates consisting of numerous press-buttons (fig.34,19-28); 6 - belt garnitures including press-buttons alongside with other plates (fig.34,31-35; 41, 73-79); 7 - garniture with two button-plates and belt-points for additional belts (fig.34, 41-45); 8 - rozette (fig.34,46); 9 - buckle of Papa type (fig-38,35, 36); 10 - early variant of buckles of Gater type (fig.41, 68); 11 - поп-late variants of buckles of opposing animals type (fig.41,52; 46, 60); 12 - buckle from int.675 (fig.44,57); 13 - garniture from int.355 (fig.41, 39-43); 14 - plates and belt-points of “Aradac-Fonlak” type (fig.38,30-32); 15 -ear-rings and “eyed”-beads typical for the north-east excavation site (seefig.62); 16 - belt-point from int. 388 (fig.43,4); indications for ceramics see infig.57. Abb. 61. Kolked-Feketekapu A. Verteilung von Riemengamituren nach Zonen in der SW-Ausgrabung. 1 - bronzene Schnalle, hergestellt zusammen mit dreieckiger Карре, die Vorspriinge hat (Abb.36, 33); 2 - eiseme Schnalle aus Grab 490 (Abb.30, 21); 3 - gegossene byzyntische Fibula (Abb.28, 37); 4- bronzene Endstticke kurzer Platte zur Befestigung an den Riemen (wie Abb.36, 20, 31, 52, 54, 55); 5 - Riemengamituren mit Laschen aus grofierer Druckknopfanzahl (Abb.34, 19-28); 6 - Riemengamituren mit Druckknopfen aufier anderen Laschen (Abb.34, 31-35; 41, 73-79); 7 -Gamitur mit zwei Laschendruckknopfen und Endstiicken der zusatzlichen Riemen (Abb.34, 41-45); 8 - Rosette (Abb.34, 46); 9 - Schnalle vom Typ Papa (Abb.38, 35, 36); 10 -fruhere Variante der Schnallen vom Typ Gater (Abb.41, 68); 11 -nicht spatere Varianten der Schnallen vom Typ “mit gegentiberstehenden Tieren” (Abb.41, 52; 46, 60); 12 - Schnalle aus Grab 675 (Abb.44, 57); 13 - Gamitur aus Grab 355 (Л66.41, 39-43); 14 - Laschen und Endstucke vom Typ “Aradac-Fonlak” (Abb.38, 30-32); 15 - Ohrringe und Glasperlen, die fur die NO-Ausgrabung typisch sind (sieh Abb.62); 16 -Endstuck aus Grab 388 (Abb.43, 4); Bezeichnungen fiir Keramik sieh auf Abb.57. Dess. 61. Kolked-Feketekapu A. Repartition des garnitures de ceinture sur les zones de la fouille Sud-Ouest. 1 - fibule en bronze combinee avec un agrafe triangulaire pourvu de saillies (dess.36, 33); 2 - fibule en far issue du sep.490 (dess.30, 21); 3 - fibule byzantine en fonte (dess.28, 37); 4 — pointes en bronze avec lamelie courte de fixation a le ceinture (comme dess.36, 20, 31, 52, 54, 55); 5 - garnitures de ceinture aux appliques ayant plusieurs boutons-pression (dess.34, 19-28); 6 - garnitures de ceinture ayant des boutons-pression et d’autres appliques (dess.34, 31-35,41, 73-79); 7 - garniture a deux boutons-appliques et aux pointes de ceintures secondaires (dess.34, 41-45); 8 - rosace (dess.34, 46); 9 —fibule du type Papa (dess.38, 35, 36); 10 - variante precoce de fibules du type Gater (dess.41, 68); 11 - variantes non precoces de fibules du type “aux animaux qui se font face” (dess.41, 52; 46, 60); 12 -fibule issus du sep.675 (dess.44, 57); 13 - garniture issue du sep.355 (dess.41, 39-43); 14 — appliques et pointes du type “Aradac-Fonlak” (dess.38, 30-32); 15 - boucles d’oreille et perles “a I’image de I'oeil” typiques pour la fouille Nord-Est (voir dess.62); 16 - pointe issue du sep.388 (dess.43, 4); marquage des ceramiques voir dess.57 8), специфичных для Аварского каганата или даже локальных групп внутри него (Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1999, с.123-125, там литература). Однако не ясны не только “узкие” даты этих вариантов, но и их соотношение с образцами, форма которых не является редкостью за пределами каганата (как рис.51, 7). Из многообразия мечей, известных на памятниках “аварского” круга, в качестве специфичных только для “I среднеаварского” периода, по нашему мнению, пока можно назвать лишь “палаши” типа “Кунагота - Перещепина” или близкие им (рис.52). Тем не менее, в ряде случаев комплексы “среднеаварского” периода можно датировать довольно “узко”. Типологические ряды некоторых серий деталей ременных гарнитур, а также наблюдения над соотношением периодов “С” и “D” в Колькеде, позволяют наметить признаки для различения относительно ранних или поздних материалов в рамках “I среднеаварского” периода. Конечно, эти различия, а тем более их абсолютная датировка довольно зыбки. Все это требует дополнительной проверки и доработки. К сожалению, памятников, где древности “I среднеаварского” периода представлены большим числом 147 • 1 ©203 у 7 +8 Т 4 v 5 6 148 Рис. 62. Колькед-Фекетекапу А. Распределение некоторых типов бус, серег, брошей. 1 - глазчатые бусы “ранних” типов по П.Штадлеру; 2 - глазчатые бусы “ранних” типов, в комплексах, не содержащих мелкие монохромные бусы; 3 - глазчатые бусы ранних типов в одном комплексе с мелкими монохромными; 4 - булавки; 5 - калачевидные серьги (как рис.28, 2; 30, 52); 6 - серьги с полиэдрической бусиной (как рис.29, 23); 7 -серьги с подвеской “коробочкой ” ранних типов (рис.44, 49); 8 - броши со вставками (рис.44, 24, 42). Fig. 62. Kolked-Feketekapu A. Distribution of certain types of beads, ear-rings, brooches. 7 - “eyed” beads of “early” types according to P.Stadler;.2 — “eyed” beads of “early” type, known in complex with small monochromatic ones; 3 - “eyed” beads of “early” types in one complex with with small monochromatic ones; 4 - pins; 5 - “kalach”-shaped ear-rings (as fig.28, 2; 30, 52); 6 — ear-rings with a polyhedron bead (asfig.29, 23); 7 — ear-rings with a boxshaped pendant of early type (fig.44, 49); 8 — brooches with mountings (fig.44, 24, 42). Abb. 62. Kolked-Feketekapu A. Verteilung einiger Typen von Glasperlen, Ohrringen, Broschen. 7 - Glasperlen fruherer Typen nach P. Standler; 2 — Glasperlen “fruherer" Typen, die aber in den Komplexen mit kleinen monochromen Perlen bekannt sind; 3 - Glasperlen fruherer Typen in einem Kompleu mit kleinen monochromen; 4 -Stecknadeln; 5 - kalatschformige Ohrringe (wie Abb.28, 2; 30, 52); 6 - Ohrringe mit einer polyederischen Glasperle (wie Abb.29, 23); 7 - Ohrringe mit einem “korbformogen” Anhangerfrilherer Typen (Abb.44, 49); 8 - Broschen mit Plastronen (Abb.44, 24, 42). Dess. 62. Kolked-Feketekapu A. Repartition de certains types de perles, de boucles d’oreille, de broches. 7 -perles “zyeutees” de types “ргёсосез” selon P.Stadler; 2 -perles “zyeutees” de types “precoces”, mais connues dans les complexes a cote des perles menues monochromes; 3 - perles “a Timage de I’oeil” de types precoces existant dans le meme complexe avec de menues monochromes; 4 - 4pingles; 5 — boucles d’oreille en forme de cadenas (comme dess.28, 2; 30, 52); 6 - boucles d’oreille a la perle polyedre (comme dess.29, 23); 7 - boucles d’oreille a la suspension en “petite bo i te” de types precoces (dess.44, 49); 8 - broches aux empiecements (dess.44, 24, 42) сравнимых комплексов (что позволяет проверять и корректировать типологические наблюдения), в соответствии с современными требованиями пока опубликовано немного. Верхняя граница “I среднеаварского” периода определяется монетами из п.264 в Ясапарти и “княжеских” погребений круга Боча - Перещепина, а также датировкой начала “II среднеаварского” периода. Одним из наиболее показательных признаков “II среднеаварского” периода является распространение сабель и стремян с прямой подножкой. В Карпатской котловине этот феномен маркируется древностями горизонта “Игар -Озора”. Они явно предшествуют “позднеаварскому” периоду, в частности комплексу из Врапа, датировка которого “ок. 700 г.” пока не имеет оснований для пересмотра. С другой стороны, ряд инноваций, отраженных в комплексах круга “Игар - Озора”, логично связывать с культурным импульсом, сопровождавшим переселения, имевшие место между 660 и 680 гг. Такой датировке вполне соответствуют и показания монет. Монеты Константина IV являются позднейшими среди известных на памятниках “аварского” круга, причем, самые поздние из них были выпущены между 674 и 681 гг. (Somogyi Р., 1997). Скорее всего, на прекращение поступлений византийских монет в Среднее Подунавье отразилось утверждение на Балканах болгар Аспаруха в 679/680 г. Граница между I и II “среднеаварским” периодами не была резкой. Во-первых, выделяются комплексы, явно тяготеющие к “I среднеаварскому” периоду, но несущие черты, сближающие их с более поздними древностями. Таково погребение в Кунаготе, некоторые из погребений “ювелиров” и ряд близких им памятников. При этом, отдельные “поздние” черты этих комплек сов могут трактоваться двояко. Например, накладку с подвесным кольцом (рис.47,2; ср. рис.48, 45,50) или элементы стилей “плетеной” ленты (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.72, 73) возможно рассматривать не как показатели синхронности горизонту “Игар - Озора”, а как прототипы типичных для него образцов. Тем более, что связь ременных гарнитур I и II “среднеаварских” периодов вполне очевидна на массе примеров, а различие, зачастую, устанавливается лишь при анализе деталей. Во-вторых, как показали материалы фазы “Ь” Тисафюреда, комплексы, синхронизируемые с горизонтом “Игар - Озора” по наличию сабель или стремян с прямой подножкой, по другим признакам выглядят более архаичными. Сабля из Иванчи (рис.53, 3) со скобами, характерными для “палашей” предшествующего времени, является одним из классических примеров адаптации новых типов вооружения в “архаичных” традициях оформления. Если параллели оружию и конскому снаряжению из комплексов круга “Игар - Озора” фиксируются для фазы “Ь” Тисафюреда, то иначе обстоит дело с украшениями. Например, серьги, аналогичные образцам из “элитных” комплексов горизонта “Игар - Озора” (рис.49,1, 4, 8, 14-16, 18), в Тисафюреде появляются в материалах фазы “с”, а характерны для еще более позднего времени, в Колькеде такие вещи показательны, в основном, для комплексов “позднего” кладбища (рис.49, 33, 34, 38, 40, 41 и др.). Судя по всему, распространение новых типов вооружения происходило быстро, а инновации в “элитной” моде становились достоянием широких слоев населения с запозданием. Сложнее обстоит дело с накосниками, неизвестными ранее горизонта “Игар - Озора” (рис.49, 149 3). Вероятно, они относятся к кругу инноваций, пришедших вместе с новыми типами конского снаряжения и оружия, но нельзя исключить, что они были местным аварским изобретением. Этот вопрос требует специального изучения. Многие украшения груди из “элитных” комплексов горизонта “Игар - Озора”, несомненно, отражают византийское влияние. Ожерелья, включающие специфичные кресты и листовидные подвески, типичны для ряда наборов, неоднократно встреченных с монетами Ираклия или с вещами, обычными для 1-й пол. - cep.VII в. Находки из Озоры (рис.49, 17, 20) определяют верхнюю хронологическую границу бытования таких украшений (Maniere-Leveque А.-М., 1997); (рис.44, 34-41)-, (Jprgensen L., 1992, р.104, fig.7). Детали оформления этих подвесок находят параллели в орнаментации деталей “прессованных” ременных гарнитур, включающих двучастные накладки с килевидным или полукруглым верхом, и, судя по всему, должны синхронизироваться с этими показателями “среднеаварского” периода. Мода же на аграфы (рис.49, 11, 23) и подвески - “буллы” (рис.49, 10, 13, 19) получает 150 Рис. 63. Колькед-Фекетекапу А. Зоны финала “раннего” и “позднего” могильника. 1 - случаи перекрывания могил; 2 - “литые"ременные гарнитуры; 3 - гарнитура, украшенная в стилях “плетеной ленты” (рис.46, 18-24)\ 4 - прессованные гарнитуры финала “II среднеаварского” периода (рис.46, 1-5, 7-10, 12-15, 25)', 5 - гарнитура “итало-альпийской" группы”; 6 - аграфы со стеклянными вставками; 7 - овальные серьги с граненой стеклянной подвеской; 8 - “желтая ” керамика; 9 - серьги с круглой стеклянной подвеской; 10 - бусы в виде арбузной косточки; 11 - особенности погребальных обрядов, типичных для “позднего” кладбища по А.Кишу; 12 - ожерелья из мелких монохромных бус нерегулярной формы и глазчатых бус не “ранних” типов; 13, 14 -ожерелья из мелких монохромных бус нерегулярной формы одного или разных цветов, но без глазчатых бус; 15 - стремена с прямой подножкой (рис.56, 75, 18); 16 - 8-образные стремена (рис.55, 10. 14, 15; 20); 17 - см. рис.60, 19; 18 - комплекс погр.41\ (рис.43, 1-10); обозначения керамики см. на рис.51. Fig. 63. Kolked-Feketekapu A. Final zones of the “early” and “late” cemetries. 1 - cases of graves ovelapping; 2 -“cast” belt garnitures; 3 - garniture ornamented in “plaited band” style (fig.46, 18-24); 4 — pressed garnitures of the end of “II mid-Avarian” period (fig.46, 1-5, 7-10, 12-15, 25); 5 - garniture of the “ Italian-Alpine” group; 6 -agraphs with glass mountings; 7 - oval ear-rings with a faceted glass bead; 8 - “yellow" ceramics; 9 - ear-rings with a round glass pendant; 10 - beads in the form of water-melon seeds; 11 — funeral rites peculiarities typical for the “late” cemetry, according to A. Kiss; 12 - necklaces of small monochromatic beads of irregular form and “eyed” beads not belonging to early types; 13, 14 - necklaces of small monochromatic beads of irregular form without “eyed” beads; 15 - stirrups with a streight footboard (fig.56, 15, 18); 16 - 8-figured stirrups (fig.55,10, 14, 15; 20); 17 - seefig.60, 19; 18 - complex ofint.411 (fig.43,1-10); indications for ceramics see infig.57. Abb. 63. Kolked-Feketekapu A. Finalzonen des “friiheren” und des “spateren” Graberfeldes. 1 - Fulle der Grabuberlappungen; 2 - “gegossene " Riemengamituren; 3 - in Stilen des “Flechtbandes ” geschmuckte Gamitur (Abb.46, 18-24); 4 - gepresste Gamituren im Auslauf der “II.Mittelawarischen ” Periode (Abb.46, 1-5, 7-10, 12-15, 25); 5 - Gamitur der “italienisch-alpischen ” Gruppe; 6 — Agraphen mit Glasplastronen; 7 - ovale Ohrringe mit einem geschliffenen Glasanhanger; 8 - “gelbe” Keramik; 9- Ohrringe mit einem runden Glasanhanger; 10 -Glasperlen in form eines Eassermelonenkemes; 11 - Besonderheiten des Beisetzungsrituals, typisch fur einen “spateren ” Friedhof nach A. Kiss; 12 - Halsbander aus kleinen monochromen Glasperlen unregelmafiiger Form und aus Glasperlen nicht “fruherer” Typen; 13, 14 — Halsbander aus kleinen monochromen Glasperlen unregelmafiiger Form, aber ohne Glasperlen mit Augenornament; 15 - Steigbugel mit geradem Trittbrett (Abb.56, 15, 18); 16 - 8-jormige Steigbugel (Abb.55, 10, 14, 15; 20); 17 - sieh Abb.6Q,19; 18 - Komplex aus Grab 471 (ЛЬЬ.43,1-10); Bezeichnungen fur Keramiksieh auf Abb.57. Dess. 63. Kolked-Feketekapu A. Zones de la fin de Г inhumation “precoce” et “tardive”. 1 - cas de superposition des tombes; 2 - garnitures de ceinture “enfonte”; 3 - garniture decoree dans le style de “ruban tresse" (dess.46, 18-24); 4 - garnitures pressees de la fin de la periode “II avars moyens" (dess.46,1-5, 7-10, 12-15, 25); 5 - garniture du groupe “italo-alpin”; 6 — agrafes aux insertions en verroterie; 7 - boucles d’oreille ovales a la suspension en verre taille; 8 - ceramiques “jaunes”; 9 - boucles d’oreille a la suspension ronde en verroterie; 10 - perles en forme de grain de pasteque; II - particularites des rites funeraires typiques pour le cimetiere “tardif selon A.Kiss; 12 -colliers composes de perles irregulieres monochromes et de perles “a I’image de I’oeil” de types “non precoces”; 13, 14 - colliers composes de perles irregulieres monochromes n’ayant pas de perles “a I’image de l’oeil”; 15 - etriers au marche-pied droit (dess.56, 15, 18); 16 - etriers octo-forme (dess.55,10, 14, 15; 20); 17- voir dess.60, 19; 18 -complexe du sep.471 (dess.43, 1-10); marquage des ceramiques voir dess.57 распространение с конца “среднеаварского” периода и сохраняется в “позднеаварское” время (Pasztor А., 1986; Garam Ё„ 1989). Итак, формирование комплекса древностей “II среднеаварского” периода связано, прежде всего, с продолжением и новыми формами развития местных традиций. Фиксируется и новая волна византийских влияний, что также вписывается в традиционную для Аварского каганата систему культурных связей. Все это не позволяет принять тезис о притоке в это время массы нового населения из Восточной Европы на Средний Дунай. Тем не менее, какие-то миграции, отраженные и сообщениями о болгарских переселениях, но едва ли исчерпывающиеся ими, явно имели место. Представляется, что объяснение многих изменений в материальной культуре и структуре населения, маркирующие “II среднеаварский” период, отражают не массовость новых “мигрантов”, а формирование нового политического центра и новой общественно-политической структуры каганата. Вероятно, “позднеаварский” период знаменует завершение и новое качество этих процессов (Гавритухин И.О., 1990, с.135,136). Истоки, механизм формирования и распространения новых особенностей материальной культуры (таких как “литая” гарнитура и др.) в Центральной и Восточной Европе требуют особого рассмотрения. ♦ ♦♦ Предложенные наблюдения, конечно, не исчерпывают возможностей для исследования “аварской” хронологии даже на основе рассмотренных памятников. Какие-то элементы представленной схемы, несомненно, потребуют уточнения или пересмотра. Одна 151 ко наличие спорных вопросов не исключает необходимости использования данных о хронологии “аварских” памятников для изучения древностей Восточной Европы. С другой стороны, не последнюю роль в решении многих вопросов “аварской” археологии должны сыграть восточноевропейские материалы. В данной работе не было возможности для систематического сопоставления памятников koh.VI - нач.УТП вв. из Среднего Подунавья с теми, что расположены восточнее. Ее цели ограничивались желанием предло жить материал для привлечения к этой работе широкого круга исследователей. Заключение 1. В работе предлагается схема хронологии памятников “среднеаварского” периода, являющаяся модификацией взглядов автора (Гавритухин И.О., 1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996) в свете новых исследований и публикаций. В методическом вве- Christlein 1966 Perm 199S 152 Рис. 64. Схема хронологии “раннеаварского” и “среднеаварского” периодов и основания для их датировки. Периоды: FA - “раннеаварский”; МА - “среднеаварский”; Sp.A - “позднеаварский”. Индикаторы синхронизации: 1 -поздние варианты керамики пражского типа (рис.51, 21, 22); 2 - гладкие накладки с прогнутыми боками (как рис.46, 3); 3 - серьги со стеклянной подвеской или с пирамидкой из зерни (как на рис.49); 4 - стремена (как на рис.56, 2, 4, 7, 15, 18); 5 -ременные гарнитуры "итало-альпийской” группы (какрис.46, 26-30); 6 - накладки, украшенные в стилях "плетеной ленты ” (как рис.48, 24-30 и др.); 7 — стремена с прямой подножкой (как рис.20, погр.991, 350 и т.д.) и сабли (какрис.53); 8 - поздние типы пальчатых фибул (какрис.2, 42); 9 - антропо-зооморфные фибулы ранних типов (как рис.43, 16); 10 - зооморфные накладки; 11 - псевдопряжки поздних типов (по: Гавритухин И.О., 2000); 12 - палаши типа “Кунагота - Перещепина” (какрис.52); 13 - гарнитуры 3-й ступени (по Christlein R., 1966); 14 - “серая” керамика (как на рис.51, 5, 7, 8); 15 - накладки упрощенных вариантов серии Акалан (как рис.40, 42, 43, 52-55, 57-61); 16 - накладки типа Арадац - Фенлак (как на рис.38); 17- Т-образные накладки с фигурной перекладиной (как рис.40, 68; 43, 30); 18 - серебряная посуда со штемпелем 577 г.; 19 -пряжки типа Салона - Истрия (как рис.41,11, 27, 28, 72); 20 - “серая ” керамика (как на рис.51, 17, 18); 21 -булавки с загнутым "ложковидным” верхом (какрис.З, 31; 44, 21, 30, 43 и т.п.); 22 - "штампованная” керамика (как на рис.51,12); 23 - ременные гарнитуры (как рис.31, 6-10, 17-20, 24-27, 30-33 и т.п).; 24 - ременные гарнитуры (как на рис.29); 25 - пряжки типа Ясси-Ада (как рис.28, 24, 26); 26 - ранние варианты пражской керамики (как рис.51, 23, 24); 27 - литые византийские фибулы (как рис.28, 37); 28 — пряжки и накладки типа Сучидава (как рис.28, 41, 43); 29 - пряжки (как на рис.28, 34). Сокращения: КР - Kiskoros Pohibuj-Macko-diilo; П, К, НС-Перещепина, Келегеи, Новые Санжары; SG - Sinpetru German. Fig. 64. Chronological scheme of the “early Avarian” and “mid-Avarian” periods and the principles of their dating. Periods: FA - “early Avarian”; MA - “mid-Avarian”; Sp.A - “late Avarian”. Synchronization indicators: 1 - late variants of Prague type ceramics (fig.51, 21, 22); 2 - smooth plates with sagged sides (as fig.46, 3); 3 - ear-rings with a glass pendant or a pyramid made of granules (as infig.49); 4 - stirrups (as infig.56, 2, 4, 7, 15, 18); 5 - belt garnitures of “Italian-Alpine” group (as fig.46, 26-30); 6 - plates, ornamented in “plaited band”style (asfig.48, 24-30 etc.); 7 - stirrups with straight footboard (as fig.2O, int.991, 350 etc.) and sabres (as fig.53); 8 - finger-shaped fibulae of late types (asfig.2, 42); 9 - anthropo-zoomorph fibulae of early types (as fig. 43,16); 10 - zoomorph plates; 11 - pseudo-buckles of late types, according to I.O.Gavritukhin (Гавритухин И.О., 2000); 12 - broadswords of “Kunagota — Pereschepina” type (as fig.52); 13 — garnitures of the 3rd stage according to (Christlein R., 1966); 14 -“grey” ceramics (as in fig.51, 5, 7, 8); 15 - plates of simplified variants of Akalan series (asfig.40, 42, 43, 52-55, 57-61); 16 - plates of Aradac - Fonlak type (as infig.38); 17 - T-shaped plates with a figured cross-piece (asfig.40, 68; 43, 30); 18 - silver service with a stamp of 577 year; 19 - buckles of Salona - Istria type (asfig.41,11, 27, 28, 72); 20 - “grey” ceramics (as in fig.51, 17, 18); 21 - pins with curved spoon-shaped top (as fig. 3, 31; 44, 21,30, 43 etc.); 22 - “stamped” ceramics (as in fig.51, 12); 23 - belt garnitures (asfig.3), 6-10, 17-20, 24-27, 30-33 etc.); 24 - belt garnitures (as in fig.29); 25 — buckles of Jassi-Ada type (as fig.28, 24, 26); 26 - early variants of Prague ceramics (as fig.51, 23, 24); 27 - cast Byzantian fibulae (as fig.28, 37); 28 - buckles and plates of Sucidava type (as fig.28, 41, 43); 29 - buckles (as in fig.28, 34). Abbreviations: KP - Kiskoros Pohibuj-Macko-diild; П, К, HC - Pereschepina, Kelegei, Noviye Sanzhary; SG - Sinpetru German. Abb. 64. Chronologisches Schema der “fnihawarischen” und “mittelawarischen” Periode und Grundlagen fur ihre Datierung. Perioden: FA - “friihawarisch”; MA - “mittelawarisch”; Sp.A - “spatawarisch”. Synkronisationsindikatoren: 1 - spatere Varianten der Keramik von Prager Typ (Abb.51, 21, 22); 2 - glatte Laschen mit gekriimmten Seiten (wie Abb.46, 3); 3 - Ohrringe mit einem Glasanhanger oder mit einer Pyramide aus Komchen (wie Abb.49); 4 - Steigbtigel (wie auf Abb.56, 2, 4, 7, 15, 18); 5 - Riemengamituren der “italienisch-alpischen” Gruppe (wie Abb.46, 26-30); 6- im Stil des “Flechtbandes ” geschmtickte Laschen (wie Abb.48, 24-30 u.a.); 7 - Steigbiigl mit geradem Trittbrett (wie Abb.2Q, Grab 997, 350 usw.) und Sahel (wie Abb.53); 8 - spatere Typen von fingerformigen Fibulen (wie Abb.2, 42); 9 - anthropo-zoomorphe Fibulen frtiherer Typen (wie Abb.43,16); 10 - zoomorphe Laschen; 11 - Pseudoschnallen spaterer Typen nach (ГtepumyxuH И.О., 2000); 12 - Pallasche vom Typ "Kunagota - Perescepina” (wie Abb.52); 13 - Gamituren der 3. Stfe nach (Christllein R., 1966); 14 - graue Keramik (wie auf Abb.51, 5, 7, 8); 15 - Laschen einfacherer Varianten der Serie Akalan (wie Abb.4Q, 42, 43, 52-55, 57-61); 16 - Laschen vom Typ Aradac - Fonlak (wie Abb.38); 17 - T-J6rmoge Laschen mitfigiirlichem Querriegel (wie Abb.40, 68; 43, 30); 18 - Silbergeschirr mit Stempel des Jahres 577; 19 - Schnallen vom Typ Salona - Istria (wie Abb.41,11, 27, 28, 72); 20- "graue” Keramik (wie auf Abb.51,17, 18); 21 - Stecknadeln mit gebogenem “loffetformigem" Oberteil (wie Abb.3, 31; 44, 21, 30, 43 usw.); 22 - “gestanzte” Keramik (wie auf Abb.51, 12); 23 - Riemengamituren (wie Abb.3], 17-20, 24-27, 30-33 usw.); 24 - Riemengarniture (wie auf Abb.29); 25 -Schnallen vom Typ Jassi-Ada (wie Abb.28, 24, 26); 26 -fnihere Varianten der Prager Keramik (wie Abb.51, 23, 24); 27 -gegossene byzantische Fibulen (wie Abb.28, 37); 28 - Schnallen und Laschen vom Typ Sucsidava (wie Abb.28, 41, 43); 29 - Schnallen (wie auf Abb.28, 34). Abkurzungen: KP - Kiskoros Pohibuj-Macko-dillo; П, К, HC - Perescepina, Kelegei, Novyje Sanzary; SG - Sinpetru German. 153 Dess. 64. Schema chronplogique des periodes des avars precoces et des avars moyens et fondement de leur datation. 'Periodes: FA - avars precoces; MA - avars moyens; Sp.A - avars tardifs. Indicateurs de synchronisation: I - variantes tardives de ceramiques de type Prague (dess.57, 21, 22); 2 - appliques plates aux cotes flechis (comme dess.46, 3); 3 -boucles d’oreille a la suspension en verroterie ou a la pyramide granule (comme dess.49); 4 - etriers (comme dess.56, 2, 4, 7, 15, 18); 5 - garnitures de ceinture du groupe “italo-alpin” (comme dess.46, 26-30); 6 - appliques decorees dans le style de “ruban tresse” (comme dess.48, 24-30 et d’autres); 7 - etriers au marche-pied droit (comme dess.20, sep.997, 350 etc) et epees (comme dess.53); 8 - types tardifs de fibules digitales (comme dess.2, 42); 9 -fibules anthropo-zoomorphes de types precoces (comme dess.43, 16); 10 — appliques zoomorphes; 11 - pseudoappliques de types tardifs selon (Гавритухин И.О., 2000); 12 — lattes du type “Kunagota - Perescepina” (comme dess.52); 13 - garnitures de 3me niveau selon (Christllein R., 1966); 14 - ceramiques “grises” (comme dess.57, 5, 7, 8); 15 - appliques des variantes simplifiees de la serie Akalan (comme dess.40, 42, 43, 52-55, 57-61); 16 — appliques du type Aradac-Fonlac (comme dess.38); 17 -appliques enT ala traverse fa^onnee (comme dess.40, 68, 43, 30); 18 - vaisselle en argent au cachet de Гап 577; 19 -fibules de type Salona - Istria (comme dess.41, 11, 27, 28, 72); 20 - ceramiques “grises” (comme dess.57,17, 18); 21 -epingles en “cuillere” recourbee vers le haut (comme dess.3, 31; 44, 21, 30, 43 etc); 22 - ceramiques portant des cachets (comme dess.57, 12); 23 - garnitures de ceinture (dess.31, 6-10, 17-20, 24-27, 30-33 etc); 24 - garnitures de ceinture (dess.29); 25 -fibules de type Yassi-Ada (comme dess.28, 24, 26); 26 - variantes precoces de ceramiques de Prague (comme dess.57, 23, 24); 27 —fibules byzantines enfonte (comme dess.28, 37); 28 —fibules et appliques du type Sucidava (comme dess.28, 41, 43); 29 -fibules (comme dess.28, 34). Abrdviations: KP — Kiskoros Pohibuj-Mackd-diilo; 77, К, HC - Perescepina, Keleguei, Novye Sanjary, SG - Sinpetru German дении обращается внимание соотечественников на важность этих материалов для понимания восточноевропейских древностей. Предпринимавшиеся некоторыми исследователями попытки учесть в хронологических схемах отличия между временем производства вещи и ее попаданием в слой поселения или могилу оцениваются как имеющие весьма ограниченное значение. Как правило, выделяемый “период” охватывает временной отрезок от формирования определенного набора показательных вещей или их признаков до их смены новым набором. 2. Рассмотрение различных подходов к дефиниции “среднеаварский” период приводит к выводу о перспективности точки зрения, согласно которой особенности этого этапа в развитии материальной культуры отражают существенные изменения в жизни Аварского каганата, произошедшие в ходе событий 620-630 гг. Таким образом, “I среднеаварскому” периоду принадлежат памятники, характерные для комплексов крута “Bocsa - Перещепина”, ряда комплексов ювелиров (Fonlak, Adony и т.д.) и другие, относимые рядом венгерских исследователей к “раннеаварскому” периоду. В Восточной Европе им синхронны некоторые стили геральдической ременной гарнитуры, в частности, представленные в кладах типа Мартыновского. Горизонт памятников “Игар - Озора - Дюнапентеле” является опорным для выделения “II среднеаварского” периода. 3. Важным памятником для понимания поздней части “среднеаварского” периода является могильник Tiszafured - Majoros. В его периодизации автор опирается на разработки E.Garam (1995). Отличия заключаются в оценке некоторых комплексов и признаков, показательных для разделения фаз, в выделении на могильнике не только общих зон, но и компактных групп синхронных могил. Фаза “а” могильника Tiszafured представлена 1-й и 2-й группами могил, а также, возможно, погр. 114b и некоторыми другими (рис.1, 15-50; 2, 43-46; 22). Эти небольшие участки некрополя принадлежат основателям кладбища, а найденные в погребениях вещи характерны для “I среднеаварского” периода. Фаза “Ь” представлена группами 3-9 (рис.1, 1-14; 2-4; 22). Стилистика ременных гарнитур в это время, в целом, продолжает традиции предшествующего периода. Можно выделить лишь некоторые, возможно, локальные особенности ременных гарнитур этой фазы, например, прямоугольные накладки со скошенными краями, короткие широкие наконечники и др. Показательны и пояса с накладками “пятичастной” структуры (рис.З, 8, 42). К важным для датировки инновациям относится появление сабель и стремян с прямой подножкой (рис. 18, погр.379; 19, погр.40, 395, 536, 616; 20, погр.384, 622). Резкое увеличение числа могил и особенности некоторых комплексов, возможно, отражают приток нового, хоть и родственного, населения. Фаза “с” представлена группами 7', 8', 9', 10,11,12 и, вероятно, некоторыми отдельными могилами (рис.5-8; 23). Для ременных гарнитур этого времени показательно распространение стилей, специфичных именно для “II среднеаварского” периода. Это накладки и наконечники, украшенные в стилях “плетеной ленты” (типа “Игар” и др.), прессованные квадратные накладки, украшенные “стреловидными” и “растительными” композициями, наконечники с вычурно прогнутыми боками и заостренной нижней частью, пряжки с гипертрофированно вытянутым ложем для язычка и т.д. Вероятно, ближе к концу этой фазы появляются серьги с круглой стеклянной подвеской и литые звездовидные серьги. Более разнообразными становятся амулеты и т.д. 154 Фаза “d”, в основном, уже синхронна началу “позднеаварского” периода (рис.9-17; 24). Это определяется наличием ранних вариантов стилей “литых” гарнитур. Характерные для них формы наконечников и накладок, некоторые орнаментальные мотивы еще связаны со стилистикой “II среднеаварского” периода. Показательны для начала “позднеаварского” времени и ременные гарнитуры, выполненные из кованых пластин, украшенные прорезями в виде “бантика”, кольцами, подвешенными к накладкам, вытянутыми накладками со штифтами, шляпки которых украшены полушариями и т.д. Параллельно с этими гарнитурами существуют и наборы, выполненные в “среднеаварских” традициях, но в его особых вариантах. Стили “плетеной ленты” превращаются в геомет-ризированный узор, поверхность накладок и наконечников покрывают рядами рельефных бугорков (рис.9, 49, 50, 10, 30, 46, 11, 31, 32, 40; 12, 15, 53; 14, 33; 15, 37; 16, 38, 39; 17, 47, 49, 51, 54), в технике прессовки выполняются композиции, типичные для “литых” гарнитур, например, грифы или животные как на амулетах (рис.9, 16; 10, 20; 13, 32). Наличие особых вариантов “среднеаварских” ременных гарнитур, синхронных типичным для “позднеаварского” периода “литым” гарнитурам, и позволяет выделять особую фазу “d”. Одной из локальных особенностей могильника Тисафюред в этот период является многообразие форм и богатство орнаментации амулетов. Развитие могильника в последующее время (рис.25) уже не связано с эволюцией “среднеаварских” традиций, а потому выходит за рамки данной работы. При этом автор не согласен с мнением E.Garam о том, что в “позднеаварском” периоде происходит смена населения. Анализ могильника Szeged-Makkoserdo (рис.26, 26а) подтверждает реальность фаз, выделенных при изучении материалов из Tiszafiired. Византийская монета 654-659 гг. из погр.24 в Makkoserdo является важным хронологическим репером и для фазы “Ь” могильника Tiszafiired. Другим репером для датировки этой фазы является наличие сабель и стремян с прямой подножкой, появляющихся в древностях горизонта “Igar - Ozora”, который датируются монетой 669-674 гг. и подражанием монете 669-674 гг. Этому горизонту частично синхронна и фаза “с” могильника Tiszafiired. Начало фазы “d” датируется ок.700 г., исходя из наиболее приемлемой хронологии начала “позднеаварского” периода. 4. Для понимания ранних фаз “среднеаварского” периода и его соотношения с “раннеаварским” периодом важное значение имеет могильник Kolked-Feketekapu А. При его анализе автор опирался на наблюдения A.Kiss, P.Stadler, T.Vida и собственные разработки. В основе периодизации памятника лежит выделение зон с одинаковым набором керамических сосудов. Состав полученных таким образом периодов проверялся и уточнялся рассмотрением ременных гарнитур, а также по распределению на территории могильника других находок. Аналоги из культур меро- вингского круга и лангобардской Италии, византийские изделия (прежде всего, пряжки), монеты из “аварских” комплексов (определения монет даны по: Somogyi Р., 1997), послужили реперами для датировки периодов. Зона периода “А” (рис.58) выделяется по наличию специфичных вариантов “штампованной” посуды и ранних форм керамики пражского типа (рис.57, 15, 23, 24). Комплекс, соотнесенный P.Stadler с лангобардскими памятниками “паннонской” фазы (рис.39), пряжки и накладки типа Sucidava, другие типы пряжек (рис.28, 34, 41, 43, 44) позволяют считать, что могильник возник вскоре после 568 г. Верхняя граница периода “А”, отражающего культуру основателей могильника, не выходит за рамки VI в. Зоны периода “В” (рис.58) выделяются по сочетанию ранних форм пражской керамики с рядом вариантов “штампованной” и “серой” керамики подгруппы В1-2 (рис.57,13,14,19,20). Его датировка koh.VI - нач.УП в. определяется по пряжкам типа Yassi-Ada и Chiusi, ременным гарнитурам, имеющим аналоги в памятниках меровингского круга и в погр.116 могильника Jutas с монетой 603-610 гг. (рис.28,24,26,29; 29; 31,30-35). Кроме того, в одном из погребений зоны “В6” Kolked найдена византийская монета 613-616 гг. Для зон периода “С” (рис.58) характерен ряд вариантов “серой” керамики подгруппы В2 и появление поздних форм пражской керамики (рис.57, 5, 7-8, 21-22). Для датировки важны ременные гарнитуры (рис.37, 1-5, 7-10, 17-19, 24, 31, 35-38, 45-49), находящие соответствия в поясах 3-й группы алеманских памятников по R.Christlein (620/630-670/680 гг.). “Sella curulis” из погр.108 в зоне “С1” (рис.43, 32), по наблюдениям A.Kiss, было изготовлено в Италии между 580/ 590 и 650 г. Накладки и наконечники из погр.295 в зоне “С5” (рис.40, 42, 43) украшены более схематично по сравнению с образцами из Akalan (рис.40, 65-68), зато стилистически близки гарнитуре из погр.264 в Yaszapati (рис.40,52-55). Позднейшая среди известных монет из Akalan выпущена между 613 и 641 гг., а в комплексе из Yaszapati находилась имитация монеты, выпущенной не ранее 637/641 г. Переходный период “В/С” синхронен финалу периода “В” и началу периода “С”. Он выделяется по сочетанию поздних форм “штампованной” и “серой” керамики подгруппы В1-2 с ранними вариантами “серой” керамики подгруппы В2 (рис.57, 10-12, 16-18, 9). В зоне погребений с такой посудой есть могилы с пражской керамикой поздних форм и пряжкой типа Syrakus, что, наряду с хронологическими рамками периодов “В” и “С”, позволяет датировать период “В/С” около 610-640 гг. Реальность выделенных периодов подтверждается распределением на могильнике ряда вариантов пряжек и накладок. Для зон “А” и “В” характерны короткие наконечники щитовидной формы, наконечники и обоймы с прогнутыми боками, железные пряжки с маленькими или короткими прямоугольными обоймами, бронзовые пряжки с треугольными обоймами 155 (рис.59, 4-6, 8-10, 13, 14). Для этого же времени и периода “В/С” показательны В-образные железные пряжки и бронзовые овальные пряжки без обойм (рис.59, 3, 4). На протяжении периодов “А” и “В” бытуют вытянутые по вертикали овальные или D-образные железные пряжки, а их более короткие варианты показательны для периодов “В” и “С” (рис.59,1,2). Для периодов “В” и “С” типичны и железные пряжки с удлиненной прямоугольной обоймой (рис.59, 11). Еще более показательны типы и варианты ременных гарнитур. Железные гарнитуры типа 1 с короткими обоймами пряжек и противостоящими им накладками (рис.31, 6-35; 33, 26, 28) встречены лишь в зоне “В”, а с удлиненными обоймами и накладками (рис.31,1-5; 33, 17-23, 27) - за ее пределами (рис.59, 16-19). Гарнитуры типа 2 (рис.32, 1, 2, 17-20, 23-26, 27-30) показательны для пограничья зон с погребениями периодов “В” и “С” (рис.59, 20). Для финала периода “В” характерны гарнитуры типа 3 (рис.33, 1-4, 7-10, 11-13; 59, 21). Рассмотренные типы керамики и других находок важны для построения системы хронологии могильника Kolked А. Однако они либо являются импорта-ми, либо показательны для довольно ограниченного числа памятников “аварского” круга. Поэтому следующий этап анализа материалов из Kolked связан с рассмотрением вещей, хоть и не представленных сериями, зато показательных для широкого круга памятников “аварского” времени в Карпатской котловине. Ременные гарнитуры с накладками “восточного” облика, имеющими аналогии в опорных “раннеаварских” “номадских” комплексах с монетами (рис.35), в Kolked встречены в зонах с погребениями, датируемых не ранее финала периода “В” (рис.60, 1-5). Это не может быть аргументом в пользу датировки “не ранее VII в.” всех таких комплексов. “Поздняя” хронология погребений с “восточными” вещами в Kolked и на ряде других памятниках отражает культурную специфику могильников, расположенных на возвышенностях в западной части Венгрии (Гавритухин И.О., 1997). Традиции, соотносимые с “номадским” компонентом Аварского каганата, на памятниках других культурных групп могут датироваться и раньше. Для их систематического анализа пока опубликовано недостаточно материалов. Отдельные типы вещей, входящих в такие гарнитуры, в разных вариантах продолжают бытовать на протяжении всего “среднеаварского” периода. Это подтверждают не только материалы Kolked, но и ряда других памятников. Специально рассмотрены гарнитуры, включающие двучастные накладки с килевидным или полукруглым верхом, а также стилистически близкие им (рис.38-42; 47, 48). География распространения аналогий, ряд изобразительных сюжетов и орнаментальных приемов позволяют видеть в этих вещах византийское влияние, хотя многие образцы были изготовлены в Среднем Подунавье. Разбор аргументов об их датировке приводит к выводу о появлении рассматриваемых гарнитур в эпоху Ираклия (610-641 гг.). Они типичны для “I среднеаварского” периода, а некоторые серии или варианты таких наконечников и накладок существуют во “II среднеаварском” периоде. Для комплексов “I среднеаварского” периода показательны и пряжки с коробчатой петлей типа Salona - Histra и Papa (рис.36, 17, 18; 38, 35, 36; 41, 11, 27, 28, 72). Тогда же появляются пряжки типов “с противостоящими зверями” и Gater (рис.41, 52, 68; 46, 50), лишь наиболее поздние варианты которых встречены в комплексах “II среднеаварского” периода (рис.7, 22; 41, 62). На юго-западном раскопе Kolked выделяются зоны могил, где концентрируются находки вещей таких как в комплексах северо-восточного раскопа (рис.61, 62). Компактная зона “А/С”, судя по византийской фибуле и пряжке архаичного облика (рис.28, 37; 30, 21), возникла в период “А” и функционировала недолго. Наиболее ранние погребения зоны “В/С” относятся к периоду “В” или “В/С”. Кроме железных ременных гарнитур и других находок, эту датировку подтверждает пряжка из погр.657 (рис.44, 57). Ряд могил этой зоны относится к периоду “С”. К периоду “С” относится и основание зоны “С/D'”. Между этими зонами расположены погребения, объединенные в зону “D”, как и комплексы периода “С”, относящиеся к “I среднеаварскому” периоду, но выделяющиеся составом находок, прежде всего, наличием поздних вариантов “серой” керамики подгруппы В2 (рис.57, 2-4, 6; 58). Отличаются комплексы зоны “D” и по составу женских украшений (рис.61), и по некоторым особенностям состава и структуры ременных гарнитур (рис.61, 5, 6, И, 12). Вероятно, эти наблюдения в будущем помогут более узкой датировке некоторых комплексов “I среднеаврского” периода. “Серая” керамика поздних вариантов подгруппы В2 встречена в нескольких могилах, расположенных к югу от зоны “D”. Там нет комплексов, датируемых узко “I среднеаварским” периодом, зато есть показательные для “II среднеаварского” периода (рис.46, 25; 56, 18-23), что и позволяет выделять зону “Е2”. По особенностям ожерелий и ременной гарнитуры (рис.63, 12; 46, 18-24) выделяется зона “Е1”, а зона “ЕЗ” выделяется по стратиграфии, по ориентировке могил и находкам в погр.670 (рис.46, 21-25). Погребения со схожими находками и характеристиками есть и к северу от зоны “D”, что позволяет наметить здесь зону “Е4”. Эти погребения маркируют период “Е”, частично синхронный “II среднеаварскому” периоду. В выделении периода “F” принимаются наблюдения A.Kiss (с коррективами, не имеющими принципиального значения), как и вывод, что эти погребения принадлежат некрополю, связанному с появлением нового населения (рис.63, 1-11). Новый некрополь, датируемый концом “среднеаварского” и “позднеаварским” периодами сначала примыкает к старому кладбищу, а позже начинает перекрывать его. 5. Графическое резюме изложенных наблюдений представлено на рис.64. Синхронизация опор 156 ных памятников между собой и с некоторыми хронологическими системами памятников Западной и Восточной Европы, а также исторические сведения позволяют затронуть некоторые культурно-исторические особенности “раннеаварского” и “среднеаварского” периодов. “I раннеаварский” период (FA-I: ок.568-600 гг.) отражает материальную культуру, сложившуюся до событий 568 г., но продолжавшую существовать и некоторое время после образования Аварского каганата. Отряды беглецов из глубин Азии, ряд групп восточноевропейского населения и попавшие под власть авар жители Карпатской котловины имели разные традиции. Период “А” в Kolked отражает лишь один из элементов этого гетерогенного спектра. “II раннеаварский” период (FA-II: 570/600-620/ 640 гг.) отражает особенности новой исторической обстановки. Облик материальной культуры этого времени определял потенциал местных и принесенных завоевателями традиций, первые формы взаимодействия между ними, взаимодействия с соседями, прежде всего, с Византией, населением Балкан и “приальпийского” региона. “I среднеаварский” период (МА-1: 620/640-660/ 680 гг.) отражает возрастающую интеграцию в рамках каганата, ряд новых явлений в развитии культуры населения Карпатской котловины, инновации в костюме, имевшие интернациональный характер. Потрясения 626 - нач.630 гг., несомненно, имели важные последствия, но специфичный облик памятников этого времени складывался постепенно, что необходимо учитывать при датировке конкретных памятников или типов вещей. “II среднеаварский” период (МА-П: 660/680-690/710 гг.) является продолжением традиций и многих особенностей культуры предшествующего времени. Переселения “с востока” в это время, несомненно, были. Но нет оснований, чтобы считать их массовыми и существенно изменившими состав населения Карпатской котловины. Более важными представляются появление новых центров власти, складывание новой социально-политической структуры, перемещения некоторых групп населения в рамках Аварского каганата. Существенны и геополитические изменения, происходившие с 660/680 гг. Эти тенденции получают новые формы в рамках “позднеаварского” периода. Литература и архивные материалы Айбабин А.И., 1990. Хронология могильников Крыма позднеримского и раннесредневекового времени// МАИЭТ. Вып.1. Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь. Амброз А.К., 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы// СА. № 2. Амброз А.К., 1971. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы// СА. № 3. Амброз А.К., 1973. Стремена и седла раннего средневековья как хронологический показатель (IV-VIII вв.)// СА. № 4. Амброз А.К., 1973а. Рец на: Salamon A., Erdelyi I. Das volkervanderungszeitliche Graberfeld von Kornye. Budapest, 1971// CA. № 4. Амброз A.K., 19736. Рец на: Erdelyi I., Ojtozi E., Gening W. Das Graberfeld von Nevolino. Budapest, 1969// CA. № 4. Амброз A.K., 1986. Кинжалы VI-VII вв. с двумя выступами на ножнах// СА. № 4. Амброз А.К., 1993. К происхождению днепровских антропо-зооморфных фибул// РА. № 2. Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. Праболгары на Средней Волге. Самара. Богачев А.В., 1998. Кочевники лесостепного Поволжья V-VIII вв. Самара. Гавритухин И.О., 1990. К изучению изменений в материальной культуре севера Карпатской котловины в конце VI - начале VIII вв. н.э.// Традиции и инновации в материальной культуре древних обществ. М. Гавритухин И.О., 1991. Пальчатые фибулы пражских памятников Поднестровья// Древности Северного Кавказа и Причерноморья. М. Гавритухин И.О., 1995. Архив А.К.Амброза// МАИЭТ. Bbin.IV. Гавритухин И.О., 1995а. Пряжки с коробчатой петлей на юго-востоке Европы// МАИЭТ. Bbin.IV. Гавритухин И.О., 1997. Хронология пражской культуры// Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т.З. М. Гавритухин И.О., 1997а. Маленькие трапециевидные подвески с полоской из прессованных точек по нижнему краю// Псторычна-археалапчны зборшк. № 12. Мшск. Гавритухин И.О., 2000. Эволюция восточноевропейских псевдопряжек// КЕС. 3. Гавритухин И.О., - в печати. Фибулы и ременные гарнитуры из цистерны П-1967 г. в Херсонесе// МАИЭТ. Гавритухин И.О., - в печати 2. Фибулы византийского круга в Восточной Европе// МАИЭТ. Гавритухин И.О., Иванов А.Г., 1999. Погребение 552 Варнинского могильника и некоторые вопросы изучения раннесредневековых культур Поволжья// Пермский мир в раннем средневековье. Ижевск. 157 Гавритухин И.О., Малашев В.Ю., 1998. Перспективы изучения хронологии раннесредневековых древностей Кисловодской котловины// КЕС. 2. Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М. Залесская В.Щ Львова ЗА, Маршак Б.И., Соколова И.В, Фонякова НА, 1997. Сокровища хана Кубрата. СПб. Комар А.В., 1999. Предсалтовский и раннесалтовский горизонты Восточной Европы (вопросы хронологии)// Vita antiqua. № 2. Комар О.В., 1999а. До штерпретацп глодоського комплексу// Музейш читання. К. Комар А.В., 2000. Ранние хазары в Северном Причерноморье (постановка проблемы)// Восточноевропейский археологический журнал. 3. (http: eeu-a.kiev.ua/jornal/). Комар О.В., 2000а. Рант хозари у Швшчному Причорномор’17/ Археолопя. № 1. Матвеева Г.И., 1997. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара. Bohme H.W., 1965. Der Awarenfriedhof von Alattyan, Kom. Szolnok// Siidostforschungen. Bd. XXIV. Christlein R., 1966. Das alamanische Reihengraberfeld von Marktoberdorf im Allgau. Daim F., Lippert A., 1984. Das awarische Graberfeld von Sommerein am Keithagebirge, NO. Wien. Fusek G., 1994. Slovensko vo vcasnoslovanskom obdobf. Nitra. Garam Ё., 1979. Das awarenzeitliche Graberfeld von Kiskore. Budapest. Garam Ё., 1982. Der Fund von Vorosmart im archaologischen Nachlass der Awarenzeit// Folia Archaeologica. XXXIII. Budapest. Garam Ё., 1987. Der awarische Fundstoff im Karpatenbecken und seine zeitliche Gliederund// Die Volker Siidosteuropas im 6. Bis 8. Jahrhundert. Siidosteuropa-Jahrbuch 17. Berlin. Garam Ё., 1989. Uber das awarenzeitliche goldene Agraffenpaar von Dunapataj// Folia Archaeologica. XL. Budapest. Garam Ё., 1995. Das awarenzeitliche Graberfeld von Tiszafured. Budapest. Ibler U., 1992. Pannonische Giirtelschnallen des spaten 6. Und 7. Jahrhunderts// Arheoloski vestnik. 43. Jorgensen L., 1992. A.D. 568 - A Chronological Analysis of Lombard Graves in Italy// Chronological Studies of Anglo-Saxon England, Lombard Italy and Vendel Period Sweden. Copenhagen. Kazanski M., 1998. Рец на: Garam Eva. Das awarenzeitliche Graberfeld von Tiszafured, Budapest, 1995// Revue archeologique. Kazanski M., Mastykova A., 1999. Le Caucase du Nord et la region mediterraneenne aux 5e - 6e siecles// Eurasia Antiqua. Bd.5. Kiss A., 1992. Zur Zeitstellung des “munzdatirten” awarischen Furstengrab von Kunagota// A Janus Pannonius Muzeum Evkonyve. 36 (1991). Miskoic. Kiss A., 1996. Das awarenzeitlich gepidesche Graberfeld von Kolked-Feketekapu A. Innsbruck. Kiss A., 1997. Die Zeitstellung des “munzdatirten” Grabes von Uc Tepe (Aserbaidschan)// Acta Archaeologica Hungaricae. 49. Kovrig I., 1963. Das avarenzeitliche Graberfelg von Alattyan. Budapest. Maniere-Leveque A.-M., 1997. L’evolution des bijoux “aristocratiques” feminins. A travers les tresors proto-byzantins d’orfevrerie// Revue Archeologuque. 1997-1. Martin M., 1990. Awarische und germanische Funde in Mannergrabem von Linz-Zizlau und Komye. Ein Beitrag zur Chronologic der Awarenzeit// A Wosinsky Mor Muzeum Evkonyve. XV. Szekszard. Martin M., 1996. Zu den tauschirten Gurtelgamituren und Gurtelteilen der Mannergraber von Kolked-Feketekapu A// Kiss A., 1996. Das awarenzeitlich gepidesche Graberfeld von Kdlked-Feketekapu A. Innsbruck. Medgyesi P., 1991. Nehany megjegyzes a kozep es koso avar kor idorendjehez// A nyiregyhazi Josa Andras Muzeum Evkonyve. XXX-XXXII (1987-1989). Nyfregyhaza. Mitscha-Mercheim H., 1957. Ein awarische Grenzorganization des 8 Jahrhundert in Niederostrreich// Jahrbuch des Romisch-Gerrmanischen Zentralmuzeums. 4. Mainz. Nagy M., 1992. Kora avar kori sirleletek Budapestrol. Mtgjegyzesek az avar kori allatomamentikahoz// АЁ. 119. Pasztor A., 1986. Adatok a kozep-avarkori ekszerek kerdesehez// АЁ. 113. Perin P., 1998. La question des “tombes-references” pour la datation absolue du mobilier funeraire merovingen// La datation des structures et des objets du haut Moyen Age: methodes et resultats. Posta B., 1905. Archaeologishe Studien auf russischem Boden. Bd. I-II. Budapest - Leipzig. Roth H., Theune C., 1988. Zur Chronologic merowingenzeitlicher Frauengraber in Siidwestdeutchland. Stuttgart. Salamon A., Erdelyi I., 1971. Das volkervanderungszeitliche Graberfeld von Komye. Budapest. Salamon A., 1995. The Szeged - Makkoserdo Cemetry// Das awarische Corpus. IV. Debrecen - Budapest. Somogyi P., 1997. Byzantiniche Fundmiinzen der Awarenzeit. Innsbruck. Sos Cs. A., Salamon A., 1995. Cemetries of the Early Middle Ages (6th - 9th c.) at Pokaszepetk. Budapest. Stadler P., 1996. Quantitative Auswertung des awarenzeitlichen Graberfelds von Kolked-Feketekapu A, mitteles 158 Seriation und Analyse der “N Nachsten Nahbam”// Kiss A., Das awarenzeitlich gepidesche Graberfeld von Kolked-Feketekapu A. 1996. Innsbruck. Stadler P., 1996a. Archaologie am Computer: Awarische Chronologic mit Hilfe der Seriation von Grabkomplexen// Reitervolker aus dem Osten. Hunnen + Awaren. Eisenstat. Straub P., 1999. Bemerkungen zur Bestimmung des Jankovich-Goldes// Communicationes Archaeologicae Hungariae. 1999. Torok G., 1954. Kora-avar si'rok Moron// АЁ. 81-1. Vida T., 1996. Bemerkungen zur awarenzeitlichen Frauentracht// Etnische und kulturelle Verhaltnisse an der mittleren Donau vom 6. bis 11. Jahrhundert. Bratislava. Vida T., 1999. Die awarenzeitliche Keramik. I. Budapest. Zabojnik J., 1990. Zur frage der Kontakte der nordlichen Peripherie des awarischen Kaganats mit den westlichen Gebieten// A Wosinsky Mor Muzeum Evkonyve. XV. Szekszard. Zabojnik J., 1991. Seriation von Gurtelbeschlaggamitur aus dem Gebiet der Slowakei und Osterreich (Beitrag zur Chronologic der Zeit des awarischen Kaganats)// К problematike osfdlenia Sredodunajskej oblasti vo vcastnom stredoveku. Nitra. Zichi E., 1897. Voyages au Caucase et en Asie Centrale. Budapest. Summary I.O.Gavritukhin (Moscow, Russia) Chronology of the “Mid-Avarian” Period 1. The paper beargs on chronological scheme of the mid-Avarian period and develops further the authors’s views (Гавритухин И.О., 1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996) in terms of update investigations and publications. Attention is drawn to the importance of these materials for better understanding Eastern European antiquities. The author does not consider the attempts of some researchers to differentiate in their periodisation schemes the time when an artifact was manufactured and the time it got into a settlement layer or in a grave, to be of much relevance. In fact, such “periods” cover the time from a certain set of goods or their typical trait formation up to the time it becomes replaced by another set. 2. Among various approaches to “mid-Avarian” period definition the most promising seem to be those that interpret spesific features of that stage as reflecting most significant changes in the life of the Avarian Khaganate caused by the events of 620-630 A.D. With this in mind, we suggest that the archaeological sites of Bocsa -Pereschepina type, certain jewelry complexes (Fonlak, Adony, etc.) and some others belong to the “I mid-Avarian” period, while some Hungarian researchers attribute them as belonging to the “early Avarian” period. In Eastern Europe these sites are synchronous to certain styles of heraldic belt garniture, in particular to those presented in the hoards of Martynovka type. The horizon of “Igar - Ozora - Dunapentele” is suggested as a standard for the “II mid-Avarian” period. 3. The Tiszafured-Majoros cemetery has contributed to better understanding of the late stages of the “mid-Avarian” period. In determining the site chronology we based on E.Garam’s materials (1995), although our viewpoints deviate in evaluation of certain complexes and features contributing to stages differentiation, and also in establishing not only general zones of the cemetery, but compact groups of syncronous graves. Neither we share E.Garam’s opinion that in the “late Avarian” period replacement of the population took place. As further development of the cemetery (Fig.25) was not connected with the “mid-Avarian” traditions, it remains beyond the subject of the given paper. The Szeged-Makkoserdo cemetery materials (Fig.26, 26a) have confirmed the validity of the periodisation scheme developed on the basis of the Tiszafiired cemetery data. A Byzantian coin of 654-659 A.D. from interment 24 in Makkoserdo is an important repair for “b” stage of the Tiszafiired cemetery as well. The other repair to date this stage are sabres and stirrups with a straight footboard found among the antiquities of the “Igora - Ozora” horizon, which is dated back by the coin of 669-674 A.D.and the coin of 669-674 A.D. imitation. “C” stage of the Tiszafiired cemetery is partly synchronous to that horizon. The beginning of “d” stage is dated back to about 700 A.D., this seems to be the most appropriate chronology of the “late Avarian” period beginning. 4. The Kolked-Feketekapu A cemetery has furnished valuable data for identification of the early stages of the “mid-Avarian” period and its correlation with the “early Avarian” period. When analysing the materials the author used not only his original research data, but was guided by the observations of A. Kiss, P. Stadler and T. Vida. For 159 periodisation of the site zones with analogous sets of ceramics have been distinguished. The stages thus determined have been then verified and specified by the belt garniture analysis and other finds distribution about the cemetery. The analogue things of the Merovingien circle and from Lombard Italy, Byzantian artifacts (buckles in particular), coins from the Avars’ complexes (coins identified according to P.Somogyi, 1997) - all served as repairs for dating the periods under investigation. 5. Graphic resume of the observations is given on Fig. 64. Synchronisation of the basic sites with each other and with chronological systems of other monuments of Western and Eastern Europe, their historical background analysis have enabled us to interpret some cultural and histirical features of the “lugly” and “mid-Avarian” periods. The “I early Avarian” period (FA-1: about 568-600) represents the material culture that had formed long before the events of 568 A.D. and still persisted for some time after the Avarian Khaganate formation. Fugitives from the hearts of Asia, Eastern Europe population groups, and the residents of the Carpathian Depression had customs and traditions of their own. Period A of the Kolked site represents just one aspect of that heterogeneous picture. The “II early Avarian” period (FA-II: 470/600-620/640) represents a new historical situation. The material culture of that period comprises the local population’s traditions and those brought in by the conquerors, it also reflects their interaction and the influence of the neighbouring peoples, especially those of Byzantia, the Balkan and the sub-Alpian population. The “I mid-Avarian” period (MA-1: 620/640-660/680) shows growing cultural integration within the Khaganate borders: there appeared new features of cultural development of the population of the Carpathian Depression area, among them there were innovations in costume design that had international character. The disasters of 626 -630 A.D. obviously had great consequences. However, specific character of every archaeological site or a set of goods was forming in the course of gradual development, this should be taken into account when dating them. The “II mid-Avarian” period (MA-II: 660/680-690/710) shows continuation of traditions and cultural peculiarities of the previous time. There must have been migrations from the East, but they hardly could have mass character and were unlikely to alter significantly the ethnic structure of the Carpathian Depression area. More important characteristics of the period seem to be the appearance of new centres of power and formation of new social and political structure, and the migration of certain groups of the population within the borders of the Avarian Khaganate. Geopolitical changes that took place after 660/680 A.D. should not be underestimated either. All the above mentioned trends acquired new forms in the “late Avarian” period. I.O. Gavrituhin (Moskau, Russland) Chronologic der “mittelawarischen” Periode 1. Im Beitrag wird ein chronologisches Schema fur die Denkmaler der “mittelawarischen” Periode vorgeschlagen, das die Modifikation der Aussichten des Autors (Гавритухин И.О.,1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996) infolge neuer Erforschungen und Veroffentlichungen darstellt. In der methodischen Einleitung wird die Aufmerksamkeit der Landsleute auf die Wichtigkeit dieser Materialien fur das Verstehen der osreuropaischen Altentumer gelenkt. Die von einigen Forschem vorgenommenen Versuche, in den chronologischen Schemata die Unterschiede zwischen der Herstellungszeit des Dinges und seinem Gelangen in die Siedlungsschicht oder ins Grab zu berucksichtigen, werden als von sehr beschrankter Bedeutung eingeschatzt. In der Regel umfasst die markierte “Periode” den Zeitraum von der Bildung eines bestimmten Satzes von charakteristischen Dingen oder ihren Merkmalen bis zu ihrem Wechsel durch einen neuen Satz. 2. Die Untersuchung unterschiedlicher Herangehen an die Definition der “mittelawarischen” Periode ergibt die Schlussfolgerung uber die Perspektivitat des Gesichtspunktes, nach dem die Besonderheiten dieser Etappe in der Entwicklung der materiellen Kultur wesentliche Anderungen im Leben des awarischen Kaganats widerspiegeln, die im Laufe der Ereignisse in den Jahren 620-630 geschehen sind. Zu der “1. mittelawarischen” Periode gehoren also die Denkmaler, die fur die Komplexe “B6csa-Perescepina”, fur eine Komplexenreihe der Juveliere (Fonlak, Adony usw.) und fur andere von einigen ungarischen Forschern der “mittelawarischen” Periode zugeschriebenen Komplexe kennzeichnend sind. In Osteuropa sind ihnen einige Stile heraldischer Riemensatze synchron, insbesondere die in den Schatzen vom Martynovskij-Typ vertretenen. Der Horizont der Denkmaler “Igar - Ozora - Dunapentele” ist ein Ausgangspunt fur die Bestimmung der “2. mittelawarischen” Periode. 3. Ein wichtiges Denkmal fur das Verstehen des spateren Abschnitts der “mittelawarischen” Periode ist das Graberfeld Tiszafiired - Majoros. In sener Periodisierung stiitzt sich der Autor auf Erforschungen von E. Garam (1995). Die Unterschiede bestehen in der Einschatzung einiger Komplexe und Merkmale, die fur die Aufteilung in die Phasen, in der Bestimmung nicht nur von gemeinsamen Zonen im Graberfeld sondem auch von Kompaktgruppen der synchronen Graber darin charakteristisch sind. 160 Die Entwicklung des Graberfeldes in der nachfolgenden Zeit (Abb.25) ist mit der Evolution der “mittelawarischen” Traditionen schon nicht mehr verbunden und steht deshalb auBerhalb dieses Beitrages. Dabei ist der Autor mit der Einsicht von E. Garam dariiber nicht einverstanden, dass in der “spatawarischen” Periode ein Bevolkerungswechsel vollzieht. Die Untersuchung des Graberfeldes Szeged-Makkoserdo (Abb.26, 26a) bestatigt die Realitat der bei der Untersuchung von Materialien aus Tiszafured bestimmten Phasen. Die byzantische Miinze 654-659 aus Grab 24 in Makkoserdo ist ein wichtiger chronologischer Richtpunkt auch fur die Phase “b” des Graberfeldes Tiszafured. Ein anderer Richtpunkt fur die Datierung dieser Phase ist das Vbrhandensein von Sabeln und Steigbiigeln mit geradem Trittbrett, die in den durch die Miinze 669-674 und durch die Nachahmung der Munze 669-674 datierten Altertiimem des Horizontes “Igar - Ozora” auftauchen. Diesem Horizont ist auch die Phase “c” des Graberfeldes Tiszafured teilweise synchron. Der Anfang der Phase “d” wird mit etwa 700 datiert, ausgehend von der annehmbareren Chronologie fur den Beginn der “spatawarischen” Periode. 4. Fur das Verstehen der friiheren Phasen der “mittelawarischen” Periode und fur seine Korrelation mit der “friihawarischen” Periode hat eine wichtige Bedeutung das Graberfeld Kolked-Feketekapu A. Bei seiner Untersuchung stiitzte sieh der Autor auf die Beobachtungen von A. Kiss, P. Stadler, T. Vida und auf eigene Untersuchungen. Der Periodisierung des Denkmals wird die Bestimmung der Zonen mit dem gleichen keramischen GefaBsatz zugrundegelegt. Die auf solche Weise bestimmten Perioden wurden uberpriift und durch die Untersuchung von Riemensatzen und nach der Verteilung anderer Funde im Graberfeld prazisiert. Die Analogen aus den Kulturen der Merowinger und des Langobardenitaliens, byzantische Erzeugnisse (vor allem - Schnallen), Miinzen aus “awarischen” Komplexen (sie sind nach P. Somogyi (1997) bestimmt) dienten als Richtpunkte fur die Datierung der Perioden. 5. Die graphische Zusammenfassung der dargelegten Beobachtungen ist auf Abb. 64 vorgestellt. Die Synchronisierung der Grunddenkmaler zwischeneinander und mit anderen chronologischen Denkmalsystemen West-und Osteuropas sowie historische Angaben ermoglichen, einige kulturhistorische Besonderheiten der “friihawarischen” und der “mittelawarischen” Periode anzusprechen. Die “1. friihawarische” Periode (FA-I: ca. 568-600) widerspiegelt die materielle Kultur, die vor den Ereignissen im Jahre 568 zustandegekommen ist aber auch einige Zeit nach der Bildung des awarischen Kaganats weiter existierte. Die Fliichtlinge aus Asien, eine Reihe osteuropaischer Volker und die unter die Gewalt von Awaren geratenen Bewohner des Karpatenbeckens hatten unterschiedliche Traditionen. Die Periode “A” in Kolked reflektiert nur eines der Elemente dieses heterogenen Spektrums. Die “2. friihawarische” Periode (FA-II: 570/600-620/640) widerspiegelt die Besonderheiten einer neuen historischen Situation. Die Ziige der materiellen Kultur dieser Zeit wurden durch das Potenzial der ortlichen und der von den Eroberem hineingebrachten Traditionen, durch die ersten Formen der Zusammenwirkung zwischen ihnen, der Zasammenwirkung mit Nachbam, vor allem mit Byzanz, mit Bewohnem von Balkan und der “Vbralpen”-Region. Die “1. mittelawarische” Periode (MA-I: 620/640-660/680) widerspiegelt die wachsende Integration im Rahmen des Kaganats, eine Reihe neuer Erscheinungen in der Entwicklung der Kultur der Bevolkerung des Karpatenbeckens, Innovationen in der Bekleidung, die einen internationalen Charakter hatten. Die Ereignisse 626-Anfang 630 verursachten selbstverstandlich wichtige Konsequenzen, die spezifische Gestalt der Denkmaler jeher Zeit aber entstand allmahlich, was bei der Datierung von konkreten Denkmalem oder Sachentypen unbedimgt berucksichtigt werden musste. Die “2. mittelawarische” Periode (MA-II: 660/680-690/710) setzt die Traditionen und viele Besonderheiten der Kultur der vorangehenden Zeit fort. Es gab bestimmt Neusiedlungen aus dem Osten zu dieser Zeit. Es gibt aber keinen Grund, sie fur massenhaft zu halten und die Zusammensetzung der Bevolkerung des Karpatenbeckens wesentlich verandert zu haben. Wichtiger scheinen das Auftauchen neuer Machtzentren, das Entstehen neuer sozial-politischen Struktur, Verlagerung einiger Bevolkerungsgruppen im Rahmen des awarischen Kaganats zu sein. Grundsatzlich sind auch geopolitische Anderungen in den Jahren 660/680. Diese Tendenzen erhalten neue Formen im Rahmen der “spatawarischen” Periode. LO.Gavritukhin (Moscou, Russie) La chronologie de la periode des “avars moyens” 1. Cet ouvrage propose un schema chronologique des monuments des “avars moyens” qui represente une modification de celui de 1’auteur (Гавритухин И.О., 1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996) а 1а lumiere de recentes recherches et publications. Dans 1’introduction on attire 1’attention des concitoyens sur 1’importance de ces donnees pour la comprehension des antiquites de 1’Europe orientate. Les suggestions de prendre en compte pour des tableaux chronologiques le decalage entre le temps de production d’un objet et le moment de sa deposition dans la tombe ou couche culturelle sont considerees comme ayant peu 161 d’importance. D’habitude une “periode” comprend un laps de temps entre la formation d’un assemblage d’objets caracteristiques et de leurs traits pertinents et leur substitution par un nouvel ensemble. 2. Differentes approches a la definition de la periode des “avars moyens” amenent a la conclusion que la consideration de cette etape comme celle qui reflete des modifications importantes dans la vie du kaghanat des avars au cours des evenements des annees 620-630, a sa raison d’etre. Ainsi, des vestiges typiques pour les complexes du type “Bocsa-Perescepina” ainsi que certains complexes des joailliers (Fonlac, Adony etc) et d’autres que les chercheurs hongrois rapportent a cette periode appartiennent tous a “la premiere periode des avars moyens”. En Europe de 1’Est on voit quelques styles heraldiques a garniture de ceinture, en particulier ceux des tresors de type Martynovsky. L’horizon des vestiges “Igar-Ozora-Dunapentele” est 1’essentiel pour determiner la “deuxieme periode des avars moyens. 3. L’inhumation Tiszafiired-Majoros est un monument important pour la comprehension de la partie “avancee” de la periode des “avars moyens”. Les donnees de E.Garam (1995) nous servent de point de depart. La difference consiste en evaluation de quelques complexes et de leurs traits, revelateurs pour la division des phrases, pour la localisation des zones generales ainsi que des groupes compacts d’inhumations simultanees. L’existence ulterieure de la tombe (dess.25) depasse le cadre des traditions des “avars moyens” et ne fait plus 1’objet de ce travail. Et en plus, 1’auteur n’accepte pas Г avis de E.Garam sur la substitution de toute la population pendant la periode des “avars avances”. L’analyse de la sepulture Szeged-Makkoserd6 (dess.26, 26a) confirme Г existence des phases decouvertes d’apres les donnees de Tiszafiired. Une piece de monnaie byzantine datee de 654-659 trouvee dans le caveau 24 a Makkoserdo sert de repere chronologique important egalement pour la phase “b” de la sepulture Tiszafiired. Un autre repere en datation de cette phase est la decouverte des epees et des etriers au marche-pied droit parmi les antiquites de I’horizon “Igar-Ozora” datees par la monnaie de 669-674 et par Limitation a la monnaie de 669-674. La phase “c” de la sepulture Tiszafured est partiellement simultanee a cet horizon. La chronologic la plus acceptable du debut de la periode des “avars avances” permet de dater la phase “d” de 1’an 700 environ. 4. La sepulture Kolked-Feketekapu A a une grande importance pour la comprehension des premieres phases des “avars precoces”. Ici Г auteur s’appuie sur les observations A.Kiss, P.Stadler, T.Vida ainsi que sur ses propres ouvrages. La datation du monument part du fait de degagement des zones ayant des ensembles identiques de recipients ceramiques. La composition des peri odes obtenue de cette fagon devait etre controlee et precisee apres 1’analyse des garnitures de ceinture et de la disposition d’autres trouvailles sur le territoire de ce monument. Des objets analogues appartenant au cercle des cultures merovingienne et italienne langobarde, des objets byzantins (fibules avant tout), des monnaies trouvees dans des complexes des “avars” (definitions de monnaies donnees d’apres P.Somogyi, 1997), ont servi de reperes de datation des periodes. 5. Le resume graphique des observations citees figure sur le dess.64. La synchronisation des monuments de repere entre eux et avec certains systemes chronologiques des monuments de Г Europe occidental et orientale ainsi que des faits historiques permettent d’eclaircir quelques particularites culturelles et historiques des periodes des “avars precoces” et des “avars moyens”. La periode I des “avars precoces” (FA-I: env.568-600) represente la culture materielle formee avant les evenements de 568 et qui continuait d’exister encore apres la formation du Khaganat avar. Des fugitifs des profondeurs asiatiques, un certain nombre de groupes de populations de 1’Europe orientale et des habitants de la partie des Carpates assujettis par les avars avaient des traditions differentes. La periode “A” de Kolked ne represente qu’un seul element de ce spectre heterogdne. La periode II des “avars precoces” (FA-II: annees 570/600 - 620) represente les particularites de la nouvelle situation historique. L’image de la culture materielle de cette epoque fut definie par le potentiel des traditions locales et apportees par les conquerants, par les premieres formes de leur interaction, des rapports avec des voisins, la Byzance tout d’abord, les peuples balkaniques et ceux habitant au pied des Alpes. La periode I des “avars moyens” (MA-I: annees 620/640 - 660/680) represente une integration croissante a I’interieur du Khaganat, une serie de nouveaux faits de la culture des peuples de la partie carpatique, des innovations dans le costume qui portaient un caractere international. Des bouleversements de 626 - debut 630 eurent, bien sur, des consequences importantes, mais 1’image particuliere des monuments de I’epoque ne fut pas formee en un jour, ce dont il faut tenir compte procedant a la datation des monuments concerts ou des types d’objets. La periode II des “avars moyens” (MA-II: annees 660/680 - 690/710) represente revolution des traditions et des traits particuliers de la culture des temps anterieurs. Des migrations de Г Orient eurent lieu, c’est un fait indeniable. Mais il n’y a pas de preuves de leur caractere de masse et, telles quelles, dies ne pouvaient pas changer sensiblement la composition des populations de la partie carpatique. Ce qui fut plus important c’est 1’apparition de nouveaux centres du pouvoir, la formation de la nouvelle structure sociale et politique, des migrations de certains groupes a I’interieur du Khaganat des avars. Des changements geopolitiques des annees 660/680 sont aussi importants. Ces tendances prennent de nouvelles formes pendant la periode des “avars avances”. 162 В.Е.Флёрова ПОДКУРГАННЫЕ ПОГРЕБЕНИЯ ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКИХ СТЕПЕЙ И ПУТИ СЛОЖЕНИЯ КУЛЬТУРЫ ХАЗАРИИ Археологические памятники раннего периода истории Хазарии, к которым относятся подкурганные захоронения Волго-Донских степей, являются первостепенным источником в вопросе генезиса салтово-маяцкой культуры. При всей своей спорности и не-удачности (Афанасьев Г.Е., 2001) сам термин “салто-во-маяцкая культура” в его широком смысле все же отражает ту нивелирующую роль, которую сыграла хазарская государственность в формировании облика материальной культуры народов, вошедших в орбиту Каганата. И то, что большая часть подкурганных захоронений относится к периоду, предшествующему процессу нивелировки, начавшемуся во 2-й пол.УШ в., особенно ценно. Второе важное звено -это ареал курганов “с квадратными ровиками”, не противоречащий гипотезе об их принадлежности этническим хазарам (Иванов А.А., 2000). На сегодняшний день в определении доли участия “титульной нации” в сложении культуры Хазарского каганата наблюдается крайний разброс мнений: от полного отрицания существования хазарской культуры и собственно хазарского этноса (Федоров-Гусейнов Г.С., 1999, с.34-36) до признания хазар движущим фактором появления салтово-маяцкой культуры. Разработка этой темы требует привлечения обширного круга кочевнических памятников VI-VIII вв., их хронологической и этнокультурной дифференциации. В предлагаемой статье рассматриваются только некоторые аспекты соотношения накопленных археологических материалов и наметившихся путей их исторической интерпретации, которая в отечественном хазароведении всегда опережала источниковедческую базу. За последние тридцать лет, прошедшие после открытия подкурганного захоронения хазарского времени экспедицией Л.С.Клейна и первых заметок А.И.Семенова относительно этого типа памятников (Клейн Л.С. и др., 1972, с.134; Семенов А.И., 1978), количество их, первоначально представлявшихся единичными, выросло до двух сотен. Это не слишком большой материал, даже не совсем достаточный для того, чтобы составить четкое представление о культурном, тем более этнокультурном облике его носителей. По числу исследованных погребений (точное их число нам неизвестно) выборка может быть приравнена к среднему (!) хорошо раскопанному грунтовому могильнику, такому как Дмитриевский или Крымский. Но при этом материал этот не только не полон из-за очень высокого процента полностью разрушенных или нарушенных погребений, но и крайне разнороден как в отношении типологических ха- рактеристик, так и в хронологическом плане, поскольку охватывает период протяженностью более двух веков. Некоторое представление об ареале подкурганных захоронений дает карта, составленная А.И.Семеновым, но она перегружена и неточна, поскольку автор ставил перед собой задачу не картографировать памятники, а “проиллюстрировать” свою идею о центральноазиатских компонентах в материальной культуре Хазарии (Семенов А.И., 1988). Подкурганные захоронения Калмыцких степей koh.VII-IX в. собраны и нанесены на карту Е.В.Кругловым (Круглов Е.В., 1990а). В настоящее время только вошедшие в научный оборот подкурганные захоронения хазарского времени занимают огромную территорию от Оскола до Кубани и от Иловли до Сарпинских озер. Некоторые исследователи склонны присоединять к ареалу Поднепровье, Крым, Северное Приазовье и Заволжье, вплоть до Башкирии (Комар А.В., 1999). Надо иметь в виду, что курганы, в том числе курганы хазарского времени, концентрируются в тех зонах, где велись спасательные раскопки. Это зона Калмыцко-Астраханской и Никольской оросительных систем, Понурская оросительная система. Основной район - Нижнедонской, где в низовьях Сала и Маны-ча проводились мелиоративные работы с целью постройки рыборазводных прудов и рисовых полей. В остальных районах подкурганные захоронения действительно разбросаны “то здесь, то там” (Плетнева С.А., 1986, с.45), а некоторые из них, такие как Стол-бище (Афанасьев Г.Е., 1987) или Уч-Тепе (Иессен А.А., 1965), отстоят от предполагаемого ядра Хазарии на сотни километров. Курганы, содержащие комплексы VI-VII вв., тянутся на запад вдоль Северного Приазовья и Причерноморья за Днепровские лиманы, захватывая степную часть Крыма (Орлов Р.С., 1985, рис. 19). Действительно, ареал хазарской культуры, в целом, и локальные варианты, в частности, предстоит выявлять еще не одно десятилетие. В настоящее время разрабатывается несколько вариантов хронологического членения накопленного материала. Его периодизация тесно связана с вопросом этнокультурной атрибуции и крайне важна для определения той роли, которую сыграли носители подкурганного обряда в сложении культуры Хазарского каганата. Прежде всего, необходимо остановиться на проблеме соотношения захоронений 2-й non.VI - VII в., наиболее яркие из которых представлены погребениями так называемого “сивашевского круга”, и более поздних, содержащих материалы koh.VII - нач.1Х в. 163 164 Рис. 1. Подкурганные раннесредневековые погребения поволжско-приазовских степей: а - подкурганные захоронения VII в.; 6 - комплексы у с.Малая Перещепина (1) и Вознесенка (2); в - курганы с квадратными ровиками; г — подкурганные захоронения VIII - начала IX в.; д - путь царя Иосифа; е - границы хазарского домена в середине X в. (по реконструкции М.И.Артамонова, 1962). Fig. 1. The early medieval tumulus interments of the Volga river and the Azov sea areas: a - subbarrow interments of the Vllth c.; 6 - burial complexes of Malaya Pereschepina(l) and Voznesenka (2); в - barrows with sqare ditches; г - subbarrow interments of the VUIth- the beginning of the IXth cc; d - King Joseph’s way; e - Khazaria’s domain borders in the mid-Xth c.ireconsruction by M.I. Artamonov, 1962). Abb. 1. Fruhmittelalterliche Unterkurganbestattungen in den Wolga-Asov-Steppen: a - Unterkurganbestattungen des VII. Jhs.; 6 - Komplexe beim Dorf Malaja Perescepina (1) und Voznesenka (2); в - Kurgane mit Quadrat graben; г - Unterkurganbestattungen des VIII.-Anfang IX. Jhs.; d - der Weg des Zaren Joseph; e - die Grenzen der chasarischen Herrschaft Mitte des X. Jhs. (nach der Rekonstruktion von M.I. Artamonov, 1962). Dess. 1. Inhumations de dessous de tumulus dans les steppes du bassin de la Volga et des bords de la mer d’ Azov: a - inhumations de dessous des tumulus VII s.; 6 - complexes pres des villages de Perechtchepina (1) et de Vosnessenka (2); в - tumulus aux ravins carres; г - inhumations de dessous de tumulus VIII - debut IX s.s.; d - voie du tsar Joseph; e - frontieres du domaine des khazars au milieu du X s. (reconstruction de M.Artamonov, 1962) и совпадающих по времени с хазарским господством в южнорусских степях, в особенности с подбойными основными захоронениями, окруженными квадратными ровиками, “типа Соколовской балки”* по А.И.Семенову (Семенов А.И., 1997а), которые претендуют на роль маркера собственно хазарского этноса. Обрядовое сопоставление двух групп памятников 1. Ареалы подкурганных захоронений VI-VII и VIII-IX вв. частично совпадают. А.В.Ивченко насчитывает в Подонье десять захоронений 2-й полЛП - VII в. Столько же открыто в Юго-Восточном Приазовье (Атавин А.Г., 1996; Семенов А.И., 1987) (рис.1). Но в Поднепровье - Северном Причерноморье комплексы VIII-IX вв. не выделены, а комплексов 2-й пол. VI -VII в. здесь насчитывается 39 (Ивченко А.В., 1999). Таким образом, ареал дохазарских или “болгарского круга” захоронений, как их называет ряд авторов, тяготеет к Северному и Юго-Восточному Приазовью, что позволяет связывать их с культурой Великой Болгарии. Но, поскольку подкурганных кочевнических захоронений VII в. открыто немного, перевес их легко может быть нарушен при выявлении соответствующего хронологического пласта в курганных захоронениях Нижнего Поволжья и Подонья. Е.В.Круглов выделил на материалах Нижней Волги шесть комплексов VII в., которые он отнес к раннесалтовским захоронениям “перещепинского круга” (Круглов Е.В., 19906). Открытие подкурганных захоронений VII в. на Средней Волге еще более расширило ареал памятников. Г.И. Матвеева выдвинула гипотезу о генетической связи памятников новинковского типа на Самарской Луке и подкурганных захоронений VI-VII вв. Нижнего Поднепровья и Крыма (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.161; Матвеева Г.И., 1995, с.45-48). 2. Микротопография пока слабо освещена в литературе. Для курганов VIII-IX вв. отмечается тяготение к восточным и северным оконечностям могильных групп, а для впускных - к тем же секторам насыпей. 3. Впускные и основные погребения существуют и в VI-VII, и в VIII-IX вв. Но в ранний период преобладают впускные. В Юго-Восточном Приазовье пока известны только впускные захоронения (Семенов А.И., 1987, табл.). В хазарское время более распространены основные погребения. Впускных довольно много в Калмыцких степях, по подсчетам Е.В.Круглова - до 37%, а для Донских они менее характерны (Круглов Е.В., 1990а). 4. Ровики характерны для всех курганов. Для VI-VII вв. отмечаются кольцевидные формы (Ивченко А.В., 1999). В Шиловском 1 кургане 2-й пол.VII в. ровик подквадратный. Возможно, вокруг основных погребений VII в., которые редко встречаются, будут обнаружены ровики других типов, не только кольцевые, но и квадратные, прямоугольные. В VIII в. получают широкое распространение ровики прямоугольной формы. Они очень разнообразны (Иванов А.А., 1999а). Характерной особенностью ровиков хазарского времени являются перемычки по углам. Продолжают, хотя и редко, встречаться кольцевые ровики. Они известны на Дону и в Калмыкии. Кольцевые ровики прослежены у большинства курганов VIII в. новинковского типа на Самарской Луке. Но в это же время на Средней Волге сооружались и ровики прямоугольных очертаний (Багаутдинов Р.С. и др., 1998). 5. Формы могильных ям разнообразны: это простые ямы, ямы с заплечиками, ниши, подбои со ступень * Идя вслед за историографией, мы употребляем термины “соколовский” и “сивашовский” типы памятников. Однако эти обозначения не отражают всего многообразия подкурганных захоронений, условны и, как мы постараемся показать ниже, не дают оснований для четких разграничений комплексов. 165 ками. Вход на протяжении обоих периодов сооружался, преимущественно, слева от погребенного в подбое. Для захоронений VI-VII вв. Северного Причерноморья и Приазовья соотношение ямных и подбойных погребений примерно одинаково: по наблюдениям А.В.Ивченко, соответственно 19 и 17 (Ивченко А.В., 1999). В Юго-Восточном Приазовье подбои, видимо, более редки: известно семь ямных при только одном подбойном погребении (Семенов А.И., 1987; Ата-вин А.Г., 1996). В VIII-IX вв., наоборот, простые ямы и ямы с заплечиками встречаются значительно реже, чем захоронения в подбоях, и концентрируются на Нижнем Дону (Иванов А.А., 19996). В группах “сивашевского” и “соколовского” типов в ямных погребениях на заплечиках и в подбойных между входной ямой и подбоем сооружались перекрытия. Чаще всего, в обеих группах перекрывающие конструкции фиксируются из деревянных плах. Редко встречаются каменные перекрытия и заклады (Кащеевский могильник, к.9 и др.). 6. Состав погребенных. В основном, оба периода представлены одиночными погребениями мужчин-воинов. Изредка в обеих группах отмечаются погребения женщин-воинов, число которых при наличии соответствующих антропологических данных может возрасти (такие комплексы, как Аккермень; Дорофе-евский, к. 13; Луч, к.З). Парные погребения - исключительно редки. 7. Гробовища и подстилки. Гробовища представлены и в первой, и во второй группах также, как необязательный элемент обряда - меловая подсыпка и органическая подстилка. В хазарских “соколовского типа” погребениях отмечены случаи подсыпки из древесных углей (могильник Кастырский, парное погребение у х.Веселый). 8. Позы и ориентировка. Абсолютно преобладающая поза во всех погребениях - вытянуто на спине. Руки лежат вдоль туловища, иногда кисти уложены на тазовых костях. Обе группы различает преобладающая ориентация погребенных. В погребениях VI-VII вв. преобладает восточная и северо-восточная, хотя известно более 10 погребений с иной ориентировкой: запад, северо-запад, север. Во второй группе преобладает западная ориентировка, но и здесь встречаются погребения с иной ориентацией: на юг и восток. 9. Конь. В погребениях VI-VII вв. конь сопровождает только треть погребенных. В VIII-IX вв. -это практически обязательный элемент обряда, хотя в курганах продолжают встречаться и ямные погребения без коня (х.Красноармейский, Крепин-ский 1, Николаевка). В обеих группах конь представлен целым остовом или, чаще, черепом и костями конечностей, которые положены на ступеньке подбоя или на перекрытии, реже - на дне могилы. Конь располагался слева от погребенного и обращен в ту же сторону, что и голова погребенного. Опять же есть случаи, когда коня укладывали справа (в первой группе - Старонижнестеблиевская, Калининская 4/10, во второй - Кривая Лука XXVII, к.5). Конь сопровождался сбруей. 10. Жертвенные животные (или жертвенная пища), как и захоронение коней, в первой группе сопутствуют только части погребенных, а в погребениях “соколовского типа” - опять же обязательный элемент обряда. В обеих группах - это куски бараньей туши или целый баран, помещавшийся в изголовье. 11. Керамика. Сосуды для жидкой пищи и жидкостей, сопутствующие мясной пище, ставились в обеих группах также в изголовье, хотя есть исключения (х.Красноармейский - в ногах). В VI-VII вв. керамические сосуды характерны для более бедных, а мясная пища - для более богатых всаднических погребений (Орлов Р.С., 1985). В курганах “соколовского типа” керамика сопровождает почти все погребения. Основой погребального сервиза являлись в обеих группах лепные грубые горшки приземистых форм с максимальным расширением в средней части и, как правило, с защипами или насечками по венчику. Находки кувшинов единичны. В VIII-IX вв. появляются баклажки и горшки салтовского облика с рифленой поверхностью. 12. Оружие. Набор вооружения в обеих группах одинаков и имеет чисто хронологические различия. Это сложносоставной лук с роговыми концевыми и срединными накладками. Наконечники стрел в оба периода черешковые, трехлопастные и плоские. Клинковое оружие: меч, который со временем сменяется палашом, а затем - саблей. Топоры и копья для погребений как “соколовского”, так и “сивашевского” типов не характерны. 13. Поясные наборы часто встречаются в обеих группах и различаются хронологически: геральдический стиль сменяется ажурным растительным, а на последнем этапе появляется гарнитура салтовского облика (Иванов А.А., 19996; Комар А.В., 1999). 14. Украшения, детали одежды, предметы туалета. Из украшений можно отметить серьги, перстни, бусы. В ранней группе встречаются гривны и костыльковые застежки. Фибулы в погребениях обеих групп не найдены. Из предметов туалета известны зеркала. 15. Импорт, монеты. Часты находки деталей поясной гарнитуры византийского и, видимо, иранского (с грануляцией) производства. Начиная с cep.VII в., в погребениях встречаются византийские солиды, са-санидские драхмы, позже - арабские дирхемы. Чаще всего находят солиды. Известны находки византийской и иранской торевтики. Для разработки вопроса об истоках и формировании культуры зрелого Хазарского каганата, салто-во-маяцкой культуры проблема разнокультурности или однокультурности, в смысле сохранения генетической преемственности, “сивашевских” и “соколов-ских” типов погребений крайне важна. Она давно на 166 зрела, но нет ни одной работы, как верно отмечает А.И.Семенов, где сравнение было бы проведено с максимальным охватом доступных материалов (Семенов А.И., 1997, с.22) и по широкому списку признаков. Наиболее спорной является группа памятников так называемого “перещепинского круга”, занимающая хронологически среднее положение между погребениями “сивашевского круга” с геральдической гарнитурой и основными погребениями, окруженными квадратными ровиками, “соколовского типа” (Айбабин А.И., 1999, рис.74; Орлов Р.С., 1985). Версии о культурном соотношении памятников VI-VII и VIII-IX вв. восточноевропейских степей 1. Памятники разнокультурны и генетическая преемственность между ними отсутствует. Наиболее категорично выражена эта гипотеза в работах А.И.Се-менова (Семенов А.И., 1987,1988, 1997). Он предлагает картографию памятников по типам и сравнительную таблицу признаков обряда 17 погребений Прикубанья и Волго-Донских степей. “Сивашевский тип” связывается им с болгарами на основании датировки памятников и их ареала, охватывающего Северное и Восточное Приазовье. “Соколовский тип” соотносится А.И.Семеновым с хазарами или тюркютами. Помимо ареала, аргументами разнокультурности А.И.Семенов считает такие отличительные признаки болгарских комплексов, как впускной характер погребений, ориентировка на восток и северо-восток, отсутствие квадратного ровика, отсутствие кенотафов, отсутствие в погребальном инвентаре керамических сосудов, перстней и византийских монет, наличие палашей и луков “гунно-болгарского типа”, по его мнению, отличного от хазарского. А.А.Иванов предполагает, что тип ременной гарнитуры также может служить критерием различия двух групп памятников (Иванов А.А., 19996, с.66). Вторая часть перечисленных признаков, на наш взгляд, носит чисто хронологический характер различий. Первая акцентирует внимание на различиях, опуская присутствующие, хотя и более редко проявляющиеся сходные черты: наличие основных погребений, подбоев, ровиков, костей коней и баранов, лепных горшков и т.д. Такие признаки, как наличие кенотафов и квадратных ровиков, тесно связаны. Обнаружение хазарских кенотафов стало возможным только в результате перехода к сооружению основных погребений в VIII в. и тогда же распространившегося в Подонье обычая сооружать квадратные ровики с перемычками по углам. Без этого признака курганы, не содержащие погребения, нельзя было бы идентифицировать, как принадлежащие к “соколовскому типу”. Вес данных ровиков как культуроопределяющего и даже датирующего признака все меньше вызывает сомнений. Но этноопределяющее значение этого достаточно кратковременного и локального признака еще предстоит выяснять (Флёрова В.Е., 2001а). 2. Памятники сохраняют преемственность культуры, но представляют разные хронологические пласты. Причем, преемственность прослеживается в отношении различных предполагаемых этносов: а) хазар (Комар А.В., 1999; Круглов Е.В., 1991); 6) болгар (Багаутдинов Р.С. и др., 1988; Матвеева Г.И., 1995, 1997; Рашев Р., 2000); в) позднесарматского населения, смешавшегося с пришлым с востока этносом (Васюткин С.М., 1988; Максимов Е.К., 1956; Синицын И.В., 1959, с.203). Показательно, что авторы, придерживающиеся мнения о разнокультурности групп памятников, обычно, обозначаемых как “болгарские” и “хазарские”, не одинаково группируют известный к настоящему времени материал захоронений VI-VIII вв. В концепции А.И.Айбабина болгарам принадлежат комплексы типа Сивашевка - Рисовое, датирующиеся 2-й non.VI - 3-й 4CTB.VII в. в Крыму, Поднеп-ровье и Северном Причерноморье (Айбабин А.И., 1999, рис.34). Более поздние, по его системе хронологии, памятники Поднепровья (Белозерка, Костогры-зово) и Крыма (Портовое, Новопокровка) он относит к хазарам. Среди хазарских памятников оказались и комплексы из Восточного Приазовья (Малаи, х.Крупской, Калининская, Старонижнестеблиевская). Хазарская группа памятников датируется последней 4eTB.-K0H.VII-Ha4.VIII в. (Айбабин А.И., 1999 рис.74). Кроме хронологических, никаких аргументов, послуживших причиной данного членения материала, не приводится. И.А.Баранов, ограничившийся рассмотрением крымских впускных захоронений, датирует их более узко: сер. - 2-я пол.УП в. По его концепции, погребения типа Рисовое, Богачевка, Наташино отнесены к болгарам-оногурам. В этом он не расходится с А.И.Ай-бабиным. Погребение Портовое (Сары-Булат 12/5) И.А.Баранов относит также к болгарам, а не к хазарам, как А.И.Айбабин. Обряд погребений характеризуется общностью признаков, сведенных в таблицу 11 комплексов, и аналогичен обряду погребений VI - 1-й non.VII в., представленных в работе Р.С.Орлова: вытянутое положение скелета, ориентация на северо-восток, подбой с полочкой, остатки туши козы или овцы, набор инвентаря (Баранов И.А., 1990 с. 109-115; Орлов Р.С., 1985). А.И.Айбабин расходится также с А.Г.Атавиным. И не только в том, что последний приписывает Прикубанские погребения болгарам, но и в датировках: А.Г.Атавин относит комплексы Чапаевский и х.Крым-ский не к KOH.VII в., а к его 1-й пол. (Атавин А.Г., 1996). А.И.Семенов причисляет к болгарам не только Прикубанские комплексы, но и захоронения Белозерка, Костогрызово, Портовое, Лимаровка на Северском Донце, отнесенные А.И.Айбабиным к хазарским (Семенов А.И., 1988, рис.4а, X). Напротив, хазарский уклон заметен в работах Е.В.Круглова, который объясняет внезапное, по его мнению, появление в восточноевропейских степях 167 Рис. 2. Погребальный обряд подкурганных захоронений VII в.: 1 - Иловатка, к.З, п.2; 2 - Бережновский могильник, Юго-Западная группа, к.1, п. 7; 3 - Авиловский Iмогильник, к.1; 4 - Виноградное, к.5; 5 - Калининская, к.30, п.З (по: Атавин, 1996; Максимов, 1956; Орлов, Рассамакин, 1996; Рашев, 2000; Синицын, Смирнов, 1959). Fig. 2. The funeral rite of the tumulus interments of the Vllth c.: 1 - Ilovatka, b.3, int .2; 2 - Berezhnovsky burial ground; the South-Eastern group, b.l, int.7; 3 - Avilov sky burial ground I, b.l; 4 — Vinogradnoye, b.5; 5 -Kalininskaya, b.30, int.3 (according to Atavin, 1996; Maksimov, 1956; Orlov, Rassamakin, 1996; Rashev, 2000; Sinitsyn, Smirnov, 1959). Abb. 2. Bestattungsritual der Unterkurganbestattungen des VII. Jhs.: 1 - Ilovatka, Kurgan 3, Grab 2; 2 -Grdberfeld Bereznov, SW-Gruppe, Kurgan 1, Grab 7; 3 - Grdberfeld Avilov 1, Kurgan 1; 4 - Vinogradnoje, Kurgan 5; 5 - Kalininskaja, Kurgan 30, Grab 3 (nach: Atavin, 1996; Maksimov, 1956; Orlov, Rassamakin, 1996; Rasev, 2000; Sinicyn, Smirnov, 1959). Dess. 2. Rite funeraire pour les inhumations de dessous de tumulus au VII s.: 1 - Ilovatka, t.3, sep.2; 2 - necropole de Berejnovka, groupe du sud-ouest, t.l, sep.7; 3 - necropole de Avilovka 1, t.l; 4 - Vinogradnoye, t.5; 5 -Kalininskaya, t.30, sep.3 (d’apres Atavine, 1996; Maximov, 1956; Orlov, Rassamakine, 1996; Rachev, 2000; Sinitsine, Smirnov, 1959) 168 Рис. 3. Основные подкурганные захоронения VIII в.: 1 - Дорофеевский могильник, к. 13, Есауловский Аксай; 2 - Купцин-Толга, к. 14, Нижняя Волга; 3 - Барановка, к.27, Иловля; 4 - Кировский Vмогильник, к.З, междуречье Сала и Маныча (по: Власкин, Илъюков, 1990; Круглов, 1990а, 1992а, б). Инвентарь дан выборочно. Fig. 3. The main tumulus interments of the Vlllth c.; 1 - Dorofeyevsky burial ground, b.13, Yesaulovsky Aksay; 2 - Kuptsyn-Tolga, b.14, The Lower Volga; 3 — Baranovka, b.27, Ilovlya; 4 - Kirovsky V burial ground, b. 3; the area between the Sal and the Manych rivers (according to: Vlaskin, Ilyukov, 1990; Kruglov, 1990a, 1992a, 6). The grave goods are presented selectively. Abb. 3. Die wichtigsten Unterkurganbestattungen des VIII. Jhs.: 1 - Graberfeld Dorofejev, Kurgan 13, Esaulov Aksaj; 2 - Kupcin-Tolga, Kurgan 14, Unterlauf der Wolga; 3 - Baranovka, Kurgan 27, Ilovlja; 4 - Graberfeld Kirovskij V, Kurgan 3, Gebiet zwischen Sala und Manytsch (nach: Vlaskin, Il’jukov, 1990; Kruglov, 1990a, 1992a,6). Inventar wird wahlweise gegeben. Dess. 3. Inhumations principals de dessous des tumulus au VI s.: 1 - necropole de Dorofeevka, t.13, Essaoulovski Aksa'i; 2 - Kouptsine Tolga, t.14, Nijniaya Volga; 3 — Baranovka, t.27, Ilovlia; 4 - necropole de Kirovka V, t.3, entre deux rivieres Sala et Manytch (d’apres Vlaskine, Iliukov, 1990; Krouglov, 1990 a, 1992 a,6). Presentation du choix de mobilier 169 большого числа впускных погребений хазарской экспансией на запад в сер. - 2-й пол.VII в. Экспансия увенчалась тем, что к koh.VII в. хазары закрепились в Северном Причерноморье, Крыму и Восточном Приазовье. Закончилась она на рубеже VII-VIII вв. с началом арабо-хазарских войн. Однокультурны, по его мнению, захоронения типа Сивашевка, за исключением тех, где конь положен не сбоку, а сверху на перекрытие, Ясиново, Портовое, Красюковская (Епифано-во), крымские погребения, отнесенные И.А.Барано-вым к болгарским, Уч-Тепе на Кавказе, Арцыбашево на Верхнем Дону, приднепровские памятники: Пере-щепино, Глодосы, Вознесенка, приволжские: оба погребения в Бережновских могильниках, Иловатка (рис.2, 1, 2), Зиновьевка, Саратов-!!, к.1, нижневолжская Ханата*, а также Прикубанская группа погребений. Обряд погребений, присущий комплексам VII и нач.УШ в., как полагает Е.В.Круглов, сохраняется в VIII-IX вв. Это формы могил, особенности положения жертвенных животных, устойчивые категории инвентаря погребений (Круглов Е.В., 1991). Следующий в русле концепции о салтово-маяц-кой культуре как государственной культуре Хазарского каганата А.В.Комар, вслед за Е.В.Кругловым, склонен преувеличивать значение и вес этнических хазар, т. к. именно хазары являлись “движущим фактором появления культуры” (Комар А.В., 1999, с.111). Он связывает с хазарами не только погребения VII в. в Саратовском Поволжье (Иловатка и Бережновка) и комплексы перещепинского круга из Поднепровья, но и “сивашевские” комплексы (Белозерка, Виноградное) (рис.2, 4), а также другие погребения с подбоями и ориентацией на северо-восток. Все комплексы, отнесенные по составу инвентаря к “перещепинской культуре”, невзирая на разницу в обряде, он считает однокультурными: трупосожжения в Новогригорьевке и далеко от нее отстоящем Новиковском комплексе под Уфой, катакомбы Чир-Юртовского могильника и Директорской горки, необычное погребение в Уч-Тепе и простые ямные захоронения в Рябовке, неизвестно к какому обряду относящиеся комплексы из Арцыбашево, Вознесенки и Столбища, подкурганные впускные захоронения Прикубанья (рис.2, 5) и т.д. (Комар А.В.,1999, с. 112 и далее). В русле хазарской принадлежности он склонен пересмотреть и ряд погребений бассейна Северского Донца, обычно связываемых с болгарами (Комар О.В., Пюро, B.I., 1999, с.157, 158). Как и у Е.В.Круглова, предложенная хазарская атрибуция памятников с геральдическими наборами в Северном Причерноморье и комплексов “перещепинского круга”, определяемых в рамках концепции А.В.Комара как принадлежащих социальной верхушке того же этноса, имеет прямую связь с хронологическими изысканиями автора. А.В. Комар проделал громадную работу по разделению деталей инвентаря комплексов koh.VII - нач.Х в., преимущественно деталей поясных наборов, на 12 хронологических горизонтов и ряд этапов внутри них, дробящих время на отрезки от 10 до 25 лет. Не касаясь вопросов относительной хронологии, т.е. выделения самих горизонтов, отметим недостаточно аргументированное автором положение, что комплексы круга Сивашевки, “перещепинского круга” и Вознесенки - однокультурны. Именно исходя из их однокультурности, он определяет абсолютную дату нижней границы перещепинского горизонта временем прихода хазар в Поднеп-ровье и Северное Причерноморье, повлекшим уход орды Аспаруха на Дунай, т.е. после 680 г. Собственно, концепцию А.В.Комара продолжает развивать, но в более радикальной форме Е.В. Круглов. Хазарская атрибуция “сивашевского круга” памятников и комплексов “перещепинского” хронологического горизонта, которой придерживается Е.В.Круглов, по всей видимости, опирается на публикацию Ясиновского комплекса А.И.Айбабиным (Айбабин А.И., 1985), в которой он предлагает дату - 2-я non.VII в. для комплексов Келегеи, Новые Санжары, Арцыбашево, Белозерка, Ковалевка, Дымовка и Портовое, а Ясиново и Вознесенку датирует 1-й пол.VIII в. Позже А.И. Айбабин отнес Ковалевку и Дымовку к болгарскому кругу памятников 2-й non.VI — 3-й четв.\Ч1 в. (Айбабин А.И., 1999, с.163, рис.34). Хронология Е.В.Круглова и А.В.Комара значительно омоложена по сравнению с предложенной Р.С.Орловым, который датирует основную массу погребений “сивашевского типа”, начиная со 2-й non.VI в. и до cep.VII в. Наиболее поздний, Яблоня, синхронен Вознесенскому комплексу, для которого он принимает датировку самым началом VIII в. Более ранние датировки, принятые в работах Р.С.Орлова, привели его к заключению о связи “сивашевского типа” погребений с болгарами (кутригурами). И.А.Баранов, обративший внимание на хронологию Р.С. Орлова, хотя и датирует крымские впускные захоронения сер. - 2-й non.VII в., также относит их к болгарам (оногурам), как идентичные по обряду более ранним приднепровским комплексам. Поскольку хазарская экспансия на запад, исходя из сведений (хотя и косвенных) письменных источников, датируется не ранее 60-70 гг. VII в., то уточнение хронологии комплексов имеет и принципиальное значение при определении их принадлежности к культуре болгар (сначала в составе аварского союза, затем Великой Болгарии) или тюркам и хазарам эпохи военных походов на запад. Р.С.Орлов отмечает существенные изменения в материальной культуре кочевников в cep.VI в., что дает ему основание связывать появление погребений “сивашевского типа” с господством 1 Тюркского каганата, а исчезновение - с рас * А.И.Семенов погребения Бережновки, Иловатки и Ханаты также относит к болгарскому кругу впускных погребений, несмотря на их удаленность от исторических границ Великой Болгарии VII в. (Семенов А.И., 1988, рис.4а, X: 124-126). 170 падом этого политического образования и созданием Хазарского каганата в сер.VII в. (Орлов Р.С., 1985, с.104). В связи с этим предположением существенно установление абсолютной даты нижнего хронологического горизонта памятников “сивашевского типа”, который Р.С.Орлов относит к cep.VI, Е.В.Круглов к cep.VII, а А.В.Комар - к 70 гг. VII в. И.А. Баранов в подтверждение своей гипотезы о болгарской принадлежности крымских впускных погребений VII в., аналогичных по обряду северопричерноморским захоронениям VI в., в частности, указывает на находку пряжки типа “Сучидава” в Малой Терновке (Баранов И.А., 1990, с.115). А.И.Айбабин датирует этот тип пряжек более широко, поднимая верхний предел бытования с кон.VI в. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис.90; Орлов Р.С., 1985, рис.18, 14) до 1-й non.VII в. (Айбабин А.И., 1999, табл. XXX, 9). К поздней датировке присоединяется А.В.Комар*, который, кажется, вообще сомневается в существовании такого государства как Великая Болгария (Комар А.В., 1999, с.112, 115). Расхождения в 50 лет в сторону омоложения заметны в датировании и по другим деталям ременной гарнитуры, предложенных А.И.Айбабиным (ср. Орлов Р.С., Рассамакин Ю.Я., 1996 и Айбабин А.И., 1985; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис.90 и Айбабин А.И., 1999, табл.XXXI). А.А.Иванов также расходится с А.И.Айбабиным и А.В.Комаром, предлагая ограничить датировку кочевнических погребений, содержащих поясные наборы геральдического стиля, 1-й non.VII в. Ко 2-й non.VII в. он относит распространение литых поясных наборов с ажурной орнаментацией и пряжками, имеющими шарнирное соединение со щитком (Иванов А.А., 19996). В определении верхней хронологической границы сивашевских погребений А.А.Иванов сходится с Р.С.Орловым. Ажурный стиль связан уже с “соколовским” типом погребений. Омолаживают А.И.Айбабин, Е.В.Крутлов и А.В. Комар и дату погребений “перещепинского круга”, относя их к последней четв.УП - начАЧП в. Большинством исследователей они датируются в рамках сер. -3-й четв. VII в. По современному состоянию источников, как считают И.О.Гавритухин и А.М.Обломский, экспансия Хазарского каганата на запад относится ко времени не ранее нач.УШ в., и комплексы Макуховка, Малая Перещепина, Новые Санжары, таким образом, следует связывать с культурой Великой Болгарии (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, с.144-148)**. Абсолютное датирование комплексов с допусками в 50, а то и более лет мало пригодно для сопоставления с исторической канвой, нашедшей фрагментарное отражение в письменных источниках. Отмеченные разногласия исследователей в определении абсолютных дат кочевнических древностей “предсалтов-ского” времени свидетельствуют, что состояние разработки хронологической шкалы еще далеко от завершения. Уже достаточно ясно, о каких памятниках идет речь, когда встречаются термины “сивашевский тип”, “перещепинский крут”, “курганы с ровиками”. Но при попытке провести четкие границы между “сивашев-ским типом”, с примыкающей к нему группой 4 А. К. Амброза, и “перещепинским крутом” явно возникают затруднения, в результате которых одни и те же комплексы попадают в разные “круги”. Нет единого мнения и о том, существовал ли разрыв (и если существовал, то насколько он был велик) в хронологической и культурно-исторической принадлежности погребений с геральдическими поясными наборами и примыкающими к ним памятниками крута “Перещепина - Келегеи - Макуховка”, с одной стороны, и горизонтом “Вознесенка - Новогригорь-евка” и примыкающими или близко отстоящими от них по времени ранними курганами с квадратными ровиками, с другой. Деление на две группы памятников, знаменующее переход политического доминирования в северопричерноморских степях от болгар к хазарам, предложено А.И.Семеновым (Семенов А.И., 1987). В хронологическом аспекте оно поддержано И.О.Гавритухиным: по синхронистической таблице, помещенной в монографии 1996 г. (Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис.90), между двумя группами памятников по датирующим типам вещей и монетам действительно прослеживается разрыв около четверти века. А.К.Ам-броз объединял Вознесенку в один хронологический горизонт с комплексами Ясиново и Романовская (1884 г.) на Дону, датируя их 1-й пол.VIII в. (Амброз А.К., 1981, с.13). А.И.Айбабин датирует всю эту группу последней четв. VII-нач. VIII в. (Айбабин А.И., 1999, с. 178, рис.74). А.В.Богачев комплекс Ясиново синхронизирует с Перещепинским времени его закрытия. К этому же горизонту “Перещепина - Шиловка”*** отно * Надо отметить, что погребения у Большого Токмака и Малой Терновки, где найдены пряжки “Сучидава”, он пытается приписать “совсем другой группе тюркского населения”, на основании их ориентировки на север и северо-запад, что не совсем корректно, так как причисленные к “хазарским” комплексы Уч-Тепе и Романовская имеют юго-западную и северо-западную ориентировки, Виноградное к.5 -западную, Рисовое 13/12 и к.8 у Старонижнестеблиевской - северную (Комар А.В., 2000, с.139). ** Перечень “мнений” о принадлежности перечисленных комплексов может быть очень длинным. Мы сознательно ограничиваем его ссылками на последние работы, где есть их сравнительный анализ. *** Введение А.В.Богачевым конструкции “Перещепина - Шиловка” вносит лишь путаницу в и без того перенасыщенную горизонтами хронологию VI-VII вв. Она не более, чем указание на то, что автор синхронизирует давно известный памятник с вновь открытым. 171 сятся, по его хронологической схеме, комплексы Портовое, Новые Санжары, Верхиечирюртовский курган 17, Директорская горка, п.1-5. Весь горизонт он датирует 2-й пол.VII в. (Багаутдинов Р.С. и др., 1998). К koh.VII в. отнесла А.Т.Смиленко памятники “переще-пинского крута”, в которые она включила и Вознесенку (Смыенко А.Т., 1975, с.103-118). Нерешенной или неаргументированной представляется и такая сторона вопроса преемственности культур или их дискретности (со всеми возможными историческими нюансами), как соотнесенность ранних комплексов донских курганов, которые, как предполагается, синхронны Вознесенке, и основных подкурганных захоронений внутри квадратных ровиков (“соколовский тип”). Ранними хазарскими А.И.Семе-нов называет помимо Романовской (1884 г.), Столбище и Большую Орловку. По хронологии А.В.Комара, все они разновременные (Комар А.В., 1999). Ни один из этих комплексов, датируемых по монетам не ранее 90 гг. VII - 20 гг. VIII в., не может быть соотнесен с погребением в Соколовской балке, к.11, которое датируется по монетам не ранее 2-й пол.VIII в. (Семенов А.И., 1978), по той простой причине, что неизвестно, существовали ли ровики квадратной формы у курганов, содержащих эти переходные в хронологическом плане комплексы, и каков был обряд погребений, из которых происходит попавший в руки исследователей инвентарь. Для Столбища под вопросом стоит даже то обстоятельство, курганный он или нет (Афанасьев Г.Е., 1987). В хронологических построениях, касающихся периода 2-й non.VII - нач.УЧП в., столь важного для вопроса становления культуры Хазарии, остается много лакун, поскольку они основаны на разрозненном и малочисленном материале. Периодизация вещей и комплексов представляется пока крайне схематичной и трудно сопоставимой с типами памятников, едва ли не независимой от этнокультурного контекста. Так, между крайне пестрыми комплексами, представляющими по хронологии А.В.Комара горизонты “Пере-щепина - Вознесенка”, куда вошел, в частности, расположенный на Дону Дорофеевский 13/1 (рис.З, I), и остальными комплексами, уже обладающими “квадратными ровиками”, появляющимися, как он определяет, лишь в 40 гг. VIII в., существует лакуна минимум в 15-20 лет, которую заполняет только комплекс Большая Орловка с неясными чертами обряда. Констатация существования ранних, датируемых koh.VII - Han.VIII в., погребений классического “хазарского типа” до сих пор носит декларативный характер (Иванов А.А., 2000; Семенов А.И., 1993). При спорах вокруг абсолютной датировки, касающихся их соотнесенности с памятниками крута Перещепины или Вознесенки, не подтвержденных публикациями хотя бы нескольких доброкачественных опорных ком плексов, ранние датировки курганов “с квадратными ровиками” вызывали справедливые сомнения (Плетнева С.А., 1998, с.95). Упомянутый А.И.Семеновым ранний комплекс из могильника Дорофеевский, к. 13 (Семенов А.И., 1985, с.98) представляет собой типичное т. н. “хазарское” подбойное захоронение, сопровождавшееся вытянутыми частями коня слева от погребенной, но квадратного ровика под насыпью кургана не было (Круглов Е.В., 1992а). Помимо соли-дов 602-610 и 613-641 гг. (625 г., по мнению А.И.Семенова), комплекс содержал ранний тип серьги с округлым кольцом и зеркало “пелопоннесского типа”, которое датируется не позднее VII в. (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.165). Недавно частично опубликованы результаты исследований двух курганов с квадратными ровиками с перемычками и подбойными захоронениями, сопровождавшимися конскими черепами и костями ног на ступеньке, которые по импортным вещам датируются koh.VII - нач.ХПП в. Это Подгорненский-IV к.2 и 14 (Безуглов С.И., Науменко С.А., 1999; Naumenko S.A., Bezuglov S.I., 1996). Находку девяти солидов в к.2, диапазон чеканки которых составляет максимум 24 года, сопровождают позднесасанидская чаша и византийский кувшин, датированный по клеймам cep.VII в*. Если инвентарь, который пока не вошел в публикации, посвященные только импортным изделиям, не противоречит датам монет, то мы будем иметь опорный ранний комплекс рубежа VII-VIII вв. с хорошо сформированными чертами захоронений “соколов-ского типа”. Конечно, необходима публикация планов и профилей кургана и погребения, а не только краткое суммарное описание, вошедшее в публикации. В кургане 14 погребенного и его коня, помимо двух солидов 651/2-654 и 661-663 гг., сопровождали стремена с восьмеркообразной петлей и наконечник со штампованной бронзовой накладкой, не противоречащие ранней дате комплекса по монетам. Находка хронологически компактной большой группы датирующих предметов из комплекса Подгорненский-IV, к.2 подтверждает предположение А.И.Семенова о коротком периоде обращения солидов VII-VIII вв. По его заключению, разрыв дат монет в других подкурганных погребениях составил от 6 до 18 лет, и сколько-нибудь значительного запаздывания монет в комплексах в этот период не происходило (Семенов А.И., 1978, 1993). Еще один, помимо Дорофеевского, полностью опубликованный комплекс - это Саловский-IV, к.2, с квадратным ровиком с перемычками по углам и расположенными внутри него двумя одновременными или близкими по времени погребениями (Парусимов И.Н., 1998, с.17-21, рис.18-24). Он датирован тремя солидами: один 695-698 гг., два 698-705 гг. Фрагментарно сохранилось зеркало “пелопоннесского типа” Это солиды: Константина IV, чеканки 674-681 и 681-685 гг. (3 экз.); Юстиниана (4 экз.), чекана 687- 692 и 692-695 гг.; Леонтия (2 экз.) 692-698 гг. На кувшине клеймо Константина II - 641-651/2 гг. 172 Рис. 4. Саловский IV могильник, к.2, основное погребение 1 (разрушено) с солидами 695-698 и 698-705 гг. (по: Парусимов, 1998). Fig. 4. Salovsky IV cemetry, b. 2, the main interment 1 (destroyed) with solids of 695-698 A.D. and 698-705 A.D. (according to Parusimov, 1998). Abb. 4. Graberfeld Salov IV, Kurgan 2, Hauptbestattung 1 (zerstort) mit Soliden 695-698 und 698-705 (nach: Parusimov, 1998). Dess. 4. Necropole de Salovka IV, t.2, inhumation principale 1 (ruinee) avec des solides des annees 695-698 et 698-705 (d’apres Paroussimov, 1998) 173 (рис.4). Остальной инвентарь также не противоречит ранней дате - самое начало VIII в. Но погребения совершены здесь не в подбоях, а в ямах: простой и с заплечиками. Причем погребения, хотя и сопровождаются костями коней и барана, оба - парные, что является исключением для группы “хазарских” подкурганных захоронений. Нехарактерно, хотя и встречается иногда (Иванов А.А., 1999а), и наличие двух одновременных погребений под курганами этой группы. Можно назвать еще случаи, возможно, ранних, т.е. периода koh.VII - Han.VIII в., абсолютных датировок курганов с “квадратными ровиками”*. Вербовый Лог-IX, к.З: в погребении, которое полностью не опубликовано, находился солид 705-711 гг. (Naumenko S.A., Bezuglov S.I., 1996). В могильнике Кутейская Падь III, на дне квадратного ровика с перемычками, окружавшего курган-кенотаф 7, найден поясной набор, датированный авторами koh.VII - 1-й non.VIII в. (Гуркин С.В., Бойко А.Л., 1990). Последний случай сомнителен по той причине, что ориентироваться на датировки, предложенные авторами неопубликованного материала, опасно, т. к. “сегодня в раннесредневековой археологии не существует сколько-нибудь определенных оснований для хронологического членения материалов koh.VII - VIII в. (неволинские, катандинские, деменковские, брусян-ские комплексы)” (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.165). Поэтому на данном этапе исследования деление курганов с квадратными ровиками, попадающими именно в этот хронологический диапазон, на более ранние и более поздние, требует особенно жесткой аргументации, которая часто отсутствует. Приведем пример из уже упомянутой статьи С.И.Безутлова и С.А.Нау-менко об импортах в донских курганах (Безуглов С.И., Науменко С.А., 1999). Исторические построения, предложенные авторами, всецело базируются на монетных находках, датирующая способность которых ими несколько абсолютизируется. Причем, на основании монетных находок сначала выдвигается тезис о частичной синхронизации памятников “перещепинского крута ” и донских курганов с ровиками, а затем постулируется их “культурно-хронологическая обособленность от памятников перещепинского крута”, свидетельствующая уже в пользу мнения о тюркюто-ха-зарской принадлежности донских курганов (Безуглов С.И., Науменко С.А., 1999, с.40, 42). Неясен также выдвинутый в этой статье тезис о смене погребального обряда в курганах со 2-й non.VIII в. Если имеется в виду отсутствие квадратных ровиков в курганах: Барановка-I, к.27 и Петрунино-IV, к.7 на Иловле, то его, как и наличие круглого, а не квадратного ровика в Барановке-I, к. 13, можно объяснить локальными особенностями обряда северо-восточной периферии, как это делает Е.В.Крутлов. При публика ции этих курганов он как раз отмечает сходство обрядовых черт с другими хазарскими погребениями. Очевидно, также сходство инвентаря курганов на Иловле с инвентарем других курганов с квадратными ровиками (Круглов Е.В., 19926) (рис.З, 3). Даже при высокой датирующей способности со-лидов VII-VIII вв. невозможно разделить подкурганные погребения на хронологические группы без разработки их относительной хронологии. Такие попытки уже предпринимаются (Иванов А.А., 19996; Комар А.В., 1999). Только после хронологизации материала можно будет решать вопрос об эволюции обряда, его смене или вариативности и локальных особенностях. Самые последние разработки в этом направлении принадлежат А.В.Комару. Он, применяя ту же методику выделения хронологических горизонтов, что и А.В.Бо-гачев и И.О. Гавритухин, получает, как уже упоминалось в связи с проблемой хронологии рубежа VII-VIII вв., иные результаты. Относительная и абсолютная хронология рассматриваемых нами комплексов выглядит в его работе следующим образом. К горизонту “Перещепина - Келегеи - Макуховка”, который он датирует 670-705 гг., отнесены комплексы типа Арци-башево (поясная гарнитура с треугольниками из зерни) и погребения с геральдическими наборами, комплексы из Красюковской (Епифаново) и ст.Калинин-ской 30/3 (рис.2, 5). Отметим, что И.О.Гавритухин комплекс из Калининской датирует гораздо более ранним временем, 630-680 гг., относя его к горизонту “кав-казско-днепро-дунайских соответствий” (Гавритухин И.О., 1999, с.194). Следующий горизонт, “Вознесенка”, датируемый 705-725 гг, включает комплексы: Портовое 11/1, Кова-левка II, Калининская 4/10, Ясиново, Романовка, До-рофеевский к.13 (рис.З, I) и комплексы Глодосы, Новые Санжары, Новогригорьевка м.1. Горизонт “Галиат - Геленовка” с абсолютной датой 725-740 гг. включает комплекс из кургана у Большой Орловки. Это последний хронологический рубеж предсалтовской эпохи. Ранний горизонт салтовской культуры, названный А.В.Комаром “Столбище-Старокорсунская”, датируется 740-790 гг. и охватывает основную массу курганных захоронений Подонья, Нижней и Средней Волги. Горизонт делится на три этапа (Комар А.В., 1999). Сама методика выделения хронологических горизонтов по стилистическим и типологическим особенностям вещевого материала в закрытых комплексах плодотворна как инструмент хронологического членения материала, хотя существенные расхождения в датировках и комплектовании горизонтов у разных исследователей свидетельствуют о еще слабой разработанности этой методики или ее изъянах. Но насколько оправданы попытки исторической интерпре В автореферате диссертации А.А.Иванов относит к I хронологической группе сер.VII - Han.VIII в. 12 комплексов, но не называет их (Иванов А.А., 2000). 174 тации, основанные на стилистических особенностях инвентаря комплексов, привязки выделенных горизонтов к определенным, упомянутым в источниках событиям и датам и соотнесение смены горизонтов с этническими процессами, особенно миграциями? Собственно методика выделения хронологических горизонтов и удобна тем, что позволяет не оперировать абсолютными датами, которые порождают сложности при сопоставлении комплексов различных регионов, поскольку при нестабильности ситуации и неравномерности развития один и тот же стиль, как показал опыт, в разных районах может иметь разную абсолютную датировку. Кроме того, в эпоху “переселения народов” и создания кочевнических государств, изделия одного стиля распространяются очень широко и не имеют четкой привязки к этносам. Помимо частых миграций и связанных с ними взаимовлияний разных культур, немалую роль играло вхождение раз-ноэтничных дружин в состав единой армии того или иного каганата, а также Византии и Ирана. И это надо учитывать, поскольку основное число подкурганных захоронений - погребения воинов. “Дары”, трофеи, импорт оказывают свое нивелирующее влияние на состав вещевого комплекса. Кроме того, для эпохи раннего средневековья обычна ситуация, когда “всякое новшество, появившееся в ставке кагана, иногда даже в результате работы одного главного мастера (местного или пришлого), получало широкое распространение” (Засецкая И.П. идр., 1979, с.123). При этом изменения в политической сфере, направлении торговых путей, поступление дани, функционирование тех или иных ремесленных центров, снабжавших своими изделиями кочевников, далеко не всегда находятся в прямой зависимости с этническими процессами, протекавшими на рассматриваемой территории. Даже если из письменных источников известно, что в данное время предположительно этот район подвергся завоеванию, то не обязательно произошло полное или даже частичное вытеснение отсюда прежнего населения и расселение значительных массивов пришельцев. Это достаточно общие места, но в современной историографии “болгаро-хазарских войн” даже существенная разница в погребальном обряде отходит далеко на второй план, по сравнению с датирующими предметами вещевого комплекса, в основном, ременной гарнитурой. Исследователи средневековых памятников Венгрии только путем сопоставления большого числа комплексов на весьма ограниченной и гораздо лучше, чем Подонье, изученной территории, научились отличать по некоторым незначительным деталям венгерские погребения от печенежских (Археология Венгрии, 1986, с.ЗЗЗ, 334). В нашем же отечественном хазарове-дении сложилась уже целая традиция прежде всего привязывать изучаемые комплексы к конкретному историко-культурному контексту, до проведения работы по изданию материалов, сравнению особенностей обряда и инвентаря, датированию, более дробному картографированию выявленных хронологических пластов и отдельных признаков. В настоящее время попытки приписать “сивашев-ским”, “перещепинским” и “соколовским” по типам погребениям какую-либо этническую атрибуцию и связать их появление или исчезновение с попавшими в письменные источники событиями выглядят, по меньшей мере, крайне смелыми. Возможно, такая дерзновенность мысли связана с малым количеством накопленного материала. В сарматской археологии неоднократно предпринимались попытки выделения известных по письменным источникам племен (“аланы”, “роксаланы”, “аорсы”) по типам погребальных сооружений и другим признакам, доступным археологам. В настоящее время этот подход можно считать пройденным этапом* (Скрипкин А.С., 1982, с.53). В хаза-роведении мы, видимо, встретимся с аналогичными сложностями: этнонимы “болгары”, “хазары”, “барси-лы” и т.д. могут обозначать различные родственные племена, объединенные одним именем, не имеющим прямого отношения ко всем его составляющим, а разные по происхождению этнические группы - иметь сходную, вследствие нивелировки, погребальную обрядность. Г.Е.Афанасьев вполне справедливо отмечает, что связь погребений “соколовского типа” с хазарскими этническими группами может быть установлена на основании хронологических рамок и географии распространения (Афанасьев Г.Е., 2001, с.245). И с этим постулатом связаны первые два вопроса. 1. Если брать ареал только основных подбойных захоронений с западной ориентировкой, окруженных квадратными ровиками, исключив более ранние и инообрядовые кочевнические захоронения “хазарского крута”, то и тогда ареал оказывается заметно смещенным к северо-западу относительно той территории, которая реконструируется на основании письменных источников (рис.1). 2. Хронологические рамки “соколовского типа”, вопреки утверждению Г.Е.Афанасьева, не совпадают полностью с периодом локализации здесь собственно хазарских земель. Поздняя хронологическая группа, по самым осторожным датировкам, не выходит за рамки 1-й пол.IX в. Верхняя дата продлена почти на столетие, по сравнению с датирующими эту группу монетами, на основании хронологии салтово-маяцкой культуры, которая пока слабо разработана (Иванов А.А., 2000). К тому времени, когда в Волго-Донских степях располагался известный по письму царя Иосифа домен, здесь уже не было “хазарских” курганов. Их Необходимо признать, что в решении многих проблем, в том числе этнических, хазарская археология значительно отстает от сарматской. Отсюда прохождение этапов и методических поисков, которые в сарматологии уже опробованы и пройдены. 175 оскудение и исчезновение приходится как раз на то время, когда начинается строительство и функционирование крепостей, маркирующих территорию хазарского домена, в том числе Саркела (Афанасьев Г.Е., 2001). 3. Не ясны истоки данного обряда. Ни в Приморском Дагестане, ни в Нижнем Поволжье пока не обнаружены сколько-нибудь представительные группы погребений, сходных с “соколовским типом”. Единственно близкие по обряду, хронологии и ареалу - это памятники “сивашевского типа”, в меньшей степени - подкурганные захоронения Саратовского Поволжья и Прикубанья, расположенные по западной, северной и южной периферии будущего ареала курганов с квадратными ровиками, слабо заселенного в VII в. Возможно ли связывать появление “сивашевских” погребений с экспансией хазар на запад, если мы не знаем, каков был их погребальный обряд в кон.VI - 1-й пол.VII в.? Было ли вызвано перемещение массы кочевников в последующее время из Северного Причерноморья (“сивашевские” погребения) и Поднепровья (“пере-щепинский тип”) в Волго-Доно-Манычский треугольник смещением политического центра Хазарии (Комар О.В., 2000), и связаны ли вообще данные археологические реалии с хазаро-болгарскими взаимоотношениями? Если изменить привычный стереотип реконструкции миграционных процессов с востока на запад и не учитывать довольно шатких построений о непременной принадлежности памятников “переще-пинского круга” хазарским или болгарским правителям*, то вполне можно сопоставить факт смещения группы кочевников, обитавших в VI-VII вв. в Северном Причерноморье, к востоку с миграциями славянских племен на рубеже VII-VIII вв. и картой архаических славянских гидронимов, относящихся к раннему средневековью. Последние охватывают не только ареал волынцевской, ромейской и боршевской культур, но и Северное Приазовье в местах расположения “сивашевской группы”, а далее к востоку доходят до северной границы ареала “соколовского типа” (Седов В.В., 1999, рис.З). 4. Изменения в ориентировке и унификацию обряда в VIII в. можно, вероятно, отнести за счет хронологического фактора и процесса консолидации. Но на ориентировку, скорее всего, повлияли изменения в идеологии, т. к. она неестественна для подбойных захоронений, при сооружении которых вход предпочитали располагать с солнечной стороны. Так, позднесарматские подбои с северной ориентировкой имеют вход с восточной стороны, “сивашевские” - с юго-восточной и южной. При перемене ориентировки на западную с сохранением основных черт обряда вход оказывался с северной стороны. 5. Неясно и взаимоотношение носителей захоронений “соколовского типа” с другими группами населения Хазарии. Предположение о том, что они состав ляли этническое ядро Хазарии до формирования салтовской культуры в так называемый “досалтовский период” (термин, введенный А.И.Семеновым), может быть поставлено под сомнение. И это зависит не только от спорности нижней хронологической границы “соколовского типа”, но и от датировки салтово-ма-яцких памятников. В последнее время все чаще появляются данные, позволяющие ставить вопрос об одновременном появлении культуры “курганов с ровиками” и памятников салтово-маяцкого облика от лесостепи до Крыма в koh.VII - 1-й пол.VIII в. (Любичев М.В., 1994; Дегтярь А.К., Любичев М.В., 1997, с.74; Зинько В.Н., Пономарев Л.Ю., 2000, с.191) и одновременном их расцвете в cep.VIII - нач.1Х в. (Аксенов В.С., Михеев В.К., 1998). Болгарская или преимущественно болгарская принадлежность подкурганных захоронений VI-VII вв. обосновывается в монографии Р.Рашева (Рашев Р., 2000), в ряде статей Р.С.Орлова, А.А.Тортика и др. Мы не станем касаться здесь этих, без сомнения, важных и интересных работ и остановимся на “болгарской” теории поволжских археологов, выдвинутой в результате обнаружения подкурганных захоронений новинковского и уреньского типов на Средней Волге, которые синхронны донским “хазарским” курганам. Г.И. Матвеева объясняет их появление здесь как результат миграционных процессов 3-й четв.УЛ - koh.VII в. Отдельные группы переселенцев она связывает с районами Предкавказья (Шиловский могильник), но основную массу относит за счет районов Северного Причерноморья и Приазовья. Миграция, по ее предположению, носила массовый характер и была связана с распадом Великой Болгарии под натиском хазар (Матвеева Г.И., 1997. с.90-98). Памятники Северного Причерноморья - Приазовья без конских захоронений (4 группа А.К.Амброза) сопоставляются Г.И.Матвеевой с впускными погребениями новинковских курганов. Чертами, позволяющими проследить их генетическое родство, являются: узкие ямы, иногда заклады из камней, поза погребенных и их ориентировка на восток, северо-восток, реже запад, бедность погребального инвентаря, состоящего из железных пряжек, наконечников стрел, рыболовных крючков. Поскольку в могильниках новинковского типа погребения, аналогичные 4 группе А.К.Амброза и “сивашевскому типу”, встречены под одной насыпью, то Г.И.Матвеева предполагает их однокультурность, относя разницу в обряде за счет социального статуса. В этом ее взгляды совпадают с выводами А.В.Ивченко (Ивченко А.В., 1999) о северопричерноморских захоронениях VI-VII вв. В построениях Г.И. Матвеевой нельзя не отметить некоторые натяжки. Памятники “сивашевского типа” имеют очень незначительное число аналогий среди погребений новинковских курганов. В качестве них приводятся материалы могильника Новинковского- * Смотреть, например, критику: Львова З.А., 1995. 176 II 13/3-5; 14/6. Аналогии, на наш взгляд, довольно далекие (рис.5, 6). Оба кургана окружены кольцевыми ровиками - особенность, сближающая их с северопричерноморскими курганами (Ивченко А.В., 1999), но под насыпью одного кургана найдено пять, а другого - шесть синхронных погребений, что совершенно не характерно для сравниваемых с новинковскими курганов, как и каменные наброски на курганных насыпях. Несмотря на наличие ступенек и в одном случае неглубокого подбоя-ниши, захоронений взнузданных и оседланных целых остовов коней или их чучел на ступеньке не было. Отдельные кости встречались только в насыпи. В одном из погребений на “ступеньке” справа находился разрозненный скелет второго погребенного (Новинки-П 13/3). Вполне справедливо рассматривать это погребение как состоящее из двух ям, а не как погребение со ступенькой (Багаутдинов Р.С., 1998, с.59). Такие яркие черты неволинских курганов, как каменные наброски, коллективность захоронений, формы могил в виде неглубоко впущенных в материк ям с одной или двумя покатыми стенками, - слишком своеобразны, чтобы предполагать их прямое родство с причерноморскими погребениями. Кроме того, ни для “сивашевских”, ни для более поздних “соко-ловских” погребений не отмечается преднамеренная потревоженность скелетов, широко распространенная в могильниках новинковского типа, а также в могильнике Брусяны-П (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.8). Предположение Г.И.Матвеевой, что ступенька без конского скелета предназначалась для чучела коня, -только предположение, не могущее служить основанием для приравнивания к обряду таких захоронений, как Виноградное (рис.2, 4), Костогрызово, Сивашев-ка, Сивашское, Портовое. Малоубедительно уравнивание обряда положения коня на ступеньке или перекрытии с обрядом помещения коня в насыпи кургана или под ней на дневной поверхности и предложенное в книге Р.С.Багаут-динова, А.В.Богачева и С.Э.Зубова объяснение данного факта как трансформации обряда при переходе от впускных погребений к стационарным подкурганным могильникам, в которых “обрядовые моменты можно было рассредоточить, поскольку в данном случае самодостаточной единицей была уже не могила, а курган в целом” (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.170). При переходе к стационарным могильникам и основным погребениям в Волго-Донских степях такой трансформации не наблюдалось, а нахождение конских костей в насыпях или в ровиках дополняло сопровождение конем во входной яме или на перекрытии (Власкин М.В., Ильюков Л.С., 1990; Парусимов И.Н., 1998, с.12-16). Приведенное этими же авторами сравнение с предшествующими по времени новинковскому типу впускными погребениями Восточного Приазовья (Атавин А.Г., 1996), сильно отличающимися от “сивашевского типа” погребений, приводит их к предположению, что миграция на Среднюю Волгу, вероят но, шла из Приазовья. Они также прослеживают “алтайскую струю” в облике материальной культуры подкурганных захоронений Поволжья и связывают приход кочевого населения с миграциями тюркских племен, потерявших политическую ориентацию после развала 1 Тюркского каганата. Передвижение этих племен по степям Восточной Европы фиксируется комплексами горизонта Перещепина - Шиловка. Именно в эту эпоху, после смерти хана Кубрата (641-650 гг.), произошла миграция праболгар, в которой приняли участие и алтайские тюрки (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.170). При всей привлекательности данной гипотезы ее археологическая аргументация представляется недостаточно проработанной. Прежде всего, это, как и у Г.И.Матвеевой, акцентировка общих черт обряда, состоящих в сходстве ориентировки (восток, северо-восток) и позы (вытянуто на спине) погребенных. В целом, близка и форма могил: неглубокие подпрямо-утольные ямы. Но в отношении обычая положения жертвенной пищи, слабо представленном в новинковских памятниках, и характере сопровождения конем различия слишком существенны. Особенно при учете принятой авторами гипотезы и отсутствия серьезного хронологического разрыва между сравниваемыми группами памятников: Восточное Приазовье - 2-я треть - 3-я четв.УП в., погребения с северо-восточной ориентировкой в Поволжье - 2-я пол.УП - 1-я пол.УШ в. (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.169). Все погребения Восточного Приазовья сопровождались шкурами коней, в одном случае его заменила коза. В новинковских курганах - могил с останками коня всего 7%, и это, как правило, черепа и конечности жеребят, а взрослые особи найдены только в двух могилах (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.53). Сходство с приазовскими памятниками, приписываемым населению Великой Болгарии, - только одна сторона обоснования болгарской принадлежности курганов новинковского типа. Другая, которую развивает Г.И.Матвеева, - сходство черт обряда с более поздними болгарскими памятниками, как в Поволжье, так и в Подонье, и на Дунае: Больше-Тархан-ский, Танкеевский, Нетайловский, Нови-Пазарский и др. могильники. Эпизодически на болгарских могильниках встречаются каменные обкладки и наброски из камней, подбойные могилы, могилы со ступенькой в продольной стенке, восточная и северо-восточная ориентировка, наличие конских костей. Общим почти для всех раннеболгарских могильников являются: большая роль огня при захоронении, обряд обезвреживания покойников, наличие костей мелкого рогатого скота, основные категории погребального инвентаря. Особенно важно не только сходство перечня категорий, но и типологическое сходство с керамическим и вещевым комплексом памятников салтово-маяцкой культуры: “создается впечатление, что вещевой комплекс, характерный для нее, в основном, сложился уже в кон.VII в.” (Матвеева Г.И., 1997, с.96). Да- 177 Рис. 5. Новинковский II могильник, курган 13 (по: Матвеева, 1997). Fig. 5. Novinkovsky II cemetry, barrow 13 (according to Matveyeva, 1997). Abb. 5. Graberfeld Novinki II, Kurgan 13 (nach: Matvejeva, 1997). Dess. 5. Necropole Novinki II, t.l3 (d’apres Matveeva, 1997) 178 Рис. 6. Новинковский II могильник, курган 13 (по: Матвеева, 1997). Fig. 6. Novinkovsky II cemetry, barrow 13 (according to Matveyeva, 1997). Abb. 6. Graberfeld Novinki II, Kurgan 13 (nach: Matvejeva, 1997). Dess. 6. Necropole Novinki II, t.13 (d’apres Matveeva, 1997) лее, по мнению Г.И.Матвеевой, прослеживается только хронологическое различие, особенно ярко выраженное в формах ременной гарнитуры. Е.П.Казаков, в отличие от Г.И.Матвеевой, А.В.Богачева, Р.С.Багаутдинова, С.Э.Зубова и других исследователей новинковских курганов, не считает возможным признать их преемственность с раннеболгарскими памятниками типа Кайбельского, Большетархан-ского или Танкеевского могильников. Основной аргумент - отсутствие сходства с салтово-маяцкой культурой и “неболгарский” облик, к чертам которого он отнес: каменные выкладки, применение мела (это ошибочный аргумент, что отмечено Г.И.Матвеевой), восточную ориентировку, отсутствие салтовской керамики. Время миграции болгар в Поволжье Е.П.Казаков относит к сер. - 2-й пол.УИ! в. (Казаков Е.П., 1999, с.64, 65). Наибольший интерес для сравнения представляют не курганы новинковского типа с каменными на бросками в насыпи и круглыми в плане ровиками, а курганы т. н. “уреньского типа” с земляными насыпями и ровиками разнообразных, в том числе квадратной и прямоугольной, форм (рис.7). К моменту издания книги “Праболгары на Средней Волге” таких курганов насчитывалось всего восемь. Авторы склонны интерпретировать их как однокультурные с комплексами новинковского типа и синхронные им. Разница в обряде объясняется более высоким социальным статусом погребенных в курганах с ровиками. Хотя авторы и отмечают близость обряда и инвентаря этих курганов донским, и даже предполагают, что Подонье - исходный пункт миграции 2-й пол.УИ в. в Поволжье, но считают, что однозначно вопрос о связи курганов с ровиками с хазарами решить нельзя, а уреньские курганы причисляют к раннеболгарским (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.80,171). Е.П.Казаков, отвергая болгарскую принадлежность новинковских курганов, относит к раннебол 179 гарским подкурганные погребения в Ульяновском и Самарском Заволжье: Кайбельский, Уреньский II и др. могильники, большинство захоронений которых “мало чем отличается от основной массы болыпетарханских. Они также совершены в простых ямах, сопровождаются характерным инвентарем салтовского облика, в том числе специфическими круговыми сосудами и лепными горшками” (Казаков Е.П., 1999, с.66). Но среди них он выделяет ряд погребений, окруженных рвами, которые связывает с хазарами (Казаков Е.П., 1999, с.67). В чем же конкретно проявляется отмеченное поволжскими археологами “очевидное сходство” средневолжских и сальско-манычских курганов с земляными насыпями? Упоминаются, прежде всего, рвы. Затем последующее возведение насыпи со следами поэтапного погребально-поминального ритуала, широкое использование в обряде коней и овец, использование огня (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.83, 172), усложненная конструкция ям, в том числе подбои, сходные типы керамики, в том числе кувшины с многорядной волной и налепами (Казаков Е.П., 1997,1999). Прежде всего, для широких панорам исторического характера слишком мало материала. Если исключить из рассмотрения Шиловский курган 1, который и по дате, и по типу выпадает из ряда сравниваемых комплексов, то остается всего три кургана с ровиками квадратной формы и один с прямоугольным рвом, выходящим далеко за насыпь, которые можно рассматривать по этому признаку, как аналогии волго-донским (рис.7). Причем последний содержал погребение в круглой яме на подиуме, а целый остов коня был уложен на выкиде из могилы, перекрытой накатником из бревен. Такие черты обряда аналогий в донских материалах не находят. Неизвестны в Подонье и дополнительные погребения рядом с насыпью кургана, окруженные рвами, подобные Старомайнскому-1, 1/2 и Урень-П, 2/2. У средневолжских квадратных и прямоугольных ровиков неизвестны столь характерные для донских курганов перемычки по углам. Типичных для хазарских курганов подбойных погребений с конем на ступеньке и даже ям с заплечиками в курганах уреньского типа нет. Самая близкая аналогия - комплекс Урень-П, 4/2 - содержит захоронение конского и коровьего черепов и конечностей на ступеньке (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.1, 8). Но подбой сооружен не над человеческим захоронением, как в хазарских курганах, а над ступенькой с конскими и коровьими костями (рис. 7, 8). Из-за разрушенности погребений нет возможности провести сравнение поз и ориентации погребенных, места инвентаря и напутственной пищи в могилах. Что касается керамики, которую Е.П.Казаков связывает с хазарским влиянием, то как кувшин салтово-маяцкого типа, так и “хазарский” кувшин из комплекса Урень-П, 4/1, аналогичный найденному в Кривой Луке XXVII, к.5, являются характерными не для донских, а для поволжских памятников. Аналогии им происходят из Большетарханского и Танкеевского могильни ков, что хорошо проиллюстрировано в статье самого Е.П.Казакова (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, табл.П, 1; Казаков Е.П., 1997, 1999, рис.2). Скорее можно предполагать влияние средневолжских гончарных центров на нижневолжский керамический комплекс, и за счет этого относить появление кувшина с многорядной волной и налепами в кургане на Кривой Луке, что вполне возможно при наличии единой водной артерии. Для определения направления культурного влияния или миграции, хотя в отношении последней поднимать вопрос не совсем корректно из-за незначительного сходства обрядовых черт, необходимо точное датирование как памятников уреньского типа, так и памятников типа Кривой Луки. Пока датировки слишком противоречивы. Р.С.Багаутдинов, А.В.Богачев и С.Э.Зубов датируют земляные курганы как и новинковские koh.VII - VHI в. Е.П.Казаков склонен считать их более поздними, чем к.5 Кривой Луки, и относит к IX в. (Казаков Е.П., 1997, с.63, 64). Наиболее поддающимся датировке является комплекс Брусяны-Ш, 1/1. Датирование его проведено А.В.Богачевым по предметам ременной гарнитуры, соответствующим нево-линской стадии неволинской культуры, датируемой koh.VII - VIII в., и по другим аналогиям с теми же датами и представляется вполне убедительным (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.164). Не противоречат дате и амфоры, найденные в погребениях Урень-П, к.4 (Романчук А.И., Сазанов А.В., Седикова Л.В., 1995, класс 24). По схеме А.В.Комара к.5 Кривой Луки XXVII датируется в рамках 770-790 гг. (Комар А.В., 1999). С салтово-маяцкими памятниками Е.П.Казаков соотносит захоронение Шиловского кургана 1, датируемого его публикаторами 2-й non.VII в. (Багаутдинов и др., 1998, с.155; Казаков Е.П., с.62). Сравнение шиловского погребения с катакомбами лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры представляется не вполне обоснованным. При публикации форма могильной ямы получила определение как катакомба (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.184, 185), и истоки населения, оставившего Шиловские курганы, авторы тоже предлагают искать на Северном Кавказе, но не среди аланского, а среди праболгарского, пришедшего вместе с гуннами населения (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 171). Между тем, конструкция шиловской катакомбы сильно отличается от салтово-маяцких. Дромос, хорошо развитый как в салтово-маяцких, так и в северокавказских катакомбах, здесь отсутствует, а скелет коня ориентирован перпендикулярно входу в камеру в яме грушевидной формы. Комплекс Шиловка 1/2 - уникален и не имеет прямых аналогий. Р.С.Багаутдинов, хотя и осторожно, но проводит мысль о принадлежности погребения болгарскому аристократическому роду, пришедшему после поражения в войне с хазарами на Волгу. Предполагается, что этот род жил на Кавказе, в районе Дагестана и, возможно, участвовал в войнах Ирана и Византии в составе дружин западнотюркского кагана. Два основных аргумента в пользу этого предположения: сход- 180 Рис. 7. Курганы “уреньского” типа: 1-4 - Уренъ II, к.2; 5-8 - Уренъ II, к. 4; 9 - Уренъ II, к.З; 10 - Старомайн-ский I могильник, к.1; 12 - Брусяны III, к.1 (по: Багаутдинов и др., 1998). Fig. 7. “Uren-” type barrows: 1-4 - Uren II, b.2; 5-8 - Uren II, b.4; 9 — Uren II, b.3; 10 - Staromainsky 1 cemetry, b.l; 12 — Brusyany III, b.l (according to Bagautdinov et all., 1998). Abb. 7. Kurgane des “Uren”- Typs: 1-4 - Uren ’ II, Kurgan 2; 5-8 - Uren ’ II, Kurgan 4; 9 - Uren ’ II, Kurgan 3; 10- Graberfeld Staromajnsk 1, Kurgan 1; 12 - Brusjany III, Kurgan 1 (nach: Bagautdinov u.a., 1998). Dess. 7. Tumulus du type “Ouren”: 1-4 - Ouren II, t.2; 5-8 - Ouren II, t.4; 9 - Ouren II, t.3; 10 - ndcropole de Staromainka 1, t.l; 12 - Broussiany III, t.l (d’apres Bagaoutdinov et alii, 1998) 181 ство обряда с катакомбами Чир-Юрта, на самом деле не очень “комплексное”, и изображение на костяных пластинах, также, по мнению автора, сходных с Чир-Юртовскими*. Нельзя не согласиться с авторами книги “Прабол-гары на Средней Волге”, что необходимо провести сравнение сопоставимых количественно групп подкурганных захоронений с разных территорий для установления исходного района миграции, и что в настоящее время такое сравнение затруднено отсутствием в евразийских степях “сколько-нибудь крупного пласта кочевнических памятников VII в.” (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с.169). Для такого сравнения, которое, на наш взгляд, должно быть основано, прежде всего, на деталях обряда, а не на сходстве типов металлического инвентаря, надо иметь более ясные данные о кочевнических погребениях VII-VIII вв., позволяющие провести аналитическую обработку материала на современном уровне. Полноценность, а главное, проверяемость сравнительного анализа групп погребений возможна только при публикации комплексов с обязательными планами и разрезами погребальных сооружений, “читаемыми” чертежами погребений, рисунками и описанием вещей и керамики, антропологическими и палеозоологическими определениями. Составленные по отчетам табличные данные не только трудоемки, а часто и недоступны для проверки, но и обычно страдают неполнотой, неточностью и субъективностью заложенной информации. Кроме редкой встречаемости, подкурганные захоронения отличаются большой вариативностью обряда, часто потревожены в древности или найдены случайно. В настоящее время подготовлены для сравнительного анализа только материалы курганов Средней Волги (Багаутдинов Р.С. и др., 1998; Матвеева Г.И., 1997). Дробная таблица признаков для описания погребального обряда, предложенная в книге “Праболгары на Средней Волге”, состоит из 70 столбцов, но она совершенно недостаточна для сравнительного анализа при сопоставлении новинковских захоронений как с Прикубанскими, так и с волго-донскими и северопричерноморскими. Потребуется введение целого ряда первостепенной важности признаков, разграничивающих впускные и основные погребения и обозначающих наличие нескольких основных погребений под одной насыпью, последние в Поволжье составляют более половины известных памятников новинковского типа. Кроме того, более дробной градации потребует само предложенное описание: формы подбойных могил, ступенька подбоя справа или слева, ровик круглый, квадратный, прямоугольный, сколько и где перемычек и т.д., какие именно кости коня положены в могилу, где лежат кости жертвенных животных и ритуальная пища, кости каких животных найдены, наличие или отсутствие заклада и гробовища. При сравнении с волго-донскими курганами необходимо уточнение формы, размера и стратиграфии курганной насыпи и описание ситуаций находок в насыпи и во рву. Потребуется расширить список, относящийся к характеристике погребального инвентаря. Вряд ли после проведения этого сравнения будет удовлетворен “критерий лекальности”, требующий, чтобы весь комплекс признаков культуры исходного и конечного пункта миграции совпадал (Клейн Л.С., 1973). Кроме того, следующий предложенный Л.С.Клейном “критерий стыка” сократит и без того незначительное для статистических подсчетов количество полноценного сравниваемого материала. Для удовлетворения этого критерия необходимо временное совпадение сравниваемых феноменов, что потребует датировать каждый отдельный комплекс, поскольку мы имеем дело не с поселенческой культурой, а с кочевническими захоронениями, разбросанными по степи. При современном состоянии хронологии точно продатировать безмонетный комплекс со скудным инвентарем невозможно. Даже общая широкая датировка локальных групп памятников, близких по обряду, вызывает разногласия. Гипотеза о миграциях не может иметь однозначного решения, потребуется уточнение: имеем ли мы дело с военной миграцией, массовым переселением племен или медленной инфильтрацией. Не может ли смена обрядовых черт, таких, как положение в могилу коня, изменение ориентировки, наличие или отсутствие керамических сосудов, а тем более смена стиля поясной гарнитуры, типов стрелкового оружия и украшений являться следствием не миграций, а синхронного процесса, происходящего у разных племен кочевников под влиянием изменения идеологических представлений и моды? Военные миграции, инфильтрация нового населения и смена политического господства играли в этом процессе роль катализатора, которую, однако, не стоит переоценивать при построении гипотез об этническом родстве носителей частично схожих археологических культур. Например, в VII в. для подкурганных погребений Поволжья, Северного Причерноморья, Восточного Приазовья и Подонья характерна ориентировка в северо-восточный сектор, но типы погребений при этом различаются довольно сильно. В VIII в. и в Поволжье, и в По-донье-Приазовье погребенных предпочитают ориентировать на запад, но при этом различия в типах погребальных сооружений еще более ощутимы. Или конские захоронения, сопровождающие умершего. Они также появляются повсеместно, но разница в способе захоронения коней не дает, строго говоря, основания предполагать миграцию в Поволжье из Восточного Приазовья или Подонья. Раннесредневековые подкурганные захоронения Поволжья, открытые в процессе крупномасштабных * Подробнее о втором аргументе как источнике по определению этнокультурной принадлежности погребения в Шиловском могильнике см.: Флёрова В.Е., 20016. 182 раскопок, предпринятых в 20-40 гг. XX в., первоначально признавались всеми исследователями позднесарматскими. Эта точка зрения выражена в специально посвященной раннесредневековым погребениям Нижнего Поволжья статье Е.К.Максимова (Максимов Е.К., 1956, с.65-85). Не отрицая роли гуннов, увлекших, по его мнению, на запад большую часть местных племен, и происходившие под влиянием инфильтрации тюркоязычных народов изменения в антропологическом типе и составе вещевого комплекса Е.К.Макси-мов утверждает, что как обряд погребения, так и могильный инвентарь позволяют проследить “непрерывную линию развития сарматской культуры в степях Поволжья вплоть до VII-VIII вв. н.э.” (Максимов Е.К., 1956, с.81). В его статье анализируется небольшой и разнородный материал с огромной территории от лесостепной зоны до Калмыкии и от Дона до Приуралья. Обряд также разнообразен: подкурганные трупоположе-ния, подкурганные трупосожжения, грунтовые погребения. Все они признаются позднесарматскими. Для подкурганных трупоположений автор определяет следующие черты обряда, аналогичные более ранним сармато-аланским погребениям Поволжья: 1) преобладание впускных погребений; 2) глубокие узкие входные ямы с подбоем в северо-западной стенке, т.е. при ориентировке на северо-восток, реже север и северо-запад, вход располагался слева от погребенного. Размеры ям аналогичны позднесарматским; 3) деформация черепов наблюдается, но реже, чем в позднесарматское время; 4) общие черты инвентаря: сложный лук с концевыми и срединными накладками, железные черешковые наконечники стрел, кинжалы, длинные мечи; украшения, обычные для сармат: бусы, браслеты, серьги, вещи со вставками из камней. В керамике прослеживается генетическая связь с керамикой предшествующего времени; редкость помещения, начиная с III в. н.э., керамики в погребения. Трансформация обряда выразилась в следующем: 1) исчезает меловая подсыпка; 2) редко встречается уголь в погребениях; 3) реже кладется заупокойная пища - мясо барана*; 4) в погребениях II-IV вв. встречаются только удила и отдельные кости коня, а в V-VIII вв. роль коня заметно возрастает: в мужских и женских погребениях на ступеньках входных ям помещают голову и ноги с копытами. Упомянутые в тексте статьи и нанесенные на иллюстрирующую ее карту подкурганные захоронения позднее были разделены Е.В.Кругловым на раннесал-товские погребения “перещепинского круга” (Зино-вьевка, Иловатка, Бережновка, юго-западная группа, 1/7), погребения авиловского типа (Бородаевка, к.9, Авилово-I, к.1) (рис.2, 3) и более поздний хазарский комплекс “Три Брата”, к. 18 (Круглов Е.В., 1990а, 19906). Авиловские памятники Е.В.Круглов датирует koh.VII - нач.1Х в., генетически увязывая их с комплексами II и III групп А.К.Амброза, и предполагает их принадлежность к угорским памятникам, находя сходные черты с кушнаренковскими захоронениями и древневенгерскими памятниками Подунавья. Ареал авилов-ских памятников охватывает русла Иловли, Иргиза, право- и левобережье Волги. В число памятников этого типа Е.В.Круглов включил также курган 1 у Абаше-во недалеко от Самарской Луки, имеющий округлый ровик. Перечисленные построения Е.В.Круглова вызывают сомнения. Из семи пунктов, характеризующих специфику авиловского обряда, типообразующими могут служить только пункты 4 - положение умершего головой на север, северо-запад, северо-восток, и 5-сопровождение погребенных шкурами животных при отсутствии в погребениях удил и седел. Такие признаки, как сочетание впускных и основных захоронений, расположение входа (ступеньки) слева от погребенного, применение органических и меловых посыпок, гробов, колод, перекрытий, закладов из дерева, наличие угля, золы и кострищ, а также антропологические определения, фиксирующие черепа с признаками ев-ропеоидности и монголоидности и встречающуюся деформацию черепов, - не являются чем-то специфическим, “авиловским”, и характерны для подкурганных захоронений как “сивашевского”, так и “Соколовского” типов. Относительно ряда заволжских комплексов, которые Е.В.Круглов на основании вышеперечисленных особенностей обряда причисляет к авиловскому типу (Калиновка 28/2, Политотдельское 1/1), С.А.Плетне-вой высказывалось мнение о принадлежности их пра-болгарам IX в. (Плетнева С.А., 1999, с.201). Абашев-ский курган 1 с кольцевым ровиком Е.П.Казаков связывает с хазарским компонентом и рассматривает его как связующее звено между средневолжским урень-ским типом земляных курганов с ровиками и волгодонской группой типа Кривой Луки-XXVII, к.5, и комплексами, открытыми в Кировском, Романовском, Терновском и др. могильниках (Казаков Е.П., 1997, 1999). Следует заметить, что погребение кургана 1 в Аба-шевском могильнике совершенно разрушено, конфигурация погребального сооружения, “яма неправильной формы”, несопоставима ни с ямными, ни с подбойными типами погребений. Ровик вовсе не напоминает те редкие находки кольцевых ровиков, которые известны в Подонье. Он широкий — 2,5-3,0 м при глубине 0,6 м (Васильева И.Н., 1979, с.215). Такой же широкий, но помельче ров известен в урочище Гува в Калмыкии у кургана 8 с подбойным захоронением VIII-IX в. (Шнайдштейн Е.В., 1979, с.60). На нем сходство с хазарскими погребениями с ровиками заканчивается. * Более поздние исследования поволжских курганов привели к заключению о характерности для них положения кусков баранины и существованию меловых подсыпок и угля (Круглов Е.В., 19906). 183 Трудности дифференциации материала по особенностям погребального обряда и инвентаря, столь заметные при сравнении перечисленных выше мнений о принадлежности одних и тех же комплексов, вызваны не только плохой опубликованностью и слабой изученностью накопленного материала, но и сходством основных черт обряда всех восточноевропейских кочевников. Схожесть черт погребального обряда затрудняет дифференциацию не только внутри синхронного материала, но и при разграничении погребений хазарского и печенежского времени. При отсутствии хорошо датированных типов вещей, небольшом количестве заупокойной пищи, западной ориентировке, наличии коня слева от захоронения в подбое, погребение хазарского времени вполне может быть отнесено к печенежскому кругу памятников (Федоров-Давыдов Г.А., 1984, с.93, 94). Поскольку источники упоминают “хазарских печенегов”, то периодически в литературе появлялись попытки связать ряд погребений, обладавших (иногда не в полном составе) перечисленными чертами, с группами печенегов, проникавших из Заволжья еще до разгрома Хазарии, в течение VIII - нач.Х в. (Мошкова М.Г., Максименко В.Е., Смирнов К.Ф., 1972; Красильников К.И., 1978; 1990; Федоров-Давыдов Г.А., 1984; Даренок П.А., 1998). За сходством обряда может стоять этническая близость групп кочевников, оставивших подкурганные захоронения с подбоями, или общность социальных процессов, определивших черты особой “дружинной” или “всаднической” культуры. Но нельзя исключать также нивелирующей роли субстрата. Для района Саратовского Поволжья его попытался выявить Е.К.Максимов. В последнее время вопрос о позднесарматском субстрате ставился С.М.Васюткиным, но уже для более южных памятников Северо-Западного Прикаспия (Васюткин С.М., 1988). Оценка присутствия в археологическом материале раннесредневековых памятников черт, генетически связанных с позднесарматским миром, во многом зависит от того, как будет определено в конечном итоге значение нашествия гуннов в этно- и культуроге-незе восточноевропейских степей. По мнению И.П.Засецкой, гуннское нашествие истребило целые народы и культуры, в том числе сармато-аланские племена южнорусских степей (Засец-кая И.П., 1994, с. 160). Оно оставило особо заметный след в оформлении убранства всадника и его коня, повлияло на увеличение роли коня в погребальном ритуале (Засецкая И.П., 1986, с.104). Отголоски “гуннского стиля” еще долго звучали в степи (Богачев, А.В., 1996). Но нельзя недооценивать влияние на изменение стиля, роста ориентации зарождающейся степной аристократии на блеск царских дворов Византии и Ирана, что отмечено в ряде работ (Сташенков Д.А., 1998, с.212-223 и др.). Одно время рассматривался вопрос о принадлежности подбойных погребений гуннам, но он не мог быть решен положительно ввиду того, что подбойные погребения существовали в сармат ской культуре задолго до гуннского нашествия (Кузнецов В.А., 1973, с.64). Мнения о сохранении значительного позднесарматского субстрата в раннее средневековье, в том числе в салтово-маяцкой культуре, придерживался Н.Я.Мер-перт (МерпертН.Я., 1949,1951). Время появления болгар в восточноевропейских степях он связывал не с вторжением гуннов, как сейчас принято в историографии, а со временем появления позднесарматского населения. Он считал “несомненным, что еще в первые века нашей эры, задолго до появления в Европе основной массы гуннов, через Северный Прикаспий в восточные районы предкавказских степей проникает из Азии группа тюркоязычных племен. Здесь они кочуют по соседству с ... аланами, причем, ... последние оказали на болгар значительное культурное воздействие” (Мерперт Н.Я., 1957, с.7). ВIV в., как пишет далее Н.Я.Мерперт, болгары разделили судьбу всех племен, оказавшихся на пути гуннского движения: 1) частично уничтожены; 2) частично подчинены и вовлечены в движение на запад; 3) отошли в горные районы вблизи основной своей территории, вернувшись на нее после разгрома гуннов (Мерперт Н.Я., 1957, с.8). В связи с последним тезисом примечательно, что исследовавшая могильники Верхнего Чир-Юрта Н.Д.Путинцева отмечала сарматские черты не только в грунтовых катакомбах, но и в ямных погребениях, которые приписывают болгарам. Особенно ярко, по ее наблюдениям, они проявились в керамическом комплексе: серое плотное тесто с известковыми включениями, лощение (Путинцева Н.Д., 1961). Гуннское нашествие усилило отток степного населения в предгорья, которое началось еще во П-Ш вв. н.э. (Абрамова М.П., 1993, с.200, 201), но привело не к тюркиза-ции, а к усилению кавказского элемента в культуре сармато-алан, а, следовательно, и болгар, эту материальную культуру воспринявших и в последующее время вновь распространивших ее в южнорусской степи (Абрамова М.П., 1997, с.137-158; Мерперт Н.Я., 1957, с.8). Помимо исторически известного гуннского нашествия, возможно, на отток населения в предгорья повлияло изменение климата. Л.Н.Гумилев отмечает, что на время, “когда гунны теснили сарматов на запад, в III-IV вв.,... степи превратились в пустыни” (Гумилев Л.Н., 1968, с.36). Усыхание степи - более значимый фактор миграции, чем нашествие, которое даже при крайней многочисленности гуннских полчищ не могло охватить всю степную зону и привести к полной ассимиляции прежнего населения. Отметим в связи с гипотезой Н.Я.Мерперта, что даже в своем “царстве” на Северном Кавказе гунны вскоре растворились в ираноязычном окружении и древнем аборигенном населении (Гадло А.В., 1979, с.150). В настоящее время проблема сарматского субстрата, поднимавшаяся Н.Я.Мерпертом в связи с генезисом памятников салтово-маяцкой культуры (Мерперт Н.Я., 1951), в литературе, касающейся подкурганных захоронений, практически не затрагивается. Ос 184 новное внимание исследователей обращено на процессы миграций, преимущественно далеких, более позднего времени. А.И.Семенов, акцентируя внимание на наличие в погребениях византийских солидов и импорта, выдвинул предположение о принадлежности курганов хазарского времени одному из двух этносов, занимавших господствующее положение в Хазарии: хазарам или тюркютам (Семенов А.И., 1978, с.78). Причем сначала он предполагал связать курганы “соколовского типа” с тюркютами и протестовал, что именно ему стали приписывать приоритет в их хазарской атрибуции, оказавшейся наиболее популярной в отечественной науке (Семенов А.И., 1988, с.107). В связи с вопросом о выявлении тюркютских захоронений А.И.Семеновым была предпринята серия попыток выявить центральноазиатские черты в конструкции погребальных сооружений и в инвентаре. Эта идея также получила широкий резонанс. Хазары, чье происхождение и точное время появления на юго-востоке Европы неизвестно, А.В. Комаром теперь прямо отождествляются с тюркютами (Комар А.В., 1999, с. 115; 2000). Между тем гипотеза о сохранении традиции подкурганных подбойных захоронений с позднесарматского времени могла бы объяснить наличие основных общих черт обряда при сохранении локальных различий на обширной территории (кстати, совпадающей с территорией расселения позднесарматских племен), не прибегая к попытке объяснить это сходство за счет миграций гуннов или тюрок. Эта гипотеза не лишена оснований. Многие, если не сказать все, основные черты, которые мы находим в раннесредневековом обряде погребений Волго-Донского региона, прослеживаются здесь и в сопредельных районах с позднесарматского времени: 1) небольшие земляные насыпи с ровиками; 2) преобладание основных погребений (Заволжье, Приуралье) или равная доля со впускными (Волго-Донье); 3) разные типы погребений с преобладанием подбоев и узких ям, среди которых встречаются ямы с заплечиками; 4) расположение входа в подбой слева от погребенного; 5) появление погребений в катакомбах; 6) абсолютное преобладание одиночных захоронений и редкость парных; 7) ориентировка в северо-восточный сектор горизонта; 8) поза - вытянуто на спине, руки часто положены на бедро или область таза; 9) встречаются заклады из дерева, гробы, подстилка из органических материалов; 10) напутственная пища - в основном баранина, реже - части коня; 11) захоронения отрубленных до колен ног коня на дне входной ямы подбоев (в одном случае череп козы лежал на костях ее же ног); 12) на древнем горизонте фиксируются зольные пятна и кострища, а в засыпке и на дне могил - зола и угольки (Мошкова М.Г., 1989, с.191-193; Скрипкин А.С., 1984, с.59-80; Максименко В.Е., 1998, с.154, 155). Одной из характерных черт позднесарматской культуры является также сочетание западных и восточных, в том числе центральноазиатских, инноваций. Последние отражали довольно тесные контакты с рядом государств от Ирана до Китая и “влияние отдельных черт, характерных для хуннских и южносибирских древностей” (Скрипкин А.С., 1999, с.128). Предполагается, что создание хуннской державы, потеснившей на запад восточноскифские племена, привело к появлению в степях Восточной Европы во II в. н.э. нового этноса, поскольку именно в это время (позднесарматское) происходят значительные изменения в погребальном обряде и материальной культуре в целом. Широко распространяется деформация черепов, и отмечается увеличение монголоидной примеси (Скрипкин А.С., 1999, с.124). М.И.Артамонов, касаясь тогда еще немногочисленных подкурганных раннесредневековых захоронений, в том числе поволжских комплексов, опубликованных в работах И.В.Синицына и В.Е.Максимова, делает два вывода, которые можно назвать программными в изучении более поздних и более представительных групп подкурганных захоронений хазарского времени. Во-первых, он указывает на общность инвентаря в погребениях разных этнических групп и предостерегает от его преждевременного использования в качестве этнографически значимого: более важное звено - это погребальные обряды. Во-вторых, отнеся трупосожжения предположительно за счет пришлого тюркского элемента, погребения в узких ямах с подбоем он связал с сарматской традицией, одинаково характерной для Восточной Европы, Казахстана и Средней Азии. В процессе смешения эти традиции “в некоторых отношениях заняли господствующее положение, благодаря тому, что физически этот массив состоял из потомков, главным образом, местных европеоидных племен, а не пришлых монголоидов” (Артамонов М.И., 1962, с.102). Литература и архивные материалы Абрамова М.П., 1993. Центральное Предкавказье в сарматское время: III в.до н.э. - IV в. н.э. М. Абрамова М.П., 1997. Ранние аланы Северного Кавказа III-V в. н.э. М. Айбабин А.И., 1985. Погребение хазарского воина// СА. № 3. Айбабин А.И., 1999. Этническая история ранневизантийского Крыма. Симферополь. Аксенов В.С., Михеев В.К., 1998. Крымский импорт и хронология некоторых салтовских памятников верховий Северского Донца// Культура евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. Самара. 185 Амброз А.К., 1981. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V- первой половины VIII в.// Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М. Артамонов М.И., 1962. История хазар. Л. Атавин А.Г., 1996. Погребения VII - начала VIII в. из Восточного Приазовья// Культура евразийских степей второй половины I тысячелетия н.э. Самара. Афанасьев Г.Е., 1987. Муравьевский клад: К проблеме оногуро-булгаро-хазарских миграций в лесостепь// СА. № 1. Афанасьев Г.Е., 2001. Где же археологические свидетельства существования хазарского государства?// РА. №2. Багаутдинов Р.С