\
v£
ЯР

П 3" Серия
«РУССКИЙ ПУТЬ»
ПЕТР ВЕЛИ&СИИ:
PRO ET CONTRA
Личность и деяния Петра I
в оценке русских мыслителей
и исследователей
Литология
Издательство
Русского Христианского iумаиитарною иистигупа
Сан к г-II с гербу pi
2003

Серия
«РУССКИЙ ПУТЬ»
Серия основана в 1993 г.
Редакционная коллегия серии:
Д. К. Бурлака (председатель), А. А. Грякалов, А. А. Ер-
мичев, Ю. В. Зобнин, К. Г. Исупов (ученый секретарь),
А.А Корольков, Г.М. Прохоров, Р.В.Светлов,
В. Ф. Федоров
Редакционная коллегия тома:
Д. К. Бурлака, А. А. Кара-Мурза,
К. Е. Нетужилов, Л. В. Поляков, Р. В. Светлов
Книга издана в рамках Федеральной целевой
программы «Культура России»
На форзаце: Проспект на реке Фонтанке от грота
и Запасного дворца.
Гравюра Г. А. Качалова с рисунка М. И. Махаева. 1753 г.
ПетрВеликий:ргое1соп1га / Предисл. Д. К.
Бурлаки, Л. В. Полякова, А. А. Кара-Мурзы, послесл. А. А. Кара-
Мурзы, коммент. С. Н. Казакова, К. Е. Нетужилова. — СПб.:
РХГИ, 2003. — 1024 с. — (Русский путь).
В предлагаемом издании впервые собраны воедино работы
отечественных историков ХУШ—начала XX вв., отражающие различные точки
зрения на роль Петра Первого в русской истортш, а также
раскрывающие историю и содержание нескончаемой полемики вокруг результатов
деятельности царя-преобразователя.
Антология предназначена для всех любителей исторического
чтения, для студентов и преподавателей, а также может служить учебным
пособием.
© Редакционная коллегия, составление, 2003
© Д. К. Бурлака, Л. В. Поляков, А. А. Кара-
Мурза, предисловие, 2003
© А- А. Кара-Мурза, послесловие, 2003
© С. Н. Казаков, К. Е. Нетужилов,
комментарий, 2003
© Русский Христианский гуманитарный
институт, 2003
© «Русский путь» — название серии, 1994
ISBN 5-88812-149-5

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!
Вы держите в руках очередную книгу серии «Русский путь» — «Петр
Великий: pro et contra». Она открывает новый виток в развитии серии —
посвященный творцам российской социально-политической истории и
государственности. Надеемся, что в ближайшее время Вашему
вниманию будет представлена антология Екатерина Великая: pro et contra, a
также издания, посвященные российским императорам до Николая II.
В своей совокупности этот комплекс антологий призван воссоздать
культурно-политическую галерею ликов петербургского, или имперского,
периода российской истории. В институте прорабатывается концепция
представленности и иных эпох нашей истории через подобные
издательские комплексы и минисерин.
Обозначенное расширение «Русского Пути» было давно аннонсиро-
вано нашим институтом как отвечающее общему замыслу этого
научно-образовательного издательского мегапроекта.
Идея проекта состояла в стремлении представить русскую культуру
в системе сущностных суждений о самой себе, отражающих динамику
ее развития во всей ее противоречивости. На первом этапе развития
«Русского Пути» в качестве символизации национального культуро-
творчества были избраны выдающиеся люди России. «Русский Путь»
открылся антологией «Николай Бердяев: pro et contra. Личность и
творчество Н. А. Бердяева в оценке русских мыслителей и исследователей».
Последующие книги были посвящены видным деятелям отечественной
истории и культуры. Состав их формировался как сборник
исследований и воспоминаний, компактных по размеру и емких но содержанию,
оценивающих жизнь и творчество этих представителей русской
культуры со стороны других видных ее деятелей — сторонников и
продолжателей либо критиков и оппонентов. Тексты антологий снабжались
Истори <о-научными комментариями, помогающими современному
читателю осознать исторические обстоятельства возникновения той или
иной оценки, мнения. В результате перед глазами читателя предстали
своего рода «малые энциклопедии» о П. Флоренском, К. Леонтьеве,
В. Розанове, В. Соловьеве, В. Вернадском, арх. Феодоре (Бухареве),
Н. Гумилеве, М. Горьком, В. Набокове, А. Пушкине и Л. Толстом.
«Русский Путь» нельзя оценить как сугубо научно-образовательный
проект. По своему смыслу серия представляет собой феномен националь-

6
От ujOamv.iH
ного самосознания, один из путей, которым русская культура пытается
понять свою судьбу. Наверное, поэтому институту удалось привлечь к
сотрудничеству в «Русском Пути» замечательных ученых, деятельность
которых получила поддержку Российского гуманитарного научного
фонда, вдохнувшую новые силы в проект. <<Русский Путь»
расширяется структурно и содержательно, а итогом этого может стать
«Энциклопедия самосознания русской культуры».
Серию «Западные мыслители в русской культуре» РХГИ открыл
антологиями «Ницше: pro et contra « п «Шеллинг: pro et contra».
Подготовлены антологии «Платонизм: pro et contra», «Ж.-Ж. Руссо: pro et
contra», готовятся книги об Августине и Оригене.
Принципиально новым шагом, расширяющим тематику «Русского
Пути», станет переход от персоналий к реалиям. Последние могу г быть
выражены различными терминами — «универсалии культуры»,
«мифологемы-идеи», «формы сознания», «категории духовного опыта»,
«формы религиозности». Первым шагом в реализации этой идеи стало
издание антологии «Вехи: pro et contra», следующим, надеемся, «Смена вех:
pro et contra», «Большевизм: pro el contra», «Евразийство: pro et
contra». В 2000 г. вышла в свет антология «Москва — Петербург: pro et
contra. Феномены Москвы и Санкт-Петербурга в оценке русских
мыслителей и исследователей».
Вокруг идей-мифологем типа «судьба», «смерть», «свобода» можно
сгруппировать действительно «звездные» суждения, что
труднодостижимо, когда речь идет об оценке персоналий, в которой всегда
присутствуют личные пристрастия и привходящие обстоятельства.
Своеобразие работы над антологиями названного типа в том, что значительная
их часть возможна только в электронной версии. Это требует
структурного расширения «Русского Пути». Таковое предполагает создание
расширенных (электронных) версий антологий и поэтапное
структурирование этой базы данных, имеющее целью сформировать гипертекстовую
мультимедийную систему «Энциклопедию самосознания русской
культуры». Вывод системы в международную сеть сделает круг
пользователей практически неограниченным и поможет решить проблему
доступности «Русского Пути» для академических институтов и учебных
заведений.
Очередная перспектива развития является долгосрочной и требует
значительных интеллектуальных усилий и ресурсов. Поэтому РХГИ
приглашает к сотрудничеству ученых, полагающих, что данный проект
несет в себе как научно-образовательную ценность, так и жизненный,
духовный смысл.

€^Э-
ПРЕДИСЛОВИЕ
«Петр Великий: pro et contra>> — книга, с одной стороны,
типичная для проекта «Русский Путь», а с другой — издание не
вполне обычное для серии: оно совмещает в себе черты антологии,
справочника и аналитического исследования. Сочетание разных
жанров в одной книге обусловлено простым обстоятельством —
масштабом личности ;*того человека, которого можно смело
назвать не просто одним из персонажей русского пути и даже не
одним из его строителей и конструкторов, но фигурой, в
буквальном смысле демиургического порядка. Не только на Петербурге и
петербургской имперской эпохе русской истории лежит
печать его мысли и воли, ной неоимперская (советская), и наша
постимперская культура в значительной степени вдохновлена его
творческим импульсом. Поэтому, естественно, последствия его
деятельности не вмещаются в сознание ни современников, ни
позднейших исследователей, хотя, безусловно, и не носят
мистического сверхчеловеческого характера, будучи имманентными
потоку культурно-исторической жизни. Личность Петра
Великого многомерна, значит, стереоскопический ее портрет возможен
не только при обрисовке* различных тенденции видения
культурно-исторический миссии первого русского императора, но и при
сочетании разных литературных жанров. Поэтому в книге,
посвященной Петру Великому и оценке его реформ, рядом с русскими
историками -- Михаилом Погодиным, Сергеем Соловьевым, Ва
силием Кличевским, Николаем Костомаровым, Павлом
Милюковым, Николаем Павловым-Сильваиским, Александром Кизевет-
тером, Сергеем Платоновым, Михаилом Покровским соседствуют
философы Петр Чаадаев, Алексей Хомяков, Владимир
Соловьев, Николай Бердяев, Семен Франк, Сергей Булгаков, Густав

8
Д. БУРЛАКА, А. КАРА МУРЗА, Л. ПОЛЯКОВ
Шпетт, Иван Ильин, Георгий Федотов, Мераб Мамардашвили. Во
всех имеющихся в русской литературе оценках Петра важна не
только историческая эрудиция и точность фактов, но и
историческая интуиция, некая сверхисторическая мудрость, умение
сформулировать парадокс, короче говоря — провидеть то, что из
исторических документов прямо не следует. Поэтому в книге
широко использованы в том или ином виде тексты политиков,
поэтов, писателей —- Екатерины Дашковой, Михаила Щербатова,
Александра Пушкина, Николая Гоголя, Федора Достоевского,
Льва Толстого, Дмитрия Мережковского, Андрея Белого, Бориса
Пильняка, Ивана Солоневича. Их способ познания России —
особого свойства, но для понимания сокровенной сути России, ее
«сотворения» они сделали немало. Вспоминаются в этой связи слова
Льва Толстого об увлекшем его времени Петра Великого: «Что за
эпоха для художника! На что ни взглянешь, все задача, загадка, —
разгадка которой только и возможна поэзией».
Y Петр Великий — вечная загадка и вечный магнит для
отечественной мысли. Разброс мнений по поводу личности Петра —
огромен, феноменален: полярные оценки деяний Петра
встречаешь в истории русской мысли на каждом шагу: «спас Россию —
предал Россию», «Христос — Антихрист», «Бог ведет — бес
ломает», «великий — бездарный», «мудрыйгосударь —
самовластный помещик», «храбрец - трус»...
Но, слава Богу, постепенно мы отходим от застарелой
привычки резко разделять мир только на «черное» и «белое»,
приучаемся видеть оттенки, а значит, терпимо относиться к реальному
многообразию мира и собственной истории. Так может, Великий Петр
и есть наш водитель на этом пути, воплощение искомого синтеза,
«единства противоположностей»? Ведь сказано Пушкиным —
...Лик ого ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен.
Пушкинская формула Петра — сама ио себе величайшая
творческая загадка. Семь слов, вместивших все — и Петра, и его дело,
и — навеки — эстетическое изумление потомков. Ибо эстетически
прекрасное — не то же самое, что повседневно-утилитарное
«красивое». Оно есть гармония частей, не обязательно «красивых»
самих по себеТлНо до эстетики ли нам, когда «ужасный лик»
вторгается в нашу жизнь, нытаясь и ей передать свои « движенья
быстры»? Не восстает ли в нас протестующий нормальный обыватель,
т. е. частный человек, тот самый, который за реформы, но не с
«ужасным ликом», а по возможности с «человеческим лицом»?

Ilnec)uc.ioc;ur J
В этом свете Петр, может быть, отнюдь не чаемый творческий
синтез, а эклектическое и потому безобразное выражение
объективных противоречий (и безобразий) реальной русской истории.
^Характер деяний Петра Великого — тема чрезвычайной
значимости сегодня. Может показаться, что Петр, умерший почти три
века назад, значительно более современен, чем иные наши
современники! И уж во всяком случае бесспорно, что он
символизирует какую-то настоятельную общественную потребность,
возможно — волю к переменам: кардинальным, быстрым и успешным.
Петр как символ реформы — фигура, на первый взгляд,
безупречная. В самом деле, кто в нашей истории может сравниться с ним
по глубине, всесторонности и скорости изменений, превративших
за четверть века захолустную Московию в великую державу —
Российскую Империю? Однако, глядя на карту России
сегодняшней, мы парадоксальным образом опознаем в ней очертания Руси
допетровской, государства Московского, только что
миновавшего «Смучу» начала XVII века. Что означает этот возврат не во
времени, а в пространстве? Может быть, глубинная логика
российского естества одолела-таки, наконец, логику имперских форм
Великого Реформатора?
Но как бы там ни было, по-прежнему актуально звучат
вопросы: какова должна быть степень насилия в модернизаторских
реформах? Не лучше ли положиться на эволюционное,
органическое саморазвитие? Не приводит ли реформаторское насилие к
псевдореформе, чисто внешнему усвоению заимствований? Не
блокируется ли при этом возможность подлинной, «прорастающей
изнутри* модернизации и европеизации? Не провоцирует ли в
дальнейшем такая псевдореформа — контрреформы? Нос другой
стороны: в какой степени можно довериться эволюционному
саморазвитию? Можно ли вообще доверять инстинкту
цивилизованного самообустройства русского человека, или его можно
осчастливить лишь насильно?.. Перекличка эпох несомненна. И уже не
поймешь, где Преображенский приказ, а где Лубянка; где
Петропавловка, а где Лефортово...
Данная книга о Петре создана для того, чтобы помочь
сориентироваться в сложном проблемном поле, контуры которого
намечены выше. Поэтому принципы построения книги достаточно
просты. Первые разделы включают в себя небольшие» по
размерам, но емкие по содержанию работы русских мыслителей,
проявляющие не просто точки зрения, но тенденции в
осмыслении места Петра Великого в нашей истории. В последнем разде-
Легобрано мозаика мнений о первом русском императоре. Необ-

10
Д. БУРЛАКА, А КАРА МУРЗА, Л. ПОЛЯКОВ
ходимость этой части книги вызвана тем обстоятельством, что,
с одной стороны, вряд ли можно найти в России человека, не
имеющего своего мнения о Петре Первом, а с другой — тем, что
концептуальных работ, задающих особенный горизонт понимания
проблемы, немного. Для того, чтобы воссоздать целостную
панораму восприятия этого великого человека и его дела русской
культурой, существенные из найденных высказываний
сгруппированы в данном разделе книги в тринадцать смысловых блоков.
В них, в свою очередь, выделяются более конкретные темы (их
получилось около ста двадцати). За каждой цитатой в скобках
следуют имя автора и дата первой экспликации данной мысли
данным автором. В пределе составители этого раздела
стремились к установлению даты первого изложения идеи (а это могло
быть сделано и в частном письме, и в беседе, и в лекции), а не
даты ее публикации. Разумеется, этот идеал не всегда
оказывался достижимым. Еще более деликатен и требует особой точности
от исследователя вопрос определения интеллектуального
приоритета. Русская мысль, особенно на такую тему, как «Петр
Великий», чрезвычайно летуча, кумулятивна, мгновенно
подхватывается, обрастая вариациями. Особые проблемы возникли с
двумя историческими «сгущениями» русских дискуссий о
Петре: здесь точное выяснение интеллектуального приоритета
особенно затруднительно. Первое интенсивное «сгущение» —
середина XIX века, эпоха салонных споров, которые, так или иначе
вращаясь вокруг оценки Петра Великого, по сути
конституировали базовую оппозицию «западничество-славянофильство» вис-
тории русской мысли. Активными участниками этих споров
были Киреевские, Аксаковы, Самарин, Погодин, Грановский,
Белинский, Герцен, Кавелин, С. Соловьев и др.
Второе «сгущение» — рубеж XIX—XX веков, новый раунд
теперь уже по преимуществу академических дискуссий о Петре.
Тогда одновременно писали (а также читали свои лекционные
курсы) Ключевский, Милюков, Кизеветтер, Павлов-Сильванский.
Их взаимная «ревность» к Петру и его эпохе (отсюда их очень
непростые взаимоотношения) нам понятна, но это, разумеется, лишь
осложнило работу над настоящим изданием, особенно в его
справочной части. В случае, если точная фиксация аутентичной даты
не представлялась возможной (либо риск ошибиться, например,
в установлении интеллектуального приоритета был слишком
велик), составители предпочитали более мягкий вариант датиров-
ки(например: «1890-егоды»),сохраняя «свободу маневра» исебе,
и другим исследователям на будущее.

В данном предислонип нельзя не сказать о людях, которых
можно считать предшественниками настоящего издания, — не о
биографах Петра (их очень много), а о тех исследователях, кто
собрал более или меш*е профессиональные «коллекции» мыслей
« русских о Петре». Таких «коллекционеров», в сущности, трое -
Е. Шмурло (Шмурло, 1912), Н. Сыромятников (Сыромятников,
1943), П. Рязановский( Рязанове}:ни, 198 1). V каждого из них свои
приоритеты, свои принципы отбора и группировки материала.
Представленная вниманию читателя «коллекции» и полнее, и
строже рубрицпрована. При этом мы вполне («сознаем
ограниченность и этого сборника трактатов, эссе и ци гаг о Негре Великом,
понимая, что, наверное, невозможно создачь идеальную
хрестоматию размышлений о Петре Первом до тех нор, пока мы
находимся в потоке российской истории, пока Россия продолжает
жить, развиваться и мыслить о себе в этом процессе. В свете
последней идеи целесообразно вспомнить замечание, сделанное в
свое время В. I . Белинским, простой смертный вообще tic в
силах дать оценку Петру Великому; ибо Петр - фигура в истории
России провиденциальная, «посланная свыше,). Белинский
иронизировал над темп «маленькими-великими людьми», кто
позволял себе критику Великого: «Жалкие слепцы! Петр делал
именно то, для чего послал его, что поручил ему Бог, — ему, своему
посланнику и помазаннику свыше, он угадал волю духа
времени, — и не свою, а волю пославшего его выполнил он, —- потому-
то он и великий человек». Нечто подобное писал и другой
апологет Петра Н. Полевой: «Он родился предназначенный, он
совершал предопределение Божпе, он не мог жить иначе, и бытие
его составлял подвиг его... Указывать на ошибки его нельзя, ибо
мы не знаем: не кажется ли нам ошибкою то, что необходимо в
будущем, для нас еще не наставшем, но что он уже провидел».
ГЕслп все это так, то Высший замысел о России и о Петре Вели^т
ком как «фокусе российской судьбы» отгадать не дано никому.
Хотя, может быть, мы, как <'творение Петра>>, обратным усилием4
собственной критической рефлексии и исторического
самоопределения в состоянии преодолеть чары своего «творца■>? II нам дана
возможность на пути свободного самоосуществления перейти от
рабствования очередио*му мифу к тому, что можнообозначить(не-
сколько вольно переиначивая формулу Пушкина) как наше
собственное «Петра творенье»? Возможно, тогда за
хрестоматийными личинами «гения-чудотворца» и «злодея-тирана» мы усмотрим
Множество ликов, которые превращают черно-белую графику
Морализаторства в объемный живописный портрет первого рос-

12
Д. БУРЛАКА, А. КАРА МУРЗА, Л. ПОЛЯКОВ
сийского императора, созданный послепетровской историей.
Помочь этому процессу самоузнавания нас в Петре Великом и в
истории, спровоцированной первотолчком этой личности, и
призвана книга «Петр Великий: pro et contra».
Дмитрий Бурлака,
Алексей Кара-Мурза,
Леонид Поляков
^5^

I
ВОСПРИЯТИЕ
СКВОЗЬ ВРЕМЯ

^^
ПЕТР ВЕЛИКИЙ В ЕГО ИЗРЕЧЕНИЯХ
...На что в России ни взгляни, — все его
началом имеет, и что бы впредь ни
делалось, — от сего источника черпать будут...
И. И. Неплюев1
I
О РЕЛИГИИ
«Кто не верует в Бога, тот либо сумасшедший, или с
природы безумный. Зрячий Творца по творениям познать должен».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 71.
«Кто забывает Бога и заповедей Его не хранит, тот при всей
своей работе не будет иметь успеха и мало пользы получит».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 232.
«Аще и несравнен еси, обаче долг крещения равно творить.
Дивлюсь же, что хотяй сподобитися сей тайне первою вещь и
неудобство к совершению оной презрети изволил, которую
ниже приношением телец презримо было, но христианскою долж-
ностию последуя, якоже рече: да любите друг друга, о сем
познают, яко мои есте ученицы, и паки: аще не отпустите, ни вам
отпустится. Господь всех нас да простит человеколюбием
своим. По сем, аще вас Господь сподобит по оной любви, молите за
нас грешных, яко да Господь сподобит нас одесную Себе стати,
еже буди всем получити благодатию Его» (письмо к князю
Федору Юрьевичу Ромодановскому2).
Письма и бумаги Петра Великого. Т. I.
С. 264.

16
Петр Великий в его изречениях
«Они* почитают себя умнее других людей, а не понимают
даже того, что дерзкими своими речами обнаруживают только
свое нечестие, невежество и гордость: нечестие потому, что
явно презирают откровенное в Священном Писании слово Бо-
жие, на котором религия основывается; невежество потому, что
не имеют столько разума и просвещения, сколько потребно для
познания истины христианской религии; а гордость и
высокомерие потому, что почитают себя умнее и хотят быть уважаемы
более других людей в обществе и ученых мужей, доказавших
основательно в своих сочинениях истину христианской
религии, и даже предпочитают себя целым соборам церковных
Отцов, из которых самый последний имел больше разума и
достоинства, нежели целая толпа таких безрассудных и наглых
проповедников глупости и злобы, которых правила необходимо
должны произвести в гражданском обществе беспорядок и
неустройство».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 161.
«Понеже все должности наилучше сохраняются, ежели чрез
страх Божий к сему доброе основание заложено будет, ибо к
сему добрый подвиг обретается, по которому человеческому
порядку покорну быти надлежит, тако б каждый солдат, который
в нашем войске обретается, как офицер и рядовой, чтился о бо-
гобоязни, Бога на помощь к себе призывати, ежедневно
милости у Него просити, Его за благодеяние благодарить и каждый б
другого к сему призывати чтился. Прилежно б ведомого греха
остерегался, слово Божие в чести держал. И как скоро к
слышанию оного и к молитве знак дан будет, то б с христианским
прибежанием приходил. Кто сие без прямых и обоказанных
причин и без помешания учинить, то с рядового до
унтер-офицера первый раз ружьем имеют быти отягчены, в другой раз —
на целую неделю сим же отягчит, третий раз — к птице рутену
приготовит. А с офицеров — первый раз один ефимок, в другой
раз — два ефимка и всегда тако прибавкою продолжить...»
Мышлаевский A3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 53—55.
«Понеже все счастие, благословение и благополучие войны
от Бога Всевышнего Единого происходит и умоленно быть
'•'•" «Афсисты>, как тогда говорит я. т. г вольнодумцы.

Hemp Великий в его изречениях
17
имат, и того ради подобает всем, которые нам воинскою
должностью обязаны суть и принадлежат, Его Всемогущество
прежде и во всех делех усердно призывать, боятися и чтити и купно
при христианском житии и поступках о всех истинных
благодеяниях и храбрости тщитися.
Которые нехристианскую клятву и божбу употребляют, хотя
и в пьянстве или трезвости имя Божие поносят, или хулят, или
что-нибудь к поносу святого слова Божия явно говорят, или
чинят и в том двумя совершенно верными свидетелями
уличены или иными причинами будут (быть могут), тех (но
состоянию дела на теле или) казнить смертью (казнены будут)...»
Мышлаевский А. 3, Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 13.
«Когда уже нельзя их (старообрядцев) обратить от суеверия
рассудком, то, конечно, не пособит пи огонь, ни меч; а
мучениками за глупость быть — ни они той чести не достойны, пи
государство пользы иметь не будет».
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 246.
«Господь дал царям власть над народами, но над совестью
людей властен один Христос».
Соловьев С. Л/. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 246.
II
ПЕТР О СЕБЕ СЛМОхМ И СПОДВИЖНИКАХ
«Если Бог продлит жизнь и здравие, Петербург будет другой
Амстердам».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 54.
«Мы в Нидерландах, в городе Амстердаме, благодатию Во-
;киею и вашими молитвами, при добром состоянии живы,
последуя слову Божию, бывшему к праотцу Лдаму, трудимся, что
'ьчним не от нужды, но доирот «плдт! пр^юбретгцн^^д^цмжаи)

18
Петр Великий в его изречениях
пути, дабы, искусясь совершенно, могли возвратяся против
врагов имени Иисуса Христа победителями, а христиан тамо
будущих, свободителями благодатию Его быть» (из письма к
патриарху Адриану3 в сентябре 1697 года).
Письма п бумаги императора Петра
Великого. Т. I. С. 194.
«Наше веселие без вас или от вас, яко брашно без соли» (из
письма к князю Александру Даниловичу Меншикову).
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т. IV. С. 184.
«Эх голова, голова! не быть бы тебе на плечах, если б не была
так умна!» *
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. III. С. 1330.
«Меншиков в беззаконии зачат, во грехах родила мать его, и
в плутовстве скончает живот свой, и если он не исправится, то
быть ему без головы» **.
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 770.
«Кости точу я долотом изрядно, а не могу обточить дубиною
упрямцев».
Нартов А К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 41.
«Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось, лет 30
тому назад, что мы с вами здесь, у Ост-зейского моря, будем
плотничать, и в одеждах немцев, в завоеванной у них же
нашими трудами и мужеством стране, воздвигнем город, в котором
вы живете; что мы доживем до того, что увидим таких храбрых
* Слова Петра Великого, сказанные гр. П. А. Толстому4.
** Мы нарочно приводим эту характеристику после предшествующе
го изречения, чтобы ярче выставить отношение Петра к его при
ближенным.

цсп1р Великий в <<ч> илрочгниях 1_9
и победоносных солдат и матросов русской крови, таких сынов,
побывавших в чужих странах и возвратившихся домой столь
смышлеными; что увидим у нас такое множество иноземных
художников и ремесленников, доживем до того, что меня и вас
станут так уважать чужестранные государи? Историки
полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда (но превратности
времен) они были изгнаны, перешли в Италию, а потом
распространились было и по всем Европейским землям; но
невежеством наших предков были приостановлены и не проникли
далее Польши; а поляки, равно как и все немцы, пребывали в
таком же непроходимом мраке невежества, в каком мы
пребываем доселе, и только непомерными трудами правителей своих,
открыли глаза и усвоили себе прежние греческие искусства,
науки и образ жизни. Теперь очередь приходит до нас, если
только вы поддержите меня в моих важных предприятиях,
будете слушаться без всяких отговорок и привыкните свободно
распознавать и изучать добро и зло. Указанное выше
передвижение наук я приравниваю к обращению крови в человеческом
теле, и сдается мне, что со временем они оставят теперешнее
свое местопребывание в Англии, Франции и Германии,
продержатся несколько веков у нас и затем снова возвратятся в
истинное отечество свое — в Грецию. Покамест советую вам помнить
латинскую поговорку: ora et labora и твердо надеяться, что
может быть еще на нашем веку вы пристыдите другие
образованные страны и вознесете на высшую степень славу русского
имени».
Вебер X. Записки брауншвейгского
резидента о Петре Великом... С. 1074—1075.
«Врачую тело свое водами, а подданных — примерами; и в
том и в другом исцеление вижу медленное; все решит время; на
Бога полагаю надежду».
Мартов Л. К. Рассказы Партова о Петре
Великом... § 40.
«Я не хочу совесть свою иметь не чисту пред Богом, дабы
Доносам без испытания поверить» (из письма к вице-адмиралу
Крюйсу ).
Собрание писем императора Петра!... Ч. 1.
С. 151.

20
Петр Великий в его изречениях
«Я не хочу быть ни Саулом, ни Ахавом0, которые
безрассудною мшюстию закон Божий преступя, душою и телом погибли».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. II. С. 150.
«Я знаю, что и я подвержен погрешностям и часто
ошибаюсь, и не буду на того сердиться, кто захочет меня в таких
случаях остерегать и показывать мне мои ошибки, как то Катинь-
ка моя делает».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 240.
«Гоняйтесь за дикими зверями, сколько вам угодно; эта
забава не для меня; я должен вне государства гоняться за
отважным неприятелем, а в государстве моем укрощать диких и
упорных подданных ».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 104.
«Я просил, чтобы для меня не делано было никаких
церемоний, потому что я к ним не привык и не хотел быть примечен в
городе; а пешком ходить я привык, и в оный день хожу в
пятьдесят раз более нынешнего» *.
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 193.
«Страдаю, а все за отечество! Желаю ему полезное, но враги
демонские пакости деют. Труден разбор невинности моей тому,
кому дело сие** неведомо. Един Бог зрит правду».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 156.
«Ради благополучия государства я, вы и солдаты жизни не
щадили. Лучше смерть, нежели позор! Сия пуля не была жреби-
* Во время пребывания в Пруссии у Фридриха I7.
**" Дело царевича Алексея.

цетр Великий в его изречениях 2J_
ем смерти моей. Десница Всевышнего сохранила меня, чтоб
спасти Россию и усмирить гордость брата Карла. Сия баталия —
счастие наше; она решила судьбу обоих государств. Тако судил
Промысл возвысить славою отчизну мою, и для того приносить
будем благодарение наше Богу в день сей на вечные времена» *.
На ртов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 115.
«Слава Богу! дожил я до своих Тюреннов--, но Сюллия***
еще у себя не вижу» ****.
ч Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 114.
«Болезнь упряма, знает то натура, что творит, но о пользе
государства печись надлежит неусыпно, доколе силы есть».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 61.
«Сии мужи ***** — верностию и заслугами вечные в России
монументы. Я соединю по смерти героев моих вместе под
покровительство героя святого князя Александра Невского».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 106.
«Понеже с того времени, егда мы, милостию Всевышнего, на
престол предков наших вступили, наше начальнейше
попечение было государства и земли, яже нам Всевышний обладать
подал, таким образом правительствовать, дабы всяк и каждый
* Слова, сказанные по случаю Полтавской битвы. Петр разумел
пулю, прострелившую его шляпу.
** Тюренн — знаменитый французский полководец.
*** Сюлли — министр французского короля Генриха IV, известный
своей преданностью долгу.
*** Слова эти были сказаны в беседе с Б. П. Шереметевым о военных
делах французского короля Людовика XIV.
*** Гр. Б. П. Шереметов, Лефорт, Шеин и Гордон.

22
Петр Великий а его изречениях
из наших верных подданных чувствовать мог, како наше
единое намерение есть о их благосостоянии и приращении усердно
печися, и потому всякие способы и пути употреблять, еже бы
ко одержанию такового славного намерения каким ни есть
образом служить могло. И того ради мы не токмо едино торговлю
в совершенное расширение привести, и внутренное безоиасение
нашего государства утверждать, и оное от всяких опасных
случаев, чем благосостояние общей пользы разрушено быти
может, упредить, но и правительства состояние и что иное к
вящему обучению народа доходит тако учредить, дабы наши
подданные сколь долее, столь вяще ко всякому обществу и об-
ходительству со всеми иными христианскими и во нравах
обученными народы удобны сочинены быть могли. Чего ради мы
все к такому благополезному делу потребные и служащие
учреждения и предуготовления, како время и случай подавал,
досюду в наше государство ввели и то впредь, милостию и
вспоможением Всевышнего, продолжать намерены есмы» (из
манифеста Петра Великого о вызове иностранцев в Россию).
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.Н. С. 44—45.
«Видишь, братец, я и царь, да у меня на руках мозоли; а все
от того: показать вам пример и хотя б иод старость видеть мне
достойных помощников и слуг отечеству» (слова Петра
Великого Ив. Ив. Неплюеву).
Записки Ив. Ив. Неплюева. С. 103.
«Сей государь (Иоанн Грозный) есть мой предшественник и
образец; я всегда представлял его себе образцом моего
правления в гражданских и воинских делах, но не успел еще в том
столь далеко, как он. Глупцы только, коим не известны
обстоятельства его времени, свойства его народа и великие его заслуги
называют его мучителем») •'•'.
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. ТХ. С. 59-60.
Эти слова сказал император Петр Великий в 1722 г. своему
нареченному зятю герцогу Голштинскому по поводу изображения царя
Иоанна Грозного.

ljenxp Великий в его изречениях 23
«Знаю я, что я также погрешаю, и часто бываю вспыльчив и
тороплив; но я никак за то не стану сердиться, когда
находящиеся около меня будут мне напоминать о таковых часах,
показывать мне мою торопливость и меня от оной удерживать».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. X. С. 215.
«Не завидую обогащению неприятеля моего, а скорблю о
обиде друга моего; не золота ищу, но помню, что царь есмь».
Прокопович Ф. История императора Петра
Великого. С. 137.
«Говорят чужестранцы, что я повелеваю рабами, как
невольниками. Я повелеваю подданными, повинующимися моим
указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству.
Английская вольность здесь не у места, как к стене горох.
Надлежит знать народ, как оным управлять. Усматривающий вред
и придумывающий добро говорить может прямо мне без
боязни. Свидетели тому — вы. Полезное слушать рад я и от
последнего подданного; руки, ноги и язык не скованы. Доступ до
меня свободен, лишь бы не отягощали меня только бездель-
ством и не отнимали бы времени напрасно, которого всякий час
мне дорог. Недоброхоты и злодеи мои и отечеству не могут быть
довольны; узда им — закон. Тот свободен, кто не творит зла и
послушен добру. Не су гублю рабство чрез то, когда желаю
добра, ошурство упрямых исправляю, дубовые сердца хочу видеть
мягкими; когда переодеваю подданных в иное платье, завожу в
войсках и в гражданстве порядок и приучаю к людкости, не
жестокосердствую; не тиранствую, когда правосудие обвиняет
злодея на смерть».
Нартов А. К. Рассказы Иартова о Петре
Великом... § 121.
«Знаю я, что меня называют жестоким и мучителем, однако,
По счастию, те только чужестранцы, кои ничего не знают об
обстоятельствах, в коих я сначала многие годы находился, и
сколь многие из моих подданных препятствовали мне
ужаснейшим образом в наилучших моих намерениях для отечества, и

24
Петр Великий в его изречениях
принудили меня поступить с ними со всякою строгостию, но не
жестоко, а менее еще мучительски».
Голиков И. И, Деяния Петра Великого.
Т. X. С. 221.
«Воистину (Богу изволевшее) исполню-, ибо за мое
отечество и людей живота своего не ясалел и не жалею, то како могу
тебя непотребного пожалеть? Лучше будь чужой добрый,
нежели свой непотребный!» (из письма Императора Петра Великого
к сыну Алексею8).
Соловьев С. Л/. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 442.
«Я ведаю, почитают меня строгим государем и тираном.
Ошибаются в том не знающие всех обстоятельств. Богу известны
сердце и совесть моя, колико соболезнования имею я о
подданных и сколько блага желаю отечеству. Невежество, упрямство,
коварство ополчались на меня всегда, с того самого времени,
когда полезность в государство вводить и суровые нравы
преобразовать намерение принял. Сии то суть тираны, а не я.
Честных, трудолюбивых, повинующихся, разумных сынов
отечества возвышаю и награждаю я, а непокорных и зловредных
исправляю по необходимости. Пускай злость клевещет, но
совесть моя чиста. Бог судия мой! Неправое разглагольствие в
свете аки вихрь преходный».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 26.
«Из меня познайте, какое бедное животное есть человек» *•'•"*.
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. И. С. 139.
III
ВЕРХОВНАЯ ВЛАСТЬ, ЗАКОНЫ, УЧРЕЖДЕНИЯ, СУД
«Какое же различие между Богом и царем, когда воздавать
будут ровное обоим почтение? Менее низкости, более усердия к
- Речь идет о наказании непокорного сына.
v* Слова» сказанные императором во иремя его бо;нчши.

fjtyffip Велик"" fi его изречениях 2Ь_
службе и верности ко мне и государству — сия-то почесть
свойственна царю».
Полное Собрание Законов, № 1907;
Мартов Л. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 13.
«Вообще все бунты, возмущения, злобные и упорные
сопротивления имеют безо всякой милости висилицею казнены
быть».
Мышлаевекии А.З. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 31.
«Для посланника все равно, где бы я в первой раз его ни
принял; он прислан ко мне, а не в который нибудь дом, и может
сказать мне, что надобно, там, где меня найдет» *.
Штслин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. 1. С. 87.
«На подписях, пожалуй, пишите просто, также и в письмах,
без "великого"» (из письма к Феодору Матвеевичу Апраксину9).
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т. II. С. 97.
«Государь должен отличаться от подданных не щегольством
и пышностию, а менее еще роскошью; но неусыпным ношением
на себе бремени государственного и попечением о их пользе и
облегчении; к тому ж таковые убранства только что вяжут
меня и отнимают руки».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. XV. С. 234.
«Я приставник над вами от Бога, и моя должность, чтобы
Недостойному не дать, а у достойного не отнять. Буде добр
будешь, но не столько мне, сколько себе и отечеству добра сдела-
* Петр однажды принял посланника австрийского императора и
адмиралтействе, несмотря на то, что канцлер советовал принять его
в Летнем дворце.

26
Петр Великий в его изречениях
ешь; а буде худ, то им истцом буду: ибо Бог того от меня за всех
вас востребует, чтоб злому и глупому не дать места вред делать.
Служи верою и правдою, то в начале Бог, а при Нем и я тебя не
оставим, и тогда ты будешь иметь во мне отца» (из «журнала»
Неплюева).
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. VIII. С. 132.
«Довольно обнаружить только дело, и оговоря кратко
содержание неправой просьбы, или незаконного решения, написать
приговор без предисловия и красноречия, затемняющего
только дело; не редко же наполняя оный двусмыслиями и
пустословиями, свойственными одним ябедникам, помрачают и самую
истину. Беспристрастие не требует ни прикрас, ни пустословия».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. XV. С. 228.
«Когда кто в своем звании погрешит, то беду нанесет всему
государству; яко следует: когда судья страсти ради какой, или
похлебства, а особливо когда лакомства ради погрешит, тогда
первое станет всю коллегию тщаться в свой форватер (в свою
дорогу) сводить, опасаясь от них извета, и увидев то
подчиненные, в какой роспут впадут, понеже страха начальных бояться
весьма не станут для того, понеже начальнику страстному уже
наказывать подчиненных нельзя; ибо когда лишь только
примется за виноватого, то оный смело станет неправду свою
покрывать выговорками непотребными, дая очьми знать, а иной и
на ухо шепнет, или чрез друга прикажет, что если не поманит
ему, то он доведет на него; тогда судья, яко невольник,
принужден прикрывать, молчать; попускать, что же из сего последует?
не ино что, только подчиненных роспутное житие, бесстрашие,
людям разорение, еще горшее, прочим судьям соблазн. Понеже
видя другого неправдою богатящегося, и ничего за то
наказания неимущего, редкой кто не прельстится, и тако помалу все в
бесстрашие придут, людей в государстве разорят, Божий гнев
подвигнут, и тако паче партикулярной измены может быть
государству не точию бедство, но и конечное падение; того ради
надлежит в винах звания своею волею и ведением
преступивших так наказывать, якобы кто в самый бой должность свою
преступил, или как самого изменника, понеже сие
преступление вящше измены; ибо об измене уведав, остерегутся, а от сей

цетр Banhiiu '• * <'n it :f)fu< нпнл Zj_
не всякой остережется, но может зело гладко под кровлею
долго течение свое иметь и злой конец получить >.
Голиков fl.Il. Деяния Петра Великого.
'Г. X. С. IS - IP.
«Понеже корень Р.сем\ злу ееть сребрп.тюбие, того для: ВСЯК
командующий должен блюсти себя от лихоимства, и не только
блюсти, но и других от оного жестоко унимать и
довольствовать определенным; ибо многие интересы государственные
через сие ало потеряны бывают, и такой командир, которой
лакомство великое имеет, немного лучше изменника почтен быть
может; понеже онмго неприятель посторонним образом подарит
и с прямого нуги свееть легко может, топ» ради всякому комап-
дпру надлежит сие непрестанно в памяти иметь, и от оного
блюет иея: ибо может таковым богатством легко смерть, или
бесчестно»1 житие купить» (из «Морского Устава» Петра
Великого).
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. VIII. С. 41.
«'Надлежит обретающимся в Гена те, в Синоде, коллегиях и
канцеляриях, it во всех судных местах всего государства,
судьям и пришедшим перед суд, чинно поступать, понеже суд
Божий есть; проклят всяк творящий дело Божие с небрежением».
Голи кпп 11.11. Деяния Петра Великого.
Т. IX. С. 79.
<*0 Глухивским коменданте Волкове, что он явился во
взятках и в прочих воровствах (и за то вам благодарствуем, что
таких воров сыскиваете) и за оное воровство велите его яко
злодея на площади, или па болоте казнить смертпю и труп его в
землю не хоронить (но чтоб лежал поверх земли видим всем) до
самой весны, пока большой теплоты не будет. Також
старайтесь и впредь таких воров сыскивать и кто явится в таком
воровстве, о том к нам пишите» (из письма к Московскому
губернатору Ф. Ю. Ромодаповскому).
Верх В. Собрание писем Императора Пет-
pal... Ч. 1. С. ЮО.

28
Петр Великий в его изречениях
«Прямодобродетельный судья служение свое почитает
священным долгом, которому всегда следует; ему не приходит и в
мысль временная корысть; что ты делаешь из мзды, то делает
он из добродетели, имея в виду одну только вечную награду от
мздовоздателя Бога, которую предвкушает и во временном
житии от совести своея» (из беседы Государя с В. Н.
Татищевым*10).
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. IV. С. 111.
«Кто на правого бьет челом, и то сыщется: то поступить с
челобитчиком так, чему бы достоин был ответчик, ежели бы
оказался виновным».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. IV. С. 135.
«Где дело идет о жизни, или о чести человека, то правосудие
требует взвесить на весах беспристрастия, как преступление
его, так и заслуги, оказанные им отечеству и государю; и буде
заслуги превесят преступления, то в таком случае милость
должна хвалиться на суде».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. IV. С. 47.
«Лучше виновного и бессовестного законом помиловать,
нежели многих невинных оным отяготить».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 259.
«Надлежит законы и указы писать ясно, чтоб их не
перетолковать. Правды в людях мало, а коварства много. Под них
такие же подкопы чинят, как и под фортецию».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 57.
* В. Н. Татищев в беседе с государем утверждал, что судья не
погрешает против справедливости, если берет деньги с правой стороны
за ускорение дела.

jismp Великий в его изречениях
2\)
«Ничто так ко укреплению государства нужно иметь, как
крепкое хранение прав гражданских, понеже всуе законы
писать, когда их не хранить или ими играть как в карты,
прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было, а
отчасти и еще есть и зело тщатся всякие мины чинить под фор
тецию правды».
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 754.
«Когда государь повинуется закону, то да не дерзнет никто
противиться оному».
III тел и н Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. III. С. 154.
IV
ВОЕННОЕ ДЕЛО
«По нас имеют все начальники и солдаты нашего полкового
воеводы или представленного комендора, или владетеля над
войском, яко того, который нашу особу, егда мы не присутству
ем, представляет, такожде по нем поставленных генералов, во
инских советников, комиссаров и иных к генеральному жезлу
им правительству надлежащих служителей, почитателыю с
должным чести воздаянием чтить и что они пока в нашей
службе суть от кого, нас ради, желать будет, то всегда охотно
исполнять и слушать. Кто ж противно тому чинить дерзнет или пред
ними бесчинными и чести нарушительными словеса или
кулаком, или приемом за ружье погрешит, тот смертию казнен да
будет».
Мышлаевскии А.З. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 14—15.
«Всякий начальный человек и солдат должен и обязан быть
Имеет товарища своего от неприятеля выручать, пушечный сна
Ряд оборонять и Прапорец и знамя свое, елико возможно,
боронить так, сколь ему люб живот и честь его».
Мышлаевскии А.З. Петр Великий. Воеи
ные Законы и Инструкции... С. 23.
«Никто противитж'Ь не имеет то делать, что ему, прибыли
Нашей ради, в работе, ломании или строении, в обозе, шанец

30
Петр Великий в его изречениях
копании и в крепостях или и при пособствовании во отпровожа-
нии пушечного снаряду в походе, когда б нужда была с
лошадьми тянуть и поднимать, или во иных случаях каких-нибудь
приказано будет чинить; а буде который того своевольно и без
явной телесной скорби чинить не будет и в том откажет, тот на
теле, а который начальник над тем делом правительствующим
в том противен учинится, тот смертию казнен быть имеет».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 16—17.
«Который караул свой прогуляет, тот на теле, а кто оной
просмотрит — смертно казнен да будет».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 17.
«Который на бою или приступе медлен явится и иные ни к
чему негодные отговорки ищет, или и весьма начало к побегу
учинит, а того возможно в деле ближнему при нем стоящему
боем, рублением и колотьем к тому пригонят, и хотя б такой
бездельник при том и убит был, то учинившему за то никому
ничего не чинить, потому что он честного солдата дело над тем
учинил».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 23.
«Ни который воин от высшего до низшего подарков, денег и
дачи брать и ради тех неспособных и негодных ратных людей
принимать, или инше неправдивые дела тем прилучать, да не
дерзает, под потерянием животов и чести по приговору
воинского суда и смертною казнью. Чего ради надлежит генералу
комиссаршо и иным комиссариям, которые смотр чинят,
гораздо смотреть и всех, как начальных людей, так и рядовых
солдат, которые плохи и чин свой отправить не угодны суть имян-
но назначивать. И тех, которые их в тот чин поставили, в том
представливать и тот должен есть ответ в том дать и повинен
суд принять как выше сего написано».
Мышлаевскии A3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 34.

ffr>»p Великий n его изречениях 3_1
«Аще кто пРеД воинским судом ложную присягу свидетель-
ственную, хотя для ненависти, подарков и сих подобных охотно
учинит, чрез которые бы другому повреждение в чести или в
животах учинилось, и тот имеет казнен быть отсечением двух
передних перстов, которыми он присягу ту исполнил, или ина-
ко по обыкновению земли наказан, и яко клятвопреступнику и
вору от полку, из наших царств и земель выгнан да будет. Буде
же тот, против которого он ложную присягу учинил, потому
невинно казнен будет, то клятвопреступник, по судной улике,
за то смертию казнен быть имеет».
Мышдаевскии А.З. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 29—30.
«Когда грабеж в поле или в городах учинится, то всякого
места комендант, или владетель, или в близости в становище
стоящие начальные люди, потому что они на оборону
подданных наших купно уставлены суть, в том ответ чинить и
ограбленным заплатить надлежит, буде они учинивших тот грабеж
не поймали или не окажут, что о том всякое надобное радение
чинили. А буде тому противно явится, что они виновным
потакали, или от пограбленных животов что-нибудь взяли, то они
за то, как дорожные разбойники, наказаны да будут».
Мышласвекий А.З. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 38.
«Сбираться к строю и в учение, коли положен час,
немедленно. А если кто в тот час не придет, и такие будут взяты под
караул на сутки и держат они по два часа но три мушкета на
плече, а по два часа отдыхают. А если он в другой ряд то ж учинит,
его посадить под караул на двои сутки и держит по два часа по
6 мушкетов на плече, а по два часа отдыхает. А если он же в
третий раз то ж учинит, и ему будет учинено наказание шниц-
РУтенами и от полку будет отставлен. — Во время учения и
строю быть смирным и от ружья и строю не отходить, и
помнить то, что приказано будет, и по тому повелительству то
исполнять. И прилежание иметь не малое к учению и к ружью,
Чтоб ружье чисто и исправно было. А во время учения
разговоров и шуму отнюдь не чинить, а если кто то учинит, и таким
Синено будет: полного оклада солдатам написаны будут в пле-
^янничий оклад, а племянничий оклад солдата — бить батоги.
А если кто учинит то в другой раз, и таким полного и племян-

32 Петр Великий в его изречениях
ничий оклад учинено будет наказание шпиц-рутенами и от
полка будут отставлены. — От пьянства и от зерни, и от гульбы, и
от воровства, и от винной продажи удержаться. Также где
поставлены на постоялых дворах, чтоб жили смирно и хозяевам
озарничества и обид не чинили; а если им от хозяев будет какая
обида, и им о том сказывать капралом своим, а капралам о том
извещать сержантов, а сержантам о том доносить капитанам
своим, а капитанам о том докладывать полковнику. А если кто
учинит собою обиду хозяевам, и тем учинено будет наказание,
по вине смотря. А за пьянство и за гулянье, и за зернь учинено
будет жестокое наказание и от полку будет отставлен. А за
воровство и за винную продажу будут биты кнутом нещадно и
сосланы будут в ссылку на вечное житье».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 51—52.
«Родильниц, чреватых жен, старых людей, священников,
церковных служителей, детей и иных, которые противления
чинить не могут, нашим воинским людям не обижать и не
оскорблять и церквей, больниц и школ весьма щадить и не
касаться, под жестоким телесным наказанием».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 38.
«Никакой явной блудницы в войске ниже в гарнизоне, ниже
в походе, ни в обозе не держать, но доносить и того часу чрез
профоса выгнать».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 57.
«Кто знамени присягал единожды, у оного и до смерти
стоять должен; ежели уйдет и в том пойман будет, то оный петлю
заслужит и живот потеряет».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 66.
«Все те, которые по генерале командовать имеют, могут
своим подчиненным с грозою приказ сказывать; только при сем от
стыдного ругания и бесчестных слов удержаться должны. Кто

ц...„р Великий в его изречениях 33
против сего учинит, на прошение того, кто обруган будет, пред
воинский суд суду того ругателя поставить и но розыску дела-
толя либо отказать от службы или от чина отставить».
Мышлаевскии А, 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 63.
«Негг.
Сегодня получил я ведомость о вашем столь худом поступке,
за что можешь шеею заплатить, ибо я чрез господина
губернатора (А. Д. Меншикова) под смертью, не велел ничего в Ригу
пропускать; но ты пишешь, что Огильви11 тебе велел
(пропустить); но я так пишу: хотя б и ангел, не только сей
дерзновении к (Огилви) и досадитель велел, но тебе не довлело бы сего
чинить (так как я приказал не пропускать).
Впредь же аще единая щепа пройдет, ей Богом клянусь, без
головы будешь.
Piter» (письмо Петра I к князю Аниките Ивановичу
Репнину vi от 19 мая 1705 г.).
«Думаю, что после такого энергичного письма, у Репнина не
был пропущен другой транспорт с хлебом в Ригу».
Письма и бумаги Петра Великого. Т. III.
С. 346.
«Земляная работа: перво зачат линею длиною от реки до
болота, а когда оная совершена будет, тогда фортецию зачать
делать. Работа камнем: перво места корабельные, потом магазейн
(а буде возможно и оба вместе); а прочие службы на первый час
деревянные, а когда вышеписанное отделается, тогда и прочие
службы делать каменные ж, потом и фундамент под фортецию
делать камнем же» (из письма к Шаубенахту графу Ф. М. Боци-
су).
Верх В. Собрание писем Императора
Петра I... Ч. 1. С. 52.
«Чтоб все, а паче офицеры, смотрели того, чтоб отнюдь
крику не было во время бою (и всегда), но тихо, и никто, кроме
°фицеров, в то время говорить не должен под наказаньем
смерти. А ежели в которой роте или полку учинится крик, то без
всякого милосердия тех рот офицеры будут повешены. А
офицерам такая дается власть: ежели который солдат или драгун

34
Петр Великий в его изречениях
закричит, тотчас заколоть до смерти, понеже в сем деле все
состоит.
Во время бою или приступу не должен никто раненого или
убитого относить или отвозить, ни начальных своих (пока бой
минется или приступ), кроме денщиков или своих людей,
которым своих начальных, или кого велят, вольно выводить или
выносить во время бою. Тако ж не только во время бою или
приступу, но и по совершении оных, без главного указа ни на какое
добро и пожитки не смотреть, ни подымать (хотя б и под ногами
было) под наказанием лишением чести и живота без пощады.
С начала похода никоторый офицер не должен караул у себя
иметь, кроме сего: генералу-майор — 6 человек, полковник —
3; прочим ни по одному не держать, но довольствоваться день-
щиками, под потерянием чести и на 3 года на галеру.
Во время баталии пехотным стрелять таким образом: две
шеренги на коленях и две стоя (как указано полкам Стрекало-
ва, Кулина, Путятина и прочим). Ежели же через какую
переправу, что неприятельская конница не может скоро переехать,
то стрелять падением, коннице же отнюдь из ружья не
стрелять прежде того, пока с помощию Божиею неприятеля в кон-
фузию приведут, но с едиными шпагами наступать на
неприятеля, и всем как конным, так и пехотным, во время бою тихо и
порядочно, как в стрельбе, так и в наступлении и в прочих
действиях поступать и отнюдь не спешить, под наказанием смерти.
Становиться на каждом стане или к бою по ордеру (или
указу) начерченному. Буде же кому места не будет с левой руки,
тем паки занимать справа позади один за другим в столько
линий (или рядов), в сколько даст места широты, под жестоким
наказанием и лишением чина.
Никто ж да [не] дерзнет солдат или драгун куды посылать
или рассылать для каких дел далее 300 сажен без главного
указу, под наказаньем третьей статьи.
Все указы, которые при пароле сказаны будут впредь сверх
сих, в равном хранении держать надлежит, якоже и сии под
такими же казнями и наказании. Тако ж никто же дерзнет
всякого строения ломать, разбивать печи, и окончины, или жечь,
или что портить без указу. Также и никто б шумен не был, и в
дороге лишних огней, шуму и прочих бесчинств отнюдь не
чинить, но поступать как вышним, так и рядовым так, как добрым
и честным солдатам надлежит...» (указ как поступать войску в
походе под Выборг (1706 г., октября 3 дня)).
Письма и бумаги Петра Великого. Т. IV.
С. 390, 391, 392.

g^•/UKUU if> <'<*<> и-Ч)<'Ч<>Н11Я\
л:>
«От неприятеля быть во опасении и иметь всякую осторож
шсть И посылать ради проведывання частые партии и,
проведав подлинно о неприятельском состоянии и о его силе и прося
Бога помощи, чинить над неприятелем промысл по
возможности.
Как людей так и лошадей иметь в добром призрении, а
особливо над лошадьми но прежде данным статьям смотреть, и чтоб
кончая все полки лошадьми были дополнены.
Провиант и фураж сбирать по прежнему указу, против
порций, а сверх указу излишнего ничего никто б не брал, также и
о сборе того провианта никому, кроме ею господина генерала-
майора, универсалов от с^бя не выдавать. И о том надлежит
ему, господину генералу-майору, от себя универсалами
объявить. Также заказать, чтоб никто нигде никому никакого
разорения и обид не чинил, иод потерянием живота и чести.
Особливо над казаками накрепко смотреть, чтоб никакого от
них разорения не было; также и в партии посылать с ними
офицеров драгунских для воздержания их от разорения и для
надсмотру над ними, чтоб конечно до неприятеля доходили.
Добрую иметь корреспонденцию с нами и на каждую педелю
обо всем состоянии писать; и ради той переписки поставить на
почтах в пристойных местах казаков и к ним придать из драгун
по человеку умеющих писать, дабы почты порядочнее и безо
пасно доходили» (из статей генерал-майору Родиону Хрпстиа-
новичу Бауру и (в 1 707 г. в феврале)).
Письма и бумаги Петра Великого. Т. V.
С. 61-62.
«Мир хорошо; однако, притом дремать не надлежит, чтоб не
связали рук, да и солдаты чтоб не сделались бабами».
Мартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 100.
«Какой тот великий герой, который воюет ради собственной
Только славы, а не для обороны отечества, желая быть
обладателем вселенной! Александр — не Юлий Цесарь. Сей был
разумный вождь, а тот хотел быть великаном всего света;
последователям его неудачный успех».
Партов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 99.

36
Петр Великий в его изречениях
«Когда слова не сильны о мире, то сии орудия метанием
чугунных мячей неприятелям возвестят, что мир сделать пора» *•'•*.
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре Be-
ликом... § 108.
«Во время боя или приступа не должен никто не только за
мертвого (своего), но ниже за раненого приниматься, отводить
или относить, хотя б главный начальник, или отец его был; но
идти и делать настоящее дело; а когда оное с Божиею помощью
окончится, тогда волен всякий [со] спроса начальника своего,
сродников или знаемых искать и помогать (понеже многие
недобрые тем видом для раненого, за одним человеком пять из
боя убегают); во время же боя только слуги (которые вне
полкового списка) тако ж, деныцики, вольны суть своих господ
раненных, или кого прикажут, отводить; то ж позволение могут
иметь барабанщики, профосы, писари, габоисты, аллебардщи-
ки; прочие же никто под наказанием смерти».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. П. С. 402.
«Искание генерального бою зело суть опасно, ибо в один час
может все дело опровержено быть (как учинилось под Пин-
чевым 1702 г.)» (инструкция, посланная Паткулю11 и князю
Г. Ф. Долгорукову15).
Бычков. Письма и бумаги Петра Великого.
Т. III. С. 3.
«Я довольно знаю, что меня, в рассуждении частных моих
фейерверков, почитают расточительным; известно мне также,
что они стоят мне в сравнении издержек на фейерверки при
чужестранном дворе, весьма дешево, и теперешний, который
вы ценили в 20 000 рублей, не стоит 5000; а хотя бы и стоил
гораздо дороже, однако ж оный почитаю я у себя весьма
нужным, ибо чрез увеселительные огни могу приучить своих
подданных к военному пламени, и их в оном упражнять; поелику я
приметил из опыта, что тем менее страшимся военного пла-
* Год этого изречения не известен, Петр сказал их Брюсу при
осмотре литых пушек.

JTcrt.nR<>jtUKuU в его изречениях
37
ни чем более привыкнем обходиться с увеселительными
огнями».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. II. С. 7.
«Прежде окончания бомбардированья за день отпустить с
нерегулярными людьми 3 мартиры наперед на волах и людях.
Отступать надлежит при вечере, а приказать, где были огни,
чтоб дров приготовили на сутки, и когда отступит пехота,
приказать коннице, чтоб во всю ночь те огни клали, и когда
рассветет, тотчас послать барабанщика и с ним кого офицера в город,
наказав им, чтоб отнюдь не сказывали об отходе; а буде они,
сведав, сами будут спрашивать их о том, сказать, что при них
поход сказан, а пошли ль, того не знают; коннице, по принятии
их в город, не долго мешкав, итти прочь.
В отступлении лучшим полкам и гренадерам всем (отпустя
2 компании на перед) идти назади, а за ними крепкому
конному караулу в полумиле или ближе. И в первый день отойти
подале, сколько возможно (дабы неприятель не так легко мог
нагнать), хотя с малым и трудом; а в прочие дни идти по воле,
смотря по людям и погоде. Тако ж позади себя мосты портить и
в некоторых узких местах и засечь. Тако ж оставить назади один
батальон, который бы присматривал назад больных. В прочем
все прилагать к целости и безопасности войска (прося у Бога
милости), как доброму командиру надлежит» (статьи генерал-
майору Роману Вилимовичу Брюсу16 в день 23 октября 1706 г.).
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т. IV. С. 409.
«Правда, крепость делает неприятелю отпор, однако у
европейцев не надолго. Победу решит военное искусство и
храбрость полководцев и неустрашимость солдат. Грудь их — защита
11 крепость отечеству. Сидеть за стеною удобно против азиат-
Цев».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 52.
«Я не научаю, чтоб охочь был воевать без законной причины,
о любить сие дело и всею возможностью снабдевать и учить;
00 сия есть едина из двух необходимых дел к правлению, еже
Сп°рядок и оборона. Не хочу многих примеров писать, но

I
38 Петр Великий в его изречения \
только равноверных нам греков; не от сего ли пропали, что
оружие оставили, и единым миролюбием побеждены, и, желая
жить в покое, всегда уступали неприятелю, который их покой в
некончаемую работу тиранам отдал? Аще кладешь в уме своем,
что могут то генералы по повелению управлять, — то сие во
истину не есть резон, ибо всяк смотрит [на) начальника дабы его
охоте последовать, что очевидно есть: ибо, во дни владения
брата моего, не все ли паче прочего любили платье и лошадей, а
ныне оружие? хотя кому до обоих дел нет; и до чего охотник
начальствуяй, до того и все, а от чего отвращается, от того —
все. И аще сии легкие забавы, которые только веселят
человека, так скоро покидают, кольми же паче сто зело тяжкую
забаву (сиречь оружие) оставят! К тому же, не имея охоты, ни в чем
[не] обучаешься и так не знаешь дел воинских. Аще же не зна
ешь, то како повелевать оными можешь и как доброму доброе
воздать и нерадивого наказать, не зная силы в их деле? Но
принужден будешь, как птица молодая, в рот смотреть. Слабостию
ли здоровья отговариваешься, что воинских трудов понести не
можешь? Но и сие не резон: ибо не трудов, но охоты желаю,
которую никакая болезнь отлучить не может. Спроси всех,
которые помнят вышепомянутого брата моего, который тебя
несравненно болезненнее был и не мог ездить на досужих лошадях; но
имея великую к ним охоту, непрестанно смотрел и перед очми
имел, чего для никогда бывало, ниже ныне есть такая здесь
конюшня. Видишь, не все трудами великими, но охотою.
Думаешь ли, что многие не ходят сами на войну, а дела правятся!
Правда, хотя не ходят, но охоту имеют, как и умерший король
французский, который не много на войне сам бывал, но какую
охоту великую имел к тому и какие славные дела показал в
войне, что его войну театром и школою света называли, и не
только к одной войне, но и к прочим делам и мануфактурам,
чем свое государство паче всех прославил» (из письма
императора Петра Великого к сыну Алексею).
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 411.
«Все начальные люди, которым подвластных их солдат
преступления и злочинства ведомо учинены и тех в том пред судом
отвечать не принудили, за то от чину своего оставлены быть
имеют».
Мышлаевскии A.'i. Петр Великий.
Военные 'Законы и Инструкции... С. 33.

ПгГпрП*ликии в его изречениях
39
«Святое* ваше расположение: на пять недель снятков ржа-
и воду, солдаты две недели употребляли, от чего без
невелика 1000 человек заболело и службы лишились, от чего
принужден я закон ваш оставить и давать масло и мясо, и для того по
вашему расположению месяц убыл. Правда когда б шведов так
кормить, зело б изрядно было; а нашим я не отчим» (из письма
д. В. Кикину1Т, начальнику Санкт-Петербургского порта).
Берх В. Собрание писем Императора
Петра I... Ч. 1.
«И дабы всяк ведал, каким подобием и мерою повелевать и
заказывать, послушание чинить и иных в послушании
содержать надлежит, и тако ж бы всяк все воинское владение, по
которому начальники и солдаты подлинно управлялись (и прави-
тись) имеют добре знать мог, и тако подобает им в начале нас,
яко своего самодержавного наследного и дедичьного царя,
главу и воинского государя, всем высоким и низким начальным
людям вообще и во особно, также рейтарам и солдатам и
вообще всем и всяким воинским служителям по их нам и нашим
наследникам учиненной тяжелой присяге и обязательству
верным, желательным, послушным и радетельным быть, и что к
нашему и войска нашего благосостоянию и благополучию
потребно есть всегда вспомогать, против того ж все злое ко
опасению заранее отвращать (и упреждать) помогать. А буде они
таковые дела предстоящи быть уведают, ни коими мерами не
терпеть, но очевидно в принадлежащем месте объявлять и
ведомо чинить под телесною и смертною казнью».
Мышлаевскии А. 3. Петр Великий.
Военные Законы и Инструкции... С. 14.
«Солдату утопать в роскоши не надлежит; забывать службу
Ради женщины не простительно. Быть пленником любовницы
хУЖе, нежели быть пленником на войне; у неприятеля скорая
Может быть свобода, а у женщины оковы долговременны».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 145.
* Петр иронизирует над ханжеством Кнкина, плохо снабдившего
флот провиантом.

40
Петр Великий в его изречениях
«Во всех... случаях иметь добрый распорядок и заранее
пушкарям о всем внушить и стрелять как возможно скоро, однако
ж с доброю прицелкою, дабы действительны были выстрелы, а
не один гром».
Кроткое А. Повседневная запись
замечательных событий в русском флоте. С. 181.
«Деньги суть артерия войны».
Полное Собрание Законов. № 2330.
V
О МОРСКОМ ДЕЛЕ
«Бояться пульки, не идти в солдаты; или кому деньги
дороже чести, тот оставь службу» (из письма к адмиралу Крюйсу о
морской службе).
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. V. С. 175.
«Высший командир, как душа в теле человека, без которой
никакой уд двинуться не может; ему надлежит к подчиненным
быть яко отцу, печися о их довольстве, жалобы их слушать и в
оных правый суд иметь; также дела их накрепко смотреть,
добрые похвалять и награждать, а за злые наказывать. Он должен
рапортовать о всем своему государю и [в] Адмиралтейскую
коллегию и за все ответ давать».
Из «Морского Устава» Петра Великого.
«Оборону флота и сего места (Кронштадта) иметь до
последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело».
Кроткое А. Повседневная запись
замечательных событий в русском флоте. С. 123.
«Понеже я слышал, что при гаванной работе... так без
призрения особливо больные, что по улицам мертвые валялись, а

Великий в его изречениях 41^
ч больных ныне остаток вижу милостины просят. И понеже
01 л сим делом велено тебе надсматривать, того ради как по пер-
Hi MV Указу трудись дело гаванное сей зимы к совершению
привести всеконечно, так и сего смотри, дабы люди не были
презрены и такого б немилосердия от презрения не было; ибо пред
Богом паче всех грехов есть, но и противно совести и виду не
только христианам, но и варварам некоторым. Сей указ
хранить иод таким же смертным наказанием, как и первой».
Верх В. Собрание писем императора
Петра I... Ч. 3. С. 141.
«В крепостях иметь непрестанно великую осторожность, ибо
приморские крепости весьма разность имеют с теми, которые
на сухом пути. Ибо на сухом пути стоящие крепости всегда
заранее могут о неприятельском приходе ведать, понеже
довольного времени требуется войску маршировать. А на море так
безызвестно есть, как человеку о своей смерти. Ибо, получая ветр
свободной, без всякого ведения можешь внезапно придти и все
свое намерение исполнить, когда неготовых застанешь. Того
ради непрестанно готовым быть, а особливо чтоб батареи всегда
в добром осмотрении были; также и людей часть с их
офицерами при пушках в готовности на карауле были, а именно: ежели
покажется в море от одного до пяти кораблей, то быть на
батареях готовым: солдатам и пушкарям третей части. А ежели
усмотрено будет от пяти до десяти кораблей, то быть половине на
карауле; а ежели более от 10 до 15, то быть всем в готовности.
Для чего надлежит быть: третей части пушек день и ночь
набитым ядрами (обвязанными веревочками, дабы для салютации
вынуть было можно), и оный порох понедельно вывертывать и
сушить, а иным набивать, и ядра, книпельс, шрод, патроны с
порохом, ганшпуки... фитиль и прочее все так иметь в
готовности, что который час, увидя какой парус или парусы, тотчас
Л1°ди с их инструментами в парад стать должны и ожидать
повеления» *.
Верх В. Собрание писем императора
Петра I... Ч. 3. С. 148-149.
Эти предписания относятся к бригадиру Порошнну и прочим,
которые должны были ведать Кроншлот (Кронштадт) и другие
крепости на Котлине.

42
Петр Великий в его изречениях
«Все наши дела испровергнутся, ежели флот истратится» *
(из письма Петра Великого Меншикову в Санкт-Петербург из
Амстердама 21 декабря 1716 г.).
Берх В. Собрание писем императора
Петра I... Ч. 3. С. 82.
«Идти до захождения солнца часа за два, или больше, дабы
к сумеркам к острову поспеть. А идти на гребле возле сего
берега, и поровнявшися против острова пуститься к нему. Дабы
неприятели не узнали какие суда, для чего большую мачту снять
надлежит и, буде возможно, сыскать четвероугольных парусов,
это б всего лучше было, ибо неприятель почаял бы иные суда.
Когда к острову прибудут и смеркнется, тогда идти, сняв
переднюю мачту, и как возможно тихо себя держать и греблею не
шуметь, но, тихо опуская, проволакивать, дабы можно
подкрасться к неприятелю. А особливо чтоб в такое место трафить, где
отмель далеко, и тут чай и караулу нет, понеже за отмелью к
берегу пристать нельзя, и для того в таких местах и опасения
не имеют.
Идучи мерить глубину, и когда на такую глубину прийдут,
чтоб фут или полтора под галерою воды было, тогда дать знак
свистом в трубочку, чтоб бросили якорь с зади; а потом как
возможно скорее казаков высадить, для чего б лошади были на
судах обседланы, как возможно тихо, и чтоб потщились доброго
языка достать. Прочее дается на рассуждение господ
офицеров» **.
Берх В. Собрание писем императора
Петра I... Ч. 3. С. 61, 62,63.
«Всех офицеров без воинского суда не арестовывать, кроме
изменных дел, а за малые вины наказывать штрафами по
уставу закона морского. Також никуды в неудобные места не
отсылать под видом службы, но, еже кто негоден в службу (кроме
какого злого дела), о том писать до адмирала о тех негодных
отпуске, ибо вышезначениыми арестами без суда вяще
отогнаны могут иностранные офицеры быть, нежели прилащены; по-
* По поводу несчастия с двумя кораблями в Ревеле.
** Из инструкции капитану Федорову и капитан-поручику Мухано-
ву; по инструкции надо было сделать нечаянное нападение на
Шонский берег против Копенгагена и достать языка.

tfrj U KUU в СсЧ) it..pi Ч> Н
\'Л
судя >КР никому противиться невозможно* (из Укала пмпе-
%тора Корнилпю Ивановичу Крюйсу).
Письма и бумаги император;» Петра
Великого. Т. IV. Г. 2tffi.
<<Всякий потентат, который едино войск») сухопутное имеет,
o'lHV руку имеет, а который и флот имеет, обе руки имеет».
Предисловие к Морскому Уставу Петра
Велико] о.
VI
ОКРЛШЖЛНПЕ
«Священники ставятся малограмотные; надобно их сперва
научить таинствам и потом уже ставить в тот чин; для этого
надобно человека и не одного, кому зто делать и определить
место, где быть тому. Надобно промыслить, чтоб и православ
ныр христиане, и з.човерцы татары, мордва, черемисы и
другие — познали Господа и закон Кго; для того послал бы хотя
несколько десятков в Киев в школы. И здесь порадеть; но мало
учатся, потому что никто не смотрит за школою как надобно;
нужен для этого человек знатный чином, именем, богатый, и
нет его...»
Государственный Архив. IX разр. II Отд.
Кн. .V 53.
< Я нимало не хулю алхимнста, ищущего [способ] превращать
Металлы в золото, механика, старающегося сыскать вечное дни-
жение (perpeluum mobile), и математика, домогающегося узна-
Вп'гь долготу мест, для того, что, изыскивая чрезвычайное,
внезапно изобретают многие побочные полезные вещи. Такого рода
ЛюДей должно всячески ободрять, а не презирать, как то многие
пРотивное сему чинят, называя такие упражнения бреднями».
Мартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 144.
«Славные наши ученые люди будут писать книги о всяких
1 Уках, которые прикажу я переводить на наш язык; выберу и
Фучу им молодых людей, которых они должны будут учить

1
44 Петр Великий в его изречениях
наукам по своим книгам и приготовлять их к тому, чтоб они
могли других учить тем наукам. Другими ж сочинениями о
своих науках и новых открытиях, которые будут они издавать
на латинском языке, принесут они нам честь и уважение в
Европе; иностранцы узнают, что и у нас есть науки, и перестанут
почитать нас презрителями наук и варварами. Сверх того
присутствующие в коллегиях, канцеляриях, конторах и других
судебных местах должны будут требовать от Академии советов в
таких делах, в которых науки потребны».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. И. С. 64—65.
«Светские науки далеко еще отстают от таинственного
познания величества Творца, которого молю, да вразумит меня по
духу. Телесное так привязано к плотскому, что трудно из сего
выдраться».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 137.
«Евангельское ученье и свет его, се есть знание Божие
человеком, паче всего в жизни сей надобны, и из школы бы во
всякие потребы люди, благоразумно учася, происходили в
церковную службу и в гражданскую, воинствовать, знать строение и
докторское врачебное искусство. Еще же многие желают детей
своих учить свободным наукам и отдают здесь иноземцам оных,
иные же и в домах своих держат будто учителей иноземцев же,
которые словенского нашего языка не знают право говорити, к
сему еще иных вер, от чего детям вред и Церкви нашей святой
может быти спона (противодействие) великая, а речи своей от
неискусства повреждение. А в нашей бы школе при знатном и
искусном обучении всякому добру училися..., и в царскую
школу хотя бы кто побывать пришел, и он бы пользовался, и сего
смотреть же надобно и прирадеть тщательно зело. Но яко вера
без дела, а дело без правой веры мертво есть, тако слово без
промысла, а труд без чина и без потреб не успеет пользовать. Еще
же велия злоба от дьявола и козни его на людей, еже бы наука
благоразумная, где-либо ни возымела места, всячески бы
препинания деет в том, — Господь же Бог во всем помощь да
сотворит людям спасите льну» (из бесед Царя Петра с патриархом
Адрианом).
Государственный Архив. IX разр. II Отд.
Кн. 53. Л. 333.

Rp.iukuU в его изречениях
45
VII
ТОРГОВЛЯ И ПРОМЫШЛЕННОСТЬ
«Пока в государстве обрабатывается столько товаров,
сколько надобно для собственного употребления, до тех пор бывает
оно подобно маленькому имперскому городку, где один
гражданин работает для другого, один от другого получает хлеб, но оба
всегда остаются бедны и не могут споспешествовать
обогащению города».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. П. С. 57.
«Или не крепко смотрят и исполняют указы, или охотников
мало, или обое, также фабриканты, которые и размножили,
разоряются от вывозных таких же товаров, как то делалось в
бытность мою в Москве прошлого года, что один мужик краску
бакан открыл, которую я пробовать живописцам велел,
которые сказали, что только одной веницейской плоше и с
немецкой равна, а иной и лучше, и оной наделано много, да никто не
покупает за множеством вывозной, в чем квасцовые и витри-
олыгые фабриканы, также и полотенные жаловались и прочие,
в чем надлежит крепко смотреть и сноситься с Коммерц-колле-
гиею; а буде не будет у них в том смотрения, Сенату
протестовать в том прилежно и нам объявлять; ибо фабрики наши у
прочих народов в великой завидости есть, и всякими мерами
тщатся ниспровергнуть через дачи, как в том много опытов
было».
Голиков И. Я. Деяния Петра Великого.
Т. IX. С. 288.
«Наша коммерция и без того так как больная девица,
которой не должно пугать или строгостию приводить в уныние, но
°б°дрять ласкою. Пусть кто хочет утаивает товары; он своею
Утайкою больше подвергается опасности, нежели моя казна.
Можно описывать в казну только те утаенные товары, которые
рУдут найдены. Кто меня девять раз обманет, а в десятый раз
бУДет пойман, тот заплатит мне вдруг столько, сколько он в де-
в«ть раз утаил и у меня украл».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 214—215.

46
Петр Великий в его изречениях
«Что мало охотников [заводить фабрики] — и то правда,
понеже наш народ, яко дети, неучения ради, которые никогда за
азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают,
которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом
благодарят, что ясно изо всех нынешних дел: не все ль неволею
сделапо, и уже за многое благодарение слышится, от чего уже
плод произошел».
Полное Собрание Законов. № 4345.
«Объявляем верным нашим подданным, малороссийским
жителям всякого чина и достоинства, что мы для пользы всего
нашего государства учинили суконные фабрики, на которые
потребно много овечьей шерсти, а так как Малую Россию Бог
благословил, больше других краев нашего государства,
способным воздухом к размножению овец и доброй шерсти, но
малороссияне, не имея искусства в содержании овец, шерсть к
суконному делу негодную (хотя и множество ее имеют) за бесценок
продают: для этого мы в 1722 году в Москве говорили с
гетманом Скоропадским 18; также указом нашим писано из
Мануфактур-коллегии к гетману и генеральному писарю Савичу и
полковнику Полуботку, чтоб в Малороссии господари овец
своих содержали по шленскому обыкновению, и правила, как овец
содержать, к ним посланы; но до сих пор шшакого успеха в том
деле в Малороссии нет, ибо гетман Скоропадский вскоре потом
умер, а Полуботок и Савич как недоброжелатели своему
отечеству и нам (в чем уже и обличились), не хотели видеть в
действии повеления нашего, и утаили его, и никому присланных
правил не объявили; а между тем уже некоторые
великороссийские помещики, также и в слободских полках начали по тем
правилам содержать овец и от того прибыль великую против
прежнего получают, так что продают шерсть по 2 рубля и две
гривны и больше, а по прежнему содержанию овец только по
полтине и 20 алтын за пуд в продажу идет. Мы опять теперь
повелеваем малороссийским жителям овец своих содержать по
правилам и шерсть продавать на наши суконные фабрики, а
мастеров, которые будут каждого наставлять в содержании овец,
велели мы содержать на нашем жаловании».
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 788.

«Полотна делать широкие против европейских государств,
-1кие за великие цены в российское государство ввозятся, для
к'го чт0 во всех европейских государствах делают полотна
широкие и от больших цен имеют многое народное пополнение,
понеже тем широким полотнам великие расходы состоят паче
других товаров; а в российском государстве от негодных узких
полотен, которые самыми малыми за негодностию ценами
продаются, не только прибытков, но и своих издержанных вещей
не получают, и от того в излишние скудости приходят».
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 168.
«Наше российское государство пред многими иными
землями преизобилует, и потребными металлами и минералами
благословенно есть, которые до нынешнего времени без всякого
прилежания исканы; причина этому была, что наши подданные
не разумели рудокопного дела, частию же иждивения и трудов
не хотели к оному приложить».
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 164.
VIII
О КАРЛЕ И ШВЕДАХ
«Брат Карл все мечтает быть Александром, но я не Дарий» 10.
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 116.
«Жалею, что брат мой Карл, пролив много крови
человеческой, льет ныне и собственную свою кровь для одной мечты
быть властелином чужих царств, но когда рассудительно не хо-
Чет владеть своим королевством, то может ли повелевать
другими?.. Но при всем упорстве его, кровь его для меня драгоценна,
и я желал бы мир иметь с живым Карлом. Я, право, не хочу,
Чтоб пуля солдат моих укоротила жизнь его» *.
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 120.
" Перед Полтавской битвой.

48
Петр Великий в его изречениях
«Благодарю Бога, теперь бремя тяжкое с плеч наших
свергнуто! Храбростию войск моих Карловы замысла так разбиты,
что трудно ему будет собирать их в одно место. Бог устрояет по
своему. Карлу хотелось побывать в средине Великой России, но
чаятельно он теперь находится за Днепром у турок» *.
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 118.
«Як миру всегда был склонен, но того неприятель слышать
не хотел. Что Карл XII запутал упрямством, то распутывать
будем умом; а буде и сие ныне не поможет, распутывать будем
силою и оружием, доколе мир решит сам Бог» **.
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 92.
IX
ПЕТР О СОБЫТИЯХ СВОЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ
«Шутили под Кожуховым, а теперь под Азов играть
едем» ***.
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. III. С. 1146.
«Зело жесток сей орех (старинный город Орешек) был, одна-
ко ж, слава Богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело
чудесно дело свое исправила» ****.
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. III. С. 1268.
«Хотя и бывали у дела, однако сие кроме всякого мнения
человеческого учинено, но токмо единому Богу в славу сие чудо
причесть» (о взятии крепости Нотебурга, 1702 г.).
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.Н. С. 91.
* Слова Петра после Полтавской битвы.
** Перед Ништадским миром.
*••'•* О Кожуховском потешном походе и Азовском.
**** По поводу взятия Шлиссельбурга (Орешка; 1702 г.).

w
jj^j^RpjiuKiiii в его изречениях
Ничто иное [не| могу писать, только слава, слава, слана
KorV за исправление нашего штандара, которое дело гак при
Fro помощи легко исправлено» (и;* письма к Федору
Матвеевичу Апраксину о взятии крепости Ипеншанца, 1703 г.).
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т. II. С. 159.
«Где перёд четырьмя годами Господь оскорбил, тут ныне
веселыми победителями учинил, ибо сию преелавную крепость
через лестницы шпагою в три четверти часа получили» ■'.
Соловьев СМ. История России с дрнвпеп-
ших времен... Кн. III. С. 1277.
«С приближающимся Лазарем *'•"" купно в адской ceii горести
живы. Дай Боже воскреснуть с ним, но, пожалуй, не изволь
печалнться » * "'•' ••'.
Голиков И.И. Деяния Петра Великою.
Т. II. С. 202.
«А чтоб нам всего взятого уступить, о том крепко послании
ков обнадежь, что ни по которому образу того не будет, что Гос
подь Бог чему не изволит быть, понеже х\же сею нечему
быть» ****в
Письма и бумаги императора Петра Вели
кого. Т. V. С. 51.
«Поздравляю вашей (Меншикова) милости сим днем, ико
начатком всего нашего добра, и для того лишнюю рюмку выпи-
ли на память дня сего и про ваше здоровье* (по поводу битвы
под Лесным).
Го.шков И. И. Деяния Петра Великот.
Т. V. С. 298.
После взятия Парны, 1704 i.
Ввиду наступающей Лазаревой субботы.
Из письма к Апраксину в 170(>г., после неудачи еак< описи счо.ч
НИКОВ.
Из ПИСЬМО К П. П. Шафнрову, Ведшему !тер»ч*о.чогч,1 со »ч?*еД| ГЦ vt
Посланником. 2~i января 1 707 г.

50 Hemp Великий в его изречениях
«Воины! Вот пришел час, который решит судьбу
отечества. — И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за
Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за
отечество, за православную нашу веру и Церковь. — Не должна
вас также смущать слава неприятеля будто бы непобедимого,
которой ложь вы сами своими победами над ними неоднократно
доказали. Имейте в сражении пред очами вашими правду и
Бога, поборающего по вас! — А о Петре ведайте, что ему жизнь
его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и в славе,
для благосостояния вашего!»
Бутурлин Д. П. Военная история походов
россиян в XVIII столетии. 1821. Т. III. Ч. I.
С. 52*.
«Ныне уже совершенно камень во основание
Санкт-Петербурга положен с помощию Божиею» **.
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. III. С. 1553.
«Я теперь в таком же состоянии, в каком был брат мой Карл
при Полтаве. Я сделал такую же ошибку, как и он; я вошел в
неприятельскую землю, не взяв нужных мер для содержания
моей армии» ***.
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. IV. С. 555.
«Должно всеми силами благодарить Бога, но, надеясь на
мир, не ослабевать в военном деле, дабы не иметь жребия
монархии греческой; надлежит стараться о пользе общей,
являемой Богом нам очевидно внутри и вне, от чего царод получит
облегчение» ****.
Полное Собрание Законов. № 3840.
* Вслед за Н. Л. Юнаковым (Русский инвалид. 1909. № 136) мы
считаем эту версию знаменитого указа наиболее правдободобной.
** После Полтавской битвы письмо к Ф. М. Апраксину.
*** О Прутском походе.
■*-* О Ништадском мире.

11гт»йгликии « его изречениях
51
X
С) ЧУЖЕСТРАНЦАХ
«Могут ли иностранцы написать что-нибудь о древней нашей
истории, когда мы сами еще ничего о ней не издали. Может
быть они только вызывают нас издать что-нибудь лучшее.
Я знаю, что подлинные материалы древней российской истории
рассеяны по разным местам в государстве и лежат в монастырях
V монахов. Давно уже вознамерился я сохранить их от утраты и
доставить искусному историку случай написать истинную
древнюю российскую историю, но по сие время все случались в том
препятствия».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 150.
«Чтоб за своего союзника не вступаться, того не возможно;
ибо хотя б того интерес и требовал, но данное обязательство
надлежит хранить; понеже кто кредит потеряет, тот все
потеряет... Легче можем видеть, что мы от союзников оставлены
будем, нежели мы их оставим; ибо содержание пароля дороже
есть всего».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. X. С. 199.
«Знаю я, — продолжал монарх, — что видимое
преимущество, оказываемое мною чужестранным, не нравится моим
ПоДДанным; но я имею двояких подданных, разумных и
благонравных, кои действительно видят, что я принимаю и ласкаю
чужестранцев для того только, чтобы они охотно у нас
оставались, и дабы от них научиться и подражать их наукам и искус-
СТвУ, и, следовательно, для благосостояния государства и
очевидной пользы моих подданных; имею также безрассудных и
3лЫх, кои намерений моих не постигают и не признавая оных за
1олезные, остаются охотно в прежнем своем невежестве,
презирают всякое добро, вновь им представляющееся, из глупости, и
°хотно бы препятствовали оному, если бы только могли. Сии не
Осуждают, в каком состоянии было у нас все прежде, нежели
°смотрел чужестранные земли и привлек чужестранцев в свое

52
Петр Великий в его изречениях
государство. И сколько бы мало я успел без их помощи во всех
своих предприятиях, имея столь сильных неприятелей» *.
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. V. С. 265—266.
«Будучи (где случится) в пристанях персидских поступать
дружески, не здоря и не чиня бесчинства, и не дая какого
подозрения. Однако ж не полагаясь на их ласку, всегда везде не веря
им, держать доброе опасение; а лучше ближе мушкетной
стрельбы не приезжать и на берег не выходить; разве где совершенная
безопасность, то приезжать до берега и на берег выходить».
Берх В. Собрание писем императора
Петра I... Ч. 3. С. 172—173.
«По мне будь крещен или обрезан — едино, лишь будь
добрый человек и знай дело» **.
Совершенно другое мнение приписывает Петру Великому
Нартов:
«Я хочу видеть у себя лучше магометанской и языческой
веры, нежели жидов. Они — плуты и обманщики. Я искореняю
зло, а не распложаю. Не будет для них в России ни жилища, ни
торговли, сколько о том ни стараются и как ближних ко мне ни
подкупают».
Вернее всего, Нартов выдумал это изречение Петра Великого
в оправдание известного указа Елисаветы.
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 33.
«Разве мы не от одного Творца произведены, и не от одного
праотца происходим? Разве мы одни гневною природою
лишены рассудка и ума? Разве в нас одних вложены сердца грубые и
выродочные, неспособные к образованию и возделанию? Разве
* Примечание Голикова: «Г-н Штелин20 сие слышал от графа Павла
Ивановича Ягужинского».
** Из письма Петра Великого к А. Веселовекому21 в Гос. архиве. Ве-
селовский рекомендовал врача еврея, который соглашался
приехать в Россию только под условием сохранения своего
вероисповедания.

,jrr,p Великий в его изречениях
53
одни исключены от славы мудрости человеческой? Нет! нет!
шение таковое было бы хула на Создателя и крайняя
неблагодарность. Мы имеем такие же руки, глаза и состав тела, какие
имеют и просвещенные народы; следовательно, имеем равные с
ними и душевные способности. Нужен только нам к тому
руководитель и наше на оное согласие; а тогда и возбудятся аки от
сна душевные наши дарования. И самые просвещенные народы
были прежде грубы и незнающи; дети их и ныне рождаются,
равно как и наши, столь же несведущими, и одно только
воспитание различает их от наших детей >>.
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. III. С. 18=-19.
«Французу всегда можно давать больше жалованья; он
весельчак (boil vivant) и все, что получает, проживает здесь.
Немцу также должно давать не менее; ибо он любит хорошо поесть
и попить, и у него мало из заслуженного остается.
Англичанину надобно давать еще более; он любит хорошо жить, хотя бы
должен был и из собственного имения прибавлять к
жалованию. Но голландцам должно давать менее; ибо они едва досыта
наедаются, для того, чтобы собрать больше денег; а итальянцам
еще менее, потому что они обыкновенно бывают умеренны и у
них всегда остаются деньги; да они и не стараются скрывать,
что для того только служат в чужих землях и живут
бережливо, чтобы накопить денег и после спокойно проживать их в раю
своем, в Италии, где в деньгах недостаток»).
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 75 — 76.
«Иезуиты не могут отстать от того, чтоб не вмешаться во все
г°сударственные дела. Я удивляюсь тому, что есть дворы в
Европе, которые не могут, или не хотят этого видеть. При всей
дикости французского и испанского дворов, я не почитаю
политику их очень высокою, потому что они терпят при себе
иезуитов, которые присвоили себе великие владения в европейских
и американских их землях и не однажды умерщвляли
государи, которые были им противны».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 44.

54
Hemp Br.iuh'utt ь* его изречениях
XI
ПРАВЫ
«Господа думают и рассуждают о делах, но слуги те дела
портят, когда их господа слепо следуют внушению слуг».
Мартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом.,. § 128.
«Не должно иметь рабов свидетелями того, когда хозяин ест
и веселится с друзьями. Они — переносчики вестей, болтают
то, чего не бывало».
На ртов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 79.
«Я велел губернаторам собирать монстров (уродов).
Прикажи заготовить шкафы. Если бы я хотел присылать монстров
человеческих не по виду телес, а по уродливым нравам, места
бы у тебя было для них мало. Пускай шатаются они во
всенародной кунсткамере; между людьми они приметны>> (слова
относятся к доктору Арескину-% заведовавшему Кунсткамерой).
НартовА. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 102.
«Место здешнее так весело, что можно честною тюрьмою
назвать, понеже между таких гор сидит, что солнца почитай не
видать» (слова Петра Великого о Карлсбаде).
Соловьев СМ. История России с
древнейших времен... Кн. IV. С. 858.
«Безумие одно оценяет столь дорого сии блестящие безделки
(алмазы); а суетность, спутница безумия, возбуждает желание
украшать себя оными; сие безумие и сия суетность столь
далеко простираются, что ежели бы нашелся алмаз с ручной
жернов, то, кажется мне, что не взирая на его тяжесть, повесили
бы и оный на шею».
Голиков И. It. Деяния Петра Великого.
Т. XV. С. 237.

iЖалею, что домашние обстоятельства принуждают меня
скоро оставить то место, где науки и художества цветут, и
жалею при том, что город* сей рано или поздно от роскоши и
необузданности претерпит великий вред, а от смрада вымрет».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 126.
«Здесь надобны художники, а не фигляры. Я видел в
Париже множество шарлатанов на площадях. Петербург не Париж;
пускай чиновные смотрят дурачества такие неделю, только с
каждого зеваки не больше гривны, а для простого народа
выставить сих бродяг безденежно пред моим садом на лугу; потом
выслать из города вон. К таким праздностям приучать не
должно. У меня и своих фигляров между матросами довольно,
которые по корабельным снастям пляшут и головами вниз
становятся на мачтовом верхнем марсе. Пришельцам, шатунам сорить
деньги без пользы — грех ».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 66.
«Добро перенимать у французов художества и науки; сие
желал бы я видеть у себя, а в прочем Париж воняет».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 39.
«Ведь наши старики по невежеству думают, что без бороды
не внидут в царство небесное, хотя у Бога отверзто оно для всех
честных людей, какого бы закона верующие в Него ни были, с
бородами ли они, или без бород, с париками ли они, или
плешивые, в длинном ли сарафане, или в коротком кафтане».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 18.
* Надлежит попытаться из беснующегося выгонять беса кну-
ТоМ; хвост кнута длиннее хвоста чертовского. Пора
заблуждения искоренять из народа».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 73.
" Эти слова сказаны в 1717 г. при отъезде из Парижа.

56
Петр Великий в его изречениях
«Я постараюсь заставить и наших деревенских попов также
работать, чтоб и они полевою и садовою работою доставали себе
хлеб, пиво и квас, и могли бы жить лучше, нежели как ныне
живут в праздности».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. I. С. 59—60.
«Объявление каким образом асамблеи отправлять надлежит.
Асамблея — слово французское, которого на русском языке
одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать,
вольное, в котором доме, собрание или съезд делается не для
только забавы, но и для дела. Ибо тут может друг друга видеть,
и о всякой нужде переговорить, также слышать что где
делается, при том же и забавы. А каким образом оные асамблеи
отправлять, то определяется ниже сего пунктами, покамест в
обычай войдет.
1) В котором дому имеет асамблея быть, то надлежит
письмом, или иным знаком объявить людям, куды всякому вольно
прийтить, как мужскому полу, так и женскому.
2) Ранее пяти или четырех часов не начинается, а далее
десяти по полудни не продолжается.
3) Хозяин не повинен гостей ни встречать, ни провожать, ни
потчивать, и не только вышеписанное не повинен чинить, но
хотя и дома не случится оного, нет ничего, но токмо повинен
несколько покоев очистить, столы, свечи, питье, употребляемое
в жажду кто попросит, игры на столах употребляемые.
4) Часы не определяются в котором быть, но кто в который
хочет, лишь бы не ранее и не позже положенного времени.
Также тут быть сколько кто хочет, и отъехать волен когда хочет.
5) Во время бытия в асамблее вольно сидеть, ходить, играть
и в том никто другому прешкодить, или унимать, также
церемонии делать вставанием, провожанием и прочим, отнюдь да не
дерзает, под штрафом великого Орла, но только при приезде и
отъезде поклоном почтить должно.
6) Определяется, каким чинам на оные асамблеи ходить, а
именпо, с вышних чинов до обер-офицеров и дворян, также
знатным купцам и начальным мастеровым людям, также и
знатным приказным, тоже разумеется и женскому полу, их
жен и детей.
7) Лакеям или служителям в те апартаменты не входить, но
быть в сенях, или где хозяин определит, также, когда в
«Австерии» и в прочих местах будут балы, или банкет, также не воль-

sjrrnnRvJ4fCUU ч его изречениях
вышеписанным служителям в те апартаменты входить,
кроме вышеозначенных мест».
Библиографические Записки. 1859. С. 270.
XII
ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ
<«Знатное дворянство по годности считать».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. X. С. 113.
«Понеже такожде знатность и достоинство чина какой особы
часто тем умаляются, когда убор и прочий поступок тем не
сходствует, яко же насупротив того многие разоряются, когда
они в убор выше чина своего и имения поступают: того ради
напоминаем мы милостиво, чтоб каждый такой наряд, экипаж
и либерею имел, как чин и характер его требует.
По сему имеют все поступать, и объявленного штрафования
и высшего наказания остерегаться».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. IX. С. 58.
«Не добро есть брать серебро, а дела делать свинцовые» * (из
письма к вице-адмиралу Корнилию Ивановичу Крюйсу).
Берх В. Собрание писем Императора
Петра I... Ч. 1. С. 8.
«Монастырские с деревень доходы употреблять надлежит на
богоугодные дела и в пользу государства, а не для тунеядцев.
Старцу потребно пропитание и одежда, а архиерею — довольное
СоДержание, чтоб сану его было прилично. Наши монахи
зажирели. Врата к небеси — вера, пост и молитва. Я очищу им путь
к Раю хлебом и водою, а не стерлядями и вином. Да не даст па-
с'гырь Богу ответа, что худо за заблудшими овцами смотрел!»
Нартов Л. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 87.
* По поводу беспорядков во флоте.

58
Петр Вея и кии в его изречениях
«Отпиши, Макаров*23, к астраханскому губернатору, чтоб
впредь лишнего ко мне не бредил, а писал бы о деле кратко и
ясно. Знать он забыл, что я многоглаголивых вралей не люблю;
у меня и без того хлопот много; или велю ему писать к князю
Ромодановскому, так он за болтание его проучит».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 53.
«Я почитаю заслугами своими отечеству доставших себе
знатность и уважаю их потомков, каковы например Репнины2'
и им подобные; но тот однако же из потомков знатных родов
заслуживает презрение мое, которого поведение не соответствует
предкам их; и дурак сноснее в моих глазах из низкого роду,
нежели из знатного».
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. IV. С. 127.
«Когда люди про то ведают прежде, то не есть уже чудо» **.
Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре
Великом... Ч. III. С. 39.
«Легче всякое новое дело с Богом начать и окончить, нежели
старое и испорченное дело починивать!..» (доклад А. В.
Макарова о Камер-коллегии с упоминанием о любимой присловице
Петра Великого).
Государственный Архив. Разряд XIX. № 8.
«Колообратной фортуне не надлежит верить, ибо и без
фундамента и неизвестна есть, ибо силен есть Бог паки подобное
прежнему учинить».
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т. III. С. 217.
«Фортуна сквозь нас бежит... блажен, иже имется за власы
ее».
Соловьев С. М. История России с
древнейших времен... Кн. III. С. 1157.
* Кабинет-секретарь императора.
** По поводу солнечного затмения в 1705 году, Петр предписал
Апраксину заранее огласить об этом, чтобы предупредить панику.

1}спЧ1Псликии г> его и.<рсч<ниял 59
«Не добро голову чесать, когда зубы выломаны из гребня* ••
(из письма к Тихону Никитичу Огрешпеву).
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т. И. С. 153.
«Что трудитеся... и то зело доброе дело и надобно, ибо время
яко смерть* (из письма к Андрею Андреевичу Виниусу "').
Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т. I. С. 141.
vЕжели бессчастия бояться, то и счастья не будет» (из
письма к графу Ф. М. Апраксину).
Верх В. Собрание писем Императора
Петра I... Ч. 1. С. 31.
«Неопасение человеку везде вредит».
Голиков II. II. Деяния Петра Великого.
Т. V. С. 175.
«Я не могу нарушать данного моего слова и выдать князя,
предавшегося мне; лучше соглашусь отдать туркам землю,
простирающуюся до Курска. Уступив ее, останется мне надежда
паки оную возвратить, но нарушение слова невозвратно. Мы
ничего собственного не имеем, кроме чести; отступить от оной —
перестать быть царем и не царствовать».
Голиков II. И. Деяния Петра Великого.
Т. X. С. 201.
«Бог простит! Спасибо, что правду говоришь: кто Богу не
грешен, кто бабе не внук?» (слова Неплюеву, опоздавшему на
службу).
Голиков И. II. Деяния Петра Великого.
Т. XV. С. 257.
«За признание — прощение, за утайку — нет помилования.
•^Учше грех явный, нежели тайный».
Нартоа Л. К. Рассказы Плртона о Петре Be
чиком... § 28.
Петр предши/ивл i Стрешневу набрать сопдат па место вымывших,
гак как военная служба требует много жер! и

60
Петр Великий в его изречениях
«Неблагодарный есть человек без совести, ему верить не
должно. Лучше явный враг, нежели подлый льстец и лицемер;
такой безобразит человечество».
Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре
Великом... § 35.
«Не извольте о бывшем несчастии печальны быть (понеже
всегдашняя удача много людей ввела в пагубу), но забывать, а
паче людей ободрять» (совет Петра Великого фельдмаршалу
Шереметеву по поводу неудачи в Курляндии у мызы Мура).
Голиков И. И. Деяния Петра Великого.
Т.Н. С. 126.
источники
1. Штелин Я. Я. Подлинные анекдоты о Петре Великом, слышанные из
уст знаменитых особ в Москве и Петербурге и извлеченные из забвения
Яковом фон Штелиным. Ныне же вновь переведенные с немецкого на
российский язык; с прибавлением многих других на российском языке
не изданных анекдотов. 3-е изд.: В 4 ч. М., 1830.
2. Нартов А К. Рассказы Нартова о Петре Великом / Обработ. и
дополнения А. А. Нартова; ред., вступ. ст. и примеч. Л. Н. Майкова. СПб., 1891.
3. Прокопович Ф. История императора Петра Великого, от рождения его до
Полтавской баталии и взятия в плен остальных шведских войск при Пе-
револочке включительно; сочиненная Феофаном Прокоповичем, после
бывшим архиепископом Великого Новгорода и Великих Лук, изданная с
обретающегося в Кабинетской Архива дел его императорского
величества списка, правленного рукою самого сочинителя. 2-е изд. СПб., 1819.
4. Письма и бумаги императора Петра Великого(: В 7 т.] СПб., 1887—1918.
5. Вебер X. Записки брауишвейгского резидента Вебера о Петре Великом и
об его преобразованиях / Пер. П. П. Барсова // Русский архив. 1872. № 6.
6. Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя
России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам:
[В 15 т.] 2-е изд. М„ 1837—1843.
7. Мышлаевскии А.З. Петр Великий. Военные Законы и Инструкции
(изданные до 1715 г.). СПб.: издание Военно-Ученого Комитета Главного
Штаба, 1894.
8. Соловьев С. М. История России с древнейших времен до наших дней:
В 6 кн. 2-е изд. СПб., 1893—1895.
9. Верх В. Н. Собрание писем императора Петра I к разным лицам с
ответами на оные[: В 4 ч.]. СПб.: Морская типография, 1829—1830.
10. Записки Ив. Ив. Иеплюева. СПб., 1893.
11. Кроткое А. Повседневная запись замечательных событий в русском
флоте. СПб., 1893.
12. Бутурлин Д. П. Военная история походов россиян в XVIII столетии:
В Зч. СПб., 1819—1825. Ч. 1, т. 3. 1821.

^^
Феофан ПРОКОПОВИЧ
Слово на погребение всепресветлейшаго
державнейшаго Петра Великаго,
императора и самодержца всероссийскаго, отца Отечества,
проповеданое в царствующем Санктъпетербурге,
в церкви Святых Первоверховных апостолов Петра и Павла,
святейшаго Правительствующаго Синода вицепрезидентом,
преосвященнейшим Феофаном, архиепископом Псковским
и Нарвским, 1725, марта 8 дне*
Что се есть? До чего мы дожили, россияне? Что видим? Что
делаем? Петра Великаго погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное
ли нам привидение? Ох, как истинная печаль! Ох, как известное
наше злоключение! Виновник бесчисленных благополучии наших
и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию и воздвигший
в толикую силу и славу, или паче, рождший и воспитавший пря-
мый сын Отечествия своего отец, которому по его достоинству доб-
рии российский сынове бессмертну быть желали, но летам же и
состава крепости многолетно еще жить имущаго вси надеялися, —
противно и желанию и чаянию скончал жизнь и — о, лютой нам
язвы! — тогда жизнь скончал, когда во трудах, беспокойствах,
печалях, бедствиях по многим и многообразных смертех жить
нечто начинал. Довольно же видим, сколь прогневали мы Тебе, о
Коже наш! И сколь раздражили долготерпение Твое! О
недостойных и бедных нас! О грехов наших безмерия! Не видяй сего, слеп
есть, видяй же и не исповедуяй, в жестокосердии своем окаменей
^ть. Но что нам умножать жалости и сердоболия, которыя
утонять елико возможно подобает. Как же то и возможно! Понеже
* В издании опечатка: «10 дне».

64
Феофан ПРОКОПОВИЧ
есть ли великия его таланты, действия и дела воспомянем, еще
вящше утратою толикаго добра нашего уязвимся и возрыдаем. Сей
воистину столь печальной траты разве бы летаргом некиим, не-
кшш смертообразным сном забыть нам возможно.
Кого бо мы, и какового, и коликаго лишилися? Се оный твой,
Россие, Сампсон *, каковый да бы в тебе могл явитися, никто в мире
не надеялся, а о явлшемся весь мир удивился. Застал он в тебе
силу слабую и сделал по имени своему каменную, адамантову;
застал воинство в дому вредное, в поле не крепкое, от супостат
ругаемое, и ввел Отечеству полезное, всюду громкое и славное.
Когда Отечество свое защищал, купно и возвращением отъятых
земель дополнил и новых провинций приобретением умножил.
Когда же восстающая на нас разрушал, купно и зломыслящих нам
сломил и сокрушил духи и заградив уста зависти, славная пропо-
ведати о себе всему миру повелел.
Се твой первый, о Россие, Иафет2, неслыханное в тебе от века
дело совершивший, строение и плавание корабельное, новый в
свете флот, но и старым не уступающий, как над чаяние, так вычше
удивления всея селенныя, и отверзе тебе путь во вся концы Земли
и простре силу и славу твою до последний окиана, до предел пол-
зы твоея, до предел, правдою полагаемых, власть же твоея
державы, прежде и на земли зыблющуюся, ныне и на море крепкую
и постоянную сотворил.
Се Моисей3 твой, о Россие! Не суть ли законы его, яко крепкая
забрала правды и яко нерешимая оковы злодеяния! Не суть ли
уставы его ясныя, свет стезям твоим, высокоправительствующий
синклит и под ним главныя и частныя правительство, от него
учрежденный! Не свеила ли суть тебе к познанию пользы и ко
отражению вреда, к безопастию миролюбных и ко обличению
свирепых! Воистину оставил нам сумнение о себе, в чем он лучший и
паче достохвалный, или яко от добрых и простосердечных любим
и лобызаем, или яко от нераскаянных льстецов и злодеев
ненавидим был.
Се твой, Россие, Соломон4, приемший от Господа смысл и
мудрость многу зело. И не довольно ли о сем свидетельствуют
многообразная философская искусства и его действием показанная и
многим подданным влиянная и заведенная различная, прежде нам
и неслыханная учения, хитрости и мастерства; еще же и чины, и
степени, и порядки гражданския, и честныя образы житеискаго
обхождения, и благоприятных обычаев и нравов правила, но и
внешний вид и наличие краснопретвореное, яко же Отчество наше,
и отвнутрь и отвие, несравненно от прежних лет лучшее и весьма
иное видим и удивляемся.

-, в0 на погрепениг... Петра Bf.iuicmn 65
Се ясе тбой, о и Церкве российская, и Давид, и Константин"'.
Цго дело — правительство синодальное, его попечение —
гшшемая и глаголемая наставления. О, колика я ироизвносило сердце
спе воздыхания о невежестве пути спасен наго! Коликия ревности
на суеверия, и лестническия притворы, и раскол, гнездящийся в
нас безумный, враждебный и пагубный! Коликое же в нем и
желание было и искание вящщаго в чине пастырском искусства, пря-
мейшаго в народе богомудрия и изрядпейшаго во всем
исправления!
Но, о многоименитаго мужа! Кратким ли словом объеимем бес-
численныя его славы, а простирать речи не допускает настоящая
печаль и жалость, слезить токмо и стенать понуждающая. Негли
со временем ничто притупится терн сей, сердца наша бодущии, и
тогда пространнее о делах и добродетелях его побеседуем. Хотя и
никогда довольно и по достоинству его возглаголати не можем; а
ныне, кратко воспоминающе и акн бы токмо воскрилий риз его
касающеся, видим, слышателие, видим, беднии мы и
несчастливиц, кто нас оставил и кого мы лишилися.
Не весьма же, россияне, нзпемогаим от печали и жалости, не
весьма бо и оставил нас сей великий монарх и отец наш. Оставил
нас, но не нищих и убогих: безмерное богатство силы и славы его,
которые вышеименованными его делами означилися, при нас есть.
Какову он Россию свою сделал, такова и будет; сделал врагам
страшную, страшная и будет; сделал на весь мир славную,
славная и быть не престанет. Оставил нам духовная, гражданская и
воинская исправления. Ибо оставляя нас разрушением тела
своего, дух свой оставил нам.
Наипаче же в своем в вечная отшествип не оставил нас сирых.
Како бо весьма осиротелых нас наречем, когда державное его
наследие видим, прямаго по нем помощника в жизни его и по-
добонравного владетеля по смерти его, тебе, милостивейшая и
самодержавнейшая государыня наша, великая героиня, и
монархиня, и матерь всероссийская! Мир весь свидетель есть, что
женская плоть не мешает тебе быть подобной Петру Великому. Вла-
Детелское благоразумие и матернее благоутробие, и природою тебе
°т бога данное, кому неизвестно! А когда обое то утвердилося в
тебе и совершилося, не просто сожитием толикаго монарха, но и
сообществом мудрости, и трудов, и разнолпчных бедствий его, в
Которых чрез многая лета, аки злато в горниле искушенную, за
Малое судил он иметь ложа своего сообщницу, но и короны, и
державы, и престола своего наследницу сотворил. Как нам не
надеется, что сделанная от него утвердишь, недоделанная совершишь
И все в добром состоянии удержишь. Токмо, о душе мужествен-

66
Феофан ПРОКОПОВИЧ
ная, потщися одолеть нестерпимую сию болезнь твою, аще и усу-
губилася она в тебе отъятпем любезнейшей дщери и, аки
жестокая рапа, новым уязвлением без меры разъярилася. И якова ты
от всех видима была в присутствии подвизающагося Петра, во всех
его трудах и бедствиях неотступная бывши сообщница, понудися
такова же быти и в прегорьком сем лишении.
Вы же, благороднейшее сословие, всякаго чина и сана сыне
российский, верностию и повиновением утешайте государыню и
матерь вашу, утешайте и самих себе, несумненным познанием
Петрова духа в монархине вашей видяще, яко не весь Петр
отошел от нас. Прочее припадем все Господеви нашему, тако
посетившему нас, да яко Бог щедрот и отец всякия утехи ея величеству
самодержавнейшей государыни нашей и ея дражайшей крови —
дщерям, внукам, племянницам и всей высокой фамилии отрет сия
неутолимыя слезы и усладит сердечную горесть благостынным
своим призрением и всех нас милостивые да утешит. Но, о Россие,
видя кто и каковый тебе оставил, виждь и какову оставил тебе.
Аминь.

€^
Феофан ПРОКОПОВИЧ
Слово на похвалу блаженныя
и вечнодостойныя памяти Петра Великаго,
императора и самодержца всероссийскаго, и прочая,
и прочая, в день тезоименитства его проповеданное
в царствующем Санктъпетербурге, в церкви Живоначалныя
Троицы, святейшаго Правигельсгвующаго Синода
вицепрезидентом, преосвященнейшим Феофаном,
архиепископом Псковским и Нарвским
Се день, о сыново российский, прежде нам великую материю
радости подававший, ныне же непрепающую скорбь и печаль
вящше возбуждающий, день тезоименитства Петра Великого!
Прежде в сей день торжествовала Россиа, благодаря смотрению
Божию за дарованного себе монарха, перпаго толикия славы в
Царех российских, первому апостолу тезоименнаго и не всуе имя
сие имевшаго, твердаго в вере, крепкаго в деле и как на
утверждение Отечества, так и на сокрушение супостат наших каменю
подобного. Ныне же день сей, тоежде блаженство наше нам
воспоминая, но уже от нас взятое, всех обще сердце наше, доселе от
горести не услажденная, еще и паче огорчевает. По что на
Пользу веема побеждатися болезнию, когда так не возвратим,
Чего мы лишилися! Не лучше ли то нам сделать, что и Богу, и
Петру нашему должны мы: то есть предложить на среду слав
нЬ1я таланты, дела же и действия Петрова. Всем, что сих
воспоминание покажет, коликая нам сделалася трата, и тако великая
73 Нас возбудит стенания. Обаче, о слышателие, каковаго нас
чудный муж ceii исполнял духа, то есть крепкаго, мужественного и
в Христианской философии искусного, таковым духом и сие
последнее иослужение наше совершить ему долженствуем.
Скором и сетуем, но не яко окамененпии; плачимся и рыдаим, но не
**Ко отчаяннии; тужим о горести сердца, но не яко немии и

68
фрофа н И РОКОПОВП Ч
чувств лишившийся. Многая одолжают нас, да не умолчим
богоданных дарований, которыми нас обогатил изобильно, а весь
довольно сущий сей отец наш Петр воистину Великий. Требует
того от нас превысокое не по власти токмо, но и по силе,
достоинство его; требует раболепное и сыновнее благодарствие наше;
требует и наипаче явленное нам чрез него великое благодеяние
Божие. Петрова бо дела предлагая, предложим дела Божия,
которая по всей вселеннеи проповедуемая; аще мы умолчим, то
якоже отъятием делателя недостойни их являемся, тако и
молчанием неблагодарни Богу явимся.
Того ради, исполняя по силе сие наше должеиство и
приступая к некоему Петровой славы повествованию (к некоему,
глаголю, повествованию, неравному и недовольному, которому разве
великия книги могут быть довольныя), молю и прошу
христолюбив ваше не о чем обычно просят слышателей проповедники,
то есть да нестужително слышать изволите, но что напомянуло-
ся прежде, — да мужественное, и любомудрое, и Петрову сердцу
подобное возъимеете великодушие и терпение, еже бы
слышащим толикая благия, которых совершитель оставил нас, в конец
душею не ослабеть.
Тебе, во-первых, и наипаче касается наше сие прошение, дер-
жавнейшая монархиня наша, сильная сильнаго наследница. По-
тщися одолети нестерпимую болезнь твою известным всем в
женской плоти твоей мужеством, подержи терпеливне
вонзенный в сердце твое терн сей и оружие, душу твою проходящее.
Аще бо и прежде, сопутствуя Петру в великих и трудных
походах его и всякия страхи мужественне презирая, едиными его
самого бедствиями ты еокрушалася, — то кто исповесть
нынешнюю твою горесть, Петра отъятием вшедшую в тебе. Того ради,
при слышании Петровых дел, славою оных услаждай сердце
твое и толикое лишение крайним великодушием понеси. Аз же
надеюся, что повествованием сим не токмо возбудимся к
благодарению Божией милости, много нам в Петре нашем благодеяв-
шей, и Петру, много милостию Божией действовавшему, но и в
настоящей скорби нашей получим отраду и утешение.
Не тако бо нас, о российский сынове, не тако оставил нас отец
наш, аки бы все свое с собою унес, но оставленным оставил нам
неисчетная богатства своя и различная дарования: ово во учении
и образе, ово же и в содеянных делах, великих и бесчисленных.
Трудность только предлежит, како бы оная обнять и
предоставить словом, а еще кратким и малоискусным. Вижду бо
пространный облак сил и дел добродетелных, и что первее, что
потом, что послежде сказать, но и что воспомянуть, что же за

У
краткость времене и оставить, недоумеваю. Посмотрим на двой-
ственную дожность и дело, первое, яко просто царя, второе, яко
царя христианского, и каков и колик во обоих сих Петр пока-
зался, нечто, аще и несовершенно, сказать довольно будет. Чин
>ке и порядок слова сего приимем от премудрого Иисуса Сирахо-
ва \ который, похваляя Давида царя, первее воспоминает труды
его человеческия, Отечество пользовавшия, потом же дела
богословская, благоверию и Церкви пособившая.
Посмотрим же и мы первее на труды монарха нашего аки бы
просто человеческия, хотя и не много в человецех подобная
обретаются и кия от пользы Отечеству нашему богоданному
достоянию своему, сотворил. А к сему великому делу нужда есть
монарху, аще имя свое не вотще носит, нужда есть аки две некие
не телесные, но умные руки — силу, глаголю, воинскую и разум
политический: едино из них к защищению, а другое к доброму
управлению государства. И непристойно еще руками сия нари-
цаю, понеже невозможно и двема руками двоих дел купно, а еще
расстоящих и разноличных делать; лучше так сказать, что
таковому человеку нужда есть быть сугубым человеком: был бы он и
в деле воинском искусный и храбрый, и в деле правителском
искусный и прилежный. Много ли же таковых государей в
историях обрящем? А Петр наш есть, и будет в последния веки тако-
выя то история, и чудная воистинну и веру превосходящая.
Хощеши ли видеть его силу воинскую? С природы охотный к
оружию и жаркий к огню военному, во отроческом возрасте как
играл и в чем забавлялся? Водить и строить полки, созидать
крепости и тыяжды доставать, и оборонять, и полевым боем сра-
жатся — то его забавы и потехи, то его младенческая играния.
И что веема пречудно, когда не пора еще было быть ему
учеником воинским, он уже аки старый того учитель, прежднее
неправильное воинство, яко слабое к защищению, но токмо к
разорению Отечества склонное узнав, презирать и отставлять, а
новую регул у вводить потщался. И если бы таковый отрок у
Римлян оных древних, языческим суеверием ослепленных,
явился, вси бы воистинну веровали, что он от Марса2 рожден
ес"1'ь. Скоро же тогда малыя и недополныя земныя походы
показа лися ему. Увиденный по случаю или паче по смотрению Бо-
5кию ботик оный, древо тогда презренное, ныне же нреславное,
т°ликую розжегло в пространном сем сердце охоту к навигации,
Чт° успокоитися не могло, донележе не достигло совергаеннаго
^Днаго беспокойства. Кто же не удивится, как скоро и коль
высоко от отроческих оных забав выскочил! В потешных войнах,
а,*и бы в прямых и великих обучнвея, возрадовася, аки исполин

70
Феофан ПРОКОПОВИЧ
тещи путь, и позван от европских потентатов в конфидерацню
на турка, не дожидаяся начинания их, устремився на лютаго
онаго супостата Христова и отъятием крепких его щитов — Ке-
зикермена, где силою и повелением, и Азова, где л идем и
действием, присутствовал. Много отъял у него высокоумнаго духа и
показанным на море Черном флотом, до толь неслыханным, в
страх и в сумнение привел его. И тако не Отечества токмо свое
го, но всего христианства защитник показался.
И туды он весь дух свой простирал. Крепкое его намерение
было попрать и умертвить дракона магометова или поне изгнать
его из рая восточнаго. И небезнадежное того чаяние было, аще
бы ты, о добрая Европа, отстала нрава и обычая своего, то есть
несогласия и рвения, и аще бы друг другу в общем всех бедствии
не завидел, но споспешествовал.
Но Бог дивный в судбах своих благоволив в Петре явити силу
и славу российскую и мир весь удивити, пресечением тогда тур-
ской войны не отъял у него, но пременил благословение свое.
Преставшей бо от Юга, востала буря от Севера, война
Шведская воспланулася. О, и имя страшное! Шведская война! Где в
свете ни услышано, что Русь с шведами в войну вступили,
согласно говорено, что России конец пришел. И как не так было
прорицать? Шведская сила всей Европе была страшная, а рос
сийская едва не коею силою нарицатися могла. Что же сдела-
лося? Оное многих о крайнем падении российском пророчество
весьма ложное показалося. Но мало то. Ложное было бы оное
пророчество, хотя бы мы, сразившеся с неприятелем, равным
счастием и несчастием разошлися. Но то сделалося, о чем не
токмо никто прорицать, но чего никто и надеятися не мог. Ибо
кроме того, что не сильное, и не обыкшее к войне, и еще
букваря, тако рещи оружейнаго учитися начинающее воинство
вступило в брань с сильными, и давно искусными, и везде единым
звуком оружия свего страх и трепет носящими, еще так
неравный случаи и обстоятелства и поведения обоих сторон явилися,
что неприятелю мощно было наше уже своим нарицать, а нам не
отчаяватися нашего трудно было. Не в одну сторону
принуждены были делать экспедиции, не на одном, но на многих местах
вступать в действия, в Ингрии, Карелии, в Эстонии, в Ливонии,
в Курляндии, в Литве, в Польше, потом же и в Белой, и в Малой
России, еще потом и в Молдавии (ибо война и турская от
шведской зажженная, шведским огнем и громом наречися может),
еще тогда лее и в Померании, и Голтптишш, и в Финляндии, и
прочиих странах. Помыслит же некто, что и противной стороне
многие оные места проходить нужда была, и тако нам и им рав-

f<l0tiu на похвалу... Петра Великого 71
ные труды, равные и бедства, --- но весьма слеп тот, кто не вп-
цел, как то были равные: таковое то было равенство, что откуду
противным получены многие корысти, оттуду нам с дела лися
убытки. Посмотри на Саксонию, где оным явное и
действительное приятельство, тамо нам или еумнителная дружба, или
известная вражда и противность. Посмотри на Польшу, и у кого
получили они прибежище и защиту, от того мы терпели сильное
ностание. Посмотри на Порту Оттоманскую, в таковом же и в
так бедственном походов многоместии, каковыя действия были?
Еденоличныя ли, каковыя прежде России случалися? Все иное:
миоговидныя и разнообразный были подвиги и баталии не с
одним народом и не одних воинских регул улотребляющым, не
толко же на земле, но и на море. Еще же и доставать противных
и самих себе оборонять в крепостех; их доставать в крепостех
твердых, себе оборонять в некрепких и слабых. Так много
видеть было трудностей, что в оной войне многие были войны.
И как вкратце представить возможно вся бедствия? Воспомя-
нешь некая, и кажется, что хотя много да только всего того, и се
яко тучи находят другия. Каковое бо се и коликое, — чего
только я не проронил! Противный монарх в скором времени смирил
и сломил двоих наших союзников и одного из них тихо сидеть
понудил, а другаго с престола низринул: убыло же ему
противности, а нам помощи. Но и то еще да судит кто невеликим. Что
же когда и внутренния российския силы начали терзатися! Бунт
донский, бунт астраханский, измена Мазепина3 — не внутреннее
ли се терзание? Не самой ли утробы болезни? И тако до того
пришло было, что во оной войне непросто уже не крепкая, но
больная сущи Россиа со Швециею, паче преждняго воссилевгаею,
воевала. Каковаго же, — рассудите, слышателие, — каковаго и
коликаго государя оное столь лютое время требовало? Много-
очитаго воистину и многорукаго, или паче многосоставнаго, и
на многия места и дела разделять себе могущего. Тот же, и то, и
т^ков был Петр наш! Петр — сила наша, которою и по смерти
его мужествуем! Петр — слава наша, которою до скончания
Мира Российский род хвалитися не престанет! Недоставало ли
ему бодрости, трудолюбия, терпения, который столь многия,
даяния, безгодныя походы поднял? Недоставало ли ему мужества
11 храбрости, который сам и в земных, и в морских баталиах, и в
приступах, и атаках городовых присутствовал? Недоставало ли
°^У высокаго разума, котораго и чужие глубокосовестные муд-
^°вания, и внутренняя измениическия коварства не заплели и
!*е уловили? Но вся оноя и от вне, и от внутрь воставшия бури
тротил, рассыпал и прогнал Петр. И тогда победил, когда само-

72
Фтфан flPOhOUOBIl 4
му ему побеждену быть многие иадсялися. И так намощными и
изнемогшими победил сильных, как мало и снлыши немощных
побеждают. II шлюся я на всех не нашего Отечества, но коей-пи
будь нации Fie по страстем судящих мужей, не ^свидетельству
ют ли, яко истинному, моему сему изречению, что с таким
славным и страшным (какий наш был) сопротивнпком вступить в
войну, разве во многих уже, со многими народами войнах, было
бы нечто небезнадежно. А Петр, кроме похода Азовскаго, по-
детски игралищных войнах своих, будто он уже и с спартанами,
и с африканами, и с македонами доволно навоевался, втуиил в
сию миогобедную и ужасную войну и на толикую высоту славы
востекл, до которой и после многих военных искусств не многие
добираются. И что же дивно, что он всему миру дивен стал, что и
по далечайшим иноземным странам, куды прежде имя россий
ское слухом не доходило, славятся дела его! Но мне еще всемир
наго удивления болшее судится быть силе, что и главный его
бывший сонротивник со временем силе и мужеству его удивился
и от котораго толикия принял язвы, уже того любить начал и,
всех прочих презрев, с ним единым не токмо примириться, но и
в союз дружеский совокупиться возжелал. Таковаго воистину
свидетелства силнейшего в свете никогда не бывало. И слава лп
только толикому воспоследствовала мужеству? И то великое
приобретение, великая прибыль славы; ибо таковая слава не
токмо народом честь приносит, но и, противников сокрушая
страхом, лучшее подает бесиечалие. По Петровы труды многия,
и кроме славы породили плоды слад кия и нам, и нашим союзнп
кам: земель наших отнятых возвращение, новых завоеванных
присовокупление, твоего, полский Август \ престола восставле
ние, твое, корона Датская, охранение, наше паки славное благо
получие, водеоенный, честный и корыстный мир, мир милую
щаго Бога всещедрый дар и обоих народов веселие. Наконец, до
толикой славы купно и пользы возрасло российское оружие, что
и далечайшыя народы протекции и защищения у нас требуют:
прибегает о том бедная Иверия, просила и просит корона Пер
сидская, горские же и мидские варвары, единым оржия нашего
зрением устрашены, одни покорилися, другие разбежалися.
Видевшие тако, слыптателие, каков Петр наш был в деле
воинском, что надлежит к заступлению и разш прению
государства, посморим еще, каков и в политическом или гражданском
деле был, которую силу должен всяк государь иметь к
управлению и исправлению своего Отечества, а здесь тот час нечто
чудное и дикое нам является. Не скоро таковаго обрящем, который
бы и к воинским, и к гражданским делам годный и охотный

r,l(UW ни noxtui.ty. Ihmpu Hciufcosn 7^
5Ь1л: иные весьма военные от политических помыслы, иные
советы, иные и, почитай, противные искусства; пнаго сие, инаго
0ное сердца, нрава и охоты требует, и едва не тако обоим сим в
едином человеке трудно быть, как бы буре и тишине быть в одно
кремя и на одном месте. Собственно же то певмсстимо,
по-видимому, быть имело в Петре нашем. И еетль ли бы кто, не ведая,
сколь пространный ко всему дух его был, рассуждал только
состав тела его, судил бы о нем, что к единому делу воинскому
родился он: таковый его возраст, таковое зрение, таковое
движение. А то вместилося в нем и сие и опое, и действовало
превосходно и необычно, и еще в юношеской плоти мужеския намерения
восириял. Велик бо сей монарх, пересекшийся по взятии Азова
войне турской, получив мирный покой, праздно быть и без дел в
грех себе поставил. Похитили сердце его чужие страны,
разными учения тт искусства словущие. Там ему не побывать возмни-
лося равне, аки бы и отнюдь не быть в мире сем; не видеть и не
научаться действ математических, искусств физических,
правил политических и нзвестнейтипя к тому гражданский, воин-
ския и карабелныя архитектуры, - тех и прочих учений не
перенять и аки дрожайших товаров не вывесть в Россию, равне
аки бы и не жить судплогя ему. Жалостно было отлучитися
Отечества и дому, матери своей благоутробнсншей и любезнейшей
фамилии отлучился. Тяжело было поднять на тело юношеское
неснокойства и безгодия, еще же и бедствия дорожиыя —
поднял. Трудно было перебыть завистная препятствия, ово тайная
и лестная, ово же и явная, — перебыл. Так охотно избегал от
Отечества ради Отечества, как бы другий уходил из плена и
неволи; так к трудам спешил, как бы кто к царствованию; и так
весело в деле карабельном и прочиих выше упомянутых
учениях трудился, как весело никто не седпт и на брачном пировании:
Даже получил чего желал, даже иный от себе, даже сам от себе
лучший возвратился.
Что же, сам ли только лучший стал? Сам ли себе только добр
И совершенен показался? Вемы воистину дух мужа сего, что
единоличное свое и собственное добро, есть ли бы не сообщил всему
Отечеству своему, никогда бы в добро себе не поставил. Прямая
т° была глава российская, не превосходством точию власти, но и
Г;имым делом. Яко же бо глава сделанныя в себе духи
живительная по всем членам и суставам роздает, тако и сей монарх,
наполнен был разными исправлении, наполнять теми же и вся
1{Ины Отечества своего прилежно потщялся. И мало ли тщанием
<ионм сделал? Что не видим цветущее, а прежде всего нам и не-
НрДомое, — не все ли чо его заводы? Ксть ли на самое малейшее

74
Феофан ПРОКОПОВИЧ
нечто, - честное лее и ыуждное, посмотрим, на чиннейшее,
глаголю, о деяние, и в дружестве обхождение, на трапезы и пирова-
пия и прочия благоприятныя обычаи, — не исповемы ли, что и
сего Петр нас научил? И чем мы прежде хвалилися, того ныне
стыдимся. Что же рещи о арифметике, геометрии и прочих
математических искусствах, которых ныне дети российский с
охотою учатся, с радостию навыкают и полученныя показуют с
похвалою! Тыя прежде были ли? Не ведаю, во всем государстве
был ли хотя один цирк лик, а протчаго орудия и имен не
слыхано; а есть ли бы где некое явилося арифметическое или
геометрическое действие, то тогда волшебством нарицано. Что о
архитектуре речем, каковое было и каковое ныне видим строение?
было таковое, которое насилу крайней нужде служило, насилу
от воздушной противности, от дождя, ветра и мраза охранять
могло, а нынешнее сверх всякаго изряднейшаго угодия
красотою и велелепием светлеется. Что еще и о воинской и о
корабельной архитектуре? Того у нас прежде и живописцы правильно
изобразить не умели. Но тако, по единому дела Петровы
исчисляя, никогда конца не дойдем. Лучшее все двумя силами
огласить, которых себе от государей своих всякий народ требует: сия
же суть народная польза и беспечалие.
Хочем ли видеть пользу? Смотрим на правителства, Берг-
Коллегию, Камор-Коллегию, Коммерц-Коллегию, Манифактур-
Коллегию и Магистрат главный. Смотрим на многая заведенная
от него, ово для пресечения убытков, ово и для приискания
прибылей способы: па заводы минеральныя, дома монетныя,
врачевския аптеки, холстяныя, шелковыя и суконныя маии-
фактуры, на предивиыя бумажныя мелницы, на разных судов
купеческих строения и иная многая у нас прежде небывалыя
мастерства, и для удобпейшаго с места на место сообщения
корыстей сведенныя перекопами реки и прокопанныя каналы, то
есть реки новы я илодоносныя.
Хочем ли познать разныя и многовидныя беепечалия и
охранения нашего виды? Смотрим на правителство юстиции, — сие
страхом меча праведнаго от внутренних обид, напастей и прочих
злодейств защищает нас; на коллегию вотчинную, — сия
всякого собстьеиныя оберегает пределы; а понеже внутренний за
грехи наши умножился вред, домашнее неириятелство, разбой, —
есть и па него собственное гонителное воинство. Л от внешняго
страха, ог супостатскаго нападения ограждая Отечество свое,
что оставил и чего к тому надлежащего не сделал многоочитый
Петр? Адмиралтейским и воинским правителством устроил на
мори и на земле аки защиты и адамантова забрала. И какие к

., u}() nit похвалу... llrmpa Веянного 75
тоМУ пособия приложил? Оныя иоходныя, та ко рещи, фортецы
крепкая и страшныя, и не токмо к обороне, но и к настунател-
ной войне угодныя; флот, глаголю, воинский, толь сильный и
равный; оные безопасныя от морской свирепости и свирепей-
цгих моря неприятелей гавани или пристанища; оныя непрес-
тлнно множащаяся артиллерии; оныя новая по рубежам регу-
чярныя крепости. И что еще? Крепости, штурмом взятыя, того
пади самого, что сам оныя не победимою силою сокрушить и
достать мог, вменив некрепкий, ты я же без сравнения крепчай-
шыя поделал. Сие наипаче место, неславное прежде и в свете
незнаемое, а ныне иреславным сем царствующим Петроиолем и
столь крепкими на реке, на земле и на море фортецами
утвержденное купно и украшенное, — кто по достоинству похвалить
может? Не видим ли здесь и пользу и защиту российскую? Се и
врата ко всякому приобретению, се и замок всякия вреды
отражающий: врата на море, когда оно везет к нам полезныя и по-
требныя; замок томужде морю, когда бы оно привозило на нас
страхи и бедствия. Вся же та как пользованию нашему, так и
охранению изобретенная, введенная, сделанная, дабы и
правильно, и крепко содержаться могли. И о том неусыпное было
Петрово попечение: что ни обретается в уставах и законах
исправнейших в Европе государств, к исправлению Отечества
нашего угодное, все то выбирать и собирать тщался и сам к тому
многое от себя придал и дополнил регламенты и многия
скрижали законный сочинил. И дабы от судей и управителей небрегомо
то или развращаемо не было, желая себе всевидящий человечес-
кия очи иметь, уставил чин прокуроров, то есть правды
сберегателей. И дабы всякое злодейство, яко в зелии ехидна, сокрытпся
не могло, чин фискальства определил и одолжил оное не токмо
траты государственного интереса, но и персоналные подданных
своих обиды усматривать и объявлять, таковых наипаче бедных
человек, которые суда и управы искать или ради худости своей
не могут, пли ради силы обидящих не смеют. Все же то утвердил
и заключил высоким правителством сенатским. Сенат — дейст-
йителная рука монаршая; ирочия, яко весла и парусы, а
Сенат — кормило. Се видим бесчисленная приобретения и пользы,
с'е благонадежныя защиты наша. И все ли то видим, все ли сло-
йг>м заключить можем, чем нас изобильно ублажил и благопо-
лУчньтх и славных сотворил Петр Великий! Удпвлятся токмо
возможно, а выговорить весьма неудобно.
Да еще дивная и дивных и чудная в чудных показал, так что
д°вольно и удивляться не можем. Ибо есть ли бы едиными воин-
rjKiiMn токмо делами или едиными токмо исправлениями поли-

76
Феофан ЛРОКОЛОВИЧ
тическими так пользовал Россию, и то было бы дивно. Было бы
дивно, есть ли бы одно один, а другой другий государь сделал:
как римляне первых своих двоих царей, Ромула0 и Нумун, по-
хваляют, что он войною, а сей миром укрепил Отечество; или
как в священной истории Давид оружием, а Соломон политикою
блаженство Израилю сотворил. А у нас и се и другое да еще в
бесчисленных pi различных обстоятельствах совершил един
Петр. Нам и Ромул, и Пума, и Давид, и Соломон — един Петр.
Се не мы только говорим, говорят со удивлением все
иностранные народы; как то в прошлом 1722 году великий посол
польский именем государя своего и всея республики, в привет-
ствии своем пред фроном и лицем императорскаго величества
публично исповедал.
И сие о воинских и гражданских делах, хотя не равная
словом предложения, показуют довольно, каков и коликий государь
был дивный наш Петр. Но когда речь есть о государстве
христианском, невозможно не вопросить, каков он был и в делах, к
другому оному вечному и бесконечному житию надлежащих,
ибо хотя непосредственное звание сие есть чина пастырскаго,
однако ж высочайшее сего смотрение положил Бог на
предержащих власть. И яко не должны цари воинствовати, разве или за
нужду, или за охоту свою, а да бы порядочно действовало, —
смотреть должны, и яко упражнятся купечеством не царское
дело, а да бы обманства в куплях не было, — наблюдать дело
царское есть. И тожде разуметь о учениях философских, и о
разных мастерствах, и о земледелии, и о всей прочей экономии.
Тако хотя проповедию слова утверждать благочестие на царях
не лежит долг, однако ж долг их есть, и великий, о том печися,
да бы и было, и прямое было учение христианское, и Церкви
христовой правление. Много о сем учит нас Священное Писание,
наипаче же царские истории, где в повествовании жития царей
иных за доброе Церкви управление похваляет, а других за
нерадение или развращение правоверия обличает. И по таковаго цар-
скаго долженства исполнению Константин Великий7 нарицает-
ся у Евсевия Кесарийскаго превосходительие «епископ».
Петр же наш присно памятный остался ли и в сей славе от
лучших израильских и христианских владетелей? Мнится, что
пельзя и некогда ему было иметь попечение о Церкви, когда
весь занят был походами, и действии военными, и строением
флота и крепостей, и иными бесчисленными делами. Но яко во
всем прочем, тако и в сем дивна го его показал Бог: во всем
отъятом ему чрез многоделия времени нашел он время печися и

.'/
промышлять и о исправлении церковном. И коликое о том было
в нем желание, некиими прикладами дел его покажем.
Ведал он, какова темность и слепота лжебратии нашея
рассольников. Бесприкладное воистинну безумие, веема же
душевное и пагубное! А коликое беднаго народа множество от оных
лжеучителей прельщаемо погибает! И по отеческому своему
сердоболию не оставил ни единаго способа, чем бы тьму оную
прогнать и помраченных просветить: велел писать увещевания, и
проповедями наставлять, и обещанием милости, и некиим
утеснением, то есть десными и шуими от заблуждения отводить, и
на мирный разговор призывать. И не бесплодное попечение его
явилося: многия тысячи обращенных на письме имеем, а упря-
мии и жестоковыииии горшаго себе осуждения, яко безответнии
ожидают.
Ведал он, коликое зло суеверие, которое, когда далече от Бога
отводит, мнится к Богу приводит и душепагубное наносит без-
ипасство; в прочиих бо грехах ведает себе человек грешна быти,
/I в суеверии мнится службу приносити Богу и, тако погибая,
мыслит о себе, что спасается, и, завязавши очи себе, беспечално
приближается к стремине адской. Сие ведая и рассуждая, Петр
возбуждал, аки от сна, чин пастырский, да бы суетная предания
исторгали, в обрядах вещественных силе спасигелной не быть
показывали, боготворить иконы запрещали и учили бы народ
духом и истиною поклопятися Богу и хранением заповедей
угождати ему.
Ведал он, каковый вред происходит от лицемерия. Лицемеры
бо, святыню себе притворяюще, прямые суть безбожники и то-
чию чрево свое имеют в Бога, простый же народ к своему
скверно прибыточеству уловляюще, непрестанными вымыслами
помрачают свет евангелский и люди от любви Божия и ближняго
отводят, — небо купно и земле, Церкви и Отечества злейшия
враги. И от сея сладкия отравы всяким образом подданных
своих оберегать тщался: притворныя чудеса, сновидения, беснова-
иия искоренял; лестцов колтунами, железами, и рубищами, и
лукавым смирением, и воздержанием к виду святости,
позлащающих себе, познавать учил и ловить и истязовать приказывал.
И так треклятаго сего фарисейства ненавидел, что нротивное
т°му простосердечие, аки бы всего прочаго лучшее (как и
воистину есть), в крайней любви содержал. И вечной памяти имеем
^Ь1 наставление его. Бывшей бо в Синоде конференции о
кандидатах на архиерейскпя степени, сие премудрейшее изрек слово:
* Понеже, — рече, - трудно у нас изыскать к таковому делу со-
Fif'PmoHHo угоднаго, тот, который явится не лукав, не коварен,

78
Феофан ПPOHOIIOBИЧ
не лицемер, но простосердечный, тот буди нам и угодный и
достойный». И воистину слово силное: ибо простосердечный
христианин духом божиим водим есть и потому и без многокнижнаго
учения к своему и к братнему исправлению умудрится.
Ведал же еще Петр, и с великою горестию сердца своего
видел, коликое в народе российском умножилося было бессовес-
тие — от исповедания грехов и от причастия вечери Господней
веема удалятся. О, крайняго бедствия! Удаляться от того, что
едино есть нам жизни вечныя виновное! Сие едино услаждаем
нас печалях грехопадения нашего, сие поддержит нас, да не во
отчаяние впадем, сие от громов гнева и суда Божия покрывает
нас. Что же и о сем устроил Петр, всем известно.
А всего того, о чем помянулося, к пособию что мог знать, или
от слуха и совета, пли от своего рассуждения, ни чего не
упустил. И сюды надлежат повеленные им заводы школ, сочинения
книжиц богословских, древних учителей и историков церкон
пых переводы и перевода Священнаго Писания исправления;
сюды смотрили и старинныя артикулы монашеские возобнов-
ленныя, и правила священства и всего церковнаго клира, и, да
бы в семени и корени начиналось добро, поданое отроком веры
прямой и заповедей Божиих учение. И дабы все то происходило,
возрастало и утверждалося, уставлен духовный правителствую
щий Синод.
И се, о слышателие, в Петре нашем, в котором мы иервее
видели великаго богатыря, потом же мудри го владетеля, видим
уже и апостола. Таковаго его царя, и царя христианскаго, пока
зал Бог!
Но о, благоутробнейптаго отца и бодрейшаго монарха нашего!
Устроив нам и утвердив вся блага, к временной и вечной жизни
полезная и нуждная, ведая же, что все то на нем, яко на главном
основании стоит, помышляя же всегда, чего многие вовсе забы
вают, что хотя и но составу тела и по силе державнаго достоин-
сва своего крепок и тверд есть, однакож по перстному естеству *
нетление в первом прародителе погубившему, смертен есть чело
век, ~ возимел прилежное попечение, как бы все от него
устроенное не токмо при нем, но и по нем цело пребывало, и его бы
самого долговремением превзошло, и, тако утвердишеся, неру
шимо происходило бы во многие века. И се то прямое царское и
отеческое попечение. И не тако пекущийся, которые то только
наблюдают, да бы добро было в Отечестве при животе их, весьма
не радея, что будет по смерти их, не токмо не царски и не ore
чески, но ниже экономски делают и подобны суть путникам,
шалаши или хижины строящим, который да бы целы были и п<»

,лЦ0вО НИ ППХви 7// .. Ilcmptl LU.lUhOSn
79
отшествии их, нет им и помысла. Что же Петр Великий к долго-
рремеиию усроенных нам благ наших примыслил? Примыслил
ц сделал то, на чем ныне видим и вся наша и нас самых
утверждаемых. Положил другое себе подобное основание, подал нам
другаго себе, высокодержавную наследницу, всепресветлейшую
августу нашу Екатерину4. Ея благонрпше долголетным
сожительством искусив, ея любомудрие и ье шкодушие в веселых и
печальных, в счастливых и бедственных случаях довольне
познав, яко же прежде судил быть достойную ложа своего, тако
потом и достойную престола своего показал и не просто для
чести, как в иных государствах делается, диадемою империи своея
венчал ее, но дабы по нем и на малое время не был празден
престол его, и смерть бы его не нанесла смущения, и крови, и многих
в народе смертей, как прежде бывало, но и умершу ему, аки бы
живу сущу, мир и тишина и дел его крепкое состояние
пребывало. И такое свое о коронации супруги своея намерение, в
прошлом 1722 году, готовяся в поход Персидский, объявил нам. Как
то и осталося по намерению wo и по желанию его деется иеизреч-
вым к нам милосердием Бога нашего, яко в Петре благословпв-
шаго нас, тако и в Екатерине благославящаго. И тако Петр,
оставляя нас, не токмо оставил нам неиечетная богатства своя, что уже
довольно показали мы, по, и оставляя нас, не оставил нас.
Сия же вся от нас предложенная прочиим, издалече его ви-
девшым или только слышавшим, паче меры удивителна
покажутся, а нам всем, которые изблизка знали его во всем дейет-
пующа и пекущася, обхождением же и беседами услаждалпея,
мню, яко сие о нем слово наше не токмо не дивное, но и не
довольное и скудное является. Весте бо, каковая живость памяти,
острота ума, сила рассуждения была: как ему не мешало безчис-
ленное прежних случаев множество, что когда не деялось, к
Делу настоящему воспомянуть; как скоро и чисто и довольно на
трудный предложения и вопросы ответствовал; как яспыя и по-
лезныя на темныя и сомнительныя даклады подавал резолюцию.
И понеже в мире сем коварном много утайкою и лестию деется,
ые токмо между чуждыми себе, но и между своими и
домашними, — весте, како он тайно строимая постигал догадами, и что
быть хочет и куды выдет аки бы пророчески доходил и опасст-
йом своим благо временно предварял, и како, где опдабало,
знание свое покрывал, что политичискии учителя диссимуляцию
придают и в первых царствования полагают регулах. Дивно
Сякому было легко рассуждающему, где он и от кого тако
умудри был, понеже ни в какой школе, ни в какой академии не
Учился. Но академии были ему грады и страны, республики и

80
Феофан ПРОКОПОВИЧ
монархии и дома царские, в которых гостем бывал; учители
были ему, хотя и сами про то не ведали, и к нему приходящие
послы, и гости, и его, его угощяющии, потентаты и управители.
Где ни быть, г кем ни побеседовать случилося ему, то едино
смотрел, не разойтися без некий пользы, без никоего учения.
Много же языков, в исторических и учительских книгах частым
чтением упражнялся. И от таковых то учении происходило, что
разговоры его о коем-либо деле изобилные, хотя не
многоречивые, были, суждения тонкыя, и доводы сильныя, и между тем
повести, притчи, подобия с услаждением купно и удивлением
всех присутствующих. Но и в разговорах богословских и других
слышать и сам не молчать не токмо, как прочий обыкли, не
стыдился, но и с охотою тщался, и многих в сумнительстве совести
наставлял, от суеверия отводил, к познанию истины приводил,
что не токмо с честными делал, но и с простыми и худыми,
наипаче же когда случилося с раскольниками. И готовое ему па то,
аки всеоружие, было: изученные от священных писаний
догматы, наипаче Павловы послания, которыя твердо себе в памяти
закрепил. И таковыя Петровы дарования нам, добре ведущим и
из близкого и частого сообщеетвования видевшим, не дивно, но
разве недостаточная есть, яко же иомяиулося, вся вышеречен-
ная повесть о воинских, гражданских и церковных делах и
попечениях его.
Коликому убо риторству и красноречию быти подобает,
которое столь многая и столь честныя силы, добродетели, деяния и
дела по достоянию бы их украсить и возвеличить возмогло? И по
единому из оных всякое требует к похвалению своему сильнаго
витийскаго искусства. Наше же сие слово, которым хотя не вся,
однако ж многия Петровы величия предлагать силимся, како
оныя украсить могут, которых скорым и простым исчислением,
и то не все именуя обстоятельства, с трудностию перебежать воз-
могает? Но к чему здесь утвари и цветы риторские? Толикая
добродетель не требует внешних украшений, сама собою честна
и красна, сама себе преузорочная доброта в лице
благообразнейшем. А есть ли бы и отвне убор некий потребен был, и того не в
наших скудных сокровищах искать, но давно уже уготован есть
всемирныя славы богатством. Слава всемирная есть достойная
Петрова проповедница. То ему к вечному имени своему доволно,
что в иноземных всех странах с великими похвалами возносим
есть и без удивления не вспоминается. Где не скажут, что доселе
Россиа толикаго государя не имела? Где не засвидетелствуют.
что от него перваго и единого тако славный везде и великоиме-
иитый показался народ российский? Но и собственные того име-

^;Н)6о на похвалу... Петри Великого
81
ем свидетелства в печатных в Липске латинских ведомостях, где
цзвествуют о кончине Петра нашего, нарицают его бессмертия
достойнейшим. Вышла же недавно книжица о житии его,
образом разговора. И тамо, в начале, показует автор, что Петр нре-
взошел Ксеркса °, Александра Великаго ,п, Юлия Цезаря п. И
некто от политических французских писателей Петра российскаго
не мало выше кладет от своего государя славного онаго Великаго
Людовика 12. И тожде слово согласием своим утверждает другий,
который о неудобности нашего с римлянами соединения пишет.
И как не так! Все бо оные и прочий монархи застали во Отечестве
своем всякая учения и мастерства, воинство доброе и искусных
военачалников и градоначалников. Петр же все тое делать и
вновь заводить принужден был, купно же теми и действовать и
совершить толикая возмог. Но то еще похвалы хотя от
иноземных человек, да приватных и единоличных, которых и без числа
собрать бы можно, а се тож де и всенародными голосами проио-
ведуеся. Что сказал о славе его великий посол польский, уже
прежде у нас помянулося. Воспомяните же и что говорил
персидский посол, который между иными похвалами славу дел его,
всюду проходящую, уподобил солнцу, мир весь озаряющему.
Р1 когда прошением нашим убедили мы его принять звание
Великаго и императора (каков и прежде был и от всех нарицался),
везде сие похвалено и утверждено. Что же и по смерти его от
разных дворов и сожалетельных к ея величеству посланиях
написано и какими похвалами от всех монархов наш возвеличен,
сие предлагать не достанет времени.
Возлетел же ты на самый верх славы, великоименитый муже!
Ни для чего нам печися о похвалах, о прославлении твоем. Не
имел ли ты нужды завидеть кому, как другие другим завидели
величающаго стихотворца, и память хранящих статуй, и тропе-
°в! Дивная дела твоя суть твоя тропеи. Россиа вся есть статуя
твоя, изрядным мастерством от тебе переделанная, что и в твоей
эмблеме неложно изобразуется; мир же весь есть и стихотворец,
и проповедник славы твоея. И когда всемирныя о тебе песни и
проповеди умолкнут? Ибо есть ли славятся, кто и где первый
иымыслил фалангу, то есть образ некий собствеииаго строя и
Действия воинскаго, и кто таковое изобрел оружие или выдумал
стратегему, и кто сего или онаго града создатель, — о тебе,
который (генерально сказать) весьма вся нам подал, и не город, но
rck> Россию, каковая уже есть, сделал и создал, когда и где
^Молкнут многовещанныя повести?
Имеем ли еще, о россиане, и высшее, ибо высочайшее о Петре
}1ашем свидетелство. Довольно о нем засвидстелствовал Бог, сей

82
Феофан ПРОКОПОВИЧ
свидетел на небеси вереи, который чудесным смотрением во
многих бедствиях сохранял его, во оных трудных крепостей ат-
таках, во флотовых на мори сражениях, на баталии под Лесным,
где изнемог и, оледенев, принужден был почить на неизвестном
месте, не ведая стана своего; на баталии Полтавской, где так да-
лече смерть от него была, как далече шляпа от головы, Пруто-
вой акции, то есть в самых смерти челюстях. Свидетелствовал о
нем Бог, когда покрыл его от предстоящих и соседящих ему
неоднократно изменников, от связавшихся на живот его сковни-
ков, от возъярившихся бунтовщиков. Всего же дивнейшее было
Божие к нему призрение, еще отрока его суща и к толикой славе
немеряемаго, от бесноватой стрельцов лютости сохранившее
тогда, когда оные звери царских служителей и сродников не из
дому токмо, но и из рук его на убиение похищали. О, времено
ужаснаго! Далече ли было злодейство оное от самаго крайняго
дерзновения?
Засвпдетелствовал же, наконец, Бог о нем и в блаженной
кончине его, сильно действующею благодатию своею присутевовал
и даровав ему толикое благочестия чюветво, прямое покаяние,
живую и твердую веру, что аки бы ощущаемая была десница
Всевыпшяго. Чудное было видение и дивный позор, слезящих
многих, кто присутствовал, при надходящей коннине его,
понудил слезить и от умиления. Ибо когда от духовных
укрепляющих его воспоминание снасителиой нам смерти сына Болсия
услышал, аки бы забыв нестерпимое свое внутреннее терзание,
веселым лицем, аще и осохшим языком, не однократно
воскликнул: «Сие, — рече, — едино утоляет жажду мою, сие едино
услаждает мене», — перенося ум свой от вещественнаго,
которым уста промачивал, пития, до духовной оной и спасителной
нрохлады. Утверждаемый паки в вере, очи и руки, елико мог,
поднимая в гору, «верую, — рече, — Господи, и уповаю. Верую,
Господи, помоги моему неверию». Когда же и речь весьма
оскудела, и тогда на частыя предложения о суете мира сего, о
милосердии Божий и о вечном на небеси царствовании, и воставать, и
руку в гору подымать, и крестное знамение изображать
силился, и к радости лице устроевал, и весьма в болезни
торжествовал, яко несумнителный вечных благ наследник. Сия же все
действовал многострадалнын монарх чрез все время смертнаго
подвига своего, который до пятинадесяти часов продолжался.
И хотя в шестый еще день страдания своего, по исповеди грехов
своих, тела и крови Господней причастился, но и в подвиге
оном, вопрошен, аще паки желает вечери Христовой, поднятою
рукою желание свое показав, паки сподоблен есть.

, и:0 ни nn.xHuitf... Петри Ванного 83
Толикая же, о ельипатолие, Болшя благостыни, к отцу
нашему и в жизнии н кончине его явленная, показуют, что он и
всемирных оных похвал себе не требует. Похвалы его суть наши
похвалы; он же небесной со Христом славы достиг, все земная ни
во что не ставит, и нам хвалить и славить его понуждающимся,
мнится, сими или сим подобными отсутствует словесы.
Как плакатися мне, тпк и прославлять мене, сынове мои,
мало есть на потребу. Избег я многомятежнаго и миогобеднаго
жилища, ащс, но мнению вашему, и вельми счаетливаго, и сие
не плача, по радости достойно есть. Получил я неувядаемый
венец от весщедраго человеколюбца, милостиваго мене за кровь
сына своего, в наследие свое нриемшаго, и сие всякия земныя
ваши славы без сравнения превосходит и к тому непотребный
показует. И аще кая польза в приобретенной мною на земли
славе есть, — ваша есть. И аще оную целу сохранить желаете,
сохраните дела моя, не забудите наставления моего, наипаче же
нелицемерною любовшо и верностию послужите любезнейшей
наследнице моей, поданной от Бога чрез мене самодержице, и
тоежде имейте усердие ко всей крови моей дражайшей. Прочее,
тако живите на земли, да нелишитеся небесной жизни; тако те-
цыте на подвизе житейском, да всеблаженнаго места сего
достигнете.
Положим убо слова конец, положим купно pi слез умерение.
Яко славословить его по достоянию неудобно, тако и плакатися
о отъятии его довольно не можем, аще бы и дана была главе
нашей вода и очима нашима источник слез, чего желал плачевный
пророк. Но хотя, похваляя Петра, и не достигнем словом славы
?го, однако ж от сыновняго долженства нечто выплатим. А без
меры сетуя и рыдая, сделаем и обиду добродетели его, и на славу
<Ч'о не мало погрешим, ибо тако покажем, будто лишением его
всех благ лишилися мы, как плакатися подобает по умершем
великих надежд отроке, с которым все на него чаянная умирают.
Петр же наш, премногая благая совершив нам и самих нас
лучших нам сотворив, хотя и слезить нас понуждает отшествием
^йоим, но и радоватися повелевает бесчисленными и с ним не
Умершими благодеянии своими.
Благодушествуй же и ты, державнейшая государыня наша,
Матерь всероссийская, всего благодушия, всего любомудрия тво-
его употреби, еще бы утолить и победить тебе скорбь толикую!
Молит тебя о сем Отечество, да не умножиши печали общей, но
ико же владением веселиши, тако и отрадою твоею всех обрадуе-
^н. Ищет сего и просит у тебя кровь, и племя, и сродство твое,
!lf:^ высокая фамилиа, да не от них возимееши вину утешения, и

84
Феофан ПРОКОПОВ И Ч
их цвету увядать не попустиши. Требует сего от тебя Петр, да не
ослабелою рукою держиши скипетр его, и как содеянная им
утвердить, так и подобная делать возможеши. Но тожде и сам Бог
повелевает тебе, да не жалостная сия тьма помрачит в тебе
милость его. Отвержеся утегаитися душа твоя, помяни Бога и воз-
веселлся. Он тебе дивными судьбами избрал, Петру сочетал и на
толикую высоту возвел, он и утвердит, и безбедну сотворит тебе.
Уповай на Его, на Него же Единаго уповал Петр. И который
сохранил Петра во всех путях его, сохранит и тебе. О, буди,
Господи, милость твоя па нас, яко же уповахом на Тя! Сей глас присно
к Тебе возносил Петр наш, сей и мы от глубины сердец воздвиза-
ем. И не престани миловать помазанницу Твою, нашу
самодержицу, и горесть ея на сладость претвори!..
^^s>

€:^^
M. В. ЛОМОНОСОВ
Слово похвальное блаженныя памяти государю
императору Петру Великому,
говоренное апреля 26 дня 1755 года
Священнейшее помазание и венчание на Всероссийское
государство всемилостивейший самодержицы нашея празднуя',
слушатели, подобное видим к Ней и к общему Отечеству Божие
снисхождение, каковому в ея рождении и в получении отечески-
го достояния чудимся. Дивно ея рождение предзнаменованием
царства; преславно на престол восшествие покровенным свыше
мужеством; благоговейный радости исполнено приятие отече-
скаго венца с чудными победами от руки Господни. Хотя бы еще
кому сомнительно было, от Бога ли на земле обладатели
поставляются или из случаю державы достигают, однако единым
рождением великия государыни нашел увериться о том должно,
видя, что она уже тогда избрана была владычествовать над
нами. Не астрологический сомннтсльиыя гадания, от
положения планет произведенный, ниже другия по течению натуры бы-
вающия перемены и явления, но ясные признаки Божия
Провидения послужат сему в доказательство. Преславная над
неприятелями Петровыми иод Полтавою победа с рождением
сея великия дщери его в един год приключилась и въезжающаго
в Москву с торжеством победителя приходящая в мир встретила
Елнсавета-. Не перстом ли здесь указующим является
Промысл? Не слышим ли мысленным ухом вещающаго гласа?
Видите, видите исполнение обетованнаго вам предзнаменованиями
благоденства. Петр торжествовал, победив внешних
неприятелей и своих искоренив изменников; Елнсавета для подобных
родилась триумфов. Петр, возвратив законному государю корону3,
в отеческий град шествовал; Елнсавета в общество человеческое
Вступила для возвращения себе потом отеческой короны. Петр,

86
М. В. ЛОМОНОСОВ
сохранив Россию от расхищения, вместо мрачнаго страха
принес безопасную и пресветлую радость; Елисавета увидела свет,
дабы пролить на нас сияние отрады, избавив от мрака печалей.
Петр вел за собою многочисленных пленников, не меньше
великодушием, нежели мужеством побежденных; Елисавета от
утробы разрешилась, дабы после пленить сердца подданных
человеколюбием, кротостию, щедротою. Сколь чудныя Божия судьбы
видим, слушатели: с рождением победу, с облегчением
родительницы — избавление Отечества, с обыкновенными при рождении
обрядами — чрезвычайное торжественное вшествие, с пеленны-
ми — победительныя лавры и с первым младенческим гласом —
всерадостные плески и восклицания! Не всеми ли сими
рожденной тогда Елисавете предвозвещены отеческия добродетели,
предвозвещено отеческое царство?
В доступлении онаго сколь много Всемогущий Промысл
споспешествовал ея геройству, о том радостныя воспоминания во
веки не умолкнут, ибо Его силою и духом подвигшесъ, героиня
наша всероссийскому государству, достодолжной его славе,
великим делам и намерениям Петровым, внутреннему сердец
наших удовольствию и общему блаженству знатной части света
принесла спасение и обновление. Велико дело есть избавление
единаго человека, то сколь несравненно больше спасение целаго
народа! В тебе, дражайшее Отечество, в тебе видим сего
довольные примеры. Междоусобными предков наших враждами,
неправдами, граблениями и братоубийствами раздраженный Бог
поработил тебя некогда чужому языку и на пораженное
глубокими язвами твое тело наложил тяжкия вериги! Потом, стенанием
твоим и воплем преклоненный, послал тебе храбрых государей,
освободителей от порабощения и томления, которые, соединив
твои раздробленные члены, возвратили тебе и умножили
прежнюю силу, величество и славу. Не меньшаго падения избавила
российский народ предводимая Богом на отеческий престол
Великая Елисавета, но болъшаго удивления достойным образом.
Внутренния болезни бывают бедственнее наружных; так и в
недрах государства воспитанная опасность вредительнее
внешних нападений. Удобнее наружныя язвы исцеляются, нежели
внутренния повреждения. Но, сличив исцеление России от
поражения, варварским оружием извне нанесеннаго, с удивительным
скрывающагося внутри вреда врачеванием Елисаветиною рукою
произведенным, противное находим. Тогда д,ля исцеления ран
наружных обагрены были поля и реки не меньше российскою,
нежели агарянскою кровию '. В благословенные дни наши
великодушная Елисавета вкоренившийся вред внутри России без

Слом* похвальное... императору Петру Великому
87
всех наших томлений истребила в краткое время и болезнующее
Отечество яко бы единым, божественною силою исполненным
словом исцелила, сказав: «Восстани и ходи, восстани и ходи,
Россия. Оттряси свои сомнения и страхи и, радости и надежды
исполненна, красуйся, ликуй, возвышайся».
Таковыя изображения в мыслях представляет нам,
слушатели, воспоминание тогдашней радости! Но оныя усугубляются,
когда помыслим, что мы не токмо от утеснения, но и от
презрения тогда освободились. Что прежде избавления нашего народа
о нас рассуждали? Не отзываются ли еще их речи в памяти
нашей? Россияне, россияне, Петра Великаго забыли! За его труды
и заслуги не воздают должнаго благодарения, не возводят дщерь
его на престол отеческий. Она оставлена — не помогают; Она
отринута — не возвращают; она пренебрегаема — не отмщают. О,
коль велик стыд и посмеяние! Но несравненная героиня
восшествием своим отняла поношение от сынов российских и перед
всем светом оправдала, что не нашего усердия не доставало, но
сносило ея великодушие; не наша ревность оскудевала, но она
не хотела пролития крови; не нашему малодушию оное
приписывать должно, но Божескому Промыслу, которой благоволил
показать тем Свою власть, ея мужество и нашу радость
усугубить. Таковыя благодеяния устроил на Всевышний вступлением
на отеческий престол Великия Елисаветы! Что ж нынешний
праздник? Верх и венец преждеречениых. Венчал Господь ея
чудное рождение, венчал преславное восшествие, венчал бес-
прикладныя добродетели, венчал благодатию, ободрил
благонадежною радостию и благословил громкими победами, победами
восшествию ея подобными, ибо, как внутренние враги
побеждены без пролития крови, так и внешние с малым уроном
преодолены были.
Облачается монархиня наша в порфиру, помазуется на
царство, венчается, приемлет Скипетр и Державу. Радуются
россияне и плесками, и восклицаниями воздух наполняют; ужасаются
супостаты и бледнеют, уклоняются, дают хребет российскому
войску, укрываются за реки, за горы, за болота, но везде
утесняет их сильная рука венчанныя Елисаветы: от единаго ея
великодушия ослабу получают. Сколь ясныя предзнаменования
благословеннаго ея владения во всем вышереченном видим и
вожделенному сбытию их с радостию чудимся! По примеру
великаго своего родителя дает государям короны, успокоевает
Мирным оружием Европу, утверждает российское наследство;
Истекает злато и сребро из недр земных к ея и к общему
удовольствию, избавляются подданные от тягостей; земля не обагряется

88
М. В. ЛОМОНОСОВ
российскою кровию ни внутри, ни вне государства; умножается
народ, и доходы прирастают; возвышаются великолепныя
здания; исправляются суды; насаждаются науки среди
государства — повсюду возлюбленная тишина и монархине нашей
подобное время господствует.
Итак, когда несравненная государыня наша
предзнаменованное в рождении, полученное мужеством, утвержденное
победоносным венчанием и украшенное преславными делами
отеческое царство возвысила, то по справедливости всех дел и похвал
его истинная наследница \ Следовательно, похваляя Петра,
похвалим Елисавету.
Давно долженствовали науки представить славу его ясными
изображениями; давно желали в нарочном торжественном
собрании превознести несравненныя дела своего основателя. Но
ведая, сколь великое искусство требуется к сложению слова, их
достойнаго, поныне умолчали, ибо о сем герое должно
предлагать, чего о других еще не слыхано. Нет в делах ему равнаго, нет
равных примеров в красноречии, которым бы мысль, последуя,
могла безопасно пуститься в толикую глубину их множества и
величества. Однако, наконец, рассудилось лучше в
красноречии, нежели в благодарности, показать недостаток, лучше с
произносимыми от усердной простоты разговорами соединить
искренностию украшенное слово, нежели молчать между толи-
кими празднественными восклицаниями, наипаче, когда
Всевышний Господь всех торжеств наших красоту усугубил, послав
во младом государе Великом князе Павле Петровиче всевожде-
ленный залог, снося к нам Божествениыя милость, которую в
продолжении Петрова племени почитаемfi. Итак, оставив
боязливое сомнение и уступив ревностной смелости место, сколько
есть духа и голоса должно употребить или паче истощить на
похвалу нашего героя. Сие предпринимая, откуда начну мое
слово? От телесных ли его дарований? От крепости ли сил? Но оные
явствуют в преодолении трудов тяжких, трудов неиссчетных и в
разрушении ужасных препятствий. От геройскаго ли виду и
возраста, с величественною красотою соединеннаго? Но кроме
многих, которые начертанное в памяти его изображение живо
представляют, удостоверяют разныя государства и города,
которые, славою его движимы, во сретение стекались и делам его
соответствующему и великим монархам приличному взору
чудились. От бодрости ли духа приму начало? Но доказывает его
неусыпное бдение, без котораго не возможно было произвести
дел столь многих и великих. Того ради не посредствен!го
приступаю к их предложению, ведая, что удобнее принять начало, не-

Cjqho похвальное... императору Петру Великому
89
жели конца достигнуть, и что великий сей муж ни от кого луч-
хне похвален быть не может, кроме того, кто подробно и верно
груды его исчислит, есть ли бы только исчислить возможно
было.
Итак, сколько сила, сколько краткость определенная
времени позволит, важнейшия токмо дела его упомянем, потом
преодоленный в них сильныя препятствия, наконец, его
добродетели, в таковых предприятиях споспешествовавшия.
К великим своим намерениям премудрый монарх
предусмотрел за необходимо нужное дело, чтобы всякаго рода знания
распространить в Отечестве и людей, искусных в высоких науках,
также художников и ремеслеников размножить, о чем его
отеческое попечение хотя прежде сего мною предложено, однако
ежели оное описать обстоятельно, то целое мое слово еще к тому
не достанет, ибо, не однократно облетая наподобие орла быстро-
пярящаго европейския государства, отчисти повелением,
отчасти важным своим примером побудил великое множество своих
подданных оставить на время Отечество и искусством
увериться, коль великая происходит польза человеку и целому
государству от любопытнаго путешествия по чужим краям. Тогда
отворились широкий врата великия России, тогда через границы и
пристани, на подобие прилива и отлива, в пространном океане
бывающаго, то выезжающие для приобретения знаний в разных
науках и художествах сыны российские, то приходящие с
разными искусствами, с книгами, с инструментами иностранные
безпрестанным текли движением. Тогда математическому и
физическому учению, прежде в чародейство и волхвование
вмененному, уже одеянному порфирою, увенчанному лаврами и
на монаршеском престоле посажденному, благоговейное
почитание в освященной Петровой особе приносилось. Таковым
сиянием величества окруженный науки и художества всякаго рода
какую принесли нам пользу, доказывает избыточествующее
изобилие многоразличных наших удовольствий, которых
прежде великаго России просветителя предки наши не токмо
лишались, но о многих и понятия не имели. Сколь многия нужныя
ьещи, которыя прежде из дальных земель с трудом и за
великую цену в Россию приходили, ныне внутри государства
производятся и не токмо нас довольствуют, но избытком своим и дру-
гия земли снабдевают. Похвалялись некогда окрестные соседи
Наши, что Россия, государство великое, государство сильное, ни
йоеннаго дела, ни купечестве без их сномоществоваиия
надлежащим образом производить не может, не имея в недрах своих
Jie токмо драгих металлов для монетнаго тиснения, но и нуле-

90
М. В. ЛОМОНОСОВ
нейшаго железа к приуготовлению оружия, с чем бы стать
против неприятеля. Изчезло сие нарекание от просвещения
Петрова: отвороты внутренности гор сильною и трудолюбивою его
рукою. Проливаются из них металлы и не токмо внутрь Отечества
обильно распростираются, но и обратным образом, яко бы
заемные, внешним народом отдаются. Обращает мужественное
российское воинство против неприятеля оружие, приуготованное
из гор российских российскими руками.
О сем для защищения Отечества, для безопасности
подданных и для беспрепятственнаго произведения внутри государства
важных предприятий, о сем нужном учреждении порядочнаго
войска сколь великое имел великий монарх попечение, сколь
стремительное рвение, сколь рачительное всех способов, всех
путей изыскание, тому всему когда надивиться довольно не
можем, возможем ли изобразить оное словом? Родитель премудра-
го нашего героя, блаженныя памяти великий государь царь
Алексей Михайлович7 между многими преславными делами
положил начало регулярнаго войска, котораго спомоществовани-
ем сколько на войне имел успеху, свидетельствуют счастливые
его походы в Польшу и приобретенныя обратно к России
провинции. Но все его о военном деле попечение с жизнию
пресеклось. Возвратились старинные беспорядки, и российское
воинство больше в многолюдстве, нежели в искусстве показать могло
свою силу, которая сколько потом ослабела, явствует из бывших
тогда против турок и татар бесполезных военных предприятий,
а более всего из необузданных и пагубных стрелецких
возмущений, от неимения порядочной расправы и разположения произ-
шедших. В таковых обстоятельствах кто мог помыслить, что бы
двенатцати лет отрок, отлученный от правления государством и
только под премудрым покровительством чадолюбивыя своея
родительницы от злобы защищаемый, между беспрестанными
страхами, между копьями, между мечами, на его родственников
и доброжелателей и на него самого обнаженными, начал
учреждать новое регулярное войско, котораго могущество в скором
после времени почувствовали неприятели, почувствовали и
вострепетали, и которому ныне вся вселенная по справедливости
удивляется. Кто мог помыслить, что бы от детской, как
казалось, игры столь важное, столь великое могло возрасти дело?
Иные, видя несколько молодых людей, со младым государем
обращающих разным образом легкое оружие, рассуждали, что сие
одна ему только была забава, и потому сии новонабранные люди
потешными назывались. Некоторые, имея большую
прозорливость и приметив на юношеском лице цветущую геройскую бод-

Слово похвальное... императору Петру Великому
91
рость, из очей сияющее остроумие и в движениях сановитую
поворотливость, размышляли, сколь храбраго героя, сколь вели-
каго монарха могла уже тогда ожидать Россия! Но набрать
многие и великие полки, пехотные и конные, удовольствовать всех
одеждою, жалованьем, оружием и протчнм военным снарядом,
обучить новому артикулу, завести по правилам артиллерию,
полевую и осадную, к чему немалое знание геометрии, механики и
химии требуется, и паче всего иметь во всем искусных
начальников казалось, по справедливости, невозможное дело, ибо во
всех сих потребностях знатный недостаток и лишение
государевой власти отняли последнюю к тому надежду и малейшую
вероятность. Однако что потом последовало? Паче общенароднаго
чаяния, противу невероятия оставивших надежду и свыше пре-
пинательных происков и явительнаго роптания самой зависти
загремели внезапно новые полки Петровы и в верных россиянах
радостную надежду, в противных страх, в обоих удивление
возбудили. Невозможное учинилось возможно чрезвычайным
рачением, а паче всего неслыханным примером. Взирая некогда
Сенат римский на Траяна Цесаря8, стоящаго пред консулом для
принятия от него консульскаго достоинства, возгласил: «Тем ты
более, тем ты величественнее!» Какия восклицания, какия
плески Петру Великому быть долженствовали для его бесприкладна-
го снисхождения? Видели, видели отцы наши венчаннаго своего
государя не в числе кандидатов римскаго консульства, но меж
рядовыми солдатами, не власти над Римом требующаго, но
подданных своих мановения наблюдающаго. О, вы, места
прекрасны, места благополучны, который столь чудным зрением
насладились! О, как вы удивлялись дружественному неприятельству
полков единаго государя, начальствующаго и подчиненнаго, по-
иелевающаго и иовннующагося. О, как вы удивлялись осаде, за-
Щищению и взятию домашних новых крепостей не для настоя-
Щия корысти, но ради будущий славы, не для усмирения
сопротпвных, но ради ободрения единоплеменных учиненному.
Мы ныне, озираясь на оныя минувшия лета, представляем, сколь
великою любовию, сколь горячею ревностшо к государю
воспалялось начинающееся войско, видя его в своем сообществе, за
однем столом, туюже приемлющаго пищу, видя лице его,
пылью и потом покрытое, видя, что от них ничем не разнится,
кроме того, в обучении и в трудах всех прилежнее, всех
превосходнее. Таковым чрезвычайным примером премудрый государь,
происходя по чинам с подданными, доказал, что монархи ничем
1'ак величества, славы и высоты своего достоинства прирастить
Не могут, как подобным сему снисхождением. Таковым поощре-

92
М. В. ЛОМОНОСОВ
нием укрепилось российское воинство, и в дватцатилетную
войну с короною Шведскою!* и потом, в другие походы, наполнило
громом оружия и победоносными звуками концы вселенныя.
Правда, что первое под Нарвою сражение было неудачливо 10, но
противных преимущество и российскаго воинства уступление к
их прославлению и к нашему уничижению больше от зависти и
гордости увеличены, нежели каковы были самою вещию, ибо,
хотя российское войско было по большей части двулетное
против стараго и к сражениям приобыкшаго, хотя несогласие
учинилось между нашими полководцами и злохитрый переметчик
открыл неприятелю все обстоятельства нашего стана и хотя
Карл вторыйнадесять скоропостижным нашествием не дал
времени россиянам построиться, однако они и по отступлении
отняли у неприятеля смелость продолжать бой и докончить
победу, так что оставшаяся в целости Российская лейб-гвардия и
немало протчаго войска за тем только напасть на неприятеля не
отважились, что не имели главных предводителей, которых он,
призвав для мирнаго договора, удержал как своих пленников.
Того ради гвардия и прочее войско с оружием, с военною
казною, распустив знамена и ударив в барабаны, в Россию
возвратились. Что сия неудача больше для показанных несчастливых
обстоятельств, нежели для неискусства войск российских
приключилась и что Петрово новое войско уже в младенчестве
своем могло побеждать привыкшие полки противных, доказали в
следующее лето и потом многия одержанныя над ними преслав-
ныя победы.
Я к вам обращаю мое слово, ныне мирные соседи, когда вы
сии похвалы военных дел нашего героя, когда вы превозноси-
мыя мною победы российскаго воинства над вами услышите, не
в поношение, но больше в честь вашу припишите, ибо стоять
долгое время против сильнаго российскаго народа, стоять
против Петра Великаго, против мужа, посланнаго от Бога на
удивление вселенной, и, наконец, быть от него побежденным — есть
славнее, нежели победить слабые полки под худым
предводительством. Почитайте по справедливости истинною своею
славою храбрость героя вашего Карла и по согласию всего света
утверждайте, что едва бы кто возмог устоять пред лицем его
гнева, когда бы чудною Божескою судьбою не был в Отечестве
нашем против его воздвигнут Петр Великий. Его храбрые и
введенным регулярством устроенные полки воспоследовавшими в
скором времени победами доказали, сколь горяча их ревность,
каково в военном деле искусство, приобретенное от нремудраго
наставления и примера. Оставляя многочисленныя победы, ко-

C-iatw похвальное... императору Петру Великому 93
I
I горыя российское воинство сражениями числить приобыкло, не
упоминая великаго множества взятых городов и твердых
крепостей, имеем довольное свидетельство в двух главных победах,
под Лесным и иод Полтавою. Где более удивил Господь своею
нас милостью? Где явственнее открылось, сколь сильные имело
успехи в заведении новага войска благословенное начинание и
1 ревностное рачение Петрово? Что сего чуднее, что невероятнее
| могло воспоследовать? Войско, к регулярству давно приобык-
i шее, из областей неприятельских дерзостию к бою славных при-
веденное, под предводительством начальников, в воинском
упражнении все время положивших, войско, всякими
снарядами преизобильно снабденное, уклоняется от сражения с новыми
российскими полками, числом много меньшими. Но оне, не дая
сопротивным отдохновения, быстрым течением постигли,
сразились, победили, и главный их предводитель с малыми
остатками едва пленения избыл, что бы принести своему государю
плачевный вести, которыми хотя он сильно возмутился, однако
мужественным и стремительным духом бодрствуя, еще
поощрялся против России, еще не мог увериться, чтобы малолетнее
войско Петрово могло устоять против его возмужавшей силы,
! наступающей под его самого предводительством и, надеясь на
i дерзостныя обнадеживания бессовестнаго России изменника, не
усомнелся вступить в украинские пределы нашего Отечества.
Обращал высокомерными размышлениями Россию и весь Север
чаял уже быть под ногою своею. Но Бог в награждение трудов
неусыпных воздал Петру совершенною победою над сим презри-
телем его рачений, которой противу своего чаяния не токмо
очевидным был свидетелем не вероятных героя нашего в военном
деле успехов, но и бегством своим не мог избегнуть
мечтающейся в мыслях стройной храбрости российской.
Столь знатными победами прославив с собою великий монарх
fco всем свете свое воинство, наконец, доказал, что он сие больше
Для нашей безопасности учредить старался, ибо не токмо
узаконил, чтобы оное никогда не распускать, ниже во время безмя-
тежнаго мира, как то при бывших прежде государях не редко к
Немалому упадку могущества и славы Отечества происходило,
Но и содержать всегда в исправной готовности. О, истинное
отеческое попечение! Многократно напоминал он своим ближним
верным подданным, иногда со слезами прося и целуя, чтобы
гтоль великим трудом и столь чудным успехом предприятое
обновление России, а паче военное искусство не было после него в
Нерадении оставлено. И в самое то вералестное время, когда бла-
гословил Бог Россию славным и полезным миром со Шведскою

94
л;, в. ломоносов
короною, когда усердныя поздравления и должные ему титулы
«императора», «великаго», «отца Отечества» п, приносились, не
преминул подтвердить публично Правительствующему Сенату,
что, надеясь на мир, не надобно ослабевать в военном деле. Не
сим ли назнаменовал ясно, что ему сии высокие титулы не были
приятны без наблюдения и содержания впредь завсегда
регулярная войска?
Обозрев скорым оком на сухом пути силы Петровы, в
младенчестве возмужавшия и обучение свое с победами соединивпшя,
прострем чрез воды взор наш, слушатели, посмотрим там дела
Господни и чудеса его в глубине, Петром показанныя и свет уди-
вившия.
Пространная российская держава на подобие целаго света
едва не отовсюду великими морями окружается и оныя себе в
пределы поставляет. На всех видим распущенные российские
флаги. Там великих рек устья и новыя пристани едва вмещают
судов множество, инде стонут волны под тягостью россиискаго
флота, и в глубокой пучине огнедыгаущие звуки раздаются. Там
позлащенные и на подобие весны процветающие корабли, в
тихой поверхности вод изображаясь, красоту свою усугубляют,
инде, достигнув спокойнаго пристанища, плаватель удаленных
стран избытки выгружает к удовольствию нашему. Там новые
Колумбы12 к неведомым берегам поспешают для приращения
могущества и славы российской, инде другой Тифис 13 между
сражающимися горами плыть дерзает, со снегом, со мразом, с
вечными льдами борется и хочет соединить восток с западом.
Откуду толикая слава и сила российских флотов по толь многим
морям в краткое время распространилась? Откуду материи?
Откуду искусство? Откуду махины и орудия, нужныя в столь
трудном и многообразном деле? Не древние ли исполины, вырывая
из густых лесов и гор превысоких великие дубы, по брегам
повергли к строению? Не Амфион ■1 ли сладким лирным игранном
подвигнул разновидный части к сложению чудных крепостей,
летающих чрез волны? Таковым бы истинно вымыслам чудная
поспешность Петрова в сооружении флота приписалась, есть ли
бы такое невероятное и выше сил человеческих быть
являющееся дело в отдаленной древности приключилось и не было б в
твердой памяти у многих очевидных свидетелей и в писменных
без всякаго изъятия достоверных известиях. В сих мы с
удивлением читаем, от оных не без сердечнаго движения в
дружелюбных разговорах слышим, что нельзя определить, сухопутное ли
или морское войско учреждая, больше труда положил Петр
Великий. Однако о том нет сомнения, что в обоих был неутомим, в

г ior>t> похвальное... император// Ihmpy Великому 95
обоих превосходен, ибо, как для знания всего, что ни случается
и сражениях на сухом пути, не токмо прошел все чины, но и все
мастерства и работы испытал собственным искусством, дабы ни
над кем не просмотреть упущения должности и ни от кого
излишества свыше сил не потребовать. Подобным образом и во флоте
пе учинив опыта ничего не оставил, в чем бы только его
проницательный мысли или трудолюбивыя руки могли упраздниться.
С того самаго времени, когда онаго вещию малаго ботика, но
действием и славою великаго, изобретение побудило неусыпный
дух Петров к полезному рачению основать флот и на морской
глубине показать российское могущество, устремил pi
распростер великаго разума своего силы во все важнаго сего
предприятия части, которыя рассматривая уверился, что в толь трудном
деле уснехов иметь невозможно, ежели он сам довольнаго в нем
знания не получит. Но где оное постигнуть? Что великий
государь предприемлет? Чудилось преяеде бесчисленное народа
множество, стекшееся видеть восхищающее позорище на полях
московских, когда наш герой, едва выступив из лет младенческих,
в присудствии всего царскаго дома, при знатных чинах россий-
скаго государства и при знатном собрании дворянства, то
радующихся, то повреждения здравию его боящихся, трудился,
размеривая регулярную крепость, как мастер, копая рвы и
взвезя землю на раскаты, как рядовой салдат, всем повелевая, как
государь, всем дая пример, как премудрый учитель и
просветитель. Ио вящшее возбудил удивление, вящшее показал
позорище пред очами всего света, когда сначала на малых водах
московских, потом на большей ширине озер Ростовскаго и
Кубиискаго, наконец, в пространстве Белаго моря уверясь о
несказанной пользе мореплавания, отлучился на время из своего
государства и, сокрыв величество своея особы, между простыми
работниками в чужой земле корабельному делу обучаться не
погнушался. Удивлялись сперва чудному делу прилунившиеся с
ним купно в обучении, как россиянин столь скоро не токмо
простой плотнической работе паучился, не токмо ни единой части к
строению и сооружению кораблей нужной не оставил, которой
^ы своими руками не умел сделать, но и в морской архитектуре
толикое приобрел искусство, что Голландия не могла уже
удовольствовать его глубокаго понятия. Потом коль великое
удивление во всех возбудилось, когда уведали, что не простой то был
Россиянин, но сам столь великаго государства обладатель к тя-
гостным трудам простер рожденныя и помазанныя для ношения
гкиптра и державы руки. Но только ли было что для одного лю-
''опытетва или, по крайней мере, для указания и иовелительства

96
Л/. В. ЛОМОНОСОВ
в Голландии и в Британии достиг совершенной теории и
практики к сооружению флота и в мореплавательной науке? Везде
великий Государь не токмо повелением и награждением, но и
собственным примером побуждал к трудам подданных! Я вами
свидетельствуюсь, великия российский реки, я к вам обращаюсь,
счастливые берега, освящершые Петровыми стопами и потом его
орошенные. Сколь часто раздавались на вас бодрые и
ревностные клики, когда тяжкие, к составлению корабля ириуготован-
ные члены, нередко тихо от работающих движимые,
наложением руки его к скорому течению устремлялись, и оживленное
примером его множество с невероятною поспешностию
совершали великия громады. Коль чудным и ревностному сердцу
чувствительным зрением наслаждались стекшиеся народы, когда
оныя великия здания к сошествию на воду приближались!
Когда неусыпный их основатель и строитель, многократно то на
верху оных, то под ними обращаясь, то кругом обходя,
примечал твердость каждой части, силу махин, всех
предосторожностей точность и усмотренные недостатки исправлял повелением,
ободрением, догадкою и неутомимых рук своих поспешным
искусством. Сим неусыпным рачением, сим непобедимым в труде
постоянством баснословная древних поспешность не
вымыслами, но правдою во дни Петровы показалась!
Коль радостны были великому государю толикие в морском
деле успехи, к несказанной пользе и славе государства рачением
его произведенные, легко из того усмотреть можно, что не токмо
воздаянием удовольствовал спотрудившихся с собою, но и
бесчувственному дереву показал преславный знак благодарности.
Покрываются невские струи судами и флагами, не вмещают
берега великаго множества стекшихся зрителей, колеблется
воздух и стонет от народнаго восклицания, от шума весел, от
трубных гласов, от звука огнедышущих махин. Какое счастие,
какую радость нам небо посылает? Кому на сретение монарх
наш с таковым великолепием выходит? Ветхому ботику, но в
новом и сильном первенствующему флоте. Представив сего
величество, красоту, могущество и славныя действия и купно она-
го малость и худость, видим, что сего никому в свете произвести
не было возможно, кроме исполинской смелости в предприятии
и неутомимой в совершении бодрости Петровой.
Превосходен на земле, несравнен на водах силою и славою
военного был великий наш защитник!
От краткаго сего и часть некоторую трудов его содержащая
исчисления уже чувствую утомление, слушатели, но великое и
пространное похвал его вижу поле пред собою! Итак, дабы к со-

г пню похвальное... императору Петри Великому 97
вершению течения слова моего силы и определенна^) времени
достало, употреблю возможную поспешность.
К основанию и произведению в действо столь великой
морской и сухопутной силы, сверх сего к строению новых городов,
крепостей, пристаней, к сообщению рек великими каналами, к
укреплению пограничных линий валами, к долговременной
войне, к столь частым и дальным походам, к строению публичных и
приватных зданий новою архитектурою, к сысканию искусных
людей и всех других способов для распространения наук и
художеств, на содержание новых чинов придворных и штатских
сколь великая казна требовалась, ~ всякому ясно представить
можно и рассудить, что к тому не могли достать доходы
Петровых предков. Того ради премудрый государь крайнее приложил
старание, как бы внутренние и внешние государственные сборы
умножить без народнаго разорения, и по врожденному своему
просвещению усмотрел, что не токмо казне великая прибыль
воспоследует, но и общее подданных спокойство и безопасность
единЫхМ учреждением утвердится, ибо, когда еще не было число
всего российскаго народа и каждаго человека жилище известно,
своевольство не пресечено, кал^дому, куда хочет, преселиться и
странствовать по своему произволению не запрещалось,
наполнены были улицы бесстыдною и шатающеюся нищетою, дороги
и великия реки не редко запирались злодейством воров и
целыми полками душегубных разбойников, от которых не токмо
села, но и города разорялись. Превратил премудрый repoii вред
в пользу, леность в прилежание, разорителей в защитников,
когда исчислил подданных множество, утвердил каждаго на
своем жилище, наложил легкую, но известную подать, чрез что
умножилось и учинилось известное количество казенных
внутренних доходов и число людей в наборах, умножилось
прилежание и строгое военное учение. Многих, которые бы в прежних
обстоятельствах остались вредными грабителями, принудил
готовыми быть к смерти за Отечество.
Сколько другая к сему служащий премудрыя учреждения
Шомоществовали, о том умолчеваю; упомяну о приращении
внешних доходов. Всевышняго Промысл споспешествовал добрым
намерениям и рачениям Петровым: отворил рукою его новыя
Пристани на Варяжском море {h при городах, храбростию его
покоренных и собственным трудом воздвигнутых. Совокуплены
и^ликия реки для удобнейшаго проходу российскаго
купечества, сочинены пошлинные уставы, утверждены купеческие
договоры с разными народами. Итак, прирастая внутрь и вне,
довольство сколько спомощсствовало, явствует из самаго начала

98
М. В. ЛОМОНОСОВ
сих учреждений, ибо, продолжая дватцать лет трудную войну,
Россия от долгов была свободна.
Что ж, уже ли все великия дела Петровы изображены слабым
моим начертанием? О, сколь много еще размышлению, голосу и
языку моему труда остается! Я вам, слушатели, я вашему
знанию препоручаю, сколь много требовало неусыппости основание
и установление правосудия, учреждение Правительствующаго
Сената, Святейшаго Синода, государственных коллегий,
канцелярий и других мест присудственных с узаконениями,
регламентами, уставами, расположение чинов, заведение внешних
признаков для оказания заслуг и милости, наконец, политика,
посольства и союзы с чужими державами. Вы все сие сами в
просвещенных Петром умах ваших представьте. Мне только
остается предложить едино краткое всего изображение. Когда бы
прежде начала Петровых предприятий приключилось кому
отлучиться из российскаго Отечества в отдаленныя земли, где бы
его имя не загремело, буде такая земля есть на свете, потом бы,
возвратясь в Россию, увидел новыя в людях знания и искусства,
новое платье и обходительства, новую архитектуру с
домашними украшениями, новое строение крепостей, новой флот и
войско; всех сих не токмо иной образ, но и течение рек и морских
пределов усмотрел перемену, чтоб тогда помыслил? Не мог бы
рассудить иначе, как что он был в странствовании многие веки,
либо все то учинено в толь краткое время общими силами чело-
веческаго рода, или творческою Всевышняго рукою, или,
наконец, все мечтается ему в сонном привидении.
Из сего моего, почти тень едину Петровых славных дел пока-
зующаго слова видеть можно, сколь они велики! Но что сказать
о страшных и опасных препятствиях, бывших на пути ислолин-
скаго его течения? Больше похвалу его возвысили! Подвержено
таковым переменам состояние человеческое, что из
благополучных противныя, из противных благополучный следствия ражда-
ются. Что приращению нашего благополучия могло быть сего
противнее, когда Россию обновляющему Петру и купно
Отечеству извне нападения, извнутри огорчения, отовсюду опасности
грозили и пагубныя следства приуготовлялись? Война дела
домашния, домашния дела войну отягощали, которая еще прежде
начала своего начала быть вредительна. Подвигнулся великий
государь из отечества с великим посольством видеть европей-
ския государства, познать их преимущества, дабы, возвратясь,
употребить их в пользу своих подданных. Только лишь прешел
владения своего пределы, везде ощутил великия и тайно постав-
ленныя препоны. Однако оных как по всему свету извещенных

({фпп*о riox*uijhH<)(>... император!/ Нстрц Великому 99
ныне не упоминаю. Мне кажется, и бсздушиыя вещи
чувствована опасность, приближающуюся к российской надежде,
чувствовали струи Двинския и будущему своему повелителю между
густым льдом к спасению от устроенных коварств стезю
открыли и преодоленныя им опасности Балтийским берегам,
разливаясь, возвестили. Избыв от опасности, поспешал в радостном
пути своем, довольствуя очи и сердце и обогащая разум. По ах!
Не волею пресекает свое преславное течение. Какую имел сам с
собою распрю! С одной стороны, влечет любопытство и знание,
Отечеству нужное, с другой стороны, само бедствующее
отечество, которое к нему, к единому своему упованию простерши
руки, восклицало: «Возвратнся, поспешно возвратися: меня
терзают внутрь изменники! Ты странствуешь для моего
блаженства, со благодарением признаваю, но прежде укроти свирепых.
Ты растался со своим домом, со своими кровными для
приращения моей славы — с усердием почитаю, но успокой опасное
нестроение; оставил данный тебе от Бога венец и скипетр и
простым видом скрываешь лучи своего величества для моего
просвещения — с радостного надеждою того желаю, но отврати
мрачную грозу неспокойства с домашняго горизонта». Такими
движениями сердца проницаясь, возвратился для утоления
г'рашныя бури! Таковыя противности воепящалп герою нашему
и славных подвигах! Сколь многими отвсюду окружен был
неприятелями! Извне воевала Швеция, Польша, Крым, Персия,
многие восточные народы, Оттоманская Порта, извнутри —
стрельцы, раскольники, казаки, разбойники. В доме от самых
ближних, от своей крови злодейства, ненависть, предательства
на дражайшую жизнь его приуготовлялись. Что все подробно
описать трудно и слушать не безболезненно! К радости в
радостное время обратимся. Помог Всевышний Петру преодолеть все
чяжкия препятствия и Россию возвысить. Споспешествовал его
благочестию, премудрости, великодушию, мужеству, правде,
снисходптельству, трудолюбию. Усердие и вера в Бога во всех
Его предприятиях известна: первое его веселие был дом
Господень; не слушатель токмо предстоял божественной службе, но
c'«ui чиноначальник. Умножал внимание и благоговение
предстоящих своим моиаршеекпм гласом и вне государскаго места с
простыми певцами на ряду стоял перед Богом. Много имеем
примеров его благочестия, но одни ныне довлеет. Выезжая в
средние телу святаго и храбраго князя Александра и'\
благоговения исполненным действием подвигнул весь град, подвигнул
f гфуи Невския. Чудное видение! Гребут кавалеры, сам монарх
на корме управляет и к простых людей труду пред всем народом

100
М. В. ЛОМОНОСОВ
помазанныя руки простирает веры ради. Ею укрепляясь, избыл
многократнаго стремления кровожаждущих изменников. Осе
нил Господь над главою его силою свыше в день Полтавския
брани и не допустил к ней прикоснуться смертоносному металлу!
Рассыпал перед ним, как некогда Ерихонскую, нарвскую стену,
не во время ударов из огнедышущих махин, но во время
божественной службы.
Освященнаго и огражденнаго благочестием одарил Бог
несравненною премудростию. Какая важность в рассуждениях,
беспритворная в словах краткость, в изображениях точность, в
произношении сановитость, жадность к познанию, прилежное
внимание благоразумных и полезных разговоров, в очах и на
всем лице разума постоянство. Чрез сии Петровы дарования
приняла новый вид Россия, основаны науки и художества,
учреждены посольства и союзы, отвращены хитрые умыслы
некоторых держав против нашего Отечества, и государям — иному
сохранено королевство и самодержавство, иному возвращена
отнятая неприятельми корона. Изо всего предреченнаго довольно
явствующей, свыше влиянной ему премудрости
споспешествовало его геройское мужество: оною удивил вселенную, сим
устрашил противных. В самом своем нежном младенчестве показал
при военных обучениях бесстрашие. Когда все смотрители нова-
га дела — метания бомб на означенное место — весьма
опасались повреждения, младый государь в близости смотреть всеми
силами порывался и слезами своея родительницы, прошением
братним и знатных персон молением едва был одержан.
Странствуя в чужих государствах для учения, сколь многия презирал
опасности для обновления России. Плавание по непостоянной
морской пучине служило ему вместо увеселения. Сколь много
крат морския волны, возвышая гордые верхи свои,
непревратной смелости были свидетели, быстро текущим флотом
рассекаемы, в корабли ударяли и с ярым пламенем и ревущим по воздуху
металлом в едину опасность совокуплялись — его не устрашили!
Кто без ужаса представить может летящаго по полям
Полтавским в устроенном к бою своем войске Петра между градом пуль
неприятельских, около главы его шумящих, возвышающаго
сквозь звуки глас свой и полки к смелому сражению ободряю-
щаго. И ты, знойная Персия, ни быстрыми реками, ни топучи-
ми болотами, ни стремнинами гор превысоких, ни ядовитыми
источниками, ни раскаленными песками, ни внезапными
набегами непостоянных народов не могла препятить нашествию
нашего героя, не могла удержать торжественнаго въезда в
наполненные потаенным орулсием и лукавством города.

С 4u*io похвальное... императору llrmpi/ Не.чиком!/ 101
Больше примеров о геройском нго духе для краткости не
предлагаю, слушатели, не упоминаю многих сражений и побед,
в его присутствие и его предводительством бывших, но
представляю его великодушие, великим героям сродное, которое
украшает победы и больше движет сердца человеческий,
нежели храбрые поступки. В победах имеет участие храбрость
воинов, сиоможение союзников, места и времени удобность и
больше всего присвояет себе счастие, как бы некоторое собственное
свое достояние. Великодушию победителеву все принадлежит
единому. Славнейшую получает победу кто себя побеждает. Не
имеют в ней ни воины, ни союзники, ни время, ни место, ни
само господствующее делами человеческими счастие ни малей-
шага жребия. Правда, победителям разум удивляется, но
великодушных любит сердце наше. Таков был Великий наш защитник.
Отлагал гнев свой купно со оружием и не токмо из неприятелей
никто живота лишен не был, как только против его ополченный,
но и бесприкладная честь им показана. Скажите, шведские
военачальники, под Полтавою плененные, что вы тогда
помышляли, когда, ожидая связания, препоясаны были поднятыми
против нас мечами своими; ожидая посаждения в темницы, по-
саждены были за столом Победительским; ожидая посмеяния,
поздравлены были нашими учителями? Сколь великодушнаго
победителя вы имели!
Великодушию сродно и часто сопряженно есть правосудие.
Первое звание поставленных от Бога на земли обладателей есть
улравляти миром в преподобии и правде, награждать заслуги,
наказывать преступления. Хотя военныя дело и великия другия
упражнения, а особливо прекращение веку много
препятствовали великому государю установить во всем непременные и ясные
законы, однако, сколько на то трудов его положено несомненно
Удостоверяют многие указы, уставы и регламенты, которых
составление многочисленные для отдохновения, многочисленные
ночи сна его лишили. Докончить и принести к совершенству су-
Дил Бог подобной таковому родителю дщери в безмятежное и
благословенное ея владение.
Но хотя ясными и порядочными законами не утверждено
было до совершенства, однако в сердце его написано было
правосудие. Хотя не все в книгах содержалось, но делом совершалось.
Мри всем том милость на суде хвалилась в самых тех случаях,
к°гда многим его делам препятствующий злодеяния к строгости
пРмнуждали. Из многих примеров один докажет. Простив мно-
гИх знатных особ за тяжкия преступления, объявил свою сер-
л^т1ную радость приятном их столу своему и пушечного пальбою.

102
Х1.В..Ч()М()И()С()В
Не отягощает его казнь стрелецкая. Представьте себе и
помыслите, что ему ревность к правде, что сожаление о подданных,
что своя опасность в сердце говорила: «Пролита неповинная
кровь по домам и по улицам Московским, плачут вдовы, рыдают
сироты, воют насилованный жены и девицы, сродники мои в
доме моем пред очами моими живота лишились и острое оружие
было к сердцу моему приставлено. Я Богом сохранен, сносил,
уклонялся, я вне града странствовал. Ныне полезное мое
путешествие пресекли, вооружась явно против Отечества. За все сие
ежели не отмщу и конечной пагубы не пресеку казншо, уже
вижу наперед площади наполнены трунов, расхищаемые домы,
разрушаемы храмы, Москву, со всех сторон объемлему
пламенем, и любезное Отечество повержено в дым и в пепел. Все сим
пагубы, слезы, кровь на мне Бог взыщет». Такого конечнаго
правосудия наблюдение принудило его к строгости.
Ничем не могу я больше доказать его милостивого и кроткого
сердца, как бесприкладным снисходительством к его
подданным. Превосходен дарованиями, возвышен величеством,
возвеличен преславнымн делами, но все сие больше бечприкладиым
снисхождением умножил, украсил. Часто меж подданными
своими просто обращался, не имея великого и монаршеское при-
судствие показующаго великолепия и раболепства. Часто
пешему свободно было нрссто встретиться, следовать, итти вместе,
зачать речь, кому потребуется. Многих прежде государей рабы
на плечах, на головах своих носили. Его снисхождение
превознесло выше самих государей. Во время самого веселия и
отдохновения предлагались дела важпыя: важность не умаляла
веселия, и простота не унижала важности. Как ожидал, принимал и
встречал своих верных! Какое увеселение за столом его было!
Спрашивает, слушает, отвечает, рассуждает как с друзьями; и
сколько время стола малым числом пищи сокращалось, столько
продолжалось снисходительными разговорами. Меж столь
многими государственными попечениями жил, как с приятельми, в
прохлаждении. В сколь малыя хижины художников вмещал
свое величество и самых низких, но искусных и верных рабов
ободрял своим посещением. Сколь часто с ними упражнялся в
художествах и в трудах разных, ибо он привлекал к тому
больше примером, нежели принуждал силою. И ежели что тогда
казалось принуждением, ныне явилось благодеянием. За
отдохновение почитал себе трудов своих перемену. Не токмо день или
утро, но и солнце на восходе освещало его на многих местах за
разными трудами. Государственный, правительствующия и
судебный место, им учреждеиныя, в его лрисудствии дело верши

чпио похвальное... император}) Петру Великому
103
ли. Различныя художества не токмо его присмотром, но и рук
его вспоможением к приращению поспешали; публичныя
строения, корабли, пристани, крепости всегда видели и имели его в
основании показателя, в труде ободрителя, в совершении награ-
дителя. Что ж его путешествия или, лучше, быстропарящия
летания? Едва услышало глас повеления его Белое, уже чувствует
Балтийское море. Едва путь кораблей его скрылся на водах
Азовских, уже шумят уступающий ему Каспийския волны.
И вы, великия реки, Южная Двина и Полночная, Днепр, Дон,
Волга, Буг, Висла, Одра, Эльба, Дунай, Секвана, Темза, Рейн и
прочия, скажите, сколь много крат вы удостоились изображать
вид Великаго Петра в струях ваших? Скажите! Я не могу
исчислить! Мы ныне только с радостным удивлением смотрим, по
каким путям он шествовал, под которым древом имел
отдохновение, из котораго источника утолял жажду, где с простыми
людьми, как простой работник, трудился, где писал законы, где
начертал корабли, пристани, крепости и где, между тем, как
приятель, обращался с подданными своими. Как небесныя
светила течением, как море приливом и отливом, так он
попечением и трудами для нас был в непрестанном движении.
Я в поле меж огнем, я в судных заседаниях меж трудными
рассуждениями, я в разных художествах между
многоразличными махинами, я при строении городов, пристаней, каналов,
между бесчисленным народа множеством, я меж стенанием
валов Белаго, Чернаго, Балтийскаго, Каспийскаго морей и самаго
океана духом обращаюсь. Везде Петра Великаго вижу в йоте, в
пыли, в дыму, в пламени — и не могу сам себя уверить, что один
везде Петр, но многие и некраткая жизнь, но лет тысяча. С кем
гравию великаго государя? Я вижу в древности и в новых
временах обладателей, великими названных. И правда, пред другими
велики. Однако пред Петром малы. Иной завоевал миогия
государства, но свое отечество без призрения оставил. Иной победил
неприятеля, уже великим именованнаго, но с обеих сторон
пролил кровь своих граждан ради одного своего честолюбия и
вместо триумфа слышал плач и рыдание своего Отечества. Иной мно-
гими добродетелями украшен, но вместо чтоб воздвигнуть, не
Мог удержать тягости падающаго государства. Иной был на
земле воин, однако боялся моря. Иной на море господствовал, но к
земле пристать страшился. Иной любил науки, но боялся
обнаженной шпаги. Иной ни железа, ни воды, ни огня не боялся, од-
н^ко разума, человеческаго достояния и наследства не имел.
Других не употребляю примеров, кроме Рима. Но и тот
недостаточен. Что в двести пятьдесят лет, от Первой Пунической войны

104
Л/. R ЛОМОНОСОВ
до Августа17, Непота18, Сципиона1-1, Маркелла!0, Регула'21,
Метелла L>L, Катона *\ Суллы?l произвели, то Петр сделал в
краткое время своей жизни. Кому ж я героя нашего уподоблю? Часто
размышлял я, каков тот, который всесильным мановением
управляет небом, землею и морем: дохнет дух Его — и потекут
воды, прикоснется к горам — и воздымятся. Но мыслям
человеческим предел предписан! Божества постигнуть не могут!
Обыкновенно представляют его в человеческом виде. И так, ежели
человека, Богу подобнаго, по нашему понятию, найти надобно,
кроме Петра Великаго не обретаю.
За великия к Отечеству заслуги назван он Отцом Отечества.
Однако мал ему титул. Скажите, как его назовем за то, что он
родил дщерь всемилостивейшую, государыню нашу, которая на
отеческой престол мужеством вступила, гордых врагов
победила, Европу усмирила, благодеяниями своих подданных
снабдила?
Услыши нас, Боже, награди Господи! За великие труды
Петровы, за попечение Екатерияино, за слезы, за воздыхание,
который две сестры, две дщери Петровы, разлучаясь, проливали, за
несравиенныя всех к России благодеяния, награди
долгоденствием и потомством!
А ты, великая душа, сияющая в вечности и героев
блистанием помрачающая, красуйся: дщерь твоя царствует, внук —
наследник. Правнук по желанию нашему родился. Мы тобою
возвышены, укреплены, просвещены, украшены. Ею
избавлены, ободрены, защищены, обогащены, прославлены. Прими в
знак благодарности недостойное сие приношение. Твои заслуги
больше, нежели все силы наши!

^^
М- М. ЩЕРБАТОВ
Рассмотрение о пороках и самовластии
Петра Великого
<фрагмент>
- ... ~ Воззрим же теперь, какие перемены учинила в нас
нужная, но, может быть, излишняя перемена Петром Великим, и
как от оныя пороки зачали вкрадываться в души наши, даже
как, царствование от царствования они час от часу вместе с
сластолюбием возрастая, дошли до такой степени, как выше о них
упомянул. Сие сочинит купно историю правлений и пороков.
Петр Великий, подралсая чужестранным народам, нетокмо
тщился ввести познание наук, искусств и ремесл, военное
порядочное устроение, торговлю и приличнейшие узаконении в свое
государство, также старался ввести и таковую людкость,
сообщение и великолепие, о коем ему сперва Лефорт' натвердил, а
потом которое и сам он усмотрел. Среди нужных установлений
законодательства, учреждения войск и артиллерий, не меньше
он прилагал намерение являющиеся ему грубые древние нравы
смягчить. Повелел он бороды брить, отменил старинные
русские одеяния и вместо длинных платьев заставил мужчин
немецкие кафтаны носить, а жепщин вместо телогреи — бостроги,
юбки, шлафорки и самары, вместо подколков — фантажами и
корнетами голову украшать. Учредил разные собрания, где
женщины, до сего отдаленные от сообщения мужчин, вместе с
ними при веселиях присутствовали. Приятно был женскому
полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих,
пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя
°Деяниями и уборами, умножающими красоту лица их, и окаяу-
]ощими их хороший стан; не малое же им удовольствие
учинило, что могли прежде видеть, с ком на век должны совокупиться,
** что лица женихов их и мужей уже не покрыты стали
колючими бородами. Л с другой стороны, приятно было младым и не

106
М. М. ЩЕРБАТОВ
заматерелым в древних обычаях людям вольное обхождение с
женским полом, и что могут наперед видеть и познать своих
невест, на которых прежде, поверяя взору родителей их, женива-
лись. Страсть любовная, до того почти в грубых нравах
незнаемая, начала чувствительными сердцами овладевать, и первое
утверждение сей перемены от действия чувства произошло.
А сие самое и учинило, что жены, до того не чувствующие
красоты, начали силу ее познавать, стали стараться умножать ее
пристойными одеяниями и более предков своих распростерли
роскошь в украшении. О, коль желание быть приятной действует
над чувствами жен! Я от верных людей слышал, что тогда в
Москве была одна только уборщица для волос женских, и ежели к
какому празднику когда должны были молодые женщины
убираться, тогда случалось, что она за трое суток некоторых
убирала, и они принуждены были до дня выезда сидя спать, чтобы
убора не испортить; Может быть, сему не поверят ныне, но я
паки подтверждаю, что сие от таких верных людей слышал, что
в сем сомневаться не должно. Если страсть быть приятной такое
действие над женами производила, не могла она не иметь
действия и над мужчинами, хотящими им угодными быть, что то же
тщание украшений, ту же роскошь рождало. кИ уже перестали
довольствоваться одним или двумя длинными платьями, но
многие с галунами, с шитьем и с пондеспанами делать начали.
Поскольку сам государь не держался древней нростоты
нравов в своей одежде, так что,[кроме простых кафтанов и
мундиров, никогда не нашивал, и только для коронации императрицы
Екатерины Алексеевны, своей супруги, сделал голубой гродету-
ровый кафтан с серебряным шитьем, да сказывают, еще у пего
был другой кафтан дикой с золотым шитьем, не знаю, для
какого знатного случая сделанный. Прочее все было так просто, что
и беднейший человек ныне того носить не станет, как видно по
оставшимся его одеждам, которые хранятся в Кунсткамере при
императорской Академии наук. Манжет он не любил и не
нашивал, как свидетельствуют его портреты; богатых экипажей не
имел, но обыкновенно ездил по городу в одноколке, а в дальнем
пути в качалке. Множества служителей и придворных у него не
было, но были у него денщики, и даже караула кроме как
полковника гвардии не имел. Однако, при такой собственной особы
его простоте, хотел он, чтобы подданные его некоторое
великолепие имели. Я думаю, что сен великий государь, который
ничего без дальновидности не делал, имел себе в предмет, чтоб
великолепием и роскошью подданных побудить торговлю, фабрики
и ремесла, будучи уверен, что при жизни его излишнее велико-

лепие li сластолюГще нр учвердпт пре-юла гноимо при царском
дворе.,11 Tii.к мы находим, что он побуждал некоторое
великолепие В платьях, как видим мы. что во время тржесч венного
входа, после взятия Азовского, генерал адмирал Лефорт шел в
красном кафгане с галунами по швам, и другие генералы также
богатые кафтаны имели: ибо тогда 1енераты мундиров не носи
ЛИ* Богатые .поди из первосанопнпков его двора или те, которые
благодеяниями его были обогащены, как Трубецкие ', Шереме
тев * и Меншпков ;. в торжественные дни \ же старались богатые
иметь платья. Парчи и га куны стали как v жен, так и \ мужей в
употреблении, и хотя не часто такокые плачья надевали, моды
хотя долго продолжались, однако они бы. и, и по достатку
своему оные уже их чаше, нежели при прежних обычаях делали.
| Вместо саней и верховой езды и вместо колымаг, не терпящих
украшении, появились уже каречы и коляски, начались уже
цуги, которых до го го не ;шалп, и приличны" украшения к атим
зкинансам. ('л\ ,кители не))еодегы на пемепкий манер не в
разноцветных плап.ях стали наряжаться, но каждый по гербу своему
или по изволению делач им ливреи, а официанты, которых
тогда еще весьма мало было, еще в разноцветных платьях ходили.
Касательно внутреннего жилья, хотя сам государь довопьп •
вовался самой простой пищей, однако он ввел уже в
употребление прежде не зпасмые в России напитки, которые предпочти
тельно другим пил. То есть вместо водки домашней, сиженон из
простого вшь». водку голландскую анисовую, которая
приказной называлась, и вина: армптаж и венгерское, до того не зна-
емые в России.
Подражали атому и его вельможи, и re, кочорыс близки были
Ко двору; да и в '-амом деле, нал чежало им (Tie иметь; ибо
государь охотно подданных f'Boiix посещал, !о подданный чего для
государя не сделает? 1 (панда, здо не толь г-, о ему было угодно, но.
Напротив, он час го за сие гневался, и ]\^ то чько и:; простого вина
подслащенуто водку, но и само простое вино пил; но и
собственное желание -удовольствия, до того ими не знаемого,
превозмогли и самое запрещение государево, чтобы последовать его вкусу.
Уже в домах заведись не только анисовая приказная водка, но и
гданскпе; вина ш* чочько старинные, о которых выше помянул,
Но также зрмитаж, ы^нерское и некоторые другие. Правда, что
°Ще их спачпча весьма бережливо подавали, и в посредственных
Домах никогда в обыкновенные столы употребляемы не были, а
только во время празппиков и пиршеств, па и тут но стыдились
Принести четвертую или сулею запечатанную и, налив из нее
По рюмке, опять запечатав, на погреб отослать.

108
М.М. ЩЕРБАТОВ
Однако хотя сам не любил и не имел времени при дворе своем
делать пиршества, то оставил сие своему любимцу — князю
Меншикову, которые часто оные как в торжественные дни, так
и для чулсестранных мипистров с великим великолепием по тог-
дашпему времени устраивал. Имел для этого великий дом, не
только на то время, но и в нынешнее (ибо в нем после кадетский
сухопутный корпус был помещен), и слыхал я, что часто
государь, видя из дворца своего торжество и пиршество в доме его
любимца, чувствовал удовольствие, говоря: «Вот как Данилыч
веселится». Как ему подражая, так и будучи обязаны самыми
своими чинами, другие первосановники империи так же имели
открытые столы, как генерал-адмирал граф Федор Матвеевич
Апраксин, генерал-фельдмаршал граф Борис Петрович
Шереметев, канцлер граф Гаврило Иванович Головкин5 и боярин Тихон
Никитич Стрешнев6, которому, поскольку он оставался первым
правителем империи во время отсутствия в чужих краях
императора Петра Великого, на стол и деревни были даны.
Этим знатным людям и низшие, подражая, уже во многих
домах открытые столы завели, и столы не такие, как были
старинные, т. е. что только произведения домостройства своего
употреблялись, но уже старались чужестранными принравами придать
вкус доброте мяса и рыб* И конечно, в таком народе, в котором
странноприимство сочиняло всегда отличную добродетель, не
трудно было внестись в обычай таковых открытых столов
употребление; что соединяя и с собственным удовольствием
общества, и с лучшим вкусом кушанья против старинного, самым
удовольствием утверждалось.
Не неприятель был Петр Великий честному обществу, но
хотел, чтобы оно безубыточно каждому было. Он учредил
ассамблеи, на которые в назначенные дни множество собиралось. Но
этим ассамблеям предиисал печатными листами правила, что
должно на стол поставлять и как принимать приезжих. Этим
упреждая и излишнюю роскошь, и тягость высших себя
принимать. Ибо общество не в обжирании и опивании состоит и не
может оно быть приятно, где нет равности. Сам часто государь
присутствовал в сих ассамблеях и строго наблюдал, дабы
предписанное исполнялось.
Но слабы были эти преграды, когда вкус, естественное
сластолюбие и роскошь стараются поставленную преграду разрушить
и где неравность чинов и надежда получить что от вельмож
истребляют равность. В присутствии государевом учиненные им
предписания сохранялись в ассамблеях, но в простом житие
роскошь и унижение утверждали свои корни.

рассмотрение о пороках // самон.часппш Петра Bcnthoso 109
И подлинно мы видим, что тогда начали уже многие дома
упадать и упадающие ожидать от милости государевой и от за-
щищения вельмож своего подкрепления. Из первых знатных
домов мне случалось слышать об упадшем доме князя Ивана
Васильевича Одоевского7, дом которого был на Тверской, тот самый,
который после этого был Василия Федоровича Салтыковаs,
йотом Строганова9, а ныне за князем Алексеем Борисовичем
Голицыным10 состоит, в приходе у Спаса. Сей князь Одоевский
неумеренным своим сластолюбием так разорился, что, продав все
деревни, оставил только себе некоторое число служителей,
которые были музыкантами, и они, ходя в разные места играть и
получая плату, тем остальное время жизни его содержали.
Воистину при древней простоте нравов музыканты не нашли бы
довольно в упражнении своем прибыли, чтобы и себя, и господина
своего содержать.
Я сказал о сем князе Одоевском, как о разорившемся
человеке, но и многие другие если не в разорение от сей перемены
жизни пришли, но но крайней мере, чувствовали немалую нужду.
Дабы умолчать о прочих, ,Борис Петрович Шереметев,
фельдмаршал, именитый своими делами, обогащенный милостию
монаршею, принужден, однако, был вперед государево жалованье
забирать и с долгом этим скончался, как свидетельствует его
духовная. И после смерти жена его подавала письмо государю, что
она от исков и других убытков пришла в разорение.
Переменившийся таким образом род жизни, вначале первоса-
новников государства, а в подражание им и других дворян, и
расходы достигли до такой степени, что стали доходы
превозвышать, начали люди наиболее привязываться к государю и к
велможам яко к источникам богатства и
награждений.[Страшусь я, чтобы кто не сказал, что по крайней мере сие добро
произвело, что люди наиболее к государю стали привязываться.
Нет,'сия привязанность не есть благо, ибо она не точно к особе
государевой была, но к собственным своим пользам}
привязанность сия учинилась не как привязанность верных подданных,
любящих государя и его честь и соображающих все с пользою
Для государства, но привязанность рабов-наемщиков,
жертвующих все своим выгодам и обманывающих лестным усердием
своего государя.
Грубость нравов умешпилась, но оставленное ею место лес-
ч'Ию и самством наполнилось. Оттуда произошло раболепство,
презрение истины, обольщение государя и прочее зло, которое
Днесь при дворе царствует и которое в домах велможей вогнезди-
•яось. Не сокрылся сей порок от остроумного монарха, и сей госу-

по
Л/. М. ЩЕРБАТОВ
дарь, строгий и справедливый до крайности, старался сколько
можно лесть отгонять; яко случилось, как я слыхал, что один из
знаемых ему офицеров быв с ним на ассамблее, выхвалял свое
усердие к государю, говоря, что он во всяком случае готов за
него умереть. Услышав сие, государь ему говорил, что ни он не
желает, ни должность его ему не повелев *ет, чтобы он хотел, не
разбирая случая, для него умереть; но требует токмо того, что
бы в случае нужды или опасности его особы, что не может быть
не соединено с пользою государственною, он расположен был
пожертвовать своею жизпию. Офицер, хотя наиболее показать
свое усердие, зачал паки утверждать, что он сие готов учинить
всякой час, когда угодно будет государю. Остроумный монарх,
ничего не отвечав, взяв его руку, палец его поднес к горячей
свече и зачал его жечь; от боли офицер зачал силиться выдернуть
руку. Тогда, ее отпустя, сказал ему государь, что когда он малой
боли обожжения иалца вытерпеть не мог, не но нужде, но по
воле государя, то как он столь щедро обещает с радостию и все
> тело свое без нужды пожертвовать? Другой случай, слышанный
J уже мною, доказует, сколь любил государь истину. Захар Дани-
лыч Мешуков, бывший порутчиком во флоте прежде 1718 года,
любимый государем яко первый русский, в котором он доволно
знания в мореплавании нашел, и первый, который командовал
уже фрегатом, быв на едином пиршестве с государем в Кроншта-
те и напившись несколько пьян, стал размышлять о летах
Государя, о кажущемся слабом его здоровье и о наследнике, какого
оставляет, вдруг заплакал. Удивился государь, возле которого
он сидел, о текущих его слезах, любопытно спрашивал причину
оных. Мешуков ответствовал, что он размышлял, что место, где
они сидят, град столичный, близ построенный, флот
заведенный, множество русских входящих в мореплаватели, самый он,
служивший во флоте и ощущающий его милости, суть деяния
рук его; то взирая на сие и примечая, что здоровье его, государя
и благодетеля, ослабевает, не мог от слез не удержаться,
прилагая при том простою речью: «На кого ты нас оставишь'?».
Ответствовал государь: «У меня есть наследник», •-- разумея
царевича Алексея Петровича 1!. На сие Мешуков спьяна и неосторожно
сказал: «Ох\ ведь он глуп, все расстроит ». При государе сказать
так о его наследнике, и сие не тайно, но пред множеством предсе-
дящих! Что ж сделал государь? Почувствовал он вдруг дерзость,
грубость и истину и довольствовался, усмехнувшись, ударить
его в голову с приложением: «]\урак\ сего в беседе не говорят».
i Но, невзирая на таковое любление истины, ни на отвращение
его от лести, не мог государь вкрадывающийся сей яд искоре-

Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого 111
нить.ролшая часть окружающих его ни в чем не смели ему
противоречить, но паче льстили, хваля все соделанное им, и не
противореча его изволениям, а иные и угождая страстям его, Хотя
он знатным образом никогда обманут и не был, однако князь
Яков Федорович Долгоруков никогда не нашел в супротивлениях
своих государю в Сенате себе помощников. И тщетно он
суровыми и справедливыми своими предложениями два определения,
подписанные государем, отменил: о привозе на переменных
лошадях провианту в Петербург на армию и о набрании посохи, на
содержании народном, для делания Ладожского канала; в обоих
сих случаях, ни в других, никто соучастником его твердости и
справедливости быть не хотел; единый сам государь терпел его
грубые, но справедливые предложении, и, хотя с стеснением
сердца, превозмогая себя, на оные соглашался.! Я слышал от
очевидных свидетелей, и Василий Никитич Татищев в
«Истории» своей сие вместил, что бывши государь в Кроыштате, в
едином пиршестве, окружающие его вельможи начали превозносить
его хвалами, говоря, что он более отца своего. Между таковых
похвальных воплей единый князь Яков Федорович Долгоруков
в молчании пребывал. Приметя сие, государь требовал его
мнения. \Ceii остроумный и твердый муж не мог вдруг ответствовать
на такой вопрос, где состояло суждение между царствующего
государя и его отца, обоих отличных их качествами., Взяв
несколько времени подумать, сказал следующее: исчислил он все
подробно, что Петр Великий сделал для пользы отечества,
исчислил его труды и подвиги, и наконец сказал, сколь велик он
есть во владыках земных; но, продолжая, говорил: все сии
труды, все сии установлении не утверждают еще внутреннего спо- ,
койствия государства и безопасность гражданскую в жизни ив/
имениях; отец же твой, говорил, при тихости нравов, начинал
многое, но паче всего, что он сделал, «Уложенье», которое ныне,
по перемене обычаев, перемены требует; когда окончишь ты все
свои подвиги благими узаконениями, тогда справедливо можно
будет сказать, что веема превзошел твоего отца. Государь
восчувствовал всю справедливость его глаголов и согласием своим
Мнение его утвердил. J
Чего же ради никто другой ни в беседах, ни в Сенате и нигде
инде таковой правды не говорил, как сей бессмертия достойный
Князь Долгоруков? Того ради, что^они более желали приобрести
Милость государеву, нежели, говоря правду, его почтение;
желали чинов и имений. Ибо в самом деле не видно, чтобы любимец
^го, князь Меишиков, когда ему строгую правду представлял;
Чтобы Гаврпло Иванович Головкин, государственный канцлер.

112
Л/. А/. ЩЕРБАТОВ
отвратил его от переписки с Гилембурхом, с Горном12 и с
английскими и шотландскими сообщниками претендента; но Ос
терман |:\ бывший тогда в малом чину и написавший требуемое
писмо, несовместность сего поступку представил; чтобы Иван
Мусин-Пушкин11 его от какого дела удержал; чтобы адмирал
Апраксин, имеющий толикую поворенпость, что вопреки сказал
государю. |Но все токмо согласие свое изъявляли и впускали
вкореняться лесть и рабство для собственных своих прибытков,
чему и сам государь, и князь Яков Федорович Долгоруков
противоборствовали. А с другой стороны, духовной чин, который
его не любил за отнятие своей власти, гремел в храмах Божиих
панегириками о нем., Между сими Прокопович, который из
духовенства хотя нелюбви к государю не имел, но был совершенно
ослеплен честолюбием, яко в другие царствования, ясно оказал
выспренный свой глас на хвалы государевы вознес. Достоин он
был многих похвал; но желателно было бы, чтобы они не от лес
ти происходили, а похвалы Ирпкоиовича, сего иепостриженного
монаха, сего честолюбивого архиерея, жертвующего закон
изволениям Бирона1', сего, иже не устыдился быть судьею Тайной
Канцелярии, быв архипастырем Церкви Божией, были лестны,
яко свидетельствует его собственное сочинение: «Правда воли
монаршей», памятник лести и подобострастия монашеского
изволению государеву.
Сказал я, что сластолюбие и роскошь могли такое действие в
сердцах произвести; но были еще и другие причины,
происходящие от самих учреждений, которые твердость и добронравие
искореняли. Разрушенное местничество (вредное, впрочем,
службе и государству) и не замененное никаким правом знатным
родам, истребило мысли fo] благородной гордости во дворянах;
ибо стали не роды почтенны, но чины и заслуги, и выслуги; и
тако каждый стал добиваться чинов, а не всякому удается
прямые услуги учинить, то за недостатком заслуг стали стараться
выслуживаться, всякими образами льстя и угождая государю и
вельможам; а при Петре Великом введенная регулярная
служба, в которую вместе с холопьями их писали на одну степень из
господ в солдаты, и сии первые по вые лугам, пристойным их
роду людям, доходили до офицерских чинов, учинялися
начальниками господам своим и бивали их палками16. Роды
дворянские стали разделены по службе так, что иной однородцев своих
и век не увидит. То могла ли остаться добродетель и твердость в
тех, которые с юности своей от палки своих начальников
дрожали, которые инако, как подслугами, почтения не могли
приобрести; и быв каждый без всякой опоры от своих однородцев, бе-

Рассмотрение о пороги > // т чо<, штат Ihmpa Напкого \\'Л
соединения и защиты, оставался один, могущий предан быть в
руки сильного. J
' Похвально есть, что Петр Великий хотел истребить суеверия
в законе, ибо в самом деле не почтение есть Богу и закону
суеверие, но паче ругание. Ибо приписывать Богу неприличные Ему
деяния — сие есть богохулить. В России бороду образом Божи-
им почитали, и за грех считали ее брить, а чрез сие впадали в
ересь антропоморфитов. Чудеса, без нужды учиненные, явленные
образы, редко доказанные, повсюду прославляли, привлекали
суеверное богомолие и делали доходы развратным
священнослужителям. Все сие Петр Великий тщился отвратить; указами
повелел брить бороды, а «Духовным регламентом» положил
преграду ложным чудесам pi явлениям, равно как и
неблагопристойным сборам при поставленных на распутиях образах. Зная,
что Закон Божий есть к сохранению рода человеческого, а не ко
истреблению его без нужды, благословением от Синода и от
вселенских патриархов учинил позволенно есть мясо в посты в
нужде, а паче в морской службе, где и без рыбы довольно люди к
скорбутике подвержены, повелевая самохоотно жертвующих
жизнию своею, таковым воздержанием во время
приключившихся им болезней в воду кидать. Все сие очень хорошо, а кроме
[того,! что последнее несколько сурово. Но когда он сие учинил?
Тогда, когда народ еще был непросвещен, и тако, отнимая
суеверия у непросвещенного народа, он самую веру в божественный
закон отнимал. И сие действие Петра Великого можно приме
нить к действию неискусного садовника, который у слабого
дерева отрезывает водяные, пожирающие его сок ветви. Если вы
оно было корнем сильно, то сие обрезывание учинило ему
произвести хорошие и плодовитые ветви; но как оно слабо и больно,
то урезание сих ветвей, которые чрез способ листьев своих,
получающих внешнюю влагу, питали слабое дерево, отняв ее,
новых плодовитых ветвей не произвело, ниже сотсом раны затяну
ло, и тут сделались дуплы, грозящие погибелью древу. Так
Урезание суеверий и на самые основательные части веры вред
произвело; уменьшились суеверия, но уменьшилась и вера,
Исчезла рабская боязнь ада. но исчезла и любовь к Богу и к
святому Его Закону; и нравы, за недостатком другого просвещения
Исправляемые верою, потеряв сию подпору, в разврат стали
приходить. \
Со всем почтением, которое я к сему великому в монархах и
великому в человеках в сердце своем сохраняю, со всем чувстви-
еМ моим, что самая польза государственная требовала, чтобы он
Имел, окроме Царевича Лтрксея Петровича, законных детей

114
М. А/. ЩЕРБАТОВ
преемниками его престола, — не могу я удержаться, чтобы не
охулить развод его с первою его супругою, рожденной
Лопухиной 17, и второй брак, по пострижении первой супруги, с
пленницею Екатериною Алексеевною18; ибо пример сей нарушения та-
j ипства супружества, ненарушимого в своем существе, показал,
что без наказания можно его нарушать] Пусть мопарх имел к
тому сильные причины, которых однако я не вижу, окроме
склонности его к Монсовым1Ч и сопротивления жены его новым
установлениям; |но подражатели его имели ли государственные
причины подобное делать? Павел Иванович Егузинский2и,
постригши первую свою жену и женясь на другой, рожденной
Головкиной21, имел ли государственные причины стараться иметь
себе потомство, в нарушение Божественных Законов? Многие и
другие ему подражали и не токмо из вельмож, но и из
малочиновных людей, яко князь Борис Сонцов-Засекин 'г2 сие учинил.
И тако, хотя Россия чрез труды и попечении сего государя
приобрела знаемость в Европе и вес в делах; войска ее стали
порядочным образом учрежденны, и флоты Белое и Балтийское море
покрыли, коими силами победила давних своих неприятелей и
прежних победителей, поляков и шведов; приобрела знатные
области и морские пристанища; науки, художества и ремесла в
ней стали процветать, торговля начала ее обогащать, и
преобразовались россияне из бородатых в гладкие, из долгополых в
короткополые, стали сообщительнее, и позорищи благонравные
известны им учинились: но тогда же искренняя привязанность к
вере стала исчезать, таинства стали впадать в презрение,
твердость уменьшилась, уступая место нагло стремящейся лести,
роскошь и сластолюбие положили основание своей власти, а сим
побуждено, и корыстолюбие к разрушению законов и ко вреду
граждан начало проникать в судебные места, j
Таково есть состояние, в котором (невзирая на все преграды,
которые собственною своею особою и своим примером полагал
Петр Великий для отвращения от пороков) в рассуждении
нравов осталася Россия по смерти сего великого государя.
Воззрим теперь, сколько при двух кратких царствованиях
Екатерины Первой и Петра II пороки сделали шагов, дабы
наиболее утвердиться в России. <...>
БЕСЕДА
Соплетать хвалы своим государям несть дело охулительное,
лишь бы оные были основаны на истине, и искреннее бы усер-

рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого 115
j дне, а пе лесть и иохлебетво перо писателя и песнь певца
направляли; ибо часто хвала добродетели столько же имеет силы над
благорожденпыми душами, как и самое охуление противных
пороков. Два чувства наиболее действуют в человеке: любовь и
ненависть; то чего ради не возбудить первое из сих хвалою тех
добродетелей, каковые монарх в сердце своем ощущает? Есте-
, ственно есть, кто возлюбит единое, тот противное возненавидит;
| следственно, снраведливая похвала утверждает и вкореняет в
сердцах живущих государей обретающиеся добродетели, а тем
самым истребляет противные пороки.
Правда, что добродетель сама с собою несет свою награду, а
потому хвалы или воздаянии ей кажутся не нужны. Но войдем
мы в слабость человеческую: сии властители народов, седящие
на престолах, силою, властию, почтением, повиновением, пыш-
ностию и славою окруженные, суть те же человеки, равные в
них находятся страсти и слабости, как и в других, если и не
более, по мере могущества удовольствовать оные; то снизойдем ко
опым, и да будут внушать благие цари хвалы, от истины
происходящие, хвалы, коих само сердце их истину ощущает.
[1е токмо живые таковым образом должны быть похвалены,
но да воздастся долг пашей благодарности и умершим за оказан-
| ные ими благодеяния; ибо в самом деле, чем мы воздадим тем,
1 кои ничего уж от нас не требуют, как торжественным
изъявлением нашей благодарности и проповеданием их добродетелей.
Не токмо сне есть нужно, но и полезно, яко есть исполнение и
всякой должности; ибо потомство и наследники их, вкушая
хвалы их предков, к тем же добродетелям побуждаются и той же
славы достойными себя учинить тщатся. Титус23, Траян и Марк
Аврелий 2\ коих имена в вечную память и в подражание
монархам преданы, уповаю, более произвели мудрых и милосердых
монархов, нежели все даваемые наставления разными
мудрецами. Александр плачет о великих победах отца своего
Филиппа"'; Цесарь, читая житие Александрово, к славе побуждается,
и Елисавета Титу подражает'*.
Таковые суть действия истинных похвал; воззрим теперь, что
льстивые производят. Лесть, вытекшая из ада, скрывая маскою
Добродетели мерзкое свое лицо, оного есть начальница. Не
взирает она в похвалах своих на истину, ни на прямую добродетель,
Ко по страстям и по низости из нороков добродетели составляет:
Хлалит слабость, называя ее милосердием; жестокость называет
" При коронации Императрицы Елпгаветы Петровны была
представлена опери «Милосердно Титово».

116
М. М. ЩЕРБАТОВ
нужною строгостию; захватчивость над своими соседьми,
опустошающую страны и губящую напрасно людей, - геройством;
лицемерство и притворность — мудростию, и прочее. Она не
стыдится, льстя, царей Богу их уподоблять, и должный фимиам
единому вышнему Существу — пред ними возжигает. Нет, не
добродетель, не призвание к сему ее побуждают, но подлость и
собственные какие виды. Она пред Калигулой2G и Домицианом2;
воскурила жертвы на алтарях и подлыми своими хвалами
истребила последние остатки добродетели в сердцах их.
Вредоносные свои поступки и доныне продолжает: восхваляет царские
пороки, превращая их в добродетели; самих их заставляет
думать, яко бы они их имели. Поля Соединенных Провинций,
поля части Германии, поля Фландрии и части Франции, вы —
свидетели, колико таковые несправедливые хвалы привели в
надменность дух Людвика XIV, и сколькой кровию оные бразды
ваши оросила! Полвека уж протекло, как кровавые сии войны
кипели, а еще Франция чувствует вредные плоды тщетною
славою прельстившегося своего короля. Если мы рассмотрим
слабости человеческие, то не удивимся, как такими
несправедливыми хвалами могут цари земные прельщаться. Естественно
для человека иметь более мысли о себе, нежели чего, может быть,
он стоит; сие, кажется, есть знак великого начала нашей души,
но начала, поврежденного страстями; а потому, обольщая
самолюбие, легко поддадут льстецы причину любящему хвалу
владыке мнить, что он есть таков, каковым они его ему самому,
внутренне смеяся, для пользы своей представляют. Нерон28 мнил
быть искуснее в стихотворстве Омира29, и в том уверения от
многих имел. И так, обращаю к вам мой глас, о владыки земные,
возведенные на высшую степень могущества человеческого, храни-
теся сих пристрастных похвал, яко не токмо заражающих вас в
жизни, но и по смерти не перестающих бесчестить память вашу!
С другой стороны, не похвально есть, делать не токмо
несправедливые своим монархам, но и самые справедливые охуления,
которые должны быть изглаголаны с такою умеренностию,
чтобы, елико можно, менее чети седящего на престоле повреждали.
История единая, направляемая самою истиною, имеет право с
равной смелостию похвалять знатные деяния и добродетели
царей земных и охулять их пороки, дабы передать в память
потомству, чему должно подражать и от чего удаляться; учинить
достойное и славное бессмертие благим и наказание злым царям.
Но и та, говорю я, не инако может сие делать, как быв ведома
строгою истиною, и где бы никакие страсти примешаться не
могли.

Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого 117
Довольно, является, изъявил я мои мысли о хвале и охуле-
нпи государей; но, приступая к самому предмету моего труда, не
дерзну я слабым моим пером описывать великие дела и
достойные похвалы Петра Великого. Величайший к сему надлежит
иметь разум, и подвиг бы мои сей был более к уменьшению его
славы, нежели ко умножению оной. Гласят его хвалы флот,
воинство им заведенные, грады построенные, крепости
укрепленные, многие области покоренные, просвещенный народ науками
и искусствами, учрежденная торговля, по кратковременности
введенные законы; гласят чужестранные народы,
удивляющиеся, как в столь краткое время, трудами его самого и всеянными
семенами им, могла Россия из слабости в силу, из неустройства
в устройство и из невежества в просвещение дойти. Звучные
победы, которые увенчали лаврами главы его наследников, суть
плоды его трудов, и славу ему проповедают, всегда имя его, яко
основателя, с именами тех соединяя. Гласят ему хвалу сердца
российского народа; ибо хотя миновался тот род, который имел
счастие при столь великом государе жить, но и потомки того,
верные слуги отечества, с восхищением воспоминают его
великие дела, и к мертвому столько любви и усердия являют, яко бы
действительно он жив был, и могли бы воздаяния от него за
усердие свое ожидать. Свидетели мне суть Невские брега, град,
им, во имя его, созданный, какие чувствия тогда судии, воины,
граждане и все нрочие, стекшиеся на позорище открытия его из-
иаянпого образа, ощутили. Не славно ли сему герою, когда все
потомки бывших при нем подданных, по протечении полувека
узря его бездушное изваяние, на славу его сооруженное, яко
монарху, яко отцу и яко просветителю, ясные оказания своего
усердия и благодарности принесли; и можно сказать, что слава
есть Петра Великого, яко некоторая великая река, которая, что
более удаляется от своего начала, то пространнее становится.
Тако уже память моя (не) застигнет, когда, излишно угождая ли
пли по каким другим причинам (ибо не можно подумать, чтоб
кто преемник Петра Великого его не любил) монарха сего
Петром Первым именовали, но ca.vo собою, без указу и без
повеления, имя Великого превозмог; о; и дети наши в юности своей
<-'Два ли и знают, кто был Петр Первый, но имя Петра Великого,
купно с благодарностшо и с удивлением, в сердцах их напечат-
ленио.
Могу ли я после сего дерзнуть какие хулы на сего монарха
излечи? Могу ли данное мне им просвещение, яко некоторой
изменник похищенное оружие, противу давшего мне во вред ему
обратить? Однако прости мне, великая душа, если, не для оху-

118
Л/. М. ЩЕРБАТОВ
ления твоего, но для за1ци1ценпя твоего имени, осмелюся твои
пороки изъяснить, дабы показать, сколь их добродетели
превосходили, а самым тем поразить те неблагодарные сердца,
которые, забыв твои благодения, забыв твои услуги к отечеству,
дерзают многие хулы на тебя изблевывать. Сколько ни есть мое
почтение к тебе, но не затмит оно во мне справедливости, и я по-
тщуся испросить от Клио3" то златое перо, коим на
наикрепчайшем мраморе, под назиданием истины, она дела монархов
изображает. Утверждаюсь наче в дерзком моем предприятии; ибо
душа твоя, быв одеяна тленною одеждою, часто жестокие
истины от подданных своих вкушала, то сколь наипаче, когда сия
между бесплотными, изреченными мною истины тебе
непротивны будут.
Глаголят противники сего великого монарха: он был строг
непомерно, любил казни и пролитие крови, и, не разбирая ни
роду, ни чинов, уподлял себя биением окружающих его; он сына
своего смерти предал; он в любострастие и в роскошь ввергался;
он самовластие до крайности распростирал.
Се ваши хулы! Расмотрим же непристрастньтм оком все сии
пороки, о коих не могу отречись, чтоб много ли иль мало их в
нем не было, но рассмотрим, сообразя с обстоятельствами
времени, как в рассуждении тогдашнего умоначертания россиян, в
рассуждении тогдашних обстоятельств и нравов, так и в
рассуждении намерений Петра Великого, и, может статься, мы
увидим, что не все сии пороки в нем врожденные и вкорененные
были, что ко многим, являкш шея ныне нам порочными,
поступкам был он побужден обстоятельствами, что некоторые
тогда и пороками не считались, что некоторые от тогдашних
грубых нравов и воспитания произошли, а, наконец, есть и такие,
коими сей велик* 1Й государь платил дань человечеству. Пороки
тем виднее в нем, что они, быв сопряжены с великими
добродетелями и делами, яко на высоте поставленные, явнее
становятся. По как в каждом порок есть порок, то и в сем благодетеле
России он свойства своего не переменяет, а токмо несколько
заглаживается великими его делами.
Россия, не очень давно освободившаяся от раздоров и бунтов,
сохраняла еще ту жестокость, которая от междоусобий
рождается. Казни смертные, пытки, убийства были обыкиовенны в
России. Петр Великий при таковом умоначерташш воспитан был, и
насилу начал познавать сам себя, се новые бунты в России
возгорелись. Самая жизнь юного государя к опасности подвергнута
была в первый бунт Стрелецкий <f, и младые его очи,
начинающие с рассудком вокруг себя обозревать, зрплп лнющуюся кровь

Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Вг.чикиго 119
своих родственников и верных слуг: Нарышкиных ;~,
Матвеева13, Языкова31 и других. Остаток времени его младенчества в
таковых же страхах и кровавых позорищах был препровожден.
То сие и самому мягкосердному человеку не вложит ли
некоторую суровость, и среди токов крови принужденной жить
человек не приучит ли себя без трепета на них взирать? Увы! Се есть
судьба рода человеческого, что привычка многое над ним
действие имеет. В Америке без жалости жертвовали людьми, в
Вавилоне и в Дафнисе прелюбодеяние добродетелью почиталось, а
в Индии и ныне суровство к себе самому и отвратительное
изнурение святостью считается. То не сомнительно ли есть, что
таковые обстоятельства вложили в сердце младого государя
некоторый дух суровости, который, примешавшись к твердому его
желанию уставить правосудие, к горячему побуждению
докончить им начатое полезное, иногда мог из меры выходить.
Воззрим на умоначертание и на состояние России. Вельможи
и весь народ погружены были в суеверие и все другие пароды
столь погаными считали, что за грех почитали с кем
неединоверцем иметь какое сообщение, не токмо чтобы хотеть что полезное
для отечества от них перенять. Бояре были горды, суеверны, не-
сообщительны; местничество было хотя уничтожено, но в
сердцах их пребывало в своей силе, по коему не привязанные по
древнему родству с государями, или по знатности рода
преимущественно имели, но происшедшие случаем не токмо сами над
знатнейшими себе начальствовали, но предпочтение сие и
потомству своему прелагали, купно с наследием, превышать не
токмо другие роды, но и с незнанием дела государственные
исполнять. Леность, увальчивость, привязанность к домам крепко
вкоренились, а загрубелость и привязянность ко всем старым
обычаям, яко естественное положение, в них учинилось. Не
было порядочных войск, но земские собирались худо
вооруженные, еще хуже устроенные, да и те никогда все не собирались.
Хотя и были стрельцы, недавно заведенные, но сии, из земских
людей набранные и родами ведущиеся, при начале споем имели
все пороки турецких янычар, не имев их храбрости. Так как и
они были сварливы, беспокойны и неповиновенны начальникам
своим, вступая в торги и промыслы, так как и янычары, не
имели уже никакого попечения о должности по званию своему;
одним словом, неустроенные сии войска не были страшны
неприятелям, по опасны были государям.
Не было в России наук, и не токмо побуждения, по паче было
отвращение что познать; ибо познание сие надлежало
почерпнуть от чужестранных народов, а народ наш и их самих, их язы-

120
М. Л/. ЩЕРБАТОВ
ки и все, от них происходящее, нечистым и богопротивным
почитал. Искусства и рукоделие не в лучшем были состоянии; не
было ни фабрик, ни ремесел, а что и было, и то находилось в
крайнем несовершенстве.
Не было ни внутренней, ни внешней торговли. Внутренней от
того, что не было довольного истребления вещей, ибо каждый от
своих произведений жил; и не было ремесл, ибо не знали и не
могли хотеть многих вещей, которые Петром Великим введены
и нуясиы учинились; а внешней от того, что никаких
обстоятельств чужестранных не знали, и не было портов, окроме
города Архангельского, которым, яко господа, равно как и
торговлею, агличане владели.
Наконец доходы государственные столь были малы, что едва
ли восходили до миллиона, да и прибавить их, по малому
обращению денег и по недостатку торговли, не на кого было.
При таковых обстоятельствах возможно ли было льстить
себя, яко некоторые ныне мудрствуют, чтоб Россия хотя не
столь скоро, однако бы не весьма поздно и не претерпев ущерба,
если бы Петр Великий и не употребил самовластия, могла
достигнуть, не токмо до такого состояния, в каком ныне ее зрим,
но и в вящшее добротою. Кто воззрит на вышеписанное
беспристрастное начертание, тот ясно увидит, чтобы падлежало многим
векам протечь прежде, нежели бы Россия могла отвергнуть свои
предубеждения, получить надлежащее в военных делах
устройство, просветиться науками и установить торговлю, да и то при
таких обстоятельствах, естли бы государи всегда тому
способствовали, и соседи бы ее не воспрещали ее возвеличению.
Сказав таким образом общие обстоятельства, для вящего ис-
ировержения большей части охуленнй, возлагаемых на Петра
Великого, и дабы показать, что самая истина перо мое
направляет, забываю на сей час его ко мне благодеяния, которые чрез
просвещение, введенное им, я ощущаю, и вступаю к подробному
показанию его пороков. Дабы сохранить некоторым образом
времяисчислительный порядок в оных, начну я с бунта
Стрелецкого. Когда по утигаении оного стрельцы уже были взяты под
стражу, когда темницы наполнились сими преступниками,
покушающимися на жизнь законного своего государя, тогда, по
сугубом прежних их бунтов прощении, младый, строгий, в су-
ровстве и среди излияния крови воспитанный, самодержавный
государь, не употребил азиатского самовластия, чтобы без суда
их истребить, но определил верных бояр исследовать их дела; а
как все они, кроме малого числа, пашлнся виновными, то и
смерти без пощады всех и осудил. Они были единые казнены на

PdCCUompiHtir о nnpnxax и cu:,U)U.iaemu\t II<nipj Великого 121
площади, и не токмо палачи, но и сам государь, и бояре многие,
государем быв принуждены, им головы рубили. Другие были
повешены на городских зубцах, а некоторые на зубцах стен
Девичьего монастыря и в самых окошках келий, куда была
заключена Царевна София:i\ сестра Петра Великого, начальница всех
сих возмущений. Множество охулительпых жестокостей и
многое похвалы достойное я в сем ужасном начертании обретаю; но
дабы не причли мне в мерзкую лесть, что в оправдание скажу, я
потщусь, не закрывая все, что ужасное нахожу, изъяснить. Семь
тысяч человек вдруг смерти предаются. Сам монарх обагряет
недостойным себя деянием священные руки кровию подданных
своих и среди палачей зрится; знатнейшие бояре, к тому же
принужденные, дрожащими руками то же исполняют, огорче-
ваются, что столь мерзкую должность принуждены исполнять,
а вкушающих смерть мученье усугубляется. Сестра, хотя
преступница, но есть сестра, дщерь Царя Алексея Михайловича, не
токмо строго заключена в Девичьем монастыре, но принуждена,
можно сказать, жить среди мертвецов, ежечасно должна
мучиться взиранием на них и обонять смрад, от тел их исходящий.
Сие, думаю, изображение не покажется никому лестным. Но
воззрим, что в казни сей Стрелецкой было похвальное и
простительное, и что от чего происходило. Сказал я, что мог и единым
своим приказанием повелеть без суда умертвить всех стрельцов;
но и в сем случае был произведен столь справедливый суд, что
хотя мало могущие оправдаться были от смертной казни
освобождены, и не токмо освобождены, но некоторые начальники
их, участвующие в сем бунте, когда начали изъявлять свою
верность государю, награждения получили, яко то были два брата
Толстых, которые, наконец, загладили свое во младости
преступление, и наконец подпорами отечеству и верными
подданными государя своего были. Взирая на состояние стрельцов, на
частые их повторяемые бунты, не мог младой государь никогда
ожидать, чтобы их беспокойствами власть его не была поколеб-
лема, а паче имея уже намерение учинить во всех частях
государства, а особливо в военном расположении (что их чувстви-
тельнейше огорчило), великие перемены, не мог надеяться до
сего достигнуть, пока хотя малое число сих беспокойных людей
й живых останется, чего ради и решился на столь суровое дело.
Признаюсь, что труднее оправдать деяния самого государя,
бывшего среди палачей, казнящего своими руками своих
подданных и знатных бояр к тому принуждающего. Но какую мы
жестокость ни припишем сему монарху, разум у него отнять не
можем; а если мы оставим ему сие, то и не можем подумать, что-

122
М.М.ЩЕРБАТОВ
бы к такому деянию он без политической какой причины
приступил. Сокрыты от нас и тогдашним молчанием, и временем
сии царские тайны, но потщимся догадками до сего достигнуть.
Голицын™, Толстые, Хованский J7 были соучастники сим
бунтам: то не имел ли еще некоего подозрения государь и на других
бояр, которых сим поступком восхотел учинить собственно их
особами участниками сей казни и руки их обмочить в крови сих
преступников, дабы остающимся неведомым их соучастникам
живым на сих бояр сумнение подать? Не хотел ни по выбору к
сему жестокому делу употребить, дабы те явно не открыты
были, что есть на них сомнение; сего ради без разбору и другим
то же велел исполнять; а дабы самою жестокою сею должностию
и никого не огорчить, сам бесчестное для себя на себя отчасти
дело приял.
Все сие оправдание, я признаюся, что есть весьма слабо в
рассуждении оказанной жестокости; но отпесем при том сие к тем
суровым временам, отнесем к худому воспитанию, отнесем к
привычке к крови, и узрим, что то, что теперь наижесточайший
тиран в Европе постыдится учинить, то тогда в России могло
простительно казаться, в России, где и должность палача не
была бесчестна, и где и наказанный палачом мог опять в чипы и
в должности выходить.
Не могу я никаким образом оправдать вышепоказанный
поступок, учиненный им с сестрою его, Царевною Софиею. Нельзя
ее оправдать, чтобы она не была преступница противу вышней
власти, чтобы она не была злодейка брату своему и государю,
чтобы не она была причиною множества пролияннои крови, как
во время бунта, так и после бунтов, в наказание за оные. Но она
была его сестра, ему однокровная; заключение ее отнимало у нее
все способы ухищрении свои к возмущению России
употреблять, но надлежало ль жизнь ее тягостнее смерти сделать?
Надлежало ль и видением, и обонянием мертвых тел, при
засыпании, при возбуждении и во все время ее пребывания, ее тихим,
но мучительным образом терзать? Признаемся всем, что жесток
был Петр Великий, но возложим отчасти сию жестокость на
время, в которое он родился, на обстоятельства и на образ, коим он
воспитан был.
Говоря об оказанной жестокости им с его сестрою, прилично
здесь сказать о жестокости его с его сыном. Сына, рожденного от
крови своей, строгостями своими принудить к бегству; возвра-
тя, повелеть его судить, истязать его и, ежели то правда, яко
последнего подданного, казнить. Се есть жестокость, имеющая
мало примеров в истории.

Рас*'М<>мр< ниг i> th>fjt)itit\ и <\/.•'.»<; h/rman //с ш;м H< итч<'о 12.4
Ни дабы судить о вещах с 'mm с п pa вед чиносппо, каковую
требует история, каковую должны мы волдапал. монархам, и мо-
нархам, облагодетслытнующим наг, надлежит не по первому
воззрению гуды свои располагать, но воиги во все
обстоятельства дела. Царевич Алексей Петрович быт человек не великого
разума, тайный противник веем изволениям и учреждениям
своего родителя и привязанный тверди к старым обычаям. На-
протпву тою. Негр Великий, ощущал уже пользу своих
установлений, видя, что уже \спехи уве гч ива юг ei о труды, не словами,
по делом, любитель своего отечества и блаженства своего
народа, для коего он столько рдл к опасности подвергался, яко в
самом своем письме к еем> сыну своему изъясняется, зри л в нем
наигоршего неприятеля, какового он и отечество могут иметь,
зрил в нем разручшпеля всех его учреждений, подпертого всеми
теми, которые еще любили древние обычаи, а таковых
множество было; долго стирался он его к мыс там своим обратить,
вложить в него чувствия, что подвиги его суть полезны, но, не имея
успеха в сем, о грешил его от настедия. Но самое сие и
показывало ему, что сей способ не есть доволен для утверждения его
учреждений и блага отечества; ибо, имея и духовный чин, и
множество бояр единомышленниками себе, какое бы отречение
могло после смерти его воспретить па престол возвести? Какая
бы толь твердая темница мппа его так удержать, чтоб врата ее
не разрушены были? А возведение его не токмо угрожало ВЕ*ер-
жением России в прежнее ее непросвещение и слабость, но еще и
междоусобною войною!.. Решился, яко до крайности
простирающий все своп страсти, каковую он имел и к отечеству своему,
непреоборимым образом, осуждением его на смерть, а может
быть, и казишо, сию опасность прекратить. Страшный пример,
зримый токмо нами в Пюннп Бруте'**, пример, показующий
жестокость обычая, но г'ывностп его не суть хулительны.
Сказал уже я выше об обвинении, что Петр Великий, не
разбирая пи роду, ни чинов, бивал приближающих к нему. Не
может сие в наших обычаях, им же введенных, не странно
показаться, и многие из нас, конечно, восхотят скорее смертную
казнь претерпеть, нежели жить после палок или плетей, хотя бы
сие наказание и священными руками и под очами Божия
Помазанника было учинено. Всякой век имеет своп правы, а век тот,
которой застал Петр Великий и с воспитанными в коем людьми
Н:ил, был таков, что побои не инако, как болезнью почитали, не
считая их себе в бесчестие, хотя бы те и кацкпмп •■' руками были
'•'•' K,i г— но vhi юр»* списки Mii.'i.ei

124
М. Л/. ЩЕРБАТОВ
учинены. Колико находим мы в Разрядных книгах, что иного,
высекши плетьми, отсылали к тому головою, с кем местничал-
ся, или иного за какое неисполнение приводили под виселицу и
били чрез кацкие руки по щекам; имен я их не поминаю, дабы
не сделать огорчения потомкам их; но все, которые хотя малое
знание имеют в российских древностях, в истине сей согласятся.
А однако сии тогда наказания не бесчестили, и они по-прежнему
в чины и должности употреблялись. То удивительно ли есть, что
Петр Великий, последуя горячему своему обычаю, и когда [имел
дело] с такового воспитания людьми, сам воспитанию своему
уступал? Они сами, претерпевшие такие наказания, свидетели
мне суть, ибо мне еще удалось многих из них знать: был ли хотя
один, который бы за сии побои пожаловался на Петра Великого,
или бы устыдился об оных сказать, или бы имел какое
озлобление на него; но всех паче видел я исполненных любовию к нему
и благодарностию; а сие и доказует, что сей поступок не в порок
особе Петра Великого должно приписать, но в порок умоначер-
танию тогдашнего времени. Но довольно сего; те, которые столь
в укоризну Петру Великому сей поступок проглашают,
рассмотрели ли, кого он таким образом наказывал? Или тех, коих из
праху возвел на великие степени или младых людей, часто
исполненных пороками, да и сим обоим часто сии наказания
заменялись вместо жесточайших наказаний, которые бы они по
закону заслуживали. Но вельможи сановитые, яко князь Яков
Федорович Долгоруков, часто с грубостию ему противоречащий,
Борис Петрович Шереметев, князь Михайло Михайлович49 и
князь Дмитрий Михайлович Голицыны10, многажды
противящиеся его изволениям, никогда такого наказания не
претерпели. И тако лучше удивитеся, охулители Петра Великого, мужа
нравом горячего, воспитанного в таком веке, в коем побои,
учиненные вельможе, за бесчестье не считались, что он с терпеньем
снес от князя Долгорукова разодрание подписанного им
протокола; что не наказал за неподписание Шереметевым суда
царевича, и сказавшего ему в ответ: «Служить своему государю, а не
судить его кровь — моя есть должность»; не послушавшего его
при взятье Шлюсембурга Князя Голицына, у чинящего ответ:
«Не есть в твоей воле, но в воле Божией есть»; исправившего
мысли государевы князя Дмитрия Михайловича Голицына,
принудившего превосходные доброты сочинением Камор-кол-
лежского Регламента уничтожить тот, что сам Петр Великий
начертал. Яко человеку, все сие не могло ему прискорбия не
нанести, но, яко герой, уступая свою пользу пользе государства.

PaccAwmprHitt' " п<>рч};их и сцмоа частпи Петра Пг.тки.'и 125
видя искренность сердец изящных сих своих слуг, не токмо чем
их наказал, но паче милостями осыпал.
Крепость телесная и горячая кровь чинила его любострастна.
Сколько сие ни есть естественное побуждение, сколько ни есть
монархов, которые оной не стыдятся, но я не могу ее не почесть
пороком, от которого желательно бы было, чтобы сей великий
муж воздержался, тем наипаче, что ни обычаи, ни примеры его
страны в чем его оправдать не могут; и может быть, что он
свершил расположение свое к сей страсти путешествиями своими в
чужие края и примерами, которые он там видел и слышал. Но со
всем тем думаю, что любострастие его не имело такой силы над
ним, если бы в нервой своей супруге нашел себе сотоварища и
достойную особу; но, не имея сего, неудивительно есть, что,
возненавидя ее, сам в любострастие ввергнулся. Но воззрим и в сем
случае на его поступок: узрим ли мы, чтоб сия страсть, которая
столь многими овладела, которая Геркулеса11 заставила прясть
у Омфалы 1~, которая Помпея м и Антония п погубила,
когда-нибудь отвлекла его от трудолюбия, должности или правосудия?
Он довольствовал свою плоть, но никогда душа его побеждена не
была. Карл XII ,л столь боялся сей страсти, что даже видеть
женский пол страшился; вместо что Петр Великий среди телесных
удовольствий владычествовал над нею. На сие, может статься,
могут мне ответствовать, что он Екатерину, из низкого
состояния пленница, учиня сперва своею любимицею, возвел,
наконец, быть своей супругою, и се есть знак, что, по крайней мере, в
сем случае страсть его победила. Остановитесь и рассмотрите:
во-первых, для сей Екатерины, яко любимицы или яко супруги,
упустил ли что Петр Великий? Сделал ли для нее какое неправо
судне? И думаю, что злодеи его мне скажут: «Пет!». Известно
каждому, что страсти в нас действуют сильнее тогда, когда
хотения наши неудовольствованы; сей причины Петру Великому не
настояло, ибо он беспрепятственно ею владел, и Екатерина, кто
ее знал, не толь была честолюбива, чтобы и могла хотеть быть
его супругою. Что ж его побудило к такому великому ей
награждению? Первое, признание за все, ею понесенные с ним труды и
за благи** советы, которые она ему в опасном случае при Пруте
подала, что и сам он объявлял. Второе, мне кажется, была и
политическая причина. Петр Великий от первого брака имел
единого сына царевича Алексея, которого уже усмотрел быть
неудобным к приятию Российского престола и к содержанию
начатых им дел; от сря же Екатерины имел уже двух дочерей,
видел уж себя начинающего ослабевать, не знал, будет ли иметь
столь достойную и повнновенную супругу, как сия, а от сея зрил

126
Л/. Л/. ЩЕРБАТОВ
уже и потомство, то супружеством своим и признанием
законными рожденных детей хотел утвердить престол своп; а самым
сим и могущее междоусобие случиться после смерти его
упредить. Если таковые были намерения Петра Великого, яко сие
есть весьма вероятно, то истинно я в поступке сем ничего охули-
тельного не нахожу. Ибо, когда государи, его предки, на многих
незнатных женивались и не зная внутренних их расположений,
то чего ради Петру Великому не вступить было в брак не токмо с
той, которой добродетели ему были известны, [по] к которой
имел причину благодарности, и чрез что мог утвердить
безопасность престола своего и спокойство России?
Никто Петра Великого в неумеренной склонности к пьянству
не обвиняет; но находят в нем достойно охуления, как оно
действительно и есть, что он иногда на пиршествах, снисходя в
равенство к подданным своим, сам излишнее пивал и других
паивал. Первое показует невоздержность, а другое охулительное
самовластие. Но не единожды я предложил правило, что есть
разные времена, и суть разные нравы и обычаи, взирая на
которые и должно не только такового великого мужа, но и
приватного человека, судить. А сии самые нравы и были таковые не
токмо в России, но почти и во всех местах, где сей государь, для
просвещения своего народа, путешествовал. Везде во время
веселий и пиршеств лишнее пивали, чиня сие яко знак
удовольствия. То можно ли, яко непростительное дело, охулить сие в
сем государе, когда подражал он в том всей Европы тогдашним
обычаям, с тою особенностпю, что низлагал с себя и пышность
царскую, и снисходил к подданным своим, с ними, не яко их
монарх, но яко равный, веселился, подавая им способ в сем
случае все истины ему говорить и дружески с ним обходиться?
И конечно, естли всякое упивание есть зло, но чинимое им
нисхождение, можно сказать, некоим образом сие зло исправляет.
А сверх того сие не столь его занимало, чтобы хотя малую
остановку в делах приключить могло, яко свидетельствуют то
превыше, кажется, сил человеческих исполненные им дела. К тому
же, может статься, что он в сем поступке и сугубый имел
предмет, познавал в пьянстве враждующих между собою вельможей,
а чрез самое сие брал свои осторожности, чтобы не быть
обманутым наветами единых на других; и небезызвестно ему было, что
много еще было таких, которые о старых обычаях сожалели, и
многие были ему недоброхотны, то сим способом и мысли их он
тщился познавать и остерегаться от поставляемых ему мрежей.
И се, может статься, была причина, что не токмо знатнейших
бояр некоим родом самовластия упиваться принуждал, но иног-

рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого 127
да и женщин поил. Жестокое дело, но по обстоятельствам,
может быть, тогдашним необходимо ему было.
Наконец, обвинение его в неумеренном самовластии вид
истины имеет. Он переменил все порядки, принудил одеваться
инако, нежель прежде был обычай, принудил выбрить бороды,
наложил налоги, записал дворян в службу, не по срокам, но
навсегда; взяв детей, послал учиться разным наукам и мастерст-
вам. Вот сильные знаки самовластия. Но да воззрят охуляющие
в сем Петра Великого, те, кои от самовластия сего получили и
самое то довольное просвещение, чтобы самовластие сие оху-
лять. Возмог ли [бы] Петр Великий достигнуть до намеряемых
им поправлений без оказания самовластия? Отменным образцом
сшитое платье хотя ничего не знаменует, но оно отнимало
различие между россиянами и чужестранными, которые нужны
ему были, а коих российской народ ненавидел. Бритие бород так
же чинило россиян сходственных на другие изученные
европейские народы и отнимало у них предубеждение, яко бы все, не
имеющие бород, поганые были; а к тому же и истребляло род
ереси антопоморфитов, которая, по незнанию, вкоренена была.
lie мог он ввести порядок, не сделав некоторые знатные иереме-
нения во всем правительстве. Не мог он распространить
торговли, без приобретения портов, а приобретение портов не мог
получить без войны, а потому порядочные войска для защищения
государства и для приобретения стран необходимо нужны были;
а порядочные войска не могли завестися, если останется
земская служба, по малым срокам располагаемая, если бы дворяне
не вступали с нижних чинов в службу и тем чрез собственное
свое испытание не приобретали в пей нужное искусство, не
имели бы порядочного за заслуги или по старшинству ироизвожде-
ния, и не обязаны бы были служить всегда, а не посрочно.
Произведение войны и сооружение флота требуют денег; их весьма
было мало. Коммерция почти ничего не приносила, и, невзирая
на всю умеренность в собственном житье сего государя, он почти
всегда в них нужду ощущал: то умножение денежных налогов
совершенно нужно было, разумея чрез сие сей великий
государь, что хотя обстоятельства государства требовали сей тягости
народа, тогда почти несносной для него, но, предвидя, что
размножение торговли, заведение мануфактур и ремесл и
умножение обращения денег, наконец, сии налоги не тягостны учинять,
что в самом деле и исполнилось. Надлежало ввести просвещение
Б России: то чем лучше молено было его ввести, как посылкою
Загородных юношей для научения не токмо наукам, военному
Искусству, но и самым ремеслам, иоказуя, что не есть ничего

128
М. М. ЩЕРБАТОВ
подлого, что к пользе отечества может послужить? И
простерший сам монарх к скипетру рожденные в работу руки, не мог ли
требовать, чтоб подданные его ему подражали? Все сие он
учинил самовластным образом, не спрашивая совету ни от кого; да
от кого ему было его и спрашивать? Предложить ли учинить
перемены в правлении убежденным людям в его пользе и
пользующимся непорядками оного, да и не чувствующим польз,
которые могут произойти? Предложить ли ему сообщение с
чужестранными народами тем, которые за грех сие считали?
Предложить ли наложение податей тем, которые самый малый налог
за несносную тягость почитали, а пользы не предвидели?
Предложить ли учреждение порядочных войск тем, которые тем
лишались многих своих прав, подвергались во многие труды и
лишались подданных своих, которых должны были в рекруты
отдавать? Предложить ли посылку юношей в чужие края, когда
отцы и матери не токмо сему противны были неумеренною при-
вязанностию к детям своим, но и по самому суеверию, думая,
яко бы осквернятся пребыванием не с единоверными, тому
противны были? И тако не с кем было Петру Великому
советоваться, то имел он право, по великим своим расположениям и по
мудрому предвидению, самовластно то повелевать?
Но воззрим на Петра Великого в других делах, где не
настояла такая нужда. Учинил ли он в решении дел, которые сам
решил, по какому пристрастию, кому несправедливость? Не равно
ли последнего подданного с наилюбимыми своими вельможами
судил? Не вкушал ли он при решении дел грубые, ему
учиненные, противоречия и не соглашался ли всегда на истину, не гне-
ваяся за грубость? Когда учинил ощутительно полезные свои
установления, не дал ли Сенат указа не принимать самых его
повелений, когда противны государственной пользе они будут или
противоречительны другим законам? Не советовался ли он
всегда с своим Сенатом и не побуждал ли ему самую истину
говорить? Понеже никто всех сих справедливостей откинуть не
может, а потому и ясно есть, что нужда его заставляла быть
деспотом; но в сердце он имел расположение, и, можно сказать,
влиянное познание взаимственных обязательств государя с
подданными.
Се слабое мое перо кратко начертало пороки и добродетели
сего благодетеля России; направляемо быв истиною, по силе
своей изобразило его пороки и проступки с показанием, колико он
к оным обстоятельствами, умоначертанием, обычаями того
времени и воспитанием был побужден. Теперь остается мне в
заключении сего оправдать и себя в том, что, может быть, некото-

Рассмотрение о пороках и салншластии Пгтра Всчикого 129
рые мне скажут, что я есть защитник деспотичества, или
самовластия, и что по предложенным мною правилам и каждый
монарх может сказать, что он такие же имеет благие виды, и
подобные же ему обстоятельства настоят употреблять
самовластие, и его употребит.
Не есть мое намерение побуждать владык света к забвению
взаимной связи между престолом и гражданами и влагать в них
мысли, усугубляющие злосчастия рода человеческого. Но сим
не охуляю я Петра Великого в его самовластии: ибо может ли
кто ныне [из] государей в Европе иметь такие обстоятельства,
какие имел сей монарх?
И тако, тот государь, который помыслит употреблять такое
самовластие, да размыслит прежде, нашел ли он народ свой без
просвещения и загрубелой в своих обычаях и, но
несправедливому воображению своему о вере, противляющийся всякому
просвещению? Был ли подвергнут от юности своей к разным
беспокойствам, ухищрениям и бунтам, которые все силою разума
своего превозмог? Испытал ли все состояния сам собою и
обозрел ли без пышности, но с прилежанием почти все части своего
государства? Подверг ли себя ко многим трудам и опасностям
для любви к отечеству своему? Снизошел ли в состояние своих
подданных, законами являяся им строгим государем,
обхождениями же другом? Вкушал ли без гнева грубые ему учиненные
противоречия и всегда ли готов был истину слушать?
Если кто все сие исполнил, то, имея такие расположения,
может без охуления употреблять самовластие. Но кто все сие
исполнит?
^^

^^
и. и. голиков
Статьи, заключающие в себе
характеристику Петра Великого
и суждения о его деятельности
ОБРАЗ ТЕЛЕСНЫЙ
Милующий Россию Бог, благоволив дать ей сего великого
государя, одарил его отличными свойствами, как внутренними,
так и внешними. !Рост его был два аршина четырнадцать
вершков. Лицо полное' и несколько смугловатое; глаза черные,
исполненные живости и огня; чело, нос, губы пропорциональные.
Волосы темные и почти черные, и которых он не пудрил, не от-
рощал и не завивал, а зачесывал только просто. Небольшие усы,
кои он, следуя бывшему пред тем в Европе обычаю, оставлял,
придавали оному вид военный и грозный; вообще на лице его
изображалась важность, глубокомыслие, строгость, милосердие
и заботливость. Голос имел ясный и громкий, выговор чистый,
произношение сановитое; мысли свои выражал с жаром, но
свободно, кратко и сильно. Стан стройный и величественный,
походку гордую; сложение тела крепкое, по которому он мог
переносить невероятные труды. При первом на него воззрении
вперял во всякого к себе благоговейное высокопочитание,
смешанное со страхом и любовию.
ТЕМПЕРАМЕНТ
Темперамент его был горячий и пылкий. Мятежники,
ослушники и преступники воспаляли его гневом, изменявшим иногда
черты лица его, что особливо приметно было во младых его
летах, но присутствие духа его скоро оный угашало и рождало рас-

Статьи, ,iiiu 1к>чаитш( а one характеристика Ihinpa 131
каяние. «О Ьоже! > — восклицал он в таких случаях с сердечным
прискорбием: «Будучи в состоянии исправить парод мои, не в
состоянии нахожусь исправит!» самого себя».
Толико чувствительное признание собственных проступков
не доказывает жестокости сердца.
Непроникающие же в него приписывали строгости его к
преступникам сего ему темпераменту, а суеверные его недоброхоты,
и пристрастием или завпетпю .сраженные иностранные
писатели называли оные жеетокоетию.
ПРОНИЦАНИЕ
Проницание его было столь острое, что при первом взгляде на
кого редко ошибался в свойствах оного. Он, обыкновенно
молодым людям, приподняв на лбу волосы, смотрел в глаза, — и
безошибочно предсказывал о их способностях и в чем что успеет,
говоря присутствующим: «В сем малом будет путь», пли «не
будет», и определял их в те звания, к каким по замечанию его был
кто способен, и никогда в том, пли по крайней мере весьма редко
ошибался. Он всякие умыслы и заговоры как бы пророчески
проникал и заьременно оные предварял и разрушал-.
снисхождении
Снисхождение его к подданным было беспримерное. Он
обращался с ними не ииако, как отец с детьми. «Меж подданных
своих, говорит Ломоносов, обращался просто, не имея
великого и монаршее присутствие показующего великолепия и
раболепства... Пешему свободно было просто встретиться,
следовать, идти вместе, зачать речь, кому потребуется*. И как всякий
Мог к нему свободно доступать, так и нужды своп предлагать, и
если то была какая жалоба, то он спрашивал просителя, смотря
на него быстро, уверен ли он о истине своего дела и о
справедливости своей жалобы? и буде проситель в том его уверял, то пове-
левал явиться в Сенат, или в какую коллегию, назнача к тому
День и час, и никогда сего часу не забывал. Он удоетоивал своих
Посещений не токмо знатных, но и самых низких и бедных
людей и не отказывал звавшим его на обед,;хотя б надлежало для
" Свидетельствует о сем архиеппсьч»п Феофан в слоне па юдичное его
воспоминание.

132
//. И. ГОЛИКОВ
сего входить в хижину простого мастерового или матроса.
Однажды монарх, быв на работе у галерной гавани, сказал
командиру оной поручику Неплюеву1: «Я зван на родины; поедем со
мною»; и, приехав к работнику команды сего Неплюева,
поцеловал родильницу и жаловал ей несколько денег, выкушал чарку
горячего вина и, закуся пирогом с морковью, подал кусок оного
поручику: «Заешь, брат, — сказал ему, —эта родимая наша
пища, а не итальянская» *.
Один иностранец из самовидцев, описывая его пребывание в
Голландии, говорит о снисхождении его так:
«В свободное время главнейшее его увеселение состояло
обыкновенно в том, чтоб осматривать всякие вещи, достойные
любопытства или стоящие его примечания, в домах частных
людей, где он пользовался всеми случаями вступать в дружеские с
ними разговоры толь вкрадчивым образом, что голландцы,
привязанные отлично к вольному обхождению, прельстились
вольными и откровенными его поступками; сие возымело в них
такое действие, что почти невероятно, коль многие охотно
соглашались служить ему».
ТРУДОЛЮБИЕ
Трудолюбие его было столь же беспримерно, как и
снисхождение. Он не терпел праздности как в себе, так и в других.
Вставая в четвертом часу пополуночи, приезжал в Сенат и
дожидался сенаторов, а по выходе спрашивал, нет ли еще каких дел.
После кушания обыкновенно езжал на адмиралтейские и другие
работы или в других каких упражнялся трудах; ночного
времени тихостию пользуяся, чертил планы кораблям, крепостям и
проч. и более пяти часов в сутки не почивал ";:*. Никогда не было
человека деятельнее его; он считал не дни свои, а минуты, и не
было ни одной, о потере бы которой он жалеть был должен; и
если где его присутствие казалось надобно или обещало какую
пользу, в какой бы то части государства ни было, тотчас летел
туда без свиты с непонятною скоростию. Его деятельность как
бы его некоторым образом умножала и делала присутствующим
во всем пространстве империй.
Можно бы, казалось, почесть за отдохновение от трудов его
посещения, коими он удостоивал подданных, препровождая
* Нсплюсв жил довольно в Италии, обучаясь в Венеции морской службе.
** Предисловие на книгу Саварисва «Лексикона».

Cmoif!hU> .itiix почаюши» <• сан xiipah'mcpucmuKij Петра 133
время то в дружеских беседах по нескольку часов, и иногда
доводил оное и до веселоети, хотя сие последнее случалося редко.
Но и самые сии веселости были у него средством к лучшему уз-
нанию соприсутствующих с ним. Он тогда в растворенных
сердцах их читал, как в раскрытой книге, все чувствования их и
обращал оные в пользу великих намерений своих.
ТВЕРДОСТЬ В ПРЕДПРИЯТИЯХ
Что он предпринимал, то всегда оканчивал, невзирая ни на
какие препятствия. Твердости его ничто противостать не могло;
все оной покорялось, сие не только нам, но и всей Европе
известно. Самые знаменитейшие писатели о таковой твердости его
говорят с удивлением. «В предприятиях его никакая трудность и
опасность (слова ученых сих) не могла его устранить; средства
самые чрезвычайные, самые скорые, и самые отважнейшие
были те, которые он предпочитал к успешному произведению
своих намерений. Деятельность его как бы умножала его
некоторым образом, и делала повсюду. Самые обширные намерения
его никогда не устрашали: он следовал им с жаром и с твердо-
стию, которые отнимали все, что ни казалось в них сперва
химерическим. Смелость его ума и страсть к чрезвычайным делам
заставили его предпринять и совершить в немногие годы ужасное
и скорое преображение народа грубого и невежливого в
полированный". Он во всем, — придает к сему Вольтера преодолел
природу в подданных своих, в самом себе, на земле и на водах,
но преодолел ее к ее украшению»).
ПРАВОСУДИЕ
.^Правосудие его было ко всем равное без наимилейшего
послабления и лицезрении; богатые и убогие, знатные и низкие,
чужестранцы и свои, одинакую ощущали правду. Престол его
был престол правды. <«Потачка верховной главы, — говорит
писатель истории его, в Венеции изданной \ бывает вредитель-
нее, нежели скорая и строгая правда. Сия страхом неминуемого
Наказания приводит злодеяние в мерзость, а оное надеждою про-
Щения побуждает к преступлению законов. По сей причине не-
'"" Словарь петорп'нтких портретов, ли'кдитов и слои, достойных при
мечаппи лн.чмыштых «и-об. Т. III.

134
и. и. голи коп
сравненный сей законодавец в великих преступлениях
проволоки не дозволял; но коль скоро опое уличено, тотчас и наказание
следовало, а отговорки преступника не находили себе услыша-
ния>>. Таковую строгость его правосудия особливо чувствовали
судьи, которые вверенные им весы правосудия наклонять
дерзали пристрастиями своими.
«Того ради, — говорит государь, — надлежит (судей) в винах
звания своего волею и ведением преступивших, так наказывать,
якобы кто в самый бой (сражение) должность свою преступил,
или как самого изменника, понеже сие преступление вящше
измены; ибо о измене уведав остерегуться, а от сей не всякой
остережен, но может зело гладко под кровлею долго течение свое
иметь и злой конец получить» •'•'.
Напротив сего судьи, исполняющие с ревностью законы,
поставляющие себя^ превыше боязни раболепствующих и низких
душ, превыше личных неудовольствий и убедительных просьб,
были его истинными любимцами. Он любил говоримую себе от
таковых правду, хотя бы она произносима была и весьма грубо,
и всегда их отличал возвышением и уважением своим. Мудрый
государь ведал, что неправосудие и зараза пристрастия в судах
есть одно из начальнейших зол, разрушающих государства.
МИЛОСТЬ И ЧЕЛОВЕКОЛЮБИЕ
Удивительно, коль умел великий сей государь соединять с
толикою правосудия строгостшо милосердие свое. «Милость его, —
говорит Ломоносов, — хвалилась на суде и в самых тех случаях,
когда многим его делам препятствующие злодеяния к строгости
принуждали». Не было толь тяжкого преступления, которого
бы он ни простил, если только виноватый добровольно явит
искреннее раскаяние. В таких случаях обыкновенное слово его
было: «Бог тебя простит»; но надобно было виноватому
предварить раскаянием своим донос или улику судом: ибо тогда
раскаяние почитал он следствием необходимости, и место милости
заступало уже правосудие. Но впадающие в преступление
неумышленно или по стечению каких-либо несчастных
обстоятельств, всегда находили в нем евангельского оного отца,
приемлющего в объятия свои заблудшего сына; а по злости сердца
преступающее и в том закосневающие неумытного судью. В
сомнительных обстоятельствах страшился он оскорбить судимого,
* Указ именной мая 20, 1724 года.

С т а т ы/, заключающие а себе характеристику Петра
135
говоря при таких случаях, «что лучше десятерых винных
простить, нежели одного невинного оскорбить». Страх суда Божия,
всегда в нем пребывающий, управлял движениями сердца его
как в милости, так и в правосудии. «Рассуди, невестушка! —
ответствовал он царице Прасковье Федоровне 1, просившей
прощения фрейлине Гамильтоновой, убийце детей своих, — рассуди,
невестушка! Как тяжко мне правый закон отца или дела моего
нарушить, то коль тяжчае закон Божий уничтожить. Я не хочу
быть ни Саулом, ни Ахавом5, которые, нерассудною милостию
закон Божий преступая, душою и телом погибли». «Сделайте
правду, — пишет он при другом случае Сенату, — и не погубите
душ своих и моей, чтоб совести наши остались чисты в день
страшного испытания».
Впрочем, человеколюбие его доказывают спасительные
учреждения его о сохранении детей несчастно рождаемых,
подкидышей и бедных; доказывают миллионы долгов, прощенных
им; доказывают возвращенные из ссылок, освобожденные из-
под стражей; доказывают устроенные госпитали, больницы,
богадельни, снабденные достаточным содержанием, и проч.
ЭКОНОМИЯ
, JMbi разделим оную на домашнюю и государственную.
Великий государь в особенности жил более как
домостроительный дворянин, а не как государь; стол его был самый
простои^ j«Некогда, — говорит г. Ланг*6, — случилося мне быть у
двора в праздничный день, в такое время, когда он возвращался
из церкви, последуем своими министрами, офицерами и
многими знатными особами. Стол его тогда состоял из шестнадцати
приборов. Коль скоро подали кушанье, то и сел он с
императрицею; потом обратяся к собранию: "Господа! — сказал, —
извольте садиться, кому достанется место, а прочие пусть едут обедать
с своими женами"». Таковый стол был еще праздничный.
Дворец его не имел почти никакого великолепия, и даже ка-
Меры-аудиенц для приема послов (оная была при Сенате), и
никогда не был, так сказать, обеспокоивай шумом. Он предоставил
великолепие императорского двора представлять любимцам сво-
им, сначала Лефорту, а по смерти его князю Меншикову.
<«У него не было ни камергеров, ни камер-юнкеров, ни пажей,
Ни Драгоценной посуды; десять или двенадцать молодых дворян
* Ланг в своем дневнике. См.: Ланг Л. Белое путешествие. Ч. III.
С. 189.

136
и. и. голиков
в звании денщиков и столько же гвардейских гренадеров
составляли весь его двор; не было для служителей богатой ливреи» *.
Хотя же и упоминаются в истории его все сии придворные чины,
но они не скоро были учреждены и исправляли звание свое
только в церемониальные дни.
г Платье его, в коем он выезжал в присутствия и на работы,
состояло из фрака, наподобие казакина, из сукна не весьма
тонкого и цвета по большей части серого; вместо шпаги носил кортик;
манжет не имел, но белье имел чистое и хорошее. Военное
платье его видим мы сохраненное в Кунсткамере при
императорской Академии наук; оно состоит в полковничьем его гвардии
Преображенского полка мундире из зеленого голландского
посредственной доброты сукна с тафтяною того же цвета
подкладкою, обложен по борту обыкновенным золотым галуном с
большими медными позолоченными пуговицами, и колете из весьма
толстой лосиной кожи, шляпа без позумента, шпага с медным без
позолоты и черною проволокою обвитым эфесом, знак
обыкновенный гвардейского офицера, галстух из простой черной кожи.
^ Орден надевал на себя только в праздничные и публичные
церемониальные дшОА хотя на восковом его изображении, в той
же Кунсткамере находящемся, и видим на нем объяришюй
голубой и серебром шитый кафтан с кружевными манжетами и
галстуком, но оный был на нем только единожды, во время
коронования императрицы, его супруги, и то но ее просьбе.
Чулки его, также хранящиеся, были гарусные, изношенные
до дыр; башмаки с подметками **.
Экипаж его обыкновенный в городе был летом одноколка, а
зимою санки, по большей части в одну лошадь, и иногда с
верховым.
Церемониалов не терпел, пышность и блеск презирал,
исключая дней, в которые он въезжает по победах своих с торжеством:
сие делал монарх для того только, дабы сильнейшее о них
сделать в сердцах подданных впечатление.
Никакой игры и никакой охоты не любил, и почти никогда
ими не занимался.
По таковой жизни его и не удивительно, что годовые расходы
двора его не превосходили шестидесяти тысяч рублей. Он имел
Начертание о достославном царствовании Петра Великого. Но двор
императрицы чины сии имел.
С подметками башмаки. Сии от того, что которые в них были ему
покойны, с теми он расстаться не хотел и нашивал одни по году и
больше.

Cmdnlbtl- -заключающие в себе характеристику Петра
137
(говорит издатель Венцианекой истории его) все удовольствие
великого монарха и совокупно всю приятность жизни
приватного дворянина.
Нельзя было не подражать в таковой жизни монарху и
подданным его, и сие тем паче, что он того хотел и во всяком роде
расточение, мотовство и суетность запрещал и наказывал.
х Но если толикая экономия в домашней его жизни удивитель-
паГто экономия его государственная превосходит всякое
удивление. С какою чрезвычайною бережливостью сохранял он леса,
колико пекся и ободр51Л хлебопашество, размножал всякого
рода продукты, разводил иностранных пород овец, лошадей и
рогатый скот, вводил всякие художества, мастерства, фабрики и
заводы, вспомоществуя всему оному немалыми суммами денег;
для облегчения и безопасности перевозов соедригял реки и моря
каналами, делал дороги и прочее, а всем таковым
хозяйственным попечением удержал в государстве превеликие суммы
денег, выходившие до того за границу.
Сверх сего, установи во всем государстве строгую полицию,
изгонял всякую роскошь и игры, завел училища, сиротские
дома и больницы, пресек скитание повсюду нищих, устроив для
них богадельни и рабочие дома, учредил непременные и
одинаковые весы и меры, положил цену нужным съестным припасам,
предотвратил разумными учреждениями бедствия от пожаров и
прочее; но одеть великую армию по-европейски, не имея
сначала своих ни судов, пи ружей, ни меди для артиллерии; устроить
великий флот, не имея ни железа, ни полотна; вести войну почти
во все время царствования своего с сильными неприятелями;
давать союзникам своим великие немощные деньги; содержать
при всех иностранных дворах министров, консулов и агентов;
употреблять знатные суммы денег на политические извороты,
выписывать и доставать отовсюду в Россию, не жалея на то
никаких сумм, ученых людей, художников, машины,
инструменты, книги и разные вещи во множестве; довольствовать но
статской службе всех жалованием; употреблять великие же деньги
на воспитание и на обучение повсюду же разосланных россиян;
путешествовать неоднократно самому ему по Европе; заплатить
[фи славном окончании войны шведам два миллиона рублей и
привести почти все намерения свои до желаемой цели, не исто-
Щяв подданных с весьма малыми государственными доходами,
которых сначала не более пяти миллионов было: не войти в долг
и оставить после себя наличных денег несколько миллионов
г-{*ть наивернейшее доказательство непостижимой поистине
государственной экономии его.

138
И. И. ГОЛИКОВ
Мы слышали уже великого хозяина сего, вещающего, что он
в жалованных по службе своей деньгах волен, но с народа
собираемых не может инако употреблять, как в пользу
государственную, и в которых он некогда обязан будет отдать отчет Богу. То-
лико то сильное имел монарх побуждение к сбережению и
правильному употреблению государственных доходов!
Впрочем, в вышеупомянутом исчислении расходов не упо-
мянулись употребляемые на содержание армии и флота, на
доставление повсюду провианта и амуниции, на сделание великих
каналов, на построение городов, пристаней, дорог, и на прочее
сему подобное: ибо оное все исправляемо было общим
подданных иждивением по нарядам правительства, и которые сборы до
подушного оклада не включались в число государственных
доходов, а в расположении поровну со всех, и в собрании
помянутых денег с подданных строгий порядок делал почти
нечувствительными поборы оные. Доказательством того, что оные не
были тягостны, есть то, что все то заменили подушные деньги,
положенные по 74 копейки с ревизской души мужеского пола,
число которых состояло тогда только в 5 794 928 душах
мужеского пола.
МУЖЕСТВО И НЕУСТРАШИМОСТЬ
Искусство воинское, бывшее до того без всяких правил,
великий государь в краткое время довел до такой степени
совершенства, что новое его войско соделалось страхом шведскому, в
победах возмужалому и дотоле оное презиравшему, что
засвидетельствовал разбитием своим сам Карл XII, которого вся Европа
страшилась и за непобедимого почитала. Но что до личного
мужества героя нашего касается, то где оное было потребно,
никогда не думал он об опасностях. Мы из многих сему примеров
предоставим себе только на рыбачьих лодках атакующего его два
морских судна, двадцатью пушками защищаемые, взлезающего
первого на оные и их пленяющего; представим его
одерживающего собственною ж храбростию с галерами над флотом
шведским при Аланде победу; представим его в осеннюю ночь между
валов ярящегося страшною бурею моря, пускающегося в
шлюпке с корабля на неизвестный берег; представим сражающегося
его с Левенгауптом7 семь часов и на голову побивающего славное
победами войско; представим его на полях полтавских в
устроенном к бою войске своем между градом пуль неприятельских,
около главы его шумящих, возвышающего сквозь звуки глас

Статьи, .шключаюище а себе характеристику Петри
139
свои и полки к смелому сражению ободряющего, и в конец силу
шведскую сокрушающего; представим его под Фридрихстатом
предводящего войско свое по узкой плотине противу пушечных
выстрелов отчаянного неприятеля, и градом оным
овладевающего. Представим его в иаибедственнейшем иод Прутом
положении, презирающего смерть и из челюстей ее безвредно
выходящего, а все сие купно иредставя, и будем иметь довольное
понятие об героической его неустрашимости и о беспримерном
присутствии духа его; по представим наконец в победах и
великодушие его.
ПОПЕЧЕНИЕ О ВОЙСКЕ
По что паче всего возвышает славу его в сем пункте, то
любовь его к воинам, отеческое попечение его о их сохранении и о
их продовольствии. Мы сие видели во все течение его жизни. Не
было почти одного повеления его к начальникам воинским, в
котором бы он не напомянул о хранении и о безнужном их
содержании. «Определите», пишет он Сенату, «но дороговизне в
Выборге пред другими городами покупаемого на покупку
солдатам вина, мяса рыбы, круп и прочего на потребу больных денег,
сверх жалованья пх, по десяти тысяч рублей». «Бросьте лучше
все, - пишет он к фельдмаршалу-лейтенанту Огильвию, — и
самую артиллерию, но спасите людей и больных, что паче
многих викторий ему причтено будет». Он не только называл их
товарищами, но и самою вещию был оным, снося наряду с ними
все тягости и нужды военные. Он поселил в них не только
храбрость, но и сыновнюю к себе любовь. Каждый из них имел
надежду в награде за службу и в безнужном по отставке своей
содержании; каждый служил радуясь, видя товарищей своих по
отставке покоящихся в госпиталях, устроенных для них по мно-
пщ монастырям и в столицах. «Здесь, — восклицает государь
при устроении большого для них госпиталя, — здесь всякий
изнеможенный найдет себе помощь и упокоение».
БЛАГОЧЕСТИЕ
Великий государь, не удовольствуясь доставлением поддан-
пЫм своим всякого временного блага, с такою же неусыпностью
г,рк*ея и о доставлении им вечного блаженства. Он воспитывал

140
И. И. ГОЛИКОВ
чад их в страхе Божием, наставлял отцов их в несуеверном бого-
почитании, успокаивал в сомнительстве совести, отводил от
суеверия и приводил к познанию истины, и сие делал сей отец
человечества не с одпими знатными токмо, но и с самыми простыми
людьми, паче же с раскольниками, к чему обыкновенное
оружие его было Священное Писание, а паче Павлово учение,
которое он наизусть помнил; сверх сего понуждал весь народ к
непременному исправлению должностей христианских как
многими указами своими, так и собственным своим примером. Его
первое веселие было дом Господень, в котором не слушатель
токмо предстоял Божественной службе, но сам чиноначальник;
умножал внимание и благоговение предстоящих своим монаршим
гласом и вне государского места с простыми певцами наряду
стоял перед Богом; а чтение Апостола посреди церкви
обыкновенное было его дело при всякой литургии. Во дни же
воспоминания побед, которые он относил, так как и все успехи в делах
своих, единственно Божией помощи, слушал в соборном
Троицком храме всенощные бдения, святую литургию и молебное
пение с великим благоговением *.
Но установление Святейшего Синода и духовных училищ,
спасительные наставления его, предписанные в духовном
регламенте пастырям Церкви, и проповедуемое повсюду чистое слово
Божие, истребляющее плевелы суеверия, есть несомненное
доказательство и как бы печать его благочестия. Надежда его и
упование во всем на помощь Божию делала его при всех
опаснейших сражениях с неприятелями и при усмирении
внутренних мятежей крайне неустрашимым, и он из слов св. апостола
Павла сделал себе пословицу, которую слышали его при всех
опасностях вещающего, а именно: «Аще Бог по нас, то кто на
ны?», а таковая твердая надежда его на Бога и была явственно
всесильным его покровительством засвидетельствована,
сохранившая его невредимым при всех атаках крепостей, при всех
Сии всенощные бдения отправлялись в присутствии его и
продолжались по пяти и по шести часов, а в воспоминание Полтавской победы
по сехми часов. В сей день во время обедни обыкновенно все
находившееся в Петербурге войско находилось в собрании вокруг
храма. Благодарный молебен отправлялся знатным и всем
духовенством среди войска в поставленном шатре при троекратном из ружей
беглом огне, и при пальбе из пушек с обеих крепостей и галер,
выводимых пред собор. Монарх в сей день всегда сам командовал
войском и угощал столом всех от генерала до офицера, а для солдат и
народа выставлялся на площади обед, вино и пиво, и оканчивалося
торжество дня сего обыкновенно фейерверком.

('fti a nihil, .шключанпиие в cede характеристику Петра 141
сражениях морских и сухопутных; и при усмирении
бунтовщиков и изуверов.
Впрочем, в течение жизни его видели мы, что просвещение
его дозволило всякому инозаконному христианину свободное
отправление веры и обрядов своей церкви; самые иноверцы
никакого не терпели гонения или принуждения. Ревность к вере не
по разуму почитал он всегда противною благочестию и разуму •'".
ЛЮБОВЬ К ОТЕЧЕСТВУ
Любовь его к отечеству превосходила всякие пределы; она
была душою всех соделанных им чудес и преображений; она
заставила его, оставя скипетр и величество, записаться в
Голландии в плотники, и наряду с мастеровыми обучаться всем
художествам. Она была его, так сказать, божество, которому он
жертвовал не токмо покоем своим, но и сыном своим, но и самою
жизнею своею, подвергал оную тысячам опасностей. «Вы
называете государя жестоким, — говорил монарх цесарскому
министру, — когда он для спасения своего государства,
долженствующего быть для него дороже самой жизни, лишает наследства
короны принца своей крови, а я, напротив, почитаю самою
величайшею жестокостью жертвовать целостью государства
установленному порядку наследства, и проч.». «Если я впаду в
турецкий плен, — пишет сей отец человечества в Сенат из-под Прута,
быв окружен в десять крат большею турецкою силою, ~ то вы
не должны меня почитать своим царем и государем и ничего не
исполнять, что мною, хотя бы то по собственноручному повеле-
* «Ревность не по разуму производила страшные действия. Таковою
ревпостию к зпкону беснующиеся, истребляя род человеческий,
мнили себя приносящими службу Богу. Сия ревность миллионы
истребила народов; самые противные человечеству тиранства
казались им добрыми делами. В Испании в одно время обвинен был жид
в произношении хулы на богоматерь, присужден к содранию с
живого кожи. Несколько кавалеров, сею ревностию возбужденные, в
масках взошел на эшафот с ножами, столкнув палачей, приняли на
себя отмщение чести Святой Девы и содрали кожу» (Монтескье,
Дух законов).
Сея бесчеловечные ревности, или паче адского изуверства,
открылось недавно новое доказательство, а именно в Испании, по
случаю бывшего п Алкантаре пожара, во время сгорепия Мипоритско-
го монастыря. Полиция нашла в оном пять страшных темниц,
наполненных человеческими трупами.

142
И. И. ГОЛИКОВ
нию от вас было требуемо, покамест я сам не явлюсь между вами
в лице моем; но если я погибну, и вы верные известия получите
о моей смерти, то выберите между собою достойнейшего мне в
наследники». Сия беспредельная любовь его к отечеству застав-
ляла его денноночно трудиться как в устроении блага
подданных, так и в утверждении оного законами.
Сия беспредельная любовь его к отечеству, преодолев все
страшные трудности, восторжествовала над всеми
невозможностями, и толикие произвела чудеса, из которых и самое, по
мнению моему, наибольшее ее же силе приписать должно, то есть
что и самые суеверием и ненавистью к его величеству
зараженные сердца воспламенились напоследок сыновнею к нему любо-
вию и оплакивали его равно как и все просвещенные, как и все
благомыслящие подданные. Истинны суть слова апостольские,
что «любовь побеждает все».
ЗНАНИЯ ЕГО В НАУКАХ И ХУДОЖЕСТВАХ
Беспримерный сей монарх при великих душевных своих
свойствах имел нарочитые познания о всех науках и художествах,
особливо же в мехапике, физике, географии и хирургии; в
некоторых же был и совершенен, как то: в мореплавательной, в
кораблестроительной и в геометрии. «Он был,—говорит
Вольтер, — наилучший плотник, искуснейший в севере мореходец;
нет такого трудного прохода от начала Балтийского моря до
океана, который бы он сам не проведал, присовокупи матросский
труд к знанию философа и к намерениям императора».
«Петр Великий, — изъясняется собрание ученых мужей, —
сделался самым ученейшим в своем государстве. Он говорил на
многих языках, был весьма знающ в математике, физике и
географии; он знал даже и хирургию, которого искусства оказал
неоднократно опыты».
«Откуда же, — заключает архиепископ Феофан, —
почерпнул он толикую премудрость, не быв учен ни в какой школе, ни
в какой академии? Но академии его были грады и страны,
учители бывшие при дворе его — послы, приезжавшие к нему
знатные гости и угощавшие его в различных странах государи,
принцы, правители, знатнейшие министры: ибо где он ни был, с кем
ни беседовал, ничего не оставлял без замечания, ничего без
исследования».
И таким образом в Амстердаме у славного Рюйша8 делал он
своми руками хирургические операции; в доме бургомистра

Статьи, заключающие в себе характеристику Петра 143
Витцена обучался практической физике; и мало осталось наук и
художеств, говорит г. Вольтер, которых бы он не исследовал
порознь. Капитан-инженер Перри9, коего он принял в Лондоне в
свою службу, свидетельствует, что государь в бытность свою в
Англии не оставил никакого художества, которого бы он ни
примечал, и которому не приложил бы рук своих всякий раз, когда
входил в мастерские избы. С шотландцем Фергюссоном,
принявшим у его же величества службу, примечал и исчислял
затмения; и помянутый Перри, продолжает г. Вольтер, хотя и
негодовал на него за недовольное жалование, признается однако же,
что великий сей государь был искусен в астрономии, хорошо
ведал все небесных тел обращения и законы тяжести, которые
оными управляют. «Сия до времен великого Невтона10
неизвестная сила, — заключает Вольтер, — по которой все планеты одна
о другой движение заимствуют, и которая их содержит в их
кругах, была уже известна российскому монарху в то время, как в
прочих странах довольствовались токмо знанием
вымышленных (невежеством) обращений, и в Галилеевом11 отечестве
невежи заказывали невежам верить обращению земли; а чтение
лучших и отборных книг на иностранных языках, частые
разговоры и переписка его с самыми ученейшими того времени
философами, из числа которых были Лейбниц12, Вольф13, Фонте-
нель14 и другие члены Парижской академии, которой он был
сочлен, усовершили познаниями быстрый его от природы разум;
и от сего-то происходило, что разговоры его о всякой материи
были основательны, тонки и краткостию исполнены; от сего-то
происходило, что на самые темные и сомнительные доклады и
вопросы давал резолюции и ответы ясные и скорые, и о чем бы
ми произошло слово, тотчас слышали от него весьма острое
рассуждение, сильные доводы и приличные к материи притчи и
подобия, неизреченно услаждавшие слышащих его».
ПУТЬ, ПО КОЕМУ ОН ШЕСТВУЯ, ДОСТИГ
ДО СВОЕЙ ЦЕЛИ
Описав телесный и душевный образ великого монарха,
кажется мне, что будет оный не совсем еще совершенным, ежели
не опишем и пути, предызбранного им, по которому он, шест-
нУя, достиг до цели великих своих намерений и до толикого
величия славы.
Обозрим, возлюбленные соотчичи, путь сей! Мы не
почувствуем на оном скуки, следуя за предтечею нашим.

114
Я. И. ГОЛИКОВ
Путь сей тем большего достоин замечения, что оный никем до
него не был проложен.
Светильник природного его великого разума, зажженный
беспредельною его к отечеству любовию, был единственным
указателем стезей по непроходимому пути сему.
Беспредельное властолюбие царевны Софии Алексеевны,
сестры его, захватившей посредством воздвигнутых ею страшных
бунтов правление государства, внушило в душу ее к удержанию
навсегда в руках своих скипетра — пагубное предприятие! Она,
опасаясь примеченных ею в детстве еще его великих природных
дарований, предприняла или лишить его жизни, или учинить
его неспособным к правлению, отдалив от него всякое
воспитание. На сей конец наполнила комнаты его развратными
юношами, самый учитель его русской грамоты г. Зотов15 был от него
отлучен: одна почти * мать его была и учитель и охранитель его.
Но герои, говорит г. Фонтенель, происходят совсем готовыми из
рук природы с свойствами, ничем не преодолимыми. Младый
государь среди забав своих лишь только увидел Лефорта,
привязался к нему, полюбил его. «Редко слух государей, —говорит
писатель истории сего господина **, — отверзается истине, но
Петр казался из сего общего правила изъятым; он весьма охотно
слушал говоренную себе Лефортом истину без всякия прикрасы
ласкательства, и, не внимая очаровывающему гласу сирен,
окружающих его, избежал расставленных ему сетей, попрал
рассыпаемые пред ним цветы, по первому гласу Лефорта бежал
к ружью и к солдатским работам. Во время стрелецких бунтов,
придает к сему г. Ломоносов, кои все по наущению сестры его на
здравие его устремлялись, обучался он военному делу,
двенадцати лет стал он рядовым солдатом, и с товарищами своими не
только в одном был внесен списке, но и спал с ними в одной
палатке, ту же принимал пищу, стоял по очереди на карауле,
исправлял все солдатские работы, возя землю к своему потешному
крепостному строению на тележке, построенной своими
руками». Вскоре потешная рота сия стала полками; все сие
происходило при зрении хитрой сестры его и всего преданного ей
стрелецкого войска, и в толь нежном возрасте принял намерение
упразднить сию страшную тогдашнюю русскую гврдию, подоб-
* Слово почти означает тех немногих из верных, которые были при
нем, из каковых были родственники царицыны, господа
Нарышкины, князь Борис Алексеевич Голицын ," и Головин ,7, но и оные
принуждены были не казаться по наружности таковыми.
*'•'•" Басеевич1'.

Спшгпьи. .шключаюишо к себе характеристику Петра 1 15
ную преторианской в Риме, которую упразднить бессильны
были все цесари, владетели снега. По младып наш герой воамог
сие учинить и, исторгнув скипетр ил рук сестры своей, с новыми
войсками побил турок, отнял Азов, сооружил на Черном море
сильный флот, о коем до него и понятия не имели; но что
удивительнее, в то же время отрешает высокомощное достоинство
патриаршее, упраздняет в правлении и самую тень аристократии,
могущей послужить ему препятствием в великих его
намерениях, вступает в единоборство с страшнейшим неприятелем, и яко
второй Тезей ,tJ сражается с лютыми чудовищами, то есть с
суеверием и предрассудками, отсекает несколько глав гидр сих, и.
расторгнув узы, наложенные ими на подданных, рассылает
многое их число для учения в европейские государства; а дабы и
самому ему научиться лучше управлять царством, последовал за
ними под утаением величества своего и сам, в пути сем с
неутомимою, так сказать, жадностью рассматривал образ мыслей
государей, их правлении, законы, экономию, нравы народные, их
обычаи, воспитание, земледелие, науки и художества,
записывая все то с своими на то примечаниями. В Голландии дал он
всему свету зрелище, невиданное oi века; зрелище истинного
величия, высокое наставление государям и пример такого пожерт
вования, которому бы мы не могли поверить, ежели бы :-чк>ха
того времени удалена была от нашего века. Словом, он
записался в плотники под именем Истра Михайлова, обучался с неопп
санным рачением кораблестроению, работал в мастерских избах,
употребляя одежду и пищу одинаковую с прочими
мастеровыми, и в несколько месяцев совершенно оному научился, холя
между тем к славному анатомшлу для обучении же
хирургических операций и физике, ("его мало, он в то лее время обучался и
навигации, и многим другим познаниям. << Иногда слушал он,
говорит г. Саварин ";:, учения у искусных навигаторов о раз
пых румбах морских ветров, как, смотря на морские карты, бе
зопасно по морю ходить; временем севши за стан и принявшись
за челнок, ткал тонкие сукна, шерстяные и шелковые штофы; в
иное время, бывая с иску ными купцами, искал доведаться
секретов голландского банка и вексельных обрядов, с
амстердамскими и английскими банкирами завремеипо договорился о
корреспонденции, и ничто от любопытства его не ушло, никакое
Ремесло от очей ею не скрылось... Ходил к мастерам всяких ху
Ложеств: с кузнецами молотом трудился, с плотниками бревна,
брусья и доски тесал, с кожевниками кожи етротал. и проч.».
-' В предисловии на л Лексикон > с\\<,\\ о соммернш..

Мб
И.И.ГОЛИКОВ
В одно время оставлял топор свой и ездил в Утрехт для
свидания с Вильгельмом20, королем английским; йотом переехал в
Лондон, где таким же образом новые приобрел познания, и, от-
правя оттуда в Россию множество художников, мастеров,
математиков, инженеров и других ученых, приехал в Вену с
намерением, осмотрев там все, объездить Италию и другие земли, дабы
отовсюду собрать все полезное и всему научиться нужному. Но
получает из Москвы курьера о страшном возмущении
стрельцов, оставляет все великие предприятия свои, скачет на почте в
отечество, истребляет пагубное возмущениями стрелецкое
войско, соделывается учителем во всем подданным своим, и Россия
вскоре претворяется как бы в один превеликий завод. Там стали
разрываться недра земные и из оных извлекаться всякие
металлы и минералы, инде литься пушки, бомбы и ядра, в других
местах делаться ружья, коваться мечи, шлемы, копья, якори;
ткаться сукна, полотна и всякие материи; строиться корабли,
военные и торговые; разводиться лучших пород овцы и лошади;
умножаться лучшие продукты и прозябения, и вдруг как бы
творческою рукою из небытия произошли страшные армии и
флоты, с коими сразился с народом шведским, предводимым
таким героем, которого трепетала вся Европа, каков был Карл XII;
победил его, отнял завладенные шведами беззаконно провинции
свои и к оным присовокупил новые и великие, и в то же время
строил новые грады и пристани, пекся о распространении
торговли, соединял каналами реки и моря, издавал законы,
утверждал новые судебные места, разные училища и академии,
искоренял суеверия и предрассудки, и хотя все сие сопряжено было с
неодолимыми трудностями, но его рачению и любви к отечеству
ничто противостать по могло. Вся Европа взирала на него с
изумлением и признала, что в произведении удивления
достойных дел имел он паче вдохновение чрезвычайной премудрости,
нежели отменное желание прославить имя свое; и наконец, воз-
вед Россию на верх славы, единогласно признан всем светом
Императором и Великим.
По такому-то неудобопроходимому пути дошел он до таковой
славы, до коликия никто до него не достигал! Проповедуют
великие дела его с удивлением в публичном и чрезвычайном
собрании Парижской академии наук •'•'. Самые славнейшие мужи
именуют его, один сотворителем народа своего и преобразителем
севера, и, предпочитая его всем великим людям, избирает его
* Г-н Фонтеноль был к сему избран.

Статьи, заключающие в себе характеристику Петра
147
своим героем для воспетия его эпическою трубою •'•*. Другие,
превыше всех прославившихся великими делами монархов именуя
его то удивлением света, то величайшим из законодателен, то
вмещающим в себе совокупно достоинства Людовика XIV,
Августа и Карла Великого121, то величайшим из человеков, то
достойным владеть не Россиею токмо, но и всем светом, и что великих
его дарований никакой велеречивый язык изъяснить и ни одно
искуснейшее перо описать не может, одна только всемирная
слава (говорил архиепископ Феофан) есть достойная его
проповедница, весь свет его стихотворец, а Россия его статуя,
прекрасным мастерством им самим переделанная.
Чего ж не достает теперь относительно к герою нашему? Он
преирославлен, возвеличен, обожаем подданными. Не достает
достойной его истории.
^^Э
* Г-н Томас в похвальном слове Морнцу, и он же, как известно,
трудился многие годы в сочинении ему героической поэмы.

^^
H. M. КАРАМЗИН
Записка о древней и новой России
в ее политическом и гражданском отношениях
Явился Петр. В его детские лета самовольство вельмож,
наглость стрельцов и властолюбие Софьи напоминали России
несчастные времена смут боярских. Но великий муж созрел уже в
юноше и мощною рукою схватил кормило государства. Он
сквозь бурю и волны устремился к своей цели: достиг— и все
переменилось!
Сею целью было не только новое величие России, но и
совершенное присвоение обычаев европейских.../Потомство воздало
усердную хвалу сему бессмертному государю и личным его
достоинствам и славным подвигам.рн имел великодушие,
проницание, волю пепоколебимую, деятельность, неутомимость
редкую: исправил, умножил войско, одержал блестящую победу
над врагом искусным и мужественным; завоевал Ливонию,
сотворил флот, основал гавани, издал многие законы мудрые, привел
в лучшее состояние торговлю, рудокопни, завел мануфактуры,
училища, академию, наконец поставил Россию на знаменитую
степень в политической системе Европы. Говоря о превосходных
его дарованиях, забудем ли почти важнейшее для самодержцев
дарование: употреблять людей по их способностям? Полководцы,
министры, законодатели не родятся в такое, или такое
царствование, но единственно избираются... Чтобы избрать, надобно
угадать: угадывают же людей только великие люди -- и слуги
Петровы удивительным образом помогли ему на ратном поле, в
Сенате, в Кабинете. >Но мы, россияне, имея перед глазами свою
историю, подтвердим ли мнение несведущих иноземцев и скажем
ли, что Петр есть творец нашего величия государственного?..
Забудем ли князей московских: Иоанна I!, Иоанна III2, которые,
можно сказать, из ничего воздвигли державу сильную, и, — что
не менее важно, — учредили твердое в ней правление единовласт-

Нанизка о Ofjcdfteu и HUfioa России
149
Hoe?.. Петр нашел средства делать великое — князья
московские приготовляли оное. Н, славя славное в сем монархе, оставим
ли без замечания вредную сторону его блестящего
царствования? J -"-'
Умолчим о пороках личных;/но сия страсть к новым для нас
обычаям преступила в нем границы благоразумия. Петр не
хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет
нравственное могущество государств, подобно физическому нужное для
их твердости. Сей дух и вера спасли Россию во времена
самозванцев; он есть не что иное, как привязанность к нашему
особенному, не что иное, как уважение к своему народному
достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их смешными,
хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в
собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли
человека и гражданина к великим делам? Любовь к Отечеству
питается сими народными особенностями, безгрешными в
глазах космополита, благотворными в глазах политика
глубокомысленного.. Просвещение достохвалыю, но в чем состоит оно? .
В знании нужного для благоденствия: художества, искусства,
науки не имеют иной цены. Русская одежда, пища, борода не v
мегаали заведению школ. Два государства могут стоять на одной
степени гражданского просвещения, имея нравы различные.
Государство может заимствовать от другого полезные сведения, не
следуя ему в обычаях. Пусть спи обычаи естественно
изменяются, но предписывать им Уставы есть насилие, беззаконное и для
монарха самодержавного^ Парод в первоначальном завете с
венценосцами сказал им: «Блюдите пашу безопасность вне и
внутри, наказывайте злодеев, жертвуйте частью для спасения
целого»>, — но не сказал: «противоборствуйте нашим невинным
склонностям и вкусам в домашней жизни*. В сем отношении
государь, по справедливости, может действовать только
примером, а не указом.
Жизнь человеческая кратка, а для утверждения новых
обычаев требуется долговременноегь. Петр ограничил свое
преобразование дворянством. Дотоле от сохи до престола россияне
сходствовали между собою некоторыми общими признаками
наружности и в обыкновениях, — со времен петровых высшие
степени отделились от нижних, и русский земледелец,, мещанин,
*супец увидел немцев в русских дворянах, ко вреду братского,
Народного единодушия государственных состояний.
В течение веков народ обвык чтить бояр как мужей,
ознаменованных величием, поклонялся им с истинным
уничижением, когда они со своими благородными дружинами, с азиатскою

150
И. М. КАРАМЗИН
пышностью, при звуке бубнов являлись на стогнах, шествуя в
храм Божий или на совет к государю. Петр уничтожил
достоинство бояр: ему надобны были министры, канцлеры, президенты!
Вместо древней славной Думы явился Сенат, вместо приказов —
коллегии, вместо дьяков — секретари и проч. Та же
бессмысленная для россиян перемена в воинском чиноначалии: генералы,
капитаны, лейтенанты изгнали из нашей рати воевод, сотников,
пятидесятников и проч. Честью и достоинством россиян
сделалось подражание.
Семейственные нравы не укрылись от влияния царской
деятельности. Вельможы стали жить открытым домом; их супруги
и дочери вышли из непроницаемых теремов своих; балы, ужины
соединили один пол с другим в шумных залах; россиянки
перестали краснеть от нескромного взгляда мужчин, и европейская
вольность заступила место азиатского принуждения...Чем более
мы успевали в люде к ост и, в обходительности, тем более слабели
связи родственные: имея множество приятелей, чувствуем
менее нужды в друзьях и жертвуем свету союзом единокровия;
Не говорю и не думаю, чтобы древние россияне под
великокняжеским или царским правлением были вообще лучше нас.
Не только в сведениях, но и в некоторых нравственных
отношениях мы превосходнее, т. е. иногда стыдимся, чего они не
стыдились, и что, действительно, порочно; однако ж должно
согласиться, что мы, с приобретением добродетелей человеческих,
утратили гражданские. Имя русского имеет ли для нас теперь ту
силу неисповедимую, какую оно имело прежде? И весьма
естественно: деды наши, уже в царствование Михаила* и сына его
присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, все еще
оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть со-
I вершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь - первое госу-
* дарство. Пусть назовут то заблуждением; но как оно
благоприятствовало любви к Отечеству и нравственной силе оного!
Теперь же, более ста лет находясь в школе иноземцев, без
дерзости можем ли похвалиться своим гражданским достоинством?
Некогда называли мы всех иных европейцев неверными, теперь
называем братьями; спрашиваю: кому бы легче было покорить
Россию, неверным или братьям'! Т. е. кому бы она, по
вероятности, долженствовала более противиться? При царе Михаиле и
Феодоре ' вельможа российский, обязанный всем Отечеству, мог
ли бы с веселым сердцем нагичеп оставить его, чтобы в Париже, в
Лондоне, Вене спокойно читать газеты о наших
государственных опасностях? Мы стали гражданами мира, по перестали
быть, в некоторых случаях, гра;кданамп России. Виною Петр.

Здписка о древней и новой России
151
Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться гораздо
более, когда бы нашел способ просветить ум россиян без вреда
для их гражданских добродетелей. К несчастью, сей государь,
худо воспитанный, окруженный людьми молодыми, узнал и
полюбил женевца Лефорта, который от бедности заехал в Москву
и, весьма естественно, находя русские обычаи для него
странными, говорил ему о них с презрением, а все европейское возвышал
до небес. Вольные общества Немецкой слободы, приятные для
необузданной молодости, довершили лефортово дело, и пылкий
монарх с разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел
сделать Россию Голландиею.
Еще народные склонности, привычки, мысли имели столь
великую силу, что Петр, любя в воображении некоторую свободу
ума человеческого, долженствовал прибегнуть ко всем ужасам
самовластия для обуздания своих, впрочем, столь верных,
подданных. Тайная канцелярия день и ночь работала в
Преображенском: пытки и казни служили средством нашего славного ,
преобразования государственного. Многие гибли за одну честь
русских кафтанов и бороды, ибо не хотели оставить их и дерзали
порицать монарха. Сим бедным людям казалось, что он, вместе
с древними привычками, отнимает у них самое Отечество. В
необыкновенных усилиях Петровых видим всю твердость его
характера и власти самодержавной. Ничто не казалось ему страшным.
Церковь российская искони имела главу сперва в митрополите,
наконец, — в патриархе. Петр объявил себя главою Церкви,
уничтожив патриаршество как опасное для самодержавия
неограниченного. Но заметим, что наше духовенство никогда не
противоборствовало мирской власти, ни княжеской, ни царской:
служило ей полезным оружием в делах государственных и
совестью в ее случайных уклонениях от добродетели. Первосвятите-
ли имели у нас одно право — вещать истину государям, не
действовать, не мятежничать, — право благословенное не только
для народа, но и для монарха, коего счастье состоит в
справедливости. Со времен Петровых упало духовенство в России. Пер-
восвятители наши уже только были угодниками царей и на
кафедрах языком библейским произносили им слова похвальные.
Для похвал мы имеем стихотворцев и придворных — главная
обязанность духовенства есть учить народ добродетели, а чтобы
сии наставления были тем действительнее, надобно уважать
оыое. Если государь председательствует там, где заседают
главные сановники Церкви, если он судит их или награждает
мирскими почестями и выгодами, то Церковь подчиняется мирской
пласти и теряет свой характер священный; усердие к ней слабе-

152
И. М. КАРАМЗИН
ет, а с ним и вера, а с ослаблением веры государь лишается
способа владеть сердцами народа в случаях чрезвычайных, где нужно
все забыть, все оставить для Отечества и где Пастырь душ может
обещать в награду один венец мученический. Власть духовная
должна иметь особенный круг действия вне гражданской
власти, но действовать в тесном союзе с нею. Говорю о законе, о праве.
/ , Умный монарх в делах государственной пользы всегда найдет
способ согласить волю митрополита, или патриарха, с волею
верховною; но лучше, если сие согласие имеет вид свободы и
внутреннего убеждения, а не всеподданической покорности,' Явная,
совершенная зависимость духовной власти от гражданской
предполагает мнение, что первая бесполезна, или, по крайней мере,
не есть необходима для государственной твердости, — пример
. древней России и нынешней Испании доказывает совсем иное.
/ Утаим ли от себя еще одну блестящую ошибку Петра Велико-
. го? Разумею основание новой столицы на северном крае
государства, среди зыбей болотных, в местах, осужденных природою на
бесплодие и недостаток. Еще не имея hpi Риги, ни Ревеля, он мог
заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза
товаров; но мысль утвердить там пребывание государей была,
есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько
миллионов и трудов употреблено для приведения в действие сего
намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и
трупах. Иноземный путешественник, въезжая в государство, ищет
столицы, обыкновенно, среди мест плодоноснейших,
благоприятнейших для жизни и здравия; в России он видит прекрасные
равнины, обогащенные всеми дарами природы, осененные
липовыми, дубовыми рощами, пересекаемые реками судоходными,
коих берега живописны для зрения и где в климате умеренном
благорастворенный воздух способствует долголетию, — видит и,
с сожалением оставляя сии прекрасные страны за собою,
въезжает в пески, в болота, в песчаные леса сосновые, где царствуют
бедность, уныние, болезни. Там обитают государи российские, с
величайшим усилием домогаясь, чтобы их царедворцы и стража
не умирали голодом и чтобы ежегодная убыль в жителях
наполнялась новыми пришельцами, новыми жертвами
преждевременной смерти! Человек не одолеет натуры!
Но великий муж самыми ошибками доказывает свое величие:
их трудно или невозможно изгладить — как хорошее, так и
худое делает он навеки. Сильною рукою дано новое движение Рос-
сии; мы уже не возвратимся к старине!..
^^Э-

^5^
А. В. НИКИТЕНКО
Похвальное слово Петру Великому,
императору и самодержцу Всероссийскому,
Отцу Отечества
Санкт-Петербургский университет, празднуя свое
физическое и нравственное возрождение, могучею державною волею для
него созданное, с восторгом встречает, в эту прекрасную эпоху
своего возраста, приветливый взор собрания столь
знаменитого'. Если вы, Мм. Гг., смотрите на него с надеждами, то это одно
уже в состоянии возвысить и омужествить дух наш: это значит,
мы признаны достойными выполнять, вместе с вами, великие
намерения государя и споспешествовать славе Отечества. С
другой стороны, заботливое внимание ваше к сему высшему
учебному заведению служит новым утешительным доказательством
того, сколь любезно России драгоценное наследие Петра — ее
просвещение. В эти торжественные минуты тесного, видимого
сближения общества с наукою и науки с обществом более, чем
когда-либо удостоверяешься в благопоспешности ее начинаний;
сильнее чувствуешь, что наука не может иметь других
притязаний и другой славы, как утверждать наши законы, наш
общественный порядок и упрочивать наше благо; что она есть только
одна из естественных и необходимых сил нашей народной
организации. Время сказать это, Мм. Гг., теперь, когда
могущественная и глубокая мысль августейшей главы империи
проникла в души всех, и именем русской чести, напечатлела в них
святой завет: «да будет отныне в России все русское». Одно из
любопытнейших явлений в истории народов, без сомнения, есть
ход нашей образованности. Пред нами две эпохи; их разделяет
Целое столетие; в пространстве этого времени совершилось для
России столько необычайных событий, что столетие кажется
веками; две спи эпохи, по-видимому, даже противоположны в сво-

154
А. В. ИИКИТЕИКО
ем характере и значении, — а между тем они сливаются в один
момент народной жизни; первая существует единственно для
последней, как последняя есть только естественное, правильное
раскрытие всего, что заключалось в предыдущей. Одна эпоха,
когда по могущественному слову: да будет, раздавшемуся над
русскою землею, возникли на ней новые люди с новыми
потребностями и назначением; другая, когда эти люди, по такому же
мощному призывному голосу, бросаясь в объятия России, как
бы после долгой разлуки, воскликнули в восторге своего
обновленного существования; мы дети твои\ Гений Петра, свыше
помазанный на великое творчество, созидая новые судьбы народа,
черпал для них стихии там, где они были, — в общих избытках
человечества. Мы продолжали черпать их, пока не укрепились
их силою и не возросли для жизни высшей и вместе самобытной.
Закон природы выполнен. Следовало угадать минуту, в которую
России надлежало начать жить собою и в себе. Угадать эту
минуту не было делом ума обыкновенного; немного раньше мы
могли пойти назад; немного позже мы могли подвергнуться
недугам, столько же тяжким, сколько и чуждым нашей природе.
Но эта минута угадана; дело Петра довершено. России
возвращается Россия. Уже по твердой самодержавной воле великого
Зодчего передвигаются колеса необъятной государственной
машины, установляются новые пружины, творение Петра
организуется, приводится к единству естественного национального
начала. Как! все это зиждется в наши дни, пред нашими глазами, и
мы даже не слышим шума этих чрезвычайных работ? Мы не
испытываем никаких тревог, неразлучных с великими
государственными изменениями? Мы даже не замечаем ускоренных шагов
нашего необычайного шествия? Посмотрите: святая,
торжественная тишина приосеняет наши дни; лицо России цветет
обычным здравием, и слава платит нам, как и прежде, свыше
установленные дани, — а для будущности в недрах этой славы и покоя
готовится столько величия... Но оратор не должен похищать
прав у историка; не станем предупреждать потомство. Объятые
отовсюду воспоминаниями первого дня нашей нравственной
жизни и вкушая плоды нашего возрождения, мы имеем уже
пред собою неиссякаемый источник для великих размышлений
и для слова в минуты, посвященные торжеству науки и
народной славы. Беседующему с вами нет надобности прибегать к
искусственному сближению предмета своей речи с настоящим
случаем. Пред вами, Мм. Гг., дух Петра и его дело оправданное,
довершаемое. Его могучая воля живет в каждом акте нашей
жизни и продолжает управлять событиями. Все вокруг нас и в

JloXflit thH<><' С /*h,n lU'ltipii Hi LUKnMlf 155
лас самих исполнено святынею vro мыпи; все дар ее, — как и
;->ти стоны, среди icoHX совершается скромное, но общеполезное
служение истине, как зто место, с коего дерзало призывать его
бессмертное имя, как самое слово, коим беседуем с вамп. Здесь,
окруженные, проникнутые его невидимым присутствием, мы
невольно исполняемся священного блапн овеиия; сердце
порабощено силой зтого мощного гения, облеченною всем величием,
всею будущноетшо России, — мы должны пчи безмолвствовать,
пли говорить только о нем!
Но, Мм. Гг., вы без сомнения желали бы, чтобы устам красно-
речивепшим предоставлено было вырази] ь общие чувствования.
Безмерное1 величие предмета может подавить и оратора, уже
привыкшего к победным торжествам слова. Петр Великий есть
одно из тех необычайных явлений нравственного мира, коих
изучение составляет задачу для мудрых и кои только
отважному взору гения допускают коснуться до глубокой тайны своих
сил и начинаний. По да позволено будет мне сложить пред вами
часть моей ответственности: п не питаю дерзновенного желания
начертать его исполинский образ или раскрыть пред вами славу
дел, под бременем коих изнемогает история. Мое слово будет
только — простою, невольною ему даишо благоговения. Все, что
вы услышите, уже живет в вашей памяти и в вашем сердце.
Великий человек оставил повсюду столь могущественные следы
своего существования, что всякое излияние чувствований
оратора, всякий взгляд его уже предупреждены, — ему остается
повторять. По так в простом напеве народной песни повторяются
предания, драгоценные сердцу гражданина; 'тем не менее эти
предания слушают с жадногтию, как бы они были всегда новы,
потому что любовь к Отечеству, им внимающая, подобно всякой
любви, не сетует, когда много говорят о предмете ее обожания.
История назвала Петра величайшим из люде]!, коих имена
когда-либо она принимала на свои страницы, она тем воздала
только достойную честь себе и человечеству: просветитель народа
должен стоять пред судом их выше завоевателя, выше всякого
властителя и вождя умов. Какое величественное, утешительное
зрелище пред нами! Вот муж:, совершающий дело божественное,
муж — зпждетель нравственного порядка, муж, повелевающий
быть па земли новым доблестям, новым славам, новым успехам
Ума и гражданственности. Из всех человеческих могуществ
укажите то, которое было бы достойнее человеческого рода по своей
славе и благотворнее для него по своим следствиям. Это не есть
Присоединение какой-нибудь силы к силам, движущим обще-
' тво; это не обогащение жизни новою отраслию добра: это целое,

156
Л.В.НИКИТЕНКО
полное миротвореыие! Из того, что он создал, ничего не
существовало, и что он создал, обречено вечному существованию. Не
измеряйте одним царствованием пребывание его на земле: в его
биографии преднаписана история многих царствований. Он
столько же гений нашей будущности, сколько гений
настоящего; скорее не станет веков для совершения его предначертаний,
чем истощится богатство последних. Каждая мысль, изторгшая-
ся из глубины его зиждительного ума, является в потомстве как
предмет для бытописания и как зародыш бытописаний
грядущих; она вместе и урок, и потребность. Подобно всеобщей
жизненной силе в природе, Он есть невидимое тайное начало
всякого отправления в нравственной нашей жизни; вот цвет и плод
ее, — загляните во глубину их первоначального образования —
там лежит семя: это мысль Петра. Ни границы времени, ни
назначение настоящей беседы не допускают меня представить вам,
Мм. Гг., этой истины в самых фактах. По крайней мере, бросим
беглый взгляд на механические, так сказать, приемы, какими
начал он неслыханный труд перерождения народного. Здесь,
как и на высоте общих видов, является тот же Петр —
просветитель, с тем же принятым им от неба полномочием вливать дух и
жизнь в неподвижную плоть, с тем же дивным знанием вещей и
средств. Наука торжествует повсюду; ее животворное дыхание
объемлет и проникает весь состав государства. Безопасность,
богатство народа, все отрасли деятельности, честь народного
имени, -- все утверждено на вечных основаниях истины и
обеспечено развитием народного ума и самопознания. Мы, как я
имел честь заметить выше, радуемся счастливому у нас
направлению науки, радуемся, что она подвизается для общества, а не
для школы, что она есть деятель, сила государственная, а не
пустая сластолюбивая игра праздных умов: ио это направление
дано ей Петром. Оно угадано его всеироницающею мыслию во
глубине народного духа, среди его дремоты, когда никто не смел
еще подозревать его сил и читать их тайны, кроме Петра. В
самом деле, на что обращено внимание монарха, среди забот о
просвещении Отечества? Он учреждает Морскую академию, дает в
России бытие наукам инженерной и артиллерийской; русские
но его воле учатся медицине, свет рациональных начал озаряет
торговлю и мануфактуры2. Петр сам установляет новые формы
письменности; в своих бесчисленных письмах, резолюциях и
уставах, прежде Ломоносова, дает первые образцы языка,
полного силы, простоты и точности. Повелевает учиться иноземным
языкам, — языкам Европы и Востока; умственные
произведения народов, опередивших нас в науке и искусстве, усвояются

IJnxtutJhHar r.ioeo Ucmpi/ Великому 1">7
нашей рождающейся образованпоетпю; Петр сам иеречпгы^агт
их, исправляет и дает советы о лучшем выражении новых идеи
на языке отечественном. Учреждаются школы для детей
канцелярских чиновников, начинают зарождаться школы народные;
государь посылает наставников в провинции для обучения
дворянских детей математике; лучших молодых людей отираилж*]
за границу для приобретения высшего образования, пишет им
евоеручно наставления, как опытный просвещенный руководи
телъ и сам, по возвращении, их экзаменует. Излагает
превосходные начала для учреждения семинарий и духовных академии и
дает правила, основанные на глубоких соображениях, о еочшге
нии книг для распространения нравственно-религиозного
образования в народе. Наконец, Мм. Гг., вы знаете, что и Академия
наук ему обязана своим существованием, а в плане, начертан
ном по этому случаю, соединены с нею основания университета:
первый русский университет существовал уже в уме Петра'5. До
времени он слил две формы высшего образования в одну, потому
что того требовали современные ему нужды государственные.
Вы видите, Мм. Гг., что обширная и мудрая система
распределения образованности между всеми классами народа в ioii мере,
какая нужна каждому из них для собственного и государствен
ного блага, — что эта система, которая ныне с такою твердостью
развивается и законодательными, и административными
мерами, была уже Петром Великим понята и предопределена. Его
только всеобъемлющему духу возможно было расшириться на
такое огромное пространство вещей и дел и оживить одним
собою все - от перевода на русский язык иностранных книг до
Академии наук, до университета.
Это добро общее, добро целого, веков и потомства. Но если бы
и самый утонченный, рассчетливый эгоизм вздумал спросить,
что каждый из нас почерпнул на свою долю в новом порядке
вещей? Мы отвечали бы, честь существовать по-человечески и
право возвышать и облаготворять свое существование всеми
нашими силами материальными и нравственными. Разве
деятельность, указанная Петром духу русского народа, не служит уже
Для каждого из нас источником разнообразнейших благ, точно
так, как она служит опорою нашей самобытности и прочным
залогом нашей вечной славы? Искусства, науки, новые ветви
промышленности, их совершенствование, их приложение — какой
Неиссякаемый источник всевозможных успехов жизни! Какие
средства, чтобы возвысить в нас достоинство человека и сделал,
отрадным пребывание наше на земле! Сколько прекрасного
сопряжено с существованием гения, таланта, доблестной воли а

158
А. В. ЛИНИТЕН КО
им открыты поприща, цели и пути. Совершенного счастия нет
ни в каком ходе вещей на земле; но есть многие блага, которые
вкушать может только ум образованный и есть многие
злополучия, которые отвратить может одна образованность. Все, что
наполняет сердце наше сладким сознанием его обилия и силы; все,
что каждый из нас называет своею славою, чем даже каждый из
нас наслаждается в беспечности покоя, — все дар просветителя
народа! Но могут спросить: не надлежало ли нам идти медленнее
по новому пути? Нет, Мм. Гг.! Это значило бы отваживать
будущность нового порядка вещей и самую будущность государства на
неверное покровительство удачи и случая. Сия-то быстрота, как
и всеобщность преобразования, есть одна из величайших заслуг
гения нашей новой истории. События оправдали его твердую и
решительную волю. Ум столь обширный и проницательный,
как ум Петра, не мог медлить, видя быстрое возрастание держав
образованных; скоро возле них не было бы места другим
стихиям общества. В состоянии ли мы представить себе, каким
ужасом должно быть поражено сердце великого монарха, когда он,
обозрев состояние вещей в Европе, увидел свою возлюбленную
Россию во всей крепости природных сил ее, со всеми правами на
великое существование и почти без всех пособий, какими
сопредельные ей народы, с каждым часом своей политической жизни,
приобретали новые успехи! Что сделалось бы с Россиею, когда
отважный солдат, сжавший судьбу Севера в железной руке
своей, этот Карл XII, низложенный юным нашим просвещением,
бросил бы свой победоносный меч на весы с древними нашими
предрассудками? Что сталось бы с нами, когда другой воин,
более счастливый и более великий, перестраивая ветхую Европу
по своим исполинским замыслам и простирая свой
окровавленный скипетр на Россию, встретил бы в нас одно только
мужество — и ничего, или мало от спасительного могущества науки и
искусства? Нет! Петр Великий не только просветил Россию, но
спас ее, — спас, потому что просветил!
Станем, Мм. Гг., на другую точку зрения: посмотрим на
Петра как на деятеля всемирного. Народ, занимающий необъятное
пространство земного шара, печальными судьбами был надолго
отторгнут от участия в общих делах мироустройства и мироправ-
ления. Другие народы, прияв в руки свои Европу из кровавой
купели перерождения, уже давали ей закон,
гражданственность, науку и искусство; каждый из них спешил приложить
свою мысль и свой труд к этому новому зданию истории, — и
человечество скоро увидело пред собою в числе даров, ими
принесенных, компас, порох, Америку, книгопечатание, Дантову *

/7пхвильнос слово Петру Великими
159
«Божественную комедию». Беконов4 <<Новый органон», Рафаэ-
левои «Преображение». Между тем Россия, проникнутая
ужасом иретерпенных ею зол, стояла в хладном и уединенном
величии, как бы боясь подать содействующую и дружелюбную руку
чуждым людям, от коих понесла она на сердце своем столько
скорбей. Но такое отчуждение не могло быть ее уделом. Петр
принял ее в свои мощные объятия и, оживотворив своим
дыханием, возвратил ее человеческому роду. Свежие, энергические
силы влились мгновенно в ослабевшее тело Европы — и мир
получил нового двигателя образованности, еще не утомленного и
не пресыщенного успехами, готового усвоить себе, возрастить и
пронести в концы его все великое и прекрасное, — все
человеческое, кроме обольщений ложной истины. Из глубины
забвения и мрака, двинутые рукою величайшего гения земли, мы
пришли в Европу не с мечом, чтобы сокрушить творение
умственных сил ее, — мы пришли с благородным желанием
принять от ней науку и искусство. Мы пришли, чтобы у старого и
опытного рыцаря человечества заслужить посвящение в
высокий сан сподвижников всемирного дела. Стыдиться ли нам,
Мм. Гг., что мы должны были сперва сделаться учениками
людей, опередивших нас на пути усовершенствования? Петр не
стыдился учиться корабельному искусству у голландских
матросов и тайне побеждать — у своих врагов; но он построил
флоты и торжествовал победы над своими военными учителями. Не
стыдно так учиться. Мы не хотим однако ж быть никому
обязанными; Россия так богата, что не принимает даров. Мы
заплатили и платим с избытком Европе за ее услуги. Мы вырвали ее из
кровавых рук мужа судьбы, когда он осмелился свою железную
волю противопоставить строгим и правильно чтимым законам
общего порядка. Наследник Петра путем побед ввел нас в самые
недра народа враждебного, угрожавшего стереть имя наше со
страниц истории: во имя человечества мы, в отмщение,
поднесли ему оливу мира и спасли для образованности вековые
приобретения ума, искусства и науки. Кроме дел, мы дали два
великих урока народам: как сражаться за свою независимость и как
благотворить победою. И так воздвиглось могущество новое,
едва ли не первое в летописях мира, — могущество,
предписавшее себе закон — не разрушать, но спасать и хранить. Ринулись
,1а Европу другие, опаснейшие враги — политические страсти,
гРозившие подавить образованность развалинами порядка и за-
|5°на. Крепкая издревле в соблюдении обетов, но коих основаны
°ьПие и прочность гражданских обществ, монархическая по сво-
г'и Природе, потребностям и любви, Россия приосенила мощною

160
А.В.НИКИТЕНКО
охранительною рукою троны и союзы общественные, и люди
избавлены от стыда видеть себя жертвою своих собственных
успехов. Вот плоды, принесенные Россиею человечеству от семян,
засеянных рукою Петра. Нам вполне теперь объясняется мысль,
постоянно паполнявшая великую душу его, — мысль ввести
Россию в систему европейских государств. То было не одно
патриотическое желание доставить ей почетное место в кругу
народов образованных, хотя и это одпо могло бы упрочить славу
монарха великого. Нет! это было предчувствие гения, которого
Промысл избирает орудием для выполнения целей общих, ми-
роде ржавных. Это было непреодолимое, тайное влечение к тому
необытному расширению нравственных сил, коего начало
лежит глубоко в сердцах и судьбах русского народа. Итак, Мм.
Гг., Россия торжественно слагает с себя вину пред
человечеством, что она не принимала участия в судьбе его; она разом
заплатила ему все свои долги — она принесла ему в дар Петра.
Таково, Мм. Гг., значение Петра в отношении к России и в
отношении к человечеству. Кто ж оп сам в себе, этот
муж-зиждитель, этот податель света и гений России, сливший ее с собою,
чтобы сделать ее гением народов иных? Виновник событий столь
необычайных должен быть одарен и качествами необычайными.
В самом деле, характер Петра не имеет ничего общего с
великими характерами, какие представляются нам в древнем и
новейшем мире. Величие его может быть сравниваемо только с
величием державы, которую он призван был пересоздать. Идеи его
были выше понятий его народа; но подобно небу, которого
пределы кажутся отовсюду слитыми с пределами земли, эти идеи
всею внутреннею силою своею опирались на народные нравы и
судьбу. Куда бы вы ни пошли по путям народной нашей
деятельности, вы везде будете под этим небом; вас везде обхватит
горизонт этого дивного ума, — и между тем вы будете чувствовать,
что над вами горит солнце и блестят звезды вашей святой
Отчизны. Он есть в высочайшей степени представитель своего народа.
Он впитал в себя разом с исполинскою силою всю его жизнь и,
переработав ее в недрах своей души, возвратил ее тому же
народу в лучезарных потоках света и славы. Что делает он, чтобы
усвоить ему [народу. — Ред.] разные выгоды усовершенного
общественного быта, - выгоды, какими прежде он [народ. — Ред.]
не наслаждался? Вместо того, чтобы только повелевать
самодержавно и бодро блюсти за исполнением своей воли, он принимает
меры проще и действительнее, но меры такие, каких еще в
Истории людей не доставало ни для полного психологического
изъяснения человека, ни для урока ему. Он становится сам плот-

Похвильнш* cJtHio llvmpij Be'iиному 161
ником, резчиком, кузнецом, солдатом, лекарем. «Смотри, —
говорит он своему народу, — вот мозоли от топора па моих скипт-
родержавных руках: это для тебя и за тебя — теперь делай сам:
это и легко и благородно». И народ, изумленный этим
неслыханным способом самодержавного законодательства, устремляется
бодро на новый путь, и как бы пробудясь от долгого сна, видит,
что нет успеха гражданственности, нет такого
усовершенствования, какие ни были бы ему суждены. Он принял из рук Петра
свой ум, свою нравственную силу и свои руки. «Пишут ученики
твои (так изъясняется с государем в письме русский
корабельный плотник), — пишут ученики твои, корабельного дела
мостильщики, щеголыюго дела мастера Якимко Воронин со
товарищи 16, челом бьют за твое мастерское учение» — и «корабль
взнимал я с учениками своими по твоему ученью». О, если бы
можно было из истории человеческого рода вырвать многие так
называмые блистательные страницы, где кровию народов
вписано за иену всеобщего мира и блага несколько превознесенных
имен, вместо этих страниц, можно было более написать
подобных строк, Мм. Гг.; мы не были бы в опасности, читая историю,
потерять иногда уважение к человеческому достоинству.
Можете ли вы представить себе зрелище умилительнее и
торжественнее того, когда угнетенный невежественный сын природы,
припадая к стопам гения, наделенного всеми умственными дарами,
исповедует пред ним в простоте сердца свою духовную нищету и
как этот гений, подъемля его из праха, благословляет его
братским благословением и говорит ему: «Будь человеком — я научу
тебя быть им». Между тем этот гений, которому люди давали
титл своего учителя, в то же время сражался за них, побеждал
врагов, законодательствовал, царствовал. Хотите ли вы, Мм.
Гг., войти с другой стороны в святилище этого необъятного
ума — войдите, чтобы снова благоговеть. У других, также
мужей знаменитых, вы находите ум, как бы вылитый в известную
форму человеческого образования, ум, так сказать, известной
эпохи; вы видите, что он и действует иод влиянием понятий
своего века, какой-нибудь школы, и даже под неизбежным
влиянием предрассудков. Такие умы бывают представителями одной
идеи и осуществляют ее одну в своих подвигах. В уме Петра,
напротив, нет никакой наклонности к утвердившимся понятиям
Или установленному способу соображения: это чистый, если
Можно так выразиться, стихийный ум, каким бывает он в не-
Арах самой природы, прежде чем мы испортим его ложным
учением, суемыслием и страстями нашими, — ум человеческий,
оез примеси того, что происходит от вековых навыков. Для его

162
А. В. НИ КИТЕНКО
деятельности как будто нет условных форм времени или места.
Для него существует одна форма — истина и ясность. Казалось,
от его мысли отпадали весь обыкновенный снаряд обсуживания,
все эти топические лестницы, по коим мы медленно и ощупью
подвигаемся к истине; одним метким ударом ума своего он
разбивал вдребезги кору, облекающую сущность вещей, — и вещи
послушно передавали ему глубочайшие свои тайны, коих
тщетно домогались другие. В одно и то же время необъятный, как
Россия, и удобовместимый в самой мелкой подробности, этот
дивный ум равно изумителен в силе своего расширения и в силе
сжатости своей. Это действительно, Мм. Гг., ум по
превосходству, повторяю, чистый ум, который называют здравым, не
подозревая, может быть, что тем самым возвращают ему его
божественное достоинство, — ум, который, по выражению одного из
знаменитейших современных писателей, есть гений
человечества. Удивительно ли, что Петр Великий был врагом всех
хитросплетенных, бесполезных умствований, что он мог быть удов-
летворен только истиною, а не прикрасами ее? Зиждетель
повсюду, куда влекли его или собственное стремление, или
нужды, он презирал все окольные ни к чему не ведущие пути, на
коих мелкие умы любят забавлять чернь диалектическими
уловками; он уважал в мысли силу производительную и
требовал от нее дел. Иноземцы, приходившие в Россию с надеждами
иногда слишком нескромными, изумлялись, видя, с какою про-
ницательностию государь умел отличать в них людей истинно
достойных и полезных от ничтожных искателей приключений.
Один из таких людей представил ему план учреждения
Морского Корпуса; в нем много было говорено, как обыкновенно, об
общественной пользе, но дело шло о собственных выгодах
сочинителя. Петр Великий написал против одного пункта, который
казался благовиднее прочих: «...этого не должно, ибо более
клонится к лакомству и карману, нежели к службе», — а в
заключение велел объявить велеречивому предлагателю услуг: «...чтоб
подлинно объявил, хочет ли он свое дело делать без
прихотливых запросов, и если хочет, то б делал: буде нет, то чтоб от
дал взятое жалованье и выехал из сей земли».
Можем ли мы также умолчать об одном из драгоценнейших
качеств его ума, — об искусстве избирать себе сподвижников и
исполнителей своей воли употреблять их сообразно их
способностям? По его мощному крику земля русская дала граждан,
заслуживавших чести жить в его время и разделять с ним
блистательнейшую славу, какая когда-либо озаряла людей. В
хижине, построенной на болоте, приобщились они величию держав-

II<>y<ui
lh нос с joe а Петру Великому 163
Го гения и простерли руки свои к трудам тяжким и
продолжили ьным. Каждый из них без царедворческой шастости и без лу-
'■г'вства, всею любовию своею к Петру и России, совестливо,
честно возделывал частицу общего подвига, — а этот подвиг был —
создание царства! Это сильные души, вылитые в бронзу, по коей
глубоко прошел резец строгого и величавого стиля римлян. Они
образовались по мысли великого художника, который в самой
грубой коре не стыдился подозревать талант и доблесть,
который искал людей, и сам каждого из них перерождал в мужа.
Мы никогда не кончили бы, Мм. Гг., если бы захотели
исчерпать все великое, которое оратору и историку представляет
характер Петра. Но вот новая необычайность и задача для наблю-
дателя человеческой природы: откуда возник этот характер и
как он образовался? Мы привыкли думать, что человек, коему
Провидение вверило власть над умами и судьбою века,
приготовляется предшествующими событиями, что он большею
частию призван только сосредоточить и выразить в себе общие
нужды и идеи эпохи. Так ли было с Петром? Было ли до него
пробуждено хоть в одном уме ясное сознание необходимости
нового порядка вещей? Ожидали ли его сердца, чтобы принять с
восторгом и облегчить ему бремя его подвига? Где его предтеча?
Он пришел к своим — и свои его не познали. Не было ни одного
стремления в его пользу, ни одного начатка, чтобы дело
творчества заменить лля его ума и воли, хотя великим, но вполовину
легчайшим делом довершения! Все надлежало создать самому:
цели, средства, людей — самого себя. Вы знаете, Мм. Гг.,
получил ли Петр воспитание, не скажу сообразное с его
нравственными потребностями, но с его политическим жребием? Общество
ничего ему не дало ни для его намерений, ни для гения; оно не
лелеяло первых его начинаний; своим одобрением оно не
укрепляло его великих надежд и доверия к своим силам. Или
равнодушно, или с тайным отвращением оно смотрело на эти
юношеские порывы, предвозвещавшие истребителя закоснелых
аРедрассудков. Нашлись даже люди, — и их было немало, —
которые дерзнули простереть свою святотатственную руку на
сию вдвойне освященную главу, — освященную помазанием на
Царство и на великое значение в истории. Петр все получил или
°'f неба, или от себя самого; земля дала ему только поприще для
тРУда — и бессмертие за труд. Его ум и воля — дары
Провидения; знание он исторг силою из рук неприязненной судьбы. Не
л^гко, Мм. Гг., при всевозможных пособиях изучить и одну на-
^'КУ, особенно если она есть наука царствовать. Петр изучал все,
!,т° Должно было сделать подданных его людьми, — изучал не

164
А. В. НИ КИТ ЕН КО
под руководством избранных наставников, при помощи
приготовленных средств, — нет! — он изучал это под руководством
собственного ума, в убогой школе нужды и терпения- И
просветитель народа исполнил правосудно свое достославное
назначение: он сделался сам просвещеннейшим мужем своего века. Это
уже не монарх-повелитель: это Божий посланник, принесший
миллионам людей слово истины и себя как образец для последо-
вания. В этом-то дивном самообразовании лежат первое начало
и опора той несокрушимой силы воли, которою замыслы,
казавшиеся несбыточными мечтами, он превращал в дела и вещи.
Петр не мог и не должен был получить образования другого.
Поставленный заранее в необходимости черпать все из
собственных сил, он стал столько же самодержавным по своему духу,
сколько был самодержавным по сану. Не получив никакого
направления, он сохранил ту независимость, чистоту и ясность
ума, которые необходимы были ему для нравственного
законодательства в своем народе еще более, чем для политического.
Неподвластный никакому чуждому внушению, он, наконец,
сделался тем, чем надлежало быть ему, — сделался Петром
Великим.
Но во всем этом, Мм. Гг., мы видим силу, могущество, власть
ума и воли; этого слишком много, чтобы человека сделать
предметом удивления и благоговения; однако же не довольно для
того, чтобы сделать его предметом обожания. Мы далее можем
сознавать, чем мы обязаны великому человеку и сердцем от него
отстраняться. Бывает не полное какое-то величие, которое
овладевает не всею нашею душою и оставляет в ней место для тайных
укоризн и сожаления. Гений здесь может столько же утратить в
своей славе, сколько и приобрести. Отчего же Петр, несмотря на
строгие черты своего лика, порабощает наше сердце так, что для
него нет убежища между удивлением и любовию? От того, Мм.
Гг., что всеми его намерениями, всем могуществом его души
управляло одно святое, чистейшее чувство — любовь к
Отечеству. «# за свое Отечество живота не жалел и не жалею», —
говорит он в одном из своих писем. Протекши мыслию всю цепь
исполинских дел и качеств Петра, здесь встречаете вы последнее
звено его величия — здесь, где великий для истории стал отцом
для Отечества. Далее человеку простираться некуда. На пути к
этой нравственной грани еще можно трепетать за славу Петра,
за полноту жертвы, какую обязано принести ему потомство.
Можно еще спрашивать у самого себя: не честолюбие ли увлекло
эту могучую душу на поприще таких необычайных дел? Ибо,
Мм. Гг., не раз люди испытывали скорбь разочарования, слиш-

Н^шгчьпо*1 слово Петру Великому ШЗ
м доверяя величиям человеческим. Но здесь нет уже места
Никакому разбирательству, никакому суду. Петр является нам в
толном свете самой чистой, прекраснейшей славы. Мы радостно
вопаем в пантеон великих мужей всех стран и всех веков, ~ис
рордостию падем пред нетленныым образом Петра. Его дала
человечеству земля русская — первый среди великих мужий свом
гением и доблестию; он наш своею любовию, так же как своим
именем. Если великие мужи суть представители своих народов
пред судом потомства и ходатаи за их славу — что должно
сказать о гении народа, которого нравственные силы вылились в
такую форму, как образ Петра?.. С благоговейным трепетом
говорим мы в сердце нашем, глядя на этот дивный образ: эта
всеобъемлющая мысль на величественном челе — она вся была пре-
несена в жертву нам; из нее излились на нас просвещение,
могущество, слава. Из этих уст история услышала святые слова
и приняла, как объяснительный догмат, на все подвиги
необыкновенного мужа: я не жалею жизни для России.
Здесь прекращаю мое слово: ибо, Мм. Гг., здесь и не столь
слабое слово исчезает в торжественных кликах потомства, как
отдельный голос исчезает в громе радостного приветствия, когда
народ наш встречает своего мощного и благоносящего царя.
Здесь можно только молиться. О, пусть всегда сердца наши
молятся, да будет Россия Петра тем, чем хотел ее сделать Петр и
чем делает ее тот, кому Провидение достойно и праведно
вверило довершение его подвига. Пусть в этой молитве будет слово и
за нас: пусть эти юноши, пришедшие сюда стяжать сокровище
познаний по чувству своего просветителя, обнимут свое дело
мыслию нешаткою и трудом бодрым совершат его, чтобы дух
Петра возрадовался, и августейший наследник его мог сказать:
«Они достойны быть его и моими детьми!».
<^^>

^^
П. Я. Чаадаев
Апология сумасшедшего
<фрагмент>
Уже триста лет Россия стремится слиться с Западной
Европой, заимствует оттуда все наиболее серьезные свои идеи,
наиболее плодотворные свои познания и свои живейшие
наслаждения. Но вот уже век и более, как она не ограничивается и этим.
Величайший из наших царей, тот, который, как говорят, начал
для нас новую эру, которому, как все говорят, мы обязаны
нашим величием, нашей славой и всеми благами, какими мы
теперь обладаем, полтораста лет тому назад пред лицом всего мира
отрекся от старой России. Своим могучим дуновением он смел
все наши учреждения; он создал пропасть между нашим
прошлым в нашим настоящим и бросил туда без разбора все ваши
традиции. Он сам пошел в страны Запада, и стал там самым
малым, а к нам вернулся самым великим; он склонился пред
Западом и поднялся нашим господином и законодателем. Он ввел в
наш язык западные речения; свою новую столицу он назвал
западным именем; он отбросил свой наследственный титул и
привял титул западный; наконец, он почти отказался от своего
собственного имени и не раз подписывал свои державные решения
западным именем. С этого времени мы только и делали, что, не
сводя глаз с Запада, так сказать, вбирали в себя веяния,
приходившие к нам оттуда, и питались ими^Должно сказать, что
наши государи, которые почти всегда вели нас за руку, которые
почти всегда тащили страну на буксире почти безо всякого
участия самой страны, сами заставили нас принять нравы, язык и
одежду Запада. Из западных книг мы научились произносить по
складам имена вещей. Нашей собственной истории научила нас
одна из западных стран; мы целиком перевели западную
литературу, выучили ее наизусть, нарядились в ее лоскутья и, нако

Лп.*тпгия сумасшедшего 167
иец> стали счастливы, что походим на Запад, и горды, когда он
снисходительно согласился причислить нас к своим.
Надо сознаться — оно было прекрасно, это создание Петра
Великого, эта могучая мысль, овладевшая нами и толкнувшая
нас на этот путь, который нам суждено было пройти с таким
блеском. Глубоко было его слово обращенное к нам: «Видите ли
там эту цивилизацию, плод стольких трудов, — эти науки и
искусства, стоившие таких усилий стольким поколениям! Все это
ваше при том условии, что вы откажетесь от ваших
предрассудков, не будете ревниво охранять ваше варварское прошлое и
кичиться веками вашего невежества, но целью своего честолюбия
поставите единственно усвоение трудов, совершенных всеми
народами, богатств, добытых человеческим умом под всеми
широтами земного шара». И не только для своей нации работал
великий человек. Эти люди, отмеченные Провидением, всегда
посылаются для всего человечества. Сначала их присваивает один
народ, затем их поглощает все человечество, нодобно тому, как
большая река, оплодотворив обширные пространства, несет
затем свои воды в дань океану. Чем иным, как не новым усилием
человеческого гения выйти из тесной ограды родной страны,
чтобы занять место на широкой арене человечества, было
зрелище, которое он явил миру, когда, оставив царский сан и свою
страну, он скрылся в последних рядах цивилизованных
народов? Таков был урок, который мы должны были усвоить; мы
действительно воспользовались им и до сего дня шли по пути,
который предначертал нам великий император. Наше
громадное развитие есть только осуществление этой великолепной
программы. Никогда ни один народ не был менее пристрастен к
самому себе, нежели русский народ, каким воспитал его Петр
Великий, и ни один народ не достиг также более славных
успехов на поприще прогресса. Высокий интеллект этого
необыкновенного человека безошибочно угадал, какова должна быть наша
исходная точка на пути цивилизации и всемирного умственного
Движения. Он видел, что за полным почти отсутствием у нас
исторических данных мы не можем утвердить наше будущее на
г>той бессильной основе; он хорошо понял, что, стоя лицом к
*1ИДУ с европейской цивилизацией, которая является последним
сражением всех прежних цивилизаций, нам незачем зады-
х«ться в нашей истории и незачем тащиться, подобно западным
Народам, чрез хаос национальных предрассудков, по узким
тропикам местных идей, по изрытым колеям туземной традиции;
Чт° мы должны спонтанным порывом наших внутренних сил,
'MIf Ргическим усилием национального сознания овладеть пред-

168
П.Я.ЧААДАЕВ
назначенной нам судьбой. И вот он освободил нас от всех этих
пережитков прошлого, которые загромождают быт
исторических обществ и затрудняют их движение; он открыл наш ум
всем великим и прекрасным идеям, какие существуют среди
людей; он передал нам Запад полностью, каким его сделали
века, и предоставил нам всю его историю для истории, все его
будущее для будущего.
Неужели вы думаете, что если бы он нашел у своего народа
богатую и плодотворную историю, живые традиции и глубоко
укоренившиеся учреждения, он не поколебался бы, прежде чем
кинуть его в новую форму? Неужели вы думаете, что будь пред
ним резко очерченная, ярко выраженная народность, инстинкт
организатора не заставил бы его, напротив, обратиться к этой
самой народности за средствами, необходимыми для
возрождения его страны? И, с другой стороны, позволила бы страна,
чтобы у нее отняли ее прошлое и, так сказать, навязали ей прошлое
Европы? Но ничего этого не было. Петр Великий нашел у себя
дома только лист белой бумаги и своей сильной рукой написал
на нем слова Европа и Запад; и с тех пор мы принадлежим к
Европе и Западу. Не надо заблуждаться: как бы велик ни был
гений этого человека и необычайна энергия его воли, то, что он
сделал, было возможно лишь среди нации, чье прошлое не
указывало ей властно того пути, по которому она должна была
идти, чьи традиции были бессильны создать ей будущее, чьи
воспоминания смелый законодатель мог стереть безнаказанно.
Если мы оказались так послушны голосу государя, звавшего нас
к новой жизни, то это, очевидно, потому, что в нашем прошлом
не было ничего, что могло бы оправдать сопротивление. Самой
глубокой чертой нашего исторического облика является
отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии.
Присмотритесь хорошенько, и вы увидите, что каждый важный
факт нашей истории был нам навязан, каждая новая идея почти
всегда была заимствована. Но в этом наблюдении нет ничего
обидного для национального чувства; если оно верно, его
следует принять — вот и все. Есть великие народы, — как и великие
исторические личности, — которые нельзя объяснить
нормальными законами нашего разума, но которые таинственно
объясняет верховная логика Провидения: таковы и мы; но, повторяю,
все это нисколько не касается национальной чести. История
всякого народа представляет собою не только вереницу следующих
друг за другом фактов, но и цепь связанных друг с другом идей.
Каждый факт должен выражаться идеей; чрез события должна
нитью проходить мысль или принцип, стремясь осуществиться:

1 „ninsiin сумасшедшего 169
тогда факт не потерян, он провел борозду в умах, запечатлелся в
сердцах, и никакая сила в мире не может изгнать его оттуда. Эту
историю создает не историк, а сила вещей. Историк приходит,
находит ее готовою и рассказывает ее; но придет он или нет, она
все равно существует, и каждый член исторической семьи, как
бы ни был он безвестен и ничтожен, носит ее в глубине своего
существа. Именно этой истории мы и не имеем. Мы должны
привыкнув обходиться без нее, а не побивать камнями тех, кто
первый подметил это.
^=^

^5^
А. И. ГЕРЦЕН
Двадцать осьмое января
Посвящается другу моему Диомиду
Рекла: сей человек предел мой нарушил.
Ломоносой -
Et la revolution c'est faite homme.
V. Cousin
Орбиты планет известны; образ движения их раскрыт; дума
ют, что уже достигли до полного знания системы мира, как вне
запно появляется комета, мерцая косою, прокладывая себе путь
новый, самобытный, пересекая во всевозможных направлениях
пространства небесные. Астроном теряется, думает, что
разрушены им открытые законы; но комета, нисколько не разрушая
законов Вселенной, сама подчинена им и имеет свои законы
вначале не обнятые слабым мышлением человеческим, раскры
тые впоследствии. Являющееся в беспредельных пространствах
систем небесных повторяется в развитии человечества, коего
орбита также вычислена, также имела своих Кеплеров. Впезапно
появляется великий, мощный, как будто смеется над историком
и его законами и силою воли и рушит, и созидает. Хотя воля
человеческая не закована в законы математические, однако ж
мудрено допустить здесь произвол, замечая гармоническое
развитие человечества, в котором всякая индивидуальная воля,
кажется, поглощается общим движением, подобно как движе
ние Земли уносит с собою все тела, на ней находящиеся. Между
тем вот Петр; силою своего гения, вопреки народу, он выдвинул
отсталую часть Европы, и она, быстро развиваясь, устремилась
за старшими братьями. Петр, который так же, подобно комете,
не совершив круговорота, исчез, удалился за пределы нашей1

^..,hninn> осьмое января ГП
p., век и семь лет тому назад, 28 января3. Посмотрим же:
1) Явился ли сей гигант, вопреки всем историческим законам,
•толь самобытным, столь заключенным в самом себе, что, с
одной стороны, в нем не было исторической необходимости, с
другой — что без него Россия осталась бы доныне в том состоянии, в
котором была до него. 2) После устремления России к
европеизму, в чем п как Успела она Д° нынешнего времени.
СТАТЬЯ 1
Развитие человечества требует — скажем более: обрекает —
некоторых людей на высокую должность развивателей.
Преклоним главы наши пред ними; но не забудем, что они орудия
идей, которые и без них — может, иначе, может, позже, но
развивались бы. Мера высоты развивателей есть их самобытность и
отчетливое познание того, что они совершают. Принимая сей
результат, поищем, возможно ли истолковать явление Петра из
законов развития идеи, понять оное не произвольным, но
необходимым. Для сего предварительно разрешим следующий
вопрос. Принадлежат ли славяне к Европе? Нам кажется, что
принадлежат, ибо они на нее имеют равное право со всеми
племенами, приходившими окончить насильственною смертью
дряхлый Рим и терзать в агонии находившуюся Византию; ибо
они связаны с нею ее мощной связью — христианством; ибо они
распространились в ней от Азии до Скандинавии и Венеции.
Польша с давних времен считалась нераздельною с Европою,
Другие осколки сего племени также давно уже сроднились с
ною. Ежели примем, что принадлежат, ежели примем, что
Европа составляет живой организм, имеющий свою жизнь, свою
Цель, свой девиз, несмотря на всю разнородность частей своих,
то будем в необходимости принять и следующее. В сем живом
организме славяне, какой бы индивидуализм ни имели, какое
°ы место ни занимали: по мнению ли Мишле * — охраняя вос-
гочные пределы Европы, пли — как думал великий Петр —
внедряя в Азию европеизм, ибо для цели жизни государства еще
^Достаточно быть ведетою5 для других государств, или иначе, —
к<е они должны вместе с Европою стремиться к ее мечте — тако-
Ш) Условие всего органически живого. Иначе они не составили
иь* живой части Европы, на что, собственно, местоположение не
Диет еще права, в чем свидетельствует Турция, которая, с самого
г{,]Ги»ла изгнав европеизм из Византии, никогда не сроднилась с
'•Ч'опою. В тенденции Европы сомнения нет — каждый знает и

172
Л. И. ГЕРЦЕН
никто не спорит о том, что она развивает гражданственность и
устремляет к дальнейшей цивилизации (в обширном смысле)
человечество, доставшееся ей от Рима и от Греции — сих
переходных состояний — и соединившееся с племенами новыми.
Приняв за основание высокое начало — христианство,
развивалась с Востока и с Запада жизнь Европы.
Доселе развитие Европы была беспрерывная борьба варваров
с Римом, пап с императорами, победителей с побежденными,
феодалов с народом, царей с феодалами, с коммунами, с народами,
наконец, собственников с неимущими. Но человечество и
должно находиться в борьбе, доколе оно не разовьется, не будет жить
полною жизнию, не взойдет в фазу человеческую, в фазу
гармонии, или должно почить в самом себе, как мистический Восток.
В этой борьбе родилось среднее состояние, выражающее
начало слития противоположных начал, — просвещение, европеизм.
Были ли у славян, или, частнее говоря, у России, элементы к
такой оппозиции? Ежели и были, то весьма слабые. Норманны, в
очень ограниченном числе пришедшие царить над нами, вскоре
слились с подданными и потонули в славянском элементе *.
Укажите после Владимира7 на одного из князей, сохранившего
норманнские обычаи. Но, преданная восточному
созерцательному мистицизму, азиатская стоячесть овладевала Россиею, к
чему располагало и самое огромное растяжение ее по земле
плоской, безгорной, удаленной от морей, покрытой лесами. В
удельной системе (которая, может, произведенная феодализмом,
совсем не совпадала с ним) не было ни оппозиции общин, ни
оппозиции владельцев государю, а был элемент чуждый, особой
формы деспотизм, сплавленный из начал византийских,
славянских и азиатских. Двувековое иго татар способствовало Россию
сплавить в одно целое, но снова не произвело оппозиции.
Основалось самодержавие — и оппозиции все не было. Вы ее не
видите ни в самых ближайших потомках князей (мы исключаем из
сего числа крамольных бояр, бывших при Грозном8, при
Годунове9, при Шуйском10: не дерзкая аристократия составляет
деятельную, живую, неутомимую оппозицию), не было ее и между
народом и дворянством, ибо сие последнее, собственно, стало
угнетать народ всем гнетом феодальной касты со времен слабого
* Где же была оппозиция, так и произвела она следствия свои.
Норманны еще были норманнами в Новгороде. Новгород был вольным
городом до Иоанна III, Новгород знал Европу, был союзником гин-
зеатических городов. (Замечание сие сделано другом моим, В. В. Пас-
секом6.)

^tthiamb осьлюе января ГГЗ
Шуйского. Частые перемены династий, даже междуцарствия,
не возмущали мертво!! тишины духа народного: просвещение не
западало в него, беспрерывные войны не развивали его. И
Россия отставшая от Европы несколькими веками, подвигалась
тихо, почти незаметно. Но наступило уже то время, когда
Европа, наскучив феодализмом, начавшая исследовать все
подлежащее уму, приготовлялась сделать огромный пир анализу,
рассмотреть права человека и произвееть огромный переворот,
долженствовавший сплавить Европу в другую форму.
Оканчивался XVII век, и сквозь вечереющий сумрак его уже
проглядывал век дивный, мощный, деятельный, XVIII век; уже народы
взглянули на себя, уже Монтескье п писал, и душен становился
воздух от близкой грозы. А Россия все еще не имела и элементов
к ускорению хода. Но необходимость была огромна; отставшая
часть Европы должна была сколько-нибудь нагнать ее, чтоб
после иметь право на плоды XVIII века, который столь дорого стоил
и который посему-то должен был сделаться общим достоянием
по крайней мере Европы, чтоб после видеть эту революцию
сквозь дым пылающей Москвы, чтоб после идти самой в Париж
предписывать законы победителям и побежденным, неразрывно
слить свои судьбы с судьбами Европы и получить в подарок
часть своего племени — Польшу.
...Явился Петр! Стал в оппозицию с народом, выразил собою
Европу, задал себе задачу перенесть европеизм в Россию и на
разрешение ее посвятил жизнь. Германия, носившая слабейшие
зародыши гражданственной оппозиции, растерзанная на
несколько частей, имела своего Петра, столь же колоссального,
столь же мощного. Петр Германии — это Реформация IL'. Она не
Донеслась к отделенным от мира католического, и у нас целый
переворот, кровавый и ужасный, заменился гением одного
человека. Заметим, однако ж, что и Петр, как все революции, был
исключительно, односторонне предан одной идее и ее развивал
всеми средствами, даже доходил до жесток остей так, как
Реформация, как французский Конвент. Но ежели мы и примем
необходимость Петра в России, и в сие время более, нежели когда-
нибудь, то тем не менее обширна его самобытность. Появление
ег° необходимо, но не вынужденно (так, как появление Люте-
Ра '). Нет сомнения, что Россия двигнулась бы вперед; перелет-
НЬ1е искры европеизма заносились уже при Годунове,
вторгаюсь с Самозванцем ''; но далеко ли бы она ушла с экзотическими
°гРЫвками сими? Не было, собственно, ни центра движения, ни
Ускоряющего толчка. То и другое создал Петр. Задача, которую
щ Разрешил, хотя необходима была для России, но не ею пред-

174
А. И. ГЕРЦЕН
ложена, а гением Великого; не вверена ему обстоятельствами,
но влита им в обстоятельства, проведена его гением в идеи
человечества и им же выполнена. Взгляните на этого изнеженного
царевича, пятнадцати лет еще в руках нянюшек, окруженного
рындами и всею пышностью восточного двора, невежду, ничему
не ученого, которого младенчество угрожается кинжалом и
юность — развратом, приготовляемым сестрою: взгляните и
преклоните колено, это — Петр. Укажите, где, в какой стране,
на каком поприще был человек более самобытный, для которого
обстоятельства сделали бы менее. Велик герой Македонский;
индивидуально он один мог утвердить торжество Греции над
Азиею и начать новую жизнь самой Греции, но он — сын
Филиппа. Самобытен Карл Великий. По пятам же за Карлом шло
чудовище в латах и кольчугах, с копьем и опущенным забралом,
презирающее народ и расторгнувшее связи гражданские для
того, чтоб теснее соединить узы семейные. Мечом распорядило
оно все, с высоты скалы, на которой обитало, и учреждения
Карла Великого не принесли полного плода, ибо явились слишком
рано. А его мысль восстановить Римскую империю не
выполнилась — ибо явилась слишком поздно. Велик Цезарь; «из праха,
брошенного Гракхом15 к небу, родился Марий16», — сказал Ми-
рабо п. Мы можем сказать, что Цезаря вызвал Марий с развалин
карфагенских. Сверх того, поприще его прервано
неоконченным; мы знаем, что он сделал Рим своим, но не знаем, что бы он
сделал из своего Рима. Разве один Наполеон 18 пойдет в
сравнение с Петром, Наполеон, которого труп еще не охладел и
которого колоссальная тень еще столь близка к нам, что мы не можем
разглядеть ее; необъятно велик этот человек, начавший наш
XIX век, окончивший разрушающий анализ XVIII века
однообразным синтезом Европы, находившимся в думах его; этот
человек, который деспотизмом помог революции облететь полмира,
который был идолом народа, им скованного, который врубил
свой щит в стенах Кремля и на пирамидах Египта и который
окончил жизнь подобно сим пирамидам; на скале одинокой жил
он, сам мавзолей своей славы, воздвигнутый в другом мире,
царь над бесконечной степью волн. Напрасно вы будете
выводить его чистую необходимость из революции; он сын ее, как
Александр — сын Филиппа; оба велики, оба самобытны, но
один, так сказать, матерьяльно произвел другого. Когда же мы
обратимся к отчетливости, к познанию цели, то высота Петра
делается еще яснее. Густав-Адольф19, Александр Македонский,
может быть, самый Наполеон, действуют по какой-то вакации*
по непреодолимому, темному стремлению, совершенно безотчет

f.t.-uhuimb осьмое января Г75
ному, по томУ мощному чувству, которое так изящно развито
Шиллером*!" в «Валленштейне» и Вернером21 в «Аттиле». Они
стремились к огромной монархии, коей пределы в мечтах
делались тем далее, чем более они завоевывали, и польза, ими
приносимая, не была их целью, а делалась, так сказать, chemin fai-
saut-,J. Неужели Александр при Арбеллах думал, что он этой
битвой прекратит возможность набегов Персии и надолго запрет
ворота из Азии в Европу? Неужели плебей Бонапарт думал
поразить феодальную идею законности, садясь на трон Генриха IV?23
Цель Петра ясным фаросом освещала его путь, и в сем
отношении ему подобен один Цезарь; но не сравнивайте их цели.
Остается нам взглянуть, насколько успел Петр: для этого
должно рассмотреть жизнь России в продолжение века после его
смерти, ибо, ясное дело, что есть психологическая
невозможность в 20 лет образовать, просветить страну в 16 миллионов
жителей. Надлежало только влить в нее элементы, которые бы
устремили Россию к фаросу1М Петра, конечно, не с тою
быстротою, принадлежащею гению, но с мощпостию и силою характера
славянского. Какие это были элементы и как они развились —
это относится ко второму вопросу. Первую же часть
рассуждения заключим следующим.
Не поражало ли каждого из нас равнодушие России к Петру?
Правда, ему есть памятник, величественный, среди его города,
но подпись на нем: «Petro primo, Catharina secunda»25. Софья-
Доротея, принцесса Ангальт-Цербетская26, жена голштинского
принца Ульриха-7, заказала его Фальконету28. Есть и другой
памятник; под ним написано: «Прадеду правнук»29; это дело се-
мейнок Но где же тут Россия? Где? Есть ли день, в который бы
она собиралась в намять Великого, есть ли поэт, которого бы он
вдохновил. Есть ли, наконец, творение, в котором бы достойным
^брчзом описаны были деянья Великого? Но не будем
поверхностными, не станем обвинять Родину в неблагодарности. Россия
ещи не имеет голоса; она поймет Петра и не останется к нему
Ряшюдушна. Народы во все времена сильно симпатизировали
Л|одям гениальным. Целый Рим плакал над окровавленной ри-
,i<jn Юлия, целый Париж приливал бурными волнами своими к
{Щ>у умирающего Мирабо. Целая Франция оплакивала 5 мая30,
,т°лоя страна преклоняет колена в день кончины Вашингтона31.
И'пъ разовьется у нас народность, пусть русские, быстро слив-
шИогя с Европою, или, лучше, вдохнув ее в себя, оставят одни
:енты, им свойственные, и переработают их в свое собствен-
" • Тогда потребуем отчета у России, и она не изменит велико-
1v х^рактеру своему. Чтоб воротиться к сравнению, которым

176
А И. ГЕРЦЕИ
мы начали, заметим, что Пифагор32 и Сенека31 имели темное
чувство, провидели, что кометы — не метеорические явления, а
тела небесные, постоянные, имеющие свои орбиты. Ньютону44 и
Лапласу35 предоставлено было докончить то, что они
предполагали. Но мы не забыли и тех, коим впервые явилась мысль сия.
22 января 1833
^^Э^

^^
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
Рецензия на «Деяния Петра Великого,
мудрого преобразователя России» И. Голикова
Россия тьмой была покрыта много лет:
Вог рек: да будет Петр — и бысть в России свет!
Старинное двустишие
Борода принадлежит к состоянию дикого
человека; не брить ее то же, что не стричь ногтей.
Она закрывает от холода только малую часть
лица: сколько неудобности летом, в сильный жар!
сколько нгудобпости и зимой, носить на лице
иней, снег и сосульки! Не лучше ли иметь муфту,
которая греет не одну бороду, а все лицо?
Избирать во всем лучшее есть действие ума
просвещенного; а Петр Великий хотел просветить ум во
всех отношениях. Монарх объявил воину всем
нашим старинным обыкновениям, во-первых, от
того, что они были грубы, недостойны своего
века; во-вторых, и от того, что они
препятствовали введению других, еще важнейших и
полезнейших иностранных новостей. Надлежало, так
сказать, свернуть голову закоренелому русскому
упрямству, чтобы сделать нас гибкими,
способными учиться и перенимать...
Все жалкие иеремиады 1 об изменении русского
характера, о потере русской нравственной
физиономии или не что иное, как шутка, или
происходят от недостатка в основательном
размышлении. Мы не таковы, как брадатые предки наши:
тем лучше! Грубость, наружная и внутренняя,
невежество, праздное гь, скука были их долею и в
самом высшем состоянии: для нас открыты все
пути к утончению разума и к благородным
душевным удовольствиям.
Карамзин. Письма русского
путешественника. Т. HI. С. 165—167.
Для России наступает нремя сознаштя. Несмотря на холод-
,г,,,;ч. и раииодунше, в которых мы, русские, не без причины уи-

178
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
рскаем себя, у нас уже не довольствуются общими местами и
истертыми понятиями, но хотят лучше ложно и ошибочно
судить, нежели повторять готовые и на веру или по лености и
апатии принятые суждения. Так, например, многие, не слыша
новых суждений о Пушкине и сомневаясь в справедливости давно
высказанных и устаревших, сомневаются и в поэтическом
величии Пушкина. И это явление отрадно: оно есть выражение
потребности самостоятельной мыслителъности, потребности
истины, которая ирежде и выше всего, даже самого Пушкина.
Amicus Plato, sed magis arnica Veritas*2 — премудрое изречение!
Что истинно велико, то всегда устоит против сомнения и не
падет, не умалится и не затмится, но еще более укрепится, возве-
тичится и просветится от сомнений и отрицания, которые суть
первый шаг ко всякой истине, исходный пункт всякой
мудрости. Сомнения и отрицания боится одна ложь, как боятся воды
поддельные цветы и неблагородные металлы. Мы не раз уже
повторяли эту истину, говоря о людях, отрицающих великость
Пушкина как поэта. Мы думаем диаметрально противоположно
с такими людьми; но, если их мнение выходит не из
каких-нибудь внешних и предосудительных причин, мы готовы с ними
спорить ради истины и уверены, что только через такие споры
явится истина и войдет в общее сознание, сделается общим
убеждением. Тем более мы далеки от того, чтоб смотреть на
таких людей, как на раскольников, на исказителей истины,
оскорбителен памяти великого поэта и чувства национальной гор-
лости. Скажем более: мы понимаем, что могут быть и такие
отрицатели гения Пушкина, которые в тысячу раз достойнее
уважения многих безусловных почитателей славы великого
поэта, повторяющих чужие слова. Явление таких отрицателей
обнаруживает не холодность общества к истине, но скорее
рождающуюся любовь к ней: ибо безусловное признание чего-нибудь
без рассуждения, без поверки разумом, скорее, чем сомнение и
отрицание, есть признак апатического равнодушия общества к
делу истины. Нет, явление таких отрицателей в молодом
обществе есть признак рождающейся мыслительной жизни. В
безусловном уважении к авторитетам и именам иногда действительно
выражается и любовь, и жизнь, но любовь и жизнь
бессознательная, простодушная, детская. Смешно же требовать или
желать, чтобы общество неподвижно оставалось в состоянии
детства, когда этого не требуют и не желают от человека, а если он,
вопреки законам развития, останется навек ребенком, то ирези-
- Плитой миг друг, hi» още Гтлышш мне друг — истина (лат.).

Vi'tivH.iU* на «Деяния Петра Великого» 179
пают его, как идиота. Говорят, что сомнение подрывает истину:
ложная и безбожная мысль! Если истина так слаба и бессильна,
что может держаться не сама собою, но охранительными
кордонами и карантинами против сомнения, то почему же она истина,
п чем же она лучше и выше лжи, и кто же станет ей верить?
Говорят, отрицание убивает верование. Нет, не убивает, а очищает
его. Правда, сомнение и отрицание бывают верными
признаками нравственной смерти целых народов; но каких народов? —
устаревших, изживших всю жизнь свою, живущих только
механически, как живые трупы, подобно византийцам или
китайцам. Но может ли это относиться к русскому народу, столь
юному, свежему и девственному, столь могучему родовыми,
первосущными стихиями своей жизни, — народу, который с
небольшим в сто лет своей новой жизни, воззванный к ней
творящим глаголом царя-исполина, проявил себя и в великих
властителях, и в великих полководцах, и в великих государственных
мужах, в великих ученых, и в великих поэтах; народу, который
во сто лет своей новой жизни уже составил себе великое
прошедшее, «полный гордого доверия покой» в настоящем, по
выражению поэта, и которого ожидает еще более великое, более славное
будущее? Нет, мы унизили бы свое национальное достоинство,
если б стали бояться духовной гимнастики, которая во вред
только хилым членам одряхлевшего общества, но которая в
крепость и силу молодому, полному здоровья и рьяности обществу.
Жизнь проявляется в сознании, а без сомнения нет сознания,
так же как для тела без движения невозможно отправление
органических процессов и жизненного развития. У души, как и у
тела, есть своя гимнастика, без которой душа чахнет, впадая в
апатию бездействия.
В предыдущей статье мы говорили о том, как мало сделано у
нас для истории Петра Великого и как много наговорено о Петре.
В самом деле, ему писали похвальные слова, его прославляли и
в стихах, и в прозе. Ломоносов сделал его даже героем эпической
поэмы, на манер «Энеиды» *\ В подражание достохвальному и
почтенному по цели своей труду Ломоносова два другие поэта —
Грузинцев4 и Шихматов-Ширииский* — с неменьшим
успехом — воспели Петра в лиро-эпических поэмах. Но все это, и
хорошее, и посредственное, как-то не шевелило души. С
почтенными авторами все соглашались безусловно в похвалах Великому,
Г{) читали их мало или совсем не читали. Причиною тому было,
^о все эти господа сочинители и писали, и пели как-то на один
Л1ВДер и на один голос, в форме их фраз заметно было какое-то
^ ^мительное однообразие, свидетельствовавшее об отсутствии

180
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
содержания, то есть мысли. Самые жаркие похвалы, самые
восторженные излияния удивления к Великому отличались каким-
то официальным характером. Так продолжалось до времен
Пушкина, который один, как великий поэт и выразитель
народного сознания, умел говорить о Петре языком, достойным Петра.
Но в сочинениях ученого содержания говорилось все
по-старому, с той только разницей против прежнего времени, что
возбуждало уже не холодное согласие, а скорее досаду. Наконец,
несколько лет назад, начали появляться какие-то темные
сомнения в безусловной непогрешимости главного дела Петра —
преобразования России. Говорили, что здание этого преобразования
было построено без фундамента, ибо начато было сверху, а не
снизу, что оно состояло в одних только внешних формах и, не
привив к нам истинного европеизма, только исказило нашу
народность и обрезало крылья национальному гению. Далее, в
нашей статье, мы коснемся этих возражений, как ни
поверхностны и ни пусты они в своей сущности; но теперь скажем только,
что в минуту их появления в печати они многим полюбились и
обратили на себя общее внимание. Одни как будто увидели в них
собственное мнение, до того самим им неясное; другие, не
соглашаясь с ними, все-таки увидели в них не общие фразы и надутые
возгласы, а самостоятельное и притом новое мнение, и
некоторые даже удостоили их энергических, хотя и косвенно
сделанных возражений. Итак, сомнение, вместо того чтобы охладить к
Петру, только усилило общий интерес к нему, как великому
историческому явлению, заставило всех больше и думать, и
говорить, и писать о нем. Но время скоро решило вопрос и
неосновательность сомнений: теперь уже только люди, живущие задним
числом, могут не шутя упрекать Петра, зачем он начал свое
преобразование сверху, а не снизу, с вельмож, а не с мужиков,
зачем придавал большую важность формам — одежде, брадобри-
тию и пр., зачем построил Петербург и т. п. Итак, сомнение не
принесло никакого вреда, а только принесло пользу, ибо,
проявившись, уничтожило себя самим же собою и повело к другому
сомнению, более основательному, которое, в свою очередь,
минет и уступит место если еще не истине, то третьему сомнению,
которое приведет уже к истине. Теперь вопрос о Петре перешел
в явное противоречие: многие, почитая преобразования Петра
столько же необходимым, сколько и великим, благоговея перед
памятью преобразователя, в то же время уничтожают, сами того
не замечая, всю великость его дела, отрицая европеизм и силясь
не только отстоять и оправдать историческое развитие и
народность, уничтоженные Петром, но и противопоставить и даже

реШ н.шя на «Деяния Петра Великого» 181
возвеличить их пред европеизмом. Как ни странно это
противоречие, но оно и есть уже шаг вперед и выше прежнего
утвердительного сомнения, хотя и вышло прямо из него: лучше явно
противоречить себе и тем как бы невольно признавать власть
истины, нежели, ради любимого и одностороннего убеждения,
отвергать и прямо закрывать глаза на фактическую достоверность
противоречащих доказательств.
Противоречие, о котором мы говорим, чрезвычайно важно: в
его примирении заключается истинное понятие о Петре
Великом. Одно уже это указывает на разумность этого противоречия.
Решение задачи состоит в том, чтобы показать и доказать: 1) что
хотя народность и тесно соединена с историческим развитием и
общественными формами народа, но что то и другое совсем не
одно и то же; 2) что преобразование Петра Великого и введенный
им европеизм нисколько не изменили и не могли изменить
нашей народности, но только оживили ее духом новой и
богатейшей жизни и дали ей необъятную сферу для проявления и
деятельности.
В русском языке находятся в обороте два слова, выражающие
одинаковое значение: одно коренное русское — народность,
другое латинское, взятое нами из французского, —
национальность. Но мы крепко убеждены, что ни в одном языке не может
существовать двух слов, до того тождественных в значении,
чтобы одно другое могло совершено заменять и, следовательно,
одно другое делать совершенно лишним. Тем не менее
возможно, чтобы в языке удержалось иностранное слово, когда есть
свое, совершенно выражающее то же самое понятие: в их
значении непременно должен быть оттенок, если не разница большая.
Так и слова народность и национальность только сходственны
по своему значению, но отнюдь не тождественны, и между ними
есть не только оттенок, но и большое различие. «Народность»
относится к «национальности», как видовое, низшее понятие к
родовому, высшему, более общему понятию. Под народом более
Разумеется низший слой государства: нация выражает собою
понятие о совокупности всех сословий государства. В народе еще
нет нации, но в нации есть и народ. Песня Кирши Данилова6
ес'гь произведение народное: стихотворение Пушкина есть
произведение национальное: первая доступна и высшим
(образованнейшим) классам общества, но второе доступно только высшим
'°°разованнейшим) классам общества и не доступно разумению
аРода, в тесном и собственном значении этого слова.
Образовании вельможа нашего времени понимает и речи, и дела, и образ
1 ,,;*ии своего брадатого предка времен допетровых; но если бы

182
В.Г.БКЛИИСКИИ
его предок встал из могилы, - он не понял бы ничего в жизни
своего обритого потомка. Всякий образованный человек нашего
времени, как ни удален он формами и даже сущностью своей
жизни от народа, — хорошо понимает мужика, не унижаясь до
него, но мужик может понимать его или возвысившись до него,
или когда тот унизится до его понятия. Между тем иностранец,
не в России родившийся и воспитывавшийся, не поймет
русского мужика, хотя бы и столько знал русский язык, что был бы в
состоянии составить себе имя в русской литературе.
Следовательно, между нашим прошедшим и нашим настоящим, между
вельможей в охабне и с окладистой бородой и вельможей во
фраке и с выбритым подбородком, между мужиком, мещанином и
брадатым купцом и между так называемым барином (в смысле
европейски образованного человека) есть нечто общее. Но это
общее есть совсем не народность, а национальность; последня51
свободно разумеет первую (ибо как высшее заключает ее в себе),
но, чтобы говорить понятным языком с первой, должна
наклоняться до нее. Полное владычество народности необходимо
предполагает в государстве состояние естественной
непосредственности, состояние патриархальности, когда различие в
сословиях заключается далее и не в формах, а только в оттенках
форм, но уже нисколько не в сущности. В таком состоянии была
Россия до Петра Великого. Прочтите Котошихина 7, — и вы
увидите, что как женился последний деревенский мужик, так
женился и первый боярин: разница заключалась в обилии яств, в
ценности платья, словом, в важности и количестве издержек.
Один и тот же кнут тяготел и над мужиком, и над боярином, и
для обоих их он был несчастием, а не бесчестием. Холоп легко
понимал своего боярина, не усиливаясь подняться ни на волос
своими понятиями; боярин понимал своего холопа, не имея
нужды приноравливаться к его разумению. Та же горилка
веселила сердце одного и другого: разница была в том, что один пил
полугар, а другой - чистый пенник. Один и тот же мед был
услаждением для того и другого: разница состояла в том, что
один пил его из деревянного стакана или железного ковша, а
другой из серебряной или золотой стопы. И вдруг все так быстро
и круто переменилось волею Петра; как мало понимал русски и
простолюдин слова: виктория, ранг, армия, генерал-аншеф, ад
мирил, гофмаршал и пр., — так мало понимал он и язык, и дела
не только своего государя или вельмож, но и всякого армейского
офицера с его гонором, его менуетом, его рейтузами и прочим.
Высшее ио-ирежнему понимало низшее, но низшее перестало по
нимать высшее. Народ отделился от бар и солдат. Но в государ

рецензия на «Цеяния Петра Великого» 183
ственном смысле народа уже не было — была нация.
Иностранное слово это сделалось необходимо и бессознательно вошло в
общее употребление и получило право гражданства в словаре
русского языка.
Сущность всякой национальности состоит в ее субстанции.
Субстанция есть непреходимое и вечное в духе народа, которое,
само не изменяясь, выдерживает все изменения, целостно и
невредимо проходит через все фазисы исторического развития. Это
зерно, в котором заключается всякая возможность будущего
развития. Смотря на желудь, мы знаем не то, что из него
непременно выйдет огромный столетний дуб, но что из него может
выйти огромный вековой дуб, а не яблоня, если он будет
посажен, и не срубится прежде времени или не погибнет от других
случайных обстоятельств, которые могли бы помешать его
свободному развитию. И мы знаем это потому, что в желуде
заключается субстанция дуба, то есть возможность его толстого ствола,
широких листьев и других признаков, свойственных его форме.
Смотря на грудного ребенка, мы знаем, что из него может
сделаться со временем не только кипящий избытком физических и
духовных сил юноша, но и дряхлый, седовласый старец, и даже
не просто взрослый, но и гениальный человек. Ибо в младенце, в
сокровенных тайниках самого его организма, заключается уже
его субстанция, то есть возможность всего того, чем он может
быть впоследствии, чем он назначен природой быть со временем.
Хорошим солдатом или хорошим офицером может быть почти
всякий; но великим полководцем может быть только тот, в чьей
субстанции от рождения лежала возможность быть великим
полководцем. В субстанции заключается причина, почему один
может быть великим поэтом и не может быть даже
посредственным математиком, а другой в состоянии изобрести паровые
машины и не в состоянии сварить себе горшка щей или зашить
дыру на платье. Каждый народ имеет свою субстанцию, как и
каждый человек, и в субстанции народа заключается вся его
история и его различие от других народов. Субстанция римлян
°Ь1ла совсем другая, чем субстанция греков, и потому
римляне — по преимуществу народ гражданского права и не
созерцательный, а чисто практический народ, а греки по преимуществу
11аРод деятельно-созерцательный и артистический. Как бывают
Гениальные субстанции у отдельных личностей, так pi некото-
' -te народы возникают с великими субстанциями и относятся к
'|>угим народам, как гении к обыкновенным людям.
Народность, как мы уже показали выше, предполагает что-то
Iu'Подвижное, раз навсегда установившееся, не идущее вперед;

184
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
показывает собой только то, что есть в народе налицо, в
настоящем его положении. Национальность, напротив, заключает в
себе не только то, что было и есть, но что будет или может быть.
В своем развитии национальность сближает самые
противоположные явления, которых, по-видимому, нельзя было ни
предвидеть, ни предсказать. Народность есть первый элемент
национальности, первое ее проявление. Но из сего отнюдь не следует,
чтобы там, где есть народность, не было национальности:
напротив, общество есть всегда нация еще будучи только народом, но
нация в возможности, а не в действительности, как младенец
есть взрослый человек в возможности, а не в действительности:
ибо национальность и субстанция народа есть одно и то же, а
всякая субстанция, еще и не получив своего определения, носит
в себе его возможность.
Итак, Россия до Петра Великого была только народом и стала
нацией вследствие толчка, данного ей ее преобразователем. Из
ничего не бывает ничего, и великий человек не творит своего, но
только дает действительное существование тому, что прежде
него существовало в возможности. Что все усилия Петра были
паправлены против русской народности — это ясно, как день
Божий; но чтобы он стремился уничтожить наш
субстанциональный дух, нашу национальность — подобная мысль более
чем неосновательна: она просто нелепа. Правда, если бывают
народы с великими субстанциями, то бывают народы и с
ничтожными субстанциями, и если первые неизменимы и не
подвластны воле одного человека, как бы ни был он могущественен, то
вторые могут уничтожаться даже от случайностей, даже сами
собою, не только волей гения; но зато из этих вторых никакой
гений ничего и сделать не может: лучшее, что можно сделать из
свекловицы, — это голову сахара, но только из гранита,
мрамора и бронзы можно создать вековечный памятник. Если бы
русский народ не заключал в духе своем зерна богатой жизни, —
реформа Петра только бы убила его насмерть и обессилила, а не
оживила и не укрепила бы новой жизнью и новыми силами. Мы
уже не говорим о том, что из ничтожного духом народа и не мог
бы явиться такой царь, и только такой царь мог преобразовать
такой народ. Если бы у нас и не было ни одного великого
человека, кроме Петра, и тогда бы мы имели право смотреть на себя с
уважением и гордостью, не стыдиться нашего прошедшего и
смело, с надеждою смотреть на наше будущее...
Отчего у одного народа такая субстанция, у другого иная, —
это почти так же невозможно решить, как и если бы дело шло об
отдельном человеке. Если принять гипотезу, что народы образе

пу1н>н.шя ни «Деяния Петра Вс.шкмо* 185
вались из семейств, — то первой причиной их субстанции
должно положить кровь и породу (race). Внешние обстоятельства,
историческое развитие также имеют влияние на субстанцию
народа, хотя, в свою очередь, и сами зависят от нее. Но нет ни одной
причины, на которую бы так смело можно было указать, как на
климат и географическое положение страны, занимаемой
народом. Все южные народы резко отличаются от северных: ум
первых живее, легче, яснее, чувство восприимчивее, страсти вос-
пламеняемее; ум вторых медленнее, но основательнее, чувство
спокойнее, но глубже, страсти воспламеняются труднее, но
действуют тяжелее. В южных народах преобладает
непосредственное чувство, в северных — дума и размышление; в первых
больше движимости, во вторых больше деятельности. В последнее
время Север далеко оставил за собою Юг в успехах искусства,
науки и цивилизации. Есть большое различие между народами
горными и народами долинными, между народами
приморскими, или островитянами, и между народами, отдаленными от
моря. И это различие не внешнее, но внутреннее; оно замечается
в самом духе, а не в одних формах. Взглянем в этом отношении
на Россию. Колыбель ее была не в Киеве, но в Новгороде, из
которого через Владимир перешла она в Москву. Суровое небо
увидели ее младенческие очи, разгульные вьюги пели ей
колыбельные песни, и жестокие морозы закалили ее тело здоровьем и
крепостью. Когда вы едете зимой на лихой тройке и снег трещит
под полозьями ваших саней, морозное небо усеяно мириадами
звезд и взор ваш с тоской теряется на необъятной снежной
равнине, осеребренной уединенным скитальцем-месяцем, местами
прерываемой покрытыми инеем деревьями, — как понятна
покажется вам протяжная, заунывная песня вашего ямщика, и
как будет гармонировать с нею однообразный звон
колокольчика, надрывающий сердце, по выражению Пушкина! Грусть есть
общий мотив нашей поэзии — и народной и художественной.
Русский человек в старину не умел шутить забавно и весело, он
Шутил или плоско, или саркастически, и лучшие народные
песни наши — грустного содержания, протяжного и заунывного
напева. Нигде Пушкин не действует на русскую душу с такою нео-
Фазимой силой, как там, где поэзия его проникается грустью, и
нигде он столько не национален, как в грустных звуках своей
поэзии. Вот что говорит он сам о грусти, как основном элементе
?я секой поэзии:
Фигурно иль буквально: всей семьей,
От ямщика до первого поэта,
Мы все поем уныло. Грустный вой
Песнь русская. Известная примета!

186
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
Начав за здравие, за упокой
Сведем как раз. Печалию согрета
Гармония и наших муз и дев.
Но нравится их жалобный напев.
Но эта грусть — не болезнь слабой души, не дряблость
немощного духа; нет, эта грусть могучая, бесконечная, грусть
натуры великой, благородной. Русский человек упивается
грустью, но не падает под ее бременем, и никому не свойственны до
такой степени быстрые переходы от самой томительной,
надрывающей душу грусти к самой бешеной, исступленной веселости!
И в этом случае поэзия Пушкина — великий факт: нельзя
довольно надивиться ее быстрым переходам в «Онегине» от этой
глубокой грусти, источник которой есть бесконечное духа, к
этой бодрой и могучей веселости, источник которой есть
крепость и здоровость духа.
Итак, вот мы уже и нашли общее, которое связывает нашу
народную поэзию с нашей художественной, национальной
поэзией. Следовательно, родовое, субстанциональное начало в нас
не подавлено реформой Петра, но только получило через нее
высшее развитие и высшую форму. И в самом деле, разве со
времени Петра пространство России сузилось, а не расширилось,
разве степи наши не так же просторны и раздольны, снега, их
покрывающие, не так же белы и не так же серебрит их унылый
свет месяца?.. Какие хорошие свойства русского человека,
отличающие его не только от иноплеменников, но и от других
славянских племен, даже находящихся с ним под одним скипетром?
Бодрость, смелость, находчивость, сметливость,
переимчивость — на обухе рожь молотит, зерна не обронит, нуждою
учится калачи есть, — молодечество, разгул, удальство, — и в горе,
и в радости море по колено! Но разве европеизм может изгладить
эти коренные, субстанциальные свойства русского народа?
Разве образованный русский человек теперь не так же, как и
прежде, размашист в горе и в радости и не родной брат тому, который
некогда, приложив руку к уху, певал богатырским голосом на
весь божий мир:
Высота ли, высота поднебесная,
Глубота ли, глубота океан-море,
Широко раздолье по всей земле,
Глубоки омуты днепровские.
Смешно думать, что европеизм есть какой-то уровень, все
сравнивающий, сглаживающий, подводящий под один цвет.
Англичанин, француз, немец, голландец, швейцарец —• все они

1*<ч1ун.шя ни «Деяния Петри Вг.инсого» 1_Н_7
панно европейцы, во всех них есть много общего, но
национальные различия их непримиримо резки, и никогда не изгладятся:
ппя этого нужно было бы сперва уничтожить их историю,
изменить природу их стран, переродить самую кровь их.
Национальность нельзя характеризовать и в целой книге, не
только в журнальной статье, особенно национальность народа,
который недавно начал жить и еще весь погружен в своем
настоящем. Национальность есть совокупность всех духовных сил
народа: плод национальности народа есть ею история. И потому
мы не беремся высказать полно и удовлетворительно, в чем
именно заключается русская национальность, — довольно с нас
и намекнуть на это. Но мы, не обинуясь, можем сказать, что
национальность состоит Eie в лаптях, не в армяках, не в сарафанах,
не в сивухе, не в бородах, не в курных и нечистых избах, не в
безграмотности и невежестве, не в лихоимстве в судах, не в лени
ума. Это не признаки даже и народности, а скорее наросты на
ней — следствие испорченности в крови, остроты в соках. И все
:>то было в России до Петра Великого, и со всем этим, как с две-
надцатиглавою гидрой, боролся наш божественный Геракл8 и
одолел ее неотразимой палицей своего мощного гения.
Говорить правду (особенно — которую все хорошо понимают
и чувствуют) и оскорблять — не всегда одно и то же. Пусть
боится правды глупый и пьяный; но умному не беда сознаться, что и
он делывал промахи на своем веку, а трезвому, что и он бывал
навеселе от вина. Национальная гордость есть чувство высокое и
благородное, залог истинного достоинства; но национальное
хвастовство и щекотливость есть чувство чисто китайское.
Отрицание или унижение субстанции народа, национальности в
истинном значении этого слова, есть оскорбление народа (lesena-
tion); но нападки (даже преувеличенные) на недостатки и
пороки народности есть не преступление, а заслуга, есть истинный
патриотизм. Что я люблю всем сердцем, всею душой, всем
существом моим, к тому я не могу быть равнодушен, в том я сильнее,
Чем в другом, люблю хорошее и (по тому же закону) сильнее ие-
навижу дурное. Наши квасные патриоты с особенной любовью
имеют привычку указывать па англичан, которые любят
отпускать национальные фарсы и до сих пор оставляют существовать
'^которые варварские и нелепые обычаи дикой и невежествен-
{,(,й старины, от набитого шерстью мешка, на котором сидит
,; '«'зидент палаты, до права продавать на рынке жену свою. Оти
1 'п пода (т. е. квасные патриоты) любят подобными ссылками де-
!'п ь упреки равнодушию, с которым мы, русские, расстаемся с
!,^<Лапиями пашей длиннополой старины, и охотности, с кото-

188
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
рой мы принимаем и усваиваем все новое. Что до меня, — каюсь
в грехе: я вижу в этом хорошую черту нашей национальности,
залог нашего будущего величия и уж, разумеется, не унижения,
а превосходства над англичанами, которые, впрочем, во всем
другом великая нация, но только в этом не могут и не должны
быть для нас примером, а сделали б лучше, если б нам
подражали. Да, это великая черта русского народа: она показывает, что
мы имеем способность и желание безусловно отрешаться от
всего дурного; что же до хорошего, которое составляет основу и
сущность нашего национального духа, — оно вечно,
непреходяще, и мы не могли бы от него отрешиться, если б и захотели. Но
мы, нежели кто-либо другой, имеем возможность и право не
стыдиться наших национальных недостатков и пороков и
громко говорить о них. Национальные пороки бывают двух родов:
одни выходят из субстанциального духа, как, например,
политическое своекорыстие и эгоизм англичан; религиозный фанатизм
и изуверство испанцев; мстительность и склонный к хитрости и
коварству характер итальянцев; другие бывают следствием
несчастного исторического развития и разных внешних и
случайных обстоятельств, как, например, политическое ничтожество
итальянских народов. И потому одни национальные пороки
можно назвать субстанциальными, другие — прививными. Мы
далеки от того, чтобы думать, что наша национальность была
верхом совершенства: под солнцем нет ничего совершенного;
всякое достоинство условливает собой и какой-нибудь
недостаток. Всякая индивидуальность уже по тому самому есть
ограничение, что она индивидуальность; всякий же народ —
индивидуальность, подобная отдельному человеку. С нас довольно и
того, что наши национальные недостатки не могут нас унизить
перед благороднейшими нациями человечества. Что же до
прививных, — чем громче будем мы о них говорить, тем больше
покажем уважения к своему достоинству; чем с большей энергией
будем их преследовать, тем больше будем способствовать всякому
преуспеянию в благе и истине. Внутренний порок есть болезнь, с
которою родится нация, — отвержение которой иногда может
стоить жизни; прививной порок есть нарост, который, будучи
срезан, хотя бы и не без боли, искусной рукой оператора, ничего
не лишает тело, а только освобождает его от безобразия и
страдания. Недостатки нашей народности вышли не из духа и крови
нации, но из неблагоприятного исторического развития.
Варварские тевтонские племена, нахлынув на Европу бурным
потоком, имели счастье столкнуться лицом к лицу с классическим
гением Греции и Рима — этими благородными почвами, на ко-

jb-n.-HMtM на «Деяния Истра Великого» 1Ж)
торых выросло широколиственное, величественное древо
европеизма. Дряхлый, изнеможенный Рим, передав им истинную
веру* впоследствии времени передал им и свое гражданское
право; познакомив их с Вергилием9, Горацием10 и Тацитом11, он
познакомил их с Гомером12, и с трагиками, и с Плутархом 1;\ и с
Аристотелем11. Разделяясь на множество племен, они как будто
столпились на пространстве, недостаточном для их
многолюдства, и беспрестанно, так сказать, ударялись друг о друга, как
сталь о кремень, чтобы извлекать из себя искры высшей жизни.
Жизнь России напротив, началась изолированно, в пустыне,
-..чуждой > всякого человеческого и общественного развития.
Первоначальные племена, из которых впоследствии сложилась
масса ее народонаселения, занимая одинаково долинные
страны, похожие на однообразные степи, не заключали в себе
никаких резких различии и не могли действовать друг на друга в
пользу развития гражданственности. Богемия и Польша могли
бы ввести Россию в соотношения с Европой и сами по себе быть
полезны ей, как племена характерные, но их навсегда разделила
с Россией враждебная разность вероисповеданий.
Следовательно, от Запада она была отрезана в самом начале; а Византия, в
отношении цивилизации, могла подарить ее только
обыкновением черпить зубы, белить лица и выкалывать глаза врагам и
преступникам. Княжества враждовали между собою, но в этой
вражде не было никакого разумного начала, и потому из нее не
вышло никаких хороших результатов. Удивительно ли после
этого, что история удельных междоусобий так безмысленна и
скучна, что ей не могло придать никакого интереса даже и
красноречивое повествование Карамзина? Нахлынули татары и спаяли
разрозненные члены России ее же кровью. В этом состояла
великая польза татарского двухвекового ига; но сколько же сделало
°но и зла России, сколько привило ей пороков! Затворничество
женщин, рабство в понятиях и чувствах, кнут, привычка зары-
ьять в землю деньги и ходить в лохмотьях, боясь обнаружиться
богачом, лихоимство в деле правосудия, азиатизм в образе
жизни, лень ума, невежество, презрение к себе, — словом, все то,
что искоренял Петр Великий, что было в России прямо
противоположно европеизму, — все это было не наше родное, но приви-
пи><' к нам татарами. Самая нетерпимость русских к иностранцам
В(,о6ще была следствием татарского ига, а совсем не религиозно-
'_" Фанатизма: татарин огадил в понятии русского всякого, кто не
,J lJi русским, — и слово басурман от татар перешло и на немцев.
Ьо самые важнейшие недостатки нашей народности не суть
|,:'П1и вещественные, кровные, но прививные недостатки, —

190
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
лучшее доказательство того, что мы имеем полную возможность
освободиться от них, и уже начинаем освобождаться. Обратим
внимание на язву нашей народности — лихоимство. Конечно,
грустное зрелище представляет собою дурно образовавшаяся
общественность, истребляющая и подавляющая даже в своих
благороднейших членах их личную человеческую доблесть тем, что
ставит их в необходимость или быть выскочками,
оскорбляющими все общество, или, с пользой самим себе, без нарушения
совести, как бы законно и только что не формально, кривить
весами правосудия и расхищать государственные сокровища, вве
ренные их хранению и соблюдению. В Китае это называется
«иметь выгодное место», и там всякий мандарин без зазрения
совести говорит в обществе, что он «служит прибыльно», и, как
основной догмат нравственности, завещает сыну прежде всего
быть хорошим мужем и отцом, чтобы не пустить семейства по
миру и не унизить своего чина и звания, а всем молодым людям
пуще всего советует:
Учились бы, как делали отцы.
На старших глядя.
Но что касается нас, мы еще не имеем причины отчаиваться в
этом пороке. В гнилом обществе нет выскочек, нет
противоречия и противодействия общей испорченности: в Китае все
взяточники, и человека, который вздумал бы восставать против
лихоимства и подкреплять свое восстание безукоризненным
поведением, сочли бы дураком и засадили бы на цепь в
сумасшедший дом, но, к счастию мандаринов и моралистов, там и нет
таких дураков, но все одни умные и благонамеренные люди.
У нас, напротив, благодаря преобразованиям Петра, не
замедлила явиться оппозиция общему злу. К чести нашей
литературы, — в ней первой возникла эта благородная, благодетельная
оппозиция. Муза Сумарокова15 объявила непримиримую борьбу
подъячим и клеймила лихоимство и казнокрадство печатью
позора и отвержения. Заметим мимоходом, что в этом отношении
литературное направление Сумарокова было, так сказать, жиз
пеннее чисто риторического направления Ломоносова, — и вот
причина, почему бездарный Сумароков был любимее, а
даровитый Ломоносов — только уважаемее публикой своего времени.
«Ябеда» Капниста Hi была сильным ударом ябеде. Нахимов 17
составил себе громкое имя в литературе своего времени
постоянным вдохновением против кривосудия. Хотя остроумие Фонви
зина 18 было устремлено преимущественно против невежества,
но мимоходом доставалось от него порядком и сутяжничеству.

[>„ii'HMM НИ *Д**НИЛ ПгЧПри Не , tit
В наше время «Ревизор* Гоголи ," явился истинным бпч«»л .«injn
порока, который, благодаря успехам просвещении и бл;н
опорным усилиям правительства, уже прячется в норы и точьы»
оттУДа осмеливается, и то украдкой, высовывать свело
неблагообразную и непристойную физиономию. Говоря о заслугах тиге-
ратуры святому делу преследования лихоимства бичом сатиры,
нельзя не упомянуть и о Грибоедове^1: хотя ею бессмертная
комедия устремлена и не прямо против зтои гидры стоглавой, по
горящие клеима наложил он на ее бесстыдные лбы стихами,
подобными следующим:
Как будешь ЩЛ-'ДеТ;}]».!;! IL Ь К|КчТШИ«Г/ 1! ,1. \п < ч...
Ну, кпк не потдеть родному чо1о»рч1:\!
И благородные усилия литературы не остались тщетными.
общество отозвалось на них. Замечательно, что даже»
посредственные сочинения в атом духе и направлении всегда
принимались нашей публикой с особенным восторгом, вместо того, чтобы
оскорблять ее. Наконец, стали появляться люди, которые, уже
не боясь прослыть за людей беспокойных и опасных и не cii.i-
дяеь названия глупцов, гордецов, выскочек и мечтателей,
говорят вслух, что скорее готовы умереть с голоду, нежели богатеть
воровством, - и с голоду не умирают, а если богатеют, то чест
ными средствами. И хотя такие вольнодумцы являются не
тысячами, но все-таки число их умножается со дня на день. До времен
же Петра Великого их не бывало не только в действительное]и.
но и в фантазии самых пылких людей. Следовательно, общее i L<o
нате идет вперед и, не теряя своей национальности, только
расстается с дурной народностью. И уже близко то время, когда не
останется и следов такой народности. Л с чем можно рдсетать-
ся, от чего можно отрешиться, то не в криви, не в духе, то
просто дурная привычка, приобретенная в дурном обще<тво.
Только те пороки делают бесчестие нации, которые непегрепч
мы, неисправимы.
Вообще все недостатки и пороки нашей общественности вы
ходят из невежества и непросвещенна: и потому < вет знании и
°оразоваино(ти разгоняет их, как восход солнца ночные tvmj-
ПЬ1. Пороки китайца и персианпна слиты с их духом:
просвещение сделало бы их только утонченнее, коварнее и развратнее, но
{1е благороднее. Просвещение действует благодетельно юлы,*- в
Юком народе, в котором есть зерно жизни. Мы уже пред< гавплп
' лШй разительный факт, как неопровержимое доказа!елы тво.
1н-> в русском обществе есть здоровое и плодотворное зерно жпз-
Ли- Прибавим к этому, что многого можно надеяться от народа,

192
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
который, после нарвского сражения, дал полтавскую и
бородинскую битву2!, потряс турецкую империю22 и, как сказал его
великий поэт, «повалил в бездну кумир, тяготеющий над царствами,
и кровью своею искупил свободу, честь и спокойствие
Европы»... Едва пробудившись к жизни, он громом побед возвестил
Европе о своем пробуждении; едва примкнув к Европе, он уже
решил ее великое дело, дал ответ на мудреный вопрос...
Мы высказали наше задушевное мнение о вопросе
щекотливом со всей искренностью pi прямотой свободного убеждения, и
готовы так же ответить на всякое возражение, сделанное нам с
такою же искренностью и прямотой. Не только не уклоняемся
от спора, но вызываем его ради большего уяснения,столь
близкой сердцу всякого русского истины. Наше убеждение равно
далеко и от мертвого космополитизма, и от квасного
патриотизма, — и такое убеждение смело может быть высказываемо в
стране, где преследуется не свобода, а своеволие мысли. После
этого мы можем прямее приступить к причинам, делавшим
необходимой и коренной реформу Петра, не боясь быть ложно
понятыми и ложно истолкованными.
В предыдущей статье мы говорили о различии Европы от
Азии; теперь мы хотим показать отношение России до Петра
Великого к Европе и Азии. По географическому положению
своему Россия занимает середину между этими двумя частями света.
Многие заключают из этого, что она и в нравственном
отношении занимает эту середину. Подобная мысль нам кажется
вдвойне несправедливой: географическая середина не всегда бывает
нравственной серединой, а нравственная середина не всегда
бывает выгодна. Как угодно, но трудно вообразить себе середину
между светом и тьмой, между просвещением и невежеством,
между человечностью и варварством; но еще труднее найти
такую середину выгодной и прийти от нее в восторг. Серый цвет
может быть хорош на произведениях природы, искусства и ре-
месл; но в духе человеческом серый цвет — цвет отвержения,
нравственного унижения. «Кто не за меня, тот против меня» -
середины нет. Вследствие татарского ига, кроме религии, в
России не было ничего общего с Европой; но она много отличалась
от Азии. Находясь под туманным небом, в суровом климате, она
не представляла собой той роскоши, той поэзии чувственной,
ленивой и сладострастной жизни, которая в Азии так обаятельно
соблазнительна и для европейца. Страсти в ней были тяжелы,
но не остры, отуманивали, а не раздражали, больше спали и ред
ко просыпались. Разнообразие страстей в ней было неизвестно,
потому что основы общества были однообразны, интересы огра-

. „н.ш# на «Деяния Петра Всшкого» 193
ничены. Для азиатца существует наслаждение; он по-своему
обожает красоту, по-своему любит роскошь и удобства жизни.
Ничего этого не было у русских до времен Петра Великого.
Красоту У них составляло дородство, «ражесть» тела, молочная
белизна и кровяной багрянец лица — кровь с молоком, как
говаривали наши старики и как теперь говорят наши простолюдины.
В самом деле, несмотря на то, что брадатые торговцы нашего
времени называют красотою, посмотря на разбеленные и
разрумяненные ланиты и черные зубы их очаровательниц, не
получишь слишком высокого понятия об эстетическом вкусе наших
праотцов. И какая разница между азиатским сатрапом или
пашою, который, грабя вверенный его грабительству пашалык,
лениво и роскошно упивается всеми обаяниями чувственности в
своем гареме — этом земном раю, обещанном ему на небе
Мухаммедом 2:\ в кругу соблазнительных одалисок — этих земных
гурий и пери, под немолчный говор фонтанов, в сладостном
дыму аравийских курений, — какая разница между ним и
древним русским боярином, который тоже был посылан на
кормление, то есть на грабление какой-нибудь провинции, который
много и безвкусно ел за обедом, еще больше пил, а после обеда
спал богатырским сном; по субботам наслаждался баней,
паримый вениками в адском жару, в случае нездоровья выпивал на
полке иенничку с перечком, а после бросался в сугроб снега; для
которого, после еды, питья и бани, величайшее наслаждение
было — охота с соколами, ломка с медведями или разделка с
холопами!.. На Востоке есть понятие о вдохновении и творчестве:
там высоко ценится искусство «нанизывать жемчуг на нить
описаний» и «рассыпать жемчуг по бархату», то есть писать
стихами и прозой. На святой Руси в древности и не слыхивали о таком
странном занятии, а если бы и услыхали, то назвали б его «пере-
сыпаньем из пустого в порожнее». Какое прозаическое понятие
о поэзии! Другое важное отличие русского мира от азиатского —
отсутствие .мистицизма и религиозной созерцательности. Наше
славянское язычество было так слабо и ничтожно, что не
оставило по себе никакой памяти. Великий князь Владимир одним
словом мог уничтожить его, и народ без всякого фанатического
сопротивления крестился. Правда, несколько голосов
закричали было: «Выдыбай, боже!», но это не по языческому
религиозному чувству, а по уважению к серебряной бороде и золотым
>^-ам Перуна21. Вообще, Россия была Азией, только в другом
характере, чему причиной было и христианство, формально объ-
н^ленное Владимиром государственной религией. Посему наши
! нязья хоть и кололи друг другу глаза, но это было больше след-

194
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
ствием влияния византийских обычаев, чем азиатизмом.
Русский мужичок и теперь еще полуазиатед, только на свой манер:
он любит наслаждение, но полагает его исключительно в
«пенном», в еде и лежании на печи. Когда урожай хорош и хлеба у
него вдоволь, — он счастлив и спокоен: мысль о прошедшем и
будущем не тревожит его, ибо люди в своем естественном
состоянии, кроме утоления голода и других подобных нужд, ни о чем
не умеют мыслить. Приходит купец нанимать его под извоз на
ярмарку — куда! — наш мужичок ломит с него цену
непомерную, даже говорит с ним неохотно и гордо остается дома на
своих полатях. Голод — он едет за безделицу, чтоб только не есть
дома и не кормить лошадь домашней соломой. Вопрос о своем
состоянии и средствах улучшить и обеспечить его на будущее
время, пользуясь благоприятными обстоятельствами, урожаем
и пр., никогда не заходил в его остриженную в кружало и
плотно выстриженную на макушке голову. Он пашет, как пахали его
отцы и деды, не прибавит ни колушка к сохе*. Изба его похожа
на хлев, и зимой он радушно разделяет ее с телятами, ягнятами,
поросятами и курами. И это не всегда от недостатка в средствах
(немец с теми средствами, которые имеет свободный русский
мужичок, жил бы барином), а от естественного пребывания на
лоне матери-природы и от глубокомысленной причины: «Так
жили отцы и деды наши, а они были не глупее нас — не хуже
нашего умели есть-то». Чудак от всей души верит, что уметь
есть хлеб — великая мудрость!.. О правосудии у него свои,
совершенно азиатские понятия: «Он на то и алистратор, чтоб
взятки брать», —говорит наш мужичок о подьячем и охотно
развязывает мошну — лишь бы только дело-то ему сделали.
Штрафов он платить не любит и боится их пуще смерти; а за
скулы, зубы и хребтовую кожу не стоит — они ведь заживут, а
денег — не воротишь. «Ученье свет, а неученье тьма», —
говорит наш мужичок, но грамоту охотно предоставляет знать за
себя дьячку или подьячему. Да и от одних ли мужичков
услышите вы заветное: «Отцы наши не хуже нас живали, хоть и
неученые были»? Это говорит и старый подьячий нашего времени,
негодующий на то, что книги о запрещениях на имения лишили
его возможности добывать хлебец справочками и что «Свод
законов» 2Ъ дает возможность знать законы всякому грамотному
человеку, даже и не имеющему никакого чина; это же говорит и
А малороссиянин так еще далее простирает свое уважение к
преданиям старины: он ни за что не хочет поганить навозом землю, на
которой родится дар Божий, то есть хлеб. Вот Азия-то!

-тарый помещик, которого новое время застало врасплох в
отъезжем поле, с арапником в руках, и которому страх не
хочется ни пахать землю по новым теориям, ни везти детей в столицу
для образования.
Возвращаясь к прошедшему России, сокрушенному
железною волей царя-исполина, мы видим перед собой картину
грустную, раздирающую душу. Быт того времени, изображенный Ко-
шихиным, невольно заставляет содрогаться сердце, которое тем
радостнее, торжественнее и выше бьется при мысли о
посланнике Божием, искупившем кровавым потом царственного чела
своего тяготу и унижение темной годины России. Бессилие при
силе, бедность при огромных средствах, безмыслие при уме
природном, тупость при смышлености природной, унижение и
позор человеческого достоинства и в обычаях, и в условиях жизни,
и в судопроизводстве, и в кознях, и притом унижение
человеческого достоинства при христианской религии — вот первое, что
бросается в глаза при взгляде на общественный и семейный быт
России до Петра Великого. Дух народный всегда был велик и
могуч: это доказывает и быстрая централизация Московского
царства, и мамаево побоище20, и свержение татарского ига, и
завоевание темного Казанского царства27, и возрождение России,
подобно фениксу, из собственного пепла в годину
междуцарствия, когда, подобно восходящему солнцу, прогоняющему
призраки ночи и предрассветную мглу, на престол, по
единодушному избранию народа, взошел благословенный дом Романовых28,
даровавший России Петра Великого и целый ряд знаменитый и
славных властителей, возвеличивших и облагоденствовавших
вверенный Богом попечению их народ. Это же доказывает и
обилие в таких характерах и умах государственных и ратных,
каковы были — Александр Невский29, Иоанн Калита, Симеон
Гордый>ю, Димитрий Донской31, Иоанн III, Иоанн Грозный, Андрей
Курбский*12, Воротынский:г\ Шеин:и, Годунов, Басманов35, Ско-
пин-Шуйский™, князь Дмитрий Пожарский'*7, мещанин
Минин^, святители — Алексий;и\ Филипп40, Гермоген11, келарь
Авраамий Палицын... Г2 Это же доказывают и произведения
народной поэзии, запечатленной богатством фантазии, силою
выражения, бесконечностью чувства, то бешено веселого,
размашистого, то грустного, заунывного, но всегда крепкого,
Ят°гучего, которому тесно и на улице, и на площади, которое
г'росит для разгула дремучего леса, раздолья Волги-матушки,
,J[ijpoKoro поля... Но такова участь даже и великого народа, если
враждебная судьба или неблагоприятное историческое развитие
,и,пают его потребной ему сферы и для необъятной силы его

196
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
духа не дают приличного ей содержания: в минуты испытания,
когда малые духом народы падают, он просыпается, как лев,
окруженный ловцами, грозно сотрясает свою гриву и ужасным
рыканием оледеняет сердца своих врагов; но прошла буря — и
он опять погружается в свою дремоту, не извлекая из
потрясения никаких благоприятных результатов для своей
цивилизации. В самом деле, все великие перевороты и испытания судьбы
только обнаружили великий характер русского народа, но
нисколько не развили его государственных сил и не дали толчка
его цивилизации; тогда как роковой 1812 год, пронесшийся над
Россией грозной тучей, напрягший все ее силы, не только не
ослабил ее, но еще и укрепил, и был прямой причиной ее нового
и высшего благоденствия, ибо открыл новые источники
народного богатства, усилил промышленность, торговлю,
просвещение: вот какая разница между одним и тем же народом в его
непосредственном, естественном и патриархальном состоянии и в
разумном движении его исторического развития! В первом
состоянии и великое событие у народа рождается как бы без при
чины и оканчивается без результатов, — и потому его история
лишена всякого общего, разумного интереса; во втором
состоянии даже всякое событие имеет разумную причину и разумное
следствие и есть шаг вперед, — и его история полна
драматического интереса, движения, разнообразия, поэтически интересна,
философски поучительна, политически важна. Но народ один и
тот же, и Петр не пересоздал его (такого дела, кроме Бога, никто
бы не мог совершить), а только вывел его из кривых, избитых
тропинок на столбовую дорогу всемирно-исторической жизни.
Шереметев, Меншиков, Репнин, Долгорукий, Шафиров13, Голи
цын (Михаил), Головин, Головкин, — все эти люди, одаренные
такими блестящими талантами, «сии птенцы гнезда Петрова»,
по выражению Пушкина, были природные русские и родились в
царствование Алексея Михайловича — в кошихинские времена
России. Итак, Петр отрицал и уничтожал в народе не
существенное и кровное, но наросшее и привившееся и тем отверз
новые пути в духе народа, до того времени остававшиеся
затворенными для принятия новых идей и новых дел. Обвиняющим его в
попрании и уничтожении народного духа Петр имел бы полное
право ответить: «Не думайте, что пришел нарушить закон или
пророков: я не нарушить пришел, но исполнить»...
Читатели наши могли видеть верную картину общественного
и семейного быта России — в выписках, сделанных нами в
предыдущей статье из книги Кошихина, изданной нашим
просвещенным правительством. Они могли видеть, что в России д^

пс1ГиМ1Я на «Деяния Петри Великого» HV7
Петра Великого не было ни торговли, ни промышленности, ни
полиции, ни гражданской безопасности, ни разнообразия нужд
потребностей, ни военного устройства, ибо все это было слабо и
ничтожно, потому что было не законом, а обычаем. А нравы? —
какая грустная картина! Сколько тут азиатского, варварского,
татарского! Сколько унизительных для человеческого
достоинства обрядов, например, в бракосочетании, и не только
простолюдинов, но и высших особ в государстве! Сколько
простонародного и грубого в пирах! Сравните эти тяжелые яденья, это
невероятное питье, эти грубые целования, эти частые стуканья
лбом о пол, эти валяния по земле, эти китайские церемонии, —
сравните их с турнирами средних веков, с европейскими
пиршествами XVII столетия... Хороши были наши брадатые рыцари и
кавалеры! Да не дурны были и натай бойкие дамы,
потягивающие «горькое»! Славное было житье: женились, не зная на ком,
ошибившись в выборе, били и мучали жен, чтобы насильно
возвысить их до ангельского чину, а не брало это — так отравляли
зельями; ели гомерически, пили чуть не ушатами, жен прятали
и, только разгоревшись от полусотни перечных^ кушаний и
нескольких ведер вина и меду, вызывали их на поДелуи... Все это
столько же нравственно, сколько и эстетично... Но все это опять-
таки не относится к унижению народа ни в нравственном, ни в
философском отношении: ибо все это было следствием
изолированного от Европы исторического развития и следствия влияния
татарщины. И, как скоро отворил Петр двери своему народу на
свет Божий, мало-помалу тьма невежества рассеялась — народ
не выродился, не уступил своей родной почвы другому племени,
но уже стал не тот и не такой, как был прежде... И потому,
господа защитники варварской старины нашей, воля ваша, а Петру
Великому мало конной статуи на Исаакиевской площади:
алтари должно воздвигнуть ему на всех плохцадях и улицах
великого Царства русского!..
Взглянем ли на боярство со стороны его политического и
государственного значения, — то же зрелище, которое на минуту
Может обмануть своей внешностью, своим именем, но которое, в
сущности, совсем не то. Прочтете опять Кошихина — и вы не-
В(>льно воскликнете: «Так вот та мнимая аристократия, которую
Наши безусловные поклонники старины мечтают видеть в
азиатской боярщине древней Россрш!..». В самом деле, некоторые из
Этих господ, вообще недовольных реформою Петра Великого,
Шим из главнейших обвинений против него поставляют, будто
ы °н унизил и уничтожил аристократию, и тем навсегда от-
4>анил всякое уравновешение законности против произвола.

198
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
Это премудрое обвинение основывают они на пустом,
формальном, ни права, ни силы, ни мысли, ни даже особенного смысла
не заключавшем в себе выражении: «Царь указал, бояре пригово
рили». Напротив, Петр Великий основал у нас нечто вроде
аристократии (что приличнее назвать вельможеством) и силой
заставлял ее противоборствовать самому себе, для чего иногда
умышленно уклонялся от справедливости. Так, однажды стал
он просить адмиралтейское начальство, чтобы его поместили на
открывшуюся тогда вакансию вице-адмирала: ему отказали,
заметив, что есть некто старше его по службе, кто имеет большее
право на то место. Что же сделал Петр? Он сказал: «Если бы они
были столь раболепны, что из ласкательства предпочли бы меня
моему достойному сверстнику, то действительно я заставил бы
их горько раскаяться в этом». И вообще, что значит это
бессильное, формальное, не на праве и законе, а на обычае основанное
«бояре приговорили > — что значит оно в сравнении с
противоречиями князя Якова Феодоровича Долгорукова Петру
Великому?.. Да, Петр Великий основал и создал наше вельможество,
которое при Екатерине Великой расцвело таким пышным
цветом знатности, могущества, богатства, образованности,
просвещения и, прибавим, таланта и достоинства внутреннего. Только
азиатские души могут ставить Петру в упрек то, что он придал
вельможеству характер бюрократии, сделав его доступным
людям низкого происхождения, но высокого духа, людям
даровитым и способным. Если бы наше вельможество и могло
когда-нибудь превратиться в чистую бюрократию, то в этом Петр
нисколько не виноват: значит, так должно, так нужно быть;
значит, иначе быть не может; значит, нет в вельможестве
субстанциональной силы, которая дала бы ему возможность не
изменяясь пройти сквозь все изменения гражданского устройство
и быта России. Что такое аристократия? Привилегированное
сословие, исторически развившееся, которое, стоя на вершине
государства, посредствует между народом и высшей властью и
развивает своим бытом и деятельностью идеальные понятия о
личной чести, благородстве, неприкосновенности их прав, из
рода в род передает высшую образованность, идеальное
изящество в формах жизни. Такова была аристократия в Европе до
конца прошлого века, такова и теперь аристократия в Англии.
Если в средние века короли могли употреблять во зло свою
власть над могучими вассалами, — все-таки они могли лишить
их только жизни, но не чести, — отрубить голову, а не бить
батогами, плетьми или кнутом. И лишить жизни своего вассала
король мог не иначе, как по форме судопроизводства и пригово-

,JltJl Hg «Деяния Петра Великого»
199
•7 (хотя бы и не всегда справедливому) суда. Понятие о чести,
-оставляющее душу и кровь истинной аристократии, вышло в
Европе из того, что все аристократы были сперва
владетельными особами, а рыцарство еще более придало благородный и чело-
вечественный характер их понятиям о чести. Наши бояре тоже
были сперва владетельными особами; но, перестав быть
государями, тотчас же сделались только почетными слугами:
татарское иго, сокрушившее феодальную систему, было для наших
воображаемых феодалов тем же, чем было рыцарство для
феодалов Запада. Невыгодное тождество!.. И потому наш боярин не
считал за бесчестье не знать грамоты, не иметь ни познаний, ни
образования: все это, по старинным понятиям, было приличнее
последнему холопу, чем боярину. По тому же самому он считал
для себя бесчестием не розги, не батоги, не плети, не кнут, не
застеночпую пытку, не тюрьму, — а «место» за царским столом
ниже боярина, равного с ним по породе, но не равного по чести
своих предков, или высшего заслугами, но ниже родом. По
этому же самому наши бояре, по выражению Котошихина, лаяли
друг друга, а не переведывались оружием по-рыцарски.
Защитники патриархальных нравов против цивилизованных
с особенным торжеством ссылаются на непоколебимую верность
и беспрекословное повиновение народа высшей власти во
времена старой России. Но исторические факты слишком резко
противоречат этому убеждению и слишком ясно доказывают
старинную истину, что «крайности сходятся». Мятежи и крамолы
стрелецкие еще в малолетстве Петра Великого, беспрестанные
покушения на жизнь его даже во время его единодержавия
доказывают, как мало прочны естественные отношения народа к
высшей власти, что гораздо прочнее их отношения,
проникнутые разумной сознательностью своих обязанностей и прав. Во
время народного мятежа по случаю упадка курса денег
вследствие медной монеты и многие держали царя Алексея
Михайловича за пуговицы, и «один человек из тех людей с царем бил по
Рукам»: это больше, чем санкюлотская ,5 дерзость, — это
грязная и отвратительная животность в понятиях и чувствах.
Защитники нашей патриархальной старины обыкновенно
говорят, что и в Европе, во времена варварства, а у нас в XVIII ве-
гг (До царствования Екатерины Великой) было то, что в Европе
J' io в IV и V веках — были пытки, изуверство, суеверие, но не
^Мло кнута, подаренного нам татарами. Но, что всего важнее, —
'Фопе было развитие жизни, движение идеи; подле яду там
ч-ло и противоядие — за ложным или недостаточным
определи Ием общества тотчас же следовало и отрицание этого опреде-

200
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
лення другим, более соответствующим требованию времени
определением. И потому-то невольно миришься со всеми ужасами,
бывшими в Европе тех времен» миришься с ними за их
благородный источник, за их благие результаты. Но Россия была скована
цепями неподвижности, дух ее был сперт под толстой ледяной
корой и не находил себе исхода.
Некоторые думают, что Россия могла бы сблизиться с
Европой без насильственной реформы, без отторжения, хотя бы и
временного, от своей народности, но собственным развитием,
собственным гением. Это мнение имеет всю внешность истины и
потому блестяще и обольстительно; но внутри пусто, как
большой, красивый, но гнилой орех: его опровергает самый опыт,
факты истории. Никогда Россия не сталкивалась с Европой так
близко, так лицом к лицу, как в эпоху междуцарствия.
Димитрий Самозванец, со своею обольстительной Мариной Мнишек "\
со своими поляками, был не чем иным, как нашествием немец
ких обычаев на русские, но главнейшая причина его гибели,
кроме дерзости, была та, что он после обеда не спал на лавке, а
осматривал публичные работы, ел телятину и по субботам не
ходил в баню. Швед Делагарди 17 был другом юному русскому герою
Скоиину-Шуйскому; но по смерти его принужден был сделаться
врагом русским. Прекрасно русское выражение: «новогородская
вольница», и странно мнение многих русских ученых, которые
от чистого сердца, то есть не шутя, видели в Новгороде
республику и живой член ганзеатического союза. Правда, новгородцы
были друзья «немцам», беспрестанно обращались с ними, но
немецкие идеи и не коснулись их. Это была не республика, а
«вольница», в ней не было свободы гражданской, а была дерзкая
вольность холопов, как-то отделавшихся от своих господ, - и
порабощение Новгорода Иоанном III и Иоанном Грозным было
делом, которое оправдывается не только политикой, но и
нравственностью. От создания мира не было более бестолковой и
карикатурной республики. Она возникла, как возникает дерзость
раба, который видит, что его господин болен изнурительной
лихорадкой и уже не в силах справиться с ним, как должно; oiu
исчезла, как исчезает дерзость этого раба, когда его господин
выздоравливает. Оба Иоанна понимали это: они не завоевывали,
но усмиряли Новгород, как свою взбунтовавшуюся вотчину-
Усмирение это не стоило им никаких особенных усилий:
завоевание Казани было в тысячу раз труднее для Грозного. Нет! был*1
стена, отделявшая Россию от Европы: стену эту мог разрушить
только какой-нибудь Самсон, который и явился Руси в лице с*
Петра. Наша история шла иначе, чем история Европы, и нал^

рг{рнлия на «Дехния П<>тра Be.iuwwn» 201
человечение должно было совершиться совсем иначе.
Нецивилизованные народы образуются безусловным подражанием
цивилизованным. Сама Европа доказывает это: Италия называла
остальную Европу варварами, и эти варвары безусловно
подражали ей во всем — даже в пороках. Могла ли Россия начинать с
начала, когда перед ее глазами был уже конец? Неужели ей
суждено было начать, например, военное искусство с той точки,
с'которой оно началось в Европе во времена феодализма, когда в
нее стреляли из пушек и мортир, а нестройные толпы ее могли
поражать стройные ряды, вооруженные штыками,
повертывавшиеся по команде одного человека? Сличи пая мысль! Если же
Россия должна была учиться военному искусству, в каком было
оно состоянии в Европе XVTI века, то должна была учиться и
математике, и фортификации, и артиллерийскому и инженерному
искусству, и навигации, а если так, — могла ли она
приниматься за геометрию не прежде, как арифметика и алгебра уже
укоренятся в ней и их изучение окажет полные и равные успехи во
всех сословиях народа. Однообразие в одежде для солдат есть не
прихоть, а необходимость. Русская одежда не годилась для
солдатской униформы, следовательно, необходимо должно было
принять европейскую; а как же можно было сделать с одними
солдатами, не победив отвращения к иностранной одежде в
целом народе? И что бы за отдельную нацию в народе
представляли собой солдаты, если бы все прочее ходило с бородами, в
балахонах и безобразных сапожищах? Чтобы одеть солдат, нужны
были фабрики (а их, благодаря патриархальности диких нравов,
не было): неужели же для этого надо было ожидать свободного и
естественного развития промышленности? При солдатах нужны
офицеры (кажется, так, господа старообрядцы и антиевропей-
ЦьГ?), а офицеры должны быть из высшего сословия против того,
из которого набирались солдаты, и на их мундиры нужно было
сУкно потоньше солдатского: так неужели же это сукно
следовало покупать у иностранцев, платя за него русскими деньгами,
Или дожидать, пока (лет в 50) фабрики солдатского сукна при-
ДУ'г в совершенство и из них разовьются тонкосуконные
фабрики? Что за нелепости! Нет, в России надо было начинать все
вАруг и высшее предпочитать низшему: фабрики солдатского
сУКна фабрикам мужпцко-сермяжного сукна, академию уезд-
мьгм училищам, корабли — баркам. Мало основать уездное учи-
ыЩе — надо было дать им учителей, которых всего лучите могла
и>Разовывать академия; надо было составить учебные руковод-
-т^а, г1То опять мо1 ла сделать только академия. Чго ни говорите
Ч(чДности нашей литературы и ничтожности нашей книжной

202
В. Г. БЕЛННСКИП
торговли, — однако иные книги у нас раскупаются же, и иные
книгопродавцы одними периодическими изданиями имели же в
ежегодном обороте по 250 000 рублей. А отчего это произошло?
Оттого, что наша великая императрица, наша матушка
Екатерина II, заботилась о создании литературы и публики, заставила
читать двор, от которого мало-помалу охота к чтению перешла,
через высшее дворянство, к среднему, от него к чиновническому
люду, а теперь уже начинает переходить и к купечеству.
Да, у нас все должно было начинать сверху вниз, а не снизу
вверх, ибо в то время, как мы почувствовали необходимость
сдвинуться с места, на котором дремали столько веков, мы уже
увидели себя на высоте, которую другие взяли приступом. Разу
меется, на этой высоте увидел себя не народ (в таком случае ему
не для чего было бы и подыматься), а правительство, и то в лице
только одного человека — царя своего. Петру некогда было мед
лить, ибо дело шло уже и не о будущем величии России, а »>
спасении ее в настоящем. Петр явился вовремя: опоздай он на
четверть века, и тогда — спасай, или спасайся, кто может!..
Провидение знает, когда послать на землю человека. Вспомни
те, в каком тогда состоянии были европейские государства в
отношении к общественной, промышленной, административной и
военной силе, и в каком состоянии была тогда Россия во все:
этих отношениях! Мы так избалованы нашим могуществом, так
оглушены громом наших побед, так привыкли видеть стройны^
громады наших войск, что забываем, что всему этому только
132 года (считая от победы под Лесным4* — первой великой по
беды, одержанной русскими регулярными войсками над шведа
ми). Мы как будто все думаем, что это было у нас искони веков,
а не с Петра Великого. Мы уже забыли и то, что при Петре Вели
ком у России явился опасный сосед — Карл XII, которому нул;
ны были и люди, и деньги и который умел бы распорядиться п
тем, и другим, следуя русской пословице: «Дареному коню в
зубы не смотрят». Любовь к Отечеству, могущество народного
духа и богатство в материальных средствах — действительно
сильные орудия. Но воскресите вы героев Фермопил, Марафона
Платеи, воинов Лакедемона, фаланги македонян, когорты49 Ри
ма, составьте из всех одно войско, сделайте Мильтиада50, Феми
стокла 5\ Кимона:32, Аристида53, Нерикла 5\ Фабия55, Камилла '
Сципиона, Мария начальниками отрядов, а в главнокомандук
щие дайте им Александра Македонского и Юлия Цезаря: эт<->
ужасное войско исполинов не устоит против пяти полков нашего
времени под командой не Наполеона, а хоть кого-нибудь из еп'
генералов. Сила солому ломит, говорит пословица, а ум, Boopv

ГгГ>4Аия на «Деяния Петра Великого*
203
•енный наукой, искусством и вековым развитием жизни,
ломит и силу, прибавим мы от себя. Нет, без Петра Великого для
России не было никакой возможности естественного сближения
с Европой, ибо в ней не было живого зерна развития, и без Петра
•юлго бы ей быть оригиналом картин, нарисованных Кошихи-
ным и Желябужским57. Правда, и без реформы Петра Великого
Россия, может быть, сблизилась бы с Европой и приняла бы ее
цивилизацию, но точно так же, как Индия с Англией.
Повторяем: Петру некогда было медлить и выжидать. Как прозорливый
кормчий, он во время тишины предузнал ужасную бурю и велел
всему экипажу не щадить ни трудов, ни здоровья, ни жизни,
чтобы приготовиться к напору волн, порывам ветра, — и все
изготовились, хотя и нехотя, — и настала буря, но хорошо
приготовленный корабль легко выдержал ее неистовую силу, — и
нашлись недальновидные, которые стали роптать на кормчего, что
он напрасно так беспокоил их. Нельзя ему было сеять — и
спокойно ожидать, когда прозябнет, взойдет и созреет брошенное
семя: одной рукой бросая семена, другой хотел он тут же и
пожинать плоды их, нарушая обычные законы природы и
возможности, — и природа отступила для него от своих вечных
законов, и возможность стала для него волшебством. Новый Навин,
он останавливал солнце в пути его, он у моря отторгал его
довременные владения, он из болот вывел чудный город. Он понял,
что полумеры никуда не годятся и только портят дело; он
понял, что коренные перевороты того, что сделано веками, не
могут производиться вполовину, что надо делать или больше, чем
можно сделать, или ничего не делать, и понял, что на первое
станет его сил. Перед битвой под Лесным он позади своих войск
поставил казаков и калмыков со строгим приказанием убивать
без милосердия всякого, кто побежит вспять, даже и его самого,
если он это сделает *. Так точно поступил он и в войне с
невежеством: выстроив против него весь народ свой, он отрезал ему
всякий путь к отступлению и бегству. Будь полезен государству,
Учись — или умирай: вот что было написано кровью на знамени
его борьбы с варварством. И потому все старое безусловно
должна было уступить место новому, все — и платье, и прическа, и
П)рода, и обычаи, и нравы, и дома, и улицы, и служба. Говорят:
Л(1ло в деле, а не в бороде; но что ж делать, господа, если борода
п'Шала делу — так вон же ее с корнем, если сама не хочет ва-
,h *>ся! Нельзя ничего понимать в частности, но все должно ви-
'* Mi в связи с общим. Образ жизни, одежда и само непостоян-
Голиков* т. III, с. 20 старого издания.

204
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
ство мод у европейцев в тесной связи с их наукой, образованием,
администрацией, военной силой pi законами. У нас теперь есть
люди, которые, нося бороды, читают книги и сами приобрели
себе некоторую образованность; но войдите вы к ним в дом,
вникните в их семейные отношения, обращение с людьми своего
мира, — вам станет тяжело и грустно, если вы порядочный
человек и внутреннее, и внешнее изящество в формах жизнр!
ставите во что-нибудь. Но теперь борода есть только вывеска
уважения к преданиям старины, к обычаям сословия; иной не
решается ее сбрить, как и есть в первый раз устриц: ему смешно
своего страха, а все не решается. Это еще, по крайней мере,
сносно и больше смешно, чем вредно. Но во времена Петра бороде
придавалось невежеством народа какое-то религиозное
значение. Она торчала между книгой и глазами и не давала читать.
На бритву смотрели как на орудие разврата иноземного,
безбожия басурманского. По счастливому выражению Марлинско-
го58, русский человек держался за бороду обеими руками, как
будто она приросла у него к сердцу. Знамя совсем не то же, что
полк; но если знамя утрачено в сражении, полк считается
несуществующим, — и потому великая честь отбить у неприятеля
знамя. Борода была знаменем невежества, — и Петр понял, что
за нее-то прежде всего и нужно было взяться.
Некоторые приписывают реформе Петра Великого то вредное
следствие, что она поставила народ в странное положение: не
привив ему истинного европеизма, только отторгла его от
родной сферы и сбила со здравого и крепкого природного смысла.
Несмотря на всю ложность этого мнения, оно имеет основание и
по крайней мере достойно опровержения. В самом деле, если
реформа развязала, так сказать, душевные силы даровитых
людей, подобных Шереметеву, Меншикову и другим, зато из
большинства сделала каких-то кривляк и шаркунов. Понятно, что
старые бояре, отличавшиеся природным умом, упругим харак
тером, не хотевшие расстаться со своей степенной одеждой и
оставить суровые обычаи старины, как какой-нибудь Ромода-
новский, понятно, с каким чувством глубочайшего презрения
смотрели они на этих нововыпеченных и доморощенных евроиен
цев, которые по непривычке путались ногами в шпаге, роняли
из-под мышки свои кораблики, подходя к дамам к ручке,
наступали им на ноги, как попугаи, употребляли без толку иностран
ные слова, любезность заменяли грубым и наглым волокитством
и — могло быть! — иное платье надевали задом наперед. В
другом уже виде, но и теперь заметен у нас этот мнимый, искажен
ный европеизм, эти формы без идеи, эта вежливость без уваже

{ t>ijvM**** -~ vi L_
ця к себе и другим, эта любезность без эстетичности, это
франтовство и львииство без изящности: знаменитый Иван
Александрович Хлестаков, прославленный Гоголем, есть один из типов
известного рода европейцев нашего времени. Наши галломаны,
англоманы, львы, онагры, петиметры, агрономы, комфортис-
*гЫ — так и просятся в комедию Гоголя — кто рассуждать с
Анной Андреевной о столичной жизни и обращении с
посланниками и министрами, кто рассуждать с почтмейстером Шпекиным
п с судьею Ляпкиным-Тяпкиным59 о политических отношениях
франции и Турции к России. Вследствие же реформы Петра
Великого гениальный ум Ломоносова является в поэзии таким
бесплодным и риторическим и, за исключением Крылова00, до
Пушкина литература наша является рабски-подражательной,
бесцветной и не имеющей никакого интереса для иностранцев.
Да, все это правда, но только за все это Петра так же нелепо
обвинять, как и врача, который, чтобы вылечить человека от
горячки, сперва ослабляет и истощает его до последней крайности
кровопусканиями, а выздоравливающего мучает строгой
диетой. Вопрос не в том, что Петр сделал нас полуевропейцами и
полурусскими, а следовательно, и не европейцами, и не
русскими: вопрос в том, навсегда ли должны мы остаться в этом
бесхарактерном состоянии? Если не навсегда, если нам суждено
сделаться европейскими русскими и русскими европейцами, — то
не упрекать Петра, а удивляться должно нам, как он мог
совершать такое неслыханное от начала мира, такое исполинское
дело! Итак, вопрос заключается в слове «будем ли*, — и мы
смело и свободно можем отвечать на него, что не только будем, но
уже становимся европейскими русскими и русскими
европейцами, и становимся со времен царствования Екатерины II, и со
Дня на день преуспеваем в этом в настоящее время. Мы уж
теперь ученики, но не сеиды европеизма, мы уже не хотим быть ни
Французами, ни англичанами, ни немцами, но хотим быть
русскими в европейском духе. Это сознание проникает во все сферы
нашей деятельности и резко высказалось в литературе с
появлением Пушкина — таланта великого, самостоятельного, вполне
НаДионального. Что же до того, что и теперь не совершился и
Долго не совершится окончательно великий акт полного
проникновения нашей народности европеизмом, — это доказывает
Т(|лько то, что Петр в тридцать лет совершил дело, которое дает
< поту целым векам. Оттого он и исполин межу исполинами, ге-
1*ий между гениями, царь между царями. Самому Наполеону
0г гь соперник в древности — Юлий Цезарь: нашему Петру от
'чала мира до сего дня не было ни соперников, ни образцов; он

206
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
подобен и равен только самому себе. И его великое дело
совершено безусловным принятием форм и слов: форма не всегда идея,
но часто ведет за собой и идею; слово не всегда дело, но часто
ведет за собою дело. Литература наша началась формой без мысли,
вышла не из народного духа, а из чистого подражания, и,
однако ж, мы не должны презирать нашей подражательной
литературы: без нее мы не имели бы Пушкина. От литературы можно
сделать посылку и ко всему прочему. Солдаты Петра Великого
не понимали, для чего их учат маршировать и выкидывать
артикулы: в этом случае они бессмысленно повиновались отцам-ко
мандирам — и что же! — результатом их бессмысленного
повиновения и обезьяннего передразнивания заморских солдат были
взятие Азова 6\ победы под Лесным и Полтавой, завоевание
прибалтийских шведских областей. Первые наши светские люди
ужасали своим татаризмом европейские общества, но скоро
явились у нас люди, которые могли быть украшением и удивляли
самих парижан своей любезностью и хорошим тоном.
Построение Петербурга тоже ставится многими в упрек его
великому основателю. Говорят: на краю огромного государства,
на болотах, в ужасном климате много погублено работников,
многие насильно заставлены строиться и пр. Все это не без осно
вания, но вопрос в том: было ли это необходимо, и можно ли
было поступить иначе? Петр должен был оставить Москву —
там шипели против него бороды; ему нужно было отвести
безопасный приют европеизму, сделать этого гостя семейным,
своим человеком, чтобы незаметно и тихо мог он действовать на
Россию и быть громовым отводом для невежества и изуверства.
Для такого приюта ему нужна была почва совершенно новая, 6e:i
преданий, где бы его русские очутились совершенно в новой сфе
ре и не могли бы сами собой не измениться в обычаях и привыч
ках жизни. Ему нужно было свести их с иностранцами и связать
с ними и службой, и торговлей, и согражданством, поставить их
с ними в беспрестанное соприкосновение. Для этого была
необходима завоеванная земля, которая могла б быть отечеством и
для иностранцев, которых невозможно было бы в большем
числе переманить в Москву, и для русских, которые только вначале
неохотно селились там, но потом, увидев там центр правитель
ства, тянулись туда, как железо к магниту. Где же могло быть
лучшее для этого место, как не в «отбитом у шведа крае»?i>2 А ве
ликая идея создать флот и положить начало заграничной тор
говле не через посредство иностранцев, как в Архангельске, л
прямо, собственной деятельностью, и не с одними англичанами,
но со всем земным шаром? Где же лучшее для этого место, как

рецензия на «Деяния Петра Великого- 207
при четверном устье Невы? Стоит только обратить внимание
на важность Кронштадта для Петербурга, чтобы увидеть, как
гениальны и непогрешимы соображения Петра Великого.
Почему бы ему было не перенести столицу на берега Черного или
Азовского моря? Потому что ему, кроме флота и заграничной
торговли, море нужно было и для успехов европеизма от
соседства с европейским народом. Азовское или Черное море
сблизило бы нас с татарами, калмыками, черкесами и турками, а не с
европейцами. Для Одессы важно соседство Турции, в которую
она отпускает огромные количества пшеницы; но оно не было
бы важно для Петербурга, ибо Одесса только портовой и
торговый город, а Петербург еще и столица сверх того. И мысль Петра
оправдалась делом: Москва бесспорно имеет свое значение для
России, но Петербург истинно европейская столица России, и
Москва только тогда сравнится с ним, когда примет его в себя.
Петербург для России — биржа европеизма, из которой
европеизм разносится по России. Всякое удобство, всякий шаг к
цивилизации делается у нас через Петербург. Он — окно и дверь в
Европу. Борода в нем не колет глаз, только на извозчицких санках
или дрожках.
Что касается до жертв, с какими построен Петербург, — они
искупляются необходимостью и результатом. Петр своими
делами писал историю, а не роман; он действовал как царь, а не как
семьянин. Вся реформа его была тяжким испытанием для
народа, годиной трудной и грозной. Но когда же и где же великие
перевороты совершались тихо и без тяготы для современников?..
Разве легок был для России славный двенадцатый год? По
неужели поэтому мы должны бранить его, а не гордиться им?..
Спокойных государств только два в мире — Китай и Япония; но
лучшее, что производит первый, — это чай, а вторая,
кажется, — лак: больше о них нечего сказать. Осина ломится и
сокрушается ветром; дуб мужает и крепнет в бурях.
...Рост и я молодая,
В бореньях силы напрягая.
Мужала гением Петра.
Суровый был в науке славы
Ей дан учитель: не один
Урок нежданный и кровавый
Задал ей шнедский паладин.
Но и искупленьях долгой кары,
Перетерпев судеб удары.
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.

208
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
Да, тяжело было народу с печей и полатей своих выйти на та
кую работу и борьбу. Он не виноват был, что вырос не учась и
взрослому ему не под силу показалось садиться за указку. Но
худшее, что было в его положении, — это то, что он не мог
понять ни смысла, ни цели, ни пользы перемен, которым
подвергала его железная, несокрушимая воля царя-исполина. Здесь
мы почитаем приличным выписать, или, лучше сказать,
украсить нашу статью выпиской красноречивых строк о Петре Вели
ком одного из русских ученых Л":
Чего ж недоставало русскому народу? — Преобразования*. Его
недоставало для XVII века! Явился царь с горячей мыслью в очах» с отважной ду
мой на челе и с громоносным словом власти! Он страшный кинул взор па
царствующий град, сурово посмотрел на даль прошедшего и двинул цар-
ство от него. Что ж не понравилось ему в наследии предков? Что возмутило
Петра в творении его отцов? Но эта тайна души великой, глубокая тайна
гения! Мы видели только внешнее этого духа, который, как грозовое
облако, прошел над русской землей. Мы видели, как он сочувствовал Иоанщ
Грозному, как благоговел перед кардиналом Ришелье"1, как не терпел
византийского двора, его роскошества и лени, его ханжей и лицемеров. Таког
грозное соединение стихий в душе смертного, рожденного повелевать л
царствовать! И к этому огненному началу нравственной его жизни ирисо
единилось глубочайшее сознание собственных сил. Посланник неба, само
державный смертный, решительно рожденный для преобразований! В
каком бы он веке ни родился, в каком бы народе ни воспитался, он всегда и
везде был бы преобразователем. Это его природа! Если бы он был
современным древнему Язону65, его постигла б участь божественного Геракла. Он
был бы слишком тяжел для легкой греческой Армады. Но провидение
знало, где произвести на свет необычайного смертного. Только русский
корабль мог сдержать такого страшного пассажира! Только русское море мог
ло носить на хребте своем столь отважного мореходца! Только Россия mojvi.:
не треснуть от этого духа, который напрягал ее, чтоб уравнять ее силы со
своею исполинской мощшо! дивное явление! От сложения мира не бывало
такого государя! Говорят, что крутость его ума и сила воли происходила от
того, что он не получил надлежащего воспитания; но Боже мой, какая на
ука могла огранить эту адамантовую душу, какое воспитание могло
смягчить эти несокрушимые нервы ума, эти железные мышцы воли? Если.
природа должна была уступит], ему, то что ж могла сделать из него наука".'
Какой немец мог быть его детоводцем, какой француз учителем? И ириро
да, и науки отступились, когда этот великий дух помчал русскую жизнь П1'
открытому морю всемирной истории! Петр Великий не верил слабостям
человеческой природы: только па смертном одре почувствовал, что и он смер"
ный: «Из меня можно познать, сколь бедное творение есть человек».
* Ф. Л. Морошкипа6\ профессора в Московском университете, •
речи его «Об уложении и последующем его развитии», произнеси
ной на университетском акте 1839 г. июня 10 дня.

р „,РН.)ия на «Деяния Петра Великого» 209
произнес он в смертных страданиях! Таков был Петр Великий! Ему нужно
было совершить преобразование. И какое преобразование! От конечностей
тела до последнего убежища человеческой мысли! Он бритвой бреет бороды
и топором рубит невежество. Тысячи стрелецких голов падают на
Преображенском поле!6'' Ни даже крестный ход царствующего града не мог
смягчить его правосудия (с. 60—61)!.. Преобразователь в течение всей своей
жизни хранил в себе тайное сознапие, что не одно рождение возвело его на
престол, но сила высшая призвала его царствовать над народами! Он
чувствовал, что не кровь, а дух должен ему предшествовать? Он отверг сына и
возжелал оставить по себе достойнейшего. Но великий человек не
приобщился нашим слабостям! Он не знал, что мы и кровь, и плоть. Он был велик и
силен, а мы родились и малы, и худы, нам нужны были общие уставы
человечества! Петру Великому не нравилось наше древнее государственное
устройство. Государева боярская дума должна была уступить место Сенату;
областные приказы ландратам и ландрнхтерам. Ему не нравились и наши
целовальники, наши дьяки и подьячие. Он желал бы посадить па их место
пленных шведов, секретарей и шрейберов цесарской службы. Ему не
правилось прошедшее России. Но все эти перемены ничто в сравнении с
преобразованием государственной службы. Сам, начав с солдата гвардии, он
прошел медленно по лестнице подчинения и завещал ее своим подданным,
что кормление прежнее, что царский хлеб и соль? В поте лица ели их
слуги Петра Великого, Нигде он не был так грозен своим правосудием, как
против дармоедов, мирских едух и казнокрадов. Не уважая частной
собственности, когда думал об Отечестве, за каждую копейку, излишне
взятую сборщиком податей или переданную комиссионером торгашу, он был
неумолим для виновного (с. 61—62).
Да, тут народу было от чего призадуматься, было от чего
вспоминать с умилением о простодушной старине и
поэтизировать ее в элегических обращениях к новому и старому времени,
вроде следующего, которым начинается одна сказка, вероятно,
сложенная в ту эпоху:
Соизвольте выслушать, люди добрые, слово вестное, приголубьте речью
лебедииою словеса немудрые, как в старые годы, прежние, жили люди
старые. А и то-то, родимые, были веки мудрые, веки мудрые, народ все
православный, живали старики ие по-нашему, не по-нашему, по-заморскому, а
по-своему, православному. А житьс-то, житье-то было все привольное да
раздольное. Вставали раным-раненько, с утреней зарей, умывались
ключевой водой, со белой росой, молились всем святым и угодникам, кланялись
всем родным от востока до запада; выходили на красен крылец со
решеточкой, созывали слуг верных на добры дела. Старики суд рядили, молодые
слушали; старики придумывали крепкие думушки, молодые бывали во по-
сылушках. Молодые молодицы правили домком, красные девицы
завивали вейки на Семик-день'':, старые старушки судили, рядили и сказки ска-
аывйлп. Бывали радости великие на велик день, бывали беды со кручинами
tf«"j велико сиротство. А что было, то былью поросло, а что будет, то будет
не по старому, а по-новому.

210
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
И хорошо! Как красно ни рассказывайте, как сладко ни
пойте, а, право, не соблазните нас этим привольным и раздольным
житьем. Гулянья, театры, балы и маскарады мы будем
предпочитать завиванью венков на Семик-день. Что до ранего встава-
нья — дело не в том, чтобы раньше встать, а чтоб недаром
встать; кому нечего делать, тот хорошо сделает, если подольше
поспит. Мы не только не кланяемся родным заочно на все
четыре стороны, но и встретившись с ними, если наше родство с ними
заключается только в крови, а не в любви и духе. Молодые люди
бывают и у нас «во посылочках» у старых, но зато и старые
бывают «во посылочках» у молодых: ибо право начальства
принадлежит у нас не старейшему, но достойнейшему, а достоинство
мы измеряем не сединой, а умом, талантом и заслугой. На
посылках у Суворова68 бывали не одни молодые офицеры, но и
генералы, вдвое старше его летами. Да, мы не можем без улыбки
сожаления слушать эти жалобные похвалы доброму старому
времени; но мы понимаем, что простодушный народ тогдашний
по-своему был прав. Скажем же ему от всего сердца: вечная
память и царство небесное\ Своими страданиями и тяжким
терпением искупил он наше счастье и наше величие. Над гробами
исторического кладбища не должно быть ни проклятий, ни
непристойного смеха, ни ненависти, ни кощунства, но любовь и
грустная, благоговейная дума...
Но такова сила истины, таково непосредственное влияние
гения: еще в разгар и самое тяжелое время реформы Петр имел
почитателей не только в приверженных к себе людях, но и в тех,
которые косо смотрели на его преобразование. Казалось, все
вопреки своему сознанию признавали необходимость коренной
реформы. И не могло быть иначе: Петр явился вовремя.
Потребность преобразования сильно обнаружилась еще в царствование
Алексея Михайловича, и уничтожение местничества при царе
Федоре Алексеевиче было тоже следствием этой потребности-
Но все дело ограничивалось полумерами, не имевшими важных
последствий. Нужна была полная, коренная реформа — «от
оконечностей тела до последнего убежища человеческой мысли»; а
для произведения такой реформы нужен был исполинский
гений, каким явился Петр. Полтавская битва не могла не иметь
сильного нравственного влияния на народ: многие из самых
ожесточенных приверженцев старины должны были увидеть в
этой битве оправдание реформы. Правосудие и справедливость
царя, свободный доступ к нему всех и каждого, эта готовность
прощать личных врагов и злодеев, видя их раскаяние, эта готоя*
ность даже возвышать их, если при раскаянии видел в них ^

иецензия на «Деяния Истра Великого» 211
способности, это божественное самоотречение от своей личности
в пользу вечной правды, это высокое самоуничтожение в идее
своего народа и своего Отечества — все это покорило Петру
сердца и души подданных еще задолго до его кончины. Но когда он
умер, не оставив после себя никого подобного себе, — Русь
оцепенела, словно удар грома оглушил ее. Лучшая часть народа,
принесшая великие и невольные жертвы преобразованию, уже
трепетала за участь преобразования и боялась возвращения
прежнего варварства. Русь как будто предугадывала эту темную
годину, когда ей надо будет влачиться по колее, проложенной
Петром, не двигаясь вперед; она как будто чувствовала, что
надолго закатилось ее лучезарное солнце, вновь взошедшее на ее
небосклон с Екатериной Великой, чтоб уже больше не оставлять
его. Но каким ударом была смерть Петра для его любимцев, для
людей, созданных и образованных его зиждительным духом, его
творческим гением! Вот что писал Неплюев о впечатлении,
каким поразило его известие о смерти Петра: «1725 года, в
феврале месяце, получил я плачевное известие, что отец Отечества,
Петр Великий, император первый, отыде от сего света. Я смочил
ту бумагу горестными слезами как по должности о моем
государе и подданных своих истинном отце, так и по многим его ко мне
милостям; и — ей-ей! не лгу: был более суток в беспамятстве, —
инако бы мне и грешно было. Сей монарх Отечество наше
привел в сравнение с лучшими державами, научил узнавать нас
свои дарования и способности, и одним словом: на что в России
ни взгляни, все его началом имеет, и что б впредь ни делалось,
от сего источника черпать будут; а мне собственно был государь
и отец милосердный. Да вчинит господь душу сего много
трудившегося о пользе Отечества монарха с праведниками» *.
Один старый солдат, по прозванию Кирилов, имел у себя дома
маленький финифтяной портрет Петра, который он ставил с
образами, зажигал перед ним свечу и молился ему. Об этом донес-
ли нижегородскому архиерею, при доме которого находился
Кирилов. Архиерей осмотрел коморку солдата и, указав на портрет
Петра Великого, сказал ему: «Старик, это между святыми
иконами стоит у тебя портрет Петра Первого?» — «Да,
преосвященный владыко, образ батюшки нашего». — «Но он, хотя был
веский и благочестивый государь и достоин всего нашего
•чтения, однако ж церковь святая не сопричислила его к лику
г1ятых, и посему не должно тебе персону его ставить между об-
^'Чами святых, зажигать перед оным свечу, а меньше еще мо-
Голиков //. Анекдоты о Петре Великом. С. 508.

212
В. Г. БЕЛИНСКИЙ
литься ему». — «Не должно? — перебил речь его с великим не-
годованием солдат, — не должно? Вы его не знали, а я знал: он
был наш ангел-хранитель; защищал и охранял нас и все Отече
ство от неприятелей, нес наравне с нами все тяжести в походах,
едал с нами одну кашу, общался с нами как равный и как отец;
сам Бог прославил его победами, не допустя коснуться до него
смерти и раны; а ты говоришь, не должно образу его молить
ся!» — заключил солдат, проливая слезы. Как ни убеждал его
архиерей, но солдат согласился только не ставить свечи перед
портретом Петра, но оставил его с образами *.
После этого как понятна эта песня, которую предание застав
ляет петь солдата на часах при гробе Петра Великого:
Ах, ты, батюшко, светел месяц,
Что ты светишь не по-старому,
Не по-старому и не по-прежнему,
Все ты прячешься за облаки,
Закрываешься тучей темною...
Расступися ты, мать сыра-земля,
Ты раскройся, гробова доска,
Развернися ты, золота парча,
И ты встань, проснись, православный царь!
Теперь должно нам перейти к личному характеру Петра, как
государя, преобразователя и человека. Для этого нам нужно
пробежать всю жизнь его и схватить в ней самые резкие черты.
Со страхом и благоговением приступим мы к этому труду в еле
дующей статье и постараемся дать почувствовать нашим
читателям возвышенную сладость созерцания такой колоссальной
личности, какой была личность Петра. Созерцание всякого
великого человека пробуждает нас от дремоты положительной
жизни, от апатического равнодушия в прозе забот и нужд
житейских, настраивает сердца к высоким чувствам и благород
ным помыслам, укрепляет волю на благие действия и на гордое
презрение к пустоте и ничтожеству мертвого существования и
возвышает наш дух к началу всяческой жизни, к источнику
вечной правды и вечного блага... А кто же более нашего Петра
имеет право на титло великого и божественного и кто же из героеп
нашей истории может быть ближе к нашему сердцу и духу?..
в=5^
* Там же. С. 532—535.

^^
С. М. СОЛОВЬЕВ
История России с древнейших времен
до наших дней
<фрагмент>
В страшных страданиях физических, с полным признанием
человеческой слабости, с требованием подкрепления свыше,
подкрепления религиозного, умер величайший из исторических
деятелей. Мы уже говорили в свое время о том, как
приготовлена была деятельность Петра всей предшествовавшей историей,
как необходимо истекла из нее, как требовалась народом,
который должен был путем страшного переворота, посредством
необычайного напряжения сил выйти из отчаянного положения на
новую дорогу, к новой жизни. Но это нисколько не уменьшает
величия человека, который при совершении такого трудного
подвига подал мощную руку великому народу, необычайной
силой своей воли напряг все его силы, дал направление движению.
История ни одного народа не представляет нам такого великого,
многостороннего преобразования, сопровождавшегося такими
великими последствиями как для внутренней жизни народа,
так и для его значения в общей жизни народов, во всемирной
истории. Западные народы, западные историки при
вкоренившемся у них предрассудке об исключительном господстве в
новой истории германского племени, при очень понятном страхе
Потерять монополию исторической деятельности, при
трудности, невозможности спокойно и беспристрастно изучить Россию,
^е настоящее и прошедшее, не могут, не хотят оценить по
достоинству всемирно-исторического значения явлений,
происшедших в Восточной Европе в первую четверть XVIII века.
Несмотря на то, однако, они были принуждены обращаться к
^" зультатам этих явлений, т. е. к решительному влиянию
России на судьбы Европы, на судьбы, следовательно, всего мира, и в
России должны признать представительницу славянского пле-

214
С. М. СОЛОВЬЕВ
мени, чем и уничтожается монополия племени германского.
Отсюда весь гнев, отсюда стремление умалить значение и
славянского племени, и русского народа, внушить страх перед
честолюбием нового деятеля, перед грозой, которая собирается с
Востока на цивилизацию Запада. Но эти нелюбезные отношения
Запада и представителей его науки к России всего лучше
показывают нам ее значение и вместе значение деятельности Петра,
виновника соединения обеих половин Европы в общей
деятельности.
Но оставим чужих и обратимся к своим. В сознании русского
народа петровский переворот, разумеется, представляет самое
важное явление, около которого сосредоточивается
возбужденная наукой мысль. Благоговейное, религиозное отношение к
деятельности преобразователя, господствовавшее долгое время
после его смерти, вызвало во второй половине XVIII века
противодействие. В этом противодействии высказывалось
поступательное движение, духовное развитие русского народа. При
известных условиях явились новые потребности, новые взгляды
на средства, которыми поддерживается историческая жизнь
народа; религиозное отношение к деятельности Петра Великого,
освящение. Которое лежало на результатах этой деятельности,
естественно, препятствовало поступательному движению,
отрицая всякое изменение как незаконное; обыкновенно считают
необходимым для придания законности новому отрицать
правильность старого, стремятся поругать, разбить кумир, разрушить
жертвенник и храм, чтобы воздвигнуть на их место другой
храм, постановить другой кумир, не довольствовались
приведением в соотношение деятельности Петра с новой деятельностью
своего времени, не довольствовались тем, что говорили: «Петр
Великий сотворил тело, Екатерина II влагает в него душу».
Начали укорять Петра, что он и для своего времени действовал
неправильно, незаконно, изменял старое лучшее на новое худшее.
Эта крайность противодействия не имела сильного отзыва,
XVIII век завещал XIX многотомный панегирик деятельности
Отца Отечества, и книга Голикова заслонила собой книгу
Болтина1, заключавшую резкие выходки против деятельности
преобразователя; однако самое направление труда Голикова, старание
автора постоянно оправдывать во всем своего героя показывает
нам, что во второй половине XVIII века русская мысль работала
над великим явлением и противоположные взгляды
сталкивались.
В XIX веке опять новые условия, которые вызвали
враждебный взгляд на деятельность Петра. Крайности Французской ре-

tjcmррия России с древнейших времен до наших дней 215
волюдии, потрясения государств и насилия над народами,
произведенные Французской империей, результатом революции,
страх перед возобновлением революционных движений
заставили относиться враждебно вообще ко всем быстрым нарушениям
старого, усилили охранительное направление, которым
отличался и автор «Истории государства Российского*, давший
деятельности Ивана III предпочтение перед деятельностью Петра
Великого. Скоро явились другие причины, приведшие в
литературе к враждебным выходкам против деятельности
преобразователя. Мыслители XVIII века имели в виду преимущественно
человека, отвлечено взятого, его отвлеченные права; в XIX веке
обнаружилось противодействие этому направлению,
оказавшемуся односторонним; гнет, испытанный народами от
Французской империи, пробудил национальное чувство, и народы
бросились к изучению своего прошедшего с целью выяснить и
укрепить свою национальность, что и повело к господству
принципа национальности, во имя которого совершались и
совершаются важные события нашего времени. Направление, в
сущности высокое и благодетельное, в крайностях своих породило на
Западе германофильство, в России — славянофильство;
переворот, совершенный Петром, который провозгласил
несостоятельность древнерусского, чисто национального быта и потребовал
от своего народа, чтоб он заимствовал учреждения и обычаи у
народов чуждых, — такой переворот не мог возбудить
сочувствия в людях, служивших господствующему принципу
времени с крайним увлечением. Сюда присоединялся доведенный
также до крайности взгляд на значение народных масс, без
должного определения отношения их к своим историческим
представителям. Петр явился страшным деспотом, который,
руководясь своим произволом, своим личным взглядом, заставил
насильно часть своего народа, высшие слои общества,
переменить древние прадедовские нравы и обычаи на новые, чуждые,
тогда как низшие слои народонаселения сослужили перед
Отечеством великую, святую службу, оставшись верны старине;
таким образом, произошло раздвоение между высшими и
низшими слоями народонаселения, что и составляет главное зло
Русской земли начиная с царствования Петра.
И этот второй протест против деятельности Петра, протест
XIX века, не может быть принят в науке. Мы имеем полное пра-
:'0 не сочувствовать крутым переворотам в направлениях
пародий жизни. Бури очищают воздух, но опустошения, которые
ихл\\ по себе оставляют, показывают, что это очищение куплено
дрогой ценой. Сильные лекарства условливаются сильными бо-

216
С. М. СОЛОВЬЕВ
лезнями, и мы знаем, что допетровская Россия накопила в себе
много болезней, и явления преобразовательной эпохи всего
лучше указывают на них. Политическое тело оздоровело, получило
средства к продолжению жизни, и жизни, богатой сильными
проявлениями; но историк впал бы в непозволительную
односторонность, если бы не заметил, что сильные средства
обыкновенно оставляют по себе и неблагоприятные для организма
последствия. Эпоха преобразования не представляет в этом случае
исключения. Не дело историка безусловно восхищаться всеми
явлениями этой эпохи, безусловно оправдывать все средства,
употреблявшиеся преобразователем для лечения застарелых
недугов России; но, изображая деятельность человеческую с
необходимой в ней темной стороной, историк имеет право
изображать деятельность Петра как деятельность великого человека,
послужившего более других для своего народа и для
человечества.
Время переворотов есть время тяжкое для народов; такова
была и эпоха преобразования. Жалобы на тягости великие
слышались со всех сторон, и не напрасно. Русский человек не знал
покоя от наборов; набор в тяжелую беспрерывную военную
службу пехотную, в новую службу морскую, набор в работники
для новых трудных работ в местах отдаленных и
непривлекательных, набор в школы свои, набор для отсылки в учение за
границу. Для войска и флота, для работ, школ и больниц, для
содержания дипломатов и для дипломатических подкупов
нужны деньги, а денег нет в бедном государстве: тяжкие подати
деньгами и натурой ложатся на всех; в нужных случаях
вычитают из жалованья; люди достаточные разоряются постройкой
домов в Петербурге; взято все, что можно было только взять, все
отдано на откуп; у бедного народа нашелся предмет роскоши,
дубовые гробы, и те отобрала казна и подает дорогой ценой;
раскольники платят двойной оклад; бородачи окупают свои
бороды. Предписание за предписанием: ищите руды, ищите красок,
доставляйте монстров, ухаживайте за овцами не так, как
прежде, выделывайте кожи, стройте суда по-новому, не смейте ткать
узких полотен, везите товары не на север, а на запад.
Правительственные места, суды новые: не знают, куда обратиться; члены
этих мест и судов не умеют обходиться с новым делом, отсылают
бумаги из одного учреждения в другое, волокита страшная;
новое бедствие: постоянная вооруженная сила легла на
безоружное народонаселение. Укрываются от тяжкой службы, но не
всем это удается; жестокое наказание грозит ослушникам указа
и нельзя жениться дворянину неграмотному. А между тем под

новыми французскими кафтанами и париками старая грубость
цравов; то же неуважение к человеческому достоинству в себе и
других, самые безобразные явления в шуму (в пьянстве),
которыми должен оканчиваться каждый пир; женщина введена в
общество мужчин, но не окружена должным уважением к ее полу,
к ее обязанностям, беременную, ее заставляют пить через меру.
Члены высших учреждений ссорятся, бранятся друг с другом
самым грубым образом; взяточничество сильно по-прежнему,
по-прежнему слабый подвержен всем насилиям от сильного, по-
прежнему муж позволяет себе все над мужиком, благородные —
над подлым народом.
Но это только одна сторона, есть другая. Народ проходит
трудную школу. Строгий учитель не щадит наказаний ленивым
и нарушителям уставов, но дело не ограничивается одними
угрозами и наказаниями. Народ действительно учится, учится не
одной цифири и геометрии, не в одних школах, русских и
заграничных; народ учится гражданским обязанностям,
гражданской деятельности. При издании каждого важного
постановления, при введении важного преобразования законодатель
объясняет, почему он так делает, почему новое лучше старого.
Русский человек впервые получает наставления подобного рода.
Что нам кажется теперь столь простым и всем доступным, то
предки наши узнали впервые из указов и манифестов Петровых.
Впервые мысль русского человека была возбуждена, его
внимание обращено на важные вопросы государственного и
общественного строя; сочувственно или несочувственно обращались к
словам и делам царя, все равно над этими словами и делами
думали; эти слова и дела постоянно будили русского человека. Что
могло погубить общество одряхлевшее, народ, не способный к
развитию, — треволнения преобразовательной эпохи, незнание
Покоя, — то развило силы молодого и крепкого народа, долго
спавшего и нуждавшегося в сильном толчке для пробуждения.
Поучиться было чему. Наверху правительствующий Сенат,
Синод, всюду коллегиальное устройство, преимущества которого
Подробно изложены в духовном регламенте; повсюду выборное
Начало; промышленное сословие изъято из ведения воевод, ему
Дано самоуправление. Вся система Петра была направлена
пробив главных зол, которыми страдала древняя Россия: против
Разрозненности сил, непривычки к общему делу, против
отсутствия самодеятельности, отсутствия способности начинать дело.
'Эти-т0 и недостатки и условливали возможность всякой силе
lpiKo пробиваться сквозь неплотно сомкнутые ряды, расти не в
vU'Py, переходить должные границы и теснить все вокруг. Ука-

218
С. М. СОЛОВЬЕВ
занными недостатками страдала вся прежняя царская дума;
Петр учреждает Сенат, которому присягали, которого указов
должны были слушаться, как указов царских. Петр не ревновал
к созданной им власти, не ограничивал ее, наоборот, он
постоянно и бесцеремонно требовал, чтоб Сенат пользовался своим
значением, чтоб был именно правительствующим; упреки,
выговоры Петра Сенату были за медленность, вялость, за отсутствие
распорядительности, за неумение заставить привести свои
приговоры немедленно в исполнение. Прежде русский человек,
принимавший поручение правительства, ходил на помочах; ему
не верили, боялись его малейшего движения и потому спелены-
вали, как ребенка, в длинный, подробный наказ, и при каждом
новом случае, не определенном в наказе, взрослый ребенок
требовал наставления. Эта привычка требовать указов сильно
сердила Петра, как мы видели. «Делайте по своим соображениям:
как я могу вам указывать из-за такой дали?* — писал Петр
просящим указов. Коллегиальное устройство, встретил ли он его на
Западе, присоветовано ли оно было ему Лейбницем — все
равно, — Петр употреблял его всюду как могущественное средство
приучить русских людей к общему, нестесненному действию.
Из-за отдельных лиц выдвинулись учреждения, и над всеми
ими поднялось государство, о настоящем значении которого
русские люди услыхали в первый раз теперь, когда должны
были присягать государству. Мы не остановимся на этой
картине, как на оконченной; мы очень хорошо знаем, что при Петре и
после него было сильное противодействие его системе, что
привычка служить лицам при известных благоприятных
обстоятельствах брала верх, что выражение господа Сенат немедленно
же стало заменяться выражением господа сенаты; но идеи, раз
введенные в жизнь и закрепленные учреждениями, целой
системой государственного строя, не исчезают, несмотря на все
желания отделаться от них; формы и, лишенные содержания,
напоминают о нем, побуждают требовать его возвращения, храм и
без богослужения призывает к молитве, все введенное великим
человеком освещается его именем и надолго дает направление
последующей деятельности. Не нужно много говорить о
несостоятельности мнения, будто привычка к деятельности сообща
была сильна в древней России и начала исчезать вследствие
преобразования. Сильные привычки не скоро уступают самым
сильным противодействиям и никак, разумеется, не могут
ослабеть от условий самых благоприятных. Если бы русские
промышленные люди привыкли к общему действию в древней России, то
они не представили бы таких печальных явлений в петровских

История России с древнейших времен до наших дней 219
ратушах и магистратах, ще богатые разоряли бедных, а
выборные брали взятки и не исполняли своих обязанностей;
объяснение этому явлению найдем в древней России, из которой идут
жалобы на такие же явления в городах, идут просьбы, чтоб
правительство защитило от мужиков-горланов обидчиков. Шли
жалобы на воеводские притеснения; правительство сделало все, что
могло, освободило от воевод, дало самоуправление;
правительство могло дать другие, лучшие формы и дало; но вдохнуть
вдруг способность к самоуправлению оно было не в состоянии,
такую способность можно было приобрести только постепенно,
если ее не было прежде, а что прежде ее не было, это
обнаружилось немедленно. Если же спросят, зачем промышленные люди
были выделены из общей деятельности с другими сословиями
относительно города, то на это пусть отвечают коломенские
бургомистры, с которыми так хорошо обходились люди другого
сословия. Возможность общего действия людям из разных
общественных кругов условилась постепенным и постоянным
движением в духе системы Петра Великого; эта возможность
могла бы явиться и скорее, если бы его системе следовали
неуклонно.
Выставив значение государства, заставив, по-видимому,
приносить этому новому божеству тяжелые жертвы и сам подавая
пример, Петр, однако, принял меры, чтобы личность не была
подавлена, а получила должное, уравновешивающее развитие.
На первом месте здесь, разумеется, должно быть поставлено
образование, введенное Петром, знакомство с другими народами,
определившими наш народ в развитии. Мы знаем, что в
допетровской России был силен родовой союз; продолжительность его
существования объясняется легко из положения общества,
которое не могло дать своим членам должного обеспечения, и они
Должны были искать его в частных союзах. Таков был, прежде
всего, естественный кровный союз членов одного рода. Старшие,
как мы знаем, защищали младших и за то имели над ними
власть, ибо отвечали за них перед правительством. Так было
везде, во всех слоях общества, нигде самостоятельный русский
человек не представлялся один, но всегда с братьями и
племянниками; безродность и бессемейность до последнего времени
являлись выражениями крайне бедственного положения.
Понятно, что родовой союз стеснял развитие личности; государство
1и- могло дать личной заслуге силы над родовыми правами;
ревнивый до крайности к порухе родовой чести, старинный русский
человек был равнодушен к чести личной. Но к концу XVII века
]<,(-ударственные требования так усилились, что род со своим

220
С. М. СОЛОВЬЕВ
единством не мог устоять, и уничтожение местничества нанесло
сильный удар родовому союзу в высшем слое общества, в
служилых людях. Преобразование нанесло удар окончательный ре
шительным, исключительным вниманием к личной заслуге,
выдвиганием наверх людей, которые стали бесконечно выше
своих «старых родителей» (т. е. родственников), введением в
службу большого числа иностранцев; для людей новых стало
выгодно являться безродными, и многие из них охотно начали
выводить свое происхождение из чужих стран. Относительно
низших слоев народонаселения удар родовому союзу был нане
сен подушным окладом; стало исчезать прежнее выражение
«такой-то с братьями и племянниками», ибо брат и племянник
каждый стал платить за себя особо, явился отдельным,
самостоятельным человеком. Не только прежние родовые отношения
стали исчезать; но и в самой семье, требуя глубокого уважения
от детей к родителям, Петр признал права личности, предписы
вая, чтобы браки совершались с согласия детей, без произвола
родителей; право личности признано было и в крепостном, ибо
помещик должен был присягать, что не принуждает своих крес
тьян к невольному браку. Мы слышали беспристрастный отзын
современника, русского человека, об испорченности напигх слу
жилых людей в XVII и начале XVIII века, об их равнодушии к
чести; между ними существовала позорная поговорка: «Бегство
хоть нечестно, да здорово». При Петре вывелась эта поговорка,
и он сам свидетельствовал, что во второй половине Северной
войны бегство с поля сражения прекратилось. Наконец, получи
ла признание личность женщины вследствие освобождения ее
из терема.
Так воспитывались русские люди в суровой школе преобразо
вания! Страшные труды и лишения не пропали даром. Начертя
на была обширная программа на много и много лет вперед,
начертана была не на бумаге — она начертана была на земле,
которая должна была открыть свои богатства перед русским
человеком, получившим посредством науки полное право владеть
ею; на море, где явился русский флот; на реках, соединенных
каналами; начертана была в государстве новыми учреждениями
и постановлениями; начертана была в народе посредством
образования, расширения его умственной сферы, богатых запасоь
умственной пищи, которую доставил ему открытый Запад и
новый мир, созданный внутри самой России. Большая часть
сделанного была только в начале, иное в грубых очерках, для
многого приготовлены были только материалы, сделаны были
только указания; поэтому мы и назвали деятельность преобразо

История России с древнейших времен до наших дней 22Л
нательной эпохи программой, которую Россия выполняет до сих
пор и будет выполнять, уклонение от которой сопровождалось
всегда печальными последствиями, различные толки и
суждения «за» и «против», толки о том, как быть с тем или другим
делом, оставшимся от эпохи преобразования, были именно тем
благодетельным последствием умственного возбуждения
которое дало русскому народу возможность жить новой жизнью и
выполнять программу преобразователя. Возможность такого
возбуждения условливалась именно всесторонним движением,
всесторонним преобразованием, необходимым при том
состоянии, в каком находился русский государственный организм,
страдавший застоем, отсутствием средств к развитию; но все же
это был организм, в котором нельзя было, начавши
преобразование в одном органе, не начать его в другом. Это было бы крайне
вредно, если бы и было возможно. Историк не позволит себе
утверждать, что не было никакого вреда в этой всесторонности
преобразования: вред был необходим вследствие неприготовлен-
ности средств к всестороннему преобразованию, неприготовлен-
ности как в в руководимых, так и в руководителях, начиная с
главного руководителя, самого Петра, в котором, при всем
уважении к его гению, мы должны видеть человека, существо,
ограниченное в своих средствах. Но мы должны признать, что
России в описываемое время послан был человек, способный из
двух зол выбрать гораздо меньшее, именно преобразование
всестороннее и деятельное, которое не поставило русского человека
только в отношение ученика относительно Западной Европы, но
в то же время поставило его в положение взрослого, сильного
Деятеля в общей политической жизни и этим обеспечило ему
самостоятельное внутреннее развитие, ибо внешняя безопасность,
важное политическое значение, широкая историческая сцена
Действия составляют для народа необходимые условия его
внутреннего развития. Русскому человеку легко было принять
значение ученика при виде столь быстрого успеха в учении, при
виде величия и славы, окружавших Россию и ее великого царя,
которым так могли гордиться русские люди и который так
верил в свой народ, так любил его, никогда не променивая своих
на чужих.
Никогда ни один народ не совершал такого подвига, который
"Мл совершен русским народом в первую четверть XVIII века.
Па исторической сцене явился народ малоизвестный, бедный,
слабый, не принимавший участия в общей европейской жизни;
и°имоверными усилиями, страшными пожертвованиями он дал
законность своим требованиям, явился народом могуществен-

222
С. М. СОЛОВЬЕИ
ным, но без завоевательных стремлений, успокоившимся, как
только приобретено было необходимое для его внутренней
жизни. Человека, руководившего народом в этом подвиге, мы имеем
полное право назвать величайшим историческим деятелем, ибо
никто не может иметь большего значения в истории
цивилизации. Петр не был вовсе славолюбцем-завоевателем и в этом
явился полным представителем своего народа, не
завоевательного по природе племени и по условиям своей исторической
жизни. Гений Петра высказался в полном уразумении положения
своего народа и своего собственного как вождя этого народа, он
сознал, что его обязанность — вывести слабый, бедный, почти
неизвестный народ из этого печального положения посредством
цивилизации. Трудность дела представилась ему во всей
полноте по возвращении из-за границы, когда он мог сравнить виден
ное на Западе с тем, что он нашел в России, которая встретила
его стрелецким бунтом. Он испытал страшное искушение,
сомнение, но вышел из него, вполне уверовав в нравственные силы
своего народа, и не замедлил призвать его к великому подвигу, к
пожертвованиям и лишениям всякого рода, показывая сам
пример во всем этом. Ясно сознав, что русский народ должен пройти
трудную школу, Петр не усомнился подвергнуть его
страдательному, унизительному положению ученика; но в то же время он
успел уравновесить невыгоды этого положения славой и
величием, превратить его в деятельное, успел создать политическое
значение России и средства для его поддержания. Петру
предстояла трудная задача: для образования русских людей
необходимо было вызвать иностранных наставников, руководителей,
которые, естественно, стремились подчинить учеников своему
влиянию, стать выше их; но это унижало учеников, которых
Петр хотел сделать как можно скорее мастерами; Петр не
поддался искушению, не принял предложения вести дело успешно с
людьми выученными, вполне приготовленными, но иностранца
ми, хотел, чтобы свои, русские, проходили деятельную школу,
хотя бы это стоило и больших потерь, сопровождалось
большими неудобствами. Мы видели, как он поспешил отделаться от
иностранного фельдмаршала, видели, как на всех высших мес
тах поставил русских людей, а иностранцам дал только
второстепенные, и мы видели, как Петр был награжден за веру в свой
народ, за преданность ему. Также с необыкновенной осторожно
стью, умением не перейти должные границы разрешена Петром
была трудная задача церковного преобразования. Он уничтожив
одноличное управление и заменил его коллегиальным, или
соборным, что вполне соответствовало духу восточной Церкви; мы

ария России с древнейших времен до наших дней 223
и цели, 1ГТ0 одной из главных забот Петра было поднятие рус-
кого духовенства посредством образования; несмотря на
сильное и понятное нерасположение к монашеству, он не уничтожил
этого учреждения, подобно Генриху VIII2 английскому, только
старался дать ему более соответствующую его характеру
деятельность.
С какой бы точки зрепия мы ни изучали эпоху
преобразования, мы должны прийти в изумление перед нравственными и
физическими силами преобразователя. Силы развиваются
упражнением, и мы не знаем ни одного исторического деятеля,
сфера деятельности которого была бы так обширна. Родившись с
умом необыкновенно возбужденным, чутким ко всему, Петр
изощрил эту чуткость до высшей степени, с малолетства
прислушиваясь и приглядываясь сам ко всему, не направляемый, не
ограничиваемый никем, а возбуждаемы]! обществом, уже
стоявшим на повороте, колебавшимся между двумя направлениями,
волнуемым уже вопросами о старом и новом, когда подле старой
Москвы уже виднелся авангард Запада —- Немецкая слобода.
У Петра была старинная русская богатырская природа, он
любил широту и простор: отсюда объясняется, что кроме
сознательного влечения к морю он имел еще и бессознательное;
богатыри старой Руси стремились в широкую степь, богатырь новой
стремился в широкое море; местности, сжатые горами, были
для него неприятны, тяжелы; так, он жаловался ясене на
местоположение Карлсбада: «Место здешнее так весело, что можно
честною тюрьмой назвать, понеже между таких гор сидит, что
солнца, почитай, не видать». В другом письме он называет
Карлсбад «ямой».
Богатырским силам соответствовали страсти, не умеренные
правильным, искусным воспитанием. Мы знаем, как мог
разнуздываться сильный человек в древнем русском обществе, не
выработавшем должных границ каждой силе; могло ли такое
общество сдерживать страсти человека, стоявшего на самом
верху'/ Но одна наблюдательная женщина-современница
отозвалась совершенно справедливо о Петре, что это был очень
хороший и вместе очень дурной человек. Не отвергая и не умаляя
черной стороны характера Петра Великого, не забудем стороны
сзетлой, которая перевешивала черную и могла так сильно
прибывать к нему людей. Если гнев Петра разражался иногда так
^Фапшо над людьми, которых он считал врагами Отечества,
"^гами общего блага, то сильно привязывался он и сильно
прибывал к себе людей с наклонностями противоположными.
^м,ю, совершенное Петром, было совершено им с помощью лю-

224
С. М. СОЛОВЬЕВ
дей способных, которых он умел отыскать всюду и сохранить.
В этом отыскивании способных людей нельзя видеть одного
личного дела Петра: ему стоило только дать своим приближенным
почувствовать, что ничем нельзя угодить ему так, как
приисканием способных людей, и началась действительная гонка за
способностями. Послушаем одного из птенцов Петровых,
известного нам по дипломатической деятельности в Турции, Неплюева,
как он был выведен в люди; этот рассказ вскроет нам тайну
великого императора отыскивать способных людей. Неплюев
учился за границей навигации; по возвращении в Россию он
вместе с товарищами был представлен Петру, который сказал
генерал-адмиралу графу Апраксину: «Я хочу их сам увидеть на
практике, а ныне напишите их во флот гардемаринами». Тут
стал говорить член Адмиралтейской коллегии Григорий
Петрович Чернышов: «Государь! Люди, по воле твоей отлученные от
родных в чужих краях по бедности сносили там голод и холод,
учились по возможности, желая угодить тебе, и в чужом
государстве были уже гардемаринами, а теперь, возвратясь, в
надежде за службу и науку получить награждение, отсылаются ни
с чем и будут наравне с теми, которые ни нужды такой не
видали, ни практики такой не имели». Государь назначил им
экзамен в коллегии в своем присутствии и, оставшись доволен
ответами Неплюева, произвел его в поручики морского галерного
флота, причем, давая Неплюеву целовать свою руку, сказал:
«Видишь, братец: я и царь, да у меня на руках мозоли, а все
оттого: показать вам пример и хотя под старость видеть достойных
помощников и слуг Отечеству». Скоро после этого Петр
определил Неплюева смотрителем и командиром над строящимися
морскими судами — должность, в которой он почти ежедневно
видел Петра. Государь начал говорить, что в малом будет путь, а
Чернышов и адмирал Змаевич3 стали преподавать малому
искусство, как сохранить расположение государя: «Будь
исправен, будь проворен и говори правду, сохрани тебя Боже солгать,
хотя бы что и худо было; он больше рассердится, если
солжешь». Скоро Неплюев подвергся экзамену и в этом искусстве.
Однажды он пришел на работу, а Петр уже тут; Неплюев сильно
перепугался, и первой мыслью было бежать домой и сказаться
больным; но потом вспомнились советы Чернышова, и он пошел
к тому месту, где находился государь. «А я уже, мой дрУг>
здесь!» — сказал ему Петр. «Виноват, государь, — отвечал Не"
плюев, — вчера я был в гостях, долго засиделся, оттого и
опоздал». Петр взял его за плечо и пожал; тот вздрогнул, думая, что

. ,п1Прия России с древнейших времен до наших дней 225
иШЛа беда, но государь начал говорить: «Спасибо, малый, что
говоришь правду, Бог простит! Кто бабе не внук!»
В Константинополь Неплюев попал таким образом. В первых
числах января 1721 года был трактамент для всей знати и для
офицеров гвардейских и морских, почему был тут и Неплюев.
Отобедав с товарищами прежде, он встал из-за стола и
отправился в ту комнату, где государь сидел еще за столом. Петр был
очень весел и скоро начал такой разговор: «Надобен мне
человек, который бы знал итальянский язык, для посылки в
Константинополь резидентом». Головкин отвечал, что такого не
знает. «Л я знаю,—сказал Федор Матвеевич Апраксин,—
очень достойный человек, да та беда, что очень беден».
«Бедность не беда, — отвечал Петр, — этому помочь можно скоро; но
кто это такой?» «Да вот он за тобой стоит» — сказал Апраксин.
«За мной стоит много» — возразил Петр. «Да твой хваленый,
что у галерного строения», — отвечал Апраксин. Петр
обернулся, взглянул на Неплюева и сказал: «Это правда, Федор
Матвеевич, что он хорош, да мне бы хотелось его у себя иметь». Но
потом, подумав, государь приказал назначить Неплюева
резидентом в Константинополь. Когда тот подошел к нему
благодарить, упал в ноги, целовал их и плакал, то Петр поднял его и
сказал: «Не кланяйся, братец: я вам от Бога приставник, а
должность моя — смотреть того, чтоб недостойному не дать, а у
достойного не отнять; буде хорош будешь — не мне, а более себе и
Отечеству добро сделаешь, а буде худ — так я истец: ибо Бог
того от меня за всех вас востребует, чтоб злому и глупому не дать
места вред делать; служи верою и правдою! В начале Бог, а по
нем и я должен буду не оставить тебя».
Сознание обязанностей своих к Богу, глубокое религиозное
чувство высказывалось постоянно у Петра, поднимало дух в его
бедах и не давало заноситься в счастье. В последний год своей
жизни, 16 августа 1724 г., составляя программу для торжества
Нищтадтского мира4, Петр писал: «Надлежит в первом стихе
помянуть о победах, а потом силу писать во всем празднике
следующую: 1) Не искусство наше во всех делах. 2) А наипаче в
начатии войны, которую не ведая противных сил и своего
состояния, начали, как сленые. 3) Бывшие неприятели всегда не
!'>лько в словах, но и в гисториях писали, дабы никогда не про-
1 нгать войны, дабы не научить тем нас. 4) Какие имели внутрен-
'м'" замешания, также и дела сына моего, також и турков
подугли на нас. 5) Все прочие народы политику имеют, дабы
,п"г1ане. в силах держить меж соседов, а особливо чтобы нас не до-
' кцть до света разума во всех делах, а наипаче в воинских; но

226
С. М. СОЛОВЬЕВ
то в дело не поизвели, яко бы закрыто было сие пред их очесами.
Сие поистине чудо Божие; тут возможно видеть, что все умы
человеческие ничто есть против воли Божией. Сие пространно
развести надлежит, а сенсу довольно».
Необыкновенное величие, соединенное с сознанием
ничтожества всех умов человеческих, строгое требование исполнения
обязанностей, строгое требование правды, умение выслушивать
возражения самые резкие, чрезвычайная простота,
общительность, благодушие — все это сильно привязывало к Петру
лучших людей, имевших случай сближаться с ним, и потому легко
понять впечатление, произведенное на них вестью о кончине
великого императора. Неплюев пишет: «1725 года, в феврале
месяце, получил я плачевное известие, что Отец Отечества, Петр,
император 1-й, отъиде от сего света. Я омочил ту бумагу слезами
как по должности о моем государе, так и по многим его ко мне
милостям и, ей-ей не лгу, был более суток в беспамятстве, да
иначе бы мне и грешно было: сей монарх отечество наше привел
в сравнение с прочими; научил узнавать, что и мы люди; одним
словом, на что в России ни взгляни, все его началом имеет, и,
что бы впредь ни делалось, от сего источника черпать будут; а
мне, собственно, сверх вышеписанного, был государь и отец
милосердный; да вчинит господь душу его, многотрудившуюся о
пользе общей, с праведными!»
Другой приближенный к Петру человек, Нартов, говорит:
«Если б когда-нибудь случилось философу разбирать архиву
тайных дел его (Петра), вострепетал бы от ужаса, что соделыва-
лось против сего монарха. Мы, бывшие сего государя слуги,
вздыхаем и проливаем слезы, слыша иногда упреки
жестокосердия его, которого в нем не было. Когда б многие знали, что
претерпевал, что сносил и как уязвляем был горестями, то
ужаснулись бы, колико снисходил он слабостям человеческим и
прощал преступления, не заслуживающие милосердия; и хотя
нет более Петра Великого с нами, однако дух его в душах наших
живет, и мы, имевшие счастие находиться при сем монархе,
умрем верными ему и горячую любовь нашу к земному богу
погребем вместе с собою. Мы без страха возглашаем об отце нашем
для того, что благородному бесстрашию и правде учились от
него».
^5^

€^^
С. М. СОЛОВЬЕВ
Речь С. М. Соловьева, произнесенная
в торжественном собрании Императорского
Московского университета 30 мая 1872 года
Мы видели Политехническую выставку1; мы видели
разнообразные результаты человеческого труда, человеческого
творчества, видели средства, которыми человек исполняет божее
повеление, средства, которыми он обладает землею. Посреди зданий,
наполненных произведениями человеческого труда, искусства
знания,мы видели здание, наполненное памятью о труде одного
человека. С мыслию о труде ученом, промышленном, о труде,
клонящемся к поднятию общественного благосостояния, для
русского человека необходимо соединяется мысль об одном
человеке: этот человек -- Петр Великий. Если бы мы были язычники,
то Петр стал бы для нас божеством покровителем труда. Мы —
христиане, мы не можем делать из человека божество, мы видим
и в великих людях существа слабые, несовершенные: но чрез это
мы не освобождаемся от обязанности чтить в них орудия
промысла, изучать их деятельность для уяснения себе путей нашей
иторической жизни, изучением прошедшего уяснять себе наше
настоящее, уяснять себе наши обязанности к настоящему. Труд
великого человека тем более имеет значения в истории, чем не-
и°средстевеннее, ближе относится к труду целого народа, извест-
Н°И семьи народов, целого человечества: какое же отношение
имеет труд Петра к труду русского народа, какое значение имеет
°н в истории человечества?
С Деятелыюстию Петра мы привыкли соединять понятие о
^"'образовании; одни современники говорили, что мы благода-
>н Деятельности Петра стали народом новым, что мы были
выданы ею из небытия в бытие; другие современники враждебно
>м,осились к этой деятельности за ее новость, отрицая всякую
1 Ремену как греховную: «Предано отцами - лежи во веки ве-

230
С. М. СОЛОВЬЕВ
рического развивающегося народа, преход из возраста, где
преобладает чувство, в возраст, где преобладает мысль, тот переход,
который в жизни отдельного человека в обществе образованном
знаменуется усиленным умственным образованием и
вступлением в общественную жизнь, в общественное служение. Пути для
этого перехода для всех догродав одинаковые, общие: сильное
движение, отдаленные Предприятия, расширяющие
умственный горизонт, сближение с другими более образованными
народами, заимствование у них наук, искусств или знакомство с
произведениями духа древних, отживших образованных народов.
Так совершили этот переход народы Западной Европы на
границе так называемой средней и новой истории, в XV и XVI веках
одновременно с ними начало в том же направдении совершаться
движение и на Востоке Европы, в нашей России. К этому
времени она оканчивала свою черную работу, тяжелую борьбу с
азиатскими варварами победою над ними, земля собрадась,
государство окрепло, и немедленно Россия обращается от Востока па
Запад с целью войти в общуюжизнь европейских народов,
воспользоваться ее плодами, приобрести морские пристанища на
берегу северного Средиземного немецко-Балтийского моря,
около которого сосредоточивалась сильная торговля и
промышленная деятельность. С Иоанна IV, завоевателя Казани и Астрахани,
вышедшего, следовательно, победителем из борьбы с татарским
Востоком, начинается явственный поворот к Западу,
стремление овладеть берегами Балтийского моря. Но неблагоприятные
условия отдалили достижение цели на полтораста лет и
произвели то, что Россия совершила свой переход из одного возраста
народной жизни в лруой гораздо уже позднее, чем
западноевропейские народы. Но эти неблагоприятные условия нисколько не
потемиили сознания русских людей о необходимости выйти на
новую дорогу, напротив, усиливали желание выхода, ибо они
всего яснее показывали, невозможность оставаться при старом.
Победитель Востока, покоритель Казани Иоанн IV был
побежден на Западе, когда обратился туда, ища моря. С тех пор война
на Западе грозила неминуемой неудачей вследствие неискусств*1
русских в деле ратном. Но с этим вопросом о войске, то есть о
внешней безопасности России, о ее месте в кругу других держав,
о ее чести, силе, влиянии — с этим вопросом о войске в стране
обширной, континентальной, окруженной врагами и не защп*
щенной природою, следовательно, требующей искусства для
защиты, с этим вопросом находился в тесной связи вопрос о сред*
ствах содержания войска,ибо обширная страна была крайне
бедна, бедна народонаселением, бедна промышленным трудом.

р,чь произнесеиная ЗМ Л{ал 1872 <юда 231
кудНа доходами; государство не могло содержать войска,
которое падало непосредственною тяжестью на остальное
народонаселение и давило его: для содержания войска закрепили
крестьянина и заставили горожанина кормить воеводу; жертвовали
всем, ft пользы было мало. Государству нужно было во что бы то
ни ствло улучшить свои финансы; но как это сделать?
Разумеется, как это обыкновенно делается, по общему закону, как это
сделалось у других народов. У других народов это сделалось
посредством промышленного и тргового труда, вследствие
освобождения государства от односторонности земледельческого
характера, ибо односторонность губит и ведет к застою,
исключительное земледелие уславливает бедность и свою собственную
неразвитость; земледелие усиливается, процветает при условии
других промыслов; город, поднимаясь, богатея, поднимает, бо-
гатит село, освобождает его; а промыслам, торговле всего
больше помогает море: поморские государства — самые богатые
государства: англичанин, голландец, немец ганзейский являлся
для русских XVII века человеком богатым и ловким, умеющим
вести дела, умеющим наживаться, умеющим заставить других
служить своим интересам, он вынуждал у русских людей
тяжелое сознание, что им с ним не стянуть. Отсюда море как
источник богатства, как средство выхода из настоящего печального
положения, море стало заветною мыслью русских людей XVII
века. Но тут заколдованный круг: чтобы добыть море, нужно
большое искусное войско; искусства воинского нет, денег для
содержания войска нет, для приобретения образования, искусства,
Денег нужно море. Внутри затрагиваются высшие интересы
нравственные: нельзя исправить церковной книги для напечата-
ния, чтобы не вскрылись печальные следствия невежества,
чтобы не раздались вопли о последних временах, об антихристе; с
Другой стороны, русские люди рвутся в Киев и Польшу, в
тамошние школы, возвратясь оттуда, смеются над невежеством
своих отцов духовных, толкуют о вере; дома и на улицах мужчи-
НЬ1 и женщины спорят о времени пресуществления, упрекают
Друг друга в хлебопоклонной ереси, а под шумок идет
католическая пропаганда. Один способ вывести церковь из этих смут и
ОДасностей: просвещение, шкоды; но где средства, но где люди?
А Между тем Польша уже разлагается, а в Польше столько рус-
гких людей: кто соберет их и кто отгонит хищников? И Турция
3*'с-рвые терпит тяжкие удары от держав европейских, и она
1?1Г<фвые должна уступить свои земли; а в Турции столько сла-
Н71Л*, стоько христиан восточного исповедания, они требуют по-
11'Щи у соплеменников и единоверцев, они говорят, что им луч-

232
Г, Л/. СОЛОВЬЕ*]
ше оставаться под владычеством турок, чем католиков. Столько
важных вопросов, в решении которых Россия необходимо доли-;
на принять участие, А Россия с отчаянием бьется в
наколдованном кругу, сама требует великой помощи; царь Алексей
Михайлович просит у герцога курляпдского позволения строичь
русские корабли в его помо^юких местах: что лучше вырази г
тогдашнее положение России? В такие времена великим
народам, имеющим жить и делать в человечестве, посылаются на
помощь великие люди, и России был послан Петр Великий.
Необходимость движения, перехода из одной обстановки
жизни в другую, из одного возраста в другой, необходимость
вступления в общую жизнь образованных пародов и
необходимость приобретения образования для этого были сознаны; но
как это сделать? Как пойти в учение к другим народам, не иод
чинившись учителям, сохранив свое народное достоинство, не
принизив своей народности пред народностями чуждыми? Как <
сознанием своего невежества, своей неумелости явиться в общо
ство народов, превосходящих знанием и искусством, и потреби
вать вдруг почетного места между ними? Как вдруг приобрести
возможность сделать подобное требование, вдруг приобрести
право на почетное место? Его даром не дадут, надобно взять
сплою, а сила здесь есть искусство и знание? Не приобревши п<>
четного места между народами, нечего входить с ними и в
общую жизнь, ибо тогда будут одни унизительные отношения
учеников к учителям, одно нравственное тяжкое иго, которое не
усилит, но ослабит еще более и поведет к игу материальному.
Как опасно было положение народа, идущего в учение к другому
или другим народам, покказывал пример этих
народов-учителей, этих образованных народов Западной Европы: двумя не
ками прежде эти народы совершили свой переход из одного
возраста в другой, из своей древней истории в новую, совершили
посредством знакомства с произведениями духа древних
народов — греков и римлян, и в какое рабское подражание впали
они относительно своих учителей! Древние языки явились ддм
них не как орудие для достижения известных целей образова
ния, но посредством слов они страстно впивали в себя все прел
ставления древних; в разговорах христиан только и слышались,
например, имена языческих божеств; о своем прошлом, откул^
истекало их настоящее, эти народы забыли, относились к нему к
ненавистью и презрением как ко времени невежества; сознанiи1
их до такой степени отуманилось, что они не знали, куда дева] f
эту свою древнюю историю; желая примкнуть непосредствен п*1
к жизни греков и римлян, ведя о них свое духовное происхожд»

иеЧь. npou.iHi ccHHttx ЛО мая /Л'71' :т)и 2'ЛЗ
ше, они взглянули на свою древнюю историю как на что-то ме-
кеумочное, ни то ни се, и выразли это словами: «средняя
история»- Но западные европейцы имели, однако, большие выгоды:
оНИ совершили свой переход из древней истории в новую
посредством прпоизведений древней греко-римской мысли, увлеклись,
ударились в рабское подражание; но все же они имели дело с
книгами, оставшимися от умерших народов, а не с живами и
сильными народностями; они имели дело с цивилизацией)
закончившеюся: вобрав в себя и переварив ее плоды, он могли
свободно идти далее уже по своему национальному пути. Но мы,
пришедши к делу позднее, начавши свой переход из древней
истории в новую в конце XVII века, должны были идти в учение к
живым и сильным народностям, которые для своих целей могли
воспользоваться нашим ученическим подчинением; хорошо
было западным народам преклоняться пред греком и
римлянином. Мильтиадьк и Сципионы ' не вставали из могил, чтобы
воспользоваться зтим преклоненным положением и дать им
почувствовать силу своего меча, как давали ее чувствовать
современникам. Притом мы должны были иметь дело с народностями
живыми и сильными, которые, взяв себе пред нами много
времени вперед, постепенно стремились далее по пути развития и
таким образом, увлекая нас постоянно, не давая спустить с себя
глаз, держа нас в постояноом раздражении, необходимо должны
были затруднять наше самостоятельное развитие, не давая нам
спокойно обращать внимание на самих себя. Пред
народом-богатырем орога и на Heir роковая надпись: здесь грозит беда! Одни-
говорят, что лучше остаться, другие утверждают, что
необходимо идти. Где же вождь, что же вождь? Как поведет он народ свой
по опасной дороге?
Ввиду страшных трудностей, вождь призывает народ свой к
небывалому в истории народов труду, к тяжелым
пожертвованиям и лишениям. По одного призыва мало в гаком деле и при
1'акой степени развития, на какой находился народ наш в оеиеы-
кяемое время: тут необходим самый действительный способ
внушения, научения, что делать, способ наглядный, пример; мало
гплло сказать, что надобно трудиться, надобно бы по показать
пРнмер труда. При кождом тяжелом деле первая мысль в
челочке, которого зовут к труду: зовет, велит, а сам что? II вот
зовущий является работником неутомимым, первые слова, от него к
1{ам дошедшие, первое определение, им самому себе сделанное,
{(,: «в работе пребывающий». Царь-работник, царь с мозольны-
'Ul Руками — вот представитель России в эпоху тяжкого труда,
1 эпоху первоначальной черной работы преобразования. << Падоб-

234
С. М. СОЛОВЬЕВ
но трудиться! — говорит Петр своему народу, — надобно
проходить трудную школу»; учиться необходимо у иностранцев; ино
странные учителя, мастера вызываются в Россию, русские люди
посылаются за границу учиться; но опасно учиться у
иностранного учиеля, поработит он русский ум своему уму, заставит
подражать во всем себе и своему, оставит вечно в ученичестве. Для
воспрепятствования-то этому и понадобилась неутомимая
работа, это самостоятельное, деятельное практическое учение;
нельзя было долго смотреть из рук учителей, но сейчас же де
лать самому, не давать укореняться в себе мысли: только
учитель может это делать, я не могу, где мне? Сейчас же к делу;
будет ошибка, недача — нет нужды: вначале это необходимо: без
ошибок и неудач выучиться нельзя, только не надобно
отчаиваться! Вот учебный способ великого учителя, который был
послан русскому народу в тяжелое время преобразования; только
этим способом можно было дать успех в школе и предотвратить
опасность принижения ученика пред учителем, русской
народности пред народностью чуждою, ибо только этим способом в
ученике поддерживалось сознание своей самостоятельности и
силы. Великий человек вышел победителем из всех искушении.
Ему внушали, что он может иметь успех в борьбе с образцовым
европейским войском, только дав главное начальство над
русским войском опытным, искусным иностранцам; но он смотрел
на войну как на школу, хотел выучить своих сражаться и по
беждать, — и выучил: в столкновениях Меншикова с наемным
фельдмаршалом Огильви он не выдал Меншикова, и Данилыч
отблагодарил его за это Калишскою победою \ Но величие
человека познается не в успехах, а в неудачах, в уменье выдержать
беду, не пасть духом, выказать все свои силы в создании новых
средств, остаться верным раз предположенной цели, раз усвоен
ному взгляду и правилу, в уменье поддержать других словом и
делом. Таков был Петр в неудачах, таков он был после первого
Азовского похода, после Нарвы; тому же учил и других.
Фельдмаршал Шереметев разбит, и Петр пишет ему: «Не извольте <>
бывшем несчастии печальны быть, понеже всегдашняя удача
ного людей ввела в пагубу, но извольте забывать и паче людей
ободрять». Правило Петра — заставить проходить своих практл
ческую школу, поручать важнейшие должности только русским-
как бы ни казались они вначале мало искусны, мало приготов
лены; это правило Петра встретило особенно сильное искушение
на дпломатическом поприще. Россия вошла в общую жизнь
европейских народов, вошла в лабиринт незнакомых ей прежде
отношений; при дворах европейских должны были явиться

1--чь. npoit.iHcci иная '.Ш мам 1S72 stnhi 2'<Sh
представители России, чтобы блюсти ее интересы, вести
трудную борьбу с постоянно переплетавшимися интересами
чуждыми. Петру внушают: нельзя поручить это русским, они не
приготовлены, не образованы, не знают прошлого Квропы, не знают и
настоящих отношений, надобно употребить искусных и
сведущих иностранцев. Но Петр не поддался искушению: на все
важнейшие посты назначал русских людей: пусть проходят и десь
практическую школу; и школа была пройдена быстро и
блистательно; образовался ряд знаменитых дипломатов, которые при
Петре и после него умели заставлять Европу держать русское
имя честно и грозно, по старинному выражению. Так великий
человек был оправдан в своей непоколебимой вере в народ свой;
олько этой верой творились чудеса, совершалось это
изумительно быстрое прохождение школы, быстрое превращение
учеников в учителей. Современники указывали на необыкновенный
дар Петра узнавать способного человека по одному
внимательному вггляцу в лицо; по мало было выбрать, нужно было
наставить, руководить, поддержать, и этим даром обладал Петр.
Практичностью школы не ограничивались педагогические
приемы великого воспитателя своего народа. Смысл эпохи,
которую переживал русский народ в силу естественного и
необходимого роста, развития своего, состоял в усилении того, что мы
называем гражданственностью, цивилизацией, а сущность
цивилизации состоит в разделении занятий и соединении сил.
Человек, окруженный и вспомоществуемый близкими людьми,
связанными с ним кровной связью, доставляет сам себе все
нужное и живет осоияком; но эта особная жизнь условливает
неразвитость; человек развивается только в обществе себе подобных;
чужая мысль, чужое слово, чужое дело возбуждают его
деятельность, и эта деятельность, в свою очередь, возбуждает
деятельность других. Начинается мена духовная и материальная;
Человек делает какое-нибудь одно дело, соответствующее его
способностям, произведениями своего труда удовлетворяет
известной потребности других, а свои потребности удовлетворяет
пРоизведениями чужого труда, и это разделение занятий, ведя
-Иодей к зависимости друг от друга, ведет их необходимо к
сочинению сил в общей деятельности; видя, что произведения его
^РУда составляют только малую часть в общей массе
необходимых произведений, чеовек привыкает считать и себя только час-
! '*Цей целого, сознает себя членом общества, сознательно
подчиняется требованиям общества, требованиям общего добра,
/1'Иныкает волею-неволею сторонится со своими частными инте-
<ч ами пред этими требованиями: является гражданственность.

236
С. М. СОЛОВЬЕп
Легко понять, что гражданстенность скорее и сильнее
развивается там, где на небольших пространствах сталкивается много
людей, которые сейчас же должны начать упомянутую мену-
друг с другом, развивать, воспитывать друг друга и определять
отношения друг к другу; отсюда гражданственность является
скорее и развивается сильнее у народов, у которых на
небольших пространствах многочисленное народонаселение, в
небольшом расстоянии друг от друга/много больших городов, у народов,
которые живут, иак сказать, на больших дорогах, на морских
берегах, на берегах больших рек, беспрестанно поэтому могут
сообщаться с другими народами. Развитие гражданственности
замедляется, следовательно, условиями противоположными:
редким населением на обширных пространствах, малочислен
ностью городов, отсутствием больших городов, господством
сельского, земледельческого характера, удалением от морей, от
общения с народами цивилизованными при постоянном
общении с народами нецивилизованными; гражданственность здесь
замедляется, ибо разбросанные части народонаселения при
дурном состоянии путей сообщения поневоле привыкают к жизни
особной, в них слабо созание обобщем, о своих обязанностях к
общему, частный интерес на первом плане. Иногда, при великой
беде, когда затронется высший интерес, интерес религиозный,
рабросанные части великого народа, несмотря на все
препятствия соединяются; но пройдет беда, пройдет нужда в чрезвычй
ном напряжении сил, и снова начинается жизнь особняком со
всеми ее печальными последствиями; гражданственность
замедляется, когда народ, окруженный хищными соседями, должен
уходить весь в тяжелую и постоянную борьбу с ними, когда на
чальное разделение на вооруженных и невооруженных при бед
ности, земледельческом, сельском характере государства веде!
к тому, что вооруженный смотрит на невооруженного как in
своего работника, вследствие чего исчезает правильность обще
ственных отношений, вооруженный приходит к такому убежд*-1
нию, что всякий труд и всякий результат труда для него, для ei <>
содержания, для его кормления, и сознание общего, сознание
святости и неприкосновенности этого общего исчезает, исчезает
понятие о святости и неприкосновенности казны государствен
ной; слабый, невооруженный при таком положении дел такяя*
теряет сознание общего, ибо это общее, государство, не в состоя
нии давать ему себя чувствовать как нечто покровительствуй»
щее, обеспечивающее; каждый чувствует только отдельные
силы и, разумеется, ищет обеспечения в покровительстве одно!?
из этих сил, стремится войти в частную зависимость. Прав и

речь, произнесенная 30 лая 1872 года
237
тельство, стараясь собрать разрозненные силы и направить их к
общему действию и не встречая при этом содействия от
общества, является бессильным, несмотря на всю видимую силу
свою.
Несмотря на все препятствия, народ вырос, потребовал
знания и участия в общей жизни образованныхнародов; но, чтоб
получить среди последних почетное место, нужно было приобрести
силу, силу нравственную, привычки гражданственности; нужно
ьыло отвыкать от прежней жизни, получить сознание об общем
и своих отношениях к нему, нужно было приучаться к
разделению занятий и соединению сил, к сознательному, твердому и
самостоятельному действию, при котором соединение сил только
и идет впрок. Для этого надобно было проходить особую школу;
отзовется ли на это требование вождь, поведет ли школу
гражданственности, явится ли народным воспитателем? Он вводит
разделение труда в сфере государственной: отделение службы
военной от граждансктй представляет основное развитие,
которого недоставало древней России; вводит отделение управления
от суда, вводит лучший распорядок в государственном
домостроительстве учреждением коллегий, отстраняя старое смешение
нриказное. В сфере народного труда распространение знания,
искусства, усиление промышленности, введение новых
отраслей ее вело к сильному развитию, то есть к разделению занятий,
к выделению способностей к тому или другому делу. Разделение
занятии должно было вести к разделению сил. Люди сходятся в
общем действии: ак же они отнесутся друг к другу? Разумеется,
сначала очень неловко, косо поглядят друг на друга, пойдут
враждебные столкновения, счеты при самой печальной
обстановке, ибо нет общественности, людскости, уважения друг к
ДРУгу, уважения к человеку, уважения к общему делу. Кто
считает себя выше, тот не хочет видеть в низшем товарища в общем
Деле, допустить равенство и свободу мнения. Надобно приучить
к этоу товариществу, к дружному действию; преобразователь
употребляет для этого коллегиальное устройство, любимую
евою форму, которую стремится ввести всюду. Но мало ввести
Форму; надобно ввести в эту форму дух, надобно воспитать лю-
^й, выучить их, как вести себя при новой форме; и Петр не
уклоняется от тяжелого дела. Он постоянно отсутствует из столи-
^•ii в постоянном движении, в постоянном путешествии; чтобы
-**ла не замедлялись от этого отсутствия главы государства,
Петр учреждает Правительствующий Сенат с обширною влас-
1'К> по всем делам, его указам должно повиноваться, как указам
'Фским. Это высшая коллегия. С ней-то преимущественно име-

238
С. М. СОЛОВЬЕВ
ет дело царь, в отношении к ней преимущественно
высказывается его воспитательная деятельность. Здесь-то внушается, что
чем выше значение, тем более ответственности, тем более
требуется труда и внимания, обдумывания дел. Дела новые, дела
важные, высшего царского указания нет, царь в отсутствии,
надобно решить, тяжело, а цар£> строг, взыскателен, и вот первая
мысль: как бы уклониться от участия в решении и вместе
уклониться от ответственности; пуЬть кто побойчее подаст свое
мнение, так и решить, все решили, на ком спрашивать? Царь не
допускает акого рода действий; он для того и вводит
коллегиальное устройство, чтобы приучить к деятельности сообща, с
равным участием, приучить к самостоятельной деятельности; но
требует, чтобы каждый подавал свое мнение и отвечал за него,
чтобы никто не мог сметь своего суждения не иметь. Решили —
слава богу! Можно и отдохнуть: «Нет! — внушает строгий
воспитатель, — отдыхать нельзя; решение не может остваться только
на бумаге, надобно немедленно привести его в исполнение, не
успокаиаться прежде пока дело будет сделано. Нельзя терять
времени, потому что потеря времени смерти невозвратной
подобна» . Воспитатель должен был вызвать уважение к месту
присутствия коллегии, приучать к серьезному взгляду на ведение
государственного дела. Школа была тяжела, надобно было
начинать с азбуки. Ничто так не омрачало жизнь Петру, как борьба с
противообщественными привычками, вкоренившимися в
древней России вследствие розни, отсутствия ясного сознания
обязанностей к обществу, отечеству, государству; борьба была тем
тягостнее, что эта болезнь не поддается одним внешним
средствам, которыми может располагать глава государства, требует
средств внутренних, действующих чрезвычайно медленно. Но
Петр не ослабевал в борьбе. Славного победителя врагов
внешних, счастливого сокрушителя внутренних врагов,
восставших против государства прямо с оружием в руках, осаждали
вопиющие жалобы на страшные злоупотребления людей сильных,
начиная с людей самых близких к нему, сотрудников даровитых,
которых он привык любить и уважать и которых принужден
был перестать любить и уважать, жалобы на страшное
взяточничество, казнокрадство и насилия везде, где только сильные
сталкивались со слабыми. Ценя так высоко значение торгового
и промышленного труда, стремясь поднять значение города,
чтобы уничтожить односторонность земледельческого
характера государства, Петр прежде всего хотел уничтожить столь
громкие в древней России жалобы на притеснения
промышленных людей воеводами и приказными людьми, он дал промыш

pp4bt произнесенная 30 мая 1872 года 239
ленным людям свой суд и самоуправление; но вследствие
непривычки к общему делу, вследствие розни, невыработанности
слабым обществом сдержек для всякой силы, выборные самими
горожанами правители и судьи явились злоуиотребителями своей
власти, сильные, богатые притесныли менее богатых. Так было
и повсюду. Виновные несли головы на плахи, шли в ссылки; в
указах своих царь гремел против нарушения законов сильными,
против неуважения к общему интересу, выставляя здесь измену
и более чем измену, ибо такими злоупотреблениями незаметно
подламываются основы государства, и оно приближается к
падению. Но одними внушениями и наказаниями Петр не
ограничивался; его величие выразилось в том, что препятствия не
утомили его, не заставили его отказаться о тех средств, которые он
признал необходимыми для народного воспитания: он остался
верен коллегиальному началу и на помощь ему призвал еще
другое начало, выборное, им также старался истребить
народную спячку, неряшество в общем деле, им старался заставить
русского человека думать, внимательно смотреть на человека-
согражданина, взвешивать его способности и недостатки,
пригодность к общему делу, и старался заставить подавать голос
осторожно, ибо от этой подачи зависело обшее и частное добро,
заставить русского человека создавать общественное мнение,
создавать другим имя, славу и делать это осмотрительно, зная, что
другие создают ему это имя, эту славу. Петр учредил выборы в
самых обширных размерах, в военной и гражданской службе;
люди правительственные, начиная с президентов коллегий,
назначались по выборам: Петр сам присутствовал на выборах
значительнейших правительственных лиц, наблюдая за
правильностью выборов, за их беспристрастием.
Так преобразователь сознавал свою обязанность народного
воспитателя, имея постоянно в виду возбуждение
самостоятельной, сознатеотной деятельности, имея в виду то, чтобы
благословение божее, по его словам, втуне не пропадало, начиная от
человека. Человек, благословенный от бога способностями, был
°тыскан, и дан ему труд и значение по способностям, дано ему
воспитание, главной целью которого было сделать их него
гражданина; внушалось: если хочешь заслужить милость царя,
говори всегда правду, не бойся сказать что-нибудь неприятное, только
чтобы была правда. Среди сильного движения, произведенного
'^реходом народа из одного исторического пути на другой, люди
природою наиболее возбужденною поняли в чем дело, в чем
^иболее нуждается Россия, подали свои голоса, свои мнения о
*им, как лучше делать дело; эти мнения были выслушаны чело-

240
С. Л/. СОЛОВЬЕВ
веком, одаренным самою чуткою внимательностью к тому,
чтобы божее благословение втуне не пропадало, мнения были
выслушаны, разобраны, и люди, их высказавшие, должны были
перевести мысли в дело.' Народ чувствовал необходимость
знания; великий человек должен был указать ему средства к его
приобретению; молодые люди были отправлены учиться за
границу, в России заведены школы по разным необходимым
специальностям, школы латинкие, немецкие, математические,
инженерные, навигаторские, медицинские; но для школы
нужна была книга, книга нужна была и для тех, которые уже
опоздали в школу, но хотели учиться, книга русская, и одна из
главных забот преобразователя была об издании, о переводе книг, о
том, как переводить, на какой язык; он указал, что живой
народный язык, считавшийся до сих пор языком подлым,
недостойным книги, должен быть языком литературным, что при
невозможности избегнуть иностранных слов, вследствие
вторжения множества новых понятий, необходимо сохранить в
чистоте народный строй русской речи, не переводить для этого
только подстрочно, но передавать смысл в свободной русской
речи. Правильный перевод, хорошее издание озабочивали Петра
среди самых важных дел, накануне решительных событий. Он
предостерегал русских людей от рабского подражания в деле
заимствования науки из чужих рук, учил самостоятельности
учеников, указывая на недостаткиучиелей, запрещал при переводе
немецких книг переводить вещи посторонние, не идущие к
делу, «которые только время тратят и у чтущих охоту отбивают,
понеже немцы обыкли многими рассказами негодными книги
свои наполнять для того, чтобы велики казались». Но познания
о своем настоящем и прошлом нельзя было приобрести из
переводных книг, и Петр полагает начало трудному делу
составления русской истории и географии. Собранием исторических
источников и черчением карт географических дело не
ограничивается; Петр указывает русскому человеку на родную срану
как на живую книгу; буди русского человека и заставляет его
обратить внимание на окружающее: тут много вещей полезных,
много божия благословения, трудись, ищи — вот чего нужно
искать, вот какую пользу можно из этого извлечь. Знали прежде
пользу чего-нибудь, но не умели извлечь всех выгод, не умели
обрабатывать, как следует, вот учителя, они вам это покажут;
некоторые начали , другие смотрите, как увеличилась ценность
предмета через лучшую обработку: вы берее дешевле при старом
способе обработки, а другие при новом берут гораздо дороже.
Трудно начать новые производства, заволить фабрики, нет уме-

pf,Hbt произнесенная 30 мая 1872 года 241
кьЯ, искусства, нет денег. Царь учреждает казенные фабрики и
заводы, ноне с тем, чтобы оставить их в казне; это был только
почин наставника в труде. Сенат должен был заботиться о том,
чтобы казенные фабрики и заводы переходили в частные руки, в
руки отдельных лиц и целых компаний, и этой передаче
обязаны своим началом некоторые громадные состояния. Успехи
торговли и мануфактурной промышленности радовали сердце
великого работника; в списке значительных фабрикантов и
заводчиков, начавших новое дело в России, он встречал почти все
русские имена; корабли Божениновых5 и Барсукова 6 посещали
иностранные гавани. Посредством канала водный путь соединил
Европу и Азию, Балтийское и Каспийское моря. Беднейшее
государство не могло разбогатеть вдруг, в какие-нибудь 25 лет,
среди огромных издержек на внутренние учреждения и
тяжелую продолжительную войну, среди страшных лишений и
пожертвований, к которым Петр призывал народ свой, подавая
сам первый пример; главное препятствие развитию —
малочисленность народонаселения, разбросанного на громадных
пространствах — не могло вдруг исчезнуть; но главное было сделано,
отстранена вредная односторонность в характере государства,
государства земледельческого, поднят город, который по
известному закону своим развитием должен был освободить село.
Крестьянский вопрос, решенный в древней России
закреплением, поднимается вместе с новою Россией и требует иного
решения. Петр связывает интересы сословий, порознеиных
крестьянским закреплением, и, учреждая майорат для землевладельцев,
указывает пользу его для земледельцев; расширяя умственную
сферу русского народа, вводя его в общую жизнь с другими
христианскими народами, он также указывает ему, что
относительно крестьян существуют в России такие явления, каких во всем
свете не водится, и требует их уничтожения. Вопрос об
улучшении быта крестьян стал твердо, к нему должны были подхожить
с разных сторон, приближаться к его решению в смысле новой
русской жизни, и мы, видевшие конец, должны почтить начало.
Но было еще явление, которого не водилось в том свете, в
котором должен был жить теперь русский народ. Когда
небезопасно на улице, слабых — женщин, детей — не выпускают из дому;
й древней России вследствие грубости нравов, вследствие
физической и нравственной безопасности в достаточных семействах
Женщину, и особенно девушку, запрятали в терем; женщина
текила человеческое достоинство, превращалась в заповедный то-
,;г1р, которым другие располагали, торговали. Браки
устраиваюсь без ведома жениха и невесты, без знакомства между ними.

242
С. iV/. СОЛОВЬЕП
В конце XVII века Церковь протестовала против этого явления,
указывая на его печальные последствия; но протест остался
протестом, как много других протестов, поданных обществом,
сознавшим необходимость выйти из прежнего положения и
ждавшим человека силы, который бы вывел его на новую дорогу.
Петр вывел русскую женщину из терема, дал мужчине, по
писанию, «помощь достойную», осистил брак от значения торговой
сделки, положил шестинедельный срок для знакомства жениха
и невесты, после чего они могли отказываться от брака;
родители и гопода должны были приисягать, что не принуждают к бра
ку — первые детей своих, а вторые — своих слуг. Петр
вооружался против явлений, которых во всем свете не водилось; но
как знать русскому человеку, что водится и чего не водится на
свете? Путешествие? Книги? Но путешествие не для всех
возможно. Книга говорит о том, что было и что, быть может, уже
исчезло; как же дополнить книгу, какое средство дать человеку
возможность следить за всем, что делается на белом свете,
сделать его внимательным участнииком жизни всех стран, всех
народов? У западных европейских народов было такое средство -—
ведомости или газеты. Это средство было известно в последнее
время и в древней России; в Москве делали выписки из ино
странных газет; ноэтивыписки делались только для царя и
небольшой части близких людей, оставаясь государственной
тайной; Петр велел для всего народа печатать ведомости о делах,
досттойных знания и памяти, случившихся как в России, так и
в чужих странах. В древней России за последнее время для царя
и приближенных к нему людей было заимствовано из Западной
Европы средство «знать правду о человеке и жизни его», теат
ральные представления: Петр завел театр для всего народа.
Таковы были средства Петра для воспитания русского
народа. Но в каких же отношениях воспитатель народа находился к
церкви, охранительнице нравственности народа, его матери и
воспитательнице? Самый страшный вопль, раздававшийся в
русском обществе в конце его древней истории, был вопль о том,
что духовенство было не в уровень своему положению в
отношении к нравственности и знанию. Монастыри перестали быть
училищами нравственности; духовные отцы стали ниже детей
своих духовных в деле вероучения. Раскольник вопил, что
духовенство изменило своему древнему благочестию, впало в ереси,
и увеличивалось число последователей раскола отсутствием
должного нравственного противодействия; иностранцы смеялись
над невежеством духовенства, православные русские, познако

р(>чb. произнесенная 'ЛО мая 1872 года 243
длившиеся с наукой, видели себя в тяжелой необходимости
соглашаться с иностранцами. История Западной Европы
показывала всю опасность такого положения дел для церкви: и там
переход народов в новую историю, в возраст, где преобладает
умственное развитие, начался при таких же условиях, при
упадке нравственности в монастырях, при упадке образования в
духовенстве, что выказалось особенно резко при поднятии
образования между мирянами. Невнимательность духовенства к
своему опасному положению на Западе произвела то, что рефор-
мационное движение пошло бурно, быстро перейдены были
границы законных требований, быстро пошло общество покатым
путем отрицания, разрушения, монастыри исчезли. Латинская
Церковь спохватилась, но поздно, когда уже половина Европы
отторглась от нее; чтоб удержать остальную, устремились
овладеть наукою, школою, pi в этом стремлении показали ясно, в чем
состояла ошибка предшественников. В России Петр поспешил
на помощь церкви, потребовав от духовенства, чтоб оно как
можно сворее овладело необходимою в его положении силой,
образованием; он дал для этого средства, вызвав на архиерейские
кафедры малорусских монахов; монастыри не были
уничтожены, но монахи получили назначение — одни доставлять из
среды себя ученых правителей церковных, другие служить
страждущему человечеству; от белого духовенства потребовали также
образования, и приложены заботы об улучшении материального
быта людей, обязанных семейством. Дело завершено
учреждением коллегиального, синоидального управления церкви, ибо,
повестил Петр, «коллегиальное правление способнее для
исследования истины, чем единоличное, и коллегиум свободнейший
дух в себе имеет к правосудию».
Все эти дела были совершены во время тяжкой, с лишком
Двадцатилетней войны. Петр смотрел и на войну как на школу и
безошибочно распределял курс, который должно было
проходить его новоучрежденное постоянное войско: сначала терпеть
неудачи, потом одолевать неприятеля превосходными силами,
Далее равными и, наконец, меньшими. От Нарвы до Полтавы на
сУхом пути и до Гангута на море проходилась тяжелая школа.
Победитель-ученик провозгласил здоровье побежденных
учители, и когда Ништадский мир дал России морской берег на про-
1 ижении, о каком сам знаменитый шкипер сначала не мечтал,
Новый адмирал от красного флага, получив этот чин за
окончание войны, провозгласил, что школа с тройным курсом, каждый
и семь лет, кончилась как нельзя лучше. Но эта школа, кроме

244
С. М. СОЛОВЬЕВ
специального военного значения, имела еще другое,
воспитательное для народа значение. Великая Северная война была
предпринята с чисто гражданскими целями; она естественно и
необходимо входила в план преобразования, потому что без
моря нельзя было совершить переворота, необходимого для
новой жизни России./Война с неприятелем, страшным по своему
искусству, требовала чрезвычайных пожертвований от народа,
чрезвычайного напряжения его сил, но это напряжение как
нельзя более способствовало быстрому выходу России на новую
дорогу при таком вожде, каков был Петр. Труд и опасность
держат человека в бодрствующем состоянии, а это и было нужно.
Знамя народности высоко развевается во время трудной и
опасной войны, когда сильный враг входит в пределы родной
страны, а это и было нужно, когда народ должен был пойти в ученье
к живым и сильным народам, когда должен был признать их
превосходство над собою, что вело к принижению народного
духа, с одной стороны, или, с другой, к упорству в устранении
всего чужого, упорству, осуждавшему на неподвижность. Борьба
с одним из тех народов, у коорых надобно было учиться, борьба,
становившаяся все успешнее и успешнее и, наконец,
ознаменовавшаяся «преславною викторией», поражением непобедимого
короля, сокрушением могущества державы, господствовавшей
на севере, из-за которой России было не видать, — такая борьба
не допускала принижения народного духа, давала русскому
человеку легко и свободно проходить тяжкую школу, которая без
того была бы уже слишком тяжка, ибо близко граничила бы с
рабством. Успешная борьба напрягала силы и поднимала дух
народный, давала возможность учиться легко, свободно, не
принижаться пред учителями, и в то же время заставляла учиться,
ибо только ученьем, неутомимым ученьем добывался успех над
учителями, добывалось это свободное оношение к ним. По праву
неоспоримому в награду за великий путь, неслыханный подвиг
заняла Россия одно из самых почетных мест в Европе,
наполненной славой великого императора. В христианской Европе
появилась другая империя. В Западной Европе думали, что русский
царь как покорный ученик будет рабствовать ее преданиям,
примет титул восточного римского императора; но Петр
поднимался высоко над этим рабством, пред отжившими ветхостями;
он совершил свое дело с Россией и для России, и не отстранил
русского имени от своего имени, от имени своих преемников; он
принял титул императора всероссийского, указав Западной
Европе пример освобождения во имя народности от лишенных
смысла преданий.

Речь, произнесенная 30 мал 1872 года 245
С тем расширением сферы, которое должно было произойти
для русских людей вследствие вступления в большую
европейскую жизнь, должны были уясниться, определиться русские
интересы. После Полтавы и Ништадского мира европейская земля
собралась, ибо до тех пор восточная часть Европы не
участвовала в общей жизни. До тех пор европейская история была ведена
двумя племенами — романским и германским, теперь третье —-
славянское — получает решительное значение. Но в то время
как Россия, усилившись, делается представительницей
славянского племени, другое обширное и некогда сиьное, ближайшее к
Западу, славянское государство, Польша, обнаруживает
признаки разложения, и над трупом же собираются орлы. Саксонский
курфюрст Август7, став королем польским, стремится
подчинить Польшу навсегда своей династии и своей народности. Но
Петр не считал этих стремлений своего прежнего союзника и
друга согласными с русскими интересами; поляки, угнетаемые
саксонскими войсками, просят у него помощи, и благодаря его
могучему посредничеству саксонские войска очищают Польшу.
Но вслед за тем новые жалобы из Польши: русские
православные требуют помощи нового императора всероссийского против
католических претеснений. Сенат и Синод в совместном
заседании рассуждают о средствах, как помочь своим; Петр
объявляет, что надобно принять меры решительные, опыт показал, что
дипломатическими представлениями ничего нельзя сделать, и
он посылает комиссара в Польшу для защиты русских.
Комиссар Рудаковский, действительно, отправился и, несмотря на
вопли поляков против такого неслыханного явления, начал
отбирать назад церкви, отнятые у православных. Протестанты,
терпя также гонение в Польше, обращаются за помощью к
русскому императору; диссидентский вопрос обозначился ясно.
Ясно обознаяился и вопрос славянский в тесной связи с
восточным. Первая попытка общего славянского действия в 1711 году
не удалась; но мы знаем, что величие Петра состояло именно в
том, чтобы не бросать дела отнеудачи, и, как не бросил он дела
после первой неудачной осады Азова, после Нарвы, так усилил
свое сочувствие, свою связь со славянами после первого
Прусского похода, неудача которого произошла от того, что Петр
поспешил на зов единоверцев и единомышленников, не желая
поставить их в трудное бедственное положение. Сочувствие
высказалось самым разительным образом: наука только что
принималась в России, недостаток в учителях был страшный; но
когда сербы обратились к Петру с просьбой прислать к ним
учителей, просветить их также, как он просветил свой народ, то

1
246 С. М. СОЛОВЬЕВ
учителя были немедленно отправлены с большим по тому
времени содержанием: поделились со своими последним куском
научного хлеба.
Можно ли было в кратком очерке обозначить деятельность,
не бывалую в истории-человечества? Нужно было обозначить не
деятельность какого-нибудь завоевателя, быстро покорявшего
громадные, но дряхлые государства и основавшего громадную,
но эфемерную империю. Нужно было обозначить деятельность
человека, который прибавил в историю целый великий народ,
целое великое племя, деятельность человека, который имел
полное право сказать, что не жалел ничего для своего народа,
который сильною рукою помог своему народу совершить
переход необходимый, но страшно трудный, какого ни один народ не
совершал при таких неблагоприятных обстоятельствах;
деятельность человека, которая ознаменована и блестящими
подвигами воинскими; но эти подвиги были результатом подвигов
гражданских, небывалого гражданского мужества, небывалого
гражданского труда, результатами ясного сознания, которым
обладал народный вождь, сознания обязанности народного
воспитателя. В учреждениях, в законах, в направлении народного
труда, в школе, в книге, газете, зрелище и в войне кровавой
проводится постоянно один зрелый, ясный план, план воспитания
народа в гражданстве. Современники назвали Петра Отцом
Отечества; потомство отдаленное, воспользовавшись средствами,
приобретенными вследствие деятельности Петра, средствами
научными, после сильных прекословии, необхдимых при
решении такого важного вопроса, потомство подтверждает звание
Отца Отечества, признавая в великом человеке воспитателя
народного. Потомство празднует двухсотлетие дня рждения
великого человека, и этот праздник есть праздник труда. Указанием
на многообразые произведения труда человеческого, указанием
на то, чтоделает наука для усиления труда, хотели мы справить
поминки по Петре Великом в нашей старой Москве,
обновленной, благодаря Петру, наукой и усилением народного труда.
В Кремле и около него, под умолкнувшими бойницами древней
защиты, выставились произведения труда, представляющие и
более надежные средства материальной защиты, и средства
крепости, защиты нравственной отрезвлением мысли и чувства.
Преемник Петра на престоле царей русских благословил наше
дело, и царский брат, потрудившийся в совете освобождения
труда земледельческого, председит * на нашем празднике труда
* Так в оригинале, т. е. председательствует.

Речь, произнесенная 30 мая 1872 года 247
народного, на наших поминках величайшему трудолюбцу
Русской земли8. Мы ждем на свой праздник своего царя,
предпосылая благословение благословившему труд наш, предпосылая
благословение грядущему во имя блага народного.
<^^

€^^
M. П. ПОГОДИН
Петр Первый и национальное
органическое развитие
i
Слава, как луна, имеет свои фазы. Слава Петрова находится
ныне в ущербе: многие вновь открытые документы из архивов
Тайной Канцелярии бросили в последнее время мрачную тень на
его личный характер, а пробуждающееся народное сознание
преисполняется в некоторых негодованием на него за
насильственное подчинение России иностранному, европейскому
влиянию.
Точно — есть ужасные страницы в Истории Петра Велико
го\ Я сам исследовал одну, и волосы часто становились у меня
дыбом, кровь приливала к сердцу при чтении жестоких,
беспрерывных, в продолжении месяцев, розысков, например, по делу
царевича Алексея, по делу царицы Евдокии1, по делу
стрельцов; есть возмутительные злоупотребления силы, не знающей
никаких границ своему произволу, например, при основании
Петербурга, при рытье каналов, или при введении иностранных
обычаев; есть ненужные, по-видимому, почти прихотливые
разрушения старых учреждений, имевших свою самобытность,
законность и пользу. Точно, по делам Тайной Канцелярии2 Петр
является часто лицом, возбуждающим ужас и отвращение, — но
разве всю свою жизнь поводил он в селе Преображенском и
Петропавловской крепости? Не угодно ли безусловным его
обвинителям прогуляться по России? И в Архангельске, Воронеже,
Кронштадте, Переяславле, Астрахани, Нарве, Азове, Дербенте,
Полтаве, на всяком почти шагу в России, бросятся им в глаза
следы Петровой деятельности другого рода.
В одиннадцатом, двенадцатом часу, перед полночью, Петр, на
наш взгляд, бывает иногда безобразен, но посмотрим на него в

Петр Первый и национальное органическое развитие 249
пятом часу утра (он вставал всегда в четыре), последуем за ним в
шестом часу, в седьмом часу, и так далее, вплоть до этого
одиннадцатого и двенадцатого часа, когда он поражает наблюдателя
так для себя невыгодно, сочтем, сколько дел он переделал в этот
день, много ли минут отдыхал или оставался в праздности,
посмотрим, какие мозоли натер он себе на руках и ногах, — и
тогда мы будем принуждены судить о нем иначе. Для камердинеров
и лакеев не бывает великих людей.
Читая о Петре I как о юмористе, нельзя, правда, не пожимать
плечами на всякой странице, но таких страниц наберется ведь
только десять или двадцать, а если собрать о нем сведения как о
хозяине, то их не уместить и на тысяче страниц. А потом
представится он вам еще как полководец, как мореплаватель, как
распорядитель, ученый, мастеровой, законодатель!
Надо обозреть совокупность действий, исследовать их
источник, сообразить средства, оценить цель; надо рассмотреть
беспристрастно время, в которое Петр жил, среду, в которой
обращался, обстоятельства, в которых находилась и находится
Россия в отношении к Европе, и только на многостороннем
изучении обширного вопроса, во всех его подробностях, sine ira et
studio, можно подать голос, имеющий право на внимание или
произнести уважительное мнение.
А вынуть одно происшествие из целой жизни или один час из
двадцати четырех, без внимания к времени и обстоятельствам и
судить по ним о великом государственном деятеле, не только
несправедливо, но и дерзко, безрассудно и нелепо.
Некоторые добросовестные исследователи начали
обрабатывать историю Петра I по частям, собирать и разбирать все
свидетельства, относящиеся к той или другой, -— это дело полезное и
почтенное, и собрание таких монографий доставит лучшие
материалы для оценки вместе с общим обозрением, над которым с
таким успехом трудится г. Устрялов, значительно уясняющий
задачу сообщением новых документов и проведением в ясный
порядок прежних.
Не надо упускать из виду и отзывов современников: что
думали и говорили о Петре лучшие и умнейшие между ними и их
ближайшими потомками; наконец, как судили о нем
достойнейшие русские люди. Я укажу для примера на Татищева,
Ломоносова, князя Щербатова, Карамзина и Пушкина.
Татищев жил и служил при Петре I, видел его лицом к лицу.
(*н управлял Астраханью и Уральскими заводами. Татищев ос-
гавил нам пространную «Русскую историю» с разнообразными
примечаниями, хМного юридических рассуждений, наконец, на-

250
М. П. ПОГОДИН
ставление детям. По этим сочинениям pi действиям можно
составить себе понятие о его уме и способностях: как же он
отзывается он о Петре I? С восторгом и благоговением.
Ломоносов родился при Петре, и при нем, среди народа,
провел свое детство, жил среди его современников и видел дела его
по горячим следам: отложим в сторону риторику и поэзию из его
поэмы и похвального слова, искреннее удивление подвигам
Петра, горячее чувство останутся в полной силе.
Князь Щербатов, с которым мы только что познакомились по
вновь открытым его запискам, важным и в высшей степени
замечательным, был~человек прямой и беспристрастный: он
говорил искренне* не только о пороках Петра Великого, но и о
пороках Екатерины II, от которой получал милости: что же в итоге
он говорит о )Петре?
Карамзин, одна из самых высоких русских личностей,
Карамзин, за пятьдесят лет до последних толков, когда в голову
никому не приходила политическая критика, выразивший ясно
и сильно свое мнение о новой истории и ее представителях,
воздал Петру полную хвалу, не щадя его увлечений.
Наконец, Пушкин, вещий поэт, силою творческого
воображения восстановивший много древних образов с их плотью и
кровью, сказал о Петре Г.
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Даже голоса Крекшина3, Штелина, Голикова, которые
застали самых близких современников Петра Великого, нельзя
оставлять без внимания, несмотря на их увлечения и преувеличения,
или, лучше, принимая их к соображению. Никакого
подогретого восторга не стало бы на сто томов оставленных ими: должны
были быть какие-нибудь достаточные причины!
Некоторые противники не довольствуются даже осуждением
Петра за его действия, но распространяют свое осуждение на
него и за действия его преемников. Для них нет ничего
хорошего в новой русской истории и они составляют
противоположность с другими судьями, которые говорят то же самое, и даже с
большим ожесточением, о древней.

Hemp Порами и национальное органическое развитие
251
JJ предполагаемом рассуждении я постараюсь изложить как
можно проще и яснее настоящее положение вопроса. Я буду
говорить иногда словами прежних своих споров с обеими
сторонами, подтверждая новыми открытиями и наблюдениями.
II
Первый мой тезис будет относиться к европейскому
влиянию, которому, со времен Петра подверглось все наше бытие,
умственное и нравственное, душевное и телесное, которому все
мы, волею и неволею, подчиняемся и от которого никто, ни на
ссакой стороне, ни на востоке, ни на западе, в Петербурге и
Москве, Архангельске и Астрахани, Смоленске и Иркутске, в
наших собственных домах, отрешиться не в силах.
«Мы не можем открыть своих глаз, не можем сдвинуться с
места, не можем оборотиться ни в одну сторону без того, чтобы
везде не встретился с нами Петр, дома, на улице, в церкви, в
училище, в суде, в полку, на гулянье, все он, все он, всякий
день, всякую минуту, на всяком шагу!
Мы просыпаемся. Какой нынче день? 18 сентября 1863
года"'". Петр Великий велел считать годы от Рождества Христова,
Петр Великий велел считать месяцы от января.
Пора одеваться — наше платье сшито по фасону, данному
первоначально Петром I, мундир по его форме. Сукно выткано
на фабрике, которую завел он, шерсть настрижена с овец,
которых развел он.
Попадается на глаза книга — Петр Великий ввел в
употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее —
этот язык при Петре I сделался письменным, литературным,
вытеснив прежний, церковный.
Приносят вам газеты — Петр Великий начал их издание.
Вам нужно купить разные вещи — все они, от шелкового
шейного платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о
Петре Великом; одни выписаны им, другие введены им в
употребление, улучшены, привезены на его корабле, в его гавань, по
его каналу, по его дороге.
За обедом, от соленых сельдей до картофеля, который
сенатским указом указал он сеять, до виноградного вина, им
разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом.
*Л' Напоминаем, что это писано в 1840 году.

252
M. //. ПОГОДИН
После обеда вы едете в гости — это ассамблея Петра
Великого. Встречаете там дам, допущенных до мужской компании по
требованию Петра Великого.
Пойдем в университет — первое светское училище учреждено
Петром Великим.
Вы получаете чин — по табели о рангах Петра Великого.
Чин доставляет мне дворянство: так учредил Петр Великий *.
Мне надо подать жалобу: Петр Великий определил ее форму.
Примут ее перед зерцалом Петра Великого. Рассудят по его
генеральному регламенту.
Вы вздумаете путешествовать — по примеру Петра Великого;
вы будете приняты хфошо — Петр Великий поместил Россию в
число европейских государств и начал внушать к ней уважение
и пр. и пр. и пр.
Место в системе европейских государств, управление,
разделение, судопроизводство, права сословий, табель о рангах,
войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики,
заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство,
скотоводство, рудокопство, садоводство, виноделие, торговля
внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки,
госпитали, лекарства, летосчисление, язык, печать, типографии,
военные училища, академия — суть памятники его неутомимой
деятельности и его гения.
Он видел все, обо всем думал и приложил руку ко всему,
всему дал движение или направление или саму жизнь. Что теперь
ни думается между нами, ни говорится, ни делается, все,
труднее или легче, дальше или ближе, повторяю, может быть
доведено до Петра Великого. У него ключ или замок».
Как потомки Адамовы рождаются, нося в существе своем
следствия первородного греха, так точно все мы русские от
рождения своего подвергаемся влиянию Европы или Петровой
реформы. Как нечего толковать людям, бранить и осуждать,
судить и рядить, зачем Адам сорвал и съел роковое яблоко, а
должны они думать, как возвратить себе потерянный рай, чтобы в
немощи совершилась сила, так точно бесполезно разбирать нам
задним числом с практической точки зрения действия Петровы,
а должны мы стараться, удержав из них дельное и доброе,
присоединять к тому все годное из народной жизни, старой, средней
и новой, сколько в ней того сохранилось, — и идти вперед.
Этим оканчиваю я первый мой тезис о неизбежном
присутствии в образованных русских людях европейской стихии, и о
бесполезности осуждать Петрову реформу, разве в науке.

Петр Первый и национальное органическое развитие 253
III
Второй мои тезис будет относиться к невозможности, в
которой Россия находилась, уклониться от европейского влияния.
Заимствую несколько слов из той же статьи.
«Россия есть часть Европы, составляет с ней одно
географическое целое, и, следовательно, по физической необходимости,
должна разделять судьбу ее и участвовать в ее движении, как
планета повинуется законам своей солнечной системы. Может
ли планета перескочить из одной сферы в другую? Может ли
Россия оторваться от Европы? Волей и неволей она должна
была подвергнуться влиянию Европы, когда концентрические
круги западного образования, распространяясь беспрерывно
дальше и дальше, приблизились к ней, и начали ее
захватывать. Пусть называют это образование чумой, — но для такой
чумы, самой тонкой, самой быстрой, упругой, не существует
никаких застав, никаких карантинов, никаких таможен,
никаких преград. Эфир все проницающий зло, пожалуй, необхо
димое, неизбежное! Можем ли мы теперь отказаться от
употребления машин, железных дорог? * Не можем, даже потому
только, что живем в Европе. Не можем — пары принесутся
сами и повезут нас по Волге, по Днепру, по Черному морю,
будут ткать нам сукно, тянуть бумагу; железные дороги придут
сами и лягут по нашим гатям, как прежде пришли и
установились типографские станки, как прежде пришли и грянули
пушки. Ежели австрийцы будут поспевать из Вены до
Варшавы в день, то как же нам ехать туда неделю?
«Точно так же прежде Петра Великого, мы не могли
отказаться от пороха, от огнестрельного оружия: иначе были бы
побиты на первом сражении и нас бы не стало».
И все народы в мире подвергались влиянию один другого: в
древности — греки влиянию египтян, римляне влиянию греков,
хотя Катон Старший проклинал их образование, а в новом мире
вся римская и германская Европа подчинилась Риму, потом
христианству. Таков закон истории для всех государств. Мы
пришли позднее всех, и, как младшие братья, понесли сугубое и
трегубое иго: норманны, греки, монголы, немецкие и прочие
выходцы, родоначальники наших дворянских фамилий,
действовали последовательно на Россию до Петра.
* В первый раз напечатаны были эти слова 11 января 1841 года.

254
М. П. ПОГОДИН
IV
Третий мой тезис будет иметь предметом естественное
развитие, на которое сильно напирают многие. Такое развитие
прекрасно, вожделенно, но где же оно было в истории, полное и
чистое? Припоминаю заключение второго тезиса о взаимном
влиянии всех исторических народов: нельзя же России быть
исключением. Рассуждать при каком бы то ни было событии, «что
было бы, если...» совершенно бесплодно и бесцельно. На такой
вопрос никто ничего отвечать не может. Можно судить только
по действительно* совершившимся событиям, и в этом
отношении мы находим b истории прискорбные указания, что залогов
внутреннего развития было у нас недостаточно.
Новгород, например, находился несравненно в
благоприятнейших обстоятельствах, нежели все прочие русские
княжества. Он был силен, когда Киев, Владимир, Москва, таились в
зародышах. Все соседи были его слабее. Случались, наконец,
моменты, которые могли пробудить всякую деятельность,
навести на новые мысли. Нет, не умели новгородцы
воспользоваться ни одним из этих моментов, сплоховал Мирошка, не догадался
Якун, прозевал Мирослав, Михалко, Твердислав*, — и остались
новгородцы среди всех успехов in statu quo, представляя по
временам блистательные черты великодушия, благородства,
бескорыстия, твердости, неустрашимости. И пал Новгород, и след его
развеялся по ветру! Что же это значит? Значит, что в нем не
было залога твердости, залога развития.
Для тучной русской почвы нужно европейское семя, и вот
необходимость, законность Петра!
Напрасно будут говорить, как и было уже говорено, что
европейское образование могли бы мы заимствовать тихо, мирно,
постепенно, добровольно. Напрасно, — потому что тот же Новгород,
испокон века находившийся в тесных сношениях с норманнами,
самым европейским племенем VIII, IX и X веков, потом с
немцами, поселившимися у него под боком, и наконец с ганзою — все-
таки остался при своем, ни взад, ни вперед. Значит, старое или
хоть устарелое дикое мясо нужно было прижечь ляписом.
Раскольники представляют, по моему мнению, другое
разительное доказательство, что одного русского элемента мало для
развития жизни, в европейском значении этого слова.
Раскольники остались при своем, не подверглись европейскому Петрову
* Знаменитые новгородские посадники.

Петр Первый и национальное органическое развитие 255
влиянию, приняли в себя еще новую силу, значительную силу
гонения, — что же они представили даже в своей религиозной
сфере, в коей вращаются преимущественно? Ничего. Они ушли
назад, а не вперед, и некоторые, на мой взгляд важные
положения, ими выработанные, не представляют никакой
жизненности, никакой подвижности, никакой зелени: это гнилые плоды.
Опять необходимость европейского начала, и, следовательно,
Петра.
V
Четвертому своему тезису я дам следующую форму:
древней России необходима была реформа, обновление,
преобразование, во что бы то ни стало.
Машина ее совершенно обветшала: рассмотрите тогдашнее
общество, разберите все его элементы, все составные части, — и
вы согласитесь, что в прежнем положении оставаться было
нельзя.
Пересчитайте царские выходы: из чего большею частью
состоял царский день? Заутреня, обедня, вечерня, стол
обеденный, ужинный, соколиная охота, медвежья травля, лошади,
шуты, скоморохи и т. п.
Чем занимались бояре, их жены, дочери? До какого
безобразия дошло местничество, составлявшее душу всего высшего
сословия, видно из уцелевших дел.
О суде довольно перечесть пословицы Даля •'.
Вспомним предания о воеводах, в руках которых находилась
судьба граждан? Что такое боярские козни, свидетельствует как
при царе Михаиле Федоровиче казнь знаменитого Шеина, так
при царе Алексее Михайловиче суд над патриархом Никоном,
при царе Федоре Алексеевиче ссылка Матвеева. Козням
открылось широкое поприще при слабости последнего царя,
физической и нравственной.
Внимательно рассматривая состояние России в конце
XVIII века, видим совершенное расстройство, как перед
норманнами, перед монголами, перед временем Иоанна III, — болезнь к
росту. Требовалось новое издание, revue, corrigee et augmentee,
требовалась реформа. Застарелые язвы точили внутренность,
°гонь распространялся по всем конечностям, и ей нужен был
сильный, ловкий, смелый оператор, — указать на другого,
вместо Петра I, едва ли кто решится!

256
М. /7. ПОГОДИН
VI
Пятый тезис: реформа началась в России задолго до Петра,
чего никак не хотят понять многие противники Петра, сваливая
на него всю вину за преобразования.
Реформа началась с церкви, в лице патриарха Никона6.
Явилась pi национальная, если не органическая, то по крайней мере
физическая оппозиция, ставшая за старину безусловную, —
раскольники^
Как поступлено с раскольниками в царствование добродуш-
ногсу и кроткого царя Алексея Михайловича, всем известно.
Не миновал кары в свою очередь и благонамеренный
реформатор патриарх Никон.
Петр I, скажем мимоходом, пощадил патриарха Адриана, и
уже по его кончине, ударив кортиком по столу, воскликнул: вот
вам патриарх! А отец его, добрый царь Алексей Михайлович,
заставил свергнуть и осудить живого патриарха в ссылку. В каком
действии было больше насилия?
Одно свержение патриарха в древней России, по каким бы то
ни было причинам, служит ясным доказательством, что лед
тронулся, и наступила другая, новая пора.
Вслед за царем Алексеем Михайловичем, при сыне его
Федоре, сжигаются торжественно на площади разрядные книги и
уничтожается местничество, самое сильное учреждение, к
которому не смел прикоснуться сам Иоанн Грозный. Ясно ли, что
наступила пора преобразований и никакого действия,
насильственнее, смелее, радикальнее, отыскать в истории нельзя. В этом
случае нет и тени органического постепенного развития. Сжечь
все книги, чтобы духу их не осталось «в совершенное проклятых
мест и гордости искоренение!». Здесь уже слышится, чуется
Петр. А ведь это произошло не в Петербурге, а в Москве, в
сенях, перед государевою палатою!
Реформа эта представляет великое явление, которое у нас не
оценено еще достаточно.
Но вот еще реформа, не менее значительная, в другом роде:
учреждение в Москве Славяно-греко-латинской академии7, для
которой прибыло из Киева множество воспитанников, знакомых
с западной схоластикой, с римской литературой и со всей
европейской наукой. Епископы, архиереи разошлись из Москвы по
всей России с совершенно уже новым образованием. Реформа
это или нет? Имеет она малейшую связь с домашним
органическим развитием?

Петр Перш,П1 и национальное органическое развитие 257
А магдебургское право8 в западных нынешних губерниях?
Солдаты, музыканты, комедианты, мастеровые, стекались
гурьбами в Москву и заселяли целые слободы, которых имена
сохранились до нашего времени.
Реформа предчувствовалась, вызывалась, испытывалась, и
реформа именно европейская: домашняя русская жизнь
выходила сама собою на европейскую торную дорогу.
VII
В конце XVII столетия внешние отношения России к
соседним государствам, Польше, Швеции и Турции, сделались
слишком страшными, так что жизнь ее, политическое существование
подвергались опасности. Если незадолго до Петра Польша
думала овладеть Россией и имела уже в своих руках Москву, если
шведы мечтали взять себе Новгород, и шведский принц
готовился быть русским государем, то чего должно было ожидать нам от
Карла XII?
Граф Алексей Толстой9, один из новых и талантливых наших
писателей, написал в прошлом году замысловатую песенку о
крутой соленой каше, заваренной Петром Первым, которую
пришлось расхлебывать нам, его детушкам.
Правда, что каша, заваренная и замешанная царем Петром
Алексеевичем, крута и солона, но по крайней мере есть что
хлебать, есть с чего сыту быть, а попадись Карл XII на
какого-нибудь Федора или Ивана Алексеевича, так пришлось бы, может
быть, детушкам надолго и зубы положить на полку. Правда, что
крупа попалась в кашу и сорная, и затхлая, и прогорклая, но
ведь она получалась в кормовой дворец из села Измайлова, села
Преображенского и села Семеновского, а там лучше нее
припасено не было! Кто же виноват?
Не только вопрос: Польше, Швеции или России принадлежит
господство на севере, но быть или не быть России на ту пору,
зависел от того, кто на престоле русском будет встречать эту грозу,
несшуюся с запада, в конце XVII и начале XVIII столетия.
Петр сделался не только основателем русской европейской
Державы, но и спасителем древней. Мы забыли теперь, кажется,
это благодеяние Петра, и мне слишком прискорбно в этом случае,
как и при спорах о происхождении варягов Руси, быть
свидетелем такого низкого уровня исторических сведений в обществе.
Пусть скажут мне безусловные противники Петра, кого
противопоставили бы они Карлу XII на полях полтавских? Нет, неког-

258
М. П. ПОГОДИН
да было ожидать тогда органического развития, а надо было
спасать как-нибудь и во что бы то ни стало. Петр спас древнюю
Россию — вот мой шестой тезис.
VIII
Для опасения ее необходима была европейская реформа.
Выбора, йе было. Это седьмой тезис.
# приведу здесь в доказательство этого тезиса еще несколько
сло$ из вышеупомянутой статьи моей о Петре Великом. «Петр
преобразовал войско и обучил его на европейский манер. Что
же? Разве это было не необходимо? Ему надо было сражаться с
европейскими врагами, со шведами, пруссаками, поляками или
немцами, следовательно, их оружием, их приемами, их
тактикой и стратегией: на ружье с обухом идти нельзя. Вопрос о
преобразовании войска при Петре тесно связан с вопросом о
безопасности и самобытности России. Решусь сказать даже вот что:
если бы не было прежде Петра, мог ли Александр бороться с
Наполеоном? 10
«Петр преобразовал войско: не посоветуют ли Петру
пощадить стрельцов? Я согласен, что в их истории есть несколько
пиитических моментов, но оставить их на свободе после бунтов в
пользу Софьи и ее любимцев, готовых верить всякой лжи и
проливать какую угодно кровь, оставить их с тем, чтоб из них, с
первыми удачными опытами, сделались опричники или
преторианцы, не подумаю ни на минуту, несмотря на их
национальность.
Итак, преобразование войска, особенно для Петра, было
необходимо, а с войском связаны рекрутские наборы и постои, и
ревизии, и подушные деньги, и выписанные иностранцы.
И начало этому преобразованию положено было гораздо
прежде, чуть ли не со времен Бориса Годунова, которому
служило уже много иностранцев, и служило с успехом, что
продолжалось при Самозванце, при Михаиле и Алексее».
Учреждение флотов имело также свою необходимость:
овладев приморскими берегами или думая овладеть ими, чтобы не
подвергаться беспрерывной опасности внезапного нападения,
надо было позаботиться о средствах и мерах удержать их за
собой, защитить, т. е. нужно было основать гавани, настроить
кораблей, выучиться мореплаванию: выписать мастеров, послать
путешественников в чужие края.

Петр П?Р(*ми и национальное органическое развитие 259
Не думаю я, чтобы кто-нибудь сказал еще, что нам не нужны
были берега и Петр Первый должен был оставить их за
шведами, поляками, турками: в таком случае вопрос о самом
политическом существовании России подвергся бы сомнению, о
существовании, без которого нельзя бы было теперь и рассуждать
о действиях петровых.
Скажут, жила Россия без берегов почти тысячу лет! Жила,
пока все соседи заняты были дома, пока они оставались вдали от
нее и не могли еще простирать на нее свои виды. Обстоятельства
переменяются, теперь и Китай недалеко от Англии.
А покорение берегов, т. е. присоединение Лифляндии, стоило
Петру Великому двадцатилетней войны, которая была почти
главной задачей его жизни, первой заботой, от осады Нарвы до
Ништадтского мира, и окончилась только за четыре года перед
его кончиной. Сколько мер и распоряжений соединено было с
этой тягостной и решительной войной? Впрочем, и эта мысль,
мысль о покорении Лифляндии11, досталась ему также по
наследству от его предков, которые, по какому-то удивительному
предчувствию (заметному часто в истории государств и наук),
были особенно ей привержены; припоминаю о двадцатилетней
войне Иоанна Грозного, который только в очаровании своего
болезненного страха, уступил ее Баторию; припоминаю о
глубокомысленных мерах и усилиях Бориса Годунова, и, наконец, о
походе в царствование Алексея Михайловича.
Следовательно, Петр Великий был здесь только деятельным,
счастливым совершителем предприятия, замышленного, может
быть и без дальних видов, его предками.
Для войска, для флота нужны оружие, амуниция: станут ли
осуждать Петра, что он заботился об учреждении фабрик и
мануфактур, вызывал мастеров и давал им жалованье, должен был
поощрять торговлю?
Итак, вопрос наш о преобразовании или принятии западного
элемента получает теперь совсем иную форму, вот какую: могло
ли необходимое столкновение, сближение России с Европой,
произойти иначе? Нельзя ли было взять в руки этот меч,
обоюдоострый, осторожнее, ловчее, искуснее Петра Великого? Кто
0(,мелится отвечать на такой вопрос? Кто скажет: можно? Не
Знаю! По крайней мере, не я. Я не берусь ни за что на свете
предположить другой план Полтавского сражения, другой проект
"иштадтского мира.
Пусть выберут какой угодно год из жизни Петровой и
скажут: Петр должен был поступить не так, как он поступил, а вот
,;i)K. Пусть объяснят мне, какое национальное преобразование,

260
М.П.ПОГОДИН
какое органическое развитие можно вообразить в данных ему
обстоятельствах!
Даже вопрос о бритье бороды и вопрос о немецком платье я не
осмеливаюсь, за Петрово время, решить безусловно, так же как
и о скорых мерах, жестокостях, казнях, кроме немпогих
случаев, Когда были виной более всего, его темперамент и
обстоятельства».
Да, Петр может сказать смело: еже сотворих, сотворих.
ГХ
Впрочем, многие его, по-нашему и даже собственному его
мнению, нововведения есть не что иное, как древние
постановления, имеющие глубокий корень в русской почве, только в
новых формах, с новыми именами. Это восьмой тезис. «Вот задача
нашим ученым юристам: пусть они объяснят эту важную и
занимательную часть русской истории. Тогда мы увидим, что Петр I
был во многих случаях только великим исполнителем, довер-
шителем, который в своей душе, в своем уме, нашел запросы,
содержавшиеся в его народе и естественных отношениях его
государства к прочим, нашел, взалкал и решился удовлетворить
их, разумеется, по личному своему усмотрению. Тогда только,
может быть, получим мы основательное право почтить одни
учреждения и осудить другие, по примеру Карамзина,
учреждения, к которым увлекся он, охваченный духом преобразования,
ибо этот дух, как и всякий другой, может ослепить человека,
породить пристрастие и возбудить желание разрушать все и
переделывать, как дух войны гонит Суворова и Наполеона на иоле
битвы и услужливо доказывает им ее необходимость, как дух
системы в философии или истории, или политике соединяет
насильственно быти и ставит их под известным углом зрения».
X
Петр употреблял насилие, вводя свои преобразования, и
передал эту систему основанному им Петербургу.
Это совершенно справедливо. Нет слов, которыми бы можно
осудить достойно такую систему, но она была в порядке или бес
порядке человеческих и государственных вещей. Жалобы на
Петербург я могу найти, выраженные почти одинаковыми
словами (не странно ли это?) на Москву в старых летописях. Прочие
древние города так жаловались на Москву в ее время, как в пе-

Леми Первый и национальное органическое развитие 261
тербургский период стали жаловаться на Петербург. Не
прибегая ни к каким справкам, я приведу два-три места, которые
подсказывает мне память: «О славнейший граде Пскове, великий во
грпдех, почто бо сетуеши и плачеши? И отвеща прекрасный град
Псков: како ми не сетовати, или како ми не плакати и не скорбе-
ти своего опустения! И прилетел бо на мя многокрылый орел,
исполн крыле Львовых когтей, и взят от меня три кедра
Ливанова, и красоту мою и богаство, и чада моя восхити, Богу попус-
тившу на грехи наши, и землю пусту сотвориша, и град наша
раззориши, и люди мои плениша, и торжища мои раскопаша; и
отец и братию нашу разведоша, где не бывали отцы и деды, и
прадеды наши, и матери и сестры наша, в поругание даша...
Князь великий... посади наместника во Пскове... городничих и
старост московских. А велел им правды стеречи. И у
наместников, и у их тиунов, и у диаков великого князя, правда их и
крестное целование возлетели на небо, а кривда в них нача ходити; и
иача быти многая злая в них; быша не милостивы до Пскович.
А Псковичи бедная не ведоша правды московских. И дал князь
великий свою грамоту уставную Псковичам, и послал князь
великий на пригороды наместника; а велел им приводи™ к
крестному целованию пригорожан; и начаша пригородские
наместники пригорожаны торговати и продавати великим и злым
у мышлением, подметом и поклепом; и бысть людем велик налог
тогда! И начаша Псковичем наместники силу творити велику; а
приставы их начаша от поруки имати по 10 рублев, и по 7 руб-
лев, и по 5 рублев; а Псковитин кто молвил: великого князя
грамотою почему от поруки имати велено? и они того убьют. И от
их налогов и насильства многие разбегошася по чужим городам,
пометав жен и детей».
А вот свидетельство из жития святого Сергия-чудотворца 12,
По древним источникам: «Наста пасилование много, сиречь
княжение великое московское досталось князю великому Ивану
Даниловичу, купно же досталось и княжение ростовское к Москве,
^вы, увы тогда граду Ростову, паче же и князем их, яко отъяся
°т них власть и княжение, и имение, и честь, и слава, и вся
прочая.. И послан бысть от Москвы на Ростов, аки некий воевода,
един от вельмож именем Василий, прозвище Кочева, и с ним
Миияй. Егда внидоста в град Ростов, тогда возложиста велику
1!\*жу на град, да и на вся живущее в нем, и не мало их от Росто-
;'%Ц Москвичем имения своя се нужею отдоваху, а сами противу
1ого раны на телесе своем с укоризною взимающе, и тщимя ру-
к'1Мл отхожаху... И что подобает много глаголати! толико дерз-
'">й<>ния над Ростовом содеяши, яко и самаго того епарха град-

262
Л/. //. ПОГОДИН
ского, старейшаго боярина ростовскаго, именем Аверкия,
стремглав обесиша, и возложиша на ни руци своя, и оставишь
поругана, точшо жива, и бысть страх велик на всех слышащих.
Сие не только во граде Ростове, но и во всех пределах его и во
властех и в селех. И таковыя ради нужа, раб Божий Кирилл,
(отец Св.Сергия), воздвижеся из веси оныя и предреченныя рос-
товския, и собрася со всем домом своим, и со всем родом своим,
и цереселиея от Ростова в Радонеж».
Присоединим еще два слова из Софийского временника о
Твери:
«Тогда же вси бояре ириехаша тверские служити к великому
князю на Москву, не терпяще обиды, заиеже многи от великого
князя и от бояр обиды и от его детей боярских о землях, где
межи сошлися с межами: где не изобидят московские дети
боярские, то пропало, а где тверичи изобидят, а то князь велики с
поношением посылает и с грозами к тверскому, а ответом его веры
не имет, а суда не даст».
Если бы захватить еще подальше, то можно бы отыскать,
прежде жалоб на Москву, жалобы на Владимир, муромские,
рязанские и т. д.
В насилии, надо признаться, Москва, в свое время, не
уступала своему преемнику. Вспомним Иоанна III, который велел от
сечь головы первому своему боярину и родственнику, князю
Патрикееву,я, вместе с его сыновьями, и князю Ряполовскому,
сыну спасителя его жизни в детстве, не говоря уже о казнях
новгородских. Вспомним Василия, который уморил многих своиу
родных, заточил Максима Грека11, велел отрезать языки у
своих порицателей и вместе был предан обычаям, привезенным в
Москву софииными греками, что замешали русскую землю.
Вспомним борисово время, омраченное гнусными доносами. Не
говорю уже о страшном правлении Иоанна Грозного, который
душил без разбора правых и виноватых. Странное явление
представляют у нас исторические толки: в то время, как честву
ется этот изверг, поврежденный, вне всех человеческих вероят
ностей, мучимый какой-то сверхъестественной жаждой крови,
не думавший ни о каких государственных целях, при своих д\
шегубствах, в то время осуждаются меры Петра, устремленные
к спасению Отечества и вместе утвердившие вожделенную по
этой системе власть. Новое доказательство, как не прочно у нас
историческое образование, как мало распространены верные и
здоровые понятия и лицах и вещах, как мы легкомысленно, он
рометчиво и односторонне строим системы и теории, одна
другой пустее и нелепее, перезабывая действительные события.

Петр Первый и национальное органическое развитие 263
Насилие при Петре только что продолжалось, а не началось.
Это девятый тезис. Он только что приложил эту систему
пошире, подальше и посильнее, соответственно целям, при
множестве своих дел и предприятий.
Да, она и везде была одинакова, естественная система,
необходимая ступень в развитии государств. Перескочить ее было
нельзя, и никто не видел надобности в то время, а в наше время
эта надобность обнаружилась, — ну вот теперь новое воочию и
совершается!
XI
Нам остается говорить о личном характере Петра I. В
последнее время легло на его память много темных пятен, вследствие
вновь открытых документов, принадлежавших до сих пор к
государственным тайнам. Еще Пушкин, начав заниматься
собиранием материалов для истории Петра, говорил мне, что при
ближайшем знакомстве Петр теряет, а Екатерина выигрывает.
Положим, что все это так, но для произнесения приговора Петру
в этом отношении надо иметь в виду его время и твердо помнить
Тацитово различие между vitia hominis и vitia saeculi; надо
внимательно рассматривать обстоятельства, в каких Петр
действовал. Это десятый тезис.
Петр был деспот в том смысле, что он чувствовал свое
превосходство и знал свою силу. К этому прибавить должно, что он в
самом начале своей жизни увидел русское правительство с
дурной его стороны, возненавидел тогдашние распорядки,
известные ему по одним его окружениям, почувствовал презрение к
образу жизни, и в особенности, боярскому тунеядству. Он
увидел другое между иностранцами, услышал чудеса от них о Евро-
пв, познакомился с ней сам, своими глазами, и определил свою
Цель. С железной своей волей он принялся ломать. Все
препятствия должны были пасть перед его волей: жена, сын, сестры,
Родственники и любимцы. Он был жесток, неумолим,
бесчеловечен в этих случаях, казнил без милосердия, одним словом, Петр
являлся ужасным тираном, и мы должны благословлять время,
к°гда подобный образ действий не только делается
невозможным, но и подвергается безусловному общему осуждению.
В оправдание, очень слабое, можно сказать, что противная
с'Г(,ронаэ со стрельцами, взяв верх, не оказалась бы
мягкосердечие, как для него, так и для всей его компании.

264
М. П. ПОГОДИН
По розыску Алексееву ясно видно, что Петру, его любимцам
и сотрудникам грозили великие опасности; он хотел
предупредить их, застраховать свое создание, и, разумеется, в средствах
иечего'искать у него разборчивости.
Что сказать о его оргиях? Проведя день в беспрерывной
работе, ^утомленным вниманием, переделав тысячу дел самых
разнообразных, в продолжении пятнадцати часов, петрова
атлетическая натура имела необходимость в особого рода отдыхе,
развлечении, о котором мы, с нашими головными болями,
слабостью желудка, страхом подагры и хирагры, с нашими тиками
и ревматизмами, и понятия иметь не можем. Присоедините его
темперамент, его силу, его рост. Впрочем, кощунство его, спору
нет, противно, хотя и тут часто имел он политические цели,
очень уважительные.
Всех основательнее и глубже судил о Петре все-таки
Карамзин, которого наше легкомысленное невежество, боящееся его
ладана, не перестает поносить. Указываем на его записку «О
Древней и Новой России», к удивлению и сожалению, до сих
пор еще не напечатанную полностью.
XII
Осуждая Петра за его действия, противники, тем не
довольные, взыскивают с него и за весь петербургский так называемый
период, как мы заметили выше Это в высшей степени
несправедливо. Внимательные исследователи замечают в самом Петре в
последние годы значительное изменение в образе действий.
Пожив дольше, успокоясь, утвердясь, он, может быть, повел бы
дело иначе и сам исправил бы некоторые свои ошибки. Но,
повторяю, об этом говорить нечего. Довольно сказать, что за
преемников он не отвечает: это одиннадцатый тезис. Они могли
уничтожить все вредное по усмотрению. Так, например, Анна15
уничтожила же майорат16. Майорат, учреждение, не согласное с
духом народа, несогласное с преданиями, историей, — вот оно и
не удержалось, а прочее, видно, пришлось ко двору.
Мы скажем здесь кстати несколько слов о петербургском
периоде. Ужасные страницы представляет он: подражатели
доходили часто до крайностей, как случается с подражателями во
всех сферах. Нельзя же не сознаться, что этот период имеет
много и блистательных страниц. Он может выставить несколько
славных личностей, которые имеют полное право на почетное
место в пантеоне «Русской истории». Мы припомним здесь толь-

пгтр Первый а национальное органическое развитие 265
ко, что указ об основании Московского университета в 1755 году
последовал из Петербурга, что Петербург возвратил России ее
области, потерянные Москвой: Белоруссию, Волынь, Подолию,
часть Малороссии, что Петербург приобрел южную Новороссию
с Крымом, утвердил владычество за Кавказом и в устье Амура,
на берегах восточного океана, что Петербург провозгласил
свободу крестьян, закабаленных в продолжение московского
периода; что Петербургу принадлежат: Кантемир17, Ломоносов,
Сумароков, Державин18, Дмитриеви\ Хемницер20, Богданович21,
Фонвизин, Озеров22, Крылов, Пушкин, Лермонтов; что в
Петербурге напечатана «История Государства Российского»
Карамзина.
Нет, двухсот лет с этими событиями, с этими именами, — из
истории вычеркнуть, исключить нельзя.
Петербургская система началась в Москве, и была только
довершена и увенчана Петром. Она имела свою историческую
необходимость, как мы старались доказать. Время оказало над
нею, дошедшей до крайности, свое разрушительное действие.
Она износилась, обветшала, точно так же, как обветшала
древняя московская система, в известном отношении, перед
временем Петра, точно как обветшала удельная система перед
временем Москвы, точно как обветшала древняя патриархальная
система перед призванием Рюрика2'1.
Петербургская система отжила свой век, — и вот новые
учреждения21, получаемые нами с каждым днем, за которые,
кроме их творцов, мы должны благодарить все-таки Петра Великого,
ибо с ядом, — допустим это слово в угоду безусловных
поклонников национальности, — он дал и противоядие, то есть
средства к образованию и самосознанию.
Девятнадцатым февраля, что бы кто ни говорил, Петербург
начал новую эру в русской истории.
Теперь мы должны благодарить Бога что, так или иначе
совершаются те дела, которые призывали мы столько лет, от
молодых ногтей до седых волос, всей силой своей души.
Исправление, улучшение, усовершенствование зависит от времени, и от
нас самих гораздо больше, чем зависело от нас начало, за
которое денно и нощно мы должны благодарить царствующего ныне
росударя.
Петр Великий, находясь в особых, исключительных
обстоятельствах, не имея времени и возможности действовать
осмотрительно, открыл слишком свободный доступ иностранным эле-
м*-нтам: надо заботиться об их уравновешении. Увлекаемый
-!УХом преобразования, он стер некоторые черты: надо стараться

266
М. Я. ПОГОДИН
об их возобновлении. Петр уничтожил некоторые национальные
учреждения в жертву необходимой для него централизации, —
нужно печься об их возобновлении. Вообще, поступать должно
не с голоса,'не произвольно, не насильствено, как делалось часто
прежде, бсторожнее, скромнее, тише, наконец, разумнее,
соответственно с историей, с народным духом и характером,
обычаем, языком, преданием, почтительнее к прошедшему, то есть,
удерживая из петровой реформы все дельное и доброе, мы
должны присоединить к тому, восстановить все годное из народной
жизни древней, средней и новой, сколько ее осталось или
сохранилось. Вот и все, чему ведут нас обстоятельства, чего ожидает
от нас время! Петров скачок вы осуждаете; так зачем хотите
скакать сами? Ведь это противоречие!
Для достижения вышеупомянутой цели советуют еще
сливаться с народом.
Мне кажется, в этом изречении играют слишком большую
роль слова. Нужно было бы объяснить слияние с народом: в чем
состоит оно?
Отпустить бороду, надеть зипун, обуться в лапти, приняться
даже за соху ровно ничего не значит: от этого не произойдет
никакой пользы ни для нас, ни для народа, ни для общего дела.
Мы должны изучать старину, трудиться над ее вразумлением,
принимать к соображению ее опыты, пользоваться ее
указаниями, развивать ее добрые семена, заглохшие в период
петербургский, присматриваться к народу, прислушиваться, наблюдать
все его движения, знакомиться со всеми его приемами, изучать
его привычки, взгляды, и на основании всех этих данных вести
его дальше вперед, учить, воспитывать, а без нас он ничего не
сделает или сделает очень мало, как то было и доселе.
В чем же иначе полагать можно слияние с народом? Очень
был бы я благодарен, если бы кто-нибудь разрешил мое
недоумение.
XIII
Признавая необходимость, законность и разумность петровой
европейской реформы, должно отдавать справедливость и
древней русской истории. Отчаянные западники (впрочем, таких
осталось немного) не допускают ничего хорошего в древней
русской истории, так как и вообще в русской жизни. Этим
господам, как я писал когда-то, становится больно, дурно, тошно,
если кто-нибудь укажет там добрую сторону: похвалой ей, самой

Петр Псриыи и национальное органическое развитие 267
частной, самой условной, наносится им тяжкое личное
оскорбление: это их несчастье.
Здесь я могу сослаться на давнишнюю свою статью,
напечатанную лет двадцать тому назад, в начале войны между
славянофилами и западниками. Отстаивая Петра перед первыми, я
должен был сражаться за древнюю историю с последними. Через
двадцать лет приходится доказывать то же, впрочем, с лучшей
надеждой на успех, потому что большинство порядочных людей
соглашается иыис с основаниями, здесь изложенными.
«В № 25 "Московских ведомостей" (1845 г.) помещена статья
под заглавием "Бретань и ее жители", статья прекрасно
написанная, легкая, ясная, живая, — я прочел ее с большим
удовольствием. Но мое удовольствие было не из примеси: автор,
воздавая хвалу западным хроникам средних веков, рассудил
почему-то бросить тень на наши и как будто со страданием
произнес, что средний век не существовал для нашей Руси, потому что
и Русь не существовала для него».
В 1830-х годах, излагая в одном из журналов того времени
систему «Европейской истории» Гизо2\ только что
появившемуся у нас, я имел честь заметить знаменитому профессору о его
односторонности и сказать, что истории Запада нельзя выразу-
меть вполне, не обращая внимания на другую половину Европы,
на историю Востока, шедшего с ним параллельно, Востока,
который представляет значение для науки видоизменения всех
западных учреждений и явлений: точно так натуралист должен
исследовать все произведения, все виды, принадлежащие к
одному классу, если хочет составить себе полное основательное
понятие об этом классе.
Не думал я, чтобы через пятнадцать лет, — когда наука
ступила столько шагов вперед, после того как издано в свет столько
свидетельств, доведших эту мысль до очевидной
убедительности, пришлось мне повторить тот же упрек своему
соотечественнику, который, увеличив сверх меры ошибку, не может даже
привести и оправданий Гпзо.
Не странно ли в самом деле, чтобы в то время, когда одна
археографическая комиссия издала томов двадцать древних
документов, не говоря о частных трудах, не странно ли встретить,
Даже в образованном классе, людей столь запоздалых, столько
",(>галых, или столько ослепленных, которые, имея перед свои-
1и глазами петрову Россию, могут смело, не выговаривать, что
ч,)т колосс, готовый и вооруженный, произошел из ничего, без
н< икого предварительного приготовления, без среднего века, —
иИ°Дей, которые не хотят даже слушать другой стороны, стараю-

268
M. //. ПОГОДИН
щейся понять, объяснить это всемирное историческое явление,
отыскать причины, ближние и дальние, его постепенности, --
людей, которые решились с непонятным упорством коснеть и
своем непростительное неведении и даже распространять свое
мнение, которые просто затыкают себе уши, зажмуривают себе
глаза, восклицая с Нванкиной Княжнина 2Ь:
Хоть вижу, да не верю!
Средний век у нас был, скажу я неизвестному автору, был
как и в Западной Европе, но только под другой формой; тот же
процесс у нас совершался, как и там; те же задачи разрешались,
только посредством других приемов; те же цели достигались,
только другими путями. Это различие и составляет собственно
занимательность, важность русской истории для мыслящего
европейского историка и философа. И у нас было введено
христианство, только иначе, мирно и спокойно, с крестом, а не с мечом;
и мы начали молиться единому Богу, но на своем языке,
понимая свои молитвы, а не иерелепетывая чуждые звуки; и у нас об
разовалось духовенство, но духовное, а не мирское; и мы
преклонялись пред ним, но пред его словом и убеждением, а не
властью. В политическом отношении были также разделение,
междоусобная война, централизация, единодержавие. У нас не
было, правда, западного безземельного рабства, не было
пролетариев, не было ненависти, не было гордости, не было
инквизиции, не было феодального тиранства, зато были значительное
самоуправление, патриархальная свобода, было семейное
равенство, было общее владение, была мирская сходка: одним словом,
в среднем веке было у нас то, о чем так старался Запад уже в
новом, не успел еще в новейшей, и едва ли может успеть в будущем.
Мы явили свои добродетели и свои подвиги, мы имели свои
прекрасные моменты, мы можем указать на своих великих людей...
Но довольно! Доказывать, что русская история имела свой
средний век, не значит ли доказывать, что белокурый может так
же называться человеком, как и черноволосый? Не значит ли
доказывать, что между всякими двумя краями всегда бывает се
редина?
Неизвестный автор не может уклониться от моего обвинения
тем, что он отрицал существование на Руси только западного
среднего века, — не может, ибо об этом говорить нечего. Разве
нужно сказывать, разве нужно кому-нибудь напоминать, что на
Руси не было, например, Парижа или Лондона? Это знает
всякий, и не будет спорить никто. У нас, разумеется, не было Пари
жа, но была Москва; у нас не было западного среднего века, но

llrniP U<Ptihlu и национальное органическое развитие 269
был восточный, русски!!, — что и хотел я доказать, довести до
сведения автора и его читателей, а может быть, и последователей.
Петр Великий, по необходимости, вследствие естественных
геоГрафических отношений России к Европе, должен был
остановить народное развитие и дать ему на время другое
направление. Кто из нас не воздает должной чести этому
необыкновенному гению, кто не удивляется его беспримерным трудам, кто не
оценит его спасительных подвигов, кто, наконец, не благоговеет
перед его любовью к Отечеству?
Но прошло уже с лишком сто лет, как он скончался и с
лишком полтораста, как он начал действовать, а новое время идет
быстрее древнего. Период петров оканчивается: главнейшая
цель его достигнута, то есть северные враги наши смирены,
Россия заняла почетное место в политической системе государств
европейских, приняла в свои руки европейское оружие и
привыкла обращаться с оным с достаточной ловкостью, может по
усмотрению употреблять все европейские средства и пособия
для дальнейшего развития своей собственной, на время
замиравшей жизни, во всех ее отраслях. Занимается заря новой эры:
русские начинают припоминать себя и уразумевать требования
своего времени; для избранных становится тяжким иностранное
иго, умственное и ученое; они убеждаются, что, склонясь под
оным, они не могут произвести ничего самобытного, что
чужеземные семена не принимаются, не пускают корней или производят
один пустоцвет; они убеждаются, что для собрания собственной
богатой жатвы нельзя поступать иначе, как возделывать свою
землю, то есть разрабатывать свой язык, углубляться в свою
историю, изучать характер, проникать дух своего народа, во всех
сокровенных тайниках его сердца, на всех горних высотах его
Души, одним словом, познавать самих себя. Они убеждаются,
что настало время испытывать свои силы, — и блестящий успех
вознаграждает некоторые усилия!
Время безусловного поклонения Западу миновало, разве от
лица людей запоздалых, которые не успели еще доучить старого
кУрса, между тем как начался уже новый. Им можно
посоветовать, чтобы они постарались догнать уходящих, и стать наравне
<:° своим веком, в чувствах уважения к самобытности,
следовательно, своенародности, и, следовательно, старины.
Только таким образом, продолжу я им наставление, можем
НЛ|■' исполнить ожидания самой Европы, ожидания всех друзей
;,|цего блага, только таким образом можем мы исполнить свои
"'Ловеческие обязанности. Мы должны явиться на европейской
}Ь'не, стану употреблять их любимые выражения, своеобраз-

270
М. П. ПОГОДИН
ными индивидуумами, а не безжизненными автоматами; мы
должны показа1^ там свои лица, а не мертвенные дагерротипы
каких-то западных идеалов. Своим голосом должны мы
произнести наше имя, своим языком должны мы сказать наше дело, а
не на чуждом жаргоне, переводя из немецкого компендиума и
французской хрестоматии; наконец, посредством своих мотивов
мы должны выразить наш пафос: иначе нас не примет наша
старшая братия; с презрением, или много-много с состраданием
они отвратят взоры от жалких подражателей, которые тем
несчастнее, чем кажутся себе счастливее. В гармонии не
допускаются отголоски, даже самые верные, не только фальшивые, а
одни самобытные звуки.
Оставя шутки, я должен заключить это объяснение о том, как
понимаю я и некоторые друзья мои наше время касательно
науки, какими представляются нам наши обязанности, наши
отношения к ученой Европе и Отечеству, — заключить ответом на
литературную клевету, возводимую на нас с самых первых
номеров «Москвитянина», то есть с 1841 года27.
На нас разносят клевету, будто мы не уважаем Запада. Нет,
мы не уступим нашим противникам в этом чувстве уважения;
мы изучали Запад, по крайней мере, не менее их; мы дорого
ценим услуги, оказанные им человечеству; мы свято чтим
тяжелые опыты, перенесенные им для общего блага; мы питаем
глубокую благодарность за спасительные указания, которые сделал
он своим собратьям; мы сочувствуем всему прекрасному,
высокому, чистому, где бы оно ни проявлялось, на западе и востоке,
севере и юге, — но мы утверждаем, что старых опытов
повторять не нужно, что указаниями пользоваться должно, но не все
чужое прекрасно, что время показало на Западе многие
существенные недостатки, что, наконец, мы должны иметь свой
собственный взгляд на вещи, а не смотреть по-прежнему глазами
французов, англичан, итальянцев, пруссаков, австрийцев,
баварцев, венгров и турок. Ясно ли теперь для читателей, что эту
клевету разносят на нас напрасно!
Напрасно разносят на нас еще клевету, что мы хотим
воздвигнуть из могилы мертвый труп. Мертвый труп противен нам,
может быть, более, нежели кому иному. Нет, душа бессмертная,
которая обитала в этом трупе, привлекает наше внимание,
возбуждает наше благоговение. И в каком западном просвещенном
государстве, в каком немецком университете давно ли изучение
древности, даже мексиканской, эфиопской, стало награждаться
подобной насмешкой, называться намерением воскрешать
мертвецов?

Петр Первый и национальное органическое развитие 271
Напрасно возводят на нас клевету, будто мы поклоняемся
нечестиво неподвижной старине. Нет, неподвижность старины
нам противна столько же, как и бессмысленное шатанье
новизны. Нет, не неподвижность, а вечное начало, русский дух,
веющий нам из заветных недр этой старины, мы чтим
богобоязненно и усердно молимся, чтоб он никогда не покидал святой Руси,
ибо только на этом краеугольном камне она могла стоять
прежде и пройти все опасности, — поддерживается теперь и будет
стоять долго, если Богу угодно ее бытие. Старина драгоценна
нам, как родимая почва, которая упитана, не скажу кровью, —
кровью упитана западная земля, — но слезами наших предков,
перетерпевших и варягов, и татар, и Литву, и жестокости
Иоанна Грозного, и революцию Петра Первого, и нашествие двадеся-
ти языков, и наваждение легионов духов, в сладкой, может
быть, надежде, что отдаленные потомки вкусят от плода их
трудной жизни, а мы, несмысленные, мы хотим только плясать
на их священных могилах, радуемся всякому пустому поводу,
ищем всякого предлога, даже несправедливого, надругаться над
их памятью, забывая пример нечестивого Хама28, пораженного
на веки веков, в лице потомства, за свое легкомыслие.
Неизвестный автор статьи о Бретани, которая подала мне
повод выразить теперь свое мнение, бросил также, может быть,
нечаянно, камень в древнюю нашу историю, сказав с насмешкой,
что «мы хоть недавно, но решительно распростились со своей
неподвижной стариной, с безвыходным застоем кошнхинской
эпохи, и благодаря Богу и Петру Великому, пошли вперед путем
обновленной жизни и многосторонней деятельности».
«Благодарю за выбор представителя!
Избави нас, Боже, от застоя кошихинской эпохи, но pi
сохраните нас, высшие силы, от кошихинского прогресса, — прогресса
Кошихина, который изменил своему Отечеству, отрекся от своей
веры, переменил свое имя, отказался от своего семейства, бросил
своих детей, женился на двух женах и кончил свою несчастную
жизнь от руки тех же иноплеменников, достойно наказанный за
свое легкомысленное и опрометчивое отступничество!..»
Заключу длинную статью общим местом: крайности никуда
40 годятся; с западной ли стороны упасть в пропасть нигилизма,
^и с восточной — все равно: прямая дорога посередине.

^^
Я. К. ГРОТ
Петр Великий как просветитель России
Добер владатель несть у до волен, дабы об
держал владательгтво в древнем его бытию.
Крижанич. Русское государство в полов-
line • XV11 в. Ч. I. С. IV
Сс оный твой, Россие, Сампсон, каковый
дабы в тебе могл явитися, никто в мире не
надеялся, а о являшемся весь мир
удивился.
Слова и речи Феофана. Ч. II. С. 128
Важные минуты переживает ныне русский народ: воскрешая
славнейшую эпоху его прошлого, они снова сближают Россию с
величайшим деятелем ее истории, настойчиво напоминают его
великие, далеко не вполне еще достигнутые просветительные
цели. Восьмидесятимиллионное население исполинской
державы празднует достопамятный день, когда в русской земле
впервые явилась та могучая духовная сила, которая должна была
оставить неизгладимые следы в судьбах целой Европы. И не одна
Россия, весь славянский мир в эти минуты с гордостью именует
Петра своим. К общему земскому торжеству присоединяется и
Академия Наук, не потому только, что Петр — ее творец, что
мысль его до сих пор отражается в каждом биении ее жизни, но
потому преимущественно, что он был неутомимым поборником
высших интересов человечества, что он положил начало
просвещению своей могущественной нации и ввел ее в круг
деятельных членов образованного мира. Вся жизнь его была труд, забо

Ijemp Великий как пр<>сн<чпипп\и> России 273
та, непрерывная борьба, но борьба, почти всегда
оканчивавшаяся победой: борьба на жизнь и смерть с собственного семьей, — с
сестрою, с супругой, с сыном; кровавая борьба с врагами
внутренними и внешними; наконец, упорная борьба с невежеством,
предрассудками, суеверием, борьба иод знаменем идеи и
истины. Вот самая почетная и самая плодотворная борьба, какую
пришлось вести Петру; плоды образования были
существеннейшим результатом всех подвигов Великого, и этой-то вечнопа-
мятной заслуге его будет предпочтительно посвящено мое
чтение.
Просветительные начала проводились Петром разнообразно:
они являлись в личности его и примере, в его законах и
учреждениях, наконец в мерах, непосредственно направленных к
распространению образования путем училищ и литературы. При
рассмотрении некоторых из этих сторон деятельности Петра
невозможно будет обойти и самого животрепещущего вопроса, так
часто занимающего потомство, вопроса о правильности и
значении его образа действий.
Остановимся прежде всего на личности Петра, взглянем на
собственное его образование, на подготовку, с какою он
приступил к великому делу, и на последующие его духовные успехи.
Хотя о воспитании его в детстве сохранилось мало известий, мы
однако ж знаем довольно, чтобы судить о ходе и характере
развития Петра. Уже в раннем возрасте он носит печать
нравственного величия и гениальной своеобразности. В военных играх с
своими сверстниками, какие бывали и при прежних царевичах,
он не хочет пользоваться преимуществами своего положения: он
ставит себя на одну линию с товарищами, несет с ними равную
службу, начинает с нижних ее степеней, участвует вместе со
всеми в черной работе и для повышения подчиняется требованию
Действительной заслуги; посред забав он уже служит делу и
идее; привыкает к труду и лишениям, к правильному
пониманию обязанностей и отношений, без всякого лицеприятия. В
ребенке Петре мы уже видим будущего карателя всякой неправды.
Постепенно, с каждым годом, он расширяет круг своих военных
потех и более развивает их значение, уже являясь
единственным и беспримерным между всеми современниками, которые
еЩе не могут вполне понять глубокого смысла его поступков.
Книжное учение Петра началось, вероятно, в исходе
трехлетнего возраста-'" его в благодатной тишине уединения. Есть извес-
* Забелин И. Опыты изучения русских древностей* Детские годы
Петра Великого. М., 1872. С. 20 и след.

274
#. К. ГРОТ
тле, что учитель его Зотов очень рано успел заинтересовать его
историческими рассказами с помощью картин (кунштов), не
только находившихся в книгах, но и развешанных по стенам -, в
чем нет повода сомневаться, так как подобные «фряжские и
немецкие потешные листы» уже и прежде водились в царских
палатах. Таким способом любознательность даровитого ребенка
была в высшей степени возбуждена, и мы можем допустить
предположение, что Петр перечитал если не все, то многое из
того, что хранилось в царской библиотеке **. Между учебными
пособиями его был голландский всемирный атлас. Есть
сведение, что молодой царевич, подобно Ивану Грозному, знал
наизусть все Евангелие и Апостол ***. Это показание о Петре
Великом подкрепляется тем, что он впоследствии в письмах своих
любил приводить тексты из Священного Писания. Мы имеем
сверх того свидетельство Лейбница ****, основанное на личных
его сношениях с Петром, что Преобразователь России знал
Священное Писание в совершенстве и был очень сведущ в
церковных делах*****. Из переписки Петра с его приближенными
видно также, что он знал греческую и римскую мифологию. Еще
до первого заграничного своего путешествия он был в некоторой
степени знаком с языками немецким и голландским. Всем
известно, как он, хотя и поздно, при помощи Тиммермана! и других
приобрел сведения в математике. Таким образом Петр, несмотря
на свое плохое воспитание, обладал уже в начале своего
царственного поприща порядочным запасом познаний; но понятно,
что он, при своей ненасытной любознательности, сам чувствовал
их скудость и впоследствии часто жаловался на недостаточность
•• Сказание о рождении, о воспитании... Государя Петра Первого,
изд. В. Вороблевским. М., 1787. С. 43 (Записки Крекшина).
** Петров 77. Петр Великий... СПб., 1872. С. 12.
••"v • Сказание... С. 4 5.
*"•*•'* Герье В. Отношения Лейбница к России и Петру Великому. СПб.,
1871. С. 30.
»**'••••* Близкий к Петру Феофан Прокопович также свидетельствует, что в
разговорах богословских он не только не стыдился, как часто
бывает, и других слушать, и сам не молчать, но с охотою принимал в
них участие, и многих в сомнениях совести наставлял, отвращал от
неверия, приводил к познанию истины, и это делал он не только с
знатными, но и с простыми и бедными, особенно же, когда
случалось, с раскольниками. И на это у него было готово как бы
всеоружие — изученные из Священного Писания догматы, особенно
послания Павла, которые он твердо хранил в памяти (Феофан Про
копович. Слова и речи. Ч. II. С. 160—161).

[femp Великий как просветитель России
275
своего школьного образования. Так однажды, зайдя в учебную
комнату своих дочерей и застав их за уроками, он со вздохом
сказал: «О, если бы я в моей молодости был выучен как
должно!» ''"•'. Легко представить себе, как быстро при этом сознании и
гениальных способностях должны были расти сведения Петра,
особенно во время своих путешествий, практическим путем,
посредством внимательного осмотра всего замечательного,
беспрестанных расспросов и бесед с учеными, с художниками и
техниками. Уже в Кенигсберге он изучил в теории и на практике
артиллерию и сделался, по словам своего учителя, «благоискус-
ным огнестрельным мастером и художником» **. Его
пребывание в Голландии, Англии и позднее во Франции было
постоянною школою, в которой державный ученик изумил весь мир
прилежанием и успехами; во время шведской войны, при его
свидании с польским королем в Биржах, присутствовавшие
заметили, что Петр очень сведущ в географии, черчении и
рисовании и усердно занимается этими предметами ***. Важным
событием в его умственной жизни было сближение с гениальным
ученым и писателем Лейбницем, который с самого вступления
Петра на престол зорко следил за его преобразованиями, а
впоследствии старался быть ему полезным своими идеями в деле
просвещения России. После бесед с Петром Лейбниц был
поражен всею его личностью, был, по собственному выражению в
письме к одному приятелю, удивлен не только гуманностью
такого могущественного государя, но и обширными его
сведениями и быстрым соображением **»*.
••* Stdhlin J. Originalanekdoten von Peter dem Grossen. Leipzig, 1785.
P. 268. Он .же. Записки о Петре III// Чт<ения> в Общ<естве>
Ист<ории> и Др<евности>. 1866. Кн. IV: Смесь. С. 80; Соловь
ев С. М. История России с древнейших времен. Т. XIV. С. 251.
"- Слова из свидетельства, данного Петру его кенигсбергским
учителем полковником Штернфельдом. Соловьев С. М. Указ. соч. Т. XIV.
С. 251.
*** Временник Московского ■ Исторического-> Общ<ества^.
Кн. XVII; Соловьев С. М. Указ. соч. Т. XIV. С. 360.
•v-A-ft* #Mj_ratus in tanto Principe пои tatum humanitatem, sed et notitam re-
rum et judicium acre» (Leibnitii Epistolae ad diversos / div. Ch. Kor-
tholt. Lips., 1734. P. 365, ep. CCVIII, ad Kortnolt). «Audi die zwei
Tage, welehe Peter in Herrenhausen in Erwartung des Konigs von
England damals zubrachte, blieb Leibnitz an seiner Seite voll Be-
wunderung (driickt er sich aus) nicht nur uber die Humanitat, sondern
auch die reichen Kenntnisse und das scharfe Urtheil bei einem solchen
Fursten» (Dr. G. E. Guhrauer. G. W. Freiherr von Leibnitz. T. II.
S. 276). Вообще письма Лейбница полны выражений удивления к

276 I Я. К. ГРОТ
ХарактеристикуПетра в этом отношении дополняет важный
для нас отзыв Феофана. Похвалив изумительную память,
остроумие, находчивость Государя, знаменитый оратор говорит:
«Ему академиями были города и страны, республики и
монархии и домы царские, в которых гостем бывал; учителями его
были, хотя и сами про то не ведали, и к нему приходившие
послы и гости, и его угощавшие государи и правители. Где бы ему
ни случилось быть, с кем бы ни побеседовать, он только о том и
заботился, чтоб это соприсутствие не осталось напрасным, чтоб
ему не уйти и не разойтись без какой-нибудь пользы, без какого-
нибудь поучения. Сверх того много пособило ему и то, что,
выучившись некоторым европейским языкам, он часто занимался
чтением исторических и назидательных книг; от этих-то учений
происходило, что разговоры его о всяком деле были
содержательны, хотя и не многоречивы, и о чем ни велась беседа, от него
слышались рассуждения тонкие и доводы сильные и вместе с
тем рассказы, притчи, подобия, к наслаждению и удивлению
всех присутствовавших» *.
Вообще думают, что Петр, уважая науку, мало сочувствовал
искусству или, по крайней мере, изящному в искусстве, и
предпочитал ему фарс и карикатуру. Правда, что он нередко искал
развлечения в смешном и уродливом; в музыке на него более
действовало поразительное, соответствовавшее его привычкам и
любимым занятиям, нежели утонченно-прекрасное; но в
живописи эстетическое чувство его достигло замечательного
развития, как показывают многие картины и статуи, которые он
выбирал за границею для ввоза в Россию**. Он понимал цену и
значение искусства, стараясь водворить его в отечестве наравне
с наукою. Характеристичен анекдот Нартова, что однажды,
когда приехали в Петербург плясуны и акробаты, то Петр заметил
полицеймейстеру Девьеру: «Здесь надобны художники, а не
фигляры; Петербург — не Париж... Пришельцам-шатунам
сорить деньги грех». Мы узнаем тут и мнение Петра о столице
Франции. В другой раз он, по рассказу того же Нартова,
выразился о Париже еще резче. При отъезде оттуда, пожалев, что
Петру Великому. Так, от 2 июля 1716 г. он, между прочим, писал к
Бурге (Bourguet): *Je ne saurais assez admirer la vivasite et le juge-
ment de ce grand Prince. И fait venir des habilcs gens de tous cotes, et
quand il leur parle, ils en sont tous etonnes, taut il leur parle a propos >
и т. д. (Герье Вл. Переписка Лейбница. С. 360).
* Слова и речи Феофана. Т. II. С. 160—161.
** Bergman В. Peter der Grosse. Bd. VI. S. 72; Stdhlin. P. 55, 98, 196,
297.

Петр Великий как просветитель России
277
должен покинуть место, где цветут науки и искусства, он
прибавил: «Жалею, что этот город рано или поздно от роскоши и
необузданности претерпит великий вред, а от смрада вымрет» *.
Не по одному уважению своему к науке и к искусству Петр
являлся истинно просвещенным человеком. При глубоком
благочестии, которое заставляло его приписывать всякий успех
Богу и считать атеистов безумцами-'", при строгом охранении
православия он однако ж был далек от узкой религиозной
нетерпимости. В чужих христианских исповеданиях он готов был
признать всякую хорошую сторону; в Лондоне, в Данциге, даже
в Москве и в Петербурге он охотно посещал протестантское
богослужение и ценил пользу хорошей проповеди. Здесь нельзя не
вспомнить сильного впечатления, произведенного на него в
Амстердаме зрелищем церквей разных исповеданий, которых
представители мирно сходились на поприще гражданской и
промышленной деятельности ***. Он дал себе слово завести то
же самое в России, и поданный им пример надолго установил
руководящее начало русского правительства. Большое уважение
оказывал Петр памяти германского реформатора, 'Внушавшего
ему особенное сочувствие своим энергическим характером и
образом действий. На одном из памятных листков, которые Петр
всегда носил с собою и в дороге, и дома, отмечены его рукою
годы рождения и смерти Лютера****. Терпимость Петра к
другим исповеданиям выказалась всего ярче в знаменитом указе
1702 года о вызове иностранцев, где находятся следующие
незабвенные слова: «...мы, по дарованной нам от Всевышнего
власти, совести человеческой приневоливать не желаем и охотно
предоставляем каждому христианину на его ответственность пе-
щись о блаженстве души своей. Итак мы крепко того станем
смотреть, чтобы по-прежнему обычаю никто как в своем
публичном, так и в частном богослужении обеспокоен не был, но
Иартов. Анекд. 66 и 126. — Анекдоты Нартова были напечатаны
два раза: в «Сыне Отечества» (1819. Ч. 54 и д.) и в «Москвитянине»
(1812. Ч. II, III, IV и VI, под заглавием «Достопамятные почество-
вания и речи Петра Великого»). Здесь ссылки делаются большей
частью на это последнее издание, в котором анекдоты полнее, с
указанием их номера. На Штелина ссылки делаются означением
страниц.
1 v Stahlin. 37, 155; Нартов. Анекд. 71, 142.
VA* Stahlin. 151; Нартов. Анекд. 4.
• v.. о таких памятных книжках см.: Голиков И. I, 115; XI, 492. Ср.: V,
106 (2-е изд.).

278 Я. К. ГРОТ
f
I
при оном содержан и противу всякого помешательства защищен
был» *Л*.
К сожалению, принцип свободы совести не мог быть
распространен в равной степени на разногласия в лоне господствующей
церкви. Долго Петр относился снисходительно, говоря: «Если
они честные, работящие люди, то пусть веруют, во что хотят:
если их нельзя обратить рассудком, то, конечно, не пособит ни
огонь, ни меч; а мучениками за глупость быть — ни они той
чести не достойны, ни стране прибыли от того не будет» **. Но, с
другой стороны, нельзя было допускать усиления раскола, а
между тем последователи его оказывались злейшими врагами
преобразования, проповедовали появление в царе антихриста,
толпами удалялись в леса и пустыни, уклонялись от службы и
труда. Меры, принятые против их размножения, мало-помалу
повели к преследованиям, пыткам и казням. Случилось именно
то, чего Петр сначала хотел избежать.
Это противоречие приводит нас к другой стороне личности
Петра, к той стороне, которая в глазах многих не раз уже
заслоняла все достоинства его и заставляла видеть в нем
необузданного тирана. Чтобы объяснить это недоразумение, мы должны
припомнить, что при рождении Петра в русском обществе
существовало двоякое настроение. Малая часть его была затронута
начавшимся уже поворотом к европейскому быту; большинство
же коснело в стародавнем застое: «благочестивая старина
боялась западной новизны»***. Петр, сделавшись вождем
меньшинства, не мог не сохранять на себе отпечатка почти общей
грубости нравов. Все, что он вынес из общения с иноземцами, не
могло изгладить в нем влияния домашних примеров; да притом
и в общем духе времени, в нравах западной Европы оставались
еще многие черты суровости. Так произошло в Петре то тесное
сочетание несовместных по-видимому, но явных и
поразительных противоречий, которое дало повод проницательной
немецкой принцессе после первой с ним встречи сказать меткое слово,
что это очень добрый, но вместе и очень злой государь (c'est un
prince a la fois tres bon et tres mediant) ***». Так объясняется в
* Полн<ое> собр<ание> зак<онов>. Т. IV. № 1908: Указ 14 япр.
1702.
** Соловьев. Т. XIV. С. 323; Stdklin. S. 154.
*** Забелин. С. 69.
'*** Erman. Mem<oirs> pour servir a Fhistoire de Sophie Charlotte, reine
de Prusse. Berl., 1801. P. 116—121.

Л 1'*пР Великий как просветитель России
279
нем соединение беспощадной строгости с сердечною мягкостью
и даже нежностью. Так он, будучи в Голландии, в одном
анатомическом кабинете с умилением целует улыбающееся лицо
мертвого ребенка, а в другом заставляет своих сопутников зубами
рвать мускулы человеческого трупа, чтобы приучить русских к
поучительным наблюдениям *. Так, он жалеет о птичке,
задыхающейся под стеклянным колпаком *'•**, — и собственными
руками отрубает головы мятежным стрельцам.
Горячим защитником Петра против упреков в жестокосердии
является, в исходе прошлого столетия, известный историк
князь Щербатов*"-". Он припоминает раздиравшие Россию
перед тем смуты и междоусобия; припоминает бунты, совпавшие с
детством Петра, грозившие его жизни, и гибель многих близких
ему людей: эти обстоятельства могли развить некоторую
жестокость в молодом государе. Страшную строгость, оказанную
Петром в возмездии за последний стрелецкий бунт, заставивший его
внезапно прервать свое путешествие и возвратиться в Россию,
Щербатов оправдывает необходимостью обезопасить
общественное спокойствие от повторения подобных явлений, которые
были бы неизбежны и впредь, пока существовали стрельцы. Что
Петр заставлял некоторых из своих вельмож играть в этом
случае роль палачей, объясняется тем, что он подозревал их в
единомыслии со стрельцами; собственное же его, своеручное
участие в казнях — желанием не огорчить приближенных
возложенною на них печальною обязанностью, которая, впрочем,
по понятиям времени не считалась унизительною ***».
Щербатов прибавляет, что Петр не без суда казнил стрельцов;
напротив, произвел столь справедливый суд, что всякий, кто мог
* Пекарский. Наука и лит-ература> при Петре В<еликом>. Т. I.
С. 9 10.
'•'•'•* Мартов. С. 101.
•V .л £ статье «Рассмотрение о пороках и самовластии Петра В<ел и
кого"-» (Чт- ения> в Общ<сстве> Ист<ории"> и Др<евностей>. 1860.
Кн. I).
•'"•'•' Ср. Крижанич. Т. II. С. 240: «В давних веках князи немецки сами
бяху каты: и сами своими руками фатом и иным кривцем главу от-
резовяху некоими великими ножицами, каковые ножицы и до
днеска на память держят в соблюдению: и славятся, кои от
таковых главорезцев свой род издавна ведут: яко ми есть поведал
Филип фон Зеиц полковник, еже де он сам есь видел таковые ножицы
у Шварцебургских Князев, и инде». О петровском времени метко
выражается Державин: «Нравы были тверже; смерть — дело
обыкновенное» (Соч. Держ<авина>. Т. VII. С. 345).

280 ; Я. К. ГРОТ
сколько-нибудь оправдаться, был освобожден от плахи; мало
того: некоторые начальники стрельцов, участвовавшие в бунте,
но показавшие раскаяние и обещавшие верность, получили
помилование и награды. Что касается грозных возмездий сестре и
сыну, то Щербатов ни в чем не находит оправдания жестокости
Петра, кроме воспитания его и духа времени*. Но осуждение
Князь Щербатов далее рассуждает таким образом: Многие ставят
Петру в вину, что он за проступки своих приближенных иногда
своими руками наказывал их. Щербатов сознается, что в европейских
обычаях, Петром же введенных, это не может не казаться
странным, и многие из нас, замечает он, конечно захотят «скорее
смертную казнь претерпеть, нежели жить после палок и плетей, хотя бы
сие наказание и священными руками и под очами Божия
помазанника было учинено». Но всякий век имеет свои нравы, а тот век
был таков, что значение побоев измеряли только степень
причиненной боли, не вменяя их себе в бесчестие, хотя бы они нанесены
были и рукою палача. Удивительно ли же, что Петр Великий, следуя
своему горячему нраву, в обращении с людьми такого воспитания,
сам уступал своему воспитанию? Притом, кого он таким образом
наказывал? Или тех, которых он из праха возвел на высокую
череду, или молодых людей, часто порочных, которые по закону
заслуживали более жестокого наказания. Но вельможи сановитые, как
князь Яков Фед. Долгоруков, хотя и резко ему противоречивший,
Борис Петр. Шереметев, князья Мих. Мих. и Дм. Мих. Голицыны,
такому домашнему исправлению никогда не подвергались. Итак,
заключает Щербатов, лучше подивитесь, хулители Петра, что он,
при своем вспыльчивом характере, при своем воспитании,
терпеливо переносил частое ему противоречите и правду, и, жертвуя своим
самолюбием благу государства, не только не наказывал верных
своих слуг за икренность, но еще осыпал их своими милостями.
Относительно наклонности Петра Великого к шумным
увеселениям надобно вспомнить, каковы были тогда вообще нравы и
обычаи в Европе, и примеры, которые там видел царственный
путешественник. Везде, говорит Щербатов, во время увеселений и
пиршеств выходили из пределов умеренности. Не забудем, что
Петр, хотя и следовал в таких случаях современным обычаям, но
отличался тою особенностью, что при этом слагал с себя царское
величие и, нисходя к своим подданным, веселился с ними, как
равный, позволял всякому говорить ему правду и обращаться с ним без
чинов. Разгул Петра в поздние часы дня нисколько не ослаблял его
деятельности в остальное время, служил ему только необходимым
умственным и телесным отдыхом. Притом очень возможно, чо Петр
в этих увеселениях имел еще и особенную целы принуждая своих
приближенных, а иногда и женщин пить сверх меры, он, может
быть, хотел пользоваться их откровенностью, узнавать их тайные
помыслы и взаимные отношения, чтобы тем легче оберегать себя от
их наветов и козней, от их противодействия его нововведениям.

Петр Великий как просветитель России 281
сына на смерть было политическою необходимостью, так как
невозможно было бы, пока он жив, безвозвратно устранить его от
престола, на который возведение его равнялось бы
решительному уничтожению всех преобразований отца.
Особенного внимания историка и психолога заслуживает
одна знаменательная черта в бессмертной личности Петра 1.
Самодержавный повелитель миллионов, он, по особенным ли
потребностям своей гениальной природы или по глубоко
обдуманному плану соединяет с царским саном характер частного
лица: передает почести и роль государя подданному, а сам
становится в ряды не только простых граждан, но работников;
исправляет механические труды почти по всем отраслям
технического производства; иногда не отказывается даже от задельной
платы ••*; поет в церкви на клиросе; ездит в Москве славить
Христа; проходит службу с нижних чинов; является к
воображаемому кесарю в качестве подданного; принимает служебные
награды от своих вельмож; переписывается с доверенными лицами
как равный.
Таким образом Петр представляет нам на престоле
совершенно исключительное и беспримерное в истории явление: ничего
подобного мы не встречаем и у других народов. Есть основание
думать, что так действовал Петр не по прихоти, но с
намерением, — чтобы служить примером малообразованному народу,
который до тех пор полагал все величие во внешности, все
счастье — в праздной и беззаботной жизни. Именно для тогдашнего
русского общества нужен был пример государя, который,
наперекор всем преданиям и понятиям массы, не только не гнушался
ничем человеческим, но не избегал и самых низких,
по-видимому, занятий. Зная, как хорошо он изучил Священное Писание,
Не мог он распространить торговли без приобретения портов, а
приобрести портов не мог без войны: потому регулярные войска для
защищения государства и для распространения границ до моря
были необходимо нужны. Он ввел новые порядки, изменил
внешние обычаи, установил налоги, записал дворян в службу, не на
сроки, а навсегда; взял детей, послал учиться разным мастерствам и
наукам. Если б Петр не преобразовал войска, — а это повлекло за
гобой и другие изменения, — кто ручается, что завистливые
соседи, давно заграждавшие просвещению путь в Россию, не
воспользовались бы ее бессилием задолго до времени, когда бы она успела
сама собой иреобрести улучшения, доставленные ей Петром, но
которые, по расчислению Щербатова, без особенных напряжений
могли бы осуществиться не прежде 1892 года.
• Иартов. Аиекд. 81.

282 Я. К. ГРОТ
можно предполагать, что глубокая новозаветная мысль лежала
в основе такого образа действий. Не без умысла Петр хвалился
мозолями на своих руках, недаром указывал на себя подданным
и говорил, что врачует их примерами *. Чтобы внушить русским
людям уважение к труду, он становится среди своего народа
первым тружеником, неутомимым, «вечным работником». Вот
коренная просветительная идея и цель Петра. Таков же был
источник крайней бережливости Петра и простоты во всей его
обстановке — в одежде, в пище, в устройстве его двора. Весь
поглощенный заботами о существенном, он не находил и времени
думать о внешних удобствах или пышности. Даже в последние
годы жизни у него не было своего цуга: обыкновенно он ездил в
простой одноколке парой, а для торжественных выездов
занимал экипаж с лошадьми у одного из своих вельмож **. И,
несмотря на всю умеренность своего образа жизни, он почти всегда
испытывал нужду. Такую же бережливость старался он ввести и
в общественную жизнь, о чем свидетельствует не один изданный
им указ об ограничении роскоши ***.
Приходя к общему заключению о личности Петра,
изображение которой, впрочем, далеко не исчерпано мною, мы должны
согласиться, что он, отражая в себе некоторые темные стороны
своего времени, вообще стоял однако же неизмеримо выше его
по своим понятиям и взглядам: многие идеи, только в наш век
проникающие в общее сознание, уже занимали и руководили
Петра в его деятельности и законодательстве. Самою
выдающеюся чертою духовной природы Петра было его правдолюбие,
его ненависть ко всякой лжи. После посещения английского
парламента он, по свидетельству Нартова, невольно заметил:
«Весело слышать, когда сыны отечества королю говорят явно
правду; сему-то у англичан учиться должно» ****. Известно,
как сам он всегда требовал правды от своих подданных, как
охотно прощал всякую вину за откровенное в ней сознание.
Глубокое уважение к истинному достоинству и заслуге, к сущности
всякого дела, к знанию и труду, строгое правосудие, разумное и
спокойное мужество, непоколебимая твердость, решительность
и вместе с тем удивительная скромность украшали его так же,
как, с другой стороны, безрассудная отвага и страсть к
завоеваниям были ему чужды; природа щедро наделила его дарами,
* Нартов. Анекд. 12.
** Дневник камер-юнкера Берхгольца. М. 1860. Т. И. С. 177.
*** Соловьев. Т. XIV. С. 311; Т. XVI. С. 220, 224.
***** Нартов. Анекд. 6.

Петр Великий как просветитель России &? 283
нужными герою-просветителю в борьбе за умственные и
нравственные успехи человечества. Уже тотчас по вступлении на
престол он является во всеоружии своего гения и могущества и
приступает к преобразованиям с ясным пониманием потребностей
народа, но разумеется, что полнейшего и самого блестящего
развития творческая его деятельность достигает только в последние
годы его жизни, когда опытность придает силы его духу и
внешняя безопасность государства окончательно утверждена.
Необходимость, неизбежность коренной реформы русского
быта истекала из самых его условий; государство не могло
оставаться в прежнем положении, должно было или сделаться
жертвою сильных соседей, или выйти на новый путь развития.
Тогда-то таинственный дух жизни вызвал в лице Петра
неожиданное орудие обновления России. Нынешнее торжество ее
служит громким всенародным протестом против односторонних
обвинений великого дятеля в человеческих слабостях и в ошибках
при избрании средств к достижению преобразовательных целей.
Тем не менее, говоря о его заслугах, нельзя не коснуться этих
упреков. Некоторые из них произносились уже его
современниками, особенно иностранцами и теми из русских, которые не
могли примириться с новизнами. Упреки доходили до него
самого и вызывали его оправдания "'•*. Смерть Преобразователя,
невольное сознание его превосходства ввиду совершавшихся
событий надолго сомкнули уста порицателей. Все суждения о нем
слились в один голос общего удивления и почитания. Историки,
ораторы, стихотворцы уподобляли его божеству. Ломоносов в
стенах Академии Наук был красноречивым истолкователем
благоговения потомства к Родителю Елисаветы**. Но к концу
прошлого столетия все это безмерное обожание, крайности, к каким
привело злоупотребление некоторыми из петровских идей,
наконец начавшее пробуждаться в немногих умах национальное
самосознание возбудили сомнения в безусловном величии
Петра. Стали отыскивать недостатки в его свойствах и
деятельности. Еще в 1770-х годах княгиня Дашкова2, находясь в Вене на
°беде у знаменитого министра Кауница:* и слыша похвалы его
Петру Великому, разразилась длинною филиппикой против
знаменитого государя: она доказывала, что в России издревле
процветала любовь к искусствам и были историки, оставившие
целые груды рукописей, что и без Петра могущественная, богатая
"•'•' Нартов. Анекд. 26, 121.
г Похвальное слово его было произнесено 16 апр. 1755 г. См.: Соч.
Ломоносова, изд. Смнрд. Т. 1. С. 579.

284
Я. К. ГРОТ
держава привлекла бы к себе внимание Европы и т. д. * Позднее
Болтин указывал, между прочим, на вред, произведенный при
Петре отправлением дворян в путешествия по чужим краям,
откуда большая часть посланных «возвратились не просвещеннее,
не умнее, но порочнее и смешнее, нежели были». Впрочем,
Болтин, вообще сочувствуя мудрым мерам Преобразователя,
прибавлял: «Тогда познал Петр Великий, что надобно начать
хорошим воспитанием, а кончить путешествием, чтобы видеть
желанный плод» **.
Подобные укоризны продолжались и в нынешнем столетии.
Самым строгим судьею Петра сделался тот самый Карамзин,
который в молодости усердно защищал его. «Все народное ничто
пред человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами.
Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских, а
что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды
человеческой, то мое, ибо я человек». Так говорил Карамзин в
«Письмах русского путешественника» ***; в «Записке о древней и
новой России» же, хваля многие свойства и законы Петра, он резко
укорял его за введение иностранных обычаев, приписывал ему
презрение к народным особенностям, осуждал отмену в высших
классах русской одежды, пищи, бороды, порицал учреждение
Сената вместо древней Думы, — коллегий вместо приказов, —
министров, канцлеров, президентов вместо бояр, — генералов,
капитанов, лейтенантов вместо воевод, сотников,
пятидесятников. Далее Карамзину казалось вредным для нравов, что в
соединении обоих полов европейская вольность заступила место
азиатского принуждения; он жалел, что русские утратили свое
гражданское достоинство вместе с уверенностью, что святая
Русь — первое государство в мире, обвинял Петра за жестокость
и ужасы самовластия, за унижение духовенства, подчинение
церкви мирской власти, наконец, за основание столицы в
суровом климате, на болотистой почве. Далее, однако ж, в той же
записке, Карамзин, желая унизить современные ему реформы,
превозносит идею русского Сената и невольно впадает в
противоречие с самим собою ****.
Такие же нарекания Петру повторялись и в наше время. Не
вдаваясь в подробности спорных вопросов, остановлюсь только
на двух главных обвинительных пунктах, к которым примыка-
* Memoirs of the princess Daschkaw. Т. II. P. 258.
** Примечания на историю г. Леклерка. Т. II. С. 223.
*** Соч. Карамзина, изд. Смирд. Т. II. С. 515.
**** О древней и новой России. М., 1871. С. 2250—2258, 2283—2284.

11 с игр Великий как просветитель России 285
ют все остальные. Говорят: 1) что он вытеснял русские обычаи
иностранными, предпочитал иноземцев русским людям; 2) что
он в своих преобразованиях употреблял насилие, принуждение
и слишком крутые меры.
Против первого обвинения позволю себе напомнить, что
народные обычаи бывают двоякие: одни касаются сущности быта,
другие составляют только внешние его принадлежности. К
числу первых относились у русских: затворничество женщин,
браки без согласия обеих сторон *, правеж, продажа крестьян
порознь без земли и пр. Кто в наши дни решится упрекнуть Петра
за отмену или попытки к отмене этих варварских порядков?
К другому разряду обычаев принадлежат борода и одежда,
обратившие на себя гонения Петра. Здесь надобно нрипомнить, что
еще до него были при московском дворе люди, начавшие брить
бороду и одеваться по-европейски. Брат его Федор Алексеевич
уже ввел между своими царедворцами польское платье. Еще при
Годунове русские стали знакомиться с Западом и подражать в
наружности иностранцам. Это не могло не возбудить
негодования в упорных приверженцах старины. Мало-помалу «борода,
по словам С. М. Соловьева, стала знаменем в борьбе двух сторон,
и понятно, что когда победит сторона нового, то первым ее делом
будет низложить враждебное знамя» **. Что касается до
одежды, то достаточно указать, что длинное платье, исконное
отличие жителей Востока, соответствует сродной им линии и мешает
движению, работе. «Что делает обыкновенно человек в длинном
платье, когда он начинает работать?» — спрашивает г. Соловьев
и отвечает: «Он подбирает полы своего платья... Таким образом
и русский человек, вступая на поприще европейской
деятельности, естественно, должен был одеться в европейское платье, ибо
вопрос и состоял только в том: к семье каких народов
принадлежать, — европейских или азиатских? — и соответственно
носить в одежде и знамение этой семьи» ***.
Другою важною причиною, рукаводившею в этом деле Петра,
было его желание привлечь в Россию иностранцев. Он
предвидел, что при сохранении прежней одежды они продолжали бы
" Затворничество женщины было, конечно, следствием грубости
нравов, при которой она не могла быть безопасною от оскорблений
всякого рода. Еще в 1702 г. последовало распоряжение, чтобы браки
никогда не заключались без обоюдного согласия вступающих в
супружество.
** Соловьев. Т. XIV. С. 277.
*** Там же. Т. XV. С. 137.

286
Я. К. ГРОТ
чуждаться русских, и захотел уничтожить внешнюю помеху к
сближению. Русские, с своей стороны, считая одних себя
истинными христианами, а другие народы чуть не язычниками, в
гордом самомнении презирали иноземцев, смотрели на них как на
поганых, считали за грех иметь с ними сношения, а тем более
перенимать у них что-нибудь *; и это заставило Петра принять
крутые меры, чтобы преодолеть старинное предубеждение.
Забота о сближении России с Западом не была новостью: эта мысль
более или менее занимала всех предшественников Петра,
начиная с Ивана III: все они вызывали иностранных рудокопов,
ремесленников, художников, наконец, образовали целые полки
солдатские и рейтарские с иноземными офицерами. Иван
Грозный старался овладеть левонским берегом Балтийского моря,
вопрос о праве собственности на Неву возник с XIV столетия.
Путь для преобразований был ясно намечен: недоставало только
гигантской воли и могучей руки для их совершения. Мысль о
народностях тогда еще нигде не пробуждалась: удивительно ли,
что Петр, желая образовать свой народ, не думал оскорблять его
заимствованием иностранных обычаев и вызовом чужеземцев?
В этом он побуждался одним жеданием пользы, одними
экономическими и политическими видами и следовал естественному
историческому закону. «Как водится у других?» — вот
простейший вседневный вопрос человеческой жизни; его задавали себе с
незапамятных времен, повторяют теперь и вечно повторять
будут. Естественно было, что народы скудного, запоздалого в
образовании Севера, пока не стали на ноги, с ученическим доверием
обращались в своих сомнениях к более опытному и сведущему
Западу, который, кроме того, и своею более богатою природою,
и более развитою общественностью всегда радужными красками
рисуется в воображении северянина. Закон преемственности
образования проходит чрез всю всемирную историю. В Грецию
египетские и финикийские переселенцы занесли
древневосточное образование; греческая культура разлилась по обширному
римскому миру, который, наконец, охватил и северо-запад
Европы; позднее греко-римское образование простерлось по
Германии, еще позднее по Скандинавии. На славянский Восток, долго
остававшийся в стороне от этого влияния, начатки образования
сперва проникли из Византии, потом стали проникать и с
Запада. Ближайшие к остальной Европе Польша и Малороссия по
своему положению ранее других стран, составляющих нынеш-
* Забелин. «Опыты* и пр.; Русская личность и пр.; Общество
накануне петровской реформы. С. 96 и др.; Щербатов. С. 10 и др.

Петр Великий как просветитель России 287
шою Россию, сделались причастны к общеевропейской науке и
послужили Москве первым источником этой науки. Из Киева
с середины XVII века начинается переселение литературно
образованных духовных в Москву, начинается прививка
западноевропейских познаний, понятий и слов к дикому еще дереву
великорусской жизни. Между тем туда же, в Москву, еще с
XVI столетия идет другая колонизация: под стенами царской
столицы со времен Ивана Грозного* образуется и быстро растет
Немецкая слобода, где селятся иноземные мастера, техники,
инженеры, врачи, торговые и военные люди. Но до Петра
русские держались далеко от Немецкой слободы, в которой
побывать считалось даже грехом.
Петр, вопреки предрассудку, начинает посещать слободу,
находит в ней новые умственные наслаждения и обильный
источник заманчивых познаний в беседе с людьми живыми, свежими,
образованными, знакомыми с политическим состоянием
Европы **. Без этой колонии у Петра не было бы ни Тиммермаиа, ни
Гордона \ ни Лефорта, которые явились в Россию на призыв
Алексея Михайловича. Но ни малороссийские переселенцы, ни
Немецкая слобода не удовлетворяют Петра. Он хочет черпать
свет у самого источника, хочет усилить в России европейскую
колонизацию, чтобы привлечь в отечество западную науку,
промышленность, торговлю. Обвинять Петра за выбор этого
естественного пути к обновлению своей страны, сожалеть, что он не
предпочел, сложа руки, терпеливо предоставить русских
медленному ходу саморазвития, не значит ли покидать почву
действительности и истории? В нынешнем человечестве есть только
две совершенно независимо одна от другой развившиеся
цивилизации: греко-римская и китайская. Те, которые желали бы
еще третьей, исключительно русской, цивилизации, забывают и
попытки предшественников Петра, и географическое
положение России: с одной стороны, по континентальной массивности
земли, по обширности ее пространств и по малому
прикосновению к морю, физические условия ее неблагоприятны для
саморазвития народа; с другой стороны, по отсутствию естественных
преград между ею и Западом, посвоему положению на
открыли, хотя и отдаленной равнине Россия как бы предназначена
* Карамзин. И<стория> Государства> Р<оссийского>. Т. IX. С. 261
(изд. Эйнерл.).
*'- Posselt M. Franz Lefort & с, St. Peterburg, 1865. и разбор этого
сочинения В. Бауером (Ж<урнал> М<инистерства> ir ародного> гкро-
свещения>. 1867. № 1).

288
Я. К. ГРОТ
была самою природой к дружному единению с остальной
Европою, которой географическое очертание несравненно выгоднее
для успехов просвещения. Согласно с этим указанием природы
поступил и Петр, сокрушив китайскую стену, воздвигнутую
вековыми предрассудками против сношений с Западной Европою.
Была еще политическая преграда — вражда и зависть соседей,
отделявших Россию от моря и старавшихся не допускать к ней
просвещения: Петр уничтожил эту преграду завоеванием Ингер-
манландии и Ливонии. Приглашая к себе иностранцев, посылая
своих в чужие края, он только стремился к тому, что ныне
достигается пароходами, железными дорогами, телеграфами,
этими могучими рычагами плодотворного обмена мыслей, обычаев
и жизненных потребностей.
Не иностранцы сами по себе были нужны Петру; ему нужны
были наука, искусство, фабрики, торговля. Иностранцы
служили ему только орудием его планов, учителями русских. В
позднейшее время своего царствования он давал иностранцам
только второстепенные места в службе, высшие же должности
предоставлял своим соотечественникам: так в президенты
коллегий назначал он русских, иноземцы получали только звание
вице-президентов; чин 1-го класса также не был доступен
иностранцам*. По этой же причине в шведскую войну, поставив
двух фельдмаршалов, Меншикова и Огильви, Петр кончил тем,
что устранил последнего. В этом отношении он не уступал
внушениям некоторых пришельцев, напр<имер> Паткуля,
который желал, чтобы в военном и дипломатическом деле немцы
совершенно вытеснили неспособных, по его мнению, русских.
Петр, напротив, возлагал на своих единоземцев великие
надежды в будущем и при всех случаях подготовлял им возможность
заменить со временем своих учителей как в практической
деятельности, так и в науке. Обманувших свое доверие иностранцев
он не щадил, так же, как и своих; в пример тому может быть
приведен давно находившийся в русской службе Виниус,
которого он долго отличал, но удалил от дел, как скоро убедился в
его недобросовестности **. Нельзя подвергать Петра
ответственности за первенствующую роль, какую вскоре после него играли
иностранцы, пользуясь слабостью правительства и употребляя
во зло свое положение. По всему видно, что он считал вызов их
только временною мерою.
* Пекарский. Т. I. С. 303.
** Соловьев. Т. XV. С. 194; Т. XIV. С. 356; Т. XVI. С. 33, 19.

Петр Великий как просветители России 289
В стихе Пушкина о Петре: «не презирал страны родной»
заключается глубоко справедливая мысль. При всем своем
видимом пристрастии к иноземцам он оставался вполне русским
человеком не только по своей восторженной любви к России, по
вере в ее судьбу и в способности русского народа к
самоусовершенствованию, но и по своим вкусам и характеру. В народном
быту он преследовал только то, что противоречило его
просветительным целям, но не касался безвредных обычаев, которые и
сам любил соблюдать. При взятии Риги Петр, обратив внимание
на университет, находившийся в Пернау, выразил намерение
посылать туда для обучения молодых людей из своего
государства и учредить в высокой школе особого профессора, который
бы мог обучать славянскому (т. е. русскому литературному)
языку и ввести его туда *.
Перейдем к обвинению Петра в слишком крутых и
насильственных мерах. И оно значительно ослабеет, как только мы
беспристрастно взглянем, с одной стороны, на общий дух времени,
на общую суровость, еще проникавшую тогда законодательства
и систему правительственной деятельности во всей Европе, с
другой стороны — на умственное и нравственное состояние
тогдашней России. Строгое порицание действий Петра часто
происходило от недостаточного знакомства с средою, его окружавшею,
со всеми подробностями его распоряжений и поводов, которые
их вызывали. История его царствования была мало разработана.
Только теперь, когда открыта масса новых документов, когда
мы имеем уже основанное на актах изображение времени Петра
в трудах Соловьева и отчасти Устряловал и во множестве
монографий, возможно более сознательное и справедливое
отношение к делу.
Чтобы в двух словах очертить быт русского народа до Петра,
довольно сказать, что в нем не было ни семьи, в истинном ее
значении, ни школы. Возможна ли семья без женщины, а в русской
семье женщина была рабой и затворницей. Большинство
русских людей, не получив никакого образования, переходило в
деятельную жизнь почти прямо из детской, в полном умственном
и нравственном несовершеннолетии; не все даже бояре умели
читать. Высшие сословия вообще мало отличались от низших,
^чить было некому: иностранцев убегали как иноверцев; все от
них исходившее считалось богопротивным. Книг почти не было;
J W-\ которые читались, не могли доставлять ни большой пользы,
тн особенного развлечения. Невежество, праздность, пороки по-
•' Соловьев. Т. XVI. С. 49.

290
Я. Я. ГРОТ
рождали разбои и убийства, так что в самой столице не было
полной безопасности. Богатый и сильный притеснял бедного;
помещики угнетали крестьян. Редко кто не был заражен
суеверием, верой в порчу, колдовство, в дьявольские наветы, что
опять влекло за собой преступления и разные ужасы. Много
резких черт для картины тогдашних русских нравов доставляет
сочинение жившего в Москве во второй половине XVII века серба
Юрия Крижанича *6, в котором, как в соплеменнике русских,
нельзя предполагать национального предубеждения. Его
показания представляют много сходства с тем, что мы находим у
иностранцев, описывавших тогдашнюю Россию, напр., у
англичанина Перри, которого подозревают в пристрастии.
Национальное самолюбие не должно, кажется, мешать нам видеть ее
тогдашние нравы в настоящем их свете и выслушивать спокойно
их описание. В этом, как и во многом другом , для нас
поучителен пример Петра Великого, который, как рассказывают,
прогневался на Бужинского7 за то, что им при переводе Пуффендорфа8
было пропущено место, касавшееся русских нравов, и приказал
пополнить перевод**. Указывая на экономическую бедность
государства, как на естественное следствие его замкнутости вдали
от моря, при умственной неразвитости жителей, Крижанич
говорит, что ленивый непромышленный русский человек сам себе
не хочет добра сделать, если силою не будет принужден.
«Великое наше народное несчастие, — пишет далее Крижанич, —
неумеренность во власти; не умеют наши люди ни в чем меры
держать... Расплодились в нас премерзкие нравы, так что пред
другими народами русские являются обманчивыми,
неверными, склонными к воровству, убийству, неучтивыми в беседе.
А от чего все это происходит? От того что всякое место
наполнено кабаками, заставами, откупщиками, целовальниками, выем-
щиками,тайными доносчиками; люди отовсюду и везде
связаны, ничего не могут свободно делать, трудом рук своих не могут
свободно пользоваться. Все должны делать и торговать тайком,
в молчанку, со страхом и трепетом, укрываться от такой
огромной толпы правителей или палачей... Ни у немцев, ни у
остальных славян, нигде на свете, кроме одной русской державы, не
видно такого гнусного пьянства: по улицам в грязи валяются
Русское государство в половине XVII века, рукопись времен царя
Алексея Михайловича. Открыл и издал П. Безносов. М., 1859.
Введение в гисторию европейскую. СПб., 1723. Глава первая на
десять: О России или обще Московии. С. 837. Анекдот этот (Пекар
ский. Т. I. С. 326) рассказан у Штелина (Stdhlin. S. 274).

Петр Великий как просветитель России
201
мужчины и женщины, миряне и духовные, и многие от
пьянства умирают» *.
Начертывая, может быть, уже слишком мрачными красками
эту картину быта, Крижанич предлагает и программу мер к
исправлению его, программу, которая во многом удивительно
сходится с последовавшею деятельностью Петра, —
убедительнейшее доказательство, что время для преобразований приспело,
что между лучшими людьми уже созрела мысль о
необходимости изменений. Так, Крижанич в особенности предлагает к
учению, к книгам и к вызову иностранцев, но с тем, чтобы они,
исполнив свое дело, не оставались в России; советует изъять
купечество из-под власти воевод, учредить цехи, заботиться
увеличением народонаселения, уменьшением роскоши. <<В России
полное самодержавие: повелением царским можно все
исправить и завести все полезное».
Профессор Соловьев, нашедши в актах свидетельство, что
рукопись сочинения Крижанича принадлежала к числу книг,
находившихся на верху, т. е. в царских палатах, не допускает од-
Это извлечение помещается здесь в переводе г. Соловьева (Т. XIII.
С. 297-298). Вот в подкрепление несколько выписок из самого
сочинения Крижанича: «Великая народная л и хота наша есть неумер-
ковано владание. Незнадут наши люди ни в чем меры держать, ни
средним путем ходить; но всегда по краинах и по пропастех
блудят» {Крижанич. Т. II. С. 1 79). «Зарад того суть ся заплодилн в сем
людству премерзки наровы: та ко да ся Русаки от иных народов сце-
няют быть обманны, неверны, нещадны на крадение и на убойство,
не почтены в беседе, не чисты в житии. А откуд то исходит? Оттуд:
что всяко место есть полно кабаков и самотержия, и преповедей, и
откуиников, и целовальников, и выемников, и заставников, и
тайных докладчиков: тлко да люди отовсюд и везде есуть звязаны: п
ни чесо не могут слободно делать: и труда рук и пота лиц своих не
могут слободно ужить. Но все но тайну и молчачь, со страхом и с
трепетом и с обманом мора ют справлять и торговать; и укрываться
от тех толиких оправнпков и выдорников и иотворников или паче
катов» и проч. (Т. III. С. 296).
♦ А что есть иаимерже: владлтели ooiнеявно постают товарупш
вором; где приказники вором наровят, для ради даров; а гражаны пе-
мают области сами казнить воров» (Т. III. С. 302); «...нить у
Немцев, нить у Белорусцев, нить остальных Словенцев, нить пндс где
на свету, окром единые Русские державы, нигде ся не видит тако
скаредно пьянство: да беху ся по улицам в блату утоплены валяли
мужи и жены, мирски и духовны, и да беху многи от пьянства
умирали» (Т. III. С. 300).
О сходстве программы Крижанича с деятельностью Петра см.
подробнее в «Истории» Соловьева (Т. XIII. С 199 204).

292
Я. К. ГР(У1
нако ж мысли, чтоб этот труд мог иметь какое-нибудь значение
в преобразованиях Петра. Для такого предположения нет
никаких данных.
Ничто не держится так упорно, не изменяется так медленно,
как нравы народные. Станем ли же удивляться, что во все
царствование Петра встречаем черты быта, сходные с теми, какие
отметил Крижанич? Ими изобилуют современные акты, след
ственные дела Преображенской канцелярии, указы самого Пет
ра, наконец, сочинения Феофана и крестьянина Посошкова".
В своей книге: «О скудости и богатстве» этот изумительный
самоучка чрезвычайно сходно с ученым сербом характеризует со
стояние русского общества: «Не точию у иноземцев свойствен
ных христианству, но и бусурманы суд чинят праведен; а у нас
вера — святая, благочестивая и на весь свет славная, а судная
расправа никуды не годная, и никакие указы не состоятся, все
ни во что обращаются, но всяк по своему обычаю делает. И доне-
леже прямое правосудие у нас в России не устроится и всесовер
шенно не укоренится, то никакими мерами богатым нам быть,
яко и в прочих землях, невозможно, такождо и славы доброй
нам не нажить, понеже все пакости и непостоянство в нас
чинятся от неправого суда, от нездравого рассуждения, и от нерас
смотрительного правления и от разбоев. Крестьяне, оставя свои
домы, бегут от неправды. Древних уставов не изменя, самого
правосудия насадить и утвердити невозможно. Неправда в пра
вителях вкоренилась и застарела, от мала до велика все стали
быть поползновеины — овые ко взяткам, овые же боящиеся
сильных лиц. И того ради всякие дела государевы не споры, и
сыски неправы, и указы не действительны: ибо все правители
дворянского чина знатным норовят, а власть имут и дерзновение
только над самыми маломочными людьми, а нарочитым дворя
нам не смеют и лова воспретительного изрещи... Видим мы все,
как великий наш Монарх трудит себя, да ничего не успеет; пото
му что пособников по его желанию немного: он на гору аще и
сам-десять тянет, да под гору миллионы тянут, то како дело еп*
споро будет? Колико новых статей издано, а немного в них дей
ства, ибо всех их древностная неправда одолевает. И того ради
по-старому: кто кого сможет, тот того и забижает» ••*.
Таким образом нетерпеливый Посошков находит и энергичс
ские меры Петра еще недостаточными, требует еще более реши
тельных преобразований. Но такое же нетерпение видно и и
* Сочинения Ивана Посошкова. Изд. М. Погодиным. М., 1842. С. 87
89, 95.
1

Петр Великий как npi tear ти те ль России 293
сильных средствах, какие употреблял Петр против вековых
нецугов своего народа, будучи убежденным, что на первых порах
его перевоспитания нельзя обойтись без принуждения и
повторяя свою любимую поговорку: «Легче всякое новое дело с Богом
начать и окончить, нежели старое, испорченное дело почини-
вать» -. Свой взгляд на неизбежность принудительных мер
великий правитель не раз выражал в письменных актах. Так, он
писал однажды тульскому воеводе Ивану Данилову: «хотя что
добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения
не сделают» **. В одном из указов Петра (о введении китового
промысла) говорится: «Когда в том старом и заобыклом
государстве (т. е. в Голландии) принуждение чинится, то кольми паче у
нас надобно принуждение в том, яко у новых людей во всем» ***.
Особенно же характеристичны слова его в указе об умножении
мануфактур в России: «наш народ — яко дети неучения ради,
которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не
приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но
когда выучатся, потом благодарят, что ясно из всех нынешних дел:
не все ли неволею сделано, и уже за многое благодарение
слышится, от чего уже плод произошел» ***». Здесь высказана
побудительная причина многих действий Петра: понимая
потребности России, чувствуя свое всемирно-историческое призвание,
видя в других странах свои идеалы осуществленными, он не
хотел предоставлять неверному будущему исполнение того, что
считал нужным и полезным, спешил действовать с
лихорадочным нетерпением, знал цену времени и требовал, чтобы другие
так же, как сам он, дорожили каждой минутой. Мы сейчас
видели, что он в примере понудительных распоряжений приводил
Голландию. В то время вообще европейские правительства не
стеснялись в выборе средств для приведения в действие своих
решений, и деспотическое начало было господствующим
характером монархии. Сюда же относятся жестокие пытки и казни, в
г П<'каре кии. Ист<ория - Ак<адемпи> н* аук >. Т. I. С. XXVIII.
•' Голиков. Т. VIII. С. 193.
П олное • с'обрание > з< аконов •. Т. VII. № 4348.
Там же. № 4345. П. 2. — «Петр иначе не мог смотреть на свой народ
«сак на ребенка» хотя и одаренного разнообразными способностями,
ни не воспитанного, г великим будущим, но с малым настоящим и
прошедшим. Этот взгляд он проводит во всех своих
преобразованиях, и целое столетие доказало, до какой степени он был прав»
(Афанасьев. Государственное хозяйство при Петре В- еликом - // Совр<е-
менник-'. 1847. №IV. С. 79).

294
Я. К. ГРОТ
которых обвиняют Петра. К сказанному прежде об этом можно
прибавить, что строгость его происходила скорее от убеждения в
ее необходимости, от понятий века и начал тогдашнего
законодательства, нежели от наклонности сердца. Уголовные законы в
то время везде были более или менее суровы; самым
разительным тому примером может служить Римская империя, где в
исходе XVIII столетия, при самом человеколюбивом государе,
Иосифе II10, еще были в ходу варварские телесные наказания
палками, плетьми и розгами*. Да и вообще, при суждении о
русских нравах в петровское время не надобно забывать, как
низок был тогда еще и в Западной Европе уровень общественной
нравственности и столь высоко ценимой ныне гуманности. Нет
сомнения, что в свойствах незлобивого, смиренного русского
народа, особенно сельского люда, было много таких черт, которые
бы должны были располагать законодателя к смягчению
уголовного кодекса; но дух времени противился тому. Говоря о
жестокости наказаний при Петре, надобно согласиться, что в этом
отношении он был вполне сыном своего века. Заметим наконец,
что оправданием насильственной гибели целых масс народа при
построении Петербурга могла служить в глазах Петра великая
государственная цель, которую он в этом деле преследовал. Как
искусный полководец иногда предпочитает кровопролитное, но
решительное сражение продолжительному изнурению войска,
так и Петру единовременное пожертвование множеством людей
могло казаться дозволенным для окончательного устранения
одного из вековых препятствий, которые Россия до тех пор
встречала в своем развитии.
В наше время, при наблюдении господствующих недостатков
русского общества, невольно возникает у многих мысль, что
преобразования Петра имели чисто внешний характер; что, изменив
наружный облик и одежду высших классов, он только отдалил их
от народа, дал им один поверхностный лоск образования, одно
подобие европейской культуры; учреждением чинов создал только
внешнюю приманку для честолюбия, сущности же нравов и
обычаев не изменил, истинного образования не дал.
Вникнув в эти обвинения, на первый взгляд справедливые,
мы увидим, что говорящие так требуют от Петра невозможного:
они упускают из виду ограниченность сил человека, еще умаля-
* MenzeL К. A. Neuere Geschichte der Deutschen. XII Band, lte Abth-
Breslau, 1847. P. 456; Задлер К. Опыт исторического оправдания
Петра!. СПб., 1861. С. 17.

емьгх краткостью его жизни. Если бы Петр жил десятилетиями
двумя или хотя одним более, то, конечно, и плоды его
деятельности были гораздо значительнее. Но жизнь его пресеклась
именно тогда, когда он мог наконец среди мира всецело
посвятить себя заботам о внутреннем благоустройстве своей державы.
В делах Петра можно смотреть только на его цели и на средства,
им употребленные; последствия зависели много от его
преемников, от множества внешних обстоятельств и внутренних
причин, действовавших в народе и обществе при дальнейшем
развитии событий и мер правительства. Не все предначертания Петра
исполнялись; нередко делалось совершенно противоположное.
Приведу пример, по-видимому, маловажный, но в самом дел не
лишенный значения: Петр не любил французов и не оказывал
никакого предпочтения французскому языку *; а между тем мы
знаем, какое влияние нравы и язык этого народа стали
приобретать в русском воспитании и общественной жизни лет через
двадцать после смерти Петра, при его дочери, и как это влияние
до последнего времени все усиливалось, все более и более
отчуждая русских от своего собственного, народного. Петр Великий
указал своей стране цель и путь; потомству предлежала задача
уметь пользоваться указанием. Дело воспитания всегда
начинается заимствованиями, усвоением наружных приемов; лишь
мало-помалу образование становится самостоятельнее, далее и
глубже пускает корни. Внешние приманки честолюбию могут
быть отменены, когда сделаются ненужными; но Петр знал
людей, когда установлял табель о рангах. Притом она служила к
проведению начала, прямо противоположного местничеству,
которого остатки еще держались в понятиях о службе; в табели о
рангах некоторые иностранные историки видят самое
либеральное учреждение, так как она всем, независимо от их
происхождения, открыла путь к достижению одною личной заслугой
высших служебных успехов*•'■'. Не внешние различия в облике и
«Надобными языками для России почитал он голландской и
немецкой, а с французами, говорил он, не имеем мы дела* (Нартов.
Анекд. 104). О его нерасположении к Франции см. также:
Соловьев. Т. XV. С. 72, 75. — Разумеется, впрочем, что Петр не безусловно
отвергал пользу французского языка: в Голландии в 1703 году
«русские робята», по донесению Матвеева, учились по-голландски и по-
французски (Там же. С. 61).
В разборе известного сочинения Кюстина п о России покойный Ла-
бенский12, опровергая некоторые упреки Петру Великому и говоря
о постепенном распространении образования в народе, употребляет
довольно удачное сравнение: видели ли вы, говорит он, как иногда

296
Я. Я. ГРОТ
одежде отдалили высшие классы от народа: взаимное
отчуждение произошло от других, более глубоких причин, и главною из
них было крепостное состояние, к облегчению которого
Преобразователь уже придумывал меры *.
В какой бы сфере деятельности мы ни стали наблюдать
Петра, везде он нам явится ищущим истинной, существенной
пользы; собственный его быт, привычки, вся его личность лучше
всего могут удостоверить нас, что он во всем постоянно и серьезно
стреился не к поверхностно-блестящему, а к действительно-
важному. Особенно видно это в той области народной жизни, на
вино, налитое в стакан воды, сначала держится на се поверхности и
только легкими струйками спускается вниз; но мало-помалу оно
более и более проникает собою воду и наконец всю ее окрашивает
своим цветом (Ein Wort liber Marquis von Custine's Russland im
Jahre 1839. Aus dem Franz. Berlin, 1844. S. 27. Подлинного разбора
не удалось мне видеть). Относительно табели о рангах см., напр< и
мер>, мнение Шлоссере (Ист ория - XVIII ст. Т. 1. С. 169).
В январе 1719 г. издан наказ воеводам, в котором между прочим го
ворится: «Понеже есть непотребные люди, которые своим деревням
сами безпутные разорители суть, что ради пьянства или инаго
какого непостояннаго жития вотчины свои не токмо не улучшают, но
разоряют, налагая на крестьян веяния несносные тягости, бьют их,
мучат, отчего крестьяне, покинув тягла свои, бегают, и происходит
отсюда пустота, а в государевых податях умножается доимка, того
ради воеводе и земским комиссарам смотреть накрепко и до такого
раззорения не допускать» и т. д. (П-олное ^ с^ обрание> з<аконов -•.
Т. V. №3294. П. 31). В апреле 1721 г. был издан именной ука?:
♦ Обычай был в России, который и ныне есть, что крестьян и дело
вых и дворовых людей мелкое шляхетво продает врознь, кто похо
чет купить, как скотов, чего во всем свете не водится , а наипаче от
семей, от отца или от матери дочь или сына помещик продает, отче
го не малый вопль бывает: и его царское величество указал оную
продажу людям пресечь, а ежели невозможно того будет вовсе
пресечь, то б хотя по нужде и продавали целыми фамилиями или
семьями, а не порознь>> (Там же. № 3770).
К числу мер Петра Великого, имевших целью облегчение участи
крепостных, относилось и учреждение в 1714 году майората, «хотя,
замечает г. Соловьев, по хозяйственным условиям цель не могла
быть здесь достигнута» (Т. XVI. С. 225). В указе о майорате изложе
ны следующие причины этого нововведения: 1) большая исирав
ность в платеже податей и улучшение быта крестьян; 2) фамилии
не будут упадать, но в своей ясности непоколебимы через славные и
великие дома, и 3) прочие сыновья не будут праздны, ибо принуж
дены будут хлеба искать службою, учением, торгами и прочим (Там
же. С. 199). Ср.: П^олное> с< обрание^ з<аконов>. Т. V. № 2789.

Петр Великий как просветитель России 297
которую в последние годы царствования Петра
преимущественно было обращено его внимание. Я разумею народную
нравственность. Понимая, что она зиждется на религиозном
образовании, на понятиях и верованиях народа, он посвятил все свои
усилия, всю свою энергию этим основам духовного развития,
опираясь в том на своего просвещеннейшего сотрудника,
Феофана Прокоповича.
Памятником их совокупных усилий в этом деле является
знаменитый «Духовный Регламент», составленный Феофаном по
мыслям Петра, труд, достойный изучения в самом отдаленном
потомстве, показывающий, как высоко над своим веком стояли
и Государь, и святитель по своим понятиям. Известно, что это
узаконение издано по поводу учреждения Синода-. Поэтому в
книге прежде всего подробно объясняется значение этой меры.
Главною причиною откровенно представлена опасность двудер-
жавия при патриаршестве: простой народ не понимает различия
между высшей духовной и светской властью, и, поражаясь
великой честью верховного патыря, считает его равносильным
монарху или даже ставит выше; таким заблуждением могут
воспользоваться властолюбивые духовные или другие коварные
люди в случае столкновения между обеими властями. А что
будет, если и сам пастырь захочет обратить себе в пользу такое
мнение о своем сане? **
Все остальное содержание Регламента направлено к
искоренению суеверий, ложных понятий и вредных обычаев, к
образованию народа учением, проповедью, возбуждением к труду и
Добрым примером. После объяснения цели учреждения Синода
рассматриваются дела, ему подлежащие, и именно сперва дела
общие всем, как духовным, так и мирянам, как
высокопоставленным лицам, так и простолюдинам. Здесь указываются разного
рода заблуждения, напр<имер> ложно-вымышленные истории
0 святых, либо противные православному учению, либо бездель-
lll>ie, смеха достойные повести, которым простой народ, однако
'А^> верит, когда он «не может между десным и шуим
рассуждать, но что-либо видит в книге написанное, того крепко и уиря-
1X10 Держится» """-. Тут затронуты также нелепые поверья и обы-
В руках моих был экземпляр издания «Духовного Регламента»,
напечатанного гражданской печатью «в санкт питорбургской
типографии» 1721, сентября 16 (в лист).
Л: уховнып ■ Р- егламент . С. 4.
Там же. С. 7.

298
Я. К. ГРОТ
чаи, напр., празднование каждой пятницы или предание Киево-
Печерского монастыря, что погребенный там человек, хотя бы
он и без покаяния умер, непременно будет спасен.
Далее рассуждается об обязанностях духовенства поучать
народ словом Божиим. В Регламенте рассеяны многие черты,
показывающие низкую степень образования тогдашних духовных.
Они по грубости нравов мало отличались от народа: публично
предавались пьянству, являясь нетрезвыми даже в храмах, уча
ствовали в кулачных боях и проч. * Не всякий даже епископ был
в состоянии сочинить слово, которое обязан был произносить во
время объезда епархии, и потому на такие случаи
предписывалось приготовить слово в Синоде для прочтения епископом в
посещаемых им церквах**. Но в «Регламенте» выражена
надежда, что «в России, помощию Божиею, скоро и от духовного чиня
грубость отпадет» ***. Так как, при многочисленности
православного люда, недостает священников, которые бы могли
наизусть проповедовать «догматы и законы Священного Писания»,
то признано необходимым издать небольшие общепонятные
книжки. Они должны содержать все нужное к народному
наставлению и по частям читаться в церкви. Их нужно три: 1-я, о
главнейших спасительных догматах веры и заповедях; 2-я, об
особенных всякого сословия обязанностях; 3-я будет состоять из
собрания проповедей. Книги были и прежде, говорится в
«Духовном Регламенте», но они писаны на еллинском языке, а
славянский перевод их стал темен, и его с трудом разумеют далее
люди обученные, а «простым невежам он и вовсе непостижим»
Поэтому новые книжки будут написаны просторечием****.
Мысль эта была отчасти уже исполнена перед появлением Per
ламента: в 1720 году Феофан напечатал букварь с
молитвенником под заглавием: «Первое учение отрокам», которое и было
потом употребляемо при преподавании грамоты не только
духовным, но и мирянам. Остальные книжки не были изданы при
* Д'-уховный> Р- егламент>. Приб. 6. П. 26. — В этом отношении
свидетельство Регламента согласно с вышеупомянутым отзывом
Пуффендорфа (см. здесь прим. 46), в котором, между прочим, го во
рится: «Самые священннцы (в России) толико суть грубы и всяка! <•
учения не причастны, я ко токмо прочитывати едину и вторую Бо
жественнаго писания главу или толкование евангельское умеют,
больше же ничтоже знают».
** Там же. С. 19.
*** Там же. С. 5.
**** Там же. С. 9; С. 20. П. 8.

Петр Великий как просветитель России
299
Петре. За год до своей смерти он собственноручной запиской
напоминал Синоду о необходимости сделать, т. е. издать, «краткие
поучения людям», между прочим, и катехизис"-.
Епископам Духовный Регламент вменяет в обязанность
иметь при архиерейских домах школы для священнических
детей, и только обученные в этих школах могут быть допускаемы
к священству; за поставление же в священники и в монахи
необученного епископ подвергается наказанию **. При правилах о
новых училищах помещена любопытная апология учения, где,
между прочим, отрицается, чтобы от него могли происходить
ереси: когда врач опоит отравою, нельзя винить в том врачебную
науку; а когда «ученый солдат хитро и сильно разбивает, того
виновно есть учение воинское». В доказательство пользы
образования приводятся примеры из истории. Учение доброе и
основательное названо корнем и семенем и основанием всякой
пользы как отечества, так и церкви. Дурное, мечтательное
учение порождает только высокомерие: вкусившие его бывают
глупее неученых, считают себя всезнающими, не хотят более ни
читать книг, ни учиться, тогда как, напротив, «прямым учением
просвещенный человек никогда сытости не имеет в познании
своем, но не перестает никогда же учитися, хотя бы он и
Мафусаилов век пережил». К характеристике «неосновательных
мудрецов» прибавлены еще следующие черты: они подобострастны
перед властями, ненавидят равных, завидуют истинно
образованным, которых при всяком случае готовы обнесть, склонны к
возмущению и проч. *--
Кроме училищ при архиерейских домах, предположено
учредить духовную академию, в которой могут учиться и дети мирян,
а при Академии — семинарию. После подробного изложения
правил об обучении и испытаниях в этих заведениях следуют
правила о проповеди, касающиеся не только самой сущности
Дела, но также наружных приемов на кафедре и поведения
проповедника вне церкви: ему предписывается простота,
смиренномудрие, запрещается мстить противникам своими резкими
выходами и намеками в проповедях, хвалиться в обществе своими
Успехами и т. и. - - --
В начертании обязанностей духовных начальников особенно-
Го внимания заслуживает наставление о правильном вспоможе-
'' Пекарский. Т. I. С. 178.
'""''' Д- уховный * Р- сгламент •. С. 13. Прии. 1.
'"*"'' Там же. С. 22 — 24.
"'** Там же. С. 33 — 34.

300
Л. К. ГРОТ
нии нищим: «Многие бездельники при совершенном здравии за
леность свою пускаются на прошение милостыни и по миру
ходят бесстудно и иные же в богадельни вселяются посулами у
старость, что есть богопротивное и всему отечеству вредное: от сего
скудость и дорог бывает хлеб*. Законодатель напоминает,
сколько тысяч в России таких тунеядцев, которые нахальством
и лукавым смирением чужие труды поедают, получая подаяние
в ущерб истинно нуждающимся. Яркими красками описывается
вред, наносимый обществу этими порочными людьми, из
которых многие делаются разбойниками, зажигателями,
возмутителями, другие искажают своих младенцев, чтобы обмануть
милосердие*. Против подобных нищих-бродяг Петр еще в начале
столетия (1705) издал строгий закон, повелевающий ловить их,
отбирать деньги, а самих приводить в Монастырский приказ для
наказания, равно как и тех, которые будут подавать им
милостыню: кто хочет помогать нищим, пусть дает в богадельни*-.
Теперь Синоду вменено в обязанность озаботиться о средствах к
искоренению этого зла.
К Духовному Регламенту присоединено изданное несколько
позднее прибавление о духовенстве и монашестве. Здесь частию
развиты подробнее прежние правила, частию включены новые.
Так, напр., предписано испытывать ставленников и не
определять тех из них, которые окажутся ханжами, лицемерами или
суеверами, рассказывающими сны и видения. Чтобы священник
знал, как в разных случаях исполнять свои обязанности,
должны быть написаны на каждый случай особые статьи, которые бы
он мог говорить наизусть или по книжке читать больному,
умирающему, ведомому на казнь и проч. Такие наставления признаны
нужными, «покамест подаст Бог увидеть в России совершенное
учение» **-. В то же время запрещено приглашать священников
на дом для службы, и всякое вымогательство, с их стороны,
высокой платы за требы объявлено противозаконным ****.
Особенно важны приложенные к Регламенту постановления о
монашестве. Давно уже Петр Великий старался ограничить как
число монастырей и монахов, так и вкравшиеся в монастырскую
* Там же. С. 42—43.
** Еще ранее, в 1691 г. (П<олное> с^'обрание> з< аконов>. Т. III.
№ 1424) был издан закон против нищих обманщиков.
*■'•* Д<уховный> Р<егламеит>. Прнб. 2.
**** Там же. С. 43. П. 13. Приб.; С. 4. П. 19. — Подобные
вымогательства нередко встречаются еще и в наше время (см.: С<анкт->П<етср
>б<ургские> вед<омости>. 1872. №95).

Петр Великий как просветитель России
301
жизнь злоупотребления, предмет общих жалоб. Преобразования
в этом смысле начались с учреждения монастырского приказа в
1701 году. Вскоре запрещено было постригать кого бы ни было
без царского указа; для лучшего исполнения иноческого обета
отобраны у монашествующих вотчины и угодья; взамен того
каждому монаху назначено вознаграждение частью деньгами,
частью в натуре*. С изданием Духовного Регламента определен
возраст, ранее которого нельзя постригаться: для мужчин —
30 лет, для женщин — 50; служащие, военные люди вовсе не
допускаются к монашескому житию и т. д. Всякому пострижепию
должен предшествовать трехлетний искус или послушничество.
Настоятели не должны позволять монахам оставаться
праздными» но всегда занимают их каким-нибудь делом. При этом
замечено, что хорошо бы завести в монастырях ремесла, напр.,
столярное и иконописное. По всем обителям определено учить
иноков чтению и объяснять им Священное Писание; вообще
установлены правила для честного монашеского жития-".
Впоследствии предписано, чтоб число вновь принимаемых не
превышало числа выбывающих и чтоб отставные солдаты в этом
случае были предпочитаемы всякому другому.
Заботы об очищении религиозных понятий и о
преобразовании монастырей занимали Петра и после издания Духовного
Регламента, в остальные годы его жизни, особенно после
возвращения из персидского похода. В народе было распространено
лицемерие и ханжество. Петр давно намеревался издать
обличительную книгу против ханжей, и, наконец, сам составил для
такого сочинения программу, в которой, указав порознь грехи
против каждой заповеди, вывел заключение, что всеми ими
вместе осуждается и лицемерие, хотя оно ни в одной из них не
названо по имени: «сей грех все вышеописанные в себе содержит»,
говорит Петр и развивает эту мысль в применении к каждой
заповеди. По этой программе Феофан написал задуманную государем
книгу о блаженствах, которая и была напечатана**-. Замеча-
толь но, что ненависть к ханжам проявидась уже в
шестнадцатилетнем Петре: видя при дворе своей невестки, царицы
Прасковьи Федоровны, юродивых и пустосвятов, которым оказывали
Уважение как святым и пророкам, молодой царь назвал этот
Двор госпиталем уродов и лицемеров. Во всю жизнь он любил ра-
*f Сличать обманы, подлоги и ложные чудеса, которым корысто-
Соловьсв. Т. XV. С. 121.
Д- уховный " Регламент^. Прпб. СИ.
Чистович. Феоф<ан • Прои'оведиик>. С. 125.

302
Я. К. ГРОТ
любивые святоши старались выманивать деньги у
легковерных*.
К монашеству Петр относился все более и более
неблагосклонно: в особой записке, рассмотрев происхождение его и
значение, он заметил, что монахи большею частию тунеядцы и
корень всему злу праздность. «Прилежат ли же разумению
Божественного писания и учения? Всячески нет. А что говорят:
молятся, то и все молятся, и сию отговорку отвергает Василий
святой '*. Что же прибыль обществу от сего? Воистину токмо
старая пословица: ни Богу, ни людям, понеже большая часть
бегут от податей и от лености, дабы даром хлеб есть» **. Поэтому
монастырям поставлялась на будущее двоякая общеполезная
цель: исполнять человеколюбивые обязанности и замещать из
среды братии церковные должности. Ровно за год до своей
кончины Петр подписал указ, составленный им по этой мысли при
участии Феофана: тут монастырям дается, между прочим,
назначение пристанищ для подкидываемых младенцев, для
престарелых, больных и увечных; наконец, в монастырях же
должны быть учреждаемы школы ***. Вскоре приняты были и меры
к исполнению этих предположений; но смерть Монарха
расстроила дело в самом начале, и «все оное, по словам историка
Татищева, в забвении осталось» ****.
Я позволил себе остановиться особенно на Духовном
Регламенте и последующем развитии выраженных в нем идей, чтобы
показать, какое глубокое значение имела просветительная
деятельность Петра Великого. Таково же было все его обширное и
многосложное законодательство; везде он преследовал высшую
цель — пробудить и направить духовные силы своего народа,
заставить его учиться и работать, распространить здравые
понятия и вызвать самодеятельность, словом, сообщить народу ту же
предприимчивость, то же стремление к лучшему, какими был
оживлен великий Вождь его. Можно было бы доказать это
подробным разбором законов и учреждений Петра Великого,
перечислением множества основанных или задуманных им
училищ ***** и проч. Но все это трудно было бы совместить в одном
* Голикан. Т. XV. Ан. 22-27.
** Соловьев, Т. XVIII. С. 204.
*** Чистович. С. 142, 574.
**** Российская - историческая > кн<ига>. Т. I. Ч. 2. С. 575.
'**** От школы Петр требовал преимущественно практического
направления, и потому не мог быть доволен московскою академией. Он
хотел школы, откуда бы «во всякие поребы люди происходили, в цгр-

чтении, и я спешу перейти к краткому очерку той деятельности
Петра» которая прямо относилась к задаче распространения
знаний путем литературы.
Понятно, что в обществе, где грамотность была еще только
достоянием немногих, книжное дело не могло получить
большого развития и значения. Но тут на помощь Преобразователю
является другое орудие — устное слово. Составитель Духовного
Регламента архиепископ Феофан был и вообще ближайшим
сотрудником Петра в деле народного просвещения, посредником
между ним и народом в объяснении и оправдании
преобразовательных идей и начинаний Государя. Не будучи председателем
Синода, занимая в нем второстепенное место члена, Феофан во
всех преобразованиях Петра является однако же возле первона-
чальника их, могучим словом пролагает им путь в жизнь и дело.
Нельзя не подивиться прозорливости, с какою Петр еще до
Полтавской победы умел угадать и приблизить к себе этого
родственного ему по гению и характеру, по любознательности и
всем стремлениям человека, первого по учености в тогдашней
России и одного из первых в целой Европе. Воспитанный в
Риме, но вооруженный всеми средствами науки, таланта и
душевной энергии против козней папизма, заклятый враг
иезуитов, Феофан начал свое поприще профессорскою кафедрой в
Киевской духовной академии и уже тут, новым духом
преподавания, враждебным схоластике, показал себя передовым
деятелем в науке*. Вполне приготовленный таким образом к
пониманию великих замыслов своего Государя, Феофан всем сердцем
предался ему и стал поверенным его задушевных дум,
восторженным ценителем его дел, рьяным противником невежества и
застоя. Его проповеди и еще выше их стоящие похвальные слова
его часто исполнены иронии и принимают характер сатиры на
современные нравы; выставляя на позор предрассудки и
суеверия, отличаясь по таланту автора от прежних произведений это-
ковную службу и гражданскую, воинствовать, знать строение и
воинское врачевское искусство» (Соловьев, XV. 99).
На пьянство Петр смотрел как на обстоятельство, увеличивающее
степень преступления, сделанного в этом состоянии, и виновный
подвергался бульшему наказанию (П- олное> с-'обрание> з^ако-
нов.*. Т. VI. №3485; Морск- он > Устав. 1720, Генв. 13. Кн. V. Гл. II,
п. 31). Штелин приводит отзыв Государя об одном провинившемся:
«Он тем более заслужил двойное наказание, что умышленно привел
себя в состояние опьянения, лишающее рассудка»> (Sfahliri, 156).
Пекарский. Разбор <оч<инения> г. Чистовича «Феофан Пр* опо-
ведник-м>. С. 7.

304
Я. К. ГРОТ
го рода, они становятся на почву живой действительности и
руководят мнением толпы. По праведливому замечанию г.
Самарина11, проповеди Феофана напоминают писателей первых
времен реформации, которые также боролись с невежеством и в
чувстве своей силы предвидели успех борьбы*. Вот, напр<и-
мер>, как Феофан характеризует некоторых из своих собратьев:
«До того пришло, и в те мы времена родились, когда слепые
слепых водят, самые грубейшие невежды богословствуют и
догматы смеха достойные пишут, учения бесовские предают, и в
предании бабьим басням скоро веруется, прямое же и
основательное учение не только не получает веры, но и гнев, вражду,
угрозы вместо возмездия приемлет». Оправдывая введение
летоисчисления с 1 января, он осмеивает раскольников, которые для
охуждения этой новизны прибегают, по его словам, и к физике,
и к грамматике, и к географии, и к арифметике, и к
архитектуре, и к музыке, и к мануфактуре, и к хиромантии. «Что же? —
спрашивает он, — чудо было бы, если б они оставили
хронологию: не оставили, ибо перенесенное от сентемвриа на генварь но-
волетие, которое установил державнейший Монарх наш
лучшего ради сословия с народами европейскими в контрактах и
трактатах, також и для порядку чинов государства своего,
наипаче же для исчисления лет от пришествия в мир Сына Божия,
ставят в великую ересь пономари апостати, и погублением лет
Божиих нарицают». В другой раз Феофан превозносит пользу
путешествий, доказывая ее примером самого Государя. В слове
на мир со Швециею, рассуждая о благотворных последствиях,
каких можно ожидать о прекращения войны, оратор ловко
касается важнейших общественных недугов. Надежды, по его
мнению, могут осуществиться только при следующих условиях:
если не будет расхищения государственных интересов, если не
будет в судах тлетворного пристрастия и злодейственных
взяток, если переведется многое множество тунеядцев,
искоренятся татьбы и разбои, и искусство экономическое заведется; если,
отложа высокое об нас мнение, гнушаться начнем грубости и
невежества, и детям нашим (ревнуя прочим честным народам)
лучшего во всем исправления пожелаем **. В сатирических
выходках Феофана можно иногда отыскать личные намеки, и это
встречается у него не в одних речах, но и в других сочинениях.
* Самарин 10. Стефан Яворский и Феофан Прокоп^ович>. М., 1844.
С. 154.
* Феофан Пр< оповедник■-. Слова и речи. Ч. I. С. 205; Ч. II. С. 67, 96.
115.

Петр Великий как просвет и тг ль России
305
даже в Духовном Регламенте, где, напр<имер>, в изображении
нестройных движений оратора на кафедре современники узнали
приемы Стефана Яворского :V1\
Сочинения Феофана служат важным литературным
памятником петровского времени, можно бы сказать, важнейшим, если
б не было еще более драгоценного: это — произведения пера
самого Государя: его указы и прочие законодательные труды, его
исторические заметки и записки, наставления и, наконец,
письма — все это замечательно не только в политическом, но и в
других отношениях. Известно, что большая часть государственных
актов его царствования писаны им самим или под
непосредственным его руководством. Изучение Петра с этой стороны
представляет почти нетронутую еще задачу будущих его историков.
Вместе с тем этот великий монарх, ко всему прилагавший
собственный труд, принимает непосредственное участие в
возникающем книжном и типографском деле. При всех своих
бесчисленных реформах, при военных действиях, занявших почти
половину его жизни, он умел находить время и для неусыпных
забот об издании книг. Мы видим его беспрерывно деятельным
для этой цели: он выбирает книги для переводов, исправляет их
слог, направляет развитие письменного языка; он же заводит
типографии, улучшает шрифты, наконец, установляет новую
гражданскую печать.
Таким образом, Петр Великий положил начало русской
светской литературе. Конечно, изданные при нем книги по большей
части не представляют ни научного достоинства, ни живого
интереса: это элементарные руководства, написанные тяжелым,
неправильным языком, без всякого оттенка изящного; они,
собственно, не составляют даже литературы как выразительницы
современного общества; если при Петре какой-либо отдел
сочинений заслуживает этого названия, то разве только отдел
правительственной литературы, также произведения Феофана и
некоторых других духовных. Тогдашние светские книги наши не
*к>лее как лепет начинающего говорить младенца. Но и эти
слабые попытки науки были нужны как первая ее ступень, как
семя для будущего питательного или роскошного плода.
Полная картина этой зарождающейся светской литературы
представлена нашим уважаемым сочленом П. П. Пекарским и' в
()Г,ширном исследовании «Наука и литература при Петре Вели-
г>м». В этой картине самым живым лицом, душою всего дела
Шляется сам Петр, не только как двигатель, но и как творец на-
Пс парс кий. Т. 1. С. 495.

306
Я. К. ГРОТ
шей первоначальной книжной литературы, проложивший
своими заботами путь славнейшему ее деятелю, Ломоносову, и всем
за ним последовавшим.
Любопытно, что старания Петра о переводах начались почти
с детства его. Сохранился в рукописи перевод об
артиллерийском и фейерверочном искусстве, с означением на нем 1685 года
(т. е. когда Петру было всего 13 лет) и с отметкою, что перевод
сделан по повелению цард Петра Алексеевича *.
Характером всей деятельности Петра объясняется тот
знаменательный факт, что колыбелью русской светской литературы и
гражданской печати сделалась не Москва, а Западная Европа.
В Голландии не только печатались, но и переводились наши
новые книги научного содержания. Первым исполнителем планов
Петра в этом отношении был живший там уроженец нынешней
Западной России Копье вич. В Амстердаме книги его некоторое
время печатались славянскими буквами; там же был отлит в
первые годы XVIII столетия и новый гражданский шрифт,
которым в 1708 г. стали печатать в Москве. Известно, что о
происхождении этого шрифта нет положительных сведений: мы не
знаем в точности ни времени, ни обстоятельств его изобретения.
Пробегая книги, напечатанные в Голландии по-славянски, и
встречая в них иногда, особенно в заглавиях и в курсивах, слова
и целые строки, отличающиеся округлостью и напоминающие
нынешнюю печать, — невольно приходишь к догадке, что
мысль о гражданской азбуке развилась в Петре постепенно при
просмотре этих книг, так что наконец он составил или повелел
составить целый русский алфавит по образцу тех букв, которые
своею простотою, своим сходством с латинским шрифтом
особенно ему нравились **.
Для перевода книг употребляемы были Петром частию
духовные, в среде которых до его времени сосредотачивалась вся
книжная образованность, частию светские лица. Духовных
переводчиков находил он то в Московской
славяно-греко-латинской академии, как, напр<имер>, ректора ее Лопатинского17, то
в монастырях, то в Киевской академии, которой давались пору-
* Пекарский. Т. 1. С. 220.
** Внимание, с каким Петр в первые годы печатания книг
гражданским шрифтом следил за всеми подробностями этого дела, может
служить к подтверждению предания, что гражданская азбука
изобретена им самим (См. письма к нему Мусина-Пушкина. Т. II-
С. 646 и т. д.).

Петр Великий как просветитель России
307
чения при посредстве киевского губернатора, князя Д. М.
Голицына. К тому же разряду переводчиков принадлежат греки,
братья Лихуды 18, когда они были в Новгороде при школе Иова19, и
другие лица, занимавшиеся там под надзором этого
митрополита. По учреждении Синода Петр стал возлагать на это духовное
собрание перевод некоторых книг, предоставляя ему выбор
способных к этому делу людей. Так, из Синода было поручено Бу-
жинскому перевести «внятно и хорошим штилем>> сочинение
Пуффендорфа о должности человека и гражданина, а
типографскому справщику Ал. Барсову20 — сочинение Аполлодора21 о
языческой религии; книга о сельском и полевом хозяйстве
немцев была переведена двумя синоидальными переводчиками Ро-
зенблутом22 и Козловским23. Кроме них, переводчиками из
мирян при Петре Великом были: 1) иностранцы, давно служившие
в России, как Виниус, который переводил: Устав судебных
воинских законов, механику, фортификацию, артиллерию и
голландский лексикон; 2) справщик, а после директор московской
типографии Поликарпов21; 3) лица, находившиеся на службе
при Посольском приказе, как, напр<имер>, братья Шафировы25;
4) шведы, попавшие в плен, из числа которых один известный
переводчик, Шиллинг, служил также при Посольском приказе;
и, наконец, 5) русские, находившиеся за границею по
повелению Царя или получившие там воспитание и потом служившие
переводчиками в том же Приказе, а позднее в Коллегии
иностранных дел, как, напр<имер>, князь Долгорукий, Петр Андр.
Толстой и Иван Зотов *.
В заботах Петра Великого о переводе иностранных книг на
русский язык особенно замечательно его старание привлечь к
тому западных славян, от которых он ожидал в этом деле
значительного облегчения по их превосходству над нами в
образовании и по родству их языков с русским"''-'. Это было, впрочем,
только дальнейшим развитием мысли, уже давно заставлявшей
Москву искать в своих умственных нуждах помощи в
Малороссии и Киеве; разница состояла в том, что до Петра позволяли
себе приглашать только единоверцев; он же не обращал
внимания на религию полезных ему людей. Сначала Петр избирает
таким образом для перевода и печатания русских книг белорусса
или поляка, по исповеданию реформата, Коиьевича. Потом он
вращается для переводов к западным славянам, впрочем, на-
•и,бно заметить, не по какому-либо племенному пристрастию, а с
* Т.Те карский. Т. I. Г л. IX.
"- Там же.

308
Я. К. ГРОТ
чисто утилитарною целью, так же точно, как он в других
случаях обращался к голландцам, немцам или шведам. В отношении
к южным или иридунайским славянам Петр имел другие
основания сочувствия -— именно единоверие и политику. Во время
первой турецкой войны посл^ушый на конгресс Возницынa,i
писал Государю: «Если б дойтить до Дуная, не только тысячи, —
тьмы нашего народа, нашего языка, нашей веры, и все мира не
желают». В 1710 году Петр отправил сербского полковника Ми-
лорадовичаL'7 для подъятия против Порты черногорцев, с
грамотою, в которой обещал им награды и привилегии за службу:
«ибо мы себе иной славы не желаем, токмо да возможем
тамошние христианские народы от тиранства поганого освободить,
православные церкви тамо украсить и животворный крест
возвысить* *.
Представителем приверженности южных славян к России
при Петре Великом является «иллирийский шляхтич» Савва
Рагузинский28, который сначала тайно помогал в
Константинополе нашему послу Толстому, а позднее действовал заодно с
нами вооруженною рукою в Польше и в Молдавии.
Переселившись в Россию, он за верную службу получил торговые
привилегии, но занимался в то же время литературою и, между прочим,
перевел на русский язык известное сочинение Орбини «II regno
degli Slavi» («Царство славян») под заглавием «Книга
историография». Перевод этот напечатан в 1722 году**. Мы не знаем,
был ли он предпринят по вызову Петра, но имеем
положительное сведение о поручении переводов западным славянам.
Переводчики приискивались в Праге: Петр писал в Вену
своему поверенному в делах Аврааму Веселовскому о найме
приказных «невысоких чинов» из бемцев, шленцев или моравцев (т. е.
чехов, лужичан, моравов), «которые знают по-славянски»,
велел отыскать универсальные лексиконы и книгу
юриспруденцию, потом съездить в Прагу и там в иезуитских школах
условиться с учителями о переводе как этих, так и других книг: «и
понеже, — писал Государь, — некоторые речи их несходны с
нашим словенским языком, и для того можем к ним прислать
русских несколько человек, которые знают по-латыни pi лучше
могут несходные речи на нашем языке изъяснить». Вследствие
того и были посланы в Прагу два ученика славяно-латинских
школ (Московской духовной академии) и монах Спасского
монастыря Феофил Кролик29, к которым позднее велено присоеди-
•' Соловьев. Т. XIV. С. 329; Т. XVI. С. 79.
** Пекарский. Т. I. Гл. IX.

Петр Великий как просветитель России
309
нить еще одного или двух переводчиков из Москвы или из
киевских чернецов. После оказалось, как писал Веселовский, что
предварительно переводить на чешский язык излишне, так как
из русских переводчиков один (Кролик) настолько применился
к немецкому, что сам с него переводит без всякой трудности, а
другой с чешского преводить и всего разуметь не может. <<Ита-
ко, прибавлено в донесении, за чешский язык деньги платятся
токмо напрасно, ибо мочно то чинить в российском государстве
без многого иждивения» *.
Чехами же Петр думал воспользоваться для улучшения
русского театра. В 1720 году Ягужинскому, бывшему в Вене, дано
было поручение пригласить в Петербург несколько актеров из
Праги. Встретилось однако ж затруднение приискать
достаточное число искусных в театральном деле чехов, а те немногие,
которые соглашались ехать, запросили слишком высокую цену.
Чем кончились эти переговоры, неизвестно**. Наконец, здесь
же следует упомянуть и о видах Петра на славян в отношении к
ученому образованию русских. В проекте учреждения академии
наук предполагалось, чтобы каждый из приглашенных в
академики привез с собой одного или двух помощников, которые бы
занимались под его руководством или готовились в
преподаватели академической гимназии. Против этого места Петр
приписал: «Надлежит по два человека еще прибавить, которые из сла-
венского народа, дабы могли удобнее русских учить, а каких
наук, написать именно» ***.
Как сильно заботы о книжном деле занимали Петра, видно из
того, что они нигде не покидали его ■'••'•»■:.•. даже во время походов,
находясь в Польше, в Ливонии, в Астрахани, он не переставал
думать об этом и посылал оттуда свои приказания и наставления
переводчикам. Не раз он и в часы увеселений заводил речь о
любимом предмете. Так, в 1718 году управлявший Монастырским
приказом Мусин-Пушкин писал к Поликарпову, что был
спрошен Государем на свадьбе у князя П. Голицына, «отчего по сю
пору не переведена книга Виргилия "Урбина" о начале всяких
изобретений, — книга небольшая, а так мешкаете»). Иногда по-
* Там же.
*'•"* Там ясе.
**" Куник. Сборник материалов для истории Ак адемип и avic .
Т. 1. С. X.
■"•'"•v В памятных заметках Петра встречается много следом его
заботливости о сочинении и переводе книг (см., напр.: Голшаш. Т. XI.
С. 455—456, 493).

310
Я. К. ГРОТ
добные требования Петра сопровождались угрозами. Однажды,
повторяя многократное напоминание такого рода,
Мусин-Пушкин писал Поликарпову: «Ныне великий Государь приказал,
ежели не переведут книг, лексикона и прочих, до того времени
жалованья не выдавать, показе переведут».
При этом все отрасли знаний, как теоретических, так и
практических, попеременно составляли предмет заботливости
Петра; между прочим, он обратил внимание на историю и
географию России. Было уже упомянуто, что к русской истории он
пристрастился еще в детстве. Киевский Синопсис,
единственный до него изданный сборник разных сказаний о прошлом
России, не мог удовлетворять Царя, и в 1708 году Поликарпов
получил чрез Мусина-Пушкина приказание (оставшееся, впрочем,
без исполнения) составить русскую историю от начала
царствования Василия Ивановича до настоящего времени.
Замечательно наставление Мусина-Пушкина Поликарпову, что «его
царское величество желает ведать» собственно русскую историю, «а
не о начале света и других государствах, понеже о сем много
писано. И того ради надобно тебе из русских летописцев выбирать
и в согласие приводить прилежно. О сем имей старание, да има-
ши получить немалую милость; от гнева же да сохранит тебя
Боже!». В последнее пятилетие царствования Петра сделаны
были им два важные распоряжения о собирании по всему
государству, по монастырям и соборам всех епархий, рукописных
источников русской истории, - летописей, хронографов,
грамот, писем и т. п. По указу 1720 г., такие документы дожны
были присылаться в Сенат, а вследствие указа 1722 г. для той
же цели отправлены были от Синода нарочные. Распоряжения
эти не привели, однако же, к значительным результатам.
На издание географических карт и описание разных
местностей России Петр обратил внимание еще после первого своего
путешествия, к чему способствовало, конечно, знакомство его с
гол ланд цем Витсеном, любителем и знатоком географии. Еще
более развилась в Петре эта заботливость после посещения, во
второе путешествие, Парижа, когда он сблизился с тамошними
учеными и был избран в члены французской Академии наук. С
первых годов XVIII столетия чаще и чаще даются им поручения
исследовать на местах, снимать на карты и описывать разные
более или менее отдаленные края России. Скоро возникла у него
мысль об изготовлении генеральной карты всего государства, и
для этого адмиралу Апраксину, заведовавшему Морской
академией, велено было приготовить несколько учеников, с тем
чтобы в каждую провинцию послать по два человека, которые бы из

Петр Великий как просветитель России
311
снятых ими местных карт могли после составить генеральную
карту России. В конце 1720 года действительно последовало
распоряжение об отправке этих учеников, и по смерти Петра издан
был Кириловым30 (1726—1734) составившийся из их трудов
первый русский атлас *.
Вот несколько фактов из той сферы деятельности Петра,
которая, как ни мало она заметна в блеске его государственных
дел, занимает почетное место в ряду всего им совершенного. Но
этот краткий очерк ее был бы слишком неполон, если б мы не
прибавили к нему хотя немногих образчиков литературных
взглядов Петра. Заметим, что хотя все им самим писанное
довольно сильно отзывается церковнославянским элементом с
примесью полонизмов и особенно западно-европейских слов,
однако ж, с другой стороны, язык его богат народными
идиотизмами, присловьями и поговорками. В письмах своих он, кроме
i того, любит шутку, юмор, игру слов, картинность выражений.
| Поэтому не удивительно, что Петр уже чувствовал
необходимость заменять, по крайней мере в книгах, назначенных для
практической пользы, славянский язык просторечием. Эта
мысль не раз выражается в наставлениях, которые от имени Го-
I сударя давались переводчикам. Так, Мусин-Пушкин,
возвращая Поликарпову переведенную им географию, писал ему, что
она «переведена гораздо плохо», и прибавлял: «того ради
исправь хорошенько не высокими словами словенскими, но про-
I стым русским языком, також и лексиконы. Со всем усердием
явися и высоких слов словенских класть не надобеть, но
посольского приказа употреби слова» **. Так же точно и верный
исполнитель мыслей Петра Феофан, в предисловии к упомянутому
выше букварю, жаловался, что до тех пор дети лишались
надлежащего воспитания от того, что в России книжки для
первоначального обучения закону Божию были написаны славянским
высоким диалектом, а не просторечием.
I В то же время Петр настойчиво требовал ясности, сжатости и
1 простоты изложения: он был враг всякого многословия и запу-
* Пекарский. Т. I. Гл. IX, XI—XII.
"" Соловьев. Т. XVI. С. 317—318. — Согласно с этими наставлениями,
и сам Поликарпов, в предисловии к одному из своих переводов ь
1718 году пишет: «Географию нреводих сию не на самый славен-
ский высокий диалект против авторова сочинения и хранения
правил грамматических; но множае гражданского посредственного
унотреблях наречия, охраняя сенс и речи самого оригинала
иноязычного* (Бычков А. Каталог хранящимся в Императорской
публичной библиотеке изданиям, напечатанным > гражд<анским>
шрифтом при Петре Неликом. С. 161).

312
Я. К. ГРОТ
танности в мыслях. «Надлежит, — говорил он своему секретарю
Макарову, — законы и указы писать ясно, дабы их не
перетолковывали» *. В переводах Петр дорожил точною передачею
смысла без рабского воспроизведения выражений. Осуждая
темноту некоторых мест в представленном ему рукописном
переводе книги об укреплении городов, он писал переводчику, сыну
своего бывшего воспитателе, Ивану Зотову (1709): «Надлежит
вам остерегаться в том, дабы внятнее перевесть, а особливо те
места, которые учат, как делать, и не надлежит речь от речи
хранить в переводе, но точию сии выразумев, на свой язык уже
так писать, как внятнее может быть». В другой раз он так
выразился в собственноручной записи Синоду об известной нам уже
книге относительно немецкого домашнего хозяйства: «Немцы
обыкди многими рассказами негодными книги свои наполнять
только для того, чтобы велики казались, чего, кроме самого
дела переводить не надлежит». В руководство Государь
приложил и образец перевода, «дабы но сему книги переложены были
без лишних рассказов, которые время только тратят и чтущим
охоту отъем л ют» **.
Рассмотрев некоторые из просветительных целей и средств
Петра Великого, коснусь в заключение вопроса: как относился
народ к его деятельности? Но тогдашнему состоянию нравов в
России, но множеству случаев противодейстия великим
намерениям Государя можно бы заключить, что народ вообще
враждебно смотрел на Петра. На деле выходит противное, и в этом
лучше всего выражается историческое призвание русской нации.
Впрочем, самое появление в России такого деятеля и усиешное
исполнение его планов не были бы возможны без
предрасположения народа к тому развитию, на путь которого он был,
по-видимому насильственно, двинут Преобразователем. Было уже
сказано, что Россия хотя медленно, но издавна подготовляема
была царями к вступлению на этот путь. Когда для нее,
наконец, рухнули вековые преграды, движение государственной
жизни, долго сдержанное, не могло сделаться стремительным:
пробужденный внешнею силой, вызванный к чрезвычайным
напряжениям, народ хотя иногда pi роптал, но смотрел на своего
энергического царя с изумлением и любовью, и как бы бессозна
тельно чувствовал великое значение наступившего времени.
* Мартов. Лнекд. 57.
** Лекарский. Т. I. С 214, 227; Соловьев. Т. XVI. С. 19; Т. XVIII
(\ 194.

Петр Великий кик просветитель России
313
Неотразимым свидетельством такого отношения народа к
Петру служит большое число эпических песен, сложившихся в
его царствование и недавно изданных в Москве г. Безносовым *.
Несмотря на многие новые налоги, на тяжкие повинности и
изнурительные работы, которым подвергся народ, он
сочувственно пел подвиги беспримерного Государя и его сподвижников.
Вера в заботливость его о народе выражается, наир<имер>, в
одной из песен о правеже, в которой после опивания, как «били
добраго молодца на жемчужном перекресточке во морозы во
крещенские во два прутишка железные», вдруг является сам
государь и спрашивает:
«Вы за что добротнаго казните,
Бьете, казните смертью смертною•>? —
вымысел, показывающий, как ценил народ, что Петр входил во
все нужды его, не чуждаясь общения с людьми всех состояний.
В другой песне Петр, «свет наш батюшка, первый
император», едет в Сенат:
Под ним лошади вороные,
На самом на нем платье черно.
Платье черное, да все кручинно.
Отчего же он в трауре? Приехав в Сенат, он пишет куда-то в
чужую землю объявление войны. Здесь опять кроется та же
мысль об участии Петра в судьбе подданных: он готовится к
войне, но заранее скорбит о народе и облекается в траур.
Смерть Государя также вызвала несколько особых песен,
новое свидетельство глубокого впечатления, произведенного ею не
только в высших сословиях, но и в простом народе по всей
России. Есть известие, что когда в Успенском соборе в Москве
публично прочитан был манифест об этой кончине, особенно же во
время панихиды, по всему храму раздались громкие вопли.
«Воистину, — говорит свидетель, — такого ужаса народного от
рождения моего я николи не видал и не слыхал, что, как
слышно, и по всем приходам и улицам и той же публикации чинило-
ся» **.
С той самой поры до нашего времени не было еще в жизни
русского народа минуты, в которую бы так единодушно и торже-
* Песни, собранные П.В.Киреевским. Вып. 8. М., 1870. —
Приведенные ниже отрывки — с. 33 и 212.
* Записки И<мператорской> Академии наук. Т. IV. Кн. I;
Пекарский. Современное - известие о кончине Петра В- еликого^. С. 66.

314
Я. К. ГРОТ
ственно выразилось сознание величия Петра и благоговение к
его памяти. Никогда еще Россия и не могла оценить дел его как
в царствование Государя, который по вступлении на престол
прежде всего поспешил твердою рукою уничтожить важнейшее
препятствие к полнейшему обновлению русской жизни. Без
освобождения народа дальнейшее развитие петровских реформ
становилось невозможным.^тим великим делом, о котором
могли едва только мечтать и Петр Великий, и Екатерина II,
открылась новая эпоха для самых предначертаний Петра, новая
будущность для его просветительных, — сознаемся, еще далеко не
достигнутых целей. Только теперь настала нужда в других
средствах, нежели те, какие употреблял Петр Великий, и эти новые
средства отчасти уже применяются. Русская жизнь потекла
новым путем, о котором и не помышляли современники Петра. Но
пусть многие из примененных им способов для нашего века уже
не пригодны; пусть в некоторых из них он и для своего времени
ошибался; просветительные цели его достойны навеки остаться
для русского народа святым заветом величайшего из русских
людей. Многие из этих целей могут быть достигнуы только
дружными усилиями всех и каждого. Сюда относится, между
прочим, обязанность стараться о распространении в нашем об
ществе, и особенно в молодом поколении, тех личных свойств,
которыми в такой высокой степени обладал Петр I как чело
век, — его трудолюбия, его энергии и стойкости во всяком
предприятии, его стремлении ко всему существенному, его уваже
ния к истинному достоинству и основательному знанию. Если б
эти драгоценные свойства Преобразователя России сделались
более обыкновенными в ней явлениями, — каких бы громадных
результатов нельзя было бы ожидать от даровитого русского на
рода в культурном отношении! Великая личность Петра должна
становиться более и более знакомою и близкою всем классам
народа, и в самом отдаленном потомстве она не утратит своего
воспитательного значения. Такой же смысл должно иметь и
нынешнее всенародное торжество, связывающее между собою две
славные эпохи в истории образования России. Пусть русский
народ гордится своим Просветителем не в удовлетворение своего
суетного национального самолюбия, но в назидание самому
себе. Что, если б в истории этого народа повторилась история
жизни этого Государя и вышел бы русский народ, подобно Петру,
победителем из борьбы с недостатками своего исконного
воспитания? Как детские потехи Петра обратились позднее в грозную
воинскую силу, так, может быть, и легкие начатки русского
заимствованного образования перейдут в серьезное, самостоятель

Петр Великий кик просветитель России
I* 1 Г)
ноедело: Россия процветет наукою, и, кто знает, может статься,
займет по своим культурным успехам первенствующее место
между народами мира и сделается, как некогда ее
Преобразователь, провозвестницею просветительных идей и духовного могу
щества. Только тогда Россия будет истинно великою державою,
когда к ее сильному материальному росту присоединится
соразмеренное внутреннее развитие. Вот чего желал, о чем заботился
Петр. И только под условием сознания этой истины и
стремления осуществить ее торжество в память развития великого
Просветителя может быть по справедливости признано торжеством
русского народа.
^е^^

€^
К. Д. КАВЕЛИН
Мысли и заметки о русской истории
<фрагмент>
ш
Внутренний быт России в том виде, как он сложился в
XVII веке, представлял округленное и законченное целое.
Московское государство было азиатской монархией в полном смыс-
ле слова. Односложная формация осуждала его на совершенную
неподвижность, впредь до покорения другим народом, или до
внутреннего распадения вследствие собственной дряхлости.
Остановись мы на этой точке и не иди далее — трудно было бы
сказать, что выиграла Великороссия перед Западной Россией и
прочими славянами, покоренными чужеземным игом или
принявшими исподволь нравы и язык других народов, более
образованных. Самостоятельность на манер персидской или китайской
едва ли чем лучше несамостоятельного участия в жизни других
народов, которые играют роль во всемирной истории и общем
ходе культуры.
Но к концу XVII века замечается в Московском царстве
брожение, какого в нем прежде не бывало. Прежние смуты были
вызваны столкновением внутри государства туземных
элементов с чуждыми, внесенными извне в его состав. Волнения и
неустройства, предшествовавшие Петру Великому, были совсем
другого рода. Они свидетельствовали о расслаблении связей,
которыми до тех пор крепко держалось все общество. Появляется
хаос в головах и действительности. Никто не знает, как
приняться за исправление непорядков, которые все усиливаются и
вырождаются в бунты, грозящих опасностью даже целости и
единству государственной власти. Видимо, внутренние,
органические причины колеблют государство. И вот посреди этой
неурядицы является Петр, с необыкновенной энергией и жестоко-

д/ыг.71/ и Л1метки о русской истории
317
стью подавляет смуты, преобразует внешним образом все формы
быта и придает стране наружный вид европейской монархии
того времени.
Если б остановилась со смертью Петра Великого, то не могло
бы оставаться сомнения в том, что Московское государство
принадлежит к азиатской, а не европейской группе. Мало ли было
брожений и великих государей на Востоке! Единичные явления
сими по себе ничего не значат и подтверждают, а не опровергают
общее правило. Внешний характер петровского преобразования
служил бы в таком случае новым доказательством, что мы
азиатский народ. Но в том-то и сила, что дело Петра не умерло после
него на русской почве; напротив того, оно, несмотря на крайне
неблагоприятные обстоятельства, пустило корни и
продолжалось почти полтора века, вплоть до нашего времени. Вместо
того, чтоб ослабить Россию, реформа вызвала к деятельности
дремавшие в ней огромные силы и развила их в невиданных
размерах. Вот почему нельзя не признать реформы Петра
органическим явлением великорусской жизни, — явлением, которое
по своей своеобразности и необычайности требует самого
внимательного рассмотрения. Зная судьбы преобразования в России,
мы не вправе говорить свысока, с пренебрежением о
полувосточном характере брожения, которое предшествовало эпохе Петра,
о крутом, насильственном, внешнем характере его реформы: все
это имеет свое значение и свой определенный смысл, есть
характеристика приготовления обстановки событий, которым нет
подобных в истории.
Спрашивается: какие внутренние, органические причины
вызвали переворот? Чтоб правильно разрешить этот вопрос, по-
стараемгя уяснить себе, чем собственно отличаются
направление и характер нашей внутренней жизни до Петра и после
Петра? Что представляет она в этом отношении нового в последние
I полтора века, сравнительно с тем, что было до реформы?
' Перемена, если в нее вдуматься хорошенько, поразительна.
Наша жизнь усложнилась новым фактором; в нее внесен
европейский идеал, во имя которого меньшинство русских людей
стало расходиться с окружающей действительностью,
относиться к ней отрицательно, иногда враждебно, и во всяком случае
критически и свободно. Каков бы ни был этот идеал, но он пред-
1 ^'гавляет новую силу, введенную в нашу жизнь со времени Петра
! великого. С тех пор в ней выступает на первый план личная
инициатива, индивидуальность выдается вперед из народной
массы, в которой она стушевывалась. Древняя русская история,
! '^ о своей простоте и правильному развитию, принадлежит как

318
К.Д.КАВЕЛИН
бы к области естественной истории. Мысль не забегает вперед
событий; ее вызывает необходимый ход вещей; человек только
следует за ним, отражает его*на себе, становится его орудием.
Поэтому нет и разлада между действительностью и мыслью, нет
внутренних противоречий в человеке и обществе: все
однообразно, односложно и просто. Подумаешь, что не люди делают
историю, а она делается сама собою, без всякого участия человека,
по своим органическим, внутренним, непреложным законам;
человека как будто нет вовсе, а действуют одни элементы и силы
природы, движимые собственным естеством.
Все это изменилось с преобразованием Петра. Точно в жизнь
вошел новый деятель, призванный всюду и во всем произвести
разлад. В русском народе, односложном по своему составу, по
складу жизни, по единству социального типа, выделяется целая
среда, — образованный класс, — которая живет чужой жизнью,
принимает чужие нравы, меняет свой язык на чужой,
прилепляется к идеалам, взглядам, требованиям, выработанным
чужой жизнью. В древней России человек, отрешившийся от
своего быта, бежал из него вон, на простор; никакого определенного
образа гражданского и государственного существования он не
умел и не мог противопоставить тому быту, который отрицал, и
потому менял его на леса и степи, где не было никакого
устроенного человеческого общества. Теперь среда, выделившаяся из
народа, остается посреди его, отрицает установившийся
народный быт не во имя какой-то безграничной, не существующей
нигде свободы и разгула, а во имя идеала другого, высшего,
лучшего быта и стремится водворить его в народной жизни,
переделать ее по этому идеалу, пересоздать согласно с ним обычаи и
нравы. Если б такая среда была внесена в русскую жизнь
откуда-нибудь извне, представляла чуждый нам этнографический и
исторический элемент, то у нее был бы один такой идеал; но
преобразующая среда возникла у нас, между нами, и нами же
пополнялась; русская голова и русская душа приняла чужие
идеалы, во имя которых переделывается наш внутренний строй, и
потому было множество различных идеалов, смотря по времени,
по обстоятельствам, обстановке и тысяче случайным условиям
действовавших лиц. Отсюда разлад во всем. Быт перестраивался
не всегда согласно с его внутренними требованиями, идеал
осуществлялся не всегда отвечая условиям действительности.
Естественный, нормальный ход жизни был нарушен: мысль то
опережала ее, то от нее отставала; действительные потребности то
оставлялись без внимания, потому что не подходили под идеал,
то удовлетворялись не так, как следовало, потому что на них

Мысли и ян метки о русской истории 319
смотрели не прямо, а сквозь предвзятую мысль. Появилось
множество неестественных сочетаний, причудливых комбинаций в
мысли и в самых фактах; создалась искусственная жизнь,
искусственная действительность, которая, в свою очередь, вызывала
искусственную мысль. Мало-помалу призраки перемешались с
действительностью, иллюзии — с трезвой мыслью. Возник,
посреди действительной жизни, целый мир фантазий и миражей,
и различить их между собою не было сил. Смесь их опутывала
человека и не выпускала из своего заколдованного круга.
Заманчивая и обстоятельная ткань, в которой ложь вплеталась в
правду, истина в вымысел, ослепляла умствениое зрение, лишала его
даже способности замечать между ними разницу.
Теперь эта удивительная эпоха, похожая на арабскую сказку,
подходит к концу. На это указывают несомненные признаки.
Пристрастие к иностранному и чужому видимо сменяется в
образованных слоях нашего общества охлаждением к Европе,
даже не всегда справедливым предубеждением против
европейского; национальное чувство растет быстро; идеалы и идеальное
направление в решительном пренебрежении, даже больше, чем
бы следовало; мысль становится трезвее, получает
практический склад, обращается к практическим интересам; стараются,
как бы нарочно, окоротить ее полет и держаться исключительно
в кругу ближайших, фактических условий действительности: в
этом тоже заметна своего рода крайность, суживающая горизонт
зрения. Такая перемена в направлении запечатлена духом
реакции против прежнего; но это обстоятельство именно и
доказывает, что эпоха, начатая Петром Великим, уходит в прошедшее.
Что выражала оно собою? Возраст или степень развития,
через которую проходит в той или другой форме каждый человек и
каждый народ. В жизни человека это называется юностью; в
жизни народов — героическим периодом. Главной движущей
пружиной этого возраста является пробудившаяся умственная и
нравственная деятельность, которая становится
самостоятельным органом в судьбах человека и народа. На первых порах этот
новый двигатель преисполнен сознанием своего всемогущества
и неудержимо стремится подчинить себе все, даже самую
природу и ее неизменные законы. Отсюда, в эту пору жизни,
необыкновенное развитие сил, рвущихся проявиться наружу,
упразднить действительность, как она есть, и переделать ее на другой
?ПЛ, не соображаясь с тем, возможно ли это, допускают ли это
и('оны природы. Ясное понимание свойства этой силы, ее
придания и назначения, ее пределов и отношений к действительно-
Mv миру наступает позднее, и тогда она вступает в гармониче-

320
К. Д. КАВЕЛИН
ское сочетание с действительностью, которой не может
победить, — из разрушительного, отрицательного элемента
становится зиждительным условием осмысленной и правильно
развивающейся жизни.
Наш героический век определился особенными
обстоятельствами и условиями, в которых мы находились к концу XVII
века. Если оно нам кажется не таким привлекательным, как бы
мы того ожидали от героического возраста, то это не его вина, а
наша: мы стоим к нему слишком близко, теряемся в деталях и
упускаем из виду целое. Это ошибка зрения. Если б мы знали
сухую, прозаическую истину о героическом периоде Греции, и
притом с такой ужасающей подробностью, как знаем теперь
даже Петра, — Бог знает, показался ли бы нам этот период
таким поэтическим, каким мы его себе воображаем сквозь
легенды и сказания, в которых он до нас дошел. Отступите подальше
и взгляните в перспективе на Петра, на Екатерину II, на
Александра I — разве это не фигуры героев и полубогов древности?
С точки зрения науки и исторической истины такая близость к
героическому периоду имеет свою очень выгодную сторону: по
нашей истории мы можем проследить почти шаг за шагом, как
приготовлялся этот период, какие были его составные элемен
ты, как он родился из недр старинной русской жизни. Формы
его даны прошедшим и им объясняются, точно так же, как они,
в свою очередь, бросают свет на предшествовавший период.
Мы сказали выше, что московское государство к концу
XVII века находилось в ненормальном состоянии. Это отлично
обрисовано профессором Соловьевым в первой главе тринадца
того тома его истории. Перед нами картина разложения, с од
ной стороны, а с другой — слышится громкий протест против
внутренних ргестроений, искание выхода из растущих замеша
тельств. Скрытая, но главная причина болезненного состояния
общества заключалась в том, что простые, первобытные формы,
которыми определялся старинный великорусский быт, оказыва
лись уже недостаточными для возникавшей более сложной
общественности. Начальная социальная ячейка, двор или дом, и
развившиеся из нее крепостное право становились узки и тесны
для сравнительно более зрелого государственного и граждански
го быта. К московскому государству уже не шли формы вотчинь<
и дедины, к московскому государю — формы домоначальника.
отчича и дедича: это чувствовали уже Иван III и еще более Иван
Грозный; точно также Ордин-Нащокин ', Одоевский2, Голицы
ны, Матвеев не походили на холопей, а Посошков, Исаев — нп
царских сирот. Страшные, вопиющие злоупотребления доказы

Мысли и .шмапки о русский arm арки
321
вали недостаточность системы управления, основанной на
крепостном праве. В обществе стала появляться потребность
образования — признак, что духовная жизнь пробуждалась если не
в целой массе народа, то в некоторой, лучшей ее части, ("ловом,
все, на что ни взглянем, к чему ни обратимся, показывает, что
общество и государство уже переросли старые формы;
противоречие между ними и назревающим содержанием и было главной
причиной внутренних неустройств и брожения.
Какой выход предстоял древней России из такого
положения?
Мы не разделяем фаталистических взглядов на историю и
вовсе не думаем, чтоб можно было, как говаривалось прежде на
философском жаргоне, «конструировать» Петра Великого —
доказывать, что он необходимо должен был явиться и не мог не
явиться. Такого рода роковой необходимости мы не видим ни в
судьбах отдельного лица, ни в судьбах народов. Есть в складе и
развитии каждого организма известные основные черты и
направления, которые с ним рождаются и сопровождают его до
могилы: это типические свойства, которые могут быть
исковерканы, обезображены, но не истреблены; они будут отзываться и в
своем искаженном виде, в разных ненормальных явлениях.
Есть, далее, известные состояния или положения,
обусловливаемые известной степенью развития, известными
обстоятельствами и обстановкою. Они сложный продукт типических свойств,
степени развития, наконец, внешних условий и случайностей,
под влиянием которых организм живет. Такие положения сами
по себе переходчивы и потому могут изменяться коренным
образом, но не сразу, а постепенно, исподволь. Они-то и
представляют ближайшую, непосредственную, живую среду внешней
истории и внешних событий. Раз в ней возникают явления самого
разнообразного свойства, органические и случайные, на нее
действуют самые разнообразные внешние влияния, временные и
постоянные. Глядя на причудливую и пеструю игру
бесчисленных сочетаний, которые вследствие того появляются и исчезают
в этой среде, как в калейдоскопе, мы не можем предсказать,
какое именно обстоятельство, событие или случайность изменяет
ишное положение; но если глубоко его знаем и хорошо
понимаем, то можем, не дожидаясь совершившихся фактов, заранее
приблизительно определить, какие будут общее направление и
Характер предстоящих изменений, потому что оба указываются
Сложением и средой, на которую события и случайности
действуют. И так можно, не будучи пророком, предугадывать вооб-
!J^J склон, течение жизни; изучая историческую эпоху, можно

322 К. Д. КАВЕЛИН
точно так же указывать на общие черты, определившие
дальнейший ее ход; но никакой обыкновенный человеческий ум не в
состоянии предсказать деятелей, обстоятельства и события.
Когда историк пробует «конструировать» лица и
обстоятельства, он только себя и других вводит в заблуждение, потому ч^о
история не есть раскрытие алгебраической формулы.
Попробуем применить эти мысли к нашей эпохе преобразова
ния, а для того забудем на минуту, что был Петр Великий, и
ограничимся одним тем, что знаем о московском государстве, и на
основании только этих сведений попытаемся определить,
каковы могли быть характер и направление предстоявшего ему
выхода из того положения, в каком оно находилось в конце XVII века.
При разрешении этого вопроса нам естественно представятся
вот какие соображения.
В обществах со сложным внутренним составом образуются
слои, которые под влиянием вековой борьбы между собою
смыкаются в корпорации, сословия и вырабатывают каждое свой
идеал общественности. Эти идеалы — взгляд корпорации или
сословия на то, как должно быть устроено общество с точки
зрения того сословия или той корпорации. Каждая усиливается
оспорить у другой власть и влияние на ход государственных дел
и провести свой идеал, свои взгляды. Таким образом, общество
сложного состава вырабатывает идеал нового порядка дел из
себя. Когда существующий порядок, построенный по идеалу
одной корпорации, оказывается недостаточным и неудовлетво
рительным, на смену его, изнутри того же самого общества,
является другой, выработанный другой корпорацией. В какой сто
пени он удовлетворяет требованиям всех составных элементов
общества и пользам целого государства — это другой вопрос; но
довольно, что идеал уже готов и что он родился в самом
обществе.
Возьмем теперь государство с односложным составом, каким
было московское. Литовско-польские элементы, внесенные ь
него, начиная с Ивана III, имели свой идеал и пытались водво
рить его у нас; но эти элементы истреблены, частью при Грон
ном, частью во время последующих смут; к концу XVII века они
совсем исчезли. Затем, как и прежде, весь внутренний быт мог
ковского государства был в XVII веке сверху донизу, построен
по одному типу или идеалу. Не из чего было образоваться кор
порациям, сословиям с особыми стремлениями; ничего подобно
го и не было, а были разряды или «чины» царской службы,
правда, отделенные друг от друга, но не имевшие внутренней
замкнутости и организации; оттого не было между ними никл

\/ ы ел и и заметки о русской истории
323
кой борьбы и они не имели своих корпоративных идеалов.
Отсюда следует, что когда в таком обществе вековой исторический
тип отживает свое время, ему нельзя заменить его другим
идеалом, взятым из недр собственной жизни, а придется по
необходимости искать его вне себя, у других народов.
Далее, потребность в идеале, взятом из чужой жизни,
почувствуют сперва только те слои и стороны общества, которые,
вследствие разных причин, важных или неважных, постоянных
или мимолетных и случайных, практически натолкнутся на
неудовлетворительность существующего и необходимость
заменить его новым, чужим. Таким образом, потребность
преобразования всего сильнее будет чувствоваться на первых порах
меньшинством высших слоев общества и в правительственных
сферах, которые более доступны влиянию чужих стран, ближе
видят и лучше понимают практический ход государственных и
административных дел, чем остальная масса народа. Итак,
преобразование пойдет неизбежно сверху вниз, а не снизу вверх.
В обществе неразвитом, без культуры, с одними природными
наклонностями и инстинктами и внешней дисциплиной чужой
идеал будет представляться со стороны внешних его форм и
обстановки, да и вводиться он будет внешним образом. Чем
меньше развития и культуры в народе, тем он полнее, безотчетнее
подчинится влиянию чужого идеала, примет его за образец себе
и во всем.
Когда раз чужой идеал будет внесен в жизнь народа, в ней
произойдет внутренний разлад: явится партия нововводителей и
партия приверженцев старого порядка. Иностранный образец
послужит такой лее закваской для внутреннего развития
односложного общества, какою у других народов служит
присутствие в их составе нескольких разнородных элементов. Около
борьбы между защитниками нового и старого сгруппируются
Умственные силы страны; эта борьба сделается центром и
двигателем духовного развития; обе стороны должны будут все
подробнее, глубже и точнее определять свои взгляды и программы,
вЬ1яснять свои идеалы. Чем дальше, тем эта борьба будет
становиться шире, обнимать больший круг интересов,
распространится на все стороны жизни. Внутренняя борьба поведет к более
г°чному определению и усилению государственного единства и
|[' нтральной власти.
Чужой идеал мы могли взять в конце XVII века только из
Заемной Европы. Это указывалось и внутренними признаками, и
1 °шними обстоятельствами. Уже с Ивана III правительство
*ло обращаться к Европе за художниками, медиками, войс-

324
К.Д.КАВЕЛИН
ком, мастерами всякого рода. Некоторые заезжие европейцы
попали в большое доверие к царю Ивану Васильевичу. Число
европейских выходцев к нам все увеличивалось, и при Алексее
Михайловиче они считались в Москве тысячами. Сношения с
европейскими государствами, начавшиеся тоже с Ивана III,
познакомили высшие слои тогдашнего нашего общества с
европейским бытом и нравами в самой Европе на местах. С Остзейским
краем, принадлежавшим тогда Швеции, мы находились в
непосредственном соседстве. Вследствие всего этого влияние Европы
на высшие слои московского общества становилось в XVII веке
заметным. Князю Хворостининуа еще при Михаиле Федоровиче
стало скучно в Москве, и он собирался бежать в Италию, а если
можно, и дальше; дьяк Котошихин, оевропеившийся русский,
бежал в Швецию. В книге профессора Соловьева собраны
любопытные факты о влиянии европейских нравов и обычаев на
лучших русских людей перед эпохой преобразования. Итак, путь к
заимствованиям из Европы был уже проложен до Петра. Да и
откуда же было нам заимствовать, как не оттуда? Византийская
империя уже не существовала; из Польши нам мало что
приходилось тогда занимать; притом же тамошние государственные
порядки, приведшие ее к упадку, не представляли образца,
достойного подражания: весь наш государственный и
общественный строй был совершенно противоположен польскому, и к
концу XVII века итоги сводились в нашу пользу, а не в пользу
поляков. Только Европа с ее внутренним благоустройством и
высокой культурой могла быть для нас предметом удивления и
служить образцом, достойным подражания.
Итак, по состоянию московского государства в конце XVII ве
ка можно было предугадывать, что если ему только предстоит
обновиться, то такое обновление может произойти разве вслед
ствие внешних влияний, всего вероятнее из Европы; что
влияние ее должно начаться с высших слоев и правительственных
сфер, через которые и будет проникать в народ; что до низкой
степени культуры в московском государстве, влияние на нет
Европы будет сперва, конечно, только наружное, вызовется
практической потребностью лучших форм жизни и быта, и уже
потом, впоследствии, пробудит к самостоятельной деятельности
живые силы страны и народа.
Все это можно было предвидеть и предсказать заранее. Так и
смотрели иностранцы не только в XVII, а даже еще в XVI веке-
Но никто в мире не мог предвидеть и предсказать, что преобра
зователем будет прирожденный царь и что этот царь будет вдо
бавок необыкновенный, великий человек. Ходу и направлении'

Мысли и .шметки и русской истории 325
внутренней жизни России, намеченному всей нашей историей и
развитием, он придал еще свой личный характер, наложил на
них свою печать. Вот именно в этом, как нам кажется, и лежит
источник глубоких недоразумений при всех суждениях о Петре
Великом и эпохе преобразования. Не различая того, что
определялось обстоятельствами, от личного действия Петра, мы,
смотря по взгляду на вещи, или считаем его творцом и созидателем
России, как будто до него она вовсе не существовала, или,
наоборот, видим в преобразовании горестный результат его
гениального произвола, неестественный и горький плод его
самовластия, не имеющий ничего общего с предыдущим ходом нашей
внутренней жизни. В сущности, оба взгляда очень сходны
между собою; ни тот, ни другой не признает никакого
самостоятельного значения древней России; оба полагают всю силу, весь
смысл и успех преобразования в одной личности Петра. Очень
понятно, отчего это произошло. Петр Великий, как верно
заметил г. Погодин, заслонил от нас своей огромной фигурой древнюю
Россию. Новое направление русской жизни слилось в нашем
представлении с именем Петра, как будто в нем воплотилось.
Видя его везде на первом плане, неизмеримо выше всех
сподвижников, главным орудием преобразования, душой нового
дела, мы приписываем одной его личной деятельности то, что
только в его лице выразилось ярко, выпукло, гениально. Когда
новое направление проводится неограниченным государем и
таким необыкновенным, каким был Петр, невольно забывается
естественный ход вещей, который подготовил его подвиг и сделал
событие неизбежным в той или другой форме. Все это очень
понятная и естественная ошибка зрения, оптический обман; но
нельзя на такой ошибке строить историческую теорию, которая
спутывает все понятия и делает правильную оценку
предыдущей истории решительно невозможно.
Петр Великий и его эпоха есть начало нашего героического
века. Не прошло еще и двух столетий, а величавый,
удивительный образ его стал уже облекаться в мифическое сказание. Не
°УДЬ у нас под руками несомненных исторических свидетельств,
Нельзя было бы поверить, что перед нами живое лицо, а не
сказочный богатырь. Даже достоверная повесть о его ранней
молодости дышит легендой и мифом. Он готовится к своему подвигу,
5,0 Меткому выражению профессора Соловьева, не в старой Рос-
ии, а подле нее, вне обычной тогда обстановки царственных де-
*>1!» между потешными и в Немецкой слободе1. Обстоятельства
ГГ) как будто нарочно для того вырастили вдали от двора, чтобы
оставить в совершенную независимость от той среды и нравов,

326
К.Д.КАВЕЛИН
которые он призван был преобразовать. Около него с юности
составляется особая атмосфера, чуждая остальному. Грозный
тоже уезжает на время из Москвы в Александровскую слободу \
но снова возвращается в центр старинной русской жизни; Петр с
детства чужд Москве, хотя и находится в ней, а потом оставляет
ее совсем, бывает в ней наездом, изредка, а живет в Петербурге,
который сам построил на новом месте. Какая быль больше
похожа на сказку?
Петр Великий с головы до ног — великорусская натура, вели
корусская душа. Удивительная живость, подвижность,
сметливость; склад ума практический, без всякой тени
мечтательности, резонерства, отвлеченности и фразы; находчивость в беде;
рядом с тем неразборчивость в средствах, для достижения прак
тических целей; безграничный разгул, отсутствие во всем
меры — ив труде, и в страстях, и в печали. Кто не узнает в этих
чертах близкую и родную нам природу великоросса? Но в каких
громадных, ужасающих размерах она в нем высказалась!
Несмотря ни на какие свидетельства, все как-то не верится и до сих
пор, чтоб в самом деле мог жить на свете такой человек! Раз по
чуявши свое дело, свое призвание, — а до этого он дошел не
через книгу или раздумье, а практикой, опытом — Петр отдался
ему всей душой, всем помыслом, без колебаний и оглядки, на
всю жизнь. Труженик, в благороднейшем смысле слова, он не
знал устали и только перед смертью догадался, «коль слабое
творение есть человек». Невозможного для него не было; все
казалось ему возможным, чего он хотел, а хотел он ни больше, ни
меньше как пересоздать московское царство в европейскую
монархию, с европейским государственным устройством,
администрацией, науками, искусствами, промышленностью, ремеслами,
торговлей, сухопутными и морскими силами, даже с
европейской общественностью, нравами и формами, — и рассчитывал
выполнение этого плана не на сотни лет, а на свой век, желал
сам насладиться плодами своего «насаждения».
С этой стороны Петр Великий есть полнейший представитель
своей эпохи и ее преобразовательных стремлений. Формы, в ко
торых они осуществились, принадлежат безраздельно времени,
в которое он жил; Петру принадлежит необычайная сила, энер
гия, с которой велось дело, страстность, если можно так выра
зиться, темперамент реформы.
О преобразованиях на заграничный лад думали и до Петра:
кое-что уже было сделано в этом направлении; но никогда еш*'
до него преобразование не было вводимо в принцип: никто Д"
него не проникался так всецело идеалом европейского государ

}\]ысли и .iaметки о русской истории
327
ства и быта; а те, которые проникались им, не выдерживали
сравнения идеала с действительностью, не думали с нею
бороться, чтоб переделать ее, а покидали страну. Петр внес этот идеал
в русскую жизнь, вступил во имя его в борьбу с тогдашней
действительностью. В этом смысле он довершил старое время и
напал новое. Разрыв между стремлениями и действительностью
был им доведен до последних пределов, но стремления получили
цель, им придана сила и власть, цели подчинены жизнь и ее
условия.
В отрицательном взгляде Петра Великого на старинный быт
и правы иные подозревают нелюбовь его к России. Но такой
упрек относится к разряду тех странных, удивительных
недоразумений, которыми преисполнены наши суждения об этой эпохе.
Петр любил Россию по идеалу, который о ней составил,
различал в ней ту, какою ее застал, от той, какою желал видеть, и
старался приблизить ее к этому идеальному образу. Можно не
одобрять его взгляда — это другой вопрос; но как подозревать его в
нелюбви к России, когда он посвятил все свои силы, весь свой
труд, всю свою жизнь на то, чтоб она стала, какой ей следовало
быть по его убеждению? Нельзя работать неустанно, всю жизнь,
без веры в дело, без любви к нему. Петр так трудился, потому
что верил в способность русского народа преобразиться в
идеальный образ, который перед ним носился. Прочтите гневные
его письма к царевичу Алексею Петровичу. О чем вся забота?
О том, чтоб сохранить «насаждение и уже некоторое и
возвращенное» его «бедными и прочих истинных сынов российских
равноревностных трудами». В чем главный упрек царевичу?
В том, что царевич не помогает ему «в таких его несносных
печалях и трудах». «Ты, — пишет Петр царевичу, — ненавидишь
Дел моих, которые я, для людей народа своего, не жалея
здоровья своего, делаю и, конечно, по мне разорителем оных
будешь». Требуя от сына исправления, царь в первом письме
грозит ему лишением наследства. «И не мни себе, — прибавляет
Петр — что один ты у меня сын и что я сие только в устрастку
пишу: воистину (Богу извольшу) исполню, ибо я за мое отече-
(1во и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу
1>бя, непотребного, пожалеть? Лучше будь чужой добрый, неже
свой непотребный». Во втором письме царь опять требует от
c?bI£in, чтоб он изменился или пошел в монахи, «ибо без сего, —
прибавляет он, — дух мой спокоен быть не может, а особливо,
ЧТг> ныне мало здоров стал». Во всем этом страшном,
неслыханном деле Петр, сколько можно судить по тому, что мы теперь
1наем, был, кажется, обманут. Тайная интрига, веденная очень

328
К. Д. КАВЕЛИН
искусно, вооружила его против сына, который, по-видимому, не
был умышленным врагом отца, а человеком неспособным и
посредственным. Розыск и пытка не обнаружили заговора, а
только недовольство. Если сведения, которые дошли до нас, полны,
то мучительная смерть царевича Алексея лежит на душе Петра
Великого. Однако чем можно было довести Петра до такой
крайности? — только внушая ему мысль, что дело его попадет после
его смерти в недостойные руки и погибнет. Из-за одной этой
мысли Петр Великий забывает все, даже династические
интересы, казнит сына и провозглашает начало, что царь имеет право
назначить по себе преемника по духу, а не по плоти, не
стесняясь потомством. Как государственное учреждение этот закон не
выдерживает критики и не пережил Петра, но он вполне харак
теризует его личность и взгляд: все для дела, все для
государства и России, все должно преклоняться перед ними, служить
только им, а не лицу, не личным интересам. Сам он служил им
наряду с другими. Оттого какая простота в жизни, в обращении,
в переписке! Ошибки свои, — а кто не ошибается, — Петр
признает даже в печатных указах, просит извинения в письмах.
Дело прежде всего, а лицо — даже сам Петр — после.
Мысль о коренном преобразовании России по европейскому
образцу созрела в Петре Великом, по-видимому, не вдруг, а
постепенно. Как человек в высокой степени практический, Петр
приведен был к тому наблюдениями, опытом и нуждой. К его
времени мы уже вдвигались в круг европейских государств и
принимали все большее участие в общих делах Европы. Сама
сила вещей вынуждала нас облечься в европейские формы. Дав
нишняя наша потребность приобрести Остзейский край вовлек
ла нас в войну с Швецией, а это настоятельно потребовало
преобразования войска по европейскому образцу и создания флота;
эти реформы, в свою очередь, вызывали нововведения и
перемены во внутреннем быте. Так, мало-помалу идеал европейской
монархии слился у Петра Великого с мыслью о потребностях,
нуждах и пользах России, которые стояли у него на первом
плане. Полезное, по его мнению, вводилось, несмотря ни на какие
препятствия. Что оно не нравилось, еще не доказывало, что оно
нехорошо. Мало ли что, замечает он в одном указе, принималось
по принуждению, за что потом благодарили и что уже принесло
плод? Вот чем объясняется принудительный характер преобра
зования. Оно было по необходимости внешнее, вводилось ег
страстью, возведено в правительственную систему и излагалось
не в назиданиях и книгах, а в законах и правительственных рас
поряжениях. Какой же могло оно иметь характер, кроме при ну

Мысли и .шмотки о русской истории
320
дительного? Как человек безгранично убежденный в своем деле
и нетерпеливый, Петр действовал круто и жестоко. Одаренный
страшной нравственной силой и энергией, он не понимал
слабости, не допускал никаких уступок и сделок с обновляемой средой.
Мысль о постепенности внутреннего развития, о переходных
мерах была ему вовсе чужда, да и не по тогдашнему времени.
С лишком полвека спустя после него, во Франции, точно так же
мало заботились о постепенном переходе от старого к новому.
Учреждая в России новые порядки, Петр выписывал из-за
границы иностранцев, давал им места в службе, водился с ними,
ласкал их. Что могло быть естественнее? Они тогда лучше нас
знали дело, и потому Петр употреблял их. Но отсюда упрек,
будто бы он предпочитал иностранцев русским. Какие же на это
доказательства? Никаких, ни малейших. Напротив, иностранцы
жалуются на Петра Великого, что он их дурно рассчитывает, не
исполняет заключенных с ними условий, старается при первом
благовидном предлоге от них отделаться. Он вызывает из
Европы фабрикантов, заводчиков, мастеров, и одно из первых с ними
условий — обучить тому мастерству, фабричному или
заводскому делу русских. За исполнением этого условия строго смотрел
царь и не исполнявших удалял из России. В коллегиях и
присутственных местах определялись чиновниками иностранцы и
русские — в равном числе; первые должны были обучать
последних европейским административным порядкам, и за то
получали больше жалованья. Что не пристрастие именно к немцам или
голландцам руководило в этом случае Петра, доказывается тем,
что он старался с тою же целью вербовать в службу
преимущественно «шрейберов цесарской службы>>, австрийских славян,
знающих новое дело, а между тем говорящих на родных нам
языках. На высших военных и административных постах,
кроме Лефорта, не встречаем при Петре дни одного иностранца, —
в^е до последнего русские. Зная иностранные языки, Петр писал
и переписывался почти всегда по-русски.
Другой упрек Петру, и самый распространенный,
заключается r том, что он будто бы нарушил предание, разорвал русскую
историю и русскую жизнь на две, друг другу чуждые и даже
враждебные половины; будто бы, благодаря Петру, мы утратили
чУвство народности и оттого блуждаем теперь, не зная откуда и
кУДа идем.
Это обвинение относится, разумеется, к тому, что Петр
Велики привил к нашей жизни идеал европейской монархии и
'ьПа. Но вглядимся в дело поглубже, —не принадлежит ли и
4(>т упрек к числу странных недоразумений?

330
К. Л НАВЕЛИ И
Мы уже сказали, что стремление к Европе и практическая не
обходимость подражать ей, заимствовать от нее, появились в
московском государстве задолго до Петра и заметно усилились
перед началом преобразования. Значит, была уже в русской
жизни наклонность в эту сторону. Стало быть, Петр Великий не
создал направления, за которое его обвиняют; он лишь его
усилил, возвел в систему, не только он не нарушил традиции, а
напротив, следовал преданию московских государей с Ивана III и
особенно с Ивана Грозного.
Не должно также забывать следующего, очень важного,
обстоятельства. Говоря, что Петр Великий насильственно привил
русскому народу чужой идеал, мы, собственно говоря, сильни
преувеличиваем. Не только огромное большинство народа оста
лось совершенно чуждым и враждебным этому идеалу, но даже
в высших слоях русского общества очень, очень немногие при
стали к нему с убеждением. Борьба между привитым чужим и
своим началась, если хотите, даже до Петра; при нем она стала
ярче, продолжалась и после него, продолжается даже и теперь,
изменив только свои формы. Следовательно, никак нельзя
утверждать, что Петр убил в нас чувство народности, лишил наг
связи с прошедшим; он только внес, правильнее сказать, только
усилил элемент брожения, а вместе с тем и развития в нашей од
носложной жизни. С его времени яснее выступила вперед
внутренняя борьба, которая, в других формах, по другим поводам,
происходит у всех народов, играющих роль в истории. Где нет
такой борьбы, там нет жизни и развития. Она необходима, чтои
выяснить народное самосознание, вызвать к деятельности
народные силы. Если у нас возникла теперь потребность отдать
себе отчет в самих себе, понять себя, то это благодаря
преобразованию, которое началось еще до Петра. Итак, дело реформы не
было нарушением нормального хода нашей жизни, а напротив,
естественным, необходимым ее продолжением.
Наконец, нас смущает внешний, принудительный характер
петровской реформы, и из него мы выводим, что если б Петр не
вздумал так круто и насильственно вносить в нашу жизнь
чуждых элементов, то они бы вовсе в нее и не вошли. Но, во-первых,
европейские элементы появились в России уже до Петра; а по
том, — взглянем поближе, куда приведут нас подобные
рассуждения. Если мы могли обойтись без европейской закваски, то.
значит, в ней не было никакой надобности; стало быть, старин
ная русская жизнь имела уже в себе все необходимые условия п
задатки для дальнейшего самостоятельного развития. Каким же
чудом один человек, хотя бы и необыкновенный, гениальный.

xthic.iu и .шмотки о русской истории 331
мог, всего в каких-нибудь четверть века, сдвинуть целый
русский народ с его прямого пути, отклонить его от естественного,
самостоятельного развития на целые полтораста лет? Делая
упрек Петру Великому, мы этим как будто хотим возвысить
значение древней России, а на самом деле только вторим тем,
которые называют Петра творцом новой, низводим старую Русь на
степень исторического материала, до такой степени мягкого и
несамобытного, что гениальный человек мог вылепить из него,
что ему было угодно. Мы думаем, что для объяснения внешнего
и насильственного характера петровской реформы нет никакой
необходимости прибегать к предположениям, из которых совсем
не то следует, что они должны доказать. Дело, как мы сказали
выше, объясняется гораздо проще. В конце XVII века
потребность преобразования сильно чувствовалась в России. По
односложности нашей жизни и по степени нашего развития в XVII
веке мы были способны только к внешнему, а не к внутреннему
преобразованию; а всякое внешнее действие есть по
необходимости принудительное, насильственное; более или менее, это уже
зависит от обстоятельств, характера деятелей, времени и нравов
народа и тому подобных условий. Петр, по своему личному
характеру, провел реформу сильно, стремительно, жестоко и
сурово. Не будем же терять из виду самого дела из-за его случайной
обстановки.
Наконец, рассуждая о реформе и ее последствиях, мы
опускаем из виду, что все образованное меньшинство русского
общества бросилось в «прорубленное Петром Великим окно в Европу»
и протеснялось туда наперерыв, неудержимо, с удивительной
энергией, до нашего времени. Будь направление, данное Петром
нашей жизни, неестественным, оно бы и кончилось с его
смертью, тем более, что большинство современников смотрели
подозрительно и враждебно на его нововведения, а ближайшие
преемники его власти не имели ни его гения, ни его силы, ни его
взглядов. И что же мы видим? Несмотря ни на что, образованное
Русское меньшинство с небывалым самоотречением бросается
навстречу европейскому влиянию и идет по этому пути гораздо
Далее Петра Великого, до отступничества от всего родного, до
забвения родины и самого языка. Неужели можно приписать
такое течение мыслей, такое направление меньшинства русского
общества в продолжение нескольких поколений одной подража-
f r льности, угодливости, суетности, легкомыслию или случайно-
•'£*, обратившейся потом в дурную привычку? Бесспорно, все
4(1 играло большую роль, точно так же, как и во всяком другом
!<дорическом явлении, рядом с хорошими участвуют и дурные

332
К. Д. КАВЕЛИН
стороны человеческой природы. Но ведь мы знаем, что не одни
льстецы и пустые люди шли у нас по этому пути. В
сравнительно малочисленном строе русского общества, который
безраздельно отдался европейскому влиянию, было много людей
талантливых, умов глубоких и светлых, людей, горячо любивших
родину, искренно искавших правды. Эти люди, отрешавшиеся
от России нередко до забвения русского языка, честно, с
убеждением, служили ей мечом и пером, честно умирали в битвах за ее
независимость и достоинство. Таких людей было не мало, и мы
их еще помним. Они доказывают своими делами и жизнью, что
реформа на европейский лад при Петре не была случайностью
или прихотью, а отвечала известной, живой потребности и
потому не была нарушением естественного течения русской
жизни. Нам теперь она кажется такою потому, что отжила свой век.
Но прошедшего нельзя мерить настоящим. Всему есть свое
время и своя мерка.
От этих общих соображений обратимся к ближайшим,
осязательным, практическим. Возьмем внешние и внутренние
вопросы, которые поднял и разрешил Петр, и посмотрим, отклонил
ли он хоть один из них от его естественного, правильного
течения, нарушил ли он в этом отношении традицию? Самое
внимательное изучение коренных русских вопросов того времени
докажет совершенно противное: мы увидим, что все они
разрешены Петром Великим в том самом смысле и направлении, в
каком ставились перед преобразованием. Приведем в подтвержде
ние несколько примеров.
Говорят, Петр приложил последнюю печать к закрепощению
народа. Мы не знаем и даже не можем догадаться, на чем
основан этот упрек? Не на том ли, что при нем Поместный и
Холопий приказ слиты в один? Но проследите внимательно законы
XVII века: к концу его поместные крестьяне стали такими же
крепостными, как вотчинные: права владельцев на крестьян
ничем не отличались в это время от нрав на холопей. Но допустим,
что Петр действительно сделал новый, окончательный шаг к
слитию этих различных разрядов несвободных людей в один:
разве можно сказать, что он разорвал предание? Подобная мера
в то время, когда все было подведено под форму крепостного
права, не может ни в каком случае назваться нововведением,
противным духу старинных учреждений.
Находят, что смешение поместного права с вотчинным
показывает грубое незнание нашего старинного юридического быта.
Но мы хотели бы, чтоб нам показали, чем на исходе XVII века

Мысли и заметки о русской истории
333
поместья отличались от вотчин? Такого различия не
существовало уже до Петра. Оно удерживалось только по имени.
Назовут, может быть, нововведением, противным духу
старины, Табель о рангах, учреждение и устройство Сената? Но стоит
только проследить историю местничества и постепенного
упразднения его, начиная с Ивана III, чтобы убедиться, что
замещение мест по годности к службе, а не по роду было задачей, к
разрешению которой московские государи стремились постоянно.
Петр и разрешил ее в этом смысле.
Преобразования Петра по духовному ведомству были
довершением начатого при Иване III, и особенно при Иване IV, и
последующих мер, принятых в течение XVII века. Сделанное
Петром по этой части представляет весьма последовательное
развитие задуманного задолго до него и оконченного его
преемниками.
Как мы уже видели, не Петр стал впервые приглашать на
службу иностранцев; задолго до него начали это делать
московские государи, уже со времен Ивана III.
Первое начало регулярного войска положено Иваном IV в
учреждении стрельцов. Сообразно с общим характером древней
России они из войска обратились в общественный и вместе
служебный разряд, жили семьями в особых слободах и торговали,
отправляя военную службу как повинность, подобно казакам.
Около них возникали новые виды регулярных войск, сперва
иноземных, потом, по образцу их, и русских. Петр только
преобразовал эти войска, заменив ими все бывшие дотоле
различные их роды.
Называют нововведением татарским и ненавистным
установление при Петре подушной подати; считают эту меру шагом
назад, сравнительно со старинной, когда существовало посошное
тягло, или подать, определявшаяся по количеству и качеству
земли. Но послушайте, что говорят современники; посмотрите,
на что народ жалуется беспрестанно и горько в течение XVII
века: его тяготит именно раскладка повинностей по земле. Земли
были обмерены Бог знает как. Вследствие тяжких податей
люди, крестьяне и посадские, разбегались, а с оставшихся,
часто очень немногим числом, правили, что следовало, на
основании посошной раскладки. При таких обстоятельствах введение
подушного налога было благодеянием, разрешением вопроса,
поставленного стариной, и притом разрешением самььм
разумным в то время, когда не земля, а рабочая сила имела цену.
Коллегиальное устройство тоже не было нововведением. За-
,л>дыши его находим уже в устройстве приказов.

334
К.Д.КАВЕЛИН
Судя по форме, установленный Петром, был не что иное, как
организованный, определенный законом старинный суд
судебных приказов. Жалобы на бесчисленные, вопиющие дела
московских судов XVII века вызывали не коренное их
преобразование, а более точное определение судебного порядка, причем по
возможности предусмотрены и устранены важнейшие и
обычные в то время злоупотребления. Не вина Петра, что после
него — и мы до сих пор не знаем, когда именно и как —
старинный словесный суд заменился письменным.
Важнейшее дело и забота всего царствования Петра —
завоевание и упрочение за Россией балтийского побережья — было
задумано не им, а задолго до него, еще Иваном Грозным.
Можно привести много других примеров в доказательство,
что и во внешних, и внутренних делах Петр Великий
продолжил начатое его предместниками, шел по пути, указанному всей
нашей историей. Перерыва в ней никакого при нем не
произошло; только все старинные, вековые задачи сошлись в это
царствование как в один фокус и сильно двинуты к развязке; дело
столетий сжато и втиснуто в какие-нибудь четверть века.
Повторяем, нас вводит в заблуждение темперамент преобразования,
оригинальная, своеобразная форма, приданная ей
необыкновенной личностью Петра. Вот, как нам кажется, существенная и
единственная причина всех наших недоразумений.
Говоря это, мы далеки от мысли оправдывать каждое
действие Петра Великого, каждую принятую им меру. Во многом
он, разумеется, ошибался; многое из того, что он ввел, оказалось
несостоятельным еще при его жизни или после него; зато другое
пережило века и стоит до сих пор твердо; многое из задуманного
им еще не осуществилось; к иному, пришедшему в упадок и
забытому, может быть, придется еще воротиться. Но дело вовсе не
в том. Существенная сторона вопроса о Петре Великом и его
эпохе заключается не в критическом разборе его планов и их
выполнении, не в оценке практического достоинства его законов и
распоряжений, а в определении места, занимаемого петровской
реформой в нашем историческом развитии. Мы старались
показать, что она есть органическое продолжение старины, вытекла
из нее необходимо и естественно и представляется нам каким-то
скачком потому только, что вводилась у нас одним из
величайших деятелей истории, который своею необыкновенною
личностью и делами затмил обыденный ход нашей исторической
жизни. Восстановить потерянное в сознании преемство внутреннего
нашего развития, указать органическую связь там, где теперь
представляются как будто порванные концы исторической ни-

\lbicju и заметки о русской истории
335
ти, ~~~ вот тепеРь главная, первая задача русской истории.
Разрешить ее необходимо не только в видах удовлетворения
исторической любознательности, а для того, чтоб внести сколько-нибудь
света и порядка в нашу мысль, блуждающую в невероятном хаосе
и тьме. Все наши недоразумения, если их разобрать
хорошенько, сводятся — мы глубоко в этом убеждены - к тем, которые
скопились около Петра Великого и его эпохи; а они, повторяем,
произошли от смешения дела реформы с личностью Петра.
Преобразование, по ходу древней русской жизни, было неизбежно,
неотвратимо. Не явись Петр, оно приняло бы, вероятно, какие-
нибудь другие формы, но все-таки рано или поздно непременно
бы совершилось. Петр дал только преобразованию известный
вид, форму, темперамент, определил ее ход на последующие
времена.
Петр Великий принял титул императора и окружил царскую
власть внешней обстановкой европейских монархий. Этим
обозначалось окончательное вступление России в политическую и
международную систему Европы. В общем ходе нашей истории
и преобразования эти нововведения разумелись сами собой.
Гораздо важнее было новое значение, которое Петр Великий
придал царской власти внутри государства. Мы заметили выше,
что с Алексея Михайловича наше внутреннее развитие,
отклоненное от своего естественного хода приливом
польско-литовских элементов, снова восстановилось. С тех пор царская власть
является вполне такой же, какой была при Иване Грозном и
Годунове и какая сложилась в представлениях великорусского
народа. Петр Великий только возводит ее в государственный
принцип, в идею, освобождает от исторически сложившихся и уже
обветшавших форм, которые напоминали давно отжитый в
государственной сфере тип домоначальника. Принцип этот он
проводит по всем ступеням государственной иерархии.
Некоторые считают Петра Великого основателем
самодержавной власти в России. Но это ошибка. Самодержавие
родилось с Великороссией. Андрей Боголюбскийв был такой же
самодержец, как Всеволод Большое Гнездо7, как московские великие
князья и цари до смутной эпохи. В этом отношении, как и все-
гДа, ошибка происходит от того, что дело не различается от
лица, у которого оно в руках, которое его представляет и ведет.
Петр Великий выражает начало старинной царской власти го-
'ч*здо резче, определеннее и сознательнее, чем все его предше-
гиенники (исключая, впрочем, Ивана Грозного), потому толь-
-' ,}э что он не только царь, но и преобразователь, что в его лице
: сразилась и сосредоточилась реформа, что он был ее двигате-

336
К.Д.КАВЕЛИН
лем и орудием. Борьба необходимо определяет точным образом
принципы, приводит к ясному их сознанию. Иван III
высказывает новгородцам оиределительно и точно, чего требует от них
московский великий князь, в чем сущность его власти; Василий
Иванович — псковичам; царь Иван Васильевич Грозный
формулирует свою власть в борьбе с литовско-польской олигархией;
точно так же и Петр Великий в борьбе со старинными
государственными и общественными порядками в России, которые
начал преобразовывать, только выражает с совершенной
определенностью существо царской власти, которая испокон века
принадлежала русским государям.
Но, не создавая самодержавия, Петр придал ему своею
деятельностью, своей личностью, своей жизнью новый характер и в
этом смысле определил весь последующий ход нашей истории.
Преобразование, как мы сказали выше, возведено им в
правительственную систему и вошло с его времени в число атрибутов
верховной власти, вполне согласно с глубочайшими
инстинктами русского народа. Служа государству и государственным
пользам преданнее, неутомимее, бескорыстнее, вернее
последнего из своих подданных, Петр своими «несносными печалями» и
великими делами вписал навеки в наш государственный устав,
что власть есть труд, подвиг, служба России, прежде всех и
больше всех. Это был его завет и благословение потомству,
пережившие его армии и флоты, его «виктории» и учреждения, его
слабости и ошибки. Оттого после Петра менялись
правительственные системы, направления, взгляды, темпераменты, а
власть осталась непоколебимой через весь последующий,
тяжелый период нашей истории. Преобразование и служение русско
му государству и русскому народу осталось ее знаменем и до
наших дней, когда, по-видимому, довершается дело Петра,
прикладывается последний камень к его зданию и начинается
новый период нашего исторического существования.
Что Петр своим лицом и своей жизнью укрепил царскую
власть, начавшую перед ним колебаться, поднял ее и придал вы
сокое нравственное и народное значение, — в этом его
величайшая, бессмертная заслуга перед Россией. Наступала пора
глубокого внутреннего перерождения, когда сильная центральная
власть есть для народа вопрос существования. Ей предстояло у
нас не только представлять с достоинством Россию при внутрен
них смутах, при борьбе враждебных друг другу направлений,
при олигархических стремлениях, при революционных
движениях в Европе, подымавших против нас внешние бури, — но,
что было несравненно труднее, ей по целому ходу нашей исто

д/нг./*/ и .шмотки о русской истории
337
рии выпадала на долю крайне трудная задача — продолжать в
то же самое время начатое Петром Великим дело внутреннего
нашего преобразования.
Первый период нашей истории мы понимаем, если можно,
еще менее, чем отношение Петра Великого и его эпохи к древней
России. Европейские формы, в которые снаружи облеклась
наша жизнь, спутывают все наши мысли и заслоняют от нас
действительность; а она между тем идет своим чередом, решая одну
за другой задачи, поставленные всей нашей историей и которых
истинного смысла мы не умеем себе объяснить.
Реформа Петра была, как ,vbi видели, внешняя. Он
переменил одни лишь наружные формы нашего внутреннего быта и
заменил их иностранными, что, разумеется, не могло переродить
нас в европейцев. Эти реформы были только новым условием
нашей жизни, под влиянием которого она стала исподволь
развиваться далее.
Ход этого развития представляет высокий, животрепещущий
интерес. На поверхности русского общества замечается после
Петра полная безурядица: тысячи стремлений и направлений,
проникнутых европейскими задачами и интересами, страхами и
надеждами и не имеющих прямой связи ни с народной жизнью,
ни между собой. Рядом с ними и в пестром с ними смешении
живут старинные взгляды, понятия, привычки и предрассудки,
плод вековой жизни и опытов. Те и другие борются между
собой, но часто уживаются мирно в одном лице. Хаос
совершенный, приводящий в отчаяние, в котором ничего нельзя
разобрать.
А между тем под этой разнохарактерной оболочкой
совершается дело истории, медленно, в правильной постепенности.
Старинных разрядов, служебных и общественных, Петр едва
коснулся и завещал их новому времени. Никакой внутренней
^Рпшизации он не мог им дать, потому что она не дается, а
вырабатывается самой жизнью. На почве «чинов», в старинном
смысле слова, и крепостного права, исключавших всякую тень
органической общественной жизни, нельзя было основать ничего
прочного. Всякие попытки придать правильный строй нашей
°пщеетвснности при такой почве не могли вести ни к чему. Петр
^енял несколько раз учреждение городов и провинций, — и все
понапрасну. Те же заботы продолжаются и после него, при его
'реемниках, и тоже не приводят ни к каким существенным,
поучительным результатам.

€^
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
Курс русской истории
<фрагмент>
Лекция LX
ПЕТР ВЕЛИКИЙ, ЕГО НАРУЖНОСТЬ, ПРИВЫЧКИ,
ОБРАЗ ЖИЗНИ И МЫСЛЕЙ, ХАРАКТЕР
Петр Великий по своему духовному складу был один из тех
простых людей, на которых достаточно взглянуть, чтобы понять
их.
Петр был великан, без малого трех аршин ростом, целой го
ловой выше любой толпы, посреди которой ему приходилось
когда-либо стоять. Христосуясь на Пасху, он постоянно должен
был нагибаться до боли в спине. От природы он был силач; по
стоянное обращение с топором и молотком еще более развило его
мускульную силу и сноровку. Он мог не только свернуть в труб
ку серебряную тарелку, но и перерезать ножом кусок сукна нл
лету. В свое время я уже говорил о династической хилости
мужского потомства патриарха Филарета1. Первая жена царя Алек
сея не осилила этого недостатка фамилии1'. Зато Наталья
Кирилловна •* оказала ему энергичный отпор. Петр уродился в мать
и особенно походил на одного из ее братьев, Федора1. У Нарыш
киных живость нервов и бойкость мысли были фамильными
чертами. Впоследствии из среды их вышел ряд остряков, а один
успешно играл роль шута-забавника в салоне Екатерины II
Одиннадцати летний Петр был живым, красивым мальчиком,
как описывает его иноземный посол, представлявшийся в 1863 г.
ему и его брату Ивану. Между тем как царь Иван в Мономаховои
шапке, нахлобученной на самые глаза, опущенные вниз и ни iw
кого не смотревшие, сидел мертвенной статуей на своем серебря
ном кресле под образами, рядом с ним на таком же кресле в дру

Кире русской истории
339
гой мономаховой шапке, сооруженной по случаю двоецария,
Петр смотрел на всех живо и самоуверенно, и ему не сиделось на
месте. Впоследствии это впечатление портилось следами
сильного нервного расстройства, причиной которого был либо детский
испуг во время кровавых кремлевских сцен 1682 г., либо
слишком часто повторявшиеся кутежи, надломившие здоровье еще
не окрепшего организма, а вероятно, и то и другое вместе. Очень
рано, уже на двадцатом году, у него стала трястись голова и на
красивом круглом лице в минуты раздумья или внутреннего
волнения появлялись безобразившие его судороги. Все это
вместе с родинкой на правой щеке и привычкой на ходу широко
размахивать руками делало его фигуру всюду заметной. В 1697 г. в
саардамской цирюльне по этим приметам, услужливо
сообщенным земляками из Москвы, сразу узнали русского царя в
плотнике из Московии, пришедшем побриться. Непривычка следить
за собой и сдерживать себя сообщала его большим блуждающим
глазам резкое, иногда даже дикое выражение, вызывающее
невольную дрожь в слабонервном человеке. Чаще всего
встречаются два портрета Петра. Один написан в Англии по желанию
короля Вильгельма III Кнеллером5. Здесь Петр с длинными
вьющимися волосами весело смотрит своими большими
круглыми глазами. Несмотря на некоторую слащавость кисти,
художнику, кажется, удалось поймать неуловимую, веселую, даже
почти насмешливую мину лица, напоминающую сохранившийся
портрет бабушки Стрешневой6. Другой портрет написан
голландцем Карлом Моором7 в 1717 г., когда Петр ездил в Париж, чтобы
ускорить окончание Северной войны и подготовить брак своей
8-летней дочери Елизаветы с 7-летним французским королем
Людовиком XV*. Парижские наблюдатели в том году
изображают Петра повелителем, хорошо разучившим свою
повелительную роль, с тем же проницательным, иногда диким взглядом, и
вместе политиком, умевшим приятно обойтись при встрече с
нужным человеком. Петр тогда уже настолько сознавал свое
значение, что пренебрегал приличиями: при выходе из
парижской квартиры спокойно садился в чужую карету, чувствовал
(-сбя хозяином всюду, на Сене, как на Неве. Не таков он у К. Мо-
°ра. Усы, точно наклеенные, здесь заметнее, чем у Кнеллера.
В складе губ и особенно в выражении глаз, как будто
болезненном, почти грустном, чуется усталость: думаешь, вот-вот чело-
и°к попросит позволения отдохнуть немного. Собственное
велите придавило его; нет и следа ни юношеской самоуверенности,
'Uj зрелого довольства своим делом. При этом надобно
вспомнить, что этот портрет изображает Петра, приехавшего из Пари-

340
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
жа в Голландию, в Спа, лечиться от болезни, спустя 8 лет его
похоронившей.
Петр был гостем у себя дома. Он вырос и возмужал на дороге
и на работе под открытым небом. Лет под 50, удосужившись
оглянуться на свою прошлую жизнь, он увидел бы, что он вечно
куда-нибудь едет. В продолжение своего царствования он
исколесил широкую Русь из конца в конец — от Архангельска и
Невы до Прута, Азова, Астрахани и Дербента. Многолетнее
безустанное движение развило в нем подвижность, потребность в
постоянной перемене мест, в быстрой смене впечатлений.
Торопливость стала его привычкой. Он вечно и во всем спешил. Его
обычная походка, особенно при понятном размере его шага,
была такова, что спутник с трудом поспевал за ним
вприпрыжку. Ему трудно было долго усидеть на месте: на
продолжительных пирах он часто вскакивал со стула и выбегал в другую
комнату, чтобы размяться. Эта подвижность делала его в молодых
летах большим охотником до танцев. Он был обычным и
веселым гостем на домашних праздниках вельмож, купцов,
мастеров, много и недурно танцевал, хотя не проходил методически
курса танцевального искусства, а перенимал его «с одной
практики» на вечерах у Лефорта. Если Петр не спал, не ехал, не
пировал или не осматривал чего-нибудь, он непрерывно
что-нибудь строил. Руки его были вечно в работе, и с них не сходили
мозоли. За ручной труд он брался при всяком
представлявшемся к тому случае. В молодости, когда он еще многого не знал,
осматривая фабрику или завод, он постоянно хватался за
наблюдаемое дело. Ему трудно было оставаться простым зрителем
чужой работы, особенно для него новой: рука инстинктивно
просилась за инструмент; ему все хотелось сработать самому. Охота к
рукомеслу развила в нем быструю сметливость и сноровку: зор
ко вглядевшись в незнакомую работу, он мигом усвоял ее.
Ранняя наклонность к ремесленным занятиям, к технической рабо
те обратилась у него в простую привычку, в безотчетный позыв:
он хотел узнать и усвоить всякое новое дело, прежде чем успевал
сообразить, на что оно ему понадобится. С летами он приобрел
необъятную массу технических познаний. Уже в первую загра
ничную его поездку немецкие принцессы из разговора с ним вы
вели заключение, что он в совершенстве знал до 14 ремесел.
Впоследствии он был, как дома, в любой мастерской, на какой
угодно фабрике. По смерти его чуть не везде, где он бывал, рас
сеяны были вещицы его собственного изделия: шлюпки, стулья,
посуда, табакерки и т. п. Дивиться можно, откуда только брался
у него досуг на все эти бесчисленные безделки. Успехи в руно

Киос русской истории 341
месле поселили в нем большую уверенность в ловкости своей
руки: он считал себя и опытным хирургом, и хорошим зубным
врачом. Бывало, близкие люди, заболевшие каким-нибудь
недугом, требовавшим хирургической помощи, приходили в ужас
при мысли, что царь проведает об их болезни и явится с
инструментами, предложит свои услуги. Говорят, после него остался
целый мешок с выдернутыми им зубами - памятник его
зубоврачебной практики. Но выше всего ставил он мастерство
корабельное. Никакое государственное дело не могло удержать его,
когда представлялся случай поработать топором на верфи. До
поздних лет, бывая в Петербурге, он не пропускал дня, чтобы не
завернуть часа на два в адмиралтейство. И он достиг большого
искусства в этом деле; современники считали его лучшим
корабельным мастером в России. Он был не только зорким
наблюдателем и опытным руководителем при постройке корабля: он сам
мог сработать корабль с основания до всех технических мелочей
его отделки. Он гордился своим искусством в этом мастерстве и
не жалел ни денег, ни усилий, чтобы распространить и упрочить
его в России. Из него, уроженца континентальной Москвы,
вышел истый моряк, которому морской воздух нужен был, как
вода рыбе. Этому воздуху вместе с постоянной физической
деятельностью он сам приписывал целебное действие на свое
здоровье, постоянно колеблемое разными излишествами. Отсюда же,
вероятно, происходил и его несокрушимый, истино матросский
аппетит. Современники говорят, что он мог есть всегда и везде;
когда бы ни приехал он в гости, до или после обеда, он сейчас
готов был сесть за стол. Вставая рано, часу в пятом, он обедал в
11 — 12 часов и по окончании последнего блюда уходил соснуть.
Даже на пиру в гостях он не отказывал себе в этом сне и,
освеженный им, возвращался к собеседникам, снова готовый есть и
пить.
Печальные обстоятельства детства и молодости, выбившие
Петра из старых, чопорных порядков кремлевского дворца,
пестрое и невзыскательное общество, которым он потом окружил
себя, самое свойство любимых занятий, заставлявших его по-
°чередно браться то за топор, то за пилу или токарный станок,
то за нравоисправительную дубинку, при подвижном,
непоседам образе жизни сделали его заклятым врагом всякого
церемониала. Петр ни в чем не терпел стеснений и формальностей. Этот
властительный человек, привыкший чувствовать себя хозяином
i! °гда и повсюду, конфузился и терялся среди торжественной
"тановки, тяжело дышал, краснел и обливался потом, когда
ЛУ приходилось на аудиенции, стоя у престола в парадном цар-

342
ВЛ). КЛЮЧЕВСКИЙ
ском облачении, в присутствии двора выслушивать
высокопарный вздор от представлявшегося посланника. Будничную жизнь
он старался устроить возможно проще и дешевле. Монарха,
которого в Европе считали одним из самых могущественных и
богатых в свете, часто видали в стоптанных башмаках и чулках,
заштопанных собственной женой или дочерьми. Дома, встав с
постели, он принимал в простом стареньком халате из
китайской нанки, выезжал или выходил в незатейливом кафтане из
толстого сукна, который не любил менять часто; летом, выходя
недалеко, почти не носил шляпы; ездил обыкновенно на
одноколке или на плохой паре и в таком кабриолете, в каком, по
замечанию иноземца-очевидца, не всякий московский купец
решился бы выехать. В торжественных случаях, когда, например,
его приглашали на свадьбу, он брал экипаж напрокат у щеголя
сенатского генерал-прокурора Ягужинского. В домашнем быту
Петр до конца жизни оставался верен привычкам
древнерусского человека, не любил просторных и высоких зал и за границей
избегал пышных королевских дворцов. Ему, уроженцу безбреж
ной русской равнины, было душно среди гор в узкой немецкой
долине. Странно одно: выросши на вольном воздухе, привыкнув
к простору во всем, он не мог жить в комнате с высоким потол
ком и, когда попадал в такую, приказывал делать
искусственный низкий потолок из полотна. Вероятно, тесная обстановка
детства наложила на него эту черту. В селе Преображенском, где
он вырос, он жил в маленьком и стареньком деревянном
домишке, не стоившем, по замечанию того же иноземца, и 100 талеров.
В Петербурге Петр построил себе также небольшие дворцы,
зимний и летний, с тесными комнатками: царь не может жить в
большом доме, замечает этот иноземец. Бросив кремлевские
хоромы, Петр вывел натянутую пышность прежней придворной
жизни московских царей. При нем во всей Европе разве только
двор прусского короля-скряги Фридриха Вильгельма Iм мог
поспорить в простоте с петербургским; недаром Петр сравнивал
себя с этим королем и говорил, что они оба не лтобят мотовства и
роскоши. При Петре не видно было во дворце ни камергеров, ни
камер-юнкеров, ни дорогой посуды. Обыкновенные расходы
двора, поглощавшие прежде сотни тысяч рублей, при Петре не
превышали 60 тысяч в год. Обычная прислуга царя состояла из
10—12 молодых дворян, большею частью незнатного происхож
дения, называвшихся денщиками. Петр не любил ни ливрей, пи
дорогого шитья на платьях. Впрочем, в последние годы Петра У
второй его царицы был многочисленный и блестящий двор, ус i
роенный на немецкий лад и не уступавший в пышности любому

lujpc русской jcmupmi
\Ш
двору тогдашней Германии. Тяготясь сам царским блеском,
Петр хотел окружить им свою вторую жену, может быть, для
того, чтобы заставить окружающих забыть ее слишком
простенькое происхождение.
Ту же простоту и непринужденность вносил и в свои
отношения к людям; в обращении с другими у пего мешались
привычки старорусского властного хозяина с замашками
бесцеремонного мастерового. Придя в гости, он садился где ни попало,
на первое свободное место; когда ему становилось жарко, он, не
стесняясь, при всех скидал с себя кафтан. Когда его приглашали
на свадьбу маршалом, т. е. распорядителем пира, он аккуратно
и деловито исполнял свои обязанности; распорядившись
угощением, он ставил в углу свой маршальский жезл и, обратившись
к буфету, при всех брал жаркое с блюда прямо руками.
Привычка обходиться за столом без ножа и вилки поразила и немецких
принцесс за ужином в Коппенбурге. Петр вообще не отличался
тонкостью в обращении, не имел деликатных манер. На
заведенных им в Петербурге зимних ассамблеях, среди столичного
бомонда, поочередно съезжавшегося у того или другого
сановника, царь запросто садился играть в шахматы с простыми
матросами, вместе с ними пил пиво и из длиной голландской трубки
тянул их махорку, не обращая внимания на танцевавших в этой
или соседней зале дам. После дневных трудов, в досужие
вечерние часы, когда Петр по обыкновению или уезжал в гоеги или у
себя принимал гостей, он бывал весел, обходителен,
разговорчив, любил и вокруг себя видеть веселых собеседников,
слышать непринужденную беседу за стаканом венгерского, в
которой и сам принимал участие, ходя взад и вперед по комнате, не
забывая своего стакана, и терпеть не мог ничего, что
расстраивало такую беседу, никакого ехидства, выходок, колкостей, а тем
паче ссор и брани; провинившегося тотчас наказывали,
заставляя «пить штраф», опорожнить бокала три вина или одного
«орла» (большой ковш), чтобы «лишнего не врал и не задирал->.
На этих досужих товарищеских беседах щекотливых предметов,
Конечно, избегали, хотя господствовавшая в обществе Петра
непринужденность располагала неосторожных или чересчур
прямодушных людей высказывать все, что приходило на ум.
Флотского лейтенанта Мпшукова Петр очень любил и ценил за знание
юрского дела и cmv первому из русских доверил целый фрегат,
^аз - - это было еще до дела царевича Алексея на пиру в Крон-
1,1 {,адте, сидя за столом возле государя, Мишуков, уже порядочно
впивший, задумался и вдруг заплакал. Удивленный государь с
Участием спросил, что <• ним. Мишуков откровенно и во всеуслы

344
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
шание объяснил причину своих слез: место, где сидят они,
новая столица» около него построенная, балтийский флот,
множество русских моряков, наконец, сам он, лейтенант Мишуков,
командир фрегата, чувствующий, глубоко чувствующий на себе
милости государя, — все это — создание его, государевых рук;
как вспомнил он все это да как подумал, что здоровье его,
государя, все слабеет, так и не мог удержаться от слез. «На кого ты
нас покинешь?»—добавил он. «Как на кого?» —возразил
Петр, — у меня есть наследник-царевич». — «Ох, да ведь он глуп,
все расстроит». Петру понравилась звучавшая горькой правдой
откровенность моряка; но грубоватость выражения и
неуместность неосторожного признания подлежали взысканию.
«Дурак! — заметил ему Петр с усмешкой, треснув по голове, —
этого при всех не говорят». Привыкнув поступать во всем прямо и
просто, он и от других прежде всего требовал дела, прямоты и
откровенности и терпеть не мог уверток. Неплюев рассказывает
в своих записках, что, воротившись из Венеции по окончании
выучки, он сдал экзамен самому царю и поставлен был смотри
телем над строившимися в Петербурге судами, почему видался <
Петром почти ежедневно. Неплюеву советовали быть
расторопным и особенно всегда говорить царю правду. Раз, подгуляв на
именинах, Неплюев проспал и явился на работу, когда царь был
уже там. В испуге Неплюев хотел бежать домой и сказаться
больным, но передумал и решился откровенно покаяться в
своем грехе. «А я уже, мой друг, здесь», — сказал Петр. «Виноват,
государь, — отвечал Неплюев, — вчера в гостях засиделся».
Ласково взяв его за плечи так, что тот дрогнул и едва удержалс»
на ногах, Петр сказал: «Спасибо, малый, что говоришь правду:
Бог простит: кто Богу не грешен, кто бабушке не внук? А теперь
поедем на родины». Приехали к плотнику, у которого родила
жена. Царь дал роженице 5 гривен и поцеловался с ней, велев то
же сделать и Неплюеву, который дал ей гривну. «Эй, брат,
вижу, ты даришь не по-заморски», — сказал Петр, засмеяв
шись. «Нечем мне дарить много, государь: дворянин я бедный,
имею жену и детей, и когда бы не ваше царское жалованье, то.
живучи здесь, и есть было бы нечего». Петр расспросил, сколью •
за ним душ крестьян и где у него поместье. Плотник поднес го<
тям по рюмке водки на деревянной тарелке. Царь выпил и заку
сил пирогом с морковью. Неплюев не пил и отказался было oi
угощения, но Петр сказал: «Выпей, сколько можешь, не обижай
хозяев» и, отломив ему кусок пирога, прибавил: «Па, закуси,
это родная, не итальянская пища». Но добрый но природе кат.
человек, Петр был груб как царь, не привыкший уважать че.м>

Ixiipc русский истории
345
века ни в себе, ни в других; среда, нам уже знакомая, в которой
он вырос, и не могла воспитать в нем этого уважения.
Природный ум, лета, приобретенное положение прикрывали потом эту
прореху молодости; но порой она просвечивала и в поздние
годы. Любимец Ллексашка Меншиков в молодости не раз
испытывал на своем продолговатом лице силу петровского кулака.
На большом празднестве один иноземный артиллерист,
назойливый болтун, в разговоре с Петром расхвастался своими
познаниями, не давая царю выговорить слова. Петр слушал-слушал
хвастуна, наконец, не вытерпел и, плюнув ему прямо в лицо,
молча отошел в сторону. Простота обращения и обычная
веселость делали иногда обхождение с ним столь же тяжелым, как и
его вспыльчивость или находившее на него по временам дурное
расположение духа, выражавшееся в известных его судорогах.
Приближенные, чуя грозу при виде этих признаков, немедленно
звали Екатерину, которая сажала Петра и брала его за голову,
слегка почесывая. Царь быстро засыпал, и все вокруг замирало,
пока Екатерина неподвижно держала его голову в своих руках.
Часа через два он просыпался бодрым, как ни в чем не бывало.
Но и независимо от этих болезненных припадков прямой и
откровенный Петр не всегда бывал деликатен и внимателен к
положению других, и это портило непринужденность, какую он
вносил в свое общество. В добрые минуты он любил
повеселиться и пошутить, но часто шутки его шли через край, становились
неприличны или жестоки. В торжественные дни летом в своем
летнем саду перед дворцом, в дубовой рощице, им самим
разведенной, он любил видеть вокруг себя все высшее общество
столицы, охотно беседовал со светскими чинами о политике, с
духовными о церковных делах, сидя за простыми столиками на
деревянных садовых скамейках и усердно потчуя гостей, как
радушный хозяин. Но его хлебосольство порой становилось
хуже демьяновой ухи. Привыкнув к простой водке, он требовал,
чтобы ее пили и гости, не исключая дам. Бывало, ужас
пронимал участников и участниц торжества, когда в саду появлялись
гвардейцы с ушатами сивухи, запах которой широко разносился
по аллеям, причем часовым приказывалось никого не
выпускать из сада. Особо назначенные для того майоры гвардии
обязаны были потчевать всех за здоровье царя, и счастливым считал
себя тот, кому удавалось какими-нибудь путями ускользнуть из
'"ада. Только духовные власти не отвращали лиц своих от
горькой чаши и весело сидели за своими столиками; от иных далеко
отдавало редькой и луком. На одном из празднеств проходившие
"^имо иностранцы заметили, что самые пьяные из гостей были

346
В.О.КЛЮЧЕВСКИЙ
духовные, к великому удивлению протестантского
проповедника, никак не воображавшего, что это делается так грубо и
открыто. В 1721 г. на свадьбе старика-вдовца князя Ю. Ю. Трубецко
го, женившегося на 20-летней Головиной, когда подали большое
блюдо со стаканами желе, Петр велел отцу невесты, большому
охотнику до этого лакомства, как можно шире раскрыть рот и
принялся совать ему в горло кусок за куском и даже сам
раскрывал ему рот, когда тот разевал его недостаточно широко. В то же
время за другим столом дочь хозяина, пышная богачка и
модница княжна Черкасская, стоя за стулом своего брата, хорошо
образованного молодого человека, бывшего дружкой на свадьбе
отца, по знаку сидевшей тут императрицы принималась
щекотать его, а тот ревел, как теленок, которого режут, при дружном
хохоте всего общества, самого изящного в тогдашнем Петербурге.
Такой юмор царя сообщал тяжелый характер увеселений, ка
кие он завел при своем дворе. К концу Северной войны составил
ся значительный календарь собственно придворных ежегодных
праздников, в состав которого входили викториальные торже
ства, а с 1721 г. к ним присоединилось ежегодное празднование
Ништадтского мира. Но особенно любил Петр веселиться по
случаю спуска нового корабля: новому кораблю он был рад, как но
ворожденному детищу. В тот век пили много везде в Европе, не
меньше, чем теперь, а в высших кругах, особенно придворных,
пожалуй, даже больше. Петербургский двор не отставал от сво
их заграничных образцов. Бережливый во всем, Петр не жалел
расходов на попойки, какими вспрыскивали новосооруженного
пловца. На корабль приглашалось все высшее столичное обще
ство обоего пола. Это были настоящий морские попойки, те, к
которым идет или от которых идет поговорка, что пьяным по
колено море. Пьют, бывало, до тех пор, пока генерал-адмирал
старик Апраксин начнет плакать-разливаться горючими слеза
ми, что вот на старости лет остался сиротою круглым, без отца,
без матери, а военный советник светлейший князь Меншиков
свалится иод стол и прибежит с дамской половины его испуган
ная княгиня Даша отливать и оттирать бездыханного супруга.
Но пир не всегда заканчивался так просто: за столом вспылит на
кого-нибудь Петр и раздраженный убежит на дамскую полови
ну, запретив собеседникам расходиться до его возвращения, и
солдата приставит к выходу; пока Екатерина не успокаивала
расходившегося царя, не укладывала его и не давала ему вые
паться, все сидели по местам, пили и скучали. Заключение
Ништадтского мира праздновалось семидневным маскарадом-
Петр был вне себя от радости, что кончил бесконечную войну, п

Курс русской истории
34 7
забывая свои годы и недуги, пел песни, плясал но столам.
Торжество совершалось в здании Сената. Среди пира Петр встал из-
за стола и отправился на стоявшую у берега Невы яхту соснуть,
приказав гостям дожидаться его возвращения. Обилие вина и
шума на этом продолжительном торжестве не мешало гостям
чувствовать скуку и тягость от обязательного веселья по наряду,
даже со штрафом за уклонение (50 рублей, около 400 рублей на
наши деньги). Тысяча масок ходила, толкалась, пила, плясала
целую неделю, и все были рады-радешеньки, когда дотянули
служебное веселье до указанного срока.
Эти официальные празднества были тяжелы, утомительны.
Но еще хуже были увеселения, тоже штатные и непристойные
до цинизма. Трудно сказать, что было причиной этого,
потребность ли в грязном рассеянии после черной работы или
непривычка обдумывать свои поступки. Петр старался облечь свой
разгул с сотрудниками в канцелярские формы, сделать его
постоянным учреждением. Так возникла коллегия пьянства, или
«сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор». Он
состоял под председательством набольшего шута, носившего
титул князя-папы, или всешумнейшего и всешутейшего
патриарха московского, кокуйского и всея Яузы. При нем был конклав
12 кардиналов, отъявленных пьяниц и обжор, с огромным
штатом таких же архимандритов и других духовных чинов,
носивших прозвища, которые никогда, ни при каком цензурном
уставе не появятся в печати. Петр носил в этом соборе сан
протодьякона и сам сочинил для него устав, в котором обнаружил не
менее законодательной обдуманности, чем в любом своем
регламенте. В этом уставе определены были до мельчайших
подробностей чины избрания и постановления папы и рукоположения на
разные степени пьяной иерархии. Первейшей заповедью ордена
было напиваться ежедневно и не ложиться спать трезвыми.
У собора, целью которого было славить Бахуса питием
неномерным, был свой порядок пьянодействия, «служения Бахусу и че-
стнаго обхождения с крепкими напитками», свои облачения,
молитвословия и песнопения, были даже всешутейшие матери-
архиерейши и игуменьи. Как в древней церкви спрашивали кре-
Щаемого: «Веруеши ли?», так в этом соборе новопринимаемому
члену давали вопрос: «Пиеши ли?». Трезвых грешников
отлучали от всех кабаков в государстве; инако мудрствующих ерети-
ков-пьяноборцев предавали анафеме. Одним словом, это была
Неприличнейшая пародия церковной иерархии и церковного
богослужения, казавшаяся набожным людям пагубой души, как
^Ы вероотступлением, противление коему — путь к венцу муче-

348
В.О.КЛЮЧЕВСКИЙ
ническому. Бывало, на святках компания человек в 200 в
Москве или Петербурге на нескольких десятках саней на всю ночь до
утра пустится по городу «славить»; во главе процессии
шутовской патриарх в своем облачении, с жезлом и в жестяной митре;
за ним сломя голову скачут сани, битком набитые его сослужи-
телями, с песнями и свистом. Хозяева домов, удостоенных
посещением этих славелыциков, обязаны были угощать их и платить
за славление; пили при этом страшно, замечает современный
наблюдатель. Или, бывало, на первой неделе великого поста его
всешутейство со своим собором устроит покаянную процессию: в
назидание верующим выедут на ослах и волах или в санях,
запряженных свиньями, медведями и козлами, в вывороченных
полушубках. Раз на масленице в 1699 г. после одного пышного
придворного обеда царь устроил служение Бахусу10; патриарх,
князь-папа Никита Зотов, знакомый уже нам бывший учитель
царя, пил и благословлял преклонявших перед ним колена
гостей, осеняя их сложенными накрест двумя чубуками, подобно
тому, как делают архиереи дикирием и трикирием; потом с по
сохом в руке «владыка» пустился в пляс. Один только из
присутствующих на обеде, да и тот иноземный посол, не вынес
зрелища этой одури и ушел от православных шутов. Иноземные
наблюдатели готовы были видеть в этих безобразиях
политическую и даже народовоспитательную тенденцию, направленную
будто бы против русской церковной иерархии и даже самой
церкви, а также против порока пьянства: царь-де старался сделать
смешным то, к чему хотел ослабить привязаность и уважение;
доставляя народу случай позабавиться, пьяная компания
приучала его соединять с отвращением к грязному разгулу
презрение к предрассудкам. Трудно взвесить долю правды в этом
взгляде; но все же это — скорее оправдание, чем объяснение.
Петр играл не в одну церковную иерархию или в церковный
обряд. Предметом шутки он делал и собственную власть, величая
князя Ф. Ю. Ромодановского королем, государем, «вашим пре-
светлым царским величеством», а себя «всегдашним рабом и
холопом Piter'oM», или просто по-русски Петрушкой Алексеевым.
Очевидно, здесь больше настроения, чем тенденции. Игривость
досталась Петру по наследству от отца, который тоже любил по
шутить, хотя и остерегался быь шутом. У Петра и его компании
было больше позыва к дурачеству, чем дурацкого творчества.
Они хватали формы шутовства откуда ни попало, не щадя ни
преданий старины, ни народного чувства, ни собственного
достоинства, как дети в играх пародируют слова, отношения, даже
гримасы взрослых, вовсе не думая их осуждать или будировать.

Ixifpc русской истории
319
В пародии церковных обрядов глумились не над церковью, даже
не над церковной иерархией как учреждением: просто срывали
досаду на класс, среди которого видели много досадных людей.
Можно не дивиться крайней беззаботности о последствиях, о
впечатлении от оргий. Хотя Петр жаловался, что ему
приходится иметь дело не с одним бородачом, как его отцу, а с тысячами,
но с этой стороны можно было ждать больше неприятностей,
чем опасностей. К большинству тогдашней иерархии был
приложим укор, обращенный противниками нововведений на
последнего патриарха Адриана, что он живет из куска, спать бы ему да
есть, бережет мантии для клобука белого, затем и не обличает.
Серьезнее был ропот в народе, среди которого уже бродила
молва о царе-антихристе; но и с этой стороны надеялись на
охранительную силу кнута и застенка, а об общественной стыдливости
в тогдашних правящих сферах имели очень слабое
помышление. Да и народные нравы если не оправдывают, то частью
объясняют эти непристойные забавы. Кому неизвестна русская
привычка в веселую минуту пошутить над церковными
предметами, украсить праздное балагурство священным изречением?
Известно также отношение народной легенды к духовенству и
церковному обряду. В этом повинно само духовенство: строго
требуя наружного исполнения церковного порядка, пастыри не
умели внушить должного к нему уважения, потому что сами
недостаточно его уважали. И Петр был несвободен от этой церков-
но-народной слабости: он был человек набожный, скорбел о
невежестве русского духовенства, о расстройстве церкви, чтил и
знал церковный обряд, вовсе не для шутки любил в праздники
становиться на клиросе в ряды своих певчих и пел своим
сильным голосом — и, однако же, включил в программу
празднования Ништадтского мира в 1721 г. непристойнейшую свадьбу
князя-папы, старика Бутурлина и, со старухой, вдовой его
предшественника Никиты Зотова, приказав обвенчать их в
присутствии двора при торжественно-шутовской обстановке в Троицком
соборе. Какую политическую цель можно найти в этой
непристойности, как и в ящике с водкой, формат которого напоминал
пьяной коллегии Евангелие? Здесь не тонкий или лукавый про-
тывоцерковный расчет политиков, а просто грубое чувство
властных гуляк, вскрывавшее общий факт, глубокий упадок
церковного авторитета. При господстве монашества, унизившем более
Духовенство, дело церковно-пастырского воспитания нравстве-
ного чувства в народе превратилось в полицию совести.
Но Петр от природы не был лишен средств создать себе более
Приличные развлечения. Он, несомненно, был одарен здоровым

350
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
чувством изящного, тратил много хлопот и денег, чтобы
доставать хорошие картины и статую в Германии и Италии: он
положил основание художественой коллекции, которая теперь
помещается в петербургском Эрмитаже. Он имел вкус особенно к
архитектуре; об этом говорят увеселительные дворцы, которые
он построил вокруг своей столицы и для которых выписывал за
дорогую цену с Запада первоклассных мастеров, вроде,
например, знаменитого в свое время Леблона12, «прямой диковины»,
как называл его сам Петр, сманивший его у французского двора
за громадное жалованье. Построенный этим архитектором
петергофский дворец Монплезир, со своим кабинетом,
украшенным превосходной резной работой, с видом на море и тенистыми
садами, вызывал заслуженные похвалы от посещавших его
иностранцев. Правда, незаметно, чтобы Петр был любителем
классического стиля: он искал в искусстве лишь средства для
поддержания легкого, бодрого расположения духа; упомянутый его
петергофский дворец украшен был превосходными
фламандскими картинами, изображавшими сельские и морские сцены,
большей частью забавные. Привыкнув жить кое-как, в черной
работе, Петр, однако, сохранил умение быть неравнодушным к
иному ландшафту, особенно с участием моря, и бросал большие
деньги на загородный дворец с искусственными террасами,
каскадами, хитрыми фонтанами, цветниками и т. п. Он обладал
сильным эстетическим чутьем; только оно развивалось у Петра
несколько односторонне, сообразно с общим направлением его
характера и образа жизни. Привычка вникать в подробности
дела, работа над техническими деталями создала в нем
геометрическую меткость взгляда, удивительный глазомер, чувство
формы и симметрии; ему легко давались пластические
искусства, нравились сложные планы построек; но он сам признавался,
что не любит музыки, и с трудом переносил на балах игру
оркестра.
По временам на шумных увеселительных собраниях петро-
вой компании слышались и серьезные разговоры. Чем шире
развертывались дела войны и реформы, тем чаще Петр со своими
сотрудниками задумывался над смыслом своих деяний. Эти
беседы любопытны не столько взглядами, какие в них
высказывались, сколько тем, что позволяют ближе всмотреться в самих
собеседников, в их побуждения и отношения, и притом смягчают
впечатление от их нетрезвой и беспорядочной обстановки.
Сквозь табачный дым и звон стаканов пробивается
политическая мысль, освещающая этих дельцов с другой, более
привлекательной стороны. Раз в 1722 г., в веселую минуту, под влия-

Пирс русской истории 351
нием стаканов венгерского, Петр разговорился с окружавшими
его иностранцами о тяжелых первых годах своей деятельности,
когда ему приходилось разом заводить регулярное войско и
флот, насаждать в своем праздном, грубом народе науки,
чувства храбрости, верности, чести, что сначала все это стоило ему
страшных трудов, но это теперь, слава Богу, миновало и он
может быть спокойнее, что надобно много трудиться, чтобы
хорошо узнать народ, которым управляешь. Это были, очевидно,
давние, привычные помыслы Петра; едва ли не он сам начал
продолжавшуюся и после него обработку легенды о своей
творческой деятельности. Если верить современникам, эта легенда у
него стала даже облекаться в художественную форму девиза,
изображающего ваятеля, который высекает из грубого куска
мрамора человеческую фигуру и почти до половины окончил
свою работу. Значит, к концу шведской войны Петр и его
сотрудники сознавали, что достигнутые военные успехи и
исполненные реформы еще не завершают их дела, и их занимал
вопрос, что предстоит еще сделать. Татищев в своей «Истории
Российской» передает рассказ об одной застольной беседе,
слышанной, очевидно, от собеседников. Дело было в 1717 г., когда
блеснула надежда на скорое окончание тяжкой войны. Сидя за
столом на пиру со многими знатными людьми, Петр
разговорился о своем отце, об его делах в Польше, о затруднениях, какие
наделал ему патриарх Никон. Мусин-Пушкин принялся
выхвалять сына и унижать отца, говоря, что царь Алексей сам мало
что делал, а больше Морозовi:i с другими великими
министрами; все дело в министрах: каковы министры у государя, таковы
и его дела. Государя раздосадовали эти речи; он встал из-за
стола и сказал Мусину-Пушкину: «В твоем порицании дел моего
отца и в похвале моим больше брани на меня, чем я могу
стерпеть». Потом, подошедши к князу Я. Ф. Долгорукому, не
боявшемуся спорить с царем в Сенате, и, став за его стулом, говорил
ему: «Вот ты больше всех меня бранишь и так больно
досаждаешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения; а
как рассужу, то и увижу, что ты искренно меня и государство
любишь и правду говоришь, за что я внутренне тебе благодарен;
я теперь я спрошу тебя, как ты думаешь о делах отца моего и
Моих, и уверен, что ты нелицемерно скажешь мне правду». Дол-
горукий отвечал: «Изволь, государь, присесть, а я подумаю»,
^ртр сел подле него, а тот по привычке стал разглаживать свои
длинные усы. Все на него смотрели и ждали, что он скажет.
Помолчав немного, князь говорил так: «На вопрос твой нельзя от-
ч<1тить коротко, потому что у тебя с отцом дела разные: в одном

352
И.О. КЛЮЧЕВСКИЙ
ты больше заслуживаешь хвалы и благодарности, в другом
твой отец. Три главные дела у царей: первое - внутренняя рас-
права и правосудие; это ваше главное дело. Для этого у твоего
отца было больше досуга, а у тебя еще и времени подумать о том
не было, и потому в этом отец твой больше тебя сделал. Но когда
ты займешься этим, может быть, и больше отцова сделаешь. Да
и пора уж тебе о том подумать. Другое дело — военное. Этим
делом отец твой много хвалы заслужил и великую пользу
государству принес, устройством регулярных войск тебе путь показал;
но после него неразумные люди все его начинания расстроили,
так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние при
вел. Однако, хоть и много я о том думал, но еще не знаю, кому из
вас в этом деле предпочтение отдать: конец войны прямо нам это
покажет. Третье дело — устройство флота, внешние союзы, от
ношения к иностранным государствам. В этом ты гораздо
больше пользы государству принес и себе чести заслужил, нежели
твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься. А что говорят,
якобы каковы министры у государей, таковы и дела их, так я
думаю о том совсем напротив, что умные государи умеют и
умных советников выбирать и верность их наблюдать. Потому у
мудрого государя не может быть глупых министров, ибо он
может о достоинстве каждого рассудить и правые советы
отличить». Петр выслушал все терпеливо и, расцеловав Долгоруко
го, сказал: «Благий рабе верный! В мале был ecu мне верен, над
многими тя поставлю*. «Меншикову и другим сие весьма было
прискорбно, — так заканчивает свой рассказ Татищев, — и они
всеми мерами усиливались озлобить его государю, но ничего не
успели».
Петр прожил свой век в постоянной и напряженной
физической деятельности, ^ечно вращаясь в потоке внешних впечатле-
ний, и потом развил в себе внешнюю восприимчивость, удиви
тельную наблюдательность и практическую сноровку. Но он не
был охотник до досужих общих соображений; во всяком деле
ему легче давались подробности работы, чем ее общий план; он
лучше соображал средства и цели, чем следствия; во всем он был
больше делец, мастер, чем мыслитель J Такой склад его ума отра
зился и на его политическом и нравственном характере. Петр
вырос в среде, совсем неблагоприятной для политического раз
вития. То были семейство и придворное общество царя Алексея,
полные вражды, мелких интересов и ничтожных людей. При
дворные интриги и перевороты были первоначальной полити
ческой школой Петра. Злоба сестры выбросила его из царек*»1
обстановки и оторвала от сросшихся с ней политических поня

h'upr ручной истории
353
тип. Этот разрыв сам но себе не был большой потерей для Петра:
политическое сознание кремлевских умов XVII в. представляло
беспорядочный хлам, составившийся частью из унаследованных
от прежней династии церемониальных ветошсй и вотчинных
привычек, частью из политических вымыслов и двусмыслиц,
мешавших первымцарям новой династии понять свое
положение в государстве./Несчастье Петра было в том, что он остался
без всякого политического сознания, с одним смутным и
бессодержательным ощущением, что у его власти нет границ, а есть
только опасности. Эта безграничная пустота сознания дилго
ничем не наполнялась. Мастеровой характер усвоенных с детства
занятий, ручная черная работа мешала размышлению,
отвлекала мысль от предметов, составляющих необходимый материал
политического воспитания, и в Петре вырастал правитель без
правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без
элементарных политических понятий и общественных сдержек.
Недостаток суждения и нравственная неустойчивость при
гениальных способностях и обширных технических познаниях резко
бросались в глаза и заграничным наблюдателям 25-летнего
Петра, и им казалось, что природа готовила в нем скорее хорошего
плотника, чем великого государя. С детства плохо
направленный нравственно и рано испорченный физически, невероятно
грубый по воспитанию и образу жизни и бесчеловечный по
ужасным обстоятельствам молодости, он при этом был полон
энергии, чуток и наблюдателен по природе. Этими природными
качествами несколько сдерживались недостатки и
пороки,навязанные ему средой и жизнью. Уже в 1698 г. английский епископ
Вернет заметил, что Петр сТюлынимп усилиями старается
победить в себе страсть к вину. Как ни мало был Петр внимателен к
политическим порядкам и общественным нравам Запада, он при
своей чуткости не мог не заметить, что тамошние народы
воспитываются и крепнут не кнутом и застенком, а жесткие уроки,
данные ему под первым Азовом, под Нарвой и на Пруте,
постепенно указывали ему на его политическую неподготовленность,
п по мере этого начиналось и усиливалось его политическое
1 ьмообразование^он стал понимать крупные пробелы своего
воспитания и вдумываться в понятия, вовремя им не продуманные,
0 г°сударстве, народе, праве и долге, о государе и его обязаннос-
' ях. Он умел свое чувство царственного долга развить до
самоотверженного служения, он не мог уже отрешиться от своих при-
"-мчек, и если несчастья молодости помогли ему оторваться от
' И'млёвского политического жеманства, то он не сумел очистить
сй(до кровь от единственного крепкого иаправителя московской

354
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
политики, от инстинкта произвола.. До конца он не мог понять
ни исторической логики, ни физиологии народной жизни.
Впрочем, нельзя слишком винить его за это: с трудом понимал это и
мудрый политик и советник Петра Лейбниц, думавший и,
кажется, уверявший Петра, что в России тем лучшсмможно насадить
науки, чем меньше она к тому подготовлена.!Вся
преобразовательная его деятельность направлялась мыслью о
необходимости и всемогуществе властного принуждения: он надеялся только
силой навязать народу недостающие ему блага и, следовательно,
верил в возможность своротить народную жизнь с ее
исторического русла и вогнать в новые берега. Потому, радея о народе, он
до крайности напрягал его труд, тратил людские средства и
жизни безрасчетно, без всякой бережливости. Петр был честный
и искрений человек, строгий и взыскательный к себе,
справедливый и доброжелательный к другим; но по направлению своей
деятельности он больше привык обращаться с вещами, с
рабочими орудиями, чем с людьми, а потому и с людьми обращался,
как с рабочими орудиями, умел пользоваться ими, быстро
угадывал, кто на что годен, но не умел и не любил входить в их
положение, беречь их силы, не отличался нравственной
отзывчивостью своего отца. Петр знал людей, но не умел или не всегда
хотел понимать hxJeJth особенности его характера печально
отразились на его семейных отношениях. Великий знаток и
устроитель своего государства, Петр плохо знал один уголок его —
свой собственный дом, свою семью, где он бывал гостем. Он не
ужился с первой женой, имел причины жаловаться на вторую и
совсем не поладил с сыном, не уберег его от враждебных
влияний, что привело к гибели царевича и подвергло опасности
самое существование династии.
Так Петр вышел не похож на своих предшественников, хотя
между ними и можно заметить некоторую генетическую связь,
историческую приемственность ролей и типов. Петр был
великий хозяин, всего лучше понимавший экономические интересы,
всего более чуткий к источникам государственного богатства.
Подобными хозяевами были и его предшественники, цари
старой и новой династии, но те были хозяева-сидни, белоручки,
привыкшие хозяйничать чужими руками, а из Петра вышел
подвижной хозяин-чернорабочий, самоучка, царь-мастеровой.

^^
В.О.КЛЮЧЕВСКИЙ
Петр Великий среди своих сотрудников
i
Мы привыкли представлять себе Петра Великого более
дельцом, чем мыслителем, таким обыкновенно видали его и
современники. Жизнь Петра так сложилась, что давала ему мало
досуга заранее и неторопливо обдумывать план действий, а
темперамент мало внушал и охоты к тому. Спешность дел,
неумение, а иногда и невозможность выжидать, подвижность ума,
необычайно быстрая наблюдательность все это приучило
Петра задумывать без раздумья, без колебания решаться,
обдумывать дело среди самого дела и, чутко угадывая требования
минуты, на ходу соображать средства исполнения. В деятельности
Петра все эти моменты, так отчетливо различаемые досужим
размышлением и как бы рассыпающиеся при раздумьи, шли
Дружно вместе, точно вырастая один из другого, с органически-
жизненной неразделимостыо и последовательностью. Петр
является перед наблюдателем в вечном потоке разнообразных дел,
в постоянном деловом общении со множеством людей, среди
непрерывной смены впечатлений и предприятий; всего труднее
вообразить его наедине с самим собой, в уединенном кабинете, а не
в людной и шумной мастерской.
Это не значит, что у Петра не было тех общих руководящих
Понятий, из которых составляется образ мыслей человека; толь-
Ко У Петра этот образ мыслей выражался несколько по-своему,
1и- как подробно обдуманный план действий или запас готовых
гветов на всевозможные запросы жизни, а являлся случайной
1 яровизацией, мгновенной вспышкой постоянно возбужденой
мысли, ежеминутно готовой отвечать на всякий запрос жизни
!|Ри первой с ним встрече. Мысль его вырабатывалась на мелких

356
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
подробностях, текущих вопросах практической деятельности,
мастеровой, военной, правительственной. Он не имел ни досуга,
ни привычки к систематическому размышлению об
отвлеченных предметах, а воспитание не развило в нем и наклонности к
этому. Но когда среди текущих дел ему встречался такой
предмет, он своей прямой и здоровой мыслью составлял о нем
суждение так же легко и просто, как его зоркий глаз схватывал
структуру и назначение впервые встреченной машины. pFTo у него
всегда были наготове две основы его образа мыслей и действий,
прочно заложенные еще в ранние годы под неуловимыми для
нас влияниями: это — неослабное чувство долга и вечно
напряженная мысль об общем благе Отечества, в служении которому
и состоит этот долг] На этих основах держался и его взгляд на
свою царскую власть, совсем непривычный древнерусскому
обществу, но бывший начальным, исходным моментом его
деятельности и вместе основным ее регулятором. В этом отношении
древнерусское политическое сознание испытывало в лице Петра
Великого крутой перелом, решительный кризис.
Ближайшие предшественники Петра, московские цари новой
династии, родоначальник которой сел на московский престол не
по отцовскому завещанию, а по всенародному избранию,
конечно, не могли видеть в управляемом ими государстве только свою
вотчину, как смотрели на него государи прежней династии. Та
династия построила государство из своего частного удела и
могла думать, что государство для нее существует, а не она для
государства, подобно тому, как дом существует для хозяина, а не
наоборот. Избирательное происхождение новой династии не
допускало такого удельного взгляда на государство,
составлявшего основу политического сознания государей Калитина племени.
Соборное избрание дало царям нового дома новое основание и
новый характер их власти. Земский собор1 просил Михаила на
царство, а не Михаил просил царства у Земского собора.
Следовательно, царь необходим для государства, и хотя государство
существует не для государя, но без него оно существовать не
может. Идеей власти как основы государственного порядка,
суммой полномочий, вытекающих из этого источника,
исчерпывалось все политическое содержание понятия о государе. Власть
исполняет свое назначение, если только не бездействует,
независимо от качества действия. Назначение власти править, а
править значит приказывать и взыскивать. Как исполнить приказ —
это дело исполнителей, которые и отвечают перед властью за
исполнение. Царь может спросить совета у ближайших
исполнителей, своих советников, даже у советных людей всей земли, У

rjt/пр Великий среди своих сотрудников
357
Земского собора. Это его добрая воля и много-много требование
правительственного обычая или политического приличия. Дать
совет, подать мнение о деле, когда его спрашивают, — это не
политическое право Боярской Думы или Земского собора, а их
верноподданическая обязанность. Так понимали и так
практиковали свою власть первые цари новой династии; по крайней
мере так понимал и практиковал ее второй из них, царь
Алексей, который даже не повторил тех неопределенных, нигде не
обнародованных и ничем политически не обеспеченых
обязательств, на которых целовал крест боярам — только боярам, а
не Земскому собору, — его отец. И с 1613 по 1682 г. никогда ни в
Боярской Думе, ни на Земском соборе не возникало вопроса о
пределах верховной власти, потому что все политические
отношения устанавливались на основе положенной избирательным
собором 1613 г. Сами просили на царство, сами давайте и
средства царствовать — такова основная нота в грамотах
новоизбранного царя Михаила к собору.
Конечно, и по происхождению нового царственого дома, и по
общему значению власти в христианском обществе
христианская мысль и в составе московского самодержавия XVII в. могла
найти идею долга царя как блюстителя общенародного блага и
идею если не юридической, то нравственои его ответственности
не только перед Богом, но и перед землей; а здравый смысл
указывал, что власть не может быть сама по себе ни целью, ни
оправданием и становится непонятной, как скоро перестает
исполнять свое назначение — служить народному благу. Все это,
вероятно, чувствовали и московские цари XVII в., особенно
такой благодушный и набожный носитель власти, как царь
Алексей Михайлович. Но они слабо давали чувствовать все это своим
подданным, окруженные в своем дворце тяжелой
церемониальной пышностью, при тогдашних, сказать мягко, суровых нравах
И- приемах управления, являясь перед народом земными богами
в неземном величии каких-то царей ассирийских. Тот же благо-
Желательный царь Алексей, может быть, и сознавал
одностороннюю постановку своей власти; но у него недоставало сил
прочиться сквозь накопившуюся веками и плотно окутавшую его
голщу условных понятий и обрядностей, чтобы вразумительно
Доказать народу и другую, оборотную сторону власти. Это и
лишало московских государей XVII в. того нравственно-воспита-
'"чьного влияния на управляемое общество, которое составляет
Шее назначение и высшее качество власти. Своим образом
•»»ления, чувствами, какие они внушали управляемым, они
ч,'нггельно дисциплинировали их поведение, сообщали им не-

358
В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ
которую наружную выдержку, но слабо смягчали их нравы и
еще слабее проясняли их политические и общественные понятия.
В деятельности Петра Великого впервые ярко проявились
именно эти народно-воспитательные свойства власти, едва
заметно мерцавшие и часто совсем погасавшие в его
предшественниках. Трудно сказать, под какими сторонними влияниями или
каким внутренним процессом мысли удалось Петру перевернуть
в себе политическое сознание московского государя изнанкой
налицо; только он в составе верховной власти всего яснее понял
и особенно живо почувствовал «долженства», обязанности царя,
которые сводятся, по его словам, к «двум необходимым делам
правления»: к распорядку, внутреннему благоустройству и обо
роне, внешней безопасности государства. В этом и состоит благо
Отечества, общее благо родной земли, русского народа или го
сударства — понятия, которые Петр едва ли не первый у нас
усвоил и выражал со всей ясностью первичных, простейших
основ общественного порядка. Самодержавие — средство для до
стижения этих целей. Нигде и никогда не покидала Петре!
мысль об Отечестве; в радостные и скорбные минуты она
ободряла его и направляла его действия, и о своей обязанности служить
Отечеству, чем только можно, он говорил просто, без пафоса,
как о деле серьезном, но нравственом и необходимом. В 1704 г.
русские войска взяли Нарву, смыв позор первого поражения. На
радостях Петр говорил находившемуся в походе сыну Алексею,
как необходимо ему, наследнику, для обеспечения торжества
над врагом следовать примеру отца, не бояться ни труда, ни
опасностей. «Ты должен любить все, что служит ко благу и
чести Отечества, не щадить трудов для общего блага; а если советы
мои разнесет ветер, я не признаю тебя своим сыном». Впослед
ствии, когда возникла опасность исполнить эту угрозу, Петр пи
сал царевичу: «За мое отечество и людей моих я живота своей»
не жалел и не жалею; как могу тебя, непотребного, пожалеть/
Ты ненавидишь дела мои, которые я для людей народа своего, т-
жалея здоровья своего, делаю». Однажды какой-то знатный
господин улыбнулся, видя, с каким усердием Петр, любя дуб как
корабельное дерево, сажал желуди по петергофской дороге:
«Глупый человек, — сказал ему Петр, заметив его улыбку и
догадавшись о ее значении, — ты думаешь, не дожить мне до
матерых дубов? Да ведь я не для себя тружусь, а для будущей пользы
государства». В конце жизни, больным отправившись в дурную
погоду осматривать работы на Ладожском канале и усилив w
лезнь этой поездкой, он говорил лейб-медику Блюментроету :
«Болезнь упряма, природа знает свое дело; но и нам надлежп1

ли Kit и vpant cutn/v <(>rrifjt/('tiUhnn oo
пещись о пользе государства, пока силы есть». Соответственно
характеру власти изменилась и ее обстановка: вместо
кремлевских палат, пышных придворных обрядов и нарядов — плохой
домик в Преображенском и маленькие дворцы в новой столице,
простенький экипаж, в котором, но замечанию очевидца, не вся-
кий купец решился бы показаться на столичной улице; на
самом — простой кафтан из русского сукна, нередко стоптанные
башмаки со штопанными чулками — все платье, по выражению
князя Щербатова, писателя екатеринина века, «было так
просто, что и беднейший человек того носить не станет».
Жить для пользы и славы государства и Отечества, не жалеть
здоровья и самой жизни для общего блага — такое сочетание
понятий было не вполне ясно для обычного сознания
древнерусского человека и мало привычно для обиходной житейской
практики. Он понимал служение государству и обществу как
службу по назначению правительства или но мирскому выбору,
смотрел на это как на повинность или как средство для
устройства личного и семейного благополучия. Он знал, что слово Бо-
жие заповедует любить ближнего, как самого себя, полагать
душу свою за други своя. Но под ближними он разумел прежде
всего своих семейных и родных, как самых близких и ближних;
адругами своими считал, пожалуй, и всех людей, но только как
отдельных людей, а не как общества, в которые они соединены.
В минуты всенародного бедствия, когда опасность грозила всем
и каждому, он понимал обязанность и мог чувствовать в себе
готовность умереть за Отечество, потому что, защищая всех, он
защищал и самого себя, как каждый из всех, защищая себя,
защищал и его. Он понимал общее благо как частный интерес
каждого, а не как общий интерес, которому должно жертвовать
частным интересом каждого. А Петр именно и не понимал
частного интереса, не совпадающего с общим, не понимал
возможности замкнуться в кругу частных, домашних дел. «Что вы делаете
Дома? — с недоумением спрашивал он иногда окружающих. —
Я не знаю, как без дела дома быть», т. е. без дела общественного,
г°сударственного. «Горько нам! Он наших нужд не знает, —
жаловались на него в ответ на это люди, утомленные его
служебными требованиями, постоянно отрывавшими их от домашних
ДРл* ~~~ ^ак бы присмотрел он хорошенько за своим домом да
'кицел, что либо дров не хватает, либо другого чего, так бы и
'Мл, что мы дома делаем*. Вот это трудное для древнерусского
1 * понятие об общехМ благе и усиливался выяснить ему своим
Фпмером, своим взглядом на власть и ее отношение к народу и
("'Ударству Петр Великий.

3(H)
В.О.КЛЮЧЕВСКЛЛ
II
Этот взгляд служил общей основой законодательства Петра и
выражался всенародно в указах и уставах как руководящее
правило его деятельности. Но особенно любил Петр высказывать
свои взгляды и руководящие идеи в откровенной беседе с
приближенными, в компании своих «друзей», как он называл их.
Ближайнше исполнители должны были знать прежде и лучше
других, с каким распорядителем имеют дело и чего от них ждет
и требует. То была столь памятная в нашей истории компания
сотрудников, которых подобрал себе преобразователь, —
довольно пестрое общество, в состав которого входили и русские, и
иноземцы, люди знатные и худородные, даже безродные, очень
умные и даровитые, и самые обыкновенные, но преданные и
исполнительные. Многие из них. даже большинство и притом
самые видные и заслуженные дельцы, были многолетние и
ближайшие сотрудники Петра: князь Ф. Ю. Ромодановский, князь
М.М.Голицын, Т.Стрешнев, князь Я.Ф.Долгорукий, князь
Меншиков, графы Головины, Шереметев, П. Толстой, Брюс,
Апраксин. С ними он начинал свое дело; они шли за ним до послед
них лет шведской войны, иные пережили Ништадтский мир и
самого преобразователя. Другие, как граф Ягужинский, барон
Шафиров, барон Остерман, Волынский \ Татищев, Неплюеп,
Миних \ постепенно вступали в редевшие ряды на место раньше
выбывших князя Б. Голицына, графа Ф. А. Головина, Шеина,
Лефорта, Гордона. Петр набирал нужных ему людей всюду, не
разбирая звания и происхождения, и они сошлись к нему с раз
ных сторон и из всевозможных состояний: кто пришел юнгой на
португальском корабле, как генерал-полицеймейстер новой
столицы Девиер, кто пас свиней в Литве, как рассказывали про
первого генерал-прокурора Ягужинского, кто был сидельцем в
лавочке, как вице-канцлер Шафиров, кто из русских дворовых
людей, как архангельский вице-губернатор, изобретатель
гербовой бумаги Курбатов', кто, как Остерман, был сыном
вестфальского пастора; и все эти люди вместе с князем Меншиковым.
когда-то, как гласила молва, торговавшим пирогами по
московским улицам, встречались в обществе Петра с остатками русской
боярской знати. Иноземцы и люди новые из русских, понимая
дело Петра или нет, делали его, не входя в его оценку, но мерс
сил и усердия, по личной преданности преобразователю или и()
расчету. Из родовитых людей большинство не сочувствовало ш»
ему самому, ни его делу. Они тоже были люди преобразователь
ного направления, только не такого, какое дал реформе Петр-

цгм!) Великий среди своих сотрудников 361
Они желали, чтобы реформа шла так, как повели было ее цари
\лекеей, Федор и царевна Софья, когда, но выражению князя
Б. Куракина'1, Петрова свояка, <«политес восставлена была в
веником шляхетстве и других придворных с манеру польского и в
экипажах, и в домовой строении, и в уборах, и в столах», с
науками греческого и латинского языка, с риторикой и священной
философией, с учеными киевскими старцами. Вместо того они
видели политес с манеру голландского, матросского, с иешля-
хетскими науками — артиллерией, навтикой, фортификацией,
с заграничными инженерами, механиками да с безграмотным и
безродным Меншиковым, который всеми ими, родословными
боярами, командует, которому даже сам фельдмаршал Б. II.
Шереметев вынужден искательно писать: «Как прежде всякую
милость получал через тебя, так и ныне у тебя милости прошу >>.
Нелегко было сладить столь разнохарактерный набор в
дружную компанию для общей деятельности. Петру досталась
трудная задача не только подыскивать годных людей для
исполнения своих предприятий, но и воспитывать самих исполнителей.
Нешпоев впоследствии говорил Екатерине II: «Мы, Петра
Великого ученики, проведены им сквозь огонь и воду >. Но в этой
суровой школе применялись не одни только суровые
воспитательные приемы. Посредством раннего и прямого общения Петр
приобрел большое умение распознавать людей даже по одной
наружности, редко ошибался в выборе, верно угадывал, кто на что
годен. По, за исключением иностранцев, да и то не всех, люди,
подобранные им для своего дела, не становились на указанные
им места готовыми дельцами. Это был добротный, но сырой
материал, нуждавшийся в тщательной обработке. Подобно своему
пождю, они учились на ходу, среди самого дела. Им нужно было
нее показать, растолковать наглядным опытом, собственным
примером, за всяким присмотреть, каждого проверить, иного
ободрить, другому дать хорошую острастку, чтоб не дремал, а
смотрел в оба.
Притом Петру нужно было приручать их к себе, стать к ним в
простые и прямые отношения, чтобы личной к ним близостью
повлечь в эти отношения их нравственое чувство, по крайней
гчере чувство некоторой стыдливости, хотя бы только перед ним
Дним, и таким образом получить возможность действовать не
г<>лько на ощущение официального страха должностного холо-
Jr'^ но и на совесть как не лишнюю подпорку гражданского дол-
;| пли, но крайней мере, общественного приличия. В этом отно-
'iiiu, что касается долга и приличия, большинство русских
• рудников Петра вышло из старого русского быта с большими

362
В.О.КЛЮЧЕВСКИЙ
недочетами, а в западноевропейской культуре, при нервом
знакомстве с ней, им больше всего пришлась по вкусу ее последняя
прикладная часть, что ласкала чувства и возбуждала аппетиты.
Из этой встречи старых пороков с новыми соблазнами вышла
такая нравственная неурядица, которая заставляла многих
неразборчивых людей думать, что реформа несет только крушение
добрых старых обычаев и ничего лучше принести не может. Эта
неурядица особенно ярко проявлялась в злоупотреблениях по
службе. Свояк Петра князь Б. Куракин в записках о первых
годах его царствования рассказывает, что после семилетнего прав
ления царевны Софьи, веденного «во всяком порядке и правосу
дии», когда «торжествовало довольство народное», наступило
«непорядочное» правление царицы Натальи Кирилловны, и
тогда началось «мздоимство великое и кража государственная, что
доныне (писано в 1727 г.) продолжается с умножением, а вывес
ти сию язву трудно». Петр жестоко и безуспешно боролся с этой
язвой. Многие из видных дельцов с Меншиковым впереди были
за это под судом и наказаны денежными взысканиями. Сибир
ский губернатор князь Гагарин7 повешен, петербургский вице
губернатор Корсаков пытан и публично высечен кнутом, два се
натора тоже подвергнуты публичному наказанию, вице-канцлер
барон Шафиров снят с плахи и отправлен в ссылку, один
следователь по делам о казнокрадстве расстрелян. Про самого князя
Я. Долгорукова, сенатора, считавшегося примером неподкупно
сти, Петр говорил, что и князь Яков Федорович «не без
причины». Петр ожесточался, видя, как вокруг него играют в закон,
по его выражению, словно в карты, pi со всех сторон
подкапываются под «фортецию правды». Есть известие, что однажды в
Сенате, выведенный из терпения этой повальной недобросовестно
стью, он хотел издать указ вешать всякого чиновника,
укравшего хоть настолько, сколько нужно на покупку веревки.
Тогда блюститель закона, «око государево», генерал-прокурор
Ягужинский встал и сказал: «Разве ваше величество хотите
царствовать один, без слуг и подданных? Мы все воруем, только
один больше и приметнее другого». Человек снисходительным,
доброжелательный и доверчивый, Петр в такой среде стал про
никаться недоверием к людям и приобрел наклонность думать,
что можно обуздывать только «жесточыо». Он не раз повторял
давидово слово, что всяк человек есть ложь, приговаривая:
«Правды в людях мало, а коварства много». Такой взгляд
отразился и на его законодательстве, столь щедром на жестокие угро
зы. Впрочем, дурных людей не переведешь. Раз в кунсткамере
он говорит своему лейб-медику Лрескину: «Я велел губернато-

Петр Be.ткни cpvtht <г.ои\ ситриОчш^т 'Ми]
рам собирать монстры (уродов) и присылать к тебе; прикажи
заготовить шкафы. Если бы я захотел присылать к тебе монстры
человеческие не по виду телес, а по уродливым нравам, у тебя
бы места для них не хватило; пускай шляются они во
всенародной кунсткамере: между людьми они более приметны».
Петр сам сознавал, как трудно очистить столь испорченную
атмосферу одной угрозой закона, как бы суров он ни был, и
вынужден был нередко прибегать к более прямым и коротким
способам действия. В письме к непобедимому упрямцу сыну он
писал: «Сколько раз я тебя бранивал, и не только бра нива л, но и
бивал!». То же «отеческое наказание», как назван в манифесте
об отречении царевича от престолонаследия такой способ
исправления в отличие от «ласки и укоризненого выговора», Петр
применял и к своим сподвижникам. Нерасторопным
губернаторам, которые в ведении своих дел «зело раку последуют», он
назначал последний срок с угрозой, что потом станет уж «не
словом, но руками с оными поступать». В этой ручной политической
педагогике нередко появлялась в руках Петра его знаменитая
дубинка, о которой так долго помнили и так много
рассказывали по личному опыту или со слов испытавших ее на себе отцов
русские люди XVIII в. Петр признавал в ней большие
педагогические способности и считал ее своей незаменимой помощницей
в деле политического воспитания своих сотрудников, хотя знал,
как трудна ее задача при неподатливости наличного
воспитательного материала. Воротясь из Сената, вероятно, после
крупного объяснения с сенаторами, и гладя увивающуюся около него
любимую свою собачку Лизету, он говорил: «Когда бы упрямцы
так же слушались меня в добром деле, как послушна мне Лизе-
та, я не гладил бы их дубиною; собачка догадливее их,
слушается и без побои, а в тех заматерелое упрямство». Это упрямство,
как спица в глазу, не давало покоя Петру. Занимаясь в токарной
и довольный своей работой, он спросил своего токаря Нартова:
<*Каково я точу?» — «Хорошо, ваше величество!» — «Так-то,
Андрей, кости я точу долотом изрядно, а вот упрямцев обточить
Дубиной не могу».
С царской дубинкой близко знаком был и светлейший князь
Ментиков, даже, пожалуй, ближе других сподвижников Петра.
•Этот даровитый делец занимал совершенно исключительное
положение в кругу сотрудников преобразователя. Человек темно-
г<| происхождения, «породы самой низкой, ниже шляхетства»,
" выражению князя Б. Куракина, едва умевший расписаться в
" «учении жалованья и нарисовать свое имя и фамилию, почти
1 третник Петра, сотоварищ его воинских потех в Преображен-

364
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
ском и корабельных занятий на голландских верфях, Менши-
ков, по отзыву того же Куракина, в милости у царя «до такого
градуса взошел, что все государство правил, почитай, и был
такой сильный фаворит, что разве в римских гисториях находят».
Он отлично знал царя, быстро схватывал его мысли, исполнял
самые разнообразные его поручения, даже по инженерной
части, которой совсем не понимал, был чем-то вроде главного
начальника его штаба, успешно, иногда с блеском командовал в
боях. Смелый, ловкий и самоуверенный, он пользовался
полным доверием царя и беспримерными полномочиями, отменял
распоряжения его фельдмаршалов, не боялся противоречить
ему самому и оказал Петру услуги, которых он никогда не
забывал. Но никто из сотрудников не огорчал его больше, чем этот
«мейн липсте фринт» (мой любимый друг) или «мейн герцбру-
дер» (мой сердечный брат), как называл его Петр в письмах к
нему. Данилыч любил деньги, и ему нужно было много денег.
Сохранились счета, по которым с конца 1709 по 1711 г. он
издержал лично на себя 45 тыс. руб., т. е. около 400 тыс. на наши
деньги. И он не стеснялся в средствах добывать деньги, как
показывают известия о его многочисленных злоупотреблениях:
бедный Преображенский сержант впоследствии имел состояние,
которое современники определяли в 150 тыс. руб. поземельного
дохода (около 1300 тыс. на наши деньги), не считая
драгоценных камней на 1,5 млн руб. (около 13 млн) и многомилионных
вкладов в заграничных банках. Петр не был скуп для
заслуженного любимца; но такое богатство едва ли могло составиться из
одних царских щедрот да из барышей беломорской компании
моржевого промысла, в которой Петр состоял пайщиком. «Зело
прошу, — писал ему Петр в 1711 г. по поводу его мелких
хищений в Польше, — зело прошу, чтобы вы такими малыми
прибытками не потеряли своей славы и кредита». Меншиков и старался
исполнить эту просьбу царя, только уж слишком буквально:
избегал «малых прибытков», предпочитая им большие. Через
несколько лет следственная комиссия по делу о злоупотреблениях
князя сделала на него начет более 1 млн руб. (около 10 млн на
наши деньги). Петр сложил значительную часть этого начета.
Но такая нечистота на руку выводила его из терпения. Царь
предостерегал князя: «Не забывай, кто ты был и из чего сделал
я тебя тем, каков ты теперь». В конце своей жизни, прощая ему
новые вскрывшиеся хищения, он говорил всегдашней его
заступнице, императрице: «Меншиков в беззаконии зачат, в гресех
родила его мать, и в плутовстве скончает живот свой; если не
исправится, быть ему без головы». Кроме заслуг, чистосердечного

,111 ПИ it t^/ll/Ц LVit-UH сотруди
раскаяния и ходатайства Екатерины, в таких случаях выручала
Меншикова из беды и царская дубинка, покрывавшая
забвением грех наказанного. Но и царская дубинка о двух концах:
исправляя грешника одним концом, она другим роняла его во
мнении общества. Петру нужны были дельцы с авторитетом,
которых бы уважали и слушались подчиненные; а какое уважение
мог внушать битый царем начальник? Петр надеялся устранить
это деморализующее действие своей исправительной дубинки,
делая из нее строго келейное употребление в своей токарной.
Нартов рассказывает, что он часто видал, как здесь государь
знатных чинов людей потчевал за вины дубинкой, как они после
того с веселым видом выходили в другие комнаты и в тот же
день приглашаемы были к государеву столу, чтобы посторонние
ничего не заметили. Не всякий виноватый удостаивался
дубинки: она была знаком известной близости, доверия к
наказуемому. Потому испытавшие такое наказание вспоминали о нем без
горечи, как о милости, даже когда считали себя наказанными
незаслуженно. А. П. Волынский после рассказывал, как во
время персидского похода, на Каспийском море Петр по наговорам
недругов прибил его, бывшего тогда астраханским
губернатором, тростью, заменявшей дубинку в ее отсутствии, и только
императрица «до больших побой милостиво довести не
изволила». «Но, — добавлял рассказчик, — государь изволил наказать
меня, как милостивый отец сына, своею ручкою и назавтра сам
нсемилостивейше изволил в том обмыслиться, что вины моей в
том не было, милосердуя, раскаялся и паки изволил меня
принять в прежнюю свою высокую милость». Петр наказывал так
лишь тех, кем дорожил и кого надеялся исправить этим
средством. На доклад об одном корыстном поступке все того же
Меншикова Петр отвечал: «Вина не малая, да прежние заслуги
больше ее», подверг князя денежному взысканию, а в токарной
прибил его дубиной при одном Нартове и выпроводил со
словами: «В последний раз дубина; впредь смотри, Александр, бере-
птсь!».
Но когда добросовестный делец ошибался, делал невольный
г?ромах и ждал грозы, Петр спешил утешить его, как утешают в
'«^счастье, умаляя неудачу. В 1 705 г. Б. Шереметев испортил по-
1'Учонцую ему стратегическую операцию в Курляндии против
^венгаупта и был в отчаянии. Петр взглянул на дело просто,
'с на «некоторый несчастливый случай», и писал фельдмар-
' !У*. «Не извольте о бывшем несчастии печальны быть, понеже
1 *1 дашняя удача многих людей ввела в пагубу, но забывать и
4 *1]<л людей ободривать».

366
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
III
Петр не успел стряхнуть с себя дочиста древнерусского
человека с его нравами и понятиями даже тогда, когда воевал с
ними. Это сказывалось не только в отеческой расправе с людьми
знатных чинов, но и в других случаях, например, в надежде
искоренить заблуждения в народе, выгоняя кнутом бесов из лож-
нобеснующихся — «хвост-де кнута длиннее хвоста бесовского»
или в способе лечения зубов у жены своего камердинера Полубо-
ярова. Камердинер жаловался Петру, что жена с ним не
ласкова, ссылаясь на зубную боль. «Хорошо, я полечу ее». Считая
себя достаточно опытным в оперативной хирургии, Петр взял
зубоврачебный прибор и зашел к камердинерше в отсутствие
мужа. «У тебя, слышал я, зуб болит?» — «Нет, государь, я
здорова». — «Неправда, ты трусишь». Та, оробев, признала у себя
болезнь, и Петр выдернул у нее здоровый зуб, сказав: «Помни,
что жена да боится своего мужа, иначе будет без зубов». —
«Вылечил!» — с усмешкой заметил он мужу, воротившись во
дворец.
При умении Петра обращаться с людьми, когда нужно,
властно или запросто, по-царски или по-отечески келейные поучения
вместе с продолжительным общением в трудах,горях pi радостях
устанавливали известную близость отношений между ним и его
сотрудниками; а участливая простота, с какой он входил в
частные дела близких людей, придавала этой близости отпечаток
задушевной кроткости. После дневных трудов, в досужие
вечерние часы, когда Петр по обыкновению или уезжал в гости, или у
себя принимал гостей, он бывал весел, обходителен,
разговорчив, любил и вокруг себя видеть веселых собеседников,
слышать непринужденную, умную беседу и терпеть не мог ничего,
что расстраивало такую беседу, никакого ехидства, выходок,
колкостей, а тем паче ссор и брани; провинившегося тотчас
наказывали, заставляли пить штраф — опорожнить бокала три
вина или одного орла (большой ковш), чтоб «лишнего не врал и
не задирал». П. Толстой долго помнил, как он принужден был
выпить штраф за то, что принялся чересчур неосторожно
расхваливать Италию. Ему и в другой раз пришлось пить штраф,
только уже за излишнюю осторожность. Некогда, в 1682 г., как
агент царевны Софьи и Ивана Милославского, он сильно
замешался в стрелецкий бунт и едва удержал голову на плечах, но
вовремя покаялся, получил прощение, умом и заслугами вошел
в милость и стал видным дельцом, которым Петр очень
дорожил. Однажды на пирушке у корабельных мастеров, подгуляв и

flemp Великий среди своих сотрудников
367
разблагодушествовавшись, гости припялись запросто
выкладывать царю, что у каждого лежало на дне души. Толстой,
незаметно уклонившийся от стаканов, сел у камелька, задремал,
точно во хмелю, опустил голову и даже снял парик, а между
тем, покачиваясь, внимательно прислушивался к откровенной
болтовне собеседников царя. Петр, по привычке ходивший взад
й вперед по комнате, заметил уловку хитреца и, указывая на
него присутствующим, сказал: «Смотрите, повисла голова —
как бы с плеч не свалилась». — «Не бойтесь, ваше
величество, — отвечал вдруг очнувшийся Толстой, — она вам верна и
на мне тверда». «А! Так он только притворился пьяным, —
продолжал Петр, — поднесите-ка ему стакана три доброго флина
(гретого пива с коньяком и лимонным соком) — так он
поравняется с нами и так же будет трещать по-сорочьи». И, ударяя его
ладонью по плеши, продолжал: «Голова, голова! Кабы не так
умна ты была, давно б я отрубить тебя велел». Щекотливых
предметов, конечно, избегали, хотя господствовавшая в
обществе Петра непринужденость располагала неосторожных или
чересчур прямодушных людей высказывать все, что приходило на
ум. Флотского лейтенанта Мишукова Петр очень любил и ценил
за знание морского дела и ему первому из русских доверил
целый фрегат. Раз — это было еще до дела царевича Алексея — на
пиру в Кронштадте, сидя за столом возле государя, Мишуков,
уже порядочно выпивший, задумался и вдруг заплакал.
Удивленный государь с участием спросил, что с ним. Мишуков
откровенно и во всеуслышание объяснил причину своих слез: место,
где сидят они, новая столица, около него построенная,
балтийский флот, можество русских моряков, наконец, сам он,
лейтенант Мишуков, командир фрегата, чувствующий, глубоко
чувствующий на себе милости государя, - все это создание его
государевых рук; как вспомнил он все это, да подумал, что
здоровье его, государя, все слабеет, так и не мог удержаться от слез.
«На кого ты нас покинешь?» — добавил он. «Как на кого? —
возразил Петр, — у меня есть наследник — царевич». — «Ох, да
ведь он глуп, все расстроит». Петру понравилась звучавшая
горькой правдой откровенность моряка, но грубоватость
выражения и неуместность неосторожного признания подлежали
изысканию. «Дурак! — заметил ему Петр с усмешкой, треснув
**го но голове, — этого при всех не говорят».
^частники этих досужих товарищеских бесед уверяют, что
°модержавный государь тогда как бы исчезал в веселом госте
4 <и радушном хозяине, хотя мы, зная рассказы про
вспыльчивость Петра, скорее расположены думать, что благодушные его

368
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
собеседники должны были чувствовать себя подобно
путешественникам, любующимся видами с вершины Везувия, в
ежеминутном ожидании пепла и лавы. Случались, особенно в
молодости, и грозные вспышки. В 1698 г. на пиру у Лефорта Петр едва
не заколол шпагой генерала Шеина, вспылив на него за
торговлю офицерскими местами в своем полку. Лефорт, удержавший
раздраженного царя, поплатился за это раной. Однако,
несмотря на подобные случаи, видно, что гости на этих собраниях все-
таки чувствовали себя весело и непринужденно; корабельные
мастера и флотские офицеры, подбадриваемые радушным пот-
чеванием из рук развеселившегося Петра, запросто с ним
обнимались, клялись ему в своей любви и усердии, за что получали
соответственные выражения признательности. Частное, не
официальное обхождение с Петром облегчалось одной новостью,
заведенной еще во время потех в Преображенском и вместе со
всеми потехами превратившейся незаметно в прямое дело. Верный
рано усвоенному правилу, что руководитель должен прежде и
лучше руководимых знать дело, в котором он ими руководит, и
вместе с тем желая показать собственным примером, как надо
служить, Петр, заводя регулярно армию и флот, сам проходил
сухопутную и морскую службу с низших чинов: был барабанши-
ком в роте Лефорта, бомбардиром и капитаном, дослужился до
генерал-лейтенанта и даже до полного генерала. При этом он
позволял производить себя в высшие чины не иначе, как за
действительные заслуги, за участие в делах. Производство в эти
чины было правом потешного короля, князя-кесаря Ф. Ю. Ро-
модановского. Современники описывают торжественное пожа-
лование Петра в вице-адмиралы за морскую победу при Гангуте
в 1714 г., где он в чине контр-адмирала командовал авангардом
и взял в плен командира шведской эскадры Эреншильда8 с ею
фрегатом и несколькими галерами. Среди полного собрания
Сената восседал на троне князь-кесарь. Позван был контр-ад
мирал, от которого князь-кесарь принял письменный рапорт о
победе. Рапорт был прочитан всему Сенату. Следовали устные
вопросы победителю и другим участникам победы. Затем
сенаторы держали совет. В заключение контр-адмирал, «в
рассуждении верно оказанные и храбрые службы отечеству», единогласно
провозглашен вице-адмиралом. Однажды на просьбу
нескольких военных о повышении их чинами Петр не шутя отвечал-
«Постараюсь, только как заблагорассудит князь-кесарь.
Видите, я и о себе просить не смею, хотя отечеству с вами послужи л
верно; надо выбрать удобный час, чтоб его величество \е прогне
вать; но что ни будет, я за вас ходатай, хоть и рассердится; помо

iJt-mp Великий среди своих сотрудников
369
л имея прежде Богу, авось, дело сладится >>. Стороннему
наблюдателю все это могло показаться пародиен, шуткой, если не
шутовством. Петр любил мешать шутку с серьезным, дело с
бездельем; только у него обыкновенно выходило при этом так, что
безделье превращалось в дело, а не наоборот. У него ведь и
регулярная армия незаметно выросла из шуточных полков, в
которые он итрал в Преображенском и Семеновском. Иося армейские
и флотские чины, он действительно служил, точно исполнял
служебные обязанности и пользовался служебными правами,
получал и расписывался в получении присвоенного чину
жалованья, причем говаривал: «Эти деньги мои собственные: я их
заслужил и могу употреблять, как хочу; но с государственными
доходами надо поступать осторожно: в них я должен дать отчет
Богу». Службой Петра по армии и флоту с ее кесарским
чинопроизводством создавалась форма обращения, упрощавшая и
облегчавшая отношения царя к окружающим. В застольной
компании, в частных, внеслужебных делах, обращались к
сослуживцу, товарищу по полку и фрегату, «басу» (корабельному
мастеру) или капитану Петру Михайлову, как звался царь по
морской службе. Становилась возможна доверчивая близость
без панибратства. Дисциплина не колебалась, напротив,
получала опору во внушительном примере: опасно было шутить
службой, когда ею не шутил сам Петр Михайлов.
В своих воинских инструкциях Петр предписывал капитану с
солдатами «братства не иметь», не брататься: это повело бы к
поблажке, распущенности. Обращение самого Петра с
окружающими не могло повести к такой опасности: в нем было слишком
много царя для того. Близость к нему упрощала обхождение с
ним, могла многому научить добросовестного и понятливого
человека; но она не баловала, а обязывала, увеличивала
ответственность приближенного. Он высоко ценил талант и заслугу и
много грехов прощал даровитым и заслуженным сотрудникам.
Но ни за какие таланты и заслуги не ослаблял он требований
Долга; напротив, чем выше ценил он дельца, тем взыскательнее
был к нему и тем доверчивее полагался на него, требуя не только
точного исполнения своих распояжений, но, где нужно, и
действий на свой страх, по собственному соображению и почину,
строго предписывая, чтобы в донесениях ему отнюдь не было
привычного как изволишь. Никого из своих сотрудников не
уважал он больше эрестферского и гумельсгофского победителя
Шведов Б. Шереметева, встречал и провожал его, по выражению
очевидца, не как подданного, а как гостя-героя: но и тот нес на
"°бе всю тяжесть служебного долга. Предписав осторожному и

Я 70
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
медлительному» к тому же не совсем здоровому фельдмаршалу
ускоренный марш в 1704 г., Петр не дает ему покоя своими
письмами, настойчиво требуя: «Иди днем и ночью, а если так не
учинишь, не изволь на меня впредь пенять». Сотрудники Петра
хорошо понимали смысл такого предостережения. Потом, когда
Шереметев, не зная, что делать за неимением инструкций,
отвечал на запрос царя, что согласно указу никуда идти не смеет,
Петр с укоризненной иронией писал ему, что он похож на слугу,
который, видя, что хозяин его тонет, не решается его спасать,
пока не справится, подписано ли у него в наемном контракте
вытаскивать из воцы утопающего хозяина. К другим генералам
в случае их неисправности Петр обращался уже без всякой иро
нии, с суровой прямотой. В 1705 г., задумав нападение на Ригу,
он запретил пропускать туда Двиной товары. Князь Репнин по
недоразумению пропустил лес и получил от Петра письмо с
такими словами: «Негг, сегодня получил я ведомость о вашем толь
худом поступке, за что можеш» леею заплатить; впредь же, аще
единая щепа пройдет, ей бого« клянусь, без головы будешь».
Зато и умел Петр ценить своих сподвижников. Он уважал в
них столько же таланты и заслуги, сколько и нравственые
качества, особенно преданность, и это уважение считал одной из
первейших обязанностей государя. За своим обеденным столом он
пивал тост «за здравие тех, кто любит Бога, меня и отечество», и
сыну вменял в непременную обязанность любить верных совет
пиков и слуг, будут ли они свои или чужие. Князь Ф. Ю. Ромо-
дановский, страшный начальник тайной полиции,
«князь-кесарь» в шуточной компанейской иерархии, «собою видом как
монстра, нравом злой тиран», по отзыву современников, или
попето «зверь», как величал его сам Петр в минуты недоволь
(тва им, не отличался особенно выдающимися способностями,
только «любил пить непрестанно и других поить да ругаться»;
но он был предан Петру, как никто другой, и за то пользовался
его безмерным доверием и наравне с фельдмаршалом Б. П.
Шереметевым имел право входить в кабинет Петра без доклада —
преимущество, которое не всегда имел даже сам «полудержав
ный властелин» Меншиков. Уважение к заслугам своих
сотрудников иногда получало у Петра задушевно-теплое выражение.
Раз в разговоре с лучшими своими генералами, Шереметевым,
М. Голицыным и Репниным, о славных полководцах Франции
он с одушевлением сказал: «Слава Богу, дожил я до своих Тю
реннов", только вот Сюллия ш у себя еще не вижу». Генералы
поклонились и поцеловали у царя руку, а он поцеловал их в лоб.
Своих сподвижников Петр не забывал и на чужбине. В 1717 г..

[jcjnp Великий среди своих сот рудник он 371
осматривая укрепления Намюра в обществе офицеров,
отличившихся в войне за испанское наследство, Петр был чрезвычайно
доволен их беседой, сам рассказывал им об осадах и сражениях,
в которых участвовал, и с сияющим от радости лицом сказал
коменданту: «Словно я нахожусь теперь в отечестве среди моих
друзей и офицеров». Вспомнив раз о покойном Шереметеве
(умер в 1719 г.), Петр, вздохнув, с грустным предчувствием
сказал окружающим: «Нет уже Бориса Петровича, скоро не будет и
нас; но его храбрость и верная служба не умрут и всегда будут
памятны в России». Незадолго до своей смерти он мечтал
соорудить памятники своим покойным военным сподвижникам —
Лефорту, Шеину, Гордону, Шереметеву, говоря про них: «Сии
мужи верностию и заслугами вечные в России монументы». Ему
хотелось поставить эти памятники в Александро-Невском
монастыре под сенью древнего святого князя, невского героя.
Рисунки памятников были уже отправлены в Рим к лучшим
скульпторам, но за смертью императора дело не состоялось.
IV
Воспитывая себе дельцов самым обхождением с ними,
требованиями служебной дисциплины, собственным примером,
наконец, уважением к таланту и заслуге, Петр хотел, чтобы его
сотрудники ясно видели, во имя чего он требует от них таких
усилий, и хорошо понимали как его самого, так и дело, которое
вели по его указаниям, — хотя бы только понимали, если уж не
могли в душе сочувствовать ни ему самому, ни его делу. Да и
самое это дело было настолько серьезно само но себе и так
чувствительно всех задевало, что поневоле заставляло над ним
задумываться. «Трехвременная жестокая школа», как называл Петр
Длившуюся три школьных семилетия шведскую войну,
приучала всех проходивших ее учеников, как и самого учителя, ни на
минуту не выпускать из виду тяжелых задач, какие она ставила
На очередь, отдавать себе отчет в ходе дел, подсчитывать
добытые успехи, запоминать и соображать полученные уроки и
допущенные ошибки. В досужие часы, иногда и за пиршественным
столом, в возбужденном и приподнятом настроении по случаю
какого-нибудь радостного события в обществе Петра и
завязывались беседы о таких предметах, к каким редко обращаются в
минуты отдыха много занятые люди. Современники записали
почти только монологи самого царя, который обыкновенно и
вводил эти разговоры. Но едва ли где еще можно найти более

372
В. О. КЛЮЧЕВСКИМ
явственное выражение того, о чем хотел Петр заставить думать
и как настроить свое общество. Содержание бесед было довольно
разнообразно: говорили о Библии, о мощах, о безбожниках, о
народных суевериях, Карле XII, о заграничных порядках.
Иногда среди собеседников заходила речь и о предметах, более им
близких, практических, о начале и значении того дела, которое
они делали, о планах будущего, о том, что им предстоит еще
сделать. Тут-то и сказывалась в Петре та скрытая духовная сила,
которая поддерживала его деятельность и обаянию которой
волей-неволей подчинялись его сотрудники. Видим, как война и
возбуждаемая ею реформа поднимала их, напрягала их мысль,
воспитывала их политическое сознание.
Петр, особенно к концу царствования, очень интересовался
прошлым своего Отечества, заботился о собирании и сохранении
исторических памятников, говорил ученому Феофану Прокопо-
вичу: «Когда же мы увидим полную историю России?»,
неоднократно заказывал написать общедоступное руководство по
русской истории. Изредка мимоходом вспоминал он в беседах,
как начиналась его деятельность, и раз в этих воспоминаниях
мелькнула древняя русская летопись. Казалось бы, какое
участие могла принять в его деятельности эта летопись? Но в
деловом уме Петра каждое приобретаемое знание, каждое
набегающее впечатление получало практическую обработку.
Он начинал эту деятельность под гнетом двух наблюдений,
вынесенных им из знакомства с положением России, как только
он начал понимать его. Он видел, что Россия лишена тех средств
внешней силы и внутреннего благосостояния, какие дают
просвещенной Европе знание и искусство; он видел также, что
шведы и турки с татарами лишали ее самой возможности
заимствовать эти средства, отрезав ее от европейских морей: «Разумным
очам, — как писал он сыну, — к нашему нелюбозрению добрый
задернули занавес и со всем светом коммуникацию пресекли».
Вывести Россию из этого двойного затруднения, пробиться к
европейскому морю и установить непосредственое общение с
образованным миром, сдернуть с русских глаз наброшенную на них
неприятелем завесу, мешающую им видеть то, что им хочется
видеть, — это было первая, хорошо выясненная и твердо
поставленная цель Петра.
Однажды в присутствии гр. Шереметева и генерал-адмирала
Апраксина Петр рассказывал, что в ранней молодости он читал
летопись Нестора п и оттуда узнал, как Олег12 посылал на судах
войско под Царьград. С этих пор запало в нем желание сделать
то же против врагов христианства, вероломных турок, и ото-

Петр Великий среди своих сотрудников
373
мстить им за обиды, какие они вместе с татарами наносили
России. Эта мысль окрепла в нем, когда в 1694 г., за год до первого
азовского похода, обозревая течение Дона, он увидел, что этой
рекой, взяв Азов, можно выйти в Черное море, и решил завести
в пригодном месте кораблестроение. Точно так же первое поссе-
щение города Архангельска породило в нем охоту завести и там
строение судов для торговли и морских помыслов. «И вот
теперь, — продолжал он, — когда при помощи Божией у нас есть
Кронштадт и Петербург, а вашей храбростью завоеваны Рига,
Ревель и другие приморские города, строящимися у нас
кораблями мы можем защищаться от шведов и других морских
держав. Вот почему, друзья мои, полезно государю путешествовать
по своей земле и замечать, что может служить к пользе и славе
государства». В конце жизни, осматривая работы на Ладожском
канале и довольный их ходом, он говорил строителям: «Видим,
как Невой ходят к нам суда из Европы; а когда кончим вот этот
канал, увидим, как нашей Волгой придут торговать в Петербург
и азиаты». План канализации России был одной из ранних и
блестящих идей Петра, когда это дело было еще новостью и на
Западе. Он мечтал, пользуясь речной сетью России, соединить
все моря, примыкающие к русской равнине, и таким образом
сделать Россию торговой и культурной посредницей между
двумя мирами, Западом и Востоком, Европой и Азией.
Вышневолоцкая система, замечательная по остроумному подбору
вошедших в нее рек и озер, осталась единственным законченным при
Петре опытом осуществления задуманного грандиозного плана.
Он смотрел еще дальше, за пределы русской равнины, за
Каспий, куда посылал экспедицию князя Бековича-Черкасского13,
между прочим, с целью разведать и описать сухой и водный,
особенно водный, путь в Индию; за несколько дней до смерти
вспомнил он давнюю свою мысль об отыскании дороги в Китай и
Индию Ледовитым океаном. Уже страдая предсмертными
припадками, он спешил написать инструкцию Камчатской
экспедиции Беринга 1Л9 которая должна была расследовать, не
соединяется ли Азия на северо-востоке с Америкой, — вопрос, на который
Давно уже и настойчиво обращал внимание Петра Лейбниц.
Передавая документ Апраксину, он говорил: «Нездоровье
заставило меня сидеть дома; на днях я вспомнил, о чем думал давно, но
к чему другие дела мешали, — о дороге в Китай и Индию. В пос-
" Днюю поездку мою за границу ученые люди там говорили мне,
1 {,) найти эту дорогу возможно. Но будем ли мы счастливее анг-
f*i4an и голландцев? Распорядись за меня, Федор Матвеевич,
!-(-*е исполнить по пунктам, как написано в этой инструкции».

374
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
Чтобы быть умелой посредницей между Азией и Европой,
России, естественно, надлежало не только знать первую, но и
обладать знаниями и искусствами последней. На беседах,
разумеется, заходила речь и об отношении к Европе, к иноземцам,
приходившим оттуда в Россию. Этот вопрос давно, чуть не весь
XVII век, занимал русское общество. Петра с первых лет
царствования по низвержении Софьи сильно осуждали за
привязанность к иноземным обычаям и к самим иноземцам. В Москве и
Немецкой слободе было много толков о почестях, с какими Петр
в 1699 г. хоронил Гордона и Лефорта. Он ежедневно навещал
больного Гордона, оказавшего ему большие услуги в азовских
походах и во второй стрелецкий мятеж 1697 г., сам закрыл
глаза покойнику и поцеловал его в лоб; при погребении, бросив
землю на опущенный в могилу гроб, Петр сказал предстоящим: «Я
даю ему только горсть земли, а он мне дал целое пространство с
Азовом». Еще с большей горестью хоронил Петр Лефорта: сам
шел за гробом, обливался слезами, слушая надгробную
проповедь реформатского пастора, восхвалявшего заслуги покойного
адмирала, и прощался с ним в последний раз с сокрушением,
вызвавшим крайнее удивление присутствовавших иностранцев;
а на похоронном обеде сделал целую сцену русским боярам. Они
не особенно скорбели о смерти царского любимца, и некоторые
из них, пользуясь минутной отлучкой царя, пока накрывали
поминальный стол, спешили убраться из дома, но на крыльце
наткнулись на возвращавшегося Петра. Он рассердился и. воротив
их в зал, приветствовал речью, в которой говорил, что понимает
их побег, что они боятся выдать себя, не надеясь выдержать за
столом притворную печаль. «Какие ненавистники! Но я научу
вас почитать достойных людей. Верность Франца Яковлевича
пребудет в сердце моем, доколе я жив, и по смерти понесу ее с
собою в могилу!» Но Гордон и Лефорт были исключительные
иностранцы: Петр ценил их за преданость и заслуги, как потом
ценил Остермана за таланты pi знания. С Лефортом он был
связан еще личной дружбой и преувеличивал достоинства «дебоша-
иа французского», как назвал его кн. Б.Куракин; готов был
даже признать его начинателем своей военной реформы. «Он
начал, а мы довершили» — говаривал о нем Петр впоследствии
(зато и пошел в народе слух, что Петр был сын << Лаферта да немки
беззаконной», подкинутый царице Наталье). Но к иностранцам
вообще Петр относился разборчиво и без увлечения. В первые
годы деятельности, заводя новые дела военные и
промышленные, он не мог обойтись без них как инструкторов, сведущих
людей, каких не находил между своими, но при первой возмож-

Л с т Р Великий среди своих сотрудников
375
ности старался заменять их русскими. Уже в манифесте 1705 г.
oli прямо признается, что дорого стоившими наемными
офицерами «желаемого не возмогли достигнуть», и предписывает
более строгие условия приема их на русскую службу. Паткуль
сидел в крепости за растрату денег, назначенных на русское
войско; а с наемным австрийским фельдмаршалом Огильви,
человеком деловитым, но «дерзновенником и досадителем», как
называл его Петр, он кончил тем, что приказал его арестовать и
потом «с неприязнью» отослать обратно.
Столь же расчетливо было отношение Петра и к иноземным
обычаям, как оно сказывалось в беседах. Раз при шутливом
столкновении с князем-кесарем из-за длинного бешмета, в
каком Ромодановский приехал в Преображенское, Петр сказал,
обращаясь к присутствовавшим гвардейцам и знатным
господам: «Длинное платье мешало проворству рук и ног стрельцов;
они не могли ни работать хорошо ружьем, ни маршировать. Для
того-то велел я Лефорту пообрезать сперва зипуны и зарукавья,
а потом сделать новые мундиры по европейскому обычаю.
Старая одежда больше похожа на татарскую, чем на сродную нам
легкую славянскую; не годится являться на службу в спальном
платье». Петру же приписывали и обращенные к боярам слова о
брадобритпи, отвечающие обычному тону его речи и образу
мыслей: «Наши старики по невежеству думают, что без бороды не
войдут в царство небесное, хотя оно отверсто для всех честных
людей, с бородами ли они или без бород, с париками или
плешивые». Петр видел только дело приличия, удобства или суеверия
в том, чему старорусское общество придавало значение
религиозно-национального вопроса, и ополчался не столько против
самых обычаев русской старины, сколько против суеверных
представлений, с ними соединенных, и упрямства, с каким их
отстаивали.
Это старорусское общество, так ожесточенно обвинявшее
Петра в замене добрых старых обычаев дурными новыми,
считало его беззаветным западником, который предпочитает все
западно-европейское русскому не потому, что оно лучше русского,
я потому что оно не русское, а западно-европейское. Ему
приписывали увлечения, столь мало сродные его рассудительному
характеру. По случаю учреждения в Петербурге ассамблей,
очередных увеселительных собраний в знатных домах, кто-то при
• осударе стал расхваливать парижские обычаи и манеры
светского обхождения. Петр, видавший Париж, возразил: »Хорошо
Перенимать у французов науки и художества, и я бы хотел
видеть это у себя; а в прочем Париж воняет». Он знал, что хорошо

376
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
в Европе, но никогда не обольщался ею, и то хорошее, что удалось
перенять оттуда, считал не ее благосклонным даром, а милостью
провидения. В одной собственноручной программе
празднования годовщины Ништадтского мира он предписывал возможно
сильнее выразить мысль, что иностранцы всячески старались не
допустить нас до света разума, да проглядели, точно в глазах у
них помутилось, и он признавал это чудом Божиим, содеянным
для русского народа. «Сие пространно развести надлежит, —
гласила программа, — и чтоб сенсу (смысла) было додвольно».
Предание донесло отзвук одной беседы Петра с приближенными
об отношении России к Западной Европе, когда он будто бы
сказал: «Европа нужна нам еще несколько десятков лет, а потом мы
можем повернуться к ней задом».
В чем сущность реформы, что она сделала и что ей предстоит
еще сделать? Эти вопросы все более занимали Петра по мере
того, как облегчалась тяжесть шведской войны. Военные
опасности всего более ускоряли движение реформы. Поэтому глав
ное ее дело было военное, «чем мы от тьмы к свету вышли и
прежде незнамые в свете ныне почитаемы стали», — как писал
Петр сыну в 1715 г. А что дальше? На одной беседе, живо
рисующей отношение Петра к сотрудникам и сотрудников друг к
другу, на этот вопрос пришлось отвечать кн. Я. Ф. Долгорукому,
правдивейшему законоведу своего времени, нередко смело сно
рившему с Петром в Сенате. За эти споры Петр иногда досадовал
на Долгорукого, но всегда уважал его. Раз, воротившись из
Сената, он говорил про князя: «Кн. Яков в Сенате прямой мне
помощник: он судит дельно и мне не потакает, без краснобайство
режет прямо правду, несмотря на лицо». В 1717 г. блеснула
наконец надежда на скорое окончание тяжелой войны, чего Петр
ждал нетерпеливо: в Голландии открылись предварительные
переговоры о мире с Швецией, и был назначен конгресс на
Аландских островах. В этом году раз, сидя за столом, па пиру со
многими знатными людьми, Петр разговорился о своем отце, о его
делах в Польше, о затруднениях, какие наделал ему патриарх
Никон. Мусин-Пушкин принялся выхвалять сына и унижать
отца, говоря, что царь Алексей сам мало что делал, а больше
Морозов с другими великими министрами: все дело в
министрах: каковы министры у государя, таковы и его дела.
Государя раздосадовали эти речи; он встал из-за стола и сказал Муси
ну-Пугакину: «В твоем порицании дел моего отца и в похвале
моим больше брани на меня, чем я могу стерпеть». Потом, подо
шедши к князю Я. Ф. Долгорукому и став за его стулом, говорил
ему: «Вот ты больше всех меня бранишь и так больно досажда-

ffenip Велики и среди своих сотрудником
377
ешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения; а
как рассужу, то и увижу, что ты искренно меня и государство
любишь и правду говоришь, за что я внутрсшю тебе благодарен.
А теперь я спрошу тебя, как ты думаешь о делах отца моего и
моих, и уверен, что ты нелицемерно скажешь мне правду».
Долгорукий отвечал: «Изволь, государь, присесть, а я подумаю».
Петр сел подле него, а тот по привычке стал разглаживать свои
длинные усы. Все на него смотрели и ждали, что он скажет.
Помолчав немного, князь начал так: «На вопрос твой нельзя
ответить коротко, потому что у тебя с отцом дела разные: в одном ты
больше заслуживаешь хвалы и благодарности, в другом — твой
отец. Три главные дела у царей: первое — внутреняя расправа и
правосудие; это - ваше главное дело. Для этого у отца твоего
было больше досуга, а у тебя еще и времени подумать о том не
было, и потому в этом отец твой больше тебя сделал. Но когда
ты займешься этим, может быть, и больше отцова сделаетнь. Да
и пора уж тебе о том подумать. Другое дело — военное. Этим
делом отец твой много хвалы заслужил и великую пользу
государству принес, устройством регулярных войск путь тебе показал;
но после него неразумные люди все его начинания расстроили,
так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние
привел. Однако хоть и много я о том думал, но еще не знаю, кому из
вас в этом деле предпочтение отдать; конец твоей войны прямо
нам это покажет. Третье дело - устройство флота, внешние
союзы, отношения к иностранным государствам. В этом ты гораздо
больше пользы государству принес и себе чести заслужил,
нежели твой отец, с чем, надеюсь, и сам согласишься. А что говорят,
якобы каковы министры у государей, таковы и дела их, так я
думаю о том совсем напротив, что мудрые государи умеют и
умных советников выбирать, и верность их наблюдать. Потому у
мудрого государя не может быть глупых министров, ибо он
может о достоинстве каждого рассудить и правые советы
отличить». Петр выслушал все терпеливо и, расцеловав
Долгорукого, сказал: «Благиit рабе верный, в миле был ecu мне верен, над
многими тя поставлю». «Меншикову и другие сне весьма было
прискорбно, — так заканчивает свой рассказ Татищев, - и они
всеми мерами усиливались озлобить его государю, но ничего не
Успели».
Скоро представился и удобный к тому случай. В 1718 г. след-
( * венное дело о царевиче вскрыло предосудительные сношения
ним одного из князей Долгоруких и дерзкие слова его о царе.
^еда потерять доброе имя грозила фамилии. Но энергическое
'Оправдательное письмо старшего в роде киязя Якова к Петру,

378
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
уваженное царем, помогло провинившемуся избавиться от
розыска, а фамилии — от бесчестия носить звание «злодейского
рода».
Петра занимало не соперничество с отцом, не счеты с
прошедшим, а результаты настоящего, оценка своей деятельности. Он
одобрил все, сказанное на пиру князем Яковом, согласился, что
на ближайшей очереди реформы стало устройство внутренней
расправы, обеспечение правосудия. Отдавая предпочтение в
этом деле отцу, князь Долгорукий имел в виду его
законодательство, особенно Уложение. Как практический законовед, он
лучше многих понимал и значение этого памятника для своего
времени, и его устарелость во многом для настоящего. Но и Петр не
хуже Долгорукого сознавал это и сам возбудил вопрос об этом
задолго до беседы 1717г., еще в 1700 г. приказав пересмотреть и
пополнить Уложение новоизданными узаконениями, а потом в
1718 г., вскоре после описанной беседы, предписал свести
русское Уложение со шведским. Но ему не удалось это дело, как не
удавалось оно и после него целое столетие. Князь Долгорукий не
договаривал, говорил не все, что, по мысли Петра, было нужно.
Законодательство — только часть предстоявшего дела.
Пересмотр Уложения заставил обратиться к шведскому
законодательству в надежде найти там готовые нормы, выработанные
наукой и опытом европейского народа. Так было и во всем: для
удовлетворения домашних нужд спешили воспользоваться
произведениями знания и опыта европейских народов, готовыми
плодами чужой работы. Но не все же брать готовые плоды
чужого знания и опыта, теории и техники, того, что Петр называл
«науками и искусствами». Это значило бы вечно жить чужим
умом, «подобно молодой птице в рот смотреть», по выражению
Петра. Необходимо пересадить самые корни на свою почву,
чтобы они дома производили свои плоды, овладеть источниками и
средствами духовной и материальной силы европейских
народов. Это была всегдашняя мысль Петра, основная и
плодотворнейшая мысль его реформы. Она нигде и никогда не выходила у
него из головы. Осматривая «вонючий» Париж, он думал о том,
как бы видеть у себя такой же расцвет наук и искусств;
рассматривая проект своей Академии наук, он при Блументросте, Брюсе
и Остермане говорил Нартову, составлявшему проект Академии
художеств: «Надлежит притом быть департаменту художеств, а
паче механическому; желание мое насадить в столице сей руко-
меслие, науки и художества вообще».
Война мешала решительному приступу к исполнению этой
мысли. Да и самая эта война была предпринята с целью открыть

flrrnp Великий среди своих сотрудников
379
прямые и свободные пути к тем же источникам и средствам.
Мысль эта росла в уме Петра по мере того, как перед его глазами
начинал светиться желанный конец войны. Передавая
Апраксину в начале января 1725 г. инструкцию Камчатской
экспедиции* написанную уже слабеющей рукой, он признался, что это
его давняя мысль, что, «ограждая отечество безоиасностию от
неприятеля, надлежит стараться находить славу государству
чрез искусство и науки». Беспокойно заботясь о будущем,
нередко говоря о своих недугах и возможности скорой смерти,
Петр едва ли надеялся прожить две жизни, чтобы по окончании
войны исполнить и это второе свое великое дело. По он верил,
что оно будет сделано, если не им, то его преемниками, и эту
веру высказал как в словах — если только они были сказаны —
о нескольких десятках лет русской нужды в Западной Европе,
так и но другому случаю. В 1724 г. лейб-медик Влументрост
просил отправлявшегося по поручению Петра в Швецию
Татищева подыскивать там ученых для Академии пЬук, открытие
которой он подготовлял как будущий ее президент. «Напрасно
ищите семян, — возразил Татищев, — когда самой почвы для
посева еще не приготовлено». Вслушавшись в этот разговор,
Петр, по мысли которого учреждалась Академия, отвечал
Татищеву такой притчей. Некий дворянин хотел у себя в деревне
мельницу построить, а воды у него не было. Тогда, видя
обильные водой озера и болота у соседей, он начал с их согласия канал
в свою деревню копать и материал для мельницы заготовлять, и
хотя при жизни не успел этого к концу привести, но дети, жалея
отцовых издержек, поневоле продолжали и доканчивали дело
отца. Эта крепкая вера поддерживалась в Петре и со стороны
таким славным ученым, как Лейбниц, давно предлагавшим ему и
учреждение высшей учебной коллегии в С.-Петербурге с
многосложными научными и практическими задачами, и
исследование границ между Азией и Америкой, и широкие планы
водворения наук и художеств в России с раскинутой по всей стране
сетью академий, университетов, гимназий и, главное, с
надеждой на полный успех этого дела На взгляд Лейбница, это не беда,
что здесь недоставало ни научных преданий и навыков, ни
учебных пособий и вспомогательных учреждений, что Россия в этом
отношении — белый лист бумаги, по выражению философа, или
непочатое поле, где надо все заводить вновь. Это даже лучше,
потому что, заводя все вновь, можно избегнуть недостатков и
" иибок, каких наделала Европа, потому что при возведении но-
!)wo здания скорее можно достигнуть совершенства, чем при
исправлении и перестройке старого.

380
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
V
Трудно сказать, кем была внушена или как возникла в уме
Петра мысль о круговороте наук, тесно связанная с его
просветительскими помыслами. Мысль эта высказана в приписке к
черновому письму, которое Лейбниц писал Петру в 1712 г., но в
письме, посланном царю, эта приписка опущена.
«Провидение, — писал философ в этой приписке, — по-видимому, хочет,
чтобы наука обошла весь земной шар и теперь перешла в
Скифию, и потому избрало ваше величество орудием, так как Вы
можете и из Европы, и из Азии взять лучшее и усовершенствовать
то, что сделано в обеих частях света». Может быть, эту мысль
Лейбниц высказывал Петру в личной беседе с ним. Нечто
похожее на ту же мысль как бы вскользь высказано и в одном
сочинении славянского патриота Юрия Крижанича: после многих
народов древнего и нового мира, поработавших на поприще наук,
очередь дошла, наконец, и до славян. Но это сочинение,
писанное в Сибири при царе Алексее, едва ли было известно Петру.
Как бы то ни было, в одной превосходной беседе с
сотрудниками Петр изложил ту же мысль по-своему, кстати
воспользовавшись ей, чтобы дать почувствовать некоторым из
собеседников, что ему слышен идущий вокруг него шепот не о пользе,
даже не о бесполезности наук, а о прямом вреде их. В 1714 г.,
празднуя спуск военного корабля в Петербурге, царь был в
самом веселом расположении духа и за столом на палубе среди
приглашенного на пир высшего общества много говорил об
успешном ходе русского кораблестроения. Между прочим, он
обратился с целой речью прямо к сидевшим около него старым
боярам, которые видели мало проку в опытности и знаниях,
приобретенными русскими министрами и генералами, искренне
преданных реформе. Надобно иметь в виду, что речь изложена
бывшим на торжестве немцем, брауншвейгским резидентом Ве-
бером, который всего месяца два как приехал в Петербург и едва
ли был в состоянии уловить и точно передать ее оттенки, хотя и
называет ее самой глубокомысленной и остроумной из всех
речей, им слышанных от царя. Читая его изложение, легко
заметить, что некоторым мыслям царя он дал свою окраску и свое
толкование.
«Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось лет 3 J тому
назад, — так начал царь, — что мы с вами здесь, у Остзейского
моря, будем плотничать и в одежде немцев, в завоеванной у них
же нашими трудами и мужеством стране построим город, в
котором вы живете, что мы доживем до того, что увидим таких храб-

Петр Br.1 и к и и среди своих сотрудников
381
pbix и победоносных солдат и матросов русской крови, таких
сынов, побывавших в чужих странах и возвратившихся домой
столь смышлеными, что увидим у себя такое множество
иноземных художников и ремесленников, доживем до того, что меня и
вас станут так уважать чужестранные государи? Историки
полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда по превратности
времен они были изгнаны, перешли в Италию, а потом
распространились было и по всем австрийским землям, но невежеством
наших предков были приостановлены и не проникли далее
Польши; а поляки, равно как и все немцы, пребывали в таком
же непроходимом мраке невежества, в каком мы пребываем
доселе, и только непомерными трудами правителей своих открыли
глаза и усвоили себе прежние греческие искусства, науки и
образ жизни. Теперь очередь приходит до нас, если только вы
поддержите меня в моих важных предприятиях, будете слушаться
без всяких отговорок и привыкнете свободно распознавать и
изучать добро и зло. Это передвижение наук и приравниваю к
обращению крови в человеческом теле, и сдается мне, что со
временем они оставят теперешнее свое местоприбывание в Англии,
Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и
затем снова возвратятся в истинное отечество свое — в Грецию.
Покамест советую вам помнить латинскую поговорку — Ora et
labora (молись и трудись) и твердо надеяться, что, может быть,
еще на нашем веку вы пристыдите другие образованные страны
и вознесете на высшую ступень славу русского имени».
— Да, да, правда! — отвечали царю старые бояре, в глубоком
молчании слушавшие его слова и заявив ему, что они готовы и
будут делать все, что он им повелит, снова обеими руками
ухватились за любезные им стаканы, предоставляя царю рассудить в
глубине его собственных помышлений, насколько успел он
убедить их и насколько мог надеяться достигнуть конечной цели
своих великих предприятий.
Рассказчик придал этой беседе иронический эпилог. Петр
огорчился бы, даже, пожалуй, сказал бы боярам другую, менее
возвышенную и ласковую речь, если бы заметил, что они
отнеслись к его словам так безучастно, себе на уме, как это
представил иноземец. Ему известно было, как судили о его реформе в
России и за границей, и эти суждения болезненно отзывались в
(^о душе. Он знал, что там и здесь очень многие видели в его
реформе насильственное дело, которое он мог вести, только
,)Г1Ьзуясь своей неограниченной и жестокой властью и привьгч-
°н народа слепо ей повиноваться. Стало быть, он не европей-
! ь пй государь, а азиатский деспот, повелевающий рабами, а не

382
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
гражданами. Такой взгляд оскорбляет его, как незаслуженная
обида. Он столько сделал, чтобы придать своей власти характер
долга, а не произвола; думал, что на его деятельность иначе и
нельзя смотреть, как на служение общему благу народа, а не как
на тиранию. Он так старательно устранял все унизительное для
человеческого достоинства в отношениях подданного к
государю, еще в самом начале столетия запретил писаться
уменьшительными именами, падать перед царем на колени, зимой
снимать шапки перед дворцом, рассуждая так об этом: «К чему
унижать звание, безобразить достоинство человеческое? Менее
низости, больше усердия в службе и верности ко мне и
государству—таков почет, подобающий царю». Он устроил столько
госпиталей, богаделен и училищ, «народ свой во многих
воинских и гражданских науках обучил», в Воинских статьях
запретил бить солдата, писал наставление всем принадлежащим к
русскому войску, «каковой ни есть веры или народа они суть,
между собою христианскую любовь иметь», внушал с
«противниками церкви с кротостью и разумом поступать по Апостолу, а
не так, как ныне, жестокими словами и отчуждением», говорил,
что господь дал царям власть над народами, но над совестью
людей властен один Христос, — и он первый на Руси стал это
писать и говорить, — а его считали жестоким тираном, азиатским
деспотом. Об этом не раз заводил он речь с приближенными и
говорил с жаром, с порывистой откровенностью: знаю, что меня
считают тираном. Иностранцы говорят, что я повелеваю
рабами. Это неправда: не знают всех обстоятельств. Я повелеваю
подданными, повинующимися моим указам; эти указы содержат в
себе пользу, а не вред государству. Надобно знать, как
управлять народом. Английская вольность здесь не у места, как к
стене горох. Честный и разумный человек, усмотревший что-либо
вредное или придумавший что полезное, может говорить мне
прямо без боязни. Вы сами тому свидетели. Полезное я рад
слушать и от последнего подданного. Доступ ко мне свободен, лишь
бы Fie отнимали у меня времени бездельем. Недоброхоты мои и
отечеству, конечно, мной, недовольны. Невежество и упрямство
всегда ополчались на меня с той поры, как задумал я ввести
полезные перемены и исправить грубые нравы. Вот кто настоящие
тираны, а не я. Я не усугубляю рабство, обуздывая озорство
упрямых, смягчая дубовые сердца, не жестокосердствую, переодевая
подданных в новое платье, заводя порядок в войске и в
гражданстве и приучая к людскости, не тиранствую, когда правосудие
осуждает злодея на смерть. Пускай злость клевещет: совесть моя
чиста. Бог мне судья! Неправые толки в свете разносит ветер».

rjcmp Всшкии cpvdu своих сотрудников
383
VI
Защищая даря от обвинения в жесткости, любимый токарь
его Нартов пишет: «Ах, если бы многие знали то, что известно
нам, дивились вы снисхождению его. Если бы когда-нибудь
случилось философу разбирать архив тайных дел его, вострепетал
бы он от ужаса, что соделывалось против сего монарха». Эта
«архива» уже разбирается и все яснее обнаруживает, по какой
раскаленной почве шел Петр, ведя реформу со своими
сотрудниками. Все вокруг роптало на него, и этот ропот, начинаясь во
дворце, в семье царя, широко расходился оттуда по всей Руси,
по всем классам общества, проникая в глубь народной массы.
Сын жаловался, что отец окружен злыми людьми, сам очень
жесток, не жалеет человеческой крови, желал смерти отцу, и
духовник прощал ему это грешное желание. Сестра, царевна
Марья1*, плакалась на бесконечную войну, на великие подати, на
разорение народное, и «ее милостивое сердце снедала печаль от
воздыханий народных». Ростовский архиерей Досифей,
лишенный сана по делу о бывшей царице Евдокии, говорил на соборе
архиереям: «Посмотрите, что у всех в сердцах, извольте пустить
уши в народ, что в народе говорят». А в народе говорили про
царя, что он враг народа, оморок мирской, подкидыш,
антихрист, и Бог знает, чего ни говорили про него. Роптавшие жили
надеждой, авось либо царь скоро умрет, либо народ поднимется
на него; сам царевич признался, что готов был пристать к
заговору против отца. Петр слышал этот ропот, знал толки и козий,
против него направленные, и говорил: «Страдаю, а все за
отечество; желаю ему полезного, но враги пакости мне делают
демонские» . Он знал также, что было и на что роптать: народные
тягости все увеличивались, десятки тысяч рабочих гибли от голода и
болезней на работах в Петербурге, Крояшлоте, на Ладожском
канале, войска терпели великую нужду, все дорожало, торговля
падала. По целым дням Петр ходил мрачный, открывая все
новые злоупотребления и неудачи. Он понимал, что донельзя, до
боли напрягает народные силы, но раздумье не замедляло дела;
никого не щадя, всего менее себя, он все шел к своей цели, видя
в ней народное благо: так хирург, скрепя сердце, подвергает
мучительной операции своего пациента, чтобы спасти его жизнь.
2ато по окончании шведской войны первое, о чем заговорил
*1етр с сенаторами, просившими его принять титул императо-
"а> — это «стараться о пользе общей, от чего народ получит
обучение». Узнавая людей и вещи, как они есть, привыкнув к
пробной, деятельной работе над крупными делами, за всем еле-

381
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
дя сам и всех уча собственным примером, он выработал в себе
вместе с быстрым глазомером топкое чутье естественной,
действительной связи вещей и отношений, живое, практическое
понимание того, как делаются дела на свете, какими силами и <
какими усилиями поворачивается тяжелое колесо истории, то
поднимая, то опуская судьбы человеческие. Оттого неудача не
приводила его в уныние, а удача не внушала самонадеянности.
Это, когда нужно, ободряло, а порой отрезвляло и сотрудников.
Рассказывали, что после поражения под Нарвой он говорил:
«Знаю, что шведы еще будут бить нас; пусть бьют; но они вы
учат и нас бить их самих; когда же ученье обходится без потерь
и огорчений?» Он не обольщался ни успехами, ни надеждами.
В последние годы жизни, лечась олонецкими целебными
водами, он говорил своему лейб-медику: «Врачую тело свое водами,
а подданных примерами; в том и другом исцеление вижу медле-
ное: все решит время». Он ясно видел все трудности своего поло
жения, в котором из 13 правителей 12 опустили бы руки, и в
самую тяжелую пору своей жизни. Во время следствия над
царевичем, описывал судьбу Толстому с сострадательной
изобразительностью сторонего наблюдателя: «Едва ли кто из
государей сносил столько бед и напастей, как я. От сестры (Софьи) был
гоним до зела: она была хитра и зла. Монахине (первой жене)
несносен: она глупа. Сын меня ненавидит: он упрям». Но Петр
поступал в политике, как на море. Вся его бурная деятельность,
как в миниатюре, изобразилась в одном эпизоде из его морской
службы. В июле 1714 г., за несколько дней до победы при Гангу
те, крейсируя со своей эскадрой между Гельсингфорсом и
Аландскими островами, он был в темную ночь застигнут страшной
бурей. Все пришли в отчаяние, не зная, где берег. Петр с
несколькими матросами бросился в шлюпку, не слушая офицеров,
которые на коленях умоляли его не подвергать себя такой опа<
ности, сам взялся за руль в борьбе с волнами, встряхнул оп><
кавших руки гребцов грозным окриком: «Чего боитесь? Царя
везете! С нами Бог!», благополучно достиг берега, развел огонь,
чтобы показать путь эскадре, согрел сбитнем полумертвых греб
цов, а сам, весь мокрый, лег и, покрывшись парусиной, заснул \
костра под деревом.
Неослабное чувство долга, мысль, что :>тот долг — неуклон И"
служить общему благу государства и народа, беззаветное муж**
ство, с каким подобает проходить это служение, — таковы о<
новные правила той школы, проводившей своих учеников
сквозь огонь [I воду, о которой говорил Неплюев Екатерине П-
Эта школа способна была воспитывать не один страх грозной

Петр Be ткни среди своих сотрудников 88 n
власти, но и обаяние нравственного величия. Рассказы
современников дают только смутно почувствовать, как это делалось;
а делалось, кажется, довольно просто, как бы само собой,
действием неуловимых впечателений. Неплюев рассказывает, как с
товарищами в 1720 г. по окончании заграничной выучки
держал экзамен перед самим царем, в полном собрании
адмиралтейской коллегии. Неплюев ждал представления царю, как
страшного суда. Когда дошла до него очередь на экзамене, Петр
сам подошел к нему и снросил: «Всему ли ты научился, для чего
был послан?». Тот отвечал, что старался по всей своей
возможности, но не может похвалиться, что всему научился, и, говоря
это, стал на колени. «Трудиться надобно, — сказал на это царь
и, оборотив к нему ладонью правую руку, прибавил, - видишь,
братец, я и царь, да у меня на руках мозоли, а все для того —
показать вам пример и хотя бы иод старость видеть себе достойных
помощников и слуг отечеству. Встань, братец, и дай ответ, о чем
тебя спросят, только не робей; что знаешь, сказывай, а чего не
знаешь, так и скажи». Царь остался доволен ответами Неплюева
и потом, ближе узнав его на корабельных постройках,
отзывался о нем: «В этом малом путь будет». Петр заметил
дипломатические способности в 27-летнем поручике галерного флота и в
следующем же году прямо назначил его на трудный пост
резидента в Константинополе. При отпуске в Турцию Петр поднял
упавшего ему в ноги со слезами Неплюева и сказал: «Не
кланяйся, братец! Я вам от Бога приставник, и должность моя
смотреть, чтобы недостойному не дать, а у достойного не отнять.
Будешь хорошо служить, не мне, а более себе и отечеству добро
сделаешь, а буде худо, так я истец, ибо Бог того от меня за всех
вас востребует, чтоб злому и глупому не дать места вред делать.
Служи верой и правдой; вначале Бог, а по нем и я должен буду
не оставить. Прости, братец! — прибавил царь, поцеловав
Неплюева в лоб. — Приведет ли Бог свидеться?». Они уже не
свиделись. Этот умный и неподкупный, но суровый и даже жесткий
служака, получив в Константинополе весть о смерти Петра,
отметил в своих записках: «Ей-ей, не лгу, был более суток в
беспамятстве; да иначе мне и грешно бы было: сей монарх отечество
паше привел в сравнение с прочими, научил нас узнавать, что и
Mbi люди». После, пережив шесть царствований и дожив до
седьмого, он, по отзыву его друга Голикова, не переставал хранить
^'предельное почитание к памяти Петра Великого и его имя
'Паче не произносил, как священное, и почти всегда со слезами.
Впечатление, какое производил Петр на окружающих своим
"'Ращением, своими ежедневными суждениями о текущих де-

386
В. О. КЛЮЧЕВСКИЙ
лах, взглядом на свою власть и на свое отношение к подданным,
замыслами и заботами о будущем своего народа, самыми
затруднениями и опасностями, с которыми ему приходилось
бороться, — всей своей деятельностью и всем своим образом мыслей,
трудно передать выразительнее того, как передал его Нартов.
«Мы, бывшие сего великого государя слуги, воздыхаем и
проливаем слезы, слыша иногда упреки жестокосердию его, которого
в нем не было. Когда бы многие знали, что претерпевал, что
сносил и какими уязвляем был горестями, то ужаснулись бы, коли-
ко снисходил он слабостям человеческим и прощал
преступления, не заслуживающие милосердия; и хотя нет более Петра
Великого с нами, однако дух его в душах наших живет, и мы,
имевшие счастие находиться при сем монархе, умрем верными
ему и горячую любовь нашу к земному Богу погребем вместе с
собою. Мы без страха возглашаем об отце нашем для того, что
благородному бесстрашию и правде учились от него».
Нартов, подобно Неплюеву, как близкий человек, стоял под
непосредственным влиянием Петра. Но деятельность
преобразователя так захватывала общее внимание, ее побуждения были
так открыты и так нравственно убедительны, что ее впечатление
из тесного круга приближенных пробивалось в глубь общества,
заставляло даже простые и грешные, но непредубежденные
( души понимать и чувствовать, чему она учила, и бояться царя,
t по удачному выражению Феофана Прокоповича, не только за
гнев его, но и за совесть. Петру едва ли приходилось слышать о
себе суждения, подобные высказанному Нартовым: он не любил
этого. Но его должно было глубоко утешить предсмертное
письмо некоего Ивана Кокошкина, полученое им в 1714 г. и
сохранившееся в его бумагах. Лежа на смертном одре, этот Кокошкин
страшится предстать пред лицом Божиим, не принесши чистого
покаяния пресветлому монарху, покуда еще грешная душа с
телом не разлучилась и не получив прощения в своих грехах по
службе: состоял он при рекрутских наборах в Твери и от тех
рекрутских наборов брал себе взятки, кто что приносил; да он же,
Иван Кокошкин, ему, государю, виновен; оговоренного в
воровстве человека отдал в рекруты за своих крестьян. Великая
награда государю стать заочно предсмертным судьей совести
своего подданного. Петр Великий полностью заслужил эту награду.

Н. Н.ФИРСОВ
Петр I Великий, Московский царь
и император Всероссийский
(личная характеристика)
Личность Петра Великого не так проста, как мы привыкли ее
себе представлять.
То, что в этой личности сразу бросалось в глаза,
действительно просто — склонность Петра к физической работе, его
практическая сметливость и сноровка, его веселость, кажущаяся
прямота и чисто стихийные порывы в выражении ласки и гнева,
склонность этого человека к простой жизни и к грубым шумным
удовольствиям, к близкому общению с простым людом, — все
это в царе, слишком громко и открыто заявлявшее о себе, весьма
упростило образ того, кого называют преобразователем России.
И в нашем воображении особенно крепко засело представление о
Петре, как о «царе-плотнике», «мастеровом», как о «моряке» с
«матросским аппетитом» и проч., к чему как-то больше
подходила необычная для царя повадка, и вообще, вся простецкая
обстановка жизни этого государя. Разумеется, отмеченное
представление имеет свои резоны: черты, которые оно обобщает, стереть
нельзя, они вполне соответствуют действительности и должны
и°йти в характеристику личности Петра, но не будет ли
характеристика гораздо проще оригинала, если мы остановимся на
Пг>Дборе черт, сразу для всех заметных?
В личности Петра I, как и в личности каждого человека,
соединились разнообразные особенности, из коих иные не кричат
0 (,ебе, а иные хотя и сейчас же заметны, но далеко не сразу по-
Г]игаются в своих настоящих причинах, только и способных
и*гь об этих особенностях правильное понятие. Поэтому мы по-
lixраемся, не игнорируя наиболее распространенного представ-

388
Я. Я. ФИРСОВ
ления о Петре Великом, выяснить и те черты его личной
психологии, которые оставались в тени.
Интересно и поучительно всесторонне понять этого человека,
с детства на всех нас производившего сильное впечатление своим
гигантским ростом (без двух вершков сажень!), — своею
необыкновенной силой, жестокостью, всей своей гордой и
величественной осанкой, повелительным суровым выражением красивого,
но немного грубоватого круглого лица, обрамленного
откинутыми назад густыми, вьющимися волосами...
Уже с самого своего рождения (в ночь на 30 мая 1672 г.), Петр
обещал быть физически выдающимся человеком:
новорожденный ребенок оказался великаном' — 11 вершков в длину и 3
вершка в ширину. Он не пошел ни в своего отца, царя Алексея
Михайловича, ни в деда по отцовской линии, — людей, не
отличавшихся крепким здоровьем и вообще представлявших иной
тип личности.
Как весьма многие замечательные люди, Петр унаследовал
внешние и внутренние особенности материнского рода. Это было
и хорошо, и плохо. В роде Нарышкиных был большой запас
здоровья, много подвижности, энергии и настойчивости: это было,
разумеется, хорошо, но необыкновенная живость темперамента
нередко переходила в легкомыслие, и не далеко ходить — сама
мать Петра, Наталья Кирилловна, хотя и отличалась, по
свидетельству князя Куракина, «добродетельным темпераментом»,
все-таки была женщина «легкого ума», как аттестовал ее тот же
современник в своей известной «Истории о царе Петре
Алексеевиче». Эта последняя черта заявляла о плохой стороне
наследственности по матери. Дальнейшее покажет, что Петр
унаследовал не только положительные, но и отрицательные черты
Нарышкиных, и многие печальные особенности его поведения,
помимо других причин, должны быть объяснены и
несовершенствами его нарышкинской природы. Покойный царь Алексей
Михайлович, души не чаявший во второй своей юной супруге,
все свои лучшие отеческие чувства перенес на ее сына. Недолго
пришлось царю лелеять Петра, оставленного им сиротой по 4-му
году; но и в этот небольшой срок отцу удалось много сделать для
развития в сыне первых детских вкусов, чему весьма
содействовало то обстоятельство, что крепкий ребенок изумительно
быстро встал на ноги, начав ходить, когда ему исполнилось полгода.
Игрушками и забавами, окружавшими раннее детство Петра,
развивались в нем преимущественно военные вкусы, и в этом
ничего нет удивительного, не только вследствие естественной
склоности мальчиков к играм в солдатики, но и вследствие того,

ц(,пп) I Великий, Московский иарь 389
что, после церковности, — представления о войне и врага одоле-
пИях - это тот моральный воздух, которым то нехотя, то с
охотой -— смотря по темпераменту — дышали московские государи
первой и второй династии. Если когда-то царь Иван Васильевич,
спрошенный Баторием1 о том, какие подарки он желал бы от
него получить— уже почти старик, поговаривавший иногда о
принятии «ангельского чина», признался, что он больше
«охотник до аргамаков, до жеребцов добрых, до шапок железных с
иаводом, пищалей ручных» — то было слишком в порядке
вещей, что маленького царевича Петра близкие ему люди дарили
«потешными лошадками», «карабинами», «пистолями», «бара-
банцами», «булавами» и т.п., а царевич оказался
«охотником» — и большим —до всех этих вещей. Подобных игрушек
скоро накопилось очень много, и царевич мог забавляться ими
вместе с приставленными к нему в достаточном количестве
сверстниками, которые и явились первыми потешными
солдатиками Петра.
Эти самые ранние игрушки и игры были семенами,
упавшими на очень благодарную почву: они-то и пустили первые и
весьма жизнеспособные побеги необыкновенной любви Итра именно
к военному ремеслу; но свидетельству современника Крекшина,
маленький царевич не интересовался никакими забавами,
кроме военных. Ранним физическим и умственным развитием он,
но-видимому, значительно опередил своих ровесников, — «ро-
бятки» скоро ему наскучили, и их пришлось заменить
взрослыми «робятами», из которых, по повелению царя, был набран
полк со знаменем, в зеленом мундире, вооруженный настоящим
ружьем и названный «Петров полк», по имени своего
воинственного полковника по 4-му году от роду. Но царь Алексей
Михайлович позаботился не об одних забавах для своего сына, он же
положил начало и правильному военному обучению его, успев
шкшачить к нему в качестве военного наставника шотландца
полковника Менезиуса, который состоял при нем и после
преждевременной смерти царя Алексея, вплоть до захвата власти
царевной Софьей. Таким образом уже с самого раннего детства в
[кнчштапии Петра, слагавшихся из военных потех и обучения,
пмли налицо те элементы, которые потом приписывались
исключительно влиянию Немецкой слободы: военное дело и ино-
:*?мцы. Правда, позднее, в период общения Петра с Немецкой
( чободой, означенные элементы в его жизни были представлены
Пиленном и даже утрированном виде, но намечены они были
4° в ту пору, когда маленький Петр находился под ласковым
1И)печонием своего разумно-благодушного отца и его вкусивших

390
Н. Н. ФИРСОВ
от заморского плода советников. Брат Петра, царь Федор, не
лишая его военного обучения, добавил к нему обучение грамоте; но
достоин внимания тот несомненный акт, что с военными
упражнениями ребенок познакомился раньше, чем с букварем.
Обучение грамоте начато было, когда Петру доходил 5-й год
(12 марта 1677 г.). Необыкновенно острая память позволила
царевичу весьма быстро и легко проходить мало запимательиый
путь тогдашней «науки книжного научения», где и букварь, и
Апостол, и Евангелие являлись какими-то неподвижными
заграждениями, которые надо было брать приступом на зубок.
Для любознательного, но и чрезвычайно живого мальчика одно
зубрение и выведение по «царевичевой буквари» (прописи)
литер на бумаге было бы безнадежно скучно, если бы указка
Зотова ограничилась только этим; но «царевичев» грамотей,
по-видимому, инстинктивно, прирожденным педагогическим чутьем
понял, как сделать для непоседливого ученика занимательной
учебу. Чтением Петру разных «историй» о храбрых и мудрых
царях, показываньем ему «потешных» книг с «куиштами»,
рисунками, — занятиями, практиковавшимися собственно не в
учебное время, — значительно расширялся круг учения, и оно
делалось более осмысленным и интересным; ибо в этих, как бы
приватных занятиях, ученику незаметно уяснялась цель, ради
коей столь скучными способами осиливалась грамота:
получение возможности самому узнавать из книги все то, что делалось
и делается на Божьем свете. Но Зотов, присоединив к
механическим способам учения психологические, стремившиеся
заинтересовать и образовать ребенка, не ввел чего-либо нового в детскую
комнату Петра. Здесь уже раньше в числе игрушек, бывших
главным образом военными, были и «потешные»
иллюстрированные книжки, тетради и гравированные картины, так
называемые «Фряжские листы» самого разнообразного содержания,
не только сказочного, но и географического и исторического,
рассмотрение которых увеличивало запас понятий и вообще
развивало ребенка. Зотов лишь воспользовался «потешным»
образовательным материалом детской Петра и превратил ее в класс
наглядного обучения — по картинкам. Ознакомление Петра с
русской историей велось по специально для этой цели
приготовленной книжке с иллюстрациями, по «царственной книге в
лицах». Таким образом, видим, что начало той безграничной
любознательности, которая всех поражала в Петре (в частности его
интереса к русской истории) тоже было положено еще во время
раннего его детства. Образование Петра, при средствах
тогдашней педагогики, в общем было начато правильно, но оно быстро

Петр I Великий, Московский царь 391
кончилось, и потому младший сын царя Алексея, если «остро
прочитал» «наизусть или памятью» «все Евангелие и Апостол»,
то в отношении письма, требовавшего гораздо большего времени
для усвоения, остался недоучкой. Военное дело, начатое раньше
обучения грамоты, дало до 1682 года более прочные результаты,
чем уроки Зотова, почему после трагических событий
означенного года Петр легко и охотно встает на военную дорогу,
направление которой указывалось, а потом оправдывалось
обстоятельствами. В период времени от того момента, когда он впервые
покинул колыбель для «потешной лошадки» и «барабанца», до
момента, когда услышал неистовый грохот стрелецких
барабанов и увидал кровавую потеху стрельцов, Петр развился так,
как не развиваются обыкновенные люди, — и физически, и
умственно. 10-летний мальчик казался 15—16-летним юношей,
невольно приковывавшим к себе взор своей внешностью. Это
был курчавый, черноволосый отрок, по виду старшего возраста,
с искрившимися природным умом, большими глазами;
цветущим здоровьем так и веяло от его свежего румяного лица и
крепкого стана; быстрота и какая-то беспокойная порывистость
движений изобличали в нем сангвиника с повышенной нервной
возбудимостью.
Действительно, еще в раннем детстве замечалась некоторая
торопливость и нетерпеливость в его поведении. Необыкновеная
живость и подвижность ребенка однажды поставила Наталью
Кирилловну, наблюдавшую через небольшое отверстие в двери
Церемонию посольского приема, даже в неловкое положение,
когда маленький Петр, стоявший рядом с матерью,
неосторожно навалившись на дверь, растворил ее; так, по крайней мере,
рассказывает современник, подавший тем повод историкам в
этом анекдоте видеть как бы прообраз будущей роли Петра по
открытию дверей древнерусского терема. На основании
подобных рассказов, внутреняя художественная правда которых едва
ли может подлежать сомнению, достаточно было бы сказать, что
Петр от природы обладал чрезвычайно живым, но в то же время
и весьма нервным, крайне легко воспринимающим впечатления
Г)ытия темпераментом. Если это так, то легко можно
представить себе то впечатление, которое произвели на 10-летнего Пет-
№ разыгравшиеся перед ним кровавые сцены во время стрелец-
\°го мятежа2, когда он стоял рядом с матерью, на этот раз на
'фасном крыльце. Говорят, что маленький Петр не изменился в
!ИДе; этому, разумеется, трудно поверить, да едва ли кто в тот
кРовавый момент резни и страха за свою собственную шкуру мог
:**»метить чужое настроение, хотя бы и царское; правильнее ду-

392
Я. Н. ФИРСОВ
мать, что и маленький Петр был тогда объят ужасом вместе со
всеми другими; во всяком случае именно тогда он научился бо
яться. Так приходится думать, принимая во внимание
позднейшее отношение Петра к зверской расправе стрельцов с близкими
к нему людьми, и прежде всего с баловавшим его подарками
добрым дедушкой Матвеевым. Никогда в течение всей жизни Петр
не мог забыть этих кошмарных минут, заложив в его душу
восприимчивость к страху, они в воспоминаниях воспитывали в
Петре чувства, идушие рука об руку со страхом, — чувства
ненависти и мести. Кровью был облит порог жизни Петра, как
ртуть, подвижного мальчика, с доверием смотревшего на мир
широко раскрытыми, любознательными глазами, в которых
мелькнул ужас, — и эта столь много обещавшая жизнь была
испорчена. Потому и была испорчена жизнь, что уже в детстве в
душу Петра залегли тлетворные чувства — страх и злоба,
послужившие началом порчи его личности.
Дальнейшие события действовали в том же направлении
порчи и усилили ее до весьма значительных размеров, — тем более,
что обстоятельства, так или иначе потрясавшие личность Петра
в юношескую пору, находили себе мощного союзника в самом
быте и политических привычках Московской Руси, сильно
отдававших вином и кровью. Первый влиятельный пестун Петра в
жизни (а не в школе) — князь Борис Голицын, начавший водить
знакомство с иноземными офицерами и купцами и
«склонивший» и юного опального царя «к ним в милость», был
человеком «ума великого», «но пил непрестанно», не говоря уж о том,
что по утверждению все того же, сделавшего эти сообщения,
князя Куракина, князь Б. Голицын был «великий мздоимец,
так что весь Низ'* разорил», т. е. обладал тоже очень типической
и ярко выраженной в этом близком к Петру лице особенностью
высших служилых людей Московской Руси. Мудрено ли, после
этого, что Петр, составивший себе компанию из понравившихся
ему обитателей Немецкой слободы и русских своих
приближенных, быстро вошел во вкус разгульной жизни, в которой «де-
бошство» и «пьянство великое» были постоянными спутниками
и дела, и безделья. Наследственное нарышкинское
легкомыслие, несомненно, сыграло в этом «дебошстве и пьянстве» свою
роль. Собутыльники у Петра оказались хоть куда, их приходи-
лось ему не угощать, а скорее сдерживать, но, по-видимому, так
же безуспешно, как и самого себя впоследствии, когда
болезненное состояние потребовало воздержания. Во главе иностранцев
стоял известный Франц Лефорт, по определению кн. Куракина,
«дебошан французский», в доме которого, помимо «дебоша с да-

ifrnipl B( линии. Мопсоескии царь 393
мами», происходило и «питье непрестанное», от чего Лефорт и
умер преждевременно; во главе русских поклоников Бахуса
стоял, кроме «непрестанно пьющего» князя Б. Голицына, другой
князь —- Ромодановский, который, согласно аттестации,
выданной ему князем Куракиным, тоже «любил пить непрестанно».
Да и другие, младшие члены компании, те, которых поэт назвал
«птенцами гнезда Петрова», не хуже старших подружились с
«Ивашкой Хмельницким», как Петр на своем колоритном
языке величал хмельное питие; оно продолжалось частенько дня по
три подряд без выхода из дома Лефорта, и многие в отчаянной
борьбе с «Ивашкой* навеки складывали свои пьяные головы; у
самого Петра голова уцелела, но стала трястись. Спору нет, что
потрясение, которое испытал Петр в детстве, и другое, которое
он перенес в юности, когда в паническом страхе, оставив жену с
сыном и мать, бежал прямо с постели сначала в ближайший лес,
а потом в Троицко-Сергиевскую Лавру, — подготовили почву
для постигшей Петра нервной болезни, но едва ли можно
сомневаться и в том, что возникла она от безумных, мояшо сказать,
смертельных оргий, которым предавался в юности Петр со своей
компанией. Борьба с сестрой и стрельцами все время держала
Петра в состоянии страшного напряжения всех душевных сил.
Как ни были они велики, но они были не безграничны и по
временам подавались; тогда-то на помощь и приходил веселый и
несущий забвение «Ивашка», с которым обыкновенно
расплачиваются впоследствии.
Оргийное состояние притупляло обычную человеческую
чувствительность нервов, и психика на время настраивалась на
холодпо-ясестокие тоны, совершено глухие к человеческому
< градацию. Петр сам хорошо понимал эту зависимость между
непробудным, «непрестанным» пьянством и кровожадной
свирепостью, когда, пораженный зверством шефа своего застенка,
писал ему: «Перестань знаться с Ивашкой, быть роже драной».
Петру, однако, было невдомек, что и сам он в сущности
действует по тому же рецепту, топя в вине постоянно жившее в нем
инутренее опасение и инстинктивно ища в шумном разгуле с
компанией подкрепления для дальнейшей борьбы не на живот,
п на смерть. Так, в самые лучшие, юношеские годы в жизни
Петра и шли рука об руку вино и кровь, все более и более портя
Х;Ч->актер этого человека, далеко не лишенного природной добро-
l-U по от жизни становившегося с каждым годом беспощаднее и
'' более и более привыкавшего Fie церемониться ни с человече-
1 [ <}й личностью, ни с обществом. Уже такие выражения, как
: "нкмтрнведенные из письма к Ромодановскому, рельефно пока-

394
Я. //. ФИРСОВ
зывают всю глубину пренебрежения Петра к человеческому
достоинству далее самого довереного его лица, в котором он видел
не более как живую машину для истребления крамолы,
слишком переложившую в настраивающем на безжалостный лад
напитке. Но Петр не ограничивался выражениями, хотя бы и
очень крепкими: он частенько давал волю не только языку, но и
рукам, от которых нездоровилось многим, попавшим под его
неудержимый гнев, — особенно, когда в руках царя оказывалась
знаменитая дубинка. От царских и притом очень частых побоев
не ушли самые близкие к Петру люди — Лефорт и Меншиков.
Тем менее Петр церемонился с другими, к которым не питал
личной привязанности. Тут не только гнев, но и веселое
расположение духа Петра давали большой простор для всякого рода
унижений или, по куракинскому выражению, «ругательства»
над удостоившимися царского внимания. На святках, во время
славления с компанией по домам, особенно размашисто
разгуливался своеобразный, но недобрый юмор Петра, выбиравший
своими жертвами «знатных персон» и «старых бояр», когда, как
сообщает князь Куракин, «людей толстых протаскивали сквозь
стула, где невозможно статься, на многих платья дирали и
оставляли нагишом, иных гузном яйца на лохани разбивали,
иным свечу в проход забивали; иных на лед гузном сажали;
иным в проход мехом надували». Конечно, все это
производилось во время бесшабашной гульбы и пьянства, приводивших
иногда Петра в состояние полной психической ненормальности,
как, например, это случилось во время торжественного въезда в
Москву после Полтавской виктории, когда Петр прямо поразил
датского посланика Юста Юля1 своим видом и поведением:
смертельно бледный, с уродливо искаженным конвульсиями
лицом, производя «страшные движения головой, ртом, руками,
плечами, кистями рук и ступнями», царь, в безумном
исступлении, наскакал на оплошавшего в чем-то солдата и начал
«безжалостно рубить его мечом». Сильное опьянение Петра и
сопровождавших его, подчеркиваемое Юстом Юлем, несомненно, было
ближайшей причиной такого патологического гнева. В
атмосфере, наполненной вином, легко возникали вообще всякие
эксцессы, в том числе и многочисленные «интриги амурные», в которых
первым «конфидентом» Петра был «дебошан французский» —
Лефорт, за то им и любимый. В делах любви и в отношениях к
«метресишкам», перебывавшим у Петра как единовременно,
так и более длительно, он явился таким же
реалистом-практиком, каким он вообще был к отношениях своих к служилому
люду; за любовь он платил, хотя и умеренно, деньгами и подар-

/ Bci и кии. Мое конский царь
395
нами, рассматривая и этого рода отношения, как бы службой
себе, п когда платой жрица любви оказывалась недовольна, то
он парировал такое указание тоже указанием, что за те же
деньги ему «служат старики с усердием и умом»: «А эта,— сказал он
однажды Меншикову, передатчику недовольства, — худо
служила*, на что его сотрудник и друг, такой же циник, как Петр,
заметил: «Какова работа, такова и плата». Людям подобного по-
шиба, делившимся между собой предметами любви, вместе
пившим и казнившим, естественно, было нипочем и неряшливое
глумление над всем, что в обществе ценилось и почиталось как
исконно-бытовые или морально-религиозные устои, но что
мешало Петру в проведении в жизнь задуманного. Известное пуб-
niFinoe обрезывание долгополого платья и бород у бояр, тем
более всепьянейший собор со всешутейшим патриархом и с
подобным же остальным причтом, с уставом служения Бахусу,
«не менее», по словам Ключевского, обдуманным, чем «любой
петровский регламент», с водочным «ящиком» в виде
Евангелия, достаточно ярко свидетельствуют, что Петр, захваченный
борьбой, постоянно раздраженный то заговорами и кознями, то
пытками и казнями, то винными парами, был способен
доходить до такого притупления элементарной совестливости, что
его юмор переходил в прямое озорство. Царь чувствовал себя вне
законов не только человеческих, исполнять которые он
энергично учил своих подданных, но и божеских, и временами, в орги-
озном или мстительно-одиозном состоянии, полагал, что для
него нет ничего недозволенного... Это сделавшееся частым
настроение Петра, вытекая из отмеченных ближайших
исторических и психических условий, было тем опаснее, что в сущности
было лишь крайним и рельефным выражением привычного в
Московской Руси отношения главы государства к своим
подданным, холопам великого государя. Не сущность, а обостренная
резкость этого отношения в обыденном и правительственном
поведении Петра обусловливалась обстоятельствами его личной
жизни и переживавшегося им исторического момента.
К констатированному настроению Петра так или иначе
привыкает вся темная сторона его деятельности, та сторона, за ко-
г°рую его в народе называли «хульником и богоиротивником»,
•Антихристом. Указанные выше факты его поведения, а также
многие другие, в особенности мстительность, которую Петр про-
1,1'Пл при расправе со стрельцами, не побрезговав и на себя взять
данность палача и кощунственно обагрив кровью казнимых
iuiKu старого заводчика стрелецкой смуты Ивана Михайло-
11'*а Милославскогог\ семя которого Петр так радикально унич-

396
Н.И.ФПРСОН
тожал; мстительность, которую он проявил в деле первой и
второй супруги, а главное, своего несчастного сына, — воочию по
казывает, как далеко пошла порча личности Петра Великого,
начатая в детстве, продолжавшаяся в юности и отложившая, в
конце концов, на психике Петра такую толстую кору
жестокости, несдержанности и всяких пороков, что лишь самые близкие
к нему люди не усомнились в его способности к хорошим,
гуманным порывам, а остальные, стоящие дальше от Петра,
причислили его к отталкивающему titпу деспотов и мучителей —
наподобие Ивана Грозного.
Но в личности Петра была и другая сторона, заставлявшая
близко узнававших его в чисто правительственной деятельности
преклоняться и благоговеть пред ним не только как перед
государем, но и как перед человеком. Это прежде всего быстро все
схватывающий, широкий, к тому лоГэмоционально, деятельно
настроенный ум, развивавший в Петре кипучую, — казалось,
неукротимую энергию, пред которой приходилось пасовать
самым энергичным людям.
Ум Петра справедливо считают гениальным, но не
достаточно, кажется, определяют, в чем собственно заключалась эта
гениальность. Поразительная, чрезвычайно редко встречающаяся
способность переходить от привычных умственных ассоциаций
к новым, — необычным для той же культурной среды,
молниеносно входить во вкус этих новых ассоциаций, делать их своими
собственными и самостоятельно создавать из них новые ряды и
комбинации ассоциаций. — вот в чем состояла гениальность
петровского ума. Люди обыкновенно с трудом, не без
внутренней борьбы расстаются с привычными умственными ассоциаци
ями, переход к новым заставляет страдать громадное больший
ство людей, стоящих даже выше среднего уровня, и они долги
чувствуют себя неловко в сфере новых понятий и
представлений. Петр не испытывал такого рода неприятных ощущений; он
расставался с привычными ассоциациями и их сложными рода
ми необыкновенно легко, без всяких усилий над собой, а во
вновь усвоенные и присвоенные умственные построения
проникался страстной верой, как в безусловно правильные, разумные
и благодетельные.
Разумеется, раннее отторжение от привычного «чина»
царского обихода и приобщение Петра к людям «всякого чина» и к
иноземцам с иными понятиями, столь же разнообразными, как
и этнографический состав Немецкой слободы, содействовали
той умственной свободе, которая резко отличает Петра от его
предшествеников; но этим указанием не может быть исчерпано

•уетр I Великий. Московский царь 397
объяснение: главная его часть должна пасть на долю цепкости,
стремительной сообразительности и постоянно возбужденной
силы петровского ума. Только при отмеченных свойствах ума и
гениальной способности не по дням, а по часам превращаться из
«московита» — в европейца не по внешности только, а по
самому способу мышления и по умственным эмоциям, — из Петра и
мог выйти такой Преобразователь России, каким он вышел.
В петровском уме, несмотря на громадную его чуткость и
переимчивость, было много самостоятелыюсти, основанной на
крепком здравом смысле, на чисто русском «себе на уме».
Поэтому, подпав под сильное влияние западно-европейской
культуры, сперва в лице ее морских представительниц — Голландии и
Англии, а потом и других, особенно Швеции и Германии, наш
преобразователь старался держаться трезво по отношению к
этой культуре, беря от нее лишь то, что подходило к состоянию
России. В частности, «немцы», которых Петр, разумеется, не
мог избежать, как учителей русского общества, вызывали в
преобразователе наибольший критический отпор, — и Петр в указе
в Синод «трудящимся в переводе экономических книг» свой
совет сокращать немецкие сочинения не усомнился пояснить
следующим беспощадным образом: «Понеже, — написал он, —
немцы обыкли многими рассказами негоднымрр книги свои
наполнять, только для того, чтобы велики казались»...
Р1нтересы России, русского народа 6ылр1 для Петра
исключительными, единственными интересами, ради которых он жил pi
работал «в поте лица», «не покладая рук»; почему на первые
места в государстве он ставры русского человека, своего, а не
чужого, хотя бы свой и не был вполне подготовлен к порученному
ему делу; знащего же pi способного «немца» привлекал лишь на
второстепенную, «техническую» должность.
Петр был продуктом русской почвы, местных условий; но
впечатления, которые он получал от этргх условий, он
комбинировал по-своему, сообразно со складом, свойствами и настроем
своего ума и с возникавшими в нем яркими образами, шедшими
f конечном счете из западноевропейской культурной среды.
Гак, например, самое показное дело Петра — заведерше
постояли европейского трша армрш и флота — было определенно
научено раньше и ршело уже прецеденты в ближайшем прошлом,
и о осурцествлено оно было Петром вполне оррргршально, по-пет-
^°вски: царь из детской юношеской игры вывел это дело pi, как
! продолжая ррграть, принял личное страстно-деятельное учас-
•р в утверждении и развртш этого дела, превращаясь то в бом-
'мРДира, то в барабанщика, то в капитана, то в корабельного

398
Н. Н. ФИРСОВ
плотника, то в матроса, шкипера, адмирала. При крайней
живости, восприимчивости и возбужденности ума, при способности с
изумительной быстротой и находчивостью усваивать всякое
дело и чувствовать себя свободно на всякой общественной
ступени Петр вносил ту же ненасытную личную заинтересованность
и в насаждаемую в России фабрично-заводскую
промышленность; он стремился прежде всего сам усваивать всякое
техническое производство и тем показал личный пример. Этою
чертою и данная отрасль государственной деятельности Петра,
несомненно, тоже примыкающая к предшествовавшим
программам и опытам, отличается от этих последних, подобно тому, как
сам Петр, марширующий с солдатами, работающий на верфи,
приобретший массу технических навыков, усвоивший
множество ремесел, считавший себя даже хорошим дантистом,
отличается от предшествовавших ему русских государей.
Необъятная энергия, порождаемая в значительной степени
указанным выше характером ума, — это второе, что заставляло
и заставляет удивляться Петру, который старался всюду поспеть,
во всем, начиная со спуска нового корабля или с
собственноручного исправления первой русской газеты, духовного
регламента, переводов с немецкого и кончая танцами на ассамблеях, —
стремился принять личное участие, показать, научить,
устроить. Никакое положение, в которое Петр себя ставил по своему
желанию, не казалось ему странным, для него неподходящим,
ибо ослепительный свет его разумения сразу освещал
необходимость и целесообразность задачи, как бы ни была она скромна, а
личная склонность к работе и чарующая в царе простота
делового, постоянно занятого человека моментально увлекали его к
исполнению задачи. При этом его не останавливало ни место, ни
время, ни его сан. На одной великосветской свадьбе сделалось
душно: распоряжавшийся на ней Петр не замедлил сейчас же
собственноручно выставить окно принесенными, по его
приказанию, инструментами. Точно так же легко и свободно, когда
сделалось душно в московской азиатчине, он выставил или, по
более решительному (хотя и несколько менее соответствующему
действительности) выражению поэта, «прорубил окно в Евро
пу». У Петра при головокружительной быстроте, с какой он
переходил к новым представлениям, новому строю мысли, к вновь
навертывающемуся делу, не было ничего заветного в том, что он
оставлял позади себя. Он привык смотреть вперед, но
отправлялся он, несомненно, от наличных условий, его
подталкивавших и наводивших его мысль на ближайшие и отдаленнейшие
перспективы.

Петр / Великий. Московский царь 399
События, пережитые Петром в детстве и юности во время
борьбы с сестрой, центром которых явился государственный
центр Москва, могли только создать в душе победителя
антипатию к этому крамольному городу. Действительно, в его древнем
Кремле нельзя было считать себя в полной безопасности; это в
свое время остро почувствовал Иван Грозный, когда оставил
кремлевские стены и засел в Александровской слободе за ее
стенами, примыкавшими к дремучему лесу, а не к дышащему
изменой и мятежом громадному городу. Петр в большей мере, чем
Грозный, мог чувствовать себя неловко в Кремле, в котором он
избегал жить. Но после бегства к Троице не мог он быть
спокойным и в Преображенском, обильно политом кровью его врагов.
А потому, как только его оружие доставило ему финское
побережье со вновь строившимся там, по его собственной инициативе и
плану, городком Петербургом, то он не преминул сейчас же
перенести туда свою резиденцию, без сожаления заменив старый
государственный центр в точном смысле этого слова, город,
лежащий именно в середине народного организма, новым,
условным центром — сбоку этого организма, почти оторванным от
него, но примыкающим к морскому простору, куда открывался
всякий выход. И к этому условному государственому центру
Петр не усомнился притянуть всю великую, раскинувшуюся на
многие тысячи верст на Восток страну... Своим гениальным
взором окинув эту страну из края в край, он понял, что она не
окажется признать новый центр, — и Петр вполне проникся
новыми ассоциациями идей, связанными с перенесением столицы к
Балтике.
Аналогичным психологическим процессом, надо думать,
сопровождалась и замена патриарха духовной коллегией, св.
Синодом, с полным юридическим подчинением церковного
правительства светскому.
Старомосковское ультраортодоксальное содержание мысли и
самый строй мышления не подходили к той иноземной
атмосфере, которою дышал Петр, — и он, усматривая, каким тормозом
Для его начинаний явится все московское мировоззрение в лице
властного его представителя патриарха, вспоминая о тех
затруднениях, какие доставил его отцу патриарх Никон своими
папистскими домогательствами, — с особенною любовью
сосредоточился на новых для него протестантских представлениях о взаимных
отношениях государственной и церковной властей, страстно
впитал в себя и присвоил себе эти представления, которые не
'тько легли в основу Духовного Регламента и указа о монаше-
1'П'? и монастырях, но и послужили идейной базой жгучей нена-

400
Н. Н. ФИРСОВ
висти и презрения Петра к монахам, «бородачам», коим он
обещал «очистить» «путь к раю хлебом и водою, а не стерлядями и
вином». С таким сарказмом относясь к черному духовенству,
Петр считал его «корнем» «многого зла»... Этому «злу»,
испытанному с детства и омрачившему всю жизнь Петра,
лишившему его первенца-сына, Петр противопоставлял не один застенок
и плаху: против «зла», как бы в оправдание политой в борьбе с
ним крови, он выдвинул тот созданный им ряд новых и притом
возвышенных умственных ассоциаций, господствующей идеей
которого была идея «Отечества». «Враги» «пакости» Петру
устраивали «демонские», он их казнил, но не столько ради себя,
сколько ради «Отечества», явившегос1&7т*п*11М образом*, в его
сознаний щитом, которым он прикрылся от человеческих
обвинений и терзаний своей совести. И чем дальше шло время, тем
сильнее сживался он с идеей «Отечества» и проникался
бескорыстной любовью к нему, которая все более и более
воодушевляла его к работе на государственную и народную пользу и
заставляла притягивать к этой работе всех подданных без различия
сословий, религий и народностей. Ни один из его предшествени-
ков не прилеплялся так к идее Отечества и к тем
представлениям, которые вытекали из этой идеи. Доминирующим из них
было представление о том, что царь — первый работник и слуга
государства. Думая так, Петр смело встал близко к остальным
работникам и слугам, к войску и народным массам, рядом с
ними, — а в этом причина, почему, несмотря на то, что многие
петровские указы «писаны как будто кнутом» (Пушкин), страна
примирилась с Петром и назвала его Великим. Ради Отечества
Петр казнил, заводил армии, строил корабли, был плотником и
матросом, усердно собирал копейку — «артерию войны». Думая
об Отечестве, он мечтал о его великом будущем, когда
государство русское явится не только сильным и богатым, но и
высококультурным, когда в нем будут процветать наука и искусство.
Ряд таких ассоциаций не менее был свойственен Петру, чем
чисто ремесленные его представления и вкусы: своим живым,
остропроницательным умом он оценил значение и теоретического
знания, просвещающего ум и расширяющего его горизонты, и
значение искусств, лишь украшающих жизнь, без какой-либо
иной, прикладной, утилитарной цели. Донесшаяся до потомства
его беседа о движении наук, его заботы об учреждении
Академии наук, о переводе книг теоретического, научного и
философского содержания, о составлении русской истории, и в частности
истории его времени, переписка с Лейбницем и разные сноше-

Hemp I Ве.шкии. Московский царь 401
иЯ с выдающимися представителями ученого
западноевропейского мира, покупка анатомических и зоологических колекций,
учреждение Кунсткамеры, или музея «раритетов» для публики,
привлекаемой сюда угощением, и тому подобные факты
неопровержимо доказывают, как широк был размах рождавшихся в
уме Петра планов о работе для преуспеяния любимого им
Отечества. Зоркая мысль и наблюдательность развили в Петре и
присущий ему от природы эстетический вкус, и в бытность свою за
границей, работая на верфи, бегая по фабрикам, посещая
анатомические, зоологические и другие ученые кабинеты, Петр не
прошел своим вниманием и картинные галереи, результатом
ггего было приобретение картин, преимущественно
фламандских и брабантских. Искусство должно было сыграть свою
цивилизующую роль в будущей культурной России, которая столь
ярко грезилась Петру, что он как бы лично переносился в нее; во
всяком случае несомненно, что в своих думах, о которых мы
можем догадываться по начатым или только намеченным, чисто
культурным его насаждениям, Петр значительно опережал
свою эпоху. В этом коренная разница между ним и Иваном
Грозным, убежденным в том, что «в каких землях какие обычаи
есть, отменять их не годится». Петр, будучи сыном своей эпохи,
человеком грубым и неряшливым, обходившимся большей
частью без ножа и вилки, которому было в обычай прямо
перебросить рукой пищу угощаемому на противоположный конец стола
пли на водах так лечиться, что с воды, по его словам, «брюхо
одуло), пли, наконец, допускать крайнюю грязь в отношениях
и переписке со своей супругой Екатериной, однако был убежден
в необходимости изменить обычаи к лучшему и радовался тому,
ччо «очередь» усвоения наук, искусств и образа жизни
просвещенных народов дошла до России. Лучшими сторонами своего
ума и характера Петр был государственным человеком
будущего, не величавшимся своим высоким положением, а
смотревшим на него, как на удобное поприще для труда на общее благо.
( На подписях, — писал Петр одному из своих сотрудников, —
пожалуй, пишите просто, также на письмах, без великого».
[ РУД, дело были для Петра на первом плане: всех он звал на ра-
0,)[У, показывая собой пример и проявляя при этом самую
широкую веротерпимость, — черту, тоже не свойственную его
Пиедщественникам и большинству общества его времени: «По
v««n будь крещен или обрезан — едино, лишь будь добрый чело-
': и знай дело», — писал он. Его идеи и цели были шире его де-
"льности, по необходимости суженной бурными и трудными

402
Я. //. ФИРСОВ
внутренними и внешними условиями и событиями эпохи.
Словом, смело можно сказать, что Петр велик не только тем, что он
сделал, но еще более тем, что он намечал, но чего сделать он или
не успел, или не мог по неблагоприятным условиям
исторического момента и по условиям его личной жизни.
Жизнь, испорченная с самого начала, портилась и потом. Сам
Петр своим необузданным темпераментом поведения
способствовал этой порче, начавшей выражаться в тяжелых
болезненных припадках — физических и психических. Временами, в
критические минуты, нервы, находившиеся в постоянном
напряжении и возбуждении, по-видимому, испытывали страшное
переутомление, и Петр впадал в отчаяние, как это случилось с
ним при Нарвском поражении и на Пруте; но свойственная ему
богатырская энергия как следствие его сильного и находчивого
ума брала верх над упадком духа — Петр выпутывался из беды,
еще усиленнее принимаясь за работу и за свои бурные,
освещаемые фейерверками и пушечными выстрелами развлечения...
Однако с течением времени начались длительные недомогания,
а неудержимый гнев, посещавший Петра, стал сопровождаться
не только дрожанием головы, но и ужасными эпилептифорными
припадками (один из которых видел Юст Юль в 1710 г.),
ближайшим предвестником которых было судорожное
подергивание рта и которые сопровождались страшною головною болью;
лишь его супруга Екатерина была способна умелым обращением
с ним предотвращать припадок безумного гнева и тем спасать
окружающих иной раз от несчастных его последствий, а самого
Петра от следовавшего за припадком тяжелого недомогания.
Такого рода припадкам, свидетельствующим, в какой серьезной
мере было подорвано физическое и психическое здоровье Петра,
обыкновенно предшествовала меланхолия, возникавшая у него
от навязчивого представления об опасности, угрожавшей его
жизни, — естественный результат страхов, которых он
натерпелся в детстве и юности и которые повторились и в зрелом
возрасте. Оглядываясь назад, он видел в своей жизни одни беды, и в
печальное для него время следствия над его сыном Петру стало
жалко сахмого себя, столько вытерпевшего: «Едва ли кто из
государей, — говорил он однажды в такую минуту Толстому, —
сносил столько бед и напастей, как я. От сестры был гоним до зела:
она была хитра и зла. Монахине несносен: она была глупа. Сын
меня ненавидит: он упрям». Петру было очень тяжело в такие
минуты: весь обрызганый кровью, он видел, что и в дальнейшем
предстоит кровь, ибо, очевидно, нет конца «бедам и напастям»-

I]rlup I Великий. Московский царь 403
«Страдаю, - жаловался этот сильный человек, — а все за
Отечество...» Последнее оставалось единственным утешением и
оправданием. Но и это утешение оказалось непрочным. Под конец
жизни Петру суждено было испытать чувство одиночества в
своем служении Отечеству. Тщетно призывал он к бескорыстной
службе государству, тщетно рассыпал ужасные удары вокруг
себя по казнокрадам и всяким недобросовестным служакам,
призвав на помощь топор и виселицу и рассчитывая, что если
слуги государства не привыкли служить ему за совесть, то будут
служить за страх: ничто не действовало... Нечего и говорить о
повседневном воспитательном орудии — знаменитой дубинке, о
недействительности этого средства поведал сам Петр, сказав:
«Кости тчу я долотом, а не могу обточить дубиною упрямцев».
В числе их был и Меншиков, к которому Петр долго чувствовал
слабость, «род недуга», и которому, вопреки своему правилу,
долго спускал нечестное собирание «трезоров» (сокровищ. —
кн. Куракин). Но тот не унимался и, наконец, вывел Петра из
всякого терпения. Одновременно с открывшимися в 1724 г.
большими злоупотреблениями бывшего друга Петра и его
жены, открылись обман и измена в самом царском доме:
провинилась пред Петром его вторая супруга, им коронованная (7 мая
1724 г.). Немудрено, что Петр окончательно потерял веру в
людей, даже в самых близких, пришел к сознанию безнадежности
своего одипочества и впал в отчаяние. Но это был уже последний
момент его жизни. Такой человек не мог жить со скрытым в
душе отчаянием, — и он умер (28 января 1725 г., в начале 6 часа
пополуночи, на 53 году от роду). Об отчаянии же Петра мы
догадываемся по тому, как он умирал. По-видимому, в эти минуты
Петр опять и теперь в последний раз потерялся настолько, что
не совершил самого важного дела, какое оставалось государю
сделать перед кончиной, — не назначил себе преемника.
Очевидно, кровавая, нетрезвая и отягченная трудами, заботами и
гигантскими замыслами жизнь вызвала весьма сильную и
выразительную реакцию во время последней болезни: ослабев телом,
'41Фь Петр пал и духом.
Говорят, когда к умирающему Петру явились два
архимандрита из Чудова монастыря и «стали его увещать», то царь, столь
Н(- любивший при жизни «бородачей», в этот миг сделал «знак,
Г(,бы его приподняли и, возведши очи вверх, произнес засо-
'1М языком и невнятным голосом: «Сие едино жажду мою уто-
""• сне едино услаждает меня». Верный, хотя и строптивый
1 1{ Православной Церкви, Петр смягчился и как бы примирил-

404
Я. Я. ФИРСОВ
ся с нелюбимыми им ультраортодоксальными тенденциями; ибо
в этот страшно мучительный для него предсмертный момент
единственный раз в жизни он смотрел уже не вперед, а вверх и
там видел престол Всевышнего, а не русский имераторский
престол, который потому и ускользнул из сферы воли Петра (так
высоко им поставленной в приложении именно к этому
вопросу) — и был оставлен на произвол случая.
-S5*^

^^
н. н. фирсов
Петр Великий как хозяин
Характеристика *
Если бы предки наши незадолго до реформы Петра В<елико-
го * пожелали определить экономическое положение России в
немногих словах, то они могли бы, несколько видоизменив речь
древних новгородцев, сказать: «Земля наша велика и обильна,
но хозяйственного наряда в ней нет». В самом деле, природные
богатства нашего Отечества были весьма значительны, но
разработка и обработка их в более или менее широких размерах еще
не начиналась, а некоторые из этих богатств и совсем не
эксплуатировались, лежали «втуне», больше предполагались, чем
были вполне известны. Иначе говоря, до Петра I в России еще не
было своей заводско-фабричной промышленности, а русские
торгово-промышленные люди вследствие вековых тяжелых
условий их существования и труда не приобрели и охоты к
организации крупного промышленного производства. Кн.
Щербатов, историк и публицист екатеринина века, сочувственно
вспоминавший старый московский быт, однако принужден
признать, что до Петра на Руси «не было ни фабрик, ни ремесл, а
wo и было, то находилось в крайнем несовершенстве». Первыми
Фабрикантами и заводчиками явились у нас на Руси иностран-
11-м, и к их предприимчивости отнеслось поощрительно не толь-
Кп правительство, давно нуждавшееся в некоторых произведе-
ииях заводско-фабричной промышленности, но и крупное
1'У^ское купечество, как огня, боявшееся промышленной ини-
'ч*п'ивы и риска.
Публичная лекция, читанная в Казанском университете 2 декабря
1901 г. в пользу Семейно-педагогического кружка.

406
Н.Н.ФИРСОН
Русские крупные купцы не были производителями, они были
торговцы; торговлей они занимались с любовью во все времена
своей истории, но и в эту сферу они не внесли правильной
организации. Соединения капиталов для борьбы с иностранной кон
куренцией они вообще избегали, а между тем капиталы наших
оптовых торговцев --- каждого в отдельности — были ничтожны
в сравнении с оперировавшими на русском рынке иностранны
ми капиталами. Действуя вразброд и конкурируя друге другом,
русские оптовые торговцы, разумеется, были очень далеки т
того, чтобы приобрести хотя бы относительную
самостоятельность во внешней торговле России. Несмотря на правитель
ственные льготы для «гостей» и других оптовых торговцев, по
влекшие за собой при царе Алексее лишь вящее угнетение
высшим купечеством низшей торгово-промышленной бра
тип, - вопрос о непосредственных торговых сношениях руг
ских купцов с заграничными рынками ни на шаг не подвигался
к положительному разрешению. Это как нельзя лучше
доказывает весьма значительную экономическую отсталость москон
ского государства сравнительно с Западной Европой. Внутрен
няя, довольно оживленная в нем торговля и некоторые успехи
денежного хозяйства не устраняют этого основного факта, с
которым пришлось считаться Петру Великому. Сколько русских
товаров ни шло по рекам равнины в Архангельск, сколько бы
«возов» ни привозилось туда по «снежному покрову» для
заграничного отпуска, все равно внешний оборот русской торговли
находился в руках иностранцев, преимущественно англичан.
Это — факт, не подлежащий ни малейшему сомнению, а
возможен он был, разумеется, при условии экономического и вытска
ющего отсюда — культурного слабосилия Московского царства:
оно было обширной ареной усерднейшей эксплуатации со
стороны иностранных коммерческих компаний, прекрасно питав
шихся русским сырьем.
Петр Первый все это хорошо понимал и в теч^ение_всего своего
царствования стремился создать для России такие условия, при
которых она могла бы двинуться возможно скорее и дальше впе
ред по пути экономического развития.
Прежде всего надо было проторить и расширить этот путь-
У нас не было удобных портов для сбыта своих товаров и для п<'
лучения иноземных, и это обстоятельство являлось, несомнен
но, существенным препятствием к развитию торговли и про
мышленности нашей страны. И вот невольно снова поднимается
«балтийский вопрос», давно поставленный жизнью и моског
ской политикой и снимавшийся с очереди только вследствие не

зависящих от русского правительства обстоятельств;
начинается продолжительная борьба за море, потребовавшая массы
>кертв и необычайного подъема духа как от самого Петра, так и
от всего русского народа. Само собой понятно, что
хозяйственная деятельность Петра во время этой колоссальной борьбы не
могла отличаться строгой систематичностью, планомерностью;
эта деятельность нередко подсказывалась и направлялась
потребностями войны, что было, кстати сказагь, подмечено еще в
позапрошлом столетии французским историком русской
торговли Шерером •'•■, но при всем том эта деятельность со всеми ее
противоречиями и экстраординарными мерами, вызывавшимися
нуждой, запечатлена стремлением Петра раздвинуть сферу
народного труда, усилить его продуктивность, развить товарный
обмен, — посредством введения европейских форм торговли и
производства.
Петр чрезвычайно внимательно относился ко всему тому, что
касалось экономии страны. Об этом свидетельствуют его
отметки на подававшихся ему проектах экономического характера,
по всей вероятности, заказанных им или шедших навстречу его
личным желаниям и мнениям. Следы личной заботливости
Петра В<еликого> о хозяйственной стороне жизни, как и вообще о
внутреннем распорядке, мы найдем всюду — не только в указах
и регламентах преобразователя, но и в его письмах и в
памятных книжках. Так, в одной из памятных книжек Петр наметил
«такую коллегию», которая пеклась бы о всем том, что входит в
понятие хозяйства и благоустройства государственного v':. Даже
в вихре политических и военных событий, долго мешавших
Петру как следует приняться за внутренний распорядок,
преобразователь не забывал об экономии России. Фоккеродт,
секретарь прусского посольства, во многом несправедливый к Петру,
однако, должен был признать, что даже во время Северной
войны этот монарх «не опускал из виду* промышленность в России.
Вообще, можно сказать, что иностранцы, даже те, которые
смотрели на Петра далеко не восторженным взором, отдавали
полого справедливость необычайно широкому кругозору этого
человека, его поразительному умению ведать в одно и то же время
адые разнообразные дела и входить нередко в мельчайшие
подробности хозяйственного быта и управления. Укажем, папр<и-
л^р>, на датского посланника при русском дворе — Юста Юля,
*!явившего после себя прелюбопытные мемуары. Юст Юль
Histoire raisonnee du commerce de la Russie. 1788. T. II. P. 41—42.
•• Соловьев. Истор<ия> России. Т. 16. С. 393, примеч.

.я.
много вытерпел неприятностей во время своей посланнической
миссии, главным образом, от усвоенного Петром довольно
отяготительного обычая — постоянно и безмерно угощать окру-
жающих, не исключая и посланников, спиртными напитками;
уклониться от угощения с излишком гостеприимного хозяина
было большей частью невозможно, а иной раз и небезопасно;
между тем усердные жертвоприношения Бахусу вели к
серьезному расстройству здоровья датского посланника, вследствие
чего бедняга Юст Юль очень сердит на Петра и рисует
обстановку его праздничного быта грязными, нередко прямо-таки
отталкивающими, красками; но и этот раздраженный свидетель це
мог освободиться от обаяния гениальной личности Петра:
«Царь, — пишет потерпевший, — лично одарен совершенным и
высоким умом и такими широкими познаниями, что один
может управлять всем». В другом месте Юст Юль заявляет, что «с
самого вступления своего на престол» «царь в важных делах
почти что не имеет помощников», вследствие чего «поневоле
заведует всем сам». Такой человек, конечно, имевший сотрудников
и помощников — исполнителей и умевший их находить во всех
слоях населения и среди иностранцев, не мог быть плохим,
невнимательным хозяином.
Хорошим хозяином часто называют человека, не делающего
долгов: Петр был таким хозяином; но от других хозяев, не
сделавших долга и, кроме того, вообще ничего не сделавышх, Петр
отличается тем, что им кое-что сделано: государство русское
введено им в ряд великих держав в Европе, и этому государству
сообщены идеи и формы европейской цивилизации, которой,
по-видимому, суждено стать мировой. То обстоятельство, что
Петр, при всех издержках «на содержание армии, флота и на
постройки», не сделал «никакого долга», произвело надлежащее
впечатление тогда же на постороннего наблюдателя, секретаря
ганноверского посольства при русском дворе Вебера, указавшего
на это обстоятельство и заметившего, что Петр «всякий раз
отыскивал новые средства, чтобы поддержать свои
предприятия» *.
Действительно, отыскивание «средств» велось весьма
энергично. Так, значительно была усилена эксплуатация оброчных
статей и разного рода регалий. Казенные промыслы и угодья
были переданы «партикулярным людям» «из наддачи», т.е.
как бы с аукциона: кто даст больше сверх иоложеной на них
«окладной» суммы; монета была перечеканена в монету вдвое
* Das Verandcrte Russland. § 168.

(Jimi) Но.чикчи как хозяин 409
;дП1его качества и пущена по прежней цене — финансовый
прием, с давних пор практиковавшийся повсюду в Европе.
Самое количество регалий было увеличено. К монетной регалии
были прибавлены почтовая и гербовая; к винной монополии —
соляная и табачная. «Деньги как можно сбирать», —внушал
Петр Сенату, ибо «деньги суть артериею войны», и деньги
сбирались весьма рачительно, а «прибыльщики» придумывали все
новые и новые источники дохода. Количество налогов и всяких
повинностей сильно возросло, причем в круг объектов
обложения вводились все новые и новые финансовые единицы... вплоть
до «ревизкой души», заменившей прежний «двор». Кроме
обыкновенных податей, брали положительно со всего — с мельниц,
прудов, рыболовства, ульев, лугов, садов, бань, с русского
платья, с бороды... Иногда деньги прямо отбирались у монастырей
и притом в солидных суммах — целыми капиталами... Столь
высокие финансовые требования с населения объясняются
постоянной «нуждой» Петра Великого в деньгах на неотложные
расходы, вызванные войной и реформой.
Та же самая финансовая «нужда» заставила Петра Великого
обратиться и к внешней торговле как к средству иметь от нее
барыши в прямом смысле этого слова. Русское правительство и
раньше занималось торговлей некоторыми товарами на свое
имя, но Петр В<еликий-* принужден был усилить л у торговлю
с иностранцами, что английскому посланнику Витворту1 уже в
1706 году дало повод назвать русский двор «купеческим», а
между тем после того в сферу казенного оборота было включено
еще более значительное количество товаров, чем в
предшествующее время. В 1714 г. казенными товарами, кроме прежних
(клея, ревеня, смолы и икры) были объявлены еще следующие:
воловья шерсть, пенька, поташ, смольчуг, сало, воск, масло
конопляное, семя льняное и щетина. Такое коммерческое
направление правительства было, конечно, крайне вредно для
заграничной торговли русских купцов: оно способно было задавить и
ТУ малую предприимчивость, которую русские купцы
обнаруживали в торговых сношениях с иностранцами; но не надо же
сбывать и того, что это вынужденное расширение торговых
>г'граций казны было временным: оно должно было смениться
Иным отношением Петра к внешней торговле, тем более, что оно
'f Годилось в резком противоречии со стремлением Петра арго-
' ковать внешнюю торговлю России по европейским образцам,
' оторым он уже давно присматривался. Еще в 1699 году Петр
'и>велел» своим купцам торговать так, как торгуют в иных го-
,,;-'1арствах, — компаниями. Но из этого ничего не вышло. И не

410
Н.И.ФИРСОЬ
только ничего не вышло, что наши купцы были косны и
непривычны для такой организации торгового дела, но и потому, что
развитие частного торгового оборота на компанейских началах
было несовместимо с дальнейшим развитием казенного торга.
В то же время Петр все более и более проникался
меркантильными взглядами, требовавшими широкого развития внешней
торговли при помощи именно частных, хотя и привилегирован
ных компаний.
Идеальная цель, которую Петр преследовал своей торговой
политикой с ее вообще практичными тарифными нормами,
была вполне ясна не только самому преобразователю, но и
другим тогда же, в его время: «Главным намерением Петра
Великого в торговом деле, — говорит один из иностранных
наблюдателей, — постоянно было то, чтобы сделать из своих подданных
настоящих купцов и довести до того их, чтобы они отвозили
товары и сбывали их в чужих краях не через посредство других
мореплавательных народов, а на собственный счет и на своих
кораблях». Руководясь именно этим «намерением», Петр в
1719 году все казенные товары, кроме поташа и смольчуга,
отдает «в народ», в вольную торговлю, а затем энергично
поощряет и понуждает своих купцов к непосредственной торговле с ино
странными государствами, давая им разные льготы, денежные
субсидии, предоставляя даже мореходные суда вместе с матроса
ми. Дело партикулярной компанейской торговли с
иностранными государствами, однако, туго налаживалось; это видно, на
пр<имер>, из того, что незадолго до смерти преобразователя, в
1724 году привилегированная компания из торговых людей,
образованная по повелению Петра для торговли с Испанией, были
аттестована им, как «новость», о которой Коммерц-коллегия
должна заботиться, подобно матери о дитяти, «пока в
совершенство придет». На такую материнскую опеку в торговом деле Пет
ру пришлось возложить всю надежду: «Понеже, — пояснил
преобразователь, — всем известно, что наши люди ни во что сами не
пойдут». Пусть идеальная цель, поставленная преобразователем
внешней торговле России, не была достигнута ни самим Петром
В<еликим>, ни его преемниками, но большая заслуга и в том,
чтобы поставить вопрос и наметить возможную тогда организа
цию дела для успеха его в будущем...
Заботы Петра Великого о внутренней торговле неразрывна
связывались с его заботами о торговле внешней. Преобразова
тель намеревался при помощи искусственной системы водных
сообщений раздвинуть район внутреннего товарного движение
на всю европейскую Россию из края в край, от южных морей д^

iiftup Rr л и к a ti KtiK лччнин 1 1 1
северных. По своему обыкновению Петр не откладывал начала
этого дела в долгий ящик. Заканчивая Северную воину, он уже
смотрел в другую сторону, за Каспий, в Персию, в Индию.
В 1720 году им были посланы «в разные места» географы и
геометры, дабы сделать топографические снимки и занести
необходимые речные бассейны на особые географические карты.
Правда, из всего гигантского плана канализации при Петре В- е-
лпком> была осуществлена только так называемая
Вышневолоцкая система, направившая товарное движение к новой
столице, но и этого было достаточно, чтобы преемникам показать
пример к дальнейшим работам в том же направлении, а
купечеству русскому путь к расширению русской торговли и к
обладанию европейеко-азиатским транзитом через Россию. В основе
петровского плана канализации опять-таки лежала для того
времени идеальная, лишь в будущем нелегко достижимая
цель — прочно поставить Россию в мировой торговле в качестве
посредницы между европейским Западом и азиатским,
Ближним и Дальним Востоком. Дабы подготовить достижение этой
цели, русские люди, двигаемые волей преобразователя, и
«трудились в поте лица», и гибли массами на холодных финских
болотах, на знойных равнинах Персии и Средней Азии; дабы
русские люди не забыли, что экономическая миссия России не
только придвинуться к Западу, но и идти на Восток, Петр, уже
смертельно больной, едва перемогаясь, собственноручно
набросал проект камчатской экспедиции, которая должна была
решить вопрос о проливе между Азией и Америкой; составляя этот
проект, Петр руководился давнишней своей думой о северной
дороге в Китай и Индию...
Стремясь в течение всего своего царствования поднять на
ноги русскую торговлю, преобразователь отнюдь не
заблуждался относительно истинной причины неудач своих «понуждений»
и поощрений в этой сфере: он отлично понимал, что
коммерческая зависимость русского купца от иностранного есть
естественный результат промышленной неразвитости России. Именно
°к>да, в сферу производства, Петр В--еликий> и направил свои
главные хозяйственные усилия. Чтобы «уменьшить, — читаем
мы у цитированого уже Фоккеродта, — количество ииостраных
Уваров, привозимых в Россию, и зато увеличить вывоз своих
тУземных», Петр «выбрал самый простой путь: развитие горно-
Го Дела и заведение фабрик в царстве, какие обыкновенно
заводятся в чужих краях>>. Но этот «простой*путь» был очень труден.
иУДНость заключалась особенно в том, что купечество наше
'мло не готово к крупному промышленному делу и что для этого

412
Я. Я. ФИРСОВ
дела не было свободных рабочих рук. Другого средства не было,
как приступить к учреждению фабрик и заводов на казенном
капитале и на крепостном труде приписанных к ним крестьян.
Петр так и поступил, подталкиваемый и «нулсдами» войны за
море, предъявившей настойчивые требования к дремавшим
производительным силам России...
Минеральные богатства нашего Отечества были
неисчислимы; они сулили огромные выгоды, но эти богатства надо было
еще добыть: они лежали в земле и сами не давались в руки...
Петр не остановился перед сложной техникой горного дела,
которой у нас никто не знал, и решил во что бы то ни стало
овладеть подземными кладами своей страны. Техника горного дела
была заимствована с Запада, а при устроении этой отрасли
промышленности у Петра нашлись достойные помощники,
особенно в лице Татищева и Геннинга2. Вдохновляемые ближайшим
вниманием к их деятельности со стороны преобразователя, эти
лица прочно поставили в России крупное горное производство,
настолько прочно, что оно, вызванное к жизни государственной
властью, затем постепенно стало притягивать к себе капиталы и
частных предпринимателей. Это последнее было истинным
желанием Петра. Считая «рудокопные заводы» собственностью
монарха, следовательно, признавая принцип регальности в горном
деле и потому заключая эксплуатацию «подземных сокровищ»
частными лицами в известные ограничительные нормы,
преобразователь, тем не менее, хотел возбудить частную
предприимчивость в столь важном производстве, начатом казной, и как
скоро замечал человека, способного дальше развивать это дело,
сейчас же тот или другой казенный завод передавал в
«партикулярные», но золотые руки... Таким образом, казенный завод
являлся и поучительным примером, и наградой за промышленную
энергию и умелость. Тем более поощрялось заведение частными
лицами новых горных заводов. Зная скудость капиталов в рус
ском купечестве, Петр пропагандировал компанейские
предприятия; зная также, что без разных льгот и готовых рабочих
частные лица никогда не решатся вкладывать свои капиталы в
рискованные горные промыслы, Петр обещал и давал эти
льготы, приписывал к зачинаемым горным заводам государствен
ных крестьян, устраивал новый вид крепостного, так
называемого посессионного, состояния. Последнее было очень тяжелой
для свободного крестьянского населения платой за учреждаемое
государством горное производство; но другого, к сожалению,
выхода не было, и преобразователь, лично не сочувствовавший
крепостному состоянию народа, мог лишь утешаться тем резуль-

ГТотоВеликии
как хозяин 413
атом своей промышленной политики, о котором сообщают его
a3bi последних лет: «Многие купецкие люди возымели
желание компаниями заводить вновь разные заводы, серебряные,
медные, железные, из которых многие уже в действо произошли».
Подобным же путем возникли и другие отрасли
промышленности, или совсем отсутствовавшие в России, или находившиеся
в крайнем несовершенстве. Учреждая фабрику, нужную
правительству для удовлетворения потребностей армии и флота, — на
казенном коште, Петр затем при первом удобном случае
передавал эту фабрику в частное содержание компании или торговому
дому. Так, напр<имер>, в 1720 году было велено составить
компанию из довольно значительного количества купцов и отдать
ей в содержание на чрезвычайно льготных условиях, с
обеспеченным сбытом товара в «мундирную канцелярию»,
московскую казенную суконную фабрику, а в 1724 году подобная же
казанская казенная фабрика была передана местному купцу
Микляеву, прекрасно ведшему свое собственное дело. При всем
том промышленное производство и на частных фабриках,
согласно господствовавшей тогда в Европе меркантильной системе,
было поставлено под бдительную опеку и надзор
правительственной власти, более или менее внимательно
регламентировалось: фабриканты были обязаны образцы приготовляемых ими
изделий ежегодно представлять в Мануфактур-коллегию для
контроля; за плохое производство фабрика могла быть у
нерадивого отобрана в казну. Заботы Петра Великого об улучшении
приготовляемых на фабриках и заводах товаров были оценены и
современниками, и ближайшим потомством. Так, напр<имер>,
Голиков, сообщив о запрещении Петра В-еликого> делать кожи
с дегтем и о приказании этого государя делать их с ворванным
салом, поясняет: «Великий хозяин сей желал привести делание
сего важного в торговле российской товара в лучшее состояние».
Вообще, стремясь как можно скорее видеть в России такие же,
как в европейских государствах, заводы, мануфактуры и
фабрики, преобразователь не жалел ни привилегий, ни поблажек, ни
Даже издержек. В своей деятельности по созданию и
организации русской заводско-фабричной промышленности Петр В<ели-
кяй> нажал немало пружин, употребил немало
принудительных и поощрительных средств, все для того, чтобы «плод дал
*°гизрядный». И худо ли, хорошо ли, «плод» получился: около
(J0 заводов и фабрик было открыто в России при Петре Вели-
Так была «учреждена» заводско-фабричная промышленность
1 Руси в возможных для той эпохи формах — казенного и при-

414 Я. Я. ФИРСОВ
вилегированного частного, преимущественно компанейского,
производства, хотя субсидированного, с крепостным трудом, но
все же начавшего, удовлетворяя в заметной степени
потребностям государства, приумножать и общее народное богатство.
Русская коммерция и заводско-фабричная промышленность
стоили Петру В<еликому> весьма многих забот и трудов, «что
по его регламентам и указам само собою вопиет*, как
впоследствии выразился И. И. Неплюев, ученик преобразователя и
знаменитый колонизатор Оренбургского края*. Не перечисляя
этих регламентов и указов, так как сказанного выше вполне
достаточно для общей характеристики торговой и промышленной
политики Петра, я укажу еще на некоторые промышленные
меры, наиболее отчетливо обрисовывающие личное внимание
первого императора к экономической жизни управляемой им
страны. Интересуясь, главным образом, заводско-фабричной
промышленностью, Петр, однако, не упустил из виду
исконного базиса русского государства — земледелия. Так, он
стремился увеличить площадь пашенных земель, для чего приказывал
осущать болота; желая облегчить и ускорить египетский труд по
сниманию хлеба, — так называемое жнитво, Петр решил научить
русских крестьян тому способу, который он видел в Курляндии,
Лифляндии и Пруссии, — «снимать хлеб малыми косами с
граблями вместо серпов». Поручику Болотову было поручено взять
9 остзейских мужиков и спешить с ними в Тамбов, дабы наши
степные мужики поучились от них указанному новому
«способу», и ордер об этом, подписанный «собственной рукой» Петра,
хранился сыном исполнителя означенной миссии, как семейная
драгоценность. Известно попечение Петра о дубовых
корабельных лесах, этом вековом богатстве русской земли, хорошо
известны и суровые угрозы верховного хозяина за их истребление,
увы, в значительной мере состоявшееся в последующие
времена... Что леса?.. Даже самые мелкие подробности
хозяйственного быта, казалось, не ускользали от острого хозяйского взгляда
Петра: этот монарх указывал, как лучше строить печи, трубы..-
Подобно образцовому хозяину Констанжогло, Петр В<еликий>«
кажется, был готов «всякую дрянь» утилизировать, обратить в
пользу русской промышленности. Так, напр<имер>, было
поведено собирать валяющиеся по улицам Петербурга и других
городов и весей петербургской губернии всякие негодные
холстинные лоскутки и присылать их в С.-Петербургскую канцелярию;
* Архив департам<ента> тамож<енных> сборов» дел<овой> коми**"
сии о коммерции. № 905. Связка 50.

rfontp Великий как хозяин 415
ги Лоскутки, за которые обещали платить по 8 денег с пуда,
должны были поступать на заведенную Петром в Петербурге
бумажную фабрику. Под руководством такого хозяина всюду на
Руси закипела лихорадочно-торопливая работа.
Преобразователь спешил с русским экономическим и культурным
прогрессом, требовал спорого и неустанного труда от своих подданных,
и Россия той эпохи действительно, как изображает Пушкин,
могла представляться наблюдателю «огромной мастерской, где
движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный
заведенному порядку, занят своим делом».
Конечно, только благодаря тому, что была поднята
производительность народного труда посредством заведения новых
отраслей промышленности и при помощи перенесения в Россию
западной заводско-фабричной техники, русский народ смог без
особого противодействия вынести на своих плечах финансовую
тяжесть трех войн, реформы и создание, при самых
неблагоприятных условиях, новой столицы *, а преобразователь, увеличив
госуд<арственный> доход с 3 000 000 до 9 мил<лионов> руб.,
сумел обойтись без государственного долга и укрепился в
мысли, что его дело — не мираж, а настоящее дело России, что уже
приобретены правильные пути для дальнейшей материальной и
духовной работы русского народа. Таким образом, благодаря
своей хозяйственной деятельности, вызвавшей к жизни
мертвые капиталы России, Петр В<еликий> не только достиг
ближайшей цели своей внешней политики, но и положцл начало
организации крупного производства, начало хозяйственному
«наряду», чего не хватало нашему Отечеству и что обещало в
будущем рост русского капитала, коммерческую и культурную
самостоятельность русского общества.
В хозяйственной жизни нашей родины имели хорошее
воспитательное значение личное трудолюбие и трудоспособность
преобразователя, а также и его необыкновенная бережливость.
Кому не известен Петр-работник, этот неустанный труженник с
мозолями на руках, по завету к праотцу Адаму в поте лица
подвизавшийся во всевозможных ремеслах, все для того, чтобы
показать пример и хотя под старость увидать достойных слуг Оте-
• ству? «Отечество» всегда было в помыслах Петра В<еликого>,
iJ Умственным взором своим он далеко заглядывал в будущее
^хсии. Однажды он занимался посадкой желудей и во время
гр°й работы заметил улыбку какого-то весельчака по своему ад-
с v- «Глупый человек, — обратился Петр к насмешнику, - - ты
Das Veranderte Russland. § 183.

416
Н.Н.ФИРСОВ
думаешь — не дожить мне до матерых дубов? Да я ведь не для
себя тружусь, а для будущей пользы государства». Это не
пустая фраза: это Петр доказал всей своей деятельностью и
жизнью. Постоянно думая только о государственной общей пользе,
преобразователь не любил тратить государственных или
народных денег на себя, на свои личные потребности. Его царский
обиход был более чем скромен. Вошедшие во все повествования
о преобразователе незатейливые и маленькие домики Петра
Великого, его экипаж, в котором было бы зазорно выехать в
столице иному и купцу, заплатанное и заштопанное платье, нередко
стоптанные башмаки, самый простой стол и вообще крайне
несложное все домашнее хозяйство Петра — свидетельствуют о его
чрезвычайной расчетливости. Расходы на устраиваемые им
развлечения, иной раз весьма эксцентричного характера, как, на-
пр<имер>, на наделавшую много шума свадьбу карликов, —
Петр имел «обыкновение» раскладывать на своих вельмож: из
своего же кармана он избегал тратить на подобные вещи...
Своим личным слугам Петр платил небольшое жалование, но очень
любил, чтобы они получали подарки от тех, кого он
осчастливливал своим посещением, причем, уходя из гостей, всегда
осведомлялся у своих слуг, хорошо ли их угостили. Сберечь и
нажить копейку Петр всегда был не прочь, но это он делал не для
себя, а в интересах общегосударственной экономии, полагая»
что беречь, а не сорить народные деньги есть его прямая обязан
ность. Отсюда-то и вытекает его крайнее нерасположение, даже
ненависть к роскоши государей, его деликатное отношение к
личному пользованию государственными доходами. Однажды
Екатерина стала восторгаться, увидев своего супруга не в
обычном «простом и бедном платье», а в кафтане с серебряным
шитьем, и выразила желание всегда его видеть так одетым. Петр не
замедлил охладить восторги своей подруги. «Безрассудное
желание, — сказал он, — ты того не представляешь, что все такс
вые и подобные издержки не только что излишни и отяготитель
ны народу моему; но что за такое недостойное употребление
денег народных еще и отвечать я буду Богу, ведая при том, что
государь должен отличаться от подданных не щегольством и
пышностью, а менее еще роскошью, но неусыпным ношением на
себе бремени государственного и попечением о их пользе и об
легчении». «К тому же, — присовокупил Петр, — таковые
убранства только что вяжут меня и отнимают руки». Трудно и
едва ли возможно самодержавному государю высказать более
возвышенное воззрение на свою обязанность, как оберегателя
народных денег. Будучи по полученной им от предков власти

jjomp Великий как хозяин 417
верховным хозяином страны, Петр считал себя доверенным от
народа для истинно государственной деятельности,
доверенным, который призван не роскошествовать, а работать. В таком
духе мог говорить и действовать только хозяин-идеалист, и
Петр был именно таким хозяином.
Да, наш Петр, этот скупой, суровый, часто жесткий человек,
этот великий практик, небывалый и странный царь, умевший
ласково и просто, по-приятельски, вести себя не только с
фабрикантами, но и с рабочим людом, проявивший даже, по
справедливому замечанию одного исследователя, «беспредельную
заботливость об участи рабочих» *, носил в своей душе высокий
идеал... Этим идеалом было общее благо Русской земли, которое
в уме Петра ассоциировалось преимущественно с благом
государства, с «общегосударственнойпользой».
Века проходят, идеалы меняются... Но сколько бы ни
прошло веков, как бы ни переменились исторические взгляды на
петровскую реформу, какие бы ни явились у новых поколений
идеальные задачи жизни и деятельности, — всегда можно будет
поучиться у Петра В<еликого> одному: бескорыстно,
беззаветно, «не покладая рук», трудиться на общую пользу...
^^^
* Нисселович. История заводско-фабричного законодательства
Российской Империи. Ч. I. С. 45.

^^^
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
Несколько слов в защиту Петра Великого
«Эпоха преобразований», неразрывно связанная с именем
Петра Великого, составляет для нас средоточие русской исто
рии. Разумею не личность преобразователя, а его дело. Кто
отрицательно относится к этому делу, для того русская история,
которую будто бы произвол одного лица мог поворотить на совер
шенно ложный и пагубный путь, — есть явная и безнадежная
бессмыслица. Защищая дело Петра Великого против
возобновившихся ныне нападений, мы стоим за смысл русской истории,
за истинное значение русского государства. С этой стороны мы
считаем такую защиту делом важным и полезным.
По общему своему смыслу и направлению реформа Петра
Великого не была для русского народа чем-нибудь совершенно
новым: она возобновляла и продолжала предания Киевской Руси,
прерванные монгольским нашествием и всепоглощающею рабо
той государственного объединения. Каковы бы ни были личные
свойства и поступки Петра Великого, он своим историческим
подвигом возвращал Россию на тот христианский путь, на
который она впервые стала при св. Владимире. Меняя свое
национальное идолопоклонство на всечеловеческую веру, для которой
«нет эллина и иудея», Россия тем самым отрекалась от
языческого обособления и замкнутости, признавала себя составною
частью единого человечества, усвояла себе его истинные
интересы, приобщалась его всемирно-исторической судьбе. Принятие
христианства, если оно было искренно, не могло остановиться
на словесном исповедании известных догматов и на исполнении
благочестивых обрядов; оно налагало на обращенный народ
практическую задачу — преобразовывать свою жизнь по
началам истинной религии, устроять в смысле и духе этой религии
все свои дела и отношения. Киевская Русь действительно всту

и ^-и-олысо слов в защиту Петра Великого 419
ла на этот путь, хотя, разумеется, первые шаги не могли быть
елЫ и тверды. В жизни народа оставалось много дикого и язы-
ческого, но рядом с этим ясно проявлялись и новые духовные
начала. То нравственное настроение, которое овладело
обращенным от язычества Владимиром (заботы о бедных и недужных,
миролюбие по отношению к европейским соседям, отвращение
от жестоких казней), было вполне христианским; таковы же
были чувства и взгляды, высказанные сто лет спустя в поучении
Владимира Мономаха1. Это настроение нельзя считать за что-
нибудь исключительное и случайное. Хотя немногие жили так
хорошо, как Мономах, но все думали, как он. Важные
уклонения от христианского пути в общественной жизни (например,
княжеские усобицы) признавались всеми за зло и за грех,
народное сознание не мирилось с ними и не оправдывало их.
Поставленная между Византией и Западною Европой, Киевская Русь
могла свободно воспринять истинные универсальные начала
христианской культуры помимо ее односторонних и
преходящих форм. Западный феодализм и деспотическая
централизация полуазиатской Византии были одинаково чужды русской
жизни. Вообще, сравнительно с другими странами, тогдашняя
Россия представляла наименее препятствий к образованию
христианской общественности. Но для исполнения этой задачи
одних внутренних благоприятных условий было недостаточно.
Находясь на пути азиатских орд, не перестававших напирать на
христианский мир, Киевская Русь должна была прежде всего
бороться за существование. При слабости государственной
организации эта борьба не могла быть успешною. Молодой нации
грозила опасность насильственно погибнуть, не успевши
развить своих духовных сил. Требовалось настоятельно создать
крепкое государство. Удачное совершение этого насущного дела,
с которым не совладала Киевская Русь, составляет заслугу
Московской России. Но, отдаваясь всецело этой
национально-политической задаче, русский народ в московскую эпоху легко
принимал необходимое средство (сильную государственность) за самую
Цель своей исторической жизни, а за этим неизбежно следовало
Потемнение и искажение религиозно-нравственного идеала,
Уклонение от христианского пути.
Главные грехи Московской России были в значительной
стегни грехами невольными, зависели от внешних исторических
°«етоятельств. Принужденный уйти в далекий
северо-восточный угол Европы и там сосредоточить свои силы на черной рабо-
{,осударственного объединения, русский народ с XIII века
;эался физически обособленным от остального христианского

420
Вл. С. СОЛОВЬЕн
мира, а это сильно способствовало и духовному обособлению,
развитию национальной гордости и эгоизма. Живые сношения
Киевской Руси с другими христианскими нациями имели,
помимо культурного влияния, и ту пользу, что заставляли наш
народ сознавать себя частью европейского человечества,
поддерживали в нем пекоторое, хотя на первых порах весьма слабое,
чувство всемирной солидарности. Для московского государства
на место этих благотворных воздействий стали тягостные и
унизительные отношения к хищной монгольской орде. Влияние этих
отношений было двоякое и вдвойне вредное. С одной стороны,
подчинение низшей расе и постоянные сношения с нею
оказывали уподобляющее действие на русских (особенно при полном
разобщении их с Европой), понижали их духовный и культурный
уровень. А с другой стороны, так как, несмотря на это пони
жение, за русскими все-таки оставалось преимущество хрис
тианскои и исторической нации, то постоянное сознание этого
преимущества в сношениях с монголами (не уравновешенное
никаким международным общением в другом направлении) рал
вивало в московских людях национальное самодовольство и гор
дость. С русским народом случилось то самое, что бывает с чело
веком, который обращается исключительно с лицами низшими
его по духовному развитию и от этого получает преувеличенное
понятие о своем достоинстве и значении. Особенно усилилась п
московском государстве национальная гордость с половины
пятнадцатого века, во-первых, потому, что с низвержением
монгольского ига к чувству внутреннего превосходства над
басурманами присоединилось сознание внешней силы; а во-вторых,
потому, что освобождение России от татар совпало с окончатель
ным порабощением Византии турками и странствующие
греческие монахи в оплату за московское жалованье подарили Моек
ве титул третьего Рима с притязаниями на исключительное
значение в христианском мире. Чрез это наше народное само
мнение получило нечто вроде идеального оправдания.
В киевскую эпоху, когда греки были самостоятельны и обла
дали сравнительно высокою образованностью, влияние их и я
русских было, вообще говоря, благотворно; оно налагало, так
сказать, историческую дисциплину на молодой народ,
заставляя его признавать за другою нацией духовное старшинства
уважать иноземцев за их идеальные преимущества; при этом
ложные крайности византизма не были опасны, так как
уравновешивались противоположными воздействиями с Запада. Дел<-
приняло иной вид в московскую эпоху. Тут уже греки являлись
не как насадители духовного просвещения, представители вели

и 'к-о.чькч с.юн в защиту Петри Великого 421
-ого христианского царства и высшей культуры, а как рабы не-
«ерных, просители милостыни и льстецы. В этом качестве они
могли лишь усиливать в московских людях национальное
самомнение; вместе с тем, при духовной изолированности
московского государства, византийские идеи в самой крайней и грубой
форме находили беспрепятственный доступ в русские умы.
В силу этих исторических условий — разобщения с Европой,
воздействия монголов и одностороннего влияния византизма —
сложился в московском государстве духовный и жизненный
строи, который никак нельзя назвать истинно христианским.
Этот строй имел религиозную основу, но вся религия сводилась
здесь исключительно к правоверию и обрядовому благочестию,
которые ни на кого никаких нравственных обязанностей не
налагали. Эта формальная религиозность могла случайно
соединяться в том или другом лице с добродетелью и святостью, но
столь же удобно мирилась и с крайним злодейством.
Благочестив и правоверен был св. Сергий, но также благочестив и весьма
тверд в вере был царь Иван IV. «И бесы веруют», — говорит
апостол. По византийским понятиям, усвоенным Москвою, от
большинства людей, от всего христианского общества не требовалось
ничего, кроме такой веры. Те исключительные люди, которые
этим не довольствовались, должны были отделяться от
общества, уходить в пустыню или впадать в юродство. Самый идеал
святости, представляемый отшельниками и юродивыми, был по
существу своему исключительным, односторонне аскетическим
и не мог двигать вперед общественную нравственность.
Общественная жизнь была лишь безразличною средою между
святыми подвижниками, как Сергий или Нил\ и благочестивыми
извергами, как Иван IV. Понятие об идеальном совершенстве
отдельного лица сохранялось в народном сознании; но главное
Условие для действительного совершенствования, для общего
нравственного прогресса - именно деятельная религия, идеал
общественной правды — отсутствовало вполне.
В московском государстве, как прежде в Византии,
религиозные и нравственные начала были совсем исключены из области
Политических и социальных отношений. В этой области на мес-
10 вселенского христианского идеала явились чисто языческие
понятия и чувства. Собственной нации и национальному
государству было возвращено абсолютное значение, отнятое у них
христианством. В московской России, вследствие крайнего неве-
3:"(тва и разобщения с цивилизованным миром, этого рода реак-
4я против христианского универсализма проявилась во всей
1 ,н'й силе. Признавая себя единственным христианским наро-

422
Б.ч. ('.СОЛОВЬЕВ
дом и государством, а всех прочих считая «погаными нехристя
ми», наши предки, сами не подозревая того, отрекались от сп-
мой сущности христианства. Византийские греки, благодаря
которым укоренилось на Москве это национальное самообожание,
сделались сами его жертвой. Они так усердно возвеличивали
значение московского государства как единственного
защитника и покровителя правой веры и благочестивого закона, что у
московских людей скоро явился вопрос: могли ли сами греки,
потеряв преимущество христианского царства и порабощенные
погаными, сохранить у себя чистоту веры и полноту
благочестия? Вопрос этот вообще решался не в пользу греков и приводил
к окончательному заключению, что Россия есть единственная
христианская благочестивая страна.
Как в понятии русских людей, начиная с московской эпохи,
само христианство утратило присущее ему универсальное
значение и превратилось в религиозный атрибут русской народности,
так, естественно, и Церковь перестала быть самостоятельною
социальною группою, слилась в одно нераздельное целое с
национальным государством, усвоила себе вполне его политическую
задачу и историческое назначение. Как бы кто ни оценивал этот
факт, сам по себе он не подлежит сомнению для всякого
сколько-нибудь знакомого с русскою историей и современною
действительностью. Покойный Катков * любил на него указывать
как на наше главное историческое преимущество. Позволю себе
привести еще другое свидетельство, не ради высокого
авторитета, излишнего в деле очевидном, но потому, что никогда еще
первоначальная сущность наших церковно-государственных
отношений не была изложена с такою ясностью, красноречием и
историческою верностью. Преосвященнейший Никанор,
архиепископ Херсонский и Одесский, в недавно изданной книжке
своей «Церковь и государство» пишет между прочим следую
щее: «Известно, с чего у нас на Руси пошли и как встретились
государство и церковь... Известно, что любящие свободу,
точнее — шатуны, номады, чуть-чуть пахари, наши предки, про
жив на своих широких землях, может быть, тысячелетия,
наконец надумались отказаться от своей свободы, решив позвать к
себе варяжских князей с наказом: земля наша велика и
обильна, а порядка в ней нет; придите княжить и володеть нами.
Зачалось государство. Но и первобытное государство не имело iui
личного, ни земельного центра. Рюрик обжился было в Нове-го
роде, но Олег уже облюбил Киев, а Святослав 1 стремился уже зл
Дунай в Болгарию. Самое же важное, Рюрик с братьями принес
ли с собою собственно не государственное, а семейное и родовое

j 1й*и-адько слов в защиту Ihmpa Великого 423
elbHoe начало, которое должно было скорее раздробить, чем
сплотить русский народ. Вот тут-то и началась благотворная
миссия святой православной Церкви для русского народа и
государства.
Не вдаваясь в подробности, назовем существенные черты этой
аерковногосударственнои миссии. Православная церковь
принесла на Русь из православной Византин идею великого князя
как Богом поставленного владыки, правителя и верховного су-
ции подвластных народов, устранив славяно-варяжскую идею
князя как старейшего в роде атамана удалой, покоряющей
огнем, железом и дубьем дружины. Церковь перенесла на Русь из
Византии идею государства с устранением варяжской идеи
земли с народом, которую княжеский род может дробить без конца,
как удельную свою собственность. Церковь утвердила единство
народного самосознания, связав народ единством веры как
единокровных, единодушных чад единого Отца Небесного,
призывающих Его пренебесное имя на едином языке, который с тех
пор стал для всех словенских племен единым, родным и
священным языком. Церковь создала сперва одно, потом другое дорогое
для народа святилище, в Киеве и Москве, закрепив там своим
благословением, своими молитвами, сосредоточением там
высших церковных учреждений местопребывание всесвязующеи
государственной власти. Церковь перенесла на святую Русь
грамоту и культуру, государственные законы и чины
византийского царства. Единственно только церковь была
собирательницею разрозненных русских княжеств, разделенных еще
больше, чем старинные племена славянства, удельными
усобицами. Единственно только церковь спервоначала была
собирательницею русских людей, князей, городов и земель,
раздавленных татарским погромом. Церковь выпестовала, вырастила
слабого московского князя сперва до великокняжеского, а
потом и до царского величия. Пересадив и вырастив на русской
земле идею византийского единовластителъства, церковь
возложила и св. миропомазание древних православных греческих
Царей на царя московского и всея Руси». Таким образом,
заключает далее преосвященный вития, «святая православная вера
увязала русских в народное единство, подчиненное единой воле
Помазанника Божия».
Согласно этой правдивой картине, высшие духовные силы
русского народа, представляемые церковью, всецело были по-
' вящены одному историческому делу — созиданию и
укреплению государственного единовластия. Мы знаем, как необходимо
!,ь|до это дело. Но при тех всепоглощающих размерах, которые

424
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
национально-политическая задача приняла в московскую
эпоху, для сознания русского народа закрылись всякие дальнейшие
цели, высшие начала христианского универсализма были забы-
ты, и все практическое миросозерцание приняло грубо
языческий характер. Таким образом, процесс государственного
объединения, при всей своей исторической необходимости, связан
был с глубоко ненормальными явлениями в жизни народа и
привел его к духовному одичанию. В общем ходе развития
нашего национального организма на московскую эпоху должно
смотреть как на неизбежную, но продолжительную и тяжкую бо
лезнъ роста. Нельзя же, например, в царствовании Ивана IV
видеть выражение здоровой общественной жизни; нельзя же в
этом благочестивом царе, беспрепятственно убивающем святого
архиерея, усматривать нормальное проявление церковно-госу-
дарственных отношений.
Болезнь роста, которою болела Россия в московскую эпоху,
достигла своей крайней степени в половине XVII века, и тут же
должен был наступить решительный перелом. В царствование
Алексея Михайловича главная цель этого болезненного
процесса была достигнута: с присоединением Украины и Малороссии к
московскому государству обе коренные разновидности русского
народа были спаяны вместе и название царя и самодержца всея
Руси перестало быть пустым титулом. В то же время
государственное единовластие в Москве после жестокой борьбы
решительно восторжествовало и над запоздалыми притязаниями
беспочвенного клерикализма (дело патриарха Никона)5, и над
преждевременными стремлениями одичалого народа к
религиозной свободе (раскол старообрядчества).
Мы знаем, что создание всевластного государства в России
было главным образом дело церкви; она, по выражению
преосвященного Никанора, «выпестовала» московское
единодержавие, и в этом состояла ее социальная, историческая задача. Но
как может «пестун» вступать в соревнование с своим возросшим
питомцем? Не следует ли ему, исполнивши свое назначение,
удалиться на покой? Но патриарх Никон захотел во имя
церковной власти разделать вдруг то самое дело, над которым эта
власть так успешно работала в течение многих веков. Одушев
лявший Никона клерикализм был отвлеченною доктриной безо
всякой исторической почвы в России. Утверждая свою
духовную власть как безусловно независимое начало, ставя ее вне и
выше государства и народа, он возбуждал против себя и
государство, и народ. В России не оказалось никаких общественных
элементов, на которые он мог бы опереться при осуществлении

•> -h-o.-ihico слои а защиту Петра Великого 425
ей идеи. Принужденный искать себе точки опоры вне Рос-
' оИ обращается к первоисточнику нашей церковности, в Ви-
очнтшо. Он вооружается против русского национализма и
противопоставляет ему национализм греческий. «Хотя по роду я
русский, — говорит он, — но но образованию и вере — грек».
Этими словами он обличает бесплодность своего предприятия,
ибо какая надобность могла быть русскому народу того времени
менять свой домашний национализм на чужой, «русскую веру»
на «веру греческую»? К тому же «греческая вера» могла помочь
Никону в деле исправления книжных опечаток, но никак не в
деле освобождения церкви от государства. То поглощение
духовной власти светскою, против которого Никон восставал в
России, было лишь повторением того, что гораздо ранее
совершилось в Византии. Нужен был отвлеченный ум Никона, чтобы в
борьбе с царем надеяться на поддержку царепоклонников
греков. Выданный головой своим врагам, осужденный и
низложенный восточными иерархами за сопротивление мирскому
правительству, Никон должен был узнать, как относится «греческая
вера» к его церковному идеалу. Митройолит Газский Паисий
Лигарид6 объяснил ему, что «две головы римского орла на
государственном гербе, перешедшем из Царьграда в Москву,
знаменуют две верховные власти, в равной мере и безраздельно
принадлежащие самодержцу, а именно: власть над государством и
власть над церковью, управление делами мирскими и делами
духовными, откуда явствует, что православный царь один и сам
по себе обладает полнотою всякой власти на земле и что над ним
нет никого, кроме Бога».
Таким образом, основной факт нашей истории утвержден в
ясной и прочной формуле, возведен в безусловный принцип.
Московский собор 1667 г., под председательством греческих
патриархов, торжественно утвердивши понятие о церкви как о
Функции государственного организма, должен был с логическою
Необходимостью осудить зараз и Никона, и старообрядцев, т. е.,
f- г>Дной стороны, клерикальную идею церкви как независимой и
высочайшей духовной власти, а с другой стороны, национально-
Демократическое представление церкви как совокупности пра-
>слпвного русского народа, неизменно хранящего отеческие
предания. В нашем домашнем расколе дело шло не о тех
частных пунктах, которые выставлялись (впрочем, совершенно ис-
п'нпо) спорящими сторонами, а об одном общем вопросе весьма
'^•ственного значения. Чем определяется религиозная исти-
решениями ли власти церковной или верностью народа
'"^нему благочестию? Вот вопрос величайшей важности, из-за

426
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
которого на самом деле произошла жестокая и доселе
непримиримая распря между «никонианами» и староверами. Обе
стороны признавали истину только в Церкви, но спрашивалось: где
же сама Церковь, где заключается ее сила, где у нее центр
тяжести — во власти или в народе?
Старообрядцы7, обвиняя всю иерархию в отступничестве от
истинного благочестия Православной Церкви, тем самым
признавали, что вся церковь в них самих — в благочестивом и прц-
вомерном народе. С своей стороны, греко-российская иерархия,
помимо народного согласия и даже против воли народной
изменяя прежний образ благочестия и беспощадно преследуя всех
непокорных этому изменению, тем самым заявляла, что вся
сила церкви сосредоточивается в ней одной, что власти
церковной принадлежат безусловно и исключительно все права, а
народу — только обязанность послушания. На жалобы
старообрядцев, что с ними поступают не по-христиански, из-за различия
крестного знамения и молитвенных слов жгут и пытают,
наша тогдашняя иерархия, устами патриарха Иоакима8 дала
свой знаменитый ответ: «Мы за крест и молитву не жжем и не
пытаем, — жжем за то, что нас еретиками называют и не пови
нуются святой Церкви, а креститесь, как хотите». Очевидно,
здесь под «святою церковью» разумелась только местная
церковная власть, ибо лишь ей не повиновались старообрядцы. Они
же, в свою очередь, этому понятию Церкви как власти прямо
противопоставляли другое, свое понятие церкви как предания,
хранимого народом. «Аще я и несмыслен (писал протопоп
Аввакум9), гораздо неученый человек, да то знаю, что вся церкви oi
святых отец преданная свята и непорочна суть. Держу до смерти
якоже приях, не прелагаю предел вечных. До нас положено,
лежи оно так во веки веков».
Как же решить этот спор, где же в самом деле сила церкви: в
законной ли богоучрежденной власти или в благочестивом
народе, хранящем отеческие предания? Мы вполне допускаем, что
наши иерархи были правы, защищая начало духовной власти н
церкви, причем, однако, они могли погрешать в своей исключи
тельной приверженности этому началу; а раскольники, с своел
стороны, были правы, лишь поскольку они свидетельствовал!
против злоупотреблений и исключительных притязаний тог
дашней власти и выставляли другое необходимое начало
всенародности в церковной жизни. Но беда была в том, что обеим сто
ронам приходилось быть судьями в своем собственном деле, а
потому им и нельзя было прийти к справедливому его решению-
Обе стороны не додумались (да по степени нашего духовного раз

., ,{{0jbKu слш <? Hituunuf lit mpa Be шкот 427
вития в то время и не могли додуматься) до одного простого
вопроса, в котором, однако, несомненно заключалось истинное
зрешение всего спора. Л именно, спрашивалось: по какому
праву народ местной русской Церкви присвоил себе значение
народа всецерковного и свою верность местной старине принял за
верность Вселенскому преданию? И точно так же, с другой
стороны: имела ли иерархия местной Церкви, хотя бы и
соединенная на большом, но все же, однако, поместном, а не вселенском
соборе10, — имела ли она права веецерковной власти, могла ли
произносить окончательные решения и требовать себе
безусловного повиновения? Чтобы наше общество путем ясной
религиозной мысли могло прийти к сознательной постановке этого
вопроса, оно должно было освободиться от исключительности
замкнутой национальной жизни, далеко расширить свой
умственный кругозор и знанием и делом войти в общий поток
всемирной истории.
Наш церковный спор, неразрешимый на узконационалыюй
почве, произошел как раз перед появлением Петра Великого и
заранее оправдывал его преобразования. Но, прежде чем новое
движение могло принести свой нлод в разумном и
окончательном разрешении церковного вопроса, необходимо было какое-
нибудь временное практическое его решение. Если бы вождям
старообрядцев удалось привлечь на свою сторону весь русский
народ, то дело было бы практически решено в их пользу.
Власти, оставшиеся без подчиненных, — пастыри без паствы — не
только должны были бы убедиться в несостоятельности своих
чрезмерных притязаний — быть всею Церковью, — но им
пришлось бы отказаться от своих несомненных законных прав и
просто покориться своей пастве. Но был ли желателен такой
исход? Полная победа староверчества, по принципу враждебного
всякому умственному движению, сделала бы невозможным пре-
°бразование Петра Великого, т. е. лишила бы Россию
необходимой культурной и научной подготовки для исполнения ее
религиозно-исторической задачи в мире. И какая же будущность
Могла ожидать наш народ при исключительном господстве
Партии, коей девиз гласил: «До нас положено, лежи оно так во
веки веков». Но едва ли также было желательно совершенное
Горжество одностороннее — иерархического знамени, особенно
в такие темные и жестокие времена, когда это великое и
священное знамя могло быть высоко поднято лишь затем, чтобы
мРикрытъ им костры и срубы.
Благодарение Богу, Россия избавлена была и от староверчес-
,(>и китайщины, и от ненужной и запоздалой пародии на сред-

428
Вл. С. СОЛОВЬЕ]}
невековое папство. Односторонние начала, столкнувшиеся меж
ду собою в расколе XVII века, оказались недостаточно
сильными, чтобы самим решить свою распрю и захватить в свои руки
дальнейшие исторические судьбы нашего народа. Весьма
замечательно, что несостоятельность обеих враждующих сторон
обнаружилась для каждой из них именно в том, в чем она
полагала всю свою силу. Старообрядцы, стоявшие за полную и
буквальную неприкосновенность древних форм благочестия, были
вынуждены (своим отделением от иерархии) или отказаться от
наиболее существенных частей богослужения — от обедни, от
всех таинств (кроме крещения) и, наконец, остаться без всякой
внешней церковности, с признанием одной только невидимой
церкви (беспоповщина п), — или же они должны были «окорм -
ляться» от отвергнутой ими и проклятой ими никонианской
иерархии, — путями крайне неправильными и совершенно
чуждыми древнему благочестию. Такое противоречие не было
случайностью или загадочною иронией судьбы. Дело в том, что
ревнители древнего благочестия забыли, что это благочестие
обусловливалось согласием и духовною солидарностью священ
ства и мирян, которые в Древней Руси составляли одну
Церковь. А раз это необходимое условие порядка было нарушено в
расколе, то, естественно, разрушался здесь и весь строй Церкви.
Этот строй по существу своему сохранился в
«господствующей» Церкви благодаря тому, что большая часть народа, если и
не по сердечной привязанности, то по верному
религиозно-практическому чувству все-таки осталась на стороне иерархии. По
если милость Божия сохранила за русским народом благо види
мой церкви, то правда Божия ярко обнаружилась в судьбе
исключительных и беспощадных защитников иерархического на
чала. Во власти своей полагали они всю силу Церкви - власть
их была отнята у них. Самостоятельное и верховное значение
духовной власти как таковой очевидно основывается на ее внут
ренней, религиозно-нравственной солидарности с целым наро
дом, ей вверенным, когда же, с нарушением этой солидарности,
иерархия захотела поддержать свою власть внешними, недухов
ными средствами («градскими казнями»), то она неизбежно дол
жна была стать в зависимость и подчинение относительно той
другой власти, в распоряжении которой находятся всякие
внешние средства. Этот самый патриарх Иоаким, который так про
никся исключительным значением своего сана, что с полным
спокойствием и невозмутимою уверенностью говорил: «за то
жжем, что нас еретиками называют», — этот бедный старей
представлял уже одну слабую тень прежней церковной власти.

•коль к о слов в защиту Петра Великого 429
бьп! лишь немощным орудием в руках другой, настоящей
власти -" государственной. Глас народа устами юродивого говорил о
нем: «Какой он патриарх? живет из куска, спать бы ему да есть,
бережет мантии и клобука белого, затем и не обличает». И это
происходило не от личной слабости Иоакима и его преемника
Адриана. По смерти сего последнего во главе нашей иерархии
явился человек совершенно другого рода: энергичный,
самостоятельный — знаменитый архиепископ Рязанский Стефан
Яворский. Тот прямолинейно-беспощадный иерархический
абсолютизм, который высказывался патриархом Иоакимом в простоте
души, возведен был Стефаном Яворским на степень
сознательного принципа и развит систематически в богословском
трактате. В последней главе своего «Камня Веры», сославшись на текст
из Деяний апостольских (20, 29), Стефан Яворский рассуждает:
«Волцы хищнии — сие есть еретики. Понеже убо волцы
достойно и праведно убиваеми бывают, ибо вящшия цены есть живот
овец, нежели смерть волков; яве есть, яко еретиков достойно и
праведно есть убивати». Далее, приведя евангельские слова о
татях и разбойниках, коих Златоуст12 «толкует быти еретиков»,
Стефан заключает, что как праведный суд татей и разбойников
убивает, «тако и еретиком творити достоит». И затем следует
еще целый ряд доводов, из коих приведем только два: «Искус
научает, яко иного на еретиков врачевания несть, паче смерти-
проклятию еретики смеются и глаголют быти гром без молнии;
отятия имений не боятся... едино точию таковым врачевание
смерть.
Церковь святая, якоже голать начальников духовных и
мирских, акибы две руце, тако имать два меча, духовный pi
вещественный, и друг другу несобственный. Тем же убо егда меч
Духовный мало успевает, меч вещественный пособствует».
Никогда, даже при Никоне, не выражался у нас иерархический
абсолютизм так сознательно и определенно. И что же? Едва успел
Стефан Яворский в своем богословском трактате с такою
решительностью присвоить Церкви два меча, как уже должен был
отдать их оба в руки «мирского начальника». Из блюстителей
праздного престола патриаршего он волей-неволей делается бес-
равным председателем учрежденной Петром В <еликнм> Ду-
Х()вной коллегии13, в которой наше церковное правительство
«вилось как отрасль государственного управления под верхов-
hni° властью государя — «крайняго судии сей коллегии» и под
Посредственным начальством особого государственного санов-
11 к** — «из офицеров добраго человека, кто б имел смелость и
Чпг Управление синодскаго дела знать».

430 Я/. С. СОЛОВЬЕВ
Беспристрастный и внимательный взгляд на исторические
обстоятельства, предшествовавшие учреждению Синода и
сопровождавшие его, не только удержит нас от несправедливых
укоров великой тени преобразователя, но и заставит нас признать в
сказанном учреждении одно из доказательств той
провиденциальной мудрости, которая никогда не изменяла Петру Великому
в важных случаях. Упразднение патриаршества и установление
Синода было делом не только необходимым в данную минуту, но
и положительно полезным для будущего России. Оно было
необходимо, потому что наш иерархический абсолютизм,
искусственно возбужденный юго-западными влияниями, обнаружил
вполне ясно свою несостоятельность и в борьбе с
раскольниками, и в жалком противодействии преобразовательному
движению; патриаршество, после раскола лишенное внутренних основ
крепости и оставшееся при одних чрезмерных притязаниях,
неизбежно должно было уступить место другому учреждению,
более сообразному с истинным положением дела. Но эта замена,
необходимо обусловленная нашею прошедшею историей, была
прямо полезна для будущей: «добрые и смелые офицеры»,
которым было вверено управление нашими церковными делами,
позволили новой России спокойно пройти школу европейского
образования, они удержали в должных пределах два
односторонние и крайние течения нашей незрелой религиозной мысли
и охранили наши «ученические годы о от подавляющего влия
ния воззрений, ярко представленных Стефаном Яворским, с
одной стороны, и Никитою Пустосвятом м — с другой. И нельзя не
удивляться той строгой правде, с какою история или, лучше
сказать, Провидение решило это дело. Когда наша церковная
власть при последних патриархах фактически проявила всю
крайность иерархического абсолютизма (против раскола), -
она фактически пала и утратила свою самостоятельность; а ког
да она устами Стефана Яворского решилась принципиально
оправдать и узаконить этот безмерный абсолютизм, — тогда
самостоятельность церковной власти подверглась правомерному и
законному упразднению — не только de facto, но и de jure,
ибо сами наши иерархи, одни — деятельным участием (Феофан
Прокопович), другие — молчаливым согласием оправдали и
узаконили дело преобразователя.
Можно находить здоровые идеальные элементы и в иерархи
ческом протесте Никона, и в демократическом протесте
старообрядцев против официальной Церкви. Но ясно, что практически)?
успех этого протеста был и невозможен, и нежелателен. Ясно,
какому новому произволу и насилию подверг бы народную

и сколько слов в защиту Петра Великого 431
й3нь беспочвенный клерикализм Никона в случае его успеха.
Что касается до старообрядческого движения, то при некоторой
отрИцательной правде (по отношению к официальной Церкви)
0но было, в сущности, лишь крайним выражением того
языческого одичания, в которое впала Россия в московскую эпоху.
Признание безусловной неизменности местного и временного
предания, как предания, упраздняло в корне христианский
универсализм и христианский прогресс. С тем вместе обнаружилась
и практическая несостоятельность старообрядчества. Оно
утверждало себя как национальную русскую Церковь, т. е. как
высшую религиозную форму народного единства. Но оказалось, что
сам русский народ (в значительном большинстве своем) понимал
дело иначе: он избрал для своего объединения не религиозную, а
политическую форму единства, определил себя не как Церковь,
а как государство. Кто слыхал в нашем народе о русской Церкви
(в смысле социального тела)> о патриархе и т. п.? А что такое
русское царство и царь — это всякий понимает. Желая
представлять русскую народность в ее целости, старообрядчество
оказалось только религиозною сектой; вместо того, чтобы
объединять Россию, оно само подверглось бесконечному дроблению.
Таким образом, не приходится жалеть о победе у нас
государственного единовластия над неудачными опытами
клерикальной и народнической церкви. Но чем решительнее была эта
победа, чем полнее осуществилось всевластие государственного
начала, тем настоятельнее выступал вопрос: что же дальше?
Какое назначение этой государственной силы? Что должна делать
Россия в этом своем крепком и едином политическом теле?
III
Ни духовная власть в лице патриарха Никона, ни церковный
народ в лице протопопа Аввакума не сказали и не могли сказать
°бъединенному и возвеличенному государству российскому, в
чем его дальнейшая историческая задача. Сказал это России сам
Носитель государственной власти — сказал и исполнил. Я вовсе
к-е преувеличиваю достоинств и значения Петра. Я даже
затрудняюсь назвать его великим человеком — не потому, чтобы он не
Ььтл достаточно велик, а потому, что он был недостаточно
человек. Наш исторический великан был похож на великанов мифи-
т°ских: как и они, он был огромною, в человеческом образе во-
тощенною стихийною силой, всецело устремленною наружу,
10 вошедшею в себя. Петр Великий не имел ясного сознания об

432
Вл. С.СОЛОВЬЕВ
окончательной цели своей деятельности, о высшем назначении
христианского государства вообще и России в частности. Но он
всем своим существом почувствовал, что в данную
историческую минуту нужно было сделать для России, чтобы направить
ее на настоящий путь, чтобы приблизить ее к той высшей
задаче, — и он весь ушел, всю свою стихийную мощь внес в это дело.
Вопрос о личных качествах и пороках тут совсем не интересен.
Важно то, что дело, сделанное Петром Великим, было самое
полезное и необходимое и что сделал он его крепко.
Главные события XVII века в России — история патриарха
Никона, в особенности же раскол старообрядчества, —
обнаружили в русском народе большие душевные силы и вместе с тем
полное отсутствие всякого идеального содержания, крайнюю
скудость умственных средств. Ясно становилось, что на этой
исторической почве наш народ обречен на духовное бесплодно.
Ясна была и причина такого бесплодия: отделение России от
всего прочего мира, уклонение от вселенского христианского пути.
Между тем та ближайшая относительная цель, ради которой
России нужно было отойти в сторону от всемирно-исторического
движения и замкнуться в себе, — была достигнута: единое
сплоченное государство было создано. Само оно имело
преимущественною целью сохранить национальные силы России для
всемирно-исторического действия. Дальнейшее же пребывание я
самодовольной замкнутости лишало эти силы всякого
применения, и тяжелый многовековый труд государственного строения
оказывался бесполезным. Все дело было пока в том, чтобы
сломать стену, отделявшую Россию от человечества, разрушить
умственный и жизненный строй, основанный на языческом
обособлении. Это дело Петр Великий сделал прочно, бесповоротно.
Какие бы реакции ни возникали в последующие времена,
вернуть Россию назад с пути, открытого для нее Петром, они но в
состоянии. Что бы ни говорили и что бы ни затевали ослеплен
ные или злонамеренные люди, а московская Русь похоронена и
не встанет. Праздные речи и вздорные затеи этих людей застав
ляют нас только живее чувствовать и выше ценить великое дело
Петровской реформы, не смущаясь тем, что Провидение нашло
и употребило для этого дела не какого-нибудь скромного и
благовоспитанного мудреца, а разгульного и необузданного богатыря.
Для всякого народа есть только два исторические пути: язы
ческий путь самодовольства, коснения и смерти — и христиан
ский путь самосознания, совершенствования и жизни. Только
для абсолютного существа, для Бога, самосознание есть
самодовольство и неизменность есть жизнь. Для всякого же ограничен-

tjfh'Oibico слов в защиту Истра Великого 433
го бытия, следовательно, и для народа, самосознание есть
необходимо самоосуждение и жизнь есть изменение. Поэтому
истинная религия начинается с проповеди покаяния и внутренней
перемены. Так вступило христианство во всемирную историю;
так же начинается христианский путь самосознания для
каждого человека и народа. Вопреки всякой видимости реформа Петра
Великого имела, в сущности, глубоко христианский характер,
ибо была основана на нравственно-религиозном акте
национального самоосуждения. Чтобы быть плодотворным, этот
нравственный акт должен был непрерывно возобновляться. Россия
не могла вдруг переродиться; реформа Петра Великого только
открыла для нее путь поступательного движения и
совершенствования. Верное этому пути общество должно было постоянно
возбуждать в себе недовольство своею действительностью,
сознание своих общественных недугов и пороков.
И в самом деле, со времени Петра Великого гражданский и
культурный рост России неразрывно связан с целым рядом
обличительных произведений, составляющих, бесспорно, самую
оригинальную часть нашей литературы. Каждая из главных
эпох нашей послепетровской истории имеет своего светского
пророка, обличающего современную ему ложь в общественной
жизни. Сейчас же вслед за Петром Великим является
Кантемировская сатира, которая при всем своем художественном
несовершенстве все-таки стоит гораздо выше всей прочей тогдашней
литературы (до Ломоносова). Первая половина екатерининского
царствования отмечена сатирическими журналами Новикова 1,\
а вторая — сатирическими комедиями Фонвизина.
Александровская Россия нашла своего обличителя в Грибоедове,
николаевская — в Гоголе, а плодотворная эпоха Александра II16 дала
нам самое своеобразное и богатое сатирическое сокровище в
творениях Салтыкова 17.
Этому отрицательному движению общественного сознания
соответствовали положительные успехи России на пути
христианской политики. Первый, самый важный и трудный шаг
состоял в перемене отношения к другим народам, в признании их
Равноправными членами человечества и притом опередившими
'""•с в просвещении. С этим признанием всемирной солидарности
Россия становилась в самом деле, а не по имени только
христианскою нацией. Этой коренной перемене соответствовал целый
?ЧГЛ внутренних преобразований, которые должны были, хотя
1 "ервых порах и в слабой степени, приблизить общественные
1 "ощенил к христианским требованиям. <<Благочестивая>> Русь
" '^ковской эпохи спокойно допускала языческий взгляд на че-

434
Вл. С.СОЛОВЬЕВ
ловека как на вещь, которая может всецело принадлежать дру~
тому. В сущности, московское холопство ничем не отличалось от
древнего рабства: господин, убивший холопа, не нес никакой
действительной ответственности и лишь для виду подвергался
церковной эпитимье. Нужно было, таким образом, восстановить
в русском сознании элементарное христианское понятие о
человеческом достоинстве. Петр Великий сделал это, объявивши
убийство холопа равносильным всякому другому убийству и
повелевши (указом 1721 г.) «продажу людей пресечь, а если
нельзя уж совсем, то продавать целыми семьями, а не порознь,
как скот, чего во всем свете не водится». Безмерно свирепые
казни и пытки, которыми особенно отличалась московская Россия,
начинают смущать законодателя и подвергаются некоторым
ограничениям. Жестокие преследования раскольников, достойно
завершившие московскую эпоху, прекращены Петром, который
объявил, что «над совестью людей властей один Христос».
Все эти, слабые сами по себе, проявления христианской поли
тики важны тем, что указывали России истинное направление
жизни, ставили ее на настоящий путь, и преемники
преобразователя, идя этим путем, постепенно расширяли и углубляли его.
Уничтожение смертной казни при Елизавете, отмена пыток при
Екатерине II, упразднение крепостного права при Александ
ре II - вот крупные плоды того христианского направления,
которое дал внутренней русской политике «антихрист» Петр.
Нет надобности доказывать, что петровской же реформе
Россия обязана всем своим наличным образованием и всеми
сокровищами своей литературы. Если бы тут мог быть какой-нибудь
вопрос, то на него уже ответили два величайших представителя
русского образования и литературы в прошлом и в настоящем
веке — Ломоносов и Пушкин, неразрывно связавшие свое имя с
именем Петра.
Все более и более глубокое проникновение началами обще
человеческой христианской культуры, сопровождаемое посто
янным критическим отношением к своей общественной
действительности, — вот единственный путь, чтобы развить все
положительные силы русской нации, проявить истинную само
бытность, принять самостоятельное и деятельное участие во все
мирном ходе истории. Верность этого пути доказывается не
только его положительными результатами — поскольку все хоро
шее, что мы имеем в какой бы то ни было области за последние
два века, сделано именно на этом пути — верность его доказыва
ется еще, с другой стороны, полною несостоятельностью русско
го духа в тех случаях, когда он отступал от этого христианского

. сколько слов в защиту Петра Великого 435
управления и возвращался в том или другом виде к
допетровскому язычеству.
Такая косвенная, отрицательная проверка христианского
пути произведена у нас отчетливо и последовательно так
называемым славянофильством 18, которое в этом смысле имеет
чрезвычайно важное значение в истории русского сознания. Это
умственное движение тем более может быть для нас поучительно,
что оно уже совершило свой полный круг: выросло, отцвело и
принесло свой плод. Притом дурные качества этого плода никак
не могут быть приписаны каким-нибудь случайным и личным
недостаткам самих славянофилов. Напротив, это были люди
выдающихся умственных дарований и нравственных качеств, и
если они не могли сделать своего дела лучше, то, значит, само
дело никуда не годится.
^-^

^^
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
Византизм и Россия
i
Языческий Рим пал потому, что его идея абсолютного
обожествленного государства была несовместима с открывшеюся в
христианстве истиной, в силу которой верховная государствен
ная власть есть лишь делегация действительно абсолютной бо
гочеловеческой власти Христовой. Второй Рим — Византия —
пал потому, что, приняв на словах идею христианского царства,
отказался от нее на деле, коснел в постоянном и
систематическом противоречии своих законов и управления с требованиями
высшего нравственного начала. Древний Рим обожествил само
го себя и погиб. Византия, смирившись мыслью перед высшим
началом, считала себя спасенною тем, что языческую жизнь
она покрыла внешним покровом христианских догматов и
священнодействий, — и она погибла. Эта гибель дала сильный тол
чок историческому сознанию того народа, который вместе г
крещением получил от греков и понятие христианского дар
ства. В русском национальном сознании, насколько оно
выражалось в мыслях и писаниях наших книжных людей, явилось
после падения Константинополя 1 твердое убеждение, что
значение христианского царства переходит отныне к России, что они
есть третий и последний Рим*.
Нашим предкам позволительно было останавливаться н^
этой идее в ее первоначальном образе безотчетного чувства или
* Под влиянием богословской полемики греков против латиня»
наши книжники первым Римом считали не Рим языческий, а нап
ский Рим, который, по их мнению, отпал от православия.

gvuiHjmi3M и Россия 437
преДчУвствпя- О'1' на(! 'Ф^бустся проверить ее последовательною
мыслью и опытом и чрез то или возвести ее на степень
разумного сознания, или отвергнуть как детскую мечту и
произвольную претензию.
II
«Два Рима пали, третий — московское царство — стоит, а
четвертому не быть...»1- Если общее свойство старого и нового
Рима состоит в том, что оба они паяй, то всего важнее нам
знать, отчего они пали и, следовательно, чего должно избегать
третьему, новейшему Риму, чтобы не подвергнуться той же
участи.
Если бы дело шло только о первом Риме, то вопрос о
причине падения не представлял бы никакой трудности. Рим пал
потому, что начало его жизни было ложным и не могло устоять в
столкновении с высшею истиною. Но что сказать о
православной Византии? Начало ее жизни было истиною, и ее
столкновение с турками-мусульманами не было столкновением с высшею
истиной. Или она сокрушилась только о материальную силу?
Но такое предположение, помимо его невозможности с точки
зрения христианской, одинаково противно и разуму, и опыту
историческому, который полон наглядными доказательствами
того, что материальная сила сама по себе есть бессилие. Не
перевесом материальной силы классические предки византийских
греков сокрушили восточные царства, и не количественным
превосходством войск арагонцы и кастильцы окончательно
оттеснили мусульманский мир на Запад как раз в то время, когда
он покончил с Восточною империей.
Была внутренняя, духовная причина падения Византии, и
так как она не заключалась в ложном предмете веры, — ибо то,
во что верили византийцы, было истинно, — то причиною их
рибели следует признать ложный характер самой их веры, т. е.
их ложное отношение к христианству: истинную идею они по-
нимали и применяли неверно. Она была только предметом их
Умственного признания и обрядового почитания, а не
движущим началом жизни. Гордясь своим правоверием и благочести-
'пт< они не хотели понять той простой и самоочевидной истины,
!м> Действительное правоверие и благочестие требуют, чтобы
и { сколько-нибудь сообразовали свою жизнь с тем, во что ве-
114 и что почитаем, — они не хотели понять, что действитель-
"*' преимущество принадлежит христианскому царству перед

438
В л. С. СОЛОВЬЕВ
другими, лишь поскольку оно устрояется и управляется в дух*.*
Христовом.
Разумеется, от самого искреннего и добросовестного
признания того, что с исповеданием высшей истины связаны
соответствующие жизненные требования, — еще очень далеко до
осуществления этих требований; но, во всяком случае, такоо
признание уже побуждает к усилиям в должном направлении,
заставляет делать что-нибудь для приближения к высшей цели
и, не давая сразу совершенства, служит внутренним двигателем
совершенствования. Но в Византии именно отрицались сами
жизненные требования христианства, не ставилось никакой
высшей задачи для жизни общества и для государственной
деятельности. Несовершенство есть общий удел, и Византия
погибла, конечно, не потому, что была несовершенна, а потому, что
не хотела совершенствоваться. В личных своих грехах эти люди
иногда каялись, но о своем грехе общественном совсем они
забыли и падение своего царства приписывали только грехам от
дельных людей. Но если личные грехи человека могут погубить
его, а раскаяние и исправление — спасти от гибели, то можно
ли ставить от этого в зависимость судьбу царств? Если три
праведника могут спасти город, то, конечно, лишь в том случае,
когда они — настоящие праведники, т. е. не ограничивающиеся
эгоистическими заботами о себе самих, а думающие также и о
спасении всего города; если же они этого не делают, то они
вместе со своими дурными согражданами виновны в грехе
общественном, от которого город и погибает.
Царства, как собирательные целые, гибнут только от грехов
собирательных — всенародных, государственных — и
спасаются только исправлением своего общественного строя или его
приближением к нравственному порядку. А если бы все дето
было в личной праведности, независимо от исправления обще
ствепного, то ведь святых в этом смысле людей в византийском
царстве было не меньше, чем где бы то ни было — отчего же г>т<»
царство погибло? По византийским понятиям, если какой-ш1
будь господин не мучил своих рабов и хорошо кормил их, т°
ничего больше от него не требовалось в отношении к рабству, и
ни ему, ни его духовнику, ни самому автократору «ромеев>
как будто не приходила в голову даже та простая мысль, что о г
хорошего положения рабов у доброго господина нисколько не
легче несчастным рабам его злых соседей, тогда как законода-
тельное упразднение рабства сразу облегчило бы участь всех и
сразу придвинуло бы земное царство к царству Божию, где тлГ
господ и рабов.

Р^гантизм и Россия 439
Отдельные явления бесчеловечия и разврата, как бы они ни
были многочисленны и обычны, еще не составляли сами по себе
достаточного основания для конечного падения Византии. Но
мы вполне поймем это падение, если обратим внимание на
следующее обстоятельство. В течение всей собственно
византийской истории (т. е. со времени решительного отчуждения
восточного христианского мира от западного - приурочивать ли это
отчуждение к XI или же к IX веку) нельзя указать ни на одно
публичное действие, ни на одну общую меру правительства,
которая имела бы в виду сколько-нибудь существенное
улучшение общественных отношений в смысле нравственном, какое-
нибудь возвышение данного правового состояния сообразно
требованиям безусловной правды, какое-нибудь исправление
собирательной жизни внутри царства или в его внешних
отношениях, — одним словом, мы не найдем здесь ничего такого, на
чем можно было бы заметить хотя бы слабые следы высшего
духа, движущего всемирную историю. Пусть злодеяния и
распутство одних людей уравновешивались добрыми делами
других и молитвами святых монахов, но это полное и всеобщее
равнодушие к историческому деланию добра, к проведению
воли Божией в собирательную жизнь людей — ничем не
уравновешивалось и не искупалось.
Прямые преемники римских кесарей забыли, что они вместе
с тем делегаты верховной власти Христовой. Вместо того чтобы
унаследованное ими языческое государство поднимать до
высоты христианского царства, они, напротив, христианское
царство понизили до уровня языческой самодовлеющей
государственности. Самодержавию совести, согласной с волею Божией,
они предпочли самодержавие собственного человеческого
произвола, представляющего сосредоточенную в одном лице сумму
всех частных произволов. Они называли себя автократорами,
но, в сущности, были, как и языческие императоры, лишь
пожизненными, а иногда и временными уполномоченными народ-
Ной толпы и ее вооруженных сил.
Оказавшись безнадежно неспособною к своему высокому
назначению — быть христианским царством, — Византия теряла
^утреннюю причину своего существования. Ибо текущие,
°оычные задачи государственного управления могли, и даже
г°раздо лучше, быть исполнены правительством турецкого сул-
°Па, которое, будучи свободно от внутреннего противоречия,
1 *ло честнее и крепче и притом не вмешивалось в религиозную
' );1асть христианства, не сочиняло сомнительных догматов и
^'овредных ересей, а также не защищало православия иоеред-

440
Вл. С. СОЛОВЬЕ В
ством повального избиения еретиков и торжественного сожига
ния ересиархов на кострах.
После многих отсрочек и долгой борьбы с материальным
разложением Восточная империя, давно умершая нравственно,
была, наконец, как раз перед возрождением Запада, снесена с
исторического поприща. Хотя современникам этой печальной
катастрофы внутренняя причина ее и не была совсем ясна,
однако и они заметили еще другое совпадение событий: турки
покончили с царством Константина именно в то время, когда в
Восточной Европе встал на свои ноги новый исторический
деятель, способный принять ту задачу христианского царства, в
исполнении которой Византия оказалась так жалко
несостоятельной.
Ill
Славянофинская народность, оплодотворенная
германцами, — Россия с самого начала своей исторической жизни
обнаружила преимущества своего религиозно-политического сознания
перед византийским. Первый христианский князь киевский,
который, бывши язычником, неограниченно отдавался своим
естественным склонностям, — крестившись, сразу понял ту
простую истину, которой никогда не понимали ни византин
ские императоры, начиная с Константина Великого, ни
епископы греческие, между прочим и те, что были присланы в Киев
для наставления новых христиан, — он понял, что истинная
вера обязывает, именно обязывает переменить правила жизни,
своей и общей, согласно с духом новой веры. Он понял это и я
применении к такому случаю, который был неясен не для од
них византийцев; он нашел несогласным с духом Христовым
казнить смертью даже явных разбойников. Новокрещенныи
Владимир понял, что отнимать жизнь у людей обезоруженных
и, следовательно, безвредных — в отмщение за их прежние
злодеяния, противно христианской справедливости. Замечателык».
что в таком отношении к этому вопросу он руководился не
одним только естественным чувством жалости, а прямо своим
сознанием истинных христианских требований. В ответ на увеии»
ния греческих епископов, уговаривавших его казнить злодеи,
он не говорил, что ему их жалко, а сказал: «боюся греха», т. е-
боюся поступать противно тому, что должно по высшему
нравственному началу. В отличие от своих мнимо христианских н«г
ставников он боялся греха больше, чем разбойников, и не его

gf/MiHrnuJM и Россия 441
вциа, если чужой авторитет, пренебречь которым он не мог,
ограничил в этом случае самодержавие совести, подобающее
христианскому государю.
Находя несправедливою смертную казнь, Владимир также
отрицательно относился и к войне с христианскими народами,
сохраняя свою дружину только для защиты земли от диких и
хищных кочевников, недоступных никаким другим
аргументам, кроме вооруженной силы.
Подчиняя внешнюю политику духу миролюбия, Владимир
во внутренних делах проявлял дух Христов не только с
отрицательной его стороны — справедливости, в силу которой он
считал грехом умерщвлять даже разбойников, но и с
положительной стороны — милосердия, о чем свидетельствуют его
постоянные заботы о бедствующем населении Киева и других
мест •'■".
Верное понимание христианства сказалось, наконец, и в том
светлом радостном настроении, которое возобладало в жизни и
княжении Владимира и осталось в народной памяти о нем,
связанное с полуисторическими, полумифологическими образами
и выраженное в прозвании Красного Солнышка. Этим светлым
настроением не исключалось, как мы знаем, не только сознание
прежних грехов, но и боязнь греха в настоящем. В истинном
христианстве все это совмещается: основанное на искуплении
прошедшего, давая норму настоящей деятельности, оно живет
в будущем, радостно предваряя наступление полного
совершенства — не духовной только, но и материальной жизни. Таким
образом, наш первый христианский государь со всех сторон
верно понял и принял нравственную сущность христианства,
которая есть «правда, милость и радость о Духе Святом».
IV
Христианское сознание в России не умерло с его первым
выразителем. Через сто лет после Владимира Св. его правнук
Владимир Мономах оставил поучение, проникнутое тем же духом.
Важен не столько факт этих забот, сколько их чисто нравственные
побуждения» явствующие из рассказа летописца. В княжение
Владимира не было какого-нибудь общего народного бедствия,
которое грозило бы безопасности государства; но этот князь считал для
себя непозволительным оставлять в беспомощном положении кого
бы то ни было из своих подданных.

442
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
Но пример этого самого Мономаха достаточно показывает, что
осуществление нравственного порядка в мире или хотя бы
только в одной стране, кроме личного сознания истины и личной
доброй воли, требует еще сложных историко-политических
условий, которые вдруг не даются. Владимир Мономах, который,
подобно своему прадеду, был настолько проникнут
христианским духом, что считал непозволительным умерщвлять даже
злодеев, должен был всю свою жизнь провести на коне в
непрерывных походах, защищая народ от диких хищников или ус-
миряя усобицы князей.
Исторический народ для того, чтобы исполнить свое
назначение, чтобы становиться христианским царством и
способствовать всемирному совершенствованию, должен прежде всего
существовать. А то положение дел, которое ярко
засвидетельствовано в поучении Мономаха, а также в «Слове о полку Иго-
реве», грозило самому существованию русского народа. Это не
было пустым страхом, ибо под рукой были примеры народов,
не успевших сложиться и погибших от нестроения
политического.
Ясно было для всех людей здравого смысла и доброй воли,
чего недоставало России. Высший духовный свет был внесен в
темную душу народа и поддерживался в ней достойными
подвижниками благочестия и милосердия; христианство
приносило плоды в личной жизни многих, а целое общество погибало
от братоубийственной розни, делавшей его беззащитным
против внешнего врага, несшего с собою разрушение и одичание.
Ясно, что прежде всего нужно было обеспечить существование
национального тела, сплотивши его сосредоточенною и
крепкою организацией, — т. е. создать сильное государство. Эта
необходимость, уже ясно сознававшаяся ближайшими
преемниками Владимира Мономаха — Юрием Суздальским4 и Андреем
Боголюбским, — была только наглядно подтверждена для всех
монгольским нашествием, против которого
слабогосударственная Русь оказалась беспомощною. И если очевидною причиною
слабости было княжеское многоначалие и междоусобие, то идея
единодержавия явилась для всего народа как знамя спасения.
К этому тяготело и наше национальное миросозерцание,
которое ближайшим образом определило и характер нашей
монархии.
Вследствие существенной однородности земледельческого
населения и отсутствия обособленных общественных групп ~"
феодальных, городских, церковных — в России не могло
явиться западноевропейское понятие государства (Status) как равно'

риланти-iM и Россия 443
песня самостоятельных и равносильных элементов. Самое слово
оСударство -■= гоеподарство в первоначальном своем значении
указывает на домовладыку, который, конечно, не был
представителем равновесия борющихся домочадцев, а был
полновластным хозяином родового общества. Даже там, где единовластия
не было на деле, оно оставалось в олицетворяющем
представлении и слове. Так, хотя позднейшие историки и говорят о наших
аародоправствах, но сами эти так называемые
«народоправства» выражались о себе иначе. Новгородцы называли свое
государство «господин Великий Новгород», олицетворяя его в
образе могущественного монарха. Этот моиарх враждовал против
московского монарха, а не против монархической идеи. Что
борьба Рязани или Твери против Москвы была только
соперничеством за обладание верховною властью, а никак не
принципиальным противодействием единодержавию — ясно само
собою. Местное соперничество не имело почвы в народе, который
давно угадал в князьях московских настоящих хозяев земли; а
решительная поддержка духовного авторитета,
представляемого такими иерархами, как св. Алексий, и такими монахами,
как св. Сергий, окончательно утвердила за ними высшее
значение христианских государей, к которым затем при Иване III
перешло и историческое преемство Восточно-римского царства.
Но очень скоро оказалось, что это историческое наследие
есть не только дар и преимущество, но и великое испытание.
Первым настоящим носителем царского самодержавия у нас
должен быть признан Иван IV не только по фактической
полноте своей власти, но и по ясному сознанию о ее характере и
источнике. Без сомнения, между Владимиром Святым и Петром
Великим, это есть самое значительное, характерное и
интересное лицо в нашей истории.
V
От Ивана Грозного к нам дошла, между прочим, самая первая
11 самая полная формула христианской монархической идеи:
«Земля правится Божийм милосердием и Пречистыя Бого
"дицы милостию, и всех святых молитвами, и родителей на
Ui*x благословением, и последи нами, государями своими, а не
'' Цдьями и воеводы, и еже и па ты и стратиги...»
Ь'а формула безукоризненна: нельзя лучше отразить хри-
•'•Шскпй взгляд на земное царство. Но если это совершенное
"Но сопоставить с историческим образом того, кто его произ-

444
Вл. С. СОЛОВЬЕ/j
нес, то какой новый, потрясающий, трагический смысл оно
получает. Поистине русская история по глубокому внутреннему
интересу не уступит никакой другой.
Об Иване Грозном в русской литературе много судили с
равных точек зрения и высказывали о нем различные частные
мнения, верные и неверные. Насколько мне известно, его не
подвергали только окончательному суду той высшей
инстанции, которая указана Св<ященным-* Писанием: «От своего
слова человек оправдается и от своего слова осудится» \ Между
тем этот суд есть не только самый правильный, но и самый
интересный, потому что только в сопоставлении с этим своим
пребывающим словом личность Ивана Грозного получает общее и
поучительное значение, тогда как помимо этого она есть только
одно из минувших и неповторяемых воплощений человеческого
зла.
В той формуле Ивана Грозного есть отрицательная и
положительная часть: указано, кем земля не правится (в смысле
самостоятельной власти) и кем она правится согласно идее
христианского царства. Земля не правится судьями и воеводами
это отрицательное указание справедливо поставлено в конце
формулы, потому что оно имеет в ней лишь второстепенное
значение. Что верховная власть христианских государей не
ограничена снизу — в этом собственно для нее нет ничего
характерного, так как это в равной мере принадлежит и власти языческих
деспотов: и для Навуходоносора0, и для Нерона их «ипаты и
стратиги» были не самостоятельными участниками в правде
нии — а только слугами. При всей своей важности в связи с
другими определениями, этот отрицательный признак сам по
себе не отличает качественной сущности правления, будучи
безразличен даже в отношении к христианству и язычеству.
Существенное значение принадлежит, следовательно,
положительной части формулы. «Земля правится Божипм
милосердием и т. д. — и последи — нами, своими государями». Из по
рядка речи и из слова «последи» совершенно ясно, что власть
государя утверждается здесь как делегация свыше с совершен
но определенным религиозно-нравственным характером и и;'
значением, на которые указывают такие условия и посредства
как милость Пречистой Богородицы, молитвы всех святых ^
благословение родителей.
Таким образом, царствование Ивана Грозного в ту эпоху-
когда окончательно определился его характер, не есть толь№
собрание всяких ужасов, а имеет более глубокое значение
отступления от им самим формулированной монархической иде1'

pn iiiHiniuM и Россия 415
п противодействия им самим провозглашенной верховной
власти. Божье милосердие и милость Пречистой Богородицы не
разрешали Ивану Грозному избить десятки тысяч мирного
новгородского народа; он сам и вся Россия без малейшей тени
сомнения знали, что, совершая это избиение, он поступал прямо
вопреки тому, что требовало Божие милосердие, следовательно,
находился в открытом противоречии с тою верховною властью,
от которой он имел поручение последи ее править землею.
Совершенно ясно, что «молитвы всех святых» не уполномочивали
благочестивого царя умертвить святого митрополита Филиппа,
и не менее ясно, что ближайшая из провозглашенных им
санкций и источников его власти — «благословение родителей» —
была дана ему не для того, чтобы он убийством своего
наследника привел династию к прекращению и лишил своих
родителей родового преемства.
Царствование Ивана Грозного было ярким и своеобразным
повторением того противоречия, которое погубило
Византию, — противоречия между словесным исповеданием истины
и ее отрицанием на деле. Он был достаточно учен, чтобы понять
смысл византийской истории, но он не захотел его понять и
предпочел разделять византийскую точку зрения, что истина
не обязывает. Возвращаться к этой «безверной вере» для
наследника Мономаха было тем непростительнее, что он в
собственных предках уже имел пример лучшего сознания, а с другой
стороны, никакая, даже кажущаяся, необходимость не
принуждала его к злодеяниям. Удельное княжеское нестроение,
погубившее Киевскую Русь, несмотря на заложенные в ней семена
здоровой жизни, не существовало более при вступлении
Ивана IV на престол, серьезных противников у единодержавия не
было, следовательно, ничто не мешало царю пользоваться
своею крепкою и неограниченною властью в смысле
христианских начал, им самим провозглашенных, тех самых начал,
которые ранее его не только понимались, но в известной мере и
применялись его киевскими предками. Предпочтя гнилое
языческое предание лучшим заветам Владимира Святого и Моно-
^яха, несчастный царь погубил себя, свою династию и довел до
края гибели саму Россию.
VI
Царствование Ивана Грозного с его ужасами и с его роковы-
последствиями было бы в нравственном смысле вопиющею

446
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
нелепостью, если бы отступление от истинной идеи
христианского царства было только личным грехом царя. Ибо за что бы
тогда лились эти реки крови и за что подвергалось бы вопросу
самое существование целой страны?
Но это не было только личным грехом Ивана IV. Двоедушие
этого царя, который, предаваясь нероновским злодеяниям,
ссылался в то же время на милосердие Божие и милость Пречистой
Богородицы, — это двоедушие поддерживалось и в известном
смысле извинялось политическим двоеверием русского народа.
В области собственно религиозной и бытовой в эту эпоху
двоеверие русского, как и большинства других христианских
народов, есть дело общеизвестное. Менее обращало на себя
внимания характерное явление, свойственное именно русскому
народному сознанию начиная с XV века, именно то, что я
называю политическим двоеверием, — признание зараз двух
непримиримых идеалов царства: с одной стороны — христианский
идеал царя как земного олицетворения и орудия Божьей
правды и милости — идеал, поддерживаемый памятью о лучших из
великих князей киевской и монгольской эпохи, а с другой
стороны — чисто языческий образ властелина как олицетворения
грозной, всесокрушающей, ничем нравственно не
обусловленной силы, — идеал римского кесаря, оживленный и усиленный
воздействием ближайших ордынских впечатлений.
Это вызванное историческими несчастиями возвращение
русского сознания к старому языческому обожанию безмерной
всепоглощающей силы, олицетворенной в монархе,
чрезвычайно выразительно запечатлелось в удивительной легенде, по
которой власть московских государей получает свою верховную
санкцию не от кого иного, как от Навуходоносора, т. е. как раз
от главы сокрушенного Христом языческого колосса, — от
типичнейшего олицетворения богопротивной и свыше обличенной
идеи безграничного деспотизма *.
Всем известно предание о том, что священные знаки царской
власти перешли к московским государям от их предка,
великого князя киевского Владимира Всеволодовича7, который в свою
очередь получил их в дар от восточно-римского императора
Константина Мономаха8 (передавшего Владимиру и это прозвя'
ние). Но откуда взялись эти регалии в самой Византии? На этот
вопрос отвечает наша легенда.
* Легенде этой приписывается происхождение византийское, одиак0
греческого текста ее не найдено; в России же она была очень рас"
пространена в разнообразных, доныне сохранившихся редакциях

рчланпШ'М и Россия 447
После падения Навуходоносорова царства, рассказывается в
пей» Вавилон запустел, сделался жилищем бесчисленных змей
и снаружи был окружен одним огромным змеем, так что город
стал недоступен. Тем не менее греческий царь Лев, «во св.
крещении Василий», решил добыть сокровища, принадлежавшие
некогда Навуходоносору. Собравши войско, Лев отправился к
Вавилону и, не дошедши до него пятнадцать поприщ,
остановился и послал в город трех благочестивых мужей — грека, обе-
жанина (абхазца) и русина. Путь был очень трудный: вокруг
города на шестнадцать верст поросла трава великая, как
волчец; было множество всяких гадов, змей, жаб, которые кучами,
как сенные копны, поднимались вверх от земли, — они
свистели и шипели, а от иных несло стужею, как зимой. Послы
прошли благополучно к великому змею, который спал, и к стене
города. У стены была лестница с надписью на трех языках —
греческом, грузинском и русском, — гласившая, что по этой
лестнице можно благополучно пробраться в город. Исполнивши
это, послы среди Вавилона увидали церковь и, войдя в нее, на
гробнице трех святых отроков, Анании, Азарии и Мисаила9,
горевших некогда в пещи огненной, они нашли драгоценный
кубок, наполненный миррой и Ливаном; они испили из кубка,
стали веселы и на долгое время уснули; проснувшись, хотели
взять кубок, но голос из гробницы запретил им это делать и
велел идти в Навуходоносорову сокровищницу взять «знамение»,
т. е. царские инсигнии. В сокровищнице они среди других
драгоценностей нашли два царских венца, при которых была
грамота, где говорилось, что венцы сделаны Навуходоносором,
царем вавилонским и всея вселенныя, для него самого и для его
Царицы, а теперь должны быть носимы царем Львом и его
царицей; кроме того, послы нашли в вавилонской казне «крабицу
сеРДоликовую», в которой была «царская багряница, сиречь
Порфира, и шапка Мономаха, и скипетр царский». Взявши
в^Щи, послы вернулись в церковь, поклонились гробнице трех
°троков, еще выпили из кубка и на другой день пошли в
обратный путь. Один из них на той же лестнице оступился, упал на
вВДикого змия и разбудил его; когда же «великий змий
услышал его, то встала на нем чешуя как волны морские и начала
^олебаться»; два другие посла ухватили товарища и поспешно
п°Жали; они добрались до места, где оставили своих коней, и
•'■ке положили на них добычу, как вдруг великий змий свист-
Vri: они попадали на землю и долго лежали как мертвые; пока,
1*<онец, очнулись и отправились к царю. Но в царском войске
м^иный свист наделал еще больше беды: погибло немало вой-

448
Вл.С.СОЛОВЫц*
нов и коней. Остальные в испуге бежали, и лишь за тридцать
верст от Вавилона царь остановился подождать своих послан-
цев. Придя, они рассказали свои приключения и отдали царю
инсигнии Навуходоносоровы — те самые, которые — по другим
сказаниям — от одного из последующих византийских
императоров перешли к киевским, а от них — к московским государям.
Другой, позднейший вариант той же легенды (записанный в
самарском крае) прямо ставит на место Византии Москву,
заменяя императора Льва московским государем, — и именно
Иваном Грозным. Это он оказывается непосредственным
преемником Навуходоносоровой власти!
Царь Иван Васильевич кликал клич: кто мне достанет из
вавилонского царства корону, скиптр, рук державу и книжку
при них? По трое суток кликал он клич — никто не являлся.
Приходит Борма-ярыжка и берется исполнить царское
желание. После тридцатилетних скитаний и всевозможных
приключений он, наконец, возвращается к московскому государю,
приносит ему вавилонского царства корону, скиптр, рук державу и
книжку и в награду просит у царя Ивана только одного:
«Дозволь мне три года безданно, беспошлинно пить во всех
кабаках!» — не лишенное знаменательности заключение для этого
обратного процесса народного сознания в сторону диких
языческих идеалов*.
VII
Хотя Борма-ярыжка, от которого Иван IV получил
Навуходоносоровы регалии, доселе представляет немаловажный
фактор русской жизни и русского сознания, однако преобладающего
значения он не имел и в XVI веке. И тогда чувствовалось
противоречие между деяниями Ивана Грозного и идеалом
христианского царя, от которого русский народ все-таки не отказался и
пользу понятий, принесенных из «Вавилона» Бормою-ярыж-
Кой. Было сознание великого отступления от религиозных основ
истинной царской власти, и вследствие этого явилось
стремление торжественно утвердить эти основы, поднять всенародно
значение духовного христианского начала, поруганного грубым
насилием, придать ему новый блеск в лице его видимого Щлр
ковного представительства. При непосредственном преемник
См. у А. Н. Пыпина: Пыпин А. Н. Новая эпоха // Вестник Енр'->г
1894. Январь.

fii.utHtnii-M и России М9
Иванл IV, замаливавшем грехи своего отца, учреждается к
Москве патриаршество, а затем при двух первых царях новой
династии духовная власть в лице патриархов-государей Филарета
Никитича и Никона становится почти равносильной и
равноправной с властью царскою. Эта клерикальная реакция против
вавилонского типа монархии весьма замечательна, но в
окончательном результате она к добру не привела, и это по двум
причинам. С внешней стороны патриаршество, будучи собственно
лишь созданием той же государственной власги, не могло иметь
прочно обеспеченной самостоятельности и влияния; то высокое
значение, которого церковная власть дважды достигала у нас в
XVII веке, как известно, зависело главным образом от того, что
патриарх Филарет был родным отцом царя Михаила
Федоровича, а патриарх Никон — личным другом Алексея
Михайловича, — а при первом столкновении с источником своей силы
иерархия роковым образом обнаруживала свою зависимость от
государственного начала. А с внутренней стороны только
нераздельное преобладание истинно духовного христианского
интереса в обеих властях могло бы сделать соединение их
плодотворным. Но патриаршеское звание само по себе, конечно, не
ручается за христианский дух его носителя, и пример
Владимира Св<ятого> и его греческих епископов показывает, что иногда
светские государи бывают более восприимчивы к высшим
духовным требованиям, нежели официальные представители церкви.
Патриарх Никон, пользовавшийся благодаря преданности
ему царя фактически почти верховною властью, по
собственному сознанию своих прав и преимуществ был в нашей истории
главным и, к счастию, единственным значительным
представителем клерикализма, за что он по недоразумению и превознесен
своим католическим биографом (Пальмером), который не
сообразил, что превращение московского патриарха в какого-то
восточного quasi-папу сделало бы вполне невозможным какое бы
то ни было сближение России и Востока с настоящим римским
папством. Негодность никоновского клерикализма мы познали
по его горькому плоду — церковному расколу, — который,
однако, есть худо не без добра, так как благодаря ему местный
' *ерикализм в России сделался окончательно невозможным.
Чтобы стать на путь христианского царства, Россия XVII в.
нУждалась не в никоновском клерикализме, а в сознании своей
''"состоятельности и в решении действительно улучшить свою
1 чзнь. Крепкое государство было создано Москвою, националь-
ч"е существование обеспечено. Но историческому народу, как и
1 гДельному человеку, мало существовать — он должен стать до

450
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
стойным существования. В мире несовершенном достоин
существования только тот, кто освобождается от своего
несовершенства — кто совершенствуется. Византия погибла потому, что
чуждалась самой мысли о совершенствовании. Всякое
существо, единичное или собирательное, которое отказывается от
этой мысли, неизбежно погибает. Ибо этот отказ от задачи
совершенствования может иметь только два смысла. Или мы
считаем себя уже совершенными, — что есть безумие и богохульство;
или же, зная свое дурное состояние, мы им довольствуемся, не
желая ничего лучшего, — что есть отречение от самой
сущности нравственной человека, или от образа и подобия Божией
бесконечности в нем.
Россия в XVII веке избегла участи Византии: она сознала
свою несостоятельность и решила совершенствоваться.
Великий момент этого сознания и этого решения воплотился в лице
Петра Великого. Если Бог хотел спасти Россию и мог это
сделать только чрез свободную деятельность человека, то Петр
Великий был несомненно таким человеком. При всех своих
частных пороках и дикостях, он был историческим сотрудником
Божиим, лицом истинно провиденциальным, или
теократическим. Истинное значение человека определяется не его
отдельными качествами и поступками, а преобладающим интересом
его жизни. И едва ли во всемирной истории есть другой пример
такого, как у Петра Великого, всецелого, решительного и
неуклонного преобладания одного нравственного интереса общего
блага. От ранних лет понявши, чего недостает России, чтобы
стать на путь действительного совершенствования, он до
последнего дня жизни заботился только о том, чтобы создать для нас
эти необходимые условия. В лице Петра Великого Россия
решительно обличила и отвергла византийское искажение
христианской идеи — самодовольный квиетизм. Вместе с тем Петр
Великий был совершенно чужд навуходоносоровского идеала
власти для власти. Его власть была для него обязанностью
непрерывного труда на пользу общую, а для России —
необходимым условием ее поворота на путь истинного прогресса. Без
неограниченной власти Петра Великого преобразование нашего
отечества и его приобщение к европейской культуре не могло
бы совершиться, и он сам смотрел на свое самодержавие как на
орудие этого провиденциального дела. Он никогда и не помыШ"
лял о своей власти отдельно от той задачи, для которой она слУ"
жила, и не принимал никаких искусственных мер для огражд?'
ния этой власти в видах личного или династического интересе
к которому он, вследствие особых обстоятельств, относился

Пчлантшм и Россия 451
аЖе враждебно. Для Петра Великого все, даже жизнь
единственного его сына, зависело от интересов его дела, и у него не
было ни одного врага, кроме врагов его дела.
А дело его состояло в том, чтобы дать России реальную
возможность стать христианским царством -- исполнить ту задачу,
0т которой отреклась Византия. Известное подложное завещание
Петра Великого обязывало Россию завоевать Константинополь
и йотом весь мир. Действительное завещание Петра Великого,
написанное его делами на лучших страницах русской истории,
обязывало Россию, научившись уроком Византии, приняться
за то, что должна была, но чего не захотела делать империя
Константина, вследствие чего она и погибла. Усвоивши себе
значение третьего Рима, Россия, чтобы не разделить судьбу
двух первых, должна была стать на путь действительного
улучшения своей национальной жизни — не для того, чтобы
завоевать весь мир, а для того, чтобы принести пользу всему миру.
VIII
По самой идее христианства, как религии богочеловеческои,
христианское царство должно состоять из свободных
человеческих лиц, как и во главе его должно стоять такое лицо.
Понятие человеческой личности в ее безусловном значении было
совершенно чуждо византийскому миросозерцанию, как это
признается и его сторонниками. Развитие этого существенного
для христианства начала, совершенно задавленного на Востоке,
составляло смысл западной истории. Сближение с Европой,
которым мы обязаны Петру Великому, принципиальную свою
важность имеет именно в этом: чрез европейское просвещение
Русский ум раскрылся для таких понятий, как человеческое
Достоинство, права личности, свобода совести и т. д., без
которых невозможно достойное существование, истинное совершен-
■твование, а следовательно, невозможно и христианское цар-
,л-*ю. Об этой стороне своего дела сам Петр Великий прямо не
лУМал, но это не уменьшает его значения *.
Через полвека после Петра В* еликого> люди, приобщенные
благодаря его реформам к умственному движению Европы, ста-
Нельзя, впрочем, сказать, чтобы совсем не думал: между книгами,
которые по его приказанию переводились на русский язык, рядом
с учебниками арифметики и фортификации, были также
сочинения Самуила Пуффендорфия и Гуго Гроция ,п, лучших некогда
выразителей западного правового сознания.

452
Вл. С. СОЛОВЬЕ^
ли ясно понимать и громко заявлять, что личное рабство -
крепостное состояние, в котором благочестивая Москва, как ц
благочестивая Византия, не подозревала ничего дурного, есть
вопиющее нарушение неотъемлемых человеческих прав,
несовместимое с достоинством просвещенного государства.
Требования такой коренной перемены могли казаться материально
опасными, но нравственная обязанность, вытекавшая из идеи
христианского царства, овладела — вслед за немногими
частными умами — и мыслию русских государей. Решительное
исполнение этой обязанности блистательно оправдало дело Петра
Великого и «петербургскую эпоху» русской истории.
В освобождении крестьян, как и в других реформах того же
направления, Россия в лице своего государя еще раз после
Петра Великого и на новой высшей ступени своего исторического
развития отказалась от византийского искажения христианства
и на деле признала то нравственное начало, которое обязывает
к деятельному добру, к действительному исправлению и
совершенствованию народной жизни.
Нельзя, однако, сказать, чтобы это было сделано с полною
сознательностью. Такие вопиющие общественные грехи, как
крепостное право, продажные суды, квалифицированная смерт
ная казнь, — были решительно осуждены совестью и
упразднены; тем самым были исполнены некоторые условия для того,
чтобы Россия стала христианским царством, или — что то
же — были устранены некоторые препятствия на пути к этой
цели. Но сама цель не ставилась ясно и во всем своем объеме, а
вследствие этого и многие важные условия для ее достижения
не только не исполнялись, но и не сознавались.
Этим же недостатком сознательности в русском общее*! ве
объясняются еще особые странности в нашей новейшей истории.
С одной стороны, люди, требовавшие нравственного
перерождения и самоотверженных подвигов на благо народное, связывали
эти требования с такими учениями, которыми упраздняется
самое понятие о нравственности: «ничего не существует, кроме
вещества и силы, человек есть только разновидность обезьяны,
а потому мы должны думать только о благе народа и полагать
душу свою за меньших братьев». С другой стороны, люди,
исповедовавшие, и даже с особым усердием, христианские начала
вместе с тем проповедовали самую дикую антихристианскую
политику насилия и истребления. — Первое противоречие при
надлежит прошедшему. Второе, более глубокое и пагубное, em»1
тяготеет над нами. Пора, наконец, освободиться от этого исто
рического яда, поражающего самые источники нашей жизни-

ри.шнтизм и Россия
453
IX
Политика христианского государства, очевидно, должна
быть христианскою политикой. Здесь прежде всего возникает
вопрос об отношении такого государства к тому обществу или
тому учреждению, которое содержит в себе и представляет
собою самые основы христианства на земле, — т. е. к церкви.
В Византии вопрос этот был решен определенно и просто.
Иерархия греческой церкви очень рано отказалась от своей
обязанности представлять перед своим государством вечную
правду, во имя которой оно должно управлять временною жизнью
народов и вести ее к высшей цели. В Константинополе едва ли не
последним предстоятелем церкви в этом смысле был св. Иоанн
Златоустый. У него были преемники, но не было
продолжателей, а через несколько веков после него иерархия теряет
высшее управление даже собственно церковной жизнью, органом
которого были вселенские соборы: последний такой собор на
Востоке был созван, как известно, в 787 г., а с конца
следующего, IX, века не только вселенских, но и вообще никаких
самостоятельных и с историческим значением соборов уже не
собирается более в греческих странах: высшею церковною властью
являются «вселенские патриархи» в Царьграде, но это только
пышное название, ибо они находятся вполне в руках светской
власти, которая по собственному усмотрению возводит и
низвергает их, так что в действительности верховное управление
византийскою церковью принадлежит всецело и безраздельно
императорам, которым кроме царских воздаются и
архиерейские почести.
Этот существенный и характерный для византизма церков-
но-государственный строй был если не причиною, то главным
Условием искажения самой царской власти в Восточной
империи, — ее превращения из христианской в «Навуходоносоро-
ВУ»> а следовательно — и рокового крушения Византии.
В Древней Руси были задатки более правильных отношений
Между духовным и светским началами, между церковью и
государством, но в силу исторических условий эти задатки не могли
оазвиться, и убиение св. митрополита Филиппа явилось на на-
:1ей почве самым ярким примером вавилонско-византийского
Деспотизма. Надежда спасения для нас заключалась в том, что
11 Московская Русь не могла удовлетвориться таким типом са-
ТГ)Державия. В новой России первый, кто ясно осознал
необходимость самостоятельного религиозного авторитета в истинном
1,1 смысле, — не как ограничения, а как восполнения самодер-

454
B.l С. СОЛОВЫЩ
жавной царской власти, — был именно тот, кого не без
видимых оснований обвиняют в порабощении Церкви у нас, и
удивительным образом это сознание истинного идеала церковно-го-
сударственных отношений явилось у великого преобразователя
и выражено им как раз по поводу того дела, в котором его
личность явилась с самой непривлекательной стороны и которое
составляет самый мрачный эпизод его царствования. Я
разумею дело царевича Алексея Петровича. Припомним главные
обстоятельства и ход этой трагической истории.
В малолетство царевича Алексея Петр В- еликий> разрывает
свой брак с его матерью ради привязанности к немецкой девице
Анне Монс, насильно постригает бывшую царицу и запирает в
монастыре навсегда; потом, когда Анну Монс заменила
Екатерина Скавронская, присоединяя к ее православию, Петр
заставляет сына быть ее восприемником. Все это совершается с
прямым участием церковных властей. Вместе с тем Петр
позаботился дать сыну достаточное по тому времени образование и
старался приучить его к воинскому и правительственному
делу; при других условиях он мог бы оказать на него
благотворное влияние примером собственной неустанной работы на
пользу общую, — но царевич по природе был совсем не склонен
и неспособен к публичной деятельности, чувствовал себя
хорошо только в частной жизни, где менее всего получал
назидательных примеров от отца, а тот между тем с бранью и побоями
требовал от него, чтобы он переделал свою природу, «отменил
свой нрав». Естественным следствием всего этого было, что
когда царевич достиг совершеннолетия, то «не токмо дела
воинские и прочие отца его дела, но и самая его особа зело ему
омерзела и для того всегда желал быть от него в отлучении»... Когда
его звали к отцу для дела или для праздника, напр<имер>, на
спуск корабля, он говорил: «Лучше бы я на каторге был или в
лихорадке лежал, чем там быть» *. При таком настроении сын
неизбежно становился на сторону людей хотя и не
злоумышлявших прямо против его отца, но враждебно относившихся к
его делу, мечтавших о повороте назад.
Оставить Россию во власти человека, не понимавшего ее
исторических потребностей и готового разорить великое «наса>*<~
дение», — Петр не мог. Как самодержавный государь, он имел
право лишить его престолонаследия, а как преобразователь
России, сознававший важность и провиденциальное значение
своего дела, он был нравственно обязан так поступить, и его слов*11
■•'• Соловьев С. История России. Т. XVII. Гл. II.

рнмтнгпи-м* и Россия 455
<<TTVniuie будь чужой добрый, неже свой непотребный» — вполне
достойны великого человека *.
Лишая сына наследства, Петр исполнял только свой долг и
»еЙствовал по чистой совести: но, идя далее, он увлекался злою
страстью и сам чувствовал это, как сейчас увидим; если это
доброе чувство не взяло в нем верха, то лишь потому, что злая
страсть явилась в благовидной личине того же общественного
интереса, которому он отдал свою жизнь: «За мое отечество и
люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя
непотребного пожалеть?» **.
Когда царевич Алексей, заявивший отцу, что желает
монашеского чина, затем в сопровождении какой-то Афросиньи
бежал в Вену и Неаполь, Петр имел прямой повод исполнить свой
долг перед Россией, — законным образом устранить от
престолонаследия человека, столь явно недостойного. Но злая страсть
под личиною высшего общественного интереса внушала Петру,
что сын-бунтовщик опасен, что оставить его за границей нельзя,
что он может сделаться там орудием в руках врагов России.
И вот употребляются всевозможные меры, чтобы возвратить
царевича, ему обещается полное прощение: «Буде же
побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаюсь Богом и судом Его,
что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь
покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься» ***.
Это торжественное обещание было подтверждено через
несколько месяцев перед самым возвращением царевича: «Письмо твое
я здесь получил, на которое ответствую: что просишь
прощения, которое уже вам пред сим чрез господ Толстого и
Румянцева11 письменно и словесно обещано, что и ныне подтверждаю, в
чем будь весьма надежен» ****. Прощение было обещано без
всяких других условий, кроме возвращения в Россию; но когда
Даревич вернулся, были поставлены еще два условия: если он
откажется от наследства и если откроет всех людей, которые
присоветовали бегство. Алексей исполнил и то и другое: указал
сначала словесно, а потом письменно на своих доброжелателей
и торжественно в Успенском соборе отрекся навсегда от прав на
престол. Обнародованный в тот же день царский манифест под-
* Эти слова написаны до рождения другого сына (от Екатерины), и
выражают, таким образом, серьезную готовность совсем отречься
от династического интереса ради блага отечества.
** Соловьев. Там же.
'*** Там же.
"'"*** Там же.

456
Вл. С. СОЛОВЬЕ ft
тверждал полное прощение: «И хотя он, сын наш, за такие
противные поступки, особенно за это перед всем светом нанесенное
нам бесчестие чрез побег свой и клеветы, на нас рассеянные,
как злоречащий отца своего и сопротивляющийся государю
своему, достоин был смерти, — однако мы, соболезнуя о нем
отеческим сердцем, прощаем его и от всякого наказания
освобождаем» :V.
Дело могло бы считаться конченым. Приверженцы Алексея,
столь недостойно им оговоренные, были уничтожены; на него
самого никто более не возлагал никаких надежд, он возбуждал
только презрение. Обстоятельства его побега и возвращения
были хорошо известны; когда он ехал в Россию, прежний его
доброжелатель, князь Василий Владимирович Долгорукий,
говорил князю Богдану Гагарину: «Слышал ты, что дурак
царевич сюда идет, потому что отец посулил женить его на Афроси-
нье? Жолв ему — не женитьба! Черт его несет! Все его
обманывают нарочно» **. Но Петру под влиянием непобежденной злобы
мерещились серьезные опасности от несчастного Алексея;
конечно, он теперь безвреден, но чего можно от него ожидать в
будущем, после смерти отца? Хотя не было никакого основания
для уверенности, что слабый и болезненный сын непременно
переживет богатыря-отца, который был только осьмнадцатью
годами старше его, но воспламененная страсть легко
превращает возможное в неизбежное, чтобы сделать его причиною
действительного зла. В то время как несчастный царевич
униженно умолял свою мачеху содействовать его скорейшей женитьбе,
дело о нем возобновляется без всякого серьезного повода с его
стороны. Спешившую к нему Афросинью схватывают и
подвергают допросу; узнают бабьи сплетни о разговорах и чувствах
Алексея; никакого преступного действия, кроме уже
прощенного бегства за границу, взвести на него невозможно. Тем ш"1
менее его арестуют и подвергают двукратной пытке. Тут
великий царь почувствовал, что неограниченность его власти не №
бавляет его от ограничений, налагаемых человеческою немо
щыо, и что его самодержавная совесть требует восполнения и
поддержки в борьбе против превозмогающей злой страсти.
Созывается знатное духовенство и светские особы. К иерархии
русской Петр не чувствовал и не имел причины чувствовать
большого уважения. Но он обращается к ней во имя того
высшего нравственного начала, которое она представляет и на ко-
* Там же.
"■'"" Там же.

uit.niнти-*м и Россия 157
Тором основывается ее авторитет. «Понеже вы ныне, — так
гласило царское объявление духовенству, — уже довольно
слышали о малоелыхапном в свете преступлении сына моего против
нас, яко отца и государя своего, и хотя я довольно власти над
оным по божественным и гражданским правам имею, а
особливо по правам российским (которые суд между отца и детей и у
партикулярных людей весьма отмещут) учинить за
преступление по воле моей без совета других, — однако ж боюсь Бога,
Оабы не погрешить, ибо натурально есть, что люди в своих
делах меньше видят, нежели другие в их. Та ко ж и врачи: хотя б
и всех искуснее который был, то не отважится свою болезнь сам
лечить, а призывает других. Подобным образом и мы сию
болезнь свою вручаем вам, прося лечения оной, боясь вечныя
смерти. Ежели б один сам оную лечил, иногда бы, не познав
силы в своей болезни, а наипаче в том, что я, с клятвою суда
Божия, письменно обещал оному своему сыну прощение и йотом
словесно подтвердил, ежели истинно скажет. Но хотя он сне и
нарушил утайкою паивалшейтих дел и особливо замыслу
своего бунтовного против нас, яко родителя и государя своего, но
однако ж, дабы не погрешить в том, и хотя его дело не духовна-
го, но гражданскаго суда есть, которому мы оное на обсуждение
иезпохлебное, чрез особливое объявление, ныне же предали;
однако ж мы, желая всякого о сем известия и воспоминая слово
Вожие, где увещевает в таких делах вопрошать и чина
священного о законе Божий, как написано в главе 17 Второзакония,
желаем и от вас, архиереев и всего духовнаго чина, яко
учителей слова Божия, не да издадите каковы» о сем декрет, но да
взыщите и покажете от Св<ященного> Писания нам истинное
наставление и рассуждение: какого наказания сие богомерзкое
и Лвессаломову прикладу12 уподобляющееся намерение сына
нашего, по божественным заповедям и прочим Св<ященного >
Писания прикладам и по законам, достойно. И то нам дать за
подписанием рук своих на письме, дабы мы, из того усмотря,
неотягченную совесть в сем деле имели. В чем мы на вас, яко
!|о достоинству блюстителей божественных заповедей и верных
,!«чстырей Христова стада и доброжелательных отечествия,
надеемся и судом Божиим, и священством вашим заклинаем, да
'пгя всякого лицемерства и пристрастия в том поступите» -.
•)то объявление духовенству есть самый важный для нас до-
Умонт в этом деле. Ясно, чего хотел Петр от духовенства. Он и
'■* того знал, чего требовала от него совесть. Но эта личная со-
('о.'юаьев. Т;ш жг: курсив наш.

458 Вл. С. СОЛОВЬЕВ
весть нуждалась в объективной поддержке религиозного
авторитета, освящающего и тем укрепляющего сознанную
обязанность. Обязанность тут была одна: исполнить данное обещание.
Петр указывает на свое право; но это право упразднено им
самим: ясно, что, давая обещание простить, он отказывался от
права не прощать. Он это хорошо чувствует и лишь слабо
пытается ограничить силу самого обещания, указывает на условный
его характер: «ежели истинно скажет». Но в первом
письменном обещании, по которому царевич вернулся в Россию, этого
условия не было. А если бы и было, то нарушено ли оно
Алексеем? Царь пробует утверждать, что нарушено «утайкою
наиважнейших дел, а особливо замыслу своего бунтовного». Но
утаить не только наиважнейших, а и каких бы то ни было дел
царевич не мог, потому что никаких дел за ним не было, а были
только разговоры и притом пьяные*. Те «замыслы бунтовные»
и «богомерзкие, Авессаломову прикладу уподобляющиеся
намерения», которые обнаруживались в подобных разговорах,
выражали только то враждебное отношение сына к отцу,
которое Петр хорошо знал и прежде. Он сам чувствовал, что такие
обвинения были недостаточны, чтобы упразднить его
клятвенное обещание; не имея силы внутренним подвигом покончить с
внушениями злой страсти и лживого рассудка, говоривших
ему, что он должен одним ударом избавить свое дело от
будущей опасности, — Петр обращается к внешнему авторитету; но
этот авторитет не оказался на высоте своего призвания.
Духовные чины в своем ответе царю не сказали прямо ни да, ни нет.
Приведя из священного писания примеры возмездия и
примеры помилования, они заключают так: «кратко рекше: сердце
царево в руце Божий есть. Да изберет тую часть, амо же рука
Божия того преклоняет» **13. В этом образцовом проявлении
византийского духа или бездушия всего более замечательно то,
что «духовенство не заблагорассудило ничего сказать насчет
обещания, данного царем сыну, тогда как на основании этого
обещания царевич возвратился, и Петр именно указывал на
* Однажды на другой день после «буитовных» речей он спрашивал
своего камердинера: «Не досадил ли вчерась кому?» Тот сказал:
«Нет». «Ин не говорил ли я пьяный чего?» —Слуга повторил его
пьяные речи; тогда царевич молвил: «Кто пьян не живет?! — У
пьяного всегда много лишних слов. Я поистине себя очень зази-
раю, что я пьяный много сердитую и напрасных слов много
говорю, а потом о сем очень тужу» (Там же).
** Там же.

„tt .(ihmii.jm it Россия 459
0бицл11Пе свое, требуя очищения совести» ••'. Светские чины,
после двукратного допроса с пыткою, приговорили царевича к
смертной казни, «подвергая, впрочем, сей наш приговор и
осуждение в самодержавную власть, волю и милосердное
рассмотрение его царского величества, всемилостивейшего
монарха». Таким образом, и они оставляли Петра одного между
голосом его совести и наваждением злой страсти; он не нашел
внешней поддержки в своей внутренней борьбе; он сам должен
Шя решить: остаться ли ему только историческим героем или
присоединить к этому еще более высокое достоинство героизма
нравственного. Накануне полтавской годовщины Петр
потерпел роковое поражение... В записной книге с.-петербургской
гарнизонной канцелярии читается: «26-го июня (1718 г.)
пополуночи в 8-м часу начали сбираться в гарнизон: Его
Величество, светлейший князь (Мепшиков), князь Яков Федорович
(Долгорукий), Таврило Иванович (Головкин), Федор Матвеевич
(Апраксин), Иван Алексеевич (Мусин-Пушкин), Тихон
Никитич (Стрешнев), Петр Андреевич (Толстой), Петр Шафиров,
генерал Бутурлин; и учинен был застенок, и потом, быв в
гарнизоне до 11-го часа, разъехались. Того же числа пополудни в 6-м
часу, будучи под караулом в Трубецком раскате в гарнизоне,
царевич Алексей Петрович преставился» -*.
Дело это не имеет оправдания, но вот в нем важное
смягчающее обстоятельство. Сознавая всю силу своей самодержавной
власти, благодаря которой он вывел Россию на настоящий
исторический путь, Петр Великий почувствовал неполноту этой
власти. Он вовсе не хотел ее ограничивать внешним образом
f «не да издадите каковый о сем декрет»), а именно только
восполнить ее внутренне другим, нравственным, началом —
советом. Он понял на важном частном случае, что государственная
власть, не ограниченная в своих правах, для достойного
исполнения своих обязанностей должна опираться на двоякое
содействие: на религиозный авторитет независимого священства и на
гвободный голос общественной совести в лице лучших людей,
Носителей народной будущности. Петр добросовестно искал
,УГ(->й помощи и не нашел ее; в России не оказалось ни
священна, ни пророка, которые могли бы сказать царю во имя Бо-
'{:ней воли и высшего достоинства человеческого: «ты не
должен, тебе не позволено, есть пределы вечные о. Вместо этого и
Сковные, и мирские советчики, к которым он обращался за
■•' Слова С. М. Соловьеиа (Там жо).
'Гам же.

460
Вл.С.СОЛОИЫ.н
разъяснением своей обязанности, указывали ему только н«*
права его власти, в которых он сам нисколько не сомневался,
но которые считал бесполезными для решения нравственного
вопроса.
X
Когда великий самодержец и преобразователь,
воплощавший в себе лучшие силы русского народа и государства, -
представитель национально-государственного прогресса, —
сознавая свою некомпетентность — окончательно решить по
совести и правде важное и близкое ему дело, обращался к чужому
авторитету и чужому совету, то не являлась ли тут наглядным
образом та истина, что неограниченная власть, по праву
принадлежащая монарху — как носителю
национально-государственного единства, не только не исключает, а, напротив,
требует содействия двух других начал: религиозного авторитета
и нравственного совета! И не обнаруживается ли здесь с такою
же наглядностью еще другая истина: что эти два
восполняющие политическую власть начала должны быть независимы о г
национально-государственной ограниченности, т. е. должны
иметь значение универсальное, сверхнародное? Ясно, что те, к
кому верховный представитель национально-политическою
единства, «отец отечества», обращается за свободною
поддержкою, чрез кого он хочет получить то, чего недостает для нрав
ственной полноты его власти, — ясно, что они должны пред
ставлять собою нечто большее и высшее, нежели отечество,
должны быть носителями всечеловеческого или всемирного го-
знания, которое так же относится к сознанию национально
государственному, как это — к родовому.
Универсальное сознание является в жизни человечества п
двух формах: как предание высшей и всеобъемлющей истины н
ее уже данных, открывшихся в положительной религии нач;п
ках, и как предварение будущего совершенного осуществления
этих начатков в жизни всего мира. Люди священного предания
хранят древний залог всемирного единства, или царства Божия
люди безусловного идеала предвидят, предсказывают и приблп
жают его действительное наступление. Из самого различия
этих двух назначений ясно, что первое служение имеет характер
официальный, а второе — совершенно свободный. Блюстители
данной всемирно-исторической святыни естественно образуi"1
учреждение, называемое вселенскою церковью, с иерархии

ри.шнтизм и Россия 461
ским порядком и преемством. Напротив, провозвестники
идеального совершенства не могут составлять определенного
учреждения, которое, по необходимости будучи несовершенным,
противоречило бы их проповеди и отнимало бы у нее всякий
смысл; представляя общество человеческое в его будущей все-
целости, эти люди не могут иметь настоящих полномочий от
ограниченной его части, в ее данном преходящем состоянии.
Поэтому если действие священника, опирающееся на твердый
камень религиозного факта, имеет нравственно-обязательный
авторитет, то голос пророка, говорящего во имя
бесконечности высших духовных стремлений, имеет лишь силу совета
нравственно-желательного.
Петр Великий был и сознавал себя верховным
представителем настоящих интересов своего отечества. Он не имел
никакого сомнения в том, что его сын, если останется жив, будет
великою опасностью для будущности России и что, следовательно,
видимая польза отечества требует устранить этого человека, а
положительный закон давал для этого царю формальное право.
Но самодержавие совести не позволяло ему довольствоваться
ни сознанием государственной пользы, ни сознанием своего
формального права. Нравственное чувство открывало ему ту
истину, которая доселе остается закрытою для многих: что
земные интересы и права только тогда имеют свое настоящее
значение и достоинство, когда они связаны и согласованы с вечною
правдою и высшим благом. А для определения этой связи в
каждом случае, для согласования временных интересов
государственных и народных с вечными требованиями высшего
порядка совесть государя, как ясно показывает история
византийская и русская, чтобы быть действительно самодержавною
и исполнять свое назначение, должна быть по возможности
ограждена от преобладающего влияния личных немощей.
Предоставленная самой себе, совесть самодержца, как и всякого
человека, может быть ослеплена страстью, обманута ложным
рассуждением и неведением, ослаблена личными грехами.
Окончательное решение всякого дела, без сомнения,
принадлежит этой единичной самодержавной совести, но для того, чтобы
это решение было добросовестно, оно должно быть
предварительно проверено священным авторитетом религии и
свободным советом лучших людей*. Понятно, что для действительно-
* Даже по римско-католическому учению, где монархическая идея в
лице папы возведена на исключительную высоту, только те перво-
священнические решения признаются исходящими ex cathedra и

462
В.Ч.С. СОЛОВЬЕВ
го значения такой проверки представители этого авторитета и
этого совета должны быть и сознавать себя совершенно
независимыми в своем служении. Их голос должен служить
истинному благу государя и государства, а не личному произволу
человека. Таких независимых людей для авторитетного служения ц
свободного совета искал великий самодержец в своем деле и но
нашел. Духовные чины отвечали ему как «лукавые
царедворцы», а начальные светские люди, вместо совета царю, нашли
нужным пытать царевича.
Великий ум преобразователя ясно видел истинную сущность
самодержавия. Для того чтобы верховная власть была
действительно неограниченною, совесть монарха должна быть свободна
не только от внешних ограничений, но главным образом от
внутренних ограничений, неизбежно налагаемых личною
человеческою слабостью, а для этого, т. е. для истинного своего
самодержавия — на деле, а не на словах только, — она должна
быть восполнена и проверена непреложным авторитетом
религии и свободным советом лучших людей, истинных
представителей общественного целого. Виноват ли был Петр в том, что не
имел перед собою ни самостоятельного церковного авторитета,
ни свободы личного сознания?
XI
Доныне не прекращаются обвинения Петра Великого в том,
будто бы он унизил авторитет церкви и подавил свободу
народной жизни. Но несостоятельность России в обоих этих
отношениях ярко обнаружилась в церковно-народном расколе, который
произошел за полвека до петровских преобразований и,
следовательно, не может быть поставлен в вину преобразователю.
Если бы ответственность за ненормальные условия русской
жизни нужно и можно было возлагать на одно лицо, связывать
с одним именем, то это было бы никак не имя царя Петра, а
разве только патриарха Никона.
Так как нация в своем совокупном единстве и особенности
всецело представляется властью государственною, то церковное
потому имеющими непреложный или непогрешительный автори
тет, которым предшествовало (кроме других, чисто религиозны4
условий) правильное ознакомление папы с мнением епископата -
или посредством вселенского собора, пли чрез формальные пись
менные запросы и ответы.

цнзантизм и Россия 463
правительство может иметь самостоятельное значение и
назначение относительно народа и национального государства только
тогдаi когда оно носит в себе и представляет собою сверхнарод-
ное, универсальное начало и, принадлежа данной стране, как
месту своего служения, имеет, однако, высшую точку опоры
вне этого народа и этого государства. Церковное правительство
никак не может быть главою нации, поскольку нация уже имеет
своего естественного и законного главу в лице государя.
Ограничиваясь одною национальною областью, не связанная
действительно с каким-нибудь сверхнародным религиозным средоточием,
духовная власть не может сохранить своей самостоятельности —
иначе в одной стране, у одной нации оказались бы две верховные
власти, два самодержавия, два высших вождя, или две головы
на одном туловище. На самом деле церковное правительство
отдельной страны не может быть подлинно «автокефальным»,
хотя бы и называлось таковым *; если оно, ограничиваясь
одною национальною областью, имеет здесь притязание на
самостоятельную роль, то скоро на опыте познает бессмысленность
таких притязаний, волей-неволей превращаясь всецело в
подчиненное орудие светской власти.
Но патриарх Никон именно имел притязания равняться с
царем в его национально-государственной области — хотел быть
другим государем России, пока не убедился, что на этой почве
он мог быть только если не верным, то мятежным подданным.
Голос Никона не мог иметь религиозного авторитета в глазах
царя, потому что это был голос политического соперника. За
притязаниями московского патриарха не скрывалось никакого
высшего содержания, ничего такого, что делало бы его и при
Даре необходимым для общего блага; поэтому он и был, как
простой дубликат всероссийского государя, справедливо
уничтожен за ненадобностью.
Будучи неправ относительно государя и государства, Никон
ие был прав и относительно народа. Он обратил всю силу своей
власти не против действительных зол и бед народной жизни, а
против невинных особенностей национального русского
предает (в области религиозного обряда); и он боролся против этих
°собенностей не во имя каких-нибудь высших универсальных
ЗДчал, а только во имя другого, тоже местного предания
(греческого). Самое столкновение и разделение из-за обряда не мог-
В специальном смысле слово «автокефальность» обозначает только
иерархическую независимость национальных церквей между
собою, не касаясь вопроса об отношениях к светской власти.

464
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
ло бы произойти, если б патриарх стоял на почве действительно
вселенского, универсального предания, которое, по существу
своему, дает место всем особенным преданиям, не исключая, а
обнимая их собою, как различные частные выражения той же
всеединой и всеобщей жизни.
Но московский патриарх не был носителем вселенского
христианства, а только византийского «благочестия», — того
самого благочестия, которое забыло, что истинный Бог есть «Бог
живых» ы. — Святыня, полученная нами чрез религиозное
предание, — священное прошедшее христианства — может быть
живою основой вселенской церкви, одухотворяющей нашу
национально-государственную жизнь лишь тогда, когда это
прошедшее не отделяется от настоящей действительности и от задач
будущего. Эта святыня, это священное предание должно быть
постоянною опорою современности, залогом и зачатком
грядущего. Чтобы руководить христианским царством, авторитет
церковный прежде всего не должен отделяться от стремления к
безусловному идеалу, т. е. от «духа пророческого». В этом его
жизненная сила. Тогда только и вековечные формы преданной
нам святыни воплощаются в живом и бесконечном содержании.
Тогда эта святыня не только хранится нами как что-то кончен
ное% и, следовательно, конечное, как что-то отдельное от нас и,
следовательно, внешнее, — но и живет в нас самих, и мы
живем ею, не переставая действует в нас, и мы действуем ею.
Церковь, как вселенская или всемирная, т. е. как
соединение всего с Богом, может быть и осуществлена действительно
только чрез всемирную историю — в целой жизни всего
человечества, во всей совокупности времен и народов. Поэтому
святыню предания, т. е. данную основу церкви (в иерархии, догмате,
таинствах), не должно брать как нечто себедовлеющее и
завершенное для нас в отдельности от настоящей и будущей жизни
мира. Отделенная от своего целого и вечного смысла,
признаваемая только как завершенная или поконченная, святыня церкви
необходимо теряет свою бесконечность, переходя в
ограниченные и мертвые формы: ограниченные, потому что завершенная
святыня завершилась когда нибудь и где-нибудь в известных
внешних условиях и границах, — мертвые, потому что эти
границы явления, происшедшего когда-нибудь и где-нибудь,
отделяются здесь от жизни являемого, пребывающей везде и
всегда. — Умерщвленное в Византии, священное предание стало
показывать признаки жизни в России (напр<имер>, борьба
св. Нила Сорского и его учеников за смысл христианства); но и
здесь исторические условия не позволяли ему воскреснуть, а

,%lt,.,/HWU.iM и Россия 465
окончательно добили его, перед Петровской реформой,
фанатики московского византизма — Никон и иже с ним.
XII
Когда совершенство церкви полагается не впереди ее, а
переносится, как это было в Византии, назад, в прошедшее, и это
прошедшее принимается, таким образом, не за основу (как
следовало бы), а за вершину церковного здания, — тогда
непременно случается, что существенные религиозные требования и
условия человеческой жизни, которые должны исполняться
всеми и всегда, приурочиваются исключительно к отдельным
своим историческим выражениям и формам, ■— которые в этой
отдельности могут только тяготеть над живым сознанием в
виде внешнего факта. Это все равно, как если бы мы, например,
духовное предание, связывающее нас с каким-нибудь великим
писателем, отделили от содержания и внутренней формы его
творений и приурочили исключительно к весьма
несовершенной типографической внешности старых его изданий, которые
бы мы и старались с буквального точностью воспроизводить, в
;*том полагая весь долг нашего уважения к великому автору.
Таково было отношение византизма к делу Христову.
Существенное и вечное в религиозной форме остается, конечно, и здесь,
но уже не занимает более сознание, не интересует волю, — на
первый план выступает случайное и преходящее, тщательно
консервируемое; и самый поток христианского предания,
загражденный мертвящим буквализмом, уже не является в своем
всемирном бесконечном просторе, но скрывается за частными
особенностями временных и местных уставов.
Такое замещение в византийских умах вселенского предания
Частным обнаруясивается уже в конце VII века, сильнее
проявляется в IX, а в XI — это есть уже как бы поконченное дело.
Непреложным свидетельством этого печального факта служат
те поводы, по которым совершилось разделение церквей, или,
точнее, разрыв церковного общения между Византией и
Римом. О нравственных и культурно-политических причинах это-
г> разрыва мы здесь говорить не будем"; но весьма
характеристичны для византизма церковный повод и предлог', в которые
"Пеклись эти причины.
• ')тп причины рассмотрены мною в соч. «Великий спор и
христианская политика'» (гл. III и IV).

466
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
Знаменитый Фотий L5 уже в начале столкновения своего с
Римом (не захотевшим признать законность его патриаршества
при жизни неотрекшегося законного патриарха, св. Игнатия 1()
во втором письме к папе Николаю (861 г.) обращает внимание
на некоторые внешние особенности латинской церкви, как-то:
бритье бороды и темени у священников, посты в субботу и т. п.
Сам Фотий был и слишком образован вообще, и слишком тесно
связан с умственным наследием великих учителей церкви, чтоб
придавать существенное значение таким мелочам и видеть в
них препятствие Кг церковному единству; однако в своих
указаниях он ясно намекал на то, что эти обрядовые разности могут
послужить оружием против Рима. И он сам, несколько лет
спустя, воспользовался этим оружием в своем окружном послании
к восточным патриаршим престолам (867 г.), где он осуждает
(наравне с iilioque), как ересь, нечестие и яд, те самые
обрядовые и дисциплинарные особенности западной церкви, которые
он же шесть лет назад признавал за вполне позволительные
местные обычаи. Этот факт, во всяком случае, показывает, что в
среде восточной иерархии, к которой обращался Фотий, было
довольно таких людей, для которых всякое наружное отличие
от местных восточных форм церковного быта являлось
равносильным отступлению от вселенских преданий, — казалось
ересью и нечестием. Если эти люди были благочестивы, то в их
благочестии, привязанном исключительно к своему, родовому,
местному, было слишком много старого языческого элемента.
Таких людей в византийской церкви было немало уже при
Фотий; через два столетия такими являются там чуть не все.
Когда в половине XI века патриарх Михаил Керулларий17 в
своем послании к епископу Иоанну Транийскому, а затем
Никита Стифат (Пекторат)1* в своих полемических сочинениях
торжественно и беспощадно осуждают латинян, как еретиков,
за то, что они постятся по субботам, не поют аллилуйя великим
постом, едят (будто бы) мясо удавленных животных, терпят
бритых священников, епископов с перстнями на пальцах и
употребляют для евхаристии пресный, а не квасной хлеб, — ю
этот приговор уже не вызывает в Византии никакого протеста
или сомнения, так что взгляд, выразившийся в таких
обвинениях, можно считать за решительно господствующий в грече
ской Церкви. Вот как далеко лежат корни нашего русского \w
кола!
Па первый план в этой полемике XI века, в которой вполне
выразился характер церковного византизма, стоит, как
известно, вопрос об опресноках, в силу чего западное христианства

Rn.nlHrrlU.iM И POCCIUI '467
-ь1Л0 тогда предано проклятию как ересь оирееночников, или
бесквасников (азимитов)хк\ В восточной половине
христианского мира издревле употреблялся для евхаристии квасной хлеб,
цо пока вселенское значение церкви и ее таинств ясно
понимались восточными христианами, никому не приходило в голову
свой частный обычай возводить на степень общеобязательного
требования, и установившийся в западных странах
противоположный обычай употреблять для евхаристии пресный хлеб
никого не соблазнял на Востоке и нисколько не мешал полному
общению с Западом. Но с развитием византизма взгляды
изменились, и в XI веке спор об опресноках кончается разделением
церквей. Привходящая подробность обряда принимается за
существенное условие таинства, и особенностям местного обычая
приписывается общеобязательность вселенского предания.
Значению спорного вопроса, свидетельствовавшего об
умалении и измельчании религиозного смысла, соответствовало и
качество аргументов. Превосходство квасного хлеба доказывалось
тем, что он есть хлеб живой, одушевленный; ибо имеет в себе
соль и закваску, сообщающую ему дыхание и движение, тогда
как латинский опреснок суть хлеб мертвый, бездушный, pi
даже недостойный называться хлебом, будучи «как бы кусками
грязи». Можно только пожалеть, что преимущества
жизненности и соли остались в квасном хлебе, а не сделались
отличительными свойствами византийского ума. Впрочем, действительное
основание в пользу употребления квасного хлеба, очевидно,
было то, что оно есть свой, греческий обычай, — тогда как
употребление опресноков есть обычай чужой, латинский. Этот
господствующий мотив невольно высказывается в
постановлении константинопольского (патриаршего) синода, произнесшего
в 1051 г. анафему на папских легатов и на всю западную
церковь. «Некоторые нечестивые люди, — говорится в этом
постановлении, —- пришли из тьмы Запада в царство благочестия и в
сей Богом хранимый град, из коего как из источника истекают
йоды чистого учения до концов земли». Действительное
нечестие этих некоторых людей состояло в том, что они были чужие,
что они пришли с Запада, тогда как царство благочестия и ис-
т'>чиик чистого учения моясет быть только здесь, у нас, на Вос-
т°ке, в нашем городе, — хотя бы это «чистое учение» сводилось
ь тому, что в одном сорте хлеба есть душа, а в другом — нет.
• Ьобить и беречь свое, родное — дело естественное и
справедливее. Нужно только при этом помнить две вещи: во-первых, что
"f*vo обычая нельзя навязывать другим, для которых он не
и,)й, а во-вторых, что есть на свете нечто высшее своего и чу-

468
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
жого и что настоящее место этому высшему — во вселенской
Церкви Божией.
Итак, византизм со стороны религиозной и церковной
уклоняется от полноты христианства не в том, что почитает церковь
как сверхъестественную святыню, сохраняемую неизменным
преданием (ибо она такова и есть по основе своей), а в том, что,
выделяя элемент предания из жизненной целости всемирной
религии, он ограничивает и умаляет самое церковное предание,
приурочивает его к одной части церкви и к одному
прошедшему времени, — превращает вселенское предание в предание
местной старины.
XIII
Движение к партикуляризму в церкви не остановилось на
византизме, но последовательно шло дальше. После того как
вселенское православие превратилось в византийское, или
греко-восточное, из него начали выступать новые национальные
обособления. В этом отношении наш русский раскол
старообрядчества есть лишь дальнейшее последствие византизма, или,
точнее, естественная реакция против него, на той же почве.
В этом его историческое оправдание.
Когда Византия была царствующим градом, главным
политическим средоточием христианского Востока, и греки
византийские были господствующим народом в православном мире,
тогда на этом основании (другого не было) Константинополь
получает центральное значение, и в Церкви восточной
архиепископ Константинопольский называет себя вселенским
патриархом; частное византийское предание возводится на степень
вселенского и общеобязательного, и православная церковь для
восточных христиан становится синонимом Церкви греческой.
Но вот в XV веке, с одновременным падением Константинополя
перед турками и освобождением России от татар, политическое
средоточие христианского Востока переходит из Византии в
Москву; господствующим народом «благочестивого закона>>
вместо греков становятся русские. На тех же самых
исторических основаниях, на которых Константинополь, как
царствующий град, признал себя вторым Римом, полноправным
преемником первого, Древнего Рима, — на тех же самых исторически*
основаниях новый царствующий град, столица восточного пря'
вославия — Москва — была объявлена, как мы знаем, полно-

RtutiHniii.iM и Россия 469
правною наследницею всех преимуществ и притязаний
Византии — не только политических, но и церковных.
Россия получила православное христианство из Византии
уже в том виде, который оно имело там в X и XI веке; вместе с
православием она получила и церковный византизм, т. е.
известный традиционализм и буквализм, утверждение временных и
случайных форм религии наряду с вечными и существенными,
местного предания наряду с вселенским. Но раз было принято
такое смешение и местной форме религиозного предания
приписано безусловное вселенское значение, то естественно
возникает у наших предков вопрос: почему же это значение должно
принадлежать именно греческому местному преданию, а не рус
скому, особенно теперь, когда греки утратили все свои прежние
действительные преимущества? Этот вопрос решался очень
определенно такими людьми, как известный Арсений Суханов2(\
доказывавший огорченным фанариотам21, что теперь
средоточие вселенной уж не в агарянском22 Стамбуле, а в благочестивой
Москве; что наш великий государь в греках не нуждается; что
он сам установил у себя еще большую полноту церковную, чем
та, что была в Византии; что у него патриарх всероссийский
вместо папы римского, а при нем четыре митрополита вместо
восточных патриархов. Но кроме могущества Москва имела
перед Византией), покоренною неверными, и внутреннее
превосходство. Являлось искреннее опасение, что под мусульманским
владычеством грекам трудно сохранить чистоту православия,
что они могут пошатнуться в самой вере. Значит, истинное
благочестие должно сохраняться только в России, находящейся
под благочестивыми государями; значит, истинным
православным преданием должно почитать местное предание русской, а
не греческой Церкви.
И вот подобно тому, как в IX—XI веках темный патриотизм
византийских греков заставлял их видеть сущность
православия в квасных хлебах и небритых бородах греческих
священников, точно так же в XVI—XVII вв. такой же темный патриотизм
Московских людей заставил и их видеть существо благочестия в
незначительных местных особенностях русского церковного
г,,ычая. Эти особенности, каковы бы они ни были сами по себе,
с 1*ановятся неприкосновенною святынею, и на место веры Хри-
1 говой, вечной и всемирной, в умах этих благочестивых людей
пзаметно становится «старая русская вера».
С высшей точки зрения вселенского христианства положе-
ч,° русских старообрядцев было неправильно. Но были ли они
,г правы в историческом смысле, по отношению к своим тог-

470
Вл. С. СОЛОВЬЕВ
дашним, а отчасти и теперешним противникам, — это другой
вопрос. Дело в том, что прямые их противники — патриарх
Никон и его единомышленники — стояли и стоят вовсе не на
точке зрения вселенского христианства, а так же, как и
старообрядцы, на точке зрения местного буквализма, но только не
московского, а прежнего византийского. Известны слова
патриарха Никона: «По роду я русский, но по вере и мыслям —
грек». Если можно быть по вере греком, вместо того чтобы быть
просто христианином, то отчего же не быть по вере русским?
Старая русская вера не должна иметь силы перед всемирною
христианскою верой, но перед старою греческою верой она во
всяком случае имеет равные с тою права.
В «Деяниях» Московского собора 1654 г. рассказывается,
каким образом патриарх Никон начал то исправление
церковных книг, из-за которого произошел наш раскол. Здесь с
полною ясностью можно видеть сущность тех воззрений, которых
держался московский патриарх, и действительный характер
нашего церковного спора. «Входя в книгохранительницу
(Никон) обрете ту грамоту, в ней же писано греческими письмены,
како и коим образом в царствующем граде Москве начаша
патриархи поставлятися; написана же сия грамота в лето 7097
(т.е. 1589)... И обрете еще книгу, писанную с собору
вселенских патриархов греческими же письмены: бе же собор той в
Новом Риме, в Константинополе, в лето 7101 (т.е. 1593)...
В коей книзе соборные глаголы сицевы: "Яко понеже убо совер
шение прият православных церковь не токмо по богоразумия и
благочестия догматом, но и по священному церковных вещей
уставу*, праведно есть и нам всякую церковных ограждений
новину потребляти, — и яже наученная невредима, без
приложения же коего-либо и отнятия приемлющим... И яко да во
всем велика Россия православная со вселенскими патриархи
согласна будет". Прочет же сию книгу государь, святейший
патриарх Никон, в страх велик впаде, не есть ли что погреше
но от их православного греческого закона ***. И нача в нужд-
ных разсмотряти, еже есть символ православныя веры: верую
во единаго Бога и прочая, и узре на сакке святительском, его
же от грек в царствующий град Москву прежде 250 лет принссе
* То есть: так как православная Церковь завершена, или достигла
совершенства, не только со стороны догматического учения, но и
со стороны церковной дисциплины и обряда, то и т. д.
** Т. е. греческими.
** Т. е. нет ли (у нас) какого-нибудь уклонения от их православной*
греческого закона.

£ltjaHrtiuzM и Россия
471
фотий, российский митрополит, символ православный веры
воображен греческими шитыми письмены, во всем согласующся
святей восточней Церкви: потом узре той же символ в
московских в новых в печатных книгах, и многая обрете несогласия».
Известно, в чем состояли эти многие несогласия, испугавшие
патриарха Никона. Во втором члене Символа вместо «рожден-
на, не сотворенная в московских книгах было напечатано:
врожденна, а не сотворенная; в седьмом члене вместо «Его же
царствию не будет конца» в московских книгах стояло: «Его
же царствию несть конца»; в осьмом члене вместо «и в Духа
Святаго, Господа животворящаго», в печатных московских
книгах читалось: «ив Духа Святаго, Господа истиннаго и
животворящаго»... «Таже и святую литургию разсмотрев, обрете в
ней ово прибавлено, ово же отъято и превращено. По сем и во
иных книгах узре многая несходства» -. Все эти многие
несходства в чине литургии и в иных книгах были того же рода, как и
указанные в символе.
Никон, будучи, как сам он заявляет, по вере греком, вполне
разделял то основное заблуждение византизма, что будто бы
«совершение прият православных Церковь», и хотя
решительно невозможно было бы определить, когда же именно она
«прият совершение», но он твердо верил, что это произошло когда-
то в Византии и что это совершение обнимает собою безусловно
все в церкви и не допускает изменения в малейших
подробностях. Так, по его словам в «Скрижали», «страшна заповедь их,
св. вселенских соборов, равне подлагает анафеме и прилагаю-
щаго, и отъемлющаго, и применяющаго наименьшее письмя,
Даже едину черту или йоту, еже есть i, в символе... Яко отнюдь
не подобает в символе веры или мало что, или велико, ни гласа,
ни склада, тамо положеннаго, предвизати, или пременити, но
Цело подобает хранити то всею силою и вниманием, аки зеницу
{)ка, да не под анафему толиких и толь великих святых отец
г-ебя подложим» **.
XIV
Дело патриарха Никона носило печать тройной неправды.
'Ьрвою неправдою — и тут византизм был ни при чем — долж-
См. иеромонаха Пафиутия «Записки», изд. Моск<овского>
Общества истории и древностей российских, 1877, II, 20.
• См.: Там же. С. 15, 16.

472
Вл. Г. СОЛОВЬЕ к
но признать его клерикализм, в силу которого он стремился
религиозный авторитет превратить в политическую власть,
стать другим государем в России, в ущерб единодержавной вер
ховной власти царской; вторая его неправда, в которой он явил
ся всецелым и крайним византийцем, была против вселенского
христианства, которое он со слов греков объявил поконченным,
«совершение приявшим», - подменяя живую религиозную
истину мертвым буквализмом местного предания; третья его
неправда была против русского народа, которому он произвольно
навязывал этот чужой буквализм, несправедливо осуждая и с
жестоким насилием истребляя невинные особенности наших
собственных отеческих преданий.
Объявляя себя по вере греком, Никон оказался по замыслам
и нраву совсем не греком, а неуместным и неудачным
подражателем средневекового папства. И весьма замечательно — как
пример строгой исторической логики, — что греческие
иерархи, призванные в Москву для суда над Никоном, осудили его
только за ту вину, в которой он не был византийцем, в которой
они действительно не могли ему сочувствовать или быть за него
ответственными, — они осудили его за сопротивление царю и за
присвоение политической власти; а в двух других его винах, в
которых главная доля принадлежала византийскому наследию,
не только он был ими оправдан, но они еще и завершили его
дело, предав русских старообрядцев торжественному и беспо
щадному проклятию, как преступников, подлежащих и
церковным и «градским» казням (Московский Большой собор
1666 —1667 гг.).
В этом печальном деянии наряду с греками участвовала и
вся русская иерархия, и нанесла самой себе роковой удар.
Справедливо отказавшись, в осуждении Никона, от его
клерикальных притязаний, она вместе с тем, обратившись к государ
ственной помощи для насильственного подавления раскола,
утратила свою независимость и стала зараз недолжным образом и
служебное отношение к государству и в притеснительное к
народу.
Какую же возможность имел Петр Великий отнять у «цорк
ви», т.е. у русской иерархии, ту самостоятельность и тот
духовный авторитет, которых она сама себя лишила еще раныи*'
его рождения? Он, напротив, безуспешно попытался восстань
вить этот духовный авторитет. В деле великой важности А-*;1
него и для государства он обратился к священному чину, к:'»-
высшей (в религиозно-нравственном смысле) инстанции, за д>
ховным указанием и поддержкой. Его ли вина, что он вмеп(>

пи.мнпи/.iv и Россия 473
этого получил только византийский камень мертвого
буквализма п византийскую змею лукавой лести?
Через три года после того, как русская иерархия на царское
требование авторитетного руководства сумела только ответить:
сердце царево в руде Божий», рука Божия вложила в сердце
царево мудрое решение окончательно отменить патриаршество
ц учредить духовную коллегию, или синод, для заведования
церковными делами под наблюдением и руководством «из
офицеров доброго человека, который бы синодское дело знал и
смелость имел». Эта коллегия получила от царя регламент, и ее
члены, помимо общей верноподданнической присяги, должны
были в качестве церковного правительства присягать государю,
как верховному, или «крайнему», судии сей коллегии.
Включение русской Церкви как одного из «ведомств» с
центральною коллегией во главе в общий состав государственного
управления на одинаковых началах с другими ведомствами
вполне отвечало истинному положению дела, и осуждать Петра
Великого за то, что он не поддерживал искусственно явную
фикцию самостоятельной духовной власти, — значит осуждать
его за то, что он не хотел лгать перед самим собою и перед
историей. Воображают, что церковная иерархия лишилась
независимости и авторитета вследствие учреждения синода, тогда как
совершенно ясно, что синод мог и должен был быть учрежден
вследствие того, что иерархия уже прежде лишилась
самостоятельности и авторитета. Церковное управление уже на деле
превратилось в отрасль государственного прежде, чем было
объявлено в этом качестве официально. Это была одна из
наиболее естественных, правдивых, а потому и прочных реформ
Петра Великого. Почти все основанные им коллегии исчезли или
подверглись коренным переменам, одна «духовная коллегия»,
руководимая «знающим и смелым» обер-прокурором, вот уже
почти два века остается во всей своей неприкосновенности, —
«иное доказательство, что это учреждение не было создано
личным произволом, а вызвано действительными условиями
нашей исторической жизни, сохраняющими до сих пор свою
(,илу. А следует ли признать эти условия нормальными с
высшей точки зрения — это другой вопрос. Почувствовать их
неформальность и пострадать от них нравственно пришлось
самому великому преобразователю в самую трагическую минуту его
*1;из!ш, — но изменить их было не в его власти...

€4^
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
Русская история с древнейших времен
<фрагмент>
5. НОВОЕ ОБЩЕСТВО
Завоевание феодальной России торговым капиталом, каким
бы временным и непрочным оно ни было, должно было
сопровождаться крупными изменениями в быте русского общества.
На всем протяжении своей тысячелетней истории с этой
стороны последнее не переживало, вероятно, более резкой по
внешности перемены. Она особенно поразит нас, если мы взглянем на
это общество сверху. На самом верху пирамиды, там, где еще
так недавно высилось нечто вроде живой иконы в строгом
византийском стиле, медленно и важно выступавшей перед глазами
благоговевшей толпы, выступавшей лишь на минуту, чтобы
тотчас же вновь скрыться в темной глубине теремов, теперь
виднелась нервная, подвижная до суетливости фигура в рабочей
куртке, вечно на людях, вечно на улице, причем нельзя было
разобрать, где же кончалась улица и начинался царский дворец.
Ибо и там и тут было одинаково бесчинно, шумно и пьяно, и там
и тут была одинаково пестрая и бесцеремонная толпа, где
царского министра в золоченом кафтане и андреевской ленте толкал
локтем голландский матрос, явившийся сюда прямо с корабля,
или немецкий лавочник, пришедший прямо из-за прилавка.
Чем дальше от дворца, правда, тем перемена чувствовалась
меньше. Уже служилый человек, довольно охотно надев на себя
немецкий костюм и несколько менее охотно сбрив бороду, сидя
в учрежденной по заморскому образцу коллегии, не прочь был
по старине поместничаться со своим соседом, дома же держал У
себя все по старому чину и если пускал к себе иной день улицу»
то лишь с великою неохотой и по строгому царскому указу-
Ниже служилых шла плотная масса «раскольников и борода"

Расскоя история <• Орскнгиших времен 475
чей», которых перемена не коснулась даже и внешним образом
и которые еще на полтора столетия, до романов Печерского1 и
комедий Островского", сохранили свой «быт» во всей его
неприкосновенности. И уж совсем никакой перемены нельзя было
заметить в многомиллионной мужицкой массе: прежнее
крепостное ярмо ее ничуть не облегчилось от новых порядков, а новая,
капиталистическая барщина с ее утонченными способами
эксплуатации была еще далеко впереди. Употребляя
старофранцузские термины, «двор» изменился сильнее, чем «город», а деревня
совсем не изменилась. Но < двор» был центром совершившегося
экономического переворота — мы видели значение царского
хозяйства в деле образования торгового капитала; «город» был
театром этого переворота, и если теперь, конечно, мы не станем
говорить о «петровской культуре» как о какой-то новой эре для
всего русского народа ■— черед его «европеизации» наступил
лишь во второй половине XIX века, — то все же задача
проследить влияние перемены в народном хозяйстве вплоть до «быта»
н <<нравов» остается не лишенной интереса. Тем более что мы
имеем здесь последовательность явлений, не составляющую
национальной особенности русского народа. Сходство того, что
происходило в России начала XVIII века, с тем, что знакомо
западноевропейской истории XVI, — иногда фотографическое.
И это фотографическое сходство не менее поучительно, нежели
гот всем привычный факт, что город, возникающий в начале
XX века где-нибудь в глуши южной Африки, как две капли
воды будет похож на город, который одновременно строят в
Канаде или даже на европейских «концессиях» Китая.
Утомительное однообразие буржуазной культуры нашего времени на
добрую долю объясняется громадной ролью, какую играет в
современной жизни техника, одинаковая под всеми широтами и
Долготами. Общество начало XVIII века было еще почти столь
же примитивно в этом отношении, как и его предшественники
на два столетия раньше. Стоит почитать переписку
французских чиновников придворного и дипломатического ведомств,
решавших в 1717 году трудную задачу: как им переправить из
Кале в Париж русского царя с его свитой — десятка четыре на-
Рмлу, не больше чем на пару вагонов теперешнего экспресса.
А тогда люди не знали ни днем, ни ночью покоя от мысли: где
достать столько экипажей, чтобы поместить в них такую толпу?
1' «могли выйти из затруднения, только сделав перевозку знат-
е'м* путешественников натуральной повинностью местного
|п'стьянства. Общество, так еще мало умевшее бороться с
пришлой, должно было гораздо более нашего зависеть от времени и

476
Л/. Н. ПОКРОВСКИЙ
пространства. Тем удивительнее смотреть, как русские
современники Петра до мелочей воспроизводят отдаленный от них на
два столетия и большинству из них совершенно незнакомый
итальянский и фландрский «ренессанс».
Возьмем классическую характеристику этого последнего,
сделанную в свое время Тэиом*. «Живописные праздники,
которые давались во всех городах, торжественные въезды, маска
рады, кавалькады составляли главное удовольствие народа л
государей... Когда читаешь хроники и мемуары, видишь, что
итальянцы хотели сделать жизнь роскошным празднеством. Все
другие заботы им казались глупостью». Мы не должны
смущаться этим общим определением — «итальянцы»: в приведенных
автором примерах мелькают имена Гадеаццо Сфорцы\ герцога
миланского, кардинала Пьетро Риарио, Лаврентия Медичи",
папы Александра VI6 или Льва X7. Итальянцы, стремившиеся
превратить свою жизнь в роскошный праздник, — это опять-
таки «двор» и отчасти «город»: итальянское крестьянство жило
и тогда так же, как двести лет раньше и как двести лет спустя.
Приглядитесь к подробностям этого «роскошного праздника».
У папы Льва X был шут, монах Мариано, «страшный обжора,
который мог проглотить сразу вареного или жареного голубя и
мог съесть за один присест сорок яиц и двадцать цыплят». Папу
очень забавляла картина, где Мариано был изображен,
окруженный всячески издевавшимися над ним чертями. В
присутствии папы представляют комедию, один сюжет которой,
любезно объясненный предварительно публике папским нунцием,
заставил покраснеть присутствовавших французских
дипломатов. А можно себе представить, насколько целомудренны были
эти современники Франсуа I8, «тешащегося короля» (le roi qui
s'amuse)! Когда публика расходилась после этого спектакля,
была такая давка и толкотня, что счастлив был тот, кому только
«чуть-чуть» не сломали ногу. А накануне папа смотрел турнир
между двумя кавалькадами: одна была одета в костюмы мавров,
другая — в испанские. Дрались «только» палками, «что было
очень красиво видеть и безопасно». Но на другой день был бой
быков, уж не столь безопасный: во время него было убито три
человека и две лошади. Потом опять была комедия, на этот рал
не понравившаяся папе, — автора ее в наказание завернули 1*
одеяло и подбросили кверху с таким расчетом, чтобы он ударил
ся животом о подмостки сцены *.
* «Philosophic de J'art». I. 175.

Рысская история с древнейших времен 477
Возьмем теперь записки какого-нибудь современника
петровской реформы, имевшего случай наблюдать Россию «сверху»,
хотя бы известный дневник Берхгольца9. Вам покажется, что
русские подобно итальянцам XVI века решили всю свою жизнь
превратить в сплошной праздник и считают все остальное
глупостью. С раута в Летнем саду мы попадаем на бал во дворце, с
бала — на спуск нового корабля, что стоит десяти балов, со
спуска корабля — на маскарад по случаю Ништадтского мира.
Неправильно сказать «на маскарад*, ибо их было несколько и
каждый длился по нескольку дней. Густая пелена винного угара
висит над всей этой чрезвычайно обстоятельной и многоречивой
одиссеей голштинского двора в Петербурге, рассказанной Берх-
гольцем, и не без вздоха облегчения сообщает он иногда (так
редко!), что «сегодня разрешено было пить столько, сколько
хочешь». Ибо обыкновенно пить было обязательно, сколько хочет
царь... Лаврентий Великолепный, тщетно пытавшийся достать
слона для одной из своих процессий, мог бы позавидовать
Петру, к услугам которого был целый зверинец. И уж, наверное,
никакому итальянскому князю не удалось бы устроить такого
маскарада, который подарила Петру русская зима, когда целый
флот двигался по улицам Москвы на санях. Экипаж самого царя
представлял точную копию — в миниатюре — только что
спущенного недавно величайшего корабля русского флота
«Миротворца» (он, конечно, назывался по-голландски — Fridemaker).
На нем было несколько мальчиков-юнг, проделывавших все
морские эволюции, «как самые лучшие и опытнейшие
боцмана». По команде Петра они ставили паруса, как требовало
направление ветра, «что оказывало хорошую помощь 15 лошадям,
которые тащили корабль». Он был вооружен 8 или 10
настоящими пушками, из которых Петр салютовал время от времени, а
ему отвечал с другого такого же «корабля» валахский
господарь, ехавший в конце поезда. Всего было около 60 саней —
25 дамских и 36 мужских, причем самые маленькие везли 6
лошадей. А перед этим «серьезным», или «настоящим»,
маскарадом шла еще шутовская процессия «князя-папы» с его кардина-
';>ми и божеством морской стихии — Нептуном. Император, по
!*гему судя, забавлялся истинно по-царски. Сколько стоило это
^'Довольствие государю, который любил говорить, что «копейка
л'бль бережет», не нужно спрашивать. То была притом не иер-
: ,ч забава такого рода на протяжении очень короткого времени:
| °i'o за несколько месяцев перед тем все по случаю того же
иштадтского мира был роскошный маскарад в Петербурге,
бившийся тоже несколько дней и происходивший попеременно

478
Л/. Я. ПОКРОВСКИЙ
то на суше, то на Неве. В этом маскараде участвовало до тысячи
масок. Дамы были одеты пастушками, нимфами, арапками, мо-
нахинями, арлекинами, скарамушами, а впереди них шла
императрица со всеми фрейлинами и статс-дамами и костюмах
голландских крестьянок. Мужчины шли в костюмах французских
виноделов, гамбургских бургомистров, римских воинов, турок,
индейцев, испанцев, персиан, китайцев, епископов, прелатов,
каноников, аббатов, капуцинов, доминиканцев, иезуитов,
министров в шелковых мантиях и огромных париках,
венецианских нобилей, корабельных плотников, рудокопов и, наконец,
русских, бояр в высоких собольих шапках и длинных парчовых
одеяниях, «также и с длинными бородами, и ехали на живых
ручных медведях». А за ними, замыкая шествие, вертелся в
огромном беличьем колесе царский шут, «очень натурально
изображавший медведя». Шел индийский брамин, увешанный
раковинами, в шляпе с широчайшими полями, и краснокожие,
покрытые разноцветными перьями. Два часа двигалось это
шествие перед глазами от мала до велика собравшихся на
Сенатскую площадь петербуржцев, а впереди него неутомимо колотил
в барабан сам царь, одетый то голландским боцманом, то
французским крестьянином, но не расстававшийся со своим шумным
инструментом ни при каком костюме.
Берхгольц много раз повторяет, что все в процессии было
очень «натурально». Те способы, какими Петр подготовлял «эту
натуральность*, весьма живо напоминают нам шутки Льва X с
его «братом Мариано». В числе других масок шел, например,
Бахус «в тигровой шкуре, обвешанный гроздьями винограда».
«Он очень натурально представлял Бахуса: это был
необыкновенно толстый, низенький человек, с очень полным лицом, его
целых три дня перед тем непрерывно поили, не давая ему ни
минуты спать». Тут здоровье бедного Бахуса было принесено в
жертву как-никак «искусству». Но Петр любил шутить на
чужой коже и просто ради самой шутки, без всяких дальних
расчетов. Во время речной части маскарада его знаменитого «князя-
папу» везли через Неву на особого рода машине, состоявшей из
плота, на котором поставлен был котел, наполненный пивом;
посреди котла в огромной деревянной чашке плавал несчастный
«всешутейший патриарх», а сзади, на бочках, плыли ни живы
ни мертвы его не менее несчастные кардиналы. Когда «машина»
подошла к берегу и ее пассажиров нужно было высаживать, те»
кому царь поручил эту операцию, по специальному приказу oil'
рокинули чашку с князем-папой, и тот принял пивную ваннУ-
Мы уже очень недалеко от того автора комедии, которого по

папскому приказу подбрасывали на сцене, как мячик. Сейчас
мы будем к нему еще ближе. 11а обеде у канцлера Головкина
«царь забавлялся над кухмистером царицы, подававшим на
стол: когда он поставил перед царем блюдо с кушаньем, тот
схватил его за голову и сделал ему рожки над головой». Это был
деликатный намек на то, что жена кухмистера была когда-то
ему неверна, каковое обстоятельство Петр в свое время
ознаменовал тем, что велел повесить над дверями кухмистерова
жилища пару оленьих рогов. Объект царских шуток относился к ним
не очень терпеливо, и царские денщики должны были во все
время крепко держать его сзади, чтобы он не вырвался. Он
отбивался, и уж совсем не на шутку: один раз схватил царя за
пальцы так, что чуть не сломал. Подобные сцены происходили
постоянно у Петра с этим человеком, как объяснили Берхгольцу,
но тем не менее Петр всякий раз, как его видел, принимался его
дразнить. За двадцать лет раньше Корб,п был свидетелем сцены
в том же роде, но еще более выразительной. Дело было на
«роскошно устроенном пире», притом в гостях у цесарского посла.
В числе приглашенной вместе с царем знати был боярин Голов-
нин, который «питал врожденное отвращение к салату и
употреблению уксуса; царь велел полковнику Чамберсу возможно
крепче сжать боярина и сам стал насильно запихивать ему в рот
и нос салат и наливать уксус до тех пор, пока Головин сильно
закашлялся и из носа у него хлынула кровь».
Глава христианской церкви в XVI веке находил удовольствие
смотреть на «шутки чертей» с фра Мариано и на представление
комедии, один сюжет которой заставлял краснеть
соотечественников Рабле11. Главе всемирного православного царства в
начале XVIII века доставляло особенное наслаждение издеваться над
церковными обрядами. Мимоходом мы уже упоминали «князя-
папу», конечно, знакомого читателю хотя по имени.
Выступление его с его коллегией кардиналов представляло собою самый
Диковинный (sonderbarste) номер маскарада, описанного Берх-
гольцем. Коллегия состояла из «величайших и распутнейших
яьяниц всей России, но притом все людей хорошего
происхождения». Мы не будем повторять наивных объяснений этого
<<0бряда», которые повторяет Берхгольц со слов петровских
приборных: что это была будто бы не то сатира на пьянство
(воплощением этой сатиры с удобством мог служить сам царский двор
-ого времени), не то издевательство над католической церковью,
"' которой Петру не было никакого дела. Свидетельство челове-
,J- который был очевидцем основания «всешутейшей колле-
!а>, не оставляет никаких сомнений, что католицизм тут ни

180
M.H.riOKI'OBChlii!
при чем. «Теперь не надобно сего забыть и описать, коим опр0.
зом потешной был патриарх учинен», — начинает свое
описание Петровой потехи князь Куракин в своей «Гистории о царе
Петре Алексеевиче» :1. И хотя он старается ослабить впечатление
своих читателей кое-какими оговорками, что «одеяние было
поделано некоторым образом шуточное, а не так власное, как ца
приклад патриарху», но и он не мог умолчать, что «вместо
Евангелия была сделана книга, в которой несколько стклянок с вод
кою», и что окарикатурение торжественного шествия патриарха
на осляти в вербное воскресенье было одною из главных потех; в
этот день «патриарха» возили на верблюде «в сад набережной к
погребу фряжскому». А другой очевидец, Корб, оставил нам еще
более наглядное онисание одной из церемоний. 21 февраля
1699 года «патриарх» освящал лефортовский дворец; при этом
были воспроизведены все подробности церковного обряда,
курение ладаном (вместо ладана курили табаком) и т. п., а вместо
креста при освящении служили две трубки, положенные
поперек одна на другую. Это последнее обстоятельство чрезвычайно
сильно поразило воображение набожного католика: «Кто
поверит, — заканчивает свой рассказ Корб, — что составленный
таким образом крест, драгоценнейший символ нашего искуплс
ния, являлся предметом посмешища?» Но те, кто ближе был
знаком с делом, поверили бы и не этому. Надругательства над
Евангелием и крестом были самой невинной еще частью
«истошного» ритуала. Как в свое время очевидец не решился пер^
дать содержание представлявшейся на папском театре комедии,
а только дал понять, какое впечатление произвела она на зрите
лей, так князь Куракин не решается подробно описывать, в чем
состояла церемония поставления «патриарха». «В терминах
таких, — кратко говорит он, — о которых запотребно находим ш*
распространять, но кратко скажем — к пьянству, и к блуду, и к
всяким дебошам». А в описании царских потех наш автор явл:г
ется большим реалистом и также приводит образчики таких
«шуток» Петра, которые в наше время удобнее не цитировать
Можно себе представить, о чем даже и он находил нужным
молчать! *
Были ли это просто цинизм и грубость, как объяснил петров
скую «юмористику» здравомыслящий немец Фоккерод? У н-
стоящего Ренессанса шутки над монахами переходили в серым
- См. «Архив кн. Ф. А. Куракина*. 1. С. 74. — О церемонии избрать
князя-папы кое-что сообщает Фоккерод, к которому мы и отсылаем
читателя. См. также: Семевский М. Петр Великий как юморист

ное отрицание церковной традиции. Над священными вещами
смеялись потому, что они в глубине души уже перестали
считаться священными. Когда папы почувствовали это, они
перестали шутить с огнем и монахов-шутов при панском дворе
сменили иезуиты. Но гуманизм не ограничивался папским двором,
и вне этого последнего оставалось достаточно места, где
торжествовало «светское настроение», дававшее себя .знать уже не
одними шутками. Была ли доступна эта серьезная сторона
религиозного вольнодумства самому Петру? Современники рисуют его
в этой области человеком старых привычек, не пропускавшим
церковных служб, любившим подпевать певчим на клиросе и
никогда не входившим в церковь в немецком парике. Это был
единственный случай, когда царь сам отступал от заведенной им
западной моды. Но когда дело заходило не о безобидных
уступках обычаю, когда этот обычай сталкивался с тем, что было
практически нужно, Петр оказывался более свободным
мыслителем, чем можно было ожидать от человека таких
консервативных привычек. Во время кампании 1714 года петровское
интендантство нашло весьма благочестивым делом кормить солдат в
петровский пост постной пищей. Присмотревшись к
результатам этого благочестия, Петр написал его виновнику, Кикину:
«Святое ваше распоряжение — на пять недель снятков ржавых
и воду - солдаты две недели употребляли, отчего без невелика
1000 человек заболело и службы лишилось, отчего принужден я
закон ваш оставить и давать масло и мясо... Правда, когда бы
шведов так кормить, дело б изрядно было, а нашим я не
вотчим». К раскольникам, изображавшим антихриста и его
воинство в мундирах петровской гвардии, Петр не имел оснований
относиться особенно благосклонно. Но раскол был силен среди
купечества, и с этим не мог не считаться царь, который даже из-
за границы готов выписывать обанкротившихся купцов. Узнав,
что купцы-староверы «честны и прилежны», Петр высказал
сентенцию, может быть и приукрашенную его позднейшим
историком, но едва ли сочиненную этим последним: «Если они
подлинно таковы, то по мне пусть веруют, чему хотят, и когда
Уже нельзя их обратить от суеверия рассудком, то, конечно, не
пособит ни огонь, ни меч; а мучениками за глупость быть — ни
°ни той чести не достойны, ни государство пользы иметь не
будет». Выгорецким раскольникам формально было позволено
°лужитъ по старым книгам под условием работы на Повенецких
вводах; это был едва ли не первый случай в России религиозной
]>рлимоети по отношению не к «инославному» исповеданию, а
1]|)зникшей внутри православия «секте». Заявление известного

482
Л/. Н. ПОКРОВСКИЙ
указа 1702 года о нежелании царя «совести человеческой
приневоливать» не было, таким образом, голой фразой, и мы имеем
образчик терпимого, по тогдашним нравам по крайней мере,
отношения Петра и его правительства уже к форменным «вольно-
думцам». Московский лекарь Тверитинов говорил громко * — и
не только говорил, но и писал, и писания свои читать давал —
такие, например, вещи: «Икона только вань и доска без силы
чудотворения; если бросить ее в огонь, она сгорит и не сохранит
себя»; «неподобно поклоняться кресту, как бездушному дереву,
не имеющему никакой силы»; «монашеское девство не по
разуму святых писаний держится». Духовные власти с
местоблюстителем патриаршего престола Стефаном Яворским во главе,
конечно, привлекли за это смелого лекаря к ответу. Но в
результате следствия он не только не был сожжен, как, несомненно,
случилось бы с ним пятьюдесятью годами раньше, но получил
даже свидетельство о своем православии, после формального
покаяния, правда. А его духовным обвинителям пришлось
наслушаться в Сенате, где разбиралось дело Тверитинова, весьма
неприятных для них вещей. «Черничишка - - плут! — кричали
сенаторы монаху, обличавшему лекаря, — ты за скляницу
вина душу свою продал». А самого митрополита Стефана из
одного сенатского заседания прямо выгнали на том основании, что
он не сенатор и ему на суде (над еретиком, заметим это) не
место*. Насчет монашества и сам император под конец жизни вы
сказывал мнения, которые Яворскому, если бы он был жив,
вероятно, очень бы не понравились. Если не происхождение, то
распространение монашества он склонен был объяснять
«ханжеством» греческих императоров, «а наипаче их жен» и тем.
что, пользуясь этим ханжеством, к ним «некоторые плуты
подошли». «Сия гангрена и у нас было зело распространяться начала
под защищением единовластников церковных, но еще господь
бог прежних владетелей так благодати своей не лишил, как rp<-J
ческих» **.
Разрыв с традицией в книжке, в литературе должен бьы-
конечно, сказаться еще сильнее, чем в жизненной практике. 1^
ализм и светское настроение русской повести XVII века давн°
отметили специалисты: на наблюдениях этого рода основан*1
упоминавшаяся уже характеристика Тихонравова12. Средневек<г
вый писатель, как и средневековый художник, знал только сх^
* См.: Тихонравов. Московские вольнодумцы начала XVIII веь- [[
Стефан Яворский (Сочинения. Т. II).
** См.: Соловьев, изд. «Общ. пользы*. Кн. IV. С. 810 и ел.

УпгсНОЯ история с ()рсансиших аремсн 183
мы» а не жпвых людей, для него важны были примеры
добродетельного жития, а не человеческой личности. Интерес к
личности, индивидуализм, составляет одну из характернейших черт и
искусства, и литературы Возрождения. Паша художественная
литература XVII — XVIII веков была сплошь переводной и
подражательной - более подлинное настроение русского общества
можно найти в исторических работах топ поры. Уже историки
Смуты, писавшие в первой половине XVII столетия, — Псевдо-
Палицыи, Катырев-Роетовекий ы, особенно автор
соответствующих глав в так называемом «Хронографе 2-й редакции») —
интересуются своими героями не как отвлеченными моральными
образцами, а во всей их исторической конкретности. Князь
Катырев-Ростовский первый захотел собрать данные о наружности
русских государей начиная с Грозного и попытался дать
характеристики каждого из них в отдельности. Гораздо выше его
стоит в этом отношении Хронограф 1617 года. Его Годунов,
Названый Димитрий, Гермоген почти живые люди. У Дмитрия вы
можете уловить его порывистость и нетерпеливый гон в спорах
(«а что то соборы, соборы? мощно быти и осмому и девятому
собору»), его говорливость и живые умственные интересы
(«речением же многословесен и ко книжному писанию борзоетрите-
лен»). И чтобы выдержать классический тип «еретика и
расстриги», автору, в глубине души весьма, вероятно, смущенному,
что у него выходит не то и не так, как надо, приходится не
жалеть ругательств, совершенно не вяжущихся с теми фактами,
которые он же сам приводит. На патриархе Гермогене он не
выдержал и вместо стереотипного образа «страдальца за правду»
Дал портрет, правда, превосходно объясняющий судьбу Гермоге-
на, но который мог бы скандализировать и не XVII век. «Не
сладкогласие», «нравом груб», «ко злым же и благим не быстро-
распрозрителен, но к льстивым паче и лукавым прилежа», «слу-
х°верствователен» - такие реальные черты в физиономии
почти угодника Божия настолько смутили одного из позднейших
Редакторов Хронографа, что он нашел нужным сопроводить
характеристику пространным опровержением, где доказывал, что
неправо ее описатель вся глаголаше о святом сем муже о Ермо-
ivHe». Но к счастью, не уничтожил самой характеристики.
Реализм Котошихина слишком хорошо известен, чтобы о нем
' *кно было распространяться. С интересующей нас точки зре-
ия, он любопытен, между прочим, тем, что первый пытается
Г)Ьяснить исторические перемены как результат личной дея-
'Чьности. Возникновение Московского государства для него —
л^Ло личной завоевательной политики Ивана Грозного; если с

484
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
царя Алексея не взяли записи, ограничивающей его власть, это
результат его личного характера — «разумели его гораздо
тихим». У крупнейшего историка петровской эпохи князя Б. И.
Куракина мы встречаем тот же прием в размерах несравненно
более грандиозных. В «Гистории царя Петра Алексеевича» мы
уже среди полного «Возрождения», как и на маскарадах Петра.
К писаниям князя Куракина необыкновенно идет такая
случайная мелочь, как любовь автора к итальянским цитатам. Когда
вы читаете его, образ великого итальянского историка
неотразимо встает перед вами, и, может быть, ничем нельзя лучше
измерить сравнительную глубину подлинного Ренессанса и его
отдаленной и бессознательной русской копии, как сравнив
«Историю Флоренции» Макиавелли14 с куракинской «Гисторией».
Там с захватывающим драматизмом при всей кажущейся
сухости и сдержанности описывается, как флорентийский народ
добыл себе свободу — и потерял ее. Здесь так же трезво, сжато и
метко рисуются перед нами разные «случайные люди»,
интригами захватывавшие власть и благодаря интригам других
терявшие ее. Там огромный амфитеатр, который был бы, пожалуй,
впору и древнему Риму, — здесь крошечная домашняя сцена.
И благодаря ее узким размерам, благодаря ничтожному числу
действующих лиц индивидуалистическая точка зрения
подходила ко всей обстановке еще лучше. У Маккиавелли за лицами
слишком хорошо видны партии и еще глубже классы — недаром
он стал одним из предшественников современного
«экономического материализма». Нет историка, который был бы дальше от
идеализации действительности, более «материалистом» в своем
миропонимании, чем князь Куракин; но «экономизму» у него
нечем поживиться. Он не знает других мотивов, кроме
эгоистических, других источников общественных перемен, кроме
личной воли. Нужно ли ему объяснить стрелецкий бунт — это,
конечно, интриги царевны Софьи. А потом она же, «учиня по
своему желанию все через тот бунт, начала трудиться, дабы
оный угасить и покой восставить, и на кого ни есть сие взва
лить»: и вот вам простое объяснение «Хованщины». Но так как
Софья Алексеевна была «принцесса ума великого», то «никогда
такого мудрого правления в Российском государстве не было»-
И экономическое, и культурное развитие Московского государ
ства в конце XVII века объясняется именно этим и ничем дрУ
гим. «Все государство пришло во время ее правления, через семь
лет, в цвет великого богатства. Так же умножилась коммерция
и всякие ремесла, и науки почали быть восставлять латинского
и греческого языку». Петр любил иностранцев; это опять ли1*'

vnrch'UJi истории с дрранрйишх времен 485
ное влияние князя Бориса Алексеевича Голицына. «Оной есть
первым, который начал с офицерами и купцами-иностранцами
обходиться. И по той своей склонности к иноземцам оных
привел в откровенность ко двору и царское величество привел к ним
в милость». Стали носить немецкое платье — Куракин опять
умеет закрепить эту перемену собственным именем. «Был один
англичанин — торговой, Андрей Кревет, который всякие вещи
его величеству закупал, из-за моря выписывал и допущен был
но двору. И от оного первое перенято носить шляпочки аглин-
ские как сары (sir) носят, и камзол, и кортики с портупеями».
Казалось бы, что может быть менее индивидуально, чем
пьянство и разврат? Но Куракин и тут не затрудняется найти
виноватого. «В то время названный Франц Яковлевич Лефорт пришел в
крайную милость и конфиденцию интриг амурных. Помянутой
Лефорт был человек забавной и роскошной или назвать дебошан
французской. И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе и
балы. И тут в его доме первое начало учинилось, что его царское
величество начал с дамами иноземскими обходиться и амур
начал первой быть к одной дочери купеческой, названной Анна
Ивановна Монсова. Правда, девица была изрядная и умная. Тут
же в доме (Лефорта) началось дебошество, пьянство так великое,
что невозможно описать, что по три дня запершись в том доме
бывали пьяны и что многим случалось оттого умирать. И от того
времени и по сие число и доныне пьянство продолжается, и
между великими домами в моду пришло». И не приходит в голову
Куракину, что не от Лефорта же выучились старый
«князь-кесарь» Федор Юрьевич Ромодановский5, который был «пьян по
вся дни», или «невоздержной к питию» царский дядя Лев
Кириллович Нарышкин.
Но индивидуализм эпохи преобразований нашел себе
выражение не только в литературе, айв праве: в двух законах,
которые оба, правда, относятся, пожалуй, более тоже к литературе,
ибо оба остались мертвою буквой. Это закон 1714 года о майора-
Те и указ о престолонаследии 1722 года. Обе меры, несомненно,
стояли во внутренней связи, так как петровский «майорат», как
известно, вовсе не обозначал наследования всего имущества
гпшршим сыном, а наследование его одним из сыновей, по
выбору отца, с устранением остальных. В этом праве отца
распорядиться имуществом по своему усмотрению и заключалась, по
"1{К'Иию Петра и его советников, вся суть института. Одна дошед-
1 1«*и до нас записка, информировавшая Петра насчет англий-
: |:их порядков, утверждает, что «по общему закону Аглииской
и*мли отцы могут отлучить и отнять от своих детей все земли,

486
Л/. //. ПОКРОВСКИЙ
которые им не суть определены чрез духовную или инако, и
могут они отдать все токмо одному сыну, а другим ничего, еже со
держивает детей в должности и послушании». Манифест
1722 года только воспроизводит это — нет надобности говорить,
совершенно ошибочное — мнение об «общем законе Аглинской
земли», когда он говорит: «дабы всегда сие было в воле
правительствующего государя, кому оной хочет, тому и определит
наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки
отменит, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как выше
писано, имея сию узду на себе». Совпадение настолько
буквальное, что не нужно даже тут же имеющейся ссылки на закон
1714 года, чтобы видеть связь: и там и тут для Петра важно
было расширить предел отцовской власти, стеснявшейся и в том
и в другом случае действовавшими в России обычаями. Как
вотчиной, так и царским престолом в Московском государстве
нельзя было распоряжаться по личному усмотрению. Выбирая
на престол Михаила Федоровича, выбрали в сущности семью
Романовых, и старший член семьи, так сказать, автоматически
становился государем по смерти отца. Эта автоматичность
казалась Петру «недобрым, старым обычаем» — хотя именно она и
лежала в основе английского майората, который он ценил за то,
чего в нем не было, — и он семейное достояние, каким была в
России земля, стремился превратить в личное, каким было
движимое имущество, товар и деньги. В этом проникновении
буржуазных взглядов в сферу наследования земель и
престолонаследия, в самую гущу феодального права, так сказать, огромный
культурный интерес обоих неудавшихся законов. И
заимствование было не совсем бессознательное: подготовляя указ 1714
года, требовали от русских агентов за границей сведении о
«наследствах и разделе оных» не только «знатнейших, графских,
шляхетских», но и «купецких фамилий» ••*.
«Индивидуализм» петровской эпохи так же мало должен нас,
однако ж, обманывать, как и индивидуализм итальянского
Возрождения. Литература — ей все дозволено идеализировать —
может, конечно, представлять героев последнего не только
смелыми и красивыми, но и утонченными и изящными,
глубокомысленными и образованными даже на взгляд читателя
XX столетия. Историк такого права не имеет, и ему приходится
констатировать, что удовольствия этого времени были крайне
грубы, как мы это уже видели, что философия гуманистов была
смесью самых наивных предрассудков, завещанных средними
* См.: Павлов-Сильванскии Н. Проекты etc. С. 51.

рпгския история с древнейших времен 487
иекалш» с наскоро подхваченными и непереваренными
обрывками античной мудрости и что самые блестящие синьоры,
покровительницы гуманизма, иногда не умели писать. Насчет
интеллектуальной высоты петровской культуры, к счастью, даже и
предрассудков не существует, и к Академии наук тех дней
принято относиться даже с большим, может быть, скептицизмом,
чем она того заслуживает. Научные интересы самого Петра —
если о них можно говорить — не шли дальше собирания
«монстров» и «опытов» вроде попытки создать породу высоких людей,
поженив добытую откуда-то царем «чрезмерно высокую» финку
с показывавшимся в балаганах за деньги французским
великаном. И ремесло цирюльника, в те простые времена заменявшего
и дантиста, и фельдшера, вовсе не казалось преобразователю
России ниже его достоинства: после катанья на яхте и работы с
топором или за токарным станком ничто, кажется, не
доставляло Петру такого удовольствия, как рвать зубы. Так как его
пациентам это доставляло, по-видимому, удовольствие не столь
сильное, то на царских денщиков ложилась деликатная
обязанность отыскивать царю случаи для упражнения в зубоврачебном
искусстве. Берхгольц рассказывает, с каким трудом ему удалось
спасти его собственные зубы, когда он имел неосторожность
пожаловаться в присутствии одного из этих своеобразных
соглядатаев на зубную боль. Насчет звания пациентов царь совсем не
был разборчив, и его медицинских визитов в качестве дантиста
удостаивались не только придворные или иноземные купцы, но
даже прислуга этих последних. Не менее чем рвать зубы, любил
он выпускать воду у страдавших водянкой. Окружавшая Петра
среда была еще примитивнее в этом отношении. Петр, хотя до
конца жизни писал, даже со старорусской точки зрения,
ужасающе безграмотно, все же любил читать и читал не только по-
русски. Он внимательно следил за голландскими газетами того
вРемени, отмечая в них то, что его интересовало, выписывал из-
за границы и книги. Два первых после него лица в государстве,
Екатерина и Меншиков, едва ли не были вовсе безграмотными;
г*овременники, по крайней мере, весьма твердо стоят на том, что
последиий в искусстве письма не пошел дальше уменья вывести
свою фамилию, а о первой сохранилась легенда, что
впоследствии, когда она стала самодержавной императрицей, указы
п°дписывала за нее ее дочь, цесаревна Елисавета. Повторяем,
,г>ризованность петровского общества вряд ли кто и станет пре-
•^еличивать; но мы с трудом представляем себе простоту нравов
,[1<>хи. Звания министров, фельдмаршалов и «кавалеров» не-
|;ОДъно гипнотизируют нас, и мы склонны видеть в петровском

488
М. Я. ПОКРОВСКИЙ
дворе что-то все-таки «европейское», хотя бы и на тогдашний
лад. Тогдашние европейцы, даже сами еще не очень далеко
ушедшие по части внешней культурности, как немцы, должны
были легко освободиться от этой иллюзии. Вот, например,
сценка, которую мы передадим словами все того же словоохотливого
голштинского камер-юнкера, который так любил описывать
петровские маскарады. Был пир у князя Ромодановского, где
собралась «вся русская знать». Царь уже уехал, когда у «князя-
кесаря» и одного из его гостей, не менее знаменитого князя
Долгорукого, затеялась ссора: один припомнил другому какую-то
старую обиду, и Долгорукий отказался выпить, что подносил
ему Ромодановский. «Тогда оба эти старика, обменявшись
многочисленными отвратительнейшими ругательствами,
вцепились друг другу в волосы и добрых полчаса колотили друг
друга кулаками, причем пикто из присутствовавших в это не
вмешивался и не пытался их разнять. Князь Ромодановский,
который был очень пьян, оказался побежденным; тогда он
призвал караульных солдат и, хозяин в своем собственном доме,
приказал арестовать Долгорукого. Когда последнего
освободили, он отказался идти из-под ареста и требовал будто бы у
императора сатисфакции. Но дело, конечно, так и замрет, потому что
подобные кулачные расправы в пьяном виде здесь случаются
слишком часто и о них даже и не говорят». Действительно,
картину вцепившихся друг другу в волосы царских министров мы и
еще раз встречаем на страницах дневника Берхгольца; на этот
раз дело происходило в присутствии голштинского герцога,
который, понимая обычай страны, отвернулся и сделал вид, что он
ничего не замечает. А у Корба мы находим почти такую же
сцену между Ромодановским и Апраксиным, будущим петровским
генерал-адмиралом; только последний под свежим
впечатлением своих заграничных знакомств, должно быть, поступил более
«по-европейски» — обнажил шпагу, чем страшно напугал
Ромодановского, привыкшего к тому, что дело кулаками и
оканчивается.
Когда мы присутствуем потом при столь патриархальных
сценах, как прием царевной Прасковьей иностранных
посетителей в одной рубашке — причем пока «принцесса» протягивала
для целования свою руку, другой рукой она прикрывала свою
наготу наскоро взятой у одной из придворных дам мантильей, -"
или при домашнем спектакле у той же царевны и ее сестры, мек-
ленбургской герцогини Екатерины Ивановны15, где вдруг обна
ружилось, что исполнитель главной роли какого-то короля
только что получил 200 ударов батогами, а затем сряду, как ни в

Pacch'dtt история с древнейших времен 489
чем не бывало, удостоин чести играть не перед, а вместе с их
высочествами, — все это на нас уже мало действует. Знаменитая
«дубина Петра Великого» начинает рисоваться нам в ее
реальной обстановке. С людьми настолько «простыми» и не Петр не
стал бы церемониться. И современники отмечали только те
случаи, когда дубина касалась уже очень заметных людей или
когда последствия ее применения неожиданно оказывались
трагическими. Когда царь нечаянно отправил на тот свет солдата,
укравшего кусок меди с пожара, об этом заговорили в городе и
случай поразил иностранцев, саксонского резидента Лефорта,
например, который нам его и передает. Но едва ли правильно он
из этого делает заключение, что Петр «не отличался гуманным
характером». Это правда, конечно, но данный случай еще
отнюдь не выходил из ряду. Или приближенный царский холоп,
токарь Нартов, не может отказать себе в удовольствии
вспомнить, как при нем дубинка гуляла по спине Меншикова либо
других именитых персон. «Я часто видал, — будет он
рассказывать потом, — как государь за вины знатных чинов людей здесь
(и токарной) дубиною потчивал, как они после сего с веселым
видом в другие комнаты выходили и со стороны государевой,
чтобы посторонние сего не приметили, в тот же день к столу удо-
сгоиваемы были». Да еще, пожалуй, какой-нибудь наивный
провинциал вроде новгородского бургомистра Сыренекого,
познакомившись с придворным бытом, мог обмолвиться
сентенцией: «Кто с Христом водился, те без головы стали, а кто с царем
поводится, те без головы и без спины будут». Но сами члены
петровского двора и сам Петр считали, что дубина — самый
мягкий вид наказания, даже не наказание, а, так сказать,
напоминание о возможности быть наказанным. «Теперь в последний
раз дубина, — говорил царь Меншикову после одной «тайной»
(,Цены из описанных Нартовым, — ей, впредь, Александр,
берегись!»
У этой грубости, если к ней присмотреться, были свои
характеристические черты. Вот одна из сцен, какие можно было ви-
л^ть на праздниках в Летнем саду. «Вскоре после пришло
несколько злых апостолов, внушавших почти всем страх и трепет;
f имею в виду шесть или около того гвардейских гренадеров, ко-
''орые по двое несли на носилках большую лохань с самым
прочим хлебным вином, издававшим столь сильный запах, что
п(огне его чувствовали, когда гренадеры находились еще в дру-
ч>й аллее, более чем за сто шагов от них. Когда я увидел, что
J,fi:*y много народу убежало, как будто увидели черта, я спросил
"|Г|явшего рядом со мной приятеля: что с этими людьми случи-

490
М.Н. ПОКРОВСКИЙ
лось, почему они исчезли так поспешно? А тот уж схватил меня
за руку, показал мне на вошедших молодцов, которых я было
сначала не заметил, и мы пустились бежать со всех ног, что
было очень благоразумно, так как я вскоре затем встретил
нескольких, которые горько жаловались на свою беду, не будучи н
состоянии прогнать из своего горла вкуса водки. Итак, как меня
уже предупреждали, что множество шпионов должны были
наблюдать за тем, все ли получили горькую чашу, то я не доверял
ни одному человеку, но притворялся еще более потерпевшим,
чем те. Но одна бессовестная шельма легко сумела проверить,
пил я или нет, попросив меня дохнуть. Я ответил, что это бесло
лезно, так как я уже выполоскал рот водою, на что он возразил,
чтобы я ему такого не рассказывал: он знает, что тут ничто nv
может помочь, хоть возьми в рот корицы или гвоздики, все
равно не меньше 24 часов будет вонять водкой изо рта, а от вкуса не
отделаешься и еще более долгое время и что я это должен Ьы
тоже испробовать на себе, чтобы иметь возможность как следует
рассказывать о здешних праздниках. Я с благодарностью
отказался, указывая на то, что я совершенно не могу пить водки; но
все это было бы тщетно, если бы то не был мой добрый друг, при
кинувшийся фискалом, чтобы меня подразнить. Но если кто
попадет в когти к настоящему, ему не помогут ни просьбы, ни
слезы: нужно будет подчиниться, хотя на голову становись. Так
как от этой обязанности не освобождаются даже самые нежные
дамы, потому что и сама царица иногда пьет вместе с другими.
За лоханью с водкой всюду следовали майоры гвардии, чтобы
принудить пить тех, кто не слушался простых гренадеров.
Нужно было пить из чашки, которую подает один из рядовых — и
нее входит добрый пивной стакан, но не для всех ее наливают
одинаково полно — здоровье царя; они это называют "за здоро
вье нашего полковника", но это одно и то же. Когда я потом
расспрашивал, почему именно (для этого) раздают такой скверный
продукт, как эта водка, мне отвечали, что делается это отчасти
потому, что русские больше любят простое хлебное вино, чем
все данцигские и французские водки в мире. Другая же
причина — любовь к гвардии, которой Царь не знает уж как по
льстить (nicht gnugsam zu schmeicheln wisse), ибо он часто гово
рит, что среди его гвардейцев нет ни одного, которому он
свободно и без опасности не мог доверить свою жизнь» *.
* Берхгольц «Biischings Magazin XIX». S. 44 fl. —Это единственно»
издание «Дневника», которое нам было доступно, русского перево
да под руками мы не имели.

njtCiiitH история с OpvtiHt'Uutux времен 491
ГварДия составляла неизменный фон всех празднеств. Рядом
с Летним садом, где веселился двор, на Царицыном лугуИ|
постоянно можно было видеть ее темно-зеленые каре, пестревшие
красными воротниками преображенцев и синими семеновцев.
\\ среди них нередко виднелась высокая фигура самого царя,
потчующего водкой своих солдат раньше, чем они пойдут
потчевать своим напитком министров и камергеров. К этим гостям
Царицына луга Петр был куда внимательнее, нежели к гостям
Летнего сада. Те должны были смирно подчиняться царской
прихоти — пить, когда царь прикажет, танцевать, когда он
этого хочет. Сколько раз бывали случаи, что Петр отлучался с
раута отдохнуть (он всегда спал среди дня) либо по какому-нибудь
делу; но он хотел, вернувшись, найти веселье в полном разгаре,
и ко всем выходам Летнего сада ставились гвардейские часовые,
никого не выпускавшие ни под каким предлогом. Раз во время
такого бала под арестом полил дождь как из ведра; крытых
галерей было слишком мало, чтобы вместить всех гостей, и большая
часть из них вымокли до нитки. Но в то время как в Летнего саду
все должны были дожидаться царя и без его повеления бал не
смел кончиться, на Царицыном лугу царь должен был
терпеливо ждать, пока кончится вся военная церемония. В свои
именины, 29 июня 1721 года, Петр был чем-то очень расстроен; он
тряс головой и дергал плечами, что было у него всегда
признаком сильного волнения; на придворных, собравшихся его
поздравить, еле взглянул и прямо прошел к гвардейскому каре.
Однако и тут он не мог оставаться долго; прослушав первый
салют, он хотел уйти. Но гвардия должна была повторить салют
три раза; Меншиков догнал уходившего царя и напомнил ему об
этом; Петр вернулся и достоял до конца салюта. Естественно,
что после этого голштинский придворный не без самодовольства
Рассказывает, как эта гордая гвардия отдавала честь его госуда-
Рю, заботливо прибавляя, что большей чести от нее не
удостаивается и сам русский царь: гренадерские офицеры и ему только
Делали «под козырек», но не обнажали шпаги, как было в
обычае перед высочайшими особами. И тут для преображенцев «их
п°лковник>> шел впереди императора всероссийского.
В нашей исторической литературе прочно укоренилась
характеристика Петра Великого как «царя-мастерового».
Действительно, царь на корабельной верфи с топором или рубанком в
г,УКах — картина более редкая и потому более эффектная, неже-
?п Царь на плацпараде. Но если не гнаться за эффектами, при-
"'тся признать, что солдатом Петр стал гораздо ранее, нежели
' Мастеровым», и что барабанную науку он изучал в свое время с

492 М. Н. ПОКРОВСКИЕ
не меньшим рвением, нежели впоследствии ремесло
корабельного плотника. Причем последнее вовсе не вытеснило из его го-
ловы первого. Тотчас по своем возвращении из первого
заграничного путешествия под свежим впечатлением саардамскои
верфи Петр раньше, чем повидал царицу и царевича, успев
заехать только в Немецкую слободу, отправляется смотреть свои
войска. «Как только он убедился, насколько далеки эти
полчища от настоящих воинов, он показывал им различные жесты и
движения на самом себе, уча наклонением собственного тела,
какую телесную выправку должны стараться иметь эти
беспорядочные массы» (Корб).
А барабан оставался его любимым инструментом до конца
жизни, как мы знаем. Все его удовольствия носили резко
выраженный военный характер, от всех них «пахло порохом».
Доказывая (в 1710 году), что у царя достаточно средств для
продолжения шведской войны, австрийский резидент Плейер17
приводит такое соображение: «Уж два года не работает ни одна
пороховая мельница, потому что имеется еще в полной
готовности большой запас пороха, несмотря на то, что при обучении
рекрутов, как только они научатся обращаться с ружьями,
происходит непрерывная сильная стрельба, а когда царь, или
наследник, или кн. Меншиков в Москве или в деревне, за всяким
почти обедом, при каждом тосте за чье-нибудь здоровье, во
время бала и танцев, в дни именин или рождения, или по случаю
самой хотя бы ничтожной победы беспрерывно стреляют из
ружей». Описания роскошных петровских фейерверков — на
каждом шагу в современных мемуарах; ими восхищались задним
числом люди, хорошо знавшие Европу, как князь Куракин.
Пирует ли царь у Лефорта, спускает ли корабль, идет ли маскарад
по улице Москвы — мы слышим непрерывную пушечную
пальбу. На новогоднем празднестве 1699 года «залп из двадцати пяти
пушек отмечал всякий торжественный заздравный тост». Один
из иностранных дипломатов видел в этой трате пороха на воздух
серьезную статью расхода, порядком обременявшую
государственный бюджет. А когда Петр развеселится, в нем гораздо
сильнее сказывался буйный солдат (пьяный ландскнехт, если
угодно: мы ведь так недалеко еще от тридцатилетней войны)*
нежели подгулявший мастеровой. В трезвом виде орудуя
дубинкой, во хмелю Петр легко брался за шпагу. На одном пиру у Ле~
форта, под конец обеда разгневавшись на воеводу Шеина, «царь
распалился так, что, нанося обнаженным мечом без разбору уда
ры, привел в ужас всех собеседников; князь Ромодановский
получил легкую рану в палец, другую — в голову; у Никиты Мои-

РисскйЯ история с древнейших времен 493
сеевича (Зотова, «всешутейшего патриарха») при движении
меча наотмашь была повреждена рука; гораздо более гибельный
удар готовился воеводе, который, несомненно, упал бы от
царской десницы, обливаясь собственной кровью, но генерал Лефорт
(которому почти одному это позволялось), обняв царя, отвел его
руку от удара. Царь, однако, пришел в сильное негодование от
того, что нашлось лицо, дерзнувшее помешать последствиям его
вполне справедливого гнева, тотчас обернулся и поразил
неуместно вмешавшегося тяжелым ударом в спину; поправить дело
могло одно только лицо, занимающее первое место среди
москвитян по привязанности к нему царя. Говорят, что этот человек
вознесен до верха всем завидного могущества из низшей среди
людей участи. Он успел так смягчить царское сердце, что тот
удержался от убийства, ограничившись одними угрозами. Эту
жестокую бурю сменила приятная и ясная погода». Этот
благодетельный чародей, которого Корб не называет, был Меншиков;
цитированное нами место — одно из тех, на которых основано
известное уже нам представление о характере отношений между
Петром и его «Алексашкой».
Была ли эта любовь к военщине и солдатские замашки
только делом личной склонности, или Петр сознательно шел в этом
направлении? Не надо забывать, что в те времена еще не было на
свете <<великого Фридриха», который «сделал всех королей
капралами»; солдатская наука тогда еще не была королевской
наукой по преимуществу. Из предшествующих русских царей ни
один, кроме Названого Димитрия, не был любителем военного
дела. Известную роль тут должно было сыграть детство Петра,
ирошедшее под впечатлением только что закончившихся
долголетних войн царя Алексея: у прежних царевичей едва ли было
столько военных игрушек. Борьба за Малороссию и война со
шведами должны были сильно расшевелить задремавшие после
Смуты милитарные инстинкты московского высшего общества.
Но помимо инстинктов современники или очень близкие
потомки усматривали в милитаризме Петра серьезную политическую
с^орону — не ту притом, какая выдвигается обыкновенно. Мы
Уже упоминали мимоходом о замечании Фоккерода, как Петр
«Достаточно убедился из опыта, какую сильную опору
монархической власти представляет регулярная армия» и как именно
благодаря этому он «в особенности и со всем усердием предался
УлУчшению своих войск». Влиянию военных потребностей в тес-
и°м смысле Фоккерод отводит лишь второе место. Как известно,
'"•'ирый предрассудок, будто Петр был создателем регулярной
'*Рмии в России, давно пора бросить: первые полки «иноземного

494
М.Н. ПОКРОВСКИЙ
строя» появляются у нас еще при Михаиле, а в малолетство Пет
ра они вместе со стрельцами, которые тоже были ближе к
постоянному войску, нежели к феодальному ополчению, составляли
уже подавляющее большинство русской армии '•'•'. Правда, это
было плохое регулярное войско, вероятно, вроде турецких или
персидских солдат первой половины XIX столетия. Тем не менее
солдатскую науку Петр нашел в России уже готовой, и петрове-
кая гвардия с военно-технической точки зрения была еще
меньше «открытием», чем «дедушка русского флота» с точки зрения
морской техники. Но ее задача и не была военно-технической.
Присмотритесь к ходу ее постепенного развития, как он
отчетливо выступает в «Гистории» Куракина. Сначала было 300
«потешных»; эти завелись случайно, действительно для потехи:
едва ли тут был серьезный расчет. Но в столкновении с Софьей
потешные оказываются не шуточной силой, на которую можно
опереться, — ведь и противники считают своих приверженцев
среди стрельцов тоже только сотнями. И вот «но возвращении
из Троицкого походу 7197 (1689) году», т. е. после своего бегства
из Преображенского к Троице и расправы с Софьей, Голицыным
и Шакловитым ,,s, Петр «начал набирать свои два полка,
Преображенской и Семеновской, формально». Для семнадцатилетнего
царя это были по-прежнему игрушки, но для партии
Нарышкиных и для Бориса Алексеевича Голицына, фактического автора
coup d'etat 1689 года, это была серьезная военно-полицейская
сила, которую можно было противопоставить в случае надобное
ти ненадежным стрельцам. Десять лет спустя гвардии и при
шлось сыграть именно эту роль. Преображенцы и Семеновцы с
самого начала были нужны против внутреннего врага: против
внешнего их двинули уже позднее.
Это происхождение гвардии объясняет нам и ее значение при
Петре. Гвардейские офицеры играли роль, очень близкую к
жандармским офицерам времен Николая Павловича10. Все
более или менее интимные расследования о казнокрадстве в иных
злоупотреблениях ближайших к Петру лиц производились при
их участии. Так, фискальские доносы на князя Я. Ф.
Долгорукого разбирала комиссия, состоявшая из майора
Дмитриева-Мамонова, капитана Лихарева, капитан-поручика Пашкова и по
ручика Бахметева. Перед учреждением генерал-прокуратуры
Цифры см. у г. Мплюкопл, с. 52. В походе 1681 года на 16 приГпи
зительно тысяч дворян и детей боярских московских и городоны^
приходилось 30 тыс. конницы и 60 тыс. пехоты иноземного стр«»г
кроме 22 тыс. стрельцов.

Петр думал из гвардейских штаб-офицеров создать орган для
надзора над всем Сенатом. Гвардейские майоры должны были
присутствовать в заседаниях Сената и следить за тем, чтобы
сенаторы вели дела как следует; увидя же что-нибудь «противное
сему»» могли виновного арестовать и отвести в крепость
(Петропавловская крепость уже тогда, по словам Фоккерода, играла
роль не столько военную — она никого и ничего не
обороняла, — сколько полицейскую: была «своего рода Бастилией»).
Немудрено, что члены Сената «вставали со своих мест перед
поручиком и относились к нему с подобострастием», как с
удивлением сообщал французский агент Лави, не без основания
находивший, что «достоинство империи» от того «унижено». Но
подобострастие сенаторов перед поручиком было ничем
сравнительно с положением, в какое была поставлена относительно
последних провинциальная администрация. Гвардейские
офицеры, посылавшиеся в губернию, в случае неисполнения их
требований имели право «как губернаторов, так и
вице-губернаторов и прочих подчиненных сковать за ноги и на шею положить
цепи и по то время их не освобождать, пока они изготовят»
требуемые гвардейцами отчеты. Позже такое же право было
предоставлено не только офицерам, но и унтер-офицерам. Какую
картину представляла под унтер-офицерским игом Москва (не
какой-нибудь медвежий угол!), весьма живо рисует одно письмо
известного петровского дипломата гр. Матвеева. «Присланный
из Камер-коллегии унтер-офицер, именем Пустошкин, —
рассказывает он, — жестокую передрягу учинил и всю канцелярию
опустошил, и всем здешним правителям, кроме Военной
коллегии и юстиции, не только ноги, но и шею смирил цепями. Между
которыми здешний вице губернатор господин Воейков токмо
ответствовал тому нарочно присланному, что он послушен на цепь
идтить, однако ж, чтобы прежде сказана была ему вина, чего
тот, Пустошкин, учинить не дерзнул без указу Военной
коллегии. Однако ж он, вице-губернатор, от него, Пустошкина, равно
в той губернской канцелярии при такой же тесноте содержится,
как и прочие... Я, тех узников по должности христианской
посещая, воистину с плачем видел в губернской канцелярии
здешни, что множество детей и женщин и честных особ, сидящих в
]Шх, и токи слез превосходящие галерных (каторжных) прямых
яворов». Это было в Москве, и главным обиженным являлся
спце-губернатор и бригадир, нашедший себе заступника в лице
:' Шзкого к царю человека, недавнего посланника при дворе од-
!hni из великих держав, какой тогда была Голландия, почти что
"ДИого из «верховных господ». Что терпели в глухой провин-

496 М. И. ПОКРОВСКИЙ
ции, можно судить по жалобе вятского камерира на тамошнего
«солдата» Нетесева. Этот Нетесев, рассказывает камерир,
«приходит в канцелярию пьяный не в указанные часы... ночью во
втором и в третьем часах и караульных капралов и часовых
солдат бьет палкою, а нам, не объявляя вины и без всякий
причины, держит нас под арестом по часту, а другим временем и
скованных и, забрав вятских обывателей, как посадских, так и
уездных лучших людей, которые бывали в прошлых годех у
таможенных и питейных сборов бурмистрами, головами и лареш-
ными, держит под земскою конторою за караулом и скованных,
где преж сего держаны были тоже и разбойники, и берет
взятки». «Этот солдат, — прибавляет исследователь, у которого мы
заимствуем эти рассказы, — доходил до какого-то опьянения
властью, которое, кажется, совпадало у него с опьянением
водкой. Многократно говорил похвальные речи, что-де он, "пришел
в канцелярию, камерира и его секретаря, сковав, замучит в
железах до смерти; а если-де они в железа сами не скуются, и теми
железами будет их бить и головы испроломает". Жену
секретаря он грозился шпагою изрубить на мелкие части и исполнить
это свое намерение поклялся, приложившись к образу
спасителя при свидетелях» *.
Буржуазное сверху, петровское общество продолжало
оставаться военным в своей сердцевине. Упоминание о «солдатах)
может внушить читателю иллюзии, будто речь идет о чем-то
новом, о какой-то военной демократии. Ничуть не бывало:
«князья и простые дворяне» составляли ядро петровской гвардии.
Этот факт сразу бросался в глаза иностранным наблюдателям, и
они старались по-своему его объяснить. «Он ласков со всеми, —
говорит французский дипломат Кампредон, — а
преимущественно с солдатами, большую часть которых составляют дети
князей и бояр, служащие ему как бы залогом верности своих
отцов». Дворянство уже при Петре, таким образом, начало
вырабатывать себе тот центральный орган, который помог ему
захватить снова власть в свои руки в течение следующих
царствований. Тонкая буржуазная оболочка также мало изменила
дворянскую природу Московского государства, как немецкий
кафтан природу московского человека. Когда Петр умер, между
дворянством и властью стояла только лишенная социальной
опоры в массах группа «верховных господ» — штаб без армии.
* Богословский М. Областная реформа Петра Великого. М., 190^.
С. 311—321.

.Uirciuin история с древнейших времен 497
потому что повой буржуазной армии она не смогла себе создать,
л старое служилое сословие в Преображенском мундире только и
;.кдало удобной минуты, чтобы «головы разбить боярам»...
6. АГОНИЯ БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТИКИ
Служебной силе удалось сделаться силой политической очень
скоро: Петр пе успел закрыть глаза, как гвардия была уже
хозяйкой положения, и не только в императорском дворце. Без ее
согласия нельзя было занять русского престола. Гвардейцы
пропускали на место «своего полковника» только того, кого они
хотели.
Набег торгового капитализма на Россию обошелся ей очень
дорого, и не только в смысле затрат людьми и деньгами. Без
таких затрат не обходится никогда «активная политика», и в этом
специально отношении Россия 1725 года ничем существенно не
отличалась от Франции в момент смерти Людовика XIV, от
Пруссии по окончании Семилетней войны или даже от Англии
при конце ее борьбы с Наполеоном. Население было разорено и
разбегалось, притом с довольно давнего уже времени. Уже к
1710 году убыль населения сравнительно с последней
допетровской переписью составляла, по наблюдениям г. Милюкова,
местами 40%. Как бы ни мало были надежны цифры тогдашней
статистики (переписи 1710 года не доверяли уже
современники), общее впечатление они дают достаточно определенное,
особенно там, где их сопровождают словесные комментарии. Об Ар-
хангелогородской губернии официальный документ замечает,
что «убылые дворы и в них люди явились для того: взяты в
рекруты, в солдаты, в плотники, в С.-Петербург в работники, в
переведенцы, в кузнецы*. Из 5356 дворов, «убывших» в Поше-
хонье, от рекрутчины и казенных работ запустел 1551, а от
побегов 1366". Иностранцам казалось, что центральные области
государства совершенно обезлюдели благодаря Северной войне,
и хотя это мнение нуждается в такой же оговорке, как и
утверждение тех же иностранцев, будто подмосковный суглинок
принадлежит к «лучшим землям в Европе», в этом суммарном
впечатлении не все было фантазией. Один докумепт 1726 года, под
вторым стоят подписи «верховных господ» почти в полном со-
"Ч'пве, без спора принимает к сведению такие «резоны» непла-
- См.: Милюков. Государственное хозяйство России и реформа Петра
Великого. С. 247—249.

198
М. //. ПОКРОВСКИЙ
телыциков подушной подати: «что-де после переписи многие
крестьяне, которые могли работою своею доставать деньги,
померли и в рекруты взяты и разбежались... а которые ныне
работою могут получать деньги на государственную подать, таких
осталось малое число». Не спорили «верховные господа» и
против ссылок на упадок крестьянского хозяйства: «к тому же-де
уже несколько лет хлебные недороды, и во многих местах
крестьяне зело мало сеют хлеба, а которые и сеют, и то на
государственные подати принуждены бывают и в земле хлеб продавать
и от того ищут случая бежать в дальние места, где бы их сыскать
было невозможно». Но уже в этой второй цитате мы имеем
объяснение крестьянского разорения не от политических
причин, и по понятным соображениям казенная бумага молчит о
причинах социальных, которые, однако, хорошо были видны
иностранцам, отводившим в деле опустошения центральной
России «жестокому обращению господ» одинаковое место с Се-
верной войной. Банкротство петровской системы заключалось
не в том, что «ценою разорения страны Россия была возведена в
ранг европейской державы», а в том, что, несмотря на разорение
страны, и эта цель не была достигнута. Иностранцы,
состоявшие на русской службе, оценивали могущество петровской
империи далеко не так высоко, как иностранцы, смотревшие
издали, и как позднейшие историки. Миних в интимном разговоре с
прусским посланником Мардефельдом не скрывал от него, что
русские войска находятся в весьма плачевном состоянии:
офицеры никуда не годятся, между солдатами много необученных
рекрут, кавалерийских лошадей вовсе нет — словом, появись
вторично противник вроде Карла XII, он с 25 тыс. человек мог
бы справиться со всей «московитской» армией. А это говорилось
всего через два года после так блестяще отпразднованного Ниш-
тадтского мира! Не лучше был флот, в котором куда-нибудь
годились только галеры, очень практичные для мелкой войны в
финских шхерах, но не для открытого моря. Корабли строились
для скорости из сырого леса и чрезвычайно быстро гнили в
пресных водах кронштадтской гавани. Это была одна из главных
причин попытки Петра перенести стоянку своего флота в Рогер-
вик (позже «Балтийский порт», около Ревеля), расположенный
вблизи открытого моря, где вода была соленая. Но петровские
инженеры ire умели справиться с крупной волной, и каждая
сильная буря, разметав все построенное ими, возвращала дело к
исходной точке, так что постройка Рогервика стала синонимом
египетской работы. Личный состав флота был не лучше его
материальной части. В своих «гардемаринах», учившихся за гра-

пш-ская история с древнейших времен 499
цпцей, Петр скоро разочаровался, и в конце царствования за
границу более уже не посылали. А о положении матросов
хорошее представление дает донесение одного иностранного
дипломата своему правительству, относящееся как раз ко времени
великолепных маскарадов, которыми праздновалась победа над
шведами. «В видах предупреждения беспорядков и охранения
спокойствия количество стражи в здешней резиденции удвоено.
Мне говорили, что причина множества предосторожностей,
принимаемых по этому случаю, заключается в том, что весьма
значительное число матросов, которым не заплачено жалованье,
несмотря на отданное царем перед отъездом приказание
расплатиться с ними, не имея куска хлеба, составили заговор:
собраться толпою и грабить дома жителей здешней резиденции».
А в то же время Россия была накануне новой войны. Тот же
торговый капитализм, который заставил Петра биться двадцать
лет за Балтийское море, теперь гнал его на Каспийское. Ниш-
тадтский мир еще не был заключен, а у Петра была уже готова
новая подробная карта этого моря, за которую французская
академия избрала царя своим членом. Составившие карту офицеры
привезли, по словам иностранных дипломатов, важное
известие, что те места, где главным образом сосредоточено
производство шелка, находятся около самой границы царских владений.
«Здесь все льстят себя надеждой, что, так как у персиян нет ни
одного морского судна, можно будет большую часть шелковой
торговли привлечь сюда и извлекать из этого большой
доход»,— писал прусскому королю его посланник. Открыл эту
Америку только прусский дипломат: при русском дворе не
могли, конечно, забыть «величайшей торговли в Европе», на
которую в XVII веке было столько охотников. Персидский поход
Петра был необходимым дополнением к насаждавшимся им
шелковым мануфактурам. Год спустя об этом говорили уже
вполне определенно. «Царь хочет иметь для безопасности своей
торговли порт и крепость по ту сторону Каспийского моря и
желает, чтобы щелки, которые посылались обыкновенно в Европу
Через Смирну, шли отныне на Астрахань и Петербург», — писал
°ееною 1722 года другой дипломат, который скоро потом услы-
<>л подобное же объяснение из уст самого Петра, только царь
1 °ворил, разумеется, не о захвате шелковой торговли русскими,
п о «свободе» этой торговли. Едва кончились военные действия
^,)(>тив шведов, как участвовавшие в них войска начали стяги-
*1'ьея к Москве, а оттуда далее — к берегам Дона и Волги. На
({)й последней быстро вырос военный и транспортный флот,
l;fH которого 5 тыс. матросов было перевезено из Кронштадта

500
Л/. //. ПОКРОВСКИ И
через Москву в Нижний. В предлоге для войны, как водится, но
оказалось недостатка. В Шемахе ограбили царских гостей не то
на пятьдесят тысяч, не то на пятьсот; позже говорили уже о трех
миллионах. Притом царский гость был так близок к
правительственному чиновнику, что нельзя было не усмотреть здесь пря
мого неуважения к достоинству русского государя. Правда,
ограбившие были мятежниками и против своего государя —
персидского шаха, но тем меньше должен был сердиться
последний на появление русских войск в его владениях. Для него же в
конце концов восстановляли порядок — он должен был это
оценить, и при русском дворе надеялись даже, что шах, может
быть, даром, из одной благодарности предоставит шелковую
монополию России. Все эти радужные надежды, однако, скоро
должны были поблекнуть. Если не само персидское правительство
(в это время было и нелегко его найти, так как за шахский
престол боролось несколько претендентов), то его вассалы на
берегах Каспийского моря в союзе с горцами Дагестана оказали
русским отчаянное сопротивление. Каспийский флот вышел не
лучше балтийского и по большей части погиб от бурь. Бороться
с климатом оказалось еще труднее, чем с бурями и неприятелем;
болезни и конский падеж свирепствовали в русском лагере, и,
отправившись в поход весною 1722 года, в январе следующего
Петр уже возвращался в Москву, оставив на месте своих весьма
скромных завоеваний «15 тыс. лошадей, более 4 тыс. человек-
регулярного войска, не считая гораздо большего числа казаков
и миллиона рублей» *. Но непосредственные потери были еще
ничто сравнительно с тем, что грозило в будущем. Конкурентка
России в области шелковой торговли, Турция поняла
каспийскую экспедицию Петра как прямую угрозу себе: одна война
тянула за собою другую, и притом несравненно более опасную.
Прутского похода не могли забыть ни царь, ни его министры;
ожидание турецкой войны отравило последние месяцы жизни
Петра, а когда он умер, начавшие править от его имени
«верховные господа» не могли говорить о ней без тоски и скорби. Пер
сидские завоевания представляли собою одну из самых
неприятных частей Петрова наследства, от которой не знали, как
избавиться, и не чаяли, чтобы это когда-нибудь удалось.
«Войско, которое наряжено регулярное, надлежит в Персию п<>
слать, — меланхолически писал год спустя после смерти
"преобразователя" его канцлер граф Головкин, — для того, что авось
* Кампредон. Сборник Русск<ого> исторического о-ва. Т. XLIX
С. 281.

Риссная история с древнейших времен 501
либо они могут что будущим летом какие прогрессы учинить, и
увидя то и силу нашу, турки и персиане ннаково с нами
поступать станут». Но другой из «верховных господ», Толстой,
находил, что «регулярных войск прибавить туда сверх
определенного числа не токмо трудно, но кажется и невозможно», и всю
надежду возлагал на какого-то «грузинского принца», о
котором «просят тамошние армяне»... «Когда принц грузинский в те
страны прибудет, то, может быть, тамошних христиан к нему не
малое число соберутся, понеже его там любят», — мечтал
Толстой, выдавая этим «может быть» всю глубину отчаяния
русской дипломатии. Персидский поход не был такой позорной
неудачей, как прутский, но это было во всяком случае лопнувшее
предприятие, и его жалкие результаты не в меньшей степени
объясняют нам настроение Петра в последний год его жизни,
чем та пустота, в которой почувствовал себя император после
бесплодной борьбы с «растаскивавшими» Россию верховника-
ми. Быть может даже, что и эта пустота стала ему заметной
благодаря внешней неудаче, когда уже и триумфальными
шествиями нельзя было закрасить дела и уверить себя, что все идет как
следует. «Могу, как мне кажется, уверить в. в., — писал Камп-
редон Людовику XV в апреле 1723 года, — что как бы русские
ни храбрились и с какой бы твердостью ни пускали пыль в
глаза, они не в силах выдержать войну против турок ни со стороны
Персии, ни со стороны Азова. Русские финансы плохи, и голод
дает себя чувствовать весьма сильно. Кавалерия без лошадей,
ибо они погибли все в последнюю кампанию, а войскам за 17
месяцев не плачено жалованье, чего в прошлую войну не случалось
ни разу». Невероятный на первый взгляд факт неплатежа
жалованья войску вполне подтверждается и русскими документами:
13 февраля 1724 года Сенат доносил государю, что «многие
офицеры, а паче иноземцы, а такоже и русские беспоместные и
малопоместные от невыдачи им на прошлый год жалованья
пришли в такую скудость, что и экипаж свой проели». К концу
Царствования даже те, из-за кого голодала вся страна, были
сами голодны... На склонных к пессимизму людей, каким был,
'^пример, саксонский посланник Лефорт, Петр производил в
уго время впечатление человека, который на все махнул рукою
и запил с горя. «Я не могу понять положения этого
государева, — писал Лефорт за шесть месяцев до смерти императо-
*м» — царь шестой день не выходит из комнаты и очень нездоров
'м кутежа, происходившего по случаю закладки церкви, кото-
'Vio окрестили 3 тыс. бутылок вина... Уж близко маскарады, и
**Д*лсь ни о чем другом не говорят, как об удовольствиях, тогда

502
М. Н. ПОКРОВСКИЙ
как народ плачет... Не платят ни войскам, ни флоту, ни коллеги-
ям, ни кому бы то ни было; все ужасно ропщут» ":.
Смерть преобразователя была достойным финалом этого пира
во время чумы. Петр умер, как известно, от последствий
сифилиса, полученного им, по всей вероятности, в Голландии и плохо
вылеченного тогдашними врачами. При гомерическом пьянстве
петровского двора и лучшие врачи, впрочем, едва ли сумели бы
помочь. Смерть пришла совершенно неожиданно для царя, хотя
посторонние наблюдатели давно уже готовились к катастрофе, и
настроение, которое он при этом обнаружил, весьма способно
поколебать легенду о «железных людях». «В течение болезни он
сильно упал духом, страшно боялся смерти (le tout crainte de la
mort), но в то же время выказывал искреннее раскаяние, —
пишет в своей подробной реляции о последних днях Петра
французский посланник. — По его нарочитому повелению
освободили всех заключенных за долги, большую часть коих он приказал
выплатить из своих личных средств. Прочих заключенных и
всех каторжников, кроме убийц и государственных
преступников (!), он также приказал освободить; повелел молиться о себе
во всех церквах различных религий и причащался три раза в
течение одной недели». Он хворал достаточно долго, чтобы успеть
составить завещание, которое логически вытекало из им же
изданного закона о престолонаследии. Но боязнь смерти была так
велика, что у него не хватало духу за это взяться, а у
окружающих — напомнить ему об этом. Спохватились, когда Петр был
уже почти в агонии, но в каракулях, выведенных дрожащей
рукой, смогли разобрать только два слова: «Отдайте все...».
Кому — осталось неизвестным. Согласно комментировавшей
закон о престолонаследии «Правде воли монаршей» Феофана Про-
коповича, «народ» должен был теперь «угадывать» волю
умершего государя. Проще говоря, на другой же день по смерти
первого императора российский престол стал избирательным.
Ни в теории, ни на практике тут не было так много нового, как
может показаться нам. Первые цари дома Романовых
обыкновенно «обирались» на царство земским собором, по крайней
мере формальность избрания была соблюдена и при восшествии
на престол Петра. Когда «св. Синод и высокоправительствую'
щий Сенат и генералитет согласно приказали» русскому народу
повиноваться вдове умершего, императрице Екатерине
Алексеевне, это была не столько новая форма, сколько просто новые
слова для обозначения собрания, в сущности такого же состава
* «Сборник Русск<ого> историч<еского> о-ва». Т. III. С. 382.

Рисская история с древнейших времен 503
как и выбиравшее в 1682 году самого Петра, которое состояло из
«освященного собора», «боярской думы» да «московских
чинов». Новизна заключалась в том, что раньше, начиная с
Алексея, избрание было действительно только формой, потому что
наследник всем был известен и находился налицо; теперь же,
хотя в наследнике тоже не было недостатка, в обход его избрали
лицо, никаких прав на престол не имевшее. И выбрали притом
не те, кто мог это сделать по традиции и от чьего лица был
написан цитированный нами манифест, а опять-таки люди,
формальным правом выбора не располагавшие. «Сенат, Синод и
генералитет» писали под диктовку гвардии, которая в этот момент
всеобщего недовольства являлась самой недовольной и наиболее
опасной силой.
^^

€^
M. M. БОГОСЛОВСКИЙ
Петр Великий
(опыт характеристики)
Петр Великий, первое дитя царя Алексея Михайловича от его
второго брака с Натальей Кирилловной Нарышкиной, родился
30 мая 1672 года. На четвертом году он осиротел, так как царь
Алексей умер в январе 1676 года. Петр остался на попечении
матери, царицы Натальи. Первоначальное воспитание, какое он
получил, ничем не отличалось от воспитения, вообще
дававшегося древнерусским царевичам. На пятом году его стали учить
грамоте, и для этого обучения был приглашен дьяк из Приказа
большого прихода, министерства финансов, по-нашему, человек
искусный в книжном чтении, тихий и небражник, Никита
Моисеев сын Зотов. Раз, совершенно неожиданно для него, Зотова
вызвали из-за работы в Приказе и привели во дворец в
приемную царя. Вскоре вышел царский спальник и спросил, кто здесь
Никита Зотов, чтобы вести его к самому царю. От страха Зотов
пришел в беспамятство. «Отстоявшись», придя в себя, он вошел
в царский кабинет, и здесь в присутствии царя ему произведен
был экзамен в чтении, который он с успехом выдержал, а затем
ему было объявлено его новое назначение. По древнерусскому
обычаю отслужили молебен, и учитель, поклонившись своему
ученику в ноги, посадил его за азбуку. Покончив с азбукой, он
прошел с ним Часослов, Псалтырь и Евангелие, в чем и
заключалось первоначальное обучение в древней Руси. Впрочем, Зотов
умел разнообразить свои уроки. Мальчик оказался живым,
бойким и замечательно любознательным, засыпал учителя
вопросами. Удовлетворяя эту любознательность, Зотов стал ему по
называть и объяснять «кунгаты» — картинки с изображением
городов, крепостей, кораблей, сражений, оружия и т. д. Таки^
картинки приготовлялись иконописцами, состоявшими при
дворе в ведомстве Оружейной палаты. Так шло обучение до деся-

Петр Bpjuuuu (опыт характеристики)
505
гилетнего возраста. Весной 1682 года разыгрались в Москве
события, вызвавшие крутой перелом в воспитании Петра.
В апреле этого же года скончался царь Федор, и Петр был
избран царем помимо старшего брата царевича Ивана Алексеевича
(от Милославской), которого признали неспособным к
правлению. Партия родственников первой жены царя Алексея —
Милославских, руководимая энергичной и даровитой царевной
Софьей, возмутила в защиту прав обойденного царевича
московских стрельцов. 15 мая стрельцы собрались в Кремль к
Красному крыльцу и сбросили с крыльца на копья нескольких
представителей партии Нарышкиных и в том числе боярина Артамона
Сергеевича Матвеева, любимца царя Алексея, у которого в
детстве воспитывалась царица Наталья. Царями были признаны
теперь оба брата, а Софья провозглашена правительницей
государства. Десятилетний Петр присутствовал при этой сцене на
Красном крыльце и был спокоен. Однако она не прошла для него
бесследно. Для него не было ничего впоследствии ненавистнее
стрельца. Он потому так и ненавидел древнерусскую бороду, что
она напоминала ему стрельца. Стрельцы, державшиеся раскола,
стояли за старину. Может быть, и старина сделалась для Петра
так ненавистна потому, что связывалась в его представлении с ее
ревнителем и защитником-стрельцом, сбрасывавшим на копья
его родных и близких.
События весны 1682 года принудили царицу Наталью,
уступившую место Софье, удалиться с детьми в подмосковное село
Преображенское, любимую летнюю резиденцию Алексея.
Учебные занятия Петра были прерваны, остановившись таким
образом на одной грамотности. Он остался без внимательного
призора. Скучая сидеть в тереме возле печальной матери, он выбежал
на улицу села Преображенского, где нашел себе общество детей
придворных конюхов и лакеев. Из этой веселой компании царь
устроил два потешных полка, с которыми и играл в военные
игры, совершая походы в окрестностях села Преображенского.
В то же время он пристрастился и к кораблю. В амбаре села
Измайлова, неподалеку от Преображенского, среди разного хлама,
ставшегося после деда Никиты Ивановича Романова1, Петр
нашел ботик заграничной постройки. Призванный немец
объяснил ему, как этот ботик ходит на парусах не только по ветру, но
* против ветра. С тех пор страсть к кораблю и мореплаванию
охватывает Петра. Яуза, где он плавал на ботике, стала ему тес-
•'«. Заведены были корабли на Переяславском озере, а в 1693 го-
v царь выпросился у матери в Архангельск, где впервые увидел
настоящее море.

506
M. М. БОГОСЛОВСКИЙ
Эти игры, которым предавался Петр на свободе в
Преображенском, снаряжение и обучение потешных полков, постройка
корабликов и управление ими — вызывали много вопросов,
разрешить которые не умели придворные русские люди, и за
разрешением которых приходилось вызывать то того, то другого
немца из соседней с Преображенским Немецкой слободы. Петр
заинтересовался слободой, сделался там частым гостем, своим
человеком, с удовольствием пировал с иноземными офицерами,
купцами и мастерами, жившими в слободе, и танцевал с
немками на свадьбах, на которые его запросто приглашали. Немецкая
слобода в Москве, где жили иностранцы, приезжавшие в Москву
на службу или по торговым делам, была как бы маленьким
уголком Европы, занесенным в дикую Московию, подобно тому, как
в азиатских больших городах непременно существуют
европейские кварталы. В слободе завязались у него дружеские связи и
романтические привязанности. Слобода дала ему толчок и к
науке. Познакомившись со сведущими иностранцами, Петр понял
свою отсталость и снова, на этот раз уже по собственной охоте,
сел за книгу, прилежно стал изучать математические науки:
арифметику, геометрию, артиллерию и фортификацию под
руководством Франца Тиммермана, который был вызван во
дворец, чтобы объяснить царю употребление астролябии. В слободе
Петр впервые познакомился с Европой. С захватывающим
интересом слушал он рассказы своих иностранных друзей о чудесах
западного мира. В нем загорелось желание самому поближе
познакомиться с этими чудесами, самому повидать, как живут
образованные люди на Западе, и вот в 1697 году совершилось
небывалое дело, поразившее современников: царь уехал за
границу. Снаряжено было большое посольство к разным западным
государям, во главе которого стал ближайший друг Петра в годы
его юности иностранец Франц Лефорт, знакомец царя по
Немецкой слободе. К посольству примкнул и сам Петр инкогнито под
именем Петра Михайлова. Петр ехал за границу учиться, и
прежде всего выучиться корабельному делу. В то время две
державы славились своими флотами: Голландия и Англия. В этих
странах и оставался Петр подолгу. Приехав в Голландию, он
поселился сначала в маленьком городке Саардаме, чтобы работать
на тамошней верфи. Но вскоре жители Саар дама узнали, что
русский плотник Петр, master Piter, как его стали называть, нь
простой плотник, а царь московский. В самом деле, выдает себя
за плотника, а купил буер (лодку) за несколько сот гульденов-
За царем стала ходить необвязчивая, надоедливая толпа
любопытных. Однажды Петр был так раздражен глупой физиономИ"

Петр Великий (опыт характеристики)
507
ей некоего саардамца Марцена, который протискивался сквозь
толпу и всюду лез за ним, что не удержался и дал ему пощечину.
«Марцен пожалован в рыцари», — воскликнули в толпе, и
прозвание рыцаря навсегда осталось за Марценом. Встретив помеху
в Саардаме, Петр перебрался в Амстердам: благодаря его
величине и многолюдству, там можно было оставаться неузнанным.
Здесь он работал на верфях Ост-Индской компании. В свободные
от работы часы он плавал по морю, посещал фабрики, заводы,
мастерские, музеи, собрания редкостей, воспитательные дома,
госпитали, побывал и в астрономической обсерватории, всем
живо интересовался, обо всем расспрашивал и заставлял давать
себе объяснения, — словом, прилежно и внимательно учился.
Такую же жизнь вел он затем и в Англии, куда перебрался,
пробыв более четырех месяцев в Амстердаме, чтобы у английских
инженеров поучиться теории кораблестроения, практику
которого он хорошо усвоил в Голландии. Заграничное путешествие
было как бы высшей школой в образовании, пройденном
Петром, если считать уроки Зотова начальной, а занятия с Тим-
мерманом средней. Но подобно тому, как его первоначальное
обучение было прервано стрелецким бунтом 1682 года, новый
стрелецкий мятеж, вспыхнувший в России в отсутствие Петра,
заставил его прервать курс высшей школы и поспешить в
Россию. Опять перед ним стоял ненавистных! с детства образ
стрельца-бунтаря, защитника старины, опять мешал ему учиться.
Нас не удивит после этого жестокость, с которой царь,
приехав в Москву, расправился со стрельцами. Стрелецкое войско
было уничтожено, несколько сот стрельцов было казнено.
Пробелы прерванного образования Петр восполнял потом в течение
всей жизни. Он и под старость сохранил ту же жажду к знанию,
гу же неутолимую любознательность, с какою засыпал
вопросами Никиту Зотова в детской комнате Кремлевского дворца. На
своей печати, которой он запечатывал отправляемые им из-за
Пушицы письма, Петр вырезал девиз: «Аз есмь в чину учимых и
Учащих мя требую». Этому девизу царь и остался верен до конца
своих дней.
Петр Великий! Кто не слыхал о нем многочисленных
рассказов?! Ведь первые сведения о царе-преобразователе мы получаем
еЩе в детстве. Как только произнесено это имя, перед нами
возникает хорошо знакомый образ: высокая могучая фигура с ор-
л*1ным взором, с крупными чертами лица, которые искажались
4 Когда нервными судорожными конвульсиями — следствие
кровавой сцены, пережитой на Красном крыльце в
десятилетием возрасте. Над всякой толпой, как бы велика она ни была,

508
A/. M. БОГОСЛОВСКИЙ
царь заметно выдавался, будучи без малого в сажень ростом.
Когда на светлый праздник он христосовался, а этот обычай он
строго соблюдал, у него заболевала обыкновенно спина, потому
что к каждому, кто к нему подходил, он должен был непременно
нагибаться. Когда он шел пешком, обыкновенно размахивая
при этом руками, он делал такие крупные шаги, что спутнику,
его сопровождавшему, приходилось бежать рядом с ним рысью.
Царь отличался огромной физической силой, был богатырь в
буквальном смысле слова: выковывал без труда железную
полосу в несколько пудов весом и легко мог разогнуть подкову.
Когда он хотел кого-нибудь похвалить и дружески потрепать по
плечу, то удостоившийся этой царской милости не рад был и
похвале, потому что ему приходилось чуть не кричать от боли. Те
же крупные черты и в его нравственном складе. [Его
нравственная природа способна была к широким размахам в ту и другую
сторону, в положительную и в отрицательную. Петр способен
был на благородный подвиг самопожертвования. Он и погиб от
такого подвига^ Глубокой осенью 1724 года он без раздумья
бросился в ледяную воду, чтобы спасать лодку с тонувшими
матросами, причем жестоко простудился и заплатил жизнью за
спасение матросов. Он не мог вынести опыта над ласточкой,
посаженной под колокол воздушного насоса, производимого
придворным доктором Арескиным. Когда воздух из-под колокола
был вытянут настолько, что птичка зашаталась и затрепетала
крыльями, царь сказал Арескину: «Полно, не отнимай жизни у
твари безвредной, она не разбойник», и выпустил птицу. В то же
время он мог совершенно спокойно смотреть на самые жестокие
пытки и казни, которым подвергались те, кого он считал
врагами своего дела. Расправляясь с взбунтовавшимися стрельцами,
он собственноручно отрубил головы нескольким из них. Он был
способен трудиться без устали, но так же и гулять без всякой
сдержки. Он был способен предаваться разгулу, описание
которого превосходит всякую меру воображения, на празднествах по
случаю спуска нового корабля, когда гости напивались до того,
что их выносили замертво, а иные и совсем отдавали Богу душу*
или на собраниях всепьянейшего и всешутейшего собора, соби"
равшегося под председательством князя-папы, его старшего
учителя Н. М. Зотова, причем сам Петр, выступавший в роли
протодиакона, оказывался неистощимым в изобретательности,
сочиняя разные процессии и торжества для собора. То князя-
папу должны были нести на троне 12 плешивых кардиналов, я
папа, снабженный особым молотком, должен во время
движения процессии стукать этих кардиналов по головам, то князь-

ljeiiip Великий (опыт характеристики) 509
папа должен переправляться через Неву в просторном чане,
наполненном пивом, плавая по пиву на небольшом плотике,
причем Петр в конце концов все-таки не удержится и столкнет
князя-папу в пиво, дав ему купание. Непомерное знакомство с
<iИвашкою Хмельницким», как называл Петр вино, рано
расстроило его здоровье. Он приходил в дурное расположение духа,
становился раздражителен и тяжел для окружающих. Но он
привлекал к себе сердца своей правдивостью и любовью к
правде. За правдивое признание он готов был простить всякий
поступок. Неплюев, один из молодых людей, которые были
отправлены для обучения за границу, вернувшись и сдавши экзмен,
назначен был работать вместе с царем на верфи. Раз, пропировав
накануне в гостях, он опоздал на работу, пришел уже после
государя и до такой степени испугался, что хотел уже бежать и
сказаться больным, но потом решил говорить всю правду. «А я,
мой друг, уже здесь», — сказал ему Петр. «Виноват, государь, —
отвечал Неплюев, — вчера был в гостях и долго засиделся, и
оттого опоздал». — «Спасибо, милый, — сказал ему Петр, — что
говоришь правду: Бог простит, кто Богу не грешен, кто бабе не
внук?!» Царь не терпел неправды. Раз в его присутствии один
иноземный офицер разоврался о сражениях, в которых он
бывал, и о подвигах, которые совершил. Петр слушал, слушал его,
потом плюнул ему в лицо и отошел в сторону.
Сломив силу Швеции, Петр сделался одним из самых
могущественных государей Европы. Но при этом он умел сохранить
иростоту в образе жизни. Он был очень бережлив в
государственных средствах и рассчетлив в своих, и впервые внес строгое
различие между теми и другими. Расходы на содержание двора
убавились при нем вчетверо (15% —4%) сравнительно с
прежними их размерами. Он обыкновенно ходил в поношенном
кафтане, сшитом из русского сукна, в стоптанных башмаках и чулках,
заштопанных Екатериной. Ездил, по свидетельству очевидцев-
иностранцев, на таких плохих лошадях, на которых согласился
бы ехать не всякий столичный обыватель, обыкновенно в
одноколке, один или в сопровождении денщика. Царь не выносил
просторных зал. Когда он был во Франции в 1717 году, ему
отведи помещение во дворце, но его комнаты оказались для него так
высоки, что он приказал натянуть в них потолок из парусины.
В Петербурге он построил себе два дворца: летний и зимний,
настолько маленькие, что в них не могли вмещаться
приглашенные гости, и более важные торжества происходили в здании Се-
tJ*vra и в обширном дворце князя Меншикова, а летом собрания
"Ри дворе происходили на открытом воздухе в Летнем саду.

510
Л/. Л/. БОГОСЛОВСКИЙ
По простоте, с которой царь себя держал, он вовсе не походи^
на своих предшественников. Те были окружены религиозной
обстановкой. Народ видал их редко, во время торжественных
выходов, когда царя в золотой одежде церковного покроя вели под
руки под звон кремлевских колоколов в один из соборов. Теперь
носитель верховной власти стал появляться перед народом в
странном виде, в голландской матросской куртке на
корабельной мачте, с трубкою в зубах. Для него не было ничего
стеснительнее придворного этикета. Для торжественных придворных
церемоний у него была заведена особая должность
князя-кесаря, много лет занимаемая кн. Ромодановским, который и
должен был носить знаки императорского достоинства. В августе
1723 года надо было дать прием персидскому послу. С Персией
только что был заключен мир, и вообще посла восточной
державы нельзя было принять запросто. В ожидании посла
император, одетый в парадный красный кафтан, вышитый серебром и
опушенный собольим мехом, ходил большими шагами по
комнате, прилегающей к тронной зале, страшно волновался и
приводил в смущение императрицу. Заслышав шаги посла, он
перешел в тронную залу и занял место на троне в тожественной позе,
держа под мышкой треугольную шляпу. Он сильно потел и от
волнения часто нюхал табак, когда посол произносил длинную
высокопарную речь и когда он затем по восточному обычаю
пополз по ступеням трона, чтобы поцеловать руку императора.
С большим облегчением он вздохнул и выбежал из тронной
залы, как только эта утомившая его церемония кончилась. На
разных торжествах Петр занимал первое попавшееся место,
обыкновенно в конце стола, причем наиболее любимыми его
собеседниками были иностранные мастера и купцы. В царе Петре
таился простой рабочий. С необыкновенной легкостью Петр
постигал и усваивал каждое мастерство и везде, где он ни бывал, а
изъездил он вдоль и поперек всю Россию, он оставил предметы,
им самим сработанные. Он гордился мозолями на руках.
«Видишь, братец, я и царь, — говорил Петр Неплюеву, — да у меня
на руках мозоли, а все оттого — показать вам пример и хотя бы
под старость видеть мне достойных помощников и слуг
отечеству». Простой рабочий с необыкновенной легкостью
обнаруживался в нем, в какой бы обстановке царь ни находился. Раз на
одной великосветской свадьбе, когда гостям показалось, что в
зале, назначенной для танцев, слишком жарко, хотели открыть
окна, но они оказались заколоченными снаружи; царь
потребовал топор и сам стал отбивать раму, но окна оказались
заколоченными так крепко, что ему пришлось провозиться с ними бо-

UfjiW Великий (опыт характеристики) 511
е получасу. Он не раз выбегал па улицу, чтобы осмотреть окно
" аружп и, наконец, добился своего — открыл окно, вернулся к
гостям и принял участие в танцах, до которых был большой
охотник. Он мог трудиться неутомимо, притом на самых
разнообразных поприщах, то с топором плотник;), то с пером
историка в руках, — свойство, которое дало поэту повод сказать о нем:
„То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник, он
всеобъемлющей душой на троне вечный был работник». Этому
царю-работнику выпало на долю переработать Россию.
Царь перерабатывал Россию не без общей политической
мысли. Правда, он, делец и практик по преимуществу, был чужд
отвлеченным теориям. Но то, что было практического в
политических взглядах его времени, он хорошо усвоил.,
Переменчивость намерений и планов в преобразовательной деятельности,
выразившаяся в отрывочных и часто противоречивых указах,
один за другим выходивших из-под его пера, не показывает еще
отсутствия политического идеала: она является лишь
признаком страстных порывов в стремлении к нему., Вдохновленный
идеалом, Петр хватается то за одно, то за другое средство,
которое кажется ему ведущим к достижению идеала;
разочаровываясь в результатах, бросает начатое, меняет его на другое
средство, которым увлекается со всею горячностью своей пылкой
натуры. Но во всей этой кипучей деятельности, во всей этой
быстрой смене намерений и начинаний ясно видно одно стремление,
один политический идеал^рн становится все яснее по мере
развития самого Петра, по мере е^о все более широкого знакомства
с западно-европейским миром), — знакомства, которое началось
с поездок в Немецкую слободу и окончилась посещением
важнейших государств Европы, которое началось с приглашения
немецкого плотника Тиммермана и кончилось сношениями с
одним из самых великих мыслителей того времени — Лейбницем,
которое началось с вопросов о том, как действовать астролябией
и пускать на парусах игрушечные ботики, и привело к изученим
государственных учреждений Европы. Этой заветной целью,
л\щидеалом Петра была Россия как европейское государство. {
Чтобы понять, что Петр подразумевал под европейским
государством, надо вспомнить ту политическую обстановку, в
которой он жил, как политическую деятельность того времени, так и
?°литические идеи той эпохи. Мы замечаем всегда
взаимодействие между действительностью и идеями. С одной стороны, поли-
^ческая философия осмысливает то, что сложилось в дейстзи-
"чьности, с другой — сама действительность следует правилам,
:'*ановленным политической философией. К XVII веку везде в

512
л;, а/, богословски а
Европе на месте феодальных дроблений возникает государство с
абсолютной, неограниченной властыь. В то время появляется ц
политическая философия, которая дает теоретическое
обоснование этому государству с абсолютной верховной властью. Это был
век блестящего расцвета политической мысли, когда на
философском горизонте светят звезды первой величины: Гроций,
Пуффендорф^Гоббс2, Локк*1 и другие мелкие, которые теперь
уже забыты. 1Это было время господства рационализма в
политической философии, который сводил все к разуму и все пытался
объяснить из разумных началу Это было время договорной
теории происхождения государств. Люди первоначально живут в
естественном состоянии, как говорит Гоббс, один из
представителей этой мысли, но от этого происходит зло, начинается
борьба всех против всех, и вот, в целях общего блага, в целях
прекращения этой борьбы, люди заключают между собой договор,
которым образуется государство. Люди соглашаются договором
учредить верховную власть, в пользу которой они отказываются
каждый от своей самостоятельности, и все свои права переносят
на эту верховную власть, которая таким образом является
абсолютной. По учению Гоббса, верховная власть в государстве не
подлежит ничьему контролю, она выше закона, так как она
служит источником закона. Только верховной власти принадлежит
право суждения, только верховная власть обладает всеми
свойствами для достижения истины, только верховная власть не
может ошибиться в выборе между суждениями. Такова теория
государства, возникшая в XVII веке.
Политическая действительность много усвоила из этой
теории и пыталась осуществить ее на деле. Вот почему верховная
власть в XVII и XVIII вв. играет такую выдающуюся роль,
получает такое огромное значение. Как говорит Токвиль \ она
становится для подданных на место Провидения, она окружает их
всеобъемлющей опекой: она дает подданным не только
безопасность, не только заведует внешней обороной, не только
учреждает правосудие, она также насаждает промышленность путем
финансовых субсидий и подробных предписаний,
регулирующих все мелочи экономического производства. Она заботится
также о здоровых подданных, следит за их нравственностью,
она выбирает для них религию, вмешиваясь таким образом
даже в интимную сторону жизни подданных. В XVI веке,
действительно, был установлен такой политический принцип: госу*
дарь определяет религию для своего государства, а подданные
обязаны повиноваться верховной власти. Наивысшего значения
в таком смысле верховная власть достигает в XVIII веке, в эпохУ

IlvffiP
, «освещенного абсолютизма, когда на европейских тронах
являются монархи-философы, а у этих тронов стоят министры,
проводящиее философские аксиомы в жизни.
Вот та политическая действительность и те идеи, в среде
которых пришлось действовать Петру. Он, конечно, не был
теоретическим мыслителем, отвлеченные теории ему не давались, он
с трудов их усваивал. Но, обладая живым, любознательным и
проницательным умом, он не мог не присмотреться во время
своих странствований по Европе к западно-европейской
политической деятельности и не мог остаться глух к
западно-европейским политическим идеям. Ведь идеи имеют свойство как бы
носиться в воздухе и заражать собою хоть немного
восприимчивые умы. Петр, разумеется, не оставил после себя цельной и
стройной системы, но он весь был пропитан политическими
идеями своего^времени./Правда, отвлеченное в этих идеях не
давалось ему. (Будучи практическим дельцом по преимуществу, он
не занимался теорией происхождения государства, но то, что
было практического в этих идеях, он хорошо усвоил,Юн очень
ясно выразил свой взгляд на общее благо как на цель
государства .и на верховную власть как на средство, ведущее к этой
цели^
В своей ответной речи на торжестве 22 октября 1721 г. он,
указывая на предстоящие после войны задачи
правительственной деятельности, между прочим, заметил, что теперь, когда
окончилась война, его задачей является «трудиться о пользе и
прибытке общем». Этими словами он ыражает ту же мысль,
какую проводили и философы.
При нем верховная власть как средство для достижения этой
Цели получает новое значение. Она становится более
отвлеченной: люди XVII в. смотрели на верховную власть слишком
конкретно. Они отождествляли государство с личностью государя,
Для них эти два понятия были неразрывны. Московское
государство XVII в. есть еще вотчина, населенная разного рода
крепостными, а государь — вотчинник этой вотчины, хозяин в этом
большом хозяйстве. При Петре эти два понятия: государство и
г°сударь расчленяются и становятся отдельными, и верховная
ВДасть теряет эти вотчинные свойства: она становится
государственным учреждением, с характером строго государственного,
i} не частного права.
Перемена в положении верховной власти выражалась не
< лько в этих внешних формах, она сказывалась также и в са-
К)м законодательстве. Законодательство Петра Великого
отличается от законодательства предыдущего времени двумя черта-

514
М. М. БОГОСЛОВСКИЙ
ми. Первое отличие его состоит в том, что оно является
всеобъемлющим, оно касается всех сторон жизни подданного.
Судебники и Уложение3 Алексея Михайловича содержат, главным
образом, процессуальное право; материального права в них
очень немного. Государство XVI и XVII вв. ставит себе немногие
задачи: оно берет на себя внешнюю оборону, обеспечивает
внутреннюю безопасность и собирает средства для этих двух целей.
В этом и заключается его деятельность; оно почти не
вмешивается ни в общественную, ни в частную жизнь подданных. Для
людей того времени в законодательстве не было нужды, у них была
сила, на которую они всегда опирались, и этой силой был
обычай. Московское государство жило обычаем, судьи судили в
приказах, опиравшихся на обычаи, обычай руководил и частной
жизнью человека: в сомнительных случаях он справлялся с тем,
как указывал обычай, как повелось от предков. «Так
повелось», — и этой ссылки было достаточно, чтобы устранить все
сомнения и прекратить всякое колебание. «Так не повелось», и
иногда никакими казнями и пытками нельзя было сломить
упорство, поддерживаемое этим основанием. В XVIII в. на место
обычая поставлен разум, который объявляет обычаю
беспощадную войну, который стремится изгнать его из всех сфер,
который всю жизнь перестраивает на новый лад. Отсюда ясно, что
закон, основанный на разуме, должен был определить все
мельчайшие подробности не только общественной жизни, но и
частной. И вот законодательство Петра, как законодательство всех
европейских государств того времени, охватывает жизнь
подданных решительно со всех сторон. Правительство окружает
подданных всеобъемлющим попечением: оно предписывает, как
строить города, как строить дома в городах и деревнях, но не
ограничивается постройкой жилищ, а шагает за его стены и
определяет весь обиход частной жизни; оно указывает, какой
внешний облик и какую одежду должен носить подданный,
например, одни должны брить бороду и носить немецкое платье,
другим — раскольникам — предписывалось носить длинные
бороды и русское платье.
Таким образом, законодательство предписывало внешнее
обличье и одежду подданных, но оно предписывало также и те
науки, которым подданные должны были учиться. Дальше оно не
ограничивалось тем, что брало на себя обучение, оно заведывало
также и увеселениями. Тогда у государства не было средств для
устройства общественных увеселений, поэтому оно
вмешивалось в частные увеселения, например, был издан указ об
устройстве ассамблей, подробно определяющий, как должен был вести

nnip Великий (опыт характеристики ) 515
гоя хозяин, чем занимать гостей, в котором часу начинать, в
котором кончать и т. п. Мало того, что государство вмешивалось
Б то, как люди должны веселиться, оно указывало также, как
оПи должны лечиться. Петр сам пользовался за границей
водами, надо было открыть такие и в России, и вот был открыт
железистый источник в Олонецком краю, вода которого была
объявлена целительной. Тотчас был издан подробный регламент о
гом, как надо было пользоваться этими водами. Если больному
случалось умереть, то и на такой случай были изданы правила: в
каких гробах хоронить, как ставить на могиле памятник и т. и.
Словом, все решительно шаги подданного были строго
определены законом: подданные все должны делать по указу, все
должно быть «указным», как тогда выражались: жилища
должны быть построены по указному плану, обитатели должны
одеваться в указное платье, указным образом должны были
веселиться, указным наукам учиться и указным образом лечиться,
указным образом хорониться и указным порядком лежать в
могиле, очистив предварительно душу покаянием в указные
сроки. Государство заботится даже о загробной жизни, наблюдая за
гем, чтобы подданные ежегодно исиоведывались и
причащались. Оно не стеснялось даже предписывать правила поведения
для тех церковных иерархов, которые облечены были
особенною благодатью Святого Духа: вышел закон о том, как должна
были держать себя архиереи во время службы — «упражняться
ь богомыслии и посторонних докладов не принимать».
Таким образом, законодательство охватило подданного со
iicox сторон его жизни и окружило его всеобъемлющей и самой
тщательной опекой. Этот всеобъемлющий характер
законодательства Петра — одна из его черт. Вторая черта — это те
средства, которые имеет в виду законодатель для исполнения своих
окопов. До Петра известно было одно следство — угрозы и
наказание: законодатель действовал, как суровый педагог, рука
второго постоянно вооружена кнутом и плетью. Откройте
"Сложение» ', на каждом шагу вы увидите там слова: «А буде
Гс>торые люди учиут делать то-то и то-то, и тех людей казнить
'°' всякого милосердия» или «бить нещадно». Законодателъ-
1 •* Петра также не скупится на угрозы, но оно рассчитывает и
Нг Другие способы исполнения своих законов: оно стремится
' 'Влиять на разум подданного. Вот почему Петр приводит к
• Дому своему закону мотивы, причем эта мотивировка
разуется иногда в целые политические и естественнонаучные
1 гаты. Петр стремится прежде всего подействовать на рассу
Подданного и только в случае неуспеха обращается к угрозе.

516
Л/. М. БОГОСЛОВСКИ^
В каждом из его указов непременно встречаем союз «понеже>>^
которым начинается мотивировка закона. Эта неважная часть
речи — согоз «понеже»—знаменует собою очень важный
момент в развитии русской личности. Вместе с отменой обычая
писаться уменьшительными именами и земных поклонов при
встрече с государем появление этой частицы в тексте законов
показывает новые отношения, в которые верховная власть
стремится встать к управляемому обществу, рассчитывая на
сознательное, разумное исполнение закона, ради его разумных целей,
а не на рабское подчинение из-за страха плети. Когда Петр
пишет указ, он непременно резонирует. Иногда мотивировка
указов разрастается в целые поучения, в которых излагаются
политические, юридические и естественнонаучные теории. Приведу
примеры этого законодательства. Петр не раз издавал указ о
том, чтобы никто не обращался с просьбами лично к государю,
не подав прошения в установленных учреждениях и не пройди
всех инстанций. Вот как начинается один из таких указов:
«Понеже челобитчики непрестанно е. и. в-ву докучают о своих
обидах, везде, во всяких местах, не дая покою; и хотя с их стороны
легко рассудить можно, что всякому своя обида горька есть и
несносна; но притом каждому рассудить же надлежит, что какое
их множество, а кому бьют челом, одна персона есть, и та колп-
кими воинскими и прочими несносными трудами объята, что
всем известно есть. И хотя б и таки трудов не было, возможно ли
одному человеку за так многими усмотреть? Во истину не точию
человеку, ниже ангелу, понеже и оные местом описаны суть, ибо
где присутствует, инде его нет». Указ о собирании разного рода
редкостей мотивирован таким образом: «Понеже известно есть,
что как в человеческой породе, так в зверской и птичьей
случается, что родятся монстра, то-есть уроды, которые всегда во всех
государствах собираются для диковинки... но таят невежды,
чая, что такие уроды родятся от действа дьявольского чрез
ведовство и порчу, чему быть невозможно, ибо един Творец всея
твари Бог, а не дьявол, которому ни над каким созданием власти
нет...». Далее объясняются естественные причины таких челове
чьих, скотских, звериных и прочих уродов.
Итак, Петр был воодушевлен идеалом «регулярного» евроиен
ского государства. Под этими словами он подразумевал государ'
ство, целью которого должно быть общее благо людей, средством
для достижения этой цели должна служить сама верховная
власть, окружающая подданных самой внимательной опекой-
На себя Петр смотрит, как на учителя своего народа. «Наш на
род, — пишет он, — яко дети, которые никогда за азбуку не

Петр Великий (опыт характеристики) 517
примутся, когда от мастера не приневольны бывают, которым
лосадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно
из всех нынешних дел — не все ли неволею сделано, и уже за
многое благодарение слышится» (П<олное> с<обрание> з<ако-
нов"'- № 4345). Эту обязанность учителя своего народа он
доводил до высокой обязанности жертвовать за свой народ своею
жизнью. Известны блестящие слова прусского короля,
Фридриха II°: «Король есть первый слуга своего отечества». Но когда
Петр Великий говорит в письме к сыну: «Я за свое отечество и
люди живота своего не жалел и не жалею», он высказывает ту
же самую мысль, только не в таких блестящих выражениях.
^^Э

М. М. БОГОСЛОВСКИЙ
Петр Великий по его письмам
i
Петра Великого очень занимала мысль о составлении истории
России. Неоднократно он предписывал собирать источники для
этой истории: летописи, грамоты и другие памятники, а вместе с
тем заказывал и литературную обработку истории. Следует и в
этом деле отметить черту, вполне совпадающую с общим
практическим направлением мысли Петра. В отечественной истории
его интересует то, что можно извлечь из нее практического,
насущно полезного; его занимают не досужие гипотезы о
древнейших, покрытых туманом неизвестности временах, не «начало
света», как он выражается, а ближайшие к нему два века — XVI
и XVII, начиная с княжения Василия III1, составлявшие для
него «новую и новейшую историю», как бы мы теперь сказали.
Такое сочинение по русской истории должно было познакомить
Петра с недавней стариной, рассказать ему о событиях, с
близкими последствиями которых он стал лицом к лицу, объяснить
ему происхождение тех окружавших его явлений русской
жизни, на которые он сам стремился воздействовать своею волей.
Немало также заботился Петр и о составлении истории
собственного царствования. И эта забота вызывалась всего более
практическим интересом. В истории своего царствования Петр,
оглядываясь на свою деятельность и подводя ей итоги, хотел
дать ей объяснение, указать на ее разумность и полезность, и в
этом случае история должна была служить ему таким же
публицистическим орудием, каким были политические трактаты,
заказываемые Феофану Прокоповичу, или его собственные
предисловия к разного рода указам, где выяснялась полезность и
необходимость их издания и те благие цели, к которым эти
законы были направлены. Занимавшая его мысль о составлении №

цсп\р Великий по его письмам 519
тории царствования нашла себе выражение в нескольких
оставшихся после пего собственноручных заметках. «Написать о вой-
lI€S — пишет он раз, — как зачалась, и о нравах и случаях, как и
кем делана». Война, разумеется, казалась тогда главным
событием царствования. Но Петр вовсе не думал ограничиться в
предполагаемой истории изображением одной только войны.
Вго программа была шире. «Чтоб вписать в историю, — гласит
другая его заметка, — что в сию войну сделано, каких и когда
распорядков земских и воинских обоих путей регламентов (т. е.
сухопутных и морских) и духовных; також строения фортец, га-
вапов, флотов корабельного и галерного и мануфактур всяких, и
строения в Питербурхе и на Котлине, и в прочих местах».
Для составления истории царствования постоянно
собирались необходимые материалы. Предписано было доставлять в
кабинет государя из разных ведомств и учреждений и отдельные
документы, и далее целые исторические записки, составление
которых поручалось очевидцам и участникам подлежащих
описанию событий. Так, начальник Преображенского приказа
кн. Ромодановский должен был представить записку о
стрелецком бунте 1698 г., о котором он мог хорошо знать потому, что
бунтовщики прошли через его руки при розыске о мятеже.
Кн. В. В. Долгорукий, командовавший войсками, посланными
укрощать Булавинский бунт2, составил записку об этом бунте.
Фельдмаршал Б. П. Шереметев, генералы кн. М. М. Голицын,
кн. Репнин, гр. П. М. Апраксин написали о своей деятельности
во время Северной войны. Генерал-фельдцейхмейстер Брюс дал
очерк развития русской артиллерии; генерал-полицмейстер Де-
вьер изложил историю возникновения Петербурга и
Кронштадта. Из Коллегии иностранных дел потребована была записка о
Дипломатических сношениях, из военной — о рекрутских
наборах. Даже пленные шведские офицеры были привлечены к этой
работе. Так, генерал Шлиппенбах2 доставил сведения о
действиях Карла XII после Нарвской битвы *.
При этом собирании документов один их род не привлекал к
оое внимания Петра — это его собственные письма. Точнее,
'прочем, надо будет сказать, что Петр не придавал значения той
г вороне этих писем, за которую мы теперь этот род источников
гч,бенно ценим, именно их частной стороне, не касавшейся го-
' ' чарственных дел. Надо заметить, что в переписке Петра нет
' °лько-нибудь резкой черты, отделяющей их частную сторону
' официальной. Обращаясь к близкому человеку с самым шут-
:: Устрялов. История Петра В< ел и кого"*. Т. I. С. XXXIII.

520
А/. Л/. БОГОСЛОВСКИц
ливым письмом, полным подробностей интимного характера, <,ц
тут же диктует свою волю как государь. II наоборот, к письму
официального характера присоединяет нередко какую-нибудь
приписку совершенно приватного свойства. В кабинете государя
перед отправлением его писем по назначению их содержание (i
более или менее сокращенном виде вносилось в особую книгу
«исходящих», в так называемые «Тетради записные указам,
отходящим за рукою государевою». Бывало и так, что Петр
набрасывал собственноручно черновик письма; затем адресату
отправлялась подписанная государем чистовая копия, а черновик
оставлялся в делах кабинета. Но сохранять содержание письма
в канцелярии государя тем или иным способом: посредством ли
занесения его в тетради исходящих или посредством оставлении
в бумагах черновика побуждал отнюдь не исторический, а чиего
практический, деловой интерес. Ведь письма Петра — по боль
шей части в то же время и указы, обязательные для тех лиц,
кому они адресовались; а раз это так, то порядок
делопроизводства требовал регистрации этих указов там, откуда они
отправлялись. Можно заметить, что в кабинете обнаруживали больше
интереса к деловой, официальной стороне писем как документов
выражения высочайшей воли, чем к частной, интимной.
Письма-указы государя в тетрадях записных передаются подробно,
иногда почти полностью, с точным воспроизведением текста,
касающегося тех дел, о которых в письмах даются распоряжения.
Но содержание такого совершенно частного письма, как письмо
от 17 августа 1707 г. к известной участнице всешутейгаего
собора князь-игуменье Дарье Гавриловне Ржевской, в тетрадях
записных, где оно было также все-таки зарегистрировано — пере
дано одним только словом «кумплемент» *. Точно так же
содержание письма от 28 мая 1707 г. к сестре Наталье
Алексеевне выражено в Тетрадях двумя словами: «о здоровье» **. И для
самого Петра, и для его канцелярии важно было хранить
содержание писем-указов для памяти и для соображений в тот момент,
когда станут доносить об исполнении переданных письмом
повелений, и также и для порядка в дальнейших распоряжениях
Если и придавалась цена этим письмам как историческим доку
ментам, то именно с их деловой стороны, поскольку они были
указами и поскольку свидетельствовали о разных приказанные
от монарха делах. Те же стороны письма, где о делах не
говорилось, но где, может быть, ярче всего выражались черты личное
v Письма и бумаги Петра В- еликого-. Т. VI. № 1912.
** Там же. Т. IV. № 1295; Т. V. N>> 1771.

r» nip BciUhiui no #vf* письмам Г)1>1
чч1 ИХ писавшего, не привлекали к себе внимания и как*
исторический документ не рассматривались.
\[ мы не можем упрекать Петра как историографа в таком
пробеле ири оценке источников. Надо припомнить, что вообще в
его время письма не входили еще в круг источниковедения и не
ценились как исторический материал. Правда, уже и ранее
письма собирались и издавались, но не в качестве исторических
документов, а как произведения особого вида литературы,
эпистолярной словесности, и только уже поною научной
историографией частная переписка была оценена как исторический
источник. Впрочем, для нас, историков, в этой недооценке Петром
Великим своих писем заключается особая выгода. Можно даже
сказать, что письма Петра имеют для нас тем большую цену
исторического документа, чем меньше он сам смотрел на них как
на исторический документ. В наши дни перед всяким сколько-
нибудь выдающимся человеком, когда он пишет дневник или
мемуары или когда он ведет переписку, вероятно, не раз
мелькнет представление о красной обложке «Русской старины>> или
бледно-желтой обложке «Русского архива», и не напрасно: в тот
или другой журнал его бумаги рано или поздно и попадут.
Действие письма одним адресатом не ограничится; оно со временем
сделается достоянием широкого крута читателей. И вот письмо
перестает быть надежным зеркалом; оно дает не совсем
правильное изображение пишущего, оно отражает не то, что есть, а то,
чем пишущий хочет быть или, по крайней мере, казаться.
Когда пишет письмо Петр Великий, он. разумеется,
совершенно не представляет его себе в печатном виде па страницах
того или другого исторического издания. Его письма не
рассчитаны на печать, поэтому всегда искренни, всегда верно и точно
отражают его, как он есть, и имеют значение чистого и
прозрачного исторического источника, трудно заменимого при изучении
личности Петра. С делами Преобразователя мы можем
познакомиться по многим другим, может быть, гораздо более полным и
подробным документам. Но взгляды, мысли, настроения,
чувства, — словом, все то, что составляет внутреннюю сторону
личности Петра Великого, все это ни в каком другом источнике не
отображается с такою полнотой и отчетливостью, как в
письмах. По другим источникам, по отзывам о нем соприкасавшихся
с' ним современников мы знакомимся с тем впечатлением, кото-
Рое Петр на этих современников производил. Как бы ни были
гидрны и близки к истине эти переданные впечатления, это все
1:о изображения приблизительные, либо преувеличенные, либо
приуменьшенные, это не Петр Великий, а только легенда о Пет-

522
м. м. богословский
ре. В письмах перед нами сам Петр в своем подлиннике. Читая
письма, мы становимся с ним лицом к лицу непосредственно.
Нам виден не только его внешний облик, но перед нами
раскрываются и его внутренние душевные движения.
II
Петр много и охотно пишет. По последним томам того
тщательного хронологического собрания его писем, какое мы имеем
в издании «Писем и бумаг» *, можно видеть, пересматривая его
переписку день за днем, что в каждом месяце число дней, когда
Петр ведет корреспонденцию, обыкновенно больше числа дней,
в которые он не берется за перо. Притом на каждый день, когда
он занимался перепиской, приходится по нескольку писем. Есть
дни, в которые он отправлял по 7 и по 10 писем. Наибольшее
число писем за 1707 год приходится на 6 июля, день, когда было
написано 12 писем. Перо постоянно у Петра в руке; он пишет
собственноручно или, как мы уже видели выше,
собственноручно набрасывает черновик, с которого затем посылается адресату
подписанная государем копия. Иногда он диктует письма.
Можно заметить, что к близким людям Петр обыкновенно пишет
собственноручно. Таковы, напр<имер>, его письма к
Екатерине, к Меншикову, к Апраксину. Наоборот, к тем, даже
выдающимся и ценимым, сотрудникам, с которыми, однако, государь
далек и холоден, чаще отправляются письма, лишь
подписанные им. Князя Дмитрия Михайловича Голицына, выдающегося
Особой, учрежденной в 1872 г. при Императорской Академии наук
комиссией выпущено до настоящего времени шесть томов писем,
помещенных в хронологическом порядке и снабженных
обстоятельными примечаниями. С научной точки зрения это издание не
оставляет желать ничего лучшего. Издание доведено теперь уже до
1708 г., и этого количества писем, как нам кажется, достаточно для
правильности суждения как о самих письмах, так и об
отразившихся в них чертах характера их автора. Кроме напечатанных в
разных других изданиях писем, мы пользовались также
«Тетрадями записными», хранящимися в Государственном архиве, при
любезном содействии, оказанном нам Я. Л. Барсковым. Само собою
разумеется, что мы далеки были от мысли предпринять какую-либо
исчерпывающую работу о письмах Петра: до завершения академи
ческого издания «Писем и бумаг» такая задача преждевременна.
Прекрасная характеристика писем Петра дана в статье г. Сивкона
♦ Петр В<еликий> как писатель» в издании Сытина («Три века
царствования Романовых», под редакцией В. В. Каллаша).

flrtiip Великий по его письмам 523
государственного человека, занимавшего все время важнейшие
и 0твествениые посты, Петр очень уважал, но не любил, так как
чнал, что Голицын многих его поступков и предприятий не
одобряет. Из 35 писем, отправленных Голицыну в то время, как тот
занимал место киевского губернатора, и напечатанных в XI т.
«Сборника Императорского Русского исторического общества»,
всего 7 собственноручных; остальные только подписаны
государем. Письма Петра обыкновенно очень кратки; всего чаще
размером в 7—8 строк печати в издании «Писем и бумаг». Он бере-
ясет время; в немногих строках он умеет вполне ясно выразить
свою мысль. Но он не затрудняется написать Федору
Матвеевичу Апраксину, своему шурину, собственноручное письмо и в
35 строк того же печатного текста, да притом, уже подписав
письмо и пометив дату, присоединить к нему еще postscriptnm в
8 строк. Собственноручное письмо к поручику В. Д. Корхмчину,
который был послан возобновить и усилить укрепления в
Москве, еще больше, занимает 50 строк текста-'. Нередко в беловик
письма, сделанный рукою писца, Петр вносит своею рукою
новые вставки и дополнения, а иногда снабжает его собственноруч-
ною припиской. В письмах Петр тщательно обозначает время и
место написания, и эти даты свидетельствуют, как неутомим и
аккуратен был Петр в переписке. На полученное письмо он
отвечает тотчас же и сам подчеркивает эту аккуратность. Так, один
из ответов Меншикову Петр пометил: «Ис Тикотина в 13 д. (в
тот же час, как иисмо подано) сентября 1707 г.» "-■'. Лихорадка,
которою он болел в августе 1707 г. в Варшаве, не удерживает его
от письменного стола. В собственноручном письме к Ф. М.
Апраксину, проставив дату 3 августа 1707 г., Петр сделал при
обозначении места особую приписку в скобках: «Из Варшавы (в
которой едва не все так трактованы от лихорадки, как я)». Даже в
самый разгар пира он отрывается от него и располагается
отвечать на письмо тут же за обеденным столом. 28 июля 1706 г. под
Киевом, получив письмо от Меишикова, государь обстоятельно
ответил на его вопросы, дал ему несколько руководящих
указаний и письмо закончил добродушным поклоном и обозначением
Момента, когда оно писалось: «За сим, предав вас в сохранение
^ьшшему и всех пребывающих с вами, еще прошу должный по-
v юн отдать господам генералам-поручикам и
генералам-майорам Репу, Розену, Боуру, Флюку и всем офицерам и рядовым,
ГКисьма ■ и б умаги...>. Т. VI. № 1904.
Там же. № 1967, 1975: «Из Тикотина в 11 д. сентября 1707 г. при
самом в Минск отъезде*.

524
м. м. богословский
понеже мы теперь в дому генерала Брюса про ваше здоровье
подливаем» -. В другом письме к Меншикову, помеченном «Из nu-
радеза, или Санктпитербурха в 11 д. сентября 1706», Петр
сделал такую приписку: «Еще же, хотя и малое, однакож зело
раретейт, что перед моим приездом за несколько недель
привезли из Волги от Твери и сквозь Ладожское озеро в прорезном
стругу 80 етерледей живых, из которых севодни трех выняв и от
святеишия руки закланныя едим сейчас и про ваше здоровье
при рюмке ренскова» **. Одно из следующих писем Меншикову,
также из Петербурга от 17 ноября 1706 г., Петр пометил так:
«Писано в доме вашем, принося жертву Бахусу довольную
вином, а душею Бога славя» ***.
По обращению к адресату заметна большая или меньшая
степень его близости к царю. Из упомянутых выше писем к
кн. Д. М. Голицыну только в первом находим фамильярное
обращение по-голландски «Min Her»; остальные Петр начинает
сухим официальным обращением: «господин Голицын»,
«господин губернатор». Название адресата по фамилии, по должности
или о чину — обыкновенная форма обращения в официальных
письмах Петра. В письмах к фельдмаршалу Б. П. Шереметеву,
таланты которого Петр ценил, но к которому так же, как и к
Голицыну, не питал теплых чувств***-, царь называет его Ног,
Her Kavalir, но по большей части «господин фельдмаршал».
Зато в письмах к сотрудникам, к которым Петр чувствует
расположение, часто обращение на голландском языке, иногда
шутливое и нежное. Ф. М. Апраксин называется Min Her Ad-
miralteic, Min Her Admiral. А. В. Кикин носит название: Mem
Grotvader. Управлявшего монастырским приказом И. А.
Мусина-Пушкина Петр называет Bruder. К старому и преданному
слуге Т. Н. Стрешневу, в руках которого во время юности Петр
сосредоточивал все управление внутренними делами, в одном из
писем он тепло обращается, называя его по имени и отчеству:
«Тихон Никитич», что делается вообще очень редко. В
переписке с знаменитым князем Ф. Ю. Ромодановским, несмотря на са-
* ГГ исьма и б< умаги... >. Т. IV. М» 1296.
** Там же. № 1349.
*** Там же. М 1417.
**** Там же. VI. № 2015 Меншикову от 2 окт. 1707 г.: «Сего часу поп
чил я от вас письмо, в котором пишете, что писал к вам господии
Шереметев, будто я велел ему идти в Борисов; которое он учини '
ради старой своей обыкновенной лжи, а я писал, чтоб в Минск, a jU'
в Борисов...».

mnW Br.
'"* Co- орник-■ И- -mi ораторского •- р- устного и еторпч^екого - о- б-
Щества--. Т. XI. С. 17.

526
Л/. Л/. БОГОСЛОВСКИМ
истине чудо Божие; тут возможно видеть, что все умы
человеческие ничто есть против воли Божией. Сие пространно развес* ц
надлежит, а сенсу довольно». «Разводить» поручено будет
какому-нибудь досужему ритору или пиите; царя же интересует
только самый «сенс». Письма Петра - не литературные
произведения, подобно переписке Екатерины с ее знаменитыми кор
респондентами; они не предназначаются для того, чтобы достав
лять адресатам занимательное чтение, поражать остроумием,
вызывать те или другие эмоции. Они по большей части в то же
время и указы, в которых Петр не только делится с
корреспондентом своими мыслями, но и предписывает корреспонденту
свою волю, и его воля выражена всегда настолько ясно, что едва
ли когда-либо выражения его письма вводили в недоумение
читателя, которому оно предназначалось. Когда он пишет письмо,
его цель, чтобы его ясно поняли и в точности исполнили то, что
он в письме приказывает; поэтому он и старается выразиться
кратко, ясно и энергично. Он нисколько не заботится о
синтаксисе, нагромождая одно за другим придаточные предложения,
начинающиеся словами «который», «понеже», «ибо»—лишь
бы был ясен смысл и лишь бы мысль была выражена достаточно
полно. Подобно тому как, попадая к кому-либо на обед, Петр
занимал первое попавшееся место, он, когда пишет, берет для
выражения мысли первое попавшееся ему слово, одинаково
русское или иностранное; всякое слово для него пригодно: победа
или виктория, слава или фама, лихорадка или фибра и т. д. Тою
же неразборчивостью отличается его орфография, орфография
чисто слуховая. Петр пишет по слуху, употребляет первую
попавшуюся букву для того звука, который ему хочется
изобразить. Все буквы для него одинаково пригодны: е и *£, / и м, в, ф и
О, и только к твердому знаку ъ он питает какую-то особую лю
бовь, ставя его к месту и не к месту. Он пишет: «непъриятель»,
«противъный», «Въсех», «полк СеменоОъекой» и т. д.
Итак, письма Петра всегда деловиты. Но le style e'est Phom
me, и при всей своей деловитости, при всем их практическом
значении, в слоге писем постоянно отражаются черты разности
ронне одаренной природы автора. Письмо Петра не монотонно и
не бесцветно. Он умеет в нем блеснуть начитанностью, привести
ту или другую цитату. Очень нередко цитируется текст Св. Пи
сания. Собственноручное письмо к поручику В. Д. Кормчину.
командированному «фортификовать» московский кремль •'■' и
приславшему проект укрепления кремля, полно детальных за
'" Журнал, или поденная записка. Иад. Щербатовым. Т. 1. С. 158.

llempjtl
■'•' П иоьма и б- умаги... . Т. VI. № 11)01.
- Тамже. Т. IV. Л1« 129«.
•'•"•'* Письма русских государей. Изд. Комисс- mi печатных- грамит
и догои- орои •. Переписка с Екатериной. № 61.

528
М. М. БОГОСЛОВСКИЙ
упт отступает и уклоняется от сражения, сравнивает его
отступление с уклонением равнодушного красавца Нарцисса * от любви
горной нимфы Эхо *, которая от этой безнадежной любви
настолько высохла, что от нее остался только один голос. «Мы здесь
великое несчастье имеем, — пишет царь, — понеже господин Лей-
нгопт, яко Нарциц от Еха, от нас удаляетца» *. В официальных
письмах с известием о Полтавской победе Петр участь шведской
армии уподобляет участи Фаэтона, сына Гелиоса-солнца,
который задумал на отцовской огненной колеснице совершить путь
по небесному своду, но не справился с колесницей, чуть было не
причинил всемирного пожара и стремглав упал с небес,
пораженный молнией Зевса, усмотревшего опасность для вселенной
от дерзкой затеи неопытного юноши. «И единым словом
сказать, — заключает Петр В<еликий> свой рассказ о гибели
шведов, — вся неприятельская армия Фаэтонов конец восприя-
ла» **. В письме к Меншикову от 4 июля 1703 г. из-под Дерпта
встречаем метафору, взятую из астрономии и показывающую
знание Коперниковой системы. Приехав под Дерпт, Петр
остался недоволен предпринятыми осадными работами. «Все
негодно, — с горечью сообщает государь Меншикову, — и туне людей
мучили. Когда я спрашиваю их: для чего так? то друг на друга, а
больше на первого» (на Б. П. Шереметева складывали
ответственность). Осадные сооружения возведены слишком далеко от
города: «Ибо здешние господа зело себя берегут, уже кажется и
над меру... Но я, — продолжает государь, — принужден сию их
Сатурнусову дальность в Меркуриусов круг подвинуть»*'''*.
Вовремя и кстати приведет Петр в тексте письма подходящую
русскую пословицу, которая хорошо подчеркивает
высказанную им мысль. «Прусскому (посланнику) ответствовать, —
распоряжается он в письме к Ф. А. Головину из Митавы, — понеже
он желает, когда мы возьмем, чтобы отдали; но у меня на сие
старое слово: что, не убив медведя, отнюдь кожи сулить не
надлежит» ****. Предложение прусского посланника Кейзерлинга''
заключалось в том, чтобы Курляндию по изгнании из нее
шведов отдать под управление прусскому королю. Особенно пестрят
пословицами письма Петра к Екатерине. «Понеже пословица
есть, — читаем в письме от 25 дек. 1712 г. из заграницы, — два
* П<исьма> и б<умаги...>. № 879. 10 авг. 1705 г.
** Сб<оршп<> И<мператорского> Р<усского> плеторического > о< о-
щестна>. Т. XI. С. 88—89.
*** П<исьма> и б<умаги...>. Т. III. № 673.
**** Там же. № 887.

ift4iw Великий ло *vo письмам 529
Мк»дведя в одной берлоге не уживутца — возьми с собою князь-
папУ>• Взять князь-папу с собою в поездку, о которой идет речь
и письме, Екатерина должна, видимо, для того, чтобы
предупредить его ссору с кем-то, с кем он не уживается ";:. Сообщая
Екатерине? от 29 яив. 1716 г. из Нарвы о плохом состоянии здоровья в
пути, из-за чего он был уже готов отказаться от поездки, он
успокаивает ее, однако, известием о наступившем затем
улучшении; «но вчерашнего дня, как поехал, то час от часу, слава Богу,
лутче стала. 1 что слышал в диЭърагмени месте-", то в пути
мепьшеть стала, отчего осмелился i ночью ехать, но i то
безвредно было так, как преж сего. 1так теперь сбылась пословица, что
обыкновение — другая природа». Петр хочет сказать, что он так
привык к поездкам, что ему во время путешествия не вредят и
болезни. «Дай Боже милость свою... чтоб с добром возвратитца
по старой пословице: хотя не скоро, да здорова», — пишет царь
Екатерине 11 авг. 1718 г. из Гангута, уведомляя ее о своем
выезде к ней, но выражая при этом опасение, что может запоздать к
разрешению ее от бремени '•'•""". В одном из писем к Екатерине
Петр приводит даже голландскую пословицу, предупредительно
написанную русскими буквами. «После ваших писем, что не-
нъриятели намерились отаковать, по ся поры ничего нет по-
повъки (нового); знать у них тверда голанская пословица: тюс-
хен дут эн зеге — Вюль того берге леге» »***.
Если случится, Петр прибегает к образному выражению, не
заботясь при этом о красоте образа и не обнаруживая особого
вкуса в выборе сравнений. «Объявляю вам, — радостно пишет
он Екатерине от 14 июня 1710 г., — что вчерашнего дня город
Выборх здался i сею доброю ведомостию [что уже крепъкая па-
душка Саикт-Питербурху устроена через помощь Божию] вам
поздравъляю» *****. Сравнение Выборга с подушкою для
Петербурга едва ли можно найти особенно удачным: оно все же
требует пояснения. О битве при Добром 29 авг. 1708 г. Петр известил
Екатерину в следующих образных выражениях: «Правда, что я
как стал служить такой игърушки не видал; аднакож сей танец
"••* Письма русских государей. Переписка с Екатериной. № 44.
"" Письма к Ектсрине. № 62. Диафрагма — поперечная перепонка,
отделяющая сердце и легкое от прочих внутренностей. Петр пускает и
ход свои сведения по анатомии.
*** Там же. № 112.
•••■'"•' Там же. Х± 37. «Между смертью и победой лежит много высоких
гор».
'•vv Переписка с Екатериной. Xi 20.

530
M. М. БОГОСЛОВСКИЙ
в очах горячего Карлуса изрядно станцовали; аднакож более
въсех попотел наш полк* *. Разлад между участниками
Северного союза, бывший причиной их неэнергичных действий
против шведов, царь в одном из писем обозначил сравнением этого
союза с экипажем, запряженным несъезженными конями
разного возраста: <Ю здешнем объявляем, что балтаемся туне; i6o
что маладые лошади в карете, так наши соединенные, а наипаче
каренные: сволучь хотят, да каренные ни думают» **. Нередко
под перо просится острота; при этом, если Петр пишет в
хорошем настроении духа, блёстки его остроумия согреты теплотой
добродушного юмора, какого особенно много в переписке его с
Екатериной. Уведомляя ее в сентябре 1711 г. о своем приезде в
Карлсбад для лечения водами, царь пишет: «Мы сюды доехали,
слава Богу, здорова i завътра начнем лечитца. Место здешнее
так весело, что мочно чесною тюрмою назвать, понеже междо
таких гор сидит, что солнца почитай не видеть; всего пуще, что
доброва пива нет» **-. Об ответном визите семилетнего
французского короля Людовика XV, которого Петр при свиданиях с ним
поднимал на руки, он сообщил Екатерине в письме от 2 мая
1717 г. из Парижа: «Объявъляю вам, что в прошлой
понедельник визитовал меня здешней каралища, которой палца на два
более Луки нашева (карлика), дитя зело 1зрядная образом i
станом; i по возрасту своему доволпо разумен, которому седмь
лет» »**». В письме к царице от 11 окт. 1718 г. Петр поздравляет
ее с годовщиною взятия города Шлиссельбурга, острит по этому
поводу над шведским происхождением Екатерины (из Лифлян-
дни) и, играя словами (Schlussel — ключ), остроумно намекает
на значение взятия Шлиссельбурга в ходе войны. «Поздравляю
вам сим счасливым днем, в котором руская нога в ваших землях
Эут взяла... и сим ключем много замков отперто» *****. В
упомянутом уже письме от 27 июня 1709 г. с сообщением о
Полтавской победе Петр остроумно выразился о шведском короле,
судьба которого после битвы была еще в русском лагере неизвестна:
«А о короле еще не может ведать, с нами ль или с отцы нашими
обретается»6*. В письмо к Меншикову от 26 апр. 1703г. Петр
* Там же. №9.
** Там же. № 72. 13 июля 1716 г., г. Борнгольм.
""•'"" Письма к Екатерине. № 23. Ср. № 36.
**** Там же. №95.
'•'•••'"•••" Письма к Екатерине. № 119.
*"!: Сб<ориик> И<мпсраторского> Р<усского> и<сторического> о^б
щества--. Т. XI. С. 18.

H^inp Великий no его письмам 531
рцожил письмо кП.М. Апраксину, которого он шутя называет
воеводой. «Письмо вложенное, — пишет царь Меншикову, —
изволь послать до его милости воеводы; а храбрость его по бегу
видна» '•"-.
Если письмо Петра выходит из-под его пера в те моменты,
когда он чем-нибудь недоволен и расстроен, его остроумие
разражается горечью злой иронии и жестокой шуткой. Нетрудно
представить себе, какое недовольство должна была возбудить в
государе неисправность и задержка в доставке артиллерии к
берегам Невы в начале 1703 г., когда он собирался продолжать
там так удачно начатые взятием Шлиссельбурга военные
действия. «Siir, — жалуется царь в письме из Шлиссельбурга в
Москву к Ф. Ю. Ромодановскому, -~ извествую, что здесь великая
недовоска алтиллери есть... самых нужных не довезено 3033
бомбив трехпудовых, трубок 7978, дроби i Оитилю ни Оунта,
лопаток и кирок железных самое малое число, а паче всего мастера,
которой зашрублевает (sic) запалы у пушек, по сей час не
прислан, от чего ирошлоготские пушъки ни одна в паход негодна
будет, от чего нам здесь великая остаиоОка делу нашему будет
без чего i починать нелзя. О чем я сам многажды говорил Виниу-
су, которой отиотчивал меня Московъским тотчасом. О чем
изволь ево допросить: для чего так делается такое главъное дело с
таким небрежением, которое тысячи ево головы дороже». Излив
свой гнев по поводу недосылки артиллерии в выражениях, не
предвещавших голове медлительного Виниуса ничего доброго,
подписав письмо и снабдив его датой, Петр спохватился, чтобы
указать еще на одно упущение, о котором он и говорит в
приписке: «1з опътеки ни золотника лекарстО не прислана». Далее
следует жесткая игра словами: «Того для принуждены будем мы
тех лечить, которые то презирают» *-':. В том же роде острота в
письме от 3 авг. 1707 г. к А. В. Кикину из Варшавы: «Щербаку i
Лстровскому скажи,что они ко мне не пишут о моем дворе, а
паче о огороде, за то iM сам привезу ио каОтану стеганаму
доброму» "*». Письмо это вообще полно укоризн и упреков за разные
неисправности. Раздражительность Петра, так заметная в этом
письме, может быть, объясняется не только неприятными изве-
1 1иями и отсутствием известий, но и болезненным состоянием,
Жестокой лихорадкой, от которой страдал государь в 1707 г. в
Варшаве. «Писал ты к Макарову,—читаем далее в этом же
ГР исьма"■- и cV умаги... >. Т. II. .V.» 513. Ср. № 514.
Там же. № 500.
Там же. Т. VI. Л'1- 1886.

532
А/. М. БОГОСЛОВСКИЙ
письме, — что ©едосей (Скляев) был за несколко минут до
смерти; i сие едваль не зговорясь мы учинили; i6o i я толко бутоО за
пять был до смерти: в сам 1льин день уже i людей не знал, i не
знаю, как Бог паки велел жить: такая была жестокая бибра, от
которой теперва еще вполы в себя не могу притить!» Слова
относительно Щербака и Островского «привезу по каЭтану стеганому
доброму», как совершенно правильно замечает издатель писем,
«надо понимать иносказательно: будут подвергнуты телесному
наказанию». Игра словами — нередкая форма, в которую
выливается остроумие Петра в письмах. «Правда, что зело жёсток сей
орех был, однакож, слава Богу, счастливо разгрызен», — так
извещал Петр Виниуса о взятии города Нотебурга, старинного
новгородского пригорода Орешка. Нотебург был переименован
Петром в Шлиссельбург, и это название, как мы видели, подавало
также повод к остротам, к сравнению города с ключом,
отпирающим многие замки. Оканчивая лечение водами в Пирмонте,
Петр пишет Екатерине от 11 июня 1716 г.: «Надеюсь, Богу из-
волшу, дней в десять вас видеть; ибо по трех днях кур (cur =
лечение) или петух наш окончается» *. 14 авг. 1704 г. о взятии Нарвы
Петр сообщает А. В. Кикину таким письмом: «Her Hrotvader.
1нова не могу писать, толко что Нарву, которою 4 года нарыва
ла, ныне, слава Богу, прорвало, о чем пространнее скажу сам.
Piter» **.
Ill
Содержание деловой переписки Петра до крайности
разнообразно, и обозреть его в небольшой статье по какой-либо системе
нет возможности. В письмах оставила следы вся кипучая,
неутомимая, разносторонняя деятельность государя. Военные
распоряжения, движение войск на театре военных действий,
организация военных сил, комплектование и вооружение войска,
постройка кораблей, дипломатические сношения, все стороны
внутреннего управления, — словом, все, что занимало мысль
Петра в тот или другой момент его жизни, непременно нашло
себе отражение в его необъятной переписке. Читая его письма,
начинаешь понимать, до какой степени все управление при нем
было личным, каким руководящим началом была его мысль,
какою громадною и неистощимою движущею силой была его
* Письма к Екатерине. № 69.
** <пропуск>.

I](,frtp Вся и к nil по его письмам 533
воля, каким возбуждающим средством была его энергия. Его
письма, летевшие от него в разных направлениях, как бы от
центра по радиусам, были проводниками его мысли и воли. Я
беру для примера один день в жизни Петра — 6 июля 1707 г. —
тот день, на который приходится максимальное количество
отправленных им писем из всех дней 1707 г. Исследуем переписку
)?а этот день; это исследование покажет нам разнообразие
содержания писем и широту круга лиц, которых они касаются.
Собираясь в этот день покинуть Люблин'-, где он тогда находился, и
отправиться в Варшаву, Петр ответил на последнюю
полученную в Люблине корреспонденцию, им были получены письма от
Курбатова, К. А. Нарышкина, кн. Ф. Ю. Ромодановского и
Б. П. Шереметева. А. А. Курбатов, опер-инспектор московской
ратуши, ходатайствовал перед государем о распоряжении,
чтобы в Ратушу были внесены причитающиеся ей деньги из
приказов адмиралтейского, поместного и сибирского, а сверх
того просил указаний по поводу перечеканки монеты. Письмо
Курбатова вызвало четыре письма от Петра в Москву: к
стольнику Гр. А. Племянникову0, одному из членов адмиралтейского
приказа, к думному дьяку Автоному Иванову7, заведывавшему
поместным приказом, и к кн. М. П. Гагарину, начальнику
сибирского приказа, ко всем троим о взносе в ратушу следующих
ей денег и о счете с ней и, наконец, к самому Курбатову с
уведомлением об этих сделанных по его просьбе распоряжениях и с
указанием относительно перечеканки медной монеты и
ефимков.
Письмо из Пскова от Кирилла Алексеевича Нарышкина, дер-
нтского коменданта, заключало в себе несколько предметов.
Нарышкин доносил о рекогносцировке, предпринятой из Дерпта
«для поиску над неприятельскими людьми», и о том, что
разведочный русский отряд встретился с разведочным же
неприятельским отрядом и разбил его. Далее он сообщал о выезде в
Дерпт шведского капитана и драгунского урядника и уведомлял
государя об исполнении его повеления о высылке дерптских
жителей-шведов в Москву. Этих известий Нарышкина Петр не
коснулся в своем ответе. Но затем шли дела, видимо, очень
тревожившие дерптского коменданта и вызвавшие ответ государя,
комендант жаловался на недостаток контингента в одном из
подчиненных ему полков — Мурзенковом; он обращался за
рекрутами согласно прежнему повелению государя к Т. Н. Стрешневу,
•' Журнал, или Поденная записка. Изд. Щербатовым. Т. I. С. 160.
Ср.: II- исьма- и б- умаги... -. Т. VI. № 1860. 1861, 1867.

534
л/, м. Богословский
но тот рекрут не прислал. Петр отвечает, что послал Т. Н.
Стрешневу новый указ. Нарышкин пишет далее, что кн. М. П.
Гагарин, которому велено было прислать безденежно ружья для
псковских драгун и для Мурзенкова полка, безденежно ружей
не присылает, просит за них денег, а денег взять неоткуда. Петр
успокаивает коменданта сообщением, что к кн. Гагарину также
посылается новый указ. Следует в письме Нарышкина жалоба
на псковского провиантмейстера, не выдающего на 1707 г.
окладного хлебного жалованья трем дерптским солдатским
полкам. Петр предписывает в ответе с выдачей хлебного жалованья
повременить. Следующий пункт письма Нарышкина —
сообщение о состоянии сооружавшейся засечной линии, которая еще не
окончена. Нарышкин спрашивает, кому за этим делом
наблюдать. Петр отвечает приказанием линию, где попорчена,
чинить, щадя, однако, силы местного крестьянского населения,
«усматривая, чтоб трудности людям не было, понеже ныне
людей не без труда есть, первое, что деловая пора, другое и то не
малое дело, что на Луках крепость делают». Особого
наблюдателя за этими работами государь, однако, не назначил.
Нарышкина затрудняла путаница, происшедшая в назначении командира
солдатского Митчелевп полка, находившегося в его округе.
Кн. А. Д. Меншиков назначил командиром в этот полк Вилимл
фон Феиихбира; но он не прибыл, а вместо него Б. П. Шереметев
прислал в командиры другого иноземца полковника Бокана. «И о
сем, Ваше Величество, — спрашивает Нарышкин, — что
укажешь?») Петр сообщил, что вместо Митчелева полка дерптскому
коменданту будет прислан другой полк. Наконец, Нарышкин
сообщал об измене сержанта Смольянинова, который пытался
отъехать к неприятелю, но пойман и с пыток повинился, что
действительно хотел отъехать в Ревель. Петр отвечает: «Сер
жанту Смольянинову... учинить то, чего он достоин».
Перечисленными предметами исчерпывается содержание
письма К. А. Нарышкина, но не исчерпывается содержание от
вета Петра. Государь касается еще одного дела, о котором, веро
ятно, шла речь в предыдущем письме Нарышкина: делает рас
поряжение об отдаче под суд майора Гревса и артиллерийских
поручиков, которые оказались в чем-то виновны, и сообщает,
что для управления артиллерией, пока эти офицеры будут иод
судом, в Дерпт будет прислан поручик из Нарвы. Flo и этим
письмо Петра еще не кончилось. Он заключает его распоряже
нием об устройстве подкопов под дерптской крепостью. «При
сем еще в запас объявляю, — пишет он, — что под болваркамп
всеми в Дерпте, а наипаче под теми, где сии слова А. В. на черте

[ifтр Великий no (го письмам 535
экс поставлены, зделать подкопы, дабы в нужное время
возможно сию Оортецыю подорвать, а наипаче под вышеписанными две-
yia так крепко зделать, чтоб с вундаменту разорило; а под новой,
чаю, не надобно подкопа, понеже деревяной: мочно зжечь, однако
в запас зделать; для которого дела посылаетца к вам
подкопщик. Однако ж сие дело надлежит тайно делать, а наипаче от
жителей тамошних. Также и пороху во оные до указу не класть».
По поводу письма К. Л. Нарышкина Петр, кроме обширного
ответа ему, отправил еще письма: в Москву Т.Н.Стрешневу с
энергичным подтверждением о немедленной отправке рекрут в
Мурзенков полк*, затем в Петербург к Ф. М. Апраксину о
высылке из Нарвы в Дерпт одного поручика для управления дерпт-
ской артиллерией и в Минск к кн. Л. И. Репнину о высылке в
Дерпт подкопщика. Кроме того, в упомянутом уже ранее письме
от того же 6 июля к кн. М. П. Гагарину наряду с распоряжением
о взносе денег из сибирского приказа в Ратушу было включено и
распоряжение о безденежной высылке ружей к дерптскому
коменданту Нарышкину **.
В отправленном в тот же день, 6 июля, ответе на письмо
кн. Ф. Ю. Ромодановского от 20 июня Петр подтверждает свое
прежнее распоряжение по делу об участниках астраханского
бунта, розыском о которых был занят Ромодановский, и
предписывает передать другое политическое дело: о соучастниках
Анны Ивановны Монс, обвинявшейся в то время в колдовстве и
в привораживании к себе Петра, на решение общего совета бояр.
Кроме этих двух предписаний Петр приказывал еще князю в
том же письме прислать к нему в находившийся при нем в
Польше Преображенский полк*** полкового писаря, выбрав
для того из подъячих доброго и заобычайного человека.
Б. П. Шереметеву, стоявшему тогда в г. Остроге, Петр в
рассматриваемый день, 6 июля, отправил два письма. В них он
отвечал на вопросы, затронутые в письме Шереметева к нему от
27 июня. Шереметев доносил о сборе контрибуции с вотчин
князей Вишневецких. Петр заметил по этому поводу в своем ответе:
«Для Бога в контрибуции не омедливай по указу>>.
Фельдмаршал просил далее позволения взять молодых людей «недорослей
' 'реображенской и Семеновской лейб-гвардии» для назначения
,:,х на места подпоручиков в подчиненные ему полки. Петр пре-
v ГКисьма - и б бумаги...->. Т. VI. № 1859.
•' Там же. ЛГ» 1855. 1859, 1850, 1857, 1851. — Письмо К. А.
Нарышкина см.: ТТ исьма " и б умаги...>. Т. V. С. 511—513.
1"■•'•" Журнал, или Поденная записка. Т. I. С. 1G1.

536
Л/. Л/. БОГОСЛОВСКИ JI
доставляет ему выбрать требуемых офицеров из урядников и не
дорослей Семеновского полка, прибавляя при этом: «А из Про
ображенскова сам выберу». В письме Шереметева содержалась
еще просьба: он ходатайствовал о назначении к нему переводчи
ка для перевода с немецкого языка документов, поступающих н
его главную квартиру. Петр предлагает ему обратиться за
переводчиком в Москву в военный приказ; при нем, в царской глин
ной квартире, такового не имеется. Кроме этих ответов на до
несение и просьбы Шереметева государь в одном из писем от
6 июля, предупреждая фельдмаршала о предстоящем походе н
Литву, дает ему предписание принять меры к устройству
подвоза припасов русским войскам по новому направлештю, именно
не через Киев, как возили раньше, а через Смоленск, Слуцк или
Минск. Почтовые сношения должны производиться еще но
прежнему направлению до тех пор, пока сам Шереметев двинется <•
места ".
Последнее письмо, написанное Петром 6 июля 1707 г., пере
носит нас в другую область, в землю донских казаков; это
письмо к князю Юрию Владимировичу Долгорукому, находившему
ся в Троицкой крепости (в Таганроге). Долгорукому Петр писал
о высылке с Дона нашедших себе там приют и укрывающихся
беглых посадских и крестьян. Этих беглецов царь приказывает
переписать и выслать с провожатыми по-прежнему в те города и
места, откуда кто бежал; если найдутся между ними преступим
ки, воры и забойцы — таковых отослать под караулом в Москву
или в Азов. Долгорукому поручалось далее произвести
расследование о притеснениях, причиненных полковнику и жителям
Изюмского полка бахмутским станичным атаманом Булапп
ным8, разорившим у изюмцев солеваренные заводы, из-за кото
рых у бахмутцев шли с изюмцами споры, а также о сонротивле
нии, оказанном бахмутцами дьяку Горчакову, посланному и.?
Воронежа досматривать и описывать эти спорные места.
Произведя это расследование, Долгорукий должен был позаботиться о
размежевании спорных угодий между враждующими донцами и
жителями Изюма *•'•*.
Итак, 6 июля 1707 г. Петр в своей переписке как бы окинув
взором громадное пространство. Он писал в Москву, в Дерпт, п
польскую Украину, в Донскую область. Он коснулся в
отправленных письмах по меньшей мере 20 дел. Приведем еще раз их
* П- исьма • и б- умаги... •. Т. VI. № 1860, 1861. Письмо
Шереметева см.: Там же. С. 233 — 234.
** Там же. № 1852.

I letup Bi'.nthim no fvo письмам 537
перечень. В круг этих дел вошли: уплата п московскую ратушу
причитающихся ей сумм из приказов адмиралтейского,
сибирского и поместного; перечеканка монеты; комплектование
рекрутами стоявшего в Дерпте Мурзенкова полка; снабжение этого
полка и драгунского псковского оружием; выдача хлебного про-
нианта трем дерптским солдатским полкам; сооружение
оборонительной линии в дерптском обер-комендантетве; перевод
Мнтчелева полка в другой округ; предание суду изменника и
совершивших проступки офицеров; назначение командира дерпт-
ской артиллерии; устройство подкопов под дершекпми
укреплениями; политические розыски но делу астраханских мятежников
и по делу Мопс; присылка в Преображенский полк полкового
писаря; пополнение офицерами полков в армии Шереметева;
посылка к Шереметеву переводчика; контрибуция, собираемая
Шереметевым с вотчин в местностях расположения его армии;
новое направление подвоза припасов к русским в Польше; вы
сылка из Донской области беглых посадских и крестьян;
расследование конфликта между донскими казакпми-бахмутцами и
жителями Изюмского полка и размежевание между ними
спорных угодий. Вот перечень, который, несомненно, уже утомил
читателя, устало скользящего по нему взором. Но вся
перечисленная в нем масса дел едва ли утомила Петра! А между тем,
каким упорным трудолюбием надо было обладать, чтобы решить,
не откладывая, все эти вопросы, какую огромную намять надо
было иметь, чтобы в них отчетливо разобраться, чтобы
припомнить каждый из попавших в полосу его внимания предметов со
всеми его конкретными и мелочными подробностями, какое
присутствие духа, чтобы не только не растеряться в этом
кипучем водовороте донесений, жалоб и просьб, но и дать каждому
твердое руководящее указание! Как хорошо надо было знать то
множество лиц, с которыми приходилось иметь ежедневно
сношения, притом знать их не с внешней стороны только, но и
изучить внутренние свойства и особенности каждого, чтобы,
обращаясь к одному — подкрепить даваемое ему указание ласковой
просьбой, адресуясь к другому — прибегнуть к угрозе, а к
третьему — написать деловое письмо в шутливом тоне. И такую ра-
™>ту приходилось вести изо дня в день, иногда неоднократно и
Настойчиво возвращаясь к одному и тому же делу, чтобы тем
вернее и надежнее достигнуть его исполнения. 6 июля 1707 г.,
'а*ред отъездом из Люблина в Варшаву, Петр, как мы видели,
''псал Шереметеву о новой организации сообщения
находившейся в польских землях русской армии с Москвою. 1 1-го из
Варшавы царь вновь пишет Шереметеву о том же предмете, тре-

538
А/. Л/. БОГОСЛОВСКИЛ
буя дать ответ, как исполнено дело. Точно так же он возвращает
ся и к вопросу о сборе контрибуции. В письме от 6 июля он пи
шет: «Для Бога в контрибуции не омедливай по указу». Письмо
от 14'июля он заключает словами: «А паче всего изволь трудит
ца в выбирании контрибуции» -. Царь хорошо знает, что таког
повторение не будет лишним.
IV
В 1707 г., о котором идет речь, Петр ведет все управление
лично, потому что он действует один. Нет учреждений, которые
разгружали бы это бремя Л1гчного управления и освобождали бы
государя от мелочей и подробностей, оставляя за ним только ру
ководящие идеи и направления. В Москве остается министер
екая консилня — бесформенная и невлиятельная тень прежней
Боярской думы — и клонящиеся к разрушению, чтобы уступить
место губерниям, приказы. Петр ведет переписку с лицами, а не
с учреждениями. Но недостаток учреждений дает себя знать, и
вот в 1711 г. «для всегдашних отлучек наших» создается
правительствующий сенат, который должен работать самостоятельно
действуя от имени государя, должен даже совсем заменять от
сутствующего государя. Однако управление и тогда не перестает
быть личным. С возникновением сената в переписке Петра Во
ликого стало одним корреспондентом больше. С 1711 г. откры
вается новый и обширный отдел этой переписки:
многочисленные, также по обыкновению краткие и сжатые, письма-указы,
начинающиеся обращением «господа-сенат» и касающиеся
множества всевозможных крупных и мелких предметов. С учреж
дением Сената не прекратилась непосредственная переписка
Петра и с теми лицами, которые были подчинены Сенату и полу
чал и от него указы.
Ум Петра Великого отличался не только способностью овла
девать сразу множеством разнообразных предметов и не терять
ся среди этого множества; его отличительною особенностью
была также способность одновременно и с одинаковым
интересом охватывать предметы совершенно различных калибров. En*
мысль могла работать над важнейшими вопросами внешни4
отношений, над планом военных действий, над крупными во
просами администрации и т. д. и в то же время с одинаковой яс
ностыо касаться каких-нибудь самых последних мелочей. В ег"
* П'исьма-- и б<умаги...>. Т. VI. № 1867.

Петр Великий по его письмим 539
памяти одновременно совмещались крупные и мелкие вещи, и
первые нисколько не подавляли и не оттесняли собою вторых.
Хорошо известно, что Петр не был вовсе отвлеченным
мыслителем. Общие понятия и отвлеченные идеи ему не давались. Его
мышление не совершало тех отвлеченных операций обобщения,
восхождения от частностей к общему, схематизации, которые
помогают нам овладевать множеством предметов посредством
немногих категорий. Его мышление было конкретным; оно
работало над конкретными представлениями, не обобщая их, не
возводя в обгаие понятия и не размещая в стройные схемы.
Сочетание крупных предметов с мелочами в переписке Петра —
одна из наиболее поразительных черт этой переписки. Она уже
достаточно заметна и в разобранных выше письмах от 6 июля
1707 г. Но приведем все-таки еще несколько примеров. В письме
от 8 февр. 1706 г. кн. А. В. Кикину, который был послан в Мита-
ву для наблюдения за действиями стоявшего в Риге Левенгаунта,
Петр отдает подробные распоряжения о подкопах под Митав-
ским замком, которые надо взорвать в случае оставления Ми-
тавы, сообщает о возможных движениях главной шведской ар-
мин, предостерегает против опасности быть отрезанным этой
армией, предписывает перевезти медную артиллерию к
Полоцку или Пскову. «В протчем, — заканчивает он это полное
тревожного ожидания письмо, — чините по прежъним указом i
смотрите i делайте прилежно, что возможно, в чем Господь Бог
помоги вам». Но уже подписав письмо, несмотря на тревогу,
навеянную мыслью о серьезных последствиях предстоящего
движения главной шведской армии, Петр делает еще приписку:
«Садовъника, которой был в Питербурхе, найми на год» *. К тому
же Кикину Петр пишет 30 аир. 1710 г. о приостановке
движения пехотных полков под Выборг и о снабжении хлебом Котли-
на острова. А между этими распоряжениями читаем: «Также со
Двора Лариона Думашева к невестке моей царице вели
отпустить несколько возов сена» **. 26 июля 1707 г. царь, находясь в
Варшаве, отправляет письмо к коронному великому гетману
Адаму Сенявскому в ответ на его письма с известиями о
притеснениях, чинимых находящимися в Польше русскими войсками
Местным жителям и предлагает учредить для наблюдения за
поведением войск смешанную русско-польскую комиссию. В тот
и<е день он пишет голландскому купцу Ив. Люпсу о том, чтоб
* П исьма > и б^ умаги...--. Т. IV. № 1072.
*••" Со :орник> И*императорского> Р<усско1чУ плеторического * о- б-
щества >. Т. XI. С. 19.

540
Л/. М. БОГОСЛОВСКИ И
доставил в Петербург хороших анчоусов, оливок и сельдей по
бочке, а также чтоб выслать туде же фонтанного мастера *. Царь
сам делает распоряжения о найме хлебника и о выучке его печь
крендели, рассуждая при том, как это сделать лучше и дешевле.
«Говорил я Готовцову, — пишет он к генералу Вейде от 21 септ.
1717г., — чтоб нанять калашника, которой крендели делает, но
ныне лутче рассуждаю, чтоб из салдат или из неслужащих, или
хотя и из людей офицерских детину доброва из хлебников или и;*
харчевников оставить, чтоб выучился. Сие будет лутче и
дешевле» **. В указе из Сум к московскому коменданту кн. М. П.
Гагарину от 28 дек. 1708 г. Петр распоряжается о рассылке
шведских пленных из Можайска по монастырям и затем прибавляет:
«Книги французской, которую переводит Борис Волков, о
кавалерах *** фигуры возми и отдай вырезать Блекланту. Буде же ее
у Волкова нет, то спросить у Михаила Шафирова». В изгибах его
памяти хранится сведение, как надо разыскать вещь, у кого ее
спросить, если она не окажется там, где он ее указывает: если
нет у Волкова, надо спросить у Шафирова. Подписав письмо,
Петр делает еще postscriptum: «Подлинную книгу ту, которую
вам отдал Ознобишин, пришли сюды» ****. 25 янв. 1709 г.
оттуда же из Сум Петр шлет тому же Гагарину приказ какую-то
книгу, которую переводит Головкин, напечатать амстердамским
шрифтом и при этом указывает, каким именно:
«Амстердамскою среднею печатью, которою напечатана кумплементальная
книжка». Следовательно, надо было припомнить о кумнлемен-
тальной книжке и о шрифте, которым она была
напечатана*****. В письме к нему же от 4 янв. 1709 г. царь пишет: «У
господина 0илатьева возьми препорциниальной цыркуль и при
шли сюды. Также купи простых цыркулей десятка два или три
и пришли сюды, купно с медными перышками, которыми рису
ют». Заботу о присылке циркулей и медных перышек можно
было бы поручить кому-либо другому, но Петр не полагается на
людей и, как хороший, рачительный хозяин, все хочет делать
сам или, по крайней мере, смотреть за всеми мелочами своет
хозяйства своим глазом — «понеже, — как выразился он в оА
* П-'исьма^ и б<умаги... -*. Т. VI. № 1876, 1874.
** Сб<орпик -• И<мператорекого ' Р<усского> плеторического^ о * о
щества>. Т. XI. С. 55.
*** ♦История о ординах Ы чинах воинских паче же кавалерских».
**** Сб<орник> И' мператорского * Р<усского^ и^сторического> о- п
щества>. Т. XI. С. 119—120.
***** Там же. С. 122.

Tfenip Великий no его письмам Г)4 1
дом из указов, — за глазами много диковинок бывает», т.е.
много самых неприятных сюрпризов, если не присмотреть за
всем самому. В письме от 9 авг. 1709 г. к тому же московскому
коменданту из Киева он заказывает ему «зделать одеяло теплое
лисье черевье и покрыть какою-нибудь легкою парчею, только
без золота» •'•". В 1710 г. предписывает ему купить на Москве и
прислать немедленно материи золотой доброй по белой или по
а пой земле на юбку племяннице Анне Ивановне по случаю
предстоящего бракосочетания ее с герцогом курляндским **, а
собираясь провести святки 1709—1710 г. в Москве, пишет
московскому коменданту: «Для житья нашего в Коломенском вели
приготовить избушки две или три, в которых бы тараканов не
было» *'•'•"*.
V
В письмах Петра не только отображается внешнее
формальное свойство его ума: его способность овладевать крупными
явлениями одновременно с тысячей мельчайших подробностей и
представлять себе каждую из этих подробностей до последней
степени отчетливо и ясно, но становятся видны и внутренние
черты его духовной природы: преобладавшие у него идеи и
воодушевлявшие его чувства. Мы постигаем суть его
миросозерцания. Мы начинаем видеть, как у него дело, которое его
занимает, господствует над чувствами, его волнующими, как у него
общее дело преобладает над личными и частными интересами.
Нельзя сказать, чтоб Петр не умел глубоко чувствовать; но свое
чувство он заглушает, весь отдаваясь занимающему его делу.
Известие о смерти любимой матери, скончавшейся 25 января
1694 г., которое он сообщает в Архангельск Ф. М.Апраксину,
чолно глубокой скорби. «Федор Матвеевич. Беду свою и
последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука
Моя не может, купно же и сердце». В этих словах много печали;
они звучат как комья земли, бросаемые на крышку только что
^пущенного в могилу гроба. Петр готов перенести
постигнувшую его беду, покоряясь воле Божьей. «Обаче, -- продолжает
°н письмо к Апраксину, — воспоминая апостола Павла: яко не
г'Корбети о таковых и Ездры: еже не возвратити день, иже мимо
* Там же. С. 124.
'"•■" Там же. С. 14 1.
*** Там же. С. 130.

542
М. М. БОГОСЛОВСКИЙ
иде — сия вся, елико возможно, аще и выше ума и живота моею
[о чем и сам подлинно ведал], еще поелику возможно,
рассуждаю, яко всемогущему Богу и вся по воле своей творящу.
Аминь». Но затем тотчас же в этом письме Петр обращается к
делу, в то время его более всего занимавшему, к сооружению и
снаряжению кораблей в Архангельске для экспедиции по
Белому морю. Сам он не может еще выехать туда из Москвы, но
пишет Апраксину о мельчайших подробностях этого дела. «По
сих, яко Ной, от беды мало отдохнув и о невозвратном оставя, о
живом пишу. Понеже по обещанию моему, паче же от безмерной
печали, незапно зде присетити хощу и того для имам некие
нужды, которые пишу ниже сего: 1) Посылаю Никласа да Яна для
строения малого корабля и чтоб им лес и железо, и все к тому
было вскоре готово, понеже рано приехать имеем; 2) полтораста
шапок собачьих и столько же башмаков разных мер сделать, о
чем в готовности не сомневаюсь. И желаю от Бога купно здравия
компании вашей» *. Всего на четвертый день после смерти
матери — письмо помечено 29 января — еще под тяжестью
понесенной утраты, он уже может писать о собачьих шапках и башмаках!
Петр не чужд способности отозваться и на чужое горе и
обратиться к горюющему человеку со словом утешения; но это слово
утешения он скажет среди многих других безразличных слов,
среди распоряжений о делах, о которых он думает и которыми
должен заниматься тот, к кому он обращается. В 1702 г. у
Ф. М. Апраксина умерла жена. Петр пишет ему от 21 октября
1702 г., отдает в письме распоряжения о кораблях, о плотниках
и о других предметах. И только в заключении письма находятся
следующие дышащие искренним сочувствием строки:
«Пожалуй, государь Федор Матвеевич, не сокруши себя в такой своей
печали; уповай на Бога. Что же делать? И здесь такие печали
живут (бывают), что жены мрут и стригутца» **. 10 сентября
1705 г. Петр уведомляет только что похоронившего мать
Ф. А. Головина о своем согласии на принятые им меры, а затем
прибавляет: «Слышу, что вы зело печалны о смерти материной.
Для Бога, изволте рассудить, понеже человек старой i веема
давно болной*** был».
* ГКисьма > и б умпги... >. Т. I. № 21.
** Там же. Т. И. № 468.
*** Там же. Т. III. .Nil 920. Ср.: Т. IV. М> 1362 к Г. И. Головкину 22 септ.
1706 г.: «А о матери не изволь печалитцп [ибо и моя тетка так ;кс
определилась]; а как бы моя мать в таких летах умерла, истинно о
не точию печален, но и благодарен был, что Бог таких лет допустил »> •

ijfwp Великий no его письмам 5 13
Общее государственное дело должно было быть для каждого
па первом плане; перед ним должны отступить все частные
расчеты и замолкнуть все личные чувства. В инструкции князю
Вас. Влад. Долгорукому о скорейшем выступлении в поход для
действий против Булавина предписывается ему постоянно
сноситься с Толстым, находящимся в Азове. К инструкции Петр
делает собственноручную приписку: «Такоже и сие напоминаю
вам, что хотя вы с вышереченным Толстым имеете некоторую
противность, однако же для сея причины надлежит оное
отставить, дабы в деле помешки не было» *•". На себя Петр смотрит как
на первого служащего этому общему государственному делу и не
раз в письмах он прямо говорит о своей службе. Так, описывая
Екатерине сражение при Добром, он употребляет выражение:
«Как стал служить, такой игрушки не видал» •*"•'. Сообщая
ф. М. Апраксину 10 мая 1703 г. о победе над шведскими судами
в устье Невы, Петр пишет: «Хотя и недостойны, однакож от
господ фельдмаршала и адмирала мы с господином иорутчиком "•'•"■•'*
учинены кавалерами святого Андрея» »***. 19 марта 1707 г. в
письме к Кикину из Лемберга Петр делает приписку: «Також
прошу из Нарвы денги мои прислать; також у господина
адмирала изходатайствовать заслуженное жалованье i прислать» *•'•'**"•'•".
От 13 февр. 1704 г. сохранилась ассигновка на выдачу
жалованья морским чинам, и в ней под словами: «Корабелному мастеру
Петру Михайлову триста шездесят шесть рублев» находится
собственноручная расписка: «Принел i рос писался» г'*л".
Живую и неподдельную радость возбуждает в Петре
замеченное им в ком-нибудь искреннее намерение служить
государственному делу. Узнав о желании Конона Никитича Зотова'\ сына
своего учителя Никиты Моисеевича, добровольно поступить на
службу во флот, чтобы научиться морскому делу, Петр не может
Удержаться, чтобы не написать молодому человеку несколько
строк, хорошо отражающих его настроение в тот момент, когда
писалось это письмо: «Вчерашнего дня я видел писмо у отца
вашего, от вас к оному писанное, в котором сенц тот есть, чтоб вам
^бучитца службе, на море приналежащей. Которое ваше жела
* Сб^'орник - И миераторского> Р<усского> плеторического
обществах Т. XI. С. 31.
•;-': Письма к Екатерине. № 9.
"* А Д. Меншиковым.
'"'■""' П*-исьма> и б<умаги... "■*. Т. И. № 524.
'"""* Там же. Т. V. № 1638.
'л Там же. Т. III. №625.

5 1 [
А/. Л/. БОГОСЛОВСКИ Ц
ние зело мы любезно принели i можем так сказать, что мы ни <>г
единого человека из Россияен такова надобного прошения но
слыхали, в котором вы первый объявились, понеже зело редко
случаетца, дабы кто из младых, оставя в компаниях забавы,
своею волею шуму морского слушать хотел. В протчем желаем,
дабы Господь Бог вам в сем [зело изрядном i едва не первом на
свете почитаемом) деле благословил i счасливо в свое время к
отечеству возвратил. Piter» *. Но, может быть, гораздо чаще
Петру приходилось сталкиваться с противоположным
настроением своих сотрудников, и тяжелый вздох вырывается у него
иногда при виде уклонения от работы при мысли о своем
одиночестве. «Мы, слава Богу, здоровы, — пишет он Екатерине, —
толко зело тежело жить, i6o я левъшею не умею владеть, а в ад-
ной правой руке принужден держать шпагу i перо; а помочни-
ков сколко, сама знаешь» **. В сентябре 1703 г. Ф. М. Апраксин
обратился к царю с ходатайством за брата: брат пишет, что на
него возложено тяжелое поручение идти к городу Ямам с двумя
драгунскими полками, в обоих полках меньше полуторы
тысячи человек, пехоты ему не дано ни одного человека, и с такими
ничтожными силами ему велено оберегать от неприятеля города
Ямы и Копорье с их уездами. Федор Матвеевич просит
освободить брата от этого трудного поручения. «Если тебе, государю,
не в гнев, умилосердися над ним, прикажи его свободить... Со
твори милость свою. С кем ему такую великую украину охра
нить? Кроме самой его конечной погибели, ничего не будет».
Петр увидел в этой просьбе желание Петра Матвеевича
Апраксина отлынить от трудного дела, да притом и ложь; ему кроме
драгун даны были также и пехотные полки: Вилимов полк фон
Делдина да Петровский полк Девсона, кроме тех 1200 человек,
которые стоят в Ямах гарнизоном. «.Зело досадно, —
заканчивает царь свое письмо к Федору Матвеевичу, — что пишут все
ложь да бедство, чего не бывало. О чем я прошу, пожалуй, отпп
ши к нему, чтоб он ответствовал против сего писма, так ли вп\
или я солгал? Тогда увидишь истину. Никто не хочет прямо тру
дитца» **-.
Прибавить в письмо, иногда собственноручно, строку-другу t°
с угрозою за неисполнение поручаемого дела Петр не считан
лишним. Такие строки должны были подкреплять отданное ра<
поражение. С кн. Д. М. Голицыным Петр держится обыкновен
* Там же. Т. VI. № 1955.
•'** Письма к Екатерине. № 30.
** П- псьма • it б умаги... . Т. II. № 580. Ср.: Там же. С. 651.

ffsrfip HctuKuu tm ryii mtfhVuM 5 15
uo холодного и сухого, но вполне корректного тона. Однако,
сообщая ему о полученных от польских мпнистров жалобах на
завладение кем-то из русских польскими местностями в
Киевском краю и поручая произвести строжайшее расследование,
кто это сделал, виновного прислать под караулом, кто б он ни
был, а взятые незаконно деревни возвратить их владельцам,
Петр, несмотря на всю корректность тона письма, вставляет в
него направленные по собственному адресу князя довольно
выразительные слово: «А ежели поманишь, то собою заплатишь» и
еще раз повторяет предписание возвратить маетности их
хозяевам '•'*. Подтверждая вторично обращенное к московскому
коменданту кн. М. П. Гагарину требование о неоплошной высылке в
Петербург пятой части провианта, Петр прибавляет к этому
коротенькому, написанному чужою рукою письму сделанную
собственноручно приписку: «Под опасением жестокого штрафа» -*.
В гневе Петр обращается к вызвавшему его гнев
корреспонденту напрямки и не стесняется ему в лицо называть вещи
своими именами. «Письмо ваше нам вручено, — пишет он обер-инс-
иектору московской ратуши А. А. Курбатову, -- которое мы со
удивлением видели, ибо о юфте испрашиваешь указу, а сам
владычествуешь, пиша что уже указ посылаешь о продаже.
Которая ваша дерзость вас приведет, что должен будешь все векссли
и заморский платеж от себя платить. И впредь о таких своих
плутнях ко мне не пиши» ***. «Господин маеор, — читаем мы в
письме к кн. В. В. Долгорукому, назначенному командовать
войсками, посланными против мятежника Булавина, — письмо
ваше я получил, в чем зело печально, что дурак Бильс так
изрядной полк дуростью своею потерял; аднакож как будут являт-
Ца и солдат [понеже не все пропадут], опять по малу оной полк
устроить потщися» ***». «Солдатам вели давать провианту, —
пишет Петр кн. А. И. Репнину, — на месяц по два четверика.
А что Ржевской объявил вам нашим указом, чтоб давать на
полтора четверика, и то он, дурак, солгал» * — **. В письме к
кн. Гр. Ф. Долгорукому читаем такие жесткие строки: «Я зело
Удивляюсь, что вы на старости потеряли свой разум и дали себя
:V Сб'-орник И- мператорского > Р^усского^ плеторического^ о б-
щества *. Т. XI. С. 92.
** Там же. С. 148.
"** П- исьма- и б- умагп... >. Т. VI. М- 1893.
'■'" Сб<орник • И- мператорского • Р< усского--* плеторического* о- б-
щества-.T.XI.C. 39.
'•••" П исьма ■■> и б-у маги... -. Т. VI. .№ 1871.

546
Л/. М. БОГОСЛОВСКИjf
завесть всегдашним обманщикам и через то войска в Польше о<>
тановились» *.
Но Петр готов простить виноватого в случае чистосердечною
принесения повинной. В 1704 г. Петр Матвеевич Апраксин,
командуя отрядом войск под Нарвой, проглядел высадку 700
человек шведов, приставших к берегу на мелких судах (галиотах).
Высадившиеся пробрались в Нарву и усилили ее гарнизон в то
время как русские собирались осаждать этот город. «Я никогда
не слыхал от вас, — пишет Петр через месяц Федору Матвееви
чу Апраксину, — о худом деле брата твоего (пропуск галиотов);
но сегодня слышал... что вы зельными слезами просили. Я иного
не знаю писать, понеже он ни единой покорности в оном не
приносит и не точию сие, но и еще себя права творит, вменяя нам во
младенчество. Однако вам, яко другу, объявляю: если принесет
публично нерадение и неисправность свою, то я простить не
оставлю взыскание; буде же инак, то можешь сам рассудить, как
может быть милость, когда согрешая и вину принесть не хо-
щет?» Подписав письмо, царь прибавил еще приписку: «Под
линно прошу, чтоб сего конечно письма виноватый не ведал > ;
он желал, видимо, чтобы Апраксин покаялся искренне и по дои-
рой воле, а не по его письму. В 1706 г. старый служака и
приказный делец думный дьяк А. А. Виниус уехал без позволения го
сударя из-под Гродна за границу, в Пруссию. В свое оправдание
он приводил, что принужден был направиться к прусской
границе, не будучи в состоянии во время движения шведов достать
лошадей, чтобы доехать до московской границы. Открылся так
же и другой, более ранний эпизод, относящийся к 1703 г. Ока:*.ч
лось, что Виниус, жаловавшийся царю на скудость своих
средств, поднес в 1703 г. 10 000 руб. Меншикову, чтобы тот ост;»
вил его на занимаемом месте во главе сибирского приказа. Па
просьбы о прощении Петр 18 июня 1707 г. ответил: «Господин
Виниус. Писма ваши три я принял, на которые ответствую, чп>
как вы свою поездку ни рассуждаете, однакож оная не без вины
есть; что же вы тут поминаете, что отчюжден от милости, i в тол1
можете сами рассудить: пока вы постоянно шли, тогда i я к вам
теплее был, а когда сказывать стали, что нечево есть, а дссегг.
тысяч в одну ночь дали, тогда i меня сие ваше непостоянство <>'
вас отдалило. Но ныне, ежели хочете паки возвратитца, то г->
въсем прощение получите; також i все ваше вас отдано будет; i'
том можете веема надежны быть» ***.
* Государственный-- арх<ив->. Тетр<ади-* заи<исные>. 1715. С. " '
** П<исьма> и б* умаги...>. Т. III. № 670.
*** Там же. Т. V. № 1805.

yfrinp Великий no его письмам
547
Что еще важнее, Петр настолько владеет собою и настолько
господствует над своим самолюбием, что готов сам признать
овою ошибку — черта, которую он проявляет в воспоминаниях о
своих прошлых поступках и даже в законодательстве.
Вспоминая о начале Шведской войны, он откровенно заявляет, что
начали войну, «как слепые». В законодательстве он не прочь
пригнать то или другое свое распоряжение ошибкой, говоря: «Cie
тогда не осмотря учинено», как он выразился о постановлении,
в силу которого сенат, контролирующий коллегии, должен был
составляться из президентов коллегий, и таким образом
выходило, что эти президенты оказались сами у себя под контролем.
Но ошибка, сделанная царем, больно иногда давала себя
чувствовать другим людям, и Петр, сознавая это, готов тотчас же
просить прощения у напрасно обиженного им человека.
Явившись 23 августа 1710 г. на адмиралтейский корабль, Петр
вышел из себя, найдя множество упущений в его оборудовании.
<«Грот 0адар, — пишет он виновному, по его мнению, в этих
упущениях адмнралтейду А. В. Кикину, — сего моменту приехал я
па карабль адмиральской, на котором миогово не обрел, что
потребно, а именно: большого катла, аконницы ни единой,
столяра и плотника такоже ни одного... такоже ни стола, ни стула, в
чем мне не без стыда будет тако мой карабль адмиралу
представить, в чем будете вы ответ в сем иросмотрении дать» ••'. Но,
расследовав обстоятельнее дело, Петр понял, что погорячился и
обвинил Кикииа наприсно. «Дедушка! - обращается он к нему на
этот раз по-русски, что звучит гораздо теплее, — пожалуй, про-
И'и; ныне осведомился, что безхитросно кроме вас то учинилось
и объявилось» **.
Эта готовность сознать свою ошибку и изгладить ее вредные
последствия для другого исходит у Петра от строгого и
взыскательного отношения к себе и от скромного взгляда на себя как
иа человека, не изъятого от общего свойства людей —
ошибаться. «Кто Богу не грешен, кто бабе не внук» — одна из поговорок
Петра Великого, слышанная из его уст И. И. Неплюевым, на
(ебе испытавшим снисходительное отношение Петра при усло-
В,Н] не лгать, говорить правду. Готовый признать свои недостатки
1{ °шибки, Петр с тою же скромностью смотрит на свои заслуги,
^foio скромностью проникнуты его письма с радостными извес-
*Иями о победах, которыми царь спешит поделиться с сотрудни-
Сб ошшк> И операторского. Р<усекого • и сторического> о^'б-
щгства:-. Т. XI. С. 20. № XXX.
""'* Там же. С. 28.

548
M. М, БОГОСЛОВСКИЙ
ками *. Описывается самое действие, исчисляются свои и
неприятельские потери, передается поздравление с сею никогда быва-
емою викториею — но о себе почти никогда ни слова. А между
тем немалое число успехов русского оружия в тяжелую
Северную войну обязано энергии и распорядительности Петра и,
главное, его способности не только не унывать и не терять
присутствия духа при неудачном обороте дела, но, напротив, удваивать
в таком случае энергию, ободрять и возбуждать других. «Не
извольте о бывшем несчастии печальным быть, — пишет он
Б. П. Шереметеву, разбитому при Гемауертсгофе, — понеже
всегдашняя удача многих людей ввела в пагубу, но забывать и паче
людей ободривать» **. Счастье изменчиво; если оно балует
человека долго, оно его портит, вводит в пагубу, и Петр
хладнокровно и спокойно смотрит в лицо непостоянной судьбе, готовый
принять ее удары. Его спокойствие и стойкость — твердая опора
для его сотрудников, способных растеряться в минуты
невзгоды. Его внимание, оказываемое труженикам мелкого чина,
напрягает их мужество и энергию. Не раз письмо к генералу или
фельдмаршалу Петр заканчивает просьбой передать его поклон
всем офицерам и рядовым солдатам.
VI
«Делу время и потехе час», — говорил царь Алексей
Михайлович, который не прочь был посвятить досуг любимому
удовольствию — охоте или провести вечер в веселой компании с
приближенными. Петр отводил делу больше времени, чем отец,
или, точнее, в то же время умел затратить много больше
трудового напряжения. Вот почему и час его потехи длился дольше
потехи царя Алексея. Прерывая работу, Петр умел отдаться
охватывавшему его веселью с тем же порывом, с каким он
отдавался и работе. Веселье не мешало ему продолжать вести дело.
Обыкновенно праздники Рождество и Пасха проводились с
особым подъемом; но работа не прекращалась и в праздники, хотя,
может быть, и не шла так напряженно. Поздравляя Меншикова
23 апр. 1720 г. с праздником св. Пасхи, Петр далее прибавляет:
«Вместо яйца посылаю при сем книгу труда своего Морского
Регламенту... Не подивуй на письмо: писано на святой неде
* См., напр.: Там же. С. 20, 27, 37, 38.
** П<исьма^ и б<умаги...>. Т. III. № 864.
*** Государственный^ арх<^ ив>. Тетр<ади> зап<исные>, 1720. № Г>4.
*-* Письма к Екатерине. № 123.

Петр /*''-w>'//// пп ''•'" nuri,Mit м
549
л0,> **. Писем, и в особенности деловых писем, Петр, Kate мы
видели уже, и.ч-.м празднеств и пиров не откладывал, писал их за
обеденным столом, и случай, о котором он сообщает в одном из
писем к Екатерине, надо признать редким. В этом письме,
помеченном 19 июня 1719 г. в 7 часов утра с корабля «Ингермаилан-
дия>> под Ревелем, Петр извиняется, что не написал ей вчера,
18 июня. «Все обедали у меня, -- оправдывается царь, — и по
обеде поехали в гавань на взятые корабли, где довольно
размахнули, за чем вчерась писать было нельзя>> '■'•"". Петр и с другими
любит поделиться охватившим его веселым настроением и с
пира шлет тому или другому из приятелей такое письмо,
которое при чтении как бы переносит нас в самый развал пира, в
самый шум происходящей оргии. Таково не раз печатавшееся
коллективное послание к Меншикову в Светлое Воскресенье 24
марта 1706 г. из Нарвы, «('его дни по обедни первое были в
вашем дому и разговелись и паки при скончании сего дня паки
окончали веселие в вашем дому. Воистинно, слава Богу, веселы,
но наше веселие без вас... яко брашно без соли». Подписи под
этим письмом, начинающиеся словами «"Лизет Даниловна"*,
лапку приложа, челом бьет», показывают, что веселье, о
котором сообщает царь, дошло действительно до высокого градуса.
Вслед за рукоприкладствами членов всеиьянейшего собора
смиренного Мисаила Казанского и Свияжскоги"'"*•' и архидиакона
Гедеона Шаховского''-""" подписался «протодиакон Петр».
Следуют затем подписи диакона Киприана и нескольких лиц с
приписками разных пожеланий, напр- имер -: «Еким-'***,
мужик матерой, с сим праздником поздравляю милости твоей,
моему государю; а мне ныне позволено на три дни пьяницею
быть». Под всеми подписями как бы скрепа рукою опять самого
государя: «Боже, дай милость свою» •• — •'••'•. В том же роде
шутливые также коллективные письма к Меншикову: от 3 февр.
1703 г. из его городка Равенбурга — Петр подписался под этим
письмом «протодиаконом Питиримом» h;* и к нему же из
Петербурга от 26 ноября 1707 г. с уведомлением о праздновании
именин Мепшикова 23 ноября. Письмо было написано в самый
День торжества, но отправлено только 26-го, причем Петр сде-
'••* Любимая толка Потри В cviiiuoro .
'"А" Кп. М. Ф. Жироиой Наггкин.
",;Л Кн. R). Ф. Шаховской.
''"''•'•' Карлик Якам Волков.
■':V П пеьмл hit VMain... . T. 1V . .NL 1 1 79.
,,ft Там же. Т. 11.Л1-48У.

550
Л/. А/. БОГОСЛОВСКИЙ
лал еще приписку: «В день вашего тезоименитства так весели-
лись: истинно по смерти господина Лаворта до сего дни такого не
было веселого дни; i не пазнал1 и дней, понеже уже в третьем
часу на другой день легли спать» -.
VII
Есть среди писем Петра такие, которые бросают свет в
интимный уголок его теснейших отношений и рисуют нам ту сторону
его духовного облика, которая без них осталась бы нам совсем
неизвестной. Это семейная переписка Петра, переписка с ею
второй семьею. Отношения к первой жене и к сыну от нее были
всегда неладны. Писем Петра к первой жене не сохранилось, да
их, вероятно, и не было. Письмо к нему царицы Евдокии в
Архангельск содержит упреки, что он ей ничего не пишет **.
Письма к сыну черствы и холодны. Письмо начинается или без
всякого обращения, или Петр ставит в начале письма обращение
по-немецки «Зоон», что также не вносит особенной теплоты.
Отцовские письма не приносили царевичу никаких приятных
известий; напротив, неоднократно он находил в них самые
неприятные сюрпризы. Не было сказано в них хотя бы одного слона
ласки, а обширные письма 1715 г. после смерти жены царевича,
в которых Петр решил откровенно и окончательно объясниться
с ним, полны горечи и сарказма.
Но в отношения ко второй семье Петр вносил немало
нежности, иногда, разумеется, в свойственной ему шутливо-грубоватой
форме. «Поцелуй за меня Лизетку, — пишет он дочери, царевне
Анне Петровне ,0, от 22 марта 1721 г., — и болшую шумную дев-
чищу Натальицу» *** (дочь, род. 1718, t 1725). В более раннем
письме к Анне Петровне от 4 янв. 1717 г. царь извещает ее о
рождении царевича Павла: «Объявляем Вам, что мать
окотилась и принесла другого рекрута Павла. И поздравляю с другим
братом, а первого поцелуй и от меня и от брата» **«*. В письме к
сестре, царевне Наталье, от 31 марта 1716 г. царь выражает ей
благодарность за ее заботы о его «детках» и сам проявляет трога
* Там же. Т. VI. №■ 2081.
*- Устрялов. История царствования Петра В<еликого •. Т. II. С. 4(><,:
«Как ты, снег мой, изволил пойтить, и ко мне не пожаловал не
отписал о здоровья ни единой строчки» (1694 г.).
•'■""""■ Гоеу/r арствонный арх* ив --. Тетради записи- ые-*. 1721. Л. 21 **°
**** Там же. 1717. Л. 4.

Ih'tuP Br^uKiiii no со письмам 551
тельную заботливость о младшем сыне, грудном младенце,
которого стали тогда отлучать от груди. «Изволила писать, что
давали есть Петрушсньке, и я с матерью (т. е. с Екатериной)
говорил, она сказывает, что пора; извольте с Богом кормить» *. Но
особенной теплотой проникнуты его письма к Екатерине. Уже
самое обращение к Екатерине свидетельствует о теплом чувстве.
В первых письмах он называет Екатерину шутливо: Матка, Му-
дер, Хозяйка, а затем в позднейших обращается к ней с
неизменно нежным названием: «Катеринушка, друг мой сердеш-
ненькой, здравствуй». Разлучаясь, супруги вздыхают один по
другому и жалуются на скуку. «Приезжай, друг мой сердеш-
неяькой, ко мне скоряе, чтоб не так скучно было» **. «А что ты
пишешь, чтоб я скоряя приехал, что вам зело скушно, тому я
верю, только — каково i мне без вас, i могу сказать, что, кроме
тех дней, что я был в Версалии i Марли, сколь великой плезир
имел». Супруги нередко обменивались подарками. Екатерина
посылала мужу за границу пива, свежепросольных огурцов или
бутылку-другую какого-то отечественного «крепыша», от
которого ему, однако, приходилось воздерживаться при
пользовании минеральными водами, а он ее отдаривал брабантскими
кружевами. Иногда и самые подарки отражали на себе чувства
их посылавших. Так, при одном из писем Петр послал супруге
пучок своих остриженных волос, а при другом в 1719 г. из
Ревеля — цветы мяты, посаженной Екатериной в бытность ее в
Ревеле, и в ответ получил послание, в котором она писала, что «мне
это не дорого, что сама садила; то мне приятно, что из твоих
ручек* — письмо совершенно в стиле любовно-сентиментальных
песенок, начавших появляться у нас в XVIII столетии.
Грубоватые нравы века находили себе отражение в тех шутках,
которыми обменивались в письмах Петр с женою. Петр в 40 лет
называл себя стариком перед Екатериною, которой было в то время 27.
«Напрасно затеяно, что старик, — отвечает она ему, — ибо могу
"оставить свидетелей старых посестрий, а надеюсь, что и вновь
к такому дорогому старику сыщутся». «Понеже во время пития
вод, ^ читаем в письме Петра из Спа, где он лечился
минеральными водами, — домашней забавы дохтуры употреблять
запрещают, того ради я метресу свою отпустил к вам, ибо не мог бы
ЛеРжаться, ежелиб при мне была». Получив письмо и посмот-
')?,ь па метресу, Екатерина отвечала: «Что вы изволите писать,
и метресишку свою отпустили сюда для своего воздержания,
Там же. 1716. Л. 60 об.
Письма к Екатерине. № 63.

552
Л/. М. БОГОСЛОВСКИ}}
что при водах невозможно с нею веселиться и тому я верю; одна-
кож больше мню, что вы оную изволили отпустить за ее
болезнью, в которой она и ныне пребывает, и не желала б я, чего Боже
сохрани, чтоб и галан той метресишки таков здоров приехал,
какова она приехала. А что в другом своем писании изволите
поздравлять именинами старика и шишечкиными, и я чаю, что,
ежелиб сей старик был здесь, тоб и другая шишечка на будущий
год поспела».
^^

^^^
В. А. ГОЛЫДЕВ
Законодательство и нравы
в России XVIII века
и
Преобразовательная деятельность Петра Великого в области
нравов направилась прежде всего к изменению внешности,
формы отношений, покроя платья, к борьбе с бородою и с
разнообразными предрассудками. Корб отмечает в своем дневнике, как
редкое явление у русских, вежливость и приветливость
смоленского воеводы, Петра Самойловича Салтыкова: при проезде
посольства не было тех задержек и пререканий, которых до Петра
Великого не могло избежать в России ни одно иностранное
посольство. Корб пишет по этому поводу: <<Я думаю, что доколе
будет жить ныне благополучно царствующий государь, дотоле
этот народ не возобновит прежних столь нелепых своих
притязаний ». Другой иностранец, живший в России довольно
продолжительное время, также связывал судьбу преобразований
Петра I с его жизнью: «Можно сказать с достоверностью, —
читаем мы в книге Перри '•'•', — что если нынешний царь умрет
прежде, чем большая часть его старых бояр отправится на тот
свет, то большая часть всего того, чем он старался преобразовать
страну свою, переправится в старую прежнюю форму, тем более
Перри. Состояние России при нынешнем царе, 168. Фоккерод
говорит: «Вообще ничто во всех чужеземных нововведениях не
представлялось Русским смешнее того, как когда говорят им о правилах
чести (point d'honncur) и желают, во имя того, убедить их сделать
что-нибудь, или от чего-нибудь отказаться. Были бы так же
совершенно напрасными всякие старания убедить их, что мнение какой-
нибудь личности, не имеющей права им приказывать, иногда
может сделать их счастливыми или несчастливыми, или может их
вынудить совершить такое дело, которое противно их интересам {Фо
пород. Записки // Русс к- ий > арх- ив -\ 1883. Кн. II. С. 1422- 1423).

554
В.Л.ГОЛЬЦЕВ
что предполагают, что сын его, нынешний царевич русский,
нравом вовсе не похож на отца своего». Перри свидетельствует
об успехе некоторых законодательных мер императора. Так он
сообщает, что русские уже почти примирились с обычаем брить
бороды, так как женщины предпочитали видеть своих мужей и
возлюбленных без бороды. Но сказанное может быть
справедливо лишь по отношению к высшим классам русского общества.
Мы знаем, какую упорную борьбу за бороду вел русский народ и
не видим в этой борьбе ни малейших оснований для осуждения
народа, для глумления над ним. С бородой у русского человека
связывалось, — худо или хорошо, — это другой вопрос, —
представление об образе и подобии Божием, о личном достоинстве, и
поэтому заслуживает полного уважения отказ от подчинения
правительственным предписаниям, налагавшим свою тяжелую
руку на частную жизнь, на личную свободу человека. Конечно, с
нашей точки зрения, не стоило рисковать пенею, батогами, а
тем более жизнью из-за бороды или из-за платья; но с нашей же
точки зрения следует осудить и законодательство, которое ведет
ожесточенную борьбу с бородой и долгополым платьем,
раздражая народ из-за пустого дела и этим затрудняя проведение в
жизнь действительно важных преобразований. Многие
искренне сомневались в возможности спасения, если у них сбрита
борода, и митрополит ростовский Дмитрий должен был доказывать
обращавшимся к нему, что образ и подобие Божие состоят не в
делах, а в невидимой душе, что в делах, Богу не противных и не
вредящих спасению, должно повиноваться властям.
Митрополит ростовский написал даже по этому поводу рассуждение «Об
образе Божий и подобии в человеке» *. Рассуждение это
несколько раз печаталось по приказанию Петра.
В бумагах Витворта мы находим указание на те поистине
возмутительные меры, которые принимались местными властями
для приведения в исполнение указов Петра Великого. Одною из
* Отметим по этому поводу любопытный факт из французской
истории. Раненый в лицо Франциск I отпускает бороду. Этим
устанавливается мода, но парламент и Chapitres metropolitans упорно
восстают против нововведения: бородатого члена не пускают в пар
ламент, бородатого епископа в церковь. Подымаются серьезные
споры о бороде. Сорбонна в 1581 году постановила, что борода про
тиворечит скромности, которую должно требовать от студентов
богословов. В 1525 году парламент запрещает народу носить
длинные бороды, которые как бы скрывают гибельный замысел против
государственного спокойствия (semblent cacher quelque dessein per-
nicieux contre le rcpos de PEtat). С Генриха IV борода победила (Al
fred Franklin. Journal du siege de Paris en 1590. P. 108—109).

'i(i ко издательство и нрас.ы а России XVII! века 555
причин астраханского бунта, но донесению Витворта своему
правительству, было следующее обстоятельство: народ
возмутился тем, что губернатор расставил у входа в церкви приставов,
которые обрезывали у женщин длинные платья до половины (?),
а у мужчин бороды. Замечательно и то, что при усмирении этого
мятежа Якову Носову сначала обрили бороду, а потом отрубили
голову''". Такими-то энергическими мерами приучал Петр
Великий своих подданных к благообразию на своп вкус!
Гораздо более сочувствия вызвали указы о необходимости
добровольного согласия для вступления в брак. Указ этот, по
свидетельству иностранца-современника, очень понравился
молодым людям** и пробудила в них сочувствие к иноземному,
так как новая мера была принята очевидно под
западно-европейским влиянием. Введение ассамблей было тяжким ударом по
старому семейному и общественному строю. По мнению г.
Карповича*-**1, «указ об ассамблеях произвел коренной перелом и в
домашней, и в общественной жизни наших предков, и послужил
первым шагом к тому, чтобы и у нас женщины заняли в
обществе то положение, какое они занимали в западной Европе».
Г-н Карпович прибавляет однако, что ассамблеи вряд ли вошли
бы в обычай, если б император не наблюдал за исполнением
своих предписаний с той беспощадной строгостью, которая
составляла особенность этого государя. То же утверждает и г. Брик-
нер2 в своей «Истории Петра Великого». Нечего и говорить,
какими пагубными последствиями отражалась на русской
жизни замкнутость, невольное домашнее затворничество женщин.
По мнению одного из наших историков, Хмырова:\ результатом
•этого затворничества была «не столько грубость, сколько какая-
то черствость нрава и привычек» *»•**. В этом отношении,
конечно, ассамблеи могли приносить и в действительности принесли
немалую пользу. Известно что для таких собраний были
установлены правила, что между знатными и богатыми людьми
была заведена очередь для приема званых и незваных гостей.
&ремя на ассамблеях проходило в танцах, в игре, в попойке.
Иногда развеселившийся император приказывал дамам, через
1(Ч1ерал-полицеймейстера, оставаться долее положенного срока.
• Сборник Импор- аторского ^ русск<ого исторпч оского
Общества ^. Т. XXXIX. С. 248-249, 272. Ср.: Устрялов: История
царствования Петра Великого. Т. III. С. 192, 194—195.
''•' Перри. Указ. соч. С. 130. Ср. отзыв Соловьева в «Истории России*
(Т. XVI. С. 10G-107).
"""* Карпович. Истор ическне^ рассказы и бытовые очерки. С. 238.
' "*' Хмыров. Графиня Е. II. Головкина и со время. С. 16.

556
В.А.ГОЛЬЦЕЬ
Берхгольц находил, что к концу царствования Петра Великого
русское общество оказало большие успехи. «Вообще, говори]
он, надобно отдать справедливость здешним (т. е. петербургским
и отчасти московским) родителям: они не щадят ничего для
образования своих детей. Вот почему и смотришь с удивлением нц
большие перемены, совершившиеся в России в столь короткое
время. Русская женщина, еще недавно грубая и необразован
ная, так изменилась к лучшему, что теперь мало уступает
немкам и француженкам в тонкости обращения и светскости, и
иногда, в некоторых отношениях, даже имеет перед ними
преимущество» *. Этот чрезвычайно сочувственный отзыв молодого
и ловкого дипломата относился конечно, к женщинам высшего
крута. Но в дневнике самого Берхгольца мы найдем указания на
то, что тонкости и светскости обращения даже этих женщин
было отведено не особенно широкое иоле. Так, маршальша
Олсуфьева, родом немка, будучи беременною, умоляла царицу
дозволить ей не ехать на пир. Та отвечала, что не может этого еде
лать: русским дамам немцы и без того уже были ненавистны, и
снисходительность к Олсуфьевой могла усилить эту неприязнь.
Маршальша принуждена была поехать и за ночь разрешилась
мертвым младенцем, «которого, говорят, прислала ко двору в
спирту». 27 июля 1724 года, в годовщину гангутского
сражения, происходил спуск нового корабля «Дербента». «Его Вели
чество был в отличном расположении духа, и потому на новом
корабле страшно пили. Все общество оставалось там до 3 часов
ночи; но императорские принцессы получили позволение уехать
домой еще до 9 часов вечера. Когда они уехали, даже и дамы
должны были сильно пить; почему многие из них завтра будут
больны, хотя, -- прибавляет Берхгольц, — между ними и есть
такие, которым добрый стакан вина вовсе не новинка. Между
мущинами, когда вино начало оказывать свое действие, возник
ли разные ссоры, и дело не обошлось без затрещин»-*". Все
дамы, не явившиеся, вопреки приказанию императора, к спуску
«Дербента», должны были собраться на этот корабль 29 июля
Их угощал и принуждал сильно нить капитан Шереметев. Вит
ворт писал своему правительству, что был приглашен на свадьбу,
на которой присутствовал Петр Великий, и был очень удивлен,
что не произошло при этом сильной попойки**-. А француз
ский посланник Кампердон сообщал, в 1721 году, что на празд
* Берхгольц. Дневник. Т. I. С. 103.
** Там же. Т. IV. С. 73.
*** Сборник Истор- ического * общество. Т. XXXIX. С. 80.

,2tlхонодательство и нравы в России XVIII века 557
нестве по случаю именин царицы дамы очень много пили*. Не
особенно способствовало тонкости и светскости обращения и то,
что дамы, обязательно участвовавшие в маскарадах, должны
были за несколько дней приезжать в кофейню, где их костюмы
осматривались назначенными Петром лицами **. О попойках и
0 грубых сценах, на них происходивших, мы находим
любопытные указания и в депешах фон Кейзерлинга. На одной из таких
попоек прусский посол поссорился с Меньшиковым из-за
заключенной под стражу девицы Монс. Царь и Меньшиков,
несмотря на мольбы Шафирова, вытолкали фон Кейзерлинга из
комнаты. В другой раз светлейший князь и прусский посол
сильно подрались. Кейзерлинг горячился и писал королю
жалобы; но в конце концов виновными оказались лейб-гвардейцы, и
посол уведомлял своего повелителя в таких выражениях о
благополучном исходе столкновения: «По поводу этого
неприятного столкновения моего с князем Меньшиковым последовали с
моей и с его стороны принятые при подобных случаях обычные
объяснения» ***. Припоминается по этому поводу философское
рассуждение Корба, который, сообщивши, что посланник
одного северного государства получал от Петра Великого пощечины
как знак особенной милости прибавляет к этому: «Впрочем, в
этом нет ничего удивительного, так как поступки людей
получают свое название от их понятия о вещах, так что одно и то же
сообразно с временем и свойствами людей считается милостью
или бесчестием». При такой покладистости многие из
иностранцев, наехавших в Россию в начале XVIII столетия, не могли
влиять в сколько-нибудь хорошем смысле на русское общество. Сам
Корб удивлялся своим соотечественникам, проживавшим в
русском государстве, потому что они, подчиняясь туземному
обычаю, справляли похороны, точно свадьбу. «В питье и еде, — с
огорчением замечает Корб, — ищут они утешения в своей
печали». А Берхгольц рассказывает, что иностранцы, основавшиеся
на более или менее продолжительное время в Петербурге и
Москве, сильно пьянствовали и одни, без русских, распевая: Stopo
tskipostolisku.
На царском пиру нередко самыми пьяными из гостей бывали
яйца духовного звания, что, как говорит Берхгольц, очень
удивляло голштинского придворного проповедника Ремариуса,
«который никак не воображал, что это делается так грубо и откры-
* Там же. С. 378.
** Карпович. Указ. соч. С. 244.
•** Русская старина. 1872. № VI.

558
В.Л.ГОЛЬЦЕП
то». В то же время Берхгольц отмечает в своем дневнике:
«Признаюсь, я вовсе не ожидал, что здешний двор так великолепен»
(это написано 25 июня 1721 г.). Двор царицы, продолжает голщ-
тинский камер-юнкер, так хорош и блестящ, как почти все
дворы германские (этим, конечно, сказано было еще немногое), у
царя же, напротив, он чрезвычайно прост. Но пиры происходи
ли при дворе разгульные, а примеру двора спешили или даже
обязаны были следовать именитые и новоявленные сановники.
Пьянствовали везде, в особенности у великого адмирала
Апраксина. У Берхгольца мы то и дело встречаем отметки: сильно
пили, ужасно пили; там был такой пир, что немногие помнили,
как потом добрались до дому, и т. д. Всякий праздник, каждая
свадьба в высшем обществе, как и похороны, не обходились бол
чрезмерного употребления вина. Происходили сцены поистине
безобразные. Ромодановскип, сообщает Корб, в одном доме
поссорился с Федором Матвеевичем Апраксиным, обругал его и за
махнулся на него палкою. Апраксин обнажил саблю. Тогда
свирепый князь упал на колени с мольбою о пощаде. <<Таков этот
человек, говорит Корб: сколько жесток с несчастными, столько
труслив с благородными». Князь Трубецкой на своей свадьбе
напился до полного бесчувствия. На другой день за пиром молодой
должен был по обычаю сорвать венок, который висел над голо
вою новобрачной. Он сделал это с таким ожесточением, что она
сама не могла удержаться от смеха. Этот случай подал повод к
многочисленным признаниям цинического свойства. «Изподоб
ных вещей, - пишет Берхгольц, здесь вовсе не делают таи
ны».
В пирах и потехах Петра Великого некоторые историки
усматривают глубокий смысл. Доходят при этом и до таких за
ключеиий, что «всепьянейший собор не иное что был, как мае
ка, под которою скрывалась высокая цель великого государя
утаить пред соседственными сильными державами иолитиче
ские силы своего государства» -*. Несомненно, по нашему мне
нию, что Петр Великий принес великую услугу развитию ру«
ского общества освобождением женщины из ее домашнег"
заключения; но он испортил благотворные последствия это»'
меры, вводя женщину в общество пьяных, разнузданных людей,
заставляя ее принимать участие в самых грубых увеселениях
Мудрено отыскать глубокий смысл в том зрелище, которое при
- Там же. 1871. № XII; И пан Носович. Всепьянейший собор. Г-н Р"
винекий (Русские народные картинки. Т. V. О. 261—262) говори'!-
что всепьянейший собор — «шутовство дикое, злое, пошлое и, пр*'
жде всего, беспросыпно-пьяное».

l^ji(ono(himv.4bcmeo и нравы н России XVIII века 559
цглось увидеть бывшим за царским столом при крещении Петра
Петровича: на мужском столе из громадного пирога выступила
голая карлица, держала к гостям речь и провозгласила тост; на
женском столе то же самое проделал обнаженный карлик*.
Шутовские заседания и процессии несомненно способствовали
огрубению, а не смягчению нравов. Тяжелое впечатление
производит на современного читателя описание, например,
маскарадного шествия на похоронах придворного повара, поляка, о
котором рассказывает Берхгольц *•'•". «До сих пор еще, — писал он
16 февраля 1724 г., — все члены императорских коллегий
обязаны по утрам являться на службу в масках, что мне кажется
неприличным, тем более, что многие из них наряжены так, как
швее не подобает старикам, судьям и советникам. Но и в этом
случае все делается по старой русской поговорке: да будет
царская воля».
Как известно, Петр Великий был скор и тяжел на руку.
Случилось, что бояре за обедом, обсуждая дела, горячо спорили с
Петром и упрямо стояли на своем, «и это так не нравилось государю,
что он видел в них почти преступников, и вследствие этого дал
полную волю не только словам, но даже и рукам» *-"*.
Естественно, что такие случаи расхолаживали спорщиков. При дворе
Петра Великого драки и истязания были вообще в большом ходу. Так
(в 1722 г.), в камеру, где был заключен дворцовый стряпчий Де-
ревнии, ночью явилась однажды царица Прасковья Федоровна, с
своими служителями. Царица начинает бить Деревнина,
служители ее палят его свечами, льют на голову крепкую водку и
зажигают ее. Только караульные спасли несчастного от дальнейших
мучений ****. В одном из донесений Ле-Форта сообщается
ужасный факт о самом Петре Великом: в Риге загорелась от молнии
Церковь Св. Петра. Один солдат взял кусок меди от
расплавившейся крыши и на беду встретил императора, который так
ударил его дубиной, что солдат умер на месте »»*•*•*. Иван Савич Бры-
1*ин, дед известного археолога Снегирева, рассказывал, что раз в
wo присутствии Петр у дворцового крыльца убил своею дубинкой
придворного служителя, который не успел снять перед ним
шапки"*.
" Записки Вебера // Русский архив. 1872. X» 7—8. С. 1340—1341.
•■ Дневник. Т. IV. С. 23.
•' Корб. С. 113.
"• Соловье*. Т. XVIII. С. 188.
• • Сборник Историч еекого • общества. Т. Ш. С. 333.
'"•'' Попов II. А. Татищев и его время. С. 631.

560
В.А.ГОЛЬЦКВ
Вместе с тем мы встречаем у Петра и великодушные порывы,
как и выходящую из ряду заботливость о благе
государственном. Царь упрекал даже за пьянство своих приближенных, Ро-
модановского, например, но от последнего получил
решительное, хотя в первой части и неверное возражение: «Неколи мне с
Ивашкой (Хмельницким) знаться — всегда в кровях
омываемся». В данном случае слово Петра Великого сильно расходилось
с делом и потому не могло иметь достаточной доли влияния на
придворный мир.
Это противоречие встречаем мы и в других отношениях.
Заботы Петра о просвещении народа известны каждому
образованному русскому. Профессор Попов * справедливо говорит, что «лишь
со времен преобразования Петра труд, особенно умственный,
стал приобретать себе право гражданства во всех слоях русского
общества, сделался нравственным убежищем для многих людей
в минуты их общественных неудач и домашних тревог» *. Автор
известного исследования о «Науке и литературе в России при
Петре Великом» полагает, что «в знакомстве с Лейбницем Петра
видна дань уважения к науке и общественному мнению, которое
признавало германского мыслителя первым ученым своего
времени» **.
Все это справедливо, но в указах и действиях Петра I мы
находим в то же время и явные признаки неуважения к человеку.
Так из Амстердама в 1717 году император пишет
архангельскому вице-губернатору Курбатову: «По получении сего указу,
сыщите двух человек самоедов молодых ребят, которые б были
дурняя рожищем и смешняя, летами от 15 до 18 в их платье и
уборах, как они ходят по своему обыкновению, которых надо
послать в подарок грандуке Флоренскому, и как их сыщите, то
немедленно отдайте их тому, кто вам сие наше письмо
объявит» *""*. Хорош, конечно, и грандука! Гордон сообщает, что
царь бил Меншикова, как собаку; а на другой день светлейший
князь опять пользовался полным доверием императора и управ-
* Пыпин. Изучения русской народности// Вестник Европы. 1882.
Ноябрь.
*- Пекарский. Наука и литература в России при Петре Великом. Т. I.
С. 25.
*** Русский архив. 1872. № 7—8. С. 1333. В письме к Ромодановскому
Петр требует сыскать и Москве карл и прислать в Петербург на
свадьбу Волкова. К письму приложена роспись, из которой оказы
вается, что у царицы и вельмож находился 31 карла, в том числе у
Ивана Нарышкина три, у некоторых по два, у большинства in»
одному (Русский архив. 1865. Л1 53).

лье пню и нравы г, гчесии .
пял важнейшими государственными делами-. Обо всем русском
народа Петр Великий был не особенно высокого мнения.
Известно, что он уподоблял русских детям, которые станут трудиться,
как следует, и откажутся от предрассудков лишь по
принуждению. Подобного рода недостатки в преобразовательной
деятельности императора признают самые решительные ее сторонники.
«Может быть, - - говорит, например, А. И. Пыпин\ — что
реформа поступила бы благоразумнее, если бы вела свое дело с
меньшею резкостью, с большим вниманием к старой народной
привычке и с большим участием к социальной беспомощности
народа» **. К общей оценке преобразовательной деятельности
великого императора мы вернемся, а теперь представим еще
несколько характерных, по нашему мнению, данных для того,
чтобы определить влияние правительства и высшего,
придворного мира на изменение нравов русского общества.
Семейная жизнь великого государя не могла, разумеется,
послужить добрым образцом для его подданных: он развелся с
одною женою "*", вступал в кратковременные связи и во втором
браке; его сын погиб насильственною смертью. С Екатериною,
впрочем, Петр I жил в большом ладу, хотя увлечение императ-
«Der Tzarj stiess ilin oftmals offentiich mit dem Fusse fort, unci pru-
gelte ilui wie einen Hund, so dass die Umstehenden meynten, es wiire
urn Urn gesehehen. Aber allemal den folgenden Morgen wurcle wieder
Friedc gemacht» (Materialien zu der Russischcn Geschichte seit dem
Tode kaisers Peters des Grossen. Erster Theil. 1 777. Riga, 256). Вебер
так характеризует петровское время: «Es ist meht zu liiugnen, dasa
Russlaiid we nig Stadte and viel Wald and W listen hat; dass der meiste
Theil des Landes unfruchtbar oder bessor zu reden unbeackert liegen
bleibt; aber eine der vornehnisten Ursachen dessen ist dass das Land
von Menschcii in diesem Kriegc erschopft ist, und die librige wegen
dev Tyranney ihrer Amt-und EdeHeute weder Lust noeh Hertz baben,
Hand anzulegen. und nur auf ihr kummerliches tagliches Auskominon
gedenrkeiiv (Das veriinderte Russland. 1738 — 1740, 33). Бояре
(дворяне) по отношению к крестьянам заявляли такие же права и
требования, как царь 1С ним (Ibid. § 170).
Иыпин А. И. Русская наука и национальный вопрос в XVIII пеке / /
Вестник Европы. 1884. Т. VII.
Отметим по этому случат ужасный факт. Степан Богданович
Глебов, обвинявшийся п свяли с царицей Евдокией Федоровной, был
пытан кнутом, горячими угольями, раскаленным железом; три дня
был привязан к доске, убитой гвоздями; наконец живой посажен на
кол... Глебов молчал до конца своих мучений. Через три года но
чапекому ука-iv его проклинает святейший Синод (Русская
старимо! 1876*. JSHI).

562
В. А. ГОЛБЦЕВ
рицы вызвало было грозу на нее *. Г-н Есипов приводит, как
редкую по тому времени черту нравов высшего сословия, теплую
любовь между князем А. Д. Меншиковым и его супругой.
Меншиков, будучи в походах, отправлял ежедневно
успокоительные письма княгине Дарье Михайловне **. Но и такая любовь не
препятствовала многочисленным и грубым нарушениям
брачной верности. Зато при дворе, как было уже упомянуто,
усилился внешний блеск, развилась роскошь, а за двором потянулись и
придворные. Светлейший князь Меншиков с конца 1709 по
1711 год израсходовал лично на себя (т. е. без расходов на
содержание княгини и сына) 45 123 рубля ***. Для того, чтобы
понять, как велика была по тому времени эта сумма, необходимо
припомнить, что все государственные доходы дали в 1710 году
3 051 796 рублей. Другие вельможи старались не отставать от
царского любимца. Чтобы остановить развитие роскоши, царь
принимал сильные меры. Так в конце 1717 года он издает указ,
которым запрещалось носить новое золото и серебро пряденое и
волоченое; за нарушение указа грозил великий штраф. Но
законодательные меры мало сдерживали наше высшее сословие,
которое правдами и неправдами, — в особенности неправдами, —
стремилось к роскоши, к богатству. Несмотря на жестокие
преследования Петра Великого, грабительство и взяточничество
принимало поразительные размеры. Известно печальное и
громкое дело сибирского губернатора князя Гагарина, который
оказался виновным во множестве злоупотреблений, во
взяточничестве, в казнокрадстве, и который был повешен разгневанным
императором. Но зло было общее и застарелое, оно не
поддавалось жестоким наружным мерам лечения и не ослабевало во все
продолжение царствования Петра Великого. Прибыльщик Кур
батов кончает свое донесение царю от 4 октября 1706 года
такими словами: «Едва не все их милости об нем (донесении)
скорбят, подсылают ко мне с дарами, грозят погубить. Молю, спаси!
Одни Ярославцы и Псковичи готовы дать 20 000 рублев, чтобы
только избегнуть обличения от меня» *■»**. Указами, угрозами,
вызовом доносителей, говорит Соловьев, дело не ограничилось,
и Петр учреждает фискалов. В августе 1711 года старик Зотов
* Петр заставил Екатерину смотреть на отрубленную голову Монса
(Андреев. Екатерина I // Осьмнадцатый век. III).
'•''- Есипои. Жизнеописание князя А. Д. Меишпкова /7 Русский архпи-
1875. №9.
*•:.-* там жс. J* Русский архив. 1875. № 12.
*""•» Соловьев. История России. Т. XVI. С. 9.

*\iitOHO(hiinr,ihcmtw и нрпны в России Will пеки 503
нзял на себя звание государственного фискала, но о дсятельное-
,ц ого в этом звании нет сведений. «Первым обор-фискалом был
назначен дьяк Былинский»; но он скоро был уволен но просьбе
князя Ромодановского, которому он был нужен для строения
дома ого в Петербурге'-. Очень характерна эта причина
увольнения. В апреле 1712 года трое фискалов, - Желябужский,
Нестеров и Шепелев, — подали царю жалобу на сенат, в которой
они писали следующее: «Изволил вайю царское величество
учинить фискальное дело, для чего, по указу из сената, определены
мы. И мы, рабы твои, по должности своей, всячески проведывая
и усмотри как в сборах, так и в расходах и об иных нуждах,
подали в сенат многие разные доношения. А по другим делам в
рпзиых приказах как за судьями, так и за приказными людьми
сыскали всякую неправду, о чем написано порознь в наших
особливых доношеииях и обличениях, по которым, против
твоих пунктов, указу и определения не учинено и по се число, и на
суд нам неправду сотворивших не токмо которого судью, но и
последнего подьячего ко обличению не поставлено. А когда
приходим в сенат с дополнениями и от князя Якова Федоровича
(Долгорукого) да от Григория Племянникова безо всякой нашей
вины бывает к нам с непорядочным гордым гневом всякое
немилосердие, еще ж с непотребными укоризны и поношением
позорным, зачем нам, рабам твоим, к ним и входить опасно.
Племянников называет нас уличными судьями, а князь Яков
Федорович — антихристами и плутами» *";\ Десять лет спустя,
обер-фпскал Нестеров, по случаю выборов в президенты юстиц-
коллегии, жаловался, что «с ним в десяток никто не
сообщается: так общество, говорит Соловьев, в своих высших слоях,
упорно продолжало обнаруживать свое отвращение к
фискалам* ••***. Сам Петр признавал, что «земского фискала чин тя
;кел и ненавидим». К этому следует прибавить, что и фискалы
оказывались виновными в возмутительных злоупотреблениях.
Сложилась народная поговорка: Бог любит праведника, царь
любит ябедника. В 1713 году Акишев, комиссар Архангелого-
родской губернии, бесчинствует и злодействует, наносит побои,
Увечья, убивает, насилует женщин, приказывает водить их на-
•■ их по улицам, оскверняет своими неистовствами церковные па-
иерти, «а Курбатов молчит и не старается противодействовать
• Там же. С. 232.
"* Там же. С. 232-233.
'■' Соловые. Т. XVIII. С. 155.

564
В.А.ГОЛЬЦЕВ
всем этим мерзостям» *. Петровский комендант, Ивинский,
жаловался в 1719 году на бывшего посланника Артемия
Волынского, который за то, что Ивинский собрал мало подвод, приказал
избить его ослопьями и сам бил каблуками**. В 1707 году вое*
вода Сергиев, Хохлов и братья Аристовы корыстолюбием,
насилием, оскорблением магометанской религии вызвали кузю-
ковский бунт***. Лица, облеченные наибольшим доверием
царя, осыпанные его милостями, отличаются непомерным
хищничеством, попирают справедливость и законы самым наглым
образом. Это с изумлением отмечает в своих доношениях
Лефорт****. Вместе с тем даже лучшие, наиболее образованные
люди, отличавшиеся в то же время и силою воли, обнаруживали
самое возмутительное раболепство, отличались самою лживою
лестью. Г-н Чистович заявляет, например, о Феофане Прокопо-
виче следующее: «Надо признаться с сожалением, что Феофан
применялся к произволу монарха, забывая иногда святую
правду и жертвуя истиною цареугодливости» *****. Феодосии
Яновский 6 завел в Москве, во время пребывания там двора, чтобы
доставить удовольствие императору, ассамблеи для духовенства,
применив к ним правила светских ассамблей. Это вызвало
сильный и основательный ропот6*. «Не может быть не
характеристично, — справедливо замечает Пекарский, — что один оратор
начала XVIII века, превознося в церкви хвалами Меншикова,
прославлял его и за разорение Батурина, где, как известно, не
были пощажены даже жены и дети единоплеменников
оратора» 7*. Светлым исключением являются лишь немногие люди,
* Мрочек-Дроздовский. Областное управление в России XVIII века.
С. 347.
• • Русский архив. 1865. С. 983—986.
*** Алекторов. История Оренбургской губернии. 2-е изд. С. 13—16.
***- *C*est une chose surprenante que ceux, a qui ce brave monarque fait le
plus de bien, sont ceux qui violent les lois los premiers» (Сборник
P. И. Общества. Т. III. С. 387—388). Депеша написана 2 сентября
1724 года.
'-*** Чистович. Феофан Прокопович и его время. С. 119.
б* Там же. С. 112—113.
7* Наука и литература в России при Петре Великом. Т. I. С. 362-
В 1709 г. митрополит нижегородский и алатырский, смиренный
Исайя, обращался с следующею просьбою: «Указал бы меня
Великий Государь, меня богомольца своего взять к Москве, также и Си-
ливестра, прелюбодея духовного, и нового блядливого Арксакия.
что был Троицы Сергиева монастыря архимандрит, и кто надлежит
с ним Силивестром прелюбодеем и новым Арксакием блядливым»

льство и нравы в России .
как рязанский метрополит Стефан, блюститель патриаршего
престола. В торжественный день именин царевича Алексея,
17 марта 1712г., Стефан в проповеди резко выступил против
фискалов. «Закон Господень непорочен, — говорил
митрополит, — а законы человеческие бывают порочны; а какой-то
закон, например, поставити надзирателя над судами и дати ему
волю кого хочет обличити да обличит, кого хочет обесчестити да
обесчестит; а хотя того не доведет, о чем на ближнего своего
клевещет, то за вину не ставить, о том ему и слова не говорить,
вольно то ему; не тако подобает сим быти: искал он моей главы,
поклеп на меня вложил, а не довел, пусть положит свою голову;
сеть мне скрыл, пусть сам ввязнет в узкую; ров мне ископал —
пусть сам впадет в он». Эта проповедь, замечает Соловьев, не
осталась без влияния на Петра Великого, в позднейших
узаконениях которого есть некоторые ограничения произвола
фискалов.
Но произвола и жестокости в управляющих было так много,
что от их подвигов в этом отношении страшно становится и в
настоящее время. Конечно, возможность непрерывных злодейств
и хищничества административных властей обусловливалась
низким уровнем умственного и нравственного развития народа,
грубостью нравов многочисленных слоев населения громадного
государства. Нескольких примеров будет достаточно для нашей
цели. «Старые нравы общества, которое начало
преобразовываться, — говорит Соловьев, — отражались повсюду, ученики
школ вели себя как нельзя хуже, актеры из русских подьячих
бесчинствовали». Разбои и убийства были обычным явлением.
Перед Вышним Волочком, пишет Берхгольц, всюду виднелись
разбойники, повешенные за ребра и навязанные на колеса. И
подобного рода явления тянутся ужасающею вереницею во все
Царствование Петра Великого. Еще Корб отмечает в своем
дневнике в конце XVII в. постоянные убийства, грабежи и казни.
Так, 1 и 2 января 1699 г. были казнены шесть подделыциков
монеты: им влили в рот расплавленную поддельную монету.
В 1702 г. капитан Рагульский с целою ротою отправлен был в
Костромской и Галицкий уезды для сыску разбойников, и успел
f хватить знаменитых разбойников, помещиков: Захара Полозо-
81г» Никифора Сытина, Петра Синяшина, Ивана Сологубова,
Ничто прелюбодействует с моею духовною невестою Нижегородскою
церковию противно закону нашему и нашей благочестивой
Греческой Церкви», и т. д. Так велся спор двух митрополитов из-за
одной кафедры (Чтения. 1884. Т. III).

566
В. А ГОЛЬЦЕ В
киту Жданова, Василия Полозова — Кулю, Ивана и Данилу
Захаровых, Семена да Петра Шишкиных. Разбойничали они с
своими людьми, нападали на деревни, убивали мужчин,
насиловали женщин, огнем жгли» *. В 1710 г. разбойник Гаврила Стар*
ченок с 60 товарищами производил зверские убийства и
истязания в нынешней Костромской губернии. Помещики скрывались
в Костроме. В том же году били челом государю клинские, во-
лоцкие и можайские вотчинники и помещики: разбойники
нападают на селения и ночью, и днем, грабят, убивают людей*-.
Разбойники, напавшие на вотчину Василия Шаптицкого,
доносил ярославский обер-комендант, вскрыли у него и у его сына,
еще живых после ужасных истязаний, груди, жрали сало их и
пили кровь... *** И под самый конец царствования Петра
Великого положение вещей не улучшилось. По донесению
голландского резидента, в Петербурге в конце 1722 г., в один день,
повесили, колесовали и подняли за ребра двадцать четыре
разбойника, а Ле-Форт писал 9 апреля 1723 г.: «Как кажется, нас
скоро постигнет несчастие. Бедность увеличивается с каждым
днем. Улицы (Москвы) полны народом, готовым продать своих
детей. Запрещено подавать милостыню нищим, чем они станут,
как не разбойниками на большой дороге? И так уже по дороге в
Петербург разбойники нападают на жителей». В донесении
Лефорта от 2 сентября 1724 г., на этот раз из Петербурга, мы
читаем следующее: «Уже близки маскарады и здесь ни о чем другом
не говорят, как об удовольствиях, тогда как народ чуть не
плачет» ****.
Горькая нищета, повсеместный произвол и жестокость
казней плодили преступления и усиливали грубость нравов.
«Полиция, говорит Соловьев, вела постоянную войну с нищими,
число которых не уменьшалось, несмотря на повторительные
против них указы». Разорение и одичание вызывались почти
непрерывавшимися войнами. С пленными обращались худо. Берх-
гольц сообщает о совершенно бедственном положении пленных
шведов по заключении мира, а в 1706 г. иерусалимский
патриарх Досифей писал царю, чтоб он запретил своим подданным
продавать туркам шведских пленников *****. И в то время,
когда в обществе сплошь и рядом нарушались основные требования
* Соловьев, Т. XV. С. 105.
** Соловьев. Т. XVI. С. 17.
*** Мрочек Дроздовский. Указ. соч. С. 331.
**** Сборник Истор<ического> общества. Т. III. С. 361, 382.
***** Соловьев. Т. XVI. С. 18.

'^uh'oHodaтельст&о и нравы в России XVIЛ века 567
христианской нравственности, власть карала за религиозные
преступления так жестоко, что напоминала своим образом
действий самые мрачные времена инквизиции. Вот одно
ужасающее дело. Дьячок Василий Ефимов тайком пробрался в церковь,
зажег там свечи и наполнил храм благоуханием, тайком же
удалившись из него. Народ дивился мнимому чуду, слух о котором,
разумеется, разошелся далеко. Святотатственная проделка
открылась. Дьячок сознался и показал, что говорил на исповеди о
своем преступлении священнику Тихону Зотикову. В показании
последнего значится: «Л преосвященному архиепископу и до его
лрхиерейства преосвященному епископу о том он поп не донес,
бояся положенного за объявление детей духовных и оказанных
ими грехов истязания, а больше простотой и недознаннем».
Святейший Синод 29 сентября 1721 года повелел попа за
допущенный соблазн «лишить за такое попущение и недонесение, свя-
щеннослужеиия с конечным всех иерейских действ отсечением,
да и прочие священшщы в том опасение возъимеют». Дьячка
предписано было передать в юстиц-коллегию, и несчастный был
сожжен, по «Улолошию» '•'•*. Случай далеко не единственный. В
1720 г., например, в Петербурге был сожжен крестьянин
Ивашка Красной за то, что в Москве во время крестного хода «обругал
спасителев образ и животворный крест Господень» ••"*. Вебер'
сообщает, что в январе 1 715 года в Москве был сожжен священник
Фома за преступление такого же рода **".
Г-н Чистович так говорит о религиозно-нравственном
состоянии русского общества петровского времени: «Умножение и по-
нсюдное распространение суеверий самых грубых,
чрезвычайная привязанность к обрядам и формам, грубость религиозного
чувства и вкуса (?), незнание самых первых и основных понятий
христианской веры и правил христианской жизни составляют
характеристичные черты религиозной нравственной жизни
русского народа того времени» ;V'V;V•'•*. Высшее духовенство не
уступало в роскоши и пороках высшему светскому сословию. Так,
знаменитый Георгий, бывший не из ученых и не любивший
ученых, вел, как архимандрит Троицкого монастыря, очень
Роскошную жизнь. «Одной прислуги было у него человек до
•^адцати. Вкладов золотом и серебром не отдавал в казенный
''риказ, а заводил на них кареты, коляски, шоры, покупал ло
■* Русский ipxim. 18»37. № XII. 1708—1720.
■'•",v Хмыров. Гржрлня Е. И. Головкина и сч? вр1»мя. С. 91.
Das vcrandcrte Ribsiand. С. 57 — 58.
'•"' Чистсн'мч, Уки.ч. соч. С. 71 — 72.

568 В. А. ГОЛЬЦЕВ
шадей, строил конюшенные дворы и держал до полутораста
конюхов». Во время поездок с Георгием Дашковым8 двигалось до
150 служителей и до 200 лошадей. Дашков брал взятки и давал
их*. «Окаянное наше время! — говорит Димитрий (Ростовский)1'
в одной из своих проповедей. — Окаянное время, в которое так
пренебрежено сияние слова Божия, и не знаю, кого прежде
надобно винить, сеятелей или землю, священников или сердца
человеческие, или тех и других вместе» **. Димитрий, замечает
Соловьев, должен был увещевать священников, чтобы они не
уподоблялись Иуде предателю, не рассказывали грехов детей
своих духовных, когда эти грехи были открыты им на исповеди;
но из дела дьячка Василия Ефимова мы видели, что Святейший
Синод придерживался иногда другого взгляда. Святый
Димитрий Ростовский в таких резких выражениях высказывался о
современном ему духовенстве: попы «по пьянствовании не
протрезвившиеся, не приготовившиеся к служению, дерзают
литургисати, еже людям есть на соблазн, а самим таким иереям
на погибель. Другие же злонравии священницы в церкви и
святом алтаре сквернословят матерно бранящиеся, и творят дом
Божий вертепом разбойников» ***. При таких пастырях, —
нечего удивляться, — пасомые отличались и невежеством, и гру
бостью нравов. Характерен в этом отношении один рассказ Берх
гольца. Голштинский герцог и его свита посетили фабрику
Тамсена (в Москве). Чтобы доставить принцу достойное
удовольствие, хозяин приказал двум работницам-девушкам, из которых
одна была за парня, проплясать обычный и крайне непристой
ный танец. Девушка ложилась во время этой пляски, а другая
вертелась вокруг нее с циническими телодвижениями.
Последняя постыдилась докончить танец, и это сделал, по
приказанию Тамсена, мальчик 9—10 лет. Само собою разумеется, что
простительное для народа, хотя и очень прискорбное,
возмутительно в поощряющих свидетелях и действующих лицах ил
высших сословий; особенно возмутительно в просвещенном
иностранце, который не затруднялся относиться с презрением к
невежеству и грубости русских. Тем не менее, должно сознаться,
много горькой правды в отзыве Кампердона о русских времени
Петра Великого: «Можно сказать, что они любят обман больше
жизни, ибо каждый день можно видеть, что пытка, претерпевав
мая одними, и конфискация воровством нажитого богатства
* Там нее. С. 185 — 186.
** Соловьев. Т. XV. С. 116 — 117.
'*'•'••' Др евняя Росс- пйская * Вивл лнотека -•. Ч. XVII. С. 103.

fyjxQHOLhimc.'ihcnuio и нравы в России XVIII веки 569
других не в состоянии никого удержать от покушения
воспользоваться самой ничтожной выгодой, которую им предлагают в
ущерб честности и интересам их монарха» -. Только одну из
главнейших причин этого зла мы видим именно в
конфискациях без суда, в пытках и казнях, в грубости, жестокости и
произволе тех мер, которыми имелось в виду достигнуть
нравственного исправления русского общества.
III
Характеристика нравов в начале XVIII века и определение
того влияния, какое имела на их изменение правительственная
деятельность, немыслимы, конечно, без приведения сведений о
тайной канцелярии, о розысках, пытках и казнях по государеву
«слову и делу». Но факты, рисующие деятельность этой
канцелярии, настолько общеизвестны, что в настоящем случае можно
ограничиться немногими данными. Г-н Семевский, в своих
очерках и рассказах из русской истории XVIII века**, по верше-
ным делам розыскных дел тайной канцелярии, — «полное
развитие которой, говорит историк, бесспорно, принадлежит Петру
Великому», — передал ужасающие подробности тогдашнего
допроса с пристрастием, обряда как обвиненный пытается.
Какие мучения выносили очень часто совсем невинные или
виновные в пустых проступках лица, — это современному
человеку трудно даже вообразить. Доносы шли со всех сторон, а
большей частью доносчиками являлись преступники, которые
хотели «правым изветом» освободиться или, по крайней мере,
отсрочить наказание***. Каковы бывали доносы, приведем
несколько образчиков. Некто Ларион Федоров заявил, что ему
двоюродный брат говорил когда-то: «Каковы де судящие на
земли не правдою судят, таковы де судящие имеются и на небеси,
непостоянны» *"»"*. Крестьянин Барышников в 1720 году, со слов
* Сборник Ист- орического-- общества. Т. 40. С. 428.
** Семевский М. И. Слово и Дело. 2-е изд.
*** Есипов. Раскольничьи дола XVIII столетия. Т. I. С. 359.
'•'"** Там же. Т. II. С. 110. Г. Есипов (Тяжелая память прошлого. С. 16)
приводит следующее письмо, за которое пытали: «От веды, от
великие кузни, от льстивого изменения, от великого падения, о како
прельстихомея о како прииедохомея, како слышавши писания по
вразумпхомси, како слышавши проповедника ругахочея; те бо и
тогда связанны нещми житейскими желаючи века сего, и тебо
удобь преступят к диаволу знаменуется приемши начертания
скверного. Бога Богоборца места животворящего креста Спасова и

570
В.А.ГОЛЬЦЕя
солдата Малышникова, рассказал» будто сто цесарских кораблей
пришли в Кроншлот и просят у царского величества великого
князя, а потом и изменников. Слышавший этот рассказ
крестьянин Салтанов закричал: Слово и дело! Барышникова заковали в
ножные и ручные кандалы и отправили в столицу (из
Пошехонского уезда). Тайная канцелярия положила: «крестьянину Ивану
Барышникову за продерзостные, непристойные слова, учинить
жестокое наказание: вместо кнута бить плетьми и освободить с
проездным листом до Пошехони» *. За необычный поклон
императору бывший во хмелю крестьянин Максим Антонов после
пыток сослан в Сибирь, да и то лишь благодаря милостивому
манифесту. Карачевский судья Коптев донес на фискала Верев-
кина, который в жару спора с поручиком Шишкиным произнес
такие слова: «Ты, Иван Шишкин, царем сшибаешь и царевым
указом играешь»! Веревкин два года протомился под арестом и
наконец по делу был постановлен такой приговор: фискала
Веревкина бить вместо кнута батогами нещадно, но бить с
сохранением чести, «не снимая рубаху» **. Небесные видения,
таинственные литеры на чане, толки по поводу нового титула
(императорского) — все служило поводом к доносам, к пыткам, к
жестоким наказаниям. Не могли не замечать зла и
современники. В 1723 г. ДеТеннин писал Ромодановскому: «ныне шутя
употребляют бездельники слово и дело государево на кабаках и
на улицах, грозя добрым людям: ежели не дашь гривну на вино,
то ты хочешь ли со мной ехать в Преображенской? и уже добрые
люди опасаются и в город ездить от таких клеветников» ***. Но
несмотря на ужас, наводимый «Преображенскими судьями»,
находились люди, которые пытались обличать их в
несправедливости перед царем, которые не смирялись истязаниями-"***.
тебо удобь вложны будут с диаволом во тьму кромешну». Г-н Ро-
винский говорит: «Петр пытал всех, без разбора и часто без всякой
надобности, когда дело было уже совершенно ясно. Коллекция
пыточных инструментов в его время находилась в приказе, что у
церкви Петра и Павла, отчего и взялась пословица: живет правда у
Петра и Павла* (Русские народные картинки. Т. IV. С. 401). В случае
смерти под пытками от судей не требовалось даже канцелярской
отписки (Там же. С. 402).
* Слово и Дело. С. 10—12.
** Там же. С. 13—17, 25—26 и др.
*** Попов Н. В. Н. Татищев и его время. С. 49—50.
**** См., например: Русская старина. 1885. Август (Тайная канцелярия
в царствование Петра I). Иностранец свидетельствует тем не менее.

XVIII
Жестокость плодила жестокость, и розыскных дел тайная
канцелярия много содействовала поддержанию и развитию среди
русского народа грубых, бесчеловечных инстинктов.
-^=5^-
что Петра любили в народе: «Le seizieme le Czar arriva a Moscow.
Sur le midi (декабрь 1707 г.), au bruit du canon des remparts, et fut
recu avec une joye universelle apres une absence de deux ans»
(Voyages de Corneillc Le Brun. Amsterdam, 1718).

^^
A. M. ПАНЧЕНКО
Начало Петровской реформы:
идейная подоплека
Резкая поляризация оценок Петровских реформ произошла
при жизни преобразователя, сохраняется до сей поры и, вне
всякого сомнения, будет иметь место и впредь ч. Если искать
некую равнодействующую, которая могла бы объединить и
апологетов, и отрицателей, то ее позволительно усмотреть в
признании за деятельностью Петра I качества революционности,
толкуемой как прогресс и скачок либо как насилие над ходом
вещей, неорганичность, зародыш культурного «двойничества»
и соответственно непримиримого социального противоборства
верхов и низов.
Показателен в этом смысле разговор А. С. Пушкина с
великим князем Михаилом Павловичем \ занесенный в дневник поэта
22 декабря 1834 г.: «Vous etes bien de votre famille, — сказал я
ему, — tous les Romanof sont revolutionnaires et niveleurs» **.
Пушкин метил прежде всего в Петра — и конкретно в Табель о
рангах: «Если в дворянство можно будет поступать из других
* Суммарную характеристику отечественных и зарубежных трудов
середины XIX — 70-х гг. XX в. см. в кн.: Баггер Ханс. Реформы
Петра Великого: Обзор исследований. М., 1985. Идеи оппозиции и
логику ее размышлений можно представить по кн.: Голикова Н. В-
Политические процессы при Петре I по материалам
Преображенского приказа. М., 1957; Чистов К. В. Русские народные
социально-утопические легенды XVII—XIX вв. М., 1967. С. 100 и ел. См
также статью: Успенский Б. A. Historia sub specie semioticae//
Культурное наследие Древней Руси. М., 1976. С. 286—292.
** Пушкин А С. Поли. собр. соч. М.; Л., 1949. Т. 12. С. 335 («Вы под
линный член вашей семьи <...> все Романовы революционеры и
уравнители»).

//дчдло Петровской реформы: идейная подоплека 57»3
сословий, как из чина в чин, не по исключительной воле
государя, а по порядку службы, то вскоре дворянство не будет
существовать или (что все равно) все будет дворянством». Табель
о рангах тоже можно оценивать двояко: по-пушкински
(уничтожая замкнутость дворянского сословия, она уничтожает, так
сказать, его совещательную функцию, узаконивает деспотизм) *
и по-петровски (она пролагает путь таланту, личной заслуге и,
следовательно, делает проницаемыми социальные перегородки,
пробуждает новые силы нации, побуждает ее к социальной
мобильности). Как бы то ни было, коллизия Петра-реформатора и
Петра-революционера (разумеется, «революционера сверху»)
остается доныне неразрешенной**.
Принято, впрочем, оговариваться, что преобразования
(обнимаемые слишком общим и расплывчатым понятием
«европеизация») начались задолго до самодержавного правления и
даже рождения Петра. Но обаяние (положительное или
отрицательное) этой личности столь сильно, что Петр считается как
бы ответственным за сделанное при его отце, старшем
единокровном брате Федоре и старшей единокровной же сестре
Софье. Это несправедливо, несостоятельно исторически и в
научном отношении неплодотворно.
* Ср. там же: «Говоря о старом дворянстве, я сказал: Nous, qui
sommes aussi bons gentilshommes que Fempereur et vous...» («Мы,
такие же хорошие дворяне, как император и вы...»). Пушкин
рассуждал как европеец: на Западе знатность отождествляется с
древностью рода. Пушкины, которые пошли от героя Невской битвы
1240 г. Гаврилы Алексича, по родословцам считающегося
правнуком Ратши, действительно « не хуже» Романовых (они — из рода
Андрея Кобылы, от пятого его сына Федора Кошки). Но но
московским понятиям знатность — нечто иное: «В Московской Руси
место человека на лестнице служилых чинов <...> определялось не
только происхождением, но и сочетанием служебной годности и
служб человека с учетом его родовитости, т. е. служебного уровня
его "родителей", родичей вообще, а в первую очередь его прямых
предков» (Вессловский СБ. Исследования по истории класса
служилых землевладельцев. М., 1969. С. 103). По «служебному
уровню» Рохмановы превосходили Пушкиных. Но Пушкин был прав,
обвиняя Петра в унижении дворянства. Так думали и
современники преобразователя, ставя ему в вину «отменение в определениях
и приговорах изречения "Государь указал и бояре приговорили"»
(Голиков И. Деяния Петра Великого. М., 1788. Ч. 1. С. 3) и
характеризуя это как деспотизм.
** См., например: Raeff M. Peter the Great. Reformer or
Revolutionary? Boston, 1963.

574
Л. М.ПАНЧ EH Kg
Упрекая Петра за поощрение социальной мобильности-', его
противники прежде всего имели в виду фаворитизм, кивали и
на А. Д. Меншикова, и на П. П. Шафирова, и на Екатерину ] (с
^е заурядными родственниками, «графами» Скавронскнми ц
Гендриковыми, которых, правда, императрица взяла ко двору
лишь по смерти мужа). Но разве фаворитизм начался при
Петре? Екатерину I «прообразовала» Наталья Кирилловна
Нарышкина (впрочем, к венцу она шла девицей, а не вдовой и
наложницей, как ее сноха). Нарышкиных гедиминович князь Борис
Куракин, свояк Петра, называл «господами самого низкого и
убогого шляхетства» ••"•'••. Меншикову предшествовал Ф. Л. Шак-
ловитый, курский, потом столичный подьячий, ставший по
благосклонности Софьи окольничим и начальником
Стрелецкого приказа и кончивший жизнь на плахе (с таким концом
надлежит считаться всякому фавориту). Если искать истоки
фаворитизма, незачем проводить «типологические параллели» с
эпохой Ивана Грозного, незачем вспоминать Мплюту2 и Васюка
Грязного. Отмена местничества в начале 1682 г., эта последняя
государственная акция царя Федора Алексеевича, есть итог,
симптом и катализатор социального брожения и неустройства,
чьим уродливым порождением стал русский фаворитизм.
В наследство от предшественников Петр получил и
«европеизацию», притом это было неоднородное и пестрое наследство.
Оно создавалось усилиями двух поколений и «грекофилов»
(Епифаний Славинецкий*, Евфимий Чудовский1), и «латин-
ствующих» (Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев5), и людей,
которых трудно причислить к той или иной группировке. Кое-
что в этом наследстве Петр сохранил и умножил. Таково,
например, профессиональное секуляризованное искусство:
элоквенция, силлабическая поэзия, музыка партесного стиля, театр
(его Петру пришлось возрождать, ибо он был упразднен при
воцарении Федора, видимо в связи с удалением от власти и
ссылкой боярина А. С. Матвеева, правительственного театрального
мецената). Таков феномен профессиональной интеллигенции: к
1690-м в Москве трудились десятки поэтов, живописцев,
композиторов (среди последних — замечательно одаренный и пло-
* «Возводил на высокие степени без всякого различия с дворянами
из низкого звания людей. <...> Определял к себе молодых люден
без разбору же, благородных и неблагородных. <*...> Тем молодым
людям дозволял осмеивать бояр, наблюдающих старинные
обычаи» (Голиков И. Деяния Петра Великого. Ч. 1. С. 1—2).
•• Архив князя Ф. А. Куракина. СПб., 1890. Кн. 1. С. 63.

Начало Петровской реформы: ид<йнам подоплека 575
^овитый Василий Титов1', положивший на ноты «Псалтырь
рлфмотворную» Симеона Полоцкого). Такова регулярная
школа — Славлно-греко-латинская академия, которой
предназначалась роль питомника литераторов и богословов. Такова (это
крайне важно) идея разрыва с прошлым.
Действительно, распри «грекофилов» и «лапнк гвующих» не
должны заслонять их духовного родства — прежде всего
поразительной легкости, с которой они презрели московскую
традицию. Епифаний Славинецкий и Симеон Полоцкий ощущали
себя соперниками (и передали соперничество ученикам). Это
была не просто борьба за то, кому возглавлять новую
интеллигенцию и «просвещение», это было состязание двух ориентации
(греко- и латиноязычной) и двух интеллектуальных типов:
Кпифаиий был келейным тружеником, а Симеон —
общественным деятелем. Первый довольствовался филологическими
занятиями, переводами, вообще «приращением знания», второй
стремился контролировать культуру. Достаточно прочесть
составленную им академическую «Привилегию» (хотя она
опубликована в позднейшей и смягченной редакции), чтобы пред
ставить, насколько жестким и жестоким предусматривался
;пч>т контроль. Любое уклонение от православия, вс51кая хула
на него «от чуждозомцов и русских людей при пиршестве или
во ином каковом ни буди месте, при достодолжных свидетелях»
влекла за собой суд «блюстителя училищ с учительми» *, - не
суд, а инквизиционный трибунал, который мог послать на
костер. Епифаний смел заступаться за павших (как он заступился
за поверженного Пикона), Симеон был всегда с теми, кто
пребывал у кормила власти.
Но для людей, не принадлежавших к новой интеллигенции,
это состязание не было принципиальным. «Блюдитеся, право-
вернии, злых делателей: овчеобразные волки Симеон и
Епифаний. Знаю я Еиифана римлянина до мору, егда он приехал из
Рима. •'...> Л Семенка чернец отголе же выехал, от римского
понежа, в одну весну со мною, как я из Сибири выехал» -*.
Ошибется тот, кто решит, будто протопоп Аввакум не знал, что
Епифаний прибыл из Киева, а Симеон из Полоцка. Для
Аввакума оба они -- «папежники», хотя в Риме не бывали. Нельзя
отказать такому взгляду в резонности, так как «грекофпльство»
ХУЦ в. — это лишь умеренная вариация западничества.
" Древняя Российская вивлиофика *....> изданная Николаем
Новиковым. 2-е изд. М.. 1788. Ч. 6. С. 417.
"* Житие протопопа Лива кума, им самим написанное, я другие его
сочинения. М., 10G0. С. 331.

576
А. М.ПАНЧ ЕН КО
Должно быть, и Петру разница между двумя группировками
не казалась существенной (порука тому — его церковная
реформа и его протестантская ориентация). Какое впечатление,
например, могла произвести на него схватка между Евфимием
Чудовским и Сильвестром Медведевым по поводу
пресуществления святых даров, схватка прямо-таки смертельная (она
стоила последнему головы), в которую были втянуты разные
люди, от патриарха Иоакима до гетмана Мазепы, и которую
прекратило лишь свержение царевны Софьи? Петр, бесспорно,
был на стороне Евфимия, но лишь из-за близости Сильвестра к
ненавистной сестре. Что до «правоты» спорящих, о ней для
человека здравого смысла не могло быть и речи. Рассуждать о
том, в какой именно момент на литургии совершается преложе-
ние хлеба и вина в тело и кровь Христовы, значило рассуждать
о букве, традиции, логике текста — о чем угодно, только не о
реальном духовном бытии. Современники из тогдашней элиты
уподобляли спор о времени евхаристии «сикилийскому огню».
Это уподобление лучше всего говорит о том, что мысли и слова
элиты были бесконечно далеки от горького опыта расколотой
Руси, озаренной не призрачными, а реальными кострами.
Церковный раскол — это, быть может, самая трагическая
часть наследия, доставшегося Петру, и за раскол он во всяком
случае не несет ответственности. Положение до крайности
обострилось именно в правление Софьи. В великом посту 1685 г.
были приняты пресловутые 12 статей против старообрядцев-".
Смертная казнь, кнут, в лучшем варианте ссылка и «поток и
разграбление» — вот смысл этого неслыханного по жестокости
указа. Притом он не принадлежал к столь характерному для
России разряду узаконений, рассчитанных на устраше1ше, а не
на педантичное и неукоснительное исполнение: по достоверным
данным, до пасхи в Москве было сожжено около ста человек
(по обычаю в срубах). И тотчас в стране вспыхнула религиозная
война.
Кое-где она шла по тем же правилам, что и войны
католической Лиги и евангелической Унии: друг другу противостояли
вооруженные отряды, строились крепости (например, на реке
Медведице), одни их защищали, другие брали приступом и т. п.
Так было на Дону, на Куме и в других казачьих областях **. Но
* Акты, собранные <...> Археографическою экспедицией)... СПб..
1836. Ч. 4. К» 284. С. 419 и ел.
*•'• См.: Зенъковский С. А. Русское старообрядчество: Духовные л»*1"
жеиия семнадцатого века. Munchen, 1970. С. 415—424.

Ifif./a:n> Петровской реформы: идейная подоплеки
577
для Руси — это чужие правила. Их надлежит считать
исключением. Многие бунты XVII—XVIII вв. (стрелецкое восстание
1682 г., движения Булавина, Пугачева и др.) имеют некий
религиозно-старообрядческий оттенок, но он явно вторичен.
Бунтовали все-таки не за веру, а за волю, за справедливость. В этой
связи показательно, что в июле 1682 г. фактически владевшие
Москвой стрельцы позволили царевне Софье казнить
священника Никиту Добрынина-Пустосвята, только что
«перепревшего» в Грановитой палате патриарха Иоакима. Так окончилась
последняя попытка реставрировать дониконовекий обряд.
Как же реагировали старообрядцы на 12 статей 1685 г.?
Часть из них ответила на угрозу и практику насильственных
смертей смертью добровольной-. Особенно поразили
современников олонецкие гари. В 1687 г. соловецкий дьякон Игнатий с
толпами чающих «огненного крещения» берет приступом Па-
леостровский монастырь (он считался вожделенным местом
«самоизвольного» мученичества, ибо в нем, по преданию,
окончил свои дни первый страдалец за старую веру епископ Павел
Коломенский7) и устраивает там грандиозное самосожжение.
Полагают, что тогда погибло до двух с половиной тысяч
староверов. Спустя полтора года — новое взятие Палеостровской
обители и новое самосожжение, на сей раз с полутора тысячами
жертв. В эти же годы под Каргополем сжигается около пятисот
ревнителей древлего благочестия, сто человек — близ Тюмени.
Много, очень много было больших гарей, но еще больше
одиночных, семейных, соседских, деревенских. За все семь веков,
протекших со времени христианизации, Русь не знала столько
пострадавших за веру, включая признанных церковью и
святыми, и еретиками, сколько их появилось за первые десятилетия
раскола. Он дал материал для первого русского мартиролога,
<«Винограда Российского».
Легче всего списать это на мрачный фанатизм, тем более что
консервативное старообрядчество осуждало своих радикальных
единоверцев. Пусть дело касалось меньшинства — не только в
рамках нации, но и в рамках не принявшего никонианства
населения (оно составляло от четверти до трети великороссов). Но
'•мсово было Петру, которому предстояло управлять самоист-
1 Шляющейся страной?
Что до старообрядческого большинства, то опо было вынуж-
"чк> покинуть города, прежде всего столицу. Старообрядцы
См.: Сапожников Д. //. Самосожжение в русском расколе. М.,
1891.

578
Л.М.ПАНЧЕЛКО
ударились в бега. Они бегут на Север и в Сибирь, в русские
«пустыни», которые всегда отождествлялись с лесами, «пустыми»
от людей. Они бегут и за рубеж — на Кубань и Северный
Кавказ, «под руку» крымского хана и кабардинских князьков, но
прежде всего в пределы Речи Посполитой, в Невель и на Ветку.
На тульской и калужской дорогах заставы перенимают
«многих людей», в частности стрельцов, которые надевали «для
тайного проходу кафтаны сермяжные, и иное такое платье, чтобы
их не познали» *.
Впрочем, заставы плохо помогают. Дело в том, что тяга к
перемене мест охватила и лояльных в конфессиональном
отношении подданных. Социальное неустройство породило во вто
рой половине XVII в. ряд географических утопий — о Мангазее,
«серебряных и золотых островах», о Даурии, о богатом острове
на «Восточном океане», потом о Беловодье**. Целые сибирские
села и остроги исчезали неведомо куда. Петр получил не только
самоистребляющуюся, но и разбегающуюся страну.
Скитальчество и «шатание меж двор» становятся и
бытовыми, и литературным стереотипом. Это касается самых разных
слоев общества: европеизированной элиты (Симеон Полоцкий,
получивший прозвание по месту рождения, учился в Киеве и
Вильне, потом учительствовал опять же в Полоцке, а
последние шестнадцать лет жизни провел в Москве), старообрядцев
(неуловимый игумен Досифей8 бывал в Поморье и на Дону,
появлялся в Москве, а умер на Куме, на землях Тарковского
владетеля), «среднего человека» (Савва Грудцын и молодец из
«Горя-Злочастия» — персонажи-скитальцы). Даже
старообрядческая оседлость (Выго-Лексинское общежительство, Керже
нец) — особого рода. Она исходит из ощущения отверженности
и особности, из стремления создать «государство в государ
стве», некую новую Фиваиду в чуждом и враждебном
отечестве, поправшем заветы отцов.
Не случайно ментальность сочинений 1680—1690-х гг.
можно означить словами мятеж и вражда. «Волны и твердь», волны
и ладья, пучина волн и корабль, яростное море и «самодержав
ство», буря и нечто, противостоящее ей, — так о России, о ее
внутриполитическом (а не внешнеполитическом) состоянии
<...> раньше не писали. Придворные авторы конца XVII в.
испытывали ощущение глубокой разделенное™ русского общества
* Цит. по: Зеньковскии С. А. Русское старообрядчество. С. 430.
* См.: Чистов К. В. Русские народные социально-утопические ле
генды XVII—XIX вв. С. 11.

f-fal!rf-'ln ll^ffipntivKini рефирмы: иссинил nochuLiricu
579
С конца 1680-х годов представления авторов о
раздробленности общества усугубились; в России, судя по авторским
высказываниям, ссорились все со всеми; «...начата люди зело
ради неправд и нестерпимых обид себе стужати и друг на друга
глаголатн, яко той неправду деет, иный па того, наипаче же на
временников и великих судей и на началных людей» - ...> «сло-
весы ласкаем, но делы снедаем всех люте» ...-• «паче день дне
и час часа ~ ... между духовными и мирскими людми то
умножают»-.
Менталыюсть литературная есть лишь выражение
ментальное™ :шохальпой и национальной. Коли когда-нибудь напишут
историю русского пессимизма, канун Петровских реформ
составит в ней одну из самых весомых глав. Негру досталась
держава, пребывавшая в состоянии духовного кризиса и даже
надрыва. Надлежало искать выход и прежде всего в сфере идей.
Полагаться на церковь не приходилось; у нее в отличие от
католицизма, не было опыта борьбы с мощной религиозной
оппозицией. Русские еретические движения (стригольничество, «жи-
довствующие» и т. д.) это всего лишь эпизоды, не идущие ни
в какое сравнение с Реформацией.
Нельзя было полагаться и на практику «латинствующих».
Они ориентировались на контрреформацию, и 12 статей 1685 г.
совпали по времени с допущением иезуитов в Россию.
(Напомним, что как раз в 1685 г. и тоже под влиянием иезуитов
Людовик XIV отменил Нантский эдикт, следствием чего была
эмиграция сотен тысяч гугенотов; если это и совпадение, то
совпадение симптоматичное). Конечно, контрреформацпя
прибегала не к одним карательным мерам. Ко оружием было и
убеждение, и «латииствующие» этим оружием пользовались.
Начиная со «Скрижали», составленной Симеоном Полоцким,
ьее они пишут трактаты, в которых доказывается вероучи-
гельная и культурная несостоятельность старообрядчества. Из-
ппшие иезуитов в 1690 г. нимало не повлияло на количество и
качество таких трактатов. При Петре на этой пиве усердно
подвизались Стефан Яворский и особенно Димитрий Ростовский,
Меи «Розыск о раскольнической брынской вере» заслужил
репутацию классического пособия по теме.
Вряд ли эта репутация справедлива. Может быть, кто-то из
''игателей «Розыска» и вернулся в официальную церковь,
'^К'жденный доводами Димитрия Ростовского, но таких чнтате-
.'(смин Л. С. Писатель и общество о России XVI XVII вгкоп:
(Общее гкпшы" построения). М.. 1085. С. 229 —2-i2.

580
А.М.11АНЧЕПКО
лей не могло быть много. Самый стиль богословствования,
которому учили в Киево-Могилянской академии, глубоко чужд
великорусской традиции. «Школьно-богословская эрудиция
русских латинских школ XV11I века изнутри церковной жизни
и быта воспринимается (и не без достаточного основания) как
нечто внешнее и ненужное, не вызванное органическими
потребностями самой церковной жизни. <... > Заодно с эрудицией
перенималась и психология, «реформировался» и самый
душевный склад. В этом чуть ли не самая мощная причина <...
недоверия и <...> упрямого равнодушия к богословской
культуре. <...> В этом причина и ^ ...> отношения к богословской
науке как к иностранному и западному изобретению, навсегда
чуждому для православного Востока» *.
Древняя Русь не знала схоластики и не произвела
спекулятивных (в строго логическом смысле) «сумм», подобных «сумме»
Фомы Аквинского*'. Россия петербургского периода, напротив,
создала бесчисленное множество профессиональных
теологических сочинений. Но это скорее диссертации, нежели труды.
Не случайно в XIX в. из русских духовных школ вышло многое
множество вольнодумцев, атеистов и революционеров:
семинарская премудрость, как и столетие назад, повергала
учеников в «скуку» и даже в «скорбь», т. е. повреждение рассудка'-*.
Не случайно имевшие успех русские богословы — не
профессионалы (А. С. Хомяков и\ Ю. Ф. Самарин, В. С. Соловьев): Россия
привыкла богословствовать и философствовать в формах
художественных.
"Европейская ориентация Петра была иной, нежели у «ла-
тинствующих». Они были гуманитариями, он — практиком:
vjjhh культивировали Слово, Петр культивировал Вещь***.
В практицизме Петр также имел предшественника —
упомянутого выше А. С. Матвеева, воспитателя царицы Натальи
Кирилловны. О его интересах можно судить по библиотеке****,
которая разительно отличается от частных библиотек той поры —
кн. В. В. Голицына, Симеона Полоцкого и Сильвестра
Медведева. «Бросается в глаза < ...> большой процент книг по естествен-
* Флоровскии Г. В. Пути русского богословия. 3-е изд. Париж, 1983.
С. 101- 102.
** Там же. С. 102.
*** См.: Панчснко A.M. Русская культура в кану» Петровских
реформ. Л., 1984. С. 183—191.
**** Опись ос см.: Белокуров С. А. О библиотеке московских государей и
XVI столетни. М., 1898. С. 69—74.

Начало Пгтроы'каи pt4/)of)Mht: тинная tuuhm:i*4ca 581
нонаучной тематике и технике. Ядееь имелись книги но
архитектуре, садово-парковому делу, включая и чертежи - ...
географии, космографии, минералогии, медицине, военному
делу» """• Преемственность налицо. Она, кстати, была как бы
закреплена символически: во время бунта 1682 г. десятилетний
Петр держал Матвеева за руку, стрельцы растащили их и
бросили только что вернувшегося из ссылки боярина па копья.
Возможно, к Матвееву восходит в тон или иной мере идея
«труженика на троне».
Практицизм это мировоззрение, нуждающееся, как и
всякое мировоззрение, в идеологическом обосновании. На
практике отношение к старообрядцам смягчается тотчас после
свержения Софьи ЛЛ. Правительство ведет компромиссную политику,
отказывается от «проведывапин» раскольников. Хотя 12 статей
не отменены (их оставила в силе и комиссия, работавшая в
1700- 1/03 гг. над дополнениями к «Уложению», тогдашнему
своду законов), но это лишь форма. Число самосожжений резко
падает. Некоторые беглецы возвращаются из-за рубежа.
Расцветает Выго-Лексинское общежительсгво. Когда в 1702 г. царь
по дороге из Архангельска оказывается на Выгу, там было
приготовились к бегству и к «огненной смерти», но Петр
пообещал выговцам своего рода конфессиональную автономию - и
сдержал слово. Этот компромисс длился четверть века, если
считать с 1690 г.
Какие европейские идеи питали компромисс? Мы видели,
что их не могли дать ни «грекофилы», ни «латииствующие».
Они избрали путь репрессий путь Якова 11 Стюарта11 в
Англии и Людовика XIV во Франции. Русские «проведывания»
вполне сопоставимы с французскими драгонадами 1680-х гг.
Но реакция всегда вызывает сопротивление, и в эти годы на
Западе разворачивается борьба за веротерпимость"'•'•■'••'. Очагом
этой борьбы становится Голландия, в ту пору самая свободная
(при всех оговорках) страна Квропы. Два замечательных
мыслителя, евангелисты француз Пьер Бейль и и англичанин Джон
Локк, оба эмигрировавшие в Голландию, издавали здесь сочи-
;V Jli/nnna С. Г/. Киша в Рпссни в XVII вике. Л.. 1970. С. 105.
*•' См.: Д'»»//г llatis Ih'innr/i. Religiose Tolemitz in Ru.sskmd. KiOO-
1725. Goitingon etc., 19И9. S. 143-147.
": См.: Ogamucxkt /„тцшиг. Problem tolerancii u Einopie w drugioj po-
lowie XVII wickn: Лпаше po]scv — Bayle Locke Wick XY1I —
Kontrrcfuiiiuirj.i — Bnrnk / Ked. Janus/. IM<\ Wroclaw etc.. 1970.
8. 255 27-4.

582
A. M. ПАПЧЕНКО
нения по проблемам толеранцип. Исходные их посылки общи:
это, во-первых, признание примата государства по отношении»
к любой действующе!! на его территории Церкви как
сообщества верующих: это, во-вторых, признание примата морали над
доктриной в оценке всякой религиозной деятельности. Обра
тимся к Локку (его взгляды, как мы вскоре увидим, нангли н
России живой отклик), к знаменитой его «Эпистоле о
толеранции», которая, кстати, была наптана в приснопамятном дал
французских гугенотов и русских старообрядцев 1685 г.. а
опубликована четырьмя годами позднее*.
Локк провозглашает, что у церкви и государства разные
цели и соответственно разные обязанности. Церковь заботится
о спасении душ верующих, т. е. о вечности, государство же - о
земном бытии своих сочленов и подданных, т. е. о их
процветании и безопасном общежитии. Если некое культовое
сообщество становится помехой тгому, государство вправе (и даже
обязано) вмешаться. По каковы пределы зтого вмешательства?
Согласно Локку, оно недопустимо по отношению к религиоз
ной «спекуляции», к* догматическим умозрениям, а также к
ритуалу, ибо все это внеиоложно человеческому общежитию
В самом деле, кому может помешать признание или
непризнание католического чистилища, а для русских условий —
служба на семи или пяти просфорах либо хождение «поеолоньиv?
Локк выделяет еще один мировоззренческий раздел -- «ни
хорошие, ни дурные» убеждения, так сказать, нравственно
нейтральные, касающиеся, например, брака и развода, воспитания
и обучения детей. Они так или иначе влияют па поведенчески^
структуры, и если государство находит это влияние вредным,
оно обязано прибегнуть к принуждению. Есть также взгляды,
которые светская власть вправе оценивать отрицательно.
Таковы проповедь нелояльности, призывы не подчиняться закону и
проч. Здесь насилие неизбежно.
Какими средствами располагает государство (речь не идет и
карательных мерах, а о мировоззренческом принуждении У-
В его силах запретить распространение признаваемых пагубны
ми взглядов — или же заставить отречься от них. Локк
высказывается за первое и безусловно исключает второе. Отречение
от убеждений — всегда вынужденный шаг, всегда притворство
В результате общество будет поражено своего рода нравствен
- О изданиях и интерпретациях «Эпистолы» см.: Там же. С. 2*>S
272.

Начало Петровской реформы: идейная гинЪтлека
583
ной шизофренией, станет обществом лицемеров, ханжей,
циников, чьи слова не соответствуют убеждениям и делам.
Провозглашая терпимость по отношению к различным
догматам и культам. Локк делает исключение для атеистов (с его
точки зрения, вера и нравственность тождественны, как
тождественны безверие и безнравственность) и католиков,
«папистов»: они исходят из постулата об истинности только
собственной конфессии, они нетолерантны к инословным и иноверным
исповеданиям, они подчиняются папе, который не признает
зависимости католиков от государств, где они пребывают.
Была ли известна концепция Локка в России? Справедливо
ли общепринятое мнение, что Петр и его окружение
находились под влиянием более ранних идей «естественного права»,
под исключительным влиянием Г. Гроция и С. Пуффендорфа?
Обратимся к переводной рукописи начала 1720-х гг. из
библиотеки кн. Д. М. Голицына: «Всяк человек должен знать, как ему
надобно жить в собрании гражданском, житием мирным,
покойным и безмятежным, по законом натуралным; потому что в
том состоит все нравоучение. - ... - Многия о сей материи
писали в древних временах, писали и в нынешних, и нынешния
писатели древних превзошли и нравоучение изъяснили и
утвердили. Таков был Гуго Гроциуе, который оставил по себе "Право
мира и войны". Господин Пуфендорф написал две книги:
первая "Право людское и натуралное", вторая "Должности
человека и гражданина0. Оныя два писателя почитаются как
основатели нравоучения и гражданства. Потом писали и хмногия, но
между собою несогласно. Никто не спорит, что нравоучение и
житие гражданское в двоякой должности состоит: первая —
должность человека самого к себе; вторая — должность ко
всякому человеку. Первой должности основание — "Знай себе",
Другой — "Чего себе не хочеш, того никому не делай". <...>
Здесь господин Лок (которой родился в Англии, в городе в Ринк-
тоне (так!), неведомо которого году, толко ведомо, что крещен
29-го августа 1632 года; умер 28-го октября 1704 году) объявил
на свет сию книгу 1690 году, и предлагает о гражданстве свое
рассуждение, соединяя оная разная мнения во одно, и показует
качало и основание гражданства кратко и порядочно, но все по
резону» *.
Дальше, после оглавления, следует трактат «Правление
гРажданское. О его истинном начале и о его власти, и ради че-
*■•' ГПБ, F. 11.41» с 1—2 (в рукописи — постраничная пагинация
XVIII в., арабскими цифрами).

581
A.M. ПЛИЧ ЕЙ ПО
го» л. Это — вторая часть знаменитого трактата Локка «О госу
дарственном правлении», изданного анонимно в Англии в фев
рале 1690г."" Как видим, в сознании образованных людей
Петровской эпохи выстраивалась триада Гроцип Иуффен-
дорф — Локк, притом последнего не только читали, но и
почитали. Но это — 1 720-е гг., а как обстояло дело на рубеже
столетий?
Петр был первым русским царем, который покинул Россию
и отправился в западную школу. «Посылка сия и намерение,
восприятие монархом, отлучиться из России в иностранные
земли, принята была подданными с величайшим негодованием,
яко дело не только никогда не бывалое, но и яко противное
закону прежних государей и закону божию; а духовенство не
оставило то объяснить и из Священного Писания, в коем
возбранялось израильскому народу иметь сообщение с
иноплеменниками, и что странствование людям Нового Израиля в еретиче
ские земли, яко противное закону божию, нанесет повреждение
вере и православному закону» **'•'■". «Намерение» так потрясло
старозаветных современников, что иные из них «положили
убить государя» *-*** (имеется в виду заговор И. Цыклера).
Цели Петра были не ясны современникам. Цели эги были
забыты потомками, создавшими миф о «царе-плотнике», миф, ос
тающийся действенным до сей поры.
Между тем Петр не только работал топором на Саардамскоп
верфи, он знакомился с культурной ситуацией, он ездил «за
идеями». Выбор Голландии, вне всякого сомнения, был сделан
иод влиянием «великого посла» Франца Лефорта, выходца из
семьи женевских патрициев, кальвиниста, женатого на
католичке. Наномиим, что в Голландии Петр основал русскую тп
иографию. Иначе говоря, царь поступил в соответствии с эмш
рантским стереотипом поведения: для идеологов всех толкон
Голландия была притягательна прежде всего как страна свобод
ного книгопечатания. Пусть книги, выпущенные в этой типо
■•' О других списках (один из них принадлежал Л. Ф. Хрущеву, спид
внжнику А.П.Волынского) см.: Николаев СИ. Ранний Тредпл
ковский: (Первый перевод «Аргениды* Д. Барклая) //Русская ли
тора тура. 1987. №2. С. 98.
'•* «Трактат Д. Локка "О i рожданском правлении" на русском язык»
печатается впервые» (Локк Д. Избранные философские произведи
ния: В 2 т. М., 1960. Т. 2. С. 493). Как видим, «птенцы гнезда Не'
роиа» были с трактатом знакомы, хотя и в рукописи.
"••"•• Голиков //. Деяния Петра Великого. Ч. 1. С. 282—283.
■• Там же.

pi,rui И) Петровской реформы: идейная tmthuueh'u 585
гряфпи, по содержанию мелки "■'•'. По у них есть важная и общая
черта: это книги светские (следовательно, амстердамская
типография противопоставляется московскому Печатному двору,
находившемуся в ведении патриарха Адриана); это книги
многоязычные, утверждающие равноправие латыни, сакрального
языка католиков, и национальных языков евангелистов.
«Вмешательство» в традицию московского книгопечатания сам Петр
считал первой своей реформой"-'. Напомним также, что в
Роттердаме Петр обратил внимание на статую Эразма15, которого в
Европе считали «отцом» терпимости и свободомыслия.
Кстати, незадолго до этого именно в Роттердаме подшзался
и Локк. Именно здесь он сблизился со штатгальтером
Вильгельмом Щ Оранским, который в 1688 г. изгнан из Англии
Якова II, врага Локка. Девизом этой инвазии были слова «за
религию и свободу», а первым декретом нового британского
монарха — декрет о веротерпимости (опять-таки исключая
католиков). 11 февраля 1689 г. Локк ступил на родную землю. Он
прибыл сюда на одном корабле с королевой-сонравителъницей
Марией 11. С 1696 г. Локк был комиссаром по делам торговли и
колоний (он уплел на покой в 1700 г.). Выть может, Петр и
Локк были лично знакомы. Во всяком случае царь не мог не
слышать о философе, друге короля. 10 марта 1702 г. один
иезуит (скрывавший, естественно, свою принадлежность к ордену)
писал из Москвы: «Некоторые пришельцы из Англии и
Голландии пытались ввести здесь преподавание философии Декарта11
и какого-то Локка, и некоторые из здешних, хотя не понимали
дела, но были увлечены и тем, что им расхвалили их, и как
новинкой; однако бог послал нам счастливый случай сойтись с
ними, к чему подстрекал и один вельможа. Прежде всего они
восстали против схоластических терминов и аргументации. <... -•
Что касается Локка, то я в нем вижу скорее атеиста, чем
философа. Милосердный более! Каких чудовищ сюда часто привозят!
Другой сочинитель привезен из Голландии; он кроме других ве-
Су\,- Пеки реки и II. Наука в литература в России при Петре
Великим. СПб., 1862. Т. 1. ('. 10—26. 521-529.
Вот запись, касающаяся первых шагов по возвращении в Россию
(1699 г.): <<Топ> же году исправлена друклрня в чистоте печати, и
начат .многим киши переводить и печатать (в воинских делах),
инжонерекпя, (фортификации), артилериские, механические и
иротчпх художеств, также и исторические и качеидлри» (Яоекре
мнении II. Л. Законодательные акты Петра I. M.; Л., 1945. Т. 1.
С. 115). В скобках - слова, собственноручно зачеркнутые Петром.

586
А.М.ИАНЧЕНКо
щей упорно защищает физическую истину о стоянии Солнца и
подвижности Земли» *.
Значит, Локком и его идеями живо интересовались в
Москве. Любопытно, что иезуит вообще его не читал: в латинском
оригинале письма имя философа передано как Locque ** (нужно
Locke). Видимо, иезуит считал его французом, поскольку Локк
представал как последователь француза Декарта. Книги
проповедника веротерпимости (как и его коллеги Бейля)
представлены в библиотеках сподвижников Петра***.
Идеи не всегда совпадают с государственной практикой.
Более того, она часто деформирует их до неузнаваемости. В этом
смысле Петровская эпоха — не исключение. Никто не
отважится назвать ее эпохой терпимости. Многозначительно, однако,
ч!то первое непосредственное соприкосновение Петра с Западом
было и соприкосновением с самыми передовыми и самыми
благородными идеями. Их влияние (пусть искаженное) ощущается
в церковной реформе Петра. О ней пойдет речь в специальной
работе.
<^*Э
* Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала
XVIII века. СПб., 1904. С. 100-101.
** Там же. С. 291.
** Библиотека А.А.Матвеева: Каталог. М., 1985. М» 580. С. 13о*
(«Опыт о человеческом разумении» Локка, изданный во
французском переводе в Амстердаме в 1700 г.; книга куплена А. А.
Матвеевым в Лондоне в 1708 г.); №210. С. 61 (трехтомный
«Исторический и критический словарь» Бейля в амстердамском издании
1702 г.).

Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕВ)
Национально-религиозный идеал
и идея империи в Петровскую эпоху
(К анализу церковной реформы Петра I) *
!
Петровская зиоха один ил ключевых, поворотных
моментов в нашей национальной истории. По значению ее молено
сравнить разве только с Крещением Руси, отменой крепостного
права, Октябрьской революцией и событиями, которые
переживаем наша ( ipan.i (егодня.
В чем же емьн л петровских преобразований? Однозначного
ответа на зюг вопрос Her.
Наиболее распространенная точка зрения, ставшая общим
местом в историографии, заключается в том, что Петр
осуществил поворот средневековой России в сторону западной
цивилизации. ВВС | ен н европейскую сеМЬЮ, ДаВ Нам ВОЗМОЖНОСТЬ
или заставив пас пкуипь запретный плод европейского
просвещения. Такая концепции возникла в последний период
Царствования Петра, когда усилиями его «просвещенных»
сподвижников и поклонников стал создаваться миф
«царяпреобразователя •>. Этот миф благополучно перекочевал из
восемнадцатого в девятадцатый и двадцатый век, и на То были свои
причины. Одним из первых усомнился в его достоверное ти
Карамзин. Славянофилы расширили поле критики. А потом вдруг
как-то сраз\ < тало ясно, что заелчга Петра в развитии наших
°П1ошений с Западной Европой не гак уж велика, что Смута,
Доклад, прочитанный на международной конференции,
посвященной 100 -цчпео \<"1анон 1ения па грпаршес гна п pvcrKoii прявос.тав-
Н(м- Церкви (М.нкна. :>-8«-епг. 11Ж9).

588
Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕВ)
впервые поставившая Московское государство лицом к лицу с
Западом, вызвала у нас не только национальное пробуждение,
но и интенсивный процесс западноевропейского влияния,
которое составляет одну из важнейших особенностей истории
России на протяжении всего XVII в. Сталкиваясь с национальной
традицией и синтезируясь с ней, это влияние проникает в
искусство и быт, отражается на архитектуре и интерьере зданий,
воздействует на образ мыслей. Столь распространенная в то
время на Западе идея естественного права вторгается в русское
законодательство. В указе царя Алексея Михайловича об
отмене местничества от 12 янв. 1682 г. говорится о том, что высшей
государственной власти необходимо заботиться об «общем
добре», об улучшении и гармонизации жизни православных
христиан, т.е. подданных, «всякого чина и возраста» *. Запад не
только влиял извне, в лице Украины он вошел в состав России,
и значение этого события в нашей духовной жизни трудно
переоценить. Устанавливаются стабильные отношения с
западноевропейскими государствами. Открывается перспектива участия
России в аптитурецкой коалиции европейских христианских
государств.
На фоне этих фундаментальных и естественно
развивавшихся процессов «бородоборство» и другие аналогичные акции
Петра выглядят несерьезными выходками. Однако они не так
уж безобидны, ибо имели целью не столько европеизировать
россиян, сколько унизить и подорвать их национальные
традиции. Еврофильства Петра вообще не следует преувеличивать.
Не будем забывать многозначительной фразы, написанной его
собственной рукой: «Европа нужна нам только на несколько
десятков лет, а после того мы можем обернуться к ней задом» -*.
Если на Европу Петр смотрел утилитаристски, то разве не
было искренним его желание с ее помощью «просветить»
Россию? По-видимому, было. О целях его просветительской
деятельности мы еще поговорим, а сейчас посмотрим, каковы были
ее результаты.
Высшая школа в России была создана еще до Петра
стараниями столь нелюбимых им патриархов Иоакима и Адриана.
Основанная на православных религиозно-национальных началах,
она пустила глубокие корни в стране. Именно на ее базе возни
"•'•* Верхоаскои П. В. Учреждение Духовной Коллегии и Духовный
Регламент. Ростов-на-Дону, 1916. Т. I. С. 85.
** Поселянин Е. Очерки из истории русской церковной и духовной
жизни в XVIII в. СПб.. ЮО^. С. 8—9.

Национально религиозный идеал и идея империи...
580
кают школы в Новгороде, Переяславле Рязанском, в Коломне,
Туле, Орле и других городах России. Из ее стен выходят
церковные и государственные деятели, богословы, философы,
ученые, поэты, дипломаты. А вот детище Петра,
Санкт-Петербургская академия, оказалась в России чужеродным телом, если не
считать, конечно, одного ее члена, самородка Михаила
Ломоносова, воспитанника, между прочим, московской Славяно-греко-
латинской академии. Петровская академия была учреждена в
1725 г. в составе 16 ученых: одного француза, трех швейцарцев
и 12-ти немцев*. При академии был открыт университет, а при
нем — гимназия. Однако, если в последней в 1726 г.
насчитывалось 112 учащихся (в основном детей иностранцев), то через
три года их число сократилось до 74, а к 1737 г.— до 19.
В университете в течение первых 6 лет училось всего 8 студентов
(среди них ни одного русского!), в 1731 г. занятия там вообще
прекратились. В 1735 г., по распоряжению Сената, в
Санкт-Петербургский университет было направлено на обучение 12
человек из Славяно-греко-латинской академии. В 1783 г. княгиня
Дашкова, приступив к обязанностям президента академии,
обнаружила в университете лишь двух студентов"'*. В связи с
этим один из современных советских исследователей замечает,
что «система академического воспроизводства (а именно эта
задача была поставлена как главная перед Академией. — И. Э.)
срабатывала... скандально вхолостую» ***.
Санкт-Петербургская академия, пользовавшаяся в XVIII
веке достаточно высоким авторитетом за рубежом, поскольку в
ней трудились крупные западноевропейские ученые, являлась
органом, искусственно трансплантированным на почву России,
не питавшимся ее живительными соками. Она выполнила чисто
престижные функции для правительства, и последнее с равным
успехом могло поддерживать материально академию,
находящуюся где-нибудь в Лондоне или Париже. И такое положение
вполне понятно. Объективных условий для возникновения в
России секулярной естественно-научной академии в тот период
просто не существовало. В этой связи любопытное
свидетельство сохранилось от XVIII в. В 1766 г. князь Дмитрий Голицын
'были ведь всегда на Руси умные люди!) в частном письме,
касаясь правительственных мер, направленных на развитие оте-
л* Кузнецова Н.И. Социальный эксперимент Петра I и
формирование науки в России ,// Вопросы философии. 1989. № 3. С. 52.
•' Там же. С. 53 — 54.
*** Там же. С. 54.

590
ApxiiMiiHttpum ПОЛИП (Dh'UilOMЦЕП >
чественной науки, писал: «Опираясь на пример истории, боюсь,
что средства эти окажутся слабы, если одновременно не будет у
нас поднята внутренняя торговля. Л она, в свою очередь, не
может процвести, если не будет мало-помалу введено у нас
право собственности крестьян на движимое имущество» "•'•'. Исто
рия, на опыт которой ссылается князь Дмитрий Голицын,
блестяще подтвердила правоту его слов. Отмена крепостного права
(состоявшаяся, к сожалению, только через сто лет) привела к
беспрецедентному взлету русской гуманитарной и
естественнонаучной мысли. В своих проектах Дмитрий Голицын был не
одинок. Задолго до него, в конце XVII в., другой князь, тоже Го
лицын, фаворит Софьи и фактический правитель государства,
также вынашивал планы отмены крепостного права. Деятель
ность пришедшего ему на смену «царя просветителя»
задержала развитие нашей науки и культуры на полтора столетия.
Иногда высказывается мысль, что православие (в отличие от
протестантизма) якобы являлось тормозом для формирования и
развития у нас естественно-научной традиции. При этом, как
правило, делаются ссылки на авторов аскетического направле
ния, дающих наставления монашествуюшим •'*•*. Нам представ
ляется, что такая аргументация исторически некорректна. Нет
необходимости доказывать огромное значение православного
христианства в распространении естественно-научных знаний в
Древней Руси. Но главное, может быть, даже не в этом. Такт*
черты православного христианства, как доведенный до высшей
степени напряженности антиномиям, перед которым блекнут
худосочные умозрительные антиномии Канта1, вселенскость,
космизм, креационизм, причем пропитанные началами
высокой нравственности (а это чрезвычайно важно!), потенциально
всегда содержали в себе великий стимул для развития науки.
Однако в век рационализма и утилитаристских воззрений они
не могли привлечь к себе внимание ученых мужей, которым
были ближе и понятнее более прагматичные и рациональные
концепции протестантов. Человеческая мысль должна была
совершить прорыв за рамки Евклидова мира, чтобы ей открылась
пронзительная ясность и глубина православного
мировоззрения.
Не имея возможности быть стимулом и не будучи, конечно,
тормозом естественных наук в Петровскую эпоху, русская пра
вославная Церковь и создаваемые ею школы содействовали об
■'•" Кулн< цова //. //. T.im :ко.
•'"••" Там же.

}[iimitniii.ihH<> p< iiisun.iHhta intra.i и u<h я империи...
591
щему понышрнию уровня образованности в России и
распространению элементарной грамотности. Но действия
государственных властей и. в частности, неумеренные поборы со стороны
правительства ограничивали эту деятельность и в ряде случаев
вели к закрытию епархиальных школ. Так, в силу нехватки
финансовых средств была закрыта семинария в Ростовской
епархии, где было неплохо поставлено изучение греческого и
латинского языков и методика преподавания, судя по всему, была
далека от современной западной схоластики. По этому поводу
св. Димшрип Ростовский с горечью писал архиеп.
Новгородскому Иову: «Я, грешный, нришедши на престол Ростовской
паствы, завел было училище греческое и латинское, ученики
поучились года два и больше, и уже начали грамматику
разуметь недурно. Но попущением Божиим скудость архиерейского
дома положила препятствие. Питающий нас (Петр I.—И.Э.)
вознегодовал, будто много издерживается на учителей и
учеников, и отнято все, чем дому архиерейскому питаться» *.
Аналогичная судьба ждала большинство из 14 школ, открытых в
Новгородской епархии архиеп. Иовом.
Так же, как и в случае с Западной Европой, просвещение и
наука нужны были Петру не сами по себе, а в прагматическом,
утилитарном, сиюминутном преломлении. Ему нужны были
специалисты, главным образом военные и для решения
военных задач. Могут сказать: «Пусть будет так. Не разрешил ли он
таким путем вековую национальную задачу России — обеспе^
чил ей выход к. Балтийскому морю?* Два века мы славили
Штрафа разрешение «национальной задачи», но потом
задумались: «А какой ценой?» П.Н.Милюков произвел подсчеты и
пришел к выводу, что за осуществление военных замыслов
Петра пришлось заплатить разорением страны. По его данным, с
1670 по 1710 год число семей в России сократилось на 19,5%,
а впереди еще были 12 лет опустошительной войны со
Швецией''"-.
Петр сделал Россию морской державой, но специалисты
считают, что вклад флота в исход Северной войны несоизмерим со
средствами, затраченными на его создание. После смерти
императора его корабли сгнили в доках, так лее, как перед этим и
корабли, построенные в Таганроге для плавания в Черном море.
;' Поселянин Е. Указ. соч. С 46.
"■'" Милюков IJ.fl. Государственное хозяйство России в первой
четверти XVIII сто lei и51 и реформа Петра Великого. СПб., 1905.
С. 201 206. 217 — 2 IS. 470. 491, 546.

592
Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕН)
Выход к Балтийскому морю не принес России
экономического процветания. И вообще, как мы уже отмечали,
экономический подъем начался у нас только после отмены крепостного
права, что лишний раз доказывает приоритетное значение к
данной области внутренних социально-экономических и нрав
ственных факторов. Австрия, к примеру, веками
пробивавшаяся к Средиземному морю, в настоящее время прекрасно суще
ствует и процветает без него.
Крахом закончился и предпринятый Петром первый в исто
рии России эксперимент «форсированной индустриализации»
страны. Ключевский называл мануфактурную политику Петра
«казенно-парниковым воспитанием промышленности» *. Но
оценке П. Н. Милюкова, мануфактории в России стали
уродливым наростом, искусственно привитым на экономический
организм страны и выжившим лишь благодаря постоянной заботе и
поддержке правительства **. Естественно большинство этих
мануфактур после смерти Петра перестало существовать, за
исключением рудников и металлургических предприятий, оказав
шихся рентабельными в условиях использования подневольного
труда крепостных рабочих и заключенных (достойный пример
для подражания!).
По мнению ряда историков -**, Петр I своей «форсированной
индустриализацией» обрек Россию на экономическую
отсталость в будущем, так как, распространив крепостное право и на
промышленный сектор экономики, он закрепил косную
социальную структуру, ставшую тормозом на пути дальнейшего
экономического развития государства.
В условиях бюрократической административно-командной
системы многие разумные инициативы были априорно
обречены на провал. Петр, например, распорядился: «Купцам тор
говать так же, как торгуют в других государствах купцы, ком
ианиями». В Голландии это вызвало сильное беспокойство.
Голландский резидент в Петербурге успокоил деловых людей
своей страны, написав, что указ остается лишь на бумаге. Так
оно и произошло. «Трудится великий монарх, да ничего не
успевает», — с горечью констатирует один из искренних сторон
ников ••■•"••.
* Ключевский ВО. Сочинения. М., 1957. Т. 4. С. 118.
•'•'• Милюков П Н. Очерки по истории русской культуры. СПб., 19(4
4.1. С. 133-134.
**'•'■' Баггер Ханс. Реформы Петра Великого. М., 1985. С. 86.
■гл-л-.v Соловьев С. \/. Публичные чтения оПегре Великом. М., 1984. С. Т,}

IIilUUOHU IhHO jJC'llli'lHKiHhtU IHtf'U.l H mU'H UM/H'pttil... 593
Особое место в дрятолыюсти Петра .нанимает церковная
реформа. Некоторые исследователи считают ее наиболее резуль:
татпвнон (с точки зрения политических целей Петра) и
наиболее важной по своим последствиям.
«В системе Петровских преобразований, пишет прот.
Георгий Флоровский", — церковная реформа не была случайным
.щизодом. Скорее напротив}) В общей экономии :>похи эта
реформа была вряд ли не самой последовательной и
принципиальной- Это был властный и резкий опыт государственной
секуляризации... Опыт этот удался. В этом весь смысл, вся новизна,
вся острота, вся необратимость петровской реформы» ;\
Безусловно, Петровская эпоха дала мощный толчок процессу секу
ляризации в России, но сводить к нему суть церковной
реформы Негра было бы неправомерно. В_ конце концов, против
Церкви как института царь-*преобразователь» не выступал и,
более того, претендовал на роль главы поместной Церкви,
рассчитывая использовать ее в своих интересах. Ссылаясь на
кабинет-министра Черкасова, Штелин пишет, что на одном из
заседании синода, проходившем под председательством Петра,
последний, получив записку, в которой был поставлен вопрос о
гюставлении патриарха, одною рукой ударив себя в грудь, а
другою обнажив свой кортик, в гневе воскликнул: «Вот вам
патриарх!» *- Видимо дело тут было не в секуляризации
(секуляризация явилась только следствием), а в чем-то ином.
Приоткрыть завесу помогает любопытное сочинение главного
идеолога Петра архимандрита Феофана (Прокоповича) «Правда волн
монаршей», составленное по поручению царя в оправдание его
решения отстранить от наследования престола своего сына,
царевича Алексея. Анализируя этот труд, П. В. Верховской
выделяет три ключевые тезиса '•'•'""•'•':
1. Государство обладает верховенством (маестат), а потому
всякая иная власть (включая церковную) верховенством не
обладает и юридически подчиняется государственной власти.
2. Верховная государственная власть повинуется только
Ьогу и никаким человеческим нормам, в том числе и
церковным канонам.
;*. Судьей того, соответствует ли ее решение воле Вожией
'*лп пет, является сама верховная власть.
Ф тройский Г.. прот.. Пути руге кого богословия. Париж, 193 Г.
<\ на.
• В*'рх1)<;гкпи [I />. Ук;к*. гг>ч. С. XLVII.
• T.iM же. (\ \2К.

Г>94
Архимандрит ИОАНН (ЯКОНОМЦЕВ*
Все эти три положения по своей сути диаметрально
противоположны традиционным воззрениям Руси, которые
предполагали, что:
1. Взаимоотношение государственной и церковной власти
характеризуется симфонией, параллелизмом самобытных по
существу и происхождению власти царя и власти патриарха.
2. Божественные каноны, являющиеся законом Божиим,
требуют безусловного подчинения себе всех христиап, в том
числе и царей.
3. Судьей того, грешит царь или нет, является духовенство,
которому дана власть «вязать и решать».
Отсюда видно, что цель петровской реформы заключалась не
в секуляризации и не столько в подчинении Церкви государ
ству, сколько в абсолютизации государственной власти, ее
освобождении от всех религиозно-нравственных норм. Это был вызов
национальной традиции, духовным ценностям и всему укладу
жизни русского народа.
Суть Петровской эпохи, которая заставляет нас вновь и
вновь мысленно возвращаться к ней, которая тревожит нас не
только кошмарными призраками прошлого, но и драмами
наших дней, заключается в конфликте между
национально-религиозным идеалом и идеей империи, в конфликте между
интересами этноса, нации и государства.
II
Большая Советская Энциклопедия определяет этнос как исто
рически сложившуюся устойчивую группировку людей, основ
ными условиями возникновения которой является общность
территории и языка. В качестве дополнительного условия ело
жения этноса называется общность религии. В ходе этногенеза,
говорится в соответствующей статье энциклопедии,
формируются характерные для этнической общности черты материаль
ной и духовной культуры, быта, групповых психологических
характеристик, общее самосознание (Т. 30. С. 298).
Л. Н. Гумилевл выделяет в качестве важнейших факторов
этногенеза природную среду и людей творческого склада, генери
рующих мифы или научные идеи, создающих художественные
произведения*. Это, по его терминологии, «пассионарии-му
" Гцмилен Л. Н. Биография научной теории или автонекролог /7 Зпа
мя. 1988. № 1. С. 206.

l[dHUiliflt-'lh"(* P('.lustto.iiihiii mhii i и itOva империи.., 595
танты», абсорбирующие больше энергии, чем необходимо для
нормальной жизнедеятельности "•'•'. Их творческая активность
ведет к «перегреву») этноса, к этническому «взрыву», затем
следует длительный период инерции, пока не наступает застой и
распад. Тысячелетним сроком, необходимым для естественного
устранения «мутантов», Л. Н. Гумилев определяет временные
рамки существования этносов. Биологизм концепции .Л. Н.
Гумилева полностью исключает из его системы религиозный
фактор'*'*'.
С вышеизложенной идеей мы никак не можем согласиться.
|[о нашему глубокому убеждению, религиозная общность
является непременным, основополагающим элементом
формирования этноса, духовной «закваской» этногенеза, дающей
возможность человеку преодолеть в себе «звериное» начало и
преобразовать биологическую энергию в творческий процесс.
Кстати говоря, творчество «пассионариев», которому Л. II.
Гумилев придает столь важное значение в этногенезе, это уже
выход за рамки биологизма. Творчество но самой своей природе
религиозно. Оно не вытекает из биологических и социально-
экономических законов. Это кеносис, преодоление «самости»,
это Жертва, восхождение на Голгофу. А ведь для нас, пожалуй,
естественнее и удобней остаться на уровне инстинктов, на волне
инерции, избыток же энергии (если все дело в энергии) легко
погасить и другими средствами.
Религиозная идея, в какой бы форме она ни выражалась,
предполагает целостный взгляд на мир, на Космос и Землю, на
себя и других, содержит в себе сумму этических норм и
совокупность эстетических представлений и идеалов. Ее
воздействие столь всеобъемлюще, что исключить ее из формирования
этноса или свести к второстепенному, дополнительному
фактору этого процесса было бы аналогично.
Сложение современных европейских наций, включая
русскую, произошло под прямым воздействием христианства. Апа-
логичную роаь на Востоке сыграли иудаизм, буддизм и ислам.
Именно религиозный элемент, а не расовый и племенной,
^мнется ферментом этногенеза, подобным песчинке, которая,
впадая в раковину, ведет к образованию жемчужины. Харак-
ТГ1рно, что в эпоху великого переселения народов родственные
1] 'емена отталкивались друг от друга, как тела с одинаковыми
'Ч'нднмн, и «разбегались». Формирование же наций пропехо-
'• T;ivi же. С 2\ I.
•••'■ Там же. Г. 209.

596
Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕВ)
дило повсеместно на основе смешения неродственных племен.
В частности, племена, из которых сложилась русская нация,
относились к четырем различным краниологическим типам, и
племя полян, русов, давшее имя русскому народу, по всей
видимости, не было славянским.
Этнический тип, складывающийся в результате смешения
различных племенных и расовых групп, продолжительного
взаимодействия с определенной внешней средой,
сцементированный единой религиозной идеей, единым языком и
культурным фондом, весьма быстро проходит инкубационный период и
приобретает поразительную устойчивость. Сменилось, напри
мер, всего два-три поколения после Крещения Руси, и
конгломерат враждовавших между собою племен вятичей, полян,
древлян, дулебов и т. д., превратился в единую русскую нацию.
И даже наступившая вскоре феодальная раздробленность не
смогла поколебать ее единства.
Этнос приобретает черты, свойственные отдельной челове
ческой личности, и прежде всего — это неповторимость,
уникальность. Ее сущность, как и сущность человеческой личности,
оказывается невыразимой в понятийных категориях. В самом
деле, любого человека мы можем охарактеризовать набором тех
или иных эпитетов: умный, смелый, талантливый и т. д. Но
сколько бы мы ни продолжали этот список определений, он
всегда окажется приложимым к великому множеству других
людей. За абстрактным определением всегда будет оставаться еще
нечто, причем самое главное, составляющее уникальную
особенность личности, ее сущность, что возможно выразить разве
только средствами искусства. Это иррациональное начало,
неизменное, внемирное, а потому и религиозное, присутствует и п
этносе. Вот почему этногенез — это не только естественным,
происходящий во времени, исторический процесс, но и
таинство. Иррациональное этническое начало есть душа нации, ее
идея, ее идеал, ее геном, в котором зашифрована ее судьба,
вплетенная в общую судьбу человечества.
По православному учению каждая человеческая личность
является богоизбранной, каждому из нас дан в изобилии тот
или иной харизматический дар, и от нас самих зависит отверг
нуть его или принять, и в какой мере принять. Богоизбранной
является и каждая человеческая нация. Вл. Соловьев пишет-
«Призвание, или та особая идея, которую мысль Бога полагает
для каждого морального существа — индивида или нации ]]
которая открывается сознанию этого существа, как его верхон
ный долг, — эта идея действует во всех случаях как реальная

HtintiriHii.'ihHo pt лигио^иыи ил*ич и inh л империи.. 597
мощь, она определясь во всех случаях бытие» морального
существа, по делает она это двумя противоположными способами:
она проявляется как закон жизни, когда долг выполнен, и как
закон смерти, когда это не имело моста. ЭДоральное, существо
шдкогда не может освободиться от власти божеетяешюй идеи,
являющейся смыслом его бытия, но от него самого зависит
носить ее в сердце своем и в судьбах как благословение или как
проклятие» '•'■'.
По этому лее поводу Л. В. Карташев ' замечает: «Призванием
легче всего пренебречь: прежде всего не угадать и не
осознать его, соблазниться чужим путем, заблудиться, или, узнав,
залениться, возмечтать получить все даром, без усилий и
пропасть исторически »> "•'■'.
Так в чем же заключается русская национальная идея?
Сознавая всю сложность ее выражения в понятийных категориях,
мы все же рискнули бы назвать ее важнейшую, по нашему
мнению, черту, сославшись па любопытное наблюдение Вл.
Соловьева. Вот что пишет он: «Обыкновенный народ, желая похвалить
свою национальность, в самой этой похвале выражает свой
национальный идеал, то, что для него лучше всего, чего он более
всего желает. Так француз говорит о прекрасной Франции и о
французской славе (la belle France, la gloire du пот francais);
англичанин с любовью говорит: старая Англия (old England);
немец поднимается выше и, придавая этический характер
своему национальному идеалу, с гордостью говорит: die dentsche
Treue. Что же говорит в подобных случаях русский народ, чем
он хвалит Россию? Называет ли он ее прекрасной или старой,
говорит ли о русской славе пли о русской честности и верности?
Вы знаете, что ничего такого он не говорит, и, желая выразить
свои лучшие чувства к родине, говорит о "святой Руси"". Вот
идеал: и не либеральный, не политический, не эстетический,
лаже не формально-эстетический, а идеал
нравственно-религиозный» ■'•*•'■•".
Русская святость воплощена прежде всего в русских святых.
Вглядитесь в их лица, вчитайтесь в их жития. Борис и Глеб,
Сергий Радонежский, Нил Сорский, Паисий Всличковекий 1,
••' Салоны в Вл. Русская идея ,', О xdhcthjhckom единстве. Брюс-сеть,
1967. С. 221.
v v Kapmaiura Л. В. Воссо.чдвнне си. Руси. Париж. 195(1 С. 27.
''""' Соловьев Вл. ЛюГювь к народу и русский религиозный пдеач.
Открытое письмо к И. С. Аксакову,/О христианском единстве.
(\ 195.

598
АрхиманОрит ИОАНН (.ИЮНОМЦКВ
Тихон Задонскийь, Серафим Саровский7, Амвросий Оптпн
ский...8 Смирение, жертвенность, жажда чистоты,
удивительная чуткость к окружающему нас мирозданию, утонченный
мистицизм без всякой экзальтации, терпимость, всечеловеч-
ность — вот русский национальный идеал, от которого веет ой
надеживающим спокойствием и умиротворением.
Русский национальный идеал выражают не только наши
святые, он нашел воплощение в летописях, литературе, в икс»
нах и фресках, в духовном пении, архитектуре наших храмоь,
городов и весей. Он отразился на нашей государственности п
самый блестящий пример этого «Правда Ярослава». Он активно
влиял на внешнюю политику государства. Но вместе с том
отождествлять национальный идеал, национальную идею с i.»
сударственнои идеей и государственными интересами было бы
глубоко ошибочным. Святая Русь — это, с одной стороны,
небесный Иерусалим, невидимый град Китеж, а с другой — Pv<-
екая земля, бытие которой не зависит от государственного
устройства и границ. В период существования самостоятельных
русских княжеств Русская земля охватывала их все. Панно
нальный идеал и Церковь, носительница религиозной идш,
единая для всей Русской земли, — вот что было гарантом се
единства. Ситуация стала меняться в период подъема
Московского государства. Тогда же начинается постепенное
подчинение Церкви государству и подмена национальной идеи идеги
империи.
Подобное развитие событий считается неизбежным и необхо
димым, поскольку наши национальные интересы якобы треГи-
вали создания централизованного русского государства. Но на
самом ли деле это так? Не отвечала ли в тот период в болып- ;f
степени нашим национальным интересам федерация или ы>и
федерация русских княжеств и республик? Во всяком случае, и
условиях конфедерации вмешательство бюрократического п>< \
дарственного аппарата в духовную и хозяйственную жизнь
было бы минимальным, представители творческой элиты и Р"
месленники получили бы более благоприятные возможное) >*
для своей деятельности, имея выбор места приложения своих
сил при соперничестве князей в украшении своих городов •'
меценатстве, как это было в Германии. Не смогли бы мы то! -<'
избежать и трагического раскола нации? Ведь именно цешр
лизаторская политика Москвы побудила второе но значение
русское княжество со столицей в Вильне предпочесть федера
цию с Польшей. Лучшие представители русской православие*
Церкви, и, в частности, преп. Сергий Радонежский, прилагали

Национально религиозный идеал и идея империи... 599
усилия в направлении сближения и сотрудничества русских
княжеств (т. е. по существу, в направлении федерации), и
созданный иод прямым давлением Церкви союз русских князей
одержал блистательную победу на Куликовом ноле, доказав
свою эффективность и сделав важнейший шаг к решению
исторической национальной задачи — освобождению Руси от
татарского ига, к чему, между прочим, не очень стремились
московские правители, предпочитавшие использовать орду в интересах
своей централизаторской политики.
Некоторые исследователи, не замечая имевших место
«подмены», «подлога», называют идею «Третьего Рима» не только в
ее эсхатологическом смысле (что по существу своему верно), но
и в политическом (что совершенно неправильно), выражением
русской национальной идеи. Говоря об отказе вел. князя
Василия Васильевича11 признать Флорентийскую унию10, А. В. Кар-
ташев восклицает: «Пульс духовного волнения души русской
возвышается до библейских высот. Святая Русь оправдала свою
претензию на деле. Она взяла на себя героическую
ответственность защитницы православия во всем мире, она встала в своих
глазах мировой нацией, ибо Московская держава стала вдруг
последней носительницей, броней и сосудом Царства Христова
в истории — Римом Третьим, а Четвертому не бывати» *. И
далее: «Выше этих высот и шире этих широт русское
национально-религиозное и религиозно-национальное сознание никогда
пе поднималось. Последующая его история была только
практическим раскрытием и приложением все того же цикла идей.
Русское самосознание от самых пелен своих как-то сразу
вознеслось на свою предельную высоту... На грани XV и XVI веков
величие и слава "святой Руси" сразу и сомнительно открылись
русской душе и затем незабываемо залегли в ней навсегда» **.
Последняя фраза сама говорит за себя. Речь в ней, конечно,
идет не о Святой Руси, а об идее империи, ибо она, а не
национальная идея, «ослепительно открылась» на грани XV и XVI ве-
ков. «Величие и слава» подобают только ей, а не смиренной
Русской святости. И открылась она, разумеется, не русской ду-
4je, а идеологам зарождающейся империи (да и те не сами
додумались, подсказали ее иностранцы).
Смешение понятий привело к резкому смещению акцентов.
* еперь во главу угла становится уже не внутренняя творческая
г,абота общечеловеческого характера и значения, а внешняя
• Карташсв А. В. Указ. соч. С. 36.
• Там же. С. 37 33.

600
Архимандрит ИОАНН (ЯКОНОМЦЕВ
устремленность с глобальными, мировыми обязательствами и
претензиями, пока еще вполне благородными и совместимыми
с национальной идеей, но до поры до времени...
Если плотью национальной идеи является народ, Церковь,
творческая элита, то идея империи материализуется в
абстрактной, безликой силе государственного аппарата. При торжестве
централизаторской политики последний приобретает
невероятное могущество и оказывается способным реализовать
фантастические, чудовищные проекты. Чего стоит только раздел
государства при Иване Грозном на земщину pi опричнину, учреждение
внутри государства еще одного террористического государства,
служители которого, разъезжавшие с пёсьими головами, при
вязанными к седлу (и это-то в православной, святой Руси!),
творили произвол, убивали и грабили, не признавая над собой
никаких нравственных законов.
Опричнина оказала глубокое деморализующее воздействир
на население. Было с чего прийти в смущение русской душе. Не
здесь ли истоки смуты, приступы которой будут постоянно му
чить ее на протяжении XVII века, наполняя апокалипсическим
ужасом, предчувствием новых страшных потрясений,
приближения конца мира, пришествия антихриста?
Петр I сделал все от него зависящее, чтобы оправдать эти
предчувствия. При нем империя, провозгласившая себя уже
номинально империей, окончательно вырабатывает и утверждает
свою идеологию, зеркально противоположную национальному
идеалу. В ней все иначе: вместо этнической общности - обит*
ность гражданская, вместо исконной национальной
территории, органически связанной с этногенезом и жизнью нации,
территория империи, не имеющей пределов для своего
расширения, вместо духовной вееленскости и общсчеловечноети
глобальные имперские устремления, вместо эсхатологии
политика, возведенная на уровень эсхатологии, вместо
возвышенного космизма — принципиальная ограниченная иризем
ленность, вместо утонченного мистицизма — рационализм !i
позитивизм, вместо религиозного понятия добра и Бога - аГн i
рактное «общее благо», вместо нравственного закона- им
перские юридические нормы, вместо личностного начала
тоталитарность, вместо соборности — коллегиальность, вмеси'
духовной иерархии — табель о рангах, вместо терпимости
борьба с инакомыслием, вместо креационизма — ремесленник'
ство, вместо творчества — его жалкая имитация. Вот почемv H
духовном и творческом отношении петровский период окала и •'
и бесплодным. И если позднее в русской духовной и кульчн*

IJiiuuuHit.'ihHo urjusiio.iHhiii udva.i и ш)ся империи...
601
ной жизни произошло возрождение, то произошло оно не
благодаря петровским реформам, а вопреки им, вопреки имперской
идеологии, которой так и не удалось до конца подавить и
уничтожить национально-религиозный идеал святой Руси. Не
случайно, конечно, столь трагически складывалась судьба лучших
и наиболее талантливых представителей творческой элиты
России, само творчество которых, сам талан г, сложившийся на
национальной основе, был вызовом бездуховной имперской
идеологии.
Личная роль Петра в осуществлении реформ, связанных с
его именем, весьма велика, и, тем не менее, переоценивать ее
не следует. Враждебная личностному началу, имперская
идеология изламывает в своих жерновах и личность монарха.
Наделенный неограниченной властью, правом казнить и
миловать без суда и следствия, он вместе с тем оказывался рабом
собственной власти, таким же «колесиком» и «винтиком» в
механизме империи, как и чиновники правительственного
аппарата, «чернорабочим», служителем «общего блага».
Происходила неизбежная десакрализация и в определенной степени
деперсонализация власти правителя государства.
Не удивительно, что исследователи, изучая вопрос о том, кто
является инициатором тех или иных петровских реформ (сам
император или его сподвижники), во многих случаях не
находят концов. Но, может быть, это и не так важно. Иногда Петр
додумывал то, что не додумал Феофан (Прокопович), иногда
Феофан досказывал то, что не досказал Петр.
Реформы диктовала безликая и абстрактная, но вместе с тем
реальная и могущественная административно-командная
система.
Ill
В свете вышеизложенного следует рассматривать вопрос,
'Севший исключительно важное значение не только для жизни
Ч^ркви в последующие столетия, но, можно сказать, для
исторических судеб России в целом, вопрос о ликвидации
московского патриаршества.
Личное негативное отношение Петра к патриаршеству хоро-
,,п известно (конфликт патриарха Никона с царем Алексеем
Михайловичем глубоко запечатлелся в его сознании). Но в том
* направлении шли мысли и его сподвижников. Сразу лее пос-
' смерти патриарха Адриана Алексей Курбатов пишет царю:

602
Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕВ)
«Видишь и ныне, ежели, Государь, те же будут во управлении,
добра никакова не будет... О избрании же, Государь, патриарха
мню достоит до времени обождати» *. Курбатов рекомендует
Петру учредить временное церковное управление из надежных
людей, одновременно изъяв из его ведения и передав в руки
государства финансово-хозяйственные вопросы Церкви.
Прислушиваясь к мнению Курбатова или независимо от него. Петр
претворил в жизнь фактически все пункты изложенной им в
письме программы.
Вопрос о патриаршестве был больным вопросом Для Петра и
его сподвижников. Еще недавно патриарх именовался великим
государем, и в вербное воскресенье он восседал на коне,
которого вел за узду сам царь. На памяти современников Петра
патриарх судился с царем перед восточными святителями, как
равный с равным. Более того, имелось официальное постановление
собора 1666—1667 гг. о том, что царь самостоятелен и
независим в делах гражданских, а патриарх самостоятелен и
независим в делах церковных, и что ни одни из них не должен
вмешиваться в область ведения другого **. Все это никак не
укладывалось в имперскую доктрину.
После смерти патриарха Адриана Петр счел уместным «до
времени обождать» с решением вопроса об его преемнике.
Начавшаяся война со Швецией дала повод затянуть решение.
Между тем, 16 декабря 1700 г. (через два месяца после
кончины патриарха) местоблюстителем патриаршего престола был
назначен молодой митрополит Рязанский и Муромский Стефан
Яворский, которого по крайней мере в тот момент Петр
рассматривал как своего единомышленника. Сразу же (в январе
1701 г.) был восстановлен монастырским приказ, во главе кото
рого был поставлен бывший астраханский воевода
Мусин-Пушкин, которому было велено «сидеть на патриаршем дворе в па
латах и писать монастырским приказом» ***. К компетенции
этого ведомства было отнесено управление патриаршими,
архиерейскими, монастырскими и церковными вотчинами,
установление церковных штатов, назначение настоятелей, осуществле
ние строительных работ, посредничество между Церковью и
государством.
Освобожденный от хозяйственных забот, Стефан (Яворский)
не имел почти никакой власти и в чисто духовных делах. Кад
* Верховской П. В. Указ. соч. С. 111.
** Самарин Ю. Ф. Сочинения. Т. 5. С. 280—285.
••** Поселянин Е. Указ. соч. С. 14.

j-janiHtHa.ihHo рг.чигшиныи и^гал и иОоя империи...
603
ровые вопросы решались помимо него по представлению
Мусина-Пушкина, Меншикова и других лиц. Мусин-Пушкин
распоряжался патриаршей типографией, ведал переводами, изданием
книг и даже исправлением Священного Писания-. Полномочия
местоблюстителя были ограничены к тому же постоянным
собранием епископов, попеременно вызывавшихся в Москву.
По всей видимости, Петр не сразу пришел к мысли о
ликвидации патриаршества де юре. Можно согласиться с П. В. Вер-
ховскпм, что на эту мысль его навел, сам того не желая,
митрополит Стефан (Яворский)-*. Стремясь получить сан патриарха,
он дал Петру однозначно понять, что пост местоблюстителя не
позволяет ему эффективно решать церковные вопросы. Однако
из его доклада (от 20 ноября 1718 г.) царь, занятый в это время
формированием коллегий, сделал совершенно иные выводы. «А
для лучшего впредь управления, — написал он в своей
резолюции, — мнится быть удобно Духовной Коллегии, дабы удобнее
такие великие дела справлять было возможно» "Л"Л"Л". В том же
месяце архимандриту Феофану (Прокоповичу) было поручено
приступить к разработке <<Духовного Регламента» п.
Как видно из черновой рукописи «Духовного Регламента»,
последний был написан архим. Феофаном в форме записки.
Прочитав ее 11 февраля 1720 г., Петр внес в нее
незначительные коррективы (заменена была главным образом личная
форма документа) и передал на рассмотрение сенаторов и ряда
духовных лиц, среди которых, кроме автора документа, были
митрополит Рязанский и Муромский Стефан (Яворский),
митрополит Смоленский Сильвестр (Холмский)1", еп. Тверской Вар-
лаам (Косовский)1', архиеп. Нижегородский Питирим'Ч еп.
Карельский Аарон (Еропкин)11 и ряд архимандритов. Духовные
■ища, отметив необходимость небольших исправлений, заявили
ь отношении регламента в целом, что «все учинено
изрядно» '••*•.••.';. Ле удовольствовавшись этим заявлением, Петр с
помощью подполковника Давыдова собрал их подписи под
документом. Затем тому же подполковнику он поручил собрать
ггпгдииси остальных архиереев («а буде кто прописыватца не
'- «анет, то у того взять на листе за рукою, какой ради притчины
г,нон не подписиваетца») •- — ••*. g результате регламент подпи-
;" Там же. С. ]Ь,
* • Верхом: юли П. В. Указ. соч. С. 153.
*'■' Там ж<\ С, 155.
Там же. С. 163.
'"■'■* Там же. С. 171.

604
Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕВ)
сали все архиереи, за исключением Белгородского и
Сибирского (к последнему, видимо, далеко было ехать). 48
архимандритов, 15 игуменов и 5 иеромонахов.
Успешно завершив «боевую операцию», подполковник
Давыдов 4 января 1721 г. вернулся в Санкт-Петербург, а 25
января Петр подписал манифест об учреждении духовной коллегии
в составе президента — Стефан (Яворский), двух
вице-президентов — Феодосии (Яновский) и Феофан (Прокопович),
накануне поспешно возведенных в архиепископский сан, 4 советников
из архимандритов и 4 асессоров из протоиереев. Манифестом
президент духовной коллегии был наделен равными правами с
другими ее членами, и тем самым была парализована его
возможность оказывать какое-либо особое влияние на решение
церковных вопросов. Императорский манифест обязывал
членов высшего церковного органа перед вступлением в должность
приносить присягу «крайнему Судии Духовной сей Коллегии,
самому всероссийскому Монарху».
На первом заседании духовной коллегии, состоявшемся
14 февраля 1721 г., сразу же встал вопрос, по какой форме
поминать в храмах во время службы правительствующее духовное
собрание (у его членов, видимо, язык не повернулся произнести
слово «коллегиум»). С известной робостью они предложили
именовать его святейшим, уверяя царя, что «сей титул
Святейший никому же партикулярно присвоится, но токмо всецелому
собранию». Петр I милостиво согласился, заменив «собрание»
словом «синод». Таким образом, с первого заседания духовная
коллегия стала святейшим синодом, что несколько смягчило ее
не вполне церковный характер и как бы приравнивало к
достоинству патриарха. На правах «наследников» патриаршей
власти, члены синода и сотрудники его канцелярии, начиная с
президента Стефана (Яворского) и кончая протоинквизитором
'иеродиаконом Пафнутием, поспешили разделить между собой
патриаршее имущество (облачения, панагии, кресты и прочие
«келейные вещи»).
Превращение духовной коллегии в святейший синод имело и
другое значение, поскольку было связано со взаимоотношением
этого органа с сенатом, которому подчинялись
правительственные коллегии. На первом же заседании его члены поставили
этот вопрос, заметив, что «на патриаршее имя указов ниоткуда
не присылалось, Духовная же Коллегия имеет честь, силу и
власть патриаршескую, или едва и не большую, понеже Собор»-
И этот вопрос был решен положительно. Синод был уравнен в
правах с сенатом и подчинен непосредственно монарху.

Национально религиозный идеал и идея империи...
605
После смерти митрополита Стефана (Яворского) в ноябре
1 722 г. должность президента синода оказалась де факто
упраздненной. Зато архиепископ Феодосии (Яновский) стал
подписываться как «первенствующий член св. синода». А в 1726 г.
названия президента, вице-президентов, советников и асессоров
были официально отменены, «ибо те чины приличны более к
светским правлениям, а не к духовным»*'". В том же 1726г.
св. синод был разделен на 2 апартамента. В первый вошли 6
архиереев. Второй был образован из 5 мирян. Он, однако, скоро
превратился в коллегию экономии и был выведен из св. синода,
который стал архиерейским по своему составу.
Так же, как сенат и коллегии, св. синод с самого начала был
поставлен под надзор доверенного лица монарха, «ока
государя», обер-прокурора, которому было поручено «накрепка
смотреть» за деятельностью высшего церковного органа.
Инструкция вменяла ему в обязанность постоянно присутствовать на
заседаниях синода и внимательно наблюдать, чтобы его члены
строго руководствовались в своей деятельности высочайшими
указами и регламентами**. В подчиненное положение к обер-
прокурору ставились исполнительные органы синода и, в
частности, канцелярия. Все это давало ему возможность активнее
вмешиваться в синодальную деятельность. Любопытно, что, с
другой стороны, в отсутствие царя синод имел право в случае
совершения обер-прокурором преступления арестовать «око
государя» и начать в отношении его судебное расследование.
Видимо, тут действовал принцип «разделяй и властвуй».
Впрочем, как бы ни были велики полномочия
обер-прокурора, на практике его роль в решении церковных вопросов
оказалась весьма скромной.
Синодальные члены с не меньшим рвением стремились
завоевать благосклонность монарха, имели к нему больший доступ.
Их прошения подавались царю без всякого посредничества
обер-прокурора. К тому же, последний был поставлен по
отношению к ним достаточно унизительное положение. Его зарплата
была по крайней мере раза в два меньше, чем у рядового
синодального чиновника, что вынуждало обер-прокурора
«всепокорнейше» просить св. синод «наградить» его определенной
денежной суммой***.
v Там же. С. 500.
v* Благовидов Ф.В. Обер-прокуроры Святейшего Синода в XVIII и в
первой половине XIX столетия. Казань, 1900. С. 42.
- Там же. С. 80.

606
Архимандрит ИОАНН (ЮКОНОМЦЕП,
Тот факт, что дополнительный приводной ремень в лицо
обер-прокурора работал вхолостую, свидетельствует о том, что
механизм включения высшего церковного руководства в
государственную бюрократическую машину был отлажен отменно.
Впрочем, нельзя сказать, что церковная реформа вызывала
энтузиазм среди русского духовенства. Подписи под Духовным
Регламентом, собранные с помощью подполковника Давыдова,
вряд ли свидетельствуют о ее поддержке. В одном из своих
частных писем (от 10 мая 1720 г.) Феофан (Прокопович) сообщает,
что он начал писать книгу в защиту Духовного Регламента, а
это несомненно свидетельствует о наличии глухой, но вполне
определенной оппозиции *. О том же говорит и драматическая
судьба явно не сочувствовавшего реформе митрополита Стефана
(Яворского), по воле монарха ставшего президентом духовной
коллегии.
Какое же значение имела церковная реформа Петра с
позиций русской православной Церкви и с точки зрения
национально-религиозных интересов России? Рассмотрение этого вопроса
хотелось бы начать с оценок митр. Московского Филарета
(Дроздова) 16. Его отношение к петровской реформе однозначно
негативно. «Конечно, не для возвышения духовенства, — пишет
он, — пожелал (Петр I. — И. Э.) отменить патриаршее
достоинство и, в пародию над духовенством и над церковными
обрядами, учредил так называемый всешутейший собор >>J*"";:. В другом
случае он замечает: «Хорошо было бы не уничтожать патриар
ха и не колебать иерархии, но восстановлять патриарха было
бы не очень удобно; едва ли был бы он полезнее синода. Если
светская власть начала тяготеть над духовною: почему один
патриарх твердо вынес бы сию тягость, нежели синод? И при
вселенском патриархе нужным оказался синод: и в России есть
синод. Очень ли велика разность в том, что в России
первенствующий член св. синода не называется патриархом?» ***
Митрополит Филарет полагал, что св. синод учрежден с
благословения восточных патриархов и имеет «характер собора>> *•*•••"••.
Безусловно, нет никаких оснований полагать, что патриарх
смог бы в большей степени, чем синод, противостоять давлению
светской власти. Но точка зрения о том, что учрежденный Пет
ром святейший синод имел характер собора, представляется
* Верховскои II. В. Указ. соч. С. 497.
** Филарет, митр. Собрание мнений и отзывов. Т. V. Ч. I. С. 316.
*** Там же. Т. IV. С. 145.
"••■** Там же. С. 223.

}-iin!,uuH(!-'!>>H(> pr.uii'im.iHbtu urfcaj и иОсн империи... GOT
весьма уязвимой. Более убедительна позиция, изложенная в
записке С. Ю. Витте '' «О современном положении в
Православной Церкви», где, в частности, говорится: /«Учрежденный
Преобразователем России Синод носит только внешние, отнюдь не
канонические черты соборности. В нем соборное начало
подменено коллегиальностью. Сущность соборного начала не в том,
что во главе правления стоит не одно, а несколько лиц, а в том,
чго каждое из этих лиц является представителем целой
общины. Коллегиальность же есть система внутренней
бюрократической организации» Ч Вряд ли можно говорить, что
святейший синод был учрежден с согласия восточных патриархов.
Согласие патриархов (не всех, а только константинопольского и
антиохийского) было получено пост фактум через два с
половиной года, причем в ответ на послание царя, в котором
церковная реформа представлялась в искаженном свете. В грамоте
Петра говорилось, что синод учрежден после долгого и
тщательного обсуждения с духовным и мирским чином, что
составлен он «из достойных Духовных особ, как архиереев, так и ки-
иовиархов, число довольное». О присяге было сказано, что она
имела целью обеспечить соблюдение синодом православных
догматов, и ничего не сообщалось об исповедании монарха как
«крайнего Судии Духовный Сея Коллегии» •'•"•'•. Дезинформация,
.i также прямая зависимость патриархов от политического
покровительства и финансовой помощи царя (Константинополь
скому патриарху в 1718 г. была обещана годовая милостыня в
3000 рублей)"-" не могла не сказаться на решении восточных
первосвятителей, утвердивших заочно радикальнейшую
церковную реформу по представлению мирянина. Хотя и главы
государства, не спрашивая соборного мнения русской
православной Церкви.
Реформа Петра оказалась чреватой серьезными негативными
последствиями для Церкви. Нарушение принципа соборности
не могло не привести к определенной стагнации церковной
кизни. Разверзалась брешь между центральной церковной
властью, назначаемой и действующей по указу государя, и постав
Энными в полную зависимость от нее епархиальными архиере
-ми. Возник раскол между обществом и духовенством. Если в
il-евней Руси духовенство не представляло собой замкнутого
'Условия и было открыто для выходцев из всех слоев общества
Верховскои Л. В. Указ. соч. С. CLII.
Там же. С. 680-681. ■
••■* Там жс\ С. 682.

608
Архимандрит ИОАНН (ЖОИОМЦЕН )
(любой человек, не имеющий канонических препятствий, moi
принять духовньп? сан), то теперь оно превращалось в особый
служилый класс, вступление в который и выход из которой,
были резко ограничены. По существу, произошло .чикрепощенш-
духовепства. Затруднение притока свежих сил неминуемо вели к
его интеллектуальному и духовному оскудению и к ослаблению,
таким образом, нравственного влияния на общество.
В двусмысленное положение ставили духовенство такие щ.к, •
вительственные постановления, как дополнение к Регламент \
«О правилах притча церковного и чипа монашеского», которым
ему вменялось в обязанность доносить Тайной канцелярии и
Преображенскому приказу об открытых на исповеди злоумыш
лениях. В связи с лтим Н. И. Кедров замечает: «Когда Петр
повелел указом, чтобы духовный отец открывал уголовному
следователю грехи, сказанные на исповеди, духовенство должно
было почувствовать, что отселе государственная власть
становится между ним и народом, что она берет на себя исключи
телыю руководство народною мыслшо и старается разрушим,
ту связь духовных отношений, то взаимное доверие, какое было
между паствою и пастырем» *.
Особенно тяжелые последствия петровская реформа имела
для русского монашества, которое было стеснено материально,
ограничено штатными нормативами, поставлено в жестки»'
рамки правительственных указов, лишающих его свободы пп
теллектуального труда и передвижения. Монашество в принцип"
не укладывалось в систему утилитаристских воззрений Петра.
В одном из его указов говорится: «Нынешнее житие монахов
точию вид есть и понос от иных законов, понеже большая «киль
тунеядцы суть... А что говорят — молятся: то все молятся. 4f>
же прибыль обществу от сего?» л*-" Вот почему он настойчиво
стремился найти монахам какое-либо «общеполезное» занитш".
выписывал, например, мастериц из Брабанта, чтобы научим
монахинь прядильному мастерству, и предписывал обращай
Монастыри в приюты и лазареты. По словам Е. Поселянина -
«Петр, с его ограниченными религиозными понятиями, не м»-1
понять, что аскетическое монашество, молитвенно-созерцате.п
ное, служит громадную службу обществу, представляя собоп*
прибежище для встречающихся во всяком обществе и во веп
кую эпоху людей тонкой духовной организации, которые зады
* Кедров И. И. Духпгшый Регламент в связи с преобразователе
деятельностью Петра Великого. М.. 1886. С. 172.
"••*•" Поселянин Е Указ. соч. С 27.

}lauuoniiJhHo-pvJii<^i<).iHb!U идеал и идея империи... 609
хаются среди лжи, неправд и ясестокостей мира и идеальные
стремления которых находят себе пылкое удовлетворение лишь
Б пустыне, молитве, посте и уединении. Он забыл, что
монастырь с его истовым богослужением, с его скопленною веками и
сияющею в храмах священною роскошью, удовлетворяет
эстетическому чувству народа, как бы видящего в этом
великолепии храмов и божественных служб отблеск страстно желаемой
им райской вечной красоты. Он забыл, чем был монастырь для
средневекового русского общества, которому он помог вынести
непомерную тяготу татарщины, какие духовные силы
монастырь Троицкий сумел пробудить в погибшем народе в конце
смутного времени» '•'•". Впрочем, правильно ли говорить, что Петр
забыл об этом? Он был к этому просто невосприимчив.
Духовная жизнь монастырей, органически связанная с национально-
религиозным идеалом, находилась для него как бы в ином
измерении. Но вместе с тем он инстинктивно чувствовал в ней
враждебное начало, несовместимое с идеей империи.
Церковная реформа не могла, наконец, не повлиять на
характер дальнейших отношений русской православной Церкви с
восточными патриархами. Они никогда уже не достигали той
интенсивности и открытости, которые имели в XVII веке.
Этому, правда, способствовало и общее изменение обстановки в
Оттоманской империи, но не учитывать последствий петровской
реформы было бы неверно. Хотелось бы сослаться на мнение
архиепископа Сергия (Страгородского)и>. «Русская иерархия, -
пишет он, — фактически сознавала себя лишь частью иерархии
вселенской и правила Церковью, так сказать, во имя вселенской
иерархии и под нравственным контролем вселенской Церкви.
С учреждением св. синода, прежде всего, рухнула эта
фактическая связь с Церковью вселенскою, осталась только
догматическая и таинственная... Уже не в качестве представителя
вселенской иерархии синод правит русскою Церковью, а... по указу
его императорского величества* **.
Многих исследователей привлекал к себе вопрос, связанный
г религиозностью Петра. Его религиозность с элементами суеве-
■'"и не вызывает сомнения. Часто приводится свидетельство о
,{>м, что Петр пел на клиросе, и это трактуется как доказатель-
f,,no его приверженности православным обрядам. С другой сто-
г>иы, его нередко характеризуют чуть ли не как протестанта.
!> действительности все, видимо, было гораздо сложнее. Нет со-
Tdu же. С. 29.
RppxofiCKoii П. В. Указ. соч. С. CXXXV.

610
Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕВ >
мнений в том, что православное воспитание наложило свой но
изгладимый отпечаток на личность Петра, но его воздействие п
силу ряда причин не было глубоким. Отсюда отсутствие
чуткости к самому сокровенному, сакраментальному в православии.
Чувство мистического восприятия Церкви у него было атрофи
ровано. Он был совершенно равнодушен к церковной догмат»
ке. Обряды вызывали у него скорее иронию и даже какое-то
сатанинское искушение к пародийному фарсу. С трудом верится в
то, что Петра, с его нравственным изломом, привлекала
этическая сторона православного христианства. Но он видел в право
славии важный и столь необходимый для него стабилизующий
идеологический фактор.
Авторитарный режим Петра имеет в своей сущности явные
элементы тоталитаризма. На исходе смутного XVII века Петр
стремится насадить и утвердить в стране и новое идеологическое
единство. Вот почему все его законодательные акты до предела
идеологизированы и представляют собой пространные философ
ско-политические трактаты. Безусловно, Петр бы обошелся без
православного христианства — протестантские концепции бы
ли понятнее для него и более подходили для его целей, но они
не имели никаких шансов укорениться в огромной стране,
альтернативы православию не существовало. Царь мог
пародировать православные обряды на всешутейшем соборе, но обойтись
без православия он не мог. Попытка использовать православное
христианство, явившееся духовной закваской русского
этногенеза и неразрывно связанное с русской национальной идеей, в
интересах противостоящей ей имперской идеи является
главным парадоксом петровской эпохи.
Разве не удивительно то, что Петр, насаждавший в России
западные обычаи и окруживший себя иностранцами, вводит
смертную казнь за совращение православных в иную веру.
В постановлении синода, принятом в 1723 г., говорилось: «В<>
всех государствах твердое узаконение и обычай своим природ
ным жителям отступления от своей природной государствен
ной, хотя и худящей, веры не допускать и отступльшим смер
тью казнить» *. Этот законодательный акт был издан не в
интересах Церкви, занимавшей в данном вопросе более терпи
мую позицию, а в интересах государственного режима, боров
шегося против инакомыслия и рассматривавшего последнее
как вызов государственной власти. Само государство следило за
* Мельгунов С. Религиозно-общественное движение русского народ-
в XVIII в. С. 696.

Национально pr.iitt'tto iHhiu ttfh'u.i и iuh)i и 11 m putt .
oil
регулярностью посещения гражданами храмов, за соблюдением
исповеди и т.д., и нарушения в этой области влекли за собой
наказания штрафами. Более серьезные нарушения
наказывались с беспощадной жестокостью: за богохульство, например,
но воинскому регламенту надлежало «язык прожечь и голову
отсечь» '•'".
Молох тоталитаризма требует жертв. Создаются
специальные органы, занимающиеся расследованием государственных
преступлений, в частности. Преображенский приказ.
Возникают особые «майорские разыскные канцелярии>>, одна из
которых, возглавляемая гр. П. А.Толстым, превращается в 1718г.
(в связи с делом царевича Алексея) в жуткую «Тайную
разыскных дел канцелярию*). Развертываются политические
процессы, достигающие кульминации в 1722 г.
Совершенно ясно, против чего направлена созданная Петром
машина идеологического подавления. Драматический конфликт
национально-религиозного идеала и имперской идеи вступает в
России в фазу острейшего кризиса. Платоновский <<Котлован»
начинается в петровскую з-поху. Великому проекту сооружения
Вавилонской башни так и суждено будет остаться котлованом,
ямой, пустотой, разверзшейся вниз, в преисподнюю.
Возможно ли возрождение русской
религиозно-национальной идеи? Отвечая на этот вопрос, Л. В. Карташев говорит: <«Не-
бываемое не бывает. Прошлогодний снег растаял. И не в нем
дело, не в истлевшей плоти старой Руси, а в ее бессмертном
духе, имеющем вновь воплотиться в соответствующую ему в
новых условиях новую форму. Старо'1 сократические условия
исчезли. Мы живем в мире секуляризовавшейся культуры, новых
правовых и авторитарных государств, многоверных,
разноверных и безверных... Святая Русь в арматуре новейшей
общественности и государственности — это не парадокс, а
единственно реальная возможность»
Замечательные слова! К сожалению, А. В. Карташев вновь
пытается соединить несоединимое: русскую национальную
идею и идею империи ""••"•'•'. В его pax sancto-russiea
потенциально заложен тог конфликт, который на протяжении истории
неоднократно приводил нас к трагическим ситуациям.
Национально-религиозная идея, которая не от мира сего, по
Нашему глубокому убеждению, относится исключительно к
Там же.
Карташев Л. В. Укп.ч. соч. С. 17 — 48.
Там же. С. 4<>.

612
Архимандрит ИОАНН (ЭКОНОМЦЕВ)
сфере духовной и нравственной. Она может и должна влиять на
общественные и экономические отношения в государстве, на
его внешнюю и внутреннюю политику, но ее брак с
государством принципиально невозможен. «Симфония», причем далеко
не совершенная, в Византии и в Древней Руси — это не
закономерность, а исключение. Будучи православным священником,
я убежден в особой миссии русской православной Церкви как
хранительницы национально-религиозного идеала своего
народа. Но вместе с тем, я отмечаю возрастающую роль в
выражении этого идеала интеллектуальной творческой элиты,
представители которой заняты в самых различных областях искусства,
науки, общественной жизни и политики. И для этого их
открытая и зримая принадлежность к русской православной Церкви
вовсе не является непременным условием. Они сами могут себя
считать агностиками или приверженцами других конфессий,
оставаясь в русле русской православной традиции и являясь
носителями русского религиозно-национального идеала. В этой
связи в любопытную ситуацию попадают советские евреи,
выезжающие в Израиль, которых там называют русскими и
которые сами во многих случаях начинают сознавать себя русскими.
Пушкин, Гоголь, Достоевский, т. е. русская
национально-религиозная идея, оказывается, вошли в их плоть и кровь.
Область национально-религиозного идеала, как мы говори
ли, духовна. Эта сфера проявления этнических и
конфессиональных различий, но не национальной розни. Последняя воз
никает тогда, когда предпринимаются попытки соединить
национальную идею с идеей имперской, носительницей кого
рой не обязательно являются великие нации. Можно привет
ствовать стремление различных народов, населяющих нашу
страну, обеспечить свои государственный суверенитет в целях
создания оптимальных условий для своего национального раз
вития, важно, однако, не упускать из вида всю сложность
диалектики взаимоотношений национального и государственной-
начала, о чем свидетельствует драма русской истории.
^=:^^

ш
РЕФЛЕКСИЯ РЕФЛЕКСИИ

^v^
К. Н. БЕСТУЖЕВ-РЮМИН
Причины различных взглядов на Петра Великого
в русской науке и русском обществе*
Двести лет прошло после рождения Петра Великого, почти
полтораста после его смерти, имя его во всех устах, памятники
ему стоят по городам русским, а между тем и наука, и общество
до сих пор останавливаются в недоумении перед колоссальным
образом Петра, перед исполинским подвигом, им совершенным.
До сих пор, как и во время его деятельности, деятельность эта
обсуждается с разных сторон: раздаются панегирики, иногда
самые безотчетные, порицания, нередко самые неосновательные.
Конечно, никто уже не повторит теперь слова Сумарокова:
«Российский Вифлеем — Коломеыско село», как никто серьезно не
поверит в то, что Петр пропал во время поездки в «стекольное
государство», а образ его принял на себя жидовип из колена Да-
нова: но в коренном различии древней и новой России твердо
убеждены еще многие: именно с этой точки зрения слышатся и
самые сильные похвалы, и самые веские осуждения. «Петр
уничтожил особенности старой русской жизни и сделал очень
хорошо: он приблизил нас к идеалу общечеловеческой
цивилизации, состоящей в отрицании всего народного, всего
частного», — говорят одни. «Петр уничтожил особенности древней
Руси и тем лишил нас народности; оставил общеевропейцами
посреди французов, немцев, англичан, сохранивших и
сохраняющих до сих пор свою народную физиономию, не похожих и не
Желающих походить друг на друга», — говорят другие. Извест-
Ur>» что первое мнение, идущее еще от Ломоносова, с резкостью
^сказываемое в сороковых годах, когда даже не раз выража-
!1*(,ь мысль, что Россию следует назвать Петровиею, имеет за
Читано в торжественном собрании С.-Петербургского университета
31 мая 1872 года.

616
К. Н. БЕСТУЖЕВ РЮМИН
себя весьма значительную часть нашего литературного мира; за
второе мнение мы имеем великий авторитет Карамзина. Оба эти
мнения сходятся по вечному закону всех крайностей в одном —
в точке исхода: оба отправляются от веры в безграничную силу
личной воли, могущей безирепятственно создать то или другое
положение вещей. Резкости обоих направлений начинают,
однако, уже сглаживаться в примирительном историческом взгляде,
которым мы обязаны преимущественно С. М. Соловьеву,
начавшему внимательно изучать XVII в. В результате такого изучения
оказалось, как, несомненно, должно было оказаться, что
деятельность Петра была наиболее энергическим выражением того,
что составляло цель и заветные стремления его
предшественников, что гениальность Петра сказывается главным образом в
умении находить средства, нужные для его цели, и идти
неуклонно к этой цели, и в особенности — в окончательном
уяснении, в чем состоит эта цель. Словом, что представлялось смутно
и неясно людям XVII в., то ясно и определенно явилось Петру
Великому, но никакого перерыва, никакой пропасти между
временем Алексея Михайловича и его гениального сына не
оказывается, да в действительности и не было. Таков вывод, до которого
дошла современная наука, но не таково наиболее
распространенное мнение; отчего же происходит эта разница, где источник
разноречий?
Ёсякое великое историческое дело, облекая шютью и кровью
то, что неясно носилось в умах, создает нечто новое, как потому,
что действительно привносится новый элемент, так и потому,
что старое получает новый вид, становится чем-то иным. Это
новое вносит, по евангельскому слову, меч, оно разделяет все
общество. Таков неотразимый закон поступательного движения:
получившее образ стремление требует себе места в практической
жизни, прилаживает к себе условия этой жизни, а потом и само
прилаживается к этим условиям., Пока идет этот процесс
претворения, пока люди не свыклись с новым, оно им кажется диким и
странным, оно не согласуется с их обычными представлениями,
будит их и беспокоит; и люди всего медленнее и неохотнее
свыкаются с тем, что будит их и тревожит, что затрагивает их
привычки и материальные интересы. К тому же новое начало
создает новые отношения, новые обязанности, жизнь усложняется,
становится мудренее. Это опять закон исторического развития,
закон неизбежный, но тем не менее тяжелый. Дело Петра именно
так и подействовало на руское общество. Правительство
Московского государства понимало, что у него не достает правильного
войска, без которого плохо приходилось ему в борьбе с соседя-

Причины ра.кшчных ь.;<\/ч^ол mi Ihmpa Всчико<ч>
017
ми, далее такими, как Польша и Крым, что v него недоставало
промышленности, что внешняя его торговля вся в руках
иностранцев-монополистов, что у немо нет ни медиков, ни
инженеров, нот даже образованных пастырей церкви, понимало также,
что мало может оно положиться на своих чиновников. Все это
понимало оно и принимало меры, но меры частные,
нерешительные: то выпишет иностранцев и поселит их в немецкой
слободе, то пробует заводить фабрики, то введет в часть войска
новый строй, оставя другую при старом, то даже пошлет молодых
людей учиться за границу, но они оттуда не воротятся; с ними
повторится то лее, что было с Котошихииым, не нашедшим в
России ничего, кроме предметов для осмеяния, что было с Хво-
ростипым, который говорил, что в «Москве жить скучно, в
Москве люди глупы*. Правительство московское то немцев
оденет в русское платье, то русских заставит ходить по-польски, и
все это без системы, без настойчивости: сегодня за табак режут
носы, завтра его позволят, а послезавтра опять запретят.
Общество тоже смутно сознавало, что ему многого не достает:
жаловалось на страсть к посулам приказных людей, на монополию
иностранцев: были и такие, которые подумывали о просвещении; в
«школах» заиконоспасских ' находились ученики, в домах
появились гувернеры-поляки; еще в начале XVII века
рассказывают об одном Головине, ходившем по вечерам, тайком, учиться
по-латыни; и в царские хоромы, и в боярские стали заходить не
только фряжского дела вещи, но и фряжские купшты
(европейские картины), стали заходить и кое-какие книжки в переводе с
польского и латинского, появились и театральные
представления, появились «Куранты» L\ первые наши ведомости: «цифирь»
и «землемерия» не были таким странным делом для наших
предков, как это иногда представляют. Послы наши за границей
не только вникали во взаимные отношения европейских
государей, на что они были, надо признаться, первостатейными
мастерами, - чем более мы узнаем старых наших дипломатов, тем
более имеем право гордиться ими, - но и вглядывались в чуж-
дьп» для них нравы и обычаи. Все это было — повторяем — слу-
"^нпо, частно, елужидо знамением потребности в новом, но к
•'•>в<>му не приводило. Кн. М. М. Щербатов делает любопытный
Расчет, из которого выходит, что если бы не было Петра, еете-
"т^ииым порядком, не предполагая никаких колебаний, Рос-
'/'я юги,ко в 1879 г. была бы в таком положении, в каком была в
't]">• годах прошлого столетия. Как ни приблизителен его рас-
г'1\ но в сущности он едва ли много отклоняется от правды. Мы
i,,l> бы медленно, постепенно; пословица: «Семь раз отмерь,

618
К. Н. БЕСТУЖЕВ-РЮМИН
один раз отрежь» — лучший девиз Московского государства, и
подле нас усиливалась бы Швеция, которой предел положен был
только на полях Полтавы, и выросло бы другое государство,
которому, если бы не было Петра, вероятно, досталась бы на долю
вся Польша, без раздела. Что бы было тогда? Но Петр явился, и
явился — великое историческое счастие — именно в ту минуту,
когда все было готово и когда появление его было наиболее
нужно. Воспитался он не в Кремлевских палатах, не посреди
царского этикета чинного XVII века, а на вольном воздухе своего
Преображенского, в соседстве Немецкой слободы; рано стал царем,
но царь он был опальный: льстецам было нечего делать в
Преображенском, их место было в Кремле, там они и вертелись; в Пре-
ображенское же шли недовольные и указывали на недостатки
существующего. О воспитании Петра не заботились и потому не
дали ему в учителя многоученого Симеона Полоцкогоя, который
познакомил бы его с тонкостями богословия, научил бы немного
по-латыни и по-польски, как выучил его братьев, и дубовыми
стихами воспевал бы его добродетели в панегириках; дали же
ему учителем добродушного и неглупого дьяка, который,
показывая картинки, пробудил в нем любознательность — все, что
он мог сделать; остальное сделала гениальная русская натура,
которая сумела всех обратить себе в учителей и которой одного
намека было достаточно для того, чтобы идти вперед и самой все
узнавать. Такое самообразование положило печать на всю
жизнь. С детства привыкший отыскивать источник для
удовлетворения своей любознательности, Петр сохранил эту привычку
на всю жизнь и всю жизнь учился. С этою привычкой поехал он
за границу: там — источники знания, но добиться до них надо
самому, и он привык сам до всего доходить, сам все узнавать, и
результаты его самообразования были изумительны: он и
корабли строил, и артиллерию изучил, и зубы дергал, и во всем он сам
мог экзаменовать, и все он сам мог показать. Такая обстановка
детства развила в нем врожденную способность узнавать людей
помимо внешних отличий, находить каждому занятие,
соответствующее его способностям: оттого в редкую историческую
эпоху мы встречаемся с таким количеством способных людей,
употребленных именно на свое дело. Но воздавая каждому должное,
Петр с каждого требовал работы непрестанной: он по своему
опыту знал, что может сделать человек, и требовал, чтобы
каждый сделал все, что мог сделать. Подобное требование было
тяжело для общества, привыкшего быть в «нетях» и укрываться
при вызове на службу всевозможными способами. Петр же тре-
бовал от людей своего времени другой службы, чем требовалось

/1puчины различных нлглядов на Петра Великого
619
прежде: прежде требовали только явления на службу, когда
служба была нужна при «ратных вестях», по очереди в Москву,
что не было службою трудною, а воеводство считалось даже
льготою: оно было средством покормиться. Петр же вел войну
21 год; ему люди были нужны постоянно, и старое начало
пожизненной службы он обратил в действительность: служба
стала тяжелее, раздался ропот. К тому же он потребовал и службы
не дворянской: надо было ехать к бусурмаиам, учиться строить
корабли. Тяжело это было московским баричам, и в «нетях»
сказаться было нельзя — отыщут и строго накажут. Не все
понимали, что это совершалось во имя высокого начала —
государственного блага: «А о Петре ведайте, — говорил он под
Полтавою, — что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия,
благочестие, слава и благосостояние ее»; «Если случится (что я
впаду в турецкий плен), — пишет Петр Сенату из-под Прута, —
то вы не должны почитать меня своим царем и государем и
ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственноручному
повелению от вас было требуемо, покаместь я сам не явлюсь между
вами в лице моем». Такие чувства и мысли были немногим
доступны и даже понятны в ту эпоху, когда еще свежи были
предания вотчинные, когда разница между государевым и
государственным была еще очень не ясна: ясно, отчетливо эту разницу
первый поставил Петр, посвятив всю жизнь свою на службу
государству, такой же службы он требовал и от других: много он
прощал «дите своего сердца» Данилычу и прощал за то, что тот
понимал его намерения и умел исполнять их; но к тем, кто
уклонялся от службы, кто был нерадив или своекорыстен, Петр был
неумолим. Несчастный царевич Алексей пал жертвою своей
неспособности понять законность требований отца, своей
созерцательной природы, которой противна была безустанная
деятельность. Трагическая коллизия отца с сыном только с этой точки
зрения и может быть объяснена. С этой же точки объясняются и
меры Петра против монахов и вообще его отношения к
духовенству: в нем не видал себе подпоры, а видел сторонников
Алексея, которые «не в авантаже обретаются» и стремятся обрестить
в авантаже. Другой причины его отношений к духовенству
'{?льзя подыскать. Становиться на точку зрения XIX в. Петр не
Мог; требовать от него, чтоб он стоял на точке зрения своего
°'rUa, благоговевшего перед юродивыми, или сына,
подыскивавшего в Бароние места о преимуществе духовной власти над свет-
к°ю, мы не имеем права. Забота о могуществе государства, о его
Ч(,литическом значении была первою заботою Петра, все осталь-
tUje было средством к достижению этой высшей цели: государ-

620
К. Я. БЕСТУЖЕВ РЮМИН
ству нужны техники, и создаются заведения, способные
образовать этих техников, моряков, артиллеристов, инженеров, меди
ков; без собственной промышленности и торговли невозможно
благосостояние государства, процветание его финансов: для
этой цели дается самоуправление городскому сословию, льготы
желающим заводить фабрики и заводы, русским купцам,
торгующим за границею, и т.д.; водворяется та или другая форма
промышленности, предписываются правила для того, как
выделывать юфть, и т. п., назначаются строгие наказания за
несоблюдение этих правил; государство принимает в свое полное
ведение промышленность, что соответствует господствовавшей тогда
в Европе теории, представителем которой был знаменитый
Кольбер \ Меры Петра находили сочувствие и в России, напри
мер, в Посошкове, предлагавшем меры совершенно того же
характера. В заботах своих о промышленности Петр прежде всего
имел в виду, чтобы выгоды доставались русским людям, чтоб
они выучивались разным производствам, а иностранцев он при
зывал только как учителей. Та же мысль видна и в учреждении
Академии наук, которая заключала в себе, кроме ученого
общества, и университет, и даже гимназию, имевшие целью готовить
ученых из русских. Говорят, что Петр предсказывал то время,
когда центр просвещения, некогда перешедший из Греции и
Рима в Западную Европу, перейдет к нам. Он непремеЕШо дол
жен был верить в то, что его земле назначена высокая участь и
что его дела — только заря этой блестящей будущности: лишь
крепкая вера творит великие дела!
Дело Петра, требовавшее такого напряжения сил, должно
было непременно возбудить многих против себя, и мы
действительно знаем, что многих и возбудило. Когда же он уме]), когда
многое пошло не по его предначертаниям, когда иностранцы
получили незаконное преобладание, когда русские люди преиму
щественно высших сословий, увлекаясь всем иностранным, на
чал и предпочитать немецкое русскому и в Париже видеть рам
земной, когда, наконец, с конца XVIII века кроме роскоши и
моды последовал к нам наплыв иностранных гувернеров и вс«
общество окончательно заговорило по-французски, тогда под
нялись мало-помалу голоса против преобразований Петра и вы
ступила, разумеется, идеализация старого быта. В учении ела
вянофилов (в его первобытном виде) эта идеализация получила
окончательную форму. Есть в их возражениях стороны справед
ливые, но они по большей части касаются последствий деятель
ности Петра, от него не зависевших и им не предвиденных: мало
ли сколько посторонних элементов примешалось к великому

Причины различных илгяяОон на lit/при Вс.шкти
621
подвигу Метра уже тогда, когда дело его досталось продолжать
другим, часто далеко уступавшим ему людям? Частью же эти
возражения касаются приемов Петра и его средств. Его средства
II приемы .-заимствованы им из прошедшего Московского
государства или даже из примеров тогдашней Европы,
переживавшей эпоху Людовика XIV. Порицатели Петра не правы, стало
быть, в том, что они неясно различают все эти многообразные
элементы в его деле и не останавливаются на вопросе о том, что
принадлежит ему самому, что его времени, и что, наконец, его
преемникам. Появление безусловных хвалителей Петра столько
же понятно, как и появление порицателей: результаты подвига
Петра были слишком блистательны, сияние европейской
цивилизации, открывшейся для России реформами Петра, слишком
ослепительно, и потому не мудрено, что преимущественно те из
людей ближайших к Петру поколений, которые пошли дорогою
науки, как великий Ломоносов, наиболее увлеклись его делом:
для них только с Петра открылся новый мир: к ним
присоединились те, которые рабски подчинились Европе; таких много было
в последующих поколениях. Эти последние даже отчаялись в
России и все хорошее видели в Европе, оставляя нам роль вечных
учеников, которым не суждено быть мастерами, незавидную
роль Тредьяковского г\ Пока европеизм в смысле западничества,
то есть поклонение всякому «последнему слову», господствовал
у нас, и это мнение было господствующим; теперь мы, однако,
начинаем выходить на другую дорогу, и, быть может,
исполнится заветная мысль Петра — видеть нас и в области науки
равноправными членами с другими великими народами мира, и, быть
может, в будущем законодатели, полководцы и поэты
представят Русскую землю в великом пантеоне всемирной истории.
Тогда подвиги Петра получат свое завершение, и, быть может,
только тогда замолкнут разноречивые о них толки, и вся мыслящая
Россия в один голос признает важность реформы не в одном лишь
политическом отношении, хотя главнейшая ее цель и была, как
я уже сказал, внешнее могущество России. Время это, будем
надеяться, близко, заря уже стоит на нашем горизонте. Тогда
дождемся мы и полной истории Петра, которою мы все еще в долгу
перед его великой памятью.

^^
Op. Ф. МИЛЛЕР
Об отношениях русской литературы
к Петру Великому
(Читано на студенческом вечере 9 февраля 1873 г.).
Нынче минуло ровно 54 года со дня учреждения нашего
университета. Но первоначальная мысль о нем родилась
несравненно раньше. Она неразрывно сливалась с мыслью об академии в
голове того великого русского человека, которого 200-летнюю
годовщину отпраздновали мы прошло!! весной. Но мысли этой,
как и многим мыслям Петра, приходилось долго оставаться
неосуществленною. Дело, кипевшее в его могучих руках, —
чуть, не стало его, подверглось опять задержкам и, что хуже
того, искажениям. Разом не стало того гениального пониманья
народных нужд и настоящих народных качеств, того
понимания, в котором заключалась вся сила Петра. Действительно,
совершая свое великое дело, он опирался не только на тех
немногих представителей мысли из высшего духовенства,
которые сразу обратили проповедническую кафедру, остававшуюся
так долго чуждою всяких земных попечений, в трибуну
политически-просветительного учительства. Не одни Феофаны Про
коповичи сразу постигли Петра, говоря: «Мнози царие тако
царствуют, яко простой народ дознатнся не может, что есть
дело царское; ты един показал еси дело сего превысокаго сана
быти собрание всех трудов и попечений, разве что и преизлипг
ше твоего звания являешп нам в царе и простаго воина, и мно
годельиаго мастера, и многоименитаго деятеля». С не менее
благодарным сочувствием понят был Петр и известною частью
народа. Что, как не подобное понимание, видим мы у знамени
того современника его из крестьян, Посошкова, относившегося
с таким глубоким почтением к его государственному работнп
честву и сетовавшего только о том, что «великий наш монарх...

Q0 отношениях русской литературы к Петру Великому 623
на гору аще и сам-десять тянет, а под гору мильоны тянут»,
или что «нет у велпкаго государя прямых радетелей, но все
судьи криво идут*. Откровенно высказываясь перед ним,
государем своим человеком, он не скрывал от него того страха,
который его обнимал при мысли о «тянущих вниз», о тех
чужеядных, противных народному духу, кого разумел он под именем
«сильных». — «У нас на Руси неправда вельми застарела...» —
«Кто с кого сможет, тот того и давит», говорил он царю,
вызывая на самые жестокие меры не только исправительную
дубинку, но и беспощадно-разящий топор, и своими
приветственными отношеньями даже к пытке свидетельствуя о том, что самая
кровавая сторона государственного перестроения
соответствовала огрубелости нравов и понятий народных. Но вместе с
сознанием застарелой неправды, мы видим и сознанье векового
невежества, заставляющее Посошкова вполне сочувствовать
заимствованиям всего доброго — откуда бы ни было, только бы не
попасть при этом иод опеку своих образцов и учителей, чего
постоянно остерегался и Петр Великий. Откровенно сознаваясь
и в том, что самое, благочестие, которым так любила хвалиться
старая Русь, стало, наконец, обращаться в один пустой звук,
так как, имея «лет, под шестьдесят и больше своего жития»,
многие «у отцов духовных на исповеди не бывали», и мраком
окончательного невежества покрывалось и большинство самого
духовенства; — Посошков, ни мало не уступая в решительности
и прямом поспешении к цели Петру, говорил: «Буде которые
отцы добром в школы отпустить (т. е. своих детей) не похотят,
то брать бы их и неволею». Но если, таким образом,
оказывалось возможным полнейшее соответствие между волею
государя и сокровенными стремлениями, известной, части народа, то
откуда же мнение, что Петр совершал свое великое дело
наперекор ему, что он долго оставался между своими вполне
одиноким, чудесно творил из ничего? Мнение это развилось под
влиянием той литературной школы, которая разучилась видеть
пещи в их настоящем свете; создала, вместо мира
действительного, свой особенный мир чудес с сверхчеловеческими
личностями — героями или людьми-богами...
Он Бог, он Бог гной был, России! —
и°рвый сказал о Петре Ломоносов; и то же повторялось за ним
Целым рядом последователей, к постоянно-усиливавшемуся со-
''Чазну писателей из раскола, с которым простой человеческий
*згляд самого Петра, чуждый всякой религиозной нетерпимо-
и, мог бы так легко помириться на многом. Между тем, среди

624
Op. Ф. МИЛЛЕР
всевозможных надутых похвал Великому, дело его не шло
далее, или шло совершенно не так, как задумал он, извращалось,
уродовалось. Вместо делового сближения с Западом, вместо
стремления — поскорее догнать его в упорном труде и,
наверстав потерянное, дойти и до самостоятельности, явилось
скороспелое усвоение одной внешности, гоньба, вместо дела, за
призраками и малодушное подчинение
самодовольно-своекорыстной опеке учителей. Отталкивавшее Петра суеверное
увлечение всем своим, начиная с наряда, сменилось столь же
суеверным увлечением всем чужим, т. е. всеми принадлежностями
чужой внешности; вместо усвоения себе европейского
трудолюбия и умелости, мы удовольствовались одним перевозом к себе
готовых европейских плодов. Вместе с приобретением знаний,
приучающим к собственному умственному труду, началась
пересадка готовых учений, готовых направлений литературных,
оказывавшихся иногда совершенно несоответствующими
пашей действительной жизни, нашему моменту развития. Когда,
в эпоху Екатерины II, модное увлечение энциклопедистами, с
одной стороны, оставалось только фразою, с другой — даже и в
случае действительного усвоения их начал, не могло бы
оказаться настоящим врачевством от наших недугов, когда многие
PI3 этих последних только более и более усиливались и страшно
выглядывали из-под блестящей, удивлявшей Европу
внешности, тогда некоторые умы в России, как Фонвизин и особенно
Новиков, стали разочаровываться в самых следствиях
европейской образованности и не без сочувствия оборачиваться к себе,
к домашним началам, к стихиям, существовавшим в старой
Руси, но задержанным в своем дальнейшем развитии. Между
тем, онрт вовсе не прострррали своего отрицания на самое дело
Петра, а продолжали видеть в нем сеятеля просвещения, без
которого не мог быть положен конец застою, вредному рт при
самых лучших началах. Имя Петра оставалось
неприкосновенной святыней.
Первым из выдающихся лрщ Екатерршинского времени,
решившимся порицать Петра (и то не сразу — сначала он был
сторонником его преобразований), является умный, но странный
по путанице своих понятий, кн. М. М. Щербатов. Но в смелых
его порицаниях так и слышится мутный источник, когда узкое
сословное чувство заставляет его сетовать о том, что, благодаря
Петру, «сталрг не роды почтенны, а чины pi заслуги, и
выслуги», и введена была «регулярная служба, в которую, вместе с
холопями, писалр! на одной степени их господ в солдаты, и сил
первые, по вые лугам, пристойным их роду людям, доходя до

On отношениях русской литературы к Истру Великими 625
офицерских чинов, учинялись начальниками господ своих».
И что же? Этот порицающий голос, при том лее не совсем
чистом источнике, был усвоен и нашим знаменитым
историографом. Ревностно ратовав за Петра в своих «Письмах Русского
Путешественника», Карамзин изменяет свой взгляд в «Записке
о древней и Повой России», не без сетования говоря о том. что
Петр «уничтожил достоинство бояр», которым народ
поклонялся «с истинным уничижением», и стараясь доказать, что
«личные подвижные чины не могут заменить дворянства родового,
постоянного». Выступив против великого преобразователя,
Карамзин дошел до того что стал уверять, будто бы «мы, с
приобретением добродетелей человеческих, утратили гражданские...»
«Деды наши, - говорил он, — уже в царствование Михаила,
прнсвоивая себе многня выгоды иноземных обычаев, все еще
оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть
совершеннейший гражданин мира, а святая Русь — первое
государство. Пусть назовут то заблуждением, по как оно
благоприятствовало любви к отечеству и нравственной силе онаго». Дело и
том, что Петр не понимал такой любви к отечеству и такой
силы, которая основывалась на самообмане; что он считал та
кое самопоклонение и такую гордыню только верной порукою в
нежелании выйти из пагубного застоя. Опираясь на сознание
тех, которые, как Посошков, чувствовали всю глубину
разъедавшей нас внутренней язвы, Петр принялся, не колеблясь, за
те крутые меры, неотложности которых не мог понять Карам
зин... Но, между тем, как историограф утверждал, будто бы
«переменами Петра охлаждена в нас любовь к России»; другой,
менее славный, но не менее ревностный писатель и деятель,
проявлявший в своем «Русском Вестнике» твердую веру в
русскую силу перед отечественной войной-, заставлял говорить
Петра: «Сыны России! Я оставляю вам пример мой и мои дела.
I'-ejin. научась ремеслам и искусствам; вы обольститесь
приманками роскоши европейской, вспомните только, чем занимался
Петр. В роскошах ли, в забавах-ли провождал он жизнь свою?...
"е для того странствую, не для того тружусь, чтобы исторгнуть
'>(>ссию из России, но чтобы укрепить и вознести ее в ней п\-
Уи)й>. Между тем Карамзинское воззрение на Петра не заглох-
Л1'- Оно (за исключением сословного оттенка) получило разви-
тче у позднейших славянофилов, во всех других отношениях не
,прдставляющих ничего общего с Карамзиными И, конечно,
;iv,yio слабую сторону составляет в учении их недодуманное
С. Н. Глинка!.

626
Op. Ф.МИЛЛЕР
воззрение на Петра, как нарушителя стройного хода нашей
истории, как на насильника и исказителя нашего народного
склада и нрава. И в ожесточенных нападках на эту именно сторону
их учения оказывались несомненно правыми литературные их
противники, во главе которых, на поприще критики, является
незабвенный Белинский. Неотразимым оказывается у него, в
сущности чисто русского человека, тот довод, что если Петр
мог один, хотя бы и всею силою своей власти, испортить
дальнейший исторический ход своему народу, то хорошее же
понятие это дает о русском народе! Между тем, еще значительно
ранее спора из-за Петра между славянофилами и Белинским, наш
гениальный поэт успел уже зорко подметить все то, что
связывало богатыря-преобразователя с породившим его народом.
Еще к 1826 г. относится вдохновенное свидетельство Пушкина
о том, что
...правдой он привлек сердца...
ЧТО
...нравы укротил наукой
И был от буйного стрельца
Пред ним отличен Долгорукой.
Самодержавною рукой
Он смело сеял нросвещенье; —
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник.
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Тот же Пушкин обрисовал Петра устами только что вернув
шегося из Парижа, офранцузившегося русского барича: «Госу
дарь — престранный человек; вообрази, что я застал его в
какой-то холстяной фуфайке, на мачте нового корабля, куда
принужден я был карабкаться с моими депешами. Я стоял на
веревочной лестнице и не имел довольно места, чтобы сделать
приличный реверанс...». Когда же государь, искоса поглядев на
него, на ассамблее, говорит ему: «У тебя платье-то, бархатное,
какого и я не ношу, а я тебя гораздо богаче; это мотовстви,
смотри, чтобы я с тобой не побранился»; когда, на той же
ассамблее, являются у него вместе с разрядившимися богато, ш>
иностранному, нашими барами и нашим генералитетом в лен
тах, и простые голландские шкипера, и мастеровые в куртках.
со своими женами, в незатейливых платьицах; когда мы видим

On отношениях русской литературы к Петру Великому 627
самого государя за шахматиою доскою с английским
шкипером, пренсправно угощающими друг друга табачным дымом, —
тогда, несмотря на это иностранное общество, несмотря на свое
не русское платье, Великий не может не представиться нам
лицом, гораздо более близким к народу, чем все московские наши
цари при их византийском величии, с примесью позднейшего
восточного склада. Л если Пушкин, рисуя Петра и с величавой
(в особенном смысле) его стороны, в образе всадника, на
скачущем коне, представляет его «вздернувшим на дыбы Россию», то
такое значение его державной узды окончательно объясняется,
после всего остального, тем, что он, подобно служилому князю
древней России, все делал сам; подобно любимому, богатырю
народного эпоса, видел в избытке силы и избыток обязанности,
a это-то и не могло, несмотря на всю грозность Петра, не
действовать обаятельно на народ. Петр, употребляя выражение
эпическое, царем на Руси служил, служил верой и правдой,
бодро тянул тягло за одно с народом!
Замечу, в заключение, что осуждение петровских
преобразований высказалось первоначально не в русской литературе. Не
кто другой, как знаменитый Жан-Жак:! стал утверждать (в
своем «Общественном договоре»), что у Петра был «только
подражательный гений», что он «помешал своим подданным когда-
либо сделаться тем, чем бы они могли сделаться, уверив их,
будто бы они то, чем они не могут быть». Не трудно заметить,
что в этом взгляде проглядывает презрительное отношение к
народу русскому: куда вам занять место в нашей семье;
оставайтесь себе там, на востоке, с своими татарами! Имея в виду
такой иностранный взгляд, умная Екатерина II сказала в
начале своего «Наказа»: «Петр I, вводя нравы и обычаи европейские
п европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и
гам не ожидал». Представителями предубежденного
иностранного взгляда не даром выставлены у Батюшкова:| Монтескье и
Аббат Гуаеко, в его «Вечере у Кантемира». По вспомним, чтобы
этим покончить, что говорит у него Кантемир, в ответе на их
Покачивание головою, при имени Петра Великого: «Петр уте-
'л«1л себя великою мыслию, что... древо наук будет процветать
П('Д гению его державы, и рано или поздно, но даст новые пло-
■З'-л и человечество обогатится ими...»

С. Ф. ПЛАТОНОВ
Лекции по русской истории
Учебник русской истории
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Взгляды науки и русского общества на Петра Великого. — Положе
ние .московской политики и жизни в конце XVII века. — Время
Петра Великого. — Время от смерти Петра Великого до
вступления на престол Елизаветы. — Время Елизаветы Петровны. —
Петр III и переворот 1762 года. — Время Екатерины II. — Время
Павла I. — Время Александра I. — Время Николая I. — Краткий
обзор времени императора Александра II и великих реформ
ВЗГЛЯДЫ НАУКИ И РУССКОГО ОБЩЕСТВА
НА ПЕТРА ВЕЛИКОГО
В научных трудах очень часто XVIII и XIX вв.
представляются особым периодом в историческом развитии нашей государ
ственной жизни. Этому периоду усвоено несколько названий:
одни зовут его «Императорским», другие «Петербургским», тре
тьи просто называют это время новой русской историей,
Новую русскую историю обыкновенно начинают с так назы
ваемой эпохи преобразований нашего общественного быта. Глав
ным деятелем этих преобразований был Петр Великий. Поэтому
время его царствования представляется нашему сознанию той
гранью, которая отделяет старую Русь от преобразованной Рос
сии. С этой грани нам и должно начать свое изучение последней
и прежде всего, стало быть, познакомиться с сущностью преоб
разований и с преобразовательной деятельностью Петра.
Но деятельность Петра до сих пор не имеет в нашем общо
ственном сознании одной твердо установленной оценки. На про
образования Петра смотрели разно его современники, смотрим

Лекции но рцсгкаа истории Ь2М
разной мы, люди XIX п начала XX в. Одни с тара *шсь объяснить
себе значение реформы для гтоеледч ичцей русской жм^ип, дру
гие занимались вопросом ой отношении зтой реформы к явления
предшествовавшее! зпохи, третьи судили личность и деятель
ность Петра с нраве т вен но и 104 к и зрения.
Ведению историка подлежат, строго говори, только две
первые категории мнений, как исторические по своему существу.
Знакомясь ( ними, мы замечаем, что атп мнения иногда резко
противоречат друг другу. Происходя! такие несогласия от
многих причин: во-первых, преобразовании Петра, захватывая в
большей ИЛИ меньшей степени все стороны древнерусской
жизни, представляют собой такой сложный исторический факт, что
всестороннее понимание его трудно дается отдельному уму. По
вторых, не все мнения о реформах Петра выходят из
одинаковых оснований. Кто время как одни исследователи изучают
время Петра с целью достичь объективного исторического вывода о
его значении в развитии народной жизни, другие стремятся в
преобразовательной деятельности начала XVI11 в. найти оправ
даиия тех или иных своих воззрений на современные
общественные вопросы. Если первый прием изучения следует назвать
научным, то второму всего приличнее название
публицистического. В-третьих, общее развитие науки русской истории всегда
оказывало и будет оказывать влияние на представления наши о
Петре. Чем больше мы будем знать нашу историю, тем лучше
мы будем понимать смысл преобразовании. Нет сомнения, что
мы находимся в лучшем положении, чем наши предки, и знаем
больше, чем они, но найти потомки то же скажут и о нас. Мы
откинули много прежних исторических заблуждений, но не имеем
права сказать, что знаем прошлое безошибочно — наши
потомки будут знать и больше, и лучше нас.
Но говоря так, я не хочу сказать, что мы не имеем права
изучать исторические явления и обсуждать их. Повинуясь
присущему нашему духу стремлению не только знать факты, но и
логически связывать их, мы строттм наши выводы и знаем, что
самые наши ошибки облегчат работу последующим поколениям
11 помогут TIM приблизиться к истине, так же как для наг самих
Поучительны и труды, и ошибки наших предков.
Не мы первые начали рассуждать о Петре Великом. Err»
деятельность уже обсуждали его современники. Их взгляды сменя-
"'1!('Ь взглядами ближайшего потомства, судившего по
преданно, понаслышке, а не по личным впечатлением. Затем место
Феданий заняли исторические документы. Петр счал предме
'*»М Научного ведения. Каждое поколение несло с собой свое осо

630
С. Ф. ПЛАТОНОВ
бое мировоззрение и относилось к Петру по-своему. Для нас
очень важно знать, как в различное время видоизменялось это
отношение к Петру нашего общества.
Современники Петра считали его одного причиной и
двигателем той новизны, какую вносили в жизнь его реформы. Эта
новизна для одних была приятна, потому что они видели в ней
осуществление своих желаний и симпатий, для других она была
Ужасным делом, ибо, как им казалось, подрывались основы
старого быта, освященные старинным московским правоверием,
равнодушного отношения к реформам не было ни у кого, так
как реформы задевали всех. Но не все одинаково резко
выражали свои взгляды. Пылкая, смелая преданность Петру и его делу
отличает многих его помощников; страшная ненависть
слышится в отзывах о Петре у многих поборников старины. Первые
доходят до того, что зовут Петра <<земным богом», вторые не
страшатся называть его антихристом. И те, и другие признают в
Петре страшную силу и мощь, и ни те, ни другие не могут
спокойно отнестись к нему, потому что находятся под влиянием его
деятельности. И преданный Петру Нартов, двадцать лет ему
служивший, и какой-нибудь изувер-раскольник, ненавидевший
Петра всем своим существом, одинаково поражены Петром и
одинаково не способны судить его беспристрастно. Когда умер
Петр и кончилась его реформационная деятельность, когда
преемники, не понимая его, часто останавливали и портили начатое
им, дело Петра не умерло и Россия не могла вернуться в
прежнее состояние.,Плоды его деятельности — внешняя сила
России и новый порядок внутри страны — были на глазах у каждого,
а жгучая вражда недовольных стала воспоминанием. Но многие
сознательно жившие люди и долго спустя после смерти Петра
продолжали ему удивляться не меньше современников. Они
жили в созданной им гражданской обстановке и пользовались
культурой, которую он так старательно насаждал. Все, что они
видели вокруг себя в общественной сфере, вело начало от Петра.
О Петре осталось много воспоминаний; о том же, что было до
него, стали забывать. Если Петр внес в Россию свет
просвещения и создал ее политическую силу, то до него, как думали,
была «тьма и ничтожество». Так приблизительно
характеризовал допетровскую Русь канцлер граф Головкин, поднося Петру
титул императора в 1721 г. Он выразился еще резче, говоря, что
гением Петра мы «из небытия в бытие произведены». В
последующее время эта точка зрения замечательно привилась:
Ломоносов называл Петра «богом», ходячее стихотворение звало его
«светом» России. Петра считали творцом всего, что находили

Лекции по русской истории
631
хорошего вокруг себя. Видя во всех сферах общественной жизни
начинания Петра, его силы преувеличивали до
сверхъестественных размеров. Так было в первой половине XVIII в. Вспомним,
что тогда не существовало еще исторической науки, что
возможность просвещения, данная Петром, создала еще лишь немногих
просвещенных людей. Эти немногие люди судили Петра по тому
преданию, какое сохранилось в обществе о времени
преобразований.
Но не все, что было в России после Петра, было хорошо. Не
всем, по крайней мере, оставались довольны мыслящие люди
XVIII в. Они видели, например, что усвоение
западноевропейской образованности, начатое при Петре, превращалось часто в
простое переименование культурной внешности. Они видели,
что знакомство с Западом с пользой приносило к нам часто и
пороки западноевропейского общества. Далеко не все русские люди
оказывались способными воспринять с Запада здоровые начала
его жизни и оставались грубыми варварами, соединяя, однако, с
глубоким невежеством изящную внешность европейских
щеголей. Во всех сатирических журналах второй половины XVIII в.
мы постоянно встречаем нападки на этот разлад внешности и
внутреннего содержания. Раздаются голоса против бестолкового
заимствования западных форм. Вместе с тем развитие
исторических знаний позволяет уже людям XVIII в. оглянуться назад,
на допетровское время. И вот многие передовые люди (князь
Щербатов, Болтин, Новиков) темным сторонам своей эпохи
противопоставляют светлые стороны допетровской поры. Они не
развенчивают деятельности Петра, но и не боготворят его
личности. Они решаются критиковать его реформу и находят, что она
была односторонней, привила нам много хорошего со стороны,
но отняла от нас много своего хорошего. К такому выводу они
приходят путем изучения прошлого, но это изучение далеко не
спокойно; оно вызвано недостатками настоящего и идеализирует
прошлую жизнь. Однако эта идеализация направлена не против
самого Петра, а против некоторых последствий его реформы.
Личность Петра и в конце XVIII в. окружена таким же ореолом,
как и в начале столетия. Императрица Екатерина относится к
нему с глубоким уважением. Находятся люди, посвящающие
всю свою жизнь собранию исторического материала, служащего
* прославлению Петра, - таков купец Голиков.
Во второй половине XVIII в. зарождается уже наука русской
И( тории. Но историки того времени или усердно собирают
материалы для истории (как Миллер), или заняты исследованием
.^внешних эпох русской жизни (Ломоносов, Байер1, Штри-

632
а ф.платонов
тер2, Татищев, Щербатов, Шлецерл). Петр еще вне пределов их
ведения. Первую научную оценку получает он от Карамзина. По
Карамзин как историк принадлежит уже XIX веку. Ученый по
критическим приемам, художник по натуре и моралист по
мировоззрению, он представлял себе русскую историческую жизнь
как постепенное развитие национально-государственного
могущества. К этому могуществу вел Россию рад талантливых
деятелей. Среди них Петру принадлежало одно из самых первых
мест: но, читая «Историю государства Российского» в связи с
другими историческими трудами Карамзина, вы замечаете, что
Петру как деятелю Карамзин предпочитал другого
исторического деятеля — Ивана III. Этот последний сделал свое княжество
сильным государством и познакомил Русь с западной Европой
безо всякой ломки и насильственных мер. Петр же насиловал
русскую природу и резко ломал старый быт. Карамзин думал,
что можно было бы обойтись и без этого. Своими взглядами
Карамзин стал в некоторую связь с критическими воззрениями на
Петра упомянутых нами людей XVIII в. Так же, как они, он не
показал исторической необходимости петровских реформ, но он
уже намекал, что необходимость реформы чувствовалась и ранее
Петра. В XVII в., говорил он, сознавали, что нужно
заимствовать с Запада; «явился Петр» — и заимствование стало главным
средством реформы. Но почему именно «явился Петр»,
Карамзин еще не мог сказать.
В эпоху Карамзина началось уже вполне научное
исследование нашей старины (Карамзину помогали целые кружки ученых
людей, умевших не только собирать, но и исследовать
исторический материал). Вместе с тем в первой половине XIX в. в
русском обществе пробуждалась сознательная общественная жизнь,
распространялось философское образование, рождался интерес
к нашему прошлому, желание знать общий ход нашего
исторического развития. Не будучи историком, Пушкин мечтал
поработать над историей Петра. Не будучи историком, Чаадаев
принялся размышлять пад русской историей и пришел к печальному
выводу, что у нас нет ни истории, ни культуры.
Обращаясь к прошлому, русские образованные люди не
имели специальных исторических знаний и вносили в толкование
прошлого те точки зрения, какие почерпали в занятиях
немецкой философией. Германская метафизика XIX в. очень влияла
на русскую образованную молодежь, и особенно
метафизическая система Гегеля '. Под влиянием его философии в 30-х и 40-х
годах в России образовались философские кружки, выработав
шие цельное мировоззрение и имевшие большое влияние на ум

Секции ип русской истории
633
ггвенную жизнь русского общества середины XIX а. В этих
кружках принципы германской философии применялись к
явлениям русской жизни и вырабатывалось, таким образом,
историческое миросозерцание. Самостоятельная мысль этих «людей
40-х годов», отправляясь от дапных германской философии,
приходила к своим особым выводам, у разных лиц не
одинаковым. Все последователи Гегеля между прочими философскими
положениями выносили из его учения две мысли, которые в
простом изложении выразятся так: первая мысль — все народы
делятся на исторические и неисторические, первые участвуют в
общем мировом прогрессе, вторые стоят вне его и осуждены на
вечное духовное рабство; другая мысль - высшим выразителем
мирового прогресса, его верхней (последней) ступенью,
является германская нация с ее протестантской церковью. Германско-
протестантская цивилизация есть, таким образом, последнее
слово мирового прогресса. Одни из русских последователей
Гегеля вполне разделяли эти воззрения; для них поэтому древняя
Гусь, не знавшая западной германской цивилизации и не
имевшая своей, была страной неисторической, лишенной прогресса,
осужденной на вечный застой. Эту «азиатскую страну» (так
называл ее Белинский) Петр Великий своей реформой приобщил к
гуманной цивилизации, создал ей возможность прогресса. До
Петра у нас не было истории, не было разумной жизни. Петр дал
нам эту жизнь, и потому его значение бесконечно важно и
высоко. Он не мог иметь никакой связи с предыдущей русской
жизнью, ибо .действовал совсем противоположно ее основным
началам. Люди, думавшие так, получили название «западников».
Они, как легко заметить, сошлись с теми современниками
Петра, которые считали его земным богом, произведшим Россию из
небытия в бытие.
По не все люди 40-х годов думали так. Некоторые, принимая
теорию мирового прогресса Гегеля, по чувству патриотизма
возмущались его мнением, что германская цивилизация есть
последняя ступень прогресса и что славянское племя есть
неисторическое племя. Они не видели причины, почему прогресс должен
"пановиться на германцах; из истории они выносили убеждение,
!но славянство было далеко от застоя, имело свое историческое
развитие, свою культуру. Эта культура была самостоятельна и
сличалась от германской в трех отношениях: 1) На Западе, у
1 «рманцев, христианство явилось в форме католичества и затем
протестантства; на Востоке, у славян, — в форме православия.
> Древнеклассическую культуру германцы восприняли из
''пма в форме латинской, славяне — из Византии в форме гре-

634
С.Ф.ПЛАТОНОВ
ческой. Между той и другой культурой есть существенные раз
личия. 3) Наконец, государственный быт в древнегерманских
государствах сложился путем завоевания, у славян, и у русских
в частности, — путем мирным; поэтому в основании обществен
ных отношений на Западе лежит вековая вражда, а у нас ее нет.
Самостоятельное развитие этих трех начал составляло
содержание древнерусской жизни. Так думали некоторые более
самостоятельные последователи германской философии, получившие
название «славянофилов».!Наибольшего развития
самостоятельная русская жизнь достигла в эпоху Московского государства.
Петр нарушил это развитие. Он своей насильственной реформой
внес к нам чуждые, даже противоположные начала западной
ге\ манской цивилизации. Он повернул правильное течение
народной жизни на ложную дорогу заимствований. Он не понимал
заветов прошлого, не понимал нашего «национального духа».
Чтобы остаться верным этому национальному духу, мы должны
отречься от чуждых западноевропейских начал и возвратиться к
самобытной старине. Тогда, сознательно развивая национальные
наши начала, мы своей цивилизацией можем сменить герман
скую и станем в общем мировом развитии выше германцев.
Таковы воззрения славянофилов. Петр, по их мнению,
изменил прошлому, действовал против него. Славянофилы ставили
высоко личность Петра, признавали пользу некоторых его дел,
но считали его реформу не национальной и вредной в самом ее
существе. У них, как и у западников, Петр был лишен всякой
внутренней связи с предшествовавшей ему исторической
жизнью.
Вы, конечно, уже заметили, что ни одно из рассмотренных
нами воззрений на Петра не было в состоянии указать и
объяснить внутреннюю связь его преобразований с предыдущей исто
рией. Даже Карамзин не шел далее смутного намека. Эту связь
Петра с прошлым уловил чутьем в 40-х годах Погодин, но не
ранее как в 1863 г. он мог высказать об этом свои мысли.
Причиной этому был отчасти недостаток исторического материала,
отчасти отсутствие у Погодина цельного исторического миросозер
цания.
Такое миросозерцание было внесено в наши университеты н
конце 40-х годов, когда Погодин уже кончил свою профессор
скую деятельность. Носителями новых исторических идей были
молодые ученые, воззрения которых на нашу историю в то
время назывались «теорией родового быта». Впоследствии же эти
ученые стали известны под собирательным именем «историки
юридической школы». Они первые установили мысль о том, что

Лекции пп русской ист при и
635
реформы Петра явились необходимым следствием всего
исторического развития русской жизни. Мы уже знаем, что воспитались
эти ученые под влиянием германской философии и исторической
науки. В начале нашего века историческая наука в Германии
сделала большие успехи. Деятели так называемой германской
исторической школы внесли в изучение истории чрезвычайно
плодотворные руководящие идеи и новые, точные методы
исследования исторического материала. Главной мыслью германских
историков была мысль о том, что развитие человеческих
обществ не есть результат случайностей и единоличной воли
отдельных лиц, напротив, что это развитие совершается, как
развитие организма, по строгим законам, ниспровергнуть которые
не может сила человека. Первый шаг к такому воззрению сделал
еще в конце XVIII в. Фр. Лвг. Вольф5 в своем труде. За ним
последовали историки — Пибур'' и Готфрид Миллер7,
занимавшиеся историей Рима и Греции, историки-юристы Эйхгорн*
(историк древнегерманского права) и Савиньи •' (историк римского
права). Их направление создало в Германии в половине XIX в.
блестящее положение исторической науки, под влиянием
которой сложились и наши ученые. Они усвоили себе все выводы и
воззрения немецкой исторической школы. Некоторые из них
увлекались и философией Гегеля. Хотя в Германии точная и
строго фактическая историческая школа не всегда жила в ладу с
метафизическими умствованиями Гегеля и его последователей,
тем не менее историки и Гегель сходились в основном воззрении
на историю как на закономерное развитие человеческих
обществ. И историки, и Гегель отрицали случайность, и их
воззрения поэтому могли ужиться в одной личности.
Эти воззрения и были приложены к русской истории
нашими учеными. Первыми сделали это в своих лекциях и печатных
трудах профессора Московского университета С. М. Соловьев и
К. Д. Кавелин. Они думали показать в русской исторической
жизни органическое развитие тех начал, которые были даны
первоначальным бытом нашего племени. Они полагали, что
главным содержанием нашей исторической жизни была
естественная смена одних форм жизни другими. Подметив порядок
этой смены, они надеялись найти законы нашего исторического
развития. По их мнению, государственный порядок
окончательно установлен у нас деятельностью Петра Великого. Петр
Великий своими реформами отвечал на требования национальной
'Кизни, которая к его времени развилась уже до
государственных форм бытия. Стало быть, деятельность Петра вытекла из
Исторической необходимости и была вполне национальна.

(»;ui
С.Ф.П-ЧЛТОПОН
'Гак, в первый раз была установлена органическая связь и ре
образований Петра с общим ходом русской истории. Нетрудно
заметить, что эта связь - чисто логическая, лишенная пока
фактического содержания. Непосредственного историческою
преемства между Русью XVII в. и эпохой Петра в первых трудах
Соловьева и Кавелина указано не было. Это преемство вообще
долго не давалось нашему ученому сознанию.
Стараясь сыскать это непосредственное преемство, как сами
Соловьев и Кавелин, так и их последователи историки-юристы,
обращаясь к изучению допетровской эпохи, склонны были
думать, что Россия в XVII в. дожила до государственного кризиса.
«Древняя русская жизнь, говорит Кавелин, — исчерпала
себя вполне. Она развила все начала, которые в ней скрывались,
все типы, в которых непосредственно воплощались эти начала.
Она сделала все, что могла, и, окончив свое призвание,
прекратилась». Петр вывел Россию из этого кризиса на новый путь. По
мнению Соловьева, в XVII в. наше государство дошло до полной
несостоятельности, нравственной, экономической и
административной, и могло выйти на правильную дорогу только путем
резкой реформы («История», т. XIII). Эта реформа пришла с
Петром. Так судили о XVII в. и многие другие исследователи.
В обществе распространился взгляд на Московскую Русь как на
страну застоя, не имевшую сил для прогрессивного развития.
Эта страна дожила до полного разложения, надо было крайнее
усилие для ее спасения, и оно было сделано Петром. Таким
образом, преобразования Петра представлялись естественной исто
рической необходимостью, они были тесно связаны с предыду
щей эпохой, однако только с темными, отрицательными ее
сторонами, только с кризисом старого строя.
Но такое понимание исторического преемства между старой
Русью и реформой в последние десятилетия заменилось другим.
Новую точку зрения внес в науку тот же Соловьев. Необходимо
заметить, что его взгляды на реформу Петра с самого начала ei и
научной деятельности отличались некоторой двойственностью.
В одной из ранних своих статей («Взгляд на историю устаноь
ления государственного порядка в России», 1851 г.), говоря <■
критическом положении Московского государства в XVII в., Со
ловьев не ограничивается только указанием на явление этой-
кризиса, но замечает, что государи XVII в. для удовлетворения
новых нужд государства начали ряд преобразовании. «В течени»-
XVII в., — говорит он, — явно обозначились новые потребности
государства, и призваны были те же средства для их удовлетво
рения, которые были употреблены в XVIII в. в так называемую

,Цекщш по русской истории
(Ш
эпоху преобразовании». Таким образом Петр не только получил
от старого порядка одно сознание — необходимости реформ, но
имел предшественников в этом деле, действовал ранее
намеченными путями. Словом, он решал старую, не им поставленную
задачу, и решал ранее известным способом. Позднее Соловьев
блистательно развил такой взгляд в своих «Чтениях о Петре
Великом» в 1872 г. Здесь он прямо называет Петра «сыном своего
народа», выразителем народных стремлений. Бросая общий
взгляд на весь ход нашей истории, он следит за тем, как
естественно развивалось у наших предков сознание бессилия, как
постепенно делались попытки исправить свое положение, как
постоянно стремились лучшие люди к общению с Западом, как
крепло в русском обществе сознание необходимости перемен.
«Народ собрался в дорогу, — заканчивает он, — и ждал вождя»;
этот вождь явился в лице Петра Великого.
Высказанный после долгого и пристального изучения
фактов, этот взгляд Соловьева поражает и глубокой внутренней
правдой, и мастерством изложения. Не один Соловьев в 60-х и
70-х годах думал так об историческом значении реформы
(вспомним Погодина), но одному Соловьеву удалось так
убедительно и сильно формулировать свой взгляд. Петр —
подражатель старого движения, знакомого древней Руси. В его реформе
и направление, и средства не новы — они даны
предшествовавшей эпохой. Нова в его реформе только страшная энергия Петра,
быстрота и резкость преобразовательного движения,
беззаветная преданность идее, бескорыстное служение делу до
самозабвения. Ново только то, что внес в реформу личный гений, личный
характер Петра. Такая точка зрения дала теперь полное
историческое содержание мысли об органической связи реформы
Петра с общим ходом русской жизни. Эта мысль, как я указал,
явилась у нас чисто логическим путем, как априорный вывод из
общего исторического созерцания некоторых ученых. В трудах
Соловьева этот исторический вывод получил твердое основание;
реформа Петра, так сказать, конкретно связалась с
предыдущими эпохами.
Развивая общее наше историческое сознание, идея Соловьева
Дала направление и многим частным историческим
исследованиям. Исторические монографии о XVII в. и времени Петра
констатируют теперь связь преобразований с предыдущими эпоха-
Ми и в отдельных сферах древнерусской жизни. В результате
т«жих монографий является всегда одинаковый вывод, что Петр
Непосредственно продолжал начинания XVII в. и оставался все-
! Да верен основным началам нашего государственного быта, как

638
С. Ф. ПЛАТОНОВ
он сложился в XVII в. Понимание этого века стало иным. Не
далеко то время, когда эпоха первых царей Романовых пред
ставлялась временем общего кризиса и разложения, последни
ми минутами тупого застоя. Теперь представления изменились:
XVII век представляется веком сильного общественного броже
ния, когда сознавали потребность перемен, пробовали вводить
перемены, спорили о них, искали нового пути, угадывали, что-
этот путь в сближении с Западом, и уже тянулись к Западу.
Теперь ясно, что XVII век подготовил почву для реформы и самого
Петра воспитал в идее реформы. Увлекаясь этой точкой зрения,
некоторые исследователи склонны даже преуменьшать значение
самого Петра в преобразованиях его эпохи и представлять эти
преобразования как «стихийный» процесс, в котором сам Петр
играл пассивную роль бессознательного фактора. У П. Н. Милю
кова в его трудах о петровской реформе («Государственное
хозяйство России в первой четверти XVIII в. и реформа Петра В.»
и «Очерки по истории русской культуры») находим ту мысль,
что реформа часто «из вторых рук попадала в сознание преобра
зователя», бессильного удержать ход дела в своем распоряже
нии и даже понять направление событий. Нечего и говорить, что
такого рода взгляд есть крайность, не разделяемая последующи
ми исследователями преобразований (II. П. Павлов-Сильван
ский ш, «Проекты реформ в записках современников Петра В.»).
Итак, научное понимание Петра Великого основывается на
мысли, полнее и справедливее всего высказанной Соловьевым.
Наша наука успела связать Петра с прошлым и объяснить
необходимость его реформ. Факты его деятельности собраны и
обследованы в нескольких ученых трудах. Исторические результаты
деятельности Петра, политической и преобразовательной, тож<-
не один раз указаны. Теперь мы можем изучить Петра вполне
научно.
Но если наша историческая наука пришла к воззрению н.»
Петра, более или менее определенному и обоснованному, то в н;>
шем обществе еще не выработалось однообразного и прочной»
отношения к его преобразованиям. В текущей литературе и в об
ществе до сих пор крайне разнообразно судят о Петре. Продол
жаются время от времени немного запоздалые споры о степени
национальности и необходимости Петровых реформ; подымаем
ся довольно праздный вопрос о том, полезна или вредна была ре
форма Петра в ее целом. Все эти мнения, в сущности, являются
видоизмененными отголосками исторически слагавшихся в<>;
зрений на Петра, которые я старался изложить в хронологиче
ской последовательности.

Лекции по русской истории
639
Если мы еще раз мысленно переберем все старые и новые
взгляды на Петра, то легко заметить, как разнообразны они не
только по содержанию, но и по тем основаниям, из которых
вытекали. Современники и ближайшее потомство Петра, лично
задетые реформой, судили о нем неспокойно: в основании их
отзывов лежало чувство или крайней любви, или ненависти. Чувство
столько же руководило и теми людьми XVIII в., которые, как
Щербатов, грустно смотрели на развращение современных
нравов и считали его плохим результатом резкой реформы. Все
это — оценки скорее всего публицистического характера. Но в
основе карамзинского взгляда лежало уже отвлеченное
моральное чувство: ставя Ивана III выше Петра, он насильственные
приемы Петра при проведении преобразований осуждал с высоты
моральной философии. В воззрениях западников и
славянофилов наблюдаем опять новое основание — отвлеченное
мышление, метафизический синтез. Для них Петр менее —
историческое лицо и более — отвлеченное понятие. Петр — как бы
логическая посылка, от которой можно идти к тем или другим
философским заключениям о русской истории. От влияния
метафизики не свободны и первые шаги исследователей историко-
горидической школы; но фактическое изучение нашей истории,
которое производилось ими очень добросовестно, дало нашим
ученым возможность избавиться от предвзятых доктрин.
Руководимые фактами, стремясь к строго научному выводу, они
создали научное отношение к эпохе Петра Великого. Это научное
отношение будет, конечно, далее развиваться в нашей науке. Но
уже теперь плодом его является возможность основательно и
свободно судить о Петре. Его личность не оторвана от родной его
почвы, он для нас уже не Бог и не антихрист, он — определенное
лицо, с громадными силами, с высокими достоинствами, с
человеческими слабостями и недостатками. Мы теперь вполне пони-
Маем, что его личность и пороки — продукт его времени, а его
Деятельность и исторические заслуги — дело вечности.

^^
А. А. КИЗЕВЕТТЕР
Реформа Петра Великого
в сознании русского общества
Когда французский историк берется решать вопрос об
исторических пачатках современной Франции, он не колеблется в
выборе исходной точки своих исследований и обращается к
изучению Великой Французской революции в твердой уверенности
найти именно здесь, на этом глубоком рубеже между двумя
последовательными эрами западно-европейской истории, могилу
старой и колыбель новой Франции. Для него это — великий
центральный пункт исторического процесса, с которого всего
легче бросать как проспективные, так и ретроспективные
взгляды на непрерывное течение событий, с которого всего легче
поэтому подойти к уразумению и общего хода народной истории в
ее целом.
Какую позицию изберет русский историк, задавшись
аналогичной целью: исследовать исторические начатки современной
России?
Мотивированный ответ на этот вопрос мог бы составить
предмет самостоятельного очерка. Но теперь нас интересуют не буду
щие, а бывшие русские историки. Вопрос, поставленный нами,
далеко не нов для русской литературы. Он уже имеет свою весь
ма поучительную историю.
Долгое время репутация такого центрального пункта пере
ж итого нами исторического процесса безраздельно
признавалась за реформой Петра Великого. В ней видели грандиозный
исторический катаклизм, который за раз и подвел
окончательные счеты старой «московской» истории и могущественно пред
определил весь дальнейший ход нашей исторической жизни-
Вот почему рассмотрение сущности петровской реформы и оцеп

ко ее значения долгое время служили самой притягательной
темой текущей исторической литературы, вот почему именно к
разработке зтой темы приурочивались наиболее иоучшельные
обобщающие выводы относительно общего течения русской
исторической жизни. Вопрос о реформе Петра быстро разрастался
и осложнялся под пером исследователей. Вместе с тем с
дальнейшим развитием :пч>й литературы нее более стушевывались и
тускнели в сознании общества и сам Петр как конкретное
историческое лицо, и его реформа как реальный исторический факт.
Имя первого русского императора приобретало чисто
символический смысл. Что только не иодкладывалось в разное время
под это всеобъемлющее имя? Общеевропейская, даже
общечеловеческая культура, торжество государственной идеи,
могущественное значение науки и знания в народной жизни,
просвещенный абсолютизм, революционная ломка исторических
традиций, измена национальному духу, обезличение
народности, разрыв государства и земли — все это и многое другое - до
пришествия антихриста включительно, - не раз покрывалось
краткой и энергической формулой: Петр. Вот какие
разнообразные элементы вплетались постепенно в существо петровского
вопроса. Каждое поколение, каждая общественная группа
вносила свою самостоятельную ноту в его обсуждение,
оплодотворяя все новым и новым материалом его дальнейшую разработку.
Правда, многие из прежних построений рухнули безвозвратно,
когда при свете научного анализа исторических источников,
столь долго лежавших иод спудом в самый разгар полемики,
перед нами отчетливее выступили очертания подлинной
исторической фигуры Петра и яснее обозначился смысл совершенных
им преобразований. Но эти позднейшие открытия, подорвав
научное значение предшествующей литературы во многих ее
выводах, нисколько не разрушили ее исторического интереса.
История петровского вопроса важна и поучительна для нас не менее
истории петровского царствования. Литература вопроса с
необыкновенной эластичностью отразила на его различных
постановках разнообразнейшие повороты общественной жизни,
разнообразнейшие течения общественной мысли. Мы намерены
предложить вниманию читателей краткий обзор различных
фазисов этого вопроса. В нашей литературе есть работа, иосвящен-
1и*я тому же предмету, мы разумеем статью г. Шмурло «Петр
*' еликий-- в русской литературе» •'•". Сопоставив разновременно
< Журя-'ал • Министерства^- нар- одного прогнет енил » па
1884 г. и отдельно.

642
Л.Л.КМЯЕВЕТТЕР
высказанные взгляды на реформу и ее значение, автор слишком
скупо освещает те явления научной и общественной жизни, на
почве которых эти взгляды выросли. Пользуясь отчасти матери
алом, собранным г. Шмурло, мы пытаемся восполнить указан
ный пробел его работы *.
I
Петровский вопрос завещан нашему веку еще XVIII
столетием. Еще при жизни Петра он уже был поставлен ребром и тот
час же разделил тогдашнее общество на два
непримиримо-враждебные лагеря. И вот что любопытно: постановка вопроса сразу
приняла свои наиболее характерные черты. Противники далекс
и резко разошлись в оценке реформы, исходя из полного-еог-лн
сия в ее понимании. Лишь только Петр окончательно взял в свои
руки руль государственного корабля и дал почувствовать обще
ству существо своего политического «курса», к подножию троил
тотчас понеслись и дифирамбы, и проклятия. «Единыя вашими
неусыпными трудами и руковождением мы, ваши верные под
данные из тьмы неведения на театр славы всего света и таки
реши из небытия в бытие произведены и в общество
политичных народов присовокуплены» — так ораторствовал канцлер
Головкин, поднося Петру императорский титул от лица Сената
по случаю заключения Ништадтского мира **. «Сей монарх
отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать,
что и мы люди, одним словом, на что в России ни взгляни, все
его началом имеет и что бы впредь ни делалось, от сего
источника черпать будут», — так писал в своих интимных мемуарах, ш
предназначавшихся для публичного прочтения, один из
птенцов петровского царствования, Неплюев, под свежим впечатле
нием только что пережитой преобразовательной эпохи*'-*. Тор
жественная официальная речь и интимное излияние чувств::
скромного мемуариста поразительно совпадают друг с другом т
понимании и оценке петровской реформы. Очевидно, мы имеем
* Не можем не указать и на другую слабую сторону названной рабо
ты: собирая воедино различные суждения о петровской реформе,
автор нигде не разграничивает субъективных настроений
единичных личностей от типичных воззрений целых поколений или
полых общественных групп. В дальнейшем изложении мы будем
иметь дело только с последними.
** П<олное> собр<ание> зак<онов>. VI. № 3845.
*** Записки Ив. Ив. Неплюева. СПб., 1893. С. 22.

реформ*-1 Петра Be шкп(ч> г. .- nJH(inun ptjeehn.n оишеспиш ()iS
здесь дело со сложившимся воззрением целой общественной
группы сторонников реформы. Фигура Петра принимает в этом
воззрении поистине героические очертания. «)то — богатырь,
одним личным усилием впервые двинувший громадную страну
на путь совершенствования. Однако прислушаемся к другим
голосам современников и мы скоро различим в панегирическом
хоре резкие диссонансы. «Государь разрушает веру
христианскую, велит бороды брить» платье носить немецкое, табак
тянуть...» «Как его Бог на царство послал, так и светлых дней не
видали, рубли, да полтины, да, подводы, отдыху нашей братьи,
крестьянству нет...» «Какоп-де он государь, он крестьян
разорил с домами, мужей наших побрал в солдаты, а нас с детьми
осиротил и заставил плакать пек...»* Вот красноречивые
отголоски негодующего ропота противников реформы, сохраненные
от забвения документами Преображенского приказа. Общество
жаловалось на поругание старых обычаев, низшая масса
прибавляла к этим жалобам горький плач на непомерную тяжесть
общенародных жертв на текущие государственные нужды. В этих
жалобах и обличениях мы встречаем, однако, одну общую ноту с
панегириками ревностных сторонников Петра: jjjjjecb, kjhc_ jjljs
противоположном лагере, все приурочивается к личности
Петра, его, на этот раз злая, воля рассматривается как
единственный источник всех переживаемых бед.
Россия переживает резкий перелом в своем развитии,
единственная творящая сила этого перелома, животворного в глазах
одних, губительного в глазах дрмих личная воля Петра:
такова исходная точка всех дальнейших заключений
современников петровской эпохи. »-)той точке зрения на источник реформы
необыкновенно посчастливилось. Она надолго пережила своих
первоначальных адептов, превратившись с течением времени в
общепризнанную традицию. Мы знаем теперь, как она далека от
подлинной исторической действительности. Мы знаем, что
преобразовательная программа Петра отнюдь не имела характера
исторического экспромта, она уже обращалась во всех своих
существенных чертах в сознании передовых слоев московского
общества задолго до начала петровского царствования,
подсказанная неотразимыми запросами жизни, неотложными
государственными нуждами. Мало того, правительство еще до Петра
г купило уже на путь практического осуществления намечен-
Ul*ix преобразовательных начал. Петровская реформа представи-
,а собой блестящее завершение этого преобразовательного про-
'• Соловьев. История Pnenm. Т. XV.

644
Л. А КИЗЕВЕТТКр
цесса, непосредственно примыкая, таким образом, к предшест
вующему периоду нашей истории и отнюдь не являясь внезап
ной революционной ломкой московской старины.
Все эти выводы составляют в настоящее время прочное при
обретение русской исторической науки. Вот почему для нас осо
бенно интересно проследить зарождение и развитие
противоположного взгляда, столь долго державшего под своим обаянием
как горячих сторонников, так и непримиримых врагов Петра
или, вернее, тех принципов, которые в нем символизировались.
Целый ряд разнообразнейших мотивов попеременно
поддерживал в течение полутора столетий живучесть этого
традиционного взгляда на реформу Петра, как на внезапный исторический
катаклизм. Уже сами современники реформы находились в этом
отношении под сильным перекрестным влиянием различных
факторов.
Прежде всего здесь действовало непосредственное обаяние
выдающейся личности Преобразователя. Нам нетрудно теперь
спокойно заниматься оценкой его качеств и деяний. Перед нами
одни пожелтевшие от времени исторические документы,
которые, хотя и дышат жизнью, но уже не имеют никакой власти
над нашей личной судьбой. Современники Петра находились в
другом положении. Они переживали на собственных нервах
водоворот быстро мелькавших событий. Они являлись зараз и
оценщиками правительственной деятельности, и
заинтересованной стороной, для которой как раз и предназначались и розы, и
тернии вновь созидаемого порядка. Немудрено, что их суд
диктовался гораздо более чувством, чем анализирующей мыслью.
Изобильные царские указы то и дело ставили ребром
важнейшие государственные вопросы. Каждый из них тотчас задевал
целую вереницу давно привычных интересов.
Среди этой стремительной преобразовательной горячки, в
этом тревожном существовании от толчка до толчка, от указа до
указа людям некогда было вникать в основную сущность преоб
разовательных мероприятий, мысленно обращаться назад и
там, в прошлом, разыскивать исторические корни волновавших
их новых явлений. Они едва успевали освоиться с одной
внешней оболочкой этих явлений, с тем, что непосредственно било в
глаза новизной формы, стремительностью принудительного
распространения. Вот почему им не могло быть доступно
понимание исторической подготовки реформы. Между тем перед ними
стояла крупная фигура преобразователя, его изумительно
энергическая деятельность, крутая и непреклонная воля,
сосредоточенная в его руках громадная власть — все это могущественно

Реформа Flrnipu Hr.iutittsa «> си.шинии русского oduu'cmad 6-15
приковывало общее внимание к центральной личности Петра.
Рыло и другое условие, способствовавшее укоренению
подобного взгляда на реформу как на внезапную революцию. Чтобы
понять истинный характер политических воззрений и симпатий
людей того времени, необходимо принять во внимание
двигавшие ими практические интересы. Железная диктатура Петра не
благоприятствовала развитию взаимного трения внутренних
партии. Тем не менее jtii партии существовали, и элементы
будущей борьбы быстро формировались. Условия текущего ис-
- торического момента придавили, но не затушили
самостоятельных притязаний общественных групп и, может быть,
принудительная сдавленность их взаимного раздражения только еще
более обостряла это раздражение... Реформаторская
деятельность Петра вызвала на поверхность государственной жизни
новые общественные элементы. !)то произвело крупную
метаморфозу в рядах тогдашнего правящего класса. У ступеней трона
стали новые люди, группа «петровских птенцов», связанная
единством служебной карьеры. Крайне несложная карьера... она
йея исчерпывается одним неожиданным и стремительным
скачком из безнадежного мрака неизвестности прямо к ступеням
трона. Все ;»то - люди, взятые от гноища, как сказал бы Иван
Грозный. Их сказочное превращение в крупнейших вельмож
государства имело общий источник: так* захотел Петр. Потомки
старинных фамилий должны были встретить их неожиданное
возвышение с недоумением и затаенной брезгливостью.
Демократическая стр\я, ворвавшаяся вместе с реформой в верхние
общественные слои, опрокинула все заветы родовитого
боярства, выросшие на долголетней исторической привычке к
пропорциональности стуженного старшинства с отеческой честью...
'Гак стали лицом друг к другу обломки родовитой знати и группа
ближайших сотрудников Петра -- детище преобразовательной
эпохи. Им предстояла впереди сложная и ожесточенная борьба
за политическое первенство.
Вот почва, на которой возник и обострился петровский вопрос
"^царствование Петра. Поклоншши старины и приверженцы
Преобразований народились не при Петре, то была уже старая
ЛТ(1ждоусобпца русских умов, начавшая обозначаться
приблизительно с половины XVII столетия. Но теперь старые враги как
"Ь1 позабыли хронологию своей борьбы. Петровские птенцы
отождествили внезапность своего личного возвышения с ходом под-
1 ''Човки того дела, к которому они были приставлены. Для них.
' ]я их личной карьеры Петр действительно был единственным
ч^рцом, приводившим «из небытия к бытию». Им естественно

646
А.А.КИЗЕВЕТТЕР
было взглянуть и на всю реформу как на внезапный переворот,
как на неожиданную зарю новой эры, а себя самих совершенно
искренно признать пионерами новых идей. Старые бояре, столь
же искренно заблуждаясь, сочли начальным моментом своей
политической смерти тог день, когда Петр, вернувшись из
заграничного путешествия, впервые тронул ножницами их пушистыо
бороды. Несколько десятилетий они смотрели спокойно на
совершавшуюся кругом настойчивую перестройку старого
порядка, мало того, они сами принимали участие в этой перестройке и
еще совсем не задолго до воцарения Петра собственноручно
похоронили местничество. Теперь они встрепенулись, вдруг поняв
и почувствовав, что обломки старого порядка будут их
собственной могилой. Они не рассчитывали на подобный исход и
отказались признать в реформаторской деятельности Петра
непосредственное продолжение собственных опытов и проектов.
Отмеченная социальная подкладка петровского вопроса в
царствование Петра, может быть, всего менее отчетливо
сознавалась самими современниками, тем не менее именно она вдохну
ла настоящую жизненную силу в развитие этого вопроса, создав
из теоретических сторонников и противников реформы два
крепко сплоченные лагеря.
II
Со смертью Петра они вступили в открытую борьбу и
померились силами. Первая половина XVIII столетия полна знамена
тельных и тревожных событий, создавших как нельзя более-
благо приятную почну для дальнейшего обострения петровского
вопроса. В шумных перипетиях поднявшейся партийной борьбы
нельзя не видеть непосредственных следствий предшествующей
перестройки общественных отношений. Общественные элемен
ты, вызванные к жизни реформой, стремятся укрепить за coooii
занятую позицию, и по смерти преобразователя старобоярская
партия спешит воспользоваться этой смертью для
восстановления своего упавшего престижа. Практические мотивы, разбп
вавшие общество на два враждебные лагеря, сохраняют всю
свою свежесть. Трудно сказать, кто тут наступал и кто
оборонялся. Петровские птенцы крепко держатся тех преимуществ,
какие достались на их долго еще в реформационную эпоху: они
стремятся сохранить личную близость к трону при разрешении
спорного вопроса о престолонаследии и проводят на престол суп
ругу Преобразователя, которая являлась их естественным кан

реформа Петра Великого »> tn.wtaHuu русского апщестна 617
дидатом, сама будучи петровским птенцом, волею одного Петра
превращенная в Екатерину и.ч никому не ведомой Марты; в их
руках высшие государственные учреждения, наконец, они
усердно прикармливают гвардию. Но и у противоположной партии
были свои серьезные союзники. Для нее открывалась
возможность опереться на крупное общественное движение, назревшее
к этому времени в среде русского дворянства и направленное на
изменение существенных основ завершенного Петром
государственного порядка. Это было стремление к раскрепощению
дворянства, к освобождению его от обязательной службы, к
превращению «служилых людей», какими еще оставались, в
сущности, русские дворяне петровской эпохи, в привилегированный
общественный класс, «содержащийся от государства в
надлежащем почтении и консидерации». Отмеченное движение скоро
приняло весьма внушительные размеры; в нем была одна
сторона, которую с успехом могла эксплуатировать старобоярская
партия для поражения своих политических противников:
конечные цели движения шли совершенно в разрез с принципами
петровской реформы, были направлены к ниспровержению
созданного Петром порядка. Как известно, старобоярская партия
не оказалась на высоте своего положения в руководительстве
этим движением. Она слишком резко выставила на первый план
эгоистические партийные притязания. Масса отшатнулась от
своих вождей, движение пошло вразброд и потерпело в конце
концов решительное фиаско. Правда, освободительное
движение среди дворянского класса не заглохло, оно снова пробилось
наружу, но уже под другим флагом, в иной обстановке и вне
всякой связи с притязаниями старобоярской партии. Таков
внутренний смысл событий, разыгравшихся по смерти Петра и
закончившихся воцарением императрицы Айны*1.
Мы упомянули об этих событиях, чтобы показать, как сильно
Должны были влиять на постановку вопроса о петровской
реформе во все первое 30-летие XVI11 в. те же самые взаимные
партийные счеты, которые мы отметили при жизни Петра. При
Петре притязания этих партий лишь формировались и зрели,
теперь они с обеих сторон открыто были поставлены на карту.
Надежды и страхи, торжество успеха и горечь разочарований
N' тли только обострить с обеих сторон у одних — преклонение
г,0рсд реформой, источником доставшихся им благ, у других —
f'e враждебную критику. Вместе с тем и с той, и с другой сторо-
'' Милюков 77. Я. Попытка государствен ной реформы при воцарении
ими. Анны // Сборник в пользу воскресных шкот. М., 1894.

6-18
A.A.KliHEBETTF.l*
ны в сознание общества все глубже внедрялось представление о
реформе как о резком кризисе, перевернувшем естественное
течение жизни. С воцарением Анны рассмотренная партийная
борьба пресекается и глохнет. Самые партии начинают
вырождаться. Жизнь выдвигает мало-помалу совершенно новые
комбинации общественных элементов. Тем не менее обращающиеся
в обществе взгляды на реформу еще долгое время в
значительной степени сохраняют отдаленную связь с первоначальной
постановкой петровского вопроса. Традиция давно угасших
партийных счетов, личных отношений и впечатлений, вынесенных
некогда из реформационной эпохи, усердно поддерживается
отдельными, долее других пощаженными смертью
современниками Петра. Вот, например, характерные слова Неплюева,
сказанные им на склоне своей политической карьеры; когда Екатерина
дала согласие на его просьбу об отставке под условием указать
ей взамен столь же достойного человека, Неплюев заметил:
«Нет, государыня, мы — Петра Великого ученики, проведены
им сквозь огонь и воду, инако воспитывались, ннако мыслили и
вели себя, а ныне инако воспитываются, инако ведут себя и
инако мыслят, и так я не могу ни за кого, ниже за сына своего
ручаться» *. Достаточно вслушаться в этот характерный ответ,
чтобы тотчас почувствовать, какими красноречивыми
носителями старых преданий являлись в это время подобные Неплюеву
очевидцы петровской эпохи.
Между тем петровский вопрос постепенно вступал в новый
фазис своего развития под влиянием иных факторов,
действовавших совершенно независимо от этих отголосков прошлого.
С воцарением Анны текущая общественная жизнь подпадает
воздействию двух самостоятельных определяющих тенденций.
С одной стороны, правящие сферы озабочены пресечением
всякой возможности возобновления только что улегшихся
брожений. На этой почве вырастает диктатура Бирона с его системой
террора. С другой стороны, правительство идет навстре^ неко
торым притязаниям руководящего общественного класса — дво
ряиства. В правление императрицы Анны мы видим ряд крупных
законодательных шагов по пути дворянского раскрепощения,
получающего теперь мало-помалу правительственную санкцию.
Каждая из этих тенденций внесла свою самостоятельную струи1
в развитие петровского вопроса.
* Голиков. Дополнение:- к Деян<иям> Петра Великого -. Т. XVH-
С. 449.

реформа Петра Великого в сознании русского общества (549
«Бироновщина» страшно тяготила русское общество. Одна, в
сущности, случайная и второстепенная черта этой системы
чувствовалась паиболее остро: исполнителями системы являлись
иностранцы с Бпроном во главе. Вот почему «бироновщина»
осаждала в сознании общества двойную горечь. К жуткому
сознанию необеспеченности и беззащитности своего положения
присоединялось оскорбленпое национальное чувство. Под
напором этого чувства сгладились разнообразные оттенки, недавно
разделявшие друг от друга различные общественные слои. Из
них образовалась мало-помалу одна национальная, партия,
поставившая своей ближайшей задачей свержение иноземного
ига. Воцарение Елизаветы являлось выполнением этой задачи.
Елизавета открыто и торжественно развернула знамя
национальной поли гики, прекрасно сознавая, как тесно связан успех
ее кандидатуры с общественной реакцией против господства
ненавистных иноземцев. Ее воцарение настойчиво выставлялось
торжеством национального дела. В ближайшие дни после
переворота иностранцы чувствовали себя в осадном положении. Сол-
латы открыто заявлял!! теперь свою накипавшую ненависть,
причем дело доходило до кровавых сцен, грозивших принять
широкие размеры. Л в это время в официальном перечислении
преступлений осужденного теперь Остермана с ударением
указывалось на то, что он «к важным делам, которые до целости
всего государства касались, в предосуждение всего российского
народа употреблял чужих наций людей, а не российских
природных и, будучи в своем министерстве, имея все государственное
правление в своих руках, многие славные и древние российские
фамилии опровергать и искоренять... а жестокие и неслыханные
мучения и экзекуции, как над знатными, так и над не
знатными... в действо производить старался» •'•*.
Во времена господства иноземцев национальная партия,
наметя своим кандидатом Елизавету, любила указывать на
оскорбительное для русского чувства унижение в ее лице прямого
потомства Петра. И при воцарении она была восторженно
приветствована как «дщерь Петрова». Так успех Елизаветы, столь
Сланный в видах освобождения от иноземного господства,
естественно совпадает с апофеозом Петра. Это весьма любопытный
Момент в истории петровского вопроса. Теоретические
противники реформы и раньше, и много позже видели в ней измену на-
ч'жальным основам русской жизни. Между тем как раз в то
I'AurecKUu. Очерк царствования Клпзаноты Пегропни ; •
Сочинения. Т. II.

650
A.A.KH3EBETTF!-'
время, когда имя Петра достигло наибольшей популярности г$
сознании общества прошлого столетия, когда эта популярность
стала наиболее общепризнанной, — Петр был предметом
поклонения, как национальный герои, его прославляли в противовес
его преемникам, отдавшим судьбы родины в чуждые руки. Это
поклонение Петру с национальной точки зрения отнюдь не
соединялось, однако, с идеализацией допетровской старины. И
теперь Петру приписывали внезапный переворот, возродивший
Россию, и теперь придворные проповедники с пафосом
восклицали: «Петр обрете нас, подобных древу лесному, криву, суковату,
дебелу, ожелтелу, неотесану, ни на какое дело неудобну, своима
рукама в красныя статуи переделал, да еще и не бездушныя...
Одна всех повесть, что Россия все свое лучшее состояние Петру
должна. Общенародный голос, что у нас то только не худое, что
Петрово» *.
Но эти благодетельные перемены никто не думал тогда объяв
лять изменой родной истории. Нет, их выставляли как разумное
удовлетворение назревших национальных потребностей. В то
же время, начиная с воцарения императрицы Елизаветы,
«продолжение Петровых дел» становится официальным лозунгом
правительственной политики. Имп. Екатерина всецело
воспринимает этот лозунг. Достаточно известно, как любила она
называть себя ученицей Петра В<еликого> и как усердно старалась
проявить в различных внешних знаках свою духовную близость
к великому преобразователю. Эти старания не прошли бесслед
но. И в литературе, и в обществе Екатерине II нередко
присваивали эпитет продолжательницы петровской реформы. Не следует
думать, однако, что правительственная политика этого времени
действительно усвоила себе «дух» политической системы Петра.
Как раз наоборот. Главнейшие акты екатерининского закопода
тельства нанесли окончательный удар остаткам этой системы.
Закрепощенная сверху донизу Россия Петра В<еликого> пре
вратилась в Россию привилегированного дворянства и порабо
щенного крестьянства. «Продолжение дел Петровых» — это
было лишь официальное общее место, усердно и настойчиво по
вторяемое ввиду окрепшей национальной популярности первого
императора. И вот вся придворная литература — вся эта беско
нечная вереница проповедей, громких од, изощренных «надш»
сей» к портретам и статуям усердно занялась теперь прославлс
* Шмурло Е. Петр В- ел и кий -• в русской литературе /7 Ж" уршп
М- инистерства ■ н<ародного> пр<освощения>. 1889. Июль. С. 60
70.

реформа И' мри />''.///м».§н i< t-xKiHiiHuu pitrch'ttt'tt оГццгтпи! 05 1
кием Петра. Декламаторы и пииты быстро мобилизовали все
ресурсы ложноклассического стили. Естественно, они рисовали
свои портреты крупными и яркими штрихами. Теперь уже не
довольствуются изображением Петра в виде исполина и героя,
его уподобляют Богу, творящему из ничего. Правда, вся эта
официозная панегирическая литература нисколько не
заботилась о доказательствах проводимого ею взгляда. Восклицания,
риторические метафоры — вот ее единственные орудия. Тем не
менее эта литература сыграла крупную роль в формировании
общественных воззрении на эпоху Петра. Она была сильна самой
своей стереотипностью, частой повторяемостью своих
излюбленных поэтических фигур. Своим непрерывным жужжанием
она приучала среднего читателя бессознательно, по привычке
усваивать общие места, ходячие взгляды.
Взгляд на Петра как на единственного двигателя
культурного роста России получил теперь новую поддержку. Мы видели
его первоначальное возникновение среди современников
{информационной эпохи: он зародился под непосредственным
обаянием личности преобразователя, последовавшая борьба
общественных классов еще более обострила его, а борьба
дворцовых кандидатур доставила ему с момента воцарения Елизаветы
официальное признание. Тогда официозная литература
занялась его усердной пропагандой, тем самым доведя его до
крайней степени утрировки, благодаря особенностям своих
литературных приемов.
Тем не менее это панегирическое направление не могло
завоевать себе во вторую половину столетия безусловного признания.
С течением времени петровский вопрос все более осложнялся и
разветвлялся. Панегирику снова было противопоставлено
запальчивое отрицание исторических заслуг Петра, но теперь
рядом с этим запальчивым отрицанием уже нарождался
мало-помалу и спокойный критический анализ его реформаторской
Деятельности. Взглянем поочередно на каждое из этих течений.
Отрицание исторических заслуг Петра возродилось опять-
Гаки на почве текущих сословных интересов. Петр довел до наи-
^■•icrnero напряжения старый принцип закрепощения всех обще-
^венных классов государственному тяглу. Все силы общества
^Мли призваны в той или другой форме к обязательному и
пожизненному отправлению различных государственных повин-
Нг'<тей. То была крайне изнурительная для общества система, но
н Ней была одна сторона, которая могла примирить с ней тех,
'* '<> был способен возвыситься в то время до ее обобщающей кри-
' ики. Система покоилась па принципе общественной енраведли-

652
А.А.КИГ>ЕШ<:ТТЕ1>
вости. Ее тяжесть была разложена на все общество сверху
донизу без всяких ограничений и изъятий. Со смертью Петра в
нашей истории начинается знаменательный процесс постепенного
освобождения общества от этого исключительного господства
государственного начала. Общественные классы мало-помалу
сбрасывают с себя путы закрепощенного состояния, формируясь
в свободные, самоуправляющееся общественные союзы. Этот
процесс, начавшийся со второй четверти прошлого столетия,
растянулся почти на века, его заключительным звеном следует
признать освободительные реформы позапрошлого
царствования. На XVIII век пал наиболее болезненный промежуточный
фазис этого трудного процесса. Раскрепощение общества
началось сверху. Жалованная грамота дворянству 1785 г. подвела
уже окончательные итоги дворянской эмансипации. Здесь
наступил перерыв. Процесс был задержан совокупностью
многочисленных условий. И вот государственный строй утратил на
долгое время свою прежнюю симметричность. Свобода верхнего
общественного слоя оперлась на закрепощение низшей массы.
XVIII век может быть назван эпохой наибольшего развития
крепостного права. Сбросив с себя ярмо обязательной ратной
службы, превратившись в привилегированных землевладельцев и
душевладельцев, получив в свои руки провинциальную
администрацию, дворяне привыкали вместе с тем ценить полученные
права не как общие начала, регулирующие весь
государственный строй, а как односторонние и исключительные привилегии
своего сословия. Это и определило характер отрицательного
отношения к петровской реформе с сословпо-дворянской точки
зрения. Средняя дворянская масса простодушно повторяла воз-
гласы придворных певцов, не подозревая никакого
противоречия между апофеозом петровской реформы и всеми благами
только что полученной «грамоты>>. Представители сословия,
теоретики дворянских привилегий сознательнее относились к
историческому прошлому и не замедлили перенести на его оценку
свои сословные чувства. Время Петра рисовалось им в~мрачном
свете принижением дворянской чести, когда благородные
дворяне должны были разделять с подлым народом тягости
службы. Наиболее характерное выражение этого взгляда встречаем в
записках кн. Дашковой: «Совсем не дело Петра было лазить по
мачтам и работать с топором на верфях. К чему было посылать
знатных людей за границу учиться ремеслам и делать из дворян
каких-то садовников, кузнецов, рудокопов? Если нуждались в
рабочих руках, то каждый дворянин охотно послал бы за себя
трех-четырех человек своей дворни». Отсюда - суровый приго-

реформа Петра Великого в сознании русского общества G53
Вор над всей деятельностью Петра: «Петр был гениален, полон
энергии, стремился к улучшению, но у него не хватало
воспитания сдерживать свои порывы. Полный насилия, деспотизма, он
обращался со всеми, как с рабами... Считать Петра за творца
России было бы самым грубым заблуждением, его творение не
более, как мнимое» •'•*.
Мы не удивимся столь резкому противоречию этого
дворянского осуждения реформы с официальной точкой зрения. Оно
явилось естественным плодом столь же резкого противоречия
между официальной правительственной программой и
законодательной практикой того времени. Между двумя этими
крайностями во вторую половину столетия выдвигается третье
литературное течение, не имевшее ничего общего ни с официальным
панегириком, ни с запоздалым дворянским протестом против
политики Петра. Оно характеризуется стремлением
рассматривать деятельность Петра в известной исторической перспективе,
в связи с общим состоянием тогдашней России. Мы встречаем
здесь не столько оценку реформы с точки зрения каких-либо
отвлеченных положений или практических интересов, сколько се
разъяснение со стороны современных ей народных нужд и
государственных задач. Несомненно, эта новая постановка вопроса
знаменовала собой крупный успех исторической мысли. Можно
сказать даже, что она в значительной степени предвосхищала
наиболее прочные результаты позднейшей чисто научной
разработки вопроса. Впрочем, пока мы имеем дело лишь с самыми
первоначальными зародышами этого плодотворного воззрения.
Можно уловить два оттенка в развитии этого направления. В
литературе намечаются попытки разъяснить реформу 1) со
стороны ее неизбежности, поскольку она вытекла из назревших и
неотложных нужд жизни, 2) со стороны ее подготовленности,
поскольку она была сознана и разработана предшественниками
реформатора.
Первое течение стоит в самой тесной связи с одним из
любопытнейших эпизодов нашей общественности прошлого столетия.
Среди разнообразных вопросов, притягивавших к себе
причальное внимание литературы екатерининского времени, одно
из первых мест занял уже тогда вопрос о значении и
последствиях западного влияния на русскую жизнь. В известных
литературных кругах это была излюбленная тема, выяснению которой
!!>иписывались, очевидно, первостепенная важность и развитие
,:°торой составило очень выпуклую и своеобразную полосу в тог-
'■' Архив кн. Воронцова. Т. XXI.

654
Л.Л.КНЗЕВЕТТКГ
дашней литературе. Вопрос был поставлен очень круто и опре
деленно. Полезны ли для России плоды западноевропейских
влияний? Уже самая постановка такого вопроса, допускавшая
возможность не только положительного, но и отрицательного
ответа, является чрезвычайно характерной для прошлого века,
эпохи лихорадочного, можно сказать, юношеского увлечении
новинками «европейских государств». Но — что еще
знаменательнее - на поставленных! таким образом вопрос давался от
вет, проникнутый духом весьма острой и язвительной критики.
Западное влияние разлагалось на составные моменты, затем их
сопоставляли между собой, тщательно взвешивая относитель
ную ценность каждого. Светлые черты неизбежно чередовались
при этом с теневыми, те и другие смело выставлялись на
публичное обсуждение. Это знаменательное литературное течение
еще ожидает своего историка, а в ожидании беспристрастной ис
тории его уже окутала легенда, забирающаяся во все темные
уголки, которых еще не коснулся свет научного анализа.
Писателей этого лагеря (сюда относятся Новиков с его сатирическими
журналами, кн. Щербатов, Болтин) склонны считать
принципиальными противниками основных начал западно-европейскою
просвещения, фанатическими приверженцами национальной
старины. Их называют иногда предшественниками
славянофильства. Ничто не может быть ошибочнее такого воззрения.
Легко угадать, как возникла первоначально эта легенда.
Внешний повод к ее возникновению дали отчасти сами
вышеупомянутые писатели. Расчленяя светлые и темные стороны
занимавшего их явления, они подробнее и ярче рисовали вторые,
чем первые. Это объясняется основной задачей их литературной
деятельности: они стремились к искоренению общественные
язв, не видя такой же настоятельной необходимости в
прославлении общественных добродетелей, — панегиристов и без них
было много в тогдашней литературе. Остальное дополнила не
вольная и вольная близорукость позднейших исследователей.
Оригинальная попытка названных писателей критически
разобраться в результатах западных влияний слишком резко
расходилась с господствовавшим тогда духом рабского копирования
внешних черт западно-европейской культуры. Вот почему при
беглом взгляде на их литературные творения, легко было зачиг
лить их в безусловных врагов Европы.
Между тем они сами были вскормленниками западного
просвещения, не скрывали и не стыдились этого. Читайте
Щербатова и Болтина. Вы будете поражены их начитанностью в
произведениях лучших европейских писателей, их непосредственной

Реформа Петра Великого it сознании русского обиаства 655
близостью к первоисточникам западного просвещения. Не
вражда к основам этого просвещения, а как раз наоборот,
сознательное понимание этих основ, высокая оценка их внутреннего
содержания внушали им трезвую и злую критику известных сторон
тогдашнего русского европеизма. Они восставали не против
западного влияния вообще, а против извращенных форм его,
губивших благие плоды истинной европеизации. Вот в чем
заключалась суть их литературной проповеди. Суждения
названных писателей о петровской реформе как нельзя лучше отразили
на себе эти исходные принципы их мировоззрения. Мы встретим
у них критику отдельных частностей этой реформы, но мы
напрасно стали бы искать у этих так называемых
«предшественников славянофильства» принципиального осуждения реформы в
ее целом. Каждый из них с своей точки зрения отмечает
отрицательные стороны западного влияния, и все без различия сходятся
при этом в высокой оценке исторической роли Петра как
зачинщика европеизации России. Сатирические журналы Новикова
преследовали главным образом внешний, формальный характер
западных заимствований, они вывели перед читателем пеструю
галерею карикатурных типов, возникших на почве детского
пристрастия к иноземной форме, соединенного с полным
пренебрежением к содержанию европейского просвещения. Не
доказывает ли это, как высоко ценил сатирик того времени именно
это содержание? И мог ли предположить он, осмеивая
«петиметров» и «кокеток» -- обычных жертв своих сатирических стрел —
что позднейшие исследователи сочтут это за осмеяние основ
европейского просвещения? Нет, преследование петиметров не
помешало ему высоко чтить истинную европеизацию России, и вот
почему новиковские журналы проникнуты глубоким
уважением к духу петровской реформы.
Кн. Щербатов останавливается на другой стороне вопроса.
В своем знаменитом трактате «О повреждении нравов в России» *
он считает возрастающую порчу нравственности продуктом
новой России, противопоставляя ей идиллические картины
московской патриархальности. Однако тот же самый кн. Щербатов
написал горячую апологию Петра против нападок на его память
со стороны обер-прокурора Сената Неклюдова**1, а в
любопытном рассуждении «Примерное времяисчислительное
положение, во сколько бы лет при благополучнейших обстоятельствах
Могла Россия сама собой, без самовластия Петра В. дойти до того
* Русская етиринд. 1870- 1871 гг.
** Чтения Общ- сгтпа * ист- орин"-• и др* ешюстсй . I860. Ч. III.

656
А.Л.КИЗЕВЕТТЕР
состояния, в каком она ныне есть, в рассуждении просвещения
и славы» ■'•" доказывал, что Россия, не будь Петра, только к 1892 г.
достигла бы той государственной благоустроенности, в какой ее
оставил Петр... Иные находят внутреннее противоречие между
этим преклонением перед государственной деятельностью Петра
и тем якобы «славянофильским» направлением, которым
проникнут трактат о повреждении нравов. Мы не можем
согласиться с таким воззрением. Щербатов точно разграничивает в своих
рассуждениях различные стороны вопроса. Оплакивая утрату
привлекательной, по его мнению, московской нравственности,
Щербатов приводит в связь последующую порчу нравов с ростом
государства, с осложнением общественной жизни, которое
должно было расшатать устои патриархального уклада. Тем не
менее, это преобразование государственной жизни и здесь
признается такой же исторической заслугой Петра, как и в других
сочинениях Щербатова. Петр называется «великим в монархах
и человеках, плоды его реформаторских трудов рисуются
следующими широкими штрихами: «Россия через труды и попечение
сего государя приобрела знаемость в Европе и вес в делах; вой
ска ее стали порядочным образом учреждены, и флоты Белое и
Балтийское море покрыли... Науки и художества в ней стали
процветать, торговля начала ее обогащать, и преобразовались
россияне из бородатых в гладкие, из долгополых в
короткополые, и позорища благонравные известны им учинились». Порча
нравов признается грустным побочным последствием всех этих
осложнений прежнего беспритязательного быта и тем не менее,
несмотря на моралистический тон, которым проникнут весь
трактат, это последствие не уничтожает в глазах Щербатова
всей благодетельности произведенных реформ. На протяжении
трактата историк постоянно борется с моралистом. Моралист
симпатизирует исчезнувшему патриархальному укладу, но
историк признает, что этот уклад был обречен на неизбежную
гибель неотвратимым ходом исторической жизни.
Наконец, перед нами Болтин с своим настойчивым протестом
против огульного пренебрежения родной стариной.
Вооруженный глубоким знанием русского быта,
русской'истории, Болтин часто открывает разумные основы в таких
явлениях русской жизни, где поверхностное полузнание склонно
было усматривать одни смешные нелепицы. Если Новиков и
Щербатов рассматривают печальные последствия неумелых
заимствований чужого, то Болтин занят положительной стороной
'•'•' Там же. 4.1.

рсфор^11 Петра Lit /j//.-«vo r, rtitmin<»u pijrthi><<* тли, * пи и б:> /
того же вопроса, выставляя на вид забытые- до«топи» тна <■(;<>(*>>
[I при всем том Болтин нисколько не повинен и какой либо па
ционалыюй исключительности. Он совершенно далек от мысли.
что Россия может без ущерба для своего развития обходиться
одним собственным опытом. Болтин - всего менее человек
крайностей. Ото — уравновешенный, трезвый ум. Он вериг в
возможность и благодетельность гармонического < овмешения гуземно
го и иноземного опыта, не думая, что они мог\ i домешать друг1
другу. Он и сам лично совместил близкие знания р\'чдгоп деи
ствителытстп с широким изучением иностранной питерачурьт,
сумев переработать гго и другое в стройное и последовательное
миросозерцание. И вот почему, опять-таки ииско/пко не проти
вореча себе, Болтин посвящает Петру теплые строки, хотя и
критикует его отдельные мероприятия. Не титл я н\ дсчы затуше
вывать ошибки Петра, Болтин высоко ценит общем значение его
просветительной политики.
Мы можем формулировать теперь, как ставился «петровский
вопрос» занимавшими нас только что писателями. Петровская
реформа была необходима и потому благодетельна, негмочря
на отдельные неблагоприятные последствия, косвенно ею
обусловленные (кн. Щербатов), и на позднейшие \лрпровки и
извращения здравого принципа сближения с западом (Новикор).
Сохранение положительных сторон старого быта нисколько ^е
противоречит сближению с западом, следовательно, реформа
Петра, если не во всех частностях, то по своему общему духу
явилась весьма благотворным моментом национальном» развп
тия (Болтин).
В этой постановке много нового. Разработка воиро* а впгрвы"
переносилась теперь на почву тгорстич* скогп мбс\-кдения.
Вместе с этим тотчас же раздвинутись и рамки гамой темы. На
Первый план выдвинулся вопрос о роли запалного втияния в
русской жизни вообще и о целесообразности реформы с атой иг?
к и зрения. Новая постановка вопроса далеко отодвинула и-
следователей от первоначального представления о реформе i;ar о
внезапной катастрофе. Реформа рисовалась теперь неизбежным
пгветом на понедгттельные запросы жизни. Образ '-амос , Ц-грп
Хтратил теперь титанический характер; это великий монарх, но
ие«ч всяких сверхъестественных атрибутов, сын своего времени.
'Снявший великие задачи века, но не чуждый п н'п мбчуд;т.<-
H,,*f И пороков. Такова основная мысль друюго трап а га i;h.
Щербатова <• Рассмотрение о пороках и самор.тиши Heipa» \
Чтения Ofan г'г-тиг» • ист <«рли а :г,р пш'^1, i: ]^ьо. K*i, \

658
Л.А.КИЗЕВЕТТЕН
где личные недостатки императора объясняются и извиняются
уровнем нравственного развития современного ему общества.
Так близко подошли названные писатели к новейшим научным
построениям! Отсюда совсем уже недалек был переход и к
другому выводу: не только отвлеченное сознание в необходимости ре
формы, но и ее практическое осуществление было исподволь
подготовлено еще допетровским обществом. Этого последнего
вывода не было сделано в связи с рассмотрением западных заим "
ствований. Но он был сделан тогда же в другой связи, не как
частное приложение известного общего взгляда на ход русской
истории, а просто как плод хорошей ученой школы и отчасти
фактического изучения русских исторических источников. Его
высказал академик Миллер в следующих знаменательных вырп-
жениях: «На историю Федора можно смотреть как на переход от
великих деяний царя Алексея Михайловича к преобразовани
ям, совершенным Петром В^еликим ... История должна спрл
ведливо... заметить, сколь многое уже было приготовлено отцом
и братом Петра Великого» *.
Этот «органический» взгляд, конечно, не заключал в себе ни
чего укоризненного но адресу Петра, ничего, что могло бы вести
к умалению его исторической славы. Но общество того времени
еще не доросло до настоящего понимания этого чисто научного
взгляда. Вот почему он не получил в то время должного обосно
вания и развития, а между тем им воспользовались враги Петро
вой памяти с явной целью укоризны. Так, его пришпилила к
своим нападкам на память Петра кн. Дашкова, с рассуждении
ми которой мы уже познакомились выше.
Таким образом, к концу XV11I в. успели наметиться все or
новные фазисы петровского вопроса. XIX в. только наполни.<
новым содержанием старые рамки. Взгляд Миллера, казались,
начертывал определенную программу дальнейшей разработки
вопроса. Он указывал на органическую связь реформы с иредш^
ствующими моментами, он давал в руки путеводную нцть для
дальнейших поисков исторического материала, он переноси, i
вопрос на почву фактического изучения исторической действ и
тельности. Оставалось выполнить программу этого изучения. u
научное разрешение вопроса было бы обеспечено.
* Замыс.ювскии. Царствование Федора Алексеевича.

реформа Истра Re.iuicoro а сознании русского общества 659
Однако до окончательного торжества этого органического
взгляда, до его теоретического признания и до его
документального оправдания путем собирания и изучения фактов по
петровскому вопросу предстояло пройти еще один крупных! и
знаменательный фазис. Мы разумеем знаменитую полемику
славянофилов и западников.
III
С началом XIX столетия на время глохнет прежний
оживленный интерес к вопросу о значении петровской реформы. Мы уже
не видим в его обсуждении сильной самостоятельной мысли.
Литература пробавляется отголосками старых воззрений,
причем наибольшее распространение получает самое шаблонное из
них: восторженный панегирик. Было бы грубой ошибкой
объяснять эту временную задержку в разработке вопроса понижением
умственных интересов общества сравнительно с
предшествующим временем. Причина была иная: биение общественной
мысли, господствующие интересы направились в другую область
иод давлением текущих событий.
Экскурсы в историческое прошлое отодвинулись на задний
план перед практической работой над разрешением неотложных
запросов настоящего и ближайшего будущего. «Дней
Александровых прекрасное начало», затем эпопея отечественной войны с
ее прямыми и косвенными последствиями для русского
общественного сознания — все это существенно изменило вкусы и
настроения умственной аристократии того времени. Роль
мыслителя и исследователя побледнела на время перед ролью
общественного деятеля. А между тем наметившаяся тогда практическая
общественная деятельность уже не имела той непосредственной
связи с людьми и интересами петровской эпохи, как это было в
начале прошлого века. Па исторической сцене действовали уже
новые поколения, новые общественные группы и новые
общественные программы. Так прошла первая четверть XIX
столетия. 30-е годы представляют новый поворот в смене
господствующих общественных течений. Теоретические интересы снова и
впитом с небывалой раньше силой завладевают вниманием пере-
л<)вых слоев общества. И тотчас же снова становится на первую
'"'рредь старый вопрос о ходе и характере нашего национально-
4 развития, о значении западных влияний на русскую жизнь и
J Роли петровской реформы в истории этих влияний. Впрочем,

660
А.А.КИЗЕВЕТТЕР
этот старый вопрос получает теперь всю свежесть самой первой
молодости, — так новы источники восстановившегося к нему
интереса. Мы видели, на какой точке зрения стояли писатели
конца прошлого века, обсуждавшие национальный вопрос. То
была чисто утилитарная точка зрения. Что выгоднее для
отечественного развития: удержать «свое», ухватиться за «чужое»
или искусно совместить то и другое? Вот исходные пункты, от
которых они отправляются в своих рассуждениях. Политически
мыслитель конца прошлого века смотрел на тот и другой ход
народного развития — отстаивание национальных основ или путь
иноземных заимствований — как на различные политические
программы, различные приемы постепенного
совершенствования общественной жизни. Вот почему их и можно было
критиковать тогда с точки зрения политического искусства, беря за
мерило оценки прочность и благодетельность достигаемых ими
практических результатов. Новое поколение подошло к той же
самой проблеме совсем с другой стороны. Теперь тот или другой
ход народного развития стал рассматриваться как внешнее
обнаружение известных отвлеченных «начал», управляющих
миром, и вот почему коренным образом изменилось мерило их
оценки: ценился уже не практический результат данного
исторического течения, а внутренний философский смысл лежащего
в его основании общего «начала». Итак, исторические
построения необходимо предполагают теперь известное философское
мировоззрение, дающее исследователю руководящую нить при
анализе исторических явлений. Вот и источник нового
оживления заглохнувшего было петровского вопроса. Это оживление
являлось прямым последствием жадного интереса к изучению
немецкой философии, которым было захвачено молодое
поколение 30-х годов. Изучение философских систем, стремившихся к
установлению миропонимания, повлекло за собой
самостоятельные попытки применить результаты этого изучения к
объяснению того конкретного материала, который представляла
русская действительность и русская история. На почве таких-то
попыток и сложились две противоположные системы
воззрений, разделявшие на два враждебные лагеря передовые круги
русского общества 40-х годов: славянофильство и западничество.
Обе системы вышли, таким образом, из одного общего
источника, из изучения современных им западно-европейских
философских течений. Эта общность исходного пункта сильно
отпечатлелась затем и на их дальнейших разногласиях, и современный
исследователь их ожесточенной борьбы не раз готов признать в
этих непримиримых врагах близких союзников.

Реформа Петра Be.итого н сознании русского общества 661
Мы не намерены излагать здесь развитие славянофильских и
западнических воззрений. Нам предстоит лишь отметить, как
встал теперь петровский вопрос в связи с общим построением их
доктрин.
Окунувшись в изучение современной ей немецкой
философии, молодежь 30-х годов сразу попала на очень
знаменательный момент в истории западно-европейских философских идей.
Начиналась реакция против исключительного господства
диалектического метода. Гордые притязания немецких мыслителей
вывести законы мировой жизни путем «философской
спекуляции », иначе говоря, путем одних логических операций —
начинали утрачивать свое прежнее обаяние. Диалектическому
методу было противопоставлено непосредственное проникновение в
существо живых конкретных явлений, не всегда
укладывающихся в рамки логических построений. За этими конкретными
явлениями, за подлинными данными жизни признавалось
теперь самобытное, самостоятельное существование, независимое
от «формального развития разума >. Отсюда, силы разума,
логические схемы объявлялись совершенно непригодным орудием
для познания подлинного жизненного процесса. С этого
отрицательного пункта пошло дальнейшее положительное развитие
славянофильского учения.
Старому забракованному орудию познания было
противопоставлено иное: непосредственное проникновение истинной
жизни.
Предстояло сделать выбор, компромисс представлялся
невозможным. Этот выбор безусловно предопределял затем весь
Дальнейший ход просвещения. Так намечались два разнородные
русла народного развития, две различные образованности, а
господство той или другой образованности в свою очередь
неминуемо отпечатлевалось на всем строе жизни, устанавливало два
противоположные типа цивилизации. «Одна образованность, —
писал родоначальник славянофильства Ив. Киреевский1', — есть
внутреннее устроение духа силой извещающейся в нем истины,
Другая — формальное развитие разума и внешних познаний...
•'"рвая только имеет существенное значение для науки, влагая в
"ее тот или другой смысл, ибо из ее источника вытекают корен-
tLH' убеждения человека и народов, она определяет порядок их
iaiутреннего и направление их внешнего бытия, характер их
ч'1,щтных, селеиных и общественных отношении, является на-
; } плюй пружиной их мышления, господствующим звуком их
'гневных движений, краскою языка, причиной сознательных
г дночтений и бессознательных пристрастий, основою нравов

662
Л.Л.КИНЕВЕТТЕР
и обычаев, смыслом их истории... >, «вторая образованность уст-
рояет и развитие наружной стороны мысли и внешних
улучшений жизни». Раз так категорично было установлено
противоположение этих двух «образованностей» и вытекающих из них
двух укладов народного развития, оставалось только поделить
их между двумя половинами Европы, объявить первую
специфическим продуктом русской национальности, а вторую
признать исключительным достоянием запада — и
славянофильская доктрина была готова. Россия и Европа — два разнородные
мира, ибо каждая из них воплотила в своей истории одно из
вышеозначенных начал. Отсюда коренное различие в их
государственном развитии. Запад односторонне развил формальную,
внешнюю сторону народного быта, принудительную
государственную организацию, властно предрешающую ход народной
жизни. И древняя Русь, побуждаемая различными внешними
потребностями, приняла государственную организацию, что
выразилось в призвании варяжских князей, но здесь государство
не было признано всеобъемлющей силой, нормирующей все
содержание жизни, государственной власти был отведен свой ол
ределенный круг деятельности, за пределом которого начина
лось господство Земли, Земства. На этом противоположении
Государства и Земли строится затем вся дальнейшая
славянофильская схема русской истории. Государству — сила власти,
Земле — сила мнения. Государство — установитель и страж
внешнего порядка. Земля, совокупность свободных народных
общин — носительница внутренней нравственной правды, ду
ховных начал народной жизни...
Мы подошли теперь как раз к тому пункту славянофильского
учения, с которого открывается во всей ясности
славянофильское воззрение на реформу Петра. Допетровская Русь — идил
лическая картина мирного согласия Земства и Государства.
Граница, разделяющая сферу действия того и другого, свято
соблюдается с обеих сторон. Вот почему допетровская Русь пред
ставила собою привлекательное зрелище беспрепятственного п
всестороннего обнаружения народного духа. Затем вся эта идил
лия внезапно исчезает. Государство нарушает неприкосновен
ность земской самостоятельности, вторгается в области Земли,
насильственно устанавливает чуждый духу русской истории
«западный» принцип государственного всемогущества. В этом и
заключался, по мнению славянофилов, внутренний смысл пе ^
ровской реформы. «Государство совершает переворот, — так ри
сует эту реформу славянофильский историк К. Аксаков**, — p;JJ
рывает союз с землею и подчиняет ее себе, начинает новый

реформа Петри Великого в сознании русского общества 663
порядок вещей. Оно спешит построить новую столицу, свою, не
имеющую ничего общего с Россией... Изменяя земле русской,
народу, государство изменяет и народности, образуется, по
примеру Запада, где наиболее развилась государственность, и
вводит подражательность чужим краям, западной Европе...»-*
В другом месте Аксаков называет реформу Петра «важнейшим
из всех переворотов русской истории, ибо он коснулся самых
корней родного дерева... Из могучей земли, могучей прежде
всего верою и внутренней жизнью, смирением и тишиною, Петр
захотел образовать могущество и славу земную, захотел,
следовательно, оторвать Русь от родных источников ее жизни, захотел
втолкнуть Русь на путь Запада; путь ложный и опасный...
Горькое, горькое явление! Бедственное и унизительное»
Исторические воззрения западнической партии
формируются в прямом противоположении славянофильской схеме. Для
кого не были обязательны отправные пункты славянофильского
учения, кто был свободен от обаяния проникающего это учение
духа, тому легко было заметить в этой схеме с первого же
взгляда даже и при тогдашнем состоянии русской исторической
науки произвольное игнорирование фактов. Это давало в руки
противной партии удобное орудие критики. Но не восстановление
подлинных исторических фактов являлось тогда главной
пружиной полемики. Боролись за принципы, за основные начала
мировоззрения, факты играли служебную роль внешних
иллюстраций. Вот почему западники усердно напирали на точное
следование фактам в критической части своих исторических
экскурсов, там, где они ловили промахи и непоследовательности
славянофильских исторических построений, и сами тотчас же
покидали эту плодотворную почву, лишь только начиналась по
ложи тельная, созидательная часть, где являлись на сцену их
собственные идеалы, их собственные пристрастия. Не Петр и не
Москва сами но себе занимали их внимание. Дело шло о
национальной исключительности и общечеловеческом развитии. Петр
и Москва — это лишь условные термины для обозначения
названных понятий. Западникам предстояло доказать, что
западно-европейская цивилизация — единственно возможная ночва
Аля общечеловеческого развития, что европеизация России —
первенствующий по своему значению факт пашей истории, луч-
l]ie всего обнаруясивший жизнеспособность русского народа и
государства. Все это можно было бы доказать как нельзя лучше,
■ Аксаков К. С. Сочинония. М„ 1889. Т. I. С\ 53.
-'* Там же. С. 30—31.

661
А.А.ИИНЕВЕТТЕР
проследив постепенный рост европеизации на пространстве всей
русской истории и отметив ее последовательные успехи. Но не
забудем, что западническое воззрение развивалось в разгар
полемики, борьбы. Славянофилы выставили вопрос резко и круто,
противопоставив Москву и Петра как символы двух
противоположных принципов. Западники приняли вызов и стали
возражать в тех же самых терминах. Идиллическая Москва
славянофилов превратилась у западников в мертвенное царство
безнадежного застоя, без всяких признаков прогресса, без
малейших зародышей обновления. Зато Петр снова был провозглашен
единственным творцом «России новой>>. Славянофильскому
апофеозу Москвы был противопоставлен западнический апофеоз
Петра.
Сопоставим теперь взгляды обеих партий на петровскую
реформу.
Какая бездна между нарисованными ими картинами и какая
общность во внутренних свойствах их исторического мышлн
ния. Для обеих партий европеизация России — результат
мгновенной метаморфозы. Петр — ее единственный инициатор и
единственный ответчик на суде истории за ее последствия. Как
живо воскресают перед нами в такой постановке вопроса идеи
самого начала прошлого века! Казалось, полуторавековая разра
ботка вопроса сильно двинула его вперед, оплодотворив его об
суждение необыкновенным богатством новых точек зрения.
И вдруг мы неожиданно возвращаемся к самому начальному,
исходному пункту его истории. Идеалисты 10-х годов,
подводившие иод свои исторические выводы внушительный фунда
мент философского исследования, пришли к тем же самым про
тивоиоложениям Москвы и Петра, на которых остановились г.
свое время практические дельцы петровской эпохи! Впрочем, т<>
была лишь кажущаяся связь, за которой скрывалось в сущности
глубокое различие. Для одних Петр — реальная личность, не
посредственно направляющая их личную судьбу, для других
это — отвлеченный символ отвлеченного понятия. Одни видят г
Петре единственного творца новой России, благодаря отожд«-
ствлению роли Петра в своей личной судьбе с его ролью в истори
ческом ходе народной жизни; другие приходят к гому же вывод\
вследствие обратной крайности, вследствие полного игнорир»»
вания живых отношений петровской эпохи. И те, и другие if
могут разглядеть с полной ясностью исторического Петра: одп-1
стоят к нему слишком близко, другие смотрят слишком издал*
ка, плохо различая с высот своего философского мышления ni'

РефорЛШ Itiinpi! B( iUixOt'O о i O.iHiIHuU f>t/LLht),U> оОШсСПН-tU ()ЬГ)
дивидуальные черты исторических явлений. Из итого различия
вытекали весьма знаменательные последствия.
В начале прошлого века взгляд на реформу как на
революцию стоял незыблемо, это был выстраданный вывод, вошедший
в плоть и кровь современников как непосредственный итог
личной жизни, а не как логическая выкладка. Теперь, в середине
XIX столетия, это была лишь частная фактическая
иллюстрация, которая ценилась не столько сама по себе-, сколько в
качестве опыта наглядного применения к историческому материалу
основных положений того или другого мировоззрения.
За этот взгляд уже не будут цепляться во что бы то ни стало,
им даже совсем перестанут дорожить, лишь только станет яс
ным, что отказ от него не повлечет за собой крушения целого
мировоззрения. Так и случилось на самом деле. Представители
обеих партий, не отказываясь от своих мировоззрений, скоро
приступили к перестройке прежней исторической аргумента
цпи. Хомяков, один из главных вождей славянофильства,
целиком принимая аксаковский дуализм земли и государства, видит
в петровской реформе уже не первоисточник, а лишь лшзод их
многовековой взаимной борьбы. Эта борьба проходит для него
непрерывной красной нитью через всю русскую историю. Он не
знает эпохи мирного сосуществования этих двух
противоположных начал. Итак, петровская реформа уже не катаклизм, а одно
из последовательных звеньев векового исторического процесса.
Западникам еще легче было отказаться от первоначального
взгляда на реформу как на внезапный переворот. Этот взгляд
вырос у них на почве текущей полемики с крайностями
славянофильской идеализации русской старины. Па самом деле он не
только не вытекал из сущности их мировоззрения, но, наоборот,
противоречил как основам этого мировоззрения, так и их общей
оценке самой петровской реформы. В самом деле, если реформа
Петра рассматривалась как доказательство жизнеспособности
русского народа, как обнаружение заложенных в нем задатков
общечеловеческого развития, то не означало ли это в то же
время, что реформа имела свои исторические корни в самом
руслом прошлом, исподволь подготовившем почву для
европеизации России? Мы не удивимся поэтому, что основоположники
Нового взгляда на реформу, как. на плод органического развития
Меткой жизни, вышли из рядов западнической партии. Мы ра-
" Меем Кавелина и Соловьева. Так философская школа не про-
,г»а даром для исследователей русской жизни. Полемика
славянофилов и западников, на первый взгляд обновившая старое

666
А.А.КИЗЕВЕТТЕР
понимание реформы, на самом деле косвенно подготовила
переход к новому, истинно научному воззрению.
Мы только что назвали имена писателей, которым
принадлежит почин в новой, чисто научной постановке «петровского»
вопроса.
В своей известной статье «Взгляд на юридический быт
древней России», появившейся в 1847 г. в «Современнике», Кавелин
изложил свою формулу русского исторического развития.
Содержание всей нашей истории сводилось здесь к постепенному
росту значения и самостоятельности личности в общественной
и государственной жизни, путем последовательного разложения
первоначального родового строя. Ход нашего исторического
развития обусловливался непрерывной борьбой ветшающего
родового уклада с крепнущим государством, борьбой, во время
которой отдельная личность эмансипируется от нут родовой опеки,
становится в непосредственные отношения к государству и тем
выигрывает в своей самостоятельности. Этот процесс проходит
чрез всю нашу историю, отражается в каждом ее эпизоде. Можно
заметить, что кавелинская формула слишком суживает
содержание нашего исторического развития, слишком круто
подгоняет многообразие жизни под рамки одного процесса, но нельзя
не признать, что она вносит смысл и стройность в хаос
исторических фактов, стремится вскрыть общий закон исторического
развития. На почве этой формулы Кавелин устанавливает свой
взгляд и на петровскую реформу как на один из
последовательных эпизодов многовековой эволюции. Кавелин всю жизнь
остался верен такому взгляду на реформу Петра. Вот что писал он
уже в 1882 г., за три года до смерти, в «Вестнике Европы»:
«Мысль, будто реформа Петра и петровский период
представляют какой-то перелом в русской жизни, неожиданный,
беспричинный, как будто с неба упавший, — ни на чем не основана....
Взгляд на Петра Великого как на какого-то чуть-чуть не
Робеспьера 4 также обличает глубокое непонимание русской истории,
как и упреки в том, что он был антихрист, заклятый иностранец
и нестерпимый тиран».
Ученые разыскания Соловьева блистательно подтвердили
воззрения Кавелина. В том же самом году, когда появилась
статья Кавелина, Соловьев защищал свою диссертацию «История
отношений между князьями Рюрикова дома». В своей речи на
диспуте он сказал, между прочим: «До сих пор заботились осо-

реформа Петра Великого а сознании русского опщрешии 667
бенно о том, как разделить русскую историю; теперь надо
стараться напротив, соединить ее части в одно целое, связать
раздробленное и неправильно противопоставленное, надо вое
создать органический ход истории, и он сам отметит деления
естественные и необходимые». В 1851 г. вышел первый том
монументальной «Истории России» Соловьева. Здесь во введении
были воспроизведены те же воззрения. Существенной задачей
историка поставлялось определение связи между явлениями,
открытие законов, движущих событиями. Кто знаком хотя
несколько с «Историей» Соловьева, тот заметил, конечно, как часто
отражается на его изложении это стремление объяснить
исторические явления внутренними причинами закономерного
развития. Напомню несколько наиболее ярких примеров. Взаимные
отношения древнерусских князей, представлявшиеся некогда
хаосом исторических фактов, действами голого произвола,
Соловьев старается объяснить счетами родового старшинства,
вытекающими из общих условий родового быта. Возвышение
Московского княжества он объясняет рядом внутренних условий:
ходом колонизации, географическим положением Москвы,
строем удельных обществ, лишенных согласия и единства и,
быть может даже с некоторой излишней последовательностью,
совершенно отвергает внешнее влияние монгольского права, на
котором настаивали некоторые исследователи. Деятельность
Ивана Грозного освещается у Соловьева как результат общего
хода отношений между государями и боярством и помимо
психопатических черт личного характера царя. После всех этих
примеров для нас уже не будет неожиданностью, что и в
реформе Петра Соловьев усматривает естественный итог
предшествующего развития. Это объяснение отнюдь не голословно у
Соловьева. Оно подтверждено детальным изображением русской
жизни накануне реформы Петра.
Взглядам Кавелина и Соловьева принадлежала будущность.
(*нп нашли себе двойную опору. Прежде всего они получили
Могущественную поддержку в приложении к историческому
исследованию развития в жизни природы, человека и
человеческого общежития, идея непрерывной преемственности
сменяющихся жизненных форм, давшая такой внушительный толчок
Развитию науки вообще, не прошла бесследно и для судеб науки
исторической. Все обновилось теперь: и постановка научных за-
-'■•'ч, и самые методы исследования. Весь интерес исторического

668
Л.А.КИЗЕВЕТТЕ1'
изучения падал теперь уже не на то, чтобы ссылками на
историю подтвердить излюбленный афоризм, а лишь на то, чтобы
вскрыть последовательную преемственность в историческом
ходе народной жизни. Исходная точка новой школы не пред
решала выводов, а устанавливала только надежный метод их
выведения. В результате неминуемо должна была последовать
полная перестройка исторических понятий. Вместе с тем
совершенно иначе осветились в глазах исследователей и так назы
ваемые ранее «переходные эпохи». Историк уже не мирился с
возможностью внезапных переломов в народном развитии. Ис
торик вникал глубже в сущность явления и там, где до него вп
дели скачок, он открывал в конце концов ту же непрерывную
преемственность жизненных форм. В литературе последнего
времени заметно оживилось обсуждение теоретических
вопросов исторической науки. Спорят о взаимоотношении различных
сторон исторического процесса, о значении личности в истории,
о методах исторического исследования. Эти теоретические
споры, несомненно, отразятся так или иначе на дальнейшей разра
ботке исторического материала. Весьма возможно, что они отло
жат свой след и на принципиальной постановке петровского
вопроса: мы видели уже, как сильно изменялся и осложнялся
этот вопрос, в зависимости от смены общественных идеалов и
научных систем. Тем не менее мы уже не можем ожидать в даль
нейшем развитии вопроса прежних скачков и зигзагов. Выводы
Кавелина и Соловьева смело могут быть признаны прочным дог
тоянием науки. Помимо теоретических построений они нашли
себе и другую надежную опору: в фактическом изучении ре
формационной эпохи. Эта последняя задача была выполнена
мало-помалу во вторую половину XIX века. Ряд специальные
изысканий вскрыл из-под спуда массу нового исторического ма
териала. Стали разбираться в этом материале, восстановляя до
кументально подлинные очертания реформы. С каждым новьп1
шагом в этом направлении все яснее и отчетливее вставала пере i
глазами исследователей историческая подготовка реформы
Эта плодотворная ученая работа, продолжающаяся и в наши
дни, окончательно заровняла пропасть, которая отделяла неког
да в сознании историков старую и новую Россию.
Программа, намеченная Милером, теперь исполнена: истории
показала, «сколь много было подготовлено отцом и братом Петр*1
Великого». Мы знаем теперь, что реформа Петра, вопреки веко
вому предрассудку, почти целиком была завещана XVIII сто
летию концом XVII века. История не отняла у Петра этим oi
крытием титула Великого. Правда, мы уже не можем признать и

реформа Петра Великого и сознании русского общества 069
появлении Петра и совершенном им подвиге «исторического
чуда», приведения России «из небытия в бытие». Для нас Петр
Fie полумифический герой со сверхъестественными силами и
свойствами. Но современная историческая наука отвергает саму
возможность таких чудес и таких героев. Она не признает этих
черт ни за одним историческим деятелем. Зато мы видим в
Петре великого государя, который понял назревшие запросы своего
времени, пошел навстречу к их разрешению, не тормозил, но
усердно вызывал к жизни обозначившиеся в тогдашнем
обществе активные силы.
Он работал не одиноко и не в пустом пространстве, но он стал
впереди прогрессивного течения своего века. Теория
закономерного хода народной жизни в применении к петровской реформе
ничем не угрожает исторической памяти Петра Великого.
^^^

Е. Ф. ШМУРЛО
Петр Великий в оценке
современников и потомства
и
28 января 1725 года смерть прекратила кипучую деятельное i1.
Петра, и для него настал суд потомства. Приговор ближайших
поколений был столь же разноголосым, как и отзывы современ
ников. Одни глубоко оплакивали потерю, другие не знали, как
выразить свою радость. Одни — это Россия официальная, прави
тельственная, сознательно или по расчету порвавшая со старым:
сотрудники государя, «птенцы гнезда Петрова», гордые соуча<
тием в великом деле; другие — та многомиллионная масса, длл
которой вся «реформа» пока еще сводилась к одному надрут
нию над самым святым и заветным, да к напряженной работе
ради непонятных и чуждых ей целей.
Присмотримся первоначально к последним.
Сила народной ненависти едва ли не ярче всего сказалась г.
лубочной картине «Как мыши кота погребают», — картине,
получившей весьма широкое распространение и выдержавшей
бесчисленное количество изданий. «Чисто русская, — говорим
Ровинский1, — вполне оригинальное произведение народного
буффа», — картина эта, с соответственным текстом, в наивной и
грубой форме заклеймила все, что претило народному уму ь
реформах Петра. С беспощадной иронией набросилась она н;1
брадобритие, курение табаку, введение музыки в погребальным
обряд; досталось и всепьянейшему собору, и богопротивной од
ноколке, на которой в свое время так любил разъезжать покои
ный кот; затронула народная сатира и насильственное плетений
лаптей, клеймение рекрутов-новобранцев; больно задела она v

jJemp Нет кии (. чц( икс t-niipt мгнникои u попюмснкш 671
котовую вдову, <-чухонку адмиральшу Маланыо». Царственное
происхождение покойника легко вскрывается в прозрачном его
титуле: «кот казанский, ум астраханский, разум сибирский», и
еще более в указании на время смерти: в серый (т. е. зимний)
четверг, в шестопятос число*'". Собственно государственную
деятельность Петра «Погребение кота» не затронуло; но в данном
произведении мы во всяком случае имеем дело г защитой далеко
не одного только обряда, старой формы: в «Погребении»,
несомненно, ясно сказалось понимание того, что наплыв иноземцев,
вторжение новых порядков коренным образом меняет весь
старый уклад жизни, не только его формы, но и содержание, и что
безобразные выходки всешутейшего собора идут гораздо дальше
простой забавы пьяной компании.
К влиянию иноземки Екатерины на своего супруга народная
сатира возвращалась не раз. Картина «Как Баба-Яга дерется с
крокодилом», по справедливому толкованию Ровииского, имеет
в виду царственных супругов. «Старообрядцы и доныне зовут
своего недруга Петра Первого крокодилом». Другая лубочная
картина «Немка верхом на старике» имеет связь с рассказами,
ходившими в пароде о слабости Петра к шведской девице.
К этой же категории произведений народного творчества
относит В. В. Стасов- и некоторые другие картинки: «Старый немец
на коленях у молодой немки», «Молодая немка кормит старого
немца соской», «Баба-Яга с плешивым стариком», в которых
Петр и Екатерина представлены уже не враждующими, а,
наоборот, мирно пляшущими и живущими в ладах, причем первый
изображен под башмаком у второй. Наконец, на Петра же были
направлены и картины: «Христос побеждает антихриста» и
«Бык не захотел быком быть»: головы антихриста и мясника,
Двух фигур, опрокинутых вверх ногами, очень схожи и лицом
напоминают Петра п.
Неуклонно отрицательное отношение к Петру людей, цепко
Державшихся за формы московской старины, можно проследить
на всем пространстве XVIII столетия. Оно, впрочем, и
неудивительно, если вспомним, что порядки, заведенные неукротимою
^ОДею всемогущего имиеатора и ниспровергавшие старый
обряд, нашли себе авторитетную поддержку в лице его
преемников. Надежды, оживившиеся было с воцарением Петра II и
породившие среди поморских сарообрядцев нечто вроде манифеста
г> Молении за нового императора, быстро исчезли, что и понятно,
* Петр Великий скончался в четверг, зимним месяцам, н шестом часу
утра.

072
Е.Ф.ШМУКЧо
если вспомнить, что как раз при атом новом государе последона
ло в 1729 году изменение и обмундировании русского войска, и*,
только не восстановившее старинного покроя одеяния, но uw;{
шее еще дальше в деле подражания европейской моде: солдатам
привязали косы, заставляли их пудриться... Бороды сбривали
по-прежнему, кургузое платье заставляли носить, как и раньше,
неправославный уклад жизни поддерживали неизменно. Сенат
ский указ 19 февраля 1743 года возобновлял прежние правила о
неукоснительном бритье бороды и усов, о ношении немецкого
платья; за ношение бороды полагался штраф; запрещалась и
торговля русской одеждой. В 17 18 году запрещение было под
тверждено. Борьба на почве литературной — изображение бра
долюбня в смешном виде — целей не достигала; а в то же время
презрение к старине в известных слоях дошло до того, что табаг
начали нюхать даже в церкви, так что пришлось (в
царствование Елизаветы) запрещать это особым указом. Конечно, подоб
ные явления в i лазах бородачей лишь подтверждали сираведли
воеть их точки зрения, и протесты против бритья бороды,
нюханья табаку раздаются в царствование императрицы
Елизаветы довольно часто.
На этой почве слагаются даже целые легенды. В семье На
рышкиных из поколения в поколение хранили как фамильную
святыню бороду некоего блаженного Тимофея Архипыча. Л с
генда повествует, что Нарышкина, современница Петра, до r:v
бины души возмущавшаяся преобразованиями государя, однал:
ды «пала на колени и в пылу религиозного увлечения возносила
к небесам молитву о том, чтобы род ее неизменно оставался в»'
рен истинному православию и не прекращался никогда. Внеза»:
но ее озаряет видение: она видит перед собою, "на воздуссх", ко
ленолреклонеппым Тимофея Архипыча, держащего в руке своь'
длинную седую бороду, и, обращаясь к ней, он произнес: "И-
стасья, ты молила Бога, чтобы род твой не пресекался и проб*
вал в православии; Господь определил иначе, и молитва тво;!
вполне услышана быть не может; но я умолил Всевышнего, г
доколе в семье твоей будет сохраняться в целости моя бород.'
желание твое будет исполнено, и род твой не прекратится м >
земле". Устрашенная и взволнованная этим видением и этим:!
словами, Настасья Александровна упала и лишилась чувп-
Когда ее подняли и она пришла в себя, то в руках ее оказал." :
длинная седая борода». Мы можем не верить тому, что бороч-1
очутилась в руках экзальтированной женщины, но несомн< i
пым остается тог факт, что какая-то борода, чья бы она ни бы j
долгое вр^мя сохранялась в семье Нарышкиных и переходила •"

Ц<чпр '• tuii ни f i'K'Ht**" (•(":■>> н, 4Hu\"t, и питометра i\l*A
рода в род, как заветный талисман, с существованием которого
связывалась вора с домашнее счастье и благополучие.
Выше мы ознакомились с народными картинками
сатирического < одержан л и; что было ненавистно и чуждо народному уму,
то он заклеймил беспощадным глумленьем; но если для одних
художественная кисть или перо служили орудием смешной
карикатуры, то изувер-фанатик прибегал к ним в целях
изобразить свой оогобоязненный ужас, руководясь мотивами
исключительно религиозною характера. В одном из лицевых сборников
второй четверти XVIII столетня содержатся любопытные
иллюстрации к гексту толкового Апокалипсиса и очень популярного
среди старообрядцев сказания о конце мира, — так называемого
«Слова блаженною Ипполита, папы римского и мученика, о
скончании мира и о антихристе и о втором пришествии Господа
нашего Иисуса Христа и о страшном его суде». Художник,
всецело проникнутый непримиримой ненавистью и отвращением к
Петру и его реформам, прекрасно воспользовался подходящим
случаем для того, чтобы старинный текст растолковать
явлениями близкого ему времени. Перед нами проходят солдаты в
кафтанах Петровской эпохи с подписью под рисунком из пророка
Исайи: «страну вашу чуждпи поядят», так что не остается
никакого сомнения, кого надо подразумевать под «чуждими»; те же
петровские солдаты расстреливают старцев, связанных и
облеченных во власяницы, или сражаются с казаками; у ворот
города человек в красном кафтане держит в руке развернутый
свиток, рядом с ним барабанщик бьет в барабан — это приводят в
подданство антихристу; укрывшихся ведут к нему насильно,
отпавшие знаменуются его печатью, верные предаются на муку.
Сам антихрист на некоторых рисунках изображен с чертами
лица, не оставляющими никакого сомнения в тожестве их с
чертами императора Петра 1. Мрачным характером запечатлена
картина с надписью: «Тогда послет в горы и в вертепы и в
пропасти земные бесовские полки, во еже взыскати и изобрести
«"Крывшиеся от очию его и тех привести на поклонение его»,
^низу, под красным балдахином, сидит на престоле антихрист;
следуя указанию его руки, военный отряд, руководимый синим
Дьяволом, направляется к скиту, что стоит среди дремучего
!,(а; вверху картины изображены высокие горы с тремя пе-
j,if4paMn — там спасаются миряне и иноки; один из них молится
f ред иконой, два отряда петровских солдат, руководимые дья-
" ["МИ, поднимаются вверх по лесистым ек понам. Не трудно до-
1,)Да'1ься, что здесь мы имеем дело с изображением тех военных
"Манд, которые так часто тревожили мирный покой старооб-

674
Е. Ф. IllМУРЛО
рядцев и беспощадно разрушали их ветлужские и олонецкие
убежища. Иллюстрации названного сборника, но словам Г.
Щепкина, давшего первое их описание, «отнюдь не могут быть
названы политическими карикатурами: это вполне серьезные
произведения гонимого религиозного фанатизма, отожествившего
традиционные описания конца мира с русской
действительностью начала XVIII века. Глубоким суеверным чувством дышат
эти рисунки, и условия исторической эпохи отражаются в них
весьма реально» 2).
Подобно тому, как при жизни Петра были не только
противники его мероприятий, но и исповедники враждебного ему
учения, так и теперь мы встречаемся, и при том среди не одних
только раскольников, с людьми, готовыми отдать жизнь за
право бросить открытый вызов памяти ненавистного царя. В 1737
году в Преображенском приказе велось дело о бывшем солдате и
канцелярском служителе Иване Павлове и «тетрадях», им
составленных. Рядом с обычным негодованием на <<евхитскую
ересь» и «дьявольский образ» (брадобритие), на заведение «школ
мафематических и академий богомерзких», в которых погодно
печатаются «от звездочетия зловерующие календари» и русский
народ приводят в «планеты и в прочие знаки, яко в Бога, верова-
ти», — мы встречаем и новые указания на то, что смущало душу
тогдашнего человека.
Пошатнулась благочестивая вера! Ей открыто стали
предпочитать иноземную! Когда страшный пожар истребил массу
московских церквей, господа Строгановы ни единой церкви не
помогли, в Немецкую же слободу, для постройки погорелой
кирки, 200 рублей послали! В той же Москве, у гостинного
двора, на новой каменной церкви воздвигли маленький крест,
совсем не такой, как на соборных и прочих церквах. Тяжелые
времена! «Ныне кто что вздумал, то и сделал!»
И всему этому злу причина — царь Петр. Устранив
патриарха, он принял на себя патриаршую и церковную власть,
вступался в духовные дела и решал их своими указами — тогда как
заповедями св. апостола царям этого отнюдь не дозволено: их
дело за св. Церковь стоять и оборонять ее от неверных. Между
тем Петр, как истый антихрист, повсюду профанировал
церковные обряды: чинил комедии и наряжал людей в хари,
кощунствовал на святках, разъезжая со славленьем, распевая бесовские
песни; в маскарадной одежде, непристойно, с великим звоном,
пародируя крестные ходы, объезжал со своими приспешниками
по трижды вокруг собора и тем «древней святыне ругание и по-
смешество творил»... Те же бесовские песни, непристойные ело-

Петр Великий а оценке современников и потпмстиа 675
ва и шутки составляли неотъемлемую принадлежность и
свадебных празднеств. «Хульник и богопротивник», он приказывал
встречать себя в торжественные приезды в Москву подобно
Сыну Божию: дети, одетые в белые подстихари, расставленные у
триумфальных ворот, с вайями и ветвями, пели при его проезде:
«Благословен грядый во имя Господне! Осанна в вышних!». И в
другом хотел он уподобиться Христу: во время маскарадных
игрищ, с нарочно устроенного корабля бросал он на площадь
живую рыбу, «яко бысь во явлении Господни апостолам, ловящим
рыбы в море на корабле»; из Спасского монастыря выходил,
возложив на главу свою терновый венец; в таком же венце
изображал себя на монетах...:i]
Да, Петр умер, но память о содеянных кощунствах пережила
царя и сильно бередила религиозное чувство русских людей.
Борода оставалась неизменным символом православия; и
литературное перо убежденного старовера охотно направляло свои
стрелы против ненавистного ему сочинения Димитрия
Ростовского, допускавшего, как мы видели, «богопротивное и гнусное
брадобритие». Поколения будут сменяться за поколением, а
ненависть и омерзение к «ложному Мессии» в взволнованной душе
клокотать будут по-прежнему. Впрочем, в данном случае
необходимо оговориться и несколько сузить ту сферу, к которой
можно было бы приложить только что сказанное. В истории
раскола царствование императрицы Екатерины II внесло важный
перелом. Указ 14 декабря 1762 года, вызвав из-за границы
бежавших туда раскольников дарованием льгот, о каких в
предыдущие царствования им и не снилось, нанес сильный удар
чувству непримиримости и отчужденности старообрядцев. На этой
почве с одной стороны выросло позднейшее единоверие, а с
другой — готовность беспоиовщинской секты пойти на разного рода
уступки. Поморцы признали для себя необходимость брака и
гщесте с федосеевцами ограничили прежнее учение о воцарении
«штихриста, допустив, что после Петра антихрист царствует не
чувственно, а лишь духовно и что поэтому преемники первого
императора суть только слуги, исполнители антихристовой
чоли, а не сами антихристы. Прежняя враждебность стала мало-
помалу сглаживаться; реже встречалось противодействие
государственным законам; запись под двойной оклад, в ревизские
(,Казки, мысль о подати и паспортах, отправление рекрутчины,
Молитва за царя и т. п. перестали пугать в такой степени, как
л i о бывало раньше.
Ыо именно эта самая примирительная струя и вызвала
реакцию среди наиболее фанатических приверженцев старины. Из

676
£. Ф. ШМУРЛО
поморцев выделился новый толк филипповцев, для которых все
преемники Петра были одинаково антихристы; а потому какая-
нибудь молитва за них, повиновение поставленным от них
властям рассматривалось как отступление от «древлего благочес
тия». Еще дальше пошла секта странников или, как она иначе
еще называется, бегунов. Тут не только отказывали в
повиновении властям предержащим, но с фанатической нетерпимостью
относились и к раскольникам прочих толков. Антихрист, по
учению странников, все осквернил своим присутствием; жить в
современном обществе значит, хотя бы косвенно, признавать его
власть над собой, подчиняться ему, а потому единственный
исход для благочестивого человека бежать возможно скорее из
этого общества. Таким образом, оппозиция Петру среди
староверов, проиграв количественно, едва ли не выиграла в
интенсивности и сознательности.
Основателем секты странников был некто Евфимий, беглый
солдат, человек большой энергии и глубокого убеждения (1743
1792). Его перу принадлежат: 1) Толкование на слова Ипполита,
папы Римского об антихристе; 2) О злополучных последних
временах и о знамениях антихристовых; 3) Цветник, собранный на
старообрядцев, и некоторые другие. Особенному
распространению секта обязана крестьянину Никите Семенову (ум. 1793 г.).
Основные положения учения бегунов* сводятся к следующему.
Первый антихрист, связанный на 1000 лет*", появился но
истечении первого тысячелетия по Р. Хр., воцарившись в
греческом царстве, под греческим именем Аполлуен, указанным
в Апокалипсисе***; по истечении новых 666 лет,
составляющих имя его****, явился в России второй антихрист, уже пи
димый — патриарх Никон. Это был первый зверь,
предсказанный Апокалипсисом *****, с семью головами и десятью
• Мы имеем в виду преимущественно те стороны учения
Евфимнекоторые непосредственно относятся к личности и деятельное! и
Петра В ел и ко го .
** Апокалипсис, гл. 20, ст. 2.
*** Гл. IX, ст. 11: «Имя ему по-еврейски Аваддон, а по-гречески А но i
лион». Евфимий в данном случае читает: аполлуенъ; сумма букв эт"
го слова, прочитанных цифрами, даст 666: а (1) + и (80) + о (70) ^
л (30) + л (30) + у (400) + е (5) + н (50) = 666. Между тем правильнее
начертание слова: дпеллушнъ (AitoAAicov).
•';*•;.•••.- «Ktq имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческие
число его шестьсот шестьдесят шесть» (Аиок* алипсис>, гл. Х1П-
ст. 18).
***** гл. XIII, ст. 1.

Ц(Ш}> l^'iiihtm * unruly rm.fh \u umthtH и ншпплн. ;//*.</ б/ I
poniMD". Наконец, ibuiBiijUH грипп и последний антихрист в
лице Пел pa, о котором Откровение ( в. Иоанна так говорит: «И
увидел я другого зверя, выходящего ил аемли; он имел два рога,
подобные агнчпм, и говорил, как дракон» ••■'. Не бел некоторого
Противоречия самому себе, но е очевидным желанием дать
подобающее место и Алексею Михайловичу, первому ил государей,
нарушивших «древнее благочестие*, Квфимпп, в дальнейшем
изложении, называет и Негра, и ого огца ро<-цми атого двурож-
ного зверя: царя Алексея первым, Петра же вторым рогом.
Подобно тем 4RVM антихристам, и третий тоже скрыл себя,
назвавшись импера гором: «оный Пет)) не !i}>u>i ч на ся царского
имени, но восхотел порнмекп имеповатпея: император. А в
римлянах оное императорское именование без мыслите состоится,
яко о том показуется в троязычных букварях, спречь: inepa
тор»- ('мыс п зтого слова тот кс. что шишии, ал именующий
сатану: «нечисти обое, титпл и шератор, и узришл: 6в6«> лл"л".
Еще ев. Кирплт И< pv< а чимекпн * предрек его появление,
говоря, что придет и во.-сядег гордый князь мира во имя Симона
Петра, о Все повинующиеся императору антихристу заклеймены
его печатью, отрицаются Христа и предаются дьяволу. Петр I
есть чувственный антилрпс'1. Все vr\) повеления ложны, законо-
преступпы и богопрогинны. Обложив денежным окладом
православных, он записал их в еретики. Чувственные бесы, посланные
антихристы учинили народную перепись, назвали
православных раскольниками и обложили их двойным денежным
окладом. Бесовские полки, воинские и гражданские власти,
исполнили царские указы оу 8 февраля 1716 и 2 марта 1718 годов».
Как и подобает истинному антихристу, Петр приказал
прославлять себя, говоря ь начале указных своих повелений: «Мы, Бо-
жею мнлосгпю, импера юр»: соответственно двум рогам, принял
Два титула: «царь благоверный* и «император
благочестивейший». Раньше все свободны были, а теперь всенародною
переписью Петр «народ в гр\ду собрал, хотя его во власти своей удер-
катц>>, что предрек еще римский папа Ипполит словами:
<пптихрис1 соберет раеючепныо люди». Кто, как не он, «по са-
(\itii:o \i|\Hu: (11иi:i 1'го, MM|iri;ur пу.я Пикона) Кнфимип 'Ш'пнм н
искаженны* фирм*-: Nvivjriu:, что длег «му: в ("><М г п (S) * к (20) -г
И (<S) ь , (10)0) • 1(10) - .. i7(l) \ «• {2<№) - Ы»<>.
Г-i. XIII. п. 11
I П »' р ;i 'I о р I I И 1 И I.
10 - КО < о i 100 - 1 t НПО < 70 I 100 ЫМ;Ш S - 300 • 8 - оО Ш>.

678
К. Ф. ШМУРЛО
танину велению», учредил цехи и гильдии, ввел брадобритие,
новое платье, куренье табаку и разные другие богопротивные из
латинских и немецких стран установления, раздробил всех
людей на разные чины, размежевал между ними землю, леса и
воды, наделив одних обильно, других недостаточно, кому же и
вовсе ничего не дав, «токмо едино рукоделие повелев», «да
каждый знает свое и наблюдает за ним, другого же надела не
прикасается»? Но коммунистические идеалы Евфимия не мирятся с
таким распределением собственности, слова «мой» он не
признает: «сей же глагол св. Златоуст проклятым и скверным нарица-
ет, глаголя: мое — от диавола введеся, все нам общее сотворил
Господь, и несть можно рещи: мой свет! мое солнце! моя вода!»
Все такие новшества в результате сказались порчею
общественных нравов: «начата бывати обманы, неправые меры, неистовые
весы, и во всякую вещь неудобные примесы; родишася божбы и
клятвы, жажадательства имения, ненависть, зависть, вражда и
драки и междоусобные брани до свирепства, обиды до граби-
тельств».
«Змий седмиглавый», Петр обложил народ семигривенною
подушною податью и «почтил семь главных страстей: гордость,
или славолюбие, стяжание богатства, сластолюбие, гнев,
зависть, чревоугодие и небрежение; установил многие языческие
обычаи, как то: брады брити, платье немецкое носити, банты и
петли на шеях имети, табак носом пити и курити, в комедиях,
маскарадах, пирах и балах пощеденствовати и прочее». Наконец,
указом 5-го февраля 1722 года (законом о престолонаследии)
Петр «устроил оному мысленному антихристу дом
царствующий», повелев наследником признавать того, кто будет им
назначен.
С негодованием вспоминает Евфимий об оскорбительных
отличиях в одежде — червленых козырях с тремя инициалами
е. p. C5 («еже есть: еретик, раскольник, отступник») — о том, как
даже «св. богодухновенные книги оглаголуя расколническими...
а свою еретическую церковь» «богохульно» называл «святою»; о
том, как учредил Синод, посягнув там своею персоною
изображать упраздненного патриарха.
Начатое беззаконие не прекратилось со смертью Петра:
указы 1731, 1744, 1745 и 1764 гг. оскорбительно называли
староверцев раскольниками; а императрица Елизавета, кроме того,
именуя покойного государя «благочестивейшим императором»
и возобновив его прежние повеления, направленные против
приверженцев старой веры, тем самым явно обоготворила
антихриста. «Все идет против Бога и все против правды; до конца тлеет

J]rnip B<iuictiu f: оценке гп^ргмгннтсоа и пчт*>мстаа 679
благочестие, во всем царствует нечестие; вместо законов
водворилось везде беззаконие, лихоимцы вси грады содержат: во всем
убо дух антихристов возвел на пас». Чтоб избежать этого духа,
остается одно — спасаться от него бегством... и
Нельзя сказать, чтобы Евфимий своим учением внес что-либо
особенно новое, как-нибудь иначе осветил личность и
государственную деятельность Петра Великого сравнительно с другими
противниками государя-реформатора; но то, что раньше было
отдельным несвязным представлением, с характером
индивидуального понимания, теперь получило известную связность и
законченность, стало именно учением, системой. Евфимий не
ограничивается простым изложением фактов, но ставит их во
взаимодействие, подчеркивает последствия, из них
вытекающие. Он борется против основного смысла петровских
преобразований, против того духа, каким, по его мнению, они
проникнуты. Отрицательное отношение к настоящему порождено не
чем иным, как глубоким убеждением, что современный строй
жизни, церковный, социальный, государственный есть прямой
продукт недавнего прошлого. Таким образом в учении Евфимия
субъективная оценка личности> оставаясь такою же страстною
и непримиримою, как и у современников Петра, переходит,
хотя, может быть, и бессознательно, в критику реформы, как
общественного явления. Это последнее обстоятельство,
несомненно, придало много яркости и живучести учению Евфимия; но
зато, параллельно, когда с годами отрицательные стороны этой
реформы в сознании массы начали постепенно терять свой
острый характер, учение беглого солдата все более и более должно
было замыкаться в тесный круг немногих фанатических
последователей, становиться диким пережитком и анахронизмом.
Дальнейшее развитие идей Евфимия следует видеть в
«Сказании об антихристе, еже есть Петр I» (иначе: «Собрание от свято-
*о Писания о антихристе»), — страстном памфлете против
царственного реформатора, полном горячего воодушевления и
кошеных порывов. Тут перед нами одновременно и
непреклонен вера, и оскорбленное чувство, и непримиримая ненависть.
1 Ьром составителя названного памфлета руководит, разумеет-
**» не серьезное изучение вопроса, а нетерпимость фанатика,
непримиримого врага. Называя Петра антихристом, автор произ-
ь'гчт не бранный эпитет, но искренно верит в реальность этого
' "кествления, именно отожествления, а не сравнения. Страст-
"* 1:f филиппика вперемежку со ссылками и выписками из Отцов
ркви, с постоянным повторением и возвращением к только
'" сказанному; возбужденное состояние, прорывающееся чуть

680
Е.Ф.ШМУРЛо
не в каждой строке, все это повлияло и на внешнюю форму
памфлета, беспорядочную, невыдержанную, без системы.
Со времени звериного 1666 года (когда повоисправленныс
книги получили санкцию Московского собора) царь Алексей
стал, в глазах автора «Собрания», «жпдовином» и «мучителем»;
царь же Петр постоянно называется «лютым зверем», «воли са
танинской исполнителем». Это «ложный мессия», «противник
Христов», «сын погибельный», «жидовский царь», «лжепома
злнник», «лжехристос», «злой сосуд сатанин», скрывший
«пагубное имя свое под литерою М», так как в остальных буквах
слова I.uncpamop благочестивому староверу чудится, подобно
Евфимию, то же звериное число 666. Сильно достается Петру за
учреждение Синода, за именование себя отцом отечества, что
являлось, по мнению безымянного автора, кощунством над саном
патриарха. С таким же негодованием читает он в книжке
Беляева «Кабинет Петра Великого» выдержки из Ломоносовской оды:
«Он бог твой, бог твой был, Россия». Особенно сильны нападки
на перемену летоисчисления; сетования на это разбросаны по
всему сочинению. Что же касается до введения подушной пере
писи, то она кажется нашему автору таким богоотступным до
лом, что мысль его никак не может примириться с этим фактом.
Он с решительностью провозглашает, что «такому лжехристу в
послушество отдатися не хощем и в книги его законопрсступные
писатися никогда не будем, да и хотящим спастиея никому не
советуем. Творите с нами, что хощите... ибо мы от святого кре
щения записаны есмы в книги животныя у Царя небесного на
небесех».
Мысли, однородные с «Сказанием об антихристе» и «Цветни
ком» Евфимия, высказывает другой последователь секты бегунов,
Василий Московии в своем «Разглагольствовании тюменского
странника», сочиненном около двадцатых годов XIX столетия.
Отрицательное отношение к Петру является здесь результатом
целого мировоззрения. Весь мир делится на два царства: на мир
Божий с небесным градом Сионом, и мир сатанин с великим тем
иым градом Вавилоном (Россиею). В этом Вавилоне антихрпп
воплотился в лице царя Алексея Михайловича, патриарха Ни
кона и справщика Арсения Грека *; первое обновление его — в
лице Петра, принявшего императорский титул: «император на
речеся, сиречь монарх или единовластитель, не имея равного
себе, дабы кроме его никаких дел не творили, но имели бы его
себе превысочайшею главою». Вот почему иное дело царь благо
честнвый, иное — император: за первого молиться следует, за

Jlvni(> Br.iiih'iiu '•• "UfHhc ror.fit aw нниног и nonu>.vrmna 681
второго — никогда, и все, исходящее от «императора?, есть
богопротивное и нечестивое. Поэтому в главах Тюменского
странника святейший Синод есть «жидовский синедрион», а
правительствующий Сенат — «антихристов совет»; а в слове ее
наторы. которое бегуны пишут «cenarpi», скрыто то же
звериное число*.
Несколько особняком от двух только что рассмотренных
произведений стоит сочинение неизвестного автора «АпокалипсшЬ.
Насколько можно судить по неполным данным, проникшим в
нашу печать, автор «Агюкалипсня» особенно смущен
«языческими» формами, какие усвоила русская жизнь в XVIII веке.
Памятник Петра на Сенатской площади в Петербурге, портрет
государя, резанный в 17G4 году, с стихотворной подписью Сума
рокона, и другой, где император изображен рядом с Минервой\
представляются ему «антихристовыми иконами», «образами
звериными», предсказанными еще у пророка Даниила в
Апокалипсисе. Конь и змея на дивном произведении Фальконета
служат ему оправданием слов Пезекинля: «от гласа ржания яж-
депия коня печрясеся вся земля, и прпидет и пожрет землю, и
исполнения ея. град и обитающих в нем»; а также слов
Псалмопевца: «яко се аз по< лю на вас змии умерщвляющыя, имже
несть заклинания, и угрызут вас*. В стихах Сумарокова богиня
славы толкуется всемирною вавилонскою блудницею, чью
преступную связь с антихристом предугадал Апокалипсис: тот же
смысл придан и Минерве. Что Петр антихрист — этому
доказательство if самое его происхождение: он от смешения рабской
крови (Нарышкиных) с царскою (царь Алексей) и
священническою (прадед, патриарх Филарет). Всевозможными
издевательствами осыпана «полюбовница Петрова, римлянка» Екатерина 1,
главная советница и подстрекательница всех нововведений Пет
ра; не менее достается и пмперафице Елизавете, новой
«Венере» и «еллинской богине». В восторженных одах стихотворцев
XVIII стол., сравнивавших время Петра с золотым веком,
фанатику чудится богохульное поклонение богу (-a J урну —
властителю этого века лишь по мнению язычников, а по учению
церковных писателей — самому сатане.
Вопрос об антихристе, столь тесно связанный с забитою о
'Пасенип человеческой души pi уже по одному »тому крайне
!!>евожный, волнующий, представлял благодатную тему для
с е Н .1 Т р 1
2W) • Г) ■ 50 г 1 » 300 Н 100 *- 10 lib!).

682
£. Ф. Л1МУРЛ0
благочестивой, ищущей правды души. Перо раскольника не
ограничивается страстным памфлетом, горячею исповедью —- оно
создает целые трактаты, пытаясь всесторонне, хотя и крайне
туманно, подойти к решению наболевшего вопроса. Такова «Книга
о случаех последнего времени». Развитие мысли запутанное,
тон речи торжественный, болью сердечной и фанатизмом
отчаяния дышит каждая страница. Новых ноложений относительно
Петра и его реформы названное сочинение не выставило; но в
нем, можно сказать, как в фокусе, сконцентрировались вся
злоба и негодование раскольничьего мира, весь ужас, вызванный
деятельностью преобразователя. Известное (апокрифическое, но
весьма авторитетное среди староверов) сочинение св. Ипполита
«Слово в неделю мясопустную о скончании мира и о антихристе
и о Втором пришествии Господа нашего И<исуеа> Христа»
служит в данном случае нашему автору отправною точкою для его
рассуждений. Следя за поступками и мероприятиями
ненавистного ему русского императора, он находит в них блестящее
доказательство справедливости прорицаний св. отца. «Книга о
случаех последнего времени» дошла до нас в составе обширного
рукописного сборника, представляющего собой (применяясь к
современному типографскому языку) богатое, прямо даже
роскошное издание, и одно уже это дает основание думать, что в
известных кругах внутренняя ценность этого сочинения ставилась
очень высокоб).
Представление о Петре как об антихристе удержалось вплоть
до наших дней. Двести лет времени прежней точки зрения не
изменили. И до сих пор, по удостоверению г. Розова, «у
раскольников страннического согласия существует картина,
изображающая Петра I в виде антихриста, в венце и порфире. Сатана,
подавая ему свечу, говорит: "твори волю мою; одного Иуды мне
ныне мало, а чрез тебя я привлеку к себе много людей". Подле
Петра I изображена православная церковь в виде блудницы>>.
В деревне Талицах, Макарьевского уезда, Костромской
губернии, откуда был, кажется, родом Григорий Талицкий, и до сих
пор держится мысль, что Петр Великий — антихрист, а также
сохранилось предание, что он кого-то из их деревни мучил, жег
живьем на Москве.
Учение, видевшее в императорском титуле скрытый
апокалипсический знак, с логической последовательностью
переносит свои воззрения и на преемников Петра Великого. Подобно
тому как современники Елизаветы Петровны считали ее «не
прямою царицею», говоря, что законный государь — «отрасль
благочестивого государя Ивана Алексеевича», внук его Иоанн

I letup Be.tuiniu « оценке сопремc}iникои и потомства 683
Антонович0; так точно и Петр III ";\ Александр Благословенный,
Николай I были, каждый, новыми «обновлениями» антихриста.
Последователь федосеевского толка Ермаков заявлял в 1855
году: «Вашего синода и всего духовенства вашей церкви
совершенно не признаю и не терплю, ибо они богомерзкие отступники,
гонители и мучители нас, правоверных, и самого царя опутали
своим бесовским лжемудрованием и лукавством. Императором
Александра Николаевича пе признаю, а признаю его царем.
Титул же императорский, вместе с гербом двуглавого орла, Петром
Великим заимствован от нечестивого сатанинского папы
римского. Титул император значит Перун, Титин или Дьявол: герб
двуглавого орла есть тоже дьявольский, ибо человек, зверь и
птица имеют по одной голове, а две головы — у одного дьявола...
Властей мирских я признаю только тех, кои поставлены были
царем, а не императором. Начальников над нами,
правоверными, ныне вовсе нет никаких, а прежде были бояре и воеводы.
Сенат же ваш — есть дьявольский комитет».
Повышенное настроение сказалось и в создании песен,
оплакивающих горькую судьбу православия. В одном из так
называемых «духовных стихов» И^исус * Христос говорит: «Народился
злой антихрист», «наложил печать свою на людей» —
благочестивому человеку один исход: бежать в леса и дальние пустыни,
засыпаться песками, пеплом и умиреть
За крест святой, за молитву.
За оною браду честную.
За мою вору Христову.
В другой песне Спаситель обращается к Аллилуевой жене и
говорит ей:
Ты скажи мою нолю всем моим людям,
Всем православным христианам,
Чтобы ради меня они в огонь кидались,
И кидали бы туда младенцев безгрешных,
Пострадали бы вес за имя Христа света...
Что антихрист на земле взял силу большую...
Он брады всем брить повелевает,
Креститься щепотью всем завещает,
Мою веру Христову хощет искоренити.
Вообще на всем пространстве XVIII и XIX в. нетрудно
проследить одну общую ноту: Петр Великий —- антихрист и все его тво-
г гол с теин
3 + 70 Н 30 + 200 - 300 + 5 + 8 + 50 - 666.

684
Е.Ф.ШМУНЛО
рение, а значит, и вся жизнь, какою мы живем теперь, есть
исчадие ненавистного ада. Мероприятия царя-реформатора
коснулись самого священного и дорогого, и отчаяние наболевшей
души нашло себе выход в мрачной проповеди самосожжения и
самоистребления.
Тем не менее годы, образование делают свое дело. Даже в
секте бегунов в настоящее время замечается поворот на новую
дорогу: в сопелковском толке, по словам г. Розова, «Евфимиеву
учению об антихристе-Петре хотя и ныне буквально следуют все
простые и несведущие в писании... но более сведущие в этом
догмате согласились с прочей беспоповщиной: что антихрист есть
вообще отступление от веры, что все еретики и отступники от
истинной веры - антихристы, и что Петр есть антихрист по
преимуществу, потому что имеет преимущество власти».
Конечно, это уже шаг вперед. Чувствуется, что обрядовая сторона, но
крайней мере, в глазах некоторых представителей раскола,
потеряла значение религиозного догмата. Борода и длинное платье
будут отстаиваться с прежней энергией, но уже скорее во имя
нравственного права каждого одеваться так, как ои хочет. Павел
Любопытный12, известный историк-поморец, автор
«Хронологического ядра староверческой церкви, объясняющего
отличные ее деяние с 1650 по 1814 год», не только сочувствует
образованию, но даже восхваляет Петра за учреждение Академии наук,
негодуя на него собственно за насильетвенность мер, за презрение
к русской народности. Требование брить бороду отвратительно и
жестоко, потому что выражает собою «зверский фанатизм»!
Запрет торговать русским платьем, замечает Любопытный,
философ заклеймил бы, как «варварство и бесчеловечие». Тот же
характер внутренней несправедливости носит в себе и указ о
наложении на раскольников двойной подати: «философия может
созерцать в своем предмете буйство царей, сколько они до лет
премудрой Екатерины истребили в России рода человеческого,
сколько сот тысяч разогнали своими варварскими законами в
иноплеменные языки своих подданных! Все это видит мудрый! о
цари, цари! Грубейшие!» ^
Таким образом, прежний фанатизм если и держится, то в
кругу значительно суженном; если сила застарелой ненависти
тут и не ослабла, зато в массе она, несомненно, поблекла,
смягчилась — время взяло свое! Два столетия протекли с того дня.
как иод царскими ножницами пала первая борода и обрезаны
были полы длинного кафтана. К бритому подбородку привыкли,
по крайней мере он стал терпим. Рядом с убеждением, что
«борода образ и подбие Божие», «борода дороже головы» в народ-

Петр Великий в оценке современников и потомства 685
ном сознании стало возможным и совсем иное: «борода выросла,
а ума не выыесла», «мудрость в голове, а не в бороде».
Примирились и с Синодом, с Сенатом; очевидно, острая форма боли
ослабла, народный ум сумел в конце концов отделить внешность
от содержания и простить реформе ее внешние стороны.
Наконец, что-нибудь да значили же богатырская личность царя-
ргаботника, всеиспытующии и проникающий взор его, простота
обхождения и сближение с народом, неустанная энергия и
гигантский труд, подъятый на благо родины, наконец, слава
победителя шведов!.. И действительно, все это нашло свое
выражение в народных преданиях, сказках и песнях, посвященных уже
не антихристу, а «православному царю Петру Алексеевичу*,
«Петру I Великому», «полковничку Преображенскому,
капитану бомбардирскому». Эти песни и сказки до некоторой степени
сыграли примиряющую роль. Они не только стали
складываться с давних пор — начало их молено относить к самой эпохе
Петра —- но и удержались до нашего времени. Правда, в розовый
цвет эпоху реформ они не окрасили; более того — только
скользнули по ней; переворот, совершившийся во внутренней жизни
народа, они, можно сказать, не отпечатлели: понять его
народному уму было не по силам; воспеть и прославить еще менее. Вот
почему на петровской песне лежит отпечаток чего-то сурового,
мрачного; в ней слышится что-то недосказанное, как бы
невыраженное желание, чтоб слушатель прочитал между слов
затаенную мысль.
Мать-земля сырая унимает зеленую травушку:
Не плачь, не плачь, трава-мурава;
Не одной тебе в чистом поле тошнейько,
И мне еще того тошнее.
Песня не скрывает тяжелых сторон народной жизни; устами
князя Голицына она обращается к государю:
Ох ты батюшка, государь*царь ты наш православный,
Ты зачем» государь-царь, черня-ть раззоряешь?
Ты зачем больших господ сподобляешь?
Солдаты, отправляясь под Азов, поют:
Ах, бедные головушки солдатские.
Как ни днем, ни ночью вам покою нет
Пли:
Не роса пала на травушку,
Что кати лися горючи слезы,

686
/•;. ф. ш мурло
Горючи слезы солдатские,
Идучи, братцы, в землю Шведскую.
Все солдаты во слезах идут.
Во слезах идут, позрыдаючи:
Что прощаются ль солдатушки
Как с отцами и со матерьми,
Что с женами и со детками,
С родом-племенем, с приятелями.
Это горе нам станет понятным, когда мы узнаем, что для
солдата проститься с родней равносильно тому, чтобы уйти
Во неволюшку — службу царскую,
Во всегдашнюю во заботушку.
Однако тут же рядом слышится сознательное и убежденное:
И мы рады государю послужити,
И один за одного умерети.
Как ни страшны, например, были стрелецкие казни, но народ
примирился с жестокой расправой царя. По справедливому за
мечанию Лавровского, в песнях, посвященных этой расправе,
«господствует полное примирение с событиями и их виновником,
полное объективное представление того и другого с
народно-поэтической точки зрения; в них нет ничего, или почти ничего,
что бы обнаруживало недовольство, раздражение, присутствие
страсти; там, где заметны признаки раздражения и страсти, они
сглажены и смягчены взглядом на них народа и обычными
приемами народного творчества. Основная тема всех этих песен —
великая провинность стрельцов, измена его царскому
величеству, признание этой провинности, испрошение прощения с обе
щанием загладить вину службою»:
Возьмем мы тебе город, который надобно,
Без свинцу возьмем без пороху,
Без твоего снаряду государева,
Возьмем город грудью белою.
С особенной любовью останавливается петровская песня на
военных подвигах царя. Много забот приложил Петр на устрой
ство своей армии, и духовное родство ее с государем с большою
силою сказалось в песнях, оплакивающих смерть императора.
«Молодой сержант плачет, как река льется», и взывает:
И ты встань-пробудись» государь,
Пробудись, батюшка православный царь!
Погляди ты на свое войско милое.
Что на милое и на храброе:

Петр Нелисий и оценке современников и потомства 687
Без тебя мы огироте-'Ш.
Осиротев, обессилели.
Повторяем, не светлым, не радостным ореолом окружено в
сознании народном царствование Петра Великого, а строгим,
серьезным; как бы ни было, во всяком случае на личности могучего
императора не лежит ни единого упрека. Здравый смысл народа
заставил примириться с временным злом, и личные невзгоды
умолкли перед внутренней правдой реформы. Этот смысл
оправдал Петра, но наряду с оправданием чувствуется и грустное
сознание того, что великий преобразователь напрасно и
неосторожно создал себе из общества противника вместо того, чтобы
идти с ним всегда рука об руку7).
ПРИМЕЧАНИЯ
1) к стр. 671
а) О лубочных картинках см.: Ровинскии. Русские народные
картины/ IV, 158—159, 256—269, 321—322; V," 155—163; Стасов.
Рецензия па книгу Ровииекого /7 Журнал Мин<истерства>
народного-- просвещ'ения>. 1882. Октябрь. 321—345; Ровинскии.
Подробный словарь русск- их> гравир-ованных> портретов, III,
1738-1752.
о) Ср.: Пыпин. Дола о песнях в XVIII веке // Известия Отд<ела>
русского > яз-ыка ■ и слов<еспости>. Т. V. Кн. 2. СПб., 1900. С. 579 и
ел.; о песне, которую пел дьячок Т. Делнфовский об имп.
Екатерине I и 1752 году: «Зверочик, мой зверочик, полунощный мой
зверочик, повадился зверочик восадочик, к Катюш*» ходить».
2) к стр. 674
а) «При вступлении Петра II надежды раскола на поддержку
старорусского уклада оживились. В Поморье объявлен был по всем
общежитиям и скитам своего рода манифест о молении за него» *.
б) Пудрение волос, ношение косы и штиблет, заведенное в 1729 г. в
русской артиллерии, в следующее царствование, Анны Иоанновны,
упрочилось окончательно. «Волосы, напудренные, сбирались: на
висках - в пукти, а назади — в длинную косу, почти до пояса,
оплетенною черною кожею или лентою, завязанную, против
кафтанного воротника, в бант» л'*;'.
Доклад Е. В. Барсова (Чтения. 189G. IV, протоколы — с. 44).
Историческое описание одежды и вооружения российских войск.
СПб., 18 42. Ч. II. С. 139. 134.

688
К. Ф. И1 МУРЛО
в) В расмсолышчью контору за время ее существования ( I 725 1 704),
поступило 68 дел «о бородачах и раскольниках, взятых в неукам
ном платье* •'•'.
г) Сенатские указы 19 февраля 1743 и 1 февраля 1744 гг. (Пол пое
еобр- ание> зак - онов -. XI. N° 8707: XII. N 9479). Ср. также указы
13 мая 1745 г. о запрещении раскоп,нпкам называться старовера
ми и 2 декабря 1752 г., подтверждение указа 25 апреля 1722 i. о
взимании с бородачей 50 рублей пени в год и ношении особой
одежды с медными знаками (там же, XII, № 9155; XIII, № 10 053).
д) С целью «обезоружить защитников бороды и рассеять
сложившийся насчет се предрассудок», в «Исторических, генеалогических и
географических Примечаниях к Ведомостям* за 1741 год (ч. 14.
15, 16, 17, 18) помещена была обширная статья *0 бороде и воле»
сах». «Там приведены довольно подробные сведения, какие были
добыты тогдашней наукой, о ношении бороды и волос у разных на
родов древнего и нового мира; в заключение же высказано потреб
нос для данной минуты мудрое поучение, что "бород\ не за надл**
жащую к украшению человеческого тела, но весьма за излишнюю
часть оно! о почитать надлежит". Кроме того, п различных местах
статьи к слову обронены довольно язвительные замечания против
бороды в таком, например, смысле, что "безбородыи-де поп гораздо
больше бородатых дураков разума имеет", что, по слову авторитет
ного мудреца Плутарха, "в большой бороде не всегда большой w
бывает" и т. п.* *''•". «Раеколыцик» служил предметом осмеяния и и
так называемых интерлюдиях'''••■-. Отдал дань веку и Ломоносов
«Гимном бороде»-'"'"^ Полемика, вызванная этой язвительной п
местами довольно грубой сатирой на раскольников*****, лучин
всего показывает, насколько жизнен был в ту пору этот вопрос. Как
известно, злободневность свою борода потеряла только в наши дни*
еще в царствование Николая I ношение бороды было одним из при
знаков политической неблагонадежности и могло служи i ь мотивом
лишения человека свободы"-.
'• Описание док- ументов - и бум- аг Моек- овского арх ива Ми
и- истерства • юст--пции -. VII, 27, статья В. В. Нечаева.
** Михневич. История русской бороды (Исторпч- еекпе этюды. 1!
90). Экземпляра «Исторических примечаний* за 1741 год не оказа
лось ни в Имп- ераторской Академии наук, ни в Ими- ератор
ской * Публ-'ичной" библиотеке, что вынудило нас пользоваться
статьею о бороде через вторые руки. Ср.: Hnjcmpo* в. Псторич (
с кое-- розыска ние. С. 37.
-л-А-А- ^р . руГСкая интерлюдия в первой половине XVIII в^-ка (Летопи' о
Тихонравова. II. С. 35 60).
"*•"'•••• Сочинения, акад. изд., II, 137.
'•■•"•■•• •■■'■■■ См. там же, примеч., с. 158 и (\\.
*>■■': Случаи с Ф. В. Чижовым и И. С. Аксаковым. Ни китенка. Моя п«
весть о самом себе. 2-е изд. СПб.. 1905. Т. I. С. 372, 391.

Петр Великий в оценке современников и потомства 689
♦^^"^
е) О запрещении нюхать табак в церквах говорит Болтин в
«Примечаниях на историю Леклерка» (I, 509 -510).
ж) *В числе розыскных дел тайной канцелярии времен Елизаветы
встречается немало возбужденных по поводу протеста против бри
тья бороды и связанных с этим искажений древнего благочестия.
По доносу многие лица, преимущественно из старообрядцев,
обличались в ♦злодейственных непристойных рассуждениях и
толкованиях*, в таком обыкновенно роде: «Ныне-де в церкви
несправедливое учение. Нынешние-де архиереи и попы и прочие люди имеют
семь сатанинских грехов на себе: нюхают табак, бранятся матерно
и, приходя в церковь, говорят о собаках. А люди-де бреют бороды,
и цсрковь-де всем любодейцам и мерзостям и грехам земским мать.
И первый-де император староверов мучил и которые-де
замучены — все святы, и бил Ладожское озеро кнутом, и сына своего за
христианскую веру казнил. И при Елизавете Петровне народ в
пагубу идет от несодержания старой веры о *.
з) Тимирязев. Борода Тимофея Архипыча // Русский архив. 1874. I.
С. 612-620.
к) Щепкин В.Н. Два лицевых сборника Исторического музея// Ар
хеологические известия и заметки. 1897. № 4. С. 97 102. Ср.: II ы
пин. Петр Великий в народном предании // Вестник Европы. 1897.
Август. С. 640—644. Г-н Щепкин полагает, что рисунки
Лицевого сборника возникли в одном из крайних раскольничьих толков,
именно в секте бегунов (С. 98). Пыпин справедливо возражал на
это, находя, что «представление о Петре, как об антихристе, было
вообще до такой степени распространено в расколе, что приписать
его преимущественно секте бегунов не оказывается возможным. И
если это представление принадлежало и всяким другим толкам, то
среди их возможно и составление и подходящих рисунков»
(С. 644). К этому можно еще добавить, что самая секта бегунов
(странников) возникла не ранее восьмидесятых годов XVIII
столетия, между тем рисунки, как это доказывает г. Щепкин, были со
ставлены еще до воцарения Екатерины II.
8) к стр. 675
а) Об Иване Павлове см.: Исторические бумаги К. И. Арсеньева //
Сборник отд^еления> р-усского> яз- ыка - и слов Ясности -
Академии > наук. IX. С. 114—132).
б) Неосторожные, зачастую прямо кощунственные пародии Петра на
обряды православной церкви достаточно известны, чтобы
требовать особых доказательств. Достаточно указать на шутовскую
свадьбу князь-папы Н. М. Зотова «или, как на то время называли
его, Князь-патриарха», которого венчал девяностолетний старец-
священник и которого «народ» приветствовал возгласами:
♦патриарх женился! Да здравствует патриарх с патриаршею!»*; или на
* Михневич. Указ. соч. С. 107—108.
* Голиков. 2-е изд. IV. С. 289—290.

690
Е.Ф.ПШУРЛ(}
маскарад, где тот же князь-папа, встречая своих гостей,
благословлял их у входа «по способу русского духовенства, давая таким об
разом в одно и то же время и папское, и патриаршее свое благиел<>
вение» *. В числе атрибутов всепьянейшею собора находились
глиняные фляги с колокольчиками, изображавшие собою панагия,
«а вместо Евангелия была сделана книга, в которой несколько
стклянок с водкою... И во время дня Вербного Воскресения такж<-
процессия отправлялась после обеда на Потешном дворе. Опой пат
риарх шутошной был возим на верблюде в саде набережной к
погребу фряжскому... и во всю зиму до масляпицы продолжал слав.гение
по всем знатным дворам на Москве и в Слободе, и у знатных купцов
с воеиением обыкновенным церковным, в которых домах приуго
та вливал и столы полные с кушанием, и где прилунится обедали
все, а в других ужиновали, а во оных токмо пивали. И продолжа
лось каждой день до полуночи и разъезжались всегда веселы>> **.
При торжественном въезде царя в Москву. 21 декабря 1709 го
да, в день празднования Полтавской победы, в числе встречавших
государя у триумфальных ворот, «являлись в белых одеждах юно
ши с венками на главах и вайями в руках, которые идя в еретенш
государю, пели приличные торжеству песни и полагали пред ег«»
величеством венки и ветви свои»; по окончании же речи miitj .
Стефана Яворского» * несколько отроков, одетых в белое платье, м
виде ангелов крылатых, воспели песнь духовную приличную тор
жеству» ***. В зтот день молодежь, толпами встречавшая царя на
всех улицах и во всех переулках, бросала к его ногам ветки и вен
ки» ****. На триумфальных воротах между многими аллегориями
мифологического содержания изображена бьгм «близ престол.i
правды, вера христианская во образе девы с крестом Focnc.i
ним» *****.
г) О «кораблях», т. е. санях, сделанных наподобие кораблей, пеодпо
кратно говорят Голиков''* и Берхгольц 7'*", описывая гулянья и м;н
карады, устраиваемые царем в торжественных случаях.
д) В одной из рукописей XVIII столетия встречается уподобление lb j
pa царю вавилонскому, ввер] ni»'\iy ipe\ отроков и тчць мше-1
иуюй*.
е) Ср. выше примеч. 1, пункт г, о семидесяти новинах, иекджающп .
по мнению староверов, современную им русскую жизнь.
* Берхгольц. Дневник. Русс к. переч. 2-е изд. Ч. I. С. 175.
** Архив Куракина. I. С. 71—72.
*** Голиков. 2-е изд. Т. XI. С. 364.
**** Юль. Записки. С. 121.
***** Соловьев. Т. XV. С. 356.
ь* Деяния. 1-е изд. Т. VIII. С. 65 — 66.
7* Дневник. II. С. 66, 77 и др.
8* Описание рукописей Сол овец •= кого • м-ря, хранящ- нхея в oih
л потеке * Казан- ской> Духов^ной • акад<емии>. Казань, 18<S '
4.1. С. 198.

Петр ISctuhuu к пиенкг с<>ьр<\\1снникои и /иттмгпк.и (591
4) к стр. 6 78
а) Ср.: «Обличение пл книгу Димитрия Poctobi кого, и полном свобод*»
рллр1 пыющего в христиане 1 m чинить богопротивное и гнусное бра-
добрптпе>, сочинение поморца Тимофг-я Андреева, умершего в
1808 юд\, 63 лет'-. Сочинение Стефана Hnopt кого, «Знамения
пришествия антихристова и кончины иска», в последний рал было
перепечатано в 1843 году** — значит, в нем чувствовалась еще
надобность!
б) О примирительном влиянии Екатерининского законодательства и о
возникновении секты странников см.: Розов. Странники или
бегуны в русском расколе// Вестник Европы. 1872. Ноябрь. С. 279—
284. — Начатки примирительного течения, и притом в самом
расколе, хотя по совершенно иным мотивам, молено проследить еще до
воцарения Екатерины П. Когда в 1738 году староверам,
поселившимся на р. Выге, угрожал разгром их общежитий и скитов за
нежелание молиться за государей и называть их благочестивыми и
благоверными, то выговскис старцы порешили императрицу Анну
Иоанновну в тропарях, в кондаках и стихах поминать так. как где
напечатано в книгах, тропарь *Спасп, Господи, люди твоя»
написать по-православному. Оппортунизм птот встретил сильную
оппозицию в раскольничьем мире, но не было недостатка и в
защитниках нового взгляда. К. В. Барсов говорит, что среди сочинений этой
категории особенно выдается «Книга о молении царей»,
составленная Даниичом Матвеевым: она «сильное влияние на умы
раскольников, на мора мьпое отношение огромной массы русского народа к
Высочайшей власти» л;:Л\
в) Указ 8 февраля 1716 г. »»»* уетановлял двойной оклад с
раскольников; чч о же до указа 2 марта 1718 года *""",; ••''', то такового не
находится ни в Пол. Con. законов, ни в «Указах г. и. Петра Великого,
состоявшихся с 1714 по кончину е. и. в-на. гепваря по 28 число
1725 году». Что, однако, он должен был существовать, косвенно
подтвержлает манифест 3 марта 1761г., ееычляеь, по вопросу о
двойном окладе, на ряд предшествовавших указов, между прочим,
на указы «1 716 года февра 1Я 8 дня, 1718 года марта и октября 9* 1"';.
- Раскольническая библиография Павла Любопытного Библио
гр афичнекпе записки. 1861. С. 435.
•v'v Пен аре i: uii. Наука и литер- а тура . II. С. 78.
:'л""" Барсов Е. Семен Денисов Вторушин, предводитель русского
раскола XVII века / Труды Киепск- ой Дух овпой • акад емип -.
1866. Т. II. Июнь. С. 222—227. — Ср. /тугую статью Барсова: Петр
Великий в его отношении к поморскому расколу (Русское
обозрение. 1894. Январь; Чтения. 1891. I. Протоколы. С. 90-99).
*'•'•" П- олное с обрание за к онов . V..V2991.
'•■'•' Дата зта одинаково показана у Розова (с. 299) и Щапова (Земство и
раскол // Время. 1862. Ноябрь. С. 260).
'"'-' П- олное с обрание -лак онов . XVI..N'- 12 067.

692
Е. Ф. Ill МУРЛО
г) Чтобы попять, почему в категорию указов 1731 1745 гг. Евфимип
отнес и указ 1764 г., напомним, что Екатерина II в манифесте
3 марта 1764 года запрещала называть раскольниками только тех
старообрядцев (а равно освобождать от двойного оклада), «кои ира
вославнон церкви не чуждаются и таинства церковные от
православных священников приемлют, а только в застарелых и безрассудных
некоторых по суеверию обычаях, не развращающих ни Слова
Божий, ниже догматов и правил церковных, то оные не токмо от
входа церковного и от таинств ее святейшим синодом не отлучаются,
но и за раскольников тем же синодом не признаваемы» * —
очевидно, под это определение секта, образованная Евфимием, подойти но
могла.
д) О Евфимии и его учении см.: Синицын. Две записки 1853 года
(Сборник правительств* еиных * сведений о раскольниках,
составленный Кельсиевым. Лондон, 1862. Выи. IV. С. 17, 112 ел.); Щи
пов. Указ. соч.; Трефолев. Странники// Русский архив. 1866.
С. 610—625; другая статья того же автора в «Трудах Ярославской»
губернского статистического комитета» (Ярославль, 1866. Вып. 1.
С. 155—268; Аксаков. Краткая записка о странниках и бегунах /
Русский архив. 1866. С. 627 ел.; Розов. Указ. соч.; Пятницкий.
Русский сектант в своей истории. Возникновение секты и
первоначальная ее история по рукописи сектатора // Странник. 1881.
№ 5—7; Вескинскии. Странники или бегуны // Православное
обозрение. 1864. Т. XVI. №8; Ливанов. Раскольники и
острожники. IV. С. 57—194 (компиляция, с обширными выдержками и:*
сборника Кельсиева). *— Сочинения Евфимия большею частию
остаются еще в рукописях; ни число, ни даже наименование их д<»
сих пор не установлены**. Некоторые составлены в 1784 и 1787 гг.
Выдержки из главного труда, так наз- ываемого • «Цветника»,
приводят (по разным спискам) Щапов (с. 259 ел.), Трефолев (с. 610
ел.; также и в «Трудах») и Розов (с. 295 ел.); печатные же
выдержки из «Цветника», а также «Разглагольствия 1784 года* и «Посла
нпя к московским старцам 1787 [ода» приведены Кельсиевым
(Вып. IV. С. 248—270). Новейшие работы о странниках принадле
жат И. К. Пятницкому; см. ряд его статей и «Богословском вести и
кс» за 1906 год: «Секта странников и ее значение в расколе» (№ 3-
4); «История секты с- траннико в» (№7—8); «Учение с^трании
ко в» (№ 9); «Смысл секты с<траннико>в» (№ 12).
е) В дополнение к < капанному в тексте приводим для большей
полноты воззрений Евфимия еще несколько положений из его ♦Цветни
ка»: «От лета 7230, егда первым императором счинися опись народ
ная, тогда он нача повсюду искати беглых, коего иску прежде н«
было, аще и мнози быша по пустыням скитающиеся отцы и бли {
неверных властей пребывакице, обаче акового злейшего их иску и
гонения не бе; где же непрестанно содея враг всюду искати: он<\
* Там же.
,;•'* Ср. несогласные обозначения их у Трефолева (Русский архив, 62 Ь
Труды, 179) и Розова (301).

Петр Hc.iiiKtiit <• 1>ц(нич- < ntipt »u hi>uk>u. it nni/iitui rm.ti 1)93
nci (i в\ чощих мир,* rFiai'.iin и i iDi.uib в iv\iinm,i.\ лпк поча г и, допде-
же покори в об лас i ь счо[, ie\i:i\ fo, him т;фом > бо и n,i\io:f;a.]oi о >к та-
вн на воле своей iпаетпея . ccio ради и подвиг спасаемым огю jr
претерпевый до конца «пасется ..." II зче еще разумно поймите
Вещь: ег Ц> по ОЦЫИ ПМИСраЮр VMLK '111 еЛЛИНСКИе И ЛаТИНСКИе И
прочие языческие чаконы устамечнтп. яко се: брачы брптп. платье
немецкое ноептн, власы наетити и и им гп поры, паты прпвя сывв
тп. пет тп на шеях пм^ти, пукли г вяаывв i и и ыв*-рчс салом намазы
ватп. и мукою г шву прппутрпватп. и габл; .шшм нити и ус]амп
КУрИТИ, И Со пеЫ ИЗ ОДИНЫХ еосУДоп яг'Н1, И ВСЯКУЮ ДаВЛСНИНУ И
звероядпну употребчяти, и прочая та ко моынск.щ деяти, в древние
останки о 4iii очес гивых обычаем до коп ча и<тр«*иигп исполннея
репейное: и глш! <чц)< т et.dih. Тогда убо прежде < ei о ону преиму
Hiyio надо всеми впасть упраздни, сирень пачриарше лице оставн,
яко ХОГЯЩ11 в намерениях онеч яаыч.'скпх де j ему препятствоващ.
и «оставн синод, спречь собрание к рассуждению совокупи: четы
рех боек {архив, поборников себе, в гакое же ирису итвие тогда ив
бра, иапежекого огрода сущих обливанцев и 1Ж~мчнпков и усоиод
сека iciej'j: Гтсфаиа Ряванч кого. Minpejj Роетовекою, Федоеея
Новгородского и гмолонсг ою in тяхтпча ' : сам псе н НИХ пятой сете,
в "ище оного пачриарха рамлчкдаги духовный: и се являет сидение
ею в церкви жидовстеи, жндовство бо не ипо что сказуется, гочшо
пдг же мсти и но i о \ чения Христова не приемлю i: гд мо iio его расчш
H;i«)T. И го) да убо оная духовная в пять ипчю же нача беа повеле
ПИЯ et'o Ден<4 BoB.Jl П. яко ;ке И НЫНе ВИДИМО ее П.: ВСЯ бо КОЛЯ о'П.Яея
от духовных грачгдапокою мчлегшо; не могут бо воепретити и огл\
чпгп ori своея церкви идущих в посты и пос пиле чип мясо и нм\
щих жен на южниц, и п« в операх 1 ворщцих бес иование на воскре! -
тле и господt Kile правднпкп, ы \ е бо о иосюх И воадержашш И
Целомудрии и прочем процонедаю ] . Л ечее обнов.1 Bel < щ Л<ИД« жску Ю
церковь, есть сипе: понеже при одном патриаршей вла<тп, яко же
древне нравовернпп, oi всякого неподобною \ 1,ер:кавахуся o'l !\чс
нпем и наказанием, запрещахубося и епигп.мпею облпчахуся i ре
ПШМШИ И сие i ЯЧЧ-Го бремя o'ic'I \ ПНПКоМ б(>; он :ке абпе При П!СД iaKo
ССДе В ЦерКГЯ! ИХ И ДЛДе стабое и Легкое кгт житие П.МетП, е:Ке ВНе
оно] о наказания и запрещения им бьпп: »ии шметво бо оно и «m.iv
Чепце упраздни, И Каждого, -ПЦе И зе !о 1Я:ККЧ ГреХН «15! Н« Пиве 1.П
С].:аауюгцего, пппчапвпи своим ai ицем повеле> •''.
ПаМЯ!Ь ИаМеНЧТа Е'вфИМПЮ (*-*< ЛИ ТОЛЬКО МЫ ИМее.М Дели Не С Иепор
Чонной редакцией гекстл). В составе чоаоучрежденною синода
архиереев бы in только трое, «ч°гвергогп'> ч:е, Димитрия pociois» i:oio.
давно v ,ке це было в чсивыч; 1С роме топ», смоленским 1чляхтгче\1,
иод котп1»ьсм Ев(|ч1МП!"1 па?умеег. <»ч^впд,но, Феофан.' Прокогювича,
быт Феодосии ЯН0!ИЧ.Ч!П. Про|;оИоВИЧ :КС Пи 'I СМЦоМ I ЦеРлЛСоГг.
купил (Чигпичшч. Феофан Прокопоиич и ею впе.мя. (\ 1: 1}ши:гг,ич
История Русски!» Церкви Под управif'HBi'M св. Синода Т I. V. 177).
Кельсигв. Вып. IV. Г. 2(S.'i, 2о\"Ь — 2П(3; * р.: Тр<фп /с* (Русский архив
С. 61!»).

694
Е. Ф. ШМУРЛО
5) к стр. 682
а) «Собрание от св. Писания о антихристе», по разным спискам,
напечатано в «Сборнике» Кельсиева (2-й вып. Лондон, 1861) и в
«Чтениях» (1863. Кн. I) — в последнем издании под заглавием:
«Выписана история печатная о Петре Великом. Собрание от святого
Писания о антихристе©. Щапов, поместивший небольшие
выдержки в «Русском расколе старообрядства» *, называет это сочинение
«челобитною», а Розов**, занося в разряд произведений
«страннической» литературы, именует «Сказанием об антихристе, еже есть
Петр I». Некоторые выдержки из «Собрания», и притом в стихо
творной форме, у И. Добротворского (Русский раскол в его отноше-
нии к церкви и правительству // Правосл<авное> обозрение. 1862.
Т. VII. С. 364—392). Сочинение Беляева «Кабинет Петра Великого»
первым изданием вышло в 1793 г. Здесь, при описании мундира, в
котором Петр был в Полтавском бою, автор замечает: «Взирая на
сие простое одеяние его величества, не знаю, как бы не ощутил
достодолжного к монарху сему благоговения и не сказал в сердце сво
ем: Он бог, он бог твой был, Россия! Он члены взял в тебе плотские,
сошед к тебе от горних мест! (Сочин<ения> Мих<аила> Ломонос^ -
ова>. Ч. I. С. 26. Ода 4)» ***. Текст «Собрания о антихристе» вслед
ствие массы повторений изложен крайне бессвязно и путанно; песо
мненно, мы имеем дело с неумелою сшивкой нескольких редакции
одного и того же сочинения. Вот почему упоминание в тексте
1819 года может служить указанием лишь на время окончательной
редакции сочинения, не более. Последнее, впрочем, не дает еще
права утверждать вслед за Кельсиевым ****, будто бы «Собрание о
антихристе» есть произведение петровской эпохи или, как
выражается анонимный автор статьи «Состояние русского раскола при
Петре I» *****: «Надобно думать, что сочинение... первоначально
явилось в виде более кратком и явилось еще во времена Петра I».
Автор статьи в «Христианском чтении» обращает внимание на
выражения такого рода: «В силу указа вашего императора и его зако-
ноуложения и ревизии не пишемся*\ «по закону вашему судите
нас... отнесите ему от нас ответ или представите нас самих к нему
на лицо: тогда мы пред ним отвещать не постыдимся» и проч.,
причем в словах «ему», «к нему», «пред ним» видит указание на импе
ратора Петра: «Конечно, — говорит он, — подобные обращения
уместны только при жизни того, к кому они направлены».
Соображения эти убедительными нам, однако, не кажутся. Живость речи
в разбираемом сочинении произошла не от «современности»
событий, а от душевного подъема сочинителя, от жизненности для неге
* С. 106—109, 468, 478, 482, 490.
** Странники или бегуны в русском расколе // Вестник Европы. 1872-
Декабрь. С. 539.
*** Беляев. Изд. 1800 г. С. 35.
**** Вып. II. Предисловие. С. XVII.
***** Христианское чтение. 1863. Октябрь. С. 219—220.

Петр Великий в оценке современны кие и потомства 695
самых явлений, — животрепещущий их характер и повлиял на
слог, сбив повествовательную речь местами на монолог- Кроме того,
в изложении чувствуется известная историческая перспектива,
благодаря которой сочинитель охватывает в своем представлении
все крупные факты петровского царствования, ненавистные
расколу, — сделать же это было не так-то легко в 1721 —1724 гг.;
наконец, «современность») выражений, оказывается, даже
синтаксически связана с явлениями, которые могли иметь место не ранее конца
XVIII столетия: «Зрите, человецы, и воимите п рассмотрите по
святому Писанию, в коих летах жительствуем и кто ныне обладает
вами: ибо дух Петров царствует во всех до скончания века, яко
свидетельствует книжка "Кабинет Петра"; ибо дух государей
российских есть дух Петра Великого и есть дух самого Бога» *. Далее
читаем: «И той лжехристос... прииде на престол всероссийский в
1721 году, принял на себя титлу патриаршескую, назвася отцом
отечества и императорства августейшего... и так нача паче меры
возвышатися той лжепомазанник и восхити на ся не точию
царскую власть, но и святительскую, и Божию... нача гонити, и льсти-
ти, и пскорснятп остаток в России православныя веры и свои новые
умыслы уставляя... состав» многий регламенты... устав» сенат и
синод, и сам бысть над ними главою и суднею главнейшим, и тако
нача той глаголемый Бог паче меры возвышатися... учини народное
описание*. Тон и все построение этой длинной фразы, которую мы
привели здесь со значительными сокращениями, думается, тоже
сложились на почве ретроспективного обзора того, что отстоит уже
на известном расстоянии, чем на почве непосредственного
отражения вчерашнего дня. В дальнейших строках, непосредственно свя
занных с только что приведенным местом, указание на народную
перепись автор подкрепляет ссылкою на «Дополнение к Деяниям»
Голикова и также непосредственно вслед за этим говорит: «Тако
вому лжехристу в послушество отдатися не хощем и в книги его
закоиопрсступные писатися с нечестивыми никогда не будем, да и
хотящим спастиея никому не советуем»**. Таким образом,
местоимение «мы» и постановка глагола в настоящем времени еще не
есть признак петровской эпохи; что же до вышеуказанного
отождествления слов «ему», «к нему» с личностью Петра, то и ото не
верно: речь идеч об антихристе и о тех, кто его воплощает и данную
минуту, что станет ясно, если соответственную фразу читать в связи
с предыд\ шпми и последующими — достаточно, впрочем, указать
на следующие строки: "По закону вашему (т. е. ныне
действующему, изданному по ноле антихриста и слуг его) судите нас и творите,
что хощег.?, а мы в силу указа вашего нластодержца и ег"
повеления (этим вллстодержцем мог быть одинаково свободно и IJeip
Великий, и Александр!) не пишемся. Отнесите ему от нас ответ паи
представите нас самих к нему па лицо: тогда мы пред ним отвешать
не постыдимся и правду глаголати по устрашимся; и (ну российские
Чтения. С. 59.
Там же. С. 58- 50.

696
К. Ф. ШМУРЛО
императоры от Пгтра и до скончания пека, вси приемники
престола его исполнители законов оного, рапных его узаконений, жив
образ его пишуще» *. Злободневность свою «Собрание от св. Писания
о антихристе»'» не утеряло, можно сказать, и до наших дней.
Конечно, этим только надо объяснить появление в духовных журналах
полемических статей, направленных против него. Ср.: Замечания
на резкие отзывы раскольников о Петре Великом //
Православный • собесед ник . 1868. Сент. С. 82—91. — Между прочим,
возражая на упреки, будто Петр в императорском титуле скрыл
буквою «М » свое звериное число, анонимный автор указывает, что
таким путем можно с одинаковым основанием утверждать, что и
«Андрей Дионпсьевич князь Мышьпки» •*•'•'•' скрыл за буквою Ц свое
антихристово состояние (с. НН).
б) О Москвине см.: Щапов. Земство и раскол // Время. 1862. Ноябр!,.
С. 284-285, 289 и ел.; Розов. Странники или бегуны в русском
расколе//Вестник Европы. 1873. Январь. 278 и ел. *Лпокалипеий»
известен нам в далеко не полной и не спокойной передаче — в
докладной записке II. И. Надеждина, составленной, вероятно, в 1840-
х годах (Рагкотьничнп Апокалипсий // Чтения. 1872. Кн. III). Ср.:
Раскольничья сатира прошлого века //Летописи р- усекой^
литературы * Тпхоиравова. Т. V. Отд. 3. С. 42—43 (упоминание об
«Адской почте» заставляет относить это произведение ко второй
половине XVIII ст.).
в) «Книга о случаех последняго времени» входит в состав обширного
рукописного «Раскольничьего сборника Ими- ераторской > Пуб
л- ичпой библиотеки» (F. I. Л» 453), представляющего собою
громадное in folio а деревянном переплете, 418 листов
александрийской бумаги, с многочисленными (до 120) рисунками в красках,
живописными заставками и заглавными буквами. Описание сбор-
инка см. в отчете Имп< ераторской* Публ-ичной - библиотеки за
1867 год (С. 138—143); но его определению, он написан полууста
вом второй половины XIX столетия. На первом, клеенчатом, листе
штемпель бумаги: «Фабрики Костромской губернии кпнешемского
2-й гильдии купца и почетного гражданина Ивана Степанова
Коновалова. Четвертый сорт». На лл. 180 и 181 находятся раскрашен
ные рисунки о Го re и Магоге, где, между прочим, дано изображение
гибнущих еретиков — последние одеты во фраки покроя 20—30-х
годов XIX столетия, с широким воротником, металлическими
пуговицами; крахмальный воротник рубашки стоячий, большой и
острый; на ногах полусапожки. — На л л. 230 об.—310 об. помещена
«Книга о случаех последняго времени. Титин потрясет вельми, X:i-3
[6G6]. Книга первая особорпейших отступлении* и о частных
некоих вин ради соборных оных разделении*. Сочпнися ползы ради
многих». Цель аКниги» разъяснена в «Предисловии к читателю»
(лл. 231—233): автор взялся за перо для того, чтобы дать верую
v. Чтения. С. 68. Ср.: Стих об антихристе , / Летописи р- vcckoiV ли
чер'-атуры * Тпхоиравова. Т. III. Отд. 3. С. 15 16.
*'•"•'•' CyMva букв oew *Ц-> равна 606.

Петр Великий в оценке современников и потомства 697
щим людям точку опоры в борьбе с антихристом. «Но понеже се
зело время по ослаблению народнаго наклонения поступает, и
правда законная в христианстве оскудевает, и в презорства все
полагается, от чего Боже пощади» да и нас новшества не объимет. Тем же
во обегательство христианского спасения, а наипаче видения ради
церковного разума святых, намерения восприях сочинити
книжицу сию и разделити ю на три части: в первой части о антихристе, во
второй части о соборнейших отступлениях, в третьей части о
смущении и недоумении и разногласия правоверных простаго народа,
от вин главных отмен. И такое основание о сих заложих, помощи
прося от Господа поступаю в самыя намерения действа» (л. 233).
Непосредственно вслед за этим, л. 233 об.: «Книга первая, часть а, о
антихристе. В разном доказательстве священнаго Писания:
сказание святаго Андрея, архиепископа Кесарии Каппадокийския от
Апакалипсии святаго Иоанна Богослова». Несмотря, однако, на это
заявление, в дальнейшем изложении деление на части не
соблюдено, и вся «Книга», вплоть до конца (л. 310), состоя из довольно
большого числа глав, не имеет ни второй, ни третьей части.
Время составления «Книги о случаех последняго времени»
придется отнести к последнему году царствования императрицы
Елизаветы, если опираться на нижеследующие слова: «И зри убо: аще
вериши учителем, то что сие антихрист оуже а западных церквах
наста, якобы рещи, по се настоящее лето Христово аш^а [1761],
прейде до нас более девяти сот лет, а чювственнаго прихода и о
убиения Илии и Еноха не слышится» (л. 260).
Вся вторая половина «Книги» посвящена Петру Великому. В
главе «О чудотворениях антихристовых» (л. 272 и ел.) между прочим
читается: «Подобие и о прорицании Илии и Еноха, и о жене гони-
м[ой] от змия оного, та ж разумети, оба имут прорицати дней ас и 3,
оба имать бегати от лица змиева, таяжде ас.З дней, еже есть г лета и
месяцей шесть. Обаче убиение оиех пророк содеяся в последних сих
временех зде, в великороссийском государствии, во время настатия
перваго императора, народныя его описи, кои назнаменася
последний быти антихрист, по свидетельству святаго Кирила
Иерусалимского, ибо рече: во имя Симона Петра имать всести гордый
князь мира сего антихрист, им же они пророцы Илия и Енох оубие-
нии быша, и труп их остави он не погребен лежати на стогнах града
великого, иже нарицается духовне Содом и Египет, идеже и
Господь наш распят бысть. Но за многоглаголание (сбоку прибавлено:
«и величество того») о сем оумолчю, ибо аще кто хотяй сия взыека-
ти, всяко в книзе сей обрящете» (л. 279). Чтобы не было никаких
сомнений, о ком именно идет речь, тут же (на л. 279) нарисован
поясной портрет Петра Великого, в красках, очень тонкой работы.
Царь изображен в латах (розовые, с желтыми краями), в ленте
(синяя), в небольшом жабо (белое), поворот головы в три четверти;
изображение по типу напоминает портрет Петра 1717 г., работы
Леруа (Le Roy). «Знамения» антихриста дают автору повод (все в
той же главе о «чудотворениях») сказать: «Тако и зде, в
Великороссийском державствии, он последний антихрист мечтанием бесов-

698
к. ф. ш мурло
ским предивительные чюдесг присно творити обыче, иже в комме-
диях и иаратах и в прочих потешных строях бываемая, елико в
чюдо и оудивление приводити прельщенные» (л. 280).
Глава «О злополучении времен антихристовых», последняя из
всех, па какие разбита «Книга о случаех» (л. 289 об.—310 об.),
является своего рода оценкой того положения, какое создала
государственная деятельность Петра Великого. В начале передается диалог
между автором и его собеседником; речи последнего подведены под
рубрику Вопрошая. Требуяйх речи первого отнесены к рубрике От
вещавал. Извещали. Автор долго отнекивается от выполнения
разъяснить вопрос об антихристе, но, наконец, сдается (л. 289 об.—
291) и переходит к толкованию пророчеств об антихристе (л. 291 —
295 об.). Но это пока только предисловие; от рассуждений об
антихристе вообще автор переходит к явлениям антихристов в русской
жизни. Изложение на этот раз ведется уже в форме не диалога, а
толкования пророчеств св. Ипполита; каждое пророчество, по
этому толкованию, приурочивается к тому или иному распоряжению
Петра Великого или вообще к явлениям, прямо или косвенно
связанным с именем царя (л. 295 об.—310 об.). Надо заметить, что
излагает свои мысли автор довольно туманно и следить за их
развитием не особенно легко.
г) Краткое описание сборника F. I. № 453 см.: Сахаров Н.
Старорусская партия и раскол при императоре Петре I // Странник. 1882.
№ 3. Здесь между прочим читаем: «Замечательно, что автор,
пользуясь словом Ипполита об антихристе, старается и все приметы
последнего приложить к личности Петра. Проследим некоторые
любопытные его сближения: "Повелением бо его (сиречь,
сатанинским) вся земля и море послушают... и вси тесноты ради пищныя к
нему приидут и поклонятся ему (сиречь диаволу) и даст им
знамение на десней руке и на челе". Под "теснотою пищною" раскольник
разумеет не лишение телесной пищи, но пищи духовной —
душевный глад, и исполнение этого видит в царствовании Петра, именно:
в обложении раскольников двойным окладом. Запись в двойной
оклад он считает "поклонением лстецу и гонителю", и записаться в
него значит не более, как "вдаться в область оному лстецу и
гонителю тесноты ради пищныя". Исполнение слов Ипполита, что
антихрист даст верным "снеди малыя'\ он видит в распоряжениях,
которыми раскольникам запрещалось проповедовать свое учение.
Слово Ипполита, что антихрист будет разыскивать всех верных,
убежавших в горы и вертепы, он прилагает к тем распоряжениям
Петра, где он приказывает ловить всех раскольников, убегавших от
записи в двойной оклад» (с. 370). Нет ли в этих толкованиях
«Раскольничьего сборника*, особенно где речь о ловле, некоторого
сходства с данными, приведенными у г. Щепкина (примеч. 8, пункт и)?
Может быть, даже и «Лицевой сборник») есть одна из редакций или
переделок настоящей рукописи?
д) В том же сборнике находятся еще две статьи, имеющие близкое от
ношение к затро1гутому вопросу. «О ложном мудровании» (л. 390—-
396 об.) направлено против своей же братии, инакомыслящей, на

Петр Великий в опенке современников и потомства 699
тех. кто пошел на компромисс и согласился признать законность
существующих властей. «Понеже они, стар* ^ерцы, егда при Петре
Первом отступили и в двойной оклад вышли, и в раскольники сами
себя записали и отступниками нарекли, и егда Неофит вопросил их
о императоре и о прочих российских людех, как их разумеете,
отступникам ли причитаете или каковым любо еретикам равняете, и
они на то ответ творили сице: нк пи. Мы его благочестия не
испытуем и не судим, но Господа Бога за него молим, за его вседержащия
десницы Вожия поставленному, и главою и честию венчанному. А
что его ко отступником или еретиком иричитати, не точию глаго-
латп, по и слышатн не хощем и произногити таковых словес ужаса
емся*. Автор никоим образом не может примириться с таким
взглядом: «И не мало его нечестия не обличали, а сами свою веру в
поругание отдали и имя християнское с себя сняли, вместо того
раскольниками записали и отступниками. Тако и до днесь
пребывают и секту на свою веру положили». Между тем, когда Григорий,
ученик Василия Нового, находясь в дороге с жидом, похвалил
иудейскую веру, то Бог тотчас же лишил его своей благодати; точно
так же и ученик Папсия Великого, допустивший в разговоре с
лендом возможность, что христианская вера не правая, лишился
образа Вожия и благодати св. крещения — «за едино слово реченое
просто, а не запискою отвержение». В прологе за январь месяц рас-
сказываетгя-де об одном монахе, что из уст его вылетела в виде
голубя бла1 одать Вожия единственно лишь за обещание отказаться от
веры христианской. «Тако и зде ради отверлсения веры християн-
ския и запигания ради, сами ся в раскольники и отступники не
дивно лпшитнгя благодати Вожия; понеже не мощно христнянииу
и рабу Божию бысть егда антихристу в повиновение предается»
(л. 393 об. —394). — В том же духе и «Книга Иосифа Волокалам-
гкаго о поклонении царю, или князю, или друг другу» (л. 395 об.—
399).
0) ксгр. 684
а) О картине см.: Роюв. Указ. соч. (Вестник Европы. 1873. Январь.
277); предание в деревне Та лицах и о Елизавете Петровне, как «не
прямой царице* см.: Мельников. Историч* секись очерки
поповщины. С. 7Г> —77; «обновление» антихриста см.: Фармаковский. О
против*»] осударстмепном элементе в расколе// Отеч- ественныо
записки. 1866. № 24. С. 633) и Розов. С. 282- 283; федосеевец
Ермаков - см.: Сборник Кельсиева. Вып. 1. С. 219 —221;
аналогичные показания применительно к личности императора Николая
Павловича — там же, вып. 4, с. 284 и ел., 337; Варснцов. Сборник
русских духовных стихов. СПб., I860. С. 176, 197 (Песня об
Аллилуевой жене и Песня морелыциков). В 1840-х годах среди
федосеевцев сложилась такая легенда: «Петр Великий обещал дияволу на
Сухаревой башне обрить бороды христианам, дабы исказить образ
Божий; по сие время не впускают никого в комнату на той башне, в
которой это обещание он принес, выпросив у диавола разныя на-

700
Е.Ф.ШМУРЛО
уки, и каждым государь, вступая на престол, печатает вновь своей
печатью дверь этой горницы •> -".
б) О сопел ковцах см.: Розов (Вестник Европы. 1873. Январь. С. 288—
289); о Павле Любопытном см.: Сборник для истории
старообрядчества. Изд. Поповым. Т. II; Костомаров. История раскола у
раскольников// Вестник Европы. 1871. Апрель. С. 504; см.: Михненич.
С. 101, выбор пословиц о бороде, сделанный у Даля и из «Письмом
ника>> Курганова. О несогласиях в секте странников см.: Пятниц
кий. Русский сектант в своей истории//Странник. 1884. №7.
С.517 и ел.
7) к стр. 686
а) Сборник Кнршн Данилова, изд. Имп<ераторскон> Публ лршой
библиотеки"-. СПб., 1901. С. 123, 133; Песни, собранные
Киреевским. Вып. 8 (М., 1870), весь выпуск, особенно с. 35, 284, 287, 261,
47, 60, 118, 220, 130, 17, 342—344; вып. 9 (М., 1872), приложение,
с. Ill —ХЫ; Лавровский П. О Петровских песнях // Филологич<ес
кие> записки. 1872. Вып. I—III — по поводу предыдущего издания
(с. 14-15), с вескими соображениями касательно невозможности
все песни, вошедшие в сборник Киреевского, считать относящими
ся к эпохе Петра I; Орлов А. Песня и повесть об Азове // Старина и
новизна. СПб., 1905. Кн. 10. С. 274—282; Грот Я К. Петр Великий
как просветитель России. СПб., 1872. С. 42—44; Пыпин А. Н. Петр
Великий в народном предании // Вестник Европы. 1897. Август.
С. 672—690: статья, вошедшая в его же «Историю русской литера
туры» (2-е изд. СПб., 1902. Т. III. Гл. VII); СтражсвВ. Петр Вели
кий в народном предании//Этнограф< ичеекое> обозрепие. 1902.
№3. С. 94--121: о сказках, народных преданиях, песнях солдат
ских и раскольничьих; Трофимов М. В. Петр Великий в русской
поэзии. СПб., 1903; Садовников Д. II. Сказки и предания
Самарского края. СПб., 1884. С. 371 — 377; Добровольский В. Н. Смоленский
этнографический сборник. СПб., 1891. 4.1. С. 380—402 (№23
29); Симони ILK. Сказки о Петре Великом в записях 1745—1754
годов. СПб., 1903 (отт. из «Живой старины». 1903. Выи. I—И).
Легенда о Петре Великом (Голос. 1872. 21 июня. М- 52: предание <>
том, как Петр, рассердись на море, приказал высечь кнутом воду).
б) Личность Петра ярче всего запечатлелась на севере России. — См.:
1) Петров К. Присловья в Олонецкой губернии // Олон ецкие> гу
б- ернские ■ вед-омости>. 1860. №33. С. 130 (объяснение
поговорки «Вытегоры — воры, Петра I камзол украли»); 2) о том же, е<>
ссылкою на вышеуказанную статью, говорят и «Народные
присловья о городах и племенах Олонецкого края» (Олон едкие^ гу"
б<ернекие - ведомости >. 1895. № 88); 3) Трошков П. Пребывание
Петра Великого в пределах Олонецкой губернии//Олон-'ецкис
губ* ернские • вед- омости>. 1895. № 100: царь велит казнить дер:<
Титов. Дневные записи правительственного дозора о московских
раскольниках // Чтения. 1886. I. С. 124.

Петр Великий н оценке современников и потомства 701
кого вытегорца, слушавшего чтение его указа стоя, и шапке и pvica
вицах: просьба отца о помиловании, пр1*л narauiiitM о груду зо юта
величиною в рост виновного, отвергнута; на меси» казни ил .»тп
деньги выстроена церковь. Другое предание: о происхождении
фамилии Обрядиных, за то что «обрядились», украв царский кам
зол. С тех пор за вьггегорцами кличка: «Вытегоры — воры»); 4)
Народные рассказы о Петре Великом (числом пять) / Стон ецкие
губ- ернекпе - вед- омости •. 1872: a).Nl- 8. 29 января. С1. 89: О
поездке Петра I в Соловки (сообщ. К. Барсов, порспеч., с его комментари
ем. в * Беседе > 1872. № V); 6) ДГ« 36. 10 мая. С. 399: Встреча Петра 1
со шведами на Ладожском озере (сообщ. П. Мпнорскпй; пер^печ.. с
комментарием Барсова, в «Беседе»); в) и г) .N-37. 13 мая. С. 109:
Лысая голова (Лисья голова), порог на р. Свири (сообщ. Минор
скип); Встреча Петра Великого с священником (сообщ. С. С л в);
д) ЛТ| 73. 20 сентября. С. 842: Пребывание Петра 1 в Святоз^ре
(сообщ. евящ. П. Ильинский); 5) Барсов К. В. Петр Великий в
народных преданиях Северного края // Беседа. 1872. Mail. С. 295 312);
в) Он же. Петр Великий в сказках Северного края //Труды атно-
гр ифического отд- еления общ- ества естеств озиания , ли
трип ологии и зтногр- афпп . Кн. IV); 7) Петр I - евятозерскип
кум '. Олои ецкие губ ернскис -ведомости . 1903. № 53; заии-
сано Е. В. Барсовым); 8) Царь Петр и хитрая жена, в сборнике
11. К. Ончукова «Северные сказки» (Записки Ими ораторского
Русск ого геог р афпческого общ ества по отдел ению зтно-
графип. СПб., 1908. Т. ХХХШ. С. 135. 9) Беломорские былины,
записанные А. Марковым. М.. 1901. С. 59—63 и особенно 296 — 303:
«Семейная жизнь Петра Ь>, большая песня в 316 стихах; 10) были
на о девяти братьях-разбойниках, записанная Е. В. Барсовым (Оло
ш ецкие губ-ернекпе - вед омости \ 1807. Хч 14; здесь же и Др\-
гая былина о царевне Софье и кн. В. В. Голнцине); 11) лаенда о
том, как Петр Великий хотел на коне перескочить через р. Неву [из
«Олон едких • губ ернекпх - вед-омоетеп »; перепечатка в *Но
вом времени» (1903. 15 мая. №9767) и в «С.-Петерб- ург< ких ве
дом остях--. 1903. 20 мая. №135]; 12) Майков В. И. Поездка в
Обонежье и Корелу. СПб., 1874; 13) Он же. Осударева дорога в По-
венецком уезде Олонецкой губ- ернии - // Древняя и новая Россия.
1876. .NL' 2; переиеч. в «Олонецком сборнике*. Петрозаводск, 1886.
Вып. 2. Отд. II. С. 25—34; 14) Он же. Петр па Олонце '/ Дело. 1883.
jV 6 —7; 15) Солнышкона А. Посещения Петром Великим Петров
ских заводов и память о нем в народе /■' Олон-оцкир - губ ерн
ские • вед- омости •. 1903. № 52; 16) сюда же можно отнести
позднейшую по времени (записано в 1893 году) «Песню об основании
Петрозаводска»(0лои- ецкие - губ- ернекпе • вед--омости . 1902.
№79); 17) Л. Гл. Осударева дорога //Мирской вестник. J 879.
Апрель: остатки мостов, построенных, по велению государя через
речки Машозерку и Мурому, местное население и до г их пор объясняет
тем, что «осудярь изготовил сваи под железную дорогу, да швед ему
помешал, а то бы давно здесь железная дорога ходила» (с. 52);
18) С( енигов) II. Северное предание о царе Петре и о нравственном-

702
Е. Ф. illМУРЛО
религиозном воспитании войска, славного победителя в
Полтавском бою непобедимых шведов. СПб., 1909.
В этих северных сказках и былинах не без основания находят,
что они, рисуя личность Петра в привлекательном свете, в общем
носят отрывочный характер, не успев отлиться в законченные
художественные формы; что оне сохранили память о Петре, лишь как
о человеке, но не создали типичного облика Петра как государя, не
дали цельного и выпуклого образа, присущего народным героям •.
Действительно, даже там, где народная мысль, по-видимому, с
особенным вниманием останавливалась на Петре, она не сумела
запечатлеть и осмыслить государственной его деятельности,
ограничившись одной только личной и семейною его жизнью. Такова
вышеуказанная песня в 316 стихов из записей Маркова. В ней (по
словам Всев. Миллера, написавшего предисловие к изданию
Маркова) «мы находим в своеобразной народной переработке
биографические данные: рождение Петра I, женитьбу его на Настасье — ко-
ролевичне (= Евдокии), рождение царевича Федора (= Алексея),
столкновение отца с сыном, являющимся сторонником старой
веры, смерть царевича, пострижение его матери в монастырь,
занятие Петра плотничеством, знакомство с Екатериной Алексеевной и
вторичную женитьбу» (С. XIII). Таким образом, человек заслонил
государя и, лично для Петра, нельзя сказать, чтобы в ущерб ему: в
«Семейной жизни», на всем описании, лежит радостный, светлый
отпечаток, и разве только в одном месте прозвучит некоторым
диссонансом осуждение (да и то скорее скрытое, чем явное) Петра за
его отношения к церкви, что вполне понятно для песни,
родившейся на старообрядческом севере. Песня радуется рождению Петра; с
дозволения отца он строит город «Питенбург», отец женит сына на
шведской Настасье — королевичне; у них рождается сын — все эти
факты рассказаны как явления положительные, хорошие. Но вот
♦ люди премудрые» предупреждают Петра, что сын учинит ему
измену:
Он ведь зделать-то тебе, верно изменушку.
Он изменушку тебе, да он твоей веры,
Он ведь будет править верушку старинную.
Он старинушку будет веру богомольнюю,
Богомольню хранить верушку спасеную.
Коллизия возникает, действительно, на почве религиозной; сын
говорит отцу:
Не держи-ко ты, не варуй веры папиной,
Ты не варуй-ко ишй да веры дедовой;
Отврати-ко-ты ведь верушку к себе назад,
Ты новеруй-ко-ее в веру-ту все в прандедка.
* Стражев. С. 100. — Ср. «видения» и «сны», связанные с именами
Петра и воронежского святителя Митрофана: и тут чувство
почтения, но безотчетное, не оправданное сознанием. Поликарпов Н. On
отношениях святого Митрофана к царю Петру Великому //
Воронежская старина. Воронеж, 1904. Вып. 4. С. 49—50.

Петр lh\4ui;uu с ищннс ахурсмгнниипа и пошчмстви
703
Сыну отрубили голову; мольбы матери не помогли, ее самое
заточили п монастырь, а Петр, пять пот спустя нарядится плотником и
взячся за топор. Плотникам готовила кушанье вдова Екатерина;
Петр зовсл ее в жены; та предварит ел ыю спрашивает совета у
плотников. Во время венчания Петр сбрасывает <- себя плотничий
костюм, тогда все узнали, кто он такой, и пошел пир свадебный... И все
•это рассказано в радостном, веселом, торжественном тоне.
в) Довольно безразлично отнеслась народная песня и к пострижению
первой жены Петра Великого; см. варианты песни об этом
пострижении: Песни Киреевского. Вып. 8. С. 106 и сч.; Записки
Академии наук. Т. V. Кн. 11. С. 203—207 (заметка Пекарского): Заря.
1870. Кп. 9. Прллюк. С. 330 (заметка И. II. Шулгнна, не вошедшая
в отдельное издание приложений, в «Памятники новой Русской
истории л). Песню о пострижении пел канонер Носов; «дело» о нем,
производившееся в 1720 г., напечатано Иыпиным (Известия отд е-
ленпя > рус скоро- я.т ыка - и слов- -есности >. СПб., 1900. Т. V.
Вып. II). Ср.: Лсрстц В. Н. Современная русская народная песня.
СПб.. 1893. С. 11 17: «Самая песня создалась гораздо раньше»
пострижения царицы, а потому не может иметь к ней отношения.
Иное толкование V Л. Лященка: *Никло не станет безусловно ут-
иоржда гь, ччо песня >та должна быть непременно сочинена
несчастно!! царнпей. Быть может она только приурочена к имени царицы
Евдокии; но приурочение :гго сделано так удачно, что в песне нет
никакого противоречия действительно бывшему» -•'. Легенды,
рисующие разлад Негра с сыном, слагаются уже в 1705 году *~.
г) По поводу ело» песни, приведенных у нас в тексте: «Ты зачем, госу-
дарь-царь, чернят раззоряешь? Ты зачем больших господ
сподобляешь? »>, Лавровский заметил: «В этом обращении, по нашему
мнению, также должно видегь позднейшую вставку, как потому,
что она ш" подтверждается ни одним из одиннадцати вариантов,
так и потому, что последняя половина обращения — к большим
господом — не применима к царю, уничтожившему, наоборот,
всякие сословные привилегии в царском сподобленни; притом такое
обращение про'митречт и общему представлению народом царя,
выражаемому в песнях» (С. 17). Однако можно сильно
сомневаться, чтобы для народа был ясен уравнительный принцип,
положенный Петром в оспину сословного деления русского общества, уже по
одному тому, что на Оас положение низших классов в его время
было крайне тяжело и < раазоричельпо»; правительственные же
мероприятия преемников великого государя, с явной тенденцией к.
«еподобленшо больших господ», тем более могли помешать
правильному взгляду на дою. С другой стороны, далее и как
позднейшая вставка, ''Лова :»гп имеют <чюю историческую ценность:
известно, что чем ближе народному сердцу герой etx> песен, тем труднее
.'(ожатся па него темные тени, тем более симпатичным и
задушевном рисуется оп воображению.
Заметки по изучению современной народной песни. СПб., 1804.
С. 5.
Пекарский. История Акад- смии - наук. 1. С. ЗГ-7. примеч.

70 4
Е.Ф.ШМУРЛО
д) Вггсторинппй анализ народного иеспотворчества, посвященного
личности Петра Великого, пока еще впереди- Издатель «Петров
ских nereiiv Ьезеонов находил, что народное сознание сумело воз
выситься до уровня своего великого императора: если «почти на
каждом шагу» песня упоминает о «грозной службе государевой•>, о
«частых-дальних пиходушках», о «бедных головушках солдат
ских» и т. п., то тут проявичось одно личное, частное горе, безо
всяких жалоб на самую службу, как на зло, обиду и неправду.
«Государственные и народные интересы, высоко поднятые и постав
ленные Петром Великим, отозвались сознательным высоким
возбуждением в самих песнях его поры, побуждая народ при крупных
образах творчества опускать из впду все личности, частности и
мелочи, или же допускагь их тил»ио в качестве частностей и мело
чей»-. К птому взгляду, по-видимому, примыкал и Пыпин"Л'*Л',
находивший, чю, «несмотря на всю великую тяжесть, какою
отозвалась эпоха преобразований для народной массы, народная поэзия,
насколько она до сих пор известна, почитает в Петре великого
православного царя» *'*'"•'"• Согласиться с таким мнением можно лишь с
большой оговоркой. Сравнительная бедность содержания петрове
кпх песен не оспаривается, кажется, никем: «За исключением
солдатских песен, представляющих во всяком случае свою особую
область, мы находим большую случайность и неполноту в составе
исторических моментов, на которых останавливается песня. По
внешнему объему собственно военные песни, с их специальным
интересом, занимают почти две трети целого собрания; очень новелп-
ьч> количество тех песен, предмет которых составляет именно
личность самого Петра и его действия» **••*; «вся внутренняя сторона
деятельности Петра, превышавшая разумение народа: вся его
образовательная реформа, bcv его широкие политические замыслы,
самый общи смысл сближения с Западом — все это, как непонятное и
недоступное для народа, не вошло в песню» ••*—*; не вошли туда и
такие явления жизни, как «раскол старообрядства или резкое уст
ранение земства из участия в общих делах... изменения в крестьян
ских отношениях, потрясения в экономическом быте, наплыв mi"
странцев и тому подобные явления»1'-. Объяснить эту бедность
более ускоренным темпом государственной жизни, тем, что «масс
парода всегда консервативная, тяжелая и медленная в своем дни
жешш, совершающемся по общим законам органического разви
тия, не только не могла следовать по новым и необычным путям,
отстала, но даже и прежнее движение ее по старой дороге, без иреж
••' Песни, собранные Киреевским. Выи. 8. С. XXV—XXVI.
'"'■'•' Петр Великий в народном предании // Вестник Европы. 1897.
Август. С. 675 676 (Ист-ория^ русской--- лит-ературы -. Ш
С. 329 — 220).
■■v;"" Там же. С. 690 (Ист- орин ^ р< уеекой -> дит-'ературы -•. С. 341).
'• ■""•'* Там же. С. 682 (liti- орпя • р- усской- лиг- ературы-•. С. 333).
• •' •' '•"•' * Л и t>pcfac кии. С. 29.
"* Бе.icонов. С XI.

Петр Великий в оценке современников и потомства 705
него руководства и направления, замедлилось»; что «впечатления
слабели и исчезали быстро, сменяясь новыми и глубокими, и
народ, при всей своей устойчивости, не имел времени на них
остановиться и обработать их в песню» * — было бы если и не ошибочно,
то все же недостаточно. В указанном процессе едва ли не большую
роль следовало бы отвести иесочувствию к самой личности Петра.
Монархический принцип мог не сознаваться как таковой, но в душе
народной он внедрился прочно и глубоко. С именем государя
неразрывно связывалось представление о нем как о выразителе
общественного блага, хранителе национальной святыни, и вот почему для
тех, кто бесповоротно не разорвал с этой идеей (признавши Петра
антихристом), оставалось одно: закрыть глаза на совершавшееся
«зло», молчаливо глушить назойливые, щемящие вопросы. Вот где,
думается, следует преимущественно искать объяснений той
двойственности, неопределенности петровской песни, какая бросается в
глаза позднейшему наблюдателю. В большей части этих песен, как
справедливо указывал еще Лавровский, «невольно замечается не-
котороя бледность красок, слабость очертаний, какая-то
непрочность, шаткость мысли, какая-то принужденность, недостаток
свободы в поэтическом изображении, незаконченность, недостаток
выработки в самой форме и выражении» **. Да, русский народ
простил Петру, сумел признать, что в основе его деяний должна была
лежать внутренняя правда, так как ничего дурного не может
исходить от лица государева; ну в чем собственно заключалась это самая
правда — это едва ли он себе уяснил. Отсюда-то вся это
растерянность, «бледность красок», серьезно-печальная нота и грусть
больного, неудовлетворенного сердца,
е) Народная песня то с эпическим спокойствием расскажет, как
казаки плывут из Волги-реки по Камышинке, поют песни и
Они хвалят, величают православнова царя,
Православнова царя, императора Петра ***,
то прольется жалобой на тяжелую службу, на дальние походы, —
жалобой, в которой, «нельзя, конечно, не видеть скрытого и
робкого упрека по адресу Петра»****; и если голос народный, как мы
сейчас видели выше, обвинит царя в «раззореньи» «чернят», в
«сподобленьи больших господ», то он же, устами вора Бармы,
обрисует Петра как противника этих «господ», как защитника
интересов государственных, в противовес интересам классовым *****.
Нельзя не отметить и того, что тот самый Андрей Денисов, что
полемизировал с Стефаном Яворским по вопросу о пришествии анти-
* Лавровский, С. 31—32.
** Лавровский. С. 30.
*•"•** Исторические песни, касающиеся событий Новгородского края //
(ааи<иски> Одесск<ого> общ<ества> истор<ических>
древностей. Одесса, 1875. Т. IX. С. 453.
**•'•* Стражев. С. 107.
'А'*** Симона С. Сказки.

706
Е. Ф. ШМУРЛО
христа, пишет этому «антихристу»-Петру «Панегирик*, в котором
прославляет ♦особенное его покровительство староверческих
церквей и всех старообрядцев» *.
ж) Народная песня петровского цикла (по крайней мере насколько
можно судить о ней по наличности собранного материала)
посвящена преимущественно военной деятельности царя — походам ого под
Азов, борьбе с Карлом XU: на этой почве народной массе легче было
подметить и признать положительную сторону царствования
Петра. Но как далеко восходит по времени это признание? Можно ли
искать его уже среди современников, невольных участников того
движения, в какое привела страну непреклонная воля русского
императора? В. В. Стасов отвечал на это утвердительно» находя, что
кроме протеста и сатиры, «было у русского народа того времени
еще и другое отношение: отношение одобрения, симпатии, похвалы
и наивысшего удивления». Так думает он, основываясь на двух
лубочных картинках: «Бой Ильи Муромца с Соловьем Разбойником»
и «Побоище царя Александра Македонского с царем Пором
индийским*. В первой картинке личность Ильи Муромца схожа с тем
портретом Петра, что находится в известной гравюре4**,
изображающей Полтавскую баталию. «Поворот тела и движение коня,
поворот тела и головы самого Петра, форма его шляпы, кафтана,
ботфорт, пистолетов у седла, форма чепрака с закругленными углами,
движение правой руки, держащей шпагу, длинные волосы,
подобранные наподобие парика, — все это совершенно тожественно в
гравюре Шхонебека *** и в нашей лубочной картинке... Текст,
надписанный в настоящей картинке над двумя богатырями, имеет все
признаки шрифта петровского времени, как мы встречаем его па
других лубочных картинках этого времени». Все это дает Стасову
основание, не колеблясь, относить «Бой Ильи Муромца» к
1709 году: позже новые великие деяния Петра заслонили прежние
и было бы не до того; а после смерти государя он «наверное был бы
представлен не в столь строго-историческом и верпом костюме».
«Итак, вот каков был иногда в представлении у нашего народа еще
даже в первой четверти XVIII века Петр I: он казался ему Ильею
Муромцем, то есть воплощением и повторением самого высокого,
самого знаменитого, самого общераспространенного, самого
сильного и самого великодушного национального богатыря». Во второй
Любопытный П. Каталог// Библиогр<афические • записки. 1861.
№ 9. Стлб. 270—271; см. тут же и подробный титул этого
«Панегирика».
Она вышла в свет вскоре после Полтавского сражения, в 1709 или в
1710 г.
Стасов писал в то время, когда в специальной литературе
держалось мнение, будто гравюра эта резана Шхонебеком; сравнительно
только недавно на эту ошибку указал Ровинский, и сам раньше
державшийся ее: оказывается, картину гравировал Пнкар; Шхоие-
бек же даже и не мог резать ее, так как умер за несколько лет до
Полтавского боя (Ровинский. Подробный словарь русских граверов
XVI—XIX вв. СПб., 1895. С. 518, 524, 794).

Петр Великий ti оценке пжргменникиа и потомства 707
картинке «конная фигура Александра Македонского оказывается
опять-таки несомненным повторением конной фигуры Петра I» в
той же гравюре Полтавского бия: «V Александра Македонского
надеты тот самый белый 1алстух и манжеты, которые надеты у
Петра I па ею портретах XVIII века». Стасов предвидел
возражение: «Настоящую картину нельзя считать выражением народной
мысли, ..лпазии и чувства, так как фигура Петра I скопирована с
гравюры Адриана Шхонебека, художника родом иностранца, а по
положению при Пе1ре — придворного, и значит, не народного». Он
дает на это тягой ответ: «какого бы происхождения ни был Шхоне-
бек, но в России »н был не что иное, как гравер лубочный и
народный, и все его плохие картинки назначены были вовсе не для одного
высшею класса, а для всего парода; во-вторых же, в
рассматриваемой мною здесь лубочной картинке ("Бои И. Муромца") у нас перед
глазами не само произведение Шхонебека, а переделка; фигура,
нарисованная иностранцем, применена, прилажела для сцены,
выдуманной самим народом. Склад надписи, шрифт — ничего не имеют
общего с теми картинками в европейских формах, какие иногда
заказывал и выпускал в народе Петр I; притом Петр был слишком
озабочен своим "гражданским шрифтом*' и, конечно, ни за что не
стал бы употреблять ненавистный ему почерк букв,
существовавший в лубочных картинках и гравюрах XVII века и повторенный
здесь» *•"•". Мнение Стасова по существу, конечно, не меняется, даже
и при замене Шхонебека Пикаром; но все высказанное им
достаточно ли убедительно, чтобы признать в вышепоименованных двух
лубочных картинках «одобрение, симпатию, похвалу» и в особенности
«наивысшее удивление»? Если даже и допустить, что все,
сказанное про Шхонебека, прпложимо и к Пикару, то разве не мог тот же
Пикар в собственных интересах (сам лично или при посредстве
своих русских учеников) напечатать названные картинки, пользуясь
бывшим у него под рукой материалом (гравюра Полтавского боя) и
применяясь к вкусам народным (шрифт не «гражданский»)? Или
отчего не допустить, что народный гравер, составляя своего «Илью
Муромца» и «Александра Македонского), воспользовался, как
материалом, гравюрой Пикара? Конечно, последнего не сделал бы
тот, кто считал Петра за антихриста; но воспользоваться готовым
орудием на почве, несомненно, сильного впечатления, вызванного
торжеством над шведами, можно было и без «похвалы и наивысшего
удивления» перед всей совокупностью деятельности Петра
Великого - мы намеренно подчеркиваем выражение: «перед всей
совокупностью», потому что чувство радости Полтавская победа вызвать
могла и в противниках Петра, как первый луч надежды на
облегчение хотя бы только материального гнета.
е=^э
Рецензия на книгу Новинского: «Русские народные картинки» //
Журн'-ал Мин* иетерства> нар одного проев- ещения -. 1882.
Октябрь. С. 337 — 340.

Д. С. ЛИХАЧЕВ
Была ли эпоха Петровских реформ
перерывом в развитии русской культуры?
Мысль о том, что царствование Петра явилось поворотным
пунктом в истории России, когда ход государственного корабля
резко изменился и при этом исключительно по воле державного
властелина, вошла в сознание людей XVIII и первой половины
XIX в. как непреложная истина. ?
Эта «непреложная истина» признавалась в равной степени
как поклонниками Петра, так и его противниками —
западниками и славянофилами (употребляя старую терминологию).
Она была распространена в самой царствующей семье (особенно
у Елизаветы Петровны, Екатерины II, Николая I) и в народе.
Она проникла в литературу и фольклор, в официальную
историографию и в легенды о царе-антихристе.
Это представление о царе-кормчем, о царе-шкипере было
связано с цельным образом Петра: царя-плотника,
царя-труженика, царя-ученого и учащегося, царя-преобразователя.
Сам Петр позаботился о том, чтобы создать о себе именно
такое представление.
Петр постоянно говорил, что он труженик. В своей
автобиографической записке он писал, что изучил в Голландии те
«художества», которые надлежит «доброму плотнику знать». Петр
подчеркивал свое гражданственное служение России, свое
бесстрашие, народолюбие, любовь к наукам и пр.
'Петр чувствовал, что находился в поле зрения не только
своего народа, но и всей Европы. И он умел придать своим
преобразовательным начинаниям демонстративный характер. В нем
была своего рода артистичность. И гигантская фигура Петра
действительно заслонила собой историческую перспективу.'

Выли ли эпохи Петровских реформ перерывом?..
709
Только по мере удаления от петровской эпохи стали возможны
более трезвые оценки Древней Руси и всего исторического
развития России j
Петру бесспорно принадлежит смена всей «знаковой
системы» Древней Руси. Он переодел армию, переодел народ, сменил
столицу, перенеся ее на Запад, сменил церковнославянский
шрифт на гражданский, он демонстративно нарушил прежние
представления о «благочестивейшем» царе и степенном укладе
царского двора, не только внеся во дворец рабочие
инструменты и станки, но и заведя «всешутейший и всепьянейший
собор», общаясь с шкиперами и плотниками, работая на верфях и
выполняя обязанность бомбардира. Он разрушил церемониаль-
ность и степенность иными темпами жизни, создал новые
представления и о времени, и о пространстве. Он ходил быстро,
ездил скоро и на большие расстояния, решал дела на ходу и в
походах.
Петр сознательно стремился к тому, чтобы оборвать связи со
старой Россией. Сохранившемуся же он придавал отличные от
прежних формы.
Карамзин в речи, произнесенной в 1818 г. в Российской
академии, сказал: «Петр Великий, могучею рукою своею
преобразовав отечество, сделал пас подобными европейцам, жалобы
бесполезны. Связь между умами древних и новейших россиян
прервалась навеки»*
А вот позиция современного автора: «В XVIII столетии
русская литература порвала с древними национальными
литературными формами. Следовательно, здесь на первый план
выплывают различия, а не общность» *.
Действительно ли Петр и его эпоха были перерывом между
старой и новой Россией? Действительно ли культура новой
России пошла целиком за Западом, оборвав традиции и зачеркнув
все наследие старой Руси?
Уже в XIX в. в этой точке зрения стали сомневаться
историки русской литературы — А. Н. Пыпин, В. М. Истрин \ А. И.
Соболевский2. Но и эти ученые не сомневались в том, что перерыв
был, что он был вызван «западным влиянием». Речь шла
только о том, чтобы этот «перелом» рассматривать на протяжении
более длительного времени.
Между тем изучение закономерностей развития
древнерусской культуры приводит нас к совершенно отчетливому пред-
* Бирсов Б. И. Национальное своеобразие русской литературы. Л..
1967. С. 7.

710
Д.С.ЛИХАЧЕВ
ставлению о том, что в течение нескольких веков, а не одного
только XVII в. шел процесс перехода к новому этапу в развитии
русской культуры со всеми его общеевропейскими чертами и
особенностями.
В древнерусской литературе может быть отмечено несколько
линий развития, приведших в конечном счете к появлению
культуры нового времени. Среди этих линий на первом месте
находится линия, связанная с проявлением личностного начала
во всех видах творчества и в самых разнообразных формах.
Личностное начало, признание ценности человеческой
личности, индивидуальные черты в стиле произведений, в
характере творчества, приведшие к появлению гениев и талантов,
профессионализация искусства, секуляризация культуры и т. п. —
все эти ренессансные явления возникали на Руси постепенно, в
течение нескольких веков и не были обусловлены четко
выраженной эпохой Ренессанса.
Переход от Средневековья к новому времени обычно
совершается через Ренессанс. И хотя в России не было Ренессанса,
однако в ней все же имелись заторможенные ренессансные
явления, которые функционировали в течение очень длительного
времени — начиная с конца XIV в. Так, барокко XVII в. тоже
приняло на себя некоторые ренессансные функции, поскольку
ему не предшествовал «нормальный» Ренессанс. Западное
влияние в русской культуре в целом, и в литературе в частности,
которое казалось ранее причиной перехода русской культуры
на новые рельсы, на самом деле было следствием этого перехода.
Развитие индивидуального, личностного начала в
творчестве, отход от средневековой традиционности, потребность в
упорядоченных естественнонаучных знаниях, специализация и
профессионализация всех видов творчества, постепенная
секуляризация культуры и многое другое — все это и сделало
возможным появление западных форм культуры.
В ренессансных началах западног влияние нашло
благоприятную почву и основу. Будучи следствием развития
ренессансных явлений, оно в свою очередь ускорило переход от
культуры средневекового типа к типу культуры нового времени.
Аналогичным образом следует рассматривать и эпоху
Петровских реформ. Петровские реформы были подготовлены не
только отдельными явлениями XVII в. Они явились
закономерным результатом всего развития русской культуры, начавшей
переходить от средневекового типа к типу нового времени.
Закономерным был разрыв и во всей средневековой
«знаковой системе» культуры, произведенный Петром. Переход до

llhtJlit >li *ito\t! ILfttj'oacwii) ^rfjtop ;i iwpcphini*."!:'.. 711
него неосознанный теперь стал осознанным. Осознание
перехода и заставило сменить «систему знаков»: надеть европейское
платье, новые мундиры, «скоблить» бороды, реформировать
всю государственную и военную терминологию на европейский
лад, признать европейское искусство. И эта смена «знаковой
системы» .ускорила развитие новых явлений в культуре.
Вопрос о том, что процессы, происходившие при Петре,
могли совершиться и без Петра, поставил еще в XVIII в. историк
М. М. Щербатов. Он высчитал, что для проведения таких
реформ без Петра понадобилось бы семь поколений и что тогда
преобразования в России закончились бы только в 1892 г. В
известном смысле Щербатов был прав. Исторические процессы
без выдающихся исторических личностей не изменили бы
своего направления, по были бы сильно замедлены; при этом
замедлен был (>ы процесс перехода русской культуры от
средневекового типа к гипу культуры нового времени.
Однако сами исторические личности, как известно,
являются порождениями закономерных процессов. В этом смысле и
Петр в качестве своеобразного ускорителя процесса перехода
русской культуры к типу культуры нового времени был
порождением этого процесса.
Петр как личность был типичным порождением русской
культуры конца XVII в. Уточняя, мы могли бы сказать, что он
со всеми его противоречивыми чертами был порождением
русского барокко конца XVII в., в котором особенно сильны были
ренессансные явления: склонность к просветительству и
реформаторству, к научному отношению к миру, к известному
барочному «демократизму», к синтезу наук, ремесел и искусств, к
характерной для русского барокко энциклопедичное™
образования, к барочному представлению о государственности и долге
монарха перед своей державой и ее подданными, к пониманию
истории как цепи героических событий и поступков,
чувствительность к западным, европейским влияниям и т. д. Даже сама
мысль Петра о переходе просвещения из одной страны в другую
по часовой стрелке, высказанная им в его речи при спуске
корабля «Илья пророк», была типично барочной.
В просветитетьной поэзии Симеона Полоцкого, Кариона Ис-
г°мина\ Сильвестра Медведева мы могли бы встретить многие
идеи Петра.
Именно потому, что Петр был не исключением, а в извест-
!°й мере закономерным порождением исторического процесса,
41 Мог найти себе достаточное число сподвижников и при этом
чр в одной Москве.

712
Д.С.ЛИХАЧЕВ
От барокко в Петре были многие черты его характера:
склонность к учительству, уверенность в своей правоте,
«богоборчество» и пародирование религии в сочетании с несомненной
религиозностью, доброта и жестокость и многое другое, что
определяло противоречивость его натуры.
1 Эпоха петровских реформ была подготовлена разными
линиями развития русской культуры, многие из которых восходят
еще к XIV в. Не один XVII в. подготовил собой переход к
новому времени, но все развитие русской культуры. Петровская
эпоха только потому была воспринята как кульминационный
пункт этого перехода, что именно в это время произошла смена
«знаковой системы». Обращение к Западу было не существом
процесса, а лишь его естественным порождением.
Однако черты старого сохранялись и в XVIII, и в XIX в.
Многие особенности культуры этого времени были логическим
следствием развития русской культуры XVII столетия и
предшествующих веков.
Чем больше мы изучаем изменения и развитие русской
культуры в XIV—XVII вв., с одной стороны, и ее судьбу в новое
время — в XVIII—XIX вв. — с другой, тем отчетливее цельность
всего процесса. В этом цельном процессе эпоха петровских
реформ была эпохой «осознания» совершающегося и поэтому
эпохой очень важной, но не вносящей ничего катастрофического в
развитие русской культуры.
Дальнейшее изучение этих процессов, подспудно
совершавшихся в русской культуре, укрепит это положение и поможет
нам по-настоящему понять эпоху петровских реформ.

IV
КОНТЕКСТ

■^^Э"
А. А. Кара-Мурза, Л. В. Поляков
РОССИЯ И ПЕТР
1. ТВОРЕЦ РОССИИ
1.1. Петр — создатель великой России из «ничего»
«Единые вашим неусыпным трудом и руковождением мы,
ваши верные подданные, из тьмы неведения на театр славы
всего света и тако рещи из небытия в бытие произведены и в
общество политичных народов присовокуплены».
(Головкин, 1721)
«Виновник бесчисленных благополучии наших и радостей,
воскресивший аки от мертвых Россию, и воздвигший в толикую
силу и славу, или паче, рождший и воспитавший, прямыи сын
Отечествия своего Отец... >
(Феофан Прокопович, 1725)
«Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими;
научил узнавать, что и мы люди, — одним словом, на что в
России ни взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь ни
делалось, от сего источника черпать будут».
(И спя юсе, 1725)
«Петр Великий нашел у себя дома только лист белой бумаги и
скорй сильной рукой написал на нем слова Еврона и Запад; и с
чех пор мы принадлежим к Европе и Западу. Не надо
заблуждаться: как бы велик ни был гений этого человека и
необычайная .энергия его воли, то, что он сделал, было возможно лишь
'Иди нации, чье прошлое не указывало властно того пути, по
к<)горому она должна была двигаться, чьи традиции были бес-
11 чьны создать его будущее, чьи воспоминания смелый законо-
l'H'f\rib мог стереть безнаказанно. Если мы оказались так по-

716 А А КАРЛ МУРЯА. Л. В. ПОЛ Я КОП
слушны голосу государя, звавшего нас к новой жизни, то это,
очевидно, потому, что в пашем прошлом не было ничего, что
могло бы оправдать сопротивление».
(Чаадаев. 1837)
Петр- «...дал нам право на историю и едва ли не один
заявил наше историческое призвание».
( Гра н <теки it, 1855)
1.2. Петр превратил русский народ в нацию
«Полное владычество народности необходимо предполагает в
государстве состояние естественной непосредственности,
состояние патриархальности, когда различие в сословиях заключается
даже и не в формах, а только в оттенках форм, по уясе нисколько
не в сущности. В таком состоянии была Россия до Печра
Великого... Народность... предполагает что-то неподвижное, раз
навсегда установившееся, не идущее вперед; показывает собою только
то, что есть в народе налицо, в настоящем его положении.
Национальность, напротив, заключает в себе не только то, что было и
есть, но что будет или может быть... Народность есть первый
момент национальности, первое ее проявление. По из сего отнюдь
не следует, чтобы там, где есть народность, не было
национальности: напротив, общество есть всегда нация, еще и будучи
только народом, но нация в возможности, а не в действительности,
как младенец есть взрослый человек в возможности, а не в
действительности: ибо национальность и субстанция народа есть
одно и то же... Итак, Россия до Петра Великого была только
народом и стала нациею вследствие толчка, данного ей ее
преобразователем... Что все усилия Петра были направлены против
русской народности — это ясно, как день Божий; но чтобы он
уничтожил наш субстанциональный дух, нашу
национальность — подобная мысль более чем неосновательна: она просто
нелепа».
(Белинский.1841)
«И до сих пор Петербург в пыли и мусоре; он еще созидается,
делается; будущее его еще в идее; но идея эта принадлежит
Петру I, она воплощается, растет и укореняется с каждым днем не в
одном петербургском болоте, но во всей России, которая вся
живет одним Петербургом. Уже все почувствовали на себе силу и
благо направления Петрова, и уже все сословия призваны на
общее дело воплощения великой мысли его. Следственно, все
начинает жить. Все: промышленность, торговля, науки, литерату-

Россия и Петр
717
ра, образованность, начало и устройство общественной жизни —
все живет и поддерживается одним Петербургом. Все, кто далее
не хочет рассуждать, уже слышат новую жизнь и стремятся к
новой жизни. И кто же, скажите, обвинит тот народ, который
невольно забыл в некоторых отношениях свою старину и
почитает и уважает одно современное, то есть тот момент, когда он в
первый раз начал жить. Нет, не исчезновение национальности
видим мы в современном стремлении, а торжество
национальности, которая, кажется, не так-то легко погибает под европейским
влиянием, как думают многие. По-нашему, цел и здоров тот
народ, который положительно любит свой настоящий момент, тот,
в который живет, и он умеет понять его. Такой народ может
жить, а жизненности и принципа станет для него на веки веков».
(Достоевский, 1847)
1.3. Петр подобен Богу
«Он Бог, он Бог твой был, Россия!»
«Не верим, что он един от смертных был,
Но в жизнь его уже за Бога почитали».
(Ломоносов, 1750)
«Ежели человека Богу подобного, по нашему понятию, найти
надобно, кроме Петра Великого не обретаю».
(Ломоносов, 1755)
«Как Бог, великий провиденьем
Он все собою озирал...
Поднесь вселенну изумляет
Величие его чудес...
Премудрый ум не постигает,
Не Бог ли в нем сходил с небес?
Неси на небо гласы, ветр:
Бессмертен ты, великий Петр!»
(Державин, 1776)
«Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен,
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как Божия гроза».
(Пушкин. 1828-1829)

718
А. А. КАРЛ МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
1.4. Петр подобен Христу
Наиболее ранние сравнения подобного рода встречаются у
Димитрия Ростовского в его «Приветствии Петру», а также у
Стефана Яворского в «Слове о победе над королем Швеции под
Полтавою» и «Слове благодарственном» по случаю взятия
Выборга.
(Димитрий Ростовский, 1701;
Стефан Яворский, 1709,1710)
В текстах Феофилакта Лопатинского («Служба
благодарственная о великой Богом дарованной победе под Полтавою») и
Феофана Прокоповича («Слово похвальное о баталии
Полтавской») встречаются сравнения Петра с Христом, гетмана
Мазепы — с Иудою, а сподвижников Петра — с апостолами *.
(Феофилакт Лопатинский, 1709;
Феофан Прокопович, 1717)
В Оде на восшествие на престол Елизаветы Ломоносов
уподобляет рождение Петра Рождеству Христову, обращаясь к матери
* В ряде сочинений Феофана Прокоповича и Феофилакта
Лопатинского (некоторые из них были отредактированы самим Петром)
идея о том, что монархи суть «бози и христы» обосновывается
теоретически. Б.Успенский комментирует: «При этом слово
"Христос" употребляется здесь в смысле помазанника, но совершенно
очевидно, что оно должно было восприниматься современниками
прежде всего как имя собственное, а не как нарицательное имя.
Этому в достаточной степени способствовало и поведение Петра, в
частности окружающий его церемониал. Так, в Москве после
победы над врагами (21.12.1709 г.) Петра встречали словами
церковного пения, обращенного к Христу в Вербное воскресенье: "Благосло-
вен грядый во имя господне, осанна в вышних, бог господь и явися
нам...'1, т. е. Петр как бы олицетворял Христа, входящего в
Иерусалим... Необходимо иметь в виду, что совсем еще незадолго перед
этим (и именно в Москве!) был специальный церковный обряд
шествия патриарха на осляти в Вербное воскресенье, где патриарх
мистически олицетворял Христа во время входа в Иерусалим. Следует
полагать, что элементы этого обряда были использованы в
церемониале триумфальной встречи Петра (царя встречали дети, одетые в
белые подстихари, "с вайами и ветвми"), что усугубляло
кощунственный характер этой церемонии... Аналогично и при выходах
Петра из Спасского монастыря его встречали пением "Осанна в
вышних", т. е. опять-таки обращались к нему как к богу, причем
выходил он в венце, который легко мог ассоциироваться с
терновым венцом» (Успенский, 1976).

]l(,CCUJl U Jh'ftip
719
Петра царице Наталье Кирилловне Нарышкиной словами
Архангела Гавриила, адресованными Богородице.
(Ломоносов, 1752)
Тс же самое делает Сумароков в «Оде на победы Петра», а
затем в стихотворении «Российский Впфлсем>:
«Российский Вифлеем, Коломенско село,
Которое на свет Петра произвело».
(Сумароков, 1768)
1.5. Петр подобен апостолу Петру
Панегирическое сопоставление царя-Петра с апостолом
Петром содержится ул;е в школьном «Действе о семи свободных
науках» (1702 1703), где к царю обращаются со словами:
vTm оси камень, в Христе-бозе нареченый,
Еже помазан есть царь и Петр прореченый
Самем им.
Па том камене, Петре, церковь укрепиея,
А юбою <> Христе церковь утвердпся
Истинна».
(Учебник, 1702—1703)
Главный идеолог петровского времени Феофан Прокопович
не раз уподоблял Петра апостолу Петру, также обыгрывая
евангельские слова о Петре как камне, на котором будет воздвигнуто
грядущее адаппе Церкви («Петр» греч. « камень» > — прозви- t
Ще и ер воа п ос то л а Симона):
«В Петре нашем, в котором мы первое видели великого
богатыря, потом ;ке мудрого владетеля, видим уже и Апостола... Все
па нем. песо на главном основании стоит» "'•'.
(Феофан Прокопович, 1717)
'■'■ Сам IK \\\ Re-тики и активно использовал ^TV метафорику: в письме
Апраксину после Потганской победы он уподобтнл одержанную
«викторшо»> камню в основании Санкт-Петербурга: «Ныне уже
совершенный камень во основание Сапк]-Пегербурху положен с по-
мощшо Божнею» (Петр I. 1709).
Та же ассоциация Петра и камня была заложена и водной из
главных идеологий режима —- протинопоеч'лвпении «деревянной Ру
си/Москвы > и «каменного Петербурга* (Логмап, Успенский, 1982).

720
А. А. КАРА МУРНА. Л. В. ПОЛЯКОВ
Со своей стороны, Стефан Яворский, апологпзируя
просветительскую деятельность Петра Великого, обыгрывал в своих
проповедях образ апостола Петра как ключаря райских врат:
«Нельзя было выглянути за государство и видети, что ся деет
на свете. Вестей такожде никаких ниоткуду россияне не пмея-
ху, поведений, нравов и обычаев в иных государствах
политичных отнюдь не знаяху. Тем же поношения и укоризны и досады
многия от прочих государств терпяху, аки детища некия и
отроки невежливы, которым разве то ведомо, что в дому деется.
Ныне же радуйся и веселися, Россие, — егда благоизволи бог
ключем Петровым отверсти тебе врата на видение света»>.
(Стефан Яворский. 1710)
1.6. Петр — родомысл
«Родомысл есть тот, чья деятельность оказывает решающее и
благотворное влияние на народную судьбу и судьбу государства
и кто направляется в этой деятельности волей демиурга
сверхнарода... Родомыслами русского средневековья были Владимир
Святой, Ярослав Мудрый, Мономах, Александр Невский, Минин,
Пожарский, Гермогеи... Демиург, осуществляя свой всемирный
замысел, выдвинул такого колосса, как Петр...»; <« В чем же
состояла историческая задача Петра I, поскольку эта задача
указывалась демиургом?.. России суждена всемирная миссия, смысла
которой императору не дано знать. Он должен быть уверен лишь
в одном: в ее мировом характере. Его персональная задача
сводится к тому, чтобы повернуть сверхнарод на путь, ведущий из
прозябания в национальной замкнутости на простор
общечеловеческого становления. При этом народ русский надлежит ввести
в круг передовых народов не в качестве чьего-либо сателлита или
младшего исторического партнера, а в качестве великой державы,
которую другие народы вынуждены будут принимать всерьез с
самого начала. Такой поворот возможен только при условии,
если Россией будут восприняты объективно передовые начала
соседней, старшей культуры, ибо эта культура — одна из двух,
сумевших расторгнуть аристократически-сословную
ограниченность внутри себя и локальную изолированность — по
отношению к остальному миру... Как грандиозна ни была фигура этого
императора и сколь провиденциально необходимой ни являлась
его деятельность, но двойственность инвольтаций, воспринятых
его бушующим сердцем, богатырской волей и дальновидным, но
утилитарным умом, превратила родомысла з двойственное
существо, перед которым врата Синклита оказались закрытыми •>.
(Андреев, 1958 t

I'otiUH и Петр
721
1.7. Петр — языческое божество, титан
«Исполинского роста кузнец, освещенный красным заревом
mpiin, похож был на подземного титана... "Время подобно
железу горячему, которое, ежели остынет, не удобно кованию
будет", говорит царь. И, кузнец России, он кует ее, пока железо
горячо... Его стихии — огонь и вода. Он их любит, как существо,
рожденное в них: воду, как рыба, огонь как саламандра.
Страсть к пушечной пальбе, ко всяким опытам с огнем, к
фейерверкам... Такая же страсть к воде... Говорит, что начал впервые
думать о море, когда прочел сказание летописца Нестора о
морском тюходо киевского князя Олега под Царьград. Если так, то он
воскрешает в новом древнее, в чужом родное. От моря мере:*,
сушу к морю — таков путь России... Иногда кажется, что в нем
слились противоречия двух родных ему стихий - воды и
огня - в одно существо, странное, чуждое — не знаю, доброе
или злое, божеское или бесовское — но нечеловеческое>>.
(Мережковский. 1904 )
1.8. Петр создал тело России, Екатерина одухотворила его
«Петр дал нам бытие, Екатерина — душу».
(Сумароков. 1 70S)
«Петр россам дал тела, Екатерина — душу».
(Херасков, 1 768}
«Петр разбудил Россию от апатического сна, но вдохнула в
нее жизнь Екатерина».
(Белинский. 1841)
1.9. Петр вдохнул душу в Россию
Петр"- <лал первый стремление столь обширной громаде,
!:пторая яко первенственное вещество была без действия».
(Радшиев. 1792)
«•Русская поэзия, как и русская жизнь... до Петра была чолъ-
f:'> !-\лом, но телом, полным избытка органической жизни, креп-
Гмм, здоровым, могучим, великим, вполне способным, вполне
1 ( |')Гшым быть сосудом необъятно великой души, но телом,
"■Ц'.'яшым этой души и только ожидающим, ищущим ее... Петр

722
А. А. КАРА-МУРНА. Л. R ПОЛЯКОВ
вдунул в него душу живую - и замирает дух при мысли о
необъятно великой судьбе, ожидающей народ Петра...»
(Белинский, 1841)
«Века слагали вещественную громаду сил России, и когда
России должно было двинуться в Европу, явился Петр, вдохнул
жизнь в вещество...»
(Нолевой, 1830 с)
2. СПАСИТЕЛЬ ОТЕЧЕСТВА
2.1. Петр — спаситель России от разложения
«Петр явился вовремя: опоздай он на четверть века, и
тогда — спасай или спасайся, кто может!... Провиденье знает, когда
послать на землю человека» *.
(Белинский, 1841)
«Россия в XVII веке избегла участи Византии: она сознала
свою несостоятельность и решила совершенствоваться. Великий
момент этого сознания и этого решения воплотился в лице
Петра Великого. Если Бог хотел спасти Россию и мог это сделать
только чрез свободную деятельность человека, то Петр Великий
был несомненно таким человеком. При всех своих частных
пороках и дикостях, он был историческим сотрудником Божиим,
лицом истинно провиденциальным, или теократическим... В
лице Петра Великого Россия решительно обличила и отвергла
византийское искажение христианской идеи — самодовольный
квиетизм. Вместе с тем Петр Великий был совершенно чужд на-
вуходоиосоровского идеала власти для власти. Его власть была
для него обязанностью непрерывного труда на пользу общую, п
* И. Тургенев так прокомментировал позицию Белинского: «Белин
ский еще потому благоговел перед памятью Петра Великого и, И'1
обинуясь, признавал его нашим спасителем, что уже при Алексее
Михайловиче он в нашем старом общественном и гражданском
строе находил несомненные черты разложения — и, следовательно,
не мог верить в правильное и нормальное развитие нашего оргашы
ма, подобное тому, каким оно является на Западе... Какое место мы
уже заняли в этой семье — это покажет история; но несомненно п>
что мы шли до сих пор и должны были идти (с чем господа славяне
филы, конечно, не согласятся), должны были идти другими путя
ми, чем более или менее органически развивавшиеся западные
народы» (Тургенев И., 18G9).

Россия и Петр
723
для России -- необходимым условием ее поворота на путь
истинного прогресса».
(Соловьев В.. 1806)
2.2. Петр спас Россию от исторически тупиковых
путей развитии
«Высокий ум ЭТОГО необыкновенного человека безошибочно
угадал, какова должна быть наша исходная чочка на пути
цивилизации и всемирного умственного движения. Он видел, что, за
полным почти отсутствием у нас исторических данных, МЫ не
можем утвердить наше будущее на этой бессильной основе; он
хорошо понял, что, стоя лицом к лицу со старой европейской
цивилизацией, которая является выражением всех прежних
цивилизаций, нам незачем задыхаться в нашей истории и незачем
тащиться, подобно западным народам, чрез хаос национальных
предрассудков, по узким тропинкам местных идей, по изрытым
колеям туземной традиции, что мы должны свободным порывом
наших внутренних сил, энергетическим усилием национального
сознания овладеть предназначенной нам судьбой. И вот он
освободил нас от всех этих пережитков прошлого, которые
загромождают быт исторических обществ и затрудняют их движение;
он открыл наш ум всем великим и прекрасным идеям, какие
существуют среди людей; он передал нам Запад сполна, каким его
сделали века, и дал нам всю его историю за историю, все его
будущее за будущее».
(Чаадаев. 1837)
«Благодарение Богу, Россия избавлена была и от старой кп-
тайщины, и от ненужной и запоздалой пародии на
средневековое папство. Односторонние начала, столкнувшиеся между
собою в расколе XVI11, оказались недостаточно сильными, чтобы
самим решить свою распрю и захватить в свои руки дальнейшие
исторические судьбы нашего народа».
(Соловьев В.. 1888)
2.3. Петр — спаситель России от иностранного порабощения
«Если бы Петр Великий не явился, то, кто знает, может быть,
мы были бы теперь шведской провинцией...*
(Чаадаев, 1843)

724
А А КАРА-МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
«Пусть скажут мне безусловные противники Петра, кого
противопоставили бы они Карлу XII на полях полтавских? Нет,
некогда было ожидать тогда органического развития, а надо было
спасать как-нибудь и во что бы то ни стало. Петр спас древнюю
Россию...»
(Погодин, 1863)
«Для этой несомненно предстоящей борьбы необходимо
было укрепить русскую государственность заимствованиями из
культурных сокровищ, добытых западной наукой и
промышленностью, — заимствованиями быстрыми, не терпящими
отлагательства до того времени, когда Россия, следуя медленному
естественному процессу просвещения, основанному на
самородных началах, успела бы сама доработаться до необходимых
государству практических результатов просвещения. Петр сознал
ясно эту необходимость, но (как большая часть великих
исторических деятелей) он действовал не по спокойно обдуманному
плану, а со страстностью и увлечением».
(Данилевский, 1868)
«Страшно даже подумать, что было бы, если бы мы не
сравнялись с Европою до конца XVIII века. Мы и при петровской
реформе попали в доселе длящуюся кабалу к иностранцам, но без
этой реформы, конечно, утратили бы национальное
существование, если бы дожили в варварском бессилии своем до времен
Фридрихов Великих, Французской революции и эпохи
экономического завоевания Европою всего мира. Петр, железною
рукой принудивший Россию учиться и работать, — был, конечно,
спасителем всего национального будущего».
(Тихомиров, 1904)
«С Петра Великого, принуждением Промысла и истории,
взрослый русский человек посылается на учебу новому Западу.
Он должен был на время оставить свою духовную утонченность,
загрубеть и поучиться полезному, нужному, приобрести
некоторые технически усовершенствованные земные органы, ибо с
Запада шла гроза и возможность поглощения и завоевания. Путем
заимствования и ученичества нужно было создать
приспособление русской периферии к новым условиям надвигавшегося на
мир "железного века"».
(Эрн,1915)
«Темная, некультурная боярская Русь с ее отсталой,
кабальной техникой и патриархальными бородами была бы в скором

Россия и Петр
7 2d
времени целиком поглощена иноземными захватчиками.
Нужно было сделать решительный переворот во всей жизни страны,
нужно было поднять Россию на уровень культурных стран
Европы. И Петр это сделал. Русский народ отстоял свою иезависи
мость». «Несмотря на различие целей, эпоха Петра и наша эпоха
перекликаются каким-то буйством сил, взрывом человеческой
энергии и воли, направленной на освобождение от иноземной
зависимости).
(Толстой А, 1930 е)
2.4. Петр, «разделив небесное и земное»,
спас русскую веру
<Петр * «понял, что народ, отставший в цивилизации, в
технике и знаниях, будет завоеван и порабощен и не отстоит себя
и свою правую веру. Он понял, что необходимо отличить главное
и священное от неглавного, несвященного, земного — от
техники, хозяйства и внешнего быта; что надо вернуть земное земле;
что вера Христова не узаконивает отсталых форм хозяйства,
быта и государственности. Он постиг необходимость дать рус
скому сознанию свободу светского, исследовательского взира-
ния на мир, с тем, чтобы сила русской веры установила в
дальнейшем новый синтез между православным Христианством, с
одной стороны, и светской цивилизацией и культурой с дру
гой стороны. Петр Великий понял, что русский народ
преувеличил компетенцию своего исторически сложившегося, но еще не
раскрывшего всю свою силу религиозного акта и что он
недооценил творческую силу христианства: Православие не может
санкционировать такой уклад сознания, такой строй и быт, которые
Погубят народную самостоятельность и предадут врагам и веру,
и церковь. Он извлек урок из татарского ига и из войн с немца-
Ми, шведами и поляками: Запад бил нас нашей отсталостью, а
мы считали, что наша отсталость есть нечто правоверное,
православное и священно-обязательное. Он был уверен, что Правосла-
вие не может и Fie должно делать себе догмат из необразованности
11 Из форм внешнего быта, что сильная и живая вера проработает
и осмыслит, и облагородит новые формы сознания, быта и
хозяйства. Хозяйство не может и не должно быть источником об-
гкУрантизма и национальной слабости.
И вот небесное и земное разделилось в русском самочувствии,
"месте с тем национальное отделилось от вероисноведно-цер-

726
А А. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
ковного. Русское самочувствие проснулось, и началась эпоха
русского национального самосознания, не законченная и
доныне».
(Ильин, 1950)
2.5. Петр спас страну, обуздав стихийный наплыв
западного просвещения
«Гражданское строение наше произошло также не
правильным, постепенным ходом событий, не
медленно-рассудительным введением европейских обычаев, — которое было бы уже
невозможно по той причине, что уже слишком вызрело
европейское просвещение, слишком велик был наплыв его, чтобы не
ворваться рано или поздно со всех сторон в Россию и не
произвести без такого вождя, каков был Петр, гораздо большего разладу
во всем, нежели какой действительно потом наступил...
Переворот, который обыкновенно на несколько лет обливает кровью
потрясенное государство, если производится бореньями
внутренних партий, был произведен, в виду всей Европы, в таком
порядке, как блистательный маневр хорошо выученного
войска».
(Гоголь, 1847)
2.6. Петр спас Россию от Европы частичным слиянием с ней
«Необходимость создала и Петербург. Необходимость
жестокая, трагическая. Великий Петр понял эту необходимость.
Единственное средство спасения для России — это перестать
быть русской. И создал Петербург. Унес центр власти туда, к
морю и к северу, откуда грозили нам чудовища чужеземных
завоеваний, и к Европе, частичным слиянием с которой мы только
и могли отстоять себя. И Петр спас Россию. Петр дал жизнь
России. Он облек себя еще не слыханной со времен Рима властью,
какой-то антихристовой властью — и, бестрепетный, гневный,
непреклонный, не знающий сомнения и жалости, с глыбой
гранита вместо сердца, целый мир наполнил лязгом своего железа,
с орлиным клекотом накинулся на весь враждебный свет. И вот
спас. И создал».
(Тардов, 1911)

Россия и Петр
727
2.7. Петр спас государство от народной анархии
«Внимательное рассмотрение исторических событий и
внутреннего состояния России может доказать, что Петр рядом
энергических правовых реформ снас Россию от насильственного
переворота, которого начало сказалось уже в волнениях народных
при Алексее Михаиловиче и в бунтах стрелецких».
(Добролюбов. 1858 )
2.8. Петр — хирург, спасший Россию
от смертельной внутренней болезни
«Петр действовал, как воспитатель, врач, хирург, которых не
обвиняют за крутые и насильственные меры. Нельзя было иначе
действовать: невозможное теперь было тогда, по несчастию,
необходимо, неизбежно... Тут некогда было выжидать,
действовать исподволь. Нужды были слишком настоятельны, чтоб
можно было вести реформу медленно, спокойно, рассчитывая на
много лет вперед».
(Кавелин, 1847)
«Внимательно рассматривая состояние России в конце
XVIII века, видим совершенное расстройство, как пред
норманнами, пред монголами, пред временем Иоанна III, — болезнь к
росту. Требовалось повое издание, revue, corrigee et augmentee
<исправлеиное и дополненное , требовалась реформа.
Застарелые язвы точили внутренность, огонь распространялся по всем
оконечностям, и ей нужен был сильный, ловкий, смелый опера
тор, — указать на другого, вместо Петра I, едва ли кто
решится!»
(Погодин. 1863)
«Он многое в России покалечил и многое окостенил, но в
самом главном он успел — как не слишком заботливых! хирург,
Ничего не спасший больному, кроме жизни>>.
(Всидле, 1937 )
з. проси[;титкль-упиверсалист
«Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье...*
(Пушкин. 1826)

728
А. А КАРЛ МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
3.1. Петр — учитель
«Была та смутная пора,
Когда Россия молодая,
В бореньях силы напрягая,
Мужала с гением Петра.
Суровый был в науке славы
Ей дан учитель...»
(Пушкин, 1828-1829)
«Программа деятельности великого человека была
начертана. "Учиться, работать!" — воскликнул он своему народу. "Я
показываю пример, восстановим нашу честь и славу, выучимся
побеждать иноземцев, чтоб они не смели презирать нас; возьмем у
них науку, благодаря которой они так превосходят нас;
приобретем морские берега, обогатимся торговлею, заведем
промыслы, проложим дороги, пророем каналы, переведем все их
хорошие книги на свой язык". Что же значил этот призыв народа к
труду? Эта открытая, сильная, кровавая борьба против лености,
косности, тунеядства? Что значила эта неутомимая,
неслыханная в истории деятельность Петра? Она выражала великий
переворот, великое движение в жизни народной, стремление
отделаться от начал общества варварского и усвоить себе начала
общества цивилизованного».
(Соловьеве, 1861)
«Народ проходит трудную школу. Строгий учитель не щадит
наказаний ленивым и нарушителям уставов, но дело не
ограничивается одними угрозами и наказаниями. Народ действительно
учится, учится не одной цифири и геометрии, не в одних
школах, русских и заграничных; народ учится гражданским
обязанностям, гражданской деятельности... Ясно сознавши, что
русский народ должен пройти трудную школу, Петр не усумнился
подвергнуть его страдательному, унизительному положению
ученика *; но в то же время он успел уравновесить невыгоды это-
* Ср. со словами самого Петра в указе Мануфактур-коллегии от 5
ноября 1723 г.: «Что мало охотников и то правда, понеже наш народ,
яко дети неумения ради, которые никогда за азбуку не примутся,
когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно
кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех
нынешних дел, не все ль неволею сделано, и уже за многое
благодарение слышится, от чет уже плод произошел» (Петр, 1723).

Россия и Петр
729
го положения славою и величием, превратить его в деятельное,
успел создать политическое значение России и средства для его
поддержания».
(Соловьеве. 1860-е)
«Петр считал себя одного умнее всех русских людей. Он
смотрел на народ, как на ребятишек, которых следует взрослому
учителю сечь, чтоб они учились».
(Костомаров. 1875)
«На себя Петр смотрел как на педагога, обучающего детей,
как на мастера, окруженного ленивыми учениками...»
(Богословский, 1902)
3.2. Петр — просветитель по инстинкту
<Иетр - «во внешних формах правления ничего решительно
не установил в пользу политической свободы, но он отверз ей
двери тем самым, что открыл вход наукам и торговле. Без
точного намерения дать своему государству политическое бытие, но
по одному, так сказать, инстинкту просвещения он все к тому
приуготовил...»
(Сперанский. J809)
3.3. Петр — просветитель но исторической необходимости
«Назовите это образование -европейскую науку-', пожалуй,
чумою — но для такой чумы, самой тонкой, самой упругой, но
существует никаких застав, никаких карантинов, никаких
таможен, никаких преград. Эфир всепроникающий, зло
необходимое, неизбежное!... Нельзя было уклониться от норманнов и
оставаться в патриархальном состоянии; нельзя было укрыться от
монголов и сохранить формы времен средних; точно так же
нельзя было не подпасть европейскому влиянию в XVIII веке, и
счастье России, что на то время посылал ей Бог Петра
Великого*.
(Погодин. 1838)
«Как ни суровы и ни грубы были приемы, с помощью
которых Петр вводил русских людей в мир западной культуры, но
Дальнейший исторический процесс показал, что Петр взял
верный путь, что развитие России ставило на очередь вопрос о
взаимоотношениях с Западом, с его культурой, с его жизнью».
(Зснысовски ii, 1926 )

730
А. А. КАРА МУРНА. Л. В. ПОЛЯКОВ
3.4. Петр — порождение просветительской
культуры барокко
«Петр гениально ярко впитал и отразил в себе дух и
мировоззрение новой Европы. Дух этот после нашего Смутного времени
незаметно поселился и с половины XVII века укоренился в
самой Москве. Как и для Европы, для московских передовых
кругов кончилось средневековое мироощущение. Теократию
сменил гуманизм, лаицизм. Государство перестало быть органом
церкви, ведущей людей здесь на земле к потустороннему
загробному спасению душ. Последним критерием, высшей целью
(summum bonum) явилось не царство небесное, а
прогрессирующее улучшение земного благоденствия, так называемое "общее
благо" (bonum commune). Это и есть формулировка правовой
догмы — воцарившейся в государственном нраве теории так
называемого "естественного права" (jus naturale). Эти
антитеократические, в некотором смысле и анти церковные, понятия были
усвоены передовыми государственными головами Москвы,
создавшими "Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г.".
Петр вдохнул в себя эти понятия не только из окружающей
атмосферы, но и из ходячей иностранной литературы своего
времени, по его приказу и переведенной на русский язык».
(Карташев, 1950 с)
«Петр как личность был типичным порождением русской
культуры конца XVII в. Уточняя, мы могли бы сказать, что он
со всеми его противоречивыми чертами был порождением
русского барокко конца XVII в., в котором особенно сильны были
ренессансные явления: склонность к просветительству и
реформаторству, к научному отношению к миру, к известному
барочному "демократизму", к синтезу наук, ремесел и искусств, к
характерной для русского барокко энциклопедичное™
образования, к барочному представлению о государственности и долге
монарха перед своей державой и ее подданными, к пониманию
истории как цепи героических событий и поступков,
чувствительность к западным, европейским влияниям и т. д. Даже сама
мысль Петра о переходе просвещении из одной страны в другую
по часовой стрелке, высказанная им в его речи при спуске
корабля "Илья пророк", была типично барочной. В
просветительской поэзии Симеона Полоцкого, Кариона Истомина,
Сильвестра Медведева мы могли бы встретить многие идеи Петра... От
барокко в Петре были многие черты его характера: склонность к
учительству, уверенность в своей правоте, "богоборчество" и
пародирование религии в сочетании с несомненной религиозное-

Россия и Петр
731
тью, доброта и жестокость и многое другое, что определяло
противоречивость его натуры».
(Лихачев, 1978)
3.5. Просветительские приемы Петра основаны
на эмигрантском стереотипе поведения
^В свое первое путешествие за границу > «Петр не только
работал топором на Саардамской верфи, он знакомился с
культурной ситуацией, он ездил "за идеями". -^Почему Петр выбрал
Голландию? > Напомним, что в Голландии Петр основал
русскую типографию. Иначе говоря, царь поступил в соответствии
с эмигрантским стереотипом поведения: для идеологов всех
толков Голландия была притягательна прежде всего как страна
свободного книгопечатания. Пусть книги, выпущенные в этой
типографии, по содержанию мелки. Но у них есть важная и общая
черта: это книги светские (следовательно, амстердамская
типография противопоставляется московскому Печатному двору,
находившемуся в ведении патриарха Адриана); это книги
многоязычные, утверждающие равноправие латыни, сакрального
языка католиков, и национальных языков евангелистов.
"Вмешательство" в традицию московского книгопечатания сам Петр
считал первой своей реформой» *.
(Панченко, 1989)
3.6. Петр привел к власти новый образованный слой
«Единственное, может быть, что только и есть
безукоризненного в реформе Петра Великого. Это право на образование
установлено им на самом демократическом и плодотворном
основании. В этом вопросе Петр Великий сознательно презрел права
породы, выдвинув вперед образованного и поставил его выше
боярина».
(Достоевский, 1863)
«Смена вероисповедания, прежде на Руси почти
неслыханная, в канун петровских реформ превращается в некое поветрие.
* Любопытно, что после смерти владельца этой голландской
типографии (1701) се оборудование попало в руки шведов, которые
использовали его для печатания антирусских материалов (см.: Пекарский»
1862).

732
A.4. КАРАМУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
Этот обычай красноречив: вера оказывается подчиненной
знанию... Петр преследует двоякую цель — это евпспеизация и
секуляризация, притом оба слагаемых одинаково весомы.
Поэтому он сохраняет и приумножает цивилизационные элементы в
доставшемся ему наследстве (элоквенцию, поэзию,
мажорно-минорную музыку, театр, регулярную школу). В тогдашней
ситуации цивилизационная струя отождествлялась с церковностью,
ибо профессиональная интеллигенция в абсолютном
большинстве состояла из духовенства, черного или белого. Но это —
церковная оппозиция, ученые —"черкасы", присмиревшие после
репрессий рубежа 1680—1690-х гг. Петр превращает
оппозиционный слой в правящий, усилив его за счет помещения в Москве
новых "черкас" (среди них были такие крупные фигуры, как св.
Димитрий Ростовский). Царь полагает, что таким образом
повысится интеллектуальный потенциал русской церкви, и в
известном смысле царь прав*.
(Пинченка. 1991 )
3.7. Русский народ виноват в том, что не сумел
использовать просветительские усилия Петра
«Потом явился на Руси царь, умный и великий, который
захотел русского человека умыть, причесать, обрить, отучить от
лени и невежества; взвыл русский человек гласом великим,
замахал руками и ногами; но у царя была воля железная, рука
крепкая, и потому русский человек, волею или неволею, а засел
за азбуку, начал учиться и шить, и кроить, и строить, и рубить.
И в самом деле, русский человек стал походить с виду как будто
на человека: и умный, и причесан, и одет по форме, и знает
грамоту, и кланяется с пришаркиванием, и даже подходит к ручке
дам. Все это хорошо, да вот что худо: кланяясь с иришаркнвань-
ем, он, говорят, расшибал нос до крови, а подходя к ручкам
прелестных дам, наступал на их ножки, цепляясь за свою шпагу и
не умея справляться с треуголкой...»
(Белинский,1836)
«Вот уже почти полтораста лет протекло с тех пор, как
государь Петр I прочистил нам глаза чистилищем просвещенья евро
пейского, дал в руки нам все средства и орудья для дела, и до
сих пор остаются так же пустынны, грустны и безлюдны наши
пространства, так же бесприютно и неприветливо все вокруг
нас, точно как будто бы мы до сих пор еще не у себя дома, не под
родной нашею крышей, но где-то остановились бесприютно на
проезжей дороге, и дышит нам от России не радушным, родным

Россия и Петр 733
приемом братьев, но какой-то холодной, занесенной вьюгой
почтовой станцией, где видится один ко всему равнодушный
станционный смотритель с черствым ответом: "Нет лошадей!"
Отчего это? Кто виноват? Мы или правительство? Но правительство
во все время действовало без устали. Свидетельством тому целые
тома постановлений, узаконений и учреждений, множество
настроенных домов, множество изданных книг*, множество
заведенных заведений всякого рода: учебных, человеколюбивых,
богоугодных и, словом, даже таких, каких нигде в других
государствах не заводят правительства... А как было на ото все ответ-
ствовано снизу?.. Везде, куда ни обращусь, вижу, что виноват
применитель, стало быть, наш же брат: или виноват тем, что
поторопился, желая слишком скоро прославиться и схватить орде-
нишку; или виноват тем, что слишком сгоряча рванулся,
желая, по русскому обычаю, показать свое самопожертвованье; не
расспросясь разума, не рассмотрев в жару самого дела, стал им
ворочать как знаток, и потом вдруг, также по русскому обычаю,
простыл, увидевши неудачу; или же виноват, наконец, тем, что
из-за какого-нибудь оскорбленного мелкого честолюбия все
бросил и то место, на котором было начал так благородно
подвизаться, сдал первому плуту — пусть его грабит людей».
(Гоголь, 1843)
4. РУССКИЙ ЕВРОПЕИСТ
4.1. Петр угадал европейское предназначенье России
«Петр 1, вводя нравы и обычаи европейские в европейском
народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не
ожидал» *.
(Екатерина II, 1790)
Тезис о том, что Петр интуитивно двинул Россию в
правильном, предназначенном ей судьбой — европейском — направле-
•' Екатерина II прямо следует здесь за оценкой петровских
преобразований у Монтескье: «Преобразования облегчались тем
обстоятельством, что существовавшие <в допетровской Руси - правы но соот
ветствовали климату страны и были занесены в нее смешением
разных народов и завоеваниями. Петр I сообщил европейские
нравы и обычаи европейскому народу с такой легкостью, которой он
сам не ожидал».

734
А. А. КАРА-МУИЗА. JL В. ПОЛЯКОВ
нии, получил развитие у Пушкина («не презирал страны
родной, он знал ее предназначенье» — Пушкин, 1826 -*), а затем у
Добролюбова, Кавелина и Войдле:
«В то время требовались необыкновенные способности
умственные, чтобы верно угадать и определить силу и значение
новых элементов, вторгавшихся в народную жизнь; требовалась и
чрезвычайная сила характера, чтобы твердо ступить на новую
дорогу и неуклонно идти по ней. И то и другое нашлось у Петра;
но не было ни того, ни другого в предшествующие ему
правления... Алексей Михайлович, конечно, мог бы заметить
брожение, бывшее в народе, и мог бы им воспользоваться для блага
государства, подобно Петру; но у него не было той решимости, той
деятельной и упорной энергии, какою обладал его сын».
(Добролюбов, 1858)
«Если б реформа остановилась со смертью Петра Великого, то
не могло бы оставаться сомнения в том, что Московское
государство принадлежит к азиатской, а не европейской группе. Мало
ли было брожений и великих государей на Востоке! Единичные
явления сами по себе ничего не значат и подтверждают, а не
опровергают общее правило. Внешний характер петровского
преобразования служил бы в таком случае новым доказательством,
что мы азиатский народ. По в том-то и сила, что дело Петра не
умерло после него на русской почве; напротив того, оно,
несмотря на крайне неблагоприятные обстоятельства, пустило корни и
продолжалось почти полтора века, вплоть до нашего времени.
Вместо того, чтоб ослабить Россию, реформа вызвала к
деятельности дремавшие в ней громадные силы и развила их в
невиданных размерах. Вот почему нельзя не признать реформы Петра
органическим явлением великорусской жизни — явлением,
которое по своей своеобразности и необычайности требует самого
внимательного рассмотрения. Зная судьбы преобразования в
России, мы не вправе говорить свысока, с пренебрежением о
полувосточном характере брожения, которое предшествовало
эпохе Петра, о крутом, насильственном, внешнем характере его
реформы: все это имеет свое значение и свой определенный смысл,
* Именно в этом смысле интерпретирует данную фразу Пушкина
С.Франк: «Петр, таким образом, повел Россию по пути
европейской культуры, по мнению Пушкина, именно исходя из
убеждения, что национальный склад русского ума и духа может на этом
пути осуществить себя, свое собственное внутреннее
предназначение» (Франк, J949).

['осейя и Петр
735
есть характеристика приготовления и обстановки событий,
которым нет подобных в истории».
(Кавелин, 1866)
«Когда ему - Петру - не было еще и двенадцати лет, в октябре
1683 года, во всех московских церквах служили
благодарственные молебны по случаю освобождения Вены от турецкой осады:
басурманской столицей та раскольничья, стрелецкая, избяная
Белокаменная все же не была. Когда Петр, подросши,
растолкал, взбудоражил ее, осрамил и развенчал, когда он всю страну
''вздернул на дыбы" и выстегал заморской плотью, многое так и
осталось поруганным и оскверненным, но переворот был все-
таки направлен верно; окно прорублено на Запад, а не на
Восток. Доказательством этому служат все дальнейшие двести лет,
и прежде всего тот необыкновенно бодрый и быстрый рост
государственной, хозяйственной и созидательно-духовной жизни,
которым было отмечено время от Ломоносова до Пушкина».
(Веидле, 1038)
4.2. Петр — ускоритель уже начавшейся до него
европеизации
<*Реформа, предпринятая Петром Великим, была начата
царем Алексеем Михайловичем. Этот последний уже приступил к
изменению одежды и многих других обычаев...»
(Екатерина II, 1790)
<<Пе']р Великий был здесь только деятельным, счастливым
совершителем предприятия, замышленного, может быть, и без
Дальних видов, его предками».
{Погодин, 1Я38)
«Было бы ошибочно думать, что Петр — какая-то
случайность в русской истории. Можно доказать положительными дан-
':-b»Mii, что все его преобразования, не исключая ни одного, были
*' ''ieiioHHO приготовлены предшествующим временем и разни*
,Mf,M: все вопросы решены им в том духе, в каком они ноставле-
' * предшествующей историей, только решены резко, круто, бы-
"•">• Петр фокус, в котором они внезапно сосредоточились и
'1:<> разрешились. Оттого он стал на грани между двумя перпо-
v'*i русской истории и заслонил собою прошедшее».
(Кавелин, 1864)

786
Л. А. КЛРА-МУРНА. Л. В. ПОЛЯКОВ
«В течение XVII в. явно обозначились новые потребности
государства и призваны были те же средства для их
удовлетворения, которые были употреблены в XVIII веке, в так называемую
эпоху преобразований».
(Кавелин, 1866)
«В наследство от предшественников Петр получил и
«европеизацию», притом это было неоднородное и пестрое наследство.
Оно создавалось усилиями двух поколений и «грекофилов»
(Епифаний Славинецкий, Евфимий Чудовский), и «латинствую-
щих» (Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев), и людей,
которых трудно причислить к той или иной группировке».
(Панченко, 1989)
4.3. Петр возвратил Россию в семью
европейских христианских пародов
Об этом говорила уже Екатерина Великая, которая в ответ па
предложение французского эмигранта Сенак де Мельяна
написать историю России XVIII в. поставила условие, что автор
должен признать, что до Смутного времени Россия «шла наравне со
всей Европою» и только смуты конца XVI—начала XVII вв.
«остановили ее успехи на 40 или 50 лет».
(Екатерина II, 1790)
«Враги Петра были правы, обвиняя его в насилии над
Россией, которую он посылал, как выдвиженца на рабфак, в представ
лявшуюся его трезвому, слишком трезвому уму бездушную,
уже почти "американскую" (т. е. исключительно технически
промышленную) Европу; но его воля была все-таки праведной
волей, и он прорвался с Россией не куда-нибудь, наугад, а имен
но туда, куда его влекло уже долгое ее прошлое. То, что он
совершил, было величайшим событием в истории европейского
единства, великим возвратом ее востока к ее западу. На основа
ние Константинополя, через четырнадцать веков, он ответил
основанием Петербурга».
(Вейдле, 1936)
«Допетровская русская культура была западней
византийской, и потому дело Петра было лишь законным завершением
того кружного исторического пути, который начался
перенесением римской столицы в Константинополь и кончился перенесе
ином русской столицы в Петербург. Религиозная, государствен

Россия и Петр
7:17
ная, правовая жизнь древне!! Руси, при всех отличиях от
Запада, все же меньше отличалась от него, чем соответствующие
области византийской культуры, а кое в чем была ближе к нему,
чем к самой византийской своей наставнице... Допетровское
русское искусство, прежде всего орнамент и архитектура, менее,
чем иконопись, связанные церковным послушанием, —
неопровержимое свидетельство не только европейскости России (в ее
пользу говорит уже сама византийская преемственность), но и
ее поворота к Западу, не придуманного, а отгаданного и так
свирепо, судорожно, но и бесповоротно завершенного Петром...
Константин раздвоил, Петр восстановил европейское единство...
Даже если бы древнерусская культура не была частью
европейской, а соответствовала во всем славянофильским или
евразийским представлениям о ней, новой русской культуры было бы
вполне достаточно, чтобы доказать предначертанность для
России не какого-нибудь, а именно европейского пути. Если бы
Петр был японским микадо или императором ацтеков, на его
земле завелись бы со временем авиационные парки и
сталелитейные заводы, но Пушкина она бы не родила».
(Веидле, 1938)
«Петровское обращение к Западу было не только
неизбежным, но и необходимым. Только в этой свободной встрече с
миром Россия стала сама собой, выросла во весь свой рост, нашла
свое призвание, и призвание это — преодолеть тот страшный
разрыв между "Востоком" и "Западом", начавшийся в эпоху
Средневековья, который составляет главный грех
Христианского мира. В России много спорили о Востоке и Западе. Но на деле,
сама собой, Россия вняла ту давно выпавшую из европейского
сознания истину, что само это противоположение ложное,
больше того, греховное, — ибо есть ложь на изначальное единство
христианского мира, духовная история которого восходит к
чуду Пятидесятницы. Все лучшее, что создала Россия, было
результатом внутреннего примирения "восточного" и "западного",
ю есть всего истинного и неумирающего, что вырастало в ней из
византийских семян, но что прорасти могло только
включившись снова в общую историю христианского человечества».
(Шмелшн. 1954)
4.4. Петр — «западник поневоле >
«Цель Петра была гораздо проще, практичнее. Ему нужно
*'!1ло сильное регулярное войско, которое умело бы драться не

738
А. Л. КАРА МУРЫ, Л. В. ПОЛЯКОВ
хуже шведских и немецких армий; ему нужно было иметь
хорошие литейные заводы, пороховые фабрики; он понимал, что
элементы военного могущества ненадежны, если его подданные
сами не обучатся вести военную часть, как ведут ее немцы, если
мы останемся по военной части в зависимости от иностранных
офицеров и техников; стало быть, представлялась ему
надобность выучить русских быть хорошими офицерами,
инженерами, литейщиками. Раз пошедши по этой дороге, занявшись
мыслью устроить самостоятельное русское войско в таком виде,
как существовало войско у немцев и шведов, он по своей
энергической натуре развил это стремление очень далеко и, заимствуя
у немцев или шведов военные учреждения, заимствовал, кстати,
мимоходом и все вообще, что встречалось его взгляду. Но эти
прибавки были уже только делом второстепенным, неважным, а
главное дело составляли военные учреждения. Когда некоторые
из его подданных стали роптать и противиться, он, как человек
пылкий и настойчивый, не уступил оппозиции, а только
разгорячился от нее, и стал делать все наперекор людям, его
раздражавшим: они любили бороды — отнять у них бороды, они любили
держать жен взаперти — выпустить жен; если бы они любили
брить бороды, он заставил бы их отпускать бороды. Прежняя
администрация была ему враждебна — он ввел другую
администрацию, взяв ее у немцев или шведов, не потому, что немецкие
административные формы были тогда лучше русских... просто
потому, что прежние враждебные формы надобно было заменить
другими, которые были бы удобнее для своего учредителя.
Ломка старины производилась просто по ее враждебности, а не по
какому-нибудь другому соображению, шла война с нею, и
только всего; а самая война вытекала просто из непонятливости
противников Петра, вообразивших его вообще любителем Запада,
между тем как ему были нужны собственно только военные
учреждения Запада. Но, разумеется, когда эта ошибка
противников вызвала Петра Великого на внутреннюю войну, он
действительно стал поступать, будто приверженец Запада, ломая
старинные учреждения и заменяя их западными*.
(Чернышевский, 1861)
«Петра часто изображали слепым беззаветным западником,
который любил все западное не потому, что оно было лучше
русского, а потому, что оно было непохоже на русское, который
хотел не сблизить, а ассимилировать Россию с Западной Европой.
Трудно поверить, чтобы всегда расчетливый Петр был
расположен к таким платоническим увлечениям... Он просто делал то,

Россия и Петр
739
что подсказывала ему минута, не затрудняя себя
предварительными соображениями и отдаленными планами, и все, что он
делал, он как будто считал своим текущим, очередным делом, а не
реформой: он и сам не замечал, как этими текущими делами он
все изменял вокруг себя, — и людей, и порядки... Петр стал
преобразователем как-то невзначай, как будто нехотя, поневоле.
Война привела его и до конца жизни толкала к реформам».
(Ключевский. 1890 с)
4.5. Петр — европеист-просветитель, обреченный на неудачу
«Решившись создать русскую цивилизацию, решившись
превратить в европейцев те миллионы своих подданных, которые
еще не обнаруживали ни малейшего желания и не чувствовали
ни малейшей потребности изменить свой стародавний быт,
Петр, очевидно, вступил в борьбу уже не с единичною волею, и
даже не с массою единичных воль, а просто с стихийною силою,
с природою, с физическими законами вещества. Переделать
целое поколение своих современников и устранить влияние этого
поколения на подрастающую молодежь значило создать для
целой обширной страны новую, искусственную атмосферу жизни.
Выполнить такого рода задачу было так лее невозможно, как,
например, изменить в России климат или поворотить назад все
течение Волги, или сровнять с землею Уральский хребет.
Принимаясь за свое невыполнимое дело, наш Илья Муромец XVIII
века вступал в борьбу с таким богатырем, который даже но своей
огромности не мог чувствовать его ударов, который даже не
давал себе труда сопротивляться его усилиям. Да и к чему было
сопротивление, когда усилия сами собою разбивались об
естественные препятствия, об очевидную невозможность?»
(Писарев, 1862)
4.6. Петр — епропсист-варвар
«Историки говорят о московской грязи и об европейской чис-
1пте. Процент того и другого и в Москве, и в Европе сейчас
установить довольно трудно. Версальский двор купался, конечно, в
Роскоши, но еще больше он купался во вшах: на карточный стол
к<>роля ставилось блюдечко, на котором можно было давить
*'тей. Были они, конечно, и в Москве; больше их было или
•нныне — такой статистики у меня нет. Однако кое-что можно
"чло бы сообразить и, так сказать, косвенными методами: в
Москве были бани и Москва вся — городская и деревенская —
]ычась в банях, но крайней мере, еженедельно. В Европе бань

740
А. А. КАРА-МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
не было... Петр — в числе прочих своих войн — объявил войну и
русским баням... Даже с правежом и под батогами московская
Русь защищала свое азиатское право на чистоплотность...
Сказка о сусальной Европе и варварской Москве есть сознательная
ложь. Бессознательной она не может быть: факты слишком
элементарны, слишком общеизвестны и слишком уж бьют в глаза.
И ежели Петр привез из Европы в три раза расширенное
применение смертной казни, борьбу с банями и еще некоторые другие
вещи, — то мы имеем право утверждать, что это не было ни
случайностью, ни капризом Петра — это было европеизацией:
живет же просвещенная Европа без бань? — нужно ликвидировать
московские бани. Рубят в Европе головы за каждый пустяк? —
нужно рубить их и в Москве. Европеизация — так
европеизация! Европеизацией объясняются и петровские кощунственные
выходки... Европа эпохи Петра вела лютеранскую борьбу против
католицизма. И арсенал снарядов и экспонатов петровского
антирелигиозного хулиганства был попросту заимствован из
лютеранской практики. Приличиями и чувствами меры тогда
особенно не стеснялись, и, подхватив лютеранские методы издевки над
католицизмом, Петр только переменил адрес: вместо
издевательств над католицизмом стал издеваться над православием».
(Солоневич, 1940 е)
5. ПРОВОЗВЕСТНИК ВСЕМИРНОГО ПРИЗВАНИЯ РОССИИ
5.1. Петр приобщил Россию к универсальным
культурным ценностям
«Путь образования или просвещения один для народов; все
они идут им вслед друг за другом. Иностранцы были умнее
русских: итак, надлежало от них заимствовать, учиться,
пользоваться их опытами... Избирать во всем лучшее есть действие ума
просвещенного; а Петр Великий хотел просветить ум во всех
отношениях... Надлежало, так сказать, свернуть голову
закоренелому русскому упрямству, чтобы сделать нас гибкими,
способными учиться и перенимать. Если бы Петр родился Государем
какого-нибудь острова, удаленного от всякого сообщения с
другими государствами, то он в природном великом уме своем
нашел бы источник полезных изобретений и новостей для блага
подданных; но, рожденный в Европе, где цвели уже Искусства и
Науки во всех землях, кроме Русской, он должен был только
разорвать завесу, которая скрывала от нас успехи разума
человеческого, и сказать нам: "смотрите; сравняйтесь с ними, и потом.

Россия и fh mp
741
если можете, превзойдите их!". Немцы, французы, англичане
были впереди русских по крайней мере шестью веками; Петр
двинул пас своею мощною рукою, и мы в несколько лет почти
догнали их. Все жалкие Иеремиады об изменении русского
характера, о потере русской нравственной физиономии или не что
иное, как шутка, или происходят от недостатка в основательном
размышлении. Мы не таковы, как брадатые предки наши: тем
лучше! Грубость наружная и внутренняя, невежество,
праздность, скука были их долею в самом высшем состоянии: для нас
открыты все пути к утончению разума и к благородным
душевным удовольствиям. Все народное ничто перед человеческим.
Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для
людей, то не может быть дурно для русских, и что англичане или
немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я
человек!... Как ('парча без Ликурга, так Россия без Петра не могла
бы прославиться»).
(Карамзин, 1790)
5.2. Петр отказался от национально-культурной ограниченности
и тем самым сделал возможным реализацию универсалистского
предназначенья России
«Западные государства приняли христианскую веру из
Рима, Россия из Константинополя... Образование западное
отличается точно так же от восточного: одному принадлежит
исследование, другому верование; одному беспокойство, движение,
другому спокойствие, пребываемость. одному неудовольствие,
Другому терпение, стремление вне и бн\ трь, сила средобежная и
гредостремительная, человек западный и восточный. Оба эти
образования, отдельно взятые, одноеторонни, неполны, одному
недостает другого. Они должны соединиться между собою,
пополниться одно другим и произвести новое полное образование
западно-восточное, европейско-русское. Вот здесь лицо Петра
великого получает для меня общеисторическое значение как
основателя соединения двух всемирных образований, как
начинателя новой эпохи в истории человечества!»
(Погодин, 1838)
«Через реформу Петра произошло расширение прежней же
ь-1мей идеи, русской московской идеи, получилось умноживше-
( }| и усиленное понимание ее: мы сознали тем самым всемирное
м^шачение наше, личность и роль нашу в человечестве, и не
^о! ли не сознать, что назначение и роль эта не похожи на тако-

742
А. А КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
вые же у других народов, ибо там каждая народная личность
живет единственно для себя и в себя, а мы начнем теперь, когда
пришло время, именно с того, что станем всем слугами для
всеобщего примирения. И это вовсе не позорно, напротив, в этом
величие наше, потому что все это ведет к окончательному единению
человечества. Кто хочет быть выше всех в Царствии Божием —
стань всем слугой».
(Достоевский, 1876 )
«Да, очень может быть, что Петр первоначально только в
этом смысле и начал производить ее <реформу--, то есть в
смысле ближайше утилитарном, но впоследствии, в дальнейшем
развитии им своей идеи, Петр, несомненно, повиновался
некоторому затаенному чутью, которое влекло его в его деле к целям
будущим, несомненно огромнейшим, чем один только
ближайший утилитаризм. Так точно и русский народ не из одного
только утилитаризма принял реформу, а несомненно, уже ощутив
своим предчувствием почти тотчас же некоторую дальнейшую,
несравненно более высшую цель, чем ближайший
утилитаризм, — ощутив эту цель, опять-таки, конечно, повторяю это,
бессознательно, но, однако же, и непосредственно и вполне
жизненно. Ведь мы разом устремились тогда к самому жизненному
воссоединению, к единению всечеловеческому!.. Да, назначение
русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное.
Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и
значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом
всех людей, всечеловеком, если хотите».
(Достоевски'и, 1880)
«Когда в Москве третьему Риму грозила опасность неверно
понять свое призвание и явиться исключительно восточным
царством во враждебном противуположении себя Западу,
Провидение наложило на него тяжелую руку Петра Великого. Он
беспощадно разбил твердую скорлупу исключительного
национализма, замыкавшую в себе зерно русской самобытности, и смело
бросил это зерно на почву всемирной европейской истории».
(Соловьев В., 1882—1883)
«Настоящая империя есть возвышение над культурно-ноли-
тической односторонностью Востока и Запада, настоящая
империя не может быть ни исключительно восточною, ни
исключительно западною державою. Рим стал империею, когда силы
латино-кельтского запада уравновесились в нем всеми богат-

Россия и Петр
743
етвами греко-восточной культуры. Россия стала подлинною им-
периею, ее двухглавый орел стал правдивым символом, когда с
обратным ходом истории полуазиатское царство Московское, не
отрекаясь от основных своих восточных обязанностей и
преданий, отреклось от их исключительности, могучей рукой Петра
распахнуло окно в мир западноевропейской образованности и,
утверждаясь в христианской истине, признало — по крайней
мере в принципе — свое братство со всеми народами...
Оставшийся всецело русским, несмотря на свое поклонение Европе,
Петр Великий и ставшая всецело русской, несмотря на свой
природный европеизм, Екатерина II оставили нашему отечеству
один завет. Их образ и их исторические дела говорят России:
будь верна себе, своей национальной особенности и в силу ее
будь универсальна».
(Соловьев В., 1896)
«Разрывая круг московской национальной замкнутости,
который грозил сделаться для своей же национальной культуры
мертвою петлею, и вовлекая Россию в Европу, в культуру
вселенскую, Петр тем самым приближал возможность участия
России во всемирно-историческом процессе Богочеловечества. И в
этом смысле дело Петра не только дело религиозное, но и святое
подлинною христианскою святостью. Просвещая Россию светом
вселенской культуры, он в то же время просвещал ее или, по
крайней мере, готовил к просвещению светом Христовым,
который ведь идет не только от первого, прошлого, но и от грядуще-
го, второго пришествия Господа — "в силе и славе"».
(Мережковский, 1906)
«Россия должна была преодолеть свою изоляцию и
приобщиться к круговороту мировой жизни. Только на этих путях
возможно было мировое служение русского народа».
(Бердяев, 1937)
5.3. Петровский синтез российских стихий
и западных элементов создал новую великую Россию
«Был на сем свете великий естествоиспытатель по имени
'J гр Великий; ему достался на долю организм чудный, достой-
11' *й его духа. Глубоко вникнул Великий в строение этого чудно-
f мира; он нашел в нем размеры огромные, силы исполинские,
''!;1*пкие, закаленцые зубчатые колеса, прочные упоры, быстрые
'ж стерни — но этой огромной системе сил недоставало маятни-
;*. оттого мощные элементы этого мира доходили до действий,

744
А. А. КАРА МУРЯА. Л. В. ПОЛЯКОВ
противоположных существу их; чувство силы тянулось к
совершенной беспечности, поглотившей племена азийские;
многосторонность духа, выражавшаяся дивною восприимчивостию и
сродная чувству истины, не находила себе пищи и вяла в
бездействии; еще несколько веков этих мгновений в жизни народа — и
мощный мир изнурил бы себя собственной своею мощью.
Великий знаток природы и человека не отчаялся; он видел в своем
народе действие иных стихий, почти потерявшихся между
другими народами: чувство любви и единства, укрепленное вековою
борьбою с враждебными силами; видел чувство благоговения и
веры, освятившее вековые страдания; оставалось лишь обуздать
чрезмерное, возбудить заснувшее. И великий мудрец привил к
своему народу те второстепенные западные стихии, которых ему
недоставало: он умерил чувство разгульного мужества —
строением; народный эгоизм, замкнутый в сфере своих поверий, —
расширил зрелищем западной жизни; восприимчивости — дал
питательную науку. Прививка была сильна; протекли времена,
чуждые стихии усвоились, умирили первобытных — и новая,
горячая кровь полилась в широких жилах исполина; все чувства
его пришли в деятельность; напружились дебелые мышцы; он
вспомнил все неясные мечты своего младенчества, все, до того
непопятные ему, внушения высшей силы; он откинул одни, дал
тело другим, — вздохнул вольно дыханием жизни, поднял над
Зал адом свою мощную главу, опустил на него свои светлые,
непорочные очи и задумался глубокою думою... Чтобы достигнуть
полного гармонического развития основных, общечеловеческих
стихий, — Западу, несмотря на всю величину его, недостало
другого Петра, который бы привил ему свежие, могучие соки
славянского Востока!»
(Одоевский, 1844)
«Раз реформы Петра привились, раз новая Россия восходит к
нему, живет в понятиях, созданных им, тем самым дано
доказательство, что древняя Россия была лишь частной стороной
проявления русской народности, что для России Петроград
существен и необходим в той же мере, как и Москва».
(Топорков, 1915)
5.4. Петр перевернул представление русских о человечестве
<<Эпоха Петра спасительно перевернула представление
русских о человечестве; теперь оно начало слагаться не из двух, а
уже из трех величин. Во-первых — великая западная культура

Россия и Петр
745
(тогда еще не замечали, что культур на западе — две: романо-ка-
толическая и северо-западная, в основпом германская, тесно
связавшая себя с протестантизмом). Эта единая, как казалось,
западная культура была волшебно притягивающей, глубокой,
зрелой, многосторонней; культура, удивительная, между
прочим, и тем, что, становясь демократически трудолюбивой, она
оставалась аристократически презрительной.
Во-вторых -- неопределенное туманище "диких" и
"языческих" народов, со включением в эту категорию, по причине
собственного невежества, народов буддийских, индуистских и даже
мусульманских: считалось, что у этих учиться нечему и по
отношению к ним можно в свою очередь усвоить аристократический
вгзгляд сверху вниз.
И, наконец, собственный сверхнарод: это хоть и не мессия, но
и по объему своему, и по размерам территории, и по ощущению
затаенной в нем силы предназначен, очевидно, к чему-то
великому и вынужден торопливо нагонять упущенное».
(Андреев, 195Я)
5.5. Петр — «великий человек» всего человечества
«Итак, разве Петр Великий — только потому велик, что он
был русский, а не потому, что он был также человек и что он
более, нежели кто-нибудь, имел право сказать о самом себе: я
человек — и ничто человеческое ire чуждо мне? Разве мы можем
сказать о себе, что любим Петра и гордимся им, если мы не
любим Александра Македонского, Юлия Цезаря, Наполеона,
Густава Адольфа, Фридриха Великого и других представителей
человечества? Что он нам ближе всех других, что мы связаны с
ним более родственными, более, так сказать, кровными
узами — об этом нет и спора, это истина святая и несомненная; но
все-таки мы любим и боготворим в Петре не то, что должно или
может принадлежать только собственно русскому, но то общее,
•по может и должно принадлежать всякому человеку, не по пра-
иу народному, а но праву природы человеческой. Гений, в смыс-
ло превосходных способностей и сил духа, может явиться везде.
Даже у диких племен, живущих вне человечества; но великий
человек может явиться только или у народа, уже принадлежа
'пего к семейству человечества, в историческом значении этого
г к>ва, пли у такого народа, который миродержавнымн судьбами
"редназначено ему, как, например, Петру, ввести в родственную
иязь с человечеством».
(Белинский, 1841)

746
А. А КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
6. ТИПИЧНЫЙ РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК
6.1. Петр — истинный выразитель русского народного духа
«Я утверждаю, что Петр был архирусским человеком,
несмотря на то, что сбрил себе бороду и надел голландское платье.
Хомяков заблуждается, говоря, что Петр думал, как немец. Я
спросил его на днях, из чего он заключает, что византийские
идеи московского царства более народны, чем идеи Петра» *.
(Пушкин, 1830-е)
«Ученик Европы, он остался русским в душе, вопреки
мнению слабоумных, которых много и теперь, будто бы европеизм
из русского человека должен сделать нерусского человека и
будто бы, следовательно, все русское может поддерживаться только
дикими и невежественными формами азиатского быта».
(Белинский, 1845)
«Исходная точка западничества: там - свет, здесь — мрак
безвыходного невежества; итак, к свету, на простор, как тот
Медный Всадник, в обаятельно грозной личности которого
трудно разочароваться нам всем даже до сих пор, даже после всех
разоблачений страшных, окружающих ту личность и
неотделимых от нее фактов, — и трудно именно потому, что этот Медный
Всадник все-таки полнейший в добре и зле представитель
нашего духа...»
(Григорьев, 1859)
«Странная вот еще эта черта, между прочим, и опять-таки
черта, как мне кажется, общая в нашем развитии, — это то, что
мы все маленькие Петры Великие наполовину и обломовцы на
другую. В известную эпоху мы готовы с озлоблением
уничтожить следы всякого прошедшего, увлеченные чем-нибудь
первым встречным, что нам понравилось, а потом чуть ли не
плакать о том, чем мы пренебрегли и что мы разрушили».
(Григорьев, 1862)
* Слова Пушкина приводятся по мемуарам А. Смирновой, точность
которых неоднократно оспаривалась. Между тем в пользу
подлинности данных слов Пушкина однозначно высказывались такие
авторитеты, как Д. Мережковский и С. Франк (Мережковский, 1896:
Франк, 1949).

pot run и II* nip
747
«Петр Великий — с головы до ног великорусская натура,
великорусская душа. Удивительная живость, подвижность,
сметливость; склад ума практический, бел всякой тени
мечтательности, резонерства, отвлеченности и фразы; находчивость в беде;
рядом с тем неразборчивость в средствах для достижения
практических целей; безграничный разгул, отсутствие во всем
меры — и в труде, и в страстях, и в печали. Кто не узнает в этих
чертах близкую и родную нам природу великоруса? По в каких
громадных, ужасающих размерах она в нем высказалась!»
(Кавелин, 1866)
«Петр Великий, может быть, сразу и совершит перелом,
потому что пи был преимущественно русский по духу и по природе
своей и потому что он знал свой народ. Он знал, что с ним ничего
в долгий ящик откладывать нельзя. Для русского долгий
ящик тот же гроб*.
(Вяземский, 1867 )
«Петр воплотил в великом духовном перевороте дух
максимализма, издавна присущий русскому народу. Он захотел довести
до конца, сделать сразу то, что нарастало и назревало
постепенно ».
(Муравьев В., 1918)
«Варвар Петр был национальное всего бородатого и разузо-
ренпого прошлого».
(Троцкий, 1923)
6.2. Петр — <«ын своего народа»,
«продолжатель народного дела»
<<0и является вождем в деле, а не создателем дела, которое
потому есть народное, а не личное, принадлежащее одному Петру.
Великий человек- есть всегда и везде представитель своего народа.
Удовлетворяющий своею деятельностью известным потребностям
нирода в известное время. Формы деятельности великого чолове-
к' установлены иеторлею, бытом народа, среди которого он
действует». «Как бы ни была велика и могуча личность Петра, как
бы отрицательно ни относилось его преобразование ко всему
старому, - |»(Ч1 Же он родился в том обществе, которое преобразовал,
'*4i-'t Дитя своего времени и обстоятельств, и в атом смысле сам он,
' Щ и его дело должны были находиться в органической связи с
"'й средой, из которой возникли и к которой относились*.
(Co.it>внее С. 1851 )

748
А. А КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
«Петровский период сразу стал народнее периода царей
московских. Он глубоко взошел в нашу историю, в наши нравы, в
нашу плоть и кровь; в нем есть что-то необычайно родное наше,
юное; отвратительная примесь казарменной дерзости и
австрийского канцелярства не составляет его главной характеристики.
С этим периодом связаны дорогие нам воспоминания нашего
могучего роста; нашей славы и наших бедствий; он сдержал свое
слово и создал сильное государство. Народ любит успех и силу ».
(Герцен, 1857)
6.3. Петр — истинно русский по склонности
к практическому здравомыслию
«Петр Великий был по преимуществу русский человек,
русский именно в своих преобразованиях. Русский человек так
уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он
мало занимается своим прошедшим и смело глядит в будущее.
Что хорошо, то ему и нравится, что разумно — того ему и
подавай, а откуда оно идет — ему все равно. Его здравый смысл
охотно подтрунит над сухопарым немецким рассудком; но немцы —
любопытный народец и поучиться у них он готов».
(Тургенев И., 1846)
6.4. Петр — истинно русский из-за готовности
к «национальному самоотречению»
«В ту минуту, когда вступил на престол великий человек,
призванный преобразовать Россию, страна не имела ничего
против этого преобразования... Что касается средств, которыми он
пользовался для осуществления своей программы, то он,
естественно, нашел их в инстинктах, в быте и, так сказать, в самой
философии народа, которого он являлся самым подлинным и в
то же время самым чудесным выразителем... Я слишком
хороший русский, я слишком высокого мнения о своем народе,
чтобы думать, что дело Петра увенчалось бы успехом, если бы он
встретил серьезное сопротивление своей страны... Но надо знать,
что не впервые русский народ воспользовался этим правом
отречения, которое, разумеется, имеет всякий народ, но
пользоваться которым не каждый народ любит. Так часто, как мы... Эта
склонность к отречению — прежде всего плод известного склада
ума, свойственного славянской расе, усиленного затем
аскетическим характером наших верований, — есть факт
необходимый или, как принято теперь у нас говорить, факт органиче-

Россия и Петр
749
ский, надо его принять, подобно тому как страна по очереди
принимала различные формы иноземного или национального
ига, тяготевшие над ней. Отрицать эту существенную черту
национального характера — значит оказать плохую услугу той
самой народности, которую мы теперь так настойчиво
восстанавливаем ».
(Чаадаев. 1843)
«Петр Великий, его сподвижники и продолжатели его дела
(Ломоносов) были настоящими носителями и выразителями
русского народного духа... Реформа Петра Великого была в
высшей степени оригинальна именно этим смелым отречением от
народной исключительности (от мнимой поверхностной
оригинальности), этим благородным решением пойти в чужую школу,
отказаться от народного самолюбия ради народного блага,
порвать с прошедшим народа ради народной будущности. Не
национальное самолюбие, а национальное самоотречение в
призвании варягов создало русское государство; не национальное
самолюбие, а национальное самоотречение в реформе Петра
Великого дало этому государству образовательные средства,
необходимые для совершения его всемирно-исторической задачи».
(Соловьев В., 1884)
«Вопреки всякой видимости, реформа Петра Великого имела,
в сущности, глубоко христианский характер, ибо была основана
на нравственно-религиозном акте национального
самоосуждения. Чтобы быть плодотворным, этот нравственный акт должен
был непрерывно возобновляться. Россия не могла вдруг
переродиться; реформа Петра Великого только открыла для нее путь
поступательного движения и совершенствования».
(Соловьев В., 1888)
6.5. Петр — истинно русский из-за склонности
к «поиску правды»
«Но правдой он привлек сердца...»
(Пушкин, 1826)
«Русский того времени, вместе с Петром, кощунствовал в ко-
Г1,7Шях "всепьянейшего собора", он порабощал мирской власти
* правление своей церкви, он насильствовал над народом, вызы-
1 ;*я раскольничьи самосожжения, и т. д. Но он делал все это по-
,(JMy, что хотел уважать только правду, и если не замечал ее

750 Л. Л. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
хотя бы в самом святом месте, не хотел лицемерить и
преклоняться перед тем, что, хотя бы глубоко ошибочно, перестал
считать правдою. И во всем этом был залог будущего воскресения...
Петр был величайшим выразителем русского человека в этой
решимости жить только истиной, хотя бы она была "люторс-
кая", голландская и какая угодно. Он готов был отречься от
всего, в чем не видел истины, и прилепиться к чему угодно, если
усматривал в нем истину. Петр и партия реформы, вокруг него
сплотившаяся, хотели истины... И они пошли к знанию, пошли,
как могли идти иолуварвары, принимая за бриллианты
грошовые стеклышки, но желая найти "бисер многоценный", и
готовые продать все свое имение, чтобы приобрести средства на
покупку этого искомого ими «бисера многоценного» -.
(Тихомиров, 1904)
«В своей революции Петр I был в тысячи и тысячи раз более
взыскующим ГрнДл Нового, чем девяносто из сотни староверов,
сожигавших себя во имя "Святой Руси"».
(Иванов Разумник, 1917)
В. Муравьев — один из авторов знаменитого сборника «Из глуби
ны» трактует русскую склонность к ♦правдоискательству» как
едва ли не? главную интенцию российского западнического
сознания: «Несомненно, что в восприимчивости русских людей к запад
ному влиянию сказалась также основная черта их характера —
искание ими последней правды, где бы она ни была. Русские люди не
могли устоять перед тем, что сулила в dtom смысле западная
культура. В конкретном их мышлении она уже потому была истиной,
что властно вторгалась в их жизнь, являлась в ней в осязаемых
образах и формах... Русские инте vim епты остались русскими
людьми, искали в европейских откровениях последнюю религиозную
правду. И в каждой идее, в каждой теории старательно, ни перед
чем не останавливаясь, ее выводили* (Муравьев В., 1918).
Вообще гггот парадоксальный ход — объяснять послепетровский
западнический максимализм «природной русскостью» характерен
для многих «самобытников». Известный православный автор, игу
мен Геннадий (Эйкалович) отмечает, что в деятельности Петра и его
окружения «были светлые стороны, были и темные. И вот к этим
последним, несомненно, следует отнести быструю перемену
настроения дворянства, охотно пошедшего навстречу импортированной
"западнищиие". Можно ведь было воспринимать западную культу
ру осторожно, без внезапного презрения к своему родному быту. Но
такова, видно уж, "шпрота" русской натуры» (о. Геннадий
(Эйкалович), 1981).

Россия и Петр
751
6.6. Петр — русский богатырь •'•"
«И вот умор этот добрый царь -Алексей Михайлович--, а на
престол взошел юный сын его, который, подобный богатырям
Владимировых времен, еще в детстве бросал за облака
стопудовые палицы, гнул их руками, ломал их о коленки. Это была
олицетворенная мощь, олицетворенный идеал русского народа в
деятельные мгновения его жизни: это был один из тех
исполинов, которые поднимали на рамена свои шар земной».
«Народная фантазия в союзе с преданием, создала могучего богатыря, в
мифическом образе которого видится образ самого народа и
вместе символ его судьбы Ильи Муромца, который, лишенный
ног, тридцать лет сидел сиднем, а па тридцать первый погулять
пошел. И действительно: добрый молодец расходился pi
разгулялся... С самой эпохи татарского ига Россия была оторвана от
европейского мира и развивалась сама в себе изолированно,
формировалась изнутри и извне и крепла в силах своей
исполинской корпорации; но в отношении к общему развитию
человечества она сидела сиднем, погруженная в дрему непробудную.
И вдруг исполин, ростом и силою вровень с нею, поставил ее
на ноги, разбудил от вековой дремоты — и она встала и пошла.
С самого того мгновения, как царственный младенец начал
тешиться в селе Преображенском с своею потешною ротою и потом
могучею дланью крепко ухватился за бразды правления, Россия
не имела минуты свободной, чтобы вздремнуть, чтобы забыться
покоем от ратных и гражданских подвигов, от торжеств победы
и славы, от триумфов завоеваний и приобретений».
(Белинский, 1839)
<< Борьба между волею Петра и естественною силою
обстоятельств напоминает собою... эпизод из богатырской жизни Ильи
Муромца. Подобно Илье Муромцу, Петр чувствовал себя
сильнее всех своих современников; силы его ума и воли были
необыкновенны; положение его совершенно исключительно; все его
приказания исполнялись буквально; все нарушители его воли
Подвергались жестокому наказанию; сопротивление было
невозможно и немыслимо; даже недостаток усердия в повиновении
«•читался преступлением; словом, все единичные воли без борь-
Д. Мережковский полагает, что эта мысль берег начало в
творческие Пушкина: «В Петре он наглел наиболее полное историческое
зоплощеиие того героизма, дохристианского могущества русских
богатырей, которое поэт носил в своем сердце, выражал в своих
песнях »> (Мережковский, 1896).

752
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
бы склонялись перед волею Петра, и Петр, как сказочный
богатырь Илья Муромец, не находил себе соперников и противников
между живыми людьми».
(Писарев, 1862)
«Петр со своими сподвижниками заканчивает, собственно
говоря, древний, богатырский отдел русской истории. Это
последний и величайший из богатырей; только христианство и
близость к нашему времени избавили нас (и то не совсем) от культа
этому полубогу и от мифических представлений о подвигах
этого Геркулеса. Общество юное, кипящее неустроенными силами,
произвело исполина, как юная земля в допотопное время
производила громадные существа, скелеты которых приводят в
изумление наш мелкий род. Но становится страшно: куда будут
направлены эти силы при таком отсутствии умеряющих,
образовательных начал? Какие нравственные пеленки приготовило
общество для Петра, как оно воспитает, образует исполина?» «У
Петра была старинная русская богатырская природа, он любил
широту и простор; отсюда объясняется, что кроме сознательного
влечения к морю он имел еще и бессознательное; богатыри
старой Руси стремились в широкую степь, богатырь новый
стремился в широкое море... Богатырским силам соответствовали
страсти, не умеренные правильным, искусным воспитанием.
Мы знаем, как мог разнуздываться сильный человек в древнем
русском обществе, не выработавшем должных границ каждой
силе; могло ли такое общество сдерживать страсти человека,
стоявшего на самом верху?»
(Соловьев С, 1860 с)
7. НАСЛЕДНИК МОСКОВСКОГО ЦАРСТВА
7.1. Причина успехов Петра — в его легитимности как государя
«Что мы должны отнести на долю его гениальности и что на
долю исторического процесса? Думаю, что аптеки, в которой
могли бы быть взвешены отдельные составные части этой
исторической микстуры, еще не существует. Думаю также, что в
личной роли Петра огромную, решающую роль сыграло его
право рождения, никакого отношения к гениальности не имеющее.
Наши историки как-то не заметили и не отметили того факта,
что Петр был не только царем, он был царем почти непосред
ственно после Смуты, то есть после той катастрофы, когда пре-

pot < и я и Петр
753
крашение династии Грозного привело Россию буквально на
кран гибели и когда только восстановление монархии поставило
точку над страшными бедствиями гражданской войны,
осложненной иностранной интервенцией. Московские люди
семнадцатого века еще помнили не могли не помнить — всего того, что
пережила страна в эпоху междуцарствия. Распря Софьи с
Петром грозила тем же междуцарствием — не оттого ли вся Москва
так сразу, "всем миром", стала на сторону Петра? И не оттого ли
вся Россия, при всяческих колебаниях булавинских бунтов и
староверческой пропаганды, все-таки, в общем поддерживала
Петра? Петр для многих, очень многих, казался чуть ли не
Божьей карой. Побыл ли лучшим выходом Булавнн, с его новыми
ворами? Или Софья, с повторением семибоярщины? Или
гражданская война в Москве, с повторением всей смутной эпопеи
совсем заново? Петр для очень многих казался плохим — совсем
плохим царем. Но самый плохой царь казался все-таки лучше
самой лучшей революции».
(Солоневич, 1940-с)
«В условиях XVII столетия переворот, подобный перевороту
Петра, мог осуществить только великий государственный гений
при одном непременном, однако, условии: законности его
власти в глазах современников. Гораздо более скромные начинания
Бориса и Лжедмитрия, имевшие в виду сближение России с
Западом, не были прощены русскими ни тому, ни другому и послу
жили одной из причин этих двух преждевременных смертей.
Конечно, масштаб государственного разума этих двух государей
далеко уступает гению Петра, по никакому узурпатору, будь он
хотя бы и столь гениален, как Петр, общество той эпохи, еще
полностью проникнутое идеей родового права на власть, не
позволило бы, конечно, опрокидывать вековьн» общественные ус
той».
(Андреев, 1958)
7.2. Петр имел достойных предшественников
«Он имел великодушие, проницание, волю непоколебимую,
Деятельность, неутомимость редкую... Но мы, россияне, имея
пород глазами свою историю, подтвердим ли мнение несведущих
иноземцев и скажем ли, что Петр есть творец нашего величия
'осударственного?.. Забудем ли князей московских: Иоанна I,
Полина III, которые, можно сказать, из ничего воздвигли дер
•'.аву сильную и — что не менее валено учредили твердое п

754
А. А. КАРА-МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
ней правление единовластное?.. Петр нашел средства делать
великое — князья московские приготовляли оное».
(Карамзин, 1811)
7.3. Петр сохранил московские традиции
«Да, велика была древняя Россия, ибо она могла произвести
Петра! Петр — ее цвет, ее плод, представитель лучших ее
стремлений, призванный к осуществлению тех идеалов государства,
которые смутно носились в голове московских царей... Петр
Великий не ввел никаких новых начал в областное управление; он
только привел в порядок существующие... Только беспорядок,
господствовавший в администрации XVII в., дает нам смысл
преобразований Петра Великого».
(Чичерин. 1856)
«Он был истинно русским человеком, не изменившим ни
одному из важных в общественной жизни понятий и привычек,
господствовавших у нас во время его детства и юношества.
Чтобы убедиться в этом, надобно только обратить внимание на то,
как он действует. Способ его действования чисто национальный,
без малейшей примеси западного характера. По особенным
обстоятельствам нашей истории в XVIJ веке сущность русского
характера в общественной жизни определялась двояким
отношением власти к форме. Во-первых, власть стояла выше всяких
форм, и не было форм, которые могли бы стеснять ее действие.
Людовик XIV мог мечтать, что одна его воля управляет Фран-
цисю: она действительно была сильна, но были формы, без
которых она не могла обходиться и которые часто мешали ей:
существовали парламенты, существовали провинциальные сословные
собрания. У нас таких препятствий не было. Но зато вся
деятельность была обращена на форму, сущность дела была
неуловима для контроля со стороны власти. Обе эти черты остались
при Петре Великом во всей силе: первую заботливо хранил он,
подобно своим предшественникам, вторая хранилась при ней
сама собою, как в XVII веке».
(Чернышевский, 1861)
«Реформы Петра по своему существу и результатам не были
переворотом; Петр не был "царем-революционером", как его
иногда любят называть. Прежде всего деятельность Петра не
была переворотом политическим: во внешней политике Петр
строго шел но старым путям, боролся со старыми врагами,
достиг небывалого успеха на Западе, но не упразднил своими успе-

росс ил и Петр
755
хами старых политических задач по отношению к Польше и к
Турции. Он много сделал для достижения заветных помыслов
Московской Руси, но недоделал всего...
Деятельность Петра не была и общественным переворотом.
Государственное положение сословий и их взаимные отношения
не потерпели существенных изменений. Прикрепление
сословий к государственным повинностям осталось во всей силе,
изменился только порядок исполнения этих повинностей...
В экономической политике Петра, в ее целях и результатах
также нельзя видеть переворот. Петр ясно определил ту задачу,
к решению которой неверными шагами шли и до него, — задачу
поднятия производительных сил страны...
И в культурном отношении Петр не внес в русскую жизнь
новых откровений. Старые культурные идеалы были тронуты до
пего; в XVIT в. вопрос о новых началах культурной жизни стал
резко выраженным вопросом. Царь Алексей, отчасти и царь
Федор, вполне являлись уже представителями нового
направления. Царь Петр в этом — прямой их преемник. Но его
предшественники были ученики киевских богословов и схоластиков, а
Петр был учеником западноевропейцев, носителей
протестантской культуры. Предшественники Петра мало заботились о
распространении своих знаний в пароде, а Петр считал это одним из
главных своих дел. Этим он существенно отличался от
государей XVII в.».
(ИлатоиовС, 1899)
«Новая идеология — только западный отблеск на старом
восточном лице Московской России — "Российской Европии".
Подлинные черты лица изменились мало. Строя новую Россию по
европейским образцам, русские государи не рубили сплеча
старее. Приказывая все делать с примеру сторонних чужих земель,
Петр Великий в государственном строительстве поступал
осторожно и с разбором: брал для постройки из европейских
образцов то, что "с ситуацией сего государства сходно", или европей-
" ь*ие образцы "складывал с русскими" и, если не находил
™дходя1цсчо материала на Западе, брал из старого —
московского запаса... Западный свет не слепил глаз русских государей,
Kc)i Да они перестраивали Московское царство в Российскую Им-
' Ипо, и не исказил исконных московских черт русской государ-
' венной власти. И. если пристально вглядеться в лицо государ-
'Ч'чшой власти Российской Империи, ее исконные московские
' '>тм выступают с убеждающей ясностью►>.
(Бунаков, 1932)

756
А. А. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
7.4. Петр довел до крайности московские традиции
«Петр не только не ослабил, но еще более усилил тягости,
наложенные государством на общество... Видоизменив во многом
внешние формы государственных учреждений, Петр оставил в
полной неприкосновенности основные начала старой системы
общественного устройства...»
(Кизеветтер, 1900е)
«Порода отступала перед чином. Это было вполне согласно с
тем ходом социально-политического развития Московского
государства, который определился по меньшей мере со времен
Ивана Грозного; опричнина для того и учреждалась, чтобы
заставить породу попятиться перед выслугой. Европеизируя
Россию, Петр и здесь довел до крайности ту черту ее строя, которая
сближала ее с восточными деспотиями. По недоразумению,
указанная черта принималась иногда за признак демократизма».
(Плеханов, 1914—1917)
«Не может быть ничего ошибочнее мысли, будто Петр ввел
Россию в европейский мир, осуществив внутри нее некую
европеизирующую цивилизационную революцию. Такой
внутренней революции при Петре либо не видим, — либо, там, где
видим, не находим в ней ничего "европейского". Начнем с того,
что в экономическом аспекте Россия и до и после Петра
пребывала вне западного "мира-экономики", образуя "мир-экономику
в себе" (по словам Ф. Броделя). Петровский меркантилизм лишь
усугубил это положение вещей. В социальном плане петровская
политика закрепощения сословий довела до предела именно те
черты российской социальности, которые наиболее гротескно
контрастировали с общественной динамикой Запада. Говоря о
"вестернизации" аппарата, воплощенной в "Табели о рангах", не
стоит забывать, что очень многие свои мероприятия, и прежде
всего мобилизацию страны на Северную войну, Петр провел,
опираясь на чиновническую систему XVII века в том ее виде,
который она обрела с ликвидацией местничества Федором
Алексеевичем. Кроме того, выразившийся, в том числе и в "Табели",
петровский проект всеобъемлющего служилого сословия имеет мало
точек соприкосновения с бюрократиями Европы... В сфере
религиозной культуры цезарепапистское православие Петра, при
внешних англиканских перекличках, в своей эксплуатации идеи
"царей как Христов земных" логически увенчало византинист-
ские стилизации последних Рюриковичей и первых Романовых ».
(Цымбурский, 1993)

Россия и Петр
1Ы
7.5. Петр воспринял худшие нравы
московских царей
«Многое в поступках Петра напомнило Руси времена старые,
времена давно забытые. Александровская слобода царя Ивана
оживала в Преображенском селе, и родитель царя Ивана,
великий князь Василий Иванович, если бы встал из гроба, то нашел
бы, что названый потомок его шагнул еще далее своего предка в
свободе семейной жизни».
(Костомаров, 1875)
8. НЕТРАДИЦИОННЫЙ САМОДЕРЖЕЦ
«Петр является необычайно ярким исключением в ряду
русских великих князей, потом царей, потом императоров: это был
как бы взрыв индивидуальности на тысячелетнем фоне
довольно однотипных строителей, хозяев и домоседов».
(Солоневич, 1940 е )
8.1. Петр — образцовый государь
«Кто тако, я коже ты, изучил и делом показал еси артикул
сен, еже ходити по долженству своего звания? Мнози царие тако
царствуют, яко простой народ дознатися не может, что есть дело
царское. Ты един показал еси дело сего иревысокого сана быти
собрание всех трудов и попечений, разве что и преизлишня
твоего звания являти нам в царе и просто воина, и многодельного
мастера, и многоименитаго делателя? И где бы довело повелевати
подданным должная, ты повеление твое собственными труды
твоими и предваряешь и утверждаешь».
(Феофан Прокопович, 1718)
«Государь, не знающий своей страны и законов ее природы,
не может и править: какие он проложит дороги? какие проведет
каналы? культуру каких растений и животных подскажет он
шюму народу? какие насадит леса? какие отведет суховеи?
какие осушит болота? какие оросит степи? какие укажет металлы
11 минералы, ископаемые и горные породы? Великие Государи
^•о ото разумели и обо всем этом пеклись, начиная от императо-
h!> Адриана, 28 лет объезжавшего свое государство, и кончая
Французским королем Генрихом IV и особенно гениальнейшим
п < государей Петром Великим... Государь должен быть готов по-
^'ртвовать всеми своими силами, своим досугом, своими при-

758
А. А. КАРА-МУРЗА. Л. Б. ПОЛЯКОВ
страстиями, своим личным счастьем (в любви и браке), своим
здоровьем и своей жизнью. Великий прообраз этого дан в
истории всеми воистину великими монархами, особенно же Петром
Первым. Государь, вступая на престол, становится не просто
властелином, но пленником и мучеником своей власти».
(Ильин, 1953)
8.2. Петр — не «божество иа троне», а «простой смертный»
«Петр I не мог удовольствоваться жалкой ролью
христианского далай-ламы, разукрашенного парчой и драгоценными
камнями, которого издали показывали народу... Петр I
предстает перед своим народом как простой смертный».
(Герцен. 1850)
«Освобожденный от риторических прикрас и фимиама
похвальных речей и лести, Петр является пред нами живым
человеком, с ошибками и удивительными делами, с недостатками и
чертами гения, с пороками и великими добродетелями...»
(Кавелин. 1866)
«На самом верху пирамиды, там, где еще так недавно
высилось нечто вроде живой иконы в строгом византийском стиле,
медленно и важно выступавшей перед глазами благоговеющей
толпы, выступавшей лишь на минуту, чтобы тотчас же вновь
скрыться в темной глубине теремов, теперь виднелась нервная,
подвижная до суетливости фигура в рабочей куртке, вечно на
людях, вечно на улице, причем нельзя было разобрать, где же
кончалась улица и начинался царский дворец. Ибо и там и тут
было одинаково бесчинно, шумно и пьяно, и там и тут была
одинаково пестрая и бесцеремонная толпа, где царского министра в
золоченом кафтане и андреевской ленте толкали локтем
голландский матрос, явившийся сюда прямо с корабля, или немецкий
лавочник, пришедший прямо из-за прилавка».
(Покровский. 1910 е)
«Если сопоставить Петра и его предшественника царя
Алексея Михайловича, то можно сделать тот общий вывод, что отец в
соответствии с византийской традицией выглядел неземным
существом, божеством на троне, а его сын предстает перед
современниками и потомством не божеством, а человеком, которому
свойственны земные пороки и добродетели... Преемники Петра
вновь вознеслись на небеса».
(Павленко. 1973)

Рис с и я и Петр
759
8.3. Петр — и «царь по происхождению»,
и «вождь по личной доблести»
«Образуется новое общество, новое государство, и, как
обыкновенно бывало при этом, является дружина со своим вождем,
которая и движется, разрушая старое, созидая новое; царь по
происхождению (rex ex nobilitate) становится вождем дружины
по личной доблести (dux ex virtute) и удерживает за собой
именно этот характер. В нем не было ничего, что старинные русские
люди привыкли соединять со значением царя; это герой в
античном смысле; это в новое время единственная исполинская
фигура, каких мы видим много в туманной дали, при основании и
устроении человеческих обществ. Следя за деятельностью
Петра, мы не должны ни на минуту забывать, что имеем дело не с
государем только, а с начальником нового общества, с вождем
дружины, основывающей новое государство, с человеком,
проникнутым исключительно одною мыслию, служащим одному
началу...»
(Соловьев С. 1860-е)
«И вот преобразователь, или, лучше сказать, образователь,
распоряжается материалом, сортирует его; подобно древним
вождям дружин, он принимает каждого и дает ему место по мере
способности. В древних дружинах большая или меньшая
храбрость определяла место дружинника, степень приближения его
к вождю: в дружине Петровой одной храбрости было мало,
прежде всего требовалось искусство, образование; и так как
иностранцы превосходили в этом отношении русских, то понятно,
почему так много их вошло в дружину Петрову. По Петр, как
царь русский, при распоряжении своим материалом, который
давал ему так мало твердого, сложившегося, определившегося,
перед чем бы он должен был остановиться, Петр остановился,
преклонился перед одним — перед народностию. В летах
зрелых у него было правило: высшие места в управлении поручать
русским, хотя бы они и уступали способностями и знанием нно-
«Ч'ранцам; последним же давать только места второстепенные...»
(Соловые С, 1858)
8.4. Петр — мститель за поругапную честь славянства
<<Вопли о великих обидах раздавались и при колыбели Петра;
жалобам русских людей присоединялись жалобы всесланян-
' ^ие. Все славянство плакалось на великую обиду; оно было бед-
K,i слабо, грубо, порабощено, поругано от иноземцев, гордых

760
А. А. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
своим богатством, силою, наукою; восток Европы, бедный,
обделенный природой-мачехой, обделенный историей, жаловался на
великую обиду от Запада... Великий человек родился и вырос
среди этих воплей; оп чувствовал, что должен быть мстителем за
обиду, восстановителем чести и славы народной».
(Соловьеве, 1861)
8.5. Петр—«работник на троне», «царь-мастеровой»
Идея восходит к Ломоносову и его «Слову похвальному Петру
Великому».
(Ломоносов, 1755)
«То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник».
(Пушкин, 1826)
«Петр Великий, прежде нежели завел в России первую
типографию, должен был сам нарисовать формы новых букв; прежде
нежели увидел первый печатный лист, должен был своими
державными руками править корректуру; прежде нежели увидел
обученное войско, должен был собою показать идеал солдата,
идеал повиновения; прежде нежели увидел успех военных
укреплений и флота, должен был сам быть и кузнецом, и
плотником, и слесарем, и столяром, словом, всем».
(Белинский,1836)
«Все видят, как этот неутомимый труженик, одетый в
скромный сюртук военного покроя, с утра до вечера отдает
приказания и учит, как надо их выполнять; он кузнец, столяр,
инженер, архитектор и штурман. Его видят везде, без свиты разве
только с одним адъютантом, возвышающегося над толпой
благодаря своему росту».
(Герцен, 1850)
«Болезнь русского общества заключалась в варварском
начале косности, в стремлении как можно меньше делать и жить на
чужой счет: отсюда главный деятель переворота, Петр, явился
олицетворением противоположного начала, начала труда, явил
ся вечным работником на троне, по выражению поэта; отсюда
ожесточенное преследование праздности, тунеядства,
отбывания от службы».
(Соловьеве, 186 П

Россия и Петр
761
«Петр был великий хозяин, всего лучше понимавший
экономические интересы, всего более чуткий и к источникам
государственного богатства; подобными хозяевами были и его
предшественники, цари старой и новой династии; но те были
хозяева-сидни, белоручки, привыкшие хозяйничать чужими
руками, а из Петра вышел подвижной хозяин-чернорабочий,
самоучка, царь-мастеровой». «Петр прожил свой век в постоянной и
напряженной физической деятельности, вечно вращаясь в потоке
внешних впечатлений, и потом развил в себе внешнюю
восприимчивость, удивительную наблюдательность и практическую
сноровку. Но он не был охотник до досужих общих
соображений; во всяком деле ему легче давались подробности работы, чем
ее общий план; он лучше соображал средства и цели, чем
следствия; во всем он был больше делец, мастер, чем мыслитель...»
(Ключевский, 1890-е)
8.6. Петр — слуга Отечества
«Он, подобно служилому князю древней России, все делал
сам, подобно любимому богатырю народного эпоса, видел в
избытке силы и избыток обязанности, а это-то и не могло,
несмотря на всю грозность Петра, не действовать обаятельно на народ.
Петр, употребляя выражение эпическое, царем на Руси служил,
служил верой и правдой, бодро тянул тягло заодно с народом».
(Миллер, 1873)
«Петру принадлежит важная заслуга первой попытки дать
своей бесформенной и беспредельной власти
нравственно-политическое определение... Настойчиво твердя в своих указах о
государственном интересе как о высшей и безусловной норме
государственного порядка, он даже ставил государя в подчиненное
отношение к государству как к верховному носителю права и
блюстителю общего блага. На свою деятельность он смотрел как
на службу государству, отечеству...»
(Ключевский, 1890-е)
8.7. Петр — и «мудрый государь»,
и «самовластный помещик»
«Достойна удивления разность между государственными
учреждениями Петра Великого и временными его указами. Пер-
FJbip суть плоды ума обширного, исполненного доброжелатель-

762
А. А. КАРА МУРЗА. Л.В.ПОЛЯКОВ
ства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и,
кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности или по крайней
мере для будущего — вторые вырвались у нетерпеливого
самовластного помещика ».
(Пушкин. 1831)
8.8. Петр «и патриот, и ненавистник России»
«Велик был тот момент русской жизни, когда великая,
вполне русская воля Петра решилась разорвать оковы, слишком туго
сдавившие наше развитие. В деле Петра (мы уж об этом теперь
не спорим) было много истины. Сознательно ли он угадывал
общечеловеческое назначение русского племени, или
бессознательно шел вперед, по одному чувству, стремившему его, но
дело в том, что он шел верно. А между тем форма его
деятельности, по чрезвычайной резкости своей, может быть, была
ошибочна. Факт преобразования был верен, но формы его были не
русские, не национальные, а нередко и прямо, основным
образом противоречившие духу народному. Народ не мог видеть
окончательной цели реформы, да вряд ли кто-нибудь понимал
ее даже из тех, кто пошел за Петром, даже из так называемых
"птенцов гнезда Петрова"; они пошли за преобразователем слепо
и помогали власти для своих выгод. Если не все, то почти так.
Где же было тогда народу угадать, куда ведут его? До него и
теперь-то достигла только одна грязная струя цивилизации... Но
то, что было в реформе нерусского, фальшивого, ошибочного, то
народ угадал разом».
(Достоевскииу 1861)
«В том-то и была беда Петра, что желание Руси обновиться он
понял по-своему, исполнял его тоже по-своему — деспотически
прививал в жизнь не то, в чем она нуждалась. Поэтому Петра
можно назвать народным явлением настолько, насколько он
выражал в себе стремление народа обновиться, дать более простору
жизни — но только до сих пор он и был народен... Выражаясь
точней, одна идея Петра была народна. Но Петр как факт был в
высшей степени антинароден... Во-первых, он изменил
народному духу в деспотизме своих реформаторских приемов, сделав
дело преобразования не делом всего народа, а делом своего
только произвола. Деспотизм вовсе не в духе русского народа... То
самое, что. реформа главным образом обращена была на
внешность, было уже изменою народному духу...»
(Достоевский, 1862)

Россия и Ih-mp
763
<К России относился он двояко. Он вместе и любил, и
ненавидел ее. Любил он в ней собственно ее силу и мощь, которую не
только предчувствовал, но уже сознавал, — любил в ней орудие
своей воли и своих планов, любил материал для здания, которое
намеревался возвести но образу и подобию зародившейся в нем
идеи, под влиянием европейского образца; ненавидел же самые
начала русской жизни самую жизнь зт\, как с ее
недостатками, гак и с ее достоинствами. Если бы он не ненавидел ее со всей
страстностью своей души, то обходился бы с нею осторожнее,
бережнее, любовнее. Потому в деятельности Петра необходимо
строго отличать две стороны: его деятельность государственную,
все его военные, флотские, административные, промышленные
насаждения, и его деятельность реформативиую в тесном
смысле этого слова, т. е. изменения в быте, нравах, обычаях и
понятиях, которые он старался произвесть в русском народе. Первая
деятельность заслуживает вечной признательной,
благоговейной памяти и благословения потомства... Но деятельностью
второго рода он принес величайший вред будущности России (вред,
который так глубоко пустил свои корни, что досель еще
разъедает русское народное тело)» •'•'.
(Данилевский. 1868)
8.9. Петр — «смесь монарха с вождем»,
«царь с отсебятиной»
«Моя собственная теория, вероятно, уже известная
читателям, относится к культу личности довольно мрачно: "гений в
политике — это хуже чумы"... Ибо монархия есть единоличная
власть, подчиненная традициям страны, ее вере и ее интересам,
иначе говоря, власть одного лица, но без отсебятины. Вождь —
тоже одно лицо, по с отсебятиной. Петр был смесью монарха с
вождем — редкий пример царя с отсебятиной».
(Со.юиевич, 1940-е)
- Din двойственная « побовь-нонавиств к России», по мнению
Данилевского, все-таки отличает Петра от некоторых его ближайших
преемников — чистых русофобов: «После Петра наступили
царствовании, и которых правящие государством лица относились к России
уже не с двойственным характером ненависти и любви, а с одною
пппь ненавистью, с одним презренном, когортам так богато
одарены немцы ко всему славянскому, в особенности ко всему русскому»
(Даничевекнй, 1868).

764
А. А. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
8.10. Петр — смешение «патриарха духовного»
и «патриарха булатного», «первосвященства христианского»
и «первосвященства языческого»
«Главная слабость Петра, источник всех его ошибок,
заключалась в том, что он в своем сознании не умел отделить себя как
"патриарха духовного" от себя же как "патриарха булатного",
свое первосвященство христианское от своего первосвященства
языческого... Будучи, по крайней мере, в главной своей
деятельности, в приобщении России к вселенской культуре, истинным
"духовным патриархом", он слишком часто казался себе и
другим — патриархом "булатным", только "булатным", только
мирским царем мирского царства».
(Мережковский, 1906)
8.11. Петр — создатель Абсолютизма
«Петербургский период не был продолжением исторической
монархии — то было начало молодого, деятельного, не
знающего узды деспотизма, равно готового и на великие дела, и на
великие преступления».
(Герцен, 1850)
«При вступлении на престол Петра I, кроме царской власти,
находились в России еще два начала устройства. Первое:
собрание представителей, под наименованием Земской Думы, или
Государственного Собора, могущих обратиться в парламент, если б
их собрания были периодические в установленные единожды
сроки, круг действий определен и внутреннее устройство
основано на благоразумных началах, необходимых для
законодательного собрания. Второе начало — тогдашнее духовенство.
Петр не собирал Земской Думы, пренебрегая мнением своего
народа и отстраняя его от непосредственного участия в своих
делах. Следуя понятию реформаторства, он объявил себя
произвольно главою церкви, истребил власть духовенства и поколебал
уважение к нему народа».
(Муравьевы.. 1839)
«Вздернув Россию, по выражению Пушкина, "на дыбы",
великий царь раздавил народ под бременем налогов и довел
деспотизм до неслыханной степени могущества. Все учреждения,
хоть отчасти сдерживавшие царскую власть, были уничтожены,
все предания и обычаи, хоть немного охранявшие его
достоинство, были забыты...»
(Плеханов. 1889)

Россия и Петр
765
«Путем этих подробных указов и регламентов правительство
Петра развивает самую обширную полицейскую деятельность.
Из них оно делает помочи, на которых ведет подданного, лишив
его векового посоха, помогавшего ему медленно подвигаться
вперед, каким был для него обычай. Оно окружает его теперь
самою заботливою опекою и вмешивается во все сферы его жизни,
подчиняя их своим указаниям, которые оно считает
благодетельными... Чем же руководствовалась сама верховная власть в
этой задаче направлять подданных? Этим началом, этим светом,
во имя которого она боролась с "глупостью и недознанием" и
вооружалась против обычая, — было то самое, которое было
открыто философией XVI в., провозглашено в XVII в., стало
руководящим и было даже обоготворено в XVIII в. Это был разум.
Абсолютную верховную власть, ведущую народ и
перестраивающую его жизнь по требованиям разума, мы и видим в реформах
Петра. Разум не мирится с обычаем, он стремится перестроить
жизнь ио-своему — вот почему эта реформа получила такой
радикальный характер всеобъемлющей ломки. Она и должна была
заглянуть во все темные уголки, где господствовал обычай,
чтобы изгнать его оттуда, она должна была дотронуться до всех
явлений современной жизни, чтобы положить под каждое из них
новое основание».
(Богословский, 1902)
«Петр I, в противоположность своему отцу и деду ломавший
древний тип установлений, заменивший Боярскую Думу
Сенатом и патриарха Синодом, открыто провозгласил новое начало
абсолютизма: "Его величество есть самовластный государь,
который никому в свете ответа давать не должен". Включив эту
декларацию самовластия в воинский устав 1716 г., Петр
невольно подчеркнул тесную связь абсолютизма с новой регулярной
армией».
(Павлов Сильванскии, 1907)
8.12. Петр — создатель агрессивного
полицейского государства
«Только Петр сделал Россию государством в собственном
смысле слова, государством, по тогдашним понятиям,
направленным исключительно к насильственному расширению,
машиною для порабощения иноземных наций, причем сам народ
рассматривался не как цель, а как простое орудие для завоевания.
На этой основе развивалось российское государство... Но чем
более оно расширяется вовне, тем более оно становится чуждым

766
А. А КАРА-МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
собственному народу. Это объясняется самым естественным
образом. Механическое, направленное исключительно на
завоевание государство может требовать от своего народа трех вещей:
денег, солдат и внешнего спокойствия, относясь равнодушно к
средствам, с помощью которых последнее поддерживается.
Такое государство третирует свой собственный народ как народ
завоеванный, оно является государством угнетательцым внутри,
как и вовне. Все управление обращается в полицию... Крестьян
же он закрепил просто по полицейским соображениям для того,
чтобы возложить на помещиков ответственность за покойное
поведение крестьян, за регулярную уплату ими налогов и поставку
рекрутов... Полицейское государство в том виде, в каком его
создал Петр и в каком оно существует до сих пор, не способно
ничего улучшить, ничего освободить, ничего реформировать. Оно
может только угнетать и мешать — мешать, покуда возможно...
Петр подчинил русский народ власти дворянства не для того,
чтобы этим пожаловать последнее, а скорее для того, чтобы
превратить всех помещиков в бесплатных царских полициантов,
служба которых при этой системе незаменима и без
посреднических действий которых вся государственная машина должна
была бы остановиться».
(Бакунин, 1849-1850)
«Старый земский тип русского государства был при Петре
смят, скомкан и заменен так называемым типом полицейского
государства, господствовавшим тогда почти во всей
континентальной Западной Европе».
(Аксаков И., 1884)
«Никогда, нигде не было такого сыска, как цри Петре в
России».
(Пильняк. 1919)
8.13. Петр — инициатор геополитического противостояния
России и Европы
«"Западничество" Петра, хорошо осознавшего положение
России как особой "части света", имело два измерения. С одной
стороны, это пафос сугубо геополитического прорыва к
европейской этноцивилизационной платформе, выразившийся в аннек
сии юго-восточной Прибалтики и в попытках продвижения к
Дунаю (осложненный также "протоевразийской" идеей о
возможности для России посостязаться с Европой в освоении путей
к Индии). С другой стороны, это столь же демонстративная пате

Россия и Петр
767
тика инструментального "подхвата" отдельных эффективных
институтов, культурных форм и высокоценных технологий —
европейских "сливок", обретающих неожиданные "нсевдомор-
фозные" свойства в российских цивилизациоипых условиях. В
записке но поводу празднования годовщины Ништадского мира
Петром ясно обозначена мысль о стремлении европейцев скрыть
от России "свет разума" и о Божьей милости, позволившей
русским обойти европейцев. По поскольку "свет разума", в
конечном счете, тождествен достижениям культурной Европы, в Петре
мы видим инициатора "прометейского" похищения Европы Рос
сией...у самой Европы, причем этот "прометсизм" откровенно
облекался в формы геополитического наступления на Запад.
Какое-то время Петр далее надеялся, что с окончанием
технологического "огребания" Европы Россия сможет к ней повернуться
"задом", но в конце концов дух утверждения России на
европейской платформе улсе овладел им — утверждения, мыслимого в
двуединой форме завоевания и формальной имитации. Никакой
сущностной европеизации России ни при Петре, ни при его
преемниках в XVIII в. не происходило; Россия надвинулась на
Европу во всей своей цивилизационной eii инородности, лишь
обостренной парадоксами псевдоморфоз. "Революция Петра"
особенно повлияла на формирование той парадигмы российской
мысли, которая любой прогресс России представляет как "исход
куда-то" в буквальном географическом смысле, — а на уровне
государственной политики придает "исходу" образ
завоевательного "напора". Лишь с Петра проблема "Россия и Европа"
приобретает характер, принципиально отличный, скажем, от
проблемы отношения "Европы и Китая" или "Европы и Индии" как
сосуществующих в Старом Свете этноцивилизационных
платформ. Петр последовательно утвердил Россию в статусе именно
варварской периферии Европы и дал русским импульс
наступления на Запад, импульс тем более волюнтаристский, что он в
Течение веков не поддерживался сколько-нибудь серьезно
мирохозяйственными императивами. Петр — российский кулак,
выставленный в Европу и застрявший в пей, и неустанно
разгибающийся в кисть, загребающий попавшиеся европейские
т*'Хиологии. Петровская "революция" должна по преимуществу
рассматриваться как революция в геополитических судьбах
Европы, для которой она имела едва ли не большее значение, чем
*^ьч России, переведя европейский мир на 290 лет в положение
'^роняющегося от произвольно отождествляющей себя с Евро-
'к,й неевропейской мощи».
(Цымбурскии. 199S)

768 А. А. КАРАМУРНА, Л. В. ПОЛЯКОВ
8.14. Петр — кочевник на троне
«Петра Г невозможно идентифицировать с европейским
монархом. Вся его многотрудная деятельность и та стратегия,
которой он не вполне осознанно следовал, имеют несомненный но-
мадический (кочевнический) характер. По существу Петр I —
это европейски образованный татарин. Номадическая машина
войны и хронополитические приоритеты - вот те наиболее
значимые факторы, которыми руководствовался самодержец и
развитию которых он посвятил свою жизнь. Если и была здесь
попытка ввести Россию в европейское пространство, то способы,
которыми она реализовалась, полностью принадлежат туран-
ско-номадическому типу социальности. Что, конечно, не
приближало Россию к Европе, а лишь порождало (и закрепляло) симуля-
тивную ортопедическую сборку неконвертируемых социальных
топосов. Способ, которым Петр I реализовывал свою стратегию
власти, совпадал с принципом «номадической дистрибуции»,
принятым кочевыми народами в качестве военно-политической
и более широко — социальной организации. В такой стратегии
власть распределялась не столько по линии родства, сколько по
линии союзничества, исходя их сугубо военного значения и
статуса определенного носителя власти, которому верховный
правитель делегирует сумму полномочий. Клановое ранжирование,
сопутствующее номадической дистрибуции, было включено в
машину войны, которая по результатам своей реализации
позволяла тому или иному клану занять доминирующее место в
сообществе, то и дело разрушая сословную репрезентацию
власти в петровской империи. Эта стратегия отдает предпочтение
локальным, фрагментарным, но скоростным и интенсивным
маневрам политического или военного характера. Предпочтение
времени территориям, отношение к последним как к модусу,
артефакту сверхскорости, позволяет характеризовать эту
политику как хронополитику, в отличие от геополитики, которая
основывается на приоритете жизненно важных ресурсов той или
иной территории. Политическая стратегия и практика Петра I,
внешне воспринимаемая и современниками, и последующими
исследователями именно как геополитическая, своими
способами реализации и результатами, между тем, принадлежит
совершенно иной формуле власти: хронополитической, т. е.
стратегии, наиболее адекватной социокультурной ситуации в России»
собирающей ее в единую империю не на основе геополитической
унификации социального пространства в горизонте насущных
ресурсных потребностей, а посредством политики скорости
удерживая множественные социокультурные фрагменты в едином

Россия и Петр
769
историческом времени. Общность территории оказывается здесь
вторичной по отношению к общей судьбе».
(Зилювец, 1993)
О том, что с точки зрения классической европейской
геополитики поведение «Петра-кочевника» сродни «геополитическому
идиотизму», писал и Э. Надточий:
«Петр I, великий русский стратег, первые восемнадцать лет
своей сознательной жизни учится морскому делу, ездит для
этого за границу, создает с неимоверными усилиями флот —
воевать выход в Европу через Черное море. Вдруг, после первых
вполне удачных операций и основания Азова, -- все бросает,
оставляет флот гнить на верфях, заключает нелепый договор с
Турцией и отправляется вести многолетнюю сухопутную войну
со Швецией. Основывает новое "окно в Европу" на месте,
идиотическом с точки зрения теории городского строительства
(возможно, Петербург — самый дорогой за всю историю памятник
деспотии), и, поочередно меняя один абсурдный политический
проект на другой, ведет 21 год войну, которая должна была по
самому ее ходу завершиться максимум за 7 лет... Я думаю, этих
немногих примеров достаточно, чтобы обозначить, как
культурно значимый факт русской истории, геополитический
идиотизм».
(Надточий, 1993)
«Геополитический идиотизм» (Э. Надточий) Петра I есть по
существу в обратном отношении хроноиолитическая
гениальность, позволившая кочевнику на троне конституировать и
удерживать в качестве целого гигантскую империю, столь
разнородную по своему составу и социальному качеству, что
геополитическая стратегия была бы не просто неадекватной ей, но и
губительной».
(Зилювец, 1994)
8.15. «Медный Всадник»
«Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной,

770
А. А. КАРА МУРЗА, Л. Я. ПОЛЯКОВ
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?»
(Пушкин, 1833)
«С той чреватой поры, как примчался к невскому берегу
металлический всадник, с той чреватой днями поры, как он бросил
коня на финляндский серый гранит, — надвое разделилась
Россия; надвое разделились и самые судьбы отечества; надвое
разделилась, страдая и плача, до последнего часа — Россия. Ты,
Россия, как конь! В темноту, в пустоту занеслись два передних
копыта; и крепко внедрились в гранитную почву — два
задних» *.
(Белый, 1916)
Интересно трактует идею романа А. Белого «Петербург» В.
Пискунов: * Петербург находится на границе, в точке касания Запада и
Востока. Восток изначально засел в самом центре построенной
Петром по западному образцу Империи... Выясняется, что и охрана
устоев петровской государственности, и бросание в эту
государственность бомб — равно "восточное дело". Впрочем, как и "западное"...
Выходит, оба в одинаковой степени бесплодные, смертоносные
начала — "западное" и "восточное" — пронизывают собой и русскую
реакцию, и русскую революцию (какой она представляется
Белому). Причем как то, так и другое присутствовали уже в
деятельности основателя Петербурга, который, разделив Россию надвое, тем
самым способствовал гибельному отождествлению разделенных
начал: "Зыбкая полутень покрывала всадииково лицо; и металл лица
двоился двусмысленным выражением". Потому-то встреча с ним,
прародителем и русской государственности, и русского террора,
чревата для нового Евгения — террориста Дудкина — гибелью.
Тот, кто "губит без возврата", "медновенчанная смерть",
утвердившаяся в самом центре столицы Российской империи, в священном
средоточии всей ее жизнедеятельности, — вот что такое Медный
Всадник "Петербурга" Белого — писателя, явно продолжающего
Пушкина и явно с Пушкиным спорящего. Но, споря, Белый на
Пушкина же и опирается: его Медному Всаднику понадобилось
"посредничество" Каменного Гостя, чтобы явиться в каморку
сходящего с ума Дудкина Металлическим Гостем. Между
воодушевленным началом и унылыми сумерками Российской империи,
между возрождением и закатом Европы поставлен знак тождества.
Они уравнены между собой точно так же, как антагонисты
пушкинской поэмы — Петр и Евгений, вдруг обретшие под пером
Белого черты духовного родства, соединившиеся в одно целое в сцене
прихода Металлического Гостя. Уравнены в "плоскости бытия",
где все определяется логикой взаимных подмен и взаимных перехо
дов, логикой бессмысленного хаотического движения» (Пискунов,
1990).

Россия и Петр
771
8.16. Петр— «Царь-пушка палящая»
«Жизненная полпота и плодотворная динамика
смысла-образа Петра I раскрывается и дышит в единстве грех ликов.
Лик первый. Петр Царь-пушка, или Пушка-царь. Не
просто защитница Спасских ворот Кремля, а выдвинутая на
передовой край самого тяжелого фронта вековой борьбы нации.
Палить из Царь-пушки на Святой Руси, вестимо, дозволено
лишь самодержцу. Да царское Ли то дело? И явлен второй лик-
Петра. Царь-бомбардир. Не командир простой пушкарь.
Царь и не царь.
Лик третий. Петр -- Царь-ядро, бомба-царь. Как никто не
смог бы стрельнуть из Царь-пушки, кроме Царя-бомбардира,
так и снарядом, достойным чудо-орудия и чудо-пушкаря, могло
стать только дивное, вобравшее в себя все силы исторической
традиции и современности, бомба-ядро.
Тело царя, узкое даже в плечах, продолгое, не что иное, как
пушка самоходная, вездеходная, быстроходная. Над
добротным, непритязательным орудием заботливо хлопотали
мозолистые руки, ум и сметливый глаз мастерового, — они и были
"точными инструментами" бомбардира. Голова без бороды круглая.
Смекай, ядро. С туловом - ядро, вылетающее из жерла пушки,
вылетающее раз за разом, постоянно в грозовом ореоле
канонады. Ядро, пущенное с умом, зряче, бойко, искрометно. Глаза —
шаровые молнии, зрачки — карие до гари.
С детских лет Петр-бомбардир неотрывен от пушки. И до сих
пор подбадривает нас гром пушки Петропавловской крепости
каждый день, ровно в полдень...
Сам был "ядро-пушка-пушкарь", и нужны ему были
умельцы — удальцы-бомбардиры, батареи пушек, ядер склад,
"военно-промышленный комплекс". Искал, "пытал", пестовал для
своего гнезда Петр людей разного роду-племени, всякого чина-
звания. Дворянским гнездом в те времена служило жерло
пушки, а неотступно рядом неугомонный Петя-петушок с
подожженным фитилем. Его птенцы ведут свою родословную не из
страусиных яиц; вылупился каждый из пушечного ядра. И
летали птенцы новой породы туда-сюда, туда-сюда, пока от
поручения к поручению сам не "оперишься" в бомбардира, в пушку,
Палящую метко, в орла-командира. Государь лаской погоняет
детушек-любимцев: Браво, браво, ребятушки! Наши жены —
"УШки заряжены!
История превращения ядер-птенцов в "екатерининских
орлов" и далее до "сталинских соколов" включительно ("первым
Делом самолеты, ну а девушки — потом") — ато история петров-

772
Л. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
ской России после жизни ее отца-основателя. Царь-пушка,
Царь-ядро да бомбардир Преображенского полка сотворили из
царя-батюшки Святой Руси Петра Алексеевича Романова —
Отца Императора Российской Империи — Петра Великого.
Загрохотала в нем и до сих пор грохочет о нем его детище — новая
Россия. И в хоре народном выделяется голос звонкий, летучий,
проникновенный, голос певца свободы и империи. Имя его
иным быть могло, да на Руси не стало — Пушкин».
(Перевалов, 1994)
8.17. Петр — тиран-поработитель
«Этот блистательный тиран, этот невежда, принесший в
жертву прекрасные учреждения, законы, права и привилегии своих
подданных честолюбивому стремлению переделывать все без
различия, не выделяя полезного, хорошего и дурного...»
«Жестокий и грубый, он все, что было подчинено его власти, топтал
без различия, как рабов, рожденных для страданий... Как рабы,
так и владельцы их были в равной мере жертвой его
необузданной тирании. Первых он лишил общинного суда, их
единственной защиты от самопроизвольного угнетения; у вторых он отнял
все привилегии. И за что? Чтоб прочистить дорогу военному
деспотизму — самому гибельному и ненавистному из всех форм
правления».
(Дашкова, 1780)
«И я скажу, что мог бы Петр славнее быть, возносяся сам и
вознося отечество свое, утверждая вольность частную; но если
имеем примеры, что цари оставляли сан свой, дабы жить в
покое, что происходило не от великодушия, а от сытости своего
сана, то нет, и до скончания мира примера, может быть, не
будет, чтобы царь упустил добровольно что-либо из своея власти,
сидяй на престоле».
(Радищев, 1782)
«Увы, зачем Петр I, которого по многим основаниям назвали
Великим, опозорил цепями рабства наших земледельцев,
одновременно выставив нас перед взорами всей Европы?»
(Кюхельбекер, 182 П
«Великий гений, Муж кровавый,
Вдали на рубеже родном
Стоишь ты в блеске страшной славы
С окровавленным топором...

Россия и Петр
773
Ты думал, — быстротою взора.
Предупреждая времена,
Что кровью политые, скоро
Взойдут науки семена!>>
(Аксаков К., 1845)
«Жругр демон государственности заботливо потрудился
над тем, чтобы внедрить в родомысла см. 1.6 свою
тираническую тенденцию. Ему удалось в целях этого переразвить
суровую твердость, необходимую и неизбежную в положении Петра,
в неумолимость, внутреннюю свободу от авторитета — в
свирепую лютость ко всяким авторитетам прошлого, прямолинейную
преданность своей идее в ненависть ко всему, что ему
казалось бесполезным, то есть чего нельзя было обратить на пользу
его идее1, а стихийный размах - в бесконтрольную
чувственность и непомерную грубость. Ирония переросла в склонность к
глумлению. Утилитарность мышления выхолостила
эстетическое начало натуры... А в проявлениях жестокости стал порою
различаться явно садистический оттенок.
Из этих качеств проистекли те промахи государственной
мысли, которые привели Петра к деяниям, с точки зрения ме-
таистории — а пожалуй, также и истории — ошибочным и
вредным: к не оправданной ничем жестокости в отношении бояр,
стрельцов, раскольников, собственного сына, а главное —
собственного народа, приносившего замыслам своего царя жертвы,
мало сказать, огромные, но даже иногда не вызывавшиеся
необходимостью; ...и, наконец, — к воцарению в стране той
атмосферы террора, обесценения человеческой жизни и неуважения к
личности, которая надолго пережила Петра и сделалась
атрибутом самодержавия в ряде последующих эпох».
(Андреев, 1958)
8.18. Петр — раб собственной власти
«Враждебная личностному началу, имперская идеология
измалывает в своих жерновах и личность монарха. Наделенный
неограниченной властью, правом казнить и миловать без суда и
следствия, он вместе с тем оказывался рабом собственной влас-
1и* таким же "колесиком" и "винтиком" в механизме империи,
как и чиновники правительственного аппарата,
"чернорабочим", служителем "общего блага". Происходила неизбежная
денатурализация и в определенной степени деперсонализация влас-
П! правителя государства... Реформы диктовала безликая и

774
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
абстрактная, но вместе с тем реальная и могущественная
административно-командная система».
(о. Иоанн (Эконолщев), 1989)
8.19. Петр — правитель без правил
«Несчастье Петра было в том, что он остался без всякого
политического сознания, с одним смутным и бессодержательным
ощущением, что у его власти нет границ, а есть только
опасности. Эта безграничная пустота сознания долго ничем не
наполнялась. Мастеровой характер усвоенных с детства занятий, ручная
черная работа мешала размышлению, отвлекала мысль от
предметов, составляющих необходимый материал политического
воспитания, и в Петре вырастал правитель без правил,
одухотворяющих pi оправдывающих власть, без элементарных
политических понятий и общественных сдержек. Недостаток суждения
и нравственная неустойчивость при гениальных способностях и
обширных технических познаниях резко бросались в глаза...»
(Ключевский, 1890-е)
8.20. Петр — революционер на троне
«Петр был революционер-гигант, но это гений, каких нет».
«Петр есть в одно и то же время Робеспьер и Наполеон
(воплощенная революция)» *.
(Пушкин, 1831)
* Д. Мережковский, приводящий эти слова Пушкина, дает к ним
такой комментарий:
«Вероятно, с этим проникновенным замечанием Пушкина согла
сились бы и Достоевский, и Лев Толстой. Но разница в том, что оба
они, подобно русским староверам, с ужасом отшатнулись бы от
этого смешения Робеспьера и Наполеона, как от наваждения антихри
стова, тогда как Пушкин, несмотря на односторонность Петра, ко
торую он понимает не хуже всякого другого, видит в нем не только
возвестителя неведомого миру могущества, скрытого в русском на
роде, но и одного из величайших всемирных гениев»
(Мережковский, 1896).
Действительно, о Петре как о * революционере »> — только уже с
отрицательными коннотациями — писали многие славянофилы:
«В деле Петровом, независимо от его всемирно-исторического со
держания, независимо от того, что не преходит, что остается, от той
доли, которая выделяется и должна выделяться в кровообращение
народного организма, — есть настолько же, если не более, элемеп

Россия и Петр
775
«Петр I тут, как Фридрих II после, не принадлежит к стае
самодержцев начала XVIII века. Во-первых, они революционеры,
во-вторых, гениальные люди; они шли своей дорогой, во многом
впадали в ошибки, но имели интересы великие, результаты, до
которых достигли, гигантские. Петр, с наружностью и с духом
полуварвара, но гениальный и незыблемый в великом
намерении приобщить к человеческому развитию страну свою, очень
странен в дикой грубости своей возле изнеженных и утонченных
Августов et Co. Человек, отрекшийся от всего былого страны
своей, покрасневший за нее и кровью водворявший новый
порядок, имеет в себе что-то революционное, хотя и на троне, и в
самом деле в нем даже нет требований на феодальное поклонение,
на церемонность и пр., общую всем в то время. Он схватил
европеизм в Голландии — лучший источник того времени, он
принадлежал новой Европе, внедрял ее, как варвар, но
правительство втолкнул в колею, вовсе не похожую на европейских
династов, хуже и лучше, наверное, не так же. Материальный,
положительный гнет, не опирающийся на прошедшем,
революционный и тиранический, опережающий страну — для того
чтоб не давать ей развиваться вольно, а из-под кнута —
европеизм в наружности и совершенное отсутствие человечности
внутри - таков характер современный, идущий от Петра».
(Герцен, 1843)
тов случайности, временности, зла, насилия, лжи, запечатленных
его необыкновенною личностью. Дело Петра имеет значение: и как
переворот, как революция, и как исторический момент в ходе
нашего общественного развития. Но для того, чтобы оно получило
значение момента, чтоб оно поступило в общий запас исторической
жизни народа или того исторического материала, который
разрабатывается, претворяется, переживается народным организмом,
необходимо, чтоб оно прекратилось как переворот» (Аксаков И.,
1862); «Нас же революция, воплотившаяся в лице Петра,
вытолкнула из исторической колеи, — мы и колесим, колесим! Не было в
четописях мира такого революционера, как наш Петр Великий!..»
(Аксаков И., 1884): «Поэтому преобразование Петра есть
решительно уже переворот, революция, а в этом и заключается особенность и
историческое значение его дела» (Аксаков К., 1851).
Несколько иначе оценивал революционность Петра А. Хомяков:
«Воля железная, ум необычайный, но обращенный только в одну
сторону, человек, для которого мы не находим ни достаточно
похвал, ни достаточно упреков, но о котором потомство вспомнит
только с благодарностью... Он ударил по России, как страшная, но
благодетельная гроза» (Хомяков, 1839).

776
А А КАРА-МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
«Его революционный реализм берет верх над его царским
достоинством — он деспот, а не монарх».
(Герцен, 1857)
«Революционер в Петре просвечивал везде сквозь порфиру.
Наполеон каждый год прикрывал каким-нибудь новым
королевским лоскутком свое мещанское происхождение, а Петр I
каждый день освобождался от того или иного лоскутка царизма,
чтоб остаться самим собою, со своей великой мыслью,
опиравшейся на непреклонную волю, доходившую до жестокости».
(Герцен, 1858)
«Царствование Петра заключает в себе несколько
революций, изменивших старый склад и, так сказать, ветхий русский
мир. Оно указывает на новую космогонию и требует всеведущего
космографа» "•'•".
(Вяземский, 1847)
8.21. Явление Петра подобно «призванию варягов»
«В славянском характере есть что-то женственное; этой
умной крепкой расе, богато одаренной разнообразными
способностями, не хватает инициативы и энергии. Славянской натуре
как будто недостает чего-то, чтобы самой пробудиться, она как
бы ждет толчка извне. Для нее всегда труден первый шаг, но
малейший толчок приводит в действие силу, способную к
необыкновенному развитию. Роль норманнов подобна той, какую
позже сыграл Петр Великий при помощи западной цивилизации».
(Герцен, 1850)
* В исторической литературе (например, у Ы. Рязановского) можно
встретить утверждение, что тезис «Петр — революционер» восхо
дит к декабристу Д. Завалишину. Действительно, в его мемуарных
«Записках декабриста»> (написанных в 70-х годах) наличествуют
рассуждения о Петре, «который в религии был протестант, а в
политике истый революционер». Мы, однако, склоняемся к тому, что
данная фраза является не точной реконструкцией мыслей Завали-
шина 20—30-х годов (к чему, видимо, склоняется Рязановекий), а
результатом более поздних размышлений. Поэтому мы
предпочитаем следующую датировку цитаты — Завалшиин, 1870-е.

Росс ил и Петр
777
8.22. Правление Петра — русский аналог
Реформации в Германии
«Явился Петр! Стал в оппозицию с народом, выразил собою
Европу, задал себе задачу иеренссть европеизм в Россию и на
разрешение ее посвятил жизнь. Германия, носившая слабейшие
зародыши гражданственной оппозиции, растерзанная на
несколько частей, имела своего Петра, столь же колоссального,
столь же мощного. Петр Германии —это Реформация. Она не
донеслась к отделенным от мира католического, и у нас целый
переворот, кровавый и ужасный, заменился гением одного
человека ».
(Герцен, 1833)
8.23. Петр — аналог Комитета общественного спасения
во Франции
«Петр I не был ни восточным царем, ни дииастом; ю был
деспот наподобие Комитета общественного спасения, — деспот и по
своему положению, и во имя великой идеи, утверждавшей
неоспоримое его превосходство над всем, что его окружало».
(Герцен, 1Я50)
8.24. Петр — предшественник народовольцев
В воспоминаниях об известном революционере Н. Шелгунове
(относящихся к февралю 1881 г.) 11. Русанов пишет: «Шелгунов
в пылу разговоров провел очень удачную параллель между
цивилизаторский деятельностью Петра 1 и революционной
деятельностью народовольцев. Замечу, что Шелгунов, пламенный
западник, вообще очень любил Петра: это был в некоторой
степени герой его исторического романа».
Далее передаются слова самого Шелгунова:
«Мне совсем не нравится Петр как царь, но я преклоняюсь
перед ним как пред диктатором. В чем была сила его? В том, что
°н разбил старые формы Московской Руси и ускорил естествен-
"Ь1Й ход вещей, в двадцать лет сделав то, что московские цари
ушали да ляпали целых двести. Теперь же я готов кричать
vl>a" народовольческой диктатуре: дело русских соцпалистов-
"Колюционеров разбить устарелые для нашего времени нор-
]ы петербургской империи и вытащить на свет божий повое об-
ч,(,сгво».
(Шелгинов, ISHI )

778
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
8.25. Петр — тоталитарист
«При Петре государственное закрепощение высшего
общественного класса не ослабилось, а усугубилось... Родовые
предания являлись раньше единственным уголком, куда служилый
человек мог, хотя бы отчасти, укрываться от велений
всемогущего государства; — Петр разрушил и этот утолок, и теперь
государственное вмешательство в жизнь закрепощенного
служилого дворянства не знало уже никаких пределов, никаких
границ... Выполнение реформы приняло характер террора».
(Кизеветтер, 1900 е)
«Страшные казни грозили всякому, кто хоть тайно, хоть
наедине или во хмелю задумался бы: к добру ли ведет нас царь, и
не напрасны ли все эти муки, не приведут ли они к мукам
злейшим на многие сотни лет? Но думать, даже чувствовать что-
либо, кроме покорности, было воспрещено».
(Толстой А.. 1917)
«Авторитарный режим Петра имеет в своей сущности явные
элементы тоталитаризма. На исходе смутного XVII века Петр
стремится насадить и утвердить в стране и новое идеологическое
единство. Вот почему все его законодательные акты до предела
идеологизированы pi представляют собой пространные философ-
ско-политические трактаты. Безусловно, Петр бы обошелся без
православного христианства: протестантские концепции были
понятнее для него и более подходили для его целей, но они не
имели никаких шансов укорениться в огромной стране,
альтернативы православию не существовало. Царь мог пародировать
православные обряды на всешутейшем соборе, но обойтись без
православия он не мог. Попытка использовать православное
христианство, явившееся духовной закваской русского
этногенеза и неразрывно связанное с русской национальной идеей, в
интересах противостоящей ей имперской идеи является главным
парадоксом петровской эпохи... Молох тоталитаризма требует
жертв... Совершенно ясно, против чего направлена созданная
Петром машина идеологического подавления. Драматический
конфликт национально-религиозного идеала и имперской идеи
вступает в России в фазу острейшего кризиса. Платоновский
«Котлован» начинается в петровскую эпоху. Великому проекту
сооружения Вавилонской башни так и суждено будет остаться
котлованом, ямой, пустотой, разверзшейся вниз, в
преисподнюю».
(о. Иоанн (Экономцев), 19S9)

Россия it Петр
779
8.26. Петр — первый большевик
«Великий Петр был первый большевик,
Замысливший Россию перебросить,
Склонениям и нравам вопреки,
За сотни лет, к ее грядущим далям.
Он, как и мы, не знал иных путей,
Опричь указа, казни и застенка,
К осуществленыо правды на земле...»
(Волошин. 1920)
«Приемы Петра были совершенно большевистские. Он хотел
уничтожить старую московскую Россию, вырвать с корнем те
чувства, которые лежали в основе ее жизни*.
(Бердяев. 1937)
«В Петре были черты сходства с большевиками. Он и был
большевик на троне».
(Бердяев. 1946)
8.27. Петр — предшественник Ленина
«Никогда не была так кровно вспенена
В неудержимой скачке
Россия Петра и Ленина,
Вздыбленная от спячки».
(Герасимов. 1920)
«Можно было бы сделать сравнение между Петром и
Лениным, между переворотом петровским и переворотом
большевистским. Та же грубость, насилие, навязанность сверху народу
известных принципов, та же прерывность органического
развития, отрицание традиций, тот же этатизм, гипертрофия
государства, то же создание привилегированного бюрократического
г'Лоя, тот же централизм, то же желание резко и радикально
изменить тип цивилизации» •'•*.
(Бердяев. 1937)
Известно, что И. Ленин стремился к копированию насильственно-
модерн пзатореких приемов Петра: «Пока в Германии революция
еще медлит "разродиться", наша задача - учиться
государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть
диктаторских приемов для того, чтобы ускорить г.»то перенимание
еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варвар-
скип Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами

780
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
8.28. Петр — предшественник Сталина
«Трагическая судьба всякой революции — в том числе и
петровской — заключается в том, что она всегда строится на
отбросах... Сталин, вырезав ленинских апостолов, поставил свою
ставку на сволочь, на отбросы, на выдвиженцев, то есть на
людей, которые "выдвинулись" только благодаря его, Сталина,
поддержке и которые ни по каким своим личным качествам ни в
какой иной обстановке выдвинуться не могли. И поэтому они
зависят от Сталина целиком и Сталин от них зависит целиком.
Погиб Сталин — погибли и они. Они оставят Сталина, и Сталин
будет зарезан первым же попавшимся конкурентом. Отсюда
происходит их обоюдная преданность действительно уж "до
гроба". Отсюда же и универсальность задач, которые возлагались
на оба сорта выдвиженцев — и петровских, и сталинских. В
обоих случаях вопрос шел вовсе не о "пользе дела", а об охране
"завоеваний революции"... Поставим точки над "и": около Петра
подбиралась совершеннейшая сволочь, и никакой другой подбор
был невозможен вовсе... Петр шарахался от всего порядочного в
России, и все порядочное в России шарахалось от него» *.
(Солоневич, 1940 е)
борьбы против варварства» (Ленин, 1918). Ленин здесь откровенно
использует известное выражение Маркса: «Петр Великий
варварством победил русское варварство».
Традиция подобного изображения петровского окружения идет от
современника Петра — князя Б. Куракина, который так,
например, нарисовал «с натуры» портрет Федора Ромодановского,
заведовавшего при царе тайным сыском: «Оный же имел власть, как из
бояр, так из другого шляхетства, и из всякого чину брать к себе и
содержать для своей забавы, понеже был человек характеру
партикулярного, а именно: любил пить непрестанно, и других поить и
ругать, и дураков при себе имел, и ссоривал, и приводил в драку и с
того себе имел забаву» (Куракин, 1727).
Однако тема «ближайшего окружения Петра» —специальная и
отдельная тема. Каждый из наиболее видных «птенцов гнезда
Петрова» оброс за прошедшие десятилетия множеством
разнообразнейших оценок. Поэтому в целях некоторого смягчения беспощадной
характеристики петровского окружения И. Солоневичем ограни
чимся здесь еще одной — очень взвешенной — оценкой Г.
Федотова: «Петр оставил после себя три линии преемников: проходимцев,
выплеснутых революцией и на целые десятилетия заполнивших
авансцену русской жизни, государственных людей — строителей
Империи и просветителей-западников, от Ломоносова до Пушкина,
поклонявшихся ему как полубогу» (Федотов, 1926).

Россия и Петр
781
8.29. «Петр создал прообраз КПСС»
«Фактически Петр I, сам того не подозревая, создал прообраз
КПСС. Он "напялил" европейское "седло" на российскую
"корову" (общество), которое испокон веку структурировалось не по
классовому, а по сословному феодальному признаку — дворяне,
священнослужители, купцы, мещане (горожане), казаки,
крестьяне, "инородцы"... В сущности, Петр I попытался создать
параллельно военной некую "гражданскую армию" чиновников,
отделив ее от остального общества особой формой (вицмундир),
особыми административными судами и "судами чести" (в 1952 г.
эту "армию" попытался восстановить в министерствах СССР
Сталин, предварительно одев чиновников ряда министерств в
форму с погонами), а также наделив чиновников рядом
привилегий».
(Сироткин, 1994)
8.30. Петр — предшественник Ельцина
«Висящий в кремлевском кабинете вице-президента Руцкого
портрет императора Петра I смотрится по нынешним
обстоятельствам довольно странно. Именно Петр I в своих
взаимоотношениях с родственными соправителями предвосхитил в деталях
различные обидные действия, совершаемые Ельциным в
отношении Руцкого. Царь-преобразователь, как известно, отнюдь не
одобрил оппозиционную деятельность своего сына Алексея
Петровича, и предтеча Руцкого кончил плохо. Император долго
сравнивал царевича с Авессаломом, восставшим на своего отца,
Царя Давида, и писал как бы совершенно о Руцком: "Понеже
всем ведомо есть, какой авессаломской злостью надмен был сын
наш Алексей..." Авессаломские разборки, очевидно, еще
предстоят, а пока что коллизии сюжета "Ельцин—Руцкой" более
напоминают взаимоотношения Петра с братом и сестрой. Обличая
президентских служителей, которые "взяли на себя смелость и
ответственность лишить вице-президента РФ возможности
принимать в своем рабочем кабинете в Кремле представителей
общественно-политических движений и партий, российских и
зарубежных граждан", Руцкой почти дословно воспроизводит
бревну Софью, уличившую Петра в том, что по его приказанию
н*од в кремлевские палаты царя-соправителя, слабоумного Ива-
1а Алексеевича завален дровами и соправитель лишен
возможности принимать представителей общественно-политических
движений и т. д. Впрочем, как и Петр I, Ельцин использует не
,от1ько дрова, но и указы, изъясняясь о Руцком в чисто петров-

782
Л. .4. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯ КОП
ском стиле: "Зазорному лицу, сестре нашей... в титлах и
расправе дел быти не пзволяем". Логически рассуждая, если Петр I вен
же является кумиром вице президента, то Руцкому подобало бы
с пониманием воспринимать президентскую суровость, если же
петровско-ельцинские зверства возмущают душу царевича, на
значение кремлевского портрета вовсе загадочно».
(Соколов, 1993)
8.31. Петр — первый лидер-технократ
«По направлению своей деятельности он больше привык
общаться с вещами, с рабочими орудиями, чем с людьми, а потому
и с людьми обращался, как с рабочими орудиями, умел
пользоваться ими, быстро угадывал, кто на что годен, но не умел и не
любил входить в их пиложеиие, беречт, их силы, не отличался
нравственной отзывчивостью своего отца. Петр знал людей, но
не умел и не всегда хотел понимать их».
(Ключевский, 1890 с )
«Петр был первым технократом новых времен, первообразом
того, что один историк (Тойнби) предложил называть "Ношо
Occidentalis Meehaniciis Neobarbarus"...»
(Reud.ie. 1937 I
«Петр всецело уверовал в спасающую силу этого "анштальта1*
абсолютистского государства... всей могцью своей железной
руки налег на рычаги заведенной им государственной машины,
установленной в стране великих возможностей».
(Сыромятников, 1943 i
«Человечеству, вышедшему из обскурантистского сумрак.»
средневековья, казалось, что наконец найден ключ к счастью:
стоит правильно сформулировать законы, усовершенствован-
организацию, добиться беспрекословного, всеобщего и точном»
исполнения начинаний государства... Корабль вечная любол»»
Петра — был для него символом организованной, рассчитанное
до дюйма структурой, материальным воплощением человече
ской мысли, сложного движения по воле разумного человека. Бо
лее того, корабль для Петра — своеобразная модель идеального
общества, лучшая форма организации, опирающейся на знант
законов природы в извечной борьбе человека со слепой стихиен
За этим символом целый пласт культуры, мир интеллектуаль
ных ценностей эпохи рационализма, европейского XVII века... -
(Аниышов. 19S'-4

Россия и Петр
783
8.32. Петр — лидер купечества,
«торгового капитала»
«Император Петр Великий, которого я всегда затем
приводить буду, что предпочитал он всегда существенное добро
мысленной чести завоевания, благоразумно сделал он, переселя на
море столицу свою. Хотел он, чтоб преемники его непрестанно
на важность и силу купечества взирали, хотел он, чтобы все
знатные и министры имели о том понятие и сами бы в том
упражнялись. Он видел преимущества Стокгольма, Копенгагена,
Амстердама и Лондона. Он же почитал ни за что Россию до тех
пор, как стала она иметь купечество: сила, которою теперь
славится Россия, оправдала его мнение»).
(Фонвизин Д.. 1766)
«Если символическую фигуру Петра мы заменим торговым
капиталом, как раз к началу Северной войны ставшим в центре
всех дел, ~ эта оценка будет вполне правильной... Торговый
капитализм в качестве обличителя стоит в начале реформы, — в
качестве наставника замыкает ее».
(Покровский. 1910-е)
9. АНТИПАТРИОТ
9.1. Петр — ненавистпик и разрушитель всего русского
* Петром I, убившим в отечестве все национальное, убита и
слабая свобода наша».
(Каховский, 1826)
«Петр хотел создать сильное государство с пассивным
народом. Он презирал русский народ, в котором любил только
численность и силу, и в подавлении национальных начал пошел
гораздо дальше, чем это делает современное правительство в
Польше... Правительство, помещик, офицер, столоначальник,
правитель, иноземец только и делали, что повторяли — и это,
4,0 меньшей мере, шести поколениям — повеление Петра I: пе-
1),(,тань быть русским, и это зачтется тебе в заслугу перед отече-
г-"1'Вом» .
(Герцен, 1864)
<' Русская земля подверглась внезапно страшному внешнему и
''•'Утреннему насилованию. Рукой палача совлекался с русского

784
А. Л. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
человека образ русский и напяливалось подобие общеевропейца.
Кровью поливались, спешно, без критики, на веру выписанные
из-за границы семена цивилизации. Все, что только носило на
себе печать народности, было предано осмеянию, поруганию,
гонению; одежда, обычай, нравы, самый язык, — все было
искажено, изуродовано, изувечено».
(Аксаков И., 1880)
«Не будет преувеличением сказать, что весь духовный опыт
денационализации России, предпринятый Ленршым, бледнеет
перед делом Петра. Далеко щенкам до льва».
(Федотов, 1926)
9.2. Петр унизил национальный дух русского народа
«Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный
составляет нравственное могущество государств, подобно
физическому, нужное для их твердости. Сей дух и вера спасли Россию во
времена самозванцев; он есть не что иное, как привязанность к
нашему особенному, не что иное, как уважение к своему
народному достоинству. Искореняя древние навыки, представляя их
смешными, хваля и вводя иностранные, государь России
унижал россиян в собственном их сердце. Презрение к самому себе
располагает ли человека и гражданина к великим делам? Лю
бовь к Отечеству питается сими народными особенностями, бег
грешными в глазах космополита, благотворными в глазах поли
тика глубокомысленного. Просвещение достохвально, но в чем
состоит оно? В знании нужного для благоденствия: художества,
искусства, науки не имеют иной цены. Русская одежда, пища,
борода не мешали заведению школ. Два государства могут сто
ять на одной ступени гражданского просвещения, имея нравы
различные. Государство может заимствовать от другого полез
ные сведения, не следуя ему в обычаях. Пусть сии обычаи есте
ственио изменяются, но предписывать им Уставы есть насилие,
беззаконное и для монарха самодержавного».
(Карамзин, 1811 I
9.3. Реформы Петра — раскол в сфере
государственности
«Государство совершает переворот, разрывает союз с Землей
и подчиняет ее себе, начинает новый порядок вещей. Оно пи*
шит построить новую столицу, свою... не имеющую ничего общ»

Россия и Ih'tnp
7н:->
го с Россией... Изменяя Земле Русской, народу. Государство
изменяет и народности, образуется по примеру Напада... Люди
государственные, люди служи лые переходят на сторону
государства. Народ, собственно простои парод, остается при прежних
началах. Переворот сопровождаемся насилием... Россия
разделилась надвое, на две столицы. С одной стороны, Государство со
своей иностранной столицей Санкт-Петербургом; с другой
стороны, Земля, народ, с своей русской стелппей Москвой*.
t Aicciiiitxi К., 1К51 )
«Кнутом и татарами нас держали в невежестве, топором и
немцами нас просвещали, и в обоих случаях рвали нам ноздри и
клеймили железом. Петр 1 таким к чином вбил нам
просвещение, что Русь не выдержала и треснула на два слоя... Нет
примера в истории, чтобы единоплеменная капа, вмявшая верх, еде
лалась бы до такой степени чужепранноп, как наше служилое
дворянство... На закраинах :^inx дико про шву поставленных
друг другу миров развились странные явления, указывавшие в
самой сломанжл тп '"воен на шлаенпые силы, которым неловко,
которые ищут другого... ими Россия усиливалась отделаться от
петровского периода или переработать *то н свое настоящее тело
и в свою здоровую плоть*.
(Герцен. I860}
«Если Иван IV отмежевал для опричнины только известное
число городов, предоставив остальное "земщине", которой даже
и особого царя позабавился поставить, ю Петр с своим
"полицейским" государством созда i также особого рода опричнину,
замежевав в ее область всю Россию, отчасти даже церковь, все,
кроме села, кроме крестьянства, куда и ушла, притаилась
земская жизнь. Вне простои.) народа все принадлежало к опричнине,
начиная с вершин администрации, кончая писарем, включая
сюда и гак называемую "интеллшенцпю"... В глом емьн ле даже
и Акакий Акакиевич Гоголя принадлежит к сонму опричников,
Дя и все наши "либералы" XVIII века и позднейших времен — не
ljeo иное, как либеральная фракция loii же опричнины... Весь
"чот либерализм, если б ему и дано было осуществиться, разыг-
!»ллся бы в пределах только опричнины, поверх народа, не
косившись крестьянства и села, в которые убежала земская
кИзнь. Только та законодательная деятельность в опричнине
''''Истине либеральна, которая выводит нас из ее облает, но не в
Укропу, не иа Запад, а домой».
(Ah-cuhtni //.. /.S7>/ >

786
А А. КАРА МУРЗА, JI. В. ПОЛЯКОВ
9.4. Петр — агент Коку я (Запада) в Москве
«Ненависть к Москве и ко всему тому, что с Москвой связано,
проходит красной нитью сквозь всю эмоциональную историю
Петра. Эту ненависть дал, конечно, Кокуй. И Кокуй же дал
ответ на вопрос о дальнейших путях. Дальнейшие пути вели на
Запад, а Кокуй был его форпостом в варварской Москве. Нет
Бога, кроме Запада, а Кокуй пророк его. Именно от Кокуя
технические реформы Москвы наполнились эмоциональным
содержанием: Москву не стоило улучшать — Москву надо было
послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось: с
традициями, с бородами, с банями, с Церковью, с Кремлем и с
прочим».
(Солоневич, 1940 е)
9.5. Петр — лидер наемников и предателей
«За Петром могли пойти только не русские, приглашенные
им на службу иностранцы, либо русские оппортунисты,
беспринципные карьеристы, гонящиеся за наживой... <То, что у>
Петра не нашлось достойных преемников, было вовсе не
случайно: действительно — достойные русские люди и не могли
примкнуть к Петру».
(Трубецкой Я., 1920 с)
9.6. Петр сломал национальную традицию
русской монархии
«Мы уже имели недавно случай заметить, что в XVII веке, до
вступления во власть Петра Великого, не было не только ни
одного гениального государя, но и ни одного особенно
замечательного дарованиями государственного человека. Но они не
колесили вправо и влево около пути, а шли исторической колеей,
стояли на общей народной почве, не чуждались земского
разума, и именно в нем находили себе опору в годины испытаний».
(Аксаков И.. 1884)
9.7. «Петровская дубинка — нерусского происхождения»
«Его вколачивание идей дубинкой было именно этим "но
вым", европейским. Нужно не понимать русской истории, что
бы утверждать, что эта "дубинка" — русского происхождения.-
XVIII век принес много "новенького" европейского образца. И°

Россия и Петр
787
сперва это было просто "разгулье удалое"... Л реально,
тысячи погибших под петровскими батогами и в болотах его Петрова
града был только первый камень в современной
Санкт-Петербургской кладке русской церкви по западно-европейским
культурным моделям...»
(Ill пет, 1912)
10. ПСКВДОРЕФОРМАТОР
10.1. Петр — псевдотворец
Еще в 1780 г. в Вене на обеде у австрийского премьера князя
Кауница княгиня Е. Дашкова оспорила мнение о «неисторично-
сти» допетровской России:
«Я опровергла г>то мнение, приписывали его заблуждениям и
предрассудкам иностранных писателей, которые
распространяли его с той целью, чтобы превознести похвалам себя или свои
нации...». Она выразила мнение, что считать Петра за «творца
России» — «заблуждение» и что «его творение — мнимое» f'cet-
te pretendue creation»). Согласно Дашковой, Петр — «...тиран,
кого иностранные писатели, по невежеству или
недобросовестности, провозгласили создателем великой империи, которая,
однако, до него играла роль гораздо более великую, чем при нем
самом!».
(Дашкова, 1780)
10.2. Петр — псевдозаконодатель
«Петр слывет законодателем России, но где же законы?»
(Муравьев Н.. 1839)
«Из петровского законодательства получался сплошной ка-
^к, пожалуй, не лучше советского... Петр писал свои
невразумительные и бестолковые приказы и исчезал за границу то
лениться, то племянниц замуж выдавать, то союзы заключать. В
Промежутках он мелькал от Лзова до Архангельска, рвал зубы,
;!,|Делывал табакерки, фабриковал какую-то столярную ерунду,
''^-] шкипером, бомбардиром... Но работа была совсем не та, ко-
°рой должен был заниматься царь и которая была нужна Рос-
mi.>.
(Солоневич. 1940 с)

788 Л. А. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
10.3. Петр — подражатель
«Петр Великий, несмотря на исключительные таланты,
обладал скорее гением подражательным, нежели творческим.
Заставляя варварский народ принять костюм и нравы иностранцев,
он в короткое время дал ему видимость цивилизации. Но эта
скороспелая цивилизация была так же далека от истинной, как
эфемерное тепличное растение от древнего дуба, взращенного
воздухом, солнцем и долгими годами как оплот против грозы и
памятник вечности».
(Улыбышев, 1819)
«Стремление к просвещению, к заимствованию всего
полезного от Европы было и до Петра... Что же нового внесло
знаменитое преобразование?.. О, много! Россия точно была
преобразована: связь с прошедшею историей была разорвана; вместо
самостоятельности явилась подражательность... Прежнее
стремление усвоить себе чужое заменилось новым стремлением усво-
иться чужому... Во всех своих полезных действиях Петр был
только продолжателем, а во всем остальном —
преобразователем».
(Аксаков К., 1856)
10.4. Реформаторские успехи Петра преувеличены
Данная позиция была сформулирована уже в июне 1726 г. в
записке на имя императрицы Екатерины I, составленной под
руководством А. Д. Меншикова (при участии кабинет-секретаря
Макарова, вице-канцлера Остермана и личного секретаря
Меншикова Волкова):
«По рассуждении о нынешнем состоянии всероссийского
государства оказывается, что едва ли не все дела, как духовные,
так и светские, в худом порядке находятся и скорейшего
исправления требуют, и каким неусыпным прилежанием
блаженный и вечно достойныя памяти Его Императорское Величество
ни трудился в установлении доброго порядка во всех делах, как
в духовных, так и светских и в сочинении пристойных
регламентов, в надежде, что уже весьма надлежащий порядок во всем
следовать будет, однако ж, того по се время не видно».
(Ментиков, 1726)
<Петр —> «этот необыкновенный ум не совершил больших и
прекрасных дел», <он> «предпринял общую реформу; он успел
в этом относительно армии и флота, но не относительно прочих

Россия и Петр
789
великих социальных нужд... К несчастью, он заботился скорее о
видимости, чем о сущности, о блеске больше, чем о
существенном... Екатерина сделала бесконечно больше блага для России,
чем Петр I».
(Тургенев #., 1844)
«Напрасно думают, что реформа Петра Великого изменяла в
чем-нибудь состояние русской нации. Она только изменяла
положение русского царя в кругу европейских государей...
Совершенная переделка такого громадного факта, как военная часть,
повлекла за собою множество переделок во всем; мы хотим
только сказать, что все эти переделки в других сферах, кроме
военной, ограничивались переменою имен, а не характера вещей.
Разумеется, и простая перемена имен уже имеет некоторое
влияние на характер вещи. Попробуйте переименовать губернатора
префектом, его должность и образ действий несколько
переменятся. Надобно только помнить, что чем меньшую важность мы
будем приписывать перемене, произошедшей при Петре в нашей
общественной жизни, тем ближе мы будем к истине. Весь дух
вещей остался прежний, насколько может оставаться вещь в
прежнем виде, когда изменятся только имя ее без всякого
намерения изменить сущность».
(Чернышевский, 1861)
«Если Петр действительно опрокинул что-нибудь, то он
опрокинул только то, что было слабо и гнило, только то, что
повалилось бы само собою... И славянофилы, и западники
преувеличивают значение деятельности Петра; одни видят в нем исказителя
народной жизпи, другие — какого-то Сампсона, разрушившего
^тену, отделявшую Россию от Европы... Деятельность Петра
вовсе не так плодотворна историческими последствиями, как
это кажется его восторженным поклонникам и ожесточенным
врагам».
(Писарев, 1862)
«Реформа, скромная и ограниченная по своему
первоначальному замыслу, направленному к перестройке военных сил и к
Расширению финансовых средств государства, постепенно
превратилась в упорную внутреннюю борьбу, взбаламутила все
! 1ассы общества. Начатая и веденная верховной властью,
причиною руководительницею народа, она усвоила характер и
^'Рпемы насильственного переворота, своего рода революции.
'на была революцией не по своим целям и результатам, а толь-

790
А. А. КАРА МУРХА. Л. В. ПОЛЯКОВ
ко по своим приемам и по впечатлению, какое произвела на умы
и нервы современников. Это было скорее потрясение, чем
переворот. Это потрясение было непредвиденным следствием
реформы, но не было ее обдуманной целью».
(Ключевский, 1890-е)
«Нельзя не заметить, что из всего Петром Великим
созданного живуча и прекрасна, деятельна и народна вышла собственно
только армия: в нее им вдохнутый дух не умер в двух веках. На
главный мотив реформы России — мотив самосохранения эта
реформа и ответила твердым, умелым "да". Все остальное в его
реформе уже не творилось с тем же сознанием нужды, с той же
живостью, надеждами, страхом, поэзией личных усилий и
ожиданий народных — не ковалось в трудах и несчастиях великой
Северной войны. И все остальное — большею частью плод
подражательности — вяло, не имеет цены, пе имеет завитого в себе
живого акта. Петр не настаивал даже на остальном: остальное —
не главное в его деле, и оно подвергалось, тотчас по его смерти,
бесчисленным переделкам, в которых народ не принимал
никакого участия».
(Розанов, 1896)
10.5. Насильственные преобразования Петра прервали
и деформировали естественный ход просвещения страны
«Если б он обладал умом великого законодателя, он, по
примеру других народов, предоставил бы промышленным силам,
правильной реформе времени постепенно привести нас к тем
улучшениям, которые он вызывал насилием; или, если бы он
умел оценить добрые качества наших предков, он не стал бы
уничтожать оригинальность их характера иностранными
обычаями, показавшимися ему несомненно выше наших».
(Дашкова, 1780)
«С тех пор как юношество свое стали мы посылать в чужие
края и воспитание их вверять чужестранцам, нравы наши
совсем переменилися; с мнимым просвещением насадилися в
сердцах наших новые предубеждения, новые страсти, слабости,
прихоти, кои предкам нашим были неизвестны; погасла в нас
любовь к отечеству, истребилася привязанность к отеческой
вере, обычаям и проч.; итак, мы старое позабыли, а нового не пе'

Россия и Петр
791
роняли и, став непохожими на себя, не сделалися тем, чем бы
желали. Сие все произошло от торопливости и нетерпения;
захотели сделать то в несколько лет, на что потребны веки; начали
строить здание нашего просвещения на песке, не сделав прежде
надежного ему основания... Опыт оправдал стариков наших
мнение, что вместо ожиданной пользы вышел из того вред. Большая
часть из посланных им <Петром> возвратилися не
просвещеннее, не умнее, но порочнее и смешнее, нежели был и». «Не должно
вводить насилием перемен в народных началах и образе
умствования их, а оставлять времени и обстоятельствам их
произвести...»
(Болтин, 1788)
«Толчок, данный этим властителем, надолго задержал у нас
истинные успехи цивилизации. Наши опыты в изящных
искусствах, скопированные с произведений иностранцев, сохранили
между ними и нами в течение двух веков ту разницу, которая
отделяет человека от обезьяны».
(Улыбышев. 1819)
«Познакомившись с Европою, он, так сказать, влюбился в
нее и захотел во что бы то ни стало сделать Россию Европой.
Видя плоды, которые приносило европейское дерево, он
заключил о превосходстве самого растения, их приносившего, над
русским еще бесплодным дичком (не приняв во внимание разницы
в возрасте, не подумав, что для дичка, может быть, еще не
пришло время плодоношения) и потому захотел срубить его под
самый корень и заменить другим. Такой замен возможен в
предметах мертвых, образовавшихся под влиянием внешней, чуждой
им идеи... но по отношению к живому, образовавшемуся под
влиянием внутреннего самобытного образовательного начала
такие замещения невозможны: они могут только его искалечить».
"Своим реформаторским насилием Петр> «даже совершенно
бесполезно затруднил свое собственное дело; возбудил
негодование своих подданных, смутил их совесть, усложнил свою
задачу, сам устроил себе препятствия, на поборение которых должен
^Ыл употреблять огромную долю той необыкновенной энергии,
которою был одарен и которая, конечно, могла бы быть
употребит с большею пользою. К чему было брить бороды, надевать
^мецкие кафтаны, загонять в ассамблеи, заставлять курить та-
•т, учреждать попойки (в которых даже пороки и распутство
">лншы были принимать немецкую форму), искажать язык,
Ходить в жизнь придворную и высшего общества иностранный

792
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
этикет, менять летосчисление, стеснять свободу духовенства? К
чему ставить иностранные формы жизни на первое, почетное,
место и тем накладывать на все русское печать низкого и
подлого, как говорилось в то время? Неужели это могло укрепить
народное сознание? Конечно, одних государственных
нововведений (в тесном смысле этого слова) было недостаточно: надо было
развить то, что всему дает крепость и силу, т. е. просвещение; но
что же имели общего с истинным просвещением все эти
искажения народного облика и характера? Просвещение к тому же не
насаждается по произволу, как меняется форма одежды или
вводится то или другое административное устройство. Его
следовало не насаждать извне, а развивать изнутри. Ход его был бы
медленнее, но зато вернее и плодотворнее».
(Данилевский, 1868)
«Собственно культурная идея не была до такой степени
чужда русскому народу, как некоторые думали. Повторять с
иностранцами, будто бы русский народ ненавидел образованность и
вести его к просвещению можно было только страхом, насилием
или, как выражаются ученые немцы, просвещенным
деспотизмом (aui'geklarte Despotismus), было бы клеветой на русский
народ. Наглядным опровержением этой клеветы может служить
то обстоятельство, что киевское просвещение могло же
пробудить умственные потребности ». «Чтоб Русь образовать, нужно
было сделать независимым мышление, свободным сообщением с
Европой, дать простор жизни, дозволить каждому устраивать
свою судьбу; русским надобно было собственно "дозволять"
просвещаться, а не принуждать их к просвещению насилием. Петр
отрезывал русским бороды и старинные платья: такие меры
удерживали бороды и старинное платье и сделали их
принадлежностями мученичества; без этих мер, если бы царь только
появился в европейском платье и за ним последовало несколько
сановников, этого было бы достаточно; пример их подействовал
бы на многих, и в короткое время, наверное, треть, если не поло
вина Руси обрила бы себе бороды и оделась по-европейски; точно
так же, если бы русские узнали, что их более не станут пытать
огнем, бить кнутом, сажать в тюрьмы и ссылать но подозрениям
в неправоверии, что сам царь посылает молодежь за границу и
возвращающихся оттуда ласкает, дает почетные и выгодные
места, то все мыслившее бросилось бы учиться, ездить за границу,
усваивать понятия и взгляды, выработанные тогдашнею
наукой, а вслед за тем и в России закипела бы умственная жизнь;
культурные признаки сами собою входили бы в общественный и

Россия и Петр
793
домашний быт; верховной власти оставалось не принуждать, не
насиловать, а только дозволять, поощрять и показывать всем
пример и дорогу. Русский народ упирается, упорствует,
увертывается, противодействует, большею частью страдательно, чем
деятельно, когда хотят добиться от него известного направления
его жизни путем страха и наказаний: и, напротив, русский
народ пойдет по тому же самому направлению не только охотно, но
с увлечением, если власть станет привлекать к нему
собственным примером, поощрением, ласкою, убеждениями, не
относясь слишком сурово к неизбежным, временным проявлениям
нежелания идти по указанному пути и понимая, что
человеческая природа требует времени, чтобы переломить в себе
привычку к старому. Петр этого не уразумел: его горячая натура не
хотела ждать и не терпела никакого противоречия».
(Каст омаров. / 8 75 )
«Мое мнение о Петре Великом имеет некоторое сходство с
мнением Костомарова о нем, разница та, что я отбрасываю
уступки, которые Костомаров делает хвалителям Петра... Я
смотрю на дело исключительно с точки зрения интересов русского
населения тогдашнего государства... Русским нужно было
просвещение. Но было ли нужно принуждать их учиться у
западных народов? Я полагаю, нет, потому что они сами имели, я
полагаю, влечение к этому.... Меры, принимаемые Петром для так
называемого "просвещения" народа, имели характер,
отталкивающий русских от просвещения, возбуждали ненависть к
просвещению... Русский народ имел уже влечение учиться; Петр,
насколько мог, внушил ему ненависть к просвещению. Он не в
силах был искоренить влечение учиться; оно было уже
привычно, хотя еще и слабо; и но географическому положению России
неотвратимо должно было развиваться; подавляемое Петром (то
есть характером забот Петра о муштровке), оно, хотя и
ослабело, пережило Петра; при Екатерине 1, Петре II, Елизавете дело
пошло, как шло при Алексее, Федоре, Софии: муштровка ве-
^еь, но вели ее спустя рукава, и благодаря слабости забот о ней
Течение учиться оправилось от угнетения Петра, стало
развиваться».
(Черны ш евс к и и, / 886 )
«Если Россия до Петра Великого по своей культуре могла
•итаться чуть ли не самой даровитой и плодовитой
продолжательницей Византии, то после Петра Великого, вступив на путь

794
А А КАРА-МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
"романо-германской" ориентации, она оказалась в хвосте
европейской культуры, на задворках цивилизации».
(Трубецкой Я., 1921)
10.6. Петр привел Россию в Европу, но привел рабой
«И пусть топор царя прорубал окно в самых костях и мясе
народном, пусть гибли в великом сквозняке смирные мужики, не
знавшие даже — зачем и кому нужна их жизнь; пусть треснула
сверху донизу вся непробудность, — окно все же было
прорублено, и свежий ветер ворвался в ветхие терема, согнал с теплых
печурок заспанных обывателей, и закопошились, поползли к
раздвинутым границам русские люди — делать общее,
государственное дело.
Но все же случилось не то, чего хотел гордый Петр; Россия не
вошла, нарядная и сильная, на пир великих держав. А
подтянутая им за волосы, окровавленная и обезумевшая от ужаса и
отчаяния, предстала новым родственникам в жалком и неравном
виде — рабою. И сколько бы ни гремели грозно русские пушки,
повелось, что рабской и униженной была перед всем миром
великая страна, раскинувшаяся от Вислы до Китайской стены».
(Толстой А, 1917)
10.7. Петровская модернизация стимулировала
регрессивные формы социальности
«Прогресс оказался фактором, стимулирующим регресс,
традиционализм, локализм. Возникали новые формы, например,
промышленные предприятия на крепостнической основе. Они
выступали как фокусы изменения социальной структуры,
которые представляли собой имитацию той социальной структуры,
откуда были заимствованы новшества. Таким образом
складывалась система псевдоструктур и псевдофункций. Их основа
лежала не в собственной производительной деятельности, но
прежде всего в том, что они могли существовать за счет
принудительной перекачки ресурсов государством. Именно здесь в
полном объеме выявился раскол. Сложился заколдованный
круг. Всякая попытка одной части общества идти по пути
прогресса рассматривается другой частью как негативная ценность,
и наоборот».
(Ахиезер. 1991)

Россия и Петр
795
10.8. Реформы Петра — отказ от внутреннего развития
в пользу развития внешнего, экстенсивного
«Прежде него Петрам просвещение вводилось к нам мало-
помалу и отрывисто, отчего по мере своего появления в России
оно искажалось влиянием нашей пересиливающей
национальности. Flo переворот, совершенный Петром, был не столько
развитием, сколько переломом нашей национальности; не столько
внутренним успехом, сколько внешним нововведением».
(Киреевский И.. 1832)
«Если бы Петр старался вводить в России европейскую
цивилизацию, то его прельщала более ее внешняя сторона. Дух же
этой цивилизации — дух законной свободы и
гражданственности был ему, деспоту, чужд и даже противен» *.
(Фонвизин М.. 1840-е)
Вместе с тем М. Фонвизин не во нсем соглашался с Н. Карамзиным
(периода «Записки о древней и новой России*), однозначно
полагавшим, что Петр своим внешним подражательством Западу лишь
повредил России: «Карамзин упрекает преобразователя России, что
он, презирая свой народ и увлеченный пристрастием ко всему
иноземному, повредил нишей народности и привил нам страсть
подражать всему чужому... Петр точно привил нам страсть подражать
европейцам; это подражание бывает часто и невпопад и имеет свои
смешные стороны. Но, перенимая у европейцев внешние формы
общественной жизни, обычаи и моды их, мы, может быть, научимся
подражать им и в более существенном: в достижении благ истинной
цивилизации, свободы, равенства и безразличия всех перед
законом и обеспечения прав всех и каждого» (Фонвизин М., 1840-е).
Эта линия в реабилитации Петра, лишь источенная у М.
Фонвизина, получила активное развитие в русском «западничестве*:
♦ Знаете ли вы, что Россия, как и всякое государство, обязана
своим образованием, в числе многих других причин, наиболее моде?
Петр Великий обрил наши бороды и переменил наш костюм, что
было необходимо для нашего сближения с Европою и в умственном
отношении; он заставил нас учиться — языкам и наукам. На кого
прежде всего пало бремя тягостной, но необходимой реформы?
Разумеется, на двор. Двору стало подражать богатое дворянство,
этому мелкое дворянство, этому и разночинцы, а теперь купцы и
мещане. Если теперь образовываются по убеждению в пользе и
необходимости образования, то тогда учились просто из моды, чтоб
не отстать от высших себе. Общество может идти вперед только
благоразумным И тихим отстранением старого и замещением его
новым. Да! мода есть благодетель обществ» (Белинский, 1836);
♦ Иногда и внешность чего-нибудь да стоит. Скажем более: внешнее
иногда влечет за собой внутреннее. Положим, что надеть фрак или

796
А А КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
«То самое, что реформа главным образом обращена была на
внешность, было уже изменою народному духу... Русский народ
не любит гоняться за внешностию: он больше всего ценит дух,
мысль, суть дела».
(Достоевский, 1862)
«Настолько все впитали и усвоили: "важен результат".
Откуда это к нам пришло? Отступя лет триста назад, — разве в Руси
старообрядческой могло такое быть?
Это пришло к нам с Петра, от славы наших знамен и так
называемой "чести нашей родины". Мы придавливали наших сосе-
сюртук вместо овчинного тулупа, синего армяка или смурого
кафтана еще не значит сделаться европейцем; но отчего же у нас, в
России, и учатся чему-нибудь, и занимаются чтением, и обнаруживают
и любовь, и вкус к изящным искусствам только люди,
одевающиеся по-европейски? Что ни говорите, а даже фрак с сюртуком —
предметы, кажется, совершенно внешние — немало действуют на
внутреннее благообразие человека. Петр Великий это понимал, и
отсюда его гонение на бороды, охабни, терлики, шапки-мурмолки и
все другие заветные принадлежности московитского туалета»
(Белинский, 1845).
«Не следует, однако же, чересчур низко ценить значения той
чисто внешней прививки новых культурных элементов, которою, по
необходимости, ограничилась реформа Петра. Эти формы, пока
еще не наполненные содержанием, были, однако же,
ассоциированы с известным, вполне определенным содержанием, отрицавшим
соответственное содержание русской старины. Внешность, т. е.
одежда, пища, жилище, — все это части немого языка культуры,
который говорит тем красноречивее, чем резче противоречит
окружающей внешности. Завоевать право на такое открытое
противоречие — значит очистить путь новой идее, новому социальному
факту, преодолеть важное препятствие для его вступления в жизнь.
Такой фанатический противник петровской культурной внешности,
как Константин Аксаков, лучше всех западников понял важность
этого первого шага Петра и на себе испытал его трудность,
попытавшись при имп. Николае I взволновать дворянские умы обратной
реформой — пропагандой бороды и русской рубашки» (Милюков,
1901).
♦ Что же касается рескриптов, предписывающих иноземное
платье и обычаи (вплоть до курения "табачного зелья"), то, при всей их
иногда даже анекдотичности, они имели более глубокий смысл,
чем можно думать. Как неплохой практический психолог, царь
понимал ту, сейчас твердо установленную истину, что изменение
стереотипа действий и повседневного поведения способствует фор
мированию и новых глубинных ценностных ориентации: бихевио*
риальный уровень индуцирует изменение мотивационпой структу
ры личности» (Киссель, 1991).

Россия и Петр
797
дей, расширялись, — и в отечестве утверждалось: важен
результат.
Потом от наших Демидовых, Кабаних и Цыбукиных. Они
карабкались, не оглядываясь, кому обламывают сапогами уши, и
все прочней утверждалось в когда-то богомольном
прямодушном народе: важен результат.
А потом — от всех видов социалистов, и больше всего — от
новейшего непогрешимого нетерпеливого Учения, которое все
только из этого и состоит: важен результат! Важно сколотить
боевую партию! захватить власть! удержать власть! устранить
противников! победить в чугуне и стали! запустить ракеты!... Но
это — ложь. Вот мы годы горбим на всесоюзной каторге. Вот мы
медленными годовыми кругами восходим в понимании
жизни — и с высоты этой так ясно видно: не результат важен! не
результат — а дух! Не что сделано, а как. Не что достигнуто, а
какой ценой» *.
(Солженицын, 1960-е )
«В самой основе российской государственности уже был
заложен отказ от внутреннего развития в пользу развития внешнего,
экстенсивного. Как известно, в свое время Петр I сделал рабство
фундаментом бурного расцвета экономики страны и ее
государственной мощи. В то же время он требовал от людей,
"уложенных в основание пирамиды", проявлений изобретательности и
инициативы, чудес предприимчивости. Он, действительно,
видимо, ожидал этого от них, не замечая в этом явного
противоречия. В эпоху Петра I (и затем все больше) Россия достигла
многого из того, к чему сама не была готова. А когда государство и
его военная и экономическая мощь опережают общество и
культуру (в том числе и культурное действие в экономике), за это
всегда рано или поздно приходится расплачиваться.
Расплачиваться за отсутствие внутреннего развития, "отстоя л ости" лю-
* Прямо противоположная точка зрения — «важен именно
результат!» — содержится в статье «Не могу поступиться принципами»,
ставшей известной как «письмо Нины Андреевой»:
«В конечном счете, к примеру, сегодня мало кого смущают
личные качества Петра Великого, но все помнят, что в период его
правления страна вышла на уровень великой европейской державы.
Время конденсировало результат, лежащий ныне в оценке
исторической личности императора Петра, и неизменные цветы на его
саркофаге в соборе Петропавловской крепости олицетворяют уважение
и признательность наших далеких от самодержавия
современников» (Андреева, 1988).

798
А. А, КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
дей, личностей, за пренебрежение ко всякому правосознанию и
частному правопорядку, в том числе и к недвижимому порядку
"Я мыслю и не могу иначе". То есть ко всякому существованию
из собственного убеждения».
( Мамардашвили, 1988)
10.9. Реформы Петра затронули быт верхов,
но не народа
«Петр ограничил свое преобразование дворянством. Дотоле,
от сохи до престола, россияне сходствовали между собою
некоторыми общими признаками наружности и в обыкновениях, —
со времен Петровых высшие степени отделились от нижних, и
русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских
дворянах, ко вреду братского, народного единодушия
государственных состояний».
(Карамзин, 1811)
«Всем известно, что реформа Петра Великого различно
отдалась в составных слоях нашего общества: она всколебала лишь
верхние и оторвала их от низших; на простой народ реформа не
имела прямого действия: она только изменила его отношения к
высшим сословиям, отстранив и как бы удалив его».
(Самарин, 1846)
«Жизнь тех семидесяти миллионов, которые называются
общим именем русского народа, вовсе не изменилась бы в своих
отправлениях, если бы, например, Шакловитому удалось убить
молодого Петра... Цивилизаторские попытки Петра прошли
мимо русского народа; ни одна из них не прохватила вглубь,
потому что ни одна из них не была вызвана живою потребностью
самого народа...» *
(Писарев, 1862)
* Подобная оценка деятельности Петра вполне логична в контексте
общего скептического взгляда раннего Писарева на возможности
просвещения народа со стороны западнической «элиты»: «А между
тем нельзя не заметить, что многосторонняя, кипучая деятельность
Петра представляет собою оригинальное и характерное явление.
Эта деятельность важна и замечательна, как барометрическое
указание; она доказывает нам, как глубоко спал русский народ, как
бессилен был против этого богатырского сип тот шум, который про-

Россия и Петр
799
«Петра реформа — ничего, в результате 1000 человек,
страдающих сердцем и с разными мыслями». «У Петра было одно
создание — дворянство (все остальное лопнуло). Теперь и
дворянство порешили, что же осталось — ничего».
(Достоевский, 1876)
10.10. Новации Петра ограничивались столицей
«Если в Санкт-Петербурге, за разгулом, воровством,
жульничеством, жестокостью, за лихорадками и туманами, хоть
глупая, но все же была мысль стать подобным европейской
державе, — то за Санкт-Петербургом, в огромной России были единые
разбои, холуйства, безобразие и бессмыслица» ;;.
(Пильняк. 1919)
10.11. Деятельность Петра неэффективна
из-за невысокого качества приближенных
«Среди тревожной обстановки его детства в нем <■ Петре -
выработалось замечательное уменье притворяться, которому не
раз удивлялись иностранцы, — а вместе с тем и непобедимое
недоверие к искренности его окружающих. Эта
благоприобретенная черта не позволяла ему до конца жизни ни на кого ни в чем
положиться и приводила к тому же, к чему и врожденная
живость характера: к желанию, превратившемуся в потребность,
самому все делать, входя в самые мелочные детали каждого
дела... С своим недоверием к людям царь попадал в какой-то
заколдованный круг. Ценя в людях прежде всего испытанную
верность себе, он имел очень ограниченный выбор и ни на один
сколько-нибудь ответственный пост не мог посадить лицо,
действительно подходящее, а назначал фигурантов, ничтожества,
изводил Петр, и как непробудно продолжал спать зтот народ ви
время деятельности своего властелина и после ее окончания... Если он
проснется, то проснется сам по себе, по внутренней потребности;
мы его не разбудим воплями и воззваниями, не разбудим любовью
и ласками, как не разбудил Петр Алексеевич ни казнями
стрельцов, ни изданиями голландской типографии Тессинга» (Писарев,
1862).
В «Елифаш.'кпх шлюзах» Андрей Платонов идет еще дальше: дггже
в столицах именем царя-модернизатора действуют палачи
насильники (Платонов А., 1920-е).

800
А. А. КАРАМУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
не имевшие никакого понятия о деле, которое должны были
делать, — только бы можно было положиться на их преданность...
Другим последствием той же причины было полное равнодушие
ближайших сотрудников к самому существу того дела, которое
ohpi вели; и чем их положение становилось прочнее и
обеспеченнее, тем сильнее обнаруживалось, что они преследуют только
личные, своекорыстные интересы. В другой форме, это были те
же самые враги реформы, от которых царь надеялся спастись
назначением доверенных лиц на ответственные посты... К концу
царствования этот диссонанс между вновь сложившейся
рутиной и непримиримым нигилизмом царя, сохранившего среди
новой обстановки все старые привычки, вынесенные из
Немецкой Слободы, становился все чувствительнее и тяжелее для
обеих сторон. С своими требованиями полного простора и пустоты
кругом он становился все более анахронизмом среди сотканной
им же паутины нового житейского церемониала... В конце
концов против царя составился какой-то молчаливый, пассивный
заговор, не ускользнувший, разумеется, от его
наблюдательности и только обостривший у него желание разорвать паутину».
«Мы видим, что тот самый социальный и культурный простор,
который сделал возможной победу крайнего направления
реформы, роковым образом наложил на реформу резкую печать
индивидуальности Петра, помешав ему установить взаимное
доверие между собой и своими сотрудниками и подобрать для
реформы подходящих людей. При полном отсутствии той
междуклеточной ткани социальных отношений, которая
вырабатывается культурным процессом и одна может обеспечить
непрерывность социального действия — в пространстве, так же, как
во времени, — при отсутствии этого необходимого условия
сознательной реформы, Петру поневоле приходилось верить в
одного только себя и полагаться лишь на собственные силы».
(Милюков, 1901)
10.12. Деятельность Петра неэффективна из-за его
«самоуверенного всевластия»
«Петр действовал силой власти, а не духа и рассчитывал не на
нравственные побуждения людей, а на их инстинкты. Правя
государством из походной кибитки и с почтовой станции, он думал
только о делах, а не о людях и, уверенный в силе власти,
недостаточно взвешивал пассивную мощь массы.
Преобразовательная увлекаемость и самоуверенное всевластие - это были две

Россия и Петр
801
руки Петра, которые не мыли, а сжимали друг друга, парализуя
энергию одна другой. Надеясь восполнить недостатки наличных
средств творчеством власти, преобразователь стремился сделать
больше возможного, а исполнители, запуганные и
неповоротливые, теряли способность делать и посильное, и как Петр в своем
преобразовательном разбеге не умел щадить людские силы, так
люди в свосхМ сохмкнутом, стоячем отпоре не хотели ценить его
усилия».
( К я ючевс к и и, / 890 е)
10.13. Петр — бестолковый руководитель
«Совсем не дело Петра было лазить по мачтам и работать с
топором на верфях». «Монарху нет времени заниматься делом
простого ремесленника. Петр Первый имел средства нанять не
только корабельщиков и плотников, но адмиралов, откуда
угодно; по моему мнению, он забыл свои обязанности, когда губил
время в Саардаме, работая сам и изучая голландские термины,
которыми он, как это видно из его указов и морской
фразеологии, засорил русский язык».
(Дашкова, 1780)
«Петр, последовательный в общей своей идее - отрицания
старого, и в общей своей задаче объевропеенья России, был
плохой систематик в области внутреннего управления. Сенат
был при нем только его канцелярией, куда он валил все, — от
избрания царя в случае его смерти... до снабжения недорослей
серым сукном, — от посылки в Константинополь к султану с
ратификациями Лопухина или сыска воров и разбойников — до
устройства обеда на Потешном дворе по случаю победы датчан
над шведами, и т. д.».
(Аксаков И.. 1884)
«Импульсивность воли и недисциплинированность мысли
как препятствие для обдуманного и сознательного отношения к
собственной реформе». «Результат: экспериментирование
наудачу и отрывочность отдельных усилий» *.
(Милюков. 1901)
- С критикой нарисованного Милюковым, почти щедринского
портрета Петра выступил известный историк (а одно время —
заведующий «кабинетом Петра Великого» в Государственном Архиве)
Н. Павлов-Сильванский. Основываясь на подлинных бумагах Пет-

802
А А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
«До чего болезненно суетлив был этот человек! Лишенный
выучки, не умеющий даже писать как следует, он с порыву, с
налету, нахрапом как-то кидается то на изучение геометрии, то
на хореографию и танцевальное искусство, то учится играть на
барабане, то изучает навигацию. Искусство приготовлять
фейерверки, устройство ассамблей и маскарадов, тушение пожаров,
столярное ремесло, хирургия — все вместе и ничто в
отдельности захватывает, увлекает этого всегда куда-то спешащего,
капризного человека. Отрубить голову собственными руками и,
выпив рюмку водки, заняться составлением регламента для
маскарада; при всех, в присутствии собравшихся на прием
приближенных изнасиловать женщину и, как ни в чем не бывало,
пойти в церковь и там петь на клиросе; убить собственного сына
и сразу же вслед за этим торопиться на веселый пир — все это
для него обычно и естественно. Он не знает различия между
добром и злом. Все вместе, всего помногу валит он в общий котел.
Там дальше видно будет. После разберем!»
(Василевский, 1923)
«Если перейти к частным характеристикам отдельных,
решающих моментов петровской военной деятельности, то в них мы,
между все остальных, отметим, в качестве постоянных
спутников петровской военной деятельности, два качества Петра —
бестолковость и трусость... Петр портил все, что только
технически можно было испортить... В этой спешке, жестокости,
бездарности и бестолковщине — весь Петр, как вылитый... Петр
ра, он показал, что при необходимости император был
«исключительно усидчивым кабинетным работником»: в частности, над
выработкой Морского Устава он трудился 5 месяцев подряд — по 4 дня
в неделю, с 5 утра до полудня и с 4 часов дня до 11 вечера (Павлов
Сильванский, 1901).
Несколько иначе ставил вопрос А. Толстой в 1917 г.: да, в «дне
Петра» много бестолковщины, но и много толка. Для другого чело
века та же бестолковщина заполнила бы весь день; у Петра — она
лишь приложение к государственным делам: «Окончив занятия,
письма, приказы, регламент — ехать надо на новую верфь, гд?
строится двухпалубный линейный корабль; побывать на пушечном
заводе и на канатном; завернуть по пути к сапожнику Матеусу,
окрестить дочь, выпить чарку перцовой, закусив пирогом с морко
вью, сунуть под подушку роженице-куме рубль серебром; избить до
смерти дьяка-вора на соляной заставе; походить по постройкам на
набережных и на острове; в двенадцать часов — обед, и сон — Д°
трех; отдохнув, ехать в Тайную канцелярию... А вечером —
ассамблея по царскому приказу... Дела было много» (Толстой А., 1917).

Россия и Петр
803
вообще не работал — он суетился. И хотя, по Пушкину, он "на
троне вечный был работник", но для работы у него за вечными
разъездами и таким же вечным пьянством просто технически не
было времени и не могло быть».
(Солоневич. 1940 е)
ЮЛ 4. Преобразования Петра — результат торопливости
и тщеславия
«Петр слишком был влюблен в свою славу, чтобы быть
всецело патриотом. Он при жизни хотел насладиться развитием,
которое могло быть только плодом столетий».
( Улыбышев, 1819)
«Только обширная и разносторонняя деятельность могла
удовлетворять энергическую природу Петра; только громкая,
европейская известность могла польстить его громадному
честолюбию. Петру необходимо было постоянно над чем-нибудь
работать и постоянно чем-нибудь обращать на себя внимание
современников; как человек умный, Петр мог удовлетворять этим
потребностям своей природы, не делая таких нелепых эксцент-
ричностей, в какие пускались не только в древности римские
императоры, но даже в XVIII веке разные немецкие князья и
князьки, одержимые бесом тщеславия и надувавшиеся, как
лягушки, в подражание жирному волу, Людовику XIV. Благодаря
своему замечательному уму, он, человек, не имевший во всю
свою жизнь никакой цели, кроме удовлетворения крупным
прихотям своей крупной личности, успел прослыть великим
патриотом, благодетелем своего народа и основателем русского
просвещения. Действительно, нельзя не отдать Петру Алексеевичу
полной дани уважения: немногим удается так ловко подкупить
к свою пользу суд истории».
(Писарев, 1862)
К такой же трактовке личности Петра пришел, после
временного увлечения его эпохой, и Л. Толстой. С. Берс вспоминает
(1894):
«Толстой говорил, что мнение его о личности Петра
диаметрально противоположно, и вся эпоха сделалась ему несимпатич-
п°й. Он утверждал, что личность и деятельность Петра не только
!!{i заключала в себе ничего великого, а напротив, все качества
и'о были дурные. Он пришел к выводу, что реформы Петра
вызвались не потребностями народа, а его личными целями».
(Толстой Л., 1890*)

804
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Позднее в письме великому князю Николаю Михайловичу по
поводу перспектив царствования Николая II Толстой напишет:
«Вы пишете, что для осуществления этой грандиозной идеи
нужен был бы царь-богатырь вроде Петра Великого и другие
сотрудники, чем те, которыми может располагать Николай 2-ой.
Я же думаю, что для осуществления этой цели не нужно
никакого особенного богатырства, тем менее такого распутного и
пьяного, как богатырство Петра Великого».
(Толстой Л.. 1902)
О том, что главным импульсом преобразований была не
любовь к России, а эгоизм уязвленного самолюбия, писал и А.
Толстой:
«Что была Россия ему, царю, хозяину, загоревшемуся
досадой и ревностью: как это — двор его и скот, батраки и все
хозяйство хуже, глупее соседского? С перекошенным от гнева и
нетерпения лицом прискакал хозяин из Голландии в Москву, в
старый, ленивый, православный город, с колокольным тихим
звоном, с повалившимися заборами, с калинами и девками у
ворот, с китайскими, индийскими, персидскими купцами у
кремлевской стены, с коровами и драными попами на площадях, с
премудрыми боярами, со стрельцовской вольницей. Налетел с
досадой, — ишь, угодье какое досталось в удел, не то, что у
курфюрста бранденбургского, у голландского штатгальтера. Сейчас
же, в этот же день, все перевернуть, перекроить, обстричь
бороды, надеть всем голландский кафтан, поумнеть, думать начать
по-иному. И при малом сопротивлении — лишь заикнулись
только, что, мол, не голландские мы, а русские, избыли, мол, и
хазарское иго, и половецкое, и татарское, не раз кровью и
боками своими восстановляли родную землю, не можем
голландцами быть, смилуйся, — куда тут! Разъярилась царская душа на
такую непробудность, и полетели стрелецкие головы».
(Толстой А., 1917)
10.15. Петровские новшества — лишь самообольщение
и маскарад
«Какая смешная смесь во время Петра, когда Русь
превратилась на время в цирюльню, битком набитую народом; один сам
подставлял свою бороду, другому насильно брили. Вообразите,
что один бранит антихристову новизну, а между тем сам хочет
сделать новомодный поклон и бьется из всех сил сковеркать

Россия и Петр
805
ужимку французокафтанника. Я не иначе представляю себе это,
как вообрази попа во фраке».
(Гоголь, 1833)
«То был какой-то безумный фантастический маскарад.
Каждый жадно выбирал роль, надевал костюм и простодушно верил,
что переродился, принимая обман за действительность. Кто не
переоделся, на того смотрели с презрением. Никогда
самообольщение не доводило до такой слепоты*.
(Кавелин, 1847)
«Не различишь, где царь, где шут. Он окружил себя
масками. И "царь-плотник" не есть ли тоже маска — "машкерад на
голлянскин манир"? И не дальше ли от простого народа этот
новый царь в мнимой простоте своей, в плотничьем наряде, чем
старые московские цари в своих златотканых одеждах?» *
( Мсрежкобскии, / 904 )
«Актер, гениальный актер».
(Пильняк, 1919)
«Как ни резко, даже уродливо, выпячивается, колом стоит
мысль и забота о державе российской во все периоды жизни
Петра, но н здесь, оказывается, проявляется в душе Петра все та же
изумительная, воистину дьявольская ирония, кощунственная
насмешка, сплошное хихиканье и издевательство. Ничего нет
святого, ничего нет серьезного на земле! Всем окружающее
только "машкерад", глумливо хихикающие хари и личины. Когда
всматриваешься в интимное существо этого человека,
неизменно видишь колпак скомороха рядом с царской короной,
клоунскую маску на суровом лице... Петр очень любил всяческие
развлечения, но что-то болезненное, какой-то глубокий надрыв
чувствуется в этой издевательской страсти к насмешке над
самим собой и над своими собственными святынями... Петр
никоим образом не хочет, чтобы это болезненное шутовство его было
хоть какой-нибудь чертой отделено от действительной жизни и
Государственной деятельности... Не пересчитать, не перечислить
* Мережковский при этом вносит один существеннейший нюанс в
анализ проблемы петровского оборотничества: «В эти кровавые дни
* следствия и расправы по делу царевича Алексея •, так же, как во
время стрелецких казней и как вообще в самые черные дни своей
жизни, Петр усерднее, чем когда-либо, занимался шутовским
собором. Как будто нарочно оглушал себя смехом» (Мережковский,
1904).

806
Л. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
все новых и новых примеров болезненной склонности к
издевательству над всем в мире, к издевательству над самим собой,
какими заполнены все годы жизни и царствования Петра »>.
(Василевский, 1923)
П. РЕЛИГИОЗНЫЙ ОТСТУПНИК
11.1. Петр — Антихрист
Наиболее заметными среди первых распространителей этой
версии были московский книгоиисец, Григорий Талицкий,
белгородский священник Иван Никитин, капитан, сын помещика,
постригшийся в монахи Варлам Левин, подъячий
артиллерийского приказа Ларион Докукин и т. д.
«Пришла кончина света, и антихрист настал. Об этом говорит
евангелие и библейские книги. В Апокалипсисе Иоанна
Богослова, в главе XVII написано: антихрист будет осьмой царь. А по
нашему счету — третье сложение Римской монархии царей
греко-российских, осьмой царь — Петр Алексеевич. Он-то и есть
антихрист. Да и лета сошлись. Царствующий град Москва—-Ва
вилон, жители его вавилоняне, слуги антихристовы. И какой
Петр царь... От такого царя нужно отступать, не надо его ни
слушать, ни платить ему податей».
(Талицкий,1690 е)
«Такие се подати стали, уму непостижимы, а ныне-де и до
нашего брата священника дошло... Никак же в нашем царстве
государя нет, а ныне-де у нас не государь царствует — антихрист>>.
(Никитин, 1705}
Семиотический смысл представлений о Петре как
«антихристе» изложен Б. Успенским:
«Поведение Петра, под некоторым углом зрения, предстает
не как культурная революция, но как антитексты, минус-пове
дение, находящееся в пределах той же культуры. Во всяком слу
чае так могло расцениваться оно современниками, и это
принципиально важно. Иначе говоря, поведение Петра, как это им
парадоксально, в большой степени не выходило за рамки тради
ционных представлений и норм: оно вполне укладывалось в эти
рамки, но только с отрицательным знаком. Соответственно нл
языке эпохи действия Петра и не могли восприниматься иным
образом: в глазах современников Петр как бы публично заявлял

Россия и Петр
807
о себе, что он — Антихрист "л\ Не менее важно, что действия
Петра в ряде случаев как бы оправдывают отношение к нему
социума, т. е. Петр как бы подчиняется тому, что о нем думают.
Прежде всего его поступки отвечают эсхатологическим
ожиданиям эпохи. Пришествие Антихриста ожидалось в 1666 г., ког-
Б. Успенский предлагает свое объяснение «странному» поведению
Петра: «Безусловно, знал этот язык и мог, «ледовательно,
предугадать эффект своих поступков. Одним из возможных объяснений его
поведения будет признание того, что Петр вполне сознательно
игнорировал свои родной язык как непоавичьный, признавая един-
стпешю правильным импортированный язык западноевропейских
культурных представ пений. В самом отношении к языку — почти
иррациональном — Петр остается при этом верным сыном своей
культуры: принятие правильного языка и отказ от
"неправильного" оказывается субъективно более важным фактором, чем
возможные последствия соответствующих поступков. Из такого
объяснения следует, что Петр сознательно творил тексты на ином языке,
нежели тот, на котором они читались социумом>> (Успенский,
1976).
Иную точку зрения высказывает А. Захаров: «Не принимая
гипотезу об инструментальном использовании Петром "негативной
диалектики", мы должны объяснить, зачем все это делалось. Зачем? —
А низачем! Зачем пишутся ругательства на заборах? Эскапады
Петра несут на себе отпечаток непосредственной детской аффективное-
ти, когда факты принимаются такими, какими они кажутся или
какими их хотят видеть, а реакции на них поверхностны,
импульсивны. II в :>том отношении царь Петр вел себя очень по-русски. То
был жест смертельно, до глубины сердца обиженного русского
человека. Дело в том, что все предшествовавшее столетие, с его
самозванцами, никонианством, нарышкинским барокко, стрелецкими
бунтами, было цепью непрерывных унижений России,
затронувших самоуважение царской власти. Это была эпоха, заставившая
усомниться в главной претензии русского престола: совместить
идею III Рима и идеал христианской любви. Петровское
оскорбление может быть правильно оценено только в этой логической цепи.
Оно сбросило маску вошедшего в обычай ханжества и показало
русскому обществу, чего оно стоит... Оскорбление Петра заключалось в
лишении России "невинности", ее привычки думать о себе как о
чем-то вечном и безусловном. Развив бурную активность,
опережающую возможности своей эпохи, петровские реформы
парализовали потоки рефлексии, основывающиеся на национальном языке,
индивидуации, религиозности, телесности - то, что делало
возможным органическое развитие опыта цивилизации. В
юридической практике различают оскорбление словом и делом. Деяния
Петра можно было бы квалифицировать как оскорбление жестом,
как семантический инцест, смешавший несовместимые знаковые
системы* (Захаров, 1994).

808
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
да же оно не исполнилось, стали считать 1666 г. не от рождения
Христа, а от его воскресения, т. е. стали ждать его в 1699 г.
(1666 + 33 = 1699). И всего за несколько дней до наступления
этого года (25.12.1698 г.; следует иметь в виду, что новый год
начинался первого сентября) явился Петр из первого своего
заграничного путешествия, причем его прибытие было сразу же
ознаменовано рядом культурных нововведений (уже на
следующий день началась насильственная стрижка бород;
уничтожением бород было ознаменовано и новолетие 1699 г.; тогда же
началась и борьба против национальной русской одежды и ряд
других реформ того же порядка».
(Успенский, 1976)
11.2. Петр — язычник в облике христианина,
«русский леший»
«Он, конечно, верит в Бога, как сам говорит, "уповает на
крепкого в бранях Господа". Но иногда кажется, что Бог его —
вовсе не христианский Бог, а древний языческий Марс или сам
рок — Немезида. Если был когда-нибудь человек, менее всего
похожий на христианина, то это Петр. Какое ему дело до
Христа? Какое соединение между Марсовым железом и
Евангельскими лилиями?» «Настоящий дикарь-каннибал. В просвещенном
европейце — русский леший... Иногда эти шутки ужасны,
особенно во время святочных попоек, так называемого славления...
Таскают людей на канате из проруби в прорубь. Сажают голым
задом на лед. Спаивают до смерти. Так, играя с людьми,
существо иной породы, фавн или кентавр, калечит их и убивает
нечаянно...*
(Мережковский, 1904)
11.3. Петр — дитя русского Раскола
«Раскол был серьезным доказательством неспособности
московского общества к мирному перерождению. В атмосфере
поднятой им гражданско-религиозной войны ("Стрелецких
бунтов") воспитывался великий Отступник, сорвавший Россию с ее
круговой орбиты, чтобы кометой швырнуть в пространство».
(Федотов, 1926)
11.4. Петр — источник подлинного русского Раскола
«Сам Петр хотел разрыва... Он создавал и воспитывал психо
логию переворота. И именно с Петра и начинается великий и

Россия и Петр
809
подлинный русский раскол... Раскол не столько между
правительством и народом (как то думали славянофилы), сколько
между властью и Церковью. Происходит некая поляризация
душевного бытия России. Русская душа раздваивается и
растягивается в напряжении между двумя средоточиями жизни,
церковным и мирским. Петровская Реформа означала сдвиг и даже
надрыв в душевных глубинах... *
(Флоренский, 1937)
11.5. Петр — человек Реформация
«К южному источнику культурных веяний <через славяно-
греко-латинскую академик» присоединен был Петром
источник северный. Если там дуло латинством и средневековым
католицизмом, то с севера пахнуло реформаторством и новою
Европою. Сквозной ветер должен был освежить невежественный
покой России, прежде чем можно было приступить к какой бы
то ни было культурной работе».
(Ш пет. 1922)
«Новизна петровской реформы не в западничестве, но в
секуляризации. Именно в этом реформа Петра была не только
поворотом, но и переворотом... Петр в России хотел церковное
управление организовать так, как было оно организовано в
протестантских странах. Такое переустройство не только отвечало
его властному самочувствию и не только требовалось логикой
его общей идеи власти или "воли монаршей". Оно
соответствовало и его личному религиозному самочувствию или самомнению.
В своем мировоззрении Петр был вполне человеком
реформированного мира, хотя в быту и сохранял неожиданно много
привычек или прихотей московской старины. И было что-то
нескромное и нечистое в его прикосновении к святъте, — не говорим
Уже о припадках его кощунственного буйства, в которых
изливались тайные подполья его надорванной души. Есть что-то
демоническое по всей обстановке петровской эпохи...»
(Флоровскии, 1937)
11.6. Петр разрушил «симфонию властей»
православной России
«Такое уничтожение симфонии властей у нас в России случи-
•:|°('ь при Петре I. Хотя кровавых гонений против православной
Церкви, подобных тем, которые воздвигались иконоборческими
'Операторами, при Петре не было, зато уничтожение симфонии

810
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
при нем было во всей полноте. Своими противоцерковными
реформами, своею личною иротивоцерковною жизнию Петр
положил среди русского народа начало отступления от православной
веры в протестантском направлении, по которому шли еще
задолго до появления протестантизма иконоборческие императоры. В
силу такого отрицательного своего отношения к православной
вере Петр уничтожил и другую основу симфонии — почитание
со стороны императорской власти священства или Церкви. Им
упразднена была самостоятельная церковная власть, святые
каноны им были нарушены, а церковное имущество было отнято в
пользу государства. Такое уничтожение Петром симфонии
властей, при его искаженной самодержавной, вернее —
абсолютистской и деспотической царской власти, так потрясло исконные
начала русского народа, что последний, несмотря на
покровительство Церкви русских царей XIX в., уже не мог оправиться и
встать на свой заповеданный ему Богом путь осуществления
религиозно-нравственного идеала — путь святой Руси. Поэтому
здесь, в уничтожении Петром симфонии властей, и была
заложена причина гибели России».
(о. Серафим (Соболев), 1939)
12. ИНТЕЛЛИГЕНТ
12.1. Петр — первая свободная великорусская личность
«В Петре Великом личность на русской почве вступила в свои
безусловные права, отрешилась от непосредственных, природ
ных, исключительно национальных определений, победила их и
подчинила их себе. Вся частная жизнь Петра, вся его государ
ственная деятельность есть первая фаза осуществления начал
личности в русской истории».
(Кавелин, 1847)
«Петр — первая свободная великорусская личность, со всеми
ее характеристическими чертами: практичностью, смелостью,
широтою, и со всеми недостатками, обусловленными тою средою
и теми обстоятельствами, при которых она появилась. В обще
стве, построенном на крепостном начале, личность могла
заявить себя не иначе, как с большою ненавистью к порядку дел.
который ее давил, со всею необузданностью и гневом угнетенной
силы, рвущейся на простор, с пристрастием к цивилизованное
Европе, гле личность служит основанием общественного быта и

Россия и Петр
811
права, свобода ее признана и освящена. Далее, личность могла
выступить только со всею неопытностью, мечтательностью,
пренебрежением к действительности, как является всякое новое
начало, верующее только в себя и в свою силу. Все эти черты мы
находим в Петре: он с ненавистью смотрит на старину и
окружающее его, все его предубеждения в пользу европейского
просвещения. С неудержимой, ужасающей силой и верой в свой идеал
он пересоздает весь наш быт от азбуки до Синода, от бороды до
платья, от ассамблеи до Сената. Никакие препятствия его не
останавливают. Во всех его действиях лежит в основании
убеждение, что нет ничего невозможного, что можно все пересоздать
сразу, и он спешит сделать в свое царствование то, что в
обыкновенном порядке исторического развития есть дело веков и
поколений. Только перед смертью он понял, что человек слабое
творение».
(Кавелин, 1864)
12.2. Петр — первый русский интеллигент
«Я повторяю и настаиваю: первый русский интеллигент —
Петр. Он отпечатлел, отчеканил, как на бронзе монеты, лицо
свое на крови и плоти русской интеллигенции. Единственные
законные наследники, дети Петровы — все мы, русские
интеллигенты. Он в нас, мы в нем. Кто любит Петра, тот и нас любит;
кто его ненавидит, тот ненавидит и нас.
Что такое Петр? Чудо или чудовище? Я опять-таки решать не
берусь. Он слишком родной мне, слишком часть меня самого,
чтобы я мог судить о нем беспристрастно. Я только знаю -
другого Петра не будет, он у России один; и русская интеллигенция
У нее одна, другой не будет. И пока в России жив Петр Великий,
жива и великая русская интеллигенция.
Мы каждый день погибаем. У нас много врагов, мало друзей.
Велика опасность, грозящая нам, но велика и надежда наша: с
нами Петр» •'.
(Мерсжковски и, / 906)
Если у Д. Мережковского во главу угла ставится
преобразовательные! духовный максимализм «Петра-интеллигента^, то у М.
Светлова Петр, «хмур и одинок», оказывается «медным интеллигентом»,
воплощением (в отличие от нового демиурга — Ленина) русской
инертности и мелкобуржуазного интеллигентского скептицизма:
«Но ты-то чего здесь развел сантименты Последнего Медного
Интеллигента!» (Светлов, 1925).

812
А. А. КАРА-МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
12.3. Слабости русской интеллигенции берут начало
в деяниях Петра
«Вся интеллигенция России, с Петра Великого начиная, не
участвовала в прямых и текущих интересах России, а всегда
тянула дребедень отвлеченно-европейскую (Александр I,
Мордвиновы, Сперанские, декабристы, Герцены, Белинские и
Чернышевские и вся современная дрянь».
(Достоевский, 1875)
«Душа интеллигенции, этого создания Петрова, есть вместе с
тем ключ и к грядущим судьбам русской государственности и
общественности. Худо ли это или хорошо, но судьбы Петровой
России находятся в руках интеллигенции, как бы ни была
гонима и преследуема, как бы ни казалась в данный момент слаба и
даже бессильна эта интеллигенция. Она есть то прорубленное
Петром окно в Европу, через которое входит к нам западный
воздух, одновременно и живительный, и ядовитый. Ей, этой
горсти, принадлежит почти монополия европейской
образованности и просвещения в России, она есть главный его проводник
в толщу стомиллионного народа...
(Булгакове, 1908)
В эмигрантской литературе получила развитие еще одна —
одновременно и «антисоветская», и «антиинтеллигентская» —
вариация на тему «Петр и интеллигенция»:
«Петра съел русский интеллигент. Слабый, хилый,
выросший за библиотечною полкой, в пыли брошюр, близорукий,
хотя и до конца честный — он по трагическому року страны
оказался хранителем начал Петра на Руси, часовым. Что же он
сделал? Он выдал его головой Пугачеву».
(Горный, 1922)
13. ЧЕЛОВЕК КРАЙНОСТЕЙ
«Буйная смесь резких противоречий — вот основное свойство
психики Петра... В чем сущность, в чем первооснова
взбалмошной, бестолковой стихийной и огромной фигуры Петра? Любил
ли что-либо по-настоящему этот дикарь, стремившийся к
просвещению, этот пьяница и развратник, желавший исправить
нравы в России, это палач и сыноубийца, издававший законы,
этот сифилитик и педераст, искренне веривший, что он стоит на

Россия и Петр
813
страже доброй нравственности?.. Даже пушкинские слова о
Петре "то академик, то герой" ни в какой мере не определяют этого
огромного, сумбурного, суетливого, могучего и болезненного
человека. Если Россия — это "страна неограниченных
возможностей", то воистину человеком неограниченных возможностей был
этот самый крупный из русских царей, которого Лев Толстой, не
очень деликатно, но не без серьезных оснований, называл
"беснующимся, пьяным, сгнившим от сифилиса зверем"... Силач,
свертывавший в трубку серебряные монеты и — беспомощный
ребенок; лютый палач и — одинокий мечтатель; исполненный
издевательства циник и хам и — искренне религиозный
человек; тупой обыватель и — гениальный провидец; жалкий трус
и — решительный воин; все это вместе соединялось в этой
сумбурной российской душе!»
(Василевский, 1923)
<<В одно и то же время Петр был вспыльчивым и
хладнокровным, расточительным и до скупости бережливым, жестоким и
милосердным, требовательным и снисходительным, грубым и
нежным, расчетливым и опрометчивым».
(Павленко, 1973)
13.1. Петр — «охотник*
«Петр — охотник. Признаки: баб, детей, славу не любит,
пышности не любит. Любит доходить сам».
(Толстой Л.. 1870)
13.2. Петр обуреваем фобиями
«О простреленной при Полтаве шляпе нам прожужжали
уши. Я не сомневаюсь, что он может быть храбрым, особенно в
победе. Впрочем, все победители храбры. Но так ли он всегда
был храбр, как это кажется?.. Когда царь путешествует по
России, то для его ночлегов строят новые избы, потому что трудно в
Русских деревнях отыскать жилье без тараканов. Он боится
также пауков и всяких насекомых... Если бы пошутили с ним так,
как он шутит с другими — пустили бы ему на голое тело с пол-
Дюжины пауков или тараканов — он, пожалуй, умер бы на мес-
Те> и уж, конечно, историки не поверили бы, что победитель
Карла XII умер от прикосновения тараканьих лапок. Есть что-то
поразительное в этом страхе царя-исполина, которого все
трепещут, перед крошечной безвредной тварью. Мне вспомнилось

814
А. А. КАРА МУРЫ. Л. В. ПОЛЯКОВ
учение Лейбница о монадах: как будто не физическая, а
метафизическая, первозданная природа насекомых враждебна природе
царя» *.
(Мережковский, 1904)
«Петр вообще был человек очень сильного воображения,
чрезвычайной мнительности и опасливости, переходящей в
робость и испуг; таков он был, несмотря на кровавый ореол свой,
грозный характер и неукротимую энергию».
(Розанов, 1905)
13.3. Петр обуян роковой страстью
«изведать все до пределов»
«Любопытство страстное, в пороке, в преступлении, в
чудесах цивилизации: до чего могут дойти? Материально только.
Нарушает все старые связи жизни, а для достижения своих
целей хочет этими связями пользоваться: вера, присяга, родство.
Роковое — это страсть изведать всего до пределов».
(Толстой Л., 1872)
13.4. Петр — и жертва, и демон
«Пушкин, Достоевский, Мережковский закапывают Петра.
Ключевский и Садовской — первый еще бессознательно — его
откапывают — лицо, а не демон. Но и не совсем так, ибо Петр -
и жертва, и демон (как и Чацкий). Пьяный Петр, заставляя зас
панного восьмилетнего сына рубить стрельчонку голову
зазубренным топором, действует и как стоящая выше окружающего,
им владеющая, демоническая сила, и как жертвенное лицо»
принесшее "службу11 (он еще Москва, "окно", в которое он
высунулся, — там воздух отравленный, воздух белых ночей — а не в
нем самом отрава) свою, всего себя — для будущей русской
цивилизации ».
(Кузьмин Караваев, 1911 )
- В одной из своих повестей Ю. Тынянов пытается объяснить этот
страх Петра-европеиста перед тараканами (факт, неоднократно
удостоверенный историческими источниками) фобиями перед «R<~>
стоком»: «Он произошел, гад, с востока, он проявился лет с
пятьдесят назад и пришел с Турции в большом числе, в Турецкую несчает
ную кампанию... Может, он его боялся оттого, что гад с Туречины'-'
Или его усов китайских?* (Тынянов, 1931).

Россия и Петр
815
13.5. Петр — гениальный сумасшедший
«Человек, радость души которого была в действиях. Человек
со способностями гениальными. Человек ненормальный, всегда
пьяный, сифилит, неврастеник, страдавший психостенически-
ми припадками тоски и буйства, своими руками задушивший
сына. Монарх, никогда, ни в чем не умевший сокращать себя, не
понимавший, что должно владеть собой, деспот. Человек,
абсолютно не имевший чувства ответственности, презиравший все,
до конца жизни не понявший ни исторической логики, ни
физиологии народной жизни. Маньяк. Трус».
(Пильняк, 1919)
13.6. Петр — ребенок-деспот
«Дикарь и дитя. Впрочем, все вообще русские — дети. Царь
среди них только притворяется взрослым. Никогда не забуду,
как на сельской ярмарке близ Вольфенбюттеля герой Полтавы
ездил верхом на деревянных лошадках дрянной карусели,
ловил медные кольца палочкой и забавлялся, как маленький
мальчик. Дети жестоки. Любимая забава царя — принуждать
людей к противоестественному: кто не терпит вина, масла,
сыра, устриц, уксуса, тому он, при всяком удобном случае,
наполняет этим рот насильно. Щекочет боящихся щекотки.
Многие, чтоб угодить ему, нарочно притворяются, что не выносят
того, чем он любит дразнить... Иногда почти невозможно
решить, где в этих шутках кончается детская резвость и
начинается зверская лютость».
(Мережковский, 1904)
«Человек, до конца дней оставшийся ребенком, больше всего
возлюбивший игру и игравший всю жизнь: в войну, в корабли, в
парады, в соборы, иллюминации, в Европу. С годами на
круглом, красном, бабьем лице обвисли щеки, одрябли красные
губы, свисли красные — в сифилисе — веки, не закрывались
плотно; и из-за них глядели безумные, пьяные, дикие детские
глаза, такие же, какими глядит ребенок на кошку, вкалывая в
£*ее иглу или прикладывая раскаленное железо к пятачку
спящей свиньи: не может быть иначе — Петр не понимал, когда
душил своего сына. Тридцать лет воевал — играл — в безумную
войну — только потому, что подросли потешные и флоту было
1 °сно на Москве-реке и на Преображенском пруде». «Екатерина
поплыла к Петру. Петр стоял, размахивая руками, подбородок
°Го судорожно склоняло налево, сажало на плечо, глаза были
Дикими и беспомощными, как у ребенка. Одна Екатерина могла

816
А. А. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
его успокаивать в такие минуты. Взяла обеими руками голову
Петра, прислонила к груди, почесывала тихо за ушами. Села,
посадила около государя, прислонила голову его к обильным
своим коленкам, почесывала. Государь заснул беспомощно, как
ребенок» *.
(Пильняк, 1919)
13.7. Петр — «баба»
<Петр> «склонил сильно волосатую свою бабьи-красную
голову к спинке кресла»; «захрапел тонким бабьим присвистом»;
«сенатор Шафыров, прежде чем взглянуть в бабьи глаза
императора, окинул мышиным взором окружность», и т. д.
(Пильняк, 1919)
В повести «Трава забвения» В. Катаев вспоминает остроумное
обращение И. Бунина к одной знакомой «могучей даме»:
«Вам не хватает маленьких черных усиков, и вы —
вылитый... Петр Великий». Катаев пишет: «И вдруг мы все увидели
лицо Петра... Мотаю себе па ус, обобщая бунинскую находку:
"дамское лицо Петра"...»
(Бунин, Катаев, 1920-е)
13.8. Петр — развратник и хулиган
<Петр> — «развратник и нигилятина».
(Достоевский, 1874)
«У нас цивилизация началась с разврата. Всякая
цивилизация начинается с разврата. Жадность приобретения. Зависть и
гордость. Развратом взяла реформа Петра Великого».
(Достоевский, 1876)
Ср. с изображениями той же сцены Д. Мережковским, у которого
Б. Пильняк, несомненно, позаимствовал сюжет: «Никто, кроме Ка
теньки, не умел укрощать тех припадков безумного царского гнева,
которых так боялись приближенные... Она была как мать, которая
баюкает больного ребенка, и как ласкающая зверя укротительница
львов», или: «Он спал сладко, как маленькие дети, наплакавшись.
-Екатерина - опять взяла голову Петеньки, положила ее к себе \\л
грудь и начала тихонько гладить, лаская, баюкая, глядя на спяще
го исполина, как мать на больного ребенка или укротительница
львов на страшного зверя* (Мережковский, 1904).
Сцена эта является «слабостью» пишущих о Петре: в повести
♦ Смерть Петра»> ее в который раз воспроизводит Ю. Семенов (Семе
нов, 1985).

Россия иПетр
817
«Пьяный сифилитик Петр со своими шутами...»
(Толстой Л., 1890 с)
«Император, больше всего любивший дебош, женившийся на
проститутке, наложнице Меншикова, — человек с идеалами
казарм. Тело было огромным, нечистым, очень потливым,
нескладным, косолапым, тонконогим, проеденным алкоголем,
табаком и сифилисом... Первоначальной общественной школой
Петра был Кокуй, с его разноплеменными отбросами Европы,
попавшими в Москву на ловлю счастья и чинов... Москва о
нравственных чувствах все-таки напоминала и если грешила сама, то
знала, что грешила, и потом каялась — даже и в лице Грозного.
Петр шел но пути полного морального нигилизма, и все его
поведение по отношению к Церкви, к Руси и к Москве было по
самому глубокому существу своему таким же хулиганским
протестом против общественного порядка, каким является и всякое
хулиганство вообще. Проглядев мотив хулиганства, историки
проглядели исходный пункт тех петровских безобразий, из-за
которых народ окрестил преобразователя Антихристом».
(Солоневич, 1940-е)
13.9. Пороки Петра уравновешены
его добродетелями
«Пороки тем виднее в нем, что они, будучи сопряжены с
великими добродетелями и делами, яко на высоте поставленные,
явнее становятся».
(Щербатов, 1770-е)
«Так жилось в старой Руси, где князь прежде всего был
вождем дружины; поработать, а потом сесть пить с дружиною —
таков был день старого русского князя, который не мог принять
магометанства, потому что "Руси есть веселие пити"».
(Соловьеве, 1860 е)
<< Вынуть одно происшествие из целой жизни, или один час из
двадцати четырех, без внимания к времени и обстоятельствам, и
f'vAHTb по ним о великом государственном деятеле не только не-
п1>аведливо, но и дерзко, безрассудно и нелепо... Что сказать об
"т ° оргиях? Проведя день в беспрерывной работе, с утомленным
4"манием, переделав тысячу дел самых разнообразных, в про-
■"'J'KCHiui пятнадцати часов, Петрова атлетическая натура име-
п нужду в особого рода отдыхе, развлечении, о коем мы, с на-

818 А А КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
шими головными болями, слабостью желудка, страхом от
подагры и хирагры, с нашими тиками и ревматизмами, и понятий
иметь не можем. Присоедините его темперамент, его силу, его
рост. Впрочем, кощунство его, спору нет, противно, хотя и тут
часто имел он политические цели, очень уважительные».
(Погодин, 1863)
«Римлянин был велик и добродетелен, хотя смотрел на бой
гладиаторов. Испанец был рыцарь без страха и порока, хотя
утешался боем быков. Увеселения при всех европейских дворах во
времена Петра Великого носили следы грубости, и попойка была
всюду в обыкновении. Русские, кроме того, были особенно
пристрастны к хмельному разгулью. Петр Великий, всегда строгий
и умеренный, следовал обычаям своего века, иногда уделяя
время отдыху от тяжких трудов и любя в такие часы русский
разгул и братину в веселой беседе... Отдых Геркулеса не годился
Пигмею, и излишество пылких страстей не всегда ли связано с
превышающею других силою гения?»
(Полевой, 1830-е)
«"Делу время и потехе час", — говорил царь Алексей
Михайлович, который не прочь был посвятить досуг любимому
удовольствию ■— охоте или провести вечер в веселой компании с
приближенными. Петр отводил делу больше времени, чем отец,
или, точнее, в то же время умел затратить много больше
трудового напряжения. Вот почему и час его потехи длился дольше
потехи царя Алексея. Прерывая работу, Петр умел отдаться
охватывавшему его веселью с тем же порывом, с каким он
отдавался и работе. Веселье не мешало ему продолжать вести дело».
(Богословский, 1917)
1
Итак, перед нами прошли двенадцать ликов Великого
Реформатора — двенадцать базисных интерпретаций, выработанных
постпетровской русской культурой в течение двух с половиной
веков. Мы имели возможность познакомиться и с тринадцатым
«ликом» или, скорее, личиной — своеобразной коллекцией
гримас, вмененных Петру не в меру эмоциональными потомками-
Что же делать нам с этим богатством?
Смириться ли с тем, что настоящий, аутентичный Петр — это
личность-событие и неразрешимая загадка, надежно упрятан-

Россия и Петр
819
ная в лабиринтах национального самосознания? Или просто
совершить свой собственный волевой выбор по принципу — «мой
Петр»?
Нетрудно заметить, что обе позиции вопреки (но в равной
степени и — благодаря) своей альтернативности оказываются
нерасторжимо связанными. И даже более: одна из них есть лишь
«изнанка» другой. Стоит же чуть более внимательно
вслушаться в многоголосье культуры, как мы отчетливо различим два
контрастно доминирующих лейтмотива, к которым тяготеют
все другие темы — истолкования Петра.
С одной стороны, перед нами — «герой», «полубог»,
спасающий и творящий Россию. С другой — едва ли не исчадие ада,
извратитель и погубитель всего подлинно и самобытно русского.
Петр Пушкина, нечеловеческим усилием вздыбивший Россию
над бездной небытия. И Петр Н. Костомарова, написавшего:
«Мы не станем отрицать высоты целей Петра, но меры,
постоянно употребляемые для этих высоких целей, были ужасны; вся
Русь находилась как будто на продолжительной виске (курсив
мой. — Л. 77.), под беспрестанными ударами, все для того, чтобы
преобразить ее в могучее европейское государство» (Костомаров,
1875).
Итак, Петр оказался втянутым в механизм самой
радикальной интерпретации, каким только обладает любая культура, —
механизм бинарных оппозиций. И это подтверждает его
повышенную значимость, ибо лишь то, что затрагивает глубинную
суть культуры, удостаивается экзистенциального суда —
«либо — либо». И как мы имели возможность убедиться, эта
роковая дихотомия преследует Петра и его дело на всем
протяжении последних трех веков российской истории.
Уже несколько раз за последние сто с небольшим лет и дело
Петра, и сам спор славянофилов с западниками объявлялись
исчерпанными, преодоленными и завершенными. Но в силу
недостаточно осознанной пока (а потому и необъясненной) ретро-
спективности российского национального самосознания занад-
ническо-славянофильская топика с ее основным персонажем
вновь и вновь оказывается в эпицентре очередной схватки
идеологий. Западники-универсалисты и славянофилы-самобытники
в своих нескончаемых спорах вновь и вновь упираются в Петра
иак в действительно краеугольный камень — не то созидания,
г?е то разрушения России. Они отступают в прошлое в надежде
ЯсИей разобраться в сегодняшних комплексах и проблемах, а
значит продвинуться на пути решения основной задачи всякой
к'Ультуры — задачи самопостроения.

820
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Традиционно считается, что Петр — бесспорный
западнический кумир и, напротив, — кошмар славянофилов. Но сегодня
нельзя себе представить ничего менее плодотворного и более
банального, чем такая самоочевидная констатация. Стоит
обратиться к текстам — и мы убедимся, что западники могли
непредвзято критиковать Петра, а славянофилы — по достоинству
оценивать те или иные стороны его деятельности.
Для А. Хомякова Петр — это «человек, для которого мы не
находим ни достаточных похвал, ни достаточно упреков, но о
котором потомство вспомнит только с благодарностью»
(Хомяков, 1838). И. Киреевский высоко ценит взгляды Петра на
необходимость просвещения для русских и уверен, что они
«объясняют увлечение, с которым действовал Петр, и во многом
оправдывают его крайности. Любовь к просвещению была его
страстью. В нем одном он видел спасение для России, а источник
его видел в одной Европе» (Киреевский, 1852).
С другой стороны — А. Герцен, западник, усматривал в
Петре «северного великана, гиганта, в котором сосредоточена была
энергия и жестокость Конвента 93 года», и «царя, отрекшегося
от своей страны для ее пользы и угнетавшего ее во имя
европеизма и цивилизации» (Герцен, 1842). А стойкий западник Н.
Чернышевский так подытожил деятельность Великого
Реформатора: «Россия была бедна; Петр разорил ее... Русский народ имел
уже влечение учиться; Петр, насколько мог, внушил ему
ненависть к просвещению» (Чернышевский, 1886).
Нет, не зря ощущение Петра как огромного парадокса и
одной из самых роковых загадок русской истории томило и не
отпускало Ф.Достоевского еще со времен «Белых ночей». И не
случайно он в свою отчетливо славянофильскую пору заключил:
«Петр не мог не быть западником, но вряд ли он был в таком
тесном смысле, как петербургский западник или иезуит Гагарин.
И если б увидал славянофилов, наверно бы их понял, взял бы
Хомякова и Самарина и сказал бы, вот птенцы моего гнезда,
хотя, по-видимому, они и против меня говорили» (Достоевский,
1876). .
Сам Достоевский буквально разрывался между
взаимоисключающими оценками петровской реформы. Еще в декабре 1875 г.
он записывает в дневнике для себя: «У Петра было одно
создание — дворянство (все остальное лопнуло). Теперь и дворянство
порешили, что же осталось — ничего» (Достоевский, 1875). Но
для всех в «Дневнике писателя» появляются иные строки:
«Через реформу Петра произошло расширение прежней же нашей
идеи, русской московской идеи, получилось умножившееся и

Россия и Петр
821
усиленное понимание ее: мы сознали тем самым всемирное
назначение наше, личность и роль нашу в человечестве...»
(Достоевский, 1876).
Этот мучительная двойственность в понимании Петра
преследует русскую мысль и в XX веке. Возьмем в качестве примера
двух наиболее выдающихся теоретиков русского монархизма —
Ивана Солоневича и Ивана Ильина. Пламенный патриотизм,
искренняя православная религиозность, глубочайшая сродпен-
ность с русской культурной традицией обоих — вне всяких
сомнений. И при этом — радикально противоположные, просто
взаимоисключающие оценки Петра.
Для Солоневича было абсолютно ясно: «Старая Московская,
национальная, демократическая Русь, политически стоявшая
безмерно выше всех современных ей государств мира,
петровскими реформами была разгромлена до конца» (Солоневич,
1940-е).
Но и Ильин (философ, ex professo обязанный быть
осторожным с превосходными степенями!) не обинуется называть его
«гениальнейшим из государей» и утверждает: «Россия
нуждалась в Петре Великом, чтобы осознать и развернуть свое
великодержавно (Ильин, 1951).
Число подобных коллизий можно было бы умножать до
бесконечности, но существо их уже достаточно понятно. За всеми
спорами о Петре явно или неявно присутствует
фундаментальный спор о допетровской Руси, в иеменыпей мере
конституирующий оппозитивный механизм в сфере самоистолкования
русской культуры. Следовательно, оба эти спора необходимо
включить в поле одновременного рассмотрения с тем, чтобы
проблемы, возникающие r рамках одного из них, можно было
решать в контексте другого и наоборот. При таком подходе мы
можем надеяться в конечном итоге получить объяснение
социальных сдвигов в эпоху Петра и сопровождавших эти сдвиги
изменений в коллективной идентичности.
2
Еще в первой половине XIX в. в рамках принципиального
С|юра между «самобытниками» и «западниками > была высказа-
и«1 мысль о том, что допетровская Русь являет собой особый тип
'М|Щества, существенно отличающийся от западноевропейского.
^Ысль, казалось бы, целиком и полностью славянофильская.
*Ь не чуждая, как выясняется, и мыслителю, традиционно

822
А. Л. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
причисляемому к классикам русского «западничества», — П.
Чаадаеву.
Он был убежден в том, что русское общество с самого момента
своего возникновения было лишено, так сказать, импульса
саморазвития. Призвание варягов, заимствование религии из
Византии, подчинение татаро-монголам, никогда не
захватывавшим всей территории Киевской Руси, привело его к выводу о
том, что русская история есть движение русского социума под
решающим воздействием вмешательств извне. Или, выражаясь
аутентичным языком самого Чаадаева, история русского народа
есть история его самоотречения.
Одной из наиболее важных и постоянно действующих идей,
заимствованных русским народом и закрепивших, так сказать,
алгоритм его исторической судьбы, являлось, согласно
Чаадаеву, православное христианство в его противоположности
западно-католическому. Имея в виду православие как главный
фактор консервации асоциальной неподвижности допетровской
Руси, он писал: «Под действием этой единой идеи развилось
наше общество. К той минуте, когда явился со своим
преобразованием Петр Великий, это развитие достигло своего апогея. Но
то не было собственно социальное развитие: то был интимный
факт, дело личной совести и семейного уклада, т. е. нечто такое,
что неминуемо должно было исчезнуть по мере политического
роста страны. Естественно, что весь этот домашний строи
(курсив мой. — Л. /7.), примененный к государственному, распался
тотчас, как только могучая рука кинула нас на поприще
всемирного прогресса» (Чаадаев, 1846).
Предчувствия и интуиции Чаадаева в отношении истории
России, связанные с его общефилософской концепцией, были
четверть века спустя преобразованы в методологически строгую
(по критериям середины XIX в., разумеется) концепцию С.
Соловьевым. Он предложил рассматривать петровскую реформу в
рамках общесоциологической теории, выявляющей в истории
два основных типа человеческих сообществ — «варварский» и
«цивилизованный». Мы встречали эти понятия в
интерпретациях петровской реформы, данных некоторыми декабристами. Но
в них господствовал еще взгляд на «цивилизацию» как на нечто,
приобретаемое или усвояемое русскими извне — благодаря
личному выбору Петра.
С. Соловьев предложил существенно иной подход. Для него
«варварство» и «цивилизация» есть лишь два «возраста» в
развитии всякого исторического народа. И дело не в ценностном

Россия и Петр
82;з
предпочтении тоги или иного типа, а в поиске точки перехода от
одного возраста к другому, от правильности определения
которой зависит и сама возможность научно корректной истории
данного народа. Принципиальная новизна соловьевского
подхода к Петру и его преобразованиям состояла именно в том, что он
поставил эту личность-событие в точку разрыла между древней
(«варварской») Русью и Россией новой («цивилизованной»).
Критерий разграничения двух общественных типов С.
Соловьев заимствовал из современной ему западноевропейской
социологической теории. «Развитие состоит в разделении
занятий, — говорил он во втором из своих "Публичных чтений о
Петре Великом". — Мы называем наиболее развитым то тело,
которое имеет наиболее отдельных органов, служащих каждый
известному отправлению жизни и находящихся в тесной друг с
другом связи и зависимости. Мы называем и человеческое
общество наименее развитым, варварским, где разирлгиие занятии
(курсив мой. —Л. П.) слабо, где каждый делает все для себя
нужное, не имея нужды в других, не сообщается, не меняется с
ними, живет особняком. Обществом развитым,
цивилизованным, наоборот, мы называем такое, где господствует разделение
занятий и потому господствует и соединение сил, общая жизнь,
ибо все находится во взаимной связи и зависимости»
(Соловьев С, 1872).
Прилагая этот критерий к истории допетровской Руси, С.
Соловьев приходил к выводу о том, что ее невозможно признать
обществом цивилизованным. «В древней Руги, принадлежавшей к
государствам первобытным, мы не можем надеяться ветре
тить, — отмечал он, — значительное разделение занятий ни г
каких сферах». И в качестве характерного примера он отмечал
тот факт, что «военный или ратный человек в мирное время дол
жен был занимать правительственные должности, которые,
опять по той же неразвитости, соединялись с судебными долж
костями» (Соловьеве, 1872).
Однако, констатирует С. Соловьев, существенные сдвиги в
Направлении разделения правительственного труда, а значит, ц
внутренне обусловленное развитие российской цивилизации,
началось еще в пору непосредственных предшественников Пет
l*-1- Например, при царе Феодоре Алексеевиче, т. е. «при том же
1 (,сударе, при котором уничтожено местничес j во, cot ывлеп был
проект об отделении высших гражданских чинов «»т военных
*:'*ак, что Россия начала уже выдвигаться из числа государств г
',(Фвоначальною, простою формациею» (Соловьеве, I860 с).

824
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
3
С. Соловьев предложил достаточно глубокое и вполне
научное (по критериям XIX века) истолкование процесса социальных
перемен, протекавших в России на рубеже XVII—XVIII
столетий. Но для нашего исследования чрезвычайно важно также
проанализировать pi объяснить процессы, протекавшие
одновременно в духовной и эмоционально-психологической сферах
русского общества. Общеизвестно, что предпетровская эпоха в
русской истории — это эпоха «раскола», который понимается не
только в специфически церковном смысле, но значительно
шире — как раскол в самом основании традиционной русской
культуры. Сами петровские реформы нередко воспринимались
современниками и истолковывались потомками как новый
«раскол», радикальный разрыв с прошлым.
Все эти явно или неявно выраженные ощущения раскола,
разрыва, крутого перелома неопровержимо свидетельствуют о
том, что русское общество, едва избежав угрозы физического
уничтожения и распада («Смутное время» с 1598 по 1613 г.),
довольно скоро оказалось втянутым в полосу «кризисов
коллективной идентичности». Традиционная старомосковская менталь-
ность обнаружила себя перед совершенно новыми вызовами, и
прежде всего — перед необходимостью собственного духовного,
идейного и политического самоопределения. Прежние,
принимавшиеся «на веру» (в буквальном смысле) ценности и аксиомы
стали объектами критического пересмотра, а иногда и
тотального, нигилистического отрицания.
Такого рода кризисы хорошо описаны и исследованы в
рамках индивидуальной психологии, где установлено, что процесс
личностной идентификации всегда протекает в форме
самовыявления данного «Я» на фоне амбивалентной, притягательно-кон-
фронтационной связи с «Другим». Однако важно учитывать, что
процесс личностной идентификации совершается всегда внутри
определенного социокультурного контекста, где действуют
особые (типичные и универсальные для данной культуры)
механизмы самоопределения ргадивида как «Я». Именно эти механизмы
и обеспечивают сравнительное единообразие личностного типа,
поведенческих моделей, эмоциональных реакций, которые в
сумме и дают тот неповторимый облик каждого народа, который
передается такими понятиями, как «национальный дух»,
«народный характер» и т. д.
Для адекватного понимания петровской эпохи чрезвычайно
существенно совмещение процессов, приводивших к сдвигам в

Россия и Петр
825
социальной структуре, с изменениями в коллективной
идентичности, выражавшимися в форме кризисов. Но, прежде чем такое
совмещение может быть проведено, необходимо получить
максимально точное описание каждого из этих «фрагментов»
общественного целого. И в качестве инструментов такого описания
представляется перспективным использовать социологическую теорию
Э. Дюркгейма и психоаналитическую концепцию 3. Фрейда.
Выбор именно этих двух исследовательских стратегий
кажется предпочтительным главным образом потому, что каждая из
них (по-своему) органично увязывает определенные социальные
структуры и процессы с релевантными коллективными
психическими состояниями. А значит, их применение в нашем случае
позволяет рассчитывать одновременно и на реконструкцию
основных социальных параметров петровской эпохи, и на
адекватное истолкование важнейшего идентификационного кризиса в
русской национальной психоистории.
Для целей нашего анализа чрезвычайно существенно, что
Э. Дюркгейм в рамках своей теории общества признает
существование «особой реальности», которую определяет как
«коллективное сознание». По поводу этого сознания он пишет:
«Совокупность верований и чувств, общих в среднем членам одного
и того же общества, образует определенную систему, имеющую
свою собственную жизнь» *.
При этом Э. Дюркгейм интерпретирует сам факт
«коллективного» (или «общего») сознания не как признак высшего
социального синтеза, а как явное указание на «тип», относящийся к
архаическим стадиям общественной эволюции. Положив в
основу своей классификации признак «солидарности», французский
социолог выделил тип, включающий различные формы
архаических социумов, объединенных «механической
солидарностью» (иначе — «солидарностью по сходствам»).
Противоположный ему тип, охватывающий многообразные модификации
современных обществ, отличается «органической
солидарностью», происходящей из феномена разделения труда.
Отсюда им выводится такая закономерность: «Солидарность,
вытекающая из сходств, достигает своего максимума тогда,
когда коллективное сознание точно покрывает все наше сознание и
совпадает с ним во всех точках; но в этот момент наша
индивидуальность равна нулю. Она возникает только тогда, когда груп-
!|<' занимает в нас меньше места» *-.
•' Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод
социологии. М., 1991. С. 80.
Там же. С. 126.

826
А. А КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Однако взаимосвязь архаической социальности и
«коллективного сознания» невозможно описать в терминах обратно
пропорциональной зависимости. Теоретически верно, что чем
древнее социум, тем шире сфера господства «общего сознания», и
наоборот. Но существенный момент здесь в том, что переход от
архаики к «модерну» не есть кумулятивно-эволюционный
процесс, плавно достигающий точки равновесия «общего» и
«личностного» сознаний, а затем перетекающий в тип «органической
солидарности». Внутри архаического типа социума,
образованного «солидарностью по сходствам», протекает собственная
эволюция, доводящая «коллективное сознание» до предельной
интенсивности именно тогда, когда в самом типе уже образуются
структуры разделения труда, предвещающие (и требующие!)
радикальный сдвиг.
Это происходит, по Э. Дюркгейму, на той стадии, когда «сег-
ментарпое общество с клановой основой», оставив позади себя
исходную фазу «орды», вырабатывает институт абсолютной
власти. «Значит, — замечает он, — там появилось разделение
труда. Однако связь, соединяющая в данном случае индивида с
вождем, тождественна той, которая в наше время соединяет
вещь с личностью» *. И потому даже на высшей ступени
развития архаичного социума «солидарность все еще механическая,
пока разделение труда не развилось более. В этих условиях она
достигает даже максимума энергии, ибо действие
коллективного сознания сильнее, когда оно осуществляется не диффузно, но
через посредство определенного органа» **.
В феномене абсолютной (деспотической) власти архаичный
социум фокусирует две основные «опоры» своего «общего
сознания» — «религию» и «коммунизм». Как подчеркивает Э. Дюрк-
гейм, «там, где общество имеет этот религиозный и, так сказать,
сверхчеловеческий характер... он необходимо сообщается
вождю» ***.
С другой стороны, «коммунизм —- необходимый продукт этой
особой сплоченности, поглощающей индивида в группе, часть в
целом. Собственность, в конце концов, это только
распространение личности на вещи. Значит, там, где существует только
коллективная личность, собственность тоже не может не быть
коллективной» ****. А из этого с необходимостью возникает
* Там же. С. 172.
** Там же. С. 173.
*** Там же. С. 172.

Россия и Петр
827
коррелят абсолютной власти: «Деспотизм... есть не что иное,
как преобразованный коммунизм» ■•.
На основе типологии Дюркгейма мы можем построить обще-
социологическое описание основных фаз русской истории,
предшествовавших петровскому «перевороту». Киевскую Русь
можно определить как «сегментарное общество с клановой основой*.
Московскую Русь с Ивана 111 можно рассматривать как
эволюцию прежнего типа: именно в XVI в. религиозность становится
всепроникающей («Домострой») и тогда же намечается
сакрализация царской власти («Москва — третий Рим»).
Существенно дополняет такое понимание пред петровской
Руси концепция Р. Пайпса (основывающаяся в главном на
выводах С. Соловьева и В. Ключевского), согласно которому
московская централизация была лишь распространением вотчинного
порядка на всю территорию государства: «Превращение России
в вотчину своего правителя заняло два столетия. Процесс этот
начался в середине XV в. и завершился к середине XVII в.» **.
То, что исходный социальный тип Руси изменялся,
подтверждает процесс инстптуционалпзации прежних форм разделения
труда с помощью превращения прежних социальных групп в
«профессиональные». Согласно Р. Пайлеу, «тенденция
исторического развития несомненно указывала в сторону складывания
каст» **"•'*'. Например: «В XVI и XVII вв. были приняты законы,
запрещавшие крестьянам покидать свои участки, а купцам
менять место жительства. Священникам запретили слагать с
себя сан; сыновья их должны были вступать в отцовское
поприще» •'•'•••■'•.
Все это можно резюмировать таким образом: установление
после Смуты стабильного режима московского
централизованного самодержавия означало достижение предела в эволюции
первичного социального типа, основанного на «механической
солидарности». Традиционное русское общество вступило в
переходное состояние, когда новый социальный тип
«органической солидарности» мог развиваться только за счет вытеснения
прежнего типа. В терминах общесоциологической теории это
•яожет быть описано как начало процесса модернизации
традиционного русского социума.
* Там же. С. 1ST.
•v- Пнине Р. Россия при старом режиме. М.. 1993. С. 116.
■•**■• Там же. С. 118.
; Там же. С. 119.

828
А. А. КАРАМУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Однако этому процессу препятствовали четыре блокирующих
фактора, каждый из которых представлял собой один из
базисных элементов традиционной социальной конструкции.
Последовательное «снятие» этих блоков и образует содержание
процесса модернизации России. А пиковые «возмущения»
коллективного сознания, соответствующие стадиям
снятия/изживания этих блоков, рисуют картину кризисов национальной
идентичности, сопровождающих модернизацию и
определяющих ее характер и скорость.
К числу базисных элементов традиционного общества,
блокирующих модернизационный процесс, относятся:
1. Православие как интенсивная форма коллективного
сознания *.
2. Неограниченное самодержавие (деспотизм).
3. Общинный (аграрный и посадский) коммунизм.
4. Перенос традиционных форм организации социума на
новые территории, или «колонизация» **.
4
Вычленение базисных параметров русского архаичного
социума, как они сложились к концу XVII в., дает возможность как
бы «заглянуть внутрь» социокультурного механизма,
блокировавшего российскую модернизацию. В рамках петровской эпохи
(последняя четверть XVII — первая четверть XVIII вв.) нас будут
интересовать лишь первые два параметра, поскольку именно
они обеспечили содержательность идентификационных
кризисов, сконцентрированных вокруг предельно смысложизненных
тем традиционной московской ментальное™ — «правой веры» и
«благочестивого царя». Инструментарий, позволяющий
получить описание такого рода кризисов, дает психоаналитическая
теория 3. Фрейда.
Обращение к этой теории в рамках нашего исследования
оправдано как минимум по двум причинам. Во-первых, процесс
идентификации представляет собой своего рода «каркас», вок-
* Ср.: «Прогресс разделения труда будет тем медленнее и труднее.
чем больше энергии и определенности будет иметь общее сознание»
(Дюркгеим. С. 265).
•• Ср.: «Специализация — не единственный возможный исход в борь
бе за существование: есть также эмиграция, колонизация... о (Дюрк
гейм. С. 268).

Россия и Петр
829
руг которого складывается и организуется уникальным образом
психическая жизнь конкретного индивида. И именно этот
процесс является базисным для психоаналитического
исследования, особенно — кризисных состояний сознания. Во-вторых,
приложимость психоанализа выходит далеко за границы
индивидуальной психологии. «Психоанализ как науку
характеризует не материал, которым он занимается, — подчеркивал его
основатель, — а техника, при помощи которой он работает. Без
особых натяжек психоанализ можно применять к истории
культуры, науке о религии и мифологии точно так же, как и к
учению о неврозах. Целью его является не что иное, как раскрытие
бессознательного в душевной жизни» -.
Рассмотрение коллективной идентичности с помощью
техники психоанализа позволяет выявить ее глубинную
инвариантную структуру. 3. Фрейд обратился к этой теме в своей работе
«Массовая психология и анализ человеческого "Я"» (1921) и
пришел к результатам, подкрепившим представления о
коллективном сознании, выработанные дюркгеймовской социологией.
Изучая закономерности складывания и функционирования
«масс», и особенно двух «искусственных масс» (церкви и
войска), он сделал вывод: «Множество равных, кои могут друг с
другом идентифицироваться, и один-единственный, их всех
превосходящий, — вот ситуация, осуществленная в жизнеспособной
массе» **.
Это наблюдение 3. Фрейда оказывается чрезвычайно
существенным для нашего исследования, поскольку в русской
истории именно «войско» и «церковь» выступают как абсолютно
доминирующие формы общенациональной идентификации.
Необходимо, однако, видеть различия в механизмах
идентификации, характерных для этих двух «масс».
В случае с «войском» перед нами процесс наиболее архаичной
идентификации с царем—князем—военным вождем, в ходе
которой первичная стадия (нарциссическая) формирования «Я»
оказывается законсервированной, а «идеал Я», обычно
стимулирующий продвижение психики к более зрелым формам,
воспринимается как интимно-близкий — непосредственно данный.
Таким образом, вместо самопостроения «Я» происходит процесс
некритического переноса самых ранних стадий психоэволюции
(фактическая неразличенность «Я» и окружающего мира) в
'•'•" Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1989. С. 248.
'"*• Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Тбилиси, 1991. Кн. 1.
С. 117.

830
А. Л. КАРА МУРЫ. Л. В. ПОЛЯКОВ
фазу физической и ожидаемой психической «зрелости». И
именно фрейдовское описание этого механизма можно использовать
как психоаналитическую интерпретацию того «мифа Царя»,
который как один из опорных канонов российской идентичности
продержался до начала XX в.
3. Фрейд писал: «Отграничение "Я" от "Идеала Я" у многих
индивидов не зашло слишком далеко, оба еще легко совпадают,
иЯ" часто еще сохраняет прежнее нарциссическое
самодовольство. Это обстоятельство весьма облегчает выбор вождя.
Нередко ему всего лишь нужно обладать типичными качествами этих
индивидов в особенно остром и чистом чекане и производить
впечатление большей силы и либидинозной свободы, и сразу на
это откликается потребность в сильном властелине и наделяет
его сверхсилой, на которую он и не стал бы претендовать.
Другие индивиды, идеал которых не воплотился бы в нем без
дальнейших поправок, вовлекаются "внушением", т. е. путем
идентификации» *.
Идентификация через «церковь» существенно усложнена
тем, что в ней «идеал Я» трансцендирует все посюсторонне-зна-
чимые стадии возрастания «Я», точно так же делая практически
невозможной адаптивную эволюцию как индивидуальной
психики, так и социального типа. Ориентация этого идеала на
заведомо сверхчеловеческие состояния — монашеское подражание
«ангельскому чину» или даже «подражание Христу» — создает
механизм, по существу блокирующий процесс эффективного
самопостроения, а значит, обустройства социальной среды.
Описывая этот механизм, 3. Фрейд как бы дает
психоаналитическую интерпретацию «мифа Святой Руси», второго опорного
канона российской идентичности.
Вот это механизм: «Каждый христианин любит Христа как
свой идеал и, кроме того, чувствует себя связанным
идентификацией с другими христианами. Но церковь требует от него
большего. Он, сверх того, должен идентифицироваться с
Христом и любить других христиан так, как любил их Христос. Таким
образом, церковь в обоих случаях требует восполнения
либидинозной позиции, данной массообразованием. Идентификация
должна присоединяться в случаях, где произошел выбор
объекта; а обратная любовь — в случаях, где уже имеется
идентификация. Это «большее» явно выходит за пределы конституции
массы» **.
* Там же. С. 124—125.
** Там же. С. 129.

Россия и Петр
831
В применении к русской истории психоаналитическая
техника дает возможность обнаружить уникальную конструкцию
традиционной ментальности на основе психоаналитической
интерпретации «мифа Святой Руси» и «мифа Царя» как опорных
канонов русской идентичности. Согласно классической схеме
позднего 3. Фрейда, нормальное психическое пространство
выстраивается как результат становления «Я», которое, используя
энергетику первобытного инстинкта (либидо), заполняющего
«Оно» и под контролем социально-нормативной инстанции
«Сверх-Я» (совесть), преодолевает «принцип удовольствия» во
взаимодействии с реальностью.
Как работает эта схема в качестве культурного кода, мы
можем проследить на материале западноевропейской истории
Средневековья и Нового времени. Феодальная организация
германо-романских народов, основанная на договорном праве,
выступает в качестве социокультурно маркированной зоны
формирования и укрепления позиции «Я». Собственное языческое
«ядро» постепенно проходит через двойную дифференциацию.
Под давлением инстанции «Сверх-Я» (католическая церковь)
одна часть вытесняется в дохристианское языческое прошлое,
фактически сливаясь (статусно) с античной культурой и образуя
энергетически-креативную сферу «Оно». Другая часть сама
сублимируется в «Сверх-Я», образуя все многообразие
западноевропейского христианского мира в двух основных формах:
католичество и протестантизм. Собственно Ренессанс-Реформация и
есть стадия культурного синтеза европейского «Я», когда
языческое «Оно» и христианское «Сверх-Я» вступают в
компромисс, позволяющий «Я» европейца Нового времени принять
вызов реальности.
Приложение этой же схемы к русской истории обнаруживает
глубокую специфичность структуры национальной ментальнос-
'nt, построенной на фактическом отсутствии социокультурно
маркированной позиции «Я». В отличие от социальной эволюции
западноевропейского культурного ареала (переход от
централизма ранних каролингских королевств к феодально-договорной
' тРУКтуре), древнерусский социум двигался в противоположном
^правлении от свобод удельного периода к централизованному
нотчинному государству, «при котором право суверенитета и
:!>аво собственности сливаются до такой степени, что делаются
Неотличимы друг от друга и где политическая власть отправля-
' т< я таким же образом, как экономическая» *.
*' ПаипсР. Указ. соч. С. 39.

832
А А. КАРЛ-МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Отсутствие социально значимого пространства договора
препятствовало становлению позиции «Я» как такой, которая
обеспечивала бы существование компромиссной зоны между
вытесненным языческим «Оно» и сублимированным православным
«Сверх-Я». В результате две эти зоны, не будучи опосредован-
ньши* функционировали либо в режиме полной
рассогласованности, либо как тождественные. Так, в отличие от
западноевропейской, в древнерусской культуре сложилась своя собственная
конфигурация ментальности, при которой позиция «Я» не
столько проращивалась изнутри индивида, сколько выносилась
«вовне» и присваивалась всему социуму как целому.
Эта специфика русской социокультурной эволюции,
выразившаяся типологически в отсутствии фазы
Ренессанс—Реформация, самым серьезным образом сказалась на способе и
характере идентификации русского коллективного «Я». Выступая
как симбиотическое «Мы», в котором неразличимо сливаются
«Оно» и «Сверх-Я», такая идентичность оказалась фактически
беззащитной перед экспансией «Другого» — западной культуры
с четко выраженной позицией индивидуального «Я». Поэтому
сам процесс интенсификации контактов с «Западом» еще более
обострил ситуацию внутреннего идентификационного кризиса.
Миф «Святой Руси» с предельной рельефностью
обнаруживает механизм этого кризиса. Как отмечает М. Чернявский, этот
миф с самого начала своего возникновения (середина XV в.)
строился как оппозиция мифу «правителя-Царя» и по существу
являлся «антицарским, антигосударственным лозунгом» *.
В этой своей функции миф «Святой Руси» выступал как
дезинтегратор, разрывая и противопоставляя друг другу
идентификацию через князя — военного вождя, , вытесненную в
языческое «Оно», и идентификацию через православную церковь,
сублимированную в «Сверх-Я». Но в то же время этот миф как
бы задавал формулу внутреннего тождества коллективного «Я >.
соединяя архаический этноним «Русь», с языческих времен
служивший для обозначения варяжских князей с их дружиной, <
эпитетом «Святая», означавшим высшую степень воцерковлс-
ния.
Так к середине XVII в. выстраивается коллективное «Я»
«Мы», делающее самое себя объектом/«идеалом-Мы» и вовлеки
ющееся в драматично-амбивалентный процесс идентификации '
коллективным «Другим» — «Западом»/«Европой».
* Cherniavsky M. Tsar and People. Studies in Russian Myths. New H1
veil and London, 1961. P. 110.

Россия и Петр
833
5
Рассматривая проблему коллективной идентичности с точки
зрения социологии Э. Дюркгейма, мы пришли к заключению,
что к середине XVII в. древнерусский социальный тип
(механическая солидарность) достиг предела своей эволюции и
вступил в кризисно-переходную фазу. Одновременно мы видели, что
именно в это время интенсивность «коллективного сознания»
Московской Руси достигает своего пика. Православие
становится идентификационной доминантой, стабилизирующей и
консервирующей архаичный социальный тип.
«Соборное Уложение» 1649 г. (своего рода «конституция»
Московского государства) открывается главой, первая статья
которой говорит сама за себя: «Будет кто иноверцы, какия ни
буди веры, или и русский человек (характерно это
противопоставление «русского» — «иноверцу». — Л. Я.), возложит хулу на
господа бога и спаса нашего Иисуса Христа, или на рождьшую
его пречистую владычицу нашу богородицу и приснодеву
Марию, или на честный крест, или на святых его угодников, и про
то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то
допряма, и того богохульника обличив, казнити, зжечь» *.
Структуру коллективной, а скорее даже — тотальной
идентичности Московского государства с предельной рельефностью
описал Иван Солоневич: «Царь считал себя Нацией и Церковью,
Церковь считала себя Нацией и Государством, Нация считала
себя Церковью и Государством. Царь точно так же не мог — и не
думал, — менять православия, как не мог и не думал менять,
напрИхМер, языка. Нация и не думала менять на что-либо другое
ни самодержавия, ни православия — и то и другое входило
органической частью в личности Нации. Царь был подчинен догма
там религии, но подчинял себе служителей ее» (Солоневич,
1940-е).
Не будем сейчас вдаваться в давний спор о том, была ли
идеология «Москва — третий Рим» императивом практической
политики московских царей XVI—XVII в. или она отражала лишь
надежды и упования церковных кругов. Для нас существенно
то, что идеологема «православного царства» объединяла и царя,
и подданных в такую целостность, которая устояла и в годы
«опричнины», и в годы «смуты». Утопическим двойником этой
идеологии и примерно с того же времени можно считать
мифологему «Святой Руси».
* Российское законодательство X—XX векои. М., 1985. Т. 3. С. 85.

834
А. А. КАРА МУРЗА, Л.В.ПОЛЯКОВ
Вопрос о легитимности царской власти предельно обострился
в Московском государстве в период «смуты» и после избрания на
царство представителя новой династии Романовых. Базисная
идеология выдержала испытание «смутой», выполнив роль
хранителя коллективной идентичности именно в тот момент, когда
традиционные властные структуры Московии разрушились и
лишь сознание принадлежности к «православному царству»
удерживало страну от окончательного распада и — самое
главное — перемены веры. И вполне естественно, что, пройдя через
чехарду всевозможных «избранников» и «самозванцев»,
московские люди на Земском соборе в январе 1613 г. единогласно
решили «литовского и шведского короля и их детей и иных
немецких вер и никоторых государств иноязычных не
христианской веры греческого закона на Владимирское и Московское
государство не избирать, и Маринки и сына ее на государство не
хотеть, потому что польского и немецкого короля видели на себе
неправду и крестное преступленье и мирное нарушенье:
литовский король Московское государство разорил, а шведский король
Великий Новгород взял обманом» (Соловьев С, 1860-е).
Мы видим в Москве, пережившей «смуту», явно усилившееся
давление утопии на легитимирующую идеологию «третьего
Рима». Утопия еще не становится альтернативой власти, но как
бы предполагает властную альтернативу: «Святорусская земля»
как идеальное сообщество правоверных христиан должна быть
представлена во властной структуре Московского государства.
По-видимому, именно этим давлением утопии, а не только
прямой родственной связью может быть объяснено то двоевластие,
которое установилось в 1619 г. после возвращения из
литовского плена митрополита Филарета и принятия им сана патриарха
«всея Руси». Согласно описанию С. Соловьева, с 1619 по 1633 г.
в Москве «было два великих государя, Михаил Федорович и
отец его святейший патриарх Филарет Никитич, и это была не
одна форма; все дела докладывались обоим государям, решались
обоими, послы иностранные представлялись обоим вместе,
подавали двойные грамоты, подносили двойные дары» (Соловьев С,
1860-е).
Уникальность этого двоевластия как результата временного и
хрупкого равновесия между легитимирующей «московской
идеологией» и все более требовательной утопией «Святой Руси»
подчеркивается катастрофой, постигшей патриарха Никона при
попытке воспроизвести эту же властную конструкцию всего
лишь четверть века спустя. И объясняется эта катастрофа от-

Россия и Петр
835
нюдь не тем, что между патриархом и Алексеем Михайловичем
отсутствовала прямая родственная связь. Дело в том, что
реформаторская деятельность Никона (нашедшая, кстати, полную
поддержку и понимание царя) нанесла удар по
легитимирующей идеологии, освободив тем самым царя от становившегося
все более непосильным бремени во всем соответствовать
совершенству воплощенного «третьего Рима». С другой стороны, вся
разрушительная энергетика «святорусской» утопии также
оказалась выведенной за пределы эффективного властного
контроля.
Трагический парадокс русской церковной (а значит — и
социальной) реформы заключался в том, что стремление к
совершенству, заложенное в идеологически-утопическом симбиозе
Московии, сформировало такой тип коллективной
идентичности, который по определению не мог подлежать какой-либо
корректировке «извне». Комплекс «Третий Рим/Святая Русь» и
возник кагс защитная реакция на внешний мир, подпавший под
власть еретиков и иноверцев, т. е. в конечном
(эсхатологическом) счете — Сатаны и апокалиптического Антихриста. И когда
царь и патриарх начали исправлять «третий Рим» но образу и
подобию «второго», результатом оказался «раскол». Одна часть
общества (конечно — большая) безусловно подчинилась
авторитету власти, подчеркнув тем самым, что ранее живая интегра-
тивная и легитимирующая идеология начинает превращаться
во все более отстраненный от реальности «официоз». Другая,
заведомо меньшая, осталась верна утопической компоненте
московской идентичности и ушла — из государства, из истории, из
жизни.
Тотальный эскапизм как безоглядное бегство от
реальности — родовой признак утопии, противостоящей
фальсифицированной идеологии, становится идентичностью и психологической
Доминантой «раскола». В.Розанов определил «тайну раскола»
как поиск «типикона спасения».
Прот. Георгий Флоровский еще точнее выразил эту «тайну».
Перевернув формулу: «Не следует ли сказать скорее: спасение,
как типикон...». Действительно, единственная цель
христианина —- спасение. По в логике утопии на последней стадии эта цель
До неразличимости сливается со средством. Раскол спасает свою
спасенность от исторической «порчи»: «Кончается и Третий
^им. Четвертому не быть. Это значит: кончается история. Точнее
сказать, кончается священная история; история впредь
перестает быть священной, становится безблагодатною. Мир оказывает-

836
А А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
ся и остается отселе пустым, оставленным, Богооставленным. И
нужно уходить, — из истории, в пустыню. В истории побеждает
кривда. Правда уходит в пресветлые небеса. Священное
Царствие оборачивается царством Антихриста...» (Флоровский,
1937).
6
На основе рассмотрения церковного раскола как первого
идентификационного кризиса мы можем сделать несколько
выводов.
Во-первых, кризис национальной ментальности явился
выражением начавшегося кризиса архаичного социального типа.
Солидарность по сходствам могла удерживаться с помощью
нескольких блокирующих модернизацию факторов, одним из
которых являлась предельная, близкая к тотальной степень
интегрированное™ «коллективного сознания». Фактически
именно на эту обусловленность раскола типом социальных связей
указывал С. Соловьев, когда писал: «При отсутствии духовного
простора, при господстве внешнего, формы, при неразвитости
духовных, настоящих, самых крепких основ народности,
однообразие, сходство внешнего, формы, служили единственною
связью между членами общества, членами народа» (Соловьев С,
1860-е).
Раскол этого сознания вел к разрыву симбиотического
единства «Оно» и «Сверх-Я» и — в перспективе — к появлению
независимого «Я», функцией которого становилось взаимодействие
с внешней реальностью — «Европой», «Западом», традиционно
выступавшими в качестве угрозы и негативного
идентификатора, т. е. объекта, на противостоянии которому строилась
собственная идентичность.
Во-вторых, необходимо подчеркнуть травматический
характер этого разрыва, создающий предпосылки для невротической
регрессии — т.е. для глубокого возврата назад во всех
последующих случаях неудачного или неполного преодоления
идентификационных кризисов. Дополнительная сложность
травматической конструкции обуславливалась тем, что в то время как
функция «Сверх-Я» оказалась существенно суженой, его
содержание фактически подверглось вытеснению в глубинные слои
коллективного бессознательного — в народный «раскол». Так
возник феномен русского человека как «святозверя»,
описанный С. Аскольдовым в статье «Религиозный смысл русской ре-

Россия и Петр
837
волюции»: «Быть может, наибольшее своеобразие русской души
заключается, на наш взгляд, в том, что среднее специфическое
человеческое начало является в ней несоразмерно слабым по
сравнению с национальной психологией других народов. В
русском человеке, как типе, наиболее сильными являются начала
святое и звериное». Отсюда и долгое отсутствие революций в
России, и вообще замедленность социальной эволюции: «Зверь
не способен созидать новые формы общественности. Святой ими
мало интересуется и по другим лишь основаниям, но тоже мало
для этого пригоден» (Аскольдов, 1918).
В-третьих, в результате вышеуказанных изменений
появилась возможность для позитивной идентификации с
«Западом» — прежде всего через личность царя, воплощавшую
позицию индивидуального «Я», освободившегося от власти
тотальной идентичности. С большой долей проницательности на
это обстоятельство еще в 1847 г. указывал К. Кавелин,
написавший: «В Петре Великом личность на русской почве вступила в
свои безусловные права, отрешилась от непосредственных,
природных, исключительно национальных определений, победила
их и подчинила их себе. Вся частная жизнь Петра, вся его
государственная деятельность есть первая фаза осуществления
начал личности в русской истории» (Кавелин, 1847).
Но именно это обстоятельство заложило основу для
очередного идентификационного кризиса, сосредоточенного вокруг
самодержавной власти как атрибута архаичного социума.
Персонифицированная власть оказалась нагруженной новой
сверхзадачей: перенести «объект желания» («Европу») в
Россию, т. е. изменить социальный тип и при этом не отказываться
от абсолютизма — следующего (после подорванного и маргина-
лизированного православия) фактора, блокировавшего
модернизацию.
В-четвертых, сам идентификационный кризис необходимо
интерпретировать с помощью максимально корректных
терминов. В частности, было бы явным анахронизмом рассматривать
конфликт между старообрядцами и властями как столкновение
между ксенофобами-националистами и
западниками-универсалистами. Необходимо постоянно иметь в виду, что внутри
христианской парадигмы «фундаментализм» никоим образом не мо-
жет быть отождествлен с «национализмом». Как подчеркивает
Э. Хобсбоум, «в отличие от фундаментализма, который — при
Пс"ей своей сектантской узости — черпает свою силу из
устремления к универсальной истине, теоретически приложимой ко
в<-ем, национализм по определению исключает из своего поля

838
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
зрения всех, кто не принадлежит к его собственной "нации",
т. е. огромное большинство человечества» *.
7
Рассматривая первый идентификационный кризис в
терминах психоанализа, можно сказать, что он явился выражением
разрыва с начальной стадией психической эволюции, а
именно — с нарциссизмом. Согласно 3. Фрейду, «нарциссизм —
общее и первоначальное состояние, из которого только позднее
развилась любовь к объекту, причем из-за этого нарциссизм
вовсе не должен исчезнуть» **. Социокультурными эквивалентами
этого нарциссизма выступали достаточно известные и хорошо
описанные в исследовательской литературе закрытость,
изоляционизм и самодостаточность Московского царства, а также
мессианизм его идеологии.
Церковная реформа Никона и Алексея Михайловича уже
означала смещение социокультурного, так сказать, «либидо» в
сторону «объекта», еще не совсем «иного» (поскольку
исправление книг и обрядов производилось в соответствии с нормами
греческой церкви), но все-таки «внешнего». Реформа Петра I
завершила сдвиг, обозначив в качестве объекта новой идентификации
чужую и чуждую культуру — «Европу».
Для понимания этой новой ситуации особенно ценна прямо
таки фрейдовская «проговорка» Чаадаева. Вопреки своей
рационально выстроенной концепции русскости как непрерывного
«самоотречения», он вдруг делает такую запись в тетради 50-х
гг.: «С того дня, как мы произнесли слово «Запад» по отноше
нию к самим себе, — мы себя потеряли» (Чаадаев, 1850-е).
Самое поразительное, что приблизительно в то же время Чаадаев
спорит со славянофильским тезисом о том, что Петр «похитил •
у русских «национальное начало»! Но это соседство записей —
лишь красноречивый пример того, как в русской национальной
ментальности (а Чаадаева следует признать одним из наиболее
типически «чистых» ее выразителей) протекают два
параллельных процесса — рациональная самоидентификация и бессозна
тельно-невротическое переживание травмы разрыва со «своим*
и становления «чужим».
* Hobsbawm E.J. Nations and nationalism since 1780: Programme
myth, reality. Cambridge, 1990. P. 168—169.
** Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. С. 265.

Россия и Петр
839
Чрезвычайно существенно, однако, что разрыв с
нарциссизмом как начальной стадией «коллективного бессознательного»
был осуществлен с помощью самодержавного нарциссического
«Я», и это оказалось мощным сдерживающим фактором в ходе
последующей социальной эволюции. Механизм этой задержки
можно представить таким образом. В качестве абсолютного
властелина Петр мог позволить себе практически все, что угодно,
но лишь поскольку он выступал в роли «Отца Отечества»
(официальный титул, присвоенный ему сенатом). Это означало, что
«Европа» для него не могла стать объектом, как выражается
3. Фрейд, «по типу опоры», или могла стать таким объектом для
него лично, когда он выступал в роли «плотника» или
«шкипера». В роли же русского Императора Петр мог (и должен был!)
относиться к «Европе» исключительно «утилитарно» —т.е.
«по нарцисспческому типу» (попытка нарушить этот канон со
стороны Петра III, выбравшего Фридриха Великого в качестве
«опорного объекта», окончилась трагично дли русского
императора).
Последствием такой «нарциссической идентификации»
оказывается то, что «объект воздвигнут в самом Я, как бы
спроецирован на Я... Тогда с собственным Я обращаются как с
оставленным объектом, и оно испытывает на себе все агрессии и
проявления мстительности, предназначавшиеся объекту» *.
Отсюда понятна та яростная настойчивость и все те крайности в
искоренении традиционной московской идентичности, которые
иногда напоминают даже эксцессы «опричнины».
Но отсюда же проистекает и другая крайность —
узкоизбирательное, селективно-прагматическое заимствование
инструментария европейской цивилизации (в первую очередь — воинской
организация и гражданского управления), позволяющее лишь
оснастить все то же нарциссическое «Я» новыми, более
могущественными средствами оперирования во внешней среде и
контроля над ней. И отнюдь не случайно, что Медный Всадник
сегодня так легко, словно «Летучий Голландец», мигрирует из
лагеря демократов-либералов в лагерь противоположный —
национал-имперский .
Мы помним, как в начале 1994 г. после неудачных для блока
выборов, лидер «Выбора России» негативно аттестовал Петра,
^ишь полгода назад ставшего эмблемой предположительной
«партии победы». И в те же сроки в газете «Завтра» можно было
пРочесть следующее: «Те, кто воспринимает Петра Великого за-
* Там же. С. 273.

840
А. А. КАРА-МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
падником, делают большую ошибку. Сам он не раз говорил и
писал, что, может быть, мы воспользуемся этими иностранцами
всего несколько лет, а потом дадим коленом под зад... И
главное — целью Петра было никак не смиренное "вхождение в
европейский дом", а Великая Россия» (Кириллова, 1994).
Эта двойственность оценок Петра обусловлена именно тем
самым способом преодоления традиционной архаики, каким он
воспользовался. Бритое лицо Петра есть та цивилизованная
внешность, которая скрывает его «бородатую» душу. И если
сделать вывод в стиле этой метафоры, то можно сказать, что, как и
бритье бороды, цивилизация есть регулярный ежедневно
повторяемый акт, а вовсе не чудодейственный одноразовый депилято-
рий.
8
Анализируя специфику структуры новой, иостмосковской
идентичности, мы должны обратить внимание на еще один
существенный момент. Поскольку традиционное «Сверх-Я»
оказалось репрессированным и вытесненным в «Оно» (именно так
можно интерпретировать уничтожение патриаршества,
превращение Церкви в государственный «департамент» и появление
массового религиозного диссидентства), в структуре
становящейся ментальности высвободилось место для функции «Я»,
которое, понятно, могло быть занято лишь и исключительно «Я»
царским, а с 1721 г. — императорским. Но в силу специфики
социального типа это «Я» тут же превратилось в фокус
«коллективного сознания», т.е. функционально начало работать как
«Сверх-Я».
Это превращение особенно рельефно проявилось в языке пет
ровских указов, начинающихся стандартной фразой «Божиею
милостию, мы, Петр Первый, царь и самодержец всероссийс
кий, и протчая, и протчая, и протчая». Симптоматичная ссылка
на «Божью милость» дополняется местоимением «мы»,
подчеркивающим невозможность использования партикулярного «Я».
столь обычного для повседневной переписки императора с
высшими государственными чинами (которая содержала, кстати,
прямые повеления и распоряжения, иногда даже более
значимые, чем тот или иной указ). Характерный сдвиг, показываю
щий, как самодержавная власть, вытеснив своего конкурента —
власть духовную, фактически сама заняла ее место в структуре
русской ментальности.

России и Петр
841
Иван Грозный использовал форму первого лица
единственного числа, обращаясь в своих «грамотах» таким образом: «Се яз
царь и великий князь Иван Васильевич всеа Росии...».
Местоимение «мы» появляется в приговорах церковно-земских
соборов конца XVI в., причем в связи с высшим духовным лицом
государства, например: «мы, преосвященный Антоней,
митрополит всеа Русии» (1580) или «мы, преосвященный Део-
нисей, митрополит всеа Русии» (1584).
Перенос местоимения «мы» в титулатуру самодержца
происходит во время двоевластия после «смуты», когда, например,
«окружная грамота» царя Михаила Федоровича от 5 июля
1619 г. уже содержит формулу «мы, великий государь царь и
великий князь Михаиле Федорович всея Русии, с отцем своим и
богомольцем святейшим патриархом Филаретом Никитичем
Московским и всея Русии». Отражая реальную ситуацию
симбиоза «светской» и «духовной» властей, местоимение «мы» есть
лишь корректная грамматическая форма — и не более.
Когда же эту форму использует Петр I, то это может
свидетельствовать только о необходимости для самодержавного «Я»
принять на себя функцию «Сверх-Я», вакантную после распада
прежней формы идентичности, и таким образом лишь
симулировать традиционную тотальную идентичность «Мы». То, что
нарочито единящее «Мы» российских самодержцев являло
собой лишь симулякр, достаточно остро чувствовал А. Герцен.
«Произведенная Петром революция, — констатировал он, —
разделила Россию на две части: по одну сторону остались
крестьяне свободных и господских общин, посадские крестьяне и
мещане; то была старая Россия, консервативная, общинная,
традиционная Россия, строго православная или же
раскольническая, неизменно религиозная, носившая национальную
одежду и ничего не воспринявшая от европейской цивилизации». Ей
противостояла Россия «новая», которую «составляло созданное
Петром дворянство, все потомки бояр, все гражданские
чиновники и, наконец, армия» (Герцен, 1850).
В результате этого нового «раскола» начинает выстраиваться
принципиально иное пространство идентификации, структура
которого обуславливается теперь проецированием «внутрь» того
внешнего «Мы», которое в форме
идеологического/утопического комплекса «Третий Рим/Святая Русь» противостояло всему
стальному миру. Весь «русский народ» (прежде тотально
предъявленный во всех формах социально-государственного бытия)
теперь переместился во внутреннее пространство «Российской
империи» и превратился в «объект желания» для государствен-

842
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
ной власти, реально функционировавшей в режиме «Табели о
рангах», но символически замещавшейся симулятивным «Мы»
очередного царствующего лица.
Но и со стороны «народа» выстраивается встречная и как бы
зеркально отраженная идентификация с царским «Мы», с
крестьянским «Царем-Батюшкой», идентификация «младших
мужей» — мужиков. И для них «Царь» — лишь «объект желания»
их коллективного «Я», источник и хранитель
«правды-справедливости». Вот характерное свидетельство середины XIX в.:
«Как известно, основой нашего социального строя служит
семья, поэтому русский народ ничего другого никогда и не
способен усматривать во власти, кроме родительского авторитета,
применяемого с большей или меньшей суровостью, — и только.
Всякий государь, каков бы он ни был, для него — батюшка»
(Чаадаев, 1850-е).
Наряду с этой традиционной связкой «царь-народ»
образуется новый идентификационный канон «царь-дворянство». Здесь
стороны рассматривают друг друга не столько в качестве
«объекта», сколько в качестве «опоры» — образца для
подражания в развитии собственного индивидуального «Я». Для
дворянства царь воплощал в себе предел (недостижимый — по
определению) свободно-личностной формы бытия, спонтанно, но и
ответственно самоопределяемой решением собственной воли.
Для царя (Петра Великого особенно и совершенно сознательно)
дворянство оказывалось воплощением собственного идеала —
«слуги отечества», свободно отдающего ему все богатства своего
индивидуального «Я».
Оба эти идентификационных канона, все более расходясь
между собой (позднейшие опыты дворянского «хождения в
народ» и встречного разночинного «хождения во дворянство»
лишь подчеркнули роковую неизбежность окончательного
разрыва), сходились, однако, в личности российского самодержца,
образуя амбивалентную идентичность «Я = Мы». Двуглавый
орел может быть поэтому понят и как совмещение позиций
всероссийского императора/«дворянского царя» и крестьянского
(т. е. православно-христианского) «царя-батюшки».
Проблематичность этого симбиоза состояла, однако, в том,
что внутреннее равновесие могло быть достигнуто лишь в том
случае, когда ни одна из этих позиций не могла усилиться за счет
другой. Иными словами, требовалась некоторая собственная,
независимая от предложенных канонов идентичность
самодержца, которая позволяла бы ему/ей существовать не в качестве
«точки 0», а в качестве вершины треугольника, ограничиваю-

Россия и Петр
843
щего новое идентификационное пространство. Такой
идентичностью мог стать лишь имевшийся в арсенале архаичной
социокультурной практики образ неограниченного властителя —
«деспота», если воспользоваться дюркгеймовской
терминологией.
Собственно, смысл и существо следующего кризиса
коллективной идентичности, инициированного Петром и
завершившегося уничтожением императорской семьи в июле 1918 г. (ср.
казнь царевича Алексея Петровича в июле 1718 г.) и состоит в
безуспешном поиске меры «деспотизма», а значит —
переживании/вытеснении его в качестве невротического комплекса в
бессознательное российской национальной идентичности,
становящейся в ходе социальной эволюции.
Сегодня, когда Россия переживает шок травматического
разрыва с «коммунизмом» и «империей», все более заметное
присутствие в нашем жизненном горизонте «Медного Всадника» и
симптоматично, и своевременно. Искушение авторитаризмом
(легко перетекающим, кстати, в автократию), своиствентюе
столь многим — и столь разным! — политикам, не может быть
лучше символизировано, чем бронзовой аллегорией удержания
России «уздой железной». Вопрос только вот в чем: согласны ли
мы сегодняшние признать себя — «над бездной»?!
Источники цитат
Аксаков И., 1862
Аксаков И., 1880
Аксаков И., 1881
Аксаков И., 1884
Аксаков К., 1851
Аксаков К., 1856
Андреев, 1958
Андреева, 1988
Л,1исимов, 1989
' кпльдов, 1918
w»*viep, 1991
Аксаков И. С. Соч. М., 1886. Т. 2. С. 69.
Аксаков К., Аксаков И. Литературная критика. М.,
1992. С. 265—266.
Аксаков И. С. Соч. Т. 2. С. 484, 485.
Там же. С. 814, 824, 827—828.
Аксаков К. С. Соч.: В 3 т. М., 1889. Т. 1. С. 46—48,
53—54.
Там же. С. 167.
Андреев Д. Л. Роза мира. Метафилософия истории.
М., 1991. С. 139, 152, 153—154, 157-158.
Андреева Н. Не могу поступиться принципами // -
Советская Россия. 13.03.1988.
Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л., 1989.
С. 39—41.
Аскольдов С. А. Религиозный смысл русской
революции // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 225.
Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта.
М., 1991. Т. 1.С. 149.

844
А. А. КАРА МУРЗА. Л. В. ПОЛЯКОВ
Бердяев, 1918
Бердяев, 1937
Бердяев, 1946
Бестужев-Рюмин,
Бакунин, 1849—1850 Бакунин М. А. Собр. соч. и писем. М., 1935. Т. 4.
С. 34—35, 40—41.
Белинский, 1836 Белинский В. Г. Собр. соч. Т. 1. С. 222, 476.
Белинский, 1839 Там же. Т. 2. С. 138.
Белинский, 1841 Там же. С. 53,87; Белинский В. Г. Полное собрание
сочинений. М., 1954. Т. 5. С. 141; Т. 9. С. 93.
Белинский, 1845 См.: Физиология Петербурга. М., 1991. С. 14, 22.
Бердяев Н.А. Духи русской революции // Вехи. Из
глубины. М., 1991. С. 255—256.
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского
коммунизма. М., 1990. С.12.
Бердяев Н.А. Русская идея. Париж, 1946. С. 18.
1872 Бестужев-Рюмин К.Н. Причины различных
взглядов на Петра Великого в русской науке и
русском обществе // Журнал Министерства Народного
Просвещения. СПб., 1872. Ч. 161, № 6. С. 151.
Богословский, 1902 Богословский М. М. Областная реформа Петра
Великого. М., 1902. С. 3—4, 13, 24.
1917 Богословский М.М. Петр Великий по его
письмам // Сборник статей в честь Матвея Кузьмича Лю-
бавского. Пг., 1917. С. 247.
Болтин И. Н. Примечания на историю древней и
нынешней России г. Леклерка. СПб., 1788. Т. I.
С. XXXVIII—XXXIX, 565.
Булгаков С. Я. Героизм и подвижничество (Из
размышлений о религиозной природе русской
интеллигенции) // Вехи. Из глубины. М., 1991. С. 33.
Бунаков И. Пути России // Современные записки»,
Париж, 1932. С. 305, 307.
Бунин, Катаев, 1920-е См.: Катаев В. Трава забвения.
Василевский, 1923 Василевский (не-Буква) И. М. Романовы.
Портреты и характеристики. Пг.; М., 1923. С. 99—102,
108, 124—125, 129, 134.
Вейдле В. Задача России. Нью-Йорк, 1956. С. 308—
309.
Там же. С. 86—87.
Там же. С. 67, 68.
Волошин М. Россия // Юность. 1988. № 10. С. 78.
Вяземский, 1847 Вяземский П. А. Эстетическая и литературная
критика. М., 1984. С. 327.
Вяземский, 1867 Там же. С. 260.
Геннадий (Эйкалович), 1981 Игумен Геннадий (Эйкалович).
Народничество // Новый журнал. 1981. № 145. С. 255.
См.: Образ Петра в советской поэзии двадцатых
годов // Ученые записки Кировского
государственного пединститута. Киров, 1967. Выи. 29. № 1.
Герцен, 1833 Герцен А. И. Соч.: В 2 т. М., 1985. Т. 1. С. 81.
Богословский,
Болтин, 1788
Булгаков, 1908
Бунаков, 1932
Вейдле, 1936
Вейдле, 1937
Вейдле, 1938
Волошин, 1920
Герасимов, 1920

Россия и Петр
845
Герцен, 1843
Герцен, 1850
Герцен, 1855
Герцен, 1857
Герцен, 1858
Герцен, 1860
Герцен, 1863
Герцен, 1864
Гоголь, 1833
Гоголь, 1843
Гоголь, 1847
Головкин,1721
Горный, 1922
Там же. С. 455—456.
Герцен А. И. Эстетика. Критика. Проблемы
культуры. М., 1987. С. 204; Герцен А. И. Соч.: В 8 т. Т. 3.
С. 387—390.
Герцен А. Я. Соч. Т. 8. С. 15.
Мнение А. И. Герцена о княгине Е. Р. Дашковой и
ее воспоминаниях // Полярная звезда. 1857. Кн. III.
Герцен А И. Полное собр. соч.: В 22 т. Т. 9. С. 206.
Герцен А. И. Соч. Т. 8. С. 48.
См.: Интеллигенция. Власть. Народ (Антология).
М., 1993. С. 26—27.
Герцен А. Я. Соч. Т. 8. С. 222.
Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 8 т. М., 1984. Т. 8. С. 55.
Там же. Т. 7. С. 256—257.
Там же. С. 341,342.
См.: Шмурло Е. Петр Великий в оценке
современников и потомства. СПб., 1912. С. 8.
Горный С. Пугачев или Петр? (Душа народа).
Берлин, 1922. С. 10—11.
Грановский, 1855 Грановский и его переписка: В 2 т. М., 1897. Т. 2.
С.453.
Григорьев, 1859 Григорьев А. Искусство и нравственность. М., 1986.
С.176.
Григорьев, 1862 Там же. С. 13.
Данилевский, 1868 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.
С. 126,265,266.
Бумаги кн. Дашковой//Архив кн. Воронцова. М.,
1881, Т. XXI. С. 219—222, 361; Воспоминания
княгини Е. Р. Дашковой. 2-е изд. Лейпциг, б. г.
С. 199-201.
Сочинения Г. Державина в 4 томах. СПб., 1895.
Т. 1.С. 10—12.
Димитрий Ростовский, 1701 Димитрий Ростовский. Собрание
разных поучительных слов и других сочинений. М.,
1786. Т. 1.Л. 1.
Добролюбов, 1858 Добролюбов Н.А. Соч: В 9 т. Т. 3. С. 25, 27—28.
Достоевский, 1874 Достоевский Ф.М. Полное собр. соч. М., 1980.
Т. 21. С. 272.
Достоевский, 1875 Там же. С. 267.
Достоевский, 1876 Там же. Т. 22. С. 144; Т. 23. С. 47; Т. 24. С. 88, 113,
208.
Достоевский, 1880 Там же. Т. 26. С. 147.
Екатерина II, 1790 См.: Шмурло Е. Петр Великий в оценке
современников и потомства. СПб., 1912. С. 69; Семнадцатый
век. М., 1869. Кн. 4. С. 245.
:*»валигаин, 1870-е ЗавалишинД. Я. Записки декабриста. СПб., 1906.
С.121.
Дашкова, 1780
Державин, 1776

846
А. А. КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Зимовец, 1993
Зимовец, 1994
Захаров, 1994 Захаров А. В. Оскорбление жестом (рукопись
доклада). М., 1994. С. 1 — 6.
Зеньковскии, 1926 Зеньковскии В. Русские мыслители и Европа. 2-е
изд., Париж, 1955. С. 12.
Зимовец С. Н. Петр Первый — кочевник на троне
(рукопись доклада). М., 1993. С. 1.
Зимовец С.Н. Петр Первый: «геополитик» или
«хронополитик»? (рукопись доклада). М., 1994.
С. 1 — 2.
Иванов-Разумник, 1917 См.: Скифы. 1917. Сб. 1. С. 212.
Ильин, 1950 Ильин И. А. Наши задачи. М., 1992. Т. 1. С. 286—
287
Ильин, 1953 Там же. Т. 2. С. 213—214, 221.
Иоанн (Экономцев), 1989 Иеромонах Иоанн Экономцев. Национально-
религиозный идеал и идея Империи в Петровскую
эпоху // Вестник РСХД. 1990. № 158. С. 30-31.
Кавелин К. Д. Наш умственный строй. Статьи но
философии русской истории и культуры. М., 1989.
С. 12—13,61.
Там же. С. 163, 164.
Там же. С. 230, 240.
Карамзин Н. М. Письма русского путешественника.
Л., 1984. С. 253-254.
См.: Там же. С. 453.
Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в
ее политическом и гражданском отношении. М.,
1991. С. 32-33.
Карташев, 1950-е Карташев А. Б. Очерки по истории русской церкви.
М., 1992. Т. 2. С. 320—321, 323-324.
Каховский, 1826 Из писем и показаний декабристов. С. 11.
Кизеветтер, 1900-е Кизеветтер А. А. Русское общество в
восемнадцатом столетии. Ростов-на-Дону, 1905. С. 8—12.
Киреевский, 1832 Европеец. Журнал И. В. Киреевского. М., 1989.
С. 314.
Кириллова, 1994 Кириллова Е. Идеология идеала//Завтра. 1994.
№9.
Киссель, 1991 Кисселъ М. А. К уяснению философеко-историческо-
го смысла преобразований Петра Великого // Из
истории реформаторства в России. Философско-исто-
рические очерки. М., 1991. С. 29.
Ключевский, 1890-е Ключевский В. О, Соч. М., 1958. Т. 4. С. 206—
209, 210, 213, 219; Ключевский В. О. Полный курс
лекций: В 3 кн. М., 1993. Кн. 1. С. 482, 484, 486—
487, 490—492.
Костомаров, 1875 Костомаров И. И. Исторические монографии и
исследования: В 2 кн. М., 1989. Кн. 2. С. 126, 131-
132, 133.
Кавелин, 1847
Кавелин, 1864
Кавелин, 1866
Карамзин,1790
Карамзин,1797
Карамзин, 1811

Россия и Петр
847
Ленин,1918
Лихачев, 1978
Ломоносов, 1752
Ломоносов, 1755
Кузьмин-Караваев, 1911 См.: Блок Л. Л. Дневник. М., 1989. С. 14.
Кюхельбекер, 1821 Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи.
Л., 1979. С. 380.
Ленин В, И. Полное собр. соч. Т. 36. С. 301.
Лихачев Д. С. Была ли эпоха петровских реформ
перерывом в развитии русской культуры? //
Славянские культуры в эпоху формирования и развития
славянских наций XVIII—XIX вв. М., 1978. С. 173.
Ломоносов, 1750 Ломоносов М. Б. Полное собр. соч. Т. XVIII. С. 285—
286.
Там же. Т. VIII. С. 504.
Там же. С. 611.
Лотман, Успенский, 1982 Лотман Ю.М., Успенский Б. А. Отзвуки
концепции «Москва—Третий Рим» в идеологии
Петра Первого (к проблеме средневековой традиции
в культуре барокко) // Художественный язык
средневековья. М., 1982. С. 244.
Мамардашвили, 1988 Мамардашвили М. Как я понимаю философию.
М., 1992. С. 174.
Меншиков, 1726 См.: Павлов Сильванский H.IL Мнения верховни-
ков о реформах Петра Великого // Очерки по
русской истории 17—18 вв. СПб., 1910. Т. 2.
1896 См.: Пушкин в русской философской критике.
М., 1990. С. 140, 141.
1904 Мережковский Д. С. Соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 2.
С. 324—325, 371—372, 412, 413, 414, 415, 417, 418,
420,643,648.
Мережковский, 1906 Мережковский Д. С. Больная Россия.
Избранное. Л., 1991. С. 35, 54, 58.
Миллер О. Ф. Об отношениях русской литературы к
Петру Великому // Русская старина. 1873. Т. 7.
С. 411—412.
Милюков П. Н. Государственное хозяйство России в
первой четверти восемнадцатого столетия и реформа
Петра Великого. М., 1892. С. 5.
Милюков П. Н. Очерки но истории русской
культуры. СПб., 1901. Ч. 3. Вып. 1. С. 145-147, 154.
1872 Сочинения Н. К. Михайловского. СПб., 1896.
Т. 1. Стб. 638-640, 647—651.
Муравьев В., 1918 Муравьев В. Н. Рев племени // Вехи. Из глубины.
М., 1991. С. 409, 411.
Муравьев Н., 1839 См.: Лунин М.С. Письма из Сибири. М., 1987.
С. 77, 81.
Надточий Э. В. Топология перехода через Альпы //
Знание — сила. 1993. № 10.
Записки И. И. Неплюева. СПб., 1893. С. 112.
Одоевский В. Ф. Русские ночи. Л., 1975. С, 180—182.
Мережковский,
Мережковский,
Миллер, 1873
Милюков, 1892
Милюков, 1901
Михайловский,
Надточий, 1993
^-плюев, 1725
'}Доовский, 1844

848
А. А. КАРА МУРЗА. Л.В.ПОЛЯКОВ
Павленко, 1973 Павленко Н. И. Петр I (к изучению
социально-политических взглядов) // Россия в период реформ
Петра I.M., 1973. С. 40, 41.
Павлов-Сильванский, 1907 Павлов Сильванскии Н. П. Феодализм в
России. М., 1988. С. 147.
Панченко А. М. Русская культура в канун
петровских реформ. М., 1984. С. 114, 116.
Панченко А. М. Начало петровской реформы:
идейная подоплека // XVIII век. Вып. 16. Л., 1989. С. 7,
15.
Панченко А. М. Церковная реформа и культура
петровской эпохи//XVIII век. Вып. 17, СПб., 1991.
С. 10-11, 12.
Пекарский, 1862 Пекарский П.П. Наука и литература в России при
Петре Великом. СПб., 1862. Т. I. С. 13.
Перевалов В. Л. Петр Первый (рукопись доклада),
М., 1994. С. 1—3.
Письма и бумаги Петра. Б. г. Т. IX. Вып. 1.
С.3259.
См.: Берхгольц Ф.-В. Дневник камер-юнкера.
М., 1858. 4.2. С. 83.
Пильняк Б. Сочинения. Никола на Посадях. 1924.
Т. 3. С. 152, 188, 190, 198, 203—204, 208, 211.
Писарев Д. И. Исторические эскизы. Избранные
статьи. М., 1989. С. 29—35, 53.
Платонов А., 1920-е Платонов А. Избранные произведения. М., 1983.
С. 168-198.
Платонов С, 1899 Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М.,
1993. С. 540—542.
Плеханов Г. В. Избранные философские
произведения: В 5 т. М., 1956. Т. I. С. 409—410.
-1915 Плеханов Г. В. Полное собр. соч. М., 1925.
Т. 21. С. 37, 38.
Погодин М. Петр Великий//Москвитянин. 1841.
Ч.1.М1.С.З-4, 10, 12, 15, 18.
Погодин М. Петр Первый и национальное
органическое развитие. М., 1863. С. 5—6, 10, 12, 14—16,
23-24.
Покровский, 1910-е Покровский М. Н. Избранные произведения. М.,
1966. Кн. 1.С. 99.
Полевой, 1830-е Полевой Н.А. История Петра Великого. 2-е изд. М..
1899. С. 431,434, 441.
Пушкин, 1826 Пушкин А. С. Соч.: В Зт. М., 1985. Т. 1. С. 386-
387.
Пушкин, 1828—1929 Там же. Т. 2. С. 92, 119.
Пушкин, 1830-е См.: Пушкин в русской философской критике. М..
1990. С.141.
Панченко, 1984
Панченко, 1989
Панченко, 1991
Перевалов, 1994
Петр1, 1709
Петр1, 1723
Пильняк, 1919
Писарев, 1862
Плеханов, 1889
Плеханов, 1914-
Погодин, 1838
Погодин, 1863

Россия и Петр
849
Пушкин, 1833
Радищев, 1782
Розанов, 1896
Розанов, 1905
Рязановский,
Самарин,1846
Светлов, 1925
Семенов, 1985
1.
m
Пушкин, 1831 Пушкин Л. С. Наброски к истории Петра //
Пушкин А. С. Полное собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1949.
С.413.
Пушкин А. С. Соч.: В 3 т. Т. 2. С. 182.
Радищев А. И. Собр. соч.: В 2 т. М., 1907. Т. 1. С. 73,
74—75.
Розанов В. В. Религия и культура. М., 1990. Т,
С. 76—77.
Там же. С. 342.
1984 Riasanousky N. The Image of Peter the Great
Russian History and Thought. N.Y., 1985. P. 251.
Сочинения Ю. Ф. Самарина. М., 1900. Т. 1. С. 4.
Светлов М. Соч.: В 3 т. М., 1970. С. 118—124.
Семенов Ю. Смерть Петра//Версии. М., 1985.
С. 49.
Серафим (Соболев), 1939 Архиепископ Серафим (Соболев). Русская
идеология. СПб., 1993. С. 148.
Серов, 1900-е См.: Грабарь И. Э. В. А. Серов. Жизнь и творчество.
М., 1913. С. 248—249.
Сироткин, 1994 См.: Независимая газета. 15.02.1994.
Случевский, 18?? Слуневский К. К. Стихотворения. Поэмы. Проза. М.,
1988. С.194.
Соколов, 1993 Соколов М. Авессалом! Авессалом! // Сегодня. 4.06.
1993.
Солженицын, 1960-е Солженицын А. И. Архипелаг Гулаг. М., 1990.
Т. III — IV. С. 562—563.
1882—1883 Соловьев B.C. Соч.: В 2т. М., 1989. Т. 1.
С. 72—73.
1884 Там же. С. 287—289.
1888 Там же. С. 424, 429.
1896 Там же. Т. 2. С. 576—577, 602—603, 604.
1858. Соловьев СМ. Избранные письма. Записки. М.,
1983. С.206.
1860-е Соловьев СМ. Сочинения. М., 1991. Кн. VII.
Т. 13—14. С. 427, 429, 432; Соловьев С М. История
России" с древнейших времен. М., 1963. Кн. IX.
Т. 18. С. 544—545, 549, 550—551.
Соловьев С, 1861 Соловьев С М. Птенцы Петра Великого // Чтения и
рассказы по истории России. М., 1989. С. 621, 623.
головьев С, 1868 Соловьев СМ. Петр Великий на Каспийском
море// Чтения и рассказы по истории России.
С. 696.
(олоневич, 1940-е Солонсвич И. Народная монархия. М., 1991.
С. 422, 423, 436, 442, 451, 453, 454, 459-462, 466—
467.
гнерлнекий, 1809 План государственного преобразования графа
М. М. Сперанского. М., 1905. С. 21.
Соловьев В.,
Соловьев В.,
Соловьев В.,
Соловьев В.,
Соловьев С,
Соловьев С,

850
А А КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Стефан Яворский, 1709 Проповеди блаженные памяти Стефана
Яворского. М., 1804-1805. Ч. III. С. 242.
Стефан Яворский, 1710 Там же. Ч. I. С. 167; Слова Стефана
Яворского, митрополита рязанского и муромского // Труды
Киевской Духовной Академии. 1875. № 1. С. 122.
Сумароков, 1768 Сумароков. Полное собрание сочинений. 2-е изд.
Ч. 1.С. 268.
Сыромятников, 1943 Сыромятников Б, И. «Регулярное» государство
Петра Первого и его идеология. М.; Л., 1943. Ч. 1.
С.152.
Тардов, 1911 Тардов В. Г. Судьба России. М., 1918. С. 131.
Тихомиров, 1904 Тихомиров Л. А. Монархическая государственность.
СПб., 1992. С. 292, 293, 295.
Толстой А., 1917 Толстой А Я. Собр. соч. М., 1982. Т. 3. С. 30, 32,
33—34.
Толстой А., 1930-е Там же. С. 535.
Толстой Л., 1870 Толстой Л. Я. Полное собр. соч. Т. 48. С. 123.
Толстой Л., 1872 См.: Толстовский сборник. Тула, 1973. Вып. 5.
С. 34—43.
Толстой Л., 1890-е См.: Вере С.А. Воспоминания о графе
Л.Н.Толстом. Смоленск, 1894. С. 46.
Толстой Л., 1902 Толстой Л. Я. Полное собр. соч. Т. 73. С. 236.
Топорков, 1915 Топорков А. Идея славянского возрождения //
Начала. М., 1992. С.32.
Троцкий, 1923 Троцкий Л. Литература и революция. М., 1923.
С. 69.
Трубецкой Н., 1921 Трубецкой Я. Верхи и низы русской культуры //
Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьба
России. М., 1992. С. 338.
Тургенев И., 1846 Тургенев И. С. Соч.: В 12 т. М., 1953. Т. 1. С. 85.
Тургенев И., 1869 Там же. Т. 10. С. 293—294.
Тургенев Н., 1844 Тургенев Я. Россия и русские. М., 1908. Ч. III.
С.180,184,192.
Тынянов, 1931 Тынянов /О. Восковая персона. М., 1931. С. 18.
Улыбышев, 1819 Избранные социально-политические и философские
сочинения декабристов. М., 1951. Т. I. С. 290—291.
Успенский, 1976 Успенский Б. A. Historia sub specie semioticae//
Культурное наследие Древней Руси. М., 1976.
С. 286-289, 291—292.
Учебник, 1702—1703 См.: Пьесы школьных театров Москвы. Ранняя
русская драматургия (XVII — первая половина
XVIII вв.). М., 1974. С. 158-159.
Федотов, 1926 Федотов Т.П. Судьба и грехи России. Избранные
статьи по философии русской истории и культуры-
СПб., 1991. Т. 1.С. 52, 79.
Феофан Прокопович, 1717 Феофан Прокопович. Сочинения. М., 1961.
С. 60—61; Феофан Прокопович. Слова и речи поучи-

Россия и Петр
851
тельные, похвальные и поздравительные. СПб.,
1760—1774. Т. 2. С. 155, 157.
Феофан Прокоиович, 1718 Феофан Прокопович. Соч. С. 102—103;
Феофан Прокопович. Слова и речи... Т. 1. С. 251, 252.
Феофан Прокопович, 1725 Феофан Прокопович. Соч. С. 126.
Феофилакт Лопатинский, 1709 Феофилакт Лопатинский. Служба
благодарственная о великой Богом дарованной
победе под Полтавою. М., 1709. Л. 16, 19.
1937 Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж,
1937. С. 82—83.
1766 Фонвизин Д. И. Собр. соч.: В 2 т. М.; Л., 1959. Т. 1.
С.185.
1940-е См.: Общественные движения в России в первую
половину XIX века. СПб., 1905. Т. I. С. 109, 112—
113.
Франк С. Л. Пушкин об отношениях между Россией
и Европой // Пушкин в русской философской
критике. М., 1990. С. 455—456.
Херасков. Нума или процветающий Рим. М., 1768.
С. 180.
Хомяков А. С. Полное собр. соч. М., 1900. Т. 3. С. 18,
27.
Там же. С. 270.
Цымбурский, 1993 Цымбурский В. Л. Петр Первый (рукопись
доклада). М., 1993.
Чаадаев П. Я. Полное собр. соч. и избр. письма. М.,
1991. Т. 1.С. 526, 527.
Там же. Т. 2. С. 159-160, 166.
Чаадаев П. Я. Полное собр. соч. и избр. письма.
Т. 1.С. 494, 499.
ернышевский, 1861 Чернышевский Н.Г. Полное собр. соч.: В 15 т.
М., 1950. Т. 7. С. 612, 613-614.
1886 Там же. Т. 15. С. 613—615.
Чичерин Б. Я. Областные учреждения в России в
XVII в. М.,1856. С. 590.
См.: Русанов Н. С. Событие 1 марта и Николай
Васильевич Шелгунов // Н. В. Шелгунов, Л. П. Шелгу-
нов, М. Л. Михайлов. Воспоминания. М., 1967. Т. 1.
С.355.
Шихматов. Петр Великий. Лирическое песнопение
восьми песнях. М., 1810.
Шмеман А. Д. Исторический путь православия.
Нью-Йорк, 1954. С. 378, 384.
IIIмурло Е. Петр Великий в оценке современников и
потомства. СПб., 1912.
Письмо Г. Шпета Н. Гучковой // Начала. 1993. № 3.
С. 47-48.
Флоровский,
Фонвизин Д.,
Фонвизин М.
Франк, 1949
Херасков, 1768
Хомяков, 1839
Хомяков, 1857
Цымбурский, !
Чаадаев, 1937
Чаадаев, 1843
Чаадаев, 1850-е
Чернышевский,
Чичерин, 1856
Шелгунов, 1881
Шихматов, 1810
Шмеман, 1954
ii
мурло, 1914
Члет, 1912

852
А. А КАРА МУРЗА, Л. В. ПОЛЯКОВ
Шпет, 1922 Шпет Г. Соч. М., 1989. С. 27.
Щербатов, 1770-е Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1898.
Т. 2. С. 30, 38.
Эрн, 1915 Эрн В. Ф. Сочинения. М., 1991. С. 387.
^^

Послесловие
А. КАРА-МУРЗА
Формула Петра Великого
Он мучительно искал образ человека и не
находил его. Со всех сторон обступали его
безобразные и нечеловеческие чудовища. В
этом была его трагедия. Он верил в
человека, искал красоты человека и не находил
его в России...
Бердяев о Гоголе, 1918
Что-то подступало к сердцу тошнотою
смертною. Убежать бы или разогнать всю
эту сволочь! Когда же со смрадною мглою и
тусклым светом догоревших свечей
смешался холодный свет зимнего утра,
человеческие лица сделались еще страшнее, еще
более похожи на звериные морды или
чудовищные призраки.
Мережковский о Петре Первом, 1904
В 1872 г., в дни 200-летнего юбилея Петра Великого,
известный ученый и публицист Н. Михайловский, пытаясь обозреть
необъятное море «литературы о Петре», пришел к
парадоксальному выводу: «Истинная "формула Петра" до сих пор все еще
неясна русскому обществу»: «Эта фигура, хоть над ней и много
Работали, и до сих пор еще состоит из отдельных кусков, не
сложенных, не спаянных, не охваченных одною общею идеею. И я
Думаю, что большинство общества не знает Петра как личности,
как характера, очевидно, выкроенного руками природы и
русской истории из цельного куска и в то же время полного,
по-видимому, противоречий» (Михайловский, 1872).
Нечто подобное, вероятно, испытал и читатель данной книги,
знакомившись с новой, еще более расширившейся, по сравне-
11 ню с временами Михайловского, «коллекцией суждений о Пет-

854
А. КАРА-МУРЗА
ре Великом». Какова же все-таки она, интегральная «формула
Петра Великого»? Да и возможна ли она?
1
Поражает не столько разноголосица мнений о Петре (о
политических пристрастиях, как и вообще о вкусах, не спорят),
сколько перемена воззрений па Петра у одних и тех же авторов.
Так, может быть, поняв мотивы и логику этих перемен, к
примеру — у Карамзина и Герцена (хотя ряд этот можно легко
продолжить), мы приблизимся и к пониманию искомой «формулы
Петра » ?
За что славит Петра молодой Карамзин в «Письмах русского
путешественника»? «Мы не таковы, как брадатые предки наши:
тем лучше! Грубость наружная и внутренняя, невежество,
праздность, скука были их долею в самом высшем состоянии: для
нас открыты все пути к утончению разума и к благородным
душевным удовольствиям». И далее знаменитое: «Все народное
ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не
славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для
русских, и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды
человека, то мое, ибо я человек!» (здесь и далее курсив в цитатах
мой. —А. К. М.) (Карамзин, 1790).
Очеловечивающая универсализация русского характера —
вот главная заслуга Петра, понятая и принятая «русским
путешественником» Карамзиным. Но уже в 1797 г. он высказывает —
пока очень сдержанно — сомнение в эффективности
«петровского ускорения». После традиционных комплиментов:
«удивительно всесилие творческого гения... вырвав Россию из
летаргического сна... направил ее на пути света с такой силой...» и т. д.
и т. п., помудревший Карамзин высказывает мысль новую: «Но
здесь другие идеи и новые образы теснятся в моем уме:
достаточно ли прочны сооружения, воздвигаемые с излишней
поспешностью? Шествие Природы не является ли всегда постепенным и
медленным? Блистательная иррегулярность может ли быть
устойчивой и прочной? Вырастают ли великие люди из детей,
которые с самого раннего возраста обучаются слишком многому?.-
Я умолкаю» (Карамзин, 1797). Сомнение здесь, очевидно,
высказывается не только о темпе российского просветительского
ускорения; вопрос ставится о качественных последствиях такого
темпа. К тем же годам относятся тексты Карамзина, где он
намечает новую оппозицию: одно дело «универсальный человек»»

формула Петра Великого
855
«человек универсальной культуры»; совсем другое—
«подражатель», или, как любил говорить Карамзин, — «обезьяна и
попугай одновременно».
Наконец, взглянем на еще более позднюю карамзинскую
«Записку о Древней и новой России»: «Мы стали гражданами мира,
но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России.
Виною Петр» (Карамзин, 1811). В противоположность себе же,
раннему, Карамзин заключает: общечеловеческое состоит из
многообразия национального, гражданские добродетели,
чувство привязанности к Родине — не препятствие на пути к
«общечеловеческому», а условие и залог этого: «Петр не хотел
вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное
могущество государств, подобно физическому, нужное для их
твердости. Сей дух и вера спасли Россию во времена
самозванцев; он есть не что иное, как привязанность к нашему
особенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству.
Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и
вводя иностранные, государь России унижал россиян в
собственном их сердце. Презрение к самому себе располагает ли
человека и гражданина к великим делам?» (Карамзин, 1811). PI
отсутствие названных качеств делают страну вроде бы внешне
более цивилизованной, но на самом деле — крайне уязвимой
для рецидивов варварства.
В основе перемены взглядов Карамзина, таким образом,
лежит констатация: продолжение дела Петра по линии
подражательства, а не творчества, стирание национального «лица» ведет
не к цивилизации, а к одичанию. То, что было или казалось при
Петре цивилизующим, стало чревато варваризацией. И когда
«цивилизация» начала оборачиваться «обезьянничаньем и
попугайством», Карамзин не пересмотрел, а развил и уточнил
свою мысль — во имя все той же «человечности». (Подобное
Умонастроение начала XIX в. хорошо выразил и находившийся
под сильным влиянием Карамзина будущий декабрист А. Улы-
бышев, который так написал о Петре: «Толчок, данный этим
властителем, надолго задержал у нас истинные успехи
цивилизации. Наши опыты в изящных искусствах, скопированные с
произведений иностранцев, сохранили между ними и нами в
терние двух веков ту разницу, которая отделяет человека от обе-
*ьяны» (Улыбышев, 1819). "
Правильнее сказать, что Карамзин лишь окончательно
сформулировал (до него в этом же направлении мыслили Щербатов,
полтин, Дашкова, Д. Фонвизин) важнейшую, как представляет-
f я> содержательную оппозицию в осмыслении деяний .Петра

856
А. КАРА МУРЗА
Первого. Предельные полюса этой оппозиции можно обозначить
следующими противоположными тезисами: а) «своими
новациями Петр подключил русских к мировому человечеству» versus
б) «подражательство Петра Западу положило начало
обезьянничанью, т. е. одичанию русских».
2
Оценка Петра Великого Александром Герценом — одна из
самых многозначных; внимательный читатель «типологии»,
должно быть, обратил на это внимание. Понять герценовскую
трактовку Петра, в которой автор постоянно варьирует,
комбинирует факторы pro и contra, — значит во многом приблизиться
к выведению искомой «формулы Петра».
В чем, по Герцену, состоит бесспорная заслуга Петра
Великого? В честном осознании варварской бесперспективности
московской Руси, в понимании императива ее «очеловеченья»: «В
этом невежественном, тупом и равнодушном обществе не
чувствовалось ничего человеческого. Необходимо было выйти из
этого состояния или же сгнить, не достигнув зрелости» (Герцен,
1850).
Но уже у раннего Герцена резко вычерчивается и другая ли
ния: «варварские» методы Петра, тираническое, «из-под кнута>>
обращение со страной не в состоянии обеспечить взыскуемой
«человеческой вольности»: «Материальный гнет, не
опирающийся на прошедшем, революционный и тиранический, опере
жающий страну — для того чтоб не давать ей развиваться вольно,
а из-под кнута — европеизм в наружности и совершенное
отсутствие человечности внутри — таков характер современный,
идущий от Петра» (Герцен, 1843). Русское общество оказывается
как бы зажатым между двумя «нечеловеческими» формами —
«азиатским варварством позади» и «псевдозападным варвар
ством впереди»: «Кнутом и татарами нас держали в невежестве,
топором и немцами нас просвещали, и в обоих случаях рвали
нам ноздри и клеймили железом» (Герцен, 1860).
Что же происходит, когда «варварство охранителей» и «вар
варство просветителей» начинают взаимодействовать, вступаю'
в конфликт? Ответ Герцена: варварство умножается, плодя ос-п
бенно отвратительные формы псевдоцивилизации, которые, н
своей претензии на цивилизованность, оказываются максима ль
но античеловеческими. Именно за понимание и осмеивание этой
«исевдоцивилизованности» Герцен так высоко ценил сатир11

формула Петра Веянного
8Г>7
Д. Фонвизина. Ему нравилось, как сатирик «горько смеялся над
этим полуварварским обществом, над его потугами на
цивилизованность. В этой иронии, в этом бичевании, не щадящих ничего,
даже личность самого автора, мы находим какую-то радость
мести, злорадное утешение; этим смехом мы порываем связь,
существующую между нами и теми амфибиями, которые, не умея
ни сохранить свое варварское состояние, ни усвоить
цивилизацию, только одни и удерживаются на официальной поверхности
русского общества» (Герцен, 1850).
Фонвизиискпе «амфибии» смешны, но относительно
безобидны. Петровские «варварские средства борьбы против
варварства», взаимная стимуляция и «возгонка» дикости Востока и
Запада плодят в России монстров и иострашнее:
«Бесчеловечное, узкое безобразие немецкого рейтера и мелкая, подлая
фигура немецкого бюралиста давно срослись у нас с широкими,
монгольскими скулами, с звериной безраскаянной жестокостью
восточного раба и византийского евнуха» (Герцен, 1863).
«Бесчеловечная петровская дрессура» (одно из любимых
выражений Герцена) не привела страну к очеловеченью: «Из этой
жизни волка и просветителя вместе вышли все колоссальные
уродства — от Бироновых заплечных мастеров и Потемкиных
большого размера — до голодной стаи пернатых... со всеми
неистощимыми вариациями пьяных офицеров, забияк, картежных
игроков, героев ярмарок, псарей, драчунов, секунов, серальни-
ков». Изредка в этой вольере, среди этой стаи могут попасться
экземпляры поприличнее (но все равно они — "птицы",
"нелюди"), как, например, "прекрасная душа" Манилов, горлица-
дворянин, воркующий в господском доме близ исправительной
конюшни» (Герцен, 1863)*.
* Читателю, возможно, непривычно постоянное указание на «звери
ную» ипостась человеческого характера. Между тем это не просто
метафора, а концепция, имеющая глубокий смысл и политической
философии — у Платона, Аристотеля, Макиавелли, Гоббса и т. д.
Что же касается «звериных начал» в русском характере, приведу
ставшую классической формулу С. Аскольдопп: «Конечно, rvro
сближение имеет силу, если в звериной природе иметь в виду,
кроме начал ярости и лютости, также и начала мягкости, кротости и
добродушия. Русская душа в этом отношении включает в себя все
богатства этой природы. Лютость и добродушие, тихость и
беспокойство, — словом, все то. что обособленно и раздробленно сквозит
в звериных обличьях волка и зайца, лисицы и медведя, заключено
в русской душе в сложных и подчас неожиданных сочетаниях. Этот
своеобразный зверинец русской души в достаточной мере ярко п

858
А. КАРА МУРЗА
Первая человеческая характеристика дана Герценом только
декабристам — «людям 14 декабря»: «Фаланга героев,
вскормленная, как Ромул и Рем, молоком дикого зверя» и призванная
«разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей,
рожденных в среде палачества и раболепия».
В каком же направлении он ищет выход? Европеистская
ипостась Герцена не приемлет формального возвращения назад, из
дикости псевдоцивилизации в допетровскую Московию: хрен
редьки не слаще. Ведь «кнут, батоги, плети являются гораздо
прежде шпицрутенов и фухтелей». А «русские европейцы», к
которым долгое время относил себя Герцен, «не хотели менять
ошейник немецкого рабства на православно-славянский, они
хотели освободиться от всех возможных ошейников» (Герцен,
1850). Но и идти вперед по дороге псевдоцивилизации, по
которой ведет Россию «цивилизатор с кнутом в руке, с кнутом же в
руке преследующий всякое просвещение», Герцен не хочет. Ибо
одичание проникает все глубже и глубже в толщу русского
общества: «немецко-византийский зверь», или, как любил его
называть Герцен, «наш минотавр» все чаще «всплывает» уже не
только во дворцах, казармах и канцеляриях, «а в обществе, в
литературе, в университете...» (Герцен, 1863).
И Герцен приходит к нетривиальному выводу: вернуться
надо, но вернуться не к «диким формам» допетровской России, а
к ее преображенному «человеческому содержанию»:
«Возвратиться к селу, к артели работников, к мирской сходке, к
казачеству — другое дело; но возвратиться не для того, чтоб их
закрепить в неподвижных азиатских кристаллизациях, а для того,
чтоб развить, освободить начала, на которых они основаны,
очистить от всего наносного, искажающего, от дикого мяса,
которым они обросли, — в этом, конечно, наше призвание» (Герцен,
1855).
На основе этого — очень беглого — анализа текстов Герцена
можно уточнить высказанную ранее гипотезу: все «за» в
отношении Петра связаны с его цивилизующей, очеловечивающей
художественно правдиво представлен нашими бытописателями:
Гоголем, Островским, Лесковым, чтобы его нужно было
подтверждать и иллюстрировать теми или иными примерами. Разве Собаке-
вич не медведь, Коробочка не овца и Петух не добродушный боров,
как-то странно очеловечившиеся и сохранившие в человеческом
обличье добрую половину своей как телесной, так и духовной
природы. И где, кроме как в России, возможны и так символичны такие
наименования людей, как Кит Китыч?» (Аскольдов, 1918).

Формула Петра Великого
859
ипостасью — все «против», наоборот, критикуют его за
«варварство», «дикость», «животность».
Осознавал или сам Петр эту проблему? Как он сам ощущал
себя в пространстве между Человеком и Зверем? Наконец, как в
предлагаемых нами понятиях ощущали Петра современники и
потомки: как «Самого человечного человека», как
«Сверхчеловека» или как «Суперзверя»? Похоже, именно вокруг этих
проблем и вертится трехвековой спор о Петре Великом.
3
Когда исследуешь генезис петровского реформаторства,
пробиваешься к самым первым импульсам этого подвижничества,
невольно приходят на ум известные слова Н. Бердяева о Н.
Гоголе: «Его ужаснула и ранила эта нераскрытость в России
человеческой личности, это обилие элементарных духов природы
вместо людей... Не его вина, что в России было так мало образов
человеческих, подлинных личностей, так много лжи и
лжеобразов, подмен, так много безобразности и безобразности»
(Бердяев, 1918).
Мы не задаемся здесь вопросом: была ли на самом деле
допетровская Русь варварской и дикой? Мы ставим вопрос иначе: были
ли основания у молодого царя так думать о ней? И отвечаем:
были. Ибо что есть варварство? Согласно историку С. Соловьеву,
главный его симптом — слабость трудового, производящего
начала и, соответственно, склонность к началу паразитарно-рас-
пределительному. Вот оценка С. Соловьевым допетровской
Руси: «Болезнь русского общества заключалась в варварском
начале косности, в стремлении как можно меньше делать и
жить на чужой счет: отсюда главный деятель переворота, Петр,
явился олицетворением противоположного начала, начала
труда, явился вечным работником на троне, по выражению поэта;
отсюда ожесточенное преследование праздности, тунеядства,
отбывания от службы...». Что же значил этот призыв народа к
труду, эта открытая, кровавая борьба против лености, косности,
тунеядства? — задается вопросом С. Соловьев. И отвечает: «Она
выражала великий переворот, великое движение в жизни
народной, стремление отделаться от начал общества варварского и
Усвоить себе начала общества цивилизованного» (Соловьев С,
1861).
Варварство усматривает Соловьев и в казацкой вольнице,
'клонной к антигосударственным выплескам: «Что представля-

860
А. КАРА МУРЗА
ло древнее казачество, зачем так упорно враждовало с
государством? За право жить на чужой счет, хищничеством "добывать
себе зипуны". В степях, в приволье хищников, обычай жить на
чужой счет господствовал без прикрытий, здесь говорилось
прямо, что нужно вольному казаку; но подобный же обычай был
крепок и внутри государства, хотя прикрывался, не казался
кичливо на свет божий, пробирался мимо закона, как степной
хищник пробирался между крепостями, выставленными
государством, чтобы напасть на беззащитное народонаселение»
(Соловьев С, 1860-е). Троекратное повторение слова «хищник» в
двух фразах не оставляет сомнений: Соловьев мыслит и пишет
не только в оппозиции «варварство-цивилизация», но и в
отмеченной нами выше (у Фонвизина, Карамзина, Улыбышева,
Герцена) более жесткой оппозиции— «зверство-человечность». В
этом смысле допетровская Русь, согласно С. Соловьеву, несла на
себе заметный отпечаток не только варварства, но и
нечеловечности, «звериности».
И все же подобная историческая констатация в допетровской
Руси «варварства» (в строго социологическом, а не бытовом
смысле) — имеет ли она отношение к самому Петру? Ведь
подобная драматическая оценка полученного им по праву рождения
«наследства» должна иметь некоторый первоимпульс,
первотолчок. В генезисе Петра-реформатора таковым был, несомненно,
стрелецкий бунт 1682 г., когда на глазах юного тогда еще
соправителя были зверски умерщвлены многие из его родных по
матери — Нарышкиных. Сошлемся на авторитетное мнение
А. Карташева: «В психике Петра отрицательный момент
©столкновения от старорусского московского благочестия был
закреплен ужасными впечатлениями детства. Стрелецкий бунт
1682 г., облеченный в форму наступательного, дерзкого
крестового похода на Кремль старообрядческих вождей, в то время как
на глазах у Петра были зверски растерзаны его два родных
дяди, Алексей и Иван Нарышкины, оставил в
Петре-полуребенке, вместе с болезненным конвульсивным тиком лица, на всю
его жизнь и глубокое духовное отвращение к звериному лику
дикого, темного, невежественного и ничуть не христианского
древнемосковского фанатизма. Это в совести Петра оправдывало
его дерзновенное наступление на такой темный лик под
знаменем просвещенного наукой и опытом западного христианского
гуманизма и идеализма» (Карташев, 1950-е)*.
* Кстати, в истории Запада имеется прецедент подобного рода. На
глазах молодого Б. Спинозы дикая толпа религиозных фанатиков

Формула Петра Великого
861
«Стрельцы — звери» — это, как может показаться, чересчур
сильное сравнение, было, таким образом, вполне логично для
Петра. Как, кстати, и для многих писавших о Петре:
♦ Стрельцы, снедаясь злобы ядом,
Ругают святость алтарей;
По храминам своих царей,
Как волки алчны, рыщут стадом...»
(Шихматов. 1810)
Но ведь, возразит скептик, удар Петра был направлен не
только против «зверства» и «варварства», но и против
«святости»? Скептик, по-видимому, уверен, что «святость» по
определению ни при каких обстоятельствах не может оборачиваться
варварством. А вот В. Ключевский так не считал, когда писал о
«псевдосвятости» православного клира предпетровских времен:
«К большинству тогдашней иерархии был приложим укор,
обращенный противниками нововведений на последнего
патриарха Адриана, что живет он из куска, спать бы ему да есть, бережет
мантии для клобука белого, затем и не обличает» (Ключевский,
1990-е). Чем, скажите, такое духовенство принципиально не
подпадает под приведенное выше определение «варварства» у
С. Соловьева?*
Итак, согласно просветительской логике, «зверь», «варвар»
может завестись где угодно: и в мозгах черни, pi в венценосных
растерзала его наставника и покровителя — просвещеннейшего из
правителей, канцлера де Витта. Биографы Спинозы сходятся во
мнении: именно этот трагический эпизод явился мощнейшим
импульсом размышлений великого голландца о природе человека и
человечности.
Напомню в этой связи еще один прецедент из нерусской истории.
Человек, живший позже Петра и в более цивилизованной стране (и,
кстати, чрезвычайно интересовавшийся личностью первого
русского императора), Вольтер написал свое знаменитое * Раздавите
гадину!» именно в адрес клерикальной верхушки — главного, по его
мнению, врага Просвещения. И регулярно посылал из Швейцарии
в Париж свои антиклерикальные памфлеты — тюками,
сопровождая записками, например, такого содержания: «Посылаю
несколько тюков крысомора (mort-aux-rats), от которых не поздоровится
гадине». В просветительской логике эти «средства борьбы против
варварства» были вполне логичны и оправданны, ибо, согласно
Вольтеру, «когда Разум подвергается преследованиям, человек
превращается в дикого зверя. Если вы хотите, чтобы эти звери
стали снова людьми, согласитесь с тем, что необходимо проповедовать
разум».

862
А КАРАМ УРЗА
головах властителей, и под белыми клобуками иерархов. И Петр
ударил по «варварству», по «зверству» там, где, они, как ему
казалось, прячутся: по лености народа, по косности бояр, по
самодурству стрельцов, по ложной святости церкви...
4
Один из самых беспощадных критиков Петра Лев Толстой
как-то заметил в его адрес: «Любопытство страстное... в чудесах
цивилизации: до чего могут дойти? Материально только...
Роковое — это страсть изведать всего до пределов» (Толстой, 1872).
Вопрос, однако, в том, что именно царь хотел «изведать до
пределов»? Моя версия формулируется в трех словах: Петр «искал
Человека». И, как существо гениальное, искал порой самым
неожиданным образом.
Во время своего первого путешествия в Европу Петр не
только учился корабельному ремеслу и основывал типографию.
Созданный в литературе образ «царя-мастерового» заслонил еще
одно, не менее страстное увлечение Петра. В Амстердаме
молодой царь часто наведывался в анатомический театр профессора
Рюйша настолько часто, что коронованному посетителю
сделали потайную дверь, чтобы проходить незаметно от любопытных.
Любопытство же самого Петра не знало границ: он мог часами
наблюдать, как Рюйш вводил в трупы консервант — загадочный
препарат собственного изобретения. Петр был в восторге, он
даже... целовал мертвые тела, чудесным образом сохранявшие все
внешние признаки «живых». (Впоследствии Петр неоднократно
просил Рюйша продать ему секрет анатомического препарата; в
1717 г. его мечта частично исполнилась: Рюйш согласился
продать русскому царю свою знаменитую коллекцию —
«анатомический кабинет» — за фантастическую цену в 50 тысяч
флоринов!)
Где сутками пропадал молодой Петр в Лейдене? — в
анатомическом театре профессора Берхавена. Спутники русского царя
падали в обморок; что же касается Петра, то очевидцы
свидетельствуют о «патологическом интересе» — с его конкретными
формами читателю лучше ознакомиться непосредственно по
первоисточникам.
Страсть к анатомии, медицине (пресловутый мешок с
собственноручно вырванными зубами!) Петр сохранил на всю
жизнь. Снаряжались целые экспедиции для приобретения реД;
ких анатомических препаратов и лекарств для московской

формула Петра Великого
863
Большой Аптеки (впоследствии она была переведена в Северную
столицу в Летний дворец Петра). А в 1718 г. последовал
знаменитый, подробнейшим образом расписанный «Указ о
доставлении в Петербург всевозможных уродов и монстров»,
положивший начало знаменитой коллекции Кунсткамеры...
Прав Лев Толстой: Петр действительно хотел «изведать все до
пределов». Но главный предмет его «любопытства
страстного» — это Правда о Человеке, пусть и «материальная только».
Где грань между Человеком и Зверем? Откуда берется Человек?
Где он кончается? Что есть человеческая «норма»? Откуда
приходят боль, болезнь, патология?.. Увлеченность Петра
медициной, так и оставшаяся для современников и потомков блажью
или загадкой, — одно из проявлений этой запредельной, иногда
действительно принимающей болезненные формы, страсти
познания конечной Правды о Человеке.
Наверное, отсюда же — и склонность Петра к пыточным
делам, иногда самоличным. Узнать истину, вытянуть из «зверя»
i человеческую правду (а в том, что враги — «звери», царь не
сомневается) любыми, пусть даже дикими способами.
Срабатывает своеобразная, доведенная до предела логика
просветительства: темнота требует прояснения, если необходимо — то и на
дыбе. Святая инквизиция вела себя точно таким же образом в
отношении ведьм и колдуний: классический, кстати, вариант
«варварской борьбы против варварства».
В этом контексте получают объяснение и более частные
загадки — например, такая странная, казалось бы, мелочь, как
боязнь Петра насекомых, особенно — тараканов. «Как будто не
физическая, а метафизическая, первозданная природа
насекомых враждебна природе царя», — предположил Мережковский
(Мережковский, 1904) и в общем угадал. Петр был крайне,
болезненно чувствителен ко всем формам присутствия рядом с
человеком «метафизического зла животности». Боязнь
тараканов — фобия подобного рода, но если Ю. Тынянов полагал, что
это «страх перед Востоком» <см. антологию — примеч. 25>, то я
склоняюсь к другому объяснению: это фобия перед
возможностью незримого проникновения звериности, животности к
людям. Это ненависть к притерпелости постоянного присутствия
«зверя» (пусть мельчайшего — тем опаснее!) рядом с людьми,
которое стало как бы жизненной, бытовой нормой. Петр не мог
{'Мириться с такой «нормой».
_ После всего вышесказанного возникает соблазн попытаться
°6'ьясннть и связанные с Петром загадки куда более
значимые — например, понять глубинный смысл петровского лице-

864
А. КАРА МУРЗА
действа, его знаменитого шутовского «всепьянейшего собора»,
да и вообще петровских развлечений, которые даже
доброжелательные историки (М. Погодин, Н. Полевой) не могут подчас
расценить иначе, как «дикие оргии».
В. Ключевский как-то обронил такую фразу: «Петр не
привык уважать человека ни в себе, ни в других», — впоследствии
слова эти не раз с удовольствием воспроизводилась новейшими
критиками. Но если верно предположение, что главным
противником Петра было «варварство», «зверство» (в широком
социологическом смысле), то почему не сделать следующий шаг — не
предположить, что и в других, и в себе Петр «не уважал» вовсе
не «человека», а нечто совсем иное? Например, —
«недочеловека», того же «Зверя»?! Думаю, что дело обстояло именно таким
образом: Петр, которого можно обвинить в чем угодно, только
не в непоследовательности, вытравлял Зверя везде, где находил
его, — в том числе и в себе самом. И повсюду искал Человека —
в том числе и в себе.
При таком развороте все его шутовские пародии на косные
обычаи, весь петровский маскарад — не есть ли набор процедур
по «изгнанию Зверя», своего рода экзорсизм!
В свое время Н. Макиавелли, который считал великих людей
подобными «кентаврам», будучи в ссылке в провинциальной
деревушке, делил свой день на две части. По вечерам шел в
трактир, где устраивал с местными завсегдатаями оргии не хуже
петровских, а наутро переодевался в белоснежную одежду
наподобие римской тоги и садился за чтение античных авторов и
написание политических трактатов. Такое радикальное
противопоставление «низкого» и «высокого», «звериного» и
«человеческого» Макиавелли полагал необходимым и полезным.
Предельная концентрация в себе «нечеловечности» с последующим
ее «изгнанием», по его мнению, способствовали очищению
человеческой, высокой, творящей ипостаси «кентавра» *.
Это умонастроение Петра — борьба со «Зверем» и в других, и
в себе — наложило отпечаток и на личную жизнь царя. Он от-
* Вообще тот факт, что Макиавелли и Петр Великий «не встретились
во времени и пространстве» и первый преподнес свой знаменитый
трактат «Государь» не Петру, а Лоренцо Медичи — одно из недорл*
зумений, на которые так богата история. То, что это фигуры если ие
одного размера, то во всяком случае — одного ряда, интуитивно
почувствовал Д. Мережковский, у которого в трилогии «Христос и
Антихрист» присутствуют и Макиавелли, и Петр (правда, в разные
романах). Когда-нибудь я надеюсь написать об этом подробнее.

Формула Истра Великого
865
верг первую жену-- кроткую Евдокию Лопухину: как
«человек» она не была ему интересна. Похоже, она была для него не
«человек», а скорее «горлица» — нечто вроде Манилова в
интерпретации Герцена (см. выше). Что было делать Петру с этой
<<фауной»? Ему оказалась необходима Екатерина, которую многие
писатели, не сговариваясь (Д. Мережковский, Б. Пильняк,
Ю.Семенов), назвали «укротительницей», «дрессировщицей»,
способной лаской обуздать животные выплески
государя-кентавра.
5
Так постепенно представление о Петре как «человеке среди
варваров» приобретает в историографии иной смысл —
«суперзверь среди зверей». Надо сказать, что и эта трактовка имеет
глубокие корни в мировой политической мысли. У ее начала
лежит идея того же Н. Макиавелли о Государе-Кентавре, который
только и способен противостоять хаотическому наплыву
Мирового Зла («фортуны»), равно как и сдержать животные порывы
подданных. А апогея она достигает в учении Томаса Гоббса
(которое, судя по всему, было Петру известно): если естественное
состояние социума заключается в безвольном следовании
принципу «человек человеку волк», то замирить эту «войну всех
против всех» способно только Государство-Левиафан — огромное
искусственное Животное.
Продолжением именно этой классической линии Макиавел-
лиТоббеа, только уже в отечественной традиции, является, на
мой взгляд, знаменитый образ «Медного Всадника». Пушкин не
случайно сравнивает стихию разбушевавшейся Невы
(эквивалент «фортуны» у Макиавелли) с «варваром» и «зверем»:
«Нева вздувалась и ревела.
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенись,
На город кинулась... >>;
«Осада! приступ! злые волны»
Как воры, лезут в окна» и т. д.
(Пушкин, 1833)
В образе «Медного Всадника» (своего рода Кентавра) Пушкин
подтверждает историческую правоту Империи и Петра, как
единственно возможных усмирителей варварской стихни - не
только природной, но и социальной, «бунта бессмысленного и
беспощадного».

866
А. КАРА МУРЗА
Между тем интересны и последующие метаморфозы,
произошедшие с «Всадником» в русской литературе: если у Пушкина,
как мы выяснили, это и Кентавр, и «Укротитель Зверя» (конь
под императором, поднятый им «на дыбы над бездной», — это
ведь и есть Россия), то у А. Белого или В. Брюсова «Всадник» —
символ деградировавшей ретроградной Империи, который,
«уздой железной» сдерживая и парализуя «Общество», сам и
становится главным источником варваризации.
И наконец, хронологически еще более позднее решение
загадки шедевра Фальконе Г. Федотовым (решение это развивает
некоторые уже отмеченные нами ранее «ходы» А. Герцена):
изначально «Зверь» не присутствует ни в Империи, ни в Бунте и
Революции; он рождается как результат их беспощадной
взаимной ненависти и борьбы: «Размышляя об этой борьбе перед
кумиром Фальконета, как не смутиться, не спросить себя: кто же
здесь змей, кто змееборец? Царь ли сражает гидру революции,
или революция сражает гидру царизма? Мы знаем земное лицо
Петра — искаженное, дьявольское лицо, хранящее следы
божественного замысла, столь легко восстанавливаемого искусством.
Мы знаем лица революционеров — как лица архангелов,
опаленные печалью. В жестокой схватке отца и сына стираются
человеческие черты. Кажется, что не руки и ноги, а змеиные
кольца обвились и давят друг друга, и яд истекает из разверстых
пастей. Когда начиналась битва, трудно было решить: где
демон, где ангел? Когда она кончилась, на земле корчились два
змеиных трупа» (Федотов, 1926),
6
Мы присмотрелись к двум из возможных ликов Петра —
«Человека среди варваров» и «Суперзверя среди зверей». Но наряду
с ними, в сущности равно реабилитирующими Реформатора и
его методы, изначально существовал и третий — «Варвар среди
людей». Все ведь дело в том, что именно считать «варварством»;
и если Петру внешним его симптомом казались русские бороды,
то московские приверженцы старины, напротив, полагали, что
это иностранные парики с буклями похожи на «собачьи уши»...
Значительная часть знаменитого романа Д. Мережковского
«Петр и Алексей» (из трилогии «Христос и Антихрист») ведется
как бы от имени очевидицы — иностранной фрейлины при
русском дворе. Ее оценки Петра призваны обозначить
«европейский» (читай — «цивилизованный») взгляд на русского само-

формула Петра Великого
867
держца. Вполне логично, что в дневнике фрейлины царь
предстает как «нечеловек»: «Настоящий дикарь-каннибал. В
просвещенном европейце — русский леший...»; «Играя с людьми,
существо иной породы, фавн или кентавр, калечит их и убивает
нечаянно...»; «Иногда почти невозможно решить, где в этих
шутках кончается детская резвость и начинается зверская
лютость», и т. п. (Мережковский, 1904).
Важнее, однако, то, что оценка Петра как «варвара среди
людей» прорастала изнутри русской культуры. Происходило это
постепенно, хотя тот факт, что главные силовые линии спора о
деяниях Петра Великого, а следовательно, и о характере
допетровской Руси проходят через оппозицию «варварство —
цивилизация» (в вариантах: «животность — человечность», «звери-
ность божественность» и т.д.) был отмечен еще при жизни
самого Петра. Так, опознание Петра как «Антихриста»,
констатация отпадения «святой Руси» в «Царство Зверя» < см.
антологию — 11.1> — первые и, может быть, наиболее радикальные
явления этого ряда.
Писатели просвещенного века Екатерины Великой, при всем
сохраняющемся пиетете к Петру, попытались дать
«объективистскую» (как бы мы сейчас сказали) оценку апологетической
версии о «творении Петром России из ничего». Сумароков писал:
«Бредят люди, проповедывающие то, что мы до времен Петра
Великого варвары или паче скоты были; предки наши были не
хуже нас...» (Сумароков, 1768). Но если варварства не было, то с
чем же тогда боролся Петр своими «варварскими методами»?
Ответ напрашивается, и он был сформулирован в русском
славянофильстве: Петр боролся с... людьми: «Русская земля
подверглась внезапно страшному внешнему и внутреннему
насилованию. Рукой палача совлекался с русского человека образ
русский и напяливалось подобие общеевропейца... Все было
искажено, изуродовано, изувечено» (Аксаков И., 1880); «Даже с
правежом и под батогами московская Русь защищала свое
азиатское право на чистоплотность... Сказка о сусальной Европе и
варварской Москве есть сознательная ложь» (Солоневич, 1940-е)
и т. д.
7
Так какова же она — истинная природа Петра? Дискуссия на
)!гу тему, похоже, не имеет ни границ, ни правил. Маркировки
Варвар» или «цивилизатор» могут произвольно наноситься на

868
А КАРА-МУРЗА
самые частные проявления характера или деяний первого
русского императора. Аргументация сторон подчас обретает здесь
формы гротеска. Сравним для курьеза описание лишь одной
детали — одежды Петра — у двух писателей — И. Солоневича и
Н. Полевого. «Тело было огромным, нечистым, очень
потливым, нескладным... Одевался грязно, безвкусно, не любил
менять белья» (Солоневич, 1940 е) versus «Только чистое, тонкое
белье из голландского полотна была роскошь, которую он
позволял себе». (Полевой, 1830-е).
Казалось бы, окончательную разгадку спора «цивилизатор
или варвар?» может и должен принести «его величество факт».
Но и он не всегда приходит на помощь. На основании вроде бы
достоверных исторических свидетельств К. Бестужев-Рюмин
полагал, что несомненной заслугой Реформатора было введение
в России одного из главных элементов «цивилизации»
—стабильного «человеческого закона». Этим Петр выгодно
отличался от своих ближайших предшественников: «Правительство
московское то немцев оденет в русское платье, то русских
заставит ходить по-польски, и все это без системы, без
настойчивости: сегодня за табак режут носы, завтра его позволят, а
послезавтра опять запретят» (Бестужев-Рюмин, 1872).
С тем, что именно прочные и несменяемые «правила игры»
отличают цивилизацию от варварства, был согласен и другой
знаток петровской эпохи — знаменитый художник В. Серов. Но
именно на основании этого критерия он и отказал в
«цивилизованности» Петру Великому! Главные черты Петра —
самодурство и непредсказуемость: сегодня велит высечь корабельного
плотника за то, что тот, завидев царя, бросился ему в ноги («не
сметь на пустяки от дела отвлекаться!»); а завтра на этой же
верфи наказывается другой рабочий, не поприветствовавший
государя должным образом («совсем распустились людишки!»).
Диагноз Серова логичен и суров: «недочеловек». Так он и
представлял фигуру Петра, которого собирался рисовать: «Он был
страшный: длинный, на слабых, тоненьких ножках и с такой
маленькой, по отношению ко всему туловищу, головкой, что
больше должен был походить на какое-то чучело с плохо
приставленной головой, чем на живого человека» (Серов, 1900-е).
8
Все говорит за то, что в основании спора о Петре лежат не
исторические факты (факты можно подобрать любые), а тот или

формула Петри Великого
869
иной историософский концепт, некая надысторическая
презумпция — в оценке, например, глубинной сущности русского
народа. За внешней формой спора о Петре скрывается спор о самом
русском народе и его судьбе. Если народ — варвар, то методы
Петра оправданны; если перед нами, напротив, — не понятая
Петром цивилизация, то варваром автоматически оказывается
он сам.
Вот всего лишь одна из граней многообразной деятельности
царя — строительство каналов. И — две прямо
противоположные позиции. У известного русского поэта К. Случевского Петр
просто вынужден везде побывать сам, лично все проверить, ибо
«русский народишко» нечестен: подрядчики норовят приписать
лишнюю работу («Надо, надо взглянуть! Норовят все надуть!»),
да и сами строители-копатели обманывают царя, лишь
имитируя работу. Царь у Случевского — не тиран, а
подвижник-одиночка; он глубоко переживает нечестность собственного народа
(«А из царских очей, звезд вечерних ярчей, Две слезы, две звезды
проступили»). Отсюда — неизбежный круг, масштабный
преобразовательный замысел Петра — плутоватый
исполнитель-народишко на каждом шагу обманывает царя — но от государева
ока не скроешься, и потому в финале — жестокое публичное
наказание провинившихся («В поученье ворам. Как должно
принялись за расправу») (Случевский, 1880-е).
Иное дело — у А. Платонова в «Епифанских шлюзах». Царь-
Петр далеко; от его имени командуют английские
инженеры-генералы, да лютые воеводы, под страхом смерти набирающие
рекрутов на строительство. Но народ у Платонова — не только
безвинная жертва Петра. Народ мудрее всех: и царя —
прожектера и бездумного растратчика сил народных, и тупых
чиновных исполнителей верховной воли. («А что воды мало будет и
плавать нельзя, про то все бабы в Епифани еще год назад знали.
Поэтому и на работу все жители глядели как на царскую игру и
иноземную затею, а сказать — к чему народ мучают — не
осмеливались».) А Петр-самодур, приказав жестоко казнить ни в
чем не повинных англичан-инженеров и горе-воевод, спокойно
командует рыть канал в другом месте... (Платонов А., 1920).
У Платонова народ — это Цивилизация и Люди; у Случевско-
Го — варвары, повеем статьям соответствующие уже известным
читателю определениям варварства у С. Соловьева («тунеяд-
ство», «отбывание от службы», «стремление как можно меньше
Делать и жить на чужой счет...» и т. п.). Что до Петра, то в обоих
случаях он — лишь функция от того или иного определения
народа. Не здесь ли источник и сегодняшних споров о проводимых

870
А. КАРА МУРЗА
преобразованиях: если народ и под большевиками остался все-
таки homo sapiens, то попытка силком загнать его в рынок
может привести к варваризации, а не к очеловеченью. Если же он
был всего лишь «homo soveticus» с варваризованным сознанием,
то любая попытка его «разбудить», заставить «шевелиться»
будет очеловечивающей и гуманной. Западничество и самобытни-
чество опять спорят, где «животность», а где «человечность».
Что цивилизованнее или, напротив, что «диче»: «дикий
тоталитаризм» или «дикий рынок»? И какова она, нынешняя
Власть — «Медный всадник» Пушкина или Брюсова-Белого? А,
может быть, как и полтораста лет назад, верна «формула»
Герцена: «власть на Руси — это волк и просветитель вместе»!
И раз за разом в полемике о «русской цивилизации» и
«русском варварстве» возникает многоликий образ Петра Первого —
символ раскол отости этой страны, но одновременно и предмет
того спора, который ее объединяет.
^5^

КОММЕНТАРИИ
В текстах читатель встретит два типа примечаний: авторские (они
помещены под строкой и отмечены звездочками) и комментаторские — они
отмечены цифрой и помещены в раздел Комментарии под заглавием
соответствующего текста. Исключение составляет лишь публикация работы
Е. Ф. Шмурло. Особенность авторских примечаний потребовала изменить
привычное для читателей книг серии «Русский Путь* расположение
авторских примечаний; они расположены сразу же за текстом и отмечены
цифрой со скобкой.
Другая задача комментария, которую встретит читатель, связана с
тематической особенностью книги. Посвященная эпохе,
сконцентрированной во временном промежутке в тридцать с небольшим лет, она имеет
ограниченное число исторических лиц и артефактов, вокруг которых
разворачивается дискурс. В Комментарии, как правило, нет
перекрестных ссылок, несмотря на то, что читатель не единожды может встретить
упоминание об одном и том же эпизоде, рассматриваемого разными
авторами с различных научных и идеологических позиций. Подобные
повторы привели бы к неоправданно раздутому по объему и мало
информативному по содержанию тексту; в подобных случаях, обычно комментарий
дается в месте первого упоминания. Читатель без труда найдет
необходимые ему сведения, не проявленные непосредственно в других местах
книги, активно используя не только Комментарий, но и Именной указатель,
в котором страницы, содержащие сведения о том или ином лице,
выделены курсивом.
I
ВОСПРИЯТИЕ СКВОЗЬ ВРЕМЯ
Петр Великий в его изречениях
Впервые: Петр Великий в его изречениях / Сост. и предисл.
В. Сртоева. — СПб., 1910. Печатается по: Петр Великий в его
изречениях / Сост. и предисл. В. Сртоева. Репринтное издание. М.:
НИЦ «Ладомир»: ТОО «ВРС», б. г. (1994) с незначительной
редакционной правкой. Публикуемый текст находится на с. 1 — 112.

872
Комментарии
1 Неплюсв Иван Иванович (1693—1773) — российский
государственный деятель, дипломат, моряк. В 1720 г., возвратясь из заграничной
учебной поездки, блестяще сдал экзамены в присутствии самого царя и
был назначен начальником по строительству судов на петербургских
верфях. Автор «Записок» о времени Петра I, изданных посмертно.
-' Ромадинове кии Федор (Фридрих) Юрьевич (ок. 1640—1717),
князь — государственный деятель, управляющий Преображенским
приказом, начальник «потешных* и регулярных войск, после Кожуховского
похода получил от Петра звание генералиссимуса. Во время отъезда с
«Великим посольством» Петр вверил ему управление государством. Петр
относился к нему с большим уважением и в письмах к нему всегда
подписывался «Вашего Величества нижайший подданный».
:1 Адриан (в миру — Андрей; 1627 или 1639—1700) — последний
патриарх Московский и всея Руси досинодального периода Русской
Православной Церкви (с 1690 г.), приверженец старины. В 1678—1686 гг.—
архимандрит Чудова монастыря. С 1686 г. — митрополит Казанский и
Свияжский. Осуждал введение Петром I брадобрития, курения, отмену
русской национальной одежды. Автор церковных сочинений. После
смерти Адриана выборы патриарха не проводились до 1917 г.
4 Толстой Петр Андреевич (1645—1729) — виднейший дипломат
Петровской эпохи. Связанный родственными отношениями с Милославс-
кими, принимал участие в Стрелецком бунте 1682 г., действуя на стороне
царевны Софьи. Позднее сблизился со сторонниками Петра, в 1693 г. был
послан воеводою в Великий Устюг, затем за границу для изучения мор
ского дела. В 1701г. назначен послом в Турцию, где оставался 12 лет.
В 1717 г. разыскал скрывавшегося в Неаполе царевича Алексея и уго
ворил его вернуться на родину; выполнял ряд других дипломатических
поручений Петра. После его смерти встал на сторону Екатерины и был
назначен членом Верховного тайного совета. Борясь с честолюбивыми
замыслами А. Д. Меншикова поддержал кандидатуру Елизаветы Петровны,
за что был лишен чинов и состояния и сослан в Соловецкий монастырь,
где и скончался.
6 Крюйс Корнелий Иванович (1657—1727) — русский адмирал (с
1721г.). Служил в нидерландском флоте, в 1698 г. перешел на русскую
службу в чине вице-адмирала. В 1698—1701 гг. участвовал в создании
адмиралтейства в Воронеже, строительстве порта в Таганроге и укреплений
в Азове, в 1702 г. — укреплял Архангельск, несколько раз отражал шве
дов от Кронштадта. До 1713 г. командовал корабельным флотом,
руководил обороной Петербурга в условиях его блокады шведским флотом.
В 1713 г. был отдан под суд за прекращение преследования противника и
нераспорядительность, приговорен к смертной казни, но помилован Пет
ром I и сослан в Казань. С 1715 г. — на ответственных должностях в Ад
миралтейств-коллегии, а с — 1717 г. ее вице-президент.
6 Саул — согласно Библии, первый еврейский царь, родом из колена
Вениамина; после победы над аммонитянами избран народом и помазан
на царство пророком Самуилом; позже страдал душевной болезнью,
меланхолией; убит в сражении с филистимлянами.
Ахав — сын Омврия, нечестивый царь израильский, супруг
Иезавели из Сидона, правил в 924—903 гг. до н. э.

Комментарии
873
7 Фридрих I Прусский (как бранденбургский курфюрст известен под
именем Фридрих III: 1657—1713) — курфюрст Пруссии с 1688 г.,
значительно увеличил свои владения завоеваниями, куплей и наследованием;
вел войны против Англии, Франции, помогай императору «Священной
Римской империи» в войне за испанское наследство. В 1701 г. возложил в
Кенигсберге на себя королевскую корону. Был расточительным, любил
великолепие; основал университет в Галле, Академии наук и художеств в
Берлине.
н Алексей Петрович (1690—1718) — царевич, старший сын Петра I
от первой жены Е. Ф. Лопухиной. У отца и сына к моменту возмужания
последнего сложились отношения взаимного недоверия. К 1705 —1706 vv.
вокруг царевича сгруппировалась оппозиция из духовенства и боярства,
противодействовавшая реформам. Петр I, угрожая лишением наследства
и заточением в монастырь, неоднократно требовал, чтобы Алексей
Петрович порвал с окружавшими его людьми. В конце 1716 г., боясь
наказания, царевич бежал за границу. Обещаниями Петр I добился
возвращения сына (в январе 1718 г.) и заставил его отречься от прав на престол и
выдать сообщников. 24 июня 1718 г. Верховный суд из генералитета,
сенаторов и членов Синода приговорил Алексея Петровича к смертной
казни. По одной из версий он был задушен приближенными Петра I в
Петропавловской крепости.
'' Апраксин Федор Матвеевич (1661-1728), граф — генерал адмирал
флота. Брат царицы Марфы, жены царя Федора Алексеевича. Участвовал
в создании ♦потешного» войска. Отвечал за первые верфи в Воронеже, с
1700 г. — начальник Адмиралтейского приказа. В 1709 г. возведен в
графское достоинство. С 1712 г. был главным начальником в завоеванных
шведских провинциях — Эстляндин и Иигермаилаидии. Командовал
галерным флотом, одержал ряд побед (в 1713 г. захватил Гельсингфорс и
Борю), сыгра! видную роль в Гангутском сражении (1714). С 1717 г. —
президент Адмиралтейской коллегии, с 1723 г.— командующий
Балтийским флотом.
111 Татищев Василий Никитич (1686—1750)— историк,
государственный деятель. В 1720—1722 и 1734—1737 гг. управлял казенными
заводами ни Урале, основал город Екатеринбург. В 1741 1745 гг. астраханский
губернатор. Подготовил публикацию ряда исторических источников, ввел
в научный оборот тексты Русской правды и Судебника 1550 г. Автор
трудов по гпнографии, истории, географин: ♦История Российская с самых
лропнойишх времен» (в 5 кн., 1768- 1848), составил первый
отечественный энциклопедический словарь— «Лексикон Российский».
м Огильви Георг Венедикт (1644—1714) — фельдмаршал, сподвижник
Пе-ipa I, выходец из Шотландии. На русской службе с 1701 г. Командовал
дисками, взявшими Нарву. В 1705—1706 гг. командовал русскими Boi'i-
' ^ами в Польше. Обиженный назначением Б. П. Шереметева на пост
главнокомандующего и испытывая сильную неприязнь со стопины А. Д. Мен
!пикош), н 1706 г. покинул Россию.
!' Репнин Аникита Иванович (1668—1726) — стольник царя, поручик
i п°тешной» роты. Генерал-фельдмаршал и неразлучный сподвижник
•'•ч'ра I, участник боев под Азовом, Шлиссельбургом, Ниепплпцем. На
"::>i: За то. что был разбит Карлом XII при Гоюнчине, разжалован в гол-

874
Комментарии
даты, но за отличие в битве у Лесной восстановлен в прежнем чине. Под
Полтавой командовал центром армии. Участник Прутского похода и
осады Штецина.
13 Баур Родион Христианович (1667—1717) — генерал, один из
виднейших участников Северной войны. Служил в шведских войсках, но в
1700 г. перешел на сторону русских и вскоре был назначен командиром
драгунского полка. Во время Северной войны отличился во многих
битвах, особенно — при деревне Лесной; в Полтавской битве командовал
кавалерией и после поражения шведов далеко преследовал остатки
разбитых войск.
14 Паткуль Иоганн Рейнгольд (1660—1707) — лифлянский
дворянин, родился в Стокгольме. Не поладив со шведским правительством,
бежал сначала в Саксонию, а затем перешел на русскую службу, оставаясь
при дворе Августа I посланником Петра. Весь поглощенный мыслью о
мести шведскому королю, был одним из инициаторов русско-польского
союза против Швеции и беспрерывно торопил открытие военных
действий. После поражения Августа был выдан Карлу XII, которым был
казнен.
15 Долгоруков (Долгорукий) Яков Федорович (1639—1720), князь —
боярин, сенатор, сподвижник Петра I, его советник и доверенное лицо.
Участник Азовских походов и создания регулярной армии. В 1700—
1701 гг. возглавлял Военный приказ. Во время Северной войны попал в
плен к шведам. С 1712 г. — сенатор, с 1717 г. — президент Ревизион-кол-
легии.
10 Брюс Яков Вилимович (1670—1735), граф — генерал-фейльдцех-
мейстер, любимец Петра I, участвовал во многих походах, сопровождал
Петра за границей. В 1717 г. назначен президентом Берг- и Мануфактур-
коллегий, в 1721 г. получил графское достоинство. Был одним из
просвещеннейших людей своего времени. По поручению Петра он перевел и
издал много научных сочинений, под его надзором находилось все
типографское дело в России. Наибольшую известность получил
приписываемый ему календарь.
17 Кикин Александр Васильевич — деятель Петровской эпохи; в
1707 г. — начальник Санкт-Петербургского адмиралтейства. Был близок
к Петру; исполнял дипломатические поручения, однако, после того, как
из вражды к А. Д. Меншикову сблизившись с царевичем Алексеем, помог
его бегству в 1718 г. за границу, был арестован, пытан и колесован.
18 Скоропадский Иван Ильич— гетман левобережной Украины,
поставленный после измены С. И. Мазепы, принимал участие в борьбе
против Швеции во время Северной войны.
19 Дарий III, Кодоман — персидский царь в 336—330 гг. до н. э. из
династии Ахеменидов. В конце 335 г. завоевал Египет, но уже в 333 г. в
битве при Иссе Дарий потерпел поражение от Александра Македонского, а в
331 г. у Гавгамел его армия была полностью разгромлена, Дарий бежал в
Восточный Иран, где был убит своим сатрапом Бессом.
20 Штелин (Stahlin) Яков Яковлевич (Якоб; 1709—1785), —
искусствовед и гравер, член Петербургской Академии наук, профессор
элоквенции и аллегории, редактировал «Санкт-Петербургские ведомости», управ
л ял основанным им при Академии наук отделением изящных искусств.

Комментарии
875
В России с 1735 г. В 1742—1745 гг. — воспитатель великого князя Петра
Федоровича (впоследствии император Петр III); в 1745—1747 и 1754—
1762 гг. — его библиотекарь. Член Вольного экономического общества с
1766 г. Собиратель воспоминаний о Петре I, автор дневников и мемуаров
о событиях 1740— 1760-х гг., которые были опубликованы после его
смерти.
21 Веселовский Авраам Павлович (1685—1780) — российский
представитель в Нидерландах и Австрии в 1715—1719 гг. В 1719 г., когда ему
было велено выехать из Вены, не вернулся в Россию, опасаясь разделить
участь сторонников царевича Алексея Петровича. Умер в Швейцарии,
долей в до глубокой старости.
ь>* Арескин (Эрскин) Роберт (ум. 1718) — лейб-медик Петра I;
шотландец, доктор Оксфордского университета, в России с 1704 г., с 1706 г. ему
было поручено заботиться о медицинских училищах.
23 Макаров Алексей Васильевич (1675—1750) — кабинет-секретарь
Петра Великого, всюду сопровождал его, по словам Берхгольца,
заведовал делами, о которых не должен был знать Сенат. Незнатного
происхождения.
-1 Репнины — русский княжеский род от св. князя Михаила
Черниговского, давшего русскому государству блестящих представителей; Иван
Михайлович Репня-Оболенский (ум. 1523) — родоначальник фамилии,
воевода Ивана III и Василия III, был псковским наместником, Михаил
Петрович — его внук, участник Ливонской войны (1558 г.), обличал
Ивана IV Грозного, за что убит в церкви (дочь его Елена была замужем за
царем Василием Ивановичем Шуйским); Борис Александрович (ум.
1670) — любимый боярин царя Михаила Федоровича и патриарха
Филарета, до смерти которого держался вдали от Москвы; Иван Борисович
(ум. 1697) — боярин, начальник московских войск в Малороссии (1656),
новгородский и тобольский воевода, начальник Сибирского приказа.
25 Виниус Андрей Андреевич (1641 —1714) — деятельный сотрудник
Петра Великого, получавший от него разнообразные поручения, но,
улученный во взяточничестве, был отправлен в Малороссию для присутствия
при гетмане Скоропадском.
II
РЕФЛЕКСИЯ
Феофан Прокопович
Слово на погребение всепресветлейшаго державнейшаго
Петра Великаго
Впервые: Феофан Прокопович. Слово на погребение
всепресветлейшаго державнейшаго Петра Великого. СПб., 1725. Печатается по
первому изданию.

876
Комментарии
Прокопович Феофан (в миру — Элеазар; 1681 —1736) — церковный и
общественный деятель, писатель, историк. Учился в Кисво-Могилянской
академии, затем в Польше, Италии, принял монашество. С 1704 г. —
преподаватель, с 1711г.— ректор Киево-Могиляпской академии. В 1716 г.
переехал в Петербург, стал ближайшим помощником Петра в подготовке
церковной реформы. С 1718 г. — епископ Псковский, с 1724 г. —
архиепископ Новгородский. С 1721 г. — вице-президент Св. Синода. Автор
политико-философских трактатов «Слово о власти и чести царской* (1718),
«Правда воли монаршей» (1722). Принимал участие в создании
Академии наук, возглавлял «Ученую дружину» (А. Кантемир, В. Татищев
и др.). Автор трудов «История императора Петра Великого от рождения
его до Полтавской баталии» (1713), «Краткая повесть о смерти Петра
Великого, императора Российского» (1726), «История об избрании и
восшествии на престол государыни Анны Иоанновны» (1730).
1 Сампсон (Самсон, Шамшон) — герой ветхозаветных преданий,
обладал огромной физической силой, даваемой ему духом Господним.
2 Иафет (Афет, Яфет) — согласно библейскому мифу, один из трех
сыновей Ноя (Иафет, Сим, Хам), от которых «населилась вся земля»
после всемирного потопа.
3 Моисеи — вождь и законодатель израильского народа, пророк,
автор первых пяти книг Священного Писания.
4 Соломон —сын Давида от Вирсавии (2 Царств 12, 24), мудрейший
царь израильский, царствовавший в Иерусалиме над всем Израилем
40 лет (3 Царств 11, 42).
5 Давид — младший (восьмой) сын Иессея из колена Иудина,
великий царь Израильский. Его история изложена в трех книгах Царств — от
1 Царств 16 до 3 Царств 2 и в 1 Пар. 11—29.
Константин I Великий (Gaiua Fiavius Valerius Constanthuis, 274—
337) — римский император, сын Констанция Хлора, в 306 г. избран
войском в Августы, с 312 г. после победы над Максенцием фактически, а с
323 г. после победы над Лицинием юридически — единодержавец
римского государства; христианскую религию сделал гососподствующей; в 330 г.
перенес столицу государства в Византию (Константинополь), организовал
новое государственное устройство; причислен Церковью к лику святых.
Феофан Прокопович
Слово на похвалу блаженный и вечнодостойныя памяти
Петра Великаго
Впервые: Феофан Прокопович. Слово на похвалу блаженныя и
вечнодостойныя памяти Петра Великого. СПб., 1725. Печатается по
первому изданию.
1 Иисус, сын Сирахов — легендарный автор книги притч
«Премудрость» (И—I в. до н. э.), не включенной Церковью в канон (т. е. она не
используется при богослужении); входит в состав так называемых
ветхозаветных житийных апокрифов.

Комментарии
877
1 Марс (Mars) — вместе с Юпитером главное италийское божество,
сначала он олицетворял силу, оплодотворяющую поля и пастбища, затем
преимущественно бог войны, особенно у римлян.
3 Мазепа Иван Степанович (1644—1709) — гетман ленобережной
Украины в 1687—1708 гг.; крупный феодал из Белоцерковекой шляхты,
перед Полтавской битвой перешел на сторону шведского короля Карла XII,
после поражения шведов в Полтавском сражении бежал вместе с Карлом
в Турцию, где и умер.
4 Август II Сильный (1670—1733) — курфюрст саксонский (под
именем Фридриха Августа I) с 1694 г., король польский в 1697—1706 и
1709—1733 гг. В результате победы под Полтавой была восстановлена
королевская власть Августа II, союзника Петра I, над Полыней, ранее
отстраненного Карлом ХП.
5 Ромул (Romulus) — легендарный основатель и первый царь Рима,
сын Реи Сильвии, дочери царя Нумитора из Альбалонги, и Марса.
6 Нума Помпилий (Numa Pompilius) — согласно античной традиции,
второй царь Древнего Рима (715—673 или 672 до н. э.). Сабинянин. Ему
приписывается учреждение различных религиозных культов, создание
жреческих коллегий, а также коллегий ремесленников.
7 Евсевий Кесарийский (Eusebius Caesariensis, в миру — Евсевий
Памфил; между 260 и 265 — 338 или 339) — римский церковный
писатель, историк, епископ Кесарии Палестинской с 311 г., стремился
использовать достижения античной науки в интересах христианской Церкви.
Его «Церковная история», рассказывающая о событиях от возникнове
ния христианства до 324 г., содержит наряду с ценными сведениями
много фантастических преданий. Перу Евсевия принадлежит также
панегирическое ♦ Житие императора Константина*.
8 Екатерина I Алексеевна (1684—1727) •— императрица, вторая жена
Петра I. Дочь литовского крестьянина Самуила Скавронского, до
принятия православия носила имя Марта. После смерти отца переселилась в
Лифляндию, была в услужении у Мариенбургского суперинтенданта
Глюка, получая воспитание вместе с его дочерьми. Вышла замуж за
шведского драгуна Рабе. После взятия Мариенбурга русскими войсками попала в
услужение к фельдмаршалу Б. П. Шереметеву, у которого ее отобрал
А. Д. Меншиков, а в 1705 г. ее забрал к себе Петр I; церковный брак был
оформлен лишь в 1712 г. В 1724 г., по желанию Петра, была коронована
императрицей.
9 Ксеркс (ум. 465 до н. э.) — персидский царь (с 486 г.) из династии
Ахменидов. Сын Дария I. Подавил восстание египтян 486—484 гг. После
начавшегося в 482 г. восстания вавилонян разрушил Вавилон, а
Вавилонское царство превратил в персидскую сатрапию. В 480 г. направился в
поход против Греции, однако греко-персидские войны закончились
поражением персов. Ксеркс провел религиозную реформу, сводившуюся к
запрещению почитания местных родоплеменных богов и усилению культа
^бщеиранского бога Ахурамазды. Убит в результате дворцового заговора.
10 Александр Великий (Македонский; 356—323 до н. э.) — Македонии
'^арь (с 336 г.), воспитанник Аристотеля. Завоевал и покорил Грецию,
^Ьрсию, Малую Азию, совершил поход в Среднюю Азию, а его войско
Дг>Шло до границ Индии. Создатель крупнейшей монархии древности.

878
Комментарии
простиравшейся от Дуная, Адриатики, Египта и Кавказа до Инда, но она
распалась после его кончины.
11 Цезарь (Caesar) Юлий Гай (100—44 до н. э.) — политический
деятель, полководец Древнего Рима. Участник Первого триумвирата (с Гаем
Помпеем и Крассом), в 49—45 гг. в борьбе за единовластие разгромил
сторонников Помпея (Красе умер в 53 г.), с 48 г. — пожизненный диктатор.
В результате заговора республиканцев был убит. Реформатор календаря,
автор исторических сочинений.
12 Людовик XIV — французский король из династии Бурбонов, Его
правление отмечено укреплением абсолютизма и централизации власти.
М. В. Ломоносов
Слово похвальное блаженныя памяти
государю императору Петру Великому
Впервые: Ломоносов М. В. Слово похвальное блаженному и вечно-
достойному памяти государю императору Петру Великому в
торжественное празднество коронования Ее Р1мператорского Величества
всепрестветлейшей, самодержавнейшей, великой государыни
императрицы Елизаветы Петровны самодержицы всероссийской в
публичном собрании Санкт-Петербургской Императорской
Академии наук говоренное Михаилом Ломоносовым апреля 26 дня
1755 года. СПб., 1755. Печатается по: Ломоносов М. В. Полное
собрание сочинений: В 8 т. М.; Л., 1959. Т. 8. С. 584—612.
Ломоносов Михаил Васильевич (1711 или 1712—1765) — русский уче
ный-энциклопедист, поэт, мыслитель, общественный деятель. В 1750-е гг.
много занимался отечественной историей, ставя на первый план
политико-воспитательные и литературно-повествовательные задачи, а также
уделяя много внимания полемике с иностранными историками —
Миллером, Шлецером и др. Петровской эпохой Ломоносов интересовался спецп
ально, так как ему было поручено составить выписки для Вольтера, соби
равшемуся писать книгу о Петре (Voltaire. Histoire de Pierre le Grand,
empereur de Russie).
Данная речь была подготовлена Ломоносовым по указанию Разу мои
ского к публичной ассамблее Академии наук 26 апреля 1755 г. К этому
дню был отпечатан ее текст, который в виде отдельной книги продавали
прибывшим на ассамблею.
1 Императрица Елизавета Петровна (1741 — 1761) — дочь Петра I п
Екатерины 1, — короновалась на царствование в апреле 1742 г.
2 Императрица Елизавета Петровна родилась 18 декабря 1709 г., т. е
в год Полтавской битвы.
3 В результате победы под Полтавой была восстановлена королевская
власть над Польшей саксонского курфюрста Августа П, союзника Пет
ра I, отстраненного ранее Карлом XII.
4 Агарянская (агаянская), т. е. мусульманская. Подробнее см. при
меч. 22 к работе Вл. С. Соловьева «Россия и Византизм» (с. 919 наст изд.)

Комментарии
879
" Елизавета Петровна пришла к власти в результате дворцового
переворота, сместив с престола Ивана V Антоновича.
ь Павел Петрович (1754—-1801) — сын племянника Елизаветы
Петровны Петра Федоровича (будущего императора Петра III) и его жены
Екатерины Алексеевны (будущей императрицы Екатерины И) родился
20 сентября 1754 г.
7 Алексеи Михайлович (1629—1676) — русский царь с 1645 г., был
хорошо образованным человеком для своего времени. Второй царь из
династии Романовых. В первые годы царствования Алексея Михайловича
государством фактически управлял его воспитатель («дядька») боярин
Б. И. Морозов, по вскоре (с начала 50-х гг.) царь стал сам принимать
значительное участие в делах государственного управления: сам читал
челобитные и др. документы, писал или редактировал многие важные указы
и первым из русских царей стал собственноручно подписывать их;
непосредственно участвовал во многих военных походах, руководил
внешнеполитическими переговорами, усилил контроль за деятельностью русских
послов. Созданный им Приказ тайных дел (1654 —1676 гг.) подчинялся
непосредственно царю и осуществлял контроль над государственным
управлением.
8 Траян Марк Ульпий (53 — 117) — римский император с 98 г.,
прославившийся добрым нравом.
9 Имеется в виду Северная война (1700—1721).
10 19 ноября 1700 г. русская армия потерпела тяжелое поражение в
битве под Нарвой.
11 После заключения выгодного для России Ништадтского мира
(1721 г.) Правительствующий Сенат торжественно преподнес Петру 1
императорский титул с присовокуплением титулов «Великий» и «Отец
отечества».
12 Колумб Христофор (лат. — Columbus; 1451 — 1506) —
мореплаватель, по происхождению генуэзец, предпринял попытку достичь берегов
Индии, проверяя научную гипотезу о шарообразной форме Земли, что
привело к открытию Америки в 1492 г.
13 Тифон (Тифис, Tiphon) — в древнегреческой мифологии стоглавое
огнедышащее чудовище, сын Тартара и Геи; Зевс, победив Тифона,
навалил на него громаду горы Этны, из вершины которой его дыхание
извергается потоком огня, камней и дыма.
14 Лмфион — сын Зевса и Антиоиы, своей дивной игрой на лире
заставивший камни складываться, покоряясь гармонии, в стены города Фив;
муж Нпобеи, умертвил себя после гибели детей.
15 Варяжское море — старославянское название Балтийского моря,
намек на справедливость Северной войны, которую Петр I вел за выход к
Балтийскому морю.
Iu Александр Ярославович (Невский; 1220—1262) — князь
новгородский (1236 —1251 гг.), великий князь Владимирский с 1252 г.,
победитель шведов в Невской битве (1240 г.) и немцев в битве на Чудском озере
(1242 г.).
17 Август Октавиан (63 до н. э.—14 н. э.) — римский император с 27 г.
До н. э., внучатый племянник Юлия Цезаря.

880
Комментарии
18 Корнелии Непот (Cornelius Nepos; ок. 100 — после 32 до н.э.) —
древнеримский историк и поэт. Автор исторических сочинений,
состоящих из библиографий и исторических анекдотов, до нас дошли
извлечения из книги «О знаменитых людях» («О выдающихся полководцах
иноземных народов», 23 биографии) и отрывки из книги «О латинских
историк ах ^.
1!1 Неясно, какого из Сципионов (прозвище одной из ветвей
патрицианского рода Корнелиев в III и II вв. до н. э., давшего несколько
крупнейших государственных и военных деятелей) имеет в виду автор. Наиболее
известны: Сципион Азиатский (Scipio Asia tic us), Сципион Африканский
Старший (Scipio Africanus Major; 235 — ок. 183 до н. э.) и Сципион
Африканский Младший (Scipio Africanus Junior; 185—129 до н.э.) — римский
полководец. В 146 г. захватил и разрушил Карфаген, завершив 3-ю
Пуническую войну.
20 МаркелЛу Марцелл Клавдий (ум. 207 до н. э.) — римский
полководец, в 222—208 гг. до н.э. 5 раз избирался консулом. Потерпел
поражение в битве при Каннах (216 г.); командовал армией, осадившей и
захватившей Сиракузы (213—212 гг.); погиб в битве с Ганнибалом.
21 Регул Марк Атилий (Marcus Atilius Regulus; ум. ок. 248 до н. э.) —
римский полководец и политический деятель. Будучи в 267 г. консулом,
завоевал г. Брундизий. В период 1-й Пунической войны, в 256 г. во время
своего второго консульства одержал победу над карфагенянами при мысе
Экном и возглавил военные действия римлян и Африке. Одержал победу
около Клуней, но весной 255 г. при Тунесе (около Карфагена) армия Регу-
ла была разбита карфагенянами. Умер в плену.
" Метелл Нумидийский Квинт Цецилий (Quintus Caecilius Metellus
Numidicus; ум. 91 до н. э.) — римский полководец и политический
деятель. Консул — в 109 г., цензор — в 102 г. Возглавлял в 109—107 гг.
римские войска в Африке в период войны Рима против нумидийского царя
Югурты; нанес Югурте в 109 г. поражение при реке Мутуле, после чего
получил прозвище «Нумидийский». Античные авторы изображают
Метелл а убежденным и непримиримым аристократом, суровым и
неподкупным человеком.
23 Катон (Marcus Porcius Cato Censorius, Major; 234—149 до и. э.) —
государственный деятель древнего Рима; в 195 г., будучи консулом,
покорил большую часть Испании; в 191 г., как легат, одержал победу над Анти-
охом Сирийским при Фермопилах; как цензор (184 г.) ревниво оберегал
древнеримскую строгость нравов; был непримиримым врагом карфагенян.
21 Сулла Луций Корнелий (Lucius Cornelius Sulla; 138—78 до н. э.) —
римский диктатор, прозванный «Счастливым» (Felix). Начал военное
поприще в Африке, в 88 г. был избран консулом и назначен главным
начальником войска в войне с Митридатом. После долгих междуусобий с
Марием и его сторонниками сделался правителем Рима.
М. М. Щербатов
Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого
Впервые: Щербатов М.М. Сочинения: [В 2 т.]. СПб., 1898. Т. 2.
С. 23—50. Печатается по первой публикации.

Комментарии
881
Щербатов Михаил Михаилович (1733—1790), князь — историк,
писатель, публицист, переводчик. Сын М. Ю. Щербатова, одного из
сподвижников Петра I. В молодости служил в гвардии. В 1762 г.,
воспользовавшись манифестом Петра III «О вольности дворянства», вышел в отставку
и занялся литературной деятельностью. В это же время обратился к
историческим занятиям. Был депутатом Комиссии об Уложении (1767—
1768 гг.), где выступал рьяным защитником дворянских привилегий.
Проблемы современности побуждали его обращаться к прошлому для
исторического обоснования политических притязаний. Главным
памятником исторических изысканий Щербатова является его «История
Российская с древнейших времен*, работа над которой продолжалась с 1767 г. и
до самой его смерти, но осталась незаконченной (последний, седьмой том,
вышедший из печати уже после смерти автора, обрывается 1610 годом).
Щербатов собирался довести повествование до современной ему эпохи,
которая являлась для него объектом уже не истории, а исторической
публицистики. С его именем связана научная публикация ряда важных
исторических источников, в частности «История Свейской войны», а также
«Журнал, или поденная записка <...> Петра Великого с 1698 г.», части 1-я
и 2-я (результат разбора Щербатовым бумаг кабинета Петра Великого,
намечавшегося еще Г. Ф. Миллером).
1 Лефорт Франц (1656—1699) — эмигрант из Швейцарии, близкий
друг юного Петра I, имел на него сильное влияние. Начальник русского
флота в Азовском походе.
Трубецкие. Иван Юрьевич Большой (прозванный так в отличие от
своего племянника, президента Юстиц-коллегии; ум. 1750) — генерал-
фельдмаршал. Любимец Петра I, он начал службу в Преображенском
полку; в 1698 г. был новгородским наместником; в самом начале Северной
войны был взят шведами в плен и содержался там до 1718 г. При
вступлении на престол Анны Иоанновны в 1730 г., князь Трубецкой явился
ярым сторонником восстановления самодержавия, за что императрица
пожаловала его званием сенатора, а в 1739 г. назначила московским
генерал-губернатором.
Юрий Юрьевич (1668—1739) — боярин, сенатор. Комнатный
стольник царя Федора Алексеевича и Петра Алексеевича, в 1700 г. носы-
-чался убеждать прусского курфюрста помочь Петру Великому в войне со
•пиедамн; в 1720 г. назначен президентом городового магистрата, в
1 г 27 г. — белгородским губернатором, в 1730 г. — сенатором.
; Шереметев Борис Петрович (1652—1719) — первый русский фель-
•^ьпршал. С 1706 г. — граф. Во время Северной войны участвовал почти
Чо всех крупных операциях. Командовал центром армии при Полтаве,
•^•"тинный сторонник петровских реформ. Из-за неприязненного отиоше-
,Ч'Я к Л. Д. Меншикову не пользовался расположением царя.
1 Ментиков Александр Данилович (1670—1729) — генерал-фельд-
v,,|pniai, князь. Наиболее близкий человек Петру I и его ближайший по-
"Щник. Сын конюха села Преображенского. Рос. вместе с Петром I, был
^мт.м из первых «потешных», денщиком, позже поручиком в Преобра-
* Mf«fN-oM полку. Обладал выдающимися организаторскими способностя-
!: if военным талантом, выполнял наиболее ответственные поручения
*!'" Кавалер множества орденов, первый губернатор Санкт-Петербурга.

882
Комментарии
Неоднократно был уличен в казнокрадстве и взятках. После смерти
Петра I имел преобладающее влияние на все государственные дела при
императрице Екатерине I и в начале царствования императора Петра II,
которым произведен в генералиссимусы. Позже попал в опалу и был сослан в
Березов, где и умер.
5 Головкин Гавриил Иванович (1660—1734) — первый достиг в
России учрежденного Петром I высшего гражданского чина —
государственного канцлера. Возглавлял Посольский приказ, позже Коллегию
иностранных дел.
6 Стрешнев Тихон Никитич (1644—1719) — боярин, один из
воспитателей юного Петра I, пользовался особенным доверием царя. Отправляясь
в первое заграничное путешествие в 1697 г. именно ему вместе с князем -
кесарем Ф. Ю. Ромодановским Петр доверил управление всеми
государственными делами. С 1700 г. возглавлял ряд приказов — военный,
разрядный, с 1708 г. — московский губернатор, с 1711 г. — сенатор.
Собственноручно обрезая бороды боярам, царь пощадил Стрешнева, не
решившись его унизить.
7 Одоевский Иван Васильевич (1710—1764) — действительный
статский советник и сенатор. В 1732 г. был назначен советником Вотчинной
коллегии, с 1740 г. стал ее вице-пр ззидентом. В 1762 г. был в числе
сенаторов на коронации Екатерины II.
8 Салтыков Василий Федорович (ум. 1730), граф — кравчий (1690 г.),
действительный статский советник, Московский губернатор. В 1730 г.
возведен в графское достоинство.
9 Строганов Александр Сергеевич (1733—1811), граф — президент
Академии художеств, член Государственного совета.
10 Голицын Алексей Борисович (1732—1792), князь — генерал-майор.
11 Алексей Петрович (1690—1718) — царевич, старший сын Петра I
от первой жены Е. Ф. Лопухиной, о его взаимоотношениях с отцом см.
примеч. 7 к публикации «Петр Великий в его изречениях (с. 873 наст,
изд.).
12 Горн Арвид Бенгард — шведский государственный деятель и
полководец, сопровождал Карла XII в походе на Нарву, позже занимал
должность президента королевского совета.
13 Остерман Андрей Иванович (Генрих-Иоанн; 1686—1747) —
дипломат и политический деятель. В Россию приехал в 1704 г. в качестве
секретаря адмирала Крюйса. Знал семь иностранных языков, что обеспечило
ему хорошую карьеру. В 1710 г. стал секретарем Посольского приказа.
Участвовал в Аландском конгрессе, заключал Ништадтский мирный до*
говор, после чего был вице-президентом коллегии иностранных дел. Пр1!
преемниках Петра I стал канцлером. При воцарении Елизаветы
Петровны приговорен к смертной казни, замененной на ссылку в Березов, где и
умер.
14 Мусин-Пушкин Иван Алексеевич (1649—1729), граф — боярин,
был воеводой в Смоленске, потом Астрахани. Во время Северной войн1»1
сопровождал Петра I в походах и участвовал в Полтавской битве. В 1710-'
1717 гг. был начальником Монастырского приказа, с 1711 г. — сенатор» ,3
1726 г. назначен докладчиком Екатерины I, заведовал Монетным дворов-

Комментарии
883
x(i Бирон Эрнст Иоганн (1090—1772), граф (с 1730 г.), герцог Курлянд-
ский (с 1737 г.) - фаворит императрицы Анны Иоанновньк имевший
огромное влияние на внутреннюю политику России в ее царствование
(1730—1740 гг.), которое использовал для личного обогащения. После
смерти Анны Иоанновны сослан в Пелым, при Петре 111 возвращен в
Петербург, позже уехал в Курляндию.
10 Речь идет о знаменитой «Табели о рангах всех чинов» (1722),
искоренившей значение аристократизма на государственной службе.
17 Лопухина Евдокия Федоровна (1669—1731) — царица, первая жена
Петра I (с 1689 г.). Воспитанная в старинных традициях, ограниченная,
но честолюбивая и властная, она не разделяла взглядов мужа, желая
размеренной старомосковской жизни. Во время первого заграничного
путешествия в 1696 г. Петр 1 писал своему дяде Льву Нарышкину, прося его
уговорить Евдокию принять монашеский постриг, а после возвращения в
Москву сразу отправил ее в Суздальский Покровский монастырь, где она
была пострижена под именем Елены (в 1698 г.).
18 Факт нахождения в плену Екатерины Алексеевны документально
не подтвержден, она попала в круг русских военных после взятия Мари-
енбурга, где служил ее первый муж, русскими войсками.
,!' Монс Анна Ивановна (1682—1714) — возлюбленная молодого
Петра I. Позже была замужем за прусским посланником Кейзерлиигом.
-" Ягу минский (Егузинский) Павел Иванович (1683—1736), граф, —
первоначально денщик, затем сотрудник Петра I. Первый
генерал-прокурор Святейшего Синода (с 1722 г.); с 1726 г. исполнял дипломатические
поручения в Польше, с 1731 г. — посол в Берлине, а по возвращении
оттуда — кабинет-министр.
^ Головкина Анна (ум. 1751, по другим источникам — 1760) — была
в первом браке за генерал-прокурором П. И. Ягужинским, во втором — за
дипломатом М. П. Бестужевым-Рюминым. В 1743 г. за участие в заговоре
против императрицы Елизаветы Петровны была наказана кнутом и, «по
срезании языка», сослана в Сибирь, где и умерла.
аг Сонцов Засекин Борис Юрьевич — стольник, воевода в Галиче в
1693—1694 гг.
J3 Turn Флавий Веспасиан (Titus Flavius Vespasianus; 39—81) —
римский император в 79—81 гг., из династии Флавиев. При нем было
закончено строительство Колизея. Античные авторы изображают Тита
прекрасным императором, «утехой рода человеческого».
~% Аврелий Марк (121 —180) — римский философ-стоик, император из
Династии Аитонинов. Автор сочинения «К самому себе», содержащего
записки кратких рассуждений по вопросам этики и мироустройства.
Филипп II (Филипп Македонский; 359—336 г. до и. э.) —
македонский царь (с 359 г.), отец Александра Великого.
Калигула Гай Юлий Цезарь (Gains Julius Caesar Caligula; 12—41) —
римский император (с 37 г.) из династии Юлиев-Клавдиев. Стремился
*'°-r.dTb свою власть неограниченной и требовал оказания себе божеских
•'учестей. Чрезмерная трата Калигулой государственных средств (на уст-
'''-^<'тви триумфов, игр и зрелищ, награды преторианцам) привела к непо-
¥,ц1»поЛ1у повышению налогов и конфискации богатств (особенно у сснато-

884
Комментарии
ров). Болезненная подозрительность, жестокость и сумасбродство Калигу*
лы вызвали недовольство сената и командного состава преторианцев; был
убит во дворце преторианским военным трибуном.
21 Домициан Тит Флавий (Titus Flavius Domitianus; 51—96) —
римский император с 81 г., последний из династии Флавиев. Добивался
популярности у солдат повышением им жалованья и у римского плебса —
раздачами, организацией зрелищ, игр, предоставлением провинциалам
права римского гражданства. Укрепляя бюрократический аппарат и свою
власть за счет прав Сената, вызвал оппозицию последнего. Поражение от
даков и заключенный мир, по которому римляне должны были
выплачивать последним ежегодную дань и предоставлять мастеров и
ремесленников, обострило недовольство сената, что вызвало ответные репрессии
императора. Был убит своими вольноотпущенниками, составившими протин
него заговор.
28 Нерон Луций Домиций (Nero, Lucius Domitius, после усыновления
отчимом, императором Клавдием, получил имя — Нерон Клавдий Друз;
37—68) — римский император (с 54 г.), избранный преторианцами,
последний отпрыск из династии Юлиев-Клавдиев. Первые годы правил в со
гласи и с Сенатом, находясь под влиянием префекта претория Бурра и фи
лософа Сенеки; под влиянием сиюминутных интересов превратился в
жестокого и развращенного тирана, убившего даже свою мать (59 г.) и
жену (62 г.). Выступал перед народом в качестве певца, актера и
состязателя. Свергнутый Гальбой, лишил себя жизни.
29 То есть Гомера.
40 Клио — в древнегреческой мифологии одна из 9 муз,
покровительница истории. Изображалась обычно с грифелем и папирусным свитком
или со шкатулкой для свитков.
31 Имеется в виду Стрелецкий бунт 1682 г., вдохновителями которого
была партия Милаславских во главе с царевной Софьей не доводьные тем,
что после смерти царя Федора царем был провозглашен царевич Петр,
рожденный от другого брака Алексея Михайловича с Нарышкиной, вмес
то Ивана, старшего но мужской линии после Федора, но признанного
неспособного к царствованию.
32 Нарышкины —братья матери Петра I Натальи Кирилловны:
Лев Кириллович (1668—1705) — боярин, отправляясь в загранич
ное путешествие, Петр I назначил его первым после Ромодановского
членом Совета по управлению государством, а по возвращению—начальни
ком Посольского приказа.
Афанасий Кириллович — убит во время Стрелецкого бунта в 1682 г.
33 Матвеев Артамон Сергеевич (1625—1682) — боярин, дипломат,
один из главных представителей нарышкинской группировки. Управлял
Малороссийским, а затем и Посольским приказами. Человек исключи
тельно образованный, написал несколько работ преимущественно исторл
ческого содержания, к сожалению, не дошедших до нас. Испытал опалу
После возвращения из ссылки был убит стрельцами во время майском»
переворота 1682 г.
34 Языков Семен Иванович — комнатный стольник и чашник царя
Федора Алексеевича, подписавший постановление об уничтожении мест

Комментарии
885
ничества (в 1682 г.), думный дворянин (с 1688 г.), участник Азовского
похода член следственной комиссии по делу о стрелецком бунте 1699 г.;
генерал-провиантмейстер (1 700).
л,г' Софья Алексеевна (1657—1704) — царевна, правительница России с
1682 по 1689 г., дочь царя Алексея Михайловича. Отличалась умом,
энергией и честолюбием, была весьма образована для той эпохи. В годы
малолетства Петра и его названного брата Ивана (оба одновременно являлись
формальными царями) фактически управляла государством. После
совершеннолетия Петра была силой отстранена от власти и пострижена в
монахини Новодевичьего монастыря с именем Сусанны. Позже приняла
схиму.
3,§ Голицын Василий Васильевич — боярин, глава Посольского
приказа, хранитель царской печати, фаворит царевны Софьи, после прихода к
власти Петра I сослан в Архангельский край, где и умер.
37 Хованский Иван Андреевич — влиятельный вельможа в правлении
царевны Софьи, глава Стрелецкого приказа, предводитель стрелецкого
бунта 1682 г. Казнен в том же году.
ЯИ Брут Децим Юний (84—43 до н. э.) — любимец Цезаря, в то же
время один из заговорщиков. В день заговора убедил колебавшегося
диктатора пойти в сенат, где все было приготовлено к его убийству. Защищал
альпийскую Галлию против Антония; оставленный войском, погиб от
всадников Антония. Сохранилась его переписка с Цицероном.
3q Голицын Михаил Михайлович (1675—1730) — боярин, генерал-
фельдмаршал, участник крупнейших сражений Северной войны,
командовал гвардией под Полтавой и после боя первым настиг остатки
разбитой шведской армии под Переволочной и вместе с Меншиковым заставил
«положить оружие». Находился с Петром I в Прутском походе,
участвовал в битвах при Гангуте и Гренгаме; президент Военной коллегии,
позднее — член Верховного тайного совета.
10 Голицын Дмитрий Михайлович (1665—1757) — боярин,
знаменитый ♦ верховник), до конца жизни оставался защитником старобоярскнх
традиций, с презрением относясь к иноземным и «случайным»
незнатным людям. Не мог проспиь Петру I его брака с Мартой Скавронской
(Екатериной I). Позднее, как активный «верховник», был заключен в
Шлиссельбургскую крепость, где и умер. Обладал первой частной
богатейшей библиотекой в России; в его селе Архангельском насчитывалось
♦на чужестранных диалектах•> и на русском языке более 6 тысяч книг.
11 Геркулес — латинская форма имени величайшего героя
древнегреческой мифологии Геракла.
li Ом фал а — согласно греческой мифологии, лидийская царица, у
которой три года служил Геракл в наказание за убийство Ифита; его оолек-
ли в женскую одежду в заставили заниматься пряжей.
11 Помпеи (Pompejus, Гней Помпеи Великий, 106—48 до и. э.) — рим-
'^ий полководец и политический деятель. В 70, 55 и 52 гг. — консул, в
*и г. освободил море от пиратов, в 60 г. заключил с Цезарем и Крассом
[Hi< называемый триумвират; после разрыва с Цезарем и поражения в
rjo)0 с ним бежал в Египет, где убит по наущению советников царя
Птолемея

886
Комментарии
11 Антоний (Marcus Aritonius; 82—30 до н. э.) — римский полководец,
в 50 г. — народный трибун, позже — полководец Цезаря, в 44 г. —
консул; после убийства Цезаря захватил власть, в борьбе за которую
соединился с Октавианом (Августом) и Лепидом для составления триумвирата,
получившего неограниченную власть после победы над противниками. По
устранении Лепида Октавиан и Антоний в 36 г. разделили между собой
империю, причем Антоний получил восточную ее часть. В Египте,
увлекшись Клеопатрой, оставил в пренебрежении государственные дела.
Оставленный флотом и армией, покончил с собою в Египте.
15 Карл XII (1682—1718) — король Швеции с 1697. Возглавлял
шведскую армию во время Северной войны. В 1700 г. одержал победу над
союзником России — Данией и разбил русские войска под Нарвой. В 1701 —
1706 гг. вел боевые действия в Польше и Саксонии, вынудив их выйти из
войны. Летом 1708 г. вторгся в Россию, после Полтавской битвы (1709 г.)
бежал в Турцию. Вернулся в Швецию в 1715 г. Убит при осаде
норвежской крепости Фредериксхалль.
И. И.Голиков
Статьи, заключающие в себе характеристику Петра Великого
и суждения о его деятельности
Впервые: Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого
преобразователя России, собранные из достоверных источников и
расположенные по годам: [В 12 ч.] М., 1788—1789. Печатается по: Го
ликов И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя
России, собранные из достоверных источников и расположенные
по годам: [В 12 ч.] М., 1788-1789. Ч. IX. С.252—340.
Голиков Иван Иванович (1735(?)—1801) — историк-самоучка,
биограф Петра Великого. Сын курского купца, получил лишь самое
начальное образование. Рано увлекся историей царствования Петра I и всю
жизнь разыскивал любые сведения о нем. В 1780 г. попал в тюрьму за
неправедное ведение купеческих дел, но был амнистирован Екатериной II
по случаю открытия памятника Петру I. Потрясенный этим событием»
Голиков прямо из тюрьмы поспешил к «Медному всаднику» и во
всеуслышание обещал написать полную историю Петра Великого. После чего
прекратил все торговые занятия и сосредоточился на обработке имевшегося в
его распоряжении материала. Узнав о его занятиях, Екатерина II
распорядилась допустить его к архивным собраниям, прежде всего в
Московский архив Коллегии иностранных дел. Первое издание «Деяний Петр»
Великого...» стало библиографической редкостью уже к середине XIX в-
Второе издание в измененном виде, с иной группировкой материалов и
дополнениями, вышло под ред. Н. А. Полевого в 1837—1843 гг.
В первом томе «Деяний... >> содержится характеристика источников,
которыми пользовался Голиков — во-первых, устные рассказы
современников Петра, во-вторых, письменные и печатные материалы (не зная
иностранных языков, Голиков на свои средства заказывал переводы ино*
странных книг о Петре I). Первые десять томов содержат свод событий и

Комментарии
887
деятельности Петра Великого от рождения до кончины (по годам). 11-й
том посвящен жизнеописанию С. И. Мазепы, Полтавской битве, а также
содержит реестр бумаг, хранящихся в Кабинете Петра Великого. В 12-м
томе рассматривается политическая история Смутного времени,
обстоятельства воцарения династии Романовых. Здесь отчетливо
просматривается провиденциализм Голикова, лежавший в основе его исторических и
политических воззрений. 13-й том посвящен историческому обзору
царствований Алексея Михайловича и Федора Алексеевича и
характеристике социально-политического уклада России в канун Петровских реформ.
14-й том содержит письма Петра Великого с 1693 пи 1709 гг.
включительно (всего 1011 писем), собранных Голиковым в архивах и у частных
лиц. В 15-й том собраны письма, указы, грамоты, подписанные Петром I
с 1709 по 1711г.
Известно, что Голиков собирался составить подробные жизнеописания
всех сподвижников царя-преобразователя и много трудился на этом
поприще. Увидело свет лишь «Историческое изображение жизни Ф. Я.
Лефорта и В. П. Гордона» (М., 1800). Остальное рукописное наследие
Голикова погибло при пожаре.
1 См. примеч. 1 к публикации «Петр Великий в его изречениях»
(с. 872 наст. изд.).
1 Вольтер (Voltaire, наст, имя —Франсуа Мари Аруэ; 1694 — 1778) —
французский философ, писатель, публицист, представитель французского
Просвещения. Его перу принадлежат две книги о Петре 1 и его времени:
«История Российской Империи в царствование Петра Великого» (в 2 ч.) и
«История Карла XII, короля Швеции и Петра Великого, императора
России».
Л Имеется в виду книга Дм. Феодози «Житие и славные дела
государя императора Петра Великого, самодержца Всероссийского, с
предположением краткой географической и политической истории о Российском
царстве, ныне первее на славенском языке списана и издана», вышедшая
в Венеции в 1772 г. в 2-х частях.
1 Прасковья Федоровна (1664—1723) — царица, жена царя Ивана
Алексеевича, единокровного брата Петра I, мать будущей императрицы
Анны Иоанновны, происходила из рода Салтыковых. После смерти мужа
почти безвыездно жила в родовом селе Измайлово. Едва знала грамоту,
была полна предрассудков, но тем не менее принимала петровские
преобразования. Пользовалась большим уважением и любовью Петра I.
* См. примеч. 6 к публикации «Петр Великий в его изречениях•>
(с 872 наст. изд.).
6 Ланг Лоренц (Лаврентий) — шведский инженер на русской службе.
Несколько раз исполнял дипломотические миссии в Китае, вице-губерна-
?ор Иркутска. В 1726 г. издал свои дневники под названием «Беглые
путешествия через Россию».
Левенгаупт (Lewenhaupt) Адам-Людовик (1659—1719), граф—
^асдский генерал, разбил русских 1704 г. у Якобштадта, в полтавской
°игве 1709 г. взят в плен русскими.
8 Рюиш (Ruysch) Фредерик (1638—1731) — знаменитый голландский
'Чатом, изобрел способы сохранять анатомические препараты (некоторые

888
Комментарии
до сих пор хранятся в музее Академии наук) и метод бальзамирования
трупов, приятель Петра I. Петр, будучи в Амстердаме, посещал
анатомический театр Рюйша и присутствовал на его лекциях, а в 1717 г. купил
его анатомический кабинет.
9 Перри (Perry) Джон (1689—1715) — английский корабельный
инженер на русской службе. Написал книгу «The state of Russia under the
present czar» (1716), которая была переведена на русский язык в 1871 г.
10 Нее тон —транслитерация фамилии Исаака Ньютона — Newton.
11 Галилей (Galilei) Галилео (1564—1642) — итальянский физик,
астроном, математик и мыслитель, один из основателей экспериментально-
теоретического естествознания, заложил основы динамики.
12 Лейбниц (Leibniz, Leibnitz) Готфрид Вильгельм (1646—1716) —
философ, математик, физик, историк, юрист и языковед. Первый президент
Берлинского научного общества, позднее Академии наук. В 1711 — 1712 и
1716 гг. встречался с Петром I, предлагал ему ряд проектов по развитию
образования и государственного управления в России.
13 Вольф (Wolff) Христиан (1679—1754) — немецкий философ,
систематизатор философских идей Нового времени, представитель немецкого
Просвещения, член крупнейших академий Европы, в том числе и Санкт-
Петербургской. Его работы были положены в основу философского
образования всех стран Европы. В 1716 и 1720 гг. Петр I приглашал Вольфа в
Петербург занять кафедру философии.
14 Фонтенель (Fontenelle) Бернар Ле Бовье де (1657 — 1757) —
французский писатель, ученый-популяризатор. Член Французской академии с
1691 г.
15 Зотов Никита Моисеевич (1647—1718) — подъячий, первый
учитель Петра I, впоследствии тайный советник и генерал-президент
ближней канцелярии.
16 Голицын Борис Алексеевич (1654—1714) — воспитатель Петра I. Во
время Азовского похода 1695 г. командовал всей «низовой конницей.
При отъезде Петра I за границу—один из управителей государства. После
Нарвского разгрома ему было поручен набор и формирование драгунских
полков. Наместник Казанского и Астраханского царств; в конце жизни
принял монашество.
17 Головин Федор Алексеевич (1650—1706), граф — дипломат,
военачальник, генерал-фельдмаршал. При царевне Софье был послан на Амур
для защиты Албазина от китайцев, в 1689 г. подписал Нерчинский
договор с Китаем, участник Азовских походов и «Великого посольства».
Позже ведал внешней политикой, строительством флота, Монетным двором-
18 Бассевич Геннинг Фридрих — германский дипломат, вел
переговоры о заключении брака герцога Голштинского со старшей дочерью
Петра I Анной.
19 Тезей (Theseus) — аттический национальный герой, сын афинского
царя Эгея и Эеры, убил Минотавра, сделал Афины центром страны и
основал аттическое государство: учредил Истмийские игры; в Афинах
находился храм его имени.
20 Вильгельм III Оранский (1650—1702) — английский король и штя'Г
гальтер Голландии.

Комментарии
S89
21 Карл Великий (лат. — Carolus Magnus; 742—814) — король
франков с 768 г., с 800 г. — император (коронован в Риме папой Львом III).
Посредством завоеваний расширил границы своего королевства, создав
большую империю, предпринял ряд мер для укрепления границ
(образование марок), стремился к централизации власти в своем государстве. По
его имени названа династия Королинков
Н. М. Карамзин
Записка о древней и новой России
Впервые: Карамзин И.М. Записка о древней и новой России. М.;
СПб.: изд. Н. Толстой, 1914. Печатается по: Карамзин Н. М.
Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском
отношениях / Ред. Ю. Пивоварова. М., 1991.
Карамзин Николаи Михаилович (1766—1826) — историк, писатель,
публицист. Родился в Симбирской губернии, образование получил в
Москве. В 80-е гг. был постоянным участником иовиковского «Дружеского
общества*, испытал влияние масонства. В 1789—1790 гг. совершил
путешествие по Европе, отраженное в «Письмах русского путешественника».
В 90-е гг. занимался литературным трудом, издавал ряд журналов и
альманахов. К этому же времени относится начало занятий историей.
В 1803 г. высочайшим указом назначен историографом (как до него
Ор. Ф.Миллер и М.М.Щербатов) с официальным правом на получение
соответствующих источников и начал работу над * Историей государства
Российского», которую собирался довести до конца XVII в. Но из-за
смерти двенадцатый том не был завершен, оборвавшись на событиях 1612 г.
«Записка о древней новой России-) была написана в 1811 г.
специально для Александра Первого в качестве апологии самодержавной власти и
в противовес программе реформ М. М. Сперанского. К птому времени его
отношение к деятельности Петра I претерпело заметную эволюцию.
В «Письмах русского путешественника* Карамзин восторженно
восхвалял Петра за приобщение России к европейской цивилизации. В этом
ключе составлено и ♦ Похвальное слово Петру Первому» (1798), которое
сохранилось в отрывках. Но к 1811 г. Карамзин уже иначе воспринимал
петровские реформы, в оценке которых во многом соглашался с
^. М. Щербатовым (противопоставление консервативной традиции и
национального начала петровской революционной ломке). Карамзин осуж-
^л Петра 1 именно за то, за что раньше восхвалял — космополитическое
"ачало, отказ от московской политической и культурной традиции и т- п.
1 Иван [Иоанн) I Данилович (Калита; ум. 1340) — князь московский
^ 1325 г.), великий князь владимирский (с 1327 г.).
*" Иван {Иоанн) III Васильевич (1440—1505) — великий князь мос-
*<»векий (с 1462 г.).
Михаил Федорович (1596—1645) — первый царь из династии Рома-
!!°йых (с 1613 г.), сыи боярина Федора Никитича Романова (позже — пат-
|'Иархл фпл0ре.га)1 eMV наследовал старший сын Алексей Михайлович
1!'1м'Мювал с 1645 но 1676г.).

890
Комментарии
1 Федор Алексеевич (1661 —1682) — царь с 1676 г., сын царя Алексея
Михайловича от его первой жены Марии Ильиничны Милославской.
Получил значительное по тому времени домашнее образование (воспитанник
Симеона Полоцкого), знал польский и латинский языки, увлекался
певческим искусством, сам писал песнопения. При нем была проведена об
щая подворная перепись населения (1678 г.), осуществлен ряд реформ в
сфере управления государством.
А. В. Никитенко
Похвальное слово Петру Великому, императору и самодержцу
Всероссийскому, Отцу Отечества
Впервые: Никитенко А. В. Похвальное слово Петру Великому,
императору и самодержцу всероссийскому, Отцу Отечества,
произнесенное в торжественном собрании Санкт-Петербургского университета
марта 25 дня 1838 года экстраординарным профессором, доктором
философии Александром Никитенко. СПб., 1838. Печатается по:
Никитенко А. В. Слова и речи, читанные ректором и профессорами
Санкт-Петербургского университета в день его открытия. СПб.,
1838. С. 1—32.
Никитенко Александр Васильевич (1805—1877) -- писатель, критик,
историк литературы, цензор. Крепостной гр. Шереметева, получил
вольную по личной просьбе министра духовных дел и просвещения кн. А. Н.
Голицына, обратившего внимание на талантливого юношу и разрешившего
поступить на философско-юридический факультет Санкт-Петербургского
университета (1825—1828). С 1830 г. адъюнкт по кафедре политической
экономии, с 1834 г. — профессор по кафедре русской словесности Санкт
Петербургского университета. С 1833 по 1848 гг. — цензор при
Санкт-Петербургском цензурном комитете. В 1840—1841 гг. — редактор журнала
«Сын Отечества», в 1846—1848гг. редактировал «Современник», с 1856
по 1860 гг. — редактор «Журнала министерства народного
просвещения». Входил также в состав редакции «Энциклопедического Лексикона >
Плюшара. С 1855 г. — академик Императорской Академии наук по
отделению русского языка и литературы. Будучи блестящим лектором и
оратором, неоднократно выступал на университетских актах. Приводимая
статья относится именно к этому жанру. После себя оставил дневники-
служащие ценным источником по истории русской литературы,
журналистики и цензуры XIX века.
1 Санкт-Петербургский университет был открыт по указу император-
Александра I 8 (20) февраля 1819 г.
J В 1701 г. в Москве была создана Навигацкая школа, в 1714 г- н
Санкт-Петербурге — Артиллерийская школа, в 1712 и 1719 гг. были се
зданы московская и петербургская военно-инженерные школы.
3 Именным указом Петра I 28 января 1724 г. была учреждена АкаДУ"
мия наук одновременно с университетом и гимназией в ее составе.
1 Данте Алигиери (Dante Alighieri; 1265—1321) — знаменитый и,а'
льянский поэт, автор «Божественной комедии».

Комментарии
891
•' Bjkoh (Вагон) Фрэнсис (1561 — 1626) — английский философ,
родоначальник английского эмпиризма. В 1584 г. был избран в парламент.
С 1617 г. лорд-хранитель печати, зятем — лорд-канцлер; барон Верулам-
ский и виконт Сент-Олбанский. В 1621 г. привлекался к суду по
обвинению во взяточничестве, осужден и отстранен от всех должностей.
Помилованный королем, не вернулся на государственную службу и последние
годы жизни посвятил научной и штературной работе. Философия Бэкона
сложилась в атмосфере общего научного и ку плурного подъема; наука,
согласно его точки зрения, должна дать человеку власть над природой,
увеличить его могущество и улучшить его жизнь. С этой точки зрения он
критиковал схоластику и ее силлогистический дедуктивный метод,
которому он противопоставил обращение к опыту и обработку его индукцией,
подчеркивая значение эксперимента.
ь Рафаэль (собственно — Раффаэлло Гаити. Raffaello Santi; 1483 —
1520) — итальянский живописец и архитектор, представитель Высокого
Возрождения.
П. Я. Чаадаев
Апология сумасшедшего
Впервые: Чаадаев П. Я. Апология сумасшедшего ,;/ Вопросы
философии и психологии. 1906. № 84. Печатается по: Чаадаев II. Я.
Полное собрание сочинений и избранные письма. М.. 1991. Т. 1.
С. 523 — 538. Публикуемый фрагмент находится на с. 524 — 528.
Чаадаев Петр Яковлевич (1794 -1856) мыслитель и общественны!!
деятель. Служил в Лейб-гвардии гусарском полку, участвовал в
Отечественной войне 1812 г. и заграничном походе 1813—1814 гг. Член Союза
благоденствия (1819) и Северного общества (1821). В 1828—1830 гг.
написал серию знаменитых ♦Философических писем*. Точная дата создания
«Апологии* неизвестна, предположительно она создана в 1836 —1837 п\
Сохранились две редакции, отличающиеся и стилистически, и по объему.
Оба варианта написаны по-французски, местонахождение автографов
неизвестно.
А. И.Герцен
Двадцать осьмое января
Впервые: Герцен А. И. Двадцать осьмое января Публ. М. К. Лем-
ке//Былое. 1907. Кн. 7. Печатается по: Герцен Л И. Собрание
сочинений: В 30 т. М., 1954-1964. Т. 1. 1954. С. 29—35.
Герцен Александр Иванович (исевд. — Искандер. 1812 1870) —
писатель, публицист, философ, общественный деятель. Статья <«Двадцать ось-
Мое января» (1833) — первая историческая работа Герцена, где дан об-
11*Ий сбзор русской истории до Петра I включительно, в которой он искал
^Кономерность исторического развития в объективных условиях жизни
и--Повеческого общества. В основе общественного развития Герцен видел
диа противоречия: борьба между привилегированными и угнетенными

892
Комментарии
классами и конфликты между личностью и средой. Полагал, что
значение личности в истории определяется пониманием народных потребно
стей, так как в отличие от позиции государственной школы, главной
движущей силой истории считал не государство, а народ.
1 Цитата из второго стихотворения М. В. Ломоносова к статуе Петра ]
под названием «Надпись к той же».
1 «И революция воплотилась в человеке». В. Кузен (франц.).
Кузен (Cousin) Виктор (1792—1867) — французский философ-и деа
лист и политический деятель.
3 Петр I скончался 28 января 1725 г.
1 Мшиле (Michelet) Жюль (1798—1874) — французский историк, ав
тор «Истории Франции», «Истории французской революции».
5 Ведета — вид сторожевой службы, призванной охранять войска от
внезапного нападения противника.
6 Пассек Вадим Васильевич (1808—1842) — историк, археолог, >т
нограф, краевед, действительный член ОИДР (с 1839 г.). Родился в семы»
ссыльного дворянина. После возвращения в Москву (1822 г.) окончил эти
ко-политическое (юридическое) отделение Московского университет.1
(1830 г.), в 1830—1834 гг. входил в кружок А. И. Герцена и Н. П.
Огарева. Занимался археологическими и этнографическими исследованиями
(1833—1839 гг.) на Харьковщине; издавал в Москве периодический сбор
ник «Очерки России» (с 1839 г.), редактор (с 1841г.) еженедельных
«Прибавлений» к «Московским губернским ведомостям», в которых пуп
ликовалнсь материалы по истории и архитектуре Москвы и Подмоско
вья. Именно его имел в виду А. И. Герцен в своем посвящении.
7 Владимир I Святославович (в народной традиции — Владимир
Красно Солнышко; ум. 1015), св., равноапостольный — князь Новгород
ский (с 969 г.), великий князь Киевский (с 980 г.), младший сын Свято
слава и Мал уши, ключницы княгини Ольги. Покорил вятичей,
радимичей, ятвягов, воевал с печенегами, Волжкой Булгарией, Византией,
Польшей. Был очень деятельным, при нем были сооружены обороните и*
иые рубежи, заново укреплен и застроен каменными зданиями и церкп.*
ми г. Киев. В крещении получил имя — Василий, в 988—989 гг. bbc.i '<
качестве государственной религии христианство.
4 Иван (Иоанн) IV Васильевич (Грозный; 1530—1584) — великий
князь московский (с 1533 г.), первый русский царь (с 1547 г.).
9 Годунов Борис Федорович (ок. 1551 —1605) — боярин (с 15Н0 i I
русский царь (с 1598 г.). Начал службу при дворе Ивана Грозного опрп !
пиком. В 1571 г. усилился браком с дочерью царского любимца Маль>*!
Скуратова-Вельского Марией. В 1580 г. Иван Грозный избрал сестру Ь'
дунова Ирину в жены царевичу Федору Ивановичу и сделал его одним и-'
его опекунов. С 1585 г. — правитель государства как ближайший \ъ*\}
ский родственник. После кончины Федора был избран собором на преет»1 !
Сторонник западноевропейской науки, Борис послал многих учиться -*tX
границу, нанимал иностранных воинов, приглашал на службу врачей u
разных мастеров.
10 Василии IV Шуйский (1552—1612) — русский царь в 1606—1610 «г

Комментарии
893
11 Монтескье (Montesquieu) Шарль Луи де Секонда (1689—1755) —
французский философ, писатель и историк, деятель французского
Просвещения. Выступил с обоснованием географического детерминизма в
понимании общества, согласно которому почва, климат, рельеф местности
определяют одух» народа. Выделял три формы организации государства:
республику, где власть находится в руках всего народа или его части,
монархию — у власти находится один человек, деспотию — власть
принадлежит одному лицу, использующую ее но своему произволу.
Обосновал принцип разделения властей, без которого невозможна политическая
свобода.
и Реформация (от лат. refomatio — преобразование, направление) —
процесс бурных изменений как в религиозной, так и в политической,
культурной и социальной жизни Западной Европы начала XVI —
середины XVII в. Результатом реформации явилось разрушение религиозного
единства Западной Европы, образование новых христианских
исповеданий и церковных групп, обозначаемых общим термином
*протестантизм »>.
13 Лютер (Luther) Мартин (1483—1546) — деятель Реформации в
Германии, основатель немецкого протестантизма (лютеранства). Его
выступление в Виттеиберге с 95 тезисами против индульгенций (1517 г.) поло
жило начало движения против католической Церкви. Однако основным
делом своей жизни Лютер считал перевод на немецкий язык Библии,
работе над которым он отдал 22 года, утвердив нормы общенемецкого
литературного языка.
14 Имеется в виду Лжедмитрий I Самозванец (ум. 1606) — русский
царь с 1605 г. Предположительное настоящее имя — Григорий Отрепьев.
В 1601 г. объявил себя младшим сыном Ивана IV Грозного Дмитрием.
С помощью польско-литовских войск, взяв Москву, завладел русским
престолом, но вскоре был убит в результате боярского заговора.
15 Братья Гракхи были из плебейского рода Семпроннев. Тпберий
(Tiberius Gracchus; 162—133 до н.э.) — избран народным трибуном в
133 г. Гай (Gaius Gracchus; 153—121 до н. э.) — народный трибун в 123 и
122 гг. Проводили демократические земельные реформы.
16 Марий (Maius) Гай (157—86 г. до н. э.) — политический деятель
Древнего Рима, полководец; плебейский трибун (119 г.), претор (115 г.),
консул (106, 104 — 100 и 86 гг.). Провел реформы в армии, в 105 — 101 гг.
победил войска Нумидии, тевтонов, кимеров. В ходе гражданской войны
в 87 г. взял Рим.
17 Мирабо (Mirabeaii) Виктор де Рикетти, маркиз де (1715 — 1789),
граф — французский экономист.
18 Наполеон I (Napoleon) Бонапарт (1769—1821) — выдающийся
Французский полководец, диктатор, а затем император Франции (1804 —
*н14, март—июнь 1815 гг.), выдвинулся из нижних офицерских чинов.
После низложения был сослан на о. Св. Елены.
и Густав П Адольф (1594 — 1632) — король Швеции с 1611 г., выдаю
у'йся полководец времен Тридцатилетней войны (1618—1648).
"' Шиллер Иоганн (1759 — 1805) — немецкий поэт, драматург и теоре-
1к искусства Просвещения, основоположник немецкой классической

894
Комментарии
литературы. Упомянута его историческая драма в двух частях «Валлен-
штейи» (1798—1799).
21 Вернер (Werner) Захарий (Цахариас; 1744 — 1823) — немецкий
писатель.
22 Мимоходом (франц.).
23 Генрих IV (1553—1610) — французский король (формально — с
1589, но фактически — с 1594 г.). Утвердил свою власть только после
перехода из гугенотов в католическую веру.
-1 Фарос — знаменитый в древности и в Средние века маяк,
находившийся на одноименном острове в устье Нила.
гь «Петру Первому — Екатерина Вторая» (лат.) — надпись на
пьедестале памятника Петру I («Медный всадник»). Работа над памятником
велась в 1768—1782 гг. под руководством скульптора Э.-М. Фалькоие, го
лову Петра I исполнила его ученица М.-А. Калло, змею под ногами
коня — Ф. Г. Гордеев, пьедестал выполнен по эскизу Ю. М. Фельтена.
2Й Имеется в виду императрица (с 1762 г.) Екатерина II Алексеевна
(1729—1796), которая была до замужества принцессой Анхальт-Цербст
ской и до принятия православия носила имя Софья-Фредерика-Августа.
27 Петер Ульрих (правильно — Карл Петер Ульрих; 1728—1762) -
герцог ГольштейнТотторпский, сын Анны Петровны (1708—1728),
старшей дочери Петра I и герцога ГольштейиТотторпского Карла Фридриха
(1700—1739), будущий Петр III; бездетной Елизаветой Петровной был
объявлен наследником престола; с переходом в православие получил имя
Петра Федоровича.
2R Фальконе (Фальконет, Falconet) Этьенн-Морис (1716—1791) —
французский скульптор, автор памятника Петру 1 в Петербурге, открыто
му в 1782 г. («Медный всадник»).
29 Надпись на памятнике Петру I возле Инженерного (Михайловского)
замка в Санкт-Петербурге работы К. Б. Растрелли, отлитого в 1745
1747 гг. по модели К. Б. Растрелли, исполненной еще при жизни импера
тора. Установлен перед главным фасадом замка в 1800 г. по приказу
императора Павла 1.
30 Имеется в виду 5 мая 1821 г. — день смерти Наполеона I Боноиарг»
Я1 Вашингнон (Vashington) Джорж (1732—1799) — один из организм
торов и руководителей борьбы североамериканских колоний за
независимость; первый президент США.
яг Пифагор (2-я пол. VI в. — нач. V в. до н. ;>.) — древнегреческий фи
лософ, религиозно-нравственный реформатор с о. Самос. Уже в антично»
ти вокруг его имени сложилось множество легенд и фальсифицирован
ных сочинений, рисующих его полубогом. Достоверно известно, что в
молодости много путешествовал, а по возвращению в Грецию поселился в
Южной Италии (Кротон), где основал религиозно-философское братство ^
ритуализированным уставом, жесткой стратификацией внутри братства и
общностью имущества.
-и Сенека Луций (ок. 4 до н. э. — 65 н. э.) — римский политический
деятель, философ и писатель, представитель стоицизма. Автор философ
ско-этичееких сочинений и трагедий.

Комментарии
895
31 Ньютон (Newton) Исаак (1643—1727) — английский математик,
механик, астроном и физик, создатель основ классической механики,
открыл закон всемирного тяготения, обосновал теорию движения небесных
сфер. Президент Лондонского Королевского общества с 1703 г.
3fl Лаплас (Laplace) Пьер-Симон (1749—1827) — французский
математик и астраном-теоретик, иностранный почетный член
Санкт-Петербургской Академии наук; сформулировал общин принцип небесной механики,
создал ставшие классическими труды по теории вероятности,
дифференциальным уравнениям и многое другое.
В. Г. Белинский
Рецензия на «Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя
России» И. Голикова
Впервые: Белинский В. Г. Рецензия на «Деяния Петра Великого,
мудрого преобразователя России» И. Голикова. 2-е изд. М., 1837—
1840. //Отечественные записки. 1841. Т. XV. №3—4. Отд. V.
Статья 1. С. 37—60; Отечественные записки. 1841. Т. XVI. №5—6.
Отд. V. Статья 2. С. 1 — 18. Печатается по: Белинский В. Г.
Собрание сочинений: В 9 т. М., 1976 — 1982. Т. 4. 1979. Публикуемый
текст находится на с. 7—20.
Белинский Виссарион Григорьевич (1811 — 1848) — литературный
критик, публицист, общественный деятель. В 1829—1832 гг. учился на
словесном отделении Московского университета (не закончил). В 1833—
1836 гг. вел отдел литературной критики в журнале «Телескоп», в 1838—
1839 гг. в журнале «Московский наблюдатель», в 1839—1846 гг. — в
«Отечественных записках», в 1847—1848 гг.— в «Современнике». Во
второй половине 30-х гг. участвовал вместе с Н. Полевым в издании
«Деяний Петра Великого» И. Голикова и «Истории Петра Великого» В.
Бергмана.
1 Сетования, плач. Названы по имени Иеремии, древнееврейского
пророка VII — начала VI в. до н.э., которому приписывают авторство
книги Ветхого Завета «Плач Иеремии».
г Изречение, древнегреческой традицией приписываемое
Аристотелю — ученику и первому критику величайшего философа Древнего мира
Платона.
1 «Энеида» — героический эпос о жизни троянца Энея после падения
Грои, написанный крупнейшим римским поэтом-эпиком Публием
Вергилием Мароном, стала национальным эпосом римлян.
1 Грузинцев Александр Николаевич — писатель и поэт начала XIX в.,
*атор поэмы «Петриада» (1812—1817).
0 Ширинский-Шихматов Сергей Александрович (1783—1837),
1 чязь — академик, писатель и поэт.
fl Данилов Кирша (Кирилл Данилович, XVHI в.) — как предполагает-
^ казак, в середине XVIII в. составивший для уральского заводчика Де-
*Дова первый сборник русского фольклора — былин, исторических и
11Рическнх песен, скомороший. Впервые сборник был издан под назваии-

896
Комментарии
ем: «Древние российские стихотворения, собранные Киршею Данило
вым» в Санкт-Петербурге в 1804 г. Впоследствии многократно перепада
вался.
7 Котошихин (Кошихин) Григорий Карпович (ок. 1630—1667) -
подьячий Посольского приказа, в 1664 г. во время войны с Речью Поело
литой был послан в армию для ведения канцелярских дел, но перебежал
к противнику. С 1666 г. на шведской службе. Казнен за убийство хозяина
дома, в котором жил. По заказу шведского правительства написал сочи
нение о России XVII в. Рукопись была обнаружена в Стокгольмском ар
хиве профессором Гельсингфорсского университета С. Н. Соловьевым и
издана в 1840 г. иод названием: «О России в царствование Алексея Ми
хайловича».
8 Геракл (Herakles) — герой греческой мифологии, сын Зевса и
Алкмены. Совершил 12 подвигов, в том числе убил Лериейскую гидру.
9 Вергилий Марон Публий (Publius Virgilius или Vergilius Maro; 70
19 до н. э.) — великий римский поэт, еще при жизни стал знаменитостью
и хрестоматийным автором и на протяжении всей античности оставался
образцом для поэтов. Главные произведения — эпическая поэма
«Энеида», созданная по образцу «Илиады» и «Одиссеи», дидактическая позм<1
♦ Героики», сборник пастушеских стихотворений «Буколики».
10 Гораций Флакк Квин (Ногаthis Flaccus; 65—8 до н.э.) — римский
поэт, автор сатир, стихотворений, лирических од, трактата «Искусство
поэзии».
11 Тацит (Tacitus; ок. 58 — ок. 117) — римский историк, автор трудов
по истории Рима и Римской империи.
12 Гомер — легендарный древнегреческий эпический поэт (слепой
странствующий певец), которому со времен античной традиции
приписывается авторство эпических поэм «Илиада» и «Одиссея».
13 Плутарх (лат. — Plutarchus; ок. 46 — ок. 127) — древнегреческий
писатель и историк, религиозный и политический деятель. Автир
250 трудов, в том числе «Сравнительных жизнеописаний», охвативших
биографии 46 знаменитых греков и римлян.
14 Аристотель (лат. — Aristoteles, Стагирит; 384—322 до н. э.) —
древнегреческий философ и ученый-энциклопедист. Ученик Платона, осн<>т>
положник формальной логики. В его труде «Метафизика» наряду с \ч<*
нием об основных принципах бытия содержится первое систематическое
изложение истории древнегреческой философии, включая философию • ««'
учителя. Воспитатель Александра Македонского.
15 Сумароков Александр Петрович (1717—1777) — русский писате и. п
театральный деятель, автор трагедий, комедий и басен.
16 Капнист Василий Васильевич (1757—1829) — поэт, драматург. \*\
реводчик. Родился в Полтавской губернии, пятнадцатилетним юиош^'1
приехал в Петербург, где прожил до конца своих дней, однако всю жи•>iib
не порывал связей с родными местами, избираясь уездным и губернским
предводителем дворянства Полтавы и Киева. Литературную деятельно* >ь
начал как переводчик и поэт, однако прославился как автор проняв*'. ^
ний для театра; главное его создание, сделавшее ему имя — ко>нМи>1
«Ябеда», многие реплики которой обратились в поговорки.

Комментарии
897
17 Нахимов Аким Николаевич (1782—1814) — русский по.»т сатирик;
с грубоватым юмором, но с искренним негодованием бичевал «крапивное
семя», приказных и французоманию.
1Л Фонвизин Денис Иванович (1744 или 1745 — 1792)— русский
писатель и драматург, автор комедий.
14 Гоголь Николай Васильевич (1809—1852) — русский писатель и
драматург. Упомянута его знаменитая комедия «Ревизор» (первая
постановка — в 1836 г.).
*" Грибоедов Александр Сергеевич (1795 — 1829) — русский писатель и
дипломат. Упомянута его комедия в стихах «Горе от ума», написанная в
1822—1824 гг. и впервые поставленная в 1831 г.
?Л Бородинское сражение состоялось 26 августа 1812 г. близ
подмосковного села Бородино в ходе Отечественной войны 1812 г.
" Имеется в виду успешная для России русско-турецкая война 1686 —
1700 гг.. в ходе которой армия и флот Петра I взяли крепость Азов
(1696). '
21 Магомет (Мухаммед, Мохаммед; ок. 570 — 632) — основатель
ислама, у мусульман почитается как величайший пророк, посланник Бога.
Выходец из рода Бану-хашим арабского племени курейшитов. По
преданию, получив откровение Аллаха (ок. 609 или 610 г.), выступил с
проповедью новой веры в Мекке, а позже, после изгнания, в Медине. В 630—
631 гг. мусульмане под руководством Мухаммеда подчинили Мекку и
значительную часть Аравии, Мухаммед стал главой теократического
государства.
21 Перун — в славянской мифологии бог грозы и грома. В. Г.
Белинский говорит о насильственном уничтожении язычества и введении
христианства как государственной религии князем Владимиром в 988—989 v\\
2Ь Полный свод законов Российской империи. СПб., 1832—1834.
гь Мамаево побоище, или Куликовская битва, состоялось 8 сентября
1380 г., в которой объединенное русское войско иод руководством
великого князя московского Дмитрия Ивановича Донского разбило золотоор-
дынского темника Мамая (ум. 1380 г.).
27 Казанское ханство было покорено войском Ивана IV Грозного в
1552 г.
28 Династия Романовых находилась на Российском престоле с 1613 до
1917г.
11> См. примеч. 16 к публикации М. В.Ломоносова «Слово похвальное
блаженные и вечнодостойные памяти государю императору Петру
Великому» (с. 879 наст. изд.).
30 Симеон Иванович (Гордый; 1316—1353) — старший сын Ивана
Калиты, великий князь московский (с 1340 г.) и владимирский (с 1341 г.).
31 Дмитрий Иванович (Донской, 1350—1389) - великий князь
московский (с 1359 г.) и владимирский (с 1362).
32 Курбский Андрей Михайлович (1528—1583), князь — боярин, ииса-
1^ль, сподвижник, а позже противник Ивана Грозного.
''' Воротынский Михаил Иванович (ок. 1510-1573) - полководец.
()Дин из последних удельных князей. В 40 е гг. ихраиял южные города от
игарских набегов. В 1552г. был воеводой большого полка при взятии

898
Комментарии
Казани. В 1562 г. подвергся опале и был сослан на Белоозеро, где
находился до 1566 г. Был помилован, и в 1571 г. был вновь назначен воеводою
южных районов России. Сторожевая, и станичная служба при
Воротынском получила точную регламентацию в виде устава. В 1572 г. участвовал
в Ливонском походе, но в 1573 г. вызвал гнев Ивана Грозного и был вновь
арестован. Умер после пыток по дороге в тюрьму.
34 Шеин Михаил Борисович (ум. 1634) —- боярин, воевода и
государственный деятель. Происходил из старинного боярского рода, сын
окольничего. В 1607 г. получил боярское звание и был поставлен воеводой в
Смоленск, осажденный польским королем Сигизмундом III. После взятия
города штурмом в июне 1611 г., Шеин был схвачен и подвергнут пыткам;
до 1619 г. находился в польском плену вместе с патриархом Филаретом.
Вернувшись на родину. Шеин, ставший одним из близких патриарху
лиц, в 1620—1632 гг. возглавлял приказы и участвовал в
многочисленных дипломатических переговорах. Во время войны 1632—1634 гг. был
отправлен под Смоленск командующим русской армией, но, оставленный
на произвол судьбы, не имея возможности продолжать войну, был
вынужден согласиться на сдачу пушек и с остатками войска вернулся в
Москву, за что был обвинен в измене и по приговору Боярской думы казнен.
35 Басманов Петр Федорович (ум. 1606) — воевода, стольник,
окольничий. В 1604 г. возглавлял оборону Новгород-Северского от войск Лже-
дмитрия, затем перешел на его сторону, стал ближайшим советником
Самозванца. Убит вместе с ним во время восстания в Москве в 1606 г.
36 Скопин-Шуйский Михаил Васильевич (1586—1610), князь —
боярин, воевода. Во главе русско-шведских войск в 1610 г. освободил Москву
от осады «тушинского вора» — Лжедмитрия II.
37 Пожарский Дмитрий Михайлович (1578—1642), князь — боярин (с
1613 г.), воевода. Участник первого (1611г.) и руководитель второго
(1612) земского ополчения, освободившего Москву. В 1612—1613 гг. —
один из руководителей временного правительства (Совета всей земли),
позднее — воевода в Новгороде, руководитель ряда приказов.
38 Минин (Сухорук) Кузьма (ум. 1616) — нижегородский купец,
земский староста, сподвижник Д. М. Пожарского, руководитель второго
земского ополчения. С 1613 г. — думный дворянин.
39 Алексий (в миру — Елевферий Федорович Бяконт; ок. 1293—1378) —
церковный и политический деятель, митрополит Московский и всея Руси
(с 1354 г.), писатель. В годы малолетства князя Дмитрия Ивановича
Донского — фактический правитель и духовный наставник великого князя.
Содействовал объединению русских земель. Автор поучений, посланий
(грамот), составил Духовную грамоту, переписал так называемый Чудов-
ский Новый Завет. Канонизирован Русской Православной Церковью в
1439 г.
40 Филипп (в миру — Федор Степанович Колычев; 1507—1569) —
митрополит с 1566 г. После публичного осуждения опричнины Ивана
Грозного низложен и задушен по приказу царя. Канонизирован Православной
Церковью в 1652 г.
41 Гермоген (Ермоген, в миру — Ермолай; ок. 1530—1612) — патриарх
Московский и всея Руси с 1605 г. В 1610 г. призвал к всенародной борьба

Комментарии
899
против польских интервентов, выступил против присяги бояр польскому
королю Сигизмупду Ш> после чего был заточен польскими властями в
темницу Чудова монастыря, где и умер.
*J Авраамий (в миру — Аверкий Иванович Палицын; ум. 1626) —
келарь Троице-Сергиева монастыря (1608- 1619 гг.), политический
деятель, писатель. Во время Троицкого сидения 1608—1610 гг. находился в
Москве. Составитель патриотических посланий в поддержку Первого
ополчения 1611г. С апреля 1612 г. в земском правительстве Второго
ополчения. Автор «Сказания» об осаде Троицкого монастыря поляками.
4Я Шафиров Петр Павлович (1669—1739) — дипломат, барон (с
1710 г.), государственный деятель. Начинал службу переводчиком
Посольского приказа, участник «Великого посольства». С 1709г.— вице-
канцлер, управляющий почтами, посланник в Турции (1711 — 1714), с
1717 г. — вице-ирозидент Коллегии иностранных дел. В 1723 г. по
обвинению в казнокрадстве приговорен к смертной казни, замененной
пожизненной ссылкой. После смерти Петра I возвращен Екатериной I, с
1725 г. — президент Коммерц-коллегии, позже посол в Тегеране.
и Речь идет о так называемом Медном бунте 1662 г.
хь Санкюлоты (от франц. sans — без и culotte — короткие штаны) —
представители городской бедноты, носившие длинные, а не короткие, как
у дворян, штаны. Термин возник в годы Великой французской
революции 1789—1794 гг., при якобинской диктатуре санкюлотами стали себя
называть революционеры.
415 Мнишек Марина (ок. 1588 — ок. 1614) — жена Лжедмитрия I, а
затем Лжедмитрия II.
17 Дедагарди (De la Gardi) Якоб (1583—1652), граф — шведский
полководец, маршал (1620), командовал войсками в ходе шведской
интервенции в Россию 1609—1617 гг.
18 Имеется в виду победное для русских сражение со шведским
корпусом, состоявшееся 28 сентября 1708 г. при деревне Лесное (Белорусь).
41> Когортами (лат. — cohors) в Древнем Риме первоначально
называлось соединение военных союзников (500 человек), потом (со II в. до н. э.)
когортой стали называть подразделение легиона численностью в 360—
600 человек; в легионе было 10 когорт.
00 Мильтиад (лат. — Miltiades; ок. 550—489 до н. э.) — афинский
аристократ, полководец, одержавший победу над персами в битве при
Марафоне (490 г.) в ходе греко-персидских войн.
Ь] Фемистокл (524—459 до и. э.) — древнегреческий государственный
и военный деятель, флотоводец, архонт и стратег в годы
греко-персидских воин. В 460 г. одержал победу над персами в генеральном морском
сражении у мыса Артемисий.
f'2 Кимон (ок. 510—450 до н. э.) — афинский государственный и
военный деятель. Вождь олигархической группировки, политический
противник Фемистокла. Стратег, в ходе греко-персидских войн одержал важные
победы над персами, самая крупная из которых на суше и на море при
Э'фимедонте (между 469 и 465 гг. до н. э.).
'"' Аристид (ок. 540 —ок. 467 до и. э.) — афинский политический и
Репный деятель, политический противник Фемистокла. Был одним из

900
Комментарии
стратегов в Марафонском сражении (490 г.); как стратег командовал
афинской армией при Платеях.
ЬА Перикл (ок. 495—429 до н. э.) — афинский государственный и
военный деятель, стратег и фактический глава государства с 444 до 429 г. (за
исключением 430 г.). В годы Пелопонесской войны (431—404 гг.) между
союзами греческих полисов руководил несколькими компаниями Делос-
ского союза. Афинский морской союз при Перикле стал могучей морской
державой. Наивысший экономический и культурный расцвет в истории
Афин в 444—429 гг. получил название «эпохи Перикла».
65 Фабий Максим Веррукус (Fabius Maximus Verrucos; 275—-203 до
н.э.) — римский государственный и военный деятель, консул, а затем —
диктатор. В 217 г. в ходе Второй Пунической войны вел сдерживающую
войну против Ганнибала, уклоняясь от генерального сражения, за что
получил прозвище Кунктатор (Медлитель).
56 Камилл Марк Фурий (ум. 364 до н. э.) — римский военный деятель.
Одержал несколько крупных побед.
67 Желябужский Иван Афанасьевич (1638 — после 1709) — русский
государственный деятель, дипломат. Автор «Дневных записок» о
внутренней и внешней политике русского правительства, стрелецких бунтах
1682 и 1689 гг., Азовских походах 1695 и 1696 гг. и Северной войне
(1700-1721) до 1709 г.
58 Бестужев Марлине кий Александр Александрович (1797—1837) —
писатель, поэт. Соиздатель альманаха «Полярная звезда». Приговорен к
15 годам каторги, с 1829 г. — рядовой в армии на Кавказе. Убит в бою.
Автор романтических стихов и повестей.
59 Иван Александрович Хлестакор, Анна Андреевна, Шпекин, Ляп-
кин-Тяпкин — персонажи комедии Н. В. Гоголя «Ревизор».
ьо Крылов Иван Андреевич (1769—1844) — русский баснописец,
драматург, издатель. Автор более 200 басен, а также трагедий и комедий,
академик Санкт-Петербургской Академии наук с 1841 г.
61 Крепость Азов в устье Дона была взята русскими войсками во
время Второго Азовского похода 12 июля 1696 г.
6г Шведские Прибалтийские провинции русские войска завоевали на
протяжении первой половины Северной войны к осени 1710 г.
63 Морошкин Федор Лукич (1804—1857) — юрист, историк,
профессор Московского университета.
04 Ришелье (Richelieu) Арман Жак дю Плесси (1585—1642) —
французский религиозный и государственный деятель. Кардинал (с 1622 г.)»
глава Королевского совета (с 1624 г.), фактически правил Францией.
fi5 Язон (Ясон) — в греческой мифологии герой, предводитель похода
на корабле «Арго» в Колхиду за золотым руном.
66 Речь идет о розыске и массовых казнях после подавления в Москве
стрелецкого мятежа летом 1698 г.
67 Семеникдень — древнеславянский праздник, который знаменовал
начало лета; в основе его обрядности лежал культ березы.
68 Суворов Александр Васильевич (1729 или 1730—1800), граф —
выдающийся русский полководец, граф Рымниковский (с 1789 г.), князь
Италийский (1799), генералиссимус (с 1799 г.).

Комментарии
901
С. М. Соловьев
История России с древнейших времен
Впервые: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М.:
литография Егермана. [1868]. В дальнейшем текст неоднократно
перерабатывался, последний прижизненный вариант представлен в
издании: Соловьев СМ. История России с древнейших времен:
[В 29 т.]. М.: Университетская тип., 1851 — 1879. 13—18 тт.
Печатается по: Соловьев С. М. Собрание сочинений: В 20 т. М.: Мысль,
1993. Кн. IX (17—18 тт.). С 525 — 537.
Соловьев Сергей Михаилович (1820—1879) — историк, профессор
Московского университета, академик. Окончил Московский университет
(1842); испытал сильное влияние Т. И. Грановского. В 1842—1844 rv. был
за границей домашним учителем детей гр. А. П. Строганова, слушал
лекции Ф. Гизо и Ж. Мишле в Париже, К. Ниттера в Берлине, Ф. Шлоссера в
Гейдельберге. В 1845 г. защитил магистерскую диссертацию «Об
отношении Новгорода к великим князьям*, а в 1848г. —докторскую «История
отношений между московскими князьями Рюрикова дома». С 1847 г.—
профессор Московского университета. В 1861—1870 гг. — декан
историко-филологического факультета. В 1871 —1877 гг. — ректор Московского
университета. В 1851 г. начала выходить ♦История России с древнейших
времен*. К 1879 г. всего вышло 28 томов, последний, 29-й, доведенный до
1775 г., вышел посмертно.
1 Болтин Иван Иванович (1735—1792) — русский историк, собрал
обширный запас сведений о русской старине по летописям, граматам и
другим документам. Автор многих исторических трудов, главными из
которых считаются «Примечания на историю древней и нынешней России
Леклерка» (в 2 т., 1788) и «Критические примечания на историю князя
Щербатова» (в 2 т., 1793—1794).
2 Генрих VIII (1491 — 1547) — английский король (с 1509 г.) из
династии Тюдоров. При нем была проведена Реформация, из-за чего в 1534 г.
разорвал отношения с папой римским. Изменения в управлении
церковными делами Генрих рассматривал как средство укрепления королевской
власти; после разрыва с Римом был провозглашен парламентом главой
английской (Англиканской) Церкви.
3 Змаевич (Измаилович) Матвей (Матия) Христофорович (1680—
1735) — русский адмирал (с 1727 г.), по национальности далматинец.
Служил в венецианском флоте, в 1709 г. бежал в Константинополь, где по
приглашению русского посла П.А.Толстого в 1710г. перешел на
русскую службу. Командовал отрядом галер на Балтике, галерным флотом (с
1714 г.), член Адмиралтейств-коллегий и главный командир
Петербургского порта. В 1728 за злоупотребление властью и растрату разжалован в
вице-адмиралы и сослан сначала в Астрахань, затем в Тавров.
Л Ииштадтекий мир был подписан 30 августа 1721 г. Швеция
уступило России «в полное, неотрицаемсе, вечное владение и собственность»
^нгерманландию, часть Карелии, всю Эстляпдию и Лифляндию с
городами Рига, Ревель, Дерпт, Нарва, Выборг, Кекстольм, островами Эзель и
Даго.

902
Комментарии
'" Нартов Андрей Константинович (1683—1756) — токарь Петра I,
член Академии наук. Ему принадлежат «Достопамятные повествования и
речи Петра Великого* ценные тем, что передают подлинные слова и
мысли Петра.
СМ. Соловьев
Речь СМ. Соловьева, произнесенная в торжественном собрании
Императорского Московского университета 30 мая 1872 года
Впервые: Соловьев С. М. Речь С. М. Соловьева, произнесенная в
торжественном собрании Императорского Московского университета
30 мая 1872 года. М., 1872. Печатается но первой публикации.
1 30 мая 1872 г. в Москве Обществом любителей естествознания, ант-
ропологии и этнографии при Московском университете была
организована Политехническая выставка, посвященная двухсотлетию со дня
рождения Петра Великого.
2 См. примеч. 52 к публикации В. Г. Белинского «Рецензия на
"Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России" И. Голикова»
(с. 899 наст. изд.).
3 Сципионы — в Древнем Риме одна из ветвей рода Корнелиев.
4 В сражении под Калишем 18 октября 1705 г. А. Д. Меншиков во
главе союзного русско-польско-саксонского войска наголову разгромил
шведскую армию, причем ее командующий генерал Мардефельд был взят в
плен.
5 Божениновы — купцы из Вышнего Волочка.
8 Барсуков — ладожаиин, первый русский купец, начавший строить
в Петербурге при Петре I торговые суда.
7 Об Августе см. примеч. 4 к публикации Феофана Протоповича
«Слово на похвалу блаженного и венодостойного памяти Петра Великого»
(с. 877 наст. изд.).
8 Речь идет о брате царя Александра II, генерал-адмирале великом
князе Константине Николаевиче, прибывшем в Москву 30 мая 1872 г.
для участия в торжествах по случаю двухсотлетия со дня рождения Пет
ра Великого.
М. П. Погодин
Петр Первый и национальное органическое развитие
Впервые: Погодин М. П. Петр Первый и национальное
органическое развитие // Русский вестник. 1863. Т. 46. № 7—8. С. 373—406.
Печатается по первой публикации.
Погодин Михаил Петрович (1800—1875) — историк, археограф,
литератор, публицист, профессор Московского университета, академик.
Историческая концепция Погодина развивалась в духе т. н. «теории офици-

Комментарии
903
альной народности•> («православие, самодержавие, народность*), с точки
зрения которой Россия противопоставлялась Западной Европе, со
свойственными второй феодализмом, борьбой классов, революциями и т. п.
История петровской эпохи занимала много места в трудах Погодина. Ей
посвящена большая статья в первом томе «Историко-критическпх
отрывков» (М., 1846) и отдельные книги: «Семнадцать первых лет
царствования Петра Великого. 1672—1689» (М., 1875) и «Суд над царевичем
Алексеем» (М., 1877).
1 Имеется в виду Лопухина Евдокия Федоровна; о ней см. примеч. 11
к работе М. М. Щербатова «Рассмотрение пороков и самовластии Петра
Великого» (с. 882 наст. изд.).
2 Канцелярия тайных розыскных дел была учреждена в Петербурге в
1718 г. для расследования дела царевича Алексея Петровича.
Существовала до 1726 г.; позднее, в 1731—1762 гг. действовала Тайная розыскных
дел канцелярия в той же функции органа политического сыска.
а Крекшин Петр Никифорович (1684—1763) — новгородский
дворянин, историк-самоучка, писатель; служил при Петре Великом в
Кронштадте, с 1726 г. занялся сбором материалов по русской истории,
которыми пользовались В. Татищев, И. И. Голиков, М. М. Щербатов; автор
многочисленных сочинений о Петре I, наиболее известное из которых —
«Записки новгородского дворянина Петра Никифоровича Крекшина». Как
полагают некоторые историки, часть его неопубликованного рукописного
наследия была утрачена, другая — хранится в Рукописном отделе РНБ.
4 Согласно Табели о рангах, по достижении чина 8 класса давалось
личное дворянство, а по достижении чина 6 класса — дворянство
потомственное.
5 Даль Владимир Иванович (1801 — 1872) — русский писатель и
этнограф, член-корреспондент (с 1838 г.), почетный академик (1863 г.)
Петербургской Академии наук. Главный труд: «Толковый словарь живого
великорусского языка» (4 т.), впервые изданный в 1863—1866 vv.
6 Никон ( в миру — Минов Никита Минич; 1605—1682) — патриарх
Московский и всея Руси (1652). С 1643 г. игумен Кожеозерского
монастыря, с 1646 г. — архимандрит московского Новоспасского монастыря, с
1648 г. — митрополит Новгородский. Возглавил церковную реформу,
приведшую к расколу. Отстаивал независимость церковной власти от
светской, что привело к конфликту с царем Алексеем Михайловичем. На
Соборе 1666 г. лишен сана и сослан в Белоозерский Ферапонтов
монастырь, с 1676 г. — в Кирилловом монастыре, где и умер.
7 Славяно греко-латинская академия — основанное в 1687 г.
братьями Лихудами в Заиконоспасском монастыре первое высшее учебное
заведение в Москве; преподавались: грамматика, пиитика, риторика, логика
и физика на греческом и латинском языках, позже также философия,
богословие, церковная история и др. Первоначально называлась Эллипо-
греческой академией, однако, с 1701 г., после отстранения от
преподавания Лихудов и назначением председателем академии Стефана Яворского
переименована в Славяно-греко-латинскую академию. В 1814 г. —
преобразована в Московскую духовную академию и переведена в Троице-Серги-
<*ву лавру.

904
Комментарии
8 Магдебургское право — система феодального городского права,
сложившаяся в XIII в. в г. Магдебурге, закрепившая права и свободы
жителей города.
9 Толстой Алексей Константинович (1817—1875), граф — русский
поэт, писатель, автор исторических романов, член-корреспондент
Петербургской Академии наук с 1873 г.
10 Имеется в виду Отечественная война 1812 г.
п Лифляндия (от немецкого — Livland) — немецкое название
Ливонии в XIII—XVI вв. В XVII — начале XX вв. официальное название
Северной Латвии (до реки Даугава) и Южной Эстонии.
12 Сергий Радонежский (в миру — Варфоломей Кириллович; 1322—
1392), св. — церковный и политический деятель, величайший
подвижник и преобразователь монашества на Северной Руси. В России наиболее
чтимый из святых. Родился в семье ростовского боярина, после
разорения переселившегося в г. Радонеж Московского княжества. Решив стать
монахом, вместе со старшим братом основал Троице-Сергиев монастырь
(не ранее 1342 г.), где в 1353 г. стал игуменом. Благословляя
отправляющегося на Куликовскую битву Дмитрия Ивановича, предрек ему победу и
спасение от смерти. Причислен к лику святых в 1452 г.
13 Вассиан (в миру — князь Василий Иванович Патрикеев (Косой);
ум. до 1545) — русский церковный и политический деятель, публицист,
глава нестяжателей. В 1499 г. после разгрома группировки, выступавшей
против усиления власти великого князя Ивана III, был насильственно
пострижен в монахи и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Около
1509 г. вернулся из ссылки в Москву и был приближен к Василию III.
В полемике против Иосифа Волцкого и его учеников отстаивал теорию
независимой от государственной власти Церкви, выступал против
монастырского землевладения, призывал к терпимому отношению к еретикам.
Его перу принадлежит ряд посланий, трактатов и т. п. В 1531 г. был
осужден церковным собором за ересь и сослан в Волоколамский монастырь,
где и умер.
14 Максим Грек (настоящаее имя — Михаил Триволис; ок.1475—
1556) — проповедник, богослов, публицист, философ, переводчик,
языковед. Приехал в Россию (Русь) с Афона в 1518 г.
15 Анна Иоанновна (1693—1740) — дочь царя Иоанна V Алексеевича и
царицы Прасковьи Федоровны (урожденной Салтыковой), племянница
Петра I. Российская императрица с 1730 г.
И| Майорат — форма наследования недвижимости, при которой она
наследуется от отца старшим сыном. Имеется в виду отмена Анной Иоан
новной в 1730 г. именного указа Петра 1 «О порядке наследования в дви
жимых и недвижимых имуществах от 18 марта 1714 г.
17 Кантемир Антиох Дмитриевич (1708 или 1709—1744) — русский
поэт и дипломат. Автор сатир.
18 Державин Гавриил Романович (1743—1816) — русский поэт, автор
торжественных од и лирических стихотворений.
1У Дмитриев Иван Иванович (1760—1837) — русский поэт, автор
элегий, сатир, басен, баллад и песен.
20 Хемницер Иван Иванович (1745—1784) — русский поэт-баснописец.

Комментарии
905
21 Богданович Ипполит Федорович (1743 или 1744 —1803) — русский
поэт.
22 Озеров Владимир Александрович (1769 - 1816) — русский
драматург.
п Рюрик — полулегендарный основатель династии Рюриковичей,
пришедший на Русь во главе отряда варягов и севший на княжеский
престол в Новгороде.
21 Имеется в виду отмена крепостного права и России манифестом
императора Александра II от 19 февраля 1861 г. и последующие за ним
реформы государственных учреждений и институтов.
J:' Гизо (Guizot) Франсуа Пьер Гийом (1787—1874) — французский
государственный деятель и историк, автор трудов по истории Франции и
Европы.
^ Княжнин Яков Борисович (1740 или 1742—179.1) — русский
драматург и поэт, автор комедий и трагедий.
i7 «Московитянин. Учено-литературный журнал». Издавался в
Москве М. П. Погодиным с 1841 по 1856 гг.
?н Хам — согласно библейской традиции, один из трех сыновей Ноя
(Хам, Иафет, Сим), от которых «населилась вся земля» после всемирного
потопа; проклят богом за то, что насмеялся над наготой отца. Хам
считается родоначальником хамитов.
Я. К. Грот
Петр Великий как просветитель России
Впервые: Грот Я. К. Петр Великий как просветитель России /, Сб.
ОРЯС ИАН. СПб., 1873. Т. X, N». 3. С. 1—45. Печатается но
первому изданию.
Грот Яков Карлович, (1812—1893) — историк литературы, языковед,
переводчик, академик (с 1858 г.), вице-президент Петербургской
Академии наук (1889 г.). В 1840—1852 гг. — профессор русского языка,
словесности и истории Гельсингфорсского университета, с 1852 по 1862 гг. —
профессор Царскосельского лицея. Выдающееся значение имели труды
Грота по истории литературы — русской, финской, шведской, — а также
ряд работ по истории общественной мысли и истории культуры
(исследования об А.С.Пушкине, М.В.Ломоносове, Г.Р.Державине);
публикации: «Письма Ломоносова и Сумарокова к И.И.Шувалову» (1862),
«Письма Н.М.Карамзина к И. И. Дмитриеву* (1866), «Екатерина II в
переписке с Гриммом» (1880—1884) и др. Ряд исторических работ Грота
посвящен исследованию русско-скандинавских отношений: «Ореховец-
кий договор* (1878), «Екатерина II и Густав III» (1877) и др. В 1872 г. на
юбилейном академическом торжестве по случаю 200-летия со дня
рождения Петра Великого Грот выступил с речью, опубликованной в полном
варианте отдельным изданием в 1873 г.
1 Тиммерман Франц Федорович — голландец, инженер, учил Петра I
геометрии и фортификации, заведовал переялавским судостроением, учл-
1"пщк Азовских походов.

906
Комментарии
2 Дашкова Екатерина Романовна (1743 или 1744—1810), княгиня —
русский литературный деятель. Дочь Р. И. Воронцова, воспитывалась в
доме дяди, государственного канцлера М. И. Воронцова. Участница
государственного переворота 1762 г., приведшего на престол Екатерину II.
В 1783—1796 гг. — директор Петербургской Академии наук и президент
Российской академии. По ее инициативе Российской академией был
выпущен толковый словарь русского языка («Словарь Академии
Российской», 1789—1794). Отстранена от дел Павлом I. Дашкова — автор ряда
литературных произведений в различных жанрах. Наибольший интерес
представляют ее мемуары.
3 Кауниц (Kaunitz) Венцель Антон (1711 — 1794), князь —
австрийский государственный деятель и дипломат, государственный канцлер (в
1753—1792 гг.). Своей основной задачей считал борьбу против
усилившейся Пруссии. С этой целью добился заключения австро-французского и
франко-русского союза (1756), способствовавшего оформлению
антипрусской коалиции в Семилетней войне.
* Гордон Патрик (1635 —1699) — генерал, ревностный католик,
сторонник Стюартов. Он, однако, провел почти всю свою жизнь на службе
чужим интересам: в 1655—1661 гг. сражался в войсках Швеции и Польши,
в 1661 г. в чине майора был принят на русскую службу, где нашел свою
вторую родину. Способный, образованный, исключительно храбрый в
битвах, опытный инженер и военный администратор, Гордон быстро
выдвинулся среди других иностранцев, живших в России. Оставил после
себя дневник — очень ценный документ, охватывающий весь период его
жизни.
5 Устрялов Николай Герасимович (1805—1870) — русский историк,
профессор Петербургского университета, академик. Написал историю
Петра Великого (в 6 т.) и Историю России (в 5 т.).
0 Крижанич (Krizanic) Юрий (ок. 1618—1683) — представитель
научной и общественно-политической мысли славян XVII в., писатель. По
национальности хорват. Получил богословское образование в Загребе,
Болонье, Риме. Был священником-миссионером, состоял на службе
ватиканской конгрегации пропаганды веры. Много путешествовал по Европе,
пропагандируя идею «славянского единства». В поисках конкретных
путей культурного и политического возрождения славян предлагал, в
частности, унию православной и католической Церкви. Главную роль в
сплочении славян отводил Русскому государству, которое посетил впервые в
1647 г. Прибыв в Москву в 1659 г., по неизвестной причине был сослан в
Тобольск. В 1676 г. получил разрешение выехать из России. Обладал
энциклопедическими знаниями: его сочинения (из которых большинство
было опубликовано лишь в XIX в.) включают трактаты по философии,
политэкономии, истории, музыке.
7 Бужинский Гавриил (ум. 1731) — русский церковный деятель,
писатель и переводчик. С 1718 г. — обериеромонах флота. С учреждением
Синода — его член и протектор (1724 г.) всех школ и типографий;
епископ Рязанский и Муромский (с 1726 г.). По указанию Петра I перевел
книги С. Пуфендорфа «Введение в историю европейскую» (пер. с лат. с
предисловием Бужннского, 1718) и «О должностях человека и
гражданина по закону естественному» (пер. с лат., 1726), а также «Феатрон, ит,и

Комментарии
907
Позор исторический, изъявляющий повсюдную историю... от начала мира
до лета 1680» (1724). Автор проповедей г восхвалениями Петра 1 и его
деятельности и духовных произведений.
8 Пцффендорф Самуил (1632—1694) — немецкий юрист, автор книг
«О праве естественном и международном» и «Об обязанностях человека и
гражданина», в которых попытался установить нормы естественного
права, освобождая его от философской схоластики.
q Посошков Илья Тихонович (1652—1726) — выходец из
подмосковных торговых крестьян, промышленник экономист-самоучка, публицист,
сторонник петровских преобразований и политики меркантилизма, автор
знаменитой «Книги о скудности и богатстве».
10 Иосиф II (1741 — 1790) — император Священной Римской империи,
в 1765— 1780 гг. соправитель своей матери Марии-Терезы, представитель
♦ просвещенного абсолютизма». В 1781 — 1785 гг. отменил крепостную
зависимость крестьян; ограничил самостоятельность католической Церкви,
в 1781 г. издал «Толерантный патент» о веротерпимости.
11 К юс тин Астольф де (1790—1857), маркиз — французский писатель
и путешественник, Уже в молодости у Кюстина появилось влечение к
путешествиям. В 1811 —1822 гг. он объездил Швейцарию, Англию,
Шотландию и Калабрию, позднее посетил Испанию и Россию.
11 Лабенскии Кеаверий Ксавериевич (1800—1855) — писатель, поэт,
публицист, издал ряд стихотворных сборников на французском языке.
Служил в Министерстве иностранных дел.
13 Василии Великий (329—379), св. — архиепископ Кесарийский,
отец и учитель Церкви. Его заслугой в истории догматов состоит в том,
что им вместе с другими каппадокийцами была окончательно определена
троичная терминология, принятая Церковью. Автор «Шестоднева», в
котором изложены принципы христианской космологии.
11 Самарин Юрий Федорович (1819—1876) •— русский общественный
деятель, мыслитель, историк, публицист, один из крупнейших
славянофилов. Окончил Московский университет (1838), защитил магистерскую
диссертацию «Стефан Яворский и Феофан Прокопович» (1844). В 1844—
1852 гг. находился на государственной службе, главным образом в
Прибалтике. С 1853 г. занимался литературно-публицистической
деятельностью, работал в городских и сословных организациях. Активно участвовал
в подготовке и проведении крестьянской реформы 1861 г., был членом
редакционной комиссии.
,г' Стефан Яворский (в миру — Симеон; 1658—1722) — церковный и
государственный деятель. С 1700 г. после смерти патриарха Аидриана
местоблюститель патриаршего престола. Автор ряда риторических
сочинений, написанных в духе латинской схоластики. Написал остроиолемиче-
ское, направленное против протестантских влияний, сочинение «Камень
иеры».
н> Лекарский Петр Петрович (1827—1872) — русский историк и
библиограф, академик Петербургской Академии наук (с 1864 г.). Окончил
Казанский университет (1847 г.). Изучал историю науки, литературы и
пРосвещения в России XVIII в. (в частности, журналистику, цензуру, те-
*,TN, а также русское масонство. Много сделал для выявления и собира-

908
Комментарии
вия исторических документов. Член Археологического (с 1858 г.) и
Русского исторического (с 1870 г.) обществ.
17 Феофилакт Лопатинский, — ректор московской Славяно-греко
латинской академии (с 1706 г.), епископ Тверской (с 1723 г.), много терпел
от Бирона и Феофана Прокоповича, против которого в защиту Стефана
Яворского написал книгу «Об иге Господием благом».
18 Лихуды — братья: Иоанникий (в миру — Иоанн; 1633—1717) и Со-
фроний (в миру — Спиридон; 1652—1730) — церковные деятели,
просветители, основатели Славяно-греко-латинской академии, родоначальники
общественного образования в Москве. Родом греки. В 1685 г. были
присланы восточными патриархами в качестве преподавателей для
задуманного царем Федором высшего учебного заведения. Авторы полемических
сочинений против католиков, лютеран, старообрядцев, а также переводов
с греческого, латинского и итальянского языков.
10 Иов (ум. 1716) — митрополит Новгородский, открыл при своем
дворе и содержал на свои средства с 1706 г. школу (училище) гуманитарного
профиля.
20 Барсов Алексей Кириллович (ок. 1673—1736) — справщик,
директор синодальной типографии в Москве, личный переводчик патриарха
Московскогои всея Руси Адриана. Образование получил в Славяно-греко-
латинской академии, участвовал в исправлении славянского текста
Библии. Книга Аполлодора, о которой идет речь, вышла в Москве в 1825 г.
21 Аполлодор Афинский — грамматик II в. до н. э., автор
философских, исторических и мифологических сочинений, в том числе
стихотворной «Хронологии» событий 1184—120 гг.
22 Розенблут К. — переводчик св. Синода.
23 Козловский Василий Тимофеевич — переводчик св. Синода, в 1717—
1720 гг. обучался за границей.
24 Поликарпов Федор Поликарпович — дьяк, справщик, директор
московской типографии. Написал книгу об истории России, которая, не
получив одобрения Петра I, не была издана.
25 Имеются в виду братья Петр Павлович и Михаил Павлович Шафи-
ровы.
26 Возницын Прокопий Богданович — дипломат, участник «Великого
посольства» 1697—1698 гг. и Карловицкого конгресса 1698—1699 гг.
В 1699 г. заключил выгодное России перемирие с Османской империей.
Начальник Аптекарского приказа (с 1699 г.).
27 Милорадович Михаил — сербский полковник, пытался поднять
славян на борьбу с турками во время русско-турецкой войны 1711 г.
После войны переселился в Россию.
28 Рагузинский-Владиславич Савва Лукич (ок. 1670—1738) — русский
дипломат и государственный деятель, серб по происхождению. Выполнял
неофициальные поручения русских дипломатов в Турции, в 1711 —
1722 гг. — представитель России в Черногории и Итальянских
государствах, в 1725—1728 гг. — в Китае.
20 Кролик Феофил (ум. 1732) —деятель культуры, переводчик,
священнослужитель, умеренный сторонник Феофана Прокоповича. После
окончания Киево-могилянской академии преподавал, а затем был префек-

Комментарии
909
том в Славяно-греко-латинской академии (с 1711 по 1716 гг.)
одновременно работая над переводами на Печатном дворе московской патриархии.
В 1716—1721 гг. работал вместе с иезуитами в Праге над переводами
книг с немецкого и чешского языков, по возвращению руководил
группой переводчиков. С 1730 г. — архимандрит Новоспасского монастыря
30 Кирилов Иван Иванович (ум. 1737) — обер-секретарь Сената,
составитель географического атласа Российской империи. В 1733 г. подал в
Сенат проект, обещавший развития торговли с среднеазиатскими ханствами
и Индией. Правительство, соглашаясь с его доводами, возложило на него
же самого осуществление этих планов. В 1734 г. был отправлен, во главе
обширной экспедиции, в Оренбургский край, обустройству которого он
посвятил остаток жизни.
К. Д. Кавелин
Мысли и заметки о русской истории
Впервые: Кавелин К. Д. Мысли и заметки о русской истории //
Вестник Европы. 1866. Т. 2. (Ч. 176). С. 325—402. Печатается по
первой публикации. Публикуемый фрагмент находится на с. 379—
402.
Кавелин Константин Дмитриевич (1818—1885) — историк,
философ, правовед, один из основателей т. н. государственной школы в
отечественной исторической науке. Окончил юридический факультет
Московского университета. Служил в Министерстве внутренних дел, читал курс
по истории русского права в Московском, позже в Санкт-Петербургском
университетах, Военно-юридической академии. К общим вопросам
истории России Кавелин пришел от истории гражданского права.
Специалистом-историком, в строгом смысле слова, он никогда не был, поэтому его
работы носили характер философской публицистики на исторические
темы. Исходя из гегелевской концепции, Кавелин видел в государстве
высшую форму общественной жизни. Закономерности исторического
развития государства вытекали, по его мнению, из самобытности народной
жизни. Отсюда и антитеза России и Запада, которая оформилась в его
работах к началу 60-х гг. (неслучайно в годы студенчества будущий
западник Кавелин был тесно дружен с московскими славянофилами).
Поводом для написания приводимой статьи Кавелина послужил
выход очередных томов ♦Истории России с древнейших времен» С. М.
Соловьева и «Истории царствования Петра Великого» Н. Г. Устрялова. (Эти
Два историка единственные имели в то время разрешение пользоваться
петровскими архивами, так как тема Петра по-прежнему считалась
властями « неудобной», и читатели впервые познакомились с обширным
новым фактическим материалом, что вызвало заметную реакцию в печати.)
Содержание статьи Кавелина вышло за рамки обычной рецензии и
превратилось в попытку анализа общих принципов развития русской
истории. В попытке Кавелина дать этнографическое объяснение
отечественной истории явно просматривается влияние Н. И. Костомарова, который
в начале 60-х гг. активно внедрял этнографические принципы в
обоснование исторических процессов.

910
Комментарии
1 ОрдинНащокин Афанасий Лаврентьевич (ок. 1606 —1680) —
государственный и военный деятель» дипломат. С 1622 г. на военной службе в
Пскове. В 1642 г. — глава дипломатической миссии в Молдавии.
Участник русско-польской (1654—1667 гг.) и русско-шведской (1656—1658 гг.)
войн. С 1667 г. — глава Посольского приказа. Основал верфи на Западней
Двине и Оке, мануфактуры. Организовал почтовое сообщение между Мое
квой, Ригой и Вильно. Автор «Новоторгового устава». В 1672 г. постригся
под именем Антония в Крыиецком монастыре близ Пскова.
2 Одоевский Никита Иванович (ум. 1689) — князь. В 1646—1647 гг. —
главный воевода на южных границах России. Руководил подготовкой
Соборного Уложения 1649 г. Участвовал в русско-польской войне 1654—
1667 гг., неоднократно возглавлял различные посольства, При царе
Федоре Алексеевиче (1676—1682) фактически руководил внешней политикой
государства.
s Хворостинин Иван Андреевич (ум. 1625), князь —
государственный деятель, писатель. В 1605 г. перешел на сторону Лжедмитрия I. При
Василии Шуйском сослан в Иосифо-Волоколамский монастырь. В 1618—
1619 гг. — воевода в Переяславле-Рязанеком. Обвинен в ереси и сослан в
Кирилло-Белоозерекий монастырь, где принял постриг.
4 Немецкая слобода (Кукуй) — слобода в Москве, существовавшая с
XVI в., где поселялись выходцы из стран Западной Европы и где юный
Петр I много общался с иностранцами, жившими в первопрестольной.
5 Александровская слобода — главное место пребывания опричнины с
1560г., ныне Г.Александров Владимирской губернии.
6 Андрей Юрьевич (Боголюбский; 1109 или 1111 —1174) — великий
князь суздальский и Владимирский, второй сын великого князя Юрия
Владимировича Долгорукого.
7 Всеволод Юрьевич (Большое Гнездо; 1154 —1212) — великий князь
владимирский, сын Юрия Владимировича Долгорукого. Прозвище Боль
шое Гнездо получил за многодетность (8 сыновей, 4 дочери). В 1162 г.
вместе с матерью и братом был изгнан братом Андреем Юрьевичем (Бого-
любеким) и уехал в Константинополь к императору Мануилу. Вернулся
на Русь после гибели брата (в 1174 г.), великий князь владимирский — с
1176 г.; подчинил своему влиянию Рязань, от него зависели Киев, Черни
гов Новгород, галицкий князь Владимир Ярославич.
В. О. Ключевский
Курс русской истории
Петр Великий, его наружность, привычки,
образ жизни и мыслей, характер
Впервые: Ключевский В.О. Курс русской истории: [В 4 т.] М..
1904—1910. Т. IV. Печатается но: Ключевский В. О. Русская исто
рия. Полный курс лекций: В 3 кн. М., 1993. Кн. 2. С. 476—492.
Ключевский Василий Осипович (1814 —1911) — русский историк
Окончил историко-философский факультет Московского университета
(1865 г.). С 1867 г. преподавал в Александровском военном учнлиш1'-

Комментарии
911
Московской Духовной академии и др. В 1872 г. защитил магистерскую
диссертацию «Древнерусские жития святых как исторический
источник», в 1882 г.—докторскую диссертацию «Боярская Дума Дровней
Руси». С 1879 г. — доцент, с 1882 г. — профессор русской истории
Московского университета, с 1889 г. —- член-корреспондент Академии наук, в
1900 г. --академик. Систематически сотрудничал в журналах «Русская
мысль». «Православное обозрение» и др.
Общий курс истории России с древнейших времен до XIX в.
включительно Ключевский читал в Московском университете с начала 80-х гг., а
в 1903 г. началось его издание. В основе методологии курса лежали
позитивистские взгляды; стремясь преодолеть государственную схему,
Ключевский доказывал, что развитие общества зависит от сочетания внешних
и внутренних факторов — географических, этнографических,
политических, экономических и социальных.
Четвертая часть «Курса русской истории», посвященная петровской
эпохе в отличие от предыдущих томов, была написана заново при
подготовке к печати.
1 Филарет (и миру — Федор Никитич Романов; ок.1554 —1633) —
патриарх, племянник жены Ивана Грозного Анастасии Романовны,
двоюродный брат царя Федора Ивановича, отец царя Михаила Федоровича.
В 1600 г. Борисом Годуновым сослан и пострижен в Антониев Сийский
монастырь. При Лжедмитрии I возвращен и поставлен ростовским
митрополитом. Участвовал и его свержении. При Лжедмитрии II в Тушинском
лагере наречен «патриархом».
2 Милославская Мария Ильинична (1626—1669) — царица, первая
жена царя Алексея Михайловича, дочь стольника Ильи Даниловича Ми-
лосланекого. Вышла замуж в 1648 г. и имела 13 детей, из которых трое
умерли при ее жизни. Отличалась строгой религиозностью и
благотворительностью.
3 Нарышкина Наталья Кирилловна (1651 — 1694) — царица, вторая
жена царя Алексея Михайловича, мать императора Петра I, дочь
рязанского дворянина Кирилла Полиевктовича Нарышкина. Воспитывалась у
боярина Матвеева. После смерти Алексея Михайловича безуспешно
пыталась бороться с влиянием Милославских, при царевне Софье фактически
находилась в опале, переехала в село Преображенские, где воспитывался
Петр. После воцарения Петра I никаких следов ее государственной дея
тельности незаметно, но влияние на царствующего сына было месьма
значительно.
* Нарышкин Федор Полуектович (ум. 1676) думный дворянин, во
*вода в Колмагорах.
5 Кнеллер (Kneller) Готфрнд (1648 —1723) — немецкий живописец.
Портретист в Лондоне, писал портреты английской знати, оригинал
портрета Петра Великого его работы находится в Англии.
G Стрешнева Евдокия Лукьяновна (1608—1645) — дочь Лукьяна
Степановича Стрешнева, супруга царя Михаила Федоровича.
7 Моор (Моог) Карл (Carel) де (1656-1738) живописен, резчик по
Дореиу (изготавливал рамы для полотен), иладелец магазина, торговавше
]1) художественными изделиями и антиквариатом.

912
Комментарии
8 Людовик XV (Любимый; 1710—1774) — французский король (с
1715 г.), правнук Людовика XIV. До 1723 г. регентом был герцог Филипп
Орлеанский затем — герцог Бурбонскнй. В возрасте 16 лет объявил
решение самолично управлять государством, однако, государственными
делами занимался мало. Был женат на дочери польского короля Станислава
Лещинского — Марии Лещинской.
4 Фридрих Вильгельм I (1688—1740) — король Пруссии.
10 Бахус — латинская форма имени Вакх, одного из имен Диониса —
бога плодородия, растительности, виноградарства и виноделия в Древней
Греции.
п Бутурлин Иван Иванович (1661 —1738) — стольник, генерал-аншеф
(с 1721 г.). В чине генерал-майора участвовал в 1700 г. в походе против
шведов, был взят в плен, где оставался до 1710 г. Выпущенный в обмен
на пленного шведского генерала Мейерфельда, Бутурлин вновь принял
участие в Северной воине. После смерти Петра встал на сторону
Екатерины I, но впоследствии, при Петре II, вследствие происков А. Д. Меншико-
ва и Долгоруковых был лишен чинов, орденов и всех своих поместий;
умер в ссылке.
12 Леблон (Leblond) Жан Батист Александр (1679—1719) —
французский архитектор. В 1716 г. но приглашению Петра I приехал в Петербург
и был назначен * генерал-архитектором». В 1716—1717 г. разработал
проект планировки Петербурга с центром на Васильевском острове. Его план
со строго прямоугольной сеткой улиц и каналов, прямоугольными
площадями, эллиптическим поясом укреплений носил
отвлеченно-схематический характер, не учитывал природных особенностей Петербурга и
традиций русского градостроительства, вследствие чего был осуществлен
частично. Принимал деятельное участие в строительстве Петергофа
(достройка Большого дворца, планировка парка, отделка Моиплезира),
Стрельны («водный сад»), Летнего сада. Совместно с Д. Трезини
разрабатывал «образцовые» проекты жилищ для Петербурга.
13 Морозов Борис Иванович (ок. 1590—1661)—«дядька»
(воспитатель) и друг царя Алексея Михайловича, с 1645 г. ближний боярин и
главный его руководитель в делах правления; женился на родной сестре
царицы Марии Милославской. Необдуманной финансовой политикой вызвал
бунт, от которого едва спасся. Сосланный 1648 г., вскоре был возвращен,
трудился над составлением «Уложения», с 1654 г. — начальник
«государева полка».
В. О. Ключевский
Петр Великий среди своих сотрудников
Впервые: Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников //
Журнал для всех. 1904. №3—4. Печатается по: Ключевский В. О.
Очерки и речи. М., 1913. С. 514—540.
1 Земский собор — форма участия народных представителей,
существовавшая в Московском государстве в XVII—XVIII вв.

Комментарии
913
J Блюмснтрост (Блументрост) Лаврентий Лаврентьевич (1692-
1755) — младший сын лейб-медика при дворе Алексея Михайловича
Лаврентия Алферовича; первый президент Санкт-Петербургской Академии
наук. Начальное образование получил в Москве, учился медицине в
Галле, Оксфорде и Лейдене, с 1714 г. лейб-медик Натальи Алексеевны, а с
1718 г. — Петра I; разработал совместно с Шумахером проект
учреждения Академии наук, утвержденный в 1724 г.
1 Волынский Артемий Петрович (1689—1740) — один из
выдающихся русских людей XVIII в. В 1704 г. был зачислен солдатом в драгунский
полк, в 1711 г. был уже ротмистром. В 1715 г. был отправлен
посланником в Персию, где показал себя прекрасным дипломатом, заключив очень
выгодный для России торговый договор. Затем был назначен
губернатором вновь учрежденной Астраханской губернии, с воцарением Екатери
мы I, переведен губернатором в Казань. В 1737 г. назначается
кабинет-министром. Написал совместно с Саймоновым, Еропкиным и Хрущевым
«Генеральный проект о направлении внутренних и государственных
дел» - документ, где показал себя сторонником монархии, нос широким
участием в правлении русского дворянства при двухпалатной системе.
Вступление в борьбу с немецкой придворной партией погубило его, Бнрон
добился его ареста и после пыток он был казнен.
' Миних Христофор Антонович (Бурхард-Кристоф), граф — инженер,
генерал-фельдмаршал происходил из грфства Ольденбург, в России с
1721 г., строил Ладожский канал; пользовался большим влиянием при
дворе Анны Иоанновны, после возведения на престол Елизаветы
Петровны отправлен в ссылку, где пробыл 20 лет; возвращен Петром III.
г> Курбатов Алексей Александрович (1659—1721) — крепостной
Б. Шереметева. В 1699 г. подал Петру I проект введения гербовой бумаги
и был сделан «прибыльщиком». В 1711г. был назначен архангельским
вице-губернатором. Обвиненный в казнокрадстве и взятках, в 1714 г.
отрешен от должности и предан суду, не дождавшись которого скончался.
" Куракин Борис Иванович (1678—1721) — свояк Петра I, участник
Азовских походов и Северной войны. Дипломат, посол России в Риме,
Ганновере, Англии, Голландии и Франции. В 1722 г. вел переговоры о
женитьбе французского короля Людовика XV на дочери Петра Елизавете.
Автор «Тис гори и» о Петре 1.
7 Гагарин Матвей Петрович (1679—1721) — сибирский губернатор,
казнен за злоупотребления властью.
н ЭрсншильО — копт-адмирал шведского флота, в Гаигутском
сражении 27 июля 1714 г. его флот был разбит, а сам он взят в плен. Изобрел
астролябию — прибор для определения положения небесных светил и для
геодезических измерений.
0 Тюренн (Turenne) Анри д'Овернь (1611 — 1665), виконт —
французский полководец и военный теоретик, разработал новую для своего
времени тактику ведения боя.
10 Сюллиа (Сюлли, Sully) Макснмнльян де Бетюн (1560 — 1651) —
знаменитый французский государственный деятель, взявший на себя
управление государственными делами во всех отраслях, кроме дипломатии,
1!Г>" Генрихе IV.

914
Комментарии
11 Нестор — древнерусский писатель, летописец XI — начала XII вв.,
монах Киево-Печерского монастыря. Автор житий князей Бориса и
Глеба, Феодосия Печерского. Традиционно считается одним из авторов
«Повести временных лет».
12 Олег (ум. 912) — первый князь киевский; подчинил своей власти
славянские племена по Днепру, удачный поход Олега на Царьград (907 г.)
дал выгодный для русской торговли договор.
13 Черкасский (Бскович-Черкасский) Александр Бекович, князь —
происходил из Малой Кабарды, изучал мореплавание и другие науки за
границей. Находясь затем на военной службе, исполнял многие
поручения Петра I на Востоке. Прошел с военным отрядом по всему восточному
берегу Каспия в поисках старого устья Аму-Дарьи, достиг в походе Хивы,
чтобы склонить хивинского хана к подданству и разместить там русский
отряд. Погиб при боевом столкновении с войсками хивинского хана.
14 Беринг Витус (Иван Иванович; 1680—1741) — датский офицер на
русской службе (с 1704 г.), капитан-командир, исследователь
северо-восточной части Азии и омывающих ее морей.
1Г> Марья (Марфа) Алексеевна (1652 — 1707) — царевна, вторая дочь
царя Алексея Михайловича от брака его с М. И. Милославской. Была
замешана в события, связанные со стрелецким бунтом. В 1698 г. была
сослана в Успенский женский монастырь в Александровской слободе, где
приняла постриг с именем Маргарита.
Н. Н. Фирсов
Петр I Великий, Московский царь и император Всероссийский
(Личная характеристика)
Впервые: Фирсов Н. Н. Петр I Великий, московский царь и
император Всероссийский (Личная характеристика). М., 1916. Печатается
по первой публикации.
Фирсов Николай Николаевич (1864—1934) —историк либерально-на
роднического направления. Окончил Казанский университет (1888).
С 1891 г. — приват-доцент, с 1903 г. — профессор Казанского
университета по кафедре русской истории. В 1897 г. защитил магистерскую
диссертацию «Русские торгово-промышленные компании в первой половин^
XVIII века», в 1903 — докторскую «Правительство и общество в их отн<>
шении к внешней торговле России в царствование императрицы
Екатерины II». В 1914 — 1916 гг. по политическим мотивам был отстранен от npJ
подавания. В советское время возглавлял работу по изучению истории ч
этнографии нерусских народов Поволжья, был председателем Научного
общества татароведения в Казани (1923—1929 гг.)» занимался изучением
экономической истории России и истории крестьянских движении
XVII— XIX вв. В 1890—1920 гг. написал научно-популярный цикл би"
графических очерков о русских исторических деятелях «Исторически1'
характеристики и эскизы» (в 3 томах), опубликованные в Казани, я "
1921—1930 гг. — о Петре I, С. Разине, Е. Пугачеве, Г. Державине, дек^°
ристах и др.

Комментарии
915
1 Бипюрий (Batory) Стефан (1533 — 1586) — польский король с 1576 г.
Как полководец участвовал в Ливонской войне 1558— 1583 гг.
г Имеется в виду стрелецкий бунт 1682 г.
1 Нил — в XVII —XVIII вв. название территории на русском юге в
нижнем течении рек Днепр, Дон, Волга и Поволжья ниже Нижнего
Новгорода.
4 Юст Юль — датский путешественник, автор записок о Петровской
эпохе.
г' Милославский Иван Михайлович (ум. 1685) — боярин, играл
важную роль в период правления царевны Софьи Алексеевны, один из
инициаторов Стрелецкого буита 15 — 17мая 1682 г.
Н. Н. Фирсов
Петр Великий как хозяин
Впервые: Фирсов //. И. Петр Великий как хозяин: Публичная
лекция. Казань, 1903. Печатается по первой публикации. Текст
воспроизводит публичную лекцию, прочитанную в Казанском
университете 2 декабря 1901 г. в пользу еемейно-педагогичеекого кружка.
1 Витворт Чарльз (ум. 1724) — английский посланник, прибыл в
Россию в 1705 и отбыл в 1710 г.; затем был посланником в Голландии и
Пруссии, принимал участие в переговорах об окончании Северной войны.
Документами петровской эпохи являются не только его депеши, но и
очень содержательные мемуары.
2 Геннинг (Гениин) Виллим Иванович — голландец, начальник
Олонецких и Уральских горных заводов.
В. С. Соловьев
Несколько слов в защиту Петра Великого
Впервые в составе работы: Соловьев В. С. Очерки из истории
русского самосознания//Вестник Европы. 1889. Май. Публикуется по:
Соловьев В. С. Собрание сочинений: В 7 т. СПб., 1903. Т. V.C. 144 —
162.
Соловьев Владимир Сергеевич (1853—1900) — философ, богослов, поэт,
создатель философии всеединства, сын историка С. М. Соловьева.
Окончил историко-филологический факультет Московского университета. В
течение года посещал как вольнослушатель Московскую духовную
академию. Служил в Ученом комитете Министерства народного просвещения,
читал лекции в Санкт-Петербургском университете, на Высших женских
!;Урсах. В 1880 г. защитил докторскую диссертацию «Критика
отвлечениях начал», но в получении профессорской кафедре ему было отказано.
**_ 1881 г. после выступления против смертной казни участников царе-
Убийства 1 марта был вынужден оставить преподавательскую деятель-
Ч<Н"П, и был выслан из Петербурга. Отношение к петровским реформам

916
Комментарии
Соловьев во многом усвоил от своего отца, видя в них выражение сути
русского национального духа.
1 Владимир 11 Всеволодович (Мономах; 1053—1125), — князь
смоленский (с 1067 г.), черниговский (с 1078 г.), переяславский (с 1093 г.),
великий князь киевский (с 1113 г.), государственный деятель,
военачальник и писатель. Прозван Мономахом по имени матери — дочери
византийского императора Константина Мономаха. Боролся против княжеских
междоусобий, разработал устав, ограничивающий произвол ростовщиков,
первый из князей начал прибегать к помощи народного ополчения в
войне против половцев. Автор литературного памятника XII в. «Поучение
своим детям*.
2 Нил Сорский (ок. 1433—1508) — церковный деятель, основатель
т. н. нестяжательства.
3 Катков Михаил Никифорович (1818—1887) — публицист
консервативно-охранительского направления, («верный сторожевой пес
самодержавия», как сам себя называл), пользовался заметным влиянием в
70—80 гг. XIX в.
4 Святослав Игоревич (ум. 972) — великий князь киевский с 945 г.
г> Речь идет о соборном слушание обвинений против патриарха
Никона, открывшегося в ноябре 1666 г. в Москве, на который прибыли
восточные патриархи. Решением собора Никон был лишен патриаршества, но
введенные им новые церковные книги и обряды утверждены.
г* Паисий Лигарид (1610—1678) — митрополит Газский (с 1652 г.)
был приглашён в Россию патриархом Никоном для исправления
церковных книг.
7 Старообрядцы — представители старообрядчества, т. е. следования
церковной старине в области, касающейся не существа веры, но внешней
церковной жизни и церковных обычаев. Общее обозначение всех толков и
общин, не признавших реформы патриарха Никона.
8 Иоаким (в миру — Иван Петрович Савелов; 1620—1690) —
патриарх Московский. Происходил из рода можайских дворян Савеловых.
В 1655 г. оставил военную службу и принял постриг. С 1664 г. —
архимандрит Чудова монастыря, с 1672 г. — митрополит Новгородский, в
1674 г. избран патриархом Московским. Принял деятельное участие в
уничтожении местничества среди бояр, по его инициативе, решением
собора был упразднен Монастырский приказ и было строго подтверждено,
что духовенство должно быть судимо только духовными судьями. В его
завещании содержался завет Петру I, отличавшийся суровым неприятием
всего иноземного.
9 Аввакум Петрович (1620 или 1621—1682) — протопоп, идеолог
русского раскола, боролся против церковной реформы патриарха Никона,
его «Житие протопопа Аввакума, написанное им самим» является
важнейшим памятником раскольнической литературы.
10 Вселенские соборы — иерархическое представительство всех
поместных самостоятельных Церквей с целью свидетельства об общей вере, №я
утверждения истин вероучения, для установления правил, обязательны*
во всей Церкви и для разрешения вопросов имеющих общецерковну10
значимость.

Комментарии
917
11 Беспоповщина — одно из основных направлений в
старообрядчестве, отрицающее церковную организацию и священство; возникло в
конце XVII в. в Выгорецкой (Выговской) пустыни.
12 Иоанн Златоуст (344 или 354—407), св. — отец Церкви,
архиепископ Константинопольский, богослов, проповедник; именуется автором
основного варианта Божественной литургии в Православной Церкви.
В 403 г. из-за несогласия властен с его церковно административной
политикой был низложен и выслан в Малую Армению.
13 Имеется в виду Синод (святейший Правительствующий Синод) —
правительственное учреждение в замен патриаршей власти, введенное
Духовным Регламентом, фактически подчиняющее Церковь государству.
Синод в первоначальном своем виде состоял из 11 лиц: президента, двух
вице-президентов, четырех советников и четырех асессоров, выбираемых
из духовных лиц, а также представителя государственной власти — обер-
прокурора.
14 Никита (Пустосвят, в миру — Добрынин Никита Константинович;
ум. 1682) — суздальский священник, протопоп, за ложный донос
лишенный права священнодействовать и причастия (за что получил прозвище
Пустосвят), виднейший руководитель старообрядческого движения.
к' Новиков Николай Иванович (1744—1818) — русский писатель,
журналист и издатель, выдающийся просветитель XVIII в.
10 Александр II Николаевич (1818—1881) — российский император.
В 1861 г. подписал манифест об упразднении крепостного права, за что
получил прозвание * Освободитель»; провел ряд реформ, в том числе
земскую, судебную и военную.
17 Салтыков (Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович; 1826 — 1889) —
русский писатель-сатирик, автор знаменитых «Сказок для детей
изрядного возраста», «Истории одного города» и циклов «В среде умеренности и
аккуратности», «Господа Молчалины».
,g Славянофилы — представители одного из направлений русской
общественной и философской мысли XIX в., сформировавшейся под
влиянием теории национальной самобытности, критики европоцентристских
теорий общественного развития и панславистских симпатий.
В. С. Соловьев
Византизм и Россия
Впервые: Соловьев В. С. Византизм и Россия // Вестник Европы.
1896. Январь, апрель. Печатается по: Соловьев В. С. Собрание
сочинений: В 9 т. 2-е изд. СПб., 1912. Т. VII. С. 286—325.
1 Константинополь был взят штурмом 29 мая 1453 г.
2 Слова старца Филофея (1465—1542) из Елеазарова монастыря, про-
йг>згласившего идею Московского государства как «Третьего Рима» в по-
f шнии к великому князю Василию Ивановичу.
1 автократ — византийский самодержец; ромеи, т. е. римляне — са-
м°пазиание византийцев.

918
Комментарии
1 Юрий Владимирович (Юрий Суздальский, Юрии Долгорукий;
ум. 1157)— сын Владимира Мономаха, князь суздальский и великий
князь киевский.
s Мф. 12, 37.
6 Навуходоносор II — вавилонский царь в 605—562 гг. до н. э. Воевал
с Египтом, Сирией дважды захватывал Иерусалим, превратив Иудейское
царство в вавилонскую провинцию. При Навуходоносоре наступил
кратковременный расцвет Вавилонии (см. с. 916 наст. изд.).
7 Владимир Всеволодович (Мономах) — о нем см. примеч. 1 к статье
И. С. Соловьева «Несколько слов в защиту Петра Великого».
й Константин IX Мономах — византийский император с 1042 по
1055 гг.
4 Анании, Азарии, Мисаил — молодые иудеи, которые, согласно
библейской традиции, были уведены Навуходоносором в Вавилон и воспиты
вались некоторое время вместе с вавилонскими юношами. За отказ
поклоняться истукану были брошены в раскаленную печь, но Божественным
соизволением остались живы.
10 Гроций (Grotius) Гуго де Грот (1583—1645) — голландский юрист,
мыслитель и государственный деятель, один из основателей учения о ее
тественном праве и природе государства как результата общественного
договора.
11 Румянцев Александр Иванович (ум. 1752), граф — один из близких
к Петру I людей, отец фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского. Вы
полня л ряд дипломатических поручений Петра, обнаружил вместе с
Толстым в Неаполе скрывавшегося царевича Алексея и убедил его возвра
титься в Россию. При Анне Иоанновне за ненависть к немцам был лишен
чинов и сослан в казанскую деревню, позже был восстановлен в чине
генерал-лейтенанта и назначен правителем Украины, а в 1740 г. — чрезвы
чайным и полномочным послом в Турцию.
}~ Авессаломов приклад — имеется в виду библейский сюжет о восста
нии против отцовской воли сына царя Давида Авессалома (см.: 2 Царо в
15-18).
13 16 Притч. 2/, 1.
11 См.: Иех. 3, 6; Мф. 12, 1
1Г' Фотий (ок. 810 или 820—890), св. — Константинопольский натри
арх (858 867 и 878—886 гг.), возведенный на святой престол прямо н '
мирян императором Михаилом III, вместо смещенного патриарха Ипы
тля. Рим не признал Фотия, что повлекло взаимоотлучение и прекраш«
ние церковного общения на несколько лет.
й' Игнатии — глава староконсервативной церковной партии в бог«»
словских спорах IX в. За отказ насильственно постричь в монашество
гетру императора был лишен патриаршего престола (857 г.). В 867 г. вновь
на престоле, но все силы его были сконцентрированы на борьбе за прост* >-"1
с Фотием.
17 Михаил Керулларии (ок. 1000—1058) — константинопольский |ь,,г
риарх с 1043 г. Отстаивал независимость византийской Церкви от им*1'1
раторской власти и от папства. Конфликт между Михаилом и папетп«>у1

Комментарии
919
(когда он и римский легат кардинал Гумберт предали друг друга
анафеме) — важнейший этап разделения Церквей. Из-за столкновения с
византийским императором Исааком I, конфисковавшим часть монастырских
земель, Михаил Керулларий был в конце 1058 г. смещен и сослан.
18 Никита Стифат (Пекторат) — монах Студийского монастыря в
Константинополе, написавший в 1053 г. обличение против римской
Церкви с перечислением всех пунктов обвинения (иеехождения).
14 Имеется в виду обрядовое различие (употребление католиками
пресного, а православными квасного хлеба) при совершении Евхаристии
ставшее предметом острых споров между Константинополем и Римом в
IX —XI вв. и потерявшее свою актуальность к середине XV в.
со Суханов Арсений (ум. 1668) — иеромонах, строитель Троице-Серги-
ева Богоявленского монастыря и келарь Троице-Сергиевской Лавры.
21 Фанариоты — жители квартала Фанар в Стамбуле4, где проживала
верхушка греческой общины Османской империи.
22 Агарянство — ислам; библейская и мусульманская традиции
возводят родословие пророка Мухаммеда к Измаилу, сыну Авраама и Агари.
М. Н. Покровский
Русская история с древнейших времен
Впервые: Русская история с древнейших времен М. Н.
Покровского, при участии М. Никольского и В. Н. Сторожева: [В 4 т.]. М..
1913. Печатается по: Покровский М. И. Русская история с древне]!
ших времен: В 4 т. М.: Мысль, 1966. Т. 1. Публикуемый фрагмент
находится на с. 578—602.
Покровский Михаил Николаевич (1868—1932) — историк марксист,
член РСДРП с 1905 г., с 1918 г. — зам. наркома просвещения А. В.
Луначарского, руководитель Коммунистической Академии, Института красной
профессуры, с 1929 г. — академик АН СССР.
«Русская история с древнейших времен» была создана Покроиски.м в
эмиграции в 1907—1910 гг., в отрыве от архивов, без документальной
базы и представляет собой скорее размышление о русской истории с
марксистских позиций, нежели ее исследование. Покровский
противопоставлял свое сочинение «Курсу русской истории» В. О. Ключевского,
учеником которого являлся в студенческие годы (1887—1891), фактически
Повторив план и тематику Ключевского, но при ином освещении
материала — с привнесением в них схем экономического материализма и ieopini
классовой борьбы.
1 Андреи Печерский (псевдоним Павла Ивановича Мельникова, la IS—
1883) — русский писатель, этнограф, статистик и историк раскола. В сво-
1,х произведениях изобразил быт и нравы трудовых низов деревин и ма-
,f*Hbicnx городков.
Островский Александр Николаевич (1823—1886) — драматург,
'листвующими лицами его пьес были, как правило, купцы или богатые

920
Комментарии
л Tjh Ипполит (1828—1893) — французский историк и
литературовед. Переносил методы изучения естественных наук на изучение
литературы и искусства.
4 Сфорци (Sforza) Галециано Мария (1444—1476)—представитель
династии миланских герцогов, правил с 1466 г.
:' Медичи Лпронцо (Великолепный; 1492—1503) — представитель
знаменитого флорентийского рода, игравшего важную роль в
средневековой Италии. Правил Флоренцией с 1469 г., постепенно разрушив систему
республиканского управления и став полновластным тираном.
° Александр VI (в мир>— Родриго Ланцуоли Борджиа; 1442—1503) —
римский папа с 1492 г. Бып юристом, военным, но затем посвятил себя
духовной карьере. Благодаря таланту, энергии и богатству приобрел
большое влияние. Время его управления представляет картину произвола,
вероломства и разврата; не останавливался ни перед какими средствами в
устранении своих политических противников. По легенде умер,
отравившись ядом, предназначенным для его гостей.
7 Лев X (в миру — Джованни де Медичи; 1475—1521) — римский
пана (с 1513 г.), сын Лоренцо Великолепного, принес на святой престол
все достоинства и недостатки современных ему гуманистов — религия не
имела влияния ни на его частную жизнь, ни на политику.
я Франсуа I (Francois; 1494—1547) — король Франции из ангулем-
скоп ветви династии Валуа. На годы его правления приходится расцвет
французского Возрождения, усиление абсолютистских черт в
королевской политике и начало складывания социально-политической системы,
действовавшей до 1789 г.
у Берхгольц (Беркгольц) Фридрих Вильгельм (1699—1765) — сын
голштинского дворянина на русской службе Вильгельма Беркгольца,
генерала русской армии, автор знаменитого «Дневника камер-юнкера Бер
хгольца», придворный голштинского герцога Карла-Фридриха, долгое
время (с 1721 по 1728 и с 1742 по 1746 гг.) проживавший в России.
♦Дневник...» охватывает период с 1721 по 1725 гг. и содержит
богатейший фактический материал по эпохе Петра I.
!и Корб (Korb) Иоганн Георг — секретарь посольства, отправленного
Леопольдом I в Москву к Петру I в 1698—1699 гг. Во время пребывания в
Москве, пришедшееся к моменту кровавого стрелецкого розыска, вел
дневник, опубликованный в Вене.
м Рабле (Rabelais) Франсуа (ок. 1494—1553) — французский писатель,
автор знаменитого романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», являющегося
художественной энциклопедией французской культуры эпохи
Возрождения: ее религиозной и политической жизни, философской,
педагогической и научной мысли, общественного быта и духовных устремлений.
,л Тихонравов Николай Саввич (1832—1893) — историк русской лите
ратуры, профессор (с 1859 г.) и ректор (с 1877 г.) Московского универси*
тета, академик Академии наук (с 1890 г.).
п Катырев Ростовский Иван Михайлович — воевода, судья Влади*
мирского приказа.
11 Макиавелли (Machiavelli) Никколо (1469—1527) — итальянски11
государственный деятель, политический мылситель, писатель. ИдеализИ"

Комментарии
921
руя сильную государственную власть, считал допустимыми любые
средства ее упрочения.
15 Екатерина Ивановна (Иоанновна; 1691 —1723) — дочь Ивана
Алексеевича, в 1716 г. вышла замуж за герцога Меклебургскоги Карла-
Леопольда.
16 Царицын луг — Марсово поле в Санкт-Петербурге, в XVIII—XIX вв.
место проведения военных парадов.
17 Плейер Отто-Антон — австрийский дипломатический агент, был в
России Зраза с 1692 по 1718гг., автор любопытных донесений о России,
содержащих много фактического материала.
18 Шакловитый Федор Леонтьевич (ум. 1689) — начальник
Стрелецкого приказа в правление царевны Софьи Алексеевны, которую активно
поддерживал в борьбе с Петром I и группировкой Нарышкиных, один из
организаторов неудавшегося стрелецкого бунта 1689 г., после которого
был казнен.
19 Николай I Павлович (1796 —1855) — российский император (с
1825 г.), при нем была усилена централизация бюрократического
аппарата, создано Третье отделение (политическая полиция), составлен свод за
конов Российской империи, введены новые цензурные уставы, получила
распространение идея «народности».
М. М. Богословский
Петр Великий (Опыт характеристики)
Впервые: Богословский М.М. Петр Великий (Опыт
характеристики) // Историография, мемуаристика, ппистолярия. М., 1987.
С. 176—180. Печатается по первому изданию.
Богословский Михаил Михайлович (1867—1929) ~ историк,
профессор Московского университета, академик (с 1921 г.). Окончил
Московский университет (1891 г.), ученик В. О. Ключевского. В 1902 г. защитил
магистерскую диссертацию «Областная реформа Петра Великого. Пронин
Ция 1719—1729 гг.», в 1909 г. — докторскую по теме «Земское
самоуправление на русском севере в XVII в.* Областью научных интересов
Богословского был, главным образом, XVIII в., он — автор подробной, научно
выверенной пятитомной биографии Петра Великого (Петр Первый.
Материалы для биографии. М., 1910—1948), доведенной до событий 1700 г.,
предшествовавших Северной войне, и изданной уже после его смерти под
редакцией проф. В. И. Лебедева. Петровской эпохе посвящены работы
Богословского «Исследования по истории местного управления при Петре
Великом» (ЖМНП. 1903. Сент.), «Быт и нравы русского дворянства в
Первой половине XVIII в.» (М., 1906), «Петр Великий и его реформа» (М.,
1920). Автор учебников по истории России XVIII и XIX вв.
1 Романов Никита Иванович (ум. 1654) — русский политический
деятель, дядя царя Михаила Федоровича, боярин (1645). Возглавлял
оппозицию правительству Б. И. Морозова. Добивался мирного прекращения
Восстания 1648 г. в Москве. Участник Смоленского похода 1654 г. Носче

922
Комментарии
смерти его имущество перешло к Алексею Михайловичу, так как он не
имел детей.
*■' Гоббс (Hobbes) Томас (1588—1679) — английский философ,
социальное учение которого оказало значительное влияние на развитие
европейской общественной мысли, считал государство человеческим, а не
божественным установлением и результатом договора между людьми,
положившим конец естественному состоянию «войны всех против всех».
3 Локк (Locke) Джон (1632—1704) — английский
философ-просветитель и политический мыслитель, разработал эмпирическую теорию
познания и идейно-политическую доктрину либерализма.
4 Токвилъ (Toquevill) Алексис (1805—1859) — французский историк,
социолог и политический деятель. В своих трудах рассматривал развитие
общества под углом зрения соотношения в нем свободы и равенства,
взаимодействия политической власти и общественного организма в целом.
5 Соборное Уложение 1649 г. — свод законов Российского
государства, в которых разработаны вопросы государственного,
административного, гражданского и уголовного права, принятых в царствование царя
Алексея Михайловича на Земском Соборе 1648—1649 гг.
6 Фридрих II Великий (1740—1786) — прусский король.
М. М. Богословский
Петр Великий по его письмам
Впервые: Богословский М. М. Петр Великий по его письмам //
Сборник статей в честь Матвея Кузьмича Любавского. Пг., 1917.
С. 230—251. Печатается по первой публикации.
1 Василий III Иванович (1479—1533) — великий князь всея Руси с
1505 г. Сын Ивана III и Софьи Палеолог. Завершил объединение Руси
вокруг Москвы присоединением Пскова (1510 г.), Смоленска (1514 г.),
Рязани (1521 г.). Начал сооружение Большой засечной черты (1521 г.) к
Югу от Москвы. Расторг брак с Соломонией Сабуровой и женился на
Елене Глинской, чем вызвал недовольство боярства и церковных кругов.
г Шлиппенбах — шведский генерал, сподвижник Карла XII, был
взят в плен под Полтавой, позже вступил на русскую службу. С 1718 г. —
член верховного суда.
я Нарцисс — согласно греческой мифологии — красивый юноша из
Лакедемона, сын реки Кефисса и нимфы Лейриопы; который влюбился в
свое изображение в воде источника и вскоре умер, обратившись в цветок.
1 Эхо — в греческой мифологии — нимфа, которая, наказанная
Герою не могла заговаривать первой и не могла молчать, когда говорили
другие; от неразделенной любви к Нарциссу окаменела, и от нее остался
один только голос.
5 Кеизерлинг (Keyserling) Герман-Карл (1695—1764), граф — русски**
государственный деятель, помог возвышению Бирона, с 1730 г. — виие"
президент Юстиц-коллегии по эстляндским и лифляндским делом-
С 1733 г. — президент Академии наук.

Комментарии
923
" Племянников Григорий Андреевич (1658—1713)--
государственный деятель, стольник, один из первых сенаторов
7 Иванов Автоном— думный дьяк Поместного приказа (конец
XVII — начало XVIII вв.), известен скопленным на этой должности
богатством.
4 Бу лавине кий бунт — восстание беглых людей и части казаков на
Дону в 1707—1708 гг. под руководством К. А. Булл вина (1660—1708).
н Зотов Конон Никитич (ум. 1742) — государственный деятель
Петровской эпохи. Обучался за границей (1704—1712 гг.), дослужился до
контролера при Адмиралтействе, принимал участие в разработке
«Морского регламента», составил «Коммерческий морской устав» (1726 г.),
автор нескольких книг по морскому делу.
10 Анна Петровна (1708—1728) — старшая дочь Петра I от второй
жены Екатерины Алексеевны, объявлена царевной с 1711 г., цесаревна с
23 декабря 1721 г. В 1725 г. вышла замуж за герцога ШлезвигТолштейи-
Готторпского Карла-Фридриха, мать будущего императора Петра III.
В. А. Гольцев
Законодательство и нравы в России XVIII века
Впервые: Гольцев В. А. Законодательство и нравы в России XVIII
века. М., 1886. Печатается по первой публикации. Публикуемый
фрагмент находится на с. 17—35.
Гольцев Виктор Александрович (1850—1906) — публицист,
литературный критик, историк. Окончил юридический факультет Московского
университета (1872). В студенческие годы был связан с народниками.
В 1875—1878 гг. был послан университетом в научную заграничную
командировку, но вследствие доноса за свои либеральные взгляды не был
допущен к профессуре. Активный участник земского движения.
Сотрудничал в либеральной печати («Голос», «Русские ведомости», «Вестник
Европы»). Много лет вел ежемесячное политическое обозрение в
«Русской мысли», с 1885 г. входил в редакцию этого журнала. После октября
1905 г. — член конституционно-демократической партии. Автор книг
«Государственное хозяйство во Франции в XVII а.» (1878) и
«Законодательство и нравы в России XVIII в.» (1886).
1 Карпович Евгений Петрович (1824 — 1885) — писатель, переводчик,
публицист, в 1875 —1876 гг. —редактор газеты «Биржевые новости».
2 Брикнср (Брюкнер, Bruckner) Александр Густавович (1834—
1896) — историк, профессор русской истории в Дерпте (1872—1891 гг.),
его труды касаются, главным образом, русской истории XVIII в.
1 Хмыров Михаил Дмитриевич (1830—1872) — историк, автор трудов
nrj истории XVIII в.
' Попов Александр Николаевич (1821—1877) — русский историк,
профессор Санкт-Петербургского университета, член-корреспондент
Академии наук.

924
Комментарии
5 Ныпин Александр Николаевич (1833—1904) — исследователь
русской литературы, нравов и общественности XVIII в.
0 Феодосии (в миру — Феодор Михайлович Яновский; ум. 1725) —
архиепископ Новгородский и Великолуцкий, церковный администратор,
основным своим делом считал построение церквей и снабжение их всем
необходимым, а также организацию церковного надзора за причтами и
паствой. В 1712 г. Феодосии был назначен архимандритом строящейся
Александро-Невской Лавры.
7 Вебер (Weber) Христиан-Фридрих — ганноверский дипломат, в
1714—1719 гг. представитель ганноверского курфюрстра Георга при
дворе Петра I, автор трехтомных записок о своем пребывании в России.
8 Григорий (Дашков; ум. 1739) — архиепископ Ростовский (с 1718 г.),
получивший его за участие в усмирении стрелецкого бунта в Астрахани
(1705—1706 гг.), член Синода (с 1776 г.), а затем его вице-президент. По
свидетельству современников был весьма не образован, смотрел на науку
как на забаву, не любил киевских ученых.
9 Дмитрий (в миру — Даниил Саввич Туптало; 1651—1709), св.—
митрополит Ростовский, поддерживал реформы Петра I с условием
невмешательства государства в церковные дела. Автор пьес,
антираскольнических сочинений, составитель новой редакции Четий-Миней.
Причислен к лику святых в 1752 г.
А. М. Панченко
Начало Петровской реформы: идейная подоплека
Впервые: Панченко А. М. Начало Петровской реформы: идейная
подоплека//XVIII век. Л., 1989. Выи. 16. Итоги и проблемы
изучения русской литературы XVIII века. С. 5—16. Печатается по
первому изданию.
Панченко Александр Михайлович (1937—2002) — историк русской
литературы и культуры. Доктор филологических наук (1972 г.),
профессор, академик РАН (1991 г.), лауреат Государственной премии РФ (1995 г.).
С 1958 г. работал в Институте русской литературы (Пушкинский дом) АН
СССР (РАН), сначала в Секторе но изучению древнерусской литературы
под руководством академика Д. С. Лихачева, а с 1988 г. и до конца жизни
руководил Отделом новой русской литературы. А. М. Панченко
принадлежат многочисленные труды по истории древнерусской литературы и
культуры (в том числе о русском барокко XVII века, о древнерусском
юродстве, о скоморохах), а также работы о русской литературе XVIII-^
XIX веков (М. Л. Ломоносове, А. С. Пушкине, Л. Н. Толстом, Н. С. Леско
ве и др.)- Автор книг «Чешско-русские литературные связи XVII века»
(Л., 1969), «Русская стихотворная культура XVII века* (Л., 1973); «Сме
ховой мир Древней Руси» (Л., 1976, совместно с Д. С. Лихачевым), «Рус
екая культура в канун Петровских реформ» (Л., 1984) и др.
1 Михаил Павлович (1798—1849) — великий князь, брат императо
ров Александра I и Николая I. С 1819 г. генерал-фельдцейхмейстер, f
1825 г. генерал-инспектор по инженерной части. С 1831 г. главный на*

Комментарии
925
чальник военно-учебных заведений» учредил 14 новых кадетских
корпусов. С 1844 г. главнокомандующий гвардейским и гренадерским
корпусами.
г Малюпга Скуратов (Скуратов-Бельскнн Григорий Лукьяновпч;
ум. 1572) — думный дворянин, любимый опричник и жесткий
сподручник всех кровавых деяний Ивана Грозного, задушил митрополита
Филиппа (1569 г.), участник Ливонского похода.
л Епифаний Славенецкии — украинский и русский церковный
деятель, филолог, переводчик. В 1649 г. но приглашению патриарха Никона
приехал н Москву и принял деятельное участие в церковных реформах.
4 Евфимии Чудовский (ум. 1705) — церковный деятель, писатель.
Ученик Енифания Славинецкого. Участник полемики с Аввакумом и
Сильвестром Медведевым. На московском Печатном дворе работа;] над
исправлением богослужебных книг (1650—1690-е гг.), автор поучений и
«слов», переводчик творений Святых Отцов.
•'' Сильвестр Медведев (1641 —1691) — русский просветитель, ио.п\
богослов, философ и историк; ученик Симеона Полоцкого, сторонник
царевны Софьи, казнен после Стрелецкого бунта.
*' Титов Василий Поликарпович (ок. 1650 — между 1710 и 1715) —
государев певчий дьяк, композитор, мастер нового, гак называемого
партесного (многоголосного) стиля, появившегося в русской музыке в
XVII в. под влиянием певческого искусства Польши и Украины, автор
пышных, эффектных хоровых концертов. В 1709 г. Титов написал
хоровой концерт по случаю победы русского войска над шведами иод Полта
вой. Наследие Титова обширно: ему приписывается до 200 произведений,
среди которых духовные концерты для разных хоровых составов. Его
«Большое многолетие» употребляется в церковно-певческом обиходг и в
настоящее время.
7 Павел (ум. 1392) — архимандрит Владимирского Рождество Бого
родицкого монастыря, епископ Коломенский (с 1389 г.).
8 Досифеи — игумен Беседовского монастыря (близ Тихвина), раско-
лоучитель беспоповщинского толка. После собора 1667 г. скрылся на
Дону, где 1683 освятил первую раскольническую церковь. После
попытки восстания раскольников-казаков бежал на реку Куму, где и умер.
9 Фома Аквинскии (Thomas Aquinas; 1225 или 1226—1274) —
средневековый философ и теолог, систематизатор ортодоксальной схаластики,
основатель томизма.
10 Хомяков Алексей Степанович (1804 — 1860) — русский
религиозный философ, поэт, публицист, один из создателей теории
славянофильства. Ориентация на восточную патристику (учение о «соборности» и др.)
сочетались у Хомякова с элементами философского романтизма.
Выступал с либеральных позиций за отмену крепостного права, смертной
казни, за введение свободы слова, печати и др.
11 Яков II Стюарт — английский король в 1685 - 1688 гг., преемник
Карла II. Был свергнут в результате государственного переворота 1688—
1689 гг. (так называемая Славная революция).
1- Беиль (Bayle) Пьер (1647—1706) — французский философ и
публицист, представитель раннего Просвещения. Проповедовал религиозный

926
Комментарии
скептицизм, т. е. возможность рационального обоснования религиозных
догматов, и независимость морали от религии.
13 Эразм Ротердамский (Erasmus Roterdamus, псевдоним Герхарда
Герхардаса; 1469—1536) — ученый, христианский гуманист, богослов,
представитель северного Возождения. Применяя методы
гуманистической филологии, осуществил первопечатное издание Нового Завета с
обширным комментарием и новым латинским переводом.
и Декарт (Descartes) Рене (1596—1650) — французский философ,
математик, физик, представитель классического рационализма, один из
родоначальников «новой философии», Аппелировал к разуму и
самосознанию, считал, что основоположением знания является непосредственная
достоверность сознания.
Архимандрит Иоанн (Экономцев)
Национально-религиозный идеал и идея империи в Петровскую эпоху
(К анализу церковной реформы Петра I)
Впервые: Иоанн (Экономнее), иеромонах.
Национально-религиозный идеал и идея империи в Петровскую эпоху (К анализу
церковной реформы Петра I) // Вестник русского христианского
движения. 1990. № 158. С. 5—35. Печатается по первой публикации.
Иоанн, архимандрит ( в миру — Игорь Экономцев; род. 1939) —
богослов, мыслитель, ученый, поэт и писатель. Настоятель монастыря во имя
святого Петра (Высоко-Петровского монастыря) Митрополита
Московского (патриаршее подворье); настоятель Собора в честь Спаса
нерукотворного Образа и иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость»;
настоятель Храма во имя преп. Сергия Радонежского. Председатель Отдела
религиозного образования и катехизации Московского Патриархата
(1991 г.), ректор Российского Православного Института св. Иоанна
Богослова (1993 г.); декан Российского Православного Института св. Иоанна
Богослова (юридический факультет), член редакционной коллегии
журнала «Православная беседа». По образованию филолог-классик. Автор
книги «Православие, Византия, Россия» (М.э 1989).
1 Кант (Kant) Иммануил (1724—1804) — немецкий философ и
ученый, родоначальник немецкой классической философии. В книге
«Критика чистого разума» сформулировал антиномии разума.
2 Флоровский Георгий Васильевич (1893—1979) — протоиерей,
богослов, философ, историк русской религиозной мысли; одно время
примыкал к евразийству.
3 Гумилев Лев Николаевич (1912—1992) — историк, географ, доктор ис
торических (1961 г.) и географических (1974 г.) наук. Сын поэтов Н. С. Гу
милева и А.Ахматовой. Подвергался репрессиям в 1930—1950-е гг. Со
здал учение о человечестве и этносах как биосоциальных категориях;
исследовал биоэнергетическую доминанту этногенеза, назвав ее пассио
нарностыо. Автор трудов по истории тюркских, монгольских, славянски*
и других народов Евразии.

Комментарии
927
4 Карташев Антон Владимирович (1875—1960) — церковный и
общественный деятель» профессор Богословского института в Париже,
историк русской Церкви.
5 Паисий Величковский (1722—1794), св. — схиархимандрит Нямец-
кого монастыря в Молдавии (с 1790 г.), собиратель и переводчик на
русский язык святоотеческих произведений, возродил старчество.
Канонизирован русской православной Церковью в 1988 г.
6 Тихон Задонский (в миру — Тимофей Савельевич Кириллов; 1724—
1783), св. — епископ Воронежский (1763—1767 гг.), с 1767 г. жил в
Задонском монастыре, написал множество сочинений
нравственно-поучительного характера.
7 Серафим Саровский (в миру — Прохор Исидорович Мошкин; 1759
или 1754—1833), преп. — православный подвижник, иеромонах Саров-
ской пустыни. Автор ♦Беседы преподобного Серафима о цели
христианской жизни», опубликованной в 1831 г. Н. А. Мотовиловым. Был
причислен к лику святых в 1903 г.
8 Амвросий Оптинский (в миру — Александр Михайлович Гренков;
1812—1891), преп. — иеросхимонах, старец Оптиной пустыни, духовник,
духовный писатель.
9 Василий II Васильевич (Темный; 1415—1462) — князь
коломенский и великий князь московский с 1434 г.
10 Флорентийская уния (от лат. unio — единение) — договоренность о
соединении католической и православной Церквей, которая была
достигнута на специально созванном для этого Ферраро-Флорентийском соборе
(1438—1439 гг.), призванном преодолеть догматические разногласия
между Церквами. Турецкая опасность вынудила византийцев заключить
унию на условиях признания верховенства папы, принятия католических
догматов при сохранении лишь обрядов православной Церкви. Была
отвергнута церковным народом и государственной властью сразу же после
ее подписания.
11 «Духовный Регламент» — законодательный акт, изданный при
Петре I в 1721 г. Его проект был составлен Феофаном Прокоповичем.
Заменил патриаршее управление русской православной Церкви синодальным,
поставив ее в прямое подчинение государственной власти.
12 Сильвестр (Холмский; ум. 1735) — церковный деятель и духовный
писатель. Происходит из семьи дворян. Образование получил в Киевской
духовной академии. В 1700 г. — архимандрит Деревяницкого
Воскресенского монастыря, в 1704 г. — настоятель Троице-Сергиевой Лавры, в
1719 г. — митрополит Смоленский и Дорогобужский, затем —
митрополит Казанский и Свияжский. Был близок к царевичу Алексею и разделял
с ним недовольство реформами Петра I, не признавал особого авторитета
за Синодом. В 1724 г. без всякой вины лишен сана, в 1730 г. предан суду
и отослан на жительство в Александро-Невскую Лавру откуда в 1732г.
сослан в Выборгскую крепость, где и скончался.
13 Варлаам (Косовский; ум. 1721) — церковный деятель, первый
епископ вновь учрежденной Петром I Иркутской и Нерчинской епархии (с
1707 г.), в 1714 г. переведен в Тверскую епархию, с 1720 года —
митрополит Смоленский и Дорогобужский.

928
Комментарии
14 Питирим (1665—1738) — епископ Нижегородский. Родился в
семье раскольников; приняв православие, постригся. Пытался бороться с
расколом увещаниями, но, не видя успеха, перешел к преследованиям.
Питирим доказывал Петру I, что раскольники враги не только Церкви,
но и гражданского порядка.
18 Аарон, в схиме Алипий (в миру — Еропкин Афанасий Владимире
вич; ок. 1663—1740), — церковный деятель. Родился в семье московского
стольника. Митрополит Карельский и Ладожский (с 1714 г.), с 1716 г.
Новгородский.
16 Филарет (в миру —Василий Михайлович Дроздов; 1782 — 1867).
святитель — церковный и общественный деятель, автор работ по
богословской, апологетической, историко-церковнои тематике; митрополит
Московский и Коломенский с 1826 г. Под его руководством был
осуществлен перевод Священного Писания на русский язык (Синодальный
перевод).
17 Витте Сергей Юльевич (1849—1915) — русский государственный
деятель, министр финансов (1892 г.), председатель совета министров
(1904 г.), оказывал значительное влияние на внутреннюю и внешнюю
политику русского правительства.
18 Е. Поселянин (псевдоним Погожева Евгения Николаевича; 1870 --
дата смерти не установлена) — русский публицист, сотрудник церковных
изданий.
19 Сергии (в миру — Иван Николаевич Старогородский; 1867—1944) —
ректор Санкт-Петербургской Духовной академии, митрополит (с 1917 г.),
с 1925 г. — заместитель, затем местоблюститель патриаршего престола (г
1937 г.), патриарх Московский и всея Руси с 1943 г.
Ill
РЕФЛЕКСИЯ РЕФЛЕКСИИ
К. Н. Бестужев-Рюмин
Причины различных взглядов на Петра Великого в русской науке
и русском обществе
Впервые: Бестужев-Рюмин К.Н. Причины различных взглядов на
Петра Великого в русской науке и русском обществе // Журнал
министерства народного просвещения. 1872. №6. (Ч. 161) С. 149—
156. Печатается по первой публикации.
Бестужев-Рюмин Константин Николаевич (1829—1897) — истори
Родился в Нижегородской губернии, в дворянской семье. Племянник лс
кабриста М.П.Бестужева-Рюмина. Окончил юридический факулы* '
Московского университета. С 1865 г. — профессор по кафедре истор;'1
Санкт-Петербургского университета» с 1890 г. — академик. В 1878
1882 гг. возглавлял Высшие женские курсы в Санкт-Петербурге (Бест^
жевские). Вел большую публикаторскую (издание источников) и научи4'

Комментарии
929
просветительскую работу. Как историк сформировался на рубеже 40—50-х
годов и испытал на себе влияние исторической полемики западников и
славянофилов. Остался близок к славянофильству (поздним вариациям
теории культурно-исторических типов), но в то же время испытал
сильное научное влияние С. М. Соловьева, у которого заимствовал концепцию
решающей роли государственной власти и правительственной политики в
историческом развитии. Придавал огромное значение психологической
интерпретации исторических событии.
1 В «школах» заиконоспасских — В 50—70-х гг. XVII в. в Москве
неоднократно предпринимались попытки создания учебных заведений.
В Спасском монастыре в 1665 г. по инициативе Симеона Полоцкого была
открыта «школа грамматического учения», в которую были набраны
молодые подъячие из различных приказов для обучения латинскому языку
и русской грамматике.
2 «Куранты» — рукописная газета, создававшаяся с 1621 г. в
единственном экземпляре дьяками Посольского приказа для царского двора
из переводных иностранных известий.
я Симеон Полоцкий (в миру — Самуил Емельянович Ситпиановпч-
Петровский; 1629—1670) — писатечь, публицист, просветитель,
крупнейший деятель русской культуры второй половины XVII в. Закончил
Киево-Могиляпекую академию, принял постриг, преподавал в братской
школе Богоявленского монастыря в Полоцке. С 1664 г. — придворный
поэт и воспитатель детей царя Алексея Михайловича (в т. ч. царевны
Софьи). Вел обширную просветительскую деятельность: писал книги,
стихи, произносил многочисленные проповеди (сохранилось около двухсот),
преподавал в созданной им латинской школе, вел активную полемику со
сторонниками греческих культурных традиций. Был тайным униатом
(принадлежал некоторое время к Базилианскому ордену). Решительный
противник старообрядчества, был чужд в целом традициям
древнерусской культуры. Главные сочинения — «Рифмология», «Вертоград
многоцветный» (своеобразная философская энциклопедия), сборники
проповедей «Обед душевный», «Вечеря душевная».
Л Кольбер Жан Батист (1619—1683) — генеральный контролер
торговли, промышленности и финансов Франции в эпоху Людовика XIV,
теоретик меркантилизма.
5 Тредьяковский Василий Кириллович (1703 -1769)-- выдающийся
русский ученый XVIII в. и неудачный norvr, имя которого сделалось
нарицательным для обозначения бездарных графоманов.
Ор. Ф. Миллер
Об отношениях русской литературы к Петру Великому
Впервые: Миллер О. Ф. Об отношениях русской литературы к
Петру Великому // Русская старина. 1873. Т. 7. С. 406-411.
Печатается по первой публикации.
Миллер Орест Федорович (1833—1889) — историк русской литерату-
Гм- Родился в Гансале, в немецкой семье. Под влиянием архимандрита

930
Комментарии
Платона (впоследствии — митрополита Киевского) в пятнадцатилетнем
возрасте сознательно перешел в православие. Окончил
историко-филологический факультет в Санкт-Петербургском университете. С 1864 г. —
приват-доцент. Занимался изучением русского фольклора, прежде всего
былинного эпоса. Исповедывал славянофильские взгляды. В 1870—
1880-х гг. пишет статьи и читает публичные лекции по истории русской
литературы XIX в. С 1870 г. —- профессор Санкт-Петербургского
университета.
1 Глинка Сергей Николаевич (1776—1847) — русский писатель, поэт,
драматург, издатель журнала «Русский вестник* (с 1808 г.).
2 Руссо (Rousseau) Жан-Жак (1712—1778) — франдузкий философ,
политический деятель, писатель, представитель французского
Просвещения. Отмечая противоречивость прогресса цивилизаций, идеализировал
«естественное состояние * человечества, выступал против
социально-политического неравенства.
3 Батюшков Помпеи Николаевич — русский этнограф, археолог и
историк Северо-Запада России, младший брат поэта К. Н. Батюшкова.
С. Ф. Платонов
Лекции по русской истории
Впервые: Платонов С. Ф. Лекции по русской истории: [В 3 ч.].
СПб., 1891—1892. Печатается по: Платонов С.Ф. Лекции по
русской истории. М.: Летопись, 2000. С. 451—461.
Платонов Сергей Федорович (1860—1933) — историк, профессор
Петербургского университета, академик, крупный специалист по истории
России XVI—XVII вв. Окончил Петербургский университет (1882 г.), с
1899 г. — профессор истории, с 1908 г. — член-корреспондент Академии
наук, председатель Археографической комиссии (1918—1929 гг.),
директор Института русской литературы АН (Пушкинский дом) (1925—
1929 гг.), директор Библиотеки Академии наук (1925—1928 гг.),
академик АН СССР (1920—1931 гг.). В 1929 г. был арестован и выслан в
Самару (Куйбышев), где и умер.
1 Байер Готлиб Зигфрид (1694—1738) — историк,
лингвист-востоковед, профессор Кенигсбергского университета. С 1726 г. до самой смерти
работал в Санкт-Петербургской Академии наук, где создал обширный
корпус работ, посвященных античной древности и Востоку. В
отечественной историографии оставил след благодаря своему знаменитому труду «О
варягах» (De varagis // Commentarii Academiae scientarum imperialis Pet-
ropolitanae. Petropoli, 1738. Vol.6), положившему начало т.н. норман-
ской теории.
2 Штритер Иоганн Готгильф (1740—1801) — историк, служил в
Санкт-Петербургском, потом в Московском архиве коллегии
иностранных дел. Адъюнкт Санкт-Петербургской Академии наук. Написал ряд
сочинений о славянах и Древней Руси. Главное произведение — «Русская

Комментарии
931
история» (доведенная до 1462 г., на немецком языке, русский перевод
издан в 1800—1802 гг.).
3 Шлецер Август Людвиг (1735 —1809) — историк, филолог. С 1761
по 1769 гг. работал в Санкт-Петербургской Академии наук, позже —
профессор Геттингенского университета. Исследователь и издатель
древнерусских летописей, автор фундаментального для своей эпохи труда по
древнерусской истории «Нестор. Русские летописи на древле-славянском
языке» (1802—1805).
4 Гегель (Hegel) Георг Вильгельм Фридрих (1770—1831) — немецкий
философ, представитель немецкого классического идеализма, создатель
систематической теории диалектики. Развитие общества связывал с
вызреванием объективного духа понимаемого как сверхиндивидуальная
целостность, охватывающая всю сферу социальной жизни и
проявляющаяся через различные связи и отношения людей.
ъ Вольф Фридрих Август (1759—1824) — немецкий филолог-антико-
вед, издатель античных авторов, профессор университетов в Галле, а
затем в Берлине, член Берлинской Академии наук.
6 Нибур (Nibuhr) Бартольд Георг (1776—1831) — немецкий историк.
7 Миллер Готфрид — немецкий историк, занимался историей
Древнего мира.
8 Эйхгорн (Эйххорн, Eichhorn) Карл Фридрих (1781 — 1854) —
немецкий юрист, историк права, один из главных представителей
исторической школы права. Профессор во Франкфурте-на-Одере (1805—1811 гг.),
Берлине (1811—1813 и 1832—1847 гг.), Геттингене (1816—1829 гг.).
Главный научный труд—«История германского государства и права»
(1808—1823 j.
q Савиньи (von Savigny) Фридрих-Карл (1779—1861) — прусский
государственный деятель и юрист, профессор римского права Берлинского
университета; министр юстиции в период реформы законодательства
(1842—1848 гг.); основатель и глава исторической школы права, по
которой право — продукт «народного духа», выражение «общенародного
убеждения» — развивается органически, медленным историческим
процессом, а не создается индивидуальным творчеством.
10 ПавловСильванскии Николай Павлович (1869—1908) — историк,
правовед, профессор истории русского права (с 1907 г.). Одновременно
работал в министерстве иностранных дел.
А. А. Кизеветтер
Реформы Петра Великого в сознании русского общества
Кизеветтер Александр Александрович (1866—1938) — историк,
публицист, политический деятель. Окончил Московский университет, был
Учеником В. О. Ключевского. Профессор Московского университета, член
ЦК Конституционно-демократической партии. В 1922 г. после
неоднократных арестов выслан из Советской России. С 1922 — профессор Праж-
«кого университета. Занимался вопросами социально-экономической
истории русского города (Посадская община в России XVIII в. М., 1903;
1 "родовое положение Екатерины II. М., 1909).

932
Комментарии
1 Неклюдов (1745—1797) — тайный советник, начал службу в 1760 г.,
председатель Палаты гражданского и уголовного суда (1784—1786 гг.),
обер-прокурор Синода (с 1788 г.).
2 Киреевский Иван Васильевич (1806—1856) — русский философ,
литературный критик, публицист, наряду с А. С. Хомяковым
основоположник славянофильства. Критиковал Петра I за слишком буквальный
перенос форм общественной жизни из Европы, усвоение достижений в
просвещении которой должно сопровождаться переосмыслением на
основе православного учения, сохранившего в чистоте изначальную истину
христианства.
я Аксаков Константин Сергеевич (1816—1860) — публицист,
философ, историк, поэт и драматург, один из лидеров раннего
славянофильства.
4 Робеспьер (Robespierre) Максимилиан (1758—1794) — французский
политический деятель, член Учредительного собрания (1789 г.) и
Конвента (1792 г.), глава якобинцев; стоя во главе комитета общественного
спасения, пользовался диктаторской властью.
Е. Ф. Шмурло
Петр Великий в оценке современников и потомства
Впервые: Шмурло Е.Ф. Петр Великий в оценке современников и
потомства //XVIII век. СПб., 1912. Вып. 1. С. 1—30. Печатается по
первой публикации. Публикуемый фрагмент находится на с. 13—
30.
Шмурло Евгений Францевич (1853—1935) — историк. Окончил
историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета
(1878 г.). Ученик К. Н. Бестужева-Рюмина. Преподавал историю на
Высших женских (Бестужевских) курсах. После защиты магистерской
диссертации «Митрополит Евгений как ученый» (1888 г.) — приват-доцент
Санкт-Петербургского университета. С 1891 г. — профессор Дерптского
университета по кафедре русской истории. С 1903 — ученый
корреспондент Академии наук в Риме. Почетный доктор Падуанского
университета. Много занимался историей Петровского времени: «Петр Великий в
русской литературе. Опыт историко-библиографического обзора» (СПб.,
1889), «О письмах и бумагах императора Петра Великого» (ЖМНП.
1889—1894), «Падение царевны Софьи» (ЖМНП. 1891), «Критические
заметки по истории Петра Великого» (ЖМНП. 1900—1901).
1 Ровинский Дмитрий Александрович — юрист и государственный
деятель, исследователь истории русского быта и истории искусств,
почетный член двух академий — Академии наук и Академии художеств.
2 Стасов Владимир Васильевич (1824—1906) — русский
художественный и музыкальный критик, историк искусства, археолог. Один из
крупнейших деятелей русской демократической культуры XIX в.,
почетный член Академии наук (1900 г.).
3 Кирилл Иерусалимский (ок. 315 — ок. 397), св. — избран епископом
Иерусалимским во время арианских гонений, катехизатор, проповедник.

Комментарии
933
1 Арсений Грек (ум. после 1666) — греческий монах с Афона» в
России с 1649 г. По поручению патриарха Никона руководил исправлением
богослужебных книг. Открыл в Москве школу для обучения греческому и
латинскому языкам (1653 г.). В 1662 г. по обвинению в ереси сослан в
Соловецкий монастырь.
5 Минерва — в древнеримской мифологии покровительница
ремесленников и художников. С конца III в. до н. э., отождествленная с
древнегреческой Афиной, почиталась также как богиня войны и
государственной мудрости.
h Иван (Иоанн) V Антонович (1740—1764) — номинальный
российский император при регентстве Э. Бирона (с октября 1740 по ноябрь
1741 г.), сын Анны Леопольдовны, после прихода к власти Елизаветы
Петровны отправлен в ссылку, а с 1756 г. находился в Шлиссельбургской
крепости.
7 Любопытный Павел Оиуфриевич (1772—1848) — астраханский
мещанин, торговал в Москве, а затем в Петербурге, усердный член
старообрядческой поморской секты. Собирал сочинения и рукописи
старообрядческих писателей, составил каталог и словарь.
Д. С. Лихачев
Была ли эпоха Петровских реформ перерывом в развитии
русской культуры?
Впервые: Лихачев Д. С. Была ли эпоха Петровских реформ
перерывом в развитии русской культуры? // Славянские культуры в
эпоху формирования и развития славянских наций XVIII—XIX вв.
М., 1978. С. 170—174. Печатается по первой публикации.
Лихачев Дмитрий Сергеевич (1906—1999) — выдающийся филолог-
медиевист, общественный деятель, публицист; действительный член РАН
(1970 г.), член ряда иностранных академий; Герой Социалистического
Труда, награжден орденом Святого Андрея Первозванного, орденами
Ленина. Трудового Красного Знамени, Лауреат Государственной премии
СССР и РФ. С 1985 г. возглавлял Советский (затем Российский) фонд
культуры. Большая часть научной деятельности Д. С. Лихачева связана с
Институтом русской литературы РАН, где он с 1954 по 1999 г. был
заведующим Отделом древнерусской литературы. Литературе и культуре
Древней Руси посвящена большая часть трудов ученого: это книги «Чело-
нек в литературе Древней Руси», «Поэтика древнерусской литературы»,
«Развитие русской литературы X—XVII веков», «Текстология на
материале русской литературы X—XVII веков», «"Слово о полку Игореве" и
культура его времени» и др. По инициативе и при участии Д. С. Лихачева
созданы крупнейшие антологии «Памятники литературы Древней Руси»
и «Библиотека литературы Древней Руси», а также серия ежегодников
* Памятники культуры: новые открытия».
1 Истрин Василий Михайлович (1865—1937) — историк
литературы, академик Петербургской Академии наук (с 1907 г.), вел работу по

934
Комментарии
подготовке к изданию древнерусских текстов. Автор работ по
древнерусской литературе.
г Соболевский Алексей Иванович (1856—18??) — филолог, профессор
русского языка и словесности Киевского и Санкт-Петербургского
университетов.
я Карион Истомин (мирское имя не известно, 1640-е—1718 или
1722) — справщик Печатного двора, педагог, поэт, переводчик, автор
проповедей.
IV
КОНТЕКСТ
А. А. Кара-Мурза, Л. В. Поляков
Реформатор: Русские о Петре I.
Опыт аналитической антологии
Впервые: Кора Мурза А. А., Поляков Л. В. Реформатор: Русские о
Петре I: Опыт аналитической антологии / Институт философии
РАН, гуманитарный и политологический центр ♦Стратегия».
Иваново: изд. фирма «Фора», 1994. Печатается по первому изданию.
Кара-Мурза Алексей Алексеевич (род. в 1956 г. в Москве) окончил
исторический факультет Института стран Азии и Африки при МГУ (в 1978 г.).
Кандидат исторических наук (1981 г.). Доктор философских наук (1994 г.),
профессор. Академик российской академии гуманитарных наук.
Известный в России и за рубежом специалист в области политической теории,
истории русской политической мысли и либерального реформаторства.
Автор 12 монографий и более 200 научных статей.
Поляков Леонид Владимирович (род. в 1950 г. в Ивано-Франковске)
окончил Московский государственный университет. Доктор философских
наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН;
политический обозреватель «Радио России»; Visiting Professor Дартмутского
колледжа и Колледжа Святой Марии (США). Автор около 100 научных
работ.

МАТЕРИАЛЫ К БИБЛИОГРАФИИ О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ,
ЕГО ДЕЯНИЯХ И ЕГО ВРЕМЕНИ
1. Документы эпохи
1. Азбука гражданская с нравоучениями. Правлено рукою Петра
Великого. — СПб., 1877. — 19 с.
2. Бумаги императора Петра I / Изд. акад. А. Бычковым. — СПб.,
1873. — 23, 565, 59 с.
3. Военные уставы Петра Великого / Под ред. проф. Н. Л.
Рубинштейна, вступ. ст. и коммент. П. Л. Епифанова. — М., 1946. — 80 с.
4. Воинские артикулы Петра I. Материалы по изучению истории
государства и права СССР / [Подгот. к изд. Н. П. Старжиным]. — М.,
1960. — 50 с.
5. Воскресенский И. А. Законодательные акты Петра I. Редакции и
проекты законов, заметки, доклады, доношения, челобитья и
иностранные источники / Под. ред. и с предисл. Б. И. Сыромятнико-
ва. — М.; Л., 1945. Т. 1. Акты о высших государственных
установлениях. —XLIV, 602 с.
6. Восстание в Москве 1682 года: Сб. документов / Под ред. В. И. Бу-
ганова. — М.: Наука, 1976. — 347с.
7. Восстание московских стрельцов, 1698 года (Материалы
следственного дела): Сб. документов / [Сост., историко-археографический
обзор и коммент. А. Н. Казакевича; предисл. В. И. Буганова]. — М.:
Наука, 1980.— 326 с.
8. Генеральный регламент <... > — М., 1725 — 40, [3] с.
9. Грамота императора Петра Первого к патриарху
Константинопольскому Иеремию. — М., 1848. — 4 с.
10. Грамота царя Петра I к папе. — Б. м., [18-?]. — 1 с.
11. Дневник зверского избиения Московских бояр в столице в 1682
году и избрания двух царей Петра и Иоанна. — СПб., 1901. — 27 с.
12. Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате
в царствование Петра Великого, изданные Императорской
Академией наук: [В 6 т.] / Под ред. Н. В. Калачова. — СПб., 1880—1901.
13. Документы из архива Флоренции / [Публ. подгот. Л. И. Яковлев] //
Сов. архив. 1971. №4. С. 105—107.
14. Духовный регламент '...>. — СПб., 1721. — 112 с.

936
Материалы к библиографии
15. Есипов Г. В. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом:
[В 2 т.] — М., 1872.
Т.1.-421, VIII с: ил.;
Т. 2. — 428, [2] с: ил.
16. Ефимов СВ. Автографы Петра Великого = Autographs of Peter the
Great: Каталог. — СПб.: Русско-балт. информ. центр ♦Блиц*,
1995. — 132 с.
17. Законодательные акты Петра I: Первая четверть XVIII века / Под
ред. [и с предисловием] д-ра юрид. наук, проф. К. А. Софроненко. —
М.: Госюриздат, 1961. —667 с.
(Серия: Памятники русского права. Вып. 8.)
18. Записная книжка любопытных замечаний великой особы,
странствовавшей под именем дворянина российского посольства в 1697 и
1698.-СПб., 1788.-50с.
19. Из приказа Петра Великого перед Полтавским боем 27-го июня
1709 г.—СПб., 1909.
20. Книга Устав воинский о должности генералов, фельдмаршалов и
всего генералитета, и протчих чинов, которые при войске надлежат
быть, и о [и]ных воинских делах и поведениях, что каждому чинить
должно. Купно при сем Артикул воинский и с процесом,
надлежащим к судьяцым, и Эксерцициею о церемониях и должностях
воинским людям надлежащих [/ Напечатася повелением царского
величества в Санктпитербургской типографии лета господня 1719,
октября в 29 день. — СПб.].
То же. Напечатася повелением ее императорского величества.
Вторым тиснением.— СПб., 1737. — 372, 35 с.
То же. — СПб., 1755. — 260 с.
21. Книга устав морской <...> — СПб., 1720. — 432 с.
22. Книга устав морской на российском и голландском языках о всем,
что касается к доброму управлению, в бытность флота на море,
печатанный повелением его величества Петра Великого императора и
самодержца всероссийского в Санкт-Петербургской типографии
1724 года. - СПб., 1746. - [6], 17, [11], 328-343 л., 334—434 с.
23. Копии с писем государя Петра Великого с 1700 по 1725 год. — М.,
1882. - 28, [2] с.
24. Манифест, или Объявление [о смерти императора Петра I].
Подлинный за подписанием Правительствующего Сената и Святейшего
Синода и Генералитета. — СПб.: Печатан при Сенате, 1725 генваря. —
1л.
25. Лебедев В. И. Реформы Петра I: Сб. документов.—М.: Соцэкгиз,
1937. — 379 с. — Библиография: с. 360—364.
26. Наука побеждать по правилам величайшего из монархов
всероссийских Петра Первого, собственноручно писанная и подписанная от
сего самодержца / Изд. Михаилом Антоновским. — СПб., 1808.—
12с.
27. Пальчиков А. В. Распоряжение Петра I по кораблестроению, 1717—
1724 гг. (Письма его к лейтенанту Ф. П. Пальчикову) // Русская
старина. Т. 5. № 6. С. 893—902.

о Петре Великом
937
28. Памятники законодательства Петра Великого / Под ред.
М.М.Богословского. М., 1910. - 118 с.
29. Переписка императора Петра I с государыней Екатериной
Алексеевной. — М., 1862. - VI, 166, XII с.
30. Петр Великий на Севере: Сборник статей и указов относящихся к
деятельности Петра I на Севере/ Под ред. и с предисл. А. Ф. Шид-
ловского. —Архангельск, 1909. — [2J, 168, 66с: ил.
(К 200-летнему юбилею Полтавской победы над шведами.)
31. Письма Петра Великого писанные к генерал-фельдмаршалу,
тайному советнику, Мальтийскому, св. апостола Андрея, Белого Орла, и
прусского ордена кавалеру, графу Борису Петровичу Шереметьеву,
по большей части собственной государевою рукою, и иные с
подлинников хранящихся в Императорской кабинетской архиве списанные,
сколько оных нашлось у его сиятельства господина обер-камергера,
генерал-аншефа, сенатора, орденов св. апостола Андрея, св.
Александра Невского, Белого Орла, и св. Анны кавалера, графа Петра
Борисовича Шереметьева, которого желанием и старанием оные
ныне на свет изданы, и с предисловием о происхождении и о
службах предков Шереметьевых, особливо же о славных делах
фельдмаршала графа Бориса Петровича и о потомках его. — М., 1774. —
172, [2], LXXVIIIc.
32. Письма государя императора Петра Великого к Степану Андреевичу
Колычеву и ответы его на оные. — М., 1785. — ПО, [4] с.
33. Письма и указы его императорского величества государя
императора Петра Великого, писанные к Науму Акимовичу Синявину,
продолжавшему службу в Российском корабельном флоте, с начала
оного от звания матросского до вице-адмиральского чина, хранящиеся
у сына его Флота адмирала и кавалера Алексея Наумовича Синявн-
на, коего желанием по высочайшему ея императорского величества
всемилостевейшему благоволению издателя с кратким описанием
службы покойного родителя его. — СПб., 1786. — 75, XVIII с.
34. Письма императора Петра Великого к брату своему царю Иоанну
Алексеевичу и патриарху Адриану с ответом на оные и на отзывы
боярина и воеводы Алексея Семеновича Шеина, князя Бориса
Алексеевича Голицына и боярина и воеводы Бориса Петровича
Шереметьева. — СПб., 1788. — 82 с.
35. Письма и указы государей: императора Петра Великого,
императрицы Екатерины Первой, императора Петра Второго, императрицы
Анны Иоанновиы. императрицы Елнсавет Петровны и персидского
шаха Тахмасиба к генерал-аншефу, сенатору и орденов святого
апостола Андрея Первозванного и святого Александра Невского
кавалеру Василыо Яковлевичу Левашову. Изданные с подлинников. С
приложением одного из писем государя императора Петра Велико
го... - М., 1808. — 112 с.
36. Письма Петра Великого к Скорнякову-Писареву, 1707—1722 г.//
Русская старина. 1872. Т. 6. № 12. С. 664 - 673.
37. Письма Петра Великого, хранящиеся в Императорской Публичной
библиотеке и описание находящихся в ней рукописей, содержащих

938 Материалы к библиографии
материалы для истории его царствования / Сост. А. Ф. Бычковым. —
СПб., 1872. — 180, [2], XX с.
38. Письма и бумаги императора Петра Великого: [В 7 т.] —СПб.,
1887—1918.
Т. 1. (1688-1701). - СПб., 1887. - [2], XXXII, 888, UII с, 1 л.
портр.;
Т. 2. (1702—1703). - СПб., 1889. - XXIV, 722, LXIIc;
Т. 3. (1704—1705). —СПб., 1893. - XXXII, 1066, LXIVc;
Т. 4. (1706). — СПб., 1900. — XXXIV, 1260, CXIV, [2] с;
Т. 5. (январь—июнь 1707). - СПб., 1907. — XXVI, 764, LXXXII,
[1]с;
Т. 6. (июль—декабрь 1707).— СПб., 1912. — XXVUI, 631,
LXXXII, [1] с;
Т. 7. Вып. 1. (январь—июнь 1708). — Пг., 1918. — [4], 640 с.
39. Письма и бумаги императора Петра Великого [Т. 7—13]. — М.; Л.:
Изд-во Академии наук СССР, 1946—1992.
Т. 7. Вып. 2. (Примеч. к письмам за № 2350—2460). / Ред. д-р
ист. наук Л. И. Андреев. — М.; Л., 1946. — V, [2], 935 с;
Т. 8. Вып. 1. (июль—декабрь 1708 ) — М.; Л., 1948. — 407 с;
Т. 8. Вып. 2. (июль—декабрь 1708; примечания к №2461 —
2953, напечатанным в первом выпуске VIII тома.) [/ Ред. д-р
ист. наук Б. Б. Кафенгауз]. — М.: Изд-во Академии наук
СССР, 1951.—С. 409—1180, 2 л. ил.;
Т. 9. Вып. 1. (январь—декабрь 1709) —М.; Л., 1950.— 527 с;
3 л. ил.;
Т. 9. Вып. 2. (январь—декабрь 1709; примечания к №2954—
3560, напечатанным в первом выпуске IX тома.) [/ Ред. д-р
ист. наук Б. Б. Кафенгауз]. — М.: Изд-во Академии наук
СССР, 1952. - С. 530-1619;
Т. 10. (январь—декабрь 1710). — М.: Изд-во Академии наук
СССР, 1956. — 870 с, 5 л. ил. и карт.;
Т. 11. Вып. 1. (январь—12 июля 1711). — М.: Изд-во Академии
наук СССР, 1962. — 606 с, 2 л. ил.;
Т. 11. Вып. 2. (июль—декабрь 1711). — М.: Наука, 1964. — 743 с
с ил.;
Т. 12. Вып. 1. (январь—июнь 1712). — М.: Наука, 1975. — 589 с;
Т. 12. Вып. 2. (июль—декабрь 1712). — М.: Наука, 1977.—
630 с: ил.;
Т. 13. Вып. 1. (январь—июнь 1713 )/ Отв. ред. А. А.
Преображенский.— М.: Наука, 1992. — 480 с
40. Походный журнал 1695 года. — СПб., 1853.
То же. 2-е изд. — СПб., 1910.— [3], III, 38, 23 с
41. Походный журнал 1696 года. —СПб., 1853. — [4], 34, 20с
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. — [3], 34, 20 с
42. Походный журнал 1697 года. — СПб., 1853.
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. — [3], 27 с
43. Походный журнал 1698 года. — СПб., 1853.
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. — [3], 41с

о Петре Великом
939
44. Походный журнал 1700 года. — СПб., 1854.
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. — [3], 10 с.
45. Походный журнал 1701 года. — СПб., 1854.
Го же. 2-е изд. — СПб., 1911. - [3], 8 с.
46. Походный журнал 1702 года. — СПб., 1854.
То же. 2-е изд. - СПб., 1911. - [3], 6 с.
47. Походный журнал 1703 года. — СПб., 1854.
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. — [3], 16 с.
48. Походный журнал 1705 года. — СПб. 1854. — [4], 26 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. - [3], 26 с.
49. Походный журнал 1704 года— 1911— [3], 3 с.
50. Походные журналы 1706, 1707, 1708 и 1709 годов. — СПб., 1854. —
104 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. — 100 с.
51. Походный журнал 1710 года. — СПб. 1854. — [6], 24 с.
То же. 2-е изд. - СПб., 1911. - [3], 24 с.
52. Походный журнал 1711 года. — СПб. 1854. — [6J, 118 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1911. — [3], 24 с.
53. Походный журнал 1712 года. — СПб. 1854. — [6], 66 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. - [5], 66 с.
54. Походный журнал 1713 года. — СПб. 1854. — [6], 64 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 64 с.
55. Походный журнал 1714 года. — СПб. 1854. — [6], 161 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 161 с.
56. Походный журнал 1715 года. — СПб. 1855. — [6], 80 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 81 с.
57. Походный журнал 1716 года. — СПб., 1855. — [6], 110 с.
Тоже. 2-е изд. -СПб., 1913.-[5], 110с.
58. Походный журнал 1717 года. — СПб., 1854. — [6], 36 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 36 с.
59. Походный журнал 1718 года. — СПб., 1855. — [6], 36 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 36 с.
60. Походный журнал 1719 года. — СПб., 1855. — [6], 131 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 131 с.
61. Походный журнал 1720 года. — СПб., 1855. — [6], 51 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 51 с.
62. Походный журнал 1721 года. —СПб., 1855. —[6], 76с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 76 с.
63. Походный журнал 1722 года. — СПб., 1855. — [6], 194 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 194 с.
64. Походный журнал 1723 года. — СПб., 1855. — [6], 41 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 41 с.
65. Походный журнал 1724 года. —СПб., 1855. —[6], 50с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1913. — [5], 51 с.
66. Путешествие его величества в Париж: Дневник пребывания Петра I
в Париже и возвращения его в Россию. — СПб., 1771. — 27 с: ил.

940
Материалы к библиографии
67. Регламент главного магистрата. — [Б. м.], 1723. — [2], 27, 24, [2] с.
68. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом: [В 2 т.] —
М., 1872.
Т. 1. — УП, 421с: ил.;
Т. 2. - [1], 406, Не.
69. Собрание писем императора Петра I к разным лицам с ответами на
оные: [В 4 ч.]. — СПб., 1829—1830.
70. Табель о рангах. — М., 1722 — 14 с.
71. Тетради записанные всякими письмами и делами кому что
приказано и в котором числе от его императорского величества Петра
Великого 1704, 1705 и 1706 годов, с приложением примечаний о службах
тех людей, к которым сей государь писывал [/ Издал М. М.
Щербатов]. - СПб., 1774. - 272, [30] с.
72. Туманскии Ф. О. Собрание разных записок и сочинений, служащих
к доставлению полного сведения о жизни и деяниях государя
императора Петра Великого, издано трудами и иждивением Феодора Ту-
майского: [В 10 ч.] — [СПб.,] 1787—1788.
4.1. 1787.- [8], 310с;
4.2. 1787.-[8], 335 с;
Ч.3..1787. -[2], 490с;
4.4. 1787.-279, [9] с.
73. Указы блаженныя и вечнодостойныя памяти Государя Императора
Петра Великого Самодержца Всероссийского, состоявшиеся с 1714
по кончину Его Императорского Величества генваря по 28 число
1725 году. Напечатаны по указу Всепресветлейшей Державнейшей
Великой Государыни Императрицы Анны Иоанновны,
Самодержицы Всероссийской. — СПб., 1739.
74. Устав воинский <...> — СПб., 1716. — 301 с.
75. Щербачев Ю.Н. Шесть документов, касающихся пребывания
Петра I в Дании. — М., 1893. — 12 с.
76. Юности честное зерцало. Репринтное издание с факсимильного из
дания 1976 г. — М.: Планета, 1990. — 88 с.
2. Исследования и материалы
77. А А К юбилею Петра Великого // Вестник Моск. политехнич. вые
тавки. 1872. № 5.
78. А А: Картины из жизни Петра I на Китайгородской стене //
Вестник Моск. политехнич. выставки. 1872. № 92.
79. Абаза В. А. Историческая справка о Сенате Петра Великого. — СПб.»
1895. — 6с
80. АббасовАМ. По местам деяний Петра: Путеводитель. — М., 1996. "
78, [1]с: ил.
(Серия: Земля Воронежская. Летопись городов и сел.)
81. Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. к 70-летию ее
дня рождения и 45-летию науч. и преподавательской деятельности

о Петре Великом
941
Б. Б. Кафеигауза / Вступ. ст. Н. И. Павленко. Ред. коллегия: акад.
Н. М. Дружинин (отв. ред.). — М.: Наука, 1964. — 519 с.
82. Авшаров Е. Г. Малоизвестные резолюции Петра I // Археологический
ежегодник за 1978. — М., 1979. С. 236—237.
83. Акишин М.О. Полицейское государство и сибирское общество.
Эпоха Петра Великого / Отв. ред. д-р ист. наук Н. Ф. Демидова. —
Новосибирск: Изд. центр «Автор», 1996. — 224 с.
84. Александрова В.А, Гвардейцы, —доверенные люди Петра I. — М.:
Изд-во МГУ, 1947. — 19 с: ил.
85. Александров И. Н. Просвещение в России в эпоху преобразований
Петра Великого. — Каменецк-Подольск, 1903. — 12 с.
86. Алексеева М.А. Братья Иван и Алексей Зубовы и гравюры
Петровского времени // Россия в период реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв.
ред. Н. И. Павленко. — М., 1973. С. 337—362.
87. Аллеи, П. О. Сокращенное описание жизни Петра Великого,
императора всея России / Пер. с франц. — СПб., 1771. — 51, [10] с.
То же. — СПб., 1788. — 89 с.
88. Алферьев И. В. Великий преобразователь России царь Петр
Алексеевич. — СПб., 1872. - [2], 32 с.
89. Альбом 200-летнего юбилея Петра Великого / Текст Н. Петрова и
С. Н. Шубинского. — СПб., 1872. — [6], 291 с.
90. Альев Вл. О духовном регламенте Петра Великого // Моск.
университет, известия. 1871. №9. С. 463—539.
91. Андерсон М. Петр Великий / Пер. с англ. В. П. Белоножко. —
Ростов н/Д: Изд-во «Феникс», 1997. — 352с.
92. Андреева Т. М., Волкова Ю. Е. История Отечества: Россия в первой
половине XVIII века. Петр I: Метод, материалы и коммент. к
самостоят, изуч. темы для студентов всех спец. — М.: МГАПБ, 1995. —
21с.
93. Андреев А.И. Петр Великий в Англии в 1698г.//Петр Великий:
Сб. ст. / Под ред. А. И. Андреева. — М.; Л: Изд-во АН СССР, 1947.
С. 78-79.
94. Андреев А. И. Основание Академии наук в Петербурге // Петр
Великий: Сб. ст. / Ред. д-р ист. наук А. И. Андреев. — М.; Л.: Изд-во АН
СССР, 1947. С. 284—334.
95. Андреев А. И. Памяти Ивана Афанасьевича Бычкова // Петр
Великий: Сб. статей / Ред. д-р ист. наук А. И. Андреев. — М.; Л.: Изд-во
АН СССР, 1947. С. 424—432.
96. Андреи К. Г. Каролинское благочестие и его влияние на Карла XII //
Царь Петр и король Карл: Два правителя и их народы / Пер. с швед,
д-ра ист. наук В. Возгрина. — М.: Текст, 1999. С. 98—121.
97. Андрианов П. М. Петр и Полтава (По поводу 200-летиего юбилея). —
СПб., 1909.— 62, [2] с: ил.
98. Андросов С. О. Петр I в Венеции // Вопр. истории. 1995. № 3. С. 129—
136.
99. Андросов СО. Заметки об иностранных скульпторах в России на
рубеже XVII и XVIII веков//Петровское время в лицах: Сб. науч.
ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1998. С. 3—5.

942
Материалы к библиографии
100. Андросов С. О. Джузеппе Франки и его контакты с Россией в
Петровское время // Петровское время в лицах: Сб. науч. статей. —
СПб.: Гос. эрмитаж, 1999. С. 3—5.
101. Андросов СО. Итальянские отзвуки дела царевича
Алексея//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 3—5.
102. Анисимов Е.В. Податная реформа Петра I: Введение подушной
подати в России. 1719—1728 гг. / Под ред. Н. Е. Носова. — Л.: Наука,
1982.-296 с.
103. Анисимов Е. В. Церковная и податная реформы Петра I // Вопр.
научного атеизма: [Сб. ст.]. — М., 1988. Вып. 37. Православие в
истории России. С. 163—172.
104. Анисимов Е.В. Петр I: Рождение империи//Вопр. истории. 1989.
№ 7. С. 3—20.
105. Анисимов Е. В. Время Петровских реформ XVIII в. 1-я четверть. —
Л.: Лениздат, 1989. — 495, [1]с: ил.
106. Анисимов Е. Шведская модель с русской особостью: Реформы и
власть: Сб. науч. ст. — СПб.: Издание журнала «Звезда», 1995.
С. 3—41.
107. Анисимов Е. В. Государственные преобразования и самодержавие
Петра Великого в первой четверти XVIII века. — СПб.: Дмитрий Бу-
ланин, 1997. — 331 с.
108. Анисимов Е. Петр Великий // Царь Петр и король Карл: Два
правителя и их народы / Пер. с швед, д-ра ист. наук В. Возгрина. — М.:
Текст, 1999. С. 9—34.
109. Анпилогов Г. Сенат при Петре I // Исторический журнал. 1941. № 4.
С. 42-46.
110. Аполлова Н. Г. К вопросу о политике абсолютизма в национальных
районах России в XVIII в. // Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.:
Сб. науч. ст. — М.: Наука, 1964. С. 355—389.
111. Аристов Н. Московские смуты во время правления царевны
Софьи//Варшав. университет, известия. 1871. № 1—4. С. 57—158.
112. Аронова А. А. Николас Бидлоо — врач-профессионал и архитектор-
любитель//Петровское время в лицах: Сб. кауч. статей. — СПб.:
Гос. Эрмитаж, 1999. С. 5—8.
113. Аронова А. А. Последние дни архитектора Петра
Еропкина//Петровское время в лицах: Сб. науч. статей. —СПб.: Эрмитаж, 2000.
С. 5—7.
114. Арсеньев Ф. Петр Великий в Вологде и на Севере России // Вологод.
губ. вед. 1880. № 5, 6.
115. Арсеньева С.Д. Царствующий Дом Романовых. 4-е изд.—СПб.,
1914,
Вып. 1. — [2], IV, 163 с: ил.;
Вып. 2. Петр Великий. — Пг., 1916. — [4], 159 с: ил.
116. Артеус Г. Карл XII и его армия//Царь Петр и король Карл: Два
правителя и их народы / Пер. с швед, д-ра ист. паук В. Возгрина. —
М.: Текст, 1999. С. 156—176.
117. Архангельск при Петре I и его преемниках//Архангельск. 1908.
№290, 291.

о Петре Великом
943
118. Архангельский А. С. Домик Петра Великого в Саардаме. — Казань,
1901.— 24 с.
119. Астраханская губерния при Петре Великом (Донесение в Сенат в
1719 г. А. П. Волынского) // Астрахан. справочный листок. 1872.
№73.
120. Астров Н. Первоначальное образование Петра Великого// Русский
архив. 1875. №8. С. 470—488; №9. С. 90—105.
121. Ашарина Н.А. Русское художественное стекло//На рубеже двух
веков: Из истории преобразований Петровского времени: Сб. науч.
ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М., 1978. С. 66—89.
122. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта: [В 2 т.]. — М.,
1991.
Т. 1. —М., 1991. —319 с;
Т. 2. — М., 1991. —378с.
123. Бабич М.В. Правительственная среда и комиссии Перовского
времени // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Эрмитаж,
2000. С. 7—12.
124. Бабкин А. Письма Франца и Петра Лефортов о Великом
Посольстве//Вопр. истории. 1976. №4. С. 120—132.
125. Баггер X. Реформы Петра Великого: Обзор исслед. / Пер. с дат.
В. Е. Возгрина; вступ. ст. и общ. ред. В. И. Буганова.—М.:
Прогресс, 1985. — 198 с.
126. Баггер Ханс. Реформы Петра Великого в России // Царь Петр и
король Карл: Два правителя и их народы / Пер. с швед, д-ра ист. наук
В. Возгрина. — М.: Текст, 1999. С. 121 — 156.
127. Базилевич К. В. Петр I. — государственный деятель,
преобразователь, полководец. — М.: Воениздат, 1946. — 56 с.
128. Базилевский Б. А. Петр I в представлении Л. Н. Толстого // Л. Н.
Толстой — художник. — Свердловск, 1961. С. 47—78.
129. Бакланова Н.А. Великое посольство за границей в 1697—1698гг.
(Его жизнь и быт по приходно-расходным книгам посольства) //
Петр Великий: Сб. ст. — М., 1947. С. 3—63.
130. Бакланова Н. А. Вирши-панегирик Петровского времени // Тр. отд.
древне-русской лит-ры. (ИРЛИ АН СССР). — Л., 1953. Т. 9. С. 405—
407.
131. Бакланова Н.А. Отражение идей абсолютизма в изобразительном
искусстве первой четверти XVIII века // Абсолютизм в России:
XVII-XVII1 вв.: Сб. науч. ст. - М.: Наука, 1964. С. 492-508.
132. БантышКаменский Д.Н. Деяния знаменитых полководцев и
министров Петра Великого: [Сб.: В 2 т.]. — М.: Век, 1996.
Т. 1. — 207 с: ил. — Содерж.: О Ф. Я. Лефорте, Ф. А. Головине,
Б. П. Шереметьеве, Ф. Ю. Ромодановском, Ф. М. Апраксине,
А. Д. Меншикове, Г. И. Головине, А. И. Репнине, М. М.
Голицыне, Я. В. Брюсе.
Т. 2. — 223 с: ил. — Содерж: О Я. Ф. Долгорукове, Б. И.
Куракине, В.В.Долгорукове, П.А.Толстом, П. П. Шафиро-
ве, П. И. Ягужинском, И. И. Бутурлине, А. И. Остермане,
А. И. Румянцеве, Г. П. Чернышеве, А. И. Ушакове.

944
Материалы к библиографии
133. Бараков II. И. Распоряжение Петра I о вознаграждении за
археологические находки // Русская старина. 1872. Т. 6. № 10. С. 473.
134. Барсов Е. В. Петр Великий в народных преданиях северного края //
Беседа. 1872. № 5, 9.
Тоже. — М., 1872.— 17 с.
135. Барсов В. В. Петр Великий в народных преданиях и сказках
северного края // Изв. Имп. общества любителей естествознания,
антропологии и этнографии, состоящего при Имп. Моск. ун-те. Вып. XXVIII.
Тр. этнографич. отд. Кн. 4. (1874—1877).
136. Бассевич Г.Ф. Записки о России при Петре Великом, извлеченные
из бумаг графа Бассевича, который жил в России, состоя при особе
голштинского герцога Карла Фридриха, женившегося на дочери
Петра Великого Анне Петровне / Пер. с франц. И. О. Аммона. — М.,
1866.— 186 с.
137. Бастарева Л. И., Сидорова В. И. Петропавловская крепость:
Путеводитель. — Л.: Лениздат, 1989. — 127 с: ил.
138. Белинский В. Г. Петербург и Москва //Белинский В. Г. Собр. соч.:
В 9 т. - М., 1981. Т. 7. С. 137-163.
139. Белов Е.А. Очерки из жизни Петра Великого//Семейные вечера.
1871. N° 2. С. 75—89; № 3. С. 104—119.
140. Белов Е.А. Петр Великий // Семейные вечера. 1872. №6. С. 71 —
102.
То же. — СПб., 1872. — 32 с.
141. Белов Е.А. Московские смуты в конце XVII века. Розыскные дела о
Федоре Шакловитом и его сообщниках: Издание Археографической
комиссии— СПб., 1884. — 94 с.
142. Беляев И. С. Штраф за русское платье при императоре Петре
Великом. — М., 1899.
(Из чтений Имп. об-ва истории и древностей российских при
Моск. ун-те за 1899 год.)
143. Беляев О. П. Дух Петра Великого, императора всероссийского, и
соперника его Карла XII, короля шведского. Издано трудами и
иждивением Имп. Академии наук. — СПб., 1798. — 250, [2], 57 с.
144. Беляев О. П. Кабинет Петра Великого. Издано по высочайшему
повелению Императорской Академии наук унтер-библиотекарем
Осипом Беляевым: [В 3 т.]. — СПб., 1800.
1т.— 215 с;
2 т.— 287 с;
Зт. -278 с.
145. Бергер А. Посещение Соловецкого монастыря государем Петром
Великим // Радуга. 1866—1867. Кн. 8. С. 287—296.
146. Бергман В. История Петра Великого: [В 6 т.] / Пер. с нем. Егора
Аладьина. — СПб., 1833—1834.
То же. 2-е изд. — СПб., 1840—1841.
Т. 1.-СП6., 1840.-170 с;
Т. 2.-СПб., 1840.-154с;
Т. 3.-СПб., 1840.- 157с;
Т. 4. —СПб., 1841. — 163с;

о Петре Великом
945
Т. 5. — СПб., 1841. — 130с;
Т. 6. —СПб., 1841. — 162с.
147. Бере.шн Ширяев Я. Ф. Обозрение книг, гравюр и монет времен
царствования Петра Великого и Екатерины Первой, находящихся в
библиотеке любителя отечественной старины. — СПб., 1872. — X,
80 с.
148. Берендтс Э.Н, Несколько слов о «Коллегиях* Петра Великого:
Речь, произнесенная на годичном акте Демидовского юридического
лицея '...--. — Ярославль, 1896. — 35 с.
149. Берхгольц Ф. В. Дневник каммер-юнкера Берхгольца, веденный им
в России в царствование Петра Великого 1721—1725 год: [В 4 ч.] /
Пер. с нем. И. Аммон. — М.: Кошелев, 1857—1862.
Ч. 1. 1721-й год. — М., 1857. — 271 с;
Ч. 2. 1722-и год. — М., 1858. - 358 с;
Ч.З. 1723-й год. — М., 1862. — 292 с;
Ч. 4. 1724-й год. — М., 1862. — 242 с.
То же. Изд. 2-е. — М., 1858—1863. Ч. 1—4.
150. Беспятых Ю. II. Оборона Архангельска от шведов в 1701 г. // Вопр.
истории. 1984. № 7. С. 81—89.
151. Беспятых Ю.Н.. Квятковский И. А. «Корабль вбежал в Неву...>> /7
Нева. 1984. №• 1. С. 185—189.
152. Беспятых Ю.Н., Коваленко Г. М. Карелия при Петре I. —
Петрозаводск: Карелия, 1988. — 143 с: ил.
153. Бестужев Рюмин К.Н. Причины различных взглядов на Петра
Великого в русской науке и русском обществе//ЖМНП. 1872. Ч. 161.
№6. С. 149—156.
154. Библиография о Петре Великом (к Полтавским
дням)//Архангельск, губ. вед. 1909. №86, 106—111.
155. Боброва Е.И. Библиотека Петра I. Указатель-справочник/ Под. ред.
Д. С. Лихачева. — Л., 1978. — 214 с
156. Бобровский И.О. Петр Великий как законодатель. —СПб., 1887. —
66, [2] с.
157. Бобровский П.О. Завоевание Ингрии Петром Великим (1701 —
1703 гг.). — СПб., 1891. — 31 с
158. Бобровский П. О. Где находился Петр Великий в день закладки
крепости Санкт-Петербург? — СПб., 1903. — 19 с
159. Бобровский II. О. Петр Великий в устье Невы. (К 200-летию
основания Санкт-Петербурга). — СПб., 1903. — 31 с.
160. Бобылев B.C. Внешняя политика России эпохи Петра I. — М.,
1990. - 165, [2] с, илл.
161. Богданов А. II. В тени Петра Великого. — М.: Армада, 1998. — 329,
[1]с: ил.
*62. Богданович А. Что сделали для Руси Петр I и Екатерина II //
Мирское слово. 1871. № 24. С. 377—380.
*63. Богословский М.М. Областная реформа Петра Великого.
Провинция 1719—27 гг. — М., 1902. —522, XVI, 44, [1]с

946
Материалы к библиографии
164. Богословский М. М. Петр Великий по его письмам // Сб. ст. в честь
Матвея Кузьмича Любавского. — Пг., 1917. С. 230—251.
165. Богословский М.М. Петр Великий и его реформа. — М., 1920.—
117, [2] с.
166. Богословский М. М. Административные преобразования Петра
Великого в 1699—1700 гг. // Известия АН СССР. — М., 1928. С. 279—
298.
167. Богословский М.М. Возвращение Петра I из-за границы в
1698году // Старая Москва. Сб. 1. — М., 1929. С. 77—93.
168. Богословский М. М. Административные преобразования Петра
Великого в 1699—1700 гг. // Известия АН СССР. — М., 1929. С. 97—
121.
169. Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии / Под ред.
проф. В. И. Лебедева. — [М.]: Соцэкгиз, 1940—1948.
Т. 1. Детство. Юность. Азовские походы. 30 мая 1672 — 6 марта
1697 г. — М., 1941.— 436 с: ил., портр.; 2 л. портр., карт.;
Т. 2. Первое заграничное путешествие 9 марта 1697 г. — 25
августа 1698 г. — М., 1946. Ч. 1, 2.— 024 с: ил., портр.; Зл.
портр., карт.;
Т. 3. Стрелецкий розыск. Воронежское кораблестроение.
Городская реформа 1699 г. Карловицкий конгресс 1698—1699. —
М., 1948. — 502 с: ил., портр.;
Т. 4. Русско-датский союз. Керченский поход. Дипломатическая
подготовка Северной войны. Реформы и преобразовательные
планы 1899—1700 гг. Начало войны Дании и Польши со
Швецией и приготовления Петра к Северной войне 1699—
1701. — М., 1948. — 514 с: ил., портр., карт.;
Т. 5. Посольство Е. И. Украинцева в Константинополь. 1699—
1700. — М., 1948.— 315 с: ил., 4 л. илл., карт.
170. Богоявленский С. К. Московский театр при царях Алексее и
Петре. - М., 1914.— 192, XXII с
171. Богоявленский С. К. Московская Немецкая слобода // Изв. АН СССР.
Серия истории и философии. 1947. Т. 4. № 3. С. 210—236.
172. Боженкова М. И. Кумир на бронзовом коне: Образ Петра Великого в
монутент. скульптуре Санкт-Петербурга: [Вопр.-ответы / Предисл.
А. И. Рощина]. — СПб.: ТОО «Пальмира», 1997. — 159 с: ил.
173. Божерянов И. Очерк развития искусств в России в царствование
Петра Великого. — СПб., 1872. — 31 с.
174. Болотина Н.Ю. Эпистолярное наследие женщин царской семьи
(первая треть XVIII века)//Петровское время в лицах: Сб. науч.
ст. —СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. С. 8—11.
175. Болотина Н. Ю. Царская семья. Личность Петра I // Франц Лефорт:
страницы истории: Сб. / Сост. С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив,
1999. С. 16—24.
176. Болотина Н.Ю., Давыдов А Я., Канонников А. Б., Лаптева Т. А-
Лефорты на службе России // Франц Лефорт: страницы истории:
Сб. / Сост. С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив, 1999. С. 86—98.

о Петре Великом
947
177. Болтин PL Н. Примечания на историю древней и нынешней России
г [на] Леклера: [В 2 т.]. — СПб., 1788.
1т. —617с;
2 т. — 559 с.
178. Бороздин А. К. Петр Великий по его письмам в 1688—1703 гг. —
СПб., 1903.— 37 с.
179. Бородкина Н.Н. Религиозные деятели Петровской эпохи и русская
общественная мысль: Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. ист.
наук <...>. — Саратов, 1996. — 21 с.
180. Бородкин М. М. Полтавский завет государя императора. — Харьков,
1909. —30 с.
181. Брикнер А Г. Петр Великий в Дрездене в 1698, 1711 и 1712 г. //
Русская старина. 1874. Т. 11. № 12. С. 727—734.
182. Брикнер А. Патрик Гордон и его дневник. — СПб., 1878. — 182, [2],
Не.
183. Брикнер А. Г. История Петра Великого / Гравюры на дереве Панне-
макера и Матте в Париже, Кезеберга и Эртеля в Лейпциге и др. За-
главгын лист, заглавные буквы и украшения худ. Панова: [В 2 т.]. —
СПб., 1882. — 748 с: ил.
То же. Репринтное воспроизведение изд. 1882 года. — М.: Изд. центр
«Терра», 1991. — 741 с. с разд. паг., [20] л. ил.
То же. — М.: Изд. центр «Терра», 1996.
Т. 1. —350, [2] с: ил.;
Т. 2. -270, [2] с: ил.
184. Брикнер А. Г. Иллюстрированная история Петра Великого. — СПб.:
П. П. Сойкин, 1902. — IV, 294 с: ил.
185. Брикнер А. Г. Иллюстрированная история Петра Великого: [В 2 т.]. —
СПб., 1903.
То же. — СПб.: П. П. Сойкин, [1912].
То же. — М.: Сварог и К , 2000. — 682 с: ил.
186. Брошюры, изданные к юбилею Петра Великого // Русская старина.
1872. Т. 6. № 7.
187. Буганов В. И. Московские восстания 1682 и 1698 гг. // Буганов В. И.
Страницы летописи Москвы: Народные восстания XIV—XVIII
веков. — М., 1986. С. 130-158.
188. Буганов В. И. Петр Великий и его время / Отв. ред. А. П.
Новосельцев. — М.: Наука, 1989. —187, [2] с. — Библиография: с. 188.
189. Буганов В. И. Петр Великий — личность и эпоха. — М.: Прогресс,
1990. -366, [17] с: ил.
190. Бугров А. В., Малафеев С. Л.. Работкевич И. А. Лефортово: от
истоков до наших дней // Франц Лефорт: страницы истории: Сб. / Сост.
С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив, 1999. С. 96-118.
1-И. Бударагин В. П. Рукописные материалы Петровского времени//
Русская литература. 1972. №3. С. 249—250.
]<12. Будин П. А. Петр великий и Церковь//Царь Петр и король Карл:
Два правителя и их народы / Пер. с швед, д-ра ист. наук В. Возгри-
на. — М.: Текст, 1999. С. 78—98.

948
Материалы к библиографии
193. Билгаковскии Д. Г., свящ. Домик Петра Великого и его святыня в
Санкт-Петербурге. Историческое исследование, основанное на
официальных документах. — СПб., 1891. — 32 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1894. — 32 с.
То же. 3-е изд. — СПб., 1898. — 43 с.
То же. - СПб., 1918. — 42, [1] с: ил.
194. Булыгин И. А. Церковная реформа Петра I//Вопр. истории. 1974.
№ 5. С. 79—93.
195. Буранок О. М. Петр I и Феофан Прокопович: диалог двух культур
(К постановке проблемы) // Монархия и народовластие в культуре
просвещения. — М.: Наука, 1995. С. 17—24.
196. Бутовский Л. День рождения Петра Великого. 30 мая 1672—
1872 гг.// Мирское слово. 1872. № 17. С. 166—167; № 18. С. 279—
280.
197. Буш В. В. «Житие Петра Великого» Стефана Писарева. [Критич.
ст.]. — Пг., 1915. — 32 с. — Библиография в тексте и в примеч.
198. Былое В.М. Тема Петра I в литературном наследии Льва
Толстого // Толстовский сб. — Тула, 1975. Вып. 5. С. 34—43.
199. БыховскаяИванова Е. Петр Великий в Карловых Варах. — Прага,
1946. — 35 с: ил.
200. Быховский И.А. Петровские корабелы. —Л.: Судостроение, 1982. —
101 с: ил.
201. Вакербарт А. И. Л. Сравнение Петра Великого с Карлом Великим /
Пер. с нем. Я. Лизогуб. — СПб., 1809. — [2], 112 с.
202. Валишевский К. Ф. Петр Великий. По новым документам. — М.:
Образование, 1908. — 157, [2] с: ил.
203. Валишевский К. Ф. Первые Романовы. Петр Первый / Пер. с франц.
под ред. А. Грена. — СПб.: Ясная поляна, 1911.
То же. — М.: Образование, 1911. — 154, [1]с: ил.
То же. / [Пер. с франц. Т.Леонтьевой; послесл. Е. В. Анисимова].
Репринт. Воспроизведение изд. 1912 г. — М.: Книга: СП
♦ Внешиберика», 1989. —VIII, 620, 5 с.
То же. II Валишевский К. Ф. Собр. соч.: В 5 т. / [Пер. с франц., сост.,
предисл., подгот. текста и коммент. С. С. Москаленко]. —
М.: Триллер, 1993. Т. 2. — 573 с: илл.
204. Валишевский К. Дочь Петра Великого: [Елизавета Петровна]. Р*1*
принт, воспроизведение с изд. А. С. Суворина. — М.: ИКПА; Минск:
Полымя, 1990. — 562 с, [20] л. илл.
205. Валъденберг В. Э. Щербатов о Петре Великом. — СПб., 1903. — [1]>
16 с
206. Васильченко В. Е. Книгоиздательское дело при Петре I // Васильчен
ко В. Е. Очерк истории библиотечного дела в России XI—XVIII
века. — М., 1948. С. 85—90.
207. Васильченко В. Е. Библиотечное дело при Петре I//Васильчен
ко В. Е. Очерк истории библиотечного дела в России XI—XVIII ве
ка. — M.f 1948. С. 90—100.
208. Васильчиков А. О портретах Петра Великого. — М., 1872. — 126 с-

о Петре Вея и кол
949
То же. Новосибирск: Маяк, 1991.
Ч. 1. - 128с;
Ч. 2. — 128 с.
209. Ваттель 3. Разговор между Петром Великим, императором
всероссийским и Карлом XII, королем шведским о славе победителей,
сочиненный господином Ваттелем, советником его светлости курфиетра
саксонского / [Пер.] с франц. на российский язык лейб-гвардии
конного полка вахмистр Петр Муравьев. — СПб., 1778. — 35 с.
210. Великий преобразователь России царь Петр Алексеевич / Изд. И. Ал-
ферьева. — СПб., 1872. — 32 с.
211. Вебер X. Записки брауншвейгекого резидента Вебера о Петре
Великом и его преобразованиях / В пер. П. П. Барсова // Русский архив.
1872. № 7—8.
212. Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти,
случившихся в Московском Государстве и в иных окрестных
странах. М.; СПб., 1703—1727 гг.
213. Величкэв А. Речь Петра Великого // Живописное обозрение. 1875.
№2. С. 315.
214. Веневитинов М.А. Русские в Голландии: Великое посольство 1697—
1698гг. - М., 1897. — 239, [2], Vic: ил.
215. Вербург И. В. Заметка о пребывании императора Петра Великого
близ реки Vecht в Голландии. — СПб., 1911. — 8с
216. Веретенников В. И. История тайной канцелярии Петровского
времени. — Харьков, 1910. — 306, [4], IV с.
217. Верещагин В. Первая поездка Петра Великого в Соловецкий
монастырь // Звездочка. 1849. (отд. I). Ч. 29. С. 67—80.
218. Верховский П. В. Учреждение Духовной Коллегии и Духовный
Регламент: [В 2 т.] — Ростов н/Д, 1916.
Т. 1. — 686 с;
Т. 2.— 422 с
219. Веселая Г. А. Уникальные экспонаты полтавской битвы // На
рубеже двух веков: Из истории преобразований Петровского времени:
Сб. науч. ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М., 1978. С. 132—133.
220. Веселовскии К. С. Петр Великий, как учредитель Академии наук //
Санкт-Петербург, вед. 1872. № 148.
То же. //Зап.Имп. Академии наук. 1872. Т. 21. (кн. 1). С. 20—30.
221. Весин С. Несколько слов о Петре Великом //Грамотей. 1865. № 1.
С. 44—64.
222. Весин С. Л. Первое путешествие Петра Великого за границу (1697—
1698) // Семейные вечера. 1869. № 7. С. 381.
223. Вилинбахов Г. В. О гербе светлейшего князя А. Д. Меншикова //
Петровское время в лицах: Сб. науч. ст.—СПб.: Гос. Эрмитаж,
1998. С. 5—6.
224. Вилинбахов Г. В. К истории учреждения ордена Андрея
Первозванного и эволюция его знака // Культура и искусство Петровского
времени: Публикации и исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 144—
159.

950
Материалы к библиографии
22о. Вильяме Ч. X. Записки о Петре Великом. Соч. Виллиамса (Sir
Charles Hanbury Williams), бывшего в России полномочным
посланником от Великобританского двора при им п. Елисавете Петровне и в
первые годы царствования Екатерины II. С замечаниями автора:
1)0 земледельческом, мануфактурном и торговом состоянии
России, и 2) О доходах и финансовых средствах оной; о ее сухопутных
и морских силах / Пер. с англ. В. Н. Олин. С примеч.
переводчика. — СПб., 1835. Ч. 1. —[6], VIII, 281, [3], 35 с. (Вышла только
1-я часть).
226. Витберг Ф.А. Эпизод из следственного дела о царице Евдокии
Федоровне. — Владимир, 1908. — 69, [2] с.
227. Водарскии Я. Е.. Павленко В. В. Помещики и помещичьи крестьяне
среднего Поволжья в конце XVII — начале XVIII в. // На рубеже
двух веков: Из истории преобразований Петровского времени: Сб.
науч. ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М., 1978. С. 22—34.
228. Водарскии Я.Е. Петр I // Вопр. истории. 1993. №6. С. 59—79.
229. Водворение в России ремесленной промышленности // Образование
и промышленность. 1872. № 14.
230. Водовозов В. О том, как стал Петербург и откуда пошла русская
наука. Жизнь и дела Петра Великого. — СПб., 1870. — 71 с.
231. Возгрин В. Е. Россия и европейские страны в годы Северной войны:
История дипломатических отношений в 1697—1710 гг. — Л.:
Наука, 1986. — 296 с.
232. Возгрин В. Е. У истоков нового политического курса России: Русско-
датское сближение и цели Великого посольства 1697—1698 гг. //
Возгрин В. Е. Россия и европейские страны в годы Северной войны:
История дипломатических отношений в 1697—1710 гг. — М., 1986.
С. 60-70.
233. Волков М. Я. Монах Авраамий и его «Послание Петру Ь // Россия в
период реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Н. И. Павленко. —
М.: Наука, 1973. С. 311—337.
234. Вольтер. История Российской Империи в царствование Петра
Великого: [В 2 ч.] / Пер. С. Смирнов. — М., 1809.
235. Вольтер. Битва под Полтавою. — СПб., 1909. — 40 с.
236. Вольтер. История Карла XII, короля Швеции и Петра Великого,
императора России /[Пер. и коммент. Д. Соловьева]. —СПб.: Лим
бус Пресс, 1999. — 297, [3] с: ил.
237. Воспоминания Константена де Турвиля о походе Карла XII в
Россию//Вопр. истории. 1989. №3. С. 125—133.
238. Восстание в Москве 1682 года: Сб. документов / Под ред. В. И. Буга-
нова. — М.: Наука, 1976. — 347 с.
239. Восстание московских стрельцов, 1698 года (Материалы
следственного дела): Сб. документов [/Сост., историко-археографический об
зор и коммент. А. Н. Казакевича; предисл. В. И. Буганова]. — М--'
Наука, 1980. — 326 с.
240. Всепьянейший собор, учрежденный Петром Великим//Зап. Имп-
Академии наук. Т. 25. С. 192—197.

о Петре Великом
951
241. Высказывания классиков марксизма-ленинизма о Петре Первом /
Сост.: Л. Гаркави. — (Л.), 1952. — Библиография в конце текста.
242. Выставка в память державного основателя Петербурга. — СПб.,
1903. — 194 с: ил.
243. Г. А. Государева дорога // Мирской вестник. 1879. № IV. С. 41—53.
244. Гаврищук В. В. Военные реформы Петра I в отечественной
историографии (1917—1991 гг.): Автореф. дис. на сонск. учен. степ. канд.
ист. наук. — М., 1993. — 26 с.
245. Гайнуллина И. И. Эпистолярное наследие Петра Великого в
истории русского литературного языка XVIII века. — Алматы: Б. и.,
1995. — 276 с. — Библиография: с. 246—274.
246. Гангутская победа Петра Великого. — СПб., 1914. — 4 с.
247. Галем Г. А. Жизнь Петра Великого, описанная г[-ном] Галемом: [В
3 ч.] / Пер. с нем. Евг. Ушакова. — СПб., 1812—1813.
4.1.-СПб., 1812. -294 с;
Ч. И. - СПб., 1813. — 445 с;
Ч. III. - СПб., 1813. - 332 с.
248. Галерея Петра Великого // Краткий путеводитель по Отделу
истории русской культуры. Изд. 2-е, перераб. — Л.: Гос. Эрмитаж, 1950.
Вып. 1.— 39 с: ил.
249. Галкин Д. Петр Великий pi отношение к нему современников.
(Публичная лекция). — М., 1912. — 16 с.
250. Гартвиг А.Ф. Петр Великий: Исторический очерк. — Вологда,
1898. —42 с.
То же. 2-е изд. — М., 1905. — 48 с: ил.
251. Гейман В. Г. Мануфактурная промышленность Петербурга
Петровского времени // Петр Великий: Сб. ст. / Ред. д-р ист. наук А. И.
Андреев. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 246-284.
252. Гелъбик, фон. Русские избранники и случайные люди: Франц Яков
Лефорт//Русская старина. 1886. №4. С. 15—21.
253. Геннин В. И. Уральская переписка с Петром 1 и Екатериной I.—
Екатеринбург, 1995.—467 с: ил.
254. Гераков Г. В. Достопамятные происшествия в российской истории с
рождения Петра Великого до кончины его. — СПб., 1807. — 34 с.
То же. - СПб., 1808. — 34, [4] с.
255. Гербильский Г. Ю. Тезисы к защите диссертации на соискание
ученой степени кандидата исторических наук «Петр Первый в
Западной Украине». 1706—1707 гг. — Л., 1946. — 3 с.
256. Герцен А. И. Былое и думы // Герцен А. И. Соч.: В 2 т. — М., 1985.
Т. 2. С. 227.
257. Герцен А. И. Двадцать осьмое января // Герцен А. И. Соч.: В 2 т. —
М., 1985. Т. 1. С. 81.
258. Герцен А. И. С того берега//Герцен А. И. Соч.: В 2 т. — М., 1985.
Т. 2. С. 9.
259. Герье Вл. Отношение Лейбница к России и Петру Великому, по
неизданным бумагам Лейбница в Ганноверском университете. -СПб.,
1871. -207 с.

952
Материалы к библиографии
То же И ЖМНП. 1879. Ч. 147; Ч. 148. № 1. С. 1-48, № 2. С. 345-
415, №4. С. 308—390.
260. Герье В. И. Кронпринцесса Шарлотта, невеста Петра Великого,
1707—1715 гг. По ее неизданным письмам // Вестник Европы. 1872.
Т. 3. № 5. С. 19.
261. Герье В. Сборник писем и материалов Лейбница, относящихся к
России и Петру Великому. — СПб., 1873. — 372, XXXIV с.
262. Гильдебрант Я. Вологодский и архангельский домики Петра
Великого // Древняя и новая Россия. 1877. Т. 3. № 10. С. 185.
263. Гинльц Н.С. Очерки по истории народного преобразования в
Петровское время: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. —
Л., 1952.- 13 с.
264. Гире И. В., Фаворов Б. Н. «Потешная» флотилия Петра (О развитии
русского судостроения при Петре I) // Судостроение. 1972. № 6.
С. 72—74.
265. Голиженко Н. В. Реформы Петра I: истоки и последствия: Учеб.
пособие. — Норильск, 1998. — 80 с: ил. — Библиография: с. 78.
266. Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя
России, собранные из достоверных источников и расположенные по
годам: [В 12 ч.]. — М., 1788—1789.
Ч. 1. [1683-1699]. - М., 1788. - 370 с;
Ч. 2. [1700-1708]. - М., 1788. - 470 с.
Ч. 3. [1708-1711]. — М., 1788.-397 с.
Ч. 4. [1711-1714]. - М., 1788. - 408 с.
Ч. 5. [1715-1718]. - М., 1788. - 420 с.
Ч. 6. [1718-1719]. — М., 1788. — 435 с.
Ч. 7. [1719-1721]. - М., 1789. - 466 с;
Ч. 8. [1721 — 1723]. — М., 1789. — 449 с;
Ч. 9. [1724-1725]. - М., 1789. — 503 с.
Ч. 10. [Документы Петра I. 1693—1706 ]. — М., 1788. — 488 с;
Ч. 11. [Документы Петра 1.1694—1709]. — М„ 1789. — 516 с ;
Ч. 12. [Документы Петра I. 1709—1711]. — М., 1789. — 489 с.
То же. 2-е изд.: [В 15 т.]. — М., 1837—1843.
267. Голиков И. И. Дополнение к Деяниям Петра Великого: [В 18 т.]. -~
М., 1790—1797.
Т. 1. 1790.— 443 с;
Т. 2. — М., 1790.—487 с;
Т. 3. — М., 1790.— 519 с;
Т. 4.-М., 1790.—432 с;
Т. 5. — М., 1791. — 353 с;
Т.6. — М., 1791. — 348 с;
Т. 7.-М., 1791. —454 с;
Т.8. — М.. 1792. —473 с;
Т. 9. — М., 1792.—402 с;
Т. 10. -М., 1792.— 479 с;
Т. 11. —М., 1794.-509 с;
Т. 12. — М., 1794.— 374 с;
Т. 13. — М., 1794. —410с;

о Петре Великом
953
Т. 14. — М., 1794. -405 с;
Т. 15. -М., 1795.-401с;
Т. 16. — М., 1795.-464 с;
Т. 17.-М., 1796.-467 с;
Т. 18. — М., 1797.— 584 с
268. Голиков И. И. Историческое изображение лсизни и всех дел славного
женевца Франца Яковлевича (Франциска Иякова) Лефорта, первого
любимца Петра Великого, первого российского генерал-адмирала
<...> и сослужебника его, подобно же посвятившего себя службе
Отечества нашего, знаменитого шотландца войск его же величества
генерала-аншефа Патрика Гордона, известного у нас под именем
Петра Ивановича Гордона. — М., 1800. — 311, [4], XVII с.
269. Голикова Н.Б. К истории Астраханского восстания 1705—1706 гг.
(Социальная политика и органы управления восставших) // Россия
в период реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Н. И. Павленко. —
М.: Наука, 1973. С. 249-289.
270. Голикова И. Б. Политические процессы в царствование Петра I, по
материалам Преображенского приказа: Автореферат дисс на соиск.
учен. степ. канд. ист. наук. — М., 1953. — 14 с
271. Голикова Н. Б. Политические процессы при Петре I. По материалам
Преображенского приказа. — М.: Изд-во МГУ, 1957. — 337 с
272. Голикова И. Б. Органы политического сыска и их развитие в XVII—
XVIII вв. // Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. —
М.: Наука, 1964. С. 243-281.
273. Голикова Н. Б, Астраханское восстание. 1705—1706 гг. — М.: Изд-во
МГУ, 1975.— 328 с: ил.
274. Голицын А Я. Петр I, член Парижской академии наук. — Лейпциг,
1859. — 15 с
275. Горбатенко С. Б. Усадьбы Петровского времени в окрестностях
Ораниенбаума//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос.
Эрмитаж, 1998. С. 6—11.
276. Гордое Б. Оформление абсолютной монархии и колониальной
империи при Петре. — Л., 1934. — 46 с
277. Государственные идеи Петра Великого и их судьба // Вестник
Европы. 1872. Т. 3. №6. С. 770—793.
278. Григорович Д.В. История царя Петра Великого. — СПб., I860.—
165 с
279. Григорович Д. В. О некоторых явлениях народной русской жизни в
эпоху преобразований Петра Великого, с точки зрения науки
славянской. Чтение, произнесенное в торжественном заседании Имп.
Новорос ун-та 31 мая 1872 года. — Одесса, 1872. — 14 с.
280. Грот Я. К. О пребывании пленных шведов в России при Петре
Великом. — СПб., 1853. — 60 с.
281. Грот Я. К. Петр Великий как просветитель России. Читано в
торжественном собрании Академии наук 31 мая 1872 года Я. Гротом. —
СПб., 1872.— [2], 56 с
То же//3ш. Имп. Академии наук. 1872. Т. 21. (Кн. I). С. 31—86.

954
Материалы к библиографии
282. Грунд Г. Доклад о России в 1705—1710 годах / Пер., вступ. ст. и
коммент. Ю. Н. Беспятых. — М.; СПб., 1992. — 247, [2] с: ил.
283. Гурьянова Н. С. Старообрядческие сочинения XIX в. о Петре I —
антихристе // Сибирское источниковедение и археография. —
Новосибирск, 1980. С. 136—153.
284. Гусарова Е. В. Еремей Мейер, астраханского флота капитан //
Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Эрмитаж, 2000.
С. 12-16.
285. Давыдов А. Н. Из Женевы в Россию // Франц Лефорт: страницы
истории: Сб. / Сост. С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив, 1999. С. 7—
16.
286. Данилевский Г. П. Петр Великий, первый овцевод на юге России //
Русский архив. 1873. № 11. С. 2288—2296.
287. Данилевский Г. П. Полтавская старина, в отношении ко времени
Петра Великого. — Полтава, 1909. — 58 с.
288. Данченко В. Г. Губернская реформа Петра I на северо-западе
России: (административное управление Санкт-Петербургской
губернией): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук <...>. —
СПб., 1995. — 15 с.
289. Де ла Невиль. Любопытные и новые известия о Московии // Россия
XV—XVIII вв. глазами иностранцев / Подгот. текста, вступ. ст. и
коммент. Ю. А. Лимонова. — Л., 1986. С. 471—529.
290. Де-Бруин К. Путешествие через Московию. — М., 1883. — 292, [2],
VIII, XX с.
291. Девятисильная Д. И. Фабрики и заводы в царствование императора
Петра Великого: историко-экономическое исследование. / Под ред.
проф. Г. Г. Павлуцкого. — Киев, 1917. — 75 с.
292. Демидова Н. Ф. Бюрократизация государственного аппарата
абсолютизма в XVII—XVIII вв.//Абсолютизм в России: XVII—XVIUbb.:
Сб. науч. ст. — М.: Наука, 1964. С. 206—243.
293. Демидова Н. Ф. Из истории заключения Неречинского договора
1689 года // Россия в период реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв.
ред. Н. И. Павленко. — М.: Наука, 1973. С. 289—311.
294. Деммени М. Г. Указ 1698-го года о чеканке бородовых знаков. —
СПб., 1910.-5 с.
295. Де-Пуле М. Ф. Малороссийские эмигранты при Петре Великом //
Вестник Европы. 1872. Т. 3. № 5. С. 63—92.
296. Де-Пуле М. Портрет Петра Великого в Полтаве // Русская старина.
1872. Т. 5. № 6. С. 958—962.
297. Деятельность Петра I по отношению к Унии // Холмский греко-
униатский месяцеслов на 1873-й год. С. 149—179.
298. Десятников С. Г. Смерть Петра Первого: Интриги. Заговоры.
Измены. — М.: Отечество, 1992. — 78, [1] с.
299. Джон Ло и Петр I // Современные известия. 1872. № 152.
300. Дмитриев А. Д. Петр I и церковь. — М.; Л.: Огиз, 1931. — 88 с.
301. Дмитриев А. Д. Петр I и церковь // Христианство и Русь: Сб. ст. -~
М., 1988. С. 82—92.

о Петре Великом
955
302. Дмитриевский Е.Н. Император Петр Великий. Биографический
очерк.—Киев; Харьков: Южнорус. кн. из-во Ф. А. Иогаисона,
1899. — 72 с: ил.
303. Добрнравов Н. Е. Первый замечательный шут, министр двора
первого русского императора Петра Первого Великого, Балакирев. — М.,
1913. — 94, [II] с.
304. Довгялло Д. И. Петр Великий и Полтава для православной Вильны
и Западной Руси [По поводу 200-летия Полтавской победы]. — [Б. м.,
Б. г.]. -20 с.
305. Довгялло Д. И. Петр Великий для Западной Руси. На память о
200-летии Полтавской победы. — Вильна, 1909. — 15 с.
306. Долгова С. Р., Подъяпольская Е. Н. Неизвестные стихи на смерть
Петра I // XVIII век. Сб. 9. — Л., 1974. С. 296—299.
307. Долгова С. Р. Молодой Александр Меншиков в составе Великого
Посольства//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос.
Эрмитаж, 1999. С. 15—18.
308. Долгова С. Р. Великое Посольство // Франц Лефорт: страницы
истории: Сб. / Сост. С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив, 1999. С. 56—
70.
309. Дом Петра I. Дом-музей Петра I: [Путеводитель]. — Таллинн, 1977. —
24 с: ил.
310. Домик Петра Великого в Вологде. — СПб., 1887. — 30, [2] с: ил.
311. Дом-музей Петра I. — Peter the Great's cottage: Путеводитель / Сост.
X. Саха. — Таллинн, 1982. — 38 с: ил.
312. Донат, арх. Слово в день двухсотлетнего юбилея со дня рождения
императора Петра Великого, 30 мая 1872 года // Архангельск, губ.
вед. 1872. №48.
313. Дорофеева Л. П. Античная мифология в росписи голландских
плиток дворца Меншикова // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. —
СПб.: Гос. Эрмитаж, 1998. С. 11 — 14.
314. Дриссен Я. Петр I в южных Нидерландах//Страна Синей птицы:
Русские в Бельгии. — М., 1995. С. 18—27.
315. Дриссен Й. Царь Петр и его голландские друзья / Пер. с гол. — СПб.:
Образование и культура. Б. г. (1996). — 174 с: ил. — Библиография
в примеч.: с. 168—173.
316. Дубицкий И. Петр Великий, как дилетант естествознания и
медицины//Рижский вестник. 1872. № 118, 119, 120.
317. Дубицкий И. Петр Великий, как первый русский бальнеолог//
Рижский вестник. 1872. № 128, 130, 134, 136.
318. Дубицкий И. Петр Великий, как первый организатор вообще
медицины в России и особенно военной // Рижский вестник. 1872. JS& 143.
319. Дубицкий И. Петр Великий, как гигиенист//Рижский вестник.
1872. №150.
320. Дубравин А. И. Ледовые походы Петра I. К 300-летию со дня
рождения Петра I // Судостроение. 1972. № 5. С. 58—64.
321. Дубровин А. И. Корабельный мастер Петр Михайлов. К 300-летию
со дня рождения Петра I // Судостроение. 1972. № 6. С. 66—72.

956
Материалы к библиографии
322. Дубровский С. М. Петр I и Петровские реформы: Стенограмма
лекции проф. С. М. Дубровского, прочитанная 3 и 7 июня 1936 года. —
Л., 1936.— 48 с.
323. Дурново С. В, Двухсотлетний юбилей императора Петра Первого в
Москве 30-го мая 1872 года / Сост. по распоряжению юбилейной
комиссии Моск. политехнич. выставки... О-ва любителей
естествознания, антропологии и этнографии при Моск. ун-те
уполномоченным от комиссии выставки генерал-майором С. В. Дурново. — М.,
1872. — 59 с.
324. Дуров В. А. Очерки начального периода деятельности Кадашевского
монетного двора в связи с денежной реформой Петра I // На рубеже
двух веков: Из истории преобразований Петровского времени: Сб.
науч. ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М., 1978. С. 40—66.
325. Евангулова О. С. Петербургские мастера в Москве в конце 1720-х —
начале 1730-х гг.: К проблеме миграции художественных сил и
замыслов в поспетровский период // Петровское время в лицах: Сб.
науч. ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. С. 18—22.
326. Евангулова О. С. А. Д. Меншиков и Куракины. Дом на Мясницкой в
Москве//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст.—СПб.:
Эрмитаж, 2000. С. 16—19.
327. Елфимов В. И. Мемориал А. Д. Меншикова в Березове // Петровское
время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1998. С. 14—18.
328. Епифанов П. П. Воинский устав Петра Великого // Петр Великий:
Сб. ст. / Ред. д-р ист. наук А. И. Андреев. — М.; Л.: Изд-во АН СССР,
1947. С. 167—214.
329. Ермаковская О. И. Император Петр Великий и
всемирно-историческое значение Полтавской победы. Речь, произнесенная <...>
^апреля, 1909 г. — СПб., 1911. — 28 с.
330. Есенин П. К. Внутренняя и внешняя политика Петра I.
Преобразования Петра I. — Б. м., [1946]. — 36 с.
331. Есипов Г. В. Царица Евдокия Федоровна. — М., 1863. — 39, [2] с.
332. Жаворонков Е. Л. Образ Петра Первого в советской поэзии 20-х го
дов // Учен. зап. Кировск. пед. ин-та им. В. И. Ленина. — Кировск,
1967. Вып. 29. С. 92—100.
333. Жаркова И. Неизвестные портреты Петра I//Художник. 1971.
№11. С. 43-45.
334. Жданов И. Я. Пушкин о Петре Великом // Годичные акты Санкт-
Петерб. ун-та. 1900 год. —СПб., 1900. С. 1—47.
335. Жизнь и труды императора Петра Великого. Посвящается памяти
200-летия славной Полтавской победы. —СПб.: Ницберг, 1909. —
59 с.
336. Мнение князя М. М. Щербатова об одном современном вопросе:
Примерное время. — исполнительное положение, во сколько бы лет.
при благополучнейших обстоятельствах, могла Россия сама собою,
без самовластия Петра Великого, дойти до того состояния, в каком
она ныне есть, в рассуждении просвещения и силы. Состояние
России до Петра Великого. — СПб., 1858. — 6 с.

о Петре Великом
957
337. Заборов П. Р. Петр I во французкой эпической поэзии XVIII века /'-
Образ России: Россия и русские в восприятии Запада и Востока. —
СПб., 1998. С. 151-176.
338. Заботы Петра Великого об издании Библии//Русский вестник.
1872. Т. 100. № 7. С. 468—471.
339. Заботы Петра Великого о шелководстве // Русский вестник. 1872.
Т. 100. № 7. С. 472—473.
340. Завадская 3. М. Петр Великий и Екатерина Первая. — М.: Комтех,
1996. Кн. 1. —427 с, портр.
341. Завишу хина М. В. К вопросу о времени и месте формирования
Сибирской коллекции Петра 1 // Культура и искусство Петровского
времени: Публикации и исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 63 —
70.
342. Загоровский В. Я. Петр Великий на воронежской земле:
Исторический очерк. — Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та. 1996. — 167 с,
[8] л.: ил., портр.
343. Загряжский А, Описание некоторых торжеств, бывших в Москве в
царствование Петра Великого//Вестник Моск. политехнич.
выставки. 1872. №35.
344. Задлер К. К. Опыт исторического оправдания Петра I против
обвинений некоторых современных писателей. — СПб., 1861. — VI, 160 с.
345. Заозерская Е. И. Мануфактура при Петре I. — М., 1947. — 190 с
346. Заозерская Е. И. Торги и промыслы гостиной сотни Среднего
Поволжья на рубеже XVII—XVIII вв. // Петр Великий: Сб. ст. / Ред. д-р
ист. наук А. И. Андреев. — М.; Л.: Изд-во Ан СССР, 1947. С. 211 —
246.
347. Заозерский А. И. Фельдмаршал Шереметев и правительственная
среда Петровского времени // Россия в период реформ Петра I: Сб.
ст. / Отв. ред. Н. И. Павленко. — М.: Наука, 1973. С. 172—199.
348. Записки Вебера о Петре Великом и об его преобразованиях, в
переводе П. П. Барсова//Русский архив. 1872. №7—8. С. 1334—1457;
Mb 9. С. 1613—1707.
349. Записки Ивана Афанасьевича Желябужского // Россию поднял на
дыбы: В 2 т. / Сост., предисл., сопровод. текст Н. И. Павленко; ком-
мент. В. А. Артамонова. — М., 1987. Т. 1. С. 391—460.
(История Отечества в романах, повестях, документах; Века
XVII-XVIU).
350. Записки русских людей: События времен Петра Великого /
Предисл. И. Сахарова. — СПб., 1841. Ч. 1. — 512 с.
351. Захаров В. Н. Западноевропейские купцы в России. Эпоха Петра I. —
М.: РОССПЭН, 1996. — 345 с: ил.
352. Защук Г. В. «Орден Иуды». (К истории изготовления ордена по
приказу Петра I. XVIII в.) // Вопр. истории. 1971. № 7. С. 212-215.
353. Зезюлинский Н. Ф. Царь-воин Петр I. — СПб., 1910. — 15 с
354. Зелов Д.Д. Роль и участие А. Д. Меншикова в создании
триумфальных арок первой четверти XVIII века // Петровское время в лицах:
Сб. науч. ст. — СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 19—24.

958
Материалы к библиографии
355. Зенченко М.В. Характеристика Петра Великого как полководца/
Под ред. В. Паруцкого. — СПб., 1902. — 52 с.
356. Зимин А. А. О политических предпосылках возникновения русского
абсолютизма//Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч.
ст. — М.: Наука, 1964. С. 18—50.
357. Злаин А. И. Полтавская битва. — М.: Воениздат, 1988. — 127 с: ил.
358. Зобов Н. Петр Великий, как 1-й лесовод в России // Лесной журнал.
1872. №4. С. 1—6.
359. Золотарев В. А., Козлов И. А. Петр Великий и морское
могущество. — М,. 1996. — 116 с: ил.
360. Золотое В. А. История Петра Великого. — СПб., 1872. — [2], 86 с:
20 л. ил.
361. Зольникова Н.Д. О некоторых законодательных источниках
церковной реформы Петра I // Литература и классовая борьба эпохи
позднего феодализма в России. — Новосибирск, 1987. С. 105—114.
362. Зубчанинов Г. Ю. Похвальное слово императору Петру Великому,
отцу Отечества, мудрому преобразователю России, сочиненное
гатчинским первой гильдии купцом Григорием Зубчаниновым 1811
года. -СПб., 1812. — 158 с.
363. Зязева Л. К. Домик Петра I: Путеводитель по музею. — Л.: Лениз-
дат, 1983. — 59 с.
364. Иваненко В. В. Историческая усадьба «Ботик» близ Переславля-За-
лесского. К 125-летию находящегося в ней Петровского музея.
(1803—1928 гг.). — Переславль-Залесский, 1928. — 77 с.
365. Иванов А, И. Император Петр Великий и деятельность его на Олон-
це. Исторический очерк. — Петрозаводск, 1873. — 39 с.
366. Иванов И. И. Как царь Петр стал преобразователем России. — М.,
1904. —116 с: ил.
То же. 2-е изд.— М., 1907. — 144 с: ил.
То же. 3-е изд. — М., 1911. — 126 с: ил.
367. Иванов И. М. Петр Великий. Его жизнь и государственная
деятельность. Биографический очерк. С портр. Петра Великого, грав. в
Лейпциге Геданом. — СПб., 1898. — 95 с, 1 л. фронт, (портр.).
368. Иванов И. Ф., Орлова Л. Н. Библиотека Петра I // Книга. Сб. 24. —
М., 1972. С.191—197.
369. Иванов М. О посещении императором Петром Великим
Калмыцкого хана Аюки во время пребывания в Астрахани в 1722 году. —
Астрахань, 1914. — 3 с.
370. Иванов П. И. Сенат при Петре Великом. — М., 1859. — 38 с: ил.
371. Ивановский А. Д. Беседы о Петре Великом и его сотрудниках. —
СПб., 1872. — 64 с: 2 л. ил.
372. Ивановский А. Начало гражданской печати при Петре Великом //
Образование и промышленность. 1872. № 7.
373. Ивановский А. Остромирово евангелие и Петр Великий // Русский
мир. 1872. № 130.
374. Игнатий, архиеп. (Семенов М.А.). Воспоминание о высочайших
пришествиях великого государя Петра Первого, коим осчатливлеи

о Петре Великом
959
край, составляющий ныне Олонецкую губернию. — Петрозаводск,
1841. — 148с.
То же. 2-е изд. СПб., 1849. — 148 с.
375. Издание рукописей Петра Великого//Вестник Моск. политехнич.
выставки. 1872. М> 119.
376. Изюмов Е. Петр I и Псковщина: Исторические заметки //
Завещанное: Художественно-публицистический сб. псковских
литераторов. — Л., 1989. С. 275—279.
377. Иконников В. С. Русская женщина накануне реформы Петра
Великого и после нее: Сравнительно-исторический очерк. — Киев,
1874. - 102, [2] с.
378. Иконников B.C. Новые материалы для истории царствования Петра
Великого. (Сношения России с Францией). — Киев, 1887. — 64, [2],
Зс.
379. Иконников B.C. Один из образовательных проектов времени Петра
Великого. — Киев, 1893. — 27, [2] с.
380. Иконников B.C. Пребывание Петра Великого в Киеве. — Киев,
1910. - 38, [2] с.
381. Иллюстрированная история царствования императора Петра
Великого, преобразователя России, учредителя русского войска,
основателя Петербурга. — Царское Село, 1909. — 32 с: ил.
382. Ильин А. М. Историческая записка о сооружении памятника
императору Петру Великому в городе Ростове на Дону. — Ростов н/Д.,
1914. —7 с.
383. Император Петр Великий // Мирской вестник. 1872. №5. С. 28 —
65; № 6. С. 28-65; № 7. С. 31-52; № 8. С. 39-55; № 9. С. 27-38;
№ 10. С. 41-50; №11. С. 41-60; № 12. С. 20-46.
384. Император Петр Великий в Париже в 1717 г.//Деятельность.
1872. № 13.
385. Император Петр I Великий. В память Полтавской победы. По
случаю истечения 200 лет. — Одесса, 1909. — 4 с: ил.
386. Индова Fa. И.. Преображенский А. А.. Тихонов К). А. Народные
движения в России XVII—XVIII вв. и абсолютизм // Абсолютизм в
России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. - М.: Наука, 1964. С. 50—92.
387. История Северной войны, 1700—1721 гг. / Сост. И. И. Ростунов,
В. А. Авдеев, М. Н. Осипова и др. — М.: Наука, 1987. — 214 с.
388. К 300-летию Великого посольства Петря I в Западную Европу:
«Круглый стол», 5 мая 1998 г. [Докл.] / Моск. гос. ин-т междунар.
отношений (унт) МИД России. Каф. Дипломатии. — М.: МГИМО,
1999. — 56 с*
389. К 300-летию Великого посольства Петра I и Великого посольства в
Нидерландах в 1697—1698 годах <...>. —СПб.: АО «СЛАВИЯ»,
1995. — 143 с: ил.
390. Как думал Петр Великий насчет свободы книгопечатания // Нива.
1872. Х9 32. С. 512.
391. Калягина Н.В. Материалы к иконографии А. Д. Меншикова
(прижизненные портреты) // Культура и искусство Петровского
времени: Публикации и исследования. — Л.: Аврора, 1977. С.70—88.

960
Материалы к библиографии
392. Калягина Н. В. А. Д. Меншиков и царская семья: По архивным
материалам//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос.
Эрмитаж, 1998. С. 18—23.
393. Каменский А Б. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII
века. Опыт целостного анализа. — М.: РГГУ. 1999. — 576 с.
394. КанА. Шведско-русские культурные связи в ХУП—XVIII вв. // Царь
Петр и король Карл: Два правителя и их народы / Пер. с швед, д-ра
ист. наук В. Возгрина. — М.: Текст, 1999. С. 226—244.
395. Кара-Мурза А А, Поляков Л. В. Реформатор: Русские о Петре I:
Опыт аналитической антологии / Ин-т философии РАН,
Гуманитарный и политологический центр «Стратегия». — Иваново: Изд.
фирма «Фора», 1994. — 319, [1]с: ил.
396. Карпов Г. М. Великое посольство и первое заграничное путешествие
Петра I, 1697—1698. — Калининград, 1998. — 120 с: ил.
397. Катифор А. Житие Петра Великого императора и самодержца
всероссийского, отца Отечества, собранное из разных книг, во
Франции и Голландии изданных, и напечатанных в Венеции, Медиолаие
и Неаполе на диалекте италианском, а потом на греческом: с коего
на российский язык перевел статский советник Стефан Писарев. —
СПб., 1772.-513, [16] с.
То же. Издание второе. — М., 1788. — [6], 556 с.
398. Кафенгауз Б. Б. Петр Первый. — Ташкент: Изд-во УзФАИ, 1942. —
64 с.
399. Кафенгауз Б. Внешняя политика России при Петре I. — М., 1942. —
86, [2] с.
400. Кафенгауз Б. Б. Эпоха Петра Великого в освещении советской
исторической науки // Петр Великий: Сб. ст. / Ред. д-р ист. наук
А. И. Андреев. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 334—390.
401. Кафенгауз Б. Б. Петр I и его время [1672—1725]. — М.: Учпедгиз,
1948.— 175 с.
402. Кафенгауз Б. Б. Россия при Петре I // Очерки истории СССР:
18 век. — М., 1962. С. 3—110.
То же. — М.: Учпедгиз, 1955. — 176 с: ил.
403. Кашин Н. И. Поступки и забавы императора Петра Великого:
Запись современника / Сообщ. и предисл. В. В. Майкова. — СПб.,
1896.— 22 с.
404. Каштанов Ю. Е. Эпоха Петра: [Нравы. Обычаи. События. Люди]. —
Смоленск: Русич, 2000. — 63 с, цв. илл.
405. Квадри В. В. Свита Петра Великого. — СПб., 1902. — 67, 47, [1]с:
ил.
406. Кедров Н. И. Духовный регламент в связи с преобразовательской де
ятельностью Петра Великого. — М., 1886. — 244, [4], с.
407. Кейзерлинг Г. И. фон. Представитель короля Прусского при двор**
Петра Великого. 1707 год//Русская старина. 1872. Т. 5. Мб.
С. 802—844.
408. Кивов В.М. Язык и культура в России XVIII века. — М., 1996. -
590 с. — Библиография: с. 510—555.

о Петре Великом
961
409. Кизеветтер А. А. Петр Великий за границей. — М., 1900. — 24 с.
То же. 4-е изд. —- М., 1913. — 30 с.
410. Киссель М.А. К уяснению философско-исторического смысла
преобразований Петра Великого // Из истории реформаторства в России.
Философеко-исторические очерки. — М., 1991. С. 15—39.
411. Киприянов В. И. Все о Петре Великом (Рассказы, исторические
зарисовки, дневниковые записи дипломатов, документы,
воспоминания, анекдоты): Посвящ. 300-летию первого приезда Петра
Великого в Архангельск. 2-е изд., доп. — Б. м.: В. и., Б. г. [Архангельск:
Изд.-полиграф. Предприятие «Правда Севера», 1992]. — 95, [1]с:
ил.
(Серия: Библиотека исторических куръезов, невероятных
приключений, благородства и самодурства великодержавных
персон).
412. Кирилов Ив. Цветущее состояние всероссийского государства, в
каковое начал, привел и оставил неизреченными трудами Петр
Великий, Отец Отечествия, император и самодержец всероссийский и
прочая и прочая и прочая.
Книга I, в которой описаны губернии и провинции, в них города,
гарнизоны, артиллерия, канцелярии, конторы, управители с
подчиненными, епархии, монастыри, церкви, число душ,
расположенные полки и доходы, как оные ныне состоят,
губерниях Санктпетербуржской, Воронежской, Рижской, Ре-
вельской.
Кн. П. Губернии Нижегородская, Казанская, Астраханская, Ар-
хангелогородская, Сибирская. Собрано из подлиннейших
сенатских архивов в феврале месяце 1727 года.— М., 1831.
Кн. 1. — 184 с; Кн. 2.— 202 с.
413. Клочков М. Население России при Петре Великом по переписи того
времени. — СПб., 1911. — 435 с.
414. Клюз Б. Тема Петра 1 в русской литературе XIX века: Автореф. дис.
па соиск. учен. степ. канд. филол. наук <...>. —Л., 1982. — 18 с.
415. Клюз Б. К вопросу об оценке Петра I // Przeglad rus. [Warsawa],
1988. Т. 10 (1987). Z. 3—4 (39—40).
416. Ключевский В. О. Исторические портреты [О Петре I].— M., 1991. —
47с: ил.
417. Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников. — СПб.,
1902. — 43 с, с портр.
То же. — М., 1915. — 47 с
418. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций: В 3 кн. —
М.: Мысль, 1995. - О Петре Первом см.: Кн. 2. С. 476—562; Кн. 3.
С. 3—101.
419. Княжецкая Е.А. Петр I — член Французской Академии наук//
Вопр. истории. 1972. №12. С. 199—203.
420. Княжецкая Е.А. Научные связи России и Франции при Петре I//
Вопр. истории. 1981. №5. С. 91 —100.
421. Князьков С. А. Очерки из истории Петра Великого и его времени. —
М., 1909. — 684 с: ил.

962
Материалы к библиографии
То же. //Из прошлого Русской земли. Изд. 2-е, исир. и доп.: [В
2 ч.]. — Пг.: П. В. Луковников, 1914.— [4], 648 с: ил.
То же. [Репринт, воспроизведение изд. 1909 г.). — М.: Планета,
1991. —709 с: ил.
То же. Репринт, воспроизведение издания 1914. — Пушкино (Моск.
обл.): Изд. об-иие «Культура», 1990. — 648 [1]с, [7] л. ил.
422. Князьков С. А. Санкт-Петербург и Санкт-Петербургское общество
при Петре Великом. — СПб., 1914. — 80 с.
423. Князьков С. А. Петр Великий и его современники за границей. — Пг.,
1915.— 46 с
424. Ковалевский П. И. Петр Великий и его гений. — СПб., 1901. — 352 с.
425. Ковалевский П. И. Петр Великий. — СПб., 1913. — 96 с: ил.
426. Ковригина В.А. Три поколения иноземцев Левкиных в России//
Петровское время в лицах: Сб. науч. ст.—СПб.: Гос. Эрмитаж,
1999. С. 26—30.
427. Ковригина В. А. Александр Клерк— ювелир и житель московской
Немецкой слободы // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. —
СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 24—30.
428. Козев А Петр I — основатель русского флота // Речной транспорт.
1972. №9. С. 53—54.
429. Козлов И. Царь Феодор и первые годы царствования Петра I. — СПб.,
1899. —32 с.
430. Козлов И. Император Петр Великий. — СПб., 1900. — 52 с: ил.
431. Козлов И. И. Царь Федор и первые годы царствования Петра I.
Изд. 2-е, исправл. и доп. — СПб., 1904. — 52 с: ил.
432. Козлов О. Ф. Дело царевича Алексея (К истории раскрытия заговора
против Петра I) // Вопр. истории. 1969. № 9. С. 214—220.
433. Козлов О. Ф. Из истории церковной реформы начала ХУШ века // На
рубеже двух веков: Из истории преобразований Петровского
времени: Сб. науч. ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М., 1978. С. 34—
40.
434. Колобов Б. В. Письма и бумаги императора Петра Великого // Вопр.
истории. 1996. №8. С. 164—166.
435. Колобов Б. В. Британия и Россия в эпоху Петра Великого.
Исторические документы: Рец. на книгу // Вопр. истории. 2000. № 2.
С. 171-174.
436. Колокман Ю. Р. Город в законодательстве русского абсолютизма во
второй половине XVII—XVIII вв.//Абсолютизм в России: XVII—
XVniBB.: Сб. науч. ст. — М.: Наука, 1964. С. 320—355.
437. Комаров В. В. Персидская война 1722—1725 (Материалы для
истории царствования Петра Великого). — М., 1867. — 68 с.
438. Комелова Т.Н. «Панорама Петербурга* — гравюра работы А. Ф.
Зубова // Культура и искусство Петровского времени: Публикации и
исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 111 — 144.
439. Кони А.Ф. Петр Великий и народное просвещение. — Пг., 1916. —
16 с

о Петре Великом
963
440. Коничев К. Петр Первый и «чудеса» //Север. 1965. №4. С. 107 —
113.
441. Коничев К. И. Петр Первый на Севере: Повествование о Петре
Первом, о делах его и сподвижниках на Севере, по документам и
преданиям написано. — Архангельск, 1984. — 266 с.
442. Копанев Н.Л. Петр I — переводчик//XVIII век: Сб. науч. статей.
Вып. 16. — Л.: Наука, 1989. С. 180—184.
443. Копанев Н.А. Петр I и Лефорт в исторических сочинениях
Вольтера//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст.—СПб.: Гос.
Эрмитаж, 1998. С. 23—25.
444. Корб И. Г. Дневник поездки в Московское государство Игнатия
Христовора Гварнеита, посла императора Леопольда I к царю и
великому князю Московскому Петру Первому, в 1698 году, веденный
секретарем посольства Иоанном Георгом Корбом <^...^. — М., 1867
[на обл. 1868]. — 382, [2], XII с: ил.
445. Коренное изменение русского быта при Петре I. — Б. м., 1869.—
72 с.
446. Корнилович А. Быт Императора Петра I, 1672—1725//Семейные
вечера. 1867. №3. С. 100—104.
447. Корнилович А, О. Нравы русских при Петре Великом. — СПб.,
1901.—88 с.
448. Корсаков В. В. Лефорт Франц Яковлевич//Русский
биографический словарь. — СПб., 1914. Т. 10.С. 347—362.
449. Корсаков Л.А. Известия о начале в России флота, ботик Петра
Великого и пребывание его в Архангельске//Сын Отечества. 1838.
Т. 5. Ч. 1, 2.
450. Корш Ф. Е. Универсалы Петра Великого к буджцким и крымским
татарам. — М., 1893. — 19, [2] с.
451. Коршунова Т. Т. Новые материалы о создании шпалер «Полтавская
баталия» // Культура и искусство Петровского времени:
Публикации и исследования. —Л.: Аврора, 1977. С. 163—174.
452. Костин Б. А. Царевна Софья. — М., 1996. — 189, [2]с.
453. Костин Б.А. Последняя русская царица: [О Евдокии
Лопухиной]. — М., 1996. — 187, [2]"с: ил.
454. Костомаров Н. Царевич Алексей Петрович. По поводу картины
И. Н.Ге// Древняя и новая Россия. 1875. №1. С. 31 —54; №2.
С. 134 — 152.
455. Костомаров И. И. Царевич Алексей Петрович: По поводу картины
Н. Н. Ге; Самодержавный отрок: Исследования и документы. — М.,
1989. С. 6-27.
456. Костомаров Н. И. Черты сопротивления власти при Петре
Великом // Русская старина. 1875. Т. 12. № 2. С. 381—383.
457. Костомаров Н. И. Мазепа [/ Под ред. Б. Г. Литвнка]. — М.:
Республика, 1992. — 334, [I] с, [1] л. портр. —Библиография в примеч.:
325—330 с.
-*58. Костомаров И. И. О жизни, быте и нравах русского народа: [Сб. /
Послесл. СО. Шмидта]. — М.: Просвещение: АО «Учебная
литература», 1996. — 575, [11 с, илл.

964
Материалы к библиографии
459. Костомаров Н.И. Окно в Европу: Господство Дома Романовых до
вступления на престол Екатерины П. — М., 1996. — 623, [1]с.
460. Костюк О. Г. Панагия императрицы Екатерины I // Петровское
время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. С. 30—33.
461. Костяшов Ю. В.. Кретинин Г. В. Российские студенты времен
Петра I в Кенигсберге // Вопр. истории. 1994. № 3. С. 174—177.
462. Котельникова И. Г. Новый портрет работы Ивана Никитина //
Культура и искусство Петровского времени: Публикации и
исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 183—191.
463. Кочубинскии А. Сношения России при Петре Великом с южными
славянами и румынами. — М., 1872. — 98 с.
464. Кочубинскии А. Сношения румынов и югославян с Россией при
Петре Великом // Ж.М.Н.П. 1872. Ч. 162. № 7. С. 52-140.
465. Краткое описание жизни и деятельности генералиссимуса
Александра Даниловича Меншикова. — М., 1873. — 35 с.
466. Крачковскии И. /О. Арабский перевод «Истории Петра Великого» и
♦ Истории Карла XII, короля Швеции» Вольтера. — Л.: Изд-во ЛГУ,
1947. -65 с.
467. Крекшин П. И. Сказание о рождении, о воспитании и наречении на
Всероссийский царский престол его царского пресветлого
величества государя Петра Первого, находящееся в библиотеке его
сиятельства графа Петра Борисовича Шереметева, изданное
библиотекарем Василием Вороблевским. — М., 1787. — 58, [6] с.
То же. Вторым тиснением. — М., 1795. — 140, [6] с.
468. Крекшин II. Н. Краткое описание славных и достопамятных дел
императора Петра Великого, его знаменитых побед и путешествий в
разные европейские государства. Со многими важными и
любопытства достойными происшествиями, представленное разговорами в
царстве мертвых генерал-фельдмаршала и кавалера российских и
Мальтийского орденов графа Бориса Петровича Шереметьева, боя
рина Федора Алексеевича Головина и самого сего великого
императора с российским царем Иоанном Васильевичем, с шведским коро
лем Карлом XII, израильским царем Соломоном и греческим царем
Александром. — СПб., 1788. — 104 с.
То же. Второе тиснение. С прибавлением и присовокуплением
гравированных фигур. — [М.], 1789. — 150 с: 1 л. фронт, (ил.)»
2 л. ил.
То же. Третье тиснение. С прибавлением против прежнего издания
многих примечаний и с присовокуплением гравированных
фигур. — М., 1794. — 169, [2] с: ил.
То же. Четвертое теснение. — М., 1808. — 169 с.
469. Крекшин П. Н. Сказание о рождении, воспитании и наречении на
Всеросийский царский престол государя Петра Первого с присово
куплением сокращенного описания жизни дел сего великого
императора с приложением гравированного портрета. — М., 1795. -~
140с.
470. Крестинин В. В. Исторический опыт о внешней торговле государя
императора Петра Великого от 1693 по 1719 г.//Академически:'
месяцеслов к 1795 г. С. 1 —111.

о Петре Великом
965
471. Кретин Г. В. Прусские маршруты Петра Первого. — Калининград,
1996. — 191 с.
472. Крунберг М. Л. Каролинские женщины / / Царь Петр и король Карл:
Два правителя и их народы / Пер. с швед, д-ра ист. наук В. Возгри-
на. — М.: Текст, 1999. С. 207—226.
473. Крылова 7\ К. Полтавская победа и русская дипломатия /7 Петр
Великий: Сб. статей / Ред. д-р ист. наук А. П. Андреев. — М.; Л.: Изд-
во АН СССР, 1947. С. 104 — 167.
474. Кто автор завещания Петра Великого? / / Русский вестник. 1872.
Т. 98. N«3. С. 338 -344.
475. Кузнецов В. Б. Время Петра Великого: Учебное пособие. — М.: МГГУ,
1995. — 54 с.
476. Кузнецова Н. И. Социальный эксперимент Петра I и формирование
науки в России /7 Вопр. философии. 1989. Л1> 3. С. 49—64.
477. Культура и искусство Петровского времени: Публ. и исслед. / Науч.
ред. Г. Н. Комелова. — Л.: Аврора, 1977. — 205 с: ил.
478. Куприянов И. История медицины России в царствование Петра
Великого. — СПб., 1872. — 16 с.
479. Куракин Б. И. Гисторпя о царе Петре Алексеевиче // Россию поднял
на дыбы: В 2т./Сост., предиел., сопровод. текст Н.И.Павленко;
коммент. В. А. Артамонова. — М., 1987. Т. 1. С. 351—390.
(История Отечества в романах, повестях, документах; Века
XVII —XVIII).
480. Кустодиев К. Л., прот. Петр Великий в Карлсбаде 1711 и 1712.
Исторические воспоминания. — Будапешт, 1873. — 32 с: ил.
481. Кутузов II. Завет царя Петра. — СПб., 1895. — 24 с.
482. Лабутина Т. Л. Восприятие английской культуры в России в эпоху
Петра I /,/ Вопр. истории. 2002. Л1- 9. С. 17—37.
483. Лавринова Т. И. Царицынская линия: история строительства в
1718-1720 гг. и первые годы существования: Автореф. дис. на со-
иск. учен. степ. канд. ист. наук --... ->. — Воронеж, 1990. — 22с.
484. Лавров А. С. Регенство царевны Софьи Алексеевны: Служилое
общество и борьба за власть в верхах Русского государства в 1682—
1689 гг. — М.: Археографический центр, 1999. — 298 с: ил.
485. Лавровский Н.А. О петровских песнях ([Рец. на кн.:] «Песни,
собранные П. В. Киреевским.) Вып. 8. М., 1870)//Филологические
записки. 1872. Вып. 1. С. 1 — 32.
486. Лапо-Данилевскии А.С. Петр Великий, основатель Императорской
Академии наук в Санкт-Петербурге. — СПб., 1914. — 60, [2] с.
487. ЛамСшн Н.П. История Петра Великого. С 600 оригинальными рис.,
порт, и украшениями Д. Янцена. — СПб.: Ф. И. Эльснер, 1843.—
[6], VIII, 740 с
488. Лансере Н.Е. Летний дворец Петра Первого. —Л., 1929. — 69 с:
ил.
489. Лаптева Т. А. Приезд Лефорта в Россию // Франц Лефорт:
страницы истории: Сб. / Сект. С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив, 1999.
С. 24 — 33.

966
Материалы к библиографии
490. Лаптева Т. А. Знакомство с Петром /; Франц Лефорт: страницы
истории: Сб. /Соег. С. Л. Малафеева. — М.: Моегорархпв, 1999. С. 33 —
12.
491. Лебедев В. И. Реформы Петра I: Сб. документов / Сост.
В.И.Лебедев. — М.: Соцпкгпз, 1937. — 379 с. — Библиография: с. 360—364.
492. Лебедев Г. С. Вилигельм Толле -- первопроходец петербурговедения
и археологии старой Ладоги // Петровское время в лицах: Сб. науч.
ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. С. 33 — 37.
493. Лебедев Л. Жизнь Петра Великого. Составления но Уетрялову,
Соловьеву» Костомарову... и др. — СПб., 1890. — [8], 675 с: ил.
494. Лебедянский Л/. С Гравер Петровской эпохи Алексей Зубов. — М.:
Искусство, 1973. —49с: ил.
495. Левин В. Д. Петр I и русский язык (К 300-летию со дня рождения
Петра 1)//Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. 1972. Т. 31. Вып. 3.
С. 212-227.
496. Леей неон Лессинг В.Ф. Первое путешествие Петра I за границу//
Культура и искусство Петровского времени: Публ. и исслед. -- Л.,
1977. С. 5-36.
497. Левинсон Лессинг В.Ф. Первое путешествие Петра I за границу/.
История картинной галереи Эрмитажа (1764 1917). —Л.: Искус
ство, 1985. С. 330.
498. Леец Г.А. Абрам Петрович Ганнибал: Биографическое исслед. -
Таллии, 1980. — 192 с: ил.
То же. 3-е изд. — Таллинн: Aleksandra, 1998. — 200 с: ил.
499. Лекции о Петре Великом А. Д. Ивановского // Русский мир. 1871.
№53.
500. Лекции С. М. Соловьева о Петре Великом // Вестник Моск. поли
технич. выставки. 1872. №9.
501. Леонов В. 11. О библиотечной и книгоиздательской политике Пет
ра // Леонов В. П. Судьба библиотеки в России: Роман-исследова
ние. - СПб.: БАН, 2000. С. 82—108.
502. Леонтьев И.Ф. О значении Петра Великого для России вообще и в
частности для Астраханского края [По случаю 200-летнего юбилея
дня рождения Петра Великого]. — Астрахань, 1873. — [2], 44 с.
То же. — Астрахань, 1874. — 43 с.
503. Лествицын В. И. Проследование их величеств через город Ярославле
в 1724 году. — Ярославль, 1884. — 10 с
504. Летописец Соловецкого монастыря, в коем повествуется о начале
построения его, о бывших в нем начальниках, о знаменитых прнпп'
ствиях в оный < ... - государя императора Петра Великого, и о др\
гих многих происшествиях по 1760 год. — М., 1790. — 94 с.
505. Лефстранд Э. Петр Великий и русские женщины // Царь Петр и
король Карл: Два правителя и их народы / Пер. с швед, д-ра nci
наук В. Возгрина. — М.: Текст, 1999. С. 176—207.
506. Леш ков В. Русская промышленность по указам Петра Великого
Юридический вестник. 1876. JML» 1/2. С. 5—35.
507. Лещиловская И. И. Петр 1 и Балканы // Вопр. истории. 2001. .N'. :1
С. 46-58.

о Петре Великом
967
508. Лиирович С.Ф. Петр Великий и женщины. Исторический очерк. —
СПб., [1901). -[1], VIII, 124 с.
509. Линд Т. Царевна Софья. Исторический очерк. — М.: Изд-во
Д. Л. Ефимова, 1912. — 61 с.
510. Литвинов Ф. К вопросу в какой палате скончался император Петр
Великий. — СПб., 1913. — 19 с.
511. Лихачев Д. С. Была ли эпоха Петровских реформ перерывом в
развитии русской культуры? ,// Славянские культуры <... > XVIII —
XIX вв. - М., 1978. С. 170-173.
512. Лобанов Ростовский А. Б. Укал Петра I о строении в Петербурге
(14 сентября 1715 г.)//Русская старина. 1872. Т. 5. №6. С. 953.
513. Ломоносов М. В. Слово похвальное блаженного и вечнодостойного
памяти государю императору Петру Великому в торжественное
празднество коронования ее императорского величества всепресвет-
лейшей, самодержавнейшей, великой государыни императрицы
Елисаветы Петровны самодержицы всероссийской в публичном
собрании Санкт-Петербургской императорской академии наук, гово-
ренное Михаилом Ломоносовым апреля 26 дня 1755 года. — СПб.,
1755. — 70 с.
514. Лонгинов М. И. Литературные заметки: « История царствования
Петра Великого* Н. Устрялова (Т. VI. Царевич Алексей Петрович). —
М., 1859. - 12 с
515. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Отзвуки концепции «Москва —
Третий Рим» в идеологии Петра Первого (К проблеме средневековой
традиции в культуре барокко) // Художественный язык
Средневековья. - М., 1982. С. 230-248.
516. Лунин Б. В. Азовские походы Петра I (1695-1696 гг.). — Ростов
и/Д., 1940. - 104 с: ил.
517. Лупаков Л. Общественные увеселения при Петре I // Вестник Моск.
политехнич. выставки. 1872. № 74.
518. Лупаков Л. Петербургская полиция при Петре I и первый
Петербургский генерал-полицеймейстер гр. Девиер // Вестник Моск.
политехнич. выставки. 1872. № 99.
519. Лушев А. М. Петр I Великий и его деятели. Исторический альбом,
составленный художником А. М. Душевым. — СПб., 1872. — 45 с.
520. Львов М. П. Памяти великого основателя Санкт-Петербурга
императора Петра I: Страницы из прошлого, настоящего и будущего
Петербурга. С приложением извлечений из истории сочинения
Г.П.Данилевского «На Индию при Петре Ь. — СПб., 1897. — [2], 9с.
521. Лысцов В. П. Персидский поход Петра I. 1722-1723. — М.: Изд-во
Моск. ун-та, 1951. —247 с.
522. Любавский М. К. Русская история XVII века и первой четверти
XVIII века. Лекции, читанной на Высш. женск. курсах в 1913—
1914 учебных годах. (Зап. слушательниц): [В 2 ч.]. — М., 1913—
1914.
Ч. 1. 1913. -204 с;
Ч. 2. 1914. — 224 с.

968
Материалы к библиографии
523. Любеикий С. Где родился Петр Великий? // Вестник Моск. полптех-
нпч. выставки. 1872. №29.
524. М. К. Чтения А. Ивановского о Петре Великом // Петербург,
листок. 1872. №40.
525. М. Н. Русская женщина при Петре Великом // Новости. 1872.
№ 152.
526. М. Р. О портретах Петра Великого // Владимир, губ. вед. 1872. № 37.
527. МавроОин В. В. Петр I. — М.: ГосПолитиздат, 1944. — 36 с. с портр.
То же. — Л.: Гос политик-дат, 1945. — 143 с: ил.
То же. — М., 1949. —164 с: ил.
528. МавроОин В. В. Петр 1. —Л.: Молодая гвардия, 1948. —480 с: ил.
(Серия: Жизнь замечательных людей).
529. МавроОин В. В. Петр I и преобразования России в первой четверти
XVIII века. — Л., 1954. - 32 с.
530. МавроОин В. В. Основание Петербурга.—Л.: Лепиздат, 1978.—
232 с: ил. — Библиография: с 229—231.
То же. 2-е изд. — Л.: Лениздат, 1983. — 208 с., 16 л. илл.
531. Мавродин В. В. Петр I и Петровская эпоха в оценке нашего
современника. -Л.: Знание, 1972. 32 с Библиография: с. 32.
532. Мавродин В. В. Петр Первый // Мавродин В. В. Рождение новой
России. — Л., 1988. С. 3—209.
533. МавроОин В. В. Рождение новой России: [Сб. ст.). — Л.: Изд-во ЛГУ,
1988. - 534, [1]с.
534. Маев Н. Сношения России со Средней Азией при Петре Великом /
Туркестанские вед. 1872. №39.
535. Maiiep А. Л. О старом Зимнем дворце и палате, в коей скончался
государь император Петр Великий // Вестник Европы. 1872. Т. 3.
№5. С. 1 — 18.
536. Майков В. В. Поступки и забавы Императора Петра Великого: Зап.
современника. — СПб., 1895. — 22 с. (Запись современника).
(Памятники древней письменности и искусства. Вып. 110).
537. Майкова Т. Петр I и Православная Церковь // Наука и религия.
1972. № 7. С. 38—46.
538. Майкова Т. С. Петр I и «Гистория Свейской войны» // Россия в
период реформ Петра I: Сб. науч. статей / Отв. ред. Н. И. Павленко. -
М.: Наука, 1973. С. 103-133.
539. Майкова Т. «Верил только своим глазам...»//Наука и религия
1973. №5. С. 55—61.
540. Макаров О. Исторические рассказы для народных учителей. Петр
Великий // Народная школа. 1870. № 1. С. 36—43; № 2. С. 31—38;
№ 3. С. 34—42: № 4. С. 32-39; № 5. С. 35—48; № 6. С. 18—27; № *
С. 27—37; № 9. С. 17—27; № 10. С. 17—21.
541. Максимов В. И. «Храбрые дела ваши никогда не будут забыты
потомством»: К 280-летию Полтавского сражения // Военно-истори
ческий журнал. 1989. № 7. С. 59—63.
542. Малеванов FI.A. «Петра питомец» А. Л. Ганнибал. По новым архич
ным материалам // Нева. 1972. № 2. С. 190—193.

о Петре Вел и нам
969
543. Малинин С. Тень Лефорта // Московский журнал. 1991. № 2. С. 64 —
70.
544. Малиновский К. В. Архитектор Федор Васильев/7 Петровское
время в лицах: Сб. науч. статей. — СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 30 34.
545. Малоизвестный источник по истории Северной войны // Вопр.
истории. 1976. № 12. С. 93—111.
546. Малафеева С. Л. Последний дни//Франц Лефорт: страницы исто
рни: Сб. /('ост. С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив, 1999. С. 70—
80.
547. Малафеева С. Л., Селедкина С.Н. Лефортовский дворец//Франц
Лефорт: страницы истории: Сб. / Сост. С. Л. Малафеева. — М.:
Мосгорархив, 1999. С. 80—86.
548. Мальгин Т. С. Историческое изображение трех главных достонри-
мечательнейшнх свойств, или добродетелей. Всероссийского
Императора Петра Великого. Иждивением сочинителя. —СПб., 1811.—
[6], 45 с, 1 л. фронт, (ил.)
549. Манассеин B.C. Петр 1 и Карл XII иод Гродной в походе 1706 юда
(Сообщение, читанное 22-го марта 1901 г. в Гродненском военном
собрании.). — Гродно, 1901. — 29 с,
550. Марков А. С. Петр Первый и Астрахань. — Астрахань: Форзац,
[1994]. - 190, [1]с: ил.
551. Мартынов М.Н. Горнозаводская промышленность на Урале при
Петре I. -- Свердловск, 1948. — 148 с.
552. Марченко М. Н\ Петр Великий. Духовный элемент в военной и
политической деятельности государя. СПб., 1897. [4], 136 с.
553. Маеси Р. К. Петр Великий: В 3 т. / [Пер. с англ. Н. Л. Лужечкой]. —
Смоленск: Русич, 1996.
Т 1. — 462с: ил.;
Т 2. -457 с: ил.;
Т 3. - 475 с: ил.
554. Материалы к теме «Россия XVIII века — империя помещиков и
купцов». Петр I и ею реформы. Установление власти Петра I . Под
ред. проф. А. В. Шестакова. — Смоленск. 1939. — 31, [ljc
555. Медали на деяния императора Петра Великого. СПб., 1872. —
66 с
556. МеОушевскии А. П. Реформы Петра Т и судьбы России:
Науч.-аналитический обзор. — М.: ИЫИОН, 1994. —55 с- Библиография:
с 51 55.
(Серия: История России / ИНИОН РАН).
557. Межов В. И. Юбилей Петра Великого. Библиографический
указатель литературы Петровского юбилея 1872 года с приобщением
книг и статей о Петре I вообще, явившихся в свет с 1865 по 1876 г.
включительно.— СПб., 1881. — XVIII, 230 с
^58. Мелин Д. С. Фоитенель и Петр I /,/ Национальные традиции и
европеизм в русской культуре. -- Ульяновск, 1999. С. 130—138.
559. Мезин С. А. Петр I в русской литературе и общественной мысли
XVIII века: Автореф. дис на гоиск. учен. степ. канд. ист. наук
• ...*. — Саратов, 1984. - 21 с

970
Материалы к библиографии
560. Мезин С. А. Взгляд из Европы: французские авторы XVIII века о
Петре I. —Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 1999. — [1], 212, [1]с,
портр.
561. Мезъер А В. На повороте. Алексеевская и Петровская Русь.
Историческая хрестоматия. — СПб., 1903. — 454 с.
562. Меньшикова М.Л. Яков Вилимович Брюс и его китайские
коллекции//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст.—СПб.: Эрмитаж,
2000. С. 34-40.
563. Меттиг К. К. Петр Великий в Риге. Памятный листок по поводу
200-летия присоединения Риги и Лифляндии к России. — Рига,
1910. — 20с: ил.
564. Мещеряков В. В. К истории живописных плафонов Дворца Менши-
кова // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос.
Эрмитаж; 1999. С. 41—46.
565. Миллер О. Об отношениях русской литературы к Петру
Великому // Русская старина. 1873. Т. 7. № 3. С. 406—411.
566. Милюков П. Государственное хозяйство России в первой четверти
XVIII столетия и реформа Петра Великого. — СПб., 1892. — 156 с.
То же. — СПб., 1905.
567. Минейко Г. О. Законоположения Петра Великого о речных,
морских и торговых судах Архангельской губернии // Экономист. 1859.
№5. С. 67—90.
568. Минц 3. Г. Три всадника//М. В. Ломоносов и русская культура:
Тез. докл. — Тарту, 1986. С. 62—65.
569. Минцлов Р. И. Петр Великий в иностранной литературе.
Подробный каталог иностранных сочинений о России (Rossica),
находящихся в Имп. Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге. Сост. по
случаю 200-летнего юбилея Петра Великого, по материалам графа
Корфа. — СПб., 1872. — 691 с.
570. Мир рукописной книги: Автографы Петра I: [Кат. выст. из фондов
б-ки 16сент. 1994 г. / Сост. А.А.Амосов и др.]. — СПб.: БАН,
1994.-25, [1]с.
571. Миропольский С. Петр Великий на Севере. (Память о Петре в Петро
заводске) // Семья и школа. 1872. Кн. 1. № 7. С. 137—139.
572. Михайлова А. Ю. Французский «садовый мастер» Дени Брокет в
России//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Эрми
таж, 2000. С. 43—45.
573. Мишина Е.А. Библиотекари Киприановы // Петровское время в
лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. С. 46—49.
574. Мишина Е.А. Неизвестный портрет В. В. Голицина из собрания
Российской Национальной библиотеки // Петровское время в лицах:
Сб. науч. ст. — СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 40—43.
575. Мозговая Е. Б. Образ Петра I — императора в произведениях Барто
ломео Карло Растрелли // Монархия и народовластие в культур»*"
Просвещения. —М.: Наука, 1995. С. 3--17.
576. Моисеенко Е. Ю. Опись гардероба А. Д. Меншикова: К истории
мужского костюма первой четверти XVIII века в России // Культура и

о Петре Великом
971
искусство Петровского времени: Публикации и исследования. —
Л.: Аврора, 1977. С. 88—111.
577. Молееа Н.М. «Персоны» Всешутейшего собора//Вопр. истории.
1974. Л* 10. С. 206—211.
578. Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Первого. — М.: Международные
отношения, 1986. — 446 с: ил.
То же. — М.: Международные отношения, 1990. — 443, [2] с.
579. Монархия и народовластие в культуре Просвещения: Сб. ст. / Ред.
коллегия: Г. С. Кучеренко (отв. ред.) и др.|. — М.: Наука, 1995. —
237, [1]с: ил.
580. Моичаловскии О. А. Петр Великий в Галицкой Руси: Исторические
записки и заметки. — Львов, 1903. — 31 с.
581. Мордовцев Д. Л. Идеалисты и реалисты: [О противнике политики
Петра I В. Левине]. — М.: Книга, 1989. — 350, [1]с.
582. Московское восстание 1682 года глазами датского посла // Вопр.
истории. 1986. №3. С. 77—91.
583. Монгольская Д. К. Петр I в поэзии XVIII века // Уч. зап. ЛГПИ им.
А. И. Герцена. 1938. Т. 14. С. 123—146.
584. Музей «Домик Петра 1»: Альбом / Сост. Л. К. Зязева; вступ. ст.
Н. П. Абрамова. — Л.: Лениздат, 1979. — 63 с: ил.
585. Н. Г. Петр Великий на берегах Прута. [Исторический очерк]. — СПб.,
1847. —87 с.
То же И ЖМНП. 1847. № 1, 2.
586. Наврот М. И. Неизвестные варианты Юго-Западной России конца
XVII века // На рубеже двух веков: Из истории преобразований
Петровского времени: Сб. науч. статей / Ред.-сост.
М.Д.Рабинович. - М., 1978. С. 113—128.
587. На рубеже двух веков: Из истории преобразований Петровского
времени / [Ред.-сост. М. Д. Рабинович]; под общ. ред. д-ра ист. наук
Л. Г. Бескровного. — М.: Сов. Россия, 1978. — 134 с.
588. Нсиаревскии В. В. Царствование Императора Петра I. — М., 1912. —
148 с: ил.
Тоже. — М., 1913. - 148с: ил.
589. Назаров А. М. Потешные. Роль их в прошлом и в будущем.
Исторический очерк [О «потешных» полках Петра I]. — Одесса, 1911.—
99 с: ил.
590. Нартов А. К. Рассказы Нартова о Петре Великом [Достопамятные
повествования и речи Петра Великого] / Обработ. и доп. А. А.
Нартова; ред., вступ. ст. с примеч. Л. Н. Майкова. — СПб., 1891. — XX,
138 с
То же И Россию поднял на дыбы... / Сост., предисл., сопровод. текст
Н. И. Павленко; коммент. В. А. Артамонова. — М., 1987. Т. 2.
С. 525—625.
(Серия: История Отечества в романах, повестях, документах;
Века XV1I-XVIII).
591. Неверов О. Я. Памятники античного искусства в России
Петровского времени // Культура и искусство Петровского времени:
Публикации и исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 37 — 54.

972
Материалы к библиографии
592. Неверов О. Я. Петр Великий и загадки Петровской Кунсткамеры //
Петровское время в лицах: Сб. иауч. ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж,
1999. С. 49—50.
593. Неверов О. Я. Загадки петровской Кунсткамеры//Петровское
время в лицах: Сб. науч. статей. — СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 45—46.
594. Недбай Ю.Г. Казачество Западной Сибири в эпоху Петра
Великого. — Омск: Изд-во ОмГПУ, 1998. — 272 с.
595. Нехачин Ив. Вас. Ядро истории государя Петра Великого, первого
императора Всероссийского, с присовокуплением описания
монумента, воздвигнутого в память сему отцу Отечества Екатериной II
Великой и с краткой историей сына его, царевича Алексея
Петровича. Иждивением Водопьянова. — [М.], 1795. — 448, [2] с.
596. Нечаева А. Д. Реформы Петра Великого: Учеб.-метод, пособие по
курсу «История Российского государства». — Пенза, 1994. — 25с.
597. Ника норова Е. К. Анекдоты о Петре Великом как явление русской
литературы XVIII века // Проблемы изучения русской литературы
XVIII века: Сб. науч. тр. — Л., 1983. С. 51—62.
598. Никанорова Е. К. Мотив бури на море в анекдотах и преданиях о
Петре I (XVIII—XIX вв.) // * Великие сюжеты» русской
литературы. — Новосибирск, 1996. С. 18—29.
599. Никитенко А. В. Похвальное слово Петру Великому, императору и
самодержцу всероссийскому отцу Отечества, произнесенное в
торжественном собрании Санкт- Петербургского ун-та марта 25 дня
1838 года экстраординарным профессором, доктором философии
Александром Никитенко. — СПб., 1838. — 23 с.
600. Никифоров Л. А. Русско-английские отношения при Петре I. — М.,
1950.-279 с.
601. Никифоров Л.А. Полтавская битва и ее историческое значение//
Преподавание истории в школе. 1973. № 1. С. 15—22.
602. Никифоров Л. А. Россия в системе европейских держав в первой
четверти XVIII века // Россия в период реформ Петра I: Сб. науч. ст. /
Отв. ред. Н. И. Павленко. — М.: Наука, 1973. С. 9—40.
603. Николаев М. В. «Тестамент» Петра I царевичу Алексею // XVIII век.
Сб. 9. — Л., 1974. С. 93—111.
604. Николаев С И. Из литературной эстетики Петровской эпохи //
XVIII век: Сб. науч. статей. —СПб.: Наука, 1993. С. 218—230.
605. Николаев СИ. Литературная культура Петровской эпохи. — СПб.,
1996.- 149, [2] с.
606. Николаев СИ. «Повесть о Лукианском осле» в кругу переводных
античных памятников Петровской эпохи // XVIII век: Сб. науч.
статей. —СПб.: Наука, 1991. С. 135—159.
607. Николаева М. К вопросу о публицистике Петра I // Filologia rosvj
ska. 1971. С. 5—24.
608. Новаковский В. Биографические очерки. Царь-богатырь Петр
Великий. [С портретами.]. — СПб., 1870. — 160 с: ил. (портр.).
609. Новые документы о Петре Первом //Новый журнал. 1985. № 158.
С. 174—194.

о Петре Великом
973
610. Номен Я. К. Записки Я. К. Номена о пребывании Петра Великого в
Нидерландах в 1697—98 и 1716—17 гг. / Пер., введение и примеч.
B. Кордта. — Киев, 1904. — [4], 97 с.
611. Нордов В., прот. Речь перед торжественным молебном, в день
200-летия рождения Петра Великого, 30 мая 1872 года. // Прибавл.
к «Вологод. епархиальным ведомостям». 1872. № 11. С. 303—307.
612. Нордман Б. Д. Биографические заметки о юношеских годах
светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова. — СПб., 1870. —
Юс.
613. Норов Н.А. Участие донских казаков в азовских походах Петра
Великого (1695—1696 г.). — Новочеркасск, 1872. — 55 с.
614. Носович И. Всепьянейший собор, учрежденный Петром Великим //
Русская старина. 1874. Т. 11. № 12. С. 734—739.
615. Носович И. И. О значении Всепьянейшего собора, учрежденного
Петром Великим. — СПб., 1875. — 6 с.
616. О высочайших пришествиях великого государя царя и великого
князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России
самодержца, из царствующего града Москвы на Двину к
Архангельскому городу, троекратно бывших; о нахождении шведских
неприятельских кораблей, на ту же Двину, к Архангельскому городу; о
зачатии Новодвинской крепости. И освящении нового храма в сей
крепости иждивением Н. Новикова и К*. — М., 1783. — 111 с.
617. О книге г [на] Бэра: «Заслуги Петра Великого в распространении
географических знаний», появившаяся на немецком языке, в 16-м т.
«Beitrage zur Kenntniss d. Russ Reiches»//Санкт-Петербург, вед.
1872. № 168.
618. О Петре Великом (По поводу его 200-летнего юбилея) //
Современность. 1872. №44, 45.
619. О Петровских преобразованиях // Вестник Моск. политехнич.
выставки. 1872. № 1.
620. Об упадке торговли в Архангельске и о стараниях Петра Великого
оживить торговлю в Петербурге // ЖМНП. 1874. № 1. С. 200—202.
621. Образование Российской империи (1682—1725) / [Сост.: А. Л. Гольд-
берг, И. Г. Яковлева] // Дореволюционные издания по истории СССР
в Иностранном фонде ГПБ: Систематический указ.—Л.: ГПБ,
1984. Вып. 2.—[2], 201с.
622. Овчинников М.В. Биография Петра I Великого. — СПб., 1876.—
79 с.
623. Овчинникова Е. С. Атрибутация двух портретов Петровского
времени // На рубеже двух веков: Из истории преобразований
Петровского времени: Сб. науч. ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М., 1978.
C. 106—113.
624. Оларт Е. Петр I и женщины. — М.: Дело, 1912. — 80 с.
То же. — Ставрополь: Кн. изд-во, 1990. — 28 с.
То же. — М.: МГП «Экспресс»: Наука, 1992. — 48с.
625. Описание порядка державного при погребении блаженного и вечно-
достойнейшого памяти всепресветлейшего державнейшего Петра

974
Материалы к библиографии
Великого, императора и самодержца Всеросийского и блаженной
памяти ее императорского высочества государыни цесаревны
Наталии Петровны. - СПб., 1725. — 34, [21-
626. Оргизко З.А. Состояние ухтостровских деревень на рубеже XVII —
XVIII веков // На рубеже двух веков: Из истории преобразований
Петровского времени: Сб. науч. ст. /Ред. сост. М. Д. Рабинович. —
М., 1978. С. 10—22.
627. Орестов О. Знатный гость Лондона (О пребывании в Англии
русского царя Петра Первого. 1698) //Огонек. 1968. № 49. С. 22—23.
628. Орлов Вл. Петр Первый (Из истории русской армии и
флота)//Ленинград. 1945. №4/5. С. 20—22.
629. Орлов B.C. Преобразования в России в первой четверти XVIII века.
Петр I: Лекции <-...>. — М., 1970. — 75с.
630. Орфелин 3. Житие и славные дела Петра Великого самодержца
Всероссийского... СПб., 1774.
631. Осипов К. Разгром шведских интервентов войсками Петра I. — М.,
1951. — 119 с: ил.
632. Островский Г. С. Пенсионеры Петра//Островский Г. С. Рассказ о
русской живописи. — М., 1987. С. 72—77.
633. Очерк деятельности Петра I//Сияние. Т. 1. №23. С. 378—382;
№ 24. С. 396—399; № 26. С. 429—432.
634. 11.3. Заслуги Петра Великого в делах распространения сельского
хозяйства и промышленности//Вятские губ. вед. 1872. №45.
635. Павленко Н. И. Идеи абсолютизма в законодательстве XVIII века //
Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. — М.: Наука,
1964. С. 389—428.
636. Павленко Н. И. Петр I: К изучению социально политических
взглядов//Россия в период реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв. ред.
Н. И. Павленко. — М.: Наука, 1973. С. 40—103.
637. Павленко И. И. Петр Первый. — М.: Молодая гвардия, 1975. —
383 с: ил.
(Серия: Жизнь замечательных людей).
638. Павленко И. И. Петр Первый и его время: Пособие для
учащихся. — М.: Просвещение» 1983. — 144 с: ил.
То же. 2-е изд., дои. — М.: Просвещение, 1989. — 175 с: ил.
639. Павленко Н. И. Птенцы гнезда Петрова: [Б. П. Шереметев, П. А. Тол
стой, А. В. Макаров]. — М.: Мысль, 1989. — 346, [2] с: ил.
640. Павленко И. И. Петр Великий. — М.: Мысль, 1990. — 592 с: 39 л.
ил.— Библиография: с 562—580.
(Библиотечная серия).
То же. — М.: Мысль, 1994. — 591 с: ил.
То же. — М.: Мысль, 1998. — 732, [1]с: [16] л. ил., цв. ил., портр.
(Серия: Всемирная история в лицах).
641. Павленко Н. И. Вокруг трона. — М.: Мысль, 1998. — 862 с.
(Серия: Всемирная история в лицах).
642. Павленко И. И. Меншиков: Полудержавный властелин. — М.:
Молодая гвардия, 1999. — 361, [2] с: ил.

о Петре Великом
975
643. Павлова М.А. «Мармулир» Hoiati Кристиан Ферстер и его работы
по отделке дворцовых интерьеров Петровского времени //
Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. - СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999.
С. 50—53.
644. Павлович Б. А. Великий царь работник // Семья и школа. 1872.
№5. Кн. 1. С. 627—648.
То же. -СПб., 1873. - 32с.
645. Павлова-Сильванская М.П. Аннотированная библиография
иностранной литературы о Петре I (1947—1970 п.) // Россия в период
реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Н. И. Павленко. — М.: Наука,
1973. С. 362-382.
646. Павлов-Сильванский Н. П. Проекты реформ в записках
современников Петра Великого: Опыт изучения русских проектов и неизд. их
тексты. - СПб., 1897. — 141, [3], 86 с.
То же. — М.: ГПИБ, 2000. — 287, [1]с. (Перепечатка с изд. 1897 г.).
647. Павлов-Сильванский И. П. Мнения верховников о реформах Петра
Великого//Очерки по русской истории 17—18 вв.— СПб., 1910.
648. Памяти полтавского победителя императора Петра I. — Воронеж,
1909. - 38 с.
649. Панибратцев А. В. История образования в России во времена
Петра I // Панибратцев А. В. Просвещение разума: Становление
академической науки в России. — СПб.: Изд-во РХГИ, 2002. С. 27—54.
650. Панов В.А, Петр I как полководец. — М.: Воениздат, 1940.—
128 с: ил.
То же. — М.: Госполитиздат, 1942. — 129 с.
651. Пантелеев В. И. Время Петровских реформ (1700—1725 гг.): Учеб.
пособие: [Для студентов и преподавателей.]. — М., 1996. — 29 с.
То же. — М.: МАДИ(ТУ), 1997. - 28, [28] с. - Библиография: с. 27.
То же. — М., 2000. — 114 с: ил.
652. Панченко А. М. «Народная модель» истории в набросках Толстого о
Петровской эпохе // Л. Н. Толстой и русская
литературно-общественная мысль: [Сб. ст.]. — Л., 1979. С. 66—84.
653. Панченко А. М. Русская культура в канун Петровских реформ. —
Л.: Наука, 1984. -205 с.
654. Панченко А. М. Петр Первый и славянская идея // Русская
литература. 1988. №3. С. 146-152.
655. Панченко А. М. Начало Петровской реформы: идейная подоплека //
XVIII век: Сб. науч. статей. Вып. 16. — Л.: Наука, 1989. С. 5—17.
656. Панченко А. М. Церковная реформа и культура Петровской
эпохи // XVIII век: Сб. научи, статей 17. — СПб., 1991. С. 3—17.
657. Панченко A.M.. Успенский В.А. Иван Грозный и Петр Великий:
концепция первого монарха //Тр. отд. древне-русской литературы
(ИРЛИ АН). 1983. Т. 37. С. 55-78.
658. Паткуль И. Р. Письма нещастпого графа Ивана Рейнгольда Патку-
ля, полководца и посланника российского императора Петра
Великого: [В 2 ч.]. - М., 1806.
Ч. 1. - 191, [2] с;
Ч. 2. - 111 с.

976
Материалы к библиографии
659. Пекарский fl.IL Актеры в России при Петре Первом. — СПб.,
1858. — 13 с.
660. Пекарский П. П. Наука и литература в России при Петре Великом:
[В 2 т.].— СПб., 1862.
Т. 1.-579 с;
Т. 2. - 694 с.
661. Первый император русский Петр Великий, преобразователь
России. — СПб., 1875. — [2], 168 с: ил.
662. Переписка фельдмаршалов Федора Алексеевича Головина и Бориса
Петровича Шереметева в 1705 и 1706 годах. — М., 1850. — 68 с.
663. Период феодализма: Россия в первой четверти XVIII в.
Преобразования Петра I / Под ред. д-ра ист. наук Б. Б. Кафенгауза, канд.
ист. наук Н. И. Павленко. // Очерки истории СССР / Гл. ред. акад.
Н. М. Дружинин (пред.) и др. — М.: Изд-во Акад. наук СССР,
1954. —815 с: ил.
664. Перри Д. Состояние России при нынешнем царе / Пер. с англ.
княжны Ольги Михайловны Дондуковой-Корсаковой. — М., 1871.—
196 с.
665. Пестриков Н. С. К дню 200-летия полтавского боя. Царь
Петр-герой Полтавы. — СПб., 1909. — 37 с: ил.
666. Петербург Петровского времени: Очерки / Под ред. А. В. Предтечен-
ского. —Л.: Лениздат, 1948. —160 с
667. Петр I и Голландия = Peter the Great and Holland:
Русско-голландские художественные связи: [Кат. выставки]. К 300-летию
Великого посольства / [Авт.-сост. С. О. Андросов и др.; вступ. ст. М.
Пиотровского и др.]. —СПб.: АО «Славия», 1996. — 183с: ил.
668. Петр I и Голландия: Русско-голландские науч. и художественные
связи в эпоху Петра Великого: Сб. науч. тр. / Под ред. Н. Копаневой
и др. — СПб.: Европейский дом, 1997. — 407 с: ил.
669. Петр I и Лефорт // Иллюстрированная газета. 1868. Т. 21. № 24.
670. Петр I и учрежденная им Академия наук // Петербург, листок.
1872. М> 106.
671. Петр I как полководец (Характеристика) // Военный сб. 1865. № 3.
С. 3-29; №4. С. 201-231.
672. Петр Великий в иностранной литературе. Подробный каталог
сочинений / Сост. Р. Минцлов // Голос. 1872. № 38.
673. Петр Великий и его время. — М., 1910. — 112 с
674. Петр Великий и его время = Peter the Great and his epoch:
Материалы Всерос науч. конф., посвященной 280-летию Полтавской
победы. 8—10июля 1999г./[Ред. коллегия: С.В.Ефимов (отв. ред.) и
др.]. —СПб.. 1999. — 153, [1]с, схемы.
675. Петр Великий или царь-антихрист? // Книги старого Урала
[Р. Г. Пихоя, А. Т. Шашков, Н. А. Мудрова и др. / Сост. и науч. ред.
Р. Г. Пихоя; предисл. Н. Н. Покровского]. — Свердловск: Сред.-урал.
кн. изд-во, 1989. С. 127-144.
676. Петр Великий — преобразователь России / Под ред. А. Погосского. —
СПб, 1872.— 92, VIII с.

о Петре Великом
977
677. Петр Великий, его полководцы и министры. 23 портрета с
присовокуплением кратких о жизни их описаний. — М., 1848. — 50 с,
23 л. портр., фронт, (портр.).
То же. — М., 1852. — 82 с, 23 л. портр., фронт, (портр.).
678. Петр Великий. Краткие биографические сведения. — М., 1888. —
16 с.
(Серия: Государственные деятели России глазами
современников.).
679. Петр Великий: Сб. ст. / Под ред. д-ра ист. наук А. И. Андреева. —
М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. — I, 433 с.
680. Петров И. И. Молодые годы и ученье Петра Великого. — СПб.,
1902. — 38 с.
681. Петров М. Н. Значение Петра Великого в русской истории. Речь,
читанная профессором М. Н. Петровым, в торжественном собрании
Харьковского университета, 30 мая 1872 г.//Харьков, губ. вед.
1872. №83, 84, 86, 87.
682. Петров М. Н. Два узла одной веревки: Характеристика времен
Петра I. — СПб., 1878. — [2], 63 с.
683. Петров П. Н. Петр Великий, последний царь Московский и первый
император Всероссийский. Биографический очерк, с портр. — СПб.,
1872. - 161с.
684. Петров П. Н. Петр Великий. Очерк жизни первого императора
Всероссийского. — СПб. 1872. — 40 с: ил. портр.
685. Петров П.Н., Шубииский С.Н. Иллюстрированная история
царствования императора Петра Великого. — М., 1903. — 192 с.
686. Петровский домик: [Фотоочерк / Фото В. Тарасовского. Текст
И. А. Пятницкой. — Вологда: Сев.-зап. кн. изд-во, 1968]. — 4 с: ил.
687. Петровское время в лицах: Крат, содерж. докл. науч. чтений
памяти А. Д. Меншикова [/ Ред. коллегия: Г. В. Вилинбахов и др.]. —
СПб.: Гос. Эрмитаж, 1998. — 57, [2] с.
688. Петровское время в лицах: Крат, содерж. докл. науч. чтений
памяти А. Д. Меншикова [/ Ред. коллегия: Г. В. Вилибахов и др.]. —
СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 1999. —80, [2] с.
689. Петровское время в лицах: Крат, содерж. докл. науч. конф. / [Ред-
кол.: Г. В. Вилибахов и др.]. — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2000. —
73, [2] с.
690. Петросьян А А. Шотландский наставник Петра I и его «Дневник» //
Вопр. истории. 1994. №9. С. 161 — 167.
691. Петрушевскии А.Ф. Рассказы про Петра Великого и его время. —
СП6./1877. — 240 с.
То же. 2-е изд. - СПб., 1886. — [2], 230 с.
692. Печерин Я. И. Исторический краткий обзор царствования
императора Петра Великого и постройка им Санкт-Петербурга / Сост.
Я. И. Печерин.— Могилев, 1908. Ч. 1. — [4], 228, IV с. —
Библиография: 10 названий.
^93. Пилянский В. И. Памятники архитектуры Петербурга начала
XVIII века // Памятники Отечества: Сб. — М., 1971. Кн. 1. С. 153—
160.

978
Материалы к библиографии
694. Писарев Д. И. Две статьи Н. Р. — М., 1868. — 81 с.
То же II Писарев Д. И. Соч.: В 4 т. / Под готов, текста, вступ. ст. и
примеч. Ю. С. Сорокина. — М.: Гослитиздат, 1955—1956. —
М., 1956. Т. 4. С. 411—492.
695. Письма и дневники иезуитов о России конца XVII и начала XVIII
века. - СПб., 1904. — 383, [4], III, 11 с.
696. Платонов С.Ф. Петр Великий. Личность и деятельность. — Л.:
Время, 1926. — 115 с.
697. Платонов С. Ф. Из бытовой истории Петровской эпохи. Любимцы
Петра Первого Великого: Медведь, Битка и др. [Доклад,
прочитанный на заседании отд. истории, наук и филологии 21 апреля
1926 г.]//Изв. АН СССР. Серия 6.—Л., 1926. Т. 20. №7—8.
С. 527—546.
То же. — [Л.: Изд-во АН СССР, 1926]. — 23 с.
698. Платонов С.Ф. Из бытовой истории Петровской эпохи. Бенго-Кол-
легия, или Великобританский монастырь в Санкт-Петербурге при
Петре Великом. Доклад на засед. отд. истории.наук и филологии
24 февр. 1926 г.] // Изв. АН СССР, 1926. С. 527-546.
То же. — Л., 1926. — 8 с.
699. Платонов С.Ф. Соч. по русской истории: В 2т./Вступ. ст.
B. И. Старцева и В. С. Брачева. — СПб., 1993.
Т. 1. Лекции по русской истории. — 730, [3]с.
Т. 2. Биографические произведения. — 637, 2с, портр. —
Библиография: 627—631 с.
700. Плужников В. #., Симонов Р. А. Гороскоп Петра I // Тр. отд.
древнерусской литературы ИРЛИ. 1990. Вып. XLIII. С. 82—101.
701. Плюханова М.В. «Историческое» и «мифологическое» в ранних
биографиях Петра Первого // Вторичные моделирующие
системы. — Тарту, 1979. С. 82—87.
702. По поводу речи Я. Грота на юбилее Петра Великого //
Санкт-Петербург, вед. 1872. №151.
703. Победы Петра Великого над шведами 200 лет назад. — СПб., 1908. —
48 с.
704. Погодин М.П. Петр Великий//Москвитянин. 1841. 4.1. №1.
C. 3—33.
705. Погодин М. II. Суд над царевичем Алексеем Петровичем. Эпизод из
жизни Петра Великого. — М., 1860. — ПО, [2] с.
706. Погодин М. П. Царевич Алексей Петрович, по свидетельствам вновь
открытым. — М., 1861. — 369, [5] с.
707. Погодин М. П. Петр Первый и национальное органическое
развитие. — М., 1863. — 32 с.
708. Погодин М. Черты из жизни Петра I//Русский вестник. 1867.
№3-4.
709. Погодин М. П. Речь <...>» заседании Санкт-Петербургского
Славянского комитета «О славянской идее со времени Петра Великого и о°
отношении славян к Петру Ь // Современные известия. 1872. № 57.
710. Погодин М.П. Семнадцать первых лет в жизни императора Петр*5
Великого. 1672—1689. - М., 1875. — III, 204, 242 с.

о Петре Великом
979
711. Погодин Л/. 77. Как устанавливалось единодержавие
Петра//Русский вестник. 1875. Т. 116. №4. С. 357—415.
712. Погодин М.П. Петр Первый. Первые годы единодержавия. 1689—
1694//Русский архив. 1879. Кн. 1. С. 1—57.
713. Погосский А. Нарва и Полтава. — СПб., 1872. — 73 с.
714. Погосский А.Ф. Петр Великий — преобразователь России. — СПб.,
1884. -VIII. 91с.
То же. 3-е изд. — СПб., 1897. — VIII, 91 с.
715. Пока.ши СП. Петр I. 1672—1725: Указ. рекомендованный
литературы. — Л., 1973. — 14 с.
716. Покровский М. Борьба с протестантскими идеями в Петровское
время и кн. Михаил Крапоткин // Русский вестник. 1872. Т. 101. №9.
С. 203—234.
717. Покровский М.Н. Русская история с древнейших
времен//Покровский М. Н. Избр. произведения: В 4 кн. — М.: Мысль, 1966.
Кн. 1. С. 518—648.
718. Полевой Н.А. История Петра Великого: В 4 т. —СПб., 1843.
Т. 1— 362 с;
Т. 2.-374 с;
Т. 3. — 356 с;
Т. 4. — 344 с
719. Полоцкий П. П. Петр. Полтава. К 27-му июня 1909 г.—СПб.,
1909. —8с
720. Полуденский М. Петр I в Париже//Русский архив. 1865. №5—6.
С. 63—90.
721. Понятия о банках в России при Петре Великом // Биржа. 1872.
№ 26.
722. Попов А. Н. Административные преобразования Петра Великого и
первая служба В. Н. Татищева // Русский вестник 1861. Т. 32. № 4.
С. 375-424.
723. Попов А. Н. Сношения России с Хивой и Бухарой при Петре
Великом. — СПб., 1853. — 188, IV с.
724. Попов В. А. Академию основал академик//Вестник РАН. 1999.
Т. 69. № 5. С. 476—477.
725. Попов Ю. М. А. Д. Меишиков и имяобразование некоторых
кораблей Балтийского флота // Петровское время в лицах: Сб. науч.
ст. —СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. С. 53—59.
726. Попов IO.M. Наименования кораблей русского флота, связанные с
образом Екатерины I // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. —
СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 46—51.
727. Порфиръев Е.И. Петр I основоположник военного искусства
русской регулярной армии и флота. — М.: Воениздат, 1952. — 288 с:
ил.
728. Посланник Петра I на Востоке: Посольство Флорио Беневени в
Персию и Бухару в 1718—1725 гг. / Под гот. текста, вступ. ст. и ком-
мент. В. Г. Воловикова. — М.: Наука., 1986. — 159 с.

980
Материалы к библиографии
729. Потто В. А. Петр I на берегу Каспийского моря // Потто В. А.
Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и
биографиях. — СПб., 1896.
730. Почетная В. В. Петровская тема в ораторской прозе начала
1740-х гг. // XVIII век. Сб. 9. - Л., 1974. С. 331—337.
731. Празднование двухсотлетней годовщины дня рождения Петра
Великого русскою колонией в Карлсбгде. — Вильна, 1872. — 8 с.
732. Преображенский А. А. Рец. на кн.: А. И. Юхт. Русские деньги от
Петра Великого до Александра I//Вопр. истории. 1995. №1.
С. 166-168.
733. Преображенский А. А. Великое посольство 1697—1698 гг.: старое и
новое в русской дипломатии//Вопр. истории. 1999. №2. С. 114—
123.
734. Пригара А. П. Опыт истории состояния городских обывателей в
Восточной России. — СПб., 1868. Ч. 1. Происхождение состояния
городских обывателей в России и организация его при Петре
Великом. — 171, [2], Не.
735. Прокопович Феофан. Правда воли монаршей.... — М., 1722. — 59 с.
736. Прокопович Феофан. История императора Петра Великого, от
рождения его до Полтавской баталии, и взятия в плен остальных
шведских войск при Переволочке, включительно; сочиненная Феофаном
Прокоповичем, после бывшим архиепископом Великого Новагорода
и Великих Лук, изданная с обретающегося в Кабинетской Архива
дел его императорского величества списка, правленного рукою
самого сочинителя. — СПб., 1773. — 217, [8] с.
То же. 2-е изд. — М., 1788. — 256 с.
737. Прокопович Феофан. Краткая повесть о смерти Петра Великого,
императора и самодержца Всероссийского, сочиненная Феофаном
Прокоповичем, архиепископом Новгородским и Св. Синода
первенствовавшим членом. С присовокуплением описания порядка,
держанного при погребении <...> Петра Великого, императора и
самодержца Всероссийского <...>. — СПб., 1819. — 39 с.
То же. — СПб., 1831. — 120 с.
738. Прокопович Феофан. Сочинения. / Под ред. И. П. Еремина. — М.;
Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1961. — 502 с: ил.
739. Проченко Н. Ф. Александр Данилович Меншиков, сподвижник
Петра Великого. — М., 1865.— 34 с.
740. Проценко Н. Ф. Петр Великий, преобразователь России и отец
Отечества. Краткое, но точное описание его жизни и деяний. — М.,
1864. —36 с.
741. Проценко Н. Ф. Александр Данилович Меншиков, сподвижник
Петра Великого. — М., 1865. — 34 с.
742. Пути в Азию по плану Петра Великого // Образование и
промышленность. 1872. № 5.
743. Пушкин А С. История Петра // Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. —
М.: Худ. лит., 1975. Т. 5. С. 7—37.
744. Пыпин А. И. Новый вопрос о Петре Великом//Вестник Европы-
1886. Т. 3.

о Петре Великом
981
745. Пятецкий Л. Л/. История СССР с древнейших времен: Учеб.-метод,
пособие. — М., 1990. — 21 с.
746. Пятницкий К). А. Петр 1 и православный Восток // Петровское
время в лицах: Сб. науч. статей. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. С. 59—
62.
747. Рабинович М.Д. Социальное происхождение и имущественное
положение офицеров регулярной русской армии в конце Северной
войны /7 Россия в период реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв. ред.
Н.И.Павленко. — М.: наука, 1973. С. 133—172.
748. РаОич В. А. Петр царевич. Исторический очерк. — СПб., 1903.—
138 с.
749. Разин Е. Первый труженик земли русской Петр Великий:
Исторический очерк. — СПб., 1913.
750. Раигородскии Л. Д., Семенов Ю.Н. Английские напольные часы
J. Drury во дворце Меншикова // Петровское время в лицах: Сб.
науч. ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1998. С. 32—37.
751. Религиозное направление Петра Великого /,/ Деятельность. 1872.
Л» 29.
752. Реформы и власть / [Ред. коллегия: А. Ю. Арьев и др.]. — СПб.:
Журнал «Звезда», 1995. — 80с.
753. Римская Корсакова С. В. Атрибуция ряда портретов Петровского
времени на основании технико-технологического исследования//
Культура и искусство Петровского времени: Публикации и
исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 191 — 200.
754. Родионова Г. В. Шпалеры в Санкт-Петербурге в первой четверти
XVIII века // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос.
Эрмитаж, 1998. С. 37—39.
755. Рождественский С. Е. О Петре Великом. 1. Как Петр Великий
провел молодые годы, как и чему учился. 2. Как Петр Великий добыл
море и создал русский флот. — СПб., 1872.— [2], 46 с: 12 л. цв. ил.
То же. 7-е изд. — СПб., 1895. — 64 с.
756. Рождественский С. Е. О Петре... как вел и окончил войну со
шведами. Кончина первого императора. Изд. 3-е (испр. и доп.). —СПб.,
1884. —87с: 3 л. ил.
757. Рожков В. И. Деятельность артиллерии капитана В. Н. Татищева на
Уральских заводах в царствование Петра Великого. — СПб.,
1884. - 72, [2] с
758. Розанов И. И. Преобразование России Петром Великим. — СПб.,
1839. - 132, [6] с
759. Розанова М. И. Петр Великий, его детство, отрочество и юность
(Исторический очерк)/Илл. худож. В.В.Спасского. - М., 1909,—
158 с: ил.
760. Розов А. А. Историческая записка о бывшей в Переедавле Залесском
флотилии Петра I, составленная старшим учителем Владимирской
гимназии Александром Розовым, по случаю открытия памятника
Петру I на берегу Переяславского озера, близ села Весыюва. — М.,
1852. — 36 с

982
Материалы к библиографии
761. Романов Е. Р. Победа императора Петра 1 над шведами 28 сентября
1708 года при деревне Лесной. Народное чтение *.... - в день
200-летнего юбилея. — Могилев, 1910. — 92 с: ил.
762. Романовский В. Е. Петр Великий и Полтавская победа
[Исторический очерк]. — М., 1909. — 16 е.: ил.
763. Россия в период реформ Петра I: [Сб. ст.] / Ред. коллегия:
Н. И. Павленко (отв. ред.) и др. — М.: Наука, 1973. — 383 с.
764. Рубан В. Г. Начертание, подающее понятие о достославном
царствовании Петра Великого, с приобщением хронологической росписи
главнейших дел и приключений жизни сего великого государя. —
СПб., 1778. -[8], 32 с.
765. Рубинштейн Е.И. Редкие портреты XVIII вс а//На рубеже двух
веков: Из истории преобразован и й Петровского времени: Сб. науч.
ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М., 1978. С. 89—106.
766. Русская культура Петровского времени: Путеводитель по залам
Государственного Эрмитажа. — Л.: Сов. художник, 1967. — 87с: ил.
767. Русский государь Петр I Великий: Составлено по различным источ
пикам лучших книг о Петре Великом. — СПб., 1909. — 139 с.
768. Саверкина И. В. К истории конфискации имущества Л. Д. Менши-
кова //Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос. Эр ми
таж, 1998. С. 39-42.
769. Саверкина И. В. Французский путешественник Фортиа де Пиль о
коллегиях А. С. Строганова // Петровское время в лицах: Сб. науч.
ст. — СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 51—53.
770. Самбикин Д., свящ. Петр Великий по отношению к Воронежской
епархии и святителю Митрофану, епископу Воронежскому//
Воронеж, губ. вед. 1872. №41.
771. Самгина Е.И. Письма корабельному мастеру Гаварилу Окуневу >'/
На рубеже двух веков: Из истории преобразований Петровского вре
мени: Сб. науч. ст. / Ред.-сост. М. Д. Рабинович. — М.. 1978. С. 128 —
132.
772. Самойлов И. Петр Великий па Млрциальнмх водах, открытых
1716 года в Олонецкой губернии. — СПб., 1852. — 89, [2] с.
773. Светлейший князь Александр Данилович Меншиков: Краткий био
графический очерк. —СПб., 1872. — 14с.
774. Свешников В. Основание Таганрога Петром Великим /7 Вестпп.
Моск. политехнич. выставки. 1872. Ml' 27.
775. Седерберг Г. Заметки о религии и правах русского народа во Bpev.v
пребывания в России с 1709 по 1 718 г. / Пер. со швед. А. А. Чумп
кова. — М.. 1873. — 38 с.
776. Семевский М.И. Поправки и исторические заметки. — СПб..
1860. — 8 с.
777. Семевский М. И. Петр — как юморист. Новые материалы для х-*
рактеристики Петра // Светоч. 1861. Кн. 9. С. 1—50.
778. Семевский М.И. Народные толки о происхождении Петра 1 . Си»1
точ. 1862. Кн. 1. С. 21—60.

о Петре Великом
983
779. Семевскии М. И. Семейство Моисов. 1688—1724: Очерки из русской
истории. — СПб., 1862. — 204, [4] с.
780. Сенигов И.П. Царь — славный победитель, работник и учитель
[Петр I]. — СПб., 1903. — 61 с: ил.
781. Сенигов И. П. Петр Великий, любимый император русского
народа. — М., 1903.— 240 с: ил.
782. Сенигов И. П. Царь-работник, император Петр Великий. Его жизнь
и славная деятельность. — М., 1903. — 127 с.
783. Сенигов И. П. Как воевал Петр Великий со шведами. — СПб.,
1909. — 47 с.
784. Сенигов И. П. Северное предание о царе Петре и о
нравственно-религиозном воспитании войска. — славного победителя в Полтавском
бою непобедимых шведов. — СПб., 1909. — 23 с.
785. Сенигов И. П. Мировое значение царя-наставника (Петр Великий). —
СПб., 1913.— 32с: ил.
786. Семенцов С. В. Этапы развития планировки Васильевского осгрова в
1720-е годы /,/ Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос.
Эрмитаж, 1998. С. 42—49.
787. Семенцов С. В. Ж.-Б.-А. Леблон и А. Трезини: градостроительное
соперничество на Васильевском острове в 171G -1718
годах//Петровское время в лицах: Сб. науч. ст.— СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999.
С. 62—67.
788. Семенцов СВ. О «Генеральном чертеже Санктънитсрбурху»
Ж.-Б.-А. Лсблона 1717 года//Петровское время и лицах: Сб. па\ч.
ст. —СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 53—61.
789. Сен Симон Л. О пребывании Петра Великого в Париже, в 1717 году:
Из записок герцога де Сен-Симона. Глава CDLXVI1 из 38-го тома его
«Memoires coinplets et authenticities» (Paris, 1853). — СПб., 1856. -
24 c
790. Сергеевский Н.Д. Разбор исследования Александра Филиппова «О
наказании по законодательству Петра Великого в связи с
реформою».—СПб., 1894.—20 с
791. Серман И. 3. Литературио-астетические интересы и литературная
политика Петра 1 // XVIII век: Сб. науч. статей. Л.: Паука, 1974.
С. 5—49.
792. Серов Д. О. Строители Империи: Очерки государственной и
криминальной деятельности сподвижников Петра I. - Новосибирск:
Изд-во Новосибир. ун-та, 1996. — 262 с
793. Сидоров М. К. Картины из деянии Петра Великого гы Севере. —
СПб., 1872. -XII, 175 с.
794. Сиповский В, Значение Петра Великого в истории русских школ '/
Семья и школа. 1872. № 5. Кн. 2. С. 981 — 1034.
795. Скроботов И.А. Дворец Петра Великого в городе Нарве.—СПб.,
1872. — 19 с.
796. Снегирев Я. М. Первая супруга Петра I — Евдокия Федоровна. — М.,
1863. — 13 с.

984
.Материалы к библиографии
797. Соколовский И. В. Петр Великий как воспитатель и учитель
народа. — Казань, 1873. - [4], 148 с.
798. Соколовский М. К. Московия в 1711 году, по географическим
известиям современника. — СПб., 1903. — 12 с.
799. Соловьева Е.А. Критика англо-американской буржуазной
историографии истории России эпохи Петра I: Учеб. пособие. — М.,1987. —
73 с.
800. Соловьев Е.А. Критика современной буржуазной
англо-американской историографии истории России эпохи Петра I: Авто реф. дис.
на соиск. учен. степ. канд. ист. наук - ... >. — М., 1982. — 19 с.
801. Соловьев СМ. Птенцы Петра Великого//Русский вестник. 1861.
Т. 31. №1; Т. 33. №5.
То же II Соловьев С. М. Чтения и рассказы по истории России. —
М., 1989. С. 620—695.
802. Соловьев С. М. Время Людовика XIV на Западе, время Петра
Великого на Востоке Европы // Беседа. 1872. №1. С. 107—132; №2.
С. 46—85; №3. С. 13—60; №4. С. 108—128; №11. С. 327-340;
№ 12. С. 50-78.
803. Соловьев С.Петр Великий на Каспийском море//Вестник Европы.
1868. Т. 2. №3. С. 163-202.
804. Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом. Изд. по
распоряжению юбилейной комиссии Московской Политехнической выстав
ки Имп. общества любителей естествознания, антропологии и этно
графии при Московском университете, уполномоченным от комитета
выставки генерал-майором С. В. Дурново. — М., 1872. — 134, [1]с.
805. Соловьев СМ. Петр Великий. Три чтения. — СПб., 1898. — 128с:
ил.
То же. 2-е изд. — СПб., 1902. — 128 с.
То же. 5-е изд. —СПб., 1911. — 128с.
То же I Подгот. текста, вступ. ст. и коммент. Л. Н. Пушкарева; оти.
ред. В. И. Буганов. — М.: Наука, 1984. — 232 с: ил.
806. Соловьев СМ. История России с древнейших времен. — М., 1963.
Кн. IX. Т. 18. -645 с.
807. Сояоневич И. Л. Народная монархия = Monarquia democratica: Иван
Солоневич. — Буэнос Айрес: G. Soloiiewitsch, 1954. Ч. 5: Петр Пер
вый =- Pedro I. — [2], 95 с.
То же.~М., 1991.
808. Состояние полиции в России при Петре Великом. Исторически!'
очерк//Вед. Санкт-Петербург, городской полиции. 1872. №121
122, 123, 124, 125, 126.
809. Спасский И. Г. На заре русской нумизматики // Культура и иек\<
ство Петровского времени: Публикации и исследования. — Л.: Ан
рора, 1977. С. 54—63.
810. Спиридонова Е. В. Экономическая политика и экономические взгля
ды Петра 1. — М., 1952. — 287 с.
811. Стасов В. В. Галлерея Петра Великого в Публичной библиотеке: К*1
тплог. - СПб., 1903. - XIV, [2], 64 с, 28 л. портр.

о Петре Великом
985
812. Стаеюлее.ич Л/. Л/. Ахейский ратгауз и историческая яаметка в его
летописях о трехдневном пребывании Петра Великою п Ахейе 25,
20 и 27 июля 1717 года. -СПб., 1856. - 7 с.
813. Стенник К). В. А. Н. Радищев о значении Петра I в истории
России Русская литература. 2000. JSIL' 1. С. 107—118.
814. Степанов В. II. Образ Петра I в литературе: [Хроника конференции
в ИРЛИ. Июнь 1972 г.|// Русская литература. 1973. № 1. С. 234 —
238.
815. Стралеиберг Ф.И. Записки капитана Фи пита Иоганна Стрален-
берга об истории и географии Российской империи Петра Великого:
Северная и восточная часть Европы и Ааии. — М.; Л.. 1985. —
223 с.
816. Стрендель. Флот при Петре//Кронштадт, вестник 1873. №37.
817. Строев В. М. История Петра Великого, отца Отечества, для детей,
изданная Владимиром Строевым: [В 2 ч.] СПб., 1837.
4.1. 233 с;
4.2. - 243 е.
818. Строен В. II. Очерки государства Московского перед реформами. -
Ростов н/Д.: Донская речь, 1903. — 79с.
819. Стромилов Н.С. Очерки сельскохозяйственной деятельности
Петрам/Сельское хозяйство и лесоводство. 1872. 4.110. № 7.
С. 307 327.
820. Стромилов Н. С. Петр в Александровской слободе (1689) // Вестник
Моск. полптехнич. выставки. 1872. №46.
821. Стромилов Н.С. Писчебумажные фабрики времени Петра
Великого // Вестник Моск. политехннч. выставки. 1872. № 100—102.
822. Стромилов Н.С. Царевна Марфа, сестра Петра Великого:
Историческая биография. — Владимир, 1883. — 87, [2] с.
823. Струве О. В. Об услугах, оказанных Петром Великим
математической географии // Зап. Имп. Академии наук. Т. 21. (Кн. 1). С. 1 — 19.
824. Струков А. В., Негреско И. В. Эпоха Петра I глазами ученых и
исторических беллетристов: Метод, пособие. —- Воронеж: Изд-во ВГТУ,
1999. - [2]. 49 с.
825. Судостроение Бажешша но р. Вавчуг при Петре Великом // Морской
сб. Т. 79. 1865. №8. С. 175—176. "
826. Сущинский Ю.Г. Деятельность Петра Великого в отношении
ремесленной и фабричной промышленности и значение этой
деятельности для нашего времени // Народная ремесленная газета. 1872.
№' 17. С. 660—664; № 18. С. 707—710.
827. Схельтем. Петр Великий и Архангельске в 1693 и 1694 vv. //Сын
Отечества. 1838. Т. 5. Отд. 6. С. 43-47.
828. Сыромятников Б. И. «Регулярное» государство Петра Первого и его
идеология. - М.; Л.: АН СССР, 1943. — 210, [21с.
829. Тарасова И. Ю. Tondi берлинской * Старой Понты» и двора Менши-
кова в Санкт-Петербурге//Петровское время п лицах: Сб. науч.
ст. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1998. С. 49 --55.

986
Материалы к библиографии
830. Тарле Е.В. Русский флот и внешняя политика Петра I. — М.,
1949. - 123 с.
То же. — М., 1994. — 191 с: ил.
831. Тарле Е. В. Северная война и шведское нашествие на Россию. — М.:
Соцэкгиз, 1958. — 480 с. — Библиография: с. 469—479.
То же // Тарле Е. В. Соч.: В 12т./ Ред. коллегия: А. С. Ерусалим-
ский (гл. ред.) и др., вступ. ст. А. Ерусалимского. — М.:
Изд-во Академии наук СССР, 1957—1962. — Т. 10. М., 1959.
С. 363—800.
832. Тельпуховскии Б. С. Северная война. 1700—1721: Полководческая
деятельность Петра I. — М., 1946. — 200 с.
833. ТерАвакимова С.А. Подготовка персидского похода Петром I и
армяне: Автореф. дисс. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук <...>. —
Ереван, 1954. — 24 с.
834. Терновский Ф. Император Петр I в его отношениях к католичеству и
протестантству//Тр. Киевской духовной академии. 1869. № 3.
С. 373—403.
835. Терновский Ф.А. Император Петр в его отношениях к царевичу
Алексею (По поводу выхода в свет 6 т. «Истории царствования
Петра Великого» Устрялова). — Киев, 1911. — [2], 41с.
836. Титов 10. 77. Абсолютизм в России // Сов. государство и право. 1973.
№1. С 107—112.
837. Титова Л. Из истории театральной жизни в эпоху Петра I // Сов.
славяноведение. 1972. № 5. С. 53—59.
838. Тихомиров Д. И. Державный вождь земли русской император Петр
Великий: Исторический очерк для семьи и школы / (Сост. по Уст-
рялову, Соловьеву, Бриккеру... и др.). — М., 1905. — [2], 333 с: ил.
839. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. — СПб., 1992. —
О Петре Первом см.: С. 242—270, 344—363.
840. Тихонов Ю. А Феодальная рента в помещичьих имениях
Центральной России в конце XVII. — первой четверти XVIII веков
(владельческие повинности и государственные налоги) // Россия в период
реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Н. И. Павленко. — М.:
Наука, 1973. С. 199-215.
841. Тихонравов К. Переславский ботик Петра Великого. — М., 1872. —
31с.
842. Токарев Н. Г. Ближняя канцелярия при Петре Великом и ее дела:
Очерк деятельности. — [СПб., Б. г.]. — 59 с.
843. Толстопятое С. О Петре Великом. В память дня его двухсотлетнего
рождения. — М., 1872. — 64 с.
844. Тощее А. Н. Петровский «Ведомости» как тип издания // XVIII век:
Сб. науч. статей. —Л.: Наука, 1989. С. 184—200.
845. Травинский В. Царю наперсник, а не раб. (К биографии А. Л.
Ганнибала) // Знание. — сила. 1966. № 8. С. 25—26.
846. Троицкий С. М. Финансовая политика русского абсолютизма во
второй половине XVII и XVIII вв. // Абсолютизм в России: XVII"
XVIII вв.: Сб. науч. ст. — М.: Наука, 1964. С. 281—320.

о Петре Вс.чиком
987
847. Троицкий С. М. Хозяйство крупного сановника России в первой
четверти XVIII пека (по архиву князя А. Д. Мепшикова) // Россия в
период реформ Петра I: Сб. науч. ст. / Отв. ред. Н. И. Павленко. —
М.: Наука, 1973. С. 215-219.
848. Трубников А. А. Петр Великий и «Страшный суд» Мемлинга. —
СПб., [1910]. — 6 с: ил.
849. Туманский Ф.О. Собрание разных записок п сочинений, служащих
к доставлению полного сведения о жизни и деяниях государя
императора Петра Великого, издано трудами и иждивением Феодора Ту-
маиского: [В 10ч.]. —[СПб.,] 1787—1788.
Ч. 1. 1787.— [8]. 310 с;
Ч. 2.— [СПб.,] 1787. -[8], 335 с;
Ч. 3. - [СПб.,] 1787. - [2], 490 с;
Ч. 4. - [СПб.,] 1787. - [9], 279 с;
Ч. 5. - [СПб.,] 1787. - 335 с;
Ч. 6. - [СПб.,] 1787. - 263 с;
Ч. 7. —[СПб.,] 1787. —328с;
4.8. -[СПб.,] 1788.— 336с;
Ч. 9. - [СПб.,] 1788. — 324 с;
Ч. 10. - [СПб.,] 1788. - 232 с
850. Туманский Ф. О. Полное описание деяний его величества государя
императора Петра Великого. — СПб., 1788. — 282, [8] с: ил
851. Турбин СИ. Птенцы Петра Великого, 1701 —1725 гг.//Русская
старина. 1872. Т. 5. №6. С. 903-951.
852. Тургенев А. И. Обозрение известии о России в век Петра Великого,
извлеченных действительным статским советником А. И.
Тургеневым из разных актов и донесений французских посланников и
агентов при русском дворе. — СПб., 1843. — 39 с
853. Тургенев А. И. Обозрение современных известий о замечительней-
ших лицах в царствование Петра I и Екатерины I, извлеченных
действительным тайным советником А. И. Тургеневым из разных
актов и донесений французских посланников и агентов при русском
дворе. — СПб., 1844. — 45 с
854. Тюхменева Е.А. Программа Феофила Лопатинского для
триумфальных ворот «от школьных учителей» 1709 года //Петровское время
в лицах: Сб. науч. ст. — СПб: Эрмитаж, 2000. С. 61—64.
855. Уланов В. Следы Петра Великого на Севере // Русские вед. 1909.
Ха 147.
856. Унтербергер Ф. Что Петр Великий сделал по скотоврачебной части
в России? — Дерит, 1872. — 16 с
То же. //Вестник Моск. политохнич. выставки. 1872. № 125.
857. Урдессон С Карл XII // Царь Петр и король Карл: Два правителя и
их народы / Пер. с швед, д-ра ист. наук В. Возгрина. — М.: Текст,
1999. С. 34-78.
858. Урдерссон С. Петр Великий в историографии и литературной
традиции // Царь Петр и король Карл: Два правителя и их народы / Пер.
с швед, д-ра ист. наук В. Возгрина. — М.: Текст, 1999. С. 244—276.

988
Материалы к библиографии
859. Уредссон С. Карл XII и падение шведского великодержавия в
историографии и традиции // Царь Петр и король Карл: Два правителя
и их народы / Пер. с швед. д-ра. ист. наук В. Возгрина. — М.:
Текст, 1999. С. 276—307.
860. Устрялов Н. Г. Лефорт и потехи Петра Великого до 1689 года. —
СПб., 1851. -55, [2] с.
861. Устрялов Н. Первые морские походы Петра Великого в 1693 и
1694 гг. // Библиотека для чтения. 1856. № 1. С. 1—31.
То же. II Журнал военно-учебных заведений. 1857. № 506.
862. Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого: [В 4 т.]. —
СПб., 1858—1863.
Т. 1. Господство царевны Софии. — СПб., 1858. — 399, [6] с;
Т. 2. Потешные и азовские походы. —СПб., 1858.— 582, [7] с;
Т. 3. Путешествие и разрыв с Швецией. — СПб., 1858. — 652,
[9] с;
Т. 4. Ч. 1. Битва иод Нарвою и начало побед. — СПб., 1863. —
612с;
Т. 4. Ч. 2. Приложения. — СПб., 1863. — 672, [4], XXIX с.
863. Устюгов Н.В. Эволюция приказного строя Русского государства в
XVII веке // Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. —
М.: Наука, 1964. С. 134—168.
864. Уханова И. Н. Г. Брумкост — петербургский мастер лакового дела:
Из истории «лакирного» искусства в России первой четверти
XVIII века // Культура и искусство Петровского времени:
Публикации и исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 174—183.
865. Фабрики и мануфактуры в России, в царствование Петра
Великого//Деятельность. 1872. №16.
866. Федосов И. А. Социальная сущность и эволюция российского
абсолютизма (XVIII — первая половина XIX в.) // Вопр. истории. 1971.
№ 7. С. 46—65.
867. Феигина С. А. Иностранная литература о Петре Великом за
последнюю четверть века // Петр Великий: Сб. ст. / Ред. д-р ист. наук
А. И. Андреев. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 390—424.
868. Феодози Дм. Житие и славные дела государя императора Петра
Великого, самодержца Всероссийского, с предположением краткой
географической и политической истории о Российском царстве,
ныне первее на славенском языке списана и издана: [В 2 ч.]. —
Венеция, 1772.
Ч. 1. —400, [20] с;
4.2.-364, [2] с.
То же. <...> с пополнением и поправлением как самой истории, так
и с приложением некоторых славено-сербских слов на
российской, с гравированными планами баталий и взятых
крепостей, и на все великие действия медалями напечатано: [В
2т.].-СПб., 1774.
Т. 1. —[28], 367 с.
Т. 2. — [2], 336 с.
869. Фирсов Н. Н. Петр Великий как хозяин: Публичная лекция. —
Казань, 1903. — 22 с.

о Петре Великом
989
870. Фирсов Н. Н. Петр I Великий, московский царь и император
Всероссийский (Личная характеристика). — М., 1916.— 27 с: ил.
871. Фоккеродт И. Г., Плейер О. Россия при Петре Великом: По руко
писному известию Иоанна Готтгильфа Фоккеродта и Отгона
Плейера / Пер. с нем. А. Н. Шемякин. — М., 1874. — [4], 231, 21 с.
872. Фольгер В.Ф. Предание о жизни и царствовании Петра Великого до
Екатерины II / [Пер. с нем.]. — М., 1866. — 36 с.
873. Фонтенель Б. ле Бувье. Похвальное слово императору Петру
Великому, сочиненное Фонтенелем. / Пер. с франц. и снабжено
предисловием А. Воиновым. — М., 1807. — 75 с.
874. Франц Лефорт: Страницы истории: [Сб. / Сост. С. Л. Малафеева). —
М.: Мосгорархив, 1999. — 126 с: ил.
875. Фридебург Г. К. Собрание более замечательных портретов Петра Be
ликого Г. К. Фридебурга. —СПб., 1861. — 1 с, 11 л. портр.
876. Фруменков Г. Г. Петр I на Севере. — Архангельск: Сев-зап. кн.
изд-во, 1972. — 22 с: ил.
877. Хавский П. В. Часы Москвы. К 200-летнему юбилею Петра I. — М.,
1872.-13 с.
878. Хетчиков Л. И. Указы Петра I и развитие горных промыслов и
России в первой половине XVIII века // Вестник ДВО РАН. 1999. ,Nl\ 5.
С. 106—115.
879. Хлебников Л.М. «Русский Фауст» (О жизни и деятельности
сподвижника Петра I Я. В. Брюса, 1670—1735) // Вопр. истории. 1965.
К» 12. С. 135—200.
880. Хотеев П. И. С владельческим знаком Петра// Книжные
сокровища: Сб. статей. — Л., 1990. С. 105 — 109.
881. Храм бессмертной славы императора Петра Первого / С франц. язы
ка перевел, исправил и умножил Василий Березайский. — СПб.,
1789.— 208 с.
882. Царь Петр I Алексеевич, первый император, 1672 —1725г.
//Приложение к ♦ Всеобщему календарю» за 1872 год. С. 1 —122.
883. Царь Петр I Великий в Вологде: 1. Исторические справки. 2.
Предания. 3. Домик Петра Великого в Вологде // Вологодская старина.
Историко-археологический сб. / Сост.: И. К. Степановский. —
Вологда, 1890. С. 319—342. — О Петре I Великом упоминается также
нас: 24, 28, 38, 170, 220, 343, 367, 392, 533, 535 и 548.
884. Царь Петр и король Карл: Два правителя и их народы: [Сб. ст. /
Науч. ред. А. Кан]; пер. со швед. В. Возгрина. — М.: Текст, 1999. —
316, [2] с: ил.
885. Цветаев Д. В. Петр Великий во Франции // Русское обозрение. 1894.
№ 2. С. 607—648.
886. Цветков С.Э. Петр I, 1672—1725: Беллетризироваииая
биография. — М.: Центрполиграф, 2000. — 583, [2] с, [12] л. илл.. портр.
Циммерман В. Первый шаг Петра Великого на службе в Белом
море // Русский мир. 1872. N» 138.
887. Чеботарев А. М. Политическая реклама Петровской эпохи. —
Челябинск: ЧГИИК, 1999. — 150 с.

990
Материалы к библиографии
888. Черепнин Л. В. Земские соборы и утверждение абсолютизма в
России//Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. — М.:
Наука, 1964. С. 92—134.
889. Черностанский П. Император Петр Первый Великий:
[Биографический очерк]. — Ярославль, 1892. — 26 с.
890. Чернышев В, Первое пребывание Петра Великого в Архангельске //
Журнал для чтен. воспит. воен. учеб. завед. 1853. Т. 101. №404.
С. 431—441.
То же И Северная пчела. 1852. № 171 и 178.
891. Чернышевский Н. Г. Апология сумасшедшего // Чернышевский Н. Г.
Соч.: В 2 т. — М., 1987. Т. 2. С. 298—302.
892. Чикколини С.Петр Великий и его значение в истории России.—
СПб., 1909. — 12 с.
893. Чириков В. В. Любовь Екатерины: [Взаимоотношения Петра I и
Екатерины]. — Воронеж, 1996. — 28 с.
894. Чириков В. В. Царь и царевич: [О Петре I]. — Воронеж, 1996.—
18 с. (К 325-летию царя Петра Великого, к 200-летию поэта Алек
сандра Пушкина).
895. Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды
XVII—XIX вв. - М., 1967. С. 91-124.
896. Чистяков А.С. История Петра Великого (1672—1725). — СПб.,
1903. — 503 с.
То же. [Репринтное изд.]. — М.: Буклет, [1992]. — 512, IV с, [6] л.
ил.
897. Чупин Н. К. Челобитная царям Иоанну и Петру Алексеевичам от
жителей сибирских слобод на башкирцев/ Примеч. и поясн. Н. Чу-
пина. — Пермь, 1868. — 18 с.
898. Шарая Н. М. Восковая персона: [Скульптура Петра I работы
К. Б. Растрелли. Экспонат Эрмитажа]. — Л.: Изд-во Гос. Эрмитажа.
1963. -32 с.
899. Шарыпкин Д. М. Полтавский пир Петра I по русским и шведским
источникам // Сравнительное изучение литератур. Л., 1976. С. 82~
87.
900. Шаскольский И. II. Возвращение Россией берегов Невы — выхода к
Балтийскому морю (1702—1703 гг.)//Вопр. истории. 1986. Л!'9.
С. 43—53.
901. Шафиров II. II. Рассуждения какие законные причины его царское
величество Петр Первый царь и повелитель всероссийский и про
чая, и прочая и прочая: к началу войны против Короля Карла XII
Шведского 1700 году имел... —СПб., 1717.
902. Шафиров П. П. Рассуждения о причинах Свейской войны // России»
поднял на дыбы... /Сост., предисл., сопровод. текст Н. И. Павлеп
ко; коммент. В. А. Артамонова. — М., 1987. Т. 1. С. 491—549.
(Серия: История Отечества в романах, повестях, документах.
Века XVII-XVIII).
903. Шахнов А. Н. Азовские походы//Франц Лефорт: страницы исто
рии: Сб. / Сост. С. Л. Малафеева. — М.: Мосгорархив, 1999. С. 42
56.

о Петре Великом
991
904. Шейнин Л. Б. Петербург и росгиткнй меркаитптпзм: плоха
Петра!. М.: Паука, 1997. - 110г.
905. Шелхонская Е.П. Когда Россия молодая мужала с гением Петра...:
Рек. бпблиогр. укал. / Науч. род. II. И. Павленко. — М.: Кн. палата,
1990. — 87 с.
906. Шенкман Г.С Великий Петр. —СПб.: 000 «Ольга», 1999. - 184,
[17] с: [1] л. цв. портр., ил.
907. Шенкман Г. С. Генералисимус Меншпков. -СПб.: Лита, 2000.—
171, [4]с.
908. Шереметев Б. II. Письма к государю императору Петру Великому
от генерал-фельдмаршала, тайного советника, Мальтийского сь.
апостола Андрея Белого Орла и прусского ордена кавалера, графа
Бориса Петровича Шереметева: (В 4 ч.]. — М., 1778- 1779.
Ч. 1. 1778. -296 с: ил.;
Ч. 2. 1778. — 376 с: ил.;
Ч. 3. 1779.— 374 с: ил.;
Ч. 1. 1779. -332 с: ил.
909. Шереметев Б, П. Переписка и бумаги графа Бориса Петровича
Шереметева. 1704 — 1722 гг. — СПб., 1879.— 516, (4|, XL с: ил.
910. Шефер Э. Портрет Петра Великого. — СПб., 1872.
911. Шидлпвский А.Ф. Указатель литературы о деятельности Петра
Великого на севере и опись старых дел губернских присутственных
мест в г. Архангельске с 1710 [по] 1725 г. — Архангельск, 1910. —
132 с.
912. Шимкевич Л. А. Основатель регулярного русского флота //
Судостроение. 1972. № 1. С. 40- 43.
913. Шмидт СО. Местничество и абсолютизм (постановка вопроса)//
Абсолютизм в России: XVII—XVIII вв.: Сб. науч. ст. — М.: Наука,
1964. С. 168-206.
914. Шмурло Е. Ф. Петр Великий в русской литературе: Опыт иеторико-
библиографического обзора. — СПб., 1883. — 136 с
То же,— СПб., 1889. — [2], 136 с
915. Шмурло Е. Ф. Сборник документов, относящихся к истории царство
иания императора Петра Великого. — Юрьев, 1903. Т. 1. 1693—
1700.- 728, XLVIc
916. Шмурло Е. Ф. Петр Великий в оценке современников и потомства. —
СПб., 1912. Вып. 1. XVIII век. — 277 с.
917. Шмурло Е.Ф. Петр I Великий. — СПб., 1912. — 104 с.
918. Шмурло Е.Ф. Кончина Петра Великого и вступление па престол
Екатерины I. (По данным Гос. архива в Гааге). — Казань, 1913. —
[21, 14 с
919. Шмурло Е. Ф. Вольтер и его книга о Петре Великом ^ Voltaire et son
eeuvre «Histoire de 1'empire de Russie sous Pierre le Grand». —
Прага: Орбис, 1929. — 489 с.
920. Шреметовекий П. Заботы Петра Великого о книгопечатании //
Моск. вед. 1872. № 75.
921. Шубинский СИ. Граф Андрей Иванович Остерман (1686 — 1746):
Биографические очерки. -~ СПб., 1863. - 75 с.

992
Материалы к библиографии
922. Шубинский С. Н. Летний сад и летние петербургские увеселения
при дворе Петра Великого. — СПб., 1864. — 19 с.
923. Шубинский С.Н. Мнимое завещание Петра Великого. — СПб.,
1877.-41с.
924. Шулепников М. Единодержавие Петра Великого (Исторический
очерк) // Мирской вестник. 1874. № 5. С. 41—48.
925. Шутки и потехи Петра Великого. Петр Великий как юморист //
Русская старина. 1872. Т. 5. № 6. С. 845—892.
926. Шутой B.C. Северная война (1700—1721 гг.). — М.: Просвещение,
1970. — 160 с.
927. Щебалъский П. К. Правление царевны Софии. — М., 1856. — 139,
[2] с.
928. Щебалъский П. Начало царствования Петра I // Грамотей. 1869.
№11. С. 69—83.
929. Щебалъский Л. К. Государь царь Петр Великий, первый русский
император [Биографический очерк]. — Варшава, 1873. — [2], 38 с.
930. Щербатов М. М. Мнение князя М. М. Щербатова об одном
современном вопросе [О значении реформ, произведенных Петром I]. —
СПб., 1858. — 6 с.
931. Щербачев Ю.Н. Шесть документов, касающихся пребывания
Петра I в Дании. — М., 1893. — 12 с.
932. Щукина Е. С. О создании медали в память взятия Азова работы
Я. Боскама // Культура и искусство Петровского времени:
Публикации и исследования. — Л.: Аврора, 1977. С. 159—163.
933. Щукина Е. С. Медаль в России Петровского времени // Петровское
время в лицах: Сб. науч. статей. — СПб.: Гос. Эрмитаж, 1998.
С. 55—57.
934. Щукина Е. С. Ф. М. Апраксин и его роль в становлении русской
медали // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Гос.
Эрмитаж, 1999. С. 72—76.
935. Щукина Е. С. Медаль в память встречи Петра I и Вильгельма III в
собрании Эрмитажа // Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. —
СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 64—69.
936. Эзов Г. А. Сношения Петра Великого с армянским народом: Доку
менты, извлеченные из моек. глав, и санкт-петерб. архивов
Министерства иностранных дел, Австрийского придворного и гос. архива,
Королевского Баварского тайного гос. архива и др. учреждений. —
СПб., 1898. - 512, [2], XVI, CLII с.
937. Эйделъман И. Розыскное дело // Наука и жизнь. 1971. № 9. С. 104—
111; №10. С. 99—103.
938. Элъкин Е. Домик Петра I на Петроградской стороне [Историческая
справка]. — Л., 1947. — 15 с.
939. Элъманович Н.Н. Значение деятельности императора Петра
Великого. — Тула, 1903. — 11 с.
940. Юбилей 1672—1872 гг. Петр I Великий и его деятели. Историче
ский альбом. — СПб., 1872.
941. Юлъ /О. Записки Юста Юля, датского посланника при Петре Вели
ком (1709—1711) / Извлек из Копенгагенского гос. архива, снабдил

о Петре Великом
993
прсдисл. и пер. с дат. Ю. Н. Вербачев. (Примеч. заимствованы у
Г. Л. Грове.) — М., 1899. — 599, [2], X с: ил.
942. Юности честное зерцало. Репринтное издание с факсимильного
издания 1976 г. — М.: Планета, 1990. — 88 с.
943. Юркин И.Н. «В Москве и на Туле у оружейного дела...» (князья
Григорий Иванович Волконский в 1710-е гг.) // Петровское время в
лицах: Сб. науч. ст. — СПб.: Эрмитаж, 2000. С. 69—74.
944. Юхт А И. Денежная реформа Петра I // Вопр. истории. 1994. № 3.
С. 26—41.
945. Юхт А. И. Русские деньги от Петра Великого до Александра I. —
М.: Финансы и статистика, 1994. — 294, [2Jc, [20] л. ил.
—Библиография в примеч.: с. 271—288.
946. Юхт А. И. Торговля с восточными странами и внутренний рынок
России (20-60-е гг. ХУШ в.). - М.: ИРИ, 1994. - 261, [1] с. —
Библиография в примеч.: с. 240—252.
947. Яворский В. С. Реформа календаря при Петре Великом и взгляд на
нее раскольников XVIII века. (Историко-археологический очерк по
поводу юбилейных празднеств Петербурга). — Тула, 1903. — 12 с.
948. Языков А Пребывание Петра Великого в Сардаме и Амстердаме в
1697 и 1717 годах. — Берлин, 1872. — 68 с.
949. Яковлева Л. А. Часы Александра Даниловича Меншикова //
Петровское время в лицах: Сб. науч. ст. —СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999.
С. 76—80.
950. Anderson M. S. Peter the Great. — L.: The Hist, ass., 1969. — 32 с —
Библиография: с. 31—32.
To же. — L.: Thames & Hudson., 1978. — 207c, 8 л. ил., карт.—
Библиография: с. 189—193.
951. BantiscfiKamensky. Siecle de Pierre le Grand, ou Actions et hauts
faits des capitaines et des ministres qui sesont illustres sous le regne
de cet empereur. — M., 1822.
T. 1. 1822. — XII, 198, [3], 1 фронт, (портр.), 10 л. портр.;
Т. 2. 1822. — [4], 200, [3], 12 л. ил. (портр.).
952. Blanc S. Pierre le Grand. — [Paris], Presses univ. de France, [1974]. —
128 с. — Библиография: с. 124—126.
953. Browning О. Peter the Great. — L.: Hutchinson, 1898. — VIII, 347 c,
7 л. портр. и ил.
954. Bruckner A. Peter der Grosse. — Berlin: G. Grote, 1879. — VI, [2],
578 c, 11 л. портр.
955. Catiforo A. Vita di Pietro il Grande imperador della Russia; scritta
daH'abbate Antonio Califoro / Ed. quarta, riveduta ed accresciuta
dairautore. — Venezia; Bortolo, 1792. —334 c, 1 фронт, (портр.).
956. Сету V. L'Apotheose de Pierre le Grand etc. Trois ecrits historiques
inconnus, presumes de M. V. Lomonosov, destines a Voltaire. Publ.
d'apres le manuscrit de Prague, avec une introd. sur les relations de
Lomonosov et Vo-Haire, par Vaclav Cerny. — Prague, 1964. — 213 с. с
факс.

994
Материалы к библиографии
957. Defoe D. An impartial history of the life and actions of Peter Ale-
xowitz, the present czar of Muscovy: from his birth down to this
present time. Giving an account of his travels and transactions in the
several courts of Europe... Written by a British officer in the service of
the czar. — L., 1723. — 420, [2] с
958. Dubois J. N. Pierre le Grand. 5-e ed. — Tours, 1855. — [3], 283 с
959. Engelmann J. Peter der Grosse. Seine jugend und das wesen seiner
reformen. Rede am 30 mai 1872 <...> in der Aula der Univ. Dorpat von
dr. J. Engelmann, prof. Dorpat. W. Glaser. — 1872. — 53, [2] с
960. Foucher de C.L.Alexandre. Leibniz et Pierre le Grand. — Paris:
G. Bailliere, 1874. — [4], 153 с
961. Grey /. Peter the Great. Emperor of ail Russia. —Philadelphia; New
York: Lippincott, [1960]. — 505 с. — Библиография: с. 445—448.
962. Grosse К. Peter der Grosse in seinem Leben u. Wirken... Neue Ausg.
Heft. 1—8. — Meissen, 1840.
963. Grouchy de. Pierre le Grand a Paris en 1717. Un privilege pour la foire
Saint-Laurent (1717). —Paris, 1891.
964. Grunwald Constantin de. La Russie de Pierre le Grand. — Paris: Ha-
chette, 1953. — 303 с. — Библиография: с. 298—301.
(Les grandes epoques de Г histoire).
965. Hughes L. Russia in the age of Peter the Great. — New Haven; L.: Yale
univ. press, 1998.—XXX, 602 c, [8] л. ил., карта. —
Библиография: с. 564—585.
966. Isserlis H. Pierre le Grand. — Paris: F. Natnan, 1935. — 190 с: ил.
967. Kersten K. <...> Peter der Grosse. Vom wesen und von den ursachen
historischer grosse. — Amsterdam: Querido verlag, 1935. — 400 c:
1 фронт, (портр.), 4 л. ил.
968. Lamb Я. The city and the tsar. Peter the Great and the move to the
West. 1648—1762.-Garden City; N. Y.: Doubleday, 1948. — XII,
368 с: ил. и карт., 1 л. портр., 2 карты на обл.
969. Mauvillon E. Histoire de Pierre I sur homme Le Grand, empereur de
toutes les Russies. Roi de Siberie, de Casan, d'Astracan, grand due. de
Moscovie, etc. etc. —Amsterdam; Leipzig, 1742. — [10], 492 с: 2 л.
ил.
970. Niederhauser E.I. Peter. — Budapest: Akad. kiado, 1967. — 171 c,
1 л. портр. — Библиография: с. 167—170.
971. Novik D.et Llona V. Pierre le Grand. — Paris: Taliandier, 1931. T. 1. —
284 c: 16 л. ил.
(Bibliotheque «Historia»).
972. Oliva L.J. Russia in the era of Peter the Great. — Prentice-Hall,
1969. — VIII, 184 с. — Библиография: с. 177—180.
973. Oudar G. La vie de Pierre le Grand. — Paris: Plon, 1929. — [5], 252 с
974. Peter the First. The History of the Life of Emperor of Russia<...>. —
L., 1739.—387 c.
975. Peter the Great, reformer or revolutionary? / Ed. with an introd. by
Marc Raeff. — Boston: Heath, 1963. — XVIII, 109 c.
(Problems in Europ. civilization).

о Петре Великом
995
976. Rabener J. G. Leben Petri des Ersten und Grossen. Tzars von Russ-
land. — Leipzig, 1725. — [6], 794 с
977. Reiche K. Peter der Grosse und seine Zcit. Nach den besten Qvellen
dargestellt von K. F. Reiche. — Leipzig: Kollmann; St. Petersburg:
Schmitzdorff, 1841. - VIII, 319 c.
To же. 2 Stereotyp-Ausgabe. — Leipzig, 1858.
978. Sadler C. Peter der Grosse als Mensch und Regent. Eine Charakter-
studie. — St. Petersburg: Schmitzdorff, 1872. — 298 с
979. &Cebalskij P. K. La regence de la tzarewnn Sophie. Episode de Thistoire
de Russie (1682—1689) / Trad, par le prince S. Galitzine. — Carlsruve,
1857.—[6], 226 c.
980. Segur Louis Ph. de. Histoire de Russie ct de Pierre le Grand. — Paris:
Baudouin-Houdaille, 1829. — VIII, 583 с
981. Segur. Histoire de Russie et de Pierre le Grand / Parm. le general comte
de Segur, auteur de PHistoire de Napoleon et de la grande armee,
pendant Гаппее 1812. — Bruxelles: Impr. de H. Remv, 1829.
T. 1. 1829.- VII, 352 c;
T. 2. 1829. — 381 с
982. Sldhlis J. Originalanekdoten von Heter dem Grossen. — Leipzig: Roc-
lam, 1988. — 247 c: [8] л. ил.
983. Stieda W. Peter der Grosse als Mercantilist//Russ. Revue. 1874.
Bd.4. C. 193—246.
984. Stupperich R. Staatsgedanke und religionepolitik Peter des Grossen.
Diss... philos. fak. <...>. — Berlin: Von Robert Stupperich; Tilsit:
druck O. v. Mauderode, 1934. — [4], 46, [1] c.
985. Sumner B. H. Peter the Great and the emergence of Russia. 7 impr. —
London: The English univ. press, 1968. —VII, 216 с.
—Библиография: с. 210—211.
986. Theiner A. Monuments historiques relatifs aux regies cVAlexis Michae-
lowitch, Feodor III et Pierre le Grand czars de Russie. Extraits des
archives du Vatican et de Naples. — Rome: impr. du Vatican, 1859. —
XXIV, 556 с
987. Veastnaya N. Peter the czar, reformer. — Hollywood: Calif., D. C.
Fischer, 1929. — 384 с: ил. (нортр.).
988. Voltaire. Geschichte des Russischen reichs unter Peter dem Grossen.
Aus dem franzosisch ubersetzt von Johann Michael Hube und mit zu-
satzen und verbesserungen hrsg. von D. Anton Friderich Busching. —
Frankfurt, 1761. — [14], 278 c, 1 л. фронт.
989. Voltaire. Histoire de Charles XII et histoire de Russie sous Pierre le
Grand. — Paris, 1850.
990. Voltaire. Histoire de Tempire de Russie sous Pierre le Grand / Par
Tauteur de «THistoire de Charles XII». — [Paris], 1773.
T. 1. — 287 c: портр. — Указатель: С. 280—287;
Т. 2. — 280 с: ил. — Указатель: С. 273—280.
То же. — Basle: Tourneisen, 1785. — 435 с.
991. Voltaire. Histoire de Г empire de Russie sous Pierre le Grand, par
Tauteur de Thistoire de Charles XII. - 1759. T. 1. — XXXIX, 302,
[l]c. ил., 2 карты.

996
Материалы к библиографии
992. Waliszewski К. Pierre le Grand. L'edueation, Fhomme, Toeuvre.
D'apres des documents nouveaux. 2-me ed. — Paris: Plon, Nourrit et
со., 1897. —VIII, 633 c, 1 л. портр.
To же. 3-е ed. — Paris: Plon, Nourrit, 1897.—VIII, 635 c, 1л.
портр.;
To же.6-те ed. — Paris: Plon, Nourrit, 1905.—VIII, 633 c, 1л.
портр.
993. Waliszewski К. Peter der Grosse. Nach neuen Urkunden. Deutsche
Ausg. von Wilhelm Bolin. — Berlin: Hofmann, 1899.
Bd. 1. — XVI, 304 c: 1 л. ил.;
Bd. 2. 1899. — XI, 285 с — Библиография: с. 268—275.
994. Wittram R. Eine Gottinger Lobrede auf Peter den Grossen aus dem
Jahre 1750. — Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1951. — 5 с
995. Wittram R. Peter der Grosse. Der Eintritt Russlands in die Neuzeit. —
Berlin [v. a.]: Springer, 1954. — [8], 151 с — Библиография: с. 142—
147.
996. Wittram R Peter I, Czar und Kaiser. Zur Geschichte Peters des
Grossen in seiner Zeit. — Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, [1964].
Bd. I. — 499 с: 1л. ил. — Библиография: с. 397—490;
Bd. II. — 646 с, 2 л. портр. и карт. — Библиография: с 507—
618.
997. Гербгльскии Г. Ю. Петро Перший в Зах1дшй Украпш. 1706—
1707 pp. — JlbBie: В1льна Украпна. 1948. — 96 с.
998. ДучиН Joean. Гроф Сава ВладиславиЬ: JeAaH србин дипломата на
двору Петра Великого и Катарине I. — Београд: Дерета, 1999. —
406 с: ил.
3. Образ Петра Великого в преданиях
и художественной литературе
999. Авенариус В. П. Меньшой потешный. Историческая повесть из
молодости Петра Великого. — СПб., 1895. — 74 с.
То же. Изд. 2-е. — СПб., 1899.
То же. Изд. 5-е. — СПб., 1913.
То же II Авенариус В. П. Собр. соч.: В 5 т. / Сост. и вступ. ст. Т.
Прокопов; худ. Н. Кононенко. — М.: Изд. центр «Терра», 1996.
Т. 1.
1000. Авенариус В. П. За царевича: Историческая
трилогия//Авенариус В. П. Собр. соч.: В 5т./Сост. и вступ. ст. Т. Прокопов; худ.
Н. Кононенко. — М.: Изд. центр «Терра», 1996. Т. 1.
1001. Алексеев С. П. Колокола. Рассказы о Петре I и его времени. — М.,
1961. — 20 с: ил.
1002. Алексеев С. П. Небывалое бывает. Исторические рассказы [О
Петре I]. — М., Детгиз, 1964. — 96 с: ил.
1003. Алексеев С. П. Птица-слава: Повести из русской военной
истории. — М.: Воениздат, 1982. — 295 с: ил.
1004. Алексеев СП. Исторические повести о русских победах. — М.:
Современник, при участии ТОО РИП «Просвет*, 1995. — 318, [2]с:
ил.

о Петре Великом
997
1005. Алексеев С. П. Петр Первый. — М., [I995J. — 46, [1]с: цв. ил.
1006. Алексеева А. И. Фельдмаршал и царь: [Б. П. Шереметьев и Петр I];
Кольцо графини Шереметьевой: шесть портретов на фойе времени:
[О потомках Б. Л. Шереметьева: Исторические повести]. — М.: Ас-
соц. «Моск. международный клуб издателей >: Фирма «Издатель»,
1995. — 429, [2] с: ил.
1007. Анекдот о Петре Великом // Русский архив. 1867. № 10. С. 1341 —
1342.
1008. Анекдоты о Петре Великом. — М.: Панорама. 1992. — 47с: ил.
1009. Анекдоты о Петре Великом. -- СПб., 1884. — 62 с.
То же. 2-е изд. — СПб., 1898. — 64 с.
1010. Анекдоты придворного шута Балакирева, любимца Петра
Великого. - М., 1839. - 31с.
1011. Анекдоты о Балакиреве, бывшем шуте при дворе Петра
Великого. - М.т 1866. - 64 с.
1012. Анекдоты, шутки и выходки Балакирева и других русских
придворных шутов времен императора Петра Великого и Анны
Иоановны, с присовокуплением придворных забав: родины козы,
свадьбы шута и первая ночь в Ледяном доме Лажечникова. — М.,
1873. - 68, VII с.
1013. Анисов Л. М. Семья государя //Анисов Л. М. Ростепель: Повести. —
М., 1987. С. 3-158.
1014. Боголюбов Н. П. Купец Иголкнн: Быль из времен Петра Великого. —
СПб., 1886. — 17, [2] с.
1015. Бутовский Л. День рождения Петра Великого. 30 мая 1672—
1872 гг. // Мирское слово. 1872. JS& 17. С. 166-167, № 18. С. 279—
280.
1016. В память Петра Великого. Сборник литературных произведений,
относящихся к Петру I / Сост. Н.Тихомиров. —СПб.:
Общественная польза, 1872. — [2], 356 с.
1017. Ваттель Э. Разговор между Петром Великим, императором
всероссийским и Карлом XII, королем шведским о славе победителей,
сочиненный господином Ваттелем, советником его светлости кур-
фюстра саксонского / [Пер.] с франц. на российский язык лейб-
гвардии конного полка вахмистр Петр Муравьев. —СПб., 1778. —
35 с.
1018. Вересов А. И. Канавушка Ладожская: Историческая повесть. — Л.:
Дет. лит., 1977. — 208 с: ил.
1019. Вересов А. И. Невская легенда // Вересов А. И. Ключ-город:
Повести. — Л., 1974. С. 5—216.
1020. Волков А. М. Два брата: Роман. — М.: Дет. лит., 1981. — 414 с: ил.
1021. Герман Ю. II. Россия молодая: Исторический роман: [В 2 кн.]. —
М.: Правда, 1988.
Кн. 1. — 606 с;
Кн. 2. — 575 с
1022. Говоров А. А. Жизнь и дела Василия Киирианова, царского библио-
текариуса: Роман. — М.: Дет. лит., 1980. — 223 с: ил.

998
Материалы к библиографии
1023. Голиков И. И. Анекдоты, касающиеся до государя императора
Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Издание второе,
исправленное, дополненное и умноженное. — М., 1798. —XVI, 536 с.
То же. Издание третье, исправленное, дополненное и
умноженное. - М., 1807. — XVI, 535 с.
1024. Голиков И. И.» Штелин Я. Я. Анекдоты о Петре Великом
выбранные из 4Деяний» сего монарха, описанных г[-дами] Голиковым и
Штелиным: [В 4 ч.]. — М., 1846. — 191 с. разд. паг. (Каждая часть
имеет отд. тит. л.).
То же. 2-е изд. — М., 1848. — 180 с.
То же. 3-е изд. — М., 1853. — 168 с.
1025. Гордин Я. А* Пусть каждый исполнит свой долг: Повесть о
Северной войне. —- М.: Дет. лит., 1979. — 143 с: ил.
1026. Гранин Д. А. Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства
господина М. — М.: Изд-во Центрполиграф: ООО «МиМ-Дельта»,
2002.— 447 с.
1027. Гриневский О. А. Тайна Великого посольства Петра:
Дипломатический детектив. — СПб.: Новый Геликон, 1995. — 206 с.
1028. Двухсотлетняя годовщина дня рождения Петра Великого. 1672—
1872. Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого.
1672—1725 г. С приложением корректурных оттисков указа Прав.
Сенату и гражданской азбуки, с поправками сделанными рукою
императора. / Сост. ред. журн. «Русская старина».—СПб., 1872.
Вып. 1. — 1872. — 206 с.
1029. Десятников С. Г. Персонных дел мастер: Роман. —Л.: Лениздат,
1986. —493 с: ил.
1030. Домбровский Ф.В. О Петре Великом и предание о том, как солдат
спас его жизнь. — СПб., 1891. — 124 с.
1031. Дружинин В.Н. Град Петра: Роман. — Л.: Сов. писатель, 1988. —
494 с: ил.
1032. Евстигнеев М.Е. Анекдоты и предания о Петре Великом, первом
императоре земли русской, и о его любви к государству: [В 3 ч.]. —
М., 1873. — 324 с с разд. паг.
1033. Забавные и поучительные истории из жизни Петра Великого /
Сост. Ю. Н. Лубченкова и В. И. Романова. — М.: МП «Эжва»,
1991. — 143 с: ил.
1034. Иванов Вс. Н. Ночь царя Петра // Иванов Be H. Императрица Фике:
Исторические повести. — М., 1986. С. 125—183.
1035. Ивановский А Анекдотические рассказы о Петре Великом //
Деятельность. 1872. № 35, 36, 38.
1036. Истомин М. Петр Великий в водах Белого моря // Сын Отечества.
1850. Т. 2. Кн. 3. Отд. 3. С. 1-8.
1037. Киприянов В. И. Все о Петре Великом: (Рассказы, исторические
зарисовки, дневниковые записи дипломатов, документы,
воспоминания, анекдоты): Посвящ. 300-летию первого приезда Петра
Великого в Архангельск. 2-е изд., доп. — Б. м.: Б. и., Б. г. (Архангельск:
Изд.-полиграф. Предприятие «Правда Севера», 1992). — 95, [1]с.:
ил.

о Петре Великом
999
(Серия: Библиотека исторических курьезов, невероятных
приключений, благородства и самодурства великодержавных
персон.)
1038. Корабликов В. А. Воронежские корабли//Кораблинов В. А.
Воронежские повести: Повести. — М., 1979. С. 71 — 178.
1039. Коркилович А. Андрей Безыменный: Старинная повесть//Русская
историческая повесть первой половины XIX века /Сост., вступ. ст.
и примеч. В. И. Коровина. — М., 1989. С. 178—245.
1040. Крекшин П.Н. Краткое описание славных и достопамятных дел
императора Петра Великого, его знаменитых побед и путешествий
в разные европейские государства. Со многими важными и
любопытства достойными происшествиями, представленное разговорами
в царстве мертвых генерал-фельдмаршала и кавалера российских и
Мальтийского орденов графа Бориса Петровича Шереметьева,
боярина Федора Алексеевича Головина и самого сего великого
императора с российским царем Иоанном Васильевичем, с шведским
королем Карлом XII, израильским царем Соломоном и греческим царем
Александром. — СПб., 1788. — 104 с.
То же. Второе тиснение. С прибавлением и присовокуплением
гравированных фигур. — [М.], 1789. — 150с, 1 л. фронт, (ил.),
2 л. ил.
То же. Третье тиснение. С прибавлением против прежнего издания
многих примечаний и с присовокуплением гравированных
фигур. — М., 1794.— 169 с.
1041. Лажечников И. И. Последний Новик: Роман. — М., 1983. — 572 с:
ил.
1042. Легенда о Петре I // Голос 1872. № 52.
1043. Люфанов Е.Д. Великое сидение: Роман. — Воронеж, 1986. — 542 с
1044. Макаров О. Исторические рассказы для народных учителей. Петр
Великий // Народная школа. 1870. № 1. С. 36—43; № 2. С. 31—38;
№3. С. 34—42; №4. С. 32—39; №5. С. 35—48; №6. С. 18-27;
№8. С. 27—37; №9. С. 17-27; №10. С. 17—21.
1045. Мережковский Д. С. Петр и Алексей: Исторический роман. —
Краснодар: Кн. изд-во, 1990. — 430, [2] с
1046. Миропольский С. Петр Великий на Севере. (Память о Петре в
Петрозаводске) // Семья и школа. 1872. Кн. 1. №7. С. 137—139.
1047. Молодцов Аф. Мысли у гроба Петра I, при двухсотлетнем юбилеи
дня его рождения. //Сын Отечества. 1872. № 23.
1048. Мягков И. В память великого русского царя Петра I Алексеевича. —
М., 1872. — 16 с
1049. Наталья Т. и Н. любовники, сосланные в Сибирь: Историческое
проишествие, взятое из времен Петра Великого, изданное
сочинителем князя В-ского и княжны Щ-вой, или Умереть за Отечество
славно. — М., 1809. — 474 с
1050. Народный рассказ о поездке Петра I в Соловки (Сообщ. Е. В.
Барсов, П. Минорский и С-л-в)//Олонец. губ. вед. 1872. № 8, 36 и 37;
1051. Памяти Петра Великого// Петербург, листок. 1872. № 105.
1052. Петр Великий в его изречениях. — СПб., 1910. — 112 с

1000
Материалы к библиографии
То же. Репринтное воспроизведение издания 1910 г. — М.: Худ.
лит., 1991. — 111, [3]с: ил.
То же. Репринтное издание. — М.: НИЦ «Ладомир»: ТОО «ВРС»,
Б. г. (1994). — 111с: ил.
1053. Петр I: Предания, легенды, сказки и анекдоты: Сб. / Составитель
И. Райкова. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1993. — 219, [2] с:
ил.
1054. Петр Великий в анекдотах. Черты из жизни и деятельности. (К
200-летнему юбилею Петербурга) / Под ред. М. Шевлякова и Я. Ще-
голева. — СПб., 1901. — 247 с.
1055. Петр Великий в преданиях, легендах, анекдотах, сказках,
песнях / Сост., подгот. текста, вступ. ст. и примеч. В. Н. Лутипова. —
СПб.: Академический проект, 2000. —301, [3]с: ил.
1056. Петр Великий в своем рабочем кабинете // Образование и
промышленность. 1872. № 2.
1057. Петр Великий: Воспоминания, дневниковые записи, анекдоты / Ред.
коллегия: В. В. Ананьин и др. Сост., вступ. ст. и прим. Е. В. Аниси-
мова. — СПб.: Культурно-просветительское общество
«Пушкинский фонд»; Париж—Москва—Нью-Йорк: «Третья волна»: ТОО
«Внешсигма», 1993. — 446 с: 8 л. ил. — Библиография: с. 428.
1058. Подвиги императора Петра Великого. — СПб., 1872. — 32 с.
1059. Полные анекдоты о Балакиреве, бывшем шуте при дворе Петра
Великого. — М., 1881. — 36 с.
1060. Пушкин АС. Арап Петра Великого//Пушкин А. С. Собр. соч.:
В Ют. - М.: Худ. лит., 1975. Т. 5. С. 7—37.
1061. Пушкин А. С. Медный всадник. Поэма. // Пушкин А. С. Собр. соч.:
В 10 т. - М.: Худ. лит., 1975. Т. 3. С. 254—270.
1062. Пушкин А. С. Полтава. Поэма // Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. —
М.: Худ. лит., 1975. Т. 3. С. 170—213.
1063. Рассказы о жизни и деяниях Петра Великого. — СПб., 1879. — 141,
[2] с.
1064. Россия и Петр Великий. — СПб., 1872. — 16 с.
1065. Рубинштейн Л. В. Дедушка русского флота//Рубинштейн Л. В.
Повести. — М., 1976. С. 5—46.
1066. Семевский М. И. Слово и дело! (Рассказы из времен Петра
Великого.) 1721—1722. — СПб., 1861. — 16 с.
1067. Семевский М.И. Слово и дело! 1700—1725. Изд. 2-е. пересмотр, и
испр. — СПб.: Русская старина, 1884. — [VI], 351 с.
То же. — М., 1991. — 340 с.
1068. Семевский М. И. Царица Катерина Алексеевна, Анна и Биллем
Монс, 1692—1724: Очерк из русской истории XVIII в. Репринтное
воспроизведение изд. 1884 г. — Л.: Худ. лит., 1990. — 344 с: ил.
1069. Семевский М. И. Тайная служба Петра I: Документальные
повести / Подгот. текста, предисл. и коммент. О. Я. Яновского. — Минск:
Беларусь, 1993. —623 с: ил.
1070. Семенов Ю. С. Версия I: Повесть // Семенов Ю. С. Пресс-центр:
Повести. — М., 1985. С. 58—154.

о Петре Великом
1001
1071. Соловьев В. Анекдоты и предания о Петре Великом, императоре
земли русской и его любви к государству. — СПб., 1906. — 42 с: ил.
1072. Тоболкин 3. К. Грустный шут: Роман. — М.: Современник, 1983. —
320 с: ил.
1073. Толстой А. Н. День Петра: [Повесть] // Толстой А. Н. Похождение
Невзорова или Ибикус: Повести и рассказы. — М., 1989. С. 39—62.
1074. Толстой А.Н. Петр I. Роман//Толстой А. Н. Полное собр. соч.:
В 15 т. [/ Под ред. А. С. Мясникова и др., вступ. ст. В. Р.
Щербины]. — М.: Гослитиздат, 1946—1953.
Т. 9 / Под ред. И. И. Векслера и др., коммент. А. В. Алпатова. —
М., 1946. — 807 с, 1 л. портр.
1075. Тынянов Ю. Н. Восковая персона: [Повесть] // Тынянов Ю. Н. Кюх-
ля. Подпоручик Киже. Восковая персона. Малолетний Витушиш-
ников. — М., 1989. С. 319—418.
1076. Федоров Ю. И. Да не прощен будет // Федоров Ю. И. Да не прощен
будет. Державы для...: Исторические романы.— М., 1988. С. 3—
215.
1077. Царь-плотник. Комедия в 2-х действиях //Семейные вечера. 1872.
№8. С. 31—68.
1078. Штелин Я. Я. Любопытные и достопамятные сказания о[б]
императоре Петре Великом изображающие истинное свойство сего
премудрого государя и отца Отечества, собранные в течение сорока лет
действительным статским советником Яковом Штелиным. — СПб.,
1786. —386 с.
То же. Вторым тиснением. — СПб., 1787. — 468 с.
1079. Штелин Я. Я. Анекдоты о[б] императоре Петре Великом,
слышанные от разных особ и собранные покойным действительным
статским советником Яковом Штелиным: Новый перевод. — М.,
1788.— 429 с.
1080. Штелин Я. Я. Подлинные анекдоты о Петре Великом, слышанные
из уст знаменитых особ в Москве и Санкт-Петерубрге и извлеченные
из забвения Яковом фон Штелиным. Ныне же вновь переведенные
с немецкого на российский язык; с прибавлением многих других на
российском языке не изданных анекдотов. С присовокуплением
гравированных фигур. — М.,1787. — [8], X, [10]. 592 с.
То же.<...>: В 2 ч. — М., 1793.
Ч. 1.- [6], VIII, X, 304 с;
4.2. 1793.-[4], 260, IV с.
То же. <...>: В 4 ч. — М., 1820.
Ч. 1. -231с;
Ч. 2. - 191с;
Ч. 3. — 208 с;
4.4.— 214с
То же. — Л.: Атус, 1990. — 216 с: ил.
Д. Евстафьев

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН*
Аарон (Еропкин А. В.), еп. 602, 928, 913
Аввакум,протоп. 426, 431, 575, 916
Август II (Сильный), польск. король 74, 245,£77, 878
Август Октавиан, римск. император 103, 147, 879
Аверкий, архиеп. 262
Авраамий (Палицын А. И.) 195, 899
Аврелий Марк, римск. император 115, 883
Адам (библ.) 17,252,415
Адриан, визант. император 757
Адриан, патр. 18, 44, 349, 429, 585, 588, 601, 602,731,859, 872
Азарий (библ.) 447,918
Акишев 473
Аксаков И. С. 597, 688, 766, 774, 783, 785, 786, 800, 865
Аксаков К. С. 662 772, 775, 784, 787, 795, 932
Аксаковы, братья 10
Александр (Великий), македон. царь 82, 115,174, 175, 202, 258, 706, 707,
745, 877
Александр I Павлович, рос. император 433, 270, 659, 682, 695 811, 890
Александр II Николаевич, рос. император 383, 384, 434, 683, 902, 917
Александр VI, римск. папа 476, 920
Александр Благословенный, см. Александр I Павлович
Александр Ярославович (Невский), вел. кн. 101, 195, 371, 720, 879
Алексей Михайлович, русск. царь 92, 121, 196, 198, 210, 232, 256, 278,
290,324,338,352,357,360,376,380,388, 389, 406, 424, 449, 493, 588,
601, 617, 658, 677, 679, 680, 681 722, 730, 734, 735, 750, 755, 817, 833,
837, 879, 884, 887, 912,922, 929
Алексей Петрович, царевич 110, 113, 123, 125, 248, 264, 327, 328, 343,
358, 454—456, 458, 459, 461, 593, 619, 701, 781, 804, 840, 872, 882,
903, 918, 927
Алексий (Бяконт Е. Ф.), митр. 195, 443, 898
Амвросий Оптинский (Гренков М. А.), преп. 598, 927
Амфион (миф.) 96,879
* Указатель включает имена, встречающиеся в статьях Антологии и
в Комментарии. Курсивом даны страницы, включающие сведения
о персоналиях.

У ко .ш т ел ь и мен
1003
А на н и и (би б л.) Л 47 918
Андреев Д. Л. 720, 745, 753, 773,
Андреев Тимофей 690
Андрей Юрьевич (Боголюбский), вел. кн. 335, 442, 910
Андрей, дрхиеп. 696
Анисимов Е. В. 782
Анна Иоановна, рос. императрица 215, 647, 648, 687, 691, 881, 887, 904,
913, 918
Анна Петровна, дочь Петра I 461, 894, 923
Антоний, римск. император 125, 886
Аполлодор 307, 908
Апраксин Ф. М. 108, 224, 225, 310, 346, 360, 372, 373. 459, 488, 719, 873
Арескин (Эрески) Р. 362, 419, 875
Аристид 202, 900
Аристотель 189, 855, 896
Арсений (Суханов), иеромонах 469, 919
Арсений Грек, монах 680, 933
Арсеньев К. И. 689
Аскольдов С. А. 835, 855, 856
Афанасьев 293
Афросинья (Ефросинья) 455, 456
Ахав (библ.) 20, 135, 872
АхиезерА. С. 794
Баггер X. 571, 591
Байер Г. Ф. 631, 930
Бакунин М. А. 766
Барнгт, англ. еи. 353
Барсов А. К. 307, 687, 691, 700, 908
Барсов П. П. 61
Барсуков 193, 902
Басманов П. Ф. 195, S98
БассевичГ. Ф. 144,888
Баторий С. польск. король 389, 915
Батюшков П. Н. 627, 930
БаурР. Хр. 35,434,574
Бахметев 494
Бахус {миф,) 393, 395, 408, 478, 912
Безсоиов 290, 313, 703, 704
БейльП. 580,525
Бекович-Черкасский А. Б. 373, 914
Белинский В. Г. 11, 179, 177, 626. 633, 716, 720, 722, 732, 745, 746, 751,
760, 795,811,005
Белокуров С. А. 579
Белый А. (Бугаев А. Н.) 8, 770, 863, 867
Беляев 680, 693, 694
Бергман Б. 276
Бердяев Н. А. 7, 743, 778, 779, 851, 857

1004
Указатель имен
Беринг В. 323,914
Берхгольц Ф. В. 282,477,479, 487, 488, 490, 689, 690, 920
Бестужев-Марлинский А. А. 204, 900
Бестужев-Рюмин К. Н. 615, 866, 928
Бильс 545
Бирон Э. И. 112, 648, 649, 855, 883, 913, 922, 933
Благовидов Ф. В. 604
Блеклант 540
Блюментрост Л. Л. 358,378,379,913
Богданович И. Ф. 265, 905
Богословский М. М. 496, 415, 429, 729, 765, 817, 921, 922
Божениновы 193, 902
Бокан 534
Болотов 414
Болтин И. И. 214, 631, 654—657,688, 790, 853, 901
Боцис Ф. М. 33
Брикнер А. Г. 465, 923
Бродель Ф. 756
БрутЮ. 123, 885
БрыкинИ. С. 469
Брюс Я. В. 36, 360, 378, 430, 435, 436, 874
Бужинский Гавриил, еп. 290, 307, 906
Булавин К. А. 430, 447, 453, 456, 542, 576, 753,923
Булгакове. Н. 7, 811
Бунаков И. 755
Бунин И. А. 815
Бурге 276
БурсовБ. И. 709
Бутурлин Д. П. 50, 60, 349,459, 912
Бычков С. И. 262
БэконФ. 159, 891
Варлаам (Косовский), еп. 602, 927
Василевский (не-Буква) И. М. 801, 805, 812
Василий II Васильевич (Темный), вел. кн. 599, 927
Василий III Иванович, вел. кн. 213, 260, 429, 756, 875, 922
Василий IV Иванович (Шуйский), русск. царь 172, 173, 892
Василий Великий, св., архиеп. 302, 907
Василий, св. см. Владимир I Святославович
Васюк Грязный 573
Вашингтон Дж. 175, 894
Вебер X. 19, 60, 330, 469, 924
Вейдле В. 451, 727, 733, 735-737, 782
Вергилий 189, 260, 309, 896
ВернерЗ. 175, 894
Веселовский А. П. 52, 308, 309, 875
Веселовский С. Б. 573
Вильгельм III Оранский, англ. король 146, 339, 889

Указатель имен
1005
Виниус А. А. 59, 239, 257, 288, 442, 457, 532, 546, 875
Витворт Ч. 409, 464, 466, 584, 915
Витсен 261
Витте С. Ю. 606, 928
Владимир I Святославович (Красно Солнышко), св., вел. кн. 172, 252,
254, 418, 419, 440, 441, 443, 445, 449, 720, 892
Владимир II Всеволодович (Мономах), вел. кн. 419, 441, 442, 445, 446,
598, 720, 916
Воейков А. И. 407
Возницын П. Б. 258, 908
Волков Б. 451
Волошин М. 778
Волынский А. П. 360, 365, 473, 584, 913
Вольтер 94,95,133,143, 859, 887
Вольф Ф. А. 635,93/
Вольф Хр. 143,888
Вороблевский В. 225
Воронин Я. 161
Воротынский М. И. 195, 898
Всеволод Юрьевич (Большое Гнездо), вел. кн. 285, 910
Вяземский П. А. 747,776
ГагаринМ. П. 362, 456, 472, 913
Галилей Г. 143, 888
Гархи 174, 893
Гегель Г. В. Ф. 632, 635, 931
Геннадий (Эйколович), игум. 750
Геннин (Геннинг) В. И. 412,480,925
Генрих IV, франц. король 21, 175, 464 757, 894, 914
Генрих VIII, англ. король 223, 901
Геракл (миф.) 125, 187, 208, 752, 817, 896
Геркулес, см. Геракл
Гермоген, патр. 195, 483, 720, 899
Герцен А. И. 10, 170, 748, 758, 760, 764, 775-777, 783, 785, 811, 819,
840, 852, 854—856, 858, 862, 868, 891
ГерьеВ.И. 276
Гизо Ф. П. Г. 267, 905
Гилембурх 112
Глебов С. Б. 561
Глинка С. Н. 625, 930
Гоббс Т. 423, 855, 863, 922
Гоголь Н. В. 8, 191, 205, 433, 611, 726, 733, 785, 804, 851, 855, 857, 897
Годунов Б. Ф., русск. царь 172, 173, 195, 258, 259,483, 753, 892, 900
Голиков И. И. 22—27, 36, 37, 40, 45, 49, 51, 52, 57—60, 130, 214, 277,
293, 302, 309, 385, 413, 500,573, 574, 584, 648,689,690, 695, 886, 903
Голицын А. Б. 109, 882
Голицын Б. А. 144, 360, 392, 393, 485, 494, 888
Голицын В. В. 122, 579, 885

1006
Указатель имен
Голицын Д. М. 124, 307, 433—435, 455, 582, 588, 589, 885
Голицын М. М. 124, 196, 360, 370, 430, 885
Голицын П. 309, 685
Голицыны (братья) 122, 124, 280, 320
Головин Ф. А. 96,144, 196, 360, 391, 439, 453, 479,527, 617, 888
Головкин Г. И. 108, 111, 196, 459, 453, 461, 478, 630, 642, 715, 882
Головкина А. 114, ££3
Головкина Е. И. 66, 114, 295, 346, 465, 477
ГольцевВ. А. 533,023
Гомер 189, 896
Гораций 189, 896
Гордон П. 21, 287, 360, 371, 374, 887, 906
Горн А. Б. 112,882
Горный С. 811
Готовцев 540
Грановский Т. Н. 10, 716
Гревс 534
Грибоедов А. С. 191, 433, 897
Григорий (Дашков), архиеп. 567, 924
Григорьев А. А. 746
Грот Я. К. 272,699,005
Гроций Гуго 451, 582, 583, 918
Грузинцев А. Н. 179, 895
Гумилев Л. Н. 593, 594, 926
Густав II Адольф 174,745,803
Давид (библ.) 67, 71, 78 781, 876
Давыдов 604, 606
Даль В. И. 255, 903
Даниил (библ.) 681
Данилевский Н. Я. 724, 763, 791
Данилов Иван 293
Данилов Кирша 181, 699, 895
Данте А. 158, 891
Дарий III, перс, царь 47, 874
Дашкова Е. Р. 8, 283, 589, 652, 658 772, 786, 787, 790, 800, 853, 906
Девсон 544
Девьер (Девиер) 276, 310, 360, 430
Декарт Р. 584, 585, 926?
Делагарди (De la Gardi) Я. 200, 899
Делдин 544
Демин А. С. 579
Денисов Андрей 750
Державин Г. Р. 265, 279, 717, 904
Дмитриев И. И. 265, 905
Дмитрий (Ростовский), митр. 464, 477, 478, 580, 591, 675, 690, 692, 718,
732, 924
Дмитрий Иванович (Донской), вел. кн. 195, 897

Указатель имен
1007
Дмитрий Самозванец, см. Лжедмитрий I
Добровольский В. Н. 700
Добролюбов Н. А. 726, 733, 734
Добротворский И. 693
Долгорукие (род) 327
Долгорукий (Долгоруков) В. В. 456, 458
Долгорукий В. Д. 542
Долгорукий Гр. Ф. 36
Долгорукий Ю. В. 447
Долгоруков (Долгорукий) Я. Ф. 111, 112, 124, 196, 198, 307, 351, 360,
362, 376, 377, 378, 459 488, 494, 626, 874
Домициан, римск. император 116, 884
Досифей,архирей 333, 925
Досифей, патр. 566
Достоевский Ф. М. 8, 611, 717, 731, 741, 742, 762, 774, 795, 798, 811, 813,
815,819
Думашев Харитон 450
Дюркгейм Э. 824, 825, 827, 831
Евдокия Федоровна (Лопухина), русск. царица 114 248, 333, 383, 461,
471, 701, 862, 873, 883, 903
Евсевий (Евсевий Панфил), еп. 78, 877
Евфимий Чудовский 573, 575—680, 691—693, 735, 925
Егузинский П. И., см. Ягужинский П. И.
Екатерина I Алексеевна (Марта Скавронская), рос. императрица 106, 114,
125, 345, 346,364, 365, 416,454,487, 509,528,531,533, 549,551,573,
631, 647, 648, 681, 702 788, 793, 814, 815, 862, 872, 87?\ 882, 883, 923
Екатерина II Алексеевна (Великая), рос. императрица 175, 177, 198, 202,
205, 210,214,263,314,320,338,360, 434,624,627, 650, 671,675,684,
689—691, 708 733, 735, 736, 865, 879, 894
Екатерина Ивановна, герц. Мекленбургская 400, 921
Елизавета (Елисавета) Петровна, рос. императрица 87—90, 115, 283, 384,
399, 434, 487, 649-651, 672, 678, 681, 683, 688, 696, 708, 718, 793,
872, 878, 879, 894, 933
Епифаний Славинецкий 573, 574, 735, 925
Есипов Г. В. 561, 562, 569
Желябужский И. А. 123, 473, 900
Жировой-Засекин М. Ф. 460
Забелин И. 273, 278, 286
Завалишин Д. И. 776
Захаров А. В. 806
Зевс (миф.) 439
Зеньковский В. 729
Зеньковский С. А. 575, 577
ЗимовецС. Н. 768, 769
Змаевич (Измаилович) М. X. 176, 901

1008
Указатель имен
Зотов К. Н. 454, 923
Зотов Н. М. 144,274,307, 312, 348, 349,390,492, 404,415,418,419,472,
543, 689, 888
Иафет (Яфет; библ.) 66, 876
Иван (Иоанн) I Данилович (Калита), вел. кн. 148 , 261,753, 897
Иван (Иоанн) III Васильевич, вел. кн. 148, 195, 200, 255, 262, 286, 320
322—324, 330, 333, 336, 443, 632, 639, 753, 826, 875, 889
Иван (Иоанн) IV Васильевич (Грозный), русск. царь 22, 172, 174, 195,
200, 208, 256, 262, 271, 274, 286, 287, 320, 324, 326, 330, 333—336,
389, 396, 399, 401, 421, 424, 443—446, 448, 449, 483, 556, 573, 599,
645, 667, 756, 785, 816, 839, 875, 892, 925
Иван (Иоанн) V Алексеевич, русск царь 257, 338, 416, 682, 781, 884
Иван (Иоанн) Антонович, рос. император 682, 933
Иван (Никитин), священник 805
Иванов Автоном 444, 923
Иванов-Разумник Р. И. 750
Игнатий,патр. 466, 918
Иезекиль (библ.) 680
Иисус Сирах (библ.) 71, 876
Ильин И. А. 8, 725, 757, 820
Иоаким (Савелов И. П.), патр. 426, 428, 429, 575, 576, 587, 916
Иоан Богослов 696
Иоанн (библ.) 677
Иоанн (Экономцев), арх. 587, 773, 778, 926
Иоанн Златоуст 453, 679, 917
Иоанн Транийский 466
Иов, митр. 307, 590, 908
Иосиф II, австр. император 294, 907
Иосиф Волоколамский 699
Ипполит, римск. папа 673, 676, 677
Исаев 320
Исайя (библ.) 673
Исайя, митр. 474
Истомин Карион 711, 730, 934
Истрин В. М. 709, 933
Кавелин К. Д. 10, 316, 635, 636, 665—668 727, 733—735, 747, 758, 804,
809, 810, 836,909
Калигула, римск. император 116, 883
Камилл 202,900
Кампердон 496, 500, 501, 556
Кант И. 589, 926
Кантемир А. Д. 265, 627, 876, 904
Капнист В. В. 190, £36*
Карамзин Н. М. 148, 177, 189, 249, 250, 260, 264, 284,287,586,616,625,
632, 634, 709, 741, 753, 784, 797, 852, 853, 858, 889
Кара-Мурза А. А. 715,851,934

Указатель имен
1009
Карл XII, швед, король 94, 125, 138, 146, 202, 257, 372, 410, 430, 440,
498. 705, 723, 812, 873, 886, 922
Карл Великий, франк, король 147, 174, 889
Карл-Фридрих, герцог ГолынтейиТотторпский 478, 894, 920, 923
Карнович 465, 467, 923
Кярташев А. В. 596, 598, 610, 730, 858, 927
Каткой М. Н. 422, 916
Катон, римск. император 106, 253, 880
Катмрев-Ростовский И. М. 483, 920
Каунпц В. А. 283, 786, 906
Каховский II. Г. 783
Кедров Н. И. 607
КейзерлннгГ.-К. 528, 557, 883, 922
Кельсиев 691-694,699
Кеплер И. 170
Кечсва Василий 261
Кизеветтер А. А. 7, 640, 755, 777, 931
Кикин А. В. 39, 393, 435, 436, 442, 450, 454, 458. 481. 531, 543, 874
Кимон 202,899
Киреевские {братья) 10
Киреевский И. В. 313, 661, 699, 702, 703, 794, 819, 932
Киреевский П. В. 263
Кирилл Иерусалимский, митр. 677, 696, 932
Кириллова Е. 838
Кирилов И. И. 261, 909
Киссель М. А. 796
Кл\ю(миф.) 118,884
Ключевский В. О. 7, 10, 338, 355, 345, 395, 592, 738, 761, 774, 781, 789,
800, 813, 826, 859, 861, 911, 912, 919
КнеллерГ. 339, £12 2
Княжнин Я. Б. 268, 905
Кобыла Андрей 573
Козловский В. Т. 307, 908
Кикошин И. 386
Колумб Хр. 96,879
Кольбер Ж. Б. 620, 929
Коновалов И. С. 696
Константин I (Великий), визант. император 67, 78, 440, 451, 876
Константин Мономах, визант. император 446, 447, 918, 916
Копьевич 306, 307
Корб И. Г. 479, 480, 488, 491, 920
Кормчий В. Д. 434, 437
Корсаков 312
Костомаров Н. И. 7, 728, 757, 792, 818, 910
Котошихин Г. К. 182, 196—197, 202, 222 324, 483, 617, 896
Кошка Федор 573
Кревет Андрей 484

1010
Указатель имен
Крекшин П. Н. 250, 274, 389, 903
Крижанич Ю. 279, 290, 380, 291, 906
Кролик Феофил 308, 309, 909
Крылов И. А. 205, 265, 900
Крюйс К. И. 43, 57, 872, 882
Ксеркс, перс, царь 82, 877
Кузнецова Н. И. 588
Кузьмин-Караваев 813
Куник 309
Куракин Б. И. 311, 312, 361—364, 374, 388, 392, 394, 395, 479, 483-485,
492, 494, 573, 689, 780, 913
Куракин Ф. А. 480
Курбатов А. А. 310, 360, 456, 470, 472 473, 563, 601, 602, 913
Курбский A.M. 195, 898
Кюстин Астольф де 295, 907
Кюхельбекер В. К. 772
Лабенский К. К. 246 907
Лавровский 686, 699, 702, 703
ЛангЛ. 135, 887
Лаплас П.-С. 176, 895
Ле Форт 564, 566
Леблон Ж. Б. А. 300, 912
Лев X, римск.папа 476, 478, 920
Лев, греч. царь 447, 448
Левенгаупт А.-Л. 138, 315, 365, 438, 450, 539, 887
Лейбниц Г. В. 143, 218, 274—276, 354, 373, 379, 380, 400, 422, 470, 812,
888
Леклерк 235, 689
Ленин (Ульянов) В. И. 779, 783
Лермонтов М. Ю. 256
ЛесковН. С. 855
Лефорт Ф. Я. 107, 135, 144, 151, 287, 329, 340, 360, 368, 374, 375, 392—
394, 485, 501, 549, 583, 881, 887
ЛжеДмитрий I (Дмитрий Самозванец) 258, 753, 893
Ливанов Ф. В. 582
Лихарев 404
Лихачев Д. С. 708, 730, 933
Лихуды (братья) 307, 903, 908
Локк Дж. 423, 580—585, 922
Ломоносов М. В. 55,131,134,144,156, 170, 179, 190, 205, 249, 250, 265,
283, 306, 433, 434, 588, 615, 621, 623, 630, 631, 688, 694, 717,735,748,
760, 780, 878
Лопухина Е., см. Евдокия Федоровна (Лопухина)
Лотман Ю. М. 719
Луппов С. П. 580
Любопытный П. О. 684, 690, 699, 705, 933

Указатель имен
1011
Людовик XIV, франц. король 83, 501 116, 147, 497, 578, 580, 621, 754,
802,878
Людовик XV, франц. король 339, 912
Люпс 450
Лютер М. 173, 277, 893
Лященко А. 702
Магомед (Мухаммед; пророк) 193
Мазепа И. С. 73, 575, 874, 877, 887
Майков В. Н. 701
Майков Л. Н. 61
Макаров А. В. 58, 312, 701, 788, 875
Макиавелли Н. 485, 855, 862, 920
Максим Грек (Михаил Триволие) 262, 904
Мальтнад 154
Мамардашвили М. К. 8, 797
Мардефельд 498
Марий 126, 154, 204, 584, 893
Мария Ильинична (Милославекая), русск. царица 338, 911
Маркелл (Марцелл), римек. император 106, 880
Марков А. 700
Маркс К. 779
Марс(лшф.) 71,807, 877
Марья Алексеевна, царевна 333, 914
Матвеев А. С. 119, 206, 246, 270, 342, 407, 416, 573,579,580,884
Матвеев Даниил 691
Мафусаил {библ.) 299
Медичи Лоренцо 476, 477, 862, 920
Мельгунов С. 609
Мельников И. П. 475, 699, 919
Менегшус 339
Менцель К. А. 244
Меншиков А. Д. 18, 33, 42, 107, 108, 111,135, 196, 204, 234, 288, 345,
346, 352, 360—364, 365, 370, 379, 394, 395, 403, 459, 487, 489, 491 —
493, 546, 549, 560, 573, 607, 619, 788,816,872,873,877,881. 912
Мережковский Дм. С. 8, 721, 743, 746, 750, 764, 774, 804, 807, 810, 813—
815,851, 861,862,864
Метел л, римск. император 106, 880
Мешуков 3. Д. 62, 110, 343
Миллер В. 701
Миллер Готфрид 635, 931
Миллер О. Ф. 622, 631, 658, 669, 761, 929
Милорадович М. 308, 908
Милославский И. М. 366, 395, 915
Мильтиад 202, 233, 899
Милюков П. Н. 7, 10, 405, 409, 590, 591, 668, 647, 795, 799, 801
Минерва (миф.) 681, 933

1012
Указатель имен
Минин (Сухорук) К. 195, 720, 898
Миних X. А. 360, 498, 913
Минорский П. 700
Мирабо Виктор де Рикетти 174, 175, 893
Мисаил (библ.) 447, 918
Михаил Керулларий, патр. 466, 918
Михаил Павлович, вел. кн. 571, 924
Михаил Федорович, русск. царь 150, 255, 324, 356, 357, 486, 625, 833,
839, 875, 889, 921
Михайловский Н. К. 851
Михневич В. О. 699
МишлеЖ. 171,892
Мнишек Мария 200, 899
Моисей {библ.) 66, 876
МонсА. И. 454, 485, ЯЯЗ
Монтескье Ш. Л. де Секонда 141,173, 627, 733, 893
МоорК. 339,912
Морозов Б. И. 301, 326, 879, 912, 921
Морошкин Ф. Л. 208, 900
Муравьев В. Н. 747, 750
Муравьев Н. 764, 787
Мусин-Пушкин И. А. 112, 306, 309—311,351, 376, 459, 461, 601, 602,
882
Мухнов 42
Мышлаевский А. 3. 16,17
Навуходоносор II, вавилон. царь 444, 446—448, 918
Надеждина Н. И. 695
Надточий Э. В. 768, 769
Наполеон I Бонапарт, франц. император 174, 175, 202, 205, 260, 497, 745,
774, 775, 893
Нартов А. К. 15, 17—21, 23, 24, 28, 35—37, 39, 43, 44, 47, 48, 52, 54, 55,
56—58, 60, 226, 276, 279, 281—283, 312, 378, 386, 487, 630, 902
Нарцисс (миф.) 528,922
Нарышкин А. К. 119,672,681,858,854
Нарышкин И. 858
Нарышкин Л. К. 119,485,883,854
Нарышкин Ф. П. 338, 911
Нарышкина Н. К. 338, 362, 374, 388, 391, 505, 573, 579, 718, 911
Нарышкины (род) 144, 338, 388, 494
Наталья Кирилловна, русск. царица, см. Нарышкина Я. К.
Нахимов А. Н. 190, 897
Неклюдов 655, 932
НеплюевИ. И. 15, 26, 59, 60, 132, 211, 224—226, 344, 360, 384—386, 414,
509, 642, 648, 715, 872
Непот Корнелий, римск.император 105, 880
Нерон, римск. император 116, 444, 884
Нестор, летописец 372, 721, 914

Указатель имен
1013
Нетесев 495
Неустроев 688
Нечаев В. В. 687
Нибур Б. Г. 635, 931
Никанор, архиеп. 422
Никита Добрынин (Пустосвят) 430, 576, 917
Никита Стифат (Пектократ) 466, 919
Никитенко А. В. 153, 688, 890
Николаев С. И. 583
Николай I Павлович, рос. император 494, 682, 688, 699, 708, 795, 921
Николай II Александрович, рос. император 803
Никон (Минов Н. М.), патр. 255, 256, 351, 376, 399, 424, 425, 429—431,
449, 462, 463, 470, 471, 574, 600, 676, 680, 833, 837, 903, 916
Нил Сорский 421, 464, 596, 916
Новиков Н. И. 433, 624, 631, 654, 655, 656, 657, 917?
Нума Плиний, древнеримск. царь 78, 877
Ньютон (Невтон) И. 143, 176, 888, 895
Огильви Г. В. 33, 139, 873
Одоевский В. Ф. 119, ££2
Одоевский Н. И. 320, 744, 910
Озеров В. А. 265, 905
Олег Игоревич, вел. кн. 372, 422, 721, 914
Омфала (миф.) 125,885
Ончукова Н. Е. 700
Ордин-Нащокин А. Л. 320, 910
Остерман А. И. 112, 360, 374, 378, 649, 788, 882
Островский А. Н. 475, 855, 919
Павел (Коломенский), еп. 576, 925
Павел I Петрович, рос. император 40, 461, 879, 894
Павел, апостол (библ.) 65, 82, 92, 140, 274
Павленко Н. И. 758,812
Павлов И. П. 674
Павлов-Сильванский Н. П. 7, 10, 486, 639, 765, 801, 931
Паисий Величковский, св., схиарх. 596, 927
Паисий Лигарид, митр. 425, 916
ПайпсР. 826
Пальмер 441
Панченко А. М. 571, 579, 731, 732, 735, 924
ПассекВ. В. 172,892
Паткуль И. Р. 36, 239, 325, 375, 874
Патрикеев В. И. (Виссиан) 262, 904
Пафнутий, иеромонах 471, 603
Пашков Н. И. 494
Пекарский П. П. 279, 288, 293, 299, 249, 303, 305—307, 311, 312, 564,
584,690, 702, 731,007

1014
Указатель имен
Перевалов В. П. 771
Перикл 202,900
Перри Дж. 143, 241, 463, 464, 553, 555, 888
Перун (миф.) 193, 683, 897
Петр II, рос. император 687, 882, 912
Петр III Федорович (Карл Петер Ульрих), рос. император 175, 177, 683,
838, 875, 879, 894, 923
Петр Петрович, сын Петра I 61, 468
Петров К. 700
Петров П. 274
Печерский А., см. Мельников И. П.
Пильняк Б. 8, 766, 798, 804, 814, 815, 862
Писарев Д. И. 739, 751, 789, 798, 802
Пискунов В. 770
Питирим (Нижегородский), архиеп. 602, 928
Пифагор 178, 894
Платон 855
Платонов А. 7, 610, 778, 798, 867
Платонов С. Ф. 7, 755, 930
Плейер О.-А. 492,921
Племянников Г. А. 473, 923
Плеханов Г. В. 756, 764,
Плутарх 189, 688, £50
Погодин М. П. 7, 248, 325, 634, 637, 724, 727, 729, 735, 741, 817, 861, 903
Пожарский Д. М. 195, 720, 898
Покровский М. Н. 7, 474, 758, 783, 919
Полевой Н. А. 11, 722, 817, 861, 865, 886
Поликарпов Ф. П. 309, 310, 701, 908
Полубояров 316
Поляков Л. В. 715,934
Помпеи, римск. император 125, 885
Попов А. Н. 559, 560, 570, 923
Поселянин Е. (Погожев Е. Н.) 587, 590, 601, 607, 928
Посошков И. Т. 292, 320, 620, 622, 623, 625, 907
Поссельт (Posselt) M. 238
Прасковья Федоровна, рус. царица 135, 87, 301, 488, 887
Прокопович Феофан 67, 65, 83, 94, 99, 131, 142, 147, 274, 276, 292, 297,
298, 302—305, 308, 311, 372, 386, 414, 429, 474, 592, 600, 602, 603,
605, 622, 693, 715, 718, 719, 757, 876, 927
Пугачев Е. 576,811
Пустошкин 495
Пуффендорф С. 290, 298, 451, 582, 583, 907
Пушкин А. С. 8, 11, 178, 180, 185, 186, 188, 198, 205, 206, 249, 263, 265,
289, 400, 434, 571, 572, 611, 626, 627, 632, 717, 727, 733, 735, 737,
746, 749, 760, 761, 769, 770, 774, 780, 802, 813, 818, 863, 867
Пыпин А. Н. 450, 471, 687, 689, 699, 702, 703, 709, 924
Пятницкий К. П. 692

Указатель имен
1015
РаблеФ. 479,020
Рагузинский-Владиславич С. Л. 258, 908
Радищев А. Н. 721,772
Рафаэль Сантис 159, 891
Регул, римск. император 106, 880
Ремариус 467
Рен 434
Репнин А. И. 33, 58, 196, 370, 430, 446, 456, 873
Ржевская Д. Г. 431
Риарио Пьетро 476
Ришелье А. Ж. дю Плесси, кардинал 208, 900
Робеспьер М. 666, 774, 932
Ровинский Д. А. 670, 671, 687, 706, 932
Розанов В. В. 789, 813, 834
Розен А. Е. 434
Розенблут К. 257, 908
Розов 682, 683, 691, 692, 693, 695, 699
РомановН. И. 416,02/
Романовы (династия) 486, 756, 879, 887, 897
Ромодановский Ф. Ю. 15, 27, 58, 204, 348, 360, 368, 370, 393. 485, 487,
489,492,519, 780,572,882
Ромул {миф.) 78, 877
Румянцев А. И. 455, 918
Рункевич 693
Русанов Г. А. 777
Руссо Жан-Жак 627, 930
Рюйш Ф. 142, 860, 888
Рюрик, кн. 265, 422, 905
Рюриковичи (династия) 756
Рязановский Н. 11, 776
Ряполовский 213
Саварий 134, 145
СавиньиФ.-К. 635, 931
СавичС. И. 46
Садовников 700
Садовской (Садовский) Б. А. 813
Салтыков В. Ф. 109,882
Салтыков-Щедрин М. Е. 433, 91 7
Самарин Ю. Ф. 8, 304, 579, 601, 797, 819, 907
Сампсон (библ.) 66, 789, 876
Сапожников Д. И. 576
Саул (библ.) 20,135, 872
Сахаров Н. 697
Святослав Игоревич, вел. кн. 422, 916
Семевский М. М. 480
Семеон Иванович (Гордый), вел. кн. 195
Сенека Луций 178,894

1016
Указатель имен
Сенигов И. 701
Серафим (Соболев), арх. 809
Серафим Саровский, преп. 597, 927
Сергий (Старогородский), архиеп. 608, 928
Сергий Радонежский, преп. 261, 421, 443, 596, 597, 904
Сивков 433
Сильвестр (Холмский), митр. 602, 927
Сильвестр Медведев 573, 575, 579, 711, 730, 735, 925
Симеон Иванович (Гордый), вел. кн. 195, 897
Симеон Полоцкий 573, 574, 578, 579, 618, 711, 730, 929
Симони П. К. 700
Симони С. 705
Синицын 691
Сироткин 780
Скопин-Шуйский М. В. 195, 200, 898
Скоропадский И. И. 46, 874, 875
Скуратов-Вельский Г. Л. (Малюта Скуратов) 573, 925
Случевский К. К. 866—867
Смирнова А. 746
Соболевский А. И. 709, 934
Соколов 781
Солженицын А. И. 796
Солнышкова А. 701
Соловьев Вл. С. 7, 418, 436, 579, 596, 723,742,743, 749, 915, 917
Соловьев С. М. 7, 10, 17, 18, 24, 29, 38, 46, 48—50, 54, 60, 213, 227, 275,
278, 282, 285, 288, 289, 291, 296, 301—302, 308, 311, 325, 454, 455,
459, 482, 592, 616, 635—637, 639, 643, 665—668, 690, 722, 728, 747,
752, 759, 760, 816, 821, 822, 826, 833, 835, 857—859, 867, 901, 902,
909, 915, 929
Соломон (библ.) 66, 78, 876
Солоневич И. 8, 740, 753, 757, 763, 780, 785, 787, 802, 816, 820, 832, 865
Сонцов-Засекин Б. Ю. 114, 883
Софья Алексеевна, рус. царевна 121, 122, 144, 148, 360, 366, 384, 389,
485, 494, 505, 573, 575, 576, 580, 589, 752, 753, 781, 793, 872, 884, 885,
915,921,925,929
Софья-Доротея (принц Ангальт-Цербск&я), см. Екатерина II
Сперанский М. М. 729
Спиноза Б. 858
Сталин (Джугашвили) И. В. 779
Стасов В. В. 671, 705, 706, 932
Стефан Яворский, митр. 305, 429, 430, 482, 394, 578, 601—604, 690, 692,
705, 718—720, 903, 907
Стражев В. 699, 705
Стражев С. 701
Стрешнев Т. Н. 108, 360, 459, 461, 882
Стрешнева Е. Л. 339,92 2
Строганов А. С. 109, 882
Суворов А. В. 210, 260, 901

У на.ш т ель имен
1017
Сулла, римск. император 106, 880
(Сумароков А. П. 190, 265, 615, 681, 719, 721, 865, 896
Сфорца Галециано Мария 476, 920
Сцппиоп, римск. император 105, 202, 233. 880
Сыромятников Б. И. 11, 782
Сюллий (Сюлли) М. де Бетюи 21, 913
Талицкий Григорий 682, 805
Тардов В. Г. 726
Татищев В. Н. 28, 111, 249, 360, 379, 412, 469, 480, 631, 873, 876, 903
Тацит 191, 214, 896
Твердислав (новгородский посадник) 205
Тверитинов 481
Тезей(лм0.) 145,888
Тимирязев В. А. 688
Тиммерман Ф. Ф. 274, 287, 417, 418, 422, 906
Тимофеев М. В. 700
Тит, римск. император 115, 883
Титов В. П. 574, 699, 925
Тифон (Тифис; миф.) 96, 879
Тихомиров Л. А. 742, 750,
Тихон Задонский 597,927
Тихонравов Н. С. 482, 688, 920
ТоквильА. 423,922
Толстой А. К. 208, 904
Толстой А. Н. 725, 778, 793, 801, 803
Толстой Л. Н. 8, 774, 802, 803, 812,813,815,859.860
Толстой П. А. 18, 307, 308, 360, 366, 367, 384, 402, 455, 459, 500, 542,
543, 610, «972,918
Топорков А. 744
Тредьяковский В. К. 583,621,929
Трефелев 691—693
Троцкий Л. (Броншнейн Л. Д.) 747
Трошков П. 700
Троян, римск. император 115, 879
Трубецкой Н. 793
Трубецкой Ю. Ю. 346, 468, 881
Тургенев Н. 722, 748, 788
Тынянов Ю. Н. 813,861
Тэн И. 388, 920
Тюренн А. д'Овернь 370, 913
Улыбышев А. 787, 790, 802, 853
Ульрих (правильно: Карл Петер Ульрих). герцог ГольштейнТотторп-
ский, см. Петр 111 Федорович
Успенский Б. А. 571, 719, 805, 806, 807
Устрялов Н. Г. 200, 240, 430,461, 519, 550, 555, 906. 909

1018
Указатель имен
Фабий 202. 900
Фальконе Э.-М. 175, 680, 863, 864, 894
Фармаковский 699
Федор Алексеевич, русск. царь 150, 210. 255—257. 285, 360, 390, 416,
573, 574, 658, 755, 756, 793, 822, 873, 881, 884, 887, 890
Федотов Г. П. 7, 780, 783, 807, 863, 864
Фемистокл 202,899
Фенихбир Вил им фон 445
Феодор, митр. 150
Феодосии (Яновский), архиеп. 474, 603, 604, 692, 693, 924
Феофилакт Лопатинский 257, 306, 718, 908
Фергюссон 143
Филарет (Дроздов), митр. 605, 833, 839, 928
Филарет (Романов Ф. Н.), патр. 338, 449, 452, 681, 875, 889, 911
Филипп (Колычев Ф. С), митр. 195, 445, 453, 898
Филипп II, македон. царь 115, 883
Фирсов Н. Н. 387, 404, 914, 915
Флоренский П. А. 808
Флоровский Г. В. 580, 592, 808, 834, 926
Флюк 434
Фокерод (Феккеродт) 407, 416, 480, 493, 494
Фома Аквинский 580, 925
Фонвизин (Фон-Визин) Д. И. 190, 265, 433, 624, 782, 853—855, 858, 897
Фонвизин М. 794
Фонтенель Бернар Ле Бове де 143, 144, 146, 888
Фотий, митр. 466,471,9/5
Франк С. Л. 7, 733, 746,
Франсуа (Франциск) I, франц. король 476, 464, 920
Фрейд 3. 824, 827-829, 836, 837
Фридрих I, прус, король 20, 873
Фридрих II Великий, прус, император 428, 745, 775, 838, 922
Фридрих Вильгельм I, прус, король 342, 405, 912
Хам (библ.) 271,905
Хворостинин И. А. 324, 617, 910
Хемницер И. И. 265, 905
Херасков М. М. 721
Хмыров М. Д. 555, 567, 923
ХобсбоумЭ. 836
Хованский И. А. 122,885
Хомяков А. С. 7, 579, 665, 775, 819, 925, 932
Хрущев А. Ф. 583,913
Цезарь (Цесарь, Кесарь) Гай Юлий, римск. император 82 174, 175, 202,
205, 878
ЦиклерИ. 583
Цымбурский В. Л. 756, 767

Указатель имен
1019
Чаадаев П. Я. 7, 166. 632, 716. 723, 749. 820, 821, 837, 840, 891
Черкасов 592
Чернышевский II. Г. 738, 754, 788, 793, 811, 819
Чернышев Г. П. 176, 224
Чернявский М. 831
ЧижовФ. В. 688
Чистов К. В. 571, 577
Чистович А. И. 301—303, 4 74, 477. 693
Чичерин Б. Н. 754
Шакловитый Ф. Л. 494, 573 797, 921
Шафиров П. П. 196, 360, 362, 459, 467, 461, 574, 815. 899
Шаховской К). Ф. 460
Шеин М. Б. 21, 195, 255, 360, 368, 371, 492, 898
ШелгуиовН.В. 777
Шепелев (обер-фискал) 473
Шереметев Б. П. 107—109, 121, 196, 204, 234. 280, 360, 365, 369, 370 —
372, 435, 439, 444, 446-448, 459, 466, 536, 873, 877, 881
Шерер 407
Шиллер И. 175, 893
Ширинскпй-Шихматов С. А. 179, 859, 895
Шлецер А. Л. 631, 931
Шлиппенбах 430, 922
Шмеман А. Д. 737
Шмурло Е. Ф. 11, 641, 642, 650, 670, 932
ШиотГ. Г. 7, 786, 808
Штелин Я. Я. 15, 16, 20, 24, 25, 42, 45, 51 — 53, 56, 58, 60, 250, 290, 276,
277, 592, 874
Штритер 631. 930
Шуйский В. И., см. Василий IV Иванович, русск. царь
Шульгин И. П. 702
Щапов А. 11. 691—693, 695
Щепкин Н. М. 674, 689, 698
Щербатов М. М. 8, 105, 249, 250, 279, 280, 281, 359, 405. 617, 624, 631,
639. 654, 655 657, 711, 816, 853, 881У 903
Зйхгорн К. Ф. 635, 931
Эразм Ротердамский 584, 926
Эреншильд 368, 913
Эрн В. Ф. 724
Эхо (миф.) 439, 922
Юлий Цезарь 745
Юль Юст 394, 402, 407, 408, 690, 915
Юнаков Н. Л. 50
Юрий Владимирович (Суздальский, Юрий Долгорукий), вел. кн. 442, 918

1020
Указатель имен
Ягужинский П. И. 114, 309, 342, 362, 883
Язон (миф.) 208, 900
ЯзыковС. И. 119, №5
Яков II Стюарт, англ. король 580, 584, 925
Яковлев 436
Якун 205
Ярослав Владимирович (Мудрый), вел. кн. 720

СОДЕРЖАНИЕ
От издателя 5
Предисловие 7
I
Восприятие сквозь время
Петр Великий в его изречениях 15
II
Рефлексия
Феофан Прокопович. Слово на погребение всепресветлейшего
державнейшего Петра Великого 63
Феофан Прокопович. Слово на похвалу блаженныя и вечнодо-
стойныя памяти Петра Великого 67
М. В. Ломоносов. Слово похвальное блаженныя памяти
государю императору Петру Великому 85
• М. М. Щербатов. Рассмотрение о пороках и самовластии
Петра Великого 105
И. И. Голиков. Статьи, заключающие в себе характеристику
Петра Великого и суждения о его деятельности 130
Н.М.Карамзин. Записка о древней и новой России в ее
политическом и гражданском отношениях 148
А. В. Никитенко. Похвальное слово Петру Великому,
императору и самодержцу Всероссийскому, Отцу Отечества ... 153
5 П. Я. Чаадаев. Апология сумасшедшего <фрагмент 166
A. И. Герцен. Двадцать осьмое января 170
B. Г. Белинский. Рецензия на «Деяния Петра Великого,
мудрого преобразователя России» И. Голикова 177

1022
Содержание
С.М.Соловьев. История России с древнейших времен до наших
дней <фрагмент 213
С. М. Соловьев. Речь, произнесенная в торжественном
собрании Императорского Московского университета 30 мая
1872 года 227
М.П.Погодин. Петр Первый и национальное органическое
развитие 248
Я. К. Грот. Петр Великий как просветитель России 272
К. Д. Кавелин. Мысли и заметки о русской истории
фрагмент 316
B. О. Ключевский. Курс русской истории <фрагмент 338
В.О.Ключевский. Петр Великий среди своих сотрудников .. 355
Н. Н. Фирсов. Петр I Великий, Московский царь и император
Всероссийский 387
Н. Н. Фирсов. Петр Великий как хозяин 405
Вл. С. Соловьев. Несколько слов в защиту Петра Великого . 418
Вл. С. Соловьев. Византизм и Россия 436
М. Н. Покровский. Русская история с древнейших времен
<фрагмент 474
М. М. Богословский. Петр Великий (опыт характеристики) . 504
М. М. Богословский. Петр Великий по его письмам 518
В.А.Гольцев. Законодательство и нравы в России XVDI века . 553
А. М. Панченко. Начало Петровской реформы: идейная
подоплека 572
Архимандрит Иоанн (Экономнее). Национально-религиозный
идеал и идея империи в Петровскую эпоху (К анализу
церковной реформы Петра I) 587
III
Рефлексия рефлексии
К. Н. Бестужев-Рюмин. Причины различных взглядов на
Петра Великого в русской науке и русском обществе .... 615
Ор. Ф. Миллер. Об отношениях русской литературы к Петру
Великому 622
C. Ф. Платонов. Лекции по русской истории <фрагмент . . 628
А. А. Кизеветтер. Реформа Петра Великого в сознании
русского общества 640
Е. Ф. Шмурло. Петр Великий в оценке современников и
потомства 670
Д. С. Лихачев. Была ли эпоха Петровских реформ перерывом
в развитии русской культуры? 708

Содержание 1023
IV
Контекст
А. А. Кара-Мурза, Л.В.Поляков. Россия и Петр 715
1. Творец России 715
2. Спаситель отечества 722
3. Просветитель-универсалист 727
4. Русский европеист 733
5. Провозвестник всемирного призвания России 740
6. Типичный русский человек 746
7. Наследник Московского царства 752
8. Нетрадиционный самодержец 757
9. Антипатриот 783
10. Псевдореформатор 787
11. Религиозный отступник 806
12. Интеллигент 810
13. Человек крайностей 812
Послесловие: А. Кара-Мурза. Формула Петра Великого ... 853
Комментарии 871
Материалы к библиографии о Петре Великом, его деяниях и
его времени 935
Указатель имен 1002