С0БР>1НИЕ

СОЧИНЕНИЙ
в ЧЕТЫРНЛДЦ/\ТИ томлх
БИБЛИОТЕКА «ОГОНЕК»

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА» • МОСКВА • 194!

Собрание сочинений

выходит под общей редакцией

Р. М. Самарина.

МОРСКОЙ
волк

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Не знаю, право, с чего начать, хотя иногда, в шутку,

я сваливаю всю вину на Чарли Фэрасета. У него была

дача в Милл-Вэлли, под сенью горы Тамальпайс, но он

жил там только зимой, когда ему хотелось отдохнуть и

почитать на досуге Ницше или Шопенгауэра. С наступ¬

лением лета он предпочитал изнывать от жары и пыли в

городе и работать не покладая рук. Не будь у меня при¬

вычки навещать его каждую субботу и оставаться до

понедельника, мне не пришлось бы пересекать бухту

Сан-Франциско в это памятное январское утро.
Нельзя сказать, чтобы «Мартинес», на котором я

плыл, был ненадежным судном; этот новый пароход со¬

вершал уже свой четвертый или пятый рейс на перепра¬

ве между Саусалито и Сан-Франциско. Опасность таи¬

лась в густом тумане, окутавшем бухту, но я, ничего не

смысля в мореходстве, и не догадывался об этом. Хо¬

рошо помию, как спокойно и весело расположился я на

носу парохода, на верхней палубе, под самой рулевой

рубкой, и таинственность нависшей над морем туманной

тлены мало-помалу завладела моим воображением.

Дул свежий бриз, и некоторое время я был один среди

сырой М1ГЛЫ — впрочем, и не совсем один, так как я смут¬

но ощущал присутствие рулевого и еще кого-то, по-види¬

мому, капитана, в застекленной рубке у меня над го¬

ловой.
Помнится, я размышлял о том, как хорошо, что суще¬

ствует разделение труда и я не обязан изучать туманы,

ветры, приливы и всю морскую науку, если хочу наве¬

стить друга, живущего по ту сторону залива. Хорошо,
5

что существуют специалисты — рулевой и капитан, ду¬

мал я, и их профессиональные знания служат тысячам

людей, осведомленным о море и мореплавании не боль¬

ше моего. Зато я не трачу своей энергии на изучение

ИФножества предметов, а могу сосредоточить ее на неко¬

торых специальных вопросах, например — на роли Эдга¬

ра По в истории американской литературы, чему, кстати

сказать, была посвящена моя статья, напечатанная в

последнем номере «Атлантика». Поднявшись на паро¬

ход и заглянув в салон, я не без удовлетворения отме¬

тил, что номер «Атлантика» в руках у какого-то дород¬

ного джентльмена раскрыт как раз на моей статье.

В этом опять сказывались выгоды разделения труда:

специальные знания рулевого и капитана давали дород¬

ному джентльмену возможность — в то врем1Я как его

благополучно переправляют на пароходе из Саусалито в

Сан-Франциско — ознакомиться с плодами моих специ¬

альных знаний о По.
У меня за спиной хлопнула дверь салона, и какой-то

краснолицый человек затопал по палубе, прервав мои

размышления. А я только что успел мысленно наметить

тему моей будущей статьи, которую решил назвать «Не¬

обходимость свободы. Слово в защиту художника».

Краснолицый бросил взгляд на рулевую рубку, посмот¬

рел на окружавший нас туман, проковылял взад и впе¬

ред по палубе — очевидно, у него были протезы — и оста¬

новился возле меня, широко расставив ноги; на лице его

было написано блаженство. Я не ошибся, предположив,

что он провел всю свою жизнь на море.
—	От такой мерзкой погоды недолго и поседеть! —

проворчал он, кивая в сторону рулевой рубки.
—	Разве это создает какие-то особые трудности? —

отозвался я.— Ведь задача проста, как дважды два —

четыре. Компас указывает направление, расстояние и

скорость также известны. Остается простой арифмети¬

ческий подсчет.
—	Особые трудности! — фыркнул собеседник.— Про¬

сто, как дважды два — четыре! Арифметический под¬

счет!
Слегка откинувшись назад, он смерил меня взглядом.
—	А что вы скажете об отливе, который рвется в Зо¬

лотые Ворота? — спросил или, вернее, пролаял он.—
6

Какова скорость течения? А как относит? А это что —

лрислушайтес1Ь"'Ка! Колокол? IMibi лезем прямо на буи с

колоколом! Видите — меняем! курс.
Из тумана доносился заунывный звон, и я увидел,

как рулевой быстро завертел штурвал. Колокол звучал

теперь не впереди, а сбоку. Слышен был хриплый гудок

нашего парохода, и время от времени на него отклика¬

лись другие гудки.
—	Какой-то еще пароходишко! — заметил красноли¬

цый, кивая вправо, откуда доносились гудки.— А это!

Слышите? Просто гудят в рожок. Верно, какая-нибудь

шаланда. Эй, вы, там, на шаланде, не зевайте! Ну, я

так и знал. Сейчас кто-то хлебнет лиха!
Невидимый пароход давал гудок за гудком, и рожок

вторил ему, казалось, в страшном смятении.
—	Вот теперь они обменялись любезностями и ста¬

раются разойтись,— продолжал краснолицый, когда тре¬

вожные гудки стихли.
Он разъяснял мне, о чем кричат друг другу сирены и

рожки, а щеки у него горели и глаза сверкали.
—	Слева пароходная сирена, а вон там, слышите, ка¬

кой хрипун,— это, должно быть, паровая шхуна; она

ползет от входа в бухту навстречу отливу.
Пронзительный свисток неистовствовал как одержи¬

мый где-то совсем» близко впереди. На «Мартинесе» ему

ответили ударами гонга. Колеса нашего парохода оста¬

новились, их пульсирующие удары по воде замерли, а

затем возобновились. Пронзительный свисток, на¬

поминавший стрекотание сверчка среди рева диких зве¬

рей, долетал теперь из тумана, откуда-то сбоку, и зву¬

чал все слабее и слабее. Я вопросительно посмотрел на

своего спутника.
Какой-то отчаянный катерок,— пояснил он.— Пря¬

мо стоило бы потопить его! От них бывает много бед, а

кому они нужны? Какой-нибудь осел заберется на эта¬

кую посудину и носится по морю, сам не зная зачем,

да свистит как полоумный. А все должны сторониться,

потому что, видите ли, он идет и сам-то уж никак по¬

сторониться не умеет! Прет вперед, а вы смотрите

в оба! Обязанность уступать дорогу! Элементарная

вежливость! Да они об этом никакого представления

не имеют.

Этот необъяснимый гнев немало меня позабавил; пока

мой собеседник возмущенно ковылял взад и вперед, я

снова поддался романтическом>у обаянию тумана. Да, в

этом тумане, несомненно, была своя романтика. Словно

серый, исполненный таинственности призрак, навис он

над крошечным земным шаром, кружащимся в миро¬

вом пространстве. А люди, эти искорки или пылинки,

гонимые ненасытной жаждой деятельности, мчались

на своих деревянных и стальных конях сквозь самое

сердце тайны, ощупью прокладывая себе путь в Незри¬

мом, и шумели, и кричали самонадеянно, в то время как

их души замирали от неуверенности и страха!
Голос моего спутника вернул меня к действительно¬

сти и заставил усмехнуться. Разве я сам не блуждаю

ощупью, думая, что мчусь уверенно сквозь тайну?
—	Эге! Кто-^о идет нам навстречу,— сказал красно¬

лицый.— Слышите, слышите? Идет быстро и прямо на

нас. Должно бьггь, он нас еще не слышит. Ветер от¬

носит.
Свежий бриз дул нам в лицо, и я отчетливо разли¬

чил гудок сбоку и немного впереди.
—	Тоже пассажирский? —спросил я.
Краснолицый кивнул.
—	Да, иначе он не летел бы так, сломя голову. Наши

там забеспокоились! — хмыкнул он.
Я посмотрел вверх. Капитан высунулся по грудь из

рулевой рубки и напряженно вглядывался в туман,

словно стараясь силой воли проникнуть сквозь него. Ли¬

цо его выражало тревогу. И на лице моего спутника, ко¬

торый проковылял к поручням и пристально смотрел в

сторону незримой опасности, тоже была написана тре¬

вога.
Все произошло с непостижимой быстротой. Туман

раздался в стороны, как разрезанный ножом, и перед

нами возник нос парохода, тащивший за собой клочья

тумана, словно Левиафан — морские водоросли. Я раз¬

глядел рулевую рубку и белобородого старика, высунув¬

шегося из нее. Он был одет в синюю форму, очень ловко

сидевшую на нем, и, я помню, меня поразило, с каким

хладнокровием он держался. Его спокойствие при этих

обстоятельствах казалось страшным. Он подчинился

судьбе, шел ей навстречу и с полным самообладанием
8

ждал удара. Холодно и как бы задумчиво смотрел он

на нас, словно прикидывая, где должно произойти столк^

новение, и не обратил никакого внимания на яростный

крик нашего рулевого: «Отличились!»
Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что восклица¬

ние рулевого и не требовало ответа.
—	и^пляйтесь за что-нибудь и держитесь крепче,—

сказал мне краснолицый.
Весь его задор слетел с него, и он, казалось, заразил¬

ся тем же сверхъестественным спокойствием.
—	Ну, сейчас женщины поднимут визг! — сердито,

почти злобно проворчал он, словно ему уже приходи¬

лось когда-то все это испыгывать.
Суда столкнулись прежде, чем я успел воспользовать¬

ся его советом. Должно быть, встречный пароход уда¬

рил нас в середину борта, но это произошло вне поля

моего зрения, и я ничего не видел. «Мартинес» сильно

накренился, послышался треск ломающейся обшивки.

Я упал плашмя на мокрую палубу и не успел еще под¬

няться на ноги, как услышал крик женщин. Это был не¬

описуемый, душераздирающий вопль, и тут меня объял

ужас. Я вспомнил, что спасательные пояса хранятся в са¬

лоне, кинулся туда, но у дверей столкнулся с толпой обе¬

зумевших пассажиров, которая отбросила меня назад.

Не помню, что затем произошло,— в памяти моей со¬

хранилось только воспоминание о том, как я стаскивал

спасательные пояса с полок над головой, а краснолицый

человек надевал их на бившихся в истерике женщин.

Это я помню отчетливо, и вся картина стоит у меня перед

глазами. Как сейчас вижу я зазубренные края пробоины

в стене салона и вползавший в это отверстие клубящий¬

ся серый туман; пустые мягкие диваны с разбросанны¬

ми на них пакетами, саквояжами, зонтами и пледами,

оставленными во время внезапного бегства; полного

джентльмена, не так давно мирно читавшего мою статью,

а теперь напялившего на себя пробковый пояс и с моно¬

тонной настойчивостью вопрошавшего меня (журнал с

моей статьей все еще был у него в руке), есть ли опас¬

ность; краснолицего человека, который бодро ковылял

на своих искусственных ногах и надевал пояса на

всех, кто появлялся в каюте... Помню дикий визг

женщин.

Да, этот визг женщин больше всего действовал мне

на нервы. По-видимому, страдал от него и краснолицый,

ибо еще одна картина навсегда осталась у меня в памя¬

ти: плотный джентльмен засовывает журнал в карман

пальто и с любопытством озирается кругом; сбившиеся в

кучу женщины, с бледными, искаженными страхом) ли¬

цами, пронзительно кричат, словно хор погибших душ,

а краснолицый человек, теперь уже совсем багровый от

гнева, стоит в позе громовержца, потрясая над головой

кулаками, и орет:
—	Замолчите! Да замолчите же!
Помню, как, глядя на это, я вдруг почувствовал, что

меня душит смех, и понял, что и я впадаю в истерику;

ведь предо мною были женщины, такие же, как моя мать

или сестры,— женщины, охваченные страхом смерти и не

желавшие умирать. Их крики напомнили мне визг сви¬

ней под ножом мясника, и это потрясло меня. Эти жен¬

щины, способные на самые высокие чувства, на самую

нежную привязанность, вопили, разинув рты. Они хо¬

тели жить, но были беспомощны, как крысы в крысолов¬

ке, и визжали, не пом>ня себя.
Это было ужасно, и я опрометью бросился на палу¬

бу. Почувствовав дурноту, я опустился на скамью.

Смутно видел я метавшихся людей, слышал их крики,—

кто-то пытался спустить шлюпки... Все происходило так,

как описывается в книгах. Тали заедало. Все было не¬

исправно. Одну шлюпку спустили, забыв вставить проб¬

ки; когда женщины и дети сели в нее, она наполнилась

водой и перевернулась. Другую шлюпку удалось спу¬

стить только одним концом: другим она повисла на та¬

лях, и ее бросили. А парохода, который был причиной

бедствия, и след простыл, но кругом говорили, что он,

несомненно, вышлет нам1 спасательные шлюпки.
Я спустился на нижнюю палубу. «Мартинес» быстро

погружался, вода подступала к краю борта. Многие пас¬

сажиры стали прыгать за борт. Другие, уже барахтаясь

в воде, кричали, чтобы их подняли обратно на палубу.

Никто не слушал их. Все покрыл общий крик: «Тонем!»

Поддавшись охватившей всех панике, я вместе с дру¬

гими бросился за борт. Я не отдавал себе отчета в том,

что делаю, но, очутившись в воде, мгновенно понял, по¬

чему люди кругом молили, чтобы их подняли обратно на
10

пароход. Вода была холодная, нестерпимо холодная.

Когда я погрузился в нее, меня обожгло, как огнем. Хо¬

лод проникал до костей; казалось, смерть уже заключает

меня в свои ледяные объятия. Я захлебнулся от неожи¬

данности и страха и успел набрать в легкие воды преж¬

де, чем спасательный пояс снова поднял меня на по¬

верхность. Во рту у меня было солоно от морской воды,

и я задыхался от ощущения чего-то едкого, проникшего

мне в горло и в легкие.
Но особенно ужасен был холод. Мне казалось, что я

этого не выдержу, что минуты мои сочтены. Вокруг меня

в воде барахтались люди. Они что-то кричали друг дру¬

гу. Я слышал также плеск весел. Очевидно, потопивший

нас пароход выслал за нами шлюпки. Время шло, и

меня изумляло, что я все еще жив. Но мои ноги уже

утратили чувствительность, и онемение распространя¬

лось дальше, подступало к самому сердцу. Мелкие сер¬

дитые волны с пенистьши хребтами перекатывались че¬

рез меня; я захлебывался и задыхался.
Шум и крики становились все глуше; последний от¬

чаянный вопль донесся до меня издали, и я понял, что

«Мартинес» пошел ко дну. Потом — сколько прошло вре¬

мени, не знаю,— я очнулся, и ужас снова овладел мной.

Я был один. Я не слышал больше голосов, криков о по¬

мощи— только шум волн, которому туман придавал ка¬

кую-то таинственную, вибрирующую гулкость. Паника,

охватывающая человека, когда он в толпе и разделяет

общую участь, не так ужасна, как страх, переживаемый

в одиночестве. Куда несли меня волны? Краснолицый

говорил, что отлив уходит через Золотые Ворота. Неуже¬

ли меня унесет в открытое море? А ведь мой спасатель¬

ный пояс мюжет развалиться в любую минуту! Я слы¬

шал, что эти пояса делают иногда из картона и трост¬

ника, и тогда, намокнув, они быстро теряют плавучесть.

А я совсем не умел плавать. Я был один, и меня не¬

сло неведомо куда, среди извечной серой безбреж¬

ности. Признаюсь, мной овладело безумие, и я кричал,

как кричали женщины, и бил по воде окоченевшими

руками.
Не знаю, как долго это тянулось. Потом я впал в за¬

бытье, и вспоминаю об этом только, как о тревожном,

мучительном сне. Когда я очнулся, казалось, прошли ве¬
11

ка. Почти над самой головой я увидел выступавший из

тумана нос судна и три треугольных паруса, заходящие

один за другой и наполненные ветром. Вода пенилась

и клокотала там, где ее разрезал нос корабля, а я был

как раз на его пути. Я хотел крикнуть, но у меня не хва¬

тило сил. Нос судна скользнул вниз, едва не задев меня,

и волна перекатилась над моей головой. Затем мимо

меня начал скользить длинный черный борт судна —

так близко, что я мог бы коснуться его рукой. Я сделал

попытку ухватиться за него, я готов был впиться в де¬

рево ногтями, но руки мои были тяжелы и безжизненны.

Я снова попытался крикнуть, но голос изменил мне.
Промелькнула мимо корма, нырнув в пучину между

волнами, и я М1ельком увидел человека у штурвала и еще

одного, спокойно курившего сигару. Я видел дымок, под¬

нимавшийся от его сигары, когда он медленно повернул

голову и скользнул взглядом по воде в мою сторону. Это

был случайный, рассеянный взгляд, случайный поворот

головы, одно из тех движений, которые люди делают

машинально, когда они ничем не заняты,— просто из по¬

требности в движении.
Но для меня в этом взгляде была жизнь или смерть.

Я видел, как туман уже снова поглощает судно. Я видел

спину рулевого и голову того, другого, когда он медлен¬

но, очень медленно обернулся и его взгляд скользнул по

воде. Это был отсутствующий взгляд человека, погру¬

женного в думу, и я с ужасом! подумал, что он все равно

не заметит меня, даже если я попаду в поле его зрения.

Но вот его взгляд упал на меня, и его глаза встретились

с моими глазами. Он увидел меня. Прыгнув к штурвалу,

он оттолкнул рулевого и сам быстро завертел колесо, вы¬

крикивая в то же время какую-то команду. Судно нача**

ло отклоняться в сторону и почти в тот же миг скрылось

в тумане.
Я почувствовал, что снова впадаю в беспамятство, и

напряг все силы, чтобы не поддаться пустоте и мраку,

стремившимся поглотить меня. Вскоре я услышал быстро

приближавшийся плеск весел и чей^о голос. Потом, уже

совсем близко, раздался сердитый окрик:
—	Какого черта вы не откликаетесь?
«Это мне кричат»,— подумал я и тут же провалился

в пустоту и мрак.
12

ГЛАВА ВТОРАЯ
Мне казалось, что какая-то сила качает и несет меня

в мировом пространстве, подчинив мощному ритму. Мер¬

цающие искорки вспыхивали и пролетали мимо. Я дога¬

дывался, что это звезды и огненные кометы, сопровож¬

дающие М1ой полет среди светил. Когда в своем качании

я снова достиг вершины амплитуды и уже готов был пу¬

ститься в обратный путь, где-то ударил и загудел гро¬

мадный гонг. Неисчислимо долго, целые столетия, безмя¬

тежно канувшие в вечность, наслаждался я своим испо¬

линским полетом.
Но сон мюй начал меняться,— а я уже понимал, что

это сон. Амплитуда моего полета становилась все коро¬

че и короче. Меня начало бросать из стороны в сторону

с раздражающей быстротой. Я едва успевал переве¬

сти дух: с такой стремительностью мчался я в небес¬

ном пространстве. Гонг грохотал все чаще и яростнее.

Я ждал каждого его удара с невыразим»ым) ужасом. По¬

том мне показалось, что меня тащат по хрустящему, бе¬

лому, раскаленному солнцем песку. Это причиняло мне

невыносимые муки. Мою кожу опалял огонь. Гонг гудел,

как похоронный колокол. Сверкающие точки мчались ми¬

мо нескончаемым потоком, словно вся звездная система

проваливалась в пустоту. Я вздохнул, с трудом пере¬

вел дыхание и открыл глаза. Два человека, стоя на ко¬

ленях, хлопотали надо мной. То, что качало меня в мощ¬

ном ритме и несло куда-то, оказалось качкой судна на

волнах океана, а вместо ужасного гонга я увидел висевг

Шую на стене сковороду, которая бренчала и дребез¬

жала при каждом наклоне судна. Хрустящий, опаляв¬

ший меня огнем песок превратился в жесткие ладони

какого-то человека, растиравшего мою обнаженную

грудь. Я застонал от боли, приподнял голову и по¬

смотрел на свое красное, воспаленное тело, покрытое

капельками крови, проступившими сквозь расцарапанную

кожу.
—	Хватит, Ионсои,—сказал второй.—Не видишь, что

ли, j^BceM содрал с джентльмена кожу!
Тот, кого назвали Ионсоном,— человек могучего скан¬

динавского типа,— перестал растирать меня и неуклю¬

же поднялся на ноги. У второго — судя по выговору, ти¬

пичного кокня — были мелкие, почти женственные черты
13

лица; внешность его позволяла предположить, что он с

молоком матери впитал в себя перезвон лондонских цер¬

ковных колоколов. Грязный полотняный колпак на го¬

лове и грубый засаленный передник на узких бедрах из¬

обличали в нем кока того чрезвычайно грязного камбуза,

в котором я находился.
—	Ну, как вы себя чувствуете, сэр? —спросил он с

угодливой улыбкой, которая является наследием многих

поколений, привыкших получать на чай.
Вместо ответа я с усилием! приподнялся и сел, а за¬

тем с помощью Ионсона встал на ноги. Дребезжание

сковороды ужасно действовало мне на нервы. Я не

мог собраться с мыслями. Ухватившись, чтобы не упаст(ь,

за деревянную переборку, оказавшуюся настолько саль¬

ной и грязной, что я невольно стиснул зубы от отвраще¬

ния, я потянулся к несносной посудине, висевшей над

топившейся плитой, снял ее с гвоздя и швырнул в ящик

с углем.
Кок ухмыльнулся при таком проявлении нервозности.

Он сунул мне в руку дьшящуюся кружку с какой-то бур¬

дой и сказал:
—	Хлебните-ка, это пойдет вам на пользу!
В кружке было отвратительное пойло — корабель¬

ный кофе,— но оно все же согрело и оживило меня.

Прихлебывая этот напиток, я рассматривал свою разо¬

дранную, окровавленную грудь, а затем обратился к

скандинаву.
—	Благодарю вас, мистер Ионсон,— сказал я.— Но

не кажется ли вам, что вы применили ко мне слишком

уж героические меры?
Не знаю, почувствовал ли он упрек в моих сло¬

вах, но во всяком случае взгляд, который я бросил на

свою грудь, был достаточно выразителен. В ответ он мол¬

ча показал мне свою ладонь. Это была необыкновенно

мозолистая ладонь. Я провел пальцами по ее роговым

затвердениям, и у меня заныли зубы от неприятного

ощущения шероховатой поверхности.
—	Меня зовут Джонсон, а не Ионсон,— сказал он на

правильном английском языке, медленно, но почти без

акцента.
В его бледно-голубых глазах я прочел кроткий про¬

тест; вместе с тем в них была какая-т:о застенчивая пря¬
14

мота и мужественность, которые сразу расположили

меня к нему.
	 Благодарю вас, мистер Джонсон,— поспешил я
исправить свою ошибку и протянул ему руку.
Он медлил, смущенно и неуклюже переминаясь с но¬

ги на ногу; потом решительно схватил мюю руку и с чув¬

ством пожал ее.
—	Не найдется ли у вас чего-нибудь, чтобы я мог

переодеться? — спросил я кока, оглядывая свою мокрую

одежду. .
—	Найдем, сэр! — живо отозвался тот.— Если вы не

побрезгуете надеть мои вещи, я сбегаю вниз и притащу.
Он вышел, вернее выскользнул, из дверей с провор¬

ством, в котором мне почудилось что-то кошачье или даже

змеиное. Эта его способность скользить ужом была, как

я убедился впоследствии, весьма для него характерна.
—	Где я нахожусь?—спросил я Джонсона, ко¬

торого не без основания принял за одного из матросов.—

Что это за судно и куда оно идет?
—	Мы около Фараллонских островов, на юго-запад

от них,— неторопливо промолвил он, методично отвечая

на мои вопросы и стараясь, по-видимому, как можно пра¬

вильнее говорить по-английски.— Это шхуна «Призрак».

Идем к берегам Японии бить котиков.
—	А кто капитан шхуны? Мне нужно повидаться с

ним, как только я переоденусь.
На лице Джонсона неожиданно отразилось крайнее

смущение и замешательство. Он ответил не сразу; видно

было, что он тщательно подбирает слова и мысленно со¬

ставляет исчерпывающий ответ.
—	Капитан — Волк Ларсен, так его все называют. Я

никогда не слыхал его настоящего имени. Но говорите с

ним поосторожнее. Он сегодня бешеный. Его помощник...
Он не докончил: в камбуз нырнул кок.
—	Убирайся-ка лучше отсюда, Ионсон!—сказал
—Старик хватится тебя на палубе, а нынче, если
ему не угодишь,— беда.
Джонсон послушно направился к двери, подмигнув

мне из-за спины кока с необычайно торжественным и

значительным видом, словно желая выразить этим то,

чего он не договорил, и внушить мне еще раз, что с ка¬

питаном надо разговаривать поосторожнее.
15

Через руку у кока было перекинуто какое-то гряз**

ное, мятое тряпье, от которого довольно скверно пахло.
—	Оно было сырое, сэр, когда я его снял и спря¬

тал,— счел он нужным объяснить мне.— Но вам придет¬

ся пока обойтись этим, а потом я высушу ваше платье.
Цепляяоь за переборки, так как судно сильно кача¬

ло, я с помощью кока кое-как натянул на себя грубую

фуфайку и невольно поежился от прикосновения колю¬

чей шерсти. Заметив, должно быть, гримасу на моем

лице, кок осклабился.
—	Ну, вам не навек привыкать к такой одежде. Ко¬

жа-то у вас нежная, словно у какой-нибудь леди. Я как

увидал вас, так сразу понял, что вы — джентльмен.
Этот человек не понравился мне с первого взгляда, а

когда он помогал мне одеваться, моя неприязнь к нему

возросла еще больше. Его прикосновения вызывали во

мне гадливость. Я сторонился его рук и вздрагивал, ког¬

да он дотрагивался до меня. Это неприятное чувство и

запах, исходивший от кипевших и бурливших на плите

кастрюль, заставили меня поспешить с переодеванием,

чтобы поскорее выбраться на свежий воздух. К тому

же мне нужно было еще договориться с капитаном) отно¬

сительно доставки меня на берег.
Дешевая сатиновая рубашка с обтрепанным воро¬

том и подозрительными, похожими на кровяные, пят¬

нами на груди была надета на меня под аккомпане¬

мент неумолчных пояснений и извинений. Туалет мой

завершила пара грубых башмаков и синий выцвет¬

ший комбинезон, у которого одна штанина оказалась

дюймов на десять короче другой. Можно было поду¬

мать, что дьявол пытался цапнуть через нее душу лон¬

донца, но, не обнаружив таковой, оторвал со злости ку¬

сок оболочки.
—	Но я не знаю, кого же мне благодарить? — спро¬

сил я, облачившись в это тряпье. На голове у меня кра¬

совалась фуражка, которая была м>не мала, а поверх ру¬

башки я натянул еще грязную полосатую бумазейную

куртку; она едва доходила мне до талии, а рукава чуть

прикрывали локти.
Кок самодовольно выпрямился, и заискивающая

улыбка расплылась по его лицу. У меня был некоторый

опыт: я знал, как ведет себя прислуга на атлантиче¬
16

ских пароходах, когда рейс подходит к концу, и мог по¬

клясться, что кок ожидает подачки. Однако мое даль¬

нейшее знакомство с этим» субъектом показало, что по¬

за была бессознательной. Это была врожденная угодли¬

вость.	о о ^
	 Магридж, сэр,— пробормотал он с елейной улыб¬

кой на своем женственном лице.— Томас Магридж, сэр.

К вашим услугам»!
—	Ладно, Томас,— сказал я.— Я не забуду вас, ко¬

гда высохнет мое платье.
Его лицо просияло, глаза заблестели; казалось, го¬

лоса предков зазвучали в его душе, рождая смутные

воспоминания о чаевых, полученных ими во время их

пребывания на земле.
—	Благодарю вас, сэр! — произнес он с чувством и

почти искренним! смирением.
Я отодвинул дверь, и кок, тоже как на роликах,

скользнул в сторону; я вышел на палубу. Меня все еще

пошатывало от слабости после долгого пребывания в

воде. Порыв ветра налетел на меня, и я, сделав несколь¬

ко нетвердых шагов по качающейся палубе до угла руб¬

ки, поспешил ухватиться за него, чтобы не упасть. Силь¬

но накренившись, шхуна скользила вверх и вниз по

длинной тихоокеанской волне. Если, как сказал Джон¬

сон, судно шло на юго-запад, то ветер, по моим расче¬

там», дул примерно с юга. Туман рассеялся, и поверх¬

ность воды искрилась на солнце. Я повернулся к востоку,

где должна была находиться Калифорния, но не увидел

ничего, кроме низко стлавшихся пластов тумана, того

самого тумана, который вызвал катастрофу «Мартине¬

са» и был причиной моего бедственного положения.

К северу, неподалеку от нас, из моря торчала группа го¬

лых скал, и на одной из них я различил маяк. К юго-за¬

паду, там, куда мы держали курс, я увидел пирами¬

дальные очертания парусов какого-то корабля.
Оглядев море, я перевел взгляд на более близкие

предметы.^ Моей первой мыслью было, что человек, по¬

терпевший кораблекрушение и бывший на волосок от

смерти, заслуживает, пожалуй, большего внимания, чем

то, которое было мне оказано. Никто, как видно, не инте¬

ресовался моей особой, кроме матроса у штурвала, с лю¬

бопытством поглядывавшего на меня поверх рубки.
2.	Джек Лондон. Т, IV.	17

Все, казалось, были заняты тем, что происходило

посреди палубы. Там, на крышке люка, лежал какой-

то грузный мужчина. Он лежал на спине; рубашка на

его груди, поросшей густыми черными, похожими на

шерсть волосами, была разодрана. Черная с проседью

борода покрывала всю нижнюю часть его лица и шею.

Борода, вероятно, была жесткая и пышная, но обвисла

и слиплась, и с нее струйками стекала вода. Глаза его

были закрыты — он, очевидно, находился без созна¬

ния,— но грудь тяжело вздымалась; он с шумом вбирал

в себя воздух, широко раскрыв рот, борясь с удушьем.

Один из матросов спокойно и методично, словно выпол¬

няя привычную обязанность, спускал за борт на веревке

брезентовое ведро, вытягивал его, перехватывая ве¬

ревку руками, и окатывал водой лежавшего без движе¬

ния человека.
Возле люка расхаживал взад и вперед, сердито жуя

сигару, тот самый человек, случайному взгляду которого

я был обязан своим спасением. Ростом он был, вероятно,

пяти футов и десяти дюймов, быть может, десяти с поло¬

виной, но не это бросилось мне прежде всего в глаза,—

я сразу почувствовал его силу. Это быА человек атлети¬

ческого сложения, с широкими плечами и грудью, но я

не назвал бы его тяжеловесным. В нем была какая-то

жилистая, упругая сила, обычно свойственная нервным

и худощавым людям, и она придавала этому огромному

человеку некоторое сходство с большой гориллой. Я во¬

все не хочу сказать, что он походил на гориллу. Я говорю

только, что заключенная в нем сила, независимо от его

внешности, вызывала у вас такие ассоциации. Подоб¬

ного рода сила обычно связывается в нашем представ¬

лении с первобытными существами, с дикими зверями, с

нашими предполагаемыми предками, жившими на де¬

ревьях. Это сила дикая, свирепая, заключающая в са¬

мой себе жизненное начало — самую сущность жизни,

как потенции движения и первозданной материи, пре¬

творяющихся в различных видах живых существ; короче

говоря, это та живучесть, которая заставляет змею из¬

виваться, когда у нее отрубят голову, и которая теплит¬

ся в бесформенном комке мяса убитой черепахи, содро¬

гающемся при прикосновении к нему пальцем.
Таково было впечатление, которое производил этот
18

человек шагавший по палубе. Он крепко стоял на ногах,

ступал твердо и уверенно; каждое движение его муску¬

лов—то, как он пожимал плечами или стискивал в зу¬

бах сигару,— все было полно решимости и казалось про¬

явлением избыточной, бьющей через край силы. Но эта

внешняя сила, пронизывавшая его движения, казалась

лишь отголоском другой, еще более грозной силы, ко¬

торая притаилась и дремала в нем, но могла в любой

миг пробудиться, подобно ярости льва или бешеному

порыву урагана.
Кок высунул голову из двери камбуза и ободряюще

улыбнулся мне, указывая большим» пальцем на челове¬

ка, прохаживавшегося около люка. Я понял, что это и

есть капитан шхуны, или — на языке кока — «старик»,

то есть тот, к кому я должен обратиться, дабы потрево¬

жить его просьбой доставить меня каким-нибудь спосо¬

бом на берег. Я двинулся было вперед, предчувствуя,

что мне предстоит бурное объяснение, но в эту минуту

новый страшный приступ удушья овладел несчастным,

лежавшим! на палубе. Его стали корчить судороги. Спи¬

на его выгнулась дугой, голова совсем запрокинулась

назад, а грудь расширилась в бессознательном усилии

набрать побольше воздуха. Я не видел его лица, только

мокрую черную бороду, но почувствовал, как багровеет

его кожа.
Капитан — Волк Ларсен, как его называли,— остано¬

вился и посмотрел на умирающего. Жестокой и отчаян¬

ной была эта последняя схватка со смертью; охвачен¬

ный любопытством» матрос перестал лит1ь воду^^ брезен¬

товое ведро накренилось, и из него тонкой струйкой сте¬

кала вода. Умирающий судорожно бил каблуками по

крышке люка; потом его ноги вытянулись и застыли в

последнем страшном напряжении, в то время как голова

еще продолжала метаться из стороны в сторону. Но вот

мышцы ослабли, голова перестала двигаться, и вздох

как бы глубокого облегчения слетел с его губ. Челюсть

у него отвисла, верхняя губа приподнялась, и обнажи¬

лись два ряда пожелтевших от табака зубов. Каза¬

лось, его черты застыли в дьявольской усмешке, слов¬

но он издевался над миром, который ему удалось пере¬

хитрить, покинув его.
И тут произошло нечто неожиданное. Капитан вне¬
19

запно, подобно удару грома, обрушился на мертвеца.

Поток ругани хлынул из его уст. И это не были обычные

ругательства или непристойности. В каждом слове было

богохульство, а слова так и сыпались. Они гремели и

трещали, словно электрические разряды. Я в жизни не

слыхал, да и не мог бы вообразить себе ничего подоб¬

ного. Обладая сам литературной жилкой и питая при¬

страстие к сочным словцам и оборотам, я, пожалуй, луч¬

ше всех присутствующих мог оценить своеобразную жи¬

вость, красочность и в то же время неслыханную кощун-

ственность его метафор. Насколько я мог понять, причи¬

ной этой вспышки было то, что умерший — помощник ка¬

питана— загулял перед уходом из Сан-Франциско, а

потом имел неделикатность умереть в самом начале пла¬

вания и оставить Волка Ларсена без его, так сказать,

правой руки.
Излишне упоминать,— во всяком случае мои друзья

поймут это и так,— что я был шокирован. Брань и

сквернословие всегда были мне противны. У меня засо¬

сало под ложечкой, заныло сердце, М1не стало невыра-

вимю тошно. Смерть в моем представлении всегда была

сопряжена с чем-то торжественным и возвышенным.

Она приходила мирно и священнодействовала у ложа

своей жертвы. Смерть в таком мрачном, отталкивающем

обличье явилась для меня чем-то невиданным и неслы^

ханным. Отдавая, как я уже сказал, должное вырази¬

тельности изрыгаемых Волком Ларсеном проклятий, я

был ими чрезвычайно возмущен. Мне казалось, что их

огненный поток должен испепелить лицо трупа, и я не

удивился бы, если бы мокрая черная борода вдруг

начала завиваться колечками и вспыхнула дымным

пламенем. Но мертвецу уже не было до этого никакого

дела. Он продолжал сардонически усмехаться — с вы¬

зовом, с цинической издевкой. Он был хозяином поло¬

жения.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Волк Ларсен оборвал свою брань так же внезапно,

как начал. Он раскурил потухшую сигару и оглядел¬

ся вокруг. Взор его упал на Магриджа.
20

—	А, любезный кок? — начал он ласково, но в голосе

его чувствовались холод и твердость стали.
—	Есть, сэр! — угодливо и виновато, с преувеличен¬

ной готовностью отозвался тот.
—	Ты не боишься растянуть себе шею? Это, знаешь

ли, «е особенно полезно. Помощник умер, и мне не хо¬

телось бы потерять еще и тебя. Ты должен очень беречь

свое здоровье, кок. Понятно?
Последнее слово, в полном контрасте с мягкостью всей

речи, прозвучало резко, как удар бича. Кок съежился.
—	Есть, сэр! — послышался испуганный ответ, и го¬

лова провинившегося кока исчезла в камбузе.
При этом разносе, выпавшем на долю одного кока,

остальной экипаж перестал глазеть на мертвеца и вер¬

нулся к своим делам. Но несколько человек остались в

проходе между камбузом и люком и продолжали пере¬

говариваться вполголоса. Я понял, что это не матросы, и

потом* узнал, что это охотники на котиков, занимавшие

несколько привилегированное положение по сравнению

с простыми матросами.
—	Иогансен! — позвал Волк Ларсен. Матрос тотчас

приблизился.— Возьми иглу и гардаман и зашей этого

бродягу. Старую парусину найдешь в кладовой. Ступай!
—	А что привязать к ногам, сэр? — спросил матрос

после обычного «есть, сэр».
—	Сейчас устроим,— ответил Волк Ларсен и кликнул

кока.
Томас Магридж выскочил из своего камбуза, как иг¬

рушечный чертик из коробки.
—	Спустись в трюм и принеси мешок угля.
—	Нет ли у кого-нибудь из вас, ребята, библии или

мюлитвенника? — послышалось новое требование, обра¬

щенное на этот раз к охотникам!.
Они покачали головой, и один отпустил какую-то шут¬

ку, которой я не расслышал; она была встречена общим

смехом.
Капитан обратился с тем же вопросом к матросам.

Библия и молитвенник были здесь, по-видимому, редки¬

ми предметами, но один из матросов вызвался спросить

у подвахтенных. Однако минуты через две он вернулся

ни с чем.
Капитан пожал плечами.
21

—	Тогда придется бросить его за борт без лишней

болтовни. Впрочем, может быть, выловленный нами мо^

лодчик знает морскую похоронную службу наизусть?

Он что-то смахивает на попа.
При этих словах Волк Ларсен внезапно повернулся

ко М1не.
—	Вы, верно, пастор? — спросил он.
Охотники — их было шестеро — все, как один, тоже

повернулись в мою сторону, и я болезненно ощутил свое

сходство с вороньим пугалом. Мой вид вызвал хохот.

Присутствие покойника, распростертого на палубе и то¬

же, казалось, скалившего зубы, никого не остановило.

Это был хохот грубый, резкий и беспощадный, как само

море, хохот, отражавший грубые чувства людей, кото¬

рым незнакомы чуткость и деликатность.
Волк Ларсен не смеялся, хотя в его серых глазах

мелькали искорки удовольствия, и только тут, подойдя к

нему ближе, я получил более полное впечатление от

этого человека,— до сих пор я воспринимал его скорее

как шагающую по палубе фигуру, изрыгающую поток

ругательств. У него было несколько угловатое лицо с

крупными и резкими, но правил1ьными чертами, казав¬

шееся на первый взгляд массивным. Но это первое впе¬

чатление от его лица, так же как и от его фигуры, быстро

отступало на задний план, и оставалось только ощуще¬

ние скрытой в этом человеке внутренней силы, дремлю¬

щей где-то в недрах его существа. Скулы, подбородок,

высокий лоб с выпуклыми надбровными дугами, мюгу-

чие, даже необычайно могучие сами по себе, казалось,

говорили об огромной, скрьггой от глаз жизненной энер¬

гии или мощи духа,— эту мощь было трудно измерить

или определить ее границы, и невозможно было отнести

ее ни под какую установленную рубрику.
Г лаза — мне довелось хорошо узнать их — были боль¬

шие и красивые, осененные густыми черньши бровями и

широко расставленные, что говорило о недюжинности

натуры. Цвет их, изменчиво-серый, поражал бесчислен¬

ным м!ножеством оттенков, как переливчатый шелк в лу¬

чах солнца. Они были то серыми — темными или свет¬

лыми,— то серовато-зелеными, то принимали лазурную

окраску моря. Эти изменчивые глаза, казалось, скры¬

вали его душу, словно непрестанно менявшиеся маски,
22

и лишь в редкие мгновения она как бы проглядывала из

них, точно рвалась наружу, навстречу какому-то заман¬

чивому приключению. Эти глаза мюгли быгь м1рачными,

как хмурое свинцовое небо; могли метать искры, отли¬

вая стальным блеском обнаженного меча; могли стано¬

виться холодными, как полярные просторы, или теплы¬

ми и нежньши. И в них мог вспыхивать любовный огонь,

обжигающий и властный, который притягивает и поко¬

ряет женщин, заставляя их сдаваться восторженно,

радостно и самозабвенно.
Но вернемся к рассказу. Я ответил капитану, что я не

пастор и, к сожалению, не умею служить панихиду, но

он бесцеремюнно перебил меня:
—* А чем вы зарабатываете на жизнь?
Признаюсь, ко мне никогда еще не обращались с по¬

добным вопросом, да и сам я никогда над этим не за¬

думывался. Я опешил и довольно глупо пробормотал:
—	Я... я — джентльмен.
По губам капитана скользнула усмешка.
—	У меня есть занятие, я работаю,— торопливо

воскликнул я, словно стоял перед судьей и нуждался в

оправдании, отчетливо сознавая в то же врем1Я, как не¬

лепо с моей стороны пускаться в какие бы то ни было

объяснения по этому поводу.
—	Это дает вам) средства к жизни?
Вопрос прозвучал так властно, что я был озада¬

чен,— сбит с панталыку, как сказал бы Чарли Фэра-

сет,— и молчал, словно школьник перед строгим учи¬

телем.
—	Кто вас кормит? — последовал новый вопрос.
—	У меня есть постоянный доход,— с достоинством

ответил я и в ту же секунду готов был откусить- себе

язык.— Но все это, простите, не имеет отношения к то¬

му, о чем я хотел поговорить с вами.
^Однако капитан не обратил никакого внимания на

мой протест.
—	Кто заработал эти средства? А?.. Ну, я так и

думал: ваш отец. Вы не стоите на своих ногах — корми¬

тесь за счет мертвецов. Вы не могли бы прожить само¬

стоятельно и суток, не сумели бы три раза в день на¬

бить себе брюхо. Покажите руку!
Страшная сила, скрьггая в этом человеке, внезапно
23

пришла в действие, и, прежде чем я успел опомниться,

он шагнул ко мне, схватил мою правую руку и поднес к

глазам. Я попытался освободиться, но его пальцы без

всякого видимого усилия крепче охватили мою руку, и

мне показалось, что у меня сейчас затрещат кости.

Трудно лри таких обстоятельствах сохранять достоин¬

ство. Я не мог извиваться или брыкаться, как м!альчиш-

ка, однако не мог и вступить в единоборство с этим- чу¬

довищем, угрожавшим одним движением слома-гь мне

руку. Приходилось стоять смирно и переносить это уни¬

жение.
Тем временем у покойника, как я успел заметить, уже

обшарили карманы, и все, что там> сыскалось, сложили

на палубе, а труп, на лице которого застыла сардониче¬

ская усмешка, обернули в парусину, и Иогансен принял¬

ся сшивать ее толстой белой ниткой, втыкая иглу ладо¬

нью с помощью особого приспособления, называемого

гардаманом и сделанного из куска кожи.
Волк Ларсен с презрительной гримасой отпустил мою

руку.
—	Изнеженная рука — за счет тех же мертвецов. Та¬

кие руки ни на что, кроме мытья посуды и стряпни, не

годны.
—	Мне хотелось бы сойти на берег, —решительно за¬

явил я, овладев наконец собой.— Я уплачу вам, сколь¬

ко вы потребуете за хлопоты и задержку в пути.
Он с любопытством поглядел на меня. Глаза его све¬

тились насмешкой.
—	У меня другое предложение — для вашего же

блага. Мой помощник умер, и мне придется сделать кое-

какие перем)ещения. Один из матросов займет место по¬

мощника, юнга отправится на бак — на место матроса,

а вы замените юнгу. Подпишете условие на этот рейс —

двадцать долларов в месяц и харчи. Ну, что скажете?

Заметьте — это для вашего 1же блага! Я сделаю вас че¬

ловеком. Вы со временем! научитесь стоять на своих но¬

гах и, быль может, даже ковылять немного.
Я не придал значения этим словам. Замеченные

мною на юго-западе паруса росли; они вырисовывались

все отчетливее и, видимю, принадлежали такой же шху¬

не, как и «Призрак», хотя корпус судна, насколько я мог

его разглядеть, был меньше. Шхуна, покачиваясь, сколь¬
24

зила лам навстречу, и это было очень красивое зрелище.

Я видел, что она должна пройти совсем близко. Ветер

быстро крепчал. Солнце, послав нам несколько туск¬

лых лучей, скрылось. Море приняло мрачный свиицова-

серый оттенок, забурлило, и к небу полетели клочья

белой пены. Наша шхуна прибавила ходу и дала боль¬

шой крен. Пронесся порыв ветра, поручни исчезли

под водой, и волна хлынула на палубу, заставив охотни¬

ков, сидевших на закраине люка, поспешно поджать

ноги.
—	Это судно скоро пройдет мимо нас,— сказал я, по¬

молчав.— Оно идет в обратном направлении, быть мо¬

жет, в Сан-Франциско.
—	Весьма возможно,— отозвался Ларсен и, отвер¬

нувшись от меня, крикнул: — Кок! Эй, кок!
Томас Магридж вынырнул из камбуза.
—	Где этот юнга? Скажи ему, что я его зову.
—	Есть, сэр.
Томас Магридж бросился на корму и исчез в другом

люке около штурвала. Через секунду он снова показался

на палубе, а за hhmi шагал коренастый парень лет во-*

семнадцати-девятнадцати, с лицом хмурым и злобным.
—	Вот он, сэр,— сказал кок.
Но Ларсен, не обращая на него больше внимания, по¬

вернулся к юнге.
—	Как тебя зовут?
—	Джордж Лич, сэр,— последовал угрюмый ответ;

видно было, что юнга догадывается, зачем его позвали.
—	Фамилия не ирландская,— буркнул капитан.—

О'Тул или Мак-Карти куда бол(ьше подошло бы к твоей

роже. Верно, какой-нибудь ирландец прятался у твоей

мамаши за поленницей.
Я видел, как у парня от этого оскорбления сжались

кулаки и побагровела шея.
Ну, ладно, продолжал Волк Ларсен.— У тебя

могут быть веские причины забыть свою фамилию,—

мне на это наплевать, пока ты делаешь свое дело. Ты,

конечно, с Телеграфной горы. Это у тебя на лбу написа¬

но. >1 вашего брата знаю. Вы там все упрямы, как ослы,

и злы, как черти. Но можешь быть спокоен, мы тебя

здесь живо обломаем. Понял? Кстати, через кого ты

нанимался?
25

—	Агентство Мак-Криди и Свенсон.
—	Сэр! — загремел капитан.
—	Мак-Криди и Свенсон, сэр,— поправился юнга, и

глаза его злобно сверкнули.
—	Кто получил аванс?
—	Они, сэр.
—	Я так и думал. И ты, небось, был до черта рад.

Спешил, знал, что за тобой кое-кто охотится.
Во мгновение ока юнга преобразился в дикаря. Он

пригнулся, словно для прыжка, ярость исказила его

лицо.
—	Вот что...— выкрикнул было он.
—	Что? — почти вкрадчиво спросил Ларсен, словно

его одолевало любопытство.
Но юнга уже взял себя в руки.
—	Ничего, сэр. Я беру свои слова назад.
—	И тем1 доказываешь, что я прав,— удовлетворен¬

но улыбнулся капитан.— Сколько тебе лет?
—	Только что исполнилось шестнадцать, сэр.
—	Врешь! Тебе больше восемнадцати. И ты еще ве¬

лик для своих лет, и мускулы у тебя, как у жеребца. Со¬

бери свои пожитки и переходи в кубрик на бак. Будешь

матросом, гребцом. Это повышение, понял?
Не ожидая ответа, капитан повернулся к матросу,

который зашивал труп в парусину и только что закон¬

чил свое мрачное занятие.
—	Иогансен, ты что-нибудь смыслишь в навигации?
—	Нет, сэр.
—	Ну, не беда! Все равно будешь теперь помощни¬

ком. Перенеси свои вещи в каюту, на его койку.
—	Есть сэр! — весело ответил Иогансен и тут же на¬

правился на бак.
Но бывший юнга все еще не трогался с места.
—	А ты чего ждешь? — спросил капитан.
—	Я не нанимался матросом, сэр,— был ответ.—

Я нанимался юнгой. Я не хочу служить матросом.
—	Собирай вещи и ступай на бак!
На этот раз приказ звучал властно и грозно. Но

парень угрюмо насупился и не двинулся с места.
Тут Волк Ларсен снова показал свою чудовищную

силу. Все произошло неожиданно, с быстротой молнии.

Одним прыжком — футов в шесть, не меньше — он ки¬
26

нулся на юнгу и ударил его кулаком в живот. В тот же

миг я почувствовал острую боль под ложечкой, словно

он ударил меня. Я упоминаю об этом, чтобы показать»

как чувствительны были в то время мои нервы и как

подобные грубые сцены были мне непривычны. Юнга —

а он, кстати сказать, весил никак не менее ста шести¬

десяти пяти фунтов,— согнулся пополам. Его тело без-»

жизненно повисло на кулаке Ларсена, словно мокрая

гряпка на палке. Затем я увидел, как он взлетел на

воздух, описал дугу и рухнул на палубу рядом с тру¬

пом, ударившись о доски головой и плечам-и. Так он и

остался лежать, корчась от боли.
—	Ну как? — повернулся вдруг Ларсен ко мне.—

Вы обдумали?
Я поглядел на приближавшуюся шхуну, которая уже

почти поравнялась с нами; ее отделяло от нас не более

двухсот ярдов. Это было стройное, изящное суденышко.

Я различил крупный черный номер на одном из парусов

и, припомнив виденные мною раньше изображения су¬

дов, сообразил, что это лоцманский бот.
—	Что это за судно? — спросил я.
—	Лоцманский бот «Леди Майн»,— ответил Лар¬

сен.— Доставил своих лоцманов и возвращается в Сан-

Франциско. При таком ветре будет там через пять-шесть

часов.
—	Будьте добры дать им сигнал, чтобы они перепра¬

вили меня на берег.
—	Очень сожалею, но я уронил свою сигнальную

книгу за борт,— ответил капитан, и в группе охотников

послышался смех.
Секунду я колебался, глядя ему прямо в глаза. Я ви¬

дел, как жестоко разделался он с юнгой, и знал, что

меня, быть может, ожидает то же самое, если что-ни¬

будь еще не хуже. Повторяю, я колебался, а потом сде¬

лал то, что до сих пор считаю самым смелым поступком .

в моей жизни. Я бросился к борту и, размахивая рука¬

ми, крикнул:
—	«Леди Майн», эй! Свезите меня на берег. Тысячу

долларов за доставку на берег!
Я впился взглядом в двоих людей, стоявших у штур¬

вала. Один из них правил, другой поднес к губам рупор.

Я не поворачивал головы и каждую секунду ждал, что
27

человек-зверь» стоявший за моей спиной, одним ударом

уложит меня на месте. Наконец — мне показалось, что

прошли века,— я не выдержал и оглянулся. Ларсен не

тронулся с места. Он стоял в той же позе, слегка покачи¬

ваясь на расставленных ногах, и раскуривал новую

сигару.
—	В чем дело? Случилось что-нибудь? — раздалось

с «Леди Майн».
—	Да! Да! — благим матом заорал я.— Спасите,

спасите! Тысячу долларов за доставку на берег!
—	Ребята хватили лишнего в Фриско! — раздался

голос Ларсена.— Этот вот,— он указал на меня,— до¬

пился уже до зеленого зм'ия!
На «Леди Майн» расхохотались в рупор, и судно

прошло мимо.
—	Всыпьте ему как следует от нашего имени! —

долетели напутственные слова, и стоявшие у штурвала

помахали руками в знак приветствия.
В отчаянии я облокотился о поручни, глядя, как бы¬

стро ширится полоса холодной морской воды, отделяю¬

щая нас от стройного маленького судна. Оно будет в

Сан-Франциско через пять или шесть часов! У меня го¬

лова пошла кругом, сердце отчаянно заколотилось и к

горлу подкатил комок. Пенистая волна ударила о борт,

и мне брызнуло в лицо соленой влагой. Ветер ^ налетал

порывами, и «Призрак», сильно кренясь, зарывался в

воду подветренным бортом. Я слышал, как вода с шипе¬

нием взбегала на палубу.
Оглянувшись, я увидел юнгу, который с трудом под¬

нимался на ноги. Лицо его было мертвенно бледно и

искажено от боли. Я понял, что ему очень плохо.
—	Ну, Лич, идешь на бак? — спросил капитан.
—	Есть, сэр,— последовал покорный ответ.
—	А ты? — повернулся капитан ко мие.
—	Я дам вам тысячу...— начал я, но он прервал

меня:
—	Брось это! Ты согласен приступить к обязанно¬

стям юнги? Или мне придется взяться за тебя?
Что мне было делать? Дать зверски избить себя, мо¬

жет быть, даже убить — какой от этого прок? Я твердо

посмотрел в жесткие серые глаза. Они походили на гра¬

нитные глаза изваяния — так мало было в них челове¬
28

ческого тепла. Обычно в глазах людей отражаются их

душевные движения, но эти глаза были бесстрастны и

холодны, как свинцово-серое море.
—	Ну, что?
—	Да,— сказал я.
—	Скажи: да, сэр. .
—	Да, сэр,— поправился я.
—	Как тебя зовут?
—	Ван-Вейден, сэр.
—	Имя?
—	Хэмфри, сэр. Хэмфри Ван-Вейден.
—	Возраст?
—	Тридцать пять, сэр.
—	Ладно. Пойди к коку, он тебе покажет, что ты

должен делать.
Так случилось, что я помимо мюей воли попал в раб¬

ство к Волку Ларсену. Он был сильнее меня, вот и все.

Но в то время это,казалось мне каким-то наваждением.

Да и сейчас, когда я оглядываюсь на прошлое, все, что

приключилось тогда со мной, представляется мне совер¬

шенно невероятным. Таким будет это представляться

мне и впредь — чем-то чудовищным и непостижимым,

каким-то ужасным кошмаром.
—	Подожди!
Я послушно остановился, не дойдя до камбуза.
—	Иогансен, вызови всех наверх! Теперь все как

будто стало на свое место и можно заняться похоронами

и очистить палубу от ненужного хлама.
Пока Иогансен собирал команду, двое матросов, по

указанию капитана, положили зашитый в парусину труп

яа лючину. У обоих бортов на палубе, днищам!и кверху,

были принайтовлены маленькие шлюпки. Несколько ма¬

тросов подняли доску с ее страшным» грузом и положи¬

ли на эти шлюпки с подветренной стороны, повернув

труп ногами к морю. К ногам привязали принесенный

коком мешок с углем.
Похороны яа море представлялись мне всегда тор¬

жественным, внушающим благоговение обрядом, но то,

чему я стал свидетелем, мгновенно развеяло все мои

иллюзии. Один из охотников, невысокий тем1Ноглазый

парень,— я слышал, как товарищи называли его Смо-

ком, рассказывал анекдоты, щедро сдобренные бран¬
29

ными и непристойными словами. В группе охотников по¬

минутно раздавались взрывы хохота, которые напо¬

минали м«е не то вой волков, не то лай псов в преиспод¬

ней. Матросы, стуча сапогами, собирались на корме. Не¬

которые из подвахтенных протирали заспанные глаза

и переговаривались вполголоса. На лицах матросов за¬

стыло мрачное, озабоченное выражение. Очевидно, им

мало улыбалось путешествие с этим^ капитаном', начав¬

шееся к тому же при столь печальных предзнамено¬

ваниях. Время от времени они украдкой погляды¬

вали на Волка Ларсена, и я видел, что они его побаи¬

ваются.
Капитан подошел к доске; все обнажили головы.

Я присматривался к людям, собравшимся на палубе,—

их было двадцать человек; значит, всего на борту шху¬

ны, если считать рулевого и меня, находилось двадцать

два человека. Мое любопытство было простител1ЬНо, так

как мне предстояло, по-видимому, не одну неделю, а

быть может, и не один месяц, провести вместе с этими

людьми в этом крошечном плавучем мирке. Большин¬

ство матросов были англичане или скандинавы, с тяже¬

лыми, малоподвижными лицами. Лица охотников, из¬

борожденные резкими морщинами, были более энергич¬

ны и интересны, и на них лежала печать необузданной

игры страстей. Странно сказать, но, как я сразу же от¬

метил, в чертах Волка Ларсена не было ничего порочно¬

го. Его лицо тоже избороздили глубокие морщины, но

они говорили лишь о решимости и силе воли. Выраже¬

ние лица было скорее даже прямодушное, открытое, и

впечатление это усиливалось благодаря тому, что он

был гладко выбрит. Не верилось — до следующего столк¬

новения,— что это тот самый человек, который так же¬

стоко обошелся с юнгой.
Вот он открыл рот, собираясь что-то сказать, но в

этот миг резкий порыв ветра налетел на шхуну, сильно

ее накренив. Ветер дико свистел и завывал в снастях.

Некоторые из охотников тревожно поглядывали на

небо. Подветренный борт, у которого лежал покойник,

зарылся в воду, и, когда шхуна выпрямилась, волна

перекатилась через палубу, захлестнув нам) ноги выше

щиколотки. Внезапно хлынул ливень; тяжелые круп¬

ные капли били, как градины. Когда шквал пронесся,
30

капитан заговорил, и все слушали его» обнажив головы,

покачиваясь в такт с ходившей под ногами палубой.
—	Я помню только часть похоронной службы,—

сказал Ларсен.— Она гласит: «И тело да будет преда^

но морю». Так вот и бросьте его туда.
Он умолк. Люди, державшие лючину, были сму¬

щены; краткость церемонии, видимо, озадачила их. Но

капитан яростно на них накинулся:
—	Поднимайте этот конец, черт бы вас подрал! Ка¬

кого дьявола вы канителитесь?
Кто-то торопливо подхватил конец доски, и мертвец,

выброшенный за борт, словно собака, соскользнул в

море ногами вперед. Мешок с углем, привязанный к но¬

гам, потянул его вниз. Он исчез.
—	Иогансен! — резко крикнул капитан своему ново¬

му помощнику,— оставь всех наверху, раз уж они здесь.

Убрать топселя и кливера, да поживей! Надо ждать

зюйд-оста. Заодно возьми рифы у грота! И у стакселя!
Вмиг все на палубе пришло в движение. Иогансен

зычно выкрикивал слова команды, М1атросы выбирали

и травили различные снасти, а мне, человеку сугубо су¬

хопутному, все это, конечно, представлялось сплошной

неразберихой. Но больше всего поразило меня проявлен¬

ное этими людьми бессердечие. Смерть человека была

для них мелким эпизодом, который канул в вечность

вместе с зашитым в парусину трупом и мешком угля, и

корабль все так же продолжал свой путь, и работа шла

своим чередом. Никто не был взволнован. Охотники уже

опять смеялись какому-то непристойному анекдоту Смо-

ка. Команда выбирала и травила снасти, двое матросов

полезли на мачту. Волк Ларсен всматривался в облач¬

ное небо с^ наветренной стороны. А человек, так жалко

окончивший свои дни и так недостойно погребенный,

опускался все глубже и глубже на дно.
Ощущение жестокости и неумолимости морской сти¬

хии вдруг нахлынуло на меня, и жизнь показалась мне

чем-то дешевым и м1ишурным, чем-то диким и бессмыс-

лен1№1м — каким-то нелепым барахтаньем в грязной ти¬

не. Я держался за фальшборт у самых вант и смотрел

на угрюмые, пенистые волны и низко нависшую гряду

тушна,^ скрывавшую от нас Сан-Франциско и калифор-

яииский берег. Временами налетал шквал с дождем, и
31

тогда и самый туман исчезал из глаз за плотной заве-*

сой дождя. А наше странное судно, с его чудовищным

экипажем, ныряло по волнам, устремляясь на юго-за¬

пад, в широкие, пустынные просторы Тихого океана.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Все мои старания приспособиться к новой для меня

обстановке зверобойной шхуны «Призрак» приносили

м»е лиш1Ь бесконечные страдания и унижения. Маг**

ридж, которого команда называла «доктором», охотни¬

ки — «Томм1и», а капитан — «коком», изменился, как по

волшебству. Перемена в моем положении резко повлия¬

ла на его обращение со мной. От прежней угодливости

не осталось и следа: теперь он только покрикивал да

бранился. Ведь я не был больше изящным джентльме¬

ном, с кожей «нежной, как у леди», а превратился в

обыкновенного и довольно бестолкового юнгу.
Кок требовал, как это ни смешно, чтобы я называл

его «мистер Магридж», а сам, объясняя мне мои обязан¬

ности, был невыносимо груб. Помимо обслуживания

кают-компании с выходившими в нее четырьмя малень¬

кими каютами, я должен был помогать ему в камбузе,

и мое полное невежество по части мытья кастрюль и чи¬

стки картофеля служило для него неиссякаемым источ¬

ником изумления и насмешек. Он не желал принимать

во внимание мое прежнее положение, вернее, жизнь, ко¬

торую я привык вести. Ему не было до этого никакого

дела, и признаюсь, что уже к концу первого дня я не¬

навидел его сильнее, чем кого бы то ни было в жизни.
Этот первый день был для меня тем труднее, что

«Призрак», под зарифленными парусам«и (с подобными

терминами я познакомился лиивь впоследствии), ны¬

рял в волнах, которые насылал на нас «ревущий», как

выразился мистер Магридж, зюйд-ост. В половине ше¬

стого я, по указанию кока, накрыл стол в кают-компа¬

нии, предварительно установив на нем решетку на

случай бурной погоды, а затем начал подавать еду и

чай. В связи с этим не могу не рассказать о своем пер¬

вом близком знакомстве с сильной морской качкой.
—	Гляди в оба, не то окатит! — напутствовал меня

мистер Магридж, когда я выходил из камбуза с боль¬
*32

шим чайником в руке и с несколькими караваями свеже¬

испеченного хлеба под мышкой. Один из охотников, дол¬

говязый парень по имени Гендерсон, направлялся в это

время из «четвертого класса» (так называли они в

шутку свой кубрик) в кают-компанию. Волк Ларсен ку¬

рил на юте свою неизменную сигару.
—	Идет, идет! Держись! — закричал кок.
Я остановился, так как не понял, что, собственно,

«идет». Дверь камбуза с треском затворилась за мной, а

Гендерсон опрометью бросился к вантам! и проворно

полез по ним вверх, пока не очутился у меня над го¬

ловой. И только тут я заметил гигантскую волну с пе¬

нистым гребнем, высоко взмывшую над бортом. Она

шла прямо на меня. Мой мозг работал медленно,

потому что все здесь было для меня еще ново и не¬

обычно. Я понял только, что мне грозит опасность, и за¬

стыл на месте, оцепенев от ужаса. Тут Ларсен крикнул

мне с юта:
—	Держись за что-нибудь, эй, ты... Хэмп! ^
Но было уже поздно. Я прыгнул к вантам, чтобы уце¬

питься за них, и в этот миг стена воды обрушилась на

меня, и все смешалось. Я был под водой, задыхался и

тонул. Палуба ушла из-под ног, и я куда-то полетел,

перевернувшись несколько раз через голову. Меня швы¬

ряло из стороны в сторону, ударяло о какие-то твердые

предметы, и я сильно ушиб правое колено. Потом вол¬

на отхлынула, и мне удалось наконец перевести дух.

Я увидел, что меня отнесло с наветренного борта за кам¬

буз мимо люка в кубрик, к шпигатам» подветренного

борта. Я чувствовал острую боль в колене и не мог сту¬

пить на эту ногу, или так по крайней мере мне казалось.

Я был уверен, что нога сломана. Но кок уже кричал мне

из камбуза:
—	Эй, ты! Долго ты будешь там валандаться? Где

чайник? Уронил за борт? Жаль, что ты не сломал, себе

шею!
Я кое-как поднялся на ноги и заковылял к камбузу.

Огромный чайник все еще был у меня в руке, и я отдал

его коку. Но Магридж задыхался от негодования — то

ли настоящего, то ли притворного.
* Сокращение имени Хэмфри (Humphrey). В то же время на¬

мек на сутулость (hump—-горб) людей умственного труда.
3.	Джек Лондон. Т. IV.	33

—	Ну и растяпа же ты! Куда ты годишься, хотел бы

я знать? А? Куда ты годишься? Не можешь чай доне¬

сти! А я теперь изволь заваривать снова!
—	Да чего ты хнычешь? — с новой яростью набро¬

сился он на меня через минуту.— Ножку зашиб? Ах ты,

маменькино сокровище!
Я не хныкал, но лицо у меня, вероятно, кривилось от

боли. Собравшись с силами, я стиснул зубы и проковы¬

лял от камбуза до кают-компании и обратно без даль¬

нейших злоключений. Этот случай имел для меня двоя¬

кие последствия: прежде всего я сильно ушиб, коленную

чашечку и страдал от этого \ffloro месяцев — ни о каком

лечении, конечно, не могло бьггь и речи,— а кроме того,

за мной утвердилась кличка «Хэмп», которой наградил

меня с юта Волк Ларсен. С тех пор никто на шхуне меня

иначе и не называл, и я мало-помалу настолько к этому

привык, что уже и сам мысленно называл себя «Хэмп»,

словно получил это имя от рождения.
Нелегко было прислуживать за столом кают-компа-

нии, где восседал Волк Ларсен с Иогансеном и шесте¬

рыми охотниками. В этой маленькой, тесной каюте дви¬

гаться было чрезвычайно трудно, особенно когда шху¬

ну качало и кидало из стороны в сторону. Но тяжелее

всего было для меня полное равнодушие людей, кото¬

рым я прислуживал. ВреМ1я от времени я ощупывал

сквозь одежду колено, чувствовал, что оно пухнет все

сильнее и сильнее, и от боли у меня кружилась голова.

В зеркале на стене кают-комоании временами мелькало

мое бледное, страшное, искаженное болью лицо. Сидев¬

шие за столом не могли не заметить моего состояния,

но никто из них не выказал мне сочувствия. Поэтому я

почти проникся благодарностью к Ларсену, когда он

бросил мне после обеда (я в это время уже мыл та¬

релки):
—	Не обращай внимания на эти пустяки! Привык¬

нешь со временем. Немного, мюжет, и покалечишься, но

зато научишься ходить. Это, кажется, называется пара¬

доксом», не так ли? — добавил он.
По-видимому, он остался доволен, когда я, утверди¬

тельно кивнув, ответил как полагалось:, «Есть, сэр».
—	Ты, должно быть, смыслишь кое-что в литерату¬

ре? Ладно. Я как-«ибудь побеседую с тобой.
34

Он повернулся и, не обращая на меня больше вни¬

мания, вышел на палубу.
Вечером, когда я справился наконец с бесчислен¬

ным множеством дел, меня послали спать в кубрик к

охотникам, где нашлась свободная койка. Я рад был

лечь, дать отдых ногам и хоть на время избавиться

от несносного кока. Одежда успела высохнуть на мне,

и я, к моему удивлению, не ощущал ни малейших при¬

знаков простуды ни от последнего морского купания, ни

от более продолжительного пребывания в воде, когда

затонул «Мартинес». При обычных обстоятельствах я

после подобных испьгганий лежал бы, конечно, в посте¬

ли и около меня хлопотала бы сиделка.
Но боль в колене была мучительная. Насколько я

мог понять — так как колено страшно распухло,— у меня

была смещена коленная чашечка. Я сидел на с1зоей койке

и рассматривал колено (все шесть охотников находи¬

лись тут же,— они курили и громко разговаривали), ко¬

гда мимо прошел Гендерсон и мельком глянул на меня.
—	Скверная штука,— заметил он.— Обвяжи потуже

тряпкой, пройдет.
Вот и все; а случись это со М1Ной на суше, меня лечил

бы хирург и, несомненно, прописал бы полный покой.

Но следует отдать справедливость этим людям. Так же

равнодушно относились они и к своим собственным стра¬

даниям. Я объясняю это привычкой и тем, что чувстви¬

тельность у них притупилась. Я убежден, что человек

с более тонкой нервной организацией, с более острой

восприимчивостью страдал бы на их месте куда сильнее.
Я страшно устал, вернее, совершенно изнемог, и все

же боль в колене не давала мне уснуть. С трудом» удер¬

живался я от стонов. Дома я, конечно, дал бы себе во¬

лю, Но эта новая, грубая, примитивная обстановка не¬

вольно внушала мне суро*вую сдержанность. Окружав¬

шие меня люди, подобно дикарям, стоически относились

к важным вещам, а в мелочах напом)Инали детей. Впо¬

следствии мне пришлось наблюдать, как Керфуту, одно¬

му из охотников, размозжило палец. Керфут не только не

издал ни звука, но даже не изменился в лице. И вместе с

тем я много раз видел, как тот же Керфут приходил в

бешенство из-за сущих пустяков.
Вот и теперь он орал, размахивал руками и отчаянно
35

бранился — и все только потому, что другой охотник не

соглашался с ним, что тюлений белек от рождения умеет

плавать. Керфут утверждал, что этим умением новорож¬

денный тюлень обладает с первой минуты своего появле¬

ния на свет, а другой охотник, Лэтимер, тощий янки с

хитрыми, похожими на щелочки глазами, утверждал,

что тюлень именно noTOMiy и рождается на суше, что не

умеет плавать, и мать обучает его этой премудрости со¬

вершенно так же, как птицы учат своих птенцов летать.
Остальные четыре охотника с большим интересом

прислушивались к спору,— кто лежа на койке, кто при¬

поднявшись и облокотясь на стол,— и временам1И пода¬

вали реплики. Иногда они начинали говорить все сра¬

зу, и тогда в тесном кубрике голоса их звучали подобно

раскатам бутафорского грома. Они спорили о пустяках,

как дети, и доводы их были крайне наивны. Собственно

говоря, они даже не приводили никаких доводов, а огра¬

ничивались голословными утверждениями или отрица¬

ниями. Умение или неумение новорожденного тюленя

плавать они пытались доказать просто тем, что выска¬

зывали свое мнение с воинственным видом и сопрово¬

ждали его выпадами против национальности, здравого

смысла или прошлого своего противника. Я рассказы¬

ваю об этом», чтобы показать умственный уровень людей,

с которыми принужден был общаться. Интеллектуально

они были детьми, хотя и в обличье взрослых мужчин.
Они беспрерывно курили — курили дешевый зловон¬

ный табак. В кубрике нельзя было продохнуть от ды¬

ма. Этот дым и сильная качка боровшегося с бурей суд¬

на, несомненно, довели бы меня до морской болезни,

будь я ей подвержен. Я и так уже испытывал дурноту,

хотя, быть может, причиной ее были боль в ноге и пере¬

утомление.
Лежа на койке и предаваясь своим мыслям), я, есте¬

ственно, прежде всего задумывался над положением, в

которое попал. Это же было невероятно, неслыханно!

Я, Хэммрри Ван-Вейден, ученый и, с вашего позволения,

любитель искусства и литературы, принужден валяться

здесь, на какой-то шхуне, направляющейся в Берингово

море бить котиков! Юнга! Никогда в жизни я не делал

грубой физической, а тем более кухонной работы. Я все¬

гда вел тихий, монотонный, сидячий образ жизни. Это
36

была жизнь ученого,, затворника, существующего на при¬

личный и обеспеченный доход. Бурная деятельность и

спорт никогда не привлекали меня. Я был книжным чер¬

вем, так сестры и отец с детства и называли меня. Толь¬

ко раз в жизни я принял участие в туристском» походе,

да и то сбежал в самом начале и вернулся к комфор¬

ту и удобствам оседлой жизни. И вот теперь передо

мной открывалась безрадостная перспектива бесконеч¬

ной чистки картофеля, мытья посуды и прислуживания

за столом. А ведь физически я совсем не был силен. Вра¬

чи, положим, утверждали, что у меня великолепное тело¬

сложение, но я никогда не развивал своих мускулов

упражнениями, и они были слабы и вялы, как у женщи¬

ны. По крайней мере те же врачи постоянно отмечали

это, пытаясь убедитть меня заняться гимнастикой. Но я

предпочитал упражнять свою голову, а не тело, и те¬

перь был, конечно, совершенно не подготовлен к пред¬

стоящей м>не тяжелой жизни.
Я рассказываю лишь немногое из того, что передумал

тогда, и делаю это, чтобы заранее оправдаться, ибо жал¬

кой и беспомощной была та роль, которую мне предстоя¬

ло сыграть.
Думал я также о мюей матери и сестрах и ясно пред¬

ставлял себе их горе. Ведь я значился в числе погибших

на «Мартинесе», одним из пропавших без вести. Передо

мной мелькали заголовки газет, я видел, как мои прия¬

тели в университетском клубе покачивают головой и

вздыхают: «Вот бедняга!» Видел я и Чарли Фэрасета в

минуту прощания, в то роковое утро, когда он в халате

на мягком диванчике под окном изрекал, словно оракул,

свои скептические афоризмы.
А тем временем шхуна «Призрак», покачиваясь, ны¬

ряя, взбираясь на движущиеся водяные валы и скаты¬

ваясь в бурлящие пропасти, прокладывала себе путь все

дальше и дальше — к самому сердцу Тихого океана... и

уносила меня с собой. Я слышал, как над морем бушует

ветер. Его приглушенный вой долетал и сюда. Иногда

над головой раздавался топот ног по палубе. Кругом все

стонало и скрипело, деревянные крепления трещали,

кряхтели, визжали и жаловались на тысячу ладов. Охот¬

ники все еще спорили и рычали друг на друга, словно

какие-то человекоподобные земноводные. Ругань висела
37

в воздухе. Я видел их разгоряченные лица в искажаю¬

щем, тускло-желтом свете ламп, раскачивавшихся вме¬

сте с кораблем!. В облаках дыма койки казались логови¬

щами диких зверей. На стенах висели клеенчатые шта¬

ны и куртки и морские сапоги; на полках кое-где лежа¬

ли дробовики и винтовки. Все это напоминало картину

из (ЖИЗНИ пиратов и морских разбойников былых времен.

Мое воображение разыгралось и не давало мне уснуть.

Это была долгая, долгая, томительная и тоскливая, очень

долгая ночь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Первая ночиь, проведенная мною в кубрике охотников,

оказалась также и последней. На другой день новый по¬

мощник Иогансен был изгнан капитаном из его каюты

и переселен в кубрик к охотникам. А мае велено было

перебраться в крохотную каютку, в которой до меня в

первый же день плавания сменилось уже два хозяина.

Охотники скоро узнали причину этих перемещений и

остались ею очень недовольны. Выяснилось, что Иоган¬

сен каждую ночь вслух переживает во сне все свои днев¬

ные впечатления. Волк Ларсен не пожелал слушать, как

он непрестанно что-то бормючет и выкрикивает слова

команды, и предпочел переложить эту неприятность на

охотников.
После бессонной ночи я встал слабый и измученный.

Так начался второй день моего пребывания на шхуне

«Призрак». Томас Магридж растолкал меня в половине

шестого не менее грубо, чем Билл Сайкс будил свою

собаку. Но за эту грубость ему тут же отплатили с лих¬

вой. Поднятый им без всякой надобности шум — я за

всю ночь так и не сомжнул глаз,— потревожил кого-то

пз охотников. Тяжелый башмак просвистел в полу¬

тьме, и мистер Магридж, взвыв от боли, начал униженно

рассыпаться в извинениях. Потом в камбузе я увидел

его окровавленное и распухшее ухо. Оно никогда уже

больше не приобрело своего нормального вида, и

матросы стали называть его после этого «капустным

листом».
Этот день был полон для меня самых разнообразных

неприятностей. Уже с вечера я взял из камбуза свое вы¬
38

сохшее платье и теперь первым делом поспешил сбро¬

сить с себя вещи кока, а затем стал искать свой коше¬

лек. Кроме мелочи (у меня на этот счет хорошая память),

там лежало сто восемьдесят пять долларов золотом и бу¬

мажками. Кошелек я нашел, но все его содержимое, за

исключением мелких серебряных монет, исчезло. Я зая¬

вил об этом коку, как только поднялся на палубу, чтобы

приступить к своей работе в камбузе, и хотя и ожидал

от него грубого ответа, однако свирепая отповедь, с ко¬

торой он на меня обрушился, совершенно меня

ошеломила.
—	Вот что, Хэмп,— захрипел он, злобно сверкая

глазами.— Ты что, хочешь, чтобы тебе пустили из носу

кровь? Если ты считаешь меня вором, держи это про

себя, а не то крепко пожалеешь о своей ошибке, черт тебя

подери! Вот она, твоя благодарность, чтоб я пропал!

Я тебя пригрел, когда ты совсем подыхал, взял к себе

в камбуз, возился с тобой, а ты так мне отплатил? Прова¬

ливай ко всем чертям, вот что! У меня руки чешутся

показать тебе дорогу.
Сжав кулаки и продолжая кричать, он двинулся на

меня. К стыду своему должен признаться, что я, увер¬

нувшись от удара, выскочил из камбуза. Что мне было

делать? Сила, грубая сила, царила на этом подлом суд¬

не. Читать мораль было здесь не в ходу. Вообразите

себе человека среднего роста, худощавого, со слабыми,

неразвитыми мускулами, привыкшего к тихой, М1ирной

жизни, незнакомого с насилием... Что такой человек мог

тут поделать? Вступать в драку с озверевшим коком

было так же бессмысленно, как сражаться с разъярен¬

ным быком.
Так думал я в то время, испыгывая потребность в са¬

мооправдании и желая успокоить свое самолюбие. Но

такое оправдание не удовлетворило меня, да и сейчас,

вспоминая этот случай, я не могу полностью себя обе¬

лить. Положение, в которое я попал, не укладывалось в

обычные рамки и не допускало рациональных поступ¬

ков — тут надо было действовать не рассуждая. И хотя

логически мне, казалось, абсолютно нечего было сты¬

диться, я тем не менее всякий раз испыгываю стыд при

воспоминании об этом эпизоде, ибо чувствую, что моя

мужская гордость была попрана и оскорблена.
39

Однако все это не относится к делу. Я удирал из кам¬

буза с такой поспешностью, что почувствовал острую

боль в колене и в изнеможении опустился на палубу у

переборки юта. Но кок не стал преследовать меня.
—	Гляньте на него! Ишь как улепетывает!—услы¬

шал ^я его насмешливые возгласы.— А еще с больной

ногой! Иди назад, бедняжка, маменькин сынок! Не тро¬

ну, не бойся!
Я вернулся и принялся за работу. На этом дело

пока и кончилось, однако оно имело свои последствия.

Я накрыл стол в кают-компании и в семь часов подал

завтрак. Буря за ночь улеглась, но волнение было все

еще сильное и дул свежий ветер. «Призрак» мчался под

всеми парусами, кроме обоих топселей и бом-кливера.

Паруса были поставлены в первую вахту, и, как я понял

из разговора, остальные три паруса тоже решено было

поднять сейчас же после завтрака. Я узнал также,

что Волк Ларсен старается использовать этот шторм,

который гнал нас на юго-запад, в ту часть океана, где

мы могли встретить северо-восточный пассат. Под этим

постоянным ветром Ларсен рассчитывал пройти большую

часть пути до Японии, спуститься затем на юг к тропи¬

кам, а потом у берегов Азии повернуть опять на север.
После завтрака меня ожидало новое и также до¬

вольно незавидное приключение. Покончив с мытьем

посуды, я выгреб из печки в кают-компании золу и вынес

ее на палубу, чтобы выбросить за борт. Волк Ларсен и

Гендерсон оживленно беседовали у штурвала. На руле

стоял матрос Джонсон. Когда я двинулся к наветренно¬

му борту, он мотнул головой, и я принял это за утреннее

приветствие. А он пытался предостеречь меня, чтобы я

не выбрасывал золу против ветра. Ничего не подозревая,

я прошел мимо Волка Ларсена и охотника и высыпал

золу за борт. Ветер подхватил ее, и не только я сам, но

и капитан с Гендерсоном» оказались осыпанными золой.

В тот же миг Ларсен ударил меня ногой, как щенка.

Я никогда не представлял себе, что пинок ногой может

быть так ужасен. Я отлетел назад и, шатаясь, присло¬

нился к рубке, едва не лишившись сознания от боли.

Все поплыло у меня перед глазами, к горлу подступила

тошнота. Я сделал над собой усилие и подполз к борту.

Но Волк Ларсен уже забыл про меня. Стряхнув с пла¬
40

тья золу, он возобновил разговор с Гендерсоном. Иоган-

сен, наблюдавший все это с юта, послал двух матросов

прибрать палубу.
Несколько позже в то же утро я столкнулся с неожи¬

данностью совсем другого свойства. Следуя указаниям

кока, я отправился в капитанскую каюту, чтобы при¬

брать ее и застелить койку. На стене, у изголовья кой¬

ки, висела полка с книгами. С изумлением прочел я

на корешках имена Шекспира, Теннисона, Эдгара По и

Де-Куинси. Были там и научные сочинения, среди ко¬

торых я заметил труды Тиндаля, Проктора и Дарвина,

а также книги по астрономии и физике. Кроме того, я

увидел «Мифический век» Булфинча, «Историю анг¬

лийской и американской литературы» Шоу, «Естествен¬

ную историю» Джонсона в двух больших томах и не¬

сколько грамматик — Меткалфа, Гида и Келлога. Я не

мог не улыбнуться, когда на глаза мне попался экзем¬

пляр «Английского языка для проповедников».
Наличие этих книг никак не вязалось с обликом их

владельца, и я не мог не усомииться в том, что он спо¬

собен читать их. Но, застилая койку, я обнаружил под

одеялом томик Браунинга в кембриджском издании —

очевидно, Ларсен читал его перед сном. Он был открыт

на стихотворении «На балконе», и я заметил, что некото¬

рые места подчеркнуты карандашом. Шхуну качнуло, я

выронил книгу, и из нее выпал листок бумаги, испещрен¬

ный геометрическими фигурами и какими-то выклад¬

ками.
Значит, этот ужасный человек совсем! не такой уж

неуч, как можно было предположить, наблюдая его зве¬

риные выходки. И он сразу стал для меня загадкой.

Обе стороны его натуры в отдельности были вполне по¬

нятны, но их сочетание казалось непостижимым. Я уже

успел заметить, что Ларсен говорит превосходным язы-

KOMI, в котором лишь изредка проскальзывают не совсем

правильные обороты. Если в разговоре с матросами

и охотниками он и позволял себе жаргонные выраже¬

ния, то в тех редких случаях, когда он обращался ко

мне, его речь была точна и правильна.
Узнав его теперь случайно с другой стороны, я не¬

сколько осмелел и решился сказать ему, что у меня про¬

пали деньги.
41

—	Меня обокрали,— обратился я к «емуг увидав, что

он в одиночестве расхаживает по палубе.
—	Сэр,— поправил он меня не грубо, но внушительно;
. — Меня обокрагли, сэр,— повторил я.
—	Как это случилось ^ — спросил он.
Я рассказал ему,, что оставил свое платье сушиться

в камбузе, а потом кок: чуть не избил меня, когда я

заикнулся ему о пропаже.
Волк Ларсен выслушал меня и усмехнулся’.
—	Кок поживился,— решил он.— Но не кажется ли

вам, что ваша жалкая жизнь стоит все же этих денег?

Кроме того, это для вас урок. Научитесь в конце концов

сами заботиться о своих деньгах. До сих пор, вероятно,

это делал за вас ваш поверенный или управляющий.
Я почувствовал насмешку в его словах, но все же

спросил:
—	Как мие получить их назад?
—	Это ваше дело. Здесь у вас нет ни поверенного,

ни управляющего, остается полагаться только на са¬

мого себя. Если вам перепадет доллар, держите его креп¬

че. Тот, у кого деньги валяются где попало,, заслужи¬

вает, чтобы его обокрали. К тому же вы еще и согрешили.

Вы не имеете права искушать ближннж. А вы соблаз¬

нили кока, и он пал.^ Вы подвергли опасности его бес¬

смертную душу. Кстати, верите ли вы в бессмертие

души?
При атом вопросе веки его лениво приподнялись, и

мне показалось, что отдернулась какая-то завеса и я на

мгновение заглянул в его душу. Но это была иллюзия.

Я уверен, что ни одному человеку не удавалось проник¬

нута взглядом в душу Волка Ларсена. Это была одино¬

кая душа, как мне довелось впоследствии убедиться.

Волк Ларсен никогда не снимал маски, хотя порой лю¬

бил играть в откровенность.
—	Я читаю бессмертие в ваших глазах,— отвечал я

и для опыта пропустил «сэр»? известная интимность

нашего разговора,, казалось мне,, допускала это.
Ларсен действительно не придал этому значения.
—	Вы, я полагаю,, хотите сказать, что видите в них

нечто живое. Но это живое не будет жить вечно.
—	Я читаю в них значительно больше,— смело про¬

должал я.
42

—	Ну да — сознание. 0)знание, постижение жизни.

Но не больше, яе бесконечность жизни.
Он мыслил ясно л хорошо выражал свои люысли. Не

без любопытства оглядев меня, он отвернулся и устре¬

мил взор на свинцовое море. Глаза его потемнели, и у

рта обозначились резкие, суровые линии. Он явно был

М1рачно настроен.
—	А какой в этом смысл? — отрывисто спросил он,

снова повернувшись ко мне.— Если я наделен бессмер¬

тием, то зачем!?
Я молчал. Как мог я объяснить этому человеку свой

идеализм!? Как передать словами что-то неопределенное,

похожее на музыку^ которую слышишь во сне? Нечто

вполне убедительное для меня, но не поддающееся опре¬

делению.
—	Во что же вы тогда верите? — в свою очередь,

спросил я.
—	Л верю, что жизнь — нелепая суета,— быстро от¬

ветил он.— Она похожа на закваску, которая бродит ми¬

нуты, часы, годы или столетия, но рано или поздно пере¬

стает бродить. Большие пожирают малых, чтобы под¬

держать свое брожение. Сильные пожирают слабых,

чтобы сохранить свою силу. Кому везет, тот ест больше

и бродит дольше других,— вот и все! Вон поглядите —

что вы скажете об этол1?
Нетерпеливым жестом он показал на группу матро¬

сов, которые возились с тросам)И посреди палубы,
—	Они копошатся^ движутся, но ведь л медузы

движутся. Движутся для того, чтобы есть, и едят для

того, чтобы продолжать двигаться. Вот и вся штука!

Они живут для своего брюха, а брюхо поддерживает в

них жизнь. Это замкнутый круг; двигаясь по нему, ни¬

куда не придешь. Так с ними и происходит. Рано или

поздно движение прекращается. Они больше не ко¬

пошатся. Они мертвы.
—	У них есть мечты,— прервал я,— сверкающие, лу¬

чезарные мечты о...
—	О жратве,— решительно прервал он меня.
—	Нет, и еще...
—	И еще о жратве. О большой удаче—как бы по¬

больше и послаще пожрать.— Голос его звучал резко.

В нем не было и тени шутки.— Будьте уверены, они меч¬
43

тают об удачных плаваниях, которые дадут им больше

денег; о том, чтобы стать капитанами кораблей или най¬

ти клад,— короче говоря, о том, чтобы устроиться по¬

лучше и иметь возможность высасывать соки из своих

ближних, о том, чтобы самим! всю ночь спать под кры¬

шей и хорошо питаться, а всю грязную работу перело¬

жить на других. И мы с вами такие же. Разницы нет ни¬

какой, если не считать того, что мы едим больше и луч¬

ше. Сейчас я пожираю их и вас тоже. Но в прошлом! вы

ели больше моего. Вы спали в мягких постелях, носили

хорошую одежду и ели вкусные блюда. А кто сделал

эти постели, и эту одежду, и эти блюда? Не вы. Вы ни¬

когда ничего не делали в поте лица своего. Вы живете

с доходов, оставленных вам отцом». Вы, как птица фре¬

гат, бросаетесь с высоты на бакланов и похищаете у них

пойманную ими рыбешку. Вы «одно целое с кучкой лю¬

дей, создавших то, что они называют государством»,

и властвующих над всеми остальньши людьми и пожи¬

рающих пищу, которую те добывают и сами не прочь

были бы съесть. Вы носите теплую одежду, а те, кто сде¬

лал эту одежду, дрожат от холода в лохмотьях и еще

должны вымаливать у вас работу — у вас или у ва¬

шего поверенного или управляющего,— словом, у тех, кто

распоряжается вашими деньгами.
—	Но это совсем другой вопрос! — воскликнул я.
—	Вовсе нет! — Капитан говорил быстро, и глаза его

сверкали.— Это свинство и это... жизнь. Какой же смысл

в бессмертии свинства? К чему все это ведет? Зачем все

это нужно? Вы не создаете пищи, а между тем пища,

съеденная или выброшенная вами, мюгла бы спасти

жизнь десяткам несчастных, которые эту пищу создают,

но не едят. Какого бессмертия заслужили вы? Или они?

Возьмите нас с вами. Чего стоит ваше хваленое бессмер¬

тие, когда ваша жизнь столкнулась с моей? Вам хочет¬

ся назад, на сушу, так как там раздолье для привычно¬

го вам свинства. По своему капризу я держу вас на этой

шхуне, где процветает мое свинство. И буду держать.

Я или сломаю вас, или переделаю. Вы мюжете умереть

здесь сегодня, через неделю, через месяц. Я мог бы

одним ударом кулака убить вас,— ведь вы жалкий

червяк. Но если мы бессмертны, то какой во всем этом

смысл? Вести себя всю жизнь по-свински, как мы с ва-
44

М1И,— неужели это к лицу бессмертным? Так для чего

же это все? Почему я держу вас тут?
—	Потому, что вы сильнее,— выпалил я.
—	Но почему я сильнее? — не унимался он.— Потому

что во мне больше этой закваски, чем в вас. Неужели вы

не понимаете? Неужели не понимаете?
—	Но жить так — это же безнадежность! — восклик¬

нул я.
—	Согласен с вами,— ответил он.— И зачем оно

нужно вообще, это брожение, которое и есть сущность

жизни? Не двигаться, не быть частицей жизненной за¬

кваски,— тогда не будет и безнадежности. Но в этом-то

все и дело: мы хотим жить и двигаться, несмотря на

всю бессмысленность этого, хотим, потому что это зало¬

жено в нас природой,— стремление жить и двигаться,

бродить. Без этого жизш> остановилась бы. Вот эта

жизнь внутри вас и заставляет вас мечтать ^о бессмер¬

тии. Жизнь внутри вас стремится быть вечной. Эх! Веч¬

ность свинства!
Он круто повернулся на каблуках и пошел на корму,

но, не дойдя до края юта, остановился и подозвал меня.
—	Кстати, на какую сумму обчистил вас кок? —

спросил он.
—	На сто восемьдесят пять долларов, сэр,— отве¬

чал я.
Он молча кивнул. Минутой позже, когда я спускался

по трапу накрывать на стол к обеду, я слышал, как он

уже разносит кого-то из матросов.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Наутро шторм, обессилев, стих, и «Призрак» тихо по¬

качивался на безбрежной глади океана. Лишь изредка

в воздухе чувствовалось легкое дуновение, и капитан не

покидал палубы и все поглядывал на северо-восток, от¬

куда должен был прийти пассат.
Весь экипаж тоже был на палубе — готовил шлюпки

к предстоящему охотничьему сезону. На шхуне имелось

сем1ь шлюпок: шесть охотничьих и капитанский тузик.

Команда каждой шлюпки состояла из охотника, гребца

и рулевого. На борту шхуны в команду входили только

гребцы и рулевые, но вахтенную службу должны были
.45

нести и охотники, которые тоже находились в распоря¬

жении капитана.
Все это я узнавал мало-помалу,— это и многое дру¬

гое. «Приэрак»^ считался самой быстроходной шхуной в

промысловых флотилиях Сан-Франциско и Виктории.

Когда-то это была частная яхта, построенная с расчетом

на быстроходность^ Ее обводы и оснастка — хотя я и ма¬

ло СМ1ЫСЛИЛ в этих вещах — сами говорили за себя. Вче¬

ра, во время второй вечерней полувахты, мы с Джонсо¬

ном немного поболтали, и он рассказал мне все, что ему

был известно о нашей шхуне. Он говорил восторженно,

с такой любовью к хорошим кораблям, с какой иные го¬

ворят о лошадях. Но от плавания он не ждал добра и

дал мне понять, что Волк Ларсен пользуется очень сквер¬

ной репутацией среди прочих капитанов промысловых

судов. Только желание поплавать на «Призраке» соблаз¬

нило Джонсона подписать контракт, но он уж начинал

жалеть об этом.
Джонсон сказал мне, что «Призрак» — восьмидеся¬

титонная шхуна превосходной конструкции. Наибольшая

ширина ее — двадцать три фута, а длина превышает де¬

вяносто. Необычайно тяжелый свинцовый фальш-киль

(вес его точно неизвестен) придает ей большую остой¬

чивость- и позволяет нести огромную площадь парусов.

От палубы до клотика грот-стеньги больше ста футов,

тогда как фок-мачта вместе со стеньгой футов на десять

короче. Я привожу все эти подробности для того, чтобы

можно было представить себе размеры этого плавучего

мирка, носившего по океану двадцать два человека. Это

был крошечный мирок, пятнышко, точка, и я дивился то-

м»у, как люди осмеливаются пускаться в море на таком

маленьком, хрупком сооружении.
Волк Ларсен славился своей безрассудной смелостью

в плавании под парусами. Я слышал, как Гендерсон и

еще один охотник — калифорниец Стэндиш — толковали

об этом. Два года назад Ларсен потерял мачты на «При¬

зраке», попав в шторм в Беринговом море, после чего и

были поставлены теперешние, более прочные и тяже¬

лые. Когда их устанавливали, Ларсен заявил, что пред¬

почитает перевернуться, нежели сно-ва потерять мачты.
За исключением Иогансена, упоенного своим повы¬

шением», на борту не было ни одного человека, который
46

не подыскивал бы оправдания своему поступлению на

«Призрак». Половина команды состояла из моряков даль¬

него плавания, и они утверждали, что ничего не знали

ни о шхуне, ни о капитане; а те, кто был знаком с поло¬

жением вещей, потихоньку говорили, что охотники —

прекрасные стрелки, но такая буйная и продувная ком¬

пания, что ни одно приличное судно не взяло бы их в

плавание.
Я познакомился еще с одним матросом, по имени Лу¬

ис, круглолицым веселым ирландцем из Новой Шотлан¬

дии, который всегда был рад поболтать, лишь бы его

слушали. После обеда, когда кок спал внизу, а я чистил

свою неизменную картошку, Луис зашел в камбуз «по¬

чесать языком». Этот малый объяснял свое пребывание

на судне тем, что был пьян, когда подписывал контракт;

он без конца уверял меня, что ни за что на свете не сде¬

лал бы этого в трезвом виде. Как я понял, он уже лет

десять каждый сезон выезжает бить котиков и считает¬

ся одним JH3 лучших шлюпочных рулевых в обеих фло¬

тилиях.
—	Эх, дружище,— сказал он, мрачно покачав голо¬

вой,— хуже этой шхуны не сыскать, а ведь ты не был

пьян, как я, когда попал сюда! Охота на котиков — это

рай для моряка, но только не на этом судне. Помющннк

положил начало, но, помяни мое слово, у нас будут и еще

покойники до конца плавания. Между нами говоря, этот

Волк Ларсен сущий дьявол, и «Призрак» тоже стал адо¬

вой посудиной, с тех пор как попал к этому капитану.

Что я, не знаю, что ли! Не помню я разве, как два года

назад в Хакодате у него взбунтовалась команда и он за¬

стрелил четырех матросов. Я-то в то время плавал на

«Эмме Л.», мы стояли на якоре в трехстах ярдах от

«Призрака». И еще в том же году он убил человека од¬

ним ударом кулака. Да, да, так и уложил на месте! Хва¬

тил по голове, и она треснула, как яичная скорлупа. А что

он выкинул с^ губернатором острова Кура и с начальни¬

ком» тамошней полиции! Эти два японских джентльме¬

на явились к нему на «Призрак» в гости, и с ними были

их жены, хорошенькие, словно куколки. Ну, точь-в-точь,

как рисуют на веерах. А когда пришло время сниматься

Q якоря, он спустил мужей в их сампан и будто случай¬

но не успел спустить жен. Через неделю этих бедняжек
47

высадили на берег по другую сторону острова, и ничего

им не оставалось, как брести домой через горы в своих

игрушечных соломенных сандалиях, которых не могло

хватить и на одну милю. Что я, не знаю, что ли! Зверь он,

этот Волк Ларсен, вот что! Зверь, о котором еще в Апо¬

калипсисе сказано. И добром он не кончит... Только по¬

мни, я тебе ничего не говорил! И словечка не шепнул. По¬

тому что старый толстый Луис поклялся вернуться жи¬

вым из этого плавания, даже если все остальные пойдут

на корм рыбам.
—	Волк Ларсен!—помолчав, заворчал он снова.—Да¬

ром, что ли, его так зовут! Да, он волк, настоящий волк!

Бывает, что у человека каменное сердце, а у этого и во¬

все сердца нет. Волк, просто волк, и всё тут! Верно ведь,

эта кличка здорово ещ пристала?
—	Но если его так хорошо знают,—возразил я,— как

же ему удается набирать себе экипаж?
—	А как это всегда находят людей на какую угодно

работу, хоть на земле, хоть на море? — с кельтской го¬

рячностью возразил Луис.— Разве ты увидел бы меня на

борту этой шхуны, если бы я не был пьян, как свинья,

когда подмахнул контракт?
Кое-кто здесь такой народ, что им не попасть на

порядочное судно. Взять хоть наших охотников. А дру¬

гие, бедняги, матросня с бака, сам1И не знали, куда они

нанимаются. Ну да они еще узнают! Узнают и прокля¬

нут тот день, когда родились на свет! Жаль мне их, но я

должен прежде всего думать о толстом старом Луисе и

о том, что его ждет. Только, смотри, молчок! Я тебе ни

слова не говорил.
Эти охотники — порядочная дрянь,— через мину¬

ту начал он снова, так как отличался необычайной слово¬

охотливостью.— Дай срок, они еще разойдутся и пока¬

жут себя. Ну да Ларсен живо их скрутит. Только он и

может нагнать на них страху. Вот, возьми хоть моего

охотника Хорнера. Уж такой тихоня с виду, спокой¬

ный да вежливый, прямо как барышня, воды, кажется,

не замутит. А ведь в прошлом году укокошил своего

рулевого. Несчастный случай, и все. Но я встретил потом

в Иокогаме гребца, и он рассказал мне, как было дело.

А этот маленький чернявый проходимец Смок — ведь он

отбыл три года на сибирских соляных копях за браконь¬
48

ерство: охотился в русском заповеднике на Медном ост¬

рове. Его там сковали нога с ногой и рука с рукой с дру¬

гим каторжником». Так вот на работе между ними что-то

вышло, и Смок отправил своего товарища из шахты на¬

верх в бадьях с солью. Только отправлял он его по ча¬

стям: сегодня — ногу, завтра — руку, послезавтра — го¬

лову...
—	Что вы такое говорите! — в ужасе вскричал я.
—: Что я говорю? — резко прервал он меня.— Ни¬

чего я не говорю. Я глух и нем и другим советую помал¬

кивать, если им жизнь дорога. Что я говорил? Да толь¬

ко, что все они замечательные ребята и он тоже, чтоб

его черт побрал, чтоб ему гнить в чистилище десять ты¬

сяч лет, а потом провалиться в самую преисподнюю!
Джонсон, матрос, который чуть не содрал с меня

кожу, когда я впервые попал на борт, казался мне наи¬

более прямодушным из всей команды. Это была простая,

открытая натура. Его честность и мужественность бро¬

сались в глаза, и в то же время он был очень скромен, по¬

чти робок. Однако робким его все же нельзя было на¬

звать. Чувствовалось, что он способен отстаивать свои

взгляды и обладает чувством собственного достоинства.

Мне запомнилась моя первая встреча с ним и то, как он

не пожелал, чтобы коверкали его фамилию. О нем» и об

этих его особенностях Луис высказался так (слова его

звучали пророчеством): •
—	Славный малый этот швед Джонсон, лучший мат¬

рос на баке. Он гребцом у нас на шлюпке. Но с Волком

Ларсеном у него дойдет до беды, это как пить дать.

Уж я-то знаю! Я вижу, как надвигается буря. Я говорил

с Джонсоном по-братски, но он не желает тушить огни

и вывешивать фальшивые сигналы. Чуть что не по нем,

начинает ворчать, а на судне всегда найдется гад, кото¬

рый донесет на него. Волк силен, а эта волчья порода не

терпит силы в других. Он видит, что и Джонсон силен и

его не согнуть,— этот не станет благодарить и кланять¬

ся, если его обложат или влепят по морде. Эх, быть

беде! Быть беде! И бог весть где я возьму тогда

другого гребца! Вы знаете, что сделал этот дурак, когда

старик назвал его «Ионсон». «Меня зовут Джонсон,

сэр»,—поправляет он капитана да еще начинает выгова¬

ривать это буква за буквой. Вы бы поглядели на старика!
4.	Джек Лондон. Т. IV.	49

я думал, он пристукнет его на месте. Ну, на этот раз он

его не убил, но он еще обломает этого шведа, или я мало

смыслю в том, что бывает у нас на море.
ToMiac Магридж становится невыносим, Я должен

величать его «мистер» и «сэр», прибавлять это к каж¬

дому слову. Обнаглел он так отчасти потому, что Волк

Ларсен, по-видимому, к нему благоволит. Вообще это не¬

слыханная вещь, на мой взгляд; чтобы капитан водил

дружбу с коком, но таков каприз Волка Ларсена. Уже

два или три раза случалось, что он просовывал голову

в камбуз и принимался благодушно поддразнивать кока.

А сегодня после обеда минут пятнадцать болтал с ним

на юте. После этой беседы Магридж вернулся в камбуз,

сияя и гадко ухмыляясь во весь рот, и за работой все вре¬

мя напевал себе под нос какие-то уличные песенки чу¬

довищно гнусавым фальцетом.
—	Я умею ладить с начальством,— разоткровенни¬

чался он со мной.— Знаю, как себя с ним вести, и ме¬

ня всюду ценят. Вот хотя бы с последним шкипером» —

я, когда хотел, запросто заходил к нему в каюту побол¬

тать и пропустить стаканчик. «Магридж,— говорил он

мне,— Магридж, а ведь ты ошибся в своем призвании!»

«А что это за призвание?» — спрашиваю. «Ты должен

был родиться джентльменом, чтобы тебе никогда не

пришлось своим трудом зарабатывать на жизнь». Убей

меня бог, Хэмп, если он не сказал так — слово в слово!

А я слушаю его и сижу у него в каюте, как у себя дома,

курю его сигары и лью его ром!
Эта болтовня доводила меня до исступления. Нико¬

гда еще ничей голос не был мне так ненавистен. Мас¬

ляный, вкрадчивый тон кока, его гаденькая улыбочка, его

невероятное самомнение так действовали мне на нервы,

-что меня бросало в дрожь. Это была, безусловно, самая

омерзительная личность, какую я когда-либо встречал.

К тому же он был неописуемо нечистоплотен, а так как

вся пища проходила через его руки, то я, мучимый брезг¬

ливостью, старался есть то, к чему он меньше прикасался.
Мои руки, не привыкшие к грубой работе, доставляли

мне много мучений. Грязь так въелась в кожу, что я не

мог отмыть ее даже щеткой. Ногти почернели и облома¬

лись, на ладонях вскочили волдыри, а однажды, потеряв

равновесие во время качки и привалившись к плите, я
50

сильно обжег себе локоть. Колено тоже продолжало

болеть. Опухоль держалась, и коленная чашечка все

еще не стала на место. С утра до ночи я должен был

ковылять по кораблю, и это отнюдь не приносило поль¬

зы моей искалеченной ноге. Я знал, что ей необходим

отдых.
Отдых! Раньше я не понимал по-настоящему значе¬

ния этого слова. Ведь я всю свою жизнь отдыхал, сам

того не сознавая. А теперь, если бы мне удалось поси¬

деть полчасика, ничего не делая, не думая ни о чем,— это

показалось бы мне величайшим блаженством на свете.

Зато все это явилось для меня как бы откровением. Да,

теперь я знаю, каково приходится трудовому люду! Мне

и не снилось, что работа мюжет быть так чудовищно тя¬

жела. С половины шестого утра и до десяти вечера я

раб всех и каждого и не имею ни минуты для себя, кро¬

ме тех кратких мгновений, которые удается урватаь в кон¬

це вечерней вахты. Стоит мне залюбоваться на миг свер¬

кающим на солнце морем или заглядеться^ как один мат¬

рос бежит по бушприту, а другой карабкается наверх п.э

вантам, и тотчас за моей спиной раздается ненавист¬

ный голос: «Эй, Хэмп! Ты что там рот разинул! Дума¬

ешь, не вижу?»
В кубрике у охотников заметно растет недовольство,

и я слышал, что Смок и Гендерсон подрались. Гендер-

сон самый опытный из охотников. Это флегматичный

парень, и его трудно раскачать, но, верно, уж его рас¬

качали, потому что Смок ходит с подбитым глазом! и се¬

годня за УЖИНОМ! смотрел зверем.
Перед ужином я был свидетелем жестокого зрели¬

ща, изобличающего грубость и черствость этих людей.

В нашей команде есть новичок, по имени Гаррисон, не¬

уклюжий деревенский парень, которого, должно быть,

толкнула на это первое плавание жажда приключе¬

ний. При слабом и часто меняющемся противном ветре

шхуне приходится много лавировать. В таких случаях

паруса переносят с одного борта на другой, а наверх по¬

сылают матроса — перенести фор-топсель. Гаррисон был

наверху, когда шкот заело в блоке, через который он про¬

ходит на ноке гафеля. Насколько я понимаю, было два

способа очистить шкот: либо спустить фок, что было

сравнительно легко и не сопряжено с опасностью, либо
51

добраться по дирик-фалу до нока гафеля — предприятие

весьма рискованное.
Иогансен приказал Гаррисону лезть по фалу. Всяко

му было ясно, что мальчишка трусит. Да и не мудре

но — ведь ем1у предстояло подняться на восемьдесят фу

тов над палубой, доверив свою жизнь тонким, колеблю

щимся снастям. При более ровном ветре опасность бы

ла бы не так велика, но «Призрак» качало на длинной

волне, как скорлупку, и при каждом крене судна паруса

хлопали и полоскались, а фалы то ослабевали, то вдруг

натягивались рывком. Они могли стряхнуть с себя че¬

ловека, как возница стряхивает муху с кнута.
Гаррисон слышал приказ и понял, чего от него тре¬

буют, но все еще мешкал. Быть может, ем1у первый раз

в жизни приходилось работать на мачте. Иогансен, ко¬

торый успел уже перенять манеру Волка Ларсена, раз¬

разился градом ругательств.
—	Будет, Иогансен! — оборвал его капитан.— На

ЭТОМ) судне ругаюсь я, пора бы вам это понять. Если мне

понадобится ваша помощь, я вам скажу.
—	Есть, сэр,— покорно отозвался помощник.
В это врем>я Гаррисон уже лез по фалам. Я смотрел

на него из двери камбуза и видел, что он весь дрожит,

словно в лихорадке. Он подвигался вперед очень медлен¬

но и осторожно. Его фигура четко вырисовывалась на

яркой синеве неба и напоминала огромного паука, пол¬

зущего по тонкой нити паутины.
Гаррисону приходилось взбираться вверх под неболь¬

шим уклоном, и дирик-фал, пропущенный через разные

блоки на гафеле и на мачте, кое-где давал опору для

рук и ног. Но беда была в том, что слабый и непостоян¬

ный ветер плохо наполнял паруса. Когда Гаррисон был

уже на полпути к ноку гафеля, «Призрак» сильно кач¬

нуло, сначала в наветренную сторону, а потом) обратно

в ложбину между двумя валами. Гаррисон замер, креп¬

ко уцепившись за фал. Стоя внизу, на расстоянии вось¬

мидесяти футов от него, я видел, как напряглись его мус¬

кулы в отчаянной борьбе за жизнь. Парус повис пустой,

гафель закинуло, фал ослабел, и хотя все произошло

мгновенно, я видел, как он прогнулся под тяжестью

матроса. Потом гафель внезапно вернулся в прежнее

положение, огромный парус, надуваясь, хлопнул так,
52

словно выстрелили из пушки, а три ряда риф-штертов

защелкали по парусине, создавая впечатление ружейной

пальбы. Гаррисон, уцепившийся за фал, совершил голо¬

вокружительный полет. Но полет этот внезапно прекра¬

тился. Фал натянулся, и это и был удар кнута, стряхива¬

ющий муху. Гаррисон не удержался. Одна рука его

отпустила фал, другая секунду еще цеплялась, но только

секунду. Однако в момент падения матрос каким-то

чудом ухитрился зацепиться за снасти ногами и повис

вниз головой. Изогнувшись, он снова ухватился руками

за фал. Мало-помалу ему удалось восстановить прежнее

положение, и он жалким комочком прилип к снастям.
—	Пожалуй, это отобьет у него аппетит к ужину,—

услышал я голос Волка Ларсена, который появился из-

за угла камбуза.— Полундра, Иогансен! Берегитесь!

Сейчас начнется!
И действительно, Гаррисону было дурно, как при

морской болезни. Он висел, уцепившись за снасти, и не

решался двинуться дальше. Но Иогансен не переставал

яростно понукать его, требуя, чтобы он выполнил при¬

казание.
—	Стыд и позор! — проворчал Джонсон медленно и

с трудом*, но правильно выговаривая английские слова.

Он стоял у грот-вант в нескольких шагах от меня.—

Малый и так старается. Научился бы понемногу. А это...
Он умолк, прежде чем слово «убийство» сорвалось

у него с языка.
—Тише ты! — шепнул ему Луис.— Помалкивай, коли

тебе жизнь не надоела!
Но Джонсон не унимался и продолжал ворчать.
—	Послушайте,— сказал один из охотников, Стэн-

диш, обращаясь к капитану,— это мой гребец, я не хочу

потерять его.
—	Ладно, Стэндиш,— последовал ответ.— Он гребец,

когда он у вас на шлюпке, но на шхуне— он мой матрос,

и я могу распоряжаться им, как мне заблагорассудится,

черт подери!
—	Это еще не значит...— начал было снова Стэндиш.
—	Хватит! — огрызнулся Ларсен.— Я сказал, и точ¬

ка. Это мой матрос, и я могу сварить из него суп и съесть,

если пожелаю.
Злой огонек сверкнул в глазах охотника, но он смол¬
53

чал и направился к кубрику; остановившись на трапе,

он взглянул вверх. Все матросы столпились теперь на

палубе, все глаза были обращены туда, где шла борьба

жизни со смертью. Черствость, бессердечие тех людей,

которым! современный промышленный строй предоставил

власть над жизнью других, ужаснули меня. Мне, сто¬

явшему всегда в стороне от житейского водоворота, да¬

же на ум не приходило, что труд человека может быть

сопряжен с такой опасностью. Человеческая жизнь все¬

гда представлялась мне чем-то высоко священным, а

здеоь ее не ставили ни во что, здесь она была не боль¬

ше как цифрой в ком1мерческих расчетах. Должен огово¬

риться: матросы сочувствовали своему товарищу, взять к

примеру того же Джонсона, но начальство — капитан и

охотники — проявляли полное бессердечие и равнодушие.

Ведь и Стэндиш вступился за матроса лишь потому, что

не хотел потерять гребца. Будь это гребец с другой

шлюпки, он отнесся бы к происшествию так же, как

остальные, оно только позабавило бы его.
Но вернемся к Гаррисону. Минут десять Иогансен

всячески понукал и поносил несчастного и заставил его-

наконец двинуться с места. Матрос добрался все же до

кока гафеля. Там он уселся на гафель верхом, и ему ста¬

ло легче держаться. Он очистил шкот и мог теперь вер¬

нуться, спустившись по фалу к мачте. Но у него уже, как

видно, не хватало духу. Он не решался променять свое

опасное положение на еще более опасный спуск*
Расширенными от страха глазами он поглядывал на

тот путь, который ему предстояло совершить высоко в

воздухе, потом переводил взгляд на палубу. Его трясло,

как в лихорадке. Мне никогда еще не случалось видеть

выражения такого смертельного испуга на человеческом

лице. Тщетно Иогансен кричал ему, чтобы он спускал¬

ся. Каждую минуту его могло сбросить с гафеля, но он

прилип к нему, оцепенев от ужаса. Волк Ларсен про¬

гуливался по палубе, беседуя со Смоком, и не обра¬

щал больше никакого внимания на Гаррисона, только

раз резко окрикнул рулевого:
—	Ты сошел с курса, приятель. Смотри, получишь

у меня!
—	Есть, сэр,— отвечал рулевой и немного повернул

штурвал.
54

Его провинность состояла в том, что он слегка откло¬

нил шхуну от курса, чтобы слабый ветер мог хоть не¬

много надуть паруса и удерживать их в одном положе¬

нии. Этим он пытался помочь злополучному Гаррисо**

ну, рискуя навлечь на себя гнев Волка Ларсена.
Время шло, и напряжение становилось невыносимым.

Однако Томас Магридж находил это происшествие чрез¬

вычайно забавным. Каждую минуту он высовывал го¬

лову из камбуза и отпускал шуточки. Как я ненавидел

его! Моя ненависть к нем)у выросла за эти страшные

минуты до исполинских размеров. Первый раз в жизни

я испытывал желание убить человека. Я «жаждал кро¬

ви», как выражаются некоторые наши писатели и люби¬

тели пышных оборотов. Жизнь вообще, быть может,

священна, но жизнь Томаса Магриджа представлялась

мне чем-то презренным и нечестивым». Почувствовав жаж¬

ду убийства, я испугался, и у меня мелькнула мысль:

неужели грубость окружающей среды так на меня по¬

влияла? Ведь не я ли всегда утверждал, что смертная

казнь несправедлива и недопустима даже для самых

закоренелых преступников ?
Прошло не меньше получаса, а затем я заметил, что

Джонсон и Луис горячо о чем-то спорят. Спор кончил¬

ся тем!, что Джонсон отмахнулся от Луиса, который пы¬

тался его удержать, и направился куда-то. Он пересек

палубу, прыгнул на фор-ванты и полез вверх. Это не

ускользнуло от острого взора Волка Ларсена.
—	Эй, ты1 Куда? — крикнул он.
Джонсон остановился. Глядя в упор на капитана, он

неторопливо ответил:
—	Хочу снять парня.
—	Спустись сию же минуту вниз, черт тебя дери!

Слышиш1ь? Вниз!
Джонсон медлил, но многолетняя привычка подчи¬

няться приказу пересилила, и, спустивщись с м?рач-

ным видом на палубу, он ушел на бак.
В половине шестого я направился в кают-компанию

накрывать на стол, но почти не сознавал, что делаю. Я

видел только раскачивающийся гафель и прилепивше¬

гося к нему бледного, дрожащего от страха матроса,

похожего снизу на какую-то смешную козявку.
В шесть часов, подавая обед и пробегая по палубе в
55

камбуз, я видел Гаррисона все в том же положении.

Разговор за столом шел о чем-то постороннем!. Никого,

по-видимому, не интepecoвaлia жизнь этого человека,

подвергнутая смертельной опасности потехи ради. Од¬

нако нем^ного^ позже, лишний раз сбегав в камбуз^, я, к

своей великой радости, увидел Гаррисона, который, ша¬

таясь, брел от вант к люку на баке. Он наконец соб¬

рался с духом и спустился.
Чтобы покончить с этим случаем, я должен вкратце

передать свой разговор с Волком Ларсеном,— он заго¬

ворил со мной в кают-компании, когда я убирал посуду.
—	Что это у вас сегодня такой жалкий вид? — на¬

чал он.— В чем дело?
Я видел, что он отлично понимает, почему я чув¬

ствую себя почти так же худо, как Гаррисон, но хочет

вызвать меня на откровенность, и отвечал:
—	Меня расстроило жестокое обращение с этим ма¬

лым.
Он усмехнулся.
—	Это у вас нечто вроде морской болезни. Одни под¬

вержены ей, другие — нет.
—	Что же тут общего? — возразил я.
—	Очень много общего,— продолжал он.— Земля так

же полна жестокостью, как море — движением. Иные

не переносят первой, другие — второго. Вот и вся при¬

чина.
—	Вы так издеваетесь над человеческой жизнью, не¬

ужели вы не придаете ей никакой цены? — спросил я.
—	Цены? Какой цены? —он посмотрел на меня, и я

прочел циничную усмешку в его суровом пристальном

взгляде.— О какой цене вы говорите? Как вы ее опре¬

делите? Кто ценит жизнь?
—	Я ценю,— ответил я.
—	Как же вы ее цените? Я имею в виду чужую

жизнь. Скол1ЬКо она, по-вашему, стоит?
Цена жизни! Как мог я определить ее? Привыкший

ясно и свободно излагать свои мысли, я в присутствии

Ларсена почему-то не находил нужных слов. Отчасти я

объяснял себе это тем, что его личность подавляла ме¬

ня, но главная причина крылась все же в полной проти¬

воположности наших воззрений. В спорах с другими ма¬

териалистами я всегда мог хоть в чем-то найти общий
56

язык, найти каку1б-то отправную точку, но с Волком

Ларсеном у меня не было ни единой точки соприкоснове¬

ния. Быть может, меня сбивала с толку примитивность

его мышления: он сразу приступал к тому, что считал

существом вопроса, отбрасывая все, казавшееся ему мел¬

ким» и незначительным, и говорил так безапелляционно,

что я терял почву под ногами. Цена жизни! Как мог я

сразу, не задумываясь, ответить на такой вопрос? Жизнь

священна — это я принимал за аксиому. Ценность ее в

ней самой — это было столь очевидной истиной, что мне

никогда не приходило в голову подвергать ее сомнению.

Но когда Ларсен потребовал, чтобы я нашел подтвержде¬

ние этой общеизвестной истине, я растерялся.
—	Мы , с вами беседовали об этом вчера,— сказал

он.— Я сравнивал жизнь с закваской, с дрожжевым

грибком, который пожирает жизнь, чтобы жить самому,

и утверждал, что жизнь — это просто торжествующее

свинство. С точки зрения спроса и предложения жизнь

самая дешевая вещь на свете. Количество воды, земли

и воздуха ограничено, но жизнь, которая порождает

жизнь, безгранична. Природа расточительна; Возьмите

рыб с миллионами икринок. И возьмите себя или меня!

В наших чреслах тоже заложены миллионы жизней.

Имей мы возможность даровать жизнь каждой крупице

заложенной в нас нерожденной жизни, мы могли бы

стать отцами народов и населить целые материки.

Жизнь? Пустое! Она ничего не стоит. Из всех дешевых

вещей она самая дешевая. Она стучится во все двери.

Природа рассыпает ее щедрой рукой. Где есть место

для одной жизни, там она сеет тысячи, и везде жизнь

пожирает жизнь, пока не остается лишь самая сильная

и самая свинская,
—	Вы читали Дарвина,— заметил я.— Но вы пре¬

вратно толкуете его, если думаете, что борьба за суще¬

ствование оправдывает произвольное разрушение вами

чужих жизней.
Он пожал плечами.
—	Вы, очевидно, имеете в виду лишь человеческую

жизнь, так как зверей, и птиц, и рыб вы уничтожаете не

меньше, чем я или любой другой человек. Но человече¬

ская жизнь ничем не отличается от всякой прочей жиз¬

ни, хотя вам и кажется, что это не так, и вы якобы ви¬
57

дите какую-то разницу. Почему я должен беречь эту

жизнь, раз она так дёшево стоит и не имеет ценности?

Для матросов не хватает кораблей на море, так же как

для рабочих «а суше не хватает фабрик и машин. Вы,

живущие на суше, отлично знаете, что, сколько бы вы

ни вытесняли бедняков на окраины, в городские трущобы,

отдавая их во власть голода и эпидемий, и сколько бы

их ни мерло из-за отсутствия корки хлеба и куска мяса

(то есть той же разрушенной жизни), их еще остается

слишком много, и вы не знаете, что с ним1и делать. Ви¬

дели вы когда-нибудь, как лондонские грузчики дерут¬

ся, словно дикие звери, из-за возможности получить ра¬

боту?
Он направился к трапу, но обернулся, чтобы сказать

еще что-то напоследок.
—	Видите ли, жизнь не имеет никакой цены, кроме

той, какую она сама себе придает. И, конечно, она себя

переоценивает, так как неизбежно пристрастна к себе.

Возьмите хоть этого матроса, котор<мго я сегодня дер¬

жал на мачте. Он цеплялся за жизнь так, будто это

невесть какое сокровище, драгоценнее всяких бриллиан¬

тов или рубинов. Имеет ли она для вас такую ценность?

Нет. Для меня? Нисколько. Для него самого? Несом¬

ненно. Но я не согласен с его оценкой, он чрезмерно пе¬

реоценивает себя. Бесчисленные новые жизни ждут сво¬

его рождения. Если бы он упал и разбрызгал свои моз¬

ги по палубе, словно мед из сотов, мир ничего не потерял

бы от этого. Он не представляет для мира никакой цен¬

ности. Предложение слишком велико. Только в своих

собственных глазах имеет он цену, и заметьте, насколько

эта ценность обманчива,— ведь мертвый, он уже не со¬

знавал бы этой потери. Только он один и ценит себя

дороже бриллиантов и рубинов. И вот бриллианты и ру¬

бины пропадут, рассыплются по палубе, их смоют в оке¬

ан ведром) воды, а он даже не будет знать об их исчез¬

новении. Он ничего не потеряет, так как с потерей са¬

мого себя утратит и сознание потери. Ну? Что вы ска¬

жете?
—	Что вы по крайней мере последовательны,— отве¬

тил я.
Это было все, что я мог сказать, и я снова занялся

мьггьем тарелок.
58

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Наконец после трех дней переменных ветров мы пой¬

мали северо-восточный пассат. Я вышел на палубу, хо¬

рошо выспавшись, несмотря на бомь в колене, и увидел,

что «Призрак», пеня волны, летит, как на крыльях, под

всеми парусами, кроме кливеров. В корму дул свежий

ветер. Какое чудо эти мощные пассаты! Весь день мы

шли вперед и всю ночь и так изо дня в день, а ровный

и сильный ветер все время дул нам в корму. Шхуна са¬

ма летела вперед, и не нужно было выбирать и травить

всевозможные снасти или переносить топселя, и матро¬

сам оставалось только нести вахту у штурвала. Вече¬

рами, после захода солнца, шкоты немного потравли¬

вали, а по утрам, дав им просохнуть после росы, снова

добирали,— и это было вс,е.
Наша скорость — десять, одиннадцать, иной раз две¬

надцать узлов. А попутный ветер все дует и дует с севе-

ро-востока, и мы за сутки покрываем двести пятьдесят

миль. Меня и печалит и радует эта скорость, с которой

мы удаляемся от Сан-Франциско и приближаемся к тро¬

пикам. С каждьш днем становится все теплее. Во вре-

м)я второй вечерней полувахты матросы выходят на па¬

лубу, раздеваются и окатывают друг друга морской во¬

дой. Начинают появляться летучие рыбы, и ночью вах¬

тенные ползают по палубе, ловя тех, что падают к нам

на шхуну. А утром, если удается подкупить Магриджа,

из камбуза несется приятный запах жареной рыбы. По¬

рой все лакомятся мясом дельфина, когда Джонсону по¬

счастливится поймать с бушприта одного из этих кра¬

савцев.
Джонсон проводит там все свое свободное время или

же заберется на салинг и смотрит, как «Призрак», го-

ним!ый пассатом, рассекает воду. Страсть и упоение све¬

тятся в его взгляде, он ходит, как в трансе, восхищенно

поглядывая на раздувающиеся паруса, на пенистый след

корабля, на его свободный бег по высоким волнам, кото¬

рые движутся вместе с нами величавой процессией.
Дни и ночи — «чудо и неистовый восторг», и хотя нуд¬

ная работа поглощает все мое время, я все же стараюсь

улучить минутку, чтобы полюбоваться этой бесконечной

торжествующей красотой, о существовании которой ни¬
59

когда прежде и не подозревал. Над нами синее, безоб¬

лачное небо, повторяющее оттенки моря, которое под фор¬

штевнем блестит и отливает, как голубой атлас. По го¬

ризонту протянулись легкие, перистые облачка, неизмен¬

ные, неподвижные, точно серебряная оправа яркого би¬

рюзового свода.
Надолго запомнилась мне одна ноч1Ь, когда, забыв

про сон, лежал я на полубаке и смотрел на переливча¬

тую игру пены, бурлившей у форштевня. До меня доле¬

тали звуки, напоминавшие журчание ручейка по мшис¬

тым камням в тихом, уединенном ущелье. Они убаюки¬

вали, уносили куда-то далеко, заставляя забыть, что

я — юнга «Хэмп», бывший некогда Хэмфри Ван-Вейде¬

ном, который тридцать пять лет своей жизни просидел

над книгами. Меня вернул к действительности голос

Волка Ларсена, как всегда сильный и уверенный, но с

необычайной мягкостью и затаенным восторгом произно¬

сивший такие слова:
Южных звезд искристый свет, за кормой сребристый след.
Как дорога в небосвод.
Киль взрезает пену волн, парус ровным ветром полн.

Кит дробит сверканье вод.
Снасти блещут росой по утрам,
Солнце сушит обшивку бортов.
Перед нами путь, путь, знакомый нам,—
Путь на юг, старый друг, он для нас вечно нов!
—	Ну как, Хэмп? Нравится вам это? — спросил

он меня, помолчав, как того требовали стихи и обста¬

новка.
Я взглянул на него. Лицо его было озарено светом,

как само море, и глаза сверкали.
—	Меня поражает, что вы способны на такой энту¬

зиазм,— холодно отвечал я.
—	Почему же? Это говорит во мне жизнь! —^вос-

кликнул он.
—	Дешевая вещь, не имеющая никакой цены,— на¬

помнил я ему его слова.
Он рассмеялся, и я впервые услышал в его голосе

искреннее веселье.
—	Эх, никак не заставишь вас понять, никак не втол¬

куешь вам, что это за штука — жизнь! Конечно, она

имеет цену только для себя самой. И Miory сказать вам),
60

что МЭЯ жизнь сейчас весьма ценна... для меня. Ей пря¬

мо нет цены, хотя вы скажете, что я очень ее переоце¬

ниваю. Но что поделаешь, моя жизнь сама опреде¬

ляет себе цену.
Он помолчал — казалось, он подыскивает слова, что¬

бы высказать какую-то мысль,— потом заговорил снова:
—	Видите ли, я испытываю сейчас удивительный

подъем духа. Словно все времена звучат во мне и все си¬

лы принадлежат мне. Словно мне открылась истина, и я

могу отличить добро от зла, правду от лжи и взором

проникнуть в даль. Я почти готов поверить в бога. Но,—

голос его изменился и лицо потемнело,— почему я в та¬

ком состоянии? Откуда эта радость жизни? Это упоение

жизнью? Этот — назовем его так — подъем? Все это бы¬

вает просто от хорошего пищеварения, когда у человека

желудок в порядке, аппетит исправный и весь организм

хорошо работает. Это — брожение закваски, шампанское

в крови, это обман, подачка, которую бросает нам

жизнь, внушая одним высокие мысли, а других заставляя

видеть бога или создавать его, если они не могут его

видеть. Вот и все: опьянение жизни, бурление закваски,

бессмысленная радость жизни, одурманенной сознани¬

ем, что она бродит, что она жива. Но увы! Завтра я бу¬

ду расплачиваться за это, завтра для меня, как для за¬

пойного пьяницы, наступит похмелье. Завтра я буду по¬

мнить, что я должен умереть и, вероятнее всего, умру

в плавании; что я перестану бродить в самом» себе, ста¬

ну частью брожения моря; что я буду гнить; что я сде¬

лаюсь падалью; что сила моих мускулов перейдет в плав¬

ники и чешую рыб. Увы! Шам>панское выдохлось. Вся

игра ушла из него, и оно потеряло свой вкус.
Он покинул меня так же внезапно, как и появил¬

ся, спрыгнув на палубу мягко и бесшумно, словно

тигр.
«Призрак» продолжал идти своим путем. Пена бур¬

лила у форштевня, но мне чудились теперь звуки, похо¬

жие на сдавленный хрип. Я прислушивался к ним, и

мало-помалу впечатление, которое произвел на меня вне¬

запный переход Ларсена от экстаза к отчаянию, осла¬

бело.
Вдруг какой-то матрос на палубе звучным тенором

затянул «Песнь пассата»:
61

я ветр, любезный морякам,

Я свеж, могуч.
Они следят по небесам

Мой лет средь туч.
И я бегу за кораблем

Вернее пса.
Вздуваю ночью я и днем

Все паруса.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Иногда Волк Ларсен кажется мне просто сумас¬

шедшим или во всяком случае не вполне нормальным—

столько у него странностей и диких причуд. Иногда же

я вижу в нем задатки великого человека, гения, остав¬

шиеся в зародыше. И наконец, в чем я совершенно убеж¬

ден, так это в том, что он ярчайший тип первобытного че¬

ловека, опоздавшего родиться на тысячу лет или поко¬

лений, живой анахронизм в наш век высокой цивилиза¬

ции. Бесспорно, он законченный индивидуалист и, ко¬

нечно, очень одинок. Между ним и всем экипажем нет

ничего общего. Его необычайная физическая сила и си¬

ла его личности отгораживают его от других. Он смотрит

на них, как на детей — не делает исключения даже для

охотников,— и обращается с ними, как с детьм»и, застав¬

ляя себя спускаться до их уровня и порой играя с ними,

словно со щенками. Иногда же он исследует их суровой

рукой вивисектора и копается в их душах, как бы желая

понять, из какого теста они слеплены.
За столом я десятки раз наблюдал, как он, холодно

и пристально глядя на кого-нибудь из охотников, прини¬

мался оскорблять его, а затем с таким любопытством

ждал от него ответа, вернее вспышки бессильного гне¬

ва, что мне, стороннему наблюдателю, понимавшему, в

чем тут дело, становилось смешно. Когда же 6й сам впа¬

дает в ярость, она кажется мне напускной. Я уверен, что

это только манера держаться, сознательно усвоенная им

по отношению к окружающим, и он просто пользуется

ею для своих экспериментов. После смерти его помощ¬

ника я в сущности ни разу больше не видел Ларсена

по-настоящему разгневанным да, признаться, и не же¬

лал бы увидеть, как вырвется наружу вся его чудовищ¬

ная сила.
62

Раз уж зашла речь о его прихотях, я расскажу о

том», что случилось с Томасом Магриджем в кают-компа¬

нии, а заодно покончу и с тем происшествием, о котором

уже как-то упоминал.
Однажды после обеда я заканчивал уборку кают-ком¬

пании, как вдруг по трапу спустились Волк Ларсен и

Томас Магридж. Хотя конура кока примыкала к кают-

компании, он никогда не смел задерживаться здесь и

робкой тенью поспешно проскальзывал мимо два-три ра¬

за в день.
—	Так, значит, ты играешь в «наполеон»? —доволь¬

ным» тоном произнес Волк Ларсен.— Ну, разумеется, ты

же англичанин. Я сам» научился этой игре на английских

кораблях.
Этот жалкий червяк, Томас Магридж, был на седь¬

мом небе оттого, что капитан разговаривает с ним по-при-

ятельски, но все его ужимки и мучительные старания

держаться с достоинством и разыгрывать из себя чело¬

века, рожденного для лучшей жизни, могли вызвать

только омерзение и смех. Мое присутствие он совершен¬

но игнорировал, впрочем, ему и на самом деле было не до

меня. Его водянистые, выцветшие глаза сияли, и у меня

не хватает фантазии вообразить себе, какие блаженные

видения носились перед его взором.
—	Подай карты, Хэмп,— приказал мне Волк Ларсен,

когда они уселись за стол.— И принеси виски и сигары—

достань из ящика у меня под койкой.
Когда я вернулся в кают-компанию, кок уже туман¬

но распространялся о какой-то тайне, связанной с его

рождением, намекая что он — сбившийся с пути сын

благородных родителей или что-то в этом роде и его уда¬

лили из Англии и даже платят ему деньги за то, чтобы

он не возвращался. «Хорошие деньги платят,— пояснил

он,— лишь бы там моим духом не пахло».
Я принес было рюмки, но Волк Ларсен нахмурился,

покачал головой и жестом показал, чтобы я подал ста¬

каны. Он наполнил их на две трети неразбавленным

виски — «джентльменским напитком», как заметил То¬

мас Магридж,— и, чокнувшись во славу великолепной

игры «нап», они закурили сигары и принялись тасовать

и сдавать карты.
Они играли на деньги, все время увеличивая став¬
63

ки, и пили виски, а когда выпили все, .капитан велел при¬

нести еще. Я не знаю, передергивал ли Волк Ларсен —

он был вполне способен на это,— но, так или иначе, он

неизменно выигрывал. Кок снова и снова отправлялся

к своей койке за деньгами. При этом он страшно фан¬

фаронил, но никогда не приносил больше нескольких

долларов зараз. Он осовел, стал фамильярен, плохо раз¬

бирал карты и едва не падал со стула. Собираясь в

очередной раз отправиться к себе в каморку, он грязным

указательным» паЛьцем зацепил Волка Ларсена за пет¬

лю куртки и тупо забубнил:
—	У меня есть денежки, есть! Говорю вам: я сын

джентльмена.
Волк Ларсен не пьянел, хотя пил стакан за стаканом;

он наливал себе виски ничуть не меньше, чем коку, и все

же я не замечал в нем ни малейшей перемены. Выходки

Магриджа, по-видимому, даже не забавляли его.
В конце концов, торжественно заявив, что и проиг¬

рывать он умеет, как джентльмен, кок поставил послед¬

ние деньги и проиграл. После этого он заплакал, уронив

голову на руки. Волк Ларсен с любопытством поглядел

на него, словно собираясь одним ударом скальпеля

вскрыть и исследовать его душу, но, как видно, разду¬

мал, сообразив, что здесь и исследовать-то, собственно

говоря, нечего.
—	Хэмп,— с подчеркнутой вежливостью обратился

он ко мне,— будьте добры, возьмите мистера Магриджа

под руку и отведите на палубу. Он себя неважно чув¬

ствует. И скажите Джонсону, чтобы они там угостили

его двум'я-тремя ведрами мюрской воды,— добавил он,

понизив голос.
Я оставил кока на палубе в руках нескольких ухмы¬

ляющихся матросов, которых Джонсон позвал на под¬

могу. Мистер Магридж сонно бормотал, что он «сын

джентльмена». Спускаясь по трапу убрать в кают-компа-

нии со стола, я услыхал, как он завопил от первого ведра.
Волк Ларсен подсчитывал свой выигрыш.
—	Ровно сто восемьдесят пять долларов,— произнес

он вслух.— Так я и думал. Бродяга явился на борт без

гроша в кармане.
—	И то, что вы выиграли, принадлежит мне, сэр,—

смело заявил я.
64

Он удостоил меня насмешливой улыбкой.
—	Я веда тоже изучал когда-то грамматику, Хэмп, и

мне кажется, что вы путаете времена глагола. Вы долж¬

ны были сказать «принадлежало».
—	Это вопрос не грамматики, а этики,— возразил я.
—	Знаете ли вы, Хэмп,— медленно и серьезно на¬

чал он с едва уловимой грустью в голосе,— что я пер¬

вый раз в жизни слышу слово «этика» из чьих-то уст?

Вы ИЯ — единственные люди на этом корабле, знающие

смысл этого слова.
—	В моей жизни была пора,— продолжал он после

новой паузы,— когда я мечтал беседовать с людьми, го¬

ворящими таким языком, мечтал, что когда-нибудь я

поднимусь над той средой, из которой вышел, и буду об¬

щаться с людьми, умеющими рассуждать о таких вещах,

как этика. И вот теперь я в первый раз услышал это

слово. Но это все между прочим. А по существу вы

не правы. Это вопрос не грамматики и не этики,

а факта.
—	Понимаю,— сказал я,— факт тот, что деньги у вас.
Его лицо просветлело. По-видимому, он остался дово¬

лен моей сообразительностью.
—	Но вы обходите основной вопрос,— продолжал

я,— который лежит в области права.
—	Вот как! — отозвался он, презрительно скривив

губы.— Я вижу, вы все еще верите в такие вещи, как

«право» и «бесправие», «добро» и «зло».
—	А вы не верите? Совсем?
—	Ни на йоту. Сила всегда права. И к этому все

сводится. А слабость всегда виновата. Или лучше ска¬

зать так: быть сильным — это добро, а быть слабым —

зло. И еще лучше даже так: сильным быть приятно по¬

тому, что это выгодно, а слабым быть неприятно, так

как это невыгодно. Вот, например: владеть этими день¬

гами приятно. Владеть ими — добро. И потому, имея

возможностть владеть ими, я буду несправедлив к себе

и к жизни во мне, если отдам их вам и откажусь от удо-

Э,ольствия обладать ими.
—	Но вы причиняете мне зло, удерживая их у се¬

бя,— возразил я.
—	Ничего подобного! Человек не может причинить,

другому зло. Он может причинить зло только себе само-
5.	Джек Лондон. Т. IV,	65

му. я убежден, что поступаю дурно всякий раз. когда

соблюдаю чужие интересы. Как вы не понимаете? Могут

ли две частицы дрожжей обидеть одна другую при вза¬

имном пожирании? Стремление пожирать и стремле¬

ние не дать себя пожрать заложено в них природой. На¬

рушая этот закон, они впадают в грех.
—	Так вы не верите в альтруизм? — спросил я.
Слово это, по-видимому, показалось ему знакомым,
но заставило задуматься.
—	Погодите, это, кажется, что-то относительно со¬

действия друг другу?
—	Пожалуй, некоторая связь между этими понятия¬

ми существует,— ответил я, не удивляясь пробелу в его

словаре, так как своими познаниями он был обязан толь¬

ко чтению и самообразованию. Никто не руководил его

занятиями. Он много размышлял, но ему мало прихо¬

дилось беседовать.— Альтруистическим поступком! М!Ы

называем такой, который совершается для блага других.

Это бескорыстный поступок в противоположность эгои¬

стическому.
Он кивнул головой.
—Так, так! Теперь я припоминаю. Это слово попада¬

лось мне у Спенсера.
—	У Спенсера?! — воскликнул я.— Неужели вы чи¬

тали его?
—	Читал немного,— ответил он.—^ Я, кажется, непло¬

хо разобрался в «Основных началах», но на «Основа¬

ниях биологии» мои паруса повисли, а на «Психологии»

я и совсем попал в мертвый штиль. Сказать по правде,

я не понял, куда он там гнет. Я приписал это своему

скудоумию, но теперь знаю, что мне просто не хватало

подготовки. У меня не было соответствующего фунда¬

мента. Только один Спенсер да я знаем, как я бился

над этими книгами. Но из «Показателей этикй'» я кое-

что извлек. Там-то я и встретился с этим самым «аль¬

труизмом» и теперь припоминаю, в каком смысле это

было сказано.
«Что мог извлечь этот человек из работ Спенсера?»—

подумал я. Достаточно хорошо помня учение этого фило¬

софа, я знал^ что "альтруизм лежит в основе его идеала

человеческого поведения. Очевидно, Волк Ларсен брал

из его учения то. что отвечало его собственным потреб¬
66

ностям и желаниям, отбрасывая все, что казалось ему

лишним.
	 Что же еще вы там вычитали? — спросил я.
Он сдвинул брови, видимо, подбирая слова для вы¬

ражения своих мыслей, остававшихся до сих пор не вы¬

сказанными. Я чувствовал себя приподнято. Теперь я

старался проникнуть в его душу, подобно тому как он

привык проникать в души других. Я исследовал девст¬

венную область. И странное — странное и пугающее —

зрелище открывалось моемо^ взору.
—	Коротко говоря,— начал он,— Спенсер рассужда¬

ет так: прежде всего человек должен заботиться о соб¬

ственном благе. Поступать так — нравственно и хорошо.

Затем, он должен действовать на благо своих детей. И,

в-третьих, он должен заботиться о благе человечества.
—	Но наивысшим, самым разумным и правильным

образом действий,— вставил я,— будет такой, когда че¬

ловек заботится одновременно и о себе, и о своих детях,

и обо всем человечестве.
—	Этого я не сказал бы,— отвечал он.— Не вижу в

этом ни необходимости, ни здравого смысла. Я исключаю

человечество и детей. Ради них я ничем не поступился

бы. Это все слюнявые бредни — во всяком случае для

того, кто не верит в загробную жизнь,— и вы сами дол¬

жны это понимать. Верь я в бессмертие, альтруизм был

бы для меня выгодным занятием. Я мог бы черт знает

как возвысить свою душу. Но, не видя впереди ничего

вечного, кроме смерти, и имея в своем распоряжении лишь

короткий срок, пока во мне шевелятся и бродят дрож¬

жи, именуемые жизнью, я поступал бы безнравственно,

принося какую бы то ни было жертву. Всякая жертва,

которая лишила бы меня хоть мига брожения, была бы

не только глупа, но и безнравственна по отношению к

самому себе. Я не должен терять ничего, обязан как

можно лучше использовать свою закваску. Буду ли я

приносить жертвы или стану заботиться только о себе

в тот отмеренный мне срок, пока я составляю частйцу

дрожжей и ползаю по земле,— от этого ожидающая

меня вечная неподвижностть не будет для меня ни легче,

ни тяжелее.
В таком случае вы индивидуалист, материалист

и, естественно, гедонист.
67

—	громкие слова! — улыбнулся он.— Но что такое

«гедонист»?
Выслушав мое определение, он одобрительно кивнул

головой.
—	А кроме того,— продолжал я,— вы такой человек,

которому нельзя доверять даже в мелочах,, как только к

делу примешиваются личные интересы.
—	Вот теперь вы начинаете понимать меня,— обра¬

дованно сказал он.
—	Так вы человек, совершенно лишенный того, что

принято называть моралью?
—	Совершенно.
—	Человек, которого всегда надо бояться?
—	Вот это правильно.
—	Бояться, как боятся змеи, тигра или акулы?
—	Теперь вы знаете меня,— сказал он.— Знаете ме¬

ня таким, каким меня знают все. Ведь меня называют

Волком.
—	Вы — чудовище,— бесстрашно заявил я,— Кали¬

бан, который размышлял о Сетебосе и поступал, подоб¬

но вам, под влиянием минутного каприза.
Он не понял этого сравнения и нахм)урился; я уви¬

дел, что он, должно бьггь, не читал этой поэмы.
—	Я сейчас как раз читаю Браунинга,— признался

Ларсен,— да что-то туго подвигается. Еще недалеко

ушел, а уже изрядно запутался.
Ну, короче, я сбегал к нему в каюту за книжкой и

прочел ему «Калибана» вслух. Он был восхищен. Этот

упрощенный взгляд на вещи и примитивный способ рас¬

суждения был вполне доступен его пониманию. Время от

времени он вставлял замечания и критиковал недостат¬

ки поэмы. Когда я кончил, он заставил меня перечесть

ему поэму во второй и в третий раз, после чего мы углу¬

бились в спор — о философии, науке, эволюции, рели¬

гии. Его рассуждения отличались неточностью, свойст¬

венной самюучке, и безапелляционной прямолинейностью,

присущей первобытному уму. Но в.самюй примитивности

его суждений была сила, и его примитивный материализм

был куда убедительнее тонких и замысловатых материа¬

листических построений Чарли Фэрасета. Этим я не хо¬

чу сказать,: что он переубедил меня, закоренелого или,

как выражался Фэрасет, «прирожденного» идеалиста.
.68

Но Волк Ларсен штурмовал устои моей веры с такой си¬

лой, которая невольно внушала уважение, хотя и не

могла меня поколебать.
Время шло. Пора было ужинать, а стол еще не был

накрыт. Я начал проявлять беспокойство, и когда То¬

мас Магридж, злой и хмурый, как туча, заглянул в ка-

ют-компанию, я встал, собираясь приступить к своим обя¬

занностям. Но Волк Ларсен крикнул Магриджу:
—	Кок, сегодня тебе придется похлопотать самому,

Хэмп нужен мне. Обойдись без него.
И снова произошло нечто неслыханное. В этот вечер

я сидел за столом с капитаном и охотникам1И^ а Томас

Магридж прислуживал нам, а потом! мыл посуду. Это

была калибановская прихопь Волка Ларсена, и она су¬

лила мне много неприятностей. Но пока что мы с ним

говорили и говорили без конца, к великому неудоволь¬

ствию охотников, не понимавших ни слова.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Три ДНЯ, Три блаженных дня, отдыхал я, проводя

все свое время в обществе Волка Ларсена. Я ел за сто¬

лом в кают-компании и только и делал, что беседовал

с капитаном! о жизни, литературе и законах мироздания.

Томас Магридж рвал и метал, но исполнял за меня всю

работу.
—	Берегись шквала! Больше я тебе ничего не ска¬

жу,— предостерег меня Луис, когда мы на полчаса ос¬

тались с ним вдвоем на палубе. Волк Ларсен улаживал в

это время очередную ссору между охотниками.— Нико¬

гда нельзя сказать наперед, что может случиться,— про¬

должал Луис в ответ на мой недоуменный вопрос.— Ста¬

рик изменчив, как ветры и морские течения. Никогда

не угадаешь, что он может выкинуть. Тебе кажется, что

ты уже знаешь его, что ты хорошо с ним ладишь, а он

тут-то как раз и повернет, кинется на тебя и разнесет

в клочья твои паруса, которые ты поставил в расчете на

хорошую погоду.
Поэтому я не был особенно удивлен, когда предска¬

занный Луисом шквал налетел на меня. Между мной

и капитаном произошел горячий спор — о жизни, конеч¬
69

но; и, не в меру расхрабрившись, я начал осуждать са¬

мого Волка Ларсена и его поступки. Должен сказать, что

я вскрывал и выворачивал наизнанку его душу так же

основательно, как он привык проделывать это с дру¬

гими. Признаюсь, речь моя вообще резка. А тут я от¬

бросил всякую сдержанность, колол и хлестал Ларсена,

пока он не рассвирепел. Бронзовое лицо его потем1нело

от гнева, глаза сверкнули. В них уже не было ни про¬

блеска сознания — ничего, кроме слепой, безум>ной яро-»

сти. Я видел перед собой волка, и притом волка бешеного.
С глухим возгласом, похожим на рев, он прыгнул ко

мне и схватил меня за руку. Я собрался с духом и взгля¬

нул ему прямо в глаза, хотя меня пробирала дрожь. Но

чудовищная сила этого человека сломила мою волю. Он

держал меня за руку выше локтя, и, когда он сжал

пальцы, я пошатнулся и вскрикнул от боли. Ноги у меня

подкосились, я не в силах был терпеть эту пьггку. Мне

казалось, что рука моя будет сейчас раздавлена.
Внезапно Ларсен пришел в себя, в глазах его снова

засветилось сознание, и он отпустил мюю руку с корот¬

ким смешком, напоминавшим рычание. Сразу обессилев,

я повалился на пол, а он сел, закурил сигару и стал на¬

блюдать за мной, как кошка, стерегущая мышь. Корчась

на полу от боли, я уловил в его глазах любопытство, ко¬

торое не раз уже подмечал в них,— любопытство, удив¬

ление и вопрос: к чему все это?
Кое-как встав на ноги, я поднялся по трапу. Пришел

конец хорошей погоде, и не оставалось ничего другого,

как вернуться в камбуз. Левая рука у меня онемела,

словно парализованная, и в течение неск0л1ьких дней я

почти ею не владел, а скованность и боль чувствовались

в ней еще миого недель спустя. Между тем Ларсен про¬

сто схватил ее и сжал. Он не ломал и не вывертывал

мне руку. Он только стиснул ее пальцами.
Что мне грозило, я понял лишь на другой день,

когда он просунул голову в камбуз и, в знак возобновле¬

ния дружбы, осведомился, не болит ли у меня рука.
—	Могло кончиться хуже! — усмехнулся он.
Я чистил картофель. Ларсен взял в руку картофели¬

ну. Она была большая, твердая, неочищенная. Он сжал

кулак, и жидкая кашица потекла у него между пальца¬

ми. Он бросил в чан то, что осталось у него в кулаке,
70

повернулся и ушел. А мне стало ясно, во что преврати¬

лась бы моя рука, если бы это чудовище применило

ВСЮ свою силу.
Однако трехдневный покой как-никак пошел мне на

пользу. Колено мюе получило наконец необходимый от¬

дых, и опухоль заметно спала, а коленная чашечка ста¬

ла на место. Однако эти три дня отдыха принесли мне и

неприятности, которые я предвидел. Томас Магридж яв¬

но старался заставить меня расплатиться за полученный

отдых сполна. Он злобствовал, бранился на чем свет

стоит и взваливал на меня свою работу. Раз даже он за¬

махнулся на меня кулаком. Но я уже и сам» озверел и

огрызнулся так свирепо, что он струсил и отступил. Мало

привлекательную, должно быть, картину представлял я,

Хэмфри Ван-Вейден, в эту минуту. Я сидел в углу во¬

нючего камбуза, скорчившись над своей работой, а этот

негодяй, стоял передо мной и угрожал мне кулаком. Я

глядел на него, ощерившись, как собака, сверкая глаза¬

ми, в которых беспомощность и страх смешивались с му¬

жеством отчаяния. Не нравится мие эта картина. Бо¬

юсь, что я был очень похож на затравленную крысу. Но

кое-чего я все же достиг — занесенный кулак не опустил¬

ся на меня.
Томас Магридж попятился. В глазах его светилась

такая же ненависть и злоба, как и в моих. Мы были

словно два зверя, запертые в одной клетке и злобно ска¬

лящие друг на друга зубы. Магридж был трус и боялся

ударить меня потому, что я не слишком оробел перед

ним. Тогда он придумал другой способ застращать ме¬

ня. В кухне был всего один более или менее исправный

нож. От долгого употребления лезвие его стало узким и

тонким. Этот нож имел необычайно зловещий вид, и пер¬

вое время я всегда с содроганием брал его в руки. Кок

взял у Иогансена оселок и принялся с подчеркнутым

рвениемг точить этот нож, многозначительно поглядывая

на меня. Он точил его весь день. Чуть у него выдавалась

свободная минутка, он хватал нож и принимался то¬

чить его. Лезвие ножа приобрело остроту бритвы. Он

пробовал его на пальце и ногтем». Он сбривал волоски

у себя с руки, прищурив глаз, глядел вдоль лезвия и

снова и снова делал вид, что находит в нем какой-то

изъян. И опять доставал оселок и точил, точил, точил.,.
7t

в конце концов меня начал разбирать смех — »се это

было слишком нелепо.
Но дело могло принять серьезный оборот. Кок и в

самом деле готов был пустить этот нож в ход. Я пони¬

мал, что он, подобно мне, способен совершить отчаян¬

ный поступок, именно в силу своей трусости и вместе с

тем» вопреки ей.
«Магридж точит нож на Хэмпа»,— переговаривались

между собой матросы, а некоторые стали подним»ать ко¬

ка на смех. Он сносил насмешки спокойно и только по¬

качивал головой с таинственным и даже довольным ви¬

дом, пока бывший юнга Джордж Лич не позволил себе

какую-то грубую шутку на его счет.
Надо сказать, что Лич был в числе тех матросов, ко¬

торые получили приказание окатить Магриджа водой

после его игры в карты с капитаном. Очевидно, кок не

забыл, с каким! рвением исполнил Лич свою задачу.

Когда Лич задел кока, тот ответил грубой бранью, про¬

шелся насчет предков матроса и пригрозил ему ножом!,

отточенным для расправы^ со мной. Лич не остался в

долгу, и, прежде чем мы успели опомниться, его правая

рука окрасилась кровью от локтя до кисти. Кок отско¬

чил с сатанинским выражением лица, выставив перед

собой нож для защиты. Но Лич отнесся к происшедше¬

му невозмутимо, хотя из его рассеченной руки хлеста¬

ла кровь.
—	Я посчитаюсь с тобой, кок,— сказал он,— и креп¬

ко посчитаюсь. Спешить не стану. Я разделаюсь с то¬

бой, когда ты будешь без ножа.
С этими словами он повернулся и ушел. Лицо Маг¬

риджа помертвело от страха перед содеянньш им и пе¬

ред неминуемой местью со стороны Лича. Но на меня

он с этой минуты озлобился пуще прежнего. Несмотря на

весь его страх перед грозившей ему расплатой, он по¬

нимал, что для меня это был наглядный урок, и совсем

обнаглел. К тому же при виде пролитой им крови в нем

проснулась жажда убийства, граничившая с безумием».

Как ни сложны подобные психические переживания, все

побуждения этого человека были для меня ясны,— я чи¬

тал в его душе, как в раскрьггой книге.
Шли дни. «Призрак» по-прежнему пенил воду, подго-

НЯ6М1ЫЙ попутным пассатом, а я наблюдал, как безумие
72

зреет в глазах Томаса Магриджа. Признаюсь, мной

овладевал страх, отчаянный страх. Целыми днями кок

все точил и точил свой нож. Пробуя пальцем лезвие но¬

жа, он посматривал на меня, и глаза его сверкали, как

у хищного зверя. Я боялся повернуться к нему спиной

и, пятясь, выходил из камбуза, что чрезвычайно забав¬

ляло MiaTpocoB и охотников, нарочно собиравшихся по¬

глядеть на этот спектак!\ь. Постоянное, невыносимое на¬

пряжение измучило меня; порой мне казалось, что рас¬

судок мой мутится. Да и не мудрено было сойти с ума

на этом корабле, среди безумных и озверелых людей.

Каждый час, каждую минуту моя жизнь подвергалась

опасности. Моя душа вечно была в смятении, но на всем

суд не. не нашлось никого, кто выказал бы мне сочувствие

и пришел бы на пом)ощь. Порой я подумывал обратиться

к заступничеству Волка Ларсена, но мысль о дьяволь¬

ской усмешке в его глазах, выражавших презрение к

жизни, останавливала меня. Временами меня посещала

мысль о самоубийстве, и мне понадобилась всй сила

моей оптимистической философии, чтобы как-нибудь тем1-

иой ночью не прыгнуть за борт.
Волк Ларсен несколько раз пытался втянуть меня в

спор, но я отделывался лаконическими ответами и ста¬

рался избегать его. Наконец он приказал мне снова за¬

нять место за столом в кают-компании и предоставить

коку исполнять за меня мою работу. Тут я высказал ему

все начистоту, рассказал, что пришлось мне вытерпеть

от Томаса Магриджа в отместку за те три дня, когда я

ходил в фаворитах.
Волк Ларсен посмотрел на меня с усмешкой.
—	Так вы боитесь его? — спросил он.
—	Да,— честно признался я,— мне страшно.
—	Вот и все вы такие,— с досадой воскликнул он,—

^разводите всякие антимонии насчет ваших бессмерт¬

ных душ, а сами боитесь умереть! При виде острого но¬

жа в руках труса вы судорожно цепляетесь за жизнь,

и весь этот вздор вылетает у вас из головы. Как же так,

милейший, ведь вы будете жить вечно? Вы — бог, а бога

нельзя убить. Кок не может причинить вам зла — вы же

уверены, что вам предстоит воскреснуть. Чего же вы бо¬

итесь?
Ведь перед вами вечная жизнь. Вы же миллионер в
73

смысле бессмертия, притом миллионер, которому не гро¬

зит потерять св-ое состояние, так как оно долговечнее

звезд и безгранично, как пространство и время. Вы не

можете растратить свой основной капитал. Бессмертие

не им»еет ни начала, ни конца. Вечность есть вечность, и,

умирая здесь, вы будете жить и впредь в другом месте.

И как это прекрасно — освобождение от плоти и свобод¬

ный взлет духа! Кок не может причинить вам зла. Он

может только подтолкнуть вас на тот путь, по которому

вам суждено идти вечно.
А если у вас нет пока охоты отправляться на небеса,

почему бы вам не отправить туда кока? Согласно вашим

воззрениям, он тоже миллионер бессмертия. Вы не мо¬

жете довести его до банкротства. Его акции всегда бу¬

дут котироваться аль-пари. Убив его, вы не сократите

срока его жизни, так как эта жизнь не имеет ни начала,

ни конца. Где-то, как-то, но этот человек должен жить

вечно. Так отправьте его на небо! Пырните его ножом и

выпустите его дух на свободу. Этот дух томится в отвра¬

тительной тюрьме, и вы только окажете ему любезность,

взломав ее двери. И, кто знает, быть может, прекрасней¬

ший дух воспарит в лазурь из этой уродливой оболочки.

Так всадите в кока нож, и я назначу вас на его место, а

ведь он получает сорок пять долларов в месяц!
Нет! От Волка Ларсена не приходилось ждать ни

помощи, ни сочувствия! Я мог надеяться только на себя,

и отвага отчаяния подсказала мне план действий: я ре¬

шил бороться с Томасом Магриджем его же оружием

и занял у Иогансена точило.
Луис, рулевой одной из шлюпок, как-то просил меня

достать ему сгущенного молока и сахару. Кладовая, где

хранились эти деликатесы, была расположена под по¬

лом кают-компании. Улучив минуту, я стянул пять банок

молока и ночью, когда Луис стоял на вахте, выменял

у него на это мюлоко тесак, такой же длинный и страш¬

ный, как кухонный нож Томаса Магриджа. Тесак был

заржавленный и тупой, но мы с Луисом привели его

в порядок: я вертел точило, а Луис правил лезвие. В эту

ночь я спал крепче и спокойнее, чем обычно.
Утром, после завтрака, Томас Магридж опять при¬

нялся за свое: чирк, чирк, чирк. Я с опаской глянул на

него, так как стоял в это время на коленях, выгребая
74

из плиты золу. Выбросив за борт, я вернулся в кам¬

буз; кок разговаривал с Гаррисоном,—открытое, про¬

стодушное лицо матроса выражало изумление.
—	Да! — рассказывал Магридж.— И что же сделал

судья? Засадил меня на два года в Рэдингскую тюрь¬

му. А мне было наплевать, я зато хорошо разукрасил ро¬

жу этому подлецу. Посм1ртрел бы ты на него! Нож был

вот такой самый. Вошел, как в масло. А тот как взвоет!

Ей-богу, лучше всякого представления! — Кок бросил

взгляд в мою сторону, желая убедиться, что я все это

слышал, и продолжал: — «Я не хотел тебя обидеть, Том¬

ми,— захныкал он,— убей меня бог, если я вру!» — «Я

тебя еще мало проучил»,— сказал я и кинулся на него.

Я исполосовал ему всю рожу, а он только визжал, как

свинья. Раз ухватился рукой за нож — хотел отвести его,

а я как дерну — и разрезал ему пальцы до кости. Ну и

вид у него был, доложу я тебе!
Голос помощника прервал этот кровавый рассказ, и

Гаррисон отправился на корму, а Магридж уселся на

ВЫСОКОМ1 пороге камбуза и снова принялся точить свой

нож. Я бросил совок и спокойно расположился на уголь¬

ном ящике лицом к моему врагу. Он злобно покосился на

меня. Сохраняя внешнее спокойствие, хотя сердце от¬

чаянно колотилось у меня в груди, я вытащил тесак Луи¬

са и принялся точить его о камень. Я ожидал какой-ни¬

будь бешеной выходки со сторо'ны кока, но, к моему

удивлению, он будто и не замечал, что я делаю. Он то*

чил свой нож, я—свой. Часа два сидели мы так, ли¬

цом к лицу, и точили, точили, точили, пока слух об этом

не облетел всю шхуну и добрая половина экипажа не

столпилась у дверей камбуза полюбоваться таким не¬

виданным зрелищем.
Со всех сторон стали раздаваться подбадривающие

возгласы и советы. Даже Джок Хорнер, спокойный и

молчаливый охотник, с виду неспособный обидеть и му¬

ху, советовал мне пырнуть кока не под ребра, а в жи¬

вот и применить при этом так называемый «испанский

поворот». Лич, выставив напоказ свою перевязанную

руку, просил меня оставить ему хоть кусочек кока дyvя

расправы, а Волк Ларсен раза два останавливался на

;краю полуюта и с любопьггством поглядывал на то, что

он называл брожением! жизненной закваски.
75

Не скрою, что в это время жизнь имела весьма сомни¬

тельную ценность в моих глазах. Да, в ней не было ни¬

чего привлекательного, ничего божественного — просто

два трусливых двуногих существа сидели друг против

друга и точили сталь о камень, а кучка других более или

менее трусливых существ толпилась кругом и глазела.

Я уверен, что половина зрителей с нетерпением ждала,

когда мы начнем полосовать друг друга. Это было бы

неплохой потехой. И я думаю, что ни один из них не бро¬

сился бы нас разнимать, если бы мы схватились не на

жизнь, а на смерть.
С другой стороны, во всем этом было много смешного

и ребяческого. Чирк, чирк, чирк! Хэмфри Ван-Вейден то¬

чит тесак в камбузе и пробует большим» пальцем его

острие,— можно ли выдумать что-нибудь более неве¬

роятное! Никто из знавших меня никогда бы этому не

поверил. Ведь меня всю жизнь называли «неженка

Ван-Вейден», и то, что «неженка Ван-Вейден» оказался

способен на такие вещи, было откровением для Хэмфри

Ван-Вейдена, который не знал, радоваться ему или

стыдиться.
Однако дело кончилось ничем. Часа через два Томас

Магридж отложил в сторону нож и точило и протянул

М1не руку.
—	К чему нам потешать этих скотов? — сказал он.—

Они будут только рады, если мы перережем друг другу

глотки. Ты не такая уж дрянь, Хэмп! В тебе есть огонек,

как говорите вы, янки. Ей-ей, ты не плохой парень. Ну,

иди сюда, давай руку!
Каким бы я ни был трусом, он в этом отношении пе¬

рещеголял меня. Это была явная победа, и я не хотел

/малить ее, пожав его мерзкую лапу.
—	Ну ладно,— необидчиво заметил кок,— не хочешь,

не надо. Все равно, ты славный парень! —И, чтобы

скрыть смущение, он яростно накинулся на зрителей:—

Вон отсюда, пошли вон!
Чтобы приказ возымел лучшее действие, кок схватил

кастрюлю кипятку, и матросы поспешно отступили. Та¬

ким образом Томас Магридж одержал победу, которая

смягчила ему тяжесть нанесенного мною поражения.

Впрочем, он был достаточно осторожен, чтобы, прогнав

матросов, не тронуть охотников.
76

	 Ну, коку пришел конец,— поделился Смок своими
соображениями с Хорнером. .
	 Верно,— ответил тот.— Теперь Хэмп—хозяин в
камбузе, а коку придется поджать хвост.
Магридж услыхал это и метнул на меня быстрый

взгляд, но я и ухом не повел, будто разговор этот не до¬

летел до моих ушей. Я не считал свою победу оконча¬

тельной и полной, но решил не уступать ничего из своих

завоеваний. Впрочем, пророчество Смока сбылось. Кок

с той поры стал держаться со мной даже более заиски¬

вающе и подобострастно, чем с самим Волком Ларсеном.

А я больше не величал его ни «мистером», ни «сэром1»,

не мыл грязных кастрюль и не чистил картошки. Я ис¬

полнял свою работу, и только. И делал ее, как сам на¬

ходил нужным. Тесак я носил в ножнах у бедра, на

манер кортика, а в обращении с Томасом Магриджем

придерживался властного, грубого и презрительного

тона.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Моя близость с Волком Ларсеном возрастает, если

только слово «близость» применимо к отношениям» меж¬

ду господином и слугой или, еще лучше, между коро¬

лем и шутом. Я для него не более как забава, и ценит

он меня не больше, чем ребенок игрушку. Моя обя¬

занность — развлекать его, и пока ему весело, все идет

хорошо. Но стоит только ему соскучиться в моем обще¬

стве или впасть в мрачное настроение, как я мигом ока¬

зываюсь изгнанным из кают-компании в камбуз, и хо¬

рошо еще, что мне удается пока уходить цельш и не-

вредим1ым.
Я начинаю понимать, насколько он одинок. На всей

шхуне нет человека, который не боялся бы его и не ис-

пьггывал бы к нему ненависти. И точно так же н€?т ни

одного, которого бы он, в свою очередь, не презирал. Его

словно пожирает заключенная в нем неукротимая сила,

не находящая себе применения. Таким был бы Люци¬

фер, если бы этот гордый дух был изгнан в мир бездуш¬

ных призраков, подобных Томлинсону.
Такое одиночество тягостно само по себе, у Ларсена

же оно усугубляется исконной меланхоличностью его ра-
77

сы. Узнав его, я начал лучше понимать древние сканди¬

навские мифы. Белолицые, светловолосые дикари, со¬

здавшие этот ужасный М»ир богов, были сотканы из той

же ткани, что и этот человек. В нем нет ни капли легко¬

мыслия представителей латинской расы. Его смех — по¬

рождение свирепого юмора. Но смеется он редко. Чаще

он печален. И печаль эта уходит корнями к истокам

его расы. Она досталась ему в наследство от предков.

Эта задумчивая меланхолия выработала в его народе

трезвый ум, привычку к опрятной жизни и фанати¬

ческую нравственность, которая у англичан нашла впо¬

следствии свое завершение в пуританизме и в миссис

Г рэнди.
Но, в сущности, главный выход эта меланхолия нахо¬

дила в религии, в ее наиболее изуверских формах.

Однако Волку Ларсену не дано и этого утешения. Оно не¬

совместимо с его грубьш материализмом. Поэтому, когда

черная тоска одолевает его, она находит исход только в

диких выходках. Будь этот человек не так ужаёен, я мог

бы порой проникнуться жалостью к нему. Так, напри¬

мер, три дня назад я зашел налить ему воды в графин

и застал его в каюте. Он не видел меня. Он сидел, об¬

хватив голову руками, и плечи его судорожно вздраги¬

вали от сдержанных рыданий. Казалось, какое-то острое

горе терзает его. Я тихонько вышел, но успел услыхать,

как он простонал: «Господи, господи!» Он, конечно, не

призывал бога,— это восклицание вырвалось у него бес¬

сознательно.
За обедом он спрашивал охотников, нет ли у них

чего-нибудь от головной боли, а вечером этот сильный

человек, с помутившимся взором, метался из угла в угол

по кают-компании.
—	Я никогда не хворал, Хэмп,— сказал он мне, ко¬

гда я отвел его в каюту.— Даже головной боли прежде

не испытывал, раз только, когда М1не раскроили череп

вымбовкой и рана начала заживать.
Три дня мучили его эти нестерпимые головные боли,

и он страдал безропотно и одиноко, как страдают дикие

звери и как, по-видимому, принято страдать на корабле.
Но, войдя сегодня утром в его каюту, чтобы при¬

брать ее, я застал его здоровым и погруженным в ра¬

боту. Стол и койка были завалены расчетами и черте-
78

жами. С циркулем и угольником в руках он наносил на

большой лист кальки какой-то чертеж.
—	А, Хэмп!—приветствовал он меня.—Я как раз за¬

канчиваю эту штуку. Хотите посмютреть, как получается?
—	А что это такое?
—	Это приспособление, сберегающее мюрякам труд

и упрощающее кораблевождение до детской игры,— ве¬

село отвечал он.— Отныне и ребенок сможет вести ко¬

рабль. Долой бесконечные вычисления! Даже в туман¬

ную ночь достаточно одной звезды в небе, чтобы сразу

определить, где вы находитесь. Вот поглядите! Я накла¬

дываю эту штуку на карту звездного неба и, совместив

полюса, вращаю ее вокруг Северного полюса. На кальке

обозначены круги высот и линии пеленгов. Я устанав¬

ливаю кальку по звезде и поворачиваю ее, пока она не

окажется против цифр, нанесенных на краю карты. И го¬

тово! Вот вам точное место корабля!
В его голосе звучало торжество, глаза — голубые в

это утро, как море,— искрились.
—	Вы, должно быть, сильны в математике,— заметил

я.— Где вы учились?
—	К сожалению, нигде,— ответил он.— Мне до все¬

го пришлось доходить самому.
—	А как вы думаете, для чего я изобрел это? — не¬

ожиданно спросил он.— Хотел оставить «след свой на

песке времен»? — Он насмешливо расхохотался.— Ни¬

чего подобного! Просто хочу взять патент, получить за

него деньги и предаваться всякому свинству, пока дру¬

гие трудятся. Вот моя цель. Кроме того, сама работа над

этой штукой доставляла мне радость.
—	Радость творчества,— вставил я.
—	Вероятно, так это называется. Еще один из спосо¬

бов проявле^1ия радости жизни, торжества движения

над материей, живого над мертвым, гордость закваски,

чувствующей, что она бродит.
Я всплеснул рукам1И, беспомощно протестуя против

его закоренелого материализма, и принялся застилать

койку. Он продолжал наносить линии и цифры на чер¬

теж. Это требовало чрезвычайной осторожности и точ¬

ности, и я поражался, как ему удается умерять свою

силищу при исполнении столь тонкой работы.
Кончив заправлять койку, я невольно засмотрелся на
79

него. Он был, несомненно, красив,— настоящей мужской

красотой. Снова я с удивлением отметил, что в его лице

нет ничего злобного или порочного. Можно было по¬

клясться, что человек этот не способен на зло. Но я боюсь

быть превратно понятым*. Я хочу сказать только, что это

было лицо человека, никогда не идущего вразрез со

своей совестью, или же человека, вовсе лишенного со¬

вести. И я склоняюсь к последнему предположению. Это

был великолепный образчик атавизма — человек на¬

столько примитивный, что в нем как бы воскрес его пер¬

вобытный предок, живший на земле задолго до разви¬

тия нравственного начала в людях. Он не был амора¬

лен,— к нему было просто неприменимо понятие морали.
Как я уже сказал, его лицо отличалось мужественной

красотой. Оно было гладко выбрито, и каждая черта вы¬

делялась четко, как у камеи. От солнца и соленой мор¬

ской воды кожа его потемнела и стала бронзовой, и это

придавало его красоте дикарский вид, напоминая о дол¬

гой и упорной борьбе со стихиями. Полные губы были

очерчены твердо и даже резко, что характерно скорее

для тонких губ. В таких же твердых и резких линиях

подбородка, носа и скул чувствовалась свирепа^у^неукро-

тимость самца. Нос напоминал орлиный клюв,— в нем

было что-то хищное и властное. Его нельзя было назвать

греческим — для этого он был слишком массивен, а для

римского — слишком тонок. Все лицо в целом произво¬

дило впечатление свирепости и силы, но тень извечной

меланхолии, лежавшая на нем, углубляла складки

вокруг рта и морщины на лбу и придавала ему какое-то

величие и законченность.
Итак, я поймал себя на том, что стоял и праздно изу¬

чал Ларсена. Трудно передать, как глубоко интересо¬

вал меня этот человек. Кто он? Что он за существо? Как

сложился этот характер? Казалось, в нем были зало¬

жены неисчерпаемые возможности. Почему же оставал¬

ся он безвестным капитаном какой-то, зверобойной

шхуны, прославившимся среди охотников только своей

необычайной жестокостью ?
Мое« любопытство прорвалось наружу целым пото¬

ком слов.
—	Почел^ вы не совершили ничего значительного?

Заложенная в вас сила могла бы поднять такого, как
80

вы, ка любую высоту. Лишенный совести и нравствен¬

ных устоев, вы могли бы положить себе под ноги мир.

А я вижу вас здесь, в расцвете сил, которые скоро пой¬

дут на убыль. Вы ведете безвестное и отвратительное

существование, охотитесь на морских животных, кото¬

рые нужны только для удовлетворения тщеславия жен¬

щин, погрязших в сбинстве, по вашим же собственным

словам. Вы ведете жизнь, в которой нет абсолютно

ничего высокого. Почему же при всей вашей удивитель¬

ной силе вы ничего не совершили? Ничто не могло оста¬

новить вас или помешать вам. В чем же дело? У вас не

было честолюбия? Или вы пали жертвой какого-то со¬

блазна? В чем дело? В чем дело?
Когда* я заговорил, он поднял на меня глаза и спо¬

койно ждал конца моей вспышки. Наконец я умолк, за¬

пыхавшийся и смущенный. Помолчав минуту, словно со¬

бираясь с мйыслями, он сказал:
—	Хэмп, знаете ли вы притчу о сеятеле, который вы¬

шел на ниву? Ну-ка, припомните: «Иное упало на места

каменистые, где немного было зем1ли, и скоро взошло,

потому что земля была неглубока. Когда же взошло

солнце, его обожгло, и, не имея корня, оно засохло; иное

упало в терние, и выросло терние и заглушило его».
—	Ну, и что же? — сказал я.
—	Что же? — насмешливо переспросил он.— Да ни¬

чего хорошего. Я был одним из этих семян.
Он наклонился над чертежом и снова принялся за

работу. Я закончил уборку и взялся уже за ручку две¬

ри, но он вдруг окликнул меня:
—	Хэмп, если вы посм»отрите на карту западного бе¬

рега Норвегии, вы найдете там залив, называемый Ромс-

даль-фьорд. Я родился в ста милях оттуда. Но я не нор¬

вежец. Я датчанин. Мои родители оба были датчане,

и я до сих пор не знаю, как они попали в это унылое

место на западном берегу Норвегии. Они никогда не го¬

ворили об этом>. Во всем остальном в их жизни не было

никаких тайн. Это были бедные неграмотные люди, и их

отцы и деды были такие же простые неграмотные люди,

пахари моря, посылавшие своих сыновей из поколения в

поколение бороздить волны морские, как повелось с не¬

запамятных времен. Вот и все, больше мне нечего рас¬

сказать.
6.	Джек Лондон. Т. IV.	81

—	Нет. не все,— возразил я.— Ваша история все еще

темна для меня.
—	Что же еще я могу рассказать вам? — сказал он

мрачно и со злобой.— О перенесенных в детстве лише¬

ниях? О скудной жизни, когда нечего естть, кроме ры¬

бы? О том, как я, едва научившись ползать, выходил с

рыбаками в мюре? О моих братьях, которые один за дру¬

гим уходили в море и больше не возвращались? О том,

как я, не умея ни читать, ни писать, десятилетним юнгою

плавал на старых каботажных судах? О грубой пище и

еще более грубом обращении, когда пинки и побои с утра

и на сон грядущий заменяют слова, а страх, ненависть

и боль — единственное, что питает душу? Я не люблю

вспоминать об этом! Эти воспоминания и сейчас приво¬

дят меня в бешенство. Я мог бы убить кое-кого из этих

каботажных шкиперов, когда стал взрослым, да только

судьба закинула меня в другие края. Не так давно я по¬

бывал там, но, к сожалению, все шкиперы поумирали,

кроме одного. Он был штурманом, когда я был юнгою,

и стал капитаном* к тому времени, когда мы встретились

вновь. Я оставил его калекой; он никогда уже больше

не сможет ходить.
—	Вы не посещали школы, а между тем прочли

Спенсера и Дарвина. Как же вы научились читать и пи¬

сать?
—	На английских торговых судах. В двенадцать лет

я был кают-юнгой, в четырнадцать — юнгой, в шестна¬

дцать— матросом, в семнадцать — старшим матросом

и первым забиякой на баке. Беспредельные надежды и

беспредельное одиночество, никакой помощи, никакого

сочувствия,— я до всего дошел сам: сам учился нави¬

гации и математике, естественным! наукам и литературе.

А к чему все это? Чтобы в расцвете сил, как вы изволили

выразиться, когда жизнь моя начинает понемногу кло¬

ниться к закату, стать хозяином шхуны? Жалкое дости¬

жение, не правда ли? И когда солнце встало — меня

обожгло, и я засох, так как рос без корней.
—	Но история знает рабов, достигших порфиры,—

заметил я,
—	История отмечает также благоприятные обстоя¬

тельства, способствовавшие такому возвышению,—

мрачно возразил он.— Никто не создает эти обстоятель¬
82

ства сам. Все великие люди просто умели ловить счастье

за хвост. Так было и с Корсиканцем. И я носился с не

менее великим)и мечтами. И не упустил бы благоприятной

возмюжности, но она мне так и не представилась. Терние

выросло и задушило меня. Могу вам сказать, Хэмп, что

ни одна душа на свете, кроме моего братца, не знает обо

мне того, что знаете теперь вы.
, — А где ваш брат? Что он делает?
—	Он хозяин промыслового парохода «Македония»

и охотится на котиков. Мы, вероятно, встретимся с ним

у берегов Японии. Его называют Смерть Ларсен.
—	Смер-пь Ларсен? — невольно вырвалось у меня.—

Он похож на вас?
—	Не очень. Он просто тупая скотина. В нем, как и

во мне, миого... много...
—	Зверского? — подсказал я.
—	Вот именно, благодарю вас. В нем не меньше

зверского, чем во мне, но он едва умеет читать и пи¬

сать.
—	И никогда не философствует о жизни? — доба¬

вил я.
—	О нет,— ответил Волк Ларсен с горечью.— И в

этом его счастье. Он слишком занят жизнью, чтобы ду¬

мать о ней. Я сделал ошибку, когда впервые открыл

книгу.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«призрак» достиг самой южной точки той дуги, ко¬

торую он описывает по Тихому океану, и уже начинает

забирать к северо-западу, держа курс, как говорят, на

какой-то уединенный островок, где мы должны запа¬

стись пресной водой, прежде чем направиться бить ко¬

тиков к берегам Японии. Охотники упражняются в

стрельбе из винтовок и дробовиков, а матросы готовят

паруса для шлюпок, обивают весла кожей и обматы¬

вает уключины плетенкой, чтобы бесшумно подкрады¬

ваться к котикам,— вообще «наводят глянец», по выра¬

жению Лича.
Рука у Лича, кстати сказать, заживает, но шрам, как

видно, останется на всю жизнь. Томас Магрй^ж боит¬

ся этого парня до смерти и, как стемнеет, не решается
83

носа высунуть на палубу. На баке то и дело вспыхивают

ссоры. Луис говорит, что кто-то наушничает капитану на

матросов, и двоим доносчикам уже здорово накостыля¬

ли шею. Луис боится, что Джонсону, гребцу из одной с

ним шлюпки, несдобровать. Джонсон говорит все слиш¬

ком уж напрямик, и раза два у него уже были столкно¬

вения с Волком Ларсеном из-за того, что тот неправиль¬

но произносит его фам?илию. А Иогансена он как-то ве¬

чером изрядно поколотил, и с тех пор помощник не ко¬

веркает больше его фамилии. Но смешно думать, чтобы

Джонсон мог поколотить Волка Ларсена.
Услышал я от Луиса кое-что и о другом Ларсене, про¬

званном Смерть. Рассказ Луиса вполне совпадает с

краткой характеристикой, данной капитаном своему бра¬

ту. Мы, вероятно, встретимся с ним у берегов Японии.

«Ждите шквала,— предрекает Луис,— они ненавидят

Друг друга, как настоящие волки».
Смерть Ларсен командует «Македонией», единствен¬

ным пароходом во всей промысловой флотилии; на паро¬

ходе четырнадцать шлюпок, тогда как на шхунах их бы¬

вает всего шесть. Поговаривают даже о пушках на бор*

ту и о странных экспедициях этого судна, начиная от кон¬

трабандного ввоза опиума в Соединенные Штаты и ору¬

жия в Китай и кончая торговлей рабами и открытым пи¬

ратством. Я не могу не верить Луису, он как будто

не любит привирать, и к тому же этот малый —ходя¬

чая энциклопедия по части котикового промысла и всех,

кто им занимается.
Такие же стычки, как в матросском кубрике и в кам^

бузе, происходят и в кубрике охотников этого поистине

дьявольского корабля. Там тоже драки и все готовы пере¬

грызть друг другу глотку. Охотники ежеминутно ждут,

что Смок и Гендерсон, которые до сих пор не уладили

своей старой ссоры, сцепятся снова, а Волк Ларсен за¬

явил, что убьет того, кто выйдет живьш из этой схват¬

ки. Он не скрывает, что им руководят отнюдь не мораль¬

ные соображения. Ему совершенно наплевать, хоть бы

все охотники перестреляли друг друга, .но они нужны

ему для дела, и поэтому он обещает им царскую потеху,

если они воздержатся от драк до конца промысла: они

смогут тогда свести все свои счеты, выбросить трупы за

борт и потом придумать какие угодно об-ьясненйя гибе¬
84

ли этих людей. Мне кажется, что даже охотники изум¬

лены его хладнокровной жестокостью. Несмотря на всю

свою свирепость, они все-таки боятся его.
Томас Магридж пресм!ыкается передо мной, как со¬

бачонка, а я, в глубине души, побаиваюсь его. Ему свой¬

ственно мужество страха — как это бывает, я хорошо

знаю по себе,— и в любую минуту оно может взять в нем

верх и заставить его покуситься на мою жизнь. Состоя¬

ние моего колена заметно улучшилось, хотя временами

нога сильно ноет. Онемение в руке, которую сдавил мне

Волк Ларсен, понемногу проходит тоже. Вообще же

здоровье мое не оставляет желать лучшего. Мускулы

увеличились и стали тверже. Вот только руки являют

самое жалкое зрелище. У них такой вид. словно их ошпа¬

рили кипятком, а ногти все поломаны и черны от грязи,

на пальцах — заусеницы, на ладонях — мозоли. Кроме

того, у меня появились фурункулы, что я приписываю ко¬

рабельной пище, так как никогда раньше этим не

страдал.
На днях Волк Ларсен позабавил меня: я застал его

вечером» за чтением библии, которая после бесплодных

поисков, уже описанных мною в начале плавания, оты¬

скалась в сундуке покойного помощника. Я недоумевал,

что Волк Ларсен может в ней для себя найти, й он про¬

чел мне вслух из Экклезиаста. При этом мне казалось,

что он не читает, а высказывает собственные м»ысли, и го¬

лос его, гулко и мрачно раздававшийся в каюте, зача¬

ровывал меня и держал в оцепенении. Хоть он и необ¬

разован, а читает хорошо. Я как сейчас слышу его ме¬

ланхолический голос:
«Собрал себе серебра и золота и драгоценностей от

царей и областей; завел у себя певцов и певиц и услаж¬

дения сынов человеческих — разные музыкальные

орудия.
И сделался я великим и богатым больше всех, быв¬

ших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пре-

был^1 со мною...
И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки

мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот,

все — суета и томление духа, и нет от них пользы под

солнцем!..
Всему и всем — одно: одна участь праведнику и не¬
85

честивому, доброму и злому, чистому и нечистому, при¬

носящему жертву и не приносящему жертвы; как доб¬

родетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так

и боящемуся клятвы.
Это-то и худо во всем, что делается под солнцем!, что

одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполне¬

но зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того

они отходят к умершим.
Кто находится между живыми, тому есть еще надеж¬

да, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву.
Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают,

и уже нет им воздаяния, потому что и память о них

предана забвению.
И любовь их и ненависть их и ревность их уже исчез¬

ли, и нет им более доли вовеки ни в чем1, что делается

под солнцем».
—	Так-то, Хэмп,— сказал он, заложив пальцем кни¬

гу и взглянув на меня.— Мудрец, который царил над

народом Израиля в Иерусалиме, мыслил так же, как я.

Вы называете меня пессимистом. Разве это не самый

черный пессимизм? «Все — суета и томление духа, и нет

от них пользы под солнцем!», «Всему и всем — одно» —

глупому и умному, чистому и нечистому, грешнику и свя¬

тому. Эта участть — смерть, и она зло, по его словам.

Этот мудрец любил жизнь и, видно, не хотел умирать,

если говорил: «...так как и псу живому лучше, нежели

мертвому льву». Он предпочитал суету сует тишине и

неподвижности могилы. Так же и я. Ползать по зем- ,

ле — это свинство. Но не ползать, быть неподвижным,

как прах или камень,— об этом гнусно и подумать. Это

противоречит жизни во мне, сама сущность которой

есть движение, сила движения, сознание силы дви¬

жения. Жизнь полна неудовлетворенности, но еще мень¬

ше может удовлетворить нас мысль о предстоящей

смерти.
—	Вам еще хуже, чем Омару Хайяму,— заметил я.—

Он по крайней мере после обычных сомнений юности на¬

шел какое-то удовлетворение и сделал свой материализм

источником радости.
—	Кто это — Омар Хайям? — спросил Волк Ларсен,

и ни в этот день, ни в следующие я уже не работал.
В своем беспорядочном чтении Ларсену не довелось
86

напасть на «Рубайят», и теперь это было для него дра*

гоценной находкой. Большую часть стихов я знал на па¬

мять и без труда припомнил остальные. Часами обсуж¬

дали м)Ы отдельные четверостишия, и он усматривал в

них проявления скорбного и мятежного духа, который

сам я совершенно не мог уловить. Возможно, что я вно¬

сил в мою декламацию несвойственную этим стихам жиз¬

нерадостность, а он, обладая прекрасной памятью и за¬

помнив многие строфы при первом же чтении, вкладывал

в них страстность и тревогу, убеждавшие слушателя.
Меня интересовало, какое четверостишие понравит¬

ся ему больше других, и я не был удивлен, когда он

остановил свой выбор на том, где отразилось случайное

раздражение поэта, шедшее вразрез с его спокойной фи¬

лософией и благодушным взглядом на жизнь:
Влетел вопрос: «За^ем на свете ты?»
За ним другой: «К чему твои мечты?».
О, дайте мне запретного вина —
Забыть назойливость их суеты!
—	Замечательно! — воскликнул Волк Ларсен.—

Замечательно! Этим сказано все. Назойливость! Он не

мог употребить лучшего слова.
Напрасно я отрицал и протестовал. Он подавил меня

своими аргументами.
—	Жизнь, по своей природе, не мюжет быть иной.

Жизнь, предвидя свой конец, всегда восстает. Она не

может иначе. Библейский мудрец нашел, что жизнь и

дела житейские — суета сует, сплошное зло. Но смерть,

прекращение суеты, он находил еще большим злом. От

стиха к стиху он скорбит, оплакивает участь, которая

одинаково ожидает всех. Так же смотрит на это и Омар

Хайям, и я, и вы, даже вы — ведь возмутились же вы

против смерти, когда кок начал точить на вас нож. Вы

боялись умереть. Жизнь внутри вас, которая составляет

вас и которая больше вас, не желала умирать. Вы тол¬

ковали мне об инстинкте бессмертия. А я говорю об

инстинкте жизни, которая хочет жить, и, когда ей гро¬

зит смерть, инстинкт жизни побеждает то, что вы назы¬

ваете инстинктом бессмертия. Он победил и в вас — вы

не станете этого отрицать,— победил, когда какой-то су¬

масшедший кок стал точить на вас нож.
87

Вы и теперь боитесь кока. И этого вы тоже не ста¬

нете отрицать. Если я схвачу вас за горло, вот так,—

рука его внезапно сжала мне горло, и дыхание мое

прервалось,— и начну выжимать из вас жизнь, вот так,

вот так! — то ваш инстинкт бессмертия съежится, а ин¬

стинкт жизни вспыхнет и вы будете бороться, чтобы спа¬

стись.
Ну что? Я читаю страх смерти в ваших глазах.

Вы бьете руками по воздуху. В борьбе за жизнь вы на¬

прягаете все ваши жалкие силенки. Вы вцепились в мою

руку, а для меня это то же самое, как если бы на нее села*

бабочка. Ваша грудь судорожно вздымается, язык вы¬

сунулся наружу, лицо побагровело, глаза мутнеют...

«Жить! Жить! Жить!» — вопите вы. И вы хотите жить

здесь и сейчас, а не потом. Теперь вы уже сомневаетесь

в своем бессмертии? Вот как! Вы уже не уверены в нем.

Вы не хотите рисковать. Только эта жизнь, в которой

вы уверены, реальна. А в глазах у вас все темнеет и

темнеет. Это мрак смерти, прекращение бытия, ощуще¬

ний, дыхания. Он сгущается вокруг, надвигается на вас,

стеной вырастает кругом. Ваши глаза остановились, они

остекленёли. Мой голос доносится к вам слабо, будто

издалека. Вы не видите моего лица. И все-таки вы ба¬

рахтаетесь в моей руке. Вы брыкаетесь. Извиваетесь

ужом. Ваша грудь содрогается, вы задыхаетесь. Жить!

Жить! Жить!..
Больше я ничего не слышал. Сознание вытеснил м»рак,

который он так живо описал. Очнулся я на полу. Лар¬

сен курил сигару, задумчиво глядя на меня, с уже зна¬

комым мне огоньком любопытства в глазах.
—	Ну что, убедил я вас? — спросил он.— Нате, вы¬

пейте вот это. Я хочу спросить вас кое о чем.
Я отрицательно помотал головой, не поднимая ее с

пола.
—	Ваши доводы слишком... сильны,— с трудом) про¬

бормотал я, так как мне было больно говорить.
—	Через полчаса все пройдет,— успокоил он меня.—

Обещаю в дальнейшем воздерживаться от практических

экспериментов. Теперь вставайте. Садитесь на стул.
И так как я был игрушкой в руках этого чудовища,

беседа об Омаре Хайяме и Экклезиасте возобновилась, и

мы засиделись до глубокой ночи.
88

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Целые сутки на шхуне царила какая'^о вакханалия

зверства; она вспыхнула сразу от кают-компании до ба¬

ка, словно эпидемия. Не знаю, с чего и начать. Истинным

виновником всего iбыл Волк Ларсен. Отношения между

людьми, напряженные, насыщенные враждой, переме¬

жавшиеся непрестгинными стычками и ссорами, нахо¬

дились в состоянии неустойчивого равновесия, и

злые страсти заполыхали пламенем, как трава в пре¬

риях.
ToMiac Магридж — проныра, шпион, доносчик. Он пы¬

тался снова втереться в милость к капитану, наушничая

на матросов. Я уверен, что это он передал капитану не¬

осторожные слова Джонсона. Тот взял в корабельной

лавке клеенчатую робу. Роба оказалась никуда не

годной, и Джонсон не скрывал своего неудовольствия.

Корабельные лавки существуют на всех промысловых

шхунах — в них матросы могут купить то, что им необ¬

ходимо в плавании. Стоимость взятого в лавке вычи¬

тается впоследствии из заработка на промыслах, так как

гребцы и рулевые, наравне с охотниками, получают вме¬

сто жалованья известную долю доходов — по числу

шкур, добытых той или иной шлюпкой.
я не слыхал, как Джонсон ворчал по поводу своей

неудачной покупки, и все последующее явилось для ме¬

ня полной неожиданностью, Я только что кончил подме¬

тать пол в кают-компании и был вовлечен Волком Лар¬

сеном) в разговор о Гамлете, его любимом шекспировском

герое, как вдруг по трапу спустился Иогансен в сопро¬

вождении Джонсона. Последний, по морскому обычаю,

снял шапку и скромно остановился посреди каюты, по¬

качиваясь в такт качке судна и глядя капитану в лицо.
—	Закрой дверь на задвижку,— сказал мне Волк

Ларсен.
Исполняя приказание, я заметил выражение тревоги

в глазах Джонсона, но не понял, в чем дело. Мне и в

голову ничего не приходило, пока все это не разыгралось

у мейя на глазах. Джонсон же, по-видимому, знал^чтб

ему предстоит, и покорно ждал своей участи. В том, как

он держался, я вижу полное опровержение грубого

материализма Волка Ларсена. Матроса Джонсона оду¬

шевляла идея, принцип, убежденность в своей право-
89

те. Он был прав, он знал, что прав, и не боялся. Он готов

был умереть за истину, но остался бы верен себе и ни

на минуту не дрогнул. Здесь воплотились победы духа

над плотью, неустрашимость и моральное величие души,

которая не знает преград и в своем бессмертии уверенно

и непобедимо возвышается над временем, пространством

и материей.
Однако вернемся к рассказу. Я заметил тревогу в гла¬

зах Джонсона, но прииял ее за врожденную робость и

смущение. Помощник Иогансен стоял сбоку в нескольких

шагах от матроса, а прямо перед Джонсоном, ярдах в

трех, восседал на вращающемся каютном стуле сам Волк

Ларсен. Когда я запер дверь, наступило молчание, длив¬

шееся целую минуту. Его нарушил Волк Ларсен.
—	Ионсон,— начал он.
—	Меня зовут Джонсон, сэр,— смело поправил ма¬

трос.
—	Ладно. Пусть будет Джонсон, черт побери! Ты

знаешь, зачем я тебя позвал?
—	И да и нет, сэр,— последовал неторопливый от¬

вет.— Свою работу я исполняю исправно. Помощник

знает это, да и вы знаете, сэр. Тут не может быть жалоб.
—	И это все? — спросил Волк Ларсен негромко и

вкрадчиво,
—	Я знаю, что вы имеете что-то против меня,— с той

же тяжеловесной медлительностью продолжал Джон¬

сон.— Я вам не по душе. Вы... вы...
—	Ну, дальше,— подстегнул его Ларсен.— Не бой¬

ся задеть мои чувства.
—	Я и не боюсь,— возразил матрос, и краска досады

проступила сквозь загар на его щеках.— Я покинул ро¬

дину не так давно, как вы, потому и говорю медленно.

А вам я не по душе, потому что уважаю себя. Вот в чем

дело, сэр!
—	Ты хочешь сказать, что слишком) уважаешь себя,

чтобы уважать судовую дисциплину, так, что ли? Тебе

понятно, что я говорю?
—	Я ведь тоже говорю по-английски и понимаю ва¬

ши слова, сэр,— ответил Джонсон, краснея еще гуще при

этом намеке на плохое знание им языка.
—	Джонсон,— продолжал Волк Ларсен, считая, по-

видимому, предисловие оконченным и переходя к делу,—
90

я слышал, ты взял робу и, кажется, не совсем ею до¬

волен?
—	Да, недоволен. Плохая роба, сэр.
—	И ты все время кричишь об этом?
—	Я говорю то, что думаю, сэр,— храбро возразил

матрос, не забывая вместе с тем прибавлять, как положе¬

но, «сэр» после каждой фразы.
В этот миг я случайно взглянул на Иогансена. Он то

сжимал, то разжимал свои огромные кулачищи и с дья¬

вольской злобой посматривал на Джонсона. Я заметил

синяк у него под глазом — это Джонсон разукрасил его

на днях. И только тут предчувствие чего-то ужасного

закралось мне в душу, но что это будет — я не мог себе

вообразить.
—	Ты знаешь, что ждет того, кто говорит такие вещи

про мою лавку и про меня? —спросил Волк Ларсен.
—	Знаю, сэр,— последовал ответ.
—	А что именно? —вопрос прозвучал резко и пове¬

лительно.
—	Да то, что вы и помощник собираетесь сделать со

мной, сэр.
—	Погляди на него, Хэмп,— обратился Волк Ларсен

ко мне.— Погляди на эту частицу живого праха, на это

скопление материи, которое движется и дышит, и осме¬

ливается оскорблять меня, и даже искренне уверено,

что оно представляет собой какую-то ценность. Руковод¬

ствуясь ложными понятиями права и чести, оно готово

отстаивать их, невзирая на грозящие ему неприятно¬

сти. Что ты думаешь о нем, Хэмп? Что ты думаешь

о нем?
—	Я думаю, что он лучше вас,— ответил я, охвачен¬

ный бессознательным желанием хоть отчасти огвлечь

на себя гнев, готовый обрушиться на голову Джонсо¬

на.— Его «ложные понятия», как вы их называете, го¬

ворят о его благородстве и мужестве. У вас же нет ни

морали, ни иллюзий, ни идеалов. Вы нищий!
Он кивнул головой со свирепым удовольствием.
—	Совершенно верно, Хэмп, совершенно верно! У ме¬

ня нет иллюзий, свидетельствующих о благородстве и му«

жестве. Живая собака лучше мертвого льва,— говорю я

вместе с Экклезиастом. Моя единственная доктрина —

это целесообразность. Она помогает выжить. Когда эта
91

частица жизненной закваски, которую мы называем

«Джонсон», перестанет быть частицей закваски и обра¬

тится в прах и тлен, в ней будет не больше благород¬

ства, чем во всяком прахе и тлене, а я по-прежнему буду

жить и бушевать.
Он помолчал и спросил:
—	Ты знаешь, что я сейчас сделаю?
Я покачал головой.
—	Я использую свою возмюжноспь бушевать и пока¬

жу тебе, что происходит с благородством. Смътри!
Он находился в трех ярдах от Джонсона, то есть в

девяти футах! И он сидел; и одним гигантским прыж¬

ком, даже не вставая на ноги, покрыл это расстояние.

Он прыгнул, как тигр, и Джонсон, прикрывая одной ру¬

кой живот, а другой — голову, напрасно пытался защи¬

титься от обрушившейся на него лавины ярости. Волк

Ларсен свой первый сокрушительный удар направил

прямо в грудь матросу. Дыхание Джонсона внезапно

пресеклось, и изо рта у него вырвался хриплый звук,

словно он с силой взМ)ахнул топором. Он зашатался и

чуть не опрокинулся навзничь.
Не могу передать подробности последовавшей за¬

тем гнусной сцены. Это было нечто чудовищное; даже

сейчас меня начинает мзггить, стоит мне вспомнить об

этом». Джонсон мужественно защищался, но где же ему

было устоять против Волка Ларсена, а тем бол<ее про¬

тив Волка Ларсена и помощника! Зрелище этой борь¬

бы былр ужасно. Я не представлял себе, что человече¬

ское существо может столько вытерпеть и все же про¬

должать жить и бороться. А Джонсон боролся. У него

не было ни малейшей надежды справиться с ними, и он

знал это не хуже меня, но он был человек мужественный

и не мог сдаться без борьбы.
Я не в состоянии был смотреть на это. Я чувствовал,

что схожу с ума, и бросился к трапу, чтобы убежать на

палубу. Но Волк Ларсен, оставив на м»иг свою жертву,

одним могучим прыжком догнал меня й отшвырнул в

противоположный угол каюты.
—	Это одно из проявлений жизни,— с усмешкой бро¬

сил он мне.— Оставайся и наблюдай. Вот тебе случай

собрать данные о бессмертии души. Кроме тогю, ты

ведь знаешь, что душе Джонсона мы не можем причи¬
92

нить вреда. Мы можем разрушить только ее бренную

оболочку.
Мне казалось, что прошли века, хотя на самом! деле

избиение продолжалось не дольше десяти минут. Волк

Ларсен и помощник смертным боем избивали беднягу.

Они молотили его кулаками и пинали своими тяжелыми

башмаками, сшибали с ног и поднимали, чтобы пова¬

лить снова. Джонсон уже ничего не видел, кровь хле¬

стала у него из ушей,- из носа и изо рта, превращая каю¬

ту в лавку мясника. Когда он уже не мог подняться, они

продолжали избивать лежачего.
—	Легче, Иогансен, малый ход! — произнес наконец

Волк Ларсен.
Но в помощнике проснулся зверь, и он не хотел от¬

пустить своей добычи. Волку Ларсену пришлось оттол¬

кнуть его локтем». От этого, казалось бы, легкого толчка

Иогансен отлетел в сторону, как пробка, и голова его с

треском ударилась о переборку. Оглушенный, Он сва¬

лился на ПОЛ; тяжело дыша и очумело моргая глазами.
—	Отвори дверь, Хэмп! —услышал я приказ.
Я повиновался, и эти звери подняли бесчувствен-

нее тело и, словно мешок с тряпьем, поволокли его по

узкому трапу на палубу. У штурвала стоял Луис, това¬

рищ Джонсона по шлюпке, и кровь алой струей брызну¬

ла ему на сапоги. Но Луис невозмутимо вертел штурвал,

не отрывая глаз от компаса.
Совсем иначе повел себя бывший юнга Джордж Лич.

Вся шхуна от бака до юта была изум1лена его поведе¬

нием. Он самовольно отправился на корму и перетащил

Джонсона на бак, где принялся, как умел, перевязы¬

вать его раны и хлопотать около него. Джонсон был изу¬

родован до неузнаваемости. За несколько минут лицо его

так посинело и распухло, что потеряло всякий человече¬

ский облик.
Но я хотел рассказать о Личе. К тому времени, как я

закончил уборку каюты, Лич уже сделал для Джонсона

все, ^о мог. Я поднялся на палубу, чтобы подышать

свежим) воздухом и хоть немного успокоиться. Волк Лар¬

сен курил сигару и осматривал механический лаг, кото¬

рый обычно был опущен за кормой, а теперь для какой-

то цели поднят на борт. Вдруг до меня долетел голос Ли-

ча — хриплый, дрожащий от сдерживаемой ярости.
93

я повернулся и увидел, что Дич стоит на палубе перед

самым ютом. Лицо его было бледно и перекошено от

бешенства^ глаза сверкали, он потрясал сжатыми ку¬

лаками над головой.
—	Пусть господь бог пошлет твою душу в ад, Волк

Ларсен! Да и ад еще слишком хорош для тебя! Трус,

вот ты кто! Убийца! Свинья! — так поносил матрос Лич

капитана.
Я стоял, словно громом пораженный. Я думал, что

Лич будет сейчас же убит на месте. Но у Волка Ларсена

в эту минуту не было, как видно, охоты убивать его. Он

не спеша подошел к краю юта и, прислонившись к углу

рубки, с задумчивым любопытством поглядел на взбе¬

шенного парня.
А тот бросал капитану в лицо обвинения, каких ни¬

кто еще не решался ему предъявить. Матросы боязли¬

во жались у бака, прислушиваясь к происходящему.

Охотники, балагуря, высыпали на палубу, но я заметил,

что веселость слетела с их лиц, когда они услышали вы¬

крики Лича. Даже они были испуганы необычайной сме¬

лостью матроса. Казалось невероятным, чтобы кто-ни¬

будь мог бросить Волку Ларсену подобные оскорбления.

Должен сказать, что я сам был удивлен и восхищен по¬

ступком Лича и видел в нем блестящее доказательство

непобедимости бессмертного духа, который выше плоти

и ее страха смерти, ^от юноша напомнил мне древних

пророков, обличавших людские грехи.
И как он обличал Волка Ларсена! Он обнажал его

душу и выставлял напоказ всю ее низость. Он призывал

на его голову проклятия бога и небес и делал это с жа¬

ром, напоминавшим сцены отлучения от церкви в сред¬

ние века. В своем гневе он то поднимался до грозных

высот, то опускался до грязной площадной брани.
Ярость Лича граничила с безумием. На губах его вы¬

ступила пена, он задыхался, в горле у него клокотало,

и временами речь становилась нечленораздельной.

А Волк Ларсен все так же холодно и спокойно слушал

его, прислонившись к углу рубки, и, казалось, был охва¬

чен любопытством, cho дикое проявление жизненного

брожения, Ьтот буйный мятеж и вызов, брошенный ему

движущейся материей, поразили и заинтересовали его.
Каждый миг и я и все присутствующие ждали, что
94

он бросится иа молодого матроса и одним ударом при¬

кончит его. Но по какому-то странному капризу он этого

не делал. Его сигара потухла, а он все смотрел вниз с

безмолвным любопытством.
Лич в своем неистовстве дошел до предела.
—	Свинья! Свинья! Свинья! — выкрикивал он, не

помня себя.— Почему же ты не сойдешь вниз и не при¬

кончишь меня, убийца? Ты легко можешь сделать это!

Никто не остановит тебя! Но я тебя не боюсь! В тысячу

раз лучше быть мертвым и избавиться от тебя, чем

остаться живым в твоих когтях! Иди же, трус! Убей ме¬

ня! Убей! Убей!
Как раз в эту минуту грешная душа Томаса Магрид-

жа вытолкнула его на сцену. Он все время слушал, стоя

у двери камбуза, но теперь высунулся вперед, как бы

для того, чтобы выбросить за борт какие-то очистки, на

самюм же Деле, чтобы не прозевать убийства, которое,

по его мнению, неминуемо должно было сейчас произой¬

ти. Он заискивающе улыбнулся Волку Ларсену, но тот,

казалось, даже не заметил его. Однако это не смутило

кока. Он тоже был как бы не в себе; повернувшись к

Личу, он крикнул:
—	Что ты ругаешься! Постыдился бы!
Бессильная ярость Лича наконец нашла себе выход.
В первый раз после их стычки кок вышел из камбуза без

ножа. И не успели слова слететь с его губ, как кулак

Лича сбил его с ног. Трижды поднимался кок на ноги,

стараясь удрать в камбуз, и всякий раз молодой матрос

одним ударом валил его на палубу.
—	Помогите! — завопил Магридж.— Помогите! По¬

могите! Уберите его! Что вы глядите, уберите его!
Охотники только смеялись с чувством! облегчения.

Трагедия кончилась, начинался фарс. Матросы осмелели

и, ухмыляясь, пододвинулись ближе, чтобы лучше ви¬

деть, как исколошматят ненавистного кока. И даже я

возликовал в душе. Признаюсь, я испытывал удовлетво¬

рение, глядя, как Лич избивает Магриджа, хотя это бы¬

ло почти столь же ужасное избиение, как то, которое

•^лько что, по вине самого Магриджа, выпало на долю

Джонсона. Но лицо Волка Ларсена оставалось невоз¬

мутимым». Он даже не переменил позы и с тем же лю¬

бопытством следил за избиением. Казалось, он, несмот¬
95

ря на свой отъявленный прагматизм, наблюдает за игрой

и движением, жизни в надежде узнать о ней что-нибудь

новое, различить в ее безумных корчах что-то ускользав¬

шее до сих пор от его внимания — ключ к тайне жизни,

который поможет ему эту тайну раскрыть.
Ну и досталось же коку! Да, это избиение мало чем

отличалось от виденного мною в каюте. Магридж на¬

прасно старался спастись от разъяренного матроса. На¬

прасно пытался он укрыться в каюту. Когда Лич сбивал

его с ног, Магридж делал попытки докатиться до нее,

добраться до нее ползком, старался падать в сторону

каюты, но удар следовал за ударом с непостижимой бы¬

стротой. Лич швырял кока, как мяч, пока наконец Маг¬

ридж. не растянулся недвижимый на палубе. Но и после

этого он еще продолжал получать удары и пинки. Никто

не заступился за него. Лич мог бы убитоь кока, но, оче¬

видно, гнев его иссяк. Он повернулся и ушел, оставив

своего врага распростертым на палубе; кок лежал и по¬

визгивал, как щенок.
Но эти два происшествия послужили только пре¬

людией к другим событиям того же дня. Под вечер про¬

изошла стычка между Смоком и Гендерсоном». В кубрике

внезапно раздались выстрелы, и остальные четверо охот¬

ников выскочили на палубу. Столб густого, едкого ды¬

ма — какой всегда бывает от черного пороха — поднял¬

ся из открытого люка. Волк Ларсен бросился туда и

исчез в этом дыму. До нас долетели звуки ударов. Смок

и Гендерсон — оба были ранены, а капитан вдобавок

еще избил их за то, что они ослушались его приказа

и изувечили друг друга перед началом охоты. Раны ока¬

зались серьезными, и, отколотив охотников, Волк Лар¬

сен тут же принялся лечить их, как умел, и делать пере¬

вязки. Я помогал ему, когда он зондировал и промывал

раны,, и оба молодца стоически переносили эту грубую

хирургию без всякого наркоза, подкрепляя свои силы

только добрьш стаканом виски.
Затем во время первой вечерней полувахты поднялась

драка на баке. Причиной ее послужили сплетни и науш¬

ничество, из-за которых был избит Джонсон. Шум!, до¬

носившийся с бака, и синяки, изукрасившие физиономии

матросов, свидетельствовали о том, что одна половина

команды изрядно отделала другую.
96

Вторая вечерняя полувахта ознаменовалась новой

дракой — на этот раз между ИогаНсеном и тощим, по¬

хожим на янки охотником Лэтимером». Повод к ней пода¬

ло замечание Лэтимера, что помющник, дескать, храпит

и разговаривает во сне. В результате последний получил

изрядную трепку, после чего снова не давал никому

спать, без конца переживая во сне все подробности

драки.
Меня тоже всю ночь мучили кошмары. Этот день

был похож на страшный сон. Одна зверская сцена сме¬

нялась другой, разбушевавшиеся страсти и хладнокров¬

ная жестокость заставляли людей покушаться на жизнь

своих ближних, бить, калечить, уничтожать. Нервы мои

были потрясены. Ум возмущался. До этой поры жизнь

Аюя протекала в относительном! неведении зверской, сто¬

роны человеческой природы. Ведь я всегда жил чисто

интеллектуальной жизнью. Я сталкивался с жестоко¬

стью, но только с жестокостью духовной-г-с колким

сарказмом Чарли Фэрасета, с безжалостными эпиграм¬

мами и остротами приятелей по клубу и ядовитыми за¬

мечаниями некоторых профессоров в мои студенческие

годы.
Вот и все. Но чтобы люди могли вымещать свой гнев

на ближних, проливая кровь и калеча друг друга,— это

было для меня внове и повергало в ужас. Не напрасно

называли меня «неженка Ван-Вейден», думал я и бес¬

покойно ворочался на койке, терзаемый кошмарами.

Я дивился своему полному незнанию жизни и горь¬

ко смеялся над собой; казалось, я уже готов был

признать, что отталкивающая философия Волка Лар¬

сена дает более правильное объяснение жизни, чем

моя.
Такое направление мыслей испугало меня. Я чувство¬

вал, что окружающее зверство оказывает на меня раз¬

вращающее влияние, омрачая все, что есть хорошего и

светлого на свете. Я отдавал себе отчет в том, что избие¬

ние Томаса Магриджа — скверное, злое дело, и тем не

менее' не мог не ликовать при мысли об этом про¬

исшествии. И, сознавая, что я грешу, что такие мысли

чудовищны, я все же захлебывался от бессмысленного

злорадства. Я больше не был Хэмфри Ван-Вейдёном'.

Я был Хэмпом, юнгой на шхуне «Призрак». Волк Ларсен

7- Джек Лондой. Т. IV.	97

был моим капитаном, Томас Магридж и остальные— мо¬

ими товарищами, и печать, которой они были отмечены,

уже начинала проступать и на моей шкуре.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Три ДНЯ Я работал и за себя и за Томаса Магриджа

и могу с гордостью сказать, что справлялся с делами не¬

плохо. Я знаю, что заслужил одобрение Волка Ларсена,

да и матросы были довольны мною во время *Kioero крат¬

кого правления в камбузе.
—	В первый раз ем чистую пищу, с тех пор как попал

на борт,— сказал мне Гаррисон, просунув в дверь кам^

буза обеденную посуду с бака.— Стряпня Томми почему-

то всегда отдавала тухлым жиром, и сдается мне, что он

ни разу не сменил рубашки, как отплыл из Фриско.
—	Так оно и есть,— подтвердил я.
—	Небось, и спит в ней? —продолжал Гаррисон.
—	Будь уверен,— сказал я.— На нем все та же ру¬

башка, и он ее ни разу не снимал.
Но только три дня дал капитан коку на поправку

после нанесенных ему побоев. На четвертый день его за

шиворот стащили о койки, и он, хромая и шатаясь от

слабости, приступил к исполнению своих обязанностей.

Глаза у него так отекли, что он почти ничего не видел.

Он хныкал и вздыхал, но Волк Ларсен был неумолим.
—	Смотри, чтоб не было помоев! — напутствовал он

кока.— И грязи я больше не потерплю! Изволь также

иногда менять рубашку, не то я тебя выкупаю. Понял?
Томас Магридж с трудом) ковылял по камбузу, и пер¬

вый же резкий крен «Призрака» чуть не свалил его с

ног. Стараясь сохранить равновесие, он хотел схватить¬

ся за железные прутья, предохраняющие кастрюли от

падения, но промахнулся и оперся рукой о раскаленную

плиту. Раздалось шипение, потянуло запахом горелого

мяса, и кок взвыл от боли.
—	Господи, господи, вот еще беда-^о! —причитал он,

усевшись на угольный ящик и размахивая обожженной

рукой.— Что ж это за напасть такая! Прямо тошно ста¬

новится! И за что мне это? Уж я ли не стараюсь жить со

всеми в ладу!
98

Слезы струились по его опухшим, покрытым крово¬

подтеками щекам, лицо было перекошено от боли, но

сквозь боль проглядывала затаенная злоба.
—	Как я ненавижу его! Как ненавижу! — пробормо¬

тал он, скрипнув зубами.
—	Кого это?—спросил я, но бедняга уже опять

начал оплакивать свои невзгоды. Впрочем», угадать, ко¬

го он ненавидит, было нетрудно,— труднее было бы пред¬

положить, что он* кого-нибудь любит. В этом человеке

сидел какой-то бес, заставлявший его ненавидеть весь

мир. Мне казалось порой, что Магридж ненавидит даже

самого себя,— так нелепо и уродливо сложилась его

жизнь. В такие м)инуты во мне пробуждалось горячее

сочувствие к нему и становилось стыдно, что я мог ра¬

доваться его страданиям и бедам. Жизнь подло обо¬

шлась с Томасом) Магриджем. Она сыграла с ним сквер¬

ную штуку, вылепив из него то, чем он был, и не пере¬

ставала издеваться над ним. Мог ли он быть иным?

И, будто в ответ на мои невысказанные мысли, кок про¬

хныкал:
—	Мне всегда, всегда «е везло. Некому было послать

меня в школу, некому было меня покормить или вьгге-

реть мне разбитый нос, когда я был мальчонкой! Разве

кто-нибудь заботился обо мне? Кто, когда, спраши¬

ваю я?
—	Не огорчайся, Томами,— сказал я, успокаивающе

кладя ему руку на плечо.— Не унывай! Все наладится.

У тебя еще много впереди, ты всего можешь добиться.
—	Вранье! Подлое вранье! — заорал он мне в лицо,

стряхивая мою руку.— Вранье, сам знаешь. Меня не пе¬

ределать! Меня уже сделали — из всяких отбросов! Та¬

кие рассуждения хороши для тебя, Хэмп. Ты родился

джентл1ьменом. Ты никогда не знал, что значит ходить

ГОЛОДНЫМ! и засыпать в слезах оттого, что голод грызет

•иое пустое брюхо, точно крыса. Нет, мое дело пропащее.

Да если даже я проснусь завтра президентом Соединен¬

ных Штатов, разве я отъемся за то время, когда бегал по

улицам» голодным щенком? Разве это исправишь?
Не в добрый час я родился, вот на мою долю и вы¬

пало столько бед, что хватило бы на десятерых. Пол-

жизни я провалялся по больницам. Хворал лихорадкой

в Аспинвале, в Гаване, в Нью-Орлеане. На Барбадосе
99

полгода мучился от цинги и чуть не сдох. В Гонолулу —

оспа. В Шанхае — перелом обеих ног. В Уналашке —

воспаление легких. Три сломанных ребра во Фриско.

А теперь! Взгляни на меня! Взгляни! Ведь опять все

ребра переломали! И посмютришь — буду харкать кро¬

вью. Кто же мне возместит все это, спрашиваю я? Кто?

Бог, что ли? Видно, он здорово невзлюбил меня, когда

отправил в плавание по этому проклятому свету!
Это возмущение против судьбы продолжалось боль¬

ше часа, после чего кок снова принялся за работу, хро-

м!ая, охая и дыша ненавистью ко всему живущему. Его

диагноз оказался правильным, так как время от времени

ему становилось дурно, он начинал харкать кровью и

очень страдал. Но бог, казалось, и вправду возненави¬

дел его и не хотел прибрать. Мало-помалу кок оправил¬

ся и стал еще злее прежнего.
Прошло несколько дней, и Джонсон тоже выполз на

палубу и кое-как принялся за работу. Но ему было еще

далеко до поправки, и я нередко наблюдал украдкой,

как он с трудом взбирается по вантам или устало скло¬

няется над штурвалом. А хуже всего было то, что он со¬

всем) пал духом. Он пресмыкался перед Волком Ларсе¬

ном и перед помощником. Вот Лич — тот держался со¬

всем иначе. Расхаживал по палубе, как молодой тигр, и

не скрывал своей ненависти к капитану и к Иогансену.
—	Я еще разделаюсь с тобой, косолапый швед! —

услышал я как-то ночью на палубе его слова, обращен¬

ные к помощнику.
Иогансен выбранился в темноте, и в тот же миг что-

то с силой ударилось о переборку камбуза. Снова послы¬

шалась ругань, потом насмешливый хохот, а когда все

стихло, я вышел на палубу и увидел тяжелый нож, вон¬

зившийся в переборку на целый дюйм. Почти тогда же

появился помощник и принялся искать нож, но я уже за¬

владел им и на следующее утро тайком вернул его Личу.

Матрос только осклабился при этом1, но в его улыбке

было больше искренней благодарности, чем в многослов¬

ных излияниях, присущих представителям моего класса.
В противоположность остальным членам команды, я

теперь ни с кем не был в ссоре, более того, отлично

ладил со всеми. Охотники относились ко мне, должно

быть, со снисходительным презрением, но во всяком слу¬
100

чае не враждебно. Смок и Гендерсон, которые поне-

миогу залечивали свои раны и целыми днями качалиоь

в подвесных койках под тентом, уверяли, что я ухажи¬

ваю за ними лучше всякой сиделки и что они не забудут

меня в конце плавания, когда получат расчет. (Как буд¬

то мне нужны были их деньги! Я мог купить их со всем1И

их пожитками, мог купить всю шхуну, даже двадцать

таких шхун!) Но на меня выпала задача ухаживать за

ними, перевязывать их раны, и я делал все, что мог.
У Волка Ларсена снова был приступ головной боли,

длившийся два дня. Должно быть, он жестоко страдал,

так как позвал меня и подчинялся моим! указаниям, как

больной ребенок. Но ничто не помогает ему. По моему

совету он бросил курить и пить. Мне казалось просто

невероятным, что это великолепное животное может

страдать такими головными болями.
—	Это божья кара, уверяю вас,— высказался по это¬

му поводу Луис.— Кара за его черные дела. И это еще

не все, иначе...
—	Иначе что? —спросил я.
—	Иначе, бог, видать, только грозится, а дела не де¬

лает. Эх, вот слетит с языка...
Нет, зря я сказал, что нахожусь в добрых отноше¬

ниях со всеми. Томас Магридж не только по-прежнему

ненавидит меня, но даже нашел для своей ненависти

новый повод. Я долго не понимал, в чем дело, но нако¬

нец догадался: он не мог простить мне, что я родился

«джентльменом», как он выражается, то есть под более

счастливой звездой, нежели он.
—	А покойников что-то не видать! — поддразнил я

Луиса, когда Смок и Гендерсон, дружески беседуя, про¬

гуливались рядом по палубе в первый раз после выздо¬

ровления.
Луис поднял на меня хитрые серые глазки и зловеще

покачал головой.
—	Шквал налетит, гово|рю вам, и тогда берите все

рифы и держитесь крепче. Я чую, давно чую — быть бу¬

ре. Я ее вижу — вот как такелаж над головой в темную

ночь. Она уже близко, близко!
—	И кто же будет первой жертвой?—спросил я.
Только не старый толстый Луис, за это я пору¬

чусь, рассмеялся он.—- Я чую нутром», что через год бу¬
101

ду глядеть в глаза моей старой матушке; ведь она за¬

ждалась своих сыновей — все пятеро ушли в море.
—	Что он говорил тебе? — спросил меня потом То¬

мас Магридж.
—	Что он когда-нибудь съездит домой повидаться с

матерью,— осторожно отвечал я.
—	У меня никогда не было матери,— заявил кок,

уставив на меня унылый взгляд своих тусклых, бесцвет¬

ных глаз.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Я думаю о том, что никогда не ум1ел по-настоящему

ценить женское общество, хотя почти всю свою жизнь

провел в окружении женщин. Я жил с матерью и се¬

страми и всегда старался освободиться от их опеки. Они

доводили меня до отчаяния своими заботами о моем

здоровье и вторжениями в мою комнату, где неизменно

нарушали тот систематизированный хаос, который был

предметом моей гордости и в котором я отлично разби¬

рался, и учиняли еще бол1ЬШий, с моей точки зрения, ха¬

ос, хотя комната и приобретала более опрятный вид.

После их ухода я никогда ничего не мог найти. Но,

увы, как рад был бы я теперь ощутить возле себя их

присутствие, услышать шелест их юбок, который так до¬

кучал мне подчас! Я уверен, что никогда не буду ссо¬

риться с ними, если только м>не удастся попасть домой.

Пусть с утра до ночи пичкают меня, чем хотят, пусть

весь день вытирают пыль в моем> кабинете и подметают

пол — я буду спокойно взирать на все это и благода¬

рить судьбу за то, что у меня есть мать и сестры.
Подобные воспом1Инаяия заставляют меня задумать¬

ся о другом. Где матери всех этих людей, плавающих на

«Призраке»? И противоестественно и нездорово, что все

эти мужчины совершенно оторваны от женщин и одни

скитаются по белу свету. Грубость и дикость толькр не¬

избежный -результат этого. Всем этим людям следовало

бы тоже иметь жен, сестер, дочерей. Тогда они были бы

мягче, человечнее, были бы способны на сочувствие.

А ведь никто из них даже не женат. Годами никому из

йих не приходится испытывать на себе влияния хоро¬

шей женщины, ее смягчающего воздействия. Жизнь их
102

однобока. Их мужественность, в которой есть нечто жи¬

вотное, чрезмерно развилась в них за счет духовной

стороны, притупившейся, почти атрофированной.
Это компания холостых мужчин. Жизнь их протекает

в грубых стычках, от которых они еще более черствеют.

Порой мне просто не верится, что их породили на свет

женщины. Каи^ется, что это какая-то полузвериная, по-

лучеловеческая порода, особый вид живых существ, не

имеющих пола, чТо они вылупились, как черепахи, из

согретых солнцем яиц или получили жизнь каким-ни¬

будь другим необычным способом. Дни они проводят сре¬

ди грубости и зла и в конце концов умирают столь же

скверно, как и жили.
Под влиянием таких мыслей я разговорился вчера ве¬

чером с Иогансеном. Это была первая неофициальная

беседа, которой он удостоил меня с начала путешествия.

Иогансен покинул Швецию, когда ему было восемна¬

дцать лет; теперь ему тридцать восемь, и за все это вре¬

мя он ни разу не был дома. Года два назад в Чили он

встретил в какомито портовом трактире земляка и узнал

от него, что его мать еще жива.
—	Верно, уж порядком состарилась теперь,— сказал

он, задумчиво глянув на комиас и тотчас метнув колю¬

чий взгляд на Гаррисона, отклонившегося на один румб

от курса.
—	Когда вы в последний раз писали ей?
Он принялся высчитывать вслух.
—	В восемьдесят первом... нет, в восемьдесят втором,

кажется. Или в восемьдесят третьем? Да, в восемьде¬

сят третьем. Десять лет назад. Из какого-то малень¬

кого порта на Мадагаскаре. Я служил тогда на торговом

судне. Видишь ты,— продолжал он, будто обращаясь

через океан к своей забыгой матери,— ведь каждый год

собирался домой. Так стоило ли писать? Через год, ду¬

маю, попаду. Да всякий раз что-нибудь мешало. Теперь

вот стал помощником, так дело пойдет по-другому^. Как

получу расчет во Фриско — может, набежит долларов

пятьсот,— так наймусь на какое-нибудь парусное суд-

1ю, махну вокруг мыса Горн в Ливерпуль и зашибу еще.

А оттуда уж поеду домой на свои денежки. Вот тогда

мюеи старушке не придется больше работать!
Неужто она еще работает? Сколько же ей лет?
103

.— Под семьдесят,тг-_ответил он. И добавил хвастли¬

во: — У нас на родине работают с рождения и до самой

смерти, поэтому мы и живем) так долго. Я дотяну до ста.
Никогда не забуду я этого разговора. То были по¬

следние слова, которые я от него слышал, и, быть мо¬

жет, вообще последние его слова.
В тот вечер, спустившись в каюту, я решил, что там

слишком душно спать. Ночь была тихая. Мы вышли из

полосы пассатов, и «Призрак» еле полз вперед, со ско¬

ростью не больше одного узла. Захватив под мышку по¬

душку и одеяло, я поднялся на палубу.
Проходя мимо Гаррисона, я взглянул на компас,

установленный на палубе рубки, и заметил, что на этот

раз рулевой отклонился от курса на целых три румба.

Думая, что он заснул, и желая спасти его от взбучки,

а то и от чего-нибудь похуже, я заговорил с ним. Но он

не спал, глаза его были широко раскрьггы и устремлены

вдаль. Казалось, он был так чем-то взволнован, что не

мог ответить мне.
—	В чем дело? — спросил я.— Ты болен?
Он покачал головой и глубоко вздохнул, словно про¬

буждаясь от сна.
—	Так держи курс получше,— посоветовал я.
Он перехватил ручки штурвала; стрелка компаса

медленно поползла к северо-западу и установилась там

после нескольких отклонений.
Я уже собрался пойти дальше и поднял свои вещи,

как вдруг что-то необычное за бортом привлекло мое вни¬

мание. Чья-то жилистая мокрая рука ухватилась за

планшир. Потом из темноты появилась другая. Я смот¬

рел, разинув рот. Что это за гость из морской глубины?

Кто бы это ни был, я знал, что он взбирается на борт,

держась за лаглинь. Появилась голова с мокрьши взъе¬

рошенными волосами, и я увидел лицо Волка Ларсена.

Его правая щека была в крови, струившейся из раны на

голове. Сильным рывком он перекинул тело через фальш¬

борт и, очутившись на палубе, метнул быстрый взгляд

на рулевого, словно проверяя, кто стоит у штурвала и не

грозит ли с этой стороны опасность. Вода ручьями сте¬

кала с его одежды, и я бессознательно прислушивался к

ее журчанию. Когда он двинулся ко мне, я невольно от¬

ступил: я отчетливо прочел слово «смерть» в его взгляде.
104

.— Стой, Хэмп,—тихо сказал он.— Где помощник?
Я с недоумением покачал головой.
—	Иогансен! — негромко позвал капитан.— Иоган-

сен! Где помощник? — спросил он у Гаррисона.
Молодой матрос уже успел прийти в себя и доволь¬

но спокойно ответил:
—	Не знаю, сэр. Недавно он прошел на бак.
—	Я тоже*шел на бак, но ты, верно, заметил, что

вернулся я с противоположной стороны. Как это могло

получиться, а?
—	Вы, верно, были за бортом, сэр.
—	Посмотреть: нет ли его в кубрике, сэр? — пред¬

ложил я.
Ларсен покачал головой.
—	Ты не найдешь его там, Хэмп. Идем, ты мне ну¬

жен! Оставь вещи здесь.
Я последовал за ним». На палубе было тихо.
—	Проклятые охотники,— проворчал он.— Так раз¬

ленились, что не могут выстоять четыре часа на вахте!
На полубаке мы нашли трех спящих матросов! Ка¬

питан перевернул их на спину и заглянул им в лицо.

Они несли вахту на палубе, а по корабельным прави¬

лам все, за исключением старшего вахтенного, рулевого

и сигнальщика, в хорошую погоду имели право спать.
—	Кто сигнальщик? — спросил капитан.
—	Я, сэр,— с легкой дрожЬю в голосе ответил Хо¬

лиок, один из старых матросов.— Я только на минуту

задремал, сэр. Простите, сэр! Больше этого не будет.
—	Ты ничего не заметил на палубе?
—	Нет, сэр, я...
Но Волк Ларсен уже отвернулся, презрительно

буркнув что-то, и оставил матроса с раскрытым ртом,—

кто мог думать, что он так дешево отделается!
—	Тише теперь,— шепотом предупредил меня Волк

Ларсен, спускаясь по трапу в кубрик.
С бьющим1ся сердцем я последовал за ним. Я не знал,

^о нас ожидает, как не знал и того, что уже произошло.

Но я видел, что была пролита кровь. И уж, конечно, не

по своей воле Волк Ларсен очзпгился за бортом. Странно

было и отсутствие Иогансена.
Я впервые спускался в матросский кубрик и не скоро

забуду то зрелище, которое предстало предо мной, ко¬
405

гда я остановился внизу у трапа. Кубрик занимал тре¬

угольное помещение на самюм носу шхуны и был не боль¬

ше обыкновенной дешевой каморки на Г раб-стрит. Вдоль

трех его стен в два яруса тянулись койки. Их было две¬

надцать. Двенадцать человек ютились в этой тесноте —

и спали и ели здесь. Моя спальня дома была невелика,

но все же она могла вместить дюл^ину таких кубриков,

а если принять во внимание высоту потолка, то и все

двадцать.
Тут пахло плесенью и чем-то кислым, и при свете ка¬

чающейся лам)пы я разглядел переборки, сплошь уве¬

шанные морскими сапогами, клеенчатой одеждой и все-

возмюжным тряпьем! — чистым и грязным вперемешку.

Все это раскачивалось взад и вперед с шуршащим зву¬

ком, напоминавшим стук веток о стену дома или о крышу.

Время от времени какой-нибудь сапог глухо ударял¬

ся о переборку. И хотя море было тихое, балки и доски

скрипели неумолчным хором, а из-под настила неслись

какие-то странные звуки.
Все это нисколько не мешало спящим. Их было во¬

семь человек — две свободные от вахты смены,— и спер¬

тый воздух был согрет их дыханием; слышались вздохи,

храп, невнятное бормотание — звуки, сопровождавшие

сон этих людей, спящих в своей берлоге. Но в самом ли

деле все они спали? И давно ли? Вот что, по-видимому,

интересовало Волка Ларсена. И, чтобы разрешить свои

сомнения, он прибег к приему, напомнившему мне одну

из новелл Боккаччо.
Ларсен вьшул лампу из ее качающейся оправы и по¬

дал мне. Свой обход он начал с первой койки по право¬

му борту. Наверху лежал канак, красавец матрос, кото¬

рого товарищи называли Уфти-Уфти. Он спал, лежа на

спине, и дышал тихо, как женщина. Одну руку он под¬

ложил под голову, другая покоилась поверх одеяла.

Волк Ларсен взял его за руку и начал считать пульс.

Это разбудило матроса. Он проснулся так же спокойно,

как спал, и даже не пошевельнулся при этом. Он только

широко открыл свои огромные черные глаза и, не мигая,

уставился на нас. Волк Ларсен приложил палец к гу¬

бам, требуя молчания, и глаза снова закрылись.
На нижней койке лежал Луис, толстый, распарен¬

ный. Он спал непритворным, тяжелым сном. Когда Волк
106

Ларсен взял его за руку, он беспокойно заерзал и вдруг

изогнулся так, что тело его какую-то секунду опиралось

только на плечи и пятки. Губы его зашевелились, и он

изрек следующую загадочную фразу:
—	Кварта — шиллинг. Но гляди в оба, не то трак¬

тирщик мигом всучит тебе трехпенсовую за твои шесть

пенсов.
Затем он повернулся набок и с тяжелым вздохом

произнес:
Шесть пенсов — «теннер», а шиллинг — «боб»,

А вот что такое «пони» — я не знаю.
Удостоверившись, что Луис и канак не прикидывают¬

ся спящими, Волк Ларсен перешел к следующим двум

койкам по правому барту, занятым — как мы увидели,

осветив их лампой,— Личем и Джонсоном.
Когда капитан нагнулся над нижней койкой, чтобы

прощупать пульс Джонсону, я, стоя с лам1Пой в руках,

заметил, что Лич на верхней койке приподнял голову и

осторожно глянул вниз. Должно быть, он ]разгадал хит¬

рость капитана и понял, что сейчас будет уличен, так

как лампа внезапно была выбита у меня из рук, и куб¬

рик погрузился в темноту. В тот же миг Лич спрыгнул

вниз, прямо на Волка Ларсена.
Звуки, доносившиеся из мрака, напоминали схватку

волка с быком. Ларсен взревел, как разъяренный зверь,

и Лич зарычал тоже. От этих звуков кровь стыла в жи¬

лах. Джонсон, должно быть, тотчас вмешался в драку.

Я понял, что его униженное поведение все последние дни

было лишь хорошо обдуманным притворством.
Эта схватка в темноте казалась столь ужасной, что

я, весь дрожа, прислонился к трапу, не в силах сдви¬

нуться с места. Я снова испыгал знакомое сосущее ощу¬

щение под ложечкой, всегда появлявшееся у меня при

виде физического насилия. Правда, в этот миг я ничего

не^мог видеть, но до меня долетали звуки ударов и глу¬

хой стук сталкивающихся тел. Койки трещали, слышно

было тяжелое дыхание, короткие возгласы боли.
Должно быть, в покушении на жизнь капитана й

помощника участвовало несколько человек, так как по

возросшему шуму я догадался, что Лич и Джонсон уже

получили подкрепление со стороны своих товарищей.
Эи, кто-нибудь, дайте нож1 — кричал Лич.
107

—	Двинь его по башке! Вышиби из него мозги! —

орал Джонсон.
Но Волк Ларсен больше не издал ни звука. Он молча

и свирепо боролся за свою жизнь. Ему приходилось туго.

Сразу же сбитый с ног, он не мог подняться, и мне ка¬

залось, что, несмотря на его чудовищную силу, положе¬

ние его безнадежно. О ярости этой борьбы я получил

весьма наглядное представление, так как сам был сбит

с ног сцепившимися телами и, падая, сильно ушибся.

Однако среди общей свалки м>не как-то удалось заполз¬

ти на одну из нижних коек и таким образом убраться с

дороги.
—	Все сюда! Мы держим его! Попался! — слышал я

выкрики Лича.
—	Кого? — спрашивал кто-то, разбуженный шумом,

не понимая, что происходит.
—	Кровопийцу помощника! — хитро ответил Лич, с

трудом выговаривая слова.
Его сообщение было встречено восторженными воз¬

гласами, и с этой М1инуты Волку Ларсену пришлось от¬

биваться от семерых дюжих матросов, наседавших на

него. Луис, я полагаю, не принимал участия в драке. Куб¬

рик гудел, как потревоженный улей.
—	Эй, вы, что там» у вас такое? — донесся с палубы

крик Лэтимера. Он был слишком осторожен, чтобы спу¬

ститься в этот ад кипевших во м»раке страстей.
—	У кого есть нож? Дайте нож! — снова услышал я

голос Лича, когда шум на мгновение затих.
Многочисленность нападавших повредила им. Они

мешали друг другу, а у Волка Ларсена была только одна

цель — пробраться ползком к трапу,— и он в конце кон¬

цов достиг своего. Несмотря на полный мрак, я следил за

его передвижением по звукам. И только такой силач

мог сделать то, что сделал он, когда дополз все же до

трапа. Хватаясь за ступеньки руками, он мало-помалу

выпрямился во весь рост и начал взбираться наверх, не¬

взирая на то, что целая куча людей старалась стащить

его вниз.
Конец этой сцены я не только слышал, но и видел,

так как Лэтимер принес фонарь и осветил им люк. Волк

Ларсен—его едва можно было разглядеть под уцепив¬

шимися за него матросами — уже почти добрался до
108

верха трапа. Этот клубок сплетенных тёл напоминал

огромного многолапого паука и раскачивался взад и

вперед в такт ритмичной качке шхуны. И медленно, с

бол1ьшимн остановками, вся эта копошащаяся масса тел

неуклонно ползла кверху. Раз она дрогнула, застыла на

месте и чуть не покатилась вниз, но равновесие вос¬

становилось. и она снова поползла по трапу.
—	Что тут тИкое? — крикнул Лэтимер.
При свете фонаря я увидел его склоненное над лю-

KOMI испуганное лицо.
—	Это я, Ларсен,— донесся приглушенный голос.
Лэтимер протянул руку. Снизу быстро высуну¬

лась рука Ларсена. Лэтимер схватил ее и стал тянуть

кверху, и следующие две ступеньки были пройдены бы¬

стро. Показалась другая рука Ларсена и ухватилась

за комингс люка. Клубок тел отделился от трапа, но

матросы все еще цеплялись за своего ускользавшего вра¬

га. Однако один за другим! они начали скатываться вниз.

Ларсен сбрасывал их, ударяя о закраину люка, пиная

ногами. Последним был Лич: он свалился с самого вер¬

ха вниз головой прямо на своих товарищей. Волк Лар¬

сен и фонарь исчезли, и мы остались в темноте.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Со стонами, с ругательствами матросы стали подни¬

маться на ноги.
—	Зажгите лампу, я вывихнул большой палец,—

крикнул Парсонс* смуглый, мрачный, парень, рулевой

из шлюпки Стэндиша, где Гаррисон был гребцом.
—	Лампа где-то тут, на полу,—сказал Лич, опу¬

скаясь на край койки, на которой притаился я.
Послышался шорох, чирканье спички, потом тускло

вспыхнула коптящая лампа, и при ее неверном свете бо¬

соногие матросы принялись обследовать свои ушибы и

раны. Уфти-Уфти завладел пальцем Парсонса, сильно

дерйул его и вправил сустав. В то же время я заметил,

тео у самого канака суставы пальцев разбиты в кровь.

Он показывал их всем, скаля свои великолепные белые

зубы, и хвалился, что своротил скулу Волку Ларсену.
Так это ты, черное пугало, постарался? — воин-

109

ственно вскричал Келли, американец ирландского проис¬

хождения, бывший грузчик, первый раз выходивший в

море и состоявший гребцом при Керфуте.
Он выплюнул выбитые зубы и с перекошенным от бе¬

шенства лицом двинулся на Уфти-Уфти. Канак отпрыг¬

нул к своей койке и выхватил длинный нож.
—	А, брось! Надоело! — вмешался Лич. Очевидно,

при всей своей молодости и неопытности он был коново¬

дом в кубрике,— Ступай прочь, Келли, оставь Уфти в

покое! Как, черт подери, мог он узнать тебя в темноте?
Келли нехотя повиновался, а Уфти-Уфти благодарно

сверкнул своими белыми зубами. Он был красив. В ли¬

ниях его фигуры была какая-то женственная мягкость,

а большие глаза смотрели мечтательно, что странно про¬

тиворечило его репутации драчуна и забияки.
—	Как ему удалось уйти?—спросил Джонсон.
Все еще тяжело дыша, он сидел на краю своей кой¬

ки; вся его фигура выражала крайнее разочарование и

уныние. Во время борьбы с него сорвали рубашку; кровь

из раны на щеке капала на обнаженную грудь и крас¬

ной струйкой стекала на пол.
—	Удалось, потому что он дьявол. Я ведь говорил

вам,— отозвался Лич, вскочив с койки; в глазах у него

блеснули слезы отчаяния.— И ни у кого из вас вовремя

не нашлось ножа! — простонал он.
Но никто не слушал его; в матросах уже проснулся

страх перед ожидавшей их карой.
—	А как он узнает, кто с ним дрался?—спросил

Келли и, свирепо оглянувшись кругом, добавил: — Если,

конечно, никто не донесет.
—	Да стоит ему только поглядеть на нас...— пробор¬

мотал Парсонс.— Взглянет хоть на тебя, и все!
—	Скажи ему, что палуба встала дыбом и дала те¬

бе по зубам»,— усмехнулся Луис.
Он один не слезал во время драки с койки и торже¬

ствовал, что у него нет ни ран, ни синяков — никаких

следов участия в ночном побоище.
—	Ну и достанется вам завтра, когда Волк увидит

ваши рожи! — хмыкнул он.
—	Скажем, что приняли его за помощника,— пробор¬

мотал кто-то.
А другой добавил:
110

—	Ал скажу, что услышал шум, соскочил с койки и

сразу же получил по морде за любопытство. Ну и, пог

нятно, не остался в долгу. А кто там» был — я и не разо¬

брал в этой темнотище.
—	И съездил мне в зубы! — дополнил Келли и даже

просиял на миг.
Лич и Джонсон не принимали участия в этом? раз¬

говоре, и было ясно, что товарищи смотрят на них, как

на обреченных. Лич некоторое время молчал, но нако¬

нец его взорвало.'
—	Тошно слушать! Слюнтяи! Если бы вы поменьше

мололи языком да побольше работали руками, ему бы

уже была крышка. Почему ни один из вас не дал м*не

ножа, когда я просил? Черт бы вас побрал! И чего вы

нюни распустили — убьет он вас, что ли? Сами знаете,

что не убьет. Он не может себе этого позволить. Здесь

нет корабельных агентов, чтобы подыскать других бродяг

на ваше место. Кто без вас будет грести, и править на

шлюпках, и работать на его чертовой шхуне? А те¬

перь нам с Джонсоном придется расплачиваться за

все. Ну, лезьте на койки и заткнитесь. Я хочу спать.
—	Что верно, то верно! — отозвался Парсонс.—

Убить он нас, пожалуй, не убьет. Но уж житья нам те¬

перь тоже не будет на этой шхуне!
А я все это время с тревогой думал о своем собствен¬

ном незавидном положении. Что произойдет, когда они

заметят меня? Мне-то не пробиться наверх, как Волку

Ларсену. И в эту минуту Лэтимер крикнул с палубы:
—	Хэмп! Капитан зовет!
—	Его здесь нет! — отозвался Парсонс.
—	Нет, я здесь!—крикнул я, спрыгивая с койки и

стараясь придать своему голосу твердость.
Матросы ошеломленно уставились на меня. Я читал

на их лицах страх. Страх и злобу, порождаемую страхом.
—	Иду! — крикнул я Лэтимеру.
—	Нет, врешь! — заорал Келли, становясь между

мной и трапом» и пытаясь схватить меня за горло.— Ах

ты,,подлая гадина! Я тебе заткну глотку!
—	Пусти его!—приказал Лич.
—	Черта с два! — последовал сердитый ответ.
Лич, сидевший на краю койки, даже не шевель¬

нулся.
111

—	Пусти его, говорю я! — повторил он, но на -этот

раз голос его прозвучал решительно и жестко. .
, Ирландец колебался. Я вдагнул к нему, и. он отступил

в сторону. Дойдя до трапа, я поэернулся и обвел ;глаза-

ми круг свирепых ц озлобленных , лиц, глядевших на ме¬

ня из полумрака. Внезапно глубокое сочувствие, пробуди¬

лось во мне. Я вспомнил слова кока. Как бог должен не¬

навидеть их, если обрекает на такие муки!. .
—	Будьте покойны, я ничего не видел.и не слышал,—

негромко произнес я.
—	Говорю вам, он не выдаст,— услышал ~я, подни¬

маясь по трапу, голос Лича.— Он любит капитана не

больше, чем мы с вами.
Я нашел Волка Ларсена в . его каюте. Обнаженный,

весь в крови, он ждал меня и приветствовал обычной

иронической усмешкой:
—	Приступайте к работе, доктор! По-видимому, в

этом плавании вам1 предстоит обширная практика. Не

знаю, как «Призрак» обошелся бы без вас. Будь я спо¬

собен на. столь благородные чувства, я бы. сказал, что

его хозяин глубоко вам признателен.
Я уже был хорошо знаком с нашей нехитрой судовой

аптечкой и, пока кипятилась на печке вода, стал приго¬

товлять все нужное для перевязок. Ларсен тем временем,

смеясь и болтая, расхаживал по каюте и хладнокровно

рассматривал свои раны. Я впервые увидел его обнажен¬

ным и был поражен. Культ тела никогда не был моей

слабостью, но я обладал все же достаточным! художе¬

ственным чутьем, чтобы оценить великолепие этого тела.
Должен признаться, что я был зачарован совершен¬

ством этих линий, этой, я бы сказал, свирепой красотой.

Я видел матросов на баке. Многие из них поражали

своими могучими мускулами, но у всех имелся какой-ни¬

будь недостаток: одна часть тела была слишком сильно

развита, другая слишком слабо, или же какое-нибудь

искривление нарушало симметрию; у одних были слиш¬

ком длинные ноги, у других — слишком короткие; одних

портила излишняя жилистость, других — костлявость.

Только Уфти-Уфти отличался безупречным сложе¬

нием, однако в красоте его было что-то женственное.
Но Волк Ларсен являлся воплощением М1ужественно-

сти и сложен был почти как бог. Когда он ходил или под¬
112

нимал руки, мощные мускулы напрягались и играли под

атласной кожей. Я забыл сказать, что бронзовым зага¬

ром были покрыты только его лицо и шея. Кожа у него

была белой, как у женщины, что напомнило мне о его

скандинавском происхождении. Когда он поднял руку,

чтобы пощупать рану на голове, бицепсы, как жйЬые, за¬

ходили под этим белым покровом.' Эти самые бицепсы

на моих глазах наносили столоько страшных ударов и iie

так давно чуть не отправили меня на тот свет. Я не мог

оторвать от Ларсена глаз и стоял, как пригвожденный к

месту. Бинт выпал у меня из рук и, разматываясь, по¬

катился по полу:
Капитан заметил, что я смотрю на него.
—	Бог хорошо слепил вас,— сказал я.
—	Бы находите? — отозвался он.— Я сам так счи¬

таю и часто думаю, к чему это?
—	Предназначение...— начал было я.
—	Приспособленность! — прервал он меня.— Все в

этом теле приспособлено для дела. Эти мускулы созданы

для того, чтобы хватать и рвать, уничтожать все живое,

что станет на моем пути. Но подумали ли вы о других

живых существах? У них тоже как-никак есть мускулы,

также предназначенные для того, чтобы хватать, рвать,

уничтожать. И когда они становятся на моем жизненном

пути, я хватаю лучше их, рву лучше, уничтожаю лучше

Б чем же тут предназначение? Приспособленность —

больше ничего.
—	Это некрасиво,— возразил я.
—	Бы хотите сказать, что жизнь некрасива? — улыб

ну лея он.— Однако вы говорите, что я неплохо сложен

А теперь поглядите.
Он широко расставил ноги, будто прирос к полу, вце¬

пившись в него пальцами, как когтями. Узлы, клубки,

бугры мускулов забегали под кожей.
—	Пощупайте! — приказал он.
Мускулы были тверды, как сталь, и я заметил, что

все тело у него подобралось и напряглось. Мускулы мяг¬

ко округлились на бёдрах, на спине, вдоль плеч. Он слег¬

ка приподнял руки, мышцы сократились, пальцы согну¬

лись, напоминая когти. Даже глаза изменили выраже-

ние^ ® них появилась настороженность, расчет и хищ-

ныи огонек.
8. Джек Лондон. Т, IV.	113

—	Устойчивость, равновесие,— сказал он и, вмиг

расслабив мышцы, принял более спокойную позу.— Но¬

ги для того, чтобы упираться в зелилю, а руки, зубы и

ногти, чтобы бороться и убивать, стараясь не быть уби¬

тым. Предназначение? Приспособленность — самое вер¬

ное слово.
Я не спорил. Предо мной был организм хищника, пер¬

вобытного хищника, и это произвело на меня столь силь¬

ное впечатление, как если бы я увидел машины ог¬

ромного броненосца или трансатлантического паро¬

хода.
Вспоминая жестокую схватку в кубрике, я дивился

тому, как это Ларсену удалось так легко отделаться. Мо¬

гу не без гордости сказать, что перевязку я, кажется,

сделал ему неплохо. Впрочем, серьезных повреждений

было немного, остальное — просто кровоподтеки и сса¬

дины. Первый полученный им удар, тот, от которого он

упал за борт, рассек ему кожу на голове. Эту рану —

длиной в несколько дюймов — я, по его указаниям,

промыл и зашил, предварительно выбрив вокруг нее во¬

лосы. Помимо этого, одна икра у него была разодрана,

словно ее искусал бульдог. Ларсен объяснил мне, что

какой-то матрос вцепился в нее зубами еще в начале

схватки, да так и висел на ней. Лишь на верху трапа

Ларсену удалось стряхнуть его с себя.
—	Кстати, Хэмп, я заметил, что вы толковый ма¬

лый,— сказал Волк Ларсен, когда я кончил перевязки.—

Как вы знаете, я остался без помощника. Отныне вы бу¬

дете стоять на вахте, получать семьдесят пять долларов

в месяц, и всем) будет приказано называть вас «мистер

Ван-Вейден».
—	Но я же ничего не смыслю в навигации,— изу¬

мился я.
—	Этого и не требуется.
—	Ия вовсе не стремлюсь к такому высокому посту,—

продолжал я протестовать.— Жизнь моя и в теперешнем

моем CKpoMiHOM положении достаточно подвержена вся¬

ким превратностям, к тощ же у меня нет никакого опы¬

та. Посредственность, знаете ли, тоже имеет свои пре¬

имущества.
Но он только улыбнулся, словно вопрос уже был

решен.
114

—	Да не хочу я быть помющником на этом дьяволь¬

ском корабле! — с возмущением вскричал я.
Его лицо сразу стало жестким», глаза холодно блесну¬

ли. Он подошел к двери каюты и сказал:
—	Ну, мистер Ван-Вейден, доброй ночи!
—	Доброй ночи, мистер Ларсен,— чуть слышно про-

бормютал я.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Не могу сказать, чтобы положение помощника было

мне хоть сколько-нибудь приятно, хотя я и избавился от

мытья посуды, я не знал самых элементарных обязанно**

стей штурмана, и мне пришлось бы туго, не будь ма¬

тросы расположены ко мне. Я ничего не смыслил в осна¬

стке судна и не понимал, как надо ставить паруса. Но ма¬

тросы старались подучить меня, и особенно хорошим» учи¬

телем оказался Луис. Столкновений с моими подчинен¬

ными у меня не было.
Другое дело — охотники. Все они были более или ме¬

нее знакомы с морем! и смютрели на мое назначение, как

на шутку. Мне и самому было смешно, что я, сухопутная

крыса, исполнял обязанности помощника, однако быть

посмешищем в глазах других мне вовсе не хотелось. Я не

жаловался, но Волк Ларсен сам требовал по отношению

ко мне соблюдения самого строгого морского этикета, чего

никогда не удостаивался бедный Иогансен. Ценою не¬

однократных стычек и угроз он привел недовольных охот¬

ников к повиновению. От носа до кормы меня титуловали

«мистер Ван-Вейден», и только в неофициальных беседах

Волк Ларсен называл меня Хэмшом.
Это было забавно. Иной раз, пока мы обедали,

ветер менял направление на несколько румбов, и когда я

вставал из-за стола, капитан говорил: «Мистер Ван-

Вейден, будьте добры лечь на левый галс». Я выходил

на палубу, подзывал Луиса и спрашивал у него, что нуж¬

но делать. Через несколько минут, усвоив его указания и

уяснив себе сущность маневра, я начинал отдавать рас¬

поряжения. Помнится, однажды Волк Ларсен появился

на палубе как раз в ту минуту, когда я отдавал коман¬

ду^ Он остановился с сигарой в зубах и принялся спо¬

койно наблюдать за выполнением М)аневра. Затем» под¬

нялся ко мне на ют.
115

—	Хэмп,— сказал он.— Виноват, лшстер Ван-Вейден.

Поздравляю вас! Сдается мне, что отцовские ноги вам

теперь больше не понадобятся. Вы, кажется, уже научи¬

лись стоять на своих собственных. Немного практики в

такелажных работах и с парусами, небольшой шторм, и

к концу плавания вы сумеете наняться на любую кабо¬

тажную шхуну.
В этот период моего плавания на «Призраке» — после

смерти Иогансена и вплоть до прибытия к месту охоты —

я чувствовал себя не так уж плохо. Волк Ларсен был ко

мне не СЛИШКОМ) строг, матросы мне помюгали, и я был из¬

бавлен от неприятного общества Томаса Магриджа.

Должен признаться, что мало-помалу я начал даже

втайне гордиться собой. Как ни фантастично было мое

положение — я, сухопутная крыса, вдруг занял второе

по рангу место на судне! — однако справлялся я с делом

неплохо. И я был доволен собой и даже полюбил плав¬

ное покачивание под ногами палубы «Призрака», кото¬

рый все так же держал курс от тропиков на северо-за¬

пад, к тому островку, где нам предстояло пополнить

запас пресной воды.
Но это было лишь время сравнительного благополу¬

чия. Такие же муки, какие я испытал вначале, ждали ме¬

ня и впереди. А для команды, особенно для матросов,

«Призрак» по-прежнему оставался ужасным, сатанин¬

ским кораблем. Никто не знал на нем ни минуты покоя.

Волк Ларсен не простил матросам покушения на его

жизнь и трепки, которую они задали ему в кубрике.

И днем и ночью он всячески старался отравить им су¬

ществование.
Он хорошо понимал психологическое значение мело¬

чей и умел мелкими придирками доводить матросов до

исступления. Я видел, как он поднял Гаррисона с койки,

чтобы тот убрал валявшуюся не на месте малярную

кисть. Но и этого ему показалось мало, и он разбудил

еще всех подвахтенных и велел им пойти за Гаррисоном

и поглядеть, как он будет это делать. Это был, конечно,

пустяк, но его изобретательный ум придумывал их тыся¬

чи, и легко мюжно себе представить, какое настроение

царило на баке.
Понятно, что команда роптала, и отдельные столк¬

новения повторялись снова и снова. Капитан продол¬
116

жал избивать матросов, и ежедневно двое-трое из них

врачевали, как ьюгли, нанесенные им увечоья. Однако на

решительное выступление они не отваживались, так как

в кубрике у охотников и в кают-компании хранился боль¬

шой запас оружия. Больше всего доставалось от Волка

Ларсена Личу и Джонсону: на них он вымещал свою

дьявольскую злобу, и глубокая тоска, которую я читал в

глазах Джонсона, заставляла сжиматься мое сердце.
Лич относился к своему положению иначе. Он был

затравлен, но не сдавался. Он весь горел неукротимой

яростью, не оставлявшей места для скорби. На его губах

застыла злобная усмешка, и при виде Волка Ларсена с

них всякий раз — как видно, бессознательно — срыва¬

лось угрожающее ворчание. Он следил глазами за капи¬

таном, как зверь следит из клетки за cbohmi стражем, и

злоба» клокотавшая в его груди, рвалась наружу сквозь

стиснутые зубы.
Помню, как однажды на палубе я средь бела дня тро¬

нул его за плечо, собираясь отдать какое-то приказание.

Он стоял ко мне спиной и, когда моя рука коснулась его,

отпрянул с диким возгласом. Он принял меня за нена¬

вистного ему человека.
Лич и Джонсон убили бы Волка Ларсена при пер¬

вой возможности, только она им никогда не представ¬

лялась,— Волк Ларсен был слишком хитер. К том»у же

у них не было сподручного оружия. На одни кулаки им

никак не приходилось рассчитывать. Время от времени

капитан показывал свою силу Личу, и тот всегда давал

сдачи и кидался на него, как дикая кошка, пуская в

ход и зубы, и ногти, и кулаки, но в конце концов всякий

раз падал на палубу без сил и часто даже без сознания.

И все же о« никогда не старался избежать схватки.

Дьявол, сидевший в нем, бросал вызов дьяволу в Волке

Ларсене. Стоило им только столкнуться на палубе, и под¬

нималась драка. Мне случалось видеть, как Лич кидал¬

ся на Волка Ларсена без всякого предупреждения или

внешнего повода. Однажды он метнул в капитана тяже¬

лый кортик и промахнулся всего на какой'-нибудь дюйм,

а еще как-то уронил на него с салинга стальную свайку.

Не простая это была задача — попасть в цель при ка¬

чке, с высоты семидесяти пяти футов, но острие инстру¬

мента, просвистав в воздухе, мелькнуло почти у самой
117

головы Волка Ларсена, когда тот показался из люка, и

вонзилось на целых два дюйма в толстые доски палубы.

В другой раз Лич пробрался в кубрик охотников, за¬

владел чьим-то заряженным дробовиком* и уже хотел вы¬

скочить с ним на палубу, но тут его перехватил и обезо¬

ружил Керфут.
Я часто задавал себе вопрос, почему Волк Ларсен

не убьет Лича и не положит этому конец. Но он только

смеялся и, казалось, наслаждался опасностью. В этой

игре была для него особая прелесть; бьггь может, он чув¬

ствовал себя в роли укротителя диких зверей.
—	Жизнь получает особую остроту,— объяснял он

мне,— когда висит на волоске. Человек по природе игрок,

а жизнь — самая крупная его ставка. Чем больше риск,

тем острее ощущение. Зачем мне отказывать себе в удо¬

вольствии доводить Лича до белого каления? Этим я ему

же оказываю услугу. Мы оба испытываем весьма силь¬

ные ощущения. Его жизнь богаче, чем у любого матроса

на баке, хотя он этого и не сознает. Он имеет то, чего

нет у них,— цель, поглощающую его: он стремится убить

меня и не теряет надежды, что это ему удастся. Право,

Хэмп, он живет полной, насыщенной жизнью. Я сомне¬

ваюсь, чтобы когда-либо его жизнь протекала так на¬

пряженно и остро, и порой искренне завидую ему, ко¬

гда вижу его на вершине страсти и исступления.
—	Но ведь это низость! Низость! — воскликнул я,—

Все преимущества на вашей стороне.
—	Кто из нас двоих, вы или я, более низок? — на¬

хмурившись, спросил он.—Попадая в неприятное положе¬

ние, вы вступаете в компромисс с вашей совестью. Если

бы вы действительно были на высоте и оставались вер¬

ны себе, вы должны были бы объединиться с Личем и

Джонсоном. Но вы боитесь, боитесь! Вы хотите жить.

Жизнь в вас кричит, что она хочет жить, чего бы это ни

стоило. Вы влачите презренное существование, изменяете

вашим идеалам, грешите против своей жалкой морали и,

если есть ад, прямым путем ведете туда свою душу. Я вы¬

брал себе более достойную роль. Я не грешу, так как

остаюсь верен велениям жизни во мие. Я по крайней

мере не поступаю против совести, чего вы не можете ска¬

зать о себе.
В том, что он говорил, была неприятная правда^
118

Быть может, я и в самого деле праздновал труса. Чем

больше я размышлял об этом, тем яснее сознавал, что

мой долг перед самим собой — сделать то, к чему Лар¬

сен подстрекает меняг то есть примкнуть к Джонсону и

Личу и вместе с ними постараться убить его. В этом, мне

кажется, сказалось наследие моих суровых предков пу¬

ритан, оправдывавших даже убийство, если оно совер¬

шается для благой цели. Я не мог отделаться от этих

мыслей. Освободить мир от такого чудовища казалось

мне актом» высшей морали. Человечество станет от этого

только лучше и счастливее, а жизнь чище и приятнее.
Я раздумывал об этом, ворочаясь на своей койке в

долгие бессонные ночи, и снова и снова перебирал в уме

все события. Во время ночных вахт, когда Волк Ларсен

был внизу, я беседовал с Джонсоном и Личем. Оба они

потеряли всякую надежду: Джонсон — по мрачному

складу своего характера, а Лич — потому, что истощил

силы в тщетной борьбе. Однажды он взволнованно схва¬

тил мою руку и сказал:
—	Вы честный человек, мистер Ван-Вейден! Но оста¬

вайтесь на своем месте и помалкивайте. Наша песенка

спета, я знаю. И все-таки в трудную минуту вы, может,

сумеете помочь нам.
На следующий день, когда на траверзе у нас с навет¬

ренной стороны вырос остров Уэнрайт, Волк Ларсен из¬

рек пророческие слова. Он только что поколотил Джон¬

сона, а заодно и Лича, который пришел товарищу на

подмогу.
—	Лич,— сказал он,— ты знаешь, что я когда-нибудь

убью тебя?
Матрос в ответ только зарычал.
—	А тебе, Джонсон, так в конце концов осточертеет

жизнь, что ты сам) бросишься за борт, не ожидая, чтобы

я тебя прикончил. Помяни мое слово!
—	Это — внушение,— добавил он, обращаясь ко

мне.— Держу пари на ваше месяч»ное жалованье, что он

так и сделает.
Я питал надежду, что его жертвы найдут случай бе¬

жать, когда М1Ы будем наполнять водой бочонки, но Волк

Ларсен хорошо выбрал место, где бросить якорь, «При¬

зрак» лег в дрейф в полумиле за линией прибоя, окайм¬

лявшей пустынный берег. Здесь открывалось глубокое
119

ущелье, окруженное отвесными скалами вулканического

происхождения, по которым невозможно было вскараб^

каться наверх. И здесь, под непосредственным наблюде^

HHeNo самого капитана, съехавшего на берег, Лич и Джон-*

сон наполняли пресной водой бочонки и скатывали их к

берегу. Удрать на шлюпке у них не было никакой воз^

можности.
Но Гаррисон и Келли сделали такую попытку. На их

обязанности лежало курсировать на своей шлюпке меж^

ду шхуной и берегом, перевозя каждый раз по одному

бочонку. Перед сам>ым обедом, двинувшись с пустым бо¬

чонком к берегу, они внезапно изменили курс и отклони¬

лись влево, стремясь обогнуть мыс, далеко выступавший

в \юре и отделявший их от свободы. Там, за белыми пе¬

нистыми бурунами» раскинулись живописные деревушки

японских колонистов и приветливые долины, уходящие

в глубь острова. Если бы матросам удалось скрьггься

туда, Волк Ларсен был бы им уже не страшен.
Однако Гендерсон и Смок все утро бродили по па¬

лубе: и теперь я понял, с какой целью. Достав винтов¬

ки, они неторопливо открыли огонь по беглецам. Это бы¬

ла хладнокровная демонстрация меткой стрельбы. Сна¬

чала их пули, не нанося вреда, шлепались в воду по обе¬

им сторонам шлюпки. Но матросы продолжали грести изо

всех сил, и тогда пули начали ложиться все ближе и

ближе.
—	Смотрите, сейчас я прострелю правое весло Кел¬

ли,— сказал Смок и прицелился более тщательно.
Я увидел в бинокль, как лопасть весла разлетелась

в щепы. Гендерсон проделал то же самое с правым вес¬

лом Гаррисона. Шлюпку завертело на месте. Два осталь¬

ных весла быстро подверглись той же участи. Матросы

пытались грести обломками, но и те были выбиты у них

из рук. Тогда Келли оторвал доску от дна шлюпки и на¬

чал было грести этой доской, но тут же выронил ее,

вскрикнув от боли: пуля расщепила доску, и заноза

вонзилась ему в руку. Тогда беглецы покорились своей до¬

ле, и шлюпку носило по волнам, пока вторая шлюпка, по¬

сланная Волком Ларсеном, не взяла ее на буксир и не

доставила беглецов на борт.
К вечеру мы снялись с якоря. Теперь нам предстояло

целых три или четыре месяца охотиться на котиков.
120

Мрачная перспектива, и я с тяжелым сердцем занимался

своим делом* На «Призраке» царило похоронное настрое¬

ние. Волк Ларсен валялся на койке: у него опять был

один из этих/странных мучительных приступов головной

боли. Гаррисон с унылым видом стоял у штурвала, нава¬

лившись на него всем телом, словно ноги не держали

его. Остальные хранили угрюмое молчание. Я наткнулся

на Келли: он сидел с подветренной стороны у люка мат¬

росского кубрика в позе безысходного отчаяния, уронив

голову в колени и охватив ее руками.
Джонсон растянулся на самом носу и следил, как пе¬

нятся волны у форштевня. Я с ужасом вспомнил проро¬

чество Волка Ларсена, и у меня мелькнула мысль, что его

внушение начинает действовать. Мне захотелось отвлечь

Джонсона от его дум, и я окликнул его, но он только

грустно улыбнулся мне и не тронулся с места.
На корме ко мне подошел Лич.
—	Я хочу попросить вас кое о чем, мистер Ван-Вей¬

ден,— сказал он.— Если вам повезет и вы вернетесь во

Фриско, не откажите разыскать Матта Мак-Карти. Это

мой старик. Он сапожник, живет на горе, за пекарней

Мейфера. Его там все знают, и вам не трудно будет его

найти. Скажите старику, что не хотел огорчать его и жа¬

лею о том, что я наделал, и... и скажите ему еще так от

меня: «Да хранит тебя бог».
Я кивнул и прибавил:
—	Мы все вернемся в Сан-Франциско, Лич, и я вмес¬

те с вами пойду повидать Матта Мак-Карти.
—	Хорошо, кабы так,— отвечал он, пожимая мне ру¬

ку.— Да не верю я в это. Волк Ларсен прикончит меня,

я знаю. Да пусть бы уж поскорее!
Он ушел, а я почувствовал, что и сам желаю того же.

Пусть неизбежное случится поскорее. Общая подавлен¬

ность передалась и мне. Гибель казалась неотвратимой.

И час за часом шагая по палубе, я чувствовал все отчет-

ливее, что начинаю поддаваться отвратительным идеям

Волка Ларсена. К чему ведет все на свете? Где величие

жизни, раз она допускает такое разрушение человечес¬

ких душ по какому-то бессмысленному капризу? Жизнь—

дешевая и скверная штука, и чем скорее придет ей конец,

тем лучше. Покончить с ней, и баста! По примеру Джон¬

сона я перегнулся через борт и не отрывал глаз от мо¬
121

ря, испытывая глубокую уверенность в том, что рано или

поздно буду опускаться вниз, вниз, вниз, в холодные зе->

леные пучины забвения.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Как ни странно, но, несмотря на мрачные предчув¬

ствия, овладевшие всеми, на «Призраке» пока никаких

особенных событий еще не произошло. Мы плыли на се¬

веро-запад, пока не достигли берегов Японии и не на¬

ткнулись на большое стадо котиков. Явившись сюда отку¬

да-то из безграничных просторов Тихого океана, они со¬

вершали свое ежегодное переселение на север, к лежби¬

щам у берегов Берингова моря. Повернули за ними к се¬

веру и мы, свирепствуя и истребляя, бросая ободран¬

ные туши акулам и засаливая шкуры, которые впослед¬

ствии должны были украсить прелестные плечи горожа¬

нок.
Это было безжалостное избиение, совершавшееся во

славу женщин. Мяса и жира никто не ел. После дня ус¬

пешной охоты наши палубы были завалены тушами и

шкурами, скользкими от жира и крови, и в шпигаты стека¬

ли алые ручейки. Мачты, снасти и борта — все было за¬

брызгано кровью. А люди с обнаженными окровавлен¬

ными руками, словно мясники, усердно работали ножами,

сдирая шкуры с убитых ими красивых морских животных.
На моей обязанности лежало считать шкуры, посту¬

павшие на борт со шлюпок, и наблюдать за тем, как ве¬

дется свежеванье и последующая уборка палуб. Невесе¬

лое занятие! Все во мне возмущалось против него. Но

вместе с тем мне еще никогда не приходилось распо¬

ряжаться столькими людьми, и это развивало мои доволь¬

на слабые административные способности. Я чувство¬

вал, что становлюсь тверже и решительнее, и это не могло

не пойти на пользу «неженке Ван-Вейдену».
Я начинал понимать, что мне никогда уже не стать

прежним Хэмфри Ван-Вейденом. Хотя моя вера в чело¬

века и в жизнь все еще противилась разрушительной кри-.

тике Волка Ларсена, кое в чем он все же успел сильно по¬

влиять на меня. Он открыл мне реальный мир, с которым

я практически не был знаком, так как всегда стоял от него

в стороне. Теперь я научился ближе присматриваться к
122

окружающему, спустился из мира отвлеченностей в мир

фактов.
С тех пор как началась охота, мне больше чем когда-

либо приходилось проводить время в обществе Волка

Ларсена. Когда погода бывала хороша и мы оказывались

посреди стада, весь экипаж был занят в шлюпках, а на

борту оставались только мы с ним да Томас Магридж,

который в счет не шел. Впрочем, мы тоже не сидели без

дела. Шесть шлюпок веером расходились от шхуны, пока

расстояние между первой наветренной и последней под¬

ветренной шлюпками не достигало десяти, а то и двадца¬

ти миль. Потом они плыли прямым курсом, и только ночь

или плохая погода загоняли их обратно. Мы же должны

были направлять «Призрак» в подветренную сторону, к

крайней шлюпке, для того чтобы остальные могли с по¬

путным ветром подойти к нам в случае шквала или угро¬

зы шторма.
Нелегкая это задача для двух человек, особенно при

свежем ветре, справляться с таким судном, как «При¬

зрак»: управлять рулем, следить за шлюпками, ставить

или убирать паруса. Я должен был овладеть всем этим,

и овладеть быстро. Управление рулем далось мне легко.

Но взбираться наверх на салинг и подтягиваться на ру¬

ках, когда нужно было лезть еще выше, уже без выбле¬

нок, оказалось потруднее. Однако я скоро научился и это¬

му, так как чувствовал какое-то необъяснимое желание

поднять себя в глазах Волка Ларсена, доказать свое пра¬

во на жизнь и доказать не путем одних только рассужде¬

ний. И настало время, когда мне даже доставляло радость

взбираться на самую верхушку мачты и, охватив ее но¬

гами, осматрив1ать с этой жуткой высоты море в бинокль,

разыскивая шлюпки.
Помню, как в один ясный тихий день охотники вы¬

ехали спозаранку и звуки выстрелов постепенно удаля¬

лись и замерли: шлюпки рассеялись по безграничному

простору океана. С запада дунул чуть приметный ветерок.

Мы едва успели выполнить наш обычный маневр в под¬

ветренную сторону, как ветер упал совсем. С верхушки

мачты я следил за шлюпками: все шесть, одна за другой,

исчезли за горизонтом, преследуя плывших на запад ко¬

тиков. Мы стояли, чуть покачиваясь на водной глади.

Ларсен начал беспокоиться. Барометр упал, и небо на
123

востоке не предвещало ничего хорошего. Ларсен неотступ¬

но всматривался вдаль.
—	Если нагрянет оттуда,— сказал он,— и отне¬

сет нас от шлюпок, много коек опустеет в обоих куб¬

риках.
К одиннадцати часам море стало гладким, как зерка¬

ло. К полудню жара сделалась невыносимой, хотя мы

находились уже довольно далеко в северных широтах.

В воздухе — ни малейшего дуновения. Душная, гнету¬

щая атмосфера; в Калифорнии в таких случаях говорят:

«как перед землетрясением». Во всем этом было что-то

зловещее, и возникало ощущение приближающейся опас¬

ности. Понемногу все небо на востоке затянуло тучами;

они надвигались на нас, словно чудовищные черные горы,

и так ясно можно было различить в них ущелья, пещеры

и пропасти, где сгустились черные тени, что глаз неволь¬

но искал там белую линию прибоя, с ревом бьющего о

берег. А шхуна все так же плавно покачивалась на мерт¬

вой зыби, и ветра не было.
—	Это не шквал,— сказал Волк Ларсен.— Природа

собирается встать на дыбы, и когда буря заревет во всю

глотку, придется нам поплясать. Боюсь, Хэмп, что мы не

увидим половины наших шлюпок. Полезайте-ка наверх и

отдайте топселя!
—	Но что же мы будем делать, если и в самом деле

«заревет»? Ведь нас только двое!—ответил я с нотой

протеста в голосе.
—	Мы должны воспользоваться первыми порывами

ветра и добраться до наших шлюпок прежде, чем у нас

сорвет паруса. А там будь что будет. Мачты выдержат,

и нам с вами тоже придется выдержать, хотя будет не

сладко!
Штиль продолжался. Мы пообедали на скорую руку.

Меня тревожила судьба восемнадцати человек, скрывав¬

шихся где-то за горизонтом, в то время как на нас мед¬

ленно надвигались черные громады туч. Но Волка Ларсе¬

на это, по-видимому, не особенно беспокоило, хотя, когда

мы вышли на палубу, я заметил, что у него слегка разду¬

ваются ноздри и движения стали быстрее. Лицо его было

сурово и жестко, но глаза — ясногголубые в тот день —

как-то особенно поблескивали. Меня поразило, что Лар¬

сен был весел — свирепо весел, словно он радовался пред-
124

стоящей борьбе, ликовал в предвкушении великой мину¬

ты, когда стихии обрушатся на него.
Не заметив меня, он презрительно и, должно быть,

бессознательно расхохотался, словно бросая вызов при¬

ближающемуся шторму. И сейчас еще вижу я, как он сто¬

ял, словно пигмей из «Тысячи и одной ночи» перед ис¬

полинским злым гением. Да, он бросал вызов судьбе и ни¬

чего не боялся;
Потом он прошел в камбуз.
—	Кок, ты можешь понадобиться на палубе. Когда

покончишь со своими кастрюлями и сковородками, будь

наготове — тебя позовут!
—	Хэмп,— сказал он, заметив, что я смотрю на него

во все глаза, — это получше виски, хотя ваш Омар Хайам

этого йе понимал. В конце концов он не так уж умел

пользоваться жизнью!
Теперь и западная половина неба нахмурилась. Солн¬

це померкло и скрылось во мгле. Было два часа дня, а во¬

круг нас сгустился призрачный полумрак, прорезыва¬

емый беглыми багровыми лучами. В этом призрачном

свете лицо Волка Ларсена пылало, и моему растревожен¬

ному воображению мерещилось как бы некое сияние во¬

круг его головы. Стояла необычайная, сверхъестественная

тишина, и в то же время все вокруг предвещало прибли¬

жение шума и движения. Духота и зной становились

невыносимы. Пот выступил у меня на лбу, и я почувство¬

вал, как он каплями стекает по лицу. Мне казалось, что

я теряю сознание, и я ухватился за поручни.
В эту минз^ту пронесся еле заметный вздох ветерка.

Будто легкий шепот, прилетел он с востока и растаял.

Нависшие паруса не шелохнулись, но лицо мое ощутило

это дуновение, как приятнзпю свежесть.
—	Кок,— негромко позвал Волк Ларсен.
Показалось жалкое, все в шрамах, лицо Томаса Маг-
риджа.
—	Отдай тали фока-гика и переложи гик. Когда фок

начнет наполняться, потрави шкот и опять заложи тали.

Если напутаешь, это будет последней ошибкой в твоей

жизни. Понял?
—	Мистер Ван-Вейден, будьте готовы перенести пе¬

редние паруса. Потом поставьте топселя, и как можно

скорее; чем быстрее вы это сделаете, тем легче вам будет
125

справиться с ними. Если кок замешкается, дайте ему в

зубы.
Я почувствовал в этих словах скрытую похвалу и был

доволен, что отданное мне приказание не сопровождалось

угрозой. Нос шхуны был обращен к северо-западу, и ка¬

питан хотел сделать поворот фордевинд при первом же

порыве ветра.
—	Ветер будет дуть нам в корму,— объяснил он

мне.— Судя по последним выстрелам, шлюпки отклони¬

лись немного к югу.
Он повернулся и пошел к штурвалу. Я же направил¬

ся на бак и занял свое место у кливеров. Снова и сно¬

ва пронеслось дыхание ветерка. Паруса лениво заполо¬

скали.
—	Наше счастье, что буря налетела не сразу, мис¬

тер Ван-Вейден! — возбужденно крикнул мне кок.
Я тоже был этому рад, так как знал уже достаточно,

чтобы понимать, какое несчастье грозило нам — ведь все

паруса были поставлены. Ветер дул сильными порыва¬

ми, паруса наполнились, и «Призрак» двинулся вперед.

Волк Ларкген круто положил руля под ветер, и мы пошли

быстрее. Теперь ветер дул нам» прямо в корму; он за¬

вывал все громче, и передние паруса оглушительно

хлопали. Я не мог видеть, что делается на остальной па¬

лубе, но почувствовал, как шхуна внезапно накренилась,

когда фок и грот наполнились ветром. Я возился с кли¬

вером, бом-кливером и стакселем, и когда справился

наконец со своей задачей, «Призрак» уже мчался на

юго-запад под всеми парусами, вынесенными на правый

борт. Не успев перевести дух, с бешено бьющимся серд¬

цем, я бросился к топселям и успел вовремя убрать

их. Затем отправился на корму за новыми приказа¬

ниями.
Волк Ларсен одобрительно кивнул и передал мне

штурвал. Ветер крепчал, волнение усиливалось. Я стоял

у штурвала около часу, и с каждой минутой править ста¬

новилось все труднее. У меня не было достаточно опы¬

та, чтобы вести шхуну бакштаг при таком ветре.
—	Теперь поднимитесь с биноклем наверх и поищи¬

те шлюпки. Мы прошли не меньше десяти миль, а сей¬

час делаем! по крайней мере двенадцать или тринадцать

узлов. Моя старушка быстра на ходу!
126

я ограничился тем, что взобрался на салинг, в семи¬

десяти футах над палубой, и выше яе полез. Осматри¬

вая пустынное пространство океана, я понял, что нам

необходимо очень спешить, если мы хотим подобрать на¬

ших людей. Меня охватывало сомнение, могут ли шлюп¬

ки уцелеть среди этих бушующих волн. Казалось неве¬

роятным, чтобы такие хрупкие суденышки устояли про¬

тив двойного напора ветра н волн.
Я не ощущал всей силы ветра, так как мы мчались

вместе с ним. Но я смютрел с высоты вниз, и порой мие

казалось, что я нахожусь не на судне, а смотрю на него

как бы со стороны. Контуры мчащейся шхуны резко вы¬

делялись на фоне пенистых вод. Порой, накренившись

правым бортом», она взлетала на огромную волну, и то¬

гда палубу до самых люков заливало водой. В такие мгно¬

вения, когда шхуна переваливалась с одного борта на

другой, я с головокружительной быстротой описывал

в воздухе дугу, и мне казалось, что я нахожусь на кон¬

це огромного перевернутого маятника, амплитуда ко¬

лебаний которого достигает семидесяти футов. Ужас

охватил меня от этой бешеной качки. Дрожащий и обес¬

силенный, я руками и ногами уцепился за мачту и уже

не мог искать в море пропавшие шлюпки,— взор мой был

в страхе прикован к бушевавшей подо мной разъяренной

стихии, грозившей поглотить «Призрак».
Но мысль о погибавших людях заставила меня опо¬

мниться, и я в тревоге принялся искать глазами шлюпки,

забыв о себе. Целый час я не видел ничего, кроме пус¬

тынных кипящих волн. Но вот вдали, там, где одинокий

луч солнца, прорвавшись сквозь тучи, превратил мут¬

ную поверхность океана в расплавленное серебро, я за¬

метил маленькое черное пятнышко. Оно то взлетало на

гребень волны, то скрывалось из виду. Я стал терпеливо

выжидать. Снова крошечная черная точка мелькнула

среди свирепых валов, слева по носу от нас. Кричать бы¬

ло бы бесполезно, но я жестами сообщил Волку Лар¬

сену о своем! открьггии. Он изменил курс, и когда пятныш¬

ко мелькнуло прямо впереди нас, я утвердительно мах¬

нул рукой.
Пятнышко росло так быстро, что только тут я впер¬

вые вполне оценил скорость нашего бега по волнам. Волк

Ларсен дал мне знак спуститься вниз и, когда я подо¬
127

шел к штурвалу, велел положить шхуну в дрейф и рас¬

толковал, что я должен для этого предпринять.
—	Теперь весь ад обрушится на вас,— предостерег

он меня,— но вы не робейте. Делайте свое дело и смот¬

рите, чтобы кок стоял у фока-шкота.
Мне удалось кое-как пробраться на бак, хотя то с

одного, то с другого борта палубу заливало водой. От¬

дав распоряжения Томасу Магриджу, я взобрался на

неск0л!ьк0 футов по фор-вантам1. Шлюпка была теперь

очень близко и дрейфовала против ветра на своей мачте

и парусе, выброшенных за борт и служивших плавучим

якорем. В шлюпке было трое, все они вычерпывали воду.

Каждый водяной вал скрывал их из виду, и я с зами¬

ранием сердца ждал, что вот-вот они исчезнут совсем.

Но внезапно шлюпка стрелой вылетала из пенистых

волн, становясь при этом почти вертикально и опираясь

только на корму, так что обнажался весь ее мокрый чер¬

ный киль. Потом нос опускался, корма оказывалась вы¬

соко над ним, и на мгновение становилось видно, как все

трое в безумной спешке вычерпывают воду. И шлюпка

снова низвергалась в зияющую пучину. Каждое новое

ее появление восприним)алось как чудо.
«Призрак» вдруг изменил курс и уклонился в сто¬

рону. Я с содроганием) подумал, что Волк Ларсен счита¬

ет спасение шлюпки невозможным», но тут же сообразил,

что он просто готовится лечь в дрейф. Я поспешил спу¬

ститься на палубу, чтобы быть наготове. Мы шли теперь

прямо фордевинд, а шлюпка была у нас на траверзе, и

довольно далеко.
Внезапно я почувствовал, как шхуна пошла ровнее и

скорость ее заметно возросла. Она почти на месте раз¬

ворачивалась носом к ветру.
Когда шхуна стала под прямым углом к волнам, ве¬

тер, от которого мы до сих пор убегали, со всей силой

обрушился на нас. По неопытности я повернулся лицом!

к ветру. Он надвинулся на меня плотной стеной, воздух

стремительно ворвался в мои легкие, и я не мог его вы¬

дохнуть. Я задыхался, и когда «Призрак», сильно на¬

кренившись на наветренный борт, вдруг словно замер

на месте, я увидел огромную волну прямо у себя над го¬

ловой. Я повернулся спиной к ветру, перевел дух и взгля¬

нул снова. Волна нависла над судном. Луч солнца
128

«МОРСКОЙ волк>.

«МОРСКОЙ волк».

играл на ее молочно-белом пенистом» гребне, и я смот¬

рел прямо в ее зеленовато-прозрачную глубь.
И вот волна обрушилась на шхуну, и началось свето¬

преставление. Все произошло в единый миг. Сокруши¬

тельный удар, который я ощутил всем телом, сбил меня с

ног, и я очутился под водой. Промелькнула страшная

мысль, что сейчас совершится то, о чем мне пока при¬

ходилось только слышать,— я буду смыт в море. Меня

перевернуло, ударило о палубу и понесло куда-то. Я был

не в силах больше задерживать дыхание, вздохнул и

набрал в легкие жгуче-соленой воды. Однако все это вре¬

мя я ни на минуту не забывал, что должен вынести кли¬

вер на ветер. Страха смерти я не ощущал. Почему-то

я был уверен, что как-нибудь спасусь. Настойчивая мысль

о необходимости выполнить приказание Волка Ларсена

не покидала меня, и мне казалось, что я вижу, как он

стоит у штурвала, среди дикого разгула стихий, и бро¬

сает буре дерзкий вызов, противопоставляя ей свою волю.
Меня с силой ударило обо что-то, должно быть, о

планшир. Я вздохнул и почувствовал, что вдыхаю спаси¬

тельный воздух. Я попытался встать, но снова ударился

обо что-то головой и снова очутился на четвереньках.

Оказалось, что меня отнесло волной под полубак. Полз¬

ком выбираясь оттуда, я наткнулся на Томаса Магриджа,

который, скорчившись, лежал на палубе и стонал. Но

у меня не было времени возиться с ним. Я должен был

перенести кливер.
Когда я выбрался на палубу, мне показалось, что нам

приходит конец. Кругом стоял треск ломающегося дерева,

рвущейся парусины, лязг железА. Буря швыряла шхуну,

стремясь разнести ее в щепы. Фок и фор-топсель, повис¬

нув без ветра, благодаря нашему маневру хлопали и

рвались, так как некому было вовремя выбрать шкот;

тяжелый гик с треском перебрасывало с борта на борт.

В воздухе со свистом проносились обломки; обрывки сна¬

стей трепались на ветру, извиваясь, как змеи; и вдруг

в довершение всего с треском рухнул на палубу фок-га¬

фель.
Он упал всего в нескольких дюймах от меня, и это

напомнило мне, что надо спешить. Быть может, не все

^е было потеряно. Я вспомнил слова Волка Ларсена.

Он ведь предупреждал, что «на нас обрушится ад». Но

9- Джек Лондон. Т. IV.	129

где же он сам? И вдруг я увидел его перед собой. Пустив

в ход всю свою чудовищную силу, он выбирал грота-

шкот. В это время корма шхуны поднялась высоко в воз¬

дух, и фигура капитана четко вырисовывалась на фоне

мчавшихся на нас белых от пены валов. Все это и еще

больше — целый мир хаоса и разрушения — я вос¬

принял зрением и слухом меньше чем за четверть

минуты.
У меня не было времени поглядеть, что сталось со

шлюпкой,— я бросился к кливер-шкоту. Кливер хлопал,

то наполняясь ветром, то обвисая. Напрягая все силы,

я начал постепенно обтягивать шкот. Я делал все, что

мог. Я тянул шкот так, что в кровь ободрал себе пальцы.

В это время бом1-кливер и стаксель лопнули по всей дли¬

не, и их унесло в мюре.
Но я продолжал тянуть, закрепляя двумя оборота¬

ми каждую выбранную часть шкота, и как только снасть

ослабевала, выбирал ее снова. Потом) шкот пошел лег¬

че,— ко мне подоспел Волк Ларсен. Он тянул шкот, а я

подбирал слабину.
—	Закрепляйте!—крикнул он.—А потом идите сюда!
Я последовал за ним и увидел, что, несмотря на раз¬

рушения, на шхуне восстановился некоторый порядок.

«Призрак» лег в дрейф. Он был еще в состоянии бо¬

роться. Хотя почти все паруса сорвало, но кливер, выне¬

сенный на наветренный борт, и выбранный до конца грот

уцелели и удерживали шхуну носом к разъяренным

волнам.
Пока Волк Ларсен готовил шлюпочные тали, я стал

искать глазами шлюпку и увидел ее на вершине боль¬

шой волны футах в двадцати от нас, с подветренной сто¬

роны. Капитан так ловко рассчитал свой маневр, что мы

дрейфовали прямо на нее, и нам» оставалось только за¬

ложить на ней тали и поднять ее на борт. Но сделать

это было не так-то просто.
На носу шлюпки находился Керфут; Уфти-Уфти си-

дел у руля, а Келли посредине. Когда нас поднесло бли¬

же, лодку вскинуло на волну, а мы провалились куда-то

в бездну, и я увидел почти прямо над собой троих лю¬

дей, смотревших на нас из-за борта шлюпки. В следую¬

щий миг наверх взлетели мы, они же провалились в

пропасть между двумя волнами. Так повторялось снова
130

и снова, и всякий раз мне казалось, что «Призрак» не¬

минуемо раздавит эту хрупкую скорлупку.
Но в нужную минуту я бросил свой конец Уфти-

Уфти, а Волк Ларсен — Керфуту. Концы были тотчас за¬

креплены, после чего все трое, улучив момент, одновре¬

менно перепрыгнули на борт шхуны. Когда «Призрак»

поднялся из воды, шлюпку прижало к нему, и, восполь¬

зовавшись этим, мы успели втянуть ее на борт, а затем

перевернули вверх днищем. Я заметил, что левая рука

Керфута в крови. Он размозжил себе палец. Однако, не

обращая на это внимания, он правой рукой помогал нам

принайтовливать шлюпку.
—	Приготовься перенести кливер, Уфти!—скоман¬

довал Волк Ларсен, как только мы покончили со шлюп¬

кой.— Келли, иди на корму, потрави грота-шкотГ А вы,

Керфут, ступайте на нос и посмотрите, что там с коком!

Мистер Ван-Вейден, полезайте наверх и по пути обруби¬

те все лишнее!
Отдав распоряжения, он, как тигр, прыгнул к штур¬

валу. Пока я взбирался на передние ванты, «Призрак»

медленно уваливался под ветер. Однако на этот раз, ко¬

гда шхуна нырнула между валами и ее стало накрывать

волной, у нас не оставалось ни одного паруса, который

мог бы быть сорван ветром. Шхуна дала чудовищный

крен, и мачты ее легли почти горизонтально над водой.

Я еще не добрался до салинга, как был прижат ветром

к вантам с такой силой, что, казалось, даже при жела¬

нии не мог бы упасть. Я видел перед собой палубу, но

не внизу, а почти под прямым углом! к поверхности мо¬

ря. И видел я, собственно, даже не палубу, а захлест¬

нувший ее поток воды, из которого торчали две мачты.

И это было все. В этот М1иг вся шхуна была под водой.

Но мало-помалу, все больше уваливаясь под ветер, «При¬

зрак» выпрям№[лся и высунул свою палубу из-под воды,

как кит высовывает спину, поднимаясь на поверхность.
А потом нас понесло дальше по бушующему морю, а

я висел на салинге, прилипнув к нему, как муха, и вы¬

сматривал остальные шлюпки. Череа полчаса я завидел

еще одну: она плавала днищем! кверху, вместе с уцепив¬

шимся за Джоком Хорнером*, толстым Луисом и

/ДЖОНСОНОМ!. На этот раз я остался наверху. Волку Лар¬

сену удалось благополучно лечь в дрейф, и опять нас
131

стало сносить к шлюпке. Приготовлены были тали. Лю¬

дям бросили концы, и спасенные, как обезьяны, вскараб¬

кались по ним на борт. Шлюпку же сильно побило о кор¬

пус шхуны, когда ее поднимали на борт, но мы все же

принайтовили ее на палубе, рассчитывая починить.
И снова «Призрак» помчался вперед, гонимый бу¬

рей, порой так зарываясь в воду, что бывали минуты,

когда я уже не надеялся на спасение. Даже штурвал,

расположенный значительно выше шкафута, то и дело

исчезал под водой. В такие мгновения мною овладевало

странное чувство: мне казалось, что я здесь наедине с

богом и один наблюдаю ярость его гнева. Но штурвал

появлялся снова, показывались широкие плечи Волка

Ларсена и его руки, вертевшие колесо и подчинявшие

бег шхуны воле капитана. Словно некий бог, повелитель

бури, стоял он, рассекая своим судном волны и застав¬

ляя ее служить себе. Поистине, разве это было не чудо?

Ничтожные букашки — люди жили, дышали, делали

свое дело и наперекор разбушевавшейся стихии управ¬

ляли утлой посудиной из дерева и парусины!
И «Призрак» опять взлетал на волну, палуба под¬

нималась над водой, и он устремлялся вперед. Часов

около шести, когда дневной свет уже померк и над мо¬

рем сгустились тусклые зловещие сумерки, я заметил

третью вдлюпку. Она тоже плавала вверх днищем, но

людей не было видно. Волк Ларсен повторил свой ма¬

невр: отошел и затем повернул к ветру и дал волнам

отнести шхуну к шлюпке. Однако на этот раз он ошибся

футов на сорок, и шлюпка прошла у нас за кормой.
—	Шлюпка номер четыре! — крикнул Уфти-Уфти,

зоркие глаза которого успели различить надпись, когда

шлюпка на миг вынырнула из пены.
Это была шлюпка Гендерсона, и вместе с ним на ней

погибли Холиок и Вильямс. В том, что они погибли, не

могло быть сомнений, но шлюпка уцелела, и Волк Лар¬

сен сделал еще одну отчаянную попытку завладеть ею.

Я в это время уже спустился на палубу и слышал, как

Хорнер и Керфут тщетно протестовали против этого на¬

мерения.
—	Я не брошу шлюпку, провались все к дьяволу! —

орал Ларсен, и хотя М1Ы стояли близко, голос его доно¬

сился до нас, словно из неизмеримой дали.
132

—	Мистер Ван-Вейден! — крикнул он мне, и в реве

бури его слова прозвучали как шепот.—^‘Станьте на кли¬

вер вместе с Джонсоном1.и Уфти! Остальные — на грот!

Живо, а не то я всем вам шею сверну! Поняли?
И когда он положил руль на борт и начал повора¬

чивать нос шхуны, охотникам ничего не оставалось, как

повиноваться и принять участие в этом рискованном

предприятии. Насколько велика была опасность, я понял

лишь после того, как снова очутился под водой, затопив¬

шей палубу, и едва успел уцепиться за планку у фок-

мачты. Но пальцы мои почти тотчас оторвало от планки,

меня смыло за борт и понесло в море. Плавать я не

умел, однако волна, не дав мне погрузиться, швырнула

меня обратно на палубу. Тут чья-то сильная рука под¬

хватила меня, и когда «Призрак» вынырнул из воды, я

увидел, что обязан своим спасением Джонсону. Но тот

тревожно оглядывался кругом, и я заметил, что Келли, ко¬

торый минуту назад пришел на бак, теперь исчез.
Снова проскочив мимо шлюпки, мы находились по

отношению к ней в ином! положении, чем прежде, и Волк

Ларсен вынужден был прибегнуть к другому маневру.

Идя фордевинд, он привел шхуну к ветру и подошел к

шлюпке круто бейдевинд левьш галсом.
—	Здорово! —прокричал у меня над ухом Джонсон,

когда мы, сманеврировав, благополучно выдержали оче¬

редной потоп. Я знал, что его похвала относится не к

морскому искусству Волка Ларсена, а к самой шхуне.
Стемнело, и шлюпки уже не было видно, но Волк

Ларсен вел шхуну, словно руководимый какимнто безо¬

шибочным инстинктом. На этот раз, хотя нас снова и

снова захлестывало волной, мы не отклонились в сторо¬

ну. Нас понесло прямю на шлюпку, и мы порядком! поби¬

ли ее, поднимая на борт.
После этого мы еще часа два работали до одурения.

Все — двое охотников, три матроса. Волк Ларсен и я —

брали рифы на кливере и гроте. При уменьшенной парус¬

ности палубу уже не так заливало водой, и «Призрак»

прыгал и нырял среди волн, как пробка.
Я, еще выбирая кливер, в кровь ободрал себе паль-

цы, и от боли слезы все время катились у меня по ще¬

кам. Когда же все было кончено, я не выдержал и в

полном изнеможении повалился на палубу.
133

Томаса Магриджа вытащили из-под полубака, ку¬

да он в страхе забился, словно крыса в наводнение.

Я увидел, как его поволокли на корму в кают-комланию,

и лишь тогда с изумлением заметил, что камбуз исчез.

Там, где он раньше стоял, теперь на палубе ничего не

было.
Все, не исключая матросов,, собрались в кают-ком¬

пании, и пока на печурке варился кофе, мы пили виски

и грызли галеты. Никогда в жизни не ел я с таким аппе¬

титом. Я пил горячий кофе, и он казался мне вкуснее

всего на свете. «Призрак» так кидало и швыряло, что

даже моряки не могли ходить, не придерживаясь за

что-нибудь, и часто с криком «берегись!» мы кучей ва¬

лились на переборки, принимавшие почти горизонталь¬

ное положение.
—	К черту сигнальщика! — заявил Волк Ларсен, ко¬

гда мы наелись и напились.— На палубе нечего делать.

Если кому-нибудь придет охота налететь на нас, так мы

все равно не сможем свернуть в сторону. Ступайте все

спать!
Матросы пробрались на бак, по дороге выставив от¬

личительные огни, а двое охотников остались спать в

кают-компании, так как не стоило рисковать, открывая

люк, ведущий в их кубрик. Мы с Волком Ларсеном от¬

резали Керфуту его изувеченный палец и зашили рану.

Магридж, стряпая, подавая нам кофе и поддерживая

огонь в печке, все время жаловался на боль в боку и

клялся, что у него сломано одно или два ребра. Осмотрев

его, мы убедились, что у него слом)ано целых три. Однако

мы отложили его лечение до следующего дня главным

образом потому, что я ровно ничего не смыслил в этом

деле и хотел сначала прочитать что-нибудь о переломах

ребер.
—	Не стоило, пожалуй, жертвовать жизнью Келли

из-за разбитой лодки,— сказал я Волку Ларсену.
—	Ну и сам Келли тоже немногого стоил,— после¬

довал ответ.— Спокойной- ночи!
Мне казалось, что после перенесенных испытаний я

не смогу уснуть. Меня невыносимо мучила боль в паль¬

цах, тревожила судьба трех пропавших шлюпок, а шху¬

ну все так же неистово швыряло по волнам. Но глаза

мои сомкнулись, едва голова коснулась подушки, и в
134

полном изнеможении я проспал до утра, в то время как

«Призрак», никем не управляемый, один на один боролся

с бурей.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
На следующий день, пока шторм понем^ногу утихал,

мы с Волком Ларсеном) почитали кое-что по части ана¬

томии и хирургии и принялись лечить Магриджу его

переломы, а когда волнение несколько улеглось. Волк

Ларсен начал крейсировать к западу от того места, где

на€ настигла буря. Тем временем команда чинила шлюп¬

ки и шила для них новые паруса. Нам все чаще и чаще

стали попадаться промысловые шхуны. Почти все они

тоже искали свои потерянные шлюпки, а заодно под¬

бирали и чужие, если встречались с ними в море. Боль¬

шинство судов промысловой флотилии находилось к за¬

паду от нас, и рассеянные в океане шлюпки искали спа¬

сения на первой встреченной ими шхуне.
Мы сняли две наши лодки со всем экипажем с «Си¬

ско», а на другой шхуне — «Сан-Диего» — обнаружили, к

великой радости Волка Ларсена и к моему немалому

огорчению, Смока с Нилсоном и Личем. Таким образом,

к концу пятого дня мы не досчитывались только четве¬

рых— Гендерсона, Холиока, Вильямса и Келли,— и ре¬

шено было возобновить охоту.
Следуя за стадом котиков на север, мы начали встре¬

чать опасные морские туманы. Мгла проглатывала спу¬

щенные шлюпки, как только они касались воды. На бор¬

ту шхуны через равномерные промежутки трубили в рог

и каждые четверть часа стреляла сигнальная пушка.

Шлюпки все время то терялись, то находились вновь;

согласно морским обычаям, их принимала на борт лю¬

бая шхуна, с тем чтобы потом возвратить хозяину. Но

Волк Ларсен, у которого не хватало одной шлюпки, по¬

ступил так, как^и следовало от него ожидать: завладел

первой отбившейся от своей шхуны шлюпкой, заставил

ее экипаж охотиться вместе с нашим и не позволил ему

^рнуться к себе на шхуну, когда она показалась вдали.

Помню, как охотника и обоих матросов, наставив на них

ружья, загнали вниз, когда их шхуна проходила мимо и

капитан справлялся о них.
Томас Магридж, с таким удивительным упорством
135

цеплявшийся за жизнь, вскоре начал опять ковылять по

палубе и исполнять свои двойные обязанности кока и

юнги. Джонсон и Лич больше прежнего подвергались

побоям и знали, что по окончании охотничьего сезона

им не сносить головы. Остальным тоже жилось, по ми¬

лости капитана, как собакам, причем этот безжалост¬

ный человек заставлял их работать до полного изнуре¬

ния. Что же касается меня, то мы с Волком Ларсеном

кое-как ладили, хотя я не мог отделаться от мысли, что

мне следовало бы убить его. Он необъяснимо притяги¬

вал м>еня к себе и вместе с тем нагонял на меня неописуе¬

мый страх. И все же я не мог представить его себе рас¬

простертым на смертном! одре. Это слишком не вязалось

с его обликом. Я мог думать о нем только как о живом,

всегда живом, властвующем, борющемся и разрушающем.
Когда мы попадали в самую середину котикового

стада и волнение было слишком сильно, чтобы спускать

шлюпки, Ларсен любил выезжать на охоту сам, с двумя

гребцами и рулевым. Он был хорошим стрелком и при¬

возил на борт много шкур в такую погоду, когда охот¬

ники считали пром)ысел невозмюжным. Казалось, ему

лишь тогда дышалось легко, когда он, рискуя жизнью,

вел борьбу с грозным противником.
Я все больше осваивался с морским делом, и однаж¬

ды, в ясный денек, какие редко выпадали теперь на на¬

шу долю, м»не, к моему немалому удовлетворению, при¬

велось самостоятельно управлять шхуной и убирать на¬

ши шлюпки. Волк Ларсен опятть валялся у себя в каюте,

с головной болью, а я дотемна стоял у штурвала. Обой¬

дя крайнюю шлюпку, я положил шхуну в дрейф и одну

за другой поднял все шесть шлюпок без каких-либо ука¬

заний со стороны капитана.
Время от времени на нас налетали бури — мы нахо¬

дились в штормовой полосе,— а в середине июня нас на¬

стиг тайфун; это было памятное для меня событие, так

как оно внесло большую перемену в мою жизнь. По-

видймому, мы попали почти в самый центр тайфуна, но

Волку Ларсену удалось удрать от него на юг — сначала

под кливером! с двумя рифами, а потом! и вовсе с г6лым)И

мачтами. Никогда еще не бидал я таких волн. Все штор¬

мы, испытанные мйою раньше, казались по сравнению

с этим легкой рябью. От гребня до гребня было не мень¬
136

ше полумили, и эти валы вздымались выше наших

мачт. Даже Волк Ларсен не осмелился лечь в дрейф, хо¬

тя нас и относило все дальше к югу от котикового стада.
Когда тайфун утих, мы оказались на пути океанских

пароходов. И здесь, к изумлению охотников, мы повстре¬

чались со вторым стадом котиков, составлявшим как бы

арьергард первого. Это было чрезвычайно редкое явле¬

ние. Раздалась команда: «Спустить шлюпки!», затреща¬

ли выстрелы, и жестокая бойня продолжалась весь день*
В этот вечер ко мне в темноте подошел Лич. Я только

что кончил подсчитывать шкуры с последней поднятой

на борт шлюпки; молодой матрос остановился возле меня

и тихо спросил:
—	Мистер Ван-Вейден, на каком мы расстоянии от

берега и в какой стороне Иокогама?
Мое сердце радостно забилось. Я понял, что у него

на ум)2, и дал ему нужные указания: к запад-северо-за-

паду, расстояние пятьсот М!иль.
—	Благодарю вас, сэр,— ответил он и скрылся во

мраке.
Утром исчезла лодка номер три, а с нею — Джон-,

сон и Лич. Одновременно исчезли анкерки с водой и

ящики с провизией со всех остальных шлюпок, а также

постельные принадлежности и сундучки обоих беглецов.

Волк Ларсен неистовствовал. Он поставил паруса и по¬

мчался на запад-северо-запад. Двое охотников не сходи¬

ли с салинга, осматривая море в бинокль, а сам он, как

разъяренный лев, метался по палубе. Он слишком хоро¬

шо знал мою симпатию к беглецам, чтобы послать наблю¬

дающим меня.
^Ветер был свежий, но не ровный, и легче было бы

найти иголку в стоге сена, чем крошечную шлюпку в. бес¬

предельном синем просторе. Но капитан старался вы¬

жат из «Призрака» все, что мог, и отрезать беглецов

от суши. Когда, по его расчетам, ему это удалось, он стал

крейсировать поперек их предполагаемого пути.
На утро третьего дня, едва пробило восемь склянок,

Смок крикнул с салинга, что видна шлюпка. Все столпи¬

лись у борта. Резкий ветер дул с запада и крепчал,

предвещая шторм. И вот, с подветренной стороны, на

фоне волн, позолоченных первыми лучами солнца, на¬

чала появляться и исчезать черная точка.
137

Мы изменили курс и помчались к ней. У меня было

тяжело на душе. Я видел торжествующий блеск в гла¬

зах Волка Ларсена и, внезапно охваченный мрачным

предчувствием, ощутил непреодолимое желание кинуть¬

ся на этого человека. Мысль о судьбе Лича и Джонсона

так взволновала меня, что разум мой помутился. Фигу¬

ра Ларсена поплыла у меня перед глазами, и, не помня

себя, я бросился в кубрик охотников и готов уже был

выскочить на палубу с заряженным ружьем в руках, как

вдруг услыхал чей-то изумленный возглас:
—	На шлюпке пять человек!
Я задрожал и ухватился за трап, прислушиваясь к

голосам на палубе, подтверждавшим сделанное кем-то

открытие. Затем страшная слабость вдруг охватила ме¬

ня, колени подогнулись, я опустился на ступеньки и

только тут окончательно пришел в себя и содрогнулся

при мысли о том, что я готов был совершить. Возблаго¬

дарив судьбу, я положил рун^ье на место и поднялся

на палубу.
Никто не заметил моего отсутствия. Шлюпка была

теперь уже близко, и я увидел, что она крупнее охотни¬

чьей и построена иначе. Когда она почти совсем прибли¬

зилась к нам, на ней убрали парус и сняли мачту. Вста*»

вив весла в уключины, люди в лодке ждали, пока м*ы

ляжем в дрейф и возьмем их на борт.
Смок уже спустился на палубу и стоял теперь рядом

со мной; он многозначительно ухмыльнулся. Я вопро¬

сительно взглянул на него.
—	Ну и заварится каша! — хмыкнул он.
—	В чем дело? — спросил я.
Он снова хмыкнул.
—	Разве не видите, кто там на корме? Чтоб мне не

убить больше ни одного котика, если это не женщина!
Я вгляделся, но не сразу смюг что-нибудь различить.

Однако все вокруг говорили, что в лодке четверо мужчин,

а на корме, по-видимому,—женщина. Это открытие взвол¬

новало всех, за исключением Волка Ларсена, который

был явно разочарован тем, что это не его шлюпка и ему

не на кого обрушить свою злобу.
Мы спустили бом-кливер, выбрали кливер-шкот на

наветренный борт,'добрали грота-шкот и легли в дрейф.

Весла опустились в воду, и после нескольких взмахов
138

шлюпка подошла к борту шхуны. Теперь я уже мог луч¬

ше разглядеть женщину. Она куталась в длинное ши¬

рокое пальто, так как утро было холодное. Я увидел ее

лицо и светло-каштановые волосы, выбившиеся из-под

морской фуражки. У нее были большие карие блестящие

глаза, нежный, приятно очерченный рот и правильный

овал лица, обветренного и обожженного солнцем.
Она показалась мне существом из другого мира. Меня

потянуло к ней, как голодного к хлебу. Ведь я так

давно не видел женщин! Всецело поглощенный этим

чудесным видением, я совершенно забыл о своих обязан¬

ностях помощника и даже не помогал поднять спасен¬

ных на борт. Когда один из матросов подхватил жен¬

щину на руки и передал ее Волку Ларсену, она взглянула

на наши исполненные любопытства лица и улыбнулась

так приветливо и мило, как может улыбаться только

женщина. Как давно не видел я подобной улыбки! Каза¬

лось, я уже забыл, что на свете есть люди, которые уме¬

ют так улыбаться!
—	Мистер Ван-Вейден!
Голос Ларсена вернул меня к действительности.
—	Будьте добры, проводите эту даму вниз и устрой¬

те ее поудобнее. Прикажите приготовить свободную каю¬

ту на левом борту. Поручите это коку. И подум1айте, чем

вы м!ожете помочь даме,— у нее сильно обожжено лицо.
С этими словами он отвернулся от нас и принялся

расспрашивать мужчин. Шлюпка была брошена на про¬

извол судьбы, хотя один из спасенных возмущался этим,

так как Иокогама была совсем близко.
Сопровождая незнакомку в каюту, я странно робел и

был неловок. Мне как бы впервые открылось, какое

хрупкое, нежное создание женщина. Помогая ей спус¬

титься по трапу, я взял ее за руку, и меня поразило, ка¬

кая это маленькая, нежная ручка. Да и сама она была

удивитель^ю тоненькая и хрупкая и казалась мне такой

воздушной, что я боялся раздавить ее руку в своей ручи¬

ще. Вот что чувствовал я, так долго лишенный женского

общества, когда увидел Мод Брустер — первую женщи¬

ну, встретившуюся на моем пути с тех пор, как я попал

на шхуну.
Вы напрасно так беспокоитесь обо мне,— запро¬

тестовала она, когда я усадил ее в кресло Волка Ларсе*^
139

на, которое поспешил притащить из его каюты.— Сегодня

утром мы каждую минуту ожидали увидеть землю и

к вечеру, вероятно, будем уже в порту. Не правда ли?
Ее спокойная уверенность смутила меня. Как мог я

объяснить ей положение вещей и страшный характер на¬

шего капитана, который, подобно злому року, скитал¬

ся по морям,— словом, все то, что открылось мне за эти

месяцы? Но я ответил ей напрямик:
—	Будь у нас другой капитан, я сказал бы, что завт¬

ра утром вас доставят в Иокогаму. Но Ларсен человек

со странностями, и я прошу вас быть готовой ко всему. Вы

понимаете,— ко всему!
—	Нет, признаюсь, я не совсем понимаю вас,— от¬

ветила она. В глазах ее промелькнуло недоумение, но

не испуг.— Быть может, я ошибаюсь, но мне казалось,

что потерпевшим кораблекрушение всегда оказывают вни¬

мание. Да и в сущности это такой пустяк: ведь мы сов¬

сем» близко от берега.
—	Правду сказать, я сам ничего не знаю,— поспе¬

шил я успокоить ее.— Мне хотелось тол1Ько на всякий

случай подготовить вас к худшему. Наш капитан — гру¬

бая скотина, не человек, а дьявол. Никто не знает, что

может вдруг взбрести ему на ум.
Я начинал волноваться, но она устало прервала меня:
—	Да, да, понимаю! — Ей, по-видимому, трудно бы¬

ло сейчас собраться с мыслями. Я видел, что она вот-

вот лишится чувств от изнеможения.
Больше она ни о чем не спрашивала, и я, воздержав¬

шись от дальнейших замечаний, приступил к исполнению

распоряжений Волка Ларсена и постарался устроить

ее поудобнее. Я хлопотал вокруг* нее, как заботливая хо¬

зяйка: достал из аптечки мазь от ожогов, велел Томасу

Магриджу убрать свободную каюту и, совершив налет

на личные запасы Волка Ларсена, извлек оттуда бзпгыл-

ку портвейна.
Ветер быстро крепчал, крен увеличился, и к тому вре¬

мени, когда каюта была готова, «Призрак» уже стрелой

летел по волнам. Я совершенно забыл о существовании

Лича и Джонсона и был как громом поражен, когда ,че¬

рез открытый люк донесся возглас: «Шлюпка впереди!»

Сомнений быть не мюгло — это кричал Смок с мачты. Я

бросил взгляд на женщину: она сидела смертельно ус¬
140

талая, откинувшись на спинку кресла, закрыв глаза.

Я сомневался даже, слышала ли она крик Смока, и ре¬

шил, что не допущу, чтобы она стала свидетельницей

зверств, которые неминуемо должны были последовать

за поимкой беглецов. Она устала — и отлично! Пусть

спит!
На палубе раздались резкие слова команды, послы¬

шался топот ног, захлопали риф-штерты, и «Призрак»

лег на другой галс. При внезапном повороте шхуна на¬

кренилась, кресло начало скользить по полу, и я едва

успел подхватить задремавшую женщину, чтобы не дать

ей свалиться на пол.
Она приоткрыла глаза и сонно и недоуменно взгля¬

нула на меня. Я повел ее в приготовленную ей каюту. Она

еле передвигала ноги и спотыкалась на каждом шагу.

Магридж гадко осклабился, когда я выпроводил его из

каюты и приказал ему вернуться к своим обязанностям.

Он расквитался со мной, расписав охотникам, какой пре¬

красной камеристкой я оказался.
Наша новая пассажирка, когда я вел ее, тяжело опи¬

ралась на мою руку и, кажется, начала засыпать, еще

не дойдя до своей каюты. Да, конечно, она спала на

ходу, и когда шхуну резко качнуло, не устояла на ногах и

упала на койку. Потом приподняла голову, улыбнулась

и снова погрузилась в сон. Я оставил ее спящей

под двумя толстыми матросскими одеялами; голова ее

покоилась на подушке, которую я взял с койки Волка

Ларсена.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Поднявшись на п^1лубу, я увидел, что «Призрак» до¬

гоняет с наветренной стороны знакомую мне парусную

шлюпку, идущую против ветра тем же галсом, что и мы,

но чуть правее.^ Вся команда была на палубе, все жда¬

ли, что произойдет, когда Лича и Джонсона поднимут

на борт. *
Пробило четыре склянки. Луис пришел на корму сме¬

нить рулевого. Воздух был влажен, и я заметил, что Лу¬

ис надел клеенчатую куртку и штаны.
—	Что нас ожидает на этот раз? — спросил я его.
—	Судя по всему, сэр,— отвечал он,— небольшой
141

шторм с дождичком — как раз хватит, чтобы промочить

нам жабры.
—	Какая досада, что у нас заметили шлюпку! —ска¬

зал я.
Большая волна, ударив в нос шхуны, повернула ее

примерно на румб, и шлюпка на миг мелькнула между

кливерами.
Луис перехватил ручки штурвала и, помолчав, ска¬

зал:
—	А мне думается, они все равно не добрались бы

до берега, сэр.
—	Не добрались бы? — переспросил я.
—	Нет, сэр. Видали? — Порыв ветра накренил шху¬

ну и заставил Луиса быстро завертеть штурвал.— Через

час начнется такое,— продолжал он,— что им на своей

скорлупе несдобровать. Им еще повезло, что мы подо¬

спели вовремя и можем их подобрать.
Волк Ларсен разговаривал на палубе со спасенными

моряками, потом поднялся на ют. В его походке больше

обычного чувствовалось что-то кошачье, а в глазах вспы¬

хивали холодные огоньки.
—	Три смазчика и механик,— сказал он вместо при¬

ветствия.— Но мы из них сделаем матросов или хотя бы

гребцов. Ну, а как там эта особа?
Не знаю почему, но когда Ларсен заговорил о спа¬

сенной женщине, его слова полоснули меня, словно но¬

жом. Сознавая, как глупо быть таким сентиментальным,

я все же не мог избавиться от тяжелого ощущения и в

ответ только пожал плечами.
Волк Ларсен протяжно и насмешливо свистнул.
—	Как ее зовут? — резко спросил он.
—	Не знаю,— ответил я.— Она спит. Очень утомле¬

на. По правде говоря, я рассчитывал узнать что-нибудь

от вас. С какого они судна?
—	С почтового пароходишка «Город Токио»,— бурк¬

нул он.— Шел из Фриско в Иокогаму. Тайфун доко¬

нал это старое корыто — потекло, как решето. Их носило

по волнам четверо суток. Так вы не знаете, кто она —

девица, замужняя дама или вдова? Ну, ну...
Он смотрел на меня, насмешливо прищурившись и

покачивая головой.
—	А вы...— начал я. У меня чуть не сорвался с язы-
142

ка вопрос, собирается ли он доставить потерпевших

кораблекрушение в Иокогаму.
—	А я?.*—переспросил он.
—	Как вы намерены поступить с Личем и Джонсо-

ном?
—	Не знаю, Хэмп, не знаю. Видите ли, с этими че¬

тырьмя у меня теперь достаточно людей.
—	А Джонсон и Лич достаточно натерпелись при по¬

пытке бежать,— сказал я.— Отчего бы вам не изменить

свое отношение к ним? Возьм>ите их на борт и попробуй¬

те обходиться с ними мягче. Что бы там они ни сделали,

их до этого довели.
—	Кто? Я?
—	Да, вы,— отвечал я, не колеблясь.— И предупреж¬

даю вас, Ларсен, если вы будете по-прежнему издеватть-

ся над этими беднягами, я могу забыть все, даже свою

любовь к жизни, и убить вас.
—	Браво! — воскликнул он.— Я горжусь вами, Хэм1П.

Вы превосходно научились стоять на ногах. Я вижу пе¬

ред собой вполне самостоятельную личность! До сих пор

вам не везло: жизнь ваша протекала слишком легко,—

но теперь вы подаете надежды. Таким вы мне нравитесь

куда больше.
Внезапно тон его изменился, лицо стало серьезным.
—	Верите ли вы людям на слово? — спросил он.—

Считаете ли, что слово священно?
—	Конечно,— подтвердил я.
—	Так вот, предлагаю вам соглашение,— продолжал

этот неподражаемый актер.— Если я дам слово не при¬

тронуться пальцем к Личу и Джонсону, обещаете ли вы,

в свою очередь, отказаться от попыток убить меня? Толь¬

ко не подумайте, что я боюсь вас, нет, нет, не вообра¬

жайте! — поспешно добавил он.
Я едва мог поверить своим ушам,— что это вдруг на

него нашло?
—	Идет? — нетерпеливо спросил он.
—	Идет,— отвечал я.
Он протянул мне руку, и я с жаром пожал ее, но в

глазах у него — я мог бы поклясться — промелькнула

издевка.
Мы перешли на подветренную сторону юта. Шлюпка

была совсем близко, и я увидел, что положение ее попс-
143

тине отчаянное. Джонсон сидел на руле, Лич вычерпы¬

вал воду. Мы шли вдвое быстрее их. Волк Ларсен по¬

дал Луису знак отклониться немного в сторону, и мы

пронеслись в каких-нибудь двадцати футах от шлюпки

с наветренной стороны. На мгновение «Призрак» закрыл

ее от ветра. Парус на шлюпке захлопал, она потеряла

скорость и стала прямо, что заставило матросов поспеш¬

но отодвинуться от борта. Тут нас подхватила огромная

волна, а шлюпка скользнула вниз.
В это мгновение Лич и Джонсон взглянули в лица

своим товарищам, столпившимся у борта. Но никто со

шхуны не послал им приветствия. В глазах команды те

дрое были уже мертвецами, пространство воды, отде¬

лявшее их от нас, было как бы рубежом между жизнью

и смертью.
Через миг они очутились против юта, где стояли мы с

Волком Ларсеном. Теперь уже шхуна скользнула вниз,

а шлюпка взлетела на гребень волны. Джонсон посмот¬

рел на меня, и я увидел его измученное, осунувшееся

лицо. Я помахал ему рукой, и он ответил мне, но в этом

жесте было глубокое отчаяние. Он словно прощался со

мной. Мне не удалось встретиться глазами с Личем,—

он смотрел на Волка Ларсена, и лицо его, как и следова¬

ло ожидать, было перекошено от ненависти.
Еще м)гновение, и шлюпка оказалась уже за кормой.

Парус тотчас наполнился ветром и так накренил утлое

суденышко, что оно чуть не перевернулось. Гребень ог¬

ромной волны навис над шлюпкой и обрушил на нее

шапку белоснежной пены. Потом полузатопленная шлюп¬

ка вынырнула: Лич поспешно вычерпывал воду, а Джон¬

сон с бледным, испуганным лицом» судорожно сжимал в

руке кормовое весло.
Волк Ларсен резко расхохотался, словно пролаял над

самым моим ухом, и перешел на наветренную сторону

юта. Я ожидал, что он велит лечь в дрейф, но шхуна про¬

должала идти вперед, а он не подавал никакой команды.

Луис невозмутимо стоял у штурвала, но я заметил, что

столпившиеся на носу матросы с беспокойством погля¬

дывают в нашу сторону. «Призрак» мчался все вперед

и вперед, и шлюпка превратилась уже в еле заметную

точку, когда раздался голос Волка Ларсена — матросы

получили приказание сделать поворот на правый галс.
144

Мы пошли назад по ветру навстречу боровшейся с

волнами шлюпке, но милях в двух от нее была отдана

новая команда спустить бом-кливер и лечь в дрейф. Про¬

мысловые лодки не приспособлены лавировать против

ветра. Весь расчет строится на том, что в море они на¬

ходятся с наветренной стороны, и когда ветер крепчает,

он гонит их прямо к шхуне. Но теперь, среди разгуляв¬

шейся стихии, у Лича и Джонсона не было иного выхода,

как искать убежища на «Призраке», и они вступили в от¬

чаянную борьбу, направив шлюпку против ветра. При та¬

кой волне они с трудом пробивались вперед. Каждую ми¬

нуту им грозила гибель среди разъяренных валов. Снова

и снова видели мы, как лодка зарывается носом в бе¬

лопенные гребни и ее, словно щепку, отбрасывает назад.
Но Джонсон был превосходным моряком и со шлюп¬

кой умел управляться не хуже, чем со шхуной. Часа че¬

рез полтора он почти поравнялся с нами и прошел у нас

за кормой, рассчитывая следующим галсом подойти к

шхуне.
—	Значит, вы передумали? — услышал я голос Вол¬

ка Ларсена и не понял, то ли он бормочет про себя,

то ли обращается к людям в шлюпке, словно они могут

его услышать.— Вы не прочь вернуться на шхуну, а? Ну

что ж, попытайтесь, попытайтесь!
—	Руль под ветер! — скомандовал он Уфти-Уфти, ко¬

торый тем временем сменил Луиса.
Команда следовала за командой. Потравили фока и

грота-шкоты, и шхуна, прыгая по волнам, быстро рвану¬

лась вперед с сильным попутным ветром, как раз в ту

минуту, когда Джонсон, пренебрегая опасностью, потра¬

вил шкот и прошел у нас за кормой футах в ста. Волк

Ларсен снова громко рассмеялся и помахал рукою, при¬

глашая шлюпку следовать за нами. Его намерение было

очевидно: он решил поиграть с ними, думал я, дать им

хороший урок вместо побоев. Но это был очень опасный

урок, так как шлюпку в любую минуту могло захлестнуть

волной.
Джонсон быстро повернул шлюпку и погнался за

нам1и. Ему больше ничего не оставалось. Смерть подсте¬

регала их со всех сторон. Рано или поздно одна из этих

огромных волн обрушится на шлюпку, перекатится через

нее и все будет кончено.
10.	Джек Лондон. Т. IV.	145

—	То-то им сейчас, поди, тошно у смерти-то в ла¬

пах,— шепнул мне Луис, когда я проходил мимо, чтобы

отдать приказ уёрать бом-кливер и стаксель.
—	Ну, он скоро ляжет в дрейф и подберет их,— бод¬

ро сказал я.— Решил, как видно, проучить их.
Луис многозначительно посмотрел на меня.
—	Вы так думаете? — спросил он.
—	Конечно,— отвечал я.— А вы?
—	Я теперь думаю только об одном — о собственной

шкуре,— был его ответ.— И не перестаю дивиться, как

все складывается. В хорошую историю попал я из-за

лишнего стаканчика в Фриско. Но вы-то влопались и то¬

го хуже — из-за этой дамочки. Будто я вас не знаю! Ви¬

дали М1Ы таких простаков!
—	Что вы хотите этим сказать?—поспешно спросил

я, так как, выпустив этот заряд, он уже двинулся прочь.
—	Что я хочу сказать? — воскликнул он.— Не вам бы

об этом спрашивать! Неважно, что хочу сказать я, важ¬

но, что скажет Волк. Волк, да, да. Волк!
—	Если заварится каша, вы будете на моей сторо¬

не? — невольно вырвалось у меня, ибо он выразил то,

чего в душе боялся я сам».
—	На вашей стороне? Я буду на стороне старого тол¬

стого Луиса. Это еще все пустяки, только начало, говорю

вам.
—	Не думал я, что вы такой трус,— укорил я его.
Он окинул меня презрительным взглядом.
—	Если я пальцем не пошевельнул, чтобы помочь

этому дурню,— он кивнул в сторону крошечного паруса

где-то там за кормой,— так неужто вы думаете, что я

дам проломить себе башку из-за какой-то дамочки, ко¬

торой и в глаза-то не видал?
Я отвернулся, возмущенный, и пошел на корму.
—	Уберите топселя, мистер Ван-Вейден,— сказал мне

Волк Ларсен, когда я поднялся на ют.
Услышав это приказание, я несколько успокоился за

судьбу беглецов. Было ясно, что капитан не имеет на¬

мерения слишком удаляться от них. Эта мысль приобод¬

рила меня, и я быстро исполнил его распоряжение. Едва

успел я отдать команду, как одни матросы уже бросились

к фалам и ниралам, а другие полезли вверх по вантам.

Волк Ларсен заметил их усердие и мрачно улыбнулся.
146

и все же расстояние Авежду шхуной и шлюпкой продол¬

жало увеличиваться, и только когда шлюпка отстала на

несколько миль, мы легли в дрейф и стали поджидать

ее. Все с тревогой следили за ее приближением. Один

Волк Ларсен оставался невозмутим. Даже у Луиса, при¬

стально вглядывавшегося в даль, отразилось на лице

беспокойство, которого он не сумел скрыть.
^ Шлюпка подходила все ближе и ближе, точно жи¬

вое существо, рывками пробираясь среди зеленых бурля¬

щих волн. Она то раскачивалась на гребнях огромных ва¬

лов, то скрывалась из глаз, чтобы через секунду снова

взлететь на гребень. Казалось непостижимым, что она еще

цела, и всякий раз ее появление, сопровождавшееся оче¬

редным головокружительным взлетом, воспринималось,

как чудо. Налетел шквал с дождем!, и из-за колышущей¬

ся водяной завесы вдруг вынырнула шлюпка — почти

вровень с нами.
—	Руль на борт!—заорал Волк Ларсен и, бро¬

сившись к штурвалу, сам резко повернул его.
И снова «Призрак» рванулся вперед и помчался по

ветру, и еще в продолжение двух часов Джонсон и Лич

гнались за нами. А мы опять ложились в дрейф и потом

вновь уносились вперед, и все это время лоскут паруса

метался где-то за кормой, то взлетая к небу, то провали¬

ваясь в пучину. Он был от нас всего в четверти мили, ко¬

гда налетел новый шквал и за пеленой дождя парус со¬

всем скрылся из глаз. Больше мы его не видели. Ветер

разогнал облака, но уже нигде среди волн не м/аячил

жалкий обрывок паруса. На миг мие показалось, что

на высоком гребне мелькнуло черное днище шлюпки. И

это было все. Земные труды Джонсона и Лича пришли к

концу.
Команда продолжала толпиться на палубе. Никто не

спускался вниз, никто не произносил ни слова. Люди не

осмеливались взглянуть друг другу в глаза. Bcej каза¬

лось, были так ошеломлены случившимся, что не могли

аде прийти в себя, осознать до конца то, что произошло.

Но Волк Ларсен не оставил им времени на размышле¬

ния. Он сразу же приказал положить шхуну на курс — и

не на Иокогаму, а на котиковые лежбища. Теперь, на¬

тягивая снасти, матросы работали вяло, угрюмю, и я слы¬

шал, как с губ их срывались проклятия, такие же уг¬
147

рюмые и вялые. Другое дело охотники. Неунывающий

Смок уже принялся рассказывать какую-то историю, и

они спустились в свой кубрик, дружно гогоча.
Направляясь на корму, я увидел спасенного нами ме¬

ханика. Он шагнул ко мне; лицо его было бледно, губы

дрожали.
—	Помилуй бог, сэр! На какое судно мы попали? —

воскликнул он.
—	Вы не слепой, сами все видели,— ответил я почти

грубо, так как сердце у меня сжималось от боли и страха.
—	Где же ваше обещание?—обратился я к Вол¬

ку Ларсену.
—	Я ведь не обещал взять их на борт, я вовсе не

имел этого в виду,— отозвался он.— И как-никак вы дол¬

жны признать, что я «и пальцем к ним не притронулся».
И, рассмеявшись, он повторил:
—	Нет, нет, я и пальцем к ним не притронулся!
Я промолчал. Я был слишком ошеломлен и не мог вы¬

молвить ни слова. Мне надо было собраться с мыслями.

Я чувствовал на себе ответственность за женщину, кото¬

рая спала сейчас там, внизу в каюте, и отчетливо созна¬

вал только одно: нельзя действовать опрометчиво^ если

я хочу хоть чем-нибудь быть ей полезен.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
День закончился без новых происшествий. Неболь¬

шой шторм, «промочив нам жабры», начал затихать. Ме¬

ханик и трое смазчиков после горячей перепалки с Вол¬

ком Ларсеном были все же распределены по шлюпкам

под начало охотников и назначены на вахты на шхуне,

для чего их экипировали в разное старье, отыскавшееся

на складе. После этого, продолжая протестовать, хотя и

не очень громко, они спустились в кубрик на баке. Они

были уже основательно напуганы тем, что им привелось

наблюдать, и характер Волка Ларсена становился им в

какой-то мере ясен, а то, что они услышали здесь о капи¬

тане от матросов, окончательно отбило у них охоту бун¬

товать.
Мисс Брустер — имя ее мы узнали от механика — все

еще спала. За ужином я попросил охотников говорить

тише, чтобы не потревожить ее. Она вышла из своей каю¬
148

ты лишь на следующее утро. Я было распорядился,

чтобы ей подавали отдельно, но Волк Ларсен тотчас на¬

ложил на это запрет.
—	Кто она такая,— заявил он,— чтобы гнушаться

кают-компанией ?
Появление нашей пассажирки за столом привело к

довольно комичным результатам. Охотники тотчас при¬

молкли, точно воды в рот набрали. Только Джок Хорнер

и Смок не проявляли смущения: они украдкой погляды¬

вали на пассажирку и даже пытались принять участие

в разговоре. Остальные четверо уткнулись в свои тарел¬

ки и жевали задумчиво и не торопясь; уши их двигались

в такт с челюстями, как у животных.
Вначале Волк Ларсен говорил мало, разве что отве¬

чал на вопросы. Нельзя сказать, чтобы он был смущен,—

отнюдь нет. Но в мисс Брустер он видел женщину нового

для него типа, незнакомой ему породы, и его любопыт¬

ство было задето. Он внимательно изучал ее — почти не

отрывал глаз от ее лица или следил за движениями ее

рук и плеч. Сам я тоже наблюдал за нею, и хотя раз¬

говор, в сущности, поддерживал один я, мне трудно было

избавиться от некоторого чувства робости и растерянно¬

сти. Волк Ларсен, напротив, держался совершенно непри¬

нужденно. Он был исполнен такой уверенности в себе, ко¬

торую ничто не могло поколебать. Женщин он боялся ни¬

чуть не больше, чем шторма или драки.
—	Когда же мы будем в Иокогаме? — спросила она

вдруг, повернувшись к капитану и взглянув ему прямо

в глаза.
Вопрос был задан без обиняков. Все челюсти сразу

перестали жевать, уши перестали шевелиться, и хотя

глаза у всех по-прежнему были устремлены в тарелки,

каждый ждал ответа с напряженным и жадным! вни¬

манием.
—	Месяца через четыре, а может, и через три, если

сезон окончится рано,— ответил Волк Ларсен.
Она нервно глотнула и неуверенно проговорила:
—	А я считала... мне сказали, что до Иокогамы всего

одни сутки пути. Вы...— Она запнулась, и глаза ее обе¬

жали круг ничего не выражавших лиц, склоненных над

тарелками.— Вы не имеете права так поступать,— закон¬

чила она.
149

—	Этот вопрос вам лучше обсудить с мистером Ван-

Вейденом,— промолвил капитан, насмешливо кивнув в

мою сторону.— Он у нас специалист по вопросам права.

А я простой моряк и смотрю на дело иначе. Вам, быть

может, покажется несчастьем то, что вы должны остаться

с нами, но для нас это, несомненно, большое счастье.
Он, улыбаясь, глядел на нее, и она опустила глаза,

но тут же снова подняла их и с вызовом посмотрела

на меня. Я прочел в ее взгляде немой вопрос: прав ли

он? Но я уже заранее решил, что должен для виду за¬

нимать нейтральную позицию, и промолчал.
—	Каково ваше мнение? —спросила она.
—	Вам не повезло, особенно если вас ждут сейчас

неотложные дела. Но раз вы говорите, что предприняли

путешествие в Японию с целью поправить здоровье, то,

смею вас уверить, на борту «Призрака» вы окрепнете,

как нигде.
В ее взгляде вспыхнуло негодование, и на этот раз

потупиться пришлось мне; я чувствовал, что у меня го¬

рят щеки. Я вел себя, как трус, но другого выхода не

было.
—	Ну, тут мистеру Ван-Вейдену и карты в руки,—

рассмеялся Волк Ларсен.
Я кивнул, а мисс Брустер уже овладела собой и мол¬

ча ждала, что последует дальше.
—	Нельзя сказать, чтобы он стал здоровяком,— про¬

должал Волк Ларсен,— но он изменился к лучшему, по¬

разительно изменился. Посмотрели бы вы на него, когда

он только появился на шхуне. Жалкий, щупленький че-

ловечишко — смотреть не на что. Верно, Керфут?
Керфут был так захвачен врасплох этим неожиданным

обращением к нему, что уронил на пол нож и промычал

в знак согласия что-то маловразумительное.
—	Чистка картофеля и мытье посуды пошли ему впрок.

Так, что ли, Керфут?
Сей достойный муж снова что-то промычал.
—	Поглядите на него сейчас. Силачом его, правда,

не назовешь, ко все же у него появились мускулы, чего

раньше и в помине не было. И теперь он довольно твердо

стоит на ногах. А вначале, поверите ли, совершенно не

мог обходиться без посторонней помощи.
Охотники посмеивались, но сочувственный взгляд де¬
150

вушки вознаградил меня с лихвой за все издевательства

Волка Ларсена. По правде говоря, я так давно не встре¬

чал ни в ком участия, что теперь оно глубоко тронуло

меня, и я сразу стал ее добровольным рабом. Но на

Волка Ларсена я был зол. Своим!и оскорблениями он

бросал вызов мюему мужскому достоинству, как бы под¬

стрекая меня доказать, насколько твердо я стою на но¬

гах,— ведь этим, по его словам), я был обязан ему.
—	Возможно, что стоять на ногах я уже научился,—

отпарировал я,— а вот попирать людей ногами — к этому

еще не привык.
Он пренебрежительно поглядел на меня.
—	Значит, ваше перевоспитание еще далеко не за¬

кончено,— сухо обронил он и повернулся к мисс Бру-

стер: — Мы здесь на «Призраке» очень гостеприим^ны.

Мистер Ван-Вейден уже убедился в этом. Мы идем на

все, лишь бы наши гости чувствовали себя как дома. Не

так ли, мистер Ван-Вейден?
—	Даже разрешаете им чистить картофель и мыть

посуду, не говоря уже о tomi, что порой хватаете их за

горло в знак особого дружеского расположения.
—	Боюсь, что со слов мистера Ван-Вейдена вы мо¬

жете составить себе превратное представление о нас,—

с притворным беспокойством перебил меня Волк Лар¬

сен.— Заметьте, мисс Брустер, что он носит на поясе те¬

сак, а это, гм», вещь довольно необычная для помощника

капитана. Вообще мистер Ван-Вейден человек, достой¬

ный всяческого уважения, но иногда он, как бы это ска¬

зать, бывает довольно неуживчив, и тогда приходится

прибегать к крутым мерам. Впрочем, в спокойные М1инуты

он достаточно рассудителен и справедлив, как, напри¬

мер, сейчас, и, вероятно, не станет отрицать, что лишь

вчера грозил убить меня.
Я чуть не задохнулся от возмущения, и глаза мои,

верно, пылали. Ларсен указал на меня.
—	Вот, посмотрите на него! Он еле сдерживается,

даже в вашем присутствии. Конечно, он не привык к

женскому обществу! Придется и м»не вооружиться, иначе

я не рискну выйти вместе с ним на палубу.
—	Прискорбно, прискорбно,— помолчав, пробор¬

мотал он, в то время как охотники покатывались со

смеху.
151

Осипшие от морского ветра голоса этих людей и рас¬

каты их грубого хохота звучали зловеще и дико. Да и

все кругом было диким. И, глядя яа эту женщину, такую

далекую и чуждую всем нам, я впервые осознал, на¬

сколько сам я сжился с этой средой. Я успел хорошо

узнать этих людей, узнать их мысли и чувства; я стал од¬

ним из них, жил их жизнью — жизнью морских промыс¬

лов, питался, как все на морских промыслах, и был по¬

гружен в те же заботы. И это уже не казалось мне стран¬

ным, как не казалась странной эта грубая одежда и гру¬

бые лица, дикий смех, ходившие ходуном переборки каю¬

ты и раскачивающиеся лампы.
Намазывая маслом ломоть хлеба, я случайно остано¬

вил взгляд на своих руках. Суставы были ободраны в

кровь и воспалены, пальцы распухли, под ногтями

грязь. Я знал, что оброс густой щетинистой бородой, что

рукав мюей куртки лопнул по шву, что у ворота грубой

синей рубахи не хватает пуговицы. Тесак, о котором упо¬

мянул Волк Ларсен, висел в ножнах у пояса. До сих

пор это казалось мне вполне естественным, и только сей¬

час, взглянув на все глазами Мод Брустер, я понял, на¬

сколько дикий, должно быть, у меня вид — ну меня и

у всех окружающих.
Она почувствовала насмешку в словах Волка Ларсе¬

на и снова бросила мне сочувственный взгляд. Но я за¬

метил, что она смущена. Ироническое отношение ко мне

Волка Ларсена заставило ее еще больше встревожиться

за свою судьбу.
—	Быть может, меня возьмет на борт какое-нибудь

встречное судно? — промолвила она.
—	Никаких судов, кроме охотничьих шхун, вы

здесь не встретите,— возразил Волк Ларсен.
—	Но у меня нет одежды, нет ничего необходимого,—

сказала она.— Вы, верно, забываете, сэр, что я не

мужчина и не привыкла к той кочевой жизни, которую,

по-видимому, ведете вы и ваши люди.
—	Чем скорее вы привыкнете к ней, тем лучше,— от¬

вечал Волк Ларсен.— Я дам вам материю, иголку и нит¬

ки,—помолчав, добавил он.—Надеюсь, для вас не соста¬

вит слишком большого труда сшить себе одно-два платья.
Она криво усмехнулась, давая понять, что не иску¬

шена в швейном» искусстве. Мне было ясно, что она испу¬
152

гана и сбита с толку, но отчаянно старается не подать

виду.
—	Надо полагать, вы, вроде нашего мистера Ван-Вей¬

дена, привыкли, чтобы за вас все делали другие. Думаю

все же, что ваше здоровье не пострадает, если вы будете

кое-что делать для себя сами. Кстати, чем вы зараба¬

тываете на жизнь?
Она поглядела на него с нескрываемым изумлением.
—	Не в обиду вам будь сказано, но людям ведь надо

есть и они должны как-то добывать себе пропитание.

Эти вот бьют котиков, тем и живут, я управляю своей

шхуной, а М1истер Ван-Вейден, по крайней мере сейчас,

добывает свой харч, помюгая мне. А вы чем занимаетесь?
Она пожала плечами.
—	Вы сами кормите себя? Или это делает за вас кто-

то другой?
—	Боюсь, что большую часть жизни меня кормили

другие,— засмеялась она, мужественно стараясь попасть

ему в тон, но я видел, как в ее глазах, которые она не

сводила с него, растет страх.
—	Верно, и постель вам стлали другие?
—	Мне случалось и самой делать это.
—	Часто?
Она покачала головой с шутливым раскаянием».
—	А вы знаете, как поступают в Соединенных Шта¬

тах с бедняками, которые, подобно вам, не зарабатывают

себе на хлеб?
—	Я очень невежественна,— жалобно проговорила

она.— Что же там делают с таким>и, как я?
—	Сажают в тюрьму. Их преступление заключается

в том, что они не зарабатывают на пропитание, и это

называется бродяжничеством. Будь я мистером Ван-Вей¬

деном, который вечно рассуждает о том, что справедливо

и что нет, я бы спросил вас: по какому праву вы живете

на свете, если вы не делаете ничего, чтобы оправдать

свое существование?
—	Но вы не М1истер Ван-Вейден, и я не обязана от¬

вечать вам, не так ли?
Она насмешливо улыбнулась, хотя в глазах у нее по-

прежнему стоял страх, и у меня сжалось сердце — так

это было трогательно. Я чувствовал,. что должен вме¬

шаться и направить разговор в другое русло.
153

—	Заработали вы хоть доллар собственным тру¬

дом? — тоном торжествующего обличителя спросил ка¬

питан, заранее уверенный в ее ответе.
—	Да, заработала,— отвечала она не спеша, и я чуть

не расхохотался, увидев, как вытянулось лицо Волка Лар¬

сена.— Помнится, когда я была совсем маленькой, отец

дал мне доллар за то, что я целых пять минут просиде¬

ла смирно.
Он снисходительно улыбнулся.
—	Но это было давно,— продолжала она,— и навряд

ли вы станете требовать, чтобы девятилетняя девочка

зарабатывала себе на хлеб.
И, немного помедлив, она добавила:
—	А сейчас я зарабатываю около тысячи В0СЬМ1ИС0Т

долларов в год.
Все, как по команде, оторвали глаза от тарелок и ус¬

тавились на нее. На женщину, зарабатывающую тыся¬

чу восемьсот долларов в год, стоило посмотреть! Волк

Ларсен не скрывал своего восхищения.
—	Это жалованье или сдельно?—спросил он.
—	Сдельно,— тотчас ответила она.
—	Тысяча восемьсот. Полтораста долларов в месяц,—

подсчитал он.— Ну что ж, мисс Брустер. У нас здесь на

«Призраке» широкий размах. Считайте себя на жало¬

ванье все время, пока вы остаетесь с нами.
Она ничего не ответила. Неожиданные выверты этого

человека были для нее еще внове, и она не знала, как к

ним отнестись.
—	Я забыл спросить о вашей профессии,— вкрадчи¬

во продолжал он.— Какие предм1еты вы изготовляете?

Какие вам потребуются материалы и инструменты?
—	Бумага и чернила,— рассмеялась она.— Ну и, ра¬

зумеется, пишущая машинка!
—	Так вы — Мод Брустер! — медленно и уверенно

проговорил я, словно обвиняя ее в преступлении.
Она с любопытством взглянула на меня.
—	Почему вы так думаете?
—	Ведь я не ошибся? — настаивал я.
Она кивнула. Теперь уже Волк Ларсен был озадачен.

Это магическое имя ничего не говорило ем1у. Я же гордил¬

ся теМ| что мне оно говорило очень много, и впервые за
154

время этой томительной беседы^ почувствовал свое гпре-

восходство.
—	Помнится, мне как-то пришлось писать рецензию

на маленький томик...— начал я небрежно, но она пере¬

била меня,
—	Вы? — воскликнула она.— Так вы...
Она смотрела на меня во все глаза.
Я кивком подтвердил ее догадку.
—	Хэмфри Ван-Вейден! — закончила она со вздохом

облегчения и, бросив невольный взляд в сторону Волка

Ларсена, воскликнула: — Как я рада!..
Ощутив некоторую неловкость, когда эти слова со¬

рвались у нее с губ, она поспешила добавить:
—	Я помню эту чересчур лестную для меня рецен¬

зию...
—	Вы не правы,— галантно возразил я.— Говоря

так, вы сводите на нет мою беспристрастную оценку и

ставите под сомнение мои критерии. А ведь все наши кри¬

тики были согласны со мной. Разве Лэнг не отнес ваш

«Вынужденный поцелуй» к числу четырех лучших англий¬

ских сонетов, вышедших из-под пера женщины?
—	Но вы сами при этом назвали меня американской

миссис Мейнелл!
—	А разве это неверно?
—	Не в том дело,— ответила она.— Просто мне бы¬

ло обидно.
—	Неизвестное измеримо только через известное,—

пояснил я в наилучшей академической манере.— Я, как

критик, обязан был тогда определить ваше место в лите¬

ратуре. А теперь вы сами стали мерой вещей. Семь ваших

гомиков стоят у меня на полке, а рядом с ними две

книги потолще — очерки, о которых я, если позволите,

скажу, что они не уступают вашим стихам, причем я, по-

жалуй,^не возьмусь определить, для каких ваших произ¬

ведений это сопоставление более лестно. Недалеко то

время, когда в Англии появится никому не известная

поэтесса и критики назовут ее английской Мод Брустер.
—	Вы, право, слишком любезны,— мягко проговорила

она, и сама условность этого оборота и манера, с которой

она произнесла эти слова, пробудили во мне множество

ассоциаций, связанных с моей прежней жизнью далеко,

далеко отсюда. Я был глубоко взволнован. И в этом
155

волнении была не только сладость воспоминаний, но и

внезапная острая тоска по дому.
—	Итак, вы — Мод Брустер!—торжественно произ¬

нес я, глядя на нее через стол.
—	Итак, вы—Хэмфрй Ван-Вейден! — отозвалась

она, глядя на меня столь же торжественно и с уваже¬

нием.— Как все это странно! Ничего не понимаю. Может

быть, надо ожидать, что из-под вашего трезвого пера

выйдет какая-нибудь безудержно романтическая морская

история?
—	О нет, уверяю вас, я здесь не занимаюсь собира¬

нием) материала,— отвечал я.— У меня нет ни способно¬

стей, ни склонности к беллетристике.
—	Скажите, почему вы погребли себя в Калифор¬

нии? — спросила она, помолчав.— Это, право, нелюбезно

с вашей стороны. Вас, нашего второго «наставника амери¬

канской литературы», почти не было видно у нас на

Востоке.
Я ответил на ее комплимент поклоном/, но тут же

возразил:
—	Тем не менее я однажды чуть не встретился с ва¬

ми в Филадельфии. Там отмечали какой-то юбилей Брау¬

нинга, и вы выступали с докладом. Но мой поезд опоздал

на четыре часа.
Мы так увлеклись, что совсем забыли окружающее,

забыли о Волке Ларсене, безмолвно внимавшем нашей бе¬

седе. Охотники поднялись из-за стола и ушли на палубу,

а мы всё сидели и разговаривали. Один Волк Ларсен

остался с нами. Внезапно я снова ощутил его присут¬

ствие: откинувшись на стуле, он с любопытством прислу¬

шивался к чужому языку неведомого ему мира.
Я оборвал незаконченную фразу на полуслове. Насто¬

ящее, со всеми его опасностями и тревогами, грозно встало

предо мной. Мисс Брустер, видимо, почувствовала то же,

что и я: она взглянула на Волка Ларсена, и я снова прочел

затаенный ужас в ее глазах. Ларсен встал и деланно рас¬

смеялся. Смех его звучал холодно и безжизненно.
—	О, не обращайте на меня внимания! — сказал он,

с притворным самоуничижением махнув рукой.— Я в счет

яе иду. Продолжайте, продолжайте, прошу вас!
Но поток нашего красноречия сразу иссяк, и м»ы тоже

натянуто рассмеялись и встали из-за стола.
156

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Волк Ларсен был чрезвычайно раздосадован тем, что

мы с Мод Брустер не обращали на него внимания во вре¬

мя нашей застольной беседы, и ему нужно было , сорвать

на ком-то злобу. Жертвой ее пал Томас Магридж. Кок

не изменил своим привычкам, как не сменил он и своей

рубашки. Насчет рубашки он, впрочем, утверждал обрат¬

ное, но вид ее опровергал его слова. Засаленные же каст¬

рюли и сковородки и грязная плита также отнюдь не

свидетельствовали о том, что камбуз содержится в чи¬

стоте.
—	Я тебя предупреждал,— сказал ему Волк Лар¬

сен.— Теперь пеняй на себя.
Лицо Магриджа побледнело под слоем сажи, а когда

Волк Ларсен позвал двух матросов и велел принести ко¬

нец, злополучный кок выскочил, как ошпаренный, из

камбуза и заметался по палубе, увиливая от матросов,

с хохотом пустившихся за ним в погоню. Вряд ли что-ни¬

будь могло доставить им большее удовольствие. У всех

чесались руки выкупать его в море, ведь именно в матрос¬

ский кубрик посылал он самую омерзительную свою

стряпню. Погода благоприятствовала затее. «Призрак»

скользил по тихой морской глади со скоростью не более

трех миль в час. Но Магридж был не из храброго десят¬

ка, и купание ему не улыбалось. Возможно, ему уже дово¬

дилось видеть, как провинившихся тащат за кормой на

буксире. К тому же вода была холодна, как лед, а кок

не мог подвалиться крепким здоровьем.
Как всегда в таких случаях, подвахтенные и охотни¬

ки высыпали на палубу, предвкушая потеху. Магридж,

должно быгь, смертельно боялся воды и проявил такую

юркость и проворство, каких никто от него не ожидал.

Загнанный в угол между кам)бузом1 и ютом, он, как кошка,

вскочил на палубу рубки и побежал к корме. Матросы

бросились ему наперерез, но он повернул, промчался по

крыше рубки, перескочил на камбуз и спрыгнул на па¬

лубу. Тут он понесся на бак, преследуемый по пятам

гребцом Гаррисоном*. Тот уже почти настиг его, как вдруг

Магридж подпрыгнул, ухватился за снасти, повис на

них и, выбросив вперед обе ноги, угодил подбежавше¬

му Гаррисону в живот. Матрос глухо охнул; согнулся

пополам! и повалился на палубу.
157

Охотники приветствовали подвиг кока аплодисмента¬

ми и взрывом хохота, а Магридж, увернувшись у фок-

мачты от доброй половины своих преследователей, опять

побежал к корме, проскальзывая между остальными мат¬

расами, как нападающий между игроками на футбольном

поле. Кок стремительно мчался по юту к корме. Он уди¬

рал с такой поспешностью, что, заворачивая за угол руб¬

ки, поскользнулся и упал. У штурвала стоял Нилсон,

и кок, падая, сшиб его с ног. Оба покатились по палубе,

но встал один Магридж. По странной игре случая, его

тщедушное тело не пострадало, а здоровенный матрос

при этом столкновении сломал себе ногу.
К штурвалу стал Парсонс, и преследование продол¬

жалось. Магридж, обезумев от страха, носился по всему

судну — с носа на корму и обратно. Матросы с криками,

с улюлюканьем гонялись за ним, а охотники гоготали и

подбадривали кока. У носового люка на Магриджа нава¬

лились было трое матросов, но он тут же, как угорь, вы¬

скользнул из-под этой кучи тел и с окровавленной губой

и разодранной в клочья рубахой — виновницей всех его

бед — прыгнул на грот-ванты. Он карабкался все выше

и выше, на самую верхушку мачты.
Человек шесть матросов преследовали его до салин¬

га, где часть их и осталась, выжидая, а дальше, по

тонким стальным штагам, полезли, подтягиваясь на

руках, только двое — Уфти-Уфти и Блэк, гребец Лэти-

мера.
Это было рискованное предприятие: они висели в воз¬

духе в ста футах над палубой, и в таком положении им1

трудно было защищаться от ног Магриджа. А тот ля¬

гался, и весьма свирепо. Наконец Уфти-Уфти, держась

одной рукой, изловчился и схватил кока за ногу; почти

тотчас Блэк схватил его за другую ногу, и все трое, спле¬

тясь в один качающийся клубок и продолжая бороться,

начали скользить вниз, пока не свалились прямо на ру¬

ки поджидавших их на салинге товарищей.
Борьба в воздухе окончилась, и Томаса Магриджа

спустили на палубу. Он визжал и выкрикивал что-то не¬

внятное, на губах у него выступила кровавая пена. Волк

Ларсен завязал петлю на конце троса и продел ее под

мышки коку. Затем Магриджа потащили на корму и

швырнули за борт. Трос начали травить: сорок, пятьде¬
158

сят, шестьдесят футов,— и только тогда Волк Ларсен

крикнул:
—	Довольно!
Уфти-Уфти закрепил трос. «Призрак» качнуло но¬

сом вниз, трос натянулся и вытащил кока на поверх¬

ность.
Нельзя было не пожалеть беднягу. Пусть он и не мюг

утонуть, пусть даже у него, как у кошки, было «девять

жизней», но он испытывал все муки утопающего. «При¬

зрак» шел медленно; когда волна поднимала корму и суд¬

но скользило носом вниз, трос вытаскивал несчастного

на поверхность и он мог немного отдышаться; но затем

судно начинало лениво взбираться «а другую волну, кор¬

ма опускалась, трос ослабевал, и кок. снова погружался

в воду,
Я совсем забыл о существовании Мод Брустер и

ВСП0М1НИЛ о ней лишь в ту минуту, когда она внезапно по¬

явилась рядом со мной. Она подошла так неслышно, что

я вздрогнул от неожиданности, увидев ее. Она впервые

показывалась на палубе, и команда встретила ее гробо¬

вым молчанием.
—	Что тут за веселье? —спросила она.
—	Спросите капитана Ларсена,— холодно ответил я,

стараясь сохранить самообладание, хотя вся кровь во мне

закипела при мысли, что женщине предстоит стать свиде¬

тельницей этой жестокой потехи.
Мод Брустер повернулась, чтобы последовать моему

совету, и взгляд ее упал на Уфти-Уфти. Он стоял в двух

шагах от нее, держа в руке конец троса, вся его подобран¬

ная, настороженная фигура дышала природным изящест¬

вом.
—	Вы ловите рыбу? —спросила она матроса.
Он не отвечал. Глаза его, вним1ательно оглядывавшие

море за кормой, внезапно расширились.
—	Акула, сэр! — крикнул он.
—	Тащи! Живо! Берись все разом! — скомандовал

Волк Ларсен и сам, опередив других, подскочил к тросу.
Магридж услыхал предостерегающий крик Уфти-Уф-

ти и дико заорал. Я уже мог разглядеть черный плавник,

рассекавший воду и настигавший кока быстрее, чем мы

успевали подтаскивать его к шхуне. У нас и у акулы

шансы были равны — вопрос решали доли секунды. Ко¬
159

гда Магридж был уже под самой кормой, нос шхуны

взмыл на гребень волны. Корма опустилась, и это дало

преимущество акуле. Плавник скрылся, в воде мелькнуло

белое брюхо. Волк Ларсен действовал почти столь же стре¬

мительно. Всю свою силу он вложил в один мюгучий ры¬

вок. Тело кока взвилось над водой, а за ним высунулась

голова хищника. Магридж поджал ноги. Акула, казалось,

едва коснулась одной из них и тут же с всплеском ушла

под воду. Но в этот миг Томас Магридж издал пронзи¬

тельный вопль. В следующую секунду он, как пойманная

на удочку рыба, перелетел через борт, упал на четве¬

реньки и перекувырнулся раза два.
На палубу брызнул фонтан крови. Правой ступни

Магриджа как не бывало: акула отхватила ее по самую

щиколотку. Я взглянул на Мод Брустер. Ее лицо побе¬

лело, глаза расширились от ужаса. Но она смотрела не

на Томаса Магриджа, а на Волка Ларсена. Он заметил

это и сказал с обычным коротким» смешком:
—	У м»ужчин свои развлечения, мисс Брустер. Мо¬

жет, они грубее, чем те, к которым вы привыкли, но это

наши, мужские развлечения. Акула не входила в расчет.

Она...
В этот миг Магридж приподнял голову и, оценив раз¬

меры своей потери, переполз по палубе и со всей мочи

впился зубами в ногу капитана. Ларсен спокойно нагнул¬

ся и большим и указательным пальцами сдавил ему шею

чуть пониже ушей. Челюсти кока медленно разжа¬

лись, и Ларсен высвободил ногу.
—	Как я уже сказал,— продолжал он, будто ничего

не произошло,— акула не входила в расчет. То была...

ну, скажем, воля провидения!
Мод Брустер словно не слышала его слов, но в гла¬

зах у нее появилось новое выражение — гнева и отвраще¬

ния. Она хотела уйти, сделала шага два, пошатнулась и

протянула ко мне руку. Я подхватил ее и усадил на па¬

лубу рубки. Я боялся, что она лишится чувств, но она

овладела собой.
—	Принесите турникет, мистер Ван-Вейден,—крикнул

мне Волк Ларсен.
Я колебался. Губы мисс Брустер зашевелились, и, хо¬

тя она не могла вымолвить ни слова, ее глаза ясно при¬

казывали мне прийти на помощь пострадавшему.
160

«МОРСКОЙ волк>

«морской волк>.

—	Прошу вас!—собравшись с силами, пробормотала

она, и я не мог ослушаться.
Я уже приобрел некоторый навык в хирургии, и Волк

Ларсен, дав мне в помощь двоих матросов и сделав не¬

сколько указаний, тут же занялся другим делом — он ре¬

шил отомстить акуле. За борт бросили на тросе массив¬

ный крюк, насадив на него в качестве приманки жирный

кусок солонины. Я едва успел зажать Магриджу все

поврежденные вены и артерии, как матросы, помогая се¬

бе песней, уже вытаскивали провинившегося хищника из

воды.
Я не видел, что происходило у грот-мачты, но мои

«ассистенты» поочередно бегали туда поглядеть. Шестна¬

дцатифутовую акулу подтянули к грот-вантам. Рычагами

ей до предела раздвинули челюсти, вставили в пасть

заостренный с обоих концов крепкий кол, и челюсти уже

не могли сомкнуться. После этого, вытащив из пасти за¬

севший там крюк, акулу бросили в море. Все еще полная

сил, но совершенно беспомощная, она была обречена на

медленную голодную смерть, которой заслуживала куда

меньше, чем человек, придумавший для нее эту кару.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Когда Мод Брустер направилась ко мне, я уже знал,

о чем» пойдет речь. Минут десять я наблюдал, как она

толкует о чем-то с механиком, и теперь молча поманил

ее в сторону, подальше от рулевого. Лицо ее было бледно

и решительно, глаза, расширившиеся от волнения, каза¬

лись особенно большими и смотрели на меня испытующе.

Я почувствовал какую-то робость и даже страх, так как

знал, что она хочет заглянуть в душу Хэмфри Ван-Вейде¬

на, а Хэмфри Ван-Вейден едва ли мог особенно гордить¬

ся собой, с тех пор как ступил на борт «Призрака».
Мы подошли к краю юта, и девушка повернулась и

взглянула на меня в упор. Я осмотрелся: не подслуши¬

вают ли нас.
—	В чем дело? — участливо спросил я, но лицо ее

оставалось все такими же решительным и суровым.
—	Я готова допустить,— начала она,— что утреннее

происшествие было просто несчастным случаем. Но я
11.	Джек Лондон. Т. IV.	161*

только что говорила с мистером Хэскинсом. Он расска¬

зал мне, что в тот день, когда нас спасли, в то самое вре¬

мя, когда я спала в каюте, двух человек утопили, предна¬

меренно утопили, попросту говоря — убили.
В голосе ее звучал вопрос, и она все так же смотрела

на меня в упор, словно обвиняя в этом преступлении или

по крайней мере в соучастии в нем.
—	Вам сказали правду,— ответил я.— Их действи¬

тельно убили.
—	И вы допустили это! — воскликнула она.
—	Вы хотите сказать, что я не мог этого предотвра¬

тить? — мягко возразил я.
—	Но вы пытались? — Она сделала ударение на «пы¬

тались»; в голосе ее звучала надежда.— Да нет, вы и не

пытались! —тут же добавила она, предвосхитив мой от¬

вет.— Но почему же?
Я пожал плечами.
—	Не забывайте, мисс Брустер, что вы еще совсем

недавно попали сюда и не знаете, какие тут царят законы.

Вы принесли с собой некие высокие понятия о гуманно¬

сти, чести, благородстве и тому подобных вещах. Но вы

скоро убедитесь, что здесь им нет места.— И, помолчав,

я добавил с невольным вздохом:—Мне уже при¬

шлось убедиться в этом‘.
Она недоверчиво покачала головой.
—	Чего же вы хотите? — спросил я.— Чтобы я взял

нож, ружье или топор и убил этого человека?
Она испуганно отшатнулась.
—	Нет, только не это!
—	Так что же? Убить себя?
—	Почему вы все говорите только о физическом воз¬

действии?— возразила она.— Ведь существует еще ду¬

ховное мужество, и оно всегда оказывало свое влияние.
—	Так,— улыбнулся я.— Вы не хотите, чтобы я уби¬

вал его или себя, но хотите, чтобы я позволил ему убить

меня.
И, не дав ей возразить, я продолжал:
—	Духовное мужество — бесполезная добродетель в

этом крохотном плавучем мирке, куда мы с вами попали.

У одного из убитых, Лича, это мужество было развито

необычайно сильно. Да и у второго, у Джонсона,^— тоже.

И это не принесло им добра — наоборот, погубило их.
162

Такая же судьба ждет и меня, если я вздумаю проявить

то небольшое мужество, которое еще во мне осталось.
Вы должны понять, мисс Брустер, понять раз и на¬

всегда, что Ларсен — это не человек, а чудовище. Он ли¬

шен совести. Для него нет ничего святого. Он не останав¬

ливается ни перед чем». По его прихоти меня насильно за¬

держали на этой шхуне, и только по его прихоти я пока

еще цел. Я ничего не предпринимаю и не могу предпри¬

нять, потому что я раб этого чудовища, как и вы те¬

перь его рабыня, потому что я хочу жить, как и вы хоти¬

те жить, и еще потому, что я не в состоянии бороться и

победить его, как и вы этого не можете.
Она молчала, ожидая, что я скажу еще.
—	Что же остается? Я в положении слабого. Я мол¬

чу и терплю унижения, как и вам придется молчать и

терпеть. И это разумно. Это лучшее, что мы мюжем сде¬

лать, если хотим* жить. Победа не всегда достается силь¬

ному. У нас не хватит сил, чтобы открыто бороться с ним.

Значит, мы должны действовать иначе и постараться по¬

бедить его хитростью. И вы, если захотите последовать

моему совету, должны будете поступать так. Я знаю, что

мое положение опасно, но ваше, скажу вам откровенно,—

еще опаснее. И мы должны стоять друг за друга и дей¬

ствовать сообща, но хранить наш союз в тайне. Может

случиться, что я не смогу открыто поддержать вас; точно

так же и вы должны молчать при любых оскорблениях,

которые могут выпасть на мою долю. Нельзя перечить

этому человеку и раздражать его. Как бы это нам ни пре¬

тило, М1Ы должны улыбаться и быть любезны с ним.
—	Все же я не понимаю...— сказала она и с растерян¬

ным видом провела рукой по лбу.
—	Послушайтесь меня,— решительно произнес я, за¬

метив, что Волк Ларсен, который расхаживал по палубе,

разговаривая с Лэтимером, начал поглядывать в нашу

сторону.— Послушайтесь меня» и вы очень скоро убеди¬

тесь, насколько я прав.
—	Так что же мне все-таки делать? —спросила она,

заметив тревожный взгляд, брошенный мною на Волка

Ларсена, и, по-видимому, поддавшись силе моих убежде¬

ний, что не могло не польстить мне.
—	Прежде всего оставьте мысль о духовном мужест¬

ве,— поспешно сказал я.— Не восстанавливайте этого
163

зверя против! себя. Держитесь с ним приветливо; беседуй¬

те о литературе и искусстве — такие темы он очень любит.

Вы увидите, что он внимательный слушатель и отнюдь

не дурак. И ради самой себя старайтесь не присутство¬

вать при всевозможных зверствах, которые частенько по¬

вторяются на этом судне. Тогда вам легче будет играть

свою роль.
—	Так я должна лгать? — с возмущением произнесла

она.— Лгать словами и поступками?
Волк Ларсен отошел от Лэтимера и направлялся к

нам. Я был в отчаянии.
—	Умоляю вас, поймите меня,— торопливо прогово¬

рил я, понизив голос.— Весь ваш жизненный опыт здесь

ничего не стоит. Вы должны все начинать сызнова. -Да,

я знаю, я вижу, что вы привыкли взглядом подчинять

себе людей. Я читаю в ваших глазах большое ду¬

ховное мужество, и вы уже подчиняли себе меня, повеле¬

вали мной. Но не пытайтесь воздействовать такими путем

на Волка Ларсена,— он только посмеется над вами. Ско¬

рее вам удалось бы укротить льва. Он станет... Я всегда

гордился тем, что открыл этот талант,— поспешно свер¬

нул я разговор на другое, заметив, что Ларсен уже под¬

нялся на ют и приближается к нам.— Редакторы побаива¬

лись его, издатели слышать о нем не хотели. Но я оце¬

нил его сразу и не ошибся: его гений показал себя в полг

ном блеске, когда он выступил со своей «Кузницей».
—	И подумать только, что это газетные стихи! —

ловко подхватила мисс Брустер.
—	Да, они действительно впервые увидели свет в га¬

зете,— подтвердил я,— но отнюдь не noTOMiy, что редак¬

торам журналов не удалось заранее познакомиться

с ними.
—	Мы толковали о Гаррисе,— пояснил я, обращаясь

к Волку Ларсену.
—	А! — проронил он.— Помню я эту «Кузницу».

Всякие красивые чувства и несокрушимая вера в иллю¬

зии. Кстати, мистер Ван-Вейден, заглянули бы вы к на¬

шему коку. Он воет от боли и мечется на койке.
Так м)еня бесцеремонно спровадили с юта к Магрид-

жу; Магридж лежал, погруженный в крепкий сон по¬

сле хорошей дозы морфия, которую я сам же ему дал. Но

я не стал торопиться обратно на. палубу, а когда под¬
164

нялся, то почувствовал некоторое удовлетворение, уви¬

дев, что мисс Брустер оживленно беседует с капитаном.

Значит, она все-таки последовала моему совету. Повто¬

ряю, я был доволен. И вместе с тем несколько огорчен и

уязвлен: итак, она оказалась способной на то, о чем я ее

просил и что так явно претило ей!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Крепкий попутный ветер дул ровно и гнал «Призрак»

к северу, прямо на стада котиков. Мы встретились с ни¬

ми почти у самой сорок четвертой параллели, в бурных

холодных водах, над которыми ветер вечно терзает и рвет

густую пелену тумана. Иногда мы целыми днями не виде¬

ли солнца и не мюгли делать наблюдений. Потом ветер

разгонял туман, вокруг нас снова искрились и сверкали

волны, и мы могли определять свои координаты. Но по¬

сле двух-трех дней ясной погоды туман опять стлался

над морем и, казалось, еще более густой, чем прежде.
Охота была опасной. Но каждое утро шлюпки спуска¬

лись на воду, туман тут же поглощал их, и мы уже не ви¬

дели их до самого вечера, а то и до ночи, когда они, одна

за другой, появлялись наконец из серой мглы, словно

вереница морских призраков. Уэйнрайт — охотник, захва¬

ченный Волком Ларк:еном вместе со шлюпкой и двумя

матросами,— воспользовался туманом и бежал. Как-то

утром он скрылся за плотной пеленой тумана вместе со

своими людьми, и больше мы их не видели. Вскоре мы

узнали, что они, переходя со шхуны на шхуну, благопо¬

лучно добрались до своего судна.
Я твердо решил последовать их примеру, но удобно¬

го случая все не представлялось. Помощнику капитана

не положено выходить на шлюпке, и, хотя я всячески пы¬

тался обойти это правило. Волк Ларсен не изменил заве¬

денного порядка. Ехли бы этот план мне удался, я так

или иначе сумел бы увезти с собой и мисс Брустер. Ее

положение на шхуне все более усложнялось, и я со стра¬

хом думал о TOMI, к чему это может привести. Как ни ста¬

рался я гнатть от себя эти мысли, они неотступно пресле¬

довали меня.
В свое время я перечитал немало' морских романов,
165

» которых неизменно фигурировала женщина,— одна на

корабле среди л«атросов,— но только теперь я понял, что

никогда, в сущности, не вдумывался в эту ситуацию, хо¬

тя авторы и обыгрывали ее со всех сторон. И вот я сам

столкнулся с таким же положением лицом к лицу и пере¬

живал его чрезвычайно остро. Ведь героиней была Мод

Брустер — та самая Мод Брустер, чьи книги уже давно

очаровывали меня, а теперь я испытывал на себе и всю

силу ее личного обаяния.
Трудно было представить себе существо, более чуж¬

дое этой грубой среде. Это было нежное, эфирное созда¬

ние. Тоненькая и гибкая, как тростинка, она отличалась

удивительной легкостью и грацией движений. Мне чуди¬

лось, что эта девушка совсем не ступает по земле,— такой

она казалась невесомой. Когда Мод Брустер приближа¬

лась ко мне, у меня всякий раз создавалось впечатление,

что она не идет, а скользит по воздуху, как пушинка,

или парит бесшумно, как птица.
Нежная и хрупкая, она походила на дрезденскую фар¬

форовую статуэтку, и было в этом что-то необычайно тро¬

гательное. С той минуты, когда я, поддерживая ее под

локоть, помог ей спуститься в каюту, мне постоянно ка¬

залось, что одно грубое прикосновение — и ее не станет.

Никогда я не видел более полной гармонии тела и духа.

Ее стихи называли утонченными и одухотворенными, но

то же самое можно было сказать и о ее внешности.

Казалось, ее тело переняло свойства ее души, приобре¬

ло те же качества и служило лишь тончайшей нитью,

связующей ее с реальной жизнью. Воистину легки бы¬

ли ее шаги по земле и мало было в ней от сосуда скудель¬

ного.
Она являла разительный контраст Волку Ларсену.

Между ними не только не было ничего общего, но они

во всем были резко противоположны друг другу. Как-то

утром, когда они гуляли вдвоем по палубе, я, глядя на

них, подумал, что они стоят на крайних ступенях эволю¬

ции человеческого общества. Ларсен воплощал в себе пер¬

вобытную дикость, Мод Брустер — всю утонченность со¬

временной цивилизации. Правда, Ларсен обладал необы¬

чайно развитым для дикаря интеллектом, но этот интел¬

лект был целиком направлен на удовлетворение ^го зве¬

риных инстинктов и делал его еще более страшным ди¬
166

карем. У него была великолепная мускулатура, мощное

тело, но, несмотря на его грузность, шагал он легко и

уверенно. В том, как он поднимал и ставил ногу, было

что-то напоминавшее хищника в джунглях. Все его движе¬

ния отличались кошачьей мягкостью и упругостью,

но превыше всего в нем чувствовалась сила. Я срав¬

нивал этого человека с огромным тигром, бесстрашным

и хищным зверем. Да, он, несомненно, походил на тигра,

и в глазах у него часто вспыхивали такие же свирепые

огоньки, какие мне доводилось видеть в глазах у леопар¬

дов и других хищников, посаженных в клетку.
Сегодня, наблюдая за Ларсеном и мисс Брустер, ко¬

гда они прохаживались взад и вперед по палубе, я заме¬

тил, что не он, а она положила конец прогулке. Они про¬

шли мимо меня, направляясь к трапу в кают-компанию,

и я сразу почувствовал, что мисс Брустер чем-то крайне

встревожена, хотя и не подает виду. Взглянув на меня,

она произнесла несколько ничего не значащих слов и рас¬

смеялась довольно непринужденно, но глаза ее, словно

помимо воли, обратились на Волка Ларсена, и, хотя она

тотчас опустила их, я успел заметить промелькнувший

в них ужас.
Разгадку этого я прочел в его глазах. Серые, холод¬

ные, жестокие, глаза эти теплились сейчас мягким, золо¬

тистым светом. Казалось, в них пляшут крохотные искор¬

ки, которые то меркн)пг и затухают, то разгораются так,

что весь зрачок полнится лучистым сиянием». Оттого, быть

может, в них и был этот золотистый свет. Они м>анили

и повелевали, говорили о волнении в крови. В них горе¬

ло желание — какая женщина мюгла бы этого не понять!

Только не Мод Брустер!
Ее испуг передался мне, и в этот миг самого отпаян¬

ного страха, какой может испыгать мужчина, я понял, как

она мне дорога. И вместе с нахлынувшим на меня

страхом росло сознание, что я люблю ее. Страх и любовь

терзали мюе сердце, заставляли кровь то леденеть, то

бурно кипеть в жилах, и в то же время какая-то сила,

над которой я был не властен, приковывала мой взгляд

к Волку Ларсену. Но он уже овладел собой. Золотистый

свет и пляшущие искорки погасли в его глазах, взгляд

снова стал холодным и жестким!. Он сухо поклонился

и ушел.
167

—	Мне страшно,— прошептала Мод Брустер, и по те¬

лу ее пробежала дрожь.— Как мне страшно!
Мне тоже было страшно, и я был в полном смятении,

поняв, как много она для меня значит. Все же, сделав

над собой усилие, я ответил спокойно:
—	Все обойдется, мисс Брустер! Все обойдется, по¬

верьте!
Она взглянула на меня с благодарной улыбкой, от ко¬

торой сердце мое затрепетало, и начала спускаться по

трапу.
А я долго стоял там, где она оставила меня. Я дол¬

жен был разобраться в происшедшем, понять значение

совершившейся в моей жизни перемены. Итак, любовь

наконец пришла ко мне, пришла, когда я менее всего ее

ждал, когда все запрещало мне даже помышлять о ней.

Раздумывая над жизнью, я, разумеется, всегда призна¬

вал, что любовь рано или поздно постучится и ко мне. Но

долгие годы, проведенные в одиночестве, среди книг, не

могли подготовить меня к встрече с нею.
И вот любовь пришла! Мод Брустер! Память мгно¬

венно перенесла меня к тому дню, когда первый тонень¬

кий томик ее стихов появился на моем письменном столе.

Как наяву, встал предо мной и весь ряд таких же томи¬

ков, выстроившихся на моей книжной полке. Как я при¬

ветствовал появление каждого из них! Они выходили по

одному в год и как бы знаменовали для меня наступле¬

ние нового года. Я находил в них родственные мне мысли

и чувства, и они стали постоянными спутниками моей

духовной жизни. А теперь заняли место и в моем

сердце.
В сердце? Внезапно мои мысли приняли другое на¬

правление. Я словно взглянул на себя со стороны и усо¬

мнился в себе. Мод Брустер... Я — Хэмфри Ван-Вейден,

которого Чарли Фэрасет окрестил «рыбой», «бесчувствен¬

ным чудовищем», «демоном анализа»,— влюблен! И тут

же, без всякой видимой связи, мне пришла на память ма¬

ленькая заметка в биографическом справочнике, и я ска¬

зал себе: «Она родилась в Кембридже, ей двадцать семь

лет». И мысленно воскликнул: «Двадцать семь лет, и она

все еще свободна и не влюблена!» Но откуда я мог знать,

что она не влюблена? Боль от внезапно вспыхнувшей

ревности подавила остатки сомнений. В чем тут еще со¬
168

мневаться! Я ревную—значит, люблю. И женщина, кото¬

рую я люблю,— Мод Брустер!
Как? Я, Хэмфри Ван-Вейден, влюблен? Сомнения

снова овладели мной. Не то чтобы я боялся любви или

был ей не рад. Напротив, убежденный идеалист^ я всегда

восхвалял любовь, считал ее величайшим благом

на земле, целью и венцом существования, самой яркой ра¬

достью и самым большим счастьем, которое следует при¬

зывать и встречать с открытой душой. Но когда любовь

пришла, я не мог этому поверить. Такое счастье не для

меня, ^о СЛИШКОМ) невероятно. Мне невольно припом¬

нились стихи Саймонса:
Средь сонма женщин много долгих лет

Блуждал я, но искал тебя одну.
А Я давно перестал искать, решив, что «величайшее

благо», как видно, не для меня и Фэрасет прав: я не та¬

кой, как все нормальные люди, я — «бесчувственное чудо¬

вище», книжный червь, живущий только разумом и толь¬

ко в ЭТОМ1 способный находить усладу. И хотя всю жизнь

я был окружен женщинами, но воспринимал их чисто эс¬

тетически. По временам мне и самому начинало казаться,

что я из другого теста, нежели все. и обречен жить мона¬

хом, и не дано мне испытать те вечные или преходящие

страсти, которые я наблюдал и так хорошо понимал в

других. И вот страсть пришла. Пришла нежданно-нега¬

данно.
В каком-то экстазе я побрел по палубе, бормоча про

себя прелестные стихи Элизабет Браунинг:
Когда-то я покинул, мир людей

И жил один среди моих видений.
Я не знавал товарищей милей

И музыки нежней их песнопений.
Но еще более нежная музыка звучала теперь в мюих

ушах, ^и я был глух и слеп ко всему окружающему.

Резкий окрик Волка Ларсена заставил меня очнуться.
—	Какого черта вам тут нужно? — рявкнул он.
Я набрел на матросов, красивших борт шхуны, и чуть

не опрокинул ведро с краской.
—	Вы что, очумели? Может, у вас солнечный

удар? — продолжал он бушевать.
—	Нет, расстройство желудка,— отрезал я и как ни

в чем не бывало зашагал дальше.
169

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
События, разыгравшиеся на «Призраке» вскоре после

того, как я сделал открытие, что влюблен в Мод Брустер,

останутся навсегда одним из самых волнующих воспоми¬

наний моей жизни. Все произошло на протяжении каких-

нибудь сорока часов. Прожив тридцать пять лет в тиши и

уединении, я неожиданно попал в полосу самых неверо¬

ятных приключений. Никогда не доводилось мне испьггы-

вать столько треволнений за какие-нибудь сорок часов.

И если какой-то голос нашептывает мне порой, что при

сложившихся обстоятельствах я держался не так уж пло¬

хо, — я не очень-то плотно затыкаю уши...
Все началось с того, что в полдень, за обедом. Волк

Ларсен предложил охотникам питаться впредь в своем

кубрике. Это было неслыханным нарушением обычая,

установившегося на промысловых шхунах, где охотники

неофициально приравниваются к офицерам. Ларсен не

пожелал пускаться в объяснения, но все было ясно без

слов. Хорнер и Смок начали оказывать Мод Брустер

знаки внимания. Это было только смешно и нисколь¬

ко не задевало ее, но капитану явно пришлось не по

вкусу.
Распоряжение капитана было встречено гробовым мол¬

чанием; остальные четверо охотников многозначительно

покосились на виновников изгнания. Джок Хорнер, ма¬

лый выдержанный, и глазом не моргнул, но Смок побаг¬

ровел и уже готов был что-то возразить. Однако Волк

Ларсен следил за ним и ждал, глаза его холодно поблески¬

вали, и Смок так и не проронил ни слова.
—	Вы, кажется, хотели что-то сказать?—вызывающе

спросил его Волк Ларсен.
Но Смок не принял вызова.
—	Это насчет чего? — в свою очередь, спросил он и

при этом с таким! невинным видом, что Волк Ларсен не

сразу нашелся, что сказать, а все присутствующие усмех¬

нулись.
—	Не знаю,— протянул Волк Ларсен.— Мне, откро¬

венно говоря, показалось, что вам не терпится получить

пинка.
—	Это за что же?—все так же невозмутимо возра¬

зил Смок.
170

Охотники уже откровенно улыбались во весь рот. Ка¬

питан готов был убить Смока, и я убежден, что только

присутствие Мод Брустер удержало его от кровопроли¬

тия. Впрочем, не будь ее здесь. Смок и не вел бы себя так.

Он был слишком осторожен, чтобы раздражать Волка

Ларсена в такую минуту, когда тот беспрепятственно мог

пустить в ход кулаки. Все же я очень боялся, что дело

дойдет до драки, но крик рулевого разрядил напряжение.
—	Дым на горизонте! — донеслось с палубы через

открытый люк трапа.
—	Направление? — крикнул в ответ Волк Ларсен.
—	Прямо за кормой, сэр.
—	Не русские ли?—высказал предположение Лэ-

тимер.
При этих словах лица охотников пом1рачнели. Русский

пароход мог быть только крейсером, и хотя охотники име¬

ли лишь смутное представление о координатах шхуны,

но они все же знали, что находятся вблизи границ запрет¬

ных вод, а браконьерские подвиги Волка Ларсена были

общеизвестны. Все глаза устремились на него.
—	Вздор!—со смехом отозвался он.— На этот раз,

Смок, вы еще не попадете на соляные копи. Но вот что я

вам скажу: ставлю пять против одного, что это «Маке¬

дония».
Никто не принял его пари, и он продолжал:
—	А если это «Македония», так держу десять против

одного, что не миновать нам стычки.
—	Нет уж, покорно благодарю,— проворчал Лэти-

мер.— Можно, конечно, и рискнуть, когда есть какой-ни-

будь шанс. Но разве у вас с вашим братцем дело хоть

раз обошлось без стычки? Ставлю двадцать против одно¬

го, что и теперь будет то же.
Все засмеялись, в том числе и сам Ларсен, и обед

прошел сравнительно гладко — главным образом благо¬

даря мюему долготерпению, так как капитан взялся после

этого изводить меня, то вышучивая, то принимая покрови¬

тельственный тон, и довел дело до того, что меня уже

трясло от бешенства и я еле сдерживался. Но я знал, что

должен держать себя в руках ради Мод Брустер, и был

вознагражден, когда глаза ее на миг встретились с мюими

и сказали мне яснее слов: «Крепитесь, крепитесь!»
Встав из-за стола, мы поднялись на палубу. Встреча
171

G вдроходом сулила какое-то разнообразие в монотонном

морском плавании, а предположение, что это Смерть Лар¬

сен на своей «Македонии», особенно взволновало всех.

Свежий ветер, поднявший накануне сильную волну, уже

с утра начал стихать, и теперь мюжно было спускать лод¬

ки; охота обещала быть удачной. С рассвета мы шли по

совершенно пустынном'у морю, а сейчас перед нами было

большое стадо котиков.
Дымок парохода по-прежнему виднелся вдали за кор¬

мой и, пока мы спускали лодки, стал заметно прибли¬

жаться к на Ml. Наши шлюпки рассеялись по океану и взя¬

ли курс на север. Время от времени на какой-нибудь, из

них спускали парус, после чего оттуда доносились звуки

выстрелов, а затем парус взвивался снова. Котики шли

густо, ветер совсем стих, все благоприятствовало охоте.

Выйдя на подветренную сторону от крайней шлюпки, мы

обнаружили, что море здесь буквально усеяно телами спя¬

щих котиков. Я никогда еще не видел ничего подобного:

котики окружали нас со всех сторон и, растянувшись на

воде по двое, по трое или небольшими группам»и, мирно

спали, как ленивые щенки.
Дым все приближался, и уже начали вырисовывать¬

ся корпус парохода и егр палубные надстройки. Это была

«Македония». Я прочел название судна в бинокль, когда

оно проходило справа, всего в какой-нибудь миле от нас.

Волк Ларсен бросил злобный взгляд в его сторону, а Мод

Брустер с любопытством посмотрела на капитана.
—	Где же стычка, которую вы предрекали, капитан

Ларсен? — весело спросила она.
Он взглянул на нее с усмешкой, и лицо его на миг

смягчилось.
—	А вы чего ждали? Что они возьмут нас на абор¬

даж и перережут нам глотки?
—	Да, чего-нибудь в этом роде,— призналась она.

Я ведь так мало знаю нравы морских охотников, что гото¬

ва ожидать чего угодно.
Он кивнул.
—	Правильно, правильно! Ваша ошибка лишь в том,

что вы могли ожидать чего-нибудь и похуже.
—	Как? Что же еще может быть хуже, чем если нам

перережут глотки? — наивно удивилась она.
—	Хуже, если у нас взрежут кошелек,— ответил
172

он.— в наше время человек устроен так, что его жизне¬

способность определяется содержанием его кошелька.
—	<(Горсть мусора получит тот, кто кошелек мой укра¬

дет»,— процитировала она.
—	Но кто крадет мой кошелек, крадет мое право на

жизнь,— последовал ответ.— Старая поговорка наизнан¬

ку^... Ведь он крадет мой хлеб, и мой кусок мяса, и мою

постель и тем самым ставит под угрозу и мою жизнь.

Вы же знаете, что того супа и хлеба, которые бесплатно

раздают беднякам, хватает далеко не на всех голодных,

и когда у человека пуст кошелек, ему ничего не остается,

как умереть собачьей смертью... если он не изловчит¬

ся тем или иным способом быстро свой кошелек попол¬

нить.
—	Но я не вижу, чтобы этот пароход покушался на

ваш кошелек.
—	Подождите, еще увидите,— мрачно промолвил он.
Ждать нам пришлось недолго. Пройдя на несколько
миль вперед за наши шлюпки, «Македония» спустила

свои. Мы знали, что на ней четырнадцать шлюпок, а у нас

было только пять, после того как на одной удрал Уэйн-

райт. «Македония» сначала спустила несколько шлюпок

с подветренной стороны и довольно далеко от нашей край¬

ней шлюпки, потом стала спускать их поперек нашего

курса и последнюю спустила далеко с наветренной сторо¬

ны от нашей ближайшей шлюпки. Маневр «Македонии»

испортил нам охоту. Позади нас котиков не было, а впе¬

реди бороздили море четырнадцать чужих шлюпок и,

словно огромная метла, сметали перед собою стадо.
Закончив отстрел зверя на узкой полосе в три-четыре

мили,— это было все, что оставила нам для охоты «Ма¬

кедония»,— наши шлюпки вынуждены были вернуться на

шхуну. Ветер улегся, еле заметное дуновение проносилось

над притихшим океаном. Такая погода при встрече с

огромным стадом котиков могла бы обеспечить отличную

охоту. Даже в удачный сезон таких дней выпадает не¬

много, и все наши матросы — и гребцы и рулевые, не гово¬

ря уже об охотниках,— поднимаясь на борт, кипели зло¬

бой. Каждый чувствовал себя ограбленным. Пока втаски¬

вали шлюпки, проклятия так и сыпались на голову Смер¬

ти Ларсена, и если бы крепкие слова могли убивать, он,

верно, был бы обречен на погибель.
173

—	Провалиться бы ему в преисподнюю на веки веч¬

ные! — проворчал Луис, бросая мне многозначительный

взгляд и присаживаясь отдохнуть, после того как он при¬

найтовил свою шлюпку,
—	Вот прислушайтесь-ка к их словам и скажите, что

еще могло бы так их взволновать,— заговорил Волк Лар¬

сен.—Вера? Любовь? Высокие идеалы? Добро? Красота?

Истина?
—	В них оскорблено врои<денное чувство справедливо¬

сти,— заметила Мод Брустер.
Она стояла шагах в десяти от нас, придерживаясь

одной рукой за грот-ванты и чуть покачиваясь в такт

легкой качке шхуны. Она сказала это негромасо, но я

вздрогнул—голос ее прозвенел, как чистый колокольчик.

Как он ласкал мой слух! Я едва осмелился взглянуть на

нее, боясь выдать себя. Светло-каштановые волосы ее,

выбиваясь из-под морской фуражки, золотились на солн¬

це и словно ореолом! окружали нежный овал лица. Она

была очаровательна и полна соблазна, и вместе с тем не¬

обычайная одухотворенность ее облика придавала ей что-

то неземное! Е;е мое прежнее восторженное преклонение

перед жизнью воскресло во мне перед столь дивным ее

воплощением, и холодные рассуждения Волка Ларсена о

смысле жизни показались нелепыми и смешными.
—	Вы сентиментальны, как М1истер Ван-Вейден,— яз¬

вительно произнес Ларсен.— Почему эти люди чертыха¬

ются? Да потому, что кто-то помешал исполнению их же¬

ланий. А каковы их желания? Пожрать повкусней да

поваляться на мягкой постели, сойдя на берег, после того

как им выплатят кругленькую сумму. Женщины и вино,

животный разгул — вот и все их желания, все, чем полны

их души — их высшие стремления, их идеалы, если хоти¬

те. То, как они проявляют свои чувства, зрелище мало¬

привлекательное, зато сейчас очень ясно видно, что они

задеты за живое. Растревожить их душу можно сильнее

всего, если залезть к ним в карман.
—	Однако по вашему поведению не видно, чтобы к

вам» залезли в карман,— сказала она смеясь.
—	Видимо, я просто веду себя иначе, а мне тоже

залезли в карман и, следовательно, растревожили и мою

душу. Если подсчитать примерно* сколько шкур украла

у нас сегодня «Македония», то, учитывая последние цены
174

на котиковые шкуры на лондонском рынке, «Призрак»

потерял тысячи полторы долларов, никак не меньше.
—	Вы говорите об этом так спокойно...— начала

она.
—	Но я совсем) не спокоен,— перебил он.— Я мог бы

убить того, кто меня ограбил. Да, да, я знаю — он мой

брат! Вздор! Сентименты!
Внезапно выражение его лица изменилось, и он прого¬

ворил менее резко и с ноткой искренности в голосе:
—	Вы, люди сентиментальные, должны быть счастли¬

вы, поистине счастливы, мечтая о чем-то своем и находя

в жизни что-то хорошее. Найдете что-нибудь хорошее и,

глядишь, сами себя чувствуете хорошими. А вот скажи¬

те-ка мне, вы оба, есть что-нибудь хорошее во мне?
—	Внешне вы, по-своему, совсем неплохи,— опреде¬

лил я.
—	В вас заложено все, чтобы творить добро,—[отве¬

чала Мод Брустер.
—	Так я и знал! — сердито воскликнул он.— Ваши

слова для меня пустой звук. В том, как вы выразили

свою м)ысль, нет ничего ясного, четкого, определенного.

Ее нельзя взять в руки и рассмотреть. Собственно гово¬

ря, это даже не мысль. Это впечатление, сентимент,

выросший из иллюзии, но вовсе не плод разума.
Понемногу его голос смягчился, и в нем снова прозву¬

чала искренняя нотка.
—	Видите ли, я тоже порой ловлю себя на желании

быть слепым к фактам жизни и жить иллюзиями и вы-

мкыслами. Они лживы, насквозь лживы, они противоре¬

чат здравому смыслу. И, несмотря на это, мой разум под¬

сказывает мне, что высшее наслаждение в том и состоит,

чтобы мечтать и жить иллюзиями, хоть они и лживы. А

ведь в конце-то концов наслаждение—единственная наша

награда в жизни. Не будь наслаждения — не стоило бы

и жить. Взять на себя труд жить и ничего от жизни не

получать — да это же хуже, чем» быть трупом. Кто больше

наслаждается, тот и живет полнее, а вас все ваши вымыс¬

лы и фантазии огорчают меньше, а тешат больше, чем)

меня — мои факты.
Он медленно, задумчиво покачал головой.
—	Часто, очень часто я сомневаюсь в ценности чело¬

веческого разума. Мечты, вероятно, дают нам больше,
175

чем разум, приносят больше удовлетворения. Эмоци¬

ональное наслаждение полнее и длительнее интеллектуаль¬

ного, не говоря уж о том, что за мгновения интеллектуаль¬

ной радости потом расплачиваешься черной меланхолией.

А эмоциональное удовлетворение влечет за собой лишь

легкое притупление чувств, которое скоро проходит. Я за¬

видую вам, завидую вам1
Он внезапно оборвал свою речь, и по губам его скольз¬

нула знакомая м«е странная усмешка.
—	Но я завидую вам умом, а не сердцем, заметьте. За¬

висть— продукт мозга, ее диктует мне мой разум. Так

трезвый человек, которому надоела его трезвость, жалеет,

глядя на пьяных, что он сам не пьян.
—	Вы хотите сказать: так умник глядит на дураков

и жалеет, что он сам не дурак,— засмеялся я.
—	Вот именно,— отвечал он.— Вы пара блаженных,

обанкротившихся дураков. У вас нет ни одного факта за

душой.
—	Однако мы живем на свои ценности не хуже вас,—

возразила Мод Брустер.
—	Даже лучше, потому что вам это ничего не стоит.
—	И еще потому, что мы берем в долг у вечности.
—	Так ли это, или вы только воображаете, что это

так,— не имеет значения. Все равно вы тратите то, чего

у вас нет, а взамен приобретаете большие ценности, чем

я, тратящий то, что у меня есть и что я добыл в поте

лица своего.
—	Почему же вы не переведете свой капитал в другую

валюту? — насмешливо спросила она.
Он быстро, с тенью надежды, взглянул на нее и, по¬

молчав, ответил со вздохом:
—	Поздно. Я бы и рад, пожалуй, да не могу. Весь

мой капитал — в валюте старого выпуска, и мне от нее

не избавиться. Я не могу заставить себя признать цен¬

ность какой-либо другой валюты, кроме моей.
Он умолк. Взгляд его, рассеянно скользнув по ее ли¬

цу, затерялся где-то в синей морской дали. Звериная тос¬

ка снова овладевала им; по телу его пробежала

дрожь. Своими рассуждениями он довел себя до приступа

хандры, и мюжно было ждать, что часа через два она

найдет себе разрядку в какой-нибудь дьявольской выход¬
176

ке. Мне вспомнился Чарли Фэрасет, и я подумал, что

эта тоска — кара, которая постигает каждого материа¬

листа.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Утром! Еб время завтрака Волк Ларсен обратился ко

мне с вопросом:
—	Вы уже поднимались на палубу, мистер Ван-Вей¬

ден? Какая сегодня погода?
—	Довольно ясно,— ответил я, бросая взгляд на сол¬

нечный луч, играющий на ступеньке трапа.— Ветер запад¬

ный, свежий и, кажется, будет еще крепчать, если верить

прогнозу Луиса.
Капитан кивнул с довольным видом.
—	Туман не предвидится?
—	На севере и на северо-западе густая пелена.
Он снова кивнул и, казалось, остался еще более до¬

волен, услышав это.
—	А что «Македония»?
—	Ее нигде не видно,— отвечал я.
Я мог бы поклясться, что при этом сообщении лицо

у него вытянулось, но почему это так его разочаровало,

было мне непонятно.
Вскоре все разъяснилось.
—	Дым впереди! — донеслось с палубы, и лицо Лар¬

сена снова оживилось.
—	Превосходно! — воскликнул он. Вскочив из-за сто¬

ла, он поднялся на палубу и направился к изгнанным

из кают-компании охотникам!, которые вкушали свой пер¬

вый завтрак у себя в кубрике.
Ни Мод Брустер, ни я почти не притронулись к еде.

Мы переглянулись тревожно, в полном молчании при¬

слушиваясь к голосу капитана, доносившемуся сквозь

переборку. Говорил он долго, и конец его речи был встре¬

чен одобрительным ревом. Переборка была толстая, и мы

не могли разобрать слов, но они явно произвели большое

впечатление на охотников. Рев стих и перешел в оживлен¬

ный говор и веселые возгласы.
Вскоре на палубе поднялись шум и возня, и я понял,

что матросы вызваны наверх и готовятся спускать шлюп¬

ки. Мод Брустер вышла вместе со мной на палубу, и я
12.	Джек Лондон. Т. IV.	177

покинул ее у края юта, откуда она могла видеть все и в

то же время оставаться в стороне. Матросы, должно быть,

тоже были посвящены в замыслы капитана, так как рабо¬

тали с необыкновенным рвением. Охотники, прихватив

дробовики, ящики с патронами и — что было совсем нео¬

бычно— винтовки, высыпали на палубу. Они почти ни¬

когда не брали с собой винтовок, так как котики, убитые

пулей с дальнего расстояния, неизменно тонули, прежде

чем подоспеет шлюпка. Но сегодня каждый охотник

взял с собой винтовку и большой запас патронов. Я заме¬

тил, как они довольно ухмылялись, поглядывая на ды¬

мок «Македонии», который поднимался все выше и выше,

по мере того как пароход приближался к нам с залада.
Все пять шлюпок были быстро спущены на воду. Как

и накануне, они разошлись веером в северном направле¬

нии. Мы следовали поодаль. Я с любопытством наблюдал

за ними, но все шло, как обычно. Охотники спускали па¬

руса, били зверя, снова ставили паруса и продолжали

свой путь, как делалось это изо дня в день. «Македония»

повторила свой вчерашний маневр — начала спускать

свои шлюпки впереди, поперек нашего курса, с целью

«подмести» море. Четырнадцать шлюпок «Македонии»

для успешной охоты должны были рассеяться на довольно

обширном пространстве, и пароход, перерезав нам путь,

продолжал двигаться на северо-восток, спуская шлюпки.
. — Что вы будете делать? — спросил я Волка Ларсе¬

на, снедаемый любопытством.
—	Вас это не касается,— грубо ответил он.— Узнаете

в свое время. А пока что молитесь о хорошем ветре.
—	Впрочем, могу сказать,— добавил он, помолчав.—

Я намерен угостить братца по его же рецепту. Короче

говоря, «подметать» море теперь буду я, и не один день,

а до конца сезона, если нам повезет.
—	А если нет?
—	Это исключается,— рассмеялся он.— Нам должно

повезти, иначе мы пропали.
Он стоял на руле, а я пошел в матросский кубрик про¬

ведать своих пациентов — Нилсона и Магриджа. У Нил¬

сона переломанная нога хорошо срасталась, и он был

довольно бодр и весел, но кок пребывал в черной ме¬

ланхолии, и М1не невольно стало искренне жаль этого

горемыку. Казалось поразительным, что после всего пере¬
178

несенного он все еще жив и продолжает цепляться за

жизнь. Судьба не щадила беднягу; калеча его из года

в год, она превратила его тщедушное тело в какой-то

обломок кораблекрушения, но искорка жизни упрямо тле¬

ла в нем.
—	С хорошим протезом, какие теперь делают, ты смо¬

жешь топтаться в камбузах до скончания века,— под¬

бодрил я его.
Он ответил мне очень серьезно, даже торжественно:
—	Не знаю, о каких вы там протезах толкуете, ми¬

стер Ван-Вейден, только я не умру спокойно, пока не

увижу, что эта скотина издохла, будь он проклят! Ему

не пережить меня, нет! Он не имеет права жить и, как

сказано в священном писании: «И окончит дни свои в му¬

ках». А я добавлю: аминь, и чтоб он сдох поскорей!
Вернувшись на палубу, я увидел, что Волк Ларсен

одной рукой вертит штурвал, а в другой держит мор¬

ской бинокль, изучая расположение шлюпок и внима¬

тельно следя за движением «Македонии». Я заметил, что

наши шлюпки привалились к ветру и взяли курс на се-

веро-запад, но смысл этого маневра был мне неясен, так

как впереди их находилось пять шлюпок «Македонии»,

которые, в свою очередь, тоже взяли круче к ветру. Та¬

ким образом, они все более уклонялись на запад, посте¬

пенно удаляясь от остальных шлюпок. Наши шлюпки

шли и под парусами и на веслах. Подгоняемая каждая

тремя парами весел — даже охотники гребли,— они бы¬

стро догоняли «неприятеля». Дым парохода таял вда¬

ли, превращаясь в едва различимое пятнышко на северо-

востоке. Самого судна уже не было видно.
До сих пор мы еле-еле продвигались вперед, и паруса

почти все время полоскались на ветру; раза два мы даже

ненадолго ложились в дрейф. Но теперь все изменилось.

Шкоты были выбраны, и Волк Ларсен повел «Призрак»

полным ходом. Мы промчались мимо наших шлюпок и

стали приближаться к ближайшей шлюпке с «Македо¬

нии».
—	Отдайте бом-кливер, мистер Ван-Вейден,— ско¬

мандовал Волк Ларсен,— и приготовьтесь выбрать кли¬

вер и стаксель!
Я побежал исполнять команду, и когда мы медленно

скользили мимо шлюпки в каких-нибудь ста футах от
179

нее с подветренной стороны, нирал бом-кливера был уже

выбран и закреплен. Трое людей на шлюпке подозритель¬

но поглядывали в нашу сторону. Они не могли не знать

Волка Ларсена^ хотя бы понаслышке, а ведь они толь¬

ко что «подметали» море перед нашими шлюпками.

Я обратил внимание на то, что охотник — здоровенный

малый скандинавского типа, сидевший на носу,— держит

на коленях винтовку, что, казалось, было сейчас совсем-

ни к чему,— винтовка могла бы лежать на месте. Когда

мы поравнялись с ними, Волк Ларсен помахал им рукой

и крикнул:
—	Поднимайтесь к нам «подрейфовать»!
Слово «подрейфовать» на языке промысловых шхун

заменяет сразу два глагола: «навестить» и «поболтать».

Оно отражает общительность моряков и сулит приятное

разнообразие в их монотонной жизни.
«Призрак» привелся к ветру, и я, закончив свою ра¬

боту на баке, побежал на корму помочь матросам упра¬

виться с гротом.
—	Прошу вас оставаться на палубе, мисс Брустер,—

сказал Волк Ларсен, направляясь встречать гостей.—

И вас тоже, мистер Ван-Вейден.
Матросы на шлюпке, спустив парус, подвели ее к бор¬

ту шхуны. Охотник, похожий на золотобородого викинга,

перелез через планшир и спрыгнул на палубу. Я заметил,

что этот богатырь держится настороженно. Сомнение и

недоверие были ясно написаны на его лице. Это было

открытое лицо, хотя густая борода и придавала ему не¬

сколько свирепый вид. Однако когда охотник перевел

взгляд с капитана на меня и увидел, что нас только

двое, а потом поглядел на своих двух матросов, кото¬

рые поднялись на борт следом за ним, лицо его просвет¬

лело. Бояться не было причины. Он, как Голиаф, возвы¬

шался над Волком Ларсеном. Ростом он был никак не

меньше шести футов и восьми дюймов, а весил — это я

узнал впоследствии — двести сорок фунтов. И притом ни

капли жира, только кости и мышцы.
Но тревога снова промелькнула в его глазах, когда

Волк Ларсен, остановившись у трапа, пригласил его спу¬

ститься в кают-комланию. Впрочем, он тут же приобод-^

рился, еще раз окинув взглядом капитана: Волк Лар¬

сен был крупный мужчина, но рядом с ним казался кар-*,
180

ликом.-Это положило конец колебаниям. гостя, .и он на¬

чал спускаться по трапу. Ларсен последовал за ним. Тем

временем оба гребца направились, согласно обычаю, на

бак — в гости к матросам.
Внезапно из кают-компании донеслиоь страшные

звуки, подобные рычанию льва, и шум яростной схватки.

Это сцепились лев с леопардом. Волк Ларсен — лео¬

пард — напал на льва, и лев рычал.
—	Вот вам святость нашего гостеприимства!—с го-

оечью обратился я к Мод Брустер.
Она утвердительно кивнула; мучительное отвраще¬

ние исказило ее лицо» и я вспом1Нил, как я сам страдал

при виде физического насилия, когда впервые попал на

«Призрак».
—	Не лучше ли вам уйти подальше, ну хотя бы на

бак, пока все это не кончится? — предложил я.
Но она отрицательно покачала головой, глядя на ме¬

ня жалобными глазами. И в них не было страха, хотя я

видел, что она потрясена этим новым проявлением

зверства.
—	Прошу вас, поймите,— сказал я, воспользовав¬

шись случаем,— какую бы роль ни приходилось мие

играть в том, что здесь происходит или может еще про¬

изойти, я не могу поступать иначе... если только мы хо¬

тим выбраться отсюда живыми. Мне тоже нелегко,— до¬

бавил я.
—	Я понимаю,— отозвалась она. Голос ее звучал сла¬

бо, словно доносился издалека, но взгляд подтвердил,

что она понимает меня.
Внизу все стихло, и Волк Ларсен поднялся на палу¬

бу. Лицо его под бронзовым загаром слегка покраснело,

но других следов борьбы не было заметно.
—	Пришлите сюда тех двоих, мистер Ван-Вейден! —

сказал он. ^
Я повиновался, и через м»инуту они стояли перед ним.
—	Поднимите шлюпку,— обратился он к матросам.—

Ваш охотник решил немного задержаться и не хочет,

чтоб ее зря колотило о борт. Поднять шлюпку, говорю

я!—повторил он более резко, заметив, что они колеб¬

лются.— Почем знать, может, вам придется некоторое

время поплавать со мной,— продолжал он, в то время

как матросы нерешительно принялись выполнять прика-
181

зание. Он говорил, «е повышая голоса, но в тоне его слы-(

шалась угроза.— Так что лучше уж начнем по-хороше¬

му. А ну живей! У Смерти Ларсена, небось, проворнее по¬

ворачивались, сами знаете!
Его окрик заставил матросов поторопиться. В то вре¬

мя как шлюпку заваливали на палубу, я получил при¬

казание отдать кливера. Став к штурвалу. Волк Ларсен

направил «Призрак» ко второй с наветренной стороны

шлюпке «Македонии».
Покончив с парусами, я стал высматривать шлюпки.

Третья шлюпка была атакована двумя нашими, четвер¬

тая— остальными тремя, а пятая, повернув, шла на вы¬

ручку соседней. Перестрелка завязалась с дальнего

расстояния, и до нас доносилась беспрерывная трескот¬

ня винтовок. Порывистый ветер, поднявший короткую

волну, мешал точному прицеливанию, и, подойдя бли¬

же, мы увидели, как пули то тут, то там прыгают рико¬

шетом! с волны на волну.
Шлюпка, за которой мы гнались, спустилась под ве¬

тер и сделала попытку ускользнуть от нас и прийти на

помощь своим.
Я не мог следить за тем, что происходило дальше, по¬

ка возился с парусами, а вернувшиоь на ют, услышал, как

Ларсен приказывает матросам «Македонии» отпра¬

виться в кубрик на баке. Они угрюмо подчинились. За¬

тем капитан предложил мисс Брустер спуститься в кают-

компанию и улыбнулся, заметив промелькнувший в ее

главах ужас.
—	Ничего страшного там нет,— сказал он.— Человек

этот цел и невредим и связан по рукаМ! и ногам. Сюда же

могут залететь пули, а мне совсем не хочется потерять

вас.
И почти в ту же минуту шальная пуля царапнула мед¬

ную ручку иггурвала, которую держал Ларсен, и рикоше¬

том отскочила в сторону.
—	Вот видите,— сказал он и повернулся ко мне: —

Мистер Ван-Вейден, станьте-ка на руль.
Мод Брустер спустилась по трапу всего на несколько

ступенек. Волк Ларсен взял винтовку и дослал патрон в

ствол. Я глазами молил мисс Брустер уйти, но она только

улыбнулась и сказала:
—	Может, мы и не умеем стоять на ногах, но м>ы по-
182

кажелФ капитану Ларсену, что хилые сухопутные людиш¬

ки не трусливее его.
Ларсен бросил на нее восхищенный взгляд.
—	Вы нравитесь мне все больше,— сказал он.— Ум,

талант, отвага! Неплохое сочетание! Такой синий чулок,

как вы, мог бы стать женой предводителя пиратов... Но

придется нам продолжить разговор в другой раз,— усмех¬

нулся он, когда еще одна пуля вонзилась в стенку рубки.
И я снова увидел золотистые искорки в его глазах и

ужас в глазах Мод Брустер.
—	Мы даже храбрее его,— поспешно проговорил я.—

По крайней мере про себя могу сказать, что я храбрее

капитана Ларсена.
Тот резко обернулся ко мне—уж не смеюсь ли я над

ним? Я немного переложил штурвал, чтобы не дать шху¬

не привестись к ветру, а затем снова лег на курс, и, ви¬

дя, что Волк Ларсен все еще ждет объяснения, показал

на свои колени.
—	Вглядитесь-ка,— сказал я,— и вы заметите лег¬

кую дрожь. Это значит, что я боюсь, плоть моя боится.

Я боюсь разумом, потому что не хочу умирать. Но дух

мой одолевает дрожащую плоть и напуганное сознание.

Это больше, чем храбрость. Это мужество. Ваша же

плоть ничего не боится, и вы ничего не боитесь. Значит,

вам и нетрудно встречаться с опасностью лицом к лицу.

Вам это даже доставляет удовольствие, вы упиваетесь

опасностью. Вы можете быть бесстрашны, монстер Лар¬

сен, но согласитесь, что из нас двоих по-настоящему

храбр — я.
—	Вы правы,—сразу признал он.—В таком свете мне

это еще не представлялось. Но тогда верно и обрат¬

ное. Если вы храбрее меня, значит, я трусливее вас?
Мы оба рассмеялись над этим странным выводом, и

Ларсен, опустившись на одно колено, опер ствол винтов¬

ки о планшир. В начале перестрелки мы находились от

шлюпок примерно в одной миле, но сейчас это расстоя¬

ние уже сократилось вдвое. Ларсен выстрелил три раза,

тщательно прицеливаясь. Первая пуля пролетела в пяти¬

десяти футах от шлюпки, вторая — у самого борта, тре¬

тья угодила в рулевого, и он, выпустив из рук кормовое

весло, свалился на дно шлюпки.
—	Хватит с них,— сказал Волк Ларсен, поднимаясь
183

на ноги.— Охотником пожертвовать нельзя, да он ни¬

как и не сможет одновременно и править и стрелят1>, а

гребец, надеюсь, править не умеет.
Его расчет полностью оправдался. Шлюпку заверте*

ло на волнах, и охотник бросился на корму сменить руле¬

вого. С этой шлюпки больше не стреляли, но на остальг

ных винтовки продолжали трещать.
Охотнику удалось снова увалить шлюпку под ветер,

но мы шли в два раза быстрее и догоняли ее. Когда мы

были от нее примерно в ста ярдах, я увидел, как гребец

передал охотнику винтовку. Волк Ларсен отошел на се¬

редину палубы и взял бухту гафель-гардели. Потом,

снова утвердив винтовку на планшире, прицелился. в

шлюпку. Раза два охотник хотел было бросить кормовое

весло и схватить винтовку, но все не решался. Мы были

уж€ борт о борт со шлюпкой и обгоняли ее.
—	Эй, ты! — неожиданно крикнул Волк Ларсен

гребцу.— Возьми конец за банку!
И в ту же секунду он бросил конец. Он попал прямо

в матроса, чуть не сбив его с банки, но матрос не послу¬

шался. Он вопросительно посмотрел на охотника, а тот,

как видно, сам не знал, что делать. Винтовка была зажа¬

та у него между колен, но стоило eMiy выпустить руль, и

шлюпка, повернувшись, могла столкнуться со шхуной.

Кроме того, он видел направленную на него винтовку

Волка Ларсена и понимал, что тот выстрелит раньше, чем

он успеет прицелиться.
—	Прими,— тихо сказал он матросу.
Гребец повиновался и захлестнул конец за переднюю

банку, а когда конец натянулся, стал его травить. Шлюп¬

ку быстро отвело от борта шхуны, после чего охотник

положил ее на курс параллельно «Призраку», футах в

двадцати от него.
—	Убирайте парус и подходите к борту,— скомандо¬

вал Волк Ларсен.
Держа одной рукой винтовку, он начал спускать

шлюпочные тали. Когда тали были заложены на носу и

на корме шлюпки и оба моряка уже готовились поднять¬

ся на борт, охотник взял в руку винтовку, как бы желая

положить ее на стойку.
—	Брось! — крикнул Волк Ларсен, и охотник выро¬

нил винтовку, словно она обожгла ему руку.
184

Поднявшись на палубу вместе со своим раненым то¬

варищем), охотник и гребец, по приказу Волка Ларсена,

втащили «а борт шлюпку, а затем отнесли рулевого в

матросский кубрик.
—	Если все наши пять шлюпок справятся со своим

делом не хуже нас, экипаж шхуны будет укомплектован

полностью,— сказал мне Волк Ларсен.
—	А человек, в которого вы стреляли... он... я наде¬

юсь...— голос Мод Брустер дрогнул.
—	Ранен в плечо,—отвечал капитан.—Ничего серьез¬

ного. Мистер Ван-Вейден приведет его в порядок в две-

три недели. Вот для тех парней ему навряд ли удастся

что-нибудь сделать»—добавил он, указывая на третью

шлюпку «Македонии», к которой я направлял в это вре¬

мя шхуну.— Тут поработали Хорнер и Смок. Говорил

ведь я им, что нам нужны живые люди, а не трупы. Но

стоит человеку научиться стрелять, его так и тянет бить

прямо в цель. Вы когда-нибудь испыт^1вали это чувство,

мистер Ван-Вейден?
Я покачал головой и посмютрел на «работу» наших

охотников. Они действительно «били в цель» и теперь, по¬

кинув жертвы этой кровавой стычки, присоединились к

остальным нашим шлюпкам и уже атаковали последние

две шлюпки «Македонии». Оставленная шлюпка беспо¬

мощно качалась на волнах; никем не управляемый парус

торчал вбок под прямым углом и хлопал на ветру. Охот¬

ник и гребец лежали в неестественных позах на дне лодки,

а рулевой — поперек планшира, наполовину свесившись

за борт. Руки его бороздили воду, а голова моталась из

стороны в сторону.
—	Не глядите туда, мисс Брустер, прошу вас,— взмо¬

лился я; к моей радости, она послушно отвернулась и бы¬

ла избавлена от этого страшного зрелища.
—	Держите прямо туда, мистер Ван-Вейден,— распо¬

рядился Волк Ларсен, указывая на сбившиеся в кучу

шлюпки.
Когда мы приблизились к ним, стрельба стихла. Бой

был окончен. Последние две шлюпки уже сдались нашим

пяти, и теперь все семь шлюпок ждали, чтобы их взяли на

борт.
—	Посмотрите! — невольно вскрикнул я, показывая

на северо-восток.
185

На горизонте снова появилось темное пятнышко—ды¬

мок «Македонии».
—	Да, я слежу за ней,— хладнокровно отозвался Волк

Ларсен. Он измерил взглядом расстояние до пелены ту¬

мана, потом подставил щеку ветру, проверяя его силу.—

Думаю, что доберемся вовремя. Но можете не сомне¬

ваться, что мой драгоценный братец раскусил нашу игру

и прет сюда во весь дух. Ага, что я вам говорил!
Пятно дыма быстро росло, становясь густо-черным.
—	Все равно я тебя обставлю, о брат мой! — усмех¬

нулся Волк Ларсен.— Непременно обставлю! И надеюсь,

что твоя старая машина развалится на части!..
Мы легли в дрейф, после чего на шхуне поднялась

изрядная суматоха, в которой вместе с тем был свой по¬

рядок. Шлюпки поднимали одновременно с обоих бортов.

Как только пленники ступали на палубу, наши охотники

отводили их на бак, а матросы втаскивали шлюпки на

палубу и оставляли их где попало, не теряя времени на

то, чтобы принайтовить. Едва последняя шлюпка отде¬

лилась от воды и закачалась на талях, как м»ы уже по¬

неслись вперед на всех парусах с потравленными шко¬

тами.
Да, нам надо было спешить. Извергая из трубы клу¬

бы черного дыма, «Македония» мчалась к нам с северо-^во-

стока. Не обращая внимания на свои оставшиеся шлюпки,

она изменила курс, надеясь перехватить нас. Она шла

не прямо на нас, а туда, где наши пути должны были сой¬

тись, как стороны угла, у края тумана. Только там «Ма¬

кедония» могла бы еще поймать «Призрак». А для «При¬

зрака» спасение заключалось в том», чтобы достигнуть

этой точки раньше «Македонии».
Волк Ларсен сам» стоял у штурвала, горящими гла¬

зами следя за всем, от чего зависел исход этого состя¬

зания. Он то оборачивался и оглядывал море, проверяя,

слабеет или крепнет ветер, то присматривался к «Маке¬

донии», то окидывал взором паруса и приказывал вы¬

брать один шкот или потравить другой и выжимал из

«Призрака» все, на что тот был способен. Ненависть и

озлобление были на время забыты, и я дивился тому, с

какой готовностью бросались исполнять приказания ка¬

питана те самые М1атросы, которые столько натерпелись

от него. И вот, когда мы стремительно неслись вперед,
186

ныряя по волнами, я вдруг вспомнил беднягу Джонсона

и пожалел, что его нет среди нас: он так любил эту шху¬

ну и так восхищался всегда ее быстроходностью.
—	Приготовьте-ка на всякий случай винтовки, ре¬

бята! — крикнул Волк Ларсен охотникам», и тотчас все

пятеро, с винтовками в руках, стали у подветренного

борта.
«Македония» была теперь всего в миле от нас. Она

мчалась с такой скоростью, что черный дым из ее тру¬

бы стлался совершенно горизонтально; она делала на

меньше семнадцати узлов. «Сквозь хляби мчит, взывая

к небу»,— продекламировал Волк Ларсен, бросив взгляд

в ее сторону. Мы делали не больше девяти узлов, но

стена тумана была уже близко.
Вдруг над палубой «Македонии» поднялось облач¬

ко дыма. Выстрел прокатился над морем, и в нашем гро¬

те образовалась круглая дыра. Они палили из малень¬

кой пушки,— М1Ы уже слышали, что таких пушек там бы¬

ло несколько. Наши матросы, толпившиеся у грот-мач¬

ты, ответили на это насмешливыми криками. Снова над

«Македонией» показался дымок, и снова прогремел вы¬

стрел. На этот раз ядро упало всего в двадцати фу¬

тах за кормой и перескочило с волны на волну, прежде

чем затонуть.
Из винтовок с «Македонии» не палили,— все ее охот¬

ники находились либо у нас на борту, либо далеко в

море на своих шлюпках. Когда расстояние между двумя

судам!И сократилось до полумили, третьим выстрелом

пробило еще одну дыру в нашем гроте. Но тут шхуна во¬

шла в полосу тумана. Мы вдруг погрузились в него, и

он скрыл нас, окутав своей влажной, плотной завесой.
Внезапность перемены была поразительна. Секунду

назад мы мчались в ярких солнечных лучах, над нами

было ясное небо, и далеко-далеко, до самого горизонта,

море шумело и катило свои волны, а за нам1и бешено

гнался корабль, изрыгая дым, пламя и чугунные ядра.

И вдруг, в мгновение ока, солнце точно загасили, небо

исчезло, даже верхушки мачт пропали из виду, и на гла¬

за наши, словно их заволокло слезам»и, опустилась се¬

рая пелена. Сырая мгла стояла вокруг нас, как стена

дождя. Волосы, одежда — все покрылось алмазными

блестками. С намокших вант и снастей вода стекала
187

на палубу. Под гиками капельки воды висели длинны¬

ми гирляндами, и когда шхуна взмывала на гребень

волны, ветер сдувал их и они летели нам в лицо. Грудь

моя стеснилась, мне было трудно дышать. Туман глу¬

шил звуки, притуплял чувства, и сознание отказывалось

признать, что где-то за этой влажной серой стеной, на¬

двинувшейся на нас со ^ех сторо-н, существует другой

мир. Весь мир, вся вселенная как бы замкнулись здесь,

и границы их так сузились, что невольно хотелось упе¬

реться в эти стены руками и раздвинуть их. И то, что

осталось там, за ними, казалось, было лишь сном», вер¬

нее — воспоминанием сна.
В наступившей перемене было нечто таинственное и

колдовское. Я посмотрел на Мод Брустер и убедился,

что она испытывает то же, что и я. Потом я перевел

взгляд на Волка Ларсена, но он ничем не проявлял сво¬

их ощущений. Он все так же стоял у штурвала и, ка¬

залось, был всецело поглощен своей задачей. Я почув¬

ствовал, что он измеряет ход времени, отсчитывает се¬

кунды, всякий раз как «Призрак» то стремительно взле¬

тит на гребень волны, то накренится от бортовой качки.
—	Ступайте на бак и приготовьтесь к повороту,—

сказал он мне, понизив голос.— Прежде всего возьмите

топселя на гитовы. Поставьте людей на все шкоты. Но

чтобы ни один блок не загремел и чтобы никто ни звука.

Понимаете — ни звука!
Когда все стали по местам, команда была передана от

человека к человеку, и «Призрак» почти бесшумно сделал

поворот. Если где-нибудь и хлопнул риф-штерт или скрип¬

нул блок, звуки эти казались какими-то странными, при¬

зрачными, и обступивший нас туман тотчас поглощал их.
Но как только мы легли на другой галс, туман начал

редеть, и вскоре «Призрак» снова летел вперед под

ярким солнцем, и снова до самого горизонта бурлили и

пенились волны. Но океан был пуст. Разгневанная «Ма¬

кедония» нигде не бороздила больше его поверхно¬

сти и не пятнала небо своим черным дымом.
Волк Ларсен тут же спустился под ветер и повел шху- *

ну по самому краю тумана. Его уловка была ясна. Он

вошел в туман с наветренной стороны от парохода и,

когда «Македония» вслепую ринулась вослед^ еще на¬

деясь поймать шхуну, сделал поворот, вышел из своего
188

укрытия и теперь намеревался войти в туман с подветг

ренной стороны. Если бы ему это удалось, его брату бы¬

ло бы так же трудно найти нас в тумане, как — по ста¬

рой поговорке — иголку в стоге сена.
Мы недолго шли по краю тумана. Перекинув фок и

грот и снова поставив топселя, мы опять нырнули в ту¬

ман, и в этот миг я был готов поклясться, что видел смут¬

ные очертания парохода, выходившего из полосы тума¬

на с наветренной стороны. Я быстро взглянул на Волка

Ларсена. Он кивнул головой. Да, он тоже видел — это

была «Македония». На ней,, вероятно, разгадали наш

маневр, но не успели нас перехитрить. Не было сомнений

в том, что мы ускользнули незамеченными.
—	Он не может долго продолжать эту игру,— сказал

Волк Ларсен.— Ему придется вернуться за своими шлюп-

кам1И. Поставьте кого-нибудь на руль, мистер Ван-Вей¬

ден,— курс держать тот же,— и назначьте вахты: мы бу¬

дем идти под всем1и парусами до утра.
—	Эх, не пожалел бы я и полтысячи долларов,— до¬

бавил он,— чтобы хоть на м!инуту попасть на «Македо¬

нию» и послушать, как там чертыхается мой братец!
—	Теперь, мистер Ван-Вейден,— сказал он, когда его

сменили у штурвала,— нам следует оказать гостеприим¬

ство нашему пополнению. Выставьте охотникам» вдоволь

виски и пошлите несколько бутылочек на бак. Держу па¬

ри, что завтра наши гости все до единого выйдут в море

и будут охотиться для Волка Ларсена не хуже, чем для

Смерти Ларсена.
—	А они не сбегут, как Уэйнрайт? — спросил я.
Он усмехнулся.
—	Не сбегут, noTOMiy что наши старые охотники это¬

го не допустят. Я уже пообещал им1 по доллару с каж¬

дой шкуры, добытой новьши. Отчасти поэтому они так

и старались сегодня. О нет, они не дадут им сбежать!

А теперь вам не мешает наведаться в свой лазарет. Там,

надо полагать, полным-полно пациентов.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Волк Ларсен освободил меня от обязанности раз¬

давать виски и принялся за дело сам. Пока я возился

в матросском кубрике с новой партией раненых, бутыл-
189

ки уже заходили по рукам. Мне, конечно, доводилось ви¬

деть, как пьют виски, например, в клубах, где принято

пи-гь виски с содовой, но чтобы пить так, как пили

вдесь,— этого я еще не видывал. Пили из кружек, из ми¬

сок и прямо из бутылок; наливали до краев и осушали

залпом; одной такой порции было достаточно, чтобы за¬

хмелеть, но им все казалось мало. Они пили и пили, и но¬

вые бутылки все прибывали в кубрик, и этому не было

конца.
Пили все. Пили раненые. Пил Уфти-Уфти, помогав¬

ший мне делать перевязки. Один Луис воздерживался:

раза два отхлебнул нем1Ного — и все; зато и шумел и буя¬

нил он не меньше других. Это была настоящая сатурна-

лия. Все галдели, орали, обсуждали минувшее сражение,

спорили. А потом вдруг, размякнув, начинали брататься

со своими недавними врагами. Победители и побежден¬

ные икали друг у друга на плече и торжественно клялись

в вечной дружбе и уважении. Они оплакивали невзгоды,

перенесенные ими в прошлом и ожидавшие их в буду¬

щем в железных тисках Волка Ларсена, и, хором про¬

клиная его, рассказывали всякие ужасы о его жесто¬

кости.
Это было дикое и страшное зрелище: тесный кубрик,

загроможденный койками, качающиеся переборки, взды¬

мающийся пол, тусклый свет лампы, колеблющиеся тени,

то чудовищно вырастающие, то съеживающиеся, разгоря¬

ченные лица, потерявшие человеческий облик... И над

всем этим — дым, испарения тел, запах йодоформа... Я

наблюдал за Уфти-Уфти,— он держал в руках конец

бинта и взирал на эту сцену своими красивыми, барха¬

тистыми, как у оленя, глазами, в которых играли от¬

блески света от раскачивающейся лампы. Я знал, что,

несмотря на всю М1Ягкость и даже женственность его ли¬

ца и фигуры, в нем дремлют грубые инстинкты дикаря.

Мне бросилось в глаза мальчишеское лицо Гаррисона,

всегда такое доброе и открьггое, теперь искаженное

яростью, похожее на дьявольскую маску; он рассказы¬

вал захваченным в плен матросам, на. какой адский ко¬

рабль они попали, и истошным голосом обрушивал про¬

клятия на голову Волка Ларсена.
Волк Ларсен} Снова и снова Волк Ларсен! Порабо¬

титель и мучитель, Цирцея в мужском облике. А они —
190

стадо его свиней, замученные скоты, придавленные к

земле, способные бунтовать только исподтишка да в пья¬

ном виде. «А я? Тоже один из его стада? — подумалось

мне.— А Мод Брустер? Нет!» Гнев закипел во мне, я

скрипнул зубами и, забывшись, видимо, причинил боль

матрасу, которому делал перевязку, так как он передер¬

нулся, а Уфти-Уфти посмотрел на меня с любопытством.

Я почувствовал внезапный прилив сил. Любовь делала

меня могучим гигантом. Я ничего не боялся. Моя воля

победит все препятствия — вопреки Волку Ларсену, во¬

преки тридцати пяти годам, проведенным среди книг.

Все будет хорошо. Я добьюсь этого. И, воодушевленный

сознанием своей силы, я повернулся спиной к этому раз¬

бушевавшемуся аду и поднялся на палубу, где туман

серыми призрачньши тенями лежал во мраке, а воздух

был чист, ароматен и тих.
В кубрике у охотников тоже было двое раненых, и

там шла такая же оргия, как и у матросов,— только здесь

не проклинали Волка Ларсена. Очутившись снова на па¬

лубе, я облегченно вздохнул и отправился на корму, в

кают-компанию. Ужин был готов; Волк Ларсен и

Мод поджидали меня.
Пока весь экипаж спешил напиться, сам капитан

оставался трезв. Он не выпил ни капли вина. Он не мог

себе этого позволить, ведь, кроме меня и Луиса, ему ни

на кого нельзя было положиться, а Луис к тому же

стоял у штурвала. Мы шли в тумане наудачу, без сиг¬

нальщика, беа огней. Меня очень удивило сперва, что

Волк Ларсен разрешил матросам и охотникам эту пьяную

оргию, но он, очевидно, хорошо знал их нрав и умел

спаять дружбой то, что началось с кровопролития.
Победа над Смертью Ларсеном, казалось, необычай¬

но благотворно подействовала на него. Вчера вечером

он своими рассуждениями довел себя до хандры, и я

каждый миг ждал очередной вспышки ярости. Но пока

все шло гладко, Ларсен был в великолепном настрое¬

нии. Быть может, обычную реакцию предотвратило то,

что он захватил так много охотников и шлюпок. Во вся¬

ком случае хандру как рукой сняло, и дьявол в нем не

просыпался. Так мне казалось тогда, но — увы! — как

мало я его знал. Не в ту ли самую минуту он уже за¬

мышлял самое черное свое дело!
191

Итак, войдя в кают-комианию, я застал капитана в

прекрасном расположении духа. Приступы головной бо¬

ли уже давно не мучили его, и глаза его были ясны,

как голубое небо. Жизнь мощным потоком бурлила в его

жилах, и от бронзового лица веяло цветущим здо-

ров*ьем. В ожидании меня он занимал Мод Брустер бе¬

седой. Темой этой беседы был соблазн, и из нескольких

слов, брошенных Ларсеном, я понял, что он признает

истинным соблазном лишь тот, перед которым человек

не смог устоять и пал.
—	Ну, посудите сами,— говорил он.— Ведь человек

действует, повинуясь своим желаниям. Желаний у него

много. Он может желать избегнуть боли или насладить¬

ся удовольствием. Но что бы он ни делал, его поступки

продиктованы желанием.
—	А если, предположим», у него возникли два взаим¬

но исключающих друг друга желания? — прервала его

Мод Брустер.
—	Вот к этому-то я и веду,— ответил капитан, но она

продолжала:
—	Душа человека как раз и проявляет себя в борь¬

бе этих двух желаний. И, если душа благородна, она

последует доброму побуждению и заставит человека

совершить доброе дело; если же она порочна — он посту¬

пит дурно. И в том и в другом случае решает душа.
—	Чушь и бессмыслица! — нетерпеливо воскликнул

Волк Ларсен.— Решает желание. Вот, скажем, человек,

которому хочется напиться. И вместе с тем он не хочет на¬

пиваться. Что же он делает, как он поступает? Он

марионетка, раб своих желаний и просто повинуется бо¬

лее сильному из этих двух желаний, вот и все. Душа тут

ни при чем. Если у него появилось искушение напиться,

то как он мюжет устоять против него? Для этого должно

возобладать желание остаться трезвым. Но, значит, это

желание было более сильным, только и всего, соблазн

не играет никакой роли, если, конечно...— он остановил¬

ся, обдумывая мелькнувшую у него мысль, и вдруг рас¬

хохотался,— если это не соблазн остаться трезвым! Что

вы на это скажете, мистер,Ван-Вейден?
—	Скажу, что вы оба спорите совершенно напрасно.

Душа человека — это его желание. Или, если хотите,

совокупность желаний — это и есть его душа. Поэто¬
192

му вы оба не правы. Вы, Ларсен, ставите во главу угла

желание, отметая в сторону душу. Мисс Брустер ставит

во главу угла душу, отметая желания. А в сущности, ду¬

ша и желания — одно и то же.
—	Однако,— продолжал я,— м^исс Брустер права,

утверждая, что соблазн остается соблазном, независимо от

того, устоял человек или нет. Ветер раздувает огонь,

и он вспыхивает жарким пламенем. Желание подобно

огню. Созерцание предмета желания, новое заманчивое

описание его, новое постижение этого предмета разжигает

желание, подобно тому как ветер раздувает огонь. И в

этом заключен соблазн. Эго ветер, который раздувает

желание, пока оно не разгорится в пламя и не поглотит

человека. Вот что такое соблазн! Иногда он недостаточ¬

но силен, чтобы сделать желание всепожирающим, но

если он хоть в какой-то мере разжигает желание, это

все равно соблазн. И, как вы сами говорите, он может

толкнуть человека на добро, так же как и на зло.
Я был горд собой. Мои доводы решили спор или

по крайней мере положили ему конец, и мы сели

за стол.
Но Волк Ларсен был в этот день необычайно слово¬

охотлив,— я еще не видал его таким-. Казалось, накопив¬

шаяся в нем энергия ищет выхода. Почти сразу же он

затеял спор о любви. Как и всегда, он подходил к вопро¬

су грубо материалистически, а Мод Брустер отстаивала

идеалистическую точку зрения. Прислушиваясь к их спо¬

ру, я лишь изредка высказывал какое-нибудь соображе¬

ние или вносил поправку, но больше молчал.
Ларсен говорил с подъемом; Мод Брустер тоже вооду¬

шевилась. По временам я терял нить разговора, изучая

ее лицо. Ее щеки редко покрывались румянцем, но се¬

годня они порозовели, лицо оживилось. Она дала волю

своему остроумию и спорила с жаром, а Волк Ларсен

прямо упивался спором.
По какому-то поводу — о чем> шла речь, не припом¬

ню, так как был увлечен в это время созерцанием кашта¬

нового локона, выбившегося из прически Мод,— Ларсен

процитировал слова Изольды, которые она произносит,

будучи в Тинтагеле:
Средь смертных жен я взыскана судьбой.
Так согрешить, как я, им не дано,
И грех прекрасен мой...
13.	Джек Лондон. Т, IV.	193

Если раньше, читая Омара. Хайама^ он вкладывал в

его стихи пессимистическое звучание, то сейчас, читая

Суинберна, он заставил его строки звучать восторженг

но, даже ликующе. Читал он правильно и хорошо. Едва

он умолк, как Луис просунул голову в люк и сказал не¬

громко:
—	Нельзя ли потише? Туман поднялся, а пароход,

будь он неладен, пересекает сейчас наш курс по носу.

Виден левый бортовой огонь!
Волк Ларсен так стремительно выскочил на палубу,

что, когда мы присоединились к нему, он уже успел, за¬

двинув крышку люка, заглушить пьяный рев, несшийся

из кубрика охотников, и спешил на бак, чтобы закрьггь

люк там. Туман рассеялся не вполне — он поднялся вы¬

ше, закрыв собою звезды, и сделал мрак совсем непро¬

ницаемым. И прямо впереди из мрака на меня глянули

два огня, красный и белый, и я услышал мерное постуки¬

вание машины парохода. Несомненно, это была «Маке¬

дония».
Волк Ларсен вернулся на ют, и мы стояли в полном

молчании, следя за быстро скользившими мимо нас

огнями.
—	На мое счастье, у него нет прожектора,— промол¬

вил Волк Ларсен.
—	А что, если я закричу? — шепотом спросил я.
—	Тогда все пропкло,— отвечал он.— Но вы подума¬

ли о том, что сразу же за этим последует?
Прежде чем я успел выразить какое-либо любо¬

пытство по этому поводу, он уже держал меня за горло

своей обезьяньей лапой. Его мускулы едва заметно на¬

пряглись, и это был весьма выразительный намек на то,

что ему ничего не стоит свернуть мне шею. Впрочем, он

тут же отпустил меня, и мы снова стали следить за огня¬

ми «Македонии».
—	А если бы крикнула я? — спросила Мод.
^— Я слишком расположен к вам, чтобы причинитть

вам боль,— мягко сказал он, и в его голосе прозвучали та¬

кая нежность и ласка, что меня передернуло.— Но луч¬

ше не делайте этого, потому что я тут же сверну шею

мистеру Ван-Вейдену,— добавил он.
—	В таком случае я разрешаю ей крикнуть,— вы¬

зывающе сказал я.
194

—	Навряд ли мисс Брустер захочет пожертвовать

жизнью «наставника американской литературы номер

два»,— с издевкой проговорил Волк Ларсен.
Больше мы не обменялись ни словом; впрочем, мы уже

настолько привыкли друг к другу, что не испытывали не¬

ловкости от наступившего молчания. Когда красный и

белый огни исчезли вдали, м>ы вернулись в кают-ком¬

панию, чтобы закончить прерванный ужин.
Ларсен снова процитировал какие-то стихи, а Мод

прочла «Impenitentia Ultima» Даусона. Она читала пре¬

восходно, но я наблюдал не за нею, а за Волком Ларсе¬

ном. Я не мог оторвать от него глаз, так поразил меня

его взгляд, прикованный к ее лицу. Я видел, что он со¬

вершенно поглощен ею; губы его бессознательно шевели¬

лись, неслышно повторяя за ней слова:
...И когда погаснет солнце.
Пусть ее глаза мне светят.
Скрипки в голосе любимой

Пусть поют в последний час..а
—	В вашем голосе поют скрипки! — неожиданно про¬

изнес он, и в глазах его опять сверкнули золотые искорки,
Я готов был громосо возликовать при виде проявленно**

го ею самообладания. Она без запинки дочитала заклю¬

чительную строфу, а затем постепенно перевела раз¬

говор в более безопасное русло. Я был как в дурмане.

Сквозь переборку кубрика доносились звуки пьяного

разгула, а мужчина, который внушал мне ужас, и жен¬

щина, которую я лк>бил, сидели передо мной и говорили,

говорили... Никто не убирал со стола. Матрос, заменяв¬

ший Магриджа, очевидно, присоединился к своим то¬

варищам в кубрике.
Если Волк Ларсен был когда-либо всецело упоен ми¬

нутой, так это сейчас. Временами я отвлекался от своих

мыслей, с изумлением прислушиваясь к его словам, по¬

ражаясь незаурядности его ума и силе страсти, с ко¬

торой он отдавался проповеди мятежа. Разговор коснул¬

ся Люцифера из поэм»ы Мильтона, и острота анализа,

который давал этому образу Волк Ларсен, и красочность

некоторых его описаний показывали, что он загубил в

себе несомненный талант. Мне невольно пришел на па¬

мять Тэн, хотя я и знал, что Ларсен никогда не читал

этого блестящего, но опасного мыслителя^
195

—	Он возглавил борьбу за дело, обреченное на не¬

удачу, и не устрашился громов небесных,— говорил Лар¬

сен.— Низвергнутый в ад, он не был сломлен. Он увел

за собой треть ангелов, взбунтовал человека против бога

и целые поколения людей привлек на свою сторону и

обрек аду. Почему был он изгнан из рая? Был ли он ме¬

нее отважен, менее горд, менее велик в своих замыслах,

чем господь бог? Нет! Тысячу раз нет! Но бог был могу¬

щественнее. Как это сказано? «Он возвеличился лишь

силою громов». Но Люцифер — свободный дух. Для не¬

го служить было равносильно гибели. Он предпочел стра¬

дания и свободу беспечальной жизни и рабству. Он не

хотел служить богу. Он ничему не хотел служить. Он не

был безногой фигурой, врюде той, что украшает нос моей

шхуны. Он стоял на своих ногах. Это была личность!
—	Он был первым анархистом»,— рассмеялась Мод,

вставая и направляясь к себе в каюту.
—	Значит, быть анархистом хорошо! — воскликнул

Волк Ларсен.
Он тоже поднялся и, стоя перед ней у двери в ее каю¬

ту,. продекламировал:
...По крайней мере здесь
Свободны будем. Нам здесь бог не станет
Завидовать и нас он не изгонит.
Здесь будем править мы. И хоть в аду,
Но все же править стоит, ибо лучше

Царить в аду, чем быть рабом на небе.
Это был гордый ВЫЗОВ могучего духа. Когда он умолк,

голос его, казалось, продолжал звучать в стенах каюты, а

он стоял, слегка покачиваясь, откинув назад голову, брон¬

зовое лицо его сияло, в глазах плясали золотые искорки,

и он смотрел на Мод, как смотрит на женщину мужчи¬

на.— зовущим, ласковым и властным взглядом.
И снова я отчетливо прочел в ее глазах безотчетный

ужас, когда она почти шепотом произнесла:
—	Вы сами Люцифер!
Дверь за нею закрылась. Несколько секунд Волк Лар¬

сен продолжал стоять, глядя ей вслед, noroMi, как бы

очнувшись, обернулся ко мне.
—	Я сменю Луиса у штурвала и в полночь разбу¬

жу вас. А пока ложитесь и постарайтесь выспаться.
Он натянул рукавицы, надел фуражку и поднялся

по трапу, а я последовал его совету и лег. Не знаю почему,
196

словно повинуясь какому-то тайному побуждению, я лег

не раздеваясь. Некоторое время я еще прислушивался к

шуму в кубрике охотников и с восторгом и изумлением

разм1ышлял о своей неожиданной любви. Но на «При¬

зраке» я научился спать крепким, здоровым сном, и по¬

степенно пение и крики стали уплывать куда-то, веки

кюи смежились, и глубокий сон погрузил меня в небытие.
Не знаю, что разбудило меня и подняло с койки, но

очнулся я уже на ногах. Сон как рукой сняло; я весь тре¬

петал от ощущения неведомой опасности — настойчиво¬

го, словно громкий зов трубы. Я распахнул дверь. Лампа

в кают-компании была притушена. Я увидел Мод, мою

Мод, бьющуюся в железных объятиях Волка Ларсена.

Она тщетно старалась вырваться, руками и головой упи¬

раясь ему в грудь. Я бросился к ним».
Волк Ларсен поднял голову, и я ударил его кулаком

в лицо. Но это был слабый удар. Зарычав, как зверь,

Ларсен оттолкнул меня. Этим толчком, легким! взмахом

его чудовищной руки, я был отброшен в сторону с такой

силой, что врезался в дверь бывшей каюты Магриджа, и

она разлетелась в щепы. С трудом выкарабкавшись из-

. под обломков, я вскочил и, не чувствуя боли — ничего,

кроме овладевшей М1Н0Й беше1^ой ярости,— снова бросил¬

ся на Ларсена. Помнится, я тоже зарычал и выхватил

висевший у бедра нож.
Но случилось что-то непонятное. Капитан и Мод Бру-

стер стояли теперь поодаль друг от друга. Я уже занес

нож, но рука моя застыла в воздухе. Меня поразила эта

неожиданная и странная перемена. Мод стояла, присло¬

нившись к переборке, придерживаясь за нее откинутой

в сторону рукой, а Волк Ларсен, шатаясь, прикрыв левой

рукой глаза, правой неуверенно, как слепой, шарил во¬

круг себя. Наконец он нащупал переборку и, казалось,

испытал огромное физическое облегчение, словно не толь¬

ко нашел опору, но и понял, где находится.
А затем ярость вновь овладела мной. Все перенесен¬

ные мною унижения и издевательства, все, что выстра¬

дали от Волка Ларсена я и другие, нахлынуло на меня,

и я внезапно с необыкновенной отчетливостью осознал,

сколь чудовищен самый факт существования этого челове-
197

ка на земле. Не помня себя, я кинулся на него и вон¬

зил ему нож в плечо. Я сразу понял, что ранил его лег¬

ко — нож только скользнул по лопатке,— и я снова за¬

нес его, чтобы поразить Ларсена насмерть.
Но Мод, которая видела все, с криком бросилась

ко мне:
—	Не надо! Умоляю вас, не надо!
Я опустил руку, но только на миг. Я замахнулся еще

раз и, вероятно, убил бы Ларсена, если бы Мод не вста¬

ла между нами. Ее руки обвились вокруг меня, я ощутил

ее волосы на моем лице. Кровь закипела во мне, но и

ярость вспыхнула с удесятеренной силой. Мод заглянула

мне в глаза.
—	Ради меня! — взмолилась она.
—	Ради вас? Ради вас я и убью его! — крикнул я, пы¬

таясь высвободить руку и боясь вместе с тем сделать

девушке больно.
—	Успокойтесь! — шепнула она, закрывая мне рот

рукой.
Прикосновение ее пальцев к моим губам было так

сладостно, так необычайно сладостно, что, несмотря на

владевшее мною бешенство, я готов был расцеловать их,

но не посмел.
—	Пожалуйста, прошу вас! — молила она, и я почув¬

ствовал, что слова ее обезоруживают меня и что так бу¬

дет отныне всегда.
Я отступил, вложил свой тесак в ножны й взглянул

на Волка Ларсена. Он все еще стоял, прижав левую

руку ко лбу, прикрывая ею глаза. Голова его свесилась

на грудь. Он весь как-то обмяк, могучие плечи ссутули¬

лись, спина согнулась.
—	Ван-Вейден! — хрипло, с оттенком страха в голосе

позвал он.— Эй, Ван-Вейден! Где вы?
Я взглянул на Мод. Она молча кивнула мне.
—	Я здесь,— ответил я и подошел к нему.— Что с

вами?
—	Помогите мне сесть,— сказал он тем же хриплым,

испуганным голосом.
—	Я болен, очень болен, Хэмп! — добавил он, опуска¬

ясь на стул, к которому я подвел его.
Он уронил голову на стол, обхватил ее руками и мо¬
198

тал ею из стороны в сторону, словно от боли. Когда он

приподнял ее, я увидел крупные капли пота, выступившие

у него на лбу у корней волос.
—	Я болен, очень болен,— повторил он несколько раз.
—	Да что с вами такое? — спросил я, кладя ему руку

на плечо.— Чем я могу помочь ваМ|?
Но он раздраженно сбросил мою руку, и я долго мол¬

ча стоял возле него. Мод, испуганная, растерянная, смот¬

рела на нас. Она тоже не могла понять, что с ним слу¬

чилось.
—	Хэмп,— сказал он наконец,— мне надо добраться

до койки. Дайте мне руку. Скоро все пройдет. Верно,

опять эта проклятая головная боль. Я всегда боялся ее.

У меня было предчувствие... Да нет, вздор, я сам не

знаю, что говорю. Помогите мне добраться до койки.
Но когда я уложил его, он опять прикрыл глаза рукой,

и, уходя, я слышал, как он пробормотал:
—	Я болен, очень болен!
Я вернулся к Мод; она встретила меня вопроситель¬

ным взглядом. Я в недоумении пожал плечами.
—	Что-то с ним стряслось, а что — не знаю. Он со¬

вершенно беспомощен и, должно быть, впервые в жизни

по-настоящему напуган. Случилось это, конечно, еще до

того, как я ударил его ножом», да это и не рана, а цара¬

пина. Вы, верно, видели, как это с ним началось?
Она покачала головой.
—	Я ничего не видела. Для меня это такая же загад¬

ка. Он вдруг выпустил меня и пошатнулся. Но что нам1

теперь делать? Что я должна делать?
—	Пожалуйста, подождите меня здесь. Я скоро вер¬

нусь,— отвечал я и вышел на палубу. Луис стоял у штур¬

вала.
—	Можешь идти спать,— сказал я ему, становясь на

его место.
Он охотно исполнил приказание, и я остался на палу¬

бе один. Стараясь производить как можно меньше шума,

я взял топселя на гитовы, спустил бом-кливер и стаксель,

вынес кливер на подветренный борт и выбрал грот. За¬

тем я вернулся к Мод. Сделав ей знак молчать, я про¬

шел в каюту Волка Ларсена. Он лежал в том же поло¬

жении, в каком! я его оставил, и голова его все так же

перекатывалась из стороны в сторону по подушке*
199

—	Могу я чем-нибудь помочь вам? —спросил я.
Он сперва ничего не ответил, но, когда я повторил во¬

прос, сказал:
—	Нет, нет, мне ничего не надо! Оставьте меня одного

до утра.
Но, выходя из каюты, я заметил, что он опять мечется

по подушке. Мод терпеливо ждала меня, и когда я уви¬

дел ее горделивую головку, ее ясные, лучистые глаза, ра¬

дость охватила меня. Глаза ее были так же ясны и не-

возм»утимы, как ее душа.
—	Готовы ли вы доверить мне свою жизнь и отва¬

житься на путешествие примерно в шестьсот миль?
—	Вы хотите сказать...— проговорила Мод, и я по¬

нял, что она угадала мое намерение.
—	Да,— подтвердил я,— я хочу сказать, что нам ни¬

чего другого не остается, как пуститься в море на парус¬

ной шлюпке.	'
—	Вернее — мне? Вам-то здесь по-прежнему ничто

не грозит.
—	Нет, это единственное спасение для нас обоих,—

твердо повторил я.— Оденьтесь, пожалуйста, как можно

теплее и быстро соберите все, что вы хотите взять с собой.

Поспешите! — добавил я, когда она направилась в свою

каюту.
Кладовая находилась непосредственно под кают-ком¬

панией. Открыв люк, я спрыгнул вниз, зажег свечу и

принялся отбирать из судовых запасов самое для нас

необходимое, главным образом консервы. А когда дело

подошло к концу, вверх ко мне протянулись две руки, и

я начал передавать все Мод.
Мы работали мюлча. Я запасся также одеялами, рука¬

вицами, клеенчатой одеждой, зюйдвестками... Нам пред¬

стояло тяжелое испытание — пуститься в плавание по

бурному, суровому океану в открытой шлюпке, и, чтобы

выдержать его, нужно было как можно лучше защитить

себя от холода, дождя и морских брызг.
Мы работали с лихорадочной поспешностью. Вынесли

всю нашу добычу на палубу и уложили ее возле одной

из шлюпок. Мод так устала, что вскоре совсем обессиле¬

ла и в изнеможении присела на ступеньки юта. Но и

это не принесло ей облегчения, и тогда она легла прямо

на голые доски палубы, раскинув руки, чтобы дать пол¬
200

ный отдых ^ему телу. Я вспомиил, что моя сестра все¬

гда отдыхала точно так же, и знал, что силы Мод скоро

восстановятся. Необходимо было запастись также оружи¬

ем, и я спустился в каюту Волка Ларсена за его винтов¬

кой и дробовиком. Я заговорил с ним, но он не ответил

мне ни слова, хотя голова его по-прежнему перекатыва¬

лась по подушке и он, по-видимому, не спал.
—	Прощай, Люцифер!—прошептал я и тихонько при¬

крыл за собой дверь.
Теперь предстояло раздобыть еще патроны, что было

нетрудно, хотя и пришлось спуститься для этого в кубрик

охотников. Там у них хранились ящики с патронами, ко¬

торые они брали с собой в шлюпки, когда шли на охоту.

Взяв два ящика, я унес их из-под самого носа разгуляв¬

шихся кутил.
Оставалось спустить шлюпку — нелегкая задача для

одного человека. Отдав найтовы, я налег сперва на носо¬

вые тали, потом на кормовые, чтобы вывалить шлюпку

за борт, а затем, потравливая по очереди те и другие тали,

спустил ее на два-три фута, так что она повисла над

водой, прижим1аяоь к борту шхуны. Я проверил, на мес¬

те ли парус, весла и уключины. Запастись пресной

водой было, пожалуй, важнее всего, и я забрал бочонки

со всех шлюпок. На борту находилось теперь уже девять

шлюпок, и нам должно б.ыло хватить этой воды, а кстати,

и балласта. Впрочем, я столько запас всего, что даже поба¬

ивался — не перегрузил ли я шлюпку.
Когда Мод начала передавать мне в шлюпку прови¬

зию, из кубрика вышел на палубу матрос. Он постоял

у наветренного борта (шлюпку мы спускали с подветрен¬

ного), потом медленно побрел на середину палубы и еще

немного постоял, повернувшись лицом» к ветру и спиной

к нам. Я притаился на дне шлюпки; сердце у меня бешено

колотилось. Мод лежала совершенно неподвижно, вытя¬

нувшись в тени фальшборта. Но матрос так и не взгля¬

нул в нашу сторону. Закинув руки за голову, он потя¬

нулся, громко зевнул и снова ушел на бак, где и исчез,

нырнув в люк.
Через несколько минут я погрузил все в шлюпку и

спустил ее на воду. Помюгая Мод перелезть через план¬

шир, я на мгновение ощутил ее совсем близко возле себя,

и слова: «Я люблю вас1 Люблю!» — чуть не слетели с*
201

моих губ. «Да, Хэмфри Ван-Вейден, вот ты и влюблен

наконец!» — подумал я. Ее пальцы переплелись с моими,

и я, одной рукой держась за планшир, другой поддержи¬

вал ее и благополучно спустил в шлюпку. При этом я

невольно испытал чувство гордости — я почувствовал в

себе силу, какой совсем не обладал еще несколько меся¬

цев назад, в тот день, когда, простившись с Чарли Фэра-

сетом, отправился в Сан-Франциско на злополучном

«Мартинесе».
Набежавшая волна подхватила шлюпку, ноги Мод

коснулись банки, и я отпустил ее руку. Затем я отдал

тали и сам спрыгнул в шлюпку. Мне еще никогда в жиз¬

ни не приходилось грести, но я вставил весла в уключи¬

ны и ценою больших усилий отвел шлюпку от «Призра¬

ка». Затем я стал поднимать парус. Мне не раз приходи¬

лось видеть, как ставят парус матросы и охотники, но сам

я брался за это дело впервые. Если им достаточно было

двух минут, то у меня ушло на это по крайней мере минут

двадцать, но в конце концов я сумел поставить и натянуть

парус, после чего, взявшись за рулевое весло, привел

шлюпку к ветру.
—	Вон там, прямо перед нами, Япония,— сказал я.
—	Хэмфри Ван-Вейден, вы храбрый человек,— сказа¬

ла Мод.
—	Нет,— отвечал я.— Это вы храбрая женщина.
Точно сговорившись, мы одновременно обернулись,
чтобы взглянуть в последний раз на «Призрак». Невы¬

сокий корпус шхуны покачивался на волнах с наветренной

стороны от нас, паруса смутно выступали из темноты, а

подвязанное колесо штурвала скрипело, * когда в руль

ударяла волна. Потом очертания шхуны и эти звуки по¬

степенно растаяли вдали, и мы остались одни среди волн

и мрака.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Забрезжило утро, серое, промозглое. Дул свежий

бриз, и шлюпка шла бейдевинд. Компас показывал, что

мы держим курс прямо на Японию. Теплые рукавицы

все же не спасали от холода, и пальцы у меня стыли на

кормовом весле. Ноги тоже лом.ило от холода, и я с нетер¬

пением ждал, когда встанет солнце.
202

Передо мной на дне шлюпки спала Мод. Я надеялся,

что ей тепло, так как она была укутана в толстые одеяла.

Краем одеяла я прикрыл ей лицо от ночного холода, и

мне были видны лишь см»утные очертания ее фигуры да

прядь светло-каштановых волос, сверкавшая капельками

осевшей на них росы.
Я долго, не отрываясь, смотрел на эту тоненькую

прядку волос, как смотрят на драгоценнейшее из сокро¬

вищ. Под моим пристальным взглядом Мод зашевели¬

лась, отбросила край одеяла и улыбнулась мне, припод¬

няв тяжелые от сна веки.
—	Доброе утро, мистер Ван-Вейден,— сказала она.—

Земли еще не видно?
—	Нет,— отвечал я.— Но мы приближаемся к ней со

скоростью шести миль в час.
Она сделала разочарованную гримаску.
—	Но это сто сорок четыре мили в сутки,— постарал¬

ся я приободрить ее.
Лицо Мод просветлело.
—	А как далеко нам еще плыть?
—	Вон там — Сибирь,— указал я на запад.— И при¬

мерно в шестистах милях отсюда на юго-запад — Япония.

При этом ветре шл доберемся туда за пять дней.
—	А если поднимется буря? Шлюпка не выдержит?
Мод умела требовать правды, глядя вам прямо в гла¬

за, и. наши взгляды встретились.
—	Только при очень сильной буре,— уклончиво ска¬

зал я.
—	А если будет очень сильная буря?
Я молча наклонил голову.
—	Но нас в любой момент может подобрать какая-

нибудь промысловая шхуна. Их много сейчас в этой ча¬

сти океана.
—	Да вы совсем продрогли! — вдруг воскликнула

она.— Смотрите, вас трясет! Не спорьте, я же вижу. А я-

то греюсь под одеялами!
—	Не знаю, какая была бы польза, если бы вы тоже

сидели и мерзли^— рассмеялся я.
—	Польза будет, если я научусь управлять шлюпкой,

а я непременно научусь!
Сидя на дне шлюпки, Мод занялась своим нехитрым

туалетом. Она распустила волосы, и они пушистым обла¬
203

ком закрыли ей лицо и плечи. Как хотелось мне зарыться

в них лицом, целовать эти милые влажные каштановые

пряди, играть ими, пропускать их между пальцами! Оча¬

рованный, я не сводил с нее глаз. Но вот шлюпка повер¬

нулась боком к ветру, парус захлопал и напомнил мие о

моих обязанностях. Идеалист и романтик, я до этой поры,

несмотря на свой аналитический склад ума, имел лишь

смутные представления о физической стороне любви.

Любовь между мужчиной и женщиной я воспринимал как

чисто духовную связь, как некие возвышенные узы, со¬

единяющие две родственные души. Плотским же отноше¬

ниям в моем представлении о любви отводилась лишь са¬

мая незначительная роль. Однако теперь полученный

мною сладостный урок открыл мне, что душа выражает

себя через свою телеснз'^ю оболочку и что вид, запах, при¬

косновение волос любимой — совершенно так же, как свет

ее глаз или слова, слетающие с ее губ,— являются голо¬

сом, дыханием, сутью ее души. Ведь дух в чистом виде —

нечто неощутимое, непостижимое и лишь угадываемое и

не может выражать себя через себя самого. Антропомор¬

физм Иеговы выразился в том, что он мог являться

иудеям только в доступном для их восприятия виде. И в

представлении израильтян он вставал как образ и по¬

добие их самих, как облако, как огненный столп, как

нечто осязаемое, физически реальное, доступное их

сознанию.
Так и я, глядя на светло-каштановые волосы Мод и

любуяоь ими, познавал смысл любви глубже, чем могли

меня этому научить песни и сонеты всех певцов и поэтов.

Вдруг Мод, тряхнув головой, откинула волосы назад, и

я увидел ее улыбающееся лицо.
—	Почему женщины подбирают волосы, почему они

не носят их распущенными? —сказал я.— Т^к красивее.
—	Но они же страшно путаются! — рассмеялась

Мод.— Ну вот, потеряла одну из моих драгоценных

шпилек!
И снова парус захлопал на ветру, а я, забыв о шлюп¬

ке, любовался каждым движением Мод, пока она разыс¬

кивала затерявшуюся в одеялах шпильку. Она делала это

чисто по-женски, и я испытывал изумление и восторг:

мне вдруг открылось, что она истая женщина, женщи¬

на до мозга костей.
204

До сих пор я слишком возносил ее в своем представ¬

лении, ставил ее на недосягаемую высоту над всем>и смерт¬

ными и над сам1им собой. Я создал из нее богоподобное,

неземное существо. И теперь я радовался каждой мелочи,

в которой она проявляла себя как обыкновенная женщина,

радовался тому, как она откидывает назад волосы или

ищет шпильку. Да, она была просто женщиной, так же

как я — мужчиной, она была таким же земным существом,

как я, и я мог обрести с нею эту восхитительную бли¬

зость двух родственных друг другу существ — близость

мужчины и женщины,— навсегда сохранив (в этом я был

убежден наперед) чувство преклонения и восторга перед

нею.
С радостным возгласом, пленительным; для моего слу¬

ха, она нашла, наконец, шпильку, и я сосредоточил свое

внимание на управлении шлюпкой. Я сделал опыт — под¬

вязал и закрепил рулевое весло — и добился того, что

шлюпка без моей помощи шла бейдевинд. По временам

она приводилась к ветру или, наоборот, уваливалась, но,

в общем, недурно держалась на курсе.
—	А теперь давайте завхракать! — сказал я.—Но

сперва вам1 необходимо одеться потеплее,
Я достал толстую фуфайку, совсем новую, сшитую из

теплой ткани, из которой шьют одеяла; ткань была очень

плотная, и я знал, что она не скоро промокнет под дож¬

дем. Когда Мод натянула фуфайку, я дал ей вместо ее

фуражки зюйдвестку, которая, если отогнуть вниз поля,

закрывала не только волосы и уши, но даже шею. Мод

в этом уборе выглядела очаровательно. У нее было одно

из тех лиц, которые ни при каких обстоятельствах не те¬

ряют привлекательности. Ничто не могло испортить пре¬

лесть этого лица — его изысканный овал, правильные,

почти классические черты, тонко очерченные брови и

большие карие глаза, проницательные и ясные, удиви¬

тельно ясные.
Внезапно резкий порыв ветра подхватил шлюпку, ко-<

гда она наискось пересекала гребень волны. Сильно на¬

кренившись, она зарылась по самый планшир во встреч¬

ную волну и черпнула бортом воду. Я вскрывал в это

время банку консервов и, бросившись к шкоту, едва успел

отдать его. Парус захлопал, затрепетал, и шлюпка у вали¬

лась под ветер. Провозившись еще несколько минут с па¬
205

русом, я снова положил шлюпку на курс и возобновил

приготовления к завтраку.
—	Действует как будто неплохо,— сказала Мод, одо¬

брительно кивнув головой в сторону моего рулевого

приспособления.— Впрочем, я ведь ничего не смыслю в

мореходстве.
—	Это устройство будет служить, только пока мы

идем! бейдевинд,— объяснил я.— При более благоприят¬

ном ветре — с кормы, галфвинд или бакштаг — мие при¬

дется править самому.
—	Я, признаться, не понимаю всех этих терминов, но

вывод ясен, и он мне не очень-то нравится. Не можете

же вы круглые сутки бессменно сидеть на руле! После

завтрака извольте дать мне первый урок. А потом вам

нужно будет лечь поспать. Мы установим вахты, как

на корабле.
—	Ну как я буду учить вас,— запротестовал я,— ко¬

гда я сам еще только учусь! Вы доверились мне и, верао,

не подумали, что у меня нет никакого оЪыта в управле¬

нии парусной шлюпкой. Я впервые в жизни попал на нее.
'— В таком случае, сэр, мы будем учиться вместе.

И так как вы на целую ночь опередили меня, вам при¬

дется поделиться со мной всем, что вы уже успели по¬

стичь. А теперь завтракать! На воздухе разыгрывается

аппетит!
—	Да, но кофе не будет!—с сокрушением сказал я

передавая ей намазанные маслом галеты с ломтиками

языка.— Не будет ни чая, ни супа — никакой горячей

еды, пока мы где-нибудь и когда-нибудь не пристанем к

берегу.
После нашего незамысловатого завтрака, завершившее

гося чашкой холодной воды, я дал Мод урок вождения

шлюпки. Обучая ее, я учился сам, хотя кое-какие позна¬

ния у меня уже были,— я приобрел их, управляя «При¬

зраком» и наблюдая за действиями рулевых на шлюпках.

Мод оказалась способной ученицей и быстро научилась

держать курс, приводиться к ветру и отдавать, когда нуж¬

но, шкот.
Потом, устав, как видно, она передала мне весло и

принялась расстилать на дне шлюпки одеяла, которые я

успел свернуть. Устроив все как можно удобнее, она ска¬

зала:
206

—	Ну, сэр, постель готова! И спать вы должны до

второго завтрака. То есть до обеда,— поправилась она,

вспомнив распорядок дня на «Призраке».
Что мне оставалось делать? .Она так настойчиво по¬

вторяла: «Пожалуйста, прошу вас», что я в конце концов

подчинился и отдал ей кормовое весло. Забираясь в по¬

стель, постланную ее руками, я испытал необычайное на- '

слаждение. Казалось, в этих одеялах было что-то успо¬

каивающее и умиротворяющее, словно это передалось им1

от нее самой, и чувство покоя сразу охватило меня. Сквозь

сладкую дрему я видел нежный овал ее лица и большие

карие глаза... Обрамленное зюйдвесткой лицо ее колыха¬

лось передо мной, вырисовываясь то на фоне серого моря,

то на фоне таких же серых облаков... и я уснул.
Я понял, что крепко спал, когда, внезапно очнув¬

шись, взглянул на часы. Был час дня. Я проспал целых

семь часов! И целых семь часов она одна правила шлюп¬

кой! Принимая от нее весло, я должен был помочь ей

разогнуть окоченевшие пальцы. Она исчерпала весь не¬

большой запас своих сил ц теперь не могла даже припод¬

няться. Я вынужден был бросить парус, чтобы помочь

ей добраться до постели, и, уложив ее, принялся расти¬

рать ей руки.
—	Как я устала! — произнесла она с глубоким вздо¬

хом» и бессильно поникла головой.
Но через секунду она встрепенулась,
—	Только не вздумайте браниться, не смейте, слыши¬

те! — с шутливым вызовом сказала она.
—	Разве у меня такой сердитый вид? — отозвался

я без улыбки.— Уверяю вас, я не сержусь.
—	Да-а...— протянула она.— Не сердитый, но уко¬

ризненный.
—	Значит, мое лицо только честно выражает то, что я

чувствую. А вот вы поступили нечестно — и по отноше¬

нию к себе и ко мне. Как теперь прикажете доверять вам?
Она виновато взглянула на меня.
—	Я буду паинькой,— сказала она, как напроказив¬

ший ребенок.— Обещаю вам...
—	Повиноваться, как матрос повинуется капитану?
—	Да,— ответила она.— Я знаю: это было глупо^
—	Раз так, обещайте мне еще кое-что.
—	Охотно!
207

—	Обещайте мне не так ^^асто говорить: «Пожалуй¬

ста прошу вас». А то вы быстро сведете власть капи¬

тана на нет.
Она рассмеялась, и я почувствовал, что моя прооьба

не только позабавила ее, но и польстила ей. Она уже

сама заметила, какую власть имеют надо мной эти слова.
—	Пожалуйста — хорошее слово...— начал я.
—	...Но я не должна злоупотреблять им,— докончила

она за меня. Она снова рассмеялась, но уже чуть слыш¬

но, и уронила голову. Я оставил весло, чтобы закутать

одеялом ее ноги и прикрыть ей лицо. Увы, у нее было так

мало сил! С недобрым предчувствием посмотрел я на

юго-запад и подумал о шестистах милях, отделявших нас

от берега, и о всех предстоявших нам испытаниях. Да и

бог весть^ что еще ждало нас впереди! В этой части оке¬

ана в любую минуту мог разыграться гибельный для нас

шторм. И все же я не испытывал страха. Я не был спо¬

коен за будущее, о нет,— самые тяжкие сомнения грыз¬

ли меня,— но за всем этим не было страха. «Все обой¬

дется,— твердил я себе,— все обойдется!»
После полудня ветер посвежел и поднял большие

волны, которые основательно трепали шлюпку и зада¬

вали мне работу. Впрочем», запасенная нами провизия

и девя^пь бочонков воды придавали шлюпке достаточную

остойчивость, и я шел под парусом, пока это не стало

слишком опасным. Тогда я убрал шпринт, туго притя¬

нул и закрепил верхний угол паруса, превратив его в тре¬

угольный, и мы поплыли дальше.
Под вечер я заметил на горизонте с подветренной

стороны дымок парохода. Это мог бьть либо русский

крейсер, либо скорее всего «Македония», все еще разы¬

скивающая шхуну.
Солнце за весь день ни разу не выглянуло из-за об¬

лаков, и было очень холодно. К ночи облака сгустились

еще больше, ветер окреп, и нам пришлось ужинать, не

снимая рукавиц, причем я не мог выпустить из рук ру¬

левого весла и ухитрялся отправлять в рот кусочки пи¬

щи только в промежутках между порывами ветра.
Когда стемнело, шлюпку, стало так швырять на вол¬

нах, что я вынужден был убратть парус и принялся ма¬

стерить плавучий якорь. Это была нехитрая штука, о

которой я знал из рассказов охотников. Сняв мачту, я
208

завернул ее вместе с шпринтом», гиком и двумя парами

запасных весел в парус, накрепко обвязал веревкой и

бросил за борт. Конец веревки я закрепил на носу, и

плавучий якорь был готов. Мало выступая из воды и

почти не испытывая влияния ветра, он тормозил шлюпку

и удерживал ее носом к ветру. Когда море покрывается

белыми барашками, это наилучший способ, чтобы шлюп¬

ку не захлестнуло волной.
—	А теперь что? — весело спросила Мод, когда я

справился со своей задачей и снова натянул рукавицы.
—	А теперь мы уже не плывем к Японии,— сказал

я.— Мы дрейфуем на юго-восток или на юго-юго-восток

со скоростью по крайней мере двух миль в час.
—	До утра это составит всего двадцать четыре ми¬

ли,— заметила она,— да и то, если ветер не утихнет.
—	Верно. А всего сто сорок миль, если этот ветер

продержится трое суток,
—	Не продержится! — бодро заявила Мод.— Он не¬

пременно повернет и будет дуть как следует.
—	Море — великий предатель.
—	А ветер? — возразила она.— Я ведь слышала, как

вы пели дифирамбы «бравым пассатам!».
—	Жаль, что я не захватил секстант и хронометр

Ларсена,— мрачно произнес я.— Когда М1Ы сами плывём

в одном направлении, ветер сносит нас в другом, а те¬

чение, быть может,— в третьем, и равнодействующая не

поддается точному исчислению. Скоро мы не сможем

определить, где находимся, не сделав ошибки в пятьсот

миль.
После этого я попросил у Мод прощения и обещал

больше не падать духом. Уступив ее уговорам, я ровно в

девять оставил ее на вахте до полуночи, но, прежде чем

лечь спать, хорошенько закутал в одеяла, а поверх них —

в непромокаемый плащ. Спал я лишь урывками. Шлюпку

швыряло с гребня на гребень, волны гулко ударялись

о дно. Я слышал, как они ревут за бортом, и брызги еже¬

минутно обдавали мне лицо. И все же, размышлял я,

не такая уж это скверная ночь — ничто по сравнению с

тем, что мне ночь за ночью приходилось переживать на

«Призраке», и с тем, что нам, быть может, предстоит еще

пережить, пока нас будет носить по океану на этом утлом

суденышке. Я знал, что обшивка у него всего в три чет-
14.	Джек Лондон. Т. IV.	209

верти дюйма толщиной. Слой дерева тоньше дюйма

ртделял нас от морской пучины.
И тем не менее, готов утверждать это снова и снова, я

не боялся. Я больше уже не испытывал того страха

CMiepTH, который когда-то нагонял на меня Волк Ларсен

и даже Томас Магридж. Появление в моей жизни Мод

Брустер, как видно, переродило меня. Любить, думал

я,— ведь это еще лучше и прекраснее, чем быть люби¬

мым! Это чувство дает человеку то, ради чего стоит жить

и ради чего он готов умереть. В силу любви к другому

существу я забывал о себе, и вместе с тем — странный

парадокс! — мне никогда так не хотелось жить, как те¬

перь, когда я меньше всего дорожил своей жизнью. Ведь

никогда еще жизнь моя не была наполнена таким смыс¬

лом, думал я. Пока дремота подкрадывалась ко мне, я

лежал и с чувством неизъяснимого довольства вгляды¬

вался в темноту, зная, что там, на корме, приютилась

Мод, что она зорко несет свою вахту среди бушующих

волн и готова каждую минуту позвать меня на помощь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Стоит ли рассказывать о всех страданиях, перенесен¬

ных нами на нашей маленькой шлюпке, когда нас дол¬

гие дни носило и мотало по океанским просторам? Силь-»

ный северо-западный ветер дул целые сутки. Потом! на¬

ступило затишье, но к ночи поднялся ветер с юго-запада,

то есть прямо нам в лоб. Тем не менее я втянул плаву¬

чий якорь, поставил парус и направил лодку круто к вет-г

ру с курсом на юго-юго-восток. Ветер позволял выбирать

лишь между этим курсом и курсом на запад-северо-

запад, но теплое дыхание юга влекло меня в более теп¬

лые моря, и это определило мое решение.
Однако через три часа,— как сейчас помню, ровно в

полночь,— когда нас окружал непроницаемый мрак, этот

юго-западный ветер так разбушевался, что я вновь .был

принужден выбросить плавучий якорь.
Рассвет застал меня на корме. Воспаленными от на¬

пряжения глазами я всматривался в побелевший вспе-.

яенный океан, среди которого наша лодка беспомощно

взлетала и ныряла, держась на своем, плавучем якоре.

Мы находились на краю гибели—: каждую секунду нас
210

могло захлестнуть волной. Брызги и пена низвергались

на нас нескончаекфым водопадом, и я должен был безо¬

становочно вычерпывать воду. Одеяла промокли на-,

сквозь. Промокло все, и только Мод, в своем плаще, ре¬

зиновых сапогах и зюйдвестке, была хорошо защищена,

хотя руки, лицо и выбившаяся из-под зюйдвестки прядь

волос были у нее совершенно мокрые. Время от времени

она брала у меня черпак и, не страшась шторма, прини¬

малась энергично вычерпывать воду. Все на свете относи¬

тельно: в сущности, это был просто свежий ветер, но для

нас, боровшихся за жизнь на нашем жалком суденышке,

это был настоящий шторм.
Продрогшие, измученные, весь день сражались мы с

разбушевавшимся океаном и свирепым ветром, хлестав¬

шим нам» в лицо. Настала ночь, но мы не спали. Опять

рассвело, и по-прежнему ветер бил нам в лицо и пени¬

стые валы с ревом неслись навстречу.
На вторую ночь Мод начала засыпать от изнеможе¬

ния. Я укутал ее плащом и брезентом!. Одежда на ней

не очень промокла, но девушка закоченела от холода.

Я боялся за ее жизнь. И снова занялся день, такой же

холодный и безрадостный, с таким же сумрачным не¬

бом, яростным) ветром и грозным» ревом волн.
Двое суток я не смыкал глаз. Я весь промок, продрог

до костей и был полумертв от усталости. Все тело у меня

ныло от холода и напряжения, и при малейшем движе¬

нии'натруженные мускулы давали себя знать,— двигать¬

ся же мне приходилось беспрестанно. А нас тем време¬

нем все несло и несло на северо-восток — все дальше от

берегов Японии, в сторону холодного Берингова моря.
Но мы держались, и шлюпка держалась, хотя ветер

дул с неослабевающей силой. К концу третьего дня он

еще окреп. Один раз шлюпка так зарылась носом в вол¬

ну, что ее на четверть залило водой. Я работал черпаком,

как одержимый. Вода, заполнившая шлюпку, тянула ее

книзу, уменьшала ее плавучесть. Еще одна такая вол¬

на — и нас ждала неминуемая гибель. Вычерпав воду,

я вынужден был снять с Мод брезент и затянуть им1

носовую часть шлюпки. Он закрыл собою шлюпку на

треть и сослужил нам хорошую службу, трижды спасая

нас, когда лодка врезалась носом в волну.
На Мод было жалко смотреть. Она съежилась в ко»*
211

мочек на дне лодки, губы ее посинели, на бескровном

лице отчетливо были написаны испытываемые ею муки.

Но ее глаза, обращенные на меня, все так же светились

мужеством, и губы произносили ободряющие слова.
эту ночь шторм, должно быть, бушевал с особен¬

ной яростью, но я уже почти ничего не сознавал, уста¬

лость одолела меня, и я заснул на корме.
К утру четвертого дня ветер упал до едва приметного

дуновения, волны улеглись^ и над нами ярко засияло

солнце. О, благодатное солнце! Мы нежили свои изму¬

ченные тела в его ласковых лучах и оживали, как бу¬

кашки после бури. Мы снова начали улыбаться, шутить

и бодро смотреть на будущее. А ведь в сущности поло¬

жение наше было плачевнее прежнего. Мы теперь были

еще дальше от Японии, чем в ту ночь, когда покинули

«Призрак»; а о том, на какой широте и долготе мы нахо¬

димся, я мог только гадать, и притом весьма приблизи¬

тельно. Если мы в течение семидесяти с лишним часов

дрейфовали со скоростью двух миль в час, нас должно

было снести по крайней мере на сто пятьдесят миль к се-

веро-востоку. Но были ли верны мои подсчеты? А если

мы дрейфовали со скоростью четырех миль в час? Тогда

нас снесло еще на сто пятьдесят миль дальше от целил
Итак, где мы находимся, я не знал и не удивился быг

если бы мы вдруг снова увидели «Призрак». Вокруг пла¬

вали котики, и я все время ждал, что на горизонте по¬

явится промысловая шхуна. Во второй половине дня,

когда снова поднялся свежий северо-западный ветер,

мы действительно увидели вдали какую-то шхуну, но она

тут же скрылась из глаз, и опять мы остались одни сре¬

ди пустынного моря.
Были дни непроницаемого тумана, когда даже Мод

падала духом и с ее губ уже не слетали веселые слова;

были дни штиля, когда мы плыли по безмолвному, без-

граничном1у простору, подавленные величием океана, и

дивились тому, что все еще живы и боремся за жизнь,

несмотря на всю нашу беспомощность; были дни пурги

и снежных шквалов, когда мы промерзали до костей; и

были дождливые дни, когда мы наполняли наши бочон¬

ки стекавшей с паруса водой.
И все эти дни моя любовь к Мод непрестанно росла.

Эта девушка была такой многогранной, такой богатой
212

настроениями — «протеевой», как я называл ее,— на¬

турой. У меня были для нее и другие, еще более лас¬

ковые имена, но я ни разу не произнес их вслух. Слова

любви трепетали у меня на губах, но я знал, что сейчас

не время для признаний. Можно ли, взяв на себя зада¬

чу спасти и защитить женщину, просить ее любви? Но

сколь ни сложно было — в силу этого и в силу многих

других обстоятельств — мое положение, я, думается мне,

умел держать себя как должно. Ни взглядом, ни жестом

не выдал я своих чувств. Мы с Мод были добрыми то¬

варищами, и с каждым днем наша дружба крепла,
Больше всего поражало меня в Мод полное отсут¬

ствие робости и страха. Ни грозное море, ни утлая лодка,

ни шторм1Ы, ни страдания, ни наше одиночество, то есть

все то, что могло бы устрашить даже физически закален¬

ную женщину, не производило, казалось, никакого впе¬

чатления на нее. А ведь она знала жизнь только в ее

наиболее изнеживающих, искусственно облегченных фор¬

мах. Эта девушка представлялась мне всегда как бы сот¬

канной из звездного сияния, росы и туманной дымки.

Она казалась мне духом, принявшим телесную оболочку,

и воплощением всего, что есть самого нежного, ласково¬

го, доверчивого в женщине. Однако я был не вполне

прав. Мод и робела и боялась, но она обладала мужест¬

вом. Плоть и муки были и ее уделом, как и всякой жен¬

щины, но дух ее был выше плоти, и страдала только ее

плоть. Она была как бы духом жизни, ее духовной

сутью,— всегда безмятежная с безмятежным взглядом,

исполненная веры в высший порядок среди неустойчи¬

вого порядка вселенной.
Опять наступила полоса штормов. Дни и ночи ре¬

вела буря, рукой титана швыряя наше суденышко по

волнам, и океан щерился на нас своей пенистой пастью.

Все дальше и дальше относило нас на северо-восток. И

вот однажды, когда шторм свирепствовал вовсю, я бро¬

сил усталый взгляд в подветренную сторону. Я уже ни¬

чего не искал* а скорее, измученный борьбой со сти¬

хией, как бы безмолвно молил разъяренные хляби мор¬

ские унять свой гнев и пощадить нас. Но,_ взглянув, я не

поверил своим глазам. У меня мелькнула мысль, что дни

и ночи, проведенные без сна, в непрестанной тревоге, по¬

мрачили мой разум. Я перевел взгляд на Мод, и вид
213

ее ясных карих глаз, ее милых мокрых щек и развеваю¬

щихся волос сказал мне, что рассудок мой цел. Повер¬

нувшись снова в подветренную сторону, я снова увидел

выступающий далеко в море мыс — черный, высокий и

голый, увидел бурный прибой, разбивающийся у его под¬

ножия фонтаном белых брызг, и мрачный, непривет¬

ливый берег, уходящий на юго-восток и окаймленный

грозной полосой бурунов.
—	Мод,— воскликнул я,— Мод1
Она повернула голову и тоже увидела землю.
—	Неужели это Аляска? — вскричала она.
—	Увы, нет!—ответил я и тут же спросил:—Вы

умеете плавать?
Она отрицательно покачала головой.
—	И я не умею,— сказал я.— Значит, добираться до

берега придется не вплавь, а на шлюпке, придется най¬

ти какой-нибудь проход между прибрежными скалами.

Но время терять нельзя... и присутствия духа тоже.
Я говорил уверенно, но на душе у меня было далеко

не спокойно. Мод поняла это и, пристал1ьно посмотрев на

меня, сказала:
—	Я еще не поблагодарила вас за все, что вы сде¬

лали для меня, и...
Она запнулась, как бы подбирая слова, чтобы лучше

выразить свою благодарность.
—	И что же дальше? — спросил я довольно грубо,

так как мне совсем не понравилось, что она вдруг взду¬

мала благодарить меня.
—	Помогите же мне! — улыбнулась она.
—	Помочь вам высказать мне свою признательность

перед смертью? И не подумаю. Мы не умрем. Мы вы¬

садимся на этот остров и устроимся на нем наилучшим

образом еще до темноты.
Однако, несмотря на всю решительность моего тона,

я сам не верил ни единому своему слову. Но не страх

заставлял меня лгать. Страха за себя я не испытывал,

хотя и ждал, что найду смерть в кипящем прибое среди

скал, которые быстро надвигались на нас. Нечего было и

думать о том, чтобы поднять парус и попытаться отойти

от берега; ветер мгновенно опрокинул бы шлюпку и вол¬

ны захлестнули бы ее; да к тому же и парус вместе

с запасными веслами был у нас спущен за корму.
214

Как я уже сказал, сам я не страшился смерти, кото¬

рая подстерегала нас где-то там, в каких-нибудь сотнях

ярдбв, но мысль о том, что должна умереть Мод, приво¬

дила меня в ужас. Проклятое воображение уже рисова¬

ло мне ее изуродованное тело в кипящем водовороте сре¬

ди прибрежных скал, и я не мог этого вынести; я за¬

ставлял себя думать, что мы благополучно высадимся на

берег, и говорил не то, чему верил, а то, чему хотел бы

верить.
Вставшая перед моими глазами картина столь страш¬

ной гибели ужаснула меня, и на миг мелькнула безум¬

ная мысль: схватить Мод в объятия и прыгнуть с нею за

борт. Эту мысль сменила другая: когда шлюпка достиг¬

нет полосы бурунов, обнять Мод, сказать ей о своей

любви и, подхватив ее на руки, броситься в последнюю

отчаянную схватку со смертью.
Мы инстинктивно придвинулись друг к другу, рука

Мод в рукавице потянулась к моей. И так, без слов, мы

ждали конца. Мы были уже близко от полосы прибоя у

западного края мыса, и я напряженно смотрел вперед

в слабой надежде, что случайное течение или Сильная

волна подхватит и пронесет нас мимо бурунов.
—	Мы проскочим! — заявил я с напускной уверенно¬

стью, которая не обманула ни Мод, ни меня самого.

Но через несколько минут я снова воскликнул:
—	Мы проскочим, черт побери!
Я был так взволнован, что выбранился — чуть ли не

впервые в жизни.
—	Прошу прощения...— пробормотал я.
—	Вот теперь вы убедили меня! — с улыбкой сказа¬

ла Мод.— Теперь и я верю, что мы проскочим.
За краем мыса уже виден был вдали высокий бе¬

рег, и нашим глазам постепенно открывалась глубокая

бухта. Одновременно с этим до нас долетел какой-то

глухой, неумолчный рев. Он перекатывался, как отдален¬

ный гром>, и доносился с подветренной стороны сквозь

грохот прибоя и вой бури. Мы обогнули мыс, и вся бухта

сразу открылась нам — белый, изогнутый полумесяцем

песчаный берег, о который разбивался мощный при¬

бой и который был сплошь усеян мириадами котиков.

От них-то и исходил долетавший до нас рев.
—	Лежбище! — воскликнул я.— Теперь мы и вправ¬
215

ду спасены. Тут должна быть охрана и сторожевые су¬

да для защиты животных от охотников. Быть может, на

берегу есть даже пост.
Однако, продолжая всматриваться в линию прибоя,

разбивавшегося о берег, я вынужден был заметить:
—	Не так-то все это просто, конечно, ну да ничего.

Если боги смилостивятся над нами, М!Ы обогнем еще один

мыс и, может быть, найдем хорошо защищенную бухту,

где сможем выйти из шлюпки, даже не замочив ног.
И боги смилостивились. Чуть не врезавшись во вто¬

рой мыс, мы все же обогнули его, гонимые юго-восточ¬

ным ветром, и увидели третий, почти на одной линии с

первыми двумя. Но какая бухта открылась нам здесь!

Она глубоко вдавалась в сушу, и прилив сразу подхва¬

тил нашу шлюпку и отнес под укрытие второго мыса.

Здесь море было почти спокойно, крупная, но ровная

зыбь качала шлюпку, и я втянул плавучий якорь и сел

на весла. Берег загибался все дальше на юго-запад,

и вдруг внутри этой большой бухты нам открылась еще

одна небольшая, хорошо закрыгая естественная гавань,

где вода стояла тихо, как в пруду, лишь изредка подер¬

гиваемая рябью, когда из-за нависшей над песчаным

берегом) отвесной гряды скал, футах в ста от воды, на¬

летали слабые порывы ветра — отголоски бушевавшего

в океане шторма.
Котиков здесь совсем не было видно. Киль лодки

врезался в твердую гальку. Я выскочил, протянул Мод

руку, и секунду спустя она уже стояла рядом со мною.

Но, как только я отпустил ее руку, она поспешно ухвати¬

лась за меня. В тот же миг я сам пошатнулся и чуть не

упал на песок. Так повлияло на нас прекращение кач¬

ки. Слишком долго носило нас по морю и швыряло на

волнах, и теперь, став на твердую почву, мы были оше¬

ломлены. Нам казалось, что берег тоже должен опус¬

каться и подниматься у нас под ногам1И, а скалы — ка¬

чаться, как борта судна. И когда мы по привычке при¬

готовились противостоять этим движениям, отсутствие их

совершенно нарушило наше чувство равновесия.
—	Нет, я должна присесть,— сказала Мод, нервно

рассмеявшись и, взмахнув руками, как пьяная, опусти¬

лась на песок.
Втащив лодку повыше, я присоединился к Мод. Так
216

произошла высадка на «Остров Усилий» двух людей,

отвыкших от земли и после долгого пребывания на мо¬

ре испытавших «качку» на суше.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
—	Дурак! — воскликнул я, давая выход своей до¬

саде.
Я только что разгрузил шлюпку и перенес все наши

вещи туда, где думал устроить стоянку,— подальше от

воды. На берегу валялись выброшенные морем обломки

дерева, и вид банки кофе, которую я прихватил из кла¬

довой «Призрака», сразу навел меня на мысль разжечь

костер.
—	Жалкий идиот! — продолжал я.
—	Что вы, что вы!..— проговорила Мод тоном мяг¬

кого упрека и пожелала узнать, почем|у я жалкий идиот.
..— Спичек-то нет! — простонал я.— Я не припас ни

одной спички, и теперь у нас не будет ни горячего кофе,

ни супа, ни чая — вообще ничего горячего!
—	А ведь, кажется, Робинзон Крузо добывал огонь

трением одной палки о другую?—заметила она.
—	Ну да! Я раз двадцать читал рассказы потерпев¬

ших кораблекрушение,— они тоже пытались это делать,

но без малейшего успеха,— сказал я.— Знал я еще не¬

коего Винтерса, газетного репортера,— он побывал на

Аляске и в Сибири. Мы как-то встретились с ним, и он

рассказал мне о своей попытке развести костер с помощью

двух палок. Забавная история, и рассказывал он ее не¬

подражаемо. Но его попытка тоже кончилась неудачей.

Я помню, как в заключение он изрек, сверкнув своими

черными глазам!и: «Джентльмены! Бьггь может, жителям

тихоокеанских островов это и удается, быть может, ма¬

лайцам это удается, но даю вам слово, что белому чело¬

веку это недоступно».
—	Ну что ж, мы ведь до сих пор обходились без ог¬

ня,— бодро сказала Мод.— И теперь как-нибудь обой¬

демся, надо полагать.
—	Но подумайте, у нас есть кофе! — воскликнул я.—

И превосходный кофе! Я же знаю,— я взял его из лич¬

ных запасов Волка Ларсена. И есть отличные дрова!
217

Признаюсь, мне ужасно хотелось кофе, а вскоре я

узнал, что и Мод питает слабость к этому напитку.

К тому же мы так долго были лишены горячей пищи,

что, казалось, окоченели изнутри не меньше, чем сна¬

ружи. Глоток чего-нибудь горячего пришелся бы нам

очень кстати. Но я перестал сетовать и принялся соору¬

жать из паруса палатку для Мод.
Имея в своем) распоряжении весла, мачту, шпринт и

гик да еще изрядный запас веревок, я считал, что легко

справлюсь с этой задачей. Но у меня не было опыта, и

мне до всего приходилось доходить своим умом и все

время что-то изобретать, так что палатка была готова

лишь к вечеру. А ночью пошел дождь, палатку затопило,

и Мод перебралась обратно в шлюпку.
На следующее утро я окопал палатку неглубокой ка¬

навой, а часом позже внезапным порывом ветра, нале¬

тевшим из-за высокой гряды скал, палатку сорвало и

швырнуло на песок в тридцати шагах от нас.
Мод рассмеялась, увидав мое огорченное лицо, а я

сказал:
—	Как только ветер спадет, я сяду на шлюпку и

обследую берег. Тут, верно, есть какой-нибудь пост, а

значит, и люди. И корабли не могут не заходить сюда.

Эти котики, несомненно, охраняются правительством ка¬

кой-нибудь страны. Но прежде я хочу все-таки устроить

вас поудобнее..
—	Я бы предпочла поехать с вам!и,— сказала Мод.
—	Нет, вам лучше остаться. Вы и так уж намучились.

Просто чудо, что вы еще живы. А идти на веслах и ста¬

вить парус под этим дождем — небольшое удовольствие.

Вам нужно отдохнуть, и я прошу вас остаться.
Мне показалось, что чудесные глаза Мод затумани¬

лись; она потупилась и отвернулась.
—	Я предпочла бы поехать с вами,— повторила она

тихо и с мольбой.— Я могла бы...— голос ее дрогнул,—

помочь вам», хоть немного. А если с вами что-нибудь слу¬

чится— подумайте,— я останусь здесь совсем одна!
—	Я буду осторожен,— отвечал я.— Далеко не поеду

и вернусь к вечеру. Нет, нет, я считаю, что вам следует

остаться, отдохнуть как следует и выспаться.
Она подняла голову и заглянула мне в глаза мягким

молящим взглядом.
218

—	Пожалуйста, прошу вас! — проговорила она крот¬

ко. О, так кротко...'
Я призвал на помющь всю свою стойкость и отри¬

цательно покачал головой. Но она продолжала молча

заглядывать мне в глаза. Я пытался повторить свой от¬

каз и не нашел слов. Радость вспыхнула в ее взоре, и я

понял, что проиграл. Теперь я уже не мог сказать «нет».
После полудня ветер утих, и м»ы стали готовиться к

поездке, решив отправиться в путь на следующее утро.

Проникнуть в глубь острова из нашей бухточки было не¬

возможно, так как скалы окружали отлогий песчаный

берег отвесной стеной, а по краям бухты поднимались

прямо из воды.
С утра день обещал быть пасмурным, но тихим. Встав

пораньше, я принялся готовить шлюпку.
—	Дурак! Болван. Йэху! — закричал я, решив, что

настало время будить Мод. На этот раз, однако, я кри¬

чал в притворном отчаянии, а сам без шапки весело при¬

плясывал на берегу.
Откинув край палатки, выглянула Мод.
—	Что еще случилось? —спросила она сонно, но не

без любопытства.
—	Кофе! — крикнул я.— Что вы скажете насчет чаш¬

ки кофе? Горячего, дымящегося кофе?
—	Боже мой,— пробормотала она,— как вы напугали

меня! И как это жестоко! Я уже приучила себя к мысли,

что придется обходиться без кофе, а вы опять дразните

меня.
—	А вот поглядите, что сейчас произойдет! — воз¬

разил я.
У подножия нависших скал я собрал немного сухих

веточек и щепок и приготовил из них растопку, настру¬

гав тоненьких лучинок. Затем вырвал листок из своей

записной книжки и достал охотничий патрон. Выковыр¬

нув ножом пыжи, я высыпал порох на большой плоский

камень. Потом осторожно извлек из патрона капсюль и

положил его на кучку пороха. Все было готово. Мод вни¬

мательно следила за мной, высунувшись из палатки. Под¬

няв с земли камень и держа бумагу наготове, я с силой

ударил камнем по капсюлю. Поднялось облачко белого

дыма, вспыхнул огонек, и край бумаги загорелся.
Мод восторженно захлопала в ладоши.
219

—	Прометей! — воскликнула она.
Но в эту минуту мне было не до ликования. Чтобы

сохранить слабый огрнек и придать ему силы, его нужно

было всячески беречь и лелеять. Стружку за стружкой,

лучинку за лучинкой давал я пожирать огню, пока не за¬

трещали охваченные огнем веточки и щепки. У нас не

было ни чайника, ни сковородки — ведь я никак не

предполагал, что шлюпку может прибить к какому*^о

безлюдному острову,— и в ход пошел черпак из шлюп¬

ки. Впоследствии, когда мы съели часть консервов, пус¬

тые банки недурно заменили нам кухонную утварь.
Я вскипятил воду, а Мод взялась за приготовление

кофе. И какой же это был вкусный кофе! Я подал к сто>-

лу говяжью тушенку, разогрев ее с размоченными в воде

галетами, и завтрак удался на славу. Прихлебывая го¬

рячий черный кофе и обсуждая наши дела, мы засиделись

у костра куда дольше, чем могли позволить себе вто

предприимчивые исследователи необжитых земель.
Я знал, что лежбища в Беринговом море обычно на¬

ходятся под охраной, и надеялся обнаружить в одной

из бухт сторожевой пост. Но Мод, желая, по-видимому,

подготовить меня к возможному разочарованию, выска-

вала предположение, что мы открыли новое лежби¬

ще. Тем не менее она была в отличном настроении и го¬

ворила о нашем довольно плачевном положении в самом

веселом тоне.
—	Если вы правы,— сказал я,— нужно готовиться к

вимовке. Наших запасов нам1, конечно, не хватит, но тут

выручат котики. Однако осенью они откочуют, так что

надо уже сейчас начать запасаться мясом. Кроме то¬

го, нужно будет построить хижины и насобирать по¬

больше дров. Для освещения попытаемся использовать

котиковый жир. Словом, если остров окажется необита¬

емым, хлопот у нас будет по горло. Впрочем, не думаю,

чтобы здесь не было людей.
Но она оказалась права. В полветра мы обходили на

шлюпке остров, рассматривали в бинокль каждую бух¬

точку и кое-где приставали к берегу, но нигде не обнару¬

жили человеческого жилья. Правда, мы убедились, что

люди уже побывали на Острове Усилий. Во второй от

нас бухте мы нашли разбитую шлюпку, выброшенную

волной на берег. Это была промысловая шлюпка: уклю¬
220

чины у нее были оплетены, на носу правого борта име¬

лась стойка для ружья, а на корме я разобрал полустер-

шуюся надпись, выведенную белой масляной краской:

«Газель. № 2». Шлюпка лежала здесь давно, так как ее

наполовину занесло песком, а растрескавшиеся доски по¬

чернели от непогоды. В кормовой части я нашел за¬

ржавленный дробовик десятого калибра и матросский

нож. Лезвие ножа было обломано почти у рукоятки и

тоже изъедено ржавчиной.
—	Им удалось выбраться отсюда! —бодро сказал я,

хотя сердце у меня сжалось при мысли, что где-нибудь

на берегу мы мюжем наткнуться на побелевшие челове¬

ческие кости.
Мне не хотелось, чтобы настроение Мод было омра¬

чено подобной находкой, поэтому я поспешил оттолкнуть

нашу шлюпку от берега и направил ее вокруг северо-

восточной оконечности острова. На южном берегу отло¬

гих спусков не было совсем, и, обогнув выступавший в

море черный мыс, мы вскоре после полудня закончили

объезд острова. Я прикинул, что окружность его состав¬

ляет примерно двадцать пять миль, а диаметр — от двух

до пяти миль. И по самым скромным подсчетам на нем

было не меньше двухсот тысяч котиков. Возвышенная

часть острова находилась у его юго-западной оконечно¬

сти и постепенно понижалась к северо-востоку, где суша

лишь на несколько футов выдавалась из воды. Во всех

бухтах, кроме нашей, песчаный берег поднимался полого,

переходя на расстоянии полумили от моря в каменистые

площадки, кое-где поросшие мхом и другой раститель¬

ностью, напоминавшей тундру. Сюда и выходили стада

котиков; старые самцы стерегли свои гаремы, молодые

держались особняком.
Остров Усилий навряд ли заслуживает более подроб¬

ного описания. Местами скалистый, местами болотистый,

повсюду открытый штормовым ветрам, омываемый бур¬

ным прибоем и вечно потрясаемый ревом) двухсот тысяч

морских животных, он представлял собой весьма унылое,

безрадостное прибежище. Мод, которая сама готовила

меня к возможному разочарованию и весь день сохраня¬

ла бодрое, жизнерадостное настроение, теперь, когда мы

вернулись в свою бухточку, пала духом. Она мужествен¬

но старалась скрыть это от меня, но, разжигая костер, я
221

слышал приглушенные рыдания и знал, что она плачет,

уткнувшись в одеяла в своей палатке.
Настал мой черед проявить бодрость. Я старался

играть свою роль как можно лучше, и мне это, по-види-

мому, удалось, так как вскоре Мод уже снова смеялась и

даже распевала. Она рано легла спать, но перед сном

спела для меня. Я впервые слышал ее пение и с упоением

внимал ему, лежа у костра. Во всем, что она делала, ска¬

зывалась артистичность ее натуры, а голос ее, хотя и не

сильный, был удивительно нежен и выразителен.
Я по-прежнему спал в лодке и в эту ночь долго лежал

без сна. Я глядел на звезды, которых так давно не было

видно, и размышлял. Я понимал, что на мне лежит

огромная ответственность, а это было совершенно для

меня непривычно. Волк Ларсен оказался прав: прежде

я не стоял на своих ногах. Мои адвокаты и поверенные

управляли за меня состоянием, доставшимся мне от отца,

сам же я не знал никаких забот. Только на «Призраке»

научился я отвечать за себя. А теперь, впервые в жиз¬

ни, должен был нести ответственность за другого чело¬

века. И это была величайшая ответственность, какая мо¬

жет выпастть на долю мужчины, ведь я отвечал за судьбу

женщины, которая была для меня единственной в ми¬

ре,— за судьбу «моей малышки», как я любовно называл

ее в своих мечтах.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Не мудрено, что мы назвали наш остров Островом

Усилий. Две недели трудились мы над возведением) хи¬

жины. Мод непременно хотела помогать мне, и я чуть не

плакал, глядя на ее исцарапанные в кровь руки. Вместе

с тем я не мог не гордиться ею. Было поистине что-то

героическое в том, как эта изнеженная женщина пе¬

реносила столь тяжкие лишения и невзгоды и напрягала

все свои слабые силы, стараясь выполнять тяжелую ра¬

боту. Она таскала камни, помогая мне строить хижину,

и слушать не хотела, когда я молил ее предоставить это

дело мне. Еле-еле удалось мне уговорить ее взять на

себя более легкие обязанности — готовить пищу и соби-

ратть дрова и мюх на зиму.
222

Стены, хижины росли довольно быстро, и все шло как

по маслу, пока передо мной не встал вопрос: из чего де-.

лать крышу? Без крыши и стены ни к чем1у1 У нас, прав¬

да, были запасные весла, и они могли послужить стро-

пилам1и, но чем их покрыть? Трава для этого не годилась,

мох тоже, ларус необходимо было сохранить для шлюп¬

ки, а брезент уже прохудился.
—	Винтерс пользовался шкурами моржей,— заме¬

тил я.
—	А у нас есть котики,— подсказала Мод.
И на следующий день началась охота. Стрелять я не

умел — пришлось учиться. Однако, изведя тридцать пат¬

ронов на трех котиков, я решил, что наши боеприпасы

иссякнут, прежде чем я постигну это искусство. К тому

же я уже потратил восемь патронов на разжигание кос¬

тра, прежде чем1 догадался сберегать огонь, прикрывая

тлеющие угли сырым мхом». Теперь в ящике оставалось

не больше сотни патронов.
—	Придется бита зверя дубинкой,— заявил я, окон¬

чательно убедившись, что стрелок из меня не получится.

Я слышал от охотников, что так делают.
—	Как это можно! — запротестовала Мод.— Эти жи¬

вотные так красивы! Это же просто зверство. Стрелять

еще куда ни шло...
—	Нам нужна крыша,— сурово возразил я.— Зима

уже на носу. Или мы, или они — другого выбора нет.

Жаль, конечно, что у нас мало патронов, но я думаю, что

от удара дубинкой они будут даже меньше страдать, чем

от пуль. И уж, конечно, бить их я пойду один.
—	Вот в том-то и дело,— взволнованно начала она и

вдруг смутилась и замолчала.
—	Конечно,— сказал я,— если вы предпочитаете...
—	Ну, а чем я буду заниматься? — спросила она мяг¬

ко, что, как я знал по опыту, означало настойчивость.
—	Вы будете собирать дрова и варить обед,— не раз¬

думывая долго, отвечал я.
Она покачала головой.
—	Нет, вам нельзя идти одному, это слишком опас¬

но. Знаю, знаю,— поспешно продолжала она, заметив,

что я собираюсь возражать.— Я слабая женщина, пусть

так. Но может статься, что именно моя маленькая помощь

и спасет вас от беды.
223

—	Помощь? Ведь их надо бить дубинкой,— напо¬

мнил я.
—	Конечно, это будете делать вы. А я, верно, буду

визжать и отворачиваться, как только...
—	Как только появится опасность? — пошутил я.
—	Это уж позвольте мне решать самой, когда от¬

ворачиваться, а когда нет, —с величественным видом! от¬

резала она.
Разумеется, дело кончилось тем, что на следующее

утро Мод отправилась со мной. Сев на весла, я привел

шлюпку в соседнюю бухту. Вода вокруг нас кишела ко¬

тиками, и на берегу их были тысячи; они ревели так, что

нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
—	Я знаю, что их бьют дубинками,— сказал я, ста¬

раясь приободриться и с сомнением поглядывая на

огромного самца, приподнявшегося на ластах примерно в

тридцати футах от берега и смотревшего прямо на ме¬

ня.— Весь вопрос в том, как это делается?
—	Давайте лучше наберем для крыши травы,— ска¬

зала Мод.
Она была напугана не меньше меня, да и не мудрено

было испугаться, увидав вблизи эти сверкающие клыки

и пасти, похожие на собачьи.
—	А я всегда думал, что они боятся людей,— заме¬

тил я.— Впрочем, с чего я взял, что они не боятся? —

добавил я, продолжая грести вдоль пляжа.— Быть мо¬

жет, стоит м)не только смело выйти на берег, как они об¬

ратятся в бегство и покажут такую прыть, что я еще,

пожалуй, и не догоню их.
И все ж я медлил.
—	Мне рассказывали, как один человек забрел

на гнездовье диких гусей,— сказала Мод.— Они закле¬

вали его.
—	Гуси?
—	Да, гуси. Я слышала об этом) от своего брата, ко¬

гда была маленькой.
—	Но я же знаю, что котиков бьют дубинками! —

настаивал я.
—	А я думаю, что из травы крыша получится ничуть

не хуже,— сказала Мод.
Сама того не желая, она только подзадорила меня*

Не мог же я показать себя трусом.
224

—	Была не была! — воскликнул я и, табаня одним ве¬

слом, начал причаливать к берегу.
Выпрыгнув из шлюпки, я смело пошел на гривастого

секача, окруженного своими многочисленными самками.

Я прихватил с собой обыкновенную дубинку, какою греб¬

цы добивают раненых котиков, вытащенных из воды

охотниками. Она была всего в полтора фута длиной, и я

в своем неведении даже не подозревал, что при набегах

на лежбища применяются дубинки длиною в четыре-

пять футов. Самки расползались при моем приближении;

расстояние между мной и секачом все уменьшалось. Он

сердито приподнялся на ластах. Я был от него уже фу¬

тах в двенадцати и продолжал идти вперед, ожидая, что

он вот-вот пустится от меня наутек.
Сделав еще несколько шагов, я испугался: а вдруг

он не побежит? Ну что ж, тогда я стукну его дубинкой,—

решил я. Со страху я даже позабыл, что моя цель —

убить зверя, а не обратить его в бегство. Но в эту ми¬

нуту он фыркнул, взревел и бросился на меня. Глаза его

сверкали, пасть была широко разинута, и в ней зловеще

белели клыки. Без ложного стыда должен признаться,

что в бегство обратился не он, а я. Он преследовал ме¬

ня неуклюже, но весьма проворно и был всего в двух ша¬

гах, когда я прыгнул в шлюпку. Я оттолкнулся от берега

веслом, но он успел вцепиться в него зубами. Крепкое

дерево хрустнуло и раскололось, как яичная скорлупа.

Мы с Мод были ошеломлены. А секач нырнул под шлюп¬

ку и принялся с силой трясти ее, ухватившись зубами за

киль.
—	Боже мой! — вскричала Мод.— Лучше вернемся.
Я покачал головой.
—	То, что делают другие, могу сделать и я, а я знаю

наверное, что котиков бьют дубинками. Но секачей при¬

дется оставить в покое.
—	Лучше бы вам их всех оставить в покое! — сказала

Мод.
—	Только не вздумайте говорить: «Пожалуйста,

прошу вас!» — воскликнул я и, боюсь, довольно сер¬

дито.
Она промолчала, но я понял, что мой тон задел ее.
—	Простите!—сказал или, вернее, прокричал я, что¬

бы покрыть стоявший над лежбищем! рев.— Если вы бу-
15.	Джек Лондон. Т. IV,	225

дете настаивать, мы, конечно, вернемся, но, честно го¬

воря, я бы этого не хотел.
—	Только не вздумайте говорить: «Вот что значит

брать с собою женщину!» — сказала она с обворожи¬

тельной лукавой улыбкой, и я понял, что прощен.
Проплыв еще немного вдоль берега, чтобы собраться

с духом, я снова причалил и вышел из шлюпки.
—	Будьте осторожны! — крикнула мне вслед Мод.
Я кивнул ей и предпринял фланговую атаку на бли¬

жайший гарем. Все шло хорошо, пока я, подобравшись

к одной из самок, лежавшей в стороне, не сделал попыт¬

ку ударить ее по голове. Я промахнулся, а она зафырка¬

ла и проворно поползла прочь. Я подбежал ближе, за¬

махнулся вторично, но угодил не в голову, а в плечо.
—	Берегитесь! — услышал я отчаянный крик Мод.
Увлеченный охотой, я не глядел по сторонам и, обер¬

нувшись, увидел, что меня атакует сам владыка гарема.

Преследуемый по пятам, я снова бросился к шлюпке. Но

на этот раз Мод уже не предлагала мне отказаться от

моей затеи.
—	Я думаю, вам лучше не трогать гаремы, а занятся

одинокими котиками,— сказала она.— Эти как-то без¬

обиднее. Помните, я даже где-то читала про это. У докто¬

ра Джордана как будто. Это молодые сам1цы, недоста¬

точно возмужавшие, чтобы иметь свои гаремы. Джордан,

кажется, называет их «холостяками». Нужно только

найти, где у них лежбище, и тогда...
—	В вас, я вижу, пробудился охотничий инстинкт! —

рассмеялся я.
Она мило вспыхнула.
—	Я, так же как и вы, не люблю признавать себя

побежденной, хотя мне и очень не по душе, что вы бу¬

дете убивать этих красивых безобидных созданий.
—	Красивых! — усмехнулся я.— Что-то я не заметил

ничего красивого в этих чудовищах, которые гнались за

мной, оскалив клыки.
—	Все зависит от точки зрения,— рассмеялась она.—

Вам не хватает перспективы. К наблюдаемому предмету

не рекомендуется подходить слишком» близко...
—	Вот именно! — воскликнул я.— Что мне нуж¬

но — так это дубинку подлиннее. Кстати, можно восполь¬

зоваться сломанным веслом.
226

—	я припоминаю...— сказала она.— Капитан Ларсен

рассказывал, как охотятся на лежбищах. Загоняют не¬

большую часть стада подальше от берега и там убивают.
—	Ну, у меня нет особого -желания загонять «неболь¬

шую часть стада»,— возразил я.
—	Есть еще «холостяки»,— сказала она.— Они дер¬

жатся особняком- Доктор Джордан говорит, что между

гаремами остаются дороя^ки, и, пока «холостяки» не

сходят с этих дорожек, повелители гаремов не тро¬

гают их.
—	Вот как раз плывет один из них#—указал я на

молодого «холостяка», подплывавшего к берегу.— Бу¬

дем наблюдать за ним, и, если он вындет из воды, я пой¬

ду следом.
Котик выбрался на берег в свободном пространстве

между двумя гаремами, повелители которых грозно за¬

ворчали, но не тронули его, и стал медленно удаляться,

пробираясь по «дорожке».
—	Ну попытаем1Ся! — бодро сказал л, выскакивая яз

шлюпки, но, признаюсь, сердце у меня ушло в пятки при

мысли о том, что М1не придется пройти сквозь все это

громадное стадо.
—	Не мешало бы закрепить шлюпку,— сказала Мод.
Она уже стояла на берегу рядом со мной, и я с изу¬

млением посмотрел на нее.
Она решительно кивнула.
—	Ну да, я пойду с вами. Втащите шлюпку повы¬

ше на берег и вооружите меня какой-нибудь дубинкой.
—	Давайте лучше вернемся назад,— у«ыло прого¬

ворил я.— Обойдемюя в конце концов и травой.
—	Вы же знаете, что трава не годится,— последовал

ответ.— Может быть, мне пойти вперед?
Я пожал плечами, но в глубине души был восхищен

ее смелостью и горд за нее. Я дал ей сломанное весло,

а сам1 взял другое. Не без страха двинулись мы вперед.

Мод испуганно вскрикнула, когда какая-то любопытная

самка потянулась носом к ее ноте, да и я не раз ускорял

шаги по той же причине. Из обоих гаремов доносилось

предостерегающее ворчание, но других признаков враж¬

дебности мы не замечали. Это лежбище еще «е видало

охотников, и поэтому котики здесь были не напуганы и

довольно добродушны.
227

. в гуще стада шум стоял неимоверный. От него голова

шла кругом. Я приостановился и ободряюще улыбнулся

Мод. Мне удалось быстрее преодолеть свою боязнпь, она

же все еще не м)Огла побороть страха и, подойдя ко мне

ближе, крикнула:
—	Я боюсь, ужасно боюсь!
А я не боялся. Мне еще было не по себе, однако мир¬

ное поведение котиков значительно умерило мою трево¬

гу. Но Мод вся дрожала.
—	Я боюсь и не боюсь,— лепетала она трясущимися

губами.— Это мое жалкое тело боится, а не я.
.— Ничего, ничего! —ободрял я ее, инстинктивно об¬

няв за плечи в стремлении защитить.
Никогда не забуду, какой прилив мужества я тогда

ощутил. Изначальные инстинкты заговорили во мне, и я

почувствовал себя мужчиной, защитником слабых, борю¬

щимся самцом.. Но . драгоценнее всего было . сознание,

что я защищаю любимое существо. Мод опиралась на

меня, нежная и хрупкая, как цветок, и дрожь ее утихала,

а я чувствовал, как крепнут мои силы. Я готов был сра¬

зиться с самым свирепым самцом из стада, и если бы в

ту минуту он набросился на меня, я встретил бы его бест

трепетно и наверняка одолел бы.
—	Все в порядке,— проговорила Мод, с благодарно¬

стью подняв на меня глаза.— Пойдемте дальше!
И сознание, что она почерпнула силы во мне и по¬

лагается на меня, наполнило мое сердце ликованием.

Сквозь все наслоения цивилизации во мне все отчетли¬

вее звучало что-то унаследованное от маих далеких и за¬

бытых предков, живших на заре человечества, бивших

зверя и спавших под открытым небом. А ведь, мне, пожа¬

луй, следует благодарить за это Волка Ларсена, подумал

я, пробираясь вместе с Мод по дорожке между гаре¬

мами.
Углубившись на четверть мили от берега, мы дошли

до лежбища «холостяков» — молодых самцов с гладкой

лоснящейся шерстью,— которые в одиночестве копили

здесь силы в ожидании того дня, когда они с боем про¬

ложат себе дорогу в ряды счастливцев.
Теперь у меня все сразу пошло на лад. Можно было

подумать, что я всю жизнь только тем и занимался, что

бил котиков. Крича, угрожающе размахивая дубинкой
228

и даже подталкивая ею более медлительных, я быстро

отогнал в сторону десятка два «холостяков». Когда ка-

кой-либо из них пытался прорваться назад к морю, я

преграждал ему путь. Мод принимала в этом самое дея¬

тельное участие и помогала мне, крича и размахивая сло¬

манным веслом. Я заметил, однако, что наиболее тще¬

душным и неповоротливым она позволяла ускользнуть.

Но я видел также, что, когда какой-нибудь особенно

воинственно настроенный зверь делал попытку прорвать¬

ся, глаза у нее вспыхивали и она ловко ударяла его ду¬

бинкой.
—	А ведь это увлекает! — воскликнула она, останав¬

ливаясь в изнеможении, чтобы передохнуть.— Но я, ка¬

жется, должна присесть.
Пока она отдыхала, я отогнал маленькое стадо, в ко¬

тором, по мягкосердечию Мод, осталось около двенадца¬

ти голов, шагов на сто дальше. Когда она присоедини¬

лась ко мне, я уже кончил бой и начал свежевать туши.

Час спустя, нагруженные шкурами, мы гордо шествова¬

ли назад по дорожке между гаремами и дважды еще

спускались к морю, сгибаясь под тяжестью своей ноши,

после чего я решил, что на крышу нам теперь шкур хва¬

тит. Я поднял парус, вывел шлюпку из бухты, лег на дру¬

гой галс и ввел судно в нашу бухточку.
—	Точно в родной дом возвращаемся! — проговорила

Мод, когда шлюпка врезалась в берег.
Ее слова взволновали меня — они прозвучали так

естественно и вместе с тем интимно,— и я сказал:
—	А мне уже кажется, что я никогда и не жил

другой жизнью. Мир книг и книжников припоминает¬

ся мне сейчас так смутно, словно это был сон, а на са¬

мом деле я всю жизнь только и делал, что охотился

и совершал набеги на лежбища зверей. И словно вы

тоже всегда участвовали в этой жизни. Вы...— я чуть

не произнес: «моя жена, моя подруга», но вовремя

спохватился и закончил:—отлично переносите труд¬

ности.
Но чуткое ухо Мод уловило фальшь в моем голосе.

Она поняла, что я думал о чем-то другом, и бросила ка

меня быстрый взгляд.
—	Это не то. Вы хотели сказать...
—	...что американская м»иссис Мейнелл ведет жизнь
229

дикарки, и притом довольно успешно,— непринужденно

произнес я.
—	О! — протянула она, но я мог бы поклясться, что

вид у нее был разочарованный.
Слова эти — «моя жена, моя подруга» — звучали в

моей душе весь день и еще много дней. Но никогда не

звучали они так настойчиво, как в тот вечер, когда я, си¬

дя у очага, наблюдал, как Мод снимает мох с углей, раз¬

дувает огонь и готовит ужин. Верно, крепка была моя

связь с моим первобытным предком, если эти древние

слова, прозвучавшие впервые в глубине веков, так захва¬

тили и взволновали меня. А они звучали во мне все гром¬

че и громче, и, засыпая, я повторял их про себя.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
—	Да, от шкур будет попахивать,— сказал я,— зато

они сохранят в хижине тепло и укроют вас от дождя и

снега.
Мы стояли и рассматривали крышу из котиковых

шкур, которая наконец была готова.
—	Она неказиста, но своей цели послужит, а это

главное,— продолжал я. жаждая услышать похвалу ив

уст Мод.
Она захлопала в ладоши и объявила, что страшно до¬

вольна.
—	Но ведь внутри совсем темно,— добавила она се¬

кунду спустя и невольно передернула плечами.
—	Почему же вы не предложили сделать окно, ко¬

гда мы складывали стены? — сказал я.— Хижина стро¬

илась для вас, и вы могли бы подумать о том, что вам ну¬

жен свет.
—	Но я как-^о не привыкла задумываться над тем,

что кажется очевидным,— засмеялась она в ответ.— А

кроме того^ в стене ведь можно пробить дыру в любое

время.
—	Совершенно верно. Вот об этом я не подумал,—

отозвался я, глубоком>ысленно покачивая головой.— Ну, а

вы позаботились уже заказать оконные стекла? Позво¬

ните в магазин — Рэд-44-51, если не ошибаюсь,— и ска¬

жите, какой сорт и размер вам нужен.
230

—	Это значит?..— начала она.
—	Это значит, что окна не будет.
Темно и неприглядно было в этой хижине. В цивили¬

зованных условиях такое сооружение могло бы послу¬

жить разве лишь свиным хлевом, но нам, познавшим

все тяготы скитаний на шлюпке, оно казалось весьма

уютньш пристанищем. Отпраздновав новоселье при све¬

те пенькового фитиля, плававшего в вытопленном коти¬

ковом жире, мы занялись заготовлением мяса на зиму и

постройкой второй хижины. Охота казалась нам теперь

простым делом. С утра мы выезжали на шлюпке, а к по¬

лудню возвращались с грузом котиковых туш. Затем, по¬

ка я трудился над постройкой хижины, Мод вытаплива¬

ла жир и поддерживала огонь в очаге, над которым коп¬

тилось мясо. Я слышал о том, как коптят говядину в

центральных штатах, и мы делали так же: нарезали мясо

котиков длинными тонкими ломтями, подвешивали их над

костром, и они превосходно коптились.
Складывать вторую хижину было легче, так как я

пристраивал ее к первой и для нее требовалось только

три стены. Но и на это надо было употребить много

упорного, тяжелого труда. Мы с Мод работали весь день

дотемна, не щадя сил, а с наступлением ночи еле доби¬

рались до своих постелей и засыпали как убитые. И

все же Мод уверяла меня, что никогда в жизни не чув¬

ствовала себя такой здоровой и сильной. Про себя я мог

сказать то же самое, но Мод была хрупкая, как цветок,

и я все врем1Я боялся, что ее здоровье не выдержит та¬

кого напряжения. Сколько раз видел я, как она в пол¬

ном изнеможении ложилась навзничь на песок, раски¬

нув руки, чтобы лучше отдохнуть, а потом вскакивала и

трудилась с прежним упорством, и не переставал ди¬

виться, откуда только берутся у нее силы.
—	Ну, нам еще надоест отдыхать зимой,— отвечала

она на все мои уговоры поберечь себя.— Да мы будем из¬

нывать от безделья и радоваться любой работе!
В тот вечер, когда и «ад моей хижиной появилась

крыша, мы вторично отпраздновали новоселье. Третий

день яростно бушевал шторм; он шел с юго-востока, по¬

степенно перемещаясь к северо-западу, и сейчас дул на

нас прямо с моря. Прибой грохотал на отлогом берегу

внешней бухты, и даже в нашем! маленьком глубоком за¬
231

ливчике гуляли изрядные волны. Скалистый хребет ост¬

рова не защищал нас от ветра, который так ревел и за¬

вывал вокруг хижины, что я опасался за ее стены. Крыша,

натян)ггая, казалось мне, туго, как барабан, прогибалась

и ходила ходуном при каждом порыве ветра; в стенах,

плотно, как полагала Мод, проконопаченных мхом, от¬

крылись бесчисленные щели. Но внутри ярко горела

плошка с котиковым жиром, и нам было тепло и уютно.
Это был удивительно приятный вечер, и мы с Мод

единогласно решили, что ни одно из наших светских меро¬

приятий на Острове Усилий еще не проходило столь ус¬

пешно. На душе у нас было спокойно. Мы не только

прим!ирились с мыслью о предстоявшей нам суровой зи¬

ме, но и подготовились к ней. Котики могли теперь в лю¬

бой день отправляться в свое таинственное путешест¬

вие на юг — что нам до того! Да и бури нас не страшили.

Мы не сомневались, что нам будет сухо и тепло под на¬

шим кровом, а у нас к тому же имелись еще роскошные,

мягкие тюфяки, изготовленные из мха. Это было изоб¬

ретение Мод, и она сама ревностно собирала для них

мох. Мне предстояло сегодня впервые за много ночей

спать на тюфяке, и я знал, что сон мой будет еще сла¬

ще оттого, что тюфяк этот сделан руками Мод.
Направляясь к себе в хижину, Мод обернулась ко

мне и неожиданно произнесла следующие загадочные

слова:
—	Что-то должно произойти! Вернее, уже происхо¬

дит. Я чувствую. Что-то приближается сюда, к нам. Вот

в эту самую минуту. Я не знаю, что это, но оно идет сюда.
—	Хорошее или плохое? —спросил я.
Она покачала головой.
—	Не знаю, но оно где-то там.
И она указала в ту сторону, откуда ветер рвался к

нам с моря.
—	Там море и шторм,— рассмеялся я,— и не поза¬

видуешь тому, кто вздумает высадиться на этот берег в

такую ночь.
—	Вы не боитесь?—спросил я, провожая ее до

двери.
Вместо ответа она смело и прямо посмотрела мне в

глаза.
—	А как вы себя чувствуете? Вполне хорошо?
232

—	Никогда не чувствовала себя лучше,— отвечала

она.
Мы поговорили еще немного, и она ушла.
—	Спокойной ночи, Мод! —крикнул я ей вслед. '
—	Спокойной ночи, Хэмфри!—откликнулась она:
Не сговариваясь, мы назвали друг друга по имени, и
это вышло совсем просто и естественно. Я знал, что в эту

минуту я мог бы обнять ее и привлечь к себе. В привыч¬

ной для нас обоих обстановке я бы, несомненно, так и

поступил. Но здесь наши отношения не могли перейти

известной грани, и я остался один в своей маленькой

хижине, согретый сознанием, что между мною и Мод

возникли какие-то новые узы, какое-то новое молчаливое

взаимопонимание.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Мое пробуждение сопровождалось странным гнету¬

щим ощущением беспокойства. Словно мне чего-то недо¬

ставало, словно исчезло что-то привычное. Но это ощуще¬

ние скоро прошло, и я понял, что ничто не изменилось,—

не было только ветра. Когда я засыпал, нервы у меня

были напряжены, как бывает всегда при длительном воз¬

действии на них звука или движения, и, пробудясь, я в

первое мгновение все еще находился в этом состоянии

напряжения, стараясь противостоять силе, которая уже

перестала действовать.
Впервые за долгие месяцы я провел ночь под кров¬

лей, и мне хотелось понежиться еще под сухими одеяла¬

ми, не ощущая на лице ни тумана, ни морских брызг. Я

лежал, размышляя над тем, как странно подействова¬

ло на меня прекращение ветра, и испытывая блаженство

от сознания, что я покоюсь на тюфяке, сделанном рука¬

ми Мод. Одевшись и выглянув наружу, я услышал шум

прйбоя, который все еще бился о берег и свидетельство¬

вал о недавно пронесшемся шторме. День был яркий и

солнечный. Я изрядно заспался и теперь с внезап¬

ным приливом энергии шагнул за порог. Я был исполнен

решимости наверстать упущенное время, как и подобало

обитателю Острова Усилий.
Но, выйдя из хижины, я остановился как вкопанный.

Я не мог поверить своим глазам; то, что я увидел, оше¬
233

ломило меня. На берегу, в каких-нибудь пятидесяти фу¬

тах от хижины, уткнувшись носом в песок, лежал лишен¬

ный мачт черный корпус судна. Мачты и гики, перепу¬

тавшись с вантами и разодранными парусами, свисали

с его борта. Я был поражен и глядел во все глаза. Вот

он, камбуз, который мы сами построили, а вот и знако¬

мый уступ юта и невысокая палуба рубки, едва возвы¬

шающаяся над бортом!. Это был «Призрак».
Какой каприз судьбы занес его именно сюда, в этот

крохотный уголок земли? Что за чудовищное совпаде¬

ние? Я оглянулся на неприступную каменную стену за мо¬

ей спиной, и безысходное отчаяние охватило меня. Бе¬

жать было некуда, абсолютно некуда. Я подумал о Мод,

спящей в хижине, построенной нашими руками, вспом¬

нил, как она сказала: «Спокойной ночи, Хэмфри», и сло¬

ва «моя жена, моя подруга» вновь зазвенели в моем мозгу,

но теперь — увы! — они звучали погребальным) звоном.

У меня потемнело в глазах. Быть может, это продолжа¬

лось лишь долю секунды — не знаю. Когда я очнулся,

передо М1Н0Ю по-прежнему чернел корпус шхуны; ее раско¬

лотый бушприт торчал над песчаным берегом, а обло¬

манные части рангоута со скрипом терлись о борт при

каждом всплеске волны. Я понял, что надо что-то пред¬

принять. Надо было немедленно что-то предпринять!
Внезапно меня поразило, что на шхуне незаметно ни¬

каких признаков жизни. Это было странно. Видимо,

команда, измученная борьбой со штормом и перенесен¬

ным кораблекрушением, все еще спит. У меня мелькнула

мысль, что мы с Мод можем спастись, если успеем сесть

на шлюпку и обогнуть мыс, прежде чем на шхуне кто-

нибудь проснется. Надо разбудить Мод и тотчас дви¬

нуться в путь! Я уже готов был постучаться к ней, но тут

же вспомнил, как ничтожно мал наш островок. Нам не¬

где будет укрыться на нем. Нет, у нас не было выбора —

только безбрежный, суровый океан. Я подумал о наших

уютных маленьких хижинах, о наших запасах мяса и жи¬

ра, мха и дров и понял, что мы не выдержим путешест¬

вия по океану зимой в бурную штормовую погоду.
В нерешительности, с поднятой рукой, я застыл у

двери Мод. Нет, это невозможно, совершенно невозмож^

но] Безумная мысль пронеслась в моем хмозгу — ворвать¬

ся к Мод и убить ее во сне. И сейчас же возникла дру¬
234

гая: на шхуне все спят; что мешает мне проникнуть ту¬

да — прямо в каюту к Волку Ларсену — и убить его? А

там... Там видно будет. Главное — убрать его с дороги,

после чего можно будет подумать и об остальном. Все

равно, что бы ни случилось потом, хуже, чем сейчас, не

будет.
Нож висел у меня на поясе. Я вернулся в мжину

за дробовиком, проверил, заряжен ли он, й направился

к шхуне. Не без труда, промокнув по пояс, взобрался я

на борт. Люк матросского кубрика был открыт. Я при¬

слушался, но снизу не доносилось ни звука — я не услы¬

шал даже дыхания спящих людей. Неожиданная

мысль поразила меня: неужели команда бросила корабль?

Я сноза напряженно прислушался. Нет, ни звука. Я на¬

чал осторожно спускаться по трапу. Кубрик был пуст,

и в нем стоял затхлый запах покинутого жилья. Кругом

в беспорядке валялась рваная одежда, старые резино¬

вые сапоги, дырявые клеенчатые куртки — весь тот не¬

годный хлам, который скопляется в кубриках за долгое

плавание.
Я поднялся на палубу, не сомневаясь больше в том,

что команда покинула шхуну второпях. Надежда вновь

ожила в моей груди, и я уже спокойнее огляделся кру¬

гом. Я заметил, что на борту нет ни одной шлюпки. В

кубрике охотников моим глазам предстала та же картина,

что и у матросов. Охотники, по-видимому, собирали свои

вещи в такой же спешке. «Призрак» был брошен. Теперь

он принадлежал Мод и мне. Я подумал о судовых запа¬

сах, о кладовой под кают-компанией, и у меня явилась

мысль сделать Мод сюрприз — раздобыть что-нибудь

вкусное к завтраку.
После пережитого волнения я ощутил вдруг необы¬

чайный прилив сил, а при мысли о том, что страшное

дело, которое привело меня сюда, стало теперь ненуж¬

ным, развеселился, как мальчишка. Перепрыгивая через

ступеньку, я поднялся по трапу, думая только о том, что

нужно успеть приготовить завтрак, пока Мод спит, если

я хочу, чтобы мой сюрприз удался на славу. Огибая кам¬

буз, я с удовлетворением вспомнил о замечательной ку¬

хонной посуде, которую я там найду. Я взбежал на ют

и увидел... Волка Ларсена! От неожиданности я пробе¬

жал с разгона еще несколько шагов, грохоча башмаками,
235

прежде чем смог остановиться. Ларсен стоял на трапе

кают-компании,— над дверцей возвышались только его

голова и плечи,— и в упор смотрел на меня. Обеими ру¬

ками он упирался в полуоткрытую дверцу и стоял

совершенно неподвижно. Стоял и смотрел на меня.
Я задрожал. Снова, как прежде, томительно засосало

под ложечкой. Я ухватился рукой за край рубки, ища

опоры. Губы у меня сразу пересохли, и я несколько раз

провел По ним языком». Я не сводил глаз с Волка Ларсе¬

на, и оба мы не произносили- ни слова. Что-то зловещее

было в его молчании и в этой полной неподвижности.

Весь мой прежний страх перед ним вернулся ко мне с

удесятеренной силой. И так мы стояли и смотрели друг

на друга.
Я чувствовал, что надо действовать, но прежняя бес¬

помощность овладела мной, и я ждал, что сделает он.

Секунды летели, и вдруг все происходящее напомнило

мне о том, как я, подойдя к гривастому секачу, поза¬

был от страха, что должен убить его, и только помышлял,

как бы обратит* его в бегство. Но ведь и сюда я пришел

не за тем, чтобы ждать, что предпримет Волк Ларсен, а

действовать.
Я взвел оба курка двустволки и вскинул ее к плечу.

Если б он попытался спуститься вниз, если бы он только

шелохнулся, я, без сомнения, застрелил бы его. Но он

стоял совершенно неподвижно и смотрел на меня. Дрожа¬

щими руками сжимая двустволку и целясь в него, я ус¬

пел заметить, как осунулось его лицо. Какие-то тяжелые

потрясения оставили на нем свой след. Щеки впали, на

лбу залегли морщины, а глаза производили странное

впечатление. Казалось, его глазные нервы и мышцы

были не в порядке и глаза смотрели напряженно и слег¬

ка косили. И выражение их было тоже какое-то стран¬

ное.
Я глядел на него, и мозг мой лихорадочно, работал.

Тысячи мыслей проносились у меня в голове, но я не

мог нажать «а спусковой крючок. Я опустил двустволку и

двинулся к углу рубки, стараясь собраться с духом и

снова — с более близкого расстояния — попытаться вы¬

стрелить в него. Я вскинул двустволку к плечу. Я на¬

ходился теперь в каких-нибудь двух шагах от Волка Лар¬

сена. Ему не было спасения. Я больше не колебался.
236

Промахнуться я не мог, как бы плохо я ни стрелял: Но

я не мог заставить себя спустить курок.
—	Ну?—нетерпеливо промолвил он.
Тщетно пытался я нажать на спуск, тщетно пытался

что-нибудь сказать.
—	Почему вы не стреляете? — спросил он.
Я откашлялся, но не смог выговорить ни слова.
—	Хэмп,— медленно произнес Ларсен,— ничего у вас

не выйдет! Не потому, чтобы вы боялись, но вы бес¬

сильны. Ваша насквозь условная мораль сильнее вас.

Вы — раб предрассудков, которыми напичканы люди ва¬

шего круга и ваши книги. Вам вбивали их в голову чуть

ли не с колыбели, и вопреки всей вашей философии и

моим урокам они не позволяют вам убить безоружного

человека, который не оказывает вам сопротивления.
—	Знаю,— хрипло отозвался я.
—	А мне,— и это вы тоже знаете,— убить безоруж¬

ного так же просто, как выкурить сигару,— продолжал

он.— Вы знаете меня и знаете, чего я стою, если подхо¬

дить ко мне с вашей меркой. Вы называли меня змеей,

тигром, акулой, чудовищем. Калибаном. Но вы — жалкая

марионетка, механически повторяющая чужие слова, и вы

не можете убить меня, как убили бы змею или акулу, не

можете только потому, что у меня есть руки и ноги и те¬

ло мое имеет некоторое сходство с вашим. Эх! Я ожидал

от вас большего, Хэмп!
Он поднялся по трапу и подошел ко мне.
—	Опустите ружье. Я хочу задать вам» несколько во¬

просов. Я еще не успел осмотреться. Что это за место?

Как стоит «Призрак»? Почему вы так вымокли? Где

Мод?.. Виноват, мисс Брустер... Или, быгь может, сле¬

дует спросить — где миссис Ван-Вейден?
Я пятился от него, чуть не плача от своего бессилия,

оттого что не мог застрелить его, но все же был не на¬

столько глуд^ чтобы опустить руж1ье. Мне отчаянно хоте¬

лось, чтобы он сделал попытку напасть на меня — по¬

пытался ударить меня или схватить за горло,— тогда я

нашел бы в себе силы выстрелить в него.
—	Это Остров Усилий,— ответил я на его вопрос.
—	Никогда не слыхал о таком острове.
—	По крайней мере'мы так называем его.
г— Мы? — переспросил он.— Кто это мы?
237

—	Мисс Брустер и я. А «Призрак», как вы сами ви¬

дите, лежит, зарывшись носом в песок.
—	Здесь есть котики,— сказал он.— Они разбудили

меня своим ревом, а то я бы еще спал. Я слышал их и

вчера, когда нас прибило сюда. Я сразу понял тогда, что

попал на подветренный берег. Здесь лежбище — как раз

то, что я ищу уже много лет. Спасибо моему братцу, бла¬

годаря ему я наткнулся на это богатство. Это же клад!

Каковы координаты острова?
—	Не имею ни малейшего представления,— ответил

я.— Но вы сами должны знать их достаточно точно. Ка¬

кие координаты вы определяли в последний раз?
Он как-то странно улыбнулся и ничего не ответил.
—	А где же команда? — опросил я.— Как это случи¬

лось, что вы остались один?
Я ожидал, что он отклонит и этот вопрос, но, к моему

удивлению, он сразу ответил:
—	Мой брат поймал меня меньше чем через двое су¬

ток, впрочем, не по моей вине. Взял меня на абордаж, ког¬

да на палубе не было никого, кроме вахтенных. Охотники

тут же «предали меня. Он предложил им большую долю

в доходах по окончании охоты, чем они имели на «При¬

зраке». Я слышал, как он предлагал им это — при

мне, без малейшего стеснения. Словом, вся команда

перешла к нему, чего и следовало ожидать. В один миг

спустили шлюпки и махнули за борт, а я остался на

своей шхуне один, как на необитаемом острове. На

этот .раз Смерть Ларсен взял верх, ну, да это — дело се¬

мейное.
—	Но как же вы потеряли мачты?
—	Подойдите и осмотрите вон те талрепы,— сказал

он, указывая туда, где должны были находиться грот-

ванты.
—	Перерезаны ножом! — воскликнул я.
—	Но не до конца,— усмехнулся он.— Тут тонкая

работа! Посмотрите-ка внимательнее.
Я осмотрел талрепы еще раз. Они были надрезаны

так, чтобы держать ванты лишь до первого сильного на¬

пряжения.
—	Это дело рук jcoKa! — со смехом сказал Волк Лар¬

сен.— Знаю наверняка, хотя и не накрыл его. Все-таки

ему удалось немного поквитаться со мной.
238

—	Молодец Магридж! — воскликнул я.
—	Примерно то же самое сказал и я, когда мачты

полетели за борт, но, разумеется, мне было не так весело,

как вам.
—	Что же вы предпринимали, когда все это происхо¬

дило? — спросил я.
—	Все, что от меня зависело, можете быть уверены.

Но при сложившихся обстоятельствах — не очень-^о

много...
Я снова стал рассматривать работу Томаса Маг-

риджа.
—	Я, пожалуй, присяду, погреюсь на солнышке,—

услышал я голос Волка Ларсена.
Едва уловимая нотка физической слабости прозву¬

чала в этих словах, и это было так странно, что я быст¬

ро обернулся к нему. Он нервно проводил рукой по лицу,

словно сметая с него паутину. Я был озадачен. Все это

так мало вязалось с его обликом.
—	Как ваши головные боли? — спросил я.
—	Мучают по временам,— отвечал он.— Кажется, и

сейчас начинается.
Он прилег на палубу. Повернувшись на бок, он под¬

ложил руку под голову, а другой рукой прикрыл глаза

от солнца. Я стоял и с недоумением смотрел на него.
—	Вот вам удобный случай, Хэмп! — сказал он.
—	Не понимаю,— солгал я, хотя прекрасно понял,

что он хотел сказать.
—	Ну ладно,— тихо, словно сквозь дремоту, прогово¬

рил он.— Я ведь сейчас в ваших руках, что вам, собст¬

венно, и нужно.
—	Ничего подобного,— возразил я.— Мне нужно,

чтобы вы были не в моих руках, а за тысячу миль

отсюда.
Ларсен усмехнулся и больше не прибавил ни слова.

Он даже не шелохнулся, когда я прошел мимо него и

спустился в кают-компанию. Подняв крышку люка, я

остановился в нерешительности, глядя в глубь темной

кладовой. Я колебался — спускаться ли? А что если Лар¬

сен только притворяется? Попадешься здесь, как крыса

в ловушку! Я тихонько поднялся по трапу и выглянул

на палубу. Ларсен лежал все в том же положении, в

каком я его оставил. Я снова спустился в кают-компанию,
239

но, прежде чем спрыгнуть в ^ кладовую, сбросил гуда

крышку люка. По:крайней мере ловушка не захлопнется.

Но это была излишняя предосторожность. Захватив с

собой джема, галет, мясных консервов — словом, все, что

мрдао было сразу унести, — я выбрался назад в кают-

компанию и закрыл за собою люк. .
. Выйдя на палубу, я увидел, что Волк Ларсен так и не

пошевельнулся. Внезапно меня озарила новая мысль.

Я прокрался в каюту и завладел его револьверами. Дру¬

гого оружия я нигде не нашел, хотя тщательно обшарил

и остальные три каюты и спустился еще раз в кубрик

охотников и в матросский кубрик. Я даже забрал из

камбуза все кухонные ножи. Потом я вспомнил о боль¬

шом складном ноже, который капитан всегда носи\ при

себе. Я подошел к Ларсену и заговорил с ним ~ сперва

вполголоса, потом громко. Он не шелохнулся. Тогда я

осторожно вытащил нож у него из кармана, после чего

вздохнул с облегчением. У него не оставалось теперь ни¬

какого оружия, и он не мог напасть на меня с расстоя¬

ния, я же был хорошо вооружен и сумел бы оказать ему

сопротивление, если бы он попытался схватить меня за

горло своими страшными ручищами.
Присоединив к моей добыче кофейник и сковороду и

захватив из буфета кают-компании кое-какую посуду, я

оставил Волка Ларсена на залитой солнцем палубе и

спустился на берег.
Мод еще спала. Кухню на зиму мы не успели по¬

строить,. и я поспешил разжечь костер и принялся

готовить завтрак. Дело, у меня подходило к концу, ко¬

гда я услышал, что Мод встала и ходит по хижине, за¬

нимаясь своим туалетом. Когда же она. появилась на

пороге, у меня уже все было готово, и я наливал кофе

в чашки.
—	Это нечестно! — приветствовала она меня.— Мы

же договорились, что стряпать буду я...
—	Один раз не в счет,— оправдывался я.
—	Но обещайте, что это не повторится! — улыбну¬

лась она.— Конечно, если вам не надоела моя жалкая

стряпня.
К моему удовольствию, Мод ни разу не взглянула па

берег, а я так удачно отвлекал ее вни.мание с$оей болтов¬

ней, что она машинально ела сушеный картофель, кото¬
240

рый я размочил-И поджарил на сковородке, прихлебыва¬

ла кофе из фарфоровой чашки и намазывала джемом га¬

леты. Но долго это продолжаться не могло. Я увидел, как

на лице ее внезапно изобразилось удивление. Фарфоро¬

вая тарелка, с которой она ела, бросилась ей в глаза.

Она окинула взглядом все, что было приготовлено к зав¬

траку, глаза ее перебегали с предмета на предмет. По¬

том она посмотрела на меня и медленно обернулась к

берегу.
—	Хэмфри! — с трудом произнесла она.
Невыразимый ужас снова, как прежде, отразился в
ее глазах.
—	Неужели... он?..— упавшим голосом проговорила

она.
Я кивнул головой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Весь день мы ждали, что Волк Ларсен спустится на

берег. Это были тревожные, мучительные часы. Мы с

Мод поминутно бросали взгляды в сторону «Призрака».

Но Волка Ларсена не было видно. Он даже ни разу не

показался на палубе.
—	Верно, у него опять приступ головной боли,— ска¬

зал я.— Когда я уходил оттуда, он лежал на юте. Он мо¬

жет пролежать так всю ночь. Пойду взгляну.
Она умоляюще посмотрела на меня.
—	Не бойтесь ничего,— заверил я ее.— Я возьму с

собой револьверы. Я ведь говорил вам, что забрал все

оружие, какое только было на борту.
—	А его руки! Его страшные, чудовищные руки!

О Хэмфри,— воскликнула она,— я так боюсь его! Не хо¬

дите, пожалуйста, не ходите!
Она с мольбой положила свою руку на мою, и сердце

у меня забилось. Думаю, что все мои чувства можно

было в этот миг прочесть в моих глазах. Милая, люби¬

мая моя! Как чисто по-женски уговаривала она меня и

льнула ко мне!.. Она была для меня солнечным лучом

и живительной росой, источником, из которого я черпал

мужество и силы. Неудержимое желание обнять ее,—

как я уже сделал однажды посреди стада котиков,—ох¬

ватило меня, но я сдержался.
16.	Джек Лондон. Т. IV,	241

—	я не буду рисковать,— сказал я.— Только загляну

на палубу и посмотрю, что он там делает.
Она взволнованно сжала мюю руку и отпустила меня.
Но на палубе, где я оставил Волка Ларсена, его не

оказалось. Он, очевидно, спустился к себе в каюту. В эту

ночь мы с Мод установили дежурства, так как нельзя

было предвидеть, что может выкинуть Волк Ларсен. Он

был способен на все.
Мы прождали день и другой, но Ларсен не показы¬

вался.
—	Эти головные боли... припадки...— сказала Мод на

четвертый день.— Быть может, он болен, тяжело болен.

Быть может, умер.
Она ждала от меня ответа, но я молчал, и она до¬

бавила:
—	Или умирает...
—	Тем лучше,— сказал я.
—	Но подумайте, Хэмфри. Ведь он тоже человек.

И умирает совсем» один.
—	Очень возможно...— проворчал я.
—	Да, возможно,— продолжала она.— Конечно, мы

ничего не знаем наверное. Но если он действительно уми¬

рает, ужасно бросить его так. Я бы никогда этого не про¬

стила себе. Мы должны что-то сделать.
—	Да, возможно,— повторил я.
Я ждал, улыбаясь про себя, и думал: как это по-

женски— проявлять беспокойство даже о Волке Ларсе¬

не! Куда девалось ее беспокойство за меня! А ведь еще

недавно она так испугалась, когда я хотел только загля¬

нуть на палубу.
Мод разгадала смысл моего молчания — она была

достаточно умна и чутка. А прямота ее равнялась ее уму.
—	Вы должны подняться на борт, Хэмфри, и узнать,

в чем там дело,— сказала она.— А если вам> хочется по¬

смеяться надо мной, что ж, вы имеете на это право. Я за¬

ранее прощаю вас.
Я послушно встал и направился к берегу.
—	Только будьте осторожны! — крикнула она мне

вслед.
Я помахал ей рукой с полубака и соскочил на палубу.

Подойдя к трапу в кают-компанию, я окликнул Волка

Ларсена. Он ответил мне. Когда он начал подниматься
242

по трапу, я взвел курок револьвера, и все время, пока

мы разговаривали, открыто держал револьвер в руке,

но Ларсен не обращал на это никакого внимания. Внеш¬

не он не изменился за эти дни, но был мрачен и молча¬

лив. Вряд ли можно назвать беседой те несколько слов,

которыми мы обменялись. Я не спросил его, почему он

не сходит на берег, и он не спросил, почему я не пока¬

зывался на шхуне. Он сказал, что головная боль у не¬

го прошла, и я, не вступая в дальнейшие разговоры,

ушел.
Мод выслушала мое сообщение и облегченно вздох¬

нула, а когда над камбузом) показался дымок, это, ви¬

димо, окончательно ее успокоило. Дымок вился над кам¬

бузом и последующие дни, а порой и сам Волк Ларсен

ненадолго появлялся на юте. Но это было все. Он не де¬

лал попыток спуститься на берег,— нам это было извест¬

но, так как мы следили за ним и продолжали дежу¬

рить по ночам. Мы ждали, что он что-нибудь предпри¬

мет, откроет, так сказать, свою игру. Его бездействие сби¬

вало нас с толку и вызывало тревогу.
Так прошла неделя. Все наши мысли были теперь со¬

средоточены на Волке Ларсене. Его присутствие угнета¬

ло нас и мешало нам заниматься нашими обычными

делами.
Но к концу недели дымок перестал виться над камбу¬

зом, и Волтс Ларсен больше не появлялся на юте. Я ви¬

дел, что Мод снова начинает беспокоиться, но из робо¬

сти, а может быть, и из гордости не повторяет своей

просьбы. А в чем, в сущности, мог я упрекнуть ее? Она

была женщиной и к тому же глубоко альтруистической

натурой. Признаться, мне самому было как-то не по себе,

когда я думал о том, что этот человек, которого я пытал¬

ся убить, быть может, умирает здесь, возле нас, брошен¬

ный всеми. Он оказался прав. Нравственные правила,

привитые мне в моем кругу, были сильнее меня. То, что у

него такие же руки и ноги, как у меня, и тело имеет неко¬

торое сходство с моим, накладывало на меня обязатель¬

ства, которыми я не мог пренебречь.
Поэтому я не стал ждать, когда Мод вторично по¬

шлет меня на шхуну. «У нас осталось мало сгущенного

молока и джема,— заявил я,— надо подняться на борт»-

Я видел, что Мод колеблется. Она даже про-бормотала,
243

что все это не так уж нам необходимо и мне незачем

ходить туда. Однако подобно тому, как раньше она суме¬

ла разгадать, что таится за моим молчанием, так и те¬

перь она сразу поняла истинный смысл моих слов, по¬

няла, что я иду туда не за молоком и джемом, а ради

нее,— иду, чтобы избавить ее от беспокойства, которое

она не сумела от меня скрыть.
Поднявшись на судно, я снял башмаки и в одних

носках бесшумно прокрался на корму. На этот раз я не

стал окликать Волка Ларсена. Осторожно спустившись по

трапу, я обнаружил, что в кают-компании никого нет.

Дверь в каюту капитана была закрыта. Я уже хотел бы¬

ло постучать, но передумал, решив сперва заняться тем,

что якобы и привело меня сюда. Стараясь поменьше шу¬

меть, я поднял крышку люка и отставил ее в сторону.

Товары.судовой лавки находились в той же кладовой, и

мне захотелось заодно запастись и бельем.
Когда я выбрался из кладовой, в каюте Волка Лар¬

сена раздался шум. Я замер и прислушался. Звякнула

дверная ручка. Я инстинктивно отпрянул в сторону. При¬

таившись за столом, я выхватил револьвер и взвел ку¬

рок. Дверь распахнулась, и показался Волк Ларсен.

Никогда не видел я такого отчаяния, какое было напи¬

сано на его лице — на лице сильного, неукротимого Вол¬

ка Ларсена, Он стонал, как женщина, и потрясал сжа¬

тыми кулаками над головой. Потом провел ладонью по

глазам, словно сметая с них невидимую паутину.
—	Господи, господи!—хрипло простонал он и в бес¬

предельном отчаянии снова потряс кулаками.
Это было страшно. Я задрожал, по спине у меня про¬

бежали мурашки, и холодный пот выступил на лбу. Вряд

ли есть на свете зрелище более ужасное^ чем вид сильно¬

го человека в минуту крайней слабости и упадка духа.
Но огромным усилием воли Волк Ларсен взял себя

в руки. Поистине это стоило ему колоссального усилия.

Все тело его сотрясалось от напряжения. Казалось, его

вот-вот хватит удар. Лицо его страшно исказилось —вид¬

но было, как он старается овладеть собой. Потом силы

снова оставили его. Вновь сжатые кулаки поднялись

над головой, он застонал, судорожно вздохнул раз, дру¬

гой, и из груди его вырвались рыдания. Наконец ему

удалось овладеть собой. Я опять увидел прежнего Вол¬
244

ка Ларсена; хотя какая-то слабость и нерешительность

все еще проскальзывали в его движениях. Энергична, как

всегда, он шагнул к трапу, но все же в его походке чув¬

ствовалась эта слабость и нерешительность.
. Признаться, тут уж я испугался — незакрытый люк

находился как раз на его пути и выдавал мое присут¬

ствие. Но вместе с тем мне стало досадно, что он мо¬

жет поймать меня в такой трусливой позе — скорчившим¬

ся позади стола,— и я решил, пока не поздно, появиться

перед ним, что тут же и сделал, бессознательно при¬

няв вызывающую позу. Но Волк Ларсен не замечал ни

меня, ни открытого люка. Прежде чем я успел понять, в

чем дело, и что-либо предпринять, он уже занес ногу над

люком и готов был ступить в пустоту. Однако, не ощутив

под ногой твердой опоры, он мгновенно преобразился.

Да, это был уже прежний Волк Ларсен. Вторая нога

его еще не успела оторваться от пола, как он одним

могучим прыжком перенес свое начавшее падать те¬

ло через люк. Широко раскинув руки, он плашмя —

грудью и животом — упал на пол по ту сторону люка

и тут же, подтянув ноги, откатился в сторону, пря¬

мо в сложенные мною около крышки люка продукты

и белье.
Я увидел по его лицу, что он все понял. Но прежде,

чем я успел что-нибудь сообразить, он уже надвинул

на люк крышку. Тут наконец понял все и я. Он думал,

что поймал меня в кладовой. Он был слеп — слеп, как

летучая мышь! Я следил за ним, затаив дыхание, стра¬

шась, как бы он не услышал меня. Он быстро подошел

к своей каюте. Я видел, что он не сразу нащупал двер¬

ную ручку. Надо было пользоваться случаем, и я быстро,

на цыпочках, проскользнул через кают-компанию и под¬

нялся по трапу. Ларсен вернулся, таща за собой тяже¬

лый морской сундук, и надвинул его на крышку люка.

Не удовольствовавшись этим, он приволок второй сундук

и взгромоздил его на первый. Затем подобрал с пола

мой джем и белье и положил на стол. Когда он направил¬

ся к трапу, я отступил в сторону и тихонько перекатился

через палубу рубки.
Ларсен остановился на трапе, опираясь руками о

раздвижную дверцу. Он стоял неподвижно и пристально,

не мигая, смотрел куда-то в одну точку. Я находился пря-
245

МО перед ним, футах в пяти, не больше. Мне стало жут¬

ко. Я чувствовал себя каким-то призраком-невидимкой.

Я помахал рукой, но не привлек его внимания. Однако,

когда тень от моей руки упала на его лицо, я сразу за¬

метил, что он это почувствовал. Лицо его напряглось; он

явно пытался понять и проанализировать неожиданно

возникшее ощущение. Он понимал, что это какое-то воз¬

действие извне, какое-то изменение в окружающей сре¬

де, воспринятое его чувствам1и. Я замер с поднятой ру¬

кой; тень остановилась. Ларсен начал медленно повора¬

чивать голову то в одну сторону, то в другую, наклонять

и поднимать ее, заставляя тень двигаться по его лицу и

проверяя свои ощущения.
Я следил за ним и был, в свою очередь, поглощен же¬

ланием выяснить, каким образом удается ему ощутить

такую невесомую вещь, как тень. Ехли б у него были

повреждены только глазные яблоки или если б его зри¬

тельные нервы были поражены не полностью, все объяс¬

нялось бы просто. Но он явно был слеп. Значит, он ощу¬

щал разницу в температуре, когда тень падала на его

лицо. Или — почем знать — это было пресловутое ше¬

стое чувство, сообщавшее ему о присутствии посторон¬

него предмета?
Отказавшись, как видно, от попыток определить, от¬

куда падает тень, он поднялся на палубу и пошел на бак,

поразительно уверенно и быстро. И все же было заметно,

что идет слепой. Теперь-то я это ясно видел.
Он нашел на палубе мои башмаки и унес их с собою

в камбуз; мне было и смешно и досадно. Я еще остался

посмотреть, как он разводит огонь и варит себе пищу.

Потом снова прокрался в кают-компанию, забрал джем

и белье, проскользнул мимо камбуза, спустился на берег

и босиком отправился к Мод — дать отчет о своей вы¬

лазке.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
—	Какое несчастье, что «Призрак» потерял мачты.

А то мы могли бы уплыть на нем отсюда. Как вы ду¬

маете, Хэмфри?
Я взволнованно вскочил на ноги.
246

—	Надо подумать, надо подумать! — вскричал я и за¬

шагал взад и вперед.
Глаза Мод расширились, она с надеждой следила

за мной. Она так верила в меня! Мысль об этом прида¬

вала мне силы. Я вспомнил слова Мишле: «Для мужчины

женщина то же, чем была Земля для своего легендарного

сына: стоило ему пасть ниц и прикоснуться губами к ее

груди, как силы возвращались к нему». Только теперь

по-настоящему понял я глубокий смысл этих слов. Нет,

мало сказать «понял» — я ощутил это всем своим суще¬

ством! Мод для меня была тем, о чем» говорил Мишле:

неисчерпаемым источником силы и мужества. Взглянуть

на нее, подумать о ней было для меня достаточно, что¬

бы почувствовать новый прилив сил.
—	Надо попытаться, надо попытаться,— рассуж¬

дал я вслух.— То, что делали другие, могу сделать и я.

А если даже никто этого раньше не делал, все равно

я сделаю.
—	Что именно? Ради бога, не томите ме¬

ня,— потребовала объяснения Мод.— Что вы можете

сделать?
—	Не я, а мы,— поправился я.— Как что? Ясно —

установить на «Призраке» мачты и уплыть отсюда.
—	Хэмфри! — воскликнула она.
Я был так горд своим замыслом, словно уже привел

его в исполнение.
—	Но как же это осуществить? — спросила она.
—	Пока не знаю,— сказал я.— Знаю только одно —

я сейчас способен совершить все, что захочу.
Я горделиво улыбнулся ей, чрезмерно горделиво,

должно быгь, потому что она опустила глаза и некоторое

время молчала.
—	Но вы забываете, что существует еще капитан Лар¬

сен,— сказала она.
—	Слепой и беспомощный! — не задумываясь, отве¬

чал я, отметая его в сторону, как нечто совсем несуще¬

ственное.
—	А его страшные руки! А как он прыгнул через

люк — вы же сами рассказывали!
—	Но я рассказывал еще и о том, как мне удалось

выбраться из кают-компании и удрать от него,— весело

возразил я.
247

—	БосикохМ, без башмаков!
—	Ну да, башмакам не удалось удрать от него без

помощи моих ног!
Мы рассмеялись, а патом стали уже всерьез обсуж¬

дать план установки мачт на «Призраке» и возвраще¬

ния в цивилизованный мир. У меня еще со школьной

скамьи сохранились кое-какие, правда, довольно смутные,

познания по части физики, а за последние месяцы я при¬

обрел некоторый практический опыт в использовании

механических приспособлений для подъема тяжестей.

Однако когда мы подошли к «Призраку», чтобы осно¬

вательно осмотреть его, го один вид этих огромных

мачт, покачивавшихся на волнах, признаюсь, чуть не

поверг меня в отчаяние. С чего начать? Если бы дер¬

жалась хоть одна мачта, чтобы мы могли прикрепить

к ней блоки! Так ведь нет! У меня было такое ощу¬

щение, словно я задумал поднять сам себя за волосы.

Я понимал законы рычагов, но где же было взять точку

опоры?
Г рот-мачта была длиной футов в шестьдесят — шесть-

десять пять и у основания, там, где она облом1Илась, име¬

ла пятнадцать дюймов в диаметре. Весила она, по моим

примерным подсчетам, никак не менее трех тысяч фунтов.

Фок-мачта была еще толще и весила верных три с поло¬

виной тысячи фунтов. Как же подступиться к этому делу?
Мод безмолвно стояла возле мзеня, а я уже разраба¬

тывал в уме приспособление, которое моряки называют

«временной стрелой». Но хотя стрела давно известна

морякам, я изобрел ее заново на Острове Усилий. Свя¬

зав концы двух стеньг, подняв и укрепив их на палубе

наподобие перевернутой буквы «V» и привязав к ним

блок, я мог получить необходимую мне точку опоры. А к

первому блоку можно будет, если потребуется, присоеди¬

нить и второй. Кроме того, в нашем распоряжении был

еще брашпиль!
Мод видела, что я уже нашел решение, и с горячим

одобрением! взглянула на меня.
—	Что вы собираетесь делать?—спросила она.
—	Обрубать снасти!—ответил я, указывая на пере¬

путавшиеся снасти, висевшие за бортом.
Мне самому понравились эти слова — такие звучные

и решительные. «Обрубать снасти!» Ну кто бы мог еще
248

полгода назад услышать такую подлинно матросскую

фразу из уст Хэмфри Ван-Вейдена!
Вероятно, и в голосе моем и в позе было нечто мело¬

драматическое, так как Мод улыбнулась. Она мгновенно

подмечала все нелепое и смешное, безошибочно улавли¬

вала малейший оттенок фальши, преувеличения или ба¬

хвальства. Это находило отражение и в ее творчестве и

придавало ему особую ценность. Серьезный критик, об¬

ладающий чувством юмора и силой выражения, всегда

заставит себя слушать. И она умела это делать. Ее спо¬

собность подмечать смешное была не чем иным, как свой¬

ственным всякому художнику чувством меры.
—	Я припоминаю это выражение, оно попадалось

мне в книгах,— с улыбкой обронила она.
Но чувство меры достаточно развито и у меня, и я

сконфузился. У горделивого повелителя стихий вид в эту

минуту был, вероятно, самый жалкий.
Мод с живостью протянула мне руку.
—	Не обижайтесь!— сказала она.
—	Нет, вы правы,— не без усилия промолвил я.—

Это хороший урок. Слишком много во мне мальчишеского.

Но это все пустяки. А только нам придется все же обру¬

бать снасти. Если вы сядете вместе со мной в шлюпку, мы

подойдем к шхуне и попытаемся распутать этот клубок.
—	«В , зубы нож — и марсовые лезут снасти обру¬

бать»,— процитировала Мод, и до конца дня мы весело

трудились.
Ее задача заключалась в том, чтобы удерживать

шлюпку на месте, пока я возился с перепутавшимися, сна¬

стями. И что там творилось! Фалы, ванты, шкоты, нира-

лы, леера, штаги — все это полоскалось в воде, и волны

все больше и больше переплетали и перепутывали их.

Я старался обрубать не больше, чем было необходимо, и

мне приходилось то протаскивать длинные концы между,

гиками и мачтами, то отвязывать фалы и ванты и укла¬

дывать их бухтой на дне лодки, то, наоборот, разматы¬

вать их, чтобы пропустить сквозь обнаружившийся узел.

От этой работы я скоро промок до нитки.
Паруса тоже пришлось кое-где разрезать; я с великим

трудом справлялся с тяжелой намокшей парусиной, но

все же до наступления ночи сумел вытащить все пару¬

са из воды и разложить их на берегу для просушки. Ко¬
249

гда пришло время кончать работу и идти ужинать, мы с

Мод уже совершенно выбились из сил, но успели сделать

немало, хотя с виду это и не было заметно.
На следующее утро мы спустились в трюм шхуны,

чтобы очистить степсы от шпоров мачт. Мод очень ловко

принялась помогать мне. Но лишь только взялись мы за

дело, как на стук моего топора отозвался Волк Ларсен.
—	Эй там, в трюме! — долетело к нам с палубы че¬

рез открытый люк.
При звуке этого голоса Мод инстинктивно придвину¬

лась ко мне, как бы ища защиты, и, пока мы с Ларсеном

переговаривались, она стояла рядом, держа меня за руку.
—	Эй там, на палубе! —крикнул я в ответ.— Доброе

утро!
—	Что вы делаете в трюме? — спросил Волк Лар¬

сен.— Хотите затопить мою шхуну?
—	Напротив, хочу привести ее в порядок,— отве¬

чал я.
—	Какого дьявола вы там приводите в порядок?—

озадаченно спросил он.
—	Подготавливаю кое-что для установки мачт,— по¬

яснил я как ни в чем не бывало, словно поставить мачты

было для меня сущим пустяком.
—	Похоже, что вы и впрямь твердо стали на ноги,

Хэмп!— услышали мы его голос, после чего он некоторое

время молчал.
—	Но послушайте, Хэмп,— окликнул он меня сно¬

ва.— Вы не можете этого сделать.
—	Почему же не могу?—возразил я.— Не только

могу, но уже делаю.
—	Но это моя шхуна, моя частная собственность. Что,

если я не разрешу вам?
—	Вы забываете,— возразил я,— что вы теперь

уже не самый большой кусок закваски. Это было

раньше, тогда вы могли, по вашему выражению, со¬

жрать меня. Но за последнее время вы сократились в

размерах, и сейчас я могу сожрать вас. Закваска пере¬

стоялась.
Он рассмеялся резким, неприятным смехом.
—	Ловко вы обратили против меня мою философию!

Но смотрите, не ошибитесь, недооценив меня. Предуп¬

реждаю вас для вашего же блага!
250

—	с каких это пор вы стали филантропом?— осведо¬

мился я.— Согласитесь, что, предупреждая меня для мо¬

его же блага, вы проявляете непоследовательность.
Он будто и не заметил моего сарказма и сказал:
—	А если я возьму да захлопну люк? Сейчас вы уж

меня не проведете, как в тот раз, в кладовой.
—	Волк Ларсен,— решительно сказал я, впервые на¬

зывая его так, как привык называть за глаза.— Я не спо¬

собен застрелить человека, если он беспомощен и не ока¬

зывает сопротивления. Вы сами убедили меня в этом —

к нашему взаимному удовлетворению. Но предупреждаю

вас, и не столько для вашего блага, сколько для своего

собственного, что при первой вашей попытке чем-нибудь

повредить мне я застрелю вас. Я и сейчас могу сделать

это. А теперь, если вам так хочется, можете попробовать

закрыть люк.
—	Так или иначе, я запрещаю вам, решительно за¬

прещаю хозяйничать на моей шхуне!
—	Да что с вами!— укорил я его.— Вы все твердите,

что это ваш корабль, так, словно это дает вам какие-то

моральные права. Однако вы никогда не считались с пра¬

вами других. Почему же вы думаете, что я буду счи¬

таться с вашими?
Я подошел к люку, чтобы увидеть его лицо. Это бы¬

ло совсем не то лицо, которое я видел в последний

раз, когда втайне наблюдал за ним: сейчас оно бы¬

ло лишено всякого выражения, и вызываемое им

неприятное ощущение еще усиливалось устремленным

в одну точку взглядом широко открытых, немигающих

глаз.
—	И даже жалкий червь, как Хэмп, его корит с пре¬

зреньем!..— насмешливо произнес он, но лицо его оста¬

валось бесстрастным.
—	Как поживаете, мисс Брустер? — помолчав, не¬

ожиданно проговорил он.
Я вздрогнул. Мод не издала ни звука, даже не ше¬

вельнулась. Неужели у него еще сохранились остатки

зрения? Или оно снова возвращалось к нему?
—	Здравствуйте, капитан Ларсен,— ответила Мод.—

Как вы узнали, что я здесь?
—	Услышал ваше дыхание. А Хэмп делает успехи,

как вы считаете?
251

—	Не могу судить,— промолвила она, улыбнувшись

мне,— я никогда не знала его другим.
—	Жаль, что вы не видали его раньше!
—	Я принимал лекарство под названием «Волк Лар¬

сен», и в довольно больших дозах,— пробормотал я.—

До и после еды.
—	Я еще раз повторяю, Хэмп,— угрожающе прогово¬

рил он,— оставьте мою шхуну в покое!
—	Да разве вам самому не хочется выбраться отсю¬

да?— удивленно спросил я.
—Нет,— ответил он,— я хочу умереть здесь.
—	Ну, а мы не хотим!— решительно заявил я и снова

застучал топором.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
На другой день, расчистив степсы и подготовив все

необходимое, мы принялись втаскивать на борт обе стень¬

ги, из которых я намеревался соорудить временную стре¬

лу. Грот-стеньга имела в длину более тридцати футов,

фор-стеньга была немного короче. Задача предстояла не¬

легкая. Взяв ходовой конец тяжелых талей на брашпиль,

а другим концом прикрепив их к основанию грот-стеньги,

я начал вращать рукоятку брашпиля. Мод следила за

тем, чтобы трос ровно ложился на барабан, а сходящий

конец укладывала в бухту.
Нас поразило, с какой легкостью пошла вверх стеньга.

Брашпиль был усовершенствованной системы и давал

огромный выигрыш в силе. Но, разумеется, выигрывая в

силе, мы теряли в расстоянии. Во сколько раз брашпиль

увеличивал мои силы, во столько же раз увеличивалась и

длпна троса, который я долл^ен был выбрать. Тали мед¬

ленно ползли через борт, и чем выше поднималась из

воды стеньга, тем труднее становилось вертеть руко¬

ятку.
Но когда шпор стеньги поравнялся с планширом, дело

застопорилось.
—	Как я об этом не подумал!—вырвалось у меня.—;

Теперь придется начинать все сызнова.
—	А почему не прикрепить тали поближе к середине

степьги?—спросила Мод.
252

—	с этого мне и следовало начать! — сказал я, край¬

не недовольный собой.
Потравив тали, я спустил стеньгу обратно. Потом при¬

крепил тали, примерно на расстоянии трети ее длины от

шпора. Проработав час, с небольшими перерывами на от¬

дых, я снова поднял стеньгу, но она опять застряла на

полдороге. Шпор стеньги на восемь футов торчал над

планширом, но вытащить ее всю на борт по-прежнему

было невозможно. Я сел и стал размышлять над этой за¬

дачей. Впрочем, довольно скоро я с торжествующим ви«

дом вскочил на ноги.
—	Знаю теперь, что делать!— воскликнул я.— Надо

было прикрепить тали у центра тяжести. Ну ничего! Это

послужит нам наукой, когда мы будем поднимать на борт

все остальное.
Снова пришлось спустить стеньгу в воду и начать все

сначала Но на этот раз я неправильно рассчитал поло¬

жение центра тяжести, и когда стал тянуть наверху вместо

шпора стеньги пошла ее верхушка. Мод была-в отчаянии,

Но я засмеялся и сказал, что сойдет и так.
Показав ей, как держать рукоятку и как по команде

потравить тали, я ухватился обеими руками за стеньгу и

попытался перевалить ее через борт. Мне показалось, что

цель уже достигнута, и я велел Мод травить, но тут

стеньга вдруг перевесилась и — как ни старался я ее удер-»

жать — свалилась за борт. Тогда я снова взялся за руко¬

ятку и вернул стеньгу в прежнее положение. У меня

появилась новая мысль. Я вспомнил о хват-талях — не¬

большом подъемном приспособлении с двушкивным и

одношкивным блоками.
В ту минуту, когда я уже наладил хват-тали, на па¬

лубе у противоположного борта появился Волк Ларсен.

Мы поздоровались и больше не обменялись ни словом. Он

не мог видеть, что мы делаем, но, усевшись в стороне, на

слух следил за ходом работы.
Еще раз напомнив Мод, чтобы она потравила трос

брашпилем, как только я подам команду, я взялся за

хват-тали и принялся тянуть. Стеньга начала медленно

наклоняться и скоро легла, покачиваясь, поперек план¬

шира. И тут к своему удивлению я обнаружил, что

травить незачем, в сущности, требовалось совершен¬

но обратное. Закрепив хват-тали, я перешел к браш¬
253

пилю и начал вытягивать стеньгу. дюйм за дюймом,

пока она вся не перевалилась через планшир и не упала

на палубу.
Я посмотрел на часы. Был уже полдень.
У меня ломило спину, н я чувствовал себя смертельно

усталым и голодным. И за целое утро нам удалось под¬

нять на палубу одну только стеньгу.
Только тут я по-настоящему понял, как огромна пред¬

стоявшая нам работа. Зато я уже кое-чему научился.

После обеда дело будет лучше спориться, решил я. И не

ошибся.
В час дня, отдохнув и основательно подкрепившись,

мы вернулись на шхуну. Меньше чем через час грот-

стеньга уже лежала на палубе, и я взялся за сооружение

стрелы. Связав верхушки обеих стеньг так, что более

длинная выступала несколько дальше, я прикрепил в ме¬

сте соединения двушкивный блок гафель-гарделя. В соче¬

тании с одношкивным блоком и самим гафель-гарделем

это дало мне подъемные тали. Чтобы шпоры стрелы не

разъехались в стороны, я прибил к палубе толстые

планки. Когда все было готово, я привязал к верхушке

стрелы трос и взял его на брашпиль. Я все больше и

больше проникался верой в этот брашпиль — ведь благо¬

даря ему мои силы неизмеримо возрастали. Как уже

повелось. Мод следила за тросом, а я вертел рукоятку.

Стрела поднялась.
Но тут я обнаружил, что забыл закрепить стрелу от¬

тяжками. Пришлось взбираться на верхушку стрелы, что

я и проделал дважды. Наконец оттяжки были прикреп¬

лены и стрела расчалена к носу, к корме и к бортам. На-

шнало смеркаться. Волк Ларсен, который все время сидел

в отдалении и в полном молчании прислушивался к нашей

работе, ушел в камбуз и занялся приготовлением ужина.

У меня так разломило поясницу, что я не мог ни со¬

гнуться, ни разогнуться, но зато с гордостью смотрел на

дело своих рук. Результаты были налицо. Как ребенок,

получивший новую игрушку, я сгорал от нетерпения —

мне до смерти хотелось поднять что-нибудь своей

стрелой.
—	Жаль, что темнеет,— сказал я.— Уж очень хочется

поглядеть, как она будет действовать.
—	Не будьте таким ненасытным, Хэмфри!—пожу¬
254

рила меня Мод.— Не забудьте, завтра опять предстоит

работа. А ведь вы еле стоите на ногах.
—	А вы?—с участием поспешил спросить я.— Вы,

должно быть, страшно устали, Мод1 Как вы работали!

Это же поистине геройство. Я горжусь вами.
—	А я вами и подавно. И с большим основанием,—

отозвалась она и посмотрела мне прямо в глаза. Сердце у

меня сладко защемило — ее глаза так ласково лучились, и

я уловил в них какое-то новое выражение. Я не понял его.

но необъяснимый восторг охватил меня. Мод опустила

глаза. А когда она снова подняла их— они смеялись.
—	Если б только наши знакомые могли видеть нас

сейчас! — сказала она.— Посмотрите, на что мы стали по¬

хожи! Вы когда-нибудь задумывались над этим?
—	О да, и не раз, я же вижу вас перед собой,— отве¬

чал я, думая о том, что мог означать этот огонек в ее

глазах и почему она так внезапно перевела разговор на

другую тему.
—	Помилуйте!— воскликнула она.— На что ж я по¬

хожа?
—	Боюсь, что на огородное пугало,— сказал я.— По¬

смотрите только на свою юбку: подол в грязи, повсюду

дыры! А блузка-то вся в пятнах! Не нужно быть Шерло¬

ком Холмсом, чтобы сказать, что вы готовили пищу над

костром и вытапливали котиковый жир. А головной убор

один чего стоит! И это та самая женщина, которая на¬

писала «Вынужденный поцелуй»!
Она сделала мне глубокий, церемонный реверанс и на¬

чала в свою очередь:
—	Что касается вас, сэр...
Минут пять мы поддразнивали друг друга, но под

этими шутками чувствовалось что-то другое, серьезное, и

я невольно связывал это с новым выражением, про¬

мелькнувшим в глазах Мод. Что это было? Неужели на¬

ши глаза говорили помимо воли? Я знал, что мои глаза

уже выдавали меня не раз, хотя я и приказывал им мол¬

чать. Неужели Мод все же прочла в них призыв? И не¬

ужели ее глаза отозвались на него? Что значил этот теп¬

лый мерцающий огонек и то неуловимое, что я по¬

чувствовал в них и что нельзя определить словами?

Но нет, это было невозможно, этого не могло быть!

Я ведь не был искушен в толковании красноречивых
255

взглядов, я — Хэмфри Ван-Вейден, книгочий и затвор¬

ник, влюбившийся нежданно-негаданно. И для меня лю¬

бить и ждать, стараться заслужить любовь было уже

блаженством.
Мы сошли на берег, продолл^ая подшучивать друг над

другом, а я все думал свою думу, пока очередные дела

не отвлекли меня.
—	Какая, право, досада! Работаешь целый день не по¬

кладая рук, а потом нельзя даже спокойно поспать

ночью!—посетовал я после ужина.
—	Но ведь он же слеп. Какая опасность может нам

грозить?
—	Я боюсь его и не верю ему. А теперь, когда он

ослеп,— и подавно. Беспомощность только сильнее озлоб¬

ляет его. Впрочем, я знаю, что надо делать, завтра с утра

завезу небольшой якорь и стяну шхуну с берега. Вечером

мы будем возвращаться на шлюпке домой, а мистера Лар¬

сена оставлять пленником на шхуне. Сегодня уж отде¬

журим еще одну ночь — в последний раз всегда как-то

легче.
Наутро мы поднялись спозаранок, и, когда рассвело,

наш завтрак уж подходил к концу.
—	Ой, Хэмфри!— с отчаянием воскликнула вдруг

Мод.
Я взглянул на нее. Она смотрела на «Призрак». По¬

глядев туда же, я не заметил ничего необычного. Мод

перевела глаза на меня, и я ответил ей недоумевающим

взглядом.
—	Стрела!..— дрожащим голосом проговорила Мод.
О стреле-то я и позабыл! Я взглянул снова — и не
увидел ее на прежнем месте.
—	Если только он...— свирепо пробормотал я.
Она успокаивающе коснулась моей руки.
—	Вам придется начать сызнова.
—	О, не беспокойтесь, я, конечно, бешусь понапрас¬

ну! Я ведь и мухи не обижу,— с горечью улыбнулся я.—

И хуже всего то, что он это знает. Вы правы, если он

уничтожил стрелу, я ничего ему не сделаю и начну все

сызнова.
—	Но теперь уж я буду дежурить на шхуне,— вырва^

лось у меня минуту спустя,— и если только он еще раз

попытается что-нибудь сделать...
256

—	Но я боюсь оставаться одна ночью на берегу!—

очнувшись от своих безрадостных мыслей, услышал я го¬

лос Мод.— Если б можно было уговорить его помочь

нам... Мы могли бы тогда тоже жить на шхуне — ведь это

куда удобнее.
—	Так оно и будет,— довольно свирепо заявил я, вне

себя от того, что моя драгоценная стрела уничтожена.—

Я хочу сказать, что мы с вами будем жить на шхуне, а по¬

нравится это Ларсену или нет, мне все равно.
Успокоившись, я рассмеялся:
—	Ведь это же сущее ребячество с его стороны. И

глупо, конечно, что я злюсь.
Но, когда мы взобрались на борт шхуны и увидели

учиненный Волком Ларсеном разгром, сердце у меня

заныло. Стрела исчезла бесследно. Правая и левая оттяж¬

ки были перерублены, гафель-гардели разрезаны на кус¬

ки. Ларсен знал, что я не умею сплеснивать концы. Не¬

доброе предчувствие охватило меня. Я бросился к бра¬

шпилю. Да, он был выведен из строя. Волк Ларсен сло¬

мал его. Мы с Мод обменялись унылым взглядом. Потом

я подбежал к борту. Освобожденные мною от обрывков

снастей мачты, гики и гафели исчезли. Ларсен нащупал

удерживавшие их тросы и отвязал их, чтобы течение

унесло весь рангоут в море.
Слезы стояли на глазах у Мод, и я понял, что она пла¬

чет от огорчения за меня. Я и сам готов был заплакать.

Прощай мечта об оснащении «Призрака»! Волк Ларсен

потрудился на славу! Я сел на комингс люка и, подпе¬

рев голову руками, предался черной меланхолии.
—	Он заслуживает смерти!— воскликнул я.— Но, да

простит мне бог, у меня не хватит мужества стать его

палачом!
Мод подошла ко мне и, погладив меня по голове,

словно ребенка, сказала;
—	Успокойтесь, успокойтесь! Все будет хорошо. Мы

взялись за правое дело и своего добьемся.
Я вспомнил Мишле и прижался к Мод головой. И в

самом деле, через минуту силы вернулись ко мне. Эта

женщина была для меня неиссякаемым источником силы.

В конце концов стоит ли придавать значение тому, что

произошло? Простая задержка, отсрочка. Отлив не мог

унести мачты далеко, а ветра не было. Придется только
17.	Джек Лондон. Т. IV,	257

еще повозиться, чтобы найти их и отбуксировать обратно.

Но это было для нас уроком. Теперь я знал, чего ожидать

от Волка Ларсена. А ведь он мог нанести нам еще боль¬

ший урон, уничтожив нашу работу, когда она была бы

ближе к концу.
—	Вон он идет! — шепнула мне Мод.
Я поднял голову. Волк Ларсен медленно шел по юту

вдоль левого борта.
—	Не обращайте на него внимания!— шепнул я.— Он

вышел посмотреть, как все это на нас подействовало. Де¬

лайте вид, будто ничего не произошло. Откажем ему хоть

в этом удовольствии! Снимите туфли и возьмите их в руки.
И вот у нас началась игра в жмурки со слепым. Когда

он пошел к нам вдоль левого борта, мы проскользнули у

правого и стали наблюдать за ним с юта: он повернул

и пошел следом за нами на корму.
Но он все же обнаружил наше присутствие, потому

что уверенно произнес: «Доброе утро!» и стал ждать

ответа. Затем он направился на корму, а мы перебрались

на нос.
—	Да ведь я же знаю, что вы на борту!—крикнул

он, и я видел, как он напряженно прислушивается.
Он напоминал мне огромного филина, который, испу¬

стив свой зловещий крик, слушает, не зашевелится ли

вспугнутая добыча. Но мы не шевелились и двигались

только тогда, когда двигался он. Так мы и бегали по па¬

лубе, взявшись за руки,— словно двое детей, за которыми

гонится великан-людоед,— пока Волк Ларсен, явно раздо¬

садованный, не скрылся у себя в каюте. Мы давились со

смеху и весело переглядывались, обуваясь и перелезая че¬

рез борт в шлюпку. И, глядя в ясные карие глаза Мод, я

забыл все причиненное нам зло и знал одно: что я

люблю ее и что с нею найду в себе силы пробиться об¬

ратно в мир.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Два дня мы с Мод бороздили на шлюпке море, объ¬

езжая остров в поисках пропавшего рангоута. Только на

третий день мы нашли его— весь целиком и даже нашу

стрелу. Но увы, в самом опасном месте — там, где волны
258

с бешеным ревом разбивались о суровый юго-западный

мыс. И как же мы работали! Уже смеркалось, когда мы,

совершенно обессиленные, прич)алили в нашей бухточке,

таща на буксире грот-мачту. Стоял мертвый штиль, и нам

пришлось грести весь долгий путь.
Еще день изнурительной и опасной работы — и к грот-

мачте прибавились обе стеньги. На третий день я, дове¬

денный до отчаяния такой проволочкой, связал вместе

фок-мачту, оба гика и оба гафеля наподобие плота. Ветер

был попутный, и я надеялся отбуксировать груз под па¬

русом. Но вскоре ветер повернул, а затем и вовсе стих, и

мы шли на веслах со скоростью черепахи. Поневоле мож¬

но было пасть духом: я что было мочи налегал на весла,

но шлюпка почти не двигалась с места из-за тяжелого

груза за кормой.
Спускалась ночь, и, в довершение всех бед, подул ве¬

тер с берега. Мы уже не только не продвигались вперед,

но нас стало сносить в открытое море. Я греб из послед¬

них сил, пока не выдохся. Бедняжка Мод, которая тоже

выбивалась из сил, стараясь мне помочь и не слушая

моих уговоров, в изнеможении прилегла на корму.

Я больше не мог грести. Натруженные, распухшие руки

уже не держали весла. Плечи ломило, и, хотя в полдень

я основательно поел, после такой работы у меня голова

кружилась от голода.
Я убрал весла и нагнулся над буксирным тросом. Но

Мод схватила меня за руку.
—	Что вы задумали?—спросила она с тревогой.
—	Отдать буксир,— ответил я, отвязывая трос.
Ее пальцы сжали мою руку.
—	Нет, нет, не надо! — воскликнула она.
—	Да ведь мы все равно ничего не можем сделать! —

сказал я.— Уже ночь, и нас относит от берега.
—‘ Но подумайте, Хэмфри! Если мы не уплывем на

«Призраке», нам на долгие годы, быть может, на всю

жизнь, придется остаться на этом острове. Раз его до сих

пор не открыли, значит, может быть, никогда и не от¬

кроют.
—	Вы забыли о лодке, которую мы нашли на бе¬

регу,— напомнил я.
—	Это промысловая шлюпка,— отвечала она,— и

вы, конечно, понимаете, Хэмфри, что если бы люди
259

с нее спаслись, они вернулись бы, чтобы составить себе

состояние на этом лежбище. Они погибли, вы сами это

знаете.
Я молчал, все еще колеблясь.
—	А кроме того,— запинаясь, добавила она,— это

был ваш план, и я хочу, чтобы вам удалось его осуще¬

ствить.
Это придало мне решимости. То, что она сказала,

было очень лестно для меня, но из великодушия я все

еще упрямился.
—	Лучше уж прожить несколько лет на этом острове,

чем погибнуть в океане этой ночью или завтра,— сказал

я.— Мы не подготовлены к плаванию в открытом море.

У нас нет ни пищи, ни воды, ни одеял — ничего! Да вы и

одной ночи не выдержите без одеяла. Я знаю ваши силы.

Вы и так уже дрожите.
—	Это нервы,— ответила она.— Я боюсь, что вы не

послушаетесь меня и отвяжете мачты.
—	О, пожалуйста, прошу вас, Хэмфри, не надо! —

взмолилась она через минуту.
Это решило дело. Она знала, какую власть имеют

надо мной эти слова. Мы мучительно дрогли всю ночь.

Порой я начинал дремать, но холод был так жесток, что

я тут же просыпался. Как Мод могла это вынести, было

выше моего понимания. Я так устал, что у меня уже не

хватало сил двигаться, чтобы хоть немного согреться, но

все же время от времени я растирал Мод руки и ноги, ста¬

раясь восстановить в них кровообращение. Под утро у нее

начались судороги от холода. Я снова принялся расти¬

рать ей руки и ноги; судороги прошли, но я увидел, что

она совсем окоченела. Я испугался. Посадив ее на весла, я

заставил ее грести, но она так ослабела, что после каж¬

дого взмаха веслами едва не теряла сознание.
Забрезжило, и в предрассветной дымке мы долго ис¬

кали глазами наш остров. Наконец, мы увидели его —

крошечное темное пятнышко, милях в пятнадцати от нас,

на самом горизонте. Я осмотрел море в бинокль. Вдали,

на юго-западе, я заметил на воде темную полосу; она

явно придвигалась к нам.
—	Попутный ветер!— закричал я хрипло, и мой голос

показался мне чужим.
Мод хотела что-то сказать и не могла вымолвить ни
260

слова. Г убы ее посинели от холода, глаза ввалились, но

как мужественно смотрели на меня эти ясные карие гла¬

за! Как жалобно и все же мужественно!
Снова принялся я растирать ей руки, поднимать и

опускать их, пока она не почувствовала, что может дви¬

гать ими. Потом я заставил ее встать и сделать несколько

шагов между средней банкой и кормой, хотя она, верно,

упала бы, если бы я не поддерживал ее. Я заставил ее

даже попрыгать.
—	Ах вы, храбрая маленькая женщина!—сказал я,

увидев, что лицо ее снова оживает.— Знаете ли вы, какая

вы храбрая?
—	Никогда я не была храброй,— промолвила она,—

пока не узнала вас. Это вы сделали меня храброй!
—	Ну, и я не был храбр, пока не узнал вас,— ска¬

зал я.
Она бросила на меня быстрый взгляд, и si снова уло¬

вил этот теплый трепетный огонек в ее глазах... и еще

что-то. Но это длилось всего одно мгновение. Мод улыб¬

нулась.
—	Вас-то просто обстоятельства изменили,— сказала

она.
Но я знал, что это не так, и, быть может, она сама

это понимала.
Тут налетел ветер, попутный и свежий, и скоро шлюп¬

ка уже прокладывала себе дорогу по высокой волне пря¬

мо к острову.
После полудня мы миновали юго-западный мыс. Те¬

перь уже не только голод мучил нас — мы изнемогали от

жажды. Губы у нас пересохли и потрескались, и мы

тщетно пытались смочить их языком. А затем ветер на¬

чал спадать и к ночи стих совсем. Я снова сел на весла,

но едва мог грести. В два часа утра нос шлюпки врезался

в прибрежный песок нашей маленькой бухточки, и я, ша¬

таясь, выбрался на берег и привязал шлюпку. Мод не

стояла на ногах от усталости. Я хотел понести ее, но у

меня не хватило сил. Я упал вместе с нею на песок, а

когда отдышался, взял ее под мышки и волоком потащил

к хижине.
На следующий день мы «е работали. Мы проспали до

трех часов дня, по крайней мере я. Когда я проснулся.

Мод уже стряпала обед. Ее способность быстро восста¬
261

навливать силы была поразительна. Это хрупкое, как сте¬

белек цветка, тело обладало изумительной въгаосли-

востью. Как ни мало было у нее сил, она цепко держа¬

лась за жизнь.
—	Вы ведь знаете, что я предприняла путешествие

в Японию для укрепления здоровья,—сказала она, когда

мы, пообедав, сидели у костра, наслаждаясь покоем.—

Я никогда не отличалась крепким здоровьем. Врачи реко¬

мендовали мне путешествие по морю, ну я и выбрала са¬

мое продолжительное.
—	Не знали вы, что выбирали!— рассмеялся я.
—	Что ж, это очень изменило меня, и, надеюсь,— к

лучшему,— заметила она.— Я теперь стала крепче, силь¬

нее. И во всяком случае больше знаю жизнь.
Короткий осенний день быстро шел на убыль. Мы

разговорились о страшной, необъяснимой слепоте, пора¬

зившей Волка Ларсена. Я сказал, что, видимо, дело его

плохо, если он заявил, что хочет остаться и умереть на

Острове Усилий. Когда такой сильный, так любящий

жизнь человек готовится к смерти, ясно, что тут кроется

нечто большее, чем слепота. А эти ужасные головные бо¬

ли! Потолковав, мы решили, что он, очевидно, страдает

какой-то болезнью мозговых сосудов и во время присту¬

пов испытывает нечеловеческую боль.
Я заметил, что, чем больше говорили мы о тяжелом

состоянии Волка Ларсена, тем сильнее прорывалось у Мод

сострадание к нему, но это было так трогательно и так

по*<женски, что лишь сильнее привлекало меня к ней.

К тому же всякая фальшивая сентиментальность была ей

совершенно чужда. Мод вполне соглашалась со мной, что

нам необходимо применить к Волку Ларсену самые суро¬

вые меры, если мы хотим уплыть с этого острова, и толь¬

ко мысль о том, что я могу оказаться вынужденным ли¬

шить его жизни, чтобы спасти свою (она сказала «на¬

шу») жизнь, пугала ее.
На следующий день мы позавтракали на рассвете

и сразу же принялись за работу. В носовом трюме, где

хранился судовой инвентарь, я нашел верп и ценой боль¬

ших усилий вытащил его на палубу и спустил в шлюпку.

Сложив бухтой на корме шлюпки длинный трос,

я завез якорь подальше от берега и бросил его. Ветра

не было, стоял высокий прилив, и шхуна была на пла¬
262 .

ву. Отдав швартовы, я начал верповать вручную, так

как брашпиль был испорчен. Скоро шхуна подошла

почти к самому верпу. Он, конечно, был слишком мал,

чтобы удержать судно даже при легком бризе, по¬

этому я отдал большой якорь правого борта, дав поболь¬

ше слабины. После обеда я взялся восстанавливать

брашпиль.
Целых три дня провозился я с этим брашпилем, хотя

любой механик, вероятно, исправил бы его за три часа.

Но я в этом ровно ничего не,смыслил, и мне приходилось

овладевать знаниями, которые являются азбукой для спе¬

циалиста; да к тому 1же я должен был еще учиться поль¬

зоваться инструментами. Однако к концу третьего дня

брашпиль с грехом пополам начал действовать. Он ра¬

ботал далеко не так хорошо, как до поломки, но все же

делал свое дело, а без него моя задача была бы невыпол*<

нима.
Полдня ушло у меня на то, чтобы поднять на борт

обе стеньги, поставить стрелу и закрепить ее оттяжками,

как и в первый раз. В эту ночь я улегся спать прямо на

палубе около стрелы. Мод отказалась ночевать одна

на берегу и устроилась в матросском кубрике. Днем Волк

Ларсен опять сидел на палубе, прислушиваясь к тому,

что мы делаем, и беседовал с нами на посторонние темы.

Никто из нас ни словом не обмолвился о произведенных

им разрушениях, и он больше не требовал, чтобы я оста¬

вил его шхуну в покое. Но я по-прежнему боялся его —

слепого, беспомощного и все время настороженно при¬

слушивающегося. Работая, я старался держаться по¬

дальше, чтобы он не мог вцепиться в меня своей мерт¬

вой хваткой.
В эту ночь, заснув возле нашей драгоценной стрелы, я

очнулся от звука шагов. Была звездная ночь, и я увидел

темную фигуру Волка Ларсена, движущуюся по палубе.

Я вылез из-под одеяла и неслышно подкрался к нему. Во¬

оружившись плотничьим скобелем, взятым из ящика с

инструментами, он собирался перерезать им гафель-гар¬

дели, которыми я снова оснастил стрелу. Нащупав ве¬

ревки, он убедился, что я оставил их ненатянутыми. Тут

скобелем ничего нельзя было сделать, и он натянул га¬

фель-гардели и закрепил их. Он уже готов был пере¬

пилить их скобелем,^ когда я произнес негромко:
263

—	На вашем месте я бы не стал этого делать.
Он услышал, как я взвел курок револьвера, и за¬

смеялся.
—	Хэлло, Хэмп! — сказал он.— Я ведь все время

знал, что вы здесь. Моих ушей вы не обманете.
—	Лжете, Волк Ларсен,— сказал я, не повышая го¬

лоса.— Но у меня руки чешутся пристрелить вас, так что

делайте свое дело, режьте.
—	У вас всегда есть эта возможность,— насмешливо

сказал он.
—	Делайте свое дело! — угрожающе повторил я.
—	Предпочитаю доставить вам разочарование,— со

смехом пробормотал он, повернулся на каблуках и, ушел

на корму.
Наутро я рассказал Мод об этом ночном происшест¬

вии, и она заявила:
—	Что-то нужно предпринять, Хэмфри! Оставаясь на

свободе, он может сделать все что угодно. Он способен

затопить шхуну, поджечь ее. Неизвестно, что он выкинет.

Его нужно посадить под замок.
—	Но как? — спросил я, беспомощно пожав плеча¬

ми.— Подойти к нему близко я не решаюсь и в то же

время не могу заставить себя выстрелить в него, пока его

сопротивление остается пассивным. И он это знает.
—	Должен же быть какой-то способ,— возразила

Мод.— Дайте М1не подумать.
—	Способ есть,— мрачно заявил я.
Она с надеждой поглядела на меня.
Я поднял охотничью дубинку.
—	Убить его она не убьет,— сказал я,— а прежде

чем он придет в себя, я успею связать его по рукам и

ногам.
Но Мод с содроганием покачала головой.
—	Нет, только не это! Нужно найти какой-нибудь ме¬

нее зверский способ. Подождем еще.
Ждать нам пришлось недолго — дело решилось само

собой. Утром после нескольких неудачных попыток я на¬

конец определил центр тяжести фок-мачты и закрепил

несколько выше его подъемные тали. Мод направляла

трос на брашпиле и складывала в бухту сбегавший ко¬

нец. Будь брашпиль в исправности, наша задача была

бы несложной, а так мне приходилось со всей силой на-
264

легать на рукоятку, чтобы поднять мачту хотя бы на один

дюйм. То и дело я присаживался отдохнуть. По прав¬

де говоря, я больше отдыхал, чем работал. Когда, невзи¬

рая на все мои усилия, рукоятка не подавалась. Мод,

держа конец одной рукой, ухитрялась еще помогать мне,

налегая на рукоятку своим хрупким телом.
Через час оба блока сошлись у вершины стрелы.

Дальше поднимать было некуда, а мачта все еще не пе¬

ревалилась через борт. Основанием своим она легла на

планшир левого борта, в то время как верхушка ее на-

висала над водой далеко за правым бортом. Стрела ока-

залась коротка, и вся моя работа свелась к нулю. Но я

уже не приходил в отчаяние, как прежде. Я начинал об¬

ретать все большую веру в себя и в потенциальную силу '

брашпилей, стрел и подъемных талей. Способ поднять

мачту, несомненно, существовал, и мне оставалось толь¬

ко найти его.
Пока я размышлял над этой задачей, на ют вышел

Волк Ларсен.
Нам сразу бросилось в глаза, что с ним творится

что-то неладное. Во всех его движениях еще сильнее чув¬

ствовалась какая-то нерешительность, расслабленность.

Проходя вдоль рубки, он несколько раз споткнулся, а

поравнявшись с краем юта, сильно пошатнулся, поднял

руку уже знакомым мне жестом,— словно смахивая пау¬

тину с лица,— и вдруг загремел по ступенькам вниз. Ши¬

роко расставив руки в поисках опоры, он, шатаясь, по¬

шел по палубе и остановился, покачиваясь из стороны

в сторону, у люка кубрика охотников. Потом ноги у него

подкосились, и он рухнул на палубу.
—	Припадок! — шепнул я Мод.
Она кивнула мне, и я снова прочел сострадание в ее

взгляде.
Мы подошли к Волку Ларсену. Он, казалось, был без

памяти и дышал судорожно, прерывисто. Мод сейчас

же взялась за дело — приподняла ему голову, чтобы

предотвратить прилив крови, и послала меня в каюту за

подушкой. Я прихватил и одеяла, и мы постарались

устроить больного поудобнее. Я нащупал его пульс. Он

бился ровно — не часто и не слишком слабо, словом, со¬

вершенно нормально. Это удивило меня и показалось мне

подозрительным!.
265

—	А что, если он притворяется? — спросил я, не вы¬

пуская его руки.
Мод покачала головой и посмотрела на меня с упре¬

ком'. И в ту же секунду рука Волка Ларсена выскольз¬

нула из-под моих пальцев и словно в стальных тисках

сдавила мое запястье. Я дико вскрикнул от неожидан¬

ности и испуга. Злорадная гримаса исказила его лицо, и

больше я уже ничего не видел,— другой рукой он об¬

хватил меня и притянул к себе.
Он отпустил мое запястье, но при этом так сдавил

меня, обхватив за спину, что я не мог шевельнуться. Сво¬

бодной рукой он схватил меня за горло, и в это мгнове¬

ние я испытал весь ужас и всю горечь ожидания смер¬

ти — смерти по собственной вине. Как мог я подойти так

близко к его страшным ручищам? Вдруг я ощутил при¬

косновение других рук — Мод тщетно пыталась оторвать

от моего горла душившую меня лапу. Поняв, что это бес¬

полезно, она отчаянна закричала, и у меня похолодело

сердце. Мне был знаком этот душераздирающий вопль,

полный ужаса и отчаяния. Так кричали женщины, ко¬

гда шел ко дну «Мартинес».
Лицо мое было прижато к груди Волка Ларсена, и я

ничего не мог видеть, но слышал, как Мод побежала ку¬

да-то по палубе. Все произошло с молниеносной быстро¬

той, но мне показалось, что протекла вечность. Сознание

мое еще не успело померкнуть, когда я услышал, что Мод

бегом возвращается обратно, и в то же мгновение почув¬

ствовал, как тело Волка Ларсена подалось назад и об-

М!Якло. Дыхание с шумом вырывалось из его груди, на ко¬

торую я налегал всей своей тяжестью. Раздался сдавлен¬

ны стон; был ли то возглас бессилия, или его просто

исторгло удушье — не знаю, но пальцы, вцепившиеся

мне в горло, разжались. Я глотнул воздух. Пальцы дрог¬

нули и снова сдавили мне горло. Но даже его чудовищ¬

ная сила воли уже не могла преодолеть упадка сил. Во¬

ля сдавала. Ларсен терял сознание.
Шаги Мод звучали у меня над самым ухом. Пальцы

Ларсена в последний раз стиснули мое горло и разжа¬

лись совсем. Я откатился в сторону. Лежа на спине, я

хватал воздух ртом и моргал от солнечного света, бив¬

шего мне прямо в лицо. Я отыскал глазами Мод; она

была бледна, но внешне спокойна и смотрела на меня
266

со смешанным выражением тревоги и облегчения. Я уви¬

дел у нее в руке тяжелую охотничью дубинку. Заметив

мой взгляд, Мод выронила дубинку, слов-но она жгла

ей руку, у меня же сердце исполнилось ликованием. Вот

она — моя подруга, готовая биться вместе со мной и за

меня, как бились бок о бок со своими мужчинами жен¬

щины каменного века! Условности, которым она подчи¬

нялась всю жизнь, были забыты, и голос инстинкта, не

заглушенный до конца изнеживающим влиянием циви¬

лизации, властно заговорил в ней.
—	Родная моя! — воскликнул я, с трудом поднима¬

ясь на ноги.
В следующую секунду она была в моих объятиях и

судорожно всхлипывала, припав к моему плечу. Прижи¬

мая ее к себе, я смотрел на ее пышные каштановые во¬

лосы; они сверкали на солнце, словно драгоценные кам¬

ни, и затмевали в моих глазах все сокровища земных

царей. Я нагнулся и нежно поцеловал их, так нежно, что

она и не заметила.
Но я тут же заставил себя трезво взглянуть на вещи.

Естественно, что Мод, как истая женщина, после пережи¬

той опасности проливала слезы облегчения в объятиях

своего защитника, чья жизнь, в свою очередь, была под

угрозой. Будь я ей отцом или братом, положение ничуть

бы не изменилось. К тому же сейчас было не время и не

место для любовных признаний, и я хотел прежде за¬

служить право говорить ей о своей любви. Поэтому я

только нежно поцеловал еще раз ее волосы, чувствуя, что

она высвобождается из моих объятий.
—	Вот теперь припадок непритворный,— сказал я.—

После одного из таких припадков он и потерял зрение.

Сегодня он сперва притворялся и, быть может, этим! и

вызвал приступ.
Мод уже начала поправлять ему подушку.
—	Постойте,— сказал я.— Сейчас он беспомощен и та¬

ким должен оставаться и впредь. Теперь мы займем ка-

ют-компанию, а Волка Ларсена поместим в кубрике

охотников.
Я взял его под мышки и потащил к трапу, а Мод по

моей просьбе принесла веревку. Обвязав его веревкой

под мышками, я спустил его по ступенькам в кубрик.

У меня не хватало сил положить его на койку, но с
267

помощью Мод мне удалось сперва приподнять верхнюю

часть его туловища, а потом я закинул на койку и его

ноги.
Но этим нельзя было ограничиться. Я вспомнил, что

у Волка Ларсена в каюте хранятся наручники, кото¬

рыми он пользовался вместо старинных тяжелых судо¬

вых кандалов, когда ему нужно было заковать прови¬

нившегося матроса. Мы разыскали эти наручники и ско¬

вали Ларсена по рукам и ногам. После этого, впервые

за много дней, я вздохнул свободно. Выйдя на палубу,

я испытал чувство необычайного облегчения—у меня

словно гора с плеч свалилась. Я чувствовал также, что

все пережитое нами нынче еще больше сблизило меня с

Мод, и, направляясь вместе с ней к стреле, на которой

теперь уже висела фок-мачта, мысленно спрашивал се¬

бя, ощущает ли Мод эту близость так, как я.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Мы тут же перебрались на шхуну и заняли свои

прежние каюты. Пищу мы теперь готовили себе в

камбузе. Волк Ларсен попал в заточение как нельзя

более вовремя. Последние дни в этих широтах стояло,

как видно, бабье лето, и теперь оно внезапно при¬

шло к концу, сменившись дождливой и бурной погодой.

Но мы на шхуне чувствовали себя вполне уютно,

а стрела с подвешенной к ней фок-мачтой прида¬

вала всему деловой вид и окрыляла нас надеждой на

отплытие.
Теперь, когда нам удалось заковать Волка Ларсена в

в наручники, это оказалось уже ненужным. Второй при¬

падок, подобно первому, вызвал серьезное нарушение

жизненных функций. Мод обратила на это внимание, ко¬

гда пошла под вечер накормить нашего пленника. Он

был в сознании, и она заговорила с ним, но не добилась

ответа. Он лежал на левом боку и, казалось, очень стра¬

дал от боли. Левое ухо его было прижато к подушке.

Потом беспокойным движением он повернул голову впра¬

во, и левое ухо его открылось. Только тут он услышал

слова Мод, что-то ответил ей, а она бросилась ко мне

рассказать о своем наблюдении.
268

Прижав подушку к левому уху Ларсена, я спросил

его, слышит ли он меня, но ответа не получил. Убрав по¬

душку, я повторил свой вопрос, и он тотчас ответил.
—	А вы знаете, что вы оглохли на правое ухо? —

спросил я.
—	Да,— отвечал он тихо, но твердо.— Хуже того, у

меня поражена вся правая сторона тела. Она словно

уснула. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.
—	Опять притворяетесь? —сердито спросил я.
Он отрицательно покачал головой, и странная, кри¬

вая усмешка перекосила его рот. Усмешка была кривой

потому, что двигалась только левая сторона рта,— пра¬

вая оставалась совершенно неподвижной.
—	Это был последний выход Волка на охоту,— ска¬

зал он.— У меня паралич, я больше не встану на ноги...

О, поражена, только та нога, не обе,— добавил он, слов¬

но догадавшись, что я бросил подозрител1ЬНый взгляд на

его левую ногу, которую он в эту минуту согнул в колене,

приподняв одеяло.
—	Да, не повезло мне! — продолжал он.— Я хотел

сперва разделаться с вами, Хэмп. Думал, что на это у

меня еще хватит пороху.
—	Но почему? — спросил я, охваченный ужасом и

любопытством.
Его жесткий рот опять покривился в усмешке, и он

сказал:
—	Да просто, чтобы чувствовать, что я живу и дей¬

ствую, чтобы до конца быть самым большим куском за¬

кваски и сожрать вас!.. Но умереть так...
Он пожал плечами, вернее хотел это сделать,— и дви¬

нул ОДНИМ! только левым плечом. Как и его усмешка, это

движение получилось странно однобоким.
—	Но чем же вы сам>и'объясняете то, что случилось

с вами? Где гнездится болезнь?
—	В мозгу,— тотчас ответил он.— Это все от моих

проклятых головных болей.
—. Они были только симптомом болезни,— сказал я.
Он кивнул.
—	Все это непонятно. Я ни разу в жизни не болел. Но

вот какая-то дрянь завелась в мозгу. Рак или другая

какая-нибудь опухоль, но она пожирает и разрушает все,
269

поражает нервные центры и поедает их — клетку за клет¬

кой... судя по боли, которую я терплю.
—	И двигательные центры поражены тоже,— заме¬

тил я.
—	По-видимому. И все проклятье в том, что я обре¬

чен лежать вот так, в полном сознании, с неповрежденным

умом, и отдавать концы — один за другим, постепенно

порывая всякую связь с миром. Я уже потерял зрение;

слух и осязание покидают меня, и если так пойдет даль¬

ше, скоро я лишусь речи. И все равно буду пребывать

здесь, на этой земле, живой, полный жажды действия,

но бессильный.
—	Когда вы говорите, что будете пребывать здесь,

то подразумеваете, надо полагать, вашу душу,— ска¬

зал я.
—	Чушь!—возмутился о«.— Я подразумеваю толь¬

ко, что высшие нервные центры еще не поражены бо¬

лезнью. У меня сохранилась память, я могу мыслить и

рассуждать. Когда это исчезнет, исчезну и я. Меня не бу¬

дет. Душа?!
Он насмешливо рассмеялся и лег левым ухом на

подушку, давая понять, что не желает продолжать раз¬

говор.
Мы с Мод принялись за работу, подавленные

страшной судьбой, постигшей этого человека. Насколь¬

ко тяжкой была его участь, нам еще предстояло

вскоре убедиться. Казалось, это было грозным воз¬

мездием за его дела. Мы были настроены торжествен¬

но и серьезно и переговаривались друг с другом впол¬

голоса.
—	Можете снять наручники,— сказал нам Волк Лар¬

сен вечером, когда мы стояли у его койки, обсуждая,

как нам с ним быть.— Это совершенно безопасно —

я ведь паралитик. Теперь остается только ждать про¬

лежней.
Он опять криво усмехнулся, и глаза Мод расшири¬

лись от ужаса; она невольно отвернулась.
—	А вы знаете, что улыбка у вас кривая? —спросил

я его, думая о том, что ей придется ухаживать за ним, и

желая избавить ее от этого неприятного зрелища.
—	В таком случае я перестану улыбаться,— хладно¬

кровно заявил он.— Я и сам думал сегодня, что не все
270

ладно. Правая щека словно окаменела. Да, уже три дня,

как начали появляться эти признаки,— правая сторона

временами как бы засыпала — то нога, то рука,
—	Значит, улыбка у меня кривая?—спросил он, по¬

молчав.— Ну что ж, отныне прошу считать, что я улы¬

баюсь внутренне,— в душе, если вам угодно, в душе!

Учтите, что я и сейчас улыбаккь.
И несколько минут он лежал молча, довольный своей

мрачной выдумкой.
Характер его ничутш не изменился. Это был все тот

же неукротимый, cTpajoiHbm Волк Ларсен, заключенный

как в темнице, в своей омертвевшей плоти, которая бы¬

ла когда-то такой великолепной и несокрушимой. Теперь

она превратилась в оковы и замкнула его душу в молча¬

ние и м|рак, отгородив его от мира, который был для него

ареной столь бурной деятельности. Никогда больше ^не

придется ему спрягать на все лады глагол «делать».

«Быть» — вот все, что ему осталось. А ведь именно так

он и определял понятие «смерти» — «быть», то есть су¬

ществовать, Но вне движения; замышлять, но не испол¬

нять; думать, рассуждать и в этом оставаться таким же

живым, как вчера, но плотью — мертвым, безнадежно

мертвым.
А М1Ы с Мод, хоть я и снял с него наручники, никак

не могли привыкнуть к его новому состоянию. Наше со¬

знание отказывалось принять его. Для нас он оставал¬

ся полным скрьггых возможностей. Нам казалось, что в

любую минуту он может вырваться из оков плоти, под¬

няться над «ею и сотворить что-то ужасное. Столько

натерпелись мы от этого человека, что даже теперь ни

на секунду не могли избавиться от внутреннего беспо¬

койства.
Мне удалось разрешить задачу, вставшую передо

мной, когда стрела оказалась слишкрм короткой. Изго¬

товив новые хват-тали, я перетянул нижний конец фок-

мачты через планшир, а затем опустил мачту на палубу,

после чего при помощи стрелы поднял на борт грота-гик.

Он был длиной в сорок футов, и этого оказалось доста¬

точно, чтобы поднять и установить мачту. При помощи

вспомогательных талей, которые я прикрепил к стреле,

я поднял гик почти в вертикальное положение, а по¬

том упер его пяткой в палубу и закрепил толстыми ко¬
271

лодками. Обыкновенный блок, который был у меня ‘ на

стреле, я прикрепил к ноку гика. Таким образом, взяв

ходовой конец талей на брашпиль, я мог по желанию

поднимать и опускать нок гика, причем пятка его остава¬

лась неподвижной, и при помощи оттяжек придавать

ему наклон вправо или влево. К ноку гика я при¬

крепил также и подъемные тали, а когда все приспо¬

собление было закончено, поразился сам, как много оно

мне дало.
Два дня ушло у меня на то, чтобы справиться с этим

делом, и только на третий день утром я смог припод¬

нять фок-мачту над палубой и принялся обтесывать ее

нижний конец, чтобы придать ему нужную форму — со¬

ответственно степсу в трюме. Плотником я оказался

и вовсе никудышным. Я пилил, рубил и обтесывал не¬

податливое дерево, пока в конце концов оно не при¬

обрело такой вид, словно его обгрызла какая-то ги¬

гантская крыса. Но того, что мне было нужно, я все

же достиг.
—	Годится, я уверен, что годится! — воскликнул я.
—	Вы знаете, что доктор Джордан считает пробным

камнем» для всякой истины? — спросила Мод.
Я покачал головой и перестал извлекать залетевшие

мне за ворот стружки.
—	Пробным камием является вопрос: «Можем ли мы

заставить эту истину служить нам? Можем ли мы до¬

верить ей свою жизнь?»
—	Он ваш любимец,— заметил я.
—	Когда я разрушила свой старый паетеои, выбро¬

сила из него Наполеона, Цезаря и еще кое-кого и приня¬

лась создавать себе новый,— серьезно промолвила она,—

то первое место занял в нем доктор Джордан.
—	Герой вполне современный!
—	То, что он принадлежит современности, только де¬

лает его более великим,— сказала она.— Разве могут ге¬

рои старого мира сравниться с нашими?
Я кивнул. У нас с Мод было так много общего, что

между нами редко возникали споры. Мы с ней сходились

в главном — в нашем мировоззрении, в отношении к

жизни.
—	Для двух критиков мы поразительно легко нахо¬

дим общий язык,— рассмеялся я.
272

—	Для корабельного мастера и подмастерья — то¬

же,— пошутила она.
Мы не часто шутили и смеялись в те дни — слишком

были мы поглощены нашим тяжелым!, упорным трудом и

пришиблены страшным зрелищем постепенного умира¬

ния Волка Ларсена.
У него повторился удар. Он потерял речь, вернее, на¬

чал терять ее. Теперь он владел ею лишь по временам.

По его собственному выражению, у него, как на фондо¬

вой бирже, «телеграфный аппарат» был то включен, то

выключен. Когда «аппарат» был включен, Ларсен раз¬

говаривал, как обычно, только более медленно и как-то

затрудненно. А потом речь внезапно покидала его,— по¬

рой прежде, чем он успевал закончить фразу,— и ему

часами приходилось ждате, пока прерванный контакт не

восстановится. Он жаловался на сильную головную боль

и заранее придумал особую форму связи на случай, если

совершенно лишится речи: один нажим пальцев обозна¬

чал «да», а два нажима — «нет». И сказал он нам об

этом как раз вовремя, так как в тот же вечер оконча¬

тельно потерял речь. С тех пор на наши вопросы он от¬

вечал нажимом пальцев, а когда ему самому хотелось

что-нибудь сказать, довольно разборчиво царапал левой

рукой на листке бумаги.
Наступила жестокая зима. Шторм следовал за штор¬

мом— со снегом, с дождем, с ледяной крупой. Котики

отправились в свое дальнее путешествие на юг, и. леж¬

бище опустело. Я работал не покладая рук. В любую не¬

погоду, невзирая на ветер, который особенно мешал ра¬

боте, я оставался на палубе с рассвета и дотемна, и дело

заметно шло на лад.
В свое врем1я я допустил ошибку, когда установил

стрелу, не прикрепив к ней оттяжки, и тогда мне при¬

шлось взбираться на нее. Теперь я извлек из этого урок и

заранее прикрепил снасти — штаги, гафель-гардель и ди-

рикфал — к верхушке фок-мачты. Но, как всегда, я по¬

тратил на эту работу больше времени, чем предпола¬

гал,— у меня ушло на нее целых два дня. А ведь еще

столько дела было впереди! Паруса, например, в сущ¬

ности, необходимо было изготовить заново.
Пока я трудился над оснасткой фок-мачты. Мод сши¬

вала паруса, причем в любую минуту с готовностью бро-
18.	Джек Лондон, Т. IV.	273

сала свое занятие и спешила мие на помощь, если я не

мог справиться один. Парусина была твердая и тяжелая,

и Мод пользовалась настоящим матросским гардама-

ном и трехгранной парусной иглой. Руки у нее очень ско¬

ро покрылись волдырями, но она стойко продолжала свою

работу,— а ведь ей приходилось еще стряпать и ухажи¬

вать за больным!
—	Долой суеверия! — сказал я в пятницу утром.—

Будем ставить мачту сегодня!
Все подготовительные работы были закончены. Взяв

тали гика на брашпиль, я поднял мачту так, что она от¬

делилась от палубы. Затем, закрепив эти тали, я взял на

брашпиль тали стрелы, прикрепленные к ноку гика, и не¬

сколькими поворотами рукоятки привел мачту в верти¬

кальное положение над палубой.
Мод — как только я освободил ее от обязанности дер¬

жать сходящий с барабана конец — захлопала в ладо¬

ши и закричала:
—	Годится! Годится! Мы доверим ей свою жизнь!
Но лицо ее тут же ом-рачилось.
—	А ведь мачта не над отверстием,— сказала она*—

Неужели вам придется опять начинать все сызнова?
Я снисходительно улыбнулся и, подправив одну из

оттяжек гика и подтянув другую, подвел мачту к центру

палубы. И все-таки она висела еще не точно над отвер¬

стием. Лицо Мод опять вытянулось, а я снова снисходи¬

тельно улыбнулся и, маневрируя талями гика и стрелы,

подтянул мачту прямо к отверстию в палубе. После это¬

го я подробно объяснил Мод, как опускать мачту, а сам

спустился в трюм к степсу, установленному на дне

шхуны.
Я крикнул Мод, чтобы она начинала травить. Мачта

пошла вниз легко и точно — прямо к четырехугольному

отверстию степса. Однако при спуске она немного повер¬

нулась вокруг своей оси, и стороны четырехугольного

шпора перестали совпадать со сторонами степса. Но я

тут же сообразил, что надо сделать. Крикнув Мод, что¬

бы она перестала травить, я поднялся на палубу и сто¬

порным узлом прикрепил к мачте хват-тали. Потом сно¬

ва спустился в трюм, сказав Мод, чтобы она по моей

команде тянула хват-тали. При свете фонаря я увидел,

как мачта медленно поворачивается и стороны шпора
274

становятся параллельно сторонам» степса, Мод закре¬

пила тали и вернулась к брашпилю. Медленно опус¬

каясь, мачта проходила последние несколько дюймов, но

тут снова начала поворачиваться. Однако Мод опять вы¬

правила ее хват-талями и продолжала травить брашпи¬

лем. Квадраты совпали, мачта вошла в степс.
я громко закричал, и Мод бросилась ко мне. При жел-

том свете фонаря мы жадно любовались плодами своих

трудов. Потом взглянули друг на друга, и руки наши

невольно сплелись. Боюсь, что на глазах у нас выступили

слезы радости.
—	В конце концов это было не так уж трудно,— за¬

метил я.— Вся трудность заключалась в подготовке.
—	А все чудо — в осуществлении,— подхватила

Мод.— Мне даже не верится, что эта огромная мачта под¬

нята и стоит на своем! месте, что вы вытянули ее из воды,

пронесли по воздуху и опустили здесь, в ее гнездо. Труд

титана!
—	«И многое другое изобрели они»,— весело на¬

чал я, но тут же умолк и втянул носом воздух.
Я бросил взгляд на фонарь. Нет, он не коптил. Я сно¬

ва понюхал воздух.
—	Что-то горит! — уверенно сказала Мод.
Мы оба бросились к трапу, но я обогнал ее и первым

выскочил на палубу. Из люка кубрика валил густой дым.
—	Волк еще жив! —пробормотал я и прыгнул вниз.
В тесном помещении дым стоял плотной стеной, и я
мог продвигаться только ощупью. Образ прежнего Вол¬

ка Ларсена все еще так действовал на мое воображение,

что я бы, кажется, не удивился, если бы этот беспомощ¬

ный великан вдруг схватил меня за горло и начал ду¬

шить. Желание броситься обратно вверх по трапу чуть

не возобладало во М1не, но я тут же вспом1НИл о Мод.

На мгновение я увидел ее перед собой — такой, какою

только что видел в трюме при тусклом свете фонаря,—

увидел ее карие глаза, в которых сверкали слезы радости,

и понял, что не могу обратиться в бегство. Задыхаясь от

дыма, я добрался до койки Волка Ларсена и нащупал

его руку. Он лежал неподвижно, но слегка пошевелился,

когда я прикоснулся к нему. Я ощупал его одеяло снару¬

жи и изнутри, но ничего не обнаружил. Откуда 'же этот

дым, который слепит М1еня, душит, заставляет кашлять и
275

ловить воздух ртом? На мгновение я совсем потерял го¬

лову и, как безумный, заметался по кубрику. Налетев с

размаху на стол, я пришел в себя и немного успокоился.

Я сообразил, что если парализованный человек и мог

устроить пожар, то только в непосредственной близости

от себя.
Я вернулся к койке Волка Ларсена и столкнулся с

Мод. Не знаю, сколько времени она пробыла в этом

дыму.
—	Ступайте наверх! — решительно приказал я.
—	Но, Хэмфри...— возразила было она каким-то чу¬

жим, сиплым голосом.
—	Нет, уж пожалуйста, прошу вас! — резко крик¬

нул я.
Она послушно отошла от койки, но тут я испугался: а

вдруг она не найдет выхода. Я бросился за ней — у тра¬

па ее не было. Может быть, она уже поднялась? Я стоял

в нерешительности и внезапно услышал ее слабый воз¬

глас:
—	О Хэмфри, я заблудилась!
Я нашел Мод у задней переборки, по которой она бес¬

помощно шарила руками, и выгащил ее наверх. Чистый

воздух показался мне нектаром!. Мод была в полуобмо¬

рочном состоянии, но я оставил ее на палубе, а сам опять

кинулся вниз.
Источник дыма надо было искать возле Волка Лар¬

сена — в этом я был убежден и потому направился пря¬

мо к его койке. Когда я снова стал ощупывать одеяло,

что-то горячее упало сверху мне на руку и обожгло

ее. Я быстро отдернул руку, и мне все стало ясно.

Сквозь щель в досках верхней койки Волк Ларсен под¬

жег лежавший на ней тюфяк,— для этого он еще доста¬

точно владел левой рукой. Подожженная снизу и лишен¬

ная доступа воздуха, волглая солома матраца медленно

тлела.
Я стал стаскивать матрац с койки, и он распался у ме¬

ня в руках на куски. Солома вспыхнула ярким пламе¬

нем. Я затушил остатки соломы, тлевшие на койке, и бро¬

сился на палубу глотнуть свежего воздуха.
Притащив несколько ведер воды, я загасил тюфяк,

горевший на полу кубрика. Минут через десять дым поч¬

ти рассеялся, и я позволил Мод сойти вниз. Волк
276

Ларсен лежал без сознания, но свежий воздух быстро

привел его в чувство. Мы все еще хлопотали возле

него, как вдруг он знаком попросил дать ему карандаш

и бумагу.
«Прошу не мешать мне,— написал он.— Я улыба¬

юсь».
«Как видите, я все еще кусок закваски!» — приписал

он немного погодя.
—	Могу только радоваться, что кусок этот не слиш-

KOMI велик,— сказал я вслух.
«Благодарю,— написал он.— Но вы подумали о том,

что, прежде чем исчезнуть совсем, он должен еще зна¬

чительно уменьшиться ? »
«А я еще здесь, Хэмп,— написал он в заключение.—

И мысли у меня работают так ясно, как никогда. Ничто

не отвлекает их. Полная сосредоточенность. Я весь здесь,

даже мало сказать — здеоь...»
Слова эти показались мне вестью из могильного мра¬

ка, ибо тело этого человека стало его усыпальницей. И где-

то в этом страшном склепе все еще трепетал и жил его

дух. И так предстояло eMiy жить и трепетать, пока не

оборвется последняя нить, связующая его с внешним ми¬

ром. А там, кто знает, как долго суждено ему было еще

жить и трепетать?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
«Кажется, левая сторона тоже отнимается,— напи¬

сал Волк Ларсен на другое утро после своей попытки

поджечь корабль.— Онемение усиливается. Едва шевелю

рукой. И говорите теперь погромче. Отдаю последние

концы».
—	Вы чувствуете боль?—спросил я.
Мне пришлось повторить вопрос более громко, и тол1ь-

ко тогда он ответил:
«Временами».
Его левая рука медленно, с трудом царапала по

бумаге, и разобрать его каракули было нелегко. Они

напоминали ответы духов, которые преподносят вам на

спиритических сеансах, где вы платите доллар за вход.
«Но я еще здесь, я еще весь здесь»,— все медленнее

и неразборчивее выводила его рука.
277

Карандаш выпал у него из пальцев, и пришлось вло¬

жить его снова.
«Когда.боли нет, я наслаждаюсь тишиной и покоем.

Никогда еще мои мысли не были так ясны. Я могу раз¬

мышлять о жизни и смерти, как йог».
—	И о бессмертии? — громко спросила Мод, накло¬

няясь к его уху.
Три раза он безуспешно пытался нацарапать что-то,

но карандаш вываливался из его руки. Напрасно про¬

бовали мы вложить его обратно,— пальцы уже не

могли удержать карандаша. Тогда Мод сама прижала

его пальцы к карандашу и держала так, пока

его рука медленно, столь медленно, что на каждую

б^^цУтодила минута, вывела крупными буквами:
Это было последнее слово Волка Ларсена, оставшего¬

ся неисправимым скептиком до конца дней своих. «Чушь!»

Пальцы перестали двигаться. Тело чуть дрогнуло и за¬

мерло. Мод выпустила его оуку, отчего пальцы его слег¬

ка разжались и карандаш выпал.
—	Вы слышите меня? — крикнул я, взяв его за руку

и ожидая утвердительного нажима пальцев. Но они не

двигались. Рука была мертва.
—	Он пошевелил губами,— сказала Мод.
Я повторил вопрос. Губы шевельнулись снова. Мод

коснулась их кончиками пальцев, и я еще раз повторил

вопрос.
—	«Да»,— объявила Мод.
Мы вопросительно посмотрели друг на друга.
—	Какая от этого польза?.— пробормотал я.— Что

мы можем сказать ему?
—	О, спросите его...
Она остановилась в нерешительности.
—	Спросите его о чем-нибудь, на что он должен от¬

ветить «нет»,— подсказал я.— Тогда мы будем знать

наверняка.
—	Вы хотите есть? — крикнула она.
Губы шевельнулись, и Мод объявила:
—	«Да».
—	Хотите мяса? — спросила она затем.
—	«Нет»,— прочла она по его губам.
—	А бульона?
278

—	Да, он хочет бульона,— тихо сказала она, подняв

на меня глаза.— Пока у него сохраняется слух, м>ы

можем общаться с ним. А потом...
Она посмотрела на меня каким-то странным взгля¬

дом. Губы у нее задрожали, и на глазах навернулись

слезы. Она вдруг покачнулась, и я едва успел подхва¬

тить ее.
—	О Хэмфри! — воскликнула она.— Когда все это

кончится? Я так измучена, так измучена!
Она уткнулась лицом М1не в плечо, рыдания сотря¬

сали ее тело. Она была как перышко в моих объятиях, та¬

кая тоненькая, хрупкая. «Нервы не выдержали,— поду¬

мал я.— А что я буду делат1Ь без ее помощи?»
Но я успокаивал и ободрял ее, пока она мужествен¬

ным усилием воли не взяла себя в руки; крепость ее духа

была под стать ее физической выносливости.
—	Как мне только не совестно! —сказала она. И че¬

рез минуту добавила с лукавой улыбкой, которую я так

обожал: —Но я ведь всего-навсего малышка!
Услышав это слово, я вздрогнул, как от электриче¬

ского тока. Ведь это было то дорогое мне, заветное слово,

которым выражал я втайне мою нежность и любовь

к ней.
—	Почему вы назвали себя так? — взволнованно вы¬

рвалось у меня. Она взглянула на меня с удивлением.
—	Как «так»?—спросила она.
—	«Малышка».
—	А вы не называли меня так?
—	Да,— ответил я.— Называл про себя. Это мое соб¬

ственное словечко.
—	Значит, вы разговаривали во сне,— улыбнулась

она.
И снова я уловил в ее глазах этот теплый, трепетный

огонек. О, я знаю, что мюи глаза говорили в эту минуту

красноречивее всяких слов. Меня неудержимо влекло к

ней. Помимо воли, я склонился к ней, как дерево под вет¬

ром. Как близки были мы в эту минуту! Но она тряхнула

головой, словно отгоняя какую-то мысль или грезу, и ска¬

зала:
—	Я помню это слово с тех пор, как помню себя. Так

мой отец называл мюю маму.
—	Все равно оно мое,— упрямо повторил я.
279

—	Вы, может быть, тоже называли так свою маму?
—	Нет,— сказал я; и больше она не задавала вопро¬

сов, но я готов был поклясться,, что в ее глазах, когда

она смотрела на меня, вспыхивали насмешливые и за¬

дорные искорки.
После того как фок-мачта стала на свое место, работа

наша быстро пошла на лад. Я сам удивился тому, как

легко и просто удалось нам установить грот-мачту в степс.

Мы сделали это при помощи подъемной стрелы, укреп¬

ленной на фок-мачте. Еще через несколько дней все

штаги и ванты были на месте и обтянуты. Для команды

из двух человек топселя представляют только лишнюю

обузу и даже опасность, и поэтому я уложил стеньги

на палубу и крепко принайтовил их.
-	Еще два дня провозились мы с парусами. Их было

всего три: кливер, фок и грот. Залатанные, укороченные,

неправильной формы, они казались уродливым убран¬

ством на такой стройной шхуне, как «Призрак».
—	Но они будут служить! — радостно воскликнула

Мод.
—	Мы заставим их служить нам и доверим» им> свою

жизнь!
Прямю скажу: из всех новых профессий, которыми я

понемногу овладевал, меньше всего удалось мне блес¬

нуть в роли парусника. Управлять парусами, казалось,

было мне куда легче, нежели сшивать их,— во всяком

случае, я не сомневался, что сумею привести шхуну в

какой-нибудь из северных портов Японии. Я уже давно

начал изучать кораблевождение с помощью учебников,

которые отыскались на шхуне, а кроме того, в моем

распоряжении был звездный планшет Волка Лар¬

сена,— а ведь, по его словам, им мог пользоваться даже

ребенок.
Что касается самого изобретателя планшета, то

состояние его всю эту неделю оставалось почти без

перемен, только глухота усилилась да еще слабее стали

движения губ. Но в тот день, когда мачты «Призрака»

оделись в паруса, Ларсен последний раз уловил

какой-то звук извне и в последний раз пошевелил губа¬

ми. Я спросил его: «Вы еще здесь?» — и губы его отве¬

тили: «Да».
Порвалась последняя нить. Его плоть стала для него
280

могилой-, ибо в этом полумертвом теле все еще обитала

душа. Да, этот свирепый дух, который мы успели так хо¬

рошо узнать, продолжал гореть среди окружающего его

безмолвия и М1рака. Его плоть уже не принадлежала

ему — он не мог ее ощущать. Его телесная оболочка уже

не существовала для него, как не существовал для него

и внешний мир. Он сознавал теперь лишь себя и без¬

донную глубину покоя и мрака.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Настал день отплытия. Больше ничего не задержи¬

вало нас на Острове Усилий. Куцые мачты «Призрака»

стояли на местах, неся на себе уродливые паруса. Все, что

выходило из моих рук, не отличалось красотой, но дер¬

жалось крепко. Я знал, что эти мачты и паруса еще по¬

служат нам, и поглядывал на них с безотчетным созна¬

нием своей силы.
«Я сам сделал это! Сам! Своими руками!» — хоте¬

лось крикнуть М1не.
Не раз уже случалось, что Мод высказывала вслух

мои мысли или я угадывал, о чем думает она; на этот

раз, когда мы готовились поднять грот, она сказала:
—	Подумать только, Хэмфри, что все это сделали

вы, своими руками!
—	Здесь, мне кажется, потрудилась еще пара рук,—

ответил я.— Две крошечные ручки. Только не говорите,

пожалуйста, что это выражение вашего отца!
Она рассмеялась, покачала головой и принялась раз¬

глядывать свои руки.
—	Мне ни за что не отмыгь их теперь,— жалобно про¬

говорила она.— И кожа так обветрилась и загрубела —

уже, должно бытть, навеки.
—	В таком случае эта обветренная кожа и въевшаяся

ч во все поры грязь всегда будут делать вам честь,— сказал
я. взяв ее руки в свои. Я, верно, не удержался бы и, не¬

смотря на все мои торжественные решения, расцеловал

эти дорогие руки, если бы она поспешно не отняла их.
Наши товарищеские отношения теперь все чаще на¬

ходились под угрозой. Я долго и успешно смирял свою

любовь, но она начинала брать надо мной верх. Она сло<«
281

мила мою волю и своенравно подчинила себе мои гла¬

за и отчасти мой язык и даже губы, ибо в эту самую

минуту мне неудержимо хотелось расцеловать эти ма¬

ленькие ручки, которые трудились вместе со мной так

преданно и упорно. Я терял голову. Все мое существо

рвалось к Мод, и все во мие громко кричало о моей люб¬

ви. Любовь налетела, подобно урагану, и я уже не в си¬

лах был ей противиться. И Мод видела это. Она не могла

не видеть этого, потому так поспешно и выдернула она

свои руки из мюих. И все же что-то заставило ее — преж¬

де чем она отвела глаза—бросить на меня быстрый,

пытливый взгляд...
При помощи хват-талей я взял гардел* и дирик-фал

на брашпиль и теперь мог одновременно поднять перед¬

ний и задний углы грота. Парус полз вверх довольно не¬

уклюже, но быстро, а вскоре и фок расправился и за¬

трепетал на ветру.
—	В такой маленькой бухточке мы ни за что не успе¬

ем поднять якорь,— сказал я.— Прежде чем нам это

удастся, шхуну разобьет о скалы.
—	Что же делать? — спросила Мод.
—	Выгравить цепь совсем,— отвечал я.— Пока я бу¬

ду травить, вам} придется стать к брашпилю. А как толь¬

ко я покончу с якорем, так побегу к штурвалу, а вы под¬

нимете кливер.
Десятки раз я изучал и подробно разрабатывал этот

м>аневр снятия с якоря. Я знал, что при помощи браш¬

пиля Мод сумеет поднять кливер — самый необходимый

сейчас парус. Свежий ветер задувал в бухту, и, хотя

волнение еще не поднялось, нужно было действовать

быстро, чтобы благополучно вывести шхуну в море.
Я выбил болт из скобы, и якорная цепь загрохотала

в клюзе, падая в воду. Я бросился на ют и положил руль

под ветер. Паруса затрепетали, наполнились ветром,

шхуна накренилась и ожила. Кливер пополз вверх. Когда

и он забрал ветер, нос «Призрака» стало сносить, и мне

пришлось еще положить руля, чтобы удержаться на

курсе.
Я придумал особый автоматический кливер-шкот, ко¬

торый сам переносил кливер, когда это требовалось, так

что Мод не надо было заботиться об этом1. Но я уже по¬

ложил руль круто на ветер, прежде чем Мод закончила
282

поднимать кливер. Момент был напряженный: шхуну

несло прямо к берегу, который находился от нас на рас¬

стоянии броска камня. Но, сильно накренившись, «При¬

зрак» повернул и послушно привелся к ветру. Я услы¬

шал столь приятное для моего слуха громкое хлопанье

и трепетанье парусов и риф-штертов, и шхуна забра¬

ла ветер уже на другом галсе.
Мод закончила свое дело и, поднявшись на ют, ста¬

ла рядом со мной. Щеки ее разрумянились от работы, ве¬

тер развевал светло-каштановые волосы, выбившиеся из-

под зюйдвестки, широко раскрытые глаза горели от вол¬

нения, а ноздри вздрагивали, жадно вбирая рвавшийся

нам навстречу соленый морской ветер. Ее карие глаза

были как у испуганной лани. Затаив дыхание, она встре¬

воженно и зорко смотрела вперед. Губы ее приоткры¬

лись. «Призрак» несся прямо на отвесную скалу у выхода

из внутренней бухты, но в последнюю минуту привелся к

ветру и вышел на безопасное место.
Моя работа старшим помощником во врем>я промыс¬

лового плавания пошла мне впрок. Я благополучно обо¬

гнул мыс первой бухты и направил шхуну вдоль берега

второй. Еще один поворот на другой галс, и «Призрак»

взял курс в открытое море. Мощное дыхание океана ове¬

яло шхуну, и она плавно закачалась на высокой волне.

С утра погода была пасмурная и облачная, но тут солн¬

це проглянуло сквозь тучи, как бы в предзнаменование

нашего счастливого плавания, и осветило изогнутый ду¬

гою берег, где мы воевали с владыкам1И гаремов и били

«холостяков». Весь Остров Усилий ярко засиял в лучах

солнца. Даже мрачный юго-западный мыс уже не казал¬

ся таким м!рачным; на влажных от прибоя прибрежных

скалах играли солнечные блики.
—	Я всегда буду испытывать гордость, вспоминая

о нем1,— сказал я Мод.
Она откинула назад голову,— что-то царственное бы¬

ло в этом движении.
—	Милый, милый Остров Усилий,— сказала она.—

Я всегда буду любить его!
—	Ия тоже,— быстро проговорил я.
Мы читали в душе друг у друга, как в раскрытой кни¬

ге. Еще миг — и взгляды наши должны были встретить¬

ся, но, сделав над собой усилие, мы отвели глаза.
283

Наступило неловкое молчание; я первым прервал его.
—	Поглядите, какие тучи собираются на горизонте

с наветренной стороны. Помните, еще вчера вечером я

говорил вам, что барометр падает.
—	И солнце скрылось...— сказала она. Глаза ее

были устремлены на наш остров, где мы доказали судьбе,

что умеем постоять за себя, и где прекраснейшие узы

дружбы и товарищества накрепко связали нас друг

с другом.
—	Ну что ж: потравим шкоты, и курс на Японию! —

весело крикнул я.— Как это: «Попутный ветер, потрав¬

ленный шкот!..»
Закрепив штурвал, я спрыгнул с юта, дал слабину на

фока- и грота-шкоты, выбрал тали гиков и поставил па¬

руса так, чтобы принятть добрый попутный ветер.
Ветер был свежий, даже слишком свежий, но я решил

идти под всеми парусами, пока это не станет опасно. К

сожалению, при попутном ветре нельзя закрепить штур¬

вал, и поэтому мне предстояла бессменная вахта до утра.

Мод требовала, чтобы я позволил ей сменить меня, но

вскоре сама убедилась, что ей будет не под силу держать

курс при такой высокой волне, даже если б она и сумела

в столь короткий срок овладеть этой премудростью.

Открытие это чрезвычайно огорчило ее, но вскоре

она утешилась, свертывая в бухты тали, фалы и подби¬

рая концы, валявшиеся на палубе. Да к тому же ей ведь

нужно было еще готовить еду, стелить постели,

ухаживать за Волком Ларсеном. Свой трудовой

день она закончила генеральной уборкой кают-компании

и кубрика.
Всю ночь я бессменно простоял у штурвала. Ветер

понемногу крепчал, и волнение усиливалось. В пять утра

Мод принесла мне горячего кофе и лепешку, которую ис¬

пекла сама, а в семь часов плотный горячий завтрак при¬

дал мне новые силы.
Целый день ветер крепчал и крепчал. Казалось, он

был преисполнен упрямой решимюст^ дуть и дуть безо¬

становочно и все сильнее и сильнее. «Призрак» мчался

вперед, пеня волны и глотая мили, и я был уверен, что

теперь мы делаем не меньше одиннадцати узлов. Мне

до смерти жаль было терять такой ход, но к вечеру я

изнемог. Хоть я и очень закалился и окреп, но тридцати¬
284

часовая вахта за рулем была пределом моей выносли¬

вости. Мод уговаривала меня положить шхуну в дрейф,

да я и сам понимал, что, если ветер и волнение за ночь

еще усилятся, мне будет уже не под силу сделать это.

Поэтому, когда на море пали сумерки, я с чувством до¬

сады и вместе с тем облегчения начал приводите» «При¬

зрак» к ветру.
Однако я никак не предполагал, что взять рифы у

трех парусов столь неимоверно трудное дело для одною

человека. Пока шхуна шла бакштаг, я не мог ощутить

всей силы ветра и, только начав приводиться, почувство¬

вал с испугом, если не сказать с отчаянием, всю его сви¬

репую мощь. Ветер парализовал каждое мое усилие, рвал

парус у меня из рук и мгновенно сводил на нет все, чего

М1не удавалось достигнуть ценою упорной, ожесточен¬

ной борьбы с ним. К восьми часам я успел взять лишь

второй риф у фока. К одиннадцати часам дело не по¬

двинулось ни на йоту. Я только в кровь ободрал

себе пальцы и обломал ногти до самого мяса. От боли

и изнеможения я тихонько плакал в темноте, прячась

от Мод.
Совсем придя в отчаяние, я отказался от попьггок

взять рифы у грота и решил попробовать лечь в дрейф

под одним зарифленным фоком. Три часа ушло у меня

на то, чтобы закрепить спущенный грот и кливер, а в два

часа ночи, еле живой, едва не теряя сознания от уста¬

лости, я понял, что попыгка удалась, и с трудом поверил

своим глазам. Зарифленный фок делал свое дело, и шху¬

на держалась круто к ветру, не проявляя стремления

повернз^ть бортом к волне.
Я был страшно голоден, но Мод тщетно старалась за¬

ставить меня что-нибудь съесть: я засыпал с куском во

рту, а не то так даже не успев донести его до рта. По¬

том вдруг вздрагивал и просыпался в смятении и видел,

что рука моя с вилкой еще висит в воздухе. Я был так

беспомощен и слаб, что Мод приходилось поддерживать

меня, чтобы я не свалился со стула при первом же кре¬

не судна.
Не помню, как добрался я из камбуза до своей каю¬

ты. Верно, я был похо^ на лунатика, когда Мод вела ме¬

ня туда. Очнулся я уже на своей койке и заметил, что

башмаки с меня сняты. Сколько прошло времени, я не
285

знал. В каюте было темно. Все тело у меня ломило, и я с

‘грУдом мог пошевелиться, а прикосновение одеяла к мо¬

им израненным пальцам причиняло нестерпимую боль.
Я решил, что утро еще не настало, и, закрыв глаза,

мгновенно снова погрузился в сон. Я не знал, что про¬

спал почти сутки и что уже опять наступил вечер.
Я проснулся вторично, оттого что сон мой стал неспо¬

коен. Чиркнув спичкой, я посмотрел на часы. Они пока¬

зывали полночь. А я ушел с палубы в три часа ночи.

В первую М!инуту это меня озадачило, но я тут же сооб¬

разил, в чем дело. Не мудрено, что сон мой стал беспо¬

коен, ведь я проспал двадцать один час! Я еще поле¬

жал, прислушиваясь, как завывает ветер и волны бьют

о борт, а потом повернулся на бок и мирно проспал до

утра.
Я встал в семь часов и, не обнаружив Мод в кают-

компании, решил, что она в камбузе готовит завтрак.

Выйдя на палубу, я убедился, что «Призрак» отлич¬

но держится под своим маленьким парусом. В камбузе

топилась плита и кипел чайник, но Мод не было

и там.
Я нашел ее в кубрике у койки Волка Ларсена. Я вгля¬

делся в него и подумал: вот человек, который в полном

расцвете сил патерпел крушение и оказался погребен¬

ным заживо. Что-то новое почудилось мне в смягчив¬

шихся чертах его застывшего тела. Мод посмотрела на

меня, и я понял.
—	Его жизнь угасла во время шторма,— сказал я.
—	Но она не окончена для него,— промолвила с глу¬

боким убеждением Мод.
—	Сила его была чрезмерна.
—	Да,— сказала Мод.— Но теперь она уже не

обременяет его. Дух его свободен.
—	Да, теперь дух его свободен,— повторил я и, взяв

ее за руку, увел на палубу.
За ночь шторм заметно утих. Но он затихал так же

постепенно, как и нарастал, и утром, когда я поднял на

палубу приготовленное к погребению тело Волка Лар¬

сена, был еще довольно сильный ветер и большие вол¬

ны. Вода пом1инутно заливала палубу и стекала в шпига¬

ты. Внезапный порыв ветра накренил шхуну, и она за¬

рылась в воду по планшир подветренного борта. Ветер
286

истошно выл в снастях. Мы с Мод стояли по колено в

воде. Я обнажил голову.
—	Я помню только часть похоронной службы,—

сказал я.— Она гласит: «И тело да будет предано

морю».
Мод взглянула на меня удивленно и негодующе. Но

передо мною воскресла сцена, свидетелем которой я был

когда-то, и это воспоминание властно побуждало меня

отдать последний долг Волку Ларсену именно так, как он

отдал его в тот памятный день своему помощнику. Я при¬

поднял крышку люка, и завернутое в брезент тело со¬

скользнуло ногами вперед в море. Привязанный к нему

груз потянул его вниз. Оно исчезло.
—	Прощай, Люцифер, гордый дух1 — прошептала

Мод так тихо, что ее слова затонули в реве ветра, и я

разгадал их лишь по движению ее губ.
Держась за планшир, мы пробирались на ют, и я слу¬

чайно бросил взгляд в подветренную сторону. В эту

минуту «Призрак» взмыл на высокую волну, и я со¬

вершенно отчетливо увидел милях в двух-трех от нас

небольшой пароход. Ныряя и снова взлетая на гребни

волн, он шел прямо на нас. Он был окрашен в черный

цвет, и мне сразу припомнились рассказы охотников

об их браконьерских похождениях. Я понял, что это

таможенное судно Соединенных Штатов. Я показал на

него Мод и поспешил проводить ее на ют, где меньше

заливало водой. Оставив Мод там, я кинулся было

вниз к сигнальному шкафу, но тут же вспомнил, что

при оснащении «Призрака» не позаботился о сигналь¬

ном фале.
—	Нам незачем поднимать сигнал бедствия,— ска¬

зала Мод.— Они все поймут, увидев нас!
—	Мы спасены,— спокойно и торжественно сказал

я. Я ликовал, радость меня душила... И вдруг я приба¬

вил:— Мы спасены — и вот я не знаю, радоваться мне

или нет?
Я посмотрел на Мод. Теперь мы больше не боялись

встретиться взглядами. Нас властно толкнуло друг к дру¬

гу, и уже не помию как, но Мод очутилась в моих объ¬

ятиях.
—	Нужно ли говорить? — спросил я.
Она ответила:
287

—	Не нужно... Но услышать это было бы так при¬

ятно...
Губы ее слились с моими. Не знаю почему, но перед

моими глазами вдруг встала кают-компания «Призрака»

и мне вспомнилось, как Мод однажды прикоснулась кон¬

чиками пальцев к моим губам, шепча: «Успокойтесь,

успокойтесь!»
—	Жена моя, моя единственная! — сказал я, нежно

гладя ее плечо, как делают это все влюбленные, хотя

никто их этому не учил.— Моя малышка!
—	Муж мой!—сказала она, на мгновение подняв

на меня глаза, и, тут же опустив затрепетавшие ресни¬

цы, с тихим счастливым вздохом прильнула к моей

груди.
Я посмотрел на таможенный пароход. Он был совсем)

близко. С него уже спускали шлюпку,
—	Еще поцелуй, любовь моя! — прошептал я.— Еще

один поцелуй, прежде чем они подойдут..-
—	И спасут нас от нас самих,— докончила она с пле¬

нительной улыбкой, исполненной нового, еще не знакомо¬

го мпе лукавства — лукавства любви.

5
— J
клы
\
19.	Джек Лондон. Т. IV*

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПОГОНЯ ЗА ДОБЫЧЕЙ
Темный еловый лес стоял, нахмурившись, по обоим

берегам скованной льдом реки. Недавно пронесшийся ве¬

тер сорвал с деревьев белый покров инея, и они, чер¬

ные, зловещие, клонились друг к другу в надвигающих¬

ся сумерках. Глубокое безмолвие царило вокруг. Весь этот

край, лишенный признаков жизни с ее движением, был

так пустынен и холоден, что дух, витающий над ним,

нел(ьзя было назвать даже духом скорби. Смех, но смех

страшнее скорби, слышался здесь — смех безрадостный,

точно улыбка сфинкса, смех, леденящий своим бездуши¬

ем, как стужа. Это извечная мудрость — властная, воз¬

несенная над миром — смеялась, видя тщету жизни,

тщету борьбы. Это была глушь — дикая, оледеневшая

до самого сердца Северная глушь.
И все же что-то живое двигалось в ней и бросало ей

вызов. По замерзшей реке пробиралась упряжка ездовых

собак. Взъерошенная шерсть их заиндевела на морозе,

дыхание застывало в воздухе и кристаллами оседало на

шкуре. Собаки были в кожаной упряжи, и кожаные

постромки шли от нее к волочившимся сзади саням. Са¬

ни без полозьев, из толстой березовой коры, всей поверх¬

ностью ложились на снег. Передок их был загнут квер¬

ху, как свиток, чтобы приминать мягкие снежные волны,

встававшие им навстречу. На санях стоял крепко прито¬

роченный узкий, продолговатый ящик.. Были там и дру¬

гие вещи; одежда, топор, кофейник, сковорода; но преж-
291

де всего бросался в глаза узкий, продолговатый ящи^с,

занимавший большую часть саней.
Впереди собак на широких лыжах с трудом ступал

человек. За санями шел второй. На санях, в ящике, ле¬

жал третий, для которого с земными трудами было по¬

кончено, ибо Северная глушь одолела, сломила его, так

что он не мог бол1Ьше ни двигаться, ни бороться. Север¬

ная глушь не любит движения. Она ополчается на

жизнь, ибо жизнь есть движение, а Северная глушь

стремится остановить все то, что движется. Она замо¬

раживает воду, чтобы задержать ее бег к морю; она вы¬

сасывает соки из дерева, и его могучее сердце коченеет

от стужи; но с особенной яростью и жестокостью Север¬

ная глушь ломает упорство человека, потому что чело¬

век— самое мятежное существо в мире, потому что

человек всегда восстает против ее воли, согласно кото¬

рой всякое движение в конце концов должно прекра¬

титься.
И все-таки впереди и сзади саней шли два бесстраш¬

ных и непокорных человека, еще не расставшиеся с жиз¬

нью. Их одежда была сшита из меха и мягкой дубле¬

ной кожи. Ресницы, щеки и губы у них так обледенели

от застывающего на воздухе дыхания, что под ледяной

коркой не было видно лица. Это придавало им вид ка-

ких-то призрачных масок, могильщиков из потусторонне¬

го мира, совершающих погребение призрака. Но это бы¬

ли не призрачные маски, а люди, проникшие в страну

скорби, насмешки и безмолвия, смельчаки» вложившие

все свои жалкие силы в дерзкий замысел и задумав¬

шие потягаться с могуществом мира, столь же далекого,

пустынного и чуждого им, как и необъятное простран¬

ство космоса.
Они шли молча, сберегая дыхание для ходьбы. Поч¬

ти осязаемое безмолвие окружало их со всех сторон. Оно

давило на разум, как вода на большой глубине давит

на тело водолаза. Оно угнетало безграничностью и не¬

преложностью своего закона. Оно добиралось до самых

сокровенных тайников их сознания, выжимая из него, как

сок из винограда, все напускное, ложное, всякую склон¬

ность к СЛИШКОМ! высокой самооценке, свойственную че¬

ловеческой душе, И внушало им мысль, что они всего

ЛИШЬ ничтожные, смертные существа, пылинки, мошки,
292

которые прокладывают свой путь наугад, не замечая иг¬

ры слепых сил природы.
Прошел час, прошел другой. Бледный свет короткого^

тусклого дня начал меркнуть, когда в окружающей ти¬

шине пронесся слабый, отдаленный вой. Он стремитель¬

но взвился кверху, достиг высокой ноты, задержался

на ней, дрожа, но не сбавляя силы, а потом постепенно

замер. Его можно было принять за стенание чьей-то

погибшей души, если б в нем не слышались угрюмая

ярость и ожесточение голода.
Человек, шедший впереди, обернулся, поймал взгляд

того, который брел позади саней, и они кивнули друг

другу. И снова тишину, как иголкой, пронзил вой. Они

прислушались, стараясь определить направление зву¬

ка. Он доносился из тех снежных просторов, которые

они только что прошли.
Вскоре послышался ответный вой, тоже откуда-то

сзади, но немного левее.
—	Это ведь они за нами гонятся, Билл,— сказал шед¬

ший впереди. Голос его прозвучал хрипло и неестествен¬

но, и говорил он с явным трудом.
—	Добычи у них мало,— ответил его товарищ.— Вот

уже сколько дней я не видел ни одного заячьего следа.
Путники замолчали, напряженно прислушиваясь к

вою, который поминутно раздавался позади них.
Как только наступила темнота, они повернули собак

к елям на берегу реки и остановились на привал. Гроб,

снятый с саней, служил им и столом и скамьей. Сбив¬

шись в кучу по другую сторону костра, собаки рычали

и грызлись, но не выказывали ни малейшего желания

убежать в • темноту.
—	Что-то они уж слишком жмутся к огню,— сказал

Билл.
Генри, присевший на корточки перед костром», чтобы

установить на огне кофейник с куском льда, молча кив¬

нул. Заговорил он только после того, как сел на гроб и

принялся за еду.
—	Шкуру свою берегут. Знают, что тут их накормят,

а там) они сами пойдут ком1у-нибуд1ь на корм. Собак не

проведешь.
Билл покачал головой:
—	Кто их знает!
293

Товарищ посмотрел на него с любопытством.
—	Первый раз слышу, чтобы ты сомневался в их уме»
—	Генри,— сказал Билл, медленно разжевывая бо¬

бы,— а ты не заметил, как собаки грызлись, когда я кор¬

мил их?
—	Действительно, возни было больше, чем всегда,—г

подтвердил Генри.
—	Сколько у нас собак, Генри?
—	Шесть.
—	Так вот...— Билл сделал паузу, чтобы придать

больше веса своим словам.— Я тоже говорю^ что у нас

шесть собак. Я взял шесть рыб из мешка, дал каждой

собаке по рыбе. И одной не хватило, Генри.
—	Значит, обсчитался.
—	У нас шесть собак^— безучастно повторил Билл.—

Я взял шесть рыб. Одноухому рыбы не хватило. Мне при¬

шлось взять из мешка еще одну рыбу.
—	У нас всего шесть собак,— стоял на своем Г енри,
—	Генри,— продолжал Билл,— я не говорю, что все

были собаки, но рыба досталась семерым.
Генри перестал жевать, посмотрел через костер на

собак и пересчитал их.
—	Сейчас там только шесть,— сказал он.
—	Седьмая убежала, я видел,— со спокойной настой-

.чивостью проговорил Билл,— Их было семь.
Генри взглянул на него с состраданием и сказал:
—	Поскорее бы нам с тобой добраться до места.
—	Это как же понимать?
—	А так, что от этой поклажи, которую мы везем, ты

сам не свой стал, вот тебе и мерещится бог знает что.
—	Я об этом уж думал,— ответил Билл серьезно.—^

Как только она побежала, я сразу взглянул на снег и

увидел следы; потом сосчитал собак — их было шесть.

А следы — вот они. Хочешь взглянуть? Пойдем)— пока¬

жу.
Генри ничего ему не ответил и молча продолжал же¬

вать. Съев бобы, он запил их горячим кофе, вытер рот

рукой и сказал:
—	Значит, по-твоему, это...
Протяжный тоскливый вой не дал ему договорить. Он

молча прислушался, а потом закончил начатую фразу,

ткнув пальцем назад, в темноту:
294

•— ...это гость оттуда?
Билл кивнул.
—	Как ни вертись, больше ничего не придумаешь. Ты

же сам слышал, какую грызню подняли собаки.
Протяжный вой слышался все чаще и чаще, издале¬

ка доносились ответные завывания,— тишина превра¬

тилась в сущий ад. Вой несся со всех сторон, и собаки

в страхе сбились в кучу так близко к костру, что огонь

чуть ли не подпаливал им шерсть.
Билл подбросил хвороста в костер и закурил трубку.
—	Я вижу, ты совсем захандрил,— сказал Генри.
—	Генри...— Билл задумчиво пососал трубку.— Я все

думаю, Генри: он куда счастливее нас с тобой.— И Билл

постучал пальцем по гробу, на котором они сидели.—

Когда мы умрем, Генри, хорошо, если хоть кучка камней

будет лежать над нашими телами, чтобы их не сожра¬

ли собаки.
—	Да ведь ни у тебя, ни у меня нет ни родни, ни де¬

нег,— сказал Генри.— Вряд ли нас с тобой повезут хо¬

ронить в такую даль, нам такие похороны не по кар¬

ману.
—	Чего я никак не могу понять, Генри, это — зачем

человеку, который был у себя на родине не то лордом, не

то вроде этого и ему не приходилось заботиться ни о еде,

«и о теплых одеялах,— зачем такому человеку понадо¬

билось рыскать на краю света, по этой богом забытой

стране?..
—	Да. Сидел бы дома, дожил бы до старости,— со¬

гласился Генри.
Его товарищ открыл было рот, но так ничего и

не сказал. Вместо этого он протянул руку в темноту,

стеной надвигавшуюся на них со всех сторон. Во мра¬

ке нельзя было разглядеть никаких определенных

очертаний; виднелась только пара глаз, горящих, как

угли.
Генри молча указал на вторую пару и на третью. Круг

горящих глаз стягивался около их стоянки. Время от вре¬

мени какая-нибудь пара меняла место или исчезала, с

тем чтобы снова появиться секундой позже.
Собаки беспокоились все больше и больше и вдруг,

охваченные страхом, сбились в кучу почти у самого

костра, подползли к людям и прижались к их ногам.
295

в свалке одна собака попала в костер; она завизжала от

боли и ужаса, и в воздухе запахло паленой шерстью.

Кольцо глаз на минуту разомкнулось и даже чуть-чуть

отступило назад, но как только собаки успокоились, оно

снова оказалось на прежнем месте.
—	Вот беда, Генри! Патронов мало!
Докурив трубку, Билл помог своему спутнику разло¬

жить меховую постель и одеяло поверх еловых веток, ко¬

торые он еще перед ужином набросал на снег. Генри

крякнул и принялся развязывать мокасины.
—	Сколько у тебя осталось патронов? —спросил он.
—	Три,— послышалось в ответ.— А надо бы триста.

Я бы им показал, дьяволам»!
Он злобно погрозил кулаком в сторону горящих глаз

и стал устанавливать свои мокасины перед огнем.
—	Когда только эти морозы кончатся! — продолжал

Билл.— Вот уже вторую неделю все пятьдесят да пять¬

десят градусов. И зачем только я пустился в это путе¬

шествие, Генри! Не нравится оно мне. Не по себе мне

как-то. Приехать бы уж поскорее, и дело с концом! Си¬

деть бы нам с тобой сейчас у камина в Форте Мак-Гэрри,

Играть в криббедж... Много бы я дал зй1 это!
Генри проворчал что-то и стал укладываться. Он уже

»адремал, как вдруг голос товарища разбудил его:
—	Знаешь, Генри, что меня беспокоит? Почему со¬

баки не накинулись на того, пришлого, которому тоже

досталась рыба?
—	Уж очень ты стал беспокойный, Билл,— послы¬

шался сонный ответ.— Раньше за тобой этого не води¬

лось. Перестань болтать, спи, а утром встанешь как пи

в чем не бывало. Изжога у тебя, оттого ты и беспоко¬

ишься.
Они спали рядом, под одним одеялом, тяжело дыша

во сне. Костер потухал, и круг горящих глаз, оцепивших

стоянку, смыкался все теснее и теснее.
Собаки жались одна к другой, угрожающе рычали,

когда какая-нибудь пара глаз подбиралась слишком

близко. Вот они зарычали так громко, что Билл проснул¬

ся. Осторожно, стараясь не разбудить товарища, он вы¬

лез из-под одеяла и подбросил хвороста в костер. Огонь

вспыхнул ярче, и кольцо глаз подалось назад.
Билл посмотрел на сбившихся в кучу собак, протер
296

глаза, вгляделся попристальнее и снова забрался иод

одеяло.
—	Генри!—окликнул он товарища.— Генри!
Генри застонал, просыпаясь, и спросил:
—	Ну, что там?
—	Ничего,— услышал он,— только их опять семь.

Я сейчас пересчитал.
Генри встретил это известие ворчанием, тотчас же пе¬

решедшим в храп, и снова погрузился в сон.
Утром он проснулся первым и разбудил товарища.

До рассвета оставалось еще часа три, хотя было уже

шесть часов утра. В темноте Генри занялся приготовле¬

нием завтрака, а Билл свернул постель и стал укла¬

дывать вещи в сани.
—	Послушай, Генри,— спросил он вдруг,— сколько,

ты говоришь, у нас было собак?
—	Шесть.
—	Вот и неверно! — заявил он с торжеством.
—	Опять сем»ь? — спросил Генри.
—	Нет, пять. Одна пропала.
—	Что за дьявол!—сердито крикнул Генри и# бро¬

сив стряпню, пошел пересчитать собак.
—	Правильно, Билл,— сказал он.— Фэтти сбежал.
—	Улизнул так быстро, что и не заметили. Пойди-ка

сыщи его теперь.
—	Пропащее дело,— ответил Генри.— Живьем сло¬

пали. Он, наверное, не один раз взвизгнул, когда эти

дьяволы принялись его рвать.
—	Фэтти всегда был глуповат,— сказал Билл.
—	У самого глупого пса все-таки хватит ума не идти

на верную смерть.
Он оглядел остальных собак, быстро оценивая в уме

достоинства каждой.
—	Эти умнее, они такой штуки не выкинут.
—	Их от костра и палкой не отгонишь,— согласился

Билл.— Я всегда считал, что у Фэтти не все в порядке.
Таково было надгробное слово, посвященное собаке,

погибшей на Северном пути,— и оно было ничуть не ску¬

пее многих других эпитафий погибшим собакам, да, по¬

жалуй, и людям.
297

ГЛАВА ВТОРАЯ
ВОЛЧИЦА
Позавтракав и уложив в сани свои скудные пожитки,

Билл и Генри покинули приветливый костер и двинулись

в темноту. И тотчас же послышался вой — дикий, за¬

унывный вой; сквозь мрак и холод он долетал до них ото¬

всюду. Путники шли молча. Рассвело в девять часов,
В полдень небо на юге порозовело — в том месте, где

выпуклость земного шара встает преградой между по¬

луденным солнцем и страной Севера. Но розовый от¬

блеск быстро померк. Серый дневной свет, сменивший

его, продержался до трех часов, потом и он погас, и над

пустынным безмюлвньш краем опустился полог арктиче¬

ской ночи.
Как только наступила темнота, вой, преследовавший

путников и справа, и слева, и сзади, послышался бли¬

же; по временам он раздавался так близко, что собаки

не выдерживали и начинали метаться в постромках.
После одного из таких припадков панического страха,

когда Билл и Генри снова привели упряжку в порядок,

Билл сказал:
—	Хорошо бы они на какую-нибудь дичь напали и

оставили нас в покое.
—	Да, слушать их мало приятно,— согласился Генри.
И они замолчали до следующего привала.
Генри стоял, нагнувшись, над закипающим котелком

с бобами и подкладывал туда колотый лед, когда за

его спиной вдруг послышался звук удара, возглас Билла

и пронзительный визг собак. Он зыпрям'ился и успел раз¬

глядеть только неясные очертания какого-то зверя, про¬

мчавшегося по снегу и скрывшегося в темноте. Потом

Генри увидел, что Билл не то с торжествующим, не то

с убитым видом стоит среди собак, держа в одной руке

палку, а в другой хвост вяленого лосося.
—	Половину все-таки утащил!—крикнул он.— Зато

я всыпал ему как следует. Слышал визг?
—	А кто это?—спросил Генри.
—	Не разобрал. Могу только сказать, что ноги, и

пасть, и шкура у него имеются, как у всякой собаки.
—	Ручной волк, что ли?
—	Волк или не волк, только, должно бьгаь, действи-
298

тельно ручной, если является прямо к кормежке и хва¬

тает рыбу.
Этой ночью, когда они сидели после ужина на ящике,

покуривая трубки, круг горящих глаз сузился еще

больше.
—	Хорошо бы они стадо лосей где-нибудь спугнули

и оставили нас в покое,— сказал Билл.
Его товарищ пробормотал что-то не совсем любез¬

ное, и М1инут двадцать они сидели молча: Генри — ус¬

тавившись на огонь, а Билл — на круг горящих глаз, све¬

тившийся в темноте, совсем близко от костра.
—	Хорошо было бы сейчас подкатить к Мак-Гэр¬

ри...—снова начал Билл.
—	Да брось ты свое «хорошо бы», перестань ныть!—

не выдержал Генри.— Изжога у тебя, вот ты и ску¬

лишь. Выпей соды — сразу полегчает, й мне с тобою бу¬

дет веселее.
Утром Генри разбудила отчаянная брань. Он под¬

нялся на локте и увидел, что Билл стоит среди собак

у разгорающегося костра и с искаженным от бешенства

ЛИЦОМ! яростно размахивает рукам1и.
—	Эй!—крикнул Генри.— Что случилось?
—	Фрог убежал,— услышал он в ответ.
—	Быть не может!
—	Говорю тебе, убежал.
Генри выскочил из-под одеяла и кинулся к соба¬

кам.
Внимательно пересчитав их, он присоединил свой го¬

лос к проклятиям, которые его товарищ посылал по ад¬

ресу всесильной Северной глуши, лишившей их еще од¬

ной собаки.
—	Фрог был самый сильный во всей упряжке,— за¬

кончил свою речь Билл.
—	И ведь смышлёный! —прибавил Генри.
Такова была вторая эпитафия за эти два дня.
Завтрак прошел .невесело; оставшуюся четверку собак
запрягли в сани. День этот был точным повторением

многих предыдущих дней. Путники молча брели по снеж¬

ной пустыне. Безмолвие нарушал лишь вой преследо¬

вателей, которые гнались за ними по пятам, не показы¬

ваясь на глаза. С наступлением темноты, когда погоня,

как и следовало ожидать, приблизилась, вой послышал-
299

ся почти рядом; собаки дрожали от страха, метались и

путали постромки, еще больше угнетая этим людей.
—	Ну, безмозглые твари, теперь уж никуда не дене¬

тесь,— с довольным видом сказал Билл на очередной

стоянке.
Генри оставил стряпню и подошел посмотреть. Его

товарищ привязал собак по индейскому способу, к пал¬

кам. На шею каждой собаки он надел кожаную петлю, к

петле привязал толстую длинную палку — вплотную к

шее; другой конец палки был прикреплен кожаным ремн

нем к вбитому в землю колу. Собаки не могли перегрызть

ремень около шеи, а палки мешали им достать зубами

привязь у кола.
Генри одобрительно кивнул головой,
—	Одноухого только таким способом и можно удер¬

жать. Ему ничего не стоит перегрызть ремень — все

равно что ножом полоснуть. А так к утру все целы

будут.
—	Ну еще бы! — сказал Билл.— Если хоть одна про¬

падет, я завтра от кофе откажусь.
—	А ведь они знают, что нам нечем их припугнуть,—

заметил Генри, укладываясь спать и показывая на мер¬

цающий круг, который окаймлял их стоянку.— Пальнуть

бы в них разок-другой — живо бы уважение к нам по¬

чувствовали. С каждой ночью все ближе и ближе под¬

бираются. Отведи глаза от огня, вглядись-ка в ту сто¬

рону. Ну? Видел вон того?
Оба стали с интересом наблюдать за смутными си¬

луэтами, двигающимися позади костра. Пристально

всматриваясь в то место, где в темноте сверкала пара

глаз, можно было разглядеть очертания зверя. По вре¬

менам удавалось даже заметить, как эти звери переходят

с места на место.
Возня среди собак привлекла внимание Билла и Ген-'

ри. Нетерпеливо повизгивая. Одноухий то рвался с при¬

вязи в темноту, то, отступая назад, с остервенением грыз

палку.
—	Смотри, Билл,— прошептал Генри.
В круг, освещенный костром), неслышными шагами, бо¬

ком, проскользнул зверь, похожий на собаку. Он подхо¬

дил трусливо и в то же время нагло, устремив все вни¬

мание на собак, но не упуская из виду и людей. Одноухий
300

рванулся к пришельцу, насколько позволяла палка, и

нетерпеливо заскулил.
—	Этот болван, кажется, ни капли не боится,— ти¬

хо сказал Билл.
—	Волчица,— шепнул Генри.— Теперь я понимаю,

что произошло с Фетти и с Фрогом. Стая выпускает ее

как приманку. Она завлекает собак, а остальные набра¬

сываются и сжирают их.
. В огне что-то затрещало. Головня откатилась в сторо¬

ну с громким шипением. Испуганный зверь одним прыж¬

ком скрылся в TeMiHoTe.
—	Знаешь, что я думаю, Генри? — сказал Билл,.
—	Что?
—	Это та самая, которую я огрел палкой.
—	Можеш1ь не сомневаться,— ответил Генри.
—	Я вот что хочу сказать,— продолжал Билл,—

видно, она привыкла к кострам, а это весьма подозри¬

тельно.
—	Она знает больше, чем полагается знать уважаю¬

щей себя волчице,— согласился Генри.— Волчица, кото¬

рая является к кормежке собак,— бывалый зверь.
—	У старика Виллэна была когда-то собака, и она

ушла вместе с волками,— размышлял вслух Билл.—Кому

это знать, как не мне? Я подстрелил ее в стае волков на

лосином пастбище у Литл-Стика. Старик Виллэн плакал,

как ребенок. Говорил, что целых три года ее не видел. И

все эти три года она бегала с волками.
—	Это не волк, а собака, и ей не раз приходилось есть

рыбу из рук человека. Ты попал в самую точку, Билл.
—	Если мне только удастся, я ее уложу, и она будет

не волк и не собака, а просто падаль,— заявил Билл.—

Нам) больше нельзя собак терять.
—	Да ведь у тебя только три патрона,— возразил ему

Генри.
—	А я буду целиться наверняка,— последовал ответ.
Утром Генри снова разжег костер и занялся приго¬

товлением завтрака под храп товарища.
:— Уж больно ты хорошо спал,— сказал он, поднимая

его ото сна.— Будить тебя не хотелось.
Еще не проснувшись как следует, Билл принялся за

еду. Заметив, что его кружка пуста, он потянулся за ко¬

фейником. Но кофейник стоял далеко, возле Генри.
301

—	Слушай, Генри,— сказал он с мягким упреком,—

ты ничего не забыл?
Генри внимательно огляделся по сторонам! и покачал

головой. Билл протянул ему пустую кружку.
—	Не будет тебе кофе,— объявил Генри.
—	Неужели весь вышел? — испуганно спросил Билл.
—	Нет, не вышел.
—	Боишься, что у меня желудок испортится?
—	Нет, не боюсь.
Краска гнева залила лицо Билла.
—	Так в чем же тогда дело, объясни, не томи меня,—•

сказал он.
—	Спэнкер убежал,— ответил Генри.
Медленно, с видом полнейшей покорности судьбе,

Билл повернул голову и, не сходя с места, пересчитал

собак.
—	Как это случилось? — безучастно спросил он,
Генри пожал плечами.
—	Не знаю. Должно быть, Одноухий перегрыз ему

ремень, Самито он, конечно, не шж этого сделать.
—	Проклятая тварь! — медленно проговорил Билл,

ничем не выдавая кипевшего в нем гнева,— У себя ремеиь

лерегрызть не мог, так у Спэнкера перегрыз.
—	Ну, для Спэнкера теперь все жизненные тревоги

кончились. Волки, наверно, уже переварили его, и теперь

он у них в кишках.— Такую эпитафию прочел Генри

третьей собаке.— Выпей кофе, Билл.
Но Билл покачал головой.
—	Ну, выпей,— настаивал Генрн, подняв кофейник.
Билл отодвинул свою кружку.
—	Будь я проклят, если выпью! Сказал, что не буду,

если собака пропадет,— значит, не буду.
—	Прекрасный кофе! — соблазнял его Генри.
Но Билл не сдался и позавтракал всухомятку, сдаб¬

ривая еду нечленораздельными проклятиями по адресу

Одноухого, сыгравшего с ними такую скверную шутку.
—	Сегодня на ночь привяжу их всех поодиночке,—

сказал Билл, когда они тронулись в путь
Пройдя не больше ста шагов, Генри, шедший впе¬

реди, нагнулся и поднял какой-то предмет, попавший ему

под лыжи. В темноте он не мог разглядеть, что это та¬

кое, но узнал на ощупь и швырнул эту вещь назад, так
302

что она стукнулась о сани и отскочила прямо к лыжам

Билла.
—	Может быт1ь, тебе это еще понадобится,— сказал

Генри.
Билл ахнул. Вот все, что осталось от Спэнкера,— пал¬

ка, которая была привязана ему к шее*
—	Начисто сожрали,— сказал Билл,— И даже рем¬

ней на палке не оставили. Здорово же они проголодались,

Генри... Чего доброго, еще и до нас с тобой доберутся.
Тенри вызывающе рассмеялся.
—	Правда, волки, никогда за миой не гонялись, но

мне приходилось и хуже этого, а все-таки жив остался.

Десятка назойливых тварей еще недостаточно, чтобы до¬

конать твоего покорного слугу^ Билл!
—	Посмотрим, посмотрим...— зловеще пробормотал

его товарищ.
—	Ну вот, когда будем подъезжать к Мак-Гэрри» то¬

гда и посмотришь.
—	Не очень-то я на это надеюсь^—стоял на своем

Билл.
—	Ты просто не в духе, и больше цичего,— решитель¬

но заявил Генри.— Тебе надо хины принять. Вот дай

только до Мак-Гэрри добраться, я тебе вкачу хорошую

дозу.
Билл проворчал что-то, выражая свое несогласие с

таким диагнозом!, и погрузился в молчание.
День прошел, как и все предыдущие.
Рассвело в девять часов. В двенадцать горизонт на

юге порозовел от невидимого солнца, и наступил хмурый

день, который через три часа должна была поглотить

ночь.
Как раз в ту минуту, когда солнце сделало слабую

попытку выглянуть из-за горизонта, Билл вынул из са¬

ней ружье и сказал:
—	Ты не останавливайся, Генри. Я пойду взглянуть,

что там делается.
—	Не отходи от саней! — крикнул ему Генри.— Ведь

у тебя всего три патрона. Кто его знает, что может слу-

читться...
—	Ага! Теперь ты заскулил? —торжествующе спро¬

сил Билл.
Генри промолчал и пошел дальше один, то и дело бес-^
303

покойно оглядываясь назад в пустынную мглу, где исчез

его товарищ.
Час спустя Билл догнал сани, сократив расстояние на¬

прямик.
—	Широко разбрелись,— сказал он,— повсюду ры¬

щут, но и от нас не отстают. Видно, уверены, что мы от

них не уйдем. Решили потерпеть немного, не хотят упу¬

скать ничего съедобного.
—	То есть им кажется, что мы не уйдем от них,—

подчеркнул Генри.
Но Билл оставил эти слова без внимания*
—	Я некоторых видел — тощие! Наверно, давно им

ничего не перепадало, если не считать Фэтти, Фрога и

Спэнкера. А стая большая, съели и не почувствовали.

Здорово отощали. Ребра, как стиральная доска, и живо¬

ты со-всем подвело. Одним словом, дошли до крайности.

Того и гляди всякий страх забудут, а тогда держи ухо

востро!
Через несколько минут Генри, который шел теперь за

санями, издал тихий предостерегающий свист.
Билл оглянулся и спокойно остановил собак. За по¬

воротом, который они только что прошли, по их свежим

следам бежал поджарый пушистый зверь. Принюхиваясь

к снегу, он бежал легкой, скользящей рысцой. Когда лю¬

ди остановились, остановился и он, вытянув морду и втя¬

гивая вздрагивающими ноздрями доносившиеся до него

запахи.
—	Она. Волчица,— сказал Билл.
Собаки лежали на снегу. Он прошел мимо них к то¬

варищу, стоявшему около саней. Оба стали разглядывать

странного зверя, который уже несколько дней преследо¬

вал их и уничтожил половину упряжки.
Выждав и осмотревшись, зверь сделал несколько ша¬

гов вперед. Он повторял этот маневр до тех пор, пока

не подошел к саням ярдов на сто, hotomi остановился около

елей, поднял морду и, поводя носом, стал внимательно

следить за наблюдавшими за ним людьми. В этом взгля¬

де было что-то тоскливое, напоминавшее взгляд собаки,

но без тени собачьей преданности. Это была тоска, ро¬

жденная голодом», жестоким, как волчьи клыки, безжало-

стньш, как стужа.
Для волка зверь был велик, и, несмотря на его худо¬
304

бу, видно было, что он принадлежит к самым крупным

представителям своей породы.
—	Ростом фута два с половиной,— определил Ген¬

ри.— И от головы до хвоста наверняка около пяти будет.
—	Не совсем обычная масть для волка,— сказал

Билл.— Я никогда рыжих не видал. А этот какой-то кра¬

сновато-коричневый.
Билл ошибался. Шерсть у зверя была настоящая

волчья. Преобладал в ней серый волос, но легкий красно¬

ватый’оттенок, то исчезающий, то появляющийся снова,

создавал обманчивое впечатление — шерсть казалась то

серой, то вдруг отливала рыжинкой.
—	Самая настоящая ездовая лайка, только покруп¬

нее,— сказал Билл.— Того и гляди хвостом) завиляет.
—	Эй ты, лайка! — крикнул он.— Подойди-ка сюда...

Как там тебя зовут!
—	Да она ни капельки не боится,— засмеялся Генри.
Его товарищ крикнул громче и погрозил зверю кула¬

ком, однако тот не проявил ни малейшего страха и толь¬

ко еще больше насторожился. Он продолжал смотреть на

них все с той же беспощадной голодной тоской. Перед

ним было мясо, а он голодал. И если бы у него только

хватило смелости, он кинулся бы на людей и сожрал их.
—	Слушай, Генри,— сказал Билл, бессознательно по¬

низив голос до шепота.— У нас три патрона. Но ведь ее

можно убить наповал. Тут не промахнешься. Трех собак

как не бывало, надо же положить этому конец. Что ты

скажешь?
Генри кивнул головой в знак согласия.
Билл осторожно вытащил ружье из саней, поднял

было его, но так и не донес до плеча. Волчица прыгнула

с тропы в сторону и скрылась среди елей. Друзья посмот¬

рели друг на друга. Генри многозначительно засвистал.
—	Эх, не сообразил я! — воскликнул Билл, кладя

ружье на место.— Как же такой волчице не знать ружья,

когда она знает время кормежки собак! Говорю тебе, Ген¬

ри, во всех наших несчастьях виновата она. Если бы не

эта тварь, у нас сейчас было бы шесть собак, а не три.

Нет, Генри, я до нее доберусь. На открьггом» месте ее не

убьешь, слишком умна. Но я ее выслежу. Я подстре¬

лю эту тварь из засады.
—	Только далеко не отходи,— предупредил его Ген-
20.	Джек Лондон. Т. IV.	305

ри.— Если они на тебя всей стаей набросятся, три патро¬

на тебе помогут, как мертвому припарки. Уж очень это

зверье проголодалось. Смотри, Билл, попадешься им1
В эту ночь остановка была сделана рано. Три собаки

не мюгли везти сани так быстро и так подолгу, как это

делали шесть; они заметно выбились из сил. Билл привя¬

зал их подальше друг от друга, чтобы они не перегрызли

ремней, и оба путника сразу легли спать. Но волки осме¬

лели и ночью не раз будили их. Они подходили так близ¬

ко, что собаки начинали бесноваться от страха, и, для

того чтобы удерживать осмелевших хищников на расстоя¬

нии, приходилось то и дело подкладывать сучья в костер.
—	Моряки рассказывают, будто акулы любят пла¬

вать за кораблями,— сказал Билл, забираясь под одеяло

после одной из таких прогулок к костру.—Так вот, вол¬

ки — это сухопутные акулы. Они свое дело получше нас

с тобой знают и бегут за нами вовсе не для моциона.

Попадемся мы им, Генри. Вот увидишь, попадемся.
—	Ты, можно считать, уже попался, если столько го¬

воришь об этом,— отрезал его товарищ.— Кто боится

порки, тот все равно что выпорот, а ты все равно что у

волков на зубах.
—	Они приканчивали людей и получше нас с тобой,—

ответил Билл.
—	Да перестань ты скулить! Сил моих больше нет!
Генри сердито перевернулся на другой бок, удивляясь
TOMiy, что Билл промолчал. Это на него не было похоже,

потому что резкие слова легко выводили его из себя. Ген¬

ри долго думал об этом, прежде чем) заснуть, но в конце

концов веки его начали слипаться, и он погрузился в сон

с такой мыслью: «Хандрит Билл. Надо будет растормо¬

шить его завтра».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПЕСНЬ ГОЛОДА
Поначалу день сулил удачу. За ночь не пропало ни од¬

ной собаки, и Генри с Биллом бодро двинулись в путь

среди окружающего их безмолвия, мрака и холода. Билл

как будто не вспоминал о мрачных предчувствиях, трево¬

живших его прошлой ночью, и даже изволил подшутить
306

над собаками, когда на одном из поворотов они опроки¬

нули сани. Все смешалось в кучу. Перевернувшись, сани

застряли между деревом и громадным валуном, и, чтобы

разобраться во всей этой путанице, пришлось распря¬

гать собак. Путники нагнулись над санями, стараясь под¬

нять их, как вдруг Гейри увидел, что Одноухий убегает

в сторону.
—	Назад, Одноухий! — крикнул он, вставая с колен

и глядя собаке вслед.
Но Одноухий припустил еще быстрее, волоча по снегу

постромки. А там, на только что пройденном ими пути,

его поджидала волчица. Подбегая к ней, Одноухий на¬

вострил уши, перешел на легкий мелкий шаг, потом оста¬

новился. Он глядел на нее внимательно, недоверчиво, но

с жадностью. А она скалила зубы, как будто улыбаясь

ему вкрадчивой улыбкой, потом сделала несколько игри¬

вых прыжков и остановилась. Одноухий пошел к ней все

еще с опаской, задрав хвост, навострив уши и высоко под¬

няв голову.
Он хотел было обнюхать ее, но волчица подалась

назад, лукаво заигрывая с ним. Каждый раз, как он делал

шаг вперед, она отступала назад. И так, шаг за шагом,

волчица увлекала Одноухого за собой, все дальше от его

надежных защитников — людей. Вдруг как будто неясное

опасение остановило Одноухого. Он повернул голову и по¬

смотрел на опрокинутые сани, на своих товарищей по

упряжке и на подзывающих его хозяев. Но если что-ни¬

будь подобное и мелькнуло в голове у пса, волчица вмиг

рассеяла всю его нерешительность: она подошла к нему,

на мгновение коснулась его носом, а потом снова начала,

играя, отходить все дальше и дальше.
Тем) временем Билл вспомнил о ружье. Но оно лежа¬

ло под перевернутыми санями, и пока Генри помог

ему разобрать поклажу. Одноухий и волчица так близко

подошли друг к другу, что стрелять на таком! расстоя¬

нии было рискованно.
Слишком поздно понял Одноухий свою ошибку. Еще

не догадываясь, в чем дело, Билл и Генри увидели, как

он повернулся и бросился бежать назад, к ним. А потом

они увидели штук двенадцать тощих серых волков, кото¬

рые мчались под прямым углом к дороге, наперерез Одно¬

ухому. В одно мгновение волчица оставила всю свою
307

игривость и лукавство — с рычанием кинулась она на

Одноухого. Тот отбросил ее плечом, убедился, что об¬

ратный путь отрезан, и, все еще надеясь добежать до са¬

ней, бросился к ним по кругу. С каждой минутой волков

становилось все больше и больше. Волчица неслась за со¬

бакой, держась на расстоянии одного прыжка от нее.
—	Куда ты? — вдруг крикнул Генри, схватив товари¬

ща за плечо.
Билл стряхнул его руку.
—	Довольно! — сказал он.— Больше они ни одной

собаки не получат!
С ружьем наперевес он бросился в кустарник, окайм¬

лявший речное русло. Его намерения были совершенно

ясны: приняв сани за центр круга, по которому бежала

собака, Билл рассчитывал перерезать этот круг в той точ¬

ке, куда погоня еще не достигла. Среди бела дня, имея

в руках ружье, отогнать волков и спасти собаку было

вполне возможно.
—	Осторожнее, Билл! — крикнул ему вдогонку Ген¬

ри.— Не рискуй зря!
Генри сел на сани и стал ждать, что будет дальше.

Ничего другого ему не оставалось. Билл уже скрылся из

виду, но в кустах и среди растущих кучками елей то по¬

являлся, то снова исчезал Одноухий. Генри понял, что по¬

ложение собаки безнадежно. Она прекрасно сознавала

опасность, но ей приходилось бежать по внешнему кругу,

тогда как стая волков мчалась по внутреннему, более уз¬

кому. Нечего было и думать, что Одноухий сможет на¬

столько опередить своих преследователей, чтобы пере¬

сечь их путь и добраться до саней. Обе линии каждую

минуту могли сомкнуться. Генри знал, что где-то там, в

снегах, заслоненные от него деревьями и кустарником,

в одной точке должны сойтись стая волков. Одноухий и

Билл.
Все произошло быстро, гораздо быстрее, чем он ожи¬

дал. Раздался выстрел, потом еще два — один за другим,

и Генри понял, что заряды у Билла вышли. Вслед за тем

послышались визги и громкое рычание. Генри различил

голос Одноухого, взвывшего от боли и ужаса, и вой ра¬

неного, очевидно, волка.
И все. Рычание смолкло. Визг прекратился. Над без¬

людным краем снова нависла тишина.
308

Генри долго сидел на санях. Ему незачем было идти

туда: все было ясно, как будто встреча Билла со стаей

произошла у него на глазах. Только один раз он вскочил

с места и быстро вытащил из саней топор, но потом снова

опустился на сани и хмуро уставился пряхмо перед собой,

а две уцелевшие собаки жались к его ногам и дрожали

от^страха.
Наконец он поднялся — так устало, как будто муску¬

лы ег9 потеряли всякую упругость,— и стал запрягать.

Одну постромку он надел себе на плечи и вместе с собака¬

ми потащил сани. Но шел он недолго и, как только стало

темнеть, сделал остановку и заготовил как мюжно больше

хвороста; потом накормил собак, поужинал и постелил

себе около самого костра.
Но ему не суждено было насладиться сном. Не успел

он закрыть глаза, как волки подошли чуть ли не вплот¬

ную к огню. Чтобы разглядеть их, уже не нужно было на¬

прягать зрение. Тесным кольцом окружили они костер, и

Генри совершенно ясно видел, как одни из них лежали,

другие сидели, третьи подползали на брюхе поближе к

огню или бродили вокруг него. Некоторые даже спали.

Они свертывались на снегу клубочком, по-собачьи, и спа¬

ли крепким сном, а он сам не мог теперь сомкнуть глаз.
Генри развел большой костер, так как он знал, что

только огонь служит преградой между его телом и клыка¬

ми голодных волков. Обе собаки сидели у ног своего хо¬

зяина — одна справа, другая слева — в надежде, что он

защитит их; они выли, взвизгивали и принимались ис¬

ступленно лаять, если какой-нибудь волк подбирался к

костру ближе остальных. Заслышав лай, весь круг прихо¬

дил в движение, волки вскакивали со своих мест и поры¬

вались вперед, нетерпеливо воя и рыча, потом снова укла¬

дывались на снегу и один за другим погружались в сон.
Круг сжимался все теснее и теснее. Мало-помалу,

дюйм за ДЮЙМОМ), то один, то другой волк ползком подви¬

гался вперед, пока все они не оказывались на расстоянии

почти одного прыжка от Генри. Тогда он выхватывал

из костра головни и швырял ими в стаю. Это вызывало

поспешное отступление, сопровождаемое разъяренным во¬

ем и испуганным рычанием, если пущенная меткой рукой

головня попадала в какого-нибудь слишком смелого

волка.
309

к утру Генри осунулся, глаза у него запали от бес¬

сонницы. В темноте он сварил себе завтрак, а в девять

часов, когда дневной свет разогнал волков, принялся за

дело, которое обдумал в долгие ночные часы. Он срубил

несколько молодых елей и, привязав их высоко к деревь¬

ям!, устроил помост, затем, перекинув через него верев¬

ки от саней, с помощью собак поднял гроб и установил

его там, наверху.
—	До Билла добрались и до меня, может, доберутся,

но вас-то, молодой человек, им не достать,— сказал он,

обращаясь к мертвецу, погребенному высоко на деревьях.
Покончив с этим, Генри пустился в путь. Порожние

сани легко подпрыгивали за собакам1И, которые прибавили

ходу, зная, как и чело*век, что опасность минует их только

тогда, когда они доберутся до Форта Мак-Гэрри.
Теперь волки совсем) осмелели: спокойной рысцой бе¬

жали они позади саней и рядом, высунув языки, поводя

тощими боками. Волки были до того худы — кожа да ко¬

сти, только мускулы проступали, точно веревки,— что

Генри удивлялся, как они держатся на ногах и не валят¬

ся в снег.
Он боялся, что темнота застанет его в пути. В полдень

солнце не только согрело южную часть неба, но даже

бледным золотистым краешком показалось над горизон¬

том. Генри увидел в этом! доброе предзнаменование. Дни

становились длиннее. Солнце возвращалось в эти края.

Но как только приветливые лучи его померкли, Генри

сделал привал. До полной темноты оставалось еще не¬

сколько часов серого дневного света и мрачных сумерек, и

он употребил их на то, чтобы запасти как можно больше

хвороста.
Вместе с темнотой к нему пришел ужас. Волки осмеле¬

ли, да и проведенная без сна ночь давала себя знать.

Закутавшись в одеяло, положив топор между ног, он си¬

дел около костра и никак не мог преодолеть дремоту.

Обе собаки жались вплотную к нему. Среди ночи он про¬

снулся и в каких-нибудь двенадцати футах от себя увидел

большого серого волка, одного из самых крупных во всей

стае. Зверь медленно потянулся, точно разленившийся

пес, и всей пастью зевнул Генри прямо в лицо, погляды¬

вая на него, как на свою собственность, как на добычу,

которая рано или поздно достанется ему.
310

Такая уверенность чувствовалась в поведении всей

стаи. Генри насчитал штук двадцать волков, смотревших

на него голодными глазами или спокойно спавших на сне¬

гу. Они напоминали ему детей, которые собрались вокруг

накрытого стола и ждут только разрешения, чтобы набро¬

ситься на лакомство. И этим лакомством суждено стать

ему1 «Когда же волки начнут свой пир?» — думал он.
Подкладывая хворост в костер, Генри заметил, что те¬

перь он совершенно по-новому относится к собственному

телу. Он наблюдал за работой своих мускулов и с интере¬

сом! разглядывал хитрый механизм пальцев. При свете

костра он несколько раз подряд сгибал их, то поодиночке,

то все сразу, то растопыривал, то быстро сжимал в кулак.

Он приглядывался к строению ногтей, пощипывал кончи¬

ки пальцев, то сильнее, то мягче, испытывая чувствитель¬

ность своей нервной системы. Все это восхищало Генри, и

он внезапно проникся нежностью к своему телу, которое

работало так легко, так точно и совершенно. Потом он

бросал боязливый взгляд на волков, смыкавшихся вокруг

костра все теснее, и его, словно громом, поражала вдруг

М1ысль, что это чудесное тело, эта живая плоть есть не что

иное, как мясо — предмет вожделения прожорливых зве¬

рей, которые разорвут, раздерут его своими клыками, уто¬

лят им свой голод так же, как он сам не раз утолял голод

мясом лося и зайца.
Он очнулся от дремоты, граничившей с кошмаром, и

увидел перед собой рыжую волчицу. Она сидела в каких-

нибудь шести футах от костра и тоскливо поглядывала

на человека. Обе собаки скулили и рычали у его ног, но

волчица словно и не замечала их. Она смотрела на чело¬

века, и в течение нескольких минут он отвечал ей тем же.

Вид у нее был совсем не свирепый. В глазах ее светилась

страшная тоска, но Генри знал, что тоска эта порождена

таким же страшным голодом. Он был пищей, и вид этой

пищи возбуждал в волчице вкусовые ощущения. Пасть ее

была разинута, слюна капала на снег, и она облизывалась,

предвкушая поживу.
Безумный страх охватил Генри. Он быстро протянул

руку за головней, но не успел дотронуться до нее, как

волчица отпрянула назад: видимо, она привыкла к тому,

чтобы в нее швыряли чем попало. Волчица огрызнулась,

оскалив белые клыки до самых десен, тоска в ее глазах
311

сменилась такой кровожадной злобой, что Г енри вздрог¬

нул. Он взглянул на свою руку, заметил, с какой лов¬

костью пальцы держали головню, как они прилаживались

ко всем ее неровностям, охватывая со всех сторон шеро¬

ховатую поверхность, как мизинец, помимо его воли, сам

собой отодвинулся подальше от горячего места — взгля¬

нул и в ту же минуту ясно представил себе, как белые зу¬

бы волчицы вонзятся в эти тонкие, нежные пальцы и ра¬

зорвут их. Никогда еще Генри не любил своего тела так,

хак теперь, когда существование его было столь непрочно.
Всю ночь Генри отбивался от голодной стаи горящим»и

головнями, засыпал, когда бороться с дремотой не хватало

сил, и просыпался от визга и рычания собак. Наступило

утро, но на этот раз дневной свет не прогнал волков. Че¬

ловек напрасно ждал, что его преследователи разбегутся.

Они по-прежнему кольцом оцепляли костер и смотрели на

Генри с такой наглой уверенностью, что он снова лишил¬

ся мужества, которое вернулось было к нему вместе с рас¬

светом.
Генри тронулся в путь, но едва он вышел из-под за¬

щиты огня, как на него бросился самый смелый волк из

стаи; однако прыжок был плохо рассчитан, и волк про¬

махнулся. Генри спасся тем), что отпрыгнул назад, и зубы

волка щелкнули в нескольких дюймах от его бедра.
Вся стая кинулась к человеку, заметалась вокруг него,

и только горящие головни отогнали ее на почтительное

расстояние.
Даже при дневном свете Г енри не осмеливался отойти

от огня и нарубить хвороста. Шагах в двадцати от саней

стояла громадная засохшая ель. Он потратил половину

дня, чтобы растянуть до нее цепь костров, все время дер¬

жа наготове для своих преследователей несколько горя¬

щих веток. Добравшись до цели, он огляделся вокруг, вы¬

сматривая, где больше хвороста, чтобы свалить ель в ту

сторону.
Эта ночь была точным повторением предыдущей, с

той только разницей, что Генри почти не мог бороться со

сном. Он уже не просыпался от рычания собак. К тому же

они рычали не переставая, а его усталый, погруженный в

дремоту мозг уже не улавливал оттенков в их голосах.
И вдруг он проснулся, будто от толчка. Волчица стоя¬

ла совсем близко. Машинально он ткнул головней в ее
312

оскаленную пасть. Волчица отпрянула назад, воя от боли,

а Генри с наслаждением вдыхал запах паленой шерсти и

горелого мяса, глядя, как зверь трясет головой и злобно

рычит уже в нескольких шагах от него.
Но на этот раз, прежде чем заснуть, Генри привязал

к правой руке тлеющий сосновый сук. Едва он за¬

крывал глаза, как боль от ожога будила его. Так про¬

должалось несколько часов. Просыпаясь, он отгонял вол<<

ков горящими головнями, подбрасывал в огонь хворо¬

ста и снова привязывал сук к руке. Все шло хорошо; но

в одно из таких пробуждений Генри плохо затянул ре¬

мень, и, как только глаза его закрылись, сук выпал у него

из руки.
Ему снился сон. Форт Мак-Гэрри. Тепло, уютно. Он

играет в криббедж с начальником фактории. И ему снит¬

ся, что волки осаждают Форт. Волки воют у самых ворот,

и они с начальником по временам отрываются от игры,

чтобы прислушаться к вою и посм/еяться над тщетными

усилиями волков проникнуть внутрь Форта. Потом —

какой странный сон ему снился! — раздался треск. Дверь

распахнулась настежь. Волки ворвались в комнату. Они

кинулись на него и на начальника. Как только дверь рас¬

пахнулась, вой стал оглушительным, он уже не давал ему

покоя. Сон принимал какие-то другие очертания, Генри

не мог еще понять, какие, и понять это ему мешал вой,

не прекращающийся ни на минуту.
А потом он проснулся и услышал вой и рычание уже

наяву. Волки всей стаей бросились на него. Чьи-то клыки

впились ему в руку. Он прыгнул в костер и, прыгая, по¬

чувствовал, как острые зубы полоснули его по ноге. И вот

началась битва. Толстые рукавицы защищали его руки

от огня, он полными горстями расшвыривал во все сто¬

роны горящие угли, и костер стал под конец чем1-то вроде

вулкана.
Но это не могло продолжаться долго. Лицо у Генри

•покрылось волдырями, брови и ресницы были опалены,

ноги уже не терпели жара. Схватив в руки по головне, он

прыгнул ближе к краю костра. Волки отступили. Справа

и слева — всюду, куда только падали угли, шипел снег,

и по отчаянным прыжкам, фырканью и рычанию можно

было догадаться, что волки наступали на них.
Расшвыряв головни, человек сбросил с рук тлеющие
313

рукавицы и принялся топать по снегу ногами, чтобы осту¬

дить их. Обе собаки исчезли, и он прекрасно знал, что

они послужили очередным блюдом на том затянувшемся

пиру, который начался с Фэтти и в один из ближайших

дней, может быть, закончится им самим.
—	А все-таки до меня вы еще не добрались! — крик¬

нул он, бешено погрозив кулаком! голодным зверям.
Услышав его голос, стая заметалась, дружно зары¬

чала, а волчица подступила к нему почти вплотную и

уставилась на него тоскливыми, голодными глазами.
Генри принялся обдумывать новый план обороны. Раз¬

ложив костер широким кольцом, он бросил на тающий

снег свою постель и сел на ней внутри этого кольца. Как

только человек скрылся за огненной оградой, вся стая

окружила ее, любопытствуя, куда он девался. До сих пор

им не было доступа к огню, а теперь они расселись около

него тесным кругом и, как собаки, жмурились, зевали и

потягивались в непривычном для них тепле. Потом вол¬

чица уселась на задние лапы, подняла голову и завыла.

Волки один за другим подтягивали ей, и наконец вся

стая, уставившись мордами в звездное небо, затянула

песнь голода.
Стало светать, потом наступил день. Костер догорал,

хворост подходил к концу, надо было пополнить запас.

Человек попытался выйти за пределы огненного кольца,

но волки кинулись ему навстречу. Горящие головни за¬

ставляли их отскакивать в стороны, но назад они уже не

убегали. Тщетно старался человек прогнать их. Убедив¬

шись наконец в безнадежности своих попыток, он отсту¬

пил внутрь горящего кольца, и в это время один из вол¬

ков прыгнул на него, но промахнулся и всеми четырьмя

лапами угодил в огонь. Зверь взвыл от страха, огрыз¬

нулся и отполз от костра, стараясь остудить на снегу

обожженные лапы.
Человек, сгорбившись, сидел на одеяле. По безвольно

опущенным плечам! и поникшей голове можно было по¬

нять, что у него больше нет сил продолжать борьбу.

Время от времени он поднимал голову и смотрел на до¬

горающий костер. Кольцо огня и тлеющих углей кое-где

уже разомкнулось, распалось на отдельные кострьь

Свободный проход между ними все увеличивался, а сами

костры уменьшались.
314

. — Ну, теперь вы до меня доберетесь,— пробормотал

Генри.— Но мне все равно, я хочу спать...
Проснувшись, он увидел между двумя кострами прямо

перед собой волчицу, смотревшую на него пристальным

взглядом.
Спустя несколько минут, которые показались ему ча¬

сами, он снова поднял голову. Произошла какая-то непо¬

нятная перемена, настолько непонятная для него, что

он сразу очнулся. Что-то случилось. Сначала он не мог

понять, что именно. Потом догадался: волки исчезли.

Только по вытоптанном1у кругом снегу мюжно было су¬

дить, как близко они подбирались к нему.
Волна дремоты снова охватила Генри, голова его упа¬

ла на колени, но вдруг он вздрогнул и проснулся.
Откуда-то доносились людские голоса, скрип полозь¬

ев, нетерпеливое повизгивание собак. От реки к стоянке

между деревьями подъезжало четверо нарт. Несколь¬

ко человек окружили Генри, скорчившегося в кольце уга¬

сающего огня. Они расталкивали и трясли его, стараясь

привести в чувство. Он смотрел на них, как пьяный, и

бормотал вялым, сонным голосом:
—	Рыжая волчица... приходила к кормежке собак...

Сначала сожрала собачий корм... потом собак... А потом

Билла...
—	Где лорд Альфред? — крикнул ему в ухо один из

приехавших, с силой тряхнув его за плечо.
Он медленно покачал головой.
—	Его она не тронула... Он там), на деревьях... у по¬

следней стоянки.
—	Умер?
—	Да. В гробу,— ответил Генри.
Он сердито дернул плечом», высвобождаяоь от накло¬

нившегося над ним человека.
—	Оставьте меня в покое, я не могу... Спокойной

ночи...
Веки Генри дрогнули и закрылись, голова упала на

грудь. И как только его опустили на одеяло, в морозной

тишине раздался громкий храп.
Но к этому храпу примешивались и другие звуки.

Издали, еле уловим1ый на таком расстоянии, доносился

вой голодной стаи, погнавшейся за другой добычей, вза¬

мен только что оставленного ею человека.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
БИТВА КЛЫКОВ
Волчица первая услышала звуки человеческих голо¬

сов и повизгивание ездовых собак, и она же первая от¬

прянула от человека, загнанного в круг угасающего ог¬

ня. Неохотно расставаясь с уже затравленной добычей,

стая помедлила несколько минут, прислушиваясь, а по¬

том кинулась следом за волчицей.
Во главе стаи бежал крупный серый волк, один из

ее вожаков. Он-то и направил стаю по следам» волчицы,

предостерегающе огрызаясь на более молодых своих со¬

братьев и отгоняя их ударами клыков, когда они отважи¬

вались забегать вперед. И это он прибавил ходу, зави¬

дев впереди волчицу, медленной рысцой бежавшую по

снегу.
Волчица побежала рядом с ним, как будто место это

было предназначено для нее, и уже больше не удалялась

от стаи. Вожак не рычал и не огрызался на волчицу,

когда случайный скачок выносил ее вперед,— напротив,

он, по-видимому, был очень расположен к ней, потому что

старался все время бежать рядом!. А ей это не нравилось,

и она рычала и скалила зубы, не подпуская его к себе«

Иногда волчица не останавливалась даже перед тем,

чтобы куснуть его за плечо. В таких случаях вожак не

выказывал никакой злобы, а только отскакивал в сторону

и делал несколько неуклюжих скачков, всем своим) ви¬

дом и поведением напоминая сконфуженного влюбленно¬

го простачка.
316

Это было единственное, что мешало ему управлять

стаей. Но волчицу одолевали другие неприятности. Спра¬

ва от нее бежал тощий старый волк, серая шкура кото¬

рого носила следы многих битв. Он все время держал¬

ся справа от волчицы. Объяснялось это тем, что у него

был только один глаз, левый. Старый волк то и дело тес¬

нил ее, тыкаясь своей покрытой рубцами мордой то в

бок ей, то в плечо, то в шею. Она встречала его ухажи¬

вания лязганьем» зубов, так же как и ухаживание вожака,

бежавшего слева, и, когда оба они начинали приставать

к ней одновременно, ей приходилось туго: надо было

рвануть зубами обоих, в то же врем1я не отставать от

стаи и смотреть себе под ноги. В такие минуты оба

волка угрожающе рычали и скалили друг на друга зубы.

В другое время они бы подрались, но сейчас даже лю¬

бовь и соперничество уступали место более сильному

чувству — чувству голода, терзающего всю стаю.
После каждого такого отпора старый волк отскаки¬

вал от строптивого предмета своих вожделений и сталки¬

вался с ’молодым, трехлетним волком, который бежал

справа, со стороны его слепого глаза. Трехлеток был

вполне возмужалый и, если принять во внимание сла¬

бость и истощенность остальных волков, выделялся из

всей стаи своей силой и живостью. И все-таки он бежал

так, что голова его была вровень с плечом одноглазого

волка. Лишь только он отваживался поравняться с ним

(что случалось довольно редко), старик рычал, лязгал

зубами и тотчас же осаживал его на прежнее место. Од¬

нако время от времени трехлеток отставал и украдкой

втискивался между ним и волчицей. Этот маневр встре¬

чал двойной, даже тройной отпор. Как только волчица

начинала рычать, старый волк делал крутой поворот и

набрасывался на трехлетка. Иногда заодно со стариком

на него набрасывалась и волчица, а иногда к ним присо¬

единялся и вожак, бежавший слева.
Видя перед собой три свирепые пасти, молодой волк

останавливался, оседал на задние лапы и, весь ощетинив¬

шись, показывал зубы. Замешательство во главе стаи не¬

изменно сопровождалось замешательством и в задних ря¬

дах. Волки натыкались на трехлетка и выражали свое не¬

довольство тем, что злобно кусали его за ляжки и за

бока. Его положение было опасно, так как голод и ярость
317

обычно сопутствуют друг другу. Но безграничная само¬

уверенность молодости толкала его на повторение этих

попыток, з^отя они не имели ни малейшего успеха и до¬

ставляли ему лишь одни неприятности.
Попадись волкам какая-нибудь добыча — любовь и

соперничество из-за любви тотчас же завладели бы ста¬

ей, и она рассеялась бы. Но положение ее было отчаян¬

ное. Волки отощали от длительной голодовки и подвига¬

лись вперед гораздо медленнее обычного. В хвосте, при-

храм1ывая, плелиоь слабые — самые молодые и старики.

Сильные шли впереди. Все они походили скорее на скеле¬

ты, чем на настоящих волков. И все-таки в их движени¬

ях — если не считать тех, кто прихрамывал,— не было за¬

метно ни усталости, ни малейших усилий. Казалось, что

в мускулах, выступавших у них на теле, как веревки, таит¬

ся неиссякаемый запас мощи. За каждым движением

стального мускула следовало другое движение, за ним

третье, четвертое — и так без конца.
В тот день волки пробежали много миль. Онн бежали

и ночью. Наступил следующий день, а они все еще бе¬

жали. Оледеневшее мертвое пространство. Нигде ни ма¬

лейших признаков жизни. Только они одни и двигались

в этой застывшей пустыне. Только в них была жизнь, и

они рыскали в поисках других живых существ, чтобы рас¬

терзать их — и жить, жить!
Волкам пришлось пересечь не один водораздел и об¬

рыскать не один ручей в низинах, прежде чем поиски их

увенчались успехом». Они встретили лосей. Первой их до¬

бычей был крупный лось-самец. Это была жизнь. Это

было мясо, и его не защищали ни таинственный костер,

ни летающие головни. С раздвоенными копыта¬

ми и ветвистыми рогам!И волкам приходилось встречать¬

ся не впервые, и они отбросили свое обычное терпение

и осторожность. Битва была короткой и жаркой. Лося

окружили со всех сторон. Меткими ударами тяжелых

копыт он распарывал волкам! животы, пробивал черепа,

громадными рогами ломал им кости. Лось подминал их

под себя, катаясь по снегу, но он был обречен на гибель,

и в конце концов ноги у него подломились. Волчица с

остервенением впилась ему в горло, а зубы остальных

волков рвали его на части — живьем», не дожидаясь, пока

он затихнет и перестанет отбиваться.
318

Еды было вдоволь. Лось весил свыше восьмисот фун¬

тов — по двадцати фунтов на* каждую волчью глотку.

Если волки с поразительной выдержкой умели поститься,

то не менее поразительна была и быстрота, с которой они

пожирали пищу, и вскоре от великолепного, полного сил

животного, столкнувшегося несколько часов назад со

стаей, осталось лишь несколько разбросанных по снегу

костей.
Теперь волки подолгу отдыхали и спали. На сытый

желудок самцы помюложе начали ссориться и драться, и

это продолжалось весь остаток дней, предшествовавших

распаду стаи. Голод кончился. Волки дошли до богатых

дичью мест; охотились они по-прежнему всей стаей, но

действовали уже с большей осторожностью, отрезая от не¬

больших лосиных стад, попадавшихся им на пути, стель¬

ных самок или старых больных лосей.
И вот наступил день в этой стране изобилия, когда

волчья стая разбилась на две. Волчица, молодой вожак,

бежавший слева от нее, и Одноглазый, бежавший справа,

повели свою половину стаи на восток, к реке Маккензи,

и дальше, к озерам). И эта маленькая стая тоже с каждым

днем уменьшалась. Волки разбивались на пары — самец

с самкой. Острые зубы соперника то и дело отгоняли

прочь какого-нибудь одинокого волка. И наконец вол¬

чица, молодой вожак. Одноглазый и дерзкий трехлеток

остались вчетвером.
К этому времени характер у волчицы окончательно

испортился. Следы ее зубов имелись у всех троих уха¬

живателей. Но волки ни разу не ответили ей тем же, ни

разу не попробовали защищаться. Они только подставля¬

ли плечи под самые свирепые укусы волчицы, повиливали

хвостом и семенили вокруг нее, стараясь умерить ее гнев.

Но если к сам1ке волки проявляли кротость, то по отноше¬

нию друг к другу они были сама злоба. Свирепость трех¬

летка перешла все границы. В одну из очередных ссор

он подлетел к старому волку с той стороны, с которой

тот ничего не видел, и на клочки разорвал ему ухо.

Но седой одноглазый старик призвал на помощь про¬

тив молодости и силы всю свою долголетнюю мудрость

и весь свой опыт. Его вытекший глаз и исполосован¬

ная рубцами морда достаточно красноречиво говорили о

том, какого рода был этот опыт. Слишком много битв
319

пришлось ему пережить на своем веку, чтобы хоть

на одну минуту задуматься над тем, как следует по¬

ступить сейчас.
Битва началась честно, но нечестно кончилась. Труд¬

но было бы заранее судить о ее исходе, если б к старо¬

му вожаку не присоединился молодой; вместе они набро¬

сились на дерзкого трехлетка. Безжалостные клыки быв¬

ших собратьев вонзались в него со всех сторон. Позабыты

были те дни, когда волки вместе охотились, добыча, ко¬

торую они вместе убивали, голод, одинаково терзавший

их троих. Все это было делом прошлого. Сейчас ими вла¬

дела любовь — чувство еще более суровое и жестокое,

чем голод.
Тем временем волчица—причина всех раздоров — с

довольным видом уселась на снегу и стала следить за

битвой. Ей это даже нравилось. Пришел ее час,— что.

случается редко,— когда шерсть встает дыбом», клык

ударяется о клык, рвет, полосует податливое тело,— и

все это только ради обладания ею.
И трехлеток, впервые в своей жизни столкнувшийся

с любовью, поплатился за нее жизнью. Оба соперника

стояли над его телом. Они смотрели на волчицу, которая

сидела на снегу и улыбалась им». Но старый волк был

мудр — мудр в делах любви не меньше, чем в битвах.

Молодой вожак повернул голову зализать рану на пле¬

че. Загривок его был обращен к сопернику. Своим един¬

ственным глазом старик углядел, какой удобный случай

представляется ему. Кинувшись стрелой на молодого

волка, он полоснул его клыками по шее, оставив на ней

длинную, глубокую рану и вспоров вену, и тут же отско¬

чил назад.
Молодой вожак зарычал, но его страшное рычание

сразу перешло в судорожный кашель. Истекая кровью,

кашляя, он кинулся на старого волка, но жизнь уже по¬

кидала его, ноги подкашивались, глаза застилал туман,

удары и прыжки становились все слабее и слабее.
А волчица сидела в сторонке и улыбалась. Зрелище

битвы вызывало в ней какое-то смутное чувство радости,

ибо такова любовь в Северной глуши, а трагедию ее

познает лишь тот, кто умирает. Для тех же, кто остается

в живых, она уже яе трагедия, а торжество осуществив¬

шегося желания.
320

Когда молодой волк вытянулся на снегу, Одноглазый

гордой поступью направился к волчице. Впрочем, полно¬

му торжеству победителя мешала необходимость быть на¬

чеку. Он простодушно ожидал резкого приема и так же

простодушно удивился, когда волчица не показала ему

зубов,— впервые за все это время его встретили так ла¬

сково. Она обнюхалась с ним и даже принялась прыгать

и резвиться, совсем как щенок. И Одноглазый, забыв

свой почтенный возраст и умудренность опытом, тоже

превратился в щенка, пожалуй, даже еще более глупого,

чем волчица.
Забыты были и побежденные соперники и повесть о

любви, кровью написанная на снегу. Только раз вспомнил

об этом Одноглазый, когда остановился на минуту, что¬

бы зализать раны. И тогда губы его злобно задрожали,

шерсть на шее и на плечах поднялась дыбом, когти су¬

дорожно впились в снег, тело изогнулось, приготовив¬

шись к прыжку. Но в следующую же минуту все было за¬

быто, и он бросился вслед за волчицей, игриво манившей

его в лес.
А потом они побежали рядом!, как добрые друзья, при¬

шедшие наконец к взаимному соглашению. Дни шли, а

они не расставались — вместе гонялись за добычей, вме¬

сте убивали ее, вместе съедали. Но потом» волчицей овла¬

дело беспокойство. Казалось, она ищет что-то и никак

не может найти. Ее влекли к себе укромные местечки под

упавшими деревьями, и она проводила целые часы, обню¬

хивая запорошенные снегом расселины в утесах и пещеры

под нависшими берегами реки. Старого волка все это ни¬

сколько не интересовало, но он покорно следовал за ней,

а когда эти поиски затягивались, ложился на снег и

ждал ее.
Не задерживаясь подолгу на одном месте, они пробе¬

жали до реки Маккензи и уже не спеша отправились

вдоль берега, время от времени сворачивая в поисках до¬

бычи на небольшие притоки, но неизменно возвращаясь

к реке. Иногда им1 попадались другие волки, бродившие

обычно парами; но ни та, ни другая сторона не выказы¬

вала ни радости при встрече, ни дружелюбных чувств,

ни желания снова собраться в стаю. Встречались на их

пути и одинокие волки. Это были самцы, которые охот¬

но присоединились бы к Одноглазому и его подруге. Но
21.	Джек Лондон. Т. IV,	321

Одноглазый не желал этого, и стоило только волчице

стать плечо к плечу с ним, ощетиниться и оскалить зубы,

как навязчивые чужаки отступали, поворачивали вспять

и снова пускались в свой одинокий путь.
Как-то раз, когда они бежали лунной ночью по затих¬

шему лесу. Одноглазый вдруг остановился. Он задрал

кверху морду, напружил хвост и, раздув ноздри, стал

нюхать воздух. Потом поднял переднюю лапу, как со¬

бака на стойке. Что-то встревожило его, и он продол¬

жал принюхиваться, стараясь разгадать несущуюся по

воздуху весть. Волчица потянула носом и побежала

дальше, подбодряя своего спутника. Все еще не успо¬

коившись, он последовал за ней, но то и дело останав¬

ливался, чтобы вникнуть в предостережение, которое

нес ему ветер.
Осторожно ступая, волчица вышла из-за деревьев на

большую поляну. Несколько минут она стояла там одна.

Потом, весь насторожившись, каждым своим волоском

излучая безграничное недоверие, к ней подошел Одногла¬

зый. Они стали рядом, продолжая прислушиваться, всма¬

триваться, поводить носом.
До их слуха донеслись звуки собачьей грызни, гор¬

танные голоса мужчин, пронзительная перебранка жен¬

щин и даже тонкий жалобный плач ребенка. С поляны

им были видны только большие, обтянутые кожей виг-

. вамы, пламя костров, которое поминутно заслоняли чело¬

веческие фигуры, и дым, медленно поднимающийся в спо¬

койном воздухе. Но их ноздри уловили множество запа¬

хов индейского поселка, говорящих о вещах, совершенно

непонятных Одноглазом1у и знакомых волчице до мель¬

чайших подробностей. Волчицу охватило странное беспо¬

койство, и она продолжала принюхиваться все с боль¬

шим и большим наслаждением. Но Одноглазый все еще

сомневался. Он нерешительно тронулся с места и выдал

этим свои опасения. Волчица повернулась, ткнула его но¬

сом в шею, как бы успокаивая, потом снова стала смот¬

реть на поселок. В ее глазах светилась тоска, но это

уже не была тоска, рожденная голодом. Она дрожала от

охватившего ее желания бежать туда, подкрасться ближе

к кострам, вмешаться в собачью драку, увертываться и

отскакивать от неосторожных шагов людей.
Одноглазый нетерпеливо топтался возле нее; но вот
322

прежнее беспокойство вернулось к волчице, она снова по¬

чувствовала неодолимую потребность найти то, что так

долго искала. Она повернулась и, к большому облегче¬

нию Одноглазого, побежала в лес, под прикрытие де¬

ревьев.
Бесшумно, как тени, скользя в освещенном» луной лесу,

они напали на тропинку и сразу уткнулись носом в снег.

Следы на тропинке были совсем! свежие. Одноглазый

осторожно двигался вперед, а его подруга следовала

за ним по пятам. Их широкие лапы с толстыми подуш¬

ками мягко, как бархат, ложились на снег. Но вот Од¬

ноглазый увидел что-то белое на такой же белой снеж¬

ной глади. Скользящая поступь Одноглазого скрады¬

вала быстроту его движений, а теперь он припустил

еще быстрее. Впереди него мелькало какое-то неясное бе¬

лое пятно.
Они с волчицей бежали по узкой прогалине, окаймлен¬

ной по обеим сторонам зарослью молодых елей и выхо¬

дившей на залитую луной поляну. Старый волк настигал

мелькавшее перед ним пятнышко. Каждый его прыжок

сокращал расстояние между ними. Вот оно уже совсем

близко. Еще один прыжок — и зубы волка вопьются в

него. Но прыжка этого так и не последовало. Белое пят¬

но, оказавшееся зайцем, взлетело высоко в воздух прямо

над головой Одноглазого и.стало подпрыгивать и рас¬

качиваться там, наверху, не касаясь зем1ли, точно танцуя

какой-то фантастический танец.
С испуганным фырканьем Одноглазый отскочил назад

и, припав на снег, грозно зарычал на этот страшный и

непонятный предмет. Однако волчица преспокойно обо¬

шла его, примерилась к прыжку и подскочила, стараясь

схватить зайца. Она взвилаоь высоко, но промахнулась и

только лязгнула зубами. За первым прыжком последо¬

вали второй и третий.
Медленно поднявшись. Одноглазый наблюдал за вол¬

чицей. Наконец ее промахи рассердили его, он подпрыг¬

нул сам и, ухватив зайца зубами, опустился на землю

вместе с ним. Но в ту же минуту сбоку послышался ка¬

кой-то подозрительный шорох, и Одноглазый увидел

склонившуюся над ним молодую елку, которая готова бы¬

ла вот-вот ударить его. Челюсти волка разжались; оска¬

лив зубы, он метнулся от этой непонятной опасности
323

назад, в горле его заклокотало рычание, шерсть встала

дыбом от ярости и страха. А стройное деревце выпрями¬

лось, и заяц снова заплясал высоко в воздухе.
Волчица рассвирепела. Она укусила Одноглазого

в плечо, а он, испуганный этим неожиданным наскоком,

с остервенением полоснул ее зубами по морде. Такой

отпор в свою очередь оказался неожиданностью для вол¬

чицы, и она накинулась на Одноглазого, рыча от него¬

дования. Тот уже понял свою ошибку и попытался уми¬

лостивить волчицу, но она продолжала кусать его. Тогда,

оставив все надежды на примирение, Одноглазый начал

увертываться от ее укусов, пряча голову и подставляя под

ее зубы то одно плечо, то другое.
Тем временем заяц продолжал плясать в воздухе.

Волчица уселась на снегу, и Одноглазый, боясь теперь

своей подруги еще больше, чем таинственной елки, снова

сделал прыжок. Схватив зайца и опустившись с ним на

землю, он уставился своим единственным глазом на де¬

ревце. Как и прежде, оно согнулось до самой земли. Волк

съежился, ожидая неминуемого удара, шерсть на

нем встала дыбом, но зубы не выпускали добычи. Однако

удара не последовало. Деревце так и осталось склонен¬

ным над ним. Стоило волку двинуться, как елка тоже

двигалась, и он ворчал на нее сквозь стиснутые челюсти;

когда он стоял спокойно, деревце тоже не шевелилось, и

волк решил, что так безопаснее. Но теплая кровь зайца

была такая вкусная!
Из этого затруднительного положения Одноглазого

вывела волчица. Она взяла у него зайца и, пока елка

угрожающе раскачивалась и колыхалась над ней, спокой¬

но отгрызла ему голову. Елка сейчас же выпрямилась и

больше не беспокоила их, заняв подобающее ей верти¬

кальное положение, в котором дереву положено расти са¬

мой природой. А волчица с Одноглазым поделили меж-

ду собой добычу, пойманную для них этим таинственным

деревцем.
Много попадалось им таких тропинок и прогалин, где

зайцы раскачивались высоко в воздухе, и волчья пара

обследовала их все. Волчица всегда была первой, а Од¬

ноглазый шел за ней следом, наблюдая и учась, как надо

обкрадывать западни. И наука эта впоследствии сослу¬

жила ему хорошую службу.
324

ГЛАВА ВТОРАЯ
ЛОГОВИЩЕ
Два дня и две ночи бродили волчица и Одногла¬

зый около индейского поселка. Одноглазый беспокоился

и трусил, а волчицу поселок чем-то притягивал, и она

никак не хотела уходить. Но однажды утром, когда в воз¬

духе, совсем неподалеку от них, раздался выстрел и пуля

ударила в дерево всего в нескольких дюймах от го¬

ловы Одноглазого, волки уже больше не колебались и

пустились в путь длинными ровньши прыжками, быстро

увеличивая расстояние между собой и опасностью.
Они бежали недолго — всего дня три. Волчица все с

большей настойчивостью продолжала свои поиски. Она

сильно отяжелела за эти дни и не могла быстро бегать.

Однажды, погнавшись за зайцем, которого в обычное

врем)я ей ничего не стоило бы поймать, она вдруг оста¬

вила погоню и прилегла на снег отдохнуть. Одноглазый

подошел к ней, но не успел он тихош>ко коснуться носом

ее шеи, как она с такой яростью укусила его, что он упал

на спину и, являя собой весьма ком»1ческое зрелище, стал

отбиваться от ее зубов. Волчица сделалась еще раздражи¬

тельнее, чем прежде; но Одноглазый был терпелив и за¬

ботлив, как никогда.
И вот наконец волчица нашла то, что искала. Нашла

в нескольких милях вверх по течению небольшого ручья,

летом впадавшего в Маккензи; теперь, промерзнув до

каменистого дна, ручей затих, превратившись от истоков

до устья в сплошной лед. Волчица усталой рысцой бе¬

жала позади Одноглазого, ушедшего далеко вперед, и

вдруг приметила, что в одном месте высокий глинистый

берег нависает над ручьем. Она свернула в сторону и

подбежала туда. Буйные весенние ливни и тающие снега

размыли узкую трещину в береге и образовали там не¬

большую пещеру.
Волчица остановилась у входа в нее и внимательно

оглядела наружную стену пещеры, потом» обежала ее с

обеих сторон до того места, где обрыв переходил в поло¬

гий скат. Вернувшись назад, она вошла в пещеру через

узкое отверстие. Первые фута три ей пришлось ползти,

потом стены раздались вширь и ввысь, и волчица

вышла на небольшую круглую площадку футов шести
325

в диаметре. Головой она почти касалась потолка. Внутри

было сухо и уютно. Волчица принялась обследовать пеще¬

ру, а Одноглазый стоял у входа и терпеливо наблюдал

за ней. Опустив голову и почти касаясь носом близко

сдвинутых лап, волчица несколько раз перевернулась во¬

круг себя, не то с усталым вздохом, не то с ворчанием по¬

догнула ноги и растянулась на земле, головой ко входу.

Одноглазый, навострив уши, посмеивался над ней, и вол¬

чице было видно, как кончик его хвоста добродушно хо¬

дит взад и вперед на фоне светлого пятна — входа в пе¬

щеру. Она прижала свои острые уши, открыла пасть и

высунула язык, всем своим видом выражая полное

удовлетворение и спокойствие.
Одноглазому хотелось есть. Он заснул у входа в пе¬

щеру, но сон его был тревожен. Он то и дело просыпался

и, навострив уши, прислушивался к тому, что говорил

ему М1ир, залитый ярким апрельским! солнцем, играющим

на снегу. Лишь только Одноглазый начинал дремать, до

ушей его доносился еле уловимый шепот невидимых ру¬

чейков, и он поднимал голову, напряженно вслушиваясь

в эти звуки. Солнце снова появилось на небе, и пробу¬

ждающийся Север слал свой призыв волку. Все вокруг

оживало. В воздухе чувствовалась весна, под снегом за¬

рождалась жизнь, деревья набухали cokomi, почки сбрасы¬

вали с себя ледяные оковы.
Одноглазый беспокойно поглядывал на свою подругу,

но она не выказывала ни малейшего желания подняться

с места. Он посмотрел по сторонам, увидел стайку пуно¬

чек, вспорхнувших неподалеку от него, приподнялся, но,

взглянув еще раз на волчицу, лег и снова задремал.

До его слуха донеслось слабое жужжание. Сквозь дремоту

он несколько раз обм1ахнул лапой морду — потом» про¬

снулся. У кончика его носа с жужжанием вился комар.

Комар был большой,— вероятно, он провел всю зиму в

сухом пне, а теперь солнце вывело его из оцепенения.

Волк был не в силах противиться зову окружающего ми¬

ра; кроме того, ему хотелось есть.
Одноглазый подполз к своей подруге и попробовал

убедить ее подняться. Но она только огрызнулась на

него.^ Тогда волк решил отправиться один и, выйдя на

яркий солнечный свет, увидел, что снег под ногами прова¬

ливается и путешествие будет делом не легким. Он побе¬
326

жал вверх по замерзшему ручью, где снег в тени деревь¬

ев был все еще твердый. Побродив часов восемь, Одно¬

глазый вернулся затемно, еще голоднее прежнего. Он не

раз видел дичь, но не мог поймать ее. Зайцы легко скака¬

ли по таявшему насту, а он проваливался и барахтался

в снегу.
Какое-то смутное подозрение заставило Одноглазого

остановиться у входа в пещеру. Оттуда доносились стран¬

ные слабые звуки. Они не были похожи на голос вол¬

чицы, но вместе с тем в них чудилось что-то знакомое.

Он осторожно вполз внутрь и услышал предостерегающее

рычание своей подруги. Это не смутило Одноглазого, но

заставило все же держаться в некотором отдалении; его

интересовали другие звуки — слабое, приглушенное по¬

визгивание и плач.
Волчица сердито заворчала на него. Одноглазый свер¬

нулся клубком у входа в пещеру и заснул. Когда насту¬

пило утро и в логовище проник тусклый свет, волк снова

стал искать источник этих смутно знакомых звуков. В пре¬

достерегающем рычании волчицы появились новые

нотки: в нем слышалась ревность,— и это заставляло

волка держаться от нее подальше. И все-таки ему уда¬

лось разглядеть, что между ногами волчицы, прильнув к

ее брюху, копошились пять маленьких живых клубочков;

слабые, беспомощные, они тихо повизгивали и не от¬

крывали глаз на свет. Волк удивился. Это случалось

не в первый раз в его долгой и удачливой жизни, это

случалось часто, и все-таки каждый раз он заново

удивлялся. Волчица смотрела на него с беспокойством.

Время от времени она тихо ворчала, а когда волк, как

ей казалось, подходил слишком близко, это ворчание

становилось грозным. Инстинкт, опережающий у всех ма-

терей-волчиц опыт, смутно подсказывал ей, что отцы мо¬

гут съесть свое беспомощное потомство, хотя до сих пор

она не знала такой беды. И страх заставлял ее гнать

Одноглазого от порожденных hmi волчат.
Впрочем, волчатам ничто не грозило. Старый волк

в свою очередь почувствовал веление инстинкта, перешед¬

шего к нему от его отцов. Не задумываясь над ним, не

противясь ему, он ощутил это веление всем своим сущест¬

вом и, повернувшись спиной к своему новорожден¬

ному потомству, отправился на поиски пищи,
327

в пяти-шести милях от логовища ручей разветвлялся,

и оба его рукава под прямым углом поворачивали к го¬

рам. Волк пошел вдоль левого рукава и вскоре наткнулся

на чьи-то следы. Обнюхав их и убедившись, что следы

совсем свежие, он припал на снег и взглянул в том на¬

правлении, куда они веля. Потом не спеша повернулся и

побежал вдоль правого рукава. Следы были гораздо круп¬

нее его собственных,— и он знал, что там», куда они при¬

ведут, надежды на добычу мало.
Пробежав с полмили вдоль правого рукава, волк уло¬

вил своим чутким ухом какой-то скрежещущий звук. Под¬

кравшись ближе, он увидел дикобраза, который, встав

на задние лапы, точил зубы о дерево. Одноглазый осто¬

рожно подобрался к нему, не надеясь, впрочем!, на удачу.

Так далеко на севере дикобразы ему не попадались, но

он знал этих зверьков, хотя за всю свою жизнь ни разу

не попробовал их мяса. Однако опыт научил волка, что

бывает в жизни счастье или удача, и он продолжал под¬

бираться к дикобразу. Трудно угадать, чем кончится эта

встреча, ведь исхода борьбы с живым существом никогда

нельзя знать заранее.
Дикобраз свернулся клубком, растопырив во все сто¬

роны свои длинные острые иглы, и нападение стало те¬

перь невозможным.. В молодости Одноглазый ткнулся

однажды мордой в такой же вот безжизненный с виду

клубок игл и неожиданно получил удар хвостом по носу.

Одна игла так и осталась торчать у него в носу, причи¬

няя жгучую боль, и вышла из раны только через несколь¬

ко недель. Он лег, приготовившись к прыжку и держа

нос на расстоянии целого фута от хвоста дикобраза. Заме¬

рев на месте, он ждал. Кто знает? Все может быть. Вдруг

дикобраз развернется. Вдруг представится случай лов¬

ким ударом лапы распороть нежное, ничем не защищен¬

ное брюхо.
Но через полчаса Одноглазый поднялся, злобно за¬

рычал на неподвижный клубок и побежал дальше. Слиш¬

ком часто приходилось ему в прошлом караулить дико¬

бразов— вот так же, без всякого толка, чтобы сейчас

тратить на это время. И он побежал дальше по правому

рукаву ручья. День подходил к концу, а его поиски все

еще не увенчались успехом).
Проснувшийся инстинкт отцовства управлял волком.
328

Он знал, что пищу надо найти во что бы то ни стало.

В полдень ему попалась белая куропатка. Он выбежал

из зарослей кустарника и очутился нос к носу с этой глу¬

пой птицей. Она сидела на пне, в каком-нибудь футе от

его морды. Они увидели друг друга одновременно. Птица

испуганно взмахнула крыльями, но волк ударил ее лапой,

сшиб на землю и схватил зубами как раз в тот миг, когда

она заметалась по снегу, пытаясь взлететь на воздух. Как

только зубы Одноглазого вонзились в нежное мясо, ло¬

мая хрупкие кости, челюсти его заработали. Потом он

вдруг вспомнил что-то и пустился бежать к пещере, при¬

хватив куропатку с собой.
Пробежав еще с милю своей бесшумной поступью,

скользя, словно теш>, и внимательно приглядываясь к

каждому новому береговому изгибу, он опять наткнулся

на следы все тех же больших лап. Следы удалялись в ту

сторону, куда лежал и его путь, и он приготовился в лю¬

бую минуту встретить обладателя этих лап.
Волк осторожно высунул голову из-за скалы в том

месте, где ручей круто поворачивал, и его зоркий глаз

заприметил нечто такое, что заставило его сейчас же

прильнуть к земле. Это был тот самый зверь, который

оставил большие следы на снегу,— крупная самка-рысь.

Она лежала перед свернувшимся в тугой клубок дикобра¬

зом в той же позе, в какой рано утром лежал перед таким

же дикобразом и сам волк. Если раньше Одноглазого

можно было сравнить со скользящей тенью, то теперь это

был призрак той тени, осторожно огибающий с под¬

ветренной стороны безмолвную, неподвижную пару —

дикобраза и рысь.
Волк лег на снег, положив куропатку рядом с собой,

и сквозь иглы низкорослой сосны стал пристально сле¬

дить за игрой жизни, развертывающейся у него на гла¬

зах,— за рысью и дикобразом, которые хоть и притаи¬

лись, но были полны сил и отстаивали каждый свое суще¬

ствование. Смысл же этой игры заключался в том, что

один из ее участников хотел съесть другого, а тот не хо¬

тел быть съеденным.
Старый волк тоже принимал участие в этой игре из

своего прикрытия, надеясь, а вдруг счастье окажется на

его стороне и он добудет пищу, необходимую ему, чтобы

жить.
329

прошло полчаса, прошел час; все оставалось по-преж¬

нему. Клубок игл сохранял полную неподвижность, и его

легко можно было принять за камень; рысь превратилась

в мраморное изваяние; а Одноглазый — тот был точно

мертвый. Однако все трое жили такой напряженной

жизнью, напряженной почти до ощущения физической

боли, что вряд ли когда-нибудь им приходилось чувство¬

вать в себе столько сил, сколько они чувствовали сейчас,

когда тела их казались окаменелыми.
Одноглазый подался вперед, насторожившись еще

больше. Там, за сосной, произошли какие-то переме¬

ны. Дикобраз в конце концов решил, что враг его уда¬

лился. Медленно, осторожно стал он расправлять свою

непроницаемую броню. Его не тревожило ни малей¬

шее подозрение. Колючий клубок медленно-медленно

развернулся и начал выпрямляться. Одноглазый по¬

чувствовал, что рот у него наполняется слюной при

виде живой дичи, лежавшей перед ним, как готовое

угощение.
Еще не успев развернуться до конца, дикобраз уви¬

дел своего врага. И в это мгновение рысь ударила его.
Удар был быстрый, как молния. Лапа с крепкими

когтями, согнутыми, как у хищной птицы, распорола неж¬

ное брюхо и тотчас же отдернулась назад. Если бы дико¬

браз развернулся во всю длину или заметил врага на ка¬

кую-нибудь десятую долю секунды позже, лапа оста¬

лась бы невредимой, но в то мгновение, когда рысь отдер¬

нула лапу, дикобраз ударил ее сбоку хвостом и вонзил

в нее свои острые иглы.
Все произошло одновременно — удар, ответный удар,

предсмертный визг дикобраза и крик огромной кошки,

ошеломленной болью. Одноглазый привстал, навострил

уши и вытянул хвост, дрожащий от волнения. Рысь дала

волю своему нраву. Она с яростью набросилась на зверя,

причинившего ей такую боль. Но дикобраз, хрипя, взвиз¬

гивая и пытаясь свернуться в клубок, чтобы спрятать

вывалившиеся из распоротого брюха внутренности, еще

раз ударил хвостом. Большая кошка снова взвыла от боли

и с фырканьем отпрянула назад; нос ее, весь утыканный

иглами, стал похож на подушку для булавок. Она царапа¬

ла его лапами, стараясь избавиться от этих жгучих, как

огонь, стрел, тыкалась мордой в снег, терлась о ветки и
330

прыгала вперед, назад, направо, налево, не помня себя

от безумной боли и страха.
Не переставая фыркать, рысь судорожно дергала сво¬

им) коротким хвостом, ПОТОМ) мало-помалу затихла. Одно¬

глазый продолжал следить за ней и вдруг вздрогнул и

ощетинился: рысь с отчаянным воем взметнулась высо¬

ко в воздух и. кинулась прочь, сопровождая каждый свой

прыжок пронзительным визгом. И только тогда, когда

она скрылась и визги ее замерли вдали. Одноглазый

решился выйти вперед. Он ступал с такой осторожностью,

как будто весь снег был усыпан иглами, готовьши каждую

минуту вонзиться в мягкие подушки на его лапах. Ди¬

кобраз встретил появление волка яростным визгом и ляз¬

ганьем зубов. Он ухитрился кое-как свернуться, но это

уже не был прежний непроницаемый клубок: порванные

мускулы не повиновались ему, он был разорван почти

пополам и истекал кровью.
Одноглазый хватал пастью и с наслаждением глотал

окровавленный снег. После такой закуски голод его

только усилился; но он недаром пожил на свете,— жизнь

научила его осторожности. Надо было выждать время. Он

лег на снег перед дикобразом, а тот скрежетал зубами,

хрипел и тихо повизгивал. Несколько минут спустя Одно¬

глазый заметил, что иглы дикобраза мало-помалу опу¬

скаются и по всему его телу пробегает дрожь. Потом

дрожь сразу прекратилась. Длинные зубы лязгнули в по¬

следний раз, иглы опустились, тело обмякло и больше

уже не двигалось.
Робким, боязливым движением лапы Одноглазый рас¬

тянул дикобраза во всю длину и перевернул его на спину.

Все обошлось благополучно. Дикобраз был мертв. После

внимательного осмотра волк осторожно взял свою добычу

в зубы и побежал вдоль ручья, волоча ее по снегу и по¬

вернув голову в сторону, чтобы не наступать на колючие

иглы. Но вдруг он вспомнил что-то, бросил дикобраза и

вернулся к куропатке. Он не колебался ни минуты, он

знал, что надо сделать: надо съесть куропатку. И, съев

ее. Одноглазый побежал туда, где лежала его добыча.
Когда он втащил свою ношу в логовище, волчица

осмотрела ее, подняла голову и лизнула волка в шею.

Но сейчас же вслед за тем она лёгонько зарычала, отго¬

няя его от волчат,— правда, на этот раз рычание было
331

не такое уж злобное, в нем слышалось скорее извинение,

чем угроза. Инстинктивный страх перед отцом ее потоми

ства постепенно пропадал. Одноглазый вел себя, как и

подобало волку-отцу, и не проявлял беззаконного жела¬

ния сожрать малышей, произведенных ею на свет.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СЕРЫЙ волчонок
Он сильно отличался от своих братьев и сестер. Их

шерсть уже принимала рыжеватый оттенок, унаследован¬

ный от матери-волчицы, а он пошел весь в Одноглазого.

Он был единственным серым волчонком во всем помете.

Он родился настоящим волком! и очеш> напоминал отца,

с той лишь разницей, что у него было два глаза, а у от¬

ца — один.
Глаза у серого волчонка только недавно открылись, а

он уже хорошо видел. И даже когда глаза у него были

еще закрыты, чувства обоняния, осязания и вкуса уже

служили ему. Он прекрасно знал своих двух братьев и

двух сестер. Он поднимал с ними неуклюжую возню,

подчас уже переходившую в драку, и его горлышко на¬

чинало дрожать от хриплых звуков, предвестников ры¬

чанья. Задолго до того, как у него открылись глаза, он

научился по запаху, осязанию и вкусу узнавать волчи¬

цу — источник тепла, пищи и нежности. И когда она сво¬

им мягким, ласкающим языком касалась .его' нежного

тельца, он успокаивался, прижимался к ней и мирно

засыпал.
Первый месяц его жизни почти весь прошел во сне; но

теперь он уже хорошо видел, спал меньше и мало-помалу

начинал знакомиться с миром. Мир его был темен, хотя

он не подозревал этого, так как не знал никакого друго¬

го мира. Волчонка окружала полутьма, но глазам его

не приходилось приспосабливаться к nnoMiy освещению.

Мир его был очень мал, он ограничивался стенами лого¬

вища; волчонок не имел никакого понятия о необъятно¬

сти внешнего мира, и поэтому жизнь в таких тесных пре¬

делах не казалась ему тягостной.
Впрочем, он очень скоро обнаружил, что одна из стен

его мира отличается от других,— там был выход из пе¬

щеры, и оттуда шел свет. Он обнаружил, что эта стена
332

«е похожа на другие, еще задолго до того, как у него

появились мысли и осознанные желания. Она непреодо¬

лимо влекла к себе волчонка еще в ту пору, когда он не

мог видеть ее. Свет, идущий оттуда, бил ему в сомкну¬

тые веки, и его зрительные нервы отвечали на эти теплые

искорки, вызывавшие такое приятное и вместе с тем

странное ощущение. Жизнь его тела, каждой клеточки его

тела, жизнь, составляющая самую его сущность и дейст¬

вующая помимо его воли, рвалась к этому свету, влекла

его к нему, так же как сложный химический состав рас¬

тения заставляет его поворачивайся к солнцу.
Еще задолго до того, как в волчонке забрезжило со¬

знание, он то и дело подползал к выходу из пещеры. Сест¬

ры и братья не отставали от него. И в эту пору их жизни

никто из них не забирался в темные углы у задней стены.

Свет привлекал их к себе, как будто они были растения-

М1и; химический процесс, называющийся жизнью, требо^

вал света; свет был необходимым условием их существо¬

вания, и крохотные щенячьи тельца тянулись к нему, точ¬

но усики виноградной лозы, не размышляя, повинуясь

только инстинкту. Позднее, когда в каждом из них начала

проявляться индивидуальность, когда у каждого по¬

явились желания и сознательные побуждения, тяга

к свету только усилилась. Они непрестанно ползли и тя¬

нулись к нему, и матери приходилось то и дело загонять

их обратно.
Вот тут-то волчонок узнал и другие особенности своей

матери, помимо ее мягкого, ласкающего языка.
Настойчиво порываясь к свету, он убедился, что у ма¬

тери есть нос, которым ^она в наказание может отбросить

его назад; затем он узнал и лапу, умевшую примять его

к земле и быстрым, точно рассчитанным движением пере¬

катить в угол. Так он впервые испытал боль и стал из¬

бегать ее, сначала просто не подвергая себя такому риску,

а потом научившись увертываться и удирать от наказа¬

ния. Это уже были сознательные поступки — результат

появившейся способности обобщать явления мира. До сих

пор он увертывался от боли бессознательно, так же бес¬

сознательно, как и лез к свету. Но теперь он увертывался

от нее потому, что знал, что такое боль.
Он был очень свирепым) волчонком. И такими же бы¬

ли его братья и сестры. Этого и следовало ожидать. Ведь
333

он был хищником и происходил из рода хищников, пи¬

тавшихся мясом. Молоко, которое он сосал с первого же

дня своей едва теплившейся жизни, вырабатывалось из

мяса; и теперь, когда ему исполнился месяц и глаза

его уже целую неделю были открыты, он тоже начал есть

мясо, наполовину пережеванное волчицей для ее пяти под¬

росших детенышей, которым теперь не хватало молока.
С каждым днем серый волчонок становился все злее

и злее. Рычание получалось у него более хриплым и

громким, чем у братьев и сестер, припадки щенячьей яро¬

сти были страшнее. Он первый научился ловким ударом

лапы опрокидывать их навзничь. И он же первый схва¬

тил другого волчонка за ухо и принялся теребить и тас¬

кать его из стороны в сторону, яростно рыча сквозь стис¬

нутые челюсти. И уж, конечно, он больше всех других

волчат причинял беспокойство матери, старавшейся ото¬

гнать свой выводок от выхода из пещеры.
Свет с каждым днем все сильнее и сильнее манил к

себе серого волчонка. Он поминутно пускался в стран¬

ствования по пещере, стремясь к выходу из нее, и так же

поминутно его оттаскивали назад. Правда, он не знал,

что это был выход. Он не подозревал о существовании

разных входов и выходов, которые ведут из одного места

в другое. Он вообще не имел понятия о существовании

других мест, а о способах добраться туда и подавно. По¬

этому выход из пещеры казался ему стеной—-стеной

света. Чем солнце было для живущих на воле, тем» для

него была эта стена — солнцем его мира. Она притягива¬

ла его к себе, как огонь притягивает бабочку. Он беспре¬

станно стремился добраться туда. Жизнь, быстро расту¬

щая в нем, толкала его к стене света. Жизнь, таившаяся в

нем, знала, что это единственный путь в мир — путь, на

который ему суждено ступить. Но сам он ничего не знал

об этом. Он не знал, что внешний мир существует.
У этой стены света было одно странное свойство. Его

отец (а волчонок уже признал в нем одного из обитате¬

лей своего мира — похожее на мать существо, которое

спит ближе к свету и приносит пищу) — его отец имел

обыкновение проходить прямо сквозь далекую светлую

стену и исчезать за ней. Серый волчонок не мог понять

этого. Мать не позволяла ему приближаться к светлой

стене, но он подходил к другим! стенам пещеры, и всякий
334

раз его нежный нос натыкался на что-то твердое. Это

причиняло боль. И после нескольких таких путешествий

обследование стен прекратилось. Не задумываясь, он при¬

нял исчезновение отца за его отличительное свойство,

так же как молоко и М1ясная жвачка были отличительны¬

ми свойствами матери.
В сущности говоря, серый волчонок не умел мыслить,

во всяком случае так, как мыслят люди. Мозг его работал

в потемках. И все-таки его выводы были не менее четки

и определенны, чем» выводы людей. Он принимал вещи

такими, как они есть, не утруждая себя вопросом, почему

случилось то-то или то-то. Достаточно было знать, что

это случилось. Таков был его метод познания окружаю¬

щего мира. И поэтому, ткнувшись несколько раз подряд

носом в стены пещеры, он примирился с тем, что не мо¬

жет проходить сквозь них, не может делать то, что делает

отец. Но желания разобраться в разнице между отцом и

собой никогда не возникало у него. Логика и физика не

принимали участия в формировании его мозга.
Как и большинству обитателей Северной глуши, ему

рано пришлось испытать чувство голода. Наступили дни,

когда отец перестал приносить мясо, когда даже материн¬

ские соски не давали мюлока. Волчата повизгивали и

скулили и большую часть времени проводили во сне; по¬

том на них напало голодное оцепенение. Не было уже воз¬

ни и драк, никто из них не приходил в ярость, не про¬

бовал рычать; и путешествия к далекой белой стене пре¬

кратились. Они спали, а жизнь, чуть теплившаяся в них,

мало-помалу гасла.
" Одноглазый совсем потерял покой. Он рыскал повсю¬

ду и мало спал в логовище, которое стало теперь унылым

и безрадостным. Волчица тоже оставила свой выводок и

вышла на поиски корма. В первые дни после рождения

волчат Одноглазый не раз наведывался к индейскому по¬

селку и обкрадывал заячьи силки, но как только снег

растаял и реки вскрылись, индейцы ушли дальше, и

этот источник пищи иссяк.
Когда серый волчонок немного окреп и снова стал ин¬

тересоваться далекой белой стеной, он обнаружил, что

население его мира сильно уменьшилось. У него осталась

всего лишь одна сестра. Остальные исчезли. Как только

силы вернулись к нему, он стал играть, но играть в оди¬
335

ночестве, потому что сестра не могла ни поднята голо¬

вы, ни шевельнуться. Его маленькое тело округлилось от

мяса, которое он ел теперь; а для нее пища пришла слиш¬

ком поздно. Она все время спала, и искра жизни в ее

маленьком тельце, похожем на обтянутый кожей скелет,

мерцала все слабее и слабее и наконец угасла.
Потом наступило врем1я, когда Одноглазый перестал

появляться сквозь стену и исчезать за ней; место, где он

спал у входа в пещеру, опустело. Это случилось в конце

второй, менее свирепой голодовки. Волчица знала, по¬

чему Одноглазый не вернулся в логовище, но не могла

рассказать серому волчонку о том, что ей пришлось

увидеть.
Отправившись за добычей вверх по левому рукаву

ручья, туда, где жила рысь, она напала на вчерашний

след Одноглазого. И там, где следы кончились,

она нашла его самого — вернее, то, что от него осталось.

Все кругом говорило о недавней схватке и о том,

что, выиграв эту схватку, рысь ушла к себе в нору. Вол¬

чица отыскала эту йору, но, судя по многим признакам,

рысь была там, и волчица не решилась войти к ней.
После этого волчица перестала охотиться на левом

рукаве ручья. Она знала, что у рыси в норе есть детены¬

ши и что сама рысь славится своей злобой и неустра¬

шимостью в драках. Трем-четырем! волкам» ничего не стоит

загнать на дерево фыркающую, ощетинившуюся рысь;

однако совсем иное дело встретиться с ней с глазу на

глаз, особенно когда знаешь, что за спиной у нее голод¬

ный выводок.
Но Северная глушь есть Северная глушь, и материн¬

ство есть материнство,— оно не останавливается ни перед

чем как в Северной глуши, так и вне ее; и неминуемо

должен был настать день, когда ради своего серого дете¬

ныша волчица отважится пойти по левому рукаву к норе

в скалах, навстречу разъяренной рыси.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СТЕНА МИРА
К тому времени, когда мать стала оставлять пещеру

и уходить на охоту, волчонок уже постиг закон, согласно
336

которому ему запрещалось приближаться к выходу из ло¬

говища. Закон этот много раз внушала ещ мать, тол¬

кая его то носом, то лапой, да и в нем самом начинал раз¬

виваться инстинкт страха. За всю свою короткую жизш>

в пещере он ни разу не встретил ничего такого, что мог¬

ло испугать его,— и все-таки он знал, что такое страх.

Страх перешел к волчонку от отдаленных предков, через

тысячу тысяч жизней. Это было наследие, полученное им

непосредственно от Одноглазого и волчицы; но и к ним,

в свою очередь, оно перешло через все поколения волков,

бывших до них. Страх — наследие Северной глуши, и ни

одному зверю не дано от него избавиться или променять

его на чечевичную похлебку!
Итак, серый волчонок знал страх, хотя и не понимал

его сущности. Он, вероятно, примирился с ним, как с

одной из преград, которые ставит жизнь. А в том, что

такие преграды существуют, ему уже пришлось убедить¬

ся: он испьггал голод и, не имея возможности утолить

его, наткнулся на преграду своим желаниям. Плотные сте¬

ны пещеры, резкие толчки носом, которыми наделяла его

мать, сокрушительный удар ее лапы, леутоленный голод

выработали в нем уверенность, что не все в мире дозво¬

лено, что в жизни существует множество ограничений

и запретов. И эти ограничения и запреты были законом.

Повиноваться им — значило избегать боли и всяких жиз¬

ненных осложнений.
Волчонок не размышлял обо всем этом так, как раз¬

мышляют люди. Он просто разграничил окружающий

мир на то, что причиняет боль, и то, что боли не причиня¬

ет, и, разграничив, старался избегать всего, причиняю¬

щего боль, то есть запретов и преград, и пользовать¬

ся только наградами и радостями, которые дает жизнь.
Вот почему, повинуясь закону, внушенному матерью,

повинуясь неведомому закону страха, волчонок держался

подальше от выхода из пещеры. Выход все еще казался

ему светлой белой стеной. Когда матери в пещере не

было, он большей частью спал, а просыпаясь, лежал

тихо и сдерживал жалобное повизгивание, которое щеко¬

тало ему горло и рвалось наружу.
Проснувшись однажды, он услышал у белой стены

непривычные звуки. Он не знал, что это была росомаха,

которая остановилась у входа в пещеру и, трепеща от
22.	Джек Лондон. Т. IV.	337

собственной дерзости, осторожно принюхивалась к иду¬

щим оттуда эапахам. Волчонок понимал только одно:

звуки были непривычные, странные, а значит, неизвест¬

ные и страшные,— ведь неизвестное было одним из основ¬

ных элементов, из которых складывался страх.
Шерсть на спине у волчонка встала дыбом, но он мол¬

чал. Почему он догадался, что в ответ, на эти звуки надо

ощетиниться? У него не было такого опыта в прошлом,—

и все же так проявлялся в нем страх, которому нельзя

было найти объяснения в прожитой жизни. Но страх

сопровождался еще одним инстинктивным желанием —

желанием притаиться, спрятаться. Волчонка охватил

ужас, но он лежал без звука, без движения, застыв, ока¬

менев,— лежал, как мертвый. Вернувшись домой и учуяв

следы росомахи, его мать зарычала, бросилась в пещеру

и с необычной для нее нежностью принялась лизать и

ласкать волчонка. И волчонок понял, что ему удалось из¬

бежать сильной боли.
Но в нем действовали и другие силы, главной из ко¬

торых был рост. Инстинкт и закон требовали от него по¬

виновения, а рост требовал неповиновения. Мать и страх

заставляли держаться подальше от белой стены, но рост

есть жизнь, а жизни положено вечно тянуться к свету,—

и никакими преградами нельзя было остановить волны

жизни, поднимавшейся в нем, поднимавшейся с каждым

съеденным куском мяса, с каждым глотком воздуха. И на¬

конец страх и послушание были отброшены в сторону на¬

пором жизни, и в один прекрасный день волчонок невер-<

ными, робкими шагами направился к выходу из пещеры..
В противоположность другим стенам, с которыми ему

приходилось сталкиваться, эта стена, казалось, отступала

все дальше и дальше, по мере того как он приближался к

ней. Испытующе вытянув вперед свой маленький нежный

нос, он ждал, что натолкнется на твердую поверхность,

но стена оказалась такой же прозрачной и проницаемой,

как свет. Волчонок вошел в то, что мнилось ему стеной, и

погрузился в составляющее ее вещество.
Это сбивало его с толку: ведь он полз сквозь что-то

твердое! А свет становился все ярче и ярче. Страх гнал

волчонка назад, но крепнущая жизнь заставляла идти

дальше. А вот и выход из пещеры..Стена, внутри которой,

как ему мнилось, он находился, неожиданно отошла
338

неизмеримо далеко. От яркого света стало оольно глазам,

он ослеплял волчонка; внезапно раздвинувшееся про¬

странство кружило «му голову. Г лаза понемногу привы¬

кали к яркому свету и приноравливались к увеличивше¬

муся расстоянию между предметами. Сначала стена ото¬

двинулась так далеко, что потерялась из виду. Теперь он

снова разглядел ее, но она отступила вдаль и выглядела

уже совсем по-другому. Стена стала лестрой: в нее вхо¬

дили деревья, окаймляющие ручей, и гора, возвышаю¬

щаяся позади деревьев, и небо, которое было еще выше

горы.
На волчонка напал ужас. Неизвестных и грозных ве¬

щей стало еще больше. Он съежился у входа в пещеру и

стал смотреть на открывшийся перед ним мир. Как страш¬

но! Все неизвестное казалось ему враждебным. Шерсть

у него на спине встала дыбом; он оскалил зубы*, пы¬

таясь издать яростное, устрашающее рычание. Крошеч¬

ный испуганный звереныш бросал вызов и грозил всему

миру.
Однако все обошлось благополучно. Волчонок про¬

должал смотреть и от любопытства даже позабыл, что

надо рычать, забыл даже про свой испуг. Жизнь, крепну¬

щая в нем, на время победила страх, и страх уступил

место любопытству. Волчонок начал различать то, что

было у него перед глазами: открьггую часть ручья, свер¬

кающего на солнце, засохшую сосну около откоса и са¬

мый откос, поднимающийся прямо к пещере, у входа в ко¬

торую он примостился.
До сих пор серый волчонок жил на ровной поверх¬

ности, ему еще не приходилось испытывать ушибов от па¬

дений — да он и не знал, что такое падение,— поэтому он

смело шагнул прямо в воздух. Задние ноги у него задер¬

жались на выступе у входа в пещеру, так что он упал го¬

ловой вниз. Земля больно стукнула его по носу, он жа¬

лобно тявкнул и тут же вслед за этим покатился куба¬

рем по откосу. На него напал панический страх. Неиз¬

вестное наконец овладело им, оно держало его в своей

власти и готовилось причинить ему невыносимую боль.

Жизнь, крепнущая в нем, снова уступила место страху,

и он завизжал, как завизжал бы всякий перепуганный

щенок.
Неизвестное грозило ему; он еще не мог понять —
339

чем, и выл и визжал, не переставая. Это было куда хуже,

чем лежать, замирая от страха, когда неизвестное только

промелькнуло мимо него. Теперь оно завладело им цели¬

ком. Молчание ничему не поможет. Кроме того, теперь

его терзал уже не страх, а ужас.
Но откос становился все более пологим, а у его под¬

ножия росла трава. Скорость падения уменьшилась. Оста¬

новившись наконец, волчонок отчаянно взвыл, потом за¬

скулил протяжно и жалобно; а вслед за тем, как ни в

чем не бывало, точно ему уже тысячу раз приходилось

заниматься своим туалетом, принялся слизывать при¬

ставшую к бокам сухую глину.
Покончив с этим, он сел и осмотрелся по сторонам —

так же, как это сделал бы первый человек, попавший

с Земли на Марс. Волчонок пробился сквозь стену мира,

неизвестное выпустило его из своих объятий, и он остался

невредимым. Но первый человек на Марсе встретил бы

гораздо меньше необычного для себя, чем волчонок здесь

на земле. Без всякого предварительного знания, без вся¬

кой подготовки он очутился в роли исследователя совер¬

шенно незнакомого ему мира.
Теперь, когда страшная неизвестность отпустила вол¬

чонка на свободу, он забыл обо всех ее ужасах. Он испы¬

тывал лишь любопытство ко всему, что его окружало. Он

осмотрел траву под собой, кустик брусники чуть подаль¬

ше, ствол засохшей сосны, которая стояла на краю

полянки, окруженной деревьями. Белка выбежала из-за

сосны прямо на волчонка и привела его'в ужас. Он при¬

пал к земле и зарычал. Но белка перепугалась еще

больше; она быстро вскарабкалась на дерево и, очутив¬

шись в безопасности, сердито зацокала оттуда.
Это придало волчонку храбрости, и хотя дятел, с ко¬

торым ему пришлось вслед за тем встретиться, заставил

его вздрогнуть, он уверенно продолжал свой путь. Уве¬

ренность эта возросла до такой степени, что, когда ка¬

кая-то дерзкая птица подскочила к волчонку, он, играя,

протянул к ней лапу. В ответ на это птица больно клю¬

нула его в нос; он весь сжался и завизжал. Птица испу¬

галась его визга и тут же упорхнула.
Волчонок учился. Его маленький, слабый мозг хоть и

бессознательно, но сделал вывод. Вещи бывают живые

и неживые. И живых вещей надо остерегаться. Неживые
340

всегда остаются на месте, а живые двигаются, и ни¬

когда нельзя знать заранее, что они могут сделать. От

них надо ждать всяких неожиданностей, с ними надо

быть начеку.
Волчонок шагал неуклюже, он то и дело натыкался на

что-нибудь. Ветка, которая, казалось, была так далеко,

задевала его по носу или хлестала по бокам; земля бы¬

ла неровная. Он спотыкался, ушибал нос, лапы. Мелкие

камни вьрскальзывали у него из-под ног, лишь только он

наступал на них. И наконец волчонок понял, что не все

неживые вещи находятся в состоянии устойчивого равно¬

весия, как его пещера, и что маленькие неживые вещи

гораздо чаще падают и переворачиваются, чем большие.

С каждой своей ошибкой волчонок узнавал все боль¬

ше и больше. Чем дальше он шел, тем тверже становил¬

ся его шаг. Он приспосабливался. Он учился рассчиты¬

вать свои движения, приноравливаться к своим физи¬

ческим возможностям, измерять расстояние между раз¬

личными предметами, а также между ними и собой.
Удача всегда сопутствует новичкам. Рожденный,

чтобы стать охотником (хотя сам он и не знал этого),

волчонок напал на дичь сразу около пещеры, в первую

же свою вылазку на свет божий. Искусно спрятанное

гнездо куропатки попалось ему только вследствие его же

собственной неловкости: он свалился на него. Он попро¬

бовал пройтись по стволу упавшей сосны; гнилая кора

подалась под его ногами, и он с отчаянным визгом сор¬

вался с круглого ствола, упал на куст и, пролетев сквозь

листву и ветви, очутился прямо в гнезде, где сидели семь

птенцов куропатки.
Птенцы запищали, и волчонок сначала испугался; по¬

тов, увидев, что они совсем маленькие, он осмелел. Птен¬

цы двигались. Он примял одного лапой, и тот затрепы¬

хался еще сильнее. Волчонку это очень понравилось. Он

обнюхал птенца, взял его в рот. Птенец бился и щекотал

ему язык. В ту же минуту волчонок почувствовал голод.

Челюсти его сомкнулись, птичьи косточки хрустнули, и

он почувствовал на языке теплую кровь. Кровь оказалась

очень вкусной. В зубах у него была дичь, такая же дичь,

какую ему приносила мать, только гораздо вкуснее, пото¬

му что она была живая. Волчонок сьел птенца и оста¬

новился только тогда, когда покончил со всем выводком.
341

Вслед за тем он облизнулся, точно так же, как это де¬

лала его мать, и стал выбираться из куста.
Его встретил крылатый вихрь. Стремительный на¬

тиск и яростные удары крыльев ослепили, ошеломили

волчонка. Он уткнулся головой в лапы и завизжал. Уда¬

ры посыпались с новой силой. Куропатка-мать была вне

себя от ярости. Тогда волчонок разозлился. Он вскочил

с рычанием и начал отбиваться лапами, потом запустил

свои мелкие зубы в крыло птицы и принялся что есть си¬

лы дергать и таскать ее из стороны в сторону. Куропат¬

ка рвалась, ударяя его другим крылом. Это была первая

схватка волчонка. Он ликовал. Он забыл весь свой страх

перед неизвестным и уже ничего не боялся. Он рвал

и бил живое существо, которое наносило ему удары. Кро¬

ме того, это живое существо было мясо. Волчонком овла¬

дела жажда крови. Он только что уничтожил семь ма¬

леньких живых существ. Сейчас он уничтожит большое

живое существо. Он был слишком поглощен дракой

и слишком счастлив, чтобы ощущать свое счастье. Он

весь дрожал от возбуждения, которого до сих пор ему

никогда не приходилось испытывать.
Он не выпускал крыла и рычал сквозь стиснутые зу¬

бы. Куропатка вытащила его из куста. Когда же она по¬

пыталась втащить его туда обратно, он выволок ее на

открытое место. Птица кричала и била его свободным кры¬

лом, а перья ее разлетались по воздуху, как снежные

хлопья. Волчонок уже не помнил себя от ярости, воин¬

ственная кровь предков поднялась и забушевала в нем.

Сам того не ощущая, волчонок жил в эти минуты полной

жизнью. Он выполнял предназначенную ему роль, делал

то дело, для которого был рожден,—убивал добычу и

дрался, прежде чем убить ее. Он оправдывал свое суще¬

ствование, выполняя высшее назначение жизни, потому

что жизнь достигает своих вершин в те минуты, когда все

ее силы устремляются на осуществление поставленных

перед ней целей.
Наконец птица перестала бороться. Волчонок все еще

держал ее за крыло. Они лежали на земле и смотрели

друг на друга. Он попробовал яростно и угрожающе за¬

рычать. Куропатка клюнула его в нос, и без того болев¬

ший. Волчонок вздрогнул, но не выпустил крыла. Птица

клюнула его еще и еще раз. Он завизжал и попятился,
342

не сообразив, что вместе с крылом потащит за собой и

птицу. Град ударов посыпался на его многострадальный

нос. Воинственный пыл волчонка попас. Выпустив добы¬

чу, он со всех ног пустился в бесславное бегство на дру¬

гую сторону поляны и лег там возле кустарника, тяжело

дыыва, высунув язык и жалобно повизгивая. И вдруг

предчувствие неминуемой беды сжало ему сердце. Неиз¬

вестное со всеми своими ужасами снова обрушилось на

волчонка. Он инстинктивно отпрянул под защиту куста^

На него пахнуло ветром, и большое крылатое тело в зло¬

вещем молчании пронеслось мимо: ястреб, ринувшийся на

волчонка из поднебесья, промахнулся.
Пока волчонок лежал под кустом и, мало-помалу при¬

ходя в себя, начинал боязливо выглядывать оттуда,

на другой стороне поляны из разоренного гнезда

выпорхнула куропатка,— горе утраты заставило ее за¬

быть о крылатой молнии небес. Но волчонок все видел, и

это послужило ему предостережением и уроком. Он ви¬

дел, как ястреб камнем упал вниз, пронесся над землей,

почти задевая траву крыльями, вонзил когти в куропат¬

ку, пронзительно вскрикнувшую от смертельной боли и

ужаса, и взмыл ввысь, унося ее с собой.
Волчонок долго не выходил из своего убежища. Он

познал многое. Живые существа — это мясо, они прият¬

ны на вкус. Но большие живые существа причиняют боль.

Надо есть маленьких — таких, как птенцы куропаткй, а

с большими, как сама куропатка, лучше не связываться.

И все же его самолюбие было ущемлено. Ему вдруг за¬

хотелось еще раз схватиться с большой птицей,— жаль,

что ястреб унес ее. А может быть, найдутся другие ку¬

ропатки? Надо пойти поискать.
Волчонок спустился по отлогому берегу к ручью. Во¬

ды он до сих пор еще не видал. На первый взгляд она

была вполне надежная, ровная. Он смело шагнул впе¬

ред и, визжа от страха, пошел ко дну, прямо в объятия

неизвестного. Стало холодно, у него перехватило дыха¬

ние. Вместо воздуха, которым он привык дышать, в легкие

хлынула вода. Удушье сдавило ему горло, как смерть. Для

волчонка оно было равносильно смерти. Он не з^нал, что

такое смерть, но, как и все жители Северной глуши, боял¬

ся ее. Она была для него олицетворением самой страш¬

ной боли. В ней таилась самая сущность неизвестно¬
343

го, совокупность всех его ужасов. Это была последняя,

непоправимая беда, которой он страшился, хоть и не мог

представить ее себе до конца.
Волчонок выбрался на поверхность и всей пастью

глотнул свежего воздуха. На этот раз он не пошел ко дну.

Он ударил всеми четырьмя лапами, словно это было для

него самым привычным делом, и поплыл. Ближний бе**

per находился в каком-нибудь ярде от волчонка, но он вы^

нырнул спиной к нему и, увидев дальний, сейчас же

устремился туда. Ручей был узкий, но как раз в этом

месте разливался широкой заводью.
На середине волчонка подхватило и понесло вниз по

течению, прямо на маленькие пороги, начинавшиеся там,

где русло снова суживалось. Плыть здесь было трудно.

Спокойная вода вдруг забурлила. Волчонок то выбивался

на поверхность, то уходил с головой под воду. Его ки¬

дало из стороны в сторону, переворачивало то на бок, то

на спину, ударяло о камни. При каждом таком ударе он

взвизгивал, и по этим визгам можно было сосчитать,

сколько подводны^с камней попалось ему на пути.
Ниже порогов, где берега снова расширялись, волчо¬

нок попал в водоворот, который легонько отнес его к бе¬

регу и так же легонько положил на отмель. Он выкараб¬

кался из воды и лег. Его знакомство с внешним миром

продолжалось. Вода была неживая и все-таки двигалась!

Кроме того, на первый взгляд она казалась твердой,

как земля, на самом же деле твердости в ней не

было и в помине. И волчонок пришел к выводу, что ве¬

щи не всегда таковы, какими кажутся. Страх перед не¬

известным, бывший не чем иным, как унаследованным от

предков недоверием к окружающему миру, только уси¬

лился после столкновения с действительностью. Отныне в

нем на всю жизнь укоренится это недоверие к внешне¬

му виду вещей. И, прежде чем довериться им, он поста¬

рается узнать, каковы они на самом деле.
В этот день волчонку было суждено испытать еще

одно приключение. Он вдруг вспомнил, что у него есть

мать, и почувствовал, что она нужна ему больше всего

на свете. От всех перенесенных испытаний у него устало

не только тело—устал и мозг. За всю предыдущую жизнь

мозгу его не приходилось так работать, как за один

этот день. К тому же волчонку захотелось спать. И он
344

отправился на поиски пещеры и матери, испытывая гне¬

тущее чувство одиночества и полной беспомощности.
Пробираясь сквозь кустарник, волчонок вдруг услы¬

шал пронзительный свирепый крик. Перед глазами у него

промелькнуло что-то желтое. Он увидел метнувшуюся в

кусты ласку. Ласка была маленькая, и волчонок не испу¬

гался ее. Потом у самых своих ног он увидел живое су¬

щество, совсем крохотное,— это был детеныш ласки, ко¬

торый, так же как и волчонок, убежал из дому и отпра¬

вился путешествовать. Крохотная ласка хотела было юрк¬

нуть в траву. Волчонок перевернул ее на спину. Ласка

пискнула — голос у нее был скрипучий. В ту же мину¬

ту перед глазами у волчонка снова пронеслось желтое

пятно. Он услышал свирепый крик, что-то сильно удари¬

ло его по голове, и острые зубы ласки-матери впились ему

в шею.
Пока он с визгом и воем пятился назад, ласка подбе¬

жала к своему детенышу и скрылась с ним в кустах.

Боль от укуса все еще не проходила, но боль от обиды

давала себя чувствовать еще сильнее, и волчонок сел и

тихо заскулил. Ведь ласка-мать была такая маленькая, а

кусалась так больно! Волчонок еще не знал, что малень¬

кая ласка — один из самых свирепых, мстительных и

страшных хищников Северной глуши, но скоро ему пред¬

стояло узнать это.
Он еще не перестал скулить, когда ласка-мать снова

появилась перед ним. Она не бросилась на него сразу,

потому что теперь ее детеныш был в безопасности. Она

приближалась осторожно, так что он мог рассмотреть ее

тонкое, змеиное тельце и высоко поднятую змеиную го¬

ловку. В ответ на резкий, угрожающий крик ласки шерсть

на спине у волчонка поднялась дыбом, он зарычал. Она

подходила все ближе и ближе. И вдруг прыжок, за кото¬

рым он не мог уследить своим неопытным глазом,— тон¬

кое желтое тело на одну секунду исчезло из его поля

зрения, и ласка вцепилась ему в горло, глубоко проку¬

сив шкуру.
Волчонок рычал, отбивался, но он был очень молод,

это был его первый выход в мир, и поэтому рычание его

перешло в визг, и он уже не дрался, а старался вырваться

из зубов ласки и убежать. Но ласка не отпускала волчон¬

ка. Продолжая висеть у него на шее, она добиралась до
345

вены, где пульсирует жизнь. Ласка любила кровь и пред¬

почитала сосать ее прямо из Горла — средоточия жизни^
Серого волчонка ждала верная гибель, и рассказ о нем

остался бы ненаписанным, если бы из-за кустов не выско¬

чила волчица. Ласка вьшустила его и метнулась к горлу

волчицы, но, промахнувшись, вцепилась ей в челюсть^

Волчица^взмахнула головой, как бичом, зубы ласки со¬

рвались, и она взлетела высоко в воздух. Не дав тонкому

желтому тельцу даже опуститься на землю, волчица под¬

хватила его на лету, и ласка встретила свою смерть на

ее острых зублх.
Новый прилив материнской нежности послужил на¬

градой волчонку. Мать радовалась еще больше, чем сын.

Она легонько подкидывала его носом, зализывала ему

раны. А потом оба они поделили между собой кровопий-

цу-ласку, съели ее, вернулись в пещеру и легли спать.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ЗАКОН ДОБЫЧИ
Волчонок развивался с поразительной быстротой. Два

дня он отдыхал, а затем снова отправился путешество¬

вать. В этот свой выход он встретил молодую ласку,

мать которой была съедена с его помощью, и позаботил¬

ся, чтобы детеныш отправился вслед за матерью. Но те¬

перь он уже не плутал и, устав, нашел дорогу к пещере и

лег спать. После этого волчонок каждый день отправлял¬

ся на прогулку и с каждым разом заходил все дальше и

дальше.
Он привык точно соразмерять свою силу и слабость,

соображая, когда надо проявить отвагу, а когда — осто¬

рожность. Оказалось, что осторожность следует соблю¬

дать всегда, за исключением терс редких случаев, когда

уверенность в собственных силах позволяет дать волю

злобе и жадности.
При встречах с куропатками волчонок становился су¬

щим! дьяволом. Точно так же не упускал он случая от¬

ветить злобным рычанием на трескотню белки» которая

попалась ему впервые около засохшей сосны. И один

только вид птицы, напоминавшей ему ту, что клюнула

его в нос, почти неизменно приводил его в бешенство*
346

Но бывало и так, что волчонок не обращал внима¬

ния даже на птиц, и это случалось тогда, когда ему

грозило нападение других хищников, которые так же,

как он, рыскали в поисках добычи. Волчонок не забыл

ястреба и, завидев его тень, скользящую по траве, пря¬

тался подальше в кусты. Лапы его больше не разъезжа¬

лись на ходу в разные стороны,— он уже перенял от ма¬

тери ее легкую' бесшумную походку, быстрота которой

была неприметна для глаза.
Что касается охоты, то удачи его кончились с пер¬

вым» же днем. Семь птенцов куропатки и маленькая

ласка — вот и вся добыча волчонка. Но жажда убивать

крепла в нем день ото дня, и он лелеял мечту добрать¬

ся когда-нибудь до белки, которая своей трескотней из¬

вещала всех обитателей леса о его приближении. Но

белка с такой же легкостью лазала по деревьям, с ка¬

кой птицы летали по воздуху, и волчонку оставалось толь¬

ко одно: незаметно подкрадываться к ней, пока она бы¬

ла на земле.
Волчонок питал глубокое уважение к своей матери.

Она умела добывать мясо и никогда не забывала при¬

нести сыну его долю. Больше того — она ничего не боя¬

лась. Волчонку не приходило в голову, что это бесстра¬

шие— плод опыта и знания. Он думал, что бесстрашие

есть выражение силы. Мать была олицетворением силы;

и, подрастая, он ощутил,эту силу и в более резких уда¬

рах ее лапы и в том, что толчки носомц которыми мать

наказывала его прежде, заменились теперь свирепыми

укусами. Это тоже внушало волчонку уважение к ма¬

тери. Она требовала от него покорности, и чем больше

он подрастал, тем суровее становилось ее обращение

с ним.
Снова наступил голод, и теперь волчонок уже впол¬

не сознательно испытывал его муки. Волчица совсем ото¬

щала в поисках пищи. Проводя почти все время на охо¬

те и большей частью безуспешно, она редко приходила

спать в пещеру. На этот раз голодовка была недолгая, но

свирепая- Волчонок не мюг высосать ни капли молока

из М1атеринских сосков, а мяса ему уже давно не пере¬

падало.
Прежде он охотился ради забавы, ради того удоволь¬

ствия, которое доставляет охота, теперь же принялся за
347

это по-настоящему, и все-таки ему не везло. Но неудачи

лишь способствовали развитию волчонка. Он с еще боль¬

шей старательностью изучал повадки белки и прилагал

еще больше усилий к тому, чтобы подкрасться к ней не¬

замеченным. Он выслеживал полевых мышей и учился

выкапывать их из норок, узнал много нового о дятлах

и других птицах. И вот наступило время, когда волчонок

уже не забирался в кусты при виде скользящей по зем¬

ле тени ястреба. Он стал сильнее, опытнее, чувствовал в

себе большую уверенность. Кроме того, голод ожесточил

его. Теперь он садился посреди поляны на самом вид¬

ном месте и ждал, когда ястреб спустится к нему. Там,

над ним, в синеве неба летала пища — пища, которой

так настойчиво требовал его желудок. Но ястреб отка¬

зывался принять бой, и волчонок забирался в чащу,

жалобно скуля от разочарования и голода.
Голод кончился. Волчица принесла домой мясо. Мя¬

со было необычное, совсем не похожее на то, которое она

приносила раньше. Это был детеныш рыси, уже подрос¬

ший, но не такой крупный, как волчонок. И все мясо це¬

ликом предназначалось волчонку. Мать уже успела уто¬

лить свой голод, хотя сын ее и не подозревал, что для

этого ей понадобился весь выводок рыси. Не подозревал

он и того, какой отчаянный поступок пришлось совер¬

шить матери. Волчонок знал только одно: молоденькая

рысь с бархатистой шкуркой б^хла мясом; и он ел это

мясо, наслаждаясь каждым) проглоченным» куском.
Полный желудок располагает к покою, и волчонок

прилег в пещере рядом с матерью и заснул. Его разбудил

ее голос. Никогда еще волчонок не слыхал такого страш¬

ного рычания. Возможно, за всю свою жизнь его мать

никогда не рычала страшнее. Но для такого рычания

повод был, и никто не знал этого лучше, чем сама вол¬

чица. Выводок рыси нельзя уничтожить безнаказанно.
В ярких лучах полуденного* солнца волчонок увидел

самку-рысь, припавшую к земле у входа в пещеру. Шерсть

у него на спине поднялась дыбом. Ужас смотрел ему

в глаза,— он понял это, не дожидаясь подсказки инстин¬

кта. И если бы даже вид рыси был недостаточно гро¬

зен, то ярость, которая послышалась в ее хриплом) виз¬

ге, внезапно сменившем рычание, говорила сама за себя.
Жизнь, крепнущая в волчонке, словно подтолкнула
348

его вперед. Он зарычал и храбро занял место рядом

с матерью. Но его позорно оттолкнули назад. Низкий

вход не позволял рыси сделать прыжок, она скольз¬

нула в пещеру, но волчица ринулась ей навстречу и при¬

жала ее к земле. Мало что удалось волчонку разобрать

в этой схватке. Он слышал только рев, фырканье и прон¬

зительный визг. Оба зверя катались по земле; рыоь рва¬

ла свою противницу зубами и когтями, а волчица могла

пускать в ход только зубы.
Волчонок подскочил к рыси и с яростным рычанием

вцепился ей в заднюю ногу. Тяжестью своего тела он,

сам) того не подозревая, мешал ее движениям и помо¬

гал матери. Борьба приняла новый оборот: сражающие¬

ся подмяли под себя волчонка, и ему пришлось раз¬

жать зубы. Но вот обе матери отскочили друг от друга, и

рысь, прежде чем снова сцепиться с волчицей, ударила

волчонка своей могучей лапой,* разорвала ему плечо до

самой кости и отбросила его к стене. Теперь к реву сра¬

жающихся прибавился жалобный плач. Но схватка так

затянулась, что у волчонка было достаточно времени,

чтобы наплакаться вдоволь и испыгать новый прилив

мужества. И к концу схватки он снова вцепился в заднюю

ногу рыси, яростно рыча сквоз(Ь сжатые челюсти.
Рысь была мертва. Но и волчица ослабела от полу¬

ченных ран. Она принялась было ласкать волчонка и ли¬

зать ему плечо, но потеря крови лишила ее сил, и весь

этот день и всю ночь она пролежала около своего мертво¬

го врага, не двигаясь .и еле дыша. Следующую неделю,

выходя из пещеры только для того, чтобы напиться, вол¬

чица еле передвигала ноги, так как каждое движение

причиняло ей боль. А потом, когда рысь была съедена,

раны волчицы уже настолько зажили, что она могла сно¬

ва начать охоту.
Плечо у волчонка все еще болело, и он еще долго хо¬

дил прихрамывая. Но за это время его отношение к ми¬

ру изменилось. Он держался теперь с большей уверенно¬

стью, с чувством гордости, незнакомой ему до схватки с

рысью. Он убедился, что жизнь сурова; он участвовал

в битве; он вонзил зубы в тело врага и остался жив. И

это придало ещ смелости, в нем появился даже задор,

чего раньше не было. Он перестал робеть и уже не бо¬

ялся мелких зверьков, но неизвестное с его тайнами и
349

ужасами по-прежнему властвовало над ним и не пере¬

ставало угнетать его.
Волчонок стал сопровождать волчицу на охоту, мно¬

го раз видел, как она убивает дичь, и сам принимал

участие в этом. Он смутно начинал постигать закон

добычи. В жизни есть две породы: его собственная и

чужая. К первой принадлежит он с матерью, ко вто¬

рой — все остальные существа, обладающие способно¬

стью двигаться. Но и они в свою очередь не едины. Сре¬

ди них существуют не хищники и мелкие хищники — те,

кого убивают и едят его сородичи; и существуют враги,

которые убивают и едят его сородичей или сами попа¬

даются им. Из этого разграничения складывался за¬

кон. Цель жизни — добыча. Сущноста> жизни — добыча.

Жизнь питается жизнью. Все живое в мире делится на

тех, кто ест, и тех, кого едят. И закон этот говорил: ешь,

или съедят тебя самого. Волчонок не мог ясно и четко

сформулировать этот закон и не пытался сделать из не¬

го вывод. Он даже не думал о нем, а просто жил соглас¬

но его велениям. '
Действие этого закона волчонок видел повсюду. Он

съел птенцов куропатки. Ястреб съел их мать и хотел

съесть самого волчонка. Позднее, когда волчонок подрос,

ему захотелось съесть ястреба. Он съел маленькую рысь.

Мать-рысь съела бы волчонка, если бы сама не была уби¬

та и съедена. Так оно и шло. Все живое вокруг волчонка

жило согласно этому закону, крохотной частицей которо¬

го являлся и он сам). Он был хищником. Он питался толь¬

ко мясом, живым мясом, которое убегало от него, взлетало

на воздух, карабкалось по деревьям, пряталось под

землю или вступало с ним в бой, а иногда и обращало

его в бегство.
Если бы волчонок умел мыслить, как человек, он, воз¬

можно, пришел бы к выводу, что жизнь — это неутоми¬

мая жажда насыщения, а мир — арена, где сталкивают¬

ся все те, кто, стремясь к насыщению, преследуют друг

друга, охотятся друг за другом, поедают друг друга;

арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая

случайность и хаос без начала и конца.
Но волчонок не умел мыслить, как человек, и не обла¬

дал способностью к обобщениям. Поставив себе какую-

нибудь одну цель, он только о ней и думал, только ее
350

одной и добивался. Кроме закона добычи, в жизни вол¬

чонка было множество других, менее важных законов,

которые все же следовало изучить и, изучив, повино¬

вался им. Мир был полон неожиданностей. Жизнь, иг¬

рающая в волчонке, силы, управляющие его телом, слу¬

жили ему неиссякаемым источником! счастья. Погоня за

добычей заставляла его дрожать от наслаждения. Ярость

и битвы приносили с собой одно удовольствие. И даже

ужасы и тайны неизвестного помогали ему жить.
Кроме этого, в жизни было много других приятных

ощущений. Полный желудок, ленивая дремота на сол¬

нышке — все это служило волчонку наградой за его рве¬

ние и труды, а рвение и труды сами по себе доставляли

ему радость. И волчонок жил в ладу с окружающей его

враждебной средой. Он был полон сил, он был счастлив

и гордился собой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ТВОРЦЫ ОГНЯ
Волчонок наткнулся на это совершенно неожиданно.

Все произошло по его вине. Осторожность — вот что

было забыто. Он вышел из пещеры и побежал к ручью

напиться. Причиной его оплошности, возможно, было

еще и то, что ему хотелось спать. (Вся ночь прошла на

охоте, и волчонок только что проснулся.) Но ведь дорога

к ручью была ему так хорошо знакома! Он столько раз

бегал по ней, и до сих пор все сходило благополучно.
Волчонок спустился по тропинке к засохшей сосне,

пересек полянку и побежал между деревьями. И вдруг

он одновременно увидел и почуял что-то незнакомое. Пе¬

ред ним молча сидели на корточках пять живых су¬

ществ,— таких ему еще не приходилось видеть. Это бы-

ла первая встреча волчонка с людьми. Но люди не вско¬

чили, не оскалили зубов и не зарычали на него. Они не

двигались и продолжали сидеть на корточках, храня зло¬

вещее мюлчание.
Не двигался и волчонок. Повинуясь инстинкту, он, не

раздумывая, кинулся бы бежать от них, но впервые за

всю его жизнь в нем внезапно возникло другое, совер¬

шенно противоположное чувство: волчонка объял трепет.

Сознание собственной слабости и ничтожества лишило

его способности двигаться. Перед ним были власть и си¬

ла, неведом1ые ему до сих пор.
Волчонок никогда еще не видел человека, но инстинк¬

тивно понял все его могущество. Где-то в глубине его

сознания возникла уверенность, что это живое суще¬
352

ство отвоевало себе право первенства у всех остальных

обитателей .Северной глуши. На человека сейчас смот¬

рела не одна пара глаз — на него уставились глаза всех

предков волчо-нка, круживших в темноте около бесчис¬

ленных зимних стоянок, приглядывавшихся издали, из-

за густых зарослей, к странному двуногому существу,-ко¬

торое стало властителем! над всеми другими живыми

существами. Волчонок очутился в плену у своих пред¬

ков, в плену благоговейного страха, рожденного вековой

борьбой и опытом, накопленным поколениями. Это на¬

следие подавило волка, который был всего-навсего вол¬

чонком. Будь он постарше, он бы убежал. Но сейчас он

припал к земле, скованный страхом и готовый изъявить

ту покорность, с которой его отдаленный предок шел

к человеку, чтобы погреться у разведенного им костра.
.Один из индейцев встал, подошел к волчонку и на¬

гнулся над ним. Волчонок еще нил^е припал к земле.

Неизвестное обрело наконец плоть и кровь, приблизи¬

лось к нему и протянуло руку, собираясь схватить его.

Шерсть у волчонка поднялась дыбом, губы дрогнули,

обнажив маленькие клыки. Рука, нависшая над ним, на

М1инуту Задержалась, и человек сказал со CMexoMi:
" — Вабам вабиска ип пит та! (Смотрите! Какие бе¬

лые клики!)
Остальные громко рассмеялись и стали подзадори¬

вать индейца, чтобы он взял волчонка. Рука опуска¬

лась все ниже и ниже, а в волчонке бушевали два ин¬

стинкта: один внушал, что надо покориться, другой тол¬

кал на бор1ьбу. В конце концов волчонок пошел на сдел¬

ку с самим собой. Он послушался обоих инстинктов:

покорялся до тех пор, пока рука не коснулась его, а по¬

том решил бороться и схватил ее зубами. И сейчас же

вслед за тем удар по голове свалил его на бок. Всякая

охота бороться пропала. Волчонок превратился в по¬

корного щенка, сел на задние лапы и заскулил. Но че¬

ловек, которого он укусил за руку, рассердился. Волчо¬

нок получил второй удар по голове и, поднявшись на но¬

ги, заскулил еще громче прежнего.
Индейцы рассхмеялись, и даже тот, с укушенной ру¬

кой, присоединился к их смеху. Все еще смеясь, они

окружили волчонка, продолжавшего выть от боли и

ужаса.
23.	Джек Лондон. Т. IV.	353

и вдруг он насторожился. Индейцы тоже насторо¬

жились. Волчонок узнал этот голос и, издав последний

протяжный вопль, в котором звучало скорее торжество,

чем горе, смолк, и стал ждать появления матери — своей

неустрашимой, свирепой матери, которая умела сражать¬

ся с противниками, умела убивать их и никогда ни пе¬

ред кем не трусила. Волчица приближалась с громким

рычанием: она услыхала крики своего детеныша и бе¬

жала к нему на помощь.
Волчица бросилась к людям. Разъяренная, готовая на

все, она являла собой малоприятное зрелище, но вол¬

чонка ее спасительный гнев только обрадовал.
Он взвизгнул от счастья и кинулся ей навстречу, а

люди быстро отступили на несколько шагов назад. Вол¬

чица стала между своим детенышем и людьми. Шерсть

на ней поднялась дыбом, в горле клокотало яростное ры¬

чание, губы и нос судорожно подергивались.
И вдруг один из индейцев крикнул:
—	Кичи!
В этом возгласе слышалось удивление.
Волчонок почувствовал, как мать съежилась при зву¬

ке человеческого голоса.
—	Кичи!—снова крикнул индеец, на этот раз рез¬

ко и повелительно.
И тогда волчонок увидел, как волчица, его бесстраш¬

ная мать, припала к земле, коснувшись ее брюхом, и за¬

виляла хвостом, повизги<вая и прося мира. Волчонок

ничего не понял. Его охватил ужас. Он снова затрепетал .

перед человеком. Инстинкт говорил ему правду. И мать

подтвердила это. Она тоже выражала покорность лю¬

дям.
Человек, сказавший «Кичи», подошел к волчице. Он

положил ей руку на голову, и волчица еще ниже при¬

пала к земле. Она не укусила его, да и не собиралась

этого делать. Те четверо тоже подошли к ней, стали

ощупывать и гладить ее, но она не протестовала. Вол¬

чонок не сводил глаз с людей. Их рты издавали гром¬

кие звуки. В этих звуках не было ничего угрожающе¬

го. Волчонок прижался к матери-и решил смириться, но

шерсть у него на спине все-таки стояла дыбом.
—	Что же тут удивительного? — заговорил один из

индейцев.— Отец у нее был волк, а мать собака. Ведь
354

брат мой привязывал ее весной на три ночи в лесу! Зна¬

чит, отец Кичи был Волк.
—	С тех пор как Кичи убежала, Серый Бобр, про¬

шел целый год,— сказал другой индеец.
—	И тут нет ничего удивительного. Язык Лосося,—

ответил Серый Бобр.— Тогда был голод, и собакам не

хватало мяса.
—	Она жила среди волков,— сказал третий индеец.
—	Ты прав, Три Орла,— усмехнулся Серый Бобр,

дотронувшись до волчонка,— и вот доказательство твоей

правоты.
Почувствовав прикосновение человеческой руки, вол¬

чонок глухо зарычал, и рука отдернулась назад, гото¬

вясь ударить его. Тогда он спрятал клыки и покорно

приник к зем1ле, а рука снова опустилась и стала поче¬

сывать у него за ухом и гладить его по спине.
—	Вот доказательство твоей правоты,— повторил Се¬

рый Бобр.— Кичи — его мать. Но отец у него был волк.

Поэтому собачьего в нем мало, а волчьего много. У него

белые клыки, и я дам1 ему кличку Белый Клык. Я сказал.

Это моя собака. Разве Кичи не принадлежала моему

брату? И разве брат мой не умер?
Волчонок, получивший имя, лежал и слушал. Люди

П|)одолжали говорить. Потом Серый Бобр вынул нож из

ножен, висевших у него на шее, подошел к кусту и вы¬

резал палку. Белый Клык наблюдал за ним. Серый Бобр

сделал на обоих концах палки по зарубке и обвязал во¬

круг них рем1ни из сыромятной кожи. Один ремень он

надел на шею Кичи, подвел ее к невысокой сосне и при¬

вязал второй ремень к дереву.
Белый Клык пошел за матерью и улегся рядом с ней.

Язык Лосося протянул к волчонку руку и опрокинул его

на спину. Кичи испуганно смотрела на них. Белый Клык

почувствовал, как страх снова охватывает его. Он не

удержался и зарычал, но кусаться уже не посмел. Ру¬

ка с растопыренными крючковатыми пальцами стала

почесывать ему живот и перекатывать с бока на бок.

Лежать на спине с задранными вверх ногам)и было глу¬

по и унизительно. Кроме того. Белый Клык чувствовал

себя совершенно беспомощным, и все его существо вос¬

ставало против такого унижения. Но что тут поде¬

лаешь? Е.СЛИ этот человек захочет причинить ему боль,
355

он в его власти. Разве можно отскочить в сторону, когда

все четыре ноги болтаются в воздухе? И все-таки покор¬

ность взяла верх над страхом, и Белый Клык ограничил¬

ся тихим рычанием. Рычания он не смог подавить, но че¬

ловек не рассердился и не ударил его по голове. И, как

это ни странно, Белый Клык испытывал какое-то необъ¬

яснимое удовольствие, когда рука человека гладила, его

по шерсти взад и вперед. Перевернувшись на бок, он

перестал рычать. Пальцы начали скрести и почесывать

у него за ухом, и от этого приятное ощущение только

усилилось. И когда наконец человек погладил его в по¬

следний раз и отошел, Белый Клык окончательно при¬

ободрился. Ему предстояло еще не один раз испытать

страх перед человеком, но дружеские отношения между

ними зародились в эти минуты.
Спустя немного Белый Клык услышал приближе¬

ние каких-то странных звуков. Он быстро догадался, что

звуки эти исходят от людей. На тропинку вереницей

вышло все индейское племя, перекочевывавшее на новое

место. Их было человек сорок — мужчин, женщин, детей,

сгибавшихся под тяжестью лагерного скарба. С ними шло

М1НОГО собак; и все собаки, кроме щенят, тоже были на¬

гружены разной поклажей. Каждая собака несла на

спине мешок с вещами фунтов в двадцать — тридцать

весом.
Белый Клык никогда еще не видал собак, но сразу

почувствовал, что они мало чем» отличаются от его соб¬

ственной породы. Учуяв волчонка и его мать, собаки

сейчас же доказали, как незначительна эта разница.

Началась свалка. Весь ощетинившись. Белый Клык ры¬

чал и огрызался на окружившие его со всех сторон раз¬

верстые собачьи пасти; собаки повалили волчонка, но он

не переставал кусать и рвать их за ноги и за брюхо, чув¬

ствуя в то же врехмя, как собачьи зубы впиваются ему в

тело. Поднялся оглушительный лай. Волчонок слы¬

шал рычание Кичи, рванувшейся ему на подмогу, слы¬

шал крики людей, удары палок и визг собак, которым

доставались эти удары.
Через несколько секунд волчонок снова был на ногах.

Он увидел, что люди отгоняют собак палками и камня¬

ми, защищая, спасая его от свирепых клыков этих су¬

ществ, которые все же чем-то отличались от волчьей по-
356

роды, и хотя волчонок не мог ясно представить себе та¬

кого отвлеченного понятия, как справедливое возмездие,

тем не менее он по-своему почувствовал справедливость

человека и признал в нем существо, которое устанавли¬

вает закон и следит за его выполнением. Оценил он так¬

же способ, которым люди заставляют подчиняться сво¬

им законам. Они не кусались и не пускали в ход когтей,

как все прочие звери, а использовали силы неживых

предметов. Неживые предметы подчинялись их воле:

камни и палки, брошенные этими странными существа¬

ми, летали по воздуху, как живые, и наносили собакам

чувствительные удары.
Власть эта казалась Белому Клыку необычайной, бо¬

жественной властью, она выходила за пределы всего

М1ЫСлимого. Белый Клык по самой природе своей не мог

даже подозревать о существовании богов, в лучшем слу¬

чае он чувствовал, что есть вещи непостижимые. Но бла¬

гоговение и трепет, которые ему внушали люди, были

сродни тому благоговению и трепету, которые ощутил бы

человек при виде божества, мечущего с горной вершины

молнии на землю.
Но вот последняя собака отбежала в сторону, сума¬

тоха улеглась, и Белый Клык принялся зализывать ра¬

ны, размышляя о своем первом приобщении к стае и о

своем первом знакомстве с ее жестокостью. До сих пор

ему казалось, что вся их порода состоит из Одноглазо¬

го, матери и его самого. Они трое стояли особняком. Но

вдруг, совершенно внезапно, обнаружилось, что есть еще

миого других существ, принадлежащих, очевидно, к его

породе. И где-то в глубине сознания у волчонка появи¬

лось чувство обиды на своих собратьев, которые, едва

завидев его, воспылали к нему смертельной ненавистью.

Кроме того, он негодовал, что мать привязали к палке,

хотя это и было сделано руками высшего существа.

Тут попахивало капканом, неволей. Но что волчонок мог

знать о капкане, о неволе? Свободу бродить, бегать, ле¬

жать, когда заблагорассудится, он унаследовал от пред¬

ков. Теперь движения волчицы ограничивались длиной

палки, и та же самая палка ограничивала и движения

волчонка, потому что он еще не мог обойтись без матери.
Волчонку это не нравилось, и когда люди поднялись

и отправились в путь, он окончательно остался недово¬
357

лен такими порядками, потому что какое-то маленькое

человеческое существо взяло в руки палку, к которой бы¬

ла привязана Кичи, и повело ее за собой, как пленницу,

а за Кичи побрел и Белый Клык, очень смущенный и

обеспокоенный всем происходящим.
Они отправились вниз по речной долине, гораздо

дальше тех мест, куда заходил в своих скитаниях Бе¬

лый Клык, и дошли до самого конца ее, где речка впа¬

дала в Маккензи. На берегу стояли пироги, поднятые

на высокие шесты, лежали решетки для сушки рыбы.

Индейцы разбили здесь стоянку. Белый Клык с удивле¬

нием» осматривался вокруг себя. Могущество людей росло

с каждой минутой. Он уже убедился в их власти над

свирепыми собаками. Эта власть говорила о силе. Но

еще больше изумляла Белого Клыка власть людей над

неживыми предметам1И, их способность изменять лицо

мира. Это было самое поразительное. Вот люди уста¬

новили шесты для вигвамов; тут, собственно, не было ни¬

чего примечательного,— это делали те же самые люди,

которые умели бросать кам1ни и палки. Однако, когда ше¬

сты обтянули кожей и парусиной и они стали вигвамами,

Белый Клык окончательно растерялся.
Больше всего его поражали огромные размеры вигва¬

мов. Они росли повсюду с чудовищной быстротой, слов¬

но какие-то живые существа. Они занимали почти

все поле зрения. Он боялся их. Вигвамы зловеще маячи¬

ли в вышине, и когда ветер пробегал по стоянке, вздувая

на них парусину и кожу. Белый Клык в страхе припа¬

дал к земле, не сводя глаз с этих громад и готовясь от¬

скочить в сторону, как только они начнут валиться на

него.
Но скоро Белый Клык привык к вигвамам. Он видел,

что женщины и дети входят и выходят оттуда без вся¬

кого вреда для себя, что собакам тоже хочется проник-

Н)прь внутрь, но люди прогоняют их с бранью и швыряют

камни им вслед. К концу дня Белый Клык оставил Кичи

и осторожно подполз к ближайшему вигваму. Его

подстрекала любознательность — потребность учиться

жить, действовав и набираться опыта. Последние не¬

сколько шагов, отделявших его от стены вигвама. Белый

Клык полз мучительно долго и осторожно. События это¬

го дня уже подготовили его к тому, что неизвестное
358

имеет склонность проявлятть себя самым неожиданным,

самым невероятным! образом. Наконец его нос коснул¬

ся парусины. Белый Клык ждал, что будет. Ничего... все

обошлось благополучно. Тогда он понюхал это страш¬

ное вещество, пропитанное запахом человека, взял его

зубами и слегка потянул к себе. Опять все обошлось бла¬

гополучно, хотя парусиновая стена и дрогнула. Он по¬

тянул еще раз. Стена заколыхалась. Ему это очень по¬

нравилось. Он тянул все сильнее и сильнее, пока вся сте¬

на не пришла в движение. Тогда в вигваме послышался

резкий окрик индианки, и Белый Клык опрометью бро¬

сился к Кичи. Но с тех пор он перестал бояться высоких

вигвамюв.
Не прошло и пяти минут, как Белый Клык снова убе¬

жал от матери. Она была привязана к колышку, вбитому

в землюу и не могла пойти за своим детенышем. К вол¬

чонку с воинственным видом приближался щенок го¬

раздо старше и крупнее его. Щенка звали Лип-Лип, как

это узнал позднее Белый Клык. Он уже был искушен

в боях и слыл большим забиякой среди своих со¬

братьев.
Белый Клык признал в щенке существо своей поро¬

ды, к тому же на вид совсем неопасное, и, не ожидая

от него никаких враждебных действий, приготовился ока¬

зать ему дружеский прием». Но как только незнакомец

оскалил зубы и весь подобрался. Белый Клык тоже по¬

добрался и тоже оскалил зубы. Ощетинившись и гроз¬

но рыча, волчонок и щенок стали кружить друг за дру¬

гом, готовые ко всему. Это продолжалось довольно дол¬

го, и Белому Клыку такая игра начинала нравиться.

И вдруг Лип-Лип сделал стремительный прыжок, рва¬

нул волчонка зубами и отскочил в сторону. Укус при¬

шелся как раз в то плечо, которое все еще болело у Бе¬

лого Клыка после схватки с рысью, болело глубоко,

около самой кости. Белый Клык взвыл от неожиданно¬

сти и боли, но тут же с яростью кинулся на Лип-Липа

и впидся в_аегодубами.
Но Лип-Лип недаром родился в индейском поселке

и недаром участвовал в стольких драках со щенками.

Новичку пришлось плохо от его мелких острых зубов, и

он с ВИЗГОМ! постыдно бежал под защиту матери. Это

была первая схватка Белого Клыка с. Лип-Липом, и та¬
359

ких- схваток им предстояло много, потому что они с пер¬

вой же встречи почувствовали глубокую врожденную не¬

нависть друг к другу, которая приводила к непрестан¬

ным столкновениям.
Кичи ласково облизывала своего детеныша и стара¬

лась удержать его около себя, но любопытство Белого

Клыка было ненасытно. Несколько минут спустя он сно¬

ва отправился на разведку и натолкнулся на человека,

которого звали Серым Бобром. Присев на корточки, Се¬

рый Бобр делал что-то с сухим мохом и палками, разло¬

женными возле него на зем>ле. Белый Клык подошел

поближе и стал наблюдать за ним. Серый Бобр издал

какие-то звуки, в которых, как показалось Белому Клы¬

ку, не было ничего враждебного, и он подошел еще

ближе.
Женщины и дети подносили Серому Бобру палки и

сучья. По-видимому, готовилось что-то интересное. Лю¬

бопытство Белого Клыка так разгорелось, что он по¬

дошел к Серому Бобру вплотную, забыв, что перед

ним находится грозное человеческое существо. И вдруг

он увидел, что из-под рук Серого Бобра над сучьями

и мохом поднихмается что-то странное, похожее ,на ту¬

ман. Потом из этого тумана, крутясь я извиваясь, воз¬

никло что-то живое, красное, как солнце в небе. Белый

Клык не подозревал о существовании огня. Но огонь

притягивал его к себе, как когда-то в пещере в дни

младенчества его притягивал свет. Он подполз побли¬

же, услышал над собой смех Серого Бобра и понял, что

и в этих звуках нет ничего враждебного. Потом Белый

Клык коснулся пламени носом и одновременно высунул

язык.
В первую секунду он оцепенел. Притаившись среди

сучьев и моха, неизвестное вцепилось ему в нос. Белый

Клык отпрянул от огня, разразившись отчаянным виз¬

гом. Услышав этот визг, Кичи с рычанием рванулась впе¬

ред, насколько позволяла палка, и заметалась в бес¬

сильной ярости, чувствуя, что не может помочь сыну.

Но Серый Бобр смеялся, хлопая себя по бедрам, и рас¬

сказывал всем о случившемся, и все тоже громко смея¬

лись. А Белый Клык, усевшись на задние лапы, визжал

и визжал и казался таким маленьким и жалким среди

окружающих его Людей.
360

Это была самая сильная боль, какую ему пришлось

испытать. Живое существо, возникшее под руками Се¬

рого Бобра и похожее цветом на солнце, обожгло ему

нос и язык. Белый Клык скулил, скулил не переставая,

и каждый его вопль люди встречали новым взрывом

смеха. Он попробовал лизнуть нос, но прикосновение обо¬

жженного языка к обожженном>у носу только усили¬

ло боль, и он завыл еще отчаянней, еще тоскливей.
А потом ем1у стало стыдно. Он понял, почему люди

смеются. Нам не дано знать, каким образом некоторые

животные понимают, что такое смех, и догадываются,

что мы смеемся над ним‘и. Вот это и произошло с Бе¬

лым Клыком, и ему стало стыдно, когда люди подняли

его на смех. Он повернулся и убежал, но убежать его

заставила не боль от ожогов, а смех, потому что смех про¬

никал глубже и ранил сильнее, чем огонь. Белый Клык

кинулся к матери, бесновавшейся на привязи, к един-

ственному в мире существу, которое не смеялось над ним.
Наступили сумерки, вслед за hhmih пришла ночь, а

Белый Клык не отходил от Кичи. Нос и язык у него по-

прежнему болели, но ему не давало успокоиться дру¬

гое, еще более сильное чувство. Его охватила тоска. Он

ощущал какую-то пустоту в себе, он томился по тишине

и М1иру, царившим у ручья и в родной пещере. Жизнь ста¬

ла слишком беспокойной. Тут было слишком много че¬

ловеческих существ — мужчин, женщин, детей,— все они

шумели и раздражали его. Собаки непрестанно ссори¬

лись, рычали, грызлись. Спокойное одиночество, которое

он знал раньше, кончилось. Здесь даже самый воздух

был насыщен жизнью. Она жужжала и гудела вокруг

Белого Клыка, не умолкая ни на минуту. Новые звуки

смущали и тревожили его, заставляя все время ждать

новых событий.
Белый Клык наблюдал за людьми, которые ходили

между вигвамами, исчезали, снова появлялись. Подоб¬

но тому как человек взирает на нм же сотворенных бо¬

гов, Белый Клык взирал на окружающих его людей. Они

были для него высшими существами. Он видел во всех

их деяниях ту же чудотворную силу, которой человек

наделяет бога. Они обладали непостижимым, безгра¬

ничным могуществом. Они были властелинами живого и

неживого м.ира; они держали в повиновении все, что спо-
361

собно двигаться, и сообщали движение неподвижным ве¬

щам; из сухого моха и палок они творили жизнь, кото¬

рая больно жгла и цветом своим напом1Инала солнце.

Они творили огонь! Они были боги!
ГЛАВА ВТОРАЯ
НЕВОЛЯ
Каждый новый день приносил Белому Клыку что-

нибудь новое. Пока мать сидела на привязи, он бегал по

всему поселку, исследуя, изучая его и набираясь опыта.

Он быстро ознакомился с повадками человеческих су¬

ществ, но такое близкое знакомство не вызвало в нем

пренебрежения к ним. Чем1 больше он узнавал людей,

тем1 больше убеждался в их могуществе.
Человек испытывает душевную боль, когда его бо¬

гов ниспровергают и когда алтари, воздвигнутые его ру¬

ками, рушатся, но волку и дикой собаке такая боль не¬

ведома. В противоположность человеку, боги которого —

это легкая дымка мечты, никогда не обретающая реаль¬

ности, это призраки, наделенные добротой и силой, это

взлеты его я в царство духа,— в противоположность че¬

ловеку волк и дикая собака, пригревшиеся у разведенно¬

го человеком костра, видят, что их боги облечены в плоть

и кровь, что они осязаемы, занимают определенное ме¬

сто в пространстве и добиваются своих целей, оправды¬

вают свое назначение в жизни, подчиняясь закону вре¬

мени. Вера в таких богов дается легко, ее ничто не может

поколебать. От такого бога никуда не уйдешь. Вот он

стоит во весь рост, с палкой в руке — всесильный, гнев¬

ный и добрый. В нем1 тайна и могущество, облеченные

плотью, которая истекает кровью, когда ее рвут, и кото¬

рая на вкус ничем не хуже любого другого мяса.
Так было и с Белым Клыком. Человеческие сущест¬

ва казались ему богами, несомненными и вездесущи¬

ми богами. И он покорился им», так же как покорилась

его. мать Кичи, едва только она услтяшала свое имя из

их уст. Он уступал им дорогу. Когда они подзывали

его —он подходил, когда прогоняли прочь — поспешно

убегал, когда грозили — припадал к земле, потому что

за каждым их желанием была сила, которая проявлялась
362

при помощи кулака и палки, летающих по воздуху кам¬

ней и обжигающих болью ударов бича.
Белый Клык принадлежал людям, как принадлежа¬

ли им все собаки. Его поступки зависели от их велений.

Его тело они вол1Ьны были искалечить, растоптать или

пощадить. Этот урок Белый Клык запомнил быстро, но

дался он ему не легко,— слишком многое в его натуре

восставало против того, с чем ему приходилось сталки¬

ваться на каждом шагу. И вместе с тем незаметно для

самого себя Белый Клык начинал постигать прелесть

новой жизни, хотя привыкать к ней было и трудно и не¬

приятно. Он отдал свою судьбу в чужие руки и снял с

себя всякую ответственность за собственное существо¬

вание. Уже одно это служило ему наградой, потому что

опираться на другого всегда легче, чем стоять одному.
Но все это случилось не сразу — за один день нельзя

отдаться человеку и душой и телом. Белый Клык не мог

отречься от наследия предков, не мог забыть Северную

глушь. Бывали дни, когда он выходил на опушку леса

и стоял там», прислушиваясь к зовам, влекущим его вдаль.

И с таких прогулок он возвращался беспокойный, встре¬

воженный, жалобно и тихо повизгивая, ложился ря¬

дом с Кичи и лизал ей морду своим быстрым пытливым

язычком.
Белый Клык быстро изучил жизнь индейского посел¬

ка. Он узнал, как несправедливы и жадны взрослые со¬

баки при раздаче мяса и рыбы. Убедился, что мужчины

справедливы, дети жестоки, а женщины добры и от них

скорее, чем от других, можно получить кусок мяса или

кость. А после двух или трех стычек с матерями щенят

Белый Клык понял, что с этими фуриями лучше не свя¬

зываться,— чем1 дальше от них держаться, тем будет

спокойнее.
Но больше всех ему отравлял жизнь Лип-Лип. Он

был старше и сильнее его. Белый Клык не избегал драк

с НИМ), но всегда терпел поражение. Такой противник был

ем1у не по силам. Лип-Лип преследовал свою жертву всю¬

ду. Стоило Белому Клыку отойти от матери, и забияка

был тут как тут, ходил за ним» по пятам, рычал, привя¬

зывался к нем)у и, если людей поблизости не было, лез в

драку. Эти стычки доставляли Лип-Липу громадное удо¬

вольствие, потому что он всегда выходил из них победи¬
363

телем. Но то, что было для Лип-Липа самым большим

наслаждением в жизни, приносило Белому Клыку лишь

одни страдания.
Однако запугать Белого Клыка было не так легко.

Он терпел поражение за поражением, но не смирялся.

И все-таки эта вечная вражда начинала сказываться

на нем. Он стал злобным и угрюмым. Свирепость была

свойственна ему как волку, а бесконечные преследования

еще больше ожесточали его. То добродушное, веселое,

юное, что было в нем, не находило себе выхода. Он ни¬

когда не играл и не возился со своими сверстниками:

Лип-Лип не допускал этого. Стоило Белому Клыку по¬

явиться среди щенят, как Лип-Лип подлетал к нему, за¬

тевал ссору и в конце концов прогонял его прочь.
Вскоре почти все щенячье, что было в Белом Клыке,

исчезло, и он стал казаться гораздо старше своего воз¬

раста. Лишенный возможности давать выход своей энер¬

гии в игре, он ушел в себя и стал развиваться умствен¬

но. В нем появилась хитрость, а времени, чтобы обду¬

мать свои проделки, у него было достаточно. Так как ему

мешали получать свою долю мяса и рыбы во время общей

кормежки собак, он сделался ловким вором. Приходи¬

лось самому заботиться о себе, и Белый Клык ухитрял¬

ся промышлять еду так искусно, что стал настоящим би¬

чом для индианок. Он шнырял по всему поселку, знал,

где что происходит, все видел и слышал, применялся к

обстоятельствам и всячески избегал встреч со своим

заклятым врагом.
Еще в первые дни своей жизни в поселке Белый

Клык сыграл злую шутку с Лип-Липом и вкусил сла¬

дость мести. Он заманил его прямо в пасть свирепой

Кичи примерно тем же способом, каким она когда-то за¬

манивала собак и уводила их от людской стоянки на

съедение волкам. Спасаясь от Лип-Липа, Белый Клык

побежал не напрямик, а стал , кружить между вигвама¬

ми. Бегал он хорошо, быстрее любого щенка его воз¬

раста и быстрее самюго Лип-Липа. Но на этот раз он

не особенно торопился и подпустил своего преследовате¬

ля на расстояние всего только одного прыжка от себя.
Возбужденный погоней и близостью жертвы, Лип-

Лип оставил всякую осторожность и забыл, где нахо¬

дится. Когда он вспомнил об этом, было уже поздно.
364

На всем бегу обогнув вигвам, он с размаху налетел

прямо на Кичи, лежавшую на привязи. Лип-Лип взвыл

от ужаса. Хоть Кичи и была привязана, но отделать¬

ся от нее оказалось не так-то легко. Она сбила его с

ног, чтобы он не мог убежать, и впилась в него зубами.
Откатившись наконец от волчицы в сторону, Лип-

Лип с трудом! поднялся, весь взлохмаченный, побитый

и телесно и морально. Шерсть на нем торчала клочьями

в тех местах, где по ней прошлись зубы Кичи. Он рас¬

крыл пасть и разразился протяжным, душераздираю¬

щим щенячьим воем. Но Белый Клык не дал ему даже

повыть как следует. Он кинулся на своего врага и рва¬

нул его за заднюю ногу. Куда девалась былая воинствен¬

ность щенка! Лип-Лип пустился наутек, а его жертва

гналась за ним по пятам и не отстала до тех пор, пока

ее мучитель не добежал до своего вигвама. Тут на вы¬

ручку Лип-Липу подоспели индианки, и Белый Клык,

превратившийся в разъяренного дьявола, отступил толь¬

ко под градом! сыпавшихся на него камней.
Настал день, когда Серый Бобр отвязал Кичи, ре¬

шив, что теперь она уже не убежит. Белый Клык лико¬

вал, видя мать на свободе. Он с радостью отправил¬

ся бродить с ней по всему поселку, и, пока Кичи была

близко, Лип-Лип держался от Белого Клыка на почти¬

тельном расстоянии. Белый Клык даже ощетинивался

и подходил к нему с воинственным видом, но Лип-Лип

не принимал вызова. Он был неглуп и. решил подо¬

ждать с отмщением до тех пор, пока не встретится с Бе¬

лым Клыком один на один.
В тот же день Кичи и Белый Клык вышли на опуш¬

ку леса неподалеку от поселка. Белый Клык постепен¬

но, шаг за шагом, уводил туда мать, и, когда она оста¬

новилась на опушке, он попробовал завлечь ее даль¬

ше. Ручей, логовище и спокойный лес манили к себе Бе-

го Клыка, и ем1у хотелось, чтобы мать ушла вместе с

ним. Он отбежал на несколько шагов, остановился и по¬

смотрел на нее. Она стояла не двигаясь. Белый Клык

жалобно заскулил и, играя, стал бегать среди кустов,

потом вернулся, лизнул мать в морду и снова отбежал.

Но она продолжала стоять на месте. Белый Кльж смот¬

рел на нее, и казалось, что настойчивость и нетерпе¬

ние вселились вдруг в волчонка и затем медленно по¬
365

кинули его, когда Кичи повернула голову и посмотрела

на поселок.
Дал1Ь звала Белого Клыка. И лгать слышала этот зов.

Но еще яснее она слышала зов огня и человека, зов,

на который из всех зверей откликается только волк —

волк и дикая собака, ибо они братья.
Кичи повернулась и медленно, рысцой побежала

обратно. Поселок держал ее в своей власти крепче вся¬

кой привязи. Невидимыми, таинственными путями боги

завладели волчицей и не отпускали ее от себя. Белый

Клык сел в тени березы и тихо заскулил. Пахло сосной,

нежные лесные ароматы наполняли воздух, напоминая

Белому Клыку о прежней вольной жизни^ на смену ко¬

торой пришла неволя. Но Белый Кльпс был всего-навсего

щенком, и зов матери доносился до него яснее, чем зов

Северной глуши или человека. Он привык полагаться на

нее во всем!. Независимость была еще впереди. Белый

Клык встал и грустно поплелся в поселок, но по дороге

раза два остановился и поскулил, прислушиваясь к зо¬

ву, кото]рый все еще Летел из лесной чащи.
В Северной глуши мать и детеныш недолго живут

друг подле друга, но люди часто сокращают и этот ко¬

роткий срок. Так было и с Бельш Клыком. Серый Бобр

задолжал другому индейцу, которого звали Три Орла.

А Три Орла уходил вверх по реке Маккензи на Большое

Невольничье озеро. Кусок красной материи, медвежья

шкура, двадцать патронов и Кичи пошли р уплату долга.

Белый Клык увидел, как Три Орла взял его мать к себе

в пирогу, и хотел последовать за ней. Ударом кулака

Три Орла отбросил его обратно на берег. Пирога отча¬

лила. Белый Клык прыгнул в воду и поплыл за ней, не

обращая внимания на крики Серого Бобра. Белый Клык

не внял даже голосу человека—так боялся он разлу¬

ки с матер1ью.
Но боги привыкли, чтобы им повиновались, и разгне¬

ванный Серый Бобр, спустив на воду пирогу, поплыл вдо¬

гонку за Белым Клыком. Настигнув бегЛеца, он выта¬

щил его за загривок из воды и, держа в левой руке,

задал ему хорошую трепку. Белом)у Клыку попало как

следует. Рука у индейца была тяжелая, удары были рас¬

считаны точно и сыпались один за другим.
Под градом этих ударов Белый Клык болтался из
366

стороны в сторону, как испортившийся маятник. Самые

разнообразные чувства волновали его. Сначала он уди¬

вился, потом на него напал страх, и он начал взвизги¬

вать от каждого удара. Но страх вскоре сменился злобой.

Свободолюбивая натура заявила о себе — Белый Клык

оскалил зубы и бесстрашно зарычал прямо в лицо раз¬

гневанному божеству. Божество разгневалось еще боль¬

ше. Удары посыпались чаще, стали тяжелее и больнее.
Серый Бобр не переставал бить Белого Клыка, Белый

Клык не переставал рычать. Но это не могло продол¬

жаться вечно, кто-то должен был уступить, и уступил

Белый Клык. Страх снова овладел им. В первый раз в

•жизни человек бил его по-настоящему. Случайные удары

палкой или камнем казались лаской по сравнению с тем,

что ему пришлось испьггать сейчас. Белый Клык сдал¬

ся и начал визжать и выть. Сначала он взвизгивал от

каждого удара, но скоро страх его перешел в ужас, и

визги сменились непрерывным воем, не совпадающим

с ритмом побоев. Наконец Серый Бобр опустил пра¬

вую руку. Белый Клык продолжал выть, повиснув в

воздухе, как тряпка. Хозяин, по-видимому, остался до¬

волен этим и швырнул его на дно пироги. Тем вре¬

менем пирогу отнесло вниз по течению. Серый Бобр

взялся за весло. Белый Клык мешал ему грести. Серый

Бобр злобно толкнул его ногой. В этот миг свободолю¬

бие снова дало себя знать в Белом Клыке, и он впился

зубами в ногу, обутую в мокасин.
Предыдущая трепка была ничто в сравнении с той,

которую ему пришлось вынести. Гнев Серого Бобра был

страшен, и Белого Клыка обуял ужас. На этот раз Се¬

рый Бобр пустил в ход тяжелое весло, и, когда Белый

Клык очутился на дне пироги, на всем1 его маленьком те¬

ле не было ни одного живого места. Серый Бобр еще раз

ударил его погой. Белый Клык не бросился на эту ногу.

Неволя преподала ему еще один урок: никогда, ни при

каких обстоятельствах, нельзя кусать бога—твоего хо¬

зяина и повелителя; тело бога священно, и зубы таких,

как Белый Клык, не смеют осквернять его. Это счита¬

лось, очевидно, самой страшной обидой, самым страш¬

ным проступком, за который не было ни пощады, ни

снисхождения.
Пирога причалила к берегу, но Белый Клык не ше¬
367

вельнулся и продолжал лежать, повизгивая и дожи¬

даясь, когда Серый Бобр изъявит ^вою волю. Серый Бобр

пожелал, чтобы Белый Клык вышел из пироги, и швыр¬

нул его на берег так, что тот со всего размаху ударился

^боком о землю. Дрожа всем телом, Белый Клык встал

и заскулил. Лип-Лип, который наблюдал за происходя¬

щим) с берега, кинулся, сшиб его с ног и впился в него зу¬

бами. Белый Клык был слишком беспомощен и не мог

защищаться; и ему бы несдобровать, если бы Серый

Бобр не ударил Лип-Липа ногой так, что тот взлетел вы¬

соко в воздух и шлепнулся на землю далеко от Белого

Клыка.
Такова была человеческая справедливость, и Белый

Клык, несмотря на боль и страх, не мог не почувствовать

признательности к человеку. Он послушно поплелся за

Серым Бобром через весь поселок к его вигваму. И с то¬

го дня Белый Клык запомнил, что право наказывать бо¬

ги оставляют за собой, а животных, подвластных им»,

этого права лишают.
В ту же ночь, когда в поселке все стихло. Белый Клык

вспомнил мать и загрустил. Но грустил он так rpoMiKo,

что разбудил Серого Бобра, и тот прибил его. После этого

в присутствии богов он тосковал молча и давал волю

своему горю тогда,' когда выходил один на опушку леса.
В эти дни Белый Клык мог бы внять голосу прошло¬

го, который звал его обратно к пещере и ручью, но па¬

мять о матери удерживала его на месте. Может быть,

она вернется в поселок, как возвращаются люди после

охоты. И Белый Клык оставался в неволе, поджидая

Кичи.
‘ Подневольная жизнь не так уж тяготила Белого Клы¬

ка. Многое в ней его интересовало. События в поселке

следовали одно за другим. Странным поступкам, кото¬

рые совершали боги, не было конца, а Белый Клык всегда

отличался любопытством. Кроме того, он научился ла¬

дить с Серым Бобром. Послушание, строгое, неукосни¬

тельное послушание требовалось от Белого Клыка; и,

усвоив это, он не вызывал гнева у людей и избегал

побоев.
А иногда случалось даже, что Серый Бобр сам1 швы¬

рял Белому Клыку кусок мяса и, пока тот ел, не подпус¬

кал к нему других собак. И такому куску не было цены.
368

Он рдин был почему-то дороже, чем десяток кусков, по¬

лученных из рук женщин. Серый Бобр ни разу не погла¬

дил и не приласкал Белого Клыка. И, может быть, его

тяжелый кулак, может быть, его справедливость и мо¬

гущество или все это вместе влияло на Белого Клыка,

но в нем начинала зарождаться привязанность к угрю¬

мому хозяину.
Какие-то предательские силы незаметно опутывали

Белого Клыка узами неволи, и действовали они так же

безошибочно, как палка или удар кулаком. Инстинкт, ко¬

торый издавна гонит волков к костру человека,- разви¬

вается быстро. Развивался он и в Белом Клыке. И хотя

его теперешняя жизнь была полна горестей, поселок

становился ему все дороже и дороже. Но сам он не

подозревал этого. Он чувствовал только тоску по Кичи,

надеялся на ее возвращение и жадно тянулся к преж¬

ней свободной жизни.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ОТШЕПЕНЕЦ
Лип-Лип до такой степени отравлял жизнь Белому

Клыку, что тот становился злее и свирепее, чем- это пола¬

галось ему от природы. Свирепость была свойственна

его нраву, но теперь она перешла всякие границы. Он

был известен своей злобой даже людям. Каждый раз,

когда в поселке слышался лай, собачья грызня или

женщины поднимали крик из-за украденного куска мя¬

са, никто не сомневался, что виновником» всего этого был

Белый Клык. Люди не старались разобраться в причинах

такого поведения. Они видели только следствия, и след¬

ствия эти были дурные. Белый Клык слыл пронырой,

вором и зачинщиком! всех драк; разгневанные индианки

обзывали его волком, предрекали ему плохой конец, а он,

слушая .все это, зорко следил за ними и каждую минуту

готов был увернуться от удара палкой или камнем.
Белый Клык чувствовал себя отщепенцем» среди оби¬

тателей поселка. Все молодые собаки следовали приме¬

ру Лип-Липа. Между ними и Белым Клыком) было ка-

кое-то различие. Может бьггь, собаки чуяли в нем другую

породу и питали к нему инстинктивную вражду, которая

всегда возникает между домашней собакой и волком*.
24.	Джек Лондон. Т. IV.	369

Как бы то ни было, но они присоединились к Лип-Липу.

И, объявив Белому Клыку войну, собаки имели достаточ¬

но поводов, чтобы не прекращать ее. Все они до одной

познакомились с его острыми зубами, и, надо отдать ему

справедливость, он воздавал своим врагам сторицей. Мно¬

гих собак он мог бы одолеть один на один, но такой воз¬

можности не представлялось. Начало каждой драки слу¬

жило сигналом для всех молодых собак, они сбегались

со всего поселка и набрасывались на Белого Клыка.
Вражда с собачьей сворой научила его двум) важ¬

ным вещам: отбиваться сразу от всей стаи и, имея дело

с одним противником, наносить ему возможно большее

количество ран в кратчайший срок. Не упасть, устоять

среди осаждающих его со всех сторон врагов — значи¬

ло сохранить жизнь, и Белый Клык постиг эту науку в

совершенстве. Он умел держаться на ногах не хуже кош¬

ки. Даже взрослые собаки могли сколько угодно теснить

его,— Белый Клык подавался назад, подскакивал,

ускользал в сторону, и все же ноги не изменяли ему и

твердо стояли на земле.
Перед каждой дракой собаки обычно соблюдают не¬

кий ритуал: рычат, прохаживаются друг перед дру¬

гом), шерсть у них встает дыбом. Белый Клык обходился

без этого. Всякая задержка грозила появлением! всей со¬

бачьей стаи. Дело надо делать быстро, а затем удирата.

И Белый Клык не показывал своих намерений. Он ки¬

дался в драку без всякого предупреждения и начинал

кусать и рвать своего противника, не дожидаюсь, пока

тот приготовится. Таким образом, он научился наносить

собакам тяжелые раны. Кроме того, Белый Клык понял,

что важно застать врага врасплох, надо напасть неожи¬

данно, распороть ему плечо, изорвать в клочья ухо, преж¬

де чем он 0П0М1НИТСЯ,— и тогда дело наполовину сделано.
Он убедился, что собаку, застигнутую врасплох, ни¬

чего не стоит сбить с ног, а тогда самое уязвимое место

у нее на шее будет незащищенным. Белый Клык знал,

где .находится это место. Знание это досталось ему по

наследству от многих поколений волков. И, нападая, он

придерживался такой, тактики: во-первых, подстерегал

собаку, когда она была одна; во-вторых, налетал на нее

неожиданно и сбивал с ног; и, в-третьих, вцеплялся ей

в горло.
370

Белый Клык был еще молод, и его неокрепшие че¬

люсти не могли наносить смертельных ударов, но все же

не один щенок бегал по поселку со следами его зубов

на шее. И как-то раз, поймав одного из своих врагов

на опушке леса, он все же ухитрился перекусить ему

горло и выпустил из него дух. В тот вечер поселок завол¬

новался. Его проделку заметили, весть о ней дошла до

хозяина издохшей собаки, женщины припомнили Бело¬

му Клыку все его кражи, и около жилища Серого Бобра

собралась толпа народу. Но он решительно закрыл

вход в вигвам, где отсиживался преступник, и отказал¬

ся выдать его своим соплеменникам!.
Белогх) Клыка возненавидели и люди и собаки. Он не

знал ни минуты покоя. Каждая собака скалила на него

зубы, каждый человек на него замахивался. Сородичи

встречали его рычанием, боги — проклятиями и камнями.

Он держался все время начеку, каждую минуту был

готов напасть, отразить нападение или увернуться от

удара. Он действовал стремительно и хладнокровно:

сверкнув клыками, кидался на противника или с гроз¬

ным рычанием отскакивал назад.
Что до рычания, то рычать он умел пострашнее со¬

бак— и старых и молодых. Цель рычания — предосте¬

речь или испугать врага; и надо хорошо разбираться в

том, когда и при каких обстоятельствах следует пускать

в ход такое средство. И Белый Клык знал это. В свое ры¬

чание он вкладывал всю ярость и злобу, все, чем толь¬

ко мог устрашить врага. Вздрагивающие ноздри, встав¬

шая дыбом шерсть, язык, красной змейкой извивающий¬

ся между зубам«и, прижатые уши, горящие ненавистью

глаза, подергивающиеся губы, оскаленные клыки за¬

ставляли призадуматься многих собак. Когда Белого

Клыка застигали врасплох, ему было достаточно секун¬

ды, чтобы обдумать план действий. Но часто пауза эта

затягивалась, противник отказывался от драки, и рыча¬

ние Белого Клыка сплошь и рядом давало ему возмож¬

ность отступить с почетом даже при стычках со взрослы¬

ми собаками.
Изгнав Белого Клыка из стаи, объявив ему войну,

молодые собаки тем самым поставили себя лицом к липу

с его злобой, ловкостью и силой. Дело обернулось так,

что теперь враги Белого Клыка и сами ни на шаг не мог¬
371

ли отойти от стаи. Он не допускал этого. Молодые собаки

каждую минуту ждали его нападения и не решались бе¬

гать поодиночке. Всем» им, за исключением Лип-Липа,

приходилось держаться стаей, чтобы общими усилиями

отбиваться от своего грозного противника. Отправляясь

в одиночестве к реке, щенок или шел на верную смерть,

или оглашал весь поселок пронзительным визгом, уле¬

петывая от выскочившего из засады волчонка.
Но Белый Клык продолжал мстить собакам» даже

после того, как они запомнили раз и навсегда, что им

надо держаться всем вместе. Он нападал на собак, за¬

ставая их поодиночке; они нападали на него всей сворой.

Стоило собакам завидеть Белого Клыка, как они друж¬

но кидались за hhmi в погоню, и в таких случаях его спа¬

сали только быстрые ноги. Но горе TOMiy псу, который,

увлекшись, обгонял своих товарищей! Белый Клык на

всем ходу поворачивался к преследователю, несущемуся

впереди стаи, и бросался на него. Это случалось ча¬

сто, потому что возбужденные погоней собаки забывали

обо всем на свете, а Белый Клык всегда сохранял хлад¬

нокровие. То и дело оглядываясь назад, он готов был в

любую минуту сделать на всем бегу крутой поворот и ки-

, нуться на слишком рьяного преследователя, отделивше¬

гося от своих товарищей.
В молодых собаках живет непреодолимая потреб¬

ность играть, и враги Белого Клыка удовлетворяли эту

потребность, превращая войну с ним в увлекательную

забаву. Охота за волчонком стала для них самым лю¬

би М1ЫМ развлечением — правда, развлечением не шуточ¬

ным и подчас смертельно опасным. А Белый Клык, с ко¬

торым никто из собак не мог сравниться быстротой ног,

в свою очередь, не останавливался перед риском. В те

дни, когда надежда на возвращение Кичи еще не поки¬

дала Белого Клыка, он часто заманивал собачью стаю в

соседний лес. Но собакам не удавалось догнать его там.

По тявканью и вою Белый Клык определял, где они на¬

ходятся; сам» же он бежал молча, тенью скользя между

деревьями, как это делали его отец и мать. Кроме того,

связь его с Северной* глуш1ью была теснее, чем у собак;

он лучше понимал все ее тайны и хитрости. Чаще всего

Белый Клык прибегал к такой уловке: переплывал ру¬

чей. запутывал свои следы и спокойно отлеживался где-
372

нибудь в лесных зарослях, прислушиваясь к лаю поте¬

рявших его преследов%1телей.
Вызывая и у своих собратьев и у людей только одну

ненависть и вечно враждуя со всеми, Белый Клык раз¬

вивался быстро, но односторонне. При такой жизни в

нем не могли зародиться ни добрые чувства, ни потреб¬

ность в ласке. Обо всем этом он не имел ни малейшего

понятия. Повинуйся сильному, угнетай слабого — вот за¬

кон, который руководил им. Серый Бобр — божество,

он наделен силой, поэтому Белый Клык повиновался

ему. Но собаки — те, которые моложе и меньше его ро¬

стом, слабы, и их надо уничтожать.
В Белом Клыке развивались все те качества, когорые

помогали ему противостоять опасности, часто грозившей

его жизни. Стальные мускулы выступали на его худом,

гибком теле, как веревки. В проворстве и хитрости с ним

не мог сравниться никто; он бегал быстрее, был беспо^

щадйее в драках, выносливее, злее, ожесточеннее и умнее

всех остальных собак. Белый Клык должен был стать та¬

ким*, иначе он не уцелел бы в той враждебной среде, в

которую привела его жизнь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
погоня ЗА БОГАМИ
Осенью, когда дни стали короче и в воздухе уже чув¬

ствовалось приближение холодов. Белому Клыку пред¬

ставился случай вырваться на свободу. Уже несколько

дней в поселке царила суматоха. Индейцы разбирали

летние вигвамы и готовились выйти на осеннюю охоту.

Белый Клык зорко следил за этими приготовлениями, и,

когда вигвамы были разобраны, а вещи погружены в пи¬

роги, он понял все. Пироги одна за другой начали отча-

ливатл> от берега, и часть их уже скрылась из виду.
Белый Клык решил остаться и при первой же воз¬

можности улизнул из поселка в лес. Переплыв ручей,

который уже затягивался льдом, он запутал свои сле¬

ды. Потом забрался поглубже в чащу и стал ждать. Вре¬

мя шло. Он успел несколько раз заснуть, проснуться и

снова заснуть. Его разбудил голос Серого Бобра. Потом

послышались и другие голоса — жены хозяина, прини-
373

мавшей участие в поисках, и Мит-Са — сына Серого

Бобра.
Белый Клык задрожал от страха, услышав свою клич¬

ку, но устоял и не вышел из лесу, хотя что-то подстре¬

кало его откликнуться на зов хозяина. Вскоре голоса

замерли вдали, и тогда он выбрался из кустарника, до-

В0Л1УНЫЙ, что побег удался. Наступали сумерки. Белый

Клык резвился между деревьями, радуясь свободе.

И вдруг его охватило чувство одиночества. Он сел, тре¬

вожно прислушиваясь к лесной тишине: ни звука, ни

движения... Это показалось ему подозрител1Ьным, его

подстерегала какая-то неведомая опасность. Он всмат¬

ривался в смутные очертания высоких деревьев, в густые

тени между ними, где мог притаиться любой враг.
Потом ему стало холодно. Теплой стены вигвама, око¬

ло которой он всегда грелся, здесь не было. Он сидел,

поочередно поджимая то одну, то другую переднюю ла¬

пу, потом прикрыл их своим пушистым» хвостом, и в эту

минуту перед ним пронеслось видение. В этом не бы¬

ло ничего странного: перед его глазами встали знако¬

мые картины. Он снова увидел поселок, вигвамы, пламя

костров. Он услышал пронзительные голоса женщин,

грубый бас мужской речи, лай собак. Белый Клык прого¬

лодался и вспомнил куски мяса и рыбы, которые ему

перепадали от людей. Но сейчас его окружала тишина,

сулившая не еду, а опасность.
Неволя изнежила Белого Клыка. Зависимость от лю«

дей лишила его части силы. Он разучился добывать себе

корм». Над ним спускалась ночь. Его зрение и слух, при¬

выкшие к шуму и движению поселка, к непрерывному

чередованию звуков и картин, не находили себе работы.

Ем»у нечего было делать, нечего слушать, не на что смот¬

реть. Он старался уловить хоть малейший шорох или дви¬

жение. В этом безмолвии и неподвижности природы

таилась какая-то страшная опасность.
И вдруг Белый Клык вздрогнул. Что-то громадное и

бесформенное пронеслось у него перед глазами. На зем¬

лю легла тень дерева, освещенного выглянувшей из-за

облаков луной. Успокоившись, он тихо заскулил, но,

вспомнив, что это может привлечь к нему притаившегося

где-нибудь врага, смолк.
Дерево, схваченное ночным морозом, громко скрип¬
374

нуло у него над головой. Белый Клык взвыл и, не чуя

под собой ног от ужаса, опрометью кинулся к поселку.

Он чувствовал непреодолимую потребность в людском

обществе, в защите, которую оно дает. В его ноздрях

стоял запах дыма от костров, в ушах звенели голоса и

крики. Он выбежал из лесу на залитую луной поляну,

где не было ни теней, ни мрака, но глаза его не увидели

знакомого поселка. Он забыл, что люди ушли оттуда.
Белый Клык остановился как вкопанный. Бежать бы¬

ло некуда. Он грустно бродил по опустевшему станови¬

щу, обнюхивая кучи мусора и хлама, оставленного бога¬

ми. Теперь его обрадовал бы даже камень, брошенный

какой-нибудь рассерженной женщиной, даже тяжелая

рука Серого Бобра, а Лип-Липа и всю рычащую, трус¬

ливую свору собак он встретил бы с восторгом.
Он побрел к тому месту, где стоял прежде вигвам Се¬

рого Бобра, сел посредине и поднял морду к луне. Спаз¬

мы сжимали ему горло; пасть у него раскрылась, и оди¬

ночество, страх, тоска по Кичи, все прошлые горести и

предчувствие грядущих невзгод и страданий — все это

вылилось в протяжном, тоскливом вое. Это был волчий

вой, впервые вырвавшийся из груди Белого Клыка.
С наступлением» утра его страхи исчезли, но чувство

одиночества только усилилось. Вид заброшенного ста¬

новища, в котором еще так недавно кипела жизнь, наво¬

дил на него тоску. Долго раздумывать ему не пришлось:

он повернул в лес и побежал вдоль берега реки. Он бе¬

жал весь день, не давая себе ни минуты отдыха. Каза¬

лось, он может бежать вечно. Его сильное тело не знало

утомления. И даже когда утомление все-таки пришло,

выносливость, доставшаяся ему от предков, продолжа¬

ла гнать его все дальше и дальше.
Там, где река протекала между крутыми берегами,

Белый Клык бежал в обход, по горам. Ручьи и речки,

впадавшие в Маккензи, он переплывал или переходил

вброд. Часто ему приходилось бежать по узкой кромке

льда, намерзшей около берега; тонкий лед ломался, и,

проваливаясь в ледяную воду. Белый Клык не раз бывал

на волосок от гибели. И все это время он ждал, что вот-

вот нападет на след богов в том м-есте, где они причалят

к берегу и направятся в глубь страны.
По уму Белый Клык превосходил многих своих со¬
375

братьев, и все-таки мысль о другом береге реки Маккен¬

зи не приходила ему в голову. Что, если след богов вый¬

дет на ту сторону? Этого он не мог сообразить. Вероятнр,

позднее, когда Белый Клык набрался бы опыта в стран¬

ствиях, повзрослел, научился бы отыскивать следы вдоль

речных берегов, он допустил бы и эту возможность. Та¬

кая зрелость ждала его в будущем. Сейчас же он бежал

наугад, принимая в расчет только один берег Маккензи.
Белый Клык бежал всю ноч>ь, натыкаясь в темноте на

препятствия и преграды, которые замедляли его бег, но не

отбивали охоты двигаться дальше. К середине второго дня,

через тридцать часов, его железные мускулы стали сда¬

вать, поддерживало только напряжение воли. Он ничего

не ел почти двое суток и совсем обессилел от голода. Ска¬

зывались на нем и непрестанные погружения в ледяную

воду. Его великолепная шкура была вся в грязи, широкие

подушки на лапах кровоточили. Он начал прихрамы¬

вать — сначала слегка, потом все больше и больше. В до¬

вершение всего небо нахмурилось и пошел снег — мок¬

рый, тающий снег, который прилипал к его разъезжав¬

шимся лапам, заволакивал все вокруг и скрывал неровно¬

сти почвы, затрудняя и без того мучительную дорогу.
В эту ночь Серый Бобр решил сделать привал на

дальнем» берегу реки Маккензи, потому что путь к местам

охоты шел в том направлении. Но незадолго до темноты

Клу-Куч, жена Серого Бобра, приметила на ближнем бе¬

регу лося, который подошел к реке напиться. И вот, не

подойди лооь к берегу, не сбейся Мит-Са из-за метели

с правильного курса, Клу-Куч не заметила бы лося. Се¬

рый Бобр не уложил бы его метким выстрелом из ружья,

и все дальнейшие, события сложились бы совершенно

по-иному.' Серый Бобр не сделал бы привала на ближ¬

нем берегу реки Маккензи, а Белый Клык, пробежав ми¬

мо, или погиб бы, или попал бы к своим диким сороди¬

чам и остался бы волком до конца своих дней.
Наступила ночь. Снег повалил сильнее, и Белый

Клык, спотыкаясь, прихрамывая и тихо повизгивая на

ходу, напал на свежий след. След был настолько свеж,

что Белый Клык сразу узнал его. Заскулив от нетерпе¬

ния, он повернул от реки и бросился в лес. До ушей его

донеслись знакомые звуки. Он увидел пламя костра, Клу-

Куч, занятую стряпней. Серого Бобра, присевшего на
376

корточки и жевавшего кусок сырого сала. У людей было

свежее мясо!
Белый Клык ожидал расправы. При мысли о ней

шерсть у него на спине встала дыбом. Потом он, краду¬

чись, двинулся вперед. Он боялся ненавистных ему по¬

боев и знал, что их не миновать. Но он знал также, что

будет греться около огня, будет пользоваться покрови¬

тельством богов, встретит общество собак, хотть и враж¬

дебное ему, но все же общество, которое способно удов¬

летворить его потребность в близости к живым суще¬

ствам.
Белый Клык ползком приближался к костру. Серый

Бобр увидел его и перестал жевать сало. Белый Клык

пополз еще медленнее; чувство унижения и покорности

давило его, заставляя пресмыкаться перед человеком.

Он полз прямо к Серому Бобру, все замедляя и замедляя

движение, как будто ползти ему с каждым дюймом ста¬

новилось труднее, и наконец лег у ног хозяина, которо¬

му предался отныне добровольно душой и телом. По соб¬

ственному желанию подошел он к костру человека и при¬

знал над собой человеческую власть. Белый Клык дро¬

жал, ожидая неминуемого наказания. Рука поднялась

над ним. Он весь съежился, готовясь принять удар. Но

удара не последовало.
Белый Клык украдкой взглянул вверх. Серый Бобр

разорвал сало на две части. Серый Бобр протягивал ему

кусок сала! Осторожно и недоверчиво Белый Клык по¬

нюхал его, а потом потянул к себе. Серый Бобр велел

дать Белому Клыку мяса и, пока он ел, не подпускал к

нему других собак. Благодарный и довольный, Белый

Клык улегся у ног своего хозяина, глядя на жаркое пла¬

мя костра и сонно щурясь. Он знал, что утро застанет

его не в мрачном лесу, а на привале, среди богов, которым

он отдавал всего себя и от воли которых теперь зависел.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ДрГОВОР‘
в середине декабря Серый Бобр отправился вверх по

реке Маккензи. Мит-Са и Клу-Куч поехали вместе с ним».

Сани Серого Бобра везли собаки, которых он выменял
377

или взял взаймы у соседей. Во вторые сани, поменьше,

были впряжены молодые собаки, и ими правил Мит-Са.

Упряжка и сани больше походили на игрушечгные, но

Мит-Са был в восторге: он чувствовал, что исполняет на¬

стоящую мужскую работу. Кроме того, он учился управ¬

лять собаками и натаскивать их, и щенки тоже привыкали

к упряжи. Сани Мит-Са шли не пустые, а везли около

двухсот фунтов всякого скарба и провизии.
Белому Клыку приходилось и раньше видеть ездовых

собак, и когда его самого в первый раз запрягли в сани,

он не противился этому. На шею ему надели набитый мо¬

хом ошейник, от которого шли две лямки к ремию,

перекинутому поперек груди и через спину; к этому рем¬

ню была привязана длинная веревка, соединявшая его с

санями.
Упряжка состояла из семи собак. Всем; им исполни¬

лось по девять-десять месяцев, и только одному Белому

Клыку было восемь. Каждая собака шла на отдельной

веревке. Все веревки были разной длины, и разница

между ними измерялась длиной корпуса собаки. Со¬

единялись они в кольце на передке саней. Передок был

загнут кверху, чтобы сани — берестяные, без полозьев —

не зарывались в м»ягкий, пушистый снег. Благодаря та¬

кому устройству тяжесть самих саней и поклажи рас¬

пределялась на большую поверхность. С той же целью —

как можно более равномерного распределения тяже¬

сти — собак привязывали к передку саней веером, и

ни одна из них не шла по следу другой.
У веерообразной упряжки было еще одно преимуще¬

ство: разная длина веревок мешала собакам, бегущим

сзади, кидаться на передних, а затевать драку можно

было только с той соседкой, которая шла на более ко¬

роткой веревке. Однако тогда нападающий оказывался

нос к носу со своим врагом и, кроме того, подставлял

себя под удары бича погонщика. Но самое большое пре¬

имущество этой упряжки заключалось в том, что, ста¬

раясь напасть на передних собак, задние налегали на

постромки, а чем быстрее катились сани, тем быстрее

бежала и преследуемая собака. Таким образом, задняя

никогда не могла догнать переднюю. Чем быстрее бежала

одна, тем быстрее удирала от нее другая и тем быстрее

бежали все остальные собаки. В результате всего этого
378

быстрее катились и сани. Вот такими хитрыми уловками

человек и укреплял свою власть над животными.
Мит-Са, очень похожий на отца, унаследовал от него

и мудрость. Он давно уже заметил, что Лип-Лип не дает

прохода Белому Клыку; но тогда у Лип-Липа были свои

хозяева, и Мит-Са осмеливался только исподтишка бро¬

сать в него камнем. А теперь Лип-Лип принадлежал

Мит-Са, и, решив отомстить ему за прошлое, Мит-Са

привязал его на самую длинную веревку. Таким образом,

Лип-Лип стал вожаком, ему как будто оказали большую

честь,— но на самом деле чести в этом было мало, по¬

тому что забияку и главаря всей стаи Лип-Липа нена¬

видели и преследовали теперь все собаки.
Так как Лип-Лип был привязан на самую длинную

веревку, собакам казалось, что он удирает от них. Им

были видны только его задние ноги и пушистый хвост, а

это далеко не так страшно, как вставшая дыбом шерсть

и сверкающие клыки. Кроме того, зрелище бегущей соба¬

ки вызывает в Других собаках уверенность, что она убе¬

гает именно от них и что ее надо во что бы то ни стало

догнать.
Как только сани тронулись, вся упряжка погналась

за Лип-Липом1, и эта погоня продолжалась весь день.

На первых порах оскорбленный Лип-Лип то и дело по¬

рывался кинуться на своих преследователей, но Мит-Са

каждый раз хлестал его по голове тридцатифутовым би¬

чом, свитым из вяленых оленьих кишок, и заставлял вер¬

нуться на место. Лип-Лип не побоялся бы схватиться

со всей упряжкой, однако бич был куда страшнее,— и

ему не оставалось ничего другого, как натягивать верев¬

ку и уносить свои бока от зубов товарищей.
Ум индейца неистощим! на хитрости. Чтобы усилить

вражду всей упряжки к Лип-Липу, Мит-Са стал отли¬

чать его перед другими собаками, возбуждая в них рев¬

ность и ненависть к вожаку. Мит-Са кормил его мясом*

в присутствии всей своры и никому другому мяса не да¬

вал. Собаки приходили в ярость. Они метались вокруг

Лип-Липа, пока он ел, но близко подходить не осмели¬

вались, так как Мит-Са стоял возле него с бичом« в руке.

А когда мяса не было, Мит-Са отгонял упряжку подаль¬

ше и делал вид, что кормит Лип-Липа.
Белый Клык принялся за работу охотно. Покорив¬
379

ши€ь богам, он в свое время проделал гораздо более

длинный путь, чем остальные собаки, и гораздо глубже,

чем» они, постиг всю тщетность сопротивления воле богов.

Кроме того, ненависть, которую питали к нему все соба¬

ки, уменьшала их значение в его глазах и увеличивала

значение человека. Он не нуждался в обществе своих

собратьев: Кичи была почти забыта, и верность богам,

власть которых признал над собой Белый Клык, служи¬

ла ему чуть ли не единственным способом выражать

свои чувства. И Белый Клык усердно работал, слушал¬

ся приказаний и подчинялся дисциплине. Он трудился

честно и охотно. Честность в труде присуща всем при¬

рученным волкам и прирученным собакам, а Белый

Клык был наделен этим качеством в полной мере.
Белый Клык общался и с собаками, но это общение

выражалось во вражде и ненависти. Он никогда не

играл с ними. Он умел драться — и дрался, воздавая

сторицей за все укусы и притеснения, которые ему при¬

шлось вынести в те дни, когда Лип-Лип был главарем

стаи. Теперь Лип-Лип главенствовал над ней лишь то¬

гда, когда бежал на конце длинной веревки впереди сво¬

их товарищей и подскакивающих по снегу саней. На сто¬

янках Лип-Лип держался поближе к Мит-Са, Серому

Бобру и Клу-Куч, не решаясь отойти от богов, потому

что теперь клыки всех собак были направлены против

него и он испытал на себе всю горечь вражды, которая

приходилась раньше на долю Белого Клыка.
После падения Лип-Липа Белый Клык мог бы сде¬

латься вожаком стаи, но он был слишком угрюм и за¬

мкнут для этого. Товарищи по упряжке получали от не¬

го только одни укусы, в остальном! он словно не заме¬

чал их. При встречах с ним они сворачивали в сторону,

и ни одна, даже самая смелая, собака не решалась от¬

нять у Белого Клыка его долю мяса. Напротив, они ста¬

рались как можно скорее проглотить свою долю, боясь,

как бы он не отнял ее. Белый Клык хорошо усвоил за¬

кон: притесняй слабого и подчиняйся сильному. Он то¬

ропливо съедал брошенный хозяином кусок, и тогда — го¬

ре той собаке, которая еще не кончила есть. Г розное ры¬

чание, оскаленные клыки — и ей оставалось только из¬

ливать свое негодование равнодушным звездам», пока

Белый Клык доканчивал ее долю.
380

Врехмя от времени то одна, то другая собака подни¬

мала бунт против Белого Клыка, но он быстро усмирял

их. Он ревниво оберегал свое обособленное положение в

стае и нередко брал его с бою. Но такие схватки бывали

непродолжительны. Собаки не могли тягаться с ним». Он

наносил раны противнику, не дав ему опомниться, и со¬

бака истекала кровью, еще не успев как следует начать

драку.
Белый Клык так же, как и боги, поддерживал среди

своих собратьев суровую дисциплину. Он не давал им> ни¬

каких поблажек и требовал безграничного уважения к

себе. Между собой собаки могли делать все что угодно.

Это его не касалось. Белый Клык следил только за тем,

чтобы собаки не посягали на его обособленность, уступа¬

ли ему дорогу, когда он появлялся среди стаи, и призна¬

вали его господство над собой. Стоило какому-нибудь

смельчаку принять воинственный вид, оскалить зубы или

ощетиниться, как Белый Клык кидался на него и без вся¬

кой жалости доказывал ему ошибочность его поведения.
Он был свирепьш тираном, он правил с железной не¬

преклонностью. Слабые не знали пощады от него. Же¬

стокая борьба за существование, которую ему пришлось

вести с раннего детства, когда вдвоем с матерью, одни,

без всякой помощи, они бились за жизнь, преодолевая

враждебность Северной глуши, не прошла бесследно.

При встречах с сильнейшим противником Белый Клык

вел себя см>ирно. Он угнетал слабого, но зато уважал

сильного. И когда Серый Бобр встречал на своем долгом

пути стоянки других людей. Белый Клык ходил между

чужими взрослыми собаками тихо и осторожно.
Прошло несколько месяцев, а путешествие Серого Бо¬

бра все еще продолжалось. Долгая дорога и усердная

работа в упряжке укрепили силы Белого Клыка, и ум1-

ственное развитие его, видимо, завершилось. Окружаю¬

щий мир был познан им до конца. И он смотрел на него

мрачно, не питая по отношению к нему никаких иллю¬

зий. Мир этот был суров и жесток, в нем не существо¬

вало ни тепла, ни ласки, ни привязанностей.
Белый Клык не чувствовал привязанности даже к

Серому Бобру. Правда, Серый Бобр был богом, но богом

жестоким. Белый Клык охотно признавал его власть над

собой, хотя власть эта основывалась на умственном пре¬
381

восходстве и на грубод силе. В натуре Белого Клыка бы¬

ло нечто такое, что шло навстречу этому господству, ина¬

че ан не вернулся бы из Северной глуши и не доказал

бы этим своей верности богам. В нем таились еще никем

не исследованные глубины. Добрым) словом или ласко¬

вым прикосновением! Серый Бобр мог бы проникнуть в

эти глубины, но Серый Бобр никогда не ласкал Белого

Клыка, не сказал ему ни одного доброго слова. Это было

не в его обычае. Превосходство Серого Бобра основыва¬

лось на жестокости, и с такой же жестокостью он по¬

велевал, отправляя правосудие при помощи палки, на-

казуя преступление физической болью и воздавая по за¬

слугам не лаской, а тем, что воздерживался от удара.
И Белый Клык не подозревал о том блаженстве, кото¬

рым может наградить рука человека. Да он и не любил

человеческих рук: в них было что-то подозрительное.

Правда, иногда эти руки давали мясо, но чаще всего они

причиняли боль. От них надо было держаться подальше,

они швыряли камни, размахивали палками, дубинками,

бичами, они могли бить и толкать, а если и прикасались,

то лишь затем, чтобы ущипнуть, дернуть, вырвать клок

шерсти. В чужих поселках он узнал, что детские руки то¬

же умеют причинять боль. Какой-то малыш однажды

чуть не выколол ему глаз. После этого Белый Клык

стал относиться к детям с большой подозрительностью.

Он просто не выносил их. Когда те подходили и протя¬

гивали к нему свои руки, не сулившие добра, он вставал

и уходил.
В одном из поселков на берегу Большого Неволь¬

ничьего озера Белому Клыку довелось уточнить препо¬

данный ему Серым Бобром закон, согласно которому на¬

падение на богов считается непростительным грехом».

По обычаю всех собак во всех поселках. Белый Клык от¬

правился на поиски пищи. Он увидел мальчика, который

разрубал топором мерзлую тушу лося. Кусочки мяса раз¬

летались в разные стороны. Белый Клык остановился и

стал подбирать их. Мальчик бросил топор и схватил

увесистую дубинку. Белый Клык отскочил назад, еле

успев увернуться от удара. Мальчик побежал за ним, и

он, незнакомый с поселком, кинулся в проход между

вигвамами и очутился в тупике перед высоким зем1дяным

валом).
382

.Деваться было некуда. Мальчик загораживал един¬

ственный выход из тупика. Подняв дубинку, он сделал

щаг вперед. Белый Клык рассвирепел. Его чувство спра¬

ведливости было возмущено, он весь ощетинился и встре¬

тил мальчика грозным рычанием. Белый Клык хорошо

знал закон: все остатки мяса, например кусочки мерзлой

туши лося, принадлежат собаке, которая их находит; он

не сделал ничего дурного, не нарушил никакого закона,

и все-таки мальчик собирался побить его. Белый Клык

сам не знал, как это случилось. Он сделал это в припад¬

ке бешенства, и все произошло так быстро, что его про¬

тивник тоже ничего не успел понять. Мальчик вдруг рас¬

тянулся на снегу, а зубы Белого Клыка прокусили ему ру¬

ку, державшую дубинку.
Но Белый Клык знал, что закон, установленный бо¬

гами, нарушен. Вонзивший зубы в священное тело одно¬

го из богов должен ждать самого страшного наказания.

Он убежал под защиту Серого Бобра и сидел, съежив¬

шись, у его ног, когда укушенный мальчик и вся его се¬

мья явились требовать возмездия. Но они ушли ни с чем;

Серый Бобр стал на защиту Белого Клыка. То же сде¬

лали Мит-Са и Клу-Куч. Прислушиваясь к перебранке

людей и наблюдая за тем, как они гневно машут руками.

Белый Клык начинал понимать, что для его проступка

есть оправдание. И таким образом он узнал, что боги бы¬

вают разные: они делятся на его богов и на богов чу¬

жих; и это далеко не одно и то же. От своих богов сле¬

дует принимать все — и справедливость и несправед¬

ливость. Но он не обязан сносить несправедливость чу¬

жих богов; он вправе мстить за нее зубам1И. И это так¬

же было законом.
В тот же день Белый Клык познакомился с новым за¬

коном еще ближе. Собирая хворост в лесу, Мит-Са на¬

толкнулся на компанию мальчиков, среди которых был и

потерпевший. Произошла ссора. Мальчики набросились

на Мит-Са. Ему приходилось плохо. Удары сыпались на

него со всех сторон. Белый Клык сначала просто наблю¬

дал за дракой — это дело богов, это его не касается. Но

потом он сообразил, что ведь бьют Мит-Са, одного из его

собственных богов. И то, что он сделал вслед за этим,

он сделал не рассуждая. Порыв бешеной ярости бросил

его в сам»ую середину свалки. Пять минут спустя мальчи¬
383

ки разбежались с поля битвы, и умогне из них оставили

на снегу кровавые следы, говорившие о том», что зубы Бе¬

лого Клыка не бездействовали. Когда Мит-Са рассказал

в поселке о случившемся. Серый Бобр велел дать Бе¬

лому Клыку мяса. Он велел дать ему много мяса. И Бе¬

лый Клык, насытившись, лег у костра и заснул, твердо

уверенный в том, что понял закон правильно.
Вслед за этим Белый Клык усвоил закон собственно¬

сти и то, что собственность хозяина надо охранять. От

защиты тела бога до защиты его имущества был один

шаг, и Белый Клык этот шаг сделал. То, что принадле¬

жало богу, следовало защищать от всего мира, не оста¬

навливаясь даже перед нападением на других богов. Но

поступок этот, святотатственный сам по себе, всегда со¬

пряжен с большой опасностью. Боги всемогущи, и собаке

трудно тягаться с hhmih; и все-таки Белый Клык научил¬

ся безбоязненно давать ИМ1 отпор. Чувство долга побе¬

ждало в нем страх, и в конце концов вороватые боги ре¬

шили оставить имущество Серого Бобра в покое.
Белый Клык скоро понял, что вороватые боги трусли¬

вы и, заслышав тревогу, сейчас же убегают. Кроме того

(как он убедился на опыте), промежуток времени между

поднятой тревогой и появлением Серого Бобра бывал

обычно очень короткий. И он понял также, что вор убе¬

гает не потому, что боится его. Белого Клыка, а потому,

что боится Серого Бобра. Учуяв вора, Белый Клык не

поднимал лая — да он и не умел лаять,— он кидался на

непрошеного гостя и, если удавалось, впивался в него

зубами. Угрюмость и необщительность помогли Белому

Клыку стать надежным сторожем при хозяйском добре,

и Серый Бобр всячески поощрял его в этом. И в конце

концов Белый Клык стал еще злее, еще неукротимее и

окончательно замкнулся в себе.
Месяцы шли один за другим, и время все больше и

больше скрепляло договор между собакой и человеком.

Этот договор еще в незапамятные времена был заключен

первьш волком», пришедшим из Северной глуши к челове¬

ку. И, подобно всем своим предшественникам — волкам

и диким собакам», Белый Клык сам выработал условия

этого договора. Они были очень просты. За поклонение

божеству он отдал свою свободу. От бога Белый Клык

получал общение с ним, покровительство, корм и тепло.
384

<.ВЕЛЫИ КЛЫК».

«белый клык»

Взамен он сторожил его имущество, защищал его тело, ра¬

ботал на него и покорялся ему.
Если у тебя есть бог, ему надо служить. И Белый

Клык служил своему богу, повинуясь чувству долга и бла¬

гоговейного страха. Но он не любил его. Он не знал, что

такое любовь, и никогда не испытывал этого чувства.

Кичи стала далеким воспоминанием. Кроме того, отдав¬

шись человеку. Белый Клык не только порвал с Северной

глуш1ью и со своими сородичами, но подчинился и такому

условию договора, которое не позволило бы ему покинуть

бога и пойти за Кичи, даже если бы он встретил ее. Пре¬

данность человеку стала законом для Белого Клыка, и

закон этот был сильнее любви к свободе, сильнее кров¬

ных уз.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГОЛОД
Весна была уже не за горами, когда длинное путеше¬

ствие Серого Бобра кончилось. В один из апрельских дней

Белый Клык, которому к этому времени исполнился год,

снова вернулся в старый поселок, и там Мит-Са снял с

него упряжь. Хотя Белый Клык еще не достиг полной

зрелости, все же после Лип-Липа он был самым крупным

из годовалых щенков. Унаследовав свой рост и силу от

отца-волка и от Кичи, он почти сравнялся со взрослыми

собаками, но уступал им» в крепости сложения. Тело у него

было поджарое и стройное; в драках он брал скорее

увертливостью, чем силой; шкура серая, как у волка.

И по виду он казался самым настоящим волком. Кровь

собаки, перешедшая к нему от Кичи, не оставила следов

на его внешнем облике, но характер его складывался не

без ее участия.
Белый Клык бродил по поселку, с чувством спокой¬

ного удовлетворения узнавая богов, знакомых ему еще

до путешествия. Встречал он здесь и щенят, тоже под¬

росших за это время, и взрослых собак, которые теперь

уже не казались ему такими большими и страшными. Бе¬

лый Клык почти перестал бояться их и прогуливался сре¬

ди своры с непринужденностью, доставлявшей ему на

первых порах, большое удовольствие.
Был здесь и старый седой Бэсик, которому раньше
25.	Джек Лондон. Т. IV*	385

требовалось только оскалить зубы, чтобы прогнать Бело¬

го Клыка за тридевять земель. В прежние дни Бэсик не

раз заставлял Белого Клыка убеждаться в собствен¬

ном ничтожестве, но теперь тот же Бэсик помог ему оце¬

нить происшедшие в нем самом* перемены. Бэсик старел,

дряхлел, а Белый Клык был молод, и сил у него прибы¬

вало с каждым днем).
Перемена во взаимоотношениях с собаками стала ясна

Белому Клыку вскоре после возвращения в поселок. Лю¬

ди разделывали тушу только что убитого лося. Он полу¬

чил копыто с частью берцовой кости, на которой было

довольно много мяса. Убежав от дерущихся собак по¬

дальше в лес, чтобы его никто не видел, Белый Клык

принялся за свою добычу. И вдруг на него налетел Бэ¬

сик. Еще не успев как следует сообразить, в чем дело, Бе¬

лый Клык дважды полоснул старого пса зубами и от¬

скочил в сторону. Остолбенев от такой дерзкой и стреми¬

тельной атаки, Бэсик бессмысленно уставился на Бело¬

го Клыка, а кость со свежим мясом лежала между ними.
Бэсик был стар и уже испытал на себе отвагу той са¬

мой молодежи, которую раньше ему ничего не стоило при¬

пугнуть. Как это ни было горько, но волей-неволей оби¬

ды приходилось глотать, призывая на помощь всю свою

М1удрость, чтобы не сплоховать перед молодыми собака¬

ми. В прежние дни справедливый гнев заставил бы его

кинуться на дерзновенного юнца, но теперь убывающие

силы не позволяли отважиться на такой поступок. Весь

ощетинившись, он грозно поглядывал на Белого Клыка,

а тот, вспомнив свой былой страх, съежился, словно ма¬

ленький щенок, и уже прикидывал мысленно, как бы

ему отступить с возможно меньшим позором.
Тут-то Бэсик и совершил ошибку. Удовольствуйся он

грозным и свирепым видом» — все сошло бы хорошо. При¬

готовившийся к бегству Белый Клык отступил бы, оста¬

вив кость ему. Но Бэсик не захотел ждать. Решив, что

победа осталась за ним, он сделал шаг вперед и понюхал

кость. Белый Клык слегка ощетинился. Даже сейчас мо¬

жно было спасти положение. Продолжай Бэсик стоять с

высоко поднятой головой, грозно поглядывая на против¬

ника, Белый Клык в конце концов удрал бы. Но ноздри

Бэсику щекотал запах свежего мяса, и, не удержавшись,

он схватил кость.
386

Этого Белый Клык не смог перенести. Господство над

товарищами по упряжке было еще свежо в его памяти,

и он уже не мог совладать с собой, глядя, как другая со¬

бака пожирает принадлежащее ему мясо. По своему обы¬

кновению он кинулся на Бэсика, не дав тому опомнить¬

ся. После первого же укуса правое ухо у старого пса по¬

висло клочьями. Внезапность нападения ошеломила его.

Но немедленно вслед за этим и с такой же внезапностью

последовали еще более печальные события: Бэсик был

сбит с ног, на шее его зияла рана. Не дав старику под¬

няться, молодая собака дважды рванула его за плечо.

Стремительностть нападения была поистине ошеломляю¬

щей. Бэсик кинулся на Белого Клыка, но зубы его толь¬

ко яростно щелкнули в воздухе. В следующую же минуту

нос у Бэсика оказался располосованным, и он, шатаясь,

отступил прочь.
Положение круто изменилось. Над костью стоял гроз¬

но ощетинившийся Белый Клык, а Бэсик держался по¬

одаль, готовясь в любую минуту отступить. Он не осме¬

ливался затеять драку с молодым, быстрым, как молния,

противником. И снова, с еще большей горечью, Бэсик по¬

чувствовал приближающуюся старость. Его попытка со¬

хранить достоинство была поистине героической. Спокой¬

но повернувшись спиной к молодой собаке и лежавшей

на земле кости, как будто и то и другое совершенно не

заслуживало внимания, он величественно удалился*

И только тогда, когда Белый Клык уже не мог видеть его.

Бэсик лег на землю и начал зализывать свои раны.
После этого случая Белый Клык окончательно уверо¬

вал в себя и возгордился. Теперь он спокойно расхажи¬

вал среди взрослых собак, стал не так уступчив. Не то

чтобы он искал поводов для ссоры, далеко нет,— он тре¬

бовал внимания к себе. Он отстаивал свои права и не

хотел отступать перед другими собаками. С ним приходи¬

лось считаться, вот и все. Никто не смел пренебрегать им.

Это участь щенят, и мириться с такой участью приходи¬

лось всей упряжке, щенки сторонились взрослых собак,

уступали им дорогу, а иногда были вынуждены отдавать

им свою долю мяса. Но необщител1Ьный, одинокий, угрю¬

мый, грозный, чуждающийся всех Белый Клык был

принят как равный в среду взрослых собак. Они быстро

поняли, что его надо оставить в покое* не объявляли ему
387

войны и не делали попыток завязать с ним дружбу. Бе¬

лый Клык платил им тем же, и после нескольких сты¬

чек собаки убедились, что такое положение дел устраи¬

вает всех как нельзя лучше.
В середине лета с Белым Клыком произошел неожи¬

данный случай. Пробегая своей бесшумной рысцой в ко¬

нец поселка, чтобы обследовать там! новый вигвам», по¬

ставленный, пока он уходил с индейцами на охоту за ло¬

сем, Белый Клык наткнулся на Кичи. Он остановился и

посмотрел на нее. Он помнил мать смутно, все-таки пом¬

нил, а Кичи забыла сына. Грозно зарычав, она оска¬

лила на него зубы, и Белый Клык вспомнил все. Детство

и то, о чем говорило это рычание, предстало перед ним.

До встречи с богами Кичи была для Белого Клыка цент¬

ром вселенной. Старые чувства вернулись и овладели им.

Он подскочил к матери, но она встретила его оскаленной

пастью и распорола ему скулу до самой кости. Белый

Клык не понял, что произошло, и растерянно попятился

назад, ошеломленный таким приемом.
Но Кичи была не виновата. Волчицы забывают своих

волчат, которым исполнился год или больше года. Так и

Кичи забыла Белого Клыка. Он был для нее незнаком¬

цем, чужаком, и выводок, которым она обзавелась за это

время, давал ей право враждебно относиться к таким не¬

знакомцам.
Один из ее щенков подполз к Белому Клыку. Сами то¬

го не зная, они приходились друг другу сводными братья¬

ми. Белый Клык с любопытством обнюхал щенка, за

что Кичи еще раз наскочила на него и располосовала ему

морду. Белый Клык попятился еще дальше. Все старые

воспоминания, воскресшие было в нем, снова умерли, и

превратились в прах. Он смотрел на Кичи, которая лиза¬

ла своего детеныша и время от времени поднимала голо¬

ву и рычала. Теперь Кичи была не нужна Белому Клыку.

Он научился обходиться без нее и забыл, чем она была

дорога ему. В его мире не осталась места для Кичи, так

же как и в ее М1ире не осталось места для Белого Клыка.
Воспоминаний как не бывало — он стоял растерянный,

ошеломленный всем случившимся. И тут Кичи метнулась

к нему в третий раз, прогоняя его с глаз долой. Белый

Клык покорился. Кичи была самка, а по закону, установи

ленном1у его породой, самцы не должны драться с сам¬
.588

кам«. Он ничего не знал об этом законе, он постиг его не

на основании жизненного опыта,— этот закон был под¬

сказан ему инстинктом, тем самым инстинктом, который

заставлял его выть на луну, на ночные звезды, бояться

смерти и неизвестного.
Месяцы шли один за другим. Сил у Белого Клыка все

прибавлялось, он становился крупнее, шире в плечах, а

характер его развивался по тому пути, который предопре¬

деляла наследственность и окружающая среда. Белый

Клык был создан из материала, мягкого, как глина, и та¬

ившего в себе, много всяких возможностей. Среда лепила

из этой глины все, что ей было угодно, придавая ей лю¬

бую форму. Так, не подойди Белый Клык на огонь, за¬

жженный человеком, Северная глушь сделала бы из него

настоящего волка. Но боги даровали ему другую среду,

и из Белого Клыка получилась собака, в которой было

мнрго волчьего, и все-таки это была собака, а не волк.
И вот под влиянием окружающей обстановки подат¬

ливый материал, из которого был сделан Белый Клык,

принял определенную форму. Это было неизбежно. Он

становился все угрюмее, злее, он сторонился своих собра¬

тьев. И они поняли, что с ним лучше жить в мире, чем

враждовать, а . Серый Бобр день ото дня все больше и

больше ценил его.
Но возмужалость не освободила Белого Клыка от од?

ной слабости: он не терпел, когда над ним смеялись. Че¬

ловеческий смех выводил его из себя. Люди могли сме¬

яться между собой над чем угодно, и он не обращал на

это внимания. Но стоило кому-нибудь засмеяться над

ним, как он приходил в ярость: степенная, полная до¬

стоинства собака неистовствовала до нелепости. Смех так

озлоблял ее, что она превращалась в сущего дьявола.

И горе тем щенкам, которые попадались Белому Клыку в

эти М)инуты1 Он слишком хорошо знал закон, чтобы вы-

мещать злобу на Сером Бобре; Серому Бобру помогали

палка и ум, а у щенков не было ничего, кроме открытого

пространства,, которое и спасало их, когда перед ним» по¬

являлся Белый Клык, доведенный смехом до бешен¬

ства.
Когда Белому Клыку пошел третий год, индейцев,

живших на реке Маккензи, постиг голод. Летом не лови¬

лась рыба. Зимой олени ушли со своих обычных мест. Ло-
389

СИ попадались редко, зайцы почти исчезли. Хищные жи¬

вотные гибли. Изголодавшись, ослабев от голода, они ста¬

ли пожирать друг друга. Выживали только сильные. Боги

Белого Клыка всегда промышляли охотой. Старые и

слабые среди них умирали один за другим. В поселке сто¬

ял плач. Женщины и дети уступали свою жалкую долю

еды отощавшим, осунувшимся охотникам, которые рыска¬

ли по лесу в тщетных поисках дичи.
Голод довел богов до такой крайности, что они ели

мокасины и рукавицы из сыромятной кожи, а собаки

съедали свою упряжь и даже бичи. Кроме того, собаки

ели друг друга, а боги ели собак. Сначала покончили с

самыми слабыми и менее ценными. Собаки, оставшиеся

в живых, видели все это и понимали, что их ждет такая

же участь. Те, что были посмелее и поумнее, покинули ко¬

стры, разведенные человеком, около которых теперь шла

бойня, и убежали в лес, где их ждала голодная смерть

или волчьи зубы.
В это тяжелое время Белый Клык тоже убежал в лес.

Он был более приспособлен к жизни, чем другие соба¬

ки,— сказывалась школа, пройденная в детстве. Особен¬

но искусно выслеживал он маленьких зверьков. Он мог

часами следить за каждым движением осторожной бел¬

ки и ждать, когда она решится слезть с дерева на зем¬

лю; при этом он проявлял такое громадное терпение, ко¬

торое ни в чем не уступало мучившему его голоду* Белый

Клык никогда не торопился. Он выжидал до тех пор, по¬

ка мюжно было действоват1ь наверняка, не боясь, что

белка опять удерет на дерево. Тогда, и только тогда, Бе¬

лый Клык с молниеносной быстротой выскакивал из сво¬

ей засады, как снаряд, никогда не пролетающий мимо на¬

меченной цели — мимо белки, которую не могли спасти ее

быстрые ноги.
Но хотя охота на белок обычно кончалась удачей, од¬

но обстоятельство мешало Белому Клыку наедаться до¬

сыта: белки попадались редко, и ему волей-неволей при¬

ходилось охотиться на более мелкую дичь. По временам

голод так мучил его, что он не останавливался даже пе¬

ред тем, чтобы выкапывать мышей из норок. Не погну¬

шался он и вступить в бой с лаской, такой же голодной,

как он сам, но в тысячу раз более свирепой.
Когда голод донимал Белого Клыка особенно жесто¬
390

ко, он подкрадывался поближе к кострам богов, но

вплотную к ним не подходил. Он бегал по лесу, избегая

встреч с богами, и обкрадывал силки, когда в них из¬

редка попадалась дичь. Однажды он даже обворовал си¬

лок на зайца, поставленный Серым Бобром, а Серый

Бобр в это время шел, пошатываясь, по лесу и то и дело

садился отдыхать, еле переводя дух от слабости.
Как-то раз Белый Клык наткнулся на молодого волка,

изможденного и еле державшегося на ногах. Если бы Бе^-

лый Клык не был так голоден, он, вероятно, отправил¬

ся бы дальше с ним и в конце концов примкнул бы к

волчьей стае, но сейчас ему не оставалось ничего другого,

как погнаться за волком, задрать и съесть его.
Судьба, казалось, благоприятствовала Белому Клыку.

Всякий раз, когда недостаток в пище ощущался особен¬

но остро, он находил какую-нибудь добычу. Счастье не

изменило ему даже в те дни, когда сил совсем не стало,—

ни разу за это время он не попался на глаза более круп¬

ным хищникам. Однажды, подкрепившись рысью, ко¬

торой хватило на целых два дня. Белый Клык встре¬

тился с волчьей стаей. Началась долгая, жестокая пого¬

ня, но Белый Клык был крепче волков и в конце концов

убежал от них. И не только убежал, а описал большой

круг и, вернувшись назад, напал на одного из своих из¬

можденных преследователей.
Вскоре Белый Клык покинул эти места и отправился

в долину, на свою родину. Разыскав прежнее логовище,

он встретил там Кичи. Кичи тоже покинула негостепри¬

имные костры богов и, как тол!Ько ей пришла пора ще¬

ниться, вернулась в пещеру. К тому времени, когда около

пещеры появился Белый Клык, из всего выводка Кичи

остался лишь один волчонок, но и он доживал последние

дни,— молодой жизни трудно было уцелеть в такой

голод.
Прием), который Кичи оказала своему взрослому сы¬

ну, нельзя было назвать теплым. Но Белый Клык отнес¬

ся к этому равнодушно. Не нуждаясь больше в матери, он

невозмутимо отвернулся от нее и побежал вверх по ручью.

На левом его рукаве Белый Клык нашел логовище ры¬

си, с которой некогда ему пришлось сразиться вместе с

матерью. Здесь, в заброшенной норе, он лег и отдыхал

весь день.
391

Ранним летом, когда^голодовка уже^нодходиАа.к; кон¬

цу, Белый Клык встретил Лип-Липа, который, так же как

и он, убежал в лес и влачил там жалкое существование.

Белый Клык встретил его совершенно неожиданно. Оги¬

бая с противоположных сторон выступ крутого берега,

они одновременно выбежали из-за высокой скалы и столк¬

нулись нос к носу. Оба замерли, испуганные такой встре¬

чей, и уставились друг на друга.
Белый Клык был в прекрасном состоянии. Всю эту

неделю он очень удачно охотился и ел много, а послед¬

ней своей добычей был сыт до отвала. Но стоило ему

только увидеть Лип-Липа, как шерсть у него на спине

встала дыбом. Он ощетинился совершенно непроизволь¬

но,— это внешнее проявление злобы в прошлом сопутство¬

вало каждой встрече с забиякой Лип-Липом. Так было и

теперь: завидев своего врага, Белый Клык ощетинился и

зарычал на него. Ни одна минута не пропала даром». Все

было сделано быстро, в одно мгновение. Лип-Лип попя¬

тился назад, но Белый Клык сшибся с ним плечо к пле¬

чу, сбил его с ног, опрокинул на спину и впился зубами

в его жилистую шею. Лип-Лип бился в предсмертных су¬

дорогах, а Белый Клык похаживал вокруг, не сводя с

него глаз. Затем он снова пустился в путь и исчез за кру¬

тым поворотом берега.
Вскоре после этого Белый Клык выбежал на опушку

леса и по узкой прогалине спустился к реке Маккензи.

Он забегал сюда и раньше, но тогда на этом берегу бы¬

ло пусто, а сейчас тут виднелся поселок. Белый Клык

остановился и, не выходя из-за деревьев, стал осматри¬

ваться. Звуки и запахи показались ему знакомыми. Это

был старый поселок, перебравшийся на другое место, но

в его звуках и запахах чувствовалось что-то новое. Не

слышно было ни воя, ни плача. Эти звуки говорили о до¬

вольстве. И когда Белый Клык услышал сердитый жен¬

ский голос, он понял, что так сердиться мюжно только

на сытый желудок. В воздухе пахло рыбой — значит, в

поселке была пища. Голод кончился. Он смело вышел из

лесу и побежал прямо к хозяйскому вигваму. Самого хо¬

зяина не было дома, но Клу-Куч встретила Белого Клыка

радостными криками, дала ему целую свежую рыбину,

и он лег и стал ждат1ь возвращения Серого Бобра.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
БРАГ
Если в натуре Белого Клыка была заложена хоть ма¬

лейшая возможность сблизиться с представителями его

породы, то возможность эта безвозвратно погибла по¬

сле того, как он стал вожаком упряжки. Собаки возне¬

навидели его; возненавидели за то, что Мит-Са подкидЫ'

вал ему лишний кусок мяса; возненавидели за все те

действительные и воображаемые преимущества, которы¬

ми он пользовался; возненавидели за то, что он всегда бе¬

жал в голове упряжки, доводя их до бешенства одним

видом своего пушистого хвоста и быстро мелькаю¬

щих ног
И Белый Клык проникся к собакам точно такой же

острой ненавистью. Роль вожака не доставляла ему ни

малейшего удовольствия. Он через силу мирился с тем,

что ему приходится убегать от заливающихся лаем со¬

бак, которые в течение трех лет находились под его вла¬

стью. Но с этим надо было мириться, иначе ему грозила

гибель, а жизни, бившей в нем ключом, гибнуть не хо-

гелось. Лишь только Мит-Са трогал с места, вся упряж¬

ка с яростным лаем кидалась в погоню за Белым Клыком!.
Защищаться он не мог: стоило ему повернуть голову

к собакам, как Мит-Са хлестал его по морде бичом. Бе¬

лому Клыку не оставалось ничего другого, как мчаться

вперед. Отражать хвостом и задними ногами нападение

всей завывающей своры он не мюг,— таким» оружием не¬

льзя обороняться против множества безжалостных клы¬

ков. И Белый Клык несся вскачь, каждым прыжком на¬
393

силуя свою природу и унижая свою гордость, а бежать

так приходилось целый день.
Такое насилие над собой не проходит безнаказан¬

но. Если волос, выросший на теле, заставить расти в глубь

кожи, он будет причинять мучительную бол1Ь. То же самое

происходило и с Белым Клыком. Всем» своим существом он

стремился разделаться с собаками, преследующими его по

пятам!, но волю богов нарушать было нельзя, тем бо¬

лее что воля их подкреплялась ударами тридцатифутово¬

го бича, свитого из оленьих кишок. И Белый Клык тер¬

пел все это, затаив в себе такую ненависть и злобу, на ка¬

кую только был способен его свирепый и неукротимый

нрав.
Если какое-нибудь живое существо и можно было на¬

звать врагом своих собратьев, то это относилось именно

к Белому Клыку. Он никогда.не просил пощады, и сам

никого не щадил. Раны и шрам1Ы не сходили у него с тела,

а собаки, в свою очередь, не расставались с отметинами

его зубов. В противоположность многим вожакам, кидав¬

шимся под защиту богов, как тол1Ько собак распрягали,

Белый Клык пренебрегал такой защитой. Он безбояз¬

ненно разгуливал по стоянке, ночью расправляясь с со¬

баками за все то, что приходилось терпеть от них днем.

В те времена, когда Белый Клык еще не был вожаком,

его теперешние товарищи по упряжке обычно старались

не попадаться ему на дороге. Теперь положение измени¬

лось. Погоня, длившаяся с утра и до вечера, сознание, что

весь день Белый Клык убегал от них, находился в их

власти,— все это не позволяло собакам отступать перед

ним. Стоило ему появиться среди стаи, сейчас же начи¬

налась драка. Его прогулки по стоянке сопровождались

рычанием, грызней, визгом. Самый воздух, которым он

дышал, был насыщен ненавистью и злобой, и это лишь

усиливало ненависть и злобу в нем самом.
Когда Мит-Са приказывал упряжке остановиться. Бе¬

лый Клык слушался его окрика. На первых порах эта

остановка вызывала замешательство среди собак, все они

набрасывались на ненавистного вожака. Но тут дело

принимало совсем другой оборот: размахивая бичом,

на помощь Белому Клыку приходил Мит-Са. И собаки

поняли наконец, что, если сани останавливаются по при¬

казанию Мит-Са, вожака лучше не трогать. Но если Бе¬
394

лый Клык останавливался самовольно, значит, над ним

можно было чинить расправу.
Вскоре Белый Клык перестал останавливаться без

приказания. Такие уроки усваиваются быстро. Да Белый

Клык и не- мог не усваивать их, иначе он не выжил бы в

той суровой среде, которую уготовила ему жизнь.
Но для собак эти уроки пропадали даром — они не

оставляли его в покое на стоянках. Дневная погоня и

яростный лай, в который упряжка вкладывала всю

свою ненависть к вожаку, заставляли ее забывать то, что

было предыдущей ночью; на следующую ночь урок по¬

вторялся, *но к утру от него не оставалось и следа. Кро¬

ме того, вражду собак к Белому Клыку питало еще одно

немаловажное обстоятельство: они чувствовали в нем

иную породу, и этого было вполне достаточно, чтобы про¬

тивопоставить их друг другу.
Так же как и Белый Клык, все они были приручен¬

ные волки, но за ними стояло уже несколько прирученных

поколений. Многое, чем наделяет волка Северная глушь,

было уже утеряно, и для собак в Северной глуши таи¬

лась лишь неизвестность, вечная угроза и вечная враж¬

да. Но внешность Белого Клыка, все его повадки и ин¬

стинкты говорили о крепкой связи с Северной глушью;

он был символом и олицетворением ее. И поэтому, скаля

на него зубы, собаки тем самым охраняли себя от гибе¬

ли, таившейся в сумраке лесов и во тьме, со всех сторон

обступавшей костры человека.
Впрочем, один урок собаки заучили твердо: надо дер¬

жаться вместе. Белый Клык был слишком опасным

противником, и никто не решался встретиться с ним один

на один. Собаки нападали на него всей сворой, иначе

он разделался бы с ними за одну ночь. И Белому Клыку

не удавалось разделаться ни с одним из своих врагов.

Он сбивал противника с ног, но стая сейчас же набра¬

сывалась на него, не давая ему прокусить собаке горло.

При малейшем намеке на ссору вся упряжка дружно

ополчалась на своего вожака. Собаки постоянно грызлись

между собой, но стоило только кому-нибудь из них за¬

теять драку с Белым Клыком, как все прочие ссоры ми¬

гом забывались.
Однако загрызть Белого Клыка они не могли при

всем своем старании. Он был слишком подвижен для
395

них, СЛИШКОМ! грозен и умен. Он избегал тех мест, где

можно было попасть в ловушку, и всегда ускользал, ко¬

гда свора старалась окружить его кольцом. А о том, что¬

бы. сбить Белого Клыка с ног, не могла помышлять

ни о^на собака. Ноги его с таким же упорством цепля¬

лись за зе*млю, с каким сам он цеплялся за жизнь. И

поэтому в той нескончаемой войне, которую Белый Клык

вел со стаей, сохранить жизшь и удержаться на ногах —

были для него понятия равнозначные,. и никто не знал

этого лучше, чем он сам.
Итак, Белый Клык стал непримиримым врагом сво¬

их собратьев — врагом волков, которые пригрелись у ко¬

стра, разведенного человеком, и изнежились под спаси¬

тельною сен1ью человеческого могущества. Таким» сделала

его жизнь. Он объявил кровную месть всем собакам и

мстил так жестоко, что даже Серый Бобр, в котором

было достаточно ярости и дикости, не мог надивиться

злобе Белого Клыка. «Нет другой такой собаки!» — го¬

ворил Серый Бобр. И индейцы из чужих поселков под¬

тверждали его слова, вспоминая, как Белый Клык рас¬

правлялся с их собаками.
Белому Клыку было около пяти лет, когда Серый

Бобр снова взял его с собой в длинное путешествие, и в

поселках у Скалистых Гор, вдоль рек Маккензи и Пор¬

кьюпайн, вплоть до самого Юкона, долго помнили рас¬

правы Белого Клыка с собаками. Он упивался своей

местью. Чужие собаки не .ждали от него ничего плохо¬

го, им не приходилось встречаться с противником,

который нападал бы так внезапно. Они не знали, что

имеют дело с врагом, убивающим, как молния, с од¬

ного удара. Собаки в чужих поселках подходили к Бе¬

лому Клыку с вызывающим видом, а он, не теряя вре¬

мени на предварительные церемонии, кидался на них

стремительно, словно развернувшаяся стальная пружина,

хватал за горло и убивал противника, не дав ему опом¬

ниться от изумления.
.Белый Клык стал опытным бойцом». Он дрался рас¬

четливо, никогда не тратил сил понапрасну, не затягивал

борьбы. Он налетал и, если случалось промахнуться,

сейчас же отскакивал назад. Как и все волки. Белый Клык

избегал длительного соприкосновения с противником. Он

не выносил этого. Такое соприкосновение таило в себе
396

опасность и приводило его в бешенство. Он хотел быть

свободным, хотел твердо держаться на ногах. Северная

глушь не выпускала Белого Клыка из своих цепких

объятий и утверждала свою власть над ним. Отчужден¬

ность с самого раннего детства от общества ему подоб¬

ных только усилила в нем это стремление к свободе. Не¬

посредственная близость к противнику таила в себе ка-

кую-то угрозу, Белый Клык подозревал здесь ловушку,

и страх перед этой ловушкой не покидал его.
Чужие собаки не могли тягаться с ним>. Белый

Клык увертывался от их клыков; он расправлялся с

ними и убегал невредимый. Правда, нет правила без

исключения. Бывало и так, что на Белого Клыка налетало

сразу несколько противников и он не успевал убежать

от них, а иногда ему здорово влетало и от какой-нибудь

одной собаки. Но это случалось редко. Белый Клык стал

таким искусным бойцом, что выходил с честью почти

из всех драк.
Он обладал еще одним достоинством — умением пра¬

вильно рассчитывать время и расстояние. Делалось это,

разумеется, совершенно бессознательно. Просто его ни¬

когда не подводило зрение, и весь его организм, слажен¬

ный лучше, чем у других собак, работал точно и быстро;

координация сил умственных и физических была совер¬

шеннее, чем у них. Когда зрительные нервы передавали

мозгу Белого Клыка движущееся изображение, его мозг

без всякого усилия определял пространство и время, необ¬

ходимое для того, чтобы это движение завершилось. Та¬

ким образом, он мог увернуться от прыжка собаки или

от ее клыков и в то же время использовать каждую се¬

кунду, чтобы самому броситься на противника. Но воз¬

давать ему хвалы за это не следует,— природа одарила

его более щедро, чем других, вот и все.
Было лето, когда Белый Клык попал в Форт Юкон.

В конце зимы Серый Бобр пересек водораздел между

Маккензи и Юконом и всю весну проохотился на запа^д-

«ых отрогах Скалистых Гор. А когда река Поркьюпайн

очистилась ото льда. Серый Бобр сделал пирогу и спус¬

тился вниз по ней к месту слияния ее с Юконом, как

раз под самым Полярным кругом. Здесь стоял Форт

Компании Гудзонова залива. В Форте было много индей¬

цев, много съестных припасов, повсюду царило небывалое
397

оживление. Было лето 1898 года, и золотоискатели тыся¬

чами двигались вверх по Юкону, к Доусону и на Клон¬

дайк. До цели путешествия им оставались еще сотни

миль, а между тем многие из них находились в пути уже

год; меньше пяти тысяч миль не сделал никто, а некоторые

приехали сюда с другого конца света.
В Форте Юкон Серый Бобр сделал остановку. Слухи

о золотой лихорадке достигли и его ушей, и он привез с

собой несколько тюков с мехами и один тюк с рукави¬

цами и мокасинами. Серый Бобр никогда не отважился

бы пуститься в такой далекий путь, если б его не при¬

влекла сюда надежда на большую наживу. Но то, что

Серый Бобр увидел здесь, превзошло все его ожидания.

В самых своих безудержных мечтах он рассчитывал вы¬

ручить от продажи мехов сто процентов, а убедился,

что М10ЖНО выручить и тысячу. И, как истинный индеец.

Серый Бобр принялся за дело не спеша, решив проси¬

деть здесь хоть до осени, только бы не просчитаться

и не продешевить.
В Форте Юкон Белый Клык впервые увидел белых

людей. Рядом с индейцами они казались ему существа¬

ми другой породы — богами, власть которых опиралась

на еще большее могущество. Эта уверенность пришла к

Белому Клыку сама собой; ему не надо было напрягать

свои мыслительные способности, чтобы убедиться в мо¬

гуществе белых богов. Он только чувствовал его, но

чувствовал с необычайной силой. Вигвамы, построенные

индейцами, казались ему когда-то свидетельством величия

человека, а теперь его поражал громадный Форт и дома

из толстых бревен. Все это говорило о могуществе. Белые

боги обладали силой. Власть их простиралась дальше

власти прежних богов Белого Клыка, среди которых са¬

мым могущественным существом был Серый Бобр. Но и

Серый Бобр казался ничтожеством по сравнению с бело-

кожим!И богами.
Разумеется, Белый Клык только чувствовал все это и

не отдавал себе ясного отчета в своих ощущениях. Но

животные действуют чаще всего на основании именно та¬

ких ощущений; и каждый поступок Белого Клыка объяс¬

нялся теперь уверенностью в могуществе белых богов. Он

относился к ним с большой опаской. Кто знает, какого

неведомого ужаса и какой новой беды можно ждать от
398

них? Белый Клык с любопытством наблюдал за белыми

богами, но боялся попадаться им на пути. Первые не¬

сколько часов он довольствовался тем, что настороженно

следил за ними издали, но потом, увидев, что белые бо¬

ги не причиняют никакого вреда своим собакам, подошел

поближе.
В свою очеред!^. Белый Клык привлекал к себе всеоб¬

щее внимание: его сходство с волком сразу же бросалось

в глаза, и люди показывали на него друг другу паль¬

цами. Это заставило Белого Клыка насторожиться. Липьь

только кто-нибудь подходил к нему, он скалил зубы и от¬

бегал в сторону. Людям так и не удавалось дотронуть¬

ся до него рукой,— и хорошо, что не удавалось.
Вскоре Белый Клык узнал, что очень немногие

из этих богов — всего человек десять — постоянно жи¬

вут в Форте. Каждые два-три дня к берегу приста¬

вал пароход (еще одно великое доказательство все¬

могущества белых людей) и по нескольку часов стоял у

причала. Боги приезжали и снова уезжали на пароходах.

Казалось, людям этим нет числа. В первые же два дня

Белый Клык увидел их столько, сколько не видел индей¬

цев за всю свою жизнь. И каждый день они приезжали,

ходили по Форту и снова уезжали вверх по реке.
Но если белые боги были всемогущи, то собаки их

ничего не стоили. Белый Клык быстро убедился в этом,

столкнувшись с теми, что сходили на берег вместе со

своими хозяевами. Все они были не похожи одна на дру¬

гую. У одних были короткие, слишком короткие ноги; у

других — длинные, слишком длинные. Вместо густого ме¬

ха их покрывала короткая шерсть, а. у некоторых и шер¬

сти почти не было. И ни одна из этих собак не умела *

драться.
Питая ненависть ко всей своей породе. Белый Клык

считал себя обязанным вступать в драку и с этими со¬

баками. После нескольких стычек он проникся к ним глу¬

бочайшим презрением: они оказались неуклюжими, бес¬

помощными и старались одолеть Белого Клыка одной

силой, тогда как он брал сноровкой и хитростью. Соба¬

ки кидались на него с лаем. Белый Клык прыгал в сто¬

рону. Они теряли его из виду, и тогда он налетал на

них сбоку, сбивал плечом) с ног и вцеплялся им в горло.
Часто укус этот бывал смертельным, и его противник
399

бился в грязи под ногами индейских собак, которые* толь¬

ко и ждали той минуты, когда мюжно будет броситься

всей стаей и разорвать чужака на куски. ' Белый

Клык был мудр. Он уже давно знал, что боги гневают¬

ся, когда кто-нибудь убивает их собак. Белые боги не

составляли исключения. Поэтому, свалив противника с

ног и прокусив ему горло, он отбегал в сторону и позволял

стае доканчивать начатое им дело. В это время белые лю¬

ди подбегали и обрушивали свой гнев на стаю, а Белый

Клык выходил сухим из воды. Обычно он стоял в сторо¬

не и наблюдал, как его собратьев бьют камнями, палками,

топорами и всем, что только попадалось людям под руку.

Белый Клык был мудр.
Но его собратья тол^е кое-чему научились: они поняли,

что самая потеха начинается в ту м^инуту, когда пароход

пристает к берегу. Вот собаки сбежали с парохода, и две-

Три из них мгновенно оказались растерзанными. Тогда

люди загоняют остальных обратно и принимаются за же¬

стокую расправу. Однажды белый человек, на глазах у

которого разорвали его сеттера, выхватил револьвер. Он

выстрелил шесть раз подряд, и шесть собак из стаи по¬

валились замертво. Это было еще одно проявление могу¬

щества белых людей, надолго запомнившееся Белому

Клыку.
Белый Клык упивался всем этим, он не жалел своих

собратьев, а сам ухитрялся оставаться в таких стычках

невредим1ым. На первых порах драки с собаками белых

людей просто развлекали его, потом он принялся за это

по-настоящему. Другого дела у него не было. Серый Бобр

занялся торговлей, богател. И Белый Клык слонялся по

пристани, поджидая вместе со сворой беспутных индей¬

ских собак прибытия пароходов. Как только пароход при¬

чаливал к берегу, начиналась потеха. К тому йремени,

когда белые люди приходили в себя от неожиданности,

собачья свора разбегалась в разные стороны и ожидала

следующего парохода.
Однако Белого Клыка нельзя было считать членом со¬

бачьей своры. Он не смешивался с ней, держался в сто¬

роне, никогда не терял своей независимости, и собаки

даже побаивались его. Правда, он действовал с ними

заодно. Он затевал ссору с чужаком и сбивал его с ног.

Тогда собаки кидались и приканчивали чужака, а Белый
400

Клык сейчас же удирал, предоставляя своре получать

наказание от разгневанных богов.
Для того чтобы затеять такую ссору, не требовалось

большого труда. Белому Клыку стоило только показать¬

ся на пристани, когда чужие собаки сходили на берег,—

этого было достаточно, они кидались на него. Так повеле¬

вал им инстинкт. Собаки чуяли в Белом Клыке Северную

глушь, неизвестное, ужас, вечную угрозу; чуяли в нем то,

что ходило, крадучись, во мраке, окружающем» человече¬

ские костры, когда они, подобравшись к этим кост(>ам, от¬

казывались от своих прежних инстинктов и боялись Се¬

верной глуши, покинутой и преданной им)и. От поколе¬

ния к поколению передавался собакам этот страх перед

Северной глушью. Северная глушь грозила гибелью, но

их повелители дали им право убивать все живое, что при¬

ходит оттуда. И, воспользовавшись этим правом, они за¬

щищали себя н богов, допустивших их в свое общество.
И поэтому выходцам с Юга, сбегавшим) по сходням на

берег Юкона, достаточно было увидеть Белого Клыка,

чтобы почувствовать непреодолимое желание кинуться и

растерзать его. Среди приезжих собак попадались и го¬

родские, но инстинктивный страх перед Северной глушью

сохранился и в них. На представшего перед ними средь

бела дня зверя, похожего на волка,’они смотрели не толь¬

ко своими глазами,— они смотрели на Белого Клыка гла¬

зами предков, и пам»я11ь, унаследованная от всех преды¬

дущих поколений, подсказывала им, что перед ними сто¬

ит волк, к которому порода их питает извечную вражду.
Все это доставляло удовольствие Белому Клыку. Если

одним СВОИМ) видом он заставляет собак кидаться в дра¬

ку, тем лучше для него и тем хуже для них. Они чуяли

в Белом Клыке свою законную добычу, и точно так же

относился к ним и он.
Недаром! Белый Клык впервые увидел дневной свет

в уединенном логовище и в первых же своих битвах имел

таких противников, как белая куропатка, ласка и рысь.

-И недаром! его раннее детство было омрачено враждой

с Лип-Липом и со всей стаей молодых собак. Сложись его

жизнь по-иному — и он сам был бы иным. Не будь в по¬

селке Лип-Липа, Белый Клык подружился бы с другими

щенками, был бы больше похож на собаку и с большей

терпимостью относился бы к своим собратьям. Будь Се-
26.	Джек Лондон. Т. IV.	401

рый Бобр мягче и добрее, он сумел бы пробудить в нем

чувство привязанности и любви. Но все сложилось по-

иному. Жизнь круто обошлась с Белым Клыком, и он стал

угрюмым, замкнутым, злобным зверем) — врагом своих

собратьев.
ГЛАВА ВТОРАЯ

СУМАСШЕДШИЙ БОГ
Белых людей в Форте Юкон было немного. Все они

уже давно жили здесь, называли себя «кислым тестом»

и очень гордились этим». Тех, кто приезжал сюда из дру¬

гих мест, старожилы презирали. Люди, сходившие с па¬

рохода на берег, были новичками и назывались «чечако».

Новички сильно недолюбливали свое прозвище. Они за-

М)ешивали тесто на сухих дрожжах, и это проводило рез¬

кую грань между ними и старожилами, которые стави¬

ли хлеб «а закваске, потому что дрюжжей у них не было.
Но все это — между прочим. Жители Форта презира¬

ли приезжих и радовались всякий раз, когда у тех случа¬

лась какая-нибудь неприятность. Особенное удовольствие

доставляли им расправы Белого Клыка и всей бесчин¬

ствующей своры с чужими собаками. Как только пароход

подходил, старожилы Форта спешили на берег, чтобы не

прозевать потехи. Они предвкушали развлечение не мень¬

ше индейских собак и, конечно, сейчас же оценили ту

роль, какую играл в этих драках Белый Клык.
Но был среди старожилов один человек, которому эта

забава доставляла особенное удовол!ЬСтвие. Заслышав

гудок приближающегося парохода, он со всех ног пускал¬

ся к берегу, а когда драка заканчивалась и свора собак

разбегалась в разные стороны, человек этот медленно

уходил с пристани, всем своим видом выражая глубо¬

кое сожаление. Часто, когда изнеженная южная собака с

предсмертным воем падала на землю и погибала, разди¬

раемая на клочки налетевшей на нее сворой, человек этот

кричал и прыгал от восторга. И каждый раз он завист¬

ливо поглядывал на Белого Клыка.
Старожилы Форта прозвали этого человека «Красав¬

чиком». Настоящего его имени никто не знал, и в здеш¬

них местах он был известен как Красавчик Cmiht. Прав¬

да, красивого в нем было мало; поэтому, вероятно, ему и
402

■дали такое прозвище. Он был на редкость уродлив. Соз¬

давая его, природа поскупилась. Он был низкорослый, а

на его щуплом теле сидела неправильной формы, удлинен¬

ная голова. В детстве, еще до того как за ним укрепилось

новое прозвище «Красавчик», сверстники звали его «Гво-

3 диком».
Затылок у Смита был совершенно приплюснутый, лоб

низкий и несуразно широкий. А потом природа вдруг рас¬

щедрилась и наделила Красавчика См»ита вылупленными

глазами, к тому же расставленньши так широко, что меж¬

ду ними могла бы поместиться еще одна пара глаз. Чтобы

как-нибудь заполнить оставшееся свободное пространст¬

во, природа дала ему тяжелую нижнюю челюсть, которая

выдавалась вперед и чуть ли не лежала у него на груди,

а может быть, это только так казалось, ибо шея у Кра¬

савчика Смита была слишком тонка для такой громозд¬

кой ноши.
Нижняя челюст придавала его лицу выражение сви¬

репой решительности, но в эту решительность как-то не

верилось,— возможно, потому, что челюсть была слишком

уж велика и массивна. Другими словам1И, никакой реши¬

тельности в натуре Красавчика. Смита не было и в по¬

мине. Он слыл повсюду за презренного, жалкого труса.

Для полноты картины следует упомянуть, что зубы у

него были длинные и желтые, а оба клыка вылезали

наружу из-под тонких губ. На глаза у природы, видимо,

не хватило краски, она соскребла для них все остатки со

своей палитры — и получилось нечто мутно-желтое. То

же самое можно сказать и про жидкие волосы, которые

клочьями торчали у него на голове и на скулах, напоми¬

ная растрепанный ветром сноп соломы.
Короче говоря. Красавчик Смит был урод, но винить

в этом его самого не следует. Таким уж человек появился

на свет божий. Он стряпал на жителей Форта, мыл по¬

суду и исполнял всякую другую грязную работу. В Фор¬

те к нему относились терпимо и даже снисходительно, как

к существу, которому не повезло в жизни. Кроме того,

Красавчика Смита побаивались. От такого злобного тру¬

са можно было получить и пулю в спину и стакан кофе с

отравой. Но ведь кому-нибудь нужно было заниматься

стряпней, а Красавчик Смит, несмотря на все его недо¬

статки, знал свое дело.
403

Таков был человек, который восхищался отчаянной

удалью Белого Клыка и мечтал завладеть им. Красавчик

Смит начал заигрывать с Бельш Клыком. Тот не обра¬

щал на это никакого внимания. Когда заигрывания стали

настойчивее, Белый Клык скалил на Красавчика Смита

зубы, ощетинивался и убегал. Этот человек не нравился

ему. Белый Клык чуял в нем что-то злое и ненавидел

его, боясь его протянутой руки и вкрадчивого голоса.
Добро и зло воспринимаются простым существом

очень просто. Добро есть все то, что прекращает боль, что

несет с собой свободу и удовлетворение. Поэтому добро

приятно. Зло же ненавистно, потому что оно приносит

беспокойство, опасность, страдание. Как над гнилым бо¬

лотом поднимается туман, так и от уродливого тела и

грязной душонки Красавчика Смита веяло чем-то дур¬

ным, нездоровым. Бессознательно, словно с помощью ше¬

стого чувства, Белый Клык угадывал, что этот человек

таит в себе зло, грозит гибелью и что его надо ненавидеть.
Белый Клык был дома, когда Красавчик Смит впер¬

вые зашел на стоянку Серого Бобра. Еще задолго до

появления Красавчика Смита, по одному звуку его шагов,

Белый Клык понял, кто идет к ним», и ощетинился. Хоть

ему было и очень удобно лежать, но липиь только этот

человек подошел ближе, он сейчас же поднялся и бес¬

шумно, как настоящий волк, отбежал в сторону. Белый

Клык не ‘знал, о чем шел разговор с этим человеком у

Серого Бобра, он видел только, что хозяин разговаривает

с ним. Во время беседы Красавчик Смит показал на

Белого Клыка пальцем, и тот зарычал, как будто эта ру¬

ка была не на расстоянии пятидесяти футов от него,

а опускалась ему на спину. Красавчик Смит захохотал,

и Белый Клык решил скрыться в лес и, убегая, все огля¬

дывался назад, на разговаривавших людей.
Серый Бобр отказался продать собаку. Он разбога¬

тел, у него все есть. Кроме того, лучшей ездовой собаки

и лучшего вожака нигде не сыщешь — ни на Маккензи,

ни на Юконе. Белый Клык мастер драться. Разорвать

собаку ему ничего не стоит — все равйо что человеку

прихлопнуть комара. (Глаза у Красавчика Смита забле¬

стели при этих словах, и он с жадностью облизал свои

тонкие губы.) Нет, Серый Бобр ни за какие деньги не

продаст Белого Клыка.
404

Но Красавчик Смит хорошо знал индейцев. Он стал

часто наведываться к Серому Бобру и каждый раз при¬

носил за пазухой бутылку. Виски обладает одним мо¬

гучим свойством—оно возбуждает жажду. И такая

жажда появилась у Серого Бобра. Его нутро требовало

все больше и больше этой жгучей жидкости, и, потеряв

с непривычки к ней власть над собой, он был готов на что

угодно, лишь бы раздобыть эту жидкость. Деньги, выру¬

ченные от продажи мехов, рукавиц и мокасин, начали

таять. Их становилось все меньше и меньше, и чем

больше пустел мешок, в котором они хранились у Се¬

рого Бобра, тем он становился беспокойнее.
Наконец все ушло — и деньги, и товары, и спо¬

койствие. У Серого Бобра осталась только жажда,

которая росла с каждой минутой. И тогда Красавчик

Смит снова завел речь о продаже Белого Клыка;

но на этот раз цена определялась уже не долларами, а

бутылками виски, и Серый Бобр прислушался к пред¬

ложению более внимательно,
—	Сумеешь поймать — собака твоя,— было его по¬

следнее слово.
Бутылки перешли к нему, но через два дня Красавчик

Смит сам сказал Серому Бобру:
—	Поймай собаку.
Вернувшись как-то вечером домой. Белый Клык со

вздохом облегчения улегся около вигвама. Страшного

белого бога не было. За последние дни он все больш,е

и больше приставал к Белому Клыку, и тот предпочел

на это время совсем уйти из дому. Он не знал, какую

опасность таят в себе руки этого человека, он только

чуял что-то недоброе и решил держаться от них по¬

дальше.
Как только Белый Клык улегся. Серый Бобр, поша¬

тываясь, подошел к нему и обвязал ремень вокруг его

шеи. Потом Серый Бобр сел рядом с Белым Клыком,

держа в одной руке конец ремня. В другой он держал

бутылку и то и дело прикладывался к ней, и тогда Белый

Клык слышал бульканье.
Так прошел час, и вдруг до ушей Белого Клыка донес¬

лись з-вуки чьих-то шагов. Он различил их первый и, до¬

гадавшись, кто идет, весь ощетинился. Серый Бобр си¬

дел и клевал носом. Белый Клык осторожно потянул
405

ремень из рук хозяина, но ослабевшие палаьцы сжались

крепче, и Серый Бобр проснулся.
Красавчик Смит подошел к вигваму и остановился

рядом с Белым Клыком!. Тот глухо зарычал на это страш¬

ное существо, не сводя глаз с его рук. Одна рука вы¬

тянулась вперед и стала опускаться над его головой. Бе¬

лый Клык зарычал громче. Рука продолжала медленно

опускаться, а Белый Клык, злобно глядя на нее и уже

задыхаясь от яростного рычания, все ниже и ниже при¬

падал к земле. И вдруг его зубы сверкнули, как у змеи,

и с резким металлическим звуком! лязгнули в воздухе.

Рука отдернулась вовремя. Красавчик Смит испугался

и рассвирепел. Серый Бобр ударил Белого Клыка по го¬

лове, и тот снова покорно лег на землю.
Белый Клык следил за каждым движением обоих лю¬

дей. Он увидел, что Красавчик Смит ушел и вскоре вер¬

нулся с увесистой палкой. Серый Бобр передал ему ре¬

мень. Красавчик Смит шагнул вперед. Ремень натянулся.

Белый Клык все еще лежал. Серый Бобр ударил его

несколько раз, заставляя подняться с места. Белый Клык

повиновался и прыгнул прямо на чужого человека, кото¬

рый хотел увести его с собой. Тот ждал этого нападения

и ударом палки свалил Белого Клыка на зем1лю, остано¬

вив его прыжок на полпути. Серый Бобр засмеялся

и одобрительно закивал головой. Красавчик Смит снова

потянул за ремень, и Белый Клык, оглушенный ударом,

с трудом поднялся на ноги.
Он не повторил своего прыжка. Одного такого удара

было достаточно, чтобы убедить его, что белый бог не

зря держит палку в руках. Белый Клык был м»удр и

видел всю тщету борьбы с неизбежностью. Поджав хвост

и не переставая глухо рычать, он поплелся за Красавчи¬

ком Смитом, а тот не спускал с него глаз и держал палку

наготове.
Придя в Форт, Красавчик Смит крепко привязал Бе¬

лого Клыка и улегся спать. Белый Клык прожда.\ час,

а потом принялся за ремень и через какие-нибудь де¬

сять секунд очутился на свободе. Он не тратил времени

понапрасну: ремень был перерезан наискось чисто, как

НОЖОМ). Оглядевшись по сторонам. Белый Клык ощети¬

нился и зарычал. Потом повернулся и побежал к виг¬

ваму Серого Бобра. Он не был обязан повиноваться это-'
406

му чужому и страшному богу. Он отдал всего себя

Серому Бобру, и. никто другой, кроме Серого Бобра, не

мог владеть им.
Все предыдущее повторилось, но с некоторой разни¬

цей. Серый Бобр снова привязал его и утром отвел к

Красавчику Смиту. Вот тут-то Белый Клык и ощутил

эту разницу. Красавчик Смит задал ему трепку. Бело¬

му Клыку, крепко привязанному на этот раз, не остава¬

лось ничего другого, как метаться в бессильной ярости

и сносить наказание. Красавчик Смит пустил в ход пал¬

ку и хлыст, и таких побоев Белому Клыку не приходи¬

лось испытывать еще ни разу в жизни. Даже та порка,

которую когда-то давно ему задал Серый Бобр, была пус¬

тяком по сравнению с тем, что пришлось вынести теперь.
Красавчик Смит испытывал наслаждение. Он жадно

глядел на свою жертву, и глаза его загорались тусклым

огнем, когда Белый Клык выл от боли и рычал после

каждого удара палкой или хлыстом. Красавчик Смит был

жесток, как бывают жестоки только трусы. Покорно сно¬

ся от людей удары и брань, он вымещал свою злобу на

слабейших существах. Все живое любит власть, и Красав¬

чик Смит не представлял собою исключения: не имея

возможности властвовать над равными себе, он пользо¬

вался беззащитностью животных. Но Красавчика Смита

не следует винить за это. Уродливое тело и низкий ин¬

теллект были даны ему от рождения, а жизнь обошлась

с ним сурово и не выправила его.
Белый Клык знал, почему его бьют. Когда Серый

Бобр надел ремень ему на шею и передал привязь Кра¬

савчику Смиту, Белый Клык понял, что его бог приказы¬

вает ему идти с этим человеком. И когда Красавчик Смит

посадил его на привязь в Форте, он понял, что тот при¬

казывает ему остаться здесь. Следовательно, он нарушил

волю обоих богов и заслужил наказание. Ему приходи¬

лось и раньше видеть, как собак, убежавших от нового

хозяина, били так же, как били сейчас его. Белый

Клык был мудр, но в нем1 жили силы, перед которыми

отступала и сама мудрость. Одной из этих сил была вер¬

ность. Белый Клык не любил Серого Бобра — и все же

хранил верность ему наперекор его воле, его гневу. Он ни¬

чего не мог с собой поделать. Таким он был создан.

Верность была достоянием» породы Белого Клыка, вер¬
407

ность отличала его , от всех других животных, верность

привела волка и дикую собаку к человеку и позволила

им стать его товарищами. После избиения Белого

Клыка оттащили обратно в Форт, и на этот раз Красав¬

чик Смит привязал его по индейскому способу — с пал¬

кой. Но отказываться от своего божества нелегко, и Бе¬

лый Клык испытал это на себе. Серый Бобр был для не¬

го богом, и он продолжал цепляться за Серого Бобра

против его воли. Серый Бобр предал и отверг Белого

Клыка, но это ничего не значило. Недаром же Белый

Клык отдался Серому Бобру душой и телом. Узы, связы¬

вающие его с хозяином, было не так легко порвать.
И ночью, когда весь Форт спал. Белый Клык при¬

нялся грызть палку, к которой его привязали. Палка бы¬

ла сухая и твердая и так близко примыкала к шее, что

он с трудом, после мучительного напряжения мускулов,

дотянулся до нее зубами, а для того, чтобы перегрызть

привязь, ему понадобилось несколько часов терпеливей¬

шей работы. До него ни одна собака не делала ничего

подобного, но БелЬш Клык сделал это и рано утром

убежал из Форта с болтавшимся на шее огрызком палки.
Белый Клык был мудр. И будь, он только мудр, он

не пришел бы к Серому Бобру, уже два раза предавше¬

му его. Но мудрость сочеталась в нем с верностью — он

прибежал домой, и хозяин предал его в третий раз.

Снова Белый * Клык позволил надеть себе ремень на

Шею, и снова за ним пришел Красавчик Смит. И на

этот раз Белому Клыку досталось еще больше. Серый

Бобр безучастно смотрел, как белый человек взмахивает

хлыстом. Он не пытался защитить собаку. Она уже не

принадлежала ему. Когда избиение кончилось. Белый

Клык был чуть жив. Изнеженная южная собака не вы¬

несла бы таких побоев, но Белый Клык вынес. Его зака¬

лила суровая жизненная школа. Он был слишком жизне¬

способен, и его хватка за жизнь была сильнее, чем

у других собак. Но сейчас Белый Клык еле дышал. Он

не мог даже шевельнуться. Красавчику Смиту пришлогь

подождать с полчаса, прежде чем» вести его домой. А

потом Белый Клык встал, пошатываясь, и, ничего перед

собой не видя, поплелся за Красавчиком Смитом в Форт.
На этот раз его посадили на цепь, которую

нельзя было перегрызть. Он старался вырвать скобу,
408

вбитую в бревно, но все его усилия были тщетны. Через

несколько дней разорившийся Серый Бобр протрезвил

ся и отправился в долгий пзпгь по реке Поркьюпайн на

Маккензи. Белый Клык остался в Форте Юкон и перешел

в полную собственность к сумасшедшему, потерявшему

человеческий облик существу. Но что знает собака о су¬

масшествии? Для Белого Клыка Красавчик Смит стал

богом! — страшным, но все же богом. Это был сумасшед¬

ший бог, но Белый Клык не знал, что такое сумасшест¬

вие; он знал только, что надо подчиняться воле этого

человека и исполнять все его прихоти и капризы.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЦАРСТВО НЕНАВИСТИ
В руках сумасшедшего бога Белый Клык превратился

в дьявола. Устроив в дальнем конце Форта загородку,

Красавчик Смит посадил Белого Клыка на цепь и. при¬

нялся дразнить его и доводить до бешенства мелкими, но

мучительными нападками. Он очень скоро обнаружил,

что Белый Клык не выносит, когда над ним смеются, и

обычно заканчивал свои пытки взрывами оглушительного

хохота. Издеваясь над Белым Клыком, бог показывал на

него пальцем. В эти минуты собака теряла всякую власть

над собой и в припадках ярости, обуревавшей ее, каза¬

лась более бешеной, чем Красавчик Смит.
До сих пор Белый Клык чувствовал вражду — прав¬

да, свирепую вражду — только к существам одной с ним

породы. Теперь он стал врагом всего, что видел вокруг

себя. Издевательства Красавчика Смита доводили его

до такого озлобления, что он слепо и безрассудно ненави¬

дел всех и вся. Он возненавидел свою цепь, людей, гла¬

зевших на него сквозь перекладины загородки, приходив¬

ших вместе с людьми собак, на злобное рычание которых

он ничем не мог ответить. Белый Клык ненавидел даже

доски, из которых была сделана его загородка. Но. преж¬

де всего и больше всего он ненавидел Красавчика Смита.
Обращаясь так с Белым Клыком, Красавчик Смит

преследовал определенную цель. Однажды около заго¬

родки собралось несколько человек. Красавчик Смит во¬

шел к Белому Клыку, держа в руке палку, и снял с него
409

цепь. Как только хозяин вышел, Белый Клык заметал¬

ся по загородке из угла в угол, стараясь добраться до

глазевших на него людей. Белый Клык был великолепен

в своей ярости. Полных пяти футов в длину и двух с

половиной в вышину, он весил девяносто фунтов — го¬

раздо больше любого взрослого волка. Массивный кор¬

пус собаки он унаследовал от матери, причем) на теле

его не было и следов жира. Мускулы, кости, сухожилия —

и ни унции лишнего веса, как и подобает бойцу, который

находится в прекрасной форме.
Дверь в загородку снова приоткрылась. Белый Клык

остановился. Происходило что-то непонятное. Дверь от¬

крылась шире. И вдруг к нему втолкнули большую со¬

баку. Дверь тотчас же захлопнулась. Белый Клык никог¬

да не видел такой породы (это был мастиф), но разме¬

ры и свирепый вид незнакомца ничуть не смутили его.

Он видел перед собой не дерево, не железо, а живое

существо, на котором» можно было сорвать злобу. Сверк¬

нув клыками, он прыгнул на мастифа и располосовал ему

шею. Мастиф замотал головой и с хриплым рычанием

ринулся на Белого Клыка. Но Белый Клык скакал из

стороны в сторону, ухитряясь увертываться и ускользать

от противника, и в то же врем»я успевал рвать его кльжа-

ми и снова отпрыгивать назад.
Зрители кричали, аплодировали, а Красавчик Смит,

дрожа от восторга, не отрывал жадного взгляда от Белого

Клыка, расправлявшегося с противником. Грузный, не¬

поворотливый мастиф был обречен с самого начала, и

схватка кончилась тем, что Красавчик Смит палкой ото¬

гнал Белого Клыка, а мастифа, полумертвого, выволокли

наружу. Затем проигравшие уплатили пари, и в руке Кра¬

савчика Смита зазвенели деньги.
С этого дня Белый Клык уже с нетерпением ждал

той минуты, когда вокруг его загородки снова соберет¬

ся толпа. Это предвещало драку, а драка стала теперь для

него единственным способом ^проявлять свою сущность.

Сидя взаперти, затравленный, обезумевший от ненави¬

сти, он находил исход для этой ненависти только тогда,

когда хозяин впускал к нему в загородку собаку. Красав¬

чик Смит, видимо, умел рассчитывать силы Белого

Клыка, потому что Белый Клык всегда выходил побе¬

дителем из таких сражений. Однажды к нему впустили
410

одну за другой трех собак. Потом, через несколько дней,—

только что пойманного взрослого волка. А в третий раз

ему пришлось драться с двумя собаками сразу. Из всех

его драк это была самая отчаянная, и хотя он уло¬

жил обоих своих противников, но к концу побоища и сам

еле дышал.
Осенью, когда выпал первый снег и по реке потяну¬

лось сало. Красавчик Смит взял место для себя и для

Белого Клыка на пароходе, отправлявшемся вверх по

Юкону в Доусон. Слава о Белом Клыке прокатилась

повсюду. Он был известен под кличкой «бойцового вол¬

ка», и поэтому около его клетки на палубе всегда толпи¬

лись любопытные. Он рычал и кидался на зрителей или

же лежал неподвижно и с холодной ненавистью смотрел

на них. Разве эти люди не заслуживали его ненависти?

Белый Клык никогда не задавал себе такого вопроса. Он

знал только одно это чувство и весь отдавался ему. Жизнь

стала для него адом. Как и всякий дикий зверь, попав¬

ший в руки к человеку, он не мог сидеть взаперти. А ему

приходилось терпеть неволю.
Зеваки глазели на Белого Клыка, совали палки сквозь

решетку; он рычал, а они смеялись над ним. Эти люди

будили в нем такую ярость, какой не предполагала наде¬

лить его и сама природа. Однако природа дала ему

способность приспособляться. Там, где другое жи¬

вотное погибло бы или смирилось. Белый Клык приме¬

нялся к обстоятельствам и продолжал жить, не ломая

своего упорства. Возможно, что дьяволу в образе Кра¬

савчика Смита в конце концов и удалось бы сломить

Белого Клыка, но пока что все его старания были тщетны.
Если в Красавчике Смите сидел дьявол, то и Белый

Клык не уступал ему в этом, и оба дьявола вели нескон¬

чаемую войну друг против друга. Прежде у Белого Клы¬

ка хватало благоразумия на то, чтобы покориться чело¬

веку, который держит палку в руке; теперь же это благо¬

разумие его оставило. Ему достаточно было увидеть Кра¬

савчика Смита, чтобы прийти в бешенство. И когда они

сталкивались и палка загоняла Белого Клыка в угол клет¬

ки, он и тогда не переставал рычать и скалить зубы.

Унять его было невозможно. Красавчик Смит мог бить

Белого Клыка как угодно и сколько угодно — тот не сда¬

вался. Лишь только хозяин прекращал избиение и уходил,
411

вслед ему слышался вызывающий рев или же Белый

Клык кидался на прутья клетки и был от бушевавшей в

нем ненависти.
Когда пароход прибыл в Доусон, Белого Клыка све¬

ли на берег. Но и в Доусоне он жил по-прежнему на виду

у всех, в клетке, постоянно окруженный зеваками. Кра¬

савчик Смит выставил напоказ своего «бойцового волка»,

и люди платили по пятидесяти центов золотым песком,

чтобы поглядеть на него. У Белого Клыка не было ни

минуты покоя. Если, он спал, его будили, поднимали с

места палкой. Зрители хотели получить полное удоволь¬

ствие за свои деньги. А для того, чтобы сделать зрели¬

ще еще более занимательным, Белого Клыка постоянно

держали в состоянии бешенства.
Но хуже всего была та атмосфера, в которой он жил.

На него смютрели как на страшного, дикого зверя, и это

отношение людей проникало к Белому Клыку сквозь

прутья клетки. Каждое их слово, каждое движение убеж¬

дало его в том, насколько страшна людям его ярость.

Это лишь подливало масла в огопь, и свирепость Бело¬

го Клыка росла с каждым днем». Вот еще одно доказа¬

тельство . податливости материала, из которого он был

сделан,— доказательство его способности применяться к

окружающей среде.
Красавчик Смит не только выставил Белого Клыка

напоказ, он сделал из него и профессионального бойца.

Когда являлась возможность устроить бой. Белого Клы¬

ка выводили из клетки и вели в лес, за несколько М1иль

от города. Обычно это делалось ночью, чтобы избежать

столкновения с местной конной полицией. Через несколь¬

ко часов, на рассвете, появлялись зрители и собака, с ко¬

торой ему предстояло драться. Белому Клыку приходи¬

лось встречать противников всех пород и всех размеров.

Он жил в дикой стране, и люди здесь были дикие, а

собачьи бои обычно кончались смертью одного из участ¬

ников.
Но Белый Клык продолжал сражаться, и, следова¬

тельно, погибали его противники. Он не знал поражений.

Боевая закалка, полученная с детства, когда Белому Клы¬

ку приходилось ,сражаться с Лип-Липом и со всей стаей

молодых собак, сослужила ему хорошую службу.

Белого Клыка спасала твердость, с которой он держался
412

на ногах. Ни однохму противнику не удавалось повалить

его. Собаки, в которых еще сохранилась кровь их дале¬

ких предков — волков, пускали в ход свой излюбленный

боевой прием: кидались на противника прямо или нео¬

жиданным броском сбоку, рассчитывая ударить его в

плечо и опрокинуть навзнич1Ь. Гончие, лайки, овчарки,

ньюфаундленды — все испробовали на Белом Клыке этот

прием! и ничего не добились. Не было случая, чтобы Бе¬

лый Клык потерял равновесие. Люди рассказывали об

этом друг другу и каждый раз надеялись, что его собьют

с ног, но он неизменно разочаровывал их.
Белому Клыку помогала его молниеносная быстрота.

Она давала ему громадный перевес над противниками.

Даже самые опытные из них еще не встречали такого

увертливого бойца. Приходилось считаться и с неожидан¬

ностью его нападения. Все собаки обычно выполняют пе¬

ред дракой определенный ритуал — скалят зубы, ощети¬

ниваются, рычат, и все собаки, которым* приходилось

драться с Белым Клыком, бывали сбиты с ног и прикон¬

чены прежде, чем вступали в драку или приходили в себя

от неожиданности, ^о случалось так часто, что Белого

Клыка стали придерживать, чтобы дать его противнику

возможность выполнить прложенный ритуал и даже пер-

вым броситься в драку.
Но самое большое преимущество в боях давал Бело¬

му Клыку его опыт. Белый Клык понимал толк в драках,

как ни один его противник. Он дрался чаще их всех, умел

отразить любое нападение, а его собственные боевые при¬

емы были гораздо разнообразнее и вряд ли нуждались

в улучшении.
Время шло, и драться приходилось все реже и реже.

Любители собачьих боев уже потеряли надежду подыскать

Белому Клыку достойного соперника, и Красавчику Сми¬

ту не оставалось ничего другого, как выставлять его про¬

тив волков. Индейцы ловили их капканами специально

для этой цели, и бой Белого Клыка с волком неизменно

привлекал толпы зрителей. Однажды удалось раздобыть

где-то взрослую самку-рысь, и на этот раз Белому Клыку

пришлось отстаивать в бою свою жизнь. Рысь не усту¬

пала ему ни в быстроте движений, ни в ярости и пускала

в ход и зубы и острые когти, тогда как Белый Клык^

действовал толяько зубами.
413

Но после схватки с рысью бои прекратились. Белому

Клыку уже не с кем было драться — никто не мог вы¬

пустить на него достойного противника. И он просидел

в клетке до весны, а весной в Доусон приехал некто Тим

Кинен, по профессии картежный игрок. Кинен привез с

собой бульдога — первого бульдога, появившегося на

Клондайке. Встреча Белого Клыка с этой собакой была

неизбежна, и для некоторых обитателей города предстоя¬

щая схватка между ними целую неделю служила

главной темой разговоров.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЦЕПКАЯ СМЕРТЬ
Красавчик Смит снял с него цепь и отступил назад.
И впервые Белый Клык кинулся в бой не сразу. Он

стоял как вкопанный, навострив уши, и с любопытством

всматривался в странное существо, представшее перед

ним. Он никогда не видел такой собаки. Тим Кинен под¬

толкнул бульдога вперед и сказал:
—	Взять его!
Приземистый, неуклюжий пес проковылял на середи-

ну круга и, моргая глазами, остановился против Белого

Клыка.
Из толпы закричали:
—	Взять его, Чероки! Всыпь ему как следует! Взять,

взять его!
Но Чероки, видимо, не имел ни малейшей охоты драть¬

ся. Он повернул голову, посмотрел на кричавших людей

и добродушно завилял обрубком хвоста. Чероки не боял¬

ся Белого Клыка, просто ему было лень начинать драку.

Кроме того, он не был уверен, что с собакой, стоявшей

перед ним, надо вступать в бой. Чероки не привык встре¬

чать таких противников и ждал, когда к нему приведут

настоящего бойца.
Тим Кинен вошел в круг и, нагнувшись над бульдо¬

гом, стал поглаживать его против шерсти и легонько под¬

талкивать вперед. Эти движения должны были подза¬

дорить Чероки. И они не только подзадорили, но и разо¬

злили его. Послышалось низкое, приглушенное рычание.

Движения рук человека точно совпадали с рычанием
414

собаки. Когда руки подталкивали Чероки вперед, он на¬

чинал рычать, потом умолкал, но на следующее прикос¬

новение отвечал тем же. Каждое движение рук, поглажи¬

вавших Чероки против шерсти, заканчивалось легким

толчком, и так же, славно толчком, из горла у него выры¬

валось рычание.
Белый Клык не мог оставати>ся равнодушным ко все¬

му этому. Шерсть на загривке и на спине поднялась у '

него дыбом. Тим Кинен подтолкнул Чероки в последний

раз и отступил назад. Пробежав по инерции несколько

шагов вперед, бульдог не остановился и, быстро переби¬

рая своими кривыми лапами, выскочил на середину круга.
В эту минуту Белый Клык кинулся на него. Зрители

восхищенно вскрикнули. Белый Клык с легкостью кошки

в один прыжок покрыл все расстояние между собой и

противником, с тем1 же кошачьим проворством рванул

его зубами и отскочил в сторону.
На толстой шее бульдога, около самого уха, показа¬

лась кровь. Словно не заметив этого, даже не зарычав,

Чероки повернулся и побежал за Белым Клыком. Под¬

вижность Белого Клыка и упорство Чероки разожгли

страсти толпы. Зрители заключали новые пари, увели¬

чивали ставки. Белый Клык прыгнул на бульдога еще и

еще раз, рванул его зубами и отскочил в сторону невреди¬

мым, а этот необычный противник продолжал спокойно

и как бы деловито бегать за ним, не торопясь, но и не за¬

медляя хода. В поведении Чероки чувствовалась какая-то

определенная цель, от которой его ничто не могло отвлечь.
Все его движения, все повадки были проникнуты этой

целью. Он сбивал Белого Клыка с толку. Никогда в жиз¬

ни не встречалась ем1у такая собака. Шерсть у нее была

совсем короткая, кровь показывалась на ее мягком! теле

от малейшей царапины. И где пушистый мех, который

так мешает в драках? Зубы Белого Клыка без всякого

труда впивались в податливое тело бульдога, кото¬

рый, судя по всему, совсем не умел защищаться.
И почему он не визжит, не лает, как делают все собаки в

таких случаях? Если не считать глухого рычания, буль¬

дог терпел укусы молча и ни на минуту не прекращал по¬

гони за противником.
Чероки нельзя было упрекнуть в неповоротливости.

Он вертелся и сновал из стороны в сторону, но Белый
415

Клык все-таки ускользал от него. Чероки тоже был сот

с толку. Ему еще ни разу не приходилось драться с соба¬

кой, которая не подпускала бы его к себе. Желание сце¬

питься друг с другом до сих пор всегда было обоюднылл

Но эта собака все врем1я держалась на расстоянии, прыга¬

ла взад и вперед и увертывалась от него. И, даже рва¬

нув Чероки зубами, она сейчас же разжимала челюсти и

отскакивала прочь.
А Белый Клык никак не мог добраться до горла сво¬

его противника. Бульдог был слишком мал ростом; кроме

того, выдающаяся вперед челюсть служила ему хорошей

защитой. Белый Клык бросался на него и отскакивал

в сторону, ухитряясь не получить ни одной царапины, а

количество ран на теле Чероки все росло и росло. Голова

и шея у него были располосованы с обеих сторон, из

ран хлестала кровь, но Чероки не проявлял ни малейших

признаков беспокойства. Он все так же упорно, так же

добросовестно гонялся за Белым Клыком и за все это

время остановился всего лишь раз, чтобы недоуменно

посм»отреть на людей и помахать обрубком хвоста в знак

своей готовности продолжать драку.
В эту минуту Белый Клык налетел на Чероки и, рва¬

нув его за ухо, и без того изодранное в клочья, отскочил

в сторону. Начиная сердиться, Чероки снова пустился в

погоню, бегая внутри круга, который описывал Белый

Клык, и стараясь вцепиться мертвой хваткой ему в гор¬

ло. Бульдог промахнулся на самую малость, и Белый

Клык, вызвав громкое одобрение толпы, спас себя только

тем, что сделал неожиданный прыжок в противополож¬

ную сторону.
Время шло. Белый Клык плясал и вертелся около Че¬

роки, то и дело кусая его и сейчас же отскакивая прочь.

А бульдог с мрачной настойчивостью продолжал бегать

за ним. Рано или поздно, а он добьется своего и, схватив

Белого Клыка за горло, решит исход боя. Пока же ему

не оставалось ничего другого, как терпеливо переносить

все нападения противника. Его короткие уши повисли

бахромой, шея и плечи покрылись множеством ран, и да¬

же губы у него были разодраны и залиты кровью,— и все

это наделали молниеносные укусы Белого Клыка, кото¬

рых нельзя было ни предвидеть, ни избежать.
Много раз Белый Клык пытался сбить Чероки с
416

«белый клык^.

«белый клык%

ног, но разница в росте была слишком велика между ни¬

ми. Чероки был коренастый, приземистый. И на этот раз

счастье изменило Белому Клыку. Прыгая и вертясь юлой

около Чероки, он улучил минуту, когда противник, не

успев сделать крутой поворот, отвел голову в сторону и

оставил плечо незащищенным. Белый Клык кинулся

вперед, но его собственное плечо пришлось го¬

раздо выше плеча противника, он не смог удержаться и'

со всего размаху перелетел через его спину. И впервые

за всю боевую карьеру Белого Клыка люди стали свиде¬

телями того, как «бойцовый волк» не сумел устоять на

ногах. Он извернулся в воздухе, как кошка, и только это

помешало ему упасть навзничь. Он грохнулся на бок и

в следующее же мгновейие опять стоял на ногах, но зу¬

бы Чероки уже впились ему в горло.
Хватка была не совсем удачная, она пришлась слиш¬

ком» низко, ближе к груди, но Чероки не разжимал челю¬

стей. Белый Клык заметался из стороны в сторону, пы¬

таясь стряхнуть с себя бульдога. Эта волочащаяся за

ним тяжесть доводила его до бешенства. Она связывала

его движения, лишала его свободы, как будто он попал в

капкан. Его инстинкт восставал против этого. Он не пом¬

нил себя. Жажда жизни овладела им. Его тело властно

требовало свободы. Мозг, разум не участвовали в этой

борьбе, отступив перед слепой тягой к жизни, к движе¬

нию — прежде всего к движению, ибо в нем и проявляет¬

ся жизнь.
Не останавливаясь ни на секунду. Белый Клык кру¬

жился, прыгал вперед, назад, силясь стряхнуть пятиде¬

сятифунтовый груз, повисший у него на шее. А бульдогу

было важно только одно: не разжимать челюстей. Из¬

редка, когда ему удавалось на одно мгновение коснуться

лапами земли, он пытался сопротивляться Белому Клыку

и тут же описывал круг в воздухе, повинуясь каждому

движению обезумевшего противника. Чероки * по¬

ступал так, как велел ему инстинкт. Он знал, что посту¬

пает правильно, что разжимать челюсти нельзя, и по вре¬

менам вздрагивал от удовольствия. В такие минуты он

даже закрывал глаза и, не считаясь с болью, позволял

.Белому Клыку крутить себя то вправо, то влево. Все это

не имело значения. Сейчас Чероки важно было одно: не

разжимать зубов, и он не разжимал их.
27. Джек Лондон. Т. IV.	417

Белый Клык перестал метаться, только окончательно

выбившись из сил.^Он уже ничего не мог сделать, ничего

не мог понять. Ни рШу да всю его жизнь ему не приходи¬

лось испытывать ничего подобного. Собаки, с которыми

он дрался раньше, вели себя совершенно по-другому,

С ними нада было действовать так: вцепился, рванул зу¬

бами, отскочил, вцепился, рванул зубами, отскочил. Тя¬

жело дыша. Белый Клык полулежал на земле. Не раз¬

жимая зубов, Чероки налегал на него всем телом, пы¬

таясь повалить навзничь. Белый Клык сопротивлялся и

чувствовал, как челюсти бульдога, словно жуя его шкуру,

передвигаются все выше и выше. С каждой минутой они

приближались к горлу. Бульдог действовал расчетливо:

стараясь не упустить захваченного, он пользовался малей¬

шей возможностью захватить больше. Такая возможность

предоставлялась ему, когда Белый Клык лежал спокойно,

но лишь только тот начинал рваться, бульдог сразу сжи¬

мал челюсти.
Белый Клык мог дотянуться только до загривка Че¬

роки. Он запустил ему зубы повыше плеча, но переби¬

рать им!и, как бы жуя шкуру, не смог — этот способ был

«е знаком ему, да и челюсти его не были приспособлены

для такой хватки. Он судорожно рвал Чероки зубами и

вдруг почувствовал, что положение их изменилось. Черо¬

ки опрокинул его на спину и, все еще не разжимая че¬

люстей, ухитрился встать над ним. Белый Клык согнул

»адние ноги и, как кошка, начал рвать когтями своего

врага. Чероки рисковал остаться с распоротым брюхом и

спасся только тем, что прыгнул в сторону, под прямьш

углом к Белому Клыку.
Высвободиться из его хватки было немыслимо. Она

сковывала с неумолимостью судьбы. Зубы Чероки мед¬

ленно передвигались вверх, вдоль вены. Белого Клыка

оберегали от смерти только широкие складки кожи и гу¬

стой мех на шее. Чероки забил себе всю пасть его тку-*

рой, но это не мешало ему пользоваться малейшей воз-

^roжнocтьюf, чтобы захватить ее еще больше. Он душил

Белого Клыка, и дышать тому с каждой минутой стано¬

вилось все труднее и труднее.
Борьба, по-видимому, приближалась к концу. Те, кто

ставил на Чероки, были вне себя от восторга и предла¬

гали чудовищные пари. Сторонники Белого Клыка при¬
418

уныли и отказывались поставить десять против одного и

двадцать против одного. Но нашелся один человек, кото¬

рый рискнул принять пари в пятьдесят против одного.

Это был Красавчик Смит. Он вошел в круг и, показав

на Белого Клыка паль:цем, стал презрительно смеяться

над ним. Это возымело свое действие. Белый Клык

обезумел от ярости. Он собрал доследние силы и поднял¬

ся на ноги. Но стоило ему заметаться по кругу с пятиде¬

сятифунтовым грузом, повисшим у него на шее, как эта

ярость уступила место ужасу. Жажда жизни снова овла¬

дела им, и разум в нем погас, подчиняясь велениям тела.

Он бегал по кругу, спотыкаясь, падая и снова поднима¬

ясь, взвивался на дыбьь вскидывал своего врага вверх,

и все-таки все его попытки стряхнуть с себя цепкую

смерть были тщетны.
Наконец Белый Клык опрокинулся навзничь, и буль¬

дог сразу же перехватил зубами еще выше и, забирая

его шкуру пастью, почти не давал ему перевести дух. Г ром

аплодисментов приветствовал победителя, из толпы кри¬

чали: чсЧероки! Чероки!» Бульдог рьяно завилял обруб¬

ком хвоста. Но аплодисменты не помешали ему. Хвост

и массивные челюсти действовали совершенно независи¬

мо друг от друга. Хвост ходил из стороны в сторону,

а челюсти все сильнее и сильнее сдавливали Белому Клы¬

ку горло,
И тут зрители отвлеклись от этой забавы. Вдали по¬

слышались крики погонщиков собак, звон колокольчиков.

Все, кроме Красавчика Смита, насторожились, решив,

что нагрянула полиция. Но на дороге вскоре показались

двое мужчин, бежавших рядом с нартами. Они направля¬

лись не из города, а в город, возвращаясь, по всей веро¬

ятности, из какой-нибудь разведочной экспедиции. Уви¬

дев собравшуюся толпу, незнакомцы остановили собак и

подошли узнать, что тут происходит.
Один из них был высокий молодой человек; его глад¬

ко выбритое лицо раскраснелось от быстрого движения

на морозе. Другой, погонщик, был ниже ростом и с усами.
Белый Клык прекратил борьбу. Время от времени он

начинал судорожно биться, но теперь всякое сопротивле¬

ние было бесцельно. Безжалостные челюсти бульдога

все сильнее сдавливали ему горло, воздуху не хватало,

дыхание его становилось все прерывистее. Чероки давно
419

прокусил бы ему вену, если бы его зубы с самюго начала

не пришлись так близко к груди. Он перехватывал ими

все выше, подбираясь к горлу, но на это уходило мно¬

го времени, к тому же пасть его была вся забита толсты¬

ми складками шкуры’ Белого Клыка.
Тем временем зверская жестокость Красавчика Смита

вытеснила в нем последние остатки разума. Увидев, что

глаза Белого Клыка уже заволакивает пеленой, он понял,

что бой проигран. Словно сорвавшись с цепи, он бро¬

сился к Белому Клыку и начал яростно бить его ногами.

Зрители закричали, послышался свист, но тем дело и ог¬

раничилось. Не обращая внимания на эти протесты. Кра¬

савчик Cmiht продолжал бить Белого Клыка. Но вдруг

в толпе произошло какое-то движение: высокий молодой

человек пробирался вперед, бесцеремонно расталкивая

всех направо и налево. Он вошел в круг как раз в ту

минуту, когда Красавчик Смит заносил правую ногу для

очередного удара; перенеся всю тяжесть на левую, он на¬

ходился в состоянии неустойчивого равновесия. В это

мгновение молодой человек с сокрушительной силой уда¬

рил его кулаком по лицу. Красавчик Смит не удержался

и, подскочив в воздухе, рухнул на снег.
Молодой человек повернулся к толпе.
—	Трусы!—закричал он.— Мерзавцы!
Он не помнил себя от гнева, того гнева, которым за¬

горается только здравомыслящий человек. Его серые гла¬

за сверкали стальным блеском. Красавчик Смит встал

и боязливо двинулся к нему. Незнакомец не понял его

намерения. Не подозревая, что перед ним отчаянный трус,

он решил, что Красавчик Смит хочет драта>ся, и, крикнув:

«Мерзавец!», вторично опрокинул его навзничь. Красав¬

чик Смит сообразил, что.лежать на снегу безопаснее, и

уже не делал боЛ(ьше попыток подняться на ноги.
—	Мэтт, помогите-ка мне! — сказал незнакомец по¬

гонщику, который вместе с ним вошел в круг.
Оба они нагнулись над собаками. Мэтт приготовил¬

ся оттащить Белого Клыка в сторону, как только Черо-

ки ослабит свою мертвую хватку. Молодой человек стал

разжимать зубы бульдогу. Но все его усилия были на¬

прасны. Стараясь разомкнуть ему челюсти, он не переста¬

вал повторять вполголоса: «Мерзавцы!»
Зрители заволновались, и кое-кто уже начинал про¬
420

тестовать против такого непрошеного вмешательства. Но

стоило незнакомцу поднять голову й посмотреть на ^ол-

пу, как протестующие голоса смолкли.
—	Мерзавцы вы этакие! — крикнул он снова и при¬

нялся за дело.
—	Нечего и стараться, мистер Скотт. Так мы их ни¬

когда не растащим,— сказал наконец Мэтт.
Они выпрямились и осмотрели сцепившихся собак.'
—	Крови вышло немного,— сказал Мэтт,— до гор¬

ла еще не успел добраться.
—	Того и гляди доберется,— ответил Скотт.— Вида¬

ли? Еще выше перехватил.
Волнение молодого человека и его страх за участь

Белого Клыка росли с каждой минутой. Он ударил Че-

роки по голове — раз, другой. Но это не помогло. Черо-

ки завилял обрубком! хвоста в знак того, что, прекрасно

понимая смысл этих ударов, он все же исполнит

свой долг до конца и не разожмет челюстей.
—	ПохМогите кто-нибудь!—крикнул Скотт, в отча¬

янии обращаясь к толпе.
Но ни один человек не двинулся с места. Зрители

начинали подтрунивать над ним и засыпали его целым

градом язвительных советов.
—	Всуньте ему что-нибудь в пасть,— посоветовал

Мэтт.
Скотт схватился за кобуру, висевшую у него на поя¬

се, вынул револьвер и попробовал просунуть дуло между

сжатыми челюстями бульдога. Он старался изо всех сил,

слышно было, как сталь скрипит о стиснутые зубы Черо-

ки. Они с погонщиком стояли на коленях, нагнувшись

над собаками.
Тим Кинен шагнул в круг. Подойдя к Скотту, он тро¬

нул его за плечо и проговорил угрожающим» тоном:
—	Не сломайте ему зубов, незнакомец.
—	Не зубы, так шею сломаю,— ответил Скотт, про¬

должая всовывать револьверное дуло в пасть Чероки.
—	Говорю вам», не сломайте зубов!—еще настойчи¬

вее повторил Тим Кинен.
Но если он рассчитывал запугать Скотта, это ему не

удалось.
Продолжая орудовать револьвером, Скотт поднял го¬

лову и хладнокровно спросил:
421

—	Ваша собака?
Тим Кинен буркнул что-то себе под нос.
—	Тогда разожмите ей зубы.
—	Вот что, друг любезный,— со злобой заговорил

Тим,— это не так просто, как вам кажется. Я не знаю,

что тут делать.
—	Тогда убирайтесь,— последовал ответ,— и не ме¬

шайте мне. Видите, я занят.
Тим Кинен не уходил, но Скотт уже не обращал на

него никакого внимания. Он кое-как втиснул бульдогу

дуло между зубами и теперь старался просунуть его даль¬

ше, чтобы оно вышло с другой стороны.
Добившись этого, Скотт начал осторожно, потихоньку

разжимать бульдогу челюсти, а Мэтт тем временем осво¬

бождал из его пасти складки шкуры Белого Клыка.
—	Держите свою собаку!—скомандовал Скотт Тимзг.
Хозяин Чероки послушно нагнулся и обеими руками
схватил бульдога.
—	Ну!—крикнул Скотт, сделав последнее усилие.
Собак растащили в разные стороны. Бульдог отчаян¬

но сопротивлялся.
—	Уведите его,— приказал Скотт, и Тим Кинен увел

Нероки в толпу.
Белый Клык попытался встать — раз, другой. Но

ослабевшие ноги подогнулись под ним, и он медленно по¬

валился на снег. Его полузакрытые глаза потускнели,

нижняя челюсть отвисла, язык вывалился наружу... За¬

душенная собака. Мэтт осмотрел его.
—	Чуть жив,—сказал он,— но дышит все-таки.
Красавчик Смит встал и подошел взглянуть на Бело¬

го Клыка.
—	Мэтт, сколько стоит хорошая ездовая собака? —

спросил Скотт.
Погонщик подумал с минуту и ответил, не поднима¬

ясь с колен:
—	Триста долларов.
—	Ну, а такая, на которой живого места не оста¬

лось? — И Скотт ткнул Белого Клыка ногой.
—	Половину,— решил погонщик.
Скотт повернулся к Красавчику Смиту.
—	Слышали вы, зверь? Я беру у вас собаку и пла¬

чу за нее полтораста долларов.
422

Он открыл бумажник и отсчитал эту сумму. Красав¬

чик Смит заложил руки за спину, отказываясь взять про¬

тянутые ему деньги.
—	Не продаю,— сказал он.
—	Нет, продаете,— заявил Скотт,— потому что я по¬

купаю. Получите деньги. Собака мюя.
Все еще держа руки за спиной, Красавчик Смит по¬

пятился назад. Скотт шагнул к нему и замахнулся ку-'

лаком.
Красавчик Смит втянул голову в плечи.
—	Собака моя...— начал было он.
—	Вы потеряли все права на эту собаку,— перебил

Скотт.— Возьмете деньги, или мне ударить вас еще раз?
—	Хорошо, хорошо,— испуганно забормотал Красав¬

чик Смит.— Но вы меня принуждаете. Этой собаке це¬

ны нет. Я не позволю себя грабить, У каждого человека

есть свои права.
—	Верно,— ответил Скотт, передавая ему деньги,—

У Бсякого человека есть свои права. Но вы не человек,

а зверь.
—	Дайте мне только вернуться в Доусон,— пригро¬

зил ему Красавчик Смит,— там я найду на вас управу.
—	Пос;М1ейте только рот открыть, я вас живо из Доу¬

сона выпровожу! Поняли?
Красавчик Смит пробормотал что-то невнятное.
—	Поняли? —крикнул Скотт, рассвирепев.
—	Да,— буркнул Красавчик Смит, попятившись от

него.
—	Как?
—	Да, сэр,— рявкнул Красавчик Смит.
—	Осторожнее! Он кусается!—крикнул кто-то, ив

толпе захохотали.
Скотт повернулся к Красавчику Смиту спиной и по¬

дошел к погонщику, который все еще возился с Белым

Клыком.
Кое-кто из зрителей уже уходил, другие собирались

кучками, поглядывая на Скотта и переговариваясь между

собой.
К одной из этих групп подошел Тим Кинен..
—	Что это за птица? — спросил он.
—	У и дон Скотт,— ответил кто-то.
—	Какой такой Уидон Скотт?
423

~ Да инженер с приисков. Он среди здешних запра-*

вил свой человек. Если не хочешь нажить неприятно¬

стей, держись от него подальше. Ему сам йачальник при¬

исков друг-приятель.
—	Я сразу понял, что это важная персона,— сказал

Тим Кинен.— Нет, думаю, с таким лучше не связы¬

ваться.
ГЛАВА ПЯТАЯ
НЕУКРОТИМЫЙ
—	Нет! Ничего тут не поделаешь! — безнадежным

тоном сказал У и дон Скотт.
Он опустился на ступеньку и посмотрел на погон¬

щика, который так же безнадежно пожал плечами.
Оба перевели взгляд на Белого Клыка. Весь ощети¬

нившись и злобно рыча, он рвался с цепи, стараясь до¬

браться до собак, выпряженных из нарт. Собаки же, по¬

лучив изрядное количество наставлений от Мэтта,— на¬

ставлений, подкрепленных палкой, понимали, что с Бе¬

лым Клыком лучше не связываться.
Сейчас они лежали в сторонке и, казалось, совершен¬

но забыли о его существовании.
—	Да-а, он волк, а волка не приучишь,— сказал Уи-

дон Скотт.
—	Кто его знает? — возразил Мэтт.— Может, в нем

от собаки больше, чем от волка. Но в чем я уверен, с

того меня уж не собьешь.
Погонщик замолчал и с таинственным видом» кивнул

в сторону Лосиной горы.
—	Ну, не заставляйте себя просить,— резко прогово¬

рил Скотт, так и не дождавшись продолжения.— Выкла¬

дывайте, в чем дело.
Погонщик ткнул большим пальцем через плечо, пока¬

зывая на Белого Клыка.
—	Волк он или собака — это не важно, а только его

пробовали приручите.
—	Быть того не может!
—	Я вам говорю — пробовали. Он и в упряжке хо¬

дил. Вы посмотрите поближе. У него стертые места на

груди.
424

—	Правильно, Мэтт! До того как попасть к Красав¬

чику Смиту, он ходил в упряжке.
—	А почему бы ему не походить в упряжке и у нас?
—	А в самом деле! — воскликнул Скотт.
Но появившаяся было надежда сейчас же угасла, и

он сказал, покачивая головой:
—	Мы его держим уже две недели, а он, кажется, еще

злее стал.
—	Давайте спустим его с цепи — посмотрим, что по¬

лучится,— предложил Мэтт.
Скотт недоверчиво взглянул на него.
—	Да, да! —продолжал Мэтт.— Я знаю, что вы это

уже пробовали, так попробуйте еще раз, только не за¬

будьте взять палку.
—	Хорошо, но теперь я поручу это вам.
Погонщик вооруи^ился палкой и подошел к сидевше¬

му на привязи Белому Клыку. Тот следил за палкой, как

лев следит за бичом укротителя.
—	Смотрите, как на палку уставился,— сказал

Мэтт.— Это хороший признак. Значит, пес не так уж

глуп. Не посмеет броситься на Меня, пока я с палкой.

Не бешеный же он в конце концов.
Как только рука человека приблизилась к шее Бело¬

го Клыка, он ощетинился и с рычаньем припал к земле.

Не спуская глаз с руки Мэтта, он в то же время следил

за палкой, занесенной над его головой. Мэтт быстро от¬

стегнул цепь с ошейника и шагнул назад.
Белому Клыку не верилось, что он очутился на свобо¬

де. Многие месяцы прошли с тех пор, как им завладел

Красавчик Смит, и за все это время его спускали с це¬

пи только для драк с собаками, а потом опять сажали

на привязь.
Что ему было делать со своей свободой? А вдруг бо¬

ги снова замыслили какую-нибудь дьявольскую штуку?
Белый Клык сделал несколько медленных, осторож¬

ных шагов, каждую минуту ожидая нападения. Он не

знал, как вести себя, настолько непривычна была эта сво¬

бода. На всякий случай лучше держаться подальше от на¬

блюдающих за ним богов и отойти за угол хижины. Так

он и сделал, и все обошлось благополучно.
Озадаченный этим. Белый Клык вернулся обратно и,
425

остановившись футах в десяти от людей, настороженна

уставился на них.
—не убежит? — спросил новый хозяин.
Мэтт пожал плечами.
—	Рискнем! Риск — благородное дело.
—	Бедняга! Больше всего он нуждается в человече¬

ской ласке,— с жалостью пробормотал Скотт и вошел s

хижину. Он вынес оттуда кусок мяса и швырнул его Бе¬

лому Клыку. Тот отскочил в сторону и стал недоверчи¬

во разглядывать кусок издали.
—	Назад, Майор!—крикнул Мэтт, но было уже

поздно.
Майор кинулся к мясу, и в ту минуту, когда кусок

уже был у него в зубах. Белый Клык налетел и сбил

его с ног. Мэтт бросился к ним), но Белый Клык сделал

свое дело быстро. Майор с трудом привстал, и кровоь,

хлынувшая у него из горла, красной лужей расползлась

по снегу.
—	Жалко Майора, но поделом ему,— поспешно сказал

Скотт.
Но Мэтт уже занес ногу, чтобы ударить Белого Клы¬

ка. Быстро один за другим последовали прыжок, лязг

зубов и громкий крик боли.
Свирепо рыча. Белый Клык отполз назад, а Мэтт на¬

гнулся и стал осматривать свою прокушенную ногу.
—	Цапнул все-таки,— сказал он, показывая на ра¬

зорванную штанину и нижнее белье, на котором расплы¬

вался кровавый круг.
—	Я же говорил вам, что это безнадежно,— упав¬

шим голосом проговорил Скотт.— Я об этой собаке мно¬

го думал, не выходит она у меня из головы. Ну что ж,

ничего другого не остается.
С этими словами он нехотя вынул из кармана револь¬

вер и, осмотрев барабан, убедился, что пули в нем есть,
—	Послушайте, мистер Скотт,— взмолился Мэтт,—

чего только этой собаке не пришлось испытать! Нельзя

же требовать, чтобы она сразу превратилась в ангелочка.

Дайте ей срок.
—	Полюбуйтесь на Майора,— ответил Скотт.
Погонщик взглянул на искалеченную собаку. Она ва¬

лялась на снегу в луже крови и была, по-видимому, при

последнем» издыхании.
426

—	Поделом ему. Вы же сами так сказали, мистер

Скотт. Позарился на чужой кусок — значит, спета его

песенка. Этого следовало ожидать. Я и гроша ломаного

Ht дам за собаку, которая отдаст свой корм без боя.
—	Ну, а вы сами, Мэтт? Собаки собаками, но всему

должна быть мера.
—	И мне поделом,— не сдавался Мэтт.— За что,

спрашивается, я его ударил? Вы же сами сказали, что он

прав. Значит, не за что было его бить.
—	Мы сделаем доброе дело, застрелив эту собаку,—

настаивал Скотт.— Нам ее не приручить!
—	Послушайте, мистер Скотт. Дадим ему, бедняге,

показать себя. Ведь он черт знает что вытерпел, прежде

чем1 попасть к нам. Давайте попробуем. А если он не

оправдает нашего доверия, я его сам застрелю.
—	Да мне вовсе не хочется его убивать,— ответил

Скотт, пряча револьвер.— Пусть побегает на свободе, и

посмотрим, чего от него можно добиться добром. Вот я

сейчас попробую.
Он подошел к Болому Клыку и заговорил с ним мяг¬

ким, успокаивающим голосом:
—	Возьмите палку на всякий случай! — предостерег

его Мэтт.«
Скотт отрицательно покачал головой и продолжал

говорить, стараясь завоевать доверие Белого Клыка.
Белый Клык насторожился. Ему грозила опасность.

Он загрыз собаку этого бога, укуслл его товарища. Че¬

го же теперь ждать, кроме сурового наказания? И все-

таки он не см1ирился. Шерсть на нем* встала дыбом, все

тело напряглось, он оскалил зубы и зорко следил за че¬

ловеком, приготовившись ко всякой неожиданности. В

руках у Скотта не было палки, и Белый Клык подпустил

его к себе совсем близко. Рука бога стала опускаться над

его головой. Белый Клык съежился и припал к земле. Вот

где таится опасность и предательство! Руки богов с их

непререкаемой властью и коварством были ему хорошо

известны. Кроме того, он по-прежнему не выносил при¬

косновения к своему телу. Он зарычал еще злее и при¬

гнулся к земле еще ниже, а рука все продолжала^ опус¬

каться. Ой не хотел кусать эту руку и терпеливо перено¬

сил опаснос1ъ\ которой она грозила, до тех пор, пока мог

бороться & йкстинктом — с ненасы15[1ой жаждой жизни.
427

Уидон Скотт был уверен, что всегда успеет вовремя

отдернуть руку. Но тут ему довелось испытать на себе,

как Белый Клык умеет разить с меткостью и стремитель¬

ностью змеи, развернувшей свои кольца.
Скотт вскрикнул от неожиданности и схватил проку¬

шенную правую руку левой рукой. Мэтт громко выругал-

ся и подскочил к нему. Белый Клык отполз назад, весь

ощетинившись, скаля зубы и угрожающе поглядывая на

людей. Теперь уж наверное его ждут побои, пе менее

страшные, чем те, которые приходилось выносить эт Кра¬

савчика Смита.
—	Что вы делаете? — вдруг крикнул Скотт. А Мэтт

уже успел сбегать в хижину и появился на пороге с ружь¬

ем в руках.
—	Ничего особенного,— медленно, с напускным спо¬

койствием проговорил он.— Хочу сдержать свое обеща¬

ние. Сказал, что застрелю собаку, значит, застрелю.
—	Нет, не застрелите.
—	Нет, застрелю! Вот смотрите.
Теперь настала очередь У и дона Скотта вступиться за

Белого Клыка, как вступился за него несколько минут

назад укушенный Мэтт.
—	Вы сами предлагали испытать его, так испытайте!

Мы же только начали, нельзя сразу бросать дело.* Я сам

виноват. И..- посмотрите-ка на него!
Глядя на них из-за угла хижины. Белый Клык рычал

с такой яростью, что кровь стыла в жилах, но ярость его

вызывал не Скотт, а погонщик.
—	Ну что ты скажешь! — воскликнул Мэтт.
—	Видите, какой он понятливый!—торопливо про¬

должал Скотт.— Он не хуже нас с вам«и знает^ что такое

огнестрельное оружие. С такой умной собакой стоит по¬

возиться. Оставьте ружье.
—	Ладно. Давайте попробуем,— и Мэтт прислонил

ружье к штабелю дров.— Да нет! Вы только полюбуй¬

тесь на него! — воскликнул он в ту же минуту.
Белый Клык успокоился и перестал ворчать.
—	Попробуйте еще раз. Следите за ним.
Мэтт взял ружье — и Белый Клык снова зарычал.

Мэтт отошел от ружья — Белый Клык спрятал зубы.
—	Ну, еще раз. Это просто интересна!
Мэтт взял ружье и стал медленно поднимать его к
428

плечу. Белый Клык сразу же зарычал, и рычание его

становилось все громче и громче по мере того, как ру^кье

поднималось кверху. Но не успел Мэтт навести на него

дуло, как он отпрыгнул в сторону и скрылся за углом

хижины. На прицеле у Мэтта был белый снег, а место,

где только что стояла собака, опустело.
Погонщик медленно отставил ружье, повернулся и по-,

смотрел на своего хозяина.
—	Правильно, мистер Скотт. Пес слишком умен.

Жалко его убивать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
НОВАЯ НАУКА
Увидев приближающегося Уидона Скотта, Белый

Клык ощетинился и зарычал, давая этим понять, что

не потерпит расправы над собой. С тех пор как он про¬

кусил Скотту руку, которая была теперь забинтована и

висела на перевязи, прошли сутки. Белый Клык помнил,

что боги иногда откладывают наказание, и сейчас ждал

расплаты за свой проступок. Иначе не могло и быть. Он

совершил святотатство: впился зубами в священное тело

бога, притом белокожего бога. По опыту, который остался

у него от общения с богам»!. Белый Клык знал, какое су¬

ровое наказание грозит ему.
Бог сел в нескольких шагах от него. В этом еще не бы¬

ло ничего страшного — обычно они наказывают стоя.

Кроме того, у этого бога не было ни палки, ни хлыста,

ни ружья, да и сам Белый Клык находился на свободе.

Ничто его не удерживало — ни цепь, ни ремень с палкой,

и он мог спастись бегством прежде, чем бог успеет встать

на ноги. А пока что надо подождать и посмотреть, что

будет дальше.
Бог сидел совершенно спокойно, не деЛая попыток

встать с места, и злобный рев Белого Клыка постепенно

перешел в глухое ворчание, а потом и ворчание смолкло.

Тогда бог заговорил, и при первых же звуках его голо¬

са шерсть на загривке у Белого Клыка поднялась ды¬

бом, в горле снова заклокотало. Но бог продолжал го¬

ворить все так же спокойно, не делая никаких резких
429

движений. Белый Клык рычал в унисон с его голосом, ы

между словами и рычанием установился согласный рптм«

Но речь человека лилась без конца. Он говорил так, как

еще никто никогда не говорил с Белым Клыком. В мяг¬

ких, успокаивающих словах слышалась нежность, и эта

«ежность находила какой-то отклик в Белом Клыке. Не¬

вольно, вопреки всем предостережениям! инстинкта, он по¬

чувствовал доверие к своему новому богу. Б нем) роди¬

лась уверенность в собственной безопасности,— в том,

в чем ему столько раз приходилось разубеждаться при

-общении с людьми.
Бог говорил долго, а потом встал и ушел. Когда же

«он снова появился на пороге хижины, Белый Клык

подозрительно осмотрел его. В руках у него не было

ни хлыста, ни палки, ни оружия. И здоровая рука его

не пряталась за спину. Он сел на то же самое место

в нескольких шагах от Белого Клыка и протянул ему мя¬

со. Навострив уши. Белый Клык недоверчиво оглядел

кусок, ухитряясь смотреть одновременно и на него и на

бога, и приготовился отскочить в сторону при первом же

намеке на опасность.
Но наказание все еще откладывалось. Бог протягивал

ему еду — только и всего. Мясо как мясо, ничего страш¬

ного в нем не было. Но Белый Клык все еще сомневал¬

ся и не взял протянутого куска, хотя рука Скотта по¬

двигалась все ближе и ближе к его носу. Боги мудры,—

кто знает, какое коварство таится в этой безобидной с

виду подачке? По своему прошлому опыту, особенно ког¬

да приходилось иметь дело с женщинами, Белый Клык

знал, что мясо и наказание сплошь и рядом! имели меж**

ду собой тесную и неприятную связь.
В конце концов бог бросил мясо на снег, к ногам

Белого Клыка. Тот тщательно обнюхал подачку, не

глядя на нее,— глаза его были устремлены на бога. Ни¬

чего плохого не произошло. Тогда он взял кусок в зубы

и проглотил его. Но и тут все обошлось благополучно.

Бог предлагал ему другой кусок. И во второй раз Бе¬

лый Клык отказался принять его из рук, и бог снова

бросил мясо на снег. Так повторилось несколько раз.

Но наступило время, когда бог отказался бросить мясо.

Он держал кусок и настойчиво предлагал Белому Клыку

взять подачку у него из рук.
430

Мясо было вкусное, а Белый Клык проголодался.

Мало-помалу, с бесконечной осторожностью, он подошел

ближе и наконец решился взять кусок из человеческих

рук. Не спуская глаз с бога. Белый Клык вытянул шею

и прижал уши, шерсть у него на загривке встала дыбом,

в горле клокотало глухое рычание, как бы предостерега¬

ющее человека, что шутки сейчас неуместны. Белый Клык

съел кусок, и ничего с ним не случилось. И так мало-пома¬

лу он съел все мясо, и все-таки с ним ничего не случи¬

лось. Значит, наказание откладывалось.
Белый Клык облизнулся и стал ждать, что будет

дальше. Бог продолжал говорить. В голосе его слышалась

ласка — то, о чем Белый Клык не имел до сих пор ника¬

кого понятия. И ласка эта будила в нем неведомые до

сих пор ощущения. Он почувствовал странное спокой¬

ствие, словно удовлетворялась какая-то его потребность,

заполнялась какая-то пустота в его существе. Потом в

нем снова проснулся инстинкт, и прошлый опыт снова

послал ему предостережение. Боги хитры: трудно

угадать, какой путь они выберут, чтобы добиться своих

целей.
Так и есть! Коварная рука тянется все дальше и даль¬

ше и опускается над его головой. Но бог продолжает

говорить. Голос его звучит мягко и успокаивающе. Не¬

смотря на угрозу, которую таит в себе рука, голос вну¬

шает доверие. И, несмотря на всю мягкость голоса, рука

внушает страх. Противоположные чувства и ощущения

боролись в Белом Клыке. Казалось, он упадет замертво,

раздираемый на части враждебными силами, ни одна из

которых не получала перевеса в этой борьбе только по¬

тому, что он прилагал неимоверные усилия, чтобы обуз¬

дав их.
И Белый Клык пошел на сделку с самим собой: он

рычал, прижимал уши, но не делал попьггок ни укусить

Скотта, ни убежать от него. Рука опускалась. Расстояние

между ней и головой белого Клыка становилось все

меньше и меньше. Вот она коснулась вставшей дыбом

шерсти. Белый Клык припал к земле. Рука последовала

за ним, прижим»аясь плотнее и плотнее. Съежившись,

чуть ли не дрожа, он все еще сдерживал себя. Он

испытывал муку от прикосновения этой руки, насило¬

вавшей его инстинкты. Он не мог забыть в один день
431

все то зло, которое причинили ему человеческие руки.

Но такова была воля бога, и он делал все возможное,

чтобы заставить себя подчиниться ей.
Рука поднялась и снова опустилась, лаская и гладя

его. Так повторилось несколько раз, но стоило только ру¬

ке подняться, как поднималась и шерсть на спине у Бе¬

лого Клыка. И каждый раз, как рука опускалась, уши его

прижимались к голове и в горле начинало клокотать ры¬

чание. Белый Клык рычал, предупреждая бога, что готов

отомстить за боль, которую ему причинят. Кто знает, ко¬

гда наконец обнаружатся истинные намерения бога! В лю¬

бую минуту его мягкий, внушающий такое доверие голос

может перейти в гневный крик, а эти нежные, ласкающие

пальцы сожмутся, как тиски, и лишат Белого Клыка

всякой возможности сопротивляться наказанию.
Но слова бога были по-прежнему ласковы, а рука его

все так же поднималась и снова касалась Белого Клыка,

и в этих прикосновениях не было ничего враждебного.

Белый Клык испытывал двойственное чувство. Инстинкт

восставал.^ против такого обращения, оно стесняло его,

шло наперекор его стремлению к свободе. И все-таки фи¬

зической боли он не испытывал. Наоборот, эти прикос¬

новения были даже приятны. Мало-помалу рука бога

передвинулась к его ушам и стала осторожно почесывать

их; приятное ощущение как будто даже усилилось. Но

страх не оставлял Белого Клыка; он все так же насто¬

раживался, ожидая чего-то недоброго и испытывая по¬

переменно то страдание, то удовольствие, в зависимо¬

сти от того, какое из этих чувств одерживало в нем

верх.
—	Ах, черт возьми!
Эти слова вырвались у Мэтта. Он вышел из хижи¬

ны с засученными рукавами, неся в руках таз с гряз¬

ной водой, и только хотел выплеснуть ее на снег, как

вдруг увидел, что Уидон Скотт ласкает Белого Клыка.
При первых же звуках его голоса Белый Клык отско¬

чил назад и свирепо зарычал.
Мэтт посмотрел на своего хозяина, неодобрительно и

сокрушенно покачав головой.
—	Вы меня извините, М1истер Скотт, но, ей-богу, в

вас сидят по крайней мере сем1надцать дураков, и каждый

орудует на свой лад.
432

Уидон Скотт улыбнулся с видом превосходства, встал

и нагнулся над Белым Клыком. Он ласково заговорил

с ним, потом медленно протянул руку и снова начал

гладить его по голове. Белый Клык терпеливо сносил

это поглаживание, но смотрел он—смотрел во все гла¬

за — не на того, кто его ласкал, а на Мэтта, стоявшего

в дверях хижины.
—	Может быть, из вас и получился первоклассный’

инженер, мистер Скотт,— разглагольствовал погон¬

щик,— но, я считаю, вы многое утратили в жизни: вам

бы следовало в детстве удрать из дом1у и поступить в

цирк.
Белый Клык зарычал, услышав голос Мэтта, но на

этот раз уже не отскочил от руки, ласково гладившей

его по голове и по шее.
И это было началом! конца прежней жизни, конца

прежнего царства ненависти. Для Белого Клыка началась

новая, непостижи>мо прекрасная жизнь. В этом деле от

Уидона Скотта требовалось много терпения и ума. А Бе¬

лый Клык должен был преодолеть веления инстинкта,

пойти наперекор собственному опыту, отказаться от всего,

чему научила его жизнь.
Прошлое не только не вмещало всего нового, что ему

пришлось узнать теперь, но опровергало это новое. Ко¬

роче говоря, от Белого Клыка требовалось неизмеримо

большее умение разбираться в окружающей обстановке,

чем то, с которым» он пришел из Северной глуши и добро¬

вольно подчинился власти Серогб Бобра. В то время он

был всего-навсего щенком, еще не сложившимся, готовым

принять любую форму под руками жизни. Но теперь все

шло по-иному. Прошлая жизнь обработала Белого Клы¬

ка слишком усердно; она ожесточила его, превратила в

свирепого, неукротимого бойцового волка, который нико¬

го не любил и не пользовался ничьей лк>бов1ью. Переро¬

диться — значило для него пройти через полный внут¬

ренний переворот, отбросить все прежние навыки,— и

это требовалось от него теперь, когда молодость была пси

зади, когда гибкость была утрачена и мягкая ткань при¬

обрела несокрушимую твердость, стала узловатой, непо¬

датливой, как железо, а инстинкты раз и навсегда уста¬

новили потребности и законы поведения.
И все-^аки новая обстановка, в которой очутился Бе-
28.	Джек Лондон. Т. IV.	433

лый Клык, опять взяла его в обработку. Ока смягчала

в нем ожесточенность, лепила из него иную, более совер¬

шенную форму. В сущности говоря, все зависело от Уидо-

на Скотта. Он добрался до самых глубин натуры

Белого Клыка и лаской вызвал к жизни все те чувства,

которые дремали и уже наполовину заглохли в нем. Так

Белый Клык узнал, что такое любовь. Она заступила

MiecTo склонности — самого теплого чувства, доступного

ему в общении с богами.
Но любовь не может прийти в один день. Возникнув

из склонности, она развивалась очень медленно. Бело¬

му Клыку нравился его вновь обретенный бог, и он

не убегал от него, хотя все время оставался на свободе.

Жить у нового бога было несравненно лучше, чем в клет¬

ке у Красавчика Смита; кроме того. Белый Клык не мог

обойтись без божества. Чувствовать над собой человече¬

скую власть стало для него необходимостью. Печать за¬

висимости от человека осталась на Белом Клыке с тех

далеких дней, когда он покинул Северную глушь и под¬

полз к ногам Серого Бобра, покорно ожидая побоев. Эта

неизгладимая печать снова была наложена на него, когда

он во второй раз вернулся из Северной глуши после го¬

лодовки и почувствовал запах рыбы в поселке Серого

Бобра.
И Белый Клык остался у своего нового хозяина, пото¬

му что он не мог обходиться без божества и потому что

У и дон Скотт был лучше Красавчика Смита. В знак

преданности он взял на себя обязанности сторожа при

хозяйском добре. Он бродил вокруг хижины, когда ездо¬

вые собаки уже спали, и первому же запоздалому гостю

Скотта пришлось отбиваться от него палкой до тех пор,

пока на выручку не прибежал сам хозяин. Но Белый

Клык вскоре научился отличать воров от честных людей»

понял, как много значит походка и поведение. Человека,

который твердой поступью шел прямо к дверям, он не

трогал, хотя и не переставал зорко следить за ним, пока

дверь не открывалась и благонадежность посетителя не

получала подтверждения со стороны хозяина. Но тот, кто

пробирался крадучись, окольными путями, стараясь не по¬

пасться на глаза,— тот не знал пощады от Белого Клы¬

ка и пускался в поспешное и позорное бегство.
Уидон Скотт задался целью вознаградить Белого

434

Клыка за все то, что ему пришлось вынести, вернее —

искупить грех, в котором человек был повинен перед ним.

Это стало для Скотта делом принципа, делом! совести.

Он чувствовал, что люди остались в долгу перед Белым

Клыком и долг этот надо выплатить,— и поэтому

он старался проявлять к Белому Клыку как можно боль¬

ше нежности. Он взял себе за правило ежедневно и по- ,

долгу ласкать и гладить его.
На первых порах эта ласка вызывала у Белого Клыка

одни лишь подозрения и враждебность, но мало-пома¬

лу он начал находить в ней удовольствие. И все-таки

от одной своей привычки Белый Клык никак не мог от¬

учиться: как только рука человека касалась его, он начи¬

нал рычать и не умолкал до тех пор, пока Скотт не от¬

ходил. Но в этом рычании появились новые нотки. По¬

сторонний не расслышал бы их, для него рычание Белого

Клыка оставалось по-прежнему выражением первобыт¬

ной дикости, от которой у человека кровь стьшет в жи¬

лах. С той дальней поры, когда Белый Клык жил с ма¬

терью в пещере и первые приступы ярости овладевали

им, его горло огрубело от рычания, и он уже не мог вы¬

разить свои чувства по-иному. Тем не менее чуткое ухо

Скотта различало в этом свирепом реве новые нотки,

которые только одному ему чуть слышно говорили о том,

что собака испытывает удовольствие.
Время шло, и любовь, возникшая из склонности,

все крепла и крепла. Белый Клык сам начал чувство¬

вать это, хотя и бессознательно. Любовь давала знать о

себе ощущением! пустоты, которая настойчиво, жадно тре¬

бовала заполнения. Любовь принесла с собой боль и тре¬

вогу, которые утихали только от прикосновения руки но¬

вого бога. В эти минуты любовь становилась радостью —

необузданной радостью, пронизывающей все существо

Белого Клыка. Но стоило богу уйти, как боль и тре¬

вога возвращались и Белого Клыка снова охватывало

ощущение пустоты, ощущение голода, властно требую¬

щего утоления.
Белый Клык понем»ногу находил самого себя. Несмот¬

ря на свои зрелые годы, несмотря на жесткость формьь

в которую он был отлит жизнью, в характере его возни¬

кали все новые и новые черты. В нем зарождались непри¬

вычные чувства и побуждения. Теперь Белый Клык вел
435

себя совершенно по-другому; Прежде он ненавидел не¬

удобства и боль и всячески старался избегать их. Теперь

все стало иначе: ради нового бога Белый Клык часто

терпел неудобства и боль. Так, например, по утрам, вме¬

сто того чтобы бродить в поисках пищи или лежать где-

нибудь в укромном уголке, он проводил целые часы

на. холодном крыльце, ожидая появления Скотта. Позд¬

но вечером, когда тот возвращался домой. Белый

Клык оставлял теплую нору, вырытую в сугробе, ради

того, чтобы, почувствовать прикосновение дружеской ру¬

ки, услышать приветливые слова. Он забывал о еде —

даже о еде! — лишь бы побьггь около бога, получить от

него ласку или отправиться вместе с ним в город.
И вот склонность уступила место любви. Любовь за¬

тронула в нем такие глубины, куда никогда не проника**

ла склонность. За любовь Белый Клык платил любовью.

Он обрел божество, лучезарное божество, в присутствии

которого он расцветал, как растение под лучами солн¬

ца. Белый Клык не умел прюявлять свои чувства. Он

был уже немолод и слишком суров для этого. Постоян¬

ное одиночество выработало в нем сдержанность. Его

угрюмый нрав был результатом долголетнего опыта. Он

не умел лаять и уже не мог научиться приветствовать

своего бога лаем. Он никогда не лез ему на глаза, не су¬

етился и не прыгал, чтоб доказать свою любовь, никог¬

да не кидался навстречу, а ждал в сторонке,— но ждал

всегда. Любовь эта граничила с немым, мюлчаливым) обо¬

жанием. Только глаза, следившие за каждым движением

хозяина, выдавали чувства Белого Клыка. Когда же хозя¬

ин смотрел на него и заговаривал с ним, он смущался, не

зная, как выразить любовь, завладевшую всем» его су’*

ществом.
Белый Клык начинал приспособляться к новой жиз¬

ни. Так он понял, что собак хозяина трогать нельзя. Но

его властный характер заявлял о себе, и собакам , при¬

шлось убедиться на деле в превосходстве своего нового

вожака. Признав его власть над собой, они уже не достав¬

ляли ему хлопот. Стоило Белому Клыку появиться сре¬

ди стаи, как собаки уступали ему дорогу и покорялись

его воле.
Точно так же он привык и к'Мэтту, кдк к собствен-

цостн хозяина. Уидон Скотт сам) очень редко корМ)ил Бе¬
436

лого Клыка, эта обязанность возлагалась на Мэтта,—

и Белый Клык понял, что пища, которую он ест, принад¬

лежит хозяину, поручившему Мэтту заботиться о нем.

Тот же самый Мэтт попробовал как-то запрячь его в

нарты вместе с другими собаками. Но эта попытка по¬

терпела неудачу, и Белый Клык покорился только то¬

гда, когда У и дон Скотт сам надел на него упряжь и сам

сел в нарты. Он понял: хозяин хочет, чтобы Мэтт правил'

им так же, как и другими собаками.
У клондайкских нарт, в отличие от саней, на которых

ездят на Маккензи, есть полозья. Способ запряжки здесь

тоже совсем другой. Собаки бегут гуськом в двойных

постромках, а не расходятся веером. И здесь, на Клон¬

дайке, вожак действительно вожак; На первое место ста¬

вят самую понятливую и самую сильную собаку, которой

боится и слушается вся упряжка. Как и следовало ол^и-

дать, Белый Клык вскоре занял это место. После многих

хлопот Мэтт понял, что на меньшее тот не согла¬

сится. Белый Клык сам выбрал себе это место, и Мэтт,

не стесняясь в выражениях, подтвердил правильность его

выбора после первой же пробы. Бегая целый день в уп¬

ряжке, Белый Клык не забывал и о том, что ночью надо

сторожить хозяйское добро. Таким образом, он верой к

правдой служил Скотту, и у того во всей упряжке не бы¬

ло более ценной собаки, чем Белый Клык.
—	Если уж вы разрешите мне высказать свое мне¬

ние,— заговорил как-то Мэтт,— то доложу вам, что с ва¬

шей стороны было очень умно дать за эту собаку полто¬

раста долларов. Ловко вы провели Красавчика Смита,

уж не говоря о том, что и по физиономии ему съездили.
Серые глаза Уидона Скотта снова загорелись гнезом,

и он сердито пробормотал: «Мерзавец!»
Поздней весной Белого Клыка постигло большое го¬

ре: внезапно, без всякого предупреждения, хозяин исчез.
. Собственно говоря, предупреждение было, но Белый Клык

не имел опыта в таких делах и не знал, чего надо ждать

от человека, который укладывает свои вещи в чемоданы.

Впоследствии он вспомнил, что укладывание вещей пред¬

шествовало отъезду хозяина; но тогда у него не зароди¬

лось ни малейшего подозрения. Вечером Белый Клык, как

всегда, ждал его прихода. В полночь поднялся .ветер; он

укрылся от холода за хижиной и лежал там, прислушива¬
437

ясь сквозь дремоту, не раздадутся ли знакомые шаги^

Но в два часа ночи беспокойство выгнало его из-за хи¬

жины, он свернулся клубком! на холодном» крыльце и стал

ждать дальше.
Хозяин не приходил. Утром! дверь отворилась, и на

крыльцо вышел Мэтт. Белый Клык тоскливо посмотрел

на погонщика: у него не было другого способа спросить

о том, что ему так хотелось знать. Дни шли за днями,

а хозяин не появлялся. Белый Клык, не знавший до сих

пор, что такое болезнь, заболел. Он был плох, настоль¬

ко плох, что Мэтту пришлось в конце концов взять его

в хижину. Кроме того, в своем письме к хозяину Мэтт

приписал несколько строк о Белом Клыке.
Получив письмо в Сёркле, Уидон Скотт прочел сле¬

дующее:
«Проклятый волк отказывается работать. Ничего не

ест. Совсем приуныл. Собаки не дают ему проходу. Хо¬

чет знать, куда вы девались, а я не умею растолковать

ему. Боюсь, как бы не сдох».
Мэтт писал правду. Белый Клык затосковал, пере¬

стал есть, не отбивался от налетавших на него собак. Он

лежал в комнате на полу около печки, потеряв всякий

интерес к еде, к Мэтту, ко всему на свете. Мэтт пробовал

говорить с ним ласково, пробовал кричать — ничего не

действовало: Белый Клык поднимал на него потускнев¬

шие глаза, а потом снова ронял голову на передние лапы.
Но однажды вечером, когда Мэтт сидел за столом и

читал, шепотом бормоча слова и шевеля губами, внима¬

ние его привлекло тихое повизгиванье Белого Клыка. Бе¬

лый Клык встал с места, навострил уши, глядя на дверь,

и внимательно прислушивался. Минутой позже Мэтт

услышал шаги. Дверь отворилась, и вошел Уидон Скотт^?

Они поздоровались. Потом Скотт огляделся по сторо¬

нам.
—	А где волк? —спросил он и увидел его.
Белый Клык стоял около печки. Он не бросился впе¬

ред, как это сделала бы всякая другая собака, а стоял

и смютрел на своего хозяина.
—	Черт возьми!—воскликнул Мэтт.—Да он хвостом

виляет!
Уидон Скотт вышел на середину комнаты и подозвал

Белого Клыка к себе. Белый Клык не прыгнул к нему
438

вавстречу, но сейчас же подошел на зов. Движения его

сковывала застенчивость, но в глазах появилось какое-то

новое, необычное выражение: чувство глубокой любви

аасветилооь в них.
—	На меня, небось, ни разу так не взглянул, пока вас

не было,— сказал Мэтт.
Но Уидон Скотт ничего не слышал. Присев на кор¬

точки перед Белым Клыком, он ласкал его — почесывал

ему за ушами, гладил шею и плечи, нежно похлопывал

по спине. А Белый Клык тихо рычал в ответ, и мягкие

нотки слышались в его рычании яснее, чем прежде.
Но это было не все. Каким» образом радость помогла

найти выход глубокому чувству, рвавшемуся наружу?

Белый Клык вдруг вытянул шею и сунул голову хозяину

под мышку; и, спрятавшись так, что на виду оставались

одни только уши, он уже не рычал больше и прижимался

к хозяину все теснее и теснее.
Мужчины переглянулись. У Скотта блестели глаза.
—	Вот поди ж ты! — воскликнул пораженный Мэтт.

Потом добавил:—Я всегда говорил, что это не волк, а

собака. Полюбуйтесь на него!
С возвращением хозяина, научившего его любви. Бе¬

лый Клык быстро пришел в себя. В хижине он провел

еще две ночи и день, а потом вышел на крыльцо. Собаки

уже успели забыть его доблести, у них осталось в памя¬

ти, что за последнее время Белый Клык был слаб и

болен,— и как только он появился на крыльце, они ки¬

нулись на него со всех сторон.
—	Ну и свалка!—с довольным видом пробормотал

Мэтт, наблюдавший эту сцену с порога хижины.— Не¬

чего с ними церемониться, волк! Задай им как следует.

Ну, еще, еще!
Белый Клык не нуждался в поощрении. Приезда лю¬

бимого хозяина было вполне достаточно — чудесная буй¬

ная жизнь снова забилась в его жилах. Он дрался, находя

в драке единственный выход для свой радости. Конец мог

быть только один — собаки разбежались, потерпев пора¬

жение, и вернулись обратно лишь с наступлением тем^

йоты, униженно и кротко заявляя Белому Клыку о своей

покорности.
Научившись прижиматься к хозяину головой. Белый

Клык частенько пользовался этим новым способом вы¬
439

ражения своих чувств. Это был предел, дальше которого

QH не мог идти. Голову свою он оберегал больше всего

и не выносил, когда до нее дотрагивались. Так велела

ему Северная глуш1ь: бойся капкана, бойся всего, что мо¬

жет причинить боль. Инстинкт требовал, чтобы голова

оставалась свободной. А теперь, прижимаясь к хозяину.

Белый Клык по собственной * воле ставил себя в совер¬

шенно беспомощное положение. Он выражал этим беспре¬

дельную веру, беззаветную покорность хозяину и как бы

говорил ему: «Отдаю себя в твои руки. Поступай со М1Ной,

как знаешь».
Однажды вечером, вскоре после своего возвраще¬

ния, Скотт играл с Мэттом в криббедж на сон гря¬

дущий.
. — Пятнадцать и два, пятнадцать и четыре, и еще

двойка...— подсчитывал Мэтт, как вдруг снаружи послы¬

шались чьи-то крики и рычание.
Переглянувшись, они вскочили из-за стола.
—	Волк дерет кого-то! — сказал Мэтт.
Отчаянный вопль заставил их броситься к двери.
—	Посветите мне! — крикнул Скотт, выбегая на

крыльцо.
Мэтт последовал за ним1 с лампой, и при свете ее они

увидели человека, навзничиь лежавшего на снегу. Он за¬

крывал лицо и шею руками, пытаясь защититься от зу¬

бов Белого Клыка. И это была не лишняя предосторож¬

ность: не помня себя от ярости. Белый Клык старался во

что бы то ни стало добраться зубами до горла незна¬

комца; от рукавов куртки, синей фланелевой блузы и

нижней рубашки у того остались одни клочья, а искусан¬

ные руки были залиты кровью.
Скотт и погонщик разглядели все это в одну секун¬

ду. Скотт схватил Белого Клыка за шею и оттащил

назад. Белый Клык рвался с рычанием, но не кусал хо¬

зяина и после его резкого окрика быстро успокоился.
Мэтт помог человеку встать на ноги. Поднимаясь, тот

отнял руки от лица, и, увидев зверскую физиономию Кра¬

савчика Смита, погонщик отскочил назад как ошпа¬

ренный. Щурясь на свету. Красавчик Смит огляделся

по сторонам. Лицо у него перекосило от ужаса, как только

он взглянул на Белого Клыка.
В ту же минуту погонщик увидел, что на снегу что-то
440

лежит. Он поднес лампу поближе и подтолкнул носком

сапога стальную цепь и толстую палку.
Уидон Скотт понимающе кивнул головой. Они не про¬

изнесли ни слова. Погонщик взял Красавчика Смита за

плечо и повернул к себе спиной. Все было понятно.* Кра¬

савчик Смит припустил во весь дух.
А хозяин гладил Белого Клыка и говорил:
—	Хотел увести тебя, да? А ты не позволил? Так,

так, значит, просчитался этот молодчик!
—	Он, небось, подумал, что на него вся преисподняя

кинулась,— ухмыльнулся Мэтт.
А Белый Клык продолжал рычать; но мало-помалу

шерсть у него на спине улеглась, и мягкая нотка, совсем

было потонувшая в этом злобном рычании, становилась

все слышнее и слышнее.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ
Это носилось в воздухе. Белый Клык почувствовав

беду еще задолго до того, как она дала знать о своем

приближении. Весть о грядущей перемене какими-то не-

ведомьши путями дошла до «его. Предчувствие зароди¬

лось в нем по вине богов, хотя он и не отдавал себе

отчета в том, как и почему это случилось. Сами того не

подозревая, боги выдали свои намерения собаке, и она

уже не покидала крыльца хижины и, не входя в комна¬

ту, знала, что люди что-то затевают.
—	Послушайте-ка! — сказал как-то за ужином по-^

гонщик.
Уидон Скотт прислушался. Из-за двери доносилось

тихое тревожное поскуливаиье, похожее скорее на сдер¬

живаемый плач. Потом! стало слышно, как Белый Клык

обнюхивает дверь, желая убедиться в том, что бог его

все еще тут, а не исчез таинственным образом, как в

прошлый раз.
—	Чуе'г, в чем дело,— сказал погонщик.
Уидон Скотт почти умюляюще взглянул на Мэтта, но

слова его не соответствовали выражению глаз.
—	На кой черт мне волк в Калифорнии?—спро¬

сил он.
—	Вот и я то же самое говорю,— ответил Мэтт.—

На кой черт вам волк в Калифорнии?
Но эти слова не удовлетворили Уидона Скотта; ему

показалось, что 'Мэтт осуждает его.
—	Наши собаки с ним не справятся,— продолжал
442

Скотт.— Он их всех перегрызет. И если даже я не разо¬

рюсь окончательно на одни штрафы, полиция все равно

отберет его у меня и разделается с ним по-своему-
—	Настоящий бандит, что и говорить! — подтвердил

погонщик.
Уидон Скотт недоверчиво взглянул на него.
—	Нет, это невозможно,— сказал он решительно.
—	Конечно, невозможно,— согласился Мэтт.— Да »

вам придется специального человека к нему приставить.
Все колебания Скотта исчезли. Он радостно кивнул.
В наступившей тишине стало слышно, как Белый Клык

тихо поскуливает, словно сдерживая плач, и обнюхи¬

вает дверь.
—	А все-таки здорово он к вам привязался,— сказал^

Мэтт.
Хозяин вдруг вскипел:
—	Да ну вас к черту, Мэтт! Я сам знаю, что делать.
—	Я не спорю, только...
—	Что «только»? — оборвал его Скотт.
—	Только...— тихо начал погонщик, но вдруг осмелел

я не стал скрывать, что сердится: — Чего вы так взъеро¬

шились? Глядя на вас, можно подумать, что вы так-та¬

ки и не знаете, что делать.
Минуту Уидон Скотт боролся с самим собой, а потом

сказал уже гораздо более мягким тоном»:
—	Вы правы, Мэтт. Я сам> не знаю, что делать. В томи

то вся и беда...— И, помолчав, добавил: — Да нет, было

бы чистейшим безумием взять собаку с собой.
—	Я с вами совершенно согласен,— ответил Мэтт,

но его слова и на этот раз не удовлетворили хозяина.
—	Каким образом он догадывается, что вы уезжае¬

те, вот чего я не мюгу понять! — как ни в чем не бывало

продолжал Мэтт.
—	Я и сам этого не понимаю,— ответил Скотт, гру¬

стно покачав головой.
А потом наступил день, когда в открытую дверь хи¬

жины Белый Клык увидел, как хозяин укладывает вещи

в тот самый проклятый чемодан. Хозяин и Мэтт то и

дело уходили и приходили, и мирная жизнь хижины бы¬

ла нарушена. У Белого Клыка не осталось никаких со¬

мнений. Он уже давно чуял беду, а теперь понял, что ему

грозит: бог снова готовился к бегству. Уж если он не взял
443

его с собой в первый раз, то, очевидно, не возьмет и

теперь.
Этой ночью Белый Клык поднял вой — протяжный

волчий вой. Белый Клык выл, подняв морду к безуча¬

стным звездам, и изливал им свое горе так же, как в

детстве, когда, прибежав из Северной глуши, он не на¬

шел поселка и увидел только кучку мусора на том месте,

где стоял прежде вигвам Серого Бобра.
В хижине только что легли спать.
—	Он опять перестал есть,— сказал со своей койки

Мэтт.
Уидон Скотт пробормотал что-то и заворочался под

одеялом!.
—	В тот раз тосковал, а уж теперь, наверно, сдохнет.
Одеяло на другой койке опять пришло в движение.
—	Да замолчите вы!—крикнул в темноте Скотт.—

Заладили одно, как старая баба!
—	Совершенно справедливо,— ответил погонщик, и

у Скотта не было твердой уверенности, что тот не под¬

смеивается над ним втихомолку.
На следующий день беспокойство и страх Белого

Клыка только усилились. Он следовал за хозяином по пя¬

там, а когда Скотт заходил в хижину, торчал на крыльце.

В открытую дверь ему были видны вещи, разложенные

на полу. К чемодану прибавились два больших саквояжа

и ящик. Мэтт складывал одеяла и меховую одежду хо¬

зяина в брезентовый мешок. Белый Клык заскулил, гля¬

дя на эти приготовления.
Вскоре у хижины появились два индейца. Белый Клык

внимательно следил, как они взвалили вещи на плечи и

спустились с холма вслед за Мэттом, который нес чемо¬

дан и брезентовый мешок. Вскоре Мэтт вернулся. Хозя¬

ин вышел на крыльцо и позвал Белого Клыка в хижину.
—	Эх ты, бедняга! — ласково сказал он, почесывая

ему за ухом и гладя по спине.— Уезжаю, старина. Тебя

в такую даль с собой не возьмешь. Ну, порычи на про¬

щанье, порычи, порычи как следует.
Но Белый Клык отказывался рычать. Вместо этого он

бросил на хозяина грустный, пытливый взгляд и спрятал

голову у него под мышкой.
—	Гудок! — крикнул Мэтт.
с Юкона донесся резкий вой пароходной сирены.
444

—	Кончайте прощаться! Да не забудьте захлопнуть

переднюю дверь! Я выйду через заднюю. Поторапливай¬

тесь!
Обе двери захлопнулись одновременно, и Скотт подо¬

ждал на крыльце, пока Мэтт выйдет из-за угла хижины.

За дверью слышалось тихое повизгиванье, похожее нЛ

плач. Потом Белый Клык стал глубоко, всей грудоью

втягивать воздух, уткнувшись носом в порог.
—	Берегите его, Мэтт,— говорил Скотт, когда они

спускались с холма.— Напишите мне, как ему тут жи¬

вется.
—	Обязательно,-^ответил погонщик.—Стойте!.. Слы¬

шите?
Он остановился. Белый Клык выл, как воют собаки

над трупом хозяина. Глубокое горе звучало в этом» вое,

переходившем то в душераздирающий плач, то в жалоб¬

ные стоны, то опять взлетавшем вверх в новом порыве от¬

чаяния.
Пароход «Аврора» первый в этом1 году отправлялся

из Клондайка, и палубы его были забиты пассажирами.

Тут толпились люди, которым повезло в погоне за золо¬

том, люди, которых золотая лихорадка разорила,— и все

они стремились уехать из этой страны, так же как в свое

время стремились попасть сюда.
Стоя около сходней, Скотт прощался с Мэттом. По¬

гонщик уже хотел сойти на берег, как вдруг глаза его

уставились на что-то в глубине палубы, и он не ответил

на рукопожатие Скотта. Тот обернулся: Белый Клык

сидел в нескольких шагах от них и тоскливо смотрел на

своего хозяина.
Мэтт чертыхнулся вполголоса. Скотт смютрел на соба¬

ку в полном недоумении.
—	Вы заперли переднюю дверь?
Скотт кивнул головой и спросил:
—	А вы, заднюю?
—	Конечно, запер! — горячо ответил Мэтт.
Белый Клык с заискивающим видом прижал уши, но

продолжал сидеть в сторонке, не пытаясь подойти к ним.
—	Придется увести его с собой.
Мэтт сделал два шага по направлению к Белому Клы¬

ку; тот метнулся в сторону. Погонщик бросился за ним,

но Белый Клык проскользнул между ногами пассажи¬
445

ров. Увертываясь, шныряя из стороны в сторону, он бе¬

гал по палубе и не давался Мэтту.
Но стоило хозяину заговорить, как Белый Клык по¬

корно подошел к нему.
—	Сколько времени кормил его, а он меня теперь и

близко не подпускает! — обиженно пробормотал погон¬

щик.— А вы хоть бы раз покормили с того первого дяя1

Убейте меня — не знаю, как он догадался, что хозя¬

ин — вы.
Скотт, гладивший Белого Клыка, вдруг нагнулся и

показал на свежие порезы на его морде и глубокую рану

между глазами.
Мэтт провел рукой ему по брюху.
—	А про окно-то мы с вами забыли! Глядите, все

брюхо изрезано. Должно быть, разбил стекло и выскочил.
Но У и дон Скотт не слушал, он быстро обдумывал

что-то. «Аврора» дала последний гудок. Провожающие

торопливо сходили на берег. Мэтт снял платок с шеи и

хотел взять Белого Кльпса на привязь. Скотт схватил его

за руку.
—	Прощайте, Мэтт! Прощайте, дружища! Вам, по¬

жалуй, не придется писать мне про волка... Я... я..,
—	Что? — вскрикнул погонщик.— Неужели вы...
—	Вот именно. Спрячьте свой платок. Я вам сам про

него напишу,
Мэтт задержался на сходнях.
—	Он не перенесет климата! Вам придется стричь

его в жару!
Сходни втащнлн на палубу, и «Аврора» отвалила от

берега. Уидон Скотт помахал Мэтту на прощанье и по¬

вернулся к Белому Клыку, стоявшему рядом с ним.
—	Ну, теперь рычи, негодяй, рычи,— сказал он, гля¬

дя на доверчиво прильнувшего к его ногам Белого Клы¬

ка и почесывая ему за ушами.
ГЛАВА ВТОРАЯ
НА ЮГЕ
Белый Клык сошел с парохода в Сан-Франциско,
Он был потрясен. Представление о могуществе всегда

соединялось у него с представлением о божестве. И ни-
446

когда €ще белые люди не казались ему такими чудодея-

ыл. как сейчас, когда он шел по скользким тротУарам

Сан-Франциско. Вместо знаком)ых бревенчатых хижин по

сторонам высились громадные здания. Улицы были пол¬

ны всякого рода опасностей — колясок, карет, автомо¬

билей, рослых лошадей, впряженных в огромные фур¬

гоны,— а среди них двигались страшные трамваи, непре¬

станно грозя Белому Клыку пронзительным звоном» и

дребезгом, напоминавшим визг рыси, с которой ему при¬

ходилось встречаться в северных лесах.
Все вокруг говорило о могуществе. За всем этим чув¬

ствовалось присутствие властного человека, утвердивше¬

го свое господство над миром- вещей. Белый Клык был

ошеломлен и подавлен этим зрелищем. Ему стало страш¬

но. 0)знание собственного ничтожества охватило гор¬

дую, полную сил собаку, как будто она снова преврати¬

лась^ в щенка, прибежавшего из Северной глуши к по¬

селку Серого Бобра. А сколько богов здесь было! От них

у Белого Клыка рябило в глазах. Уличный грохот оглу¬

шал его, он терялся от непрерывного потока и мельа^-

ния вещей. Он чувствовал, как никогда, свою зависи-

Агость от хозяина и шел за ним по пятам, стараясь не

упускать его из виду.
Город пронесся кошмаром, но воспоминание о нем

долгое время преследовало Белого Клыка во сне. В тот

же день хозяин посадил его на цепь в угол багажного

«агона, среди груды чемоданов и сундуков. Здесь всем

распоряжался коренастый, очень сильный бог, который с

грохотом двигал сундуки и чемоданы, втаскивал их в ва¬

гон, громоздил один на другой или же швырял за дверь,

где их подхватывали другие боги.
И здесь, в этом кромешном аду, хозяин покинул Бе¬

лого Кльпса,— по крайней мере Белый Клык считал себя

покинутым до тех пор, пока не учуял рядом с собой хо¬

зяйских вещей и, учуяв, стал на стражу около них.
—	Вовремя пожаловали,—проворчал коренастый бог,

когда часом позже в дверях появился Уидон Скотт.—

Эта собака дотронуться мне не дала до ваших чемоданов.
Белый Клык вышел из вагона. Опять неожиданность!

Кошмар кончился. Он принимал вагон за комнату в до¬

ме, который со всех сторон был окружен городом. Но за

©тот час город исчез. Грохот его уже не лез в уши. Перед
447

Белым Клыком расстилалась веселая, залитая солнцем,

спокойная страна. Но удивляться этой перемене, было не¬

когда. Белый Клык смирился с ней, как смирялся со все¬

ми чудесами, сопутствовавшими каждому шагу богов.
Их ожидала коляска. К хозяину подошли мужчина и

женщина. Женщина протянула руки и обняла хозяина

за шею... Это враг! В следующую же минуту Уи-

дон Скотт вырвался из ее объятий и схватил Белого Клы¬

ка, который рычал и бесновался вне себя от ярости.
—	Ничего, мама! — говорил Скотт, де отпуская Бело¬

го Клыка и стараясь усмирить его.— Он думал, что вы

хотите меня обидеть, а этого делать не разрешается. Ни¬

чего, ничего. Он скоро все поймет.
—	А до тех пор я смогу выражать свою любовь к сы¬

ну только тогда, когда его собаки не будет поблизости,—

засмеялась миссис Скотт, хотя лицо ее побелело от страха.
Она смотрела на Белого Клыка, который все еще, ры¬

чал и, весь ощетинившись, не сводил с нее глаз.
—	Он скорю все поймет, вот увидите,— должен по¬

нять! — сказал Скотт.
Он начал ласково говорить с Бельш Клыком и, окон¬

чательно успокоив его, крикнул строгим голосом:
—	Лежать! Тебе говорят!
Белому Клыку уже были знаком1Ы эти слова, и он по¬

виновался приказанию, хоть и неохотно.
—	Ну, мама!
Скотт протянул руки, не сводя глаз с Белого Клыка.
—	Лежать! — крикнул он еще раз.
Белый Клык ощетинился, привстал, но сейчас же опу¬

стился на место, не переставая наблюдать за враждеб¬

ными действиями незнакомых богов. Однако ни женщина,

ни мужчина, обнявший вслед за ней хозяина, не сдела¬

ли ему ничего плохого. Незнакомцы и хозяин уложили

вещи в коляску, сели в нее сами, и Белый Клык побежал

следом за ней, время от времени подскакивая вплотную

к лошадям и словно предупреждая их, что он не позво¬

лит причинить никакого вреда богу, которого они так бы¬

стро везут по дороге.
Через четверть часа коляска въехала в каменные во¬

рота и покатила по аллее, обсаженной густым», перепле¬

тающимся наверху орешником. За аллеей по обе сторо¬

ны расстилался большой.луг с видневшимися на нем кое-
448

где могучими дубами. Подстриженную зелень луга оттеня¬

ли золотисто-коричневые, выжженные солнцем поля; еще

дальше были холмы с пастбищами на склонах. В конце

аллеи, на невысоком пригорке, стоял дом с длинной ве¬

рандой и множеством окон.
Но Белый Клык не успел как следует рассмотреть все

это. Едва только коляска въехала в аллею, как на него ^

с разгоревшимися от негодования и злобы глазами нале¬

тела овчарка. Белый Клык оказался отрезанным от хо¬

зяина. Весь ощетинившись, и как всегда, молча, он при¬

готовился нанести ей сокрушител>ьный удар, но удара

этого так и не последовало. Белый Клык остановился на

полдороге как вкопанный и осел на задние лапы, ста¬

раясь во что бы то ни стало избежать соприкосновения

с собакой, которую минуту тому назад он хотел сбить с

ног. Это была самка, а закон его породы охранял ее от

таких нападений. Напасть на самку — значило бы для

Белого Клыка не больше, не меньше, как пойти против

велений инстинкта.
Но самке инстинкт говорил совсем другое. Будучи ов¬

чаркой, она питала бессознательный страх перед Север¬

ной глушью, и особенно перед таким ее обитателем, как

волк. Белый Клык был для овчарки волком, исконным

врагом, грабившим» стада еще в те далекие времена, ко¬

гда первая овца была поручена заботам ее отдален¬

ных предков. И поэтому, как только Белый Клык остано¬

вился, отказавшись от драки, овчарка сама бросилась

на него. Он невольно зарычал, почувствовав, как острые

зубы впиваются ему в плечо, ко все-таки не укусил ов¬

чарку, а только смущенно попятился назад, стараясь

обежать ее сбоку. Однако все его старания были на¬

прасны — овчарка не давала ему проходу.
—	Назад, Колли! — крикнул незнакомец, сидевший

в коляске.
Уидон Скотт засмеялся.
—	Ничего, отец. Это хороший урок Белому Клыку.

Ему ко многому придется привыкать. Пусть начинает сра¬

зу. Ничего, обойдется как-нибудь.
Коляска удалялась, а Колли все еще преграждала

Белому Клыку путь. Он попробовал обогнать ее и, свер-

«ув с дороги, кинулся через лужайку, но овчарка бежа¬

ла по внутреннему кругу, и Белый Клык всюду натыкался
29.	Джек Лондон. Т. IV.	449

«а оскаленную пасть. Он повернул назад, к другой

лужайке» но она и здесь обогнала его.
А коляска увозила хозяина. Белый Клык видел, как

она шло-помалу исчезает за деревьями. Положение было

безвыходное. Он попробовал описать еще один круг. Ов¬

чарка не отставала. Тогда Белый Клык на всем ходу по*

вернулся к ней. Он решился на свой испытанный боевой

Прием — ударил ее в плечо и сшиб с ног. Овчарка бежала

taK быстро, что удар этот не только свалил ее на землю,

йо заставил по инерции перевернуться несколько раз

подряд. Пытаясь остановиться, она загребала когтями

5емлю и громко выла от негодования и оскорбленной

гордости.
Белый Клык не стал ждать. Путь был свободен, а

ему тол<ько это и требовалось. Не переставая тявкать,

овчарка бросилась за ним вдогонку. Он взял напрямик, а

уж что касается умения бегать, так тут овчарка могла

MHoroMiy поучиться у него. Она мчалась с истерическим

лаем, собирая все свои силы для каждого прыжка, а

Белый Клык несся вперед молча, без малейшего на¬

пряжения и, словно призрак, скользил по траве.
Обогнув дом. Белый Клык увидел, как хозяин выхо¬

дит из коляски, остановившейся у подъезда. В ту же ми¬

нуту он понял, что на него готовится новое нападение.

К нему неслась шотландская борзая. Белый Клык хотел

сказать ей достойный прием, но не смог остановиться сра¬

зу, а борзая уже была почти рядом. Она налетела на него

сбоку. От такого неожиданного удара Белый Клык со

всего размаху кубарем покатился по земле. А когда он

вскочил на ноги, вид его был страшен: уши, прижатые

вплотную к голове, судорожно подергивающиеся губы и

нос, клыки, лязгнувшие в каком-нибудь дюйме от

горла борзой.
Хозяин бросился на выручку, но он был слишком да¬

леко от них, и спасителем борзой оказалась овчарка

Колли. Подбежав как раз в ту минуту, когда Белый Клык

готовился к прыжку, она не позволила ему нанести смер¬

тельный удар противнику. Колли налетела, как шквал.

Чувство оскорбленного достоинства и справедливый гнев

только разожгли в овчарке ненависть к этому выходцу из

Северной глуши, который ухитрился ловким маневром

провести и обогнать ее и вдобавок вывалял в песке. Она
450

кинулась на Белого Клыка под пря?лым углом в тот миг,

когда он метнулся к борзой, и вторично сшибла его с ног.
Подоспевший к этому времени хозяин схватил Бело¬

го Клыка, а отец хозяина отозвал собак.
—	Нечего сказать, хороший прием! здесь оказывают

несчастному волку, приехавшему из Арктики,— говорил

Скотт, успокаивая Белого Клыка.— За всю свою жизнь

он только раз был сбит с ног, а здесь его опрокинули

дважды за какие-нибудь полминуты.
Коляска отъехала, а из до«му вышли новые незнако¬

мые боги. Некоторые из них остановились на почтитель¬

ном расстоянии от хозяина, но две женщины подошли и

обняли его за шею. Белый Клык начинал понемногу при¬

выкать к этому враждебному жесту. Он не причинял ни¬

какого вреда хозяину, а в словах, которые боги произно¬

сили при этом, не чувствовалось ни малейшей угрозы. Не¬

знакомцы попытались было подойти к Белому Клыку, но

он предостерегающе зарычал, а хозяин подтвердил его

предостережение словами. Белый Клык жался к ногам

хозяина, и тот успокаивал его, ласково поглаживая по

голове.
По ком1анде: «Дик! На место!» — борзая взбежала по

ступенькам и легла на веранде, все еще рыча и не спу¬

ская глаз с пришельца. Одна из женщин обняла Колли

за шею и принялась ласкать и гладитть ее. Но Колли ни¬

как не могла успокоиться и, возмущенная присутствием

волка, скулила, в полной уверенности, что боги соверша¬

ют ошибку, допуская его в свое общество.
Боги поднялись на веранду. Белый Клык шел за хо¬

зяином по пятам. Дик зарычал на него. Белый Клык

ощетинился и ответил ему тем же.
—- Уведите Колли в дом, а эти двое пусть подерутся,—

сказал отец Скотта.— После драки они станут друзьями.
—	Тогда, чтобы доказать свою дружбу Дику, Бело¬

му Клыку придется выступить в роли главного плакаль¬

щика на его похоронах,— засм1еялся хозяин.
Отец недоверчиво посмотрел сначала на Белого Клы¬

ка, потом на Дика и в конце концов на сына.
—	Ты думаешь, что?..
У и дон кивнул головой.
—	Вы угадали. Ваш Дик отправится на тот свет че¬

рез минуту, самое большее — через две»
451

Он повернулся к Белому Клыку.
—	Пойдем, волк. Видно, в дом придется увести не

Колли, а тебя.
Белый Клык осторожно поднялся по ступенькам и

^прошел всю веранду, подняв хвост, не сводя глаз с Дика

и в то же время готовясь к любой неожиданности, кото¬

рая могла встретить его в доме. Но ничего страшного там

не было. Войдя в коМ|Наты, он тщательно обследовал все

углы, по-прежнему ожидая, что ему грозит опасность.

Потом с довольным ворчанием улегся у ног хозяина, не

переставая следить за всем, что происходило вокруг, и

готовясь каждую минуту вскочи’пь с места и вступить в

бой с теми ужасами, которые, как ему казалось, таились

в этой западне.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
. ВЛАДЕНИЯ БОГА
Переезды с места на место заметно развили в Бе^

лом Клыке умение приспосабливаться к окружающей сре¬

де, дарованное ему от природы, и укрепили в нем созна¬

ние необходимости такого приспособления. Он быстро

свыкся с жизнью в Сиерра-Висте — так называлось по¬

местье судьи Скотта. Никаких серьезных недоразумений

с собаками больше не было. Здесь, на Юге, собаки знали

обычаи богов лучше, чем! он, и в их глазах существова¬

ние Белого Клыка уже оправдывалось тем фактом, что

боги разрешили ему войти в свое жилище. До сих пор

Колли и Дику никогда не приходилось сталкиваться с

волком, но раз боги допустили его к себе, им обоим не

оставалось ничего другого, как подчиниться.
На первых порах отношение Дика к Белому Клыку

не А§огло не быть несколько настороженным, но вскоре

он примирился с ним, как с неотъемлемой принадлеж¬

ностью Сиерра-Висты. Если бы все зависело от одного

Дика, они стали бы друзьями, но Белый Кдык не чув¬

ствовал необходимости в дружбе. Он требовал, чтобы со¬

баки оставили его в покое. Всю жизнь он держался особ¬

няком от своих собратьев и не имел ни малейшего же¬

лания нарушать теперь этот порядок вещей. Дик надое¬

дал ему своими приставаниями, и он, рыча, прогонял

его прочь. Еще на Севере Белый Клык понял, что хо-.
452

зяйских собак трогать нельзя, и не забывал этого уро¬

ка и здесь. Но он продолжал наста/ивать на своей обо¬

собленности и замкнутости и до такой степени игнори¬

ровал Дика, что этот добродушный пес оставил все

попытки завязать дружбу с волком и в конце концов

уделял ему внимания не больше, чем коновязи около ко¬

нюшни.
Но с Колли дело обстояло несколько иначе. Смирив¬

шись с тем, что боги разрешили волку жить в доме, она

все же не видела в этом достаточных оснований для то¬

го, чтобы совсем оставить его в покое. В памяти у Колли

стояли бесчисленные преступления, совершенные волком

и его родичами против ее предков. Набеги на овчарни

нельзя забыть ни за один день, ни за целое поколение,

они взывали о мести. Колли не смела нарушить волю

богов, подпустивших к себе Белого Клыка, но это не ме¬

шало ей отравлять ему жизнь. Между ними была веко¬

вая вражда, и Колли взялась непрестанно напоминать

об этом Белому Клыку.
Воспользовавшись преимуществами, которые давал

ей пол, она всячески изводила и преследовала его. Ин¬

стинкт не позволял ему нападать на Колли, но оставать¬

ся равнодушным к ее настойчивым приставаниям было

просто невозможно. Когда овчарка кидалаоь на него, он

подставлял под ее острые зубы свое плечо, покрытое

густой шерстью, и величественно отходил в сторону; ес¬

ли это не помогало, с терпеливым и скучающим видом

начинал ходить кругами, пряча от нее голову. Впрочем,

когда она все же ухитрялась вцепиться ему в заднюю но¬

гу, отступать приходилось гораздо поспешнее, уже не ду¬

мая о величественности. Но в большинстве случаев Бе¬

лый Клык сохранял достойный и почти торжественный

Вид. Он не замечал Колли, если только это было возмож¬

но, и старался не попадаться ей на глаза, а увидев или

заслышав ее поблизости, вставал с места и уходил.
Белый Клык много чему должен был научиться в Си-

ерра-Висте. Жизнь на Севере была проста по сравнению

со здешними сложными делами. Прежде всего ему при>

хплось познакомиться с семьей хозяина, но это было

для него не в новинку. Мит-Са и Клу-Куч принадлежали

Серому Бобру, ели добытое им мясо, грелись около его

костра и спали под его одеялами; точно так же и все
453

обитатели Сиерра-Висты принадлежали хозяину белого

Клыка.
Но и тут чувствовалась разница, и разница довольно

значительная. Сиерра-Виста была куда больше вигвама

Серого Бобра. Белому Клыку приходилось сталкиваться

здесь с очень многими людьми. В Сиерра-Висте был судья

Скотт со своей женой. Потом там были две сестры хо¬

зяина— Бэт и Мэри. Была жена хозяина — Элис и на¬

конец его дети — У и дон и Мод, двое малышей четырех и

шести лет. Никто не мог рассказать Белому Клыку о

всех этих людях, а об узах родства и человеческих взаи¬

моотношениях он ничего не знал, да и никогда не смог бы

узнать. И все-таки он быстро понял, что все эти люди

принадлежат его хозяину. Потом, наблюдая за их пове¬

дением, вслушиваясь в их речь и интонацию голосов, он

М1ало-пом1алу разобрался в степени близости каждого

из обитателей Сиерра-Висты к хозяину, почувствовал ме¬

ру расположения, которым он дарил их. И соответствен¬

но всему этому Белый Клык и сам1 стал относиться к но¬

вым богам: то, что ценил хозяин, ценил и он; то, что бы¬

ло дорого хозяину, надлежало всячески охранять и ему

самому.
Так обстояло дело с хозяйскими детьми. Всю свою

жизнь Белый Клык не терпел детей, боялся и не пере¬

носил прикосновения их рук: он не забыл детской жесто¬

кости и тирании, с которыми ему приходилось сталки¬

ваться в. индейских поселках. И когда Уидон и Мод в

первый раз подошли к нему, он предостерегающе зары¬

чал и злобно сверкнул глазам1И. Удар кулаком и резкий

окрик хозяина заставили Белого Клыка подчиниться их

ласкам, хотя он не переставал рычать, пока крошечные

руки гладили его, и в этом рычании не слышалось лас¬

ковой нотки. Позднее, заметив, что мальчик и девочка

дороги хозяину, он позволял им гладить себя, уже не

дожидаясь удара и резкого окрика.
Все же проявлять свои чувства Белый Клык не умел.

Он покорялся детям хозяина с откровенной неохотой и

переносил их приставания, как переносят мучительную

операцию. Если они уж очень надоедали ему, он вста¬

вал и с решительным видом уходил прочь. Но вскоре

Уидон и Мод расположили к себе Белого Клыка, хотя он

все еще никак не выказывал своего отношения к ним.
454

Он никогда не подходил к детям сам, но уже не убегал от

них и ждал, когда они подойдут. А потом взрослые ста¬

ли замечать, что при виде детей в глазах Белого Клыка

появляется довольное выражение, которое уступало мес¬

то чел^-то вроде легкой досады, как только они оставля¬

ли его для других игр.
Много нового пришлось постичь Белому Клыку, но на

все это потребовалось время. Следующее место после

детей Белый Клык отводил судье Скотту. Объяснялось

это двумя причинами: во-первых, хозяин, очевидно, очень

ценил его, во-вторых, судья Скотт был человек сдержан¬

ный. Белый Клык любил лежать у его ног, когда тот чи¬

тал газету на просторной веранде. Взгляд или слово, из¬

редка брошенные в сторону Белого Клыка, говорили ему,

что судья Скотт замечает его присутствие и умеет дать

почувствовать это без всякой навязчивости. Но так быва¬

ло, когда хозяин куда-нибудь уходил. Стоило только ему

показаться, и весь остальной мир переставал существо¬

вать для Белого Клыка.
Белый Клык позволял всем членам семьи Скотта гла¬

дить и ласкать себя, но ни к кому из них он не относил¬

ся так, как к хозяину. Никакие ласки не могли вызвать

любовных ноток в его рычании. Как ни старались родные

Скотта, никому из них не удалось заставить Белого Клы¬

ка прижаться к себе головой. Этим выражением без¬

граничного доверия, подчинения и преданности Белый

Клык удостаивал одного Уидона Скотта. В сущности го¬

воря, остальные члены семьи были для него не чем иным,

как хозяйской собственностью.
Точно так же Белый Клык очень рано почувствовал

разницу между членами семьи хозяина и слугами. Слу¬

ги боялись его, а он со своей стороны воздерживался от

нападений на этих людей только потому, что считал их

тоже хозяйской собственностью. Между ними и Белым

Клыком поддерживался нейтралитет, и только. Они ва¬

рили обед для хозяина, мыли посуду и исполняли вся¬

кую другую работу, точно так же как на Клондайке все

это делал Мэтт. Короче говоря, слуги входили необхо¬

димой составной частью в жизненный уклад Сиерра-

Висты.
Много нового пришлосв' узнать Белому Клыку и за

пределами поместья. Владения хозяина были широки и
455

обширны; НО И ОНИ имели свои границы. Около Сиерра-

Висты проходило шоссе. За ним начинались общие вла¬

дения всех богов — дороги^ и улицы. Личные же их вла¬

дения стояли за изгородями. Все это управлялось бес¬

численным множеством законов, которые диктовали Бе¬

лому Клыку его поведение, хотя он и не понимал языка

богов и мог знакомиться с их законам»и только на осно¬

вании собственного опыта. Он действовал сообразно

своим инстинктам до тех пор, пока не сталкивался с од¬

ним из людских законов. После нескольких таких столк¬

новений Белый Клык постигал закон и больше никогда

не нарушал его.
Но сильнее всего действовали на Белого Клыка стро¬

гие нотки в голосе хозяина и наказующая рука хозяина.

Белый Клык любил своего бога беззаветной любовью, и

его строгость причиняла ему такую боль, какой не могли

причинить ни Серый Бобр, ни Красавчик Смит. Их побои

были ощутимы тол1ько для тела, а дух, гордый, неукро¬

тимый дух Белого Клыка продолжал бушевать. Удары

нового хозяина были чересчур слабы, чтобы причинить

боль, и все-таки они проникали глубже. Хозяин выражал

свое неодобрение Белому Клыку и этим уязвлял его в

самое сердце.
В сущности говоря. Белому Клыку не так уж часто

попадало от хозяина. Хозяйского голоса было вполне

достаточно; по этому голосу Белый Клык судил, правиль¬

но он поступает или нет, к нему приноравливал свое по¬

ведение, поступки. Этот голос был для него компасом, по

которому он направлял свой путь, компасом, который

помогал ему знакомиться с новой страной и новой жизнью.
На Севере единственным прирученным животным бы¬

ла собака. Все ^остальные жили на воле и являлись за¬

конной добычей каждой собаки, если только она могла с

ней справиться. Раньше Белому Клыку часто приходи¬

лось промышлять охотой, и ему было невдомек,, что на

Юге дело обстоит по-иному. Убедился он в этом в самом

начале своего пребывания в долине Санта-Клара. Гу¬

ляя как-то рано утром около дома, он вышел из-за угла

и наткнулся на курицу, убежавшую с птичкьего двора.

Вполне понятно, что ему захотелось съесть ее. Прыжок,

сверкнувшие зубы, испуганное кудахтанье — и отважная

путешественница встретила свой конец. Курица была хо¬
456

рошо откормленная, жирная и нежная на вкус; Белый

Клык облизнулся и решил, что еда попалась неплохая.

В; тот же день он набрел около конюшни еще на одну

заблудшую курицу. На выручку ей прибежал конюх. Не

зная нрава Белого Клыка, он захватил с собой для устра¬

шения тонкий хлыстик. После первого же удара Белый

Клык оставил курицу и бросился на человека. Его мож¬

но было бы остановить палкой, но не хлыстом. Второй'

удар, встретивший его на середине прыжка, он принял

молча, не дрогнув от боли. Конюх вскрикнул, шарахнул¬

ся назад от прыгнувшей ему на грудь собаки, уронил

хлыст, схватился за шею руками. В результате рука его

была располосована от локтя вниз до самой кости.
Конюх страшно перепугался. Его ошеломила не столь¬

ко злоба Белого Клыка^ сколько то, что он бросился мол¬

ча, не залаяв, не зарычав. Все еще не отнимая искусан¬

ной и зали*гой кровью руки от лица и горла, конюх

начал отступать к сараю. Не появись на сцене Колли,

ем1у бы несдобровать. Колли спасла конюху жизнь, так

же как в свое врем)я она спасла жизиь Дику. Не помня

себя от ярости, овчарка кинулась на Белого Клыка. Она

оказалась умнее слишком доверчивых богов. Все ее по¬

дозрения оправдались: это грабитель! Он снова принял¬

ся за свои старые проделки! Он неисправим!
Конюх убежал на конюшню, а Белый Клык начал

отступать перед свирепыми зубами Колли, кружась и под¬

ставляя под ее укусы то одно, то другое плечо. Но Колли

продолжала донимать его, не ограничиваясь на этот

раз обычным наказанием. Ее волнение и злоба разгора¬

лись с каждой минутой, и в конце концов Белый Клык

забыл все свое достоинство и удрал в поле.
—	Он не будет охотиться на кур,— сказал хозяин,—

но сначала м«е нужно застать его на месте преступления.
Случай представился два дня спустя, но хозяин даже

не предполагал, каких размеров достигнет это преступ¬

ление. Белый Клык внимательно следил за птичьим

двором и его обитателям»и. Вечером, когда куры уселись

на насест, он взобрался на груду недавно привезенного

теса, перепрыгнул оттуда на крышу курятника, перелез

через ее гребень и соскочил на землю. Секундой позже

в курятнике началось смертоубийство.
Утром, когда хозяин вышел на веранду, глазам его
457

предстало любопытное зрелище: конюх выложил на тра¬

ве в один ряд пятьдесят зарезанных белых леггорнов.

Скотт тихо засвистал, сначала от удивления, потом от

восторга. Глазам его предстал также и Белый Клык, ко¬

торый не выказывал ни малейших признаков смуще¬

ния или сознания собственной вины. Он держался очень

горделиво, как будто и в самом» деле совершил поступок,

достойный всяческих похвал. При мысли о предстоящей

ему неприятной задаче хозяин сжал губы; затем он резко

заговорил с безмятежно настроенным преступником, и

й голосе его — голосе бога — слышался гнев. Больше то¬

го: хозяин ткнул Белого Клыка носом в зарезанных кур

и ударил его кулаком.
С тех пор Белый Клык уже не совершал налетов на

курятник. Куры охранялись законом, и Белый Клык по¬

нял это. Вскоре хозяин взял его с собой на птичий двор.

Как только живая птица засновала чуть ли не под са¬

мым носом у Белого Клыка, он сейчас же приготовился

к прыжку. Это было вполне естественное движение, но

голос хозяина заставил его остановиться. Они пробыли

на птичьем дворе с полчаса. И каждый раз, когда Бе¬

лый Клык, поддаваясь инстинкту, бросался за птицей,

голос хозяина останавливал его. Таким образом он

усвоил еще один закон и тут же, не выходя из этого

птичьего царства, научился не замечать его обитателей.
—	Такие охотники на кур неисправимы,— грустно по¬

качивая головой, проговорил за завтраком» судья Скотт,

когда сын рассказал ем»у об уроке, преподанном Белому

Клыку.— Стоит им только повадиться на птичий двор и

попробовать вкус крови...— И он снова с грустью пока¬

чал головой.
Но У и дон Скотт не соглашался с отцом.
—	Знаете, что я сделаю? — сказал он наконец.— Я

запру Белого Клыка в курятнике на целый день.
—	Что же будет с курами! —запротестовал отец.
—	Больше того,— продолжал сын,— за каждую за¬

душенную курицу я плачу золотой доллар.
—	На папу тоже надо наложить какой-нибудь

штраф,— вмешалась Бэт.
Сестра поддержала ее, и все сидевшие за столом

хором одобрили это предложение. Судья не стал воз¬

ражать.
458

—	Хорошо! — Уидон Скотт на минуту задумался.—

Если к концу дня Белый Клык не тронет ни одного ку¬

ренка, за каждые десять минут, проведенные им на птичь¬

ем дворе, вы скажете ему совершенно серьезным и тор¬

жественным голосом, как в суде во время оглашения

приговора: «Белый Клык, ты умнее, чем я думал».
Выбрав такие места, где их не было видно, все чле¬

ны семьи приготовились наблюдать за событиями. Но им

пришлось потерпеть сильное разочарование. Как только,

хозяиц ушел со двора. Белый Клык лег и заснул. Потом

проснулся и подошел к корыту напиться. Ка кур он не

обращал ни малейшего внимания — они для него не су¬

ществовали. В четыре часа он прыгнул с разбега на кры¬

шу курятника, соскочил на землю по другую сторону и

степенной рысцой побежал к дому. Он усвоил новый

закон. И судья Скотт, к великому удовольствию всей

семьи, собравшейся на веранде, торжественным голосом

сказал шестнадцать раз подряд: «Белый Клык, ты умнее,

чем я думал».
Но многообразие законов очень часто сбивало Белого

Клыка с толку и повергало его в немилость. В конце

концов он твердо уяснил себе, что нельзя трогать и кур,

принадлежащих другим богам. То же самое относилось

к кошкам, кроликам и индюшкам. Откровенно говоря,

после первого ознаком'ления с этим! законом у него со¬

здалось впечатление, что все живые существа неприкос¬

новенны. Перепелки вспархивали на лугу из-под самого

его носа и улетали невредимыми. Белый Клык дрожал

всем телом, но все же смирял в себе инстинктивное же¬

лание схватить птицу. Он повиновался воле богов.
Но вот однажды ему пришлось увидеть, как Дик спуг¬

нул на лугу зайца. Хозяин тоже видел это, и не только

не вмешивался, но даже подстрекал Белого Клыка при¬

соединиться к погоне. Таким образом. Белый Клык узнал,

что новый закон не распространяется на зайцев, и в кон¬

це концов усвоил его целиком. С домашними животны¬

ми надо жить в мире. Если дружба с ними не ладится,

70 нейтралитет следует поддерживать во всяком слу¬

чае. Но другие животные — белки, перепела и зайцы, не

порвавшие связи с лесной глушью и не покорившиеся че¬

ловеку,— законная добыча каждой собаки. Боги защища¬

ли только ручных животных и не позволяли им враждо¬
459

вать между собой. Боги были властны в жизни и смерти

своих подданных и ревниво оберегали эту власть.
Жизнь в Сиерра-Висте была далеко не так проста,

как на Севере. Цивилизация требовала от Белого Клы-

ка прежде всего власти над самим собой и выдержки —

той уравновешенности, которая неосязаема, словнр пау¬

тинка, и в то же время тверже стали. Жизнь здесь была

тысячелика, и Белый Клык соприкасался с ней во всем

ее многообразии. Так, когда ему приходилось бежать

вслед за хозяйской коляской по городу Сан-Хосе или

ждать хозяина на улице, жизнь текла мимо него глу¬

боким, необъятным потоком, непрестанно требуя мгновен¬

ного приспособления к своим законам и почти всегда

заставляя его заглушать в себе все естественные порывы.
В городе он видел мясные лавки, в которых прямо

перед носом висело мясо. Но трогать его не разрешалось.

В домах, куда заходил хозяин, были кошки, которых то¬

же следовало оставлять в покое. А собаки встречались

повсюду, и драться с ними было нельзя, хоть они и ры¬

чали на него. Кроме того, по тротуарам сновало бес¬

численное множество людей, чье внимание он привле¬

кал к себе. Люди останавливались, показывали на него

друг Другу, разглядывали его со всех сторои, заговари¬

вали с ним If,,, что было хуже всего, трогали, его руками.

Приходилось терпеливо выносить ррркрсновение чужих

рук, но терпением Белый Клык уже успел запастись. Он

сумел даже преодолеть свою неуклюжую застенчивость

и с высокомерным видом принимал все знаки внимания,

которыми наделяли его незнакомые боги. Они снисходили

до него, и он отвечал им тем же. И все же в Белом Клы¬

ке было что-то такое, что препятствовало слишком фами¬

льярному обращению с ним. Прохожие гладили его по го¬

лове и отправлялись дальше, дово.\ьные собственной

смелостью.
Но Белому Клыку не всегда удавалось отделываться

так легко. Когда хозяйская коляска проезжала пред¬

местьями Сан-Хосе, мальчишки, попадавшиеся на пути,

встречали его камням!И. Белый Клык знал, что догнать

их и разделаться с ними как следует нельзя. Приходи¬

лось поступать вопреки инстинкту самосохранения, и он,

заглушая в себе голос инстинкта, становился мало-по-

тлу совсем ручной, цивилизованной собакой.
460	‘

и все же такое положение дел не совсем удовлетво¬

ряло Белого Клыка, хоть он и не знал, что такое беспри¬

страстие и честность. Но каждое живое существо до из¬

вестной степени обладает чувством справедливости, и

Белому Клыку трудно было примириться с тем, что ему

не позволяют защищаться от этих мальчишек. Он забыл,

что договор, заключенный между ним и богами, обязы¬

вал последних заботиться о нем и охранять его. И вот

однажды хозяин выскочил из коляски с хлыстом в руках .

и как следует проучил сорванцов. После этого они пе¬

рестали бросаться камням1и, и Белый Клык все понял и

почувствовал полное удовлетворение.
Вскоре Белому Клыку пришлось испытать другой по¬

добный же случай. Около салуна, mihmo которого он про¬

бегал по дороге в город, всегда слонялись три пса, взяв¬

шие себе за правило бросаться на него. Зная, чем конча¬

ются все схватки БеЛого Клыка с собаками, хозяин

неустанно втолковывал ему закон, запрещающий драки.

Белый Клык хорошо усвоил этот закон и, пробегая мимо

салуна на перекрестке, всегда попадал в очень неприят¬

ное положение. Его злобное рычание сейчас же отгоня¬

ло всех трех собак на приличную дистанцию, но они про¬

должали свою погоню издали, лаяли, оскорбляли его.

Так продолжалось довольно долгое время. Посетители

салуна даже поощряли собак и как-то раз совершенно

открыто натравили их на Белого Клыка. Тогда хозяин

остановил коляску.
—	Взять их! — сказал он Белому Клыку.
Белый Клык не поверил собственным ушам. Он «

посмотрел на хозяина, посмотрел на собак. Потом

еще раз бросил на хозяина вопросительный и тревожный

взгляд.
Тот кивнул головой.
—	Возьми их, старик! Задай им как следует!
Белый Клык отбросил все колебания. Он повернулся
и молча кинулся на врагов. Те не отступили. Началась

свалка. Собаки лаяли, рычали, лязгали зубами. Встав¬

шая столбом пыль заслонила поле битвы. Но через не¬

сколько минут две собаки уже бились на дороге в пред¬

смертных судорогах, а третья бросилась наутек. Она пере¬

прыгнула канаву, проскочила сквозь изгородь и убежала

в поле. Белый Клык мчался за ней совершенно бесшум¬
461

но, как настоящий волк; не уступая волку и в быстроте,

и на середине поля настиг и прикончил ее.
Это тройное убийство положило конец его неладам с

чужими собаками. Слух о происшествии разнесся по всей

долине, и люди стали следить за тем, чтобы их собаки

не приставали к бойцовому волку.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГОЛОС КРОВИ
Месяцы шли один за другим. Еды на Юге было вдо¬

воль, работы от Белого Клыка не требовали, и он во¬

шел в тело, благоденствовал и был счастлив. Юг стал

для Белого Клыка не только географической точкой— он

жил на Юге жизни. Человеческая ласка согревала его,

как солнце, и он расцветал, словно растение, посаженное

в добрую почву.
И все-таки между Белым Клыком и собаками чувст¬

вовалась какая-то разница. Он знал все законы даже

лучше своих собратьев, которым не приходилось жить в

других условиях, и соблюдал их с большей точностью,—

и тем1 не менее свирепость не изменяла ему, как будто

Северная глуп№ все еще держала его 8 своей власти, как

будто волк, живший в нем, только задремал на время.
Белый Клык не дружил с собаками. Он всегда был

одиночкой и намеревался держаться в стороне от своих

собратьев и впред|ь. С первых лет своей жизни, омрачен¬

ных враждой с Лип-Липом1 и со всей сворой щенков, и

за те месяцы, которые ему пришлось провести у Красав¬

чика См1ита, Белый Клык возненавидел собак. Жизнь

его уклонилась от нормального течения, и он сблизился

с человеком, отдалившись от своих сородичей.
Кроме того, на Юге собаки относились к Белому Клы¬

ку с большой пoдoзpитeльнocтьюJ он будил в них ин¬

стинктивный страх перед Северной глушью, и они встре¬

чали его лаем и рычанием, в котором слышалась нена¬

висть. Он же со своей стороны понял, что кусать их сов¬

сем» необязательно. Оскаленные клыки и злобно вздраги¬

вающие губы действовали безошибочно и останавливали

почти любую разъяренную собаку.
Но жизш> послала Белому Клыку испытание, и этим

462

испытанием была Колли. Она не давала ему ни минуты

покоя. Закон не обладал для нее такой же непрелояшой

силой, как для Белого Клыка, и Колли противилась всем

попыткам! хозяина заставить их подружиться. Ее злоб¬

ное, истеричное рычание неотвязно преследовало Бело¬

го Клыка: Колли не могла простить ему историю с кура¬

ми избыла твердо уверена в преступности всех его наме¬

рений. Она находила вину там, где ее еще и не было. Она

отравляла Белому Клыку существование, следуя за ним.

по пятам!, как полисмен, и стоило ему только бросить

любопытный взгляд на голубя или курицу, как овчарка

поднимала яростный, негодующий лай. Излюбленный

способ Белого Клыка отделаться от нее заключался в том,

что он ложился на землю, опускал голову на передние ла¬

пы и притворялся спящим. В таких случаях она всегда

терялась и сразу умолкала.
За исключением неприятностей с Колли, все осталь¬

ное шло гладко. Белый Клык научился сдерживать себя,

твердо усвоил законы. В характере его появились поло¬

жительность, спокойствие, философское терпение. Сре¬

да перестала быть враждебной ему. Предчувствия опас¬

ности, угрозы боли и смерти как не бывало. Мало-пома-

лу исчез и ужас перед неизвестным, подстерегавшим! его

раньше на каждом шагу. Жизнь стала спокойной и лег-

, кой. Она текла, ровно, не омрачаемая ни страхами, ни

враждой.
Ему не хватало снега, но сам он не понимал этого.

«Как затянулось лето!» — подумал бы, вероятно, Белый

Клык, если бы мог так подумать. Потребность в снеге

была смутная, бессознательная. Точно так же в летние

дни, когда солнце жгло безжалостно, он испытывал лег¬

кие приступы тоски по Северу. Но тоска эта проявлялась

только в беспокойстве, причины которого оставались не¬

ясными ему самому.
Белый Клык никогда не отличался экспансивностью.

Он прижимался головой к хозяину, ласково ворчал и

только такими способами выражал свою любовь. Но

вскоре ему пришлось узнать и третий способ. Он не мог

оставаться равнодушньш, когда боги смеялись. Смех

приводил его в бешенство, заставлял терять рассудок от

ярости. Но на хозяина Белый Клык не мог сердиться, и,

когда тот начал однажды добродушно подшучивать и
463

смеяться над ним», он растерялся. Прежняя злоба под¬

нималась в нем, но на этот раз ей приходилооь бороть**

ся с любовью. Сердиться он не мог,— что же ему было

делать? Он старался сохранить величественный вид, но

хозяин захохотал громче. Он набрался еще больше вели¬

чия, а хозяин все хохотал и хохотал. В конце концов Бе¬

лый Клык сдался. Верхняя губа у него дрогнула, обна¬

жив зубы, и глаза загорелись не то лукавым, не то лю¬

бовным огоньком. Белый Клык научился смеяться.
Научился он и играть с хозяином: позволял валить

себя с ног, опрокидывать на спину, проделывать над со¬

бой всякие шутки, а сам притворялся разъяренным», весь

ощетинивался, рычал и лязгал зубами, делая вид, что

хочет укусить хозяина. Но до этого никогда не доходило:

его зубы щелкали в воздухе, не задевая Скотта. И в кон¬

це такой возни, когда удары, толчки, лязганье зубами

и рычание становились все сильнее и сильнее, человек и

собака вдруг отскакивали в разные стороны, останавли¬

вались и смотрели друг на друга. А потом так же вне¬

запно — будто солнце вдруг проглянуло над разбуше¬

вавшимся морем — они начинали смеяться. Игра

обычно заканчивалась тем, что хозяин обнимал Белого

Кдыка за шею, а тот заводил свою ворчливо-нежную лю¬

бовную песенку.
Но, кроме хозяина, никто не осмеливался поднимать

такую возню с Белым Клыком. Он не допускал этого.

Стоило кому-нибудь другому покуситься на его чувство

собственного достоинства, как угрожающее рычание и

вставшая дыбом шерсть убивали у этого смельчака вся¬

кую охоту поиграть с ним. Если Белый Клык разрешал

хозяину такие вольности, это вовсе не значило, что он

расточает свою любовь направо и налево, как обыкновен¬

ная собака, готовая возиться и играть с кем угодно. Он

любил только одного человека и отказывался размени¬

вать свою любовь.
Хозяин миого ездил верхом, и Белый Клык считал

своей первейшей обязанностью сопровождать его в такие

прогулки. На Севере он доказывал свою верность людям

тем, что ходил в упряжи, но на Юге никто не ездил на

нартах, и здешних собак не нагружали тяжестями. По¬

этому Белый Клык всегда был при хозяине во время его

поездок, найдя в этом новый способ для выражения сво"
464

ей преданности. Ему ничего не стоило бежать так хоть

целый день. Он бежал без малейшего напряжения,

не чувствуя усталости, ровной волчьей рысью и, про¬

делав миль пятьдесят, все так же резво несся впереди

лошади.
Эти поездки хозяина дали Белому Клыку возмож¬

ность научиться еще одному способу выражения своих

чувств, и замечательно то, что он воспользовался им толь¬

ко два раза за всю свою жизнь. Впервые это случилос!^,

когда Уидон Скотт добивался от горячей чистокровной

лошади, чтобы она позволяла ему открывать и закрывать

калитку, не сходя с седла. Раз за разом он подъезжал к

калитке, пытаясь закрыть ее за собой, но лошадь испуган¬

но пятилась назад, шарахалась в сторону. Она горячи¬

лась все больше и больше, взвивалась на дыбы, а когда

хозяин давал ей шпоры и заставлял опустить передние

ноги, начинала бить задом. Белый Клык следил за ними

с возрастающим беспокойством и под конец, не имея

больше сил сдерживать себя,* подскочил к лошади и злоб¬

но и угрожающе залаял на нее.
После случая с лошадью он часто пытался лаять, и

хозяин поощрял его попытки, но сдеЛать это ему удалось

еще только один раз, причем хозяина в то время не было

поблизости. Поводом к этому послужили следующие со¬

бытия: хозяин скакал верхом по полю, как вдруг лошадь

метнулась в сторону, испугавшись выскочившего из-под

самых ее копыт зайца, споткнулась, хозяин вылетел из

седла, упал и сломал ногу. Белый Клык рассвирепел и

хотел было вцепиться провинившейся лошади в горло, но

хозяин остановил его.
—	Домой! Ступай домой!—крикнул он, удостове¬

рившись, 410 нога сломана.
Белый Клык не желал оставлять его одного. Хозяин

хотел написать записку, но не нашел в карманах ни ка¬

рандаша, ни бумаги. Тогда он снова приказал Белому

Клыку бежать домой.
Белый Клык тоскливо посмотрел на него, сделал не¬

сколько шагов, вернулся и тихо заскулил. Хозяин заго¬

ворил с НИМ) ласковым, но серьезным тоном; Белый Клык

насторожил уши, с мучительным! напряжением вслуши¬

ваясь в слова.
—	Не смущайся, старик, ступай домой,— говорил Уи-
30.	Джек Лондон. Т. IV.	465

ДОН Скотт.— Ступай домой и расскажи там, что случи¬

лось. Домой, волк, домой! .
Белый Клык знал слово «домой» и, не понимая ос-

тального, все же догадался, о чем говорит хозяин. Он

повернулся и нехотя побежал по полю. Потом остановил¬

ся в нерешительности и посмотрел назад.
—	Домой! —раздалось строгое приказание, и на этот

раз Белый Клык повиновался.
Когда он подбежал к дом1у, все сидели на веранде,

наслаждаясь вечерней прохладой. Белый Клык был весь

в пыли и тяжело дышал.
—	Уидон вернулся,— сказала мать Скотта.
Дети встретили Белого Клыка радостными криками и

кинулись ему навстречу. Он ускользнул от них в даль¬

ний конец веранды, но мален1ький Уидон и Мод загнали

его в угол между качалкой и перилами. Он зарычал, пы¬

таясь вырваться на свободу. Жена Скотта испуганно

посмотрела в ту сторону.
—	Все-таки я в постоянной тревоге за детей, когда они

вертятся около Белого Клыка,— сказала она.— Только

и ждешь, что в один прекрасный день он бросится на них.
Белый Клык с яростным рычанием выскочил из ло¬

вушки, свалив мальчика и девочку с ног. Мать подозва¬

ла их к себе и стала утешать и уговаривать оставить Бе¬

лого Клыка в покое.
—	Волк всегда останется волком!,— заметил судья

Скотт.— На него нельзя полагаться.
—	Но он не настоящий волк,— вмешалась Бэт, вста¬

вая на сторону отсутствующего брата.
—	Ты полагаешься на слова У и дона,— возразил

судья.— Он думает, что в Белом Клыке есть собачья

кровь, но ведь это только его предположение. А по виду...
Судья не закончил фразы. Белый Клык остановился

перед ним и яростно зарычал.
—	Пошел на место! На MiecTo! — строго проговорил

судья Скотт.
Белый Клык повернулся к жене хозяина. Она испу¬

ганно вскрикнула, когда он схватил ее зубам1и за платье

и, потянув к себе, разорвал легкую материю.
Тут уж Белый Клык стал центром всеобщего внима¬

ния. Он стоял, высоко подняв голоэу, и вглядывался в

лица людей. Горло его подергивалось судорогой, но не изг
466

давало ни звука. Он силился как-то выразить то, что

рвалось в нем наружу и не находило себе выхода.
—	Уж не взбесился ли он?— сказала мать Уидона.—

Я говорила Уидону, что северная собака не перенесет

теплого климата.
—	Он того и гляди заговорит! — воскликнула Бэт.
В эту минуту Белый Клык обрел дар речи и разра¬

зился оглушительным лаем».
—	Что-то случилось с Уидоном,— с уверенностью

сказала жена Скотта.
Все вскочили с места, а* Белый Клык бросился вниз

по ступенькам, оглядываясь назад и словно приглашая

людей следовать за собой. Он лаял второй и последний

раз в жизни и добился, что его поняли.
После этого случая обитатели Сиерра-Висты стали

лучше относиться к Белому Клыку, и даже конюх с ис¬

кусанной рукой признал, что Белый Клык умный пес, хоть

он и волк. Судья Скотт тоже придерживался этой точки

зрения и, к всеобщему неудовольствию, приводил в дока¬

зательство своей правоты описания и таблицы, взятые из

энциклопедии и различных книг по зоологии.
Дни шли один за другим, щедро заливая долину

Санта-Клара солнечными лучами. Но с приближением

зимы, второй его зимы на Юге, Белый Клык сделал

странное открытие,—зубы Колли перестали быть таким)и

острыми: ее игривые, легкие укусы уже не причиняли

боли. Белый Клык забыл, что когда-то овчарка отравля¬

ла ему жизнь, и, стараясь отвечать ей такой же игриво¬

стью, проделывал это до смешного неуклюже.
Однажды Колли долго носилась по лугу, а потом ув¬

лекла Белого Кльпса за собой в лес. Хозяин собирался

покататься до обеда верхом, и Белый Клык знал об этом:

оседланная лошадь стояла у подъезда. Белый Клык коле¬

бался. Он чувствовал в себе нечто такое, что было силь¬

нее всех познанных им законов, сильнее всех привычек,

сильнее любви к хозяину, сильнее воли к жизни. И ко¬

гда овчарка куснула его и побежала прочь, он оставил

свою нерешительность, повернулся и последовал за ней.

В тот день хозяин ездил один, а Белый Клык бегал по

лесу бок о бок с Колли,— так же, как много лет назад

в безмолвной северной чаще его мать Кичи бегала с Од¬

ноглазым.
467

ГЛАВА ПЯТАЯ
ДРЕМЛЮЩИЙ ВОЛК
Приблизительно в это же время в газетах появились

сообщения о смелом побеге из сан-квентинской тюрьмы

одного заключенного, славившегося своей свирепостью.

Это была натура, исковерканная с самого рождения и

не получившая ни малейшей помощи от окружающей сре¬

ды, натура, являвшая собой поразительный пример того,

во что может обратиться человеческий материал, когда

он попадает в безжалостные руки общества. Это было

животное,— правда, животное в образе человека, но тем

не менее иначе как хищником его нельзя было назвать.
В сан^вентинской тюрьме он считался неисправи¬

мым. Никакое наказание не могло сломить его упорст¬

во. Он был способен бунтовать до последнего издыхания,

не помня себя от ярости, но не мог жить побитым, по¬

коренным. Чем я^юстнее бунтовал он, тем суровее об¬

щество обходилось с ним, и эта суровость только разжи¬

гала его злобу. Смирительная рубашка, голод, побои не

достигали своей цели, а ничего другого Джим Холл не

получал от жизни. Так обращались с Джимом Холлом с

самого раннего детства, проведенного им в трущобах Сан-

Франциско, когда он был мягкой глиной, готовой принять

любую форму в руках общества.
В третий раз отбывая срок заключения в тюрьме,

Джим Холл встретил там сторожа, который был почти

таким же зверем>, как и он сам. Сторож всячески пресле¬

довал его, оклеветал перед смотрителем, и Джима ли¬

шили последних тюремных поблажек. Вся разница меж¬

ду Джимюм и сторожем заключалась лишь в том, что

сторож носил при себе связку ключей и револьвер, а у

Джима Холла были только голые руки да зубы. Но

однажды он бросился на сторожа и вцепился зубами

ему в горло, как дикий зверь в джунглях.
После этого Джима Холла перевели в одиночную ка¬

меру. Он прожил в ней три года. Пол, стены' и потолок

камеры были обиты железом. За все это время он ни ра-

^ не вышел из нее, ни разу не увидел неба и солнца.

Вместо дня в камере стояли сумерки, вместо ночи — чер^

ное безмолвие. Джим Холл был заживо погребён в же¬

лезной могиле. Он не видел человеческого лица, не обме-
468

нялся ни с кем ни словом. Когда ему просовывали пищу,

он рычал, как дикий зверь. Он ненавидел веоь мир. Он

мог выть от ярости день за днем, ночь за ночью, потом

замолкал на недели и месяцы, не издавая ни звука в

этом черном безмюлвии, проникавшем ему в самую душу.
А потом как-то ночью он убежал. Смотритель уверял,

что это немыслимо, но тем не менее камера была пуста,

а на пороге ее лежал убитый сторож. Еще два трупа

отмечали путь преступника через тюрьму к наружной сте¬

не,— всех троих Джим Холл убил голыми руками, что¬

бы ничего не было слышно.
Сняв с убитых сторожей оружие, Джим Холл скрыл¬

ся в горы. Голову его оценили в крупную сум«му золотом.

Алчные фермеры гонялись за ним с ружьями. Ценой

его крови можно было выкупить закладную или послать

сына в колледж. Граждане, воодушевившиеся чувством

долга, вышли на Холла с ружьями в руках. Свора ищеек

мчалась по его кровавым следам. А ищейки закона, со^

стоявшие на жалованье у общества, звонили по телефо-*

ну, слали телеграммы, заказывали специальные поезда,

ни днем, ни ночью не прекращая своих розысков.
Время от времени Джим Холл попадался на глаза

СВОИМ1 преследователям, и тогда люди геройски шли ему

навстречу или кидались от него врассыпную, к великому

удовольствию всей страны, читавшей об этом в газетах

за завтраком. После таких стычек убитых и райеных

развозили по больницам, а их места занимали другие

любители охоты на человека.
А затем Джим Холл исчез. Ищейки тщетно рыскали

по его следам. Вооруженные люди задерживали ни в

чем не повинных фермеров и требовали, чтобы те удосто¬

верили свою личность. А жаждавшие получить выкуп за

голову Холла десятки раз находили в горах его труп.
Все это время газеты читались и в Сиерра-Висте, но

не столько с интересом, сколько с беспокойством. Жен¬

щины были перепуганы. Судья Скотт хорохорился и под¬

шучивал над ними,— впрочем», без всяких оснований, так

как незадолго до того, как он вышел в отставку, Джим

Холл предстал перед ним в суде и выслушал от него

св^ой приговор. И там же, в зале суда, перед всей пуб¬

ликой Джим Холл заявил, что настанет день, когда он

отомстит судье, вынесшему этот приговор.-
469

На этот раз Джим Холл был невиновен. Его осудили

неправильно. В воровском мире и среди полицейских это

называлось «закатать в тюрьму».
Джима Холла «закатали» за преступление, которого

он не совершал. Приняв во внимание две прежних суди¬

мости Джима Холла, судья Скотт дал ему пятьдесят

лет тюрьмы.
Судья Скотт не знал многих обстоятельств дела, не

подозревал он и того, что стал невольным соучастником

сговора полицейских, что показания были подстроены и

извращены, что Джим Холл не был причастен к преступ¬

лению. А Джим Холл со своей стороны не знал, что

судья Скотт действовал по неведению. Джим Холл был

уверен, что судья Скотт прекрасно обо всем» осведомлен и,

вынося этот чудовищный по своей несправедливости при¬

говор, действует рука об руку с полицией. И поэтому,

когда судья Скотт огласил приговор, осуждающий Джи¬

ма Холла на пятьдесят лет жизни, мало чем отличаю¬

щейся от смерти, Джим Холл, ненавидевший мир, кото¬

рый так круто обошелся с ним, вскочил со своего места и

бесновался от ярости до тех пор, пока его враги, одетые

в синие мундиры, не повалили его на пол. Он считал

судью Скотта краеугольным камнем обрушившейся на не¬

го твердыни несправедливости и грозил ему местью.

А потом Джима Холла заживо погребли в тюремной ка¬

мере... и он убежал оттуда.
Обо всем этом Белый Клык ничего не знал. Но между

ним и женой хозяина, Элис, существовала тайна. Каж¬

дую ночь, после того как вся Сиерра-Виста отходила ко

сну, Элис вставала с постели и впускала Белого Клыка

на всю ночь в холл. А так как Белый Клык не был ком¬

натной собакой и ему не полагалось спать в доме, то

рано утром, до того как все встанут, Элис тихонько схо¬

дила вниз и выпускала его во двор.
В одну такую ночь, когда весь дом покоился во сне,

Белый Клык проснулся, но продолжал лежать тихо. И

так же тихо он повел носом и сразу поймал несшуюся к

нему по воздуху весть о присутствии в доме незнаколюго

бога. До его слуха доносились звуки шагов. Белый Клык

не залаял. Это было не в его обычае. Незнакомый бог

ступал очень тихо, но еще тише ступал Белый Клык,

потому что на нем не было одежды, которая шуршит,
470

прикасаясь к телу. Он двигался бесшумно. В Северной

глуши ему приходилось охотиться за пугливой Дичью, и

он знал, как важно застать ее врасплох.
Незнакомый бог остановился у лестницы и стал при¬

слушиваться. Белый Клык замер. Он стоял, не шевелясь,

и ждал, что будет дальше. Лестница вела в коридор, где

были комнаты хозяина и самых дорогих для него су¬

ществ. Белый Клык ощетинился, но продолжал ждать

молча. Незнакомый бог поставил ногу на нижнюю сту-».

пеньку; он стал подниматься вверх по лестнице...
И в эту минуту Белый Клык кинулся. Он сделал это

без всякого предупреждения, даже не зарычал. Тело его

взвилось в воздух и опустилось прямо на спину незнако¬

мому богу. Белый Клык повис у него на плечах и впил¬

ся клыками ему в шею. Он повис на незнакомом боге

всей своей тяжестью и в одно мгновение опрокинул его

навзничь. Оба рухну-ли на пол. Белый Клык отскочил в

сторону, но как только человек попытался встать на но¬

ги, он снова кинулся на него и снова запустил зубы ему

в шею.
Обитатели Сиерра-Висты в страхе проснулись. По

шуму, доносившемуся с лестницы, можно было подумать,

что там сражаются полчища дьяволов. Раздался револь¬

верный выстрел, за ним второй, третий. Кто-то пронзи¬

тельно вскрикнул от ужаса и боли. Потом послышалось

громкое рычание. И все эти звуки сопровождал звон стек¬

ла и грохот опрокидываемой мебели.
Но шум замер так же внезапно, как и возник. Все

это длилось не больше трех минут. Перепуганные оби¬

татели дома столпились на верхней площадке лестницы.

Снизу, из темноты, доносились булькающие звуки, будто

воздух выходил пузырьками на поверхность воды. По

временам бульканье переходило в шипение, чуть ли не в

свист. Но и эти звуки быстро замерли, и во м)раке слы¬

шалось только тяжелое дыхание, словно кто-то мучитель¬

но ловил ртом воздух.
Уидон Скотт повернул выключатель, и потоки света

залили лестницу и холл. Потом он и судья Скотт осто¬

рожно спустились вниз, держа наготове револьверы.

Впрочем, осторожность их оказалась излишней: Белый

Клык уже сделал свое дело. Посреди опрокинутой и пе¬

реломанной мебели лежал на боку человек, лицо его было
471

прикрыто рукой. Уидон Скотт нагнулся, убрал руку и по¬

вернул человека лицом вверх. Зияющая на горле рана

не оставляла никаких сомнений относительно причины

его смерти.
—	Джим Холл! — сказал судая Скотт.
Отец и сын многозначительно переглянулись, затем

перевели взгляд на Белого Клыка. Он тоже лежал на

боку. Глаза у него были закрыты, но, когда люди накло¬

нились над ним, он приподнял веки, силясь взглянуть

вверх, и чуть шевельнул хвостом. Уидон Скотт погладил

его, и в ответ на эту ласку он тихонько зарычал. Но ры¬

чание прозвучало чуть слышно и сейчас же оборвалось.

Веки у Белого Клыка дрогнули и закрылись, все тело

как-то сразу обмякло, и он вытянулся на полу.
—	Кончено твое дело, бедняга,— пробормотал хо¬

зяин.
. — Ну, это мы еще посмотрим,— заявил судья и по¬

шел к телефону.
—	Откровенно говоря, у него один шанс на тысячу,—

сказал хирург, полтора часа провозившись около Белого

Клыка.
Первые солнечные лучи, глянувшие в окна, побороли

электрический свет. Вся семья, кроме детей, собралась

около хирурга, чтобы послушать, что он скажет о Белом

Клыке.
Перелом) задней ноги,— продолжал тот.— Три сло¬

манных ребра и по крайней мере одно из них прошло в

легкое. Большая потеря крови. Возможно, что имеются

и другие внутренние повреждения, так как, по*^идимо-

му, его топтали ногами. Я уже не говорю о том, что все

три пули прошли навылет. Да нет, один шанс на тысячу

это, пожалуй, слишком оптимистично. У него нет и одного

на десять тысяч. =
—	Но нельзя терять и этого шанса! — воскликнул:

судья Скотт.— Я заплачу любые деньги! Надо сделать

просвечивание — все, что понадобится... Уидон, телегра¬

фируй сейчас же в Сан-Франциско доктору Никольсу.

Вы не обижайтесь, доктор, мы вам верном, но для этой

собаки надо сделать все, что моз^сно.
—	Ну, разумеется, разум1еется! Я понимаю, собака,

этого заслуживает. За ней надо ухаживать, как за че-^;
472,

ловеком, как за больным ребенком. И следите за темпе^

ратурой. Я загляну в десять часов.
И за Белым Клыком ухаживали действительно как за

человеколф. Дочери судьи с негодованием отвергли пред¬

ложение вызвать сиделку и взялись за это дело сами.

И Белый Клык вырвал у жизни тот единственный шанс,

в котором ему отказал хирург.
Но. не следует осуждать хирурга за его ошибку. До

сих пор ему приходилось лечить и оперировать изне¬

женных цивилизацией людей, потомков многих изне¬

женных поколений. По сравнению с Белым Клыком все

они казались хрупкими и слабыми и не умели цепляться

за жизнь. Белый Клык был выходцем из Северной глу¬

ши, которая никому не позволяет изнежиться и быстро

уничтожает" слабых. Ни у его матери, ни у его отца, ни

у многих поколений их предков не было и признаков из¬

неженности. Северная глушь наградила Белого Клыка

железным организмом и живучестью, и он цеплялся за

жизнь и духом и телом с тем упорством, которое в былые

времена было свойственно каждому живому существу.
Прикованный к месту, лишенный возможности даже

шевельнуться из-за тугих повязок и гипса, Белый Клык

долгие недели боролся со смертью. Он подолгу спал,

видел множество снов, и в мозгу его нескончаемой ве¬

реницей проносились видения Севера. Прошлое ожило и

обступило Белого Клыка со всех сторон. Он снова жил в

логовище с Кичи; дрожа всем телом, подползал к ногам

Серого Бобра, выражая ему свою покорность; спасался

бегством от Лип-Липа и завывающей своры щенков.
Белый Клык снова бегал по безмолвному лесу, охо¬

тясь за дичью в дни голода;-снова видел себя во главе

упряжки; слышал, как Мит-Са и Серый Бобр щелкают

бичами и кричат: «Раа! Раа!», когда сани въезжают в

ущелье и упряжка сжимается, как веер, на узкой дороге.

День за днем прошла перед ним жизнь у Красавчика

Смита и бои, в которых он участвовал. В эти минуты он

скулил и рычал, и люди, сидевшие около него, говорили,

что Белому Клыку снится дурной сон.
Но мучительнее всего был один повторяющийся кош¬

мар: Белому Клыку снились трамваи, которые с грохо¬

том и дребезгом мчались на него, точно громадные, прон¬

зительно воющие рыси. Вот Белый Клык, притаившись,
473

лежит в кустах, поджидая той минуты, когда белка ре¬

шится наконец спуститься с дерева на землю. Вот оя

прыгает на свою добычу... Но белка мгновенно превра¬

щается в страшный трамвай, который громоздится над

ним, как гора, угрожающе визжит, грохочет и плюет на

него огнем. Так же было и с ястребом. Ястреб камнем

падал на него с неба и превращался на лету все в тот

же трамвай. Белый Клык видел себя в загородке у Кра¬

савчика Смита. Кругом собирается толпа, и он знает,

что скоро начнется бой. Он смотрит на дверь, поджи¬

дая своего прютивника. Дверь распахивается, и страш¬

ный трамвай летит на него. Такой кошмар повторялся

день за днем, ночь за ночью, и каждый раз Белый Клык

испытывал ужас во сне.
Наконец в одно прекрасное утро с него сняли послед¬

нюю гипсовую повязку, последний бинт. Какое это бы¬

ло торжество! Вся Сиерра-Виста собралась около Бе¬

лого Клыка. Хозяин почесывал ему за ухом, а он пел

свою ворчливо-ласковую песенку. «Бесценный Волк» —

назвала его жена хозяина. Это новое прозвище было

встречено восторженными криками, и все женщины ста¬

ли повторять: «Бесценный Волк! Бесценный Волк!»
Он попробовал было подняться на ноги, сделал не¬

сколько безуспешных попыток и упал. Выздоровление

так затянулось, что мускулы его потеряли упругость и

силу. Ему было стыдно своей слабости, как будто он про¬

винился в чем-то перед богами. И, сделав героическое

усилие, он встал на все четыре лапы, пошатываясь из

стороны в сторону.
—	Бесценный Волк! — хором воскликнули женщины.
Судья Скотт бросил на них торжествующий взгляд.
—	Вашими устами глаголет истина!—сказал он.—

Я твердил об этом все время. Ни одна собака не могла

бы сделать того, что сделал Белый Клык. Он — волк.
—	Бесценный Волк,— поправила его миссис Скоп,
—	Да, Бесценный Волк,— согласился судья.— И от¬

ныне я только так и буду называть его.
—	Ему придется сызнова учиться ходить,—сказал

врач.— Пусть сейчас и начинает. Теперь уже можно. Вы¬

ведите его во двор.
И Белый Клык вышел во двор, а за ним, словно за

августейшей особой, почтительно шли все обитатели Сиер-
474

ра-Висты. Он был очень слаб и, дойдя до лужайки, лег

на траву и несколько минут отдыхал.
Затем процессия двинулась дальше, и мало-помалу,

с каждым шагом мускулы Белого Клыка наливались си¬

лой, кровь быстрее и быстрее бежала по жилам. Дошли

до конюшни, и там около ворот лежала Колли, а во¬

круг нее резвились на солнце шестеро упитанных щенков.
Белый Клык посмотрел на них с недоумением. Колли

угрожающе зарычала, и он предпочел держаться от нее

подальше. Хозяин подтолкнул к нему ногой ползавшего

по траве щенка. Белый Клык ощетинился, но хозяин

успокоил его. Колли, которую сдерживала Бэт, не спу¬

скала с Белого Клыка настороженных глаз и рычанием

предупреждала, что успокаиваться еще рано.
Щенок подполз к Белому Клыку. Тот навострил уши

и с любопытством оглядел его. Потом они коснулись друг

друга носами, и Белый Клык почувствовал, как теплый

язычок щенка лизнул его в щеку. Сам не зная, почему так

получилось, он тоже высунул язык и облизал щенку мор¬

дочку.
Боги встретили это рукоплесканиями и криками вос¬

торга. Белый Клык удивился и недоуменно посмотрел на

них. Потом его снова охватила слабость; он опустился

на землю и, поглядывая на щенка, нагнул голову набок.

Остальные щенки тоже подползли к нему, к великому

неудовольствию Колли, и Белый Клык с важным видом

позволял им карабкаться себе на спину и скатываться на

траву.
Рукоплескания смутили его и заставили почувствовать

былую неловкость. Но вскоре это прошло. Щенки про¬

должали свою возню, а Белый Клык лежал на солнышке

и, полузакрыв глаза, медленно погружался в дремоту.

КРАТКИЙ СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ

К РОМАНУ «МОРСКОЙ ВОЛК»
Анкерок — бочонок для прес¬

ной воды.
Бак — носовая часть верхней

палубы.
Бакштаг — курс, при котором

направление двии:ения судна со¬

ставляет от 100® до 170° с на¬

правлением ветра; ветер дует

косо в корму.
Банка — сиденье для гребцов

на шлюпке.
Бейдевинд — курс, при кото¬

ром направление движения суд¬

на составляет угол от 10® до

80® с направлением ветра; ве¬

тер дует спереди сбоку.
Бом-кливер — передний из ко¬

сых треугольных парусов на но¬

су судна.
Брашпиль—ворот с горизон¬

тальным барабаном, служащий

для подъема якоря и для тяги

снастей.
Бухта троса — свернутый кру¬

гами трос.
Бушприт — деревянный брус,

выступающий горизонтально

или слегка наклонно с носа суд¬

на; к нему привязываются »иж-

ние передние углы бом-кливера

и кливера.
Ванты — снасти, поддержива¬

ющие мачту и идущие от нее
н^онно к бортам. Имеют ве¬

рёвочные ступеньки — выблен¬

ки. Фор-ванты — ванты на фок-

мачте; грот-ванты — ванты на

грот-мачте.
Верп — небольшой якорь.
Вымбовка — рычаг для вра¬

щения вручную якорного

шпиля.
Выносить на ветер — переме¬

щать нижний задний угол па¬

руса на наветренный борт.
Галс — курс судна относи¬

тельно ветра. Идти правым или

левым галсом — идти при ветре,

дующем с правой или левой

стороны.
Галфвинд — курс, при кото¬

ром направление движения суд¬

на образует угол от 80® до 100®

с направлением ветра. Ветер

дует прямо в борт судна.
Гафель — наклонный брус,

упирающийся одним концом в

мачту и служащий для подъема

верхнего паруса.
Гафель-гардель — снасть, слу¬

жащая для подъема переднего

конца гафеля.
Гик — гори^нтальиый брус,

упирающийся одним концом в

мачту. К нему привязывается

край нижнего паруса.
476

гитовы — снасти для под¬

тягивания нижней кромки па¬

руса к верхней.
Грот — нижиий парус на

грот-4лачте.
Грот’-мачта — вторая от носа

мачта.
Дирик-фал — снасть, которой

поднимакл* гафель.
Кливер — второй из косых

треугольных парусов на носу

судна.
Клотик — деревянный кру¬

жок» накрывающий верхушку

мачты или стеньги.
Клюз — отверстие в борту,

через которой проходит якорная

цепь.
Комингс — высокая закраи¬

на люка, служащая огражде¬

нием от воды.
Кофель’-наъель — стержень,

вставленный в отверстие кольца

на мачте я Служащий для кре¬

пления и подвешивания снастей.
Лаг — приспособление, слу¬

жащее для измерения скорости

судна или пройденного им рас¬

стояния.
Лаглинь — веревка, к которой

прикреплен поплавок лага.
Леер — веревка, сяасть, за¬

крепленная обоими концами;

служит для постановки некото¬

рых парусов, для развешивания

белья после стирки и т. д.
Линь — тонкая веревка.
Лопарь — трос, продетый че¬

рез блоки талей.
Лючина — каждая из досок,

составляющих^ крышку люка.
Марсовые — матросы, рабо¬

тающие на мачтах при постанов¬

ке и уборке парусов.
Миля морская — равна

1 852—1 854 метрам.
Нирал — снасть, за которую

тянут вниз некоторые паруса

при ях ybogike.
Нок — нарузкная оконечность

всякого горизонтального или

наклонного дерева, например,

нок гафеля.
Обводы — формы и лияии

ксюпуса судна.
Оверштаг — «поворот овер¬

штаг»— поворот против ветра,

когда судно проходит линию

ветра носом.
Остойчивость — способность

судна, наклоненного ветром или

волной, возвращаться в прямое

положение. Чем ниже центр тя¬

жести судна, тем больше его

остойчивость.
Планшир — верхний брус

борта шлюпки или фальшборта

ксюабля.
Полветра — «в полветра» — то

же. что галфвинд.
Полубак — площадка над па¬

лубой на носу судна.
Приводить к ветру — пово¬

рачивать судно носом к ветру.
Рангоут — деревянные или ме¬

таллические части, к которым

привязываются паруса. На

«Призраке» рангоут состоял из

фок-мачты, и грот-мачты, с их

стеньгами, гиками и гафелями,

и бушприта.
Риф — «брать рифы»—умень¬

шать площадь паруса, подбирая

и подвязывая его нижний край

короткими снастями — риф-

штертами, прикрепленными в

два или три ряда к парусу. Ри¬

фы берутся в случае сильного

ветра.
Рубка — надстройка в виде

домика на верхней палубе или

мостике. На парусных шхунах и

яхтах—выступающая над палу¬

бой верхняя часть каюты иля

кают-компании. В этом случае

крыша каюты называется «па¬

лубой рубки».
Салинг — деревянные брусья,

крестообразно прикрепленные к
477

мачте; служит для привязыва-*

ния снастей и как опора для

стеньги.
Свайка — инструмент в виде

заостренного стержня, употреб¬

ляемый при работах с тросами.
Стаксель — третий из перед¬

них треугольных парусов непо¬

средственно впереди фок-мачты.
Стеньга — брус, служащий

продолжением мачты; фор-

стеньга — стеньга фок-мачты.
Степс — деревянный брус с

углублением, в которое встав¬

ляется шпор (нижний коиец)

мачты.
Т акелаж — снасти, служащие

для укрепления частей рангоута,

для подъема и спуска парусов

и рангоута и для управления па¬

русами.
Тали — система блоков и тро¬

сов для подъема тяжестей,

управления парусами и т. п.
Талреп — трос или ви«т для

подтягивания снастей стоячего

такелажа.
Т one ель—верхний косой парус

на грот-мачте (грот-топсель)

и фок-мачте (фор-топсель).
Траверз— направление, пер¬

пендикулярное продольной оси

судна.
Т узик — небольшая двух¬

весельная шлюпка.
Уваливаться под ветер —

отклоняться носом от встречно¬

го ветра.
Узел — единица измерения

скорости хода судов, равиая од¬

ной морской миле в час. «Де¬

лать десять узлов» — двигаться

со скоростью десять миль в час.
Фал — онасть, служащая для

подъема паруса или флага.
Фальшборт — продолжение

борта, образующее как бы стен¬

ку вокруг верхней палубы.
Фальшкиль — брус, прикреп¬

ленный к килю снизу.
Фок — нижний парус на фок-

мачте.
Фок-мачта — передняя мачта.
Фор-ванты — ванты фок-

мачты.
Фордевинд — курс, при кото¬

ром направление движения суд¬

на составляет угол от 170° пра¬

вого борта до 170® левого с на¬

правлением ветра. Ветер дует

прямо или почти прямо в корму.

«Поворот фордевинд» — пово¬

рот кормой против ветра.
Форштевень — передняя но¬

совая оконечность судна, являю¬

щаяся продолжением киля.
Хват-тали — небольшие та¬

ли из двух блоков, служащие

для различных работ на палубе.
Шкафут — средняя часть в

верхней палубе.
Шкот — снасть, служащая

для управления парусом. К сло¬

ву «шкот» добавляют название

паруса или гика, который им

управляется: кливер-шкот, фо-

ка-гика-шкот и т. п.
Шпигаты — отверстия в бор¬

ту или в палубе для стока воды.
Шпор — нижняя оконечность

мачты или стеньги или задияя

оконечность бушприта.
Ш принт (шпринтов) — на¬

клонная жердь, прикрепленная к

низу мачты на шлюпке и служа¬

щая для растягивания паруса.
Штаг — снасть, поддерживаю¬

щая мачту или стеньгу спереди.
Ют — кормовая часть палу¬

бы. На многих судах (в том чи¬

сле и на «Призраке») располо¬

жен (Выше средней части палу¬

бы, образуя «полуют», который,

В сущности, равнозначен юту.;
Составил А, М. Т ау б

ПРИМЕЧАНИЯ
Роман «Морской волк» впервые напечатан в журнале «Сэнчу-

ри мэгэзин» в январе — ноябре 1904 года и в том же году вышел

отдельным изданием (Нью-Йорк).
Повесть «Белый Клык» впервые напечатана в журнале «Аутинг

мэгэзин» в мае — октябре 1906 года и в том же году вышла от¬

дельным изданием (Нью-Йорк).
Стр. 13. /Сокни — уроженец Лондона; так обычно называют

простой лондонский люд.
Стр. 25. Телеграфная гора — ирландский район в Сан-Фран-

циско.
Стр. 38. Билл Сайкс — персонаж из романа Чарльза Диккен¬

са «Оливер Твист».
С^р. 60. Южных звезд искристый свет,,,— отрывок из стихо¬

творения Р. Киплинга «Дальний путь».
Стр. 68. Калибан — уродливое человекоподобное существо,

персонаж из пьесы Шекспира «Буря», воплощает грубые силы при¬

роды, подчиненные человеческому разуму и вынужденные служить

ему.— Сетебос (в мифологии южноамериканских индейцев) — бог

враждебных человеку стихий. Поэма Р. Браунинга «Калибан

о Сетебосе, или Натуртеология на острове» — монолог Калибана,

бунтующего против всесилия человеческого разума.
Браунинг, Роберт (1812—1889)—английский поэт романти¬

ческого направления. Разработал жанр «драматических монологов»,

коротких поэтических исповедей исторических и вымышленных

лиц, живших главным образом в эпоху Возрождения. Наиболее

известные его драматические поэмы — «Парацельс» (1835), «Сор-

делло» (1840), драма «Стратфорд» (1837) и др.
Стр. 77. Т омлинсон — герой одноименного стихотворения

Р. Киплинга.
Стр. 78. Миссис Грэнди — персонаж популярной пьесы англий¬

ского драматурга Мортона (1764—1838) — олицетворение хан¬

жества.
Стр. 106. Канак — гаваец или полинезиец.
Стр. 107. <^Пони» — простонародное название кредитного би¬

лета в двадцать пять фунтов стерлингов.
Стр. 155. Мейнелл, Алиса (1847—1922) — английская поэтес¬

са и литературный критик.
Стр. 156. «Наставник американской литературы» — эпитет,

некогда применявшийся к Ральфу Уолдо Эмерсону (1803—1882),

американскому поэту и публицисту.
Стр. 169. Браунинг, Элизабет (1806—1661) — английская по¬

этесса, ее поэмы носят дидактический, религиозно-морализаторский

характер. Среди них выделяется «Аврора Ли» (1857) —роман в

стихах о женском равноправии.
Стр. 219. И эху — скотоподобные люди, выведенные Джоната¬

ном Свифтом в его романе «Путешествия Гулливера».

СОДЕРЖАНИЕ
Морской волк. Перевод Д, Горфинкеля
и Л, Хвостенко 		 5
Белый Клык. Перевод Н, Волжиной .... 291
Краткий словарь морских терминов . . . 476

Примечания • 		479
ДЖЕК ЛОНДОН

Собрание сочинений

в 14 томах. Том IV«
Редактор

Н. Банников.
Иллюстрации художника

И. Ушакова.
Оформление художника

Б. Маркевича.
Технический редактор

А. Шагарина.
Подп. к печ. 25/1V 1961 г. Тираж 351 600 экз. Изд. № 806. Зак. № 458«

Форм. бум. 84X11081 Да. Бум. л. 7.5. Печ* л. 24.6+4 вкл. (0.41 печ. л.).

	Уч.-изд. Л. 26,10. Цена 90 коп.
Ордена Ленина типография газеты «Правда» имени Й« В. Сталина:;

Москва, улица «Правды». 24.