ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ
Рышард Керсновский
МОНЕТА
В КУЛЬТУРЕ
СРЕДНИХ ВЕКОВ
Москва
2018

УДК 929.652
ББК 63.2
К36
К36 Керсновский Рышард. Монета в культуре Средних веков / Пер. с польск. яз.
и коммент. канд. ист. наук Т.Ю. Стукаловой. М., 2018.600 с.: ил.
ISBN 978-5-89076-320-4
Монография Рышарда Керсновского, блестящего историка и нумизмата, является
лучшей на сегодняшний день обобщающей работой, посвященной появлению и быто¬
ванию монеты в средневековой Европе. На строго научной основе, на базе различных
источников автор представляет возникновение монетной чеканки, ее связи с тради¬
циями римской и византийской культуры, специфические особенности, вызванные
к жизни потребностями новых пользователей.
На обширном, тщательно подобранном материале показан процесс создания монет,
происхождение их названий, зависимость форм, изображений и надписей от условий
появления. Особое внимание уделяется большому разнообразию средневековых
монет, росту их стоимости и обесцениванию в связи с фальшивомонетничеством
и злоупотреблениями государей.
Автор открывает удивительный мир средневековой культуры и сознания, вопло¬
щенный в маленьких монетных кружках, в которых нашли отражение политика и ре¬
лигия, войны и празднества, растительный и животный мир. Монеты сохранили для
нас внешний вид людей той отдаленной эпохи, их одежду, оружие и доспехи, корабли
и мебель, сцены коронаций, правосудия, молитв и охоты.
Книга написана увлекательно и доступно, но вместе с тем профессионалы — исто¬
рики, нумизматы, археологи и искусствоведы найдут в ней немало полезного.
В издание включено более трехсот изображений монет из коллекции Истори¬
ческого музея.
УДК 929.652
ББК 63.2
В оформлении использованы: с. 12 — фоллис (539—540). ГИМ 93378/КР ОН 914691; с. 60 — денга (ок. 1440). ГИМ 91531 /КП 8709;
с. 94 — грош (нач.Х1Ув.).ГИМ 102133/КП1568874; с. 124 —турский грош (после 1266).ГИМ88013/КП944084;с. 196 — конный
франк (с 1360). ГИМ 98364/КП 1041292; с. 276 - пенни (1023-1029). ГИМ 92387/КП 636569; с. 368 - дукат (2-я пол. XIV в.).
ГИМ 91807/КП 984218; с. 426 - энджел (1485). ГИМ 91807/КП 985016; с. 462 - флорин (2-я пол. XIУв.) ГИМ 1807/КП 984791.
© Р. Керсновский, 1988
© Исторический музей, 2018
© Т.Ю. Стукалова, перевод на русский язык, комментарии, 2017
ISBN 978-5-89076-320-4	© А.Н. Белов, художественное оформление, 2018

Рышард Керсновский (1925—2006) — крупнейший
польский ученый и нумизмат. В 1951 г. в Ягеллонском
университете в Кракове защитил диссертацию по ис¬
тории раннесредневековой оборонительной системы
в Силезии. В 1949—1953 гг. работал в Министерстве
культуры и искусства, возглавлял сектор исследований
ранней истории Польши. В 1954 г. перешел в Инсти¬
тут истории науки Польской академии наук, где про¬
работал почти полвека. Профессор и руководитель
сектора средневековой истории Польши (с 1961 г.),
Р. Керсновский вел активные исследования в области
истории материальной культуры и истории искусства,
археологии, геральдики и нумизматики, которая стала
со временем основной сферой его научных интересов
и принесла ему заслуженное признание коллег на ро¬
ли не и за рубежом.
Рышард Керсновский — автор десяти моногра¬
фий и более двухсот статей главным образом по нумиз¬
матике, истории денег и денежного обращения, в том
числе, «Монеты из драгоценных металлов в средне¬
вековой Польше» (I960), «Введение в польскую ну¬
мизматику Средних веков» (1964), «Великая монет¬
ная реформа XIII—XIV вв.» (1969) и др.
В течение четверти века Р. Керсновский был
главным редактором периодического научного изда¬
ния «Вядомости Нумизматычне». Член нескольких
польских и иностранных научных обществ, в 1973—
1979 гг. занимал пост вице-президента Международ¬
ной нумизматической комиссии (ICOMON).
Татьяна Юрьевна Стукалова (1958—2017), автор пе¬
ревода книги Рышарда Керсновского. Работала в Госу¬
дарственном историческом музее с 1980 г., много лет
была хранителем коллекции западноевропейских мо¬
нет Средних веков и Нового времени.
Т.Ю. Стукалова — признанный специалист по
монетам средневековой Европы, автор ста с лиш¬
ним научных публикаций, кандидат исторических
наук. В 1996 г. защитила диссертацию на тему «Сень¬
оры Шартрэна и Берри в X — начале XIV в. (истори¬
ко-нумизматическое исследование)». Владение не¬
сколькими европейскими языками позволило Татьяне
Юрьевне использовать в своей работе множество ав¬
торитетных нумизматических источников. С 2010-х гг.
она переводила фундаментальные труды по истории
нумизматики.
Книгу Р. Керсновского «Монета в культуре Сред¬
них веков» Т.Ю. Стукалова дополнила комментари¬
ями, облегчающими понимание текста, и богатым ил¬
люстративным материалом.
К сожалению, Татьяне Юрьевне не суждено было
завершить свой труд. Сотрудники отдела нумизматики
проделали эту работу в память о своей коллеге — заме¬
чательном человеке и уникальном исследователе.

Введение
Монета как на ладони
II I монете можно говорить по-разному — серьезно, увлеченно, страстно,
i PPI упрямо. Монета всегда была объектом наблюдений, мнений и оценок.
Среди человеческих творений мало предметов такого всеобщего и длитель¬
ного применения, которые возбуждали бы такой же всеобщий интерес, а по¬
рой и сильные эмоции. Немного найдется и таких явлений, которые, однажды
вызванные к жизни, в течение двух с половиной тысяч лет, то есть большую
часть истории мировой цивилизации, и в европейском, и в азиатском — вплоть
до Дальнего Востока — регионах, в столь разных обществах сохраняли бы неиз¬
менную, по сути, форму и исполняли бы неизменную функцию. Наконец, мало,
а может быть, и вовсе нет предметов, которые, подобно монете, одновременно
были бы связаны с великими потоками политической, экономической и соци¬
альной деятельности государств, регионов и континентов, с судьбами отдель¬
ных людей и семей в их каждодневной жизни, с вещественным миром, сущест¬
вующим на протяжении эпох.
Почти две тысячи лет монета олицетворяет великие богатства, и не только
материальные. Она является овеществлением более древнего понятия денежной
единицы, истоки которого теряются в глубине истории человечества, и которое
находило свое домонетное воплощение в разных формах: скот и меха, орудия
труда и оружие, раковины и зерно, украшения, слитки металла и многие другие
предметы. Однако опыт и практика показали, что самой удобной формой де¬
нежных единиц, лучше всего приспособленной для их постоянного обращения,
являются небольшие металлические кружки, легко помещающиеся на ладони,
имеющие одинаковый вес и снабженные знаком, гарантирующим их стоимость.
Открытие этих кружков ускорило развитие денежных форм хозяйствования
так же, как изобретение колеса ускорило развитие транспорта. Монета, создан-

5
BlU \ 1 l [ L L L
I 41
ная параллельно и независимо в нескольких центрах цивилизации — в Малой
Азии, Греции, Индии и Китае, — на столетия стала оптимальным воплощением
самой идеи денег.
О	причинах и обстоятельствах возникновения денег высказано множество
разных, порой противоречивых мнений. Наряду с предпосылками экономиче¬
ского характера, касающимися, прежде всего, облегчения обмена имуществом,
указываются предпосылки правовой, нравственной и культовой природы, при¬
ведшие к формированию мерила стоимости, средств ее сохранения и переме¬
щения, а также к формированию соответствующих единиц стоимости и целых
денежных систем. Эти вопросы чрезвычайно сложны, часто неясны из-за отсут¬
ствия источников или запутаны слишком поспешными попытками разрешить
все сомнения. Здесь мы не будем их обсуждать, поскольку домонетные деньги,
называемые также товаро-деньгами, хотя и функционировали в Средние века
в небольшом объеме, все же не укладываются в рамки этой книги. Являясь про¬
изводным и выражением существовавших тогда экономических и общественных
отношений, товаро-деньги тем не менее не несли в себе культурного содержания.
Ни волы, ни раковины, ни топоры, ни кольца, ни мера зерна или слиток металла
сами по себе не были произведениями культуры, ибо даже отчасти не относились
к тем плодам цивилизации, которые причисляются к так называемой материаль¬
ной культуре. Только монета, благодаря помещенному на ней оттиску штемпеля,
приобрела, помимо других качеств, обусловленных ее физическими характери¬
стиками, и качество символа, являющегося одним из элементарных и основных
категорий понятия культуры.
Знак на монете, без учета его содержания и формы, изначально был знаком
государя, который таким образом придавал куску металла характер единицы
стоимости и становился ее гарантом. Следовательно, с момента своего создания
монета была продукцией государства в самом широком значении этого слова.
В античной древности ее использовали великие империи и отдельные города,
в Средневековье — королевства и графства, епископства и монастыри, в Новое
время встречаются даже монеты частных лиц. Во всех случаях — и тогда, и по сей
день — это был инструмент власти, ее индикатор, а иногда и пробный камень.
Но не только. Государь устанавливал обязательный стандарт драгоценного ме¬
талла, создавал монетные единицы и целые системы этих единиц, определял их
внешний вид и условия обращения, а монеты, попадая в руки населения, начинали
свою собственную жизнь, зачастую независимую от воли и намерений эмитента,
послушную экономическим законам и соответствующую реальности. Они, как
и любой другой продукт, являются не только производной совокупности исто¬
рического процесса, характерного для данной эпохи, но и и одним из ее факторов,
и одним из ее свидетельств, не ограниченным четко выделенным кругом проблем.
Основной областью, определяющей место монеты в истории, естественно,
остается сфера экономических явлений, однако наряду с ней, а может, даже

6
Ввг ll'HUh, М()1П и к Ik 11 l А. ЮПИ
вместе с ней обнаруживаются и другие области, касающиеся политики, исто¬
рии государства и права, религии, искусства, культуры. Последняя очерчивает
рамки этой книги, поскольку очевидно, что она пересекается или затрагивает все
остальные области, а в некоторых случаях даже превалирует над ними.
Место монеты в истории культуры может рассматриваться с разных то¬
чек зрения, представляющих ее как активную, так и пассивную роль в форми¬
ровании истории вообще. Естественно, мы опустим здесь всю немаловажную
проблему роли монеты как денежного средства, служащего нуждам культуры.
Опустим также, что, может быть, менее очевидно, вопрос культуры использо¬
вания монеты в денежном обращении, выражением которого являются, напри¬
мер, торговые расчеты. Мы ограничимся областью, где центральным объектом
и непосредственным предметом наблюдений является монета — именно кру¬
жок из металла с оттиснутым знаком, — понимаемая как проводник элементов
культуры, как их носитель, следовательно, как один из факторов, способствую¬
щих развитию культуры, но также как источник их познания, особенно ценный
для давних эпох, скупых на свидетельства происходивших событий.
Поставленная таким образом проблема о месте и роли монеты в истории
культуры имеет длительную традицию исследований и значительную литературу,
обнаруживающую медленные, но заметные изменения как в круге рассматривае¬
мых вопросов, методов и результатов работ, так и в самом профессиональном
составе авторов, занимающихся этой темой. Если в XVIII и даже в XIX веке эти
исследования проводились главным образом историками, которые в свои раз¬
мышления среди прочих включали и нумизматические памятники (здесь доста¬
точно упомянуть только Иоахима Лелевеля), то со второй половины прошлого
века, а тем более в нынешнем столетии, по мере развития исследовательской спе¬
циализации, за эту проблематику в большинстве своем берутся только нумиз¬
маты. Зато историки культуры и особенно историки искусства все меньше обра¬
щаются к монетным источникам в своих исследованиях, иногда попросту заявляя
об отсутствии соответствующей научной компетенции. Это наблюдение не каса¬
ется древней истории, в рамках которой давно известная и признанная ценность
нумизматических источников по-прежнему в полной мере уважаема исследовате¬
лями античной культуры, хотя и там, естественно, усилилась специализация, осо¬
бенно в области собственно источниковедческих работ. Однако ни один исследо¬
ватель культуры Древней Греции или Рима не может отгородиться отсутствием
знания нумизматического материала, как это имеет место в случае Средневеко¬
вья, не говоря уже о Новом времени. В этой области объем информации, постав¬
ляемой античными монетами, по сравнению со средневековыми, несомненно,
гораздо больше, а традиция целостного восприятия всей античной культуры —
значительно старше и более развита, нежели аналогичный подход, относящийся
к культуре Средних веков. По этой причине интерес к отдельным монетам Древ¬
него мира, даже имеющим характер локальных эмиссий, был и остается более

Biu.ai uni. Мон/ i 11\ ik ha ,.uoin:
7
широким, чем интерес к средневековым монетам. Только некоторые их виды во¬
шли в международный поток исследований. К таковым относятся, прежде всего,
византийские монеты, рассматриваемые как существенный элемент изучения
и умозаключений, касающихся политической, экономической и культурной ис¬
тории Восточной Римской империи; в определенной степени сюда относятся
ранние эмиссии латинской Европы, особенно Каролингской монархии, и отча¬
сти мусульманские монеты, хотя это уже продукт иной культуры и предмет дру¬
гой исследовательской специализации.
В подавляющем большинстве средневековые монеты, созданные в грани¬
цах отдельных европейских государств и использовавшиеся иногда на довольно
малой территории, остаются предметом пристального внимания исследовате¬
лей, работающих над историей своего края. Тем не менее, данное обстоятель¬
ство не меняет того факта, что все эти монеты относятся к одной большой
совокупности, очерченной рамками средневековой европейской культуры,
которая, несмотря на все свое внутреннее разнообразие, является понятием
не только условным.
Совокупность монет, о которых рассказывает эта книга, и правда, очень раз¬
нородна и сложна, но по крайней мере, по внешнему виду — однозначна, так как
обусловлена пространственными, хронологическими и предметными рамками,
в которые обычно заключают историю средневековой Европы, а точнее, Европы
христианской. За ними остаются, с одной стороны, области, захваченные ара¬
бами, такие как Пиренейский полуостров или Сицилия в VIII—XII вв., монеты
которых относятся к произведениям мусульманского мира, с другой стороны, —
языческие земли, за малым исключением вообще не обладавшие собственной
монетой. С течением времени пространство рассматриваемой здесь террито¬
рии постепенно расширяется от областей римского наследия на востоке и за¬
паде, выпускавших монетную продукцию уже на заре Средневековья, вбирает
в себя страны Центральной, Восточной и Северной Европы, которые преиму¬
щественно в X в. вошли в круг христианских государств и вместе с тем в «клуб»
эмитентов монеты, а также земли, отвоеванные у мусульман в XI—XII вв., в том
числе и захваченные в Святой земле, то есть уже вне Европы, вплоть до самого
последнего языческого оплота — Литвы, до конца XIV в. не знавшей ни христи¬
анского Бога, ни собственной монеты.
Ограниченный таким образом предмет исследования, хотя и суженный
до области христианской цивилизации, все-таки остается достаточно разнород¬
ным. Прежде всего, он демонстрирует разделение Европы на латинскую и грече¬
скую, которое на фоне монетой истории видно столь же отчетливо, как и во всех
иных областях истории культуры. Это в свою очередь выявляет различные ре¬
гиональные деления, большие или меньшие области с характерными чертами,
типичными для страны, культурного региона или даже отдельного поселения.
Таким образом, свои специфические черты имели итальянская, английская или

8
Вы I/ Hi! I, Alnill J I k.lh U1 I i Idtli
русская, а также скандинавская, центральноевропейская или балканская, и еще
константинопольская, венецианская или тверская монеты. Конечно, с течением
времени происходили изменения и преобразования: монеты каролингского
периода, XII и XV веков даже на первый взгляд различаются столь же сильно,
сколь разными были государственные организмы, которые их породили, и сколь
различной была культура этих эпох.
Но при всех этих различиях монеты средневековой Европы являются сово¬
купностью, очевидным образом отличающейся от других групп, и, прежде всего,
от соседних арабских монет — большого и очень плотного комплекса, прости¬
рающегося от Испании через Северную Африку до Ближнего Востока и далее —
до Центральной и Юго-Восточной Азии. Еще сильнее они должны отличаться
от монет более отдаленных ареалов цивилизации — персидских, индийских, мон¬
гольских или, наконец, китайских, не говоря уже о менее значительных. Но вме¬
сте с тем во всех частях света монеты обнаруживают много сходных черт, выте¬
кающих не только из их основной функции денег, но и из функции носителя
культурных явлений, выраженных на разных языках и внешне разными спосо¬
бами, но повсюду несущих близкое по смыслу содержание. Также повсюду они
становились средством взаимопонимания между людьми и не только в экономи¬
ческих вопросах.
Названные выше культурные области не были изолированы, они часто пе¬
ресекались между собой и влияли друг на друга. Монета как средство взаимо¬
понимания и как предмет, предназначенный для длительного обращения, часто
проникала через границы не только государств, но и культур, неся на чужие тер¬
ритории информационный заряд, очевидно, не всегда там понятный. Но и сама
монета не раз подвергалась влиянию иных культур, хотя бы для увеличения об¬
ласти распространения. Об этом еще не раз будет сказано, особенно в части, по¬
священной монетам, возникшим или использовавшимся на границах христиан¬
ского и мусульманского миров.
Участие монеты в представлении отдельных культурных явлений выражалось
как в содержании и форме ее штемпеля, так и в самом способе ее функциониро¬
вания в роли средства сообщения. Самой частой темой монетных штемпелей
в Средние века, как, впрочем, и в другие эпохи, являлись мотивы, относящиеся
к области политики. Они охватывают изображения, символы и надписи, касаю¬
щиеся существования и функционирования соответствующего государства, отра¬
жая его статус и устройство, иногда даже политическую программу, выраженную
либо в титулах государей и девизах, либо в привязанности к давним традициям,
понимаемым как образец для подражания. Другим повсеместно демонстрируе¬
мым содержанием монеты являются элементы религиозной культуры: изображе¬
ния, символы и надписи, почерпнутые из сферы христианской доктрины и, как
исключение, даже из давних языческих верований, не говоря уже об отдельной
области мусульманских монет, представляющих один из многих филиалов ислама.

{ ii 'i
9
/>/,’/ / /'/,
Эти две главные тематические группы, казалось бы, такие разные, в средне¬
вековой действительности трудно отделить друг от друга, так как они прони¬
кают друг в друга, взаимно обуславливают и создают общий комплекс, в котором
не всегда можно различить, что есть sacrum [1], а что profanum [2]. Впрочем, эта
ситуация типична для всей культуры Средних веков, но в нумизматическом ма¬
териале она проявляется с особой остротой.
Конечно, существуют и иные области культуры, в которых средневековая мо¬
нета занимает свое место. Как произведение мелкой пластики она принадлежит
сфере художественного творчества; иногда бывает памятником права или выра¬
жением исторического сознания своих творцов. Как продукт монетной мастер¬
ской она является составной частью материальной культуры. Как массовая про¬
дукция, создававшаяся и распространявшаяся во многих тысячах экземпляров,
она служит элементом общественной культуры, своеобразным mass medium [3],
использовавшимся для передачи закодированной в ее штемпеле информации.
Эта последняя позиция отмечает, может быть, важнейшую функцию монеты
как культуротворческого явления в те времена, когда еще не существовало иных
средств столь всеобщего, массового влияния. В остальных аспектах роль монеты
менее выражена: скромный объем встречающихся на штемпелях текстов не дает
значительного вклада в средневековую словесность; иконография штемпелей,
при всем ее богатстве, не занимает особо выдающегося места в общем контексте
романской или готической пластики. Такому обобщению, конечно, можно про¬
тивопоставить множество примеров, относящихся хотя бы к ранним надписям
на национальных языках или же к высокохудожественным достоинствам отдель¬
ных штемпелей, но они вряд ли повлияют на эту принципиальную оценку, ко¬
торую подтверждает относительно малый интерес, проявляемый к нумизмати¬
ческим памятникам со стороны историков искусства и культуры Средних веков.
Зато как средство распространения информации монета не имела себе равных
вплоть до изобретения книгопечатания.
Информационный процесс всегда идет в двух направлениях, определяемых
отправителем и получателями. Первое из них обычно распознать легче, в нашем
случае оно зафиксировано всем неисчислимым нумизматическим материалом.
О процессе получения и о результативности переданного этим путем сообще¬
ния можно делать выводы лишь опосредованно, методом дедукции. Однако, на¬
верняка, этот процесс шел, стимулируемый мощным фактором экономической
жизни. Никакие другие mass media не имели и, пожалуй, до сих пор не имеют
столь же универсального и приоритетного носителя. Монета, постоянно пере¬
даваемая из рук в руки, всегда нужная, желанная и внимательно рассматривае¬
мая, имела больше шансов повлиять на воображение своих пользователей, но при
условии, что помещенное на ней сообщение было понятно, выражено на языке,
Здесь и далее в квадратных скобках комментарии переводчика (с. 511—526); (с. 582-593).

10
!'>П, U 4.11 . Uuhl 1 к if, if i
l IOil,,
характерном для данного культурного круга, и соответствовало интеллектуаль¬
ному развитию получателя.
Как и многие другие произведения средневековой культуры, монета в своем
культуротворческом срезе является продуктом до некоторой степени элитарным,
появившимся, как правило, в придворной среде, при участии государя, епископа
или крупного сеньора, позже — в кругах городского патрициата. Именно там
программировалось содержание и определялся внешний вид штемпелей, изго¬
товлявшихся специалистами-монетчиками под надзором тех же властей. Веро¬
ятно, бывали случаи, когда весь этот процесс спускался на ступеньку ниже — в не¬
большие местные мастерские, не располагавшие достаточным интеллектуальным
базисом для создания самостоятельных проектов. Однако тогда чаще всего при¬
бегали к подражанию уже существующим образцам, либо выпускали примитив¬
ную продукцию, отражавшую тщетные попытки сделать монетное искусство
массовым. Отмеченный повсеместно процесс постепенного продвижения куль¬
турных явлений из наиболее развитых центров в более отдаленные места и одно¬
временного распространения на все более низкие ступени общественной лест¬
ницы и здесь находит многократное подтверждение.
Но особой чертой монетной продукции является предназначение ее произ¬
ведений для всеобщего неограниченного использования, направление в руки по¬
лучателей, не выбиравшихся ни с точки зрения общественного статуса, ни с точки
зрения образования. В отличие от многих написанных текстов, от миниатюр
на листах рукописей, от произведений ювелиров и даже в отличие от печатей,
родственным монетам с точки зрения передаваемого с их помощью содержа¬
ния, — находящиеся в обращении монеты не были заповедником для той эли¬
тарной группы, которая их создавала. Тем не менее, значительная часть инфор¬
мационной нагрузки, заключенной в их штемпелях, сформулирована без учета
этого массового потенциального получателя, и по сути своей могла быть и, ве¬
роятно, была адресована только той же немногочисленной элите. Это отно¬
сится уже к информации, содержащейся в надписях, в течение долгого времени
и на значительных пространствах средневековой Европы доступной только ду¬
ховенству. Это же касается латинского языка, распространение которого прибли¬
зительно соответствовало границам грамотности, ко многим религиозным и от¬
части государственным символам, понятным только узкой группе посвященных.
Таким образом и здесь возникает ситуация, в определенной степени аналогич¬
ная церковному убранству, особенно в романскую эпоху: также предназначен¬
ное для использования всеми верующими, оно все-таки было произведением вы¬
соко элитарной культуры, которая изъяснялась на собственном языке искусства
и символики, понятном только узкой группе его авторов и малой части пользова¬
телей. И в том, и в другом случае, естественно, это были разные степени посвяще¬
ния и разные уровни творчества. В обоих случаях следует считаться с объектив¬
ным воздействием не только на компетентных адресатов, но и на те самые толпы

Bin и нш. Mo и г-la к il па
{ НА 41
11
непосвященных, с влиянием, может быть, часто не согласующимся с первоначаль¬
ной программой, но все же вносящим своеобразный вклад в процесс распростра¬
нения некоторых элементов культуры.
Обозначенные выше темы и проблемы станут предметом нижеследующих
размышлений. Мы разделили их на две основные части: первая посвящена пред¬
ставлению главных областей средневековой культуры, в которых монеты явля¬
ются важным фактором, и для знакомства с которыми они дают существенный
источниковый материал; во второй, большей части, рассматривается наиболее
ценная информация, содержащаяся в штемпелях средневековых монет и касаю¬
щаяся отдельных культурных явлений. Этот перечень вопросов, конечно, не пол¬
ный — такой в принципе невозможно составить — и тем более недостаточный,
чем разнообразнее информация, поставляемая средневековыми монетами. Во¬
преки иллюзии, возникающей из-за ограниченного объема штемпелей и их еди¬
нообразной формы, они представляют собой исключительно многосторонний
источник исторического познания, и только от исследователя зависит, насколько
богатый, яркий и точный образ прошлого он сумеет создать из этих сведений.
Поскольку это, может быть, наилучший пример источника, заключающего в ми¬
ниатюрной форме великие проблемы истории.

Раздел первый
ГОРИЗОНТЫ ПОЗНАНИЯ
Л яЛ

Глава 1. Источники или следы?
Р\
II традиционном научной терминологии, относящейся к историческим ис-
следованиям, закрепилось название «источник», прилагаемое ко всем ма¬
териалам, приносящим информацию, которая служит непосредственному позна¬
нию прошлого. Таким источником может быть любое творение минувших лет,
является им и старая монета. Метафорическое определение старинной монеты
как источника можно было бы дополнить другим, аналогичным термином: она
относится к бесчисленным следам, оставленным в прошлом, и является непо¬
средственным отпечатком истории. След этот яркий, выразительный, хотя по¬
рой и запутанный, теряется и пропадает; он ведет через разные страны и области
человеческой деятельности, иногда даже туда, где его и не ждешь.
Среди различных видов исторических источников монета занимает место,
с многих точек зрения выдающееся. Она относится к самым маленьким памят¬
никам, нередко уменьшенным до пределов чтения невооруженным глазом. Она
также принадлежит к источникам самым многочисленным с точки зрения коли¬
чества оригинальных сообщений, особенно относящимся к ранним периодам
истории. Она является и самым, пожалуй, долговременным видом источников,
изготовленным из материла, часто драгоценного, устойчивого к воздействию
внешних факторов, так легко погубивших пергамент и папирус, бумагу и дерево.
Только огонь угрожал ей уничтожением, но и то опасность ограничивалась не¬
которым количеством идентичных экземпляров, давая шанс уберечься хотя бы
единичным образцам. В результате монеты представляют собой совокупность
источников, сохранившихся почти полностью в той области информации, ка¬
кую дают их штемпели.
Информационная ценность монет проявляется разными способами. С од¬
ной стороны, они обычно передают письменные тексты, правда, короткие,
но емкие, содержащие в немногих словах исключительно значимые сведения:
название государств или местности, где монета была отчеканена, имена госу¬
дарей и их титулы, имена богов-покровителей или святых патронов, время из¬

14
•LClmlLii. 1 ОШ юты ПО П L-IИ ИЯ
готовления монет, выраженное в соответствующих хронологических системах,
фрагменты религиозных текстов, разные сентенции и соответствующие слу¬
чаю фразы, наконец, само название монетной единицы, а порой и другие вы¬
ражения — в сумме образуют значительный запас слов, иногда происходящих
из очень отдаленного прошлого и являющихся рабочим материалом в мастер¬
ской историка.
Более богатым, почти неисчерпаемым предстает объем информации, пере¬
даваемой монетами как иконографическими памятниками, соответствующими
своим эпохам и странам. Они несут тысячи изображений: фигуры людей и богов,
ангелов и святых, звезды и полумесяцы, города, святилища и замки, звери, птицы,
рыбы, драконы и кентавры, деревья и цветы, короны, мечи, щиты, гербы, кресты,
колесницы, корабли и еще множество других миниатюрных образов. Из этого
изобилия разнородных тем и мотивов могут получать сведения исследователи
многих специальностей — от историков искусства и культуры до представителей
естественных наук. Из них же брали информацию и впечатления и те, кто поль¬
зовался соответствующими монетами, для которых их штемпели неоднократно
служили источником знаний о мире, носителем исторических традиций и выра¬
жением самосознания.
Наконец, монета является памятником материальным, благодаря самим
своим физическим и химическим характеристикам, которые становятся источ¬
ником информации о технологии монетного производства, и, что более важно,
о ее физических свойствах и, следовательно, о ее экономических функциях и о мо¬
нетной политике эмитентов. Та же самая монета, если была найдена в определен¬
ном месте в земле, представляет собой и археологический памятник, а каждый
ее экземпляр в этом случае приобретает ценность непосредственного свидетель¬
ства денежного обращения на данной территории, его масштабов, структуры, не¬
редко процессов тезаврации; если находка имеет характер сознательно укрытого
сокровища, она становится свидетельством культовых или бытовых явлений, если
монеты происходят из погребений или ритуальных мест, или хотя бы обычных
пожертвований.
Каждая из названных черт, а их допустимо еще умножить, создает возмож¬
ность отдельной систематизации старинных монет, необходимой для исполь¬
зования их в процессе познания. Критериями включения в соответствующие
группы могут служить показатель качества драгоценного металла названной мо¬
неты или ее номинальная стоимость, ее происхождение, название, распростра¬
ненность в обращении и, прежде всего, вид ее штемпеля. Множество знаков,
отчеканенных на монетах с древнейших времен, исчисляемых десятками тысяч
типов, сотнями тысяч разновидностей и миллионами мельчайших вариантов,
требует проведения их классификации и систематического распределения, по¬
добного тем, что применяются в геологии или биологии для систематизации
даже самых немногочисленных видов минералов, растений или, допустим, ба¬

/
15
бочек. Эта аналогия может показаться сомнительной, ибо как сравнить творе¬
ния мертвой или живой природы, подчиненные жестким законам ее развития,
с произведениями не только рук, но и замыслов человеческих, одаренных сво¬
бодной волей и собственным воображением, с продукцией, форма которой под¬
чинялась многочисленным социальным условиям. Тем не менее, такое сходство
существует, поскольку и природа имеет свои фантазии, и, что важнее, развитие
экономики и культуры имеет свои законы, а штемпели монет являются их мно¬
гократным выражением и свидетельством. Коллекция монет и коллекция бабо¬
чек, конечно, будут различаться тем, что первая из них относится к предметам,
в большинстве своем уже недействующим, происходящим из прошедших обще¬
ственных и культурных формаций, и напрасно было бы искать их в сегодняш¬
нем мире. Однако временами встречается такой анахронизм, след поразитель¬
ной протяженности, сохранившийся на протяжении более двух тысячелетий
и заключенный в каком-нибудь элементе рисунка, в названии, в способе счета
или в повседневности.
Классификация монет производится разными способами в зависимости
от интересов, потребностей и возможностей занимающихся ею людей. Основы
ее были в значительной степени связаны с формированием нумизматических
коллекций и, особенно, крупных музейных собраний, состав которых требовал
принятия четко определенной системы, где каждая из входящих в его состав мо¬
нет должна иметь свое точно обозначенное место. Каталоги таких коллекций
иногда играют роль ключа для распознавания и определения монет, а соответ¬
ствующий их номер равнозначен полной характеристике монеты. В особенно¬
сти это касается античных монет. Их раньше всего начали собирать, внима¬
тельно и повсеместно исследовать, хотя и здесь еще остается много сомнений,
как в области принципов систематики, так и в области атрибуции конкретных
экземпляров.
Средневековые монеты вызывают еще больше этих сомнений уже по при¬
чине гораздо большей раздробленности монетного производства, развивавше¬
гося в разных государствах Европы, в различных экономических и культурных
условиях, а также из-за распыленности исследований, проводимых в рамках ре¬
гиональных или даже просто частных интересов. В результате на передний план
критериев классификации чаще всего выдвигается государственная принадлеж¬
ность монеты — понятие не всегда точное, особенно в условиях феодального вас¬
салитета, непрочных династических союзов или же по причине изменений гра¬
ниц и территорий. На втором месте обычно стоит хронологический критерий,
часто сводящийся к простому порядку правлений; далее — критерий монетного
двора, если в государстве их действовало несколько; наконец, вид монеты, ее но¬
минал, тип штемпеля, его разновидности или варианты, а также индивидуаль¬
ные данные, относящиеся к конкретному экземпляру, — размеры, вес, способ
чеканки и т. д.

16
1\(а!г!>ij:,>л*ы/1. / , a ion riu i,ол /////>/
Вил на площадь Клебера и монетную
башню в Страсбурге в XVI в.
Гравюра Ю-3. Нэера. 1905
Из издания: Baudenkmaler
der Freiherren von Mullenheim
im Elsass de J. NAEHER. Strasbourg,
1905, pi. 24
Очередность отдельных критериев в этой системе бывает разной, так ка]
в большинстве своем они пересекаются, создавая не фигуру в форме пирамидь
а скорее некий многоугольник, где каждый из выделенных элементов являете
отдельной, самостоятельной информационной категорией. Основным пош
тием монеты как источника исторического познания и особенно как источник
для истории культуры все-таки является «тип» штемпеля монеты, то есть то*
вид выбитого на ней знака, который выражает определенное содержание, отлг
чающееся от содержания, выраженного другими типами. Понятно, что и здес
границы между отдельными типами порой зыбкие, степень распознания перс
даваемой ими информации очень разная, отношения, возникающие между сс
держанием штемпеля и его формой, не всегда однозначны. Один и тот же тш
может сохраняться долгое время или присутствовать на разных территориям
предоставляя информацию, не соответствующую тогдашней ситуации, а иногд;
даже принося информацию, кажущуюся фальшивой. Однако сам факт этого нс
соответствия реальному положению вещей является подлинной информациег

18
пшн/i LjPH bii j >н пт
Верхний и нижний штемпели
для чеканки турнозы.
Городской монетный двор
Франкфурта-на-Майне. XV в.
Фотография К. Зурхоф (К. Surhof)
мет, придававший штемпелю новое содержание, к кото¬
рому впоследствии подбиралось вторичное толкование.
К наиболее известным примерам таких выродившихся
и реанимированных штемпелей относятся образцы
французских денариев X—XI вв. с изображением головы
в диадеме, которая постепенно превратилась в фигуру,
составленную из черточек, не дающих никакого осмыс¬
ленного образа, чтобы, наконец, приобрести форму, при¬
знанную за изображение замка. В другом месте изобра¬
жение святого патрона постепенно превратилось в образ
государя, схематический рисунок фронтона храма стал
геометрической фигурой, рассматривавшейся как гер¬
бовый знак, религиозный символ или как монограмма —
в зависимости от изобретательности наблюдателей и их
ожиданий, стимулировавших воображение.
Еще чаще и шире встречается явление монетных
подражаний, которые заключаются в использовании
на разных монетных дворах, часто даже в разных стра¬
нах, типа штемпеля, взятого с других монет, послужив¬
ших им образцом. Вообще-то это не точные копии та¬
кого образца, не имеющие никаких отличий, поскольку
в таком случае это были бы уже не подражания, а под¬
делки. Правда, в Средневековье граница между этими
двумя понятиями была довольно зыбкой, однако, в прин¬
ципе не считались подделками те монеты, которые даже
при очень большом сходстве внешних черт сохраняли
сознательно помещенные на них отличия метрического
характера. Тем не менее, это не мешало заимствовать
с образцовой монеты не только характерные для нее пластические мотивы или
тексты надписей, но и такие элементы, как особы святых патронов и даже гербо¬
вые щиты, не имеющие никакого обоснования в стране подражания.
В целом же направление подражаний определялось разницей экономических
потенциалов государств, представленных образцом и подражанием, а также ареа¬
лом обращения образцовой монеты, которой уподоблялись собственные эмиссии
на основе закона мимикрии. Однако иногда влияли и другие причины, порой со¬
вершенно случайные, такие как происхождение монетчика, одноразовый наплыв
каких-нибудь чужих монет, даже совершенно не известных на данной территории,
связи династические, политические и т. д. Подобные явления происходят во все
периоды истории монеты, начиная с глубокой древности. В Средневековье они
особенно распространены, главным образом в случае тех монет, которыми пользо¬
вались в международной торговле. Таким путем возникали целые «семьи» подра¬

l.uou 1. Источники или i.iciihH
19
жаний, происходящих от таких известных образцов, как флорентийский флорин
или венецианский дукат, грош турский, венецианский или пражский, как англий¬
ский нобль, византийский милиарисий и многие другие. В систематике нумиз¬
матического материала они являются основными группами, одновременно да¬
вая путеводные нити для анализа взаимных зависимостей и условий этих связей,
впрочем, каждый раз требующих индивидуальной оценки, поскольку применение
к ним жестких схем грозит упрощением проблемы. Во всяком случае, этот материал
с точки зрения научного исследования заметно отличается от внешне аналогичного
материала из области пластических искусств или литературы, которые в это время
также обнаруживают бесчисленные нити подражаний образцовым произведениям,
распространявшимся по всей Европе или хотя бы в некоторых ее частях. Понятно,
что и здесь применяются или могут быть применены методы, используемые при
анализе и критике тех или иных памятников, с целью выявления архетипов, уста¬
новления филиации сообщений, реконструкции недостающих звеньев и т. д.
Но два признака выделяют монету среди всех произведений, созданных
в Средние века. Это — повторяемость и мобильность, как правило, рассматри¬
ваемые в качестве собственных черт каждой монеты, хотя в действительности
не все они ими обладали. Обе эти черты были значимы как в аспекте оценки мо¬
неты в качестве экономического явления, так и в аспекте ее культурной функции.
Признак повторяемости опирался на производство как можно большего ко-
.шчества экземпляров, которые были, во всяком случае, должны были быть, одина¬
ковы как по внешнему виду, так и по физическим и химическим характеристикам
материала для изготовления монет. Идентичность внешнего вида следовала уже
из самой техники производства, использующей штемпель, оттиски которого на от¬
дельных кружках каждый раз давали одинаковое изображение. Правда, на прак¬
тике встречаются различия, возникающие из-за небрежного исполнения оттиска
разрушения или износа штемпеля. Они становились причиной затирания или
отсутствия большей или меньшей части штемпеля, но не изменения рисунка: со¬
хранившийся даже фрагментарно, он в целом позволяет отождествить его с дру¬
гими оттисками. Установление идентичности штемпеля, отчеканенного на двух
и более монетах, является одним из основных исследовательских приемов в ну¬
мизматической работе. Впоследствии, при сопоставлении штемпелей аверса и ре¬
верса, это дает возможность создания целых цепочек монетной продукции, уста¬
новления ее объемов, определения хронологии или хотя бы последовательности
отдельных эмиссий и т. д. Только введение в XVI—XVII вв. механической техники
производства ограничило, а потом и исключило возможность идентификации от¬
дельных чеканов. Однако это компенсировалось все более обширными данными,
заключенными в письменных источниках, относящихся к деятельности монетных
дворов в эпоху Нового времени.
Количество экземпляров, изготовленных вручную с помощью одной пары
чеканов, а следовательно, и количество монет, идентичных по своей сути, зави¬

20
l\l <Jcj }/L'J)nbll(. J
nPi. iUH / hi 1ПкШ IHUJ1
село от технических условии их производства, от качества материала, из которого
был изготовлен чекан, и от способа его использования; в Средневековье оно ко¬
лебалось от нескольких до двух десятков тысяч. Такого уровня повторяемости
в ту эпоху не достигали никакие другие произведения. На практике эта степень
была еще выше, поскольку часто новоизготовленные штемпели точно повторяли
изображения предшествующих, а если и существовали между ними ненамеренные
различия, то они никак не влияли на содержание сообщения. Более того, отдель¬
ные различия, введенные сознательно и целенаправленно, по сути, имели значе¬
ние, ограниченное кругом вопросов, интересующих только специалистов, и были
совершенно безразличны обычным пользователям этих монет, которые могли во¬
обще не заметить их присутствия. Это относится, например, к мюнцмейстерским
знакам, обозначающим отдельную мастерскую монетного двора или же лицо, от¬
ветственное за выпуск данной монеты, и, следовательно, являющимся сущест¬
венной информацией лишь для контроля над работой монетчиков и читаемой
только лицами, осуществляющими такой надзор. В результате число одинаковых
или очень похожих друг на друга монет достигало сотен тысяч и даже миллио¬
нов. Например, монетный двор Флоренции в XIV—XV вв. ежегодно выпускал
около 500 тысяч флоринов, практически не различающихся между собой, подоб¬
ную производительность имели и многие другие крупные монетные дворы Ев¬
ропы. Каждая из этих монет несла на себе характерный рисунок, надпись — знак,
наполненный определенным информативным содержанием. Такой размах не из¬
вестен никакому другому тогдашнему знаку или сообщению, которое еще больше
увеличивает и даже многократно умножает принцип мобильности монеты, благо¬
даря чему каждый ее экземпляр попадал множеству разных получателей, становясь
и с этой точки зрения ни с чем не сравнимым произведением.
Мобильность характерна почти для всех видов денег, исполняющих функ¬
цию средства обращения и предназначенных для постоянного перехода из рук
в руки. К редким исключениям относятся иные формы денежных средств, такие
как известные каменные круги на острове Яп, которые, оставаясь на месте, вы¬
полняли ту же функцию денег, в то время как сменяющиеся владельцы приходили
к ним, поочередно снабжая их своими знаками. Во всяком случае, монета, как
правило, предназначалась для постоянного обращения. Ее производство имело
смысл только тогда, когда конечным ее получателем был рынок, все прочие функ¬
ции могли быть реализованы в другой форме.
Скорость обращения средневековой монеты и его объемы были весьма раз¬
нообразны и зависели от многих факторов. В целом эта скорость была пропор¬
циональна степени развития товарно-денежного хозяйства на данной террито¬
рии, однако, это соотношение трудно измеряется и при том зависит от количества
и качества монет, находящихся на этом рынке. Лучше выделяются ареалы обра¬
щения отдельных видов монет, в целом более обширные для единиц высокой
стоимости, особенно золотых, но и здесь можно отметить множество отступ-

точи ост
21
/ id -■ Мерило апоум-п >п,. и о .г.нл-иние
.юний от правила. Различным было и время обращения, иногда являющееся де¬
лом случая, но прежде всего зависевшее от таких факторов, как физическая со¬
противляемость монеты износу, существование и способ функционирования
системы обмена монет, условия, способствующие исключению монеты из обра¬
щения по причине ее попадания в клады или в результате переплавки, вывоза
на другие территории, перечеканки другим штемпелем и т. п. Так что какие-то
монеты оставались в обращении всего лишь пару лет, другие — несколько десят-
ноз лет и даже дольше, порой не раз меняя функцию в результате включения, ис¬
ключения и нового включения в обращение.
Такие метаморфозы иногда оставляли следы, заметные на конкретной монете,
представляя не менее поучительную источниковую информацию, чем собственно
Г'ттиск штемпеля. Степень истертости монеты является наиболее подлинным сви¬
детельством масштаба сыгранной ею роли как средства обращения, ее прохожде-
:-:ия через сотни и тысячи анонимных рук. Щербины, царапины, изломы и даже
‘деды укусов — это следующая специфическая информация, относящаяся к ее де¬
нежной функции, след общественного недоверия, вызвавшего потребность про¬
верить качество металла или сразу приспособить монеты к нуждам и структуре
тынка, требующего более мелких денежных единиц или же использования тех¬
ники обмена при помощи весов. Зато отверстие, пробитое у края монеты, иногда
сэ следами потертости от ремешка, на котором она была подвешена, и тем более
птипаянное к ней ушко — это очевидный след ее перехода из сферы денежных
средств в разряд украшений, а порой и амулетов, перехода иногда только времен¬
ного, как свидетельствуют экземпляры, с отверстием, вновь заполненным метал¬
лом, так монета возвращалась в обращение. Вот только некоторые примеры вто¬
ричных информационных признаков монетных источников, содержащихся уже
не в тысячекратно размноженном штемпеле, а характерных для отдельных экзем¬
пляров. Очевидно, что оба эти вида информации взаимно дополняют друг друга
вместе дают достоверный образ, демонстрирующий многостороннюю познава-
re.vbHVK) ценность данных источников.
Глава 2. Мерило стоимости и обозначение законности
Первый, хотя, возможно, не первоначальный контекст, где выступает монета, вне
всякого сомнения, представляет область экономических явлений, к чему монета
этносится ex definitione [1] и с которыми теснее всего связана. Это бесспорное
утверждение не требует ни обоснования, ни приведения примеров, напротив,
оно служит аксиомой при рассмотрении других функций монеты. Зато место, ко¬
торое она занимает в этой области, и степень ее участия в совокупности экономи¬
ческих процессов, несомненно, очень разнообразны и переменчивы во времени

22
Рамки первый. I призом гы наш тмя
Меняла. Скульптура на стене дома
Морё-сюр-Луан. Франция. XV в.
номическом организме, живущем по преимуществу так
называемым натуральным хозяйством. Только на закате
Средневековья, да и то лишь в наиболее урбанизирован¬
ных регионах, монета становится основным фактором
деятельности всего общественного организма. Исклю¬
чением является Византия, где уровень развития денеж¬
ного хозяйства не претерпел серьезного разрушения
в раннем Средневековье и стал мостиком, связавшим
экономику античного мира с возобновленным в XIII в.
функционированием монет в латинской Европе.
Тогда же на основе высокоразвитого денежного хо¬
зяйства в Италии, Нидерландах, а потом и в других за¬
падноевропейских странах появились трактаты, посвя¬
щенные монетной проблематике, прежде всего диспуты св. Фомы Аквинского
и, много позднее, Николая Орезмского, а также других авторов, мимоходом за¬
трагивавших эти вопросы, таких как Альберт Великий, Дунс Скот или св. Бона-
вентура. Однако эти тексты в основе своей являются комментариями к письмам
Аристотеля, касающимся темы денег, и только отчасти опираются на экономиче¬
ские и общественные реалии Средневековья. Их проблематика больше связана
с функционированием монеты как орудия власти, со спором между металлисти-
ческой и номиналистической теориями стоимости монеты и, наконец, с вопро¬
сами этики использования монеты, чем с ее узко экономической оценкой. Длин¬
ные рассуждения на тему появления монеты, материала, из которого она должна
быть изготовлена, возникновения и значения штемпеля и, прежде всего, роли го¬
сударя в придании ей определенной стоимости, а также ее изменения, вытекаю¬
щей из процесса так называемой мутации монет, особенно частых во Франции,
тем не менее, не давали достоверного образа реального мнения того времени
о роли и функции монеты в экономической жизни, особенно в период, предше¬
ствовавший великим реформам XIII—XIV вв.
Также весьма многочисленные нормативные акты, монетные пожалования
и распоряжения, монетные статуты, документы цехов монетчиков и т. д. при всем
своем очень богатом содержании дают картину, возникающую на оси, связываю-
и в пространстве, и поэтому они трудны для обобщения
и нередко весьма спорны. Для современных исследова¬
телей, рассматривающих эти явления с тысячелетней ди¬
станции, из перспективы, охватывающей и ранние этапы
эволюции функции денег (не только в монетной форме),
и сегодняшнюю монетарную ситуацию разных стран
цивилизованного мира, роль монеты в хозяйстве сред¬
невековой Европы в целом рисуется весьма скромной,
наподобие более или менее тонкого наслоения на эко¬

' J \
0hHOL}'h..
23
	UhlCd McpdAl! (t)tnii UrntflH n OOhSHdUt HUt 'ilk
шей монетный двор с государем, и особенно способы использования монеты как
инструмента, служившего прежде всего фискальным нуждам, рассматривавшимся
в качестве одной из монополий, которая приносит доход и увеличивает матери¬
альное могущество эмитента. Только источники, связанные с непосредственным
использованием монеты на рынке, — разные счета, тарифы, позднее банковские
документы и т. п., — более реально показывают место монет в жизни общества, ка¬
кое сегодня, как уже говорилось, считается не слишком почетным.
Существует небольшое количество высказываний, принадлежащих не светочам
схоластической литературы и не монетным экспертам, а отражающих обиходное
мнение, из которых, по-видимому, следует, что монета самое позднее с XII в. пред¬
ставляла собой основной, центральный фактор хозяйственной жизни и что от ее
качества или от способа оперирования ею государем зависели процветание или
клжда страны и всех жителей. Например, хронист Фалько из Беневента описывает
монеты с низким содержанием серебра (дукаты [2], sic!), а также медные фоллары,
введенные в Сицилийском королевстве около 1140 г. королем Роже: «Из-за како¬
вых ужасных монет весь люд итальянский впал в убожество и нужду и был порабо-
шен»1. Немного ранее противоположную ситуацию рисует английский хронист
Олоренций Вустерский (t 1118). После описания суровых кар, введенных Генри¬
хом I (1100—1135) за подделку монет, обрезание, разламывание, выборку наибо¬
лее тяжелых экземпляров и другие подобные преступления, он отмечает, что в ре¬
зультате именно этих распоряжений «великое благо настало во всем королевстве»2.
Следовательно, эти вопросы имели принципиальное значение для населения.
Подобных мнений можно привести довольно много; чаще всего они припи¬
сывают плохой монете или же плохому денежному хозяйству роль фактора, вы¬
звавшего разные несчастья, обрушившиеся на страну. С этой точки зрения осо-
енно характерен отрывок из «Хроники Чешской» Козьмы Пражского, около
1125 г., многократно призываемый в качестве свидетельства катастрофических
последствий для экономики, которые должна была принести с собой система ре¬
новации и обмена монеты, в это время и значительно позднее использовавшаяся
почти во всей Центральной Европе: «Никакое бедствие, ни чума, ни повальная
смертность, ни опустошение страны вследствие грабежей и пожаров, совершен¬
ных неприятелем, не наносят Божьему люду более вреда, чем частая смена и ко-
зарная порча монеты. Какое бедствие, какие дьявольские козни столь беспощадно
могут повергнуть в нищету и погубить христианский люд, что еще может нанести
такой вред, как порча князьями монеты?»3
Jesse W. Quellenbuch zur Miinz- und Geldgeschichte des Mittelalters. Halle, 1924 (Reprint: Aalen,
1986). S. 64, nr 166.
Ibid. S. 67, nr 174.
Kosmasa Kronika Czechow. Warszawa, 1968. Ks. I, rozdz. 33. S. 165. Цит. по: Козьма Пражский.
Хроника Чешская. М., 1962. Кн. I. Гл. 33. С. 78.

24
I первый. 1 ПР11 if Jll i />/ /ЮЯН !1IIlя
Это мнение, просто фетишизирующее экономическую роль монеты, не было
единственным. Менее страстно, но столь же решительно его повторил ровно че¬
тыре столетия спустя Николай Коперник, открывая свою диссертацию «О спо¬
собе чеканки монеты» (Monete cudende ratio) следующими словами: «Как
ни многочисленны бедствия, в результате которых королевства, княжества и рес¬
публики идут к упадку, самыми сильными, по моему мнению, являются четыре:
раздоры, смертность, неурожай и обесценение монеты»1. Сходство этих форму¬
лировок, однако, беспокоит. Не означает ли оно, что и в XII, и в XVI в. в чешских
и прусских землях роль монеты на деле была столь велика, как это согласно пред¬
ставляют Козьма Пражский и Коперник? А, может, под пером обоих каноников,
пражского и варминского [3], сохранилось только общее место, приспособлен¬
ное для совсем разных ситуаций? Из этих двух текстов мы больше верим словам
Коперника, не только из-за его авторитета как экономиста и его интереса к мо¬
нетной проблематике, несравненно более глубокого, чем у Козьмы Пражского,
но и по причине значительно более высокого уровня развития денежного хозяй¬
ства в Пруссии в начале XVI в., чем в Чехии в начале XII в. Если в первом случае
«обесценение монеты» действительно могло иметь серьезные последствия для
всего населения, безусловно, уже заключенного в жесткие рамки товарно-денеж¬
ной экономики, то в раннесредневековой Чехии, несмотря на ее довольно зна¬
чительное развитие именно в этой области, вынесение чрезмерных монетно-фи¬
скальных манипуляций во главу самых страшных стихийных бедствий является
риторическим преувеличением. Хронист представляет здесь либо заимствован¬
ный откуда-то оборот речи, либо передает мнение какой-то ограниченной соци¬
альной группы, больше всего пострадавшей в результате реновации монеты, —
может, пражского купечества, может, церковных кругов, выражавших таким
образом свое несогласие с действиями княжеской власти: «Не князья, а пре¬
ступники, не правители Божьего мира, а вымогатели лихие, люди самые алчные
и злые, не боящиеся всемогущего Бога: трижды, четырежды в год меняя монету,
они сами, на погибель Божьего люда, оказываются в сетях дьявола»2. Таким же
образом три четверти века спустя польский хронист характеризовал скверное
правление Мешко III Старого (1173—1202), обвиняя князя и его монетчиков
в фискальном лихоимстве и монетных злоупотреблениях. Заметно, что обе эти
критики, чешская и польская, имеют прежде всего политический и социальный
характер. Монета и денежное хозяйство служат в качестве аргумента и свидетель¬
ства личной ответственности государя за положение его подданных. Следова-
Mikolaja Kopernika rozprawy о monecie i inne pisma ekonomiezne. Warszawa, 1924. S. 3, 55; Die
Geldlehre des Nicolaus Copernicus. Berlin, 1978. S. 48. Цит. по: Коперник H. Трактат о чеканке
монет // Герасименко М. Николай Коперник — выдающийся экономист эпохи раннего капи¬
тализма. Киев, 1953. Приложение. С. 101.
Kosmasa Kronika Czechow. Op. cit.

I//" >пи
25
/ uhul Л/. /Ч...,г7
тельно, нет ничего удивительного в том, что при таких тенденциях роль монеты
в тогдашнем обществе и значение ее порчи были извлечены и особо выделены,
I сами эти мнения отразились на позднейших оценках места монеты в сфере эко¬
номических явлений раннего Средневековья.
Менее пугающими, но, может, более выразительными и достоверными яв¬
ляются высказывания о роли монеты, изложенные в форме сатирических произ¬
ведений, высмеивающих и плохое качество монеты, и погоню за монетой высо¬
кой стоимости, и хитросплетения функционирования монеты в хозяйственной
нстеме. Но эти весьма многочисленные тексты на разных языках относятся
главным образом к позднему периоду Средневековья, когда монета уже дей¬
ствительно была элементом, вошедшим в плоть и кровь общества почти во всей
Европе. Чешский хронист, с одобрением описывающий в 1300 г. начало произ¬
водства пражских грошей, заключает свое сообщение ироничным стишком о тех
многочисленных пользователях новых монет, которые теперь радуются в глубине
души и считают эти гроши божествами, почитают как святых гроши, для мно¬
гих глупцов являющихся самой большой надеждой. Здесь, очевидно, отзыва¬
ется столь частое в Средневековье морализаторство о презрении к деньгам, тем
не менее, возможное для осуждения только в условиях значительного распро¬
странения грехов, порожденных наличием этой самой монеты. Впрочем, в те¬
чение всего Средневековья монетная проблематика колеблется в общественном
сознании между сферой экономических явлений и морально-правовыми вопро¬
сами, по отношению к которым монета считалась особенно чутким индикатором
очень опасным средством манипуляции.
Уже само появление средневековых денег, независимо от их элементов, вос¬
принятых от римской цивилизации, было, по крайней мере, в среде герман¬
ских племен в значительной степени связано с потребностями, возникающими
из права. Мера ценности как основная экономическая и правовая категория
германских племен сформировалась на основе не торгового обмена, а уплаты
компенсаций за убийство или членовредительство, где отдельные части тела со¬
здавали общую шкалу этой меры. И все же это был домонетный этап, который
не входит в круг наших рассуждений. Мы опустим здесь и всю проблематику
ростовщичества, а также «справедливой цены», занимавшей так много места
в позднесредневековых философских трактатах и практические отголоски ко¬
торой заметно повлияли на организацию денежного обращения, развитие бан¬
ков, функционирование кредита и т. д. Вопросы эти, хотя и немаловажные для
опенки роли денег в культуре Средних веков и не раз в этом аспекте обсуждав¬
шиеся, в конечном счете не имеют непосредственной связи с качеством монет,
г помощью которых проводились ростовщические операции и реализовывались
доходы, осуждаемые Церковью и богословами, а отчасти и светскими властями.
Однако с этой целью использовали, особенно в конце Средних веков, разницу
з стоимости монет, ходивших в разных странах, находя в этом способ легально

26
Р
i ,1( Пг,ч!'\ l >14 i >uH t hi ПО Ш HL />/
обойти запрет брать проценты, затруднявший развитие кредитной деятельно¬
сти. Итальянские банковские дома как раз и ввели практику выписывания че¬
ков, оплачиваемых в другом городе или государстве, и, следовательно, в другой
валюте; плата за ее обмен уже включала процент, полагавшийся заимодавцу. По¬
купка чужой валюты, даже по завышенной цене, не противоречила доктрине,
осуждающей ростовщичество, так что было достаточно совершить недалекое пу¬
тешествие или хотя бы послать чек, чтобы избежать конфликта не столько с соб¬
ственной совестью, сколько с властью, а иногда и с общественным мнением, тем
более, что настоящее соотношение стоимости между отдельными видами монет
представляло собой дебри, в которых свободно ориентировались только опыт¬
ные купцы и банкиры.
Путеводителем по этим дебрям стали появившиеся в позднем Средневековье
указатели или пособия для купцов, описывающие отдельные виды монет и опре¬
деляющие их стоимость. Наиболее известным среди них является труд флорен¬
тийского купца Ф.Б. Пеголотти «Практика торговли» (Pratica della mercatura),
который представляет собой обширный перечень и характеристику монет, об¬
ращавшихся в конце XIII и начале XIV в. на средиземноморских рынках, в том
числе и некоторых монет Северо-Западной и Центральной Европы, Ближнего
и Среднего Востока. Заключенная в нем информация, касающаяся названия мо¬
неты, стоимости ее драгоценного металла, иногда также внешних опознаватель¬
ных признаков, опирающаяся на собиравшиеся годами сведения и купеческие за¬
писки, дает поучительную картину процесса формирования мнения об отдельных
видах монет, которые часто сохранялись значительно дольше, чем реальное поло¬
жение вещей, легшее в основу той или иной оценки. Воздействие таких стереоти¬
пов демонстрирует тщательное сравнение данных Пеголотти с огромным мате¬
риалом расчетов, который поставляют бесчисленные купеческие, бухгалтерские
и другие счета, а также с самим нумизматическим материалом, уже в наше время
подвергнутым объективным обследованиям. Характерным примером вышеска¬
занного может быть сюжет о двух французских турских грошах «с длинным О»
и «с круглым О», бдительно различавшихся в разных трансакциях и платежах.
Речь шла о форме буквы О в помещенном на них слове TVRONVS, причем ва¬
рианты «с круглым О» повсюду считались лучшего качества, чем с буквой удли¬
ненной формы; в этой особенности усматривали тайнопись монетчиков, в конце
концов раскрытую не поддавшимся на обман обществом. В действительности,
как показали металлографические исследования соответствующих монет, между
этими двумя видами турских грошей нет существенной разницы в содержании
драгоценного металла. Дурная слава, сопутствовавшая грошам «с длинным О»,
была прежде всего свидетельством социального недоверия, особенно обострен¬
ного во Франции в период частых «мутаций» стоимости монет, декретирован¬
ных властью, следствием которых стало подозрительное выискивание даже в слу¬
чайных чертах штемпеля свидетельств действия во вред пользователям монеты.

1
ii JD'J'HJ'/CllHC ulKOHlanlhlt
27
Mi [hi.in апакмчг/па
Недоверие с одной и не всегда обоснованное доверие с другой стороны, свя¬
занное с некоторыми видами монет, конечно, проявлялось и в другие периоды,
нередко опираясь скорее на традицию и привычки, чем на знание фактического
положения вещей. Известно сообщение Тацита о предпочтении, которое гер¬
манцы отдавали двум совершенно определенным видам денариев; известно также
о том, что в первой половине XX в. в Африке, особенно в Абиссинии, принима¬
лись австрийские талеры Марии-Терезии, еще до недавнего времени чеканив¬
шиеся в Австрии специально для нужд именно этого рынка в точном соответ¬
ствии с традиционным образцом. В Средневековье повсеместным авторитетом
обладали прежде всего золотые монеты, не выказывавшие заметных колебаний
своего драгоценного содержания, такие как византийские номисмы (до X в.),
а позже венецианские дукаты или итальянские либо венгерские флорины; но уже,
например, золотые иперпероны, чеканенные в Восточной империи, в результате
снижения их стоимости при первых Палеологах делились в общественном со¬
знании на «старые» и «новые», «добрые» и «плохие», впрочем, как и многие
иные виды монет, подвергавшиеся постепенному обесцениванию.
Понятие «доброй» монеты, столь часто встречающееся в средневековых
текстах, тогда имело двоякое значение: экономическое и психологическое, при¬
чем, последнее отнюдь не всегда совпадало с первым. Впрочем, экономическая
оценка качества монеты относилась к свойствам, характеризующим ее только
внешне, таким как вес или проба, без учета других детерминант номинальной
стоимости данной единицы. Лишь работы Коперника, а после него Томаса Гре¬
шема объективировали эти данные, введя в качестве основного критерия оценки
качества монеты соотношение, возникающее между ее внутренней и номиналь¬
ной стоимостью, и, как следствие, открыв названный именами этих ученых за¬
кон о вытеснении «доброй» монеты «плохой», а точнее «лучшей» монеты
«худшей». Тем не менее, в течение еще долгих лет действовало обиходное мне¬
ние, пренебрегавшее этим принципиальным условием оценки и пользовав¬
шееся другими критериями. Примером этому может служить польская литера¬
тура XVII в., искавшая способы «исправления монеты», но подобных суждений
хватало и в других странах. Более того, до сегодняшнего дня среди исследовате¬
лей средневековых денег распространено мнение, что классическим примером
«плохой» монеты являются брактеаты XIII в. и только потому, что их вес порой
составляет всего лишь доли грамма. Конечно, и среди брактеатов были монеты
«лучшие» и «худшие» в зависимости от разных факторов, а особенно, в зави¬
симости от фискальной политики соответствующих государей, что находит свое
отражение в современных им текстах, характеризующих их различными опре¬
делениями — «хорошие», «полновесные», «добросовестные» и т. п. — авто¬
матически противопоставляя другим, не имеющим подобных достоинств. Од¬
нако сама идея чеканки брактеатов не осуждалась их пользователями, потому
что сама по себе она не содержала квалифицирующих элементов. Если иногда их

28
Pawe.i tie рвы н. Горизонты нозн.-шня
и называли «чешуей», то по другим причинам, вызванным их плохим качест¬
вом. Еще худшего эпитета дождались относительно крупные швейцарские мо¬
неты XV в., в обиходе называвшиеся батценами. Это прозвище первоначально
означало то же, что «помет», «кучка навоза», указывая на далеко зашедший
критицизм тех, кто пользовался этими монетами.
В некоторых случаях попытка объявления хорошего качества монеты пред¬
принималась непосредственно в надписях, помещенных на ее штемпелях. Под¬
тверждением тому является надпись, как правило, делавшаяся на золотых визан¬
тийских монетах IV—VII вв. и состоявшая из сокращенного названия монетного
двора и букв ОВ, означающих слово «obryzon» — «чистое золото». В дей¬
ствительности же обе эти информации не всегда соответствовали истине, на¬
пример, чаще всего применявшаяся надпись CONOB (7, 1)* встречается также
1. Солид. Византия. Анастасий (491-518)'
на монетах, чеканенных не в Константинополе и не имеющих стопроцентного
содержания драгоценного металла. Эта надпись, по-видимому, должна была слу¬
жить для усиления доверия к монете. Подобную цель, вероятно, преследовала
и надпись MONETA CLARA [4], которая около 580 г. появилась на чеканен¬
ных в Леоне свевских тремиссисах, а прямой декларацией хорошего качества мо¬
неты является надпись BONVS DENARIVS [5] (2), встречающаяся на фландр¬
ских денариях Бодуэна IV (987—1035) и Бодуэна V (1035—1067), может быть,
вследствие каких-то сомнений, относящихся к более ранним монетам или к про¬
исходящим из других регионов. Несколько веков спустя на той же территории
появляется надпись MONETA RECTA [6], ставившаяся на грошах, чеканен¬
ных в Эленкуре, и представляющая собой еще одно удостоверение их правиль¬
ного исполнения.
Здесь и далее в скобках указана ссылка на прорись и список рисунков (с. 564—581) и ссылка
на фотографию монеты и список иллюстраций (с. 582—593). Размер прориси максимально
приближен к натуральному; размер монеты на фотографии увеличен в 2 раза.
Здесь и далее в скобках указаны годы правления эмитента.

^L’hli la }ПП‘\1>
// чапи'
4i I питi
29
Декларация «хорошего качества» также встречается на штемпелях мусуль¬
мански х монет, порой сообщающих в надписях не только о том, что это динар
;l.h дирхем полного веса, но и об общем свойстве их «добротности». Эта по¬
следняя информация обычно подавалась в сокращенной форме, даже с исполь-
эзанием только отдельных букв, что, пожалуй, указывало на то, что речь идет
скорее о психологическом факторе доверия, чем об экономическом указателе
на качество монеты. Так, например, на многих аббасидских дирхемах начиная
”65/766 г. появляется слово ВАН, означающее похвалу и согласие и относя¬
щееся именно к качеству этой монеты. Иногда оно даже повторяется — ВАН
5АН — для более сильного выражения его содержания. Аналогичные надписи
:ке помещались на пехлевийских монетах, чеканенных в Табаристане перед
арабским завоеванием, таким образом, могла иметь место связь с этой более ран¬
ней традицией. Другие аббасидские дирхемы несут букву «Ь», считающуюся
сокращением слова «hajr» (хороший) или же буквой, начинающей слово «ha-
cab » (ясность, чистота). Буква «w» опять же означает слово «wafa» (полный
в исключительных случаях писавшееся полностью. Наконец, буква «т»
представляет собой сокращение от слова «mubarak» (счастливый, благослов¬
ленный), являющегося своеобразной похвалой монете. Такая формула позднее
появится в Египте на одной из золотых монет мамелюков, которая несет пол¬
ную надпись AD-DINAR AL-MUBARAK (счастливый динар). На этот раз, ко¬
нечно, это уже не обозначение материальной стоимости монеты, служащее для
-.-сидения доверия, а скорее полумагическое средство, может быть, придающее
ей ценность амулета. Именно о такой функции монет, и отнюдь не только му¬
сульманских, пойдет речь далее. Зато само понятие «доброй монеты», как из¬
вестно, стало синонимом правды и до сего дня используется во многих языках
особенно при противопоставлении видимости фактическому положению ве¬
щей, представляя собой экстраполяцию факта обращения хороших монет вме¬
сте с поддельными и, по-видимому, повсеместного опасения принять эти под¬
делки «за добрую монету».
Понятие фальшивомонетничества сопровождает монеты почти с начала ее
существования, когда с момента снабжения куска металла штемпелем, дающим
гарантию его ценности, появилась возможность злоупотребления этой гаран¬
тией. Возможность эта использовалась для извлечения дохода, возникающего
из присвоения разницы между гарантированной и действительной стоимостью
монеты, и реализовывалась с ущербом для государя, законного эмитента дан¬
ных монет, либо с ущербом для пользующегося ими населения, либо, наконец,
с ущербом для тех и других. Таким образом, в противодействии фальшивомо¬
нетной деятельности были заинтересованы обе стороны — и государь, и народ, —
в этом вопросе объединенные совпадением интересов и согласные в негативной

30
	Pil Uh'.l ficphhiu. I ОРИ ЮН ГЫ ПО M iM ill л
оценке этой деятельности. Расхождение во мнениях возникало только тогда, ко¬
гда население приписывало фальшивомонетную деятельность самому государю,
определяя таким образом его начинания, направленные на увеличение монет¬
ного дохода. Вышеупомянутые высказывания хронистов иллюстрируют именно
эту ситуацию, а еще более выражает ее народное прозвище «короля-фальшиво-
монетчика», данное во Франции Филиппу Красивому (1285—1314) за прове¬
дение им рискованных фискальных операций. Формально этот термин не точен,
поскольку государь, располагающий монетным правом, ex definitione не может
быть фальсификатором собственной монеты (однако, естественно, может подде¬
лывать иностранную монету, и таких случаев было множество, как в Средневеко¬
вье, так и в Новом времени). Хотя в Средневековье понятие «фальшивомонет¬
ничества» было значительно шире, чем ныне, и распространялось, в том числе
и в юрисдикции, на различные действия, имеющие целью присвоение дохода.
Следовательно, нет ничего странного в том, что в общественном мнении это
определение прилагалось и к легальным действиям власти, изменяющим стои¬
мость монет с явным ущербом для их пользователей и за счет общества. Зато
с полным основанием это прозвище следовало бы дать королю, немного позд¬
нее занявшему французский престол, — Жану II Доброму (1350—1364). Ор¬
донансом от 1360 г. он повелел своим монетчикам на нескольких избранных
монетных дворах в Париже, Руане и Труа чеканить гроши с пониженным со¬
держанием серебра, которые должны были обращаться вместе с полноценной
монетой, причем на них отсутствовали знаки, позволяющие определить выпу¬
стивший их монетный двор. Распоряжение носило строго секретный характер
и, следовательно, действительно имело все черты злоупотребления по отноше¬
нию к обществу, которое, не зная об этих шагах государя, сохранило его в бла¬
годарной памяти с прозвищем Добрый, впрочем, означавшем в тогдашней тер¬
минологии то же, что «доблестный», и не относившемся к добросовестности
в монетных делах.
В свете тогдашних правовых постановлений в качестве фальшивомонетчика
рассматривался и тот, кто нелегально изготовлял монету, и тот, кто пользовался
такой монетой, а также тот, кто уменьшал стоимость законных монет обрезанием,
опиливанием, погружением в кислоту и т. д. Все эти действия грозили санкциями,
соответствующими карам, предусмотренным за самые тяжкие преступления, та¬
ким как убийство, изнасилование или поджог. В римском праве типичным на¬
казанием, применявшимся к фальшивомонетчикам, была смерть через сожже¬
ние. В Византии эта норма подверглась смягчению до отсечения руки, и именно
ее восприняло законодательство средневековой латинской Европы, применяв¬
шее эту санкцию с VIII до XI в. Однако впоследствии она снова была ужесточена
до смертной казни, обычно через сожжение, но иногда выполнявшейся и нети¬
пичным способом, характерным только для этого преступления, — погружением
фальшивомонетчика в кипящую воду или заливанием его горла раскаленным ме-

31
	l J ded Alt />!(, i iJ L limit \WUfUt ll n (H! >h.d\CHliC ulknj; WL dll,
. i-jiO.m из расплавленных фальшивых монет. Последние способы экзекуции вы-
г а хают не столько особую жестокость, которой хватало и на кострах, сколько
стему наказания, отражающую вид преступления и метод, с помощью кото-
го оно было совершено. Данная система преследовала цель наглядного устра¬
нившего назидания, присутствовавшего также в других карательных санкциях,
гамках этой системы находилась и более ранняя кара отсечения фальшиво-
нетчику руки, применявшаяся, впрочем, и для других преступлений, совер-
_аемых «рукой», особенно таких, как кражи. Исключением являлся постулат
?го из английских епископов начала XII в., требовавшего кастрировать фаль-
_::зомонетчиков из-за совпадения латинского определения «adulter» [7], отно-
-	-.шегося как к фальшивой монете, так и к прелюбодеянию. Но этот «научный»
~ ехт не был проведен в жизнь.
Смертная казнь за подделку монеты сохранялась в Европе вплоть до XVIII в.;
_гко смягчение всей системы наказаний в эпоху Просвещения принесло изме-
::ие п в этой части, хотя в дальнейшем и до сих пор за эту деятельность грозят
с. -170ЧН0 суровые санкции. Даже принимая во внимание, что в Средневеко-
: собенно в позднем, смертная казнь применялась довольно часто и в от-
шении весьма широкого набора преступлений, включение в этот ряд фаль-
	з 'монетной деятельности, и то понимаемой, как уже говорилось, довольно
_ азажимо, вызывает вопрос о причинах столь суровой квалификации этих пре-
"т.нкх действий. Сущность фальшивомонетничества заключалась в незакон-
хгпсвоении большей или меньшей части стоимости монеты, по закону при-
-		ежашей государю или находящейся во владении тех, кто пользовался его
-:ггами, и, следовательно, в преступлении экономического характера, в прин-
гм сходном с кражей, совершенной в ущерб государю или государству, а также
шсстзу. Именно за такое понимание деятельности фальшивомонетчиков вы-
~ мтст упомянутое уже распространение этого термина с характерного для него
-	«подделывателя» монет на лиц, использовавших поддельные монеты,
13-же на лиц, уменьшающих стоимость законных монет. Некоторые тексты
т_з 'зото характера напрямую трактовали такие поступки как подпадающие
?зпнение в краже. Одновременно бесчисленные сведения о деятельности
: _ дшнзомонетчиков в течение всего Средневековья, несмотря на суровые за-
. дательные санкции и риск смертной казни, свидетельствуют, что эта дея-
л-г ать должна была быть весьма привлекательной с точки зрения получения
доз. Следует также помнить, что в действительности множество фальши-
нетных мастерских действовало совсем безнаказанно, порой под защитой
_-:-:з:х покровителей или за границами государства, правовой порядок кото-
гни оскорбляли.
Трактовка фальшивомонетничества как sui generis [8] кражи всё же не ис-
-гтз:зада существа совершенного преступления и не являлась единственным
-. занием для назначения высшей меры наказания. Правда, за кражу тоже,

32
Pd l ?l’.' L'4.1 hi !d s JPinnn l r.i пили mu И
случалось, карали смертью, обычно через повешение, тем не менее, ее дифферен¬
цировали в зависимости от масштаба преступления. Подделка монеты иногда ве¬
лась кратковременно и реально наносила весьма незначительный ущерб, но санк¬
ция была суровой в принципе, без учета размера злодеяния, так как в основе ее
лежал фактор crimen lesae maiestatis, оскорбление величества, а в его лице также
государства посредством покушения на принадлежащее ему монетное право
вкупе с преступным злоупотреблением изображения государя и его имени, на¬
рушающим их харизматический характер. Этот фактор стал учитываться в рим¬
ском праве только в послеконстантиновскую эпоху, и именно он привел к тому,
что подделка монеты, до начала IV в. каравшаяся конфискацией имущества, тогда
была подведена под преступление об оскорблении величества и стала караться
смертью без права апелляции, а также без права на амнистию, как это уточняет
Codex Theodosianus [9], обнародованный в 438 г., но содержащий правовые
нормы, применявшиеся еще в предыдущем столетии. Не ясно, было ли возвра¬
щение к подобным карам в XII—XIII вв., после периода относительно более мяг¬
ких византийских и раннесредневековых норм, результатом обращения к при¬
мерам римского права, столь внимательно изучавшимся в то время, или же его
диктовали существовавшие условия, требовавшие более строгой защиты эконо¬
мических интересов и престижа государя.
Наряду с этими факторами, формально признанными и налагающими отпе¬
чаток на правовой статус монеты и на суть злоупотреблений, определяемых сло¬
вом фальшивомонетничество, в общественном мнении существовало подобная,
но не формальная оценка фальшивомонетной деятельности как противореча¬
щей не столько праву, сколько морали. Уже античный анекдот о Диогене из Си¬
нопа противопоставляет друг другу эти два понятия. А именно: отец философа
Гикесий, по профессии банкир, занимался подделкой монет, и сам Диоген в мо¬
лодости, по-видимому, пошел по его стопам. Однако когда будущего философа
охватили сомнения в правильности своих действий, он обратился к дельфийской
пророчице с просьбой оценки своего поведения. Пророчица, якобы, объявила,
что «лучше подделывать деньги, чем истину». Этот ответ пифии, правда, ставит
знак неравенства, видимо, трактуя фальшивомонетничество как акт только лишь
кражи материального богатства, но само сравнение двух понятий вводит монету
в сферу моральных ценностей.
Более выразительно сказал об этом два тысячелетия спустя Данте, который
известного фальшивомонетчика золотых флорентийских монет Адама Брешиан-
ского поместил в самом низшем восьмом кругу ада, но не среди злодеев, а среди
лгунов. «Я словом лгал, а ты чеканом!» [10], — так определяет суть его вины
один из товарищей по несчастью. Таким образом, здесь фальшивомонетничество,
в соответствии с первоначальным значением слова, понимается, прежде всего, как
мошенничество, ложь, отрицание правды, выражением которой в общественном
мнении должна быть монета. Это убеждение, лежащее в основе существования

i.uin,’ -■ Мери ш t viouMOi mu u чоп •нлчсн:и' ~,ikuhiuh mu
33
и функционирования монеты, находит много иных свидетельств, хотя, может
быть, не столь лапидарных, как приведенный отрывок из «Божественной коме¬
дии». Одним из них является надпись, помещенная на гурте польских талеров
Станислава Августа Понятовского (1764—1795): FIDEI PUBLICAE PIGNUS
11], — то есть залог общей веры в соответствующую стоимость монеты, в чест¬
ность и добросовестность ее создателей.
При всей системе контроля за монетным производством, применявшейся
на всех монетных дворах, а на некоторых, наиболее развитых — венецианском
и флорентийском — доведенной до совершенства и делающей практически не¬
возможными какие-либо злоупотребления, всё же не отказывались от мораль¬
ного давления, каким являлась присяга, приносимая монетчиками. Они клялись
на Святом Евангелии, на кресте, а в Венеции также и честью венецианцев, тем са¬
мым подчеркивая роль купеческой этики.
Церковь тоже включилась в борьбу с фальшивой монетой. В государстве
Харолингов фальшивомонетчиков судил и светский, и епископский суд, в со¬
ответствии с двойной природой преступления, считавшегося не только кражей
оскорблением величества, но и святотатством. Позже Церковь грозила фаль¬
шивомонетчикам карами, назначаемыми скорее за нарушение ее конкретных ин¬
тересов, чем за сам факт мошенничества. Например, епископ Констанца в 1240 г.
пригрозил интердиктом [12] тому приходу в своем диоцезе, на территории ко¬
торого будут изготовляться фальшивые монеты, нарушающие в этом случае его
монетные права. Еще дальше пошел в 1325 г. папа Иоанн XXII, который возбу-
шпл судебный процесс и отлучил от церкви всех, кто подражал золотым флорен¬
тийским монетам. Сообщивший об этом деле итальянский хронист Джованни
Зиллани, однако, иронически добавляет, что папа, подвергая анафеме других,
забыл о самом себе, поскольку уже несколько лет он тоже чеканил подражания
лоринам, очень мало отличавшиеся от оригиналов. В этом случае церковные
:а:-:книи касались деятельности, которая в обычном понимании не рассматри¬
валась как мошенничество, поскольку подражания монетам были явлением ши-
о:<о распространенным и в принципе не ставились под сомнение ни с точки
зтения права, ни морали. Более того, подражание чужим монетам, включая даже
тгневоение гербов других государств, как это произошло в случае с флорентий-
лилией и во многих других, ни одной из сторон, участвующих в этом про¬
цессе, не считалось нарушением государственного суверенитета. Впрочем, эта
птоблема гораздо шире и касается не только подражаний, но вообще места мо¬
неты в системе символов идеи государства и идеи его суверенности, которые, как
известно, в период Средневековья не всегда совпадали, а также роли монеты как
епмвола престижа государства и особенно его государя.

34
Раздел первый. Горшоты по пиния
Глава 3. Украшение государя и государства
Престижная функция монет проходит почти через всю их многовековую исто¬
рию; и сегодня этот фактор присутствует в подтексте многих решений, касаю¬
щихся формы и содержания штемпелей, а порой и материала, из которого ныне
производятся монеты. Достаточно сильно он проявлялся в Средние века, когда
монета была носителем высших материальных ценностей и представляла собой
вынесенное на передний план средство распространения государственной про¬
паганды. Часто эта функция являлась, может быть, даже главным смыслом суще¬
ствования монет и, наверняка, неоднократно использовалась государями как ин¬
струмент политической деятельности.
Престиж государства выражался, прежде всего, в качестве драгоценного
металла соответствующих монет, в меньшей степени в их внешних характери¬
стиках. Таким образом, этот экономический указатель влиял на мнение, отно¬
сящееся к другим сферам деятельности эмитентов данных монет. Характерный
пример именно таких отношений, полноценно существовавших уже в древно¬
сти, дает сообщение Плиния Старшего, содержащееся в его «Естественной ис¬
тории» (XXXVII, 6, 22). Он рассказывает, что в правление императора Клавдия
некий вольноотпущенник плыл под парусом по океану, но неблагоприятные ве¬
тры загнали его судно к самым берегам Цейлона. Принятый там жителями ост¬
рова и научившийся их языку, он рассказывал о великолепии Римской империи.
Однако ему не верили, и только при виде имевшихся у него монет, которые все
были одинакового веса, несмотря на то, что несли портреты нескольких разных
государей, царь сингалов признал правдивость историй, поведанных жертвой ко¬
раблекрушения. Он немедленно отправил в Рим послов, чтобы заключить союз
с государством, которое демонстрирует такую стабильность и справедливость.
Этот рассказ — неважно, был он правдивым или выдуманным, — указывает
на престижную роль монеты, прежде всего, с точки зрения стабильности денеж¬
ной системы и ее распространения на всю государственную организацию, про¬
дуктом и — sit venia verbo [13] — миниатюрой которой была монета. Вывод: ка¬
кое государство, такая и монета, какая монета, такое и государство, — в разных
формах присутствует как в древности, так и в Средневековье, и в Новое время,
и даже в новейшее. В Средние века иногда обращались к примеру римской мо¬
неты, который сохранился в строке Евангелия: «Отдавайте кесарево кесарю,
а Божье Богу» [И] , и более пространно описан Фомой Аквинским: «История
говорит, что во времена Господа нашего Иисуса Христа в знак подчинения рим¬
лянам во всем круге мира была единая монета, на которой было изображение
императора»1. Часто появляется соотношение и такого типа: «один король —
1
Jesse W. Op. cit. S. 273, nr 390.

Глава л. Украшение государя н государства
35
одно право — одна монета», в котором последняя, по-видимому, является обо¬
значением pars pro toto [15], совокупности государственной экономики. Именно
так чешский хронист Петр из Житавы характеризует монетную реформу 1300 г.,
проведенную Вацлавом II. Таким же образом были сформулированы в 50-х гг.
XIV в. принципы монетной реформы Казимира Великого, направленной на уни¬
фикацию денежной системы в Польше: «Как один есть государь, одно право,
одна также монета должна быть во всем королевстве, которая должна быть вечна
и хорошего качества, чтобы через это охотней принималась»1. Подобных вы¬
ражений можно привести больше, поскольку это была своего рода схема, при¬
менявшаяся в разных обстоятельствах. Как таковая она тем более указывает
на устойчивое в то время мнение о символической и престижной роли монет,
сопровождающей ее экономические функции.
Чаще всего и наиболее выразительным образом престижные функции испол¬
няла все же золотая монета. Сам этот драгоценный металл, который с древнейших
времен был носителем магии власти, символом богатства и святости, а в монетной
рорме снабжался именем или изображением государя, благодаря чему еще пол¬
нее мог выразить его высокий ранг. Пример тому дает повествование, аналогич¬
ное приведенному выше сообщению Плиния, записанное пять веков спустя сирий¬
ским купцом Козьмой Индикопловом. На этот раз событие произошло в Адулисе,
на побережье Эфиопии, куда одновременно заплыли два корабля, персидский и ви-
з китийский. Мореплаватели, представ перед лицом местного царя, начали хвалить
своих государей. Перс твердил, что его господин «самый знаменитый, самый могу¬
чий, самый богатый, он зовется царем царей, и нет для него ничего невозможного».
Вместо этого «грек предложил: „Если хочешь узнать правду, царь, то вот перед то¬
бой два государя, внимательно посмотри на обоих и сравни между собой, и узна¬
ете. который из них более знаменитый и могущественный... Возьми их монеты —
комизму одного и драхму, или милиарисий, другого. Посмотри на изображение
хкждого из них и узнаешь правду..." Номисма была красивая, блестящая, хорошей
с ормы, поскольку на вывоз предназначались специально отобранные экземпляры.
Згто милиарисий был из серебра и — короче говоря — не мог сравниться с золотой
монетой. Царь осмотрел монеты с одной и с другой стороны, сравнил их между со¬
бой и, восхищенный номисмой, заявил, что ромеи [так назывались византийцы]
м огущественны, великолепны и чрезвычайно благоразумны. Приказал он также,
чтобы Сопатеру (так звали этого византийского морехода) были оказаны соответ¬
ствующие почести. Его посадили на слона и под звон котлов возили по городу...
Это мне рассказал Сопатер и те, кто вместе с ним были в Адулисе...»2.
Codex diplomaticus Maioris Poloniae. Poznan, 1878. T. II. S. 586, nr 1261. См. также: KiersnowskiR.
Grosze Kazimierza Wielkiego // Wiadomosci Numizmatyczne. Warszawa, 1973. T. XVII. S. 217 n.
Upadek Cesarstwa Rzymskiego i pocz^tki feudalizmu na zachodzie i w Bizancjum. Warszawa, 1954.
S. 170 n. Цит. по: Книга нарицаема Козьма Индикоплов. М., 1997. С. 295.

36
i.u /' '.пиши
P.LU’C. h ;>вы / ()!'! 1 }(U
История эта, даже если представляет собой пересказ сообщения, отмечен¬
ного Плинием, говорит о ее актуальности в VI в. и одновременно ясно пока¬
зывает престижную роль золотой монеты, поскольку ранг государя определяет
в этом случае именно этот драгоценный металл. Впрочем, здесь речь шла об об¬
ратном сопряжении, так как в этот период во всем христианском мире право
на чеканку золотой монеты считалось принадлежащим исключительно импе¬
раторской власти, и если этот принцип не соблюдался в экономической сфере,
то его уважали именно с точки зрения престижа. По той же причине в запад¬
ноевропейских варварских королевствах остготов, вестготов, свевов и франков
солиды или триенсы, выпускавшиеся там в подражание золотым монетам Во¬
сточной Римской империи, долгое время несли изображения и имена не мест¬
ных властителей, а правивших византийских императоров, несмотря на то, что
в действительности они уже не имели никакой верховной политической власти
над этими территориями. Престижная роль монеты действовала в этих случаях
сильнее, чем какие бы то ни было агенты Византии в Западной Европе; правда,
золотая монета восхваляла императора, но и император санкционировал и в не¬
которой степени освящал эту монету.
Как сообщает Прокопий Кесарийский в описании войны с готами, короли
франков, захватив окрестности Марселя, «стали председателями на конных со¬
стязаниях в Арелате, они стали чеканить золотую монету из металлов, бывших
в Галлии, выбивая на этом статере образ не римского самодержца, как это было
в обычае, но собственно свое, франкских королей, изображение. Правда, сере¬
бряную монету уже давно стал чеканить персидский царь, как он хотел, но на зо¬
лотых статерах ставить свой образ не считал себя в праве ни он, ни какой-либо
другой из всех варварских государей, хотя бы при этом он был владельцем боль¬
шого количества золота, так как такую монету они не могли ввести в обращение
с ведущими с ними торговые дела, хотя бы торговцами были даже сами варва¬
ры»1. Этот традиционный и до некоторой степени харизматичный характер им¬
ператорского штемпеля на золоте вскоре начали «преодолевать», кроме фран¬
ков, и другие западные короли — вестготы, лангобарды, англосаксы, начав с VII в.
чеканить национальные монеты, несущие собственные изображения.
Престижную роль византийских золотых монет, несмотря на использование
a rebours [16], еще более подчеркивают события 806 г., когда после мусульманских
побед в Малой Азии император Никифор I обязался платить дань халифу, им тогда
был Харун ар-Рашид, а также ежегодно присылать ему от своего имени и от имени
сына шесть золотых монет в знак подчинения. Это унизительное условие ярко по¬
казывает личную связь государя с его золотой монетой, рассматриваемой здесь, по¬
нятно, не в категории денежных единиц, а как символ его верховной власти.
1
Jesse W. Op. cit. S. 1, nr 3; Upadek Cesarsrwa Rzymskiego... S. 54 n. Цит. по: Прокопий из Кесарии.
Война с готами. М., 1950. Кн. VII (III). Гл. 33. С. 349.

37
Подобный пример, но теперь соответствующим образом демонстрирующий
использование золотой монеты как элемента престижа государя, дает Великое
княжество Московское. Сразу после вступления в 1462 г. на великокняжеский
нг'естол Иван III начал выпуск монет, представляющих собой точную копию то¬
гдашних венгерских флоринов, но несущих имена и титулы государя и его сына,
написанные кириллицей (3). Эти монеты, наряду с экономическими потребно¬
стями, лежавшими в основе их эмиссии, исполняли также типично престиж¬
ною функцию, поскольку рассылались великим князем к разным европейским
дзорам вместе с уведомлением о принятии им власти. Известно, что три такие
монеты, то есть чисто символическое количество, были высланы к миланскому
дзору Сфорца, которого, впрочем, достигли только две из них, третья где-то по¬
терялась по дороге. Обращает на себя внимание тот факт, что эта высокая поли¬
тическая цель была реализована с помощью монет, хотя и несущих имя отчека¬
нившего их государя, но одновременно представляющих изображения не только
нетипичные для Руси, а напрямую символизирующие иное государство и чужую
династию: фигура св. Ладислава и венгерский щит с Корвином, гербом Хунь-
гдп (2), помещенные на эти штемпели из экономических соображений для упо¬
добления их обращавшимся на русском рынке венгерским флоринам, видимо,
не создавали никакого препятствия в исполнении этими монетами престижной
функции. Отсюда следует, что сущность этой функции, по крайней мере, в рас¬
сматриваемом случае, заключалась не во внешнем виде и содержании штемпеля,
а прежде всего в качестве драгоценного металла. Золото, а не изображенные фи¬
гуры, означало наиболее достойное положение государя, чеканившего монету.
Распространенность такого мнения, еще актуального в XV в. по меньшей
мере в Центральной и Восточной Европе, непосредственно подтверждает фраг¬
мент из трактата Яна Остророга «Памятные записки, к пользе Речи Посполитой
собранные»: «Не только чужие королевства и княжества, но также и города че-
2. Дукат. Венгрия. 1458-1470'
Здесь и далее указано предполагаемое время чеканки монеты.

38
Раздел первый. 1 ори юн гы пряна пня
канят золотые монеты. Поэтому пристойно и в нашем прекраснейшем королев¬
стве чеканить золотые монеты малого и большого веса к чести королевства (pro
Regni honestate)»1. Отсутствие собственной золотой монеты в Польше воспри¬
нималось автором «Памятных записок» не столько как свидетельство экономи¬
ческих трудностей, сколько ущерба достоинству и престижу государства и мо¬
нарха. О том, что он не был одинок в этом мнении, свидетельствует и тот факт,
что четверть века спустя авторы проекта чеканки польских дукатов при Алексан¬
дре Ягеллончике (1501—1506), проекта, отчасти реализованного в 1503 г., наряду
с экономическими аргументами ссылаются и на мотивы престижа, утверждая, что
король не получит от этого производства никакого дохода, кроме «прославле¬
ния своего величия, вырезанного в золоте» (praeter gloriam maiestatis suae in auro
sculptam). С подобными аргументами обратился к Сейму Сигизмунд I, создав¬
ший в 1528 г. постоянную польскую золотую валюту. И в этом случае, несмотря
на, несомненно, решающие экономические предпосылки самой акции, присут¬
ствовало и напоминание о следующем из этого «украшении королевства» и о ра¬
венстве с другими христианскими государствами, чеканящими золотую монету.
Как видно, мотивы престижа, подпитываемые сравнением с иностранцами, все
еще играли некоторую роль, так ли уж важную в этой части Европы?
Во всяком случае, определение монеты как «украшения» королевства
не было исключительным. Подобный оборот уже использовал за два с полови¬
ной столетия до того Фома Аквинский, анализируя в своем трактате «De regi-
mine principum» [17] (II, 13) экономическую и репрезентативную роль монеты.
В нем он утверждал, что «собственная монета является украшением [ornamen-
tum] короля и королевства, и всякого правления, поскольку представлено на ней
изображение короля как императора...»2. На этот раз даже не хорошее качество,
а само обладание собственной монетой признается поводом для похвалы. Че¬
рез несколько предложений св. Фома еще раз формулирует эту мысль: «В мо¬
нетах отражается величие властителей: поэтому также города и герцоги, и пре¬
латы о том ради своей славы особенно перед императором стараются, чтобы
иметь свою собственную монету»3. Эти слова, выражающие мнение, наверно,
не только св. Фомы, отражают прежде всего положение, характерное для второй
половины XIII в. и то главным образом в Италии, находившейся в поле непо¬
средственного наблюдения их автора. Именно там, как, впрочем, и в Германии,
тогда действовал принцип принадлежности верховного монетного права импе¬
ратору, и только он один мог сделать соответствующие пожалования более мел¬
ким владетелям или отдельным городам. Примером особого уважения этого пра¬
вила на территории Италии являются монеты Генуи, которая получила монетную
1	OstrorogJ. Pamiftnik ku pozytkowi Rzeczypospolitej zebrany. Warszawa, 1891. S. 31.
2	Jesse W. Op. cit. S. 272, nr 390.
3	Ibid.

/ Lusa. . У к1ыш£нпе_го£^да]1Я_ и госу^цктм^
39
■гивилегию от Конрада III в 1142 г. и с того времени все
^телневековье помещала на своих монетах надпись CVN-
-_\DYS IMP [18] (3), то ли как выражение благодарности,
ли как знак законности своих эмиссий. Другие итальян¬
ские города, хотя тоже были одарены в соответствующее
5 темя подобными привилегиями, не сохранили столь дол-
памяти о своих благодетелях. Тем не менее, принцип
..-егерского верховного права на монету существовал и в других, негерманских,
станах. Вопрос этот связан со следующим аспектом демонстративной роли мо-
каковым является проблема их функции как индикатора государственного
г еегэенитета.
Высказанное некогда мнение, что сам факт чеканки собственной монеты
в Средние века свидетельством и даже демонстрацией суверенности соот-
= ттвующих государств и их владетелей, может быть признано справедливым
_тъ с серьезными оговорками. На это мнение влияет современная точка зре-
касающаяся как правовых условий чеканки монет, так и самого понятия
с дарственного суверенитета. Однако даже и здесь можно указать много при-
ir o3. противоречащих такой связке, если вспомнить хотя бы монеты Фран-
экого государства (Виши), а также разные оккупационные монеты времен
С;7вой и Второй.мировых войн вплоть до монет лодзинского гетто или ана-
гнчных им марок, использовавшихся в офицерских концлагерях. Кроме того,
гччтие правовой суверенности в Средневековье отличалось от сегодняшнего
гыло. по крайней мере, не однозначным. Отчасти его формировало отноше-
к империи, иногда также к папству, впрочем, изменявшееся с течением вре-
а также место данного эмитента монет на ступенях феодальной иерархии.
~~ .7 ко в позднем Средневековье, вместе с утверждением во всей Европе дей-
. 5 нгсльно суверенных государственных организмов, сформировалось и распро-
~т!:-:илось понятие суверенитета, рассматривавшегося как правовая категория
. j-новрехменно как предмет национальной гордости. Тогда же и монета стала
отелем эмблематики, выражающей это понятие уже не только в династиче-
нли географическом аспекте, но также в государственном. Однако и тогда
было только следствием и свидетельством суверенитета, а не ее целенаправ-
эй манифестацией.
^ ■ бститутом идеи суверенности, может более выраженном на средневеко-
- zT±x. чем концепция независимости, был мотив легализации действий
сэбенно ее санкционирования Богом. Это проявляется уже в самой
>г._ле «Dei gratia» [19], с IX в. сопровождающей императорский и коро¬
ткий титулы, а позже герцогский и некоторые другие. Ее пластическим со-
— гтствием является часто встречающийся на византийских монетах мотив
3. Денарий. Генуя. После 1139 г.

Pa if)t-A первый. I ори кт гы поли -птя
коронации императора Христом (4; 4) или Богоматерью. Эти элементы, имею¬
щие бесчисленные свидетельства и в других, как письменных, так и иконогра¬
фических сообщениях, с одной стороны, выражают харизматический характер
власти, в этом смысле продолжая античные традиции, воспринятые в христиан¬
ской форме, с другой — воспроизводят собственное понимание суверенности
4. Номисма. Византия. Роман IV Диоген (1068-1071)
государя, поставленного Богом и только перед ним ответственного. Эта мета¬
фора понятия полной власти дожила до новейшего времени в определении ка¬
питана на судне как «первого после Бога». В каждом из этих случаев использу¬
ется понятие Бога не столько как элемент религиозный, сколько как выражение,
исключающее возможность какого-либо человеческого верховенства.
Эта простая схема «богоданной власти», а потому суверенной и законной,
начинает усложняться, когда место Бога занимают его представители. Особенно
на византийских монетах, а также на тех, что чеканились под их влиянием в дру¬
гих странах, появляются и множатся изображения, представляющие властителя,
коронуемого или получающего иной символ власти уже не напрямую от Хри¬
ста, но от ангелов, из рук Богоматери и, наконец, от отдельных святых — покро¬
вителей страны, города или династии. Эти случаи будут оговорены ниже, здесь
я отмечаю их только для обозначения уз, связывающих понятие власти мило¬
стью Божьей с понятием власти, отправляемой волей и милостью его земных
заместителей.
Этими заместителями были, прежде всего, император и папа, которые, как
известно, долгие годы спорили между собой о том, кому принадлежит первен¬
ство в распоряжении коронами, и компетенция которых в этом вопросе была
признана значительной частью европейских государей и общественным мнением.
Только в позднем Средневековье, вместе с усилением реальной независимости ев¬
ропейских государств, распространились хвастливые формулы, перефразирую¬
щие слова Евангелия и направленные главным образом против имперских при-

41
	i -i ми ... ) крушение ,0i y/hip.4 и .(iyy,.t-:iivnM
-	-_:-1ний: «Non habemus caesarem nisi regem, rex imperator
regno suo» [20] , — и им подобные. Прежде согласие
оператора или папы на коронацию не только не ума-
лостоинства, но, напротив, было фактором, лега-
„г.'юшим этот акт и поднимающим престиж соответ-
г-жт-ошего короля и в своем социуме, и в мире. Так что,
гда на чешском денарии Владислава II, отчеканенном
v.c его королевской коронации 1158 г., была представ-
ш-:а сиена, где сидящий на троне император вручает корону чешскому князю,
.ллему перед ним в позе, полной почтения (5, 5), никому из современников,
	имо, и не приходило в голову, что это изображение может задеть чувство соб-
~ енного достоинства государя и суверенность его государства. Напротив, сам
:	изготовления такого штемпеля свидетельствует о желании подчеркнуть ле-
- -гность получения короны. Очевидно, эта мотивация была свойственна только
.“Т1Н-М, входящим в состав империи, хотя и за ее пределами она первоначально
противоречила чувству суверенности, если вспомнить историю Гнезненского
-шла в 1000 г. и его оценку позднейшими польскими хронистами [21].
Аналогичный, хотя и более поздний пример, подчеркивающий с помощью
неты роль папы как распорядителя корон, дает штемпель неаполитанских
нет Фердинанда I (1458—1494). Он представляет сидящего на троне короля,
' того коронует папский легат кардинал Латино Орсини, что имело место
г аглетто 11 февраля 1459 г. Содержание этого штемпеля усиливает круговая
_тнсь, взятая из Библии: CORONATVS QVIA LEGITIME CERTAVIT [22].
?тот раз король таким способом демонстрировал законность своего титула
его признание папой, хотя в тогдашних условиях это был, скорее, единич-
жест, связанный с актуальной политикой Фердинанда, чем выражение об-
_ей уверенности в необходимости папской санкции для законности королев-
посвящения.
Олнако не только император и папа являлись источниками власти. В разви-
эеодальной системе, которая создала вассально-иерархическую лестницу, го-
_атъ высшего ранга был непосредственным источником власти для государя,
“. жлего на более низкой ступени, и этот порядок нашел довольно многочислен-
-	_:е отражения на штемпелях монет, главным образом в XII—XIII вв. Уже сами
тигнии, которые держат изображенные на штемпелях владетели, указывают
•:х положение, зависимое от сюзерена, например, знамя, являющееся симво¬
ложалованного им лена. Более того, многие денарии, особенно из баварского,
ттгнйского и чешского регионов, непосредственно представляют сцену инфео-
-шпи. то есть вручения этого знамени вассалу. Не всегда удается точно привязать
13Г.ТО сиену к конкретному акту инвеституры и конкретным лицам, по-видимому,
штемпели такого рода скорее характеризуют основной статус соответствующего
-тлетеля как законно назначенного вассала, обладающего соответствующими
5. Денарий. Чехия. 1158
5.

42
АЫ, ; первый, lorn юты потения
правами и одновременно пользующегося признанием и защитой своего сюзерена.
Этот статус мог быть предметом гордости и источником престижа не меньше,
чем статус полной суверенности. Иногда даже сам титул государя, помещен¬
ный в легенде монеты, подчеркивал эту зависимость, либо утверждая прямо, как
в надписи DOVLOS TOV BASILEOS [23] на монетах Леона Габала, правившего
на острове Родос в 1234—1240 гг. (б), или в надписи SERVVS IMPERATORIS
[24] на генуэзских монетах, чеканенных на острове Хиос в начале XIV в. (7), либо
закодировав ее в соответствующем слове, таком как MILES на нескольких фран¬
цузских монетах XI в., а также фризских XIV в., означавшем в феодальной тер¬
минологии и «рыцаря», и «вассала». Аналогичный титул в арабской версии
можно встретить на некоторых мусульманских монетах уже в начале IX в.; в се¬
редине же XIII в. грузинский царь Давид IV, покорившийся монгольскому завое¬
ванию, ставит на своих монетах бесспорно местные надписи, такие как «Силою
Аллаха, милостью Гуюк-каана слуга (раб) и царь Давид» или же «Давид царь,
слуга (раб) каана, владыки мира» [25] (8). Но это уже была сфера другой куль¬
туры, в которой статус не только слуги, но даже раба не считался унизительным,
особенно, когда обозначал отношение к «властителям мира», правившим в во¬
сточных империях. В латинской Европе подобные определения могли связывать
какого-нибудь государя только с божеством.
Монеты государств, находившихся за пределами верховной власти импера¬
тора и не состоявших в каких-либо иных отношениях зависимости, фактически
являлись заповедником полномочий для правящего этим государством владе¬
теля, рассматривавшим их прежде всего как одну из экономических монополий.
Он мог без ущерба для суверенности своего государства делать исключения
в виде монетных привилегий, аналогичных пожалованиям, касающимся других
регалий. Эти привилегии примерно отражают структуру данного государства
с более или менее централизованной властью и с разной степенью развития тер¬
риториальных владений. Особенно во Франции и в Германии, начиная с X в.,
собственную монету чеканили бесчисленные аббатства, епископства, графства,
а позже города, действовавшие на основе привилегий разного объема, получен¬
ных от короля или императора, а иногда в результате узурпации, которая спустя
годы становилась традицией. Возвращение этих прав, проведенное в Германии
Фридрихом I Барбароссой и особенно во Франции Людовиком IX, имело харак¬
тер главным образом фискальных операций. Сам факт превышения полученных
и купленных за определенную сумму монетных прав, хотя и рассматриваемый
как одно из наиболее тяжких злодеяний, долго оставался в категории таких об¬
щих преступлений, как поджог, изнасилование или убийство, и только в позд¬
нем Средневековье, как уже говорилось, его стали рассматривать также в кате¬
гории оскорбления величия государя, а, следовательно, как нарушение не только
фискальных интересов, но и суверенных прав государства, приобретавших в это
время все большее значение. Появилось понятие «пренебрежение» монетой,

43
I лава 3. 3 крашена с сосуда р.ч и гпсуИарСгНва
заключавшееся прежде всего в отказе принимать ее, либо в требовании отно¬
сительной доплаты, компенсирующей разницу между ее реальной и номиналь¬
ной стоимостью. Но и эти проступки чисто фискального характера были под¬
ведены под обвинение если не в оскорблении, то по крайней мере в нарушении
достоинства государя. Однако порой государь сам совершал это преступление,
более ценя доход в казну, чем задетую честь. Ярким примером этому является
деятельность Казимира Великого, который, с одной стороны, за «пренебре¬
жение» своей монетой грозил самыми суровыми карами вплоть до разруше¬
ния дома, изгнания жены и детей, а по отношению к чужеземным купцам даже
утратой жизни, с другой — сам требовал положенных ему платежей в пражских
грошах или в собственных квартниках, считавшихся ниже номинальной цены.
В результате советники краковского магистрата подавали королю петиции о том,
чтобы он не «пренебрегал» собственной монетой, тем самым обращая аргу¬
ментацию о престиже против самого государя и, возможно, надеясь, что это его
лучше убедит.
Другим выражением пренебрежения идеей государственного суверенитета
могут быть гербы иностранных владетелей, помещенные на штемпелях монет
как свидетельство династических связей. Этот обычай, под конец Средневеко¬
вья и в Новое время заключенный в жесткие геральдические рамки, определяю¬
щие место и способ расположения гербов супруги государя, иногда его матери
и более отдаленных родственников, ничем не нару¬
шая положения самого государя, в XIII и еще в на¬
чале XIV в. применялся произвольно, внешне порой
вопреки понятию государственного верховенства.
Например, на силезских квартниках начала XIV в.
можно встретить штемпели, представляющие на од¬
ной стороне монеты герб князя, на другой — герб
его жены, также штемпели, несущие один династиче¬
ский герб жены и, наконец, герб чужеземного владе¬
теля, за которого была выдана княжеская дочь. Такой
совершенно исключительный казус отмечен на довольно многочисленных кварт¬
никах Генриха III Глоговского, несущих на одной стороне изображение головы
князя, на другой — баварский гербовый щит Виттельсбахов, окруженный надпи¬
сью, рассеивающей все возможные сомнения: CLIPEVS BAVARIE [26] (9; 6). Ви¬
димо, положение герцогов Баварских уже за несколько десятков лет до получения
Людвигом фон Виттельсбахом императорской короны было настолько мощным,
что союз с этой династией рассматривался как аргумент, усиливающий полити¬
ческий престиж силезского князя, который гордился зятем и выставлял на своих
монетах его герб вместо собственной династической эмблематики. С другой сто¬
роны, в Северной Италии в XIII—XIV вв. существовал обычай чеканки монет
с собственным гербом на территориях, хоть ненадолго захваченных у неприя-
6. Квартник. Силез.
Глогов. Генрих III ("

44
/, /. i>i
	Pd U , Ук j'i'hlll, I I }.Г>!, / Ы л) ’/
теля, что являлось выражением не столько победы, сколько тяжким оскорбле¬
нием для противника.
Повышению престижа правителя, династии или государства более и менее
опосредованно служили и так называемые памятные монеты, на которых поме¬
щались лица или события, по мнению авторов этих штемпелей заслуживавшие
увековечивания. Этот вид монет был хорошо известен в античную эпоху, осо¬
бенно в римском монетном деле, где многие штемпели связаны с актуальными со¬
бытиями: завоеванием очередных стран, императорскими триумфами, свадьбами
государей, играми, постройкой храмов и пр. Также в монетной чеканке Нового
времени вплоть до сегодняшнего дня существует очень много монет с аналогич¬
ным содержанием штемпелей, посвященных отдельным событиям. С XVII в. су¬
ществовали эмиссии, сделанные специально для освещения определенных фак¬
тов, прежде всего связанных с особой государя, — свадьба, кончина, рождение
наследника, торжественный въезд и т. д. Однако они вообще не предназначались
для обычного обращения, а служили специальным целям, будь то раздача или раз¬
брасывание монет государем, или, напротив, принесение ему в дар; например, зо¬
лотые донативы прусских городов, подносившиеся польским королям во время
их визитов как своего рода свидетельство подданства. Впрочем, это не были соб¬
ственно монеты, несмотря на то, что, как правило, по стоимости соответствовали
определенному количеству дукатов, но по своему внешнему виду являлись ско¬
рее медалями, соединявшими коммеморативные функции с реальной стоимо¬
стью драгоценного металла.
Медали, представляющие собой ex definitione средство сохранения памяти
о людях и событиях или же средство напоминания, если темой медали являются
мотивы, почерпнутые из истории, появились только в конце Средневековья.
Прежде идея памятной медали в принципе не была известна, и даже римские
медальоны императорской эпохи имели, прежде всего, демонстративный и на¬
градной характер. В Средневековье не были заимствованы даже этого рода ме¬
дали, хотя само название, восходящее к слову «металл» (metallum), иногда при¬
менялось для обозначения монет, чаще всего наиболее крупных.
Несколько ближе к идее памятной медали в это время были плакетки или
пластинки, продававшиеся и дарившиеся в местах паломничества и обычно не¬
сущие изображение соответствующего святого. Однако они играли роль прежде
всего предметов религиозного культа и, если и становились объектом сохранения
памяти, то подобно сегодняшним сувенирам, действующим только при их приоб¬
ретении в определенном месте, как напоминание о путешествии, а не на основе
представленного на них содержания. Еще меньше для коммеморативных целей
подходили монеты, находившиеся в постоянном обращении, обмене и подвер¬
женные естественному разрушению.
Но возражения относительно функционирования в Средневековье «па¬
мятных» монет, понимаемых как эмиссии, служащие сохранению памяти о дан-

45
:-:шх событиях или людях, не противоречат существованию многих монет, выпу-
шшзшихся с целью осветить эти события и распространить известия о них. Как
з лругие времена, это были штемпели, представлявшие прежде всего некото-
гые факты из жизни государя, такие как коронация, вступление в брак, особенно
з ылеляющиеся на византийских монетах, но появившиеся и в Западной Европе.
_шже встречаются штемпели, связанные с победой в сражении, приобретении
.гна. постройкой церкви или хотя бы пожертвованием ей какого-нибудь вели-
. лепного реликвария или подсвечника. Такие темы по случаю, поднимающие
тестиж государя, очевидно, были адресованы современникам, а не потомкам.
Наконец, особым видом монет по случаю являются те, содержание штемпе-
которых связано с событиями прошлого, сознательно помещенными на мо-
-:ете для напоминания о них. Такие монеты, довольно часто встречающиеся
Новое и особенно в новейшее время, обычно чеканенные по случаю разных
ховщин, известны были уже в древности, прежде всего в монетном деле Рим-
.шн республики и империи, связанные со многими различными событиями
истории города, то мифическими, начиная от мотивов волчицы, вскормив¬
шей Ромула и Рема, то реальными, почерпнутыми из менее отдаленного про¬
шлого. В Средневековье подобные штемпели, свидетельствующие о функциони¬
ровании в данной стране соответствующей традиции и исторического сознания,
были более редкими, порой их заменяли псевдоисторические изображения, от¬
носившиеся к деяниям отдельных святых и особенно к их мученичеству, кото¬
рые исполняли функцию, аналогичную мифическим сценам на античных монетах.
Впрочем, нимб святого являлся наилучшим пропуском в историю и для многих
государей, которые именно в роли покровителей, а не благодаря месту, занимае¬
мому на страницах летописей или хроник, помещались на штемпели значительно
более поздних монет. Таким путем, например, «пришел» император Генрих II
(1002—1024) на бамбергские и австрийские монеты XV в., король Ласло I на вен¬
герские монеты XIV в. и даже Карл Великий на штемпели различных немецких,
австрийских и швейцарских монет XIII в., хотя наряду с функцией святого, при¬
сущей ему в это время, он исполнял роль и образцового государя, которую ему
активно навязывали последующие короли и императоры.
Однако в Средневековье встречаются и мотивы штемпелей, «историче¬
ских» в более узком значении этого слова. Архиепископ Магдебургский Харт-
виг (1079—1102) время от времени чеканил денарии с именем императора
Оттона (10)у видимо, как выражение почтения к государю, основавшему ме¬
трополию сто пятьдесят лет тому назад. Точно также на монетах, чеканенных
в Шпайере во второй половине XII в., представлена фигура императора Ген¬
риха IV (1056—1105) с местным собором в руках, строителем которого он яв¬
лялся (7). Выше уже шла речь о генуэзских монетах, где в течение всего Средневе¬
ковья помещалось имя короля Конрада III (1138—1152) как выражение вечной
признательности за пожалование городу монетного права (3). Однако это были

46
Раздел первый. Горизонты познания
7 Пфенниг. СРИ. Епископство Шпайер. После 1159 г.
исторические исключения чисто персонального характера, представляющие со¬
бой скорее аналог памятных записей о благодетелях города или страны, чем ил¬
люстрацию к текстам хроник или выражение живой традиции, касающейся дав¬
них событий. Правда, такую традицию пытались найти на штемпелях нескольких
чешских денариев XII в. Один из них, представляющий так называемую сцену
одоления Болеславом I некоего рыцаря, описанную в Хронике Козьмы1, находит,
однако, иное толкование, о чем речь пойдет ниже. На другом же денарии поме¬
щен всадник, держащий перед собой женскую фигуру, в чем усматривалась сцена
похищения Бржетиславом I в 1021 г. Юдиты Швайнфуртской, красочно описан¬
ная тем же Козьмой2, но и на этот раз ассоциацию скорее можно связать с пред¬
ставлением об этих событиях, составленных в эпоху романтизма, чем с истори¬
ческой традицией XII в.
Не слишком достоверным является и предположение о «юбилейном» ха¬
рактере денария, отчеканенного аббатством в Херсфельде около 1075 г., якобы
по случаю 300-летия его существования (77). На это должны указывать пред¬
ставленные на штемпеле фигуры основателей — Карла Великого и св. Луллия,
которые, однако, могли попасть на него в любое время, не дожидаясь круглой
даты, — понятия в период Средневековья, по-видимому, неприменяемого. Также
нет в этот период и других монет, которым можно было бы приписать подоб¬
ный характер, если не принимать в расчет современного им аналога из мусуль¬
манского мира, каковым можно считать анонимный динар, отчеканенный в Хау-
саме на 400-летие смерти Али. Однако он был отчеканен не в золоте, а в серебре
и являлся не столько ходячей монетой, сколько средством шиитской пропаганды,
усиливавшейся в это время в прикаспийском регионе. Гораздо важнее то, что
точно датированные мусульманские монеты давали значительно лучшие возмож-
Kosmasa Kronika Czechow. Op. cit. Ks. I, rozdz. 19. S. 136. Цит. по: Козьма Пражский. Указ. соч.
Кн. I. Гл. 19. С. 62.
Ibit. rozdz. 40. S. 188. Цит. по: Там же. Гл. 40. С. 91—93.
2

/ iiUSti -/. В сфере млгии н оиы /./.у
4
ности использования их в роли индикатора годовщин и юбилеев, чем лишенные
дат эмиссии христианской Европы, принадлежащие к культуре в значительной
степени ахронической. Во всяком случае, мотив исторического сознания, если
и проникал на штемпели средневековых монет, то не на хронологической основе
и не в связи с современной им историографией, а главным образом, вероятно,
в рамках благочестивой памяти о святых или заслуженных государях-предше-
ственниках, являвшихся предметом гордости и одним из источников престижа
их преемников.
Глава 4. В сфере магии и обычая
Использование монеты, впрочем, не только в Средневековье, нередко выхо¬
дило далеко за пределы ее непосредственного предназначения, определенного
сферой экономики. Связанные с функционированием государственной орга¬
низации, являющиеся объектом, но одновременно и детерминантом правовых
норм, рассматриваемые в качестве выражения политического и морального пре¬
стижа государства и его владетеля монеты с древнейших времен использовались
в общественной и частной жизни, которая находилась на границе религиозных
верований, магии и обычаев. Эти функции отчасти вытекали из содержания
изображений и надписей на штемпелях, но в то же время были совершенно не¬
зависимы от них. Само понятие монеты становилось носителем этого круга со¬
бытий, трудно поддающегося рациональной интерпретации, иногда недооцени¬
ваемого или переоцениваемого, однако, в любом случае представляющего один
из существенных индикаторов места монеты в истории культуры и обществен¬
ного сознания.
Примеры можно черпать из разных эпох и разных культурных сфер. Так, ки¬
тайские монеты в форме кружков с квадратным отверстием в середине, которые
появились в 221 г. до н. э., заменив более ранние платежные средства в форме
миниатюрных орудий труда, получили название «я-шенг» («я» — успокаи¬
вать, отгонять; «шенг» — побеждать, получать). Уже сама их форма, сохранив¬
шаяся до сего дня у многих монет восточно-азиатских стран, выражала немало¬
важное содержание, поскольку обозначала круглое небо и находившуюся в его
середине квадратную землю в соответствии с концепцией одной из философ¬
ских школ, к которой принадлежал Ши-Хуанди (246—210), создатель Первой
империи. Этот тип монет вскоре стал использоваться китайским обществом как
своего рода амулет, служивший преимущественно для передачи пожеланий с по¬
мощью помещенных на нем надписей, и для отпугивания демонов, и для изо¬
бражения народных легенд и культов. В этой роли монеты «я-шенг» функцио¬
нировали почти полторы тысячи лет, вплоть до X—XIII в. н. э., когда, может

быть, в связи с развитием и распространением книги и театра — такого рода вы¬
ражение магических действий постепенно исчезло. Вот некоторые пожелания
и формулы, встречавшиеся на этих монетах: «Жить долго, сохранить жизнь»,
«Пусть счастье и долголетие будут полными», «Счастье велико, как Восточ¬
ное море», «Счастье, богатство, долголетие, радость, великолепие» и многие
тому подобные.
Этот, кажущийся столь отдаленным пример, тем не менее, может быть поучи¬
тельной аналогией некоторых монет, происходящих из более близких культур. По¬
добные призывы и заклятья появляются на раннесредневековых мусульманских
монетах — «На счастье и удачу», «Натриумф и победу», помещаются и в обыч¬
ной титулатуре многих восточных правителей, хотя бы таких, как надпись на мо¬
нетах царицы Грузии Тамары (1184—1212) « Да возвеличит Бог славу ее, да удли¬
нит ее тень и утвердит благоденствие!» [27]. В свою очередь подобные обороты
содержат некоторые легенды на древнееврейском языке, помещенные на поль¬
ские монеты в правление Мешко III: «Благословение и благополучие», «На
счастье» и т. п., вводя в сферу латинской культуры традиции восточной магии.
Также на Западе, наряду с надписями религиозного содержания, представ¬
ляющими своего рода заклятия, иногда появляются тексты, особенно вырази¬
тельные с этой точки зрения. К ним относится, например, стих из Евангелия
от Луки (4, 30), помещенный на наиболее репрезентативные золотые англий¬
ские монеты — нобли и соверены: IHC AVTEM TRANSIENS PER MEDIVM
ILLORVM IB АТ [28]. Текст этот, касающийся ухода Христа из Назарета, где его
не узнали, не имеет никакой связи с изображениями на соответствующих моне¬
тах, ни даже логического объяснения в качестве монетной легенды. Однако с дру¬
гой стороны, он, как известно, был заклятием против злодеев и, видимо, именно
эту функцию исполнял на этих монетах, по крайней мере, первоначально, в не¬
которой степени оберегая от кражи или от ухудшения их пробы.
Следует полагать, что подобных заклятий или магических выражений либо
рисунков было много на монетах средневековой Европы, хотя выделение их се¬
годня не всегда легко, а порой даже невозможно. С другой стороны, попытки
доискаться магических черт в различных элементах штемпелей, усматриваемых
в магии чисел, особенно 3,7,12, магии отдельных букв, слов либо знаков, порой
ведут к недоразумениям. Наконец, часто возникает совпадение элементов ма¬
гии и христианского благочестия, как бы санкционирующего магическую прак¬
тику. Примером тому может служить существовавший до недавних пор обычай
зашивания в фату невесты «на счастье» золотого дуката, который, по крайней
мере в центрально-европейском регионе, должен был нести на себе изображе¬
ние Мадонны как гаранта действенности этой процедуры. Не известно, практи¬
ковался ли подобный обычай в Средневековье, однако можно задаться вопро¬
сом, не выполняли ли тогдашние монеты с одним или несколькими пробитыми
отверстиями, а, следовательно, когда-то носившиеся как подвески или приши-

49
AtUU< /. BupC1'". ‘.in, lilt И ()6hlhdH
з азпшеся на одежду, встречающиеся в том числе в погребениях, только функцию
кташения одежды, как это обычно считается, или же имели, по крайней мере
эгда, характер амулетов, аналогичных упомянутым свадебным дукатам. На ма-
"гчсскую роль таких монет-подвесок указывает их массовое появление в несколь-
JLX хладах XI—XII вв. на территории Лапландии, которые имеют все черты ком-
г_.схсов, образовавшихся в местах жертвоприношений, несомненно, связанных
_зсъ с языческими культами.
11 в средневековых христианских кругах функция монеты как предмета, слу-
-дп/его для принесения жертвы, находит разнообразные свидетельства. В данном
/ чае речь идет не о ее опосредованном участии в заботе о спасении души, како-
язлялись осуществлявшиеся с ее помощью основание благочестивых учреж-
_знни. плата за мессы или отпущение грехов, но о ее непосредственной роли,
/з -д анной с актом такого пожертвования, доныне живущей в виде подаяний, воз-
дпаемых во время мессы на поднос, представляющих собой не только акт денеж-
поддержки церкви, но и ритуальной жертвы. В Средневековье подобные
"нкаши монет были, по-видимому, относительно более значимыми, и некото-
монеты даже специально предназначались для этой цели. Франкский дена-
Пипина Короткого (751—768) с надписью ELIMOSINA [29] является при¬
за эм такой монеты, заранее предназначенной для королевского подаяния (72).
Н. зобная надпись на одной из английских монет Альфреда Великого (871—899)
* гее связана с выплатой «денария св. Петра», но и это тоже была жертва, при-
-: сенная Богу, правда, не в руки убогих, а при не менее действенном посредниче-
-	е папы. Впрочем, и без таких надписей значительная часть монет становилась
г зехтом разнообразных пожертвований, не только таких, которые, как мило-
г~з:ня. являлись особой формой циркуляции денег в обществе, но и таких, когда
нега, брошенная в источник или положенная в могилу, навсегда исчезала из де-
-	з иного обращения. Более того, бывали случаи, когда монеты, на деле не имев-
_пе связи ни с какими пожертвованиями, почитались за таковые из-за помещен-
-	-пс на них рисунков или надписей. Примером этому могут служить силезские
_ знагни XI—XII вв. с изображением головы св. Иоанна Крестителя, в которых
г псественное мнение, отмеченное в XIII в., усматривало монету, якобы предна-
-аченную специально на выплату «денария св. Петра».
Пожертвования, приносимые в форме монет, приобретали разные формы,
-згелко связанные с особым символическим и магическим значением, осо-
з н но тогда, когда их приносил государь в рамках своих сакральных функций.
Например, позднесредневековый коронационный церемониал королей Фран-
_пи зключал возложение новым государем на алтарь пожертвования, состояв-
	з/о из буханки хлеба, серебряного бочонка, наполненного вином, и 13 штук
/этых монет, символизировавших короля и 12 пэров, таким образом связан-
между собой и равных перед лицом Господа. Тот же мотив повторяется
. г акте чеканки Людовиком Святым (1226—1270) варианта турских грошей,

50
PdJOL'.i nvpv,hill. Горшоя Ihl по лилия
в ободке которых вместо находившихся там обычно 12 кружков с лилиями по¬
мещено 13, что современники интерпретировали как выражение этой общно¬
сти и «любви к 12 пэрам Франции». Более того, этот король якобы приказал
отчеканить 13 штук этих монет в золоте и раздал их по одной всем пэрам, сохра¬
нив за собой последнюю, опять же усиливая таким путем чувство упомянутого
союза, если не в действительности, то, по крайней мере, во мнении позднейших
его биографов.
Монета в королевских руках находила и другое магическое применение.
Уже в меровингскую эпоху она служила средством, символизирующим акт осво¬
бождения раба, своего рода его выкуп, совершаемый «ante regem» [30], перед
лицом и при участии государя. Невольник, держа в руке монету, становился пе¬
ред королем, господин ударял его по руке, и монета из нее выпадала, становясь
знаком отказа от права собственности. Такой освобожденный раб впоследствии
получал наименование «денариевого» (denarialis) в отличие от других, приоб¬
ретавших свободу на основании акта, составленного в церкви (tabularius). Осво¬
бождение с помощью монеты применялось и в IX—X вв., особенно в Германии,
где ритуал был несколько иным: здесь сам государь брал монету в руку, а потом
бросал ее через левое плечо, что собственно и являлось актом освобождения.
Отсюда в манускриптах, содержащих запись обычного права, встречаются ми¬
ниатюры, представляющие государя, держащего монету в поднятой руке, и сам
этот обычай неоднократно отмечался в источниках того времени.
С королевским помазанием и его магическим воздействием связаны также
монеты, называемые «осязательными», то есть исполнявшими роль амулетов
с лечебными свойствами. Убеждение, что прикосновение государя вылечивает,
восходит к древности; впервые это продемонстрировал Веспасиан, исцеливший
в Александрии слепого и хромого. В Средние века королевское прикосновение
было эффективным едва ли не исключительно против золотухи, в лечении ко¬
торой особенно преуспели короли Франции и Англии. Последние исполняли
эту харизматическую обязанность начиная с Эдуарда Исповедника (1042—1066)
и до Анны (1702—1714), используя при этом, по крайней мере, с конца Средне¬
вековья, монеты, которые они раздавали страждущим. Для этого применялись
главным образом золотые энджелы, несущие изображение архангела Михаила,
поражающего дьявола (13; 8). Данный сюжет считался особенно эффективным.
В XVII в. с такой же целью специально чеканились золотые медальоны, со св. Ми¬
хаилом, которые, как прежде монеты, носились больными на шее в качестве аму¬
летов, именовавшихся «touch-pieces» [31], то есть предметов передающих ма¬
гическое прикосновение государя.
В XIV в. исключительной славой пользовался английский пенни Эду¬
арда! (1272—1307), в который был вставлен маленький камешек, происходя¬
щий со Святой земли и полученный в качестве выкупа за некоего эмира, взятого
в плен шотландским рыцарем Саймоном Локардом из Ли. Поэтому монета эта

Iлава 4. В сфере магии и обычая
51
8. Энджел. Англия. 1485
носила обиходное название «Ли-пенни» и благодаря чудесному камешку имела
силу излечивать, особенно чуму и бешенство. Порой подобные качества припи¬
сывались и совершенно обычным монетам, лишь бы имелся соответствующий
знак. Так, крест на геллерах, чеканенных в Швабском Халле в XIII—XIV вв., дол¬
жен был защищать от всех болезней и травм, а также успокаивать детский плач,
поэтому многие люди постоянно носили их при себе, а детям вешали на шею.
~ злобные монеты с изображением агнца, в основном чеканенные папами в XV в.,
•беоегали от разных болезней и чар, а также защищали посевы от града; если же
ы поскрести и смешать опилки с водой, то полученный напиток был весьма эф-
г активен при болезнях глаз и зубной боли. Не хуже были и гроши епископов
гг эплавских начала XVI в. с изображением св. Иоанна Крестителя, помогав¬
шие при кори, коросте, глазных болезнях и носовых кровотечениях. В Новое
зоемя тоже не раз пользовались подобными лекарствами, например, в Испании
енебные свойства приписывались медным монетам короля Жозефа Бонапарта
*8—1813), поскольку они были отчеканены из переплавленных колоколов.
—	г ?тот раз не особа государя, не изображение на штемпеле, а сакральный харак-
тг материала обеспечивал монете магическую силу врачевания.
Наиболее распространенным и зрелищным обычаем средневековых госуда-
езязанным с использованием монеты как выражением их общественного
“ '” са. впрочем, не лишенным черт, глубоко коренящихся в магии власти, было
тгасывание монет в толпе, происходившее по случаю разных празднеств
особенно, по случаю коронации. Этот обычай известен со времен поздней ан-
-	эсти и до XIX в. А восходит он к еще более давним римским обычаям, от-
: 7;иным с I в. до н. э. и заключавшимся в разбрасывании мелких металличе-
n знаков, похожих на современные боны и обычно называвшихся словами
-шззпа» [32] или «tesserae» [33]. С помощью этого императоры приобретали
:-:бь народа главным образом во время игр и праздников. Использование

52
/ первый / от ;oh i и по '-н пт я
l\t
в той же роли ходячей монеты отмечено с IV в., при этом император лично раз¬
брасывал их, когда ехал на колеснице. Это был один из способов демонстратив¬
ной реализации столь высоко ценимой добродетели — щедрости государя, кото¬
рой позднеримские императоры гордились, помещая на штемпели своих монет
надпись LIBERALITAS [34]. К подобной демонстрации прибегали, наверное,
и другие, более мелкие правители или чиновники, особенно в Восточной Рим¬
ской империи, в результате чего в Кодекс Юстиниана был включен раздел, огра¬
ничивающий право на такую деятельность: «Только сам император может раз¬
брасывать также и золото, поскольку только высоты его блаженства позволяют
золотом пренебрегать». Это высказывание, по-видимому, обнажает и другую
причину, лежащую в основе данного жеста — наряду со «щедростью» «презре¬
ние к золоту», которое можно, наверное, прочитать и как выражение гордыни,
вытекающей из богатства и власти.
Постановления Кодекса действительно были реализованы в Византии. Так,
известно, что императрица Ирина (797—802) во время одной из процессий
разбрасывала среди толпы монеты. Подобные сообщения, касающиеся и более
поздних государей, отмечены по случаю важнейших церемоний, особенно коро¬
нации. В XI в. был введен обычай бросать маленькие кошельки, в которых нахо¬
дились по три золотые, три серебряные и три бронзовые монеты. Вероятно, на¬
ряду с другими факторами здесь действовала и своеобразная магия числа, также
проявлявшаяся в других тройных составляющих церемониалов и обычаев.
В Западной Европе по римскому образцу уже Хлодвиг (481—511) разбра¬
сывал монеты по случаю своего возведения в ранг консула императором Ана-
стасием. В следующий раз этот обычай отмечен только во время императорской
коронации Генриха V в 1111 г. и вскоре после этого во время папской корона¬
ции Целестина II в 1143 г. В обоих случаях это происходило во время процес¬
сии между Ватиканом и Латераном. Император бросал монеты собственноручно,
зато от имени папы это делал маршал его двора. Позднее подобные сведения
встречаются все чаще, обычай входит в постоянный коронационный церемо¬
ниал и других государей, впрочем, в разных вариантах его применения, иногда
соединенных с произнесением соответствующих формул. В XIV в. разбрасыва¬
ние монет сопровождает коронационный обряд чешских и венгерских королей,
а может быть, и польских. Преимущественно с XVI в. он известен также в Шве¬
ции, Англии, Франции, с XVII в. — в Испании и в других, более мелких госу¬
дарствах и владениях, как светских, так и духовных. По-видимому, в последний
раз монеты разбрасывались в Будапеште в 1867 г. во время коронации Франца-
Иосифа I королем Венгрии.
В Великом княжестве Московском с конца XV в. отмечен несколько иной,
но все же близкий способ использования монет во время коронации. Здесь
не вновь вступающий на престол государь разбрасывал монеты, а напротив, его
самого осыпал ими близкий родственник или высокопоставленный сановник.

Обычай этот, воспринятый из традиционных свадебных обрядов, сохранялся
в России до времени Петра I. Следовательно, в этом случае смысл данного сим¬
вола был совершенно иным — не выражение щедрости, а скорее пожелание бо¬
гатства и благополучия наподобие осыпания зерном новобрачных.
Разбрасывание монет происходило не только во время коронации, но и в дру¬
гих случаях, таких как свадьба государя или его похороны, торжественный въезд,
принесение вассальной присяги, рождение наследника и т. п. Большинство све¬
дений на эту тему относится к XVII—XVIII вв., когда наряду с монетами начали
чеканить специально для этой цели предназначенные медали и жетоны, перво¬
начально точно эквивалентные соответствующим золотым или серебряным мо¬
нетам, позднее меньшей стоимости. Впрочем, этот обычай не ограничивался
одними только правителями. В XVII в. в некоторых итальянских и немецких
университетах служители разбрасывали монеты по случаю защиты докторских
диссертаций; во Львове же в 1751 г. двое Потоцких разбрасывали золотые, сере¬
бряные и медные медали по случаю коронации чудотворного образа Богоматери.
Это были так называемые «коронатки».
В Средние века, если исключить коронации, разбрасывание монет проис¬
ходило редко, во всяком случае, это зафиксировано немногочисленными свиде¬
тельствами, зато находит свое подтверждение в качестве повсеместного явления
за пределами европейской культуры. Например, Ибн Баттута, описывая свое
пребывание в Индии в 1334 г., рассказывает о въезде султана Мухаммада-Туг-
лака в Дели: «Шли также перед султаном слоны, украшенные знаменами. На сло¬
нах же помещались малые катапульты, и когда приблизился султан к городу, бро¬
сили они динары и драхмы в собравшуюся толпу. И тогда многие тысячи людей,
стоявшие перед султаном, начали собирать эти монеты, которые на всем пути
до дворца разбрасывались»!.
Другой, уже польский пример дает описание похоронной церемонии Ка¬
зимира Великого в 1370 г., переданное их непосредственным свидетелем Янко
из Чарикова. Один из участников погребальной процессии, идущий перед носил¬
ками, щедро рассыпал гроши, прокладывая таким способом дорогу среди толпы,
а также побуждая к еще более горячим молитвам за душу скончавшегося короля.
Несли также мешки, наполненные грошами, которые пересыпали в две серебря¬
ные миски. Каждый, кто желал возложить пожертвование на алтарь, мог брать из
них, сколько хотел. Когда миски пустели, немедленно из мешков насыпали но¬
вые гроши. Следовательно, на этот раз раздача монет имела характер более бла¬
гочестивый, связывала щедрость с милостыней и пожертвованиями, делавши¬
мися главным образом на похоронах. Одновременно здесь проявляется еще один
смысл, повторяющийся и в других сообщениях, — разбрасывание монет для про¬
кладывания дороги через толпу.
1
Ibn Battuta. Osobliwosci miast i dziwy podrozy. Warszawa, 1962. S. 192.

54
	Puidc.i псршй. Горп.юн i'hi поян ши я
Уже в легенде о св. Алексии, особенно в ее версии, переданной Джакомо
да Вараджине [35], этот смысл находит явное подтверждение: «Императоры...
взяли носилки с понтификом, чтобы понести их... Потом приказали разбра¬
сывать множество золота и серебра на улицах, чтобы толпа, охваченная любо¬
вью к золоту, занялась и позволила отнести тело святого к церкви»1. Аналогич¬
ным образом для получения возможности пройти через толпы народа поступил
во время коронационной процессии в 1198 г. папа Иннокентий III, перед ко¬
торым шли пять камерариев, разбрасывавших монеты. Вскоре после этого,
в 1209 г., на том же самом пути только что коронованный император Оттон IV
собственноручно разбрасывал монеты, чтобы добраться до Латерана. Примеры
можно умножить, и дополнением к ним являются позднейшие иллюстрации,
главным образом XVIII в., представляющие различные «въезды» и подобные
им празднества, когда толпы людей ползают по земле вниз головами в поисках
монет, которые милостивым жестом рассеивает въезжающий государь. Таким
образом, здесь смысл этого практического использования монет связан с мо¬
тивом той гордыни, которую мы усмотрели выше в постановлениях Кодекса
Юстиниана, и более того с мотивом безграничного презрения не столько к «зо¬
лоту», сколько к ползающей, собирая его, толпе. Однако никто из современных
участников и свидетелей этих сцен, как кажется, не имел возражений против
их морального привкуса, ибо они были одним из многих подобных проявле¬
ний феодальных нравов, повсеместно принимаемых как правителями, так и их
подданными.
Демонстративное разбрасывание монет было привилегией и обязанностью
сильных мира сего. Простой народ тоже иногда бросал монеты, не так щедро
и с другими целями, и другим адресатам. Бесчисленные, известные с античности
и живущие доныне примеры бросания монет в родники, фонтаны и другие ис¬
точники воды, реже в другие места образуют своеобразный вид магии, в основе
которой лежит, видимо, акт жертвоприношения потусторонним силам. Исполь¬
зование монеты для обеспечения таким способом счастья, здоровья, возвраще¬
ния или каких-то иных выгод, по-видимому, является не единственной формой
их оплаты, поскольку монета воплощает в себе не только материальную ценность.
В этих актах аккумулируются, по преимуществу бессознательно, разные магиче¬
ские элементы с вековыми порой традициями. Почти каждый из туристов, се¬
годня бросающих мелкую монетку в фонтан Треви, чтобы вновь приехать в Рим,
знает, что следует делать это правой рукой через левое плечо, но кто из них осо¬
знает, что этот жест уже тысячу лет тому назад совершали короли при освобож¬
дении раба? Монеты бросались также на могилы как выражение почтения или,
Jakubde Voragine. Zlota Legenda. Warszawa, 1955. S. 325. Цит. no: JacobusJanuensis. Longobardica
historia que a plerisque Aurea legenda sanctorum apellatur, sive Passionale sanctorum. Hagenau,
1516. cap. LXXXIX. De sancto Alexio.

55
Lhi6ti 7. В c(pr/j( .iUchh а обычая
по меньшей мере, уважения к умершему. Археологические исследования в рим¬
ской базилике св. Петра, проведенные у гроба апостола, обнаружили сотни та¬
ких монет, брошенных туда со времен раннего Средневековья и происходящих
из разных европейских стран, откуда прибывали паломники. Пример несколько
иного рода дают монеты, найденные на полях Грюнвальда, прежде всего близ
часовни, возведенной вскоре после битвы на том месте, где, как считалось, по¬
гиб %ърих фон Юнгенген. Они носят даты вплоть до XIX в. и представляют со¬
бой выражение или почитания, или хотя бы памяти. Примеров подобных много,
впрочем, преимущественно относящихся к Новому времени.
Еще более распространенным и еще более старым является обычай поло¬
жения монеты или иного рода денег вместе с покойным в могилу. Этот ритуал
отмечен уже около 1000 г. до н. э. в Италии, где он исполнялся с помощью мед¬
ных слитков (aes rude), в домонетный период игравших роль денежного сред¬
ства. С VI в. до н. э. он известен в Греции, но здесь уже с использованием монет,
чаще всего оболов, а потом в других частях света, включая Китай, Индонезию
и Индию, что свидетельствует о формировании этого обычая независимо друг
от друга в разных культурных центрах, но весьма вероятно, на аналогичной ос¬
нове. В любом случае не удается обобщить распространенное в европейских куль¬
турных кругах мнение о том, что этой основой является древнегреческий миф
о плате, которую брал Харон за перевоз души покойника через воды Стикса.
Скорее наоборот — греки ввели этот давний обычай в свою мифологию, впро¬
чем, не чураясь и шутки. В «Лягушках» Аристофана Харон требует от Диониса
не одного, а двух оболов, намекая тем самым на дороговизну в Афинах. Однако
в целом этот обычай не располагал к шуткам.
Быть может, основной первоначальной мотивацией обычая вкладывать мо¬
неты в могилу, характерной для всех обществ, находившихся на относительно
раннем этапе развития, был страх перед умершим, желание предотвратить его
возвращение или вредоносное действие принесением ему жертвы или же обез¬
вреживанием упыря. По этим предположениям, монета, вложенная в рот покой¬
нику, становилась запором, затрудняющим возвращение души в тело. Однако
несомненно должны были действовать и другие мотивы, а порой традицион¬
ный обычай мог сохраняться и без осознания его истинных предпосылок. Эт¬
нографические материалы подтверждают его существование в некоторых ев¬
ропейских странах даже в новейшее время. Например, в Словакии он бытовал
ло недавних пор, обосновываемый, что «денежка является необходимым даром
умершему», или же тем, что это доля покойного в разделе семейного имуще¬
ства, а чаще всего — плата «за перевоз», несомненно, являющаяся отголоском
мифа о Хароне.
В средневековой Европе наделение умерших монетой встречалось во мно¬
гих странах — романских, германских, славянских, в Венгрии, на Балканах, —
то есть почти на всем континенте. Как свидетельствует археология, эти монеты

56
/ ЮН l L.] I in ill 1 ни я
	P.l n)c l iU j>;> In U. г 0П
преимущественно вкладывались покойному в руку, нередко в рот, иногда, мо¬
жет быть, в какой-то карман или насыпались кучкой около тела. Это были обыч¬
ные монеты, обращавшиеся в то время на данной территории, чаще всего малой
стоимости, иногда только их половинки и даже фальшивые монеты — в этом
случае речь явно шла об акте, отдающем дань верованиям или обычаю, однако,
наиболее экономным образом. Большая часть таких находок относится к дохри¬
стианскому периоду либо к первым векам после крещения этих земель, однако,
они появляются и позднее — вплоть до конца Средневековья и в Новое время,
так что трудно связывать этот обычай только с языческими верованиями. Если
происхождение обычая обусловлено идеей погребальных даров, перенесения
в потусторонний мир предметов, которые являются собственностью покойного
или могут быть ему там полезны, то во вложении монеты следовало бы видеть
свидетельство ее роли «всеобщего эквивалента», эдакого средства обмена, за¬
меняющего умершему еду, питье или другие необходимые ему вещи, которые
он там смог бы себе приобрести. Археологические данные, по-видимому, свиде¬
тельствуют в пользу именно такой, относительно рациональной интерпретации
обычая, указывающего на распространение в сознании данного общества убеж¬
дения, что монета является субститутом всех благ, и следовательно, подтверж¬
дающего относительно высокую степень насыщения деньгами данного рынка.
Однако эта интерпретация не всегда выглядит убедительной, поскольку монеты
встречаются прежде всего в условиях не слишком развитого товарно-денеж¬
ного хозяйства. В любом случае Церковь, по крайней мере первоначально, бо¬
ролась с этим обычаем, усматривая в нем пережитки язычества. Действительно,
в могилах епископов и других лиц, похороненных в церквях, монеты сначала
не встречаются, но в конце Средневековья такие случаи уже имеют место, сви¬
детельствуя о полной адаптации их к христианской обрядности. В 1689 г. даже
умершему папе, благословенному Иннокентию XI в гроб было положено 12 зо¬
лотых и серебряных монет как обозначение 12 лет его понтификата.
В рамках столь частого явления присвоения Церковью давних обычаев в ме-
ровингской Галлии была предпринята попытка замены обола Харона облат¬
кой, вкладываемой в рот покойнику. Наверное в основе этой замены лежало об¬
щее для обоих даров понятие «хлебушка на дорожку», однако эта практика уже
в конце VI в. была осуждена Синодом епископов. Церковь не допускала и об¬
винений св. Петра во взимании с умерших платы за открывание врат небесных,
тем не менее такая мысль пробивается в некоторых народных версиях, а в XV в.
денежка, вкладываемая в рот покойному, бывало, прямо называлась «tributum
Petri» [36]. Это была очевидная попытка христианской легализации давних ми¬
фов, укоренившихся в наиболее традиционном слое обиходной практики, каким
всегда оставался похоронный обряд.
Наконец, определенной аналогией монетных даров в погребениях являются
монеты, используемые в роли закладных жертвоприношений, помещаемых под

ллва i. В uj',/<< \пи
ОПо!ЧЛ.<
57
углом дома или другой постройки и даже под фундаментом церкви. Правда, эти
случаи особенно в период Средневековья встречаются реже, чем «обол мерт¬
вых», что может быть следствием худших условий их распознания. Не подлежит
сомнению, что этот обычай напрямую вырастает из давних жертв в виде живот¬
ных или вещей, приносившихся перед началом строительства здания и известных
еше в XIII—XIV вв. в Центральной и Восточной Европе. Наиболее распростра¬
ненными в этой роли были конские, иногда турьи, головы, птицы и даже яйца.
По аналогии с погребальными дарами замена этих жертвоприношений монетами
может быть выражением постепенного насыщения рынка деньгами, но не только.
Монеты, еще в сравнительно недавнее время закладывавшиеся в фундаменты
пли в шары, венчающие башни костелов, — это уже не столько жертвы, которые
должны умилостивить потусторонние силы, сколько амулеты, помещаемые «на
счастье», как те дукаты, что зашивались в свадебную фату, а также документы
.-г.охи, вкладываемые «на память» о строительстве.
Случалось, что подобными амулетами снабжались и корабли. Один такой эк-
смпляр обнаружен в остове судна второй половины XIV в., найденного у дат-
Ч'Ч го побережья. Под пятку его мачты был положен тевтонский полускотер, ука¬
зывающий на то, что это судно было построено около 1370 г. на орденской верфи,
тжет быть, в Эльблонге. Таким образом, монета послужила метрическим до-
тентом корабля, хотя и не обеспечила ему долгого счастливого плавания, по-
.лъку он затонул уже несколько лет спустя, как свидетельствует найденный
-с чем большой комплекс золотых монет, состоявший из более чем сотни англий-
нотх ноблей и полуноблей Эдуарда III, видимо, предназначавшихся для закупки
заэов в балтийских портах. Может быть именно они стали причиной круше-
гак как магическая роль монет имела не только благоприятные, но и самые
_лчеэные последствия.
Дурная слава, связанная с монетами, является, вероятно, исключительной
~гччаллежностью христианской культуры и, прежде всего, в ее позднесредневе-
з ап версии, когда особенное значение приобрела евангелическая идея бедно¬
го:: вместе со всеми ее теологическими и социальными составляющими. Правда,
- с Григорий Великий (t604) проклял некоего монаха за то, что тот имел при
:с три серебряные монеты, но это поздняя версия легенды о святом папе. Более
• — .‘верным является рассказ о св. Франциске, который, путешествуя по Апулии,
_ на дороге тугой кошелек; когда один из спутников поднял его и обнару-
в нем не деньги, а змею, то святой сказал: «Деньги для народа Божьего ничто
как дьявол и гад ядовитый»1. Конечно, можно привести много подобных
ченпй, направленных против богатства и денег, осложняющих получение веч-
епасения души, вследствие чего об осуждаемых таким образом монетах дол-
't в позаботиться дьявол, искушающий людей золотом и стерегущий клады.
de Voragine. Op. cit. S. 566. Цит. no: JacobusJanuensis. Op. cit. CXLIV. De sancto Francisco.

58
PdM'c i первый. / ОРН.'ЮНТЫ пом-иыня
Сокрытие клада.
Иллюминированный инициал
буквы D. Из издания (хранится
в Британской библиотеке):
Boethius (anonymous French
translation) «Le Livre de Boece de
Consolacion» B. 5. France, Central
(Bourges), 1477, f. 2
Магия клада составляет отдельный сюжет, проходящий, наверное, через все
эпохи и страны, хотя и проявляющийся в разных формах. Самый богатый ее ре¬
пертуар связан, по-видимому, со способами отыскания кладов, засвидетельство¬
ванными главным образом для Нового времени, по преимуществу для XVII—
XVIII вв., но, вероятно, применявшимися и в Средневековье. На Руси дьявол
«распоряжался» кладами уже в XI в., порождая таким образом разные несчастья.
Старый миф о кладе Нибелунгов в XIII в. распространился как предостереже¬
ние перед губительным действием золота. Другие тексты дают различные при¬
меры, относящиеся к проклятому богатству, при этом ссылаясь на слова Еванге¬
лия о кладах, которые «моль и ржа истребляют и воры подкапывают и крадут»
[37]. Но все же это обобщенные оценки, указывающие на дурную славу таких по¬
нятий, как «деньги», «золото», «клады», и не касающиеся именно монет или же
отдельных их видов в качестве зараженных магией греха. Так что, хотя повсюду
было известно, что деньги могут приносить несчастье, о чем свидетельствуют рас¬
сказы хроник и поучения проповедников, реже примеры ближних, в целом чело¬
вечество не пренебрегало их обладанием и накоплением, даже если это были зо¬
лотые монеты, наиболее опасные не только в воображении средневековых людей.

59
1.Lied 7. В сфере Uiiciin и обычая
Нечистым силам «подчинялись» отдельные монеты, одаренные чудесной
способностью возвращаться к владельцу и таким образом умножать его богатства.
Их называли словом «инклюз», возникшем, вероятно, в результате уверенности,
что в них находится «запертый» {лат. inclusus) демон. Приобретение такого ин-
клюза, хотя бы и ценой продажи души дьяволу, было трудной задачей; между тем
можно было его получить после преодоления разных препятствий в Казимеже
38] близ Кракова, но подобные рассказы известны также в России, Германии,
Дании, Испании и других странах.
Впрочем, это был очень старый мотив, вероятно, персидского происхожде¬
ния и известный уже в начале нашей эры; позже он появлялся в коптских платеж¬
ных документах, а также в арабской историографии Египта, рассказавшей в X в.
лирхеме короля Хугиба, постоянно возвращавшемся в руки хозяина. В хри¬
стианской Европе подобная версия известна с X в., а в более позднем Средне¬
вековье такой чудесной монетой якобы обладал итальянский философ Пьетро
_ Альбано (1246—1312), обвиненный в чародействе и сожженный на костре в Па-
От такой монеты оставался один шаг до философского камня, якобы позво-
-•г-эшего превращать любые металлы в золото. В 1329 г. английский король Эду-
1Гл III, услышав о двух знающих это искусство алхимиках, приказал добром или
~'L\on препроводить их к своему двору, от чего, тем не менее, не получил больших
: врышей. Позже многие правители прилагали подобные усилия, ожидая от тай¬
ного знания и искусства больше, чем давало им знание и искусство монетчиков.

I
7
второй

Глава 1. Авторы известные и неизвестные
рассуждениях о роли монеты в системе средневековой культуры важ¬
ное место должно быть отведено ее создателям, людям, решавшим, ка-
будет форма и материальные свойства монеты, а также содержание и вид со¬
ления, носителем которого она являлась. Отдельные аспекты, касающиеся
:оства монеты, вызывают ряд вопросов и сомнений, утверждений или гипо-
базирующихся на довольно обширном источниковом материале. По срав¬
ню с другими творениями тогдашней материальной культуры и аноним-
в большинстве своем, произведениями средневековой пластики, монеты
"о времени демонстрируют исключительно высокий уровень атрибутивно-
. позволяющий связать их появление со строго определенными лицами. Эти
' а — правители, от имени которых данная монета была выпущена, и монет-
имена или знаки которых многократно встречаются на штемпелях либо
естны из других источников, — в равной степени могут считаться создате-
соответствующих монет.
Понятие авторства монеты является довольно сложным и неоднозначным,
включает несколько разных моментов: решение о виде и качестве металла,
t монеты, и, следовательно, о монетной стопе; решение о размерах монеты
z внешнем виде, а порой об объеме эмиссии; определение содержания штем-
формы, в которой это содержание может быть выражено; и, наконец, в не-
эрых случаях установление названия данной монетной единицы.
Соответствующие решения, в принципе, делятся между тремя категориями
. которые, до некоторой степени условно, назовем здесь правителем, монет¬
ам и резчиком штемпеля. Условность таких определений следует из того,
ни одна из этих категорий не является в данном контексте однозначной
с обязательно означает отдельные физические лица. Правители — король или
зь, но также и его советники, иногда городской совет или парламент. Монет-
— это каждый отдельный создатель монет, но также и глава мастерской или
ого монетного двора, иначе называемый мюнцмейстером, часто организатор

не только производства, но и обращения монет, а следовательно, и всего денеж¬
ного хозяйства; иногда он же отдельный предприниматель, нанимающий персо¬
нал, занятый производством данных монет. Наконец, резчик штемпелей — это
ремесленник-исполнитель, тот, кто делает штемпели. Другие работники монет¬
ного двора, изготовляющие сплав, выковывающие полосы, вырезающие кружки,
а также «бьющие» монету, в принципе уже не могут претендовать на включе¬
ние в категорию ее авторов, хотя от качества их работы зависит внешний вид
монеты.
Эти три категории создателей монеты, четко различавшиеся в позднее
Средневековье, в более ранний период не всегда достаточно очевидно разделя¬
лись между собой. В частности, довольно зыбка граница между «монетчиком»
и «резчиком штемпелей», особенно во франкском и англосаксонском монет¬
ном деле. Также точным образом не установлено постоянное разделение компе¬
тенций в области формирования отдельных внутренних и внешних характери¬
стик монеты; между тем, существующая информация, хотя и весьма неполная,
в отдельных случаях обнаруживает различия. При всех этих оговорках и сомне¬
ниях все же можно постараться представить, по крайней мере приблизительно,
степень участия названных групп лиц в процессе формирования монеты, обла¬
сти их инициативы, интересов и компетенций, а также ответственности, следо¬
вательно, сферу их авторской деятельности. В соответствии с темой этой книги
на первый план выдвигается вопрос об авторстве штемпеля, оставляя в стороне
чисто экономическую проблематику, касающуюся внутренних характеристик
монеты, хотя оба эти аспекта порой тесно связаны между собой и не могут рас¬
сматриваться порознь.
В свете правовых актов и в преобладающем общественном мнении автор¬
ство монеты, чеканившейся на протяжении Средневековья, принадлежало глав¬
ным образом правителю. Государь, обладавший полным монетным правом, мог
принимать решение обо всех внутренних и внешних характеристиках чеканив¬
шейся монеты, неоднократно являя это в указах, более или менее подробно
определявших соответствующие параметры отдельных эмиссий. Эти постанов¬
ления касаются, прежде всего, внутренних характеристик монеты, реже опреде¬
ляют внешний вид и содержание ее штемпеля. Документы такого рода известны
в значительном количестве, начиная с каролингских времен, преимущественно
с территорий с относительно развитой государственной организацией, соот¬
ветственно, располагавшей обширной канцелярией, которая представляла со¬
бой орган передачи и документирования воли государя. Множество таких тек¬
стов касается монет французских и английских королей, германских королей
и императоров, итальянских городов; в позднее Средневековье также венгер
ских, чешских, польских, скандинавских, испанских и прочих королей и герцо
гов. Следует полагать, что и в тех случаях, когда подобные документы не дошли
до нас и даже когда вообще не были составлены, в основе выпуска отдельных ви

/
63
лов монет лежали аналогичные решения соответствующих монетных сеньоров,
имя или герб которых, помещенные на штемпель, являются не только паспор-
■ JM данной эмиссии, но и своеобразной подписью лица, ответственного за ее
внутренний и внешний вид.
Монеты могли нести надписи, непосредственно подтверждающие уча-
:тпе правителя в их создании. Так, в частности, несколько вестготских эмис-
:::й. на которых слово FECIT [1], поставленное после названия места чеканки,
может относиться, и это очевидно, только к названному на другой стороне
ооавителю как «исполнителю» данной монеты. Значительно чаще подоб-
- :-:е надписи встречаются на меровингских монетах, но там по преимуществу
: ?рме FIT, прочитываемой также как сокращение пассивной формы «fi¬
ll, следовательно, гласящей только, что данная монета «должна быть сде-
в том или ином месте, без обозначения особы исполнителя. На более
:-лних европейских монетах этот вид надписи исчезает или же появляется
Король контролирует чеканку
монет. Миниатюра из манускрипта
«Саксонское зерцало». 1230.
Из издания: Geldgeschichtliche
Nachrichten, 1992. N152

64
Pi-ih . iwiupcU. (ii if 11 ill m, l um ./ ii n in i nnri пи и
в несколько иной форме — в виде сигнатуры монетчика, о чем речь пойдет да¬
лее. Зато в мусульманских странах субъективная роль правителя часто выра¬
жалась в форме «От того, кто приказал отчеканить...», за которой следует со¬
ответствующее имя и титул. С некоторыми изменениями эта формула была
введена и в латинском варианте на ряде монет, подражавших неаполитанским
грошам, которые в XIV в. отчеканили правившие в Малой Азии эмиры. Напри¬
мер, на монетах, выпущенных в Эфесе Омар-беком (1341 — 1348), присутствует
легенда: MONETA QVE FIT IN THEOLOGOS DE MANDATO DNI EIVS-
DEM LOCI [2] (оборот «in Theologos » обозначает церковь Св. Иоанна Бого¬
слова в Эфесе) (14); аналогично на монетах, чеканенных в Магнезии правите¬
лем Лидии эмиром Сарканом (1300/1301—1345/1346): MONETA QVE FIT IN
MANGLASIA DE VOLVNTATE SARCANI DNI DICT LOCI [3], и несколь¬
ких иных. Эти надписи представляют собой как бы развернутое объяснение
сокращенных формул меровингских монет, четко определяя волю правителя
как решающий фактор в создании данной монеты, что все-таки не предопре¬
деляет его существенного участия в установлении ее внутренних и внешних
характеристик.
В написанных текстах, в частности, в монетных документах и в некоторых
нарративных источниках, сообщающих о чеканке монет, формальное участие
правителя в создании внешнего вида штемпеля находит много свидетельств.
В средневековых латинских текстах внешние черты монеты определяются при
помощи разных терминов, таких как «форма» (forma), «знак» (signum), «изо¬
бражение» (imago), «фигура» (figura), «буква» (caracter) и, наконец, «штем¬
пель» (stampa). Иногда эти термины различаются в соответствии с их правиль¬
ным значением, иногда рассматриваются как взаимозаменяемые, как общее
определение отчеканенного на монете знака. Вмешательство правителя во внеш¬
ний вид и содержание этого знака часто было только самым общим, заключаю¬
щимся в подтверждении, что это должен быть «наш знак королевский», изо¬
бражение и надпись такие, как на других монетах, или же, напротив, что они
должны резко отличаться от предыдущих или остальных монет и т. п. Однако
нередко государь более точно определял внешний вид и особенно содержа¬
ние штемпеля. Такие указания находятся уже в эдикте Карла Лысого, данном
в Питре в 864 г.; аналогичные распоряжения формулировали и позднейшие им¬
ператоры, в том числе Генрих III в 1049 г., Фридрих Барбаросса в 1166 г., Фрид¬
рих II в 1231 г. и т. д. В конце Средневековья подобные указания иногда бывали
очень подробными, включали точное описание текста надписей, вида монетных
знаков и их расположение на штемпеле, качество ободков и, конечно, главных
пластических изображений. Это были почти технические описания, в которых
сам правитель, наверное, не слишком разбирался, так же как и в решениях от¬
носительно монетной стопы, качества драгоценного металла и т. п., готовив¬
шиеся специалистами.

l.hUuf l., hvmopb it <ec(. m чиг и на-
65
J u:U Chi it hi(
Как исключение информация о постановлении государя, относящемся
к внешнему виду штемпеля, помещалась на самой монете. Примером могут слу¬
жить итальянские гроши, чеканенные в Кортемилье маркграфом Оттоне III
1284—1313). На их реверсе находится пространная надпись, образующая по¬
сле раскрытия сокращений искусный леонинский стих: HANC MARCHIONI
FORMAM CONCESSIT ODONI MONETEQVE FAXES IMPERIALS
APEX [4] (75). Этот текст в вольном переводе означает, что императорская власть
позволила маркграфу Оттону чеканить монету именно в таком виде. Упомина¬
ние этого императорского пожалования в данном случае, наверное, является вы¬
ражением гордости маркграфа за полученную привилегию.
Отмечены и случаи личного вмешательства правителя в художественную
оорму штемпеля, как это произошло при Карле Анжуйском (1266—1285) в Неа¬
поле, когда король, вводя новый тип золотых монет с изображением Благовеще¬
ния (так называемые салюто), отверг предложенные ему проекты как слишком
:т.ровые в рисунке и распорядился внести некоторые технические улучшения.
Несомненно, что и многие другие правители, если сами и не определяли принци¬
пиальную программу штемпеля, то, по крайней мере, одобряли приготовленные
специалистами проекты, хотя в целом трудно приписывать им личное авторство.
Эти проекты должны были разрабатываться людьми, имевшими соответ¬
ствующую квалификацию, начиная от умения писать, что, как известно, не было
ы-пично, особенно в раннее Средневековье, для государей. Люди должны были
' ыть знакомы с разнородной светской и религиозной символикой, знать Библию,
■ ткуда черпались цитаты и девизы, не говоря уже о технических и художествен¬
ных умениях, демонстрируемых творцами этих проектов. И здесь возникает си-
тпия, весьма сходная с работой канцелярии соответствующего правителя, со¬
ставлявшей документы от его имени и действовавшей благодаря специалистам,
хгедставлявшим его интересы. Поэтому создается впечатление, что в значитель-
части случаев авторство штемпеля должно de facto [5] принадлежать духов¬
ным лицам, находившимся в близком окружении правителя, его канцлеру или
ыстному епископу, а в более поздний период, вероятно, также светским чинов-
птхам, руководившим казначейством. Однако эти лица не обозначались ни в мо-
нгтных документах, ни на штемпелях монет, оставаясь в тени, с одной стороны,
ттазителей, от имени которых данные монеты были отчеканены, а с другой — мо-
-ыгчиков, несущих ответственность за их исполнение. Таким образом, принцип
ы-: снимности средневекового искусства не был нарушен и в этом случае, несмо-
т ^ на то, что число известных по именам особ, занимавшихся монетным произ-
j.ctbom, исключительно велико.
Монетчики составляют профессиональную группу, с раннего Средневековья
:ыы7упающую под названием «monetarii» [6], их функция менялась на протяже-
столетий; монетарии отмечены в разных видах документов. В меровингскую
: ху они известны, прежде всего, по надписям на монетах, в которых, почти как

66
P, U(h'A второй. С. 03,. х А ТЕ. ? /7 ///7’£’Л/77/ . 11. И И Н\ ТВОР1 НИ Я
Святой Элигий. Художник П. Кристус.
1449. Музей Метрополитен,
Нью-Йорк (источник репродукции:
https://en.wikipedia.org)
I^
правило, помещали свое имя, дополненное определением MONETARIVS, напи¬
санном по преимуществу в сокращении (МО, MON и т. п.). Таких имен в VI—
VII вв. известно более полутора тысяч (!), следовательно, они являлись, по-ви¬
димому, самой многочисленной социальной группой того времени, пригодной
для именного сопоставления, и это сопоставление будет
достаточно полным. Однако, помимо имен и их локали¬
зации в соответствующих местах или на соответствую¬
щих территориях, об этих людях известно не слишком
много. Во всяком случае, за редкими исключениями,
они не были непосредственными изготовителями мо¬
нет, а прежде всего должностными лицами, занимавши¬
мися в данном регионе взысканием казенных податей,
главным образом в золоте, и проводившими операции
переплавки этого драгоценного металла и перечеканки
его в монету; при этом имя, помещенное на штемпеле,
обозначало их личную ответственность за соответствую¬
щее проведение этих процедур. Наверное, они имели
какое-то влияние на внешний вид и содержание штем¬
пеля, хотя и не выходившего за рамки сложившихся ра¬
нее схем. В редких случаях можно выделить черты стиля,
характерного для определенного мастера, что указы¬
вало бы на то, что иногда они лично изготовляли штем¬
пель; однако чаще ситуация была противоположной —
монеты, подписанные одним и тем же монетарием, явно
демонстрируют особенности мастерства, следовательно, они были изготовлены
разными, подчиненными им исполнителями.
Примером такого монетария является фигура св. Элигия, который в моло¬
дости учился ювелирному ремеслу, в 629—640 гг. исполнял должность моне¬
тария в правление Дагоберта I и двух других франкских королей, снабжая их
монеты надписью ELIGIVS MONETARIVS [7], а в 641 г. был посвящен в сан
епископа Нуайона; после смерти (660 г.) он стал почитаемым покровителем юве¬
лиров и монетчиков (76). Этот пример, возможно, не самый типичный, но от¬
носительно хорошо изученный благодаря сведениям из хроник и жития, указы¬
вает, с одной стороны, на профессиональную квалификацию такого монетария,
с другой — на его социальное положение, значительно превышающее статус не¬
посредственного исполнителя.
В тот же период в двух других местах, в Лионе и во Вьенне, встречаются мо¬
неты с надписью DE OFFICINA [8], за которой следует имя монетария. Не¬
сколько ранее таким способом подписывали свою продукцию управляющие
большими гончарными мастерскими в римской Галлии, и эта традиция может
служить надежной аналогией организации монетного дела в эпоху Меровингов.

i
('i I 'i !i ,L
67
/ /./
Hl
, ii
г-же должность монетария иногда выступает как довольно высокопоставлен-
в социальной и чиновничьей иерархии, впрочем, в зависимости от страны,
г iмени и условий. В государстве франков и в раннесредневековой Италии по-
-.о должностных функций монетарии порой приобретали статус землевла-
л-дев, связанных с рыцарством, а в городах были причислены к патрициату.
■•той стороны, цеховой характер организации монетчиков, их статуты и пра-
г:-:е нормы, отчасти берущие начало от античных образцов, в позднее Средне-
вье включали монетчиков в сословие горожан, впрочем, как относительно
д-' :-:омную группу.
3 каролингскую эпоху имена монетариев полностью исчезают со штемпелей
.-к: в результате централизации монетного производства и реорганизации фи-
_ .вной системы в государстве франков. На штемпелях англосаксонских монет
. Д1ются имена монетариев, образуя длинный перечень и вплоть до XIII в. яв-
почти обязательной частью легенды. Уже в конце IX в. на них отмечено
”0 имен монетариев, и за два последующих столетия их число увеличива¬
ло нескольких сотен, давая, как и в меровингскую эпоху, огромный материал
. : номастических исследований. Однако теперь эти люди, независимо от их не¬
Мастерская святого Зяигия.
Гравюра. XV в. Около 1450-1460.
Рейксмузеум, Амстердам
(источник репродукции:
https://commons.wikimedia.org)

68
.ill 111 ill* M h l // 11 II . / iUhyi l {>! Я
:\t i нутрии. ( in
посредственного участия в производстве монеты, возможно, только на началь¬
ном этапе оказывали какое-то влияние на внешний вид и содержание штемпе¬
лей. Во второй половине X в. было введено единообразие внешнего вида монет,
чеканившихся одновременно в нескольких десятках английских мастерских, так
что даже было организовано централизованное производство соответствующих
монетных штемпелей для всей страны или для больших групп монетных мастер¬
ских. Правда, каждые несколько лет происходила замена типа, однако она про¬
водилась централизовано во всех мастерских, и роль и ответственность монета-
риев, обозначенных на штемпелях, свелись к надлежащему изготовлению монет
в соответствии с обязательным образцом и к проведению фискальных операций,
связанных с этой заменой. По тем же принципам монетные знаки присутствуют
и на некоторых скандинавских монетах XI в., причем иногда они даже обозначают
тех же людей, переселенных из Англии в Данию или Норвегию, вероятно, в каче¬
стве специалистов, полезных при организации в этих странах монетного произ¬
водства по проверенному англосаксонскому образцу. Наряду с типичными над¬
писями, такими как ANLAF МО ON LVND (Анлаф, монетарий в Лунде) и т. п.,
как исключение встречаются также рунические надписи, указывающие на то, что
данный штемпель является собственностью того или иного монетчика: LEFRIGS
MOTI (монетный чекан Лефрига), ASKEL LO PENIG THEN (чекан Аскеля для
денария). Но это как бы знаки собственности, помещенные на орудиях труда.
В других европейских странах имена монетчиков на монетах появляются
значительно реже. Возможно, не без англосаксонского влияния они попадают
в конце X — XI в. на некоторые немецкие, а также чешские денарии, но, в отли¬
чие от своих прототипов, без обозначения «monetarius». Из-за этого возникло
немало сомнений не только относительно настоящей роли и статуса этих моне-
тариев, но и того, означают ли отдельные имена действительно монетария, или
управляющего либо арендатора монетной мастерской, а возможно, даже монет¬
ного сеньора. В целом эти имена присутствуют на монетах только до середины
XIII в., потом исчезают, иногда уступая место сигнатурам или условным знакам,
позволяющим определить управляющего монетной мастерской или же иное
лицо, ответственное за изготовление данной монеты.
Производство монеты определенным монетчиком или в конкретном ме¬
сте часто подтверждалось непосредственно в надписи с помощью слова «fecit».
Выше уже шла речь о том, что в некоторых случаях этот термин относился к особе
правителя, по приказу которого монета была «сделана». Однако тогда, когда
слово «fecit» стоит сразу за именем монетчика, не приходится сомневаться, что
оно относилось именно к нему как к исполнителю. Такие сочетания появляются
уже на меровингских монетах в виде BOSO FECIT, BAVDVLFVS FEC [9] и т. д.,
являясь подписью создателя, аналогичной уже упоминавшейся надписи DE OF-
FICINA. Подобные формулы встречаются на некоторых англосаксонских моне¬
тах периода Гептархии (VIII в.) [10], впрочем, перенявших и другие меровинг-

/ Ulh.l /.
69
, l(>/u(jpи и гни ibic me<. onnue
ские образцы, а позднее, как исключение, на эльзасских и фландрских монетах
XIII в., изготовленных неким Симоном (SIMON FECIT) (77). Зато в XI—XII вв.
в различных монетных мастерских, преимущественно немецких, но также в Ан¬
глии, Дании и Северной Франции начинает использоваться похожая, хотя не¬
сколько отличающаяся формула, в которой объектом является не особа монет¬
чика, а сама изготовленная им монета, приобретающая статус лица: HROZA ME
FECIT (Штаде, XI в.), LVTEGERME FECIT [11] (Йена, рубеж ХН-ХШ в.) (18)
и т. д. Однако нет уверенности в том, что все лица, встречающиеся в этом кон¬
тексте, действительно являются монетчиками и что в некоторых случаях оборот
« me fecit» не относится к особе правителя. На эту вторую возможность, по-ви-
лимому, указывает надпись, на которой имя «исполнителя» совпадает с именем
ланного монетного сеньора, как, например, BARTO ME FECIT [12] на эрфурт¬
ских денариях архиепископа Майнцского Бардона (1031 — 1051), NICOLAVS
ME FECIT [13] на датских монетах короля Нильса (1104—1134) (19) и на неко¬
торых других. Тогда это был бы эквивалент термина FF — «fieri fecit» [14], ис¬
пользовавшегося на разных предметах, изготовленных по заказу того или иного
правителя. Все-таки в Средневековье оборот «те fecit» обычно применялся
:-:i изделиях художественного ремесла как подпись их непосредственного созда-
тсля. Такая надпись, например, имеется на Гнезненских дверях; она часто стави-
.иь на колоколах, которые, как известно, с помощью других надписей и соответ¬
ствующих имен (например, Зыгмунт [15]) очеловечивались. В этом заключался
.емент своеобразной магии, приписывавшей колоколам и их голосам необык-
" венную силу и способность влиять на людей и природу: «Vivos voco, mortuos
г. in go, fulgura firango» [16]. Также и монетам, особенно в ранний период их при¬
учения, иногда придавались свойства, выходящие за границы, присущие сред-
;“1м обмена, о чем уже шла речь. Их «личность», выраженная формулой «те
находит и другие, более непосредственные свидетельства, такие как над-
типа EGO SVM DENARIVS [17] или же обозначение монеты названием
-тикданина» города, к чему мы еще вернемся.
3 более позднее Средневековье, когда имена монетчиков уже исчезли
_'темпелей, еще встречались надписи, имеющие связь с прежними формулами
Т1 << tecit», но уже полностью обезличенные и лишь определяющие, где или
* птix условиях данная монета была «сделана»: FACTA IN ROMA [18], — гла-
:-:!лпись на папском гроше Урбана V от 1367 г., поясняя при случае, что этот
-ш. постоянно пребывая в Авиньоне, несколько дней провел в Риме, чем, ви-
и воспользовался в пропагандистских целях. Надпись: FACTA IN VILLA
_^_ESIE P[ro] COM[muni] PISANO [19] — на сардинском полугроше cepe-
XIII в. обозначает как место чеканки, так и назначение продукции; FACTA
' MONETA ISTA IN CHRISTI NOMINE AMEN [20] на одном из шил-
Зльма указывает исключительно на идеологическую платформу автора
_ _ .пуля, являясь символом веры настолько же, насколько и заклятием: она ре-

70
Pd '.дел второй. (.О i { ITl Jl f ШП MI If JJ n It J'l X 7ВОРГИИЯ
22.
9. Денга. Русь. Великое княжество Тверское. Около 1440 г.
комендовала благочестивую работу местных монетчиков, вероятно, только из ре¬
лигиозных побуждений, но, может, и потому, что та возбуждала в обществе ка¬
кие-то сомнения, которые надпись должна была рассеять.
На нескольких монетах, несмотря на то, что они не несли имен исполните¬
лей, обнаруживаются изображения, представляющие самих монетчиков или ору¬
дия их труда. Последние в виде двух составленных один над другим монетных че¬
канов и двух молотов были представлены на паре каролингских денариев Карла
Великого и Людовика Благочестивого, видимо, не столько как личный знак со¬
здателей этих монет, сколько как герб города Мелль (Metallum), где они были от¬
чеканены (20). Более личный смысл имеет фигура, изображенная в первой поло¬
вине XI в. на епископском денарии из Миндена в Вестфалии (27), считавшаяся
одними исследователями монетчиком, другими — ювелиром, но, во всяком слу¬
чае, она тесно связана с изготовлением монет. Человек сидит, сгорбившись, и ин¬
струментом в форме молотка на длинной рукоятке бьет по находящейся перед
ним наковальне, по форме напоминающей бокал. Зато несколько столетий спу¬
стя, несомненно, монетчика представляют русские монеты, отчеканенные в Мо¬
скве при Василии I (1389—1425), а также в княжестве Тверском в XV в.: человек
в капюшоне сидит за широким кругом, с молотом в поднятой правой руке (или
руках) (22; 9). Это изображение сходно с рисунками, представляющими монет¬
чиков в синхронных русских рукописях, и является, таким образом, скорее схе¬
мой, чем сюжетом, почерпнутым из жизни. В любом случае, это одно из немно¬
гочисленных изображений темы труда на штемпелях средневековых монет. Зато
рисунок головы в остроконечной шляпе на польском брактеате начала XIII в.,
четко интерпретированный как изображение монетчика-еврея (23), представляет
уже не собственно ремесленника, а скорее монетчика-предпринимателя или же
арендатора монетной мастерской, одного из тех, кто обозначал
на монете свое имя.
Фигура монетчика с молотом в руке встречается и на дру¬
гих средневековых изображениях, таких как миниатюры, цехо¬
вые печати, а также в росписи стен и скульптуре, представляя,
может быть, самый характерный и выразительный этап мо¬
нетного производства, определяемый, наверное, во всех язы¬
ках именно как «чеканка». На деле же эта операция только
завершала длительный процесс производства и относилась от¬
нюдь к не самым трудным. При некотором навыке ее мог выполнять почти лю¬
бой ремесленник, зато настоящей квалификации монетчика требовали пред¬
шествовавшие этапы, такие как приготовление соответствующего сплава точно
определенной пробы, изготовление кружков точно определенного веса, а также
изготовление самих штемпелей в соответствии с более или менее определенными
образцами. Именно эти навыки, а не заглушающее их в обиходном мнении битье
молотом, определяли положение монетчиков как специалистов и их роль, по-

Монетный мастер.
Гравюра из издания./i Sc;-_
Eigentliche Beschreibung alie'
StaendeaufErden.
Frankfurt am Main, 1568

72
/. / . ,■
/ .Л /	■!/.
Серебряная башня в г. Блуа
(бывший монетный двор).
Литография Ш. Пансе.
Из издания: Revue de la
numismatique frangoise.
Blois, 1836

Luuui /. Авторы известные и неизвестные
ложительную или отрицательную, в развитии монетного
искусства. Правда, в наиболее примитивных условиях —
на начальных этапах монетного производства или в ма¬
лых местных мастерских, следует иметь в виду, что мо¬
нетчики собственноручно исполняли все эти функции,
до чеканки монет включительно. Но уже в сколько-ни¬
будь развитых монетных мастерских происходило разде¬
ление операций вплоть до далеко зашедшей специализа¬
ции, которую обнаруживают статуты крупных монетных
дворов позднего Средневековья, где работали сотни че¬
ловек. Только некоторые из них, занимавшиеся проек¬
тированием и исполнением штемпелей, действительно
могут нести какую-то ответственность за внешний вид
монеты, несмотря на то, что ее окончательный облик за¬
висел от работы и умения всего персонала.
Важной чертой средневековых монетчиков явля¬
лась их относительно большая мобильность, присущая,
впрочем, многим ремесленникам и художникам. Первоначально она выражалась	Чеканщик монет Госег^е:
только в переездах отдельных монетчиков с места на место, что можно просле- дома Росток' ГеР 'зи 'с
дить на примере их имен, встречающихся на меровингских и англосаксонских
монетах. В начале XI в., как уже упоминалось, случалось, что некоторых монет¬
чиков вывозили из Англии в скандинавские страны, может быть, принудительно.
В любом случае, это один из многих примеров организации с нуля монетного
производства специалистами, приглашенными из страны, где оно уже было раз¬
вито. В начале Средневековья центром таких специалистов, видимо, была Гал¬
лия, позднее, в X—XI вв., прежде всего Англия, хотя в то же время появляются
монетчики в Южной Германии и Чехии, имена которых указывают на местное
происхождение, реже — на приезжих из романских стран. В XII в. французы ор¬
ганизуют шотландское монетное дело, а к концу того же столетия в Централь¬
ной Европе появляется большая группа еврейских монетчиков, изготовляв¬
ших монеты с надписями на древнееврейском языке и ставивших на них свои
имена. В наибольшем количестве они представлены в Великополыие в правление
Мешко III, а несколько позже появляются также в Центральной и Южной Гер¬
мании, в Австрии и Моравии. Наконец, начиная с середины XIII в. наибольшую
популярность приобретают итальянские монетчики, приглашавшиеся в разные
страны, особенно когда возникла потребность в организации новой продукции,
прежде всего золотой монеты, но также и в других случаях.
В XIV—XV вв. итальянские монетчики встречаются главным образом
в Центральной и Восточной Европе. Они же выступают и в роли предприни¬
мателей и организаторов, как, например, трое флорентийцев, приглашенных
в Чехию для проведения реформы гроша в этой стране, на роль руководителей

74
Раздел второй. Создатели штемпелей и их творения
Чеканщики монет. Фреска в соборе
Святой Барбары. Кутна Гора, Чехия.
1388-1558
монетных дворов, иногда арендаторов, даже отмечавших собственными зна¬
ками свою продукцию, но также и в качестве рядовых исполнителей, которые
упоминаются в некоторых городах среди многих других ремесленников. Сви¬
детельством преобладания итальянцев в чешском монетном деле XIV в. явля¬
ется уже само название «Итальянского двора» (curia gallica), данное в оби¬
ходе зданию монетного двора в Кутной Горе, а сохранившиеся списки занятых
на нем работников подтверждают обоснованность этого определения. Италь¬
янцы организовали монетные дворы, чеканившие флорины в Праге (1325 г.),
Легнице (1345 г.) и некоторых местах Германии, много работали в Буде и Кра¬
кове, а в 1462 г. итальянец даже был приглашен ко двору Ивана III в Москву
для организации там производства золотых монет. Насколько позволяют су¬
дить об этом источники, происходили они главным образом из Северной
Италии, где искусство и монетная техника были особенно хорошо развиты,
в том числе из Милана, Флоренции и Лукки. Однако были и другие. В Венгрии
во второй половине XIV в. должность королевского камерария и управляю¬
щего монетным двором в Буде отправлял итальянец по имени Якоб Сарацин,
несомненно, происходивший из мусульманских стран, который подчеркивал
происхождение, помещая на венгерских монетах голову мавра в качестве своего
гласного герба.

Iлава 1. Авторы известные и неизвестные
Чеканщик монет. Фреска 5
Святой Барбары. Кутна "::з
1388-1558
Таким образом, роль итальянцев в монетном деле позднесредневековой
Европы можно сравнивать с их участием в иных сферах тогдашнего творчества
в области архитектуры, ремесла или искусства. Несомненно, они были носи¬
телями не только технических приемов, но и художественных навыков, вкусов,
а также самих образцов штемпелей, привитых от Италии другим странам, по¬
добно тому, как это сделали несколькими столетиями ранее англосаксонские
монетчики. Однако очевидно, что не все заимствования сюжетов для штем¬
пелей с итальянских монет являются результатом деятельности этих монетчи¬
ков. Точные подражания флоринам, отчеканенные примерно в сотне монет¬
ных мастерских к северу от Альп, только в некоторых случаях были введены
итальянскими мастерами. Нечто подобное происходило и с балканскими мо¬
нетами, бравшими за образец венецианские гроши, либо с ближневосточными
подражаниями дукатам или неаполитанским грошам. Как сказано выше, глав¬
ным фактором, порождавшим такие имитации, были экономические сообра¬
жения, роль образцовых монет на рынке, а не умение или предпочтения мо¬
нетчиков. Более верным, чем сам сюжет штемпеля, следом их деятельности
являются характерные стилистические и технические особенности, прису¬
щие итальянскому монетного делу. С другой стороны, многие монеты, являю¬
щиеся несомненным произведением итальянских монетчиков, не несут ника-

ких черт, указывающих на какую-либо связь с монетным искусством Италии.
Впрочем, не каждый монетчик был изготовителем чеканов, не каждый резчик
штемпеля был художником, и не каждая монета является объектом, пригод¬
ным для рассмотрения в категории произведения искусства или художествен¬
ного ремесла. Однако многие из них могут претендовать на это и быть при¬
знанными таковыми.
Глава 2. Ремесло поистине художественное
В большом и разнообразном потоке пластических искусств Средневековья мо¬
неты занимают место обособленное, но не слишком высокое, и потому не все¬
гда заметны среди других, более значимых памятников тогдашнего искусства.
Их миниатюрная форма, соединенная с неподатливым материалом, каким явля¬
ется железный чекан, где гравировался штемпель, создавали слишком большие
трудности по сравнению с теми, перед которыми стояли творцы иных произве¬
дений мелкой пластики, будь то живописных или скульптурных, если вспомнить
хотя бы иллюминации манускриптов, изделия эмальеров, ювелиров или резчи¬
ков по слоновой кости. Более того, производство монетных штемпелей, часто
массовое и поспешное, давало меньший простор для развития талантов и уме¬
ний, чем творчество в других сегментах художественного ремесла. Тем не менее
и здесь можно встретить произведения, не уступающие лучшим образцам, от¬
носящимся к той же эпохе.
Результат работы монетчиков обуславливался самим развитием монетной
техники, хотя, естественно, это был не единственный и, может, даже не всегда
решающий фактор. Несмотря на вековой опыт и традиции, уходящие в глу¬
бокую древность, в период раннего Средневековья монетная техника претер¬
пела определенный регресс. Место художественных изображений с высоким
рельефом, типичным, в частности, для голов императоров или божеств, что
позволяло придать им характерные и даже портретные черты, заняли плоские
штемпели с изображениями вынужденно более схематичными, поскольку они
были выполнены с помощью линий или точек, наносимых на монетный че¬
кан чаще всего с использованием пунсона, инструмента в форме штифта, вби¬
ваемого в поверхность чекана. В результате образовывалось желаемое углубле¬
ние, но одновременно и раздвижение в стороны металла, который затем нужно
было удалять напильником, иначе оставались утолщения, оставлявшие вмятины
на отчеканенной этим штемпелем монете. Этих дефектов не создавала другая
техника изготовления чекана — при помощи резца, то есть маленького долота,
служащего для удаления металла с места, на котором должно было образоваться
углубление. Гравировка позволяла легко проводить протяженные линии и пла-

Монетчики и штемпель.
Образец оформления буквицы.
Из издания: Numismatische
Zeitschrift. Wien, 1881. Taf. V

"8
I d ,!h idnul'Oi. к
in id! '.id !] ,	/ li\ id) 14 it Я
"ЭООЙЦЫ,
x кружков,
-.еталла (цана) —
■я буквиц,
smaiische
'SS1 Taf.VI
стично формировать целые фрагменты поверхности чекана. Эта техника, при¬
менявшаяся практически повсеместно в античном монетном деле, исчезла
в раннее Средневековье, уступив место более легкой и примитивной технике
пунсона, и только несколько веков спустя постепенно возродилась. К самым
простым пунсонам, оставляющим на чекане след в виде маленькой точки, до¬
бавились более крупные шарики, брусок, клин или полукруг, применявшиеся
главным образом при формировании букв на штемпеле; с их помощью выби¬
вались вертикальные, горизонтальные и выпуклые части букв, а также другие
элементы штемпеля. Один и тот же пунсон в форме клина мог быть использо¬
ван как ножка буквы, ветвь крестика или нос в изображении правителя или
святого; другой — полукруглый — пунсон мог применяться как буква С и как
брюшко букв Р или R, а повторенный дважды, но в разных положениях, об¬
разовывал букву S или О. Позднее появляются пунсоны, представляющие це¬
лые элементы штемпелей, такие как крестик, звездочка, буква, знак монетчика
и еще более сложные. Таким образом, это была своего рода мозаика, из фраг¬
ментов которой резчик собирал рисунок штемпеля, естественно, помня, что
на чекане должно получиться изображение зеркальное по отношению к пред-

• CU'HOL
79
Luma /'V-t/t ,.w >wiit та;и
полагаемому оттиску на монете. Это обстоятельство порождало ошибки, отно¬
сительно частые в монетных мастерских, которые были недавно организованы
или не располагали опытными мастерами; они проявлялись по преимуществу
в зеркальном расположении букв и даже в целых надписях, идущих задом на¬
перед. В некоторых случаях приходится иметь в виду и то, что резчик перено¬
сил на изготовляемый чекан образец чужой монеты так, как он ее видел, в ре¬
зультате чего отчеканенные этим штемпелем монеты становились зеркальным
отражением своего прототипа. Конечно, эти погрешности и ошибки резчика
были не единственными, которые так легко случались при столь тонкой работе,
выполнявшейся в твердом материале, на очень маленькой поверхности чекана
и нередко в массовом порядке. Однако в более развитых монетных мастерских
таких ошибок почти не делалось, во всяком случае, дефектная продукция не вы¬
пускалась в обращение.
Для опытного резчика изготовление чекана было заданием, требовавшим по¬
рой не более двадцати минут (!). Доказательством тому служат проведенные не¬
давно эксперименты, в ходе которых в условиях, приближенных к раннесредне¬
вековой технологии, изготовлялись чеканы типичных англосаксонских монет X в.
Самый простой штемпель потребовал около пятнадцати минут работы, наибо¬
лее сложный — около получаса. Следует учитывать, что гораздо более сложные
позднесредневековые штемпели, особенно для золотых монет, требовали более
длительной, может быть, многочасовой работы. Эти данные показывают реаль¬
ный объем усилий, который не нужно переоценивать. На больших монетных
дворах изготовление чеканов было постоянной операцией. Например, в Вене¬
ции в XIII—XIV вв. резчики штемпелей работали без перерыва в течение целого
дня, вплоть до сумерек, как, впрочем, и весь монетный двор, производительность
которого в силу этого обстоятельства зависела от времени года. В любом случае
для резчиков дневной свет был необходимым условием тщательного исполне¬
ния чекана. При этом их работа была организована на принципе постоянного
соперничества: двое одновременно делали один и тот же штемпель, но в произ¬
водство брали только один из них, признанный лучшим. Эта система обеспечи¬
вала наилучшее качество изделий и успешно оберегала от погрешностей и оши¬
бок. Но это имело место только в период наивысшего развития средневековой
техники и организации монетного дела.
В условиях раннего Средневековья ситуация была иной. Наряду со штем¬
пелями, выполненными весьма старательно, существует относительно много
изделий неумелых, примитивных или варваризирующих чужие образцы. Есте¬
ственно, они встречаются преимущественно в период создания собственного
монетного производства на отдельных территориях. Черты варваризации не¬
редки среди ранних монет франков, вестготов или англосаксов, которые, хотя
и пользовались позднеримскими образцами, искажали и упрощали их, прежде
чем выработали собственные технические и художественные навыки. Еще более

80
'w. (
;/ //’
’///, 2/у / t///\
//Ш;/ /:///>/
/’
примитивную продукцию можно обнаружить на территориях, не имевших
древних традиций в этой области, особенно в Центральной, Северной и Во¬
сточной Европе в X—XI вв. Однако и здесь влияние чужих образцов, приток
квалифицированных монетчиков, а также рост мастерства местных резчиков
штемпелей, да и просто развитие талантов довольно быстро принесли замет¬
ные результаты, в том числе в датском и немецком монетном деле, но прежде
всего в чешском. Появившиеся там центры монетного производства иногда
приобретали черты местных художественных школ, изготовлявших монеты
не только с применением своеобразной техники, но и выделяющиеся особым
стилем своих штемпелей, собственной тематикой и характерными выразитель¬
ными средствами.
Этот период, особенно XII в., дает, по-видимому, наиболее широкие возмож¬
ности для сравнительного исследования штемпелей монет, главным образом цен¬
тральноевропейских, в контексте стилевых особенностей романского искусства.
Несмотря на очевидные связи, аналогии и влияния обращает на себя внимание
определенная самостоятельность этой ветви художественного творчества, а также
ее роль в наиболее быстром перенесении чужих образцов из порой весьма отда¬
ленных стран. Участие монет в процессе распространения характерных для них
элементов художественной культуры, касающихся формы и содержания изобра¬
жений, обычно игнорируемое в исследованиях по истории искусства, тогда яв¬
лялось тем более существенным, что возникающая на этом пути диффузия сразу
достигала массового получателя. В последующие столетия, вместе с нарастающим
сужением тематики, представленной на монетных штемпелях, и эта их общекуль¬
турная функция также была ограничена.
Появление техники изготовления брактеатов в середине XII в. вызвало пере¬
лом и временное изменение в развитие монетного искусства. Эта техника заклю¬
чалась в замене прежнего способа нанесения оттиска штемпелей на обе стороны
монеты с использованием двух чеканов, выбиванием только одного штемпеля
на кружке, выполненном из очень тонкой пластинки, латинское обозначение ко¬
торой (bractea, а чаще brattea) со временем дало название изготовленным таким
образом монетам. Эта пластинка, помещенная между чеканом и мягкой подлож¬
кой, выполненной из кожи или свинца, при ударе молотом вдавливалась, приоб¬
ретая на одной стороне оттиск штемпеля, на другой же — его негатив, обычно не¬
четкий. Иногда для упрощения и ускорения чеканки монет под чекан помещали
сразу несколько кружков; одним ударом им придавался оттиск штемпеля, кото¬
рый оказывался тем более смазанным, чем дальше от штемпеля находился дан¬
ный кружок. Благодаря сильному профилированию брактеаты приобретали не¬
обходимую жесткость и становились относительно устойчивыми к повреждению
тонкой и хрупкой пластинки. Часто именно с этой целью использовался сильно
выдававшийся ободок по краю, который одновременно являлся элементом кон¬
струкции и характерным пластическим акцентом этих монет.

I.idiui Ремесло и о к l }/i I {н с x}<)(j?ki?a}iBeH,t()t'
81
Техника изготовления брактеатов, распространившаяся в центральноевро¬
пейском монетном деле с середины XII в., не была совершенно новой. Ее уже
знало античное ювелирное искусство, а в раннее Средневековье она применя¬
лась, главным образом, в Византии и на территории Скандинавии, но для изго¬
товления не монет, а круглых украшенных пластинок, видимо, игравших роль
амулетов. Золотые скандинавские брактеаты VI—VII вв., производившиеся почти
в массовом порядке, несли изображения, отчасти подражавшие римским и ви¬
зантийским монетам, отчасти оригинальные, связанные по преимуществу с гер¬
манской мифологией. Как исключение подобные изделия встречаются и в более
позднее время, неся уже христианские религиозные изображения или фигуры
правителей, иногда в украшенных оправах, как медальоны. В монетное произ¬
водство подобная техника впервые проникла в IX в. на скандинавские земли,
в Данию, сначала в очень ограниченном количестве в виде так называемых полу-
брактеатов. Эти монеты тоже изготовлялись из очень тонкой пластинки, но от¬
чеканивались с двух сторон, отдельно штемпелем аверса, отдельно реверса. От¬
тиски обоих штемпелей были заметны на противоположной стороне монеты
как негативы и в результате накладывались друг на друга, смазывая четкость того
штемпеля, который был оттиснут первым. Производство полубрактеатов, тру¬
доемкое и неудачное с точки зрения достоинств штемпеля, свидетельствует, на¬
сколько сильно укоренился навык двусторонней чеканки монет и убеждение, что
лишь монета, снабженная штемпелями и на одной, и на другой стороне отвечает
условиям, необходимым для исполнения своих функций. С этим предубежде¬
нием покончил только период подлинных брактеатов.
Первые брактеаты появились в Центральной Европе во второй четверти
XII в., ранее всего, видимо, перед 1130 г. в Германии, на территории Майсен-
ской марки, между Эльбой и Заалем, вскоре в Лужицах, потом в Тюрингии, Маг¬
дебурге и в горном районе Гарца. Одновременно, в 30-х гг. XII в., отмечены и пер¬
вые польские брактеаты, недолго чеканившиеся в конце правления Болеслава
Кривоустого. С середины XII в. эта техника была освоена почти во всей Восточ¬
ной и Северной Германии вплоть до реки Везер, а также в Бремене, Гамбурге
и Любеке; к концу столетия ею были охвачены часть Южной Германии вокруг
Аугсбурга и Боденского озера, а кроме того, Поморье, Великополына, Силезия
и государство Тевтонского ордена. Зато она совершенно не проникла в страны
Западной и Южной Европы, представляя собой явление регионального харак¬
тера, хотя и на весьма значительном пространстве.
Распространение техники изготовления брактеатов, особенно на начальном
этапе, совпадало, как давно уже замечено, с территориями относительно низкого
уровня развития товарно-денежного хозяйства, мало участвовавшими в круп¬
ной международной торговле и лишенными таких важных экономических цен¬
тров, как Кёльн, Венеция или Константинополь. Уже из-за самой своей хрупко¬
сти брактеаты не были приспособлены для нужд крупной торговли, не годились

82
P.uih.i второй. ( а, I 111-Hi in 11 ми i jt и п ил июнпия
для дальних перевозок и длительного обращения. Зато они могли хорошо испол¬
нять свои функции в условиях регионального обращения и, особенно, в системе
периодического обмена монеты, позволявшей использовать ее обычно около года
и даже меньше.
Таким образом, это был вид наихудших, в известной степени, монет, самых
простых и более дешевых в производстве, чем отчеканенные с двух сторон дена¬
рии с ограниченным пространством и временем обращения. Тем сильнее с этой
характеристикой контрастируют выдающиеся художественные достоинства
штемпелей брактеатов, впрочем, появившиеся только во второй половине XII
и в начале XIII в. Позднее они были сведены к схематичным формам, бедным как
по содержанию, так и по исполнению, а с конца XIV в. техника брактеатов при¬
менялась уже только для производства мелких разменных монет с максимально
упрощенными штемпелями. Именно тогда для их обозначения появились тер¬
мины «вогнутые денарии» (denari concavi), «полые» или «дутые» пфенниги
(Hohlpfennige), обозначавшие их отличие от использовавшихся одновременно
монет большей толщины. Однако ранее, в период развития и исключительного
использования брактеатов, в таком различении не было нужды; их называли де¬
нариями или пфеннигами, как и монеты, отчеканенные с двух сторон, поскольку
они по-прежнему представляли те же самые денежные единицы. Их никогда
не именовали брактеатами; это название появилось только в XVII в. и сохрани¬
лось в качестве технического термина, использовавшегося главным образом в ис¬
торической и нумизматической литературе.
Брактеаты создали совершенно новые возможности для творцов монет¬
ных штемпелей, явившись следствием двух основных технических предпосы¬
лок. Во-первых, брактеаты, особенно на начальном этапе своего существования,
имели значительно больший диаметр, чем непосредственно предшествующие им
денарии. Это стало результатом того, что переход от двусторонней техники че¬
канки монет к односторонней не был связан со сменой веса представляемых ими
денежных единиц. Первые брактеаты весили столько же, сколько прежние дена¬
рии, но изготовленные на значительно более тонкой пластинке, они должны были
иметь гораздо больший диаметр, обычно достигавший 30 мм. Только в дальней¬
шем, с постепенным падением веса уменьшению подвергался и диаметр брак¬
театов, хотя этот процесс не был систематическим и необратимым. Еще в XIII в.
на некоторых территориях в Чехии, Силезии и Майсене изготовлялись брактеаты
больших размеров с диаметром 30—40 мм, а как исключение, например, в Тю¬
рингии, даже еще шире — до 50 мм и больше. По этой причине в современных
источниках они носили название «широкого серебра» (argentum latum). Увели¬
чение поверхности монеты, естественно, создавало для авторов и исполнителей
штемпелей условия для наполнения их более богатым, разнообразным и слож¬
ным художественным содержанием, чем это имело место на маленьких кружках
с диаметром не более 20 мм. Может быть даже именно желание получить эти воз¬

!.i,ii-.i	Pc мало iiuiiL/niuie 4А.7icuneunwc
можности явилось одной из главных причин введения брактеатов особенно там,
где редукция денариев уже зашла так далеко, что сделала практически невозмож¬
ным снабжение ее читабельными и содержащими необходимый объем информа¬
ции штемпелями.
Другим нововведением, связанным с появлением брактеатов, стала возмож¬
ность глубокого профилирования штемпеля и приобретения таким путем го¬
раздо большей пластичности изображения, чем на монетах, отчеканенных с двух
сторон. В этом случае формированию под давлением чекана подвергалась вся
пластинка, а не только внешние части обеих поверхностей кружка. Вместе с тем
полученный оттиск был вынужденно менее четким, чем на двусторонних моне¬
тах, давал более мягкие поверхности и линии, без искажений, вызванных раздви-
жением металла при чеканке монеты и ранее при создании чекана. Более того,
изготовление брактеатов не требовало столь же сильного удара чекана, как при
чеканке двусторонних монет, следовательно, и сами штемпели могли делаться
не только из стали, но и из бронзы. Тем самым их штемпели могли изготовляться
не только методом гравировки и набивки пунсонами, но и отливкой в глиняные
формы, в которых с помощью матрицы заранее оттискивался соответствующий
образец. В свою очередь эта техника давала дальнейшие возможности для моде¬
лирования штемпеля и, кроме того, позволяла повторять идентичные изображе¬
ния на большем количестве чеканов, сделанных с одной матрицы.
Все те условия, которые создала техника изготовления брактеатов, полнее
всего были использованы в немецком монетном деле, особенно создателями
брактеатов, которые появились во второй половине XII в. на территории Тю¬
рингии, Гессена, Саксонии и в соседних с ними землях. Брактеаты происхо¬
дили из монетных мастерских как имперских, так и принадлежавших местным
территориальным правителям, светским и духовным, — герцогам Саксонским
и ландграфам Тюрингским, маркграфам Бранденбургским, архиепископам Маг¬
дебурга и Майнца, аббатисам Кведлинбургским и прочим, вплоть до мелких гра¬
фов фон Арнсберг или фон Фалькенштейн, эмиссии которых — исключительной
красоты — остались наиболее значимыми и прочными следами их жизни и дея¬
тельности. Весьма вероятно, что значительная часть этих штемпелей, использо¬
вавшихся в разных монетных мастерских, была выполнена резчиками, обучав¬
шимися в Хальберштадте, где существовала епископская школа этого ремесла.
При одинаково высоком техническом и художественном уровне исполнения от¬
дельные штемпели, тем не менее, обладают разными стилистическими чертами,
характерными для данного региона, что проявлялось даже в тех случаях, когда
монеты, отчеканенные в разных мастерских, были подписаны одним и тем же
монетчиком. Искушенный глаз с первого взгляда отличит саксонские брактеаты
от тюрингских, франконские от швабских, даже когда они не несут на себе ни¬
каких надписей, и тем более выделит те, что были выпущены за пределами
немецких земель.

84
Л/Jс., в,HOpufl. (<),.]
L.lHliniMin .til ПИл HOJ'i П if >!
Увеличение поверхности у ранних брактеатов позволило их авторам расши¬
рить иконографическую программу штемпелей, что нашло выражение в несколь¬
ких аспектах. Так, представляемые сюжеты и, особенно, человеческие фигуры,
будь то правители или святые, получили более старательную и точную отделку,
заключавшуюся главным образом в обозначении деталей одежды, вооружения
или эмблем. Стало возможным, например, изображение составленной из звеньев
кольчуги, плаща с горностаевым подбоем, деталей конского убранства, способа
крепления прапорца на древко, знаков на мече и т. д. Во-вторых, распростра¬
нились многофигурные композиции, иногда образующие целые сценки и пред¬
ставляющие, например, мученичество святого, сцену молитвы и другие. Как уже
упоминалось, подобные изображения появились в XII в. и на денариях, осо¬
бенно чешских, брактеаты же создали более широкое поле для их воплощения.
Наконец, по-видимому, важнейшей иконографической инновацией стало ши¬
рокомасштабное введение на брактеаты орнаментальных мотивов, прежде всего,
архитектурных элементов, образующих оправу для представленных на них фигу¬
рах, а также украшенных ободков и даже надписей, рассматриваемых как деко¬
ративный элемент, и, наконец, разных мелких мотивов — точек, звездочек и т. д.
Иногда они исполняли символические функции, но часто только заполняли сво¬
бодное место в поле монеты, преодолевая тот horror vacui [21], который возни¬
кал в случае недостаточного заполнения поверхности штемпеля основным сю¬
жетом. Впрочем, следует добавить, что способ компоновки штемпеля в форме
круга и в целом использование места были очень тщательными, иногда просто
мастерскими.
Однако период художественного великолепия в эпоху брактеатов был до¬
вольно коротким. Он закончился в первой половине XIII в., когда эти монеты
подверглись обесцениванию, вызвавшему уменьшение их размеров и, что более
важно, когда в результате более интенсивного обращения и частых обменов про¬
изводство монет становилось все более поспешным, менее старательным, нередко
доходя до полного пренебрежения как внешним видом, так и содержанием штем¬
пеля, теперь выполнявшего только функцию знака, отличающего одну эмиссию
от другой. Понятно, что и в этот период появлялись монеты с тщательно отде¬
ланными штемпелями, но эта черта не была типичной, особенно в сфере произ¬
водства брактеатов.
Очередной этап в развитии монетного искусства связан с возникновением
двух новых видов монетных единиц: золотых монет и толстых серебряных мо¬
нет. Оба эти нововведения появились в Западной Европе преимущественно
во второй половине XIII в., а в следующем столетии и в других местах. Следова¬
тельно, в основном они совпали с периодом развития готического искусства, ха¬
рактерные черты которого, тематические и стилистические, также были адапти¬
рованы для монетных штемпелей. Большие серебряные монеты, подобно тому,
как прежде самые ранние брактеаты, предоставили возможность создавать более

. lJ и
t mn
развитые изображения и надписи, использовать более сложную организацию их
поверхности и вводить многие детали, трудные для размещения на мелких де¬
нариях. Между прочим, тогда появился и нашел широкое применение двойной
ободок, уже ранее характерный для арабских монет, который позволил значи¬
тельно расширить текст легенды и одновременно сделал надпись важным худо¬
жественным элементом штемпеля.
В это же время развитие и более полную разработку получили геральдиче¬
ские мотивы, порой приобретавшие форму замечательных произведений искус¬
ства, а также орнаментика, каллиграфия и т. п. Особенно искусно и тщательно
выполненные штемпели в течение XIV в. демонстрируют золотые монеты пре¬
имущественно наиболее крупных номиналов, главным образом во Франции, Ан¬
глии и сеньориях Нидерландов, позже в Италии и Испании. В этот период об¬
наруживаются следы, указывающие на использование при размещении рисунка
на чекане циркуля, который время от времени применялся и ранее, а также вы¬
шеупомянутого большого пунсона, использовавшегося преимущественно для на¬
несения повторяющихся декоративных мотивов, таких как звездочки, розетки,
лилии, листочки и т. п. Эти орнаменты чаще всего встречаются в ободках, иногда
образуя псевдолегенду, в том числе на французских и фландрских грошах XIII—
XIV вв., на некоторых южногерманских монетах, силезских квартниках и т. д.,
являясь своеобразным аналогом распространившихся в то же время иллюмина¬
ций на полях манускриптов. Одновременно появляются и множатся украшенные
ободки, составленные из четырех, шести или более соединенных между собой
арок, которые окружают находящееся в центре поля основное изображение, со¬
здавая ему пышную оправу. Наконец, само развитие этих изображений и допол¬
нение их декоративными элементами в виде цветочных крестов, украшенных щи¬
тов и великолепных корон свидетельствует о том, что начавшийся уже на ранних
брактеатах процесс развития орнаментики активизировался в поздний период
Средневековья. Штемпель монеты перестал быть всего лишь проводником идео¬
логического и политического содержания или только опознавательным знаком
монеты, а стал также местом сознательного эстетического выражения, не имею¬
щего непосредственного прикладного значения. Однако опосредованно он
явился и средством, повышающим ранг данной монеты, а тем самым и престиж
правителя, отражением и украшением которого она являлась. Эти формулировки
уже использовались Фомой Аквинским, правда, в контексте, относящемся к вну¬
тренним характеристикам, а не к внешнему виду монеты. Однако можно предпо¬
ложить, что и к нему люди того времени не оставались равнодушными, несмотря
на то, что не желали признаваться в этой слабости.
Художественные и эстетические достоинства средневековых монет не нахо¬
дят непосредственных свидетельств в отзывах своих пользователей, которые, ка¬
залось бы, не придавали этому вопросу особого значения. Немногочисленные
упоминания в текстах, определяющие монету как «красивую», относятся скорее

86
uJc l .-торой. (, j i ijf.niiiiTf um-.in) и их ibopihii>i
к качеству ее драгоценного металла и тщательной технике исполнения, чем к ху¬
дожественным достоинствам штемпеля. Например, речевой оборот, многократно
повторяемый в статутах венецианского монетного двора о том, что изготовляемая
там монета должна быть «красивая и круглая» (pulchra et rotunda), судя по кон¬
тексту, означает прежде всего требование старательного приготовления кружков
с точки зрения их формы и веса, а также безукоризненного исполнения и оттиска
штемпелей, впрочем, имевших установленный и неизменный на протяжении мно¬
гих десятилетий внешний вид. Другой пример, казалось бы, касающийся именно
эстетических черт монеты, дают арабские поэтические тексты, отчасти относя¬
щиеся еще к домусульманскому периоду, в которых повторяются сравнения людей
с золотыми динарами. Так, читаем о воинах: «Хотя их лица похудели при встрече
(перед битвой), своей красотой они равны были динарам»; в другом месте встре¬
чаем «всадника прекрасного, как динар», а во времена аббасидского халифа Аль-
Мамуна (813—833) поэт говорит даже о девушках «прекрасных, как динары».
Повторяемость такого сравнения, однако, явно свидетельствует о том, что это —
общее место, относящееся не к красоте штемпеля динаров, который, впрочем,
полностью изменился с VI до IX в., а к самому понятию «золотой монеты», все¬
гда представляющий собой образец «красоты» благодаря стоимости драгоцен¬
ного металла, а не своей эстетичности. Также много иных примеров, и не только
средневековых, свидетельствуют о близком сходстве красоты и богатства, полнее
всего воплощенных именно в золоте. Но встречались и другие сравнения. Беда
Достопочтенный приравнивает добродетель одной из англосаксонских принцесс
к золотой монете, и немало подобных сравнений дает позднейшая литература,
особенно житийная. Прочие средневековые похвалы монетам относятся к их
«доброте», «благородству», даже цвету, но не к их красоте, как будто труд и та¬
лант исполнителей даже самых эффектных штемпелей не имели никакого значе¬
ния в глазах тех, кто пользовался этими монетами.
В многочисленных исследованиях и трудах, посвященных истории средне¬
векового искусства, тогдашние монеты, если вообще принимаются во внимание,
обычно занимают малопочетное место, чем принципиально отличаются от мо¬
нет античной эпохи, в частности греческих и римских, издавна признанных про¬
изведениями искусства и порой весьма высокого ранга. Да и сами нумизматы,
занимающиеся средневековой монетой, относительно немного внимания уде¬
ляли ее художественным достоинствам и анализу, надлежащему памятникам ис¬
кусства. Только последние десятилетия принесли некоторые изменения в этом
отношении, по-видимому, главным образом в результате развития репродукции
и особенно увеличения размера изображения. Вместе с публикацией различных
альбомов нумизматы «открыли», распространили и начали анализировать и ис¬
следовать художественные достоинства все большего количества средневековых
монет, приписывая ценность произведений искусства даже предметам, прежде
считавшимся никуда не годными с художественной точки зрения.

/ iii (hi -. Рема w/wnanuHt' xydaviccnibcmwi
Действительно, техника фотографии выявила и познакомила как с отдель¬
ными мелкими деталями, штемпелями, так и с их общим внешним видом в мо¬
нументальном масштабе, который влияет на наблюдателя значительно сильнее
и иначе, нежели маленький кружок металла. По этой причине появилось мно¬
жество анализов и рассуждений, посвященных художественным достоинствам
отдельных штемпелей, экспрессии их изображений, тонких иконографических
характеристик и т. п. Сила воздействия таких изображений, несомненно, зна¬
чительна, она побуждает рассматривать их наравне с другими произведениями
пластического искусства данного периода, тем не менее, это направление явля¬
ется не самым удачным для исследований средневековой монеты, проводимых
с искусствоведческой точки зрения. Уже само использование больших увеличе¬
ний, облегчающих рассмотрение материала памятника, при всех их достоинствах
имеет тот очевидный недостаток, что в области эстетики оперирует вымышлен¬
ными объектами, которых ни исполнители, ни пользователи — ведь они смо¬
трели только невооруженным глазом — не были в состоянии увидеть и никогда
не видели. Таким образом, значительная часть рассуждений о художественных до¬
стоинствах монет, обнаруженных при помощи такого увеличения, по сути своей
беспредметна и в любом случае не исторична. Эти сомнения еще более усугуб¬
ляют действия, производимые для получения дополнительных пластических эф¬
фектов, таких как соответствующее освещение фотографируемых монет, акценти¬
рование избранных фрагментов штемпеля и т. п., в результате чего современный
зритель порой получает потрясающие эстетические и эмоциональные впечатле¬
ния, которых авторы соответствующих штемпелей не могли даже ожидать.
Эти предостережения, естественно, не относятся к значимости увеличения
для исследования монетной техники, степени тщательности изготовителя штем¬
пелей и тонкости его работы. Эта последняя иногда бывает столь велика, каса¬
ется столь мелких деталей, что, по-видимому, следует предположить, что ост¬
рота зрения их творцов и, может, вообще людей того времени была значительно
выше, чем в наши дни. С этой точки зрения некоторое увеличение монеты с при¬
менением лупы или методом фотосъемки действительно может компенсировать
нашу способность восприятия относительно условий, современных данной мо¬
нете; однако, допустима лишь поправка в несколько десятков процентов, и она
ни в коем случае не оправдывает многократных увеличений в качестве истинного
источника художественной информации.
Рассматриваемые в контексте совокупности средневековой пластики монеты
в целом обнаруживают стилистические и иконографические черты, характерные
для художественных произведений, созданных на данной территории и в данное
время. Следовательно, легко распознать монеты, относящиеся к дороманскому,
романскому и готическому искусству, монеты, происходящие из сферы византий¬
ского, западноевропейского или же скандинавского искусства, а точный стили¬
стический анализ порой позволяет связать отдельные штемпели с конкретными

88
P.Luh' i второй. Co }run*.ut \h п мт .n.ii // us тип пня
центрами художественного творчества и с определенными этапами их развития.
Однако в то же время монетная пластика часто демонстрирует специфические
черты, отличающие ее от других современных произведений и следующие либо
из особых технических условий монетного производства, либо из функций, кото¬
рые монеты должны исполнять. В силу этого они представляют собой не только
повторение образцов и заимствования, сделанные с более ранних или более из¬
вестных объектов, но иногда также являются оригинальным выражением пла¬
стической культуры своей эпохи и своего региона, созданным самостоятельно
и, естественно, на присущем этой культуре языке.
Глава 3. Образцы и подражания
Источники для создания штемпелей средневековых монет, были теми же, что
и для других, современных им произведений пластики и ремесла, начиная с цер¬
ковных порталов и монументальной живописи через рукописные миниатюры
и гербы на рыцарских щитах вплоть до матриц печатей и ювелирных изделий.
Для штемпелей перерабатывались те же библейские и литургические тексты; идеи
черпались из античной традиции, агиографии, «Физиолога» [22] или иных бе-
стиариев [23], формул соответствующих документов, нередко вводя подходящие
стихи или девизы в качестве составных частей штемпеля. Однако главный художе¬
ственный образ мог возникнуть как в творческом воображении автора, так и в ре¬
зультате вдохновения образцами, находившимися в его поле зрения, и различить
эти две возможности довольно сложно. Несмотря на органичную связь монет¬
ной иконографии с пластикой соответствующей эпохи, только в относительно
немногих случаях можно распознать конкретные образцы, в соответствии с ко¬
торыми было смоделировано то или иное изображение на штемпеле. Впрочем,
как и всё средневековое искусство, монетное творчество очень редко обращалось
за образцами напрямую к окружающему миру; значительно чаще использовались
символ или схема, показывающие этот мир не таким, какой он есть, а таким, ка¬
ким должен быть. Тем не менее, на монетах преимущественно XII—XIII вв. об¬
наруживается малая толика образцов, взятых непосредственно с натуры, таких
как несколько десятков архитектурных объектов, позволяющих отождествить их
с конкретными, главным образом церковными постройками, а также другие, тоже
позволяющие предполагать, что они воспроизводят ныне уже не существующие
строения. Можно констатировать и неоднократное использование в качестве об¬
разцов какой-то архитектурной детали или иконы, например, константинополь¬
ских мозаик из собора Св. Софии или Влахернского дворца, воспроизведенных
на штемпелях отдельных византийских монет. Можно догадаться о копировании
на некоторые русские монеты XV в. церковных фресок и барельефов, в том числе

. 0/)/Л. ЩМ	.i.lliU.4
S9
представляющих сцену воздушного путешествия Александра Ма¬
кедонского — мотив, весьма неожиданный на тогдашних монет¬
ных штемпелях.
Монетчиками изображались такие объекты, как бронзовая
скульптура льва, поставленная в Брауншвейгском замке в 1166 г.
(10), а также отдельные квадраты Плоцких и Гнезненских бронзо¬
вых дверей; особенно последние первоначально являлись излюб¬
ленным источником для местных авторов штемпелей. В редких
случаях следует иметь в виду и непосредственное использование
образцов сакральной скульптуры, благодаря которым появилось,
например, не встречающееся на других штемпелях изображение
Богоматери с Младенцем на одной из монет сицилийских нор¬
маннов в конце XI в. (24), а также отдельных икон, отличающихся определен¬
ным своеобразием или окруженных особым почитанием в данном социуме. Здесь
можно назвать датские денарии XI в. и польские денарии XII в., возможно, по¬
дражающие каким-то русским или византийским иконам, очевидно, привезен¬
ным как трофей или приданое приехавших с Востока княжеских дочерей. Анало¬
гичные связи монет и картин чаще встречаются в позднесредневековой Италии
вплоть до полного отождествления изображения св. Крескентия, сражающегося
с драконом, на штемпелях монет из Урбино с полотном Рафаэля, явно скопиро¬
ванным на штемпель. Наконец, отмечены подобные заимствования с восточных
или византийских тканей, украшавших интерьеры покоев и церквей или парад¬
ные одежды правителей. С IX в. одним из главных центров торговли этими тка¬
нями был Регенсбург, а в XIII в. там появилось собственное производство та¬
ких же украшенных материй. Потому, видимо, неслучайно эти заимствования
встречаются прежде всего на южно-германских монетах XIII—XIV вв., в частно¬
сти, в Баварии, Швабии, Брайсгау, а кроме того в Чехии, где некоторые образы
зверей и орнаменты, возможно, были перенесены на штемпели с церемониаль¬
ного плаща восточного происхождения, с XII в. находившегося в Праге. Именно
этим путем на аугсбургские монеты попали изображения двух львов, смотрящих
друг на друга, многолистного ободка; на монеты Брайсгау — слона, на нюрнберг¬
ские — орнамент в виде розетки и т. д.
Подобных источников вдохновения и образцов, находившихся, прежде
всего, в местной церкви и при дворе правителя, должно было быть и, навер¬
няка, было гораздо больше, хотя сегодня трудно указать на конкретные прото¬
типы отдельных штемпелей, особенно когда они представляют мотивы, широко
распространенные в иконографии своей эпохи. Например, Самсон, раздираю¬
щий пасть льва, и несколько иных библейских сюжетов, сирена с двойным хво¬
стом и разные фантастические животные, не говоря уже об изображениях Хри¬
ста, ангелов или святых, настолько часты в искусстве и особенно в романской
скульптуре, что могли быть скопированы на монетные штемпели с различных
10. Брактеат^.
Герцогство Бра'.
После 11661?

90
Pd u'U'.l tmiofHHt. Cn l III iUUlil Mill //.,.// 11II \ i H(>P1 till Я
образцов, находившихся в поле зрения резчика. К этим образцам относятся
и произведения мелкой пластики, недоступные большинству жителей, запер¬
тые в сокровищницах или канцеляриях, такие как инсигнии, ювелирные изде¬
лия из драгоценных металлов и слоновой кости, иллюминированные рукописи
и, наконец, печати. Здесь тоже можно скорее догадываться, нежели утверждать
о возможной зависимости монетных штемпелей от этих моделей. Больше всего
совпадений относится к изображениям, находящимся на монетах и современ¬
ных им печатях.
Аналогии между изображениями на монетных штемпелях и матрицах пе¬
чатей очень близки и неоднократно служат указателем, облегчающим опреде¬
ление места и времени возникновения монет, лишенных иных «паспортных»
данных. Порой можно даже предположить авторство одного и того же мастера,
либо исполнителя обоих видов матриц, т. к. они создавались с помощью сходной
техники, требующей от резчика аналогичной квалификации. Однако эти совпа¬
дения не представляют повсеместного явления на всем протяжении Средневе¬
ковья, они касаются некоторых видов монет, печатей и сюжетов, помещенных
на их штемпели, так как у них принципиально разные функции. Монета — это
металлический предмет, снабженный знаком, исполняющий разные, уже много¬
кратно названные здесь задачи, зато печать — это сам знак, оттиснутый в воске
или даже в драгоценном металле, но приобретающий свое истинное значение
только в связи с документом или иным объектом, скрепленным этой печатью.
И очевидно, иной является роль самого этого знака, масштаб знакомства обще¬
ства с ним и сфера социального воздействия его содержания, ограниченное ко¬
личество его экземпляров и меньшее число вариантов, зато большее число об¬
ладателей, имеющих право пользоваться собственной печатью, и т. д. При всех
этих условиях существующие аналогии и совпадения все же приводят к тому,
чтобы видеть в средневековых печатях один из образцов, использовавшихся со¬
здателями монет, в частности, при изображении таких сюжетов, как воспро¬
изведение правителей, династических или местных гербов, а иногда и других
мотивов.
К общим источникам вдохновения, по крайней мере, в некоторой степени
использовавшимся на средневековых монетах и печатях, относятся и античные
геммы, являвшиеся довольно близкими образцами уже по своим размерам и спо¬
собам изготовления. Некогда собранные в значительных количествах, вторично
применявшиеся в роли сигнетов или украшений, ценимые не только за свои худо¬
жественные достоинства, но и за магические свойства, приписываемые помещен¬
ным на них изображениям и самим драгоценным и полудрагоценным камням,
геммы послужили проводником многих художественных тем и мотивов из антич¬
ности в Средневековье. Впрочем, это касается не только классических греческих
или римских сюжетов, но также иудаистских, раннехристианских и ориенталь¬
ных мотивов, находящих аналогии как на современных им, так и на более позд¬

/ id в Л .... OopilMibl и иодрлжлиия
91
них монетах. Средневековые аналогии встречаются, по преимуществу, на визан¬
тийских монетах, но также в Италии и Центральной Европе XII—XIV вв., хотя
порой трудно определить, что послужило их прототипом — старая гемма или
античная монета.
Использование античных монет как образов на средневековых монетных
дворах было явлением не частым, если не считать монет эпохи раннего Сред¬
невековья, чеканенных на территории Византии и государств-преемников Рим¬
ской империи, там, где в течение некоторого времени, обычно до VI—VII вв.,
еще функционировали старые мотивы и схемы, характерные для эпохи поздней
империи (25). Впрочем, они подверглись сильной варваризации и искажениям,
вплоть до полного изменения их внешнего вида и содержания, свидетельствую¬
щие о том, что традиция монетного производства не сопровождалась осознанием
культурного наследия. Ярким примером этому может послужить постепенное ис¬
кажение мотива капитолийской волчицы с Ромулом и Ремом на ранних англосак¬
сонских монетах вплоть до превращения их в птицу — образ, гораздо более по¬
нятный для создателей и пользователей этих монет.
С конца VIII в. ситуация полностью меняется. Римская традиция уже не про¬
должается в монетном деле латинской Европы ни с точки зрения внешнего вида
штемпелей, ни с точки зрения денежной системы, зато, случается, сознательно
призывается вновь, главным образом, с целью повышения престижа отдельных
правителей в качестве преемников римских императоров. Так, Карл Великий для
своих императорских денариев, представляющих его в профиль в лавровом венке,
использовал в качестве прототипа какую-то позднеримскую монету (26). По¬
добным образом в Англии в конце IX в. поступил король Альфред (871—899)
(27). Денарий германского короля Генриха I (919—936) подражает золотым соли-
дам Маврикия Тиберия (582—602), императоры Оттон I (962—973) и Оттон III
(996—1002) также обращались к образцам, точно не определенных римских мо¬
нет. Позднее Фридрих II (1220—1250) открыто демонстрировал давние тради¬
ции и современную императорскую программу с помощью золотых монет, явно
связанных с образцами римского монетного дела, хотя изображения, представ-
11. Августалис. Италия. Королевство Сицилия. После 1231 г.

92
l ! И И, 1,1! I sim .III n Li t non UhJi
l\l '(h / bnirj'OU. .
30.
ленные на аверсе (бюст) и реверсе (орел), были взяты с разных прототипов, об¬
разуя целенаправленно созданный гибрид, смысл которого подчеркивало данное
этим монетам название «augustales» [24](11).
Наряду с этими монетами, намеренно заимствовавшими древнеримские про¬
тотипы, к которым позже обратится и монетное дело Нового времени, суще¬
ствует группа средневековых монет, скорее случайно копировавших античные
образцы. К ним относятся, например, каролингские денарии с изображением го¬
родских ворот (28)9 или же чешские денарии XII в., представляющие бюст князя
с мечом на плече (29) в ракурсе, типичном для штемпелей позднеримских мо¬
нет особенно в IV в. Еще более характерным является штемпель анонимных де¬
нариев, чеканенных на территории Австрии в XII в., точно воспроизводящий
с римских монет Константина Великого (306—337) императорский знак «лаба-
рум» [25], под которым сидят два пленника (30). Этот мотив уже раньше был за¬
имствован в англосаксонском монетном деле, где, однако, быстро подвергся ис¬
кажению. В любом случае его повторение в XII в. не имеет никакого разумного
обоснования, и трудно увидеть в нем выражение сознательной привязки к тра¬
дициям римского мира. Можно привести другой пример из Каталонии, где де¬
нарии епископства Вик, чеканенные в конце XI в., представляют на одной сто¬
роне святых Петра и Павла, а на другой — почти точную копию римской монеты,
изображающей человека, ведущего пару волов. Вероятно, на этот раз мотив был
признан актуальным и в условиях Средневековья, хотя тема труда и экономики
лишь в исключительных случаях появлялась на монетах того времени. Возможно,
что возвращение к римской традиции, не полностью угасшей на данной терри¬
тории, всё-таки происходило.
Во всяком случае, использование древнеримских монет в качестве образцов
свидетельствует, что в руках резчиков соответствующих штемпелей находились
экземпляры этих монет, насчитывающие несколько сотен, иногда даже тысячу лет.
Совершенно очевидно, что эти монеты не могли так долго находиться в обраще¬
нии или в сокровищницах и, скорее всего, происходили главным образом из кла¬
дов, которые находят в земле и сегодня, и тем более находили в эпоху Средневе¬
ковья. Даже в Центральной и Северной Европе в кладах монет X—XI вв. порой
как примесь встречаются старые римские денарии, несомненно, происходящие
из сделанных тогда находок и вновь включенные в денежное обращение вместе
с изготовленными заново монетами. Гораздо чаще эти находки должны были слу¬
чаться на землях бывшей Римской империи. Существуют сведения из письмен¬
ных источников о подобных событиях, в том числе как раз на территории Ав¬
стрии, где в 1299 г. некий сельский житель нашел клад золотых римских монет,
чеканенных от имени Фаустины Старшей, что было прилежно записано хрони¬
стом. Старые римские монеты благодаря своим хорошо читаемым надписям, со¬
держащим имя императора, в разных случаях рассматривались как хронологиче¬
ский указатель прошлого. Даже в истории о семи спящих братьях, переданной

It	,..»//// i
93
/
Джакомо да Вараджине, монеты, которые обнаружились у одного из этих братьев
после пробуждения, стали свидетельством того, что они проспали несколько со¬
тен лет, поскольку местные купцы и сам епископ Эфеса подтвердили, что это
были денарии, отчеканенные при императоре Деции (249—251), а скептики счи¬
тали, что они происходят из недавно найденного клада.
Поучительную аналогию, касающуюся использования очень старых образ¬
цов, дают монеты среднеазиатской династии Зенгидов и особенно Ортокидов,
чеканенные в течение XII—XIII вв. Разорвав с обязательными на протяжении по¬
чти пяти столетий образцовыми мусульманскими монетами, несущими только
надписи, они ввели на штемпели ряд пластических изображений в подражание
разным монетам, в том числе как значительно более ранним византийским, так
и римским, греческим, эллинистическим и персидским эпохи Сасанидов. Эти
мотивы столь разного происхождения порой соединялись на одном штемпеле,
создавая весьма причудливые гибриды. Например, голова римского императора
соседствовала с фигурой правителя в византийском одеянии с сасанидской ко¬
роной на голове. Появление данной совокупности обычно объясняется стрем¬
лением сделать доступными местные монеты и облегчить распознание их отдель¬
ных видов людям, не знающим арабской письменности, главным образом купцам,
прибывавшим с Запада после оживления левантийской торговли в эпоху кресто¬
вых походов. В любом случае факт использования старых, а порой и очень старых
монет, как местных, так и чужих, в качестве образцов для штемпелей указывает
на присутствие этих найденных или сохранившихся монет и на уверенности в их
престиже, не исчезнувшем из-за течения времени и влияния ислама.
Но при наличии всех этих и, наверное, еще многих других прототипов, кото¬
рыми пользовались средневековые монетчики, всё же нельзя исключить из раз¬
мышлений их собственное творческое вдохновение, в частности там, где проис¬
ходила особенно частая смена штемпелей, как это имело место в Центральной
Европе в XII—XIII вв. Это было своего рода народное искусство, родные куль¬
турные мотивы, которые в это время получили слово также в других сферах твор¬
чества и не только пластического. Правда, эти мотивы не стоит переоценивать.
Несомненно, что среди монет, чеканенных в разных провинциальных мастерских,
вдалеке от больших политических или духовных центров, можно ожидать сви¬
детельств свободного полета воображения, не вовлеченного в систему понятий
и образов, которые были признаны и обязательны в элитарной культуре Сред¬
них веков.

Глава 1. Трудное искусство письма
основных выразительных средств: образа и письма, применявшихся либо
f вместе, либо по отдельности, в зависимости от разных факторов, характер¬
ных для данного времени, страны или цивилизации. Разным было и соотноше¬
ние, связывающее эти две формы информации, если обе присутствовали на од¬
ной монете, — от полного их совпадения, когда надпись и изображение выражали
одно и то же содержание; через комплементарное соотношение, когда эти состав¬
ляющие взаимно дополняли друг друга добавочными, присущими каждой из них
сведениями, вплоть до абсолютно разных, независимых друг от друга смыслов,
заключенных отдельно в образе и отдельно в надписи. Информативные функ¬
ции и того, и другого средства передачи были похожи, но имели свои различия.
С одной стороны, в надписях можно увидеть сообщение, адресованное ограни¬
ченной группе лиц, знакомых с искусством чтения; в изображениях — сообще¬
ние, доступное более широким социальным слоям, согласно автору «Золотой
легенды», говорившему об «imagines qui sunt quasi libri laicorum» [1]. Однако
в действительности «эти книги для неграмотных» иногда имели столь сложное
содержание, что для правильного его понимания требовалась гораздо более вы¬
сокая интеллектуальная квалификация, чем просто грамотность, опирающаяся
на соответствующую начитанность, и знание аналогичного иконографического
материала. С другой стороны, сам факт использования на монетах до сего дня
обоих средств сообщения, адресованных в равной степени всем получателям,
дказывает на их отдельные и взаимодополняющие функции, в целом полностью
воспринимаемые пользователями. Но в условиях Средневековья положение
было противоположным, в том числе и потому, что принцип коммуникативно¬
сти соблюдался не всегда. Хотя часть надписей так же, как и часть изображений
на штемпелях, являлась опознавательным знаком монеты для всех пользователей,
их содержание могло быть понятно только избранным, и ее адресатом были со¬
всем не люди, а потусторонние силы.

96
I'.isJr t тропки l Г.1ФИК i и я тки
Античная, главным образом римская, традиция передала раннесредневеко-
вому монетному делу типичную модель монетного штемпеля, содержащего оба
компонента — изображение и надпись, обычно соединенные по принципу ком¬
плементарное™. Изображение представляло особу правителя, надпись опреде¬
ляла его имя, титулы, годы правления, показывало божество или персонифика¬
цию какого-то понятия; надпись определяла их точнее, дополняла возможными
дальнейшими сведениями и т. п. Следует предполагать, что в позднеримском об¬
ществе эти составляющие в целом сохраняли полную коммуникативность, кото¬
рая могла нарушаться только в эпоху варварских нашествий V—VI вв., хотя, как
известно, и они в значительной степени подверглись романизации на просторах
бывшей империи. Во всяком случае, эта модель в основном сохранилась как в за¬
падном, так и в несколько иной форме — византийском монетном деле вплоть
до того времени, когда была проведена монетная реформа в мусульманском мире
в конце VII в. С другой стороны, развитие монетного дела в каролингском госу¬
дарстве в следующем столетии принесло новый вид штемпелей, содержащих ис¬
ключительно надписи без всяких пластических изображений.
Такое своеобразное явление, как кажется, подталкивающее к выводу о том,
что в это время в обоих социумах письменное сообщение приобрело большую
коммуникативность, чем изображение, imago, и полностью вытеснило его
со штемпеля. Но этот вывод, скорее всего, был бы ошибочным. Изменение штем¬
пеля на арабских монетах, ранее подражавшим персидским и византийским об¬
разцам, было связано с принятием учения ислама, как известно, запрещающего
изображать фигуры людей и животных. По этой причине данное изменение
оказалось устойчивым, и только тип монет с надписью до сих пор сохраняется
в большинстве мусульманских стран (31). Лишь в более поздний период Сред¬
невековья произошли некоторые отступления от этого принципа, главным об¬
разом, в мусульманско-христианских пограничных зонах, которые, тем не менее,
не изменили общего правила, что для распознания содержания штемпеля мусуль¬
манских монет необходимо умение читать по-арабски с использованием соответ¬
ствующего данному социуму алфавита. Не представляется возможным или даже
правдоподобным, чтобы это условие действительно повсюду соблюдалось в эпоху
Средних веков, что, тем не менее, не ограничивало сферы обращения арабских
монет, использовавшихся также и за пределами, населенными мусульманами, где
их тем более не могли прочитать.
Нечто подобное происходило и с чисто эпиграфическими европейскими мо¬
нетами, особенно каролингскими, и некоторыми современными им англосак¬
сонскими, а также, хотя реже, с более поздними. Но здесь отказ от пластического
изображения не имел религиозного обоснования, при том, что церковные власти
выражали некоторое неудовольствие в отношении изображений правителей, по¬
мещенных на штемпелях, видя в этом проявление тщеславия, противоречащего
закону Божьему. Именно так Беда Достопочтенный интерпретирует слова Еван-

. Un dune искусство n iicbM.i
9"
l ulOJ
гелия о показанной Христу монете с изображением императора. Но его сомне¬
ния не были решающими, поскольку среди относительно немногочисленных пла¬
стических изображений на штемпелях каролингских монет присутствует именно
голова правителя. С другой стороны, распространение исключительно эпиграфи¬
ческих монет в государстве франков VIII в. не являлось следствием всеобщей гра¬
мотности, которая в этот период даже подверглась некоторому регрессу по срав¬
нению с меровингской эпохой. В любом случае знание письма тогда было уделом
только небольшой части общества, и заметное расширение этого круга произо¬
шло позднее.
Нельзя полностью исключить тот факт, что на введение во Франкском го¬
сударстве чисто эпиграфических монет в некоторой мере повлиял арабский об¬
разец, хотя, наверное, он не был решающим фактором. Также следует считаться
и с воздействием византийского влияния, где как раз в период иконоборче¬
ства появились штемпели, целиком заполненные надписью
и использовавшиеся по преимуществу для серебряных ми-
лиарисиев, с которых был воспринят и мотив монограммы
правителя (32,12), впоследствии распространившийся в мо¬
нетном деле Каролингов и их преемников. Однако эти пред¬
положения не исключают, а, может, даже подтверждают вы¬
вод о том, что помещенное на штемпеле сообщение с самого
начала было адресовано интеллектуальной элите, франкской
или англосаксонской, и отнюдь не было рассчитано на сооб¬
щение его содержания всему обществу. Для большинства пользователей моне¬
тами такие штемпели, вероятно, имели ценность знака, не лишенного магиче¬
ских свойств и, по сути, не слишком отличающегося от других знаков, позднее
часто появлявшихся на монетах, таких как знак креста, христограмма [2] и дру¬
гих. Тем не менее, надписи, помещенные на этих ранних монетах, обычно вы¬
полнены грамотно и тщательно, с заботой об их соответствии тогдашним пра¬
вилам эпиграфики, высокое качество которой демонстрируют и более поздние
англосаксонские монеты; однако на них уже с X в. центральную часть штемпеля
обычно занимает изображение фигуры правителя. Зато в Германии в то же самое
время, особенно в XI в., чаще встречалась варваризация
надписей, воспроизводимых упрощенно, часто с ошиб¬
ками вплоть до полной нечитаемости и замены их псев¬
долегендами, составленными из знаков, только имити¬
рующих буквы (33; 13). Наверное, это были искажения,
проистекавшие из неграмотности самих резчиков штем¬
пелей, отчасти же из-за предназначения данных монет
для чужих рынков, где ни содержание письменного сооб¬
щения, ни знание письма практически не существовало,
как, например, на большой группе саксонских монет, че-
12. Пентану—
Юстиниан I (52~
13. Денарий (вендка). СРИ. Саксония. Первая четверть >

98
/ P I'pjlh I И Я ЯН к и
1}л.я)с I mpcrtiiw..
\
t
каненных главным образом для торговли с западнославянскими и прибалтий¬
скими землями. Тем не менее, такие псевдолегенды одновременно являлись сви¬
детельством того, что надпись воспринималась как необходимая, интегральная
часть штемпеля, без которой он был бы неполным, вызывал сомнения в подлин¬
ности или стоимости монеты. Было ли это следствием традиции или выраже¬
нием своеобразной магии письма, известной, по крайней мере, в отношении
скандинавских рун и, видимо, нечуждой и в других культурных кругах? Во вся¬
ком случае, только в XIII в. появились анэпиграфные монеты, несущие одни пла¬
стические изображения и тем самым свидетельствующие, что эта магия уже была
преодолена (34). Впрочем, сам язык, применявшийся в надписях, указывает на то,
что на значительных территориях они не были предназначены для всеобщего вос¬
приятия. В особенности это касается латинской Европы, где на протяжении всего
Средневековья на штемпелях монет преобладали надписи на латыни, и, следова¬
тельно, понятны они были только клиру и относительно небольшой группе дру¬
гих лиц. Таким образом, это была ситуация, аналогичная церковной литургии,
которую пассивно воспринимало все население, слушая и даже повторяя ее тек¬
сты как магические формулы, лишенные реального значения. В данном случае
это была своеобразная литургия власти, на которой помещались как надпись,
так и изображение, являющееся своеобразным аналогом визуальной стороны
церковных обрядов.
При всех этих оговорках для многих языков надписи на средневековых моне¬
тах остаются оригинальными памятниками письменности, а ограниченность их
социального восприятия не меняет того факта, что для создателей и некоторой
части пользователей этих монет надписи являлись средством понимания. Встает
вопрос, не могли ли они своей краткостью и легкостью для сравнения и понима¬
ния сыграть какую-либо роль в процессе обучения грамоте общества как един¬
ственно доступные образцы письма, находившиеся перед глазами.
Функцию надписи-знака, в частности, исполняли монограммы, помещенные
в поле монеты, обычно обозначавшие имя правителя или название монетной ма¬
стерской. Такие монограммы появляются на некоторых византийских монетах,
в особенности на бронзовых, в V—VI вв., в Италии на монетах Одоакра и остго¬
тов (35), а также вестготов, вандалов, бургундов и франков, то есть на всей тер¬
ритории варварских королевств, являясь там единственным видимым знаком
правителя. Как правило, они создавались из букв, входящих в имя данного го¬
сударя или, по крайней мере, из нескольких его первых букв, расположенных
обычно так, чтобы легко вписывались в круг. Некоторые из таких монограмм со¬
ставлялись из одной или двух больших букв, к ним присоединялись остальные
маленькие буквы; другие имели симметричную форму, базирующуюся на цен¬
тральной букве, и, наконец, третьи, наиболее многочисленные, представляли со¬
бой фигуры неправильной формы, и лишь опытный глаз мог распознать в них
отдельные буквы, имеющие общие линии и по возможности наложенные друг

Lit!till /. 1 p)(hwc Uih')'tOHtiO HUibUd
99
на друга. В таких композициях можно прочитать имена ряда остготских прави¬
телей — Теодориха, Аталариха и других, однако, некоторые из этих монограмм
трудны или просто не поддаются разгадке. Тем более приходится сомневаться
в степени их коммуникативности для современников. Созданные людьми, ис¬
кусными в письме, может, даже нарочито усложненные, чтобы их труднее было
подделать, они впоследствии исполняли роль личного знака правителя и при¬
менялись не только на штемпелях монет, но, прежде всего, на документах, где
эти собственноручно начертанные королем буквы являлись аналогом его под¬
писи и одновременно печати, удостоверяющим данный акт. Начертание такой
монограммы было нелегким делом. Даже Теодорих Великий (475—526), кото¬
рый в молодости десять лет провел заложником в Византии, учась там искусству
управления, так и не смог овладеть искусством письма, и, как сообщает современ¬
ный ему биограф Аноним Валезиан, «король Теодорих был такой неученый и та¬
кого неразвитого ума, что за десять лет своего правления никак не смог выучить
четырех букв подписи на своих документах. Поэтому он приказал сделать золо¬
тую пластинку с вырезанными четырьмя буквами имени короля 0го§ [Theod],
чтобы, когда хотел подписать, положив эту пластинку на лист, пером по ней во¬
дил, чтобы получилась подпись»1.
Таким образом, монограмма на монете тоже была своего рода подписью, удо¬
стоверяла ее и снабжала не столько именем, сколько магическим знаком, заме¬
няющим портрет правителя; поскольку последний все еще сохранялся за восточ¬
ным римским императором, несмотря на то, что его верховенство стало уже чисто
номинальным.
С VIII в. аналогичная монограмма появляется на многих денариях Пипина
Короткого (751—768) и Карла Великого (768—814), а потом их преемников.
Имя KAROLVS было расположено в форме креста, в центре которого находи¬
лась буква А, соединенная с О, с четырех сторон к ним примыкали буквы К, R,
L, S {36), Эта читаемая и очень характерная монограмма использовалась Карлом
и на его документах в роли собственноручной сигнатуры. Так же, как Теодорих,
Карл Великий не мог справиться с искусством письма. Как сообщает его био¬
граф, Карл «пытался писать и для этого имел обыкновение держать на ложе у из¬
головья дощечки или таблички для письма, чтобы как только выпадало свобод¬
ное время приучать руку выводить буквы, но труд его, начатый слишком поздно
и несвоевременно, имел малый успех»2. Однако он не пользовался вырезанным
на пластинке шаблоном для удостоверения документа монограммой-подписью,
а ограничивал свой автограф собственноручным начертанием только одной ли¬
нии — поперечной перекладины в средней букве А.
1
Kraus ЕЕ Die Munzen Odovacars und des Ostgotenreiches in Italien. Halle (Saale), 1928. S. 19.
Einhard. Zycie Karola Wielkiego. Wroclaw, 1950. S. 49 (rozdz 25). Цит. по: Эйнхард. Жизнь
Карла Великого. Гл. 25 // Историки эпохи Каролингов. М., 1999. С. 27.

100
/ d-idc^ -t;lpe>nnii. X Г !ФИк_ П Я IЫ к 1 ’
Монограмма имени Karolus использовалась также на монетах последующих
правителей с тем же именем — Карла Толстого (881—888), Карла Лысого (840—
877) и Карла Простоватого (893—922). Аналогичные монограммы встречаются
на монетах других франкских и французских королей в IX—X вв. — Людовика I
Благочестивого (814—840), КарломанаП (879—884), Рауля (923—936) и пр.
На функцию этого мотива проливает свет эдикт Карла Лысого, данный в Питре
(Edictum Pistense) в 864 г. и посвященный монетному праву. Одна из его статей
(§ 11) устанавливает, «чтобы на денариях нашей новой монеты на одной сто¬
роне наше имя было написано по кругу, а в центре — монограмма нашего имени;
на другой же стороне помещалось название города, а в центре — крест»1 (37; 14).
14. Денарий. Франция. После 864 г.
Отсюда ясно следует, что в понимании правителя монограмма вовсе не заменяла
надпись, обозначающую его имя, и не была ей равнозначна, поскольку в против¬
ном случае эти два элемента не помещались бы на одном и том же штемпеле. Мо¬
нограмма была здесь скорее знаком правителя, аналогичным знаку креста, по¬
мещенному на другой стороне монеты. Карл Простоватый прямо определяет ее
как «nostri nomini signum» [3], в то время как Франкфуртский синод утверж¬
дает, что знак креста «est signum nostri imperatoris» [4]. Следовательно, они оба
исполняли символическую и в некоторой степени магическую функцию: моно¬
грамма как знак земного правителя, крест как знак владыки небесного, и не слу¬
чайно они противопоставлены на разных сторонах монеты. Зато информативная
роль надписи заключалась в легендах, окружающих эти символы.
Как правило, аналогичные монограммы имен помещали на своих монетах
IX—X вв. папы, а также светские и духовные правители. Особенно во Франции
традиция каролингской монограммы поддерживалась не только и не столько по¬
следующими государями, такими как Эд (888—898) или Гуго Капет (987—996),
сколько сеньорами, обладавшими монетными правами и, вероятно, рассматри¬
вавшими такой знак как элемент престижа. Впрочем, подобным образом обозна-
1
Jesse W. Op. cit. S. 13, nr 43.

I .ЛЧА 1. 1 /)\0Н 1И'к\С'Ъ вО filUb.Hd
101
чались названия некоторых городов уже на меровингских монетах, чаще на ка¬
ролингских, англосаксонских и некоторых более поздних, быстро уступив место
буквам-инициалам.
Отдельные буквы, помещенные в поле штемпеля, появляются как исключе¬
ние на каролингских денариях, но распространяются только с XII в. Частично —
это доказанные инициалы названий монетных мастерских, остальные — ини¬
циалы имен правителей, заменившие прежние монограммы. Но часть этих
знаков пока не находит никакого разумного толкования, и, возможно, они пред¬
ставляют собой всего лишь сигнатуры, служившие для различения очередных
эмиссий. В качестве последних они выступают по преимуществу на скандинав¬
ских брактеатах уже с конца XII в., в Силезии — в XIII в., реже — в других стра¬
нах. С XIV в. королевские инициалы начинают увенчивать короной. Этот обы¬
чай особенно распространился на монетах королей Пиренейского полуострова,
но встречается также в Червонной Руси при Казимире Великом (38; 15) и Людо-
15. Квартник русский. Польша. Казимир III (1333-1370)
вике Венгерском, на датских, шведских и, как исключение, норвежских монетах.
В этих случаях коронованная буква заменяла изображение правителя, становясь,
благодаря указанию имени, более индивидуализированной характеристикой его
особы, чем схематичный рисунок головы или фигуры, сидящей на троне. Обы¬
чай помещения таких «королевских букв» сохранялся на многих монетах в Но¬
вое время и до сего дня используется там, где еще правят короли.
Независимо от своего значения и функций буквы, помещавшиеся в поле
позднесредневековых монет, обычно имели тщательно отработанную форму,
иногда с украшениями, образуя важный элемент в художественной композиции
штемпеля. Они представляют целый диапазон эпиграфических типов — от рим¬
ского капитула через унциальную графику до готического маюскула и, наконец,
до ренессансных форм письма. Некоторые из них можно даже сравнить с укра¬
шенными инициалами кодексов, известных нам из примерно синхронных им ма¬
нускриптов, здесь не хватает только сопровождающих их миниатюр и, конечно,
цветов, присущих иллюминациям. Сами по себе серебро и особенно золото, в ко¬
торых они были оттиснуты, уже являлись своеобразным цветом, а орнаменты,

102
Pdsdc.-i третий.. Грлфнкл и языки
иногда окружавшие букву, так же, как и четырех- и многоарочные обрамления
и цветочные завершения ее перекладин и ножек, придавали ей форму само¬
стоятельного пластического мотива. Особенно эффектными с этой точки зре¬
ния являлись инициалы на монетах некоторых итальянских городов, таких как
Сиена (39; 16), Лукка и других, впрочем, представляющие наиболее развитую
эпиграфическую форму всех надписей, помещенных на их штемпелях. Заслу-
16. Денаро. Италия. Республика Сиена. Около 1250 - 1390
живает внимания также прекрасная форма инициалов, встречающихся в начале
XIV в. на силезских квартниках, а потом на геллерах, хотя смысл их не всегда
понятен.
Собственно, легенды, располагающиеся главным образом в ободке, а нередко
и в поле монет, в целом демонстрируют, как и любое эпиграфическое письмо,
некоторое запаздывание по сравнению с формами, известными по рукописям
и, естественно, значительно меньший, чем у последних, диапазон различий, как
хронологических, так и региональных или социальных. Сама техника нанесе¬
ния букв на твердый монетный чекан, при сохранении их небольших размеров,
должна была привести к довольно жесткой стабилизации их форм. Отчасти эти
буквы образовывались, как уже упоминалось, с помощью вбиваемых в штемпель
пунсонов, дающих единообразные поперечины, ножки или полукружья. В более
поздний период Средневековья такие пунсоны состояли из целых букв, факти¬
чески исполняя роль типографских литер. Правда, существует большое количе¬
ство разных форм отдельных букв, использовавшихся даже в один и тот же пе¬
риод, на одной и той же территории; однако, в большинстве случаев это варианты,
по большей части случайные, появлявшиеся главным образом на ранних стадиях
монетного производства. В целом форма монетного почерка более простая, бо¬
лее стабильная и значительно менее развитая по сравнению с рукописными фор¬
мами как с точки зрения внешнего вида букв, так и систем почерков. На монете,
на узкой полосе ободка, попросту не было места для длинных ножек, украшен¬
ных верхушек, длинных хвостиков и великолепных петель, а также для многих
условных знаков, отмечающих разные сокращения, которыми усеяны рукописи.

103
р )	1U \\u /л'ЛУ tiliLh ,il
Ограниченная поверхность штемпеля побуждала к частому использованию
аббревиатур, по преимуществу состоявших в отсечении конечной части слова
вплоть до сохранения лишь его первой буквы. Такие сокращения встречаются
главным образом в титулах или других определениях условного характера, как на¬
пример: DN — Dominus Noster (Господь наш), IMP, IM — Imperator (император),
МО — Monetarius (монетарий), DG — Dei Gratia (Божьей милостью), S — Sanc-
tus (святой). Реже использовался способ сокращения через «стяжение», заклю¬
чающийся в сохранении только нескольких букв слова, как SCS — Sanctus, EPS —
Episcopus (епископ) и т. п. Такие аббревиатуры иногда обозначали специальным
рукописным значком в форме горизонтальной черты над группой «стянутых»
букв; иногда его же использовали вместо пропущенной буквы N. В самом начале
Средневековья, согласно римской традиции, применялось повторение послед¬
ней буквы сокращения для обозначения множественного числа, как AVGGG —
Augustorum (из Августов) {40; 1); но истинное значение этой системы, по-види¬
мому, уже было утрачено, так как это сокращение встречается на многих монетах
варварских королевств, где понятие совместного правления двух Августов уже
не имело никакого смысла. Зато в более поздний период появилось сокращение
в форме буквы R с пересеченной ножкой, использовавшееся для обозначения
окончания родительного падежа множественного числа — rum, которое приме¬
нялось главным образом в англосаксонском монетном деле (REX ANGLOR [5]).
Встречаются также другие рукописные знаки, ставящиеся повсеместно в ману¬
скриптах, как знак «9», обозначающий окончание «us», буква Р с перечеркну¬
той ножкой, чтобы показать предлог «рго», и несколько других. Относительно
часты и лигатуры, заключающиеся в связывании в единое целое двух соседних
букв, имевших общую ножку, — N и Е, А и L, что также давало некоторую эко¬
номию места и труда. Реже появляются так называемые энклавы, то есть компо¬
новки, где одна буква вписана в середину другой.
Помимо таких аббревиатур, в целом соответствующих принципам, харак¬
терным для данного периода письма, многие монетные надписи демонстрируют
значительную произвольность при сокращении слов, заметно усложняющую
их прочтение. Особенно в странах Центральной Европы в первые века монет¬
ного производства часто встречаются надписи, в которых бесполезно искать со¬
знательное и последовательное применение эпиграфических правил. Помимо
обычных ошибок, заключающихся в пропусках букв или замене их очередности
в слове, трудности порой создает сама форма, допускающая разные варианты
прочтения, тем более что способ расположения буквы не всегда был единообраз¬
ным. Итак, знак в форме Z с равным успехом мог обозначать буквы Z и N; знак
в форме V по смыслу мог быть буквами V, U, A, L, и выбор между этими вариан¬
тами зависел от контекста всей надписи, который не всегда был очевиден, осо¬
бенно когда речь шла о нетипичном слове или имени собственном. Например,
сочетание VW может быть всего лишь псевдолегендой, имитирующей надпись,
40.

104
ирапи-'. i Р upi/h.i и я thihii
РпЛ\
41.
но можно ее прочитать и как VLA — начало имени Владислав. В более поздние
периоды, в развитых центрах монетного производства подобные ошибки и со¬
мнения вообще не имеют места, и, более того, надписи часто демонстрируют вы¬
сокое мастерство эпиграфики, соответствующее всем правилам владения искус¬
ством письма.
Сама композиция надписей представляла разные типы. В латинской Европе,
согласно традиции римского монетного дела, основной частью являлась круго¬
вая легенда, идущая по краю монетного кружка и читаемая по часовой стрелке.
Зато в византийском монетном деле и в странах, находившихся под его влия¬
нием, господствовала греческая традиция, в соответствии с которой легенда
располагалась в поле монеты, преимущественно по обеим сторонам от изобра¬
жения на штемпеле. Третью группу образуют надписи, типичные для мусуль¬
манских монет, вообще лишенных пластического изображения, размещенные
в двух или трех концентрично расположенных частях штемпеля. Впрочем, это
деление не было жестким; в частности, в странах латинской Европы использова¬
лись и другие композиции, такие как размещение в поле горизонтальных строк,
крестообразные легенды, состоящие из горизонтальной и вертикальной надпи¬
сей, пересекающихся в середине; надписи, вписанные в углы креста, и другие,
менее типичные. С XIII в., возможно, под влиянием арабских образцов, также
применялась легенда, расположенная в двух концентрических ободках; встре¬
чаются и так называемые перенесенные легенды, которые начинаются на одной
и заканчиваются на другой стороне монеты; и даже легенды, соединяющие над¬
пись с изобразительным мотивом по принципу современных ребусов. Позднее,
благодаря появлению монет с большей площадью, а также из-за введения двой¬
ных круговых надписей, сам текст легенд тоже значительно удлинился, приобре¬
тая новые, почти не применявшиеся ранее обороты, и эти расширенные надписи
иногда становятся характерными художественными элементами штемпеля, отли¬
чающими монеты данного вида. Тем не менее, за очень редкими исключениями,
в латинской Европе дело не дошло до создания чисто эпиграфических монет; ма¬
гия письма здесь никогда до конца не победила рисунок, по-прежнему оставав¬
шийся главным носителем содержания штемпеля.
Однако бывали случаи, когда само письмо, отдельные буквы исполняли роль
религиозных символов или просто магических знаков. Христограмма (41), т. е.
соединение букв X и Р (хи и ро), обычная на византийских и западноевропейских
монетах V—VI вв., является не только сокращением имени Христа, но прежде
всего знаком, символизирующим, подобно кресту, идею христианства. Моно¬
грамма св. Девы Марии, составленная из соединения букв М и А, часто встре¬
чающаяся на монетах позднего Средневековья, — это тоже скорее знак культа
Богоматери, чем сокращение ее имени. Буквы АиП (альфа и омега) (42), отме¬
чаемые по преимуществу в XI—XIII вв., но также и в другие столетия, — это, со¬
гласно Апокалипсису, символ Христа как Начала и Конца. Может быть, и некото-
42.

/ IWb
K'5
рые другие буквы или их сочетания, которые кажутся бессмысленными, по сути
имели такое же или аналогичное значение. Не вникая в данные, касающиеся
символики других букв алфавита в иных областях средневековой культуры, на¬
помним здесь только о сочинении французского писателя Филиппа де Мезьера
«Сон старого пилигрима», созданного в 1389 г.1 В сонном видении путешествуя
в поисках Милосердия, Мудрости и Правды, этот пилигрим прибывает во дво¬
рец, где чеканят золотые монеты со знаком буквы Т (тау), которая, согласно ав¬
тору, является символом твердости в вере. С другой стороны, известно, что из-за
свой формы эта буква считалась одним из вариантов креста (крест св. Антония),
а кроме того связана с несколькими местами из Библии, упоминающими зна¬
мения. В произведении Филиппа помещение знака Т (тау) на золотые монеты,
по-видимому, является особенно действенным способом его демонстрации и од¬
новременно усилением его магической роли. Правда, все это происходит во сне,
таких монет в действительности не существовало, но литературная экстраполя¬
ция реальности здесь, по-видимому, верно передает укоренившееся не только
в XIV в. мнение о символике букв и символике золота.
Глава 2. Не всё на латыни
Греческие буквы во сне француза и даже на реальных монетах латинской Европы,
как, например, знак альфы и омеги, представляли собой эпиграфические вкрап¬
ления, связанные с их символическим значением. В других землях и даже в их
пределах с латинской культурой употреблялись и иные виды письма, адекватные
соответствующим языкам. В средневековом христианском мире, если рассматри¬
вать эту цивилизацию в совокупности, монетные надписи представляют около
десятка разных алфавитов, передавая с их помощью до двадцати разных языков,
если не считать других форм языкового сообщения, закодированных в художест¬
венных изображениях, помещенных на штемпели монет, и, в частности, в говоря¬
щих гербах отдельных лиц и мест. Эти языки — латинский и греческий, русский,
болгарский и сербский, немецкий, французский, каталонский, англосаксонский,
скандинавский, польский, чешский, западнославянский, арабский, грузинский,
берберийский, армянский, персидский и монгольский (уйгурский). Очевидно,
что разными являются масштабы, диапазон и хронология их использования:
от многословных текстов, содержащих целые предложения, — до отдельных слов;
и от повсеместного применения на больших пространствах — до узко местных
и случайных примеров. В некоторых случаях эти надписи относятся к старей-
1
Hauzinski J. Polska w «Le songe du vieil pelerin» Filipa de Mezieres 11 Roczniki Historyczne.
Warszawa, 1973. Rok XXXIX. S. 107.

106
Rидел тратт, [рафик / и и шк и
шим памятникам письменности на данной территории, а содержащиеся в них
слова к древнейшим памятникам национальных языков. Наконец, существуют,
главным образом в зонах соприкосновения разных культур, двуязычные монеты,
несущие надписи на языках двух соседних народов; или же на местно'м языке
и универсальном для данной цивилизации, какими были латинский, греческий,
а также арабский и русский языки.
Латынь господствовала на монетах Западной, Центральной и Северной Ев¬
ропы все Средневековье, сохраняя это положение и в течение нескольких по¬
следующих столетий; только в XVIII в. она была окончательно вытеснена со¬
ответствующими национальными языками, хотя в некоторых случаях ее следы
сохранились вплоть до сего дня, как, например, в титулатуре английских коро¬
лей: Dei Gratia Regina, Fidei Defensor [6].
Первоначально даже византийские монеты несли латинские надписи
и не только те, что чеканились в западных провинциях Восточной Римской импе¬
рии, но и выпускавшиеся в самом Константинополе. Существовавший там в IV в.
социум живой латинской культуры, имевший опору главным образом в сенате,
стал причиной того, что в течение долгого времени латынь сохраняла характер
как государственного, так и культурного языка, только постепенно уступая место
возрождавшемуся греческому языку. На монетных штемпелях этот процесс на¬
чался лишь в VII в. и в основном завершился в IX в., хотя некоторые традицион¬
ные обороты в латинской версии существовали еще и в XI в. (например, надпись
REX REGNANTIVM [7]) (43,17). Очевидно, что в период Латинской империи
на Босфоре и в рамках других государств, созданных крестоносцами на Востоке,
17 Сошд. Византия. Василий I Македонянин (867-886)
произошло новое вторжение латыни на чеканившиеся там монеты. Левантийские
колонии итальянских городов, такие как крымская Кафа, и даже некоторые ма¬
лоазиатские, в XIV—XV вв. подражавшие итальянским монетам, использовали
в своих эмиссиях латинский язык и алфавит.
Правда, лексический запас латинских надписей на средневековых монетах
не богат. Его составляют «паспортные» данные монеты, такие как титулы прави¬

ними и
107
l.hliiA Нс ( П,1 ч
теля, определение места, название монетной единицы и т. п., иногда также пояс¬
нения к представленным на штемпеле изображениям и, кроме того, религиозные
тексты, почерпнутые в основном из Священного писания и литургических тек¬
стов. Последние особенно размножились в позднем Средневековье, используя
главным образом Псалтырь в качестве источника цитат. Однако хватает и стихов
из Евангелий, Апокалипсиса, а также из церковных гимнов и месс. Зато цитаты
из сочинений древних авторов, часто выступавшие в роли девизов правителей,
распространились только в эпоху Ренессанса. Несмотря на относительно узкую
сферу применения, латинский язык господствовал на штемпелях западно-, цен¬
трально- и североевропейских монет значительно шире, чем на многих других
памятниках средневековой словесности. Из-под его покрова с трудом пробива¬
лись отдельные национальные языки и не только те, что еще не создали собствен¬
ной обширной словесности, но и уже обладавшие значительной литературой, та¬
кие как французский, немецкий или английский. Следовательно, не отсутствие
возможностей и трудности письма влияли на это положение вещей, а сознатель¬
ный выбор, поставивший монету, подобно печатям и некоторым другим памят¬
никам средневековой эпиграфики, в ряд заповедников латинского языка. При¬
чины такого решения (или, скорее, обычая), по всей видимости, в том, что это
был именно «usus» [8], не подвергавшийся сомнению, и искать их следует с од¬
ной стороны в традиции, восходящей непосредственно к эпохе Римской импе¬
рии, с другой же — в трактовке монетного штемпеля как официального доку¬
мента государства или иного института, значение которого было условно связано
с латинской языковой версией.
Отсутствие обиходного понимания этого языка, особенно заметного за пре-
лелами ареала романских языков, не имело большого значения. Впрочем, это был
язык всей западно-христианской элиты, прежде всего духовной, но отчасти также
и светской, знание которого обычно шло в паре с умением читать. Для неграмот¬
ных же, по сути, не имело значения, на каком языке, знакомом или неизвестном,
составлены надписи на использовавшихся ими монетах, хотя само присутствие
надписи, как уже упоминалось, было почти необходимым условием.
Среди национальных языков на монетах Западной Европы раньше всего по¬
является англосаксонский. Начиная с VII в. и особенно в IX—XI вв. он представ¬
лен обильным ономастическим материалом, значительно включавшем несколько
сотен названий мест и не меньшее количество имен монетчиков.
Многие из этих названий отличаются от позднейших, используемых до сего
дня, например: Eoferwic — Йорк, Dorovernis — Кентербери, Bricgstow — Бри¬
столь, Ligerceaster — Честер и т. д. Личные имена также представляют множе¬
ство исчезнувших впоследствии архаизмов. Зато распространенные англосак¬
сонские слова встречаются лишь в виде исключений, таких как королевский
титул CYN[ing], позднее CVNVNC, на некоторых английских, североирланд¬
ских и англо-ирландских монетах X в., тогда как обычно титулатура правителей

108
Pi \’J Ulj'ill l\ 1Ф11К. jr ЯлЫкИ
имела здесь латинское начертание. Во второй половине VII и в начале VIII в.
появляются немногочисленные надписи, выполненные руническим письмом,
использовавшимся для написания некоторых имен или же выступавшим только
в форме отдельных букв, вплетенных в надпись, выполненную латинским алфа¬
витом {44). Во всяком случае, такие факты свидетельствуют о знакомстве и од¬
новременном использовании создателями штемпелей обоих видов письма. По¬
добные гибриды известны и по англосаксонским рукописям.
В Скандинавии на раннесредневековых монетах тоже встречаются, хотя
и значительно менее многочисленные, нордические названия и имена; а во вто¬
рой половине XI в. даже короткие тексты, написанные руническим пись¬
мом {45; 18), использовавшимся как в датских монетных мастерских, так
и в Норвегии, например: OLAFR KUNUNKR (Олаф король), GUNAR А МОТ
THISA (Гунар имеет этот чекан) и т. п. Однако такие случаи очень редки; не¬
смотря на распространение рунического письма на других памятниках сканди¬
навской эпиграфики, его участие в монетных надписях ничтожно по сравнению
с латинским алфавитом.
18. Денарий. Дания. Около 1065 - 1075
46.
Французский язык в соответствующем ему этническом ареале тоже проявля¬
ется, прежде всего, в форме личных имен и названий мест, с XII в. употребляв¬
шихся в национальной версии в разных частях Франции. Иногда ее дополняют
некоторые титулы, такие как AVESKES [9] на монетах епископа Туля в XIII в.,
DVCHESS [10] на лотарингских монетах XIV в., SIRES [11] и DAME [12] и не¬
которые другие. Отмечены также и обыкновенные слова, например, FACVN [13]
рядом с изображением сокола на одном из льежских денариев XII в. {46) или
само название монеты MONOIE, MVNAI [14] и т. п. Кроме надписей встреча¬
ются этимологические игры, на полном серьезе представленные на говорящих
гербах разных лиц и мест, опиравшиеся не на латынь, а на живой французский
язык, закодированный в этих изображениях. Например, денарии, чеканенные
в шампанском городе Провен в XIII в., несут изображение гребешка как элемент,
определяющий вторую часть названия Шампани (Champ — peigne — «поле —
гребень») {47; 19); денарии принцев д Оранж того же времени имеют в поле
охотничий рожок (cornet), который является художественным аналогом про-

1 игилHe
НЛ LnnhlHH
109
19. Денарий. Франция. Графство Шампань. Генрих I (1152-1180) или Генрих II (1180-1197)
звища их предка Вильгельма Короткий Hoc (au court nez — с коротким носом),
воспринятым в качестве родового герба [15] (48).
Но более обширные надписи на французском языке появились не во Фран¬
ции, а на Ближнем Востоке, в государствах крестоносцев, Сирии (DENIER — DE
SEETE [16]) и особенно на Кипре, где несколько королей один за другим титуло¬
вали себя на своих монетах XIV в. PAR LA GRACE DE DIEV ROI [17] (49; 20).
Эта кажущаяся непоследовательность, по-видимому, объясняется самим фактом
меньшей латинизации острова и особенно ее греческим (византийским) литурги-
20. Полугрош. Левант. Королевство Кипр. 1310-1324
ческим обрядом; греческий же язык, о чем будет речь идти ниже, не блокировал
национальные языки в ареале своего влияния, как это делала латынь. Впрочем,
это был довольно краткий период, поскольку уже во второй четверти XV в. в ти-
тулатуре кипрских королей снова возобладала латынь, может быть, в результате
растущего генуэзского влияния, а переход острова под власть Венеции в 1479 г.
положил конец правлению и французским традициям династии Люзиньянов.
Другие романские языки встречаются на монетах гораздо реже. Итальянский
применялся, по-видимому, только для нескольких названий монетных единиц
в XIV—XV вв., таких как SOLDO или QUARTARO. Каталонский язык отме¬
чен лишь на чеканенных в то же время медных монетах, названных на штемпеле

по
Раздел третий. Графика и языки
PVGESA DE LEIDA [18]; впрочем, этот термин был создан из имени города
Пуату (Poitou) и распространился во Франции в обиходном названии «ри-
geoise» [19], данном таким же монетам.
В ареале немецкого языка аналогичные надписи также появлялись только
время от времени. Наиболее яркий пример тому дают денарии середины XI в.,
чеканенные в саксонской монетной мастерской в Гиттельдё, которые несли ис¬
ключительно немецкие надписи: на одной стороне — IELITHS PENNIG [20] —
название монеты; на другой — HIR STEID ТЕ BISCOP [21] (21), — объясняю¬
щая помещенное в центре штемпеля изображение епископа, поскольку этот
монетный двор принадлежал архиепископу Магдебургскому, или же сопровож¬
дающая изображения креста и епископского посоха — символов власти епископа.
21. Денарий. СРИ. Архиепископство Магдебург. Середина XI в.
Обе части легенды обнаруживают черты нижненемецкого языка, а существо¬
вание нескольких разных типов этих денариев указывает, что данная эмиссия
не была единственным случаем. Однако эта попытка выпускать монеты в местной
языковой версии, продолжавшаяся в течение некоторого времени, была прекра¬
щена уже во второй половине XI в., когда эмиссии той же монетной мастерской
вновь получили латинские надписи. Следующий подобный пример происходит
из Штирии, где в XIII в. маркграф, потом король Пржемысл Отакар II поместил
на свои монеты надпись SCHILT VON STEIR [22] вокруг щита с изображением
пантеры как герба страны, а на другой стороне — собственный титул правителя
CVNECH OTACCAR [23] (50). Появляются и другие титулы, выраженные в не¬
мецкой версии: MARCGRAVE [24] на монетах маркграфов Бранденбургских
в конце XII в., HERZOC [25] на несколько более поздних каринтийских дена¬
риях, BVRGGRAFF [26] на нюрнбергских монетах XIV—XV вв. или BISCHOF
[27] на современных им монетах епископа Аугсбургского.
Зато названия мест в немецком языковом ареале довольно часто подвер¬
гались латинизации, восходящей отчасти еще к римской эпохе или создан¬
ной в Средние века. Таким образом, на штемпелях мы видим надписи: S[ancta]
COLONIA A[grippina] (Кёльн) (57; 22), AVGVSTA (Аугсбург), REGINA (Ре¬
генсбург) (52; 23), VERONA (Бонн) и т. д., и даже переводы на латынь некото-

Ill
I ill ИЛ Hi'etc i,i AJiUhllii1
22. Денарий. CPU. Оттон III (983-1002)
23. Денарий. CPU. Герцогство Бавария. Генрих IV (996-1004)
рых германских названий, как городок Тиль (Thiel), обозначен¬
ный на каролингских денариях названием BONA (til — хорошая).
Так же, как на французских монетах, национальный язык и здесь
был закодирован во многих говорящих гербах или эмблемах от¬
дельных мест и персон. Например, на брактеаты, отчеканен¬
ные в XII в. в Фалькенштайне, помещено изображение сокола
(Falke), в Арнштайне — орла (Ааг) (24), в Берне — медведя (Ваг);
монеты из Мюнценберга обычно имеют деликатно введенную
веточку мяты (Minze), монеты из Мюнхена — голову монаха
(Monch) (25) и многие другие, использовавшие лучше или хуже
обоснованную этимологию. Такие недоразумения особенно ча¬
сты на колонизированных восточных землях, где старые славян¬
ские названия в немецкой версии порой приобретали вторич¬
ное, совершенно случайное значение. Отсюда, например, звезда,
встречающаяся на монетах Старгарда в Поморье, является след¬
ствием нижненемецкой этимологии названия этого города (Star)
(53; 26). Но с другой стороны некоторые говорящие гербы сла¬
вянских названий мест были восприняты на монетах, чеканенных
уже в период господства немецкого языка на данной территории,
24. Брактеат. CPU. Графство Арнштайн. Вагэ'е:
или Вальтер III (1169-Г'^
25. Пфенниг «голова монаха». СРИ. Герцогств:
Мюнхен, Стефан II фон Виттельсбах (1347-

112
Puitc i пцчпнг. t. /. 1ФИк i и я и,ik //
такие, как стрела на монетах Стшалова [28] (54; 27), голова вола на монетах Во¬
лова [29] и т. п. Это были изображения, совсем неадекватные немецкой версии
названий соответствующих мест, которые образовывали тайный след славянских
языков, сохранявшийся этими штемпелями.
Языки западной группы славян, находившихся в сфере влияния Римской
церкви и пользовавшихся латинским алфавитом, также представлены на моне¬
тах несколькими отдельными словами. К ним относится надпись BOZE на чеш¬
ских денариях Болеслава II (967/972—999), хотя нет полной уверенности в том,
что здесь речь идет о локальной замене слова DEVS [30], известного по другим
монетам того же князя, или же о личном имени монетчика, аналогичном неко¬
торым другим, встречающимся в то же время (NOC, ZANTA, MIZLETA, ОМ-
ERIZ) (55; 28) и представляющим ономастические памятники чешского языка.
28. Денарий. Чехия. Болеслав II (972/973-999)
Более точным является княжеский титул CNES, использованный полтора
века спустя, около 1150 г., на западнославянских монетах Яксы из Копаника [31].
Опосредованно эта местная языковая форма известна по документам, проис¬
ходящим с территории Западного Поморья; однако, на монетах она не имеет
иных свидетельств, поскольку на них, как правило, прикрыта латинским терми¬
ном «dux», конечно, если не считать ее присутствия на штемпелях южно- и во¬
сточнославянских монет, о чем речь пойдет ниже.

113
i At 161 ~.IlcihTHJ hVHblHH
Польский язык засвидетельствован в монетных надписях только в конце XII
и в начале XIII в., если не учитывать имена собственные, такие как BOLESLAV
и CRACOV, переданные, по крайней мере, внешне в нелатинизированной форме
на денариях Болеслава II Щедрого (1058—1079) и Владислава I Германа (1079—
1102). Зато более ранние имена, известные по монетам Мешко I (MISECO)
и Болеслава I Храброго (BOLIZLAV, BOLIZLAVS, GNEZDVN) (56), несмо¬
тря на латинизированное окончание, по-видимому, указывают на влияние немец¬
кой фонетики, вероятно, присущей авторам этих надписей, будь то епископ или
иное духовное лицо. Местная версия имени Мешко появляется только на дена¬
риях Мешко III (MESCO), и вскоре после этого, в начале XIII в., один из силез¬
ских брактеатов принесет также обычное слово MILOST (57), использованное
как обозначение одной из христианских добродетелей и являющееся аналогом
латинской надписи CARITAS [32], известной по другим современным моне¬
там из этого же региона. Другое, несколько более раннее приобретение поль¬
ского языка было передано на монетах Мешко III Старого в необычной форме
записи — древнееврейским алфавитом, давшим текст МШКА КРОЛ ПОЛСКИ
(58; 29). Добавим, что это первая и в течение долгого времени единственная за¬
пись названия «Polska» в нелатинизированной фонетической версии. Эта над¬
пись, хотя и исключительная, относится к большой группе легенд, записанных
древнееврейской графикой, характерной для монет Мешко III, ко¬
торые во всех остальных случаях сохраняют древнееврейскую язы¬
ковую версию.
Древнееврейский язык и алфавит занимают совершенно осо¬
бое место в средневековых монетных надписях. Прежде всего,
они встречаются в Польше на монетах Мешко Старого, чеканен¬
ных в Гнезно и Калише (59), и, может быть, на нескольких более
поздних эмиссиях; кроме того, на некоторых немецких, чешских
и венгерских монетах XIII в. Особенность этих легенд заключа¬
ется в том, что они не являются ни выражением функциониро¬
вания этнически определенного государства, ни свидетельством
повсеместного применения древнееврейского языка в данной ци¬
вилизации, хотя он использовался во всей средневековой Европе
в среде еврейской диаспоры. Однако введение его на вышеназванные монеты
было следствием того, что местные евреи получали управление соответствую¬
щими монетными мастерскими в аренду или в иной форме. Во всяком случае,
эти организационные решения обусловили языковую форму надписи, а в не¬
которой степени и ее содержание, поскольку значительная часть этих легенд
дает специфические слова и обороты, не использовавшиеся на монетах того же
Мешко с латинскими надписями. Древнееврейские надписи отчасти ограничива¬
ются только отдельными словами или же отдельными буквами, иногда образую¬
щими алфавитные вкрапления, подобные уже упоминавшимся рунам на некото-
57.
29. Брактеат. Польша. Мешко III (11 /3-

11ч
/ Г 1ФИк , и Я'ЯЫЬ и
рых англосаксонских монетах. Отчасти же они дают довольно обширные тексты,
особенно по сравнению с современными им латинскими легендами, использо¬
вавшимися на той же территории. Эти надписи, составленные из имен прави¬
телей и их титулов, таких как «мелех» (король), «бахар галах» (первый князь),
«кацин а мелех» (вождь и король), «мелех кашер» (король добрый, справед¬
ливый), «мелех шалем» (король счастливый), «ха кохен» (священник), «пе-
хах серор» (правитель округа), «тов рав» (добрый господин), «сар шир» (ве¬
ликий господин), стремились передать в древнееврейских терминах понятия,
почерпнутые из местных славянских языков. Из названий мест они упоминают
Гнезно (Knezden, Gndz) и Калиш, дают имена самих монетчиков с обозначением
имени отца и происхождения, как «Иосиф, сын Иегуды из рода священников»,
«господин Абрахам, сын Ицхака, начальник» (Таби Абрахам бен Ицехак на-
гид), и, кроме того, разные благословляющие формулы, прежде всего, в адрес
правителей. Чаще это одно слово «браха» (благословение), иногда усиленное,
в форме «браха това» (доброе благословение), «браха хацлаха» (благослове¬
ние, радость), а также более обширные обороты, такие как «Священник Мешко
да живет дольше», «С большим почтением к управителю округа Депольду» или
безличный, но несомненно относящийся к правителю текст «Мой народ мно¬
гочислен», представляющий собой особого рода еврейское благословение, вос¬
ходящее к библейскому стиху.
Особое место среди этих древнееврейских надписей занимает упомянутая
выше легенда МШКА КРОЛ ПОЛСКИ, представляющая пример адаптации
древнееврейского алфавита к польскому языку, по сути аналогичный первым,
современным ему попыткам адаптации латинского письма. Может быть, скры¬
тым polonicum [33] является также священнический титул Мешко III «ха ко¬
хен», если верна догадка, что он представляет неточный перевод двузначного
в то время польского термина «ksi^dz» [34]. Введение польского языка, конечно,
не увеличивало коммуникативности этих легенд в обществе. Однако нет основа¬
ний считать, что монеты с надписями древнееврейским алфавитом были пред¬
назначены преимущественно для еврейских общин в Польше или в других стра¬
нах. Таким образом, эти легенды дают особенно яркий пример того, что авторы
штемпелей совершенно не считали необходимым повсеместное понимание пе¬
редаваемого ими сообщения, на этот раз доступного уже даже не интеллекту¬
альной элите страны, а только элите небольшой этнической группы. Содержа¬
ние этих надписей, и особенно их благословляющие формулы, указывают, что
и на этот раз их адресатом были не пользователи монет, а скорее силы небесные,
от которых зависело исполнение помещенных на штемпели пожеланий. Во вся¬
ком случае, во всей сфере господства латинской культуры древнееврейские над¬
писи на штемпелях средневековых монет представляют наиболее значительное
иноязычное включение, являющееся следствием, прежде всего, независимости
их создателей от влияния западного христианства.

/ллвв Нс вес на латыни
115
В Восточной Европе языковые соотношения сформировались совершенно
иным образом, не испытывая гегемонии латинского языка. Греческий язык, хотя
и широко распространенный на монетах античного мира особенно в эпоху элли¬
низма, в Средние века претерпел значительные территориальные ограничения,
сохранившись только на византийских монетах и, в небольшом объеме, в неко¬
торых странах, соседствовавших с Восточной Римской империей. В самом Кон¬
стантинополе греческий язык в монетных надписях не использовался с антично¬
сти, так как монеты, чеканенные здесь со времен Константина Великого, пятьсот
лет сохраняли латинскую языковую версию с небольшими вкраплениями букв,
воспринятых из греческого алфавита. Лишь при Константине II (641—668) по¬
являются первые греческие надписи, сначала только на бронзовых монетах, по¬
том также на золотых и серебряных. Однако ареалы их использования на разных
монетных дворах Восточной Римской империи начали постепенно сокращаться
в соответствии с мусульманскими и славянскими завоеваниями, чтобы, наконец,
в позднем Средневековье удержаться только на Босфоре и на небольших клоч¬
ках Балканского полуострова.
В противоположность латыни средневековый греческий язык не стал фак¬
тором, блокирующим развитие письменности на национальных языках в землях,
находившихся в сфере византийского культурного влияния, проявлявшегося в ре¬
лигиозных обрядах, искусстве, архитектуре и т. д. Напротив, греческий алфавит
стал основой, облегчившей формирование письменности, соответствующей этим
языкам, прежде всего славянским; таким же путем появились и древние русские,
болгарские и некоторые сербские монетные надписи, впрочем, последние только
вкраплены в господствовавшие там латинские. Зато мелкие греческие вставки по¬
являются на грузинских монетах или же в форме византийских титулов (sevastos,
keisaros и др.), хотя и переданными местным алфавитом, или же в чисто грече¬
ских надписях сакрального типа, как 1C — ХС [35] или ME[ter] ©EOV (Theou)
[36], помещавшихся рядом с изображениями Христа и Богоматери. Тем не ме¬
нее, отдельные греческие буквы функционировали во всем христианском мире,
главным образом, в роли религиозных символов, таких как альфа и омега или тау,
о чем уже шла речь выше. Особый случай представляет надпись DOMINE KY-
RIE [37] на ирландском полугроше конца XV в., соединившем латинскую и гре¬
ческую версию обращения к Богу, возникшую, вероятно, на основе литургиче¬
ских слов «Kyrie elejson» [38]. Наконец, особое место занимают подражания
византийским монетам, появившиеся в ряде западных стран, особенно в Герма¬
нии и Скандинавии (45; 18), на которых элементы греческой графики, как пра¬
вило, подверглись варваризации и исчезли.
В непосредственной сфере воздействия византийской культуры и на моне¬
тах, чеканенных по византийским метрологическим и иконографическим моде¬
лям, обозначенных названиями, воспринятыми из византийской терминологии,
греческий язык тоже навсегда уступил место соответствующим национальным

116
p.l
третей. 1 Р1Ф1 /А. - ИЯ hi hit
30. Грош. Болгария. Феодор Светослав (1300-1321)
31. Грош. Болгария. Иван Срацимир (1356-1396)
32. Грош. Сербия. 1345-1355
языкам. Ярким примером тому являются болгарские монеты XIII—XIV вв., не¬
сущие надписи, составленные на болгарском языке и славянской азбукой, раз¬
мещенные на штемпеле аналогично греческим надписям. Обычно они содержат
имя и титул правителя ЦРЬ БАГРОМ [39] (60; 30), иногда также имя святого
покровителя, а как исключение другие выражения, например, БАГВ, сокра¬
щенное от «благоверен» (61; 31), образуя кальку греческого титула «ortho-
62.

33. Грош. Сербия. Георгий Бранкович (14
doxos», использовавшегося византийскими импера¬
торами. Характерной чертой этих надписей является
сокращение знака, подобного цифре 4, означающего
слово «царь», писавшееся также в форме монограммы.
Сербские позднесредневековые монеты тоже приме¬
няют подобный алфавит (62; 32), выражая с его помо¬
щью, помимо имен, основные титулы, такие как КНЕЗЬ,
КРАЛЬ, ГОСПОДИНЬ (63; 33); также в виде исключе¬
ния, по византийскому образцу, РАБЬ ХСИ (раб Хри¬
стов) (64, 34).
34. Грош. Сербия. Стефан Драгутин (1284-1314)
Более широкий лексический запас представил на монетных штемпелях рус¬
ский язык, передаваемый при помощи кириллического алфавита. Он отмечен 64.
ске на первых монетах Киевской Руси, появившихся в конце X — начале XI в.,
затем постоянно сохраняется во втором периоде русского монетного дела, воз-
■ гновленного в середине XIV в., хотя там первоначально встречаются вкрапле¬
ния арабского языка, принесенные посредством татарских монет. И в первый,
во второй период национального монетного дела русские надписи демонстри¬
руют множество черт, заметно отличающихся от других аналогичных текстов.
Кг оме собственных имен правителей и святых, названий денежных единиц они
_гют также обороты, касающиеся титулатуры или положения князя, такие как
ВЛАДИМИР НА СТОЛЕ А СЕ ЕГО СРЕБРО на сребрениках Владимира Ве¬
ликого в конце X в. (65; 35); КНЯЗЬ ВЕЛИКИЙ ВСЕЯ РУСИ на монетах XV в.
пли же высказывания, предостерегающие пользователей монет от совершения
преступлений, как, например, ОСТАВИТЕ БЕЗУМИЕ И ЖИВИ БУДЕТЕ
на денгах Василия Темного (1425—1462) (66) и другие, о которых речь пойдет
ниже. На самых ранних монетах эти надписи в целом расположены на штемпе¬
лях по греческому образцу, во второй период они по преимуществу занимают все
поле реверса, таким образом продолжив через несколько столетий образец штем¬
пеля, заимствованного с татарских монет Золотой Орды.

118
1\г idc.i третий. I рафика и языки
35. Сребреник. Русь. Киев. Конец X в.
/кое княжество Литовское. 1392-1396
Русский язык и являющийся его носителем алфавит время от времени отме¬
чен также на монетах, чеканенных за пределами ареала русского этноса, а именно:
на польских денариях Болеслава Храброго, несущих имя князя, написанное кирил¬
лицей (67), а позже — на самых ранних литовских монетах конца XIV в., снабжен¬
ных надписью ПЕЧАТЬ (68; 36), встречающейся и на некоторых русских монетах,
в частности суздальских и позднее новгородских. Впрочем, это были кратковре¬
менные эмиссии, и последующие монеты, отчеканенные в Литве только сто лет
спустя, в правление Александра Ягеллончика (1501—1506), несут уже латинские
надписи, несмотря на то что русский язык еще долго сохранялся в канцелярии Ве¬
ликого княжества, подвергаясь лишь медленной латинизации и полонизации.
В Молдавии и Валахии первые монеты, отчеканенные во второй половине
XIV в., тоже несут кириллические надписи и содержат одиночные славянские
слова, особенно связанные с титулатурой, такие как ВОЕВОД, ВЕЛИК ВОЕ¬
ВОДА; и, как исключение, название монеты ГРОШЬ (69) в со¬
ответствии с тогдашней канцелярской практикой этих княжеств.
Титул «воевода» сохранился там и в латинских надписях, по¬
добно титулу «господар», встречающемуся на молдавских моне¬
тах. Впрочем, уже в XIV в. там появляются двуязычные монеты
с надписями в славянской и латинской версиях, а в XV в. послед¬
няя получит значительное преобладание. Зато в Червонной Руси
местная монета, чеканенная во второй половине XIV и в начале
XV в., вообще не несла никаких кириллических надписей и снаб¬
жалась исключительно латинскими легендами (70; 37). Причиной тому, несо¬
мненно, было преобладающее польское влияние в организации червонорусского
монетного дела. Потом венгерское воздействие, включившее этот регион в ор¬
биту латинской культуры, хотя с точки зрения внешнего вида появившиеся там
монеты обнаруживали переходные элементы, соответствующие расположению
этих земель на перекрестке дорог, ведущих на восток и на запад.

L'h/e.iНс все Hu idtH'unu
119
Третьим большим языковым ареалом, представленным в легендах средне¬
вековых монет, являются надписи, составленные на арабском языке и характер¬
ной для этого языка графикой. Этот язык функционировал наиболее широко
как с точки зрения географической протяженности, так и объема текстов, со¬
держащихся в надписях. Монеты с арабскими легендами чеканились во всем
мусульманском мире — от Испании через Северную Африку и Ближний Во¬
сток до Средней Азии и Восточной Европы, увеличивая свое распространение
по мере арабских завоеваний и вовлечения в ислам все новых и новых народов.
37 Полугрош русский. Польша. Владислав II Ягелло (1386-1434)
Первоначально, в первый век арабской экспансии, эти монеты по своему
внешнему виду и штемпелям, включая язык надписей, подражали монетам по¬
коренных земель, имитируя то византийские солиды (77), то персидские драхмы,
несущие надписи на языке пехлеви. Арабские надписи распространялись посте¬
пенно и только со времени реформы, проведенной в конце VII в. халифом Абд
аль-Маликом, образовался новый тип мусульманских монет, полностью лишен¬
ных пластических изображений и снабженных на обеих сторонах только над¬
писями, определяющими род монеты, особу правителя, который приказал их
отчеканить, место и дату выпуска и, кроме того, содержащими символ мусульман¬
ской веры (37), а также стихи из Корана. Только на западе — в Северной Африке
и в Испании в первые годы после ее завоевания арабами короткое время еще со¬
хранялись монеты с надписями на латинском языке, хотя содержание уже соот¬
ветствовало мусульманским образцам. Но вскоре и они подверглись арабизации.
В X в. арабский язык появился на монетах недавно принявших ислам волжских,
булгар, а в XIII в. в монгольских государствах, образовавшихся после распада им¬
перии Чингисхана, в частности в державе Хулагуидов в Иране и Азербайджане,
а также в государстве Джучидов, известном как Золотая Орда.
Иногда арабский язык проникал и на монеты, чеканенные за пределами му¬
сульманских стран. Происходило это, в частности, на территориях, находив¬
шихся в зависимости от мусульманских правителей, например, в Грузии в XIII в.

120
j
j, 'i
L\i Wl / тост
1 lh . // Я UAkI!
или в XIV в. в русских княжествах, политически еще подчинявшихся ханам
Золотой Орды. С другой стороны, арабские надписи использовались в зем¬
лях, отвоеванных христианами у мусульман, в частности в Кастилии и Леоне
в XII в., на Сицилии, в королевстве Иерусалимском и в других латинских вла¬
дениях на Ближнем Востоке в XIII в. Таким образом, по сравнению с монетами
VII—VIII вв. ситуация перевернулась: завоеватели присваивали монетную си¬
стему и внешний вид монет вместе с языком завоеванных земель, стараясь та¬
ким образом обеспечить собственным монетам лучшие условия для обращения
на рынке через усвоение прежде всего их традиционного внешнего вида. Нако¬
нец, уже только как исключение, арабский язык попадал на монеты некоторых
европейских стран, таких как Англия, Германия, Скандинавия и Венгрия, или
в результате чеканки там специальных монет, предназначенных для мусульман¬
ских получателей, либо в результате деятельности местных мусульманских групп,
а возможно, как случайное подражание арабским монетам, наводнившим соот¬
ветствующие территории.
Арабский язык, в исламском мире игравший роль аналогичную латыни в за¬
падном христианстве, воспроизводился на монетах с помощью двух различаю¬
щихся между собой график. В раннее Средневековье преобладал вид письма,
именуемого куфическим по главному центру его развития в городе Аль-Куфа
в Ираке; с XIII в. его сменило письмо, называемое «насх», с менее монументаль¬
ными чертами. Первое из них встречается преимущественно на варваризирован-
ных имитациях, появившихся главным образом на периферии мусульманского
мира — в поволжских землях, свидетельствуя о том, что исполнители этих штем¬
пелей не знали ни арабской письменности, ни языка подобно создателям псев¬
долегенд, имитирующих латинские слова. Таким образом, в обоих случаях соб¬
ственный смысл надписи уже не имел никакого значения, она создавала только
традиционный тип знака, благодаря которому монета могла функционировать
по крайней мере на окраинах великих средневековых культур.
Остальные языки из представленного выше списка имели лишь локальное
применение, появляясь на монетах, чеканенных только в ареале их использова¬
ния, и то чаще всего в форме вкраплений в господствующий на данной терри¬
тории общий язык. Только армянский и грузинский языки использовались как
главная основа надписей соответствующих монет, составленных с применением
собственных алфавитов. Надписи на грузинских монетах представлены даже
двумя видами местной графики. Преобладающая их часть, начиная уже с VI в.,
передавалась с помощью письма маюскульного типа, называемого «церковным
заглавным» (асомтаврули) и использовавшегося в манускриптах. Во второй по¬
ловине XII и в начале XIII в. параллельно встречается и другой вид грузинского
письма, называемый «гражданским» (мхедрули) (72; 38). Однако значительная
часть монет, появившихся в средневековой Грузии, все же несет греческие, пер¬
сидские, уйгурские и прежде всего арабские надписи, вводимые в зависимости

/ '/: Hi 1 „. /7С . u fit -hi ШЫHli
121
38. Ботинати 450 короникона. Грузия. 1230
от политических условий и культурных влияний, воздействовавших в тот или
иной период. Такие надписи обычно сочетались с грузинскими, помещаемыми
на другой стороне монеты или даже на один и тот же штемпель, а иногда соеди¬
нялись между собой, как арабские с уйгурскими во время монгольского господ¬
ства в Грузии.
Подобные гибриды, как уже упоминалось, встречаются на других погранич¬
ных территориях не столько государств, сколько культур, особенно на обширных
пространствах контактных зон христианского мира с мусульманским — от Кав¬
каза до Атлантики. В том числе к ним относятся монеты, отчеканенные арабами
в Танжере в первой четверти VIII в., которые на одной стороне несут арабскую
надпись «Во имя Бога фельс, выбитый в Танжере», на другой — латинскую над¬
пись «D[omi]NE D[eu]S QVIS TIBI SIMILIS» [40] (73). В X в. последние лан-
гобардские короли и позднее нормандские правители начали чеканить в Южной
Италии, на Сицилии, золотые монеты по образцу фатимидских четверть-дина¬
ров, которые назывались тари, с латинской надписью на аверсе и арабской на ре¬
версе, а также медные фоллари, где имя правителя Вильгельма II (1166—1189)
было представлено на обоих языках (74); зато содержание соответствующих ча¬
стей арабской и латинской надписей различно и приближено к стереотипам,
использовавшимся и на том, и на другом культурном пространстве. Таким об¬
разом удовлетворялась не столько потребность в информации, которую несла
надпись, сколько привычка представителей обоих сообществ к определенному
типу монет.
Совсем иного рода арабско-латинские гибриды демонстрируют золотые
монеты англосаксонского короля Мерсии Оффы (757—796), представляющие
собой точную имитацию мусульманских динаров аббасидского халифа аль-Ман-
сура. Они несут на обеих сторонах полный текст арабской надписи, содержа¬
щей символ веры (шахада) и один из стихов Корана, причем только имя и титул
короля даны в латинской версии OFFA REX [41] (75). Эта своеобразная монета
находит свое объяснение в контексте торговых контактов Англии с мусульман-
(л/"'

122
l\,	?н remap. I рафик i ,i H3biixt.
ской Испанией, а также присутствия золотых арабских монет, носивших назва¬
ние «манкусы», на Британских островах. Ее пытаются интерпретировать как
своего рода специальную и демонстративную эмиссию, предпринятую в связи
с обязательством Оффы платить в пользу папского престола грош св. Петра
в размере 365 манкусов ежегодно, то есть по одной штуке за каждый день Пе¬
трова покровительства. Некоторой аналогией этой монете можно считать не¬
мецкий денарий Генриха II (1002—1024), изготовленный на два столетия позже
где-то в прирейнских землях Германии, который на одной стороне несет пра¬
вильную латинскую надпись HEINRICVS, а на другой — не менее правильный
арабский текст «Имам Хишам, правитель верных, Богом поддерживаемый»
и одну из сур Корана {76). Этот штемпель является точной копией золотого ди¬
нара 1001/1002 г., чеканенного в Андалузии (г. Кордова) омейядским халифом
Хишамом II (976—1008). Эта монета также иногда трактуется как специальная
эмиссия, выпущенная по случаю прибытия на Рейн арабского посольства из Ис¬
пании и представляющая собой своеобразный акт вежливости по отношению
к гостям и их правителю. Но с другой стороны, через штемпельные связи она
соединяется с аналогичными подражаниями византийским монетам, чеканен¬
ным на той же территории и имитирующим значительно более ранние прото¬
типы. Впрочем, в XII в. динарам того же халифа Хишама некоторое время по¬
дражали в Венгрии, что, понятно, исключает их особый характер. Тем не менее,
из сообщений Ибрагима ибн Якуба известно, что на рынке Майнца во второй
половине X в. обращались арабские дирхемы; материал кладов также свидетель¬
ствует о присутствии в этом регионе мусульманских золотых монет. Следова¬
тельно, существовали некоторые предпосылки к созданию их подражаний, хотя
цель этой деятельности не ясна. Во всяком случае исполнитель штемпелей на¬
званных денариев Генриха II знал арабский язык и письменность, и, возможно,
именно его личность, а не политические или экономические обстоятельства
определила внешний вид данных монет подобно тому, как еврейские монетчики
в течение некоторого времени определяли язык надписей на польских монетах.
Тем не менее, это не был продукт культурного пограничья, как вышеназванные
сицилийские гибриды, а некоторым образом случайное включение во внешне
единое пространство латинского монетного дела.
Своеобразными гибридами являются также надписи, составленные на языке
одного культурного круга, но с помощью алфавита, принятого в другом. Касается
это, в частности, некоторых византийских монет, передающих греческие слова
латинской графикой или явно мешающих эти языки и графики. Также в Молда¬
вии и в княжестве Валахия в XIV—XV вв. встречаются уже упоминавшиеся ла¬
тинско-русские гибриды, а на Руси — русско-арабские (татарские) (77; 39), об¬
наруживающие взаимное проникновение. Но во всех этих случаях двуязычные
надписи никогда не несли одного и того же, повторяющегося содержания, а, как
правило, имели комплементарный характер, вместе составляя сумму информа-

Г.иw.i 2. Не все ил латыни
123
ции, которую содержит данная монета. Следовательно, надо полагать, что это 77.
был не жест правителя, преследовавшего цель удовлетворить и тех, и других жи¬
телей данного края, как это происходит на современных монетах и банкнотах
государств, где принято несколько официальных языков, а скорее результат со¬
вместного бытования подлинных этнических и культурных потенциалов на дан¬
ной территории и одновременно попытка упростить для разноязычных пользо¬
вателей этих монет их идентификацию, невзирая на суть надписей. Во всяком
случае, такие гибриды, по-видимому, свидетельствуют о реальном знании пись¬
менности этими пользователями и, конечно, о контакте на данной территории
разных культур. Подтверждением тому и фактором взаимного проникновения
являются монеты.

Раздел четвертый
МОНЕТА О СЕБЕ

JR
Глава 1. Откуда происходит:
онеты Нового времени, особенно последних двух столетий, как правило,
несут на своих штемпелях основные данные, определяющие их как денеж¬
ные единицы: название государства, продукцией которого они являются, или
имя правителя, представляющее собой субститут этого государства, дату чеканки,
а также название денежных единиц и их количество, заключенное в данной мо¬
нете. Совокупность этих сведений является своеобразным паспортом каждой со¬
временной монеты, и их наличие кажется столь же очевидным, сколь и необходи¬
мым в практике использования этих монет в обращении. Однако на протяжении
истории очевидность и необходимость тоже являются переменными понятиями.
Паспорта средневековых, а тем более древних монет имели несколько иной ха¬
рактер, отвечавший иным потребностям, заявляемым обществом того времени,
и другим условиям функционирования его монет.
Название страны, в которой данная монета была отчеканена в Новое время,
в принципе совпадающее с названием соответствующего государства, в Средне¬
вековье редко использовалось в этой роли, как правило, уступая место обозна¬
чению конкретной власти и, следовательно, представляя не самостоятельный
элемент надписи, а добавление к титулу короля или герцога, правившего в этой
стране. Это является точным отражением основного статуса монеты как соб¬
ственности и орудия правителя, особа которого, а не сам институт государства,
требовала определения на штемпеле. Можно назвать всего лишь несколько от¬
ступлений от этого принципа, таких как надпись AQVITANIA на каролингских
денариях (78) и названия христианских государств на Пиренейском полуост¬
рове, встречающиеся на монетах, начиная с XI в., таких как NAVARA, ARA¬
GON, в XII в. также PORTVGAL. К этим исключениям относится и название
Фризии, отмеченное в форме FRESONIA на местных денариях XI в. Там же при
Оттоне III (983—1002) появляется надпись TERRA SALIS [1] (79), обозначаю¬
щая земли, расположенные близ залива Зюдер-зее, называвшиеся тогда Зальланд
Salland) [2]. Наконец, из этого же региона происходит надпись SAXONIA (80)>

126
Pji'jL'i четвертый. Мон hi / о а ы-
81.
отмеченная на одном из денариев, отчеканенных саксонскими герцогами в Евере
в середине XI в. Третьей областью использования подобных территориальных
названий является Венгрия, где на денариях второй половины XI в. — со вре¬
мени правления Эндре I (1046—1061) до Гезы I (1074—1077) — ставилась над¬
пись PANONIA (40) или PANONIA TERRA [3]. Но этот термин, связанный
с античной традицией, не сохранился при последующих венгерских правителях,
пользовавшихся словом «Hungaria», которое применялось, как правило, в титу-
латуре, а в качестве исключения в надписях, определяющих назначение данных
монет: MONETA REGIS PRO HVNGARIA [4]. Подобной особенностью отли¬
чается и надпись MONETA REGIS PRO SCLAVONIA [5] (81; 41) на так назы¬
ваемых бановцах — денариях, чеканенных в XIII—XIV вв. словенскими банами
от имени венгерских королей. На этот раз географическое название Словении
40. Денарий. Венгрия. Петер Орсеояо (1038-1041)
41. Денарий. Славония. Бела IV Венгерский (1235-1270)
имеет уже политическое содержание как обозначение части владений данного
короля. Наконец, к этой группе следует причислить и надпись PATRIMONIVM
BEATI PETRI (или Sfancti] PETRI) [6] на папских монетах конца XIII — XIV в.,
определяющую уже политическую структуру, каковой являлось государство пап,
а не его географическое обозначение.
Гораздо более многочисленны, по сравнению с названиями стран на штемпелях,
наименования отдельных местностей. Однако в значительной части они являются
обозначением места чеканки данной монеты, а не территориально-политического
образования, продукцией которого была монета. Эту последнюю роль исполняли

l.ltlfid 1. ();;/	, (\l Про Hi\t/t)nmf
12-
названия городов, обладавших политической автономией, особенно итальянские
городские республики в XIII—XV вв. (FLORENTIA, IANVA [7] и т. п.), а также
городов с собственным монетным правом, названия резиденций епископов, мона¬
стырей или мелких владетелей, чеканивших партикулярную монету, что являлось
эквивалентом обозначения их территориальной власти, или же, наконец, названия
столиц, воспринимавшихся как синоним государства. Четко различить эти катего¬
рии и, следовательно, установить, исполняет ли название, написанное на монете,
роль технической документации (монетный двор), или же является ее политиче¬
ской метрикой, порой довольно затруднительно. К этим вопросам мы еще вернемся.
Как уже упоминалось, основным элементом надписи, характеризующим про¬
исхождение монеты, являлось обозначение соответствующей власти. В раннем
Средневековье эту роль нередко исполняло само имя правителя, помещенное во¬
обще без обозначения территории, над которой он господствовал. Таким образом,
имя понималось как однозначный и достаточный указатель распространения этой
власти, не требующий более точной характеристики. Именно так поступали гер¬
манские короли и императоры, а также герцоги и князья, правившие в Централь¬
ной и Восточной Европе в X—XIII вв. И в других письменных сообщениях того
времени имя правителя неоднократно использовалось как субститут названия го¬
сударства или страны. Но и здесь постепенно происходила конкретизация на ос¬
нове двух основных схем, обозначавших верховную власть либо над конкретной
территорией, либо над конкретным народом.
К самым ранним примерам надписей первого типа относится легенда
PRINCES POLONIE [8] на денариях Болеслава I Храброго (992—1025) в пер¬
вые годы XI в. (82; 42). Этот текст, дающий древнюю, сохранившуюся в ориги¬
нале запись названия Польши, понимаемой уже в категории государства, скорее
всего, представляет собой кальку с аналогичных надписей, типичных для более
ранних монет, отчеканенных в IX—X в. в герцогстве Беневент (PRINCES BEN-
EBENTI) (83; 43). Этот образец был принесен в Польшу, очевидно, посредством
политических и культурных контактов с Италией в конце X в. Однако данный
случай исключителен для этого времени.
42. Денарий. Польша. Болеслав I (992-1025)

128
Pu.ide.. четвертый. Л fон гг I и СЕМ.
Название государства, являющееся составной частью титула правителя,
а не самостоятельным элементом надписи, с XII в. чаще появляется на штемпе¬
лях, а с начала XIV в. становится уже почти постоянным элементом, определяю¬
щим метрику данной монеты (84). Оно встречается в середине XII в. на монетах
христианских государств Пиренейского полуострова (REX CASTILIE ЕТ LEO-
NIS [9]) (#5), в Англии и Дании, на рубеже XIII—XIV вв. в Чехии (REX ВОНЕ-
MIE [10]) (44), Венгрии (REX HVNGARIE [11]), Силезии (DVX SLESIE [12])
(86) и, наконец, в Польше при Владиславе Локетке (1306—1333, король с 1320),
если опустить более раннюю надпись древнееврейским алфавитом КРОЛ
ПОЛСКИ на монетах Мешко III Старого (1173—1177, 1181—1202) (58; 29).
44. Флорин. Чехия. 1346-1355
Введенная при Локетке надпись REX POLONIE [13] (87) с этого времени бу¬
дет присутствовать на польских монетах почти пять столетий, хотя и в разных
формулировках, таких как MONETA REGIS POLONIE [14], использовавшаяся
в XV в. (88; 45); со времени Сигизмунда I Старого (1506—1548) установится
формула MONETA REGNI POLONIE [15] (46), акцентирующая статус монеты
как принадлежности государства, королевства, а не правителя, что, впрочем,
признавалось и ранее. Эта формула уточнила паспорт штемпелей с точки зре¬
ния правового содержания, не вытеснив с них изображений польских королей,
их имен и титулов, являвшихся обозначением государства и постепенно оброс-

129
.< id at. /. OmkYcLi яр пне \m)vm(
45. Полугрош коронный. Польша. Владислав II Ягелло (1386-1434)
46. Шостак коронный. Польша. 1528
ших дополнительными названиями земель, входивших в сферу их власти. В прав¬
ление династии Ваза надпись уже была следующей: REX POLONIAE MAGNVS
DVX LITVANIAE RVSSIAE PRVSSIAE MAS О VIАЕ SAMO[gitiae] LIVO[niae]
16](47) , не считая дальнейших титулов, выражавших притязания на шведскую
корону. При Михаиле Корибуте (1669—1673), Яне III Собеском (1674—1696)
и особенно при Саксонской династии параллельно встречается титул REX РО-
LONIARVM (48), то есть обозначающий Польшу во множественном числе —
«король Полып», по-видимому, по образцу монет испанских, использовавших
тогда титул REX HISPANIARVM [17], или венецианских, на которых со вре¬
мени дожа Андреа Гритти (1523—1539) появилась надпись DVX VENECIA-
RYM [18]. Последняя аналогия представляется наиболее вероятной, поскольку
Венецианская республика в XVI—XVII вв. являлась образцом правления и с дру¬
гих точек зрения, к которому охотно обращались в Польше, и след которого на-
лолго сохранился в виде понятия «Наияснейшей Речи Посполитой», воспри¬
нятого напрямую из Венеции, всегда определявшей себя титулом «Serenissima»
19]. Однако введение титула Rex Poloniarum на польские монеты явился сви-

130
Pa. четвертый, мот г л о с / /»/
47 Талер. Польша. 1628
48. Талер. Польша. 1755

Iлава 1. Откуда происходит?
131
детельством механического и, видимо, довольно бездумного подражания, по¬
скольку в географических и общественно-политических условиях Польши этот
титул не имел под собой никакого обоснования, не употреблялся ни в каких
иных официальных документах, признававших королей только одной Польши.
Зато в Венеции, как и в Испании, эта форма названия во множественном числе
опиралась на гораздо более ранние свидетельства и была связана с многочис¬
ленностью венецианских островов или же с множественностью испанских ко¬
ролевств. Уже на денариях IX в. отмечена надпись «Христосе, спаси Венеции»
ХРЕ SALVA VENECIAS) (89); в XIV в. св. Марк появляется как «Знаменосец
Венеций» (VEXILIFER VENECIARVM) (49). Аналогичные формы титулатуры
правителей известны также в некоторых местностях в Италии, например, Комо
DOMINVS CVMARVM [20]) на монетах XV в.; в Испании — Эмпуриас, где
местные графы в XII—XIII вв. чеканили денарии с над¬
писью COMES EMPVRIARVM [21] (90). В последнем
случае речь шла о двух соседних местностях, находив¬
шихся на территории бывшей Римской империи.
Другого рода титулы, обозначающие происхожде¬
ние хмонеты, содержали надписи, определяющие не тер¬
риторию, а народ, над которым властвовал данный
правитель. Метрические легенды этого типа восходят
к античности и в начале Средневековья были воспри¬
няты через монеты Восточной Римской империи, над¬
писи на которых определяют правителя титулом «императора римлян» — Ro-
manorum imperator, позднее Basileus Ton Romaion. Эта византийская формула
была скопирована для надписей, помещенных на монеты «королей армян»,
а также для титулатуры правителей раннесредневековых государств в Запад¬
ной Европе. Особенно четкое и постоянное применение она нашла на франк¬
ских монетах, в свою очередь ставших образцами для других народов. Формула
REX FRANCORVM [22] (36) впервые появилась на монетах первых Каролин-
гов, обозначенная то полностью, то в сокращениях, даже сводившимся к одним
только первым буквам RF (91), и сохранялась во Франции в течение многих
столетий вплоть до Нового времени. Только в XVI в. вследствие соединения
королевств Франции и Наварры этот термин был заменен на соответствующее
территориальное определение (FR[anciae] ЕТ NAV[arrae] REX [23]) (92; 50).
Давняя традиция снова воскресла в XVIII в. на конституционных монетах Лю-
ловика XVI в 1792 г. — ROI DES FRANCOIS [24], а потом на некоторых мо¬
нетах Луи-Филиппа (1830—1848) — ROI DES FRAN(JAIS [25]. Несмотря
на старую форму, она выражала уже совершенно новое содержание — идею кон¬
ституционной монархии, которая аналогичным образом используется в суще¬
ствующей до сего дня титулатуре «короля бельгийцев», хотя уже не применя¬
ется на бельгийских монетах.
49. Торнезеяло. Италия. Республика Венеция, дож Лоренцо Чельси
v^fv- YN
А У
90.

132
50. Четверть зкю. Франция. 1594
Франкский образец титулатуры вскоре был воспринят в некоторых других
государствах. Правда, на монетах королевства Аквитанского в IX в. параллельно
сосуществовали два типа легенд: AQVITANIA (78) и REX AQVITANIORVM
[26] (93). Зато английские монеты со времен Эдуарда Мученика (975—979)
уже постоянно несли надпись REX ANGLORVM [27] (94; 51), которая только
в XIV в. была заменена формулой REX ANGLIE [28], в то время как в Шот¬
ландии REX SCOTORVM [29] сохранялась все Средневековье. В свою очередь,
в начале XI в. этот франкский тип легенды проник из Англии в Скандинавию,
воспринятый на датских (REX DANORVM [30]) и норвежских (REX NOR-
MANORVM [31]) монетах. Но там это продолжалось недолго. В Дании такие
надписи встречаются на денариях Кнута Великого (1018—1035), а со времени
Вальдемара II (1202—1241) уже только изредка. В Норвегии они сохранились
лишь до второй половины XI в.; и в Швеции средневековые легенды REX SVE-
ORVM [32] (95) тоже немногочисленны. Только в XV в. они были возобнов¬
лены как «исторические» титулы шведских и датских правителей, именовав -
51. Пенни. Англия. 997-1003

I лапа 1. 01 и. к у<Ь i н п о a iал (''' w f
133
ших себя «королями готов, вандалов», иногда даже «славян», впрочем, наряду
с титулами «король Дании» или «король Швеции». Эту формулу несли также
императорские монеты, использовавшие в позднем Средневековье и Новом вре¬
мени традиционную надпись ROMANORVM IMPERATOR (или REX) [33],
которую брали за образец некоторые другие правители. Однако на этот раз она
обозначала уже не территорию владения, на котором появилась монета, а исклю¬
чительно достоинства правителя. На некоторых императорских монетах встре¬
чается обозначение двойного титула, такого как ROMANORVM IMPERATOR
ЕТ BOHEMIE REX [34] на пражских флоринах Карла IV (1355—1375) (44), де¬
монстрируя обе традиции, обозначающие и положение правителя, и место его
владения на карте Европы.
Наряду с определениями, касающимися названия страны или подданного
правителю народа, в качестве исключения встречаются надписи, характеризую¬
щие государство посредством обозначения его центра, такие как надпись REX
AN SITVN, то есть «король в Сигтуне», на шведских монетах Олафа Шётко-
нунга (995—1022). Этот способ определения власти для того времени известен
также и по разным другим источникам, достаточно вспомнить только «civitas
Schinesghe» [35] из документа Dagome iudex [36]. Но такие названия по пре¬
имуществу обозначают место создания монеты.
Встречаются сотни названий мест на штемпелях средневековых монет. Их
список длиннее всего в самый ранний период, особенно в государствах франков
и англосаксов, а затем постепенно уменьшается, претерпевая радикальное сокра¬
щение в конце Средневековья. Этот заметный парадокс довольно точно отра¬
жает постепенное развитие монетного производства от его крайней распылен¬
ности в государстве Меровингов; через попытки централизации при Каролингах
и последующие этапы, связанные с развитием феодального монетного дела, с од¬
ной стороны, и стремлением правителей к монетной монополии, с другой; че¬
рез период развития местной монетной чеканки в одних странах и ее полную
концентрацию в руках монарха в других. В результате на штемпелях монет не-
52. Гульден. СРИ. Маркграфство Бранденбург. 1516

134
Panic i четвертый, Mow w о c i ы
посредственно или опосредованно, в форме названия, герба, изображения по¬
кровителя или иного символа нашло отражение огромное количество мест, яв¬
лявшихся пунктами создания соответствующих монет (52). Их подавляющее
большинство находится на территории Западной Европы, особенно во Фран¬
ции, Италии, Англии и Германии. На землях Восточной и Центральной Европы,
от Византии до Швеции, список этих названий гораздо скромнее, поскольку су¬
ществовавшее там государственное устройство никогда не допускало широко¬
масштабного развития сеньориального и городского монетного производства.
Значительная часть местных названий, встречающихся на штемпелях, сопро¬
вождалась определением, характеризующим данное место как «город», «за¬
мок», «деревня», «двор» и т. д. Наибольшее разнообразие с этой точки зрения
демонстрируют меровингские монеты, на которых, как уже говорилось, отмечено
около 1000 названий мест, частично без точных определений или обозначенных
как VICUS, VILLA, СI VITAS, CASTRUM, CASTELLUM, или как-то иначе.
Этот широкий спектр терминов отражает, с одной стороны, структуру заселе¬
ния меровингской Галлии и отдельные категории существовавших там поселе¬
ний или других единиц территориальной организации, с другой — организацию
тогдашнего монетного дела, децентрализованного и рассчитанного на удовлетво¬
рение нужд, прежде всего, на местном уровне. В их число входит около 40 то¬
понимов, обозначенных как Cl VITAS [37], что в традиционной терминологии
поздней империи означало не только место, но и административную единицу
типа уезда или района, позже обычно было однозначно связано с диоцезом. Как
правило, это были значительные поселения, большинство из которых сохранило
свое положение и в дальнейшем, например, Париж, Лион, Мец, Орлеан, Тур,
Труа, Арль, Лангр и т. д. Несколько раз на штемпелях встречается аналогичный
термин PAGVS [38], также обозначающий административный округ, но герман¬
ского происхождения. Как исключение, на монетах, чеканенных в Реймсе, оба эти
термина — CIVITAS и PAGVS использовались попеременно, однако, обычно от¬
дельные группы определений не перемешивались друг с другом, что свидетель¬
ствует о четком понимании и различении этой терминологии.
Несколько десятков других названий определяются словом CASTRVM [39]
(96), значительно реже CASTELLVM [40], в обоих случаях подчеркивая в над¬
писи оборонительный характер места. Несколько раз появляется также слово
VILLA, в терминологии меровингской эпохи обычно обозначающее значитель¬
ное земельное владение, и, следовательно, скорее территорию, чем один только
пункт. Также пару раз использованное слово CAMPVS (поле) опять означает
территориально-хозяйственную единицу. Однако иногда надписи упоминают
CVRTIS, то есть собственно двор, являющийся центром владения, так же как
DOMVS (дом), вероятно, с аналогичным значением. Наконец, самую многочис¬
ленную группу, поскольку она относится примерно к 200 названиям, образуют
монеты, чеканенные в местах, обозначенных на штемпелях как VICVS — поселе-

/ tiUni I. U/Jjk ) (hi происходит?
135
53. Триенс. Франция. Аббатство Сен-Мартен-де-
ние торгового характера, большую часть которых сегодня уже
не удается точно локализовать.
Этот перечень разнообразных населенных и админист¬
ративных пунктов дополняют названия местных учрежде¬
ний, особенно церковных, для которых были выпущены дан¬
ные монеты, что обычно обозначалось словом RATIO [41] (97;
53). Так, на штемпелях монет для епископской кафедры в Ан¬
жере присутствует надпись RACIO ANDEGAVI ECLESIE
42], для кафедры в Лиможе — RACIO ECLISIAE LEMOVIX [43], для бази¬
лики в Шалоне-на-Соне — RACIO BASELICI С AVALON [44], для монастыря
в Орлеане - RACIO MVNAXTISIIAVRILIANIS CIVI[tatis] [45] и т. п. Это же
выражение, определяющее название собственности, применялось на королев¬
ских монетах, особенно в сочетаниях RACIO DOMINI [46], а чаще RACIO
FISCI [47], как будто подтверждая, что монета чеканена в пользу казны прави¬
теля. Непосредственно на место чеканки в королевской резиденции указывают
налписи IN PALACIO [48], а чаще MONETA PALATINA [49] (98). Зато над¬
пись IN SCOLA [50] подтверждает чеканку монеты в школе при кафедраль¬
ном соборе в Париже. Оба термина, как видно, имели единственное значение —
ни «школа», ни «дворец» не требовали дополнительных определений. Термин
MONETA PALATINA также сохранился и распространился на каролингские
монеты, одновременно приобретя более широкое как географическое, так и пред¬
метное значение.
В каролингскую эпоху вместе с развивавшейся централизацией государствен¬
ного устройства и монетного дела терминология, использовавшаяся на штемпе¬
лях и обозначающая отдельные виды поселений, подверглась некоторому огра¬
ничению или сужению до определенных территорий. «Дворцовая» монета,
чеканившаяся в основном в Аахене, стала одновременно более широким по¬
нятием, применявшимся и на штемпелях монет, происходящих из других ма¬
стерских. Прежнее обозначение монет, чеканенных «ratio fisci» исчезло, зато
появился термин FISCVS [51] при названиях отдельных мест, как например,
LENNIS FISCO (Ланс), DE FISCO CVRINIO (Кувен) и т. д. Однако эти тер¬
мины, обозначающие местные единицы организации государственной казны,
с которыми была связана данная монетная мастерская, встречаются только лишь
в S69—875 гг. главным образом на монетах Карла II Лысого (840—877), обозна¬
чая этап его деятельности в области хозяйства и финансов и только на террито¬
рии Нижней Лотарингии. Ранее распространенный термин VICVS при Каро-
лингах по-прежнему использовался преимущественно с названиями местностей,
расположенных в регионе Мааса и Нижнего Рейна, таких как NIVIELA VICVS
Нивелль), IN VICO НОЮ (Гюи), IN VICO DEONIT (Динан) и т. д. Впрочем,
иногда этот термин становился частью собственно названия места (Квентовик,
Бардовик и т. п.). Немного позже, но тоже в IX в., на этой же территории по-
97.

136
Р!к'к- i -ichioc'pmhiii. Мот г i и ( / ьi
явились надписи, определяющие некоторые пункты как «порты»: IN PORTO
TRAIECTO (Утрехт) — аналогично Турне, Жамблу и Маастрихту. Эти опреде¬
ления — VICVS и PORTVS были связаны с функционированием данной местно¬
сти в качестве заметного торгового пункта, и неслучайно именно там действовали
монетные мастерские, удовлетворявшие прежде всего потребности местного об¬
мена. Однако в последующие столетия эти термины исчезают из надписей, не¬
смотря на то, что соответствующие мастерские продолжали работать. Видимо,
непосредственная характеристика местности как торгового центра стала бес¬
смысленной в период, когда в результате дальнейшего развития товарно-денеж¬
ного обмена каждое более или менее значительное поселение автоматически ста¬
новилось торговым местом, и эта его функция неразрывно вплеталась в понятие
«город», все более распространявшееся на штемпелях монет.
Оба термина, определяющие город, — VRBS [52] и CIVITAS на каролингских
монетах еще встречаются скорее спорадично, а потом множатся как во Франции,
так и в более отдаленных областях, постепенно охватываемых монетной органи¬
зацией. Термин VRBS был относительно редким. Он применялся по преимуще¬
ству на французских монетах (например, в Труа, Лангре, Вьенне), в Прирейнской
Германии (Аахен, Кёльн) и Италии, где обозначал, прежде всего, Вечный город,
иногда «Старый город», VRBS VETVS (Орвьето) и некоторые другие. Зато
термин CIVITAS применялся шире, особенно в Германии в X—XI вв., а также
в Польше, Чехии и Венгрии. В принципе он относился к местам, представлявшим
собой епископские резиденции, на практике же часто распространялся и на неко¬
торые другие поселения, даже не всегда раннегородского характера. Так, в Польше,
помимо монет, чеканенных в Гнезно, это определение несут денарии, появив¬
шиеся в начале XI в., вероятнее всего, в Могильне (MOGILN CIVITAS), а в Че¬
хии, кроме денариев из пражской мастерской, также кратковременные эмиссии,
сделанные в Мельнике и т. д. Зато в Англии, Ирландии и Шотландии в более позд¬
ний период в легендах, относящихся к городам, появился термин VILLA (напри¬
мер, VILLA EDINBVRG), доживший в этом значении до сего дня во француз¬
ском языке (ville), но не применявшийся на монетах, кроме надписей VII—IX вв.
Изменение смысла слова в этом случае особенно выразительно.
54. Денарий. Франция. Филипп I (1060-1108)

1?"
/ , j /, ( h)>h y<>
Параллельно для обозначения города отмечены надписи, хотя и менее мно¬
гочисленные, характеризующие данное место как «замок» (CASTRVM или
CASTELLVM). Их несут, прежде всего, каролингские монеты, реже более позд¬
ние французские (например, STAMPIS CASTELLVM — Этамп в X—XI вв.)
(99; 54) и, как исключение, в иных регионах, таких как Германия (CASTRVM
ADEIBERTI — Вернигероде) (100), Западное Поморье (SELAFI KASTRVM —
Шлаве/Славно, XIII в.) или же Норвегия (CASTRVM TVNSBERGENSIS -
Тунсберг, конец XIII в.). Наконец, следует вспомнить использовавшиеся только
в виде исключения обозначения монастырей на некоторых французских монетах,
таких как MONASTERIVM (Кала?, IX в.) или же CENOBIVM (Клюни, XII в.),
а также определение архиепископской резиденции термином «метрополия», как
это имело место на монетах, отчеканенных в Оше в Гаскони Карлом, герцогом Ги-
еньским (1469—1472), который таким образом подчеркнул роль Церкви на под¬
чиненной ему территории (AVSCIS METROPOLI).
Впрочем, вышеназванные обозначения не исчерпывают характеристик от-
лельных местностей, упомянутых на происходящих из них монетах. Многие де¬
монстрируют и другие определения, отражающие их правовой статус, историче¬
ские традиции или даже некую политическую программу, культурные ценности
или просто достоинства, приписываемые их жителями самим себе. Такие отли¬
чительные особенности появляются уже в V в. на монетах Одоакра и остготов,
обозначавших Рим по образцу своих предшественников титулом «непобеди¬
мого» — INVICTA ROMA (101), стараясь таким способом как бы продолжить
этот миф и стереть воспоминание о своей победе над Вечным городом. Однако
вскоре и другие места, которым выпала роль центров новой власти, приобрели
-налогичные определения, на этот раз в качестве «счастливых». Так, на ван-
лальских монетах, чеканенных при Хильдерике (523—530), имеется надпись
FELIX KARTG (Карфаген), на монетах остготов при Аталарихе (526—534) —
FELIX RAVENNA (Равенна) (102); немного позднее FELIX TICINVS [53] -
надпись, как бы противопоставляющая столичную роль Павии в государстве
лангобардов. С середины VII в. на тремиссисах, чеканенных в Пизе, появилась
надпись GLORIOSA PISA [54], позже использовавшаяся также в Павии (GLO-
RIOSA CIVITAS [55]), а в X—XI вв. в герцогстве Беневент на монетах герцога
Гизульфа— надпись OPVLENTA SALERNA [56] (ЮЗ). Эти определения, не¬
сколько литературного характера, являются лишь украшениями названий отдель¬
ных мест, которые mutatis mutandis [57] можно сравнить с современными услов¬
ными определениями отдельных штатов в США (Empire State, Sunshine State [58]
и т. д.). Единственное отличие от них составляет определение FLAVIA, встречаю¬
щееся в VIII в. на монетах нескольких итальянских городов при лангобардских
королях и в начале правления Карла Великого. Термин «flavius» [59] использо¬
вался в титулатуре лангобардских королей как обозначение их достоинства и су¬
веренности. Перенесение его на города, вероятно, было связано не с приобрете-

138
105.
108.
	Pa Wi'.l четвертый. Mon гг i о к i hi
нием ими статуса административного самоуправления (выражением которого
была и чеканка собственной монеты), а признанием верности и наградой ланго-
бардским правителям за оказание военных или финансовых услуг. Так что этот
термин имел правовой характер и помещался на монетах не как украшение, а как
обозначение автономии и полномочий соответствующих городов. Таким обра¬
зом, мы имеем надписи FLAVIA LVCA (Лукка) (104), FLAVIA TICINO (Павия),
то же самое в Милане, Бергамо, Пьяченце, Сутри и Sibrium (Кастельсеприо),
а кроме того, при Карле Великом в Хуре — FLAVIA CVRIA M[oneta] CIVI[ta-
tis] [60]. В большинстве случаев эти надписи являются свидетельством опреде¬
ленного статуса соответствующих городов и древнейшим источником по исто¬
рии их самоуправления.
С X в. также стали подчеркивать свое положение и города, являвшиеся рези¬
денциями церковных метрополий или епископств, помещая на штемпели монет
перед названием определение S AN СТА [61], иногда сокращенное только до од¬
ной перечеркнутой буквы S. Этот обычай был воспринят преимущественно в за¬
падных частях Империи, ранее всего на монетах, чеканенных в Меце и Кёльне.
Последние в XII в. несут более развернутую формулу SANCTA COLONIA РА-
CIS MA[ter] [62]. В XI в. на своих монетах объявляют себя «святыми» Бре-
мен, Ксантен, Льеж, а в XIII в. даже Корвей, где, правда, находилось не епископ¬
ство, а только аббатство, на монетах которого присутствует надпись SANCTA
CVRBEIA [63], видимо, его сочли столь же достойным учреждением, делающим
это место святым. Зато Майнц на монетах своих архиепископов в XII в. обозна¬
чен прозванием « золотого» — MOGVNTIA AVREA {105) или «Христова» —
MOGVNTIA CRISTI (106), в то время как несколько более ранние епископские
денарии Вердена дают архаичное название этого города VRBS CLAVORVM [64],
может, тем самым намекая на ключи от Царства Небесного, находящиеся в ру¬
ках епископа.
Дело дошло до своеобразной полемики, ведшейся на штемпелях монет,
между двумя соседними французскими епископствами во Вьенне и Лионе, со¬
перничавшими за достоинство и титул главной епископской резиденции на тер¬
ритории Галлии. Вьенна уже с первой половины XI в. ставила на своих монетах
надпись CAPVT GALLIE [65] {107), зато Лион в то же время и до XIII в. писал
PRIM A SEDES GALLIARVM [66] {108). В ответ на это утверждение на вьенн-
ских монетах со второй половины XI в. появился новый текст VIENNA MAX¬
IMA GALL[iarum] [67] {109), еще позже — NOBILIS VIENNA [68] {ПО). Спор
престижного характера касался, как видно, исторической традиции, являвшейся
существенным аргументом для современников. Впрочем, ранее на роль «самой
первой резиденции» претендовал также Дижон, епископы которого уже в X в.
помещали на своих денариях надпись PRIM A SEDES [69], позднее, однако, за¬
брошенную. Наконец, с XI в. свою «резиденцию» на монетных штемпелях ре¬
кламируют епископы Лозанны — SEDES LAVSANEfnsis] [70], таким образом,

i.him I. Откуда tifwm xooum f
139
этот термин довольно четко связан с монетными дворами, расположенными
в междуречье Роны и Соны. Монеты из Лозанны, впрочем, не ограничивались
обозначением места только как столицы епископства, а дополняли эту характе¬
ристику на другой стороне надписью CIVITAS EQVESTRIV[m] [71], — как бы
стараясь выделить и церковные, и светские черты города на Леманском озере,
служащие его прославлению.
Зато относительно редки надписи, определяющие статус данного города
в рамках государственного устройства. К началу XI в. относится денарий, от¬
чеканенный во фризском городе Тиль, который несет надпись TIELA VRBS
REGALIS [72], обозначающую зависимость или, более мягко, королевское по¬
кровительство в этом случае со стороны германского короля Генриха II Свя¬
того (1002—1024). Внешне аналогичный смысл имеет легенда REGIA CIVITAS
"3] (35), помещенная на одной из самых ранних венгерских монет, чеканенных
55. Денарий. Венгрия. 1000-1038
при Стефане I (1000—1038), вероятно, в Эстергоме. Однако этот город одновре¬
менно был резиденцией архиепископства и, таким образом, подчеркивание его
« королевского» характера являлось своего рода демонстрацией верховной вла¬
сти правителя над Церковью. Весьма вероятно, что эта надпись возникла не са¬
мопроизвольно, а в качестве подражания более ранним регенсбургским монетам,
алаптировав помещенную на них легенду REGINA CIVITAS (52; 23). Последняя
не имела никакого отношения к «королеве» [74], а только повторяла римское
название этого места Regina Castra, производное от названия реки Реген, впадаю¬
щей в Дунай близ Регенсбурга, и, следовательно, означавшее всего лишь «лагерь
на Регене», что до сего дня сохранилось в немецком переводе. Зато несомненное
т~же значение «королевского города» содержит точно такая же надпись REGIA
CIVITAS на значительно более поздних монетах из Падуи, чеканенных в 1320—
1328 гг. — в период ее подчинения римскому королю Фридриху Австрийскому,
выступавшему здесь в роли имперского викария. Немного позже статус города,
непосредственно подчиненного императору, CIVITAS IMPERIALIS [75], под¬
черкивает на своих монетах Любек (56), в то время как другие имперские города
то же правовое положение обозначали с помощью соответствующих символов.

//
( i /,/
56. Виттен. СРИ. Имперский город Любек. 1365-1406
Наконец, на закате Средневековья на монетах нескольких итальянских городов
появляется определение их «верности», как правило, по отношению к чужим
правителям, таким как король Арагона в городе Аматриче (FIDELIS AMATRIX
[76]) или король Франции в городе Ортона (ORTONA FIDELIS [77]). Видимо,
эти декларации должны были обеспечить благосклонность со стороны недовер¬
чивых государей.
Противопоставлением заявлениям о подчинении были надписи, отме¬
чающие самоуправление отдельных городов или принадлежащие им вольно¬
сти. Так, ряд итальянских городов, таких как Реджо (Эмилия), Павия и Новара
в XIV—XV вв. подчеркивают на монетных штемпелях свой республиканский
строй — COMVNITAS [78]. Другие, например, Болонья, Аквила в Абруцци
(AQVILANA LIBERTAS [79]), Рагуза в тот же период ссылаются на свои воль¬
ности или же акцентируют господствующую в них «власть свободы», как в Ге¬
нуе после освобождения от французского господства в 1442 г. — LIB[er]TAS
I[n] ХРО (=Christo) FIRM АТА [80]. За пределами Италии о городских воль¬
ностях информируют только штемпели венгерских монет, чеканенных при Кар¬
ле-Роберте в Буде в 1339—1342 гг., на этот раз определяя их и, следовательно,
горожан, обладающих некоторыми монетными правами, формулой LIBERTAS
BVDENSIV[m] [81].
Особое место в этих разнородных городских похвалах и характеристиках,
помещенных на штемпели монет, досталось Риму как хранителю традиций им¬
перии, так и папской резиденции, которому самой судьбой предназначено снаб¬
жать свои монеты соответствующими эпитетами. Действительно, как уже упо¬
миналось, остготы помещали на своих монетах надпись INVICTA ROMA (101),
но в дальнейшем подобные надписи долгое время не использовались. В середине
XI в. на денариях архиепископов Трирских даже появилась надпись SECVNDA
ROMA [82] (ill), являющаяся одним из свидетельств усилий этой метропо¬
лии перехватить вместе с культом св. Петра и роль «нового Рима», одновре¬
менно противопоставляя себя «Второму Риму» в Константинополе. Вновь, сто
лет спустя, на монетах Фридриха Барбароссы (1152— 1190), чеканенных, однако,

l.lMhi 1. -'77/7 Л ]'',i !I})()}{(. \ 0 If/У/Г
l4l
не в Риме, а в Аахене появляется надпись ROMA CAPVT MVNDI [83], являю¬
щаяся началом известного леонинского стиха «Roma caput mundi regit orbis frena
rotundi» [84]. Этот текст уже раньше, с первой половины XI в., встречался в бул¬
лах германских императоров и королей как выражение их власти не столько над
миром, сколько над князьками Священной Римской империи. Введение его Бар¬
бароссой на монеты имело ту же цель напомнить о верховной власти римского
императора и только опосредованно связано с тогдашним статусом и ролью Веч¬
ного города. Зато в самом Риме та же надпись, дополненная традиционной аб¬
бревиатурой SPQR [85], появляется на короткое время на монетах, чеканенных
Бранкалеоне д Андало в период, когда он возглавлял местную республику (1252—
1258), совершенно очевидным образом демонстрируя связь с античной тради¬
цией. Однако новое появление той же формулы на папских монетах XV в., начи¬
ная с эмиссий Мартина V (1417—1431), по-видимому, выражает не столько эти
традиции, сколько положение Рима как столицы христианства и программу пап¬
ской власти. В первой половине XV в. на папских дукатах присутствует и другая,
но близкородственная с точки зрения ее роли надпись, провозглашающая хвалу
Риму как кормильцу — ALMA ROMA [86] {112).
Период позднего Средневековья принес несколько более обширных тек¬
стов на монетах, выражающих похвалу отдельным городам, особенно итальян¬
ским. В Болонье в конце XIV в. на золотых дукатах встречается легенда BONO-
NIA DOCET [87] (57), которая сохранялась на них вплоть до конца XVIII в.,
57 Гроссо. Италия. Болонья, синьория (1443-1506)
на гроссо — надпись BONONIA MATER STVDIORVM [88] (58), то есть
в обоих случаях подчеркивается роль университета как главной достопримеча¬
тельности города. Еще раньше, с конца XIII в., в Генуе на золотых монетах сохра¬
няется текст IANVA QVAM DEVS PROTEGAT [89] (ИЗ), во Флоренции же
hi ее серебряных монетах — DET TIBI FLORERE XPS FLORENTIA VERE
Это уже скорее девизы и заклятия, нежели эпитеты, служащие характери¬
стикой данных городов. К северу от Альп также появились подобные надписи.

142
i ii)c.i четвертый. Mom:. ) о (...]>!
58. Болоньино. Италия. Болонья, Первая республика (1378-1401)
59. Гросспфенниг. СРИ. Генрих VII Люксембургский (1308-1313)
На монетах, чеканенных в Аахене с конца XIII в., читаем призыв VRBS AQVEN-
SIS VINCES [91] {114; 59), по этому же образцу некоторые монеты, отчеканен¬
ные в Бонне, взывают: БЕАТА VERONA VINCES [92]. Правда, до сего времени
не ясно, кого эти города должны победить, однако, современники не терзались
такими сомнениями, поскольку имели возможность сделать содержание надписи
актуальным и конкретным.

/ Lilt'nl 2. l\d К Has hi th l C dll Я :
В конце Средневековья наряду с заклятиями обнаруживается и более предмет¬
ная информация, такая как VRBS AQVENSIS REGNISEDES [93] (115; 60), или
как в Испании надпись LEGIO Cl VITAS CAPVT HISPANIE [94]. Аналогичные
воззвания и заклятия встречаются и на Востоке. Например, на грузинских моне¬
тах первых лет правления Давида IV (1245—1299) присутствует арабская надпись
«Город Тбилиси, да сделает его Бог процветающим». Поразительно сходство со¬
держания этой надписи с несколько более поздней, цитированной выше легендой
на флорентийских монетах. Правда, из этого трудно сделать вывод о каких-либо
формальных связях, соединяющих оба текста, тем не менее, они являются выраже¬
нием одних и тех же намерений создателей монет в разных странах и разных куль¬
турных сферах, которые ввели на штемпели названия мест не только как инфор¬
мационных элементов, но и для возвеличивания родного города и мольбы Господу
о будущем процветании. Впрочем, в конце Средних веков во многих странах на¬
звания мест, выступающие только в роли технического документа, были заменены
монетными знаками, которые используются на некоторых монетах по сей день.
Глава 2. Как называется?
Следующим элементом метрики, обозначенным на штемпеле монеты, является
название денежной единицы, которую она представляет. Последние два столетия
этот элемент используется повсеместно, давая основную информацию, необхо¬
димую тем, кто пользуется монетой и рассматривается ими как нечто очевидное.
Но в более ранние века он вовсе не был постоянной составляющей штемпеля, не¬
смотря на то что отдельные виды монет иногда весьма значительно различались
между собой и существовала развитая система денежных единиц, обозначаемая
с помощью разработанной терминологии. Процесс создания, распространения
и функционирования этих названий представляет поучительное явление осо¬
бенно в Средние века, когда с одной стороны, на обширных территориях Европы
только начинали развиваться товарно-денежные отношения, а с другой, когда
на закате этой эпохи размножились и приобрели большое разнообразие денеж¬
ные единицы и монетные системы, требовавшие по мере возможности исполь¬
зовать точные и однозначные определения, предохраняющие от недоразумений.
По этой причине уже сам факт появления разных специальных названий свиде¬
тельствует об одновременном обращении различных денежных единиц, и более
внимательное изучение этих терминов иногда приводит к реконструкции денеж¬
ных отношений, господствовавших на данной территории, а также условий про¬
изводства отдельных монет.
Терминология денежных единиц является более ранней и широкой, чем на¬
звания, относящиеся к самим монетным единицам, и относится, как известно,

/'/ Л'
hm Li1.
к платежным средствам разного рода и другим мерилам стоимости, а также к раз¬
нообразным формам процесса обмена, оплаты или тезаврации. Ко всем извест¬
ному генезису римского термина «pecunia» [95] (pecus — скот) можно добавить
целый ряд аналогов, таких как англосаксонский «sceat» (scaz — добро, богатство,
отсюда также и scouts, по-польски ставший «шкойцем» (szkojec), по всей ви¬
димости, не связанный напрямую со скотом); славянская «гривна», сделанная
из шейного украшения; русская «куна», связанная с основным товаром и одно¬
временно со средством обмена в раннем Средневековье, каким были меха, и мно¬
гие другие. Ведь значительная часть этих терминов, независимо от их происхож¬
дения, была приспособлена к монетной форме денег либо к счетным единицам,
связанным с монетной системой.
В латинской Европе основная монетная терминология была унаследо¬
вана от Римской империи вместе с самим институтом монеты в качестве ин¬
струмента хозяйственно-экономической жизни и государственного устройства.
Только вторично, по мере создания новых видов монет и денежных систем, по¬
явились ранее не известные определения, иногда заключавшиеся лишь в адап¬
тации прежних терминов к новым понятиям, порой образованные с помощью
новых латинских названий, в некоторых случаях созданные на народных языках.
Как следствие в течение всего Средневековья возникло огромное количество
названий монетных единиц, использовавшихся в практике денежного обраще¬
ния и отмеченных в письменных источниках. Очевидно, не все из этих назва¬
ний имели черты формальных определений номиналов; многие из них являлись
прилагательными, обозначающими главным образом место происхождения дан¬
ной монеты или ее характерные черты, касающиеся внешнего вида, цвета, раз¬
мера, смысла изображений, помещенных на штемпеле, и т. д. Такие прилагатель¬
ные, в свою очередь, становились самостоятельными определениями с чертами
имен существительных, в дальнейшем опять приобретая определения в форме
прилагательных, и т. д. Названия развивались и изменялись по принципу игры
в домино, например: название «denarius» [96] в момент создания более крупной
единицы было дополнено прилагательным «grossus» [97], потом слово «denar¬
ius» исчезло, a «grossus» приобрел значение существительного [98]. По мере
появления разнообразных «грошей» они опять приобретали прилагательные-
определения, например: «grossi pragenses» [99], в свою очередь, «grossi» было
исключено, слово «pragenses» приобрело значение существительного, и оно
вновь получило более точное определение, как, например, «широкие» — «pra¬
genses lati» [100], чтобы отличать от других. Подобных цепочек можно соста¬
вить много. Часто они позволяют установить длинные филиации отдельных на¬
званий, уходящих корнями к античным временам или раннему Средневековью
и по мере своей трансформации фиксирующих эволюцию монеты и целых де¬
нежных систем, или же подчеркивающих необыкновенную устойчивость некото¬
рых архаичных терминов и их способность адаптироваться к совершенно иным

145
/ Idd.. ... к. Ik hid ihJku'flL .V .
у словиям. Классическим примером такой устойчивости является британская си¬
стема L.s.d. [101], до недавнего времени сохранявшая названия и счетную струк¬
туру каролингской системы: 1 либра =12 солидов = 240 денариев [102]. Еще
более выразительный пример адаптации традиционной терминологии к совер¬
шенно новой счетной структуре дают названия французского «sou» и италь¬
янского «soldo», соответствующие старому термину «solidus» и еще совсем
недавно обозначавшие монеты в 5 сантимов и 5 чентезимо и, следовательно, со¬
ставлявшие У20 часть франка или лиры в соответствии с представленной выше
каролингской системой. Таким образом, эти названия пережили столь радикаль¬
ную перемену, каковой было введение десятичной системы, и нашли в ней свое
место согласно вековой традиции. Только последующая девальвация «выше¬
стоящих» денежных единиц — франка и особенно лиры, привели к тому, что
эти старые определения стали практически беспредметными и постепенно ис¬
чезли из разговорной речи.
Названия иного рода, в целом менее устойчивые, представляют собой вре¬
менные определения, связанные с какой-нибудь характерной чертой надписи
или изображения, возникшие в результате случайных ассоциаций нередко иро¬
нического характера, и сегодня довольно трудные для расшифровки. Средневе¬
ковые источники знают сотни этих разнообразных терминов. Многие из них на¬
ходят весьма точные объяснения, относящиеся к стоимости соответствующих
монет в разных расчетах, таблицах сравнительной стоимости монет или в купе¬
ческих руководствах. Например, так сказать классический учебник флорентий¬
ского купца Ф.Б. Пеголотти, написанный около 1340 г., содержит несколько де¬
сятков названий различных, главным образом золотых монет с обозначением их
точной стоимости, выраженной в количестве серебряных денариев, что помо¬
гало в проведении различных трансакций. Фиксация отдельных названий в раз¬
ных письменных текстах и особенно в платежных документах является досто¬
верным и часто точным хронологическим указателем, позволяющим установить
время появления данных сведений. В текстах, имеющих характер документов,
определяющих соответствующее правовое состояние и особенно фиксирующих
какие-либо платежи, обычно старались использовать соответствующую времени
монетную терминологию, обозначающую реальный размер принятых на себя
обязательств. Отмеченные в таких случаях анахронизмы дают четкий предупре¬
дительный сигнал касательно подлинности документа, впрочем, не всегда за¬
мечаемый историками. Зато другие тексты, главным образом нарративного ха¬
рактера и прежде всего Библия, сохраняют неизменным целый ряд архаичных
названий, не имеющих аналогов в реалиях Средневековья. И здесь необходима
осторожность при переводах или при сопоставлении отдельных терминов с ре¬
альными монетами, которые, как уже упоминалось, по преимуществу не несут
на своих штемпелях никаких самоназваний и сегодня, случается, называются
весьма произвольно.

146
l\l itlC.l ‘li'/H 6C jJJtl hi it. M‘ 7// / Л П i / Ы
Отсутствие названий денежных единиц на штемпелях большинства средне¬
вековых монет или же введение на них только общих определений, как, например,
термин «монета», свидетельствует о том, что на практике, вопреки очевидному,
точное определение монетной единицы не было необходимым. Может, это явля¬
лось результатом слабого знания грамоты пользователями, которые распознавали
вид и стоимость денег не благодаря надписи, а скорее по характерным пластиче¬
ским изображениям и, конечно, по физическим характеристикам — размеру, весу
и качеству металла. Только арабские монеты, штемпели которых с конца VII в.
несли исключительно надписи, как правило, имели в них название соответствую¬
щего номинала согласно трехступенчатой системе, введенной Абд аль-Маликом.
Но по сути это тоже были только общие обозначения видов золотых, серебряных
или медных монет, то есть динаров, дирхемов или фельсов, которые, особенно
если речь идет о двух последних, — порой значительно отличались по весу и, сле¬
довательно, внутренней стоимости. Впрочем, для каждого пользователя их вид
был очевиден благодаря металлу, надпись же информировала его прежде всего
о том, где, когда и кем данный динар или дирхем был отчеканен.
В латинской Европе основной обобщающий термин, каким является слово
«монета», как известно, был воспринят из римской терминологии, а появился он
благодаря тому, что самые ранние монетные мастерские размещались при храме
Юноны Монеты на Капитолии. В Средние века это название функционировало
в нескольких разных значениях: оно определяло слиток металла, монету, безот¬
носительно к ее виду; означало место производства монет, монетный двор; его
использовали при обозначении полномочий или повинностей, связанных с мо¬
нетной деятельностью, а порой, в общем значении — «деньги», как это проис¬
ходит до сего дня во французском, итальянском или английском языках.
Надпись MONETA относительно часто появляется на штемпелях, иногда
как самостоятельное слово, фактически не несущее иного смысла, кроме обозна¬
чения кружка металла как монеты, но чаще всего в связи с определением места
ее создания, особы правителя, который ее отчеканил, или же иных ее черт, кото¬
рые хотели подчеркнуть. За исключением редко встречающихся легенд этого типа
на монетах варварских королевств в VI—VII вв., надпись MONETA появилась
раньше всего в X в. во Фландрии, в следующем столетии в Венгрии, потом уже
в других странах. Первоначально это почти исключительно надписи, определяю¬
щие место чеканки или правителя, т. е. MONETA NAMVCENSIS [103] (776),
MONETA BELE REGIS [104] (777) и т. п. Такие надписи сохраняются вплоть
до конца Средневековья, например, MONETA DOMINORVM PRVSSIE [105]
на монетах Тевтонского ордена (775; 61), MONETA DICTA DE GENEPIA [106]
(Женепп в Брабанте, начало XIV в.) (779), в которой expressis verbis [107] пере¬
дано обиходное название данной единицы, и даже MONETA NOSTRA [108]
в Бургундии и Лотарингии в XIV в. (120), надпись на которой приобретала смысл
лишь в условиях исключительности монет данного государя, когда не может воз-

Luiea kdk .чиыблстся?
1-
61. Полускотер. Тевтонский орден. После 1360-1364
62. Шиллинг. СРИ. Бургграфство Нюрнберг. 1443
никнуть сомнений, к кому относится это величественное местоимение «Мы».
Но одновременно появляются и надписи, указывающие на понимание слова
«moneta» в роли определенной денежной единицы. Так, в XIV—XV в. в Нюрн¬
берге выпускались шиллинги, снабженные надписью MONETA MAIOR [109]
(62) и полушиллинги с надписью MONETA MINOR [110]; во Франции уже
с XIII в. встречаются обозначения «двойной» монеты — MONETA DVPLEX
К121), а впоследствии также и «одинарной» — MONETA SIMPLEX, уже явно
представляющие обозначение стоимости, в котором термин moneta подставля¬
ется в названия разных денежных единиц, поскольку здесь речь идет о монетах
как денариевого, так и грошового типа, и других.
С конца XIII в. получила распространение надпись MONETA NOVA [111]
v722), которая должна была, по крайней мере по замыслу, означать, что эмис¬
сия вышла из-под «нового», то есть ныне действующего штемпеля, это имело
118.

148
,	;Л./ че?пис\пныи. Мот 1 ■ и ( /1,1
особое значение в период частого изъятия из обращения тех или иных монет.
Раньше всего такая надпись появилась на штемпелях брабантских монет, в XIV в.
также в других нидерландских сеньориях, в XV—XVI вв. распространилась по¬
чти по всей Европе (52). Смысл этой надписи, конечно, был весьма относитель¬
ным, а при повсеместном его использовании и при отсутствии на штемпелях дат.
обозначающих время чеканки монеты, понятие «монеты новой» не имело ника¬
кой точки соотнесения и являлось условным признаком, лишенным сущностного
значения, но его отсутствие могло стать обесценивающим фактором. Каждая мо¬
нета в момент выхода с монетного двора действительно была «новой» и только
на рынке подвергалась постепенному старению, однако такая надпись могла ока¬
зать некоторое влияние на степень доверия к данной монете и даже ввести в за¬
блуждение не слишком сведущих пользователей, с успехом заменяя дату, указы¬
вающую на реальное время ее эмиссии.
Легенды, характеризующие монету с точки зрения ее общественного пред¬
назначения, встречались редко. В XII в. на некоторых монетах Амьена появи¬
лась надпись MONETA CIVIVM [112] (723), возможно, являющаяся свидетель¬
ством городского монетного производства, но также связанная с легендой РАХ
CIVIBVS TVIS [113] (124) на других современных монетах из того же города,
легенда которых опять же, по-видимому, содержит намек на «Civitas Dei» [114]
блаженного Августина. С городской монетой, несомненно, связана MONETA
COMMVNIS [115] на нюрнбергских гульденах середины XV в., в то время как
MONETA SOCIORVM [116] (725), отчеканенная в Баре и Лотарингии на сто
лет раньше, означает только совместную эмиссию союзных графов в Люксембурге
и Данвиллере. Зато надпись MONETA PAVPERVM [117] на мелких монетах, от¬
чеканенных одним из шотландских монастырей во второй половине XV в., по-ви¬
димому, указывает на их предназначение в качестве милостыни, подобно упоми¬
навшейся уже надписи ELIMOSINA [118] на франкских (72) и англосаксонских
денариях семью столетиями ранее. Некоторой аналогией здесь могут послужить
и более поздние монеты, чеканившиеся в Англии со времен Карла II Стюарта
(1660—1685) и предназначенные специально для раздачи королевским казначеем
среди бедных в Великий Четверг, так называемые Maunday Money (название, воз¬
никшее из латинского слова mandatum [119]). Это были монетки стоимостью в 1,
2, 3 и 4 пенса, которые давали стольким беднякам, сколько лет исполнилось мо¬
нарху, при этом каждый из них получал подаяние, составленное именно из этих
пенсов, следовательно, тем большее, чем старше был государь. Этот ритуал, до не¬
давних пор совершавшийся на территории Вестминстерского аббатства, не был
лишен элементов магии, но в его основе лежит христианский обет милосердия,
к исполнению которого и должна побуждать надпись, упоминающая «монету
бедных». Все же не случайно она была помещена шотландскими монахами только
на монетах в четверть пенни с ничтожной стоимостью, название которых — фар¬
тинг со временем стало обозначением наименьшей денежной единицы.

Другим термином, использовавшимся в Средние века как общее обозна¬
чение монеты, являлся «nummus», также почерпнутый из римской традиции,
в которой первоначально имел такое же значение. Впрочем, он восходил к еще
более старой греческой терминологии, где слово nomos означало «право, обы¬
чай», в дальнейшем найдя отражение в названиях таких монетных единиц как
nummos и nomisma. Латинский nummus, хотя и заключал в себе столь достой¬
ное этимологическое наследство, восходящее к самому истоку монеты как со¬
циального явления, на практике в период поздней империи был низведен
до роли обозначения самой мелкой монетной единицы — до %о медного фол-
лиса. Именно в этом значении его название появилось на штемпелях византий¬
ских монет VI—VII вв., обычно снабженное буквой или цифрой, обозначающей
количество нуммиев, содержащихся в данной монете. Зато в латинской Европе
в Средние века это название проникло на штемпели как синоним общего обо¬
значения монет, например, REMENSIS NVMMVS на денариях архиепископов
Реймса в XI в. (126) или RODENSIS NVMMVS на брактеатах бургграфов Лоб-
дебурга, чеканенных в XIII в. на монетном дворе в Роде. Однако эти случаи яв¬
ляются исключительными, поскольку чаще всего роль такого определения ис¬
полняло название денария.
Денарий также был воспринят из римского лексикона, где первоначально,
в период Республики, представлял эквивалент «десятка» (deni) медных ассов.
В более позднее время это значение исчезло, и в Средневековье вплоть до XIII в.
denarius, как и nummus, обозначал почти любую серебряную монету безотноси¬
тельно к ее внешнему виду и размеру, только в исключительных случаях уступая
место оболу как своей фракции, равной половине денария. Лишь с XIII в., когда
появились новые виды серебряных монет, название денария, до того времени ис¬
пользовавшееся вперемешку с термином «монета», постепенно ограничило об¬
ласть своего применения мелкими единицами, хотя и позднее встречаются слу¬
чаи распространения его на любую серебряную монету. Еще в XVI в. известен
талер, то есть самая большая серебряная монета, соответствовавшая тогда при¬
мерно 1000 денариев, которая несла надпись DENARIVS NOVVS [120] (63),
может быть, как сознательно использованный архаизм.
На штемпелях монет название «денарий» отмечено в то же время и в тех же
выражениях, что и слово «монета», таким образом, если исключить ранние упо¬
минания в форме DINARIO на некоторых меровингских монетах начала VIII в.,
оно встречается в форме DENARIVS или DENARII с конца X в. во Фландрии,
а потом главным образом в Центральной Европе, в Каринтии и на латинском Во¬
стоке. Эта форма представлена и на монетах Болеслава Кривоустого (1102—1138)
самостоятельно либо в сочетании DENARIVS DVCIS BOLESLAI [121] (727;
64), на монетах Яксы из Копаника, герцогов Саксонских, архиепископов Магде-
бургских и др. Некоторые из этих надписей бывают дополнены названиями от¬
дельных мест, таких как DENARIVS HALLENSIS (с монетного двора в Халле),

150
i\t '<'Jca четвертый. Мон f j а о (г б
63.18 фердингов. Вольный город Рига. 1574
727.
64. Денарий. Польша. Болеслав III (1102-1138)
DENARIVSIOPPENSIS (из Яффы, конец XII в.) (725), GEFRI DENARII (Евер,
XI в.) (729; 65) и т. д. Грамматической особенностью, не отмеченной в надпи¬
сях со словом «монета», здесь является довольно частое использование мно¬
жественного числа — DENARII. Тем самым это название не обозначает стои¬
мости денежной единицы, но имеет более общий смысл, определяя только вид
монет, представителем которых является данный экземпляр. Подобное терми¬
нологическое явление позднее встретится и на некоторых монетах грошового
достоинства.
С названием денария связаны и другие особенности. Из Чехии происхо¬
дит штемпель конца X в., приписываемый епископу Войцеху, с легендой HIC
DENARIVS EST EPISCOPI [122] (130; 66). Такая обширная формула акцен¬
тирует не качество монеты, а прежде всего ее принадлежность епископу Праж-

l.iiii,л 2. кtik нпмавлетсч?
151
схому, мысленно противопоставляемого особе князя, которому принадлежали
все остальные денарии, тогда чеканившиеся в Праге. Несколько иную формулу
мы находим двести лет спустя на немецком брактеате, отчеканенном Вальтером,
эогтом в Барби, именем которого названа эта монета WALTERIVS DENARIVS
EST ISTVVS [123]. На то, что это не грамматическая ошибка (вместо WAL-
TERI), указывает более ранний пример из Саксонии, где денарий несет имя гер¬
цога Бернхарда и обращается к читателю легенды от первого лица: «Я — дена¬
рии» - BERNHARD VS SVM EGO DENARIVS [124].
Эти примеры не единичны. Подобные обращения от первого лица встре¬
чаются также на нескольких других денариях XI—XII вв. Во Фландрии монета
гтафа Робера I (1071—1093) представляется: EGO SVM DENARIVS ROBERTI
125]. Сто лет спустя епископский брактеат из Хильдесхайма заявляет в над¬
писи: EGO SVM HILDENSEMENSIS, а денарий из Миндена, также отчека¬
ненный в XII в., утверждает: MINDENSIS SVM. Не ясно, как следует пони¬
мать последние заявления, то ли в качестве прилагательного с предполагаемым
”.-ществительным «denarius», то есть «Я — денарий хильдесхаймский (мин-
ленский)», то ли в качестве существительного — «Я — хильдесхаймец (минде-
неп" В пользу второго варианта, с виду менее правдоподобного, свидетель¬
ствует несколько более поздняя аналогия с турскими грошами, чеканившимися

152
Mofih. ia c ы
l\u h’, HcmaCpiUhi
67 Турский грош. Франция. После 1266 г.
после 1266 г. с надписью CIVIS TVRONVS (131; 67) — «гражданин Тура»,
определяющей не столько происхождение, сколько правовой статус монеты.
Во всяком случае, только денарии посредством надписи приобретали собствен¬
ную личность и только по отношению к ним, как уже говорилось, применялась
формула «те fecit» [126], дающая этой личности дальнейшее удостоверение.
Поскольку все эти легенды ограничены периодом X—XIII вв., когда с одной сто¬
роны денарий был основным видом монеты, а с другой, когда приписывание
предметам личностных черт являлось одним из выражений магии письма, при¬
менявшейся главным образом по отношению к изделиям особого значения, та¬
ким как инсигнии, драгоценности, оружие и монеты.
В германских землях параллельно с названием денария функционировало
также местное, синонимическое обозначение монеты как «пфенниг», зафик¬
сированное в разных вариантах. Происхождение этого термина, отмеченного
с VIII в., спорно; его выводили как из латинского слова «pondus» (вес, тяжесть),
так и из германского «Pfanne» (сковорода) и других источников. Этот термин,
распространенный в Центральной и Северной Европе, а также в Англии (penny),
часто встречающийся в письменных текстах на германских языках, несколько раз
попадал и на штемпели немецких и скандинавских денариев XI в. (PENNING,
PENEG). Более того, на территориях, граничивших с германским миром на во¬
стоке, именно «пфенниг» стал основой формирования общего названия денег,
подобно тому, как это произошло с названием «moneta» в романских странах
и в Англии. С ним связан чешский «peniz», словацкий «peniaz», польский «pi-
eni^dz», литовский «pinigas», а в Швеции «penning», как правило, переноси¬
мый с обозначения единичной монеты к более абстрактному экономическому
понятию. В Польше существующим доныне реликтом этого первоначального
значения является слово «pieni^zek», применяемое как определение мелкой мо¬
неты. В Средние века это же слово, но использованное в качестве названия, пере¬
водилось на латынь как «obolus», то есть монета стоимостью в половину дена-

tahd ... . dh Ha
153
рия, в то время как синонимом целого денария был «pieni^dz». Зато в Германии
слово «Pfennig», дожившее до сего дня, никогда не играло роли обобщающего
понятия, которое досталось терминам, созданным от «золота» (Geld) также,
как во Франции от «серебра» (argent).
Формирование подобающей терминологии тогда шло параллельно с усвое¬
нием отдельными обществами самого понятия денег как хозяйственно-эконо¬
мического явления, получавшего названия в соответствии с актуальными то¬
гда конкретными носителями. В Риме таким носителем еще был скот (pecunia),
во Франции серебро (argent) или монеты (monnais), в Англии монеты (money),
в Германии золото (Geld), в западнославянских странах и в Швеции монеты,
называвшиеся пфеннигами, на Руси монеты, называвшиеся по-татарски день¬
гами, а на Украине грошами. Одновременно эта терминология четко выявила
хронологическое расслоение процесса формирования понятия денег в отдель¬
ных странах. Зато она не сохранила в роли обобщающего термина название дена¬
рия, несмотря на то, что в раннем Средневековье оно было распространено как
синоним монеты. Но оно постепенно угасло вместе с нарастающим обесценива¬
нием обозначавшихся с его помощью денежных единиц. Только в Испании это
название сохранилось как обобщенное понятие денег (dinero), может быть, под
влиянием терминологии арабских стран, которые уже в VII в. адаптировали его
л-ля собственных золотых монет динаров и пользуются им до сего дня, впрочем,
главным образом через воссоздание, а не путем преемственности. Также в Сер-
_ ии «dinar» был воскрешен в XIX в. и с тех пор функционировал как денежная
единица Югославии. Зато настоящим последним реликтом названия денария
безупречной генеалогией, уходящей в раннем Средневековье, было до недав¬
него времени сокращение d, использовавшееся в Англии для обозначения пенса.
Тглько введение десятичной монетной системы в 1971 г., ликвидировавшее ка-
.лингскую счетную систему, привело к замене этого традиционного сокраще-
н:лн буквойр (penny) и завершило вековое соперничество между латинским и на¬
циональным названиями одной и той же монеты.
Другой монетной единицей, напрямую воспринятой в Средневековье из ан-
пгчности, был обол. Он имел метрику старше денария, еще греческую, уходящую
эпоху товарно-денежных отношений, то есть, по меньшей мере, в VII в. до н. э.
бол восходит к понятию железного прутка или вертела (obelos), являвшегося
:гда основной денежной единицей; шесть таких прутков помещалось в гор-
гтн drachme), отсюда перенесенные на монеты названия «обола» и «драхмы»
х г елелили и денежные единицы, связанные таким же соотношением стоимо-
—1 драхма = 6 оболов. В эллинистический период «драхма» из греческого
••.ира проникла в Персию, а оттуда в начале Средневековья перешла в арабскую
терминологию в форме «дирхема» как название серебряной монеты, использо-
тазшейся в большинстве мусульманских стран. В свою очередь, этим довольно
. дольным путем «драхма» попала в XIII в. на штемпели монет Иерусалимского

154
1
т I'r-ibii' Млн
королевства, чеканенных крестоносцами в Акре по образцу арабских дирхемов,
но снабженных латинской надписью DRAGMA ACCONENSIS [127] {132). Од¬
нако в целом это название не вошло в монетную терминологию латинской Ев¬
ропы, хотя и функционировало в ней до недавних пор, обозначая единицы массы
или объема, но использовалось главным образом фармацевтами. Причиной тому
было слияние в римскую эпоху понятия драхмы с денарием, название которого
полностью затерло старший термин. Зато «оболу» удалось удержаться. В древ¬
ние времена значение этого термина было неустойчивым, в Средние века, со вре¬
мени каролингской реформы, оно утвердилось как название монетной единицы
равной половине денария. Но в монетной форме он реализовывался относи¬
тельно редко как в каролингском монетном деле, так и позднее. Только в Вен¬
грии с XI в. обол некоторое время являлся основным видом чеканившейся мо¬
неты, и там же в середине XIII в. надпись OBVLVS периодически появлялась
на штемпелях монет Белы IV (1235—1270). В более поздний период Средневеко¬
вья этот термин встречается также на французских монетах стоимостью в поло¬
вину денария. Мелкие монетные единицы такого рода выпускались уже с XIII в.,
но только в правление Филиппа VI (1328—1350) на некоторые из них была вве¬
дена надпись с названием обола, представленным в сочетаниях, аналогичных на¬
званиям более крупных номиналов, а именно OBVLVS FRANCIE {133) и осо¬
бенно OBVLVS CIVIS {134) [128], которые являются очевидной аналогией уже
традиционной терминологии легенд на турских и парижских грошах. Но назва¬
ние обола во Франции не прижилось, и в обиходном языке эти монеты чаще на¬
зывали просто «половинками» (maille). Также и в других местах термин «обол»
в Средние века использовался не столько в значении строго определенной де¬
нежной единицы, сколько как символическое обозначение монеты наименьшей
стоимости. Выше уже шла речь о переводе в XIV в. названия «pieni^zek» как
«obolus», двумя же веками ранее Галл Аноним вложил в уста Болеслава Кри-
воустого ответ императору, требовавшего от польского князя выкупа: «Мир,
но не ценой денариев... Угрозами... не получишь ни одного ломаного обола»1.
В XVII в. в подобном контексте было бы сказано: «Ни (ломаного) шеляга», а се¬
годня: «Ни гроша», — заменяя эти названия по мере постоянного обесценива¬
ния всех денежных единиц и передачи функции символа наименьшей стоимости
очередным номиналам, некогда занимавшим довольно высокое положение. При¬
мером этих изменений может служить и евангельская притча о «вдовьем гроше»
[129], в которой термин, переданный в Вульгате как «аега minuta duo», то есть
«две мелкие медные монеты», в современных польских переводах выступает как
«два гроша» [130] в соответствии с сегодняшним пониманием этого выражения,
но совершенно анахроничного для первых лет нашей эры.
1
Anonim tzw. Gall. Kronika polska. Przelozyl R. Grodecki. Wroclaw, 1965. S. 149 n. Цит. по: Талл
Аноним. Хроника и деяния князей или правителей польских. М., 1961. Кн. III. Гл. 14. С. 121 — 122.

/ ufU _. /V. IK tld VUHd/'/h i':i '
155
Название «грош» является развитием понятия денария: denarius grossus —
большой денарий согласно значению слова grossus в средневековой латыни. Как уже
упоминалось, это прилагательное, относящееся к монете, быстро стало самостоя¬
тельным, приобретя функцию существительного и утратив первоначальный пред¬
мет определения, которым был денарий. Это название родилось в Северной Ита¬
лии на рубеже XII—XIII вв., когда там появились монеты стоимостью в несколько
денариев — четырех-, шести- и, наконец, двенадцатикратные, соответствовавшие
потребностям экономического развития и торговли городских республик, осо¬
бенно Генуи, Венеции, Флоренции, Милана и др. Каждый из этих городов создал
свои собственные «гроши», более или менее отличавшиеся от других стоимостью
и иногда получавшими параллельные названия. Например, венецианские гроши на¬
зывались также «матапанами», вероятно, от одноименного названия полуострова
на Пелопоннесе, где добывалось серебро, а может, от арабского слова, обозначаю¬
щего «сидящую персону», что могло относиться к изображению Христа на пре¬
столе, присутствующего на этих монетах (68). Понятие «гроша», хотя обобщенное
68. Матапан. Италия. Республика Венеция, Рамнеро Дзено (1252-1268)
и неточное, надолго вошло в разговорный язык как в Италии (grosso), так позже
и в других странах. Более того, это название возникло из противопоставления гро¬
шей (обычным) денариям, и в свою очередь само стало точкой соотнесения для по¬
следних, которые, особенно в Италии, стали определяться словом «малые» (parvi,
piccoli). Таким образом, денарий почти исчез из поля зрения, а его место в качестве
основной монетной единицы заняли два вида монет: «большие» и «малые», се¬
годня мы скажем «крупные» и «мелкие», соединенные переменным соотноше¬
нием стоимости и выражающие две разные экономические категории, отдельность
которых нашла свое отражение в этой терминологической дихотомии.
Название «грош», в течение XIII в. распространившееся в Южной и Запад¬
ной Европе, а в следующем столетии и в Центральной, быстро обросло разными
определениями, различающими отдельные виды этих монет, но на штемпелях
оно появилось только с 1300 г., впервые введенное на чешские монеты, создан¬
ные в результате реформы Вацлава II (1278—1305). Однако помещенная на них

156
-U'tnG. ‘UiUhlll. \1() in
1,1
I\.
136.
69. Пражский грош. Чехия. 1300-1305
надпись GROSSI PRAGENSES (135; 69) не являлась определением номинала,
по крайней мере, в узком значении этого слова. Множественное число, подобно
тому, как на некоторых, уже упоминавшихся, более ранних монетах с легендой
DENARII, обозначало не единицу стоимости, а категорию монет, к которой от¬
носился данный экземпляр, все еще оставаясь в большей степени обобщающим
понятием, несмотря на то, что стоимость пражского гроша была точно обозначена.
По тому же принципу одновременно введенные «мелкие» монеты получили над¬
пись PRAG[enses] PARVI [131] (136), то есть опять формулу, характерную только
для средневекового монетного дела. На пражских грошах эта формула сохраня¬
лась вплоть до середины XVI в., перенося средневековый способ выражения по¬
нятий в глубину нового времени, когда подобное обозначение монеты было уже
явным анахронизмом.
По чешскому образцу аналогичные надписи во множественном числе вскоре
появились на нескольких силезских квартниках (GROSSI GLOGOI (137) [132]
и др.), что еще раз свидетельствует о том, как широко понималось понятие
«гроша»; потом в 1329 г. оно перешло на венгерские монеты (GROSSI REGIS
HVNGARIE [133]) и, наконец, около 1367 г. в Польшу на гроши Казимира Ве¬
ликого (GROSSI CRACOVIENSES (138) [134]), являвшиеся соответственно
преобразованным подражанием пражским грошам. И в других местах стала по¬
являться надпись GROSSVS, чаще всего на саксонских (майсенских) грошах,
чеканившихся с 1339 г., потом в Гессене, Брауншвейге, Австрии, Лотарингии,
а в княжестве Валахия в XV в. уже в славянской версии ГРОШЬ (69).
В начале XV в. на французских монетах отмечена легенда GROSSVS TV-
RONVS (139), настолько своеобразная, что оба ее члена могут иметь значение
как существительного, так и прилагательного. Название «turonus», созданное
от города Тура (Tours), почти на два столетия опередило на штемпелях толстых
французских монет их определение как «грошей», являясь обозначением не про-

АЛЛ'..
_ Л
15"
Лк I'll Ак^Л.1 ли
исхождения, а вида монет. Надпись TVRONVS CIVIS (/37; 67), помещавшаяся
на французских грошах со времени их создания Людовиком IX Святым в 1266 г.
и чеканившихся не только в Туре, кроме того использовалась на некоторых подра¬
жаниях им, выпускавшимся в Германии, Баварии и, видимо, в Силезии. В обиход¬
ном языке этот термин был распространен почти во всей Европе как в латинской
форме (turonenses), так и на других языках (tornese, turnose, tornsche и т. д.), как
общее обозначение грошей турского типа, но иногда также и аналогичных монет-
денариев, порой несущих надпись TVRONVS PARVVS [135]. Этот тип «тур¬
ских» денариев тоже стал объектом подражания за пределами Франции, главным
образом в странах латинского Востока, где их обычно именовали итальянским
словом «торнези» (tornesi) или «торнезели» (torneseli), распространенным ве¬
нецианскими и генуэзскими купцами. Эти названия, конечно, уже не имели ни¬
какого реального отношения к городу Туру подобно тому, как название флоринов
не обязательно было связано с Флоренцией, а геллеров — со швабским городом
Халль. Но в случае с турскими грошами произошло своеобразное выделение по¬
средством надписи TVRONVS CIVIS особой связи монеты с городом, выра¬
женной в наделении ее, как уже упоминалось, чертами человеческой личности
предоставлении статуса «гражданина». Наверное, этот «турский гражданин»,
- civis», является случайным результатом сокращения слова «civitas», которое,
эднако, на этих монетах никогда не воспроизводилось в полной форме и даже
не снабжалось соответствующим надстрочным знаком сокращения. Тем не менее
слово «civis», даже если оно появилось на штемпелях турских денариев и гро¬
шей в результате небрежности или неумения резчика, было принято и сохранено
именно в этой форме, и даже вскоре введено на другие, аналогичные монеты, от¬
носящиеся к «парижской» денежной системе — PARISIVS CIVIS (140; 70), по-
140.
70. Парижский обол. Франция. Филипп II Август (1180-1223)
тэм на турнозы, чеканенные в герцогстве Афинском — THEBE CIVIS (141; 71),
с в конце XIV в. уже на упоминавшиеся французские оболы с легендой OBOLVS
С IMS. Этот последний пример является свидетельством полного непонимания
первоначального смысла надписи и еще одним доводом, что слово TVRONVS
на прототипах тогда воспринималось исключительно как номинал, не вызываю-

158
Hill: , / U Ч Г j i ) i i
щий никаких ассоциаций с городом на Луаре, несмотря на то что почти сто лет
тому назад он случайно дал этим монетам свое гражданство.
Гроши, стоимость которых, по крайней мере, первоначально, равнялась
12 денариям, представляли собой монетное воплощение счетной денежной еди¬
ницы, использовавшейся издавна в системе L.s.d. под названием солида или шил¬
линга. Однако они не получили этого традиционного названия вероятно потому,
что соотношение между грошем и денарием, как правило, претерпевало быстрые
изменения, так что стоимость гроша постоянно превышала стоимость счетного
солида/шиллинга. Само понятие шиллинга тоже изменялось с течением времени
и не повсюду было однозначным. Это слово германского происхождения зафик¬
сировано уже в VI в. в форме «scilling». Первоначальное значение этого назва¬
ния объяснялось по-разному. Наиболее правдоподобным представляется мнение
о том, что оно восходит к готскому глаголу «scellan» или «skillan», что значит
«бренчать», «звенеть», то есть является аналогом понятия «звонкой монеты»,
во многих языках дожившего до сего дня. Во всяком случае, предметом этого
определения в раннем Средневековье были золотые византийские монеты, на ла¬
тинском языке называвшиеся солидами, поэтому оба эти термина, шиллинг и со-
лид (solidus), в течение всего Средневековья и в Новое время считались взаимо¬
заменяемыми синонимами. Однако радикально изменилось основное значение
этих названий. Уже во франкских законах, записанных в VII в., название «солид»
использовалось не как определение золотой монеты, а как ее эквивалент, состоя¬
щий из 40 серебряных денариев, и потом стало исключительно счетной едини¬
цей. После того, как сформировалась каролингская монетная система, это же на¬
звание было принято для обозначения совокупности из 12 денариев или У2о части
фунта (либры) и в этой роли сохранилось на многие столетия, в некоторых стра¬
нах функционируя до недавнего времени. В Средние века используемое повсе¬
местно почти во всей Европе в качестве счетной единицы, равной 12 денариям,
с XIV в. оно начало приобретать форму конкретной монеты, выпускавшейся глав¬
ным образом в балтийском регионе (Schilling, skilling, szel^g), ранее всего Тев¬
тонским орденом, потом в Западном Поморье, Ливонии и скандинавских стра¬

IV)
Ik
fulL 7//
нах, затем в Германии, Венеции (soldo, soldino), а с начала XVI в. также в Англии
и других странах. В Польше, за исключением Королевской Пруссии, являвшейся
родиной шиллинговой монеты, относительно широко эта монета распространи¬
лась только при Стефане Батории (1576—1586), а в XVII в. уже чеканившаяся
из меди она стала самой малой реально существовавшей монетной единицей.
Примечателен тот факт, что несмотря на точно обозначенное место в средневе¬
ковых денежных системах и повсеместное использование понятия шиллинга в ка¬
честве счетной единицы, а потом и как реально чеканившейся монеты, само на¬
звание почти никогда не встречается на штемпелях этих эмиссий. Если исключить
надпись на золотых арабских монетах, отчеканенных в Андалузии сразу после ее
завоевания в 711 г., то слово SOLIDVS изредка появляется на штемпелях монет
бхргграфов Нюрнбергских во второй половине XIV в., и то дополненное на другой
стороне надписью MONETA ARGENTEA MAIOR [136] (62), которая является
как бы комментарием к этому термину. Таким образом, это еще одно характерное
указание на то, что на штемпелях средневековых монет не использовались назва¬
ния номиналов. Только начиная с первой половины XVI в. надпись SOLIDVS
становится распространенной, подобно другим обозначениям названий соот¬
ветствующих монетных единиц, их количества, а также даты выпуска, составляю¬
щим весь основной информационный аппарат, в целом сохранившийся до сего
дня на монетных штемпелях. Это свидетельствует не столько об улучшении и из¬
менении тогдашних денежных систем, хотя и этот фактор сыграл определенную
роль, сколько, прежде всего, об изменении в способе мышления, в переходе к бо¬
лее рациональному восприятию монеты, в создании более современного штемпеля.
С длительными приключениями шиллинга связан еще один довольно не¬
обычный эпизод, относящийся к истории раннесредневековой Руси. В «Пове¬
сти временных лет» дважды встречается упоминание о денежной единице, назва¬
ной «щьлягом», один раз под 885 г., когда Олег заставил радимичей платить ему
лань, которую раньше они платили хазарам: «И дали Олегу по щьлягу»1; второй
раз под 964 г., когда Святослав аналогичным образом покорил вятичей: «Кому
лань даете? Они же ответили: Хазарам — по щьлягу от рала даем»2. Не подлежит
сомнению, что «щьляг» в этих текстах является термином скандинавским, нор¬
маннским, использовавшимся, по-видимому, в варяжском окружении первых Рю¬
риковичей и сохранившимся в русской традиции в несколько искаженной форме,
в какой записал его автор «Повести» в XII в. Не ясно, что, по сути, этот тер¬
мин означал здесь первоначально, поскольку совершенно невероятно, чтобы ра¬
димичи и вятичи выплачивали дань в золотых солидах и то по штуке «от рала»,
также не идет здесь речь и о счетной единице, как во франкской системе. Воз-
Powiesc minionych lat. Opracowal F. Siedlicki. Wroclaw, 1968. S. 227. Цит. по: Повесть времен¬
ных лет, год 885. СПб., 1996. С. 14.
Ibid. S. 257. Цит. по: Повесть временных лет, год 964. С. 31.

160
можно, это название варяги применяли для обозначения арабских дирхемов, ко¬
торые с IX в. во множестве поступали в русские земли и которым русское населе¬
ние давало свои названия, такие как куна, резана, ногата, к чему мы еще вернемся.
Во всяком случае, в этом контексте название «щьляг» представляет собой яв¬
ное норманнское вкрапление, одно из очередных свидетельств функции варяж¬
ских дружин и их вождей в становлении древнерусского государства в IX—X вв.
Перенесение названия солида с золотой монеты на счетную единицу, а по¬
том на серебряную монету так крепко связало ее с этими новыми предметами, что
к моменту возобновления золотой монетной чеканки в Европе в XIII в. традици¬
онное название уже не возродилось для обозначения ее продукции. Для новых
единиц появились новые определения, то даваемые обдуманно, но чаще возникав¬
шие спонтанно в процессе обращения, и зависевшие от происхождения, внешнего
вида или размера данной монеты. Единственным обобщающим определением,
в принципе применимым к любой золотой монете, был «aureus» [137] , то есть
опять прилагательное, относящееся к подразумеваемому предмету «denarius»,
но использовавшееся чаще всего в функции существительного. Аналогичный про¬
цесс уже имел место почти тысячу лет тому назад, когда появились римские золо¬
тые монеты, тоже первоначально называвшиеся «ауреусы», пока изменение их
стоимости не породило дополнительного обозначения aureus solidus [138], и за¬
тем утверждения названия солида и его производных.
В Средние века определение «aureus», может быть, как слишком общее по от¬
ношению к разнородным золотым монетам, не сохранилось в качестве самостоя¬
тельного термина, используемого без дополнительных определений. Только в Гер¬
мании и Нидерландах оно осталось в немецкой версии как «Gulden», «Gouden»
(Gold — золото), применявшейся к выпускавшимся в XIV—XV вв. золотым мо¬
нетам, потом также обозначавшей их эквивалент, реализованный в серебряной
монете, и, наконец, определенную серебряную монету — гульден. Эта эволюция
была совершенно аналогична той, которую несколькими веками ранее прошло на¬
звание солида/шиллинга. Отсюда же для определения реальной золотой монеты
еще в XV в. возникло название «Goldgulden», то есть то же, что «золотой из зо¬
лота». Подобная тавтология встречается и в других языках, например, в Венеции
в конце Средневековья использовалось определение «ducati d’oro in ого» [139],
чтобы отличить их от золотых дукатов, которые, однако, были изготовлены из се¬
ребра. В Польше аналогичная языковая проблема была разрешена более практич¬
ным способом, так как наряду с понятием «злотого», который никогда не имел
воплощения в виде золотой монеты, первоначально являясь только ее эквивален¬
том в серебряных монетах, а потом только счетным понятием, обозначающим
совокупность в 30 грошей, вместо вводящего в заблуждение термина «злотого
в золоте» возник новый термин «червонный злотый», обозначающий реальную
золотую монету — флорин или дукат. Это название, вероятно, связанное с введе¬
нием в XVI в. небольшой добавки меди в польские, а также в венгерские золотые

I.uiiti Кил нимявааыгя'
161
монеты для придания им красноватого оттенка, снова привычным путем претер¬
пело превращение из прилагательного «червонный» в существительное «чер¬
вонец», до недавнего времени употреблявшееся, в частности, в России. Впрочем,
и в некоторых других странах золотые монеты назывались червонными.
И все-таки наиболее распространенное в средневековой Европе определе¬
ние золотой монеты возникло не из названия драгоценного металла или его
цвета, а от места, где появился прототип значительной части тогдашних золотых
монет-флоринов. Считается, что этот термин возник из двух источников: непо¬
средственно от названия Флоренции и от изображения цветка, «flos», «fiore»,
украшавшего монеты этого типа (72). На деле же источник был общим, ибо этот
цветок являлся ничем иным, как говорящим гербом города, приспособленным
в данном случае к его названию, поскольку в другом месте этот же мотив обо¬
значался не как «цветок», а как «лилия» и в этом другом словесном обли¬
чье служил говорящим гербом города Лилль, не говоря уже о его других при¬
менениях. Во Флоренции лилия в роли «цветка» появилась в начале XIII в.,
обозначая флоринами серебряные монеты грошового типа (142\ 73). С появ¬
лением в 1252 г. золотых флорентийских монет, снабженных тем же символом,
на них сразу был перенесен тот же термин, первоначально в сочетании «золо¬
тые флорины», но вскоре уже только «флорины», и еще до конца XIII в. этот
термин стал использоваться повсеместно в качестве определения. Вместе с воз-
72. Флорин. Италия. Республика Флоренция. 1356
73. Флорин серебряный. Италия. Республика Флоренция. До 1252

162
Ри ик'л четвертый. Мот- г / о г/ />/-
никновением в XIV в. весьма многочисленных подражаний флорентийским
монетам, которые чеканились почти в сотне монетных мастерских разных ев¬
ропейских стран, название «флорин» для значительной части Европы стало
просто синонимом любой золотой монеты, кроме нескольких, особенно отли¬
чавшихся от нее типов. В исключительных случаях оно попадало и на штемпели,
например, в 1340 г. в Любеке на подражания флорентийским монетам с над¬
писью FLORENVS LVBICENSIS [140], а несколько позднее на золотые мо¬
неты города Мец, уже совершенно иного типа и другого веса, однако, несущие
надпись FLORENVS CIVITATIS METENSIS (74) [141]. Название «флорин»
74. Флорин. СРИ. Имперский город Мец. 1629-1645
до конца XIII в. использовалось и по отношению к другим золотым монетам,
не имевшим никакой связи с флорентийским прототипом, а только снабжен¬
ным уточняющими определениями, например, во Франции это «florenus ad ag-
num» (с изображением агнца Божьего), «florenus ad sceptrum» или «ad mas-
sam» (с изображением короля, держащего скипетр), «florenus regine» (монеты,
предназначенные для нужд королевы) и много других подобных определений,
представляющих собой опосредованное свидетельство того престижа, какой
снискали себе флорентийские золотые монеты на рынках Европы.
В Средневековье никакой другой город не сумел таким путем столь же ши¬
роко распространить свое название, которое и ныне отзывается в венгерских фо¬
ринтах. Только в Новое время аналогичным способом мировую славу приоб¬
рело название небольшого чешского городка Яхимов, лежащего в Рудных горах
и в XVI в. называвшегося по-немецки Иоахимсталь (Joahimsthal), окончание кото¬
рого в форме прилагательного «...-thaler» стало определением для чеканившихся
там крупных серебряных монет — талеров, от которого произошло и название
доллара. В Польше флорин обозначал не только золотые монеты, злотый как счет¬
ная денежная единица, обычно назывался также «польским злотым» (florenus ро-
lonicalis) в отличие от упоминавшегося «червонного злотого» (florenus rubeus).
Таким образом, латинским аналогом слова «злотый» вопреки правилам языка

1 Ailed-., кил Hd.ibUidemiA'!
163
здесь стал не «aureus», a «florenus». Однако те, кто бесчисленное количество раз
записывали это сокращение «А» на листах разнообразных счетов, вряд ли вспо¬
минали о названии города на реке Арно или хотя бы об изображении цветка.
В более поздний период Средневековья и особенно в Новое время с флори¬
ном соперничало название другой золотой монеты, также появившейся в Ита¬
лии во второй половине XIII в., а именно дуката. Первоначально оно относилось
только к золотым монетам, чеканенным с 1284 г. в Венеции, потом к их подража¬
ниям, особенно размножившимся в восточной части Средиземного моря, и, на¬
конец, преимущественно в Центральной и Восточной Европе распространи¬
лось почти на все золотые монеты, постепенно вытеснив название «флорина».
Обычно считается, что это название обязано своим возникновением последнему
слову надписи, помещенной на штемпелях венецианских дукатов вокруг изобра¬
жения Христа в мандорле (75): «Sit tibi Christe datus quern tu regis iste ducatus»
[142]. На деле же это название более раннее, поскольку термином «ducatus»
75. Дукат. Италия. Республика Венеция. Андреа Контарини (1368-1382)
или «ducalis» (герцогский) уже в XII в. обозначались серебряные монеты, че¬
каненные норманнскими правителями в герцогстве Апулия (отсюда — монета
«герцогская», «герцогства»), потом это название было перенесено из-за сход¬
ства штемпелей на венецианские гроши и, наконец, на золотые монеты (перво¬
начально называвшиеся ducati aurei [143]), к которым оно пристало навсегда.
Но, возможно, вышеприведенная надпись, заканчивающаяся словом «ducatus»,
привела к сохранению этого названия, став как бы записью номинала, которого
на деле эти монеты никогда не несли на своих штемпелях. Впрочем, их обиход¬
ное название в Италии уже в XIV—XV вв. сменилось на zecchini (цехины), или
монеты, реально отчеканенные на монетном дворе (zecca), для отличия от упо¬
мянутых дукатов, понимавшихся как счетные единицы. В свою очередь и термин
«цехин» со временем оторвался от своего первоначального предмета и перешел
на всякие безделушки, доныне функционируя именно в этой вторичной роли.
Помимо этих, наиболее популярных названий, порой распространявшихся
на монеты разного происхождения и даже разной стоимости, конечно, суще-

164
Pd uk'.-. чппвертыи. Миш r-i n с i-hi
ствовало, особенно в позднем Средневековье, большое количество более узких
обозначений, уточняющих вид данной монеты и создававших терминологиче¬
ский диапазон, необходимый в практике денежного обращения особенно там,
где одновременно ходили монеты разных эмиссий. Иными были и условия фор¬
мирования соответствующих названий, и основы их словотворчества. Относи¬
тельно редко они навязывались самими эмитентами, желавшими таким обра¬
зом пропагандировать свою политическую программу, как, например, название
«augustales» [144], данное Фридрихом II своим золотым монетам, явно подчер¬
кивавшим изображением на штемпеле притязания Штауфена на римские им¬
ператорские традиции (11). Менее ясно авторство английских ноблей (143),
обозначавших монеты из «благородного» металла [145], — термин, впрочем,
использовавшийся и в других местах, например, по отношению к первым ве¬
нецианским грошам. Также обозначение золотой французской монеты именем
франка (franc) по случаю «освобождения» Жана Доброго (1350—1364) из ан¬
глийского плена (144; 76) имеет черты термина, придуманного в королевском
окружении, который, несмотря на случайное происхождение, попал на подготов¬
ленную почву и закрепился, возможно, благодаря сходству с названием страны
и с традиционной надписью «Rex Francorum» [146].
76. Конный франк. Франция. С1360 г.
Однако большинство названий монет формировалось спонтанно, давалось са¬
мими пользователями и потом использовалось как официальное или обиходное
определение. Неоднократно эти определения были значительно более устойчи¬
выми, чем предпосылки, которым они обязаны своим возникновением, и распро¬
странялись на другие монеты аналогичной стоимости. Названием флорина, как
уже говорилось, обозначали золотые монеты весом около 3,5 г, чеканенные, в том
числе и вне Флоренции, порой в очень отдаленных монетных мастерских, и даже
представляющие штемпели, ничем не похожие на первоначальный. Аналогичным

л
16>
ili. .1
77 Геллер. СРИ. XIV в. (?)
образом название геллеров (halenses), сначала обозначавшее денарии швабского
города Халль (77), в XIV в. распространилось на подобные денежные единицы,
чеканившиеся в большинстве владений Священной Римской империи, и сохра¬
нилось до сего дня в виде мелких монетных единиц в Чехословакии и в Венгрии
.filler). Другой пример дает название денариев, выпускавшихся в городе Провен
в Шампани, в XIII в. оно было перенесено на римские монеты, предназначенные
главным образом для нужд шампанских ярмарок и поэтому названных provinsini
« провинзини »).
Так же сохранились и распространились названия, произведенные от имен
правителей, использовавшиеся после их смерти и за пределами владений, как, на¬
пример, термин «carlini» или «carolenses», первоначально обозначавший неа¬
политанские гроши Карла I Анжуйского (1266—1285), а позже многочислен¬
ные подражания им, чеканившиеся в восточном Средиземноморье и некоторых
других странах, который, впрочем, существововал параллельно с названием «lil-
iati» или «gigliati» (джильяти), связанным с изображением лилии в углах креста
на реверсе монет этого типа (145; 78). Иные названия утвердились преимущест¬
венно на Пиренейском полуострове, особенно в отношении золотых монет, та¬
ких как «anfosini» — от имени короля Кастилии Альфонса VIII, «pierreales» —
от имени Педро III Арагонского и др.
78. Джильято. Италия. Королевство Неаполь. Карл II Анжуйский (1285-1309)

166
j .пда четвертый. Мон ft-i о с гиг.
По-видимому, самые многочисленные названия были созданы от характер¬
ных черт пластического изображения, находящегося на штемпеле, как упомяну¬
тые выше «liliati», или же большое количество определений, связанных с мо¬
тивом креста, например, испанские «cruzati» (cruzato), в альпийских странах
«crucigeri» или «cruciati», которые в немецкой форме «Kreuzer», в Польше же
как «krucierz» и «krajear», а также в искажении «grajear», дожили до недав¬
него времени, несмотря на то, что изображение креста уже почти не встречалось
на обозначаемых таким образом монетах. Столь же многочисленными и устойчи¬
выми являются названия, связанные с изображением щита — «scudati» и «scuti»
в XIII—XIV вв., также немецкие «Schilde», французские «ecus» {146) и порту¬
гальские «escudo», впрочем, как правило, еще и сегодня несущие изображение
гербового щита (quinas) этой страны. К часто встречающимся относятся также
названия, восходящие к изображению короны — мотива, характерного для мно¬
гих монет позднего Средневековья, и до сих пор сохранившиеся в наименова¬
нии денежных единиц многих скандинавких стран, Чехословакии (унаследо¬
вав австрийскую традицию), а до недавнего времени и в Англии. В Нидерландах
и соседних с ними странах название родилось от изображения рыцаря (cavalier,
rijder) {147), в Англии и Франции — от ангела (angel, angelot), агнца Божьего
(agnel, mouton), в Италии — от орла (aquile, aquilini), распространенного на мо¬
нетах многих стран так же, как и лев, от которого получили название некоторые
брабантские монеты (leonines), нидерландские и прочие, а в последний раз оно
опосредованно было принято болгарскими левами. Некоторые названия сфор¬
мировались от имен святых, помещенных на штемпели, такие, как миланские
«ambrosini», римские «samperini» и брабантские «pieters» или «peter d’or»;
от религиозных сцен, как, например, неаполитанские «saluti» XIII в., представ¬
ляющие Благовещение {148; 79), или даже от физических черт, характеризующих
соответствующего святого патрона. Примеры эти можно многократно умножить,
сделав на этом основании обобщающий вывод о том, что именно помещенное
на штемпеле изображение сильнее всего поражало воображение тех, кто поль-
79. Салюте. Италия. Королевство Неаполь. После 1277 г.

/ ;lHd	А.ЛЛ HnM>l6nC}}ii'l(
16"
зовался данными монетами, являясь показателем успеш¬
ной пропаганды, таким путем проводимой правителями.
Однако этот показатель не всегда соответствовал замыс¬
лам. Французские денарии XI—XIII вв. из Лиможа при¬
обрели обиходное название «варварины» (barberini)
из-за изображения патрона св. Марциала с характер¬
ной окладистой бородой (149; 80). Хуже того, подобное
название «Barbuda» [147] (150) приклеилось к круп¬
ным португальским монетам Фернанда I (1367—1383)
в то время как другие черты этого штемпеля общест¬
венное мнение как бы проигнорировало. Аналогичные наблюдения могут от¬
носиться также к обиходным названиям многих более поздних монет, и доныне
создаваемых в соответствии с изображениями на них.
Особую группу в средневековой монетной терминологии образуют названия,
связанные с цветом монеты, являющимся одновременно признаком их качества.
Относительно часто встречается определение «белые», появившееся во второй
половине XIV в. главным образом для обозначения более крупных видов монет
во Франции (Ыапс), Северной Италии (bianco) и Германии (albus, Weisspfennig,
Witten). Вопреки видимости эти серебряные монеты не были высокопробными.
Напротив, особенно французские и западногерманские «белые» монеты изго¬
товлялись из медно-серебряного сплава, в котором содержание драгоценного ме¬
талла немного превышало 25%. Их название было всего лишь противопоставле¬
нием «черным» монетам с еще меньшим содержанием серебра.
«Черная» монета представляет собой определение, применявшееся глав¬
ным образом во Франции в позднем Средневековье и в Новое время, для обо¬
значения всякого рода медных монет или выпусков с очень малым содержанием
серебра. В Средние века речь могла идти только о последнем случае, поскольку
в латинской Европе в противоположность античному миру, а также в отли¬
чие от византийского и мусульманского ареалов монета, чеканенная из чистой
меди, вообще не имела места в экономической доктрине той эпохи. Тогда любая
монета в принципе должна была быть золотой или серебряной, что, впрочем,
не мешало понижать содержание драгоценного металла, особенно серебра, даже
ло уровня ниже Ую, как это происходило во многих странах во второй половине
XIV и в XV в. Монеты из чистой меди встречались, лишь как совершенно ис¬
ключительные, уже в XII в. в Венгрии, находившейся под мусульманским влия¬
нием, и время от времени в Дании и Италии в XIV в. Наряду с обобщающим
значением «черной» монеты встречаются аналогичные термины для обозначе¬
ния некоторых отдельных видов. К ним относится, например, название «Rap-
pen», использовавшееся с XIV в. в Южной Германии и доныне сохранившееся
в Швейцарии, которое обозначает всего лишь «темный». Впрочем, это опре¬
деление не имело уничижительного оттенка или со временем утратило его, по-
80. Денарий. Франция. Аббатство Сен-
Марциая-де-Л и ■

скольку в XV—XVI вв. эта монетная единица являлась основой для монетного
союза, объединявшего большую группу швейцарских, эльзасских и южно-герман¬
ских городов. В целом же темный цвет действовал отталкивающе. Даже Иуда
в позднесредневековой пьесе, поставленной во Франкфурте, отказывается при¬
нять один из тридцати сребреников, твердя, что он «черный», впрочем, предъ¬
являя и к остальным претензии, почерпнутые из тогдашнего перечня признаков
«дурной» монеты, таких как «красный», «ломаный», «дырявый», «с фаль¬
шивым знаком» и т. д. Вот почему в этот период по всей латинской Европе рас¬
пространилась практика отбеливания монет, заключавшаяся в чистке кружков
перед чеканкой, а также в их отжиге и выварке в соответствующих растворах, что
вызывало окисление и удаление меди из поверхностных слоев монеты, благодаря
чему она приобретала цвет оставшегося в них серебра. Правда, в процессе обра¬
щения эти остатки благородного металла быстро стирались, но первые пользо¬
ватели могли питать иллюзию, что полученная монета если не хорошей пробы,
то хотя бы изготовлена из серебра с добавкой меди, а не наоборот. С этой фик¬
цией порвали только в Новое время, введя в Западной и Центральной Европе
медную монету как полноправное денежное средство.
Наряду с представленными здесь в качестве примеров наименованиями, пе¬
редающими некоторые объективные черты своих предметов, уже в Средневе¬
ковье появились обиходные названия иронического или даже просто оскорби¬
тельного характера, связанные, конечно, с плохим качеством данных монет, резко
отличавшихся от тогдашнего стандарта. Помимо общих определений, таких как
«чешуя» (palea, corium), встречаются термины, четко связанные с каким-либо
определенным типом. Например, подражания английским шиллингам, чеканен¬
ные во Фландрии и в Брабанте в конце XIII в., на Британских островах назы¬
вались «pollardi», «crocardi», «coccodones», что означало «голову зверя без
рогов» (так как они представляли голову короля без короны), а также «красав¬
чики», «элеганты» и др., теперь уже частично непонятные. Особенно яркий
пример такого стирания первоначального значения представляет собой назва¬
ние «Batzen», возникшее в Швейцарии в конце Средних веков. Как уже гово¬
рилось, сначала оно должно было означать «кучку грязи» и в этом не слишком
достойном значении перешло на монеты, к которым и приклеилось, в эпоху Но¬
вого времени получив статус формального определения монетной единицы, ши¬
роко распространенной в Швейцарии и Южной Германии. Однако тогда его пер¬
воначальный смысл был забыт, а сами батцены относились к высоко ценимым
и охотно принимаемым монетам. Поэтому и в этом случае название может быть
достоверным только для периода его формирования, с течением времени превра¬
тившись в окаменелость, отвергающую любые перемены.
Аналогичные названия монет образовывались и в Византии, где в срав¬
нительно большей степени нашли свое выражение определения, относя¬
щиеся к стоимости металла данной единицы. Первоначально там функциони-

i l.Hhi	//riJh/i-uiCffiCsl?
169
81. Милиарисий. Византия. Константин VIII (960-1028) и Василий II (978-1025)
ровала римская система, пользовавшаяся латинской терминологией для золотых
и медных монетных единиц, таких как «solidus», «follis» и «nummus». Зато
для серебряных монет появился новый термин, не использовавшийся в Запад¬
ной Римской империи, — «miliarenses» [148] (151; 81), созданный, вероятно,
вследствие существовавшего еще в III в. соотношения 1 либра золота = 1000
серебряных монет. Таким образом, это был явный терминологический архаизм,
поскольку в период выпуска милиарисиев, чеканившихся лишь с VI в., это со¬
отношение уже давно изменилось. Подобных терминологическо-расчетных пе¬
режитков было немало и в других областях, в Византии же монетные традиции
демонстрировали особый консерватизм. По мере постепенного введения гре¬
ческого языка в эту терминологию место солида заняла «номисма», и одно¬
временно, как и на Западе, возникло множество своеобразных названий, об-
лсловленных разными факторами. Так, имеются термины, связанные с особой
правителя, — «michelati» [149], «komnenati» [150]; с характерными изобра¬
жениями — «senzata» (с фигурой Христа на престоле — senzos) (152), «hagiog-
eorgata» (со св. Георгием) (153; 82), «trikefalata» (с изображением трех голов,
представляющих императорскую семью) (154; 83) и т. д. Другие названия отно¬
сились к весу монет или качеству драгоценного металла, из которого они были
151
152.

1~)
//i ui i 4C}uGCpmhiU M()Hf J О C P; J
6 грамм (1 грамм = 6 карат), отсюда названные «гексаграммата»; в конце X в.
номисмы с весом, пониженным на У\2 или /4 тремиссиса, получили название «те-
тартерон», зато номисмы, сохранившие полный вес, стали именовать «гистаме-
нон», подчеркивая этим определением их «постоянство» (histemi — продолжа¬
юсь), — тот же фактор, который в западном мире в XI в. дал название английским
шиллингам, до сих пор живущее, хотя уже менее обоснованное.
В XII в. в результате значительного ухудшения качества драгоценного металла
золотых монет появилось определение «иперперон», относившееся к моне¬
там, испытанным «в огне» (pyros — огонь) и, следовательно, высокого качества.
В Средиземноморском бассейне этот термин распространился в латинизирован¬
ной форме «perperi», к которому вторично прилагались различные этимологи¬
ческие объяснения, связывающие его даже со словом «purpurati» [151], а сви¬
детельством авторитета этих монет стало возрождение их названия через много
лет после падения Византии сначала в XVII в. в Рагузе (Дубровнике) и еще раз
на короткое время в Черногории перед Первой мировой войной. Однако в це¬
лом со времен крестовых походов золотые византийские монеты обозначались
на Западе обобщающим названием безантов, распространив его и на золотые мо¬
неты арабских государств, имеющие сходный вес, для различения называвшиеся
сарацинскими безантами, а иногда просто «сараценами». В XVI в. надписью BI-
SANTE снабжались также венецианские монеты, периодически чеканившиеся
на Кипре (155; 84). Кроме того, название «безант» проникло в западноевропей¬
скую геральдику для обозначения золотых кружков на щите. Таким образом, эта
смена значений термина аналогична случаю с цехинами. Ибо и те, и другие, не¬
зависимо от своих денежных функций, были золотыми кружками, блестящими
и привлекавшими внимание больше, чем какие-либо другие монеты.
Византийская монетная терминология в определенной степени повлияла
и на названия монет в мусульманских странах, которые заимствовали у нее
прежде всего «фельс» для обозначения медной монеты, а также «аспр» для не¬
которых серебряных монет, характеризующихся термином «белые», аналогично

j Ad (hi	к лк иллыаагтскй
1"1
84. Бизанте. Левант. Кипр под властью Венеции. Осада г. Фамагусты турками (октябрь 1570-4 августа 1571)
названиям, известным в латинской Европе. Зато обращает на себя внимание тот
факт, что греческие названия монетных единиц не привились на Руси, несмотря
на то что византийское влияние на древнейшие русские монеты проявилось уже
в самой их биметаллической системе, а также в близких весовых стандартах золо¬
тых и серебряных единиц, аналогичных номисмам и милиарисиям. Здесь сфор¬
мировалась собственная развитая терминология, отчасти связанная с арабскими
названиями и касающаяся не столько собственных монет, сколько русских денеж¬
ных единиц, реализованных в другой форме, будь то шкурки пушных зверей, по¬
степенно заменяемые определенным количеством серебра, или в виде иноземных
монет, особенно арабских дирхемов, нередко сломанных или обрезанных до раз¬
мера, соответствующего данной весовой единице. В результате сложилась мно¬
гоступенчатая денежная система, первоначально образовывавшая соотношение:
1 гривна = 20 ногат = 25 кун = 50 резан =150 вевериц; в XI—XII вв. несколько
изменившаяся и приобретшая региональные отличия. Во всяком случае эта си¬
стема базировалась не на лежащей в его основе монетной единице, а на элементах
товаро-денег, каковыми были меха или шкурки, сопоставляемые с массово посту¬
павшей иноземной монетой и с системой весовых единиц, соотносившихся с се¬
ребром независимо от его внешнего вида. Также и гривна, первоначально обо¬
значавшая около 68 г серебра, берет свое название от шейного украшения. Весьма
вероятно, что арабский дирхем назывался на Руси «куной» из-за его равноцен¬
ности с меховой шкуркой куницы, по крайней мере, в начальный период поступ¬
ления этих монет с Востока. Со временем название «куна» стало общим обозна¬
чением денег, пока его не вытеснили другие термины.
Древнейшие русские монеты, появившиеся в конце X в., в обиходе назы¬
вались златниками и сребрениками не только за драгоценный металл, из кото¬
рого были сделаны, но и за помещенные на них надписи: ВЛАДИМИР — А СЕ
ЕГО ЗЛАТО, ВЛАДИМИР А СЕ ЕГО СРЕБРО (65; 35), и на несколько более

172
;/Г ■/</.( :П, thill \l( ill i /
85. Денга. Русь. Псков. Середина XV в.
поздних, чеканенных в Новгороде, — ЯРОСЛАВЛЕ СРЕБРО (756). Правда,
это не названия номиналов, поскольку определения «золото» и «серебро»
могли относиться как к отдельной монете, так и к любому другому количеству
этого драгоценного металла независимо от его формы, следовательно, смысл
надписи заключался не в утверждении того, что это серебро, как известно всем,
но о его принадлежности Владимиру или Ярославу и, следовательно, что это
скорее монета данного правителя, чем определенная монетная единица. Здесь
обнаруживается близкая аналогия с французским термином «argent», исполь¬
зуемом в значении «денег» до сего дня, в то время как на Руси название сере¬
бра было заменено в этой роли на название конкретных монетных единиц, ко¬
торые в последующие столетия господствовали на рынке, таких как «денги»,
а на Украине «гроши».
Название «денга» появилось на Руси в XIV в., вероятно, в виде искажен¬
ной формы татарского «танга», которым обозначали особые знаки правителей
Золотой Орды, помещенные на их монетах и обычно имевшие вид плетенки,
либо иной более или менее геометрической формы. Такие знаки с XIV в. ста¬
вились и на русские монеты, появившиеся после безмонетного периода в кня¬
жествах, граничивших с Золотой Ордой и признававших ее верховную власть.
В свою очередь название «денга» перешло на надписи, как правило, запол¬
нявшие один из штемпелей монет отдельных русских княжеств и первона¬
чально связанные с соответствующим географическим определением, таким как
ДЕНГА МОСКОВСКАЯ, ПСКОВСКАЯ (157; 85),
КОЛОМСК[ая] и т. п., позднее также с определением
особы правителя, как, например, ДЕНГА ВЕЛИКОГО
КНЯЗЯ. Таким образом этот термин тогда означал то же,
что «монета», т. е. конкретную монетную единицу,
включенную в создающуюся денежную систему. Разви¬
вавшийся процесс обобщения этого названия во многом
аналогичен рассмотренной выше эволюции значения
термина «монета» в некоторых западноевропейских языках. В XVII в. чужое
слово «денга» подверглось в России языковой ассимиляции, свидетельствую¬
щей о его распространении; с тех пор писавшееся в форме «деньга» [152], после
прекращения производства монет с таким названием оно утратило единствен¬
ное число и сегодня функционирует уже только как общее определение — деньги.
Другим подобным термином, встречающимся на штемпелях русских монет
с XV в., является название «пул» или «пуло», также заимствованное у татар
как обозначение медной монеты. Его родословная восходит к позднеримскому
фоллису, а затем ведет в Византию, к арабам (фельс) и татарам (фулус, пул); оно
всегда связано с монетами из меди или бронзы. Как известно, первоначальный
смысл этого названия относится к мешку, где находилось строго определенное
количество римских медных монет, и который таким образом становился едини-

i
пей стоимости. На Руси название ПУЛ ставилось на штемпелях монет, как пра¬
вило, в соединении с обозначением места их происхождения, как ПУЛ ТВЕР¬
СКОЙ (158; 86), ПУЛО ПСКОВСКОЕ и т. д., никогда не соединяясь с именем
или титулом правителя. Этот казус встречается и на некоторых других медных
монетах, по-видимому, рассматривавшихся как местные эмиссии, не являющиеся
фактором авторитета правителя. Однако это не было принципом. В Грузии в пе¬
риод расцвета в XII и начале XIII в. ее монометаллическая денежная система бази¬
ровалась на медной монете, обозначаемой тем же самым, восходящим к фоллису
названием «поли», позже превратившимся в «пули». В XVII—XVIII вв. в гру¬
зинской денежной системе пули соответствовал 5 динарам, переворачивая тради¬
ционное соотношение между двумя этими терминами. Только в XIX в. пули ис¬
чез, сравнявшись с половиной копейки, и с тех пор функционирует в грузинском
языке только как общее определение денег, зато в Афганистане до сих пор явля¬
ется мелкой монетной единицей. Также и в других регионах Средней Азии назы¬
ваемые так медные монеты находились в обращении до совсем недавнего времени.
Специфически русским термином, помещавшимся на средневековые мо¬
неты, но не использовавшимся в качестве названия денежной единицы, было
слово «печать», означающее то же, что «штемпель», «знак», и, как правило, до¬
полненное, титулом правителя и его именем, например,
ПЕЧАТЬ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ (77; 39), ПЕЧАТЬ ВЕ¬
ЛИКОГО НОВГОРОДА (759; 87). Этот тип надписи
использовался во второй половине XIV и в XV в. сна¬
чала довольно часто, потом постепенно превращаясь
з форму, ограниченную только определением особы пра¬
вите,ля, выраженным в родительном падеже, но уже без
слова «печать»(впрочем, подразумевавшегося). В свою
: чередь это слово подверглось совершенному забвению,
место «домысливаемого» предмета заняло слово «денга», прежде определяв¬
шееся, как мы уже знаем, местом изготовления монеты, а не особой правителя.
Само слово «печать» было заимствовано литовскими монетами, чеканенными
158.
•ЛЪТф#
•о*
/«лн'
•КвПОНО
г I frcf
Л4Й>-
759.
87 Денга. Русь. Новгород. Середина XV в.

174
I\u/)c.i чгшксртып. Миш-. а о <: гы
160.
в Вильнюсе или Каунасе в конце XIV в., но без имени князя (68; 36). Эта надпись
заменяла здесь изображение так называемых Колюмн [153] (160; 148), помещав¬
шееся на других аналогичных литовских монетах, и, возможно, должна была яв¬
лять собой его словесный субститут. Однако это не было ни названием монетной
единицы, ни даже синонимом самого слова «монета», но и на Руси, и в Литве это
слово подчеркивало значение штемпеля, знака, оттиснутого правителем для удо¬
стоверения своей монеты.
Ближайшей аналогией и несомненным исходным образцом для этого типа
штемпелей являются печати русских князей, которые с первой половины XIV в.
обычно представляют на одной стороне знак правителя или другое изображе¬
ние, на другой же — разделенную на строки надпись ПЕЧАТЬ ВЕЛИКОГО
КНЯЗЯ (77; 39), или что-то подобное. Здесь слово «печать», конечно, обозна¬
чало всю печать аналогично надписи SIGILLVM [154], помещавшейся на печа¬
тях в латинской Европе. Точное перенесение этого образца на штемпели мо¬
нет выглядит как недоразумение, вероятно, возникшее из-за отсутствия другого
определения для понятия собственной монеты, пока эту роль не взяла на себя
денга. Таким способом можно попытаться объяснить введение термина «печать»
88. Пояугрош. Княжество Молдавия. Петр I Мушат (1375-1391)
на древнейшие монеты Суздальского княжества, чеканенные в 1365—1383 гг.,
и даже на литовские монеты. Однако, с другой стороны, появление таких штем¬
пелей на новгородских монетах в конце XV в. указывает на параллельное ис¬
пользование обоих терминов. Во всяком случае, среди надписей, составляющих
метрику монеты, этот казус совершенно особый. За пределами Северной Руси
и Литвы современную им аналогию дают только молдавские полугроши Петра
Мушата (1375—1391), на которых на одной стороне всегда изображалась голова
вола и надпись SIM PETRI WOIWOD, на оборотной — гербовый щит и надпись
SI MOLDAVIENSIS (161; 88). Весьма вероятно, что эти сокращения SIM или
SI обозначают слово «sigillum», то есть точно соответствуют русской «печати»,
но здесь они связаны с геральдическими изображениями и не играют роли опре¬
деления, равнозначного «монете».

1~5
i.i/iii ' . ( калька супону!'
Глава 3. Сколько стоит?
В представленном выше обзоре основных типов названий средневековых монет
были намеренно опущены числовые определения, касающиеся количества денеж¬
ных единиц, представляемых данной монетой. Эти названия и соответствующие
им надписи на штемпелях в принципе относятся к отдельной группе метроло¬
гической информации, которая связана не с качеством или происхождением со¬
ответствующего вида монет, а только с их соотношением с другими денежными
единицами, служащими отправными точками для сравнения. Такие количест¬
венные обозначения представляют собой признак стоимости монеты, ныне пе¬
редаваемый с помощью помещенных на ее штемпеле цифр, реже слов, например,
ONE SHILLING, QUARTER DOLLAR [155] и т. д. Эта цифра часто является
наиболее значимым элементом штемпеля, главной чертой, характеризующей мо¬
нету в условиях однообразной в целом валюты на территории отдельных госу¬
дарств, а также при стабильном соотношении между мелкими и крупными де¬
нежными единицами.
В Средние века ситуация с этой точки зрения была совершенно иной.
Правда, существовали и функционировали четко определенные счетные де¬
нежные системы, такие как упоминавшаяся L.s.d., связанная постоянным со¬
отношением стоимости 1:12:240, а также другие средне- и восточноевропей¬
ские системы, но попытки воплотить их в форме аналогичных монетных систем,
предпринимавшиеся с XIII в., как правило, терпели неудачу из-за нестабильного
соотношения между монетами низшего и высшего номинала. В особенности
трудно было сохранять постоянное соотношение между золотыми и серебря-
89. Шиллинг. Англия. 1551

176
1\im'U:a чете Аппын. Монl"i i О (i Ь<
162.
ными монетами, зависевшее в том числе и от колебаний спроса и предложения
на оба драгоценных металла. Поэтому флорин, который появился в 1252 г. как
выраженное в золоте воплощение либры, уже через несколько лет перестал быть
ее эквивалентом, зато стал своеобразной единицей стоимости. То же относится
и к попыткам воплощения либры в виде серебряной монеты, предпринятым
в конце Средневековья в Венеции, а потом и в других городах Северной Ита¬
лии, о чем доныне напоминает название итальянской лиры. Выше уже шла речь
о шиллингах, которые только в Англии остались верны следующему из их на¬
звания месту в денежной системе. Однако в целом эти названия были автоном¬
ными и не могли быть заменены определением, обозначающим количество дру¬
гих единиц, хотя иногда, особенно в начальный период чеканки воплощавших
их монет, дополнялись соответствующим признаком стоимости. Так, самые ран¬
ние английские шиллинги XVI в. несут в поле, рядом с изображением головы
правителя, небольшую цифру XII, обозначающую 12 пенсов (89). Несколько
позднее первые польские монеты талерного типа, отчеканенные в 1564 г. Си-
гизмундом II Августом в Вильнюсе, несут на штемпелях знак стоимости XXX,
выражающий их соответствие 30 литовским грошам (162; 90), и поэтому пер¬
воначально они назывались «полукопками» [156]. В Средневековье, особенно
в его поздний период, когда появились относительно многочисленные «тол¬
стые» монеты, реализовывавшие идею кратности номиналов, а также фрак¬
ции основных единиц; сформировались и их соответствующие названия, часто
90. Талер. Польша. 1564

/ ,dik i •>. (.A 0.7Ък n i ?nU/i771:
\ —
встречающиеся в письменных источниках, но очень редко находившие отраже¬
ние в знаках стоимости, помещенных на штемпелях.
Обозначение стоимости с помощью цифр или букв, иногда и других знаков,
применялось на разных монетах античного мира, хотя не являлось правилом.
В Древней Греции этот обычай был очень редким, несмотря на то, что действо¬
вавшие там монетные системы состояли из рядов, созданных кратным повто¬
рением оболов или драхм. Однако использовавшиеся здесь знаки стоимости
чаще относились к сложным соотношениям, в то время как простые кратно¬
сти обозначались пластическими элементами штемпеля, например, четырехкон¬
ная запряжка на сиракузских тетрадрахмах, два коня на монетах в две драхмы,
один конь на однодрахмовых монетах, а иногда характеризовались другими изо¬
бражениями, традиционно связанными с многократностью. В Риме признаки
стоимости были несколько более многочисленными и применялись более по¬
следовательно, хотя в период империи этот обычай постепенно угасал; дольше
всего он удержался на бронзовых монетах, впрочем, в форме, не всегда понят¬
ной сегодня, ибо указания стоимости могли обозначать кратность или фрак¬
ции не только других монет, но и весовых единиц, не воплощенных в монет¬
ной форме, а кроме того, порой имели анахроничный характер и встречались
в период, когда выраженное ими соотношение сравниваемых стоимостей уже
было неактуальным.
Античные традиции, хотя и ограниченно, проникли в монетное дело Ви¬
зантии и государств-наследников Римской империи, особенно остготов, ван-
лалов и в некоторой степени франков. Они касались, прежде всего, обозначе¬
ния бронзовых монет, стоимость которых определялась числом наименьших
монетных единиц — нуммий, представляемых данным номиналом. Этот при¬
знак первоначально обозначался при помощи римских цифр, потом, особенно
в Византии, при помощи греческой буквенной системы. Например, самый
большой бронзовый номинал, чеканившийся вандалами в V в. в завоеван¬
ном ими Карфагене, носил знак XLII, означая стоимость в 42 нуммия (163),
1	как исключение даже 83 нуммия. Бронзовые монеты остготов имели ана¬
логичные знаки XL, X, V, а также букву Е (= 5), позаимствованную из грече¬
ской системы. В Византии наряду с несколькими римскими цифрами, главным
образом ХХХХ, XX и X для обозначения фоллиса в 40 нуммий, его поло¬
вины и четверти, быстро распространилась греческая запись, в которой буква
М обозначала 40 (164; 91), буква К — 20, I — 10, Е — 5 нуммий (32), обра¬
зуя последовательность 1:2:4:8. На некоторых монетных дворах, таких как
Фессалоники и Александрия, те же самые последовательности передавались
с помощью иных стоимостей, обозначаемых соответствующими буквами: В —
2	нуммия, А — 4, Н — 8hIS— 16 нуммий, или S — 6, JB — 12 и т. д. Как ис-
:ключение аналогичная система знаков стоимости встречается и на серебряных
монетах, чеканенных в Равенне при Юстиниане I (527—565), в виде CN —

178
P.i и) c 1 четвертый.
. i пт., о I у-i
91. Фоллис. Византия. 539-540
7 64.
250 нуммий (165), а также для обозначения фракции стоимостью в 125 или
120 нуммий.
Эта система казалось бы очень точная и прозрачная, на практике оказалась
совершенно иллюзорной, поскольку вместе с постепенным уменьшением веса
бронзовых монет их реальная стоимость подвергалась значительной редукции,
так что уже в VII в. самые мелкие номиналы были полностью изъяты, а все брон¬
зовые монеты стали отмечать буквой М, то есть как полноценные фоллисы, без
учета их реального веса. Из-за очень большой разницы в весе отдельных экзем¬
пляров это обозначение на долгие годы стало традиционным знаком фоллиса,
лишенным характера числового знака стоимости.
Обозначение стоимости иного рода нашло применение на меровингских
монетах. Это были исключительно золотые монеты, триенсы, с весом, равным
третьей части византийского солида, являвшегося точкой сравнения их стоимо¬
сти. Само их обиходное название, отмеченное в источниках, — тремиссисы вы¬
ражало это соотношение фракции и высшей единицы, и его уточняет надпись,
помещенная на некоторых триенсах, чеканенных главным образом в восточной
части Галлии DE SELEGAS VIII (166). Она означала, что монета содержит в себе
восемь силикв золота, причем силиква рассматривается здесь как весовая еди¬
ница, равная карату. Полный солид весом 4,25 г содержал 24 карата золота, от¬
сюда 8 силикв означало его третью часть, около 1,4 г, что подтверждают и ве¬
совые данные. С начала VII в. вес солида снизился до 21 силиквы, и с этого же

l.I.UUJ J. ( hl>. IbKO I ШОНШ '
1“9
времени натриенсах уже относительно часто встречается надпись DE SELEGAS
VII, определяющая их стоимость как Уц солида. Такое точное обозначение стои¬
мости уже никогда не повторилось на штемпелях средневековых монет, обычно
ограничивавшихся подтверждением только самых простых кратностей основной
единицы или столь же простых фракций.
В более поздний период Средневековья знаки стоимости появляются на мо¬
нетах лишь спорадически. Они отмечены главным образом в норманнской Си¬
цилии с середины XII в. в форме обозначения третьей части основной единицы,
называвшейся дукатом TERCIA DVCALIS [157] (74), а также половины и чет¬
верти последней MEDIA TERCENARII [158], то есть Ув, и QVARTA TER-
CENARII [159] — Уп- Этот относительно сложный способ счета является ре¬
зультатом сильного арабского влияния, представленного на тех же монетах
двуязычными надписями. Зато в Западной Европе знаки стоимости, помещав¬
шиеся на монетах, были еще более поздними и в целом не выходили за пределы
обозначения, что данная монета представляет «двойную» единицу. Такие при¬
меры встречаются преимущественно во Франции изредка в XIII в., несколько
чаще в XIV—XV вв. - MONETA DVPLEX [160] (121), DVPLEX TVRONVS
[161], DIGENOIS DOVBLES [162] (Дижон) и несколько других. Совершенно
исключительно при Генрихе VI (1423 г.) появляется также TVRONVS TRIPLEX
[163] и, кроме того, фракция в виде полугроша — SEMI GROSSVS, в Германии
также полшиллига — MEDIVM SOLIDVS, а в Генуе уже в начале XIV в. медная
монета в четверть денария несет надпись QVARTARO [164].
Столь же редки и цифровые обозначения. Иногда они встречаются на италь¬
янских золотых монетах XIII в., хотя значение некоторых из этих знаков еще
не совсем ясно. Более четко они применялись на фракциях испанских золотых
доблей середины XIV в., несущих цифры XX и XV, и обозначали количество
представленных данной монетой счетных единиц, называемых мараведи. По¬
следнее название восходит к XII в., первоначально определяя кастильские по¬
дражания золотым арабским динарам, чеканенным Альморавидами, которые
назывались «morabetinos» или «marevedis». Потом оно было перенесено на се¬
ребряные монеты и в конце XIII в. — на счетную единицу, в этой роли равную
9 или 10 медным денариям. В качестве мелкой разменной монеты мараведи со¬
хранялась в Испании вплоть до XIX в. Поскольку стоимость добля во времена
Педро I (1350—1369) оценивалась в 30 мараведи, фракционная монета, обозна¬
ченная цифрой XV, представляла ее половину, а обозначенная цифрой XX — две
трети добля. Впрочем, это соотношение не было продолжительным, и как все
аналогичные соотношения между монетами, чеканенными из разных металлов,
быстро стало неактуальным и уже не обозначалось на штемпелях более поздних
доблей и их фракциях.
К знакам стоимости на средневековых монетах иногда причисляют также эле¬
менты рисунка штемпеля, такие как 12 лилий в ободке турских грошей (737; 67),

Глава I. Источники или следы*
17
относящейся к другим сферам функционирования мо¬
неты, свидетельством экономических или политических
предпосылок, склоняющих эмитентов к предоставлению
ложной информации, или хотя бы свидетельством незна¬
ния создателями монет фактического положения вещей,
либо же просто невозможности отойти от традиции или
производственного навыка.
Явление так называемой «неподвижности» типа,
обычно обозначаемой французским термином «иммоби¬
лизация» (type immobilise), заключается в повторении
одно и того же мотива штемпеля в течение долгого вре¬
мени, когда заключенное в этом мотиве содержание пе¬
рестает быть актуальным и даже когда становится просто
архаичным. Такая «неподвижность» касается как эле¬
ментов пластики, так и надписей, сохранявшихся в не¬
изменной форме, включая имена государей, порой давно
уже покойных. В таких случаях только второстепенные
черты штемпеля, а иногда только способ его исполне¬
ния или же данные, которые дает штемпель оборотной
стороны монеты, позволяют правильно ее атрибутиро¬
вать. Выпуск таких монет, по-видимому, являлся отча¬
сти результатом привычек и традиций, господствовав¬
ших в данном монетном центре, отчасти же, думается,
имел цель обеспечить вновь отчеканенной монете то же
положение на рынке, какое уже занимали старые монеты,
сохранить за счет традиционного внешнего вида доверие
со стороны населения и, как следствие, таким путем об¬
легчить выполнение фискальных операций посредством
уменьшения внутренней стоимости внешне неизменных
монетных единиц. Независимо от тех или иных причин
«неподвижности» типа это явление стало одним из факторов продвижения
во времени отдельных элементов монетной пластики и графики, оказывавших
влияние на такой часто наблюдаемый факт, как довольно заметное запаздывание
монетного типа по сравнению с другими творениями средневековой культуры.
Между тем точное повторение одного и того же штемпеля в течение дол¬
гого времени было совсем непростым делом. Оно сопровождалось постепенным,
многократным искажением первоначального образца, в конечном счете приво¬
дившим к его полному вырождению. Надписи, сначала с ошибками, со време¬
нем утрачивали всякий смысл; изображения подвергались все большим деформа¬
циям, в итоге теряя какую бы то ни было связь с первоначально представленным
предметом, а потом путем случайного уподобления превращались в другой пред-
Жетон-пропуск для монетчиков
монетного двора в Шалоне-
на-Марне с изображением
инструментов для чеканки.
Франция. 1591
Из издания (хранится
в Национальной библиотеке
Франции): Monnaiesantiques,
grecques, romaines et gauloises.
Monnaies fran^aises. Monnaies des
papes & etrangeres. Jetons et medailles.
Paris, 1920 (?).Tab. V. N 281 (источник
ifk:/UM8/bpt6k97777142/f69.image.
r=cathalavnensis)

ISO
	i\i . ч^,нир?>1п1. . Muni 1л ;; c />/
считавшихся пластическим обозначением 12 денариев, составляющих эквивалент
гроша. Однако это соотношение было правильным только в первые годы суще¬
ствования этих монет, после чего она стала дорожать, в то время как число ли¬
лий на штемпеле оставалось без изменений. Таким образом, если происхождение
этого мотива действительно было таково, то в роли знака стоимости он быстро
превратился в пережиток, подобно букве М на византийских фоллисах. С дру¬
гой стороны, как уже упоминалось, эти лилии пытались толковать как символ
12 пэров Франции, но нельзя исключить и того, что число их вообще не несло
никакой информационной нагрузки, поскольку, как следует из приведенных до¬
вольно многочисленных примеров, обозначение стоимости на средневековых
монетах вообще не считалось необходимым.
Несмотря на отсутствие соответствующих обозначений на штемпеле чис¬
ловые определения отдельных видов монет в обиходном языке были довольно
многочисленны, особенно в позднем Средневековье, когда появились кратные
и фракции прежде одинаковых номиналов. Тогда были зафиксированы монеты
«двойные», такие как добленга и добль в Испании, добра в Португалии; «трой¬
ные», как польские тернары; «четырехкратные», как венецианские кваттрини
или эльзасские фиреры (fyrer, vierer); реже те, что обозначали пять, шесть или
больше основных единиц вплоть до «двадцатки» — vigintarii, обозначавшие
на территории Тироля монеты стоимостью в 20 веронских денариев, также назы¬
вавшиеся крейцерами. Фракционные монеты встречаются в источниках, прежде
всего, как «половинки» и «четвертинки», реже как «третья часть», по преиму¬
ществу в меровингскую эпоху (тремиссисы), но как исключение и позднее. Опре¬
деления других дробных частей не применялись, для самых мелких фракцион¬
ных монет создавались особые названия.
Несмотря на внешний объективизм и «математическую точность» часть на¬
званий монет числового типа имела условный характер, не соответствующий ак¬
туальным реалиям. Часть из них выражала соотношение, возникающее не между
двумя видами монет, а между монетой и весовой или счетной денежной едини¬
цей, как, например, тевтонские «полускотеры» и польские «квартники» (quar-
tenses), в принципе представлявшие собой половину или же четверть скотера/
шкойца, то есть единицы, никогда не реализованной в монетной форме. Порой
название одной и той же или совершенно аналогичной монеты подвергалось
изменениям в зависимости от принятой точки сравнения. Польские квартники
в конце XIV в. стали именовать «полугрошами» при сравнении их не со шкой-
цем, а с грошем; мелкие русские монеты XV в. определялись то как «поло¬
винки» (полушки) по сравнению с денгами московского типа, то как «четвер¬
тинки» (четверетцы) по сравнению с вдвое более тяжелыми новгородскими
денгами; подобным образом любекские монеты в XV в. выступают под назва¬
нием «шостаков» или «третьяков», в зависимости от вида пфеннигов, в кон¬
тексте которых они использовались. Некоторые из таких названий подверглись

С, D.lUkO L
1M
/ /,/,
U-n^vi:
искажениям, утратив всякую связь со своим первоначальным значением, напри¬
мер, встречающиеся в старофранцузских нарративных текстах «fellin», «fer-
din», «fetien» и т. п., восходящие к англосаксонскому термину «feorthling»,
обозначающему «четвертинку» монеты (позднейший «фартинг»). Аналогич¬
ные примеры известны также из Нового времени, поскольку с XVIII в. про¬
изошла почти повсеместная рационализация числовых определений, связан¬
ная с принципом размещения на штемпелях всех монет однозначных символов
их стоимости. Но даже и в этих условиях случаются пережитки, хотя бы та¬
кие, как название полукроны, определяющее в Англии монету достоинством
в 2l/i шиллинга и помещавшееся на ее штемпеле (HALF CROWN [165]) вплоть
ло времени введения десятичной системы в 1971 г., несмотря на то, что целые
«кроны», являющиеся точкой сравнения для этого названия, уже в XIX в. вы¬
шли из употребления.
Знаки стоимости, названия, а также кратные или фракции отдельных видов
монет, даже не обозначенные и не несущие числовых определений, в совокупно¬
сти дают обильный числовой материал, указывающий на формирование и функ¬
ционирование отдельных денежных и монетных систем. Преобладали самые про¬
стые соотношения, опирающиеся на последовательность 1:2:4:8 или 1:3:6:12,
гораздо реже 1:5:10:20, как это имело место главным образом в серии золотых
испанских и португальских монет. В свою очередь эти единицы более или менее
опосредованным образом были включены в счетные денежные системы, из кото¬
рых наиболее распространенной и устойчивой оставалась каролингская система
L.s.d., выраженная соотношением 1:12:240, а также ее преемники. В Централь¬
ной Европе с начала XIV в. распространился способ счета на копы [166], при¬
менявшийся, прежде всего, в отношении пражских грошей и аналогичных им
монет, благодаря чему его название (sexagena, Schock, кора) стало определением
денежной единицы. В то же время термин «солид», хотя и самым тесным обра¬
зом связанный с монетной терминологией, так плотно сросся в общественном
сознании с понятием 12 денариев, что, случалось, распространялся и на другие
предметы в значении «дюжина» и даже употреблялся в сочетаниях «солид лю¬
дей», то есть 12 человек. Впрочем, цифры 60 и 12 относятся к наиболее часто ис¬
пользуемым в качестве основы для разных систем счета и мер с древнейших вре¬
мен до распространения десятичной системы. Они и сегодня применяются для
измерения времени и углов, не считая других мелких пережитков.
И все-таки, несмотря на достоинства, следующие из высокой степени дели¬
мости, ни гексагенальная, ни даже дуодецимальная система не господствовали
безраздельно в средневековых денежных системах. На Пиренейском полуострове,
как упоминалось, функционировала система 1:5:10:20, а в Северо-Восточной
Руси XIV в. — система 1:100, соединявшая денгу с рублем и в XV в. перенесен¬
ная в Литву как определитель соотношения пражского гроша к счетному рублю.
Эта система, которую еще трудно называть десятичной из-за отсутствия среднего,

182
1\идсл четвертый. Моньтл о (./•/>/
Россия. 1714
основного члена «10», тем не менее сосуществовала
с дуодецимальной татарской системой, представителем
которой на Руси была счетная единица, равная 6 ден-
гам, называвшаяся алтыном (по-монгольски «алти» —
шесть) и связанная с взиманием денежной дани татаро-
монгольскими правителями, а, может, также с денежной
системой Руси в безмонетный период, когда одной куне
соответствовало 6 вевериц. После создания в 1534 г. ко¬
пеек, вдвое тяжелее денги, название «алтын» сохрани¬
лось как обозначение 3-х копеек и продержалось в этой роли вплоть до XIX в.
В правление Петра I алтын нашел свое воплощение в форме серебряных монет,
несущих именно это название на штемпеле, в то время как его стоимость в ко¬
пейках обозначали только три точки, помещенные над надписью АЛТЫН (92).
В свою очередь, созданная в 1760 г. российская монета стоимостью в 15 копеек,
называвшаяся в обиходе «пятиалтынным», явилась следующим опосредован¬
ным воплощением этой единицы. С данной традицией связаны и более поздние
российские монеты, а также монеты Советского Союза стоимостью в 3 и 15 ко¬
пеек, не вмонтированные в структуру десятичной системы, а ставшие, подобно
самому названию «деньги», пережитком, уходящим корнями в эпоху Средневе¬
ковья и сферу монгольской культуры.
Глава 4. Когда возникла?
По мнению современных историков и особенно археологов, монеты относятся
к датированным лучше всего произведениям ушедших эпох, они являются теми
продуктами человеческой деятельности, которые относительно рано и в наибо¬
лее широком диапазоне приобрели черты, четким образом определяющие точное
время их возникновения. Как следствие, они часто являются хронологическим
указателем для других объектов материальной культуры, а порой и для различ¬
ных, связанных с ними исторических явлений. Прежде всего, это касается ран¬
него периода, преимущественно античности и Средневековья, когда объем необ¬
ходимой информации, переданной письменными источниками, весьма скромен,
или когда эти источники полностью отсутствуют и почти никакие другие пред¬
меты не имеют подобные обозначения времени их создания.
Датирование монет с помощью цифр, обозначающих год их чеканки, сегодня
является операцией, повсеместно применяемой по принципу очевидности. Такая
дата относится к постоянным, необходимым, но не важнейшим элементам штем¬
пеля. Цель этой операции связана, прежде всего, с документированием монеты
как монетной продукции, зато вообще не имеет связи с практикой ее использова-

, ивл Ч-. Kadi'hi бО'Итлл(
ни я в обращении, только в отдельных случаях служит для ее идентификации как
действующего платежного средства. Зато исследователи и коллекционеры уде¬
ляют этим датам большое внимание, считая их одним из самых важных элемен¬
тов классификации монет, исследования их эволюции, установления масштаба
продукции, структуры обращения и т. д.
В европейской цивилизации датировка монет распространилась относи¬
тельно поздно, по преимуществу с XVI в., а в некоторых странах еще позднее.
Первоначально на многих монетах годичные даты указывались почти секретно,
часто ограничивались только двумя последними цифрами, обозначающими де¬
сятки и единицы, опуская начальные цифры, обозначающие столетие. Более
ранние монеты, относящиеся к эпохе Средневековья, чеканенные в латинской
Европе, в принципе не несут годичных дат; противоположные случаи вплоть
до середины XV в. являются исключениями. Зато в других цивилизациях, прежде
всего в мусульманском мире, датирование монет являлось постоянным прин¬
ципом уже в раннем Средневековье. Возникает вопрос, в чем главная причина
этого различия. Является ли это результатом иных практических нужд, разных
условий производства или обращения соответствующих монет, которые в пер¬
вом случае не создавали потребности в обозначении на штемпеле даты их созда¬
ния, а в другом делали ее необходимой? Или же здесь вступали в действие бо¬
лее общие принципы, иное отношение к самой категории времени и осознания
его течения, отмечаемого на монетах без чисто прагматических целей? Или всего
лишь иной способ выражения тех же самых или подобных хронологических дан¬
ных, понимаемых по-разному в той и другой культурных сферах?
Внешне кажется, что в средневековой Европе, по крайней мере, в опреде¬
ленные периоды в некоторых землях, возникали условия производства и обра¬
щения монет, полностью обосновывающие смысл, а также необходимость их
датирования. Это относится, прежде всего, к XII—XIII вв., когда на значитель¬
ных территориях функционировала система так называемой реновации монеты,
то есть ее обязательного обмена, производившегося каждые несколько лет, еже¬
годно или даже два раза в год. Это касается и XIV в., особенно Франции, где пра¬
вители многократно предпринимали так называемые мутации монеты — изме¬
нение их обязательной номинальной стоимости. Можно было бы ожидать, что
при каждой операции такого рода дата, помещенная на монете, стала бы наибо¬
лее удобным символом, позволяющим однозначным образом обозначить и отли¬
чить «старые», отозванные из обращения монеты от «новых», ныне обязатель¬
ных, или же изъять монеты с измененной или неизменной стоимостью.
Однако средневековые организаторы монетного производства никогда
не прибегали к такому средству, используя другие признака. Отчасти это можно
объяснить низким уровнем грамотности населения соответствующих стран, для
которого различение одной монеты от другой при помощи помещенной на них
даты могло встретить трудности, и легче было обратиться к радикальной смене

184
	I\i ч'и , hl meepyni'iu. М()И1 / / о t. . ы
рисунка штемпеля. Такое объяснение, наверное, правильно, когда речь идет о ре¬
новации монеты в Центральной Европе XII—XIII вв., но его не удается прило¬
жить к позднесредневековым итальянским или западноевропейским монетам,
на которых, при отсутствии даты, нередко помещались иные мелкие опознава¬
тельные знаки, внимательно отслеживаемые пользователями. Некоторые из них
de facto могут играть роль точных хронологических указателей, как например,
гербы сменявшихся каждые полгода руководителей флорентийского монетного
двора, что помещались на штемпели чеканенных ими флоринов (72). Естест¬
венно, это были знаки, служившие для контроля и установления ответственно¬
сти, а их хронологическая ценность уже вторична и не распознаваема без перечня
мюнцмейстеров и знания их гербов. Отмеченные таким образом флорины сего¬
дня относятся к лучше всего датированным монетам (с точностью до полугода),
хотя некоторые из этих знаков до сих пор остаются неразгаданными. Однако для
людей того времени это было, прежде всего, обозначение актуальной монеты,
в то время как предыдущие эмиссии расположить в хронологическом порядке
было уже затруднительно и не нужно. Иными словами, в целом дата на монете
была избыточна, поскольку в случае необходимости ее можно было заменить тем
или иным символом, определяющим текущий момент. Однако, зафиксированная
не с учетом календарного года, а в зависимости от обстоятельств, она обознача¬
лась через полугодичное отправление должности начальника монетного двора,
многолетнее правление данного государя, а возможно и само определение, что
это «новая монета» и, следовательно, «самого последнего, сейчас действующего
штемпеля».
Конечно, средневековая латинская Европа не была ахроничным миром, хотя
обозначение течения времени с помощью счета очередных лет было принесено
только вместе с распространением христианства, и то порой с опозданием. Хри¬
стианская эра, Anno Domini [167], высчитанная, и то не без ошибки в несколько
лет, только в VI в. и распространившаяся в VIII в., усваивалась постепенно, пе¬
ресекаясь с воспринятым из римского наследия циклическим счетом времени,
со сложными системами церковной хронологии, служившими прежде всего рас¬
чету наступления Пасхи, а также других нефиксированных праздников. Этот
двухступенчатый способ обозначения времени применялся главным образом
при датировке документов, единственных хронологически выстроенных произ¬
ведений тогдашней цивилизации. Годичные даты согласно счету A.D. в широ¬
кое употребление ввели раннесредневековые анналы, зато их не сразу воспри¬
няли историографические хроники, в течение долгого времени оперировавшие
только чередой правлений государей как хронологическим скелетом своих со¬
чинений. Так, например, обе древнейшие польские хроники — Галла Анонима
(XII в.) и Винцентия Кадлубека (XIII в.) не содержат в своих текстах ни одной
годичной даты, а подобных случаев можно найти множество и в других европей¬
ских странах. Видимо, по крайней мере в ранней фазе Средневековья «абсолют¬

Л.'Л’/Л? ';<) •// ' л d(
1'5
ная» хронология не являлась в общественном сознании существенным факто¬
ром, характеризующим время, в которое имели место те или иные, прошедшие
и даже актуальные события. Более достоверным и понятным хронологическим
указателем был счет поколений или же периоды правления отдельных государей,
повсеместно применяемые и сегодня. На монетах, которые могли отражать, есте¬
ственно, только текущее время, имя актуального правителя также являлось суб¬
ститутом даты, хотя порой эта «дата» растягивалась на десятки лет.
Имя государя, а иногда также его титул, являвшиеся основным хронологи¬
ческим указателем главным образом для потомков, помещались на монете, несо¬
мненно, из совершенно иных соображений, чем выражение его верховной вла¬
сти или монетного права. Тем не менее, вторичная функция этого элемента как
указателя времени порой непосредственно обозначалась на штемпеле, как, воз¬
можно, на монетах Карла Лысого, отчеканенных в Сансе, — TEMPVS CARLVS
REX [168] (167) и, несомненно, на денарияхЯношаХуньяди в период его регент¬
ства в Венгрии (1446—1452), несущих надпись TEMPORE IOfhannis] GVBER-
NATORIS [169]. Зато не получил широкого распространения обычай опреде¬
ления даты посредством обозначение года правления данного государя, как это
имело место преимущественно на римских монетах, а в Средневековье применя¬
лось в канцелярской практике, прежде всего папской и императорской, но также
и лругими правителями.
Римские монеты снабжались двумя основными хронологическими указате¬
лями, определявшими год их производства, а именно: числом, обозначавшим
очередной год отправления государем функции консула (COS), а также очеред¬
ной год его власти как трибуна (TP - Tribunitia Potestate). Эта система, приме¬
нявшаяся и в других обстоятельствах, полностью удовлетворяла потребность
в точном датировании монет, которые только в редких случаях снабжались «аб¬
солютной» датой, высчитанной «от основания Города» [Рима], то есть от 753 г.
ло н. э. На византийских монетах, особенно при Юстиниане I, римские цифры
обычно обозначали год правления императора. Зато позднее датирование монет
по годам правления применял в своем государстве только Роже II Сицилийский
1130—1154), помещая на штемпелях сокращение AN[no] R[egni] [170] и соот¬
ветствующие римские цифры, обозначавшие очередной год его правления, и, сле¬
довательно, AN RX — это эмиссия 1140 г. и т. д. С этой же античной традицией
с XV в. были связаны папы римские, помещавшие сначала только на некоторых
монетах обозначение очередного года своего понтификата (PONT AN) или от¬
мечавшие год как юбилейный (ANNO IVBILEI), но безотносительно к соответ¬
ствующей дате.
На некоторых византийских монетах встречается обозначение времени
в виде индиктов, то есть очередного года в рамках пятнадцатилетнего цикла. Эта
система счета времени применялась в поздней империи с 312 г. в связи с начис¬
лением земельного налога, а после падения Римской империи она была принята

1S6
	!\i у i	Mom и о / ц
как один из основных способов датировки, использовавшийся вплоть до позл-
него Средневековья. На византийских монетах обозначения индикта спорадиче¬
ски отмечены в VI—VII вв., главным образом на эмиссиях Юстина I (518—52"'
а также Маврикия (582—602) и Константа II (641—668), выпущенных в Карфа¬
гене и Сиракузах. Потом они появляются вновь только в начале XIV в. на неко¬
торых монетах Палеологов, по преимуществу Андроника II (1282—1328) и Ан¬
дроника III (1325—1341). Эти знаки составлены из нескольких букв, образуя
сокращение IN, которое означает «indictio», и цифры от 1 до 15, выраженные
в соответствии с греческой системой с помощью не цифр, а букв: А — 1, В — 2.
Г — 3 (...) IS — 14, Ig — 15. В раннем Средневековье эти обозначения обычно по¬
мещались в нижней части штемпеля, под основным изображением; зато при Па¬
леологах они заняли почти все поле, создавая своего рода монограмму и став
наиболее ярким элементом штемпеля. Датировка с помощью индиктов, приме¬
нявшаяся повсеместно и в тогдашней канцелярской практике византийского
двора, была введена на монеты, вероятно, в связи с ежегодным изменением мо¬
нетных штемпелей, имевшим место при Палеологах. Оно однозначно опре¬
деляло время создания данного экземпляра, но, конечно, в рамках последних
15 лет. Видимо, этот период был достаточен для принесения возможных жалоб
или привлечения к ответу виновных в злоупотреблениях. Цикл индикта начи¬
нался 1 сентября, а его соотношение с календарем A.D. было следующим: индикт
1-1273/1274 г., 2-1274/1275 (...) 15-1287/1288, 1-1288/1289 и т. д. Сопо¬
ставляя число индикта с именем императора, можно установить время появле¬
ния данной монеты с точностью до года. Однако иногда возникают сомнения,
когда какой-то император правил более 15 лет, или друг за другом правили импе¬
раторы, носившие одно и то же имя. Тогда приобретают значение другие указа¬
тели, среди которых не раз определяющим датирующим моментом оказывается
длина бороды представленного на монете правителя. Но это уже заботы сего¬
дняшних исследователей, стремящихся к установлению главным образом абсо¬
лютной хронологии эмиссий.
К традиционной системе индикта в начале VIII в. обратились и арабы в не¬
давно завоеванной Андалузии, в течение короткого времени помещавшие
на своих монетах число индикта, а также дату, выраженную годами хиджры, та¬
ким путем связав собственную хронологическую систему с системой романизи¬
рованных вестготов, которую они там застали.
Аналогичный способ датировки монет в рамках циклического счета времени,
возможно, применялся и в Средней Азии во второй половине XIII и в XIV в.,
преимущественно в завоеванном Золотой Ордой Хорезме и в государстве ильха-
нов на подчиненных монголами территориях Ирана, Закавказья и Малой Азии.
На выпускавшихся там монетах, наряду с надписью, заполняющей все поле или,
по крайней мере, его большую часть, появились изображения различных живот¬
ных: зайца, лошади, барана, птицы, собаки, тигра, льва и, может, еще некоторых

; Li/\i /.	о'о ;//iin ui
других. Они толкуются как символы, соответствующие отдельным годам, кото¬
рые в двенадцатилетнем цикле измерения времени, применявшимся и монго¬
лами, и многими другими азиатскими народами, носили следующие названия:
год зайца, дракона, змеи, лошади, обезьяны, овцы, петуха, собаки, свиньи, мыши,
быка и тигра. Таким образом, совпадения здесь действительно значительны, хотя
сравнение соответствующих символов с присутствующими на тех же монетах да¬
тами, выраженными годами хиджры, не обнаруживает согласованности, может
быть, потому, что после введения счета времени по мусульманской эре симво¬
лика «звериного цикла» превратилась в пережиток и ее применяли на моне¬
тах произвольно, не заботясь о ежегодной смене соответствующего изображе¬
ния. Впрочем, согласование этих двух систем между собой затруднялось тем, что
латы монгольского цикла соответствовали солнечным годам, а мусульманский год
базировался на лунном счете и был на 11 дней короче, и его начало каждый год
выпадало на другой день. По-видимому, традиция монгольского календаря была
здесь искажена господствующим влиянием исламской культуры.
Происхождение двенадцатилетнего хронологического цикла, определяе¬
мого с помощью символов животных, весьма раннее и сложное. Он издавна
применялся в Китае, до сего дня используется в некоторых азиатских странах,
а в форме пережитков его следы встречаются даже в Болгарии. Подобно циклу
индиктов, независимо от совершенно иного происхождения, он представлял
собой короткое и легкое для запоминания выражение нескольких последних
лет, служившее практическим нуждам текущей жизни. На упомянутых выше
монетах ильханов применялись оба способа обозначения времени их чеканки:
наряду с предполагаемой «животной» циклической системой на штемпеле от¬
мечалась, почти как правило, дата линейной хронологической системы, опреде¬
ленная по мусульманской эре. Последняя иногда давалась даже с обозначением
месяца, в который выпущена данная эмиссия, что является своеобразным ре¬
кордом хронологической точности монетных штемпелей в Средние века. Впро¬
чем, и в другие периоды такая датировка относится к редкостям. В античности
обозначение месяцев с помощью очередных букв алфавита отмечено на неко¬
торых афинских и парфянских монетах, а также в Понтийском царстве; в Но¬
вое время — на монетах, чеканенных в Ирландии Яковом II в 1689 и 1690 гг.
из переплавленных орудий (отсюда их название Gun Money — «пушечные
леньги») (93). Название месяца, написанное словом на штемпеле, должно было
служить их постепенному обмену на соответствующую монету из драгоценного
металла. В средневековой латинской Европе тоже существует подобный при¬
мер обозначения на штемпеле месячной даты, но без даты годичной, — на фол-
лисах, отчеканенных в Салерно Гизульфом II (1052—1077), вероятно, во время
осады этого города Робером Гвискаром в 1076—1077 гг. Они несут надпись
MENSE AVGVSTV [171] и MENSE OCTVBR [172]; эмиссии других меся¬
цев не известны. Не понятно, лежали ли в основе этих обозначений какие-то

lsS
Pd idc i кствсртын.	l i О ( hi
93.30 шиллингов. Ирландия. 1690
экономические предпосылки, или же это были своего рода памятные выпуски,
во всяком случае, такая «датировка» была введена здесь до применения го¬
дичного цикла.
Другой, гораздо более длительный хронологический цикл, насчитывающий
532 года, использовался в средневековой Грузии, где в течение некоторого вре¬
мени, в конце XII и XIII в., он применялся для обозначения на штемпелях даты
чеканки монеты. Этот цикл, называвшийся «короникон» {от греч. chronikos —
относящийся ко времени, хронологический), был известен в христианском мире
как «пасхальный цикл», возникший в результате умножения солнечного и лун¬
ного циклов. Он обозначал период, в течение которого дни недели и фазы луны
выпадают на одни и те же дни месяца. Применявшийся для вычисления даты,
на которую в данный год выпадает Пасха, этот цикл вообще не использовался
для обозначения годичных дат, однако в Грузии он исполнял эту роль, причем
в качестве начала актуального короникона в рассматриваемый период был взят
781 г. Тем самым 1200 г. соответствовал дате 420, а новый цикл короникона на¬
чался в 1312 A.D. Не совсем ясно, почему основой для этого расчета стал именно
781 г., во всяком случае, опираясь на греческий способ счисления лет от начала
мира, средневековые грузинские ученые вычислили эту дату, установив, что это
очередной XIII цикл и начало мира приходится на 5604 г. до н. э., отодвинув его
почти на сто лет по сравнению с расчетами греков.
На грузинских монетах дата короникона обозначалась при помощи соответ¬
ствующей буквенной системы, впервые с 394 г. короникона, что соответствует
1174 г. (72; 38). Однако вскоре эта система была дополнена датой по мусульман¬
ской эре, как правило, выраженной словами. В XIV в., после ухода монголов, да¬
тирование монет полностью исчезает, чтобы вновь появиться только в XVIII в.,
на этот раз представленное обычно в двух системах — мусульманской и христи¬
анской (A.D.).

1S9
/	, V'A <1 (
Особой мерой времени, использовавшейся на Пиренейском полуострове
с V в. и потом после Реконкисты в христианских государствах в XII—XIV вв.,
а в Португалии еще и в XV в., являлась так называемая сафаридская эра, вед¬
шая свой отсчет с 38 г. до н. э., то есть со времени покорения Испании Октавиа-
ном Августом. Даты, выраженные годами этой эры, несколько раз появлялись
и на кастильских монетах, а именно при Альфонсо VIII в 1204 (1166 A.D.) (168)
и 1225 гг. (1187 A.D.), а также при Педро I в 1388 г. (1350 A.D.). Они обознача¬
ются римскими цифрами, которым обычно предшествует слово ERA или одна
буква Е, и порой приобретают значительные размеры: на большой золотой мо¬
нете стоимостью в 10 доблей дата 1395 имеет вид EMCCCLXXXXIIIII, что со¬
ответствует 1357 A.D. Хотя эти случаи очень редки.
Наконец, самыми последними на монетах появились даты христианской
эры. Впервые их ввели при короле Сицилийском (потом императоре Священной
Римской империи) Фридрихе II (1197—1250), снабдив чеканенные там по араб¬
скому образцу золотые тари датой 1198. Однако на другой стороне эти монеты
несли обозначение соответствующего года мусульманской эры — 595 г. х., то есть
имела место система двойного датирования, аналогичная упомянутым выше хро¬
нологическим системам, встречающимся на грузинских или испанских монетах.
Впрочем, это был единичный случай. Следующая дата A.D. появилась опять как
исключение на датских денариях Вальдемара II в 1234 г., на этот раз в форме пол¬
ной надписи ANNO DOMINI MCCXXXIIII. Потом подобную надпись можно
встретить только в 1373 г. на монетах графов фон Юлих, которые чеканились
на монетном дворе в Юнгхайте, а с 1402 г. также на монетах Аахена (94). В XV в.
даты начинают встречаться чаще; сначала главным образом в Прирейнской Гер¬
мании на монетах архиепископов Кёльна и Трира (1437, 1438 г.), а вскоре в Ав¬
стрии (1456, 1459 г.), в Майсене (1457 г.) и в других местах. Одновременно рим¬
ские цифры постепенно уступают место арабским, впервые использованным
в 1424 г. на плаппартах города Санкт-Галлен. В конце XV в. и в начале XVI в.
168.
94. Грош. СРИ. Аахен. 1404

190
O i.hi
i a)c i четвертый. M()Ht
95. Грош. Силезия. Княжество Глогов. 1506
обозначение даты на монетах становится относительно частым, хотя еще не по¬
всеместным, явлением. В Польше впервые дата встречается на глоговском гроше
Сигизмунда Старого в 1506 г. (169; 95), с 1507 г. она распространяется и на ко¬
ронные монеты этого государя. Во Франции этот обычай появился в 1532 г.
в правление Франциска I, а установился только с 1549 г. В Англии первые по¬
пытки относятся к 1549 г., впрочем, с использованием римских цифр, и только
позднее там появляются цифры арабские. В Испании это событие относится
к 1598 г., а в Португалии только к XIX в.
96. Рубль. Россия. 1705

/ ifiHd . . kvw re co-ihui'
В России первыми датированными монетами являются
новгородские копейки конца XVI в., обозначенные согласно
применявшейся на Руси византийской эре «от сотворения
мира», началом которой считался 5508 г. до н. э. Самые ран¬
ние из них несут дату 7104, т. е. 1596 г. Эти цифры, в соответ¬
ствии с греческой традицией, обозначались при помощи букв,
а не цифр, причем, как правило, первая буква, означающая ты¬
сячелетие, опускалась. Однако этот обычай продолжался всего несколько десят¬
ков лет. Следующие даты на русских монетах появились только в начале XVIII в.
уже согласно A.D., введенной Петром I, хотя некоторое время еще использо¬
вали буквенную (96) или смешанную буквенно-цифровую систему, например,
надпись 17К обозначала 1720 г. (97). Это был выразительный, хотя, на пер¬
вый взгляд, мелкий след стирания и одновременно синтеза двух культурных
традиций, встретившихся на обширной территории на пограничье латинской
и греческой Европы.
• ? Г
г г о А
Полушка. Рос-
Глава 5. Кто ее создал?
К паспортным данным штемпеля, служащим для его идентификации, также отно¬
сятся разнообразные знаки, обычно обозначаемые словом монетные или мюнц-
мейстерские. Они указывали на соответствующий монетный двор или на его
определенного начальника, на конкретную мастерскую, либо на отдельных работ¬
ников, ответственных за изготовление данной монеты. Применение этих знаков
имело целью, прежде всего, возможность контроля над монетной продукцией,
то есть в принципе они не предназначались для пользователей монетами, а пред¬
ставляли собой информационный элемент для узкого круга лиц, надзирающих
за деятельностью монетчиков. По этой причине такие знаки были по преиму¬
ществу условными, понятными только посвященным, и сегодня во многих слу¬
чаях они с трудом и даже совсем не поддаются расшифровке. Они применялись
по-разному и не во всех странах в течение всего позднего Средневековья, в це¬
лом беря начало с XI в., хотя подобные сигнатуры встречались и ранее. Впрочем,
сами имена монетчиков, столь обычные на франкских и англосаксонских моне¬
тах, исполняли аналогичную функцию.
Монетные знаки состояли главным образом из точек или мелких черточек,
помещаемых в разных количествах и в разных композициях в определенном ме¬
сте на штемпеле, иногда также из крестиков, колечек и некоторых букв, первона¬
чально, по-видимому, не имевших никакой связи с именем монетчика или с на¬
званием места чеканки. Возможно, они образовывали двухступенчатые системы,
составленные из основного знака и второстепенных, предположительно обозна-

192
4 Ctrl />' i'l)rri bi .; . M Or l / j .1	v.. 1 , :■ /
""эла. 1076-1079
чающих конкретную мастерскую и ее отдельных работников, или же очередность
эмиссии, или другие элементы. Такие обозначения в большом количестве встре¬
чаются, например, на польских денариях Болеслава II Смелого (170; 98), а также
на более поздних, особенно в XII в. Они отмечены на немецких, чешских и вен¬
герских монетах, хотя часто нет уверенности, что данный знак исполнял функ¬
цию монетной сигнатуры, или должен был содержать какой-нибудь символи¬
ческий смысл, а возможно, вообще, был введен на штемпель
случайно.
Позже монетные знаки получили дальнейшее развитие,
а затем приобрели более регулярную форму, обычно заменяя
название места чеканки. Правда, некоторые из них по-преж¬
нему сохраняли малопонятный вид, например, знаки, помещав¬
шиеся на пражских грошах у хвоста чешского льва и имевшие
вид капель, полумесяцев, листиков, колечек и т. п., известные
сегодня в количестве почти двух десятков и не совпадающие с другими знаками
отдельных типов или вариантов штемпеля. Аналогичные знаки, встречающиеся
на самых ранних венгерских грошах, производство которых в 1329 г. органи¬
зовали чешские монетчики, одновременно привнеся ту же систему сигнования
монет, по-видимому, относятся к лицам, ответственным за продукцию. Наибо¬
лее развитую, но столь же малопонятную ныне систему знаков представляют ве¬
нецианские гроши и подражания им, аналогичные монеты, чеканенные в XIII—
XIV вв. в балканских странах, особенно в Сербии. Здесь это обычно колечки,
треугольники, ромбы, трилистники, точки, звездочки и несколько других, ко¬
торые не только своим внешним видом, но и количеством и расположением
на штемпеле позволяют различать отдельные эмиссии. Попытки их системати¬
зации представляют логические ряды, отчасти совпадающие со вступлением
в должность отдельных дожей, отчасти выходящие за рамки хронологических
систем. В случае подражательных монет уверенности нет — то ли эти знаки пред¬
ставляли собой настоящий шифр, понятный и имеющий значение для посвящен¬
ных, то ли использовались подобно псевдолегендам по принципу механической
имитации. В любом случае знакомство с таким кодом, даже сравнительно про¬
стым, было очень ограниченным, а его смысл, в противоположность письму, су¬
ществовал только тогда, когда в основании его лежала соответственно развитая
и четко функционирующая организация монетного дела.
Обращает на себя внимание тот факт, что в противоположность венециан¬
ским грошам подобных обозначений не имели венецианские дукаты. Впрочем,
контроль над их производством с самого начала велся в соответствии с весьма су¬
ровыми и подробными предписаниями, делавшими практически невозможными
какие-либо злоупотребления. Зато во Флоренции, на столь же хорошо органи¬
зованном монетном дворе, эмиссии золотых флоринов, как уже упоминалось,
с 1303 г. обозначались гербами начальников монетного двора, отправлявших эти

1
19?
,i<ui \ l\ mu с у o^‘hi .
должностные полномочия в течение шести месяцев. Эти знаки всегда помеща¬
лись в конце надписи, около головы св. Иоанна. Сегодня их известно около 250,
относящихся к периоду до 1422 г., когда изменился способ сигнования флорен¬
тийских монет. Это были разнообразные значки, но, как правило, представляю¬
щие не абстрактные точки или геометрические фигуры, а предметы, принятые
очередными руководителями монетного двора в качестве своих индивидуальных
гербов. Если ограничиться примерами периода только первых десятилетий при¬
менения данных сигнатур, то это были такие предметы, как кувшин, наковальня,
серп, арбалет, лестница, гребень, ключ, кнут, паломнический посох, ножницы,
щипцы, колокольчик, то есть связанные по преимуществу с орудиями труда,
но и такие, как корона, агнец, меч, хоругвь с крестом, тиара, полумесяц, звезда,
солнце, лилия, роза, петух, лев, ласточка, улитка, кузнечик, рога, раковина, потир
и многие другие (72). Благодаря сохранившимся книгам монетного двора подав¬
ляющее большинство этих гербов можно приписать конкретным руководителям
флорентийского монетного двора и тем самым точно установить время появле¬
ния соответствующих монет. Однако некоторые гербы, относящиеся к периоду,
для которого таких книг нет, остаются нераспознанными. Для тогдашних фло¬
рентийцев этот код, несомненно, был понятен всем, так как носил персональ¬
ный характер. Совокупность этих знаков представляет собой богатый материал
по истории формирования и функционирования личных гербов в городской
среде и одновременно своеобразный каталог сюжетов из области материальной
и духовной культуры. Он дополняет, а отчасти повторяет, хотя и в иной плоско¬
сти, список мотивов, вводимых на штемпели как обозначение власти или рели¬
гиозных символов, свидетельствуя о разнообразии способов их использования
на средневековых монетах, впрочем, не только во Флоренции.
Подобный способ обозначений был воспринят и многими монетными дво¬
рами, выпускавшими подражания флоринам или другие аналогичные золотые
монеты. Из-за меньшего, чем во Флоренции, объема продукции и особенно из-за
организации, не опиравшейся на постоянную ротацию соответствующего пер¬
сонала, эти знаки уже обозначали не отдельных руководителей монетного двора,
а самих монетных сеньоров или места, где эти монеты чеканились. Так, напри¬
мер, самые ранние подражания флоринам за пределами Италии, появившиеся
в 1322 г. на папском монетном дворе в Пон-де-Сорг под Авиньоном, были отме¬
чены в том же месте, то есть около головы св. Иоанна, значком в виде маленькой
тиары. Подражания флоринам, отчеканенные три года спустя в Праге, имели в ка¬
честве опознавательного знака чешского льва с раздвоенным хвостом (171), а вен¬
герские, чеканенные в Буде, — корону. Подражания флоринам, изготовленные
в Силезии в середине XIV в. на монетном дворе в Легнице, несли знак маленького
орла, а в Свиднице — знак в виде упрощенного шлема с двойным султаном — ха¬
рактерный герб свидницко-яворской линии Пястов. После перехода монетного
двора в аренду к городу этот знак был заменен на звезду — нейтральный символ,

194
!\l ’()(’ l V Crh ('(’ p/fl hi//. Mu/// 1 l О ( J ../
во всяком случае, не обременявший князя дальнейшей ответственностью за эмис¬
сии. Подобных сигнатур было много. Относительно разнообразную группу их
представляют золотые французские монеты, чаще всего снабжавшиеся геральди¬
ческими знаками, характерными для данного места, такими как розетка, шлем,
башня, дельфин, голова льва и леопарда, орел, охотничий рог. Зато в Германии,
помимо аналогичных гербов местных государств, рядом с головой св. Иоанна
Крестителя часто появляется двуглавый орел как символ императорской верхов¬
ной власти. Таким образом, из первоначальных монетных сигнатур на флорен¬
тийских монетах эти знаки превратились в основные государственные гербы, для
которых на единообразных штемпелях флорентийского типа не хватало места.
На других монетах, политическая принадлежность которых не могла вызывать
сомнений, аналогичные знаки со второй половины XIV в. сохранялись, прежде
всего, как сигнатуры и гербы руководителей монетных дворов или чиновников,
несущих в данном государстве ответственность за монетную продукцию, а также
как инициалы или гербы мест, где работал соответствующий монетный двор.
Такие знаки помещались главным образом в поле, чаще всего сбоку, внизу
или по обеим сторонам от основного изображения, каким являлся гербовый
щит, фигура правителя или святого, либо иной пластический мотив. Обычно
это были первые буквы имен монетчиков, например, на польских полугрошах
времени Владислава II Ягеллы (1386—1434) видны сигнатуры N (Николай Бох-
нер) (88; 45), Р (Петр Борк), AS (Анджей Чарныша и Симон де Талентис), чи¬
таемые благодаря информации, предоставленной письменными источниками;
а уже буквы W и F, вероятно, являются инициалом названия города Всхова. Ино¬
гда одна буква обозначала город, а другая — монетчика или, как это имело место
на венгерских монетах XV в., главы казначейства (comes camerarius [173]), да¬
вая в результате несколько сотен разных сигнатур, составленных главным обра¬
зом из двух букв, из буквы и условного знака или других символов (2). В конце
Средневековья также появились гербы казначеев, ответственных за выпуск всей
монетной продукции в данном государстве, а в Новое время они стали постоян¬
ным элементом монетных штемпелей в Центральной Европе.
Сигнование монет с помощью букв, обозначающих монетный двор, тра¬
диционно сохранялось в большинстве европейских стран. Первоначально это
был обычный инициал названия данного места, в XVI в. и позже были введены
условные буквы, чаще всего взятые из начала алфавита и применявшиеся по оче¬
реди согласно рангу данного монетного двора в государстве. Таким образом
буква А обозначала монеты, отчеканенные в Париже, Вене и Берлине, буква В —
чеканенные во Вроцлаве, Кремнице, Ганновере, Руане и т. д. Обе эти системы
используются до сего дня, например, монеты Варшавского монетного двора не¬
сут знак из соединенных букв М и W [174], помещенных в правой лапе орла
между когтями; монеты Берлинского монетного двора сохраняют букву А над
цифрой, обозначающей стоимость.

Iлава 5. кто cc and.iA?
195
В конце XIV в. во Франции был создан особый способ обозначения монет¬
ных дворов при помощи так называемых секретных точек (points secrets). Эти
точки, позже также маленькие колечки, помещались под буквой в надписи, зани¬
мающей определенное очередное место в легенде. Например, точка, обозначаю¬
щая Парижский монетный двор, находилась под 18-й буквой, точка под восьмой
буквой обозначала монетный двор в Пуатье и т. д. Этим способом отмечалась
продукция двадцати различных монетных дворов Франции, чеканивших монеты,
которые, на первый взгляд, ничем не различались между собой, однако, они легко
идентифицировалась лицами, знавшими эту «секретную» систему знаков. Этот
код, изобретенный в Дофине в 1380 г., сохранялся во Франции до 1540 г., по¬
сле чего был заменен сигнатурами в виде букв или других условных знаков. Все
эти более или менее видимые коммуникативные элементы штемпеля, связанные
с процессом монетного производства и контроля за ним, не имели большого зна¬
чения для обычных пользователей монет и в своей подавляющей части, видимо,
оставались вне сферы их интересов и восприятия, позволяя естественным об¬
разом концентрировать внимание на главных мотивах штемпеля, относящихся,
прежде всего, к проблеме власти.

Глава 1. У власти не одно имя
111 I ерилом положения правителя и одновременно его украшением, способом
f щ. ^ самоопределения, как и определения его подданными и лицами извне,
был титул — точный и чуткий индикатор устройства и структуры государства или
иной общественной организации, которую данный владыка представлял, носи¬
тель политических и культурных традиций, а порой личных амбиций и программ.
Титулатура правителей — формальная или обычная, обусловленная правом или
созданная в экстренном порядке, — представляет собой неисчерпаемый источ¬
ник информации о политическом, правовом и культурном положении отдельных
стран, особенно в Средние века, когда соответствующие слова и формулы имели
большее, чем в следующий период, значение, и когда только формировались не¬
которые понятия и термины, позже превратившиеся в формальное обозначение
положения и достоинства.
По сравнению с внушительным перечнем титулов, известным прежде всего
по полученным от соответствующих правителей документам, где интитуляци-
онные формулы включают до полутора десятков слов, титулы, применявшиеся
на средневековых монетах, обычно более краткие, сжатые и ограничиваются ос¬
новными понятиями, признанными самыми важными. Конечно, это вытекало
из нехватки места на штемпеле, особенно до появления более крупных монет¬
ных единиц, но также было следствием того, что суть определяемого титулом по¬
ложения обычно содержится в одном или двух словах, так что пропуск разных
прилагательных и обстоятельств, помещаемых в полных интитуляциях, не ущем¬
лял правителя. С этой точки зрения имеются различия с римскими монетами,
гле формальные развитые титулы отдельных императоров в целом учитывались
хотя бы в виде радикальных сокращений, а также с монетами Нового времени,
особенно XVII в., на которых нередко помещались огромные — иногда в полтора
лесятка слов — титулы, по необходимости сжатые до одних первых букв и порой
создававшие совершенно некоммуникативный код, но уже одной своей длиной
характеризовавшие высокое положение правителя.

198
1\ L ?()(' / ПЯ, И ЫIt, ЗН !К // Н /	/ / /
Тем не менее, на штемпелях средневековых монет встречается более ста раз¬
ных титулов или терминов, обозначающих достоинство или общественный ста¬
тус соответствующих эмитентов, светских и духовных, не считая дополнитель¬
ных определений в виде прозвищ или эпитетов, порядковых чисел, связанных
с именем правителя, или же религиозных деклараций. Большинство этих ти¬
тулов на штемпелях имеет латинскую форму, остальные — греческую или раз¬
деляются между несколькими другими, упомянутыми выше языками. Некото¬
рые из этих разноязычных терминов кажутся полностью равнозначными, как,
например, «dux» и «кнезь», «гех» и «краль», но уже «cunung» не является
полностью заменимым понятием. Собственную специфику, как правило, имеют
греческие термины, только приблизительно соответствующие латинским, а тем
более титулы, написанные по-арабски или на других восточных языках. Вот по¬
чему этот терминологический материал отражает значительное разнообразие
политических и социальных положений в отдельных частях средневековой Ев¬
ропы, произведением и одним из выражений которых являлись отчеканенные
там монеты. Также следует помнить, что часть штемпелей, особенно на ранних
стадиях Средневековья, называет имена правителей без всяких определений,
поскольку функция титула в качестве необходимого атрибута власти во многих
странах еще только формировалась. Здесь эти вопросы могут быть рассмотрены
лишь предельно сжато и ограничиваться несколькими, особенно характерными
примерами.
С хронологической точки зрения встречающиеся титулы раннесредне¬
вековых правителей возглавляет оборот «Dominus Noster» [1], как правило,
обозначавшийся с помощью только двух первых букв — DN (25, 40). Это был
не формальный титул, четко определяющий соответствующего правителя, а ско¬
рее обычная формула, воспринятая с позднеримских монет, не замещающая
и не ограничивающая другие титулы — королевский или императорский, — носи¬
мые данным правителем. Последние обычно помещались после имени правителя,
зато сокращение DN всегда находилось перед ним, представляя вступительное
обозначение того, кем является названный далее монарх. Само слово «dominus»
часто применялось и в раннем, и в позднем Средневековье на монетах, печатях,
в разных письменных текстах в качестве самостоятельного или дополнительного
определения, часто в сочетаниях типа «dominus гех», «domina abbatissa» И,
к которым еще вернемся. Однако особенностью формулы «Dominus Noster» яв¬
ляется ее смысл, который, по-видимому, указывает на то, что соответствующая
надпись исходит не от самого правителя, а от его подданных и, следовательно,
что это — монета, чеканенная не самим названным королем или императором,
а точно не определенными лицами, только признающими его власть.
На деле же формула DN встречается на монетах, характер которых в каче¬
стве эмиссии правителей не подлежит сомнению. Ее несут денарии римских им¬
ператоров с начала III в. и вплоть до падения Западной Римской империи (476),

199
l LW, 1 I. H.L.H ) III не одно ll'uH
а также монеты восточных римских и византийских императоров до времени
Артавасда (742—743), монеты вестготских и франкских королей от Теодеберта
(339) вплоть до каролингской эпохи (середина VIII в.). Ею пользовался еще Лю¬
довик Благочестивый (814—840) на солидах с надписью MVNVS DIVINVM [3]
(772), впрочем, имеющих и другие связи с позднеримскими образцами.
Эти особенности, по-видимому, объясняет происхождение формулы «Domi-
nus Noster». Впервые она была использована в Малой Азии в начале III в. на мо¬
нетах Антиохии Писидийской, чеканенных от имени Септимия Севера. В усло¬
виях монетного городского дела в далекой провинции империи этот способ
определения императора не вызывает возражений. Местоимение «наш» в этом
случае означает, что жители или местные власти Антиохии отчеканили эти мо¬
неты. Но вскоре этот оборот был усвоен и на центральном монетном дворе, ви¬
димо, его признали хорошим дополнением к императорской титулатуре. Однако
поскольку в Риме этот оборот не имел под собой статуса псевдоавтономной коло¬
нии, то там он приобрел иную функцию, став выразителем — через местоимение
«наш» — не власти, чеканившей монету, и тем более не самих ее исполнителей-
монетчиков, а совокупности пользователей этими монетами, подданных импе¬
ратора. Правда, такая формулировка легенды, отражающая мысли не того, кто ее
пишет, а того, кто ее читает, является довольно редкой, но не исключительной.
В определенной степени ее можно сравнить с такими позднесредневековыми
надписями, как например, CONSERVA NOS DOMINA [4] (173) на западно-
померански х монетах с изображением Девы Марии, или CRVX EST VICTORIA
XOSTRA [5] на монетах епископов Вольтерры XIII в. и даже с PATER NOS¬
TER [6] на немецких монетах из Хильдесхайма и Липпе, на которых местоиме¬
ние «наш» совершенно очевидно определяет всю совокупность верующих, чи¬
тающих эту легенду. Не составляет существенной разницы и то, что в первом
сдхчае эти надписи отражают отношение общества к императору, то есть соци¬
ально-политические отношения, а в другом — к божеству или символу — рели¬
гиозные отношения, но поскольку римские императоры, как известно, имели
божественный статус, то данная аналогия становится еще ближе. Перенесение
той же формулы на византийские монеты и, особенно, на монеты варварских
хоролевств-наследников Западной Римской империи, очевидно, стерло ее ха¬
ризматический характер, который, видимо, не осознавался ни ее создателями,
ни пользователями этими монетами, ведомыми лишь слепой традицией рим¬
ских образцов. Однако в Византии в определенный момент поняли неадекват¬
ность этой традиции текущим реалиям, ибо с VIII в. надпись DOMINVS NOS¬
TER вместо имени императора появилась на монетах рядом с именем Христа:
ЭХ IHC XPS [7]. Круг замкнулся, формула вновь обрела свой сакральный смысл,
но одновременно приобрела и политический, поскольку — и об этом еще пойдет
течь — между басилевсом и Христом на византийских монетах возникло отноше¬
ние своеобразного партнерства. Зато на Западе этот оборот с течением времени

200
i :l / ,/ -if /,./ . > 7 ;	/ /i / iJ
прочно сросся с особой Девы Марии, до ныне называемой во многих языках
«Domina Nostra» [8], в то время, как тогдашние правители на некоторое время
сохранили только титул DOMINVS, по-прежнему помещавшийся перед именем,
но уже не заключавший в себе сакрального смысла, который постепенно перешел
на другие определения, обозначавшие, прежде всего, императорское и королев¬
ское достоинства.
Императорский титул, «imperator», в принципе однозначный и функцио¬
нировавший в Европе с небольшими перерывами со времени коронации Карла
Великого в 800 г. вплоть до конца Средневековья и даже позднее, имеет бесчис¬
ленные свидетельства на монетах, чаще всего в сокращении IMP, иногда IPR или
еще в какой-нибудь форме {26,28,174; 99). Ничто не указывает на злоупотребле¬
ние этим титулом, весьма вероятно, он попадал на штем¬
пели только после императорской коронации данного
правителя, заменяя предыдущий королевский титул. По¬
мимо императоров Священной Римской империи гер¬
манской нации этим титулом пользовались также неко¬
торые другие правители, присвоившие его. Так, слово
IMPERATOR фигурирует на монетах Наварры, отчека¬
ненных Санчо III (1004—1035), и на монетах Кастилии
и Леона при Альфонсе VII (1128—1157) со времени его
«императорской» коронации в 1135 г. В XIII в. тот же
титул в сокращении IPR, впрочем, только спорадически, появляется на болгарских
монетах Михаила Асеня (1246—1257) (Л 75), воспринимаемый как латинский ана¬
лог славянского титула «царь», постоянно использовавшегося на других монетах
этого же правителя [9]. Подобным образом сто лет спустя в соседней Сербии ти¬
тул IMPERATOR, также наряду с титулом «царь» {62; 32), присутствовал на мо¬
нетах Стефана Душана (1345—1355) (776) и Стефана Уроша (1355—1371) {177;
100), хотя и принявших это достоинство не по римскому, а по византийскому об¬
разцу, особенно с точки зрения внешнего оформления. Титул «императора»,
так же как «императрицы» — IMPERATRIX, представленный на грошах с име¬
нем Стефана Душана и его жены Елены {178), являет собой точную копию визан¬
тийской модели и соответствующих греческих титулов басилевса и басилиссы [10].
Наконец, в XV в. надпись IMPERATOR появилась в Крыму на двуязычных ла¬
тинско-арабских монетах, отчеканенных в городе Тана, близ принадлежавшей ге¬
нуэзцам Кафы. Но здесь это слово определяет не конкретное лицо, а вообще вер¬
ховную власть и покровительство Западной империи над далекой купеческой
колонией, расположенной среди татарских земель.
Собственно императорский титул на Западе часто дополнялся в соответ¬
ствии с античной традицией другим термином «augustus» или «semper au-
gustus» [11] как это делалось на монетах Римской империи. В Средние века
оборот IMP[erator] AVGfustus] [12] встречается по преимуществу в легендах

ill m //;
1
/-
100. Грош. Сербия. Стефан Урош V (1355-1371)
каролингских монет {26,28) и при первых императорах Саксонской династии.
Позже к этой традиции обратится Фридрих Барбаросса (1152—1190) и именно
в расширенной форме IMPERATOR SEMPER AVGVSTVS [13], а как исклю¬
чение, и некоторые более поздние правители, даже не имевшие император¬
ского достоинства, как, например, Рупрехт, король Римский (1400—1410),
и особенно Кола Риенцо, называвший себя TRIBVN AVGVST [14] на дена¬
риях, чеканенных в Риме в 1347 г.! Последние примеры указывают на то, что
титул «augustus» функционировал прежде всего на основе древнеримской
традиции и не обязательно в связи со статусом императора. Как исключение
он появился совершенно самостоятельно в форме надписи AVGVSTA [15]
на денариях, чеканенных в Италии Энгильбергой, женой императора Людо-
зика II (855—875) (174), подтверждая живучесть терминологической традиции,
характерной для жен прежних императоров, всегда, в том числе и на монетах,
называвшихся словом AVGVSTA и никогда IMPERATRIX. Как уже упомина¬
лось, титул «augustus» дал основу для названия золотых монет Фридриха II,
чеканившихся с 1231 г. и обычно, видимо, по воле императора называвшихся
*< augustales» (11). Этот термин, выбранный из трех императорских титулов, по¬
мещенных в надписи CESAR AVG[ustus] IMPferator] ROM[anorum] [16], дол¬
жен был успешнее всего распространить политическую программу Штауфена,
выраженную посредством штемпеля этих монет, подражавших римским импе¬
раторским мотивам, отодвигая в тень сильнее выделенный в этой надписи ти-
■va императора.
«Цезарь» [17] был термином не столько дополняющим, сколько полностью
заменяющим императорский титул. Время от времени его помещали на неко¬
торые монеты Оттон I, Еенрих III, а также Штауфены — Фридрих I, Еенрих VI
Фридрих II, как правило, почти без всяких других определений — ОТТО CAE¬
SAR (179), FREDERICVS CESAR и т. д. Как известно, именно этот термин стал
в немецком, а также в славянских языках обозначением императорского достоин¬
ства, в то время как романские языки сохранили в этой роли слово «император».
Таким образом, указанные легенды являются как бы первыми формальными сви-

202
Ринии r i ли i ы ti. JftJkJJ in in
детельствами этого титула на германских землях, хотя и были использованы в ла¬
тинской версии, а не в готской «kaisar», лежащей в основе немецкого слова.
Зато славяне присвоили латинскую версию, сокращенная форма которой «царь»
встречается в легендах болгарских и сербских монет XIII—XIV вв., написанных
кириллическим алфавитом, и перемежается с латинской надписью IMPERATOR.
Это свидетельствует о том, что, по крайней мере, в сознании правителей Болга¬
рии и Сербии их статус был равен положению римских императоров и скорее во¬
сточных, чем западных, поскольку Византия являлась для них образцом и точкой
отсчета. Впрочем, в XIII и особенно в XIV в. в этом сравнении не было особого
преувеличения, так как Восточная Римская империя уже низошла до уровня од¬
ного из небольших балканских владений, сохраняя свой престиж больше на ос¬
нове традиции, чем реального политического положения, в то время как Болгар¬
ское и Сербское государства перед турецким вторжением переживали период
расцвета.
В самой Византии титул императора не сохранился как эпитет верховного
правителя. Правда, первоначально по римскому образцу его принимали импера¬
торы-соправители государя, однако этот обычай исчез в первой половине VII в.,
отмеченный в последний раз в 641 г. при Ираклеоне. Также он никогда не вво¬
дился на штемпели монет. В более поздний период его использовали только
в роли почетного, но второстепенного титула, признаваемого басилевсом за не¬
которыми соседними правителями. В качестве такового в конце XI в. он попал
на монеты царя Грузии Георгия II (1072—1112), называвшегося на них словом
«kesaros», записанным грузинским алфавитом. Этот титул, данный ему в 1081 г.,
представлял собой наивысшую ступень формальных достоинств, поочередно
полученных этим союзником Византии. Ранее, еще при жизни своего отца Ба¬
грата IV, он носил титул куропалата, потом, как свидетельствуют собственные
монеты Георгия II, получил достоинство новелиссима, еще позже, подобно сво¬
ему отцу, — титул севаста и, наконец, в 1081 г. — кесароса, представлявший со¬
бой столь редкое отличие, что в современных письменных источниках этот титул
порой заменял собственное имя этого правителя. Другой, более поздний при-
мер функционирования титула императора на пограничье Восточной империи
представляют монеты правителя острова Родос Леона Габала (1234—1240), не¬
сущие греческую надпись KAICCAP (б), но нет уверенности, что это является
результатом пожалования данного достоинства императором, пребывавшим то¬
гда в Никее, а не следствием его узурпации. Против второй возможности, однако,
выступает эпитет «слуга басилевса» (DOVLOS TOV BASILEOS), встречаю¬
щийся на других монетах того же Леона Габала (б). Такое сопоставление лучше
всего показывает, какому значительному обесцениванию подвергся титул «им¬
ператора» на византийской иерархической лестнице, закрепившей первое место
за традиционным греческим термином «basileus», уходящим корнями в глубо¬
кую древность.

чм.ч
/ Lie,l /. ) (UJl?/L7 Hi’ dllhli 1
Ur1
На монетах Восточной Римской империи титул «basileus» встречается
только со времени Льва III (717—741) и с тех пор почти постоянно сопровождает
имена отдельных императоров. Часто он окружен разными дополнительными
эпитетами. В противоположность западным императорам, которые на своих мо¬
нетах никогда не называли себя «римскими», возможно, полагая, что в слове
«император» уже заключено определение правителя Imperium Romanum [18],
восточные императоры, как правило, обозначаются в монетных надписях как
BASILEIS TON ROMAION [19] (180). Известно, что этот титул не был выра¬
жением намерений завладеть Римом, а скорее утверждением продолжения су¬
ществования Римской империи, выражающимся также в греческом названии
«Romaioi», повсеместно применявшемся по отношению к жителям и поддан¬
ным Византии — «второго Рима». Сам термин «basileus», рассматривавшийся
как равный латинскому «императору» и именно так переводившийся совре¬
менниками, использовавшийся порой как взаимозаменяемый, иногда утрачивал
свою однозначность. Уже сам факт устойчивой системы совместного правления
императора и его преемника, symbasileus, требовал различения их достоинств.
Среди прочего, именно отсюда первый из них часто получал эпитет «basileus
aitokrator» [20] — титул, в принципе связанный с функцией командующего ар¬
мией и впервые данный Михаилу III в 856 г., а со времени Александра (912—913)
появившийся также на монетах. Разницу в ранге этих двух достоинств хорошо
:пллюстрирует надпись на фоллисах того же Михаила III и его соправителя Васи-
лня I, сделанная по-латыни: MIHAELIMPERATORBASILIVS REX [21] (181).
Впрочем, весьма вероятно, что именно в этом случае легенда являлась своеобраз¬
ным ответом на факт пожалования Фокейским собором (867) титула басилевса
западному императору Людовику II. Восточный император своими монетами
продемонстрировал, что басилевс басилевсу рознь и что титул, данный Людо-
знкм, не превышает обычного королевского достоинства, в то время как настоя¬
щим императором является только сам Михаил, басилевс-автократор. Правда,
полстолетия тому назад Восточная империя официально признала через свое
посольство, отправленное в 812 г. в Аахен, титул басилевса за Карлом Великим,
пдетельствуя тем актом полное равенство западного и восточного императо-
г оз. Однако это произошло в иных для обеих сторон условиях, определявших —
как обычно — истинную сущность формальных титулов и терминов.
Помимо приставки «автократор», которая через века вошла в созданную
по византийскому образцу титулатуру русских царей-самодержцев, на монетах во¬
сточных императоров появился и ряд иных дополнительных эпитетов, а именно:
DESPOTES (деспот), PISTOS (верный) (182), EUSEBES (благочестивый), OR-
7HODOXOS (православный), PORFYROGENNETOS (рожденный в пурпуре,
багрянородный). Вообще-то эти эпитеты связаны с конкретными ситуациями, об-
сновывающими их использование, например, термин ORTHODOXOS встреча¬
ется только на монетах МихаилаУ! (1056—1057) иИсаака! (1057—1059) по при-

204
Рли)сл пятый, if и к н в / к s а
183.
101. Скифатная номисма. Византия. Иоанн II Комнин (1118-1143)
чине спора этих императоров с патриархом Михаилом I Кируларием (1043—1058);
термин PORFYROGENNETOS (183; 101) и ранее применявшийся по отноше¬
нию к правителям Византии, родившимся в пурпурной комнате, на монетах по¬
явился только при Иоанне II Комнине (1118—1143) как неопровержимый ар¬
гумент в пользу его прав на престол, оспаривавшихся его сестрой и ее мужем»
К этому же аргументу сто лет спустя прибег Иоанн III Дука (1222—1254), кото¬
рый, находясь в изгнании в Никее, посредством своих монет напоминал, что как
Багрянородный он является единственным легитимным императором, несмотря
на то, что в его столице господствуют латинские завоеватели.
В исключительных случаях восточные императоры использовали также ти¬
тул «великий» — MEG AS BASILEVS (182). На монетах эта формула появилась
только один-единственный раз — на милиарисиях Михаила III (842—867). Этот
титул был связан с военным походом, увенчавшимся великой победой. По этому
случаю Михаил приказал сделать наскальные надписи, в которых также имено¬
вался «basileus megas» [22], они доныне сохранились в нескольких местах Ма¬
лой Азии. Следовательно, в данном случае это был эпитет, определяющий до¬
стоинства императора, особенно военные заслуги, а не титул, обозначающий его
формальный статус, как это позже имело место в византийских документах, та¬
ким образом, обозначавших старшего рангом из двух императоров-соправителей.
К аналогичному прозванию обратился и немецкий король Оттон I, назы¬
ваемый ОТТО MAGNVS [23] на денариях, чеканенных в Страсбурге (184) еще
до его императорской коронации в 962 г. Здесь этот термин имеет характер про¬
звища, связанного с именем, а не с титулом, которого на этих монетах вообще
нет. Возможно, что слово «magnus» в данном случае обозначает не «великий»,
а «старший», и служит для различения самого Оттона и его сына, носившего
то же имя. Из этих соображений в современных письменных текстах Оттон I
неоднократно назывался «magnus». Только со временем это слово приобрело
значение, характеризующее его как «великого» правителя, и данное прозвище

>U г
l
205
ло сего дня сохранилось в историографии. Существуют и другие подобные при¬
меры, относящиеся кХ—XI вв., когда термин «magnus» использовался как ука¬
затель старшинства по отношению к сыну или племяннику, носившему то же имя.
Наряду с многочисленными примерами, которые дают нам письменные источ¬
ники, отмечено и несколько аналогичных надписей на монетах. Денарии гер¬
цога Французского Гуго (t956), чеканенные в Этампе, несут надпись HVGO
MAGNVS [24], несомненно, чтобы отличить герцога от его сына Гуго Капета.
Тем не менее позднейшие хронисты объясняли, что он был назван «великим»
за свою набожность, доброту и силу. Другой французский граф назывался на мо¬
нетах, чеканенных в начале XI в. в Иссудене, именем ODO SENIOR [25] (185);
нэзже Генрих Лев в период своего малолетства фигурирует на брауншвейгских
ленариях как HEINRICVS PVER [26], так что аналогичное восприятие прозва¬
ния Оттона I представляется вполне обоснованным.
Несмотря на эти примеры и аналогии, предположение о том, что надпись
ТТТО MAGNVS обозначает «Оттон Старший», а не «Оттон Великий», во¬
все не является бесспорным. Уже сам факт, что ее использовали только на дена-
гззях, чеканенных в Страсбурге, вызывает вопрос, почему подобное различение
. сыном не использовалось на других монетных дворах. Кроме того, современные
стгасбургские денарии дают и второе прозвание, относящееся к этому королю:
?7ТО REX PACIFICVS [27] (186), которое со всей очевидностью служит для
занятия престижа правителя. Более того, оба эпитета — и «magnus», и «pacifi-
» — относятся к императорской титулатуре Карла Великого, использовавшейся
:м з документах (Serenissimus Augustus a Deo coronatus, magnus pacificus impera-
Romanum gubernans imperium [28]). Также они сохранились в текстах, кото-
гые описывают провозглашение Карла императором, сделанное населением Рима
> Г'О г. Впрочем, эта титулатура имела своим образцом византийские титулы. Со-
в гыдение этих двух эпитетов является слишком выразительным, чтобы сомневаться,
-77' они появились на монетах Оттона как звено, связующее с традицией Карла
г единого, и вполне понятны накануне возрождения Imperium Romanum [29]
императорской коронации. Бюст Оттона, помещенный на денарии с надпи¬
ты-: REX PACIFICVS (186), тоже имел прототипом бюсты с каролингских монет.
Термин «magnus», использовавшийся Карлом Великим в приведенной
з мысе интитуляции, уже при его жизни применялся как прозвище, а позже сросся
именем навсегда, до сего дня составляя с ним неразрывную часть, особенно
гранцузской версии «Charlemagne», и порой заменяя его императорский ти-
- Поскольку Оттон I также был назван «Великим», то надпись на страсбург-
_ы:х денариях может быть признана предвосхищением или даже самым ранним
пмером использования этого прозвания. Встает вопрос, почему оба каролинг-
:зых эпитета — «magnus» и «pacificus» — появились на денариях, чеканенных
денно в Страсбурге? Может быть, в этом принял участие тогдашний епископ
_ ттмсбургский Уао IV (950—963), который тоже чеканил там свои монеты, обо-
786.
г*

206
I'u.uh'. ;мн1ы.'-. in ikii />•; /( ;//
значая на них Оттона термином REX PACIFICVS. В таком случае это было бы
выражением не столько высокомерия правителя, который сам себя назвал «вели¬
ким», сколько лестью со стороны епископа или же демонстрацией политической
программы, связанной с давними традициями. Во всяком случае, после получе¬
ния Оттоном I императорской короны, эти прозвища на монетах больше не по¬
являлись, уступив место однозначному и удовлетворяющему все самые высокие
амбиции титулу IMPERATOR.
В первой половине XII в. императорский титул принял король Кастилии
Альфонс VII (1126—1157), воспользовавшись победой, одержанной в 1134 г. над
маврами и полученным благодаря ей преобладанием над соседними королями
Арагона и Наварры. Его монеты, помимо использовавшейся с тех пор надписи
IMPERATOR, зафиксировали также особый титул SVPER REX [30], не приме¬
нявшийся никакими другими правителями. Эта форма являлась как бы переход¬
ной между королевским и императорским титулами, может, даже более подчер¬
кивая высшее положение этого монарха по отношению к другим королям. Тут
возникает некоторая аналогия с титулом типа «царь царей», традиционно ис¬
пользовавшаяся на Востоке с глубокой древности вплоть до недавних пор (им¬
ператор Абиссинии — «негус негасти», император Ирана — «шахиншах»).
Впрочем, идея испанской империи восходит к X в., найдя свое выражение в ти-
тулатуре правителей Леона, потом также Наварры, называвших себя в докумен¬
тах «imperator», а также «rex magnus» [31] и даже «imperator гех» [32] , так
что терминология была еще неустойчивой и не ставила четкой границы между
«королем» и «императором». Тем не менее, только Альфонс VII был первым
и единственным коронованным испанским императором, который ввел эти ти¬
тулы и на штемпели своих монет. Столетия спустя, с усилением национальных
государств, и в других европейских странах начал распространяться взгляд, что
«король является императором в своем королевстве», найдя свое отражение
в символике инсигний, о чем речь пойдет ниже.
Королевский титул, который особенно в латинской версии REX чаще всего
встречается на штемпелях средневековых монет, тоже был разнообразным и мно¬
гозначным. Он отмечен почти во всей Европе и во все столетия, начиная с VI—
VII вв., когда появился в государствах вестготов, свевов и франков, через англо¬
саксонские королевства, каролингскую монархию и, наконец, в государствах
Центральной Европы, созданных в X—XI вв. Однако содержание этого титула
претерпевало постепенную эволюцию, первоначально обозначая любого зна¬
чительного правителя и только позже, в посткаролингскую эпоху, связывалось
по преимуществу с коронованным правителем, получившим церковное помазание.
Но еще и тогда даже папской канцелярии случалось называть «королями» неко¬
торых князей, например, великоморавского Святополка, хорватского Томислава
или болгарского Бориса-Михаила, которые никогда не носили короны. Вплоть
до конца XII в. отмечается неустойчивость терминологии, что отразилось во взаи-

1 til (hi I. .. iiUmn he (Hh10
207
мозаменяемом использовании в современных текстах слов «тех» и «dux» [33],
особенно характерном для Центральной Европы. Достаточно вспомнить первое
упоминание о польском государстве, записанное в саксонской хронике Видукинда,
где Мешко I назван «королем» [34].
Такие расхождения имеют несколько свидетельств и на штемпелях монет.
Чешская княгиня Эмма, жена Болеслава II (967/972—999), титулует себя на своих
монетах как REGINA [35] (187), наверное, по причине своего происхождения
из рода королей Бургундских или принимая во внимание королевское достоин¬
ство, приобретенное в результате своего первого брака во Франции [36]. Болеслав
Храбрый (992—1025) на одном из своих денариев, чеканенных еще перед корона¬
цией, назван словом REX (188), на других же выступает как DVX (189). Может
быть, это был титул претензий [37], достоинство, приобретенное несколько лет
спустя, но также это мог быть всего лишь результат еще не утвердившейся терми¬
нологии власти, в пользу чего говорит и сам штемпель тех «королевских» дена¬
риев, выполненный очень небрежно. Несомненным и значительно более поздним
примером именно такой неустойчивости является титул REX на некоторых моне¬
тах западно-поморского князя Богуслава I, чеканенных в 1183—1187 гг., хотя он
не имел королевской короны и никогда не претендовал на нее. Наконец, к этой же
группе относится титул КРОЛ ПОЛСКИ, записанный древнееврейским алфа¬
витом на брактеатах Мешко III Старого (1177—1202) (55; 29), возможно, связан¬
ный с его статусом сеньора [38] и притязаниями на великокняжеское правление,
но не имевший — как известно — основы в виде церковного освящения.
В последующие столетия подобные неточности уже не повторялись. Титул
короля на монетных штемпелях, как правило, относится к коронованным пра¬
вителям, и расхождения с фактическим состоянием дел возникали только в слу¬
чаях явных титулов притязаний, таких, как REX POLONIE [39] на некоторых
монетах Яна Люксембургского (1308—1346) или REXFRANCIE [40] (190; 102)
на монетах английских правителей в период Столетней войны. Однако объектом
102. Гроут. Англия. 1461-1464

208
этих притязаний было не само королевское достоинство, которым названные
правители и так обладали, а государство, где они стремились осуществлять свою
власть. Подобные надписи не редки и в более позднее время. Порой приобретая
специфическую форму «будущий король» — REX FVTVRVS, как на польских
монетах Сигизмунда III Вазы (1587—1632) (191), демонстрировал таким обра¬
зом свои претензии на шведский трон.
Еще более широкий терминологический диапазон представляют титулы не¬
коронованных правителей. Наиболее распространенным здесь является герцог¬
ский / княжеский титул в латинской версии DVX, использовавшийся главным
образом на монетах центральноевропейских владений: в Баварии, Саксонии, Че¬
хии, Польше, Венгрии, а также венецианскими дожами и в некоторых балканских
странах. Его славянским аналогом является титул KNEZ на денариях Яксы из Ко-
паника (192; 103) и КНЕЗЬ в Сербии (193; 104), атакже КНЯЗЬ нарусскихмо-
нетах конца XIV в. (77; 39) и по их образцу на литовских монетах Витовта (1392—
1430). Другим его аналогом служат древнееврейские термины ДУКУС и ГАЛАХ
на великопольских брактеатах Мешко III, HERZOC на монетах владетелей Ка-
ринтии в начале XIII в., «воевода» (WAI-
WODA, WOIWODA) на монетах прави¬
телей Молдавии (69, 161; 88) и Валахии
в XIV—XV вв. В некоторых случаях этот
титул дополнялся словом, указывающим
на великокняжеский / герцогский статус
данного правителя, как исключение, уже
в XI в. в Венгрии, где Геза I (1064—1074)
титуловал себя на своих денариях как
DVX MAGNVS [41]; потом в Польше, где
Мешко III выступал на штемпелях упомя¬
нутых брактеатов с древнееврейскими над¬
писями как БАХАР ГАЛАХ — «первый
князь», но, прежде всего, на Руси. Надпись
103. Брактеат. СРИ. Княжество Копаник.
Якса (1150-около 1157)
104. Грош. Сербия. Лазарь (1371-1389)

I.liiiul /. .
2i<9
f.tiUH tif ndhn it \i_.
105. Денга. Русь. Великое княжество Твер:~.
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ставили на своих монетах князья Тверские (194; 105) и Мо¬
сковские (66; 150), впрочем, параллельно с титулом ГОСУДАРЬ ВСЕЯ ЗЕМЛИ
РУССКОЙ, использовавшимся на монетах Василия Темного (1425—1462) (195)
и позднее. Зато титул эрцгерцога — ARCHIDVX — появился на австрийских мо¬
нетах при Альбрехте VI (1458—1463) и был перенесен на фландрские монеты по¬
сле взятия Гента Максимилианом в 1485 г., перед самым его из¬
бранием германским королем.
Значительно более редким, чем DVX, является другой
латинский термин, обозначающий герцога/князя, а именно
PRINCEPS, относящийся к античной традиции. Как правило,
его применяли на своих монетах в IX—X вв. правители герцог¬
ства Беневент (S3; 43) и, вероятно, от них этот титул был заим¬
ствован в Польше на денариях Болеслава Храброго с надписью
PRINCES POLONIE (82; 42). Однако использование этого ти¬
тула на польских монетах может быть и неслучайной формулой, связанной со ста¬
тусом Храброго, приобретенным в 1000 г. на Гнезненском съезде, и с попыткой
включить его в реконструированную Оттоном III, по крайней мере, по назва¬
нию, систему Римской империи [42]. Во всяком случае, термин «princeps», ино¬
гда отмечаемый в тогдашних письменных источниках, в надписях на монетах по¬
является спорадически и как правило позднее, например, в аббатстве Кемптен
в XIII в., в Бамберге и Бранденбурге в XV в. Впрочем, в Германии этим титу¬
лом пользовались не только герцоги и некоторые другие
светские правители, но также епископы и аббаты наибо¬
лее значительных бенедиктинских монастырей, что даже
вызывало удивление иностранных хронистов, сообщав¬
ших об этой практике.
В Западной Европе в условиях значительной раз¬
дробленности монетного права, которым, помимо гер¬
цогов, пользовались и многочисленные мелкие терри¬
ториальные владетели, значительно чаще, чем титул
DVX, появляется на соответствующих монетах термин
COMES [43], встречающийся уже с X в., а также DOM-
INVS [44] и, как исключение, MILES [45] и SIRES [46],
которые носили некоторые местные сеньоры, прежде
всего во Франции. И все же эти титулы не были одно¬
значными. Например, термин COMES, помещавшийся
по преимуществу на нидерландских монетах, но также
во Фризии и прирейнской Германии, в альпийских
странах, Италии и латинских владениях на Востоке, со¬
хранялся на протяжении почти всего Средневековья,
но означал правителей разного ранга и с разными функ-
794.
795.
106. Брактеат. CPU. Яандграфство Тюрингия. Людвиг III (1172-1190)

210
1 \ < i ()?. I l Li W ы и. - hi I к 11 П.1М 111
циями, на некоторых штемпелях получившими уточнения, такие как COMES
PALATINVS [47] в Аахене в XI в. или же COMES PROVINCIALIS [48] на мо¬
нетах ландграфов Тюрингских в XII в. (106). Порой также использовалась форма
VICECOMES [49], функционировавшая по преимуществу во Франции {196)
и в Северной Италии, до сего времени сохранившаяся в титуле вице-графов Па¬
рижских и миланской фамилии Висконти.
Помимо этих, чаще всего встречающихся титулов, существовало большое ко¬
личество терминов, применявшихся локально или кратковременно, или же обо¬
значавших монетных сеньоров, занимавших особое положение. Так, правители
Боснии и Хорватии называют себя на своих монетах XIV в. BAN или BANVS
(797), деспот Сербии Георгий Бранкович (1427—1456) выступает как ГОСПО-
ДИНЬ {63; 33), некоторые графы в Вестфалии и Фризии в XIII—XIV вв. ис¬
пользуют на монетах титул DOMICELLVS [50]; правители Сардинии в XV в.
традиционно зовутся «судьями» — IVDEX. Титул маркграфа использовали
владетели Бранденбурга и Майсена — MARCHIO, MARGRAVE, а также Ло¬
тарингии, Бургундии и Брабанта — MARCHIO IMPERII [51]; в Нормандии же
в X в. Ришар I (942—996) звался маркизом — MARCHIS [52] (798). Брат ко¬
роля Кипра Амори (1304—1310) выступает на чеканившихся им монетах как
GVBERNATOR или как GVBERNATOR ЕТ RECTOR [53] (799) этого ост¬
рова. Аналогичный титул носил в Генуе в 1396 г. наместник короля Франции
Антониотто Адорно, называвшийся на монетах GVBERNATOR IANVENSIVM
[54], то есть в соответствии с традиционной формулой типа «тех Francorum»,
не очень подходящей для титулатуры городской власти. Также Янош Хуньяди
в период своего регентства в Венгрии (1446—1452) выступает как GVBERNA¬
TOR, в следующем году разделив место на штемпеле монет с королем Владисла¬
вом V (1453—1457). Аналогичное положение занимал Филипп, регент графства
Голландского (1428—1433), представленный на монетах как его «опекун» —
TVTOR [55] {200), в то время как в Савойе в 1490 г. именем TVTRIX [56]
названа Бланка, мать Карла II, правившая в качестве регента в период малолет¬
ства сына (201).
Подобных примеров множество. В монетных легендах встречаются исклю¬
чительные титулы немецких «фогтов» (ADVOCATVS) в XI в. и «бургграфов»
Нюрнбергских (BVRGGRAFF) в XIV—XV вв., а также «курфюрстов» (ELEC¬
TOR), особенно на бранденбургских монетах, «магистров» рыцарского ордена
госпитальеров св. Иоанна Иерусалимского на острове Родос (MAGISTER OS-
PITALIS) {202; 107), «великих магистров» Тевтонского ордена (MAGISTER
GENERALIS) (108) и «магистров » ордена меченосцев в Ливонии в конце XV в.
Также есть титулы рыцарей (MILES), но представляющих сеньоров, обладавших
монетным правом в XI в. во Франции, в XIV в. во Фризии, т. е. принадлежавших
скорее к категории «графов», чем обычных рыцарей. Наконец, встречаются та¬
кие особые титулы, как VICEDVX [57] на монетах узурпатора Мансона III, пра¬

I ui6d 1. J власти нс одно имя
211
вившего в Салерно во второй половине X в.; TRIBVN на римских денариях Кола
ди Риенцо от 1347 г. — титул с очевидным политическим и социальным содер¬
жанием, принятый этим предводителем [58]; наконец, PROPRIETARIVS [59]
на монетах второй половины XV в., чеканенных Карлом Арагонским в качестве
«собственника» Наварры.
Особое место занимает группа определений, относящихся к узам крови
и, следовательно, соответствующих — реальных, а иногда будущих — прав вла¬
детеля на престол. Сюда относится уже сам титул «наследника», встречающийся
на монетах английских королей, заявивших в период Столетней войны притяза¬
ния на французский трон. Впрочем, надпись REX ANGLIE ЕТ HERES FRAN-
CIE [60] периодически подвергалась изменениям в зависимости от военной фор¬
туны. Аналогичный оттенок имел и титул PRIMOGENITVS REGIS ANGLIE
[61] (203), которым пользовался на монетах, чеканенных в Аквитании в 1362—
1372 гг. Эдуард Черный принц, первородный сын короля Англии, подчеркивая
тем самым свои надежды на престол. Зато во Франции положение первородного
сына и преемника с XIV в. было связано с титулом «дофина». Прежде, с конца
XII в., этот термин применялся в форме COMES DALFINVS на монетах, че¬
каненных в Дофинэ графами д Альбон, таким способом выделявшими свой ро-
107 Аспр. Левант. Орден св. Иоанна Иерусалимского на Родосе. Жан де Ластик, великий магистр (1437-1454)
202.

212
ч in
Ч ,КП В , I
204.
довой герб — дельфина, представленного в поле штемпеля (204). С середины
XIV в., после приобретения Дофинэ королем Франции, титул «дофин» полу¬
чил ранг преемника на престоле, однако обычно он соединялся с титулом «пер¬
вородного», PRIMOGENITVS REGIS (205), помещавшимся на монетах До¬
финэ до конца Средневековья.
Некоторые другие правители тоже упоминали на монетах своих коронован¬
ных отцов для поднятия собственного престижа и в качестве свидетельства за¬
конности своего правления, особенно когда это могло возбуждать подозрения.
Так что не без причины принц Тиры Амори, который в 1304—1310 гг. узурпи¬
ровал власть на Кипре, титуловал себя на чеканенных там монетах как «сын ко¬
роля Кипра и Иерусалима». За 500 лет до этого другой узурпатор Гримоальд IV,
правивший принципатом Беневент (806—817), называл себя подобным образом:
FILIVS ERMENRICH — «сын Эрменриха». К аналогичной титулатуре в XII—
XIII вв. обращались и некоторые германские владетели, упоминая на штемпеле
имя отца. В XV в. это постоянно делали русские князья в соответствии с обя¬
зательным в России и доныне обычаем упоминания отчества как составной ча¬
сти личной идентификации, неразрывно связанной с именем. Таким образом,
в последнем случае это не было особым обозначением положения или притяза¬
ний правителей, зато весьма выразительно эту роль исполняла надпись, поме¬
щенная на грошах, отчеканенных Сигизмундом Ягеллончиком как князем Гло-
говским (1503—1506). Правда, на аверсе он представлен как DVX GLOGOVIE
[62] , но одновременно на другой стороне — как «сын короля Польши» — КА-
ZIMIRI R[egis] POLONIE NATVS [63] (169; 95). На этот раз не возникало не¬
обходимости подчеркивать законность власти, однако, для польского королевича
подтверждение его происхождения было, несомненно, более важным, чем фор¬
мальный титул одного из силезских князей. Это был своего рода синоним титула
«Багрянородный», дающего правителю свидетельство происхождения, которое
не мог присвоить ни один узурпатор.
Этот обзор, хотя и далеко не полный, все же показывает размах термино¬
логического диапазона, связанного с должностью правителя. Точность и од¬
нозначность этих терминов, в начале Средневековья довольно расплывчатые,
позже становились более отточенными. Более определенной является титула-
тура духовных владетелей, чеканивших собственные монеты, хотя и здесь пер¬
воначально встречаются смежные формы и колебания. Папы, как в Риме, так
и в Авиньоне, как правило, называются на монетах словом PAPA (206), чтобы
только на рубеже XV—XVI вв. ввести древнюю формулу PONTIFEX MAX¬
IM VS [64] (109), используемую доныне. Зато никогда не применялся обо¬
рот «servus servorum Dei» [65], постоянно присутствовавший в их докумен¬
тах. Епископы первоначально выступают в большинстве случаев под названием
«священника» — PRESVL (207), вместе с термином ARCHIPRESVL [66]
(126) использовавшимся на монетах архиепископа Реймсского в XI в. Как ис-

Глава 1. У власти не одно имя
213
109. Джулмо. Государство пап Италия. 1508-1513
ключение уже в VIII в. архиепископ Кентерберийский назывался PONTIFEX,
но и ARCHIEPISCOPVS. Однако титул епископа EPISCOPVS распростра¬
нился на монетах только с XII в., иногда применявшийся вместе со светским
титулом как EPISCOPVS ЕТ COMES [67] на епископских монетах Туля и Ва-
чанса (208) в XIII—XIV вв. Также с XII в. особенно в Германии, где монетное
право монастырей было относительно сильно развито, распространяется аббат¬
ский титул ABBAS, ABBATISA. Кроме того, в районе Мааса на монетах Льеж¬
ского епископства, чеканившихся с XII в. в разных городах, закрепился термин
FREPOSITVS [68], обозначающий местных священников. Монеты из Аквилеи
с XI в. постоянно несут титул местного епископа — PATRIARCHA [69] (209;
АО), а на епископских грошах Амбрена в Дофинэ в XIV в. использовался термин
PASTOR [70]. Как исключение появляется MINISTER [71] в качестве титула,
принятого в 1217 г. архиепископом Кельнским Энгельбертом, а позднее термин
ADMINISTRATOR, помещавшийся на грошах архиепископа Трирского Куно
бон Фалькенштайн (1362—1388), который временно исполнял функцию упра¬
вителя Кельнской метрополии. Последний титул встречается также на монетах

214
Раздач пятый. Знаки в.iAi.ru
епископа Ниццы Бартоломея (1469—1472) как администратора епископства
в Лозанне. Наконец, уже с XIII в. попадается надпись ELECTVS [72], приме¬
нявшаяся несколькими архиепископами Кельнскими и Магдебургскими, а также
епископом Маастрихта на монетах, чеканенных в период перед утверждением их
избрания. Представленные выше примеры показывают неукоснительное соблю¬
дение соответствия епископской титулатуры требованиям канонического права,
особенно на территории прирейнской Германии и Нидерландов. Оттуда же про¬
исходит термин POSTVLATVS [73] (210), встречающийся на монетах Кельна
и Утрехта, чеканенных епископами-постулантами, который дал обиходное на¬
звание целой группе золотых епископских монет конца XV в., именовавшихся
в письменных текстах словами «floreni postulati». Однако здесь мы имеем дело
не с почтением к терминологической и правовой точности, а, напротив, с пред¬
остережением перед неточностью экономической, поскольку эти монеты отли¬
чались слишком низким качеством драгоценного металла, и характерное слово
в надписи облегчало их выявление.
Отдельной составной частью титулатуры, встречающейся главным обра¬
зом на монетах раннего Средневековья, являются эпитеты, обозначающие
не столько должность, сколько достоинства отдельных правителей. Они, как
правило, применялись на монетах поздней Римской империи и по их образцу
также на некоторых монетах государств-преемников, прежде всего вестготами,
королей которых обычно называют на штемпелях словами PIVS [74] {211; 111)
и IVSTVS [75] (272), иногда также FELIX [76], VICTOR INCLITVS [77]. Реже
подобные эпитеты встречаются и на монетах франков, обнаруживая свои ана¬
логи в титулатуре, применявшейся в письменных документах, где, впрочем, они
многочисленны и часто использовались в превосходной степени, как «invictis-
simus», «piissimus» [78] и т. п. Эпитет PIVS также функционировал на моне¬
тах каролингских государств, особенно в Италии, в X в. на денариях Оттона I
наряду с вышеупомянутыми терминами MAGNVS {184) и PACIFICVS {186).
111. Триенс. Испания. Королевство вестготов. Реккесвинт (653-672)

21 >
Также слово INCLITVS время от времени появлялось еще в начале XI в. на поль¬
ских денариях Болеслава Храброго (189), может, не без влияния терминологии,
применявшейся тогда в Германии для определения иноземных правителей, ко¬
торые находились в некоторой зависимости от императора. Таким образом, те¬
перь этот эпитет определял не столько достоинства правителя, сколько его по¬
литический статус [79].
В позднем Средневековье подобные эпитеты исчезают с монет, если не счи¬
тать термина NOBILIS [80] на нескольких вестфальских стерлингах XIII—
XIV вв., определявшего общественное положение местных графов. Зато в этот
период распространилась другая составная часть титулатуры, которая, несмотря
на свою форму числительного, по сути стала аналогичным элементом, характери¬
зующим особу данного правителя.
Порядковый номер, сопровождающий имя, впервые появился в форме слова
TERTIVS [81] на монетах Карла Толстого (881—887), чеканенных в Меце, а по¬
том на денариях Оттона III (996—1002), выпущенных в Павии. В обоих случаях
это числительное было введено в состав императорской титулатуры с практиче¬
ской точки зрения, чтобы отличать правящих государей от их предшественников,
носивших то же имя. Однако этот указатель применялся как исключение. После¬
дующие государи, такие как Генрихи I, II, III, IV и V, а также другие правители
с часто повторяющимися династическими именами не имели на своих монетах
подобных обозначений, тем самым, может быть, создавая некоторые трудно¬
сти тогдашним пользователям монет и доставляя еще больше хлопот современ¬
ным исследователям, изучающим их эмиссии. Только в XII в. обычай обозначе¬
ния порядкового номера правителя стал распространяться сначала на монетах
королей Сицилии Роже II, Вильгельма II и последующих, а как исключение —
нс итальянских денариях Конрада III (1138—1152) — как SECVNDVS [82],
кроме того, на папских монетах Пасхалия II (1099—1118) и одного из льеж¬
ских епископов. В XIII в. эти номера, обычно выражавшиеся словами, но иногда
с помощью цифр, появляются на некоторых английских (Генрих III), венгер¬
ских (Бела IV), датских (Вальдемар II) монетах, в XIV в. на чешских, польских
тевтонских, в XV в. на испанских и португальских, шотландских и француз¬
ских эмиссиях, потом и в других странах, став постоянной составляющей, глав¬
ным образом, королевской и папской титулатуры, но порой также владетелей
.лее низкого ранга.
По мере распространения — и не только на штемпелях монет — порядковый
: мер правителя стал приобретать новое значение. Из обозначения, служившего
_'_н идентификации особы, он превращается в своего рода эпитет престижного
ккгактера, применявшийся и тогда, когда не возникало практической потребно-
е~: з различении государя и его тезок. Непосредственным свидетельством этого
н- менения стало появление только в первой половине XIV в. порядкового но-
ыга PRIMVS [83], который, со всей очевидностью, не мог иметь полноценного

216
1	/ пятыii. hi!к н bj ас i и
112. Пражский грош. Чехия. Ян Люксембургский (1310-1346)
обоснования. Таким образом титуловал себя на чешских грошах и денариях Ян
Люксембургский (1308—1346) (273; 112) и после него Карл (1346—1378), сего¬
дня обычно называемый «Четвертым» из-за его места в ряду императоров, по¬
том Казимир Великий на краковских грошах, чеканенных в 1367—1370 гг. {138),
и великий магистр Тевтонского ордена Винрих фон Книпроде (1351 — 1382),
а также несколько его преемников, а как исключение Карл-Роберт (1308—1342)
на одном из венгерских денариев и князь Легницкий Вацлав на флоринах около
1345 г. Часть этих обозначений, особенно помещенных на чешских и польских
грошах, несомненно, является результатом подражания пражским грошам Вац¬
лава II (1278—1305), несущим надпись WENCEZLAVS SECVNDVS (735; 69),
однако, другая часть имеет исключительно престижный характер, быть может,
подсказанный тогдашней историографией, которая, вводя порядковые номера
для одноименных правителей, одновременно придала им свойство прозвищ, тем
более ценных, что они ставили на одну ступень как императоров, так и королей
и владетелей, подлежащих почетной нумерации.
Иначе рассматривались лишь порядковые номера правителей, присутствую¬
щие на монетах Генуи в XIV—XV вв. Они относились не к имени, а к очередной
смене дожей, правивших республикой с 1339 г. и обозначавшихся на штемпелях
как DVX PRIMVS, SECVNDVS и т. д., а потом только при помощи цифр вплоть
до DVX XXXI в конце XV в. (113). Этот способ обозначения, применявшийся
вплоть до недавнего времени, в том числе по отношению к епископам и владель¬
цам майората, подчеркивал скорее учреждение, чем персону и может именно по¬
этому, несмотря на достоинство однозначности, не распространился в титулатуре
правителей, заботившихся, прежде всего, о славе собственного имени.
Аналогичным образом этой славе мог служить и оборот ЕТ CETERA [84],
помещавшийся в конце титулатуры. Впервые он появился на венгерских монетах
Людовика Великого в 1346—1351 гг. в форме сокращения ЕТС после названий

I Mien /.)
21"
r-.h., у-2'ii a, f)t-h H.U.H
113. Дженовино. Италия. Республика Генуя, дож Симоне Бокканегра (1356-1363)
главных стран, в которых правил этот король — Венгрии, Далмации, Хорватии.
Это завершение перечня, вызванное недостатком места на штемпеле для пере¬
числения остальных владений, было принято последующими венгерскими ко¬
ролями, со времени Владислава III Варненчика (1434—1444) развернутое в пол¬
ную форму ЕТ CETERA, стоявшую уже сразу после названия Венгрии, так что
остальные, хотя и многочисленные, но трудные для написания названия земель
опускались. Со второй половины XIV в. эта же формула выступает на монетах
Падуи в правление Франческо да Каррара (1355—1388), а несколько позднее
и в других северо-итальянских городах в эпоху Синьории, когда правитель го¬
рода таким способом сообщал, что объем его верховной власти не ограничива¬
ется только данным местом. В новое время подобную формулу охотно присвоили
и лругие, часто мелкие правители, иногда таким образом компенсируя отсут¬
ствие реальных владений и находя в сокращении ЕТС дополнение и украшение
своей титулатуры.
Титулатура средневековых европейских правителей, хотя развитая и не ли¬
шенная украшений, была сурова и скромна по сравнению с титулами, помещав¬
шимися на штемпели восточных монет с древности и до Нового времени. Из бо¬
гатого перечня цветистых интитуляционных формул стоит привести несколько
характерных примеров. Так, на северо-индийских монетах в правление дина¬
стии Гупта (IV—V вв.) правитель — это «царь царей несокрушимой мощи, [ко¬
торый] защитив свою землю, завоевывает небо», или «Луна среди царей, храб¬
рый, как лев, слава которого далеко расходится, непобедимый на земле, покоряет
небо». На персидских монетах эпохи Сасанидов (III—VI вв.) читаем: «Почи¬
татель Ормузда, божественный Артаксеркс, царь царей Ирана, небесный ро¬
сток богов», или «Хосров, тот, кто сеет страх в мире». На грузинских монетах
XII—XIII вв.) : «Царица великая, величие мира и религии, Тамара, дочь Геор¬
гия, поклонника Мессии, да возвеличит Бог его победы; да возве�